Нью-йоркский редактор Джонас Фаукман только что улегся спать, когда зазвонил телефон. Что-то поздновато для звонков, подумал он и снял трубку. Оператор спросил:

   – Вы готовы оплатить междугородний звонок от Роберта Лэнгдона?

   Немного озадаченный Джонас включил настольную лампу.

   – Э-э… да, конечно.

   В трубке послышался щелчок.

   – Джонас?

   – Роберт? Мало того что разбудил меня, так еще заставляешь платить?

   – Ради Бога, прости, – сказал Лэнгдон. – Буду краток. Поверь, мне это очень важно. Та рукопись, что я тебе передал. Ты уже…

   – Извини, Роберт. Знаю, что обещал переслать ее тебе на этой неделе с редакторскими поправками, но страшно замотался и все такое. В понедельник ты ее точно получишь, обещаю.

   – Да нет, дело не в редактуре. Я хотел узнать, рассылал ли ты копии для издательской рекламы без моего ведома?

   Фаукман колебался, не зная, как лучше ответить. Последняя рукопись Лэнгдона, исследование в области истории поклонения богине, включала несколько разделов о Марии Магдалине, которые могли вызвать, мягко говоря, недоумение. Хотя весь этот материал был подкреплен документами, там же имелись и ссылки на других авторов, Фаукман не собирался выпускать книгу Лэнгдона без по крайней мере нескольких отзывов видных историков и искусствоведов. Джонас выбрал десять самых известных имен ученых и разослал всем полные копии рукописи с вежливыми сопроводительными письмами, в которых просил написать несколько строк на обложку. По своему опыту Фаукман знал: большинство людей с радостью хватаются за любую возможность увидеть свое имя на обложке книги, пусть даже и чужой.

   – Джонас! – окликнул его Лэнгдон. – Так ты рассылал копии рукописи или нет?

   Фаукман нахмурился, понимая, что Лэнгдон далеко не в восторге.

   – Рукопись готова к изданию, Роберт. Просто хотел удивить тебя шикарной рекламой на обложке.

   Пауза.

   – И одну копию ты послал в Париж, куратору Лувра?

   – Ну и что тут такого? Ведь в твоей рукописи неоднократно упоминаются экспонаты его коллекции, его книги входят в библиографический список, к тому же у парня прекрасная репутация, что немаловажно для продажи книги в другие страны. Соньер не какой-нибудь там дилетант.

   Снова молчание на том конце линии.

   – Когда ты ее послал?

   – Примерно месяц назад. Ну и упомянул, что ты сам скоро будешь в Париже, предложил вам двоим встретиться, поболтать. Кстати, он тебе не звонил? – Фаукман умолк, потер глаза. – Погоди-ка, ты вроде бы должен быть в Париже прямо на этой неделе, верно?

   – Я и есть в Париже.

   Фаукман резко сел в постели:

   – Так ты звонишь мне за мой счет из Парижа?

   – Вычтешь из моего гонорара, Джонас. Ты получил какой-нибудь ответ от Соньера? Ему понравилась рукопись?

   – Не знаю. Ничего от него не получал.

   – Ладно, все нормально. Мне надо бежать. Ты многое мне объяснил. Спасибо.

   – Послушай, Роберт…

   Но Лэнгдон уже отключился. Фаукман повесил трубку и удрученно покачал головой. Ох уж эти авторы, подумал он. Даже самые умные из них совершенно сумасшедшие.

   Лью Тибинг, ставший свидетелем этого разговора, высказал предположение:

   – Роберт, вы только что говорили, что написали книгу, затрагивающую интересы тайного общества. И ваш редактор послал копию рукописи члену тайного общества?

   – Получается, что так, – ответил Лэнгдон.

   – Роковое совпадение, друг мой.

   Совпадения тут ни при чем, подумал Лэнгдон. Положительный отзыв Жака Соньера на книгу о поклонении женскому божеству означал не только коммерческий успех. Это подразумевало причастность к ее рекламе такой организации, как Приорат Сиона.

   – Вот вам вопрос на засыпку, – усмехаясь, сказал Тибинг. – Вы как там высказывались в адрес Приората? Положительно или отрицательно?

   Лэнгдон сразу понял истинную подоплеку этого вопроса. Многих историков интересовало, почему Приорат до сих пор держит документы Сангрил в тайне. Кое-кто из них догадывался, что документы могут потрясти основы современного мироустройства.

   – Я никак не комментировал позицию Приората.

   – Так, значит, вообще не упоминали?

   Лэнгдон пожал плечами. По всей вероятности, Тибинг был сторонником опубликования документов.

   – Я просто изложил историю братства. Охарактеризовал Приорат как современное общество культа женского начала, как хранителей Грааля и древних документов.

   Софи повернулась к нему:

   – А о краеугольном камне упоминали?

   Лэнгдон поморщился. Упоминал. И неоднократно.

   – Я говорил о краеугольном камне лишь в качестве примера, характеризуя усердие, с которым Приорат будет защищать документы Сангрил.

   Софи была потрясена.

   – Думаю, это объясняет слова деда: «P. S. Найти Роберта Лэнгдона».

   Но сам Лэнгдон подозревал, что Соньера заинтересовало в его рукописи совсем другое. Впрочем, он предпочитал обсудить это Софи наедине.

   – Так, значит, – сказала Софи, – вы все-таки солгали капитану Фашу.

   – О чем это вы? – спросил Лэнгдон.

   – Вы сказали ему, что никогда не переписывались с моим дедом.

   – Я и не переписывался! Это редактор послал ему копию рукописи.

   – Вдумайтесь хорошенько, Роберт. Если капитан Фаш не найдет конверт, в котором ваш редактор переслал ему рукопись, он неизбежно сделает вывод, что ее прислали вы. – Она на секунду умолкла. – Или, что еще хуже, что вы передали ее ему лично, из рук в руки. И опять же солгали.

   И вот наконец «рейнджровер» очутился на аэродроме Ле Бурже, и Реми подъехал к небольшому ангару в дальнем конце взлетной полосы. При их приближении из ангара выскочил встрепанный мужчина в помятом комбинезоне цвета хаки, приветственно взмахнул рукой и отворил огромную металлическую дверь. В ангаре стоял изящный реактивный самолет белого цвета.

   Лэнгдон не сводил глаз с блестящего фюзеляжа.

   – Так это и есть Элизабет?

   Тибинг улыбнулся:

   – Да. Перемахивает этот чертов Канал^[62] как нечего делать.

   Мужчина в хаки поспешил к ним, щурясь от яркого света фар.

   – Почти все готово, сэр, – сказал он с сильным английским акцентом. – Прошу прощения за задержку, но вы застали меня врасплох и… – Тут он осекся: из джипа вышли сразу несколько человек. Он вопросительно взглянул на Софи и Лэнгдона, потом – на Тибинга.

   – Это мои помощники, – сказал Тибинг. – И у нас очень срочное дело в Лондоне. Так что не будем тратить времени даром. Готовьтесь к отлету немедленно. – С этими словами он достал из машины пистолет и протянул его Лэнгдону.

   Увидев оружие, пилот испуганно округлил глаза. Потом подошел к Тибингу и зашептал:

   – Но, сэр, вы уж простите, но дипломатические привилегии распространяются только на вас и вашего слугу. Я никак не могу взять на борт этих людей.

   – Ричард, – ласково улыбнулся ему Тибинг, – две тысячи фунтов стерлингов и этот заряженный пистолет говорят о том, что вам придется взять на борт моих гостей. – Он махнул рукой в сторону джипа. – И не забудьте прихватить еще одного, он в багажном отделении.