На рю Москат, 12 он обнаружил ателье. Ему сказали, что мадам Бланш давно здесь не живет. Он узнал, что она переехала в Париж и стала содержанкой какого-то высокопоставленного лица, вероятно политика.

   Эрве Жонкур выехал в Париж.

   На поиски адреса ушло шесть дней. Он послал ей записку с просьбой о встрече. Она ответила, что ждет его в четыре пополудни следующего дня. Точно в назначенный час он поднялся в третий этаж изящного особняка на бульваре Капуцинов. Дверь открыла горничная. Она провела его в гостиную. Мадам Бланш появилась в очень элегантном и очень французском платье. Волосы ниспадали ей на плечи, сообразно тогдашней парижской моде. Колец из голубых цветков на руках не было. Она села против Эрве Жонкура, не говоря ни слова. И замерла в ожидании.

   Он посмотрел ей в глаза, как посмотрел бы ребенок.

   — Ведь это вы написали то письмо, не правда ли?

   Сказал он.

   — Элен попросила вас написать, и вы написали.

   Мадам Бланш сидела, затаив дыхание, не отводя глаз, не выдавая ни малейшего волнения.

   Наконец она промолвила:

   — Письмо писала не я.

   Молчание.

   — Его написала Элен.

   Молчание.

   — Когда она пришла ко мне, оно уже было написано. Она попросила меня переложить письмо на японский. И я согласилась. Вот как все было.

   В этот момент Эрве Жонкур понял, что будет слышать ее слова всю свою жизнь. Он встал и продолжал стоять, словно вдруг позабыл, куда идти. Откуда-то издалека донесся голос мадам Бланш:

   — А еще она захотела прочесть его. У нее был чарующий голос. Она произносила эти слова с таким волнением, которого мне не забыть никогда. Как будто это были ее настоящие слова.

   Эрве Жонкур шел по гостиной, еле волоча ноги.

   — Видите ли, месье, я думаю, что больше всего на свете ей хотелось стать той женщиной. Вам этого не понять. А я слышала, как она читает свое письмо. И знаю, что это так.

   Эрве Жонкур подошел к двери, взялся за ручку и, не оборачиваясь, выдохнул:

   — Прощайте, мадам.

   Это была их последняя встреча.