Мадам одиночка, или Укротительница мужчин Эксмо Москва 2008 978-5-699-30994-8

Юлия Шилова

Мадам одиночка, или Укротительница мужчин

От автора

Здравствуйте, мои дорогие и горячо любимые читатели! За недолгим расставанием последовала наша с вами встреча.

Этот роман был написан несколько лет назад. Я очень люблю его, потому что именно он дал мне силы и вдохновение для того, чтобы творить дальше и взяться за это дело с присущим мне энтузиазмом и оптимизмом. Я научилась использовать свое творчество как лекарство против любого стресса.

В своих письмах довольно часто вы задаете мне одни и те же вопросы, как отличить мои только что написанные книги от тех, которые были написаны несколько лет назад, ведь теперь у всех них двойные названия. Это очень просто. Пожалуйста, будьте внимательны и помните, что вы мне очень дороги и, поверьте, никто не хочет вас обмануть. На моих новых книгах в нижнем правом углу написано: НОВИНКА. На книгах, написанных несколько лет назад: НОВАЯ ЖИЗНЬ ЛЮБИМОЙ КНИГИ. Никаких хитростей и секретов нет.

Вот и сейчас у меня появилась уникальная возможность предоставить на ваш суд книгу «Мадам одиночка, или Укротительница мужчин». Убедитесь сами, какая же она теперь стала красивая, как же она похорошела, словно обрела совершенно новое лицо. Теперь мы вместе с вами окунемся в мир еще одной женской судьбы и, как всегда, попытаемся не судить ее строго. ОНА ТАКАЯ КАК ЕСТЬ. Она живет так, как себя чувствует, и мы должны воспринимать ее такой, какой мы ее узнаем, потому что она ОСОБЕННАЯ и она никогда не станет такой, какой нам хочется. Будем к ней благосклонны, потому что она ЖЕНЩИНА, а женщина в этой жизни имеет право хотя бы на то, чтобы никогда ни перед кем и ни за что не оправдываться.

Я стараюсь писать свои книги так, словно разговариваю с близкой подругой. Мне хочется быть с вами как можно более откровенной и искренней. Словно вы читаете мою книгу, а я сижу с вами рядом, пью кофе, поправляю упавший плед, смотрю на вас влюбленными глазами и не забываю повторять, как же сильно я рада нашей с вами встрече. За годы нашего с вами общения мы стали не просто друзьями. Мы стали близкими и родными людьми.

Мой сердечный и дорогой Друг! Мой любимый читатель! Мне хочется выразить тебе свою искреннюю благодарность за то, что ты взял в руки эту книгу. Я думаю, что этот роман должен занять достойное место на вашей книжной полке. Я предлагаю проживать жизнь вместе с моей героиней и преодолеть с ней все трудности в поисках женского счастья. Только вот найдет ли она его? В процессе чтения накопится много вопросов, на которые придется искать ответы.

…Поэтому устраивайтесь поудобнее, наливайте себе чашечку вкусного чая и разрешите мне пожелать вам приятного чтения. А я ни в коем случае вас не покину. Я буду рядом. Мне самой жутко интересно, какие события происходят в этом романе, какие интриги и страсти там разгораются. Я вместе с вами буду переживать все события этого романа заново. Признаться честно, мне вообще не хочется с вами расставаться, но после того, как вы прочитаете этот роман, увы, все же придется. Но это совсем ненадолго, потому что за расставанием обязательно последует скорая встреча и она произойдет сразу, как только вы возьмете в руки мою следующую новую книгу. Вы не представляете, как много мне хочется вам рассказать, как многим хочется поделиться, только бы хватило сил, здоровья и времени. Мне слишком дорого наше с вами общение.

До встречи в следующей книге.

Любящий вас автор Юля Шилова

Глава 1

Я согласна жить в мире, которым правят мужчины, до тех пор, пока могу быть в этом мире женщиной.

Мэрилин Монро, американская киноактриса

Я стояла, уткнувшись лицом в оконное стекло, и чувствовала, как по моим щекам скатываются слезинки. Ну вот и все, Светка… Ну вот и все… Закончился очередной эпизод в твоей жизни. Эпизод… Длиною в несколько лет… Психологи утверждают, что самое тяжелое испытание для женщины – узнать, что ее бросил любимый. Боже, как же они не правы. Самое тяжелое испытание для женщины – это знать, что ее бросил муж.

Мне было чертовски плохо. Господи, кто бы только знал, как мне было плохо. В последние дни я хожу как лунатик и едва держусь на ногах. А сегодня… Сегодня я в первый раз за несколько дней посмотрелась в зеркало.

Посмотрелась и пришла в ужас. Мне показалось, что к моим годам накинулся еще десяток. С самого начала я знала одно, что мне просто бессмысленно тягаться с молодой соперницей.

Господи, а ведь все так прекрасно начиналось. Мне всегда все завидовали. Такой муж! Красавец! Добытчик! Семьянин! А самое главное, я-то знала, что он меня любит и мы друг друга понимаем, а счастье – это когда тебя понимают… А может, я ошибалась? После того, что произошло, я уже не могу делать какие-то выводы и здраво смотреть на вещи. И все же у нас была любовь, глубокая страсть, родство душ и общность взглядов. Мы понимали друг друга с полуслова… Мы находили друг в друге утешение… Мы…

Я достала платок и вытерла слезы. Больше никогда не будет слова «мы». Теперь будет только одно-единственное слово – «я». Наверно, тогда я была слишком счастлива, слишком открыта и слишком слепа… Я не углядела тот момент, когда в наших отношениях появилась трещина, хотя мне до сих пор кажется, что никакой трещины не было. Просто он стал дольше задерживаться на работе, чаще уезжать в командировки, чаще посещать мальчишники…

Он стал отдаляться, а я не переставала ему верить и, открыв рот, смотрела в его равнодушные и уже какие-то холодные глаза.

Ведь всего несколько дней назад у меня был муж.

Любимый муж. Чудесные дети. Восьмилетний Сашка и пятилетняя Катенька… Дети остались. Они мирно спят в своих кроватках, а проснувшись, спрашивают меня о том, когда вернется любимый папочка. Дети остались, а мужа не стало. Когда я забеременела Сашкой, мой супруг плакал от счастья и буквально всю мою беременность носил меня на руках. «Еще дочка – и считай, что ты отстрелялась», – постоянно говорил мне любимый, пока подрастал Сашка. И скоро я «отстрелялась», а как же иначе!

За Катенькой мой муж приехал на лимузине, таком белоснежном и таком длинном! На глазах у всего роддома он торжественно посадил нас внутрь и повез в новую, только что отремонтированную квартиру. А там…

Шикарный ужин при свечах, шампанское, икра и легкая музыка…. Мы лежали в объятиях друг друга и рассуждали о том, какая на нас теперь лежит ответственность за двоих беззащитных крошек.

У нас была мирная и по-настоящему счастливая семья. Мы любили друг друга, но никогда не говорили об этом вслух. Костик просто старался, чтобы мы ни в чем не нуждались, а я создавала уют и изо всех сил делала нашу домашнюю гавань спокойной и тихой. У нас не было не то что ссор, даже размолвок. Иногда Костик нежно обнимал меня за плечи и как-то лукаво спрашивал: «Светка, а ты хоть ревновать-то умеешь?» Я удивленно пожимала плечами: «Зачем?» – «Ну мало ли, а может, я загуляю?!» – буквально корчился от смеха Костик. «От таких женщин, как я, не гуляют, – самоуверенно заявляла я и чувствовала, что слепо верю в то, что говорю. – И вообще ревнуют только те, у кого есть комплекс неполноценности, а у меня его нет. Я полноценная женщина».

Мы прожили вместе ровно десять лет. В этом году у нас была бы круглая дата. До нее мы недотянули совсем немного – каких-то полтора месяца. А самое главное, что за всю супружескую жизнь у меня не было ни одного – да-да, ни одного! – греха. Понятно какого. Я не изменила своему мужу ни разу. Наверно, это покажется смешным, но я вышла замуж девственницей. Тогда мне было ровно восемнадцать лет. До Костика у меня были, конечно, поцелуи на лестничных клетках, крепкие объятия, но дальше этого дело не шло. Наверно, я была несовременной и именно этим оказалась притягательной для Костика. Если нам дается всего одна жизнь, значит, нам дается всего один мужчина. Именно так считала я и старалась следовать этому правилу.

Все эти годы я считала себя счастливой женщиной, которая пусть и не сделала блестящей карьеры, не получила хорошего образования, но состоялась в семье. Ведь состояться можно не только в работе. Изо дня в день я занималась воспитанием детей, отводила их в школу и детский сад, затем встречала, кормила, делала с ними уроки, гуляла во дворе или ближайшем парке, готовила вкусный ужин и ждала мужа с работы. И так каждый день… И так изо дня в день… Теперь я делаю все то же самое, правда, с трудом и мокрыми от слез глазами… Потому что мне больше некого ждать с работы. Некого! Никто не позвонит в мою дверь, не поцелует меня в щеку и не наденет домашние тапочки, которые я аккуратно ставлю у самого входа. Никто не ляжет со мной в кровать, не включит телевизор и не будет рассказывать мне о том, как прошел сегодня рабочий день.

Моя кровать совершенно пуста, и я уже успела спрятать вторую подушку в шкаф… Наверно, потому, что в ней больше нет необходимости. По ночам я искала рукой родное тело и, не найдя его, заходилась рыданиями. Очень тяжело привыкать спать одной, если целых десять лет ты спала в кровати с любимым. Я всегда знала, что нам хорошо вместе и мы очень привыкли друг к другу, а привычка, как известно, свыше нам дана.

Закрыв кухонную дверь, я открыла окно, достала пачку сигарет и жадно закурила. Это были его сигареты…

По вечерам он высовывался в окно, брал чашку чая и закуривал сигарету. Я садилась рядом и постоянно сетовала на то, что в квартире находятся дети, что надо бросать курить и не доставлять неудобств своим близким. Тогда я ругалась, а теперь закурила сама… Бог мой, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь закурю… Кто бы мог подумать…

Я вспомнила тот страшный день, который был совсем недавно. Мое сердце бешено заколотилось, а из груди вырвался громкий стон. Костик, как всегда, пришел с работы… Я протянула ему домашние тапочки. Он прошел в комнату и нервно по ней заходил. В комнату прибежали возбужденные дети для того, чтобы поприветствовать своего отца, но Костик попросил их выйти в детскую, потому что взрослым надо поговорить. Я вытерла руки о фартук и убежала на кухню дожаривать пышные оладьи.

Крикнув Костику на ходу, что мне нужно ровно десять минут, я попросила его переодеться и оценить мои кулинарные труды. Но…

Но Костик сказал, чтобы я выключила газ под оладьями, что он не голоден и что от печеного у него появляется изжога. Я подумала, что у него какие-то трудности на работе, что он просто не в духе и очень устал. И я молча принялась жарить эти злосчастные оладьи, которые раньше Костик постоянно нахваливал и поглощал в неимоверных количествах. Я надеялась на то, что сейчас мой муж успокоится, переоденется, зайдет на кухню, как всегда, поведет носом и восторженно скажет о том, как же ему повезло с женой, потому что ни одна женщина на земле не сможет испечь такие оладьи, какие получаются у меня. Но Костик не переоделся. Он буквально влетел на кухню, злобно выключил плиту, схватил сковородку и выкинул еще не дожаренные оладьи в мусорное ведро.

У меня загорелись щеки, словно я стояла на двадцатиградусном морозе без одежды, и застучало в висках.

– Кость, ты что? У тебя на работе неприятности?

– У меня неприятности дома! – громко закричал Костя и стукнул кулаком о стену.

– Тише ты, соседи придут. А что у тебя дома-то?!

Испуганные дети, заглянувшие на кухню, быстро ушли в свою комнату и закрыли дверь.

– Что у тебя дома-то? – повторила я свой вопрос и почувствовала, как на глазах появились слезы. – Дома у тебя все хорошо. Дети, слава богу, здоровы. Жена тоже. С голоду не умираем. Так что же случилось?!

– Что случилось? – Костик как-то недобро усмехнулся и метнул в мою сторону безразличный взгляд. – То, что я полюбил другую женщину.

– Что?!! – Я облокотилась о стену и почувствовала, что теряю равновесие.

– Что слышала. Ты вообще понимаешь, что люди могут друг друга любить?!

– Понимаю, – кивнула я головой. – Я люблю тебя, а ты любишь меня.

– Это было раньше. Это было давно, и мне кажется, что этого вообще никогда не было.

Еще никогда в жизни я не видела своего мужа таким жестоким и беспощадным. Мне казалось, что сейчас передо мной стоит не мой Костик, а какой-то чужой, совершенно незнакомый человек. Человек, с которым мы не прожили десять лет и не воспитывали двоих детей.

– Костик, но ты же знаешь, что я тебя очень люблю… Ты же это знаешь… Я же родила тебе двоих детей. Дочку и сына…

– Лучше бы ты мне их не рожала, – резко перебил меня Костик.

– Как это не рожала? Ты же меня сам об этом просил. Наши дети не были случайными. Они были запланированными. Они родились в большой любви. Я говорила тебе, что нам достаточно одного, но ты сам просил меня о дочери. Ты говорил, что семья считается полноценной, только если в ней как минимум двое детей.

– Вот именно поэтому мне нелегко от тебя уйти. Я ухожу с большим и тяжелым камнем на душе. Ты даже не представляешь, что это за камень и как мне с этим камнем придется жить.

– А ты собрался уходить? – Я сняла с себя фартук и кинула его прямо на пол. – А зачем? А куда?

– Света, я люблю другую женщину. Я больше не могу с тобой жить!

– Как это? – Меня слегка затрясло и замотало из стороны в сторону. – Как это? А как же я, Сашенька, Катя? Как же мы? – лепетала я и молила господа бога только об одном: чтобы Он не дал мне сойти с ума.

Костик помог мне встать, усадил меня за кухонный стол, сел напротив и, достав из шкафа бутылку коньяка, налил нам по полной рюмке.

– На, выпей.

– Зачем?

– Затем, что легче станет.

Я выпила полную рюмку и как-то беспомощно захлопала глазами.

– Костик, скажи, что ты пошутил! Ну скажи, что это просто глупая шутка. У тебя был напряженный день на работе, настроение соответствующее, и ты решил отыграться на мне и детях…

– Вот этих разборок я боялся больше всего на свете. Понимаешь, я хочу уйти без всяких объяснений, слез, истерик и сцен. Я полюбил другую женщину, понимаешь?! Полюбил!

– Не надо кричать, – тихонько всхлипнула я. – Не надо мне объяснять, что такое любовь. Потому что я сама очень сильно тебя люблю.

– Мне не нужна твоя любовь. Прости, но это так: она больше не нужна. Света, ты молодая, красивая женщина. Ты еще сможешь устроить свою судьбу. Ты обязательно кого-нибудь себе найдешь.

– С двумя детьми?

– Люди находят и с тремя. Если человек полюбит тебя, он обязательно полюбит и твоих детей, – без всяких церемоний принялся уговаривать меня Костик.

– Ты называешь наших детей моими?! Но почему?! Ведь я родила их для нас с тобой. Это наши дети! Понимаешь, наши!

– Я не отрицаю, что это наши дети, – кивнул головой Костик. – Это ты совершенно правильно заметила. Но ты сама знаешь, что при разводе дети остаются с матерью, и от этого никуда не денешься. Моя будущая жена еще слишком молода для того, чтобы иметь детей, но думаю, что в скором будущем мы их обязательно заведем.

– Как ты сказал? Твоя будущая жена?! Но ведь я твоя жена… – Я почувствовала, что земля уходит из-под моих ног и я теряю рассудок. – О какой будущей жене ты говоришь, если у тебя есть я? Я и двое детей.

– Свет, я же тебя попросил. Давай без истерик. Пожалуйста, я очень тебя прошу. Сейчас я соберу свои вещи и уйду. Квартира, обстановка, шмотки – все остается тебе и детям. Я ни на что не претендую. Ты же знаешь, что я заработаю еще. На алименты подавать не надо. Мы с тобой цивилизованные люди и прекрасно понимаем, что все вопросы надо решить полюбовно. Каждый месяц я буду давать тебе на детей деньги, об этом можешь не переживать. Только…

– Что только? – Я посмотрела на своего «чужого» мужа глазами, полными слез.

– Только я буду давать деньги на детей. Я не могу их давать на тебя. Сама понимаешь, что я больше не в состоянии оплачивать твои женские безделушки и шмотки. У меня теперь новая, молодая семья, и нам требуются конкретные деньги. Светка, ну что ты так смотришь?! Ты хоть понимаешь, о чем я тебе говорю?!

– Не понимаю, – я отрицательно покачала головой и подумала о том, что так оно и есть: я действительно тогда не понимала, что творится и почему Костя говорит подобные вещи. Мне всегда казалось, что такая старая как мир история может случиться где угодно, с кем угодно, но только не в моей семье.

– А что тут непонятного?! – еще больше вспылил Константин. – Свет, короче, я собираю вещи и ухожу. Ты же знаешь, что я на дух не выношу подобные разбирательства!

Увидев, что Костик направился в спальню прямо к платяному шкафу, я слегка застонала и почувствовала, что мне невыносимо больно, так больно, что хотелось заорать на всю квартиру, схватиться за голову и упасть на пол, плача навзрыд. Костик достал свой импортный чемодан на колесиках, который он приобрел для загранкомандировок, и принялся швырять в него свою одежду.

– Костик, ты что делаешь? – задала я глупый вопрос.

– Собираю вещи.

– Зачем?

– Затем, что я ухожу. Я же уже тебе это объяснял.

Неожиданно в дверях появились дети и посмотрели на собирающего чемодан отца непонимающим взглядом.

– Мам, а что тут происходит? – спросил сын как-то по-взрослому.

– Папа уходит, – еще больше растерялась я.

– Папа, ты уезжаешь в командировку? – смягчила ситуацию дочь, надеясь на положительный ответ.

Набив чемодан доверху, изрядно вспотевший Константин посмотрел на детей и, смахнув пот со лба, сжал губы в одну линию. Так он делал всегда, когда был сильно разгневан и особенно зол.

– Дети, пойдите в свою комнату. Нам с мамой надо поговорить. Папа едет в долгую командировку, а мама помогает ему собрать вещи.

– А когда ты вернешься? – довольно серьезно спросил сын и, словно чуя неладное, прищурил глаза.

– Я не знаю. Я сам пока ничего не знаю. Да пойдите же вы в свою комнату!!! И закройте дверь! – Константин, никогда ранее не повышавший голос на детей, заорал что было мочи.

Перепуганные дети молча поплелись к себе и, не говоря ни единого слова, закрыли за собой дверь.

– С детьми-то ты так зачем? – Я закрыла лицо руками и поняла, что сейчас разрыдаюсь.

– Потому что ты сама виновата.

– Я?!

– Ты!

– Но чем?

– Кричишь на всю квартиру как сумасшедшая. Могли бы тихо-мирно все решить, и дети бы ничего не знали.

– Но ведь они все равно бы спросили, где ты. А я им должна была бы что-то ответить.

Но Костя, по-моему, совершенно не слышал моих слов. Он встал на корточки, закрыл чемодан и посмотрел на меня каким-то безумным взглядом.

– Светка, ну что, я пошел?

Не получив ответа, он стал как-то пятиться к входной двери и совершенно не к месту улыбаться.

– Я… это… Я если что-то забыл… Я тогда потом заеду. Тут еще половина моих вещей. Я тебе пока ключи от квартиры не отдаю. Пусть они будут у меня, чтобы тебя лишний раз звонками не беспокоить. Я тихонько дверь своим ключом открою и возьму что надо. Ты не переживай.

Я вдруг опомнилась и бросилась следом за своим мужем.

– Костя, а где ты будешь жить?

– У нее.

– А адрес какой?

– Зачем?

– Ну мало ли… Может, с детьми что… – Я говорила и чувствовала, как мои глаза заливают слезы. – Может, ты мне срочно понадобишься, а я даже не знаю, где мне тебя искать…

Уткнувшись спиной во входную дверь, Константин растерянно пожал плечами и повел носом.

– Светка, меня искать не надо. Я сам найдусь. Я же сказал, что буду приходить, детей проведывать. Денег на них давать. А прибегать ко мне на новую квартиру и устраивать сцены ни к чему. У моей будущей жены психика слабая. Она просила сделать все интеллигентно и чтобы ее это никаким боком не коснулось.

– Надо же, как ты ее бережешь. Меня ты так никогда не берег.

– Я же тебе сказал, Светка, что я полюбил. По-настоящему, понимаешь. По-настоящему. У меня такое первый раз в жизни.

– А меня, значит, ты по-игрушечному любил? И двоих детей мне тоже по-игрушечному заделал?

– Я же не помню, Светка, как у меня с тобой было. Просто не помню, и все.

– Я смотрю, у тебя с памятью плохо стало.

– С памятью у меня и в самом деле нелады. У меня она только сейчас прорезалась, потому что я только сейчас жить начал.

В тот момент, когда Костя повернулся в сторону входной двери и положил руку на дверную ручку, я тихо всхлипнула и еле слышно спросила:

– Кость, а она красивая?

– Кто?

– Ну, твоя будущая жена.

– Очень. На нее все мужики на улице оглядываются. Фотомодель. Ее даже на обложке журнала напечатали.

– Она молодая?

– Двадцать лет, – с особой гордостью произнес мой муж.

– Но ведь у вас разница в десять лет!

– Самая нормальная разница. Сейчас этим никого не удивишь. Сейчас и разница в тридцать лет – обычное дело.

– Но ведь она не будет заботиться о твоем гастрите!

– Свет, я что, такой беспомощный, что ли? Я смогу о нем позаботиться сам.

– Когда ты жил со мной, ты говорил, что заботиться о нем должна я. Мол, ты это делать не в состоянии.

– Когда я жил с тобой, я многое не делал, потому что был не в состоянии. Теперь все по-другому. Я могу идти? У тебя больше нет вопросов?

– У меня есть один последний вопрос, – произнесла я усталым голосом и почувствовала, как перед глазами все поплыло.

– Ну, валяй, – Костик старался казаться равнодушным, но ему это не удавалось. Уголки его губ подергивались и выдавали заметное напряжение.

– Валяю. А твоя будущая жена знает, что у тебя двое детей?

– Да хоть с десяток. Ей это безразлично…

– Как это безразлично?

– Она сказала, что ей совершенно безразлично, сколько у меня жен и детей. Ей до этого нет никакого дела.

– Как это так? У тебя всего одна жена и двое детей.

– Ну а дети-то здесь при чем?! Она их что, растить, что ли, будет? На хрена они ей сдались, если она еще молодая и сама родить может.

– Ну а на выходные ты их брать не будешь?

– Зачем?

– Затем, что очень многие мужчины привозят своих детей в новые семьи. На праздники или на выходные. Я знаю много таких примеров.

Константин уже в который раз злобно усмехнулся и посмотрел на меня совершенно чужим взглядом, которым он никогда не смотрел на меня ранее.

– Ну ты, мать, даешь! Ну ты придумала! Может, ты хочешь меня насовсем детьми загрузить и отрываться на полную катушку?!

– Я не понимаю, о чем ты!

– О том, что ты свои женские обязанности хочешь скинуть на чужие хрупкие плечи. Сама посуди, кому нужны чужие дети?!

– Но ведь тебе-то они не чужие?

– А для нее чужие! Ты давай, дорогуша, детьми сама занимайся и своими проблемами никого не грузи. У меня сейчас у самого проблем выше крыши. Мне красавицу жену обеспечивать нужно, деньги зарабатывать, понятно тебе?

– Выметайся, – процедила я сквозь зубы и начала открывать замок на входной двери.

– Что ты сказала?

– Что слышал. Выметайся ко всем чертям… И чтобы я больше никогда в жизни тебя не видела…

– Ну, хорошо, Светик, я выметаюсь. А все-таки зря ты так со мной. Я же хотел не выметаться, а уйти по-хорошему.

– А с вами, козлами, по-другому нельзя, – произнесла я обреченным голосом и дрожащей рукой показала на выход.

– Сама такая! – как-то по-детски крикнул Константин и выскочил прочь.

Глава 2

…Стараясь убежать от воспоминаний, я отошла от окна и почувствовала, как меня кинуло в жар. В последнюю ночь я очень долго не спала и постоянно представляла себе, как произойдет наша встреча с Костиком. Он вернется в квартиру, откроет дверь своим ключом и скажет, что забыл что-то из вещей… А может, он придет для того, чтобы повидаться с детьми или передать мне какие-нибудь деньги. Молодая жена хороша только на первый взгляд.

Она вряд ли хорошо готовит. Ей хочется погулять, походить по дискотекам, ночным клубам, посидеть в ресторанах. А мой Костик, он такой домашний… Он так любит и ценит домашний уют. Да и рожать она ему точно не будет. Зачем ей такая обуза? А мой Костик, наверно, уже очень соскучился по детям. Ему не терпится поиграть с сыном в футбол и почитать дочке сказку. Он соскучился по нашей квартире, по родной постели, по моему борщу и, конечно же, по моим пышным оладьям. Он придет повидать детей и поймет, что больше никогда не сможет уйти. Он поймет, что ему всего этого так не хватало, что все это его родное, им же созданное. Он поймет, что не может без нас жить, что он просто ошибся, а любой человек имеет право на ошибку, и от этого никуда не денешься.

От этих мыслей я почувствовала еще больший, все нарастающий нервный жар, страшную тошноту, дрожь в руках и ногах и острую, пронзительную боль в сердце.

Но шел день за днем, неделя за неделей, а Костика все не было. Он не приезжал, не привозил деньги и даже не проведывал детей. Когда я звонила ему на работу, трубку брала его секретарша и под различными предлогами отказывала мне в разговоре с моим собственным мужем. То он занят, то просил ни с кем не соединять, то уехал в командировку, то у него совещание… И так каждый день. Мобильный мужа тоже предательски молчал, а со временем он стал недоступен, и это наталкивало на мысль о том, что Константин просто поменял номер. Я хотела было позвонить свекрови, которая жила в другом городе и часто болела, но побоялась. Возможно, Константин ничего не рассказал матери, и мои слова приведут несчастную женщину в ужас со всеми вытекающими при ее здоровье последствиями.

…Я попыталась жить без него, но я не жила… Я просто делала вид, что живу. Каждый день я задавала себе одни и те же вопросы: за что мой муж так со мной обошелся? Что именно я сделала не так?.. На каком этапе я потеряла своего мужа и он начал искать себе другую? Что есть в той другой, чего нет во мне? Она искуснее в ласках, в любовных утехах? Или она женственнее и красивее?

А может, все куда проще: она не обременена детьми, и у нее вся жизнь впереди? Весь мир лежит у ее ног.

Но зачем ей понадобился именно мой муж? Почему именно он? В двадцать лет можно и холостого найти. Что «парней так много холостых, а я люблю женатого?» Я изводила себя вопросами и не находила на них ответы.

Я стала искать работу, но в тридцать лет, без мало-мальски приличного образования и с двумя детьми найти ее оказалось весьма проблематично. Зарплаты, которую мне предлагали, нам не хватило бы даже на еду. Тем более Саша учился в частной школе – престижной и весьма дорогой. Костик сам перевел сына в школу для детей «новых русских», убеждая меня в том, что это качественно иной уровень по сравнению с нищими государственными школами. Я тогда заколебалась – накладно все-таки, но Костик сказал, что на образовании нельзя экономить.

Я поддалась на его уговоры и только теперь поняла, как я была не права. С уходом мужа мальчику пришлось вернуться в «нищую» государственную школу.

…Так прошло ровно три месяца. Я не знаю, как я их прожила, вернее, просуществовала. Я приезжала к Костику на работу, но меня не пускала внутрь охрана.

Я попробовала устроить скандал, но и это не принесло должного результата. Я пыталась его подкараулить после работы, но он словно что-то чувствовал и не появлялся.

Мимо меня проезжали машины с тонированными стеклами, в одной из которых, возможно, сидел он и не желал вступать со мной ни в какие дискуссии. Спустя три месяца я перестала его ждать. Я вдруг подумала о том, что он не вернется за своими вещами. Зачем ему старые вещи, если он может купить себе новые?! То же самое я подумала и о детях. Зачем ему старые дети, если его теперешняя спутница может родить ему новых?! Зачем ему вообще старая жизнь, если теперь у него есть новая?! Видимо, он решил расстаться со всем одним махом и вычеркнуть все, что нас связывало, одной жирной красной чертой.

…Я почти не ела, как-то осунулась, постарела и чувствовала, как мою душу стало наполнять безразличие.

Неожиданно мне стало все равно. Все равно, вернется Константин домой или нет. Все равно, как я выгляжу. Все равно, что у меня с катастрофической скоростью заканчиваются деньги и мне вместе с детьми скоро нечего будет есть. Я перестала звонить подругам и изливать душу, потому что почувствовала, как надоела всем со своими проблемами. Когда дети были в школе и детском саду, я лежала на диване рядом с газетой «Работа для вас» и смотрела в потолок каким-то тупым, ничего не выражающим взглядом. Мне вдруг показалось, что я как-то глупо распорядилась своей судьбой. Глупо, потому что я встретила Костика, а не кого-то другого. Я начинала вспоминать своих многочисленных ухажеров, думать о том, как сложилась их жизнь сейчас, жалеть о собственном глупом раннем замужестве и ругать подлянку-жизнь, которая расставляет подобные сети. Перед глазами Константин, торопливо собирающий свой чемодан…

Все случилось так внезапно. Я смотрела на него и совершенно не понимала, что происходит… Я задавала один и тот же вопрос: «За что ты со мной так поступил? Что именно я сделала не так?»

Моя мать, переживавшая и за меня, и за своих внуков, старалась как можно чаще увозить детей к себе, дав мне возможность отойти и хоть немного прийти в себя. Но я не приходила в себя… Я совсем не приходила в себя… Я просто похоронила себя заживо в четырех стенах и начинала представлять себе ту, к которой ушел муж… Мне захотелось увидеть свою соперницу, выдрать ей клок волос, попортить лицо и внушить ей ту простую истину, что нельзя покушаться на чужую собственность. Но… Я понимала, что дело далеко не в сопернице, дело в моем муже…

В один из таких дней, когда меня особенно одолела депрессия, ко мне приехала моя старая подруга Ленка, с которой мы не виделись целую вечность. Поставив на стол бутылку мартини и коробку конфет, она посмотрела на меня испуганным взглядом и изменилась в лице.

– Свет, ты чего?

– В смысле? – совершенно безразлично спросила я и, бесцеремонно налив себе полный бокал мартини, осушила его до дна.

– Ты вообще на себя в зеркало смотришься?

– Зачем?

– Как это зачем? Мне кажется, что любая нормальная женщина должна каждый день смотреть на себя в зеркало.

– А я ненормальная. От нормальных мужья не уходят. Тем более когда в доме двое детей. Значит, я хреновая жена. Хре-но-вая. Иначе чего бы от меня мужик сбежал?! Может, я ему тапочки плохо подавала? Или как-то раз суп недосолила?..

Я почувствовала, как выпитое мартини ударило в больную голову, и закричала что было сил:

– Лен, ну скажи, что именно я сделала не так? Что?! Что ему не понравилось?!

– Света, успокойся, – приглушенно сказала Ленка и налила мне второй бокал. – Я у твоей матери была. Она мне все рассказала. Ты все делала правильно, не переживай. А насчет того, что мужики только от хреновых баб бегут, ты не права. Мужики иногда с жиру бесятся. А Костик твой сволочь редкостная. Такую сволочь еще поискать надо было. Только знай, что с уходом мужика жизнь не заканчивается!

– Ой, только не надо меня жизни учить. Посмотрела бы я, что бы ты делала на моем месте…

– На твоем месте находятся тысячи женщин, и ничего. Никто от этого не умер. Ни один мужик не стоит того, чтобы из-за него умереть! Ни один! Мужиков полно, другого найдешь!

– С двумя детьми?!

– Если бы было трое, нашла бы и с тремя. Повторяю для бестолковых, с уходом этого подлеца, вернее нет, с его побегом жизнь не закончилась. Она только началась, и началась с нового, совершенно чистого листа.

– Ты у меня прямо как философ, – голосом умирающей сказала я.

– Просто мне твоя мать говорила, что тебе очень плохо, но я и подумать не могла, что так. Я тебе уже телефон пообрывала, а ты трубку не берешь. Матери твоей звонила, так она все скрывала, говорила, что ты вместе с детьми к родственникам уехала погостить. Я никак не могла понять, как ты могла уехать посреди учебного года.

Это теперь твоя мать раскололась – сил нет больше врать. Она мне сама позвонила, плачет, говорит, что ты всего этого не переживешь. Боится за тебя. Я ей говорю, почему вы мне раньше все не рассказали, а она, оказывается, все думала, что Костик вернется. Теперь, видимо, поняла, что не вернется.

– Свет, а кто она?

– В смысле?

– Та, к которой он ушел?

– Дочка одного высокопоставленного чиновника. Теперь у твоего Константина дела пойдут в гору. Папочка у нее еще та шишка, рукой не достанешь. А Константин, проныра, достал.

– Так как же такой высокопоставленный чиновник разрешил, чтобы рядом с его дочерью был женатый человек, отец двух детей? Ведь ей при таком положении раз плюнуть холостого найти.

– Беременная она. А по показаниям ей аборт делать нельзя.

– Что?!

– Обрюхатил Костик дочку, и папаше теперь деваться некуда. Тебе документы о разводе пришли?

– Да, я их по почте получила. И как это меня могли развести без моего присутствия, ведь у нас двое детей?

– За деньги и с тремя разведут. Деньги сейчас решают все.

– Кто бы мог подумать…

– Свадьба скоро у твоего Костика. Настоящая пышная свадьба. А затем медовый месяц на Канарах.

– А как же мои дети?

– Да кому нужны твои дети, кроме тебя самой?!

– Лена, а где он с ней познакомился?

– Вот этого я не знаю. Где мужики знакомятся, поди разбери?! Может, на дискотеке или в ночном клубе.

– Да он отродясь по таким местам не ходил.

– Получается, что ходил.

– А откуда ты все это знаешь?

– Да про это уже все знают. Все, кроме меня. Представляешь, я к нему на фирму приехала. Всякой ерунды охранникам наплела, прошла внутрь. Влетела к нему в кабинет, чтобы волосы ему повыдирать, так он со мной даже разговаривать не стал, вызвал охрану, и меня вышвырнули прочь. Понимаешь, меня, твою лучшую подругу, вышвырнули прочь! Это что такое делается?!

– А что тут удивительного, если он меня, собственную жену, прочь вышвыривает.

– Вот козел! Он сказал охранникам, что знать меня не знает и видит первый раз в жизни… Быстро он забыл, как приставал ко мне на твоем дне рождения. Я ему тогда еще по роже заехала.

– Костик к тебе приставал? – от удивления открыла я рот.

– Приставал. Подвыпил хорошенько и, пока ты детей спать укладывала, начал мне под юбку лезть.

– Господи, я и подумать никогда не могла… Я ничего не знала… Стыд-то какой!

– Жена всегда обо всем узнает последней. Кобель у тебя Костик был тот еще. Неужели ты ничего не видела?!

– Нет.

– Потому что любила, как кошка, а когда любишь, то дальше своего носа вообще ни хрена не видишь. У тебя на уме только одно было: «Костик, давай я тебе рубашечку поменяю… Носочки уже грязные, наверно…»

– Говорят, мужики все гуляют… Я, конечно, думала, что Костик у меня не такой, но, видимо, ошибалась.

– Мужики гуляют, но только по-умному.

– А по-умному это как?

– Чтобы жена ничего не знала.

– Так я и так ничего не знала.

– Не знала-то ты не знала, да только под конец он тебе вон какую свинью подложил!

Подлив в свой бокал мартини, я обхватила голову руками и стала как-то странно покачивать ею из стороны в сторону.

– Лен, ну скажи, за что он со мной так? За что? Ведь я же знаю, что Костик меня любил… Он всегда меня очень любил… И зачем ему эта дочка большого начальника, если он и так деньги делал?! С трудом, со скрипом, но делал. И все у него получалось. Все. Он не может меня разлюбить. Не может. Он любит меня и сейчас. Я в этом просто уверена. Ну что его может связывать с той, другой? Только деньги и секс. Но даже если он ее и любит, то это не означает, что он разлюбил меня. Мужчина может любить двух женщин одновременно.

– Что-то я не заметила, чтобы Костик тебя очень сильно любил. Если бы он хоть немного за тебя переживал, он бы так с детьми не обошелся. Он хоть бы как-то помогал им материально.

– А может, я возьму детей и приду к нему на свадьбу?! Может, он нас увидит – и у него сердце заноет?! Ведь мы же не чужие. Мы его семья, – говорила я, глотая слезы.

– Ты что несешь? Ты что надумала?! На свадьбу она с детьми придет! Не позорь ни себя, ни детей! У тебя хоть какая-то гордость есть?! Мужик ее бросил, а она к нему ковриком стелется! Ты хочешь, чтобы со свадьбы не только тебя выставили, но и детей?! Ты хоть их психику побереги!

– Да разве он посмеет?!

– Этот все посмеет, уж поверь мне. Все. Света, что-то я тебя не узнаю… Где твоя гордость?! Она у тебя осталась?

– Да какая, к черту, гордость?

– Обыкновенная. Теперь понятно, почему от тебя мужик ушел. Потому, что он устал об тебя постоянно ноги вытирать! Устал!

Последние слова ранили меня в самое сердце, и я заревела белугой. Ленка дождалась, пока я успокоюсь. Она медленно потягивала свой мартини и о чем-то усиленно думала. Когда я поняла, что у меня больше нет слез, я дрожащей рукой достала сигарету и нервно закурила.

– Ты что, курить начала? – с нескрываемым удивлением спросила Лена.

– Можно подумать, ты не куришь…

– Так я десять лет курю, а ты отродясь не баловалась.

– Все мы когда-то что-то начинаем, – глубоко затянулась я и пустила несколько ровных колечек дыма. – Знаешь, я очень много слышала про любовные треугольники, когда никто ни с кем не может расстаться, но при этом не слышала, чтобы мужики из семей уходили. Ведь всем известно то, что мужчины не любят радикальных перемен в жизни. В браке их удерживает привычка, а она для мужчин значит гораздо больше, чем для женщин. А тут поди разбери, что получилось.

* * *

Я немного помолчала, а затем продолжила:

– Лен, скажи, а как же мне теперь без денег-то жить? На алименты подать? Но ведь Костик просил этого не делать. Он говорил, что деньги теперь сам завозить будет.

– Ага, много денег он тебе за это время привез?

– Ни копейки.

– То-то. Тебе нужно на работу устроиться. Приведешь себя в порядок. Выйдешь в люди. Начнешь зарабатывать. Мать будет тебе с детьми помогать. Глядишь, жизнь наладится, и все пойдет своим чередом. Было бы вообще отлично, если бы ты хорошо зарабатывать начала. Ты бы тогда от Костика никаких подачек не брала.

– Да куда я только не звонила! Где я смогу заработать, если у меня двое детей, мне не двадцать и я ничего не заканчивала?! Где?!

– Придумаем что-нибудь. Не переживай. А для начала приведи себя в порядок. А то с таким зареванным лицом тебя на работу точно никто не возьмет.

Как только за Ленкой закрылась дверь, я доплелась до кровати, легла, положила на голову подушку и заревела… Я пыталась разложить по полочкам ту ситуацию, в которую я попала, но мне никак это не удавалось. Костик женится ради карьеры? Но карьера у него и так двигается неплохо. Он никогда не был альфонсом и всего в жизни добивался сам. Жениться из-за того, что девушка забеременела, он тоже не мог, потому что у него есть свои двое детей. Сумасшедшая любовь?! И это исключено. Костик потерял голову раз в жизни, и потерял ее из-за меня.

Секс?! Ерунда, на голом сексе далеко не уедешь. Ведь мужиков, которые бросают жену ради любовницы, раз-два и обчелся. Да, многие женатые мужчины имеют связь на стороне. Это наполняет их гордостью, они хвастаются перед приятелями, но при всем при том они почти никогда не уходят из своих семей. С женами их связывают налаженный быт, дети, привычка. Господи, почему же так получилось с Костиком?! Почему?!

Глава 3

– Мама, учительница спрашивает, когда мы наконец заплатим за кружок. У нас в классе уже все давно заплатили, – сказал мне сын, когда я его утром отводила в школу.

– Скоро, сынок… Скоро.

– Мам, ну когда? Мы ушли из той школы потому, что не могли за нее заплатить, а в этой школе мы не можем заплатить за кружки. Учительница начинает ругаться, – капризно настаивал сын.

– Я же тебе говорю, что скоро. – Я смотрела куда-то вдаль, но никакой ясной картины не видела. Перед глазами все расплывалось, а все очертания размазывались. Как только мы подошли к школе, сын взял меня за руку и попытался завести меня внутрь. Но я резко остановилась и отрицательно замотала головой.

– Мам, ну почему ты не хочешь зайти в школу? Посмотри, туда заходят все родители.

– Не хочу.

– Но почему?

– Потому что не хочу видеть твою учительницу. Она опять начнет говорить про деньги…

– Тогда она будет говорить про них мне.

– Ну потерпи, сынок. Я сегодня же пойду в скупку и продам свои драгоценности. У нас будут деньги и на еду, и на кружок, и даже на аттракционы в парке.

– Правда?

– Честное слово.

Я улыбнулась сквозь слезы и крепко сжала руку сына в своей руке. Мне было очень плохо, и я едва держалась на ногах, но я старалась бодриться, чтобы сын ничего не заметил.

– Мам, а я папу больше никогда не увижу? – грустно спросил сын и пристально посмотрел мне в глаза.

– Не знаю, сынок. Ей-богу, не знаю.

– Он скоро женится?

– С чего ты взял?

– Бабушка сказала. Мам, а он пригласит нас на свадьбу?

– Нас?! Думаю, что нет.

– Почему?

– Потому что там будут только близкие и друзья.

– А мы? Разве мы для папы не близкие?! Мы же его семья…

Почувствовав, как у меня задергалась нижняя губа, я посмотрела на сына строгим взглядом и серьезно произнесла:

– Саша, я не хочу больше разговаривать о папе! Слышишь, не хочу! Потому что отец твой гад конченый! Учительнице скажи, пусть она остынет. Завтра ты сдашь деньги за эти гребаные кружки.

– Мам, а ты что кричишь? – обиделся сын.

– Прости. – Я развернулась и пошла прочь. Я чувствовала, что сын смотрит мне в спину, но я не оглядывалась… Я больше не хотела оглядываться назад, потому что я хотела смотреть только вперед… И никогда, никогда в жизни не оглядываться назад…

Как только я вернулась домой, ко мне заявилась Ленка. От моих глаз не скрылось то, что она была возбуждена и, по всей вероятности, очень хотела мне что-то рассказать. Бросив на Ленку усталый взгляд, я нехотя налила себе чашку кофе и как-то безразлично произнесла:

– Если ты хочешь мне что-то про Костика рассказать, то можешь не стараться. Эта тема для меня давно закрыта. С некоторых пор мне это неинтересно. Костик для меня умер.

Я сказала это ледяным тоном, но тут же у меня вырвался вопрос:

– У него что, сегодня свадьба?

– Ты ж сказала, что тебе это неинтересно.

– Я просто так спросила.

– Я ничего не знаю про Костика. Было бы и в самом деле хорошо, если бы ты про него забыла. Я пришла совсем по другому поводу.

Я посмотрела на часы и перевела взгляд на Ленку.

– Я через час ухожу из дому. Иду в скупку сдавать драгоценности. У нас нет ни копейки.

– Мне часа вполне хватит. Я вот что пришла. Я хотела спросить: как у тебя с работой?

– У меня с работой?! С завтрашнего дня буду проходить медицинскую комиссию. Мне медкнижка нужна.

– Зачем?

– На рынок иду торговать.

– Чем?

– Чем бог пошлет, – еще более безразлично ответила я. – Масло, сыр, молоко, рыба – в общем, развесные продукты. Глядишь, обвешивать научусь. На рынке меня берут. Там наплевать, сколько мне лет и сколько у меня детей. До моего образования тоже никому дела никакого нет. Правда, и платят там немного, на поддержание штанов, так сказать. Но у меня сейчас выбора нет. Мои деньги плюс материна пенсия – проживем как-нибудь.

– На рынок пойти ты всегда успеешь. – Ленка посмотрела на меня хитрым взглядом и раскраснелась.

– А у тебя что, есть какие-то предложения?

– Есть. Я тебе предлагаю нормальные деньги. Полторы тысячи долларов в месяц, не напрягаясь.

– Сколько?

– Полторы тысячи долларов в месяц.

– И кто же мне будет платить такие деньги?

– Фирма.

– А за что она мне будет их платить, если я делать ничего не умею?

– А там не нужно ничего уметь, там нужно просто хорошо выглядеть. Так что первым делом ты должна собой заняться. Нужно, чтобы эта бледность прошла, синяки под глазами, отечность… Ты же умеешь хорошо выглядеть. Вспомни, как в школе на тебя все пацаны оглядывались! Да и при Костике ты всегда держалась. Ты же красивая баба, что ты себя так запустила?! Смотреть тошно! Если мужик ушел, то это еще не конец света! Ладно, сама дура, но дети-то за что страдают?! Ты вот ребенка в школу ведешь, а у тебя юбка не глажена…

Я посмотрела на свою мятую юбку и опустила глаза.

– А ведь я и вправду юбку забыла погладить.

– А волосы ты когда в последний раз красила?

– Не помню А я что, поседела?

– Нет, дорогуша, до седины тебе еще далеко. Просто у тебя уже свои корни волос отросли, и ты выглядишь чумичка чумичкой. Но а про косметику я вообще молчу. Ты, наверно, уже сама не помнишь, когда в последний раз косметикой пользовалась. Скажи, ты сможешь привести себя в порядок за короткий срок или ты скоро совсем сбомжуешься?

– С чего бы это я сбомжевалась?

– С того, что, по-моему, до этого уже рукой подать.

Я отодвинула чашку с кофе и тяжело задышала.

– Лена, я клянусь тебе, что сегодня же приведу себя в порядок. Что за работа-то?

– В Турцию полетим.

– В Турцию?!

– Не удивляйся. Там сейчас можно нормально подзаработать. Нормально, понимаешь?!

– Каким образом?

– Я одну фирму нашла. Там требуются высокие красивые девушки, прямо как мы с тобой. Будем встречать гостей, сопровождать на экскурсиях, расселять в гостиницы. Будем работать гидами, одним словом.

– Гидами?!

– Ну да.

– А как же знание языка?

– Ты немного английский знаешь, да и я тоже. В процессе работы всему научимся.

– Но ведь надо знать турецкий?

– Турецкий на месте выучишь. Мы же будем встречать русских туристов, зачем нам турецкий? Ты что, собралась с русскими по-турецки разговаривать?

– Лен, бред какой-то… Ты, наверно, на какую-то проститутскую фирму нарвалась. Нормальным гидом устроиться довольно сложно. Для этого надо как минимум два языка знать. Русский и турецкий.

– Да кто тебе такое сказал? Это для тех, у кого связей никаких нет.

– А у тебя что, связи есть?

– Есть.

– И откуда они у тебя появились?

– У меня много что появилось, пока ты наслаждалась супружеским счастьем. У меня такого Костика не было. Мне приходилось на жизнь самой зарабатывать. У меня любовник влиятельный есть из криминальных кругов. Он мне и порекомендовал эту фирму.

– Может, он тебя просто подставить хочет и именно таким образом предлагает тебе заняться проституцией?!

Ленка захлопала глазами и запыхтела, как паровоз.

– Не надо судить по Костику обо всех мужиках! Не все такие козлы, как твой Костик. Мой любовник меня любит!

При слове «любит» я усмехнулась и опустила глаза.

– Я думала, что меня любили, прожив десять лет с мужчиной и родив от него двоих детей… Я ошиблась… Как можешь не ошибиться ты, если тебя ничего совместного не связывает и у тебя нет детей?

– И тем не менее я утверждаю. Заключаем контракт на три месяца. Зарабатываем свои положенные деньги и возвращаемся на родину. Затем контракт можно возобновить. У тебя дети скоро начнут голодать. По-моему, и раздумывать нечего. Заложишь свои драгоценности, вырученные деньги отдашь матери, чтобы у нее хоть на первое время было на что детей кормить, а сама поедешь на заработки. Полторы тысячи долларов в месяц – это минимальная сумма, а про максималку я даже говорить боюсь. Если работа пойдет нормально, то и заживем нормально. Никакой проституцией тут и не пахнет, это однозначно. Я тебе предлагаю реальную работу и реальные деньги…

На следующий день мы уже сидели в небольшом частном ресторанчике вместе с Ленкиным любовником и обсуждали детали предстоящей поездки. Ленкин любовник показался мне вполне приличным мужчиной, вел он себя очень даже галантно и обходительно. Он заверил нас в том, что те два места, которые он нам предлагает, на дороге не валяются, что на них есть тысячи претенденток, а из этой тысячи он готов их уступить именно нам, из теплого отношения к Ленке естественно. Когда ее любовник взял в руки мобильный и принялся решать какой-то вопрос, встав при этом из-за стола и отойдя в другую сторону зала, я посмотрела на Ленку задумчивым взглядом и еле слышно спросила:

– Лена, а ты уверена в том, что ему можно доверять?

– Уверена. Ты же видишь, что мужик не промах. Серьезный, рассудительный, слов на ветер не кидает.

У него вообще одно место было, но я встала перед ним на колени и стала вымаливать второе. Он прекрасно понимает, что ты мать-одиночка с двумя детьми, которых надо кормить.

При слове «мать-одиночка» я слегка дернулась и подумала о том, что меня еще никто и никогда так не называл.

– Так что давай бери себя в руки и начинай новую жизнь, – настраивала меня на истинный путь Ленка. – У тебя теперь нет другого выхода. Теперь ты добытчица. Ты и лошадь, ты и бык, ты и баба и мужик. Тебе пахать надо и ни о чем не думать. И запомни, что не родился еще тот мужчина, из-за которого бы стоило горевать или приобрести хотя бы одну морщинку. А у тебя морщины начали появляться, как грибы после дождя…

– У меня морщины?

– У тебя. Скоро как старуха будешь, ей-богу.

– Да ладно тебе наговаривать, – разозлилась я на Ленку.

– Я тебе не наговариваю, а правду говорю. Но кто тебе еще правду скажет, если не я?!

В тот момент, когда за столик вернулся Ленкин любовник, мы прекратили свои споры и стали медленно смаковать свой кофе.

– Вовка, так когда нам вылетать? – вежливо поинтересовалась Ленка и затянулась сигаретой.

– Ровно через неделю.

Я слегка прокашлялась и решила толкнуть речь:

– Владимир, не знаю, как и благодарить вас за ваше содействие. Сейчас так трудно найти работу с достойной оплатой, а у меня двое маленьких детей и мама-пенсионерка. Для меня ваше предложение что спасательный круг для утопающего.

– Не стоит благодарностей, – перебил меня Ленкин любовник. – Благодарите вашу подругу. Все, что я для вас сделал, я сделал исключительно ради нее. Лена всегда мечтала стать самостоятельной и независимой женщиной. Именно такую возможность я ей и даю. Я всегда уважал ее независимость и уважаю ее и на этот раз. А насчет вас… Лена сказала мне, что вы собираетесь идти торговать на рынок. Это несправедливо. Такую красоту, как у вас, надо беречь. Гидом вы будете смотреться намного лучше, чем продавцом. Если у вас двое маленьких детей, значит, вы порядочная женщина. А мне и нужны две порядочные женщины. В порядочности Елены я уверен.

Понимаете, начался сезон. Пока есть два свободных места. Сами знаете, что такие места долго свободными не бывают. Заработаете хорошие деньги, поможете своим детям.

Понравится, поедете еще. Тем более климат, море, солнце, фрукты… Что и говорить, предложение царское.

– Все это понятно, но я не о том… Я о том, чтобы в вашем предложении не было никакого подвоха. Понимаете, я оставляю на родине двоих детей, у которых с некоторых пор нет отца. Если со мной что-то случится….

Услышав мои последние слова, Владимир изменился в лице и, побагровев от злости, отодвинул свою чашку кофе.

– Ну это совсем несерьезно. Если вы так ставите вопрос, тогда вообще ничего не надо. Я никого не принуждаю и силой ничего делать не заставляю. Я вас уговаривать не собираюсь. Все, до свидания.

Владимир перевел взгляд на Ленку и тяжело вздохнул.

– Лена, я что-то не понял… Ты меня умоляла взять на работу свою подругу. Я же не хотел – сама знаешь, с местами напряженка. Я не бюро по трудоустройству, чтобы твоих подруг трудоустраивать, а тут такие разговоры… Полетишь одна.

Замотав головой, я вытащила из сумочки свой загранпаспорт и протянула моему благодетелю.

– Простите. Я ни от чего не отказываюсь. Я доверяю своей подруге, а если она доверяет вам, значит, все в порядке. Скажите, а куда именно мы летим?

– В Анталию, – нехотя взял мужчина мой паспорт. – Работать будете на курорте в Кемере. Все подробности я уже рассказал Елене.

К концу разговора мы пожали друг другу руки и посмотрели, как Ленкин любовник помахал нам рукой, садясь в свою спортивную машину.

– Прогуляемся, – предложила мне Ленка и взяла меня под руку.

– Прогуляемся.

Мы шли молча. Я неуверенно ступала и чувствовала, что меня начинает тошнить. Меня тошнило от всего: от московского дыма, от шумной улицы, от одиночества, от безденежья и даже от перспективы поработать за рубежом. Я вдруг подумала о том, что, наверно, я лгу сама себе, что сейчас бы отдала все на свете и даже позволила бы укоротить свою жизнь только за то, чтобы сделать ее такой, как раньше… Тихой, размеренной, степенной, стабильной.

Где есть домашний очаг, дети, муж, читающий газету, и я, убирающаяся на кухне… Где так тепло и не чувствуется непогоды… Где не надо думать о деньгах, потому что о них думает муж… Где каждый день такие однообразные, но такие родные семейные будни…

Я поморщилась. Я поняла, что ничего этого больше не будет. В мою жизнь ничего не вернется. Ничего. Ни слово «семья», ни «семейный очаг», ни «домашний уют», потому что все разрушено до основания и уже ничего невозможно собрать. Я всегда ощущала исключительность своей судьбы и была благодарна ей за то, что она относилась ко мне чересчур благосклонно. Слишком раннее удачное замужество с хорошим человеком… Слишком ранние дети…

Слишком счастливая семейная жизнь… А теперь судьба вышвырнула меня из этих счастливых рядов, оставив один на один с собственной бедой и навалившимся горем.

– Свет, ты чего? – донесся до меня Ленкин голос.

– Ничего.

– Качаешься, как пьяная. Тебе плохо?

– Так, средней паршивости.

– Свет, но ведь ты женщина разумная. Я понимаю, ты пережила тяжелый удар, – как-то жестко заговорила подруга, – но на этом ничего не заканчивается. У тебя впереди новая жизнь и новая работа. За неделю тебе нужно привести себя в порядок. Ты же должна хорошо выглядеть.

– Зачем?

– Затем, чтобы с людьми общаться. На тебя же туристы смотреть будут. Может, какой-нибудь турист в тебя влюбится!

Я поморщилась и раздраженно посмотрела на Ленку.

– Лен, хватит ерунду городить. Я мужской любовью уже по горло сыта. Я ею объелась. Мне кажется, что за свою любовь я уже поплатилась в полном объеме.

Я немного помолчала, а затем добавила:

– Лен, послушай, а чего твой любовник тебя на заработки отправляет? Почему он не хочет взять все твои расходы на себя? Вы же собираетесь пожениться?

– Что?!

– Если вы любите друг друга, значит, в недалеком будущем вы собираетесь пожениться. Зачем же вам нужно трехмесячное расставание?

– Кто собирается жениться?! – захлопала глазами Лена.

– Ну, ты и твой друг.

– А с чего ты взяла, что мы собираемся пожениться?

– А что, нет?

– Нет. У нас совершенно свободные отношения. Света, ты, пока была замужем, так отстала от жизни. Пойми, если люди встречаются, это не значит, что они обязательно поженятся. Конечно, я бы была не прочь выйти замуж за какого-нибудь порядочного человека, но я его пока не встретила. А с Владимиром меня связывают дружеские отношения и секс. Мужики сейчас, сама знаешь, какие, не спешат сами помогать материально. Вот он и нашел мне хорошую работу. Конечно, если бы он сгорал от любви ко мне, он бы никуда меня не пустил, но он не сгорает.

…Ближе к вечеру я заехала к матери, завезла ей деньги, вырученные за свои драгоценности, рассказала ей о предстоящей работе и, уложив детей спать, тихонько прижала мать к себе.

– Мам, ну не плачь. Сейчас все наладится. Я приеду с деньгами, с голоду не умрем. А затем что-нибудь придумаем.

Мама вновь всхлипнула и посмотрела на меня заплаканными глазами.

– Только будь осторожна, доченька. Будь осторожна.

Приехав домой, я подошла к зеркалу и внезапно почувствовала, что больше не могу быть слабой женщиной.

Не могу. Потому что теперь у меня новая жизнь и новая ответственность. В этой жизни я обязана быть сильной и прогнать от себя прочь бурю отрицательных эмоций, которые приходили ко мне из моего прошлого. Я устала тушить боль и отчаяние и наконец поняла, что смысл моей жизни заключается не только в совместном существовании с моим мужем. Я решила с этой минуты не позволять себе распускаться и больше никому не демонстрировать свою безысходность и не рыдать.

А затем я встала под душ и смыла с себя горечь, боль, страх и отчаяние. Я наложила на лицо душистый крем и наполнила свою душу светлыми и добрыми чувствами. Я надела новый халат и пригладила мокрые волосы. Я сама удивилась своему преображению. Мне даже показалось, что я стала совсем юной и, как раньше, красивой. Я не одна. Я нужна своим детям и своей маме…

Я словно попала в самую настоящую сказку, где рассеялись злые чары, а добрые чары делают героя совершенно новым человеком.

Я смотрела на себя в зеркало и улыбалась сама себе.

Пусть где-то там живет мой бывший муж, и пусть он будет счастлив, пусть он получит то, что ему не смогла дать я.

А я… Я смогу переломить себя и его простить, потому что те десять лет, которые мы прожили вместе, были счастливыми и по-своему незабываемыми… Я смогу, и у меня все получится, потому что я сильная… Господи, я раньше и подумать не могла, какая же я сильная…

Глава 4

В аэропорту нас провожал Ленкин любовник. Вручив нам авиабилеты и экскурсионные путевки, он затянулся сигаретой и деловито объяснил:

– Вот вам билеты, а вот вам ваши контракты. Все сделано в лучшем виде. Так как вы едете от достаточно солидной фирмы, думаю, таможня вам даст «добро» без всякого. Желаю вам удачной, плодотворной работы и хорошего отдыха. Если возникнут какие-то вопросы, звоните. Ленка знает мой мобильный наизусть. Он у меня включен двадцать четыре часа в сутки. Только уж слишком вы бледные какие-то. Но ничего, загорите. В Турции загар очень красивый. Через неделю станете как шоколадки.

Как только самолет приземлится в Анталии, вы увидите множество представителей различных фирм, с самыми различными табличками они встречают своих туристов.

Вы должны встретиться с турком, который в совершенстве владеет русским языком. Его зовут Экрам. Он будет держать табличку с надписью: «Эскорт». Смело подходите к нему, не ошибетесь. А дальше дело техники. Он отвезет вас в офис своей фирмы, а после поселит в гостинице. Выдаст форму, в которой вы будете встречать туристов, и расскажет вам о ваших функциях и обязанностях. Вы хоть какую-нибудь литературу по Турции читали?

– Нет, – в один голос ответили мы.

– Ладно, скажите об этом Экраму. Он выдаст вам по книжке, и вы прочитаете про Кемер, чтобы вам было что рассказывать, когда вы будете встречать туристов и развозить их по гостиницам. А еще старайтесь прислушиваться к местному сленгу и учить местные слова. Это вам очень пригодится в будущем, если захотите продлить контракт. Места у вас козырные, так что не переживайте.

Сейчас самый сезон, а в сезон даже горничной при гостинице не устроишься, не то что гидом. А все фирмы, набирающие танцовщиц, в основном вербуют проституток, а вы уже не в том возрасте, чтобы заниматься и тем и тем. Я же говорил, что на эти места требуются порядочные женщины.

Вообще, чтобы на такую работу попасть, надо хорошенько заплатить, так что считайте, вам крупно повезло.

Владимир дотронулся рукой до Ленкиной щеки и сказал уже более ласковым голосом:

– Малыш, я буду по тебе скучать. Мне будет очень сильно тебя не хватать.

– Правда? – не на шутку раскраснелась Ленка.

– Правда, малыш, правда. Позвонишь?

– Конечно, позвоню.

– А вдруг ты себе там какого-нибудь турка найдешь и про меня забудешь?

– Не забуду. Меня турки не интересуют.

Я посмотрела на столь трогательную картину, слегка улыбнулась, но все же не смогла удержаться от мучившего меня вопроса.

– Владимир, вы извините, пожалуйста. Я хотела бы вас кое о чем спросить.

– Светлана, зачем эти формальности? Давай перейдем на «ты».

– Хорошо. Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

– Я весь внимание.

– Понимаешь, у меня дома все не очень чтобы очень. Как говорится, финансы поют романсы.

– Понимаю, иначе ты бы не помчалась на заработки от двоих детей.

– Так вот, я, конечно, оставила маме кое-какие деньги… Я бы хотела узнать, когда я получу первую зарплату?

– Наверное, через месяц. Это вы выясните у Экрама.

– Я бы хотела переправить деньги маме, только не знаю, как это сделать. Через международный почтамт, наверно, будет очень дорого. Там берут большие проценты.

– Я тебя понял. Свет, ты не мудри. Ты когда деньги получишь, то передай их с кем-нибудь из отдыхающих.

Только выбери семью поприличнее, чтобы муж, жена и ребенок. Затем позвони мне, продиктуй номер рейса. Я деньги встречу, не переживай, а затем отвезу их твоей матери. Только напиши адрес.

– Правда? – Я обрадовалась и почувствовала, как на глазах показались слезы. – Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна. Достав листок, я быстро написала адрес матери и протянула бумажку своему работодателю.

– Ты меня не благодари. Я еще ничего для тебя не сделал. – Владимир положил листок в барсетку. – И слезы понапрасну не лей. Я же тебе сказал, что все будет нормально. Все будет хорошо. Знаешь, ты очень изменилась за эту неделю. На глазах преобразилась. Прямо красавица. Все мужчины на тебя оглядываются. Я когда тебя в первый раз увидел, то поначалу хотел Ленке сказать, что тебе с такой сомнительной внешностью никуда ехать не стоит. Оказывается, женщина может стать красивой, если захочет. И зачем ты, такая красивая баба, за такого козла замуж вышла и от него двух детей нарожала?

– А откуда мне было знать, козел он или не козел. Поначалу они все нормальные.

– Ничего, ты еще свою судьбу устроишь.

– Да черт с ней, с судьбой, мне главное – детей прокормить…

– Прокормишь. Это я тебе обещаю.

В тот момент, когда мы сели в самолет, я облегченно вздохнула и быстро опрокинула любезно предложенную подругой рюмку коньяка.

– Ленка, ты что-нибудь про Костика слышала? – неожиданно сама для себя спросила я.

– Ты же сказала, что он для тебя умер!

– Да это я так, просто спросила.

– Просто ничего не бывает. Если ты всем направо и налево будешь ныть про своего Костика, то от тебя скоро все люди шарахаться будут. Скажи спасибо, что я у тебя такая терпеливая, но только и моему терпению приходит конец.

– И все же ты не ответила на мой вопрос.

– Что тут отвечать. Сегодня пятница, завтра суббота. Значит, завтра у твоего Костика свадьба.

– Все-таки он женится.

– Женится, кобелина проклятый. Не переживай, придет время, и бог его обязательно накажет.

– Ни хрена бог его не накажет. Таким, как он, никогда ничего не бывает. Бог почему-то наказывает таких, как я.

Поняв, что мне хочется побыть наедине с собой, я отвернулась к окну и стала в него смотреть. Я вспомнила тот тихий вечер полгода назад, когда мы уложили детей спать, взяли бутылочку красного вина, зажгли свечи и сели на кухне ужинать. Я стала расспрашивать мужа о том, как идут у него дела на работе, и упрекать его в том, что у него на фирме слишком много соблазнов и слишком много красивых женщин. Муж улыбнулся и поведал мне о том, что он целиком и полностью согласен с мнением Эрнеста Хемингуэя: «На свете так много женщин, с которыми можно спать, и так мало тех, с кем можно разговаривать». Этот ответ меня вполне удовлетворил, но, чувствуя какое-то внутреннее беспокойство, я ни с того ни с его принялась обсуждать его секретаршу. Тут муж улыбнулся и сказал мне, что юные красотки его давно уже не влекут. В тот вечер мне показалось, что все мои опасения напрасны и не имеют никакой реальной почвы. Мой муж меня по-прежнему любит и ценит. Он говорил, что ему нравятся моя покорность и покладистость, что он никогда мне не позволит работать, потому что моя работа – воспитывать детей и создавать домашний уют. «Светка, живи для меня и живи мной», – сказал мне в тот вечер Костик. Я умиротворенно кивнула головой и сказала ему, что по-другому я свою жизнь просто не представляю… Я всегда гордилась своим мужем. Всегда. Он был очень целеустремленный, трудолюбивый и очень ответственный. Я никогда не терзалась ревностью и считала, что у меня нет для нее никаких оснований. Я считала долгие годы счастливой семейной жизни гарантией того, что муж будет верен мне всегда.

Не знаю зачем, но я даже вспомнила нашу интимную близость. Мне показалось, что она была слишком привычной и слишком обыденной. Все шло по четко накатанному сценарию. Никаких отступлений, никаких новшеств, никаких вольностей. Даже поцелуев и тех становилось все меньше и меньше. Исполнив свой супружеский долг, мы располагались по разным сторонам кровати. Я пыталась придвинуться к Костику, но тот отворачивался, говорил, что любит простор. Я безгранично ему доверяла и не нарушала сон своего супруга. Почувствовав страшную злость, я вдруг подумала о том, что, если бы у меня были лишние деньги, я бы обязательно наняла киллера, который бы раз и навсегда покончил с Костиком. Заказные убийства в нашей стране раскрываются редко, не раскрылось бы и это.

Мне было бы намного легче жить и знать, что Костика больше нет, чем жить и знать, что Костик живет с другой. Я бы разыгрывала из себя скорбящую вдову и получала сочувствие окружающих. Даже по социальному статусу лучше быть вдовой, чем брошенной женщиной, от которой самым наглым образом сбежал муж. Мне показалось, что для осуществления этой цели нужно не так и много. Нужны деньги.

Почувствовав, как раскраснелось мое лицо, я посмотрела возбужденным взглядом на скучающую Ленку и закинула ногу на ногу.

– Лена, а если все будет нормально, контракт можно продлить?

– Конечно, можно. Владимир же сказал.

– А твой Владимир вообще чем занимается?

– В смысле? – не поняла мой вопрос Ленка.

– Ну, ты сказала, что он состоит в криминальной группировке.

– Сказала.

– А что он там делает?

– Откуда я знаю. Что-то делает. Каждый вечер на стрелки ездит, какие-то вопросы решает…

– А может, он людей убивает? Может, он киллер?

Ленка изменилась в лице и покрутила пальцем у виска.

– Свет, я смотрю, твое замужество тебе явно на пользу не пошло. Ты от жизни совсем отстала. По-твоему, если человек состоит в криминальной группировке, то он обязательно людей убивает?! Бред какой-то.

Получается, что криминальная группировка только тем и занимается, что мочит всех направо и налево. Чушь!

Сейчас все криминальные группировки занимаются бизнесом. Они уже от бизнесменов ничем не отличаются. На бандитизме уже мало кто деньги делает, все в коммерцию ударились. Там и спокойнее, и денег больше. Сейчас самая главная криминальная группировка – это милиция. Все коммерсанты так и бегут к ней под «крышу». Они не хотят работать под криминальными структурами, поэтому работают под ментами.

– Значит, твой Владимир бизнесом занимается?

– Что-то вроде того. Он его пока осваивает. Криминальным структурам нынче бизнес тяжело дается. Они же привыкли все отнимать, а не торговать и не производить. Да только отнимать нынче тяжело. Народ делиться особо не хочет. Потому-то криминалитет и локти кусает.

Они же ведь не бизнесмены, а только учатся, поэтому и денег у настоящих бизнесменов намного больше, а криминалитет нынче перебивается с хлеба на квас. Время криминального беспредела прошло, наступило время беспредела милицейского. Это раньше быть бандитом было престижно, а теперь престижно быть бизнесменом, потому что у бизнесмена и стабильность есть, и деньги.

Он лучше бандита знает, где дешевле купить и где выгоднее продать. Так что сейчас своего рода перестройка произошла. Переоценка ценностей, так сказать… Сейчас все девушки мечтают бизнесмена себе отхватить, а не бандита. Поэтому я здорово на Владимира и не рассчитывала.

– По-твоему получается, сейчас криминала вообще никакого нет. Все бандиты такие бедные и несчастные. Совсем их притесняют, а бизнесмены такие богатые и такие порядочные. А кто тогда людей убивает? Сейчас убийства сплошь и рядом…

– Да мало ли кто. Убивают за деньги, за обман, за то, что люди получают определенную должность и начинают работать по своим правилам, совершенно не считаясь с интересами тех, кто их туда поставил. Конечно, в каждой группировке есть те, кто выполняет черную работу, не без этого.

– А ты таких знаешь?

– А зачем мне? – прищурила глаза Лена.

– Тебе незачем. А Владимир твой таких знает?

– Он знает. А что? Что-то я не пойму, к чему ты клонишь?

– К тому, что я хочу в Турции подольше поработать. Хочу заработать деньги и на жизнь, и на то, чтобы Костика замочить.

– Что?!

– Что слышала. Ты потом можешь на эту тему с Владимиром поговорить? Поинтересуйся, пожалуйста, сколько это стоит. Только пусть он тебе по знакомству скидку сделает. По закупочной цене, как для своих.

Ленка захлопала глазами и задышала, как паровоз.

– Только не надо меня отговаривать. – Я не дала ей сказать ни единого слова. – И не говори, что я просто сошла с ума. Я в здравом уме и твердой памяти. Я хочу замочить этого гада – и дело с концом. Пусть знает, что за все в жизни надо платить. Особенно за предательство. А то как-то несправедливо получается: у него все – любимая молодая жена, маленький ребенок будет, а у меня ничего. Ни мужа, ни отца у детей, ни семьи, ни любви…

– Свет, ты завязывай ерунду говорить. Ты об этом даже не думай. Тысячи мужиков уходят из семей, и никто их не убивает.

– А зря. Значит, я буду первой. Мужики из семей уходят, но детей они при этом не забывают. А этот… Ты мне лучше скажи, твой Владимир сможет помочь?

– Сможет, только это денег стоит.

– Я заработаю эти деньги. Ты только когда будешь ему звонить, как бы между делом спроси, чтобы я знала, на какую сумму мне надо рассчитывать.

– Ты что, совсем сдурела?! Разве о таких вещах по телефону говорят?! Да мне Владимир за такие фокусы голову оторвет. О подобных вещах говорят один на один, чтобы никто не слышал и свидетелей никаких не было. Телефон прослушать можно, тем более международный разговор.

– Хорошо, тогда ты по прилете с ним поговори. Обещаешь?

– Обещаю, только ты что, в тюрьму захотела?

– За то, чтобы никто не оказался в тюрьме, я плачу деньги. Даже если это будет мне не по карману, я разменяю свою квартиру на меньшую площадь, возьму разницу деньгами и все равно грохну этого гада.

Поняв, что спорить со мной бесполезно, Ленка убедительно затрясла головой и огляделась по сторонам.

– Хорошо, Светочка, хорошо. Ты только на весь самолет не кричи, а то уже люди оглядываются. Я с Владимиром обязательно поговорю. Ты не переживай.

– Надо мне было сначала квартиру разменять, затем его грохнуть, а потом уже в Турцию лететь, – вступила я в диалог сама с собой.

– Не торопись. Квартира – это самое ценное, что у тебя осталось. Не забывай, что у тебя двое детей, которым будет совсем неуютно в маленькой комнатушке. Квартиру ты всегда успеешь продать, а может, ты сама сумеешь эти деньги заработать и не надо будет ничего разменивать.

– Тоже верно, – буркнула я и отвернулась к окну.

Мне представился Костик с пулевым ранением в голову, лежащий возле дома своей молодой жены… И облегчение… Не вина, а облегчение от содеянного…

Как только самолет приземлился в турецком аэропорту, пассажиры громко захлопали в ладоши и дружно закричали: «Браво!» Мы с Ленкой переглянулись и начали пробираться к выходу. На улице уже было темно. Турция встретила нас ночной жарой и морской свежестью.

Получив свой багаж, мы принялись искать турка с нужной табличкой.

– Ну вот, дорогая, мы и на отдыхе… Господи, как долго мы об этом мечтали. Сейчас уложим детей спать и обязательно искупнемся в ночном море…

Я обернулась и увидела счастливую семью. Муж нежно обнимал жену за плечи, а рядом шагали две маленькие девочки-близняшки… От этой идиллии у меня защемило сердце и запылало в груди. Проводив счастливую пару грустным взглядом, я почувствовала, как моя подруга ткнула меня в бок, и от неожиданности вздрогнула.

– Свет, ты о чем думаешь?! Вон турок с нашей табличкой! Ты давай сейчас не грузись. До этого еще далеко.

Я же тебе пообещала, что как только мы прилетим, я обязательно поговорю с Владимиром, и он найдет того, кто хладнокровно расправится с твоим Константином. Вернее, уже не с твоим, а с чужим. Мужики они все такие. Сегодня он твой, а завтра чужой. Поди разбери, в какую сторону у них женилка смотрит.

Симпатичный турецкий мужчина, к которому мы подошли вплотную, расплылся в широкой улыбке и спросил с сильным акцентом:

– Вы и есть Светлана и Елена?

– Они самые, – подтвердила Ленка и поставила свою тяжелую дорожную сумку на пол. Сумка была такая огромная, что мне показалось, будто Ленка собралась сюда на несколько лет и прихватила при этом весь свой немалый гардероб.

– Добро пожаловать на турецкую землю. Меня зовут Экрам. Владимир звонил и говорил мне, что вы очень красивы, но я и не думал, что до такой степени.

Не выдержав его пристального взгляда, я опустила глаза и произнесла тоненьким голосом:

– Мы стараемся хорошо выглядеть.

– Как долетели?

– Очень хорошо.

– А в Москве жарко?

– В Турции жарче, – в один голос ответили мы.

– Ничего, вы быстро привыкните к нашей жаре. Тем более в последнее время погода нас не очень-то и балует. По вечерам ни с того ни с сего стали идти дожди. Особенно в горах. Ну что, тогда пойдемте к машине?

– Пойдемте.

Сев в машину, в которой сидел один водитель-турок, знавший по-русски только несколько фраз («Здравствуй, Наташа», «Как ты красива», «Как дела?»), мы направились в сторону города.

– А где мы будем жить? – поинтересовалась я, вглядываясь в огни ночной Анталии.

– Мы едем в Кемер. Вы когда-нибудь там были?

– Была года два назад.

– Ну и как, понравилось?

– Да.

– Вы здесь работали или отдыхали?

– Я отдыхала вместе с мужем и детьми.

– У вас есть муж?

– Был.

– Был? – Видимо, турок не понял моего ответа и пожал плечами. – А сейчас он где? Он что, умер?

– Нет. Он просто ушел к другой.

– А разве так бывает? – искренне удивился турок.

– Наверно, у вас в Турции не бывает, а у нас в России это сплошь и рядом. Мужчины уходят, дети остаются.

– Но ведь мужчина может жить сразу с двумя женщинами.

– Может. Некоторые так и делают. Имеют жену и любовницу. Все счастливы и все довольны, а некоторые вроде меня устают вести двойную жизнь и выбирают кого-нибудь одного.

– У нас мужчина может иметь гарем.

– Наш мужчина гарем не потянет. Наш мужчина и одну-то женщину с трудом может прокормить. Тем более у ваших женщин запросы совсем маленькие, а у наших они растут с каждым днем.

Как только мы стали проезжать длинный тоннель, я слегка ткнула Ленку в бок и быстро проговорила:

– Пока мы будем проезжать тоннель, надо минуту не дышать и загадать желание. Если у тебя это получится, то оно сбудется.

– Я что, дура – минуту не дышать. Так и задохнуться можно.

– Еще ни один не задохнулся. Это поверие такое.

– Вот пусть турки и верят в свои поверия.

И все же я выдержала минуту и загадала желание.

– Мы так с Костиком в прошлый раз сделали. Нас гид научила. Я тогда еще загадала, чтобы у Костика на работе все наладилось. У него неприятностей было море. Он что-то с компаньоном не мог поделить. Так после отпуска все наладилось. И как в это не верить!

– Не знаю. Я в такую ерунду не верю. Я когда в Египте была и в Луксор ездила, нам тоже говорили, чтобы мы обошли памятник жуку-скарабею несколько раз и за задницу его подержали. Мол, при этом надо загадать желание, и оно обязательно исполнится. Так я там, как дура, круги нарезала. Загадала в этом году выйти замуж за красивого, надежного, обеспеченного мужчину. Год прошел, и ни черта приличного не попалось.

– Наверно, это оттого, что ты сильно много желаний загадала. И замуж ты хочешь выйти, и муж тебе нужен и красивый, и обеспеченный, и надежный…

– Это называется три в одном. Я же не могу загадать выйти замуж за кого ни попадя. Ты даже не представляешь, как я этого скарабея за задницу щипала. Благо задница у него каменная, а то бы я половину у него оттяпала. Памятник высокий, приходилось прыгать и народ локтями распихивать. Я даже с одной теткой при этом поругалась. Стоит, скарабея за задницу держит. Вернее прыгает. Тучная такая, постоянно грудью меня по голове задевает. Прямо стучит и все тут своими титьками, каждая из которых не меньше килограмма весит, ей-богу…

А рядом ее муж из «новых русских», стоит и ее ждет. Я ей говорю: мол, женщина, не надо прыгать и телесами трясти. Не надо. Ваше желание вон стоит и вас ждет. Имейте совесть, дайте скарабея подержать тем, у кого такого богатенького Буратино нет. Скарабей он тоже не резиновый. Всех мужиками обеспечить не может. Я вот еще замужем не была, и мне тоже такого, как у вас, хочется. А она мне и говорит, что, мол, она просит скарабея, чтобы ее спонсор никогда не гулял, а то она подозревает, что он втихую погуливает. Я ей и говорю: мол, женщина, не надо по таким пустякам скарабея тревожить, если вы уж спонсора отхватили, то старайтесь его удержать. Не скарабея надо держать за задницу, а спонсора. Короче, никого я за этот год не встретила, и никто мне даже предложение не сделал. Никто. Наколол меня скарабей, и тоннель твой тебя тоже наколет.

– А я загадала, чтобы мы из Турции с большими деньгами вернулись. Что, думаешь, не вернемся?

– Конечно, вернетесь, – влез в наш разговор Экрам.

– А желания вслух говорить нельзя, а то не сбудутся, – сделала мне замечание Ленка.

– Ты ж у нас в приметы вообще не веришь.

– В некоторые верю…

В тот момент, когда мы свернули в сторону леса и гор, я подозрительно посмотрела на Ленку и тихо произнесла:

– Мне кажется, что мы так не ехали.

– Можно подумать, ты дорогу в Кемер наизусть знаешь. Ты ж в нем всего один раз была, – постаралась успокоить меня Ленка.

– У меня память хорошая.

Я постучала Экрама по спине и осторожно спросила:

– Экрам, а мы куда едем?

– Туда, где вы будете жить.

– А мы что, будем жить в горах?

– А Турция и состоит из одних гор.

– Владимир сказал, что мы будем работать в Кемере.

– Значит, так и будет. Кемер большой, там работы много.

Слова Экрама прозвучали не очень убедительно и заставили мое сердце учащенно забиться. Тогда мы еще не знали, куда мы едем и что нас ждет впереди…

Глава 5

Приехав в самые настоящие горы, мы вышли из машины и подошли к небольшому одноэтажному дому.

– Что все это значит?! – одновременно и злобно, и со страхом посмотрела я на Экрама.

– Это ваше жилье.

– А где Кемер?

– Тут недалеко. Не надо так сильно переживать. Это ваш дом.

– А где туристы?! Где гостиничные комплексы?! – Я чувствовала, что у меня начинается истерика. – Где все это?!

– Все это у вас будет. Не нужно так нервничать. Давайте пройдем в ваш дом.

Я посмотрела на не менее перепуганную Ленку и закричала что было сил:

– Ленка, что ты стоишь, как дура, глазами хлопаешь?! Это не я от жизни отстала, а ты. Поистаскалась ты, подруга, совсем и бдительность потеряла окончательно. Надул нас твой дружок. Ох, надул. Ты что, не поняла куда нас привезли?! Что это за халабуда?! Это бордель какой-то.

– Да что ты панику раньше времени разводишь? – Мне показалось, что Ленка успокаивает не столько меня, сколько себя. – Еще ничего страшного не произошло. Тебе же сказали, что это всего-навсего наше жилье. Тебя никто и не обещал поселить в номере пятизвездочного отеля.

– Но ведь кругом лес и горы!

– Ну и что. Тебе же сказали, что мы тут просто будем жить, а на работу будем ездить на маршрутке, наверно. Мы же не можем жить при гостинице вместе с туристами.

– Ага, размечталась.

– Девочки, прекратите ругаться и заходите к себе домой, – глаза Экрама стали суровыми.

Водитель, не говорящий по-русски, открыл дверь в дом и улыбнулся:

– Здравствуй, Наташа. Как дела? Заходи в дом.

– Ага, нашел дуру! – крикнула я и побежала прочь.

Я и сама не знала, куда я пыталась убежать. В горы? В лес? С большой дорожной сумкой, на каблуках…

– Свет, ты куда? – донесся до меня перепуганный голос подруги.

– На кудыкину гору!

Но в этот момент меня нагнал Экрам, который бросился следом за мной и догнал меня, не прикладывая к этому никаких усилий. Повалив меня прямо на землю, он заломил мне руки и, подняв меня на ноги, отвесил капитальную пощечину.

– Девушка, ты приехала работать или показывать свой характер?!

– Я приехала работать в Кемер!

– А это и есть Кемер!

– Я была в Кемере! Я знаю! Я там отдыхала!

– Ты приехала не на отдых. Ты приехала работать. Куда ты собралась, если у тебя нет ни денег, ни обратного билета?!

– Пойду в полицию!

– Не говори глупости. Тебя посадят в турецкую тюрьму, а ты даже не можешь себе представить, что это такое.

– Я позвоню Владимиру и расскажу ему о том, что ты меня ударил, и о том, что ты привез меня в горы!

– Звони. Владимир сказал, что вы очень хорошие девушки, что вам очень нужны деньги и вы хотите работать. Если ты не будешь меня слушаться, то я буду очень сильно тебя бить.

Через несколько минут нас завели в дом и привели в какую-то обшарпанную комнату. В обшарпанной комнате стояли пружинные кровати, точно такие же, как стоят в казармах или пионерских (как они теперь называются?) лагерях. Как только за нами закрылась дверь, я бросила свою дорожную сумку на пол и смахнула выступившие слезы.

– Ну что, Лен, ты молчишь? Как тебе наше жилье, впечатляет?

– Мне пока нечего говорить, – холодным голосом ответила Ленка.

– Ты хочешь сказать, что все в порядке?!

– Я ничего не хочу сказать. У меня вообще пока нет никаких эмоций.

– И по поводу того, что Экрам меня ударил, у тебя тоже эмоций нет?

– В этом ты сама виновата.

– Я?! – опешила я от такого ответа своей подруги.

– Ты. Экрам просто за тебя переживал. Еще бы, ни с того ни с сего понеслась сломя голову да еще в горы. Ты только подумай: ночь, лес. В какую полицию ты побежала?! Да тебя бы за первым попавшимся кустом турки нагнали, отодрали и прикончили, а может быть, и в какой-нибудь гарем оттащили. Тебя бы потом вообще никто не нашел. А что еще Экраму оставалось делать, чтобы привести тебя в чувство?! Вот ему и пришлось тебя ударить. Потому что человек несет за тебя ответственность. Видно, что он Владимира уважает и очень хорошо к нему относится. Я никак не могу понять, зачем ты такой концерт закатила?! Кому он нужен?!

– Ленка, ты какая-то наивная, ей-богу, – произнесла я каким-то обреченным голосом. – По-твоему, все хорошо? По-твоему, все так и должно быть? Ты считаешь, что завтра нас повезут в отель?! Да твой Владимир тебя подставил. Просто подставил, и все. Мы сидим в лесу у черта на куличках. Ты хочешь сказать, что нас сейчас кто-то найдет?! Да никто!

– Знаешь, когда я отдыхала в Египте…

– И что же было, когда ты отдыхала в Египте?! Только не забывай, что ты сюда не отдыхать, а работать приехала.

– Так вот, когда я отдыхала в Египте, я познакомилась с одной девушкой, которая приехала в Хургаду на заработки в качестве спортивного инструктора у отдыхающих. Она приходила на пляж и проводила уроки аэробики, восточных танцев, аквааэробики. Мы с ней разговорились. Она сама из Петербурга. Она пожаловалась мне на то, что ее вместе с подругой поселили в чудовищных условиях, далеко от гостиницы. В каком-то доме им выделили кладовку в подвальном помещении, без элементарного душа, с туалетом на улице. Они боялись там спать по ночам. В кладовке ползали какие-то страшные жуки и мыши. О кондиционере они и не мечтали. Они просто изнывали от египетской жары, духоты и задыхались по ночам точно так же, как задыхается выброшенная из воды рыба. Так что не одних нас поселили в таких условиях. Тем более эта девочка работала за несчастных сто долларов в месяц.

– За сто долларов?! Она что, ненормальная?! Такие деньги можно, не напрягаясь, в Питере заработать…

– Я тоже об этом подумала, но она объяснила мне, что у нее не все в порядке со здоровьем. Ей, мол, очень подходит египетский климат.

– Бред какой-то. Как он ей подходит, если она в кладовке задыхалась?!

– Наверно, она это просто придумала, надо же было что-то ответить. Возможно, она из малообеспеченной, неблагополучной семьи и ей просто хотелось уехать из дому.

В этот момент дверь в комнату открылась, и на пороге появился Экрам. Лена встала со своей грязной кровати и улыбнулась.

– Экрам, уже поздно. Мы устали с дороги и очень хотим спать. Нам необходимо помыться, принять душ. Покажи, где тут у вас ванная. И еще нам нужно чистое постельное белье. Владимир не говорил нам, что мы должны везти его с собой из России. А это…

Лена перевела взгляд на грязные простыни, которые отвратительно пахли и не менялись уже несколько месяцев, а может быть, даже и лет.

– А это ни в какие ворота не лезет.

– Куда не лезет? – не понял Экрам.

– Это очень плохое белье, – пояснила Ленка. – На таком спать нельзя. И еще нам нужны веник и совок. Мы хотим немного прибраться в своей комнате. Мы думали, что нас привезут в лучшие условия, а тут сплошная грязь. Для нас нет комнаты поприличнее?

– Это ваша комната.

Поняв, что общаться с турком совершенно бесполезно, Ленка безнадежно развела руками и быстро проговорила:

– Короче, все понятно. С тобой разговаривать, – как об стенку горохом. Сами живете в грязи и русских к ней приучаете. Показывай, где туалет, душ, веник, совок и чистое белье. О работе потолкуем завтра утром.

– О работе будем говорить сейчас, – замотал головой Экрам.

– Что о ней сейчас говорить, если уже первый час ночи?! Ты мне мозги не пудри. Руссо туристе давно спят! Все рабочие моменты завтра обговорим. Я не из соседнего аула пришла, а из Москвы прилетела. Я спать хочу!!!

– Пойдем говорить о работе. Бери подругу, – стоял на своем Экрам. – Там люди ждут. Поговорим, а потом будете спать.

Мы с Ленкой переглянулись. Я встала и почувствовала, как сильно застучало мое сердце. Мне показалось, что оно стучит так громко, что его слышат даже в соседней комнате.

– Ну хорошо, пойдем поговорим, – Ленка старалась казаться спокойной, но я-то знала, что ее спокойствие не стоит даже выеденного яйца. Ее ноги тряслись, а лицо бледнело с каждой минутой.

– Экрам, я что-то не пойму, какие люди нас ждут и с кем мы должны разговаривать, – влезла я в разговор.

– Вас ждут люди. Они в дальней комнате.

– Люди в дальней комнате?! Что за люди?!

– Турецкие люди.

Мы с Ленкой шли за Экрамом на ватных ногах и чувствовали неладное.

– Экрам, мы что-то не возьмем в толк, куда мы идем?! – почти хором спросили мы, пройдя по темному длинному коридору.

Экрам не ответил. Он привел нас в самую дальнюю комнату внушительных размеров, обставленную роскошными восточными диванами, где нас встретили два пожилых и тучных турка. Подойдя к одному из диванов, мы с Ленкой присели на самый краешек и с опаской посмотрели на рассматривающих нас мужчин. Буквально через минуту в комнату вошел турок в белом халате и стал что-то говорить Экраму. При этом мужчины постоянно смотрели в нашу сторону и размахивали руками.

– Лена, кажется, мы вляпались. – Я посмотрела на мертвецки бледную подругу и опустила глаза.

– Свет, Владимир не мог меня так подставить, – дрожащим голосом пробормотала Ленка и отвела взгляд в сторону.

– Выходит, что мог.

Встав напротив нас, Экрам слегка взмахнул рукой и совершенно спокойно сказал:

– Девушки, раздевайтесь. Вас должен осмотреть врач.

– Что?! – в один голос спросили мы с Ленкой.

– Снимайте одежду и белье. Вас хочет осмотреть врач, – все так же спокойно, без лишних эмоций вновь произнес Экрам.

– С чего бы это? Надо было раньше говорить, мы бы в России медкомиссию прошли.

– Мы не доверяем российским врачам.

– А мы не доверяем турецким врачам.

– Девушки, раздевайтесь. Уже слишком поздно. Врач очень устал. Он далеко живет. Он хочет ехать домой спать.

– Да как мы будем раздеваться перед таким количеством мужиков?! – первой взорвалась я.

Экрам что-то сказал двум туркам, которые просто сверлили нас похотливыми взглядами, и те вышли.

– Я не могу выйти. Врач ни слова не говорит по-русски.

– А что этот врач будет делать?

– Возьмет у вас кровь и мазки на анализ. Он скажет результат ровно через двадцать минут. Он делает экспресс-анализ.

– А зачем кровь и мазки? Если это необходимо, мы могли сделать это у себя дома.

– Я же сказал, что мы не доверяем русским врачам. Анализы нужны для того, чтобы вы могли общаться с людьми.

– В конце концов, мы же будем с ними нетесно общаться… На черта нужны такие анализы?! – сгорала от возмущения я.

– Таковы правила. Я прошу прекратить споры. Я не люблю работать с несговорчивыми девушками. Я сам был в России и знаю, что при устройстве на работу у вас всегда проходят медицинскую комиссию, где берут и кровь, и мазки. Эту комиссию проходят везде, даже при устройстве на рынок. Этого требуют правила. Работа с людьми есть работа с людьми.

В тот момент, когда Экрам отвернулся к окну, мы разделись и с отвращением посмотрели на турка, натягивающего резиновые перчатки. Врач внимательно нас осмотрел, ощупал, взял мазки и кровь. После того как он вышел, мы быстро оделись и старались не встречаться взглядом с повернувшимся к нам Экрамом.

– На сегодня все? Мы можем идти спать?!

– Нет. Надо дождаться результатов анализов.

– Зачем?

– Затем, что я должен быть уверен в том, что вы совершенно здоровы.

– А если мы не здоровы? Что тогда?! – съехидничала Ленка.

– Тогда я буду вас лечить.

– Что?!

– Если вы нездоровы, то вы будете лечиться прямо с завтрашнего дня. Мне нужны здоровые работницы, а деньги, затраченные на лечение, я вычту из вашей будущей зарплаты.

Экрам пододвинул к нам столик на колесиках и налил нам чаю. Мы с Ленкой буквально уткнулись в свои кружки и стали медленно потягивать горячий чай. Через несколько минут в комнату вновь вошел врач, а следом за ним те два тучных турка, которые, по всей вероятности, все это время стояли за дверью.

– У вас все анализы хорошие, – все так же спокойно сказал Экрам и одобрительно кивнул головой.

– Кто бы сомневался! – допила свой чай Ленка. – Мы можем идти спать?

– Нет.

– Как это нет?!

– Мои друзья хотят, чтобы вы показали им свои профессиональные навыки.

– Что?!

– Сейчас немного поработаете, а затем отправитесь спать, если уж вам так хочется. Ваша работа заключается в том, что вы должны квалифицированно обслуживать достойных людей. Секс будет такой, как пожелает клиент. Минет, анал, групповой. Ни в коем случае ни от чего не отказываться, иначе мне придется вас бить. Значит, так.

В этом месяце ровно тридцать дней. Значит, за каждый отработанный день вы будете получать пятьдесят долларов. Но только в том случае, если этот день вы отработаете честно и на вас не поступит никаких жалоб. Количество клиентов буду определять я. Если хотя бы один раз вы что-то сделаете не так или на вас пожалуется какой-нибудь клиент, то вы лишитесь тех пятидесяти долларов в день, которые вам положены. Заработная плата будет выдаваться вам в конце месяца, но начисляться каждый день.

Я буду вести специальную тетрадь, где стану отмечать, зачисляются ли каждой из вас положенные за день деньги или нет. Поэтому, возможно, одна из вас получит полторы тысячи долларов, а другая нет. Так что старайтесь, чтобы я ни в коем случае вас не штрафовал и не лишал денег.

Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, и я беспомощно посмотрела на Ленку.

– Лен, ты слышишь, что он говорит?!

– Слышу. Не глухая. – Ленка позеленела, раздула ноздри и тяжело задышала. – Экрам, сукин ты сын. Ты, наверно, что-то перепутал. Мы приехали сюда работать не проститутками, а гидами. Ты, наверно, Владимира не так понял.

– Я очень хорошо понял Владимира, – все так же невозмутимо ответил Экрам. – Владимир уже три года поставляет мне проституток. Я гидами не занимаюсь.

– А ну-ка дай телефон. Я ему позвоню.

– Не могу. Звонок стоит денег, а вы еще ничего не заработали.

– Тогда дай в кредит.

– Никаких кредитов я не даю.

Я дрожащей рукой достала из припасенных денег, спрятанных в лифчике, десятидолларовую купюру и протянула ее Ленке.

– На. Дай ему. Пусть он даст тебе телефон. Наверно, произошла какая-то ошибка.

– Конечно, ошибка. Не переживай. Сейчас мы все уладим.

Ленка протянула купюру Экраму, а тот протянул ей телефонную трубку.

– Только недолго. На десять долларов много не наговоришь.

– Я быстро. Я передам трубку тебе, и Владимир сам все тебе скажет.

Набрав номер Владимира, Ленка тихонько всхлипнула и заголосила:

– Вов, привет. Это Лена. Это та Лена, которую ты отправил в Турцию на заработки. Знаешь, у меня здесь неприятности. Экрам привез нас в горы и заставляет заниматься проституцией. Произошла какая-то путаница. Ты ему, пожалуйста, сам скажи, что он нас с кем-то перепутал, что мы приехали работать гидами. Я умоляю тебя, скажи.

Но в этот момент Ленка изменилась в лице и закричала что было сил:

– Але! Але! Связь прервалась. Можно я еще раз наберу?

– Еще один раз.

На другом конце провода бесстрастный голос ответил, что абонент недоступен.

Ленка протянула трубку Экраму и посмотрела на меня ничего не понимающими глазами.

– Лен, что такое?

– Представляешь, он меня не узнал.

– Как это не узнал?

– Он сказал, что он никакую Лену не знает и вообще никого в Турцию не отправлял. А теперь он выключил телефон.

Ленка вновь посмотрела на Экрама и произнесла еще раз, по всей вероятности, сама не веря собственным словам:

– Там что-то со связью. Экрам, а ты не знаешь номер его городского телефона, а то с мобильным какой-то непорядок? У нас мобильная связь очень плохая. Некачественная, понимаешь?! Компаний полно развелось, а качества никакого нет.

– Я не знаю номер городского телефона Владимира, потому что он никогда не отключает свой мобильный и по нему можно дозвониться в любое время суток. Если он его отключил, значит, он не желает разговаривать.

Ленка закрыла лицо руками и тихонько всхлипнула.

– Свет, я не понимаю, что здесь происходит. Что происходит-то?! Ты же видела Владимира… Ты же тоже с ним общалась… Ты же знаешь, что он не мог. Он не мог… Но ты же сама его видела. Я знаю Владимира много лет. Он всегда был потрясающим любовником… Он всегда обо мне заботился… Помогал… Он не мог…

– Я тоже знала Костика много лет, и он тоже мне помогал и заботился… Лен, неужели ты до сих пор не поняла, что твой Владимир нас самым наглым образом кинул? Ну что ты стоишь, глазами хлопаешь?! Что, думаешь, связь прервалась?! Ни хрена там ничего не прервалось! Все нормально функционирует, просто мобильный телефон тем хорош, что его можно отключить. Не узнал он тебя, говоришь? Как же! Эх, ты…

– Свет, ну а за что он меня так? Да и тебя тоже… Что я ему сделала? Я ведь никогда не вела себя вульгарно и не говорила ему о том, что мечтаю стать проституткой. Где я допустила промах, что он именно так обо мне подумал? Что, в конце концов, я сделала не так?!!

– Я тоже долго задавала себе этот вопрос после того, как от меня ушел муж. Где я допустила промах и что я сделала не так?.. Наверно, все дело в том, что мы женщины, а они мужчины. А Владимир твой обыкновенный торговец живым товаром. Правильно ты говорила, что он криминальным бизнесом занимается. Это и есть криминальный бизнес.

Видимо, Экраму надоело следить за нашей беседой.

Он нахмурил брови, сдвинул их на переносице и посмотрел на нас исподлобья.

– Девушки, хватит разговаривать. Раздевайтесь и покажите этим почтенным господам, на что вы способны. Сегодня вы отработаете без оплаты. Деньги вам начнут начисляться с завтрашнего дня, потому что именно завтра вы выходите на работу и у вас начинается первый рабочий день. Сегодня вы проходите контроль на свое мастерство. Так сказать, проверка качества. Да, забыл вам сказать, что в критические дни вы можете брать выходные и отдыхать.

Критические дни не оплачиваются. Правда, некоторые ваши предшественницы все же старались не терять в заработке. Они выходили на работу и занимались только анальным и оральным сексом. Если клиентов это устраивало, я был не против. Давайте раздевайтесь, а то эти почтенные господа устали ждать. Они всегда пробуют новеньких.

– Подождите, – мой голос дрожал, да и не только голос. – Подождите, пожалуйста. Понимаете, произошла ошибка. Когда мы сюда ехали, то мы думали, что будем заниматься совсем другим. У нас даже контракты есть. В них все сказано. Мы можем их вам показать. Там стоят наши подписи.

– Мне не нужны ваши контракты! – уже совсем раздраженно ответил Экрам.

– Но ведь мы их подписывали.

– Ваши контакты – это просто бумажки, они не имеют никакой юридической силы.

– Хорошо. Мы понимаем, что нас обманули, и хотели бы исправить положение. Мы также понимаем, что Владимир потратился на наши билеты. Мы готовы за все заплатить и даже за моральный ущерб, который мы вам доставили. Мы все оплатим с лихвой, обещаем. Понимаете, у меня в Москве есть хорошая, большая квартира в довольно престижном доме. За такими квартирами просто охотятся покупатели. Я вас очень прошу, отправьте нас, пожалуйста, обратно на родину. Я, как приеду, сразу пойду в агентство недвижимости и обменяю эту квартиру на меньшую. Это делают довольно быстро, уж поверьте мне. Я получу деньги и тут же поеду к Владимиру и заплачу ему за ваш моральный ущерб. Я и за Ленку тоже заплачу. Сколько скажете, столько и заплачу. Поймите, у меня в Москве осталось двое маленьких детей, мама которых была всегда добропорядочной женщиной, и даже если моим детям совсем будет нечего есть, я пойду мыть полы, но никогда в жизни не опущусь до того, чтобы стать проституткой.

– Раздевайтесь. Мы не хотим ждать никаких денег, – голос Экрама был очень злобным и очень властным.

Казалось, что турок не пойдет ни на какой компромисс.

– Хорошо. Если вы не хотите ждать, пока я буду обменивать квартиру, вы получите деньги сразу. Отправляйте нас в Москву. Пусть там нас встречает Владимир.

Сразу, прямо из аэропорта, мы заедем в одно место и возьмем необходимые деньги.

– А где ты деньги-то возьмешь? – спросила бледная Ленка.

– К Костику поедем. На колени встану и перед ним, и перед молодой женой. Не за себя просить буду, а за детей.

– Он не даст.

– Даст. Он не допустит, чтобы я у его дверей голосила и на коленях ползала.

– Девушки, хватит. Если вы сейчас не разденетесь, мне придется вас побить. Вы не уедете на родину, пока не отработаете свои положенные три месяца. Это мое последнее слово.

Мы с Ленкой беспомощно переглянулись, но переглядываться было бессмысленно… К нам подошли два тучных турка, скинули с себя национальные халаты и… остались в чем мать родила.

– Якши… Якши… – забормотали они и стали подходить к нам как можно ближе.

Мы попятились к стене, но и это не принесло никакого результата. В тот момент, когда ко мне вплотную приблизился один из турок, я громко закричала и ударила его коленом в пах. А дальше ко мне подскочил Экрам с плеткой в руке. Замахнувшись на меня толстой плеткой, он несколько раз хлестнул меня ею, очень сильно и очень больно. Мне показалось, что мое тело затрещало по швам. Я закричала и провалилась в обморок… Когда я очнулась, то, давясь от боли, унижения и позора, молча терпела то, что проделывали со мной жирные турки. Сначала со мной. Затем с Ленкой… Потом опять со мной… А затем с нами двумя, и со мной и с Ленкой… Когда Ленка теряла сознание, они набрасывались на меня и проделывали со мной все, что хотели. Когда теряла сознание я, они набрасывались на только что очухавшуюся и открывшую глаза Ленку…

Когда я упала на пол и застонала от дикой боли, довольные турки принялись надевать свои халаты и удовлетворенно качать головами.

– Вы успешно прошли испытание, – похвалил нас Экрам и обменялся с турками дружескими рукопожатиями. – Молодцы. Вы доставили этим людям удовольствие. А теперь идите примите душ, который находится рядом с вашей комнатой, и ложитесь спать. Утро вечера мудренее. Завтра у вас тяжелый рабочий день. Завтра я вам покажу комнаты, в которых вы будете и жить и работать. Спокойной ночи.

Мы прикрылись разорванной одеждой и молча поплелись по длинному коридору. Болело буквально все.

Ноги, грудь, спина, низ живота… Кое-как приняв душ, я плюхнулась на железную кровать и заревела.

На соседнюю кровать легла Ленка и заревела еще громче. Когда мы обе немного успокоились, Ленка поджала под себя грязную подушку и прошептала:

– Свет, прости меня, пожалуйста.

– За что? – так же шепотом спросила я.

– За то, что все так вышло.

– Да ты-то тут при чем?..

– Как это при чем? Я же тебя сюда притащила.

– Никто меня не тащил. Я сама сюда приехала. Господи, какая же я дура. Дура какая! Добропорядочная мать двоих детей… Ленка, я больше жить не хочу.

– Не говори ерунды. Нельзя из-за мужиков жизни лишаться. Ни один мужик этого не стоит. Ни один. Мы отсюда сбежим. Вот увидишь, сбежим и забудем все это как страшный сон. Кто про это знает? Ты да я… Больше никто. Так вот никто и не узнает. Вычеркнем это из памяти, и все тут.

– Да разве можно такое вычеркнуть?

– Можно. В памяти нужно оставлять только хорошее, а все плохое нужно вычеркивать. Ты вычеркнешь Константина. Я вычеркну Владимира. Турцию тоже на хрен. Все будет нормально. Я тебе обещаю. Я дверь подергала. Нас закрыли. Но это только на первое время. До тех пор, пока они не поймут, что мы сбегать никуда не собираемся, и не потеряют бдительность. Не будут же нас пожизненно взаперти держать. При первой же возможности отсюда сиганем.

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Пока нас пробовали эти грязные турки, кто-то порылся в наших сумках и вытащил паспорта. Тех денег, которые были у меня в лифчике, тоже нет.

– Ничего. Главное – сбежать.

– А куда бежать-то без денег и паспортов?

– Куда глаза глядят. Свет, что ты такие вопросы задаешь? В самом деле, не сидеть же нам всю свою жизнь в этой хибаре и не обслуживать турков! Найдем посольство или примкнем к русским туристам и попросим помощь. А еще лучше обратимся в полицию.

– Тогда нас посадят в турецкую тюрьму.

– Пусть. По мне лучше турецкая тюрьма, чем панель.

– По мне тоже.

– Полиция нас задержит. Начнет вести расследование, станет выяснять, как мы сюда прибыли. Мы расскажем, как нас прятали в этом доме и как принуждали заниматься проституцией. То, что нас переправили сюда обманом, само по себе уже считается преступлением. А такими вещами занимается Интерпол. Моя мать, если узнает, куда я попала, всех на ноги поднимет: и Интерпол, и Министерство иностранных дел. А я ей при первом же удобном случае позвоню. Она дойдет до любой инстанции, ни перед чем не остановится и обязательно добьется того, чтобы нас отправили домой. Ты же знаешь мою мать?

– Знаю.

– Ей палец в рот не клади. Он все кверху дном перевернет, а до правды докопается.

– А она знает, куда ты поехала?

– Знает. Только вот Владимира она не знает, но ничего, я ей его координаты обязательно дам. Она его в тюрьму упечет. Я думаю, что в нашем Уголовном кодексе есть статья за торговлю живым товаром. Нам главное отсюда выбраться и явиться в полицию. Посидим немного в тюрьме, пока их власти будут разбираться, что с нами делать. Подумают-подумают и на родину обязательно отправят.

– Господи, Ленка, как же у тебя все легко, – давясь от обиды, проговорила я.

– Ничего особенного. Просто я умею из любой ситуации находить выход.

Ленка немного помолчала и как-то осторожно спросила:

– Свет, а ты еще не передумала Костика убить?

– Нет.

– Знаешь, я тоже, как только денег раздобуду, обязательно с Владимиром расквитаюсь.

– Ты тоже хочешь его убить?

– А почему бы и нет. Найдем нормального киллера. Обратимся к нему сразу с двумя заказами. Оптовикам скидка. А у нас как-никак опт, хоть и малый. В этом деле большого опта не бывает.

– И где мы киллера найдем? Дадим объявление в газету? Мол, требуется молодой профессионал, имеющий собственное оружие с глушителем, для ликвидации двух объектов мужского пола. В случае успеха и отсутствия неприятных последствий хорошее вознаграждение гарантируется.

– Нет, не так. Через газету мы никого искать не будем. Хотя, если хочешь знать, не только заказчики ищут клиентов, но и клиенты ищут заказчиков. Если тебе может попасться объявление типа: «Молодой человек выполнит любое ваше поручение за определенную плату точно и в срок», то это то, что надо. Просто это так завуалировано. Киллеру найти клиента тоже трудно. Не может же он стоять на рынке с табличкой о своих услугах. Но и в таких объявлениях надо быть осторожной. Причем предельно осторожной. Такие объявления могут быть и ментовскими. Менты дают подобное объявление и смотрят, кто попадется на удочку. На кого можно затем все нераскрытые «глухари» навешать. У меня так один приятель попался. Ему надо было гербовую печать заказать для того, чтобы какую-то доверенность подделать. Он раньше всегда газету «Из рук в руки» открывал и такое проделывал по объявлениям. Там объявлений полно, где не надо никаких документов предоставлять. Просто на квартиру едешь, заказываешь, а затем приезжаешь и забираешь.

Простая печать подешевле, гербовая подороже. Ты не знаешь, как мастера зовут, а мастеру нет никакого дела, как зовут тебя и для каких целей тебе это нужно. Только такие мастера часто съемные квартиры меняют для того, чтобы их менты не просекли. Все-таки подделка документов как-никак. Вот и приходится их по газете вылавливать. Сегодня они по одному телефону, а завтра по другому. Ну вот мой приятель позвонил по одному объявлению и спрашивает: мол, вы печати без документов делаете?

А там говорят: мол, не телефонный разговор, приезжайте, поговорим на месте. Обычно именно так и отвечают.

Он приехал, привез оттиск гербовой печати, заказ сделал, а как только из квартиры вышел, его тут же менты взяли.

Это я к тому говорю, что с объявлениями надо быть осторожными. Никогда нельзя терять бдительность. Но мы с тобой по объявлениям никого искать не будем. Мы киллеров так найдем.

– Где?

– У меня связи есть, не переживай.

– Мне что-то уже твоими связями пользоваться не хочется.

– Как знаешь. Это твое дело, но я Владимира все равно замочу. Господи, а ведь я ему верила. Он никогда меня даже словом не обидел. По ресторанам водил. В постели был таким ласковым, таким нежным. Ласковые слова любил говорить, особенно когда был в экстазе.

Кто бы мог подумать, что он мне такую свинью подложит! Гад.

Когда мы замолчали, я услышала, как тихонько всхлипывает Ленка, но даже не пыталась ее успокоить, потому что успокоиться нужно было не только ей, но и мне самой. Я закрыла глаза и подумала о своих детках…

Бабуля уже накормила их вкусным ужином и уложила спать. Катенька по ночам так неспокойно спит. Ворочается, вскрикивает… Я водила ее к доктору. Доктор выписал какие-то успокоительные капельки, но и они не помогли.

Врач сказал, ничего страшного, обычный лунатизм, но мне от этого стало не легче. С тех пор, как от нас ушел Костик, дочка стала еще тревожнее и каждую ночь просыпалась от собственного крика в холодном поту. Сашка спит спокойно и даже так мило посапывает. Он же будущий мужчина и теперь уже единственный в нашей семье. Зато когда он вырастет, он обязательно будет меня защищать. Меня, маму, свою сестренку. Он станет нашей опорой и защитой, и, наверно, это будет единственный мужчина в моей жизни, на которого я всегда смогу положиться.

А затем я почему-то подумала о Костике, о его последнем дне рождения, который мы справляли все вместе… Мы гуляли в парке. Дети катались на каруселях.

Я просто умирала от счастья и смотрела мужу в глаза взглядом, полным любви и благодарности. В этот день я сделала красивую прическу и даже надела юбку покороче, совсем как несколько лет назад. Раньше при виде этой юбки Костик ревновал и ругался. Он говорил, что мои красивые ноги принадлежат только ему и он не хочет, чтобы их видел кто-то еще. Я смеялась и говорила: мол, пусть мужики смотрят и завидуют. Мол, они смотрят, хотят, а потрогать не могут, потому что это не им принадлежит.

На чужой каравай рот не разевай. Но мои уговоры совершенно не действовали на мужа. Он был непреклонен, и мне пришлось отказаться от подобной одежды. Я не хотела расстраивать своего мужа. Зачем? Ему и на работе проблем хватает. Тем более каждую ночь он может видеть мое обнаженное тело – он один, без всяких там любопытных глаз. Так вот, на его день рождения я нашла короткую юбку и хотела хотя бы немножко подразнить Костика, но он ее не заметил. Он просто не обратил на нее внимания.

Он не обратил внимания ни на мою юбку, ни на плотоядные взгляды мужчин, в упор рассматривающих мои ноги.

Он вообще был какой-то странный… Он постоянно куда-то звонил, нервничал. Наверно, он звонил той, с которой сейчас живет. Я чувствовала, что он вроде бы со мной, а вроде бы и нет. Вроде бы он где-то там, совершенно в другом месте… Получается, что телом он был со мной, а душой с ней.

Господи, но разве так можно?.. Получается, можно.

Я бы не смогла. Я бы, ей-богу, так не смогла…

– Свет, а у тебя кто-нибудь, кроме Костика, был? – тихо спросила Ленка.

– В смысле?

– В смысле того, ты еще с кем-нибудь спала?

– Нет. Только Костик.

– Тебе тяжелее.

– Почему?

– Потому что психологическая травма у тебя сильнее. У меня мужиков полно было, никаких пальцев не хватит считать. Некоторых даже не вспомню.

– А зачем тебе их так много?

– Как это зачем? Я постоянно искала одного-единственного. Знакомишься с одним, ничего не получается, а сама знаешь, что никакие отношения не могут развиваться без постели. Ищешь следующего – тоже ничего хорошего. Хочешь методом проб и ошибок найти одного-единственного, но он никак не находится. В жизни так всегда получается. Одни с первого раза свою судьбу хватают за хвост и живут со своей половинкой, а другие всю жизнь ищут, и глухо. Может, вранье все это про эти половинки. Может, это специально кто-то придумал, чтобы людям голову морочить. Нет этих половинок и не было никогда. Никто меня не половинил. Я единственный, целостный организм. А ты что, правда, Костику ни разу не изменяла?

– Правда. Я об этом даже никогда не думала. Лен, давай спать. Неизвестно, что нас ждет завтра.

– Давай, – Ленка перевернулась на другой бок и заскрипела пружинами. – Кровати – как из пионерского лагеря, ей-богу. Все бока прямо болят.

– Хорошо, если эти бока только от кроватей болеть будут, а не от чего другого.

Я закрыла глаза и медленно провалилась в сон. В эту ночь мне совершенно ничего не снилось. Ничего. Только какая-то пустота. Тихая, зловещая и даже какая-то жестокая…

Глава 6

Мне показалось, что я проспала всего несколько часов. Когда я проснулась, на улице только начинало светать. Подойдя к небольшому окошку с толстой железной решеткой, я постояла у него несколько минут и, посмотрев на спящую Ленку, смахнула слезы. Ленка сладко посапывала и видела, наверно, какие-нибудь красочные сны. Подергав закрытую дверь, я с грустью подумала, что Экрам перестраховался и не вспомнил даже о том, что кому-то из нас может понадобиться сходить в туалет.

Сев на краешек своей кровати, я закрыла лицо ладонями и стала настраивать себя на то, что я должна как-то держаться и стараться не сойти с ума. Денег на обратную дорогу у меня не было. Ни денег, ни лифчика, в котором они лежали… Ни документов, ни уж тем более обратных билетов. Если бы кто-нибудь раньше сказал мне, что Турция меня так встретит, я бы ни за что не поверила.

Просидев на кровати до самого утра, я вздрогнула, когда увидела, что открывается дверь в комнату. На пороге появился сонный Экрам, перекладывающий из руки в руку мобильный телефон.

– Я разговаривал с Владимиром.

– Что? – Ленка моментально подняла голову и потерла глаза.

– Я разговаривал с Владимиром. Он передал вам наилучшие пожелания. Он сказал, что не нужно паниковать. Нужно работать. Заработаете денег на обратную дорогу и вернетесь домой. Да и не только на обратную дорогу, но и на жизнь. Турки любят русских девушек. Они их очень любят. Поэтому клиентов у вас будет много. Русские девушки красивые и очень дешевые.

– А что ж вы своих местных не трахаете?! Что ж вы нашего брата дурачите и обманом сюда привозите?! Где ж ваши турецкие королевны?! – буквально взорвалась только что проснувшаяся Ленка.

– Наши женщины чистые. Они святые. Их надо беречь. А русские Наташи только делают вид, что им неприятно то, чем они занимаются, а на самом деле их все устраивает. Они для этого рождены. Они от природы проститутки.

– А ваши женщины кто от природы?

– Наши женщины никогда не наденут ни купальник, ни короткую юбку. Они соблюдают традиции и выполняют свое предназначение – поклоняться мужчине, рожать детей и хранить семейный очаг. Давайте больше не будем говорить на эту тему.

Окончательно поднявшись, Ленка с особой брезгливостью посмотрела на свою кровать и недовольно фыркнула.

– Экрам, эта постель не менялась несколько лет. Мы не ваши турецкие женщины, которые могут жить в грязи, не мыться годами и вонять так, что, проходя мимо них, невольно зажимаешь нос. Мы совсем другие. Русские женщины привыкли жить в чистоте. Надо поменять постель. Это ты своим теткам стели, а мы в таком дерьме спать не будем.

– Сейчас я вас переселю в другие комнаты. Вы будете отдельно жить и отдельно работать.

– Но мы не хотим жить отдельно. – Я вдруг подумала о том, что сейчас или меня, или Светку перевезут в другое место, и оттого, что мы можем потерять друг с другом связь, мне стало просто невыносимо.

– Вы будете жить в соседних комнатах.

– Экрам, а ну-ка дай телефон. Я еще раз позвоню Владимиру, – что-то придумала Ленка.

– Звонки закончились. Владимир передал вам, чтобы вы его больше не беспокоили. Он сказал вам, что вы должны быть ему благодарны за то, что он переправил вас за границу и дал вам возможность заработать.

– Даже так? Хорошо. Мы его по приезде отблагодарим. Мы его так отблагодарим, как его еще никто в жизни не благодарил, – Ленку слегка затрясло. Я даже перепугалась и подумала, что у нее началась лихорадка.

– Лен, ты что?

– Да ничего. Это просто нервы. Я вот сегодня полночи уснуть не могла. Лежу и думаю: господи, мне бы только до родной земли добраться. Только бы добраться. Я бы с этим козлом рассчиталась. Я бы с ним за все рассчиталась. Я бы за всех отправленных сюда девчонок его наказала. Я бы такую изощренную смерть ему придумала, чтобы он умирал в чудовищных муках и молил меня о пощаде. Знаешь, я подумала, что нынче киллера найти не проблема. Только свистни, их знаешь сколько набежит.

Проблема в том, чтобы найти деньги на киллера. Вот это настоящая проблема. Такое удовольствие, как замочить гада, нынче очень даже недешевое. Так вот, если я киллера не найду, я его сама замочу. Ведь оружие купить намного легче, чем оплатить услуги профессионального киллера. А не найду оружие, возьму молоток, положу в пакет и приду к Владимиру в гости. Скажу: мол, давай вспомним старые добрые времена. Выкатывай бутылку коньяка на стол. Посидим, выпьем, любовью займемся. Мол, меня от благодарности за то, что он мне путевку в жизнь дал и возможность подзаработать, аж распирает.

Мне даже кажется, что меня самой стало много. Пока этот дурак бутылку доставать будет, я выну из пакета молоток и как дам ему по его никчемной и ужасной голове! Да не просто ударю… Я в этот удар столько силы, озлобленности и ненависти вложу, что у него черепушка треснет и расколется на кусочки. Конечно, была бы моя воля, я бы его сама в Турцию на заработки отправила. Как жаль, что у нас только женщины так бесправны. Почему для мужиков нет никаких борделей или притонов, где бы они могли содержаться и выполнять все женские прихоти?! Почему такая несправедливость?! Кстати, Светка, если тебе надо Костика убрать, то ты никого не ищи и деньги попусту не трать. Тебе, в конце концов, двух ребятишек поднимать.

Тебе деньги намного нужнее, чем мне. Я одна могу с хлеба на воду перебиться, а твои детки не перебьются. Так вот, это я все к тому, что если тебе надо Костика замочить, то я его сама замочу. Смело обращайся ко мне. Сделаю это безвозмездно, чисто по-дружески, из самых лучших побуждений. Тем же самым молотком по тому же самому месту. Какая разница, за одного сидеть или за двоих, семь бед – один ответ.

– Хватит болтать, пора работать, – злобно перебил Светку Экрам и показал нам на выход. – И почему русские женщины так много говорят?! От их болтовни у мужчин уши начинают болеть. Турецкие женщины молчат и не раздражают мужчин.

– Наверно, это оттого, что турецким женщинам по жизни ничего не надо. Ни шмоток приличных, ни отдыха, ни внимания, ни чистого белья, ни нормального человеческого общения. Они неприхотливы, как бродячие собаки.

Им бы только сидеть и печь лепешки, – заключила Ленка, поднялась и отряхнула помятую одежду. – Я сегодня одетая спала, как турецкая женщина. Они же у вас годами не раздеваются. Даже когда трахаются, только юбку поднимают, и все. Я раздеться боюсь. Мне кажется, меня сразу клопы покусают. Интересно, у вас в Турции есть клопы или нет? Наверно, так же, как и везде. Ваших-то баб небось не кусают. Они же наденут на себя по десять платьев. А в этих платьях столько грязи, что там любой клоп кверху ногами упадет.

– Хватит! – не выдержав, крикнул Экрам. – Хватит галдеть, как вороны. Берите свои дорожные сумки и идите за мной.

Каждой из нас выделили по небольшой отдельной комнатке, которые находились по соседству, через стенку друг от друга. В комнате, к моему удивлению, был кондиционер, от которого мне стало немного полегче. Посреди комнаты стояла низкая широкая кровать, выполненная в восточном стиле. У стены точно такой же низкий шкаф, примерно по пояс или даже ниже. Прямо в комнате находилась душевая кабина, где была как холодная, так и горячая вода. Пока Ленка разбирала вещи в своей комнате и складывала их в шкаф, Экрам стоял рядом со мной и наблюдал за моими действиями.

– Тут чистая постель, – показал он мне на кровать. – Можешь поднять покрывало и убедиться.

– Очень хорошо, – почти беззвучно выдавила я.

– А почему у тебя так мало вещей, а у твоей подруги так много?

– У меня было предчувствие, что вещи мне совсем не понадобятся.

– А что, правда, что у тебя двое детей?

– Правда. – Я почувствовала, как на моих глазах показались слезы.

– А с кем ты их оставила?

– С мамой.

– У тебя такая красивая фигура, так с виду и не скажешь, что у тебя двое детей…

– Я старалась не распускать себя после родов.

– В прошлом году здесь работала одна девушка с Украины, так у нее было трое детей. Зачем рожать детей, чтобы потом быть проституткой?

– Я не собиралась быть проституткой. Я же уже тебе, по-моему, объясняла, что мы попали сюда обманным путем. Нас обманул Владимир.

– Все равно, ты взрослая женщина И должна понимать, что на свете бывает обман.

– Я поплатилась за свою излишнюю доверчивость. Просто у меня была страшная депрессия.

– А что это такое? Как это по-турецки?

– Я не знаю, как это будет по-турецки, я вообще по-вашему ни слова не знаю, забыл, что ли? Ну в общем, мне было все безразлично. Буквально все. От меня ушел муж, и жизнь потеряла всякий смысл. Возможно, если бы я была в другом, нормальном состоянии, я бы отказалась от идеи заработать таким образом, а тогда я была слишком слаба, чтобы что-то соображать. Я соглашалась буквально на все. Я хотела куда-нибудь уехать, поменять обстановку для того, чтобы все забыть…

– Считай, что тебе не повезло. Я не могу тебе ничем помочь.

– Но почему?

– Потому что таких, как ты, я видел очень много. Поначалу все плачут, пытаются покончить жизнь самоубийством, у них начинается… как это ты назвала?

– Депрессия.

– Вот-вот, депрессия. Иногда я не мог спать по ночам, потому что слышал, как плачут закрытые в комнатах девушки. Кричат, орут, зовут своих мам и просят о помощи.

Но все-это происходит только в первое время. Затем они успокаиваются, привыкают и начинают нормально работать. Не проходит и месяца, как они крепко спят после тяжелого трудового дня и уже не выдавливают из себя даже слезинки. Человек привыкает ко всему. Ты тоже привыкнешь. Некоторые девушки даже не уезжают домой, а остаются здесь и работают дальше. Они говорят, что уж лучше работать в Турции и спать с турками, чем жить в России и спать с русскими мужиками. Они считают, что здесь меньше позора. Здесь их никто не знает. Турки просто трахают и не лезут… как эта штука называется? Забыл.

– Душа, – произнесла я обреченным голосом.

– Правильно. Турки не лезут в душу и ни о чем не расспрашивают девушку, а уж тем более ее не стыдят.

А русские лезут в душу, начинают девушку стыдить и чему-то учить. Они говорят, что это тяжело морально. Здесь, в Турции, они зарабатывают деньги, приезжают на Родину и ведут нормальную, обыкновенную жизнь, и никто не знает, чем они занимались за границей. Никто этого не знает, кроме них самих. Это остается их тайной. В России они не занимаются тем, чем занимались за границей. Они стараются не вспоминать о том, что с ними было. А если их кто-то и спросит, то они говорят, что работали нянями, горничными или танцевали в ночных клубах. Так что наберись терпения. Никто никогда не узнает, чем ты тут занималась. Ни твои близкие, ни твои дети. Ты будешь просто зарабатывать деньги. В данном случае ты будешь их зарабатывать своим телом, потому что ничего другого от тебя не требуется. Ты говоришь, что приехала сюда, потому что тебя бросил муж? Надо было искать такого мужа, который бы тебя не бросил.

– С такими у нас большая проблема.

– Вот видишь. Вы смеетесь над турецкой женщиной, но турецкую женщину никогда не бросит мужчина. У нас совсем другие нравы в отношении наших женщин. Турецкой женщине не надо зарабатывать деньги. Ее содержит мужчина. Вы сами сделали своих мужчин такими, что они именно так к вам относятся. Вам не нравится, как к вам относятся турецкие мужчины? Так ваши русские мужчины к вам относятся еще хуже, если они могут бросать вас с детьми… Турецкий мужчина никогда не сможет бросить женщину, а уж тем более ребенка. Если вас не уважают ваши же русские мужчины, то почему вас должны уважать иностранные?!

– Уж лучше я буду брошенной русской женщиной, чем неброшенной, но любимой турецкой женой, – грустно сказала я и с ужасом представила себя в турецком бесформенном черном платье и точно такой же косынке. – Они ведь после замужества одеваются во все черное. Это значит, что у них начинается черная жизнь.

– Ну вот и будь проституткой, чтобы у тебя жизнь была белая, – недовольно бросил Экрам и вышел из комнаты.

Как только за Экрамом закрылась дверь, я сжала кулаки и постаралась сдержать слезы. Именно с этого дня у нас началась работа. Страшная, грязная и однообразная. Я старалась побороть тошноту, закрывала глаза, сжимала кулаки, а нижнюю губу кусала до крови и лежала, как мумия, стараясь не слышать чужого, громкого дыхания, не чувствовать страшный запах пота, исходящий от немытых тел, не видеть похотливые взгляды и не реагировать на эти мозолистые руки с засохшей грязью под желтыми ногтями.

Иногда, когда мне просто хотелось умереть под чужим, потным телом, я вспоминала наши ночи с Константином, те, что были в самом начале нашей семейной жизни.

Мы испытывали неземное блаженство, клялись в вечной любви и засыпали в крепких объятиях друг друга. Когда я просыпалась среди ночи и говорила мужу о том, как сильно его люблю, муж поднимал голову и с особой нежностью целовал мое лицо. Но это было так давно, что мне даже кажется, будто этого вовсе и не было. Ни ночей, ни Константина, ни той жизни, которая называется семейной.

А затем, когда все заканчивалось, я ощущала сумасшедшую тяжесть на душе и чувствовала, как мне хочется заорать и наложить на себя руки. Я не могла себе даже представить, как смогу вернуться на родину и посмотреть в глаза своей маме и детям. И все же… все же я мечтала о побеге. Только я не могла себе представить, куда мне нужно бежать, чтобы получить хоть какую-то защиту. У меня не было ни денег, ни документов. У меня вообще ничего не было. Я находилась в горах, окруженных густым лесом.

Если даже мне удастся выбежать на трассу и поймать попутную машину, то где гарантия того, что остановившийся турок не увезет меня в новый бордель или не изнасилует сам, поделившись потом со своими друзьями. Что бы ни говорила Ленка, я знала одно и даже, по-моему, где-то про это читала, что российские посольства и всевозможные представительства за рубежом не особенно любят общаться с подобными девушками, не говоря уже о том, чтобы им помогать. В таких случаях спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Каждый день ко мне приходил Экрам и зачастую говорил мне о том, что какой-то клиент остался мной недоволен. Это значит, что за сегодняшний день я лишаюсь своих положенных пятидесяти долларов.

– Гости жалуются, что ты лежишь, как бревно, и палец о палец не ударишь. Я не могу платить тебе деньги за то, что ты получаешь удовольствие и ничего не делаешь! – довольно громко ругался он.

– А что я должна делать?! О каких удовольствиях ты говоришь? – спрашивала я его сквозь рыдания. – Да я, кроме отвращения и брезгливости, ничего не испытываю!

– Надо быть активнее. Изображай стоны и старайся доставить мужчине приятное.

Поняв, что я просто могу потерять рассудок, я подскочила со своей кровати, встала перед Экрамом на колени и горько произнесла:

– Экрам, миленький. Отправь меня на родину. Я тебе за все заплачу. Я тебе деньги вместе с туристами передам. Я тебя умоляю. Не мое это. Я тебя не подведу. Иначе я просто наложу на себя руки. Не могу я с чужими мужиками спать. Не могу…

– Можешь. – Экрам пнул меня ногой. Удар пришелся прямо по лицу, я взвыла от боли и отползла от него подальше.

– Не могу!

– Можешь. Русская женщина все может. Если ты и дальше будешь так же плохо работать, я посажу тебя на хлеб и воду и начну бить плеткой. Ты умрешь от побоев. Это страшная и мучительная смерть. Ты должна понять, что надо стараться. Это твой единственный выход. Другого у тебя нет. Жаловаться бесполезно. Никто тебе не поможет. Бежать тоже бесполезно. Кругом горы. Народ тут дикий. Для них русская женщина в диковинку. Поймают, отведут в какую-нибудь землянку и будут насиловать каждый день всем аулом, пока ты совсем не отдашь концы. В общем, это мое последнее предупреждение.

Вечером в комнату вошла измотанная Ленка и села рядом со мной на кровать.

– Ты как? – глухо спросила она и поправила свое разорванное платье.

– Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь ответ.

– Сдохнуть хочется. Мы здесь уже неделю, а Экрам нам даже копейки не начислил. Говорит, что плохо работаем.

– И не начислит. Он что, дурак, что ли… Он нас может только использовать, как бесплатную рабочую силу, и все. Тут вообще никто никому денег не платит.

– Свет, а что делать?! Бежать? Но куда? На ночь дом запирают. Я к окну подхожу, и мне страшно становится. Кругом только лес и горы, горы и лес.

– Тем более что в горах народ дикий. Здесь есть хоть какой-то шанс вернуться на родину, но если нас в горах поймают, то у нас вообще никаких шансов не будет не то что куда-то вернуться, но даже и выжить.

– Что же делать?

Энергичная от природы, Ленка была не похожа сама на себя. Она сложила руки на коленях, как примерная школьница, а в ее глазах читалась бесконечная жалость.

Жалость ко мне, к себе, к нашему настоящему и даже к нашему будущему. Больше у нее не было ни идей, ни планов, ни замыслов.

Она сидела в оцепенении, не в силах вымолвить ни слова.

– Нужна машина, – неожиданно произнесла я.

– Что?

– Нужна машина.

– Для чего?

– Для того, чтобы отсюда сбежать. Мы же не можем носиться сломя голову по лесу и горам. Если мы сядем в машину, то сумеем добраться до Кемера, а там пойдем в первый попавшийся полицейский участок. Когда нас сюда везли, я видела, что рядом с домом стоял старенький микроавтобус и еще какой-то драндулет. Думаю, что хоть один из них на ходу.

– А ключи?

– С ключами нужно подумать. Наверно, они у Экрама. Придется его хорошенько хлопнуть.

– Как? Ты предлагаешь его убить?

– Ну почему сразу убить?! Ударить, для того чтобы его временно вырубить. А иначе как мы завладеем ключами?

Ленка слегка закинула голову и поправила упавшие на глаза волосы.

– Светка, мы должны что-то делать. Должны. Так долго продолжаться не может. Всему есть предел, даже собственному унижению и терпению. Я такой секс в гробу видала. Никаких прелюдий и хотя бы минимальных ласк.

Чисто механический секс на сухую. А вчера ко мне вообще пришли два урода. Они мочалили меня несколько часов подряд, проделывали со мной все, что хотели. От страшной боли и унижения я потеряла сознание, а когда очнулась, уже никого не было. Я долго ревела и с трудом доплелась до душа, чтобы смыть с себя остатки чужого пота. Мне показалось, что мне разбили все внутренности.

У меня даже открылось кровотечение. Вечером зашел Экрам и сказал, что господа мной недовольны. Мол, я плохо отработала, потеряла сознание, и им пришлось совокупляться с телом, которое даже не шевелилось. Он лишил меня денег и сказал, что если я буду так плохо работать, то он посадит меня на хлеб и воду. Я попросила позвать врача. Сказала, что у меня страшные разрывы и кровотечение. Он потребовал, чтобы я ему их показала. Мне уже все было безразлично, и я показала их Экраму.

Он слегка побледнел и дал мне два дня выходных. Сказал, что никакой врач ко мне не приедет. Дал мне какую-то затягивающую мазь и велел немедленно привести себя в порядок. А позавчера мне вообще попался турок, склонный к садизму. Он лупил меня своими здоровенными кулачищами размером с мою голову. Я думала, что он меня просто порвет. Я пришла к Экраму в ссадинах и синяках за помощью. Просила его сделать какой-нибудь успокоительный укол, говорила, что я даже не могу сидеть, не то что работать. Но Экрам налил мне полный стакан турецкой водки и сказал, что это самое лучшее успокоительное. Я выпила его до самого дна и в самом деле почувствовала себя лучше. Ты когда-нибудь пробовала турецкую водку?

– Когда с Костиком отдыхала. Такая гадость. На микстуру от кашля похожа.

– Меня тоже наизнанку всю вывернуло, но затем ничего, полегчало. Если тебе тоже плохо, ты сходи к Экраму, попроси и тебе налить. Он не откажет. Я сегодня опять пошла, и он мне еще налил. Может, сопьюсь. Да какая мне уже разница. Мне терять нечего. Эти турки такие странные. Одни трахают с каменными лицами и даже словечка не скажут, а другие это проделывают с такой ненавистью и злобой, что кажется, будто еще немного – и они тебя на тот свет отправят.

– Господи, как там мои дети? – Я тихонько всхлипнула, но поняла, что даже на то, чтобы заплакать, у меня просто нет сил.

– Не переживай. Ты же их не с чужим человеком оставила, а с собственной матерью. Денег на первое время тоже дала. Господи, могла ли я даже подумать, что настанет время, когда я стану проституткой… Я бы никогда в это не поверила. Никогда. Правда, у меня была одна знакомая, которая этим занималась…

– У тебя была такая знакомая?

– Ну да. Анька Журавлева из параллельного класса.

– Анька работает проституткой?

– Да, и уже порядочно. Она раньше работала при казино. Присаживалась за какой-нибудь столик, где играют богатенькие Буратино, говорила, что она приносит удачу.

А многие клиенты казино, азартные игроки, специально снимают проститутку, верят, что она обязательно принесет удачу. Так вот, иногда Анька пела при этом казино, прохаживалась вдоль столиков, фланировала по залу, а в штате казино она числилась как единица рекламного стиля. Со стороны все так шикарно: красивая, стройная Анна в дорогом платье, с длинными волосами, мужчины буквально сворачивают шеи… А один раз я приехала к ней на рюмку чая и увидела совсем другую картину. Анька обхватила голову руками и ревела навзрыд. Она рассказала мне о том, как тяжела ее жизнь, что с ней на работе может произойти все что угодно. Говорит, однажды какой-то в пух и прах проигравшийся буржуй просто потерял рассудок: заставил Аньку раздеться догола и возил ее в таком виде в машине по всей Москве, а затем остановил машину и заставил идти три квартала по улице до его дома. Слава богу, была глубокая ночь и все жильцы спали. Затем она снималась на какой-то порностудии.

– Анька? Но ведь она в школе была отличницей… Она же школу с медалью закончила!

– Толку-то с этой медали… Эта студия была расположена в какой-то бывшей коммуналке. А декорации там были вообще упадешь. Гинекологическое кресло для сюжета с врачом и большой офисный стол для сюжета с начальником. Она снималась днями напролет и верила, что когда-нибудь кассета попадет на Запад к какому-нибудь солидному порнопродюсеру, который оценит Анькину фигуру и ее профессионализм и пригласит ее на съемки в Германию или Швецию за хорошие гонорары, на которые затем можно будет безбедно жить. Ей никогда не нравилась Чиччолина. В глубине души она мечтала о карьере Илоны Сталлер.

– И что теперь с этой Анькой? Она так и работает проституткой? Все-таки в нашем возрасте надо уже как-то определяться…

– Анька вместе со своей коллегой вышла замуж.

– Она вышла замуж?!

– Вышла. Да только такого замужества даже врагу не пожелаешь.

– За кого она вышла-то?

– За иностранца.

– Вот это да.

– Да сейчас выйти замуж за иностранца раз плюнуть. Это совсем не тяжело даже ленивому. Сейчас в Интернете специализированных сайтов выше крыши.

Кстати, этими сайтами пользуются все брачные агентства, только разница в том, что в брачной конторе ты выложишь за эту самую информацию около двух тысяч рублей. Так вот, Анькина коллега по бизнесу вышла замуж за какого-то техасского ковбоя. Ты можешь себе это представить?! Это же просто караул!

– А что в этом страшного?

– Да то, что Техас – это типичный сельскохозяйственный штат и жизнь в нем еще хуже и тоскливее, чем в самой захудалой и отдаленной российской глубинке. И коренная москвичка уехала жить в этот самый Техас! Это же все равно как если бы она поселилась в каком-нибудь колхозе «Красный лапоть». Первые два года эта девушка не могла получить вид на жительство и жутко боялась, что ее выгонят из страны. Она ждала, что муж будет ее содержать, потому что все россиянки представляют себе жизнь в Америке типа того, что жена сидит дома, муж ее содержит, дарит меха, машины, бриллианты… Но на деле все оказалось не так. Муж-ковбой не давал ей денег даже на карманные расходы, запрещал общаться с соседями и заставлял целыми сутками стоять у плиты и работать на огороде. Он сделал ее тихой домашней рабыней. Виза невесты действительна в течение девяноста дней. Ковбой под каким-то предлогом не успел зарегистрировать брак с Анькиной коллегой, и она автоматически превратилась в нелегалку. Это очень удобно для иностранных женихов.

Они пользуются нашими женщинами на полную катушку, совершая самое настоящее домашнее насилие как душевное, так и физическое, вертят ими как хотят, а если те хоть слово поперек скажут, грозят сдать их в полицию.

– И что же было дальше с Анькиной подругой?

– Никто не знает.

– Как это?

– Так это. Она перестала писать и звонить. Ее виза невесты давно закончилась. Брак так и не был зарегистрирован. Видимо, сельская жизнь не пошла ей на пользу, и она сбежала от своего заморского так называемого мужа. Где она теперь, что с ней – неизвестно. Техас большой. Там огородов много. Ее мать стала ее разыскивать, но все безрезультатно. Обратилась даже в Интерпол.

К ковбою приходила полиция, он сказал, что его русская невеста ушла и не оставила даже записки. Соседи ковбоя, живущие через забор, видели, как он в пылу страшной злости, когда она из последних сил корчилась на огороде, избивал свою невесту рукояткой лопаты и граблями по спине. В общем, от этой девушки уже год нет вестей.

Ее родители считают, что ковбой забил бедняжку насмерть на этом же огороде и закопал. Неизвестно, жива она или нет. Вот тебе и заморское замужество.

– А как сложилась Анькина судьба?

– О ней тоже ничего не известно.

– Она что, тоже вышла замуж за ковбоя?

– Анька влюбилась в какого-то негра, афроамериканца по-ихнему, и вышла за него замуж. Этот чернокожий мачо оказался многоженцем и только после заключения брака сказал Аньке, что в двух других городах у него тоже есть жены, а это значит, что у него будут длительные командировки. Анька пришла от этого в ужас и стала закатывать мужу постоянные скандалы. Мужу не понравилась строптивая русская жена, и он, не задумываясь, продал ее в какой-то притон.

– Как это продал? – вытаращила глаза я.

– Так это продал.

– Но ведь она живой человек, а не какой-нибудь там товар…

– Она живой товар. Сейчас любой товар в цене, а живой особенно. На него спрос всегда был и будет. Короче, судьба Аньки тоже неизвестна. Никто ее не может найти.

– А почему не посадят ее мужа? Почему к нему не придет полиция?!

– Милая, это заграница, и в ней жизнь еще суровее, чем у нас. Полиция там защищает только интересы своих граждан. А кому нужны иностранки?! Да никому. У нас вроде как штамп, что ли, на лбу стоит. Если ты русская, значит, ты проститутка. Даже если ты вышла замуж за иностранца, это означает, что иностранец женился на русской проститутке. Анькин муж сказал, что она, мол, собрала вещи, ушла из дому и не вернулась. Этот ответ вполне всех устроил.

– И что, никто ее не ищет?

– Ну, поискали немного и успокоились. Сама знаешь, как тяжело найти человека за границей. Вот если нас сейчас с тобой кто-нибудь захочет найти, то черта с два найдет. Сидим в каких-то горах. Горы да лес. Здесь даже люди не ходят.

– Получается, что выходить замуж за иностранца тоже нет смысла…

– Редко кому везет. Один случай на миллион.

Этой ночью я никак не могла уснуть. Да и о каком сне можно было говорить, если я буквально не находила себе места. Несколько раз подряд я приняла душ, надеясь смыть с себя запах чужого тела. И мне казалось, что этот запах никак не смывается… Я курила одну сигарету за другой, мысленно нахваливая себя за то, что я взяла с собой так много блоков про запас, словно чувствовала, что денег за работу мне не видать как своих собственных ушей.

Меня охватывало очень странное чувство, даже слишком странное. Я смотрела на дымящуюся в своей руке сигарету, а затем на свое отражение в зеркале и видела усталую, замотанную женщину, в глазах которой читалось страшное потрясение от того, как распорядилась с ней судьба: из добропорядочной жены и матери она превратилась в самую настоящую проститутку, принимающую всех, кто заезжает в турецкие горы отведать русской экзотики. Мне показалось, что самая важная часть моей жизни исчезла.

Просто исчезла, и все… В этой части остались мои дети, моя мама и мой сбежавший муж. А самое главное, что с этой частью исчезла и я. У меня теперь нет ни паспорта, ни адреса, ни телефона. Со мной нельзя связаться, мне нельзя написать письмо и уж тем более поговорить. Меня нет нигде…

И если я буду услужливо и терпеливо принимать турок по нескольку человек в день, то меня надолго не хватит, а это значит, что меня уже больше нигде и никогда не будет.

Встав со своего места, я заглянула в Ленкину комнату и включила ночник.

– Лен, ты спишь?

– Нет. Просто лежу.

– Я тоже. Сна нет. Как подумаешь, что завтра все то же самое, что сегодня, так жить вообще не хочется.

Сев на низкий подоконник, я положила руки на колени и заговорила, захлебываясь словами:

– Я, собственно, вот что пришла….

– Что?

– Я хотела спросить, ты в бога веришь?

– А что? – насторожилась Ленка и тут же села на своей кровати, по-турецки скрестив ноги.

– Да ничего такого. Просто мне это очень интересно. Ты крещеная?

– Да.

– Значит, ты должна в бога верить.

– Конечно, верю. Я дома иногда Библию по вечерам читала. Положу Библию на коленки и читаю. Знаешь, как ее почитаешь, сразу легче становится. Намного легче.

Я даже рассуждать по-другому начинаю. Вообще, когда люди Библию читают, они мудрее и чище становятся. Они будто рождаются заново. А к чему ты это спрашиваешь? Сама-то ты в него веришь?

– Верю. Только не в того бога, который стоит между людьми и церковью, а в своего бога. Я вот что думаю: почему же бог нас не уберег и мы так жестоко вляпались?!

– А бог и не должен никого беречь. Человек сам отвечает за свои поступки. За то, что мы с тобой в Турцию приехали, бог никакой ответственности не несет.

– Возможно, но хотя бы поберечь мог бы.

– Человек должен сам себя беречь. Свет, я что-то не пойму, к чему ты этот разговор завела?

– К тому, что, если я сейчас убью Экрама, бог меня простит или нет?

– Как это ты его убьешь?

– Да хоть как. Убью, и все. Скажи мне, а за убийство бог наказывает?!

– Ты что, забыла про заповеди? В одной из них так прямо и говорится: «Не убий».

– Ну а если я покаюсь? Ведь люди же приходят в церковь и замаливают все грехи. Это нормально. Говорят же, что бог все прощает.

– Если бы бог все прощал, тогда все бы начали убивать. А хотя кто его знает. Каяться тоже можно по-разному. Одни просто в церковь придут, свечку поставят и вроде как гора с плеч. А другие искренне каются. Нужно покаяться с душой, чтобы ты сама пожалела о том, что ты совершила преступление. Бог сможет простить только искреннее раскаяние.

– Но ведь я не смогу это сделать. Ты же прекрасно знаешь, что я не буду раскаиваться в том, что убью Экрама. Просто я не знаю, тяжело жить с этим грехом или нет. В книгах пишут, что убийцы затем не могут спокойно жить. Мол, они по ночам очень сильно страдают. Им снятся те, кого они отправили на тот свет. От этого они иногда сходят с ума, а бывает, не выдерживают и являются с повинной.

– Свет, ты что надумала-то? – Ленкины глаза судорожно забегали, а губа слегка затряслась.

– Ничего. Просто больше я так не могу. Завтра будет то же самое, что было сегодня, и так каждый день… Тебе проще, а у меня дома двое маленьких детей, которые зачеркивают дни в календаре и ждут, что их мама принесет им денежки в клювике…

Встав с подоконника, я поправила халат и направилась к выходу.

– Свет, ты куда? – крикнула мне вслед перепуганная подруга.

– Иду брать грех на душу.

Пройдя по тускло освещенному коридору, я посмотрела на часы и отметила про себя, что уже ровно три часа ночи. Время так называемого глубокого сна. Дернув входную дверь за ручку, я убедилась, что она закрыта, и пошла в противоположную сторону. Впрочем, я и не рассчитывала на то, что входная дверь может быть открыта. Наверно, так думать было по меньшей мере очень даже глупо. Подойдя к комнате Экрама, я тяжело вздохнула и прислушалась.

За дверью была гробовая тишина. Тихонько толкнув дверь, я просунула голову в комнату и увидела дрыхнувшего без задних ног Экрама. То, что турок был мертвецки пьян, не вызывало никакого сомнения. Рядом с ним, на кровати, лежала совершенно пустая бутылка из-под турецкой водки. Увидев на прикроватной тумбочке мобильный телефон, я быстро схватила трубку и пулей выскочила из комнаты.

У входа в свою комнату стояла Ленка, которая наблюдала за моими действиями со смертельным ужасом в глазах.

– Свет, ты что? – как-то безжизненно спросила она.

– Ничего.

– Откуда у тебя телефон?

– Экрам подарил… – съязвила я и посмотрела на подругу озлобленным взглядом. Меня взбесили ее бездействие, апатия и нежелание бороться с суровой действительностью.

– Как это подарил?

– Молча! – почти крикнула я и закрыла дверь в свою комнату прямо перед Ленкиным носом.

Правда, через несколько секунд я снова ее открыла.

– Свет, ты чего дверьми хлопаешь?

– А ну скажи-ка мне код России. Я хочу домой позвонить.

Ленка слегка потопталась. Затем зашла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Давай телефон. Я сама наберу.

– Набирай.

Я протянула подруге трубку.

В тот момент, когда Ленка набирала мой домашний номер, она боялась взглянуть мне в лицо. Увидев, что по ее щеке потекли слезы, я широко открыла глаза и захлопала длинными ресницами.

– Лен, ты чего ревешь-то?!

– Господи, Свет, что ж теперь будет-то?..

– И что теперь будет?

– Ты Экрама убила?

– Да не убивала я его. Он дрыхнет в стельку пьяный.

– А как же ты тогда у него телефон взяла?

– Очень просто. Сама подумай, как можно взять телефон у совершенно пьяного человека?! Элементарно. Тем более что он ему сейчас без надобности. Он, видимо, сегодня что-то со своими дружками отмечал… И перебрал. Очень даже перебрал.

– Свет, я набрала. Там твоя мама отвечает.

Мне показалось, что я просто задыхаюсь от счастья. Я выхватила у Ленки трубку и, смахивая слезы, произнесла:

– Мама, мама, это я. Это твоя дочь Света…

Глава 7

Дальше все происходило словно во сне. Мама рассказала мне о том, что сын не пошел вчера в школу, потому что у него болит живот. Он сидит дома, читает книги, а по вечерам тихонько плачет. Совсем тихонько, потому что мужчинам плакать не положено. Бабушка говорит, что в новой школе он очень плохо сошелся с детьми, можно сказать, что совсем не сошелся. Дети приняли в штыки ученика, который пришел к ним из школы для «новых русских». К тому же Сашка честно признался, что его забрали из элитной школы только потому, что от него ушел отец и маме стало нечем за эту школу платить. Тут же за моим сыном закрепилось прозвище «безотцовщина». Его так называли все, даже те, у кого у самих не было отцов.

Новые учителя и новые дети оказались для моего сына самым большим и тяжелым испытанием. Я прокрутила в памяти все события и подумала о том, что я была буквально убита бегством своего мужа и поэтому совершенно не думала о сыне. Я вдруг вспомнила, какой испуг появлялся в Сашкиных глазах, когда он собирался в новую школу.

А один раз он так горько заплакал, что бабушка сжалилась и никуда его не повела. Ранее мой сын учился в классе, где было всего пять детей, а теперь… теперь целых тридцать пять. Сын не мог больше противостоять новым одноклассникам ни физически, ни морально. И все же он пообещал им привести в школу отца, который обязательно надерет обидчикам уши. Класс жаждал крови, над тихим, воспитанным мальчиком потешались, кричали:

«Вон твой отец идет! Ай, я боюсь!» Ему ставили подножки, его обзывали и унижали при каждом удобном и неудобном случае. У бабушки при виде страдающего внука стало болеть сердце. А позавчера мой сын пришел с разбитым носом, из которого так и хлестала кровь, и точно такой же разбитой губой. Бабушка побежала к классному руководителю. Им оказалась молоденькая девушка, только что окончившая педагогический институт.

Девушка развела руками и посетовала на то, что в классе целых тридцать пять человек и она не в состоянии уследить за каждым из них. Мол, если мы хотим, чтобы к нашему ребенку был особый подход и особое отношение, то нам нужно возвращаться в ту школу, откуда мы пришли, потому что особый подход нынче стоит больших денег, а если у нас этих денег нет, то надо свыкаться с правилами обычной школы и жить по этим, устоявшимся годами правилам. Поэтому Саша пока побудет дома под предлогом того, что у него болит живот. Бабушка тихонько всплакнула и горько спросила меня, почему такие маленькие дети уже такие жестокие… Ведь мой сын, а ее внук совсем не хлюпик, который прячется за мамину юбку. Он просто хорошо учится. У него хорошие отметки.

Он очень умный, начитанный и вообще очень спокойный мальчик. Просто он не нюхает клей, не переносит табачный дым и не любит бесцельно гулять по улице… Я, как могла, попыталась успокоить свою маму и сказала ей, что скоро я вернусь и все наладится. Я обязательно пойду в класс, сяду вместе с детьми и убедительно с ними поговорю. Если это не поможет, то я поговорю с их родителями.

А затем дойду до директора. Если классная руководительница не справляется со своей работой, значит, надо найти другую, которая бы справлялась. Я знала, что, как только доберусь на родину, обязательно пробью стену жестокости и непонимания. А сейчас… Сейчас у меня просто не хватало сил справиться с самой собой. Все, что поведала мне моя мама о моем ребенке, навалилось на меня, словно снежная лавина, и давило так, что я просто не могла вынести этот груз. Ведь сын и дочь для меня – самые дорогие и любимые существа на этом свете, и я никак не могла допустить, чтобы у моих горячо любимых крох разрывались от горя их детские сердечки.

Я вдруг захотела жить. Жить для своих детей, для того, чтобы помогать им, делить с ними их горести…

Я вдруг поняла, что я очень им нужна… Ведь они… Они совсем одни… и им так нужна родительская любовь и ласка. Я больше не хотела умирать. Я хотела жить. Я хотела жить для детей… точно так же, как и моя мама жила и живет для меня… Я больше не хотела страдать по Костику и жаловаться на негодяйку-судьбу. Я решила его простить и забыть, словно его никогда и не было. Если я не смогла дать счастье своему мужу и он ушел к другой, то это не значит, что я не смогу дать счастье своим детям.

Я все смогу, потому что мужчины – это мужчины… а дети – это дети… Мужчины приходят и уходят, а дети всегда остаются с нами…

Хоть немного успокоив свою маму, я даже подумала о том, что школ в Москве хватит с лихвой и уже совсем неважно, рядом с домом находится эта школа или нет, главное, чтобы у сына сложились отношения с классом. Если ребенок уже стал изгоем, как героиня фильма «Чучело», то надо еще раз попытаться перевести его в другую школу. Роль новенького – это, конечно же, еще один стресс для ребенка, но все же он гораздо меньший, чем ежедневные насмешки жестоких одноклассников. Мама со мной согласилась и сказала мне о том, что попробует перевести Сашку в другую школу. А еще она обрадовала меня тем, что с Катенькой все в порядке. Она приходит из детского садика, рассаживает вокруг себя своих кукол и весело щебечет. А еще она постоянно рассматривает глобус и ищет далекую Турцию. А когда она ее находит, то с особой гордостью рассказывает своим куклам и мишкам о том, что в этой сказочной стране работает ее мамочка. Что мамочка одета в красивую форму. Она стоит в аэропорту и встречает русских туристов, приезжающих на отдых.

Затем она сажает их в автобус, берет микрофон и рассказывает об этой удивительной стране, где ласково греет солнышко, плещется море и на каждом углу продают безумно вкусные сладости. А еще она рассказывает своим игрушкам о том, что, когда мамочка заработает много денег, она обязательно возьмет своих детей и бабушку к себе. Все будут купаться, загорать, есть мороженое и ходить по многочисленным магазинам. Только папочку мама с собой не возьмет, потому что папочка совсем этого не заслужил. Он очень плохо себя ведет и уже давно даже просто не заходит домой. Поэтому папочка пусть в наказание сидит в Москве, а на море он поедет только в том случае, если исправится, перестанет расстраивать мамочку и вернется домой.

Я слушала свою мать, открыв рот, улыбалась и буквально обливалась слезами. А мать… Мать все говорила и говорила… О дочке, о сыне, о том, что те, кого официально именуют нашими правителями (а неофициально… по-разному), обещали хоть на немного поднять пенсию, но ни черта не подняли, видимо, посчитали, что пенсионеры у нас и так с жиру бесятся… Бог им судья, и пусть их старость никогда не будет такой, какую они обеспечили нашим близким… О том, что они очень по мне скучают, любят, ждут и надеются на скорую встречу. А я… Я говорила ей о том, что все будет хорошо… Все обязательно будет хорошо. Жизнь-подлянка такая хитрая. Сегодня полоса белая, а завтра полоса черная… Так вот, придет время, когда все неудачи закончатся и наступит просвет, а это значит, что наступит белая полоса. Мы семья, а это самое главное… Мы семья…

Как только в телефонной трубке послышались быстрые гудки, я протянула ее Ленке и зарыдала.

– Тише ты, Экрама разбудишь. Что случилось-то? С детьми что-то?

– Сашку в школе обижают, – захлебнулась словами.

– Всего-то? Главное, чтобы никто не болел.

– Как это всего-то? Ты хоть понимаешь, что это такое, когда ребенка обижают?!

– Понимаю, только твой Сашка будущий мужик и должен уметь за себя постоять.

– Должен, но только смотря где стоять-то надо. Детской жестокости нет предела. Если хочешь знать, то детская жестокость самая страшная. Намного страшнее, чем взрослая. Над сыном моим издеваются, изверги.

Господи, какая же жизнь-то страшная… Подумать только, дети издеваются над детьми. Дети ведь вообще должны чистыми быть. А у мамы моей с сердцем плохо, – я вновь заревела и сжала руки в кулаки.

– Вот это уже хуже. Светка, да тише ты реви.

– Я больше не могу тише. – Я посмотрела на свою подругу полоумным взглядом и немного успокоилась. – Больше не могу. Если мы будем здесь тихо сидеть, то и сдохнем точно так же тихо, никому не мешая… Как мыши…

– А что, ты предлагаешь кричать?

– Я предлагаю действовать. Хоть как-то, но действовать. Конечно, если ты и дальше хочешь работать проституткой, трахаться с турками в надежде накопить на билет и вернуться на родину, то, ради бога, дерзай.

А я больше так не могу. Извини. У меня других дел полно. У меня ребенка в школе обижают, у матери с сердцем плохо… Я на этот гребаный билет постелью зарабатывать не хочу. Мне такого билета не надо. Я сюда не за этим приехала, а если это не получилось, то значит, я должна вернуться обратно, и чем быстрее, тем лучше.

– Свет, я что-то не пойму, а с чего ты взяла, что мне здесь нравится работать проституткой?! – довольно сильно оскорбилась подруга. – Ты что, намекаешь, что это мое прямое предназначение?!

– Не знаю. Меня убивает твоя пассивность.

– А что я, по-твоему, должна делать?! Орать на весь свет, что мне это противно, что я хочу домой?! Да меня просто забьют насмерть, и все… Ты что, не соображаешь, чем может закончиться любая наша выходка?! А я жить хочу. Понимаешь?! Жить…

– А я не хочу так жить… Уж лучше вообще не жить, чем так, как живем в последнее время мы с тобой.

Ленка раскраснелась, как помидор, и принялась нажимать кнопки на телефоне.

– И куда ты собралась звонить?

– Владимиру.

– Зачем?

– Затем, чтобы сказать ему, что он конченый козел.

– И чего ты этим добьешься?! Нам от этого станет не лучше, а ему не хуже! С такими, как твой Владимир, нужно разбираться на родине с глазу на глаз, а не за бугром по телефону. И не надейся, что ты обзовешь его козлом и ему станет стыдно. Думаешь, он после этого тут же решит нам помочь и вытащит нас отсюда домой? Раскатала губу! Закатай ее обратно…

– У него телефон отключен…

– Оно и понятно. А ты на что надеялась?! На то, что его телефон включен двадцать четыре часа в сутки?!

На то, что он весь из себя порядочный, что из него порядочность так и прет?! Просто неувязочка вышла…

Нормальная такая неувязочка. Он принесет нам свои извинения за то, что нас трахали турки, и мы, конечно же. их примем. Подумаешь, ерунда какая… Всего-то навсего неделю проститутками поработали…

– Прекрати!

– Прекращаю.

– Тогда я матери позвоню. Скажу, пусть она идет в милицию, обращается в Интерпол. Пусть нас ищут. Господи, а звонить-то как стыдно. Стыдно-то как… Ведь мы даже своих координат не знаем. Мы даже и представления не имеем, где находимся. Прилетели мы в Анталию.

Это точно. Затем нас повезли в сторону Кемера. Это тоже точно. Ты это по тоннелю определила. Только, по всей вероятности, до Кемера нас так и не довезли. Затем повезли куда-то в горы… Послушай, а вдруг и у моей матери от моего рассказа плохо с сердцем станет?! Тут никакое материнское сердце не выдержит. Вообще никакое.

– Тем более твоя мать может позвонить моей, чтобы та помогала ей в поисках. Тогда… Тогда моя точно не выдержит. Это добьет ее окончательно.

– Тогда давай сами позвоним в милицию, – как-то воспрянула Ленка. – Сами наберем номер своей родной милиции и все ей расскажем.

– Давай.

Ленка набрала до боли знакомый номер и, немного запинаясь, заговорила:

– Здравствуйте. Это говорят две российские девушки. Мы звоним вам из Турции. Свяжитесь, пожалуйста, с Интерполом… Дело в том, что нас обманули. Мы приехали работать гидами, а нас устроили проститутками.

Мы не можем обратиться за помощью в консульство, потому что не знаем не только где оно находится, но и где находимся мы сами. Мы где-то в горах. Кругом лес. У нас нет связи. Этот мобильный телефон оказался в наших руках совершенно случайно. Мы больше никак не сможем с вами связаться. Найдите нас, пожалуйста, и верните домой. Мы вас всех очень любим. Очень-очень. Мы сожалеем о том, что всегда очень плохо относились к нашей милиции. Мы очень об этом сожалеем, потому что, как бы мы вас ни ругали, в глубине души мы всегда надеялись на то, что вы нас всегда защитите. Всегда.

Неожиданно Ленка опустила трубку мобильного телефона вниз и посмотрела на меня растерянным взглядом.

– Лен, ты чего?

– На том конце провода сказали: «Пить надо меньше!»

– Что, прямо так и сказали?

– Прямо так и сказали.

– А ну-ка, дай я позвоню.

Я буквально выхватила у Ленки трубку и принялась звонить сама. Когда на том конце провода послышалось знакомое и такое родное на чужбине слово «милиция», я набрала побольше воздуха и постаралась сделать свой голос как можно более убедительным.

– Але, здравствуйте. Мы вам уже звонили, и вы посоветовали нам меньше пить. Так вот, я хочу вам сказать, что мы совершенно трезвы. Мы просим вас о помощи, и вы обязаны не оставить наш звонок без внимания. Если вы его проигнорируете, то, когда мы доберемся до родины, у вас будут очень большие неприятности. Поймите вы наконец… Мы находимся в Турции, недалеко от города Кемер. У нас нет ни паспортов, ни денег, ни обратных билетов. Нас привезли куда-то в горы, где совершенно нет людей. Тут какие-то дикие места. Нас держат в закрытом доме и не выпускают на улицу. Нас просто силой заставляют заниматься проституцией. Нам нужна помощь, потому что дальше так продолжаться не может. Созвонитесь с консульством или обратитесь в Интерпол, а мы…

Не успела я договорить, как на том конце провода повесили трубку.

– Свет, ну что?

Я стояла как вкопанная, не в силах вымолвить ни слова.

– Свет, ну что в милиции-то сказали? – на этот раз затеребила меня Ленка.

– Сказали, что если я позвоню им еще раз, то они привлекут меня за телефонное хулиганство, – с трудом выдавила я из себя и захлопала глазами.

– Вот это да! Что, прямо так и сказали?

– Прямо так и сказали.

– Вот и обращайся после этого в нашу милицию. Может, еще раз позвонить?

– Мне кажется, что нет смысла.

– А мне кажется, что есть, – стала настаивать Ленка. – Не хотят они разбираться с этой проблемой – не надо. Просто пусть они нам дадут номер телефона Интерпола, и все. Может, хоть там нас воспримут всерьез.

Ленка не стала дожидаться моей реакции и вновь набрала номер милиции.

– Здравствуйте еще раз. Не надо кидать трубки. Вы прекрасно понимаете, что это международный звонок.

Мы хорошо запомнили сегодняшнее число и время своего звонка. Когда мы вернемся домой, то обязательно выясним, кто дежурил этой ночью и принимал эти звонки.

Поверьте, вы получите по заслугам. А сейчас подскажите нам, пожалуйста, номер телефона Интерпола или российского консульства в Турции. Мы попробуем связаться с ними и решить свою проблему через них.

В тот момент, когда Ленка в очередной раз убрала трубку от уха, я поняла, что ей вновь ответили отказом.

– Ну что, опять облом?

– Опять облом.

– Что там сказали?

– Сказали, что они уже высылают оперативную группу для задержания телефонного хулигана.

– А куда они ее высылают?

– Хрен ее знает. Может, в Турцию…

– Это было бы неплохо, – истерично улыбнулась я. – Нет, ты только подумай, как трогательно о нас заботится наша милиция… Ты только подумай. От такой заботы прямо тошно становится. Помнишь, когда «Норд-Ост» захватили террористы, то кто-то из заложников позвонил в милицию еще в самые первые секунды захвата.

– И что?

– Да ничего. Когда стали говорить, что в зал ворвались вооруженные люди и захватили восемьсот человек, на том конце провода тоже посоветовали меньше пить и хорошенько проспаться. Это они уже потом поверили, намного позже, когда начались многочисленные звонки и уже буквально все узнали о происшедшем. А ведь если бы наша милиция отреагировала как можно раньше, все могло пойти по-другому…

– Тогда чему же они верят?

– Понятия не имею. Наверно, звонкам о каких-нибудь пьяных драках.

– Тогда я матери позвоню. Она завтра же поедет в отделение, дойдет до Интерпола. На месте это делать намного легче. Ты же знаешь мою мать…

– Знаю. Она у тебя очень даже современная мадам и с характером.

– Вот-вот. Она ни перед чем не остановится. Вообще ни перед чем.

– Только ты ей скажи, пусть она моей ничего не говорит, а то у моей сердце больное. Она в последнее время себя очень плохо чувствует. Постоянно на таблетках. Если твоя проговорится, то это мою добьет окончательно, а у меня все-таки дети. У них и так никого нет, – слезно попросила я подругу.

– Хорошо. Скажу.

Ленка стала набирать свой домашний номер и при этом нарезать круги по комнате. Я стояла, облокотившись о подоконник, и безмолвно наблюдала за ее действиями.

– О, черт, трубку никто не берет.

– Почему? Может, твоя мать заснула и не слышит звонка? Ночь ведь все-таки.

– Да нет. Она спит очень чутко.

– Может, она ночует у своего друга?

– Может быть. Сейчас позвоню ей на мобильник.

– Послушай, а почему она не выходит замуж за своего друга?

– Она дорожит своей свободой.

– Разве в таком возрасте дорожат своей свободой?

– Свободой дорожат в любом возрасте. У меня мать необычная женщина, совсем не такая, как я. Я всегда старалась быть на нее похожей… Послушай, да что такое? У нее мобильник недоступен…

– Тогда звони на мобильник ее другу. И все же это ерунда.

– Ты про что?

– Про то, что твоя мать дорожит свободой. Если она не выходит замуж за своего друга, значит, ее в нем что-то не устраивает. Любая женщина стремится к браку. Это заложено в ней природой, а от природы, как известно, никуда не денешься.

– Может быть, но моя мать никогда не стремилась надеть на себя хомут. Она совершенно безболезненно рассталась с моим отцом и с другими мужчинами тоже расставалась совершенно безболезненно.

– Как же у нее так получалось?

– У нее так получалось потому, что она всегда была самостоятельной женщиной, не то что мы с тобой. Этому она учила меня с детства, да, видимо, так и не научила.

Она всегда говорила мне, что самое главное для женщины – это ее финансовая независимость. Если женщина финансово независимая, то она может сама выбирать себе мужчин и искать среди них достойного. Самостоятельная женщина никогда не страдает от того, что, теряя мужчину, она теряет деньги. Ну хоть у ее друга телефон не отключен.

Ленка немного взбодрилась и раскраснелась еще больше.

– Павел, здравствуй. Это Лена. Я звоню из Турции. Мама у тебя ночует? Домашний телефон не отвечает. Мобильник отключен. Что? Что ты сказал?!!

Ленка что-то неразборчиво затараторила, перемешивая дикий крик с громкими, душераздирающими рыданиями, а затем села на пол и швырнула мобильник прямо об стену. Трубка раскололась и упала на пол.

– Лен, ты чего творишь? Это же трубка Экрама. Он нас убьет… И не кричи ты так. Сейчас ты его точно разбудишь. Хорошо если он один дома, а если нет… Что случилось-то?!

– У меня мама разбилась.

– Что?

– Я говорю, у меня мама разбилась.

– Как разбилась? – опешила я.

– Ты же знаешь, что она всегда гоняла на бешеной скорости на своей машине.

– Господи… Кошмар-то какой… Но ведь она так хорошо водила свой автомобиль.

– Водила, только не думай, что разбиваются только те, кто плохо водит. Разбиваются даже профессионалы.

Представляешь, я здесь, в Турции, в каком-то притоне, а у меня вчера мать похоронили!

Ленка обхватила голову руками и заговорила словно в бреду.

– Как же так. Как же так… Родная дочь горсть земли не бросила! И почему ее не стало? Ведь у нее в жизни все получалось. Буквально все… Кроме личного счастья, наверно… Она хотела меня устроить в свою фирму.

Предлагала мне хорошие деньги, но я постоянно пыталась ей доказать, что я могу заработать сама, без ее помощи. Вечная проблема несостоявшихся детей у состоявшихся родителей. Но я не она, и у меня ничего не получилось. Я поехала сюда для того, чтобы что-то ей доказать, а вместо этого попала в притон. Она ведь совсем не такая, как я. Я ее уродливая копия. Она летала по жизни, обожая скорость и азарт. Она ведь постоянно носилась в своей машине, как заправский гонщик…

Я подошла к сидящей на полу Ленке, слегка обняла ее за плечи и, смахивая слезы, сказала:

– Я понимаю, что утешать тут бессмысленно, поэтому я даже и не пытаюсь этого делать. Я просто хочу сказать, что твоя мама была потрясающей женщиной. Я помню, как я восхищалась ею, когда приходила к тебе в гости. Такая современная, уверенная и всегда собранная. Я еще думала тогда: и почему она у тебя не замужем, ведь мимо такой женщины невозможно пройти. Знаешь, я ведь тоже тайком мечтала быть на нее похожей. Твоя мама – это женщина, которая сделала себя сама. Я тоже мечтала стать именно такой женщиной. Но я не такая. Меня сделал, вернее, слепил мужчина, и этот же мужчина меня и бросил.

– Правда? – Ленка подняла голову и посмотрела на меня заплаканными глазами.

– Что правда?

– Правда, что ты тоже хотела быть похожа на мою мать?

– Конечно, правда. На твою мать хотела бы быть похожа любая из твоих подруг и знакомых.

В этот момент дверь в комнату с грохотом открылась, и на пороге появился пьяный Экрам. Он посмотрел на нас озлобленными глазами и прохрипел:

– Кто здесь орет и мешает спать?! Кто заходил в мою комнату и взял мой телефон?!

– У Лены трагически погибла мать, а у меня сын в школу не ходит, потому что его там обижают, – произнесла я усталым голосом и положила руки Лене на плечи.

– А где мой телефон?!

– Да вон валяется. Он совсем разбился.

– А кто его разбил?! – рассвирепел Экрам.

– Он сам разбился, – не слишком уверенно ответила я.

– Как это сам?! Кто из вас его взял?!

– Он сам к нам пришел. А мы и не знали, что у тебя телефон с ногами.

– Что?!

– Что слышал! – Я ощущала, что просто теряю рассудок, а смелость и даже наглость буквально меня распирают и рвутся наружу. – Я говорю, что у тебя телефон с ногами. Ему надоело слушать твой пьяный храп, и он заглянул к нам на огонек. Затем ему что-то не понравилось. Он бросился на стену, очень сильно об нее ударился и разбился. Правда, перед этим он набрал номер российской милиции. Там сказали, что уже выслали оперативную группу для того, чтобы наказать такого хулигана, как ты.

Так что жди гостей. Приедет опергруппа, и тебе вкатают срок за хулиганство.

– Не позволю, чтобы надо мной смеялась русская проститутка! Сейчас я возьму свою плетку и забью вас обеих насмерть! Еще ни одна русская дрянь никогда не смеялась над Экрамом! Сейчас я вас проучу! Я посажу вас в подвал на хлеб и воду и буду избивать каждый день, пока вы не станете послушными!

Как только Экрам выскочил из нашей комнаты, еще совсем недавно обессиленная, безразличная ко всему, заплаканная Ленка моментально встала с пола и выбежала следом за ним в коридор.

– Лен, ты куда?! – только и смогла я крикнуть ей вслед.

– Айда за мной. Ты же не хочешь, чтобы Экрам нас забил плеткой!

Я выскочила следом за Ленкой. Мы помчались по плохо освещенному коридору в сторону кухни. Влетев на кухню, Ленка стала крутиться на месте и разглядывать стоящие напротив нее предметы.

– Лен, что ты ищешь?

– Что-нибудь потяжелее.

Поняв, что именно Ленка имеет в виду, я схватила стоящую на плите чугунную сковородку и помахала ею перед Ленкиным носом.

– Вот этой сковородкой да прямо по пьяной турецкой башке!

– По-моему, маловато будет.

– А по-моему, в самый раз.

Я сразу почувствовала опасность и поняла, что именно сейчас что-то должно произойти. Я ощутила на себе леденящий душу взгляд, и меня насквозь пробрал озноб.

Мне казалось, будто меня взяли на мушку и в любой момент могут выстрелить. А затем я поняла, откуда это все взялось. Я вскинула голову и увидела Экрама, который вместо плетки держал пистолет. Я не отводила глаз от дула пистолета, и вдруг тут внезапно в голове у меня пронеслась та жизнь, когда я была замужем и жила без забот, та жизнь, в которой не было поводов для волнений, в которой все было ровно и гладко, тихо, мирно и слишком уж хорошо… В той жизни я воспитывала детей, занималась домашним хозяйством, гуляла с мужем и детьми в парке, смотрела телевизор, покупала разные кассеты, ходила в парикмахерскую и читала модные журналы… В той жизни я еще любила играть в гольф. Этому научил меня муж.

Он записал меня в крутой клуб, и мы стали вместе брать уроки этой игры. Муж говорил, что гольф – очень дорогой и престижный вид спорта, а мы должны стремиться к престижу, мол, положение обязывает… А я… Я была просто женой при муже и всегда делала то, что он хотел…

…Прижимая чугунную сковородку к груди, я посмотрела Экраму в его пьяные, одурманенные глаза и произнесла обреченным голосом:

– Экрам, ты решил нас убить?! Не делай этого, ты просто сейчас ничего не соображаешь. Если тебе жалко свой мобильный телефон, ты можешь вычесть его стоимость из нашей зарплаты.

– Я не позволю русской проститутке так со мной обращаться!

– И все же ты не можешь нас убить. – Я старалась говорить как можно более спокойно и убедительно. – Тебя обязательно найдет полиция и посадит в тюрьму. Сам посуди, упекут за решетку из-за двух русских проституток. Тебе оно надо?

Медленно, но все же верно я подходила прямо к Экраму. Каждое мое движение давалось мне с огромным трудом. Я прекрасно понимала, что турок пьян и что в любой момент он может нажать на курок, но все же осознавала, что бездействовать больше нельзя. Я даже подумала о том, что самое главное – это чтобы сейчас я осталась жива, потому что я очень нужна своим детям, а все остальное… все остальное такие мелочи… Мелочи то, что от меня ушел муж и оставил меня с двумя детьми… Мелочи то, что у меня нет ни гроша и мне не на что кормить моих детей… Мелочи то, что я больше никогда в жизни не поверю банальной фразе типа «Я тебя люблю» и что никто никогда не вытащит эти слова из меня даже клещами. Мелочи то, что я больше никогда в жизни ни с кем не заговорю о сокровенном и научусь маскировать свои чувства, потому что с некоторых пор я не верю в силу слов, а уж тем более никогда не поверю мужчинам, так как мой бывший муж был первым и последним мужчиной, которому я поверила… Самое главное – это выжить и вернуться на родину к своим близким. А для этого я должна действовать, потому что сидеть сложа руки я больше не могу… Просто не могу, и все…

…Увидев, что я подхожу совсем близко, и не просто близко, а иду прямо на дуло пистолета, Экрам изрядно забеспокоился и процедил сквозь зубы:

– Дура, я же выстрелю!

– Нет, – замотала я головой. – Нет. Ты просто торгуешь женщинами, но ты не убиваешь. Ты торговец, но не убийца.

– Дура…

А дальше… Дальше все произошло за считаные секунды… Я резко замахнулась чугунной сковородой и хотела было ударить ею Экрама по голове, но удар пришелся прямо по пистолету. Прозвучал выстрел. Пистолет выпал у турка из рук, а в упавшей на пол сковороде появилась дырка, говорившая о том, что это не что иное, как пулевое отверстие. Я закричала и отскочила в сторону…

Экрам наклонился, чтобы поднять пистолет, но не поднял… Этого не дала ему сделать Ленка. Подскочив к нему двумя большими прыжками, словно пантера, она воткнула ему в спину солидных размеров кухонный нож для резки мяса… и, подняв голову, посмотрела на меня своими заплаканными и одновременно безумными глазами…

Глава 8

Экрам лежал лицом вниз, а в спине у него торчал нож, воткнутый по самую рукоятку. Рядом с ним стояла позеленевшая Ленка и разглядывала поднятый с пола пистолет.

– Лен, ты его убила… Господи, какая же ты молодчина.

– Это не я молодчина, а ты. Здорово ты его сковородкой огрела. Если бы не ты, он бы нас точно застрелил.

– Да я-то тут при чем… Если бы ты не воткнула в него нож, он бы поднял пистолет и прикончил нас за милую душу…

– Если бы не твоя сковородка… Знаешь, а я и не думала, что ты такая….

– Какая?

– Просто сейчас я посмотрела на тебя совсем другими глазами. Мне казалось, что ты эдакая домашняя курица, у которой от семейных забот уже давно атрофировались мозги. А ты… Ты сейчас так действовала… Знаешь, я бы и то так не смогла…

– Не говори ерунды. Ты бы, и не смогла…

– Не смогла бы. Так броситься на пистолет! Со сковородкой! Господи, какая же ты смелая и отчаянная! Какая ты молодчина, что приглядела себе именно чугунную сковородку!

– Какая ты молодец, что приглядела себе именно кухонный нож…

Мы смотрели друг на друга, смахивали слезы и улыбались. Вдруг Ленка приставила пистолет прямо к затылку Экрама и нажала на курок. Прогремел выстрел.

От неожиданности я попятилась к стене и, уткнувшись в нее спиной, медленно по ней съехала и села на корточки.

– Лен, ты что?

– Ничего. Я просто его добила. Контрольный выстрел, так сказать. Чтобы знать точно, что он уже не поднимется и не посадит нас в подвал на хлеб и воду, а уж тем более не забьет насмерть. Это ему за то, что я осталась без связи и даже не знала, что случилось с моей матерью, и за то, что твоего сына травят одноклассники. Господи, Светка, я убила человека, а никаких угрызений совести не чувствую. Скорее наоборот, такое облегчение…

Ленкин голос дрожал, глаза бессмысленно бегали – она явно плохо соображала, что делает и что говорит.

Не вынимая пистолета из рук, она подошла к холодильнику и заглянула внутрь.

– Где здесь запасы спиртного? Помнится, в прошлый раз Экрам наливал мне водку из холодильника.

– Я бы тоже хотела чего-нибудь выпить. – Я почувствовала, как от сильнейшего психологического стресса у меня все поплыло перед глазами.

Достав бутылку, Ленка тут же отыскала пару довольно объемистых рюмок и моментально их наполнила.

– Ты только не нюхай, а то если будешь нюхать, не сможешь выпить. Тебя просто вывернет наизнанку. Сразу пей до дна, и все. Восток – дело тонкое.

Я взяла протянутую Ленкой рюмку и, не говоря ни слова, осушила ее до дна.

– Молодец. Сейчас нам станет немного полегче. Да и голова начнет работать яснее. Нужно сообразить, что же нам делать дальше. Если раньше мы могли заявиться в полицию, то теперь не можем. Я человека убила, а это дело нешуточное. Это сразу тюрьма, а то и похуже. Может, у них существует смертная казнь.

– Но ведь ты убила человека в целях самообороны. Мы можем это доказать. Я свидетель. Я могу это подтвердить.

– Кому ты что собралась доказывать? Туркам?!

– А что ж тогда делать-то?

– Надо придумать. Главное, что начало уже положено. Нужно действовать дальше.

От выпитой рюмки мне стало немного легче, и я даже предприняла попытку подняться.

– Лен, а ты уверена, что в доме никого нет?

– Думаю, да. Если в доме был бы кто-то еще, то он бы уже прибежал на крики и выстрел.

Почувствовав сумасшедший прилив смелости, я переступила через лежащее на полу тело Экрама и вышла из кухни.

– Пошли, проверим на всякий случай.

– Пошли.

Оглянувшись, я увидела, что Ленка остановилась рядом с телом мертвого турка и слегка пнула его ногой.

– Лен, ты что делаешь?

– Тяжелый, гад. Знаешь, а ведь раньше мы никогда не видели его пьяным…

– Наверно, что-то отмечал.

– Надо было нам его раньше на тот свет отправить, а не ждать эту страшную неделю.

– Раньше он никогда не был в доме один. Наверно, сегодня был подходящий момент.

– Знаешь, Светка, я о чем подумала?

– О чем?

– Как это все-таки странно… Был человек – и нет человека. Был он законченным гадом, торговал живым товаром, избивал ни в чем не повинных девушек, а теперь все. Вместе с ним закончились и его подлости. Я это все понимаю, но я не понимаю одного: почему жизнь распоряжается так, что вот такие законченные гады живут и уходят из жизни только в том случае, если им поможешь, а вот такие хорошие люди, как моя мать, уходят из жизни сами?! Где же справедливость?!

– О какой справедливости ты говоришь?! Жизнь сама по себе штука несправедливая. Я слышала, что смерть забирает хороших людей потому, что на том свете хорошие люди тоже нужны, там ведь плохих и так предостаточно. На том свете все, как у нас. И хорошие и плохие.

Пройдя по коридору, мы стали ходить из комнаты в комнату и проверять, есть ли кто в доме или нет. Как мы и думали, в доме оказалось пусто. Дернув еще раз входную дверь, мы убедились, что она закрыта, и одновременно подумали о том, что ключи от входной двери нужно искать в комнате у Экрама. Как только мы открыли дверь в его комнату, то принялись переворачивать все кверху дном, с грохотом сваливая на пол вещи со стола.

– Ленка, ищи деньги и наши паспорта. Ключи от входной двери долго искать не надо. Я их уже нашла. Они висели на гвоздике на стене прямо над его кроватью.

– Ну хоть немного денег у него должно же быть… Он же нас не за бесплатно продавал. Морда турецкая!

Ленка открыла письменный стол и стала высыпать из него все содержимое. Достав небольшую коробочку с лежащими в ней бланками, она смахнула пот со лба и стала непонимающе рассматривать бланки.

– Слушай, здесь картотека какая-то. Прямо как в библиотеке.

– Какая еще картотека? – Я подошла к Ленке и взяла из деревянной коробочки один бланк.

– Болотова Екатерина. Двадцать два года. Город Тверь, – начала читать я. – Пестова Жанна. Девятнадцать лет. Город Ярославль. Что это значит?

– Это картотека всех, кто до нас работал в этом доме. Там, наверно, и мы есть. У Экрама все, как в аптеке. Кто бы мог подумать, что он даже учет ведет.

– Ты думаешь, это он писал?

– Конечно, а кто же еще. Видишь, почерк – как курица лапой. Да и написано с ошибками. Некоторые русские буквы заменены латинскими. Он, видимо, иногда просто забывался. А вообще для турка он знал русский очень даже хорошо.

– Давыдько Анна. Украина, город Луганск. Двадцать три года. Продана за пятнадцать тысяч долларов. Ленка, послушай, да здесь настоящая торговля! – Я едва не выронила листок. – Ты только посмотри, какую-то девушку с Украины просто продали, и все. Теперь уже точно концов никто не найдет. Страшно-то как. Вот эти листки да в руки бы наших правоохранительных органов…

– На черта они им нужны. Мы уже, по-моему, с тобой позвонили в правоохранительные органы – и каков результат?

Бросив картотеку на пол, мы принялись искать дальше. Но, увы, ни паспортов, ни «золотого запаса» нигде не было. Правда, в тумбочке мы обнаружили ровно пятьсот долларов, но это была капля в море по сравнению с тем, что мы рассчитывали найти.

– Какие-то сраные пятьсот долларов, – со слезами на глазах опустила я руки.

– Ну не такие уж они и сраные. Такое добро на дороге тоже не валяется.

– Да ты знаешь, что такое для Турции пятьсот долларов?! Ничего. Ты здесь не отдыхала, а я отдыхала. Я все знаю.

– Да когда ты здесь отдыхала в последний раз? С тех пор уже тысячу раз все изменилось.

– А вот и ничего не изменилось. Здесь только в туалет сходить доллар стоит.

– Ну вот и сходим пятьсот раз в туалет. Это ж можно из туалета не вылезать, – истерично засмеялась Ленка.

– Ничего смешного не вижу. Непонятно, куда он деньги дел.

– Наверно, выручку он кому-нибудь сдает. Может, у него уже сегодня вечером кассу сняли.

– Какую кассу?

– Обыкновенную. Он же постоянно был не один.

Приехал какой-нибудь турок, взял у него все деньги, заработанные нами за неделю, и уехал. Ты же видишь, что здесь нет «золотого запаса». Да и наши паспорта, наверно, там же, где и выручка. Видимо, в доме ценные вещи не хранятся. Тем более что загранпаспорта тоже неплохой товар. Говорят, что за них можно приличные бабки выручить.

Перерыв всю комнату и не найдя ничего, кроме пятисот долларов, мы вновь вернулись в коридор и встали напротив друг друга.

– Может, у Экрама по карманам пошарить? – неожиданно предложила Ленка.

– Ты что? Как можно рыться в карманах у покойника? – с нескрываемым отвращением восприняла я эту идею.

– Да какая разница, у покойника в карманах рыться или у живого, если разговор идет о деньгах… Если у Экрама и есть в кармане деньги, то они ему совершенно без надобности, а нам они очень даже пригодятся.

Вернувшись на кухню, мы вновь приняли по рюмке турецкой водки и, подойдя к бездыханному телу Экрама, перевернули его лицом вверх. В кармане его давно не стиранных брюк оказалось ровно двести долларов.

– Ну вот видишь. С миру по нитке, – обрадовалась Ленка и сунула деньги в карман моего халата. – Пятьсот плюс двести получается семьсот. Худо-бедно жить можно. По крайней мере ровно семьсот раз сходить в туалет нам обеспечено.

Я постаралась не смотреть на окровавленного Экрама и поправила свой халат.

– Послушай, Ленка, надо срочно переодеться. Мы же не можем убежать отсюда в халатах.

– Верно, – поддержала меня подруга. – На улице с минуты на минуту начнет светать. Вдруг кто-то приедет в дом. Тогда нам точно никуда не удастся убежать.

Не раздумывая, мы бросились по своим комнатам и принялись переодеваться.

– Только надевай не юбку, а какие-нибудь брюки! – крикнула мне из другой комнаты Ленка. – Чтобы ног не было видно. Мы как-никак среди чужого народа, и нам надо быть как можно неприметнее. Кофта должна быть тоже без выреза!

– Само собой!

Натянув водолазку под самое горло, я быстро застегнула «молнию» на джинсах и подошла к расколотому телефону в надежде на то, что он все же работает. Но, к моему огорчению, телефон молчал, как партизан на допросе.

– Дура ты, Ленка! – в сердцах произнесла я и бросила телефонную трубку обратно на пол. – Дура. Так хоть у нас связь была, а теперь ни хрена не осталось… Какая-никакая, а связь… Даже если мы не нужны ни милиции, ни консульству, ни еще каким компетентным органам, мы могли просто слушать голоса своих близких… Нам бы от этого хоть немного легче было… Хоть самую малость…

Одевшись, я зашла в Ленкину комнату и увидела, что она упаковалась в спортивную форму.

– Ты прямо спортсменка-комсомолка.

– Правильно. Так меньше подозрений. Кроссовки, футболка, бесформенные штаны… С турками только так и одеваться надо, чтобы они меньше глазели. Вон как их женщины. Так запакуются, что хрен разберешь, что же на них надето. При всем желании не подкопаешься.

Ленка осмотрела меня придирчивым взглядом и недовольно покачала головой.

– У тебя грудь видна.

– Где?

– Ну где может быть видна грудь? Понятное дело, что спереди, а не сзади.

– Как она у меня может быть видна, если у меня водолазка под горло?!

– У тебя прямо соски видно. Дураку понятно, что ты без лифчика.

– Ты же знаешь, что я лифчики на дух не переношу.

– Знаю, да только сейчас совсем не та ситуация. Сейчас мы не разбираемся, кто что любит носить, а кто нет. Для нас самое главное быть незаметными, эдакими серыми мышками, чтобы не вызывать у турок хоть какое-никакое желание. Джинсы у тебя в обтяжку. Ну ладно, это еще полбеды. А вот то, что твои стоячие соски видно, это непорядок.

– Ты уже сочиняешь. Не говори ерунды. Ничего у меня не видно.

– Возьми мой лифчик и надень, – по-прежнему упрямилась Ленка.

– Не хочу. Я свои никогда не ношу, а чужие тем более.

– Ну как знаешь. Если что, турки на тебя накинутся, а не на меня.

– Лен, хватит. Ты лучше скажи, мы сумки здесь оставляем? – постаралась я перевести разговор на другую тему.

– Понятное дело, что мы не побежим с сумками. Жалко, конечно. Я, дура, и в самом деле поверила, что мы гидами будем, столько нарядов взяла, вечерних платьев.

Думала, будем вечерами на дискотеку ходить… Может, с какими-нибудь приличными холостыми отдыхающими познакомимся, и у нас дело пойдет дальше банального курортного романа. Думала, может, наряжусь и наконец эту гребаную личную жизнь устрою. А то эта личная жизнь-подлянка никак не хочет устраиваться. Знаешь, у меня в последнее время прямо полоса невезения какая-то. Мне просто катастрофически не везло. Я вот совсем недавно встретила своего бывшего любовника, с которым уже давно рассталась, с его новой пассией. Я была поражена тем, как он на нее смотрел. Он смотрел на нее во все глаза и с жадностью ловил каждое ее слово. Он смотрел на нее так, как смотрит наркоман на наркотик. Он никогда на меня не смотрел таким взглядом. Я вдруг так отчетливо поняла, что этот человек без меня очень счастлив.

А ведь еще недавно я думала, что он не проживет без меня и дня. Мне казалось, что он просто-напросто загнется. Я прочитала в этом взгляде многое. Я хочу, чтобы какой-нибудь мужчина смотрел на меня точно так же, как он на нее. Знаешь, а ведь та, на которую он так смотрел, намного хуже меня. Она не так красива, не очень хорошо одета и не пользуется таким вниманием мужчин, как я. Просто она обладает какими-то любовными чарами. Она словно загипнотизировала моего бывшего возлюбленного. Короче, я думала, что смогу встретить кого-то здесь… Встретить и полюбить, и этот кто-то будет смотреть на меня так, словно он в любую минуту готов броситься к моим ногам и исполнить любое мое желание. – Ленка говорила и буквально обливалась слезами. – Конечно, в глубине души я во все эти сказки не верила. Даже не верила, что можно встретить холостого мужчину. Куда ни кинь, одни женатики. Их же всех в молодости девчонки хватают и женят на себе. А если баба в свое время слишком разборчивой была, значит, опоздала. Я вот довыбиралась так, что вокруг меня уже все окольцованные, и все, что мне светит, это роль любовницы в лучшем случае. Я тогда еще подумала, что ладно, мол, если уж холостых днем с огнем не сыщешь, отхвачу себе окольцованного голубя, который свою голубку дома оставил. Думаю, мол, если он один отдыхать поехал, значит, в семье не все так гладко.

Может, отношения заладятся, и я его с женой разведу.

Хоть и говорят, что верный способ остаться женщине одной, это попробовать увести из семьи чужого мужа, но ведь из правил тоже бывают исключения. Например, твоего Костика же увели. Жена красавица, дом полная чаша, двое детей, но все равно увели. Ладно, что-то я не туда повернула… Просто я все это к тому говорю, что наряды оставлять жалко. Они ж денег стоят. Некоторые я у мамы позаимствовала. Правда, и ей они теперь тоже не нужны. Ладно, хрен с ними, с этими нарядами. Собственная жизнь намного дороже.

Ленка всхлипнула и заревела. Я подошла к ней поближе, тихонько прижала к себе и почувствовала, как бедром наткнулась на что-то твердое.

– Лен, что там у тебя?

– Что?

– Я говорю, что у тебя в штанах?

– Пистолет.

– Ты что, собралась бежать с пистолетом?

– Конечно, как же без него. Мало ли что с нами в дороге может случиться… Это хорошо если мы сейчас из дома выйдем, а там какая-нибудь машина стоит. Может, на связке ключей, которую мы нашли, помимо ключа от входной двери, ключ от машины есть и нам посчастливится отсюда уехать. А если там ни одной машины нет… Если на этих машинах друзья Экрама уехали… Что тогда? Тогда нам придется выбираться отсюда своим ходом. Не забывай, что кругом горы и лес. Мало ли что по дороге может с нами случиться. Мы сейчас без пистолета как без рук. Ты глубже смотри, а не поверхностно.

– Тоже верно.

Направившись к входной двери, мы остановились и почти одновременно перекрестились.

– Господи, а я-то зачем крещусь, я же такая грешница… – немного испуганно произнесла Ленка.

– Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, в церковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашего спасения. В конце концов, если бы не мы его, то он бы нас… Это была просто самооборона.

– Да разве для бога в убийстве бывает оправдание? Разве убийцы в церковь ходят?

– Ходят. Сама говорила, что из любого правила бывают исключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шее цепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них как ритуал.

Открыв входную дверь, мы выбежали на улицу и вдохнули свежего воздуха.

– Боже мой, хорошо-то как!

– Хорошо!

Обойдя весь дом, мы не нашли ни одной приличной машины, на которой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесами и разбитыми окнами.

– Вот это да, – от пережитого я буквально прокусила нижнюю губу и взглядом, полным ужаса, посмотрела на темные горы. – Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Я боюсь, там даже нет никаких поселений. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолго ли нам этого хватит?.. Может, дождемся, пока кто-нибудь приедет в дом? В конце концов, у нас есть пистолет. При желании вырубим и завладеем машиной.

– Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколько турок и у нас ничего не получится? Теперь у нас хоть есть шанс убежать, если что, так мы и этого лишимся.

В этот момент я слегка дернулась и повернула голову в сторону пристройки к дому.

– Лен, ты слышишь?

– Слышу, – почти задыхаясь от страха, сказала Ленка.

– Что это?

– Кто-то стонет или плачет.

– Может, пойдем посмотрим?

– А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будем касаться другой?!

– Лен, но ведь это не мужской голос, а женский. Мы должны посмотреть.

– Ты и вправду так считаешь?

– Да. Вдруг там нужна помощь точно такой же девушке, как мы. Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимо нас…

– Как скажешь.

Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяла меня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки к дому. Дверь, ведущая в пристройку, оказалась закрыта на большую щеколду, которую мы совершенно безболезненно открыли. В лицо нам резко пахнуло сыростью и тухлятиной. Впереди царила кромешная темнота. Я сделала шаг вперед и ощутила ступеньку.

– Лен, здесь лестница, ведущая вниз.

– Светка, может, не надо испытывать судьбу… Сколько можно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опять вляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бы свою жизнь спасти.

– Лен, но там девушка стонет, – мне казалось, что от таких жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.

– Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.

– Доставай.

Я сделала шаг вперед и почувствовала, как наступила на что-то твердое.

– Ой, что это?

– Что там у тебя?

– Я, кажется, на что-то наступила.

– На что?

Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению, он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам было намного легче ориентироваться.

– Кто-то специально положил фонарик рядом со ступеньками. Очень удобно. Включил и спустился вниз.

Лестница, по которой мы спускались вниз, была похожа на винтовую и вела в комнату без единого окна, напоминающую подвал. Посреди комнаты лежала истекающая кровью девушка, руки и ноги которой были связаны плотной веревкой. Нос девушки был перебит и ушел куда-то в сторону. Глаза заплыли кровью и, по всей вероятности, совершенно ничего не видели. Лицо напоминало кровавое месиво. А тело… На тело было страшно смотреть. Это было тело изголодавшегося, забитого человека, которое не вызывало ничего, кроме приступа дикого ужаса и ощущения самого настоящего кошмара.

– Бог мой. – Я почувствовала, как закружилась моя голова и подкосились ноги.

– Свет, скажи, что все это нам снится, – пробормотала перепуганная Ленка.

– Нам уже давно ничего не снится.

Видимо, девушка услышала голоса и застонала еще громче. Сквозь стоны прорывались отдельные слова, смысл которых до нас доходил с трудом.

– Кто здесь? Вы русские? – еле разобрала я.

– Русские. Что с тобой?

– Не знаю. Все болит. Я почти ничего не вижу. Я хочу пить. Скажите, я еще живая или уже умерла?

– Живая.

– Жаль.

– Что жаль? – От услышанного я чуть было не рухнула на пол.

– Жаль, что я живая. Каждый день я молю господа бога о том, чтобы он забрал меня к себе. Каждый день… Если бы вы только знали, как я хочу умереть… Как я хочу…

– Да ты что такое говоришь? – не меньше моего опешила Ленка. – Ты только подумай, что ты говоришь! Тебе лет-то сколько?

– Не знаю.

– Как это не знаешь? – не на шутку перепугалась я.

– Когда я сюда приехала, мне было восемнадцать.

– А когда ты сюда приехала?

– Не знаю. Я уже давно потеряла счет времени. Когда мы стали работать, у нас не было календаря. Мы не знали ни чисел, ни месяцев.

– Значит, тебе и сейчас восемнадцать. Вы могли различать время по погоде на улице, по времени года. Скажи, на улице было холодно?

– Снега я не видела, хотя говорят, что в Турции он тоже бывает.

– Все правильно, тебе и сейчас восемнадцать. Просто здесь время тянется медленно. Тебе кажется, что прошла целая вечность, а прошло всего несколько дней. Ты же совсем молоденькая, тебе жить да жить.

Я нагнулась к девушке поближе и принялась разматывать веревку на ее руках.

– Осторожно, у меня кисть сломана. А впрочем, я не чувствую боли.

– Да кто ж тебя так?

– Экрам.

– За что?

– За то, что я плохо работала.

– Ты приехала не одна?

– Нет. Нас приехало четверо.

– Откуда?

– Из Воронежа. Мы должны были работать спортивными инструкторами на пляже. Я окончила спортивную школу. Мастер спорта по легкой атлетике. Затем стала преподавать в спортивной школе. Платили копейки. А тут такое предложение. Вот мы с другими девчонками – тренерами по плаванию и поехали. Думали денег подзаработать да в придачу на море отдохнуть. С нашей специальностью нечасто появляется возможность подзаработать за границей. А тут такое везенье.

– Оно и понятно. Когда набирают на работу за границей, никто никогда не скажет, что требуются проститутки. Тут у всех одна специализация, узкопрофильная. Приезжают все с разными специальностями, а затем работают по одной, потому что тут у всех нас только одно предназначение. А где остальные?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Сначала мы все были вместе. А затем их куда-то перевезли. Больше я их не видела.

– А тебя почему здесь оставили?

– Я кинулась на Экрама с кулаками. Он подложил меня под какого-то садиста, который разорвал меня по швам. Я не знаю, как я осталась жива. После того как я ударила Экрама, он меня сюда притащил и надругался вместе со своими дружками.

– А ты здесь давно?

– Я не знаю. Может, давно, а может, и нет. Мне кажется, что давно. Меня постоянно бьют. Не кормят, только дают воды, а иногда и вообще не заходят. Забывают, наверно.

В тот момент, когда Ленка принялась освобождать ноги девушки, несчастная застонала и скорчилась от боли.

– Что у тебя с ногами? – не на шутку перепугалась Ленка и сморщилась от ужасного запаха, который говорил о том, что пленницу ни разу не выводили в туалет.

– Не знаю. Сначала я их не чувствовала, а теперь, когда вы до них дотронулись, мне стало очень больно. Никакой мочи нет.

– Потерпи.

– Девочки, родные, вы сами-то откуда?

– Мы из Москвы, – не слишком уверенно ответила я. От невыносимой вони к моему горлу подступила страшная тошнота.

– Девочки, родные, я вас очень прошу. Мне уже не жить. Вы лучше убегайте побыстрее отсюда, пока с вами не сделали то же, что и со мной. Я вас умоляю, помогите мне, пожалуйста. Помогите…

– Мы и так тебе помогаем.

– Нет, не так.

– А как?

– Убейте меня, пожалуйста. Родненькие мои, убейте!

– Ты что такое несешь? Ты еще молодая. Тебе жить да жить. – Ощутив, что я все же могу справиться с резким приступом тошноты, я почувствовала, как на мои глаза накатились слезы. – Тебе еще детей рожать и воспитывать…

– Никого мне уже не рожать и не воспитывать. Мне уже никто не поможет. Убейте меня, пожалуйста. Я вас умоляю. Меня зовут Ника. Вернее, это меня мама так всегда называла, а вообще мое полное имя Вероника. Вероника Темнова. Я из Воронежа. У меня адрес легкий. Я в самом центре живу. Город Воронеж, улица Ленинского Комсомола, дом пятнадцать, квартира семь. Там живут мои мама и папа. Я у них одна-единственная. Они меня очень любят и очень сильно за меня переживают. Просто мы очень бедно живем, вот я и хотела им хоть как-то помочь. Денег привезти, чтобы они гордились, какую дочь вырастили. Вы когда до родины доберетесь, вы, пожалуйста, как будет свободное время, наведайтесь в Воронеж, обнимите моих родителей и скажите, что я их очень люблю. Они у меня очень хорошие. Мама в библиотеке работает, а папа на стоянке машины сторожит. Они дружно живут и по мне скучают. А рядом со мной на лестничной площадке, в восьмой квартире, мой парень живет, Гришка. Он очень хороший. Он из армии недавно пришел, а я честно его дождалась. Каждый день ему письма писала. Он не хотел, чтобы я сюда ехала, но я его сама уговорила. Сказала, как только по контракту отработаю и вернусь, мы сразу поженимся. Гришка обещал сюда приехать, меня навестить. Девочки, скажите ему, что я его очень люблю, что мне никто, кроме него, не нужен, что те два года, когда он был в армии, я ни на одного парня даже не посмотрела. Он у меня один-единственный и неповторимый. Скажите ему, что я даже на том свете любить его буду. Потому что люди умирают, а настоящая любовь жива всегда.

– Господи, не говори ничего. Ты будешь жить.

Взяв девушку за руки и за ноги, мы поволокли ее вверх по ступенькам на улицу. Конечно же, в глубине души мы обе понимали то, что, даже вытащив ее на улицу и напоив водой, мы вряд ли сможем ей чем-то помочь, потому что сейчас мы сами нуждались в помощи. Мы обе об этом знали, но боялись произнести эту мысль вслух.

Девушка по-прежнему стонала и постоянно повторяла одну и ту же фразу:

– Девочки, родненькие, ну прекратите вы меня мучить. Я умоляю вас меня убить. Я сама вас об этом прошу. Девочки…

– Ну что ж ты такое говоришь! – смахнула слезы Ленка. – Как же мы можем своих-то добивать. Мы же соотечественницы… Мы обязаны друг другу помогать. Обязаны…

Положив девушку прямо на землю у входа в дом, я посмотрела на Ленку усталым взглядом и еле слышно произнесла:

– Лен, а куда мы с ней?

– Не знаю, – пожала плечами та. – Если мы возьмем ее в горы, то загнемся в горах вместе с ней. Нет гарантий, что мы сами выживем.

Я склонилась над девушкой и как-то глухо произнесла:

– Ника, ты на свободе. Мы вытащили тебя из подвала. Уже начинает светать. Надо что-то делать. В любой момент сюда могут приехать друзья Экрама. Скажи, что ты сейчас хочешь?

– Я хочу, чтобы вы меня убили, – так же глухо ответила девушка.

– Ты пить хочешь?

– Очень.

– А может, чего-нибудь покрепче? Может, водки? Она очень хорошо идет как болеутоляющее.

– Я хочу, чтобы вы меня убили.

Я подняла голову и посмотрела на Ленку.

– Ленка, принеси воды и водки. И собери, пожалуйста, нам что-нибудь поесть. Там, на кухне, стоит корзина. Неизвестно, сколько времени нам в горах бегать. Главное, не умереть с голода.

Как только Ленка вновь вошла в дом, я попыталась приподнять голову девушки, но та довольно громко застонала.

– Тебе больно?

– Да. Голова болит.

– Может, тебе там еще что-нибудь, кроме носа, сломали?

– Не знаю.

– Господи, на тебе есть хоть одно живое место?

– Не знаю, – словно в бреду повторила девушка.

Положив голову девушки себе на колени, я стала гладить Нику по грязным, мокрым и слипшимся волосам и медленно заговорила:

– Ника, понимаешь, я совершенно не знаю, что делать. Если бы мы сейчас были в России, то я бы вызвала «Скорую помощь» и тебя бы увезли в реанимацию. Но мы находимся в чужой стране, да еще нелегально, на правах проституток. А ты сама знаешь, что у проституток вообще нет никаких прав. Тебе нужна срочная медицинская помощь, и я не знаю, где ее взять. Идти ты тоже не можешь.

Да и далеко мы тебя не унесем. Машины у нас тоже нет.

Если бы у нас была машина и мы бы знали, где находится российское консульство, мы бы положили тебя прямо возле него. Российский консул бы выглянул в окно, спустился, услышал, что ты говоришь по-русски, понял, что ты русская, и обязательно бы оказал тебе помощь. Не сам, конечно, а отправил бы тебя в больницу. Но у нас нет ни адреса консульства, ни машины, чтобы тебя до него довезти. У нас вообще ничего нет. Я чувствую себя виноватой в том, что мы ничем не можем тебе помочь. Это страшно, когда рядом с тобой находится еще живой человек, который может умереть в любую минуту, а ты ничего не в силах для него сделать. Я ненавижу себя за свою беспомощность. Ненавижу. Мы не можем взять тебя с собой в горы и не можем оставить тебя здесь умирать, потому что в любой момент сюда могут вернуться турки. Они наверняка начнут издеваться над уже почти бездыханным телом. Ты так настрадалась, что мне даже страшно подумать о том, что у тебя могут быть новые страдания.

– Вы можете меня убить, – простонала девушка и закрыла глаза. – Пожалуйста….

Показалась Ленка, несущая в руке бутыль турецкой водки и несколько бутербродов.

– А где корзина с провизией?

– Я не могу все за один раз унести.

Ленка была заметно напугана и даже не пыталась этого скрыть.

– Лен, ты что, покойников боишься? У тебя такое лицо…

– Посмотрела бы я, какое у тебя лицо было…

Не говоря ни единого слова, Ленка открыла бутыль и принялась пить прямо из горлышка. При этом она ужасно морщилась, и было видно, что она вливает в себя заморское зелье с отвращением, через не могу.

– Да что ж ты так квасишь-то это пойло…

– Свет, скажи, когда мы уходили, Экрам лицом кверху лежал?

– Да. Мы ж у него по карманам шарили и нашли двести долларов. Мы ж его сами перевернули.

– Это я помню.

– А зачем ты тогда спрашиваешь, если ты все помнишь? – почувствовала неладное я.

– А руки у него как лежали?

– Как? Обыкновенно… – Я ощутила, как по моей спине пробежали мурашки. – А что?

– Он руки на груди скрестил.

– Как это скрестил?! Он же мертвый, а это значит, что и руки у него мертвые.

– Я тебе говорю, он руки скрестил. Ну так, как настоящий покойник. Как будто он молится.

– Лен, ты чего несешь-то? Ты, наверно, слишком много турецкой водки выпила.

– Водка тут ни при чем. Так он еще и пледом накрылся.

– Как накрылся? – Я начинала злиться и пыталась понять, что именно так сильно подействовало на Ленку – турецкая водка или известие о гибели матери.

– Я зашла на кухню, а Экрам лежит, накрытый их национальным пледом. Я плед приподняла и увидела, что у него руки на груди скрещены, как у покойника.

– Лен, но ведь он мертвый! – не выдержав, закричала я.

– Я понимаю, что не живой…

– У тебя галлюцинации.

– Да нет у меня никаких галлюцинаций.

Увидев, что подруга опять глотнула турецкой сивухи, я попыталась выхватить у нее бутылку, но Ленка стала сопротивляться.

– Не трогай. У меня, может, единственная радость в жизни осталась. У меня матери не стало. Я имею полное право.

– О какой радости ты говоришь. Нам надо скорее отсюда ноги уносить, а твои ноги от этой дряни могут нас подвести. Ты бы лучше Нику напоила. Человек без наркоза такие адские боли терпит.

– Сейчас напою. А ты пойди на Экрама полюбуйся. Может, у тебя тоже галлюцинации.

– Уж если у кого из нас и есть галлюцинации, так это у тебя. Пить меньше надо, а то дорвалась до водки и про собственную безопасность забыла. Как я побегу с тобой в горы, если ты под любым кустом заснуть можешь?!

– А куда нам с тобой торопиться… У нас что, обратные билеты есть и мы на самолет опаздываем?

– Да иди ты…

Я аккуратно положила Никину голову на землю и пошла в дом.

– Допилась. Экрам у нее ожил… Непонятно, что дальше будет, – недовольно бурчала я себе под нос.

Как только Ленка принялась отпаивать Нику, я зашла в дом и на сгибающихся ногах прошла на кухню.

Чувство страха захватило меня изнутри и завладело каждой клеточкой моего тела. Картина, которую мне довелось наблюдать, едва не свалила меня с копыт. Пройдя на кухню, я громко вскрикнула и потеряла дар речи.

Экрам лежал на том же самом месте, на котором мы его и оставили. Только не было видно ни его лица, ни его тела.

Он был накрыт красочным турецким национальным пледом, из-под которого торчали только ноги, обутые в обшарпанные, видавшие виды тапочки.

– Бог мой! – в сердцах прошептала я и слегка попятилась обратно.

Поверх пледа лежала свежая алая розочка, словно ее только что срезали и положили на покрывало. Не было никаких сомнений в том, что алая роза говорила о чьей-то скорби. Только вот чьей…

Глава 9

В отличие от изрядно подвыпившей Ленки я прекрасно понимала, что Экрам не мог сложить руки на груди, укрыться пледом и положить сверху алую розу. Экрам мертв, тут нет никаких сомнений. Значит, кто-то сделал это за него… Но кто?! Этот кто-то все видел, и этот кто-то находится поблизости. Посмотрев на пустую корзину, я не решилась собрать в нее провизию и мысленно позавидовала своей бесстрашной подруге, которая, несмотря на явно надвигающуюся опасность, умудрилась взять бутыль водки и достать из холодильника несколько бутербродов. Не став в очередной раз испытывать судьбу, я бросилась прочь по плохо освещенному коридору в сторону выхода и, споткнувшись обо что-то, валявшееся на полу, чуть было не грохнулась, но все же выскочила на улицу и остановилась только тогда, когда оказалась рядом с Ленкой.

– А где корзина с провизией? – совершенно спокойно поинтересовалась та, не обращая даже малейшего внимания на мой перепуганный вид.

– На кухне. Ленка, у тебя не галлюцинации. Я видела Экрама. И плед и розу…

– Какую розу?

– Алую, ту, которая на пледе лежала.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я говорю о розе.

– Не знаю. Лично я никакой розы не видела.

– Как это не видела?! Экрам накрыт пледом, а сверху лежит алая роза! – Я просто не могла удержаться и от дикого волнения перешла на крик.

– Когда я была на кухне, там никакой розы не было. И где Экрам ее раздобыл? А эта роза живая?

– Конечно. А почему она должна быть мертвой?!

– Мало ли. Можно подумать, ты не знаешь о том, что цветы могут быть как живые, так и мертвые. Странно.

– Что странно-то?! – начала я терять терпение.

– Странно то, что тут могла оказаться живая роза.

В этой хибаре вообще нет живых цветов. Может, их здесь где в горах выращивают?

– Лен, ты что, совсем ничего не соображаешь?! Экрам здесь ни при чем. Если в тот момент, когда ты была на кухне не было розы, значит, она появилась, когда ты ушла. Кто-то положил розу, когда ты вышла из кухни и я в нее зашла. Неужели ты не поняла, что в доме кто-то есть?!

– Кто?

– А что ты меня-то спрашиваешь? Я не знаю. Но в доме кто-то есть. Кто-то пристально за нами следит, и этот кто-то очень сильно скорбит по Экраму.

– Но ведь мы проверяли весь дом, и там никого не было…

– Значит, плохо проверяли.

– Мы же с тобой весь дом кверху дном перевернули. Может, мы имеем дело с привидением?!

– Лен, мы с тобой уже не в том возрасте, чтобы верить в привидения.

– Не скажи, в любом возрасте можно встретить такое, чему нельзя найти объяснение.

– Например, накрытый пледом Экрам, – довольно язвительно произнесла я.

– А почему бы и нет.

Увидев, что Ленка просто фонтаном льет водку в рот и без того еле живой девушке, я отобрала бутылку и наклонилась над Никой.

– Лен, она же захлебнуться может. Ну что ты делаешь?!

– Я человеку наркоз даю.

– Но не в таких же дозах. Ника, ты как? Тебе не лучше?

– Не знаю.

– Может, у тебя болеть меньше стало?

– Не знаю. Девочки, родненькие, убейте меня, пожалуйста.

Увидев, что уже почти рассвело, я толкнула пьяную Ленку в бок и огляделась вокруг.

– Лен, уже светает, что делать-то?

– Не знаю. Ты сама настояла на том, чтобы мы освободили девушку, а теперь спрашиваешь, что с ней делать. С ней мы далеко не убежим, и оставлять ее тоже нельзя. Непонятно, кто в доме шатается. Нужно узнать, кто здесь прячется. Пойдем, посмотрим.

– Ты считаешь, что мы должны пойти в дом и посмотреть?

– Конечно. Ты ведь считаешь, что любому непонятному явлению есть объяснение.

– Считаю, только, может, все-таки не стоит возвращаться в дом?

– Ты предлагаешь оставаться в неведении и ждать, пока кто-то выстрелит нам в спину?! В конце концов, у нас есть оружие. – Видимо, выпитая водка дала о себе знать. Ленкиной смелости не было предела.

Увидев, что Ленка достала из штанов пистолет и направилась в сторону дома, я затаила дыхание и вытерла выступивший на лбу пот. Ленка остановилась и махнула мне рукой, приглашая меня последовать ее примеру.

– Ну что ты стоишь? Пошли вместе. Надо узнать, кто там прячется.

Взяв с земли уже почти пустую бутыль, я через силу сделала несколько глотков и закусила половиной бутерброда.

– Господи, и как же можно пить эту гадость?

– Говоришь, а сама особо не брезгуешь.

– Это я так, от безысходности.

– Вот и я пила от безысходности. Мы вообще если здесь что-то делаем, то все от безысходности. Пошли посмотрим, что там такое делается. Может, и в самом деле турецкие покойники отличаются от русских и умеют шевелиться.

– Не говори ерунды!

Пройдя по коридору, я пустила Ленку вперед, так как она держала пистолет, а сама пошла следом, с трудом вглядываясь в полутьму. Уже во второй раз мы стали открывать двери всех подряд комнат и задавать один и тот же вопрос: «Есть здесь кто-нибудь?», но, как и раньше, в комнатах было пусто.

– Прямо чертовщина какая-то, – с дрожью в голосе произнесла Ленка и выставила вперед руку с пистолетом. – Нет здесь никого…

– Но ведь кто-то же накрыл Экрама.

– Да кто его знает, может, он и впрямь сам накрылся.

– Лен, ну не говори ерунды. Как маленькая.

– А это не сказка, а мистика.

– А мистика и сказки – это одно и то же.

– А вот и не одно и то же. Сказки выдуманы, а мистика… она реальна.

– Ой, да ладно тебе.

Мы приблизились к кухне, валясь с ног от усталости и с каким-то ужасным предчувствием. Экрам лежал на том же месте, накрытый все тем же национальным пледом, поверх которого лежала все та же алая розочка.

Ленка нагнулась, подняла розочку и с нескрываемым отвращением ее понюхала.

– Здесь даже цветы другие.

– Почему?

– Не знаю. Какие-то некрасивые. Вроде бы розы сами по себе должны быть красивые, а эта какая-то захиревшая, словно ее без воды черт знает сколько времени держали. Здесь всех морят голодом и жаждой. Даже цветы.

Все остальные события развивались, словно в каком-то фильме ужасов или гангстерском боевике. Из коридора выскочила маленькая горбатая женщина, одетая во все черное, громко завизжала, подпрыгнула и ткнула Ленку в спину железной пикой. Ленка вскинула голову, вскрикнула и, уронив пистолет, упала прямо на тело Экрама.

Поняв, что следующий удар от загадочной горбуньи ожидает меня, я быстро подняла с пола пистолет, сняла его с предохранителя и наставила его на собравшуюся прыгнуть на меня турчанку. Увидев в ее руке еще одну отточенную пику, я не стала раздумывать и неожиданно сама для себя нажала на курок. Прозвучал отчетливый выстрел. Как только во лбу турчанки показалась зияющая рана, горбунья закатила кверху глаза и с грохотом рухнула на пол.

Услышав приглушенные Ленкины стоны, я зарыдала и вытащила пику из ее спины. Мои руки тряслись, а голова кружилась, но я знала, что сейчас я обязана мобилизовать все свои силы и помочь Ленке. Затем схватила первое попавшееся кухонное полотенце и как можно туже перевязала ей грудь. К счастью, Ленка была живая и даже находилась в сознании, просто она стала какой-то неестественно белой, и эта бледность откровенно пугала и наводила на самые неожиданные мысли.

– Ленка, ты живая?

– Вроде бы да.

– А ты дышать-то можешь?

– Вроде могу.

– Что это за тетка?

– Не знаю. Может, она Экраму женой приходится…

– Наверно. И как мы ее сразу в доме не обнаружили… Лен, скажи, тебе плохо?

– Паршиво.

– Леночка, миленькая, а что у тебя болит?

– Спина, грудь…

– Ты только держись… Слышишь, ты обязательно держись, а то, если что с тобой случится, то мне-то что тогда делать?! Я тебя умоляю, держись.

– Я держусь…

– Вот и умница. Вот и молодец. Обязательно держись.

– Я держусь, – повторила Ленка и слегка застонала.

– Тебе очень больно?

– Паршиво.

– Ты только не умирай. – Я говорила и буквально обливалась слезами.

– Я не умру, – пообещала мне Ленка.

– Ты мне обещаешь?

– Обещаю.

– Поклянись.

– Клянусь.

Подойдя к окну, я увидела, что уже окончательно рассвело, и, повернув голову в Ленкину сторону, заметила, что на ее полотенце выступили капельки крови.

– Лен, что делать-то? Уже совсем светло. Надо уходить в горы, но как теперь уходить-то? Только бы эта проклятая пика не задела никакие органы. Ты как себя чувствуешь?

– Голова кружится, и в ушах гудит.

– Ты мне поклялась, что не умрешь.

– Я помню. Если поклялась, значит, не умру.

– Ты же знаешь, что мысль материальна? – Я тихонько всхлипывала и тут же смахивала слезы.

– Знаю.

– Так вот, сейчас все зависит только от тебя. Ты должна дать себе установку на жизнь. Понимаешь?! Ты должна сама себе сказать, что ты будешь жить, и вот увидишь, ты обязательно будешь жить. Вот увидишь. Ты должна жить, несмотря ни на что, потому что тебе еще слишком рано умирать и ты очень хочешь жить. Пусть из жизни уходят те, кому уже пора, кто уже на этом свете все успел и все сделал. А тебе рано. Тебе еще слишком рано.

– А Ника? Ведь она совсем молодая. Она еще ничего не сделала и ничего не успела…

– Нике уже поздно давать установку. По сравнению с тобой она слишком плоха. У нее уже нет той силы духа, которая есть у тебя.

Открыв холодильник, я достала непочатую бутылку водки, размотала полотенце и обработала Ленкину рану горячительной жидкостью. Затем сбегала к себе в комнату, взяла пару футболок, разорвала их так, что они стали напоминать что-то типа бинтов, и тщательно перевязала подругу. Накинув Ленке на плечи спортивную куртку, я напоила ее все той же незаменимой турецкой водкой и помогла встать.

– Лен, надо уходить. Попытайся встать.

– А где пистолет? Ты его взяла?

– Нет. Там больше нет патронов.

– Как нет?

– Так. Я хотела выстрелить два раза, но он выстрелил всего один.

– Как же мы теперь без оружия?

– А как раньше?! Мы с тобой всю жизнь жили без оружия, и ничего.

– Всю жизнь мы прожили нормально, а не так, как сейчас.

Облокотившись на меня, Ленка медленно пошла к выходу, но я ощущала, что с каждой секундой ее шаг становился все увереннее и увереннее. Как только мы вышли во двор, я усадила ее на ступеньки и перевела дыхание.

Ленка облокотилась на деревянные перила и тяжело задышала.

– Свет, возьми с собой небольшую дорожную сумку. Положи в нее немного еды, воды и тряпок для того, чтобы делать мне перевязки.

– Я сейчас. Я быстро.

Я бросилась в дом и начала собирать сумку. Руки страшно тряслись, а из груди вырывались рыдания, которые я не могла побороть. Я молила господа бога только об одном, чтобы Ленка осталась жива и чтобы с ней все было в порядке. Потому что сейчас мы вдвоем, а это значит, что все беды и лишения мы переносим вдвоем. Получается, что мы просто делим их пополам. Я боялась даже представить, что было бы, если бы я переносила эти лишения одна. Может, и правду говорят, что в этой жизни поодиночке не выжить. В этой жизни можно выжить только вдвоем. Даже взять то время, когда я жила с Костиком… При мысли о Костике у меня защемило сердце. Нас было двое, и все, что с нами происходило, мы делили поровну. Все его беды и его горести… Потому что у меня не было никаких бед, и я жила его проблемами и его переживаниями… Его и детей… Получается, что у меня совсем не было своей жизни. У меня не было ничего личного и ничего собственного… Я жила для своих близких и никогда не думала о себе. Получается, что так легче… Так намного легче, потому что, когда я осталась одна, на меня столько всего навалилось… И все же раньше я жила неправильно. Совсем неправильно… Наверно, именно за это я теперь и расплачиваюсь. Нельзя жить только для близких. Нельзя. Хотя бы иногда надо жить для себя и иметь свою собственную жизнь, где есть собственные невзгоды, взлеты и хотя бы маленькие падения…

Положив все необходимое в сумку, я побежала на кухню, достала полбулки хлеба, немного колбасной нарезки и воды. Разместив все это в небольшой сумке, я посмотрела на лежащую рядом с Экрамом турчанку и почувствовала, как сильно у меня задрожали ноги. Я не знаю, кем она приходилась Экраму, женой, сестрой или любовницей… да и никогда уже не узнаю, потому что теперь это не имеет никакого значения. То есть абсолютно.

Нагнувшись, я подняла с пола пистолет и определила, что в обойме остался ровно один патрон. Я соврала Ленке, что обойма пустая… Я просто испугалась… Я просто испугалась взять в руки пистолет еще раз… Я никогда в жизни никого не убивала… Смешно, но я даже не смогла бы никогда наступить ни на гусеницу, ни на таракана.

Никогда… Даже краешком обуви. Когда я была маленькой и играла со своими сверстниками во дворе, они то и дело наступали на какую-нибудь живность типа божьей коровки или жука. Я всегда осуждала их за это и сносила все их насмешки и ужимки по этому поводу. Я считала, что все живое должно жить, потому что если кто-то наделил его жизнью, значит, забрать эту жизнь может тоже только этот кто-то.

А сегодня я убила женщину… Не задумываясь ни минуты… Я убила ее недрогнувшей рукой… Как говорит Ленка, убила и ни грамма от этого не раскаялась. Я не испытала ничего даже отдаленно похожего на раскаяние или угрызения совести… Только ненависть и только жгучую злость… Я испытала те чувства, которые испытывает настоящий убийца в тот момент, когда совершает свое преступление…

Сунув пистолет в карман джинсов, я вдруг подумала о том, что, даже если в оружии остался хотя бы один патрон, оно все равно представляет опасность, а в данном случае хоть какую-то защиту. А защита мне сейчас как раз и не помешает, потому что судьба распорядилась так, что защищать меня нынче некому, кроме меня самой, конечно.

Бросив на Экрама прощальный взгляд, я направилась к выходу и встала рядом с сидящей на ступеньках Ленкой. Ленка подняла голову и посмотрела на меня каким-то болезненным взглядом.

– Свет, ты все взяла?

– Все.

– Ничего не забыла?

– Да вроде бы нет.

– Уже совсем светло. С минуты на минуту сюда могут приехать. Уже пора уходить.

– А ты сможешь идти?

– Я буду стараться.

Ленка медленно встала, взялась за перила и сплюнула на пол кровью. Затем как-то напряглась и сделала то же самое еще несколько раз. Я ощутила, как на моей спине выступил холодный пот, но старалась не показывать своих опасений Ленке.

– Ленка, что это такое? – только и смогла спросить я.

– Не знаю, – пожала плечами та.

– Ты кровью плюешь.

– Я вижу. Это плохо?

– Хорошего мало. Скорее всего эта проклятая пика задела какой-то орган. Ты идти-то сможешь?

– Смогу. Ты не переживай. Я же тебе поклялась, что не умру.

Я подошла к Ленке, взяла ее за руку и помогла спуститься с лестницы.

– У тебя силы-то есть?

– Есть.

– Ты уверена, что ты сможешь идти?

– Уверена.

Ленка взялась за меня посильнее и сделала несколько шагов в направлении лежащей на земле девушки. Я повесила приготовленную сумку с провизией себе на плечо и напрягла слух.

– Лен, тебе не кажется, что где-то недалеко слышен шум подъезжающей машины?

– Кажется. Сюда кто-то едет.

Ленка посмотрела на меня испуганными глазами, а затем перевела точно такой же испуганный взгляд на Нику. Я слегка дернулась и наклонилась над девушкой.

– Ника, извини, сюда кто-то едет. У меня подругу ранили. Мы с ней уходим в горы. Правда, я сомневаюсь в том, что она сможет долго идти. Я не знаю, что с тобой делать, – ты же не можешь встать.

– Помогите мне, – прошептала девушка и закатила глаза.

– Как?

– Помогите мне.

– Но мы не можем тебя с собой взять. Ленка и так еле идет. Сюда едут. Нам надо срочно уходить. Если мы доберемся до родины, то обязательно расскажем о тебе властям.

Я говорила и понимала, что я несу ужасный бред, и в то же время я понимала, что я попала в тупик, когда даже бред кажется хоть каким-то выходом и ты сама начинаешь в него верить. Наверно, так происходит всегда, когда человек попадает в безвыходное положение.

– Девочки, я слышу, что сюда едет машина. Она совсем рядом. Это турки. Сейчас они начнут надо мной издеваться, и я умру в страшных мучениях. Я столько намучилась, что больше не выдержу. Честное слово, я больше не выдержу. Девочки, убейте меня, родненькие.

Убейте. Сделайте так, чтобы я не мучилась. Только сделайте это быстрее, потому что сейчас сюда приедут и тогда вы не успеете никуда уйти. Медлить и раздумывать нельзя.

– Из чего мы тебя убьем? У нас патроны закончились, – Ленка повернулась в ту сторону, откуда доносился шум подъезжающей машины, и побледнела еще больше. – Мы же не можем тебя собственными руками задушить… Об этом ты нас даже не проси. До крайностей мы не дойдем.

– Убейте меня, пожалуйста.

Поняв, что у нас практически не остается времени на собственное бегство, именуемое спасением, я молниеносно достала пистолет и спросила, не слыша собственного голоса:

– Ника, ты уверена, что ты этого хочешь?

– Абсолютно, – увидев пистолет, Ника улыбнулась, а в ее потухших глазах запрыгали радостные лучики. – Девочки, родненькие. Спасибо вам огромное. Спасибо.

Я вам так благодарна… Вы даже не представляете, как я вам благодарна. Все эти дни я только и делала, что мечтала о смерти. А вы… вы обязательно доберитесь до родины. Обязательно. И пожалуйста, побывайте в Воронеже. Скажите моим близким о том, как сильно я их люблю и всегда буду любить.

– Мы обязательно туда заедем, если доберемся до родной земли, – проговорила я, с трудом сдерживая себя, чтобы не разрыдаться.

– Вы мне обещаете?

– Обещаем.

– А еще расскажите таким дурочкам, как я, чтобы они никогда сюда не ехали. Пусть они работают дома. Дома всегда хорошо, потому что наш дом – это наша родина.

– Расскажем.

– А теперь до свидания, девочки. До свидания, родненькие. Торопитесь, машина уже совсем близко.

– До свидания, Ника, – с трудом проговорила я и наставила пистолет на окровавленную голову девушки.

Ника закрыла глаза и улыбнулась.

– Я вам говорю «до свидания». Я не говорю вам «прощайте», потому что вдруг когда-нибудь в другой жизни мы с вами встретимся. Может, и вправду у человека не одна жизнь, а несколько. Может, это и правда?! Ведь человеческое тело умирает, а душа нет. Она же должна куда-то деваться и вселиться в кого-то другого. До встречи, девочки. Бог даст, не последний раз видимся. Может, в той, другой жизни мы не будем делать тех ошибок, которые делали в этой.

Поняв, что машина уже совсем близко, я тихо всхлипнула и прошептала:

– Прощай, Ника. Прощай, дорогая. Мы тоже уверены, что мы обязательно встретимся. Мы все смертны. Прощай.

Затем нажала на курок и отвернулась, чтобы не видеть, как я убиваю человека. Ленка вскрикнула и прикрыла лицо руками. Ника лежала с закрытыми глазами и больше не подавала признаков жизни.

– Вот и все. – Я кинула пустой пистолет рядом с ней и посмотрела на тело девушки покрасневшими от слез глазами.

– Вот и все, – повторила следом за мной Ленка. – А ты уверена, что пистолет пустой?

– Уверена.

– Точно?

– Точно.

– Он у тебя каждый раз пустой, а затем оказывается, что полный.

Не успела Ленка договорить фразу, как я схватила ее за руку и побежала, потащив ее следом за собой, за дом.

– Леночка, миленькая, держись, – умоляла я. – Машина уже здесь.

Ленка морщилась, но не отставала от меня ни на шаг.

Забежав за дом, я посадила Ленку на землю, а сама подошла к углу дома и стала осторожно выглядывать.

– Вот черт, досиделись…

К дому подъехала старая иномарка, из нее высыпало четверо турок, одного из которых я узнала сразу. Это был тот самый водитель, который встречал нас вместе с Экрамом в аэропорту. Подойдя к телу бездыханной девушки, турки о чем-то громко заговорили и стали пинать Никино тело ногами в надежде на то, что она еще жива и откроет глаза. Поняв, что, после того как они зайдут в дом, турки могут начать прочесывать ближайшие окрестности в поисках двух беглянок, я схватила Ленку за руку и потянула в сторону гор.

– Ленка, пошли. Умоляю тебя, пошли.

– Куда? – взмолилась совершенно обессилевшая Ленка.

– Куда глаза глядят… Только подальше от этого дома. Только подальше…

Глава 10

Я не знаю, сколько времени мы шли по лесу, вернее, не шли, а я фактически тащила повисшую на мне Ленку.

Мне постоянно казалось, что за нами гонятся и вот-вот настигнут, но, сколько бы я ни оглядывалась назад, я не видела ничего, кроме леса, гор, здоровенных каменных глыб и нескончаемой череды карликовых сосен.

– Лен, я больше не могу, – с трудом прохрипела я и бросила дорожную сумку прямо на землю. – Давай передохнем.

Подруга утвердительно кивнула головой и прилегла, облокотившись о дерево.

– Сколько времени мы шли?

– Не знаю, но мне кажется, что целую вечность.

Я уже сама потерялась во времени. Хотя по солнцу похоже, что сейчас обед.

– А ты умеешь определять время по солнцу?

– Ну да. Что-то вроде того. Нас, помнится, в школе этому учили. – Я присела по соседству с уродливой карликовой сосной и достала из сумки бутылку воды.

– Если ты помнишь о том, чему тебя учили в школьные годы, то у тебя просто феноменальная память.

Ленка как-то растерянно посмотрела на бутылку воды в моих руках и тяжело задышала.

– У нас что-нибудь покрепче есть?

– Есть.

– Тогда выставляй на стол.

– А где ты видишь стол?

– Да это я так, образно говорю. Короче, накрывай поляну. Какое счастье, что ты у меня такая запасливая.

Протянув Ленке бутылку турецкой водки, я метнула на подругу укоризненный взгляд и погрозила ей пальцем.

– Только смотри не переусердствуй.

– Не волнуйся, не переусердствую. Я просто устала терпеть сумасшедшие боли. Ты ведь знаешь, что для меня водка – что-то типа наркоза.

– Ладно, пей сколько хочешь.

Сделав несколько глотков из бутылки, в которой была вода, я сунула ее обратно в сумку, подумала о том, что я просто обязана экономить на воде, и огляделась.

– Господи, ну и забрели же мы. Тут вообще нет никаких селений. Сюда, наверно, не ступала нога человека.

– Не переживай, ступала. Сейчас нет таких мест, где бы не ступала нога человека. Здесь все же безопаснее, чем в лапах турок.

– А вдруг они нас ищут? Может, они бросились следом за нами? – принялась я строить гипотезы. – Вдруг они сейчас нас найдут? Быть может, они хотят отомстить за смерть Экрама.

– Не бери в голову. Турки не такие дураки, как ты думаешь. Он не побегут за нами в горы с риском для жизни. Ради чего им рисковать? Ради того, чтобы выстрелить из пистолета ровно два раза?! Рисковать жизнью могут только русские. Сюда ни одного турка не затащишь.

Только мы могли уйти в горы на свой страх и риск ровно с одной бутылкой воды и запасом еды на один раз. Турки, наверно, мысленно уже нас похоронили…

– Ты так считаешь?

– А почему бы и нет? Свет, ты посмотри вокруг. Мы даже и представить себе не можем, в какую сторону нам идти. Куда ни пойди, кругом лес. Вот если бы у нас был компас…

– Лен, но ты-то не считаешь нас покойниками?

– Нет. Я уверена, что мы куда-нибудь да выйдем.

Только вот как подумаю, что наступит ночь, становится страшно. Ночевать в горах удовольствие ниже среднего.

– А тут водятся какие-нибудь животные?

– Ну, насчет тигров и медведей можешь не волноваться – их здесь нет.

– Зато тут полно змей. Я на одну чуть не наступила, пока мы шли. Горные козлы, наверно, какие-нибудь тоже есть.

– Не знаю, не видела. Хотя если есть горы, значит, должны быть и горные козлы. А ты что, боишься животных?

– Ну как тебе сказать… Смотря каких…

Протянув мне бутылку, Ленка наклонилась в противоположную от меня сторону и сплюнула кровью. Взяв подругу за плечи, я почувствовала, как мои глаза моментально наполнились слезами.

– Лен, что с тобой?

– Не знаю. Что-то мне плохо…

– Ты опять кровью плюешь.

– Опять.

Я расстегнула Ленкину спортивную куртку да так и ахнула. Повязка насквозь промокла, а это означало, что с каждой минутой Ленка теряла кровь. Достав чистые тряпки, я принялась ее перевязывать, стараясь бинтовать как можно туже, чтобы кровотечение наконец остановилось.

– Тебе больно?

– Терпимо, – морщилась Ленка и слегка постанывала.

– Лен, помнишь, что ты мне обещала?

– Что?

– Ты мне обещала всеми мыслимыми и немыслимыми силами держаться за жизнь.

– А я и так держусь. Знаешь, у меня почему-то перед глазами Ника стоит. Интересно, как она там…

– И чего ты про Нику заговорила?! Ника уже на том свете, а ты на этом, а значит, ты должна думать о жизни.

Покончив с перевязкой, мы замолчали и стали тупо смотреть перед собой. Наверно, каждый из нас думал о чем-то своем и хотел побыть в одиночестве, наедине со своими думами. Мы сидели вместе, но мысленно были поодиночке. Я глядела прямо перед собой, рассматривала горы, а затем перевела взгляд на небольшой кустарник, находящийся поблизости. Я вдруг подумала о том, что наверняка здесь водятся змеи, а я очень боюсь змей с самого раннего детства… Но вместо змеи я увидела какого-то экзотического жука, лениво греющегося на солнышке.

Он был такой необычный, черно-красный – ну просто симпатяга. Взяв жука в руки, я показала его Ленке и грустно произнесла:

– Смотри, какой красивый.

– И вправду красивый. Наверно, у нас таких жуков нет. Этот какой-то экзотический. Турецкий, одним словом, местного производства. Дай я его раздавлю.

– Зачем? Жук-то здесь при чем? Он тебе ничего плохого не сделал.

– Он меня раздражает тем, что он турецкий. Если жук турецкий, значит, по национальности он турок, – ни с того ни с сего взъелась Ленка.

– У жуков не бывает национальности. Он просто жук, и все…

Отпустив жука в сторону кустарника, я улыбнулась ему грустной улыбкой и помахала рукой.

– Наверно, у него есть дом, где его ждет жена и маленькие жучки… Зачем их лишать кормильца?

– Затем, что это по меньшей мере несправедливо. Почему у одних есть кормильцы, а у других нет?! Почему одних кормят с ложечки, а другие вынуждены искать пищу сами?! Почему?! Как идет отбор? Почему у одних все, а у других ничего?

– Потому что мы живем не при коммунизме.

– И все же я не вижу справедливости.

– Ты сама не раз говорила мне о том, что наша жизнь состоит из одних несправедливостей.

Отдохнув около часа, мы вновь тронулись в путь.

Ленка все больше и больше висла на моей шее, которая страшно немела от тяжести ее тела. Мои силы были уже почти на исходе, и каждый последующий шаг давался с большим трудом. Я не знала, куда мы идем и в какую сторону нам лучше всего двигаться. Я хотела только одного, чтобы мы вышли на какую-нибудь трассу или просто куда-нибудь, где находятся люди. Я постоянно прислушивалась, но нигде, ни с одной стороны не раздавалось даже и звука. Почувствовав, что силы уже совсем меня покидают и окончательно покинули Ленку, мы расположились у подножия небольшой горы и вновь полезли в сумку за провизией.

– Если я не ошибаюсь, то уже вечер, – изможденным голосом сказала моя подруга.

– Уже вечер, а результата никакого.

– Отсутствие результата – это тоже результат. Главное, что мы покинули этот бордель и нас больше никто не заставит обслуживать клиентов.

– Послушай, Ленка, если бы не ты, у нас бы был мобильник. С телефоном нам бы было намного легче. И какого черта ты разбила его о стену?!

– Я не нарочно, ты же знаешь. Мне кажется, что телефон нам бы ничего не дал. Что толку звонить, если мы сами не знаем, где мы находимся. Ты, по-моему, уже звонила в милицию. Тебе сказали, что выслали оперативную группу.

Едва закончив фразу, Ленка наклонилась, прилегла прямо на землю и принялась плевать кровью. Я с ужасом наблюдала за этой картиной, лихорадочно размышляя о том, чем я могу помочь и что я должна для этого сделать.

– Лен, ты что?! Ты что?! У тебя прямо какое-то внутреннее кровотечение…

– Я не знаю, что это такое, – с трудом отдышалась Ленка и побледнела еще больше.

Увидев, что уже начинает темнеть, я положила Ленкину голову себе на колени и принялась гладить подругу по волосам.

– Леночка, все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо. Просто ты очень устала, и тебе надо обязательно отдохнуть. За ночь ты наберешься сил, немного окрепнешь, а утром мы вновь тронемся в путь.

– Куда?

– Что куда?

– Я спрашиваю, в какую сторону мы тронемся? Ведь мы даже не знаем, куда нам надо идти. Так мы можем бродить целую вечность, пока у нас не закончится еда.

А затем мы умрем в этих горах с голоду или нами поживятся дикие звери.

«Кажется, Ленке стало совсем хреново, – подумала я. – И морально и физически».

– Не говори ерунды. Все будет нормально. Вот увидишь, все будет нормально. У меня предчувствие. Скажи, тебе стало хуже?

– Не знаю. Тело словно не мое.

Как только стало совсем темно и наступила самая настоящая ночь, я прилегла рядом с Ленкой и взяла ее за руку.

– Ты когда-нибудь спала на голой земле? – спросила меня моя спутница.

– Первый раз, – честно ответила я. – Удовольствие, прямо скажем, ниже среднего. Я бы не отказалась от подушки.

– Я тоже.

Закрыв глаза, я постаралась не думать о плохом и стала молить бога только об одном – чтобы побыстрее наступило утро. Утром будет светло, а это значит, что страх улетучится и от него не останется даже следа.

Утром мы обязательно куда-нибудь выйдем, и этот марафон на выживание наконец закончится.

– Свет, ты спишь? – послышался шепот Ленки.

– Нет.

– И я тоже. Давай поговорим.

– Давай. А может, ты лучше поспишь?

– Что-то мне не спится. Мне поговорить хочется. Мне еще так никогда не хотелось. Может, это оттого, что мне придется долго молчать?

– Не говори ерунды. Ты как себя чувствуешь?

– Паршиво. Знаешь, я вот сейчас лежу и думаю: почему мы с тобой такие несчастные? Почему? Вот возьми других женщин. Они удачно выходят замуж. Живут в браке долго и счастливо. Правда, и ты совсем недавно была такой…

– Ну, насчет долго и счастливо я не знаю. Чужая семья потемки. Со стороны все всегда живут счастливо, а на деле еще неизвестно.

– Но ведь все равно живут же. Почему у нас с тобой все не как у людей?! Почему мы с тобой вынуждены рисковать в надежде на достойные заработки? Тащиться по горам… Ведь по сути своей мы постоянно страдаем.

Мы обе страдали в прошлом, влюблялись в холодных и бесчувственных людей… Мы совершали слишком много ошибок… Ну почему нам обеим так не везет? Почему?

Я всегда думала, что повезло тебе. Ты жила как-то тихо, не на виду. Вечно счастливая, вся в домашних делах и заботах. Любящий муж. А оказывается, я ошибалась. Никогда ничего не случается вдруг. Никогда. Теперь ты осталась одна и причем в намного худшем положении, чем я.

Почему тебе не встретился более порядочный человек, чем твой Костик, и ты не родила двоих детей от него?

Почему ты встретила и полюбила мерзавца? Почему я до сих пор не замужем и вообще не имею детей?

– Не знаю. Я всегда считала себя счастливой женщиной, а свою жизнь вполне благополучной. До самого последнего момента я считала Костика своей второй половинкой.

Он был хорошим отцом и точно таким же хорошим мужем.

Все в дом, все для дома. Конечно, между нами не было бурной страсти. Все слишком ровно и слишком спокойно.

Я знала, что он сильная личность, и всегда считала его своей единственной надеждой и опорой. Если бы я раньше могла знать, что все произойдет именно так… Я была в нем уверена на все сто, нет, на все двести процентов. Я знала: что бы ни случилось со мной или с нашими детьми, Костик всегда будет рядом. Всегда. Конечно, я не законченная дура и понимала, что мужчины иногда гуляют. Я подозревала, что у Костика могут быть какие-нибудь тайные интрижки типа встретились и разошлись, но не более того, потому что он женатый человек и на нем лежит слишком большая ответственность. Ведь и в интимной жизни у нас всегда был порядок. Я никогда не уклонялась от близости.

Лидером был всегда Костик, и я охотно ему подчинялась.

– И ты ни разу ему не изменила?

– Я же тебе говорила, что нет.

– С ума сойти. Тебя в музей надо. Эдакий редкостный музейный экспонат.

– Лен, ну о чем ты говоришь? Я не изменяла потому, что очень сильно любила. А когда любишь, разве можно изменить?

– Но ведь ты красивая женщина. У тебя очень интересная внешность. На тебя все мужики заглядываются. Могу спорить, к тебе привязываются на улице, делают авансы. Наверно, многие не прочь закрутить с тобой роман. Неужели ты ни разу не поддалась какому-нибудь соблазну?

– Ни разу.

– Что, и мысли такой не было?

– Нет. – Ленкины вопросы начинали меня раздражать. Я не хотела ворошить прошлое и бередить едва зарубцевавшиеся раны. – Как я могла об этом думать, если я любила?! Когда человек любит, у него просто не может быть подобных мыслей.

– Вот это тебе твой Костик мозги засрал.

– Но ведь так оно и есть.

– Свет, а ты что, не чувствовала, что у Костика появилась другая?

– Конечно, чувствовала, только я не хотела в это верить. Подсознательно я понимала, что она есть, но я убеждала себя в том, что все это мне только кажется. Любая женщина чувствует, что у мужчины появилась другая.

В последнее время наши отношения как-то разладились. Костик стал дольше задерживаться на работе, отключать мобильный телефон, уклоняться от интимной близости, приходить домой за полночь. От него стало пахнуть духами. Он быстрее бежал в душ и смывал с себя запах другой женщины. А иногда, когда он приходил ночью, он быстро раздевался и прыгал в постель. Я не спала. Я просто притворялась, что сплю. Отвернувшись, я тихонечко плакала в подушку. Утром я спрашивала его, когда он пришел, и он нагло мне врал, что пришел рано, просто я уже легла спать. Он совершенно не высыпался, но делал вид, что он высыпается и просто прекрасно себя чувствует.

– И ты не закатывала ему скандалов?

– Нет. Да и что толку их закатывать. Он же не малолетний ребенок. Правда, я стала нервной. Иногда я кричала на него, иногда на детей. Затем я плакала и просила у всех прощения. Мне было от этого ужасно противно, но я ничего не могла с собою поделать. Наверно, именно так я страдала от безысходности. В глубине души я верила, что мой муж меня любит, что скоро этот кошмар закончится и все встанет на свои места. Я и представить себе не могла жизнь без него. Мне даже кажется, что за время нашего брака я никогда не принадлежала сама себе. Я всегда принадлежала ему. Я была готова выполнять его любую прихоть, полностью находиться в его власти, только чтобы он никогда от меня не ушел. Понимаешь, я жила для него, и он мог со мной делать все, что хотел.

Возможно, если бы он захотел меня убить, я бы даже не сопротивлялась.

– Свет, ты хоть думаешь, что говоришь?!

– Думаю, – достав платок из кармана джинсов, я вытерла слезы. – Я уверена, что все было именно так. Потому что годы моего брака были самыми лучшими годами моей жизни. Я благодарна судьбе за то, что мне удалось узнать, что же такое любовь. Ведь я с молодости могла построить свою судьбу совершенно по-другому. Я могла не выходить замуж, а позаботиться о собственной карьере, но я, ни минуты не раздумывая, бросила свою жизнь к ногам Костика. Это только теперь я отошла, а раньше… Раньше даже страшно подумать. Теперь в моей душе нет горя. В ней пусто. В ней нет ни любви, ни слез. Если бы у меня не было детей, то после того, как он ушел, я бы точно наложила на себя руки. Я обязана жить, пока знаю, что я им нужна.

– А если бы Костик вернулся к тебе, ты бы его приняла?

– Не знаю. Теперь уже не знаю. Если бы он вернулся сразу, то я бы приняла его, не раздумывая ни минуты, простила ему все и вычеркнула все плохое из памяти. А теперь… Теперь слишком многое изменилось…

– Хорошо, что ты хоть что-то поняла.

– И все же я ни о чем не жалею, – принялась я успокаивать сама себя. – Ни о чем. Если от меня ушел муж, значит, во мне что-то не так.

– А если я до сих пор не была замужем, значит, и во мне что-то не так. Хоть бы один мне предложение сделал и сказал, что хочет от меня ребенка. Ни один гад не пошел на это. Мы с тобой не относимся к числу тех счастливых женщин, которые умеют пробуждать в мужчинах любовь.

– Почему не относимся? Относимся. Просто мы же не виноваты в том, что любовь – такая непостоянная штука.

– Нет. Все равно мы не те женщины, которые могут сводить мужчин с ума. Есть такие женщины, от которых мужчины просто теряют голову, а затем долго не могут ее найти. Я знала одну такую женщину, настоящую укротительницу мужчин. От нее теряли голову все.

– Как ты ее назвала?

– Укротительница мужчин. Такую женщину еще никогда никто не бросил. Она сама всех бросала.

– И что это за женщина?

– Одна моя старая приятельница.

– И где она сейчас?

– Она замужем за одним очень влиятельным человеком. Теперь мы практически не общаемся. Она стала дамой совсем другого круга и завязывает с людьми только нужные и полезные знакомства.

– И как же она их укрощала?

– Элементарно. С помощью кнута и пряника. Мужчины преданно смотрят ей в глаза и с жадностью бросаются исполнять все ее команды типа «лежать», «бежать», «стоять», «принести тапочки». И даже команда «фас» находит свое применение.

– Интересно.

– Ты знаешь, а она не такая уж и красивая, просто она берет мужчин чем-то другим. У нее совершенно рядовая внешность, и она ничем не выделяется среди толпы. Тем не менее ради нее мужчины готовы на все. Любовников она меняет как перчатки. Ее осыпают бриллиантами и прочими дорогими подарками. Знаешь, я мечтала быть хоть чуточку на нее похожей. У меня есть природная красота, но ни один мужчина не поступился ради меня ни своей карьерой, ни своей любовью, ни своей семьей. Я не умею кружить мужчинам головы, ни черта не умею. Да и тебе не мешало бы этому поучиться. Нельзя никогда жить так, как ты жила раньше. Тебе надо пересмотреть свои отношения с мужчинами.

– Да у меня и отношений-то никогда не было. Если не считать Костика…

– У тебя они еще будут, и ты не должна повторить прошлых ошибок.

– Лен, я больше никаких отношений вообще не хочу. Двое детей без отца – наверно, это высокая плата за отношения с мужчиной.

– Это ты сейчас так говоришь.

Я подняла голову и сквозь темноту всмотрелась в Ленкино лицо.

– Лен, поспи. Завтра тяжелый день. Завтра мы просто обязаны отыскать какую-нибудь дорогу. Хватит разговаривать. Тебе нужно немного отдохнуть.

– Знаешь, а я бы говорила и говорила… Мне так хочется наговориться, словно скоро меня посадят в одиночку. Просто я, знаешь, что хочу сказать?

– Не знаю.

– Когда мы вернемся домой, мы станем другими. Мы полностью поменяемся.

– И какими же мы станем?

– Я же тебе сказала, что мы станем другими. У нас все получится, вот увидишь. Стоит только этого захотеть.

Мы выработаем свою тактику и тоже начнем сводить с ума. Я уверена, что это под силу любой женщине. Нужно только все хорошо обдумать, разработать определенную теорию, а затем испробовать ее на практике. Я уверена, что все мужчины поддаются дрессировке. Буквально все, даже самые дикие. Нужно просто найти плетку, которая бьет побольнее, не оставляя при этом никаких рубцов и следов, и пряник, который просто тает во рту. Дала откусить вкусного пряника и тут же ударила побольнее плеткой. Все пойдет как по маслу. Не пройдет и месяца, как они нам тапочки будут носить.

– С чувством юмора у тебя все в порядке.

– Это не юмор. Это чистая правда. Я же тебе сказала, что одна моя приятельница именно такая. Посмотришь – ну ни кожи ни рожи, а такого мужа отхватила… Да и любовники у нее один круче другого. Они ей в буквальном смысле слова в рот заглядывают. А она ими и так и эдак крутит как хочет. Надоел – бросила, тут же нового нашла. Я всегда думала, в чем же ее секрет, а затем поняла, что она просто назначила себе высокую цену. Ведь как ты будешь сама к себе относиться, так будут относиться к тебе и другие. Если ты позволяешь мужчине вытирать о себя ноги, значит, ты всю жизнь пролежишь половичком под дверью и об тебя будут вытирать ноги все кому не лень. Добиться успеха у мужчин можно только в том случае, если женщина сумеет ограничить самоотдачу в сложившихся отношениях, и эта самоотдача должна скатиться к самому минимуму.

– Получается, что нужно брать все и не давать ничего?

– Я так не сказала. Нужно много брать, но мало давать взамен. Я понимаю, что говорю ужасные вещи, но женщины, ведущие именно такую политику, выигрывают. Выигрывают эгоистки, которые любят и слышат только себя. Мужчины лезут из кожи вон для того, чтобы удовлетворить их больное тщеславие. Вот я, например.

Познакомлюсь с мужчиной и жутко боюсь его потерять. Я отдаюсь ему вся, по-честному, без остатка. Я становлюсь с ним излишне откровенной и полностью пускаю его в свою душу. Мой избранник знает обо мне все. Я никогда не скупилась на чувства. В результате мой партнер начинал мной откровенно пользоваться. Он периодически получает с моей помощью сексуальное удовлетворение, и все. Больше он ничего от меня не хочет. Ни брака, ни долгих отношений… Мужчина просто исчезает с концами. Вот и выходит, что я отдаю ему слишком много, а получаю совсем мало. В этом моя ошибка. Я всегда думала, что на большие и светлые чувства отвечают точно такими же чувствами. Но это совсем не так. В отношениях должна быть дистанция. Если ее нет, все может разрушиться слишком быстро. Просто я всегда доступна, и именно я являюсь инициатором секса. Все мои знакомства сводятся к тому, что я постоянно борюсь за мужчину.

Не он за меня, а я за него. Мужчине не надо давать все сразу, в один день. Отношения должны иметь какое-то развитие. Мужчине надо давать себя по чуть-чуть, постепенно. Его интерес надо постоянно подогревать, а это значит, что над отношениями нужно долго и упорно работать.

Мои мужчины бросали меня потому, что у них появлялось чувство перенасыщенности. Мужчину надо держать на голодном пайке. Кстати, у твоего Костика тоже возникло чувство перенасыщенности.

– По-твоему, я не должна была с ним спать? Сама знаешь, если мужику в семейном сексе отказывают, он сразу побежит на сторону.

– Я не это имела в виду.

– А что?

– Перенасыщенность бывает не только в сексе. Она бывает и в отношениях. Ты задушила своего мужа своей любовью. Задушила в полном смысле этого слова.

– Я никого не душила.

– Я тебе это образно говорю.

– Выходит, что тогда вообще нельзя любить по-настоящему… По-твоему, получается, что любовь надо постоянно ограничивать. Зачем тогда вообще нужна такая любовь?!

– Ты не права. Ты просто не должна отдавать мужчине всю свою душу. Ты должна оставить кое-что для себя, и это кое-что должно принадлежать только тебе одной. Должен быть суверенитет. В любых отношениях должен быть хотя бы маленький суверенитет. Его присутствие очень важно. Я не имею в виду постель. Сама понимаешь, какие могут быть отношения без постели. Никаких, особенно в нашем возрасте. Просто я за ограниченную любовь, только с нашей, женской, стороны. Если мы не ограничим любовь, тогда потом она ограничит нас. А это намного хуже, поверь.

Слегка приподнявшись, Ленка уже в который раз сплюнула кровь на землю и застонала.

– Лен, что, тебе опять плохо?

– Паршиво.

– Тебе стало хуже?

– Не знаю. Но больше мне не хочется говорить. Мне хочется спать.

– Вот и правильно. Тебе нельзя много говорить и напрягаться. Твоему организму нужен отдых. Ты должна поспать. Вот увидишь, когда ты проснешься, ты почувствуешь себя намного легче.

– Хорошо. Свет, ты только скажи, а мы когда-нибудь будем счастливы?

– Конечно. Обязательно будем.

– А когда?

– Когда вернемся домой. Мы будем счастливы от того, что это наш дом, что это наша родина, какой бы жестокой она ни была и как бы мы ее ни ругали, когда находимся дома.

– Обещаешь?

– Что?

– Что, когда мы вернемся на родину, мы будем счастливыми?

– Обещаю, – произнесла я со слезами на глазах. – Теперь будет все совсем по-другому. Буквально все.

Я больше никогда не положу свою жизнь к ногам какого-нибудь мужчины. Никогда. Я больше не буду ласковой, домашней и пушистой. Я буду настоящей хищницей, эдакой укротительницей мужчин. Теперь не я буду жить для них, а они будут жить для меня. Да, будет именно так.

Только и ты должна выполнить свое обещание. Ты обещала мне, что ты будешь жить. Ты помнишь?

– Помню. Я уже засыпаю.

– Спокойной ночи.

Я закрыла глаза и моментально провалилась в глубокий сон, крепко держа за руку свою подругу.

Глава 11

Ленка не выполнила свое обещание. Она не проснулась… Она больше никогда не проснулась… Наверно, это легкая смерть – умереть во сне… Когда я открыла глаза, то ощутила, что сжимаю довольно холодную, безжизненную руку, на которой как-то заострились и пожелтели пальцы…

Лена лежала с повернутой набок головой, а из ее приоткрытого рта тонкой струйкой стекала темно-бордовая кровь. Ее глаза были закрыты, казалось, она спит и должна вот-вот проснуться. На лице никакой мимики: ни страха, ни печали, ни разочарования, ни боли. Она просто спала и умерла во сне.

Посмотрев на стекающую из ее приоткрытого рта струйку крови, я нервно замотала головой и закричала что было сил:

– Лен, ты живая?! Ну скажи, что ты живая!!! Ты же мне клялась… Ты столько раз мне клялась…

Но Ленка была мертвой, и с этой страшной действительностью мне надо было смириться. Достав из сумки бутылку воды, я сделала несколько жадных глотков и, полив себе на ладони, умыла лицо. Затем взяла Ленку за руку и, до конца не веря в происходящее, постаралась нащупать пульс. Но пульса не было. Его и не могло быть.

– Ленка, Ленка, ну что ты наделала?! Ты же мне обещала! Ты мне клялась! Ты же сама говорила мне, что сейчас все будет совсем по-другому. Нам бы только до родины добраться… Только бы оказаться дома… Ты же говорила мне, что теперь мы станем другими, что больше мы никогда не повторим прошлых ошибок. Эх, Ленка, Ленка…

Смахнув с себя комья земли, я взяла Ленку за руку и всхлипнула.

– Ленка, говорят, что покойники еще некоторое время все слышат. Значит, и ты меня слышишь. Я клянусь тебе, Ленка, что обязательно за тебя отомщу. Обязательно. И за тебя, и за Нику, и за многих других девчонок, которых так подло обманули… Я найду этого Владимира и задушу его собственными руками. Если такими, как он, не хотят заниматься наши правоохранительные органы, то я сама вынесу ему приговор. Мне бы только до дома добраться. Лен, если ты меня слышишь, то дай мне знак. Умоляю тебя, дай мне знак.

Ленка лежала так же неподвижно, как и раньше, и не подавала никаких знаков.

– Значит, это все ерунда, что после смерти покойники слышат?! Получается, что вранье все это. Ленка, если ты меня слышишь, то дай знак. Умоляю тебя, дай мне какой-нибудь знак.

Неожиданно струйка крови, стекающая на землю из полуоткрытого Ленкиного рта, стала значительно толще и забила небольшим фонтаном. Я слегка отшатнулась в сторону и заулыбалась.

– Ленка, миленькая. Значит, ты меня слышишь.

Значит, правду говорят, что, когда человек умирает, он слышит. Теперь ты можешь быть спокойна, ты же знаешь, что я отомщу. Я отомщу не только Владимиру. Я отомщу всем мужчинам на свете за то, что они так обходятся с нами. Я хорошо запомнила, о чем ты мне говорила перед тем, как уснуть навсегда. Я больше никогда не доверю мужчине свою жизнь и уж тем более не пойду у него на поводу. Никогда. Я буду хищницей, эдакой укротительницей мужчин. Вот увидишь, Ленка, у меня обязательно получится. Вот увидишь. Хотя, как ты можешь увидеть?

Но ничего. Если встретимся на том свете, я обязательно тебе расскажу. Посидим, поболтаем, вспомним, как мы с тобой мыкались. Я расскажу тебе, сколько мужских сердец я разбила. Я буду разбивать их на этом свете, а ты на том. Ты только представь, какая у нас с тобой будет встреча. Обнимемся, выпьем турецкой водки, проговорим всю ночь напролет. Знаешь, Ленка, это я только теперь поняла, какая я дура. Господи, какая же я дура.

Я, как идиотка, верила в вечную любовь, и только теперь я поняла то, что вечной любви не бывает. В этом мире вообще не бывает ничего вечного. Умирают люди, умирают отношения и точно так же умирает любовь. Она ведь тоже смертная. Да еще какая! Не бывает любви, которая длится всю жизнь. Ой, не бывает. Я помню, о какой дистанции ты говорила. Я все помню. Я буду держать эту дистанцию.

Обязательно буду. Я торжественно тебе обещаю, Ленка, что я буду ее держать. Знаешь, а ведь у меня произошла странная штука. Моя любовь умерла, вернее, нет, она не умерла. Она просто превратилась в привычку. Я привыкла к своему мужу точно так же, как привыкают к удобным сапогам или к любимой зубной щетке. Я испытывала в нем такую же потребность, как потребность в кофе, зеленом чае или в горячей ванне. Любовь никогда не должна быть привычкой. Никогда. Все мы стремимся к новизне и разнообразию, и от этого никуда не денешься. Всю свою сознательную жизнь я страдала оттого, что я не уверена в себе, но больше такого не будет. Я тебе обещаю. Я поняла истину: для того чтобы меня уважали мужчины, я должна научиться уважать себя. Нужно уметь осознать собственную уникальность и неповторимость. Теперь не мужчины будут мною владеть – теперь владеть ими буду я.

Я замолчала и увидела, что из Ленкиного рта вообще перестала течь кровь. Значит, Ленка слушала мою речь до конца и еще раз дала мне понять, что она полностью со мной согласна.

Наклонившись над Ленкой, я слегка погладила ее слипшиеся волосы и громко всхлипнула. Одна из моих слезинок упала прямо на ее лицо и потекла по ее щеке.

– Господи, Ленка, какая же я была дура… Какая дура… И что я десять лет назад нашла в этом Костике?!

Обыкновенное лицо, не выражающее ничего, кроме банального безразличия, ухоженные руки, точно такая же обыкновенная спортивная походка… Правда, он всегда хорошо одевался, носил дорогую коллекционную обувь и душился крутым одеколоном. Следил за собой, короче говоря. Но ведь таких мужчин, которые тщательно следят за своей внешностью, очень много. Как говорится, хоть пруд пруди. Я и сама себе поражалась, что же такого я в нем нашла. И все же я нашла в нем что-то такое…

Я увидела в нем надежность. Вот именно, надежность. Я вдруг подумала, что всегда могу на него положиться. Я была в нем уверена точно так же, как и в самой себе.

Лен, ты только представь, какая я дура. Законченная идиотка… Но ничего, это все в прошлом. Все в прошлом…

Я подняла залитое слезами лицо и пристально посмотрела на Ленку.

– Ленка, мне пора. Я должна двигаться дальше. Я должна уходить. Я и подумать не могла, что ты меня бросишь. Я даже не могла подумать. Господи, а как же я здесь тебя оставлю?! И похоронить я тебя не смогу. У меня ведь лопаты нет. Как-то не по-человечески все это, совсем не по-человечески…

Плохо соображая, что я делаю, я стала срывать с кустарников листья и накрывать ими Ленку.

– Хоть немного тебя прикрою… Чтобы не было видно…

Достав все то, что осталось от пузыря с водкой, я помянула свою подругу и допила остатки до дна. Затем нащупала сквозь ворох листьев ее голову и поцеловала Ленку в лоб.

– До свидания, Ленка. До свидания. Я не говорю тебе: «Прощай», потому что мы обязательно увидимся. Правда, я не знаю когда. Может, совсем скоро. Я скорее всего заблужусь в этих горах и умру с голода. Наверно, скоро ты увидишься с Никой. Передавай ей привет и скажи ей, что если я останусь жива, то обязательно приеду в Воронеж и выполню ее просьбу. Я ухожу со спокойной совестью, потому что ты не одна, ты со своей мамой. А если ты с ней, то ты в безопасности. Это я точно знаю.

Повесив свою сумку на плечо, я с грустью, отметила, что моя провизия на исходе, и пошла вперед, буквально куда глядят глаза. Отряхнув пыль с одежды, я пригладила неухоженные волосы и что-то запела себе под нос.

Я напевала себе под нос, шла строго вперед, иногда спотыкаясь и падая, взбираясь по горам и буквально скатываясь вниз, смахивала слезы, которые я никак не могла остановить и… вспоминала те годы, когда я жила со своим мужем. В то время я часто ловила на себе завистливые взгляды своих подруг, и это была нехорошая зависть.

Я ходила с Костей под ручку, была прекрасно одета, носила дорогие украшения, пользовалась косметикой знаменитых фирм и пахла дорогими кремами и духами.

А теперь я думаю о том, стали бы они мне завидовать, если бы знали, какую цену я заплачу впоследствии за десять лет своего так называемого счастья?! Ведь каждая из них мечтала поменяться со мной местами, а стали бы они меняться со мною местами сейчас?!

Я не знаю, какое именно расстояние я прошла, но я резко остановилась. Остановилась оттого, что услышала шум проезжающей неподалеку машины… А может быть, мне показалось? Быть может, это плоды моего больного воображения? И все же я не могла ошибиться, я находилась недалеко от трассы. Возможно, даже совсем рядом.

Правда, машины по этой трассе ездили не часто, и все же эта трасса где-то была. Поняв, что у меня просто закончился лимит слез, я умылась остатками воды, быстро привела себя в порядок и с болью произнесла:

– Эх, Ленка, Ленка… Совсем немного ты у меня недотянула. Я же тебе говорила, что мы обязательно трассу найдем. Я же тебе обещала, что мы найдем ее именно сегодня… Правда, я не знаю, что именно мне даст эта находка, но все же я надеюсь на лучшее… Человек жив только тогда, когда в нем живет надежда.

Я шла на гул изредка проезжающих машин и вышла прямиком на пустынную трассу, которая находилась прямо в горах. Признаться честно, я понятия не имела, что мне сейчас делать, кричать от радости, плакать или дрожать от страха перед встречей с неизвестностью.

Я пребывала в полной растерянности и, не придумав ничего более лучшего, просто пошла по краешку дороги.

В том, что рядом со мной остановится первая же машина, я не сомневалась ни одной минуты. Только вот кто это будет?! Дикий турок, который тут же меня изнасилует и увезет в неизвестном направлении для дальнейших утех? Или турецкий интеллигент, который меня поймет, пожалеет и попытается мне помочь?! А может быть, меня подберет полицейский и упечет в турецкую тюрьму?!

Я шла на ватных, полусогнутых ногах и буквально терялась в догадках. В тот момент, когда за моей спиной раздался шум от работающего двигателя автомобиля, я сосчитала до трех и резко повернулась в обратную сторону. Чего-чего, а такого я увидеть никак не ожидала.

Прямо навстречу мне ехали несколько открытых джипов, заполненных любопытными туристами. Если я не ошибалась, то эта экскурсия называлась сафари. Ранее я была на такой вместе с Костиком. Сидевшие в джипах туристы были по виду европейцами, и я очень надеялась на то, что эти европейцы окажутся русскими. Как только рядом со мной остановился первый джип, я радостно улыбнулась сидящим впереди туркам с фотоаппаратами на шее, по всей видимости гидам, и заговорила как можно более приветливо:

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, у вас русская группа?

Как только я задала вопрос, следом за первым джипом остановилась целая колонна. Люди смотрели на меня с изумлением, словно я вышла не из леса, а из спустившейся на землю летающей тарелки.

– У нас русская группа, – кивнул головой сидевший ближе ко мне турок и, достав сигарету, смачно ее закурил.

– Замечательно. Я тоже русская. Как здорово, что я вас встретила.

– А откуда вы здесь взялись? – Теперь я точно знала, что говоривший со мной турок – местный гид.

Уж больно хорошо он знал русский язык.

– Понимаете, со мной произошла неприятность.

Мы вместе с моим парнем арендовали машину и решили самостоятельно поехать в горы, но поругались. Он высадил меня и уехал. Я решила добраться до своего отеля на первой же попутке.

– А что такое попутка?

– Попутка – это попутная машина.

– У нас не разрешается ездить в горы самостоятельно. Для этого существует специальная экскурсия, которая называется сафари. Горы таят в себе слишком большую опасность. Человек, не знающий гор, может в них погибнуть. Тут часто меняется погода. Разница температур, сильные ливни, град…

– Я все понимаю, но я поругалась со своим парнем. У меня к вам просьба: довезите меня, пожалуйста, до гостиницы. Если хотите, я вам заплачу.

– Разве можно ругаться с парнем в горах?! – моментально разнервничался турок.

– Так получилось.

– И как ваш парень мог так жестоко с вами обойтись?! Хорошо, что вы встретили русскую экскурсию сафари, а не какую-нибудь другую. Я всегда поражался тому, как относятся к вам русские мужчины… Нас, турок, укоряют за то, что мы относимся к русским женщинам как к гулящим, но ведь ваши мужчины относятся к вам еще хуже.

– Я с вами полностью согласна, но так получилось… Я думаю, что, после того что произошло, я расстанусь со своим другом.

– А где вы живете?

– В Кемере, – не моргнув глазом, соврала я.

– Я хотел спросить, в какой гостинице?

– В какой гостинице?! – Я немного напряглась и постаралась вспомнить название гостиницы, в которой мы отдыхали вместе с Костиком.

– Вы что, не помните название своей гостиницы?

– Почему не помню? Помню… Просто я никак не могу прийти в себя после всего, что случилось. Понимаете, мне понадобилось выйти из машины, мой друг остановился, я отошла в сторонку, а он нажал на газ и уехал. Глупая шутка, правда?

– Глупее не бывает.

– Я стала кричать ему вслед, но он даже не повернулся в мою сторону. Наверно, мой друг просто захотел меня проучить и вернется за мной через какое-то время, но я не хочу бродить в горах в гордом одиночестве и ждать его возвращения. Я сама доберусь до своего отеля и поступлю с ним так, как он этого заслуживает.

– Вы так и не ответили мне, в какой гостинице вы живете?

– Я живу в гостинице «Фэйм-Бич».

– О, тогда нам по пути. У нас есть туристы, которые тоже живут в этой гостинице, – улыбнулся турок. – А где ваш браслет?

– Какой браслет?

– На котором написано название гостиницы. Эти браслеты надевают всем прибывшим постояльцам.

– Я забыла его в гостинице. Я не могу, когда на моей руке находятся лишние предметы. Они мне очень мешают. Я сняла его в первый же день. Я беру его только, когда иду есть.

Наверно, турок допрашивал меня с таким пристрастием потому, что у меня был слишком потрепанный вид и усталое, красное от нескончаемых слез лицо.

– Садитесь в последний джип. Не нужно девушке одной ходить в горах… Не нужно. Это очень опасно. Я вижу, вы плакали. Не переживайте, мы довезем вас до гостиницы. Я советую вам найти себе другого приятеля, который бы хорошо к вам относился и уважал ваше женское достоинство. Обратите внимание на турецких мужчин… Они умеют ценить и любить женщину.

Я не сомневалась в том, что турок имел в виду себя и начал откровенно подбивать ко мне клинья. Хорошо, что в его джипе не было ни одного свободного места, а то бы он обязательно посадил меня к себе и замучил своими расспросами. Пробурчав что-то вроде «спасибо», я побежала к последнему джипу и составила компанию украинской семье.

Как только мы отъехали от того места, где произошла моя встреча с экскурсией, я с особой грустью посмотрела в сторону леса и подумала о том, что уже никогда и никто не найдет Ленкиного тела.

Впереди сидела жена, которая постоянно поворачивалась в сторону своего ребенка, затем переводила взгляд на меня и устраивала мне допрос с пристрастием почище турецкого гида. Услышав про моего непутевого друга, она стала громко возмущаться по поводу того, какие ужасные сейчас пошли мужчины, и нахваливать своего супруга, чинно сидящего за рулем джипа. Я приняла правила ее игры и для ее же успокоения всячески поддакивала ей: мол, таких порядочных мужчин, как ее супруг, остались единицы, они вымирают, словно мамонты, пора их заносить в «Красную книгу» и т. д. и т. п.

– Мой Николай работящий, добрый, заботливый, – словно курица, кудахтала женщина. – Он по дому все делает. На путевки сам заработал, решил свою семью на отдых вывезти. Мне все подруги завидуют, потому что у моего мужа руки золотые и деньги он неплохие приносит. Достаток у нас всегда есть, и счастье через край бьет.

– Простите, а где вы нашли своего Николая? – брякнула я. – Поделитесь. Может, я просто не там ищу. Подскажите, где обитают такие мужчины.

– Да я его не искала. Он сам меня нашел. Пригласил на танцах. Слово за слово – и познакомились. А затем он меня провожать пошел. Давно уже это было. Я еще тогда с родителями жила.

– А что потом?

– У меня родителей как раз в эту ночь дома не было. Они у меня на даче ночевали. Николай и остался у меня до утра. А через пару месяцев сделал мне предложение. Я ему сына родила. Так что у нас все путем.

– Получается, что вам повезло.

– Получается именно так. У меня и сестра замуж недавно вышла, и тоже за очень хорошего человека. Он ее на руках носит.

– И что, ни разу не уронил?

– Ни разу. Крепко держит. У него руки сильные, – заулыбалась женщина.

– И где же ваша сестра нашла хорошего человека, который носит всю жизнь на руках?

– Ну не всю жизнь… Иногда он ее отпускает.

– Даже так.

– Она его очень долго искала. Ох, как долго… Уже всякую надежду потеряла.

– Но ведь где-то же она его нашла. Где? Если это не секрет, конечно.

– Да никакого секрета нет. У меня сестра спортсменка. Она посещает какой-то оздоровительный клуб. Вот она прямо в тренажерном зале и познакомилась.

– Никогда не думала, что там можно познакомиться.

– Можно. Сейчас очень многие мужчины следят за своей физической формой. Один мужчина качался рядом. Она с ним сама и заговорила. Попросила, чтобы он ей показал, как на каком-то тренажере правильно заниматься нужно. Она специально посещала тренажерный зал в то время, когда в нем было много мужчин.

– Вашей сестре легче – она спортсменка. А я со спортом особо никогда не дружила.

– Тогда посещайте какие-нибудь курсы. У меня одна приятельница именно там и нашла свою судьбу.

– А что за курсы-то?

– Курсы астрономии.

– Она что, по специальности астроном?

– Да нет. Она вообще в этом ничего не понимает. Она просто пришла туда мужа искать.

– Ну и что, нашла?

– Нашла. Понравился ей один астроном. Особенно эти ночные путешествия, когда надо рассматривать звездное небо… Вот они и досмотрелись на это самое небо. Когда опомнились, она уже на четвертом месяце была. Ну он оказался человек очень порядочный. Они сразу и расписались.

– А где такие курсы? – не на шутку заинтересовалась я.

– При любом университете. Да и не обязательно записываться на курсы астрономии. Сейчас разных курсов как собак нерезаных.

– А на какие еще можно?

– Ну, на курсы горного туризма, альпинизма, курсы рыбной ловли… Представьте, как романтично знакомиться с мужчиной, забираясь на высокую скалу. Он будет обнимать вас за талию…

– С некоторых пор я терпеть не могу горы и скалы.

– Тогда вступите в какую-нибудь политическую партию.

– Зачем?

– Ну как зачем?! Для того чтобы найти мужа. Мужа можно искать в любой сфере деятельности, только бы она была предпочтительно мужская. Простите, а вы еще не были замужем?

– Была.

– И где же ваш муж?

– Ушел к другой, – совершенно спокойно ответила я.

– Как это ушел?! – От удивления женщина широко раскрыла рот.

– Ну как уходят мужчины… Обыкновенно. Ногами.

– А к кому ушел?

– К другой женщине. К той, которая моложе.

– Но ведь вы совсем молодая.

– Молодая, но не юная. Есть моложе меня.

– Вот подлец. А почему ушел?

– Не знаю. Он мне не объяснил, – совершенно безразлично пожала плечами я.

– Может, вы его плохо кормили?

– Да нет. Он никогда не жаловался. Всегда добавки просил.

– Ну а из-за чего мужик еще может уйти?! – совсем растерялась вконец обескураженная женщина.

– Мужик не обязательно уходит из-за того, что его плохо кормят. Он еще может уйти потому, что полюбил другую женщину. Любовь у него, вот в чем дело.

– Какая любовь?!

– Такая любовь. Влюбился мужик по уши и ушел.

– Вот сволочь. Да таких гадов надо к расстрелу приговаривать! А женился он, получается, не по любви, что ли?!

– Женился он по любви. Затем любовь прошла, и он встретил новую.

– Так что же, выходит, мужик может жениться тысячу раз?! Полюбил – женился… Разлюбил – развелся… Опять полюбил… Опять женился… Очень много семей живут даже после того, как прошла любовь. Это семья в конце концов, а любить можно и на стороне.

– Я согласна, так живет большинство. Наверно, мой муж никогда не относился к большинству, поэтому не смог так жить. Он решил жить в полной любви и гармонии.

– Вот гад. Хорошо, что вы ему хоть ребенка не родили.

– Ребенка я ему как раз и родила. Да к тому же не одного, а двоих.

– У вас есть дети? – Женщина широко раскрыла глаза, в которых читалось недоверие.

– Есть. Девочка и мальчик.

– И от вас ушел муж?

– Ушел.

– А как же дети?

– Не знаю, но, наверно, в тот момент, когда он от меня уходил, он думал о них меньше всего.

– Наверно, он им хорошо помогает?

– Он нам не помогает, – резко ответила я и показала, что разговор пора заканчивать.

– И как вы живете?

– Так и живем. Причем мой случай далеко не единичный. Сейчас мужики уходят сплошь и рядом. Многие из них забывают не только своих бывших жен, но и детей, которых они тоже начинают считать бывшими детьми. Бывшие жены… Бывшие дети…

– Но разве бывают бывшие дети?! Бывшие жены еще куда ни шло…

– В этом мире бывает все. В этом я имела счастье убедиться.

Женщина широко раздула ноздри и испуганно посмотрела в сторону своего мужа.

– Николай, если ты когда-нибудь кого полюбишь, то от меня пощады не жди! – буквально выкрикнула она.

– Да никого я не полюблю. Некогда мне глупостями заниматься, – засмущался Николай.

– Вам вечно глупостями некогда заниматься, а чуть за вами недоглядишь, так вы только ими и занимаетесь. Николай, я не шучу, а говорю очень серьезно.

– Зоя, ну о чем ты говоришь? – засмущался Николай еще больше. – Я целыми днями на работе.

– Это еще проверить надо, на какой ты работе. Если я чего узнаю, то я тебе хрен вместе с яйцами под самый корень оторву! Под самый корень! Хрен твой вонючий оторву, а яйца наизнанку выверну, чтобы ты своей женилкой направо и налево не махал!

– Зоя?!

– Не зойкай! Не на ту напал! Я уже черт знает сколько лет, как Зоя!!! Гуляка хренов! Ишь чего надумал! К другой уйти! Дальше порога квартиры не уйдешь! Я тебя головой об унитаз воспитывать буду, чтобы у тебя эта самая любовь прошла!

– Ну, Зоя! Людей бы постыдилась!

– А что мне люди?! Что мне люди! Ты бы сам людей постыдился! Вместе со своей женилкой бессовестной…

– Ну, Зоя, ну прекрати немедленно!

– Не нукай! Не лошадь погоняешь! Блядун чертов!

Я улыбнулась и отвернулась в сторону… Перестав слушать скандал, я вдруг подумала о Ленке и о том, как нелепо она умерла… Наверно, так бывает всегда… Смерть никогда не бывает умной, она всегда нелепа… А еще…

Еще я точно знаю одно, что, когда человек умирает, он некоторое время еще слышит. Я попросила Ленку дать знак, и она мне его дала, потому что она меня слышала и во всем со мной согласилась…

Я очнулась только тогда, когда вереница джипов остановилась у бензоколонки и все туристы вышли из своих машин.

– Отель «Фэйм-Бич», садитесь сюда, – турок махнул рукой в сторону небольшого автобуса.

– Да. Сейчас.

Я принялась искать деньги, размышляя о том, даст ли мне турецкий гид сдачи со ста долларов или нет.

По идее должен, хотя кто его знает.

– Что вы ищете?

– Деньги.

– Я не возьму денег. Мне ничего не стоило вам помочь. Я бы не отказался выпить с вами вечером чашечку кофе.

– Я согласна, – с нескрываемой радостью ответила я.

– Тогда в восемь часов у входа в вашу гостиницу.

– Договорились.

Прыгнув в автобус, я помахала гиду рукой, послала воздушный поцелуй и приникла к окну. Я не сомневалась в том, что он выпьет чашечку кофе с кем-нибудь еще, потому что у меня просто не будет на это времени…

Автобус тронулся. Я закрыла глаза и постаралась сдержать слезы…

Глава 12

Как ни странно, но именно в моем автобусе оказалась уже знакомая мне семейная пара из Украины. Сидящая по соседству со мной женщина смотрела на меня жалостливым взглядом и никак не могла успокоиться.

– Ой, а мы с вами даже в одном автобусе едем, – заметно оживилась она.

– Вы тоже живете в «Фэйм-Бич»?

– Нет. Мы выходим раньше.

– Прекрасного вам отдыха.

– Спасибо. Знаете, я вот на вас смотрю и все думаю…

– О чем? – спросила я совершенно спокойным голосом.

– Я думаю о том, что вы мне сказали… Знаете, меня это так растревожило, что на меня даже мой муж обиделся. Я все думала и думала…

– Да не принимайте вы все так близко к сердцу…

– Я все же подумала, что мужика лучше держать надо. Мужик должен быть в ежовых рукавицах. Шаг вправо, шаг влево – сразу расстрел. Мужик – это же конь. Его надо за узду – и в стойло.

– Да зачем такой мужик нужен, которого надо за узду держать?!

– А с ними иначе нельзя. Они по-хорошему не понимают. Я своего вон – как выдрессировала, он у меня ручной стал. Копытом никогда лишний раз не стукнет. Поел овса, и в стойло.

Как только автобус остановился и Зоя собралась выходить, она немного задержалась и одарила меня дружеской улыбкой.

– А вообще вы должны держаться. С уходом мужчины не уходит жизнь. Вы теперь и лошадь и бык, и баба и мужик. Что поделать, такова уж наша бабья доля. В этой жизни ни в чем зарекаться нельзя. Может, и мой кобель куда уйти надумает. Скинет ошейник, мудями затрясет и на волю… Просто жалко, что они нас бросают, а не мы их. Мы не можем – у нас дети…

Распрощавшись, Зоя вышла из автобуса и, смерив своего Николая подозрительным взглядом, взяла за руку ребенка и пошла в сторону своего отеля. Я грустно смотрела им вслед до тех пор, пока их силуэты не скрылись из моего поля зрения, затем заметно напряглась и стала ждать своей остановки.

– Внимание. Отель «Фэйм-Бич», – объявил гид в микрофон.

Выйдя из автобуса, я прошла мимо отеля и направилась в ближайший бар. Поняв, что мне больше не стоит ходить с дорожной сумкой, дабы не вызывать излишнего любопытства окружающих, я достала из сумки деньги и выкинула ее в первую попавшуюся урну. Сев за столик, я заказала себе бокал турецкого вина и нехитрый обед.

Улыбнувшись проходящему мимо меня полицейскому, я закинула ногу на ногу и стала тщательно обдумывать свои дальнейшие действия. Не успела я даже сосредоточиться, как к моему столику подошел незнакомый турок с бутылкой вина и вазочкой фруктов.

– Простите, вы не позволите мне присесть за ваш стол? – Турок достаточно хорошо говорил по-русски и был довольно прилично одет. Наверно, какой-нибудь гид, подумала я и безразлично кивнула ему головой.

– Спасибо.

Вокруг меня было несколько свободных столов, из чего я сделала вывод, что турок настроен на знакомство и сейчас начнет донимать меня своими расспросами.

– Скажите, а почему вы такая грустная? – с какой-то особой заботой спросил он, оглядев меня при этом с ног до головы.

– Простите, но я совершенно не настроена на беседу. Мне хочется немного подумать и отдохнуть.

Турок посмотрел на меня с еще большим интересом. По всей вероятности, ему очень понравилось, как я злюсь.

– И все же вы очень грустная…

– Может быть. Человек не может быть все время веселым.

– Вы не просто грустная. На вашем лице глубокая печаль.

– А что, вы хотите, чтобы я сидела за этим столом и смеялась на весь пляж?!

– Да боже упаси. И все же мне бы очень хотелось вас чем-нибудь развеселить. Хотите, я подолью вам вина и угощу фруктами?

– Нет уж, спасибо. Я вашим гостеприимством сыта по горло.

– Почему? Вас кто-то обидел?

– Сейчас вы подольете мне вина, затем порежете мне яблоко дольками, потом положите руку на плечо и будете уговаривать провести с вами ночь. У вас ничего не бывает за просто так. У вас все делается с выгодой.

– Вы хотите сказать, что я хочу вас купить за бутылку вина и яблоко?

– Что-то вроде того.

– Я предложил вам свое угощение искренне. Я знаю, что вы стоите намного дороже, и я совершенно не пытаюсь вас купить. Если хотите знать, то как женщина вы совершенно меня не интересуете. Я женат, и у меня очень хороший брак.

– Зачем же вы тогда ко мне подсели, ведь вокруг полно свободных столов?

– Просто я не люблю пить один, и мне захотелось составить вам компанию. Я же вам сказал, что у меня очень хороший брак.

– Я не верю в хороший брак. Одно само слово «брак» уже говорит само за себя. У нас оно еще означает «плохо сделанная вещь». Так что хорошее дело браком не назовут.

– Вы не правы.

– Может быть. Давайте каждый из нас останется при своем мнении.

– Конечно. И все же разрешите вас угостить?

– Угощайте.

Я пододвинула турку пустой бокал и позволила налить мне вина. Турок с большим удовольствием наполнил мой бокал и пододвинул тарелку с фруктами на центр стола. Мы чокнулись и сделали по глотку.

– И все же вы не ответили на мой вопрос. Почему вы такая грустная?

– Потому что у меня много проблем, – резко ответила я. – А вообще в последнее время я всегда такая.

– Всегда?

– Всегда. – Я почувствовала, что после моего ответа мне захотелось плакать.

Перед моими глазами пронесся образ умирающей Ленки, а затем ни с того ни с сего мне представилась застреленная мною Ника… Мне почему-то показалось, что страшная женщина, называемая смертью, ходит где-то рядом со мной. Возможно, она присела за соседний стол, я слышу ее шаги и то, как она дышит мне в спину… По моей спине пробежал холодок.

– А ваши проблемы разрешимы? – никак не хотел оставить меня в покое турок.

– Не знаю. Я и сама не могу ответить на этот вопрос, – довольно раздраженно бросила я.

– Я знаю, в чем заключаются ваши проблемы, – мне показалось, что самоуверенность из турка так и прет.

– Надо же, и откуда у вас такие познания?..

– Я не шучу, а говорю серьезно.

– Вы что, умеете читать мысли?

– Нет. Я просто очень хорошо вижу лица, вернее, я даже их не вижу, а умею их читать. На вашем лице отражено все.

– И что же отражено на моем лице?

– Печаль, усталость и материальные трудности.

– Надо же, а вы прямо провидец, – рассмеялась я каким-то чужим смехом.

– Я бы с удовольствием помог вам разобраться с вашими материальными трудностями. Ведь вы не туристка. Вы приехали сюда не на отдых… Вы приехали сюда в надежде заработать денег.

– Что?! – От возмущения меня аж затрясло. – Я приехала сюда со своим мужем. Я живу вон в том отеле… Сейчас мой муж купается в море. Он скоро может сюда прийти, и тогда вам не поздоровится. Возьмите свою бутылку и убирайтесь прочь за другой стол. – Турок посмотрел мне прямо в глаза и ни с того ни с сего взял меня за руку. Я быстро отдернула руку и хотела было пересесть за другой стол, но он повторил свое движение еще раз.

– Послушайте, я совсем не хотел вас обидеть. Если вы думаете, что я принимаю вас за проститутку, вы глубоко ошибаетесь. У проституток другие лица…

– Надо же! И какие же, по-вашему, лица у проституток?

– На них лежит не печаль. В них читается злость. Вы никогда не обращали внимание на то, что у проституток озлобленные лица… Даже когда они улыбаются или чему-то радуются… В них все равно видна злость…

– Что вы от меня хотите?!

– Мне безразлично, кто вы и что вы… Мне безразлично и то, живете вы в этом отеле или нет… Мне также безразлично, есть у вас муж или вы его придумали. Я просто хотел вам помочь заработать хорошие деньги за короткий срок.

– Что?!

– Да-да, вы не ослышались. Поверьте, это в моих силах.

– Я уже по горло сыта посторонней помощью и участием в моей судьбе. Больше я в этом не нуждаюсь. Спасибо.

– Не говорите нет. Ведь вы еще не знаете, о чем я хочу вам сказать.

– Не знаю и знать не хочу.

– Вы не правы. Вы совершенно не правы.

– Спасибо. Если вы думаете, что я проститутка, то вы ошибаетесь. Топайте-ка вы на хрен за другой стол.

– По-вашему, девушка может заработать себе деньги только путем проституции?

– В вашей стране – да.

– Но ведь это не так. Проституция, конечно, ходовой бизнес, но не настолько, чтобы им занимались все поголовно. Есть еще целая масса других возможностей.

– И все эти возможности приводят к одному и тому же плачевному финалу, – перебила я турка.

– Нет. И здесь вы не правы. Сейчас я сделаю вам одно предложение. Вы можете от него отказаться. Только знайте, что это предложение я делаю не каждой девушке, а только той, в которой есть что-то такое, что притягивает мужчин. В вас это есть. В вас есть красота, усталость, грусть, печаль и необъяснимая притягательность. Вы хотите меня выслушать?

– Говорите. – Я вдруг подумала о том, что, если я сейчас выслушаю этого турка, от меня не убудет и уж тем более ничего не изменится. А вдруг он скажет что-то дельное… Хотя нет, в этой стране русским девушкам не предлагают ничего дельного.

– Понимаете, я состою на службе у одного очень богатого и очень влиятельного человека…

– И кто этот человек? Президент?! – язвительно рассмеялась я и допила остатки вина. Признаться честно, турок не вызывал у меня никаких чувств, кроме раздражения, конечно.

– Нет. Этот человек – султан.

– Султан?!

– Султан.

– «Если б я был султан, я б имел трех жен…»

Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните. Если есть султан, значит, есть и гарем.

– Совершенно верно. Когда я вас увидел, то сразу обратил внимание на то, что у вас очень умные глаза. Даже чересчур умные. Все правильно. У моего хозяина султана есть гарем, который регулярно обновляется.

– Вы хотите предложить мне уйти в гарем?! – перебила я турка и широко раскрыла глаза. Слово «гарем» было неразрывно для меня связано со словом «монастырь». Наверно, я хотела задать другой вопрос.

Я хотела спросить именно так: «Вы хотите предложить мне уйти в монастырь?»

– Ну что за русская бестактность? Я попрошу вас меня выслушать и не перебивать. Я ничего вам не навязываю. Согласиться или отказаться – ваше право. Я вам уже сказал о том, что у моего хозяина есть гарем. Так вот, я состою у него на службе и в мои задачи входит поиск наложниц. У него очень большая коллекция. Но вы сами знаете, что коллекционеры совершенно не умеют останавливаться. Они постоянно пополняют свои коллекции. Такая девушка, как вы, была бы украшением его гарема и пришлась бы хозяину по душе. За месяц вы получите ровно двадцать пять тысяч долларов.

– Сколько? – не поверила я своим ушам.

– Двадцать пять тысяч долларов.

– Вранье это все, никто мне не даст таких денег. Вы все умеете только обещать и никогда не исполняете своих обещаний.

– Кто это мы все?

– Мужчины!

– Вы такая обозленная на мужчин… Вас кто-то обидел?

– На свете не существует ни одной женщины, которую когда-нибудь не обидел бы мужчина.

– Мужчина мужчине рознь. Мы все разные. Подумайте, я предлагаю вам конкретные деньги.

– А что я должна делать?

– Ничего особенного. Вы будете отдыхать, вкусно питаться, заниматься собой и, может быть, проведете одну ночь с султаном. Вы будете общаться и дружить с другими женщинами. Вы знаете, что означает слово «гарем»?

– Догадываюсь. Это куча женщин и один мужчина.

– Слово «гарем» переводится как «женская территория». Мужчинам туда вход воспрещен, кроме евнухов и самого султана. Понимаете, чем больше в гареме женщин, тем богаче считается мужчина. Гарем является элементом престижа для восточного мужчины. В гареме очень много различных женщин. Есть женщины любимые. С такими женщинами султан предается любовным утехам чаще всего. Обычно такими женщинами являются его любимые жены. Они живут в гареме всю жизнь и стараются всячески привлечь внимание своего мужа.

Есть так называемые кадин, это женщины, родившие от султана сына. А еще в гареме есть наложницы. Это женщины, которые не являются женами. Они живут в гареме в течение взаимно оговоренного времени и получают за это соответствующие деньги. Ими хозяин пользуется время от времени. Среди таких женщин могут быть и любимые наложницы, с которыми султан встречается чаще других. И еще есть женщины, выполняющие роль прислуги. Когда-то наложницами были девушки, которых покупали на невольничьих рынках, захватывали во время войн и привозили в гарем против их воли. Эти времена давно прошли. Сейчас все делают по обоюдному согласию при непосредственном желании девушки.

Мы заключаем с вами устный контракт на определенный срок и разрешаем все вопросы цивилизованным путем.

В тот момент, когда турок замолчал, я нервно застучала пальцами по столу и слегка вскинула голову.

– Простите, а почему вы считаете, что я должна вам верить?

– Это ваше дело. Я говорю вам серьезные вещи. Конечно, если вы приехали сюда с мужем, который купается в море, и вы живете в этой гостинице, то вам нет смысла соглашаться на мое предложение, но если вы попали в какие-то неприятности, то вам стоит подумать.

– У меня нет мужа, и он не купается в море, – произнесла я усталым голосом.

Я посмотрела на турка и подумала о том, что мне почему-то хочется ему верить. Состояние безысходности завладело моим телом, и я с ужасом представила себе сегодняшнюю ночь. Закроются дискотеки и закончат свою работу бары… Улицы станут безлюдными… Исчезнет толпа гуляющих, лишь изредка мелькнет влюбленная парочка… И я останусь совсем одна… Одна среди ночи…

Можно, конечно, снять номер в гостинице, кое-какие деньги у меня для этого имеются… Можно подойти к первому попавшемуся полицейскому и рассказать о своей беде… А можно пойти наложницей к султану, заработать двадцать пять тысяч долларов и вернуться с деньгами домой. Сейчас во мне словно сидели два человека, которые постоянно спорили и ругались между собой. Одна девушка по имени Светлана грозила мне пальцем и говорила, что я уже достаточно испытала свою судьбу и должна понять, что меня опять обманывают. Если то, что произошло со мной недавно, оказалось для меня недостаточным, тогда можно дерзать, попасть в очередной притон и стать настоящей профессиональной путаной со злобным лицом.

Эта девушка призывала меня руководствоваться здравым смыслом и уговаривала пойти в полицейский участок. Там меня обязательно выслушают и обязательно помогут.

И даже если меня все же решат посадить в турецкую тюрьму, то меня посадят туда на определенный срок и в конце концов когда-нибудь выпустят и депортируют домой. Она считала турка вруном и очередным сутенером, который набирает девушек для борделя. Сейчас меня вновь увезут в горы, и больше никто в жизни никогда не увидит меня живой. Никогда… Другая девушка, все с тем же именем Светлана, смотрела на меня грустным взглядом и говорила мне, что двадцать пять тысяч на дороге не валяются. Такие деньги я не смогу заработать даже за год, а тут какой-то несчастный месяц… Целую неделю тебя имели турки и ничего, ты все вытерпела, все снесла. А тут всего одна или две ночи с султаном. Тем более что у султана такой гарем, что он может тебя и не захотеть… Султаны чересчур привередливые люди. Конечно, риск очень высок, но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Эта девушка напоминала мне о моих детях, которые ждут меня дома с морем гостинцев и деньгами, а они нам так нужны…

Если у меня появилась возможность заработать хорошие деньги за месяц, то почему я должна от нее отказываться.

В конце концов, я делаю это не в своих собственных интересах, а в интересах своих детей…

– Вы можете не торопиться с ответом, – турок заставил меня опомниться и оторваться от своих мыслей.

– Я не знаю, можно ли вам доверять…

– Вы можете мне довериться. Я говорю вам истинную правду. Вы не первая, кого я уже отправил наложницей к султану. Все эти девушки отработали положенный срок, заработали деньги и вернулись домой. Если у вас есть проблемы с документами, то по окончании оговоренного срока я помогу вам купить документы и отправлю вас на родину.

– Откуда вы знаете, что у меня проблемы с документами?

– Я догадываюсь. Возможно, я ошибаюсь. Такие проблемы не только у вас, а у многих девушек, которых обманули различные фирмы по трудоустройству.

– Вы хотите сказать, что берете все мои проблемы на себя?

– Я могу решить все ваши проблемы.

– Надо же, вы просто волшебник из сказки. Вы совершенно случайно подсаживаитесь ко мне за столик, совершенно случайно угощаете меня вином, совершенно случайно предлагаете мне баснословные деньги и совершенно случайно, узнав, что у меня нет документов, предлагаете отправить меня домой. Не слишком ли много случайностей?!

– Не думаю. Просто мне показалось, что я появился в нужное время в нужном месте. Обычно я набираю девушек в барах, на танцах, в любых увеселительных заведениях. У меня были девушки из Брянска, из Краснодара, из Казани, из Вологды.

– А из Москвы были?

– Была, но всего одна.

– Наверно, только такая дурная москвичка, как я, могла уехать из столицы на заработки по первому сомнительному предложению. Вы можете поверить, что у меня двое детей?

– Могу.

– Я что, похожа на мать двоих детей?!

– Вы похожи на красивую русскую женщину, а у настоящей русской женщины всегда есть дети. Русские женщины славятся материнством. Я работал с одной девушкой. У нее тоже было двое маленьких детей. Она приехала сюда в поисках работы, и ей посчастливилось встретить меня. В гареме она проработала около четырех месяцев, скопила на квартиру, да и вообще, на безбедную жизнь. Вы поймите, гарем – это маленький рай, где вы ничего не делаете, только отдыхаете и получаете свои деньги.

– Выходит, что в гареме я зарабатываю свои деньги тем, что ничего не делаю?

– Выходит, что так.

– Невероятно. А я и не думала, что такое бывает.

– Если вы согласны, то сейчас мы пройдем медосмотр и, если все у вас окажется в норме, сегодня вечером будем в гареме.

– Какой еще медосмотр? – Я побледнела и вспомнила ту самую экзекуцию, которую Экрам ласково называл медосмотром.

– Тут недалеко. В нескольких километрах отсюда. Для меня очень важно ваше согласие. Так вы согласны?

– Я не знаю, могу ли я вам доверять, – в который раз повторила я и украдкой взглянула на внимательно рассматривающего меня полицейского, стоявшего неподалеку.

– Это ваше право и ваш выбор. Если у вас есть другие варианты, вы можете мне отказать, а если у вас их нет, то мне кажется, что вам лучше всего согласиться.

Обхватив голову руками и просидев так несколько секунд, я взяла пустой бокал из-под вина, но тот выскользнул прямо на пол и разбился на мелкие кусочки.

– Это к счастью, – турок посмотрел на стоящего за стойкой бармена и успокаивающе махнул ему рукой. – Не волнуйтесь, я заплачу.

– Вы считаете, что бокал разбился к счастью?

– Но ведь у вас, у русских, есть такая примета. Если что-то бьется, значит, к счастью.

Встав из за стола, я посмотрела на подсевшего ко мне турка печальным взглядом и тихо произнесла:

– Эх, будь что будет. Я согласна.

Глава 13

Как только я села с турком в такси, я приникла к окну и с ужасом подумала о том, что я вновь поддалась на очередную провокацию. Мне стало по-настоящему страшно. Чем дальше мы отъезжали от стоящих отелей, тем все больше и больше я понимала, что своим согласием я наказала сама себя еще раз.

– Вы сказали, что медосмотр будет совсем рядом, а мы уже отъехали так далеко, – мрачно заметила я.

– Не переживайте. Еще пять минут, не больше. Не надо паниковать. Я не причиню вам зла. Если вы пройдете медосмотр, то вы вернетесь на родину с хорошими деньгами. Не каждой девушке посчастливится попасть в гарем. Поверьте, на вашем месте мечтали бы оказаться тысячи претенденток.

– Мне очень хочется вам верить. Вот только все мы очень часто страдаем из-за своего доверия. Именно из-за него происходят все наши беды. Такие типы, как вы, морочат русским девушкам головы и играют на том, что их задолбала та серая, нищая жизнь, которой они живут. А вы… Вы купили меня только тем, что назвали такую фантастическую сумму.

– Нет, не фантастическую. Это реальные деньги.

Между прочим, для того, чтобы отобрать наложниц в гарем, проводят целые конкурсы, а я предложил вам попасть в него без всякого конкурса.

Повелительным взмахом руки турок показал, что мы наконец приехали, и машина тут же остановилась.

– Если сейчас все пройдет удачно, то уже через несколько часов вы будете в гареме. Поверьте, вы ни о чем не пожалеете. Не каждому человеку удается еще при жизни побывать в раю. У вас есть такое русское слово «халява». Вы наверняка его знаете.

– Знаю.

– Так вот, гарем и есть самая настоящая халява.

– Что-то я не вижу смысла. Неужели султан платит такие деньги только за то, что в его гареме живет столько народу?

– Поверьте мне, платит. Султан – очень обеспеченный человек, и ему важен сам факт, что у него такой большой гарем, состоящий из красивых девушек.

Он хвастается перед своими друзьями и таким образом поддерживает свой престиж. Девушки, которые были в гареме, говорят, что сам султан – любовник никудышный. Он ложится в постель накурившийся и уже ничего не может, – турок улыбнулся и подтолкнул меня ко входу в дом.

– Накурившийся? Он что, наркоман?

– Да нет, он просто курит кальян.

Как только мы зашли в дом, турок оставил меня один на один с пожилой женщиной и сказал мне, что подождет меня в коридоре. К моему удивлению, старуха хорошо говорила по-русски. Оставшись один на один с незнакомой женщиной, я ждала самого худшего и даже подумала о том, что сейчас в дом ворвутся турки и изнасилуют меня по полной программе. Но мои опасения оказались совершенно беспочвенны. Женщина взяла у меня анализ крови, а затем заставила меня раздеться.

Скинув одежду, я почувствовала себя немного неловко, потому что старая турчанка вела себя довольно бесцеремонно и осматривала меня, словно скаковую лошадь.

Она стала больно щупать мне грудь, нажимала на соски и с какой-то прямо-таки яростью раздвигала мои ноги и заглядывала между ними.

– Простите, что вы себе позволяете?!

В этот момент в комнату вошла еще одна турецкая женщина, совершенно не говорящая по-русски, которую старуха представила своей племянницей. Как только их стало две, я засмущалась еще больше и, поняв, что женщины переходят все возможные границы приличия, принялась громко возмущаться.

– Простите, вы что себе позволяете?! У нас медицинский осмотр проводят высококвалифицированные врачи, которые не позволяют себе таких вольностей, как вы!

– Для гарема провожу медосмотр я, – злобно пробурчала пожилая женщина и жестом приказала мне сесть на гинекологическое кресло.

– Но ведь вы не врач?

– Я врач.

– У врача должны быть белый халат и резиновые перчатки.

– Я врач, – пожилая турчанка была непреклонна и заставила меня полностью ей подчиниться.

Внимательно осмотрев мой лобок, старуха укоризненно покачала головой и послала свою племянницу за какой-то смесью.

– У вас очень много волос…

– Я не брила их целую неделю… У меня не было возможности. Мне кажется, что так очень даже естественно.

– Тебя не пустят в гарем. Тебе необходимо сделать эпиляцию.

– У вас есть для этого соответствующее оборудование?

– Нет. У нас нет никакого оборудования. Я использую старый проверенный метод, который не нарушает истинного запаха тела.

– А чем пахнет истинное тело?

– Истинное тело пахнет молоком и медом. Хорошо, что у тебя нет волос на ногах и спине, а то с тобой пришлось бы очень долго возиться.

Увидев, что племянница несет в железной миске какую-то гремучую смесь, воняющую горелым, я сжалась и спросила испуганным голосом:

– Что это такое?

– Это смесь из сахара и яичных белков. Сейчас я намажу ее на твои волосы.

– Скажите, а это больно?

– Потерпишь. Если ты хочешь попасть в гарем, то ты должна научиться терпеть.

Намазав гремучую смесь на мои волосы, турчанка потерла вспотевшие ладони и приложила к лобку салфетку.

Я сидела ни жива ни мертва и с ужасом ждала, что же будет происходить дальше. В тот момент, когда племянница вцепилась в мои руки, я поняла, что сейчас мне станет по-настоящему больно. Так оно и оказалось. Нечеловеческая боль пронзила меня насквозь. Турчанка дернула мою салфетку с такой силой, что мне почудилось, будто вместе с салфеткой она содрала с моего лобка кожу. Я закричала что было сил, а затем потеряла сознание….

Я не помню, когда я очнулась, но, как только я почувствовала, что могу двигаться, я с трудом слезла с гинекологического кресла и от дикой боли внизу живота зарыдала в голос.

– Да пошли вы к чертовой матери вместе со своей эпиляцией и со своим гаремом! Дикари! За такую эпиляцию у нас в России вам бы руки-ноги повыдергивали и посадили в тюрьму за истязание!

Турчанка даже не пыталась меня успокоить.

Подойдя ко мне вплотную, она похлопала меня по плечу и сказала:

– У тебя очень хорошие анализы. Никакой инфекции нет. Пока ты была без сознания, я все проверила. Тебя можно в гарем. Ты не принесешь туда никакой заразы. Но мне не понравилось, что ты потеряла сознание. Это говорит о том, что ты слишком слабая. Женщина должна быть сильной и ничего не бояться. А вот то, что ты так кричала, это хорошо: значит, ты не холодная, а горячая.

В гареме не нужны холодные женщины. Вообще-то турецкие мужчины любят, когда женщины ведут себя как рабыни и молчат, но не всегда. Бывают такие моменты, когда женщина должна говорить… Я имею в виду, говорить на языке секса…

– Да пошла ты! Я уже ничего не хочу! Выпустите меня отсюда! – крикнула я турчанке и решительно направилась к выходу.

На самом выходе я столкнулась с моим «благодетелем» и чуть было не сбила его с ног. Именно он затащил меня в этот ад, и мне захотелось незамедлительно на нем отыграться.

– Послушай, эй ты, хрен моржовый. Я даже не знаю, как там тебя зовут. Экрам, наверно.

– Откуда вы знаете мое имя? – не на шутку обрадовался турок. – Я же не успел вам представиться. Меня и в самом деле зовут Экрам.

– А я умею читать по лицам. У тебя на роже написано, что ты Экрам. Вас, сутенеров, всех Экрамами зовут. Вас с детства убивать надо. Сразу, как только вы появляетесь на свет. Спасибо тебе за прекрасно проведенный медосмотр. Мне твой гребаный гарем и даром не нужен! А теперь отвези меня, пожалуйста, туда, где ты меня снял! Найди другую дуру для таких дел! Вы ж нас, русских баб, за дур держите! Пользуетесь тем, что в нашей стране хорошо живут только те, кто ворует, и тем, что нашим молодым женщинам заработать нормальные деньги практически негде. А пожить по-человечески всем хочется… Вот вы этим и пользуетесь.

Только конченые гады типа тебя могут пользоваться женской слабостью. Настоящие мужчины никогда до этого не опустятся. Вы не имеете права плохо относиться к женщинам, потому что вы сами произошли от женщин.

– Как вас зовут? – перебил меня турок.

– Какая тебе разница?! – рявкнула я.

– Я задал вам вопрос и не получил на него ответа. Мне кажется, что это очень даже невежливо.

– Светлана.

– Светлана, прекратите, пожалуйста, паниковать. Вы прошли медосмотр.

– А чего мне это стоило?! Какая-то грязная, вонючая турецкая баба трогала меня своими годами не мытыми руками и хлопала по бедрам!

– Не нужно так относиться к нашим женщинам.

– Можно подумать, ваши женщины относятся к нам по-другому.

Увидев, что неподалеку от меня появилась та самая старуха, что проводила медосмотр, я не на шутку испугалась и подумала о том, что могу поплатиться за свои слова. Сложив руки на груди, я умоляюще посмотрела на еще одного Экрама и прошептала:

– Ну что, уходим отсюда?

– Уходим.

Турок сунул старухе в карман несколько долларовых купюр и вывел меня из этого дома.

– Так вы еще не передумали насчет гарема?

– Нет. Если больше не будет никаких медосмотров.

– Медосмотр закончился. Я очень переживал за результаты. К счастью, они оказались хорошими. Вас можно поздравить.

– С чем?

– С результатами, конечно, с чем же еще. Теперь мне осталось доставить вас в гарем. Я уверяю вас, вы будете жемчужиной гарема. Вы будете его бриллиантом, его сокровищем. Вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивы?

– Муж говорил, когда я молодая была.

– Да разве вы старая?

– Мой муж ушел к совсем юной…

– Ваш муж был не прав.

Я улыбнулась грустной улыбкой, и турок не мог этого не заметить. Как только мы вновь сели в такси, он похлопал меня по плечу и произнес дружелюбным голосом:

– У вас очень грустная улыбка. Но ничего, пройдет несколько дней, и у вас будет именно та улыбка, которая была у вас раньше. У вас будет улыбка счастливой, хорошо выглядящей женщины. Я уверен, что вам очень понравится в гареме. Вы почувствуете власть султана над вами, и я думаю, эта власть вам придется по душе. Некоторые мужчины любят, когда над ними властвуют женщины, но это не правильно. Женщина должна быть в настоящей мужской власти, и только эта власть пьянит и притягивает. Вы ощутите это сразу, как только окажетесь в гареме.

Дальше все происходило, словно во сне. Подъехав к небольшой вертолетной площадке, мы сели в вертолет и полетели в сторону моря. Я сидела ни жива ни мертва и рассматривала Турцию с высоты птичьего полета. В глубине души мне было страшно от того, что я согласилась на подобную авантюру, но процесс, как говорится, пошел.

Где-то там, далеко, остались мои любимые дети, которым, «посчастливилось» родиться у такой непутевой матери, как я… Моя мама, мой предательски сбежавший от меня муж и моя так круто поменявшаяся жизнь…

Увидев скалистые горы, покрытые многочисленными карликовыми соснами, я мысленно перекрестила похороненную в них вечную хохотушку Ленку и такую юную, но уже жестоко наказанную собственной судьбой Нику.

Если бы Ленка знала, куда я лечу… Если бы она только знала… Интересно, как бы она восприняла эту новость?

Посчитала бы меня сумасшедшей или, наоборот, согласилась с тем, что при таком ужасном раскладе риск просто необходим, что это действительно шанс.

Увидев роскошный дворец, возвышающийся на острове посреди моря, я потерла глаза, не в силах поверить в реальность происходящего.

– Это что, сказка? – спросила я в тот момент, когда вертолет начал садиться прямо на воду.

– Я же вам говорил, что вы попадете в рай. Наверно, это и есть сказка.

– Да, из «Тысячи и одной ночи». Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что такое существует наяву, я бы никогда не поверила. Но теперь… Теперь я вижу все своими глазами…

– У султана большая коллекция девушек, но, поверьте, вы будете самой красивой из них.

– А какое отношение к султану имеете вы?

– Я состою у него на службе. За каждую наложницу я получаю деньги. За вас мне тоже неплохо заплатят.

Как только мы попали в восточную сказку, моему взору предстал дворец вроде тех, что Хоттабыч подарил своему спасителю Вольке. Вокруг цвели зеленые сады с яркими цветами, журчали фонтаны с подсветкой, шумели декоративные водопады с прозрачной, как стекло, водой.

Но больше всего меня впечатлили невероятно красивые клумбы с райскими цветами, которых я раньше никогда не видела, разве что на картинках в той же книге «Тысяча и одна ночь». На этих цветах сидели диковинные птицы и выводили удивительно нежные трели… а между клумбами ходили важные павлины, распуская при этом свои пышные радужные хвосты. Со всех сторон дворец украшали мраморные статуи различных богов и сказочных персонажей, выдуманных народом, а многочисленные резные окна с точно такими же резными ставнями были выложены византийской мозаикой.

– Что это, рай? – Я посмотрела на идущего рядом со мной турка и почувствовала, как от всего этого великолепия у меня закружилась голова. – Скажите, мы не спим?

– Нет. Мы во дворце султана, – совершенно спокойно ответил турок. Поскольку он ничему не удивлялся, я сделала вывод, что в этом дворце он был довольно частым гостем и волшебная сказка стала для него обыденностью.

– А вот и гарем, – турок показал мне в сторону многочисленных девушек, сидящих на низеньких восточных скамейках, купающихся в дивном озере или просто прогуливающихся по саду.

– Кто эти девушки?

– В основном наложницы. Не волнуйтесь. Вы будете самая красивая. Вот увидите.

– Я не стремлюсь быть самой красивой. Тем более я вижу тут девушек намного красивее себя.

– Вы не правы. В вас есть что-то такое… Вы по-своему притягательны… У вас свежее лицо…

– А разве у этих девушек не свежие лица?

– Они какие-то одинаковые… Вернее, нет. Они какие-то равнодушные…

В свой гарем султан набрал красавиц со всего света. Это были европейки, азиатки, мулатки, негритянки и даже кореянки. Правда, преобладали все же восточные девушки.

– А мы идем прямо к султану? – Я критически оглядела себя и подумала о том, что я могу не понравиться хозяину и тогда, скорее всего, он прикажет отвезти меня обратно.

– Нет. С хозяином вы познакомитесь намного позже.

– Тогда куда же мы идем?

– Я отведу вас к женщине, которая управляет гаремом. Она на вас посмотрит, а затем поселит в отдельные апартаменты.

– Каждая девушка в гареме живет в отдельной комнате?

– Совершенно верно. У каждой девушки здесь своя комната. Она очень хорошо обставлена, и в ней есть все, необходимое для нормальной, комфортной жизни.

Я встречусь с вами ровно через месяц. Ровно через месяц в этот день вы скажете мне свое решение: остаетесь ли вы в гареме еще либо я отдаю вам деньги и отправляю вас на родину.

Мы шли к управляющей, а мимо нас все прогуливались и прогуливались девушки, которые рассматривали меня с нескрываемым любопытством.

– А здесь все девушки живут подолгу?

– Кто как. Но почти все они согласились приехать всего на месяц, а затем оставались. Кто на два, кто на три, кто на полгода, а некоторые даже на год.

– Господи, и как же султан с ними со всеми спит? Ведь вы, кажется, говорили, что любовник из него неважный.

– Совершенно верно. Я тут как-то разговаривал с одной девушкой из Югославии. Она пробыла в гареме четыре месяца и была приглашена султаном на ночь всего один раз.

– Всего один раз?!

– Да.

– А какой интерес султану держать ее в гареме?

– Я же вам уже объяснял, что интимная сторона жизни для хозяина совсем не главное дело. Главное – престиж и количество. Вам этого не понять. На Востоке свои законы и свои понятия. Но зато почти каждый вечер хозяин собирает всех своих девушек. Он любит ужинать в их окружении, а особенно танцевать. Каждая девушка наряжается и старается понравиться хозяину во время танца. Но он выбирает одну из них, и именно с ней он проводит ночь, а может, и не ночь, а всего несколько приятных минут.

– Какая прелесть, – откровенно съязвила я, а сама подумала: «Чудные они все-таки люди, эти султаны. Платить деньги девушке фактически ни за что. Наши мужчины с трудом содержат всего одну женщину, а некоторым даже и такое не под силу. Это же какие несметные богатства надо иметь!»

– И чем тут занимаются девушки? – возбужденно расспрашивала я турка, дружелюбно улыбаясь любопытным девицам.

– Они тут живут, – коротко, но понятно ответил турок.

– У нас есть женские монастыри, – заметила я. – Там, конечно, условия намного хуже. У нас там тоже живут девушки и женщины, только они работают от зари до зари.

– Работают? – заинтересованно спросил турок.

– Ну да. Стряпают, ходят за скотиной и, не разгибая спины, трудятся на огороде.

– Это ужасно.

– Что ужасно-то?

– Ужасно, когда женщины работают. Женщины не созданы для работы. Для этого есть мужчины.

– Если бы наши мужчины так рассуждали, тогда бы у нас вся жизнь пошла совсем по-другому. – Я вздохнула и подумала, что если бы я рассказала кому-нибудь из своих знакомых о том, где я побывала и что видела, то мне никто бы не поверил, и немудрено.

– Тут есть современный кинотеатр.

– Кинотеатр?

– Да. По вечерам в нем показывают различные фильмы. Правда, чаще всего эти фильмы идут на турецком языке, но их с удовольствием смотрят и европейские девушки, которые совсем его не знают. Может, и правду говорят, что по-настоящему хорошему фильму не нужен перевод. Этот дворец вообще напичкан современной лазерной видео– и стереоаппаратурой. Тут даже есть такая аппаратура, которая еще и не появилась в магазинах.

Несмотря на то что здешний султан большой любитель старины, он очень любит современную технику и бывает на разных выставках новейших технологий во многих странах мира.

Подойдя к зданию дворца, я увидела стоявшего у самого входа мужчину, который сверлил меня любопытным взглядом.

– А откуда в женском царстве мужчины? – Я поздоровалась с незнакомцем и отметила про себя, что у него очень даже хорошее, накачанное тело. Такое тело невозможно иметь, не занимаясь на тренажерах. Это значит, что здесь непременно есть тренажерный зал.

– Это евнух.

– Евнух?!

– Конечно. На территории гарема из мужчин могут находиться только евнухи. Все султаны большие собственники, и они не позволят поделиться с кем-нибудь тем, что имеют. Девушки должны мечтать о ночи с султаном и очень долго к ней готовиться, а на других мужчин им даже смотреть нельзя. Кроме евнухов, потому что это не мужчины.

– Надо же, какой султан у вас предусмотрительный.

– По-настоящему богатые люди всегда предусмотрительны. Если они не будут предусмотрительны, у них не будет денег.

Пройдя мимо евнуха, мы спустились в помещение, напоминающее подвал, и зашли в какую-то дверь.

Навстречу нам вышла тучная женщина совершенно непонятной национальности и довольно властно взяла меня за руку.

– Кто это?

– Это Раиса. Она управляющая. Ты обязана ей во всем подчиняться, слушаться ее и не перечить.

– Это та русская, насчет которой ты звонил? – Раиса оглядела меня с ног до головы и одобрительно кивнула. – Ты был прав. Она и вправду очень хороша. Надеюсь, султан останется доволен.

Попрощавшись, турок пообещал приехать ровно через месяц и удалился из комнаты.

Оставшись один на один с Раисой, я села на стул и стала наблюдать за тем, как она принялась заполнять какую-то тетрадь.

– Ты откуда приехала?

– Из России.

– Это понятно, что не из Турции. Из какого города?

– Из Москвы.

– У нас была одна москвичка года два назад.

– А где она сейчас?

– Уехала домой.

– А сейчас у вас есть кто-нибудь из России?

– Сейчас нет, но у нас есть три румынки и две чешки. Несколько русских и украинских девушек есть у другого султана, на соседнем острове. А в нашем гареме ты будешь единственной русской. Ты замужем?

– Нет, – покачала я головой. – А что, разве тут могут быть замужние девушки?

– Конечно, если эти девушки наложницы, а не жены султана. Кстати, та девушка из Москвы была матерью двоих детей. Она приехала на заработки. Ее дети голодали. У нее не было мужа. Ваши мужчины такие безответственные…

– У меня тоже двое детей, и они тоже почти голодают…

– У тебя двое детей?!

– Да.

– Но у тебя фигура нерожавшей девушки… Та москвичка была намного крупнее.

– Я не знаю… У меня просто конституция такая.

– Ты уже хоть немного, но познакомилась с гаремом. Ты видела, что тут очень много девушек?

– Видела.

– Так вот, каждая из этих девушек мечтает понравиться султану и стать его любимой наложницей, потому что султан одаривает своих любимых жен и наложниц драгоценностями и чаще других зовет к себе на ночь.

Поэтому я хочу, чтобы ты запомнила одно простое правило. В гареме вообще никогда не должно быть никаких ссор или конфликтов. Женщина в гареме обязана не разжигать конфликты, а, напротив, уметь их гасить. Если я узнаю, что какая-то из вас устроила скандал, в чем-то кому-то не уступила или сознательно создала конфликтную ситуацию, я лишаю такую женщину тех денег, которые она должна заработать в конце месяца, и перевожу ее из наложниц в прислуги. Тогда для нее заканчивается райская жизнь, и скандалистка начинает работать. Мыть комнаты, туалеты, помогать на кухне… Так что ты не думай, что у нас все гладко. У меня есть разжалованные девушки, которые работают с утра до ночи и отрабатывают оговоренный срок нахождения в гареме совершенно бесплатно.

Но знай, что без вины не бывает виноватых. Я никого не наказываю просто так, никогда не придираюсь и не провоцирую… Я наказываю лишь в экстренных случаях, только тогда, когда понимаю, что девушка совершенно не дорожит своим положением и не хочет понимать того, где она находится. Тебе все ясно?

– Да.

– Я не очень люблю русских девушек.

– Почему?

– Потому что русские женщины чересчур независимы и многие из них относят себя к феми…

– К феминисткам, – подсказала я.

– Точно. К феминисткам. В гареме не должно быть таких женщин. Правда, та русская была очень хорошая и скромная девушка. Мне не хотелось с ней расставаться. Я предлагала ей продлить контракт, но она очень сильно скучала по детям и решила вернуться домой. Правда, я сказала, что здесь ее второй дом и она может вернуться сюда в любое время. Если, конечно, она останется интересна султану. Если она не подурнеет, не постареет, ничем не заболеет и не изменит своих убеждений и взглядов, а это значит, не станет этой, как ее?..

– Феминисткой.

– Не станет феминисткой. Говорят, что сейчас такое движение идет по всему миру. В нем участвуют совершенно сумасшедшие женщины, которые не хотят слушать мужчин и подчиняться им. Такие женщины пугают… Я не понимаю, почему это движение не запретят.

Я почесала затылок и ответила, не задумываясь ни минуты:

– Потому, что не каждому мужчине можно подчиняться. Не все же мужчины такие, как ваш султан. У нас есть такие мужчины, которых не только нельзя слушать – прислушиваться к ним и то ни к чему. Их вообще нельзя воспринимать всерьез. Они заведут в такие дебри, что уже никто не поможет… Есть мужчины, которые, наоборот, живут женским умом и слушают женщин. Без женского разрешения они не могут сделать даже и шага. Все мужчины разные… Не все же мужчины такие состоятельные, как ваш султан. После перестройки у нас появилось очень много альфонсов и неудачников. Все они ищут женщину побогаче и норовят взвалить свои проблемы на ее хрупкие женские плечи, обвиняя ее при этом во всех своих мыслимых и немыслимых грехах. А бывает и так, что если женщина удачлива и успешна, то мужчина, находящийся рядом с ней и не сумевший себя реализовать, очень часто начинает ее подавлять и приписывать этот успех себе. Мол, если бы не я, то у тебя бы ничего не было. Как можно слушать подобное? Естественно, женщина терпит-терпит, кормит-кормит такого мужчину, молча слушает, как он бьет себя в грудь и хвалится друзьям о своих мнимых успехах, а затем берет, скидывает такого мужчину к чертовой матери, спокойно вздыхает, продолжает вкалывать дальше и становится феминисткой. И немудрено после такого-то опыта.

Я замолчала, но затем подумала и продолжила:

– Вот я слушала своего мужа почти десять лет. В результате осталась одна с двумя детьми. Так что не надо пугаться феминизма. Женщины приходят к нему не сразу, а после долгих и мучительных выводов, которые они делали исходя из своего прошлого. Феминистки – это не разочарованные в мужчинах женщины, это просто женщины, которых когда-то очень сильно обидели мужчины… Такие женщины решили жить самостоятельно, без мужчин… Они нашли в себе силы отказаться от того, что приносило им обиды и неприятности… Они поняли, что они сильнее, умнее, выносливее и человечнее…

– Я не хочу слышать таких суждений в гареме, – резко перебила меня Раиса. – В гареме женщина должна молчать, не скандалить, не иметь своего мнения, боготворить и любить султана… Она должна повиноваться, соглашаться, быть безропотной, смотреть на своего хозяина глазами, полными обожания, выполнять все его прихоти, причем интимные тоже. Женщина, живущая в гареме, славится своей безотказностью и безропотностью и особой сексуальностью. Если за этот месяц султан выберет тебя на ночь, то ты должна знать, как ублажить своего хозяина. Ты знаешь, что, по мусульманским законам, близость между мужчиной и женщиной происходит только в кромешной тьме?

– Нет, – покачала я головой.

– Так вот, ты должна это знать. Темнота будет такая, что вы даже не увидите лиц… Запомни это. А также запомни: что бы ты ни делала и как бы ни заискивала перед хозяином, во время оргазма мужчина должен находиться сверху. Это мусульманские законы, и никто не вправе их отменить. Перед близостью ты примешь отвар местных трав. Эти травы действуют подобно успокаивающим наркотикам. Они расслабляют и одновременно вызывают огромное сексуальное желание. Ты должна соблазнить и удивить хозяина. Показать ему что-то такое необычное, чтобы он завелся. И знай, что хозяина очень тяжело удивить. Он видел слишком много женщин. Намного больше, чем ты думаешь, и каждая из них мечтала чем-нибудь его удивить. Бывали случаи, когда он выбирал себе наложницу, а затем отказывался провести с ней ночь. Когда он ложился с ней рядом, у него пропадало всякое желание спать с этой женщиной. Пускай в ход все свои сексуальные познания и выполняй их с особой нежностью. Одна девушка была его любимой наложницей только потому, что она, когда султан ложился на спину и закрывал глаза, довольно искусно ласкала его член своими вьющимися волосами. Хозяин получал оргазм и буквально засыпал эту девушку драгоценностями. Когда она уехала домой, у нее было целое состояние. Она несколько раз возвращалась опять и вновь была самой любимой и желанной наложницей султана.

Правда, в последний раз я не приняла ее в гарем. Она стала слишком много пить и курить анашу. Поэтому она стала плохо выглядеть и потеряла свою былую привлекательность. Я закрыла ей вход в гарем и не знаю, как сложилась ее дальнейшая судьба. Многие девушки пытались последовать ее примеру и пробовали ласкать член хозяина своими волосами, но у них ничего не получалось. Они не вызывали у хозяина никаких чувств, кроме раздражения. Он прогнал их прочь. Наверно, у той девушки были какие-то особенные волосы. Нежные-нежные… Султанам нравятся европейки. Они изысканные в постели и горячие, а еще они вкладывают в секс душу.

Восточные женщины совсем другие. Они холодные, и у них отсутствует темперамент. Только смотри не переборщи с темпераментом. Ни в коем случае не веди себя в постели, как проститутка. Султан может провести ночь с проституткой в другом месте, но только не в гареме.

В гареме должно быть чисто, и здесь должны быть только чистые женщины. В гареме нет и никогда не было проституток. Здесь есть только наложницы по контракту.

Тебе уже, наверно, говорили, что чем больше у султана в гареме женщин, тем выше его престиж. Особенно престижно иметь в гареме белых женщин. Белые наложницы говорят о богатстве хозяина и вызывают зависть у его друзей.

– А хозяин никогда не делится наложницами со своими друзьями? – неожиданно сама для себя спросила я.

– Ни в коем случае, – Раисе явно не понравился мой вопрос. – Хозяин – большой собственник, и он никогда и ни с кем не поделится своей собственностью. Поделиться своей наложницей для него – все равно что дать почистить зубы своей зубной щеткой. И еще запомни: хозяин практически не разговаривает со своими наложницами.

Поэтому и не пытайся его разговорить. Восточные мужчины любят молчаливых женщин. Они редко разговаривают с женщинами, да и то преимущественно с женами. Так что не пытайся вызвать султана на разговор. Ты вызовешь у него только ненависть. Женщина в гареме должна молчать. Ты должна знать, что твой хозяин очень честный и очень порядочный человек и тебе повезло, что ты попала именно в этот гарем.

– А что, есть нечестные султаны?

– Как и все люди, султаны могут быть как честные, так и нечестные. Некоторые султаны делают из своих девушек рабынь, и они живут в гареме годами, а иногда даже их дарят своим друзьям или близким. Повторяю, тебе повезло. А теперь пошли, я поселю тебя в твои апартаменты.

Моя комната превзошла все мои ожидания. В ней было все, что требовалось для комфортной жизни. Дойдя до шикарной кровати, я упала животом вниз, уткнулась лицом в подушку, пахнущую какими-то упоительно ароматными травами, и постаралась поверить в реальность происходящего…

Глава 14

Именно так, мой дорогой читатель, я стала наложницей гарема. Хотя признаться честно, мне до сих пор не верится, что это не сон, что я уже давно не сплю, а живу… живу в раю, живу в нереальном раю… Слушаю пение птиц, бережно срываю красивые цветы и ставлю букеты к себе в комнату, гуляю в саду и… с какой-то особой тоской смотрю на море… Я познакомилась с несколькими европейскими девушками, которые худо-бедно знали с десяток русских слов, и мы хоть как-то могли общаться.

От девушек я узнала, что здешний султан очень красивый, привередливый и очень властный мужчина. Он может одарить женщину изысканными драгоценностями, а может запросто ее унизить. Ему было под пятьдесят, он был сказочно богат не только деньгами, но и своими многочисленными женами и наложницами. Девушки, которые провели с ним ночь, говорили, что султан ложится в постель очень сильно обкуренный и у него мало на что хватает сил. Он немного грубоват, неуклюж на первый взгляд и совсем не сексуален.

Первая неделя, проведенная в гареме, пролетела как один день. Я очень много спала, ела разные фрукты, вкусные восточные блюда, отдыхала, купалась в озере и по большому счету довольно неплохо себя чувствовала, если не брать во внимание те ночные часы, когда я размышляла о детях, оставленных на попечении моей матери.

На моих щеках появился румянец. Лицо стало свежим и отдохнувшим, а под глазами исчезли мешки и синие круги. Временами мне казалось, что я уже умерла, что сейчас я в раю и что уже никогда в жизни я не вернусь назад и не увижу своих близких, которые с нетерпением ждут моего возвращения. Весь остров был окружен морем, и я никак не могла связаться с большой землей. Я хотела обратиться к Раисе и попросить ее дать мне возможность позвонить в Москву, но девушки посоветовали мне этого не делать, потому что Раиса была непреклонна и категорически запрещала девушкам общаться со своими родственниками.

Восточные девушки-наложницы открыто показывали свое презрение к европейкам и всячески старались спровоцировать их на конфликт. В таких случаях я всегда отходила в сторону и воспринимала такую провокацию как данность. Я убегала от конфликта любыми способами, и, даже когда мне хотелось крыть на чем свет стоит, я пересиливала себя и проходила молча, потому что догадывалась о том, что такие скандалы устраивались умышленно, для того чтобы перевести кого-нибудь из наложниц в разряд служанок.

Посетив тренажерный зал, я вновь встретилась с красивым евнухом и залюбовалась тем, как упорно и целенаправленно он качает свое тело. Заметив мой взгляд, молодой мужчина (если его можно так назвать) улыбнулся и сказал с сильным акцентом:

– Здрасте.

– Здравствуйте.

– Вы хочешь заниматься?

– Я даже не знаю. Я никогда не пробовала.

– Приходи. Я буду учить. Я знаю, как качать тело. У тебя очень красивый тело, но его надо поддерживать. Что именно ты хочешь накачать?

Я немного смутилась и опустила глаза.

– Я даже не знаю. Качать плечи и руки мне ни к чему. Я не люблю, когда у женщины накачаны руки. Я бы подкачала ягодицы. Я дважды рожала, и мне кажется, что они у меня немного висят. Я хочу, чтобы они были упругими, точно такими, как до родов. Еще мне показалось, что на моих бедрах уже появилась «апельсиновая корка». Правда, говорят, что она совсем не зависит от возраста и может появиться даже с восемнадцати лет…

– Не переживай. Твои проблемы – это пара пустяк. Все это можно очень легко сделать. Я бы помог, если ты не будешь противиться.

– Спасибо. Я была бы тебе очень признательна.

– Тебя как зовут?

– Меня? Светлана.

– А меня Зия. Придешь завтра на тренировка?

– Приду.

– Я буду ждать.

– Тогда до завтра.

Я улыбнулась и помахала своему новому знакомому рукой…

Этот вечер был особенный. По гарему пошли слухи, что у султана сегодня какой-то торжественный день и вечером будет настоящее веселье с восточными танцами, угощением и даже самым настоящим фейерверком. Раиса приказала всем наложницам нарядиться в восточные одежды и бросила в мою сторону долгий и озадаченный взгляд. По этому взгляду я поняла, что сегодня хозяин должен выбрать меня и что я не должна его разочаровать.

Я намазалась с головы до ног различными притираниями, которые заботливо дала мне Раиса, надела прозрачное платье прямо на голое тело и, покрутившись у зеркала, стала расчесывать волосы. Посмотрев на свое отражение, я грустно улыбнулась и подумала о том, что сейчас бы, наверно, меня не узнала даже родная мать.

Как только ритуал прихорашивания закончился, я вздрогнула и посмотрела в сторону открытого балкона.

На моем балконе стоял Зия и смотрел на меня как завороженный.

– Зия?! – От удивления я даже раскрыла рот. – Ты?

– Не ругай меня. Я просто пришел тебе напомнить про тренировку. Мы не договорились на время. Который час придешь?

– Который час? Десять. Давай десять часов утра.

Мой балкон находился на первом этаже, поэтому Зия попал на него без особого труда. И все же кто-то из девушек мог увидеть, как Зия на него заходил, а это означало, что у меня могут быть определенные неприятности.

– Зия, а тебя кто-нибудь видел?

– Нет. Меня никто не видел. Не переживай. Я осторожен. Я не подвел. Ты очень красива.

– Спасибо.

Я слегка покраснела и поправила платье.

– Ты очень сексуальна.

– Спасибо, – вновь улыбнулась я.

– Сегодня твоя ночь.

– Как это?

– Сегодня твоя ночь с султаном, – объяснил мне Зия.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю обо всем, что творится в гареме. Сегодня твоя ночь.

– Надо же, а я и не знала.

– Об этом все говорят.

– Тут как в деревне. Все всё знают.

– Завтра десять тренажерный зал, – Зия послал в мою сторону печальную улыбку и вскоре исчез.

Остались только открытая дверь и пустой балкон…

Посмотрев на часы, я поняла, что пора идти в зал, и, прикрыв балконную дверь, пошла туда, где уже собрались девушки.

Играла восточная музыка, девушки выходили по одной танцевать, а через несколько минут после начала торжества появился султан в окружении нескольких женщин. По глазам стоявшей в углу Раисы я поняла, что эти женщины – жены султана. Султан прилег на расшитые золотом подушки, взял в руки гроздь винограда и принялся медленно откусывать по одной виноградинке. Его жены сели вокруг него и начали заботливо поправлять полы его халата. Господи, какую же надо иметь выдержку, чтобы сидеть рядом со своим мужем и гадать, кого же он пожелает выбрать себе на ночь… Что это, слепая любовь или отчаянное самопожертвование во благо человека, называемого супругом? Наверно, второе, потому что даже самая большая любовь не сможет выдержать ежедневное испытание изменой.

Музыка все играла и играла, а девушки выходили по одной и полностью растворялись в мелодии, полной неги. Я никогда в жизни не танцевала восточные танцы, но, когда наступила моя очередь, я вышла в центр зала и отдалась этой дивной музыке. Я отдалась ей так же, как женщина отдается мужчине. Смело, без оглядки назад, совершенно не думая о том, что ждет меня впереди.

Ощутив на себе заинтересованный взгляд султана, я почувствовала, как у меня загорелись щеки, и, посмотрев в самую даль зала, увидела, что, кроме хозяина, на меня внимательно смотрит Зия. Он был одет в обтягивающие джинсы и легкую шелковую рубашку, которая подчеркивала все достоинства его накачанной фигуры.

Я делала вид, что танцую перед хозяином, но на самом деле я танцевала перед тем парнем, который стоял в тени этого зала и буквально пожирал меня глазами. Я не хотела думать о том, что он евнух, и представляла прикосновения его тела, вспоминала, как сильно он смутился, когда увидел меня в тренажерном зале.

…Я больше не думала про очередность и про то, что мне уже пора остановиться, потому что другие девушки ждут своей очереди… Я просто слышала музыку – дивную, чудную музыку. И этот хозяйский жест – продолжать танцевать и ни в коем случае не останавливаться…

Я продолжала… и чувствовала, как на мои глаза накатываются слезы. Я вдруг подумала о том, что потеряла в этой жизни что-то очень важное… Я потеряла любовь… которая мне стоила всего, буквально всего, что я имела, что налаживала годами. И теперь я никогда не позволю себе расслабиться и не потрачу на это странное существо, называемое мужчиной, самое дорогое, что у меня есть, – свою душу. Я вспомнила свою первую брачную ночь. Как Костик примчался ко мне с огромным букетом цветов и похвастался мне, что на этот букет он заработал сам, что он уже начал зарабатывать и больше не клянчит деньги у родителей… Мы прикоснулись друг к другу ладонями, и из них высеклись искры. А затем… Затем я почувствовала его объятия… Они были такие нежные, страстные и одновременно властные… Я кинулась в этот омут, омут любви, и почувствовала, что никакая сила не сможет вытащить меня оттуда. Сладкая судорога пробежала по моему телу, и мне хотелось только одного – чтобы эта судорога длилась вечно. Я хорошо помню его тело. Оно было такое же красивое, как и у этого евнуха, взирающего на меня из самого конца зала. В этом смуглом теле с сильными, накачанными ногами было столько величественной природной красоты, что, глядя на все это, хотелось заплакать от восторга. В тот момент Костик мне казался таким взрослым и таким отважным, что я чувствовала себя ребенком, юной Лолитой, такой хулиганистой, дерзкой, ослушавшейся родителей и потерявшей голову… Костик пробовал мое тело на вкус, и я ощущала его язык. Он был такой непослушный и такой настойчивый… Костик еще тогда сказал мне, что у меня удивительно вкусное тело и что он хочет впитывать его запах и пробовать его на вкус каждый день. И он с жадностью слизал струйку пота, стекающую с моей шеи… Господи, как давно это было, а кажется, что это было совсем недавно… Сколько счастливых, совместно прожитых лет пролетело с той самой ночи… Вернее, не так – сколько несчастных, совместно прожитых лет пролетело с той самой ночи…

…Музыка закончилась. Я опомнилась и остановилась.

Кто-то громко хлопнул в ладоши несколько раз. Я подняла голову и увидела, что это хозяин.

В тот момент, когда я присела вместе с другими девушками за стол и веселье продолжилось, ко мне подошел слуга и с особой гордостью сообщил мне, что хозяин хочет меня сегодня видеть на своем ложе. Я покраснела как вареный рак, опустила глаза и робко кивнула головой.

А затем я подняла голову и стала глазами искать своего друга-евнуха, но его нигде не было. Его вообще нигде не было. Через несколько минут ко мне подошли две служанки и увели меня в комнату для приготовлений. Раздев меня догола, они посадили меня в ванну с какой-то удивительной разноцветной пеной. Затем положили на кушетку и стали втирать в мое тело различные, вкусно пахнущие масла. Когда все закончилось, они вплели в мои волосы диковинные цветы, сделали макияж и дали кружку с травяным чаем. Как только они удалились, в комнату вошла Раиса и надела мне на шею красивое ожерелье из множества мелких переливающихся камешков.

– Что это? – удивилась я.

– Ожерелье.

– Я понимаю, что ожерелье. Но зачем мне оно?

– Только не думай, что это подарок. Пока ты еще не заслужила никаких подарков. Подарки надо уметь заработать. Это ожерелье… Как это у вас в России называется?

– Напрокат.

– Правильно, напрокат. Это ожерелье надевает любая наложница, приходящая на ночь к султану. Это его желание… А мы, женщины, обязаны выполнять все желания своего хозяина и во всем ему подчиняться. Ты готова?

– К чему?

– К встрече с султаном.

– Готова, – пробормотала я.

– Тебе страшно?

– Я даже не знаю… Все как-то нереально. Гарем… Султан… Мне кажется, я просто сплю…

– Нет, ты не спишь. И сейчас ты не должна спать. Сейчас твой шанс понравиться султану, и ты не должна его упустить. У тебя, детка, есть все возможности стать любимой наложницей. Постарайся их хорошенько использовать. Если ты понравишься султану и он выберет тебя еще раз, ты выберешься из нищеты и твои дети перестанут голодать. Запомни, хозяин очень богат, и он любит одаривать щедрых в сексе девушек. Ты запомнила все, чему я тебя научила?

– Все.

– Тогда счастливой тебе ночи.

Раиса взяла меня за руку и повела в спальню. В тот момент, когда мы шли по длинному и просторному коридору, выполненному в старинном стиле, я почувствовала, как сильно забилось мое сердце, и тихо спросила:

– Раиса, а можно я буду посещать тренажерный зал?

– Посещай, – безразлично ответила Раиса. – Ты сейчас не о том думаешь.

– Я познакомилась там с мужчиной по имени Зия.

– Он евнух.

– Он хочет меня тренировать.

– Пусть тренирует.

Раиса остановилась, пристально посмотрела мне в глаза и серьезно проговорила:

– Зия евнух. Как мужчина он ни на что не способен. Если бы он был на что-то способен, он бы никогда не жил в гареме. Он живет в гареме потому, что он приходится нашему султану родственником. Да, он очень интересный, даже, можно сказать, красивый. На него заглядываются многие девушки, но он не мужчина… Он ничего не может предложить женщине… Ничего, кроме общения. Так что не думай о нем. Он никогда не знал радостей любви и никогда их не узнает. Сейчас ты должна думать о султане.

Ты должна его удивить. Ты просто обязана его удивить.

Как только мы зашли в просторную спальню, в которой хозяин встречался с понравившейся ему девушкой, Раиса подтолкнула меня вперед и удалилась. Посреди комнаты стояла огромная кровать с балдахином, в которой запросто могли уместиться десять, нет, даже пятнадцать человек. Наверно, это кровать для занятий групповым сексом, отметила я про себя и подошла к ней поближе.

Неожиданно дверь в комнату открылась, и в нее вошли служанки. Служанки расставили по углам спальни подсвечники с горящими свечами и помогли мне раздеться. Положив меня в центр кровати, они расправили шелковые простыни и вышли из комнаты.

Через несколько минут в комнате погас свет. Я затаила дыхание и принялась ждать. Чуть позже в спальне появился султан. Не говоря ни слова, он скинул длинный расписной халат и совершенно раздетый лег рядом со мной. Почувствовав себя немного неловко, я как-то по-глупому улыбнулась и пробурчала себе под нос:

– Здрасте…

Но султан не ответил и притянул меня к себе. Понюхав мои волосы, он поцеловал меня в губы и провел по моим соскам. Хозяин трепетно рассматривал мое тело и по-прежнему молчал. Я чувствовала себя крайне неловко и совершенно не знала, как себя вести в подобной ситуации. Передо мной был совершенно незнакомый человек, которого я должна была удивить, но при этом не вести себя слишком напористо, развратно и ни в коем случае не брать инициативу в свои руки. Я должна полностью подчиниться… Но как можно подчиняться и удивлять?! Как?!

Хозяин положил меня на живот и подтащил меня к краю кровати, словно она была совсем крохотной. Затем поставил меня на колени и как-то грубо вошел. Я смотрела в стоящее впереди кровати зеркало и наблюдала за тем, как он двигался сзади. А двигался он агрессивно…

Даже, я бы сказала, слишком агрессивно, сжимая меня до синяков и наблюдая за моим молчаливым отражением в том же зеркале. К счастью, все закончилось быстро, и хозяин толкнул меня на кровать. Я легла на живот и почувствовала, как вплетенные в мои волосы цветы упали с моей головы и их лепестки рассыпались по кровати. Я попыталась привести себя в порядок и принялась поправлять свои взъерошенные волосы, но хозяин не дал мне этого сделать и, перевернув меня на спину, все так же грубо раздвинул мои ноги для того, чтобы понаблюдать за тем, как после того, когда он обильно кончил, по моим ногам стекает горячая и липкая жидкость. Я почувствовала себя паршиво, потому что опять же не знала, как вести себя в этот момент. Если бы был душ, я приняла бы его не раздумывая ни минуты… Если бы у меня было полотенце, я бы обязательно все это вытерла… Но у меня ничего не было… Ни того, ни другого… А затем хозяин вошел в меня вновь и жестом приказал мне, чтобы я не смела закрывать глаза, а пристально смотрела на него. Я слабо застонала, и, по всей вероятности, хозяина это завело, и он стал двигаться чаще. Он не отрывал свой взгляд от моего лица, и в этом взгляде читалось все то, что руководило им в этот момент: похоть, страсть, жестокость и желание продлить эти минуты до бесконечности. Он меня имел и одновременно меня рассматривал. Мои стоны становились все громче и громче. И именно эти стоны возбуждали его все больше и больше, придавая ему при этом новые силы.

Все девушки, проводившие ночи с султаном, в один голос заявляли, что хозяин никогда не был ненасытным в любви, но сейчас… Сейчас я видела обратное… Хозяин не отпускал меня ни на секунду. Даже тогда, когда мне уже казалось, что все должно закончиться, он продолжал еще и еще…

Я ощутила, как в комнате поселилась аура возбуждения и эта аура вытеснила весь кислород. Я даже подумала, что мне никогда не выбраться из этой ауры, потому что она засосала нас намертво и уже вряд ли когда-нибудь отпустит.

Как только хозяин лег на спину, расставил ноги и стал направлять мою голову вниз, я закрыла глаза и, несмотря на свой застывший язык, постаралась довести султана до нужной кондиции. Хозяин принялся мне помогать и молчаливо двигался мне навстречу, буквально вцепившись в мои волосы… Громко закричав на всю комнату, султан откинул меня в сторону и тяжело задышал.

– Вам плохо? – испугалась я.

Но хозяин не ответил на мой вопрос. Он притянул меня за подбородок к себе и пристальным взглядом посмотрел в мое лицо. Я даже решила было, что, наверно, я что-то сделала не так. Ведь Раиса говорила мне о том, что, по мусульманским законам, мужчина должен кончать сзади и обязательно в темноте… Получается, что султан нарушил мусульманские законы… Мне казалось, что сейчас султан поцелует меня в губы, но этого не произошло. Он откинул меня на подушки, встал с кровати, накинул халат и вышел из спальни…

Вернувшись к себе в комнату, я приняла ванну и крепко уснулу. Проснувшись, я позавтракала на скорую руку и пошла в тренажерный зал. Там занимался Зия, который, едва завидев меня, сразу бросил свои занятия и вышел мне навстречу.

– Привет, – поздоровалась я и в который раз вновь смутилась. Зия смотрел на меня такими влюбленными и такими преданными глазами, что я совершенно не знала, как именно мне с ним себя вести.

– Я ждал тебя. Как ночь?

– Не знаю, – пожала я плечами и подумала о том, что я уже давно не была в такой дурацкой ситуации, как эта.

– Я видел тебя, когда ты танцевать вчера…

– Я тоже тебя видела.

– Ты хорошо танцевать. Ты учил восток танец?

– Нет. Я импровизировала.

– Как это?

– Ну, фантазировала. Ты знаешь, что такое фантазия?

– Знаю, – не меньше моего смутился Зия. – Я тоже умею фантазия. Я фантазия тебя. Ты и я – фантазия.

Поводив меня по тренажерному залу, Зия объяснил мне, как заниматься на каждом из тренажеров, и наблюдал за мной на протяжении всей тренировки. Я улыбалась и понимала, что обрела хорошего друга и что теперь я не одна… Мне есть с кем поделиться своими впечатлениями, тревогами, заботами и планами на будущее. Мне есть кому положить голову на плечо и выплакаться в жилетку…

Кто обязательно меня поймет, пожалеет, приободрит и почувствует то же, что чувствую я…

К обеду меня пригласила к себе Раиса и с порога заявила мне, что хозяин остался мною доволен.

– Что ты с ним делала? – Масленые глазки Раисы забегали, в них читался нескрываемый интерес.

– В смысле?

– Я хотела знать, что ты сделала с нашим султаном?

– Как что?

– Ну, что особенного ты с ним сделала?

– Ничего. Мы просто занимались сексом.

– Сколько раз?

– Я не считала.

– А я считала. Он был с тобой долго. Обычно он выходит сразу. Вы просто лежали или все это время вы занимались сексом?

– Занимались сексом. А что, что-то не так?

– Все так. Просто хозяин пригласил тебя сегодня к себе еще раз.

– Как?

– Так. Такого в нашем гареме еще не было. Ладно бы через ночь, а то подряд. Вот мне и стало интересно, чем же ты его так удивила?

– Но я не делала ничего необычного. Я лежала как бревно, – не задумываясь ни минуты, соврала я.

– Тем не менее хозяину понравилось это бревно.

Я поправила волосы и не знала, как объяснить Раисе, что я совсем не горю желанием спать с султаном еще одну ночь, что это известие совсем меня не обрадовало и что я бы с удовольствием уступила свое место любой из многочисленных соперниц.

– Раиса, султан сегодня опять приглашает меня к себе?

– Да.

– Но я плохо себя чувствую…

Раиса побагровела от злости и прошипела, словно самая настоящая змея:

– Чтобы я никогда больше такого не слышала! У тебя критические дни?

– Нет.

– Другого плохого самочувствия не бывает. Ты должна благодарить небеса за то, что султан избрал тебя еще раз… Ты должна быть счастлива… Ты…

…В эту ночь все повторилось… Все, как и в прошлый раз. Султан вошел в комнату, скинул халат, провел рукой по моему телу, погладив сначала шею, потом грудь, а затем… затем его рука скользнула между раздвинутых мною ног. Правда, такого напора, как вчера, уже не было. Хозяин смотрел затуманенным взглядом – видимо, он сильно обкурился. К моему удивлению, я все же кончила. Правда, я кончила благодаря своему воображению… На месте султана я представляла Зию, напрочь забыв о том, что он евнух. Это воображение очень сильно меня завело.

В постели султан был скуп на эмоции, но все же он ждал эмоций от своей партнерши. Наверно, ему это было надо для собственного мужского самоутверждения.

Это было похоже на наш секс с Костиком. Только не на тот скучный, семейный, порой торопливый секс после нескольких лет пресной семейной жизни, а на самое начало нашего брака. В то время когда между нами была страсть, пылкая любовь и гармония… Тот секс воспринимался не просто как плотские утехи – это было подлинное духовное торжество. В те годы я всегда была чувственной… Это затем я стала не такой пылкой, а Костик – вообще каким-то толстокожим… Даже не верится, что когда-то я подходила к акту любви творчески, да так, что у любого мужчины от моего творчества захватило бы дух… Наверно, у меня уже никогда не будет такого секса, как в те далекие годы моей только что начавшейся любви… в таком бешеном темпе и с такой неуемной жадностью… То, что для других людей казалось самыми настоящими сексуальными излишествами, для нас с Костиком было совершенно нормальным, ежедневным процессом, без которого мы же просто не могли жить, как без пищи, без воды, без воздуха…

…Господи… и когда все это закончилось… Когда Костик лег спать, а я отвернулась к стене и сказала, что сегодня не могу, потому что я очень сильно устала… Когда он пришел поздно, я стала стягивать с него штаны, а он небрежно меня оттолкнул, сказав, что сегодня жутко вымотался на работе… А затем это стало нормой… Если было желание у меня, то его не было у Костика… Если оно было у Костика, то его не было у меня… Никаких совпадений…

А затем наступил момент, когда оно у Костика вообще пропало… Даже если я надевала короткий халат и забывала надеть свои ажурные трусики, он уже не запускал руку мне промеж ног и, наверно, не обратил бы внимания, даже если бы я стояла перед ним нагишом… Наступил момент, когда я уже не вызывала у него никакого возбуждения. Ни я, ни мое тело… Господи, но почему? Наверно, потому, что я была так измотана… Наверно, потому, что Катенька часто болела, а Сашке задавали много уроков…

А затем Костик сказал, что он очень сильно потеет, и попросил у меня второе одеяло для того, чтобы не спать со мной под одним… Когда я говорила ему, что хочу секса, он отвечал мне, что ему это дело без надобности. А затем он предложил мне спать в комнате вместе с детьми, сказав, что я должна быть рядом с дочкой, потому что она часто кричит по ночам… Тогда я даже расплакалась и сказала, что Костик просто меня избегает, но он убедил, что все это ради наших детей… А когда он стал приходить поздно, он ложился спать в зале – не хотел, дескать, меня будить… Правда, один раз я попробовала все вернуть, и мы были близки… Но я чувствовала… я знала, что Костик делает это из жалости, из самой настоящей жалости…

Он просто меня жалел… Он закрывал глаза и сдерживался, чтобы ненароком не назвать меня чужим именем…

…Я отвлеклась от своих мыслей только тогда, когда султан вошел в меня сзади. Я слегка вскрикнула, потому что это было довольно больно и… одновременно приятно…

Сделав несколько толчков, хозяин затрясся в экстазе и, слегка укусив меня за шею, потянулся за своим халатом.

В тот момент, когда он уходил из спальни, я проводила его сонным взглядом и подумала о том, что вот уже две ночи подряд мы не сказали друг другу ни слова. Восточные мужчины любят, когда женщина молчит, а еще больше они любят, когда женщина стонет. Наверно, султан никогда не остается с женщиной до утра и не позволит никому уснуть рядом с собой. Оно и понятно… Я где-то слышала, что все независимые люди хотят спать отдельно…

Мужчина редко остается у своей любовницы… и самостоятельная, успешная, реально стоящая на ногах женщина редко оставляет у себя своего любовника на ночь… Потому что тот, кто по-настоящему независим и свободен, любит развалиться на широкой кровати один и он против любого посягательства на свою личную жизнь… Ведь личная – это своя, собственная, а значит, в ней нет места второму…

…На следующий день я сидела вместе с Зией у озера, смотрела на воду и рассказывала ему о том, что когда-то мы с мужем хотели купить хорошую дачу, чтобы вывозить на нее каждые выходные своих детей. И дача эта непременно должна была находиться у воды, чтобы днем мы могли вдоволь купаться, ловить рыбу, жарить шашлык… А по ночам, уложив детей спать, мы бы обязательно сидели на берегу и рассуждали о том, как все-таки тяжело жить человеку одному и как же нам повезло, что нас минула чаша сия…

…Зия внимательно меня слушал, кивал головой и кидал в воду маленькие камушки. Он тоже смотрел на воду и говорил мне о мыслях, которые она ему навевает. Он говорил, что она успокаивает, улучшает настроение и что он смотрит на нее всегда, когда ему плохо… А еще он говорил мне о том, что в этой жизни нет ничего вечного… Вообще ничего… Все проходит, все течет, все изменяется… Вот только вода… Вода, она вечная… Она навсегда…

Зия сказал, что у меня очень печальные глаза и что я очень переживаю из-за своего прошлого, настоящего и будущего. Он сказал, что я не должна думать о своем будущем… Я должна жить сегодняшним днем, а завтра будет то, что будет. Все мы ходим под богом… И еще…

Еще я должна освободиться от своего прошлого… Вроде бы я очень сильно этого хочу, но у меня ничего не получается… Я должна проститься со своим прошлым и дружелюбно помахать ему рукой… Самое главное, что я жива.

Живы мои дети… Жива моя мама. Я должна отпустить из уголков памяти своего непутевого мужа, бросившего меня на произвол судьбы с двумя детьми, по возможности его простить и пожелать ему счастья… Я вообще должна желать счастья всем и даже своим врагам…

…Я смотрела на Зию, с интересом его слушала и думала о том, что ему все равно меня не понять, потому что он человек из другого мира. У него другой образ жизни, другой уклад и совершенно другие понятия. Мне было трудно заставить Зию размышлять о том, что ему несвойственно. Зия говорил мне, что он учит русский язык и мечтает побывать в России. Со мной его русский язык становился намного лучше, и он узнал от меня много слов, которых никогда не слышал раньше… А вообще Зия мог понимать меня и без слов… по моему взгляду… по моему настроению… Зия чувствовал, как мне одиноко… Он это ощущал каждой клеточкой своего тела даже тогда, когда мы говорили на отвлеченные темы. Он понимал, что все мое спокойствие мнимое, что с каждым днем, проведенным в гареме, я впадаю в самую настоящую депрессию, что мои нервы – как натянутые канаты…

Он смотрел мне в глаза и понимал, что все мое спокойствие – это просто проявление моей внутренней силы…

…Жизнь в гареме текла своим чередом, спокойная, комфортная, и мне по большому счету было не на что жаловаться. Здесь было очень даже приятно пожить… но только недолго… Одиночество и тоска по своей родине, по своей жизни, по своим близким одолевали так сильно, что выбивали из ежедневного ритма, доводя меня до состояния, близкого к помешательству…

Султан приглашал меня к себе еще несколько раз и после каждой встречи перед своим уходом клал на постель изысканные и дорогие украшения…

Зия приходил ко мне в комнату по вечерам на пару часов и даже раздобыл для меня где-то русские книжки наших классиков. Он просил меня читать ему вслух, и я с превеликим удовольствием читала ему Тургенева и Гоголя. Зия слушал меня открыв рот… Он говорил, что ему нравится, как я читаю, да и не только читаю… Он говорил, что ему нравится во мне все… без ограничений и каких-либо исключений…

Иногда, когда я совсем впадала в отчаяние и понимала, что моя душа просто жаждет конфликта, я старалась задеть Зию словесно как можно больнее или хоть чем-то его обидеть. Но с Зией было невозможно конфликтовать потому, что если на свете и есть бесконфликтные люди, то Зия был одним из них. Он был невозмутим и слишком ко мне доброжелателен. Я не могла ему сказать что-то резкое, а даже если и говорила, то тут же жалела о сказанном. Зия уверял меня в том, что сейчас у меня нет поводов для волнений, потому что месяц на исходе, а это значит, что скоро закончится мой контракт и я поеду домой. Обычно, когда он говорил эту фразу, он всегда опускал глаза, и я понимала, что при мысли о том, что скоро я могу покинуть гарем, он становился глубоко несчастным.

…И все же у меня были какие-то дурные предчувствия. Временами я думала о том, что все слишком хорошо, безоблачно и чересчур просто… Даже у сказок бывают плохие концы… А это не сказка. Это была жизнь…

В один из обычных вечеров мы сидели у меня в комнате, смотрели на водопад и рассуждали о фатализме.

Я говорила Зие о том, что я верю в судьбу и считаю, что ее нельзя изменить, что мы ничего не придумываем, ничего не меняем, мы только делаем то, что нам предначертано судьбой. Вернее, даже не делаем, а выполняем.

Зия имел другую точку зрения и говорил, что каждый человек сам строит свою судьбу и меняет ее именно в ту сторону, какую считает нужной. Он считал, что судьбу можно обмануть и что при желании можно уйти от плохого… Мы не сходились в этом мнении, потому что я все же считала, что поменять ничего нельзя, можно лишь с достоинством вынести, что дается нам этой самой судьбой.

Я была фаталисткой до мозга костей и даже не верила в случайности, потому что любые случайности я считала закономерностями…

Глава 15

Положенный месяц тянулся долго, и все же он подходил к концу. От жуткой, болезненной ностальгии меня спасал только евнух Зия, который, как мне казалось, знал обо мне все. Он мог часами выслушивать про бегство Костика, про моих детей, про то, что сына надо перевести в другую школу, и про то, как я распоряжусь заработанными деньгами. Я рассказала ему про застреленную мной Нику, про умершую ночью Ленку и про то, как я вынашиваю план мести Владимиру. Да и не только Владимиру, а всем мужчинам, потому что времена, когда я жила ради мужчины, прошли безвозвратно.

За день до окончания месяца Зия принес в мою комнату бутылку отменного вина, чем привел меня в дикий, неописуемый восторг. Мы пили вино, чокались и наслаждались последними часами наедине друг с другом.

– Зия, если будешь в Москве, обязательно приезжай. Я оставлю тебе адрес.

– Я буду очень сильно за тебя переживать, – сказал Зия с сердцем и взял меня за руку. – Я никогда не видел девушку верх совершенства, как ты.

– Да какой же я верх совершенства?! Я обыкновенная девушка, вот вернусь домой и стану совсем другой. Я больше никогда в жизни не буду такой, как раньше.

– А какой ты будешь?

– Я больше никогда не буду любить, мужчин я имею в виду… Я не буду любить, не буду терять… Я накажу того, кто обманом отправил меня в Турцию как живой товар. Я обязательно отомщу. Я пообещала это своей подруге.

Я буду жить только для себя и только для своих детей, и ничего другого для меня просто не будет существовать…

Только теперь, после того, как от меня ушел муж, и после того, как погибла моя подруга, я поняла, в чем смысл жизни…

– И в чем смысл жизни?

– Смысл жизни в отсутствии всякого смысла.

Зия допил свой бокал до дна и слегка прищурил глаза.

– Свет, а как бы ты жила, если бы у тебя было много денег?

Зия обрадовал меня своим вопросом. Вернее, не вопросом, а тем, как правильно он его задал. За этот месяц ежедневного многочасового общения со мной он стал неплохо говорить по-русски, а его словарный запас разрастался прямо на глазах.

– А ты стал очень хорошо говорить по-русски. По сравнению с тем, что было раньше, просто небо и земля.

– За это мне хочется сказать тебе спасибо.

– Пожалуйста.

– И все же ты не сказала мне, что бы ты делала, если бы у тебя было много денег.

– Если бы у меня было много денег, я бы купила себе хороший дом где-нибудь на берегу моря, добротный и удобный, – произнесла я мечтательным голосом. – Рядом с домом стоял бы хороший гараж, в котором меня бы ждала красивая, дорогая машина. А еще в доме был бы погреб с коллекцией местных вин, да и не только местных… Я бы стала коллекционировать вина. Перед ужином, а может быть, даже и перед обедом я бы обязательно пила вино, смотрела на море и ежедневно прогуливалась босиком по самой его кромке. А еще бы я открыла мужской бордель…

– Что?!

– Да-да, бордель, в котором бы работали мужчины. Дала бы объявление в газету о том, что опытные мужчины доставят вам сказочное удовольствие и выполнят ваше любое, даже самое сокровенное желание… Я уверена, что у меня бы от клиенток не было отбоя. Приехала женщина отдохнуть на море и решила развеяться… А тут все в лучшем виде. Захотела оторваться – раз, и заказала себе мужика!

Зия рассмеялся и посмотрел на меня взглядом, полным восхищения.

– Если бы я имел возможность, я бы поехал к морю с тобой и был бы управляющим твоего борделя, – сказал он опять же на правильном русском языке.

Но на следующий день никто не пришел ко мне в комнату и не рассчитался за месяц, проведенный в гареме, и уж тем более не позаботился о том, чтобы отправить меня домой. Весь день я ждала, что приедет Экрам и выполнит свое обещание, но Экрам не приехал и по непонятным для меня причинам не выполнил свое обещание.

Ближе к вечеру я разыскала Раису и со слезами на глазах стала расспрашивать ее о том, почему не появился Экрам. Раиса заполняла тетрадь, но, услышав мою истерику, она моментально вскочила со своего места, сняла с носа очки и лихорадочно прошлась по комнате.

– Сегодня ровно месяц, как я здесь… Экрам сказал, что он приедет день в день без опозданий! Но он не приехал… Да и вы даже не зашли ко мне в комнату и не попытались хоть что-то мне объяснить… Весь день я прождала впустую! Я не звонила своим близким ровно месяц, хотя должна была им звонить каждый день!

– Кто ты такая, чтобы повышать на меня голос?! – быстро осадила меня Раиса.

– Я не потерплю к себе такого отношения…

– А кто сказал, что к тебе плохо относятся?! Кто?! Целый месяц ты живешь в свое удовольствие. Ешь, пьешь, гуляешь, танцуешь и отдыхаешь. Никто не заставляет тебя работать… Ты живешь, как в санатории. Даже лучше, чем в санатории…

– Но ведь я живу в рабстве…

– Милая, ты просто не знаешь, что такое рабство и как в нем живут.

Я опустила руки и бессильно прислонилась к стене.

– Раиса, сегодня истек срок контракта.

– Какого контракта?

– Нашего устного контракта, который мы заключили ровно месяц назад.

– А что, разве бывают устные контракты?!

Мы встретились с Раисой взглядом, и по ее глазам я поняла все…

– Если бы я знала, что я должна подписать контракт, то я обязательно заключала бы его в письменной форме…

– Милая, тебе почти тридцать, а ты до сих пор не знаешь, что устных контрактов не бывает. Я смотрю, тебя жизнь вообще ничему не научила. Экрам сказал мне, что у тебя проблемы с документами. У тебя и вправду такие проблемы?

– Но он обещал их разрешить….

– Возможно. Насколько я понимаю, ты приехала в Турцию для занятия проституцией. Ты работала в Кемере проституткой?

Я побагровела, как вареный рак, и тяжело задышала.

– Раиса, я что-то не пойму, к чему вы клоните?

– Я не клоню. Я стою прямо.

– Это у нас в России так говорят. Раиса, вы совершенно не знаете русских выражений… а могли бы их и знать. Все-таки вы столько раз общались с русскими девушками…

– Я довольно хорошо знаю русский язык. Это вы, русские, ни черта ничего не хотите знать. Потому что вы все лодыри. Мы уже смирились с тем, что вы не хотите и не считаете нужным знать турецкий язык, но мало того, вы не хотите знать даже английский. Вот ты знаешь английский?

– Очень плохо, – к своему стыду, призналась я. – Мне как-то казалось, что он мне не нужен.

– А вот и зря. Язык всегда нужен. Более того, он просто необходим. А вы приезжаете в другие страны и хотите, чтобы все там говорили с вами по-русски. Это ж какая наглость!.. Но ты не ответила на мой вопрос. До того, как ты попала в гарем, ты была проституткой?

Из багровой я стала огненно-красной. Наверно, от меня было впору прикуривать.

– Я приехала сюда для того, чтобы работать гидом… Меня обманули. Меня заставили заниматься проституцией. Я сбежала.

– Ты должна была работать гидом?! – Раиса буквально прыснула со смеху и подошла к окну. – Она хотела работать гидом… А каким гидом ты хотела работать, если ты не знаешь никаких языков, кроме русского?! Каким?! Каким гидом ты хотела быть?

– Мне сказали, что язык не нужен… Я должна была работать с русскими туристами…

– Дура! Господи, какая же ты дура! Какая дура! Да с кем бы ты ни работала, ты же находишься в чужой стране! В ней живет чужой народ!

– Я не знаю, так получилось…

Я посмотрела на разъяренную женщину и поняла, что совершенно не хочу перед ней оправдываться.

– Где Экрам? Я хочу получить свои деньги и вернуться домой.

– А Экрам здесь при чем?

– Как это при чем? У меня с ним был устный договор…

– Я же тебе уже сказала, что устных договоров не бывает.

– Он мне пообещал…

– Мало ли что он кому обещает. В обязанности Экрама входит найти девушку и привезти ее в гарем. За это он получает свои честно заработанные деньги. Других обязанностей у него нет. Он никого не возвращает, не выплачивает никому никаких денег и уж тем более не отправляет никого на родину. Я не знаю, что он тебе там наобещал, и не несу за это никакой ответственности.

– А как же мне тогда быть? – окончательно растерялась я. – Кто же со мной тогда рассчитается и отвезет меня с этого острова?

– Зачем?!

– Что зачем?! – не поняла вопроса я.

– Зачем тебя отвозить с этого острова?

– Как это зачем?

– Тебе больше нравится заниматься проституцией?! Это занятие тебе больше по душе? Чем тебе плохо в гареме?

– Но я же не могу в нем жить всю свою жизнь! Раиса, вы же знаете, что у меня дома двое детей, которые ждут моего возвращения и которым я уже целый месяц не даю ничего о себе знать. Не вы ли рассказывали мне о том, как женщины в гареме зарабатывают себе на жизнь, возвращаются домой с деньгами и помогают своим близким?!

– Рассказывала. Я не отказываюсь от своих слов. Но ситуация изменилась.

– Как это ситуация изменилась?

– Тебе придется пока жить в гареме. Сейчас ты не должна думать о доме. Ни о доме, ни о своих детях…

Я почувствовала, как у меня все поплыло перед глазами, и чуть было не свалилась в обморок.

– Что значит я должна жить в гареме? Как долго?

– Понимаешь, султан не хочет тебя отпускать. Он же дарит тебе драгоценности… Дарит?

– Дарит, – замялась я. – После каждой проведенной ночи.

– Он будет тебе дарить еще больше. Султан делает тебя своей любимой наложницей.

– Что это значит?

– Это значит, что султан не хочет, чтобы ты уезжала. А мы не можем перечить султану. Султан осыплет тебя бриллиантами, сапфирами, изумрудами… Он увешает тебя золотом. Он будет приходить к тебе еще чаще, почти каждую ночь, и ты обязана выполнять каждое его желание. Я подозреваю, что султан просто влюбился в тебя… Не пойму, и чем же ты сумела ему так угодить?

Так что о возвращении даже не думай. Ты должна быть признательна Всевышнему за то, что султан пожелал сделать тебя любимой наложницей. С сегодняшнего дня ты переедешь из своей комнаты в отдельно стоящий домик. Теперь не ты будешь приходить к султану, а султан будет приходить к тебе.

– Но я не хочу больше жить в гареме! – Я всхлипнула и с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться в голос. – Мне не нужен султан и его драгоценности! Мне ничего от него не нужно! Я хочу получить заработанные деньги и уехать домой! Я больше здесь не могу!

Раиса переменилась в лице, и в ее взгляде появилась суровость. Она нахмурила брови и сказала ледяным голосом:

– Послушай меня внимательно, потому что я не люблю повторять одно и то же по несколько раз. Ты говоришь, что тебе не нужен султан. Радуйся, что этого никто не слышал, кроме меня! У нас за такие слова камень на шею – и в море. Если я еще раз услышу от тебя что-нибудь подобное, я продам тебя в соседний гарем. В рабство! Ты там на кухне сгниешь в посудомойках! А может, я поступлю с тобой еще хуже. Я прикажу сбросить тебя со скалы или дам команду скормить тебя рыбам. Пойми, ты в моей власти, и твоя дальнейшая жизнь зависит целиком и полностью от тебя самой. Короче, сейчас ты переезжаешь с вещами в домик у моря и будешь каждую ночь ублажать хозяина. Ты будешь жить в этом домике столько, сколько он пожелает. Смотри, одна непростительная ошибка с твоей стороны, и я исполню свое обещание.

– Раиса, но это нечестно! – крикнула я в полном бессилии.

– Что значит нечестно?! Тебе выпала великая честь быть любимой наложницей султана, и ты должна с гордостью выполнять эту миссию. Быть любимой наложницей султана намного престижнее, чем быть проституткой в дешевом публичном доме.

Спорить с Раисой было бесполезно. В тот же день меня переселили в отдельный домик на берегу моря, где я жила в полном уединении и практически каждую ночь принимала у себя султана. В моей тумбочке, стоящей рядом с кроватью, лежали различные драгоценности: браслеты, цепочки, кольца, серьги, но… в той жизни, какой я сейчас жила, в этих драгоценностях не было нужды. Конечно, можно было запросто надеть их на себя, подойти к зеркалу и любоваться своим отражением, только это не дало бы мне ничего и уж тем более не помогло бы моим близким…

Этим вечером ко мне в домик пришел Зия. Не говоря ни слова, он увидел в моих глазах слезы и сразу все понял.

Он заварил мне крепкий кофе и дал в руки сигару. Неожиданно я достала из своей тумбочки изящные золотые украшения и положила их перед евнухом.

– Зия, гляди, сколько у меня барахла… Ты только посмотри, какая уйма… Ведь они стоят баснословных денег, а я понятия не имею, что мне с ними делать. Я не могу их продать и помочь своим близким. Все это превратилось в обыкновенные безделушки. Странно, передо мной золото, но оно не имеет ценности… Зия, скажи, так бывает?

– Золото всегда имеет ценность.

– Но только не здесь… Только не в гареме…

Этой ночью ко мне вновь пришел султан. Я набралась смелости и попыталась сказать ему, что я хочу уехать домой, но он закрыл мой рот ладонью и не позволил мне издать ни единого звука. И все же я не стала терпеть такого обращения и предприняла еще одну попытку, которая и на этот раз оказалась безрезультатной. Вместо того, чтобы хоть немного меня выслушать, султан опрокинул меня на постель и стал грубо, механически пользоваться моим телом. Он не любил, когда женщины говорят… Он требовал полного, безоговорочного и слепого подчинения…

Так продолжалось каждую ночь… И каждую ночь после его ухода я закрывала глаза, утыкалась носом в подушку и громко ревела…

Глава 16

Проходил день за днем, ночь за ночью, но в моей жизни ничего не менялось. Ничего… Я жила в домике у моря в гордом одиночестве, постоянно смотрела на море и понимала ту страшную вещь, что мне уже никогда отсюда не выбраться. Правда, мое одиночество скрашивал Зия. Как никто другой он понимал мое состояние и ощущал всю тяжесть, которая была в моей душе. Я боялась встречаться с ним взглядом и молча водила глазами по комнате, потому что мне казалось, что если я посмотрю Зие в глаза, то тут же расплачусь.

Изредка я ходила в кинозал и смотрела мыльные, совершенно бессмысленные мелодрамы на уже приевшемся мне турецком языке. А после кинозала я бродила у небольшого озера и представляла себе московскую жизнь, но не ту, которой я жила в последнее время, а с деньгами… Я мечтала купить себе недорогой дом, недорогой джип и недорогую, но тихую и спокойную жизнь… Я ведь и Костика-то полюбила, когда у него еще ничего не было: ни шикарной машины, ни фирмы, ни положения в обществе, ни тех денег, которые он имеет сейчас. Я ведь и потом, уже после того, как мой муж встал на ноги, жила скромно, стараясь не выделяться среди толпы и экономно вести семейный бюджет. Господи, даже страшно подумать, а я ведь и одежду-то себе и детям покупала только во время распродаж, чтобы были приличные скидки… Да и одежда у меня была какая-то невзрачная, что ли… Костик всегда меня ругал и говорил, что у меня полное отсутствие нормального вкуса.

Он даже уговаривал меня купить новое платье или новые сапоги. Я отмахивалась и упрекала его в расточительности. Мол, у меня и так шмоток полно, еще это надо сносить. Я экономила на себе и детях. Я не экономила только на Костике. Зачем мне красивая одежда? Я все равно сижу дома и никуда не хожу… А вот Костик у меня большой человек… Он всегда на виду. На него люди смотрят… Покупать одежду для мужа на какой-нибудь распродаже я не могла. Костика мы одевали на различных показах мод и тратили на его гардероб совершенно баснословные деньги. А затем мы стали шить ему одежду на заказ у именитых модельеров. Когда с Костика снимали мерку и спрашивали, не хочу ли я и себе что-нибудь заказать, я краснела, отрицательно качала головой и говорила, что для меня самое главное, чтобы мой муж был красивым. Кто я? Никто. Всего лишь навсего жена при муже… Тот, кто снимал мерку с моего мужа, смотрел на меня жалостливым взглядом и был по-своему прав. Наверно, он понимал, что такое слепое поклонение мужчине приведет в конце концов к полному краху.

Даже если женщина живет при мужчине, она всегда должна быть женщиной. Потому что на самом деле мужчина живет при ней, да и получается у него все только потому, что рядом с ним находится такая женщина… Без нее он никто… Мужчина не может жить без женщины, а женщина не может жить без мужчины…

Говорят, что деньги дают нам свободу, но с ними я вела затворническую жизнь. Наверно, это происходило оттого, что я просто не могла ими распоряжаться. Костику на новый пиджак, чтобы на переговорах произвел эффект, – пожалуйста… Костику на дорогой спортивный клуб – пожалуйста… Он должен быть в форме и хорошо выглядеть… Массаж тоже Костику просто необходим: он слишком много работает, и у него затекает шея. Того и гляди, остеохондроз может начаться… Костику в казино хочется поиграть, а с пустым кошельком там делать нечего. В конце концов, пусть поиграет. Он эти деньги зарабатывает, он и должен их тратить по его собственному усмотрению… В ночном клубе Костику иногда тоже хочется порезвиться, бокальчик-другой какого-нибудь коктейля выпить… А вот если мне новая юбка понравится, то я ее себе не куплю, потому что мне жировать незачем. Куда мне в новой юбке ходить, я ж с детьми дома сижу? Муж все равно этой юбки не увидит и не оценит, потому что в последнее время он видел меня только в домашнем халате и тапочках. Господи, какая же я была дура… Какая дура… Разве можно было так жить? Разве можно?! У Костика всегда было слишком много желаний, например, купить автомобиль самой крутой марки, яхту и хороший, добротный дом… А у меня никогда не было никаких желаний. Вообще никаких. Меня все устраивало, и мне всегда всего хватало. Можно сказать, что Костик постоянно к чему-то стремился, а у меня никаких стремлений никогда не было. Он даже хотел что-то коллекционировать, а я непонимающе пожимала плечами и думала, что любое хобби стоит денег, а у нас двое детей, а это значит, что лишних денег у нас нет и быть не может.

Тогда холеный и элегантный Костик называл меня скупердяйкой и бесился от того, что мои интересы никогда не выходили за рамки воспитания наших детей. В ответ я жутко злилась и пыталась убедить мужа в том, что на воспитание двоих детей уходит слишком много времени и что я так устаю, что на всякую галиматью типа коллекционирования у меня просто не остается ни сил, ни времени… Господи, даже не верится, что это была я… Даже не верится… Сейчас я совсем другая… Совсем… У меня появились свои жизненные вехи, свои прозрения, свои разочарования, свои удары судьбы… Наверно, если бы кто-нибудь услышал меня со стороны, то подумал бы, что я психопатка, но я вдруг узнала, что в нашей жизни бывают моменты, когда смерть воспринимается во благо и является самым прекрасным и самым стоящим из того, что есть на земле… Я поняла это, когда увидела Нику…

Я очень хорошо это поняла… А еще я вдруг поняла, что я стала совсем другой, я стала женщиной, которая не похожа на всех остальных… Даже здесь… Даже в гареме…

Несмотря на все усилия Раисы, я все равно стала другой, резко отличающейся от остальных девушек…

«Спокойно, не реветь», – говорила я сама себе и начинала думать о том, как отсюда можно сбежать. Один раз, когда Зия принес в мой домик мольберт и краски, он принялся рисовать морской пейзаж, а я… я не выдержала и закричала что было сил… Это был громкий, душераздирающий крик… Этот крик опрокинул глыбу, под которой уже были похоронены все надежды на мое возвращение домой…

От неожиданности Зия выронил краски и посмотрел на меня ничего не понимающими глазами.

– Света, что случилось? Тебе плохо?

– Плохо…

– Что с тобой? Тебе нужен врач?

– Мне нужен психиатр, – мне показалось, что я выдавливаю из себя каждое слово.

Зия был растроган моим взрывом и неожиданно понял, что я спокойна и безразлична только внешне… Это не я… Это просто оболочка моей души… А в самой душе я мечусь, как загнанный зверь. Я через силу улыбалась, через силу расчесывала волосы, через силу смотрела на себя в зеркало… По правде сказать, я и жила-то через силу… Я уже давно потеряла сон и уже не разглядывала с былым восхищением оставленные султаном на подушке драгоценности… Я безразлично складывала их в тумбочку и забывала о них в ту же минуту.

Зия просверлил меня взглядом насквозь и, наверно, сразу подумал о том, что я сказала истинную правду: без помощи психиатра мне никак не обойтись. Евнух больше не мог помочь мне забыть о моих неприятностях, не думать о Москве, о своем доме и о своих детях.

– Света, я очень много думаю в последнее время…

– О чем?

– О том, как помочь тебе вернуться в Россию…

– Я тоже об этом постоянно думаю, – мои глаза загорелись. – Каждый день… Вернее нет, даже не каждый день, а каждый час, каждую минуту я вынашиваю план бегства… Но у меня ничего не получится… Я вижу, как охраняется дворец. Тут полно охраны. Я даже приближалась к лодкам и катерам, стоящим на причале… Как только я к ним подошла, то непонятно откуда сразу ко мне навстречу бросился охранник. Он стал махать руками и требовать, чтобы я немедленно отошла от причала. И все же я улучила момент, когда на причале не было охранника. Я подошла к лодкам и катерам довольно близко и с ужасом убедилась, что лодки надежно заперты на хитрые замки, которые не срежешь и не взломаешь. Я выходила на причал и глубокой ночью, после того как султан ушел, но произошла та же самая история…

– А куда ты собралась, если у тебя нет ни денег, ни документов?

– Не знаю. Куда глаза глядят, только бы подальше от этих мест. Это с виду кажется, что в гареме жизнь без забот… Может, она и вправду без забот, но только не для русской женщины.

В этот момент Зия подошел ко мне поближе и обнял меня за плечи. Я уткнулась в его могучую, накачанную грудь и стала громко реветь. Я ревела и поражалась самообладанию этого мужчины, его железной хватке и завидной выдержке.

– Света, не плачь, – постарался успокоить меня Зия и осторожно погладил мои волосы. – Я тебя прошу, не плачь. Я тоже думал о побеге. О нашем побеге…

Услышав эти слова, я сразу подняла голову.

– Зия, что ты сказал?

– Я сказал, что я тоже очень много размышлял о нашем побеге. Мы убежим сегодня ночью. Я уже все обдумал и все подготовил.

– Как? А почему ты молчал?!

– Я хотел тебе сказать об этом сегодня.

Я посмотрела на Зию растерянным взглядом и как-то нерешительно спросила:

– Зия, ты сейчас говоришь серьезно или ты просто хочешь меня успокоить?

– Я говорю серьезно. Света, я хочу убежать вместе с тобой.

– Ты хочешь убежать?! Но ведь твоя родина Турция… Ты не представляешь, что такое Россия… Ты же никогда не был в Москве…

– Но я видел ее на картинках. Я читал о ней в книжках. У меня есть даже кассета с фильмом о Москве. Я тебе ее приносил, но ты не захотела ее смотреть. Ты сказала мне: «Не трави душу». Я еще тогда тебя спросил, что значит травить душу… Ты долго мне объясняла, но я так ничего и не понял. Я знаю, как выглядят Кремль, Воробьевы горы, парк Горького, Поклонная гора…

– Надо же, какой ты продвинутый. Все знаешь…

Но ты не представляешь, что значит жить в России… Там совсем другая жизнь. Там нет гаремов, и там надо зарабатывать деньги. Там никогда и ничего не делается во благо людей… Там делают все возможное, чтобы люди умирали как мухи. У нас, если у человека нет денег, властям на него плевать. Правительство поднимает пенсию на сто рублей, а коммунальные услуги на пятьсот.

– Я знаю, у вас там мафия. Я очень много про нее читал. Глобус, Япончик, Александр Солоник… У меня была такая книга.

– У нас совсем не мафиозная страна. У нас страна милицейского беспредела. Иностранцу в нашей стране тяжело, чтобы в ней жить, надо в ней родиться. Там и русскому-то тяжело, а турку и подавно. Ты хоть знаешь, что такое тридцатиградусный мороз и как сильно он обжигает щеки?!

– Нет, но я очень сильно хочу это узнать. Светлана, я не хочу оставаться здесь без тебя. Я поеду с тобой. Я буду твоим помощником.

– Помощником?!

– Ну да. А может, точнее сказать, управляющим.

– Управляющим кого или чего? Ты хочешь мною управлять? – ничего не поняла я.

– Управляющим твоего борделя. Вернее, управляющим нашего борделя.

– Ты хочешь, чтобы мы открыли бордель?

– Конечно. Ты же сама мне про это рассказала. Я знаю, что в России нет официальных борделей, но они есть, хотя и все неофициальные. Мы тоже откроем неофициальный бордель. Но ведь бордели в основном женские. Приходят подвыпившие, веселые мужчины, заказывают себе женщин… А у нас будет мужской бордель. В нем будут работать мужчины только для женщин. Я знаю, как организовать подобный бордель. Я беру всю организацию на себя. Ты только не подумай, что у меня есть опыт. У меня нет опыта, но у меня есть богатая фантазия.

– Зия, но ведь для того, чтобы организовать такой бордель, нужны деньги. Моих драгоценностей не хватит даже на то, чтобы обеспечить моим детям нормальную жизнь…

– Света, тут полно денег и драгоценностей. Сегодня ночью мы наберем столько, сколько нам нужно.

– Что?

– Тут полно драгоценностей…

– Но ведь тут полно и охраны.

– Я живу в гареме уже давно. Я родственник султана, и султан мне доверяет, потому что долгие годы я служил ему верой и правдой. Я во многом благодарен султану – как-никак он мне был вместо отца. Он меня вырастил, выкормил, но по его приказу меня сделали евнухом, а этого я не смогу ему простить никогда. – Зия опустил глаза и перешел на шепот: – Если бы я не был евнухом, я бы признался тебе в любви и стал бы претендовать на твою любовь, но я… я все понимаю… Я знаю свое место. Я все знаю. Я не могу стать тебе ни любовником, ни мужем, но я хочу стать твоим другом на всю жизнь, твоим слугой, твоим ангелом-хранителем. Я буду тебе предан и думаю, что у нас все получится. Я не хочу оставаться без тебя в гареме. Я больше вообще не хочу и не могу без тебя. Светлана, я твой верный слуга, и я убегу отсюда с тобой….

– Зия, ну что ты такое говоришь…

– Я уже давно хотел тебе это сказать, но никак не решался. Света, тут полно драгоценностей. От одной комнаты, где они лежат, у меня есть ключ. Об этом ключе никто не знает. Я уже давно сделал слепок. Мы наберем ровно столько драгоценностей, сколько можем унести. Мы откроем наш мужской бордель и начнем зарабатывать хорошие деньги. Только этот бордель должен находиться на море.

Вернее, на небольшом острове, и он будет похож на гарем.

Мы его устроим в восточном стиле. В нем будет много экзотических цветов, райских птиц, фонтанов, прудов… Скажи, где мы можем найти такой райский уголок и построить сказочный гарем, в котором будут жить только мужчины?

– У нас в стране? – заметно занервничала я.

– Да. Это должно быть такое место, где теплая, недолгая зима и очень жаркое лето… Море отдыхающих и приезжих…

– Море отдыхающих и приезжих… Это Коктебель. Тихое, райское, красивое место. Мы сделаем это в Коктебеле.

Я прыгнула к евнуху на шею и стала благодарно его целовать. Зия раскраснелся и слегка отстранил меня от себя.

– Светлана, ты не должна меня благодарить. Это я хотел бы постоянно тебя благодарить.

– Ты? За что?

– За то, что ты позволила мне быть рядом с собой. За то, что ты не отвергла мое предложение и не сказала мне, что я тебе не нужен…

– Зия, но как мы провезем наши драгоценности? У меня нет документов…

– Мы полетим из Стамбула.

– Из Стамбула?

– Да. Только мы полетим грузовым самолетом, – уверенно заявил Зия. – В Стамбуле работает мой брат. Он владелец собственной авиакомпании. Он поможет. Он никогда не сможет мне отказать. Главное – добраться до Стамбула, а в Стамбуле у нас уже не будет проблем.

Этой ночью ко мне, как всегда, пришел султан. Я старалась, чтобы получилось все быстро и он побыстрее ушел, но султан словно что-то чувствовал и растягивал удовольствие. Сегодня он бросил мне даже пару слов по-турецки, чего раньше никогда не было. Я лежала, словно бревно, и терпеливо ждала, когда все закончится. Когда хозяин застонал и откровенно зевнул, я сразу смекнула, что сегодня он обкурился больше, чем обычно, и его уже стало клонить ко сну. Надев на себя шелковый халат, он небрежно бросил на постель рядом со мной широкий браслет филигранной работы и вышел из моего домика.

Как только за хозяином закрылась дверь, я быстро натянула на себя джинсы с футболкой и побросала все свои украшения в дамскую сумочку. Затем подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Пара месяцев пребывания в гареме пошли мне на пользу. Я похорошела и посвежела на султанских харчах и Раисиных целебных кремах. Многочисленные морщинки на лбу разгладились, а кожа стала, как у младенца. Только на лице по-прежнему была маска печали, и я ничего не могла с этим поделать. Ничего…

На минуту я представила себя эдакой дамой – на красивой машине, увешанной дорогими золотыми украшениями, с уверенностью в глазах и походкой настоящей хищницы… Эдакая горная лань, на которую оглядываются все мужчины и с восхищением смотрят ей вслед. Я бы хлопнула дверцей дорогущей машины и грациозно прошла на своих тонюсеньких шпильках… таких тонюсеньких, что ходить на них – целое искусство, постичь которое не каждой женщине под силу. И вдруг… вдруг я встречаю своего Костика с беременной женой, которая заметно подурнела, потолстела и просто измучилась токсикозом. Я вижу в глазах Костика сожаление и вижу, что он очень сильно страдает и никак не может меня забыть… Он боится и знает, что я его никогда не прощу и потому у нас никогда ничего не повторится.

Я мотаю перед его носом ключами от своей новенькой машины и говорю совершенно безразличным голосом:

– Привет, Костик. Привет, родной. Как твои дела? Эта курица твоя жена? Тебе не кажется, что она слишком полновата для своего возраста? Оно и понятно, родители хорошо кормят. Боже, даже страшно подумать, как она будет выглядеть после того, как родит… Пусть учится у меня. Я родила двоих, а у меня параметры, как у модели…

Красивую женщину и красивое тело никогда не испортят роды… Красоту вообще никогда и ничем не испортишь.

На то она и красота. Портится только то, что никогда и не было по-настоящему красиво. Ладно, дорогой. Мне некогда. Я теперь занятая дама. Знаешь, я смотрю на твою наглую рожу и понимаю, что ты неплохо сыграл свою роль в моей жизни. Что делать, жизнь женщины такова, что каждый мужчина, который находился или находится с ней рядом, играет в ней свою роль. Ты внес целую гамму штрихов в тот образ, который я себе создала. И все же твоя роль была эпизодической, но никак не судьбоносной.

Господи, муж, с которым я прожила десять лет и родила от него двоих детей, сыграл в моей жизни эпизодическую роль, а совершенно незнакомый человек, турок по имени Зия, которого я и знаю-то всего два месяца, – самую что ни на есть судьбоносную.

Покрутившись у зеркала, я стала ждать Зию и подумала о том, что я обманываю саму себя. Больше никогда в жизни мне не захочется встречаться с Константином, но, к сожалению, судьба нас не спрашивает о том, хотим мы чего-нибудь или нет. Она, злодейка, все делает по-своему.

Как только в домик вошел Зия, я бросилась к нему на шею и судорожно произнесла:

– Господи, я думала, что ты уже никогда не придешь. Скажи, почему ты так долго?

– Я ждал, когда от тебя уйдет султан. А еще у меня были неотложные дела.

– Ты их сделал?

– Я все сделал. Больше у меня в гареме нет никаких дел. Вообще никаких. Я полностью свободен. А ты? Ты готова?

– К чему?

– К побегу.

– Зия, я готова. Я так боялась, что он останется у меня ночевать….

– Султан никогда не ночует у своих наложниц.

– Но все равно… Я этого боялась…

Глава 17

Спрятав свои драгоценности в сумочку, я перебросила ее через плечо и направилась к выходу. У выхода резко остановилась и взяла Зию за руку.

– Зия, скажи, все будет нормально?

– Все будет нормально, – успокоил меня Зия. – Все будет хорошо, потому что ты со мной, а если ты со мной, то это значит, что тебе нечего бояться. Мы уплывем отсюда на катере.

– А как же замки? На всех катерах висят замки.

– У меня есть ключи.

– Господи, и какой же ты все-таки предусмотрительный…

– Я не предусмотрительный, я просто слишком много лет прожил в гареме.

– Ты хочешь сказать, что нам все-таки удастся сбежать?

– Нам удастся сбежать… Я тебе обещаю… Да и сбегать мы будем с большими деньгами. Даже не просто с большими, а с очень большими.

– Ты уже успел ограбить комнату с драгоценностями?

– Я ничего не грабил. Я просто взял столько, сколько могу унести… Вернее, столько, сколько бы нам хватило для нормальной, безбедной жизни…

– А почему ты не взял меня в помощь?

– Потому что я не мог тобой рисковать. В этом мире есть вещи, которые должен делать мужчина.

Я посмотрела на довольно большую сумку в руках у Зии и захлопала своими длинными и пушистыми ресницами. Зия улыбнулся и открыл сумку. Я ахнула, не веря своим глазам. В лицо мне ударил блеск переливающихся драгоценных камней, искусно оправленных в золото.

Мое сердце застучало, потому что еще никогда в жизни мне не доводилось видеть то, что довелось увидеть сейчас.

Там были просто россыпи золота на любой вкус: от совсем простых, ничем не примечательных колец до превосходных перстней с сапфирами, изумрудами и мастерски ограненными бриллиантами…

– Бог мой, это все настоящее?

– Ну понятное дело, что не игрушечное.

Выбежав из домика, мы бросились к катеру. Оглядевшись по сторонам, Зия сел на корточки и принялся открывать замок. Почему-то мне стало страшно и показалось, что время ползет слишком медленно.

– Зия, а где охранник?

– Охранник спит, – совершенно спокойно ответил мой спутник и продолжил копаться в замке.

– Как это спит? Он же при исполнении…

– Я недавно выпил с ним чаю и подсыпал ему быстродействующее снотворное. Так что сейчас он сладко спит в своей сторожке и видит прекрасные сны. О, черт, не пойму, что с замком…

– А что с замком? – стуча зубами от страха, спросила я.

– Кто-то повесил на этот катер другой замок, совсем не тот, на который я рассчитывал.

– Что же теперь делать?

– Придется пилить этот.

…Зия принялся пилить замок, а я стояла ни жива ни мертва и пробовала успокоиться. Мысленно я говорила себе слова утешения, которые бы я не стала никогда и ни от кого слушать. Ни от кого, кроме себя самой.

– У тебя получается? – тихо спросила я и почувствовала, как задрожали мои губы.

– Я же тебе сказал, что все получится.

Я подняла голову и внимательно посмотрела на звездное небо. Мне показалось, что сверху на меня смотрит Ленка и улыбается своей широкой, но все же немного грустной улыбкой. «Эх, Ленка, Ленка… Как жалко, что ты не дожила до этого дня… Как жалко… Посмотри, у меня появился новый друг. Понимаешь, настоящий Друг, каких мало… А самое странное, что этот друг – мужчина.

Знаешь, мне всегда казалось, что друзей-мужчин не бывает, а вот он настоящий, преданный друг. Быть может, все дело в том, что этот мужчина евнух?! А может, и нет…

Может, из мужчин тоже получаются друзья… Короче, Ленка, ты многое потеряла… К сожалению, ты многого не увидела. У меня есть друг и целая сумка драгоценностей.

А еще… еще у меня есть надежда на то, что скоро я буду дома. Как жаль, Ленка… Господи, как все-таки жаль, что ты не рядом, что сейчас ты далеко и что сейчас ты не со мной… Если бы ты была рядом, то мы бы надели все эти кольца, унизали ими все пальцы… Плечи, шея и руки не выдержали бы такого груза золота и бриллиантов.

Ты только представь, сколько у меня теперь всего… Хватит и на то, чтобы отомстить Владимиру… Да и не только ему, но и ему подобным. У меня одни только часы стоят целое состояние. Мне их султан подарил в предпоследнюю ночь. В них бриллианты плывут по циферблату…

Да и не только плывут, но и играют. А вообще знаешь, Ленка, черт с ним, с этим золотом! Просто мне жаль, что тебя нет рядом… Честное слово, мне жаль… Если бы ты была рядом, вот бы сейчас радости было… Мы бы с тобой в Москву вернулись, немного оперились… Затем бы рванули в Коктебель и открыли мужской гарем, а там… там бы над мужиками издевались, как над подопытными кроликами… За тебя, за Нику и за тысячи других девчонок…

А вообще, Ленка, мужики не все такие ужасные. Очень много порядочных. Вон, посмотри на Зию».

– Ты с кем разговариваешь? – Зия поднял голову и смахнул со лба выступившие капельки пота.

– С подругой.

– А где она?

– На небе. Помнишь, я тебе про нее рассказывала. Она здесь в горах умерла. Представляешь, она умерла, но после себя ничего не оставила. Ни ребенка, ни котенка… Так нельзя. Человек должен после себя что-то оставлять. Она просто не успела. Не имела возможности.

Я не сводила глаз со звездного неба и то ли от страха, то ли от большого нервного напряжения вновь увидела на небе Ленкино лицо. Ленка смотрела на меня печальным взглядом и держала в руках бокал шампанского.

– Ленка, ты?! – Я потерла глаза и моментально ощутила, как они наполняются слезами.

Ленка улыбнулась и кивнула мне головой:

– Лен, а тебе там хорошо? Тебя там никто не обижает?

– Я здесь счастлива…

– Счастлива?!

– Я счастлива потому, что здесь намного легче, чем там, у вас… А еще потому, что я пью шампанское, а шампанское помогает нам ощущать счастье. Знаешь, я пью шампанское, и мне не надо ни о чем думать… А там у вас надо постоянно о чем-то думать, днем и ночью. Иногда, когда мне становится грустно и я начинаю скучать по тому, что осталось на земле, я беру в руки звезду и рассматриваю ее. Знаешь, а звезды похожи на бриллианты…

…И вдруг Ленка исчезла. Но я по-прежнему завороженно смотрела на небо, не в силах оторвать от него глаз.

– Ленка, ты где? Лен?! – бормотала я, но ответа не последовало…

Когда Зия срезал замок, он кинул свою увесистую сумку в катер и махнул мне рукой.

– Света, нам пора. У меня все готово.

– О, черт, Ленка пропала…

– Давай в катер. У нас мало времени…

Я быстро залезла в катер и поджала под себя ноги.

Затем бросила испуганный взгляд в сторону дворца и перекрестилась. Дворец скрылся в пелене тумана и мелкого дождя.

– Удачная погода для побега, – возбужденно сказал Зия и включил мотор.

Как только мы отплыли от дворца, я тихонько всхлипнула и помахала ему рукой. Туман сгустился еще больше. За его завесой остались до боли знакомые очертания того жилища, где я провела два месяца так называемой райской жизни… Мне показалось, что на причале стоит Раиса, придерживает развевающиеся на ветру полы платья и смотрит на меня пронзительным взглядом.

– Зия, там Раиса, – произнесла я, жадно глотая воздух.

– Где?

– Там, на берегу.

– Тебе кажется.

– Нет, – замотала я головой.

– Там просто туман.

– И все же в этом тумане я вижу Раису.

– Там просто густой туман, – точно так же невозмутимо повторил Зия. – Если бы нас с тобой увидела Раиса, то она бы не стояла на берегу и не смотрела так спокойно, как мы убегаем. Она бы уже давно вызвала охрану, и за нами снарядили бы погоню. Ты же видишь, что нас никто не догоняет, а это значит, что нас никто не заметил. Сегодня наша ночь, сама судьба за нас…

Я не могла не согласиться с Зией, но все же продолжала всматриваться в туман, по-прежнему опасаясь найти в нем какие-нибудь знакомые силуэты и привычные очертания.

…Мы добрались до Стамбула на рейсовом автобусе и поселились в квартире, которую нам предоставил брат Зии, пока не появится возможность отправить нас грузовым самолетом в Москву. Валясь с ног от усталости, мы побросали свои сумки, поснимали обувь и плюхнулись на низкую, но довольно большую кровать.

– Я устала… Если бы ты только знал, как я устала, – тихо проговорила я и, не раздумывая ни минуты, стянула с себя джинсы для того, чтобы отдохнуло мое тело. Я воспринимала евнуха как своего брата и понимала, что мне нечего его стесняться. Заметив, что я разделась, Зия слегка поежился и уставился на мои тоненькие ажурные трусики.

– Зия, ты что?

– Ничего. Просто у тебя очень красивое белье. Да ты и сама очень красивая. Красивая женщина должна носить только красивое белье.

Зия сел рядом и совсем неожиданно притянул меня к себе.

– Зия, ты что?

– Ничего. Я просто уже давно очень хочу тебя поцеловать.

– Ты?

– Я…

– Ну, хорошо, целуй, – немного засмущалась я и подставила евнуху губы.

– Ты очень красива. Я еще никогда в жизни не видел девушек красивее тебя. Я знал, что султан в тебя влюбится. Я знал это с самого начала. Я боялся только одного – что он сделает тебя своею женой.

– А разве это возможно?

– Я уверен, что еще немного – и он бы это сделал.

Если султан делает девушку любимой наложницей, то впоследствии он обязательно делает ее своей любимой женой, для того чтобы она принадлежала ему безраздельно и уже никогда не помышляла о той жизни, которая находится за пределами гарема. Если бы это произошло, то мы вряд ли смогли бы сбежать. А даже если бы и захотели, то нам бы было намного тяжелее это сделать.

Затем Зия, глядя мне прямо в глаза, нежно меня поцеловал. Я слегка отстранилась, но Зия не растерялся и притянул меня к себе обратно. «Господи, что же такое евнух? – метались в моей голове лихорадочные мысли. – Если я не ошибаюсь, то евнух – это человек, которого кастрировали еще в детстве. Когда кастрируют, значит, отрезают яйца… Получается, что половой орган у него есть, просто он находится в нерабочем состоянии. Если Зия кастрат, значит, у него не должно быть никаких половых инстинктов. Но они у него есть. Ей-богу, они у него есть… А может быть, у него все на месте? Может быть, я ошибаюсь и малоприятное слово „евнух“ означает что-то другое…»

Зия вновь наклонился к моему лицу и поцеловал меня в губы. Но на этот раз я не отстранилась. Зия ласково улыбнулся и осторожно растянулся рядом со мной на вышитом покрывале. Я почувствовала, как его мягкая горячая рука прикоснулась к моей груди… и эти прикосновения были совсем не такие, как те, которые я испытывала, когда жила с мужем. Они были слишком нежные, словно мое тело состояло из тонкого стекла, на которое стоит едва надавить и оно тут же распадется на целое море осколков. Не успела я опомниться, как Зия спустился ниже и прислонился своим лицом к моему обнаженному животу. Едва он стал целовать мой пупок, я слегка застонала и ощутила, как по моему телу пробежала волна сладострастия.

– Зия, ну что ты делаешь? Зия…

А затем… затем мне стало щекотно, и я едва смогла сдержать смех.

Его язык трепетно блуждал по моему телу. Когда я почувствовала его на своих грудях, я ощутила, как сильно напряглись мои соски, а все та же самая волна наслаждения, или, как пишут в романах, сладострастия, пробежала от моего затылка к моим ногам. Когда горячий, влажный и необычайно настойчивый язык Зии спустился намного ниже, чем мой живот, я закрыла глаза и почувствовала, как на них выступили слезы. Короткими поцелуями он спускался все ниже и ниже и непрерывно говорил мне о своей любви… Он говорил мне о том, что он очень сильно страдает от того, что он не мужчина и потому не в силах доставить мне те удовольствия, которые сумеет доставить настоящий, стопроцентный мужчина, и все же он кое-что может… Кое-что… и это кое-что оказалось так прекрасно, так восхитительно…

Я знала, что в жизни нередко ожидание бывает намного более волнующим, чем сам результат. Но на этот раз все произошло совсем по-другому. То, что случилось между мной и Зией, было поистине прекрасным и доставило мне настоящее наслаждение.

А затем я села на кровати рядом с Зией, который гладил мои распущенные волосы и любовался тем, как они переливаются в полумраке комнаты.

– Знаешь, когда я на тебя смотрю, мне становится тяжело дышать…

– Почему?

– Наверно, у меня все же пробуждаются мужские инстинкты… До встречи с тобой у меня их никогда не было. Я ненавижу гарем за то, что именно в гареме меня сделали евнухом. Мой член никогда не будет напряженным…

Наверно, это у меня единственная часть тела, которая не может шевелиться. Мне становится страшно оттого, что рядом со мной сидит самая совершенная женщина из всех, каких я когда-либо видел, и я ничего не могу для нее сделать… Ни-че-го…

– Не говори глупостей. Мне было очень хорошо с тобой, Зия. Очень хорошо. Мне уже давно не было так хорошо. Для того чтобы доставить удовольствие женщине, не обязательно иметь напряженный член.

– Ты говоришь это из жалости…

– Нет, Зия. Я никогда не жалею мужчин… Никогда.

Я улыбнулась и заставила Зию лечь на кровать.

Я стала медленно, по-кошачьи, царапать его ногтями, дошла до его ступней, принялась нежно их массировать, а затем начала тереться о них грудями. В эту же самую секунду член Зии напрягся, а в глазах турка появился испуг, перемешанный с удивлением.

– А я никогда и не подозревал, что ступни напрямую связаны с членом… – еле слышно прошептал Зия.

– Я тоже…

Я вновь прислонилась к ступням сосками и почувствовала, что Зия весь горит от незнакомого ему желания.

Еще немного – и я доведу его до полного изнеможения.

Зия выгнул ноги, тяжело отдышался и попытался от меня освободиться, но я не дала ему этого сделать. Увидев на его члене каплю прозрачной жидкости, я продолжила массировать ему ступни, твердо зная, что скоро будет развязка. Когда все свершилось, Зия закричал и содрогнулся от рыданий. Он повернул голову в мою сторону, а из его глаз ручьем потекли слезы. Я сидела напротив, поджав под себя ноги и наклонив голову так, что моего лица не было видно. Мои волосы свешивались водопадом и закрывали мои глаза, нос, губы.

Зия осторожно откинул их назад и спросил все так же испуганно:

– Свет, ты что сделала?

– Ничего, не считая того, что я довела тебя до оргазма.

– Но ведь это было невозможно…

– Теоретически да. А практически… Я вообще никогда не любила теорию. Обычно ее составляют те, кому практика не под силу.

– Это было похоже на агонию. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.

– Тебе понравилось?

– Мне не то чтобы понравилось, я испытал что-то большее… Я не могу объяснить тебе словами, что же со мной произошло.

– А ты и не объясняй. На свете есть вещи, которые не поддаются никакому объяснению.

– А кто тебя такому научил? Муж?

– Нет. Если бы я такое сделала с мужем, он бы обязательно назвал меня проституткой и сказал, что, пока его нет дома, я гуляю направо и налево. У меня муж был очень ревнивый. Даже слишком ревнивый. Один раз, когда он уехал в командировку и я осталась одна, я решила немного похудеть, привести себя в форму и принялась качать пресс в домашних условиях. Как раз тогда еще дети гриппом болели и сидели дома. Короче, я качала его на полу и натерла себе на копчике приличную мозоль. А когда муж вернулся и вечером, уложив детей спать, мы решили заняться сексом, он подозрительно посмотрел на мою мозоль и откинул меня с такой брезгливостью, словно на моем копчике была не мозоль, а какая-нибудь проказа.

– Почему?

– Что почему?

– Почему он это сделал?

– Тогда я подумала, что он меня заревновал. Он сам мне про это сказал. Он сказал, что эта мозоль появилась от чрезмерных занятий сексом. Мол, я гуляла от него направо и налево. После этого разговора мы не занимались сексом целый месяц. Мой муж костерил меня последними словами: мол, ни стыда ни совести, мать двоих детей, а шалава шалавой… Это только теперь, после нашего расставания, я понимаю, как он надо мной издевался. Просто издевался, и все. Он прекрасно знал, что, пока он ездил в командировку, у моих детей была температура под сорок.

Я несколько раз вызывала «Скорую» и не отходила от их кровати. Я не могла даже сбегать в магазин за молоком, не то что привести в дом мужика… Он все это знал… Ему просто необходимо было надо мной поиздеваться…

Утром я проснулась в объятиях Зии, и это было поистине чудное утро. Я открыла глаза и увидела, что вся спальня наполнена солнечным светом. Зия накрыл меня покрывалом и принес мне в кровать поднос, на котором стояли чашка ароматного, душистого кофе и стакан свежевыжатого апельсинового сока.

– Доброе утро, – ласково сказал он и поцеловал меня в губы.

– Доброе утро. Знаешь, а оно и в самом деле очень даже доброе. Мне еще никогда в жизни никто не приносил кофе в постель. Новое утро, новый кофе, новый мужчина, а это значит, что меня ждет новая жизнь.

– Правда?

– Что, правда?

– Что тебе никто не приносил кофе в постель?

– Как на духу. Зуб даю. – Я рассмеялась и поставила поднос себе на колени.

– А как же муж?

– Бог мой, о чем ты говоришь?! Муж… Это я приносила мужу кофе, и то лишь в медовый месяц. А чтобы муж принес кофе мне… Это из области фантастики.

И правду говорят, что мужчина относится к женщине так, как она ему позволяет. Я позволяла моему мужу совершенно обо мне не думать. Я стала жить только для него, напрочь наплевав на себя и на собственные интересы, что бы я ни делала, я делала во благо ему. Знаешь, когда я вспоминаю своего мужа, мне хочется плакать и смеяться одновременно.

– Почему?

– Наверно, потому, что моя жизнь с ним не удалась.

Жутко эгоистичный человек. Жутко. Это теперь, спустя годы, я поняла, что нельзя пытаться наладить семейную жизнь с эгоистичным мужчиной. Потому как, что бы ты ни делала, что бы ни предпринимала, результат будет просто плачевным. Я бросила ради него все и подчинилась его диктату, его тщеславию, которое росло прямо на глазах, каждый день, а взамен… Ты прекрасно видишь, что я получила взамен…

Я сделала глоток горячего кофе и продолжила:

– Мой муж никогда по-настоящему не понимал меня. Наверно, он никогда и не пытался меня понять. Ему это было просто не нужно. Он испытывал возбуждение от моей красоты только в начале нашего брака, но он никогда не знал меня по-настоящему. Он слишком много от меня требовал и слишком много от меня брал. Он жил для себя, для своего дела, для своего тщеславия и давал мне жалкие крохи. Я брала эти крохи и думала, что это настоящее пиршество.

Весь день мы гуляли по Стамбулу, и я с удовольствием любовалась его красотой. Мне безумно понравился этот город, успевший побывать столицей Византийской и Османской империй. Мы бродили по многочисленным магазинам, скупали различные безделушки и были безумно счастливы. Меня привлекало буквально все, что я видела: Музей янычар, Святая София, Дворец султана, Голубая мечеть. Мы также совершили прогулку по Босфору на катере, где сидели, плотно прижавшись друг к другу, и с наслаждением пили яблочный чай.

Набрав целую кучу подарков для детей, мы заглянули в ресторанчик на берегу моря и пообедали с бутылкой красного полусладкого вина. Я с легкостью перевела дыхание и посмотрела на большую сумку, набитую разным турецким барахлом.

– Так. Детям все купила, маме тоже… Никого не забыла.

Зия засмеялся и разлил вино по бокалам.

– Зия, тебе не жалко расставаться с Турцией, ведь это же твоя родина?

– Мне было бы намного тяжелее расстаться с тобой.

Зия жадно ловил воздух губами. Наверно, он делал это потому, что чувствовал, что он не только скоро покинет Турцию, но и никогда больше сюда не вернется. Когда он поставил свой бокал на стол, я взяла его за руку и погладила ее с благодарностью.

– Знаешь, ты не представляешь, что я чувствую при мысли о том, что скоро я приеду домой… Неужели все мои несчастья позади? А самое главное, что теперь я не одна. Теперь у меня есть ты.

Из моих глаз потекли слезы, но Зия тут же аккуратно их вытер.

– Не плачь. Не надо. Теперь у тебя все будет совсем по-другому. Теперь ты не будешь жить в согласии с мужчиной. Ты будешь жить в согласии с собой. Это важнее. Ты поймешь, что это намного важнее. Теперь ты независима. Ты поймешь, какая это интересная жизнь – жизнь независимой женщины. Самая главная женская беда – это зависимость от мужчины…

Допив бутылку вина, мы встали из-за столика и пошли вдоль берега в сторону нашей квартиры. А когда пришел наш черед улетать и мы стали упаковывать вещи, я вдруг подумала о том, что уезжаю отсюда с необычайной болью в сердце. Тут погибла моя подруга… Тут меня услышали, увидели и полюбили… Тут я поняла, что мне становятся не интересны воспоминания о сбежавшем муже и что я уже практически полностью от них освободилась. Мне вдруг стала страшна та жизнь, которой я жила раньше… вернее, это была не моя собственная жизнь, а та жизнь, которую я проживала для своего мужа… когда я напрочь забыла о себе и погрязла в рутине быта и ублажения собственного супруга…

…Я не хотела думать о том, что мы полетим в грузовом самолете, без паспортов и как на нас будут смотреть те, кто доставит нас на родину… Зачем? Зачем, если у Зии все схвачено и за все заплачено… Конечно, я немного побаивалась, что нас не только не доставят в Москву, но и в самый последний момент развернут на сто восемьдесят градусов и отправят прямиком в турецкую тюрьму. Но я полностью доверилась Зие и, получив в ответ на свои опасения короткое «да», облегченно вздохнула. Потому что я знала, что на этого мужчину я могу рассчитывать полностью и доверять ему безгранично… Такие, как Зия, никогда не обманут и уж тем более никогда не предадут…

Глава 18

Зия сдержал свое обещание. В тот же день мы прилетели в Москву. Как только моя нога коснулась родной земли, я бросилась к турку на шею и закричала что было сил:

– Я дома! Господи, наконец-то я дома!!!

– Это взлетная полоса… Это еще не дом, – заметил Зия.

– Взлетная полоса и есть мой дом!

– Странно, а я думал, у тебя есть здесь квартира.

Я засмеялась со слезами на глазах и потрепала своего друга по щеке.

– Ну какой ты у меня все-таки дурачок… И когда ты начнешь меня понимать… Я же тебе говорила, что у нас в России есть такие выражения, которые совершенно тебе непонятны. – Я рассуждала и тихонько всхлипывала. – Понимаешь, моя Родина – это и есть мой дом, и неважно, где я нахожусь в данный момент… На взлетной полосе, в кафе, магазине или вообще в чистом поле… Это и есть мой дом. Он везде. Он всюду… и тут мне не страшно, потому что, где бы я ни была, я всегда буду находиться у себя дома.

– Света, ты плачешь? – Зия посмотрел на меня непонимающим взглядом и смахнул мои слезы. – Что-то не так? Тебя кто-то обидел? Почему ты плачешь? Ты чем-то расстроена?

– Я плачу от счастья. Я еще никогда в жизни не была так счастлива, как сейчас, когда я вышла из этого самолета…

– Правда?

– Зуб даю. – Я вновь улыбнулась и сдержала очередную порцию слез. – Знаешь, что я хочу сейчас больше всего на свете?

– Побыстрее увидеть детей и маму.

– Это само собой. Только мне надо немного собраться с духом. Я боюсь этой встречи. Если бы ты только знал, как я боюсь этой встречи…

– Почему?

– Я не могу тебе этого объяснить. Не обижайся. Сейчас ты меня не поймешь.

– Я не обижаюсь. Я и в самом деле тебя не пойму, потому что у меня никогда не было близких и я никогда с ними не расставался. Мои родители умерли слишком рано, когда я был совсем маленьким. У меня появился всего один близкий человек, и он появился совсем недавно. Это ты. Так, ты не сказала мне о том, что больше всего ты сейчас хочешь.

– Шампанского!

– Шампанского?!

– Да! Если бы ты только знал, как сильно я его хочу! Если бы ты только знал! Зия, ты угостишь даму шампанским?

– Само собой, – как ни в чем не бывало ответил Зия.

– Как ты сказал?!

– Само собой.

– Бог мой, да иностранцы так не говорят. Еще немного, и ты будешь говорить по-русски лучше меня! Это ты у меня, что ли, научился?

– Само собой, – Зия поцеловал меня в щеку, взял дорожные сумки и зашагал уверенным шагом в сторону выхода за территорию аэропорта. Я засеменила следом и никак не могла поспеть за ним.

– Ты так идешь, как будто хорошо знаешь, куда нужно идти! – крикнула я ему вслед.

– Само собой, – заладил одно и то же Зия.

– Это Россия… Это не Турция, и тут все по-другому!

– Нет проблем.

– И куда ты идешь?

– В первое попавшееся кафе для того, чтобы напоить даму шампанским.

– Не напоить, а споить, – поправила его я.

– А в чем разница?

– Я просто хочу напиться!!! Если бы ты знал, как я хочу напиться!.

– Что значит напиться?

– Ну, упиться. Как тебе больше нравится…

Добравшись до первого попавшегося ресторанчика, Зия заказал красной и черной икры, водки и спросил, какого именно шампанского я хочу.

– «Советского», конечно, – в недоумении ответила я.

– А почему именно «Советского»?

– Мы же в России… Название осталось с прежних времен. У нас была Страна Советов, и шампанское осталось «Советское». Не придумали еще «Российское».

Взяв бутылку «Советского» шампанского, Зия внимательно прочитал этикетку и поставил увесистую емкость на стол рядом с графином водки.

– Не пробовал никогда.

– А зря. Очень даже вкусное.

– Я пил только турецкое.

– Ну уж нет, – сморщилась я. – Этой гадостью я сыта по горло. Врагу не пожелаю пить такую дрянь. А водку-то ты зачем взял?

– Но ты же хотела напиться….

Зия торжественно открыл бутылку шампанского и поднес ее к моему рту.

– Что, прямо из горла?

– А почему бы и нет. Мы же в России. А в России можно все!

– Откуда тебе знать, что можно в России?

– Я чувствую воздух свободы…

– Какой же ты дурак! – в сердцах произнесла я и принялась пить шампанское из горла. – Ты не знаешь, что такое Россия. В России тебе не видать свободы как своих ушей. Тут нельзя высовываться и громко кричать. Тут нужно ходить на согнутых коленях и не выделяться из общей массы, а то… – Я опасливо посмотрела по сторонам.

Как только мы перешли на водку, Зия взял столовую ложку и посмотрел на две тарелки, доверху набитые свежей икрой.

– Тебя какой кормить, красной или черной?

– Валяй любой.

– Но все-таки?

– Давай по очереди.

Выпив приличную порцию водки, Зия заметно покраснел и даже закашлялся.

– Ну что, вкусная?

– Приятная.

– Я же тебе говорила… Не то, что ваша турецкая. Прямо микстура от кашля.

Я резко замолчала и вспомнила Ленку, как она жадно пила турецкую водку и как напоила ею умирающую Нику.

– Знаешь, Зия, а вообще-то ваша водка тоже вкусная. Особенно когда очень надо снять стресс. Было время, когда я в горах эту водку, можно сказать, литрами пила…

Господи, неужели это было со мной?

– Давай не будем о грустном, – Зия заметно захмелел и посмотрел на меня слегка осоловелыми глазами. – Светлана, ответь мне, пожалуйста, всего на один-единственный вопрос.

– Хорошо, отвечаю, – таким же хмельным голосом откликнулась я.

– А почему ты вышла замуж за своего мужа?

– Как это почему? Почему люди выходят замуж? Ну, вышла и вышла… Наверно, потому, что полюбила.

Просто я жила по принципу: мужчина может испугаться, если женщина слишком часто вмешивается в его жизнь.

А это… это, я тебе скажу, неправильный принцип. В мужскую жизнь надо постоянно вмешиваться и строить в ней свои хоть и маленькие, но все же укрепления… Знаешь, Зия, а вообще-то я больше не желаю говорить о своем муже… Все разговоры о нем надоели мне до чертиков. Если бы ты только знал, как они мне надоели. Мне до чертиков надоела роль страдающей жены. Надоела! Мне надоело рассуждать на тему того, что Костик законченный подлец, что он подонок, предатель и вообще гад, каких надо расстреливать. Возможно, мне просто не повезло с мужем… но это не значит, что теперь мне будет не везти всю мою жизнь… Теперь я совсем другая и понимаю, что если я очень захочу, то заполучу любого мужчину… Возможно, у меня еще будет много любовников, но всем им я поставлю одно условие для того, чтобы находиться рядом со мной. Они должны воспринимать меня такой, какая я есть, и ни в коем случае не сметь меня ревновать или предъявлять на меня какие-либо права. Больше я никогда не буду принадлежать мужчине. Я буду принадлежать сама себе. Я никогда и никому не дам никаких обязательств. Зия, как ты думаешь, я смогу такой быть?

– Ты уже такой стала, – пьяным голосом успокоил меня Зия.

Допив графин до самого дна, мы взяли свои сумки, поймали такси и поехали ко мне домой. Как только мы зашли в квартиру, я постояла в коридоре несколько минут и, не снимая туфель, покачиваясь, прошла на кухню.

Затем села на подоконник и посмотрела на аккуратно разувшегося Зию, осторожно присевшего на стоящий рядом со мной стул.

– А у тебя уютно…

– Не так, конечно, как в гареме…

– Все равно уютно.

– С некоторых пор я стала ненавидеть эту квартиру.

– Почему?

– Потому что мне кажется, что она полна призраков.

– Призраков?!

– Ну да.

– Как это?

– Это когда с мужиком не живешь, а тебе все кажется, что он проживает в той же квартире, что и ты. Эту полочку он сделал своими руками… Этот календарь он тоже повесил своими ручищами, – в моем хмельном голосе появились нотки, близкие к истерике. – Он иногда мастерил что-нибудь. Правда, редко, в основном под настроение. На все, к чему ни прислонись в этой квартире, он приложил свою поганую лапу! Буквально на все!

Даже когда я спала, я по утрам постоянно просыпалась от того, что мне казалось, будто в ванной шумит душ, мой муж бреется и собирается на работу. Я вскакивала с кровати, бежала к ванной и хотела было уже стучать в дверь для того, чтобы поругать мужа за то, что он уже в который раз пропускает мои замечания мимо ушей, забыл закрыть шторку и опять налил полную ванну воды, но, дотронувшись до двери, я поняла, что в ванной совсем тихо и никто не бреется. В ней не стоит мой муж и не смотрит на свое отражение в зеркало… Понимаешь, эта квартира видела развод… Зия, скажи, ты знаешь, что такое развод?!

– Знаю, – кивнул головой Зия.

Но мне показалось, что Зия не знает. Я была просто уверена в том, что он не знает.

– Развод – это когда ты сутками лежишь в комнате с закрытыми глазами и тебе совершенно не хочется их открывать! – Я почувствовала, что перешла на крик, но уже ничего не могла с собою поделать. – Развод – это маленькая смерть… Тебе только кажется, что ты еще жив, но на самом деле ты понимаешь, что ты уже давно умер! Развод – это когда ты ощущаешь, что столько лет потеряно зря, что их просто вычеркнули из жизни, при том что жизнь и без того достаточно короткая! Развод – это когда уже никто не поцелует тебя утром перед тем, как бежать на работу! Развод – это когда тебе не надо тщательно утюжить воротнички мужних рубашек! Развод – это не что иное, как похороны, когда ты хоронишь свои надежды, свою любовь, свои так и не реализованные мечты! Развод – это грязь в доме, целая гора пустых бутылок из-под спиртного на кухне и появившиеся сигареты, хотя ты никогда и не курила раньше! Развод – это ненависть ко всему миру, и в первую очередь к самой себе за то, что в отличие от других у тебя ничего не получилось и ничего не срослось! А еще развод – это отсутствие одного человека, без которого ты теперь должна научиться жить!

Я содрогнулась и села к Зие на колени. Зия приобнял меня и поцеловал в лоб.

– Успокойся. Так нельзя. Если хочешь, ты никогда не будешь здесь жить. Мы купим новую квартиру, и ты никогда не будешь вспоминать о той жизни, которою жила здесь. Никогда.

– Хочу! Конечно, хочу!

…На следующий день мы приехали к моим детям и раздали им купленные подарки. Встреча была слишком бурной и слишком громкой. Дети с радостью познакомились с Зией, а Зия стал с радостью возиться с детьми.

Посадив их с двух сторон, он принялся рисовать им различные красочные турецкие пейзажи и рассказывать о достопримечательностях своей страны. Пока Зия возился с детьми, я ушла с мамой на кухню и усадила ее напротив себя.

– Светлана, почему ты так долго не звонила? – Мать всхлипнула и вытерла носовым платком слезы.

– Извини, мама, не могла.

– А это кто?

– Это мой друг.

Мама убрала платок от лица и посмотрела на меня подозрительным взглядом.

– Доченька, но ведь он же турок…

– Понятное дело, что не китаец.

– Как же так…

– Мам, но я же не замуж за него выхожу.

– Тогда почему он с тобой?

– Он просто мой друг, и он всегда будет рядом.

– Да что у нас русских мужиков, что ли, нет?

– Есть. У нас с тобой уже один русский мужик был, который меня с двумя детьми оставил…

– Так что ж теперь с турками, что ли?

– Мама, он просто друг.

– А может, лучше русского друга найти? – никак не могла успокоиться мать.

– Мама, друзей не находят. Они находятся сами. Я не искала Зию. Он нашел меня сам, и я многим ему обязана.

Мама, ну сама посуди, кому нужна мать двоих детей?

Наши русские мужики все хотят иметь женщину без детей. Кому нужны чужие дети?

– А турку, значит, нужны?

– Турку нужны. Турку хоть двое, хоть трое, хоть десять… Ладно, мам, это шутка. Значит, так. Слушай меня внимательно. Я покупаю новую квартиру. Отдаю Сашку в новую школу, за которую я теперь в состоянии заплатить… Катеньку мы тоже переведем в другой садик.

А сама… сама буду продолжать работать дальше.

– Свет, ты заработала столько денег?

– Мама, я заработала много денег. Я теперь состоятельная, обеспеченная женщина. Теперь все будет совсем по-другому…

– Но разве это возможно?

– Это возможно. Мам, а ты про Костика ничего не слышала?

– Нет, – замотала головой мать. – Ничего. Он к нам ни разу не заезжал и детьми ни разу не интересовался.

– И не надо. Мы теперь сами с усами. Даже если бы он и заехал, кто бы ему позволил приблизиться к детям. – Я притянула к себе мать и слегка ее приобняла. – Мама, теперь у нас все хорошо. Ты даже не представляешь, как у нас все будет хорошо. Мне придется поработать в Коктебеле, но я буду приезжать к вам каждый месяц…

Я обещаю, что все будет очень даже хорошо…

Глава 19

Драгоценности, украденные в гареме, были сразу пущены в дело. Я купила новую квартиру, где поселила маму с детьми. Устроила сына в новую школу, а дочку в новый, более престижный детский садик. Как же прекрасна становится жизнь, когда у тебя есть деньги, думала я, глядя на своих близких. Дети преобразились, заметно повеселели и очень сильно привязались к Зие. Теперь не осталось ничего, что напоминало бы мне о Костике.

Я переехала в совсем другой район и возвращалась в свое новое жилище всегда медленным, прогулочным шагом, не без сожаления посматривая на женщин, волокущих неподъемные сумки с продуктами, торопясь к кастрюлям, стирке, плите… С некоторых пор мне стало незачем спешить… Мне не надо было готовить каждый день что-нибудь вкусненькое и что-нибудь свеженькое и при этом преданно заглядывать в рот мужу в надежде на то, что он оценит мои кулинарные таланты.

Сейчас, вспоминая свою прошлую жизнь, я испытываю что-то вроде обиды и разочарования. Когда я была замужем, мне всегда казалось, что я счастлива. А теперь я понимаю, как глубоко я была несчастна. Вскакивала ни свет ни заря, готовила ему завтрак, провожала его на работу, завязывала ему галстук – сам он так и не освоил эту премудрость. Затем вела одного ребенка в школу, другого в детский сад и мчалась, как гончая, на рынок для того, чтобы по самое некуда нагрузиться продуктами, стиральным порошком, моющими средствами… Мыла посуду, стирала, гладила, убирала квартиру, поливала цветы, если они разрослись, пересаживала их в другие горшки, подсчитывала расходы, натирала кафель до блеска, смотрела какую-нибудь «мыльную оперу» и встречала сына из школы. Затем садилась с ним делать уроки, забирала дочку из детского сада, грела ужин и ждала мужа с работы… Мне вздохнуть-то некогда было, не то что пожить в свое удовольствие.

А самое главное, что теперь я всегда с радостью возвращаюсь домой. Мне было неприятно вспоминать то время, когда я осталась совсем одна и меня ждали унылые стены, телевизор и воспоминания…

В то время я ничего не ела, много пила, много курила и постоянно сидела с сигаретой у окна, как старая бабка, которая наблюдает за всем, что творится во дворе… Дети играют в футбол, в казаки-разбойники, кто-то моет машину, кто-то выгуливает свою собаку… а я все сижу, смотрю и думаю о том, что, когда я жила со своим мужем, я считала его самым лучшим мужчиной на свете.

Это только теперь я поняла, как слепа бывает любовь.

Как же она слепа… Как же можно было жить с мужиком и не понять, что у него есть любовница… Как же было можно?! А по ночам… по ночам я прислушивалась к шуму лифта, ожидая, что лифт обязательно приедет на мой этаж и из него выйдет он… Выйдет и скажет, что он наконец вернулся… Тогда я жила в постоянном ожидании…

Ожидании того, что кто-то позвонит по домофону или в мою дверь… Кто-то приедет на мой этаж или позвонит по телефону… Кто-то вспомнит о детях и захочет обязательно их увидеть…

Я не любила вспоминать это страшное время, когда эмоции и чувства преобладали над разумом, и старалась прогнать его из памяти.

Пока мы готовились к поездке в Коктебель, Зия сам стоял у плиты, а в те дни, когда мы ночевали у мамы, он устраивал самый настоящий пир и всегда баловал моих детей чем-нибудь вкусненьким. А когда он испек праздничный торт и стал разучивать вместе с моими детьми разные песни, моя мама так растрогалась, что не выдержала и вновь прослезилась.

– Доченька, боже мой… Какой же хороший этот Зия. Какой он красивый, умный и, самое главное, добрый. Вот если бы наши мужчины могли быть такими… Им бы просто цены не было. У тебя с ним как?

– У меня с ним все нормально, – от души рассмеялась я и поцеловала маму в щеку.

– Вы хотите расписаться?

– Зачем? Мама, что за бред ты несешь?

– Доченька, но ведь ты у меня так воспитана…

– Нет, мама, теперь я у тебя воспитана совсем по-другому. Долой то воспитание, которое ты мне дала. Больше я никогда в жизни не зарегистрирую свои отношения с мужчиной.

– Но почему?

– Потому, что это вообще никому не нужно. Милая моя мамочка, я теперь хорошо уяснила одно: об этом все говорят, но никто не хочет в это верить. Брак убивает любовь, и от этого никуда не денешься. Никуда…

…Потом мне пришлось рассказать Ленкиным родственникам о том, что приключилось с моей подругой, и поведать им историю ее гибели. Как положено в таких случаях, устроили символические похороны, на которые собрались ее знакомые, одноклассники и друзья. Я стояла вместе со всеми и смотрела в заплаканные лица ее друзей… На них было неподдельное и нескрываемое горе. Почти все мужчины, пришедшие помянуть мою подругу, стояли рядом со своими спутницами, а на их руках виднелись обручальные кольца. И среди них не было того одного, который бы скорбил больше всех и знал, что сейчас он потерял не только хорошего друга, сейчас он потерял любовь. Не было у Ленки половинки при жизни, не было… Быть может, она встретит эту самую половинку после смерти… Бывает же такое, что женщина всю жизнь мается, мается и никого не находит…

Вернее, она находит, ее находят, но она понимает, что все это не то, что это не тот единственный, которого она ждала долгие годы. Так она и живет одна до самой своей смерти, всю жизнь ища и ничего не находя, прямо как Ленка…

А некоторые сходятся с совсем чужими половинками, но тоже всю жизнь ищут. Так вот, бывают такие случаи, когда человек находит свою половинку уже на том свете, потому что, оказывается, она уже умерла раньше его. Тогда они встречаются и моментально друг друга узнают. Они становятся счастливы там… и уже никто и никогда не сможет их разлучить и уж тем более помешать их счастью.

Глядя на грустных мужчин, державших за руку своих спутниц, я понимала, почему при жизни Ленка была так одинока.

Вся земля рядом с ее символической могилой была усыпана цветами, но я-то знала, что настоящая Ленкина могила осталась там, в горах Кемера, настоящих турецких горах… Я не смогла предать тело земле… но я усыпала его травой и маленькими ветками. На той могиле не было ни одного цветка, да и откуда им было взяться…

…Когда люди начали расходиться, я посмотрела на лежащий на земле бутон алой розы, который внешне напоминал Ленку. Те же глаза в виде лепестков, те же губы, тот же нос и… те же очертания. Этот бутон был слишком красив, и он уже успел распуститься. Наверно, он источал аромат и смог бы довольно долго простоять в воде, но ему выпало совсем другое предназначение. Предназначение не радовать человеческий глаз, а скорбно лежать на могиле очень красивой девушки, стараясь передать ее красоту, грацию и неповторимость… А затем на бутон розы наступила чья-то грубая, уверенная мужская нога в дорогом лаковом ботинке. Эта нога растоптала розу, и можно сказать, что убила ее окончательно. Точно так же, как и в Ленкиной судьбе… Красивая, грациозная, она упала в самую грязь, куда ее кинул, а впоследствии раздавил мужчина…

Я смотрела на маленький холмик и наблюдала за толпой, которая уходила с кладбища и пробиралась между могил, крестов, оградок и памятников. Зия стоял рядом со мной и внимательно смотрел на Ленкину фотографию.

– Красивая, – вздохнул он. – У вас вообще женщины красивые…

– Только умерла слишком рано… Жалко, что я ее с тобой не успела познакомить. Жаль…

– Ты говорила, что ты просто обязана отомстить за ее смерть.

– Я ей это пообещала.

– Позволь, это сделаю я. Я же мужчина… Это настоящее мужское дело. Я за тебя кого хочешь на тот свет отправлю. За тебя, за всех твоих подруг…

– Нет, я должна это сделать сама, правда, не без твоей помощи.

– Хочешь, я найму киллера, и он отправит этого выродка на тот свет хоть завтра? Ты же знаешь, что мы далеко не бедные люди и сейчас можем себе позволить буквально все.

– Ты предлагаешь его просто убить?

– Просто убить.

– Это слишком легкая смерть для него. Он умрет в страшных мучениях, но только немного позже.

– Что у тебя на уме?

Я посмотрела на Зию хитрым взглядом и совсем тихо произнесла:

– Я не могу сейчас тебе это сказать. Я должна тщательно все обдумать.

Зия опустил глаза и растерянно пожал плечами.

Мне стало его немного жаль, и я захотела исправить положение.

– Зия, скажи, ты на меня обиделся?

– Я обиделся? За что?

– За то, что у меня есть от тебя секреты.

– А разве за это можно обижаться? Женщина без собственных секретов – это не женщина.

Я приобняла Зию за плечи, и мы пошли с кладбища.

– Господи, какой же ты у меня понятливый. Какой понятливый… Подумать только, как же мне с тобой повезло. Как повезло.

– Если я не буду понимать женщину, то я не имею права находиться с ней рядом.

…На следующий день мы съездили в Воронеж к Никиным родителям, рассказали им о том, как сильно она их любила – и родителей, и своего парня… Встреча была тягостной, и я держалась как только могла. Я дала волю своим чувствам только потом, уже вернувшись в Москву.

Зия сыграл роль жилетки, и, приехав домой, я наревелась на его груди от души.

Зия умел успокоить женщину и всегда знал, как правильно и в какой момент это надо сделать. Он успокаивал женщину массажем. А под его умелыми руками разомлела бы любая, даже самая неприступная женщина. Вот и в этот раз он ласково вытер мне слезы и стал искусно массировать мое тело. Все плохое сразу забывалось и уходило куда-то далеко-далеко… Оставалось все самое хорошее, прочно связанное с надеждами на лучшее будущее. Я чувствовала сладкую, ни с чем не сравнимую истому и ощущала, как мое тело превращается в горячий воск. Зия применял такие ароматические масла, от запаха которых я просто теряла голову и уносилась вместе со своими мыслями в совершенно заоблачные дали…

Приехав в Коктебель, мы купили довольно красивый особняк, выстроенный под старину. Он стоял на берегу моря и был обнесен высоким забором.

– Вот это то, что нам надо! – радостно воскликнула я и посмотрела на особняк восторженным взглядом. – Останется только довести его до ума. Официально он будет значиться как моя частная собственность, и никто из властей никогда не догадается, что находится за этим забором.

На следующий день я прикупила себе «Мерседес» с открытым верхом и тут же ощутила себя хозяйкой собственной судьбы.

После ремонта, выполненного в восточном стиле, особняк заметно преобразился и стал напоминать дворец султана. Стены многочисленных комнат были драпированы разноцветным турецким шелком. На окнах красовались тяжелые, позолоченные занавески, а по всему дому теснились необычные, небольшие ковры-диваны с парчовыми пуфиками и множеством мягких, переливающихся атласных валиков, беспорядочно разбросанных в самых различных углах гостиной. И конечно же, тьма-тьмущая атласных подушек и подушечек… Бар с бутылками виноградного вина самых отменных сортов, фрукты на серебряных и позолоченных блюдах из минувших столетий…

Мы с Зией ходили по комнатам и придирчиво рассматривали выбранный нами интерьер. Зия держал кубок с вином и отпивал из него глоток за глотком.

– Ну как, Зия, тебе нравится?

– Мне кажется, все получилось, – Зия утвердительно кивнул головой и поднес кубок к моему рту.

– И все же скажи: чего здесь не хватает? Что у нас не так? – Я сделала глоток вина и устало плюхнулась на первое попавшееся ложе, предназначенное для любовных утех.

Зия поставил кубок с вином на мраморный столик и сел рядом со мной.

– Во дворе скоро будут готовы бассейн, выполненный в виде озера, несколько поющих фонтанов, переливающихся разноцветными огнями. Завтра приедет садовник и посадит кустарники вокруг дома. Я заказал самые необычные, самые экзотические кустарники, какие только нашлись.

– А я завтра поеду в фирму. Я заказала набедренные повязки, имитирующие кожу тигра, и диадемы с сапфирами на лбу. Их будут носить работающие у нас мужчины.

Необходимо, чтобы все они были одинаково и необычно одеты. Завтра утром будет готов заказ. У нас будет что-то вроде сексуального бала-маскарада.

– А когда ты делала заказ, тебя не спросили, зачем тебе такая одежда?

– Зия, тут никто ничего не спрашивает. Главное, чтобы ты платил. Когда есть деньги, нет никаких вопросов. Даже если у них и возникли какие-то вопросы, то они побоялись задать их вслух. Может, я костюмер какого-то театра и готовлю костюмы для нового спектакля. Кому какое дело…

Зия притянул меня к себе и поцеловал прямо в макушку. Я положила голову ему на грудь и закрыла глаза.

Я всегда находила успокоение на его груди.

– Зия, мне кажется, что все, что сейчас происходит, происходит во сне. Неужели у нас все получилось?

– Я же тебе говорил, что у нас все получится. Теперь ты хозяйка собственного гарема. Теперь ты будешь властвовать над мужчинами, а они будут тебе беспрекословно подчиняться.

Не успел Зия договорить, как в доме раздался звонок, имитирующий соловьиную трель.

– Бог мой, и кого там черти принесли? Может, это садовник? – откровенно зевнула я с недовольной миной.

– Садовник должен приехать завтра. Я пойду посмотрю.

– Я посмотрю сама.

Запахнув полы коротенького атласного халата, я сунула ноги в пушистые тапочки на изящных шпильках и, выйдя из дома, подошла к тяжелым кованым воротам.

Открыв резную калитку, я нос к носу столкнулась с огромным, стриженым, накачанным детиной лет двадцати пяти, который стал рассматривать меня с нескрываемым интересом, скользнув взглядом по моим ногам и остановившись на виднеющейся из-под халата ложбинке между моих грудей. Потеряв интерес к моей персоне, шкафообразный детина вытянул шею и, не только не скрывая своего любопытства, но и выставляя его напоказ, стал рассматривать территорию, прилегающую к дому.

– Ух ты… Ничего вы здесь напридумывали… О е-мое, статуй сколько… Это что, боги какие? Фантазия бьет ключом. Прямо как в раю… О, тут даже павлины ходят, – незнакомец захлопал глазами и уставился на распустившего свой хвост важного павлина, словно на привидение.

– Здравствуйте. Что вам угодно? – Я постаралась привести незнакомца в чувство.

Но увиденное произвело на амбала такое впечатление, что он просто-напросто потерял дар речи. Он по-прежнему смотрел на павлина, который, в свою очередь, точно так же подозрительно смотрел на незнакомца. Слегка оттолкнув павлина, я похлопала незваного гостя по плечу и повторила свой вопрос:

– Молодой человек, опомнитесь. Чем могу быть вам полезна? По какому делу вы ко мне пожаловали?

– Я хотел посмотреть, кто тут поселился…

– Что значит посмотреть?

– Просто этот дом долгое время никто не покупал. Ни у кого таких денег не было. Это раньше чья-то усадьба была… А затем она уж очень долго пустовала. Ее один человек хотел под пансионат купить. Вернее, санаторий сделать. Частный санаторий, чтобы бабки нормальные заколачивать. Да что-то он с чиновниками не договорился….

– Значит, этот человек не умеет договариваться, – процедила сквозь зубы я. – Еще вопросы есть?

– Что?! – Детина прищурил глазки. Видимо, ему очень не нравился мой тон.

– Я говорю, у вас какие-нибудь конкретные вопросы есть? Вы представьтесь, пожалуйста.

– Я Гоша.

– А я Света.

– А ты кто?

– Я женщина!

– Я вижу, что не мужчина.

– А муж у тебя кто?

– Я не замужем, – с невозмутимым достоинством ответила я.

– А ты бизнесом занимаешься?

– А кто ты такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?! – не на шутку вспылила я. – Налоговый инспектор?!

– Не, я чо, похож, что ли?! – заржал детина, ласково назвавший себя Гошей.

– Нет, не похож.

– Ну а чо ты тогда придумала… Просто мне сказали, что этот особняк купила какая-то крутая барышня из Москвы. Мол, у нее денег выше крыши. Сюда то статуи, то деревья всякие ненаши таскают, то мебель по спецзаказу… Машины одна за другой подъезжают. Вот я и захотел посмотреть, кто здесь дом прикупил. Обычно баба одна без мужика редко когда деньгами ворочает. Как правило, мужик бабу, как ширму, выставляет, а сам различные дела крутит, а у тебя, оказывается, мужика-то и нет. Может, ты любовница какого-то крутого?

– Я тебя еще раз спрашиваю, ты кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?!

– Я из местной братвы.

– Кто?!

– Я из местной братвы, – повторил мне свой ответ Гоша и вновь посмотрел куда-то за меня.

Я обернулась и увидела подходящего к нам Зию. Зия был одет в набедренную повязку из ткани с национальным турецким орнаментом, а на его голове красовалась корона с блестящей небесной звездой.

– Светлана, кто там?! Как тебе мой наряд? Я сам его придумал! Мне кажется, что он хорошо впишется в наш интерьер.

Детина по имени Гоша широко раздул ноздри и непонимающе похлопал глазами.

– А это что такое? Вернее, это кто такой?

– Это мой друг, – с гордостью в голосе ответила я.

– Друг или любовник?!

– Какая тебе разница?!

– Понятно, короче, два в одном флаконе. Так это у него, что ли, бабок много?

– Это у нас бабок много.

Детина усмехнулся и уставился на Зию, словно тот вышел не из дома, а из только что приземлившегося НЛО.

– Ты чо, мужик, вырядился, как петух?

– Простите, я вас не понял, – Зия отпил из кубка с вином и протянул кубок мне. – Как вы сказали? Петух?!

Ну, какой же я петух, – не понял русского юмора турок. – У нас петухов нет. У нас есть павлины, фазаны, а петухи нам ни к чему. Это что-то русское, даже, простите, деревенское… Я не понимаю, почему вы меня так назвали…

– Потому, что вырядился как хрен знает кто, – сплюнул на пол детина. – На хрена ты эту корону со звездой нацепил?! Ты чо, артист, что ли, какой?

– Я не артист. Я слуга.

– Кто?!

– Я пожизненный слуга.

– Чей?

– Этой прекрасной женщины по имени Света.

Как только Гоша перевел взгляд на меня, я кивнула головой в знак согласия, улыбнулась и отпила из кубка.

– Вы чо, больные, что ли, оба?! – Детина слегка попятился назад, а когда в калитку высунул голову верблюд, которого мы выкупили в обнищавшем зверинце соседнего города, он просто отпрянул от дома, как от какой-то заразы, к стоящему «Форду», откуда выглядывали братки.

– Ты что, верблюда, что ли, испугался?! – вновь сделала я глоток из кубка.

– А откуда у вас верблюд?

– Купили. Это наше домашнее животное. Кстати, его Гошей зовут. Он чем-то на тебя похож. Смотри, точно так же ноздри раздувает, – весело рассмеялась я. – Только ты так плеваться не умеешь. Он, знаешь, как плюется – до самой смерти не отмоешься!

Ударившись спиной о «Форд», детина повернулся к своим браткам и покрутил пальцем у виска.

– Пацаны, там психи живут! Они, наверно, дурдом ограбили и оттуда сбежали!

– Сам ты псих! – громко крикнула я и закрыла калитку.

Как только мы отошли от калитки, Зия погладил верблюда, поправил ему тюбетейку и страстно меня обнял.

– Зия, представитель местной криминальной группировки сказал, что мы психи. – Я засмеялась и передала Зие кубок с вином.

Зия поднес кубок к верблюду и принялся поить его вином.

– А мы и есть психи…

– Это точно… И нам нравится быть психами! Нравится! – радостно закричала я и стала с умилением наблюдать за тем, как Зия поит Гошу вином.

– Пей, Гоша, пей. В зверинце тебе даже воды не давали… А тут ты вина вволю напьешься….

– Зия, но ведь ты его споишь… Посмотри, как Гоша пристрастился к вину… Ты сделаешь его алкоголиком.

– Не переживай. В случае чего мы будем его лечить, – засмеялся Зия.

– Как?

– Мы его закодируем.

– Бедное животное.

– Светлана, ну кто виноват, что наш Гоша так любит вино…

Глава 20

На следующий день Зия занялся озеленением нашего особняка, а я поехала в фирму для того, чтобы забрать уже готовые костюмы для нашего так называемого гарема.

Костюмы были сшиты по моим эскизам, а потому не могли мне не нравиться. Положив костюмы в багажник, я села в свой кабриолет и подъехала к ближайшему бару выпить чего-нибудь прохладительного. Уж очень пекло в этот день, ну прямо как в аду… Поправив свои безумно дорогие солнцезащитные очки, я не могла не полюбоваться своим «Ролексом» и то отводила руку в сторону, то приближала ее вновь. Это были безумно красивые часы и, конечно же, самые совершенные. А все настоящие, красивые, стильные и совершенные вещи стоят безумных денег… Даже не верится, что теперь я себе могу позволить подобное…

Закрыв машину, я поправила обтягивающую короткую юбку и прямиком направилась к стойке бара. Сев за барную стойку на высокий крутящийся стул, я закинула ногу на ногу и заказала себе алкогольный коктейль со льдом с необычным названием «Секс на пляже».

– Здрасте, – послышался где-то рядом со мной до боли знакомый голос.

Повернув голову вбок, я слегка приподняла очки и состроила недовольную мину. Рядом со мной сидел мой новый знакомый, представитель местных криминальных структур Гоша, и тщательно следил за каждым моим движением.

– Привет, – безразлично бросила я и стала медленно потягивать коктейль из разноцветной трубочки.

– Какими судьбами в наши края? – Гоша, видимо, был настроен на разговор и проявлял большой интерес к моей персоне.

– Жарко. Попить захотелось.

– Алкогольный коктейль?

– Ага.

– Это тебе не Москва. У нас тут гаишников полно. Я видел, что ты за рулем.

– В Москве их еще больше. Они там намного злее и намного жирнее. Я их различаю по их габаритам. Если гаишник упитанный, с большим животом, значит, матерый волк и уже давно работает. А если худенький, то это значит, только устроился и только учится штрафы без чека брать. Я провинциальных гаишников не боюсь.

– По-твоему, наш Коктебель провинция?! – тут же обиделся Гоша.

– Деревня, – все так же безразлично ответила я. – Что мне гаишники?! Если что унюхают, денег дам. Они ж только за тем и останавливают, что денег хотят. Да и какой может быть запах, тут алкоголя-то и не чувствуется…

– Тебя, наверно, на такой машине на каждом углу останавливают?

– Бывает иногда.

– Я смотрю, у тебя денег много…

– Достаточно, чтобы не обращать внимания на таких малоприятных братков, как ты.

– А ты не боишься иметь столько денег?

– Нет. Я уже к себе в дом охранников наняла. С завтрашнего дня выходят на работу.

– Для чего?

– Для того, чтобы туда такие типы, как ты, не заглядывали.

Гоша усмехнулся и вновь оглядел меня с ног до головы.

– Послушай, подруга, а у тебя «крыша» есть?

– Во-первых, я тебе не подруга, таких друзей мне и даром не надо, а во-вторых, в моем доме очень хорошая крыша. Качественная, нигде не протекает.

– Это я к тому сказал, что живи себе, раз приехала, но если мы узнаем, что ты чем-то в нашем городе занимаешься, какие-то махинации прокручиваешь и без «крыши», то пеняй на себя. Послушай, а откуда у тебя деньги?

– Ограбила психиатрическую лечебницу и сбежала, прихватив все деньги у невменяемых пациентов… Ты же сам вчера так сказал.

– Я пошутил.

– А я говорю серьезно. И на будущее: ты мне таких вопросов больше не задавай, потому что ответа никогда не получишь.

Отойдя от барной стойки, я села за первый попавшийся свободный столик, всем своим видом показывая, что Гоша порядком меня утомил. Барменша, которой Гоша еще недавно уделял внимание и переключился затем на меня, заметно занервничала и вновь попыталась вызвать его расположение.

– Гоша, так ты не дорассказал, что там раньше-то было, – мило улыбнулась она.

– Не помню я, про что рассказывал. Через пятнадцать минут уже должны Петровича привезти. Мы с ним тут кое-что перетрем да кое-какие вопросы порешаем. Чтобы стол накрыли как положено. Все в лучшем виде сделали.

– Да не беспокойся ты за своего Петровича. Вон ему уже стол накрыт.

– Где?

– У стены. Все о’кей.

– А я и не беспокоюсь. Мне беспокоиться нечего. Это вы тут все должны на задних лапках бегать. Если Петровичу что не понравится, то вашего бара тут и близко не будет. Его сразу волной смоет. Как будто и не было никогда.

Разговор этот Гошу явно не привлекал, и он демонстративно, не обращая внимания на расстроенную и чуть не плачущую барменшу, подсел за мой столик.

– Не помешаю?

Я оглядела полупустой бар и пожала плечами.

– Сиди, если ты считаешь, что в баре больше нет мест.

– А что за коктейль ты заказала?

– «Секс на пляже».

– Ты его раньше пила?

– Нет. Просто название понравилось. У тебя когда-нибудь был секс на пляже?

– Ты имеешь в виду коктейль?

– Я имею в виду настоящий секс на пляже.

Я посмотрела на Гошу пристальным взглядом, от которого он немного смутился и потупил глаза:

– Был, и не раз.

– И как?

– Что как?

– Я говорю, понравилось?

– А что ж не понравиться-то… Мне секс всегда нравится. Хоть на пляже, хоть в лесу, хоть…

Не успел Гоша закончить свою мысль, как вдруг быстро встал и направился к седовласому мужчине, только что появившемуся в баре. Подойдя к нему вплотную, он улыбнулся и пожал ему руку.

– Здравствуй, Петрович. Очень рад тебя видеть. Присаживайся, пожалуйста.

Гоша показал в сторону накрытого стола, который просто поражал воображение своим изобилием, но седовласый мужчина не мог меня не заметить, и наши глаза тут же встретились.

– А это что за прекрасная незнакомка?

– Это та краля, которая особняк купила.

– Так это она и есть?

– Она самая. Мы к ней заезжали вчера. Она там со своим слугой живет.

– С кем?

– Со слугой.

– С каким еще слугой?

– Не знаю. Там мужик какой-то сумасшедший. Ходит, как петух ряженый.

– Как петух?! Он что, на зоне сидел?!

– Да не такой петух, как ты думаешь…

– Опущенный, что ли?

– Да нет, Петрович, ты не понял. У него там повязка какая-то левая, набедренная. Звезда во лбу. Короче, у них там черт ногу сломит, верблюд, павлины, фазаны… А вообще они оба сумасшедшие. Мы их пробили, немного попасли, они вроде ничем не занимаются…

– Ты меня подожди. Я сейчас поговорю с дамой пару минут, и тогда мы с тобой дела обсудим.

– Как скажешь, Петрович.

Петрович улыбнулся и сел за мой столик.

– Здравствуйте, я мечтал познакомиться с бизнес-леди, купившей наш особняк, – как-то чересчур наигранно и все же монотонно произнес он.

– Ваш особняк? А вы что, его бывший хозяин?

– Да нет. Это я так образно говорю. Просто этот особняк – главная достопримечательность нашего города.

– Была ваша достопримечательность, а стала моя. – Я достала тоненькую сигарету с ментолом. Петрович тут же поднес мне зажигалку.

– Я забыл представиться. Меня зовут Александр Петрович.

– Светлана.

– Наслышан. Вы приехали из Москвы?

– Из нее самой.

– И как вам в наших краях?

– Отлично. Я люблю солнце, море и экзотику…

– Вы решили у нас поселиться?

– Пока да. Но я буду довольно часто уезжать в Москву.

– А каким бизнесом вы занимаетесь?

– Пока никаким.

– Вы что, не работаете? – Петрович не скрыл, что он очень сильно разочарован и удивлен. Наверно, он думал, что я и в самом деле настоящая бизнес-леди, что я отвечу, будто занимаюсь недвижимостью или имею в Москве сеть салонов по продаже элитных машин, а может, и какое-нибудь солидное туристическое агентство.

– А чем вы занимались раньше?

– Когда раньше?

– Ну, когда жили в Москве?

– Вы имеете в виду, кем я работала в Москве?

– Ну да.

– Я работала женой.

– Женой?!

– Знаете ли, есть одна такая неблагодарная специальность.

– Вы считаете эту специальность неблагодарной?

– Я считаю эту специальность крайне неблагодарной, – сказала как отрезала я и отодвинула пустой бокал на противоположный край стола.

– И что?

– Что – что?

– Почему вы дальше не остались работать по специальности?

– Меня уволили.

– Вас?

– Меня. – Я вытянула вперед свои длинные ноги и покосилась на внимательно наблюдающего за нашим разговором Гошу.

– А с какой формулировкой? По собственному желанию?

– Не-а. Меня признали профессионально непригодной.

– Вас?

– Меня. А почему вас это так удивляет?

– Ну, если таких женщин, как вы, будут признавать профессионально непригодными… Тогда ваш бывший муж дурак.

– А никто и не спорит.

Петрович посмотрел на мой пустой бокал и озабоченно спросил:

– Я могу угостить вас коктейлем?

– Нет. Вы приехали сюда решать какие-то важные вопросы. Не буду вас отрывать от дел. Разница в том, что я приехала сюда отдохнуть, а вы по делу. Вы же знаете, что отдых нельзя смешивать с делами. Всего доброго.

– Всего доброго, – немного растерялся Петрович.

Я встала со своего места, одарила Петровича любезным взглядом и, поправив короткую, обтягивающую юбку, направилась к своей машине, плавно покачивая бедрами. «Походка от бедра… От бедра…» – говорила я сама себе и чувствовала позади себя пристальный взгляд…

Вернувшись домой, я застала Зию разглядывающим вместе с садовниками только что посаженный кустарник и игриво ущипнула его за ухо.

– Привет.

– Привет. Посмотри, сколько экзотических кустарников и деревьев будет на нашем участке.

– Впечатляет. А я привезла костюмы.

– Ну и как?

– Они сделаны на высшем уровне. Еще я заехала в охранное агентство и оплатила охранные услуги на этот месяц, так что с завтрашнего дня наш дом будет охранять парочка горилл.

– А почему горилл?

– Потому, что я выбрала самых страшных и самых грозных.

– А что ты сделала еще?

Зия сорвал с незнакомого кустарника алый цветок и поднес его к моему лицу.

– Ну как?

– Впечатляет.

– Хорошо пахнет?

– Этот цветок пахнет так же хорошо, как я.

– Ты пахнешь намного лучше, – сделал приятное заключение Зия. – Я даже не могу ни с чем сравнить твой запах. Наверно, в природе нет таких ароматов. Их просто не существует.

– Ты, как всегда, щедр на комплименты.

– С тобой я щедр на все. С тобой невозможно быть… Забыл, как это по-русски?

– Скупердяем.

– Вот-вот, с тобой невозможно быть скупердяем. А что ты сделала еще?

– Еще я познакомилась с местными криминальными структурами.

– И как?

– Я думаю, что я произвела на них должное впечатление. Я заехала в бар и выпила коктейль под названием «Секс на пляже».

– И как?

– Название очень, а сам коктейль не очень.

В этот момент к нам подошел верблюд, наклонился и стал тыкаться мордой в широкое плечо турка.

– Что это он?

– Гоша просит вина, – совершенно спокойно сказал Зия и сходил в дом для того, чтобы вынести кубок, наполненный вином до самых краев.

Поднеся кубок к верблюду, он поправил ему тюбетейку и покачал головой.

– Эх, Гоша, Гоша, по-моему, ты отходишь от нормы.

– А что, у него норма есть? – испуганно поинтересовалась я.

– Как и у любого уважающего себя мужчины. Ровно два кубка в день. Так что наш Гоша стал перебарщивать. Он уже пришел за третьим кубком.

– Ты хочешь сказать, что он уже выпил два кубка?

– Сразу после твоего отъезда.

– Зия, ты что творишь?! У нашего верблюда появилась самая что ни на есть алкогольная зависимость.

– Но ведь она лечится. Зачем верблюду в чем-то отказывать? Он же не виноват в том, что он верблюд.

Я отобрала у турка уже почти пустой кубок, взяла верблюда за кольцо в носу и повела его к забору. Верблюд слегка заупрямился, пытаясь показать мне свой характер, но я была непреклонна.

– Зия, если я еще раз увижу, что ты Гошу спаиваешь, я тебе этого не прощу!

– Но мы можем его закодировать.

– Ага, аж два раза! В любом кодировании самое главное объяснить тому, кто кодируется, что если после кодирования он хоть немного выпьет, то он сразу умрет. Тут самое главное – психологическое воздействие. Нужно умело воздействовать на психику. А как нашему верблюду воздействовать на психику, если он верблюд?!

– Не скажи. Наш Гоша даже очень умный, – Зия смеялся, как ребенок, и просто не мог остановиться.

Я покрутила пальцем у виска и пошла в дом.

– Ой, да разве таких женщин, как вы, увольняют с такой работы, как жена?! – язвительно пробубнила я, копируя Петровича… – Да пошла на фиг такая работа! Я бы на нее даже и по совместительству не пошла… Ни по совместительству, ни за хорошие деньги… Я больше не та дура, которой была раньше. «Костик, может, тебе супчик посолить? Ну что ты морщишься? Тебе не понравилось, как я сготовила твой любимый супчик?! Но я так старалась… Мне кажется, что ты придираешься… – все так же язвительно рассуждала я сама с собой. – Что, Костик, перчику не хватает? Да, я клала перчик, клала… Наверно, ты просто не голоден и не хочешь есть… А может, тебе просто нужна причина, чтобы со мной поругаться? Может, у тебя на работе неприятности, дурное настроение и ты хочешь вывалить весь этот негатив на меня?! А почему бы и нет?! Такие, как ты, всегда отыгрываются на своих близких, потому что близкие всегда поймут и всегда простят, на то они и близкие… На них можно отрываться по полной программе, потому что больше не на ком… А вообще, Костик, ты мне мозги не компостируй! Бери супчик и жри! Жри, гад ползучий, а то я тебе сейчас эту тарелку с твоим любимым супчиком, который ты почему-то сегодня не хочешь жрать, на голову вылью, чтобы ты в следующий раз не ерепенился!»

Я немного помолчала и продолжила:

– Эх, ты, Костик, попадись ты мне сейчас, я бы тебе не то что супчик варить, я бы тебе такого пенделя засадила, что летел бы ты у меня, как фанера над Парижем! Я бы для тебя не то что супчика – овсянки недоваренной пожалела! Хрен моржовый!!!

Прямо на пороге гостиной я наступила на что-то твердое и, опустив голову, закричала что было сил. При входе в гостиную лежал совершенно незнакомый человек, одетый в довольно дорогой костюм с таким же дорогим галстуком. Уж в чем в чем, а в мужской одежде я научилась хорошо разбираться… Глаза мужчины были закрыты, а малиновые разводы на белоснежной рубашке, выглядывавшие из-под пиджака, вне всякого сомнения, напоминали не что иное, как кровь. Осторожно взяв мужчину за его холодную сине-желтую руку с заостренными пальцами, я попыталась нащупать пульс, но тут же откинула ее прочь и закричала еще раз. Никаких сомнений не осталось. Мужчина был мертв.

Глава 21

Попытавшись собрать остатки самообладания, я вновь посмотрела на мужчину и постаралась определить, не видела ли я его когда-нибудь раньше. На это не потребовалось много времени. Я никогда не видела этого мужчину раньше, как говорится, не имела чести быть с ним знакомой. Распахнув полы пиджака, я предприняла попытку разглядеть, от какой именно раны умер мужчина, огнестрельной или от какой-либо еще. Прямо сбоку у пиджака торчала скомканная окровавленная тряпка, бывшая некогда белоснежной майкой. Механически, против своей воли, я отметила про себя то, что из этой майки кто-то упорно пытался сделать тампон для того, чтобы закрыть окровавленную рану и остановить кровотечение. Только вот кто это пытался сделать? Убийца или его жертва, когда она была еще жива?!

Взяв скомканную майку, я брезгливо ее развернула и с ужасом увидела, что это моя майка. Это та самая майка, которую я купила в заштатном местном магазине для того, чтобы в ней прохаживаться во время ремонта особняка.

– Бог мой, это моя майка, – прошептала я, чувствуя, как сильно стучит мое сердце. – Эта майка лежала в моей комнате, в моем шкафу… Непонятно, как же она могла очутиться здесь…

«Кто убил незнакомого человека в моем собственном доме?» – вертелось у меня в голове, но я никак не находила ответа.

Я дышала очень даже тяжело и понимала, что я должна встать и срочно позвать Зию. Но я не могла этого сделать.

Ноги стали совсем ватными, а руки просто перестали меня слушаться, и все…

…И все же я встала и на ватных, еле передвигающихся ногах вышла из дома. Во дворе играла турецкая музыка, спал пьяный верблюд и танцевал Зия, держа в руках букет необычных ярко-вишневых цветов. Садовники из фирмы по озеленению занимались своей непосредственной работой и улыбались, украдкой поглядывая на танцующего Зию.

Заметив меня, Зия расплылся в своей широкой белозубой улыбке и протянул мне букет цветов.

– Светлана, посмотри, какой красивый букет я тебе собрал!

Но я не взяла букета, а посмотрела на Зию ледяным взглядом.

– Зия, пройдем в дом. Мне надо с тобой поговорить.

– Но как же мой букет?

– Мне сейчас не до букетов. Я прошу тебя пройти в дом.

Пожилой мужчина в синем комбинезоне направился прямо мне навстречу, вытирая ладони влажной салфеткой.

– Хозяйка, скажи, можно уже газон сажать?

– Сажай свой газон. У тебя есть фронт работы, – все так же холодно ответила я и, чтобы не обидеть Зию, все же взяла у него такой несвоевременный букет цветов.

Зия улыбнулся и вновь принялся танцевать под зажигательную турецкую музыку.

– Светлана, я хотел с тобой посоветоваться по поводу газона. Я не знаю, с какой стороны его лучше всего разбивать, – говорил, пританцовывая, Зия.

– Ты же уже все решил. Постарайся обойтись без моего совета.

– Просто я внес кое-какие изменения и хотел, чтобы ты все одобрила.

– Я все одобряю.

– Не глядя?

– Я одобряю все не глядя.

– Светлана, но все же мне хотелось, чтобы ты посмотрела….

Я стояла ни жива ни мертва и почувствовала, что мои нервы на пределе.

– Послушай, выключи музыку и прекрати танцевать!!! Зайди наконец в дом! У меня есть к тебе серьезный разговор! Понимаешь, серьезный разговор! Я должна тебе кое-что показать! Выключи ты эту гребаную музыку! Сейчас не до нее! Немедленно ее выруби, или я вырублю ее сама!

Не удержавшись, я поняла, что меня понесло, и посмотрела на подошедшего к нам перепуганного мужчину в синем комбинезоне крайне нервозным взглядом.

– А вы, пожалуйста, озеленяйте и не приставайте ко мне с вопросами! Вам за это деньги платят!!!

Садовник кивнул головой и, дабы не испытывать больше мое терпение, которое буквально трещало по швам, на прочность, быстро ушел на свой так называемый объект и без вопросов принялся за работу. Обиженный Зия выключил музыку и посмотрел на меня взглядом, полным печали и сожаления. Я стояла с букетом его цветов и ощущала, как все вокруг плывет у меня перед глазами.

– Свет, что ты кричишь?

– Потому что я тебе говорю, а ты меня не слышишь. Ты танцуешь.

– Но ведь тебе всегда нравится, как я танцую…

– Но только не сейчас.

– Тебе всегда нравилась восточная музыка…

– Иногда мне хочется тишины.

– Что у тебя случилось?

– Пошли в дом.

– Пошли.

Как только мы подошли к гостиной, Зия громко присвистнул, сел на корточки, посмотрел на меня растерянным, вопросительным взглядом и попытался определить, жив таинственный незнакомец или нет.

– Света, он мертв.

На лбу Зии выступил пот, да и не только на лбу, холодным потом покрылась вся его спина.

– Я знаю.

– А кто это?

– Этого я не знаю.

– А как он здесь очутился?

– Зия, когда я зашла в дом, то увидела здесь точно такую же картину, как ты.

Я не знаю, сколько времени мы просидели с Зией молча, пытаясь хоть что-то понять и не переставая при этом разглядывать покойника. Мы сидели и понимали, что мы должны что-то делать, только мы не понимали, что именно мы должны делать…

Пнув своим пушистой тапочкой на тоненькой шпильке мою футболку, которой была перевязана рана, я слегка ее приподняла своим носком и кинула назад.

– Это моя футболка. Она в шкафу лежала. Ума не приложу, как она здесь очутилась.

Услышав чьи-то шаги, которые приближались с каждой минутой к гостиной, я выронила букет цветов прямо на покойника и быстро вытолкала Зию из гостиной, последовав прямо за ним. У входа в дом стоял все тот же садовник и переминался с ноги на ногу.

– Что надо?! – словно тигрица, бросилась на него я и преградила ему дорогу своими хрупкими плечами. – Что надо?!

– Хозяйка, да не ругайтесь вы так, я, собственно, вот что пришел…

– Вам сказано озеленять и не задавать мне лишних вопросов!

– Делайте все по тому первому плану, который я нарисовал, – тоже попытался выпроводить озеленителя Зия. – Все так же вдоль забора и по кругу… Как мы и договаривались.

– Да я не за тем пришел….

– А зачем ты пришел?! – все так же кричала я и не могла остановиться. – Какое право ты вообще имеешь входить в чужой дом! Это частная собственность, между прочим!!!

– Да не нужна мне ваша частная собственность… Я это… Я вот по какому вопросу…

– По какому?!

– Там верблюд буянит.

– Что значит верблюд буянит?!

– Он тюбетейку скинул… По двору носится, скачет, плюется… Моего напарника с ног до головы оплевал… Прямо в шею тычется или разбегается и прямо на нас… Мы только и успеваем отбегать… Вы бы его привязали, а то работать страшно. Мы в таких условиях работать не можем. Да и как можно работать, если там бешеный верблюд бегает.

– Он не бешеный. Это он выпить хочет, – сделал заключение Зия и вместе с озеленителем вышел из дома.

Как только мы все очутились на улице, мы увидели, что Гоша загонял и буквально заплевал смертельно перепуганных павлинов. Заметив Зию, Гоша тут же перестал гонять павлинов, с радостью побежал к хозяину и, наклонив голову, стал тыкать ему в плечо.

– Вот и доигрались! У нас теперь верблюд алкоголиком стал. Это самая что ни на есть белая горячка, – уперла я руки в боки. – Насколько я понимаю, он сейчас выпить просит?

– Просит, – потрепал верблюда по носу Зия.

– Но ведь он уже больше нормы выпил?!

– Значит, опохмелиться хочет. Принеси-ка кубок с вином.

– Ты хочешь дать верблюду опохмелку? – широко раскрыла я глаза.

– Ну да, а что делать-то? Видишь, ему плохо…

– Вижу, не слепая… Доигрались… Верблюда алкоголиком сделали…

Сбегав в дом, я принесла кубок вина и протянула его Зие. Верблюд посмотрел на меня благодарными глазами и радостно затряс головой, прильнув к кубку.

– Это он так тебя отблагодарил, – объяснил мне Зия поведение верблюда.

– Да пошел он к черту со своими благодарностями!

Я подошла вплотную к верблюду и пригрозила Гоше пальцем.

– Гоша, алкоголь разрушает организм! Я запрещаю тебе пить в таких количествах! Больше ты не получишь ни капли! Ты уже деградируешь как личность. На тебя стыдно смотреть.

Мимо меня прошел павлин со слегка пощипанным хвостом, с возмущением поглядывая на только что успокоившегося Гошу.

– Посмотри, он нашего павлина за хвост таскал, – показала я на птицу Зие. – Ты только посмотри! Все, теперь Гоша будет на привязи сидеть, а то он нам таких дров наломает…

Допив кубок до дна, Гоша посмотрел на проходящего мимо павлина полупьяными глазами и попытался дернуть у него перо из хвоста. Оскорбленный павлин побежал в противоположную сторону дома и скрылся между цветами. Зия привязал Гошу к забору и вновь надел на него тюбетейку.

– Зачем ты на него шапку-то надеваешь?

– Пусть, а то солнце напечет.

– Кому, верблюду?

– Ну хотя бы и верблюду… Алкоголь и солнце – гремучая смесь.

Посмотрев на шептавшихся озеленителей, Зия подошел к ним поближе и, как ни в чем не бывало, спросил:

– Ребята, у вас еще вопросы есть?

– Нет.

– Работа ясна?

– Ясна.

– Тогда работайте.

– А всего один вопрос можно?

– Можно.

– А ваш верблюд не отвяжется?

– Нет. Он крепко привязан, – успокоил Зия садовников и пошел в дом.

Я сверкнула в сторону озеленителей злобным взглядом и пошла следом за Зией.

Сев на корточки рядом с трупом, мы оба уставились на него во все глаза и не могли произнести ни единого слова.

– Свет, ты его знаешь? – не выдержав, нарушил гробовое молчание Зия.

– Первый раз вижу.

– А как он попал в наш дом?

– Не имею представления.

Я через силу попыталась рассмотреть лицо незнакомца и обратила внимание на то, что это лицо было уже достаточно окоченевшее. Значит, незнакомца убили не сейчас, а намного раньше. Непонятно только, каким образом он очутился в нашем доме. Получается, что с момента его смерти до того, как мы его нашли, прошло какое-то время. Еще недавно в гостиной никого не было.

Выходит, что кто-то просто-напросто подбросил нам труп… Или убийство произошло в доме, но в какой-то другой комнате…

– Зия, труп уже окоченел, – поделилась я своим выводом с турком.

– С чего ты решила?

– Я вижу. Этот человек погиб не сейчас, не сию минуту. Он погиб намного раньше.

– Но как? Почему?

– Зия, сейчас можно задавать много вопросов, но ответа мы не получим ни на один. Я не знаю, как этот человек очутился здесь и кто его убил… Возможно, его вообще убили в другом месте и просто подбросили к нам в дом.

Тем более я не знаю, кто перевязал ему рану моей футболкой, но я знаю одно – что мы должны избавиться от этого трупа как можно скорее и желательно так, чтобы этого никто не заметил…

– Тогда это нужно сделать ночью. Погрузим его в моторную лодку, вывезем в море и скормим рыбам.

– Но до наступления темноты мы должны его где-то спрятать. Озеленители будут работать до вечера. В любой момент сюда кто-нибудь может зайти.

– А может, вызовем милицию? – Зия поднял голову и выжидательно посмотрел на меня. Признаться честно, я и подумать не могла, что подобная мысль может прийти турку в голову.

– Какую милицию? – Я сделала вид, что не понимаю, о чем говорит Зия.

– Ну, вашу милицию. Вернее, нашу милицию… Мы же никого не убивали. Мы чисты, а значит, нам ничего за это не будет.

– Ага. Только милиции нам еще не хватало. Уже весь город судачит о том, что кто-то из так называемых «новых русских» выкупил этот особняк. Каждый только и мечтает о том, чтобы попасть внутрь и посмотреть, что же мы здесь наворотили. Тем более не забывай, что у нас есть деньги и никто не знает источник наших доходов. Все только и хотят за что-нибудь зацепиться для того, чтобы наконец попасть в наш дом. А ты говоришь: милиция!

Да ты хоть знаешь, что такое наша отечественная милиция?! Ты даже и представить себе не можешь, что это такое. Я тебе говорила, что у нас страна милицейского беспредела?!

– Говорила.

– Ну вот, а ты хочешь сюда ментов позвать. Им только за счастье будет, если они узнают, что в нашем доме покойник объявился. Они не тем заинтересуются, кто его убил, а тем, откуда у нас деньги и на какие такие средства мы живем. А при желании этот труп на нас повесят.

У наших ментов разговор короткий! Я когда из Турции в милицию позвонила и попросила их о помощи, мне ответили, чтобы я проспалась, дура пьяная… Больше я с милицией связываться не хочу!

– Тогда давай спрячем труп до темноты, а ночью я его вывезу. Принеси какое-нибудь покрывало.

Я кивнула головой и бросилась в спальню за покрывалом. Забежав в спальню, я встала как вкопанная и подозрительно посмотрела на свой открытый шкаф, из которого была высыпана моя одежда. Именно в этом шкафу еще совсем недавно лежала моя футболка, которая почему-то оказалась рядом с трупом. Кто-то определенно шарил в моем шкафу, да и не только в шкафу…

Кто-то определенно шарил в моем доме и в моей закрытой от посторонних глаз жизни. Если труп окоченел, значит, убийство произошло уже давно. Ну а если так, то зачем потребовалось перевязывать рану моей футболкой? Возможно, кто-то просто хотел показать, что убийство произошло именно в доме и умирающий истекал кровью… Но получается, что мою футболку уже приложили к трупу?! Прямо чертовщина какая-то…

Кто-то решил ввести меня в заблуждение, и у него очень хорошо это получилось…

Поняв, что времени для раздумий у меня нет, я схватила свое покрывало и помчалась к лежащему в гостиной трупу. Дав покрывало Зие, я встала на четвереньки и быстро проговорила:

– Зия, чертовщина какая-то. В доме кто-то был. У меня весь шкаф с одеждой перерыт.

– Если в доме лежит труп, оно и понятно, что в доме кто-то был.

– Но кто? – вновь повторила я свой вопрос и посмотрела на Зию испуганным взглядом. – Кто?

– Не знаю.

Зия порылся в карманах покойника в надежде там что-то найти, но так ничего и не нашел. В карманах покойника было пусто. Ни бумажника, ни документов. В тот момент, когда Зия завернул труп в покрывало и потащил его в сторону темной комнаты, в которой мы складывали инструменты и различные приспособления для дома, я почувствовала, как сильно меня затрясло и как сильно застучало мое сердце. Я не помогала Зие, я буквально вжалась в стену и боялась пошевелиться. Как только Зия запихал труп в темную комнату и закрыл ее на замок, я бросилась к зеркалу и посмотрела на свое отражение.

Все происходящее сразу отразилось на моей внешности, и я выглядела так, как выглядит человек, попавший в безысходное положение и совершенно не знающий, как из него выбраться. У меня были покрасневшие, слишком измученные глаза, какой-то загнанный вид, словно меня долго гоняли и я уже валюсь с ног от изнеможения… и пустой взгляд. В нем не было ничего того, что могут выразить человеческие глаза.

– Все, – Зия потер потные ладони. – Все, – повторил он и направился к входной двери. – Пойду посмотрю озеленителей. По времени они уже должны заканчивать.

Зия вышел из дома, а я постояла посреди холла и уверенным шагом направилась к себе в спальню. Встав у подоконника, я огляделась по сторонам, стараясь отметить, в каком порядке лежат оставленные мною вещи.

Но в моей комнате ничего не было тронуто, и все вещи лежали в том же порядке, в каком я их и оставила. Рылись только в шкафу. Неужели нужно было перевернуть весь шкаф кверху дном только для того, чтобы найти какую-то злосчастную футболку?!

Мои сумбурные мысли перебил телефонный звонок, доносящийся из соседней комнаты. Наверно, мама или дети, подумала я и бросилась к телефону. Я быстро схватила телефонную трубку в надежде услышать голос родных людей, но тут же получила очередную порцию разочарования.

– Алле, – это был голос незнакомого мужчины, а с некоторых пор я не очень-то любила общаться с незнакомыми мужчинами, да и со знакомыми тоже…

– Да, я вас внимательно слушаю.

– Светлана?!

– Она самая.

– Это Александр Петрович.

– Какой еще Александр Петрович?

– Тот самый, с которым вы познакомились в баре на берегу моря. Вы вспомнили?

– Что-то припоминаю, – ответила я совсем не дружелюбным голосом.

– Вы так быстро забываете свои знакомства?

– Ага, особенно те, которые не произвели на меня должное впечатление.

– Вы хотите сказать, что я не произвел на вас впечатление?

– Я хочу сказать, что я не оставляю свой телефон только что познакомившимся со мной мужчинам.

– Я вас понимаю. Наверно, с моей стороны было не очень тактично позвонить вам. Вы и в самом деле не давали мне свой телефон…

– И где же вы его нашли?

– Это не составило большого труда. Телефон этого дома я знал и до того, как вы в нем поселились.

– Он что, так известен?

– Он известен точно так же, как и сам дом. Светлана, вы же не купили какой-нибудь заштатный коттедж, каких полно в этом городе. Вы купили самый красивый дом, местную достопримечательность или даже, можно сказать, раритет. Вы смело можете договариваться с местной туристической фирмой, чтобы к вам домой водили экскурсии. Любой туристической компании это будет просто за счастье, а вам неплохая прибыль…

– Спасибо, но средств у меня хватает, – перебила я Петровича. – А еще я веду затворнический образ жизни… Я же вам уже сказала, что была ваша местная достопримечательность, а стала моя личная. А я не привыкла делиться своим личным. Вы правы, мне нужно поменять мой номер телефона. Завтра же заеду на телефонную станцию.

– У нас не меняют номера телефонов.

– Мне кажется, что за деньги поменяют не только номер телефона, но и паспортные данные… Если, конечно, сильно этого захотеть.

– Вы странная девушка… Даже очень странная…

– Может быть. Для женщины это комплимент.

– Мне сказали, что вы живете в доме вместе со своим слугой.

– Вас правильно информировали.

– А я думал, что то время, когда у людей были слуги, давно прошло…

– Для кого прошло, а для кого только началось. Завтра мой дом будет снаряжен самыми последними достижениями охраны и сигнализации. С завтрашнего дня на работу заступают охранники. – Я сказала это специально, как бы мимоходом. Информация к размышлению для Петровича, Гоши (не верблюда) и им подобных. В конце концов, береженого бог бережет. Это сказано давно и совершенно правильно.

– Вы подружились с нашим местным охранным агентством?

– Я заплатила вашему местному охранному агентству, – поправила я Петровича. – Я никогда не дружу с людьми за деньги. Вернее, с теми людьми, которым плачу.

– А почему вы решили так усиленно охранять дом?

У вас есть на то какие-то причины? Вас кто-то обидел? – Петрович заходил издалека, но на мгновение мне показалось, что он что-то подозревает.

– Осторожность никогда не помешает.

– Но и не всегда спасает.

– Вы не правы. Все зависит от того, сколько денег заплачено за эту осторожность.

– Вы живете по принципу: чем дороже, тем лучше и надежнее?

– Я живу по принципу: чем дороже, тем качественнее.

– Если у вас возникнут какие-то проблемы, то вы всегда можете обратиться ко мне.

– А вы представитель местной братвы?

– С чего вы взяли? – рассмеялся Петрович.

– Так представился мне Гоша. Мне показалось, что вы из той же оперы.

– Я не из той же оперы. Я просто волшебник, который может решать людские проблемы.

– Вы решаете людские проблемы за деньги?

– Смотря что это за проблемы и кто ко мне с ними обращается.

– Хорошо, я учту. А вообще вы зачем мне позвонили?

– Я хотел пригласить вас вечером в ресторан. А еще лучше – в казино. Тут недалеко, в соседнем городе.

Вы играете?

– Вы хотите знать, азартный я человек или нет?

– Ну да.

Я подумала о том, что не была в казино никогда в жизни. Частым гостем в этих заведениях был мой Костик.

Если я что и знала о подобном времяпрепровождении, то только с его слов. Но все же я должна была держать марку, положение владелицы крутого особняка обязывало.

– Я не азартный человек. Я играю в казино редко, только под настроение.

– Значит, я ошибся.

– В чем?

– Как только я вас увидел, мне показалось, что вы очень азартная девушка. Такая девушка просто не может быть неазартной.

– Первое впечатление о человеке всегда обманчиво.

Значит, вы хотите назначить мне свидание?

– Что-то вроде того, – слегка смутился Петрович.

– А я не могу. Я сегодня вечером занята, – произнесла я с особой язвительностью.

– Очень жаль, а если не секрет, чем?

– Это секрет.

– Тогда, может, завтра?

– Я не знаю, что будет завтра. Созвонимся.

– Хорошо, тогда запишите мой телефон.

– Ваш телефон?

– Ну да. На случай, если у вас будут проблемы. Сами понимаете, чужой город, чужие порядки, чужие обычаи, мало ли что может приключиться…

Я записывала телефон Петровича и чувствовала, как ни с того ни с сего начинает дрожать моя рука.

Последние слова произвели на меня должное впечатление. Они были какими-то гнетущими и наводили на самые мрачные мысли. Когда в трубке послышались быстрые гудки, я еще долго держала трубку в руках и опустила ее на рычаг только через несколько минут…

Глава 22

Ближе к вечеру, когда озеленители уже все сделали и уехали домой, мы сидели на своей террасе, похожей теперь на сад, и пили чай. Я нервно посматривала то на часы, то на Зию.

– Начнем действовать после двенадцати, – Зия был слишком задумчив и, как никогда, серьезен. – Сядем на моторку, погрузим труп и отвезем его как можно дальше.

Я только кивала и прокручивала в своей голове самые различные мысли. При воспоминаниях о трупе и о том, что он лежит у нас в темной комнате, меня начинало тошнить от непрекращающегося страха и жуткого отвращения. Я буквально вжималась в спинку стула и несколько раз чуть было не вылила на себя горячий чай. Я представляла себе события, которые вопреки нашему желанию ждут нас впереди, и морщилась от предстоящего ужаса.

Нам нужно дотащить труп до моторной лодки, которая находится за территорией дома, вывезти его в море и там утопить… Господи, казалось бы, всего ничего, а на самом деле…

– Зия, а может, отвезем труп подальше от нашего особняка?

– В смысле?

– В смысле того, что мы можем погрузить его в машину и отделаться от него в другом месте. Что-то не хочется хоронить незнакомый труп там, где живешь…

– Светлана, ты ошибаешься. Мы не избавляемся от трупа там, где живем. Мы же не закапываем его у себя в саду, а увозим его далеко в море. От нашего дома до того берега, где находится моторная лодка, метров двести… Нужно только спуститься вниз… Тем более мы очень далеко отплывем. На очень даже приличное расстояние… Зачем грузить труп в машину и везти непонятно куда, если все можно сделать здесь, недалеко от нашего дома?!

– Ну а как потом купаться-то?

– Как раньше, – не понял меня Зия.

– Я говорю, как потом я буду купаться, если я знаю, что здесь труп лежит? Что-то мне не очень приятно.

– Где здесь? Труп будет лежать за несколько километров от берега.

– А вдруг его волной к берегу прибьет? Представь, выхожу я по бережку побродить, ножки помочить, а там опять этот хрен моржовый лежит… Ты думаешь, каково мне будет?! У меня опять начнется истерика. Я могу просто сойти с ума. Моя нервная система этого не выдержит. Она у меня и так очень даже расшатана.

Куда мы его потом девать будем?! Его может кто-то из местных жителей вперед меня найти, – дала я волю и выход своей бурной фантазии. – И не надо себя успокаивать, что труп найдут за территорией нашего дома…

Главное, что рядом с нашим домом, а для кого-то это будет очень даже хорошая зацепка. Получается, что мы не избавляемся от навалившихся на нас проблем, а создаем себе новые.

– Да как труп может к берегу прибить, если он черт-те где будет?! Его сюда никак не прибьет. Его рыбы в эту же ночь съедят.

– А вдруг не съедят?

– Съедят. Ну если на то пошло, я могу к трупу грузило на шею привесить. Ради бога, если тебе так спокойнее будет…

– Привесь, пожалуйста, если тебя, конечно, не затруднит, – нервно съязвила я.

Я сделала глоток чая и подумала о том, что именно сейчас я больше всего на свете хочу упасть на кровать, закрыть голову подушкой и ни о чем не думать… Вообще ни о чем… Как будто ничего не случилось, как будто не было никакого трупа и все было и есть, как прежде, без каких-либо происшествий. Я хотела упасть на кровать, не двигаться, ничего не чувствовать, ни о чем не думать и ни за что не переживать…

– Зия, что ты скажешь про труп? – глухо спросила я.

– Я могу сказать про него только то, что я его никогда раньше не видел.

– Этого мало. Я хотела знать, как ты думаешь, когда его убили?

– Света, я не знаю.

– Ну подумай.

– Но я же не судебно-медицинская экспертиза.

– И все-таки. Как ты думаешь, этот человек умер в нашем доме или до того, как попал к нам?

– Мне показалось, что тело окоченело, – наконец принялся рассуждать Зия.

– О чем это говорит?

– Это говорит о том, что мужчина погиб раньше, чем попал в наш дом.

– Мне тоже так показалось. Получается, что кто-то подбросил нам труп…

– А может быть, этого мужчину убили в нашем доме, просто он некоторое время лежал в какой-то другой комнате…

– Но ведь мы делали ремонт… В доме никого не было.

Если бы в доме был труп, то рабочие бы сразу это заметили. Ты же знаешь, какие у нас были дотошные рабочие. Уж мимо трупа бы они точно не прошли и уж тем более не смолчали. Они бы здесь такой крик подняли, что весь город бы сбежался. Труп появился в нашем доме недавно. Его подбросили и положили на самое видное место, у входа в центральную гостиную. Не ошибешься и уж тем более не пройдешь мимо.

Я постаралась направить свои мысли в нужное русло и, подумав еще несколько секунд, продолжила:

– Зия, утром у входа в гостиную все было чисто. По крайней мере никакие трупы у входа не прохлаждались. Я ушла из дома утром и поехала на фирму получать костюмы. Где в это время был ты?

– Я поехал в охранное агентство договориться об охране дома. Это совсем недалеко. Я управился там очень быстро, потому что мне нужно было встречать озеленителей.

– Понятно. Значит, в доме был момент, когда никого не было. Ты вернулся раньше меня. Сколько времени ты отсутствовал?

– Часа полтора. А может быть, даже и немного меньше.

– Достаточно.

– Достаточно для чего?

– Достаточно для того, чтобы подбросить нам труп.

– Но ведь ключи от центральных ворот и от самого дома есть только у нас?

– Подобрать ключи в наше время сущий пустяк. Тем более дом практически не охраняемый. Он начнет охраняться только с завтрашнего дня, а это значит, что уже с завтрашнего дня нам никто не подбросит ни одного трупа.

Ожидание полуночи тянулось слишком долго и слишком томительно. Я пыталась хоть чем-то заняться, но практически все валилось у меня из рук. Я сидела, вжавшись в спинку стула, и тупо рассматривала свои умопомрачительно дорогие часы с плавающими бриллиантами. Я наклонила часы вниз, и бриллиантики на циферблате тронулись с места и тоже переместились вниз. Затем замерцали и переместились в другой угол.

Устав рассматривать свои часы, я переключила все внимание на кольцо и стала любоваться его ручной и, даже можно сказать, уникальной работой. Зия не сводил с меня глаз и улавливал каждое мое движение.

– Это мне султан подарил. За одну из ночей. – Я и сама не знала, для кого я сейчас говорила. То ли для себя, то ли для наблюдающего за мной Зии. – Он тогда пришел сильно обкуренный и практически ничего не мог. Он даже толком меня и не мучил. Да я и понять-то ничего не успела. Попыхтел несколько секунд, положил кольцо на подушку и ушел…

…В начале первого ночи мы встали как по команде и не сговариваясь пошли в направлении темной комнаты. Зия достал из кладовки большой мешок, расстелил его на полу и, сев на корточки, стал проверять его швы на прочность.

– Что это? – ляпнула я.

– Мешок.

– Из-под чего?

– Из-под стройматериалов.

– А где ты его взял?

– У нас после ремонта остался.

После этого мы принялись заталкивать труп в мешок.

Зие это удалось где-то с третьей попытки. Наверно, потому, что он чувствовал мою нервозность и она очень сильно ему мешала. Как только я кинула в мешок свою мятую окровавленную футболку и брезгливо потерла руки, Зия смахнул выступивший на лбу пот и совершенно спокойно сказал:

– Света, ты останешься дома. Я справлюсь сам.

– Как это? – опешила я.

– Побудь дома. Я обойдусь без твоей помощи.

– Что значит обойдешься?! Я поеду с тобой.

– Но зачем?

– Затем, что тебе одному не управиться.

– Я прекрасно справлюсь один. Ты лучше выпей что-нибудь успокаивающее и ложись спать. Выпей немного сладкого ликера…

– Ты хочешь сказать, что ты будешь избавляться от трупа, а я буду спокойно спать или пить сладкий ликер?! Нет уж, дудки! Я поеду с тобой.

Я почувствовала, как на глаза накатились слезы, и спросила уже более спокойным голосом, в котором напрочь отсутствовал какой-либо вызов:

– Зия, а вдруг с тобой что-то случится?

– А что со мной может случиться? – совершенно не понял меня Зия.

– Мало ли. По крайней мере если я буду с тобой, то я буду спокойна. Я без тебя боюсь… Ну куда я без тебя? Что я без тебя? Кто я без тебя?

Видимо, турка растрогали мои слова и мои искренние слезы. Он крепко меня обнял и поцеловал в макушку.

– Дуреха, да ты и без меня никогда не пропадешь… Даже страшно подумать о том, какая ты сильная… Я не видел ни одной женщины сильнее тебя.

– Я слабая. Ты даже не можешь представить, какая я слабая.

– Ты сильная.

– Нет, я слабая… Мой муж всегда говорил мне, что я размазня.

– Твой муж был дурак.

– Еще он называл меня рохлей…

– Сам он рохля.

– Он говорил, что я курица-наседка…

– Сам он петух.

– Что я клуша…

– Сам такой.

– Что я…

Я недоговорила… Я недоговорила, потому что Зия сгреб меня в охапку и стал целовать.

– Не говори ничего. Я все знаю. Твой муж придурок, дебил, идиот, сволочь, козел, гад конченый, подонок, хам, урод, нелюдь…

Зия замолчал, а мы все целовались и целовались…

Когда мы оба опомнились, я слегка отстранилась и посмотрела на лежащий рядом с нами мешок.

– Мы целуемся, а тут труп лежит. Надо от него избавляться.

– Как скажешь. Любое твое слово – закон.

Больше вопрос о том, останусь ли я дома либо пойду с Зией, не обсуждался, потому что Зия понимал меня с полуслова и никогда мне не перечил. Когда Зия стал завязывать мешок крепкой веревкой, я посмотрела на него нежным взглядом и сказала довольно тихо, чтобы не беспокоить его лишний раз своей болтовней и не отвлекать его от столь важного дела:

– Господи, Зия, а ведь я всегда мечтала о таком мужчине, как ты… Но я никогда и подумать не могла, что он будет турком. Такой мужчина, как ты, находка для любой женщины… И почему таких мужчин мало? По крайней мере, я в своей жизни таких не встречала… И почему наши русские мужики не такие?

– А какие ваши мужики?

– Ненадежные.

– Ненадежные?

– Ну да. Если мужчина более или менее ничего, то он обязательно ненадежный. На него нельзя положиться, понимаешь? А если мужчина надежный, то он, кроме своей надежности, ничего предложить не может. А на одной надежности далеко не уедешь. Мало чувствовать себя как за каменной стеной, кушать тоже хочется…

– Чудная ты, – улыбнулся Зия и поволок мешок к выходу. – Надо спешить, – сказал он больше для себя, чем для меня, и потащил мешок дальше.

Как только мы вышли на улицу, меня оглушила царившая кругом тишина. Спал верблюд, мирно дремали павлины, фазаны и другая живность, населяющая наш дом. Я посмотрела на часы и увидела, что уже ровно полпервого ночи – прекрасное время для того, чтобы избавляться от трупов. В тот момент когда Зия решил немного передохнуть, я стала прислушиваться к тишине, и от напряжения у меня заболела голова.

– Тяжелый мешок? – Я хотела было достать сигареты и закурить, чтобы хоть немного успокоиться, но затем подумала, что пока не надо этого делать.

– Нормальный…

– Что значит нормальный? Ты так говоришь, как будто каждый день такие мешки носишь. Я спрашиваю, тяжелый он или нет?

– Нормальный. Ты же знаешь, что я штанги намного тяжелее поднимал. Просто неприятно сознавать, что это труп.

Зия потащил мешок к воротам, а я побежала вперед, чтобы их открыть. Едва распахнув ворота, я чуть было не получила разрыв сердца от того, что мне довелось увидеть.

Прямо рядом с воротами нашего дома резко притормозил «Форд», открылось окно, а из него высунулся мой старый знакомый Гоша. Потаращившись поочередно на меня, на Зию и на мешок, тезка нашего верблюда покрутил в руках зажигалку и поприветствовал нас, не выходя из машины.

– Здорово, ребята! Как жизнь молодая?

– Нормальная у нас жизнь, – не растерялась я и вышла на первый план, чтобы хоть немного заслонить своими хрупкими габаритами турка с мешком.

– А я вот проезжал мимо, дай, думаю, остановлюсь. Смотрю – ворота открываются. Дай, думаю, погляжу, кто сейчас из дома выйдет.

– Что это ты в полпервого ночи мимо нашего дома ездишь? – подозрительно посмотрела я на Гошу.

– А я всегда так езжу. Я вообще сплю мало, а езжу много. Не ожидал вас увидеть так поздно.

– И откуда ты едешь?

– Да у нас тут недалеко стрелка была с пацанами у моря.

– И где пацаны?

– По домам поехали. А вообще кто куда. Кто домой, кто в баню, кто по девкам.

– А ты почему не в бане и не по девкам?! – прищурила я глаза.

– А я еще не успел. Я только со стрелки еду, смотрю, ворота открываются и вы выходите. Разве я мог не притормозить? В нашем городе второй такой навороченной дамочки, имеющей собственного слугу, нет и уж точно больше никогда не будет.

– Что значит не будет?! Ты меня что, хоронить, что ли, собрался?!

– Я говорю не тебя, а второй такой, как ты…

– Так ты сейчас в баню или по девкам?!

– Не знаю. Как получится.

Гоша изменился в лице и широко раздул ноздри.

– А ты что мне допрос устраиваешь?! Я что, перед тобой отчитываться должен?! Ты что, меня ревнуешь, что ли?!

– Больно надо! Я мужиков никогда не ревную… Я к ним вообще никаких чувств не испытываю…

– Ты прямо мужененавистница какая-то. Тебя обидел, что ли, кто-то сильно?

– Меня? Обидел? Кто?

– Ну как кто?! Мужик какой.

– Вот еще. Да меня черта с два когда обидишь! Да и кто?! Мужик?! Я на мужиков вообще не реагирую! Я их в упор не вижу!

– Тогда чего на меня уставилась?!

– Это я уставилась?!

– Ты.

– Это ты какого хрена у моего дома ночью дежуришь?!

– Я дежурю?!

– Ты.

– Да я мимо проезжал! Больно мне надо у твоего дома дежурить! Еще возомнишь о себе невесть что! У меня тут девок знаешь, сколько?! Тебе и не снилось!

– Где тут?!

– В Коктебеле.

– Не сомневаюсь. Тут деревня большая. В деревнях всегда баб больше, чем мужиков.

– Значит, ты наш город деревней считаешь?

– Считаю. А ты, значит, говоришь, что случайно мимо меня проезжал?!

– Случайно.

– Так вот и езжай дальше!

– И поеду!

Гоша хотел было нажать на газ, но все же задержался и стал смотреть куда-то мимо меня, словно сквозь меня, стараясь повнимательнее разглядеть лежащий на земле мешок.

– А это что?

– Это мешок.

– Какой мешок?

– Обыкновенный, из-под строительного мусора.

– А в мешке что?

– Не твое дело.

Гоша нервно заржал и закурил сигарету.

– Ребята, вы что, хлопнули кого-то, что ли? Похоже, у вас в мешке труп. Вы что, сейчас хотите от жмурика избавиться?!

– Ты чего несешь?! – Я почувствовала, как залилась алой краской.

– А мне кажется, вы кого-то мочканули…

– Когда кажется, креститься надо.

– Ребята, неужели вы мокрушники?! – совершенно не слушал меня Гоша. – Я подозревал, что вы чем-то нелегальным занимаетесь, но никогда не думал, что именно этим. Вы что, в наш город на отстрел приехали? Надо посмотреть последние сводки, никто ли у нас не пропал.

– У нас павлин умер, – не могла придумать ничего лучшего я.

– Кто?

– Павлин. Птица такая красивая. Семейство пернатых.

– Какое семейство? – захлопал глазами Гоша.

– Пернатых! – сказала, как отрезала, я.

– Это та, которая с хвостом?

– Это та, которая с большим и красивым хвостом. Съел, наверно, что-нибудь несвежее. У вас часто просроченными продуктами торгуют. Я это сразу заметила. У нее живот долго болел. Она в последнее время в основном кверху пузом лежала…

– Кто она-то?!

– Птица.

– Птица?!

– Птица. А сегодня вечером копыта откинула. (Лапы то есть.) Горе у нас. Не до тебя нам сегодня. Мы ее хоронить идем.

– А чего ночью-то?

– Это чтобы никто наших слез не видел, – выдала я на-гора. – Птица эта была нашей любимицей, и нам с ней очень тяжело расставаться Мы хотим скрыть свое горе от посторонних глаз, а тут ты…

Гоша вновь стал метать взгляды на мешок.

– А что, у вас павлин был такой большой?

– Был. Он у нас кушал хорошо. Калорийно. Все самое вкусненькое любил. Мы, бывало, от себя оторвем и ему дадим. Вот его и расперло. Он у нас словно на дрожжах рос. Ветеринара вызвали, он поставил диагноз: акселерация.

– Акселерация?!

– Она самая. Она не только у людей бывает, но и у животных тоже.

– Хорошо, что у вас хоть верблюд не умер, а то вы бы его точно до моря не дотащили. Ребята, а вы случайно не психи?!

– Психи, – ответила я голосом, полным вызова.

– Я так и подумал, когда вас еще в первый раз увидел.

– Вот и проваливай отсюда. Мы здесь сами себе хозяева. Хотим – верблюдов хороним, хотим – павлинов, и никто нам не указ!

– Тогда отщипните мне павлинье перышко, – хитро усмехнулся Гоша и посмотрел на нас с нескрываемым торжеством.

– Что?!

– Отщипните мне павлинье перышко.

– Зачем?

– Докажите мне, что это павлин. Ну, чтобы я не сомневался.

– А больше ты ничего не хочешь! Может, тебе не только перо отщипнуть, но и глаз от павлина выколоть?!

– Я глаз не прошу, а только перо.

– Это же вандализм!!! Я никому ничего доказывать не буду!

Я повернулась к Зие и махнула рукой в сторону дома.

– Что-то у нас сегодня день не задался. В такие дни нельзя хоронить братьев наших меньших. Потом павлина похороним, когда этот придурок уедет. Неси павлина обратно в дом.

– Ты за придурка мне щас ответишь! – вспылил обиженный Гоша.

– А ты за павлина!

– Да хороните вы хоть верблюда! Психи! – злобно бросил разозленный Гоша и надавил на газ.

Мы с Зией долго смотрели ему вслед, пока его машина полностью не скрылась из вида.

– Ну, что делать? – спросил меня Зия, заметно нервничая.

– Зия, а ты думаешь, он нам поверил?

– А почему бы и нет?

– И ты веришь в то, что эта встреча всего лишь случайность?

– А почему бы и нет?

– Слишком много случайностей. Слишком много…

– Светлана, так что нам с павлином-то делать? Вернее, не с павлином, а с трупом?

– Как что? Хоронить. Не дома же его держать.

Оглянувшись по сторонам, мы еще раз убедились в том, что у дома больше никого нет, и начали действовать.

…Стащив труп по крутым ступенькам прямо к морю, Зия положил его рядом с моторной лодкой и постарался отдышаться.

– Зия, что, очень тяжелый?

– Нормальный.

– У тебя, что ни спроси, все нормальное.

– Светлана, мы скинем труп прямо в мешке?

– А как лучше?

– Но ты говорила, что нужно привесить на шею грузило. Я считаю, что это не нужно. Все равно труп не всплывет и его не прибьет к берегу.

– А я считаю, что нужно. Ради собственного спокойствия, – не уступала я.

– Для меня слово женщины – закон, – сказал свою коронную фразу Зия и принялся развязывать мешок.

Постелив мешок на дно катера, он положил туда покойника и привязал ему к шее увесистый камень.

– Свет, оставайся на берегу. Я недолго.

– Зия, я даже не хочу это обсуждать, – покачала я головой и прыгнула в моторную лодку. Через несколько минут мы отплыли. Я, Зия и окоченевший неизвестный мертвец… Я смотрела на труп и чувствовала жуткую усталость. Мне хотелось, чтобы все это поскорее закончилось и, конечно же, забылось как страшный сон. Отплыв на приличное расстояние, Зия попытался рассмотреть берег, но его не было видно не только из-за сильного густого тумана, но и из-за расстояния.

– По-моему, можно сбрасывать. – Зия поднял голову и посмотрел на меня в упор. Я знала, что он не станет ничего предпринимать.

– Он не всплывет?

– Нет, – немного нервно улыбнулся Зия.

– Тогда сбрасывай.

Избавившись от трупа, мы поплыли обратно к берегу и не проронили ни единого слова. На это у нас просто не было сил. Я всматривалась куда-то в даль в надежде увидеть берег, но его не было видно. А затем заморосил мелкий дождь… Такой мелкий и такой неприятный.

Я поджала под себя колени и обхватила свое тело руками в надежде унять охватившую меня дрожь.

– Тебе холодно?

– Нет, это просто нервы.

– Не нервничай. Уже все позади.

Зия снял с себя легкую летнюю куртку и накинул ее мне на плечи.

– Просто как-то на душе нехорошо… Неспроста все это… Неспроста… Я не думаю, что все самое страшное уже закончилось. Мне кажется, что самое страшное еще только начинается… – Я говорила и смотрела на восхитительное, красивое, накачанное тело Зии.

– Почему ты так думаешь?

– Если кто-то подкинул нам труп, значит, этот кто-то вряд ли оставит нас в покое…

Глава 23

В самое ближайшее время Зия набрал мужчин, которые изъявили вполне понятное желание работать в гареме, и подписал с каждым из них контракт. В контракте оговаривались четкие сроки, своевременная оплата и строгое неразглашение нашего так называемого трудового договора. Все мужчины, поселившиеся в гареме, отличались высоким ростом, крепким и красивым телосложением, южным загаром и приятной внешностью. Они жили в апартаментах правого крыла дома и при встрече со мной смотрели на меня глазами, полными обожания.

Наверно, именно в этот день я и стала султаншей.

Глупо это или смешно, но я ею стала. Только я не просто упивалась своею властью над работавшими у меня мужчинами. Я сдавала их внаем состоятельным женщинам, которые в силу своей занятости, своего положения, своего решения не заводить с мужчинами долгие романы или вынужденного, навязанного несправедливой злодейкой судьбой одиночества нуждались в мужских откровенных ласках, и получала за это хорошие деньги.

Оставив Зию в гареме, я решила съездить на пару дней в Москву для того, чтобы проведать своих близких и провернуть одно дельце. Подъехав к центральному городскому универмагу, я стала опустошать прилавки и набивать багажник подарками для детей и мамы.

Внезапно кто-то положил руку мне на плечо. Я вздрогнула и слегка дернулась в сторону.

– Ты чего? – рядом со мной стоял Гоша, и если кто-то и принял выражение его лица за улыбку, то я приняла его за настоящий оскал.

– А ты чего людей пугаешь?!

– А ты что, из пугливых, что ли?

– Из пугливых.

– Ну тогда привет.

– Привет. Давно не виделись.

– С той самой ночи, когда ты хоронила своего павлина. А я как раз должен был тебя сегодня встретить.

– Зачем?

– Петрович с тобой поговорить о чем-то хочет. Велел тебя к нему привезти на разговор.

– Вот еще, – фыркнула я и выронила плюшевого медведя. – Что значит велел… Передай ему, что я женщина свободная и делаю только то, что считаю нужным.

Гоша поднял плюшевого медведя и отдал его мне.

– Он поужинать с тобой хочет и кое о чем потолковать. Я бы тебе не советовал с Петровичем конфликтовать. Ты хоть знаешь, кто такой Петрович?

– Местный криминальный авторитет! – не задумываясь, выпалила я.

Гоша закрыл мне рот своей потной и здоровенной ладонью и оглянулся по сторонам.

– Тише.

– Убери ладонь, – промычала я, морщась от брезгливости.

– Что?

Как только Гоша убрал от меня свою ручищу, я передернулась и попыталась отдышаться.

– Ладонь у тебя вонючая.

– Да я таким одеколоном душусь, что тебе и не снилось, – обиделся Гоша.

– И какой же это одеколон, что он мне не снился?! «Шипр», «Тройной» или «Саша»?

– Да пошла ты.

– Сам пошел.

Гоша сделал серьезную мину и холодно бросил:

– Поехали.

– Куда?

– У Петровича к тебе разговор есть.

– Я сейчас не могу. Я в Москву уезжаю.

– На сколько?

– На пару дней. Вот вернусь, тогда поговорим.

Не раздумывая, я нагрузила Гошу мягкими игрушками и направилась к своей машине.

– Ну что стоишь? Помоги донести.

Гоша поплелся за мной, не понимая, зачем мне понадобилась такая уйма плюшевых зверей.

– Ты что, до сих пор в игрушки играешь?

– Нет, милый. Я уже давно играю только во взрослые игры.

– А кому же тогда все это?

– Детям.

– Каким детям?

– Моим.

– А у тебя что, есть дети? – как лошадь, заржал Гоша, подходя к моей машине.

– Есть.

– И много?

– Много. Двое.

– А чо не трое?!

– Третьего не успела родить. Муж умотал, – ледяным голосом сказала я и побросала игрушки в багажник.

В тот момент, когда я захлопывала багажник, я чуть было не прихлопнула Гошину руку. Браток слегка взвизгнул и чудом успел отскочить.

– Ты чего?!

– Ничего! У меня времени нет! Меня дети дома ждут!

– Где?

– В Москве.

– Да хорош трепаться. Нет у тебя никаких детей.

Расстегнув «молнию» на вырезе облегающего платья, я уперла руки в бока и со всей торжественностью, на какую я только была способна, произнесла:

– Я мать двоих несовершеннолетних детей. Что, не похожа?!

– Не похожа. А муж твой где?

– Умотал!

– Куда?

– Налево.

– Врешь ты все. Нет у тебя никаких детей. Водишь меня за нос.

– Дети у меня есть, и, если такие, как ты и тебе подобные, помешают мне их кормить, я за себя не отвечаю… Я за своих детей перегрызу горло любому! Усек?!

В тот момент, когда я стала садиться в машину, растерянный Гоша наклонился к моему кабриолету и уже более дружелюбно спросил:

– А ты надолго?

– Скоро вернусь.

– Ты что, сама за рулем?

– Милый, я привыкла все делать сама.

– А вдруг тебе спать захочется. Дорога же дальняя…

– Я с этим разберусь. Не забивай себе голову.

– А как же твой слуга?

– Слуга охраняет дом, чтобы туда не забрались такие типы, как ты. К тому же в доме полно охраны. Ваше местное охранное агентство работает на полную катушку.

– Это ты к чему говоришь?

– Да так, на всякий случай.

– На какой случай? – поморщился Гоша.

– На всякий, дорогой. На всякий. А ты что, со мной бы поехал?

– Может, тебе надо помочь машину вести, когда ты устанешь…

– Дорогой, я никогда не устаю. Пока меня не будет два дня, можешь побегать по своим баням и по своим деревенским девкам. Я разрешаю их тебе немножко попортить.

Надев безумно дорогие солнцезащитные очки, я одарила Гошу своей шикарной улыбкой и, послав ему воздушный поцелуй, надавила на газ. Гоша только и успел отскочить от буквально взлетевшего кабриолета и крикнуть мне напоследок:

– Детям привет!!!

Добравшись до Москвы, я хорошенько выспалась, побыла с детьми и… позвонила Владимиру. Тому самому Владимиру, который с такой любезностью отправил нас с Ленкой в Турцию на большие заработки. Владимир не был ошарашен моим звонком и не кинул трубку, он просто-напросто меня не узнал. Наверно, таких, как мы с Ленкой, были сотни, а то и тысячи. Где уж тут упомнить…

Я представилась девушкой, мечтающей сколотить небольшое состояние за рубежом, и без особого труда договорилась о встрече. Мы встретились в небольшом кафе в районе Арбата, и… Владимир вновь меня не узнал.

…Это была не та забитая, напуганная одиночеством и бытом женщина, брошенная на произвол судьбы мать двоих детей, одетая в старомодное платье и точно такие же старомодные туфли… Перед Владимиром предстала женщина-вамп, с новой прической, в новой, безумно дорогой одежде, скрывающая свое изящное лицо за ультрамодными очками с темными стеклами, через которые не проникал взгляд.

– Привет, – игриво улыбнулась я, присаживаясь за столик. Так как по сценарию мы никогда в жизни друг друга не видели, мы договорились встретиться в небольшом кафе за первым столиком у входа. Когда я заметила, что он может быть занят, Владимир тут же меня успокоил, сказав, что для него этот столик всегда свободен.

– Привет, – слегка насторожился Владимир и принялся внимательно меня разглядывать.

– Меня зовут Света. Я по рекомендации одной подруги. Она сказала, что вы занимаетесь трудоустройством девушек за границей.

– Я не занимаюсь трудоустройством девушек за границей, – заметно насторожился мужчина. – Я не кадровое агентство. Просто я помогаю некоторым знакомым девушкам заработать деньги.

– Вот мне и сказали, что вы сможете мне помочь. Правда, я совершенно не знаю турецкого, но я знаю несколько английских слов…

– А кем бы вы хотели быть?

– Я умею мыть полы, готовить, мешать коктейли… Если есть вакансии, то я смогла бы убирать номера, мыть посуду или проводить какие-нибудь экскурсии.

Владимир усмехнулся и нервно закурил сигарету.

– Я не понимаю, к чему весь этот маскарад, – неожиданно жестко сказал он.

– Какой маскарад?

– Вы и в самом деле хотите уехать работать за границу?

– Хочу.

– И вы согласны мыть полы и убирать номера?

– Согласна. Конечно, мне бы хотелось поработать гидом, проводить различные экскурсии. Это, знаете ли, моя мечта. Но если таких вакансий нет, я готова убирать номера. Карьеру всегда начинают с самых низов. Быть может, я начну убирать номера, а затем появится вакансия гида.

– Вы нуждаетесь в средствах?

– Очень.

Владимир усмехнулся и резко потушил свою сигарету.

– Я видел, на какой машине вы приехали.

– Что?

– Я говорю, что видел, как вы подъехали к кафе на ярко-красном кабриолете. Даже я не могу позволить себе такую машину, как у вас. Когда вы подошли к моему столику, я чуть было не поперхнулся. Я думал, что вы приехали перекусить или поговорить с хозяйкой кафе… Я до сих пор не могу поверить в то, что вы ищете работу.

– Но это действительно так.

– Одни только бриллианты у вас в ушах стоят целое состояние. Про колье я и не говорю. Да и одежда у вас от ведущих мировых модельеров… Если продать хоть одно ваше колечко, можно жить безбедно пару лет. Вы посмотрите, на вас смотрят все посетители этого кафе. Они не просто смотрят, вы их шокировали.

– Правда?

Я оглянулась и увидела, что Владимир прав. Люди за столиками смотрели в мою сторону с нескрываемым интересом и перешептывались.

– А чего они смотрят?

– Просто таких дамочек, как вы, не так уж и много. Вы слишком ярко и дорого одеты. Кто вы?

– В смысле?

– В смысле того, что вы ведь совсем не хотите мыть полы. Вы приехали за чем-то другим.

Я утвердительно кивнула головой и сняла очки. Наши взгляды встретились. Владимир слегка прищурил глаза, словно пытался вспомнить, кто я такая и где он имел честь познакомиться со мной ранее.

– Привет. – Я достала тоненькую сигарету с ментолом и пустила Владимиру дым прямо в лицо.

– Что-то лицо у тебя знакомое, – напрягся Владимир. – Вспомнил. Ты эта… Ленкина подруга… Мама двоих детей…

Владимир захотел встать со своего места, но я взяла его за руку и процедила сквозь зубы:

– Спокойно, дорогой. Сиди и не рыпайся.

– Ты что хочешь?!

– Тебя, – отрезала я.

– Чего?

– Не чего, а кого… Ты у нас уже что, стал неодушевленным предметом?! Я хочу тебя… Я хочу тебя отблагодарить.

– За что?

– За то, что я заработала много денег. Сам ведь говорил про машину и бриллианты.

– Ты что, на проституции все это заработала, что ли? – Мой собеседник нервничал все сильнее и сильнее.

– Милый, проституцией не прокормишься. Я встретила богатого любовника, и все это благодаря тебе… Поехали ко мне домой.

– Зачем?

– Затем, чтобы заняться сексом.

Владимир слегка покраснел и нервно застучал пальцами по крышке стола.

– Ты совсем не похожа на ту мамашу, которую я отправил в Турцию. Если бы ты мне не сказала, кто ты такая, я бы в жизни тебя не узнал.

– Времена меняются…

– А Ленка где?

– Ленка осталась в Турции.

– Она что, тоже себе богатого любовника нашла?

– Вроде того.

– Ну, девчонки, блин, даете. А Экрама кто мочканул?

– Мы, – выдавив из себя улыбку, произнесла я.

– Ну вы, девчонки, блин, даете… А я все знаю. Вы Экрама мочканули и в горы сбежали. Мне Мустафа звонил и все рассказал.

– А кто такой Мустафа?

– Мустафа – это брат Экрама. И где ж вы себе таких любовников-то нашли?

– Прямо в горах.

– Ну вы, девчонки, блин, даете. И что у тебя за любовник-то был?

– Султан.

– Султан?!

– Он самый.

– Ну ты, блин, даешь. Ты чо, в гареме, что ли, была?

– Была.

Владимир рассмеялся и заказал шампанского.

– Ты пьешь за рулем? – весело спросил он, раскупоривая бутылку.

– Пью.

– Я тоже, – уже взахлеб расхохотался он. – Хрен ли нам, имеющим деньги… Мы гаишнику сунем в зубы сто баксов, от нас не убудет.

Я закинула ногу на ногу и оголила колено.

– А у меня чуть было из-за вас бизнес не встал, – Владимир разлил шампанское по бокалам и сделал несколько жадных глотков. – Я думал, вас и в живых уже нет. Все-таки горы…

– Да что нам горы, – безразлично махнула я рукой.

– Таким девчонкам, как вы, любые горы нипочем… А вы еще, оказывается, и в гарем попали. Ну как там в гареме?

– Здорово.

– Ты кем была, любимой женой или любимой наложницей?

– Любимой наложницей.

– Ты там хоть денег тяпнула? Там, говорят, деньги везде валяются. Не унесешь.

Владимир пил шампанское и не сводил с моих украшений своих хитрых и до неприличия жадных глаз.

– А вообще ты по-хорошему мне заплатить должна. Компенсацию, так сказать.

– За что? – искренне удивилась я.

– За то, что я тебе путевку в жизнь дал. Если бы не я, ты бы утирала сопли своим голодным детям и вспоминала своего беглого мужа… Ведь, по большому счету, ты зажила хорошо только благодаря мне.

– Ты считаешь, что все, что я сейчас имею, я получила благодаря тебе?

– Конечно.

– Ты в этом уверен?

– Конечно… Забыл, как там тебя зовут?

– Света.

– Конечно, Светка… Уверен. Я помню, какой чувырлой ты была, а теперь просто царица. Тебе раньше авоську с бутылкой кефира и батоном в самый раз… А теперь у тебя сумочка от Версаче, вся в дорогих камушках.

Если бы ты от других криминальных структур в эту Турцию поехала и вернулась в таком прикиде и на такой тачке, как сейчас, то тебя бы точно хлопнули или все отобрали. Всегда нужно чтить и уважать тех, кто тебя в люди вывел. Из-за вас с Ленкой чуть было мой бизнес не встал. Мне турки чуть было крупную неустойку за смерть Экрама не вкатили, я еле смог доказать, что все, что произошло, произошло только по их вине. Мол, плохо вас розгами секли да дом стерегли. Сейчас весь бизнес Мустафа взял в свои руки. Он теперь за смерть своего брата всем русским девкам мстит. Так что тем, кто после тебя туда приехал, живется совсем несладко. Больше никто из них не сбежит. Работают в поте лица всеми надлежащими для этого органами. – Владимир вновь заржал, как жеребец, я же не смогла выдавить даже тени улыбки.

Владимир вновь разлил шампанское и наклонился ко мне поближе.

– Ну что, Светка, будешь делиться?

– Конечно, буду, – весело рассмеялась я и притянула его за галстук. – Дорогой, ты даже представить не можешь, сколько у меня драгоценностей. Если ты будешь со мной, я сделаю тебя очень даже богатым.

Владимир улыбнулся, как мартовский кот, и впился в меня губами.

Через пару часов мы уже валялись на моей широкой кровати и в небольших интервалах между порывами страсти обливали друг друга шампанским.

– Я понимаю, почему в тебя султан влюбился, – шептал пьяный то ли от секса, то ли от навалившегося на него счастья Владимир.

– Почему?

– Потому что еще немного, и я сам в тебя влюблюсь. Ты этого хочешь?

– Очень.

– А не боишься?

– Дорогой, с некоторых пор я уже ничего не боюсь.

– С виду такая девочка скромница, а в постели настоящая тигрица. Если бы я не знал, что у тебя дети есть, то вообще бы подумал, что ты целка… Но если с тобой переспать… Ты ураган…

А затем все началось снова. Я изображала на лице страсть и стонала по системе С. Когда все закончилось, я закрыла глаза и провалилась в глубокий сон.

…Мне почему-то приснились горы Кемера и мы с Ленкой, лежащие на земле. Ленка пьет турецкую водку и рассуждает о жизни. Я лежу рядом и смотрю на нее испуганными глазами, потому что в перерывах между рассказами она сплевывает на землю кровью. Ленка держится, старается даже улыбаться, но я понимаю, что с ней что-то не то, что у нее что-то задето и что она сдает прямо на глазах… А затем она говорит, что хочет покоя, и закрывает глаза. Я пугаюсь, что могу ее потерять, и крепко держу Ленку за руку. А затем… Затем меня одолевает сон, и я больше не могу ни держаться за Ленку, ни себя контролировать.

…А затем я увидела совершенно другую картину.

Я очень хочу кого-нибудь полюбить и очень стараюсь, но у меня ничего не получается. Я напрягаюсь, я буквально лезу вон из кожи, я даже, по большому счету, пересиливаю саму себя, но у меня опять ничего не получается… Я смотрю на мужчин, которые меня окружают, и думаю, что все дело в них, но затем понимаю, что дело не в них, дело во мне. Просто весь запас любви, который у меня был, я отдала одному-единственному человеку, а теперь он иссяк. Теперь в отношениях с мужчиной я уже ничего не чувствую. Ничего, кроме усталости.

Я стою перед зеркалом и просто упиваюсь своей красотой. Я такая разодетая, изысканная дама, у которой нет ни материальных трудностей, ни трудностей в общении с мужчинами. Я наблюдаю, как смотрят на меня со стороны, и вижу глаза женщин, в которых читается зависть и какое-то сожаление, что у них все не так, что у них все по-другому. Я вижу глаза мужчин, полные восхищения и животного интереса и даже сожаления от того, что в эту минуту они идут не одни, а вместе со своими спутницами. А затем я смотрю на себя со стороны сама и вдруг вижу совершенно противоположную реакцию… Я вижу жалость… И вот именно эта жалость окончательно выбивает меня из моей будничной колеи… Я не понимаю, откуда берется эта самая жалость. Я никак не могу это понять, ведь теперь я живу не для мужчины…

Я живу для себя. Я по-прежнему смотрю на себя в зеркало и нахожу у себя новые морщины… Помимо морщин я вижу беспокойные глаза. Бог мой, и почему они беспокойные?! Лучше бы они были спокойные. А ведь раньше они всегда были спокойные. Всегда.

…Я просыпаюсь от того, что кто-то начинает гладить мою грудь и слегка пощипывает меня за мочку уха.

– Привет. Вот это мы с тобой вырубились. Уже обед. Мы проспали аж до обеда. Кстати, ты уснула первая. Я очень долго пытался тебя разбудить, но все без толку. Ты спала как убитая.

– Я устала с дороги. Я очень долго была за рулем.

– И откуда же ты так долго ехала?

– Из Коктебеля. – Я села по-турецки и подумала о том, что голая женщина, сидящая по-турецки, выглядит очень даже ничего.

– Ты хочешь сказать, что вчера ты приехала из Коктебеля?

– Да, вчера я приехала из Коктебеля. Кстати, я приехала всего на пару дней. Мне надо было проведать детей и найти тебя.

– Получается, что ты приехала специально ко мне?

– Я приехала специально к тебе для того, чтобы забрать тебя с собой.

– Куда? – выпучил глаза Владимир.

– Ну как куда? В Коктебель.

– Я там был пару раз. Но в мои планы сейчас не входят никакие поездки.

– Войдут. Поехали, погостишь у меня недельку. Сейчас самый сезон. Посмотри, какая погода. Что в Москве в жару делать? Я прикупила там себе хороший особняк. Тебе понравится. Я осыплю тебя золотом.

– Что, правда?

– Правда. С тебя не убудет. Поешь фруктов, покупаешься в море, хорошенько потрахаемся. Тебе не помешает немножко отдохнуть, у тебя лицо бледное.

– Оно бледное оттого, что ты меня просто затрахала.

– Оно бледное оттого, что тебе нужен свежий морской воздух.

– У меня машина что-то барахлит.

– Мы поедем на моем кабриолете.

– А как я вернусь обратно?

– Не переживай. Доберешься до ближайшего города, где есть аэропорт, и вылетишь на самолете. Золотишка прихватишь, которое я тебе презентую. Ну как, по рукам?

– По рукам.

Я знала, что Владимира не придется уговаривать долго. Хороший секс и жажда наживы сделали свое дело, и он сдался без особого сопротивления.

Мы договорились встретиться с Владимиром через день и вместе отправиться в совместное путешествие в город у Черного моря. Владимир, которого я с трудом выставила из своей квартиры, не хотел со мной расставаться ни на минуту, смотрел на меня глазами, полными обожания, и никак не мог поверить в свалившееся на него счастье. Ну а я весь следующий день провела с детьми и с мамой.

Ближе к вечеру я решила проехаться по вечерней Москве на своем кабриолете и полюбоваться огнями любимого города. Моя поездка принесла мне встречу, которую я уже не ждала и которая не принесла мне ничего хорошего, кроме разочарования.

На Садовом у меня спустило колесо. Я вышла из машины в полной растерянности и, достав запаску, стала вытирать найденной в багажнике тряпкой свои слегка запачканные руки. Поняв, что поменять колесо мне не под силу, я достала из сумочки мобильник и принялась перебирать записную книжку в поисках телефона службы технической помощи на дороге.

– Девушка, вам помочь?

Я обернулась и увидела, что из остановившейся рядом со мной машины вышел… Костик.

Глава 24

– Что? – слегка растерялась я и поправила свои солнцезащитные очки.

Да, не каждый день такое случается. Это же надо – встретила бывшего мужа, а он тебя не узнал!

Это был тот самый Костик, с которым я прожила десять лет… Это был тот самый Костик, которому я родила двоих детей, мальчика и девочку, как он хотел… Мы тогда еще шутили, что я рожаю по спецзаказу. Это был тот самый Костик, с которым мы бегали в молочную кухню, стирали пеленки, меняли памперсы и с мужеством сносили те бессонные ночи, когда у наших детей по очереди резались зубки. Это был тот самый Костик, который носил меня на руках и говорил, что он по-настоящему счастлив, потому что у него надежный тыл – его замечательная семья, я и наши дети… Это был тот самый Костик, который трусливо от нас сбежал, а когда он собирал свои вещи, боялся встретиться со мною испуганными глазами.

Это был тот самый Костик, которого я даже хотела убить, и одна в холодной, совершенно пустой квартире после его побега придумывала для него казнь жуткую, лютую.

Я представляла себе Костика, ползающего у моих ног, молящего о пощаде и умоляющего меня вернуться назад, в семью. А я… Я не обращала внимание на его стоны и вопли… Я была непреклонна и пинала его по лицу острым носком своей дорогой туфли. Я мечтала застрелить его сама… Взять пистолет и выстрелить ему в голову, сидеть рядом и наблюдать за тем, как он умирает. А еще мне хотелось, чтобы он обязательно видел, кто его убил, чтобы он осознал, что он был не прав, что так не поступают со своей семьей, что ты всегда в ответе за тех, кого приручил… В те моменты я испытывала наслаждение от таких фантазий и искренне жалела о том, что им не суждено воплотиться в реальность.

Это был тот самый Костик, который, вопреки моим ожиданиям, не вернулся, не стал просить у меня прощения и ни разу не встретился со своими детьми… Это был тот самый Костик, который просто вычеркнул меня из своей жизни, словно меня никогда не было, словно все эти десять лет он жил один… а я… а дети… Он начал жизнь с чистого листа и похоронил нас всех заживо…

…Сейчас я смотрю на своего… нет, уже на чужого Костика и чувствую, как слабеют мои ноги, а все мои планы мести улетучиваются как дым.

Он небрит, слегка поседел, подурнел и вообще выглядит неважнецки. На его пиджаке небольшое жирное пятно, до которого, по-моему, никому нет никакого дела…

Во времена нашей с ним совместной жизни он бы никогда не вышел с таким пятном на улицу… Он сильно сдал, похудел, и в нем больше не видно того властного стержня, который у него был в те годы, когда мы жили вместе…

Оно и понятно, молодая жена требует много денег, много нервов, чересчур большой самоотдачи, ничего не давая при этом взамен. Костик работает на износ, пашет как вол, и этому не видно ни конца ни края…

…Я смотрю на него во все глаза и понимаю, что сейчас он видит шикарную, разодетую даму, голова которой повязана ярко-красной косынкой, а лицо закрыто большими темными стеклами солнцезащитных очков. Эта дама на шикарной машине, и, наверное, у нее своя шикарная жизнь, в которой присутствие далеко уже не шикарного мужчины совсем не обязательно. Глядя Костику прямо в лицо, я перестала улыбаться, посерьезнела и подумала о том, что нет худа без добра, и из каждого негативного опыта нужно делать свои позитивные выводы. Теперь я еще раз убедилась в том, что рядом со мной стоит совершенно чужой человек и у нас уже никогда не будет ничего общего. Словно мы не знакомились с ним черт-те сколько лет назад, и у нас не было той самой первой волшебной ночи на даче у его родителей… Словно у нас никогда не было «праздника тела», как мы называли нашу дальнейшую близость, словно не было единства тела и души.

Я уже не считаю его тем красавцем, каким считала раньше, и никогда бы не доверила больше ему свою судьбу и не пошла бы слепо за ним, потому что он заведет меня в такие дебри, из которых мне больше никогда не выбраться…

А еще… еще я привыкла к мысли, что меня не любят.

Это очень тяжело, но к этому можно привыкнуть. Нужно просто понять, что любовь сама по себе – девушка очень даже странная и непостоянная. Мой бывший муж меня разлюбил, и я должна с этим смириться и постараться это понять. Я не могла ему приказать полюбить меня вновь, потому что любви никто не приказывает, на то она и любовь. Меня разлюбили… Меня больше не любят…

Этот человек не хочет меня видеть, ничего не хочет обо мне слышать и даже не хочет меня знать… Это нужно принять, и это нужно понять для того, чтобы смириться и уже не требовать от человека того, что он просто не может тебе дать…

Говорят, что в изменах есть свои положительные стороны и что многие измены даже укрепляют брак. Возможно, у кого-то и в самом деле все происходит именно так, муж загулял и от этого полюбил свою жену еще больше, но у меня-то все по-другому. В моем случае измена не укрепила брак, она его просто разрушила.

В некоторых семьях мужчина компенсирует свою неверность повышенным вниманием к жене, начинает больше о ней заботиться и оберегать, дарить многочисленные подарки. Но мой муж отнюдь не компенсировал свою неверность – глядя на меня и терпя наш совместный быт, Костик раздражался еще больше и, наверно, ненавидел себя и свою собственную слабость за то, что он вынужден со мной жить и терпеть.

И сейчас этот Костик стоял передо мной… Господи, как же все-таки судьба любит все запутывать и выворачивать все наизнанку. Я и не ждала уже этой встречи и практически об этом не думала. Как же он изменился… Из цветущего, перспективного, хорошо пахнущего мужчины он превратился в какого-то уставшего от жизни мужлана без малейшего намека на запах мужского парфюма.

На секунду я вспомнила ту кошмарную полосу, когда Костик почти не бывал дома, говорил, что задерживается на работе, что приходится часто ездить в командировки.

В то время я была страшно подавленной, печальной, часто плакала, ходила с вечно красными, опухшими от слез глазами, беспричинно раздражалась и срывала свое раздражение по большей степени на ни в чем не повинных детях. Тогда у меня была страшная бессонница, и даже в те редкие моменты, когда мы ложились с Костиком в одну кровать, я прикасалась к нему своим обнаженным телом и чувствовала, что мой муж уже больше не испытывает ко мне былого влечения. Закрывая глаза, я представляла, как мой муж встречается со своей молодой любовницей, водит ее в театры, ездит с ней за город, ужинает в ресторанах. Тогда мне было страшно смотреть на себя в зеркало. Я видела женщину с несчастным выражением лица, с опущенными уголками губ и складками между бровей…

– Девушка, вам помочь? – Я услышала до боли знакомый голос и отвлеклась от своих мыслей.

– У меня колесо прокололось.

– Да, я вижу… Такая красивая девушка на такой красивой машине… Скоро темнеть начнет. Мало ли кто остановиться может и какие могут быть последствия…

– Я колесо на Садовом проколола, а не в деревне какой-нибудь. Чего мне бояться-то?! – сразу пресекла я опасения Костика.

– Все равно вы слишком яркая, а тут народ разный ездит.

– Я не из пугливых.

– Да я понимаю, – Костик посмотрел на мой мобильный телефон, который я вертела в руках, и спросил с сожалением в голосе:

– Вы мужу звоните? Чтобы он к вам на помощь приехал?

– Нет, – замотала я головой. – У меня нет мужа.

– У такой девушки и нет мужа! – непонятно чему обрадовался Костик.

– У меня муж умотал.

– Куда?

– Налево.

– Надо же… Ну да это, скорее всего, ненадолго. Дурацкое дело нехитрое. Нагуляется – придет обратно.

– Такие, как мой муж, не возвращаются, – сказала я каким-то чужим голосом, – такие, как мой муж, уходят навсегда. Он нашел моложе, а сами знаете, что такое молодость.

– Да куда уж моложе-то?

– Но мне уже не восемнадцать.

Костик осмотрел меня с ног до головы и в сердцах произнес:

– Ну и дурак ваш муж! Причем законченный дурак!

– А никто и не спорит.

– Тогда вы звоните любовнику, – никак не мог успокоиться Костик.

– Вы и на этот раз не угадали. Я ищу телефон службы помощи на дорогах. Вы мне его не подскажете?

– Нет. Если вы не против, то предоставьте это мне. Я сам с пребольшим удовольствием поменяю вам колесо. Это займет всего несколько минут.

– Спасибо. Если вас не затруднит… Я вам хорошо заплачу.

– О чем вы говорите? Я просто хочу помочь очень красивой девушке.

Костик вновь окинул меня жадным взглядом и с жаром произнес:

– Если бы вы были моей женой, я бы никогда от вас не ушел.

– Надо же. А вы что, не женаты? – немного нервно рассмеялась я. – Сейчас приличный холостой мужчина на вес золота. Неужели вы такой редкостный музейный экспонат?

– У меня неудачный брак.

– Чем же он неудачный?

– В моей семье случилась трагедия. У моей жены произошел выкидыш, и после этого она сама не своя. Врачи поставили диагноз, что она больше не сможет иметь детей. Я пытался ей втолковать, что сейчас масса возможностей завести ребенка: искусственное оплодотворение, суррогатная мать и тому подобное, но она и слушать об этом не хочет. Она живет тем ребенком, которого потеряла. Она живет прошлым. А недавно она заявила мне, что нас больше ничего не связывает. Мы оба подумываем о разводе. Мой брак просто трещит по швам.

– Да, вам не позавидуешь.

– Еще бы.

– Это был ваш единственный ребенок?

– В смысле?

– В смысле того, что многие мужчины вроде вас были женаты ранее и имеют ребенка от предыдущего брака. Это компенсирует их следующий бездетный брак. Они видятся со своими детьми, приводят их в новые семьи и очень даже неплохо себя чувствуют.

– У меня не было ни предыдущих браков, ни предыдущих детей, – самым наглым образом соврал мне Костик. – Да ладно, что мы с вами все о грустном. В конце концов, на детях свет клином не сошелся… Давайте лучше я вам колесо поменяю.

– Я буду считать, что я вам обязана.

– Конечно. Вам придется выпить со мной чашечку кофе в каком-нибудь заведении.

Как только Костик принялся за дело, я закурила сигарету с ментолом и стала прохаживаться рядом со своей машиной мелкими шагами, время от времени искоса на него поглядывая. Костик повел носом и улыбнулся:

– Дорогая женщина, дорогая машина, дорогие сигареты. Хотите я угадаю, кто вы?

– И кто же я по-вашему?

– Хозяйка какого-нибудь дорогого косметического салона или бутика.

– Нет, вы не угадали, – тихо ответила я и отошла в сторону, показывая, что разговор на эту тему меня совершенно не привлекает.

Сняв проколотое колесо, Костик внимательно его рассмотрел и покачал головой.

– Прокол довольно глубокий…

– Да бог с ним, заеду в ближайший шиномонтаж и сделаю. Вы мне запаску поставьте.

– Ставлю.

Костик принялся ставить запаску и что-то напевать себе под нос. У него никогда не было слуха, и его пение не вызывало у меня никаких эмоций, кроме раздражения конечно… Я встала прямо над сидящим на корточках Костиком, достала из сумочки бумажник, вытащила из него фотографию детей и как бы случайно ее обронила. Фотография упала рядом с Костиком, и он чуть было не наступил на нее ногой. Подняв с земли запачканную карточку, он смотрел на нее несколько секунд, и, по всей вероятности, его едва не хватил удар. Я слегка поправила свою короткую, обтягивающую юбку и приподняла очки.

– Привет, – выдавила я из себя улыбку и взяла фотографию из рук бывшего мужа. – Извини. Я не хотела. Нечаянно обронила.

Костик залился алой краской и посмотрел на меня недоумевающим взглядом.

– Ты??! То-то я слышу, голос вроде знакомый… Я словно почувствовал… Что-то не так…

– А я смотрю, не узнаешь…

– Фотография упала, а там мои дети…

– Там мои дети, – поправила я Костика. – У тебя детей нет. Ни детей, ни прошлого брака.

Я села на корточки рядом с бывшим мужем, слегка разведя ноги в разные стороны. В последнее время я не носила нижнего белья. Я просто от него отвыкла. Я привыкла, чтобы мое тело дышало и я ощущала свою наготу.

В последнее время я вообще все делала совсем по-другому. Все. Наверно, потому, что я стала другая… Я не носила белья и надевала только стильные, облегающие вещи.

Я ездила в кабриолете и курила самые дорогие легкие сигареты с ментолом. Я мазалась самыми дорогими кремами и душилась только парфюмом из последней коллекции. Я благоухала, прекрасно выглядела, да и вообще я по-новому зажила, а это значит, что выглядела не просто прекрасно – я выглядела потрясающе…

Так вот, Костик направил свой взгляд между моих ног и, по всей вероятности, разглядел мою новую интимную прическу елочкой, которую так искусно подстригал мне каждый день Зия.

– Ты почему без трусов? – Костика прошиб холодный пот, и он достал из кармана пиджака мятый и грязный платок.

– Трусы – это слишком грубо сказано… Это даже как-то по-деревенски, – принялась философствовать я. – Я не ношу нижнего белья. Оно сковывает мое тело, а я люблю, чтобы тело дышало.

Костик тяжело запыхтел и по-прежнему не мог отвести свой целенаправленный взгляд от моего сокровенного места.

– Села, как не знаю кто… – возмущался он, словно какой-нибудь дед под красным флагом.

– Как кто?

– Как проститутка.

– По-моему, на проститутку я сейчас похожа меньше всего… Слишком хорошо упакована. Если только какая-нибудь элитная суперпроститутка… Это ж сколько надо горбатиться и мужиков через себя пропустить, чтобы иметь такие бабки, как у меня! Наверно, ни одна путана с таким бы заданием не справилась, сдохла бы. Я скорее тяну на какую-нибудь охренительную бизнес-леди, чем на проститутку.

– Спрятала бы этот срам…

– Какой срам?

– Который у тебя между ног…

– А какой у меня там срам? Там все ухожено. Прическа модная, елочкой. Между прочим, последний писк сезона. Это мне мой слуга сделал.

– Кто?!

– Слуга. А вообще ты чего уставился?! Ты давай колесо крути, а не мою прическу разглядывай. У твоей жинки там что, заросли, что ли?!

– Ты чего?

– Ничего.

– Ноги раздвинула и хочешь, чтобы я туда не смотрел. Даже те, кто мимо проезжает, и то все видят. Еще немного – и аварии начнутся.

– Те, кто мимо проезжает, вообще ничего не видят. Ты со своей жинкой живешь?

– Ну…

– Вот у нее и разглядывай.

Дабы не смущать Костика своими интимными частями тела, я встала и поставила ногу на колесо. Костик стал яростно закручивать колесо и залился краской еще больше, словно его сварили в кипятке. Закрутив колесо, он вытер грязные руки и подозрительно оглядел мой кабриолет. Затем поправил мятый пиджак и прокашлялся.

– А чего ты вырядилась так?! – распалился мой бывший муж. – Ты почему детьми не занимаешься?!

– А тебе какое дело до моих детей?

– Это не только твои дети, но и мои тоже!

– Надо же, какой заботливый отец. А еще совсем недавно ты говорил мне, что у тебя вообще никаких детей нет…

– Это я просто так сказал.

– Просто так ничего не бывает.

– Ты детьми занимаешься?! – Костик сдвинул брови на переносице и принял вид строгого отца.

– Что?!

– Я говорю, ты с дочкой буквы учишь?! Ей уже скоро в школу идти.

– Милый, ты все на свете перепутал. Дочке до школы еще пару лет надо в саду перекантоваться. Она уже давно читает и знает английские буквы. Я наняла ей хороших репетиторов.

– А с сыном ты учишь английские буквы? – Костик не нашел ничего лучшего, чем сморозить подобную глупость.

– Какие английские буквы? – не сразу поняла я.

– Обыкновенные.

– Твой сын… Вернее, нет, мой сын читает и говорит по-английски намного лучше тебя. Он учится в престижной специализированной английской школе.

– А кто его туда перевел?

– Я, дорогой. Представь себе, я.

– А где ты взяла деньги?

– На что?

Костик еще раз посмотрел на мой кабриолет, затем смерил меня взглядом и, почти задыхаясь от жуткого волнения, сказал:

– На все это…

– А это, дорогой, не твое дело. Ты мне запаску поставил?

– Поставил.

– А теперь возьми проколотое колесо и положи его обратно в багажник, а то я не хочу руки пачкать. Ты все равно какой-то неухоженный, тебе это не составит труда…

Костик сморщился, но все же выполнил все, что я ему велела. Когда он захотел вытереть свои руки о тряпку, я полезла в сумочку за сигаретой и дала ему дельный совет:

– Тряпка уже грязная. Ты бы лучше вытер руки о свой пиджак. Он все равно от тряпки ничем не отличается.

– У меня нормальный пиджак.

– Когда ты жил со мной, он был намного чище…

Костик почесал затылок и сморщился еще больше от того, что я пустила ему в лицо ровные и правильные колечки дыма.

– Костик, ты чего?

– Немедленно выброси сигарету! Кто научил тебя курить?!

– Жизнь.

– Что?!

– Я говорю, что жизнь научила меня курить и орать на меня не надо. Я от крика давно отвыкла. Ты на свою жинку ори.

– Я смотрю, ты себе богатого любовника завела… Продалась, значит, за красивую жизнь.

– А это не твоего ума дело.

– А детьми ты когда заниматься будешь?!

– Это тоже не твоего ума дело… Я ими всегда занималась.

– Когда я могу их увидеть?

– Кого? – не поняла я вопрос.

– Детей.

– Зачем?

– Ну, чупа-чупсов там принести… Жвачек всяких, хуба-буба или как их… Правда, у меня сейчас с деньгами не очень. Фирма на грани банкротства.

– Надо же… А как же влиятельный папа твоей жены?

– Он хочет, чтобы наш брак распался, и делает все возможное, чтобы моя фирма разорилась.

– Костик, нам хуба-буба не нужна. Мои дети ее на дух не переносят.

– А что они любят?

– Не знаю. Они такие закормленные. Их вряд ли чем удивишь.

– Может, вам тогда продуктов принести?

– Каких продуктов?

– Ну, яичек или колбаски…

– Дорогой, я бы эти яички кокнула о твою башку, а колбаской бы тебе между ног все отбила, чтобы ты, сукин сын, о своих детях не сейчас вспомнил, а раньше, когда уходить от нас намылился!!!

Достав из кармана бумажник, я вытащила оттуда пятисотрублевую купюру, написала на ней номер своего мобильного телефона, смачно на нее плюнула и приклеила Костику прямо на лоб.

– Это тебе за работу. За то, что мне колесо поменял. Там мой телефон написан… Если ты совсем без работы останешься и тебе вовсе жрать будет нечего, то ты мне позвони. Не чужие все-таки, десять лет вместе прожили… Я тебе с работой помогу. Есть вакантное место проститута. В Коктебеле. Будешь обслуживать богатых женщин, которым требуются качественные интимные услуги! Насколько я помню, ты языком неплохо работаешь!!!

Костик был в полном оцепенении. Он стоял с наклеенной купюрой на лбу и не мог произнести ни единого слова. Мне даже показалось, будто он не верил, что это я… Просто не верил, и все. Я похлопала его по плечу.

Села в машину, включила мотор и рванула на бешеной скорости… А он все стоял и смотрел мне вслед.

Глава 25

На следующее утро я расцеловала своих детей и пообещала им вернуться в самое ближайшее время. Мама стала укладывать в мою сумку жареную курицу и целую кастрюлю домашних, только что испеченных пирожков.

– Мама, ну зачем, куда мне столько?

– Доченька, до Коктебеля дорога дальняя… Тебе кушать захочется. Я тебе в термос горячего чайку налью. Кушать захочешь, чайку попьешь да курочки покушаешь.

– Мам, да я у любого кафе остановлюсь и перекушу.

– Доченька, да зачем деньги тратить? Тут все-таки все свое, домашнее. Пирожки с яйцом, яблоками и черникой, как ты любишь, – мама не поддавалась на мои уговоры и набивала целую сумку еды.

– Мама, ну где я тебе эту сумку открою и есть буду?

– По дороге. Как устанешь, остановишься и покушаешь.

– На таком крутом кабриолете остановлюсь, достану баул с пирожками и начну есть… Ну ты хоть думаешь немножко?

– Думаю, доченька, я о тебе всегда думаю, – не сдавалась заботливая мама. – О тебе да о внуках, о ком же мне еще думать…

Решив не расстраивать добрую старушку, я взяла увесистую сумку и отнесла ее к входной двери. Мама посмотрела на меня благодарным взглядом и, сев на стул, слегка прослезилась.

– Мама, ну чего ты расстраиваешься?

– Береги себя, доченька. Осторожно ты там в этом Коктебеле. У тебя там что, бизнес?

– Бизнес.

– Поаккуратнее ты там со своим бизнесом. Какой-то бизнес у тебя странный. Такая красивая машина, столько денег. Я очень за тебя переживаю, доченька. Я за тебя боюсь.

– Не переживай, мам, все нормально будет.

Я достала платок и вытерла мамины слезы.

– Мама, я вчера Костика видела.

– Правда?

– На Садовом. У меня колесо спустило, а он мне его поменял.

– Ну и как он?

– Старый какой-то стал… Небритый, неухоженный, безденежный…

– Правда? И чего это с ним? У него же все хорошо было. Неужели жена молодая его до этого довела?

– Выходит, довела. А ребенок у него не родился. Выкидыш.

– А он хоть про наших-то детей спрашивал?

– Да, спросил ради приличия. Спросил, может, нам яичек с колбаской принести.

– Каких яичек?

– Которые в магазине продаются. С десяточек, а то вдруг объедимся и лопнем.

– Он что, совсем умом тронулся?

– Похоже, что да.

– А денег на детей не предлагал?

– Мам, ну о чем ты говоришь? Какие могут быть деньги на детей?

Попрощавшись со своей семьей, я взяла хозяйственную сумку, собранную моей мамой, и, спустившись к своей машине, помахала моим домашним рукой. Затем подъехала к дому Владимира и громко посигналила.

Владимир не заставил себя ждать и спустился к моей машине уже через несколько минут. Он был одет в широкие цветастые шорты и черную майку, а на его шее красовалась здоровенная золотая цепь в палец толщиной.

Бросив небольшую сумку с вещами в багажник, он продемонстрировал мне свои шорты и сел рядом со мной.

– А я по-летнему.

– Я вижу. А вещей зачем так много набрал?

– Да разве это много? Там плавки, ласты, маска. Я, знаешь, как нырять люблю… Рубашки сменные, брюки, вдруг мы с тобой в ресторан пойдем. Ты не представляешь, чего мне стоит эта поездка.

– И чего тебе стоит эта поездка?

– Мне пришлось отложить несколько деловых встреч.

– Так уж и деловых?

– Еще каких деловых, – немного обиделся Владимир.

– Ничего страшного. Это значит, что, пока ты будешь отдыхать в Коктебеле, несколько девушек поживут в России, а не поедут за границу, испытывая и без того нелегкую судьбу. Наша поездка спасет кому-то жизнь.

– Ты так говоришь, как будто они там умирают… Ты-то вон как поднялась.

– Умирают.

– Кто умирает-то, Светка?! Такие, как ты, не умирают. Такие живучие… Ты, Светка, еще меня переживешь, это однозначно. А другие не умирают, они просто пропадают…

– А ты хочешь сказать, что это не одно и то же? Если они пропадают без вести, то они наверняка умирают.

– Не скажи. Некоторые пашут в каких-нибудь борделях до самой старости, пока окончательно не выйдут в тираж.

– А какая может быть старость у тех, кому ты предоставляешь такой образ жизни? Они умирают молодыми.

Владимир посмотрел на меня крайне недовольным взглядом и положил руку мне на плечо.

– Свет, давай не будем о грустном. Мы же едем с тобой отдыхать. Я просто к тому говорю, что эта поездка стоила мне нескольких неотложных дел. А любые неотложные дела стоят денег. Это значит, что, если я еду с тобой, я теряю свои деньги. Но ради такой женщины, как ты, я готов потерять все, что имею. Все к едрене матери!

– Я тебе все компенсирую, – произнесла я без тени улыбки.

– Чем? – как-то по-детски рассмеялся Владимир.

– И деньгами и натурой… – также смеясь, ответила я.

Как только машина тронулась, я почувствовала, что Владимир постоянно натыкается взглядом на мою грудь, которая выделялась в плотно облегающей розовой кофточке с откровенным глубоким вырезом.

– Знаешь, у меня еще никогда не было такой женщины, как ты, – Владимир откинулся на спинку кресла и аккуратно поправил свои шорты.

– Какой?

– У меня никогда не было женщины, которая одновременно настораживает и возбуждает. Я пытался вспомнить, какой ты была, когда я отправлял тебя вместе с Ленкой на заработки.

– И какой я была?

– У тебя был облик порядочной женщины. Ты не была похожа на искательницу приключений.

– А теперь я на нее похожа?

– Похожа. Понимаешь, у тебя такое лицо…

– Какое?

– У тебя лицо сытой, холеной женщины, и все же в нем чувствуется авантюризм. Ты ничего не усложняешь, как это делают другие женщины…

– А как это делают другие женщины?

– Другие женщины усложняют все так, что голова идет кругом.

– Например?

– Например, после одной ночи с мужчиной они считают, что имеют на него все права, и стараются затащить его в загс.

– Зачем?

– Затем, чтобы загнать его в мышеловку. Они начинают изводить его своими звонками, признаваться в любви и претендовать на его собственный уклад жизни. Ты совсем другая.

– Какая?

– Ты не признаешься мне в любви…

– Конечно, – рассмеялась я. – А почему я тебе должна в ней признаваться, если я тебя не люблю.

– Ты не затаскиваешь меня в загс…

– Конечно. Что я, рехнулась, что ли. Мне хватило одного печального опыта для того, чтобы сделать для себя соответствующие выводы насчет того, что хорошее дело браком не назовут. Я не из тех, кто по нескольку раз наступает на одни и те же грабли. Мне нравится, что я не замужем. Если я не замужем, то это значит, что от меня никогда не уйдет муж и мне не надо не спать ночами и переживать, куда же запропастился этот засранец.

– Именно это мне в тебе и нравится. Ты честно сказала мне, что приглашаешь меня на недельку на море и берешь все расходы на себя. Что мы будем есть фрукты, купаться в море, загорать и трахаться. А затем ты отвалишь мне денег в знак благодарности, что я дал тебе путевку в жизнь и вывел в люди. Ты особенная… Только не подумай, что я какой-то альфонс. Я не альфонс и никогда им не был. Я, наоборот, когда встречаюсь с девушками, вожу их по ресторанам… Делаю подарки. Одной даже купил квартиру. Просто с тобой совсем другой вариант. Ты моя подопечная, и ты слишком высоко взлетела. Ты просто обязана со мной поделиться и меня отблагодарить.

– Надо же!

– Ты не пытаешься набить себе цену и не строишь из себя невесть кого. Ты такая, какая есть… Ты просто наслаждаешься жизнью. Я не встречал подобных женщин. На твоем лице написано, что ты всем довольна и тебе ни от кого ничего не надо.

– Ты не видел мое лицо раньше, – грустно улыбнулась я и прибавила газу.

Остановив кабриолет, я вышла наружу и обошла несколько раз вокруг машины, разминая затекшие руки и ноги. Владимир вышел следом за мной и, подойдя ко мне сзади, обнял меня за талию.

– Устала?

– Есть немного.

– Давай я поведу машину.

– Пожалуйста.

– Если бы ты только знала, как сильно я тебя хочу. У меня там прямо все шевелится.

– И где у тебя шевелится?

– Ты должна почувствовать это задом…

– Я чувствую…

– Тогда, может, трахнемся прямо в машине?

– А может, подождем до Коктебеля?

– Хорошо, давай подождем. Я терпеливый.

– Ты есть не хочешь?

– Может, где-нибудь перекусим?

– Как скажешь.

Освободившись от объятий Владимира, я достала кухонное полотенце и постелила его на капот. Затем вытащила сумку с маминой провизией и накрыла так называемый стол. Владимир внимательно смотрел за всеми моими движениями и умилялся моей непосредственности.

– Первый раз вижу пирожки на капоте дорогого кабриолета.

– Это мама наготовила, я не могла ей отказать.

– Ну если мама наготовила, то мы просто не имеем права это не есть. И все же меня удивляет твоя непритязательность. Женщина, привыкшая к комфорту и дорогим ресторанам, поедает мамины пирожки на капоте собственной машины.

Весь последующий путь машину вел Владимир.

Как только в моей сумочке зазвонил мобильный, я тут же его достала и сказала, что обычно говорят в таких случаях:

– Слушаю.

К моему величайшему удивлению, это был Костик. Он был слишком возбужден и говорил, немного запинаясь.

– Света, это твой муж звонит, – быстро выпалил он.

– Дорогой, ты уже давно мне не муж. Мы находимся с тобой в официальном разводе. Не забывай об этом, пожалуйста.

– Я не спал всю ночь.

– Надо же. А почему?

– О тебе думал.

– С каких это пор?

– Ты, Светка, не язви. Я тебе истинную правду говорю. Я тебя ни в чем не обманываю. Ты вчера со мной правильно поступила. Я на тебя нисколько не обиделся. Я заслужил к себе такое отношение. Понимаешь, заслужил… Я больше не могу жить с этой психопаткой.

– С какой психопаткой? – не сразу поняла я, о ком идет речь.

– Ну, с этой, с которой я сошелся…

– Ты про свою жену, что ли, говоришь?

– Да какая она мне жена?! Моя жена ты, а это вообще непонятно кто. Я с ней и женат-то всего ничего… Она давно уже все уши прожужжала, что нам лучше всего разбежаться и что нас ничего не связывает… А вчера после того, как я тебя увидел и понял, что мне нужна только ты, я ей сказал, что ухожу, так она мне такой скандал закатила, кричала, что никуда не отпустит, и даже вены себе порезала.

– Костик, я не понимаю, зачем ты мне все это говоришь?! – резко перебила я бывшего мужа.

– Ты же меня раньше всегда слушала… Я тебе всегда все рассказывал… Ты же редкостная женщина, Светка, редкостная. Ты слушать умеешь, а это дано не каждой женщине.

– Если тебе нужны свободные уши, то рассказывай, пожалуйста, о твоих проблемах кому-нибудь другому. У меня своих полно.

– Свет, ну кому я расскажу, если не тебе?! У меня же, кроме тебя, никого нет!

– У тебя и меня нет.

– Свет, ну плохо мне сейчас. Ох, как плохо… Она ведь просто меня шантажировала. У нее силы воли бы не хватило это сделать. Она ведь и запястье-то толком не порезала. И все же я боюсь оставить ее одну. Она может устроить пожар, может броситься с балкона… Она слишком много пьет в последнее время, уже белая горячка началась. Она у меня уже столько крови выпила, стерва. Я больше так не могу! Понимаешь, не могу! Если все это будет продолжаться, то я сам наложу на себя руки! Просто возьму и наложу!

– Давно пора, – безразлично ответила я одними губами.

– Ты думаешь, я шучу?! Я не шучу! Я не такой, как эта психопатка. Я совсем не такой. Она ведь не дура, резала вены совсем неглубоко. Надеялась выжить. Она знала, что не умрет. Она это знала. Я больше не могу с этой дурой! Не могу!

– Что ты хочешь от меня?

– Я хочу знать, примешь ли ты меня обратно? Ты должна хорошо подумать, все-таки у нас двое детей. На свете полно безотцовщины. Зачем же плодить еще?! Ты должна подумать о детях. Ты просто обязана о них подумать.

– А ты о них думал?!

– Извини, все мы иногда ошибаемся. И все мы имеем право на исправление ошибок.

– Ты хочешь ко мне вернуться?

– Вот именно.

– Спасибо, но мне это не нужно.

– Как это не нужно?! Ты посмотри, на кого ты стала похожа?! Какой пример ты подаешь детям! Будешь у меня сидеть дома и варить щи!

– Ради чего?

– Что ради чего?

– Ради чего я должна сидеть дома и варить щи?

– Ради меня…

– Ради тебя?!

– Да, – в голосе Костика чувствовалась неуверенность.

– А ты кто?

– Я твой муж.

– Извини, дорогой, я не замужем. И пошел ты на хрен вместе со своими щами, – отключив телефон, я положила его в сумочку и тут же потянулась за сигаретой.

– Тебе звонил муж? – поинтересовался Владимир.

– Бывший.

– Я так и подумал.

Я почувствовала, как на глаза накатились слезы, но изо всех сил постаралась их сдержать.

– Вот ведь как в жизни иногда бывает. Муж хочет ко мне вернуться, а он мне уже вовсе не нужен. Не нужен… Раньше я так об этом мечтала… Я не спала ночи напролет. Я мечтала… Нет, я просто бредила о том, что когда-нибудь он обязательно поймет, что я лучше, и вернется… А теперь… Теперь он и вправду хочет вернуться, а я его посылаю подальше. Господи, как же быстро все меняется… Как же быстро все проходит… Неужели так бывает?

– Бывает.

Доехав до Коктебеля, мы подкатили к моему особняку и посигналили охране.

– Светка, это что, правда, твои хоромы?! – не верил своему счастью Владимир.

– Правда.

– Вот это да! И охранников как собак нерезаных. Светка, даже страшно подумать, сколько у тебя бабок. Ты, наверное, там весь гарем подчистила.

Как только мы вышли из машины, к нам навстречу вышел Зия и поцеловал меня в щеку.

– Как доехали?

– Нормально. Устала, конечно, а так ничего. Я хочу представить тебе своего гостя. Это Владимир. Тот самый Владимир, который отправил меня вместе с Ленкой на заработки. Я тебе про него рассказывала.

– Зия, – Зия пожал Владимиру руку.

– Как-как?

– Зия.

– Ты что, турок, что ли?

– Понятно, что не русский.

– А ты Светке кем приходишься?

– Я ее слуга.

– Слуга?!

– Слуга.

Зия переключил свое внимание на меня и, взяв сумку из моих рук, спросил:

– Он будет у нас работать?

Я утвердительно кивнула головой и пошла в дом.

– Как работать? Я приехал сюда отдыхать… – Владимир шел сзади и громко возмущался. – Свет, что этот турок несет?! Что-то он мне не нравится… Скажи ему, чтобы он ко мне ближе, чем на десять метров, не подходил. Он меня раздражает.

– Это Зия так шутит.

– Шутки у него какие-то дурацкие.

Спустившись по длинной крутой цокольной лестнице вниз, я открыла дверь подвального помещения и завела Владимира внутрь.

– Что это такое? – почувствовал неладное Владимир.

В комнате не было окон и страшно воняло сыростью. Да и назвать ее комнатой было довольно затруднительно. Просто подвал, кишащий крысами, совершенно непригодный для жизни…

– Что это такое?!

– Это твои апартаменты, дорогой. Здесь ты будешь купаться, загорать и, конечно же, трахаться.

Владимир бросился к двери, но в дверях появился Зия, в руках у которого был новенький блестящий пистолет.

– Спокойно. Без паники!

Владимир в ужасе вытаращился на пистолет и, бросив свою сумку с одеждой на холодный цемент, схватился за голову.

– Ребята, ну вы что?! Что я вам сделал?! Вы что?!

Глава 26

Я расстегнула на блузке пару пуговиц, встала рядом с Зией и посматривала на перепуганного Владимира в упор.

– Вов, хорош орать, тебя все равно никто не услышит.

– Света!!!

– Я тебе говорю, хорош орать. У меня голова болит.

– Хорошо, – мне показалось, что еще немного – и Владимир заплачет. – Хорошо, Светлана, скажи этому проклятому турку, чтобы он убрал пистолет.

– Не скажу.

– Почему?

– Потому что он не проклятый. Это мой любимый турок.

– Я ничего не имею против ваших отношений…

Мои слова произвели на Зию должное впечатление.

Он слегка ко мне наклонился и поцеловал в губы.

– Я скучал по тебе, Света. Я ждал твоего возвращения. Без тебя очень плохо….

– Я тоже очень сильно по тебе скучала.

– Как дети?

– Они просили передать, что очень тебя любят и хотят поскорее увидеть.

– Правда? – На лице турка появилась по-настоящему счастливая улыбка, и это еще раз натолкнуло меня на мысль о том, что Зия очень любит моих детей.

– Зия, я разве когда-нибудь тебя обманывала?

– Тогда можно в следующий раз мы в Москву поедем вместе?

– Можно, – загадочно улыбнулась я.

Видимо, нервы Владимира, терпеливо наблюдавшего за нашим обменом любезностями, сдали окончательно, и он больше не мог молчаливо созерцать это со стороны.

Взяв свою сумку, из которой торчала трубка от акваланга, он немного потоптался на месте и, прокашлявшись, заявил:

– Ребята, я против ваших отношений ничего не имею. Я всегда уважал и приветствовал интернациональную дружбу. Да здравствуют русско-турецкие союзы! Я к туркам хорошо отношусь. Я с ними дружу…

– Ты говоришь, что ты с турками дружишь? – недобро усмехнулся Зия.

– Очень даже дружу. У меня с ними совместный проект. Я с ними сотрудничаю. Я их больше всех других национальностей уважаю.

– Значит, ты турок уважаешь?! – продолжал фарс Зия.

– Уважаю, – словно прилежный ученик, закивал головой Владимир.

– Тогда что ж ты своих русских не уважаешь?

– Я и русских уважаю. Я ж сам русский, как я могу их не уважать…

– Не уважаешь.

– Вот крест, уважаю…

– Ты про крест вообще не говори и бога не гневи. Шайтан проклятый… Как же ты русских уважаешь, если ты своих девчонок-соотечественниц в бордели продаешь?!

– А чего их продавать?! Они сами едут. – Владимир выдержал небольшую паузу и продолжил:

– Ребята, я вижу, что у вас любовь, как говорится, большая и чистая… Я могу за вас только порадоваться. Так любите друг друга дальше, плодитесь и размножайтесь, только можно я в Москву поеду? Выпустите меня отсюда… Никаких денег мне не надо. Я тихонько отсюда уйду и никогда в жизни вас больше не побеспокою. Я вам клянусь. Я даже зла на вас не держу. Все мы когда-нибудь попадаем в переплет. Вот я и попал.

Владимир посмотрел в сторону Зии и прижал свою сумку к себе посильнее, как будто боялся, что ее отберут.

У него был совершенно глупый и беспомощный вид.

– Ребята, выпустите меня отсюда. Я вам плохого не вспомню. Разойдемся с миром. Я вам за эту глупую шутку ничего не сделаю…

– Конечно, не сделаешь, – рассмеялся Зия. – А что ты нам можешь сделать?!

– Я имею в виду, что, когда я вернусь в Москву, я вам мстить не буду.

– Конечно, не будешь… Потому что в Москву ты уже никогда не вернешься… А в подвале ты сможешь мстить только бегающим здесь крысам, да и то лишь в том случае, если они тебя не сожрут. Этот подвал просто кишит голодными крысами. Мы уже отремонтировали весь дом, только сюда не могли добраться. Хотели их уничтожить, да пока не стали. Словно чувствовали, что мы тебя сюда привезем. Эта комната вроде камеры пыток… Крысиных пыток… Говорят, это мучительная смерть…

– Братан, я твою девку ни разу не трогал. Я даже не целовал ее ни разу. Ты не подумай чего. Мы ни разу не трахались. Мы просто друзья. Ты приревновал меня к ней, что ли? Ну и зря. Она меня сама сюда заманила. Говорит, поехали покупаемся, позагораем. Без всяких намеков…

– Прекрати врать. – Я запрокинула голову и рассмеялась своим тихим грудным смехом. – Немедленно прекрати врать. Для того чтобы заманить тебя в этот дом, мне пришлось трахаться с тобой целые сутки. Иначе бы ты черта с два сюда поехал.

От растерянности Зия захлопал глазами и тяжело задышал.

– Ты чего несешь, дура?! Братан, не слушай ее. Она сама не знает, что мелет. Она просто хочет тебя позлить. Я не был с ней, гадом буду!

– Прекрати врать, – сказала я все так же спокойно. – Немедленно прекрати врать. У нас с Зией нет секретов друг от друга.

– Хорошо, братан, мы с ней были… Но она сама… Она сама пригласила меня в кафе, напоила шампанским и повезла к себе на квартиру…

– Еще скажи, что я тебя изнасиловала.

– Она меня изнасиловала… Она, честное слово, меня изнасиловала…

Я достала из сумочки сигарету и сказала усталым голосом:

– Хватит. Это никому не интересно и не смешно. Милый, мне кажется, что тебе надо выспаться с дороги. Все-таки столько часов за рулем. Извини, конечно, что тут не номер люкс, но ты должен привыкать к своим апартаментам. Правда, здесь нет ни душа, ни кровати, ни еды… Зато тут полно голодных крыс. Ты можешь поиграть в кота. Поймать одну из них, загрызть и съесть.

– Ребята, да вы что?! – истерически взвизгнул Владимир. – Что я вам такого сделал?! В чем я перед вами провинился? Свет, я же к тебе со всей душой, ты же знаешь… Я очень рад, что ты так поднялась. Всегда приятно смотреть на самостоятельную, деловую женщину… Я же и тебе помог, и Ленке. Ты меня благодарить должна, а не сажать в этот подвал.

– А я тебя и благодарю.

– Что-то я не понимаю такой благодарности.

– Я и Ленке обещала, что обязательно тебя отблагодарю. Я не могу не выполнить своего обещания.

Владимир поставил свою сумку на пол и растерянно развел руками.

– Ты Ленке привет передавай. Как там она вообще? Хорошая девчонка. Я ее помню и храню о ней самые хорошие воспоминания.

– Ленка умерла, – каким-то не своим голосом глухо сказала я.

– Как умерла?

– Она умерла там, куда ты ее отправил.

– Почему? Кто ее?

– Неважно, кто и почему… Она умерла. Она умерла в горах Кемера, так и не побывав этим гребаным гидом. Да и не только Ленка. Умерла еще одна молодая девушка по имени Ника. Она умерла страшной, мучительной смертью. Сколько их погибло, этих молодых девушек, даже страшно подумать.

– Мне очень жаль… Мне, честное слово, очень жаль…

– Тебе? А ты хоть вообще знаешь, что такое жалость? Ты это знаешь?!

– Но я-то ведь Ленку не убивал… Я-то здесь при чем? Здоровая баба, должна хоть немного что-то понимать… Ну какой гид?! Ну дураку понятно, что это игра в лохотрон. – Владимир не выдержал и закричал: – Я-то в чем виноват?! В чем?! Разве я виноват, что на свете столько дур?! Разве я в этом виноват?! Если людей в наперстки дурят или в какую-нибудь лоховскую лотерею, это ничего… Это нормально. Если вкладчиков кидают – это тоже нормально… А если я законченных, безголовых дур за границу отправляю – это ненормально… Да так всегда будет, и никто этого не изменит! Так будет всегда, пока у нас дураки не переведутся!!!

– Все, хватит. Я устала и не могу это слушать. – Я стала подниматься вверх по лестнице, но все еще слышала крики Владимира.

Зия повесил на подвальную дверь амбарный замок, тщательно его запер и пошел следом за мной.

– Свет, что мы с ним делать-то будем?

– Как что? Заставим его работать…

– Боюсь, что его за ночь съедят крысы. Там такие крысы, величиной с хорошую кошку, даже смотреть страшно…

– Я бы не хотела, чтобы его съели крысы. Это была бы слишком легкая смерть для него.

– А какую бы смерть ты для него хотела?

– Для начала пусть в нашем гареме исполняет прихоти женщин с отклонениями.

– А что значит женщины с отклонениями?

– С сексуальными отклонениями.

– А что значит женщины с сексуальными отклонениями?

– Это женщины, которые любят все неординарное. Мне бы хотелось, чтобы его изнасиловали, забили плетками и вообще надругались над ним как только можно.

…Ближе к ночи мы сидели с Зией в мансарде и потягивали шампанское. Зия взахлеб рассказывал мне о том, что наш гарем уже начал работать и что в правом крыле нашего дома появились мужчины-наложники, к которым уже потянулись первые ласточки, вернее, первые клиентки, приехавшие на отдых и решившие поразвлечься.

– Зия, у нас все получилось, – мечтательно посмотрела я на звездное небо и вдруг опять увидела Ленку.

Ленка улыбалась какой-то грустной улыбкой и подмигнула мне точно такими же грустными глазами.

– Лен, привет. – Я встала и отошла в самый дальний угол террасы.

– Привет.

– Ну как ты там?

– Мне хорошо. Я же у себя дома. А разве у себя дома может быть плохо…

– Получается, что я сейчас с гостях?

– Ты в гостях. Ведь даже в Библии написано, что на земле мы все в гостях, а там мы у себя дома. В гостях очень тяжело…

– Почему?

– Потому что, что бы ты ни делала и к чему бы ни стремилась, ты знаешь, что это все временно. Всем твоим достижениям когда-нибудь придет конец, потому что ты знаешь, что наступит момент и тебе придется вернуться домой…

– Лен, ну и как там дома?

– Я же говорю, хорошо.

– А чего ты грустная такая?

– Я влюбилась. Вернее, нет, я полюбила.

Я посмотрела на Ленку удивленным взглядом и почувствовала, как на глаза накатились слезинки.

– Лен, а в кого?

– В очень хорошего человека. Он погиб годом раньше меня. Разбился в собственном джипе. При жизни он был пару раз женат, но все неудачно. Он мучился. Он не жил, а просто мучился с этими женщинами. Он понимал, что все это не его, что это ему совсем не нужно. Мы не могли встретиться при жизни, потому что он был женат и жил на Урале.

Мы по-любому нигде не могли пересечься… А здесь… Здесь мы нашли друг друга сразу. Мы прошли рядом, и прямо какая-то волна между нами пробежала… Нам было достаточно одного взгляда для того, чтобы понять, что мы половинки единого целого. Понимаешь, это мой мужчина! Мой!

– Понимаю. Ленка, я так рада за тебя. Так рада…

– Я тебе раньше говорила, что никаких половинок не бывает. Я была не права. Они бывают. Просто если ты не можешь найти свою половинку на земле, то знай, что она ждет тебя там. Если бы я знала, что своего Сашеньку я встречу здесь, я бы вернулась домой еще раньше, еще год назад. Ведь та жизнь, что была без него, по своей сути и не была жизнью. Я только теперь начинаю жить… потому что без любви мы не живем, мы существуем. Мы сейчас вообще не расстаемся, потому что нам кажется, что, если мы расстанемся, мы вновь потеряем друг друга. А ведь мы так долго друг друга искали… Сколько времени потеряно… Господи, и как же мы раньше жили друг без друга. Даже страшно подумать. Теперь это просто не укладывается в голове.

– Счастливая ты, Ленка. Ох, счастливая… А я так и не могу найти свою половинку. Может, и нет ее вовсе. Может, она тоже уже умерла и ждет меня там.

– Если ее нет в гостях, значит, она ждет тебя дома. Очень редко люди находят друг друга при жизни, а затем умирают и живут вместе в загробном мире. Обычно люди все время друг друга ищут.

– Лен, а как ты узнала, что твой Сашенька твоя половинка?

– Понимаешь, это нужно почувствовать… Ощутить всем своим сердцем и принять всеми фибрами своей души. Он родной, понимаешь, родной…

– А откуда ты знаешь, что он родной? – Я тихонько всхлипнула, но по-прежнему не сводила глаз со звездного неба.

– У него родное тело, родное лицо, родные губы, родное дыхание. Прислоняясь к нему щекой, я чувствую теплоту и спокойствие. С родным человеком не может быть ревности, злости, грубости, непонимания… Мы понимаем друг друга с полуслова, а временами и без слов… С одного взгляда, с одного движения. Я только подумаю о том, что я захотела пить, Сашенька уже несет мне кружку с водой… Я только подумаю о том, что я себя неважно чувствую и у меня болит живот, как Сашенька уже начинает гладить мой живот по часовой стрелке… Не успела я еще встать, как он уже надевает мне на ноги тапочки.

Родному человеку никогда не нужно ничего говорить. Родной человек угадывает все твои желания, читает все твои мысли, потому что он родной, потому что он все про тебя знает, потому что он любит тебя такой, какая ты есть, и потому что ты с ним единое целое.

– Ленка, неужели так бывает? – спрашивала я свою умершую подругу и тихонько плакала.

– Так бывает. Я и сама никогда не думала о том, что так бывает. А ты чего плачешь?

– Не знаю… Наверно, я просто за тебя счастлива… Ты, моя бедная, так по жизни мучилась, как неприкаянная, и кто бы мог подумать, что ты свое счастье именно там найдешь. Я так рада, что хоть тебе стало легче…

– Не плачь, не надо. Если твоя половинка не находится, то ты не переживай. Знай, что она здесь. Просто не суждено вам встретиться при жизни. Не суждено… Когда устанешь гостить на земле, возвращайся домой. Я тебя познакомлю с очень хорошим мужчиной. У Сашеньки друг есть. Они тогда вместе на джипе разбились. Он один. Очень интересный мужчина. Приходи, я тебя с ним познакомлю…

– Лен, ты только не исчезай. Я сейчас шампанского выпью и к тебе обратно вернусь. Мне тебе столько всего интересного рассказать надо. Ты даже не представляешь. Про то, как я с Костиком виделась и он стал обратно ко мне проситься. Про то, как у меня в подвале Владимир сидит среди крыс с большой сумкой, где лежат купальные принадлежности… Про то, какую смерть я ему придумала… Тут столько всего произошло, ты же ничего не знаешь, Ленка. Ты же ничего не знаешь… Ты только не исчезай… Только не исчезай…

Я бросилась к столику, за которым сидел Зия, и, схватив бутылку шампанского, побежала обратно, туда, где заканчивается терраса. Сделав несколько глотков из горла, я посмотрела на звездное небо, но Ленки уже на нем не было…

– Лен, Лен, ты где?!! – громко кричала я и бегала по террасе как ошалелая. – Леночка! Тебя Сашенька позвал??? Господи, Ленка, как же я за тебя рада! Как рада! Я рада, что хотя бы тебе… Хотя бы одной одинокой женщине стало легче… Может, и моя половинка уже умерла… А может, она где-нибудь в Туле живет или на Дальнем Востоке… Хотя бы тебе стало легче, хотя бы тебе…

Я заплакала, но почувствовала, как сильные руки турка обвили мою шею.

– Светлана, успокойся. Что с тобой? Выпей шампанского…

– Я опять видела свою подругу. Знал бы ты, какая она счастливая… Она встретила свою половинку. Зия, а ты когда-нибудь встречал свою половинку?

– Я не знаю, что это такое. Я знаю, что у меня есть моя госпожа, а больше мне никого не надо.

Я прижала к себе бутылку шампанского, Зия взял меня на руки и понес в спальню… Пока он нес меня по террасе, я постоянно поднимала голову и всматривалась в звездное небо…

Глава 27

На следующее утро меня разбудил громкий телефонный звонок. Я вздрогнула и посмотрела на часы. Ровно двенадцать часов дня. Господи, как же долго я спала.

Быстро вскочив с кровати, я дотянулась до телефонной трубки и сонно сказала:

– Алло.

– Здравствуйте, Светлана. Вас беспокоит Александр Петрович. Надеюсь, я вас не разбудил?

– Разбудил, – не скрывая раздражения, ответила я и откровенно зевнула.

– Тогда приношу вам свои искренние извинения.

– В чем дело?

– Дело в том, что мне необходимо срочно с вами увидеться.

– Я еще не проснулась…

– У вашего дома стоит машина, а в ней сидит человек по имени Гоша. Он хорошо вам известен. Он доставит вас ко мне на разговор.

– Надо же, какой вы самоуверенный тип. А что, если я не поеду?

– Боюсь, у вас будут большие проблемы.

– У меня проблемы? У меня не бывает проблем, – рассмеялась я в трубку.

– Проблемы бывают у любого человека, и вы не исключение. Короче, я вас предупредил.

– Сколько времени это займет?

– Не больше часа. Я просил вас об этой встрече еще до того, как вы хотели поехать в Москву. Но вы уехали. Я терпеливо вас ждал все эти дни. Я думаю, в ваших интересах, чтобы этот разговор состоялся как можно скорее. Если вы будете с ним тянуть, то в вашем жизненном ритме могут наступить определенные, не самые желательные изменения.

– Вы меня пугаете?

– Я же не чучело, стоящее на огороде, чтобы пугать, – рассмеялся Александр Петрович. – Я никого не пугаю. Я просто предупреждаю.

– Хорошо. Я сейчас буду.

Быстро одевшись, я привела себя в порядок за считаные минуты и вышла из дому. Рядом с домом стоял до боли знакомый «Форд», за рулем которого сидел до боли знакомый Гоша и слушал тяжелый рок, жестикулируя, и громко подпевал.

– Сделай потише, а то уши болят.

– А тебе что, не нравится такая музыка? – Гоша галантно открыл дверцу и сделал потише.

– Ненавижу. Включи что-нибудь другое…

– Ну что, например?

– Например, джаз.

– А я ненавижу джаз.

– Вот видишь, мы с тобой нигде не пересекаемся. У нас нет ничего общего. Мы с тобой как плюс и минус. Как город и деревня, – язвительно произнесла я и отвернулась в противоположную сторону.

– Кто это город, а кто деревня?! – не на шутку разозлился шкафообразный детина.

– Я город, а ты деревня, – пояснила я не изуродованному интеллектом братку и замолчала, дабы не испытывать его и без того неангельское терпение.

Подъехав к небольшому одноэтажному каменному дому, ничем не отличавшемуся от остальных, стоящих по соседству, Гоша пригласил меня внутрь и провел в светлую гостиную, довольно простую, без лишних изысков.

За низким деревянным столиком сидел Александр Петрович и важно курил трубку. Увидев меня, он расплылся в наигранной улыбке и показал на свободный стул.

– Садитесь, Светлана, садитесь. В ногах правды нет.

Я села, закинула ногу на ногу и посмотрела на Гошу, который под строгим взглядом Александра Петровича быстро вышел из комнаты.

– Ну и что у вас за дело, из-за которого вы разбудили меня в такую рань? – Я не отказалась от предложенной чашечки кофе и сделала несколько маленьких глотков.

– Дельце, признаться, преинтересное.

– Надо же. И какое?

– Пару-тройку дней назад мои мальчики сидели на берегу моря и ловили рыбу… Они у меня, знаете ли, рыбаки… В ту ночь улов был очень даже хороший… Попадалась одна жирная, брюхастая рыба. Такое редко бывает… Так вот, сидели они, ловили рыбу и вдруг увидели двоих людей, которые тащили какой-то мешок к стоящей неподалеку моторной лодке…

Я напряглась и ощутила, как на моем лбу выступил холодный пот. Александр Петрович не мог этого не заметить и, взяв стоящую на столе бутылку мартини, плеснул мне немного в бокал.

– Светлана, да не нервничайте вы так…

– А я и не нервничаю…

– Вы не умеете скрывать свои чувства. Так вот, самое интересное то, что, дотащив мешок до моторной лодки, они его развязали. И как вы думаете, что было в том мешке?

– Не имею представления.

– В том мешке был труп.

– Да что вы говорите, – дрожащей рукой я достала из сумочки сигарету и нервно закурила. – А я тут при чем? – Я пыталась скрыть свою нервозность, но Александр Петрович оказался прав, мне никак не удавалось этого сделать.

– Все дело в том, что одной из этих двоих были вы.

– Я?!

– Вы.

– Да не может быть!

– Может! В эту ночь вы вместе со своим так называемым слугой скинули в воду труп человека. Мои мальчики-рыбаки все это видели. Они видели, как вы положили труп на дно моторки и отплыли на довольно приличное расстояние. А когда вы вернулись обратно, никакого трупа уже не было. Вы еще вытерли дно моторки какой-то тряпкой. Наверно, для того, чтобы не было следов крови.

– У вас нет доказательств! – уронив сигарету на правое колено, я вскрикнула от полученного ожога.

– Осторожнее надо, Светлана, осторожнее, – с какой-то прямо отеческой заботой сказал Александр Петрович.

– Я не люблю, когда на меня наговаривают.

– Вам нужны доказательства?

– Без доказательств не может быть выдвинуто обвинение.

Александр Петрович улыбнулся и позвал Гошу. Гоша подошел к нашему столу и положил на него какой-то конверт. Затем сел рядом и посмотрел на меня извиняющимся взглядом, словно он ни в чем не виноват, словно все получилось само собой и он не имеет к этому никакого отношения.

– Вот вам и доказательства. – Не сводя с меня глаз, Александр Петрович протянул мне конверт.

Я взяла конверт и достала из него несколько цветных фотографий. Фотографии отражали события той страшной ночи, когда мы вместе с Зией избавлялись от непонятно откуда взявшегося в нашем доме мертвеца.

Вот Зия затаскивает труп в лодку… Я стою рядом с испуганным лицом и наблюдаю за его действиями…. Вот Зия стелет мешок на дно моторки… Я с опаской оглядываюсь по сторонам и прикусываю нижнюю губу то ли от страха, то ли от нервов…

Бросив снимки на стол, я нервно усмехнулась и поправила упавшую на лицо прядь волос.

– Это не я.

– Как это? – не понял меня Петрович.

– Снимки поддельные… Это не я.

– Но у нас есть негативы. В конце концов, если мы отдадим негативы в милицию, они могут провести экспертизу и признать, что фотографии подлинные.

Посидев несколько секунд без единого движения, я мысленно пришла к выводу, что местные криминальные структуры поймали меня в ловушку. Сначала подбросили мне труп, а затем засняли на пленку, как я от него избавляюсь. Неплохой ход… Очень даже неплохой… Для того чтобы начать диктовать мне свои условия и свои правила игры…

Метнув в сторону Гоши глазами молнии, я допила остатки мартини и процедила сквозь зубы:

– Ты меня что, подставил, гад ползучий?!

– Я-то при чем? Ты сама. Сказала, что павлина хоронишь, а сама от трупа избавлялась.

– Да этот труп вся ваша честная компания мне и подбросила!

– Дорогуша, ты, видно, детективов начиталась, – от души рассмеялся Александр Петрович. – И кто в наше время что подбрасывает?! Ты хлопнула моего хорошего товарища. Между прочим, весьма известного человека.

– Я хлопнула?!

– Ты!

– Да я его пальцем не тронула! Это вы подкинули в мой дом труп! Вы! Воспользовались тем, что в моем доме не было охраны! Улучили момент, когда дом был пустой! Это все вы!

– Светлана, ты приехала в наш город и купила самый дорогой особняк, который никто не мог себе позволить купить. Ты не захотела подружиться с местными криминальными структурами и плевала на них с высокой колокольни. Холеная московская баба! И чего ты сюда прикатила?! Что тебе в Москве не сиделось?! Эдакая хищница, которая плюет на всех мужиков! Ты завела себе любовника, крупного предпринимателя, который тесно сотрудничает с криминальными структурами… Этот бизнесмен работает под нашей «крышей»… Затем ты с ним ссоришься и его убиваешь. Ну а в тот момент, когда ты его сбрасываешь в море, мы тебя и схватили за руку, или, как говорят менты, поймали с поличным. А вдобавок ко всему ты устраиваешь в этом особняке бордель.

– Какой бордель?

– Самый настоящий, нам об этом поведала одна из отдыхающих женщин. Она имела удовольствие воспользоваться услугами, которые оказывают в твоем борделе.

– Еще скажите, что ей не понравилось…

– Наоборот, ей очень понравилось. Она была в диком восторге.

– О каком борделе идет речь? – Видимо, Гоша был не в курсе дела.

– Эта дама наняла нескольких мужчин, которые оказывают сексуальные услуги приезжающим на отдых дамочкам. За соответствующую плату, конечно.

– Как это? – захлопал глазами Гоша.

– Мужчины-проституты у нее работают, – объяснил Петрович Гоше более доступным языком.

– Ничего себе, – захлопал глазами Гоша. – Такого в нашей практике еще не было. Я когда ее в первый раз увидел, сразу понял, что в ней что-то не так… Она хищница, ее же сразу видно… Прямо мужененавистница какая-то. Спит и видит, как бы мужика унизить. И она и ее слуга оба психованные. Они, наверно, дурку ограбили и с дурки сбежали…

Я закинула ногу на ногу, но почувствовала, что я полностью потеряла самообладание.

– У меня не бордель. У меня гарем. И мужчины у меня не проституты. У меня мужчины-наложники. А если они наложники, то они по-любому должны оказывать сексуальные услуги. Только они оказывают эти сексуальные услуги не мне, а женщинам, которые в них нуждаются.

Почему только женщины могут оказывать сексуальные услуги мужчинам, а не наоборот?! Прямо дискриминация какая-то… Полнейшая дискриминация… Я устала видеть наших забитых, измученных жизнью женщин! – Я почувствовала, что меня понесло, и уже не могла остановиться. – Если мужчина хочет удовлетворить свои сексуальные потребности, это нормально. Он же мужчина. А если захочет секса женщина, то это ужасно. Женщина вообще не должна ничего хотеть и даже об этом думать.

Это стыдно, это ужасно, и это говорит о ней как о падшей женщине. Тысячи мужчин имеют жену и любовницу – и ничего. А сотни тысяч женщин не имеют ни мужа, ни любовника. У них один-единственный друг, это одиночество. Эти женщины стараются с головой уйти в работу или в воспитание детей. Они не думают о сексе. Они держат свои естественные потребности в себе. Они убивают в себе женщину только потому, что им просто не с кем переспать.

И действительно, с кем?! С женатым сослуживцем? Да затем все предприятие будет знать. Мужики же болтливее баб. Позору не оберешься. Все сослуживцы будут показывать пальцем и шептаться, что она шлюха. А этой женщине просто захотелось секса, и все… А если ей и познакомиться негде, так она так до старости терпеть будет, убеждая себя в том, что ей это не надо, зарабатывая при этом все новые и новые женские болезни. Я решила эту проблему так, чтобы она не касалась женского эмоционального уровня и не губила ранимую женскую психику.

Женщина может накопить денег и приехать ко мне в гарем. Она может получить ту порцию секса, о которой мечтала долгими, бесконечно холодными ночами. Это произойдет на красивых, шелковых простынях с различными незабываемыми запахами. Она может почувствовать себя вновь красивой и вновь желанной. Пусть даже за деньги…

Мужчина будет исполнять все ее прихоти и подарит ей такую ночь любви, словно она побывала в восточной сказке.

А наутро она прекрасно себя почувствует, и то, что произошло с ней этой ночью, навсегда останется ее маленькой тайной, о которой никто не будет знать, и никто не будет показывать на нее пальцем и говорить, что она шлюха, потому что до сих пор не убила в себе эти постыдные потребности, которые в нашей стране могут иметь только мужчины… Это будет ее тайна и тайна моего гарема, потому что все, что происходит в гареме, никогда не выходит за пределы его территории. Что я сделала не так?!

Гоша захлопал глазами и посмотрел на Петровича.

– Петрович, там что, в натуре мужики работают?

– В натуре.

– Ну и мужики пошли… Что, другой работы нет?! Я бы туда и за миллион долларов не пошел. Да чтобы мне баба деньги платила за секс!

Я посмотрела на Гошу и улыбнулась.

– Никогда не говори никогда. В мой гарем очень тяжело устроиться. Конкурс двадцать человек на место, и отбор очень строгий.

– Петрович, смотри, как она лихо бордель в гарем переименовала, – опять захлопал глазами Гоша. При этом он сильно покраснел, и у меня было такое ощущение, что еще немного – и он просто взорвется от возмущения, ну просто разлетится с треском на мелкие части, и все.

– У меня гарем, – сказала как отрезала я.

– Ага. Она баба умная. Не подкопаешься. – Гоша непроизвольно открыл рот и, по всей вероятности, совершенно не знал, что ему делать, то ли ухмыляться, то ли возмущаться. – Это ж надо придумать такое… Гарем… Она или восточных книг начиталась, или фильмов каких насмотрелась.

Петрович рассмеялся и пристально посмотрел мне в лицо.

– Уважаемая Светлана, боюсь, что твой бизнес на территории нашего города закончился. Ты должна знать, что на чужой территории никто не может рубить бабки без риска. Ты баба рисковая, но жадная. Лучше бы ты сидела в своей Москве, жила скромно и скидывалась на пару гамбургеров вместе с какой-нибудь подружкой.

– Я никогда не скидывалась на гамбургеры.

– Это я образно говорю.

– А я образно отвечаю. Да и подруги у меня нет… Она умерла.

– Это не имеет значения. Хотя жаль. Тебе некому будет писать письма из тюрьмы. Сегодня же мы сдаем тебя ментам. Тебя вместе с этими фотографиями. Мы будем надеяться, что правосудие обязательно восторжествует и тебя накажут по заслугам.

– Что вы от меня хотите?! – наконец-то врубилась я. – Денег?

– Нет, – замотал головой Петрович и вновь закурил свою трубку.

– А что?

Петрович нахмурился и заговорил слишком серьезно и слишком жестко:

– Послушай ты, эдакая укротительница мужчин и ярая защитница одиноких женщин, я даю тебе ровно двадцать четыре часа, чтобы ты успела убраться из нашего города. Через несколько минут сюда приедет нотариус и привезет уже подготовленные документы. По этим документам ты переписываешь весь дом вместе со всем своим имуществом на меня, в вечное, пожизненное пользование. Берешь своего психа слугу и свои бабьи манатки, садишься в свой кабриолет и катишь в свою Москву. В противном случае я прямо сейчас вызываю наряд милиции и отдаю тебя на расправу как ментам, так и родственникам покойного. Его родственники очень влиятельные люди, и они не пожалеют никаких денег, чтобы упечь тебя на зону, а по возможности отправить на тот свет.

– Но почему?!

– Никаких вопросов и никаких ответов, я сказал!

В этот момент в комнату вошел седовласый мужчина с черной папкой в руках. Сев рядом со мной, он раскрыл ее прямо перед моим носом и протянул мне ручку.

– Я нотариус Соловьев. Перед вами дарственная. В ней говорится, что вы совершенно безвозмездно передаете свой особняк вместе с находящимся в нем имуществом в полное распоряжение сидящему напротив вас гражданину Кубрикову Александру Петровичу. При заключении этой сделки вы находитесь в здравом уме и твердой памяти. Действуете совершенно добровольно, без какого-либо насилия и давления со стороны. Ваша психическая вменяемость проверена. Мы узнали данные вашего паспорта, поэтому они все вбиты в договор. Тут нет ни единой ошибки. Вы должны поставить свою подпись на нескольких документах. Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

– Я не буду. – Я отодвинула папку и швырнула на пол ручку.

– Почему?

– Потому что я ничего никому не дарю.

– Тогда я отдам тебя на расправу милиции, – злобно оскалился Петрович и пододвинул ко мне папку поближе.

– Но ведь это нечестно. Это шантаж.

– Пиши, сука, и не разговаривай.

Петрович достал из кармана пиджака пистолет и направил его на меня.

– Пиши, сука. Пиши. А то я стреляю. Я навел справки. У тебя двое маленьких детей. Расправиться с ними мне тоже не составит особого труда.

Мои глаза стали заливать слезы, и я наклонилась для того, чтобы поднять ручку. Я не знала, сколько времени я поднимала эту ручку, но мне казалось, что целую вечность. В комнате воцарилась тишина. Я сидела с опущенной головой и с точно такой же опущенной рукой… и просто тянула время. Я знала, что сейчас меня просто недооценивают, что я должна что-то сделать и что-то предпринять… Я должна изменить ситуацию и по возможности повернуть ее в обратную сторону… Я должна…

А затем… Затем раздался какой-то странный звук…

Такой громкий и такой звонкий… Я вскинула голову и увидела стоящего в дверном проеме Зию. Зия держал пистолет и смотрел на всех находящихся в комнате людей каким-то безумным взглядом…

Я была не готова к такому повороту событий и даже слегка вскрикнула. Я вскрикнула оттого, что я не ожидала встретить тут Зию, и оттого, что на пол с грохотом упал Петрович. Видимо, пуля попала ему именно в голову, потому что в его голове показалось пулевое отверстие, из которого стала сочиться алая кровь…

Глава 28

Я смотрела на лежащего на полу Петровича глазами, полными ужаса, и не верила в реальность происходящих событий. Петрович имел крайне неприятный вид и не вызывал ничего, кроме жуткого ужаса и невероятного отвращения. Наглядный пример Петровича доказывал, что не стоит надеяться на собственную неуязвимость, потому что по-настоящему неуязвимых людей не бывает, какими бы они ни были, чем бы они ни занимались и на какой бы социальной ступеньке в обществе ни стояли.

Мы все смертны, и мы все живем в одном большом доме, который сделан из тонкого стекла. А сидеть в стеклянном доме и бросать камни в других, проходящих мимо людей очень даже опасно… Умирают все, от самых обычных до самых крутых, не исключая даже воров в законе…

– Светлана, с тобой все в порядке?! – Зия побежал ко мне навстречу и заключил меня в свои объятия. – Девочка моя! Я так за тебя переживал! Так переживал! Я все знал! Пока ты была в Москве, они приезжали ко мне и показывали снимки! Я хотел разобраться со всем этим сам, но они впутали тебя! Я не смог тебя уберечь! Ты мне не сказала, куда поехала, но я чувствовал… Честное слово, я чувствовал… Я поехал за тобой. Я видел, как ты зашла в дом… Я ждал, я боялся, что с тобой может что-то случиться… Когда я зашел, я увидел, что этот Петрович наставил на тебя пистолет… Он приезжал ко мне с этими снимками, когда ты была в Москве. Я понял, что он опасен… Он слишком опасен…

– Почему ты ничего мне не сказал?

– Я же мужчина. А мужчина должен уметь урегулировать все сам. Я хотел дать им денег, но им не нужны были деньги. Им нужен был дом. Я знаю, как ты любишь этот дом, этот маленький гарем, и я никому его не отдам…

Неожиданно Зия замолчал и упал у моих ног. В нескольких шагах от него стоял незнакомый человек и совершенно спокойно вставлял в свой пистолет новую обойму. Поняв, что медлить нельзя, я подняла пистолет, выпавший из рук турка, наставила его на незнакомца и нажала на спусковой крючок. Я ничего не делала…

Вообще ничего. Я просто нажала на спусковой крючок…

Мужчина слегка вскрикнул, закатил глаза и упал…

В этот момент нотариус и Гоша подскочили со своих мест и хотели было броситься к выходу, но я наставила на них пистолет и произнесла одну-единственную фразу, которая заставила их остановиться:

– Стоять и не двигаться!

Гоша и нотариус мне полностью повиновались и застыли в оцепенении. Это значит, что у них не было оружия, в противном случае они бы себя вели совершенно по-другому.

– Еще есть кто в доме?!

– Нет, – почти хором ответили мужчины.

– Точно нет?!

– Из живых только мы. Все остальные убиты, – дрожавшим голосом пояснил мне Гоша.

Подойдя к тому человеку, которого я только что застрелила, я взяла у него пистолет и направилась к еще живому турку с двумя пистолетами.

– Стоять! Если хоть кто шелохнется, стреляю без предупреждения! Мне лишние свидетели ни к чему! Замочу вас, гадов, обоих, и никто не узнает, что я здесь была! Все подумают, что вы все обкурились и перестреляли друг друга! Вы прекрасно видели, что я только что разжилась еще одним пистолетом, поэтому мне уже вообще терять нечего!

Чтобы показать, что я не шучу, я театрально вытянула руки вперед, размахивая двумя пистолетами.

– Сволочи проклятые! Жила себе, никому не мешала… Так нет, наехали… На кого наехали-то?! На одинокую женщину?! На мать двоих детей!!! Которая сама крутилась в своем дерьме и ни у кого ничего не просила…

Эх, вы… Не мужики вы, а мужланы… Быдло вы и больше ничего… Ох, как же я вас, мужиков, ненавижу! Как ненавижу! Вам ведь и в самом деле место в борделе! Вы бы на своих наезжали, а наезжать на женщину – последнее дело… Думаете, мне для вас пуль жалко?! Да я бы взяла ведро патронов, вышла на Кремлевскую набережную и начала бы вас всех отстреливать! Независимо от того, на каких машинах вы бы были – на «Мерседесах» или на старых «Запорожцах». Во всех бы палила без разбора!

За то, что у моей бабки не было мужа, к молодой сбежал…

За то, что у моей матери тоже не было мужа и она меня одна растила! За то, что ее муж и мой отец запил и ушел к той, которая тоже выпить любит и никаких проблем ему не создает. За то, что за все эти годы он даже шоколадки мне не принес и не вспоминал о моем существовании даже в день рождения… За то, что во дворе меня всю жизнь дразнили безотцовщиной и я с завистью смотрела на тех одноклассников, у которых были отцы. За то, что у моих детей тоже нет отца… Ни деда, ни отца… Ни у меня мужа… За то, что мой муж устал от семьи и от тех трудностей, которые возникают в этой самой семье… За то, что он ушел к молодой и даже ни разу не поинтересовался, живы ли его дети и не сдохли ли они еще с голоду! За то, что у моей дочери тоже не будет мужа, потому что у нас наследственное, потому что он с ней немного поживет и опять уйдет к молодой! А у моих внуков тоже не будет отца!!! Я бы отстреливала вас за то, что у вас все легко, все просто и вам всем на все наплевать… За то, что вы не дали жить спокойно молодой одинокой женщине, которая создала свою сказку и свято в нее поверила. Вы разрушили мой мир! Мой собственный мир, который я создала сама и собрала его по частичкам!

Я почувствовала, как на моих глазах появились слезы, но уже не могла остановиться. Я подняла два пистолета на двоих обезумевших от страха мужчин и словно в бреду сказала:

– Вы у кого хотели все забрать?! У меня?! Вы посмотрите на меня повнимательнее… Я вешу ровно пятьдесят пять килограммов. У меня руки и ноги худые… И вы у меня хотели что-то забрать?!

Мужчины словно онемели. Они смотрели на меня глазами, полными ужаса, и не произносили ни единого слова.

В их глазах был суеверный страх, а это означало, что два здоровых мужика боялись худенькую женщину из-за того, что она была вооружена. И мне их не было жаль…

Наоборот, мне жутко понравился этот страх в глазах мужчин… Я не могла жалеть мужчин, потому что… мужчины никогда меня не жалели… Никогда… Они просто быки… которые хотели забрать то, что принадлежит беззащитной женщине… Обыкновенные, криминальные быки, привыкшие забирать и давить тех, кто хоть что-то имеет…

Я медленно встала и, не выпуская из рук пистолетов, подошла к Зие. Один пистолет я положила на пол рядом с собой, а другой навела на этих двоих, чтобы они не дергались… Эти двое даже и не пытались подняться.

Сегодня они поняли, что меня нельзя недооценивать, потому что я женщина, а от женщины можно ждать чего угодно. На то она и женщина.

– Зия, ты живой?

Зия лежал весь в крови и смотрел на меня печальным взглядом.

– Света, мне осталось совсем немного.

– Сейчас я вызову «Скорую».

– Нет, Свет, прошу тебя. Нет.

– Но почему? – обливалась я слезами.

– Потому что каждый человек чувствует приближение своей смерти. И я ее чувствую тоже. Мне осталось немного. У меня к тебе одна-единственная просьба.

– Какая?

– Я хочу умереть в гареме. Света, ты можешь ее исполнить?

– Да, конечно… Конечно…

– Света, я должен тебе сказать, что это я убил того мужика, который лежал на пороге нашей гостиной.

– Ты?!

– Я не хотел тебя расстраивать. Я хотел разобраться во всем сам. Понимаешь, я приехал в дом и увидел, что этот мужчина простукивает полы в нашем каминном зале, а затем садится на корточки и начинает их вскрывать.

Я не знаю, как он проник в дом… В тот момент, когда он меня заметил, он вытащил свой пистолет, но и мой уже был в боевой готовности. В общем, я успел выстрелить первый. Я знал, что ты скоро придешь… Ты в жизни столько всего пережила, что я уже не хотел создавать тебе новые проблемы. Я сам перепугался, когда его застрелил. Я подумал, что его еще можно спасти, и побежал к тебе в комнату. Открыв шкаф, я достал первую попавшуюся футболку и хотел перевязать ему рану, но, пока я спускался вниз, он уже умер. Я не знаю, что это за человек и что он искал в нашем доме… Ты должна понять, что если бы я не убил его, то он убил бы меня. Я спрятал его в шкафу в каминном зале, а на следующий день, когда ты уехала за костюмами, я хотел перетащить его в кладовку, потому что мне показалось, что в каминном зале появился неприятный запах… Тут пришли озеленители, и я бросил его на полдороге. Пока я им все объяснял, ты вернулась.

Прости, что я не решил эту проблему сам… Я не хотел, чтобы ты была к этому причастна… Знаешь, я так увлекся нашим озеленением, что оставил труп на некоторое время в гостиной. Мне надо было объяснить фронт работы… Прости, я отвлекся, а ты прошла в дом. Я не хотел, чтобы ты знала, что я кого-то убил…

– Значит, нам никто не подбрасывал труп?

– Нет. Я убил этого человека сам.

– Но что он искал в каминном зале нашего дома?

– Не знаю. Он хотел снять самые ближайшие к камину половицы. Света, я умираю, исполни мою последнюю просьбу. Отвези меня в гарем.

Я вновь посмотрела на двух мужчин, которые были под прицелом моего пистолета, и процедила сквозь зубы:

– Если хоть один из вас дернется и помешает мне оттащить его в машину, я убью вас обоих! Я буду стрелять в вас с остервенением, чтобы вы умирали с болью, чтобы это было слишком болезненно и слишком некрасиво.

Вы должны дать мне уйти. Если вы дадите мне это сделать, то я оставлю вас в живых, хотя вы прекрасно понимаете, что вы лишние свидетели, а по всем понятиям от них лучше всего избавляться. Но я женщина… А женщины не такие кровожадные, как мужчины…

Сунув один из пистолетов за пазуху, а другой не выпуская из рук, я взяла умирающего турка под мышки и потащила его к выходу. Положив Зию на заднее сиденье кабриолета, я надавила на газ и рванула в гарем.

– Зия, ты жив?! – громко рыдала я и постоянно оборачивалась назад. – Зия, ты не представляешь, как жалко мне тебя терять… Как жалко… Ты был единственным мужиком, которого я уважала! Настоящим мужиком! Пусть не русским, пусть турецким, да разве национальность имеет какое-нибудь значение…

– Свет, ты, когда будешь в Москве, поцелуй своих детей, скажи им, что я их очень люблю… – послышалось сзади.

– Конечно, Зия, скажу.

– Ты гордись тем, что у тебя двое детей. Гордись!

– Я горжусь, Зия! Я очень горжусь! Знаешь, а у нас в России мужчинки боятся чужих детей! Ей-богу, боятся!

Они у нас какие-то пуганые! Они их только делать не боятся, а растить боятся! Они, если узнают, что у женщины двое детей, так и драпают от греха подальше! Одни пятки сверкают. Они не любят помогать решать женские проблемы! Они любят только создавать новые! Наши мужчинки все хотят только бездетную бабу! И наплевать, сколько тебе лет, двадцать или шестьдесят. Только бы у тебя детей не было! Да квартирка собственная имелась.

– Дураки ваши мужчинки. Дураки. Женщину-мать уважать надо, любить и чтить. А они вас продают! Да если бы у нас хоть один мужчина хоть одну соотечественницу куда-нибудь продал, ему бы за это руки отрубили.

– А нашим никто ничего не отрубает. Поэтому, Зия, я и одна. Поэтому я и буду одна… Потому что лучше быть одной, чем жить и знать, что рядом с тобой живет не мужчина, а мужчинка! Зия, ты живой?!

– Живой… Света, мне будет тебя не хватать. Тебя, твоих детей… Все так глупо получилось… Я никогда не думал, что ваши мужчинки могут что-то отобрать у женщины, да и вообще могут ее обидеть…

Подъехав к гарему, я посигналила и, как только мне открыли ворота, влетела внутрь. Затем вытащила из кабриолета Зию и положила его на ровную зеленую красивую травку. Зия улыбнулся и прошептал:

– Ну вот я и дома… Теперь я могу умереть. Любимый дом, любимая женщина, что я могу еще желать… Я люблю тебя, Света… Ты даже не представляешь, как я тебя люблю… Прости меня, что я больше не могу быть с тобой рядом…

– Я люблю тебя, Зия… Господи, как я тебя люблю… Не покидай меня.

Как только Зия закрыл глаза, я положила голову ему на грудь и зарыдала что было сил. Рядом со мной встали перепуганные павлины и толкавшие их фазаны, для того чтобы быть поближе ко мне… Свернув свои длинные ноги, сел рядом верблюд и наклонил свою грустную голову над Зией… Увидев, что Зия не подает признаков жизни, верблюд наклонился к нему еще ближе и принялся лизать его лоб. А через несколько секунд к нам подполз наш любимый удав и тоже примостился рядом с Зией…

– Мы все тебя любим, Зия… Мы все тебя любим…

Из своих апартаментов выходили одетые в набедренные повязки тигровой расцветки мужчины и смотрели на эту картину ничего не понимающими глазами. Я знала, что еще немного – и сюда приедет милиция… Или придут люди Петровича для того, чтобы отобрать у меня мой дом… Я не хотела никому отдавать дом, потому что он был мне очень дорог, потому что это была моя жизнь, мой мир и я никого не хотела в них пускать.

Я слегка приподнялась, облокотилась на заметно погрустневшего верблюда и посмотрела на собравшихся людей красными от слез глазами.

– Дорогие мои. Сегодня трагически погиб Зия… Я хочу сообщить, что я вас всех очень люблю, но гарема больше не существует. Вы должны собрать свои вещи и освободить гарем за несколько ближайших минут… Мне очень жаль, что все так получилось… Мне очень жаль… Охрана пусть тоже уходит. Этот дом больше не надо охранять…

Я прошу вас покинуть этот дом как можно скорее, потому что гарем не только прекращает свою работу, но и прекращает свое существование…

Через несколько минут рядом со мной начали появляться мужчины, переодевшиеся в шорты или легкие джинсы. Они выражали мне свои соболезнования и уходили за пределы гарема. Когда гарем опустел, я посмотрела на часы и поняла, что медлить больше нельзя.

Открыв массивные ворота, я взяла бутылку виски, сделала несколько глотков, поцеловала мертвого Зию и стала отгонять столпившихся вокруг него животных.

– Уходите, пожалуйста. Уходите. Идите на волю!

Там воля!

Я попыталась поднять верблюда Гошу, но он сидел, словно глыба, и совершенно не реагировал на мои просьбы.

– Гоша, иди гуляй. Ну, пожалуйста, иди гуляй. Гарема больше нет!

В ответ Гоша плюнул мне в лицо и склонил голову над Зией. Переключившись с Гоши на павлина, я схватила его за хвост и потащила к выходу.

– Ну уходите, пожалуйста, сейчас здесь все загорится!!! Там воля! Понимаешь, воля! Там ты будешь свободен!!!

Но павлин закричал, вырвался и убежал от меня обратно к Зие.

Встав перед животными на колени, я обхватила голову руками и закричала что было сил:

– Сейчас вы все погибнете! Уходите! Ах, гори все синим пламенем…

Сделав еще несколько приличных глотков виски, я сняла с себя платье и, оставшись в чем мать родила, слегка прикрыла ворота:

– Кто захочет, тот уйдет…

Взяв канистру с бензином, я облила весь дом и щелкнула зажигалкой. Затем села в кабриолет и стала наблюдать за тем, как горит дом. Черные клубы дыма устремлялись все выше и выше в небо… Животные морщились, но так и не уходили от Зии… Первым не выдержал Гоша. Он встал, посмотрел на меня печальным взглядом и направился к выходу. Следом за ним побежали другие и даже пополз удав…

– Гарема больше нет! – громко кричала я им, пила виски и плакала навзрыд. – Гарема больше нет!

Я вдруг вспомнила о том, что в подвале сидит Владимир, и тут же подумала, что я не буду его отпирать.

По крайней мере месть состоялась… Пусть не такая, как я хотела, но она состоялась…

…Я сидела в кабриолете, смотрела на свое обнаженное тело и знала, что через какое-то время от его красоты не останется даже следа… Я хотела умереть красивой, совершенно голой, выставляя напоказ все свои прелести…

Главное не то, какой тебя найдут после смерти… Главное – как ты выглядишь, когда умираешь… Самоощущение и самовыражение…

Я видела, как горит дом, и понимала, что вместе с этим домом горит мой собственный мир, который я придумала и создала… Я не могла остаться живой, потому что у меня не было шансов на жизнь. Ни единого шанса…

Со мной расправятся криминальные структуры, а даже если они сдадут меня в милицию, то в тюрьму мне тоже не хочется… Как я посмотрю в глаза своим детям и объясню им то, почему их мать, не задумываясь, нарушила закон…

…Я думала о себе, о Костике, о детях и о маме… Я думала, как они там без меня… А еще… еще я боялась жить без денег… Я боялась даже подумать о той страшной жизни, когда у тебя нет денег, когда нечем кормить своих детей, когда соседи шепчутся, что если ты не можешь их прокормить, то нечего их было рожать… Я боялась смотреть в глаза своим детям и говорить им о том, что я не могу купить им шоколадки, что у нас нет ни гроша и что наш папа нам совсем не помогает, потому что мы больше ему не нужны… Его новая жена посчитала нас вредной привычкой, а папа послушал свою новую жену и избавился от вредной привычки… Я боялась зайти в магазин, взять тележку и знать, что у меня нет денег ее заполнить… Я боялась вернуться в ту жизнь… Я страшно этого боялась. Потому что я уже попробовала другую жизнь, и я знаю, что значит жить и получать удовольствие от жизни. А ведь нужно совсем немного… Нужны деньги… Это я знаю точно… Я боялась тех одиноких вечеров, одиноких стен и той холодной постели, когда я не могла уснуть и рыдала в подушку… Я боялась слышать, что у меня неполноценная семья и что мой нынешний статус – статус матери-одиночки… Что общество меня осуждает. Не можешь прокормить – не надо рожать…

Осуждает и жалеет, а я ненавижу жалость… Господи, как я ее ненавижу… Я не хотела возвращаться в ту жизнь, где мужчин не интересует моя душа… и уж тем более их никогда не заинтересуют мои дети… Я не хотела возвращаться в то общество, где мне никто не помогает, а только ставят подножки… Я не могла понять то одиночество, ту неустроенность и то отсутствие счастья, которое судьба передала мне по наследству, и я не могла разорвать этот замкнутый наследственный круг.

…Я хотела туда – к Ленке, Зие и к Нике… Я устала быть в гостях. Это не моя судьба, и я не в состоянии ее вынести. Она слишком тяжелая… Тяжелая для такой хрупкой и одинокой женщины, которая страшно хочет любви, ласки и понимания… Я захотела домой… Я захотела другой судьбы… Я знала точно, что моя половинка не здесь… Она ждет меня там… Я устала чувствовать себя гостьей. Я хочу ощутить себя полноправной хозяйкой своей судьбы…

Простите меня и не обессудьте.

Искренне ваша, очередная мать-одиночка

Светлана…