– Флит-стрит? – спросил Лэнгдон, не сводя с Тибинга глаз. Покойник зарыт на Флит-стрит? Пока Тибинг вроде бы не собирался высказывать соображений по поводу того, где находится «могила рыцаря», которая, если верить четверостишию, должна дать ключевое слово к открытию второго, маленького, криптекса.

   Тибинг лукаво усмехнулся и обратился к Софи:

   – Мисс Невё, позвольте этому парню из Гарварда еще раз взглянуть на стишок.

   Софи порылась в кармане и достала черный криптекс, завернутый в кусок пергамента. Шкатулку палисандрового дерева и большой белый криптекс было решено оставить в самолете, в сейфе, а с собой взять только компактный и загадочный черный криптекс. Софи развернула пергамент и протянула его Лэнгдону.

   На борту самолета Лэнгдон успел прочесть четверостишие несколько раз, но понять, где находится могила рыцаря, так и не удалось. И вот он снова начал медленно перечитывать строки в надежде, что теперь значение их разгадать будет проще.

Лондон, там рыцарь лежит, похороненный папой.
Гнев понтифика он на себя навлек.
Шар от могилы найди, Розы цветок.
На плодоносное чрево сие есть намек.

   Вроде бы с первого взгляда все достаточно ясно. Есть некий рыцарь, похороненный в Лондоне. Рыцарь, сделавший нечто, повлекшее гнев Церкви. Рыцарь, на чьей могиле не хватает некоего шара. Шар должен присутствовать. Ну и последние строки, где упоминалось о Розе и плодоносном чреве, были прямой аллюзией с Марией Магдалиной – Розой, выносившей семя Христа.

   Несмотря на достаточную прямолинейность содержания, Лэнгдон никак не мог понять, кто этот рыцарь и где он погребен. Более того, даже если они отыщут его надгробие, получится, что они искали недостающий на нем предмет. «Шар от могилы найди…»

   – Какие будут соображения? – спросил Тибинг, и в голосе знаменитого историка Лэнгдон отметил некий оттенок превосходства, точно он знал то, что неведомо им. – Мисс Невё?..

   Софи отрицательно покачала головой.

   – Эх, что бы вы без меня делали! – сказал Тибинг. – Ладно, так и быть, поделюсь. Все очень просто. Первая строчка – это и есть ключ. Прочтите еще раз вслух, пожалуйста.

   Лэнгдон прочитал:

   – «Лондон, там рыцарь лежит, похороненный папой».

   – Вот именно. Рыцарь, которого похоронил папа. – Он взглянул на Лэнгдона. – О чем это вам говорит?

   Тот пожал плечами:

   – Рыцарь, похороненный папой? Рыцарь, на похоронах которого присутствовал папа?

   Тибинг громко расхохотался:

   – О, это круто, как теперь принято говорить! Вы большой оптимист, Роберт. Взгляните на вторую строчку. Этот самый рыцарь, очевидно, сделал что-то такое, чем навлек на себя немилость Церкви. Подумайте еще раз хорошенько. Вспомните, как развивались отношения между Церковью и орденом тамплиеров. Рыцарь, которого похоронил папа?..

   – Рыцарь, которого папа убил? – предположила Софи. Тибинг улыбнулся и похлопал ее по колену:

   – А вот это уже гораздо ближе к делу, дорогая. Рыцарь, похороненный папой. Или убитый им.

   Лэнгдон вспомнил о трагической дате в истории тамплиеров, несчастливой пятнице 13-го числа 1307 года, когда папе Клименту удалось уничтожить тысячи рыцарей-тамплиеров.

   – Но в таком случае могил рыцарей должно быть великое множество.

   – А вот и нет! – воскликнул Тибинг. – Многие из них были сожжены на столбах, а затем тела несчастных без всяких церемоний сбрасывали в Тибр. Но в нашем стихотворении говорится о могиле. И могила эта в Лондоне. А в Лондоне похоронено всего несколько рыцарей. – Он замолчал и заглянул Лэнгдону прямо в глаза, словно надеялся, что тот за него продолжит. – Ну, Роберт, ради Бога! Церковь, построенная в Лондоне военным подразделением Приората! Церковь ордена тамплиеров!

   – Церковь Темпла? – удивленно протянул Лэнгдон. – Но разве там есть склеп?

   – С десяток самых мрачных могил, какие вам только доводилось видеть.

   Лэнгдон никогда не бывал в Темпле, хотя и неоднократно сталкивался с упоминаниями об этой церкви, работая над историей Приората. Эта церковь, некогда являвшаяся в Соединенном Королевстве эпицентром всех активных действий Приората и тамплиеров, была названа Темплом в честь храма царя Соломона (Solomon's Temple). Отсюда же произошло и название рыцарского ордена, из-под развалин этого же храма им удалось извлечь документы Сангрил, дававшие власть над Римом. Существовало немало легенд о том, как в Темпле рыцари исполняли странные тайные ритуалы, ничуть не похожие на христианские.

   – Так церковь Темпла находится на Флит-стрит?

   – Да нет, довольно далеко от Флит-стрит. На Иннер-Темпл-лейн, – ответил Тибинг. Глаза его лукаво искрились. – Хотелось бы, чтоб вы попотели еще немного, прежде чем я расскажу.

   – Спасибо.

   – Кто-нибудь из вас хоть раз там бывал?

   Софи и Лэнгдон ответили отрицательно.

   – Что ж, я не удивлен, – сказал Тибинг. – Эту церковь найти не так-то просто, она прячется за более высокими домами. Лишь немногие знают, где она находится. Странное местечко, доложу я вам! Прямо мороз по коже. И архитектура типично языческая.

   – Языческая? – удивилась Софи.

   – Да это пантеон язычества! – воскликнул Тибинг. – Церковь круглая. При строительстве тамплиеры пренебрегли традиционной для христианства крестообразной формой и построили церковь в виде правильного круга. Это символизировало солнце. И не где-нибудь там, в Риме, что было бы еще понятно! В самом центре Лондона!

   Софи не сводила с Тибинга глаз.

   – Ну а остальные строки стихотворения?

   Тут энтузиазма у историка поубавилось.

   – Не знаю, не уверен. Непонятно. Во всяком случае, нам прежде всего следует самым тщательным образом осмотреть каждую из десяти могил. Если повезет, на одной мы должны увидеть место, где прежде был шар.

   Только теперь Лэнгдон почувствовал, как они близки к разгадке. Если отсутствующий шар подскажет им ключевое слово, они смогут открыть второй криптекс. Он не представлял, что же там внутри.

   Лэнгдон снова взглянул на стихотворные строки. Напоминают кроссворд. Слово из пяти букв, говорящее о Граале?.. На борту самолета они перепробовали немало слов и вариаций этих самых слов: «Граал», «Граль», «Мария», «Иисус», «Сарра», но цилиндр так и не открылся. Нет, все они слишком очевидны. Вероятно, существует какое-то иное слово из пяти букв, и связано оно с Розой и осемененным чревом. Сам факт, что загадка поставила в тупик такого специалиста, как Лью Тибинг, уже говорил о многом.

   – Сэр Лью? – обратился к хозяину Реми. Он смотрел на них в зеркальце заднего вида. – Вы вроде бы говорили, что Флит-стрит находится неподалеку от моста Блэкфрайарз?

   – Да, поезжай по набережной Виктории.

   – Извините. Но я не уверен, что знаю дорогу. Ведь мы обычно ездим только в больницу.

   Тибинг выразительно закатил глаза и тихо проворчал:

   – Нет, ей-богу, иногда я чувствую себя нянькой при малом ребенке. Прошу прощения. – С этими словами он оставил Софи и Лэнгдона и начал неуклюже пробираться к водительскому месту, чтобы поговорить с Реми через опущенную перегородку.

   Софи обернулась к Лэнгдону и тихо заметила:

   – А ведь никто не знает, что мы с вами в Англии, Роберт.

   Лэнгдон понимал, что она права. Полиция Кента проинформирует Фаша, что в самолете беглецы не обнаружены, и тогда тот будет думать, что они остались во Франции. Мы теперь невидимки. Благодаря трюку, придуманному Тибингом, они получили самое драгоценное – время.

   – Фаш так легко не сдастся, – продолжала меж тем Софи. – Слишком зациклился на вашем аресте.

   Лэнгдон старался не думать о Фаше. Софи обещала сделать все, что в ее силах, чтоб доказать невиновность Лэнгдона, когда все это закончится. Но он уже начал опасаться, что дело совсем не в ложных обвинениях. Фаш вполне может оказаться участником этого заговора. И хотя Лэнгдон представить не мог, какая связь существует между судебной полицией Франции и поисками Грааля, он чувствовал: слишком много было сегодня совпадений, указывающих на личную заинтересованность и осведомленность Фаша. Фаш очень религиозен. И он хочет повесить эти убийства на меня. Но Софи спорила с Лэнгдоном, доказывая, что Фаш заинтересован лишь в его аресте. Ведь, в конце концов, против него немало улик. Мало того, что имя Лэнгдона было выцарапано на полу в Лувре, мало того, что о встрече с ним упоминалось в календаре Соньера. Выяснилось также, что Лэнгдон солгал о своей рукописи, а потом еще и ударился в бега. Между прочим, по предложению Софи.

   – Роберт, мне действительно жаль, что вы оказались замешанным во все это, – сказала Софи и положила ему руку на колено. – И все же я рада, что вы здесь.

   В последнем комментарии усматривался скорее прагматический, нежели романтический оттенок, но Лэнгдон вдруг ощутил, что их связывает нечто большее, и устало улыбнулся Софи.

   – От меня больше проку, когда я как следует высплюсь.

   Какое-то время Софи молчала.

   – Мой дед велел доверять вам. Я рада, что хоть раз послушалась его.

   – Но мы с ним даже не были знакомы.

   – Это не важно. Мне кажется, вы сделали для меня все, о чем он только мог мечтать. Помогли найти краеугольный камень, объяснили, что такое Сангрил, рассказали о смысле того ритуала в подвале. – Она на секунду умолкла. – И знаете, сегодня я вдруг почувствовала себя ближе к деду, чем была все эти долгие годы. Он очень бы этому порадовался.

   В отдалении, на горизонте, в туманной дымке начал вырисовываться Лондон. Некогда над этим пейзажем доминировали Биг-Бен и Тауэрский мост, но теперь их сменило «Око Миллениума» – колоссальное ультрасовременное колесо обозрения высотой в добрые пятьсот футов, с которого открывался захватывающий вид на город. Как-то раз Лэнгдон даже хотел прокатиться на колесе, но вид кабинок-капсул не внушил доверия. Они напомнили ему маленькие саркофаги, и он предпочел остаться на земле и любоваться видами с продуваемой всеми ветрами набережной Темзы.

   Тут он почувствовал, что рука Софи легонько сжала его колено. Глаза ее возбужденно блестели.

   – Как думаете, что следует сделать с документами Сангрил, если, конечно, мы найдем их? – спросила она шепотом.

   – То, что думаю я, значения не имеет, – ответил Лэнгдон. – Дед передал криптекс вам, стало быть, вам и решать. Делайте то, что подсказывает вам сердце.

   – Мне хотелось бы знать ваше мнение. Ведь, очевидно, вы написали в своей книге нечто такое, что привлекло внимание деда, вызвало доверие к вам. Поэтому он и назначил вам встречу. А такое с ним случалось крайне редко.

   – Может, он просто хотел сказать, что все написанное мной ошибочно.

   – Тогда зачем дед велел мне найти вас, если не одобрял ваших идей? Скажите, в той рукописи вы высказывались в пользу того, что документы Сангрил следует предать огласке? Или же сжечь на костре?

   – Ни то ни другое. Я не высказывал суждений об этом. В рукописи речь идет лишь о символах священного женского начала, прослеживается вся их иконография на определенном отрезке времени. И не мне решать, должен ли Грааль оставаться для всех тайной или же документы следует обнародовать.

   – Но раз вы пишете об этом книгу, значит, все же хотите поделиться информацией?

   – Существует огромная разница между чисто гипотетическим обсуждением альтернативной истории Христа и… – Он умолк.

   – И чем?

   – И представлением миру тысяч древних документов в качестве научного доказательства того, что Новый Завет лжет.

   – Но вы же сами говорили мне, что Новый Завет – фальшивка.

   Лэнгдон улыбнулся:

   – Софи, всякая вера на этой земле основана на фабрикации. Это подпадает под само определение веры как таковой. Что есть вера, как не принятие того, что мы лишь считаем непреложной истиной, того, что мы просто не в силах доказать?.. В любой религии Бог описывается через метафоры, аллегории и преувеличения разного рода. В любой – от древних египтян до современных воскресных школ. Метафора есть не что иное, как способ помочь нашему сознанию принять неприемлемое. Проблемы возникают, когда мы начинаем воспринимать метафоры буквально.

   – Так вы за то, чтобы документы Сангрил оставались спрятанными?

   – Я историк. Историк всегда против уничтожения документов. И мне бы очень хотелось, чтобы у теологов было больше информации для исследования и понимания необыкновенной жизни Иисуса Христа.

   – Значит, вы против и того и другого?

   – Разве? Библия является главным путеводителем в жизни миллионов людей. Точно так же, как Коран, Тора и Пали являются путеводными звездами для людей других верований. Если вдруг окажется, что найденные нами документы противоречат священным историям исламских или языческих верований, буддийской и иудаистской веры, должны ли мы обнародовать их?.. Должны ли размахивать флагом и говорить буддистам, что у нас есть железные доказательства того, что Будда появился вовсе не из цветка лотоса? Или что Иисуса родила вовсе не девственница путем непорочного зачатия? Ведь истинно верующие всегда понимали, что истории эти – сплошная метафора.

   Софи посмотрела на него скептически.

   – А мои друзья, люди глубоко верующие, считают, что Христос действительно ходил по воде, действительно умел превращать воду в вино, действительно родился от непорочной девы.

   – Но это лишь подтверждает мои высказывания, – заметил Лэнгдон. – Религиозная аллегория постепенно стала частью реальности. Плотно и неразрывно вплетена в нее. И помогает миллионам людей жить в этой реальности, мириться с ней и становиться лучше.

   – А тут вдруг выяснится, что эта их реальность – фальшь. Что они заблуждались.

   Лэнгдон усмехнулся:

   – Ну, заблуждались они не больше, чем какая-нибудь помешанная на математике шифровальщица, свято верящая в воображаемое число «i» лишь на том основании, что оно помогает разгадывать коды.

   Софи нахмурилась:

   – Это нечестно!

   Они помолчали.

   – Так о чем вы там спрашивали? – сказал Лэнгдон.

   – Уже не помню.

   Он улыбнулся:

   – Всегда срабатывает безотказно.