Злата Демина

Бог любит

Пьеса в одном действии

Действующие лица

Ольга, 43 года

Рита, 15 лет

Лена, 32 года

Галя, 30 лет

Действие происходит в родильном доме.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Больничная палата. Крашеные жёлтые стены. Огромное окно. У окна стол. Четыре кровати. Тумбочки, стулья.

В палате две женщины. Одна сидит на кровати, смотрит в окно. Другая сидит за столом, перебирает какие-то бумаги. Входит третья. В руках пакеты. Смотрит на кровати, садится на свободную.

Пауза.

ЛЕНА. Нехорошее это место. Перед тобой две здесь лежали. Кое-как родили, и дети с уродливыми отклонениями. Тфу-тфу-тфу, не дай бог. У одной ребёнок родился со сросшимися пальцами, говорят, ломать надо, потом заново складывать — и в гипс. А у другой с двумя головами родился, одна побольше, другая поменьше.

Пауза. Ольга встала, стала раскладывать вещи. Достала пряжу и полусвязанную детскую кофточку.

ЛЕНА. Говорю, примета это плохая. Сглазил кто-то это место. Я бы ни за что не легла.

ГАЛЯ. Ну, зачем вы так. Кровать это ещё ничего не значит…

ЛЕНА. Это у кого здоровье лошадиное, тому ничего не значит. У меня пятый будет, и я во всё верю. Особенно когда с пузом. Каждый так и норовит сглазить да накаркать. Я вот три раза на сохранении за этот год лежала. Сглазил кто-то. Такого здесь навидалась, наслушалась про уродства разные. Как вспомню — внутри так всё заколотится, и он (трогает живот) начинает под рёбра пинать. Слава богу, на моём месте никто таких, как у неё, не рожал.

ГОЛОС ИЗ ОКНА. Двести третья! Уткина!

ЛЕНА (выглядывает в окно). Иду, иду!.. (Выходит.)

Пауза.

ГАЛЯ. Я вас вчера видела. Ночью. Меня тоже на скорой привезли, чуть раньше вас. Тяжело вам было, я думала, рожать уже будете.

ОЛЬГА. Ещё рано. Дня через два, три.

ГАЛЯ. У вас кто?

ОЛЬГА. Мальчик.

ГАЛЯ. И у меня мальчик. Говорят, этот год мальчишеский. Одних парней рожают. Девчонки редкость.

Пауза.

ОЛЬГА. А вы совсем стройная. Хотелось бы мне такой доходить. Наверно, килограмм на семь поправились?

ГАЛЯ. На четыре.

ОЛЬГА. А я на семнадцать.

Галя опустила голову. Пауза.

ОЛЬГА. Вы что, плачете?

ГАЛЯ. Да нет, это так. Нервной такой стала, по всякому поводу слёзы. Прямо ненавижу себя. Всю ночь держалась, а сейчас не могу. Там все так кричат страшно. (Пауза.) Не в срок я рожаю, вот и живот небольшой. А сохранить нельзя. Воды отходят. Врачи ничего сделать не могут. Запретили ходить. Пить сказали постоянно.

ОЛЬГА. А ребёнок как внутри, дышит?

ГАЛЯ. Не знаю. Раньше так сильно пинался, спать не давал, а сейчас еле ножками задевает. Теперь жду, как шевелиться перестанет, значит, не дышит. Сразу резать будут. Сама не смогу родить, слишком рано.

ОЛЬГА. Ну, что ты.

ГАЛЯ. Я за эту ночь всего передумала. Что, если я не успею. Засну и не почувствую, что он не шевелится.

ОЛЬГА. Ты почувствуешь. Если что случится, ты первая почувствуешь.

ГАЛЯ. Я не буду спать.

ОЛЬГА. Тоже придумала.

ГАЛЯ. Надо же. Сколько журналов перечитала. Что есть, как себя вести, о чём думать, когда беременная. Я даже на специальную аэробику ходила для беременных. А тут раз — и всё. И ни к чему, выходит, всё это. Какая дура была, думала, лишь бы не в мае родился, всю жизнь маяться будет. Вот и родится не в мае. Хотела в июне, а рожу в апреле. (Пауза.) Ну, ничего, всё будет хорошо. Пасха же скоро. (Улыбается.) А про кровать свою вы ничего плохого не думайте. Это совпадения.

Заходит Рита, девушка лет пятнадцати.

РИТА. Есть будете?.. (Берёт у двери тарелки, ставит на стол.)

ОЛЬГА (Гале). Лежи, я возьму.

РИТА (в открытую дверь). Ещё рыбу!..

ГОЛОС. Одной не положено!

РИТА. Да подавись ты своей рыбой, швабра…

ГАЛЯ. Кому не положено?

РИТА. Кого нет, тому и не положено. (Едят.) Вы не дёргайтесь. Здесь ко всему привыкаешь. Тут к нам, как к скотам. Мол, сами виноваты, залетели, вот и мучайтесь. Здесь же одни мужики работают. Один, хрыч, вчера так живот надавил, до сих пор болит. Сволочи, им этого никогда не почувствовать. Да вы знаете сами, не первый раз рожаете.

ГАЛЯ. Я — первый. (Ольге.) А вы?

ОЛЬГА. И я первый.

РИТА (ухмыльнулась). Я думала, в ваши годы уже не рожают. Климакс.

ОЛЬГА. Это в твои ещё не рожают.

РИТА. А я и не собиралась. В моём возрасте одни дуры рожают. Ещё с моими-то данными. Я же до того, как залететь, в модельном агентстве работала. (Пауза.) Ну, почти работала. Туда-сюда на выезды. Крутые бизнесмены на мерсах. Они нас всё на бизнес-ланчи да на коктейли заказывали. А надо-то всего — пройтись туда-сюда с подносами, улыбнуться. Вроде как лицо фирмы. А мне чо, трудно, ещё и выпить, пожрать дадут. Потом поняла, что им тут лишь бы затусоваться под видом фирмы да на нас попялиться, а дела побоку. Некоторых девок даже на вечер приглашали. Меня частенько. Я сначала не хотела, боялась. Да и старые они все. А потом согласилась. А что старые, это даже хорошо. Им же уже ничего такого не надо. Так только, для вида. Ресторан, девчонка, все дела… Шикарной женщиной себя чувствуешь. (Ставит тарелку в тарелку.) А потом прикинешься дурочкой: «Спасибо за вечер, меня мама дома ждёт». Повезёт — так до дому докатит.

ГАЛЯ. За это ещё деньги платили?

РИТА. За выезды — нет, а за показы давали немного. Я всегда последней выходила в самом красивом платье. Там и с мужем познакомилась. (Пауза.) Он бизнесмен, и ему тридцать пять.

ОЛЬГА. А тебе?

РИТА. Двадцать. Идеальное сочетание, правда? Он сейчас в Америке по делам. Ревнует страшно. Заставил меня пообещать, что я тут ни с кем, это самое…

ГАЛЯ. С животом, что ли? (С Ольгой смеются.)

РИТА. Ну и чо. На меня и так все мужики засматриваются. Вон и врачи. Я на Клавдию Шиффер похожа. Меня даже в Москву звали на показы.

ОЛЬГА. Вот тебе и показы…

РИТА. А я всё равно поеду. Вот рожу и поеду.

ГАЛЯ. Куда с ребёночком-то?

РИТА. Сначала тяжело, конечно, придётся. Похудеть надо будет, там, там подкачаться.

ГАЛЯ. Тебя как зовут?

РИТА. Марго.

ОЛЬГА. Как?

РИТА. Маргарита я.

ГАЛЯ. Ты кого ждёшь, Рита, мальчика или девочку?

РИТА. Чо ждать-то. Кто будет — тот будет.

ГАЛЯ. А мне с самого начала хотелось узнать. Как забеременела, сразу стала считать, высчитывать. Такой уж у меня бестолковый характер. Не всё ли равно кто… Да ведь?

Заходит Лена. Молча села на кровать.

Ольга вяжет маленькую детскую кофточку.

Рита красится.

ГАЛЯ (поела, сидит за столом, легонько обхватила живот руками и трясёт). Эй, кушать пора, просыпайся… Вот тебе ещё конфетку… (Разворачивает, кладёт себе в рот.)

ЛЕНА. Ну, что? Ест???

ГАЛЯ (смеётся). Ест. Он у меня любит конфетки.

ЛЕНА. Мои все любят сладкое. Не знаю, где деньги на зубного брать.

ГАЛЯ. Не могу больше есть. Я похожа на воздушный шарик. Сейчас взлечу.

ЛЕНА. Ешь, ешь. Мужика как-никак кормишь.

ГАЛЯ. Вот тебе и мужика, два килограмма вместо четырёх. (Пауза.) А вы как знаете, что мужика???

ЛЕНА. Да что ты «выкаешь»? Поди одного возраста. Мне же тридцать два будет… (Пауза.) Вот родишь пятерых, так же, как я, будешь выглядеть. У тебя живот острый, значит, парня носишь. А кто — девку, у тех круглый.

ГАЛЯ. А у Риты кто?

РИТА. У меня бугристый и чо??? Верблюда, что ли, рожу? Фигнёй маяться…

ЛЕНА. А ты не хами. У меня дочь твоих лет.

РИТА. И чо.

ГАЛЯ. Смотрите, как на улице хорошо. Дождь прошёл, и солнце. (Смотрят в окно.) Чувствуете? Землёй пахнет.

ОЛЬГА (взяла тарелки со стола, Гале). Лежи, унесу. (Выходит.)

ГАЛЯ. У меня с беременностью всё в голове перемешалось. Всё по-другому чувствуется, видится. Даже фильм мой любимый, раньше смотрела — хохотала, сейчас реву. Муж говорит, я с ума схожу. А сейчас вот нравится, когда землёй пахнет. Влажной, как сейчас. Прямо спустилась бы сейчас и земли поела.

ЛЕНА. А я опять извёстки постоянно хотела. Лежу так вот в больнице, делать нечего, смотрю в потолок. И слюнка прямо течёт.

Звонок сотового телефона.

ГАЛЯ. Да, мама… У меня всё хорошо… Нет, не надо … Ну, а что вы сделаете, полежу, здесь хорошо, спокойно… Ем… Сплю… Дышит… Не приезжайте, пожалуйста… Тебе показалось, ничего не дрожит… Дима? Нет, не приезжал, да… Пока. (Выключает, пауза.)

ЛЕНА. Ну, совсем расклеилась. Ещё не родила, а ревёшь. Растить-то как будешь?

ГАЛЯ. Да мне бы родить живого-здорового. (Пауза.) Виновата я перед всеми, как будто экзамен провалила. Все ждали, а я… Не хочу, чтоб приходили. Придут — расстроятся, а я сдержаться не смогу. Нет, уж лучше бы не приходили… А потом понадобится, а прийти не смогут.

Стук в дверь. Входит парень двадцати пяти лет. Высокий, красивый, спортивного телосложения.

РИТА (оторвалась от зеркала, выпала помада из рук). Стучаться надо. (Сползает с кровати, поправляет халат.)

ПАРЕНЬ. Я стучал, никто не ответил.

ГАЛЯ. Вы к кому?

РИТА (ухмыльнулась). Девчонки в том крыле лежат. Проводить?

ПАРЕНЬ. Мне Ольгу.

ЛЕНА. Нет тут такой.

ПАРЕНЬ. Тогда извините.

ГАЛЯ. Стойте, как это нет? Вам Ольгу? Она сейчас придёт. Вот её кровать. Подождите.

Он сел на кровать. Посмотрел её вязание. Поправил подушку.

Пауза.

Все смотрят на него. Рита достала дыню, режет её.

Заходит Ольга. Парень обнял её.

Рита перестала есть дыню. Парень и Ольга сели на кровать.

ПАРЕНЬ. Ты так меня напугала. Пришёл домой, а тебя нет. Я чуть с ума не сошёл, где ты, в какой больнице. Ну, как ты? (Погладил её по голове.)

Рита с недовольной физиономией громко хрустит, откусывая дыню.

ОЛЬГА. Сама испугалась, думала, рожаю, а дома нет никого…

ПАРЕНЬ. Ребёнок как?

ОЛЬГА. Вроде хорошо, пинается. Сказали, рано ещё рожать, дня через два, три.

ПАРЕНЬ. Поехали домой.

ОЛЬГА. Что???

ПАРЕНЬ. Возьму отпуск на три дня. Если начнётся — привезу тебя сам. Вон тут духота какая, кормят, наверно, плохо.

ЛЕНА (ест суп). Плохо-плохо.

ОЛЬГА (тихо). Ты же сам знаешь, мало ли что. Здесь всё-таки надёжнее. Врачи.

ГОЛОС В КОРИДОРЕ. Давление!

Пауза.

ОЛЬГА. Зовут.

ПАРЕНЬ. Проводишь? Все с животами, мне неловко, будто я виноват перед всеми. Тут вот яблоки… (Даёт мешок.)

Ольга с мужем уходят.

Рита встаёт.

ЛЕНА. Запиши мне 120 на 80. Слышишь?

РИТА. Ну. (Уходит.)

ЛЕНА. Сын, что ли?

ГАЛЯ. Похоже, муж.

ЛЕНА. Да ну, не бывает таких мужей. И бабе-то за сорок, а он молоденький совсем…

ГАЛЯ. Ну и что. Она — красивая.

ЛЕНА. Ой. Ну, ухоженная. Всё равно видно, что старая. Денег, видно, много, вот такого молодого и заимела.

ГАЛЯ. Ты её сразу невзлюбила.

ЛЕНА. А чего мне её любить-то??? Она таких, как мы, презирает. Вон, даже не смотрит в мою сторону. Чо я, не вижу?

Заходят Ольга и Рита.

ЛЕНА. Записала мне?

РИТА. Ну.

ЛЕНА. Сколько?

РИТА. Не помню.

ЛЕНА. Просила же. Вот была бы ты моей дочерью…

РИТА. 320 на 180.

ЛЕНА. Отлупила бы.

РИТА. Сами пишите, не нравится.

Лена идёт к двери. Заходит молодой человек во врачебной голубой пижаме.

АКУШЕР. Коваленко кто?

РИТА. Я.

АКУШЕР. Собирайте вещи.

РИТА. Куда?

АКУШЕР. В родовую.

ЛЕНА. Зачем ей?

АКУШЕР. Рожать.

ЛЕНА. Кому?

АКУШЕР. Коваленко.

РИТА. А мне не надо.

ЛЕНА. Ей не надо ещё.

АКУШЕР. Мне, что ли, надо. У нас и так мест нет, после родов в коридоре отлёживаются. Времени в обрез. На кушетку — и вперёд. Родишь по-быстрому, к праздникам дома будешь.

Рита собирает вещи.

ЛЕНА. Я чё-то совсем ничё не понимаю. (Рите.) У тебя схватки, что ли?

РИТА. А я почём знаю как?

ЛЕНА. Ну, живот болит?..

РИТА. Крутит с утра. Вчера полдыни сожрала.

ЛЕНА. Вот дура. Какая дыня? Тянет?

РИТА. Куда?

ЛЕНА. Живот тянет?

РИТА. Ещё бы. Пять килограмм весу.

ЛЕНА. А как ей рожать, у неё и схваток нету.

АКУШЕР. А мне какое дело. Сказали — рожать.

ЛЕНА (Рите). Ну-ка стой.

РИТА. Чо?

ЛЕНА. Никуда она не пойдёт.

АКУШЕР. А вы кто это?

ЛЕНА. Я — мать.

РИТА. Совсем крыша съехала…

ЛЕНА. Пятерых детей почти. Сама она родит, когда время придёт. (Пауза). Возьмите лучше меня.

АКУШЕР. Схватки, что ли?..

ЛЕНА. Тяжело мне, вот-вот уже рожу. А мне самой рожать нельзя, тужиться нельзя, сетчатка на глазах отходит, ослепнуть могу. Резать надо. Тут у меня и справки есть. (Роется в своих бумагах.)

АКУШЕР. А чо беременела?

ЛЕНА. Ну, что теперь говорить-то…

АКУШЕР. Забеременела, значит, будешь рожать, а то кувыркаться-то каждый может.

ЛЕНА. Это ты, сволочь, кувыркаешся!.. А нам надо ещё выносить девять месяцев. Наблеваться, находиться до того, что вены на ногах вылезают. Ещё работать. Да сохранить от таких, как ты. Вы же так и норовите в транспорте локтём в живот пихнуть, место ни за что не уступите беременной, ещё обматерите.

Пауза.

АКУШЕР. Коваленко, рожать будете?

ЛЕНА. Не будет, придурок.

АКУШЕР. Сумасшедшая. (Закрыл дверь.)

ЛЕНА. Сволочи, думают, им всё можно. К матерям, поди, так не относятся. А я не бомжиха какая, чтоб со мной так. У меня вон их пятеро. И одеты все, и накормлены. «Чо забеременела?» Не наркоманы и по улицам не побираются. (Плачет.)

ГАЛЯ. Не думай ты…

ЛЕНА. Устала я ругаться, ругаться!.. Всю жизнь вот так заступаться, за себя, за детей. А их ведь каждая гнида хочет затоптать, затюкать. Только отвернись, никто детей не пожалеет. Злые люди кругом. Всю жизнь одна, никто не заступится, не пожалеет. От своего никакого толку, только жрёт да пьёт на мои деньги. (Плачет.) А некоторым и деньги, и муж молодой, красивый. Не пьёт, заботится. А чем я хуже? Рожей, что ли? Так мне её накрасить, она ещё лучше будет.

ОЛЬГА. Да перестаньте вы. Чему завидуете? Не дай бог вам пережить с моё. (Пауза.) Смерть троих детей пережить невозможно…

ЛЕНА. Господи. Троих? (Пауза.)

ОЛЬГА. С двадцати лет я пыталась забеременеть. Одного доносила до трёх месяцев, двух других до четырёх. Перепробовала всё, чем только не лечилась. И вот только сейчас, в сорок три года, доносила. (Улыбается.)

ЛЕНА (сморкается, вытирает слёзы). Ну, как доносила-то?

ГАЛЯ. Бог помог вам, Ольга. Он любит таких, как вы. Не сломить которых ничем. Никакими несчастьями. Вы верили — вот и помог вам бог. Счастливая вы, Ольга. И дети у вас будут счастливые.

ОЛЬГА. Ни при чём здесь бог. Я и молилась, и свечки ставила. Думала, верить буду — поможет. А как потеряла третьего, совсем плохо мне стало. Внутри будто что-то оборвалось. Иду как-то домой, а мысли такие в голову лезут: вот приду сейчас домой, возьму верёвку для белья, свяжу покрепче, зацеплю к люстре, или нет, к люстре — упадёт, лучше к трубе в туалете, да, там как раз будет. И удавлюсь. И кончится всё. Представила я это, и полегчало как-то. Иду, и подходит ко мне женщина, и говорит: «Вижу, что у вас беда, прочтите книгу, и вы найдете покой». Всунула мне в руку книгу и ушла. Не помню, как пришла домой. Села в одежде на кровать. Не знаю, сколько так просидела. Так, видимо, и не смогла повеситься. Проревелась. За всех своих детей проревелась, за все несчастья, за то, что ничего не смогу изменить.

ЛЕНА. А книга-то?

ОЛЬГА. Да. Она лежала в коридоре на полу. Книга о Будде.

ЛЕНА. Секта, значит.

ОЛЬГА. Стала листать. Какие-то необычные рисунки. Будды с синей кожей. (Пауза.) Смотрела я эти картинки, и казалось, я это видела когда-то. Там была нарисована река. Люди пускают в эту реку плот с умершим, весь украшенный цветами. Все улыбаются, танцуют, но зажимают носы. И в этой реке много таких плотов. Некоторые уже развалились, трупы с вывороченным гниющим мясом, с выклеванными глазами. Такой у них, оказывается, обряд похоронный. И поверье — если зайдёшь в эту реку, то излечишься от любой болезни, а если бесплодна, то родишь ребёнка. И я вспомнила, что видела такой сон: плыву я в грязной воде, вокруг трупы, я их раздвигаю, раздвигаю и не могу доплыть до берега. Всё это было так странно. Я сначала не поверила. Ходила месяца два. И врезалась мне в голову эта река. Думаю, последняя это моя надежда. Если сейчас не забеременею и не доношу, то больше никогда.

ГАЛЯ. Неужели поехала?

ОЛЬГА. Поехала в Индию, нашла эту реку и искупалась в ней.

ЛЕНА. Так просто «в Индию» и так просто искупалась? И чо, там всё, как писали?

ОЛЬГА. Трупов только больше. Сгнившие руки, ноги, головы плавают. Смрад страшный.

ЛЕНА. Гадость.

ОЛЬГА. Вернулась домой и через два месяца забеременела. Доносила вот до срока.

Пауза.

ЛЕНА. Чудо какое-то. Так не бывает. Кто у них бог-то?

ОЛЬГА. Будда.

ЛЕНА. Я про него слышала что-то. Мне тоже книжки давали на улице. А я чо-то не брала… Надо хоть отблагодарить его. Помолиться, свечку поставить. Храмы-то у них есть?

ОЛЬГА. Я много думала обо всём этом. Не чудо это. Сама я. Собрала все силы, поверила в себя и выносила. И рожу.

ЛЕНА. Тфу-тфу-тфу. (Стучит по столу.) Дай бог.

ГАЛЯ. Выносила — и слава богу.

ЛЕНА. Да-а-а-а… Бывает же.

ГАЛЯ. А вы, что ни говорите, вам бог помог. И родите точно в Пасху.

ЛЕНА. В праздники-то ничего хорошего. Ещё на выходные выпадает.

ГАЛЯ. А что?

ЛЕНА. Ты прямо как Ритка.

РИТА. А чо я-то? Ритка да Ритка.

ЛЕНА. В праздники все нажрутся, кому охота роды принимать? А ещё дежурные халтурят. Да них же не добраться будет. Мне знакомая рассказывала. Рожала она в декабре, кесарево ей делали. Живот разрезали, ребёночка вытащили, всё зашили обратно. Месяц прошёл, а у неё живот болит. Пошла ко врачу, оказалось, ей в живот простынь вшили.

ГАЛЯ. Целую простынь???

ЛЕНА. Сплошь и рядом. (Пауза.) А я третьего, Никитку, рожала. Уже головка пошла. Ору. Никто не подходит. А чо делать? Вот, я сползла и кое-как, одной рукой его держу, чтобы не выпал, другой за стенку. Так за ними и пошла.

ОЛЬГА. Боже мой.

ЛЕНА. Тоже праздники были. А им-то чо. Одним ребёнком меньше, одним больше. Не их же.

ГАЛЯ. Может, с мужем рожать?

ЛЕНА. Да ты чо?! Мужики-то слабонервные! Тоже знаю одну. Решила с мужем рожать. На схватках-то он ещё стоял радом, всё за руку её держал. Она орёт матом, он мечется, не знает, чо делать. А как ребёнок пошёл, он в обморок упал. И врачи от неё к нему перекинулись. Она рожает, а врачи мужа откачивают.

ГАЛЯ. Да, мой, наверно, не сможет. Он крови боится, и я боюсь. И боли боюсь. Рожать бы из руки или из ноги, я бы ещё выдержала.

ОЛЬГА. Мой муж сам хочет со мной рожать.

ЛЕНА. А ему-то уж совсем ни к чему. Молодой он, психика неокрепшая. Всё желание к тебе потеряет после того, что увидит.

НОЧЬ

Ночь. Темнота.

Открыто окно. С улицы из машины доносится музыка.

ЛЕНА. Ритки до сих пор нет?

ГАЛЯ. Не приходила.

ЛЕНА. Вот блудня. Накрасилась, пошла. Беременная, называется.

ОЛЬГА. Девчонка она совсем.

ЛЕНА. Девчонки с пузом не бегают.

ОЛЬГА. Так муж у неё.

ЛЕНА. Кто это вам про мужа? Она, что ли, насвистела? От приятеля какого-то малолетнего нагуляла. Мать в слезах приходила, просила приглядеть за ней, поговорить. Первая вроде как любовь у неё. А я сюсюкать не буду, знаю, как с ними надо. У меня дочь такая же. Первая она, пятнадцать нынче будет. Вы только Ритке ничего не рассказывайте, пообещала я матери.

ОЛЬГА. Как она будет ребёнка воспитывать? Она сама ребёнок.

ЛЕНА. Родит, сразу повзрослеет.

Пауза.

ОЛЬГА. Здесь так всегда, музыка по ночам?

ЛЕНА. Всегда. Из машин играет. Папаши празднуют. Нажрутся, машины откроют и врубят на всю громкость. А один тут на радостях фейерверк устроил прямо под окнами. Всё гремит, сверкает! Не понимают, что ли, что детям спать надо и женщины устали. (Пауза.)А ты чего молчишь, Галя?..

ГАЛЯ. И нашим детям спать надо. Интересно, наши дети видят сны???

ЛЕНА. Нет, конечно. Они же ещё не родились.

ГАЛЯ. А мне кажется, видят.

ОЛЬГА. Если и видят, то наши сны. Они же всё через нас чувствуют.

ГАЛЯ. Может быть, они видят бога? Бог ведь дал им жизнь. Видят рай, то, с чего всё началось. Ангелов. Видят то, к чему мы стремимся всю жизнь, и знают то, что мы желаем познать всю нашу жизнь. И мы когда-то в утробе матери видели эти сны. Только мы их забыли.

Пауза.

ЛЕНА. Мой сегодня прямо бушует.

ОЛЬГА. И мой не хочет спать.

ЛЕНА. А твой?

ГАЛЯ. Эй, солнышко, ты спишь? Я во сне вздрагиваю. Значит, и он должен вздрагивать. Если толкнёт пяточкой, значит, уснул. Я пока подожду.

Пауза.

ОЛЬГА. А мой икает. Как часы. Тик-так-тик-так-тик-так. А у вас икает?

ГАЛЯ. Да, через одинаковые промежутки времени. Как в фильме со Шварцнегерром. Он беременным был.

ЛЕНА. Не люблю Шварцнегерра, он такой квадратный.

ГАЛЯ. Он хватался за живот и всем кричал: «Икает!»

ЛЕНА. Фу. Он ещё и беременный.

ОЛЬГА. Не смотрела.

ГАЛЯ. Да вы что. Это его лучшая роль!

Смеются.

ЛЕНА. Ой. Прямо под ребро пнул. Я раньше так любила на животе спать или на спине, а сейчас муки одни. Тут живот мешает, тут — мешает… На бок ляжешь, затекает, корячишься на другой… Так всю ночь и кручусь. В туалет ещё за ночь раз по пять, хоть спи там.

Заходит Рита.

ЛЕНА. Нагулялась. Пивом несёт.

РИТА. Ничо не несёт.

ЛЕНА. Ребёнка бы пожалела. Умойся хоть.

Заскрипела кровать.

ГАЛЯ. Душно как. Открою окно.

ЛЕНА. Открыто.

ГАЛЯ. Надышаться не могу.

Пауза.

ГАЛЯ. Интересно, как вы узнали, что беременны?

ОЛЬГА. Я долго ждала ребёнка. Так что каждая ночь для меня как работа была. Каждое утро покупала тест на беременность и проверяла результат ночной работы. Ну, и однажды результат оказался положительным.

ЛЕНА. А меня вырвало на начальника… Мы как раз товар получили. Натаскалась ящиков, всё гудит, а он всё учит, как носить надо, нет, чтоб помочь. Разозлилась я, меня вдруг прямо на него и вырвало. И мне так хорошо стало.

ГАЛЯ. А он?

ЛЕНА. А чо он? Проматерился, обтёрся да пошёл. Чо с беременной возьмёшь.

ГАЛЯ. А мне сон приснился. На огромном плоту я ловлю рыбу, а на другом конце папа. У меня клюёт рыба, а я кричу: «Папа, я не могу рыбу вытащить!» А он мне: «Как не можешь?! Вытаскивай, я ничем тебе помочь не могу… Давай вытаскивай!» И я вытащила такую большую, красивую рыбу. (Пауза.) Проснулась и поняла, что забеременела. Даже не поняла, а как-то почувствовала.

ОЛЬГА. Рыба к беременности снится.

ЛЕНА. Я тоже дома-то видела, что родила. Сначала ручка вытащилась, без крови, такая чистая. Сама светлая, а на спине чёрное. Тоже, чо к чему, не знаю…

Пауза.

ГАЛЯ. Там мама с ребёнком в платной палате до сих пор не спят. У них дверь приоткрыта. Лялька упитанная. Такой животик пухленький. Не могу, иду, как дура реву.

ЛЕНА. Инстинкт уже.

ГАЛЯ. Лежишь в родовой. Рожает кто-то, потом крик ребёнка. Прямо такая радость. Лежишь, улыбаешься. Надо же, природой так придумано. Что-то живое в тебе потом рождается. И все дети по-разному кричат. Некоторые с хрипом, а некоторые, как котята, а у кого даже на человеческую речь похоже…

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Солнце ярко освещает палату. От окна яркая полоска света скользит по подоконнику, столу, спускается на пол, задевает край кровати и останавливается на стене жёлтым кривым прямоугольником.

Окно открыто. От утренней уличной прохлады и душной палаты над подоконником вибрирует воздух. Влажный, только что вымытый пол слепит глаза. Пахнет хлоркой. Все женщины забрались с ногами на свои кровати.

Лена перегнулась через стол, выбросила за окно хлебные крошки. Слетелись голуби, напрыгивают друг на друга, стучат по карнизу.

Ольга вяжет.

Рита красит на ногах ногти.

ГАЛЯ (читает). Самая яркая звезда.

ЛЕНА. Сколько букв?

ОЛЬГА. Солнце.

ГАЛЯ. Шесть, точно. (Пауза.) Имя художника, нарисовавшего чёрный квадрат.

ОЛЬГА. Казимир.

ГАЛЯ. Ага. (Пауза.) Современное просторечье, означающее отдохнуть, развлечься, восторгаться, удивляться…

ЛЕНА. Сколько?

ГАЛЯ. Одиннадцать.

ЛЕНА. Скучный какой-то кроссворд.

РИТА. Колбаситься.

ГАЛЯ. Точно.

ЛЕНА. А ты-то откуда знаешь?

РИТА. Стыдно такое не знать.

ЛЕНА. Стыдно по ночам шляться и пиво пить неизвестно с кем.

РИТА. Ко мне муж, между прочим, приезжал.

ОЛЬГА. Уже вернулся?

ЛЕНА. А чего не поднялся?

РИТА. Дак поздно было.

ЛЕНА. Поесть что-нибудь привёз?

РИТА. Не взяла я. Всё равно сегодня рожать буду.

ЛЕНА. Сама, что ли, придумала?

ОЛЬГА. Душно у нас.

ГАЛЯ. Окно открыто.

ЛЕНА. У нас с утра всегда печёт, зато на той стороне с обеда.

Пауза.

ОЛЬГА. Так день тянется.

ЛЕНА (зевает). До обеда всегда так.

ОЛЬГА. А обед когда?

ЛЕНА. Скоро зазвякают.

Пауза. Ольга достала сотовый.

ОЛЬГА. Телефон ещё сел…

ЛЕНА. Там за углом направо.

ГАЛЯ. Возьмите мой.

ОЛЬГА. Нет, я так, похожу пойду. (Выходит, проходит какое-то время, возвращается. Садится на кровать.) Всё закрыто, никого.

ЛЕНА. Телефон?

ОЛЬГА. Да. Кажется, да… (Пауза.) Закрыто у них, врачей нет.

ЛЕНА. Пасха ведь завтра. Сегодня день укороченный, до обеда. (Пауза.) Чего суетишься? Живот, что ли, болит?

ОЛЬГА. Да, как-то не так. Не спокойно мне. На душе неспокойно.

ЛЕНА. Так и начинается. Родишь, значит, ночью. После Ритки только, она раньше хочет.

Мелодия мобильного телефона.

ГАЛЯ. Привет… Конечно, ждала… Ты где?.. Хорошо. Всё хорошо… Нет. Не могла заснуть… Пасха завтра… Больше не на кого надеяться… Уже не могу, ем постоянно… Я стараюсь… Шевелится, но так тихо… Ну как тут не расстраиваться?.. Всё будет хорошо. Пасха завтра… (Выключила, пауза.)

ЛЕНА. Муж звонил? Волнуется…

ГАЛЯ. Он обо мне беспокоится, а на ребёнка ему наплевать. Он с детьми никак. Свекровь очень помогла, говорила ему, что если до тридцати нет детей, то у меня будут гормональные изменения. Что у женщины это главное предназначение. (Пауза.) До сих пор не привык, что я с животом. Когда раздеваюсь, у него прямо лицо меняется. Неприятно ему, что я такой стала, молчит, но я же вижу.

ОЛЬГА. А моему, наоборот, нравится, говорит, я ещё красивей стала…

ГАЛЯ. Уезжала сюда, думала, на сохранение, а придётся рожать. Мы ещё ничего купить для малыша не успели. Приедем, а там везде грязь. Он у меня музыкант. Пол даже помыть не может. Такой беспомощный. В магазин сходить без списка не может. Скажу, купи такого-то масла. Придёт домой через час без масла. Говорит, обыскался по всем магазинам, нигде такого нет. Смешные они какие. Нет, чтоб любого другого купить. Мозги у них, что ли, какие другие?

ЛЕНА. И я вчера звоню, говорю, как там Егорка-то спит? Младший мой. Он же привык перед сном кефир пить. А щас кто ему купит? Звоню, никто со мной говорить не хочет. Муж говорит — некогда, бабка детей укладывает. Сашка говорит: «Как дела?» Три года ему. Смешно спрашивает: «Мама, как дела? Приходи, говорит, скорее, со мной никто не гуляет. Не болей больше. Приходи домой!» Ольга тоже не расторопится помочь. Так же как отец, с утра до вечера телевизор смотрит. Говорю, сходи туда-то. Она — щас. Так и не пойдёт, пока сто раз не скажешь.

ГАЛЯ. Сколько вас там в квартире?

ЛЕНА. Восемь человек в полуторке.

ОЛЬГА. А куда пятого положите?

ЛЕНА. Как куда? У него кроватка есть.

ГАЛЯ. А как у вас в такой тесноте дети получаются?

ЛЕНА. Напьётся — лезет. Я отталкиваю, а он же здоровый, когда ему надо. Как работать — больной. Только я работаю. Все халтуры хватаю. Руки, ноги с трудом разгибаются… (Сгибает руку в локте.) Ноют. Раньше он был не таким. Первой девочке дал свою фамилию, мы ведь до сих пор не расписаны. Приходил ко мне в роддом поздно вечером. Девки рассказали, как можно незаметно забраться на второй этаж. Забирался ко мне, и мы болтали до трёх ночи. Он потом домой шёл. (Пауза.) Раньше был другим, а сейчас даже с детьми не погуляет. Если берёт, то только по одному, а возвращается пьяным. Не работает, весь день у телевизора валяется. И ночью может смотреть, свет не разрешает выключать. Все и мучаемся. Скорей бы он помер, что ли, со своей пьянки. Не выгонишь его. Детей даже не покормит. Сядет, нальёт себе, а дети вокруг голодные, в рот ему заглядывают. А он бесится. Я говорю: «Так ты покорми их, потом сам садись, и они не будут вокруг бегать». Нет ведь, не будет. Говорит: «Идите к матери, она покормит». Вот, хочу сделать стерилизацию. Всё, хватит. Всё равно резать будут, чо им, трудно трубы перевязать?

ГАЛЯ. Ты же родить больше не сможешь!

ЛЕНА. Пять детей, куда ещё. У меня и справки есть. Думала, бесплатно стерилизуют. Так сказали, полторы тысячи платить. И так денег нет. Где их искать?

ГАЛЯ. Пускай муж ищет.

ЛЕНА. Не будет он искать, нужно ему больно. Да он и на улицу не выходит, говорит, одеть нечего.

ОЛЬГА. А почему не работает?

ЛЕНА. Так документов у него нету. Надо ехать в своё село. Всё переоформлять. Сто раз ему говорила, да разве он поедет. Надо попросить у знакомой, она мне помогает. Потом отдам.

В коридоре зазвякали тарелки. Открывается дверь. Высовывается рука с тарелкой.

Ольга сидит.

ГАЛЯ (Ольге). Тебе взять?

ОЛЬГА. Нет.

ЛЕНА. Силы копи, тебе рожать скоро.

ОЛЬГА. В рот ничего не лезет.

ЛЕНА (руке). Ну что за гадость даёте. Хоть бы жиринку какую добавили, беременных кормите, не зэков.

РУКА. На второе вам мясо.

ЛЕНА. Где?

РУКА. Захочешь, найдёшь.

ЛЕНА. А сюда?

РУКА. Одной не положено.

ЛЕНА. Совести у вас нету. Давайте, кладите.

РУКА. Бог вас накажет, в Пасху детей убивать! Убивать таких, как вы надо, а не кормить! (Захлопнула дверь.)

Пауза.

ЛЕНА. Совсем бабка чокнулась. (Едят молча.) Так ведь не дала мяса.

ГАЛЯ. Она и вчера не дала. (Рите.) Ешь. (Даёт свою тарелку.)

ЛЕНА. А ты?

ГАЛЯ. Перестань. Мне принесут, а ей…

ЛЕНА. А бабка-то постоянно одну порцию недодаёт. Только суп. Старая стерва.

Рита встаёт.

ЛЕНА. Чего второе не ешь?

РИТА. Не хочу.

ЛЕНА. Через не хочу.

РИТА. Не буду.

ЛЕНА. О ребёнке подумай. Что тебе, в рот совать?

РИТА. Сказала не буду. (Толкнула тарелку, та разбилась, пауза.) Достала уже. Что вы все ко мне лезете! (Лене.) Тебе-то что от меня надо?!! (Села на кровать, плачет.)

ГАЛЯ. Ты что, Рита?

РИТА. Будто я не человек! Кормят сразу какими-то отбросами, будто я жрать не хочу…

ГАЛЯ. Да что из-за еды-то.

РИТА. Врачи косятся. В коридорах пальцем тыкают.

ГАЛЯ. Кто тыкает, ну???

РИТА. В других больницах таких отдельно кладут. А эти специально неделю держат. Думают, передумаю. Мать устроила. Вечно мне жизнь портит.

ГАЛЯ. Кто портит?

РИТА. Как вы мне все надоели, со своими «стучит — не стучит», с этим дурацким вязанием. Беременные точно все двинутые. Что вы на меня уставились?

ГАЛЯ. Рита…

ЛЕНА. Ты чо, с цепи сорвалась?

ОЛЬГА. На аборт она лежит.

Пауза.

ЛЕНА (Ольге). Ты чо говоришь-то?

ОЛЬГА. Вчера ещё догадалась.

Пауза.

ГАЛЯ. Да перестаньте вы. Смеётесь, что ли? Рита, скажи им.

Пауза.

РИТА. В моём возрасте одни дуры рожают.

ЛЕНА. Не поняла чего-то…

РИТА. Сама могу решать, не девочка. У меня только жизнь начинается. Я не дура, гробить жизнь на какого-то ребёнка. В тридцать пять выглядеть, как чмо. Насмотрелась, спасибо, не хочу. Знаю я, что мать приходила. Вечно суётся куда не надо. Ревела тут, унижалась, было бы перед кем. Такая жалкая. Плакалась, какая она несчастная? Меня помоями поливала? Старая песня. А она хоть перед кем выстилаться будет, лишь бы её пожалели, добренькую. А она ведь младше её. (Кивает на Ольгу.) Ей тридцать пять, а выглядит как старуха. С ней на людях-то появиться стыдно. Всё потому, что родила в восемнадцать. Дурой была, дурой и осталась. Ладно, хоть у меня мозги в порядке. Сделаю аборт и уеду подальше отсюда.

Пауза.

ГАЛЯ. Что ты такое говоришь, ты успокойся. Нельзя так волноваться. (Пауза.) Ну, что вы молчите? Такое бывает, я читала. От страха это, первый раз когда.

ОЛЬГА. Трацид зачем пьёшь? Его в первые недели пьют, когда избавиться хотят.

РИТА. И тут пронюхали? Пила, не помогло! А щас по привычке пью. Всё надеялась, что сдохнет, а он живучий.

ОЛЬГА. Ребёнок при чём? Он ведь больной весь.

РИТА. Ничо. Ему всё равно не жить. Сёдня вырежут.

Пауза.

ГАЛЯ. Что она говорит?

ЛЕНА. Ты зачем, сучка, до такого срока дотянула?!

РИТА. Вызовут схватки, ребёнок большой, сама рожу. И выскребать ничего не надо. Говорят, не так это больно.

ГАЛЯ. Как же это? Что ты придумала. Он же большой. Шевелится уже, слышит, видит, он даже плакать там может. Ты убьёшь его.

РИТА. И чо. Все делают аборты.

ЛЕНА. Ну, ты и сучка. Ты не дура, ты животное.

РИТА. Это ты животное. Плодишься, как кошка. Кстати, мы свою кошку тоже хотим стерилизовать, чтоб не таскала больше.

Лена ударила Риту по лицу.

ГАЛЯ (прикрывает Риту). Перестаньте!

ОЛЬГА (разнимает). С ума сошли?!

Лена села не стул, трогает живот, тяжело дышит.

РИТА. Ребёнка держи, а то пятый-то быстро выпадет.

ОЛЬГА (Рите). Замолчи.

ГАЛЯ. Так страшно, когда лишаешь жизни ребёнка. Он же твой, твой, родной. Ольга, ну скажите вы.

ОЛЬГА. Сама пусть решает.

ГАЛЯ. Пасха завтра.

РИТА. Мне-то чо.

ГАЛЯ. Ты сама не понимаешь, что творишь. Для матери ближе ребёнка никого нет. Лена…

РИТА. Я свою мать ненавижу.

ГАЛЯ. Всё делается по воле божьей. Бог дал тебе такое чудо.

РИТА. Знаю я, как делается это чудо, не девочка.

ГАЛЯ. Ты всю жизнь будешь об этом жалеть, сама себе не простишь.

Пауза.

На улице потемнело. От сильного ветра заскрипели рамы открытого окна. Где-то разбилось стекло. Крики.

Открылась дверь.

ГОЛОС. Закройте окна и форточки.

Пауза. Закрылась дверь.

РИТА. Закройте! Закройте окно!

Галя быстро закрыла окно.

Сильный ветер стал хлестать водой по стёклам. Застучал по карнизам. Гремит гром.

РИТА. Закройте! (Забилась в угол своей кровати, сжалась в комок.)

ГАЛЯ (села рядом с ней, обняла её). Я закрыла, закрыла. Тише, тише.

Все смотрят в окно. Долгая пауза. За окном стихло. Пробивается солнце.

РИТА. С детства боюсь грозы. Только загремит, у меня в глазах темнеет. Я всегда пряталась под кровать. Мама ушла, а ветром стёкла выбило. Так холодно, страшно. Она всегда уходила.

Пауза.

ОЛЬГА. Гром в апреле, хорошая примета.

ГАЛЯ. Землёй пахнет. (Пауза.) Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

Капли стучат по карнизу.

Дождь уже кончился.

На подоконнике вода, с улицы натекло.

Вода медленно стекается, собирая в себя отражённые кусочки неба.

Остановилась. Снова течёт. Светлеет, в ней проносятся облака.

Лена стёрла воду тряпкой.

ЛЕНА. Весь подоконник залило. (Пауза.)

Заходит акушерка.

АКУШЕРКА. Коваленко рожать. Собирайте вещи. (Вышла, закрыла дверь.)

Пауза.

Рита встала с кровати. Собирает вещи.

Пауза.

ГАЛЯ. Доноси ребёнка.

РИТА (быстро собирает вещи). Решила, так решила.

ГАЛЯ. Родишь, и всё изменится. Когда его увидишь, такого маленького, беззащитного, всё изменится.

РИТА. Он мне не нужен.

ГАЛЯ. Что ты такое говоришь, он же не вещь, он живой. Живой маленький человечек. Он любит тебя.

РИТА. После всего? (Смеётся.) Чем я только его не травила, я даже била себя ремнём по животу.

ГАЛЯ. Это не ты, не ты. Он простит тебя, он ангел, он простит. Господи, ну, что же вы все молчите?! Что вы с ней делаете?

ОЛЬГА. Она его бросит. Выбросит на улицу.

ГАЛЯ. Нет. Она не сможет. (Пауза.) Если уж он тебе не нужен, роди и отдай в детдом. Кто-то будет счастлив.

ОЛЬГА. Кто возьмёт инвалида.

РИТА. Я не инкубатор. Кому надо, пусть сами себе рожают.

ЛЕНА. Да что вы с ней говорите, сучка, она и есть сучка. Ещё мясо моё жрала. Тебе это с рук не сойдёт. Ещё не знаешь, как врачи к таким относятся? Будешь кататься по полу от боли, искалечат так, что никогда родить не сможешь. И мало тебе.

РИТА. Замолчи, ты нарочно.

ЛЕНА. Вырежут твою гнилую матку. Достанут ребёнка, прочистят ему ротик, носик, чтобы мог кричать, и будут топить у тебя на глазах. Медленно, чтобы врезалось это в твою башку на всю жизнь. Чтобы ты просыпалась в поту от его последнего крика.

РИТА. Замолчи, замолчи! (Пауза.) Что вы все лезете!

Заходит акушерка.

АКУШЕРКА. Пойдёмте.

Рита и акушерка уходят.

ВЕЧЕР

Скоро стемнеет. Время тянется. В воздухе покой и ожидание.

В комнате Ольга и Галя.

Пауза.

ГАЛЯ. Распускаете?

ОЛЬГА. То вяжу, то распускаю. Не знаю, что сегодня…

ГАЛЯ (улыбается). Торопитесь. Счастливая вы.

ОЛЬГА. Никого нет сегодня, ни дома, ни здесь. А если что случится?

ГАЛЯ. Всё будет хорошо. (Пауза.) Всегда хотела научиться вязать.

ОЛЬГА. Нервы успокаивает.

ГАЛЯ. Сколько ни бралась, то пальцы истыкаю, то нитки перепутаю, и злюсь от этого.

ОЛЬГА. Хоть отдохнуть, а то работа, планы, бизнес-планы… Не до вязания.

Пауза.

ОЛЬГА. Вы смерти боитесь?

ГАЛЯ. Что?

ОЛЬГА. Смерти.

ГАЛЯ. Не знаю. Нет, наверно.

ОЛЬГА. Некоторые умирают при родах. Я сейчас обо всём думаю. Вот умру, кто ребёнка будет ростить?

ГАЛЯ. Муж.

ОЛЬГА. Он молодой, женится на какой-нибудь, а у моего мальчика так и не будет мамы. Боюсь я. Раньше ничего не боялась, а сейчас боюсь. (Пауза.) Душно у нас как.

Галя открывает окно. Заходит Лена, держится за живот, села.

ГАЛЯ. Болит?

ЛЕНА. Опять…

ГАЛЯ. Схватки?

ЛЕНА. Не дай бог… Пятого-то совсем быстро…. Четвёртого за два часа родила… Скорая приехала, а я уже рожаю… Так дома и родила…

ОЛЬГА. Пойду кого-нибудь поищу. (Выходит.)

Пауза.

ЛЕНА. Отпустило. У меня такое бывает.

ГАЛЯ. Надо Ольге сказать.

ЛЕНА. Вот ещё. Думаешь, ради меня старается? Им на таких, как мы, наплевать. Они нас за людей не считают.

ГАЛЯ. Зачем ты? Она волнуется.

ЛЕНА. За себя волнуется. Конечно, за сорок, как не волноваться, ещё надо родить умудриться. С утра вон места себе не находит. Пускай помучается, бабы-то, они все одинакового рожают, и простые, и богатые.

ГАЛЯ. Что ты на неё злишься? Она такое пережила.

ЛЕНА. А мне её не жалко. Меня с пятью детьми никто не пожалеет. Кручусь с утра до вечера, лишь бы на хлеб да на кефирчик детям заработать, вещи прошу ношеные у знакомых. А думаешь, не хочется детишкам что-нибудь вкусненькое купить, красивую кофточку, игрушку? А ей чего об этом думать? Денег полно, разъезжай по разным странам, причёски разные. Небось, на пяти работах не крутится? С жиру они бесятся, богатые-то. Не знают, чем себя занять. Вот и ходят, думают, страдают. Не верю я их страданиям. Придумала она всё про своих детей.

ГАЛЯ. Не хочу слушать.

ЛЕНА. Чудная ты. Смотрю, или наивная ты, или с головой что-то. Всех защищаешь. Плачешь.

Заходит Ольга.

ОЛЬГА. Не нашла никого.

ЛЕНА. Схватки начнутся, сама спущусь, знаю, где рожают. (Собирает вещи.)

ГАЛЯ. Думаешь, началось?

ЛЕНА. Поди, не первый раз… (Перебирает бумаги.) Куда она подевалась? Без справки ж никто не поверит. Самой заставят рожать. Ослепну, как дети без меня жить-то будут? Я же ничо не смогу делать. Говорила, возьмите раньше, нет, додержали до схваток. Не дай бог, ослепну. Куда она делась? (С трудом становится на колени, ищет бумагу под кроватью.)

ГАЛЯ. С ума сошла?! Сиди, я поищу. (Встаёт на колени, заглядывает под кровать.)

ЛЕНА. Не могу я сидеть!

ГАЛЯ. Тогда лежи.

ЛЕНА. Не лежать, не стоять, ничего не могу!

ГАЛЯ. Как, вообще ничего?

ЛЕНА. Ищи!

ГАЛЯ. Надо дышать правильно, я читала. Вот так, два вдоха — выдох, два вдоха — выдох, два вдоха — выдох.

ЛЕНА. Замолчи!

ГАЛЯ. Дыши, дыши…

ЛЕНА. Отстань от меня.

ГАЛЯ. Нет ничего. (Вылезает из-под кровати.) Ты что?

Лена стоит на четвереньках.

ГАЛЯ. Так надо, да?

ЛЕНА. Кажется, я рожаю…

ГАЛЯ. Оля! Она рожает! Я ничего не умею.

ОЛЬГА. Давай, держись. Надо подняться.

ЛЕНА. Никуда я не пойду без справки!

ГАЛЯ. Надо лечь, расслабиться. Представь, что ты лежишь на море.

ЛЕНА. Какое, к чёрту, море?! Посмотрю я на тебя, начнёшь рожать, такое тебе море будет.

ГАЛЯ. Ищи.

ОЛЬГА. Где искать?

ЛЕНА. Не знаю!

Ольга и Галя перебирают всё на окне, в тумбочке.

ЛЕНА. На жёлтом листке.

ОЛЬГА. Может, врачам отдали???

ЛЕНА. Они ж потеряли бы. Сразу перед родами хотела дать…

ГАЛЯ. Ты только не рожай. Я крови боюсь, сразу в обморок упаду. Может, пойдём, мы скажем, что видели эту справку. А?

ЛЕНА. Ненормальная. Кто поверит?

ОЛЬГА. Эта??? (Показывает бумажку.)

ЛЕНА (берет бумажку, встаёт, держится за стол). Всё, пошла. (Берёт пакет, медленно идёт, опираясь на Ольгу и Галю.)

ГАЛЯ (достаёт из карманов шоколад, запихивает их Лене в мешок. Плитки выпадают из мешка, она быстро поднимает, снова толкает). Так надо, в родовую все с шоколадом идут…

ЛЕНА. Всё. Рожаю.

ГАЛЯ. Оля! Меня тошнит!

ОЛЬГА (Лене). Давай, потихоничку, мы успеем. (Медленно идут.) Он ещё посидит. Куда ему спешить? У него ещё вся жизнь впереди.

НОЧЬ

Темнота. Окно открыто. За окном только небо, усыпанное звёздами. Там звонят колокола, возвещая радостную весть.

У окна стоит Ольга.

ГАЛЯ. Ты что не спишь?

ОЛЬГА. Душно. Не могу заснуть.

ГАЛЯ. Продует.

ОЛЬГА. Тихо как. Даже дети не плачут.

ГАЛЯ. Ложись, поздно уже.

ОЛЬГА. Закрою глаза, мысли всякие лезут.

ГАЛЯ. Какие?

Пауза.

ОЛЬГА. Мне страшно. Не по себе весь день. Боюсь уснуть.

ГАЛЯ. Радость какая сегодня, Христос воскрес. (Пауза.) Звонят, слышишь?

ОЛЬГА. Нет. Тебе показалось.

ГАЛЯ. Звонят. (Пауза.) В церкви сейчас как красиво…

ОЛЬГА (ложится в кровать). Расскажи что-нибудь.

ГАЛЯ. …Вся церковь белая. Священники в белых рясах ходят по храму, кадят. Все стоят со свечками. И старики, и молодые. И дети маленькие прикрывают свечку ладошкой, пальчики обжигают воском. Все улыбаются. «Христос воскрес! Воистину воскрес! Христос воскрес! Воистину воскрес!» Радость какая! Благодать на всех спускается. Священники будто не ходят, а подпрыгивают легко-легко. Ещё чуть-чуть, и будут парить над всеми. И поют так тихо-тихо. (Поёт.) «Христо-ос воскресе из метрвы-ых. Смертию сме-ерть попра-ав». Потом всё громче… «И сущим во гробе-ех живо-от дарова-ав». Потом подхватывает один другой, всё громче, громче, и вот уже весь храм поёт. И ангелы поют над всеми. И так хорошо мне в эту минуту становится, всё ликует внутри. Не могу слёз сдержать. Вот это радость! Она присуществует! Она пришла! И все души радуются, и живые, и мёртвые. Я смотрю в глаза богоматери и слышу: «Христос воскрес! Мой сын воскрес из мёртвых!»

Пауза.

Ольга и Галя спят. Тишина. Только створка открытого окна скрипит от ночного ветра, заглушая уходящий звон последнего колокола.

Ольга тяжело дышит. По лбу течёт пот. Перед её глазами проносятся вспышки бессвязных картинок, будто проектор в её голове сменяет чёрные слайды. Они не кончаются. Не кончаются. Не кончаются. Не кончаются.

Крик. Ольга вскочила. Сердце колотится.

Пауза.

ОЛЬГА (трясёт спящую Галю). Проснись! Он мёртвый! Мой сын мёртвый! Мне приснилось, что он умер! Умер!

ГАЛЯ. Это — сон.

ОЛЬГА. Я видела его внутри себя, и он умер.

ГАЛЯ. Ты вся горишь. Успокойся.

ОЛЬГА. Она мне не поверила. Я проснулась, побежала к ней, стала стучаться…

ГАЛЯ. К медсестре?

ОЛЬГА. Я рассказала ей про сон. Просила послушать ребёнка.

ГАЛЯ. А она?

ОЛЬГА. Таблетки дала. Сказала, я сумасшедшая…

ГАЛЯ. Успокоительные? Где?

Ольга плачет, вся дрожит. Галя посадила её на кровать.

ОЛЬГА. Он смотрел на меня. Потом стал задыхаться, стучать ручками. Я видела, как он умер. Так страшно.

ГАЛЯ. Разожми руку. Успокойся. Разожми руку!

ОЛЬГА. Холодно.

ГАЛЯ (накрывает Ольгу одеялом, разжимает её пальцы. Берёт из её ладони таблетки, кладёт ей в рот, даёт запить). Это сон. Всего лишь сон. Успокойся. Спи. Спи.

Темно. Пустота медленно заполняет комнату. Растворяет её углы, стены.

И вот уже нет ничего вокруг, только две крошечные белые фигурки.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ (ПАСХА)

На улице пасмурно. Тихо.

Какие-то люди копают под окнами землю.

Дым прямо в окно. Пахнет горелыми листьями.

Та же палата. Галя стоит у окна. На столе крашеные яйца, пасха. Ольга лежит на своей кровати, укрыта одеялом.

Рядом на стуле сидит парень (муж). Смотрит на спящую Ольгу.

ГАЛЯ. Христос воскрес. Светлое воскресенье сегодня. Светлое… все души радуются. И живые, и мёртвые. И мёртвые…

Молчание.

Всё хорошо… Всё хорошо будет… (Тихо.) Этого не должно было случиться… В Пасху… В Пасху… (Пауза.) Ей вчера приснился сон… Что ее ребеночек умер… Ваш ребенок умер… Ваш ребенок умер… Это сон… Всего лишь сон… Я вчера так и сказала — беременным всякое снится….

Молчание.

А утром… пришел доктор… Она всю ночь не спала. Сон этот… Будто ее ребеночек задохнулся в утробе и умер… Доктор послушал… И ушли они…

Молчание.

Шумно заходит санитарка.

САНИТАРКА. Уткина тут лежала?

ГАЛЯ. Да.

САНИТАРКА. Я за её вещами. (Берёт пакеты.) Родила она девочку вчера вечером. Сама родила! А ребеночек рыженький, смех!.. (Уходит.)

Молчание.

ГАЛЯ. А потом… Вернулась. И глаза… Ходила из угла в угол, трогала живот, прислушивалась, не верила… Клала руки вот так и всё просила малыша своего: «Очнись… Очнись»… (Шепчет губами.)

Молчание.

…А к вечеру успокоилась резко. И легла на кровать. В окно всё смотрела.

Молчание.

Вы верите в бога?

Молчание. Муж встал, молча вышел.

ГАЛЯ (тихо). Помогите ей верить. Я буду молиться за вас…

Проходит время.

Ольга зашевелилась, встаёт.

ГАЛЯ. Лежи. Тебе поспать надо.

ОЛЬГА. Холодно. Дай одеяло.

Галя даёт своё одеяло.

Ольга садится, укутывается, берёт недовязанную детскую кофточку. Вяжет.

Долгое молчание.

ОЛЬГА (улыбается). Один рукавчик остался, и будет готова.

Молчание.

ГАЛЯ. К тебе муж приходил.

ОЛЬГА. Что он хотел?

ГАЛЯ. Тебя увидеть.

ОЛЬГА. Жалко, что не дождался.

Долгая пауза.

ОЛЬГА. Сегодня снег весь день. (Смотрит в окно.)

ГАЛЯ. Это дым. Листья жгут. Землю копают. Кто их заставил в Пасху? Сегодня ничего делать нельзя.

ОЛЬГА. Надо вязать, я не успею. (Нитки путаются, спицы срываются, укалывают пальцы.)

ВЕЧЕР

Садится солнце.

Галя стоит у окна. Ольга сидит на кровати. Смотрят в окно.

ГАЛЯ. Листья прогорели. (Пауза.) Говорят, солнце в Пасху танцует. (Пауза.) Нет, не танцует. (Пауза.) Тебе поесть надо. Второй день не ешь. Мне пасху принесли, яиц много. Из церкви, освящённые. Надо красить в красный, а мама шелуху выбросила. Купила краски в магазине, сейчас их много.

Ольга смотрит в окно.

ГАЛЯ (подходит к Ольге, даёт яйцо). Христос воскрес.

ОЛЬГА. Не хочу… Совсем не хочу есть. (Пауза.) Вчера было жарко, а сегодня снег. (Пауза.) Я хочу домой. Я так устала здесь. Не надо было мне ложиться. Заболела ещё. Всю беременность держалась, а сейчас, как назло, заболела. Только ребёнок родится и заболеет из-за меня. Буду в маске его кормить. Такого маленького, беспомощного. До сих пор не верю. Так долго я его ждала. Он будет на меня похож. Говорят, это к счастью, когда сын на маму похож.

ГАЛЯ. Зачем ты это говоришь? Ты же знаешь.

ОЛЬГА. В детстве я мечтала о своей комнате, голубые обои, маленькая кроватка, воздушные шары повсюду, много-много. Мне часто снилась эта выдуманная комната, даже когда я выросла. Теперь она есть. Я сделала её для своего мальчика.

ГАЛЯ. Оля, твой малыш умер. (Плачет.)

ОЛЬГА (вяжет). Неправда. Он не умер. Он спит. (Пауза.) Там много разных игрушек. Мне сказали покупать резиновые, а я не удержалась и купила мягкие, они такие смешные.

ГАЛЯ. Ему не нужна эта комната. Он умер.

ОЛЬГА. Я его не стану будить. Рожу. Принесу домой и положу в его кроватку. Там ему будет хорошо.

Ольга тихо мычит колыбельную. За окном идёт снег.

Темнота.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Белый-белый день.

Свет заливает комнату. Галя сидит на кровати, на руках у неё ребёнок.

ГАЛЯ (молча). Смотришь. Молчишь. Тебя только что принесли. Столько месяцев мы были вместе, а видим друг друга первый раз. Ты меня помнишь? Я, наверно, сейчас некрасивая. Так внимательно смотришь. Что, если я тебе не понравлюсь? Надо же, ты совсем на меня не похож. Ты как ангел. Когда ты родился, ты был такой беленький, а глаза синие-синие. Мне положили тебя на грудь. Я заплакала и сказала, что родила ангела. Всю жизнь буду помнить эту минуту. А ты забудешь, я знаю. Ты многое забудешь, как мы были близки, как были единым целым. Я буду помнить это за тебя, всегда, даже когда меня не станет. Просто потому, что ты родился, потому что я нужна тебе. (Пауза.) Смотрю на тебя и понимаю — сегодня моя жизнь кончилась. Я отдала её тебе. И больше ничего мне не будет радостней твоей улыбки и тяжелее твоих слёз. Бог дал мне счастье любить. Любить без остатка. Только эта любовь может сравниться с любовью к богу.

КОНЕЦ