Литагент «Яуза»9382d88b-b5b7-102b-be5d-990e772e7ff5 Юрий Корчевский. Золото мертвых. Дворянин Яуза, Эксмо Москва 2014 978-5-699-75038-2 В оформлении переплета использована работа художника Е. Деко © Корчевский Ю. Г,, 2014 © ООО «Издательство «Яуза», 2014 © ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Юрий Корчевский

Золото мертвых. Дворянин

Глава 1. Крым

Андрей проснулся с ощущением чего-то хорошего – это как утро 31 декабря. Ожидаешь праздника, встречи с друзьями, застолья, подарков. Сегодня последний рабочий день, пятница. Потом выходные – и долгожданный отпуск. Ура!

Он припомнил, что после работы собирался встретиться с Сергеем – уточнить некоторые детали. Они собирались ехать в отпуск вместе, втроём, поскольку Сергей брал с собой свою девушку, Настю. Встречались они давно, и вроде бы дело уже к свадьбе шло. Только вот Андрей всё никак свою половинку не мог встретить.

У Сергея родственники в Крыму были – туда они и решили махнуть. Лето, солнце, море, фрукты – что может быть лучше? Да и дешевле там отдыхать, чем у нас на Черноморском побережье, чище к тому же. Пытались его знакомые склонить к отдыху в Турции: вода лазурная, по стоимости не дороже наших пляжей в Сочи, в гостинице «всё включено». Только пузо грей да ешь. Но такой отдых был не по натуре Андрею, ему больше нравился отдых активный – охота, путешествия. На Руси мест красивых, где не ступала нога человека, полно. И загранпаспорт, как в Турцию, не надо. А не хочешь на природу – города смотри. Достопримечательностей в Питере, или, скажем, в том же Владимире, или Ярославле – полно. Петергоф получше Версаля будет, а Царское Село?

День тянулся медленно. Андрей то и дело поглядывал на часы, но стрелки как будто остановились.

После обеда – в бухгалтерию, в кассу – отпускные и зарплату получить. Вместе вроде неплохая сумма выходила. И, уже созвонившись по мобильному, на встречу с Сергеем.

Они посидели в маленьком, уютном кафе за кружкой пива, обговорили, кто что берёт. Груза получалось много: оборудование для дайвинга, личные вещи. А машина-то невелика, «шестёрка» вазовская. Благо комплектов всего два: Настя любила просто купаться и загорать, подводное плавание ей не нравилось, пугало оно её.

Андрей тоже больших надежд на Крым не возлагал. В пляжный сезон отдыхающих полно, воду взбаламутят – лучше от берега подальше отойти. Только для этого лодка нужна, а ещё лучше, чтобы она была моторная. Только где её взять?

Выезжать решили рано утром, когда машин на трассе мало. Полчаса заняла укладка снаряжения и вещей, зато салон был почти пустой.

Настя с комфортом расположилась на заднем сиденье.

Через несколько часов пути они миновали границу с Украиной в районе Харькова. Ох, не зря местную госавтоинспекцию именуют ДАИ – державной автоинспекцией. Завидев российские номера, они действительно доили.

Переночевали между Мелитополем и Джанкоем. Даже ночью было тепло, чувствовалось: это не родная Рязань – юг.

К вечеру следующего дня они были уже в селении под Севастополем.

Родня встретила Сергея и его спутников хорошо. Не успели они загнать машину во двор и разгрузить вещи, как на столе появились выпивка и закуска.

Праздновали до полуночи, благо стол под лёгким навесом стоял во дворе. Воздух был чистый, морской, насыщенный йодом.

Выпив, Сергей рвался к морю – окунуться, и его едва отговорили отложить всё до завтра.

Утром они спали до полудня и ещё бы дрыхли, да хозяйка разбудила:

– Вставайте, вареники сейчас готовы будут!

А-а-х, какое это объедение – домашние вареники да со сметаной, такой густой, что ложка стоит в крынке!

И только потом они отправились купаться.

Вниз, к морю, спускались по крутому склону. Тропинка причудливо виляла, ноги в сланцах скользили по мелкой щебёнке.

Вдоль скал тянулся плоский галечный пляж, шириной метров пять-семь.

Бросив на гальку прорезиненные туристические коврики, они зашли в воду. Кидаться, очертя голову, не стали. Под гладью воды могли скрываться большие валуны, затопленные останки судов – да много ещё чего. При погружениях насмотрелись уже, потому осторожничали.

А водичка хороша – чистая, тёплая. Накупались вдоволь. Песка у берега нет, галька мелкая, потому видимость под водой замечательная. К тому же отдыхающих мало, буквально единицы, и все, судя по бледной коже, приезжие. Местные уже загорели почти до черноты, да и купаться на море они бегают изредка. Это приезжих море тянет как магнит.

Накупавшись, четверть часа позагорали. Больше не стоило, обгоришь до красноты, потом кожа пластами сходить будет. Лучше понемногу привыкать. Солнце в Крыму сильное, да ещё от воды отражение.

После обеда они пошли уже со снаряжением. Спускаться с грузом по крутой тропинке было неудобно.

Глубины в Чёрном море небольшие, но с рыбой неважно – всё мелкая да малосъедобная вроде зеленухи. Подальше в море надо.

На второй день им удалось договориться с одним из местных жителей на лодку. Не моторная и не парусная – при вёслах, но и то лучше, чем с берега по гальке заходить.

Следующим днём они вышли уже на лодке. Гребли вдвоём и удалились от берега на добрую милю. Оба – и Сергей и Андрей – сразу натянули снаряжение и ушли под воду.

О, совсем хорошо! Вода прозрачная, лишь у дна мутноватая от поднимающегося придонного ила. Да и рыба крупная попадаться стала – вроде кота морского, сильно смахивающего на камбалу, только шипы на боку в рядок.

Настя загорала в лодке.

Оба вынырнули почти одновременно. Сергей держал в руке позеленевшую от времени и воды медную боцмановскую дудку.

– Во, гляди, что я на дне нашёл!

Андрей только хмыкнул. На дне разного добра полно. Вроде и море не глубоководное, а кораблей, как и подводных лодок и самолётов, на дне хватает.

– Радуйся, ты наткнулся на «Принца».

Оба засмеялись – «Принц-регент» был черноморской легендой. Английский паровой корабль, имеющий парусное вооружение барка, грузоподъёмностью две с половиной тысячи тонн, с гребным винтом, под управлением капитана Гуделя затонул у входа в Балаклавскую бухту во время шторма ещё во время русско-турецкой войны в 18… году. Вёз он, по сведениям англичан, союзников Турции, боеприпасы, военное снаряжение, тёплую одежду и обувь, медикаменты для госпиталей. В общем, товаров на борту было на значительную сумму. Но главное – «Принц» вёз жалованье английским войскам, и по некоторым данным – около двухсот тысяч английских фунтов золотом, не считая серебра. Ещё ни один корабль, за исключением судов Испании, возивших золото инков, не перевозил такие ценности.

В дальнейшем Англия просто отмалчивалась.

Подводный клад искали многие – русские, японцы, советский ЭПРОН, но никто ничего не нашёл. Находили бомбы для пушек и пули, обувь и амуницию у обнаруженного, довольно сильно изувеченного судна, которое лежало на относительно небольшой глубине. Но золота не было. А ведь его перевозили в крепких дубовых бочонках, в трюме. И уж бочонки должны были уцелеть – ведь корабль затонул, а не взорвался.

Сейчас Андрей просто подкалывал Сергея, Настя же юмора не поняла:

– Что за «Принц»?

– Корабль английский тут когда-то затонул, полтора века назад, – объяснил своей девушке Сергей.

– Там, на дне, под лодкой – мертвецы? – округлились от ужаса глаза Насти.

– Даже костей не осталось за такое время. И судна внизу нет никакого, – успокоил её Сергей.

Погружения подошли к концу, поскольку воздух в баллонах иссяк и надо было везти их в Севастополь на зарядку.

Оба парня сели на вёсла. Сегодня они наловили рыбы, и родственница обещала её пожарить, а кефаль очень вкусна свежая.

Все за день устали, поскольку подводное плавание отнимает много сил.

Поездка в Севастополь растянулась на день. Пока нашли станцию на берегу, пока зарядили воздухом баллоны да побродили по городу… Севастополь – город старый, славен своим боевым прошлым, город моряков и русской воинской славы.

Гиды, водящие группы туристов по городу, в числе прочего подпускали тумана, вешая лапшу на уши и рассказывая о затонувшем «Принце» и его несметных сокровищах. Впрочем, туристы мистику и легенды любили, с удовольствием сидели на бронзовом стуле около Остапа Бендера или тёрли носы бронзовым собакам.

Сергей хихикнул:

– Знали бы они, что золото с «Принца» сняли ещё в Константинополе, под расписку интенданту, до перехода судна в Крым…

Хотя тайн Чёрное море хранило множество. На госучёте в Украине числилось две с половиной тысячи затонувших кораблей, и это только ставшие известными кораблекрушения. Тонули суда-одиночки, тонули целые эскадры, такие, как турецко-французско-британская у западного берега Крыма, между Сааками и Евпаторией. Не меньше десятка кораблей из эскадры упокоилось на мелководье, на глубине 4–6 метров, всего в 100–200 метрах от берега. И суда эти, засыпанные песком, неплохо сохранились. Тут нашёл свою гибель французский корвет «Плутон», линкор «Генрих IV».

Отдохнули они на славу. Андрей впервые был в Севастополе. И хоть это была Украина, везде был слышен русский язык, везде мелькала военная форма российских моряков. И что особенно было приятно сердцу – цены умеренные, не то что в Геленджике или Сочи.

Вернулись они уже затемно, но полные впечатлений. А в гостях их ждал украинский борщ с пампушками да горилка с перцем.

Утром ушли подальше, мили на две и в другую сторону, восточнее. Вода была тёплой, как парное молоко.

Оба нырнули. Сергей наткнулся на ракушки и стал собирать их в сетку на поясе.

Андрей забрал в сторону, где проплывал косяк рыб. Он загарпунил одну, подплыл к лодке и забросил туда гарпун с добычей, порядком испугав Настю. Сам снова ушёл под воду – показалось ему, что увидел нечто непонятное, какой-то остов, похожий на обглоданный рыбий скелет.

Нашёл он это место не сразу. Действительно, наполовину вросший в песок, на морском дне покоился остов старинного судна. Торчали шпангоуты, палуба частью была проломлена, частью сгнила, на сломанной мачте – обрывки рыбацкой сети. Видно, зацепились случайно рыбаки, да и бросили сеть – разве её распутаешь?

Обследовав всё судёнышко, он нашёл только глиняный кувшин. То ли под илом находилось всё, то ли украинские дайверы уже вычистили.

И Андрей увлёкся. Конечно, не без этого, не каждый день или даже месяц удаётся соприкоснуться с такой трагедией, которая развернулась на море много десятилетий, да что там – веков тому назад.

Внезапно он заметил, что в лучах солнца, проникавшего сюда, что-то блеснуло у кормы. Андрей направился в ту сторону. Ба! Монетка! Потускневшая от длительного пребывания в морской воде, но, чёрт побери, золотая!

Андрей взял денежку в руку. Небольшая, всего несколько граммов, а в воде и вовсе почти невесомая. Будет чем похвастать перед Серёгой. Надо его разыграть, сказать, что на корабле целый бочонок таких, пусть поищет. Да Серега не обидится, они потом вместе посмеются.

Андрей взглянул на манометр и не поверил своим глазам – воздуха оставалось на десять минут.

Он поплыл в сторону лодки, с шумом всплыл и вытянул вверх руку с зажатой между пальцами монетой – пусть полюбуются, позавидуют.

Однако лодки перед ним не было.

Работая ластами, Андрей сделал оборот вокруг себя – лодки не было. Что за нелепица? Море есть, скалы вдалеке, где селение, есть, а лодки нет. Неужели Серёга с Настей бросили его и ушли к берегу? С чего такая чёрная неблагодарность? Они ведь даже не ссорились. И утонуть лодка не должна: течи не было, да и просмолена она на совесть.

Не веря своим глазам, он ещё раз, теперь уже медленно, повернулся и даже маску снял. Кругом была вода, и лодки по-прежнему не было.

В принципе, до берега он доплывёт, пусть медленно, с передыхом. Но в душе вспыхнула злость, обида – всё произошло совсем не по-товарищески. Подлый поступок, не ожидал он такого от Серёги.

Андрей энергично заработал руками и ногами. Слава богу, есть ласты, и потому скорость у него выше, нежели у обычного пловца.

Однако потом он сбавил темп. Зачем гнать, надо рассчитывать силы. Хорошо, что берег виден. А если бы они на лодке отплыли подальше? Тогда куда ему плыть, если ориентира нет? Всё, дружбе конец!

Сейчас он доберётся до берега и первым делом вздует Серёгу. Потом соберёт свои вещи и уедет. Машина его, а Серёга со своей девушкой пусть добирается домой сам. Назло Серёге он, Андрей, переедет в Севастополь и проведёт отпуск там. Это же надо – бросить его одного в море! И где совесть у человека? А ещё другом считался!

Злость придавала ему сил, берег приближался, но уже довольно медленно, а баллон с воздухом с каждой минутой казался всё тяжелее. Появилась мысль сбросить его, однако Андрей её отогнал. Оборудование денег стоит, и немалых.

Однако ещё через четверть часа он понял, что жизнь дороже, чем баллон. Расстегнув защёлку, он сбросил ремни, и баллон стал медленно погружаться в морскую пучину. Эх, жалко-то как! Вот пусть теперь Серёга покупает ему новый. Нет, лучше в морду дать! Не мужской поступок, и наказать надо соответственно, чтобы прочувствовал.

До берега уже оставалась сотня метров, когда Андрей понял, что он выплыл не туда. На берегу – небольшая деревушка из нескольких рыбацких хижин, лодка на боку, недалеко от деревянного причала сети сушатся на кольях… Похоже, он отклонился в сторону, и причём много восточнее. А вот если бы он плыл на запад, то выплыл бы к Севастополю – его далеко видно из-за маяка.

Наконец, когда Андрею показалось, что силы совсем покинули его, ноги коснулись дна. Пошатываясь, он вышел на берег и упал на колени. Обернувшись назад, он ещё раз всмотрелся в горизонт – не видно ли лодки? Но нет, морские воды были пустынны.

Андрей полежал немного на гальке, приходя в себя и восстанавливая силы. Потом встал и направился к рыбачьей деревне. По пути взглянул на монету. Нечёткая, полустёршаяся надпись на ней была не по-русски. И год, когда монета была отчеканена, – 1471-й. Шесть веков денежке-то…

Андрей сунул монету в плавки – это была его единственная одежда, не считая маски и ластов, которые он нёс под мышкой. Ни к чему показывать местным монету, азарт и зависть пробудит. Поймут же, что он её со дна моря достал, искать судно начнут. Ну да можно про «Принца» соврать.

Из домишки вышел рыбак. Широкие полотняные штаны, выцветшая рубаха свободного покроя почти до колен, а на голове – феска красная. Никак турок? Чего ему здесь делать-то, в самостийной Украине? На туриста он не похож, явно местный, только вот одежонка непотребная, рабочая.

Увидев Андрея в плавках, почти голого, турок остановился и остолбенел от удивления. Когда катарсис прошёл, осведомился:

– Ты кто такой, э?

Точно, не татарин и не грек, коих в Крыму было много, – турок.

Андрей тоже ответил на турецком. Была у него такая особенность. В обычной жизни он знал только английский, да и то в скромных пределах, а при перемещении во времени начинал понимать все языки. Знать бы ещё, в какое время и в какой год он попал!.. Только то, что он в Крыму, сомнения не вызывало.

– Мустафа я. Там корабль наш затонул, людей спасать надо, – Андрей показал рукой в сторону моря.

– Как далеко?

– Я плыл долго. Люди ещё держатся за обломки мачт.

– Вай! Зайди в дом. Там есть лепёшки, подкрепись. А я в море.

Турок направился к лодке и столкнул её в воду. Усевшись на вёсла, отошел немного от берега, поднял небольшой парус на единственной невысокой мачте. Лодка развернулась носом и направилась в море.

Так, надо убираться отсюда поскорее. Домиков на берегу несколько, могут приплыть другие рыбаки с уловом.

Андрей зашёл в низкий соломенный дом, крытый тростником. Домик наверняка временное жильё, на период ловли рыбы, на лето – как избушка для зимовки охотника.

Он швырнул ласты и маску под лавку. Похоже, они теперь ему долго не понадобятся. Вот удивится турок, увидев непонятные вещи!

На столе, прикрытые чистой тряпицей, лежали ещё тёплые пшеничные лепёшки. Андрей взял одну и стал жадно есть. Вкусно!

Дожёвывая последний кусок лепёшки, он уселся на лавку. Это что же такое получается? Достал из-под воды старинную золотую монету и сразу попал в другое время? Впрочем, в прошлый раз благодаря воде, когда он упал в реку, ему удалось вернуться в прежнюю жизнь.

Хоть и нравился ему дайвинг, похоже, пора заканчивать с водными процедурами. Лично его это до добра не доводит. Он даже не знал, как расценить произошедшее: как счастливую случайность или как злой рок, испытание судьбы. Или это карма у него такая? Ведь живут же другие спокойно?

За этими мыслями Андрей не заметил, как доел лепёшку. Ох, зря он злился на Сергея! Друг ни в чём не виноват, это Андрея занесло неизвестно куда. И теперь непонятно, кому хуже – ему или Сергею. Мечется небось, ищет, куда Андрюха пропал. А в баллоне воздуха нет, как, впрочем, и у Андрея.

Взгляд его упал на рыбацкую одежду, висящую на верёвке для просушки. Надо одеться. Воровать нехорошо, но куда он пойдёт в плавках? Сочтут за умалишённого или, того хуже, раба.

Одежда была местами влажноватой, волглой. А, на теле просохнет!

Андрей натянул чужие портки, рубаху. Обуви никакой для него не нашлось – как и головного убора. Нехорошо. На голове у мужчины должна быть тюбетейка, феска, колпак, тафья. И мужчина должен быть опоясан ремнём.

За неимением ремня он опоясался верёвкой – этого добра в хижине хватало. Теперь надо уходить.

Поколебавшись, Андрей взял ещё одну лепёшку: неизвестно, когда ему ещё придётся есть, а лепёшка выручит.

Выйдя из домишки, он посмотрел налево. Далеко в море виднелась лодка под парусом, и Андрей повернул к скалам, направо, куда шла узкая дорога. Она всё время поднималась и, сделав несколько поворотов, вывела его на плато. Здесь дорога разделилась: влево и вправо она шла вдоль берега, прямо – вела в далёкое, едва видимое селение.

Андрей обернулся – парус и лодка были ещё видны.

Он повернул вправо, почему – и сам сказать не мог. Берег высокий, скалистый, а слева степь, поросшая уже наполовину высохшей травой. Немудрено, солнце жарит в полную силу.

Он шёл не менее получаса, когда увидел селение на берегу. Спохватившись, достал из плавок монету, найденную на дне моря. Монета золотая, и на неё можно купить обувь, головной убор и еду – всё было крайне необходимо. Дорога была пыльной, но сквозь пыль проступали острые камни, и подошвы босых ног уже болели. Если и дальше идти босиком, к вечеру кожи на ступнях не останется. И феска нужна или тюбетейка, поскольку голову припекает. Про еду объяснять не надо. Съеденная лепёшка придала сил, но этого было маловато, к ней бы ещё мясца кусок.

Андрей достал монету и попытался прочитать надпись, разглядеть профиль. На монетах всегда присутствует профиль правящего – шаха, царя или императора. Увы! Слишком долго морской песок под водой шлифовал монету. Вот год на другой стороне отчётливо видно, стало быть, сейчас или раньше 1471 года, а может быть, и значительно позже.

Судя по тому, что рыбак турок, Крым находится под владычеством османов. Само Крымское ханство после падения Золотой Орды без сильного союзника или сюзерена долго бы не продержалось.

Андрей вошёл в селение – оно явно видело лучшие времена, скорее всего генуэзцев, потому как на окраинах были татарские сакли, а ближе к центру – каменные дома, имевшие следы итальянской архитектуры. Население татарское, поглядывает на него с любопытством. Конечно, чужак, да ещё и без обуви и головного убора.

Андрей шёл к центру. В поселениях любых народов во все времена в центре стоял дом правителя, богослужебное здание – храм, синагога или мечеть – и обязательно торг или базар. Где он, можно было и не спрашивать – от него и к нему шли люди.

Андрей присмотрел себе коротенькие кожаные сапоги на прочной подошве, примерил. По размеру сапоги подходили, правда, разницы между правым и левым сапогом он не увидел. Но достал монету.

Продавец, увидев её, вовсе не удивился, видимо, такие монеты имели хождение.

Золотые монеты на всех торгах принимались не по номиналу, а по весу.

Торговец попробовал её на зуб, кивнул и отсчитал сдачу серебром и медью.

– Очень хорошие сапоги, сносу не будет.

– Посмотрим, – ответил Андрей.

Он купил на торгу тюбетейку татарскую, пояс кожаный с медной клёпкой, а ещё – кинжал в простых ножнах. На выходе зашёл в лавку и купил горячую лепёшку с сыром и жареную рыбу. Не отходя далеко, съел. Сориентироваться бы по времени да узнать, кто правит – в Крыму, в Турции, называвшейся Османской империей, а уж если сильно повезёт, то и в России.

Он вернулся в лавку. Известное дело, если купить чего-либо у торговца, его легче разговорить.

– Не скажешь ли, уважаемый, как называется твоё селение?

– Ага-батыр.

– А кто сейчас на троне?

– Если ты имеешь в виду ханство, то Девлет II Гирей, а если империю – то Ахмед II, – удивился татарин. – Э, да ты откуда свалился, что не знаешь?

– В плену у гяуров был, – соврал Андрей.

– А-а-а!

Татарин проводил его подозрительным взглядом. Пока Андрей был в гостях у тётки Сергея, он загорел, оброс, отрастил щетину. Говорил он по-татарски чисто, от местных сильно не отличался, но вот вопросами своими навлёк на себя подозрение. Слишком он торопился, через несколько дней и сам бы понял, какой сейчас год.

Он вышел из селения и продолжил путь на восток. Мыслей в голове полно. Год он не узнал, только имя хана, правящего в Крыму. Но кто в это время был на русском престоле? Царевна Софья? Или уже Пётр I? Ладно, это он выяснит потом. А для начала надо из Крыма убраться. Не приведи Господь остановит татарский разъезд, а у него «легенды» нет. Кто он, откуда, чем занимается и почему тут оказался? И на татарина хоть и похож, но глаза у него светлые, серые. А у коренного населения глаза карие или чёрные. И любая проверка приведёт его на виселицу или в рабство.

Андрей стал придумывать себе имя и род занятий. Пусть он будет Ахмед – имя в мусульманском мире распространённое, а занятие – рыбак, из Керчи, куда он и направляется.

Только промашка у Андрея вышла, как он потом понял. Всё южное побережье Крыма принадлежало не Крымскому ханству, а Османской империи. Их земли тянулись узкой полосой, включая города Судак, Кафу и Керчь, а на Кубани – Тамань и Темрюк. В Крыму татары занимали большую часть, но имели только два крупных города – Гезлев и Бахчисарай.

Татары жили и на османской территории, поскольку владели ею раньше. Потом ханы отдали её в аренду Генуе, потом землёй по союзническому договору владела Османская империя, и потому «легенда» Андрея о Керчи была несостоятельной. И по-хорошему покупать ему надо было не тюбетейку, а феску – османы ставили себя выше татар.

За несколько дней Андрей добрался до предместий Керчи. Ночевал в караван-сараях, там же и ел в харчевнях. Обзавёлся ковриком для намаза. Муэдзины с минаретов несколько раз в день призывали правоверных к намазу. Чтобы не выглядеть белой вороной, Андрей тоже вставал на колени, бил поклоны, оглаживал отросшую бороду.

Он уже видел вдали городские постройки, когда услышал стук железа о камень. Стало любопытно. Он направился на звук и вышел к каменоломне. Десятки рабов зубилами и кувалдами дробили камень, высекая из глыб громадные прямоугольные «кирпичики». Для постройки жилых домов они явно не годились, скорее для постройки какой-то крепости.

Андрей заинтересовался – что строят?

Увидев любопытного, к нему подскочил татарин – турки нанимали их во вспомогательные войска:

– Поди прочь! Чего пялишься?

– Интересно. Никогда не видел, как камень рубят.

– Посмотрел – и иди отсюда, пока плёткой не огрел.

Андрей отошёл на дорогу от греха подальше, удалился на километр и присел в кустах. Отсюда и дорогу видно, и побережье – камни из каменоломни должны как-то вывозить. Только потом дошло, что даже одну глыбу повозка не выдержит. Стало быть, перевозят морем, на судах.

Он перебрался на берег.

Лишь к вечеру показалась гружённая камнем баржа, которую тянула гребная галера.

Держа её на виду, Андрей пошёл по берегу. Но вдруг его осенила мысль – а зачем ему это? В шпиона поиграть захотелось? Да, он русский, но не подданный ни одного государства и никому ничем не обязан. Просто была мыслишка – узнать, что строят, вполне могло пригодиться.

Баржу отшвартовали у деревянного причала уже к вечеру. Дорога от пристани вела вверх, и, недолго думая, Андрей пошёл вдоль неё, укрываясь за кустами.

На перекрёстке дорог показался какой-то лагерь – шатры, люди снуют. И не разглядишь толком, смеркаться начало.

Андрей решил переночевать в зарослях, а утром разглядеть. Спать на земле было ему уже привычно. Чем хорош Крым – так это тем, что там тепло. На родной Рязанщине в это время да под утро в лесу было уже прохладно, роса на траве выпадала.

Андрей выспался, отряхнул одежду от пыли и прилипших листьев – негоже выглядеть бродягой – и отправился на опушку, наблюдать.

Перед ним был лагерь строителей – уже видны были контуры постройки. Это была именно будущая крепость, причём европейского образца, с равелинами. Очертаниями она смахивала на Петропавловскую крепость в Санкт-Петербурге – те же шесть бастионов, только ворот меньше, всего двое. А самое необычное – работами руководили, судя по одежде, европейцы. Все тяжёлые работы выполняли татары и турки. Они перетаскивали камни, замешивали раствор и с помощью талей поднимали и укладывали глыбы.

Все копошились, как муравьи. С чертежами в руках, отдавая указания, сновали европейцы. Их было немного, всего трое, но по всему видно – они здесь главные.

А для защиты от кого турки строят крепость? Через Керченский пролив – кубанские земли, там есть небольшой участок земли империи и два города. А восточнее – земли малых народов, ногайцев и черкесов, союзников и единоверцев турецких. По всему выходит – от России прикрываются.

Андрей задумался. Раньше татары укрепляли Перекоп, крепость и стены, защищаясь от северного врага, в первую очередь славян. Что же так напугало турок, заставило укреплять восточный берег Крыма? Не Азовский ли поход Петра?

Азов пытались взять не раз, но все эти попытки заканчивались неудачей. Князь Голицын в 1689 году, потом Пётр Великий в 1695 и 1696 годах. Его последняя попытка окончилась победой.

Андрея так и подмывало пойти к строителям крепости и посмотреть. За турка или татарина он сойдёт, но строители друг друга в лицо знают. Нет, шаг рискованный, а главное – неоправданный. Теперь он знает, где строится крепость, и этого достаточно – ведь такие стройки ведутся годами, и заказчикам спешка не нужна. Самое досадное – передать эти сведения некому.

Обмозговав все, Андрей решил идти на материк, к Азову. Пролив неширокий, в годы Гражданской войны в России его вброд переходили. А сейчас можно на судно сесть или лодочку нанять.

Андрей направился в Керчь – поесть надо, одежду сменить. Сейчас на нём одежда рыбацкая, надо что-то посолиднее. И не для комфорта или фарса – для свободного передвижения. Ведь подозрительно будет, если он, рыбак, начнёт искать лодку для перевоза.

Он поел горячей бараньей похлёбки с лавашом и отправился на торг. Там приобрёл себе шаровары и длинную, до колен, рубаху – в таком одеянии многие турки ходят. Ещё феску себе красную купил. В глухом переулке переоделся. Снятую одежду скрутил в узелок – вдруг пригодится. Осмотрел себя – вылитый турок! Вот теперь можно и на пристань, судно поискать, если повезёт.

Уже больше полдня он болтался у причалов. Судов в бухте было достаточно, но ни одно из них в Азов не шло.

Однако уже далеко за полдень нашлась парусная фелюга, которая направлялась в Азов. За три медных фельса его согласились подвезти. Судёнышко было небольшим, старым, с косым парусом на единственной мачте. Судя по тюкам и плутоватым физиономиям, это были либо контрабандисты, либо скупщики краденого.

Они прошли Керченский пролив и вышли в Азовское море. Двигались вдоль берега. Андрей с интересом разглядывал местность – где-то в этих краях потом Петром будет воздвигнут Таганрог.

Море мелководное, тёплое, чистое – видно все камешки и снующих рыбок.

Андрей сидел на полу фелюги, но боком. Плутоватым незнакомцам он не доверял: такие убьют за медный фельс, а тело сбросят в воду.

К вечеру судно подошло к Азову. Андрей увидел мощные крепостные стены, из амбразур выглядывают жерла пушек. Серьёзное сооружение! А выше по течению Дона видны на обоих берегах высокие башни-близнецы.

– А это что? – указал на башни Андрей.

– Каланчи. Между ними железная цепь протянута.

– Зачем? – удивился Андрей.

– Ни одно судно без контроля и разрешения в море из Дона не выйдет.

– Понял, полезная вещь!

– С купцов тамгу брать. У гяуров всё равно судов нет, они всё больше пеши и верхом на конях.

Андрей вздохнул. Верно говорит турок. И судов нет – как и команд обученных, и артиллерии, как у турок, мало.

Турецкие пушки и бомбардиры славились. Они были не хуже европейских, потому как учили их пушки лить и стрелять из них иноземцы – англичане и французы. Европе всегда хотелось иметь в подбрюшье России сильного врага. С севера Швеция нависает дамокловым мечом, с запада – Пруссия, с юга – Османская империя. Ногаи, крымские татары, Персия – только и успевала Русь отбиваться, а иногда приходилось и покупать мир.

Крепость стояла на берегу. Южнее, примыкая к ней, находился городишко – пыльный, с кривыми улицами. Кто только здесь ни проживал: турки, татары, ногаи, черкесы… Постоялые дворы видели купцов едва ли не со всей Европы и Азии. Войдя с моря в Дон, можно было, поднявшись, перебраться по каналу в Волгу и плыть хоть до Казани, хоть до Москвы либо на Каспий повернуть. Летом водный путь самый выгодный, почти в любую точку Европы и России на корабле добраться можно.

Андрей устроился на ночёвку в караван-сарае, как назывались у мусульман постоялые дворы. Поужинав, улёгся спать. И не знал, не ведал, что идёт уже к Азову армия молодого Петра. Со стороны Украины (Малороссии) – группа Шереметьева с союзниками, казаками Мазепы.

На Днепре русские взяли у турок три крепости – Кызы-Кермень, Эски-Таван и Аслан-Кермень. После этого группа направилась к Азову. Туда же в середине июня подошли русские войска, разбитые на три армии. Первой командовал Гордон, имевший 9500 воинов при 43 орудиях и 10 мортирах. Второй, в 7000 человек, командовал Головин, а третьей – Лефорт, любимец Петров. У него было 13 000 человек при 44 пищалях и 104 мортирах.

Ранним утром Андрей проснулся от шума и далёкого громыхания. Сперва он подумал, что это гроза, гром громыхает, да только странно – гром есть, а дождя нет.

Внезапно в городе поднялась паника. Забегали, засуетились жители, потянулись со скорбным скарбом в крепость – это русские войска осадили и город, и крепость.

Гордон с войсками встал с юга, Лефорт – слева от него, Головин с Петром, числящимся бомбардиром, – справа.

В турецкой крепости им противостоял семитысячный отряд турок бея Гассан-Араслана. Стены крепости были мощные, крепкие, и бей был спокоен. Осаждённым не грозил голод: русские не имели судов, не могли блокировать город с моря и тем самым прервать подвоз провизии и пороха.

2 июля русские войска начали осаду, а 14 и 16 июля им с большим трудом удалось занять обе каланчи, стоявшие выше по течению.

5 августа пехота Лефорта начала штурм крепости. Андрей видел издалека дымы от выстрелов, набегающие на крепости синие мундиры Преображенского и зелёные Семёновского полков.

Но штурм оказался неудачным. Потеряв полторы тысячи убитыми и ранеными, русские отошли.

Город и крепость начали обстреливать из немногочисленных пушек и мортир. Но пушки были слабы и больших разрушений не нанесли.

25 сентября Апраксину с преображенцами и семёновцами при поддержке тысячи казаков удалось захватить часть укреплений и ворваться в город. Однако неорганизованность и несогласованность действий привели к тому, что Апраксин не был поддержан другими войсками, и успех развить им не удалось. В результате он под нажимом турок отошёл.

Едва Андрей осознал, что видит войну, он решил перебежать к своим. Надо было только выждать удобный момент и в сумятице боя перейти на русскую сторону. А до этого осмотреться, собрать сведения: где у турок пушки, какова численность их гарнизона.

Он взял в караван-сарае плетённый из ивы поднос – на время, как он заверил хозяина, купил в лавке десяток ещё горячих лавашей и пошёл в крепость. Просто так слоняться было нельзя: время военное, турки могли что-нибудь заподозрить.

Прикидываясь торговцем, он стал обходить бастионы и предлагать хлеб. Не задарма, конечно, – за деньги, иначе сам в два дня прогорит.

Рядовые солдаты вскладчину покупали лаваш и делили его на двоих-троих, Андрей же кидал вокруг быстрые взгляды: где расположены пушки, сколько их, каков запас ядер в пирамидках, расположенных рядом с орудиями. Уходить с позиций он не торопился, разговаривал с воинами: ему интересно было узнать моральное состояние турок – настроены ли они на победу, на битву до конца или охвачены пораженческими настроениями. Но турки были сыты, добротно одеты и хорошо вооружены, а потому настроены решительно.

– Отобьёмся, по морю припасы и провиант из империи поступают. Гяуры сломают зубы о нашу твердыню, – говорили они.

Даже на глаз, без подсчёта, Андрею было видно, что осаждающих крепость русских было намного больше. Но в воинском деле численное превосходство не всегда переходило в качество, в одержанные победы. У русских было мало тяжёлых осадных орудий, крепость не была блокирована с моря, не прекращён подвоз провизии, а главное – не хватало опыта у командиров и рядовых. Одно дело – заниматься в Преображенском полку потешными играми, и совсем другое – реально воевать с опытным врагом. Османы имели богатый боевой опыт, сильный флот и подготовленную армию, одну из сильнейших в Европе. К тому же на протяжении длительного времени Османскую империю, почуяв соперника в возрождающейся Руси, постоянно подбивала к боевым действиям Англия. Кому нужен конкурент в торговых и морских делах? К тому же британцы, изощрённые в интригах, всегда старались загребать жар чужими руками. Восточные же люди, такие, как султан Ахмед II, правитель Османской империи, всегда были падки на лесть и золото. А золота и бриллиантов у Британии хватало, многочисленные колонии приносили хороший доход.

Деньги у Андрея подходили к концу, за караван-сарай и еду надо было платить, и он подумывал, как лучше перебежать. На нём турецкая одежда, в горячке боя его запросто могли принять за врага и зарубить. К тому же ему следовало придумать легенду. За пленного, бывшего у турок в плену, он не сойдёт: одежда добротная, сам не измождён. И если вдруг начнут проверять, он и сказать не сможет, кто он и откуда. То есть географически ответит – из Рязани, к примеру. А кто сейчас правит в Рязани или Муроме – без понятия. А все невнятные ответы в условиях войны расцениваются однозначно: казачок-то заслан, шпион!

После долгих размышлений Андрей пришёл к единственно возможному, лучшему, как ему показалось, варианту. Пётр любит иностранцев, полагая, что они несут передовые мысли, технологии, воинские приёмы. Вот ему и следует прикинуться иностранцем, скажем – французом или англичанином. Видел же он, как под Керчью иностранцы руководили фортификационными работами. Точно, он скажет, что инженер-фортификатор. Тем более что опыт строительства у него за плечами есть, вуз как-никак закончил. А прикинется он не англичанином, а французом – англичане подстрекали османов к столкновениям с русскими.

Андрей продумал детали – имя и фамилию, где во Франции родился, как в Крым попал.

И подходящий момент подвернулся, когда казаки, а вместе с ними Преображенский и Семёновский полки 25 сентября захватили часть города. Горожане в панике бежали в крепость, под укрытие её стен.

Андрей же дождался, когда с улиц схлынут охваченные паникой толпы горожан, и стал перебегать по улице от дома к дому. Периодически он забегал во дворы через распахнутые хозяевами двери и прислушивался. Судя по звукам, бой шёл уже рядом, на соседней улице, – там громыхали фузеи, слышался звон оружия и крики. Лишь бы не попасть под горячую руку гренадёрам, а хуже того – казакам. Срубят на скаку, и объяснить ничего не успеешь.

Андрей перебрался через глиняный забор в соседний двор. Туда забежал гренадёр Семёновского полка и, увидев Андрея, выстрелил. Пуля ударила в стену совсем рядом, осыпав его глиняными крошками.

– Я свой! – крикнул Андрей и поднял руки. Из оружия у него был только кинжал на поясе.

Гренадёр приблизился и наставил на него штык:

– Снимай пояс.

Андрей расстегнул пояс с кинжалом в ножнах и бросил его на землю. Заодно скинул феску – теперь она ему без надобности.

Гренадёр подобрал пояс и перебросил его через плечо:

– А ну, шагай! Там разберутся, кто ты такой и откуда.

Мимо двора по улице пробежали солдаты с фузеями наперевес и криками «Ура!».

Андрей, сопровождаемый семёновцем, повернул налево.

На улице в нелепых позах валялись убитые – русские и турки. Трупов было много, на одном из перекрёстков – просто завал из тел. Видимо, бой был жестоким.

Гренадёр привёл Андрея к командиру. Непонятно было, кто он по званию, – до погон армия пока не додумалась, не переняла.

– Вот, в плен взял, – сказал гренадёр.

– И на что он мне сдался, башибузук твой?

– Я не башибузук, не осман, – подал голос Андрей. – Я фортификатор, подданный Его величества короля Франции.

– Да? – удивился командир. – А по одежде не скажешь.

Он внимательно осмотрел Андрея:

– И по-нашему лопочешь чисто. Веди-ка ты его к Апраксину или Лефорту, пусть решают, что с ним делать.

Гренадёр кивнул:

– Выходи.

Они вышли из палатки, и гренадёр задумался: бой в городе ещё продолжался, слышалась пальба пушек. Где искать Апраксина?

И солдат повёл Андрея к Лефорту.

В лагере у Лефорта был свой шатёр, вокруг – охрана из лейб-гвардии.

Конвоир доложил о пленном начальнику караула, тот кивнул и ушёл в шатёр. Вернувшись, сказал:

– Ожидай, занят Лефорт.

Понятное дело, боем руководить надо, не до пленного.

Мимо пробегали порученцы с донесениями, офицеры.

Неожиданно караул вытянулся во фрунт и поднял фузеи «на караул». Недалеко показался долговязый молодой человек с развевающимися тёмными волосами. Был он нескладен: длинное тело, ноги в высоких ботфортах, маленькие, не по росту, ступни. Лицо бледное, под носом топорщились короткие усики. За ним семенила, едва поспевая, свита.

Тёмные глаза молодого человека скользнули по Андрею. Ба, так это же сам государь Пётр!

Андрей не сразу узнал царя – на гравюрах и портретах он выглядел несколько иначе. Придворные художники явно приукрашивали, да и одежда на царе не была парадной: простой синий кафтан и шляпы на голове нет.

И Андрей решился – другой возможности могло не быть.

– Рад приветствовать тебя, царь Пётр Алексеевич, – громко сказал он.

Пётр, уже проследовавший мимо, остановился и повернулся к Андрею:

– Кто таков? Почему не помню?

– Мы не встречались ранее. Французский фортификатор Андрэ Мишель Куртени! – Андрей слегка, с достоинством, поклонился.

– Фортификатор? – заинтересовался Пётр. – Как сюда попал?

– Взят в плен в Азове вот этим гренадёром.

Пётр подошёл к солдату и хлопнул его по плечу:

– Молодец, хвалю! Иди к себе в полк. А ты со мной!

Пётр нырнул в шатёр, Андрей – за ним. Следом заторопилась свита из трёх офицеров.

Внутри, у походного стола, над которым висела масляная лампа, стоял Лефорт – в камзоле и с припудренным париком на голове. На столе – самодельная карта Азова и крепости, рисованная от руки и составленная явно по сведениям лазутчиков или пленных.

– Франц, смотри, какую птицу я тебе привёл! Фортификатор французский именем Андрэ. На османов работал, в плен взят.

– Да? Он может знать о крепости.

– Кстати, он разумеет и по-русски.

– Э, как там тебя?

– Андрэ, – Андрей снова слегка, но учтиво поклонился. – Мишель Куртени.

– Подойди, посмотри на карту.

Андрей подошёл к столу, всмотрелся.

– Вот здесь, здесь и здесь, – он показал рукой, – стоят пушки – на чертеже их нет. Тут – арсенал. Общая численность турецкого войска – семь тысяч человек.

Пушки он видел сам, а о численности помнил из исторических книг.

Пётр и Лефорт переглянулись:

– Эх, почему ты раньше к нам не попал?

– Я не воин, я инженер. В плен попал случайно.

– Ну да. А что ещё о крепостях сказать можешь?

– Я был на строящейся крепости рядом с Керчью.

– Покажи где, – Лефорт развернул настоящую карту Крыма.

– Она вот здесь, будет прикрывать дорогу на Геленджик. Строят её турки под руководством европейских фортификаторов.

– На какой стадии строительство?

– Полагаю, ещё года два-три до завершения. Им приходится пилить камень и возить его по морю.

– Опять море! – воскликнул Пётр.

– Позволь сказать, государь, – склонил голову Андрей.

– Молви.

– Прости за личное мнение, но Азов русские не возьмут.

– Это почему?

– С моря судами в крепость подвозят провизию, порох, ядра. Осаждённые не знают нужды в еде, хорошо одеты, у них достаточно припасов. Стены крепости прочны. Сам подумай, зачем им сдаваться?

– Верно мыслишь, француз. Но ты плохо знаешь русских воинов! Мы возьмём крепость!

– Без блокады с моря – никак. Военная наука говорит, что без полной блокады не получится. Осаждённые должны страдать от голода и жажды, быть постоянно, днём и ночью, обстреливаемы из мортир и пушек, жить в постоянном страхе. Тогда они вынуждены будут сдаться, дух сопротивления будет сломлен.

– Ты смеешь перечить государю? – удивился Лефорт. – В темницу его!

– Пётр Алексеевич, я правду сказал, какой бы горькой она ни была. Если случится по-моему, возьмёшь на службу?

– Вот шельмец! Я не забуду о тебе. Если возьму крепость – тебя повешу в назидание. А нет – так тому и быть, возьму.

Офицер из свиты вытолкал Андрея из шатра. Караульные тут же схватили его под руки и потащили на другой конец лагеря.

Темница представляла собой длинный полуразрушенный саманный сарай. Кое-где в крыше были небольшие прорехи.

Андрея втолкнули вовнутрь сарая и заперли за ним двери. Но он успел заметить, что возле сарая есть охрана.

Внутри царил полумрак и были люди, в основном татары и турки. Но нашёлся и европеец.

Андрей осмотрелся и прошёл к нему:

– Приветствую тебя, брат по несчастью! Честь имею представиться, Андрэ Мишель Куртени.

– Антонио Боско, итальянец.

– Тебя-то как сюда занесло?

– На судне пришёл, стекло на продажу привёз.

– Так ты торговец?

– Угадал. Но сейчас мы оба пленники. И положение наше хуже, чем у этих, – итальянец кивнул на турок.

– Почему?

– Любая война рано или поздно кончается. Этих пленных обменяют на русских, а мы кому будем нужны? Османам? Нет!

Итальянец был явно сильно расстроен и угнетён своим положением.

– Русские такие варвары! От них можно ожидать чего угодно.

Разговаривали они на французском.

– Давно здесь?

– Уже две недели.

– Кормят сносно?

– Да. Два раза в день, но эта русская еда… Ни фруктов, ни вина… Каша с салом, бр-р-р!

– По тебе, Антонио, не скажешь, что ты голодаешь. Выживем, лишь бы не повесили. Мне сам царь русский обещал вздёрнуть меня на виселице, если они одержат победу.

– Матерь Божья, не приведи Господь! – Антонио перекрестился на католический манер, слева направо, и поцеловал кончики пальцев.

«Ага, мелочь, – отметил про себя Андрей, – но надо иметь в виду». Сам он по привычке перекрестился бы по-православному, справа налево.

– Теперь от успеха осады зависит моя жизнь.

– Крепость они не возьмут! – убеждённо сказал Антонио. – Они штурмуют её уже три месяца, и что им удалось? Только две каланчи по берегам реки взяли – невелика виктория.

Распахнулась дверь, и солдат занёс деревянную бадью воды:

– Пейте.

– Я же говорю – русские варвары. Хоть бы вина принесли, пусть даже разбавленного. Вино хорошо поддерживает силы и не даёт заболеть. У меня дома семья осталась, трое детей – мне обязательно надо вернуться.

– Мы оба выберемся, Антонио!

Сидение в неволе оказалось долгим. Периодически погромыхивали пушки, но штурмов больше не предпринималось.

Через две недели вошёл солдат:

– Кто будет Михаил из французов?

До Андрея не сразу дошло, что вызывают его, и Антонио толкнул его в бок:

– Чего сидишь? Тебя требуют.

Андрей поднялся:

– Это я.

– Выходи.

Андрей был спокоен: он знал, что первую осаду Азова Пётр проиграет и потому повесить его не должны. Но сдержит ли государь данное ему слово, возьмёт ли его на службу? Понятно, даже если его просто отпустят, он не пропадёт, найдёт себе занятие по душе и по знаниям. Но коли судьба даёт шанс быть при Петре, принять деятельное участие в перестройке России, ломке старых традиций и уклада, укреплении и возвышении Руси, следует предпринять все силы, чтобы остаться на службе. Впереди у государя великие дела: Полтавская битва, основание и строительство Петербурга, создание флота. Есть, где применить знания Андрею, а главное – желания у него с избытком.

Солдат привёл его к шатру. Внутри слышались голоса.

Вышел офицер:

– Заводи!

Наклонившись, Андрей вошёл внутрь.

Под парусиной было сумрачно. В центре шатра, у стола, заставленного немудрёными закусками, стоял сам Пётр в окружении свиты. Из знакомых Андрею лиц присутствовал только Лефорт.

– Твоя правда, француз! Не одолели мы на сей раз неприятеля. Осень надвигается, холода. Оставаться далее в чистом поле нельзя. Мы уходим, но ещё вернёмся, и Азов будет нашим!

– Верно, государь! – склонил голову Андрей.

– Не пропало ещё желание служить мне?

– Только окрепло, государь. У вас, у русских, есть поговорка: «За одно битого двух небитых дают».

– Ха-ха-ха! – расхохотался Пётр.

Свита вежливо и с готовностью захихикала.

– Я только что Лефорту эти слова говорил. Фортификатором пойдёшь?

– Пойду.

– Мне знающие люди нужны, строить много буду – крепости, города! И Крым возьмём, придёт время!

– Время нужно, государь, – сказал Андрей, – и подготовка серьёзная. У османов пушки хорошие и много.

– И у нас будет! И флот будет! А чего же ты, бестия французская, не спрашиваешь, сколь жалованья получать будешь?

– Не осмеливаюсь, государь. Шею ещё саднит от предчувствия виселицы.

Пётр рассмеялся:

– Злопамятный ты… Но умён! Сам силы увидел, всё просчитал. Мне такие грамотные нужны. А то Апраксин вон твердил: возьмём, возьмём! Силы у нас немерено! Это без флота и артиллерии? Чванство! Зачислить француза, переодеть его, как подобает. Служи честно, я за тобой наблюдать буду. А жалованье положу, как и всем, в обиде не оставлю.

Глава 2. «Птенец гнезда Петрова»

Пётр был молод, но умел из неудач делать выводы.

До зимы войско добралось до Воронежа.

Государь был энергичен, развил кипучую деятельность. Было мобилизовано двадцать пять тысяч крестьян на верфи, приглашены иноземные мастера-корабелы.

Строили флот. Было построено два крупных корабля, двадцать три галеры и тысяча триста стругов и барок. Одно плохо – строили в спешке, из сырого дерева. Коробки получались тяжёлые, на стапелях готовая обшивка высыхала, и появлялись щели и трещины.

Пётр издал указ: холоп, вступивший в армию либо флот, получает свободу от рабства.

Во главе флота был поставлен Лефорт. Очень ему благоволил Пётр, захаживавший к Францу ещё в Москве, в Немецкой слободе. Кстати, там он и познакомился с Анной Монс, научился курить и пить вино.

Сухопутная же армия благодаря указу возросла до семидесяти тысяч человек. В неё вошли украинские и донские казаки, калмыцкая конница.

Появился флот, которого не было, значительно возросла армия. Но командиры были слабо обучены, а новобранцы в пехоте толком не обучены огнестрельному бою. Кроме того, почти не прибавилось пушек. Для их изготовления требовалась медь, которой не хватало, а главное – не хватало литейщиков, пушечных мастеров.

Андрея назначили старшим инженером команды. Под его началом были мобилизованные крестьяне, валившие лес и распиливавшие его на доски. Труд ручной, тяжёлый и опасный, от травм на лесоповале едва ли не ежедневно гибли люди.

Приезжал Пётр с инспекцией, подгонял:

– Давай быстрее и больше! Лес строевой гони!

– Помилуй Бог, Пётр Алексеевич! На верфи лес прямой нужен, сосны, особливо на мачты. А тут тополя, осины да дуб. Некорабельный лес!

– Твоя правда. Но мне к весне суда нужны.

Со всех концов Руси везли в Воронеж пеньковые верёвки и канаты, смолу, продовольствие, ткани для пошива формы, сапоги, порох, свинец. Жизнь в городе кипела – никогда ещё мануфактуры и мастерские не знали таких массовых заказов.

В первых числах мая, едва просохла земля, войско двинулось к Азову. Конница шла сама, пехота плыла на многочисленных малых судёнышках.

Уже 16 мая русские осадили Азов. А 20 мая казаки на галерах напали на караван турецких судов.

Для турецкого флота появление кораблей у русской стороны стало неприятной новостью. Были уничтожены две турецкие галеры и девять малых судов.

27 мая русские суда вышли в Азовское море и отрезали крепость от снабжения по морю.

Новость эта быстро дошла до Крыма и Стамбула. Султан выслал немногочисленные суда, надеясь разогнать русские корабли, но турецкая флотилия в бой вступить не решилась и стояла на виду, вдалеке. Турки не ожидали, что судов будет много. Да и вообще появление у русских флота явилось для них неожиданностью.

Крепость была в полном окружении, лишённая подвоза провизии и подкрепления. Стоявшие к югу от Азова, за рекой Кагальник, татары, верные союзники османов, дважды, 10 и 24 июня, предпринимали попытки атаковать русских. Но 60-тысячная татарская конница потерпела неудачу.

Андрей как фортификатор участвовал в подготовке штурма. Было решено рыть траншеи, делать подкопы, подводить под стены крепости пороховые заряды и взрывом обрушить её стены. Люди из его команды работали день и ночь, сменяя друг друга, однако до взрывов дело не дошло. 17 июля полторы тысячи донских и запорожских казаков самовольно, без команды, ворвались в крепость, заняв с боем два бастиона, и засели там. Турки пытались их выбить, но безуспешно.

На военном совете успех казаков решили развить и начали интенсивные артиллерийские обстрелы крепости. Пушки и мортиры громыхали не смолкая. Турецкий гарнизон, уже испытывая нужду в провизии, обстрелов не выдержал и выкинул белый флаг. Неприступная доселе крепость сдалась.

На следующий день удалось взять Лютих, находящийся в устье северного рукава Дона.

Уже 23 июля Пётр утвердил план ремонта и строительства новых укреплений в крепости, которая была сильно повреждена артобстрелами и пожарами, – царь собирался оставить в Азове гарнизон. Но город не имел удобной гавани, и к 27 июля было выбрано удачное место на Таганьем мысу, где через два года будет основан город Таганрог.

За заслуги воевода Шеин был пожалован первым русским генералиссимусом.

В походных шатрах были накрыты столы – Пётр и свита праздновали победу. Закуска и еда были непритязательными, чай не во дворце. Но вина было вдосталь.

Солдатам в ознаменование победы было выдано по чарке водки. Андрей ужинал со своей командой, когда за ним явился вестовой:

– Государь Пётр Алексеевич тебя к себе вызывает.

Эх, некстати! После чарки водки разговоры пошли, расслабились. Да и горячий кулеш на столе в котле стоит. Но государь ждать не любит, горяч. Причём Андрей знал из истории, что с возрастом эта черта у него не прошла. Пётр всегда был вспыльчив, тогда свита и челядь предпочитали не показываться ему на глаза.

Караул из семёновцев пропустил Андрея беспрепятственно.

В шатре было людно, шумно. Горели маленькие светильники, отбрасывая причудливые тени на полотняные стены. По походным меркамстол был накрыт богато, и Андрей разом ухватил взглядом кушанья. Рыбных продуктов, невзирая на близость реки и моря, не было. Андрей тогда не знал, что Пётр не приемлет рыбу ни в каком виде – ни жареную, ни солёную, ни копчёную.

– А, француз! Как видишь, не забыл я о тебе, – увидев Андрея, весело закричал ему Пётр. – У меня память хорошая, дважды прав ты оказался: и в первый поход на Азов, когда ты предрёк мне неудачу, и сейчас. И скрытый намёк твой я понял, что без судов Азов не взять. Насчёт флота всё верно! Сделали мы флот – и вот она, виктория!

Генералы и офицеры за столом закричали:

– Ура! Слава царю! Многие лета!

Пётр сам налил из кувшина вина и протянул кружку Андрею:

– Выпей за победу, раздели радость!

Андрей принял кружку, поблагодарил царя и выпил вино до дна. Кружку перевернул, показывая, что опростал её до конца.

– Садись, поешь!

Андрей с трудом нашёл свободное место в дальнем углу – не будешь же расталкивать локтями генералов и князей. Ел стоя, как и большинство присутствующих. Видимо, пиршество началось давно: лица мужчин были красны, все радостно возбуждены и говорили только о боевых действиях.

Лефорт поднял кубок:

– За царя, за победы русского оружия! Славься!

Присутствующие дружно выпили. Вино ли ударило Андрею в голову или ещё что, только он негромко заметил:

– Азов взяли, победа налицо, только без пользы она.

Вроде тихо сказал, но его услышали. Мгновенно наступила тишина. Блин! Воистину язык мой – враг мой! Но слова уже прозвучали, и их услышали.

Пётр нахмурился:

– Это ты сказал, француз?

– Я, Пётр Алексеевич.

– Поясни, я что-то не понял!

На Андрея уставились генералы, и их взгляды были раздражённые, осуждающие. Какой-то французишко хочет отнять у них заслуженную победу! Да его место в траншеях, в подкопах! Царь милость оказал, на службу пригласил, а этот паршивец стратега из себя строит.

Взгляд Петра был грозен и не предвещал ничего хорошего. Но потерявши голову, по волосам не плачут.

Андрей набрал воздуха в грудь:

– Азов в твоих руках, государь, и в Азовском море твой флот – это так.

Среди генералов и офицеров прошёл лёгкий гул. Есть всё-таки победа. Но, по мнению Андрея, победа была пирровой.

Андрей продолжил: он решил высказать всё, а там – будь что будет.

– Азовское море – оно закрытое. Выход в Чёрное море – через узкий пролив, который перекрыт турками. Что получаем в итоге? Море Азовское есть, а выйти в Чёрное море или дальше, в Средиземное, к другим странам, рынкам, не можем. Вывод: захватив Азов и обеспечив акваторию Азовского моря, надо брать Керчь или весь Крым – тогда будет свободное мореплавание. Полагаю, сил армии и флота сейчас недостаточно, дабы развить успех и отбить Керчь. Коммуникации растянуты, быстро получить провизию, порох, свинец и ядра невозможно. А теперь, Пётр Алексеевич, можешь меня на плаху отправить. Я сказал свои выводы.

Наступила мёртвая тишина – было слышно, как переминаются за стенками шатра патрульные.

Пётр уткнулся глазами в пол, правая щека его подёргивалась в нервном тике. Потом он поднял голову, и от его тяжёлого взгляда многие генералы и офицеры стушевались, куда и хмель делся.

– Так! А ведь всё верно обсказал, шельмец! И когда только сообразить успел? Да мало того, ещё и смелости хватило ложку дёгтя в бочку мёда добавить! А почему воеводы мои мне сей вывод не обозначили? А?

– Не успели, Пётр Алексеевич! Зачем праздник портить? Ведь первая серьёзная победа! – вразнобой посыпались ответы.

– Ну да, как похмелье тяжкое после праздника. Франц, готовь завтра же бумаги. Надо строить флот, армию коренным образом менять. Чего приуныли? Азов-то взяли! Наливайте!

Праздник продолжился. Но вокруг Андрея образовалась пустота, офицеры потеснились. Видимо, опасались опалы или немилости царской. А ведь опала – она как чума, приклеиться может. Потому и отодвинулись. Никто не знал, даже предположить не мог, чем для Андрея закончится пир. Ожидаемая гроза миновала, но что будет завтра?

Андрей же казнил себя. Ну чего, спрашивается, полез? У Петра генералы есть, Лефорт в лучших друзьях. Скажи они – и Пётр бы воспринял всё нормально. Андрей же пока никто, в глазах офицеров – иностранец, фортификатор и выскочка. С тем же Лефортом Пётр знаком давно, ещё когда прискакал вместе со своим родственником, Патриком Гордоном, в Троице-Сергеев монастырь. Там укрывался от возможного поражения Пётр, ускакав ночью из Преображенского.

Ныне Лефорт нездоров – он не оправился от ранения и последующего сепсиса, полученных им ещё в прошлогоднем походе. Чувствовал он себя неважно и в дальнейшем даже возвратился в Москву не в карете и не верхом на лошади, а на санях – так меньше трясло. И может быть, именно из-за нездоровья он не смог проанализировать итоги победы, а может – не захотел говорить при всех, дабы не умалить победу. Говорил же Андрею отец: «Не гавкай там, где надо лизнуть!»

Ночь Андрей провёл беспокойно, а поутру в сапёрную команду прибыл гонец:

– Куртени – к царю!

Похоже, началось. Что-то ему сулит это приглашение? Пётр молод, ему только двадцать шесть лет – возраст, когда всё вокруг либо чёрное, либо белое, либо друг, либо враг. Кем он посчитает Андрея?

Андрей даже смалодушничал, в душе мысль мелькнула: вскочить на лошадь и ускакать из лагеря. Но эту мысль он тут же отверг. В степи татары бродят, на обозы нападают, а у одиночки шансов добраться до того же Воронежа немного. Будь что будет!

Андрей вошёл в шатёр с бьющимся сердцем – что решил царь?

– Здрав буди, государь!

– Здравствуй, возмутитель спокойствия!

Смотрел царь исподлобья, но на устах была улыбка.

– Обдумал я всё, что от тебя вчера услышал. Не скрою, неприятно. Столько денег на поход затрачено, сил, а выходит – впустую. Война – это прежде всего деньги, француз.

– Разумею. Но и польза есть.

– Какая же? – вскинулся Пётр.

– Не впустую деньги пропали, ведь не пропиты в кабаке. Приобретён опыт – как войско организовать, кого командиром назначить. К штурму готовиться надо: крепость в кольцо брать, с моря блокировать, подкопы сделать. До взрыва не дошло, но будь он – через проломы в стенах пехота бы ворвалась. После боя анализ надобен: какой командир, какое подразделение себя лучше проявило. Ежели потери в роте или батальоне маленькие, а толк большой, скажем – пушки захватили или цейхгауз, такого командира на заметку взять надо.

– Ты говоришь, как Лефорт! Вы как Диоскуры. Знаешь про таких?

– Кастор и Полидевк.

– Ну да, европейское воспитание! Коли говорить начал, давай уж до конца.

– Князь или боярин во главе батальона или полка – это, конечно, почётно. Но иной князь по уму да по знаниям плутонгом командовать не способен.

Плутонгом в русской армии назывался аналог взвода. Рота делилась на четыре плутонга. Обычно плутонгом командовал капрал, а ротой – капитан.

– Про это пока молчи, это в Европах возможно! У нас же попробуй поставить толкового капрала из бывших холопов выше подпоручика из боярского рода – обида будет! Сам думаю перестроить армию. Не происхождение благородное должно первенствовать, а знания и разумения.

– Здравая мысль! А ещё – судовые командиры не обучены, суда наспех построены, из сырого дерева. Сгниют они скоро, и не будет у тебя флота, государь.

Пётр скрипнул зубами:

– Другому бы не спустил таких слов, да ты наверняка иноземные суда видел и знаешь, как оно должно быть. И про дерево сырое знаю, мастера-корабелы мне уже сказывали. Только дай время, из сухого дерева суда построим, на голландский манер. И людишек обучим. Будет в России флот могучий, ещё англичане завидовать будут. И флаг российский над всеми морями реять будет. Верю в сие!

– Ты государь, под тобой вся Русь, и тебе решать, куда её повернуть. А я человек маленький, на ошибки указать могу, только и всего.

– Не прибедняйся. Ты вчера на пиру то сказал, что генералы не поняли. А если и поняли, сказать убоялись, думали – в опалу попадут за слова прямые. Тут ведь дело такое, без ошибок не бывает. Но из каждой незадачи выводы делать надо, пользу извлекать, дабы ошибок впредь не допускать.

Андрей стоял молча. Похоже, сейчас Пётр не с ним говорил, а сам с собой, свои мысли вслух озвучивал. Рассуждая, ходил по шатру, иногда взмахивал руками – он явно что-то обдумывал.

– Ты ещё здесь?

– Позволения уйти не было.

Пётр уселся за стол, обмакнул перо в чернильницу, размашисто подписал бумагу, присыпал влажные чернила песком и смахнул его.

– Иной раз сказать что-то смелости надо иметь больше, чем в бою. Жалую тебя капитаном, француз, ротой будешь командовать. Полагаю, я ещё не раз о тебе услышу.

– В каком полку?

Пётр понял подоплёку вопроса:

– Ну ты нахал! Я сам в Преображенском бомбардиром числюсь. Пока в простом службу нести будешь.

– Благодарю, государь!

Обычные пехотные полки имели по два батальона в своём составе, Семёновский, Ингерманландский и Киевский – по три, а Преображенский, самый любимый царём, выпестованный им, – четыре батальона. Да и снабжался он лучше. Сукно на униформу качественнее закупали, порох для фузей и пушек отменным был. В дальнейшем полк стал лейб-гвардии Преображенским, то есть царской гвардией, избранным. И не потому, что служили в нём офицерами дворяне, а за заслуги, за верность престолу, за храбрость, в боях явленную.

Андрей вышел из шатра и в трёх шагах от него столкнулся с Лефортом.

Франц оглядел Андрея пристально:

– Думаешь, Бога за бороду ухватил? Ну-ну!

И прошёл мимо. Вот блин! Похоже, в лице Лефорта Андрей приобрёл влиятельного врага. Только вот жить Францу Лефорту оставалось немного.

Франц Яковлевич Лефорт появился в Москве в чине капитана. Обосновался он в Немецкой слободе, которую русские называли Кукуем – по одноимённой речке. Женился на Елизавете, дочери полковника Сугэ. Его приметил и взял под своё покровительство князь В.В. Голицын, и в 1683 году Франц уже получил чин майора.

На первых порах Лефорта поддерживал и продвигал родственник, Патрик Гордон. Он же познакомил его с Петром.

В 1690 году, по случаю рождения у царевича наследника Алексея, Лефорт получил чин генерал-майора и был назначен командиром Московского выборного полка. Участвовал в Азовских походах Петра. В 1697 году вместе с царём уехал в «Великое посольство».

12 февраля 1699 года Лефорт праздновал новоселье в новом дворце. Созвал триста гостей, на почётном месте – Пётр. По своему обыкновению, выпил много. Разгорячённый, полуодетый Франц сам провожал гостей, а 23 февраля слёг с горячкой и 12 марта скончался.

Пётр, узнав о его кончине, произнёс: «Я потерял самого лучшего друга моего в то время, когда он мне больше всего нужен».

Похоронен Лефорт был в Москве.

Но всё это будет потом – просто Андрей знал историю… Да и высказывания свои он делал по большей части из выводов военных аналитиков.

После стрелецкого бунта, возглавленного Софьей, Лефорт лишился поддержки князя Голицына, однако в лице Петра сразу приобрёл ещё более сильного покровителя. Но и врагов, большей частью тайных, появилось много. Среди русского дворянства начала царствования Петра иноземцев не очень жаловали, а тут ещё и сам Пётр в Немецкую слободу частенько захаживать стал, вёл себя неподобающе: выпивал крепко, танцы непотребные отплясывал. Москва приписывала все грехи Лефорту, дескать, склоняет молодого царя к блуду и непотребству.

Увидев проходящего мимо офицера, Андрей поинтересовался у него:

– Как мне найти Воронежский полк?

– Вон там, на окраине лагеря. Только от полка того после штурма мало что осталось.

Ну да, полк понёс потери, набранные бывшие холопы были наспех и плохо обучены. Поэтому Пётр и назначил его сюда капитаном. Произойди его встреча с Петром при других обстоятельствах – так бы и ходил Андрей фортификатором, а фактически военным инженером при команде сапёров, то есть на уровне капрала. Теперь же он разом через три звания перепрыгнул – прапорщика, подпоручика и поручика. В полках таких не любят. Иные офицеры служат добросовестно, в бою храбры, а сидят на одной должности подолгу, потому как ещё удача нужна.

Для хорошего полковника полковой капитан или майор – своего рода опора. И кто же в здравом уме захочет отдавать такого подчинённого, хоть и в случае необходимости повышения его по службе? Потому за продвижением в чинах следили ревностно и «варягов» не любили.

Но боевые действия вносили свои коррективы в рост по карьерной лестнице. На войне офицеры низшего звена гибли не реже рядовых – ведь воины обеих воюющих сторон в первую очередь старались выбить из рядов противника именно офицеров.

Андрей весь этот расклад понимал чётко. Он знал, что ему надо будет просто набраться терпения и работать, работать… Только так можно будет изменить отношение к себе. На войне это важно, впрочем, как и в любом другом коллективе. Просто война до предела обостряет отношения, чувства, действия – сразу видно дурака, труса или пустомелю.

Андрей явился в полк, нашёл походный шатёр командира, представился, предъявил указ Петра о назначении.

Полковник обрадовался, причём не показной радостью.

– Садись, капитан, в ногах правды нет. Потери у нас большие. Из рядовых едва ли больше роты осталось, а из офицеров – один прапорщик. Так что, можно сказать, я одной ротой и командую.

– И что же теперь?

– Боевые действия, похоже, закончились. К себе, на зимние квартиры уйдём, пополнение примем. Главное – знамя полка цело, стало быть, и полк жив. Ты француз?

– Так и есть.

– А по-нашему хорошо говоришь. Только акцент есть, да он службе не помеха. Слышал я, как ты на пиру правду-матку резал. Молодец, всё как есть сказал, Лефорту нос утёр.

– Лефорту?

– Ну да. Франц взятие Азова Петру преподносил как военную победу. Викторией он её называет. Людей много положили, а проку – пшик. Многие офицеры лишь после твоих слов поняли, что победы-то и нет. Азов – он от наших городов далеко, удержать мы его не сможем – слишком много сил потребуется: гарнизон большой в крепости держать, снабжение. А из моря Азовского выхода-то по-любому нет. Ну и чего добивались?

– В любой неурядице польза есть.

– Какую пользу здесь ты находишь?

– Бесценный военный опыт. Пётр и сам увидел, что управление войсками никудышное. Флот нужен, полки в реорганизации и перевооружении нуждаются. Вот у тебя в полку сколько пушек?

– Две осталось.

– Мало. Их десятки быть должно, тогда полк из себя грозную силу представлять будет. И потерь людских меньше будет. Сначала артиллерийский огонь – противника подавить, укрепления разрушить, а потом и пехоту в бой посылать можно.

– Нет у нас покамест такого, Россия – не Европа.

– Пушки отлить можно, а человека ещё родить надо, вырастить да обучить мастерству воинскому. Намного больше труда положить. Пехотинец не меньше года обучаться должен – я уж не говорю про судовые команды или артиллерию.

– Верно. Только при Лефорте ты таких слов не говори. Мне кажется, он тебя и так невзлюбил. Он же сам хочет при Петре первым быть, а тут ты, конкурент.

– Со свиным рылом в калашный ряд? Кажется, так на Руси говорят?

– Правильно понял. Я сейчас каптенармуса позову, пусть он тебя переоденет в форму нашего полка, палатку выделит, на довольствие поставит. Надеюсь, нам делить нечего, а службу ты нести будешь добросовестно?

– Не сомневайся, полковник.

До «Великого посольства» Петра на Руси все обращались друг к другу на «ты» – это уж после его возвращения много чего изменилось. И на «вы» говорить стали, и табак курить, и бороды брить. Многое изменилось – в том числе и армия. А флот был создан сызнова.

Явившийся каптенармус провёл Алексея в шатёр. У входа стоял часовой, а внутри него – небольшой склад. В углу, на подстилке, – униформа, рядом – сапоги попарно связаны. В другом углу – пирамида с фузеями, рядом багинеты лежат. Багинет – трёхгранный штык, который рукоятью входил в ствол фузеи, а не крепился снаружи сбоку, как на нарезном оружии.

Андрей получил новый кафтан, сапоги и шляпу, а также офицерский шарф. Амуниция была старого образца.

Побывав в Европе, Пётр изменил форму. У солдат на голове появились чёрные треугольные шляпы, красная епанча от непогоды, кафтан и штаны. Сапоги стали носить в карауле или походе, а в повседневной жизни – тупоносые туфли и зелёные чулки. У преображенцев или семёновцев чулки были красные, за что в народе их прозвали «гусями».

Вооружили солдат шпагами на портупее и фузеей. Весило это ружьецо немало, четырнадцать фунтов, и имело кремнёвый замок.

Сержанты вместо фузеи были вооружены алебардами с трёхаршинным древком.

Андрей отправился знакомиться с ротой. По численности она не превышала плутонга – всего двадцать человек в сильно потрёпанном обмундировании. Все солдаты были из крестьян, из холопов. Для них вступление в армию было единственной возможностью вырваться из кабалы.

Вот только попали они из огня да в полымя. В крестьянском труде, на поле, тяжело, спору нет. Но там хотя бы своей шкурой не рискуешь. Когда была муштра, служба им не казалась тяжёлой. Добротная одежда, кров над головой, сытная еда… Казалось, что может быть лучше?

Но действительность оказалась хуже. Из ста новобранцев осталась пятая часть. Кому не повезло, тот ранен, а другие и вовсе в сырой земле лежат. Только после битвы новоявленные солдаты осознали, что воинский труд не менее тяжёл и значительно опаснее.

Конечно, военного образования у Андрея не было, но в армии – современной, российской – он два года тянул лямку. Вот и сейчас решил начать с азов.

– Стройся!

Солдаты построились. Строй был неровный, да и не по росту встали.

Он сделал перестановку, и теперь строй выглядел лучше.

– Зарядить фузеи!

Суетясь, пехотинцы начали заряжать ружья. Делали они это бесконечно долго, не меньше полутора-двух минут прошло. В бою такая медлительность выйдет боком.

Да, слабовата подготовка! И заниматься учёбой уже времени нет. Фактически Азовская кампания завершена, со дня на день армия будет уходить.

Для Андрея служба срочником была не более чем исполнение воинского долга перед Родиной. Фанатом или большим любителем воинской службы он не был. В армии жёсткий распорядок дня, жизнь расписана по уставу, а приказы иногда приводят в ступор. Он и сейчас, уже будучи капитаном, этой службы не хотел. Но и сбежать было нельзя. Дезертиром во время военных действий стать позорно, на уровне с мародёрством. Тем более что он возведён в чин не кем-нибудь, а самим Петром.

Для себя Андрей решил, что он будет исполнять службу ревностно и солдат готовить к службе как положено. Но при первой же возможности со службы уйдёт.

Через несколько дней начался вывод войск. Конница пошла самоходом, а пехоту и пушки погрузили на суда, и флотилия на вёслах и под парусом пошла вверх по Дону.

Но суда ушли не все, часть их осталась прикрывать гарнизон крепости. Как сильно потрёпанный, полк, где служил Андрей, грузили первым. Вся рота, двадцать человек, уместилась на одной большой галере. Судно было новым, но состояние его уже плачевно: в корпусе – течь по щелям, и несколько матросов постоянно откачивали воду вёдрами. На взгляд Андрея, галера в скором времени была обречена. В дальнейшем так и случилось – почти все суда сгнили. Сырое дерево при постройке и неопытный экипаж сделали своё дело.

Остатки полка разгрузились в Воронеже, а отборные части вроде Преображенского и Семёновского полков проследовали в Москву.

Пётр торопился, и уже 20 октября 1696 года Дума провозгласила: «Морским судам быть». С подачи Петра, конечно. Выделили деньги на постройку сразу 52 судов, да не речных, а морских.

А 22 ноября Пётр издал указ об отправке дворян за границу, на обучение морскому и навигационному делу.

Война же с Турцией завершилась подписанием в 1700 году Константинопольского мирного договора, стороны обязывались хранить мир 30 лет.

Воронеж в то время был маленьким городком. Полк размещался на окраине, в длинных бревенчатых бараках, и после возвращения на зимние квартиры многие солдаты заболели. Плохие условия, война, не всегда качественная пища, вши – этот бич воюющих армий, и солдаты стали болеть чесоткой и тифом.

Андрей по возможности чаще старался ходить в баню и менять бельё. Он купил себе шёлковую рубашку – на ней, в отличие от полотняного белья, вши не держались. И всё равно не уберёгся.

Сначала поднялась температура, навалилась слабость, головная боль. Он сначала подумал, что простудился, пройдёт, но чай с малиной и парная не помогли. И он отправился к городскому лекарю.

Тот поставил ему диагноз «тиф», или, по-старому, брюшная лихорадка. Лечение и вовсе было смешное и убогое.

Больше всего Андрей опасался заболеть. Медицина на низком уровне, лекари потчуют пациентов отварами трав, толчёными жабами и кровопусканиями. Оставалось надеяться на свои силы, на то, что молодой организм справится с болезнью.

Пошатываясь от слабости, он явился в полковой лазарет. По крайней мере, там можно было спокойно отлежаться – кормят и тепло. Для офицеров была выделена отдельная комната, топчаны с чистым бельём.

В полубредовом состоянии Андрей провёл в лазарете месяц. Но организм поборол болезнь, и постепенно он начал вставать и ходить, держась за стенку. Но всё-таки выжил, не умер. Ему повезло: молодые солдаты из холопов, физические сильные и здоровые, умирали от болезней каждый день. И каждый день в лазарет поступали новые заболевшие.

Боясь снова заразиться, Андрей покинул лазарет – уж лучше потихоньку окрепнуть среди здоровых. В лазарете о дезинфекции – хотя бы той же хлоркой – не слышали, там даже сам воздух был насыщен миазмами.

По прибытии в полк он представился командиру, полковнику Кондратьеву.

– Ты ли это, Андрэ? Да от тебя одна кожа и кости остались! Да, болезнь не красит человека. Но уж то хорошо, что жив остался. И что же мне с тобой делать? В полной мере службу продолжать ты ещё не можешь, слаб, бледен, как поганка.

– Да какой уж есть, – отшутился Андрей.

– Да я не в укор. Вот что, отлежись пока с недельку, а там видно будет. И зайди к казначею, жалованье получи – деньги пришли.

В первый раз Андрей получил жалованье за службу – за два месяца сразу. Часть денег выдали серебром, другую – медяками. По весу получилось изрядно: две полные жмени.

Он сразу направился в трактир. Не пьянствовать – поесть нормально. Заказал себе варёную курицу и бульон куриный. Мать в своё время говорила ему, что куриный бульон лучше всего силы укрепляет после болезни. Давно это было, а вот вспомнилось, всплыло из каких-то уголков памяти.

Он поел не спеша, а под конец ещё и лафитник водки заказал – для дезинфекции.

Настроение поднялось, показалось, что и сил прибавилось. В своей комнате, едва раздевшись, он рухнул на постель и проспал до утра.

Неделю Андрей только и делал, что ел да спал, зато и на поправку пошёл быстро. Каждый день проходил мимо плаца, где сержанты и капралы муштровали новобранцев. Вместо погибших в боях, умерших от болезней и списанных по ранениям набрали новичков. Их учили строиться, маршировать и обращаться с оружием.

Через неделю он предстал перед полковником.

– Вижу, вижу – порозовел слегка, вес набрал. Но выглядишь ещё неважно.

– Получше стало, уже ветром не качает.

– Водку надо было пить, ни одна хворь не пристанет.

Да, объяснить бы полковнику про цирроз печени – так не поймёт. Это уже позже Пётр создаст Кунсткамеру, где будут демонстрироваться людские уродства.

– Ты в седле хорошо держишься? – неожиданно спросил его Кондратьев.

– Опыт есть.

– Тогда задание дам, из лёгких. Донесение надо в Москву доставить. Либо государю Петру Алексеевичу в руки, либо в канцелярию. Проветришься после болезни, да заодно и на Москву посмотришь.

– Был я там как-то.

– Вот-вот, знакомцев проведаешь. Небось в Немецкой слободе осталась девица? Ступай, завтра пакет будет готов. Рядового с ним посылать никак не можно, а офицеров из здоровых почти нет. Так что тебе сам Господь ехать велит.

Глава 3. Клад

Кони в полку имелись: верховые для офицеров, битюги для перевозки пушек и повозок – с имуществом и снаряжением. Конечно, к коню привыкнуть надо, у каждой лошади свой норов может быть.

Конюх из рядовых вывел из конюшни коня, взнуздал его и вынес седло.

– Смирная лошадка, Звёздочкой звать. Дашь ей кусок ржаного хлеба, и подружитесь. Животина – она ласку понимает.

Андрей получил у полковника засургученный пакет и сунул его за отворот кафтана.

– Оружие наготове держи, – посоветовал полковник, – в чужие руки пакет попасть не должен – там все сведения о гарнизоне Воронежском.

– Понимаю.

– Тогда с Богом!

Андрей сразу и выехал. Коли ехать далеко предстоит, лучше поторопиться. Иначе пойдут дожди, дороги развезёт, и поездка не на одну неделю затянется.

За неделю он добрался до Москвы. В городе был разброд: по улицам слонялись пьяные стрельцы, чувствовалась напряжённость.

В Кремль Андрей не поехал. Стрелецкое войско доживало последний год, и уж если кому служить, так это Петру, а не царевне Софье и главе Стрелецкого приказа Фёдору Шакловитому.

Выспросив дорогу, он направился в Преображенское, да опоздал. Вернее, разминулись они с царём Петром где-то по дороге. Вдруг вспомнил, что говорил полковник: пакет можно и в канцелярию сдать. Андрей так и поступил, сдав пакет под роспись.

– Ответ будет?

– Если и будет, так нескоро. Езжай, капитан, в полк!

Андрей раздумывал: остаться в Москве на несколько дней или переночевать на постоялом дворе да обратно отправиться? А что ему в Москве делать? Знакомых нет, стрельцы на его форму косятся. Не трогают, но смотрят злобно. Голова стрелецкий Шакловитый стрельцов своих настраивает против армии Петра. Нет, надо переночевать в Москве и снова отправляться в путь, тем более что прохладно и небо хмурится.

Утром, после завтрака, он выехал. К вечеру второго дня миновал Коломну и перебрался на рязанские земли.

Уже в сумерках он добрался до постоялого двора. Прислуга приняла лошадь и увела в конюшню, сам же Андрей поужинал и улёгся спать. На службу он не торопился. Зачем спешить, если в полку едва ли не треть болеет? Заразиться и заболеть повторно ему не хотелось.

Ночью сквозь сон он услышал какой-то шум во дворе, вроде бы даже драку – удары, матерные крики. Только что ему до этого?

Однако утром оказалось, что драка коснулась и его. Ночью неизвестные налётчики, скорее всего дезертиры, поскольку по описаниям слуги все нападавшие были молодыми мужчинами и в казённых сапогах, увели из конюшни всех лошадей постояльцев. Прислуга сопротивлялась, как могла, но слуге, конюху и хозяину крепко досталось – на их лицах красовались синяки.

Обозлённый Андрей спросил:

– Ну форма-то какая на них была?

– Как крестьяне одеты были – кожухи, рубахи, порты… Вот сапоги казённые, селяне таких не имеют.

Вот попал! Рядом – ни крупного села с торгом, где лошадь купить можно, ни яма, откуда вполне вероятно лошадь арендовать или повозку нанять.

– Хозяин, ты меня в убыток ввёл. Лошадь казённая, полковая. Как мне отчитываться?

– Я и сам пострадал, – хозяин показал пальцем на заплывший глаз и распухшую щёку.

– Как мне теперь выбираться? У меня служба!

– Насчёт лошади скажи – пала. А выбираться? – Хозяин поскрёб давно не мытые волосы. – Лодку мою возьми. Не корабль, конечно, но крепкая, четверых легко выдержит.

– Мачта, парус есть?

– Откель? Бери, дарю. Будет возможность – вернёшь, а нет… – Хозяин махнул рукой.

Выбираться из этой дыры всё равно надо, но топать пешком – не ближний край. Пожалуй, по воде быстрее будет, положение почти безвыходное.

– Ладно, давай свою лодку.

– Федька, поди сюда! – крикнул хозяин. – Возьми в сарае вёсла да проводи человека до лодки.

– С кем плыть? – изумился Федька.

– Ополоумел? Вёсла донесёшь, замок отомкнёшь – человек сам поплывёт. Вишь, беда у него, лошадь увели. Ступай!

Заглаживая вину, хозяин угостил завтраком за счёт заведения.

Лодка, как и река, оказалась недалеко, минут пять ходьбы по утоптанной тропинке. Вчера из-за сумерек реки не было видно.

– Что за река? – мимоходом поинтересовался Андрей.

– Ока.

Стало быть, судоходная.

– Мне бы до Воронежа добраться.

– До Воронежа? – удивился Федька. – Не получится. Иди вниз по течению, мимо Рязани до Троицы, село такое. По правую руку приток будет, Проня называется. Сворачиваешь на неё – и до самых верховьев.

– А потом?

– А потом лошадь нанимай или пешком иди. Ока с Доном не соединяется.

Федька отомкнул ржавый замок, уложил вёсла в лодку.

– Садись, барин, оттолкну.

Андрей перепрыгнул с берега в лодку и сел на скамью. Фёдор вытолкнул лодку на чистую воду.

– Прощевай, барин!

– Какой я тебе барин? – пробурчал Андрей.

Ладно, какое-никакое средство передвижения есть. На лодке до Воронежа не добраться, но хоть бы до Рязани, а уж там он разберется.

Андрей взялся за вёсла и вывел лодку на середину реки, на стремнину – там течение сильнее. Грёб, не особо напрягаясь, берега и так уходили назад. Ещё бы мачту – и совсем можно было бы не напрягаться.

Через час впереди показалось судно. Оно поднималось вверх по течению, под парусом и вёслами. С него закричали:

– Эй, на лодке! Правее держи, не то подомнём!

Андрей направил лодку немного правее, ближе к берегу, и они разминулись. Река в этих местах широкая, даже парусные суда легко разойдутся. Надо только поглядывать за спину, чтобы не удариться лодкой о попутное судно.

По берегам иногда были видны деревни, хутора, сёла, однако приставать и искать там лошадь не имело смысла. Жаль, что он не спросил у Федьки, далеко ли до Рязани. И ещё один опрометчивый поступок он совершил: надо было на постоялом дворе лукошко с провизией взять – хлеба, яиц варёных да мяса варёного или жареного. Но не удосужился. Видимо, потеря лошади выбила его из колеи. Совсем плохо, Андрей, мыслить всегда трезво надо.

Час шёл за часом, но города видно не было. То, что Рязань стоит на Оке, он знал точно. И когда ему навстречу попалось очередное судно, крикнул:

– Далеко ли до Рязани?

– Завтра к полудню дойдёшь! – засмеялся рулевой.

Андрей мысленно чертыхнулся – зря он провизию не взял!

Когда отдыхал от работы на вёслах, река сама несла лодку, и Андрей с удовольствием разглядывал живописную местность. Жаль, лесов маловато, больше степи, овраги да поля, уже убранные. Осень, урожай в закромах.

Он решил передохнуть, а заодно и провизией разжиться – ведь время уже далеко за полдень. На правом берегу реки увидел деревню в десяток домов, правда, в отдалении от реки. Да что ему две сотни метров? Только ноги размять.

Берег оказался крутоват, метра три-четыре, но к самой воде вела тропинка. «Здесь и причалю лодку, – решил Андрей, – тем более какая-то коряга из земли торчит».

Правда, коряга была не у самой тропинки, на десяток метров дальше.

Он повернул лодку и сильным движением вёсел загнал нос своего судёнышка на землю. В том месте, под крутым берегом, была узкая полоска земли, в локоть – только встать. Сверху, над корягой, росла ива.

Андрей перебрался с лодки на берег, взял в руки верёвку, обмотал ею корягу и подёргал. Не хватало только ещё, чтобы лодку течением унесло. Коня он уже лишился, а лодку надо беречь.

И он обратил внимание на корягу. Толстая, абсолютно круглая в диаметре, что в природе бывает редко, она была вся в земле. Деревяшка, в сырости сгнить должна. Да тьфу на неё, зачем она ему?

Он стукнул кулаком по коряге и замер в недоумении. Звук от удара был глухой, кулаку стало больно.

Андрей заинтересовался. Он достал нож, счистил с торца землю – показалась жёлтая полоса. Он начал активнее скрести ножом. Ба! Да это же дульная часть бронзовой пушки! Видимо, давно она тут лежала. И кому понадобилось её вкапывать? Ведь не сама же она в землю попала? В противном случае лежала бы на поверхности, пылью бы занесло, песком, травами поросла.

Андрей прошёлся ножом уже не с торца, а по телу пушки. Точно, бронза, патиной покрылась. Жаль, из глинистого берега только короткая часть ствола выступает, сантиметров двадцать – двадцать пять. Да пусть лежит себе, зачем она ему? Надо в деревню идти. Худо-бедно, но каравай хлеба купить можно, яичек, сала кусок да пару головок лука.

Андрей машинально ткнул лезвием ножа в забитое землёй дуло и удивился: клинок не пошёл, и звук раздался какой-то металлический. И тут его одолело любопытство – он начал выковыривать землю ножом. Неудобно, ствол пушечный высоковато вкопан. Самому надо стоять в полный рост, да ещё и руку тянуть приходится.

И вдруг что-то выпало из жерла пушки и прямо ему под ноги. Андрей нагнулся рассмотреть и оторопел: на земле, прямо у его ног лежала золотая монета!

Он поднял её, ополоснул в воде и всмотрелся, пытаясь определить принадлежность. Нет, непонятно, чья монета. Чистое золото, размером с медный пятак, но тяжелее, и чеканка полустёрлась. Андрей попробовал монету на зуб – на поверхности её остался след. Стало быть, золото высокой пробы.

Ножом Андрей расковырял землю, причём при этом ему попадались полуистлевшие остатки грубой ткани. Видимо кто-то, спрятав в ствол монеты, забил дуло пушки пыжом из грубой ткани, а сам пушечный ствол закопал в обрыв. Жители деревни сделать этого не могли: за одну такую монету можно купить несколько деревень – у крестьян нет таких денег. Купец? Даже не смешно. Купец деньгами крутит, у него они в обороте; ну, не без того, лежит на худые времена кубышка.

А монета явно старинная. В государстве Московском золотые златники чеканили давно, ещё при князе Владимире. Позже в обращении были серебряные и медные деньги. Золотые появились при Петре, но позже. Во времена царевны Софьи на единственном Московском монетном дворе из серебряной проволоки вручную чеканили серебряные копейки, денги (половина копейки) и полушки (четверть копейки). Покупательная способность таких денег была велика. Например, пуд сливочного, или, как тогда говорили, коровьего, масла стоил 60 копеек, пуд сёмги – 37 копеек, один осётр, как говаривали, «длинный», в подводу тележную – 30 копеек, сахарная голова – 40 копеек, бык-четырёхлетка – меньше рубля.

Тулуп овчинный – 30–40 копеек, холщовая рубаха – 10–12 копеек, суконные штаны из аглицкой ткани – 1 рубль 20 копеек, пара сапог с каблуками – 25 копеек, колпак суконный на голову – 6–8 копеек. С 1655 года стали выпускать серебряный «ефимок» номиналом в рубль.

Удалив землю, Андрей запустил руку в ствол пушки и почувствовал, что пальцы наткнулись на металл. Он ухватил, сколько мог, и вытащил. Мать моя! В пригоршне у него лежали золотые и серебряные монеты, а также золотой перстень и кольца.

Андрей снял с головы шапку, высыпал туда содержимое пригоршни и снова запустил руку в дуло пушки. Ему было неудобно: ствол высоко, и даже на носки пришлось привстать. Но тем не менее он выудил ещё одну пригоршню – и снова монеты, золотая цепочка, перстень с рубином. Ни фига себе! Он опять высыпал в шапку найденное. Нет, так не пойдёт, надо вытаскивать из земли весь ствол, похоже, он весь набит драгоценностями.

Андрей осмотрелся – не видать ли судов? Со стороны он сейчас выглядел странно. Русский офицер, а роется в земле, как полоумный. Надо действовать осторожнее. Он принялся работать ножом как одержимый. Куда только делась усталость, он не замечал бега времени! Ножом рыхлил слежавшуюся землю вокруг ствола, выгребал её руками. Кафтан уже весь был испачкан землёй, как и руки, но Андрей даже не обращал внимания на то, что грязен.

Он пошевелил руками пушечный ствол, и тот покачнулся. Андрей ухватился за него обеими руками и повис всем телом. Потом отдохнул, поднатужился и попробовал приподнять. И так – несколько раз. С каждым разом бронзовая пушка шевелилась всё свободнее и свободнее, и наконец он выдернул её из склона. Едва удержав в руках тяжесть, осторожно опустил ствол на землю. Потом снял кафтан, уложил на него дульную часть ствола и поднял казённую. Из ствола на кафтан со звоном посыпались монеты и ювелирные изделия.

Он ещё пару раз пристукнул пушкой о землю, потом уложил и запустил в ствол руку. Пусто! Зато на кафтане громоздилась куча тускловатых в солнечном свете золотых изделий и монет.

Андрей собрал края кафтана и приподнял. Ого! Да его находка тянет пуда на полтора! Золото – металл тяжёлый.

Он связал между собой рукава и полы кафтана. В рубашку было бы сподручней, но она не выдержит такого веса, порвётся. А без кафтана прохладно, от реки сыростью тянет. Да и осень уже, градусов пять тепла, не больше, в рубашке холодно.

Андрей перенёс импровизированный узел в лодку и, немного помедлив, столкнул ногой в воду пушечный ствол. Со дна поднялось густое облако ила, но его быстро снесло течением. Бронзы уже не было видно: либо ствол покрылся илом, либо скатился на глубину. Так-то лучше.

Андрей вымыл руки и сапоги, умылся. Ещё бы кафтан чистый – совсем хорошо было бы.

За возней он не заметил, как начало смеркаться. Вот блин! Сколько ещё до Рязани? Он уселся на скамью и начал грести: и к городу ближе будет, и согреется.

Физическая работа не мешала размышлять. Пушка бронзовая, такие сейчас тоже используются, хотя уже и чугунные в ходу. Бронзовые появились около сотни лет назад, ну, может быть, лет сто пятьдесят. Стало быть, клад заложен около века назад, плюс-минус полсотни лет. Кто мог заложить такие ценности и забыть? Нет, не забыл, скорее всего, помешали забрать – обстоятельства, смерть… И вдруг мысль пронзила, даже грести бросил: не Стенька ли Разин?

Родился знаменитый разбойник в казачьей станице на Дону в 1630 году, а в 1652 году был уже атаманом казачьим.

В 1662–1663 годах Степан командовал казачьим войском в походах против Крымского ханства. Воевал успешно, но в 1665 году царский воевода князь Ю.А. Долгоруков приказал казнить брата Степана Ивана за его желание уйти на Дон.

С этих пор Степан решил мстить. Он поднял казаков и повёл их к Волге – ограбили суда купца В. Шорина и патриарха Иоасафа. Разгромили стрельцов из Чёрного Яра под водительством воеводы С. Беклемишева, взяли Яицкий городок. При битве на Каспии у Свиного острова казаки на ушкуях разбили флот персидского шаха под командованием Мамед-хана, взяли в плен его сына и дочь. Стенька Разин с войском захватил Астрахань, Царицын, Саратов и Самару, множество мелких городков. Со всех сторон к нему стекались люди – обиженные, желающие отомстить, а по большей части – пожить вольницей, пограбить.

Войско его росло и со временем стало представлять для государства угрозу. Однако полоса везения закончилась. 4 октября 1670 года Стенька был ранен и разбит царскими войсками под Симбирском. Царские войска штурмом взяли Кагальницкий городок и пленили Разина. 6 июня 1671 года его вместе с младшим братом Фролом доставили в Москву.

Разин был подвергнут жестоким пыткам и четвертован на эшафоте на Болотной площади.

Когда Степану Тимофеевичу отрубили правую руку по локоть и левую ногу по колено, Фрол, не выдержав, закричал: «Слово и дело государево!» Он испугался – ведь его тоже приговорили к казни. Однако Степан прохрипел: «Молчи, собака!» И в этот момент палач отсёк ему голову.

Слухи о несметных богатствах, награбленных Степаном, дошли до Москвы давно. Фрола тогда оставили в живых – он должен был выдать тайники. Выдал ли он их, и если да, то все ли места указал, – на этот счёт история умалчивает. Сам Фрол был казнён там же, на Болотной площади, в 1676 году. Кстати, позже в этой же станице Зимовейской на Дону родился Емельян Пугачёв – просто какое-то бунтарское место.

По легенде, Стенька Разин прятал клады именно в трофейных пушечных стволах, зарывая их в землю, – ведь дерево и ткань могут сгнить.

Прикинув всё ему известное, Андрей пришёл к выводу, что найденный им клад и является одним из многих тайников Стеньки Разина. М-да, происхождение клада мрачноватое, много крови на том золоте. А впрочем, золото – металл злой, за ним рука об руку идут всякие злодейства – грабежи, разбой, убийства, предательства. А теперь это золото, золото мёртвых – у него в руках.

Похоже, Андрей определил происхождение клада, причём с большой долей вероятности. Теперь следовало обдумать, как с ним поступить. Рано или поздно эту «корягу», торчавшую из берегового склона, кто-нибудь всё равно обнаружил бы. Но коли этим человеком стал именно он, надо найти кладу применение. Вариантов масса. Самый простой – клад снова спрятать. Но всегда есть опасность, что кто-нибудь случайно обнаружит его. Можно сдать властям как находку. Вот только зная порядки, царящие среди чиновного люда, Андрей остерегался делать это – казнокрадство на всех уровнях великое. Клад просто не попадёт в казну, а сам он, чтобы не распускал язык, бесследно исчезнет или может быть казнён за мнимую вину.

И Андрей придумал лучший, как ему тогда казалось, выход. Он поможет Петру и вложит эти деньги – золото всё равно не его. Армия, по крайней мере в нынешнем её состоянии, ему не нравилась. Он напишет рапорт об отставке, впрочем, можно и так уйти, по-английски, не прощаясь. И организует мануфактуру, как тогда говорили, а проще – производство. Повезёт – деньги приумножит, а нет – чего жалеть? Петру в ближайшее время оружие будет надобно, войны со Швецией уже не за горами. Царю нужно будет всё – пушки, фузеи, порох, амуниция. Ведь до того дойдёт, что по распоряжению Петра колокола будут снимать с церквей и переливать на пушки, чем вызовут народное недовольство. А тут в нужный момент – вот он я, возьмите пушки или порох. Царь должен оценить. При любом раскладе всё, что он, Андрей, сделает, останется в России.

Думалось как-то так, но это были планы стратегические. А сейчас предстояло подумать о том, где ему почивать, что поесть и как согреться. Города так и не было видно, и потому, когда в сумерках он увидел на берегу деревню, причалил. Лодку привязал к дереву, стоящему поблизости, и сгрёб свой узел из кафтана. Тяжёл, чёрт!

Кое-как Андрей добрёл до изб. Сквозь маленькие оконца из выскобленного жёлчного пузыря быка пробивался неверный, скудный свет лучины или свечи.

Андрей постучал в ворота. Залаял пёс на соседнем дворе.

Скрипнула дверь, и на крыльце появилась тёмная фигура:

– Кого нелёгкая принесла?

– Переночевать пустите? Офицер я. Лошадь пала, до своего полка добираюсь.

– Ну коли так – заходи. Служивого чего же не приветить?

Андрей прошёл через незапертую калитку, поднялся по ступенькам и вошёл в дом. Хозяин прикрыл за ним дверь.

Комната едва освещалась двумя лучинами. На печке лежала детвора, с любопытством разглядывая гостя. М-да, народа много, тесно.

– Прости, служивый, место только на лавке. Есть хочешь?

– Как волк.

– Только толокно.

– Давай.

Хозяйка поставила перед Андреем на стол толокняную затируху – вроде жиденькой каши, положила кусок ржаного хлеба. Бедно живут. Зато толокна не пожалели, полную большую глиняную миску дали.

Андрей съел всё, поблагодарил. Хозяин принёс подушку и кусок домотканой ткани вместо одеяла. Всё же лучше спать в доме на лавке, чем в лодке или на голой земле. Не август месяц, по утрам довольно холодно.

Поплевав на пальцы, хозяин погасил лучину:

– Всё, спать!

В избе наступила тишина. Андрей, изрядно утомлённый прошедшим днём, уснул моментально.

Проснулся утром от тихого разговора. Пятеро детишек лежали на печи и обсуждали его:

– Сапоги, глянь, с каблуками.

– У меня такие же будут, когда вырасту.

– Не, Ванька, так и будешь ходить в лаптях.

– Тихо, мальцы! – В избу вошёл хозяин.

– Да я проснулся уже. – Андрей встал, обулся.

– Сейчас хозяйка на стол соберёт.

Уселись всей семьёй. Поели варёных яиц и хлеба с квасом. Скудно.

Поблагодарив за завтрак, Андрей спросил:

– У кого-нибудь в деревне лошадь с подводой есть?

– Как не быть, на земле живём.

– Мне бы в Рязань.

– Можно, всё равно работы нет. С полей всё убрано, в амбарах лежит. Сколько дашь?

– А что попросишь?

– Два алтына. Мне ведь полдня туда ехать, к вечеру только возвернусь.

– Согласен, запрягай.

Через полчаса они выехали со двора. Андрей сидел на задке телеги рядом с узлом. Когда въехали в какое-то село, он попросил возничего:

– Правь к базару, какой-то кафтан или кожушок купить надо, зябко.

На базаре Андрей купил кусок прочной холщовой ткани и зелёный кафтан из аглицкого сукна. В таком и тепло, и вид приличный.

Они тронулись дальше. На телеге трясло неимоверно, верхом на коне куда спокойнее. Вроде и не избалован, а матрац не помешал бы.

Далеко за полдень добрались до Рязани.

– Держи! – Андрей протянул крестьянину серебряный рубль, по деревенским меркам – целое состояние.

– Откель у меня сдача? Мы на два алтына уговаривались, – мужик огорчённо покачал головой.

– Бери всё, не надо сдачи. Ты меня ночью приютил, накормил. Детишкам одежонку, обувку купишь, жене шаль или душегрейку.

– Спасибо, служивый! – У мужика на глазах блеснули слёзы. – Знал бы, что такое дело, последнюю курицу зарезал бы.

– Зачем? Ты о детях думай, у тебя их пятеро.

– Корову на эти деньги куплю, моя сдохла о прошлом годе.

Секунду помолчав, мужик добавил:

– И детям леденцов. Давно просят, не пробовали ещё.

– Тогда бывай!

Андрей завернул кафтан с ценностями в холщовую ткань и направился на постоялый двор: хотелось сытно поесть, отдохнуть и обдумать ситуацию.

Он снял комнату, оставил там узел, сунув его подальше под топчан, чтобы в глаза не бросался, и спустился в трапезную. Заказав обед и вина, поел не спеша. А поднявшись в комнату, запер дверь и высыпал содержимое узла на стол.

Среди найденного были не только монеты, причём разных стран, судя по арабской вязи на них и по латинице; встречались и ювелирные изделия вроде колец, брошей, перстней и цепочек. Причём все драгоценности были явно ношеные, со следами потёртостей и царапинами. Видимо, разбойники отбирали их у людей, новых просто не было.

Он увязал ценности в холстину, и узел без офицерского кафтана сразу стал компактнее. Андрей вернул узел под топчан, вызвал слугу и со словами: «Держи денежку и вычисти кафтан как следует», – вручил ему полушку и испачканный землёй кафтан.

– Всё сделаю на совесть, – заверил слуга.

Кафтан форменный, а в полк следовало явиться в форме. Хотя была у него мыслишка уехать, не заезжая в полк – это крюк делать лишний в триста вёрст. Но лучше сделать крюк и подать прошение об отставке, чем стать дезертиром и висеть на крюке. Дезертиров во всех армиях и странах не жаловали, били кнутами, пытали и ссылали на каторгу. Казалось бы, страна огромная, пространства немереные, а укрыться негде. Если только подальше в Сибирь забиться, в глухую тайгу. Только и там после похода Ермака остаётся всё меньше необжитых мест.

Подать прошение недолго, но не хотелось далеко ехать. Повозка оставила у него не самые лучшие впечатления, а путь предстоял долгий, да ещё и от Воронежа добираться надо. Вот только куда? При Петре оружейные заводы начали строить в Туле, поскольку железные руды недалеко, ведь для изготовления фузей потребно качественное железо, рудное, а не болотное. А вот пушки чугунные прочными делать пока не научились. Сколько случаев в армиях всех стран было, да и на флотах тоже, когда пушки разрывались, убивая и калеча своих же бомбардиров.

Андрей натужно пытался вспомнить, где на Руси медные рудники. За границей – на Кипре, а у нас? На Урале точно есть, но с восточной стороны горной гряды. Местность там пока не обжитая толком, да и Демидов построит свои заводы попозже.

Постучал слуга, принёс кафтан, держа его за плечи. Андрей удивился: кафтан был вычищен на совесть, почти как новый.

– Молодец!

– Рад стараться! Надо будет – завсегда обращайся.

– Учту. Ты мне вот что подскажи: где в городе лошадей продают и медь?

– Лошадей на торгу, есть там угол. А медь? – Вопрос явно поставил слугу в тупик. – Не скажу барин, потому как не знаю.

Начало смеркаться, и Андрей улёгся спать.

С утра отправился на торг, обошёл лавки купеческие. Особенно интересовали его те, где торговали железными и медными изделиями. В них он дотошно выспрашивал, где купцы медь берут.

По большей части медь была шведской, и покупали её у новгородских купцов. Но двое сказали, что медь вятская, и для Андрея это стало новостью. Но теперь он хотя бы знал, куда направится после Воронежа. Другой бы, заимев такое богатство, как у него, отправился бы в столицу, купил дом и зажил бы припеваючи. Но так было скучно, да и Отечеству от этого пользы никакой. Учитывая большие грядущие перемены в стране, самому следовало применить силы. Ведь совсем скоро Пётр поставит страну на дыбы, сломает старые порядки и введёт новые, построит город на Неве.

После долгого и тщательного осмотра Андрей выбрал для себя лошадь, купил седло, сбрую и перемётную суму – не везти же узел в руках?

А следующим днём он уже выехал в Воронеж. Коня не гнал, ехал осторожно, постоялые дворы подыскивал засветло, чтобы не попасть впросак. О безопасности не забывал, оружие держал под рукой. Если по дороге в Москву он берег пакет с документами, который, положа руку на сердце, мало кого мог заинтересовать, то теперь он владел действительно материальными ценностями. Любители позариться на них нашлись бы быстро, благо, что никто не знал о грузе. Да и одет он был в военную форму, а что может быть ценного у служивого? Только неприятностей огребёшь, ежели напасть решишься. Во-первых, офицеры очень хорошо владели оружием и могли постоять за себя, а во-вторых, за нападение на государева человека полагалась смертная казнь через повешение.

Через несколько дней он был в Воронеже и уже в сумерках въехал на территорию полка. Часовые пропустили его беспрепятственно.

Андрей перенёс узел с ценностями в свою комнату и направился к полковнику – Кондратьев ещё был на службе. На столе у него горела свеча, полковник писал бумаги.

– Андрэ! Рад видеть тебя в добром здравии! Как съездилось?

– Пакет передал, ответа не было. На обратном пути из конюшни постоялого двора лошадь украли, причём не у меня одного. Полагаю – дезертиры.

– Эка беда – лошадь! Спишем!

– Я хочу подать рапорт об отставке, – заявил Андрей.

– Чего так? – удивился полковник.

– После болезни не оправлюсь никак, – слукавил Андрей.

– Вольному – воля, – развёл руками командир. – Пиши бумагу, я дам ход.

Андрей уселся сбоку стола и написал прошение. Полковник прочитал, поморщился:

– Эка у тебя ошибок!

Хм, а ведь Андрей старался. Только, видно, кое-где переборщил он с «ятями», а где-то не так написал.

– Учи язык, француз! А куда податься думаешь? К себе на родину?

– Чего я там не видел? Попробую в России мануфактуру открыть.

– Да? – удивился полковник. – Вино будешь делать?

– Как француз, так сразу вино! Сукно делать!

– Вот как? Ну что же, желаю успеха. Если дело на лад пойдёт, приезжай. Полк всё равно в оптовых закупках сукна нуждается, подсобим, – и полковник заговорщицки подмигнул.

На прощание они пожали друг другу руки. Андрей увидеться не думал, потому как производством сукна заниматься не собирался.

Утром он зашёл в свою роту попрощаться и увидел, что в казарме от силы двадцать человек.

– А где солдаты? – спросил он у капрала.

– Кто в казарме, а кто и на кладбище. Четверо в карауле, – отрапортовал капрал. – Объявить построение?

– Отставить! Я больше не капитан, прошение подал об отставке. Вот попрощаться зашёл.

– Эх, да что же это у нас полк такой невезучий? – расстроился капрал. – То убьют офицера, то от болезни умрёт, то в отставку уйдёт! Жаль!

– Свято место пусто не бывает, другого дадут.

– Эх, капитан! При тебе хотя бы в роте порядок был и солдат шпицрутенами не били.

Это было правдой – Андрей не применял в своей роте телесных наказаний. Новобранцу сначала толково объяснить надо, что от него требуется, показать, да не один раз, а уж потом спрашивать. Потому как новобранцы в основной массе своей парни деревенские, тугодумы и с грамотой не в ладах.

– Прощай, капрал! Даст Бог – свидимся ещё.

– И тебе удачи, капитан. Вы двое, – он ткнул пальцем в двух солдат, – седлать лошадь капитану.

Через полчаса, взгромоздив перемётную суму позади седла, Андрей выехал с территории полка. Как он думал, начинался новый этап в его жизни.

Глава 4. Вятский край

Личных вещей у Андрея было мало, только сменное бельё. Основной вес – ценности. Но главное – он знал цель и направление своего пути: сначала – на Москву, а потом – на восток, на Вятку.

Ехал, как был, в форме. Её никто не попросил снять, и Андрею это было на руку, его везде принимали как служивого. Хуже было другое – наступала зима. По утрам мороз сковывал грязь, замерзали лужи. Да и Андрей начал замерзать в кафтане и решил в первом же городе купить тулуп. Шуба дорогая, ехать в ней неудобно, а случись оружие в руки взять – только мешать будет.

Остановился он на постоялом дворе в Орле. Выспавшись и позавтракав, отправился на базар – чаще его называли торгом. Купил себе шапку из енота, тулуп овчинный крашеный. Постоял, раздумывая – не купить ли пистолет? Всё-таки соблазнился, взял – уж больно привлекательно тот выглядел: немецкой выделки, с запасом пуль, пыжей и пороха. Покрутив в руках и полюбовавшись, сунул его за пояс. Шпага офицерская у него была, но странно бы он выглядел – в тулупе и шапке с офицерской шпагой на ремне. И ещё: со шпагой позволено было ходить армейским офицерам или чиновникам в парадном платье. Но к армии он теперь не принадлежал, чиновником никогда не был. Пистолет же под тулупом не заметен, а чувство уверенности вселяет. И шпагу можно было теперь везти в перемётной суме, не привлекая ничьего внимания.

Уже на выходе с торга купил войлочную попону для коня, резонно решив, что впереди зима, морозы усилятся и о коне тоже надо позаботиться. Скотина бессловесная, но живая и своя.

Следующим утром он продолжил путь. Отдохнувший конь сам поддерживал хороший темп, и вскоре Андрей въехал в Москву. Исстари сложилось так, что, куда бы ты ни ехал, все дороги вели через Первопрестольную. Ещё находясь на постоялом дворе, из разговора купцов в трапезной он узнал, что царь Пётр покинул столицу и отправился с «Великим посольством» за границу. Много нового узнает Пётр, будет вводить новые порядки в стране, но «Великое посольство» едва не закончится для него потерей власти. Бояре пока только приглядывались к Петру, и поддержки с их стороны молодой царь не имел. К тому же у бояр были причины настороженно относиться к Петру: его частые застолья с иноземцами в Немецкой слободе давали пищу для разговоров.

Андрей знал, что после отъезда Петра Софья решит: настал момент, когда надо брать власть в свои руки бесповоротно. Тем более что на её стороне были стрельцы, по численности превосходившие Преображенский и Семёновский полки, преданные Петру.

Но Пётр, срочно вернувшись в Россию, жестоко подавит стрелецкий бунт и заключит Софью в монастырь, лишив власти. Стрельцы окончательно потеряют силу: Пётр их не любил ещё с младых лет.

Хотелось Андрею остаться в Москве, самолично поглядеть на события, но в период сумятицы лучше держаться от столицы подальше, можно запросто сложить голову. Тем более что путь его был не близок, а поставленная задача требовала времени и полной отдачи сил.

Проснувшись утром на постоялом дворе, он увидел, что улицы были белы от выпавшего снега. Крестьяне на подводах, приезжавшие на торг, торопились покинуть столицу. Промедлишь несколько дней – и до дома уже не добраться. Своеобразное межсезонье: на подводах уже несподручно, а для саней ещё рано, снежный покров маловат.

Купцы на судах торопились в свои гавани. Встанет на реке крепкий лёд – и вмёрзнут суда накрепко, только бросить их останется на погибель, потому как весной при ледоходе корпуса раздавит.

Андрей ехал по дороге на Нижний Новгород. Снег уже был перемешан копытами, колёсами и превратился в кашу. Но конь шёл бодро, постоянно приходилось обгонять подводы.

Несколько дней – и он в Нижнем. Здесь уже и снега было больше, и морозы давили сильнее.

На постоялом дворе задумался – в неподходящее время он едет. Скоро снегом занесёт всё, и рудники толком осмотреть не удастся, и со стройкой проблемы возникнут. Но он был упрям и привык доводить дело до конца.

Походил по торгу, послушал разговоры людей, и, как оказалось, не зря. Вятские купцы собрались в группу: так ехать безопаснее, в случае чего выручить друг друга можно. К ним и примкнул Андрей. Конечно, сам верхами он добрался бы быстрее, но торопиться ему было некуда, а дороги он не знал, полагался на попутчиков.

Выехали рано утром. Андрей держался в хвосте обоза. Летом в конце обоза ехать плохо: в воздухе висит пыль от колёс и копыт. А зимой лучше – дорога проторена. На привалах, когда они случались, барином не был, собирал хворост для костра, бегал с котлом за водой – за то получал миску похлёбки. Купцы были из небогатых, сами за ездовых на облучке сидели. Только у одного было две подводы да нанятый ездовой.

Чем дальше от Нижнего уходил обоз, тем менее наезжена была дорога. А в дне пути от Хлынова, как раньше называлась Вятка, и вовсе плохо стало. Дорога временами переметена была, заносы снежные путь преграждали. Тогда всем скопом приходилось толкать гружёные подводы. Едва успели к ночи до города добраться, вымотались все.

Купцы были в выигрышном положении: у них тут дома, семьи. Андрею же одна дорога была – на постоялый двор. Были они где-то чуть лучше, чуть богаче, иногда встречались и просто ночлежки, но надоели ему одинаково. Всё-таки человек должен иметь свой угол, своё личное пространство. В такую непогоду это ощущается особенно остро. Но ведь не ночевать ему на улице? И потому – лошадь в тёплое стойло, а сам в трапезную. С дороги да с мороза горячий сбитень в самый раз. Постояльцев мало, трапезная едва ли на треть заполнена, зато обслуживали быстро.

Андрей не спеша поел, отогрелся. На морозе, как ни одевайся, всё равно ветер пробирает. А в небольшой комнате было уютно и тепло, и он, поднявшись наверх, уснул с чувством, что путь окончен.

Но как бы не так! Медные рудники оказались далеко от города, верных полсотни вёрст к югу. И, поскольку дороги он не знал, пришлось отыскивать на торгу попутчиков из числа купцов, приехавших из тех мест.

Обоз тянулся медленно, и к нужному селу Андрей попал к исходу второго дня.

На следующий день он узнал, что рудников в окрестностях два, производительность низкая, но владельцы были и этим довольны, поскольку медь пользовалась хорошим спросом и хозяева имели прибыль. Было бы смешно строить литейное производство, не имея сырьевой базы.

Оба владельца вели себя высокомерно, даже заносчиво. Конечно, явился к ним человек неизвестный, предлагает скупать медь оптом. Но в розницу ведь изрядно дороже, какая выгода?

В общем, надежды на российскую медь развеялись у Андрея как утренний туман. Но не воевать же с ними? Однако он был расстроен. Преодолеть по зимнику тысячу вёрст, чтобы получить отказ?

Медь можно было купить зарубежную, но на шведскую надежды мало, Пётр будет воевать со шведами, впереди Северная война, и поставки прекратятся. Остаётся медь кипрская. Только и пословица к месту вдруг вспомнилась: «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Дороговато медь выйдет.

Однако Андрей задержался в селе на несколько дней, стал разговаривать с крестьянами. Им льстило, что приезжий барин снисходит до обстоятельных бесед с ними. Выяснилось, что неподалёку есть ещё рудники, буквально в десяти верстах. Даже место назвали: деревня Большой Кукмор, что на реке Нурминка. Населена она была преимущественно татарами. И Андрей направился туда.

На самом деле рудников оказалось несколько, и все маломощные. Но принадлежали они одному купцу. Рудный пласт шёл в виде тонкой, в метр толщиной полосы – где-то ближе к поверхности земли, где-то дальше от неё.

Купец согласился рудники с медеплавильным заводишком продать, однако цену заломил несусветную – восемьсот рублей серебром. Они долго торговались, и Андрею удалось сбить цену до пятисот рублей, причём торговался он с выкладками на руках. Ведь он приготовился, дал мастерам по пять копеек, чтобы те выдали ему мощность каждого рудника. В сумме они давали не больше тысячи пудов меди в год, но начинать с чего-то надо было.

Они ударили по рукам. Купец написал купчую, Андрей отсчитал деньги.

Приняв производство, он оставил прежние порядки и оплату – четыре копейки за рабочий день, зато перестроил работу медеплавильного завода. Раньше на нём рабочие выплавляли медные слитки, делали медную посуду и домашнюю утварь – вроде подсвечников. Андрей распорядился лить пушки.

Поскольку они делились по мощности и калибру, Андрей решил начать с маленьких, двухфунтовых. При Петре калибр определяли не диаметром ствола, а весом чугунного ядра. Кстати, такая же система калибров сохранилась для современных охотничьих ружей, а англичане пользовались ею даже в период Второй мировой войны для современных нарезных пушек.

Мастеровые сделали формы, отлили – загвоздка вышла в сверловке. Вчерне ствол имелся, но требовалась чистовая обработка, инструменты.

И выход нашёлся: Андрей просто переманил высоким, вдвое выше прежнего, жалованьем мастера с Пыскортского медеплавильного завода, что был при Кутгортском и Григоровском рудниках. Для изготовления деревянных станин он набрал плотников.

Несколько пушек были уже готовы, и требовалось их испытать. Андрей не поленился съездить за восемьдесят вёрст в Казань, купить пятьдесят пудов пушечного пороха и железных ядер. Пятью нанятыми подводами он перевёз всё в Кукмар. Подводы сопровождал сам, чтобы ни один бочонок не пропал и не попал под дождь.

И вот наступило время испытаний. Пушки вывезли за деревню. Андрей сам засыпал мерку пороха, забил пыж, прибил банником и закатил в ствол ядро. Мастеровые смотрели за его действиями с интересом, ведь раньше они о пушках только слышали.

Андрей взял раскалённый на костре железный запальник, напоминающий по форме кочергу, и, перекрестившись, поднёс к затравочному отверстию. У пушек стоял он один, работников благоразумно попросил отойти на тридцать шагов.

Бабахнуло здорово, аж уши заложило. Пушку окутало дымом, запахло серой от сгоревшего пороха.

Когда дым снесло ветром в сторону, Андрей бросился осматривать медный ствол. Слава богу, он был цел. Андрей снова зарядил пушку – на этот раз полуторным зарядом пороха. Ежели она выдержит, испытания можно считать успешными. Пушка выдержала, только откатилась на маленьких колёсиках станка дальше.

Андрей подозвал мастеровых:

– Ищите ядра. Кто найдёт, встаньте рядом, чтобы я видел. Каждому дам приз – копейку.

Мастеровые гурьбой бросились вниз – все хотели срубить лёгкие деньги.

Ядра нашлись не сразу: одно улетело за триста шагов, другое – за пятьсот.

– Несите ядра сюда! – крикнул Андрей.

Ядра можно было использовать многократно.

Сначала производство пушек шло медленно: мастера не имели опыта, технология была не отлажена, оснастки не хватало. Но со временем пришёл опыт, прибавились инструменты, и за два месяца удалось сделать двадцать пушек со станками – за образцы Андрей взял уже виденные им во время Азовского похода. Однако не всё в них его устраивало. Во-первых, маленькие колёса станка. Пушка после выстрела откатывалась на них, но передвигать её на местности было почти невозможно – ведь к месту боя она перевозилась на корабле или на подводе. И во-вторых, не устраивал калибр – уж больно мал. Такой калибр можно было использовать против пехоты или конницы, особенно если зарядить пушку не ядром, а мушкетными пулями или каменным дробом. Он своими глазами видел, что эффект против крепостных стен дают орудия большой мощности. Конечно, начинать надо с малого, расти постепенно и усовершенствоваться. Не зря говорит арабская пословица: «Даже самая дальняя дорога начинается с первого шага».

За месяцы, проведённые на медеплавильном заводике, Андрей приметил одного из мастеров. Молодой, лет двадцати пяти, но очень толковый: все пояснения на лету хватал и поручения его выполнял со всем тщанием. Он вызвал его для беседы.

Мастер, как и все на «литейке», был в кожаном фартуке и войлочной шапке – они предохраняли от раскалённых брызг.

– Как работается, Никифор?

– Да как и всем, тяжело и жарко.

– Может, мысли какие-то есть, как производство сделать лучше?

– Есть, только кто меня слушать будет?

– Я буду. Говори.

– Надо сразу три формы у печи готовить. И медь разливать не котелками – она остывать успевает, а от печи жёлоб сделать. Тогда с одного залива три ствола готовы будут.

– Хм, разумная мысль! Делай!

– Как? Надо мной старший мастер есть.

– С этого дня ты старшим будешь. Ты предложил – ты и делай. Получится – останешься старшим и жалованье вдвое против прежнего получать будешь. А не выйдет – назад в простые литейщики вернёшься.

– Стараться буду, лишняя копейка в семью нужна. У меня детей двое, и супружница опять тяжёлая.

– Ну а новую пушку, большего калибра, осилишь?

– А чего не осилить? Форма новая нужна, а лить всё равно что.

– До сих пор мы делали пушки малые, в два фунта. А надо четыре, пять, семь…

– Эка ты, барин, размахнулся! Сначала четырёхфунтовые попробуем. Ядра новые потребны.

– Будут. И ещё: колёса к станку большие лить надобно, в половину человеческого роста, чтобы в бою пушку с места на место перекатывать можно было.

– Это дело, сам такожды думал.

– А чего не сказал?

– А кто бы меня слушал?

Со следующего дня литьё малых пушек прекратили. Неделю они доделывали уже отлитые стволы – сверлили, мастерили станины, потом испытывали стрельбой. В амбаре, использовавшемся под склад, скопилось уже тридцать готовых пушек, и надо было заняться их поставкой в армию или на флот – для галер малый калибр в самый раз.

Но для перевозки пушек большой обоз нужен или несколько ушкуев. Большое судно по их реке не пройдёт, придётся использовать несколько малых, и Андрей ждал одного – когда очистятся реки и высохнет земля. Везти надо в Москву, в Пушечный приказ. Там принимают, испытывают стрельбой с усиленным зарядом, ставят государственные клейма. Только тогда пушка принимается в цейхгауз и за неё выплачивают из казны деньги. Учитывая неспешность чиновников – дело долгое.

А Никифор, получив полномочия, взялся за переделку цеха. Из огнеупорных кирпичей выложили желоба, увеличили мощность горнов – два прежних едва справлялись с нагрузкой.

И вот после недельного разогрева печи начали первую плавку. Формовщики волновались: ведь формы для стволов новые, таких больших раньше не делали. Сделал неправильно воздухоотводные каналы – весь ствол в брак пойдёт, поскольку в нём раковины будут, пушку разорвёт.

Но первый блин не вышел комом. Когда медь остыла, формы разбили – и вот они, блестящие стволы.

Андрей не занимался украшательством, как на иных заводах: то изображения лилий, то неведомых зверей наносили на пушку. Украшательства добавляют веса, приводят к дополнительному расходу меди, а на точность боя и дальность полёта ядра не влияют. Он исходил из постулата: оружие должно быть простым, надёжным и удобным в обращении.

Пушки большего калибра освоили быстрее – сказывался опыт. Испытали стрельбой. На обычном заряде ядро летело на пятьсот шагов, на усиленном – семьсот. Сделали даже мишень – бревенчатый щит, который с успехом был разбит прямым попаданием.

Андрей был доволен: такие пушки не стыдно предъявить в Пушечный приказ.

Чтобы не рисковать, испытали новый станок на больших колёсах. Станок прицепили к лошадям, только вместо ствола положили на лафет мешки с землёй. Нагрузка на станок есть, а если произойдёт неприятность и он перевернётся, ствол пушечный не повредится. Возили станок по пересечённой местности часа два.

– Ты ямы да ухабы не объезжай, гони не жалея, – напутствовал возничего Андрей.

К чести мастеров, следивших за ездой, станок испытания выдержал. Когда ездовой подъехал на взмыленных лошадях, мастеровые тщательно осмотрели колёса, особенно спицы, и удовлетворённо кивнули. У Андрея отлегло от сердца.

После некоторых размышлений он решил ехать в Москву с малым обозом. Взять для пробы пару малых пушек и одну большую – вдруг какая-то загвоздка? Не возвращать же весь обоз, если он велик! Поджимало время, да и деньги подходили к концу. Много ушло на покупку рудника и завода, оснастку, пороха, ядер, жалованье рабочим. А доходов пока никаких. И если казна пушки не купит, он разорится. Производство придётся останавливать, а завод и рудники продавать. Было бы обидно.

Андрей стал вызнавать через купцов, где сейчас находится Пётр. Слухи доходили разные, один другого страшнее. После бунта стрельцов царь самолично рубил головы на Болотной площади, многие бояре были сосланы из столицы. Сам же царь после «Великого посольства» задумал реформы в армии, решил открыть Навигацкую школу.

До Москвы добирались три недели. Дороги грунтовые, тряские. Пушки с лафетов сняли и уложили на телеги. Получился целый обоз из пяти подвод. Скорость передвижения невелика: двадцать – двадцать пять километров в день. К вечеру искали постоялый двор, ели и ночевали там. Одного из ездовых Андрей оставлял на ночь у подвод – стволы вполне могли своровать, медь имела хорошую цену.

В Первопрестольную прибыли в конце июня. Народу на улицах было много, но стрельцов в их заметных кафтанах не было видно вовсе, чему Андрей был очень рад – он испытывал к ним неприязнь. Молодец молодой царь, дал укорот стрелецкому племени!

Постоялый двор нашли на окраине. Так и дешевле, и с пушками как-то неуместно в центр города ехать – не война. А на следующий день Андрей один отправился в Пушечный приказ.

Располагался он на углу от Кремля, рядом с Кузнецким мостом. Тут же было литейное производство пушек. Странно: производство жаркое, дымное, шумное – и рядом с резиденцией царя. И воздух он него не очень чистый, и пожары могут быть – ведь плавильные печи работают непрерывно, на ночь их не погасишь, температура должна поддерживаться постоянно высокая, иначе плавка получится плохая.

Разумеется, что в Пушечном приказе Андрея никто не ждал. Пока он пробился к дьяку, не одному чиновнику денежку дал.

Дьячков в приказе было два – вроде министров оборонной промышленности.

Андрей отвесил лёгкий поклон, шапку снял. Что делать? Не Европа, любят в России чинопочитание.

– Заводчик из вятских краёв, Андрей. Литейной мануфактурой владею, пушки лью. Вот привёз три штуки: две малые, двухфунтовые, и одну большую, четырёхфунтовую.

Дьяк неторопливо поднял голову и лениво осмотрел Андрея:

– Мои люди пушки смотрели, стрельбой испытывали?

– Нет покамест.

– Иди к подьячему Волобуеву, передай ему – я велел испытать.

– Я пушки с обозом доставил, – уточнил Андрей.

– Экий ты прыткий! Через месяц приезжай, а то и через два.

Андрей ничего не успел вымолвить в ответ: дверь резко отворилась и, пригнувшись под притолокой, вошёл сам Пётр. За ним последовала многочисленная свита, но какая! Граф Апраксин, граф Головин, граф Толстой… В немаленькой комнате дьяка сразу стало тесно от людей.

– Ты почто пушек новых в войско мало даёшь? – Было видно, что Пётр сердит – он грозно топорщил усы.

Дьяк тут же вспотел, лицо его покраснело. Он стащил с головы шапку и отвесил царю поклон:

– Дык, ваше величество, меди да бронзы не хватает.

Свита оттеснила Андрея в сторону.

Щека у Петра задёргалась в нервном тике – неисполнительности он не терпел. Но вроде и вины дьяка не усматривалось. Ежели сырья нет, из чего пушки лить?

– Скажу, чтобы колокола с церквей снимали! – в сердцах бросил государь.

По комнате пронёсся вздох свиты. Нехорошо колокола снимать – для церкви поруха.

Пётр резко повернулся, и взгляд его упал на Андрея, скользнул в сторону. Царь сделал шаг, другой, потом резко остановился и обернулся:

– Андрэ?

– Он самый.

– А почему не в офицерском платье?

– Не взыщи, государь. Тифом заболел, еле выкарабкался. В отставку ушёл.

– Прискорбно. А тут-то, в приказе, что делаешь? Насколько я помню, ты инженер.

– Так и есть. Уйдя в отставку, рудник медный купил и мануфактуру. Пушки лью.

У царя брови поднялись в удивлении.

– Полезное дело делаешь! Посмотреть хочу, сам. Если дрянь – не обижайся, велю батогами бить.

– Так на постоялом дворе пушки…

– Почему сразу не привёз?

– И без пушек к дьяку едва пробился. Говорит – месяц или два жди.

Пётр повернулся к дьяку. Тот сделался пунцовым, глаза округлились – на расправу Пётр был скор и крут.

– Ах ты, собака! Не посмотрю, что боярин! Так-то ты волю государя исполняешь? Так за дело радеешь? К тебе человек сам пришёл, а ты?!

Пётр выхватил трость из руки одного из графов и стал ею бить дьяка. Тот молчал, только руками прикрывался.

Получив несколько ударов, дьяк взмолился:

– Сам посуди, государь: человек для приказа новый, какие пушки льёт – неведомо. Испробовать надо!

– И для этого два месяца потребны?

Пётр ударил дьяка ещё пару раз для острастки и отбросил трость.

– Завтра чтобы пушки в Преображенском были! А ты пушкарей, порох и припасы обеспечь. И чтобы сам был – проверю. День даю для испытаний!

Государь со свитой вышел.

Дьяк упал в кресло, достал платок и утёр окровавленный нос.

– Из-за тебя всё! – прогундосил он, обращаясь к Андрею.

– А поворачиваться шибче надо! – парировал тот. – Я месяц с Хлынова обоз вёл, а он испытывать два месяца собрался! – Андрей был зол на дьяка.

– Ты бы сказал прежде, что инженер, что обучен да что с государем знаком…

– А что, от этого мои пушки лучше станут?

Дьяк не ответил. Он приложил платок к распухшему носу, шмыгнул им.

– Слышал, что государь сказал? – не унимался Андрей. – Завтра с утра тебе в Преображенском быть.

– Буду.

Андрей вышел за дверь и перевёл дух. Кабы не приход царя, всё могло бы повернуться по-другому.

Сразу из приказа он прямиком отправился на постоялый двор.

– Собирайтесь, надо в Преображенское ехать, там утром испытания будут.

Обоз выехал из Москвы.

Преображенское было километрах в пятнадцати, надо успеть добраться, собрать пушки, водрузить их на лафеты и поставить на колёса.

Дорога была уже знакома Андрею. Ехали поспешая, но всё равно прибыли уже к вечеру. До ночи они успели собрать пушки на постоялом дворе и осмотреть при свете факелов все детали.

Люди устали и после ночного ужина отправились спать.

Отдохнуть удалось пять часов, в шесть утра – подъём.

Собрались быстро и, позавтракав, поехали на поле за околицей, где, по словам хозяина постоялого двора, периодически проводили стрельбы.

Вскоре прибыл обоз с припасами, а следом приехал в карете дьяк Пушечного приказа.

– Начинаем, – милостиво кивнул дьяк. – Пусть твои люди отойдут.

Заряжали пушки и стреляли бомбардиры приказа. Сначала все три орудия испытали нормальным зарядом, потом – полуторным, а в завершение – двойным.

Андрей волновался, как и его люди, но вида старался не показывать.

Испытания пушки успешно выдержали.

Малые пушки приняли беспрекословно, а у большой дьяк упёрся:

– Почему колёса большие? Нет таких в уставе.

– Они лучше, – попытался убедить его Андрей. – Пушки по полю боя передвигать легче, бомбардирам удобнее.

В это время один из бомбардиров закричал:

– Государь едет!

Все забегали – а ну как непорядок узреет?

Когда карета подъехала, успели выстроиться в шеренгу.

Пётр вышел:

– Слышу – стрельба идёт, приехал посмотреть. А это что такое? – он остановился у большой пушки.

– Ваше величество, большие колёса скоро во всех армиях появятся, и в первую очередь во Франции, – выступил вперёд Андрей.

– Объясни.

– На больших колёсах пушку легче перекатывать, ну, скажем, за наступающей пехотой идти, огнём орудий её поддерживать.

– Занятно. Лошадей сюда!

К царю тут же подвели двух лошадей в упряжке и с передком.

– Прицепите и возите. Только гнать во всю силу и буераков не избегать.

Пушку прицепили, и лошади сорвались с места.

Царь с интересом следил за возкой.

Пушка подскакивала на ухабах, и Андрей даже испугался – не перевернётся ли? К нему бочком подвинулся дьяк. Он отдувался, как будто сам возил эту пушку.

– Зачем ты её привёз? Сам осрамишься и меня на позор выставишь!

– За пушку не бойся. Её уже так возили, и ничего не отвалилось.

После нескольких кругов Пётр махнул рукой, и взмыленные лошади с ездовым подъехали.

– Отцепляй! – скомандовал дьяк.

Пётр обошёл пушку, осмотрел, попробовал подёргать за медные литые спицы колёс.

– Ну-ка, бомбардиры, подсобите!

Царь и вместе с ним трое из пушечной обслуги взялись за лафет и покатили пушку. Дьяк спохватился, подбежал и попытался помочь.

– Прочь! – отогнал его Пётр.

Вернулся царь довольный:

– Умно придумано! На самом деле перекатывать легче, случись надобность такая в бою.

Дьяк расцвёл, заулыбался, как будто пушки были его, а на Андрея.

– Можешь клейма ставить и пушки принимать, – повернулся Пётр к дьяку.

– Калькуляция есть? – спросил он у Андрея.

Смета на пушки была, и в ней всё было расписано – сколько и по какой цене меди ушло, сколько плавка стоила, сам лафет, труд рабочих, перевозка.

Пётр пробежал глазами лист бумаги:

– А маржа где?

Маржа была прибылью.

– Не написал ещё, государь! – вытянулся перед ним Андрей.

– Тут у тебя итог стоит: пятьдесят три рубли, один алтын и две копейки.

– Именно так, государь.

– Ежели по пятьдесят пять рублёв возьму, отдашь пушки?

– Отдам, Пётр Алексеевич!

– Беру! Деньги отдашь, – повернулся Пётр к дьяку и тут же продолжил с Андреем: – Сколько пушек поставить можешь?

– В цейхгаузе у меня на момент отъезда оставалось тридцать малых пушек и шесть больших. Полагаю, сейчас уже больше.

Пётр шагнул вперёд, обнял Андрея и поцеловал его:

– Ай, молодца! Вот удружил так удружил! И все такой же выделки?

– Ни одно орудие не подведёт, государь! – заверил его Андрей.

– Все вези! Угодил ты мне, как будто знал, что армии нужно. Реформировать армию буду. Нам теперь сотни, а может быть, и тысячи пушек потребны будут. Малые пушки на галеры поставим, большие – в канонирские команды, в полках.

Пётр воодушевился, глаза радостно блестели: производство пушек в Туле разворачивалось медленно, и неожиданный приезд Андрея воспринимался им как счастливая находка.

– Только вот что скажу…

Андрей весь обратился в слух.

– Пушки твои хороши, спору нет. Только ни имени мастера, ни имени владельца мануфактуры – ничего нет.

– Государь, всё отлить можно. Только на это лишняя медь пойдёт, и пушки тяжелее станут. Цена возрастёт.

– Тогда пусть мастера твои чеканом набьют твою фамилию, чтобы знал бомбардир, из чьего орудия стреляет, кому обязан.

– Это можно.

– Ну вот и договорились! Как всю партию пушек сдашь, пусть дьяк мне сообщит.

Дьяк поклонился.

Пётр со свитой уехал, и все перевели дух. Пушки государю понравились, гроза миновала.

Андрей подошёл к дьяку:

– Мыслю я, с деньгами задержки не будет?

– Завтра в приказ приходи, сегодня уже поздно.

– Договорились!

Андрей с обозом направился в Москву, на постоялый двор. Подводы были пустыми, и обоз шёл легко.

На сердце у Андрея было радостно. Первую, пусть и небольшую, партию пушек он сдал, причём пушки были хорошего качества и государю понравились.

На другой день с утра он уже был в приказе. Подписав бумаги, получил деньги – увесистый мешочек. В Москве его больше ничего не держало, и обоз отправился в обратный путь.

Едва вернувшись, Андрей тут же стал искать суда. На подводах везти долго, а если ещё учесть, что эта партия пушек большая, то и подвод нужно много. Да и когда затраты посчитал, убедился – на кораблях выгоднее. Хочешь – не хочешь, а приходилось быть экономистом, считать деньги.

Он нанял три речных ушкуя. Суда маленькие, но именно такие пройдут по их небольшой реке.

Погрузкой пушек занимались все рабочие, кто не был занят на выплавке и не стоял у печей.

Когда пушки были размещены на судах, Андрей отобрал четырёх рукастых мастеров: в Москве пушки мало было выгрузить, их ещё дособрать надо было, установив на лафеты.

Впервые за полгода Андрей отдыхал. Ушкуи плыли по реке, а он сидел на носу, обозревая берега. Даже странно было и непривычно: не надо было никуда бежать, не надо решать какие-то вопросы, которые по десять раз на дню неизбежно возникали на производстве, – сиди и наслаждайся. Чистый воздух, журчание воды под форштевнем, незатейливая, но сытная езда, покой – чего ещё нужно человеку? Настоящий отпуск.

За две недели пути он отъелся, отмяк душой и только сейчас осознал, в каком напряжении был последние полгода. Всё-таки производство – не торговля, особенно если это производство с непрерывным циклом. Голова забот полна: успеют ли рудники сырьё поставить, удастся ли плавка, как пройдёт сверловка, вовремя ли подвезут уголь? Слава богу, удалось наладить сбыт. Пушечный приказ пушки взял и будет брать впредь – ведь орудия армии потребны в больших количествах.

На этот раз задержки в Москве не было. Андрей известил дьяка о партии пушек, и день они перевозили на нанятых подводах пушки и лафеты. Умаялись все до изнеможения, поскольку медные стволы были многопудовые, да и не один десяток.

А с утра начались испытания, которые длились два дня. Принимали пушки дотошно, испытывали стрельбой усиленными зарядами и возкой за парой лошадей.

Однако Андрей волновался. Он был уверен в качестве своей работы, но ведь всё могло быть: каверна внутри отливки, которую не разглядишь, брак в сверловке. Но хоть и тщились подьячие и служивые Пушечного приказа изъяны найти, все поставленные пушки признали годными. А это немало: тридцать малых пушек и двенадцать больших. Андрей сам дождался, пока на его глазах набьют на стволы клейма об испытаниях и приёмные. С этого момента пушки были приняты и уже числились за Пушечным приказом. Хотя ходили слухи, что Пётр приказы отменит и на голландский манер введёт коллегии.

Следующим днём с утра Андрей направился в приказ – надо было подписать бумаги и получить деньги. Сейчас деньги для него были важны, как никогда: они давали возможность и дальше продолжать производство. Мастерам нужно было платить зарплату – ведь за спиной каждого семья, а также покупать расходные материалы.

Пока Андрей обошёл всех писарей, расписался в бумагах, уже настал полдень. Неспешно работала государственная машина, со скрипом. А потом уже и к дьяку прорвался:

– Здрав буди, боярин. Пушки сданы, бумаги подписаны.

– А-а, Андрей, – узнал его дьяк. – Сказали мне уже…

– Деньги получить хочу, желательно – серебром.

Дьяк скривился, как будто лимон откусил:

– Мало серебра, всё медяхи больше.

– Да что же мне, подводу для денег нанимать? Уж не обессудь, войди в положение. А к вечеру, как служба кончится, можно и отобедать.

Услышав об угощении, дьяк подобрел:

– Знать должон, в приказе три стола: городовой, засечный и денежный. Над последним я не властен, но подсобить попробую.

Пушечный приказ существовал давно, уж полторы сотни лет. Возглавлял его обычно думный боярин или Пушкарский голова. В товарищах у него, или заместителях, по-современному, были два дьяка, а уж далее, по нисходящей, – подьячие, приказные дельцы, столоначальники и прочий люд. Приказу подчинялся Пушечный двор, Гранатный двор и казённые пороховые мельницы. В 1700 году приказ упразднили, переименовав его в Артиллерийский, а с 1709 года – в Артиллерийскую канцелярию.

Возглавлял приказ цесаревич Александр Арчилович Имеретинский. Он был пленён шведами в 1700 году под Нарвой, где была потеряна большая часть пушек армии Петра.

Имеретинского сменил думный дьяк Андрей Андреевич Виниус, сын заводчика Андрея Денисовича Виниуса, основатель первого крупного железоделательного завода под Тулой.

Невероятным напряжением всех заводов в 1701 году удалось поставить в армию около трёхсот пушек разных калибров, но всё это произойдёт чуть позже.

Дьяк вышел, Андрей же остался сидеть на лавке. Он успел заскучать, прежде чем тот появился снова.

– Ох, тяжело да сложно с ними говорить, – стал набивать себе цену дьяк.

– Удалось? – приподнялся со скамьи Андрей.

– Всё же дьяк я, не подьячий. Иди, получай.

– А как насчёт того, чтобы отобедать опосля?

– На службе я, если только позже…

– Непременно подойду.

– Мне ведь государь наказывал ему сообщить, коли ты всю партию привезёшь.

– Разве я что против имею? Делай, что должно.

– Ты где остановился? Мыслю я, государь тебя призовёт.

– Постоялый двор на Яузской набережной, там над воротами три подковы.

– Знаю такой.

Андрей откланялся, но не попрощался.

Часа два заняло получение денег. Пока по бумагам посчитали причитающуюся сумму, потом пересчитали монеты. Серебром получалось удобнее, хотя кожаный мешочек получился по весу изрядным. С содроганием душевным Андрей представил себе, какую гору монет он получил бы, расплатись они с ним медяками, – впору повозку было бы нанимать. Ладно, не барин.

Он сам отнёс деньги на постоялый двор, в свою комнату. Половину номеров занимали его люди, отдыхавшие после трудов праведных.

На компанию Андрей отдал серебряную монету – хватит всем и выпить, и поесть от пуза.

– Это за труды вам, вроде как приз. Можете сегодня пить и гулять, только меру знайте.

Мастеровые обрадовались: в кои-то веки повезло в Первопрестольной оказаться, да ещё поесть-выпить.

Андрей же прихватил несколько монет, направился к Пушечному приказу, и, похоже, вовремя.

Дьяк в первую очередь спросил:

– Где чревоугодничать будем?

– Ты город знаешь, веди.

– Да ты что? Я, дьяк, пешком пойду? На возке поедем.

Они сели на возок дьяка. Видимо, такие поездки были для него не впервой, потому как дьяк ничего не сказал ездовому, тот сам дорогу знал. В Москве иноземцы уже успели подсуетиться, открыли ресторации, и не только в Немецкой слободе.

Возок трясло и раскачивало на улицах. В центре было ещё сносно, улицы мощёны деревянными плашками. А ближе к окраинам совсем беда – грязь, ухабы. Впрочем, от центра они удалились недалеко. Пушкарский приказ располагался рядом с Красной площадью, а приехали они на Варварку.

На первом этаже двухэтажного каменного здания располагалась общая трапезная, на втором – отдельные номера.

Половой у дверей, узнав высокого гостя, согнулся в поклоне:

– Как всегда, Алексей Митрофанович, в отдельный номер?

– Угадал, любезный.

Семеня впереди, половой угодливо распахнул дверь, снял кафтаны с гостей и придвинул тяжеленные дубовые стулья.

– Что изволите откушать?

– Расстегаи да щи для начала. И вина красного, италийского.

– Мигом доставлю!

Еду и в самом деле принесли быстро. Всё было горячим, исходило паром.

Половой разлил по высоким стеклянным рюмкам вино из стеклянного же штофа – после «Великого посольства» Петра стекло вошло в моду. Закупали на Западе, свои стекольные мануфактуры открывались. Иметь стеклянную посуду было шиком, поскольку стоила она дорого.

– Чего ещё изволите?

– Стерляди отварной, языков копчёных, капустки кислой да блинов с икрой белужьей. Да смотри, шельма, чтобы всё свежайшее было!

– Как можно? – изменился в лице половой. – Уважаемому гостю всё самое свежайшее!

Половой исчез.

Андрей поднял рюмку:

– Со знакомством, Алексей Митрофанович! Думаю, будем добрыми знакомцами.

Они выпили по рюмке. Вино действительно было отличное, с выраженным послевкусием, прямо букет. Потом принялись за еду – оба были голодны.

Когда немного закусили, Андрей вновь разлил вино по рюмкам:

– За пушки, за процветание приказа, за государя нашего!

При упоминании государя дьяк от усердия вспотел, мелко перекрестил рот и выпил. По ёмкости рюмки больше напоминали фужеры, и лицо дьяка раскраснелось.

– Ох, хороши расстегаи! Так вкусно их только тут делают! – От удовольствия он даже глаза закатил.

Андрей взял в руку расстегай, откусил. М-да, поварня своё дело знала. Похоже, ресторацию эту посещали люди знатные – чиновники всех мастей, богатые купцы.

Немного сбив голод, дьяк откинулся на спинку стула:

– Совет хочу дать, не побрезгуешь?

– Да ты что, боярин? За честь сочту, выслушаю со всем вниманием и почтением!

Дьяк взялся за подбородок, но отдёрнул руку. Видимо, он привык оглаживать бороду, а её и не было. Как только Пётр приехал из-за границы, он ввёл порядок: бороды брить, платье носить немецкое. Людям богатым бороды носить позволялось, но они должны были выплатить изрядную пошлину. Взамен вручался бородовой знак. Беспошлинно позволялось носить бороды крестьянам и священникам.

– Мыслю я, заводчик ты из молодых, – начал дьяк.

– Так и есть, угадал.

– Хватки деловой у тебя мало. Пушки твои мастера льют хорошие, и лафеты добрые.

– Так в чём загвоздка? – не понял Андрей.

– Рудники в тех местах слабые. Медь качественная, но её мало.

– О сём знаю.

– Эх, молодо-зелено! Пушки из бронзы лей, как это немцы делают. Олово стоит копейки. И медь сэкономишь, и бронзовые пушки медным ничем не уступают. А казне по прежней цене продашь, маржа больше получится.

Чёрт, а ведь верно говорит дьяк! И не столько маржа интересовала Андрея, сколько то, что из меньшего количества меди можно сделать больше пушек, причём, что самое важное, без потери качества. Как же он раньше-то сам не допёр? А ведь с бронзой он сталкивался не раз – подсвечники, посуда. Но чтобы пушки из неё лить? Молодец, дьяк!

Он снова разлил вино по рюмкам:

– За совет спасибо! Ценный, приму во внимание. Давай за него и выпьем!

Только они чокнулись и выпили, а половой на подносе уже кушанья несёт:

– Прошу откушать!

Они отдали должное копчёной стерлядке да языку, и Андрей в очередной раз разлил вино:

– На добро добром отвечу. Только всё, что услышишь, – никому!

– Знамо дело! – Дьяк перекрестился в подтверждение своих слов.

– Жить Пушечному приказу недолго.

От удивления дьяк выпучил глаза:

– Как? Государю пушки потребны, зелье?!

– Дослушай… О следующем годе Пушкарский голова Имеретинский пост оставит, да не по своей воле.

Дьяк весь превратился в слух, даже жевать перестал, так и остался сидеть с набитым ртом.

А Андрей продолжил:

– Ты, боярин, Виниуса знаешь ли?

– Какого? – Боярин быстро-быстро дожевал.

– Молодого, Андрея Андреевича.

– Видел несколько раз. Вот с батюшкой его, Андреем Денисовичем, знаком хорошо.

– Вот молодой и станет во главе Артиллерийского приказа – переименуют Пушечный-то.

– Да ну!

Новость произвела на дьяка впечатление разорвавшейся бомбы. Он закрыл глаза, задумался.

– Верно ли сие?

– Сам через год увидишь, мои слова вспомнишь. Пока никто о сём не знает, а у тебя карт-бланш, как козырь в рукаве.

– Понял-понял! – чуть не подпрыгнул на месте дьяк. – Надо срочно со старшим Виниусом дружбу заводить.

– Это уж как знаешь. Я сказал, а ты услышал.

– Дорого слова твои стоят.

Дьяк взялся за рюмку, покрутил, да и выпил. Андрей наполнил её снова.

– А про меня не слыхал ничего? – вкрадчиво спросил дьяк.

Андрей развёл руками:

– Разговор случайно в окружении Петра слышал. Вот про что слышал, про то и говорю, – соврал он.

И ведь сущую правду дьяку сказал! Только не разговор чужой он слышал, а из истории доподлинно знал.

У дьяка от услышанного пропал аппетит. Он снова опростал рюмку, не чокнувшись с Андреем и не произнеся тост. В другое время такое поведение показалось бы Андрею обидным – но не сейчас. Похоже, дьяк был огорошен известием и никак не мог прийти в себя. И лёгкий хмель выветрился – дьяк выглядел абсолютно трезвым.

– Это же надо, как всё поворачивается, – словно про себя произнёс дьяк.

– Что, Алексей Митрофанович? – не понял Андрей.

– Разве я сказал что-нибудь? Да это я так, мысли вслух. Ох, не зря мы с тобой сегодня встретились, новость важная!

– Давай уж откушаем, стол ломится…

– Допрежь выпьем.

Андрей наполнил рюмки. Он ниже дьяка по всем позициям – по чину, званию, положению, поэтому разливать вино должен. И рюмка гостя пустой стоять не должна.

На этот раз дьяк сказал коротенький тост:

– За нас! Круговерть, я чую, поднимается. За то, чтобы уцелели да знакомство наше продолжилось!

Они чокнулись, выпили, и дьяк набросился на закуски-заедки. Он повеселел, похоже – нашёл выход.

– Ты, Андрей, позволь мне тебя так называть, на русский манер, уезжать не торопись, обожди маленько. Пётр тебя к себе призовёт – любит он мануфактурщиков, особливо кто с пониманием. А ты ему потрафил, цену на пушки не задрал. Очень ему это по сердцу! Никак чином тебя пожалует. Ты дворянин ли?

– Не сподобился.

– Расти будешь, точно говорю. И про меня потом не забудь.

– Не забуду.

– На слове ловлю!

Андрей усмехнулся. К высоким чинам и званиям он не рвался, хотя в чинах был свой плюс – они позволяли войти почти в любые двери. Сейчас он кто? Владелец мануфактуры, положение – чуть выше зажиточного купца. Правда, Пётр уважал тех, кто занимался любым производством, будь это пушки или ткани, стекло или мачты для кораблей, пеньковые канаты или пуговицы для солдатских мундиров.

Боярин сытно рыгнул:

– Пора и честь знать. За угощение и важную новость – спасибо. – Дьяк помедлил.

Андрей намёк – если это был он – понял. В кармане у него лежали приготовленные золотые монеты, не чета серебру, а уж медью давать подношение и вовсе смешно. Он достал золото и демонстративно надкусил одну монету, а потом всё ссыпал в карман дьяку. Тот кивнул благосклонно:

– Надо будет чего – сразу ко мне. Чем смогу, подсоблю. А ты вроде парень ничего, с соображением. Мыслю я – знакомство обоюдополезное будет. – Дьяк кивнул на прощание и вышел.

Андрей потёр руки – дело сладилось.

Через пару минут в дверь постучал половой:

– Ещё чего-нибудь изволите?

– Счёт.

Андрей рассчитался, оставив чаевые. Трактир этот ещё может пригодиться для деловых переговоров – как и сам половой. А у прислуги память крепкая, особливо когда им в карман денежка упала.

Андрей не спеша дошёл до своего постоялого двора. Мысль мелькнула – надо в Москве свой дом купить, да со двором. Когда обоз с пушками прибудет, есть где разместить. И обязательно возок приобрести – как у дьяка. Пешком, как простой люд, не след ходить – это вопрос традиций. Боярин вон хоть десять метров идти, а всё равно на возке, чтобы все видели – благородного звания человек едет. Андрей же, хоть и не дворянского звания, этикет быстро понял. И деньги в оборот пускать надо, новые рудники в Вятском крае прикупить – либо на новом месте организовать. Время у него есть, обдумать можно, поскольку крепкий тыл имеется в виде мануфактуры. Эх, надо было с дьяком насчёт нового производства поговорить! Он бы посоветовал, что сейчас потребно. Ну да это ещё успеется, не завтра уезжать.

В хорошем расположении духа он заявился на постоялый двор.

Работники его сидели в трапезной и встретили Андрея восторженными криками. Стол был уставлен посудой с объедками. Мастера были выпивши, но откровенно пьяных он не увидел.

– Посиди с нами, хозяин, уважь!

Ну что же, уважить можно, это их трудами и старанием пушки получились добротными.

Андрей заказал ещё кушаний – кур жареных и вина, а когда принесли заказ, поднял кружку и сказал краткий тост:

– За наши пушки, чтобы не подвели. За ваши руки, чтобы из нужного места росли!

Он выпил вино до дна, немного закусил и дал старшему серебряную монету:

– Рассчитайся.

И направился к себе в комнату. Он хотел полежать, обдумать, да и заснул.

Утром раздался стук в дверь. Она отворилась, и в щель просунул голову половой:

– К тебе, господин хороший, посыльный. В форме, тебя требует.

– Я сейчас!

Но голова полового исчезла, а на пороге возник бравый офицер. По форме Андрей не смог понять ни чина его, ни полка, в котором он служит.

– Ты Андрэ Куртени будешь?

– Я.

– Пополудни сего царь Пётр Алексеевич тебя у себя видеть хочет.

Сказав это, он повернулся и вышел.

Чего-то подобного Андрей ожидал. Плохо, что после вчерашнего застолья он дверь не запер. А в комнате – серебряные деньги за пушки. Непростительно – за такие суммы голову запросто свернуть могут.

Андрей оделся, привёл себя в порядок. Парадного мундира не было – опять промах, ещё одна заметка на память. Он распорядился старшему поставить у дверей пару мастеровых из своих, мануфактурных и вышел.

Глава 5. Важные покупки

Андрей шёл не спеша. На улицах было грязно, и ему не хотелось выпачкать сапоги и пропылить одежду – всё-таки к царю идёт на приём. Об одном он сейчас жалел – платье не парадное. В этом платье он плыл на корабле, участвовал в сдаче пушек Пушечному приказу. Камзол, как он его ни чистил, был просто потёртым.

Он вывернул из-за угла к Красной площади и остолбенел: из-за кремлёвских стен поднимался густой дым, суматошно бегали и кричали люди. Никак пожар? Да как же это? В Кремле охраны полно, монастырей с монахами и послушниками – как же они не углядели?

Он побежал к Спасской башне. Выбежавший из ворот служивый в порванном на плече мундире крикнул:

– Ты куда, господин хороший? Там пожар! Не ходи, спасайся!

Андрей прошёл башню. Языки пламени вздымались над деревянными постройками, валил чёрный дым. Тяжело ухнул и замолк колокол на звоннице Ивана Великого. Какой может быть приём? Сейчас все службы должны тушить пламя. Хотя… Постройки деревянные, сухие, горят, как порох. Имущество бы кое-какое спасти да людей. Жаль!

Андрей взглянул на Теремной дворец – неужели он видит такую красоту в последний раз? Повернувшись, он вышел из Кремля.

19 июня 1701 года в 11-м часу дня загорелись кельи Новоспасского подворья, огонь разошёлся по всему Кремлю. Выгорел весь царёв двор, сгорели святые церкви, дом патриарха, государевы приказы и казна. В огне и дыму погибло много монахов и мирских людей. Мало того, огонь распространился за пределы кремлёвских стен, выгорела половина Белого города – горели даже плоты на Москве-реке. Урон был понесён большой.

По прошествии времени, уже в 1704 году, царь Пётр издал указ о строительстве каменных домов в Кремле и Китай-городе. А с 1705 года стали заменять деревянные мостовые на каменные.

Андрей шёл от центра на постоялый двор, а навстречу ему бежали горожане – кто с деревянной бадьёй в руках, кто с багром. Москва не раз сильно горела, и сейчас жители всерьёз опасались, что огонь перебросится на город.

Андрей же справедливо полагал, что царю в ближайшее время будет не до него. А помня о страшных московских пожарах, решил срочно отплывать из Первопрестольной – надо спасать своих мастеровых.

Последние метры перед постоялым двором он уже бежал. Однако, ворвавшись в трапезную, увидел, что народ сидит спокойно, в том числе и его мастера.

Хозяин постоялого двора сразу обратил внимание на взволнованного Андрея – всё же не каждый день у него останавливаются мануфактурщики.

– Кто обидел тебя?

– Пожар в Кремле! – выдохнул Андрей.

– Тьфу ты, Господи, напугал! Это далеко, – успокоился хозяин.

Андрей распорядился собираться и отплывать.

Пока его люди собирали скромные пожитки, он рассчитался с хозяином, распорядился уложить варёные яйца, хлеб и жареных кур в корзины. Он не планировал ретироваться из города так быстро, иначе бы озаботился о запасах провизии. Правда, немного пшена и гречки на судне было. «До Коломны хватит, – успокоил он сам себя, – а там прикупим».

Бедному собраться – только подпоясаться. Уже через десять минут все были готовы.

Мешочек с серебром Андрей нёс сам.

Гурьбой они добрались до причала, где стоял нанятый ушкуй. На причале толпились люди. Отсюда хорошо был виден дым над городом, а иногда и языки пламени. Люд гадал, где горит.

Команда Андрея уселась на судно, и сразу отчалили. Хорошо, что они были ниже по течению от того места, где стоял Кремль.

Под парусами да по течению шли быстро, но ещё километров десять-пятнадцать им были видны клубы дыма.

– Ох, беда! – вздыхали мастеровые.

Хуже пожара была только эпидемия чумы.

О том, что не встретился с царём, Андрей не жалел. Медаль на грудь он ему не повесит – нет ещё медалей, ордена Пётр позже утвердит. Военный чин тоже не присвоит – не служивый ноне человек Андрей. К присвоению чинов же Пётр подходил тщательно. Сам царь стал капитаном в 1700 году, после взятия Азова, в этом же году – унтер-офицером гвардии. И в дальнейшем он не перешагнул ни одного звания.

Воинскую службу царь знал, понимал и любил. Позже, в 1714 году, Пётр издал указ, в котором дворянам повелел начинать службу с простых солдат в полку, куда они приписаны были. Пробиться в офицеры можно было и простолюдину – за воинское умение и храбрость в бою. С помощью службы можно было получить и дворянское звание, но требовалось отслужить не менее семи лет на военной службе или десять лет на гражданской. Царь ликвидировал местничество, когда продвигали по службе и повышали в чинах за происхождение, а взамен потомственного дворянства ввёл личное. Потомственный дворянин, не отслужив положенного срока, назывался недорослем и лишался вотчин.

В 1700 году из армии в двести тысяч четверть составляли дворяне. Офицерам запрещалось брать солдат в услужение – кроме одного денщика. Нельзя было жестоко обращаться с солдатами. «Офицеры солдатам должны быть, яко отцы детям», – наставлял Пётр.

Единственное, что царь мог сделать для Андрея, не нарушив своих законов, – так это дать земли. Но в земле Андрей не нуждался. Её надо обрабатывать, платить налоги в казну, а у него забот с рудниками и заводом хватает.

По течению ушкуй шёл ходко, а когда с Волги повернули в Каму, а затем и в Вятку, всё время пришлось идти против течения, да ещё и ветер стих, как назло. Вёслами пришлось поработать вдоволь.

Уже когда Андрей сходил на причал у своего заводика, он обратил внимание, как один из мастеров подбрасывает на ладони нечто блестящее.

– Дай посмотрю, – протянул он руку.

– Бери, не жалко, в кости выиграл, – и протянул оловянную пуговицу с солдатского мундира. Наверное, это подсказка, указующий перст судьбы.

– За сколько отдашь?

– Да ты что, барин? Бери за так.

– Ну уж нет! – И Андрей отдал мастеровому копейку.

Остальные мастеровые ахнули. За оловянную солдатскую пуговицу – и копейку! Андрей же решил лить пуговицы из меди или бронзы, но не целиком, а пустотелыми. Так и расход меди будет невелик, и вес меньше, чем у оловянной, да и сами пуговицы будут прочнее. Ведь олово со временем хрупким становится, крошиться начинает.

На следующий день после прибытия Андрей собрал мастеров и устроил нечто вроде совета.

– Есть задумка – пушки лить не из чистой меди, а из бронзы. Олова потребно немного будет, прочность не потеряется, а медь сэкономим.

– Олова десятину, не больше, добавлять можно, – заявил один из мастеров. – Токмо где олово взять? У нас его отродясь не бывало.

– Олово найду. Теперь спрошу: все ли видели пуговицу солдатскую? Кто не видел – смотрите, – Андрей выложил на стол пуговицу.

Мастеровые захихикали:

– Барин, да кто же пуговицу не видал?

– Она из олова. А нам надо лить их из меди, да пустотелые. Тогда и вес меньше будет, и медь сэкономим.

Мастера отводили глаза. Отлить пуговицу целиком – премудрость невелика, а полую внутри? Никто допрежь этого не делал.

– Я попробую. Как образец пуговицу взять можно? – подал голос Никифор.

– Бери. И ещё: кто-нибудь чугун лил?

– А что надоть? – Это уже Мелентий, самый старый из мастеров, работавший с самого основания.

– Ядро, да не простое.

– Печи другие надобны, формы для отливки, ну и сам чугун.

– Ладно. Все свободны, а ты, Мелентий, останься.

Когда все вышли, Андрей, до этого меривший шагами комнату, остановился перед старым мастером:

– Чугунную мануфактуру сделать хочу. Мастер нужен. Сможешь?

– У нас не выйдет – сырья нет. Да и подзабыл я, как с чугуном работать, ты уж прости старика.

– Не за что. Ступай!

А задумал Андрей делать книппеля. Название мудрёное, заморское, а штука простая. Берутся два ядра, скрепляются железной цепью и закладываются в пушку. После выстрела они летят, крутясь, рядом. И мало того, что завывают, пугая врага и подавляя его моральный дух, так и разрушения наносят более сильные. Особенно на флоте, где при попадании книппеля в мачту сносит её, рвёт в клочья паруса, такелаж. А уж при стрельбе по пехоте жертв бывает больше, поскольку артикул воинский предписывал ходить на противника развёрнутым строем, причём не только в русской армии. Построение было плотное, и ежели книппель попал, то потери бывали чувствительными.

Не откладывая в долгий ящик, Андрей договорился с крестьянином и нанял его с лошадью и подводой. За десять дней он объехал все окрестные деревни, «прихватив» при этом даже два соседних уезда. Но нашёл-таки, что искал, – упорство всегда вознаграждается победой, лишь бы цель была благая.

Недалеко от Фаленок был рудник, давно заброшенный, где раньше добывали железную руду. Он обстоятельно поговорил с людьми, которые работали на руднике. Тощеваты руды были, выход железа маленький, и по себестоимости получалось не дешевле шведской стали. Но, учитывая политическую ситуацию и близость рудника, овчинка стоила выделки.

И Андрей решился на покупку. Мало того, людей надо нанять, мастера найти – лучше из местных. А после закрытия рудника времени прошло много. Кто умер, другие уехали в поисках лучшей доли, некоторые просто спились.

Месяц он занимался новым приобретением, дожидался новой плавки чугуна.

– Чего лить будем, барин? – спросил Аникий.

– В первую очередь – полнотелые ядра. Вот размеры.

Андрей знал, что Пётр строго спрашивал за размеры ядер. Зачастую пушки, вылитые на разных заводах, имели калибр приблизительный, и к таким пушкам подходили только свои ядра. Пётр же стоял за единые, жёсткие размеры, и мануфактурщики хитрить стали – поверх чугунного ядра делали тонкую свинцовую «рубашку». Свинец – металл пластичный, можно обстучать молотком и подогнать под калибр.

Как это часто получается, первый блин вышел комом. Когда Андрей стал замерять едва остывшие после плавки ядра, он забраковал все. Для литья шаровидная форма изделия самая сложная, учитывая, что единой формы для отливки нет. К тому же у литейщиков должного опыта не было.

Когда из второй плавки удалось получить два ядра правильной формы и размеров, Андрей сказал:

– Вот образцы. Делайте точно такие. И платить я вами буду не за брак, а за качественные ядра. У меня самого Пушечный приказ плохие не примет.

Сначала приходилось переплавлять вновь отлитые партии, но потом мастера наловчились, и процент брака стал падать. Гора ядер рядом с цехом, где установили навес от дождя, росла.

Когда Андрей решил, что мастера приобрели достаточный опыт, отлили первые несколько книппелей. Испытывали их стрельбой из пушек.

Стрельбы проводили нечасто, поэтому поглазеть собрались многие, кто не стоял у печи. В качестве мишеней взяли столбы, отсчитав от них дистанцию в двести метров.

Первый выстрел: грохот, дым и звук непонятный от летящего книппеля – вой, визг, какое-то шипение…

Пробные испытания разочаровали Андрея и любопытствующих. Из десяти выстрелов цели достигли только два, да и результат был не очень хорош. При попадании в такелаж корабля книппель, может быть, и сгодится, но дистанция должна быть меньшей, а по пехоте эффективность низкая.

Андрей разочаровался и даже решил забросить затею. Однако, остыв, решил не торопиться. Были в европейских армиях так называемые цепные ядра – это когда сковывались два ядра длинной, от метра до трёх, железной цепью. Делать их было проще, чем книппеля.

И снова испытания стрельбой из пушек, и в этот раз любопытствующих было значительно меньше.

К удивлению присутствующих, цепные ядра показали себя неплохо, при удачном попадании и ядра и цепь крушили столбы в щепы. Такие при попадании в плотную цепь солдат будут подобны мясорубке. Но с одной оговоркой, причём существенной, – дальность стрельбы не должна превышать полторы сотни метров. Фактически применяться цепные ядра могли при наступлении неприятеля, когда до него рукой подать.

Андрей распорядился сделать цепных ядер полсотни – для пробы и показа царю. Может, Петру Алексеевичу сия затея не понравится?

Чугунолитейный завод надо было загрузить работой, печи не должны остывать. И Андрей решил на мануфактуре лить чугунные решётки – он своими глазами видел в Санкт-Петербурге ажурное, красивое литьё, украшающее ограды Летнего сада, дворцов. Правда, сейчас Питера ещё не существовало, но это время было уже близко. Меж тем ограды могли приобрести дворяне и купцы, просто значительные люди в городах – в том же Нижнем Новгороде, Москве, Владимире. Эскизы Андрей рисовал сам – листья амаранта, завитки – и складывал их в цельную картину.

Через неделю мучений и творческих поисков получилась приемлемая картина. Если отлить значительное количество, будет великолепная ограда.

На Руси богатые люди изначально заборы ставили каменные, высокие, чтобы чужие во двор не заглядывали. Но побывав в Европе, стали перенимать порядки. Если дом или усадьба работы известного архитектора, то не грех показать всем – завидуйте, дескать, хватило денег на эдакую красоту. И начали в крупных городах расти дворцы, ограды вокруг них ставили кованые или литые, одна другой затейливей и лучше.

Вот на таких заказчиков и покупателей рассчитывал Андрей. Не беда, если сначала всё литьё в брак пойдёт. Русские мастеровые опыт быстро набирают, а то и дальше своих учителей идут. Помнил Андрей в Питере даже литые лестницы во дворцах именитых князей. На века работа, триста лет назад сделано, а туристы со всех стран восхищаются.

Не хотелось ему ограничиваться одними пушками и ядрами, всё-таки это изделия для войны, для убийства. Царю Петру сейчас необходимо выход к морю пробить, потому с агрессивными соседями воевать придётся, причём двоякую цель преследуя. И к морю выход – не только для торговли и военного флота, но и для создания положения себе. После Великой Смуты европейские монархи Россию ни во что не ставили: армия слаба, полководцы – без опыта войн и побед. А ведь уважение среди сильных держав только силой и завоёвывается. Тогда не только уважать, но и бояться будут, всё с оглядкой на Россию делать. И Пётр, несмотря на свою молодость, это понимал. И в дальнейшем великолепный город своего имени в устье Невы поставит. И опять же ему, Андрею, от всего этого выгода. К тому времени, он надеялся, мастера его больших высот в литейном деле достигнут.

Литьё решёток и в самом деле сначала шло плохо, получались и раковины, и облой. Но приловчились и через месяц выдали первые достойные экземпляры.

Однако чугун тяжёл и хрупок, ударов боится. Да и ушкуй перегружать нельзя, и потому с первой партией Андрей отправился в Москву. Надо было товар продать, чтобы платить жалованье литейщикам, да и рынок попутно прощупать – будет ли сбыт.

И ещё одну мыслишку он лелеял: дом в Москве купить. Пусть и на окраине, но недалеко от реки, и чтобы обязательно каменный. Большинство домов в столице пока были деревянными, топились печами, и пожары случались с пугающей регулярностью. Ещё в прошлый свой приезд в Москву он остро почувствовал необходимость обзавестись в столице своим жильём. За постоялый двор платить надо, а вместе с Андреем приезжало много народу. К тому же и по делам пешком ходить приходилось. Ноги не казённые, а главное – на Руси всегда по одёжке встречали. И коли пришёл мануфактурщик пешком, стало быть, беден и мануфактура его более чем скромная. Такой пусть и в очереди посидит, и отношение к нему соответствующим будет.

А будет дом – можно повозку с лошадью приобрести, ездового нанять. И ещё: в доме можно хранить одежду на все случаи жизни. Для приёмов в приказе – понаряднее, а уже для царского визита – и вовсе парадную. А то ведь к царю шёл в повседневной одежде. Приглашения он не ожидал, а времени купить не было. В общем, как ни раскидывай умом, а дом нужен. Плохо только, что все приобретения требовали больших затрат. Андрей уже планировал приобрести лавку на торгу, где приказчики будут торговать его товарами. Хорошая торговля будет, когда товар постоянно на виду и его можно пощупать, посмотреть, прицениться.

С собой Андрей взял двух человек из чугунолитейщиков. Один, Севастьян, был подмастерьем, но разбитным, за словом в карман не лез, да всё с шутками-прибаутками. Такому самое место в лавке торговать, тем более он знает, как изделия льются, и может покупателю совет дельный дать.

По приезде они остановились на знакомом уже постоялом дворе и решётки чугунные перевезли с амбалами на нанятых подводах.

С утра Андрей нанял возчика, мастеровые уложили на подводу одну решётку как образец, и Андрей отправился в центр города.

– Ты, любезный, провези меня мимо богатых домов, каменных. У них и останови.

Андрей решил не ждать покупателей, а искать их самому. На торг ведь богатые и знатные люди обычно не ходят, для покупок есть ключники, кухарки и прочий люд. А им всё равно, нужна ли боярину или богатому купцу хорошая ограда – указаний-то не было.

Время для посещений было подходящее. Русские люди, будь они хоть простые, хоть именитого звания, все вставали рано. Шли в близлежащую или домовую церковь, завтракали, занимались домашними делами, а только потом шли на службу – незадолго до полудня. И то люди служивые, так было заведено предками. С приходом к власти Петра порядки стали насаждаться европейские, и на службу приходили раньше.

В первый дом Андрея не пустили – имя его никому ничего не говорило. Вот будь он дворянином, двери распахнули бы: равный должен говорить с равным. Мануфактурщиков развелось много, со всеми говорить не по чину.

Во втором доме боярин был в отъезде, и дворовой мужик посоветовал ему заехать через несколько дней.

Зато в третьем повезло, хотя Андрей и останавливаться у него не думал. Но из дома вышел дородный мужчина, судя по одежде – купец из зажиточных. Поперёк живота – золотая цепь от часов. Часы тогда только-только появились, все были заморскими, стоили бешеных денег, по своему размеру карманные были очень велики, а наручных ещё не было.

И едва Андрей на повозке стал проезжать мимо, купец сам крикнул ему:

– Стой!

Возчик остановил лошадь.

Купец подошёл быстрым шагом:

– Чегой-то тут у тебя?

– Фрагмент от ограды.

– Не понял?

– Ну, кусок такой, часть. Ограда составляется из множества частей, фрагментов.

– Знаю, видел в аглицких садах. Стянул где-нито?

– Побойся Бога! Мануфактурщик я, чугунолитейное дело имею, мастера мои льют.

Купец обошёл телегу, пощупал чугун – только что на зуб не попробовал.

– А длина какая? Вроде аршин?

– Угадал.

– Ещё бы, глаз намётанный, тканями торгую. А что хочешь?

– Одним куском не продаю – зачем он тебе?

– Да я и не возьму. Прикидываю, сколько мне надо на весь забор.

– Нравится?

– Не хуже, чем у них. Только за морем всё дворяне этим балуются, да полагаю, чем мы-то хуже?

– Тогда кусок – десять рублей.

Цену Андрей назвал немалую, однако купец не ответил ничего, а закатил глаза и стал шевелить губами.

– Сколько у тебя есть?

– Сейчас два десятка. А закажешь, да если ещё и задаток дашь, потребное количество привезу.

– Мне бы ещё крыльцо чугунное, с перилами да колоннами и непременно с навесом.

Купец явно где-то видел такое, но в Москве Андрей с художественным литьём не сталкивался.

– Да ты, мил-человек, пройди в дом, там и обсудим. Прошка, возьми людей, снеси железяку во двор. Да осторожно, не отколи кусок.

Купец прошёл в гостиную, за ним Андрей. Интересно, зачем купцу литьё? Дом у него хоть и каменный, да невелик, и земли мало. Обычно ограду ставят перед домом, по красной линии, затем – зелёный дворик с дорожками, деревьями, иногда с бассейном.

Но купец сам ответил на незаданный вопрос:

– Землицу я прикупил на набережной Яузы, дом большой хочу построить.

Наклонившись к Андрею, он шёпотом произнёс:

– Дворец! Архитектора италийского я нашёл. Пусть будет, как у них. Вот оградка-то в самый раз будет. Я уж думал в дальних странах заказывать. Да знамо дело, за морем телушка – полушка, да рубль перевоз. А завтра подъехать можешь?

– Так ты же не берёшь?

– Э, я твой кусок иноземному архитектору покажу. Коли одобрит работу – сделаю большой заказ. А за то, что во двор занесли, заплачу.

Откуда-то из-под одежды купец выудил кожаный мешочек, отсчитал деньги. Медяками, но всё же… Андрею всё равно за постоялый двор рассчитываться надо.

– Меня Савелием Игнатьевичем звать, – представился купец.

– Андрей Михайлович.

– Тогда завтра жду, к полудню.

– Буду.

Мужчины раскланялись.

Встреча эта была для Андрея случайной, но она сулила выгодный заказ. В своё время он долго размышлял, правильно ли сделал, вложив деньги в производство. Ведь мог купить дом в Москве, нанять прислугу и жил бы себе припеваючи.

Конечно, богатые люди на Руси были, но полезными для Петра стали только избранные. Пётр приближал к себе людей, для Отечества полезных. И, поставляя в Пушечный приказ пушки, ядра, Андрей оказался замеченным. Целью его было не стать одним из придворных, а войти в ближний круг Петра, в чём-то изменить ход истории, помочь царю в движении страны вперёд. Да, Пётр порой был жёстким и даже жестоким, и немало людей погибло в период его правления, воплощая его идеи в жизнь. Но и страна быстро изменилась, вырвалась вперёд, встала в один ряд с могучими и промышленными государствами. Русь стали уважать и бояться.

Путь Андрея к Петру был кружным, долгим, но, как сам Андрей считал, он был верным.

Андрей распорядился возчику ехать от центра.

– Не знаешь ли, любезный, где продаются дома каменные?

– Откуда? У меня денег нет покупать хоромы. Ты бы у купцов на торгу поспрашивал. Эти бестии все друг про друга знают, глядишь, и подскажут.

– Тогда езжай к торгу, который ближе.

Однако удача от Андрея сегодня отвернулась. Купцы либо не знали ничего, либо каменные дома не продавались.

Расстроенный, Андрей вернулся на постоялый двор, заказал ужин. Его люди, как сказал хозяин, уже поели.

– Почто гость дорогой голову повесил? – Хозяин был сама учтивость.

– Дом каменный хочу купить, и обязательно на набережной, да не получается. На торгу купцов спрашивал – не помогли.

– Ай-яй-яй! Нехорошо! Попробую тебе помочь, но ничего не обещаю.

Андрей поел и отправился спать – устал он сегодня.

Выспался от души, позавтракал. Вчерашний возчик уже ожидал его у ворот. Сегодня предстояла встреча с Савелием Игнатьевичем, и Андрей волновался. Купцу товар понравился, иначе он бы его не взял, но вот что решит итальянец?

Лакей впустил его в дом, едва он представился, и проводил в гостиную.

За столом, на котором лежали бумаги, сидели сам купец и зрелого возраста брюнет.

Купец встал, раскинул руки, радушно встречая гостя:

– Добрый день! Рад видеть! Винченцо, познакомься, это мануфактурщик. Ты видел часть решётки из чугуна? Так это его мастера льют!

– Здравствуй, Андрей, – по-русски, но с заметным акцентом поздоровался итальянец. – Видел я фрагмент твоей ограды. Не скрою, не ожидал увидеть здесь такую красоту. Чугун – металл капризный для художественного литья, и не каждый мастер способен создать такую красоту. Bellisimo!

– Стало быть, угодил? – спросил Андрей.

– Да!

Купец потёр руки от удовольствия:

– Беру всё, что есть. Нам надо… – Савелий Игнатьевич посмотрел на итальянца.

– Пятьдесят аршин, если спереди фасада ставить, – произнёс тот.

– Вот! Пятьдесят аршин длиной и крыльцо.

– А какое оно должно быть? Как выглядеть – высота, ширина, другие размеры?

Итальянец развернул бумаги, и перед взором Андрея предстали чертежи дома. Судя по внушительным размерам, красоте наружных деталей в виде эркеров, атлантов, держащих балкончики, это был и не дом вовсе, а настоящий дворец. Таких или подобных такому в то время в столице можно было по пальцам пересчитать. Ого, купчина богат! Нанять архитектора-итальянца, привезти пиленый камень да все украшения – это очень дорого стоит. Надо полагать, и внутренняя отделка, и мебель должны соответствовать. А с виду и не скажешь, средней руки купчина.

– Вот парадный вход, – итальянец ткнул пальцем в чертёж. Вид у него был самодовольный, взгляд снисходительный. Он и не думал, что Андрей сможет разобраться в рисунке.

– Деталировка самого крыльца есть?

Итальянец удивился. Он искренне полагал, что русский и слов-то таких не знает. Но нашёл на другом листе чертёж крыльца, развернул.

Андрей присмотрелся:

– Савелий Игнатьевич, можно лучше сделать. Навес удлинить, пусть возок с седоками под него заезжает. Вдруг непогода, а ваши домочадцы из возка сухими к дверям подойдут. Удобно. А о красоте уж мои мастера позаботятся.

Савелию Игнатьевичу замысел понравился, и Винченцо обидчиво поджал губы. А и пусть! Его дело дом построить, а уж крыльцо и ограду люди Андрея сделают.

– И ещё, коли не против будете. Уж если делать, то в одном стиле. Светильники высокие поставить, в два человеческих роста, – вечером гулять, ассамблеи устраивать. А рисунок украшения одинаков – как на опорах крыльца.

– Нет, ну каков шельма? – одновременно и восхитился, и делано возмутился купец. – Я его пригласил ограду делать да крыльцо, а он уже готов фонари ставить. Уговорил, буду брать! Считай!

– О, сразу не могу: расход материалов, работа мастеров… Тут надо много форм делать, куда чугун льют. Да ещё перевоз…

– Сколько времени надобно, чтобы сделать всё?

Купец уже завёлся, в глазах заискрился азарт – он желал сделать так, как ни у кого не было. Пусть другие обзавидуются! То-то разговоров по Москве-матушке будет!

– Полагаю, месяца три-четыре, если с умом, да чтобы красиво, добротно, на века.

– По рукам! Даю задаток – тысячу рублёв! Обожди маленько…

Купец вышел и вернулся с кожаными мешочками.

– Будешь пересчитывать или на слово поверишь?

– Поверю. Ты мне задаток даёшь, а крыльца-то ещё и в помине нет.

– Вот это правильно, вот это по-нашему!

– Сегодня доставим те части ограды, которые уже есть.

– Опосля! Давайте по русскому обычаю немного обмоем доброе начинание.

Итальянец лишь головой крутил да удивлялся. У него на родине один сольдо не дадут без расписки, а у русских тысячи серебром отдают. Дикая страна, на слово верят…

Обед был роскошным: заливная рыба, рябчики, французское вино, сладости.

Через пару часов Андрей откланялся. Пора и честь знать, тем более что сегодня ещё части ограды надо перевезти. Он и так нашёл выгодного покупателя. Он даже отдал бы купцу всё по себестоимости – ведь есть у купцов такая манера, он приметил. Стоит одному что-то сделать, другой обязательно попробует его перещеголять – краше, богаче, словом – круче сделать. На эту купеческую удаль и делал ставку Андрей. Увидят действительно хорошую работу по приемлемой цене – обязательно заказы пойдут. В этом деле надо быть первым, тогда все сливки удастся снять. Конкурентов немного, но они есть. Пойдут по его стопам, ан поздно. Найди ещё эскизы, разработай… Да пока мастера освоят художественное литьё, сколько времени уйдёт, а с ним и покупателей. Надо ковать железо, пока горячо.

Мысль о покупке дома для себя уже выскочила из головы Андрея – его охватил азарт. Надо ехать домой. Пока мастера будут лить звенья ограды, ему надо сделать эскизы крыльца. Ступени Андрей решил сделать не сплошными, а узорчатыми: так и красивее, и грязь с дождевой водой будет стекать, не задерживаясь. И столбы, поддерживающие навес, будут не круглые, а с лианой, вьющейся вокруг, да с цветами. Неплохо было бы сделать даже не столбы, а атлантов, которые держали бы на руках козырёк, но тут уже надо знать меру, поскольку мастера могут не осилить. Для такой отливки надо иметь полноразмерную статую, с неё снимать слепки, потом по ним надо делать форму. Но статуи не было – как и опыта работы. Такая отливка сложна, требует больших трудозатрат – формовщиков, литейщиков, а без скульптора и вовсе никуда.

Но мыслишки свои Андрей не отбросил, а запомнил на будущее. Чугун пластичен, когда жидкий, и форму заполняет хорошо. Ведь в будущем станет широко известно Каслинское литьё, причём именно художественное.

Хозяин постоялого двора встретил его с довольной улыбкой:

– Я своё обещание не забыл!

– О доме?

– Именно. Желаешь осмотреть?

– Желаю.

Всё равно время для отплытия позднее – четыре часа пополудни.

– Прошка!

Из глубины поварской возник лакей.

– Опять жуёшь? Проводи нашего уважаемого гостя в дом на набережной – купчихи Нифонтовой.

– Погоди минутку, хозяин, я в свою комнату зайду.

Андрей поднялся, оставил мешочки с серебром. Не дело таскаться по городу с такими деньжищами, и за алтын грабители всех мастей человека жизни лишали.

Извозчик ещё не уехал, и Андрей с Прохором поехали на подводе, как пристало человеку небогатому, но вовсе не мануфактурщику.

Когда Прохор ткнул пальцем в двухэтажный дом, Андрей приказал остановиться, спрыгнул с подводы и осмотрелся.

Дом был каменный, в два этажа, с высоким забором из тёса. А главное – набережная в двадцати шагах: дом на Яузе-реке стоит, удобно с кораблей изделия своих мастеров перегружать.

Прохор постучал в калитку. На стук вышел мрачного вида прислужник:

– Чего надоть?

– Хозяина.

– Примет ли? Сейчас испрошу.

– Скажи – о продаже дома узнать.

Прислуги долго не было. «Да что он там, уснул?» – начал нервничать Андрей.

Вместо него вышла женщина пожилого возраста, в траурных одеждах.

– Я хозяйка. Помер хозяин-то, почитай уже год как.

– Мне сказали – дом продаётся.

Женщина смерила взглядом Андрея, потом бросила взгляд на телегу. Видимо, подвода женщину смутила. Если у человека денег на приличный возок нет, откуда деньги на дом?

– Дорого! – сразу попыталась она отшить несостоятельного покупателя.

– Если понравится да в цене сойдёмся – возьму, – твёрдо заявил Андрей.

– Тогда идём со мной, но только ты один.

Андрей повернулся к Прохору:

– Ты не жди меня, возвращайся на постоялый двор.

– Так ты не местный? – услышала его слова хозяйка.

– Мануфактурщик, обосноваться в Москве хочу.

Хозяйка кивнула – ответ её удовлетворил.

Дом Андрею понравился. Добротный, из пиленого камня, ещё не старый. Потолки высокие, и в окнах стекло, а не слюда. Под домом подвал обширный, сухой.

Двор невелик, но десяток подвод поместится. Есть небольшая, на трёх лошадей, конюшня и дворовые постройки – баня, дровяной сарай, амбар. А куда купцу без амбара? Амбар и Андрею нужен, чтобы по приезде с грузом не под открытым небом изделия хранить.

И везде в доме чисто, на поварне кастрюли, котлы и сковородки сияют, надраенные до блеска.

– А прислуга где же?

– Разогнала всех – содержать дорого. Муж-то умер, доходов нет. Вот, один Макар остался. Он и слуга, и сторож, и на все руки мастер.

– Беру! Когда с деньгами быть?

– Дай хоть день на сборы. Не ожидала я, что так быстро покупатель найдётся.

– Тогда завтра. Надо бумаги выправить, чтобы всё честь по чести было, рассчитаться.

– Макара вот только куда девать? Я-то к сестре в деревню съеду – с деньгами-то проживём. А он у мужа моего двадцать четыре года служил.

– Коли он согласится, к себе возьму.

– Вот славно! Он дом как свои пять пальцев знает. Сейчас спросим, – купчиха позвонила в колокольчик.

На зов явился Макар, который открывал калитку.

– Макар, сей муж дом наш покупает. Я завтра съезжаю, а господин хороший хочет тебя в услужение взять.

– А условия какие?

– Как и раньше были. – Хозяйка сразу стала перечислять: – Жильё наше, харч в людской за наш счёт и три рубли в месяц. И одежонка, коли обносишься.

– Годится. Так как, Макар?

– Остаюсь.

– Ты, Макар, знаешь ли, где кухарку найти и конюха?

– Как не знать, все здесь служили!

– Завтра, часам к пяти, чтобы здесь были. С каждым поговорю и, коли согласятся, на службу возьму.

Макар повеселел. Всё-таки лучше работать с теми, к кому привык, кого знаешь.

В этот приезд в Москву у Андрея свободного времени не было. Почти половина следующего дня ушла на оформление купчей в городской управе, да ещё дождался, пока женщина дважды пересчитала деньги. Ведь двести рублей – сумма по тем временам огромная. Потом она расплакалась:

– Всю жизнь с мужем прожила, а последние пятнадцать лет – в этом доме. Тяжело покидать семейное гнездо, да и не собралась я, не успела.

– Не торопись съезжать, мне не к спеху. Неделя устроит?

– Ох, батюшка, устроит!

Андрею смешно стало – какой он батюшка? Не священник, да и вдвое моложе купчихи.

А тут и Макар на пороге гостиной возник. Старик мялся, не зная, к кому обращаться. И старый хозяин, и новый – оба тут. Он кашлянул, обращая на себя внимание.

– Андрей, уж и не знаю отчества…

– Михайлович.

– Так слуги пришли, как и договаривались – кухарка и конюх.

– Зови сначала кухарку.

Купчиха вышла из комнаты – наверное, ей было просто неудобно встречаться с бывшими слугами.

Кухаркой была женщина средних лет, бедновато, но чисто одетая.

– Здравствуй, барин! – и поклонилась.

– Здравствуй. Как зовут тебя?

– Антонина.

– Подойди и покажи мне руки, Антонина.

Антонина немного удивилась, но сделала несколько шагов вперёд и протянула руки.

– Переверни ладонями вниз.

Она и это исполнила.

Осмотр удовлетворил Андрея. Если бы он увидел грязь под ногтями – не взял бы на службу. От кухарки, от её чистоты слишком многое зависит, а конкретно – физическое здоровье всех проживающих в доме. И если сама грязная, то вполне может наградить кишечным расстройством. Всё же Андрей остался сыном своего времени и порой был брезглив.

– Если готовишь хорошо, я тебя беру. Сколько тебе купчиха платила?

– Два рубля в месяц.

– Я буду платить тебе три. На торг сама будешь ходить, мясо и зелень будешь отбирать самые свежие. Меня не будет месяц-два, но вас в доме будет трое вместе с тобой.

– Слушаюсь. Когда перебираться можно?

– А хотя бы и сейчас.

Антонина откланялась, и вошёл конюх. Лет сорока, осанистый – в самом расцвете сил.

– Антип, – сразу представился он, «ломая» в руках картуз.

– Возок в доме есть?

– Был. Как хозяин умер – царствие ему небесное, хороший мужик был – так хозяйка продала его вместе с конём.

– Жаль. Служить у меня хочешь?

– Почему же не послужить, коли предлагаешь? А сколь платить будешь?

– По работе. У купца сколько получал?

– Два рубля.

– Три будешь получать – но за службу спрошу строго.

– Не подведу, барин.

– Хороший возок сколько стоит?

– Дык, как украшен. Рублёв десять что попроще, пятнадцать – на мягком ходу.

– А лошадь-трёхлетка?

– Десять.

– Вот тебе двадцать пять рублей – купи лошадь и возок. Не торопись, смотри внимательно. Сроку даю месяц. Я по делам уеду, а как вернусь – по городу много ездить придётся.

– Всё сделаю, хозяин!

– Макара позови.

Явился Макар – теперь он ел глазами Андрея. Только вчера ещё жизнь казалась ему зыбкой, впереди неизвестность – в его возрасте устроиться непросто.

– Макар, прежняя хозяйка пусть поживёт, сколько надо, – мы договорились не больше недели. Коли вещи отнести надо или ещё что – помоги. Но отныне хозяин я, о том помни. Я уезжаю по делам, буду через месяц-два. Оставляю тебя за старшего, с тебя спрос за дом и людей будет.

– Каких людей?

– Ты же привёл Антипа и Антонину – вот за них. Они набедокурят, а спрошу с тебя.

Макар помялся:

– Запасов в доме нет. Дрова для печей нужны, провизия.

– Понимаю. А ещё ты себе и людям жалованье платить будешь. Грамоте обучен?

– Пишу, читаю, арифметику разумею.

– Молодец! Оставляю деньги на три месяца, с запасом.

Андрей отсчитал деньги медяками – на жалованье, продукты, дрова.

– Расходы записывай, как приеду – проверю. Деньги – они счёт любят.

– Всё исполню! – В голосе Макара слышалось желание понравиться хозяину.

– Ключи у хозяйки забрать не забудь, как уходить будет.

– А они все у меня уже.

– Одобряю.

Андрей попрощался и ушёл. Он был доволен покупкой дома и тем, что слуг нанял. Служба в доме при хозяине среди простолюдинов считалась тёплым местом. Есть крыша над головой, сытная кормёжка – и никаких забот. Делай хорошо своё дело, не пакостничай – до глубокой старости доживёшь и даже детей или родню пристроишь. За такие места держались, ими дорожили. Это не в поле батрачить при любой погоде, не лес рубить.

Конечно же, Андрей рисковал, оставляя слуг в доме одних и надолго, да ещё и деньги дал. Для многих за такие деньги дом в деревне купить можно, да со скотиной – коровой, курами. Но кто не рискует – не пьёт шампанского.

Андрей торопился к себе – надо было рисовать эскизы. Процесс творческий, благо задатки были: в детстве посещал художественную школу. Но как это часто бывает у мальчишек, футбол и прочие дворовые игры пересилили, и рисование он забросил. Знать бы заранее, что пригодится в жизни, только это знание никому не дано.

Утром все погрузились на ушкуй и отплыли. Мастеровые радовались, что дела в Москве завершились быстро и что они домой, к семьям возвращаются.

Андрей же сидел на носу и обдумывал заказ. Ему никто не мешал, и даже громкие возгласы играющих в кости мастеровых не трогали.

С решётками ограды проблем не будет, формы есть – только отливай. А с крыльцом? Навес – без фокусов, крыша – она и есть крыша. На ступенях объёмного литья нет, а рисунок будет похож на тот, что на ограде. Беспокоили его только столбы.

Однако пока добирались, всё-таки он нашёл выход. Круглый столб будет обвивать ветка плюща с листьями, а поверх неё – две кисти рук, соединённых и образующих чашу, – в ней будет гореть масляный светильник. Кисти отлить не проблема, для образца можно взять слепок у любого мастерового. И опять вопрос: что делать, ежели снег пойдёт или дождь? И тут он выкрутился. Над пламенем лист амаранта на длинной ножке поместить можно – как миниатюрный навес.

Как только они прибыли домой, Андрей сразу засел за бумагу. Он прорисовал форму, размеры – и через пару дней отправился на чугунолитейный заводик.

Мастер Аникей долго вглядывался в эскиз, и Андрей даже встревожился:

– Непонятно?

– Да нет. Рисунок хороший, прикидываю, как форму сделать. Воздухоотводы нужны, полагаю, здесь и тут. Тогда и обработки после литья почти не потребуется. А соединим все детали потом – медной пайкой. Будет прочно и со стороны не видно. Красиво!

– Приступай. Надо четыре таких столба – для навеса – и восемь фонарных. Настил и ступенек четыре, все одного рисунка, как на ограде.

– Ого, работы много, и сложная.

– Так по труду и награда будет. Жалованье – само собой, и премия большая.

Мастеровые принялись за работу. Андрей же поехал на завод цветного литья. Чугун – это больше для души и для коммерции, а пушки – для армии, для государя.

Здесь производство шло полным ходом. Как и приказывал Андрей, маленькие пушки перестали производить, перешли на большие. Они дальнобойнее, и с ними армия будет нести меньшие потери.

Хоть и недолго он отсутствовал в Москве, получилось почти месяц. И вопросов, требующих разрешения, накопилось много. Если оба заводика заработают в полную мощность, его отлучки в столицу могут на производстве отразиться негативно. Ну не разорваться же ему?

И Андрей решился доверить управление заводами управляющим. Сам он будет решать глобальные вопросы – что производить, возьмёт на себя сбыт. Лучше периодически наведываться на производство, а самому быть в Москве, наладить связи. Нужны, выражаясь современным языком, главные инженеры. Если на пушечном заводе подходящий человек был – из старых мастеров, то на чугунолитейном надо было ещё приглядеться к персоналу. Ошибётся он в выборе – и производство упадёт, а то и качество. Такого допустить Андрей даже в мыслях не мог.

Он пригласил к себе мастера из пушечного заводика и долго разговаривал с ним. Сначала выяснял, как он видит развитие завода, нет ли задумок по улучшению производства и где, по его мнению, узкие места. И только когда почти на все вопросы он получил толковые ответы, предложил Мелентию стать управляющим. Староват он уже у печи стоять, здоровье не то. Стоять у раскалённой печи – дело молодых, здоровых. Зато про литьё медное всё знает – как и мастеров, подручных, формовщиков. Мелентий, конечно, крепился, но Андрей видел – тяжеловато ему. И уйти страшно, заработка лишится – как семью содержать? Пенсий-то в то время не было.

Похоже, Мелентий осознал, что Андрей предлагает ему хороший выход.

– Согласен я. А делать-то что?

– Раньше ты одной сменой верховодил, а теперь всеми тремя. Людей знаешь, тебе и карты в руки. С жалованьем не обижу, втрое против мастера платить буду. Но за качество спрошу строго, тут уж не обижайся.

Похоже, последний аргумент про жалованье сломил Мелентия.

– Страшновато.

– Поперва всегда так. Думаешь, я всю жизнь заводами управлял? А теперь их у меня два, и сбыт ещё к тому же. Думаешь, что – пушки продать или чугунное литьё просто? Их ведь на базаре первому встречному не продашь. Помогать на первых порах буду, приезжать регулярно. Только и ты меня пойми – не разорваться же мне?

– Какие права у меня?

– Почти как у меня. Пьяниц и лентяев гони, хороших мастеров привечай. На праздники – ту же Пасху – копеечку подбрось, слово доброе скажи. А поскольку, почитай, всё село на заводе работает, про народ не забывай. Коли нужда в чём будет, скажем, мешком муки или соли в заводской лавке, – помоги.

– Какой лавке? – удивился Мелентий. – Нет её у нас.

– А ты заведи. Деревьев в округе полно, пусть сруб сделают. И своего человека поставь, не исключено, что кого-то из бывших рабочих – кто у печи стоять не может. Наценку мелкую делай на товары. Мануфактуре прибыль копеечная, но тебе за заботу воздастся, уважения к себе добавишь, а рабочим – облегчение. В селе лавки купеческие есть, однако цены высокие.

– Об этом я не думал, – подосадовал Мелентий.

– А ты думай – везде и всегда. Но имей в виду: истратил денежку – запиши. Самолично проверять буду.

– Не уворую, – насупился Мелентий.

– Не сомневаюсь, иначе управляющим не поставил бы. Но хочу убедиться, что деньги правильно тратишь, рачительно.

– Понял. За доверие спасибо. Супружнице-то можно сказать?

– Я завтра на заводе новость объявлю, тогда и скажешь. Бабы – они на язык слабые, разнесут допрежь по селу, нехорошо получится.

– Лады.

Мужчины пожали друг другу руки и расстались довольные.

Утром, на пересмене, Андрей объявил, что с сегодняшнего дня управляющим на заводе будет Мелентий Вохмянин и его приказы надо исполнять неукоснительно, как и приказы его, Андрея.

Рабочие были ошарашены: только вчера он был им ровней, а ноне – начальство.

Хорошо бы ещё решить всё таким же образом на чугунолитейном. Однако людей здесь он знал плохо, наезжал нечасто. Поэтому, когда приехал на завод, собрал всех мастеров – даже свободных от смен.

– Часто наезжать не могу, дела требуют моего присутствия в Москве или на другом заводе. Потому на заводе должен быть управляющий. Кто, как не вы, кто трудится здесь давно, да и живёт в одном селе, кто знает друг друга, может выбрать самого достойного, опытного и мудрого, кто мог бы управлять производством от моего имени? Предлагаю вам самостоятельно сделать это, а сейчас слушаю ваши советы.

Мастера молчали. Они хорошо управлялись в цеху, у печей. Сейчас объём работы прибавится, ответственности будет больше – как и прав. Впрочем, и спроса больше. Андрей – заводчик строгий, требовательный, мастера это уже прочувствовали, когда брак неоднократно переплавляли. И потому имя управляющего никто выкрикнуть не решался.

Наконец, встал разбитной Севастьян:

– Ну, мужики, чего языки втянули? Хозяин дело предлагает – самим начальника выбрать, а вы чего же? Со своей стороны хочу сказать: мастер в деревне есть – дядя Ваня Шадричев. При нём ещё завод строили, он и литьё знает, и людей. Староват немного, но ведь не у печей стоять будет.

Сразу заговорили все, обсуждая выдвиженца, но дурного слова никто не сказал.

– Севастьян, ты выдвинул – ты и сходи за дядей Ваней. При людях и спросим, согласен он или нет.

Вскоре явился Шадричев. Высокий, худой и седой как лунь – и волосы на голове, и борода.

Андрей объявил ему ситуацию.

– А народ как же? – дядя Ваня повернулся к мастерам и подмастерьям, формовщикам и шихтовым, и все закричали:

– Любо, тебя хотим!

Старый мастер поклонился:

– Спасибо, народ, за доверие. Только потом не досадуйте, что выбрали, спрашивать буду строго.

Он повернулся к Андрею:

– Согласен я, коли народ выкрикнул.

– Тогда все за работу. А мы с тобой поговорим.

Состоявшийся разговор очень напоминал тот, который был на медеплавильном заводе, – Андрей наделил управляющего большими полномочиями.

Между тем отдельные детали крыльца уже отливались. Их зачищали, полировали, то, что не выходило, переделывали. А время неумолимо бежало.

Когда минуло два месяца, детали крыльца были готовы.

– Вот что, мужики. Соберите крыльцо, как на эскизе. Надо, чтобы все детали подошли. А то начнём собирать заказчику, а вдруг не получится? Конфуз! Лицо потеряем.

Мастера почесали затылки.

– А ведь верно! Где ставить будем?

– А хоть бы у стены литейной.

На следующий день началась сборка – стена литейной имитировала дом купца. И тут вышел конфуз, которого так опасался Андрей: столбы-подпорки для навеса не входили в чугунное основание пола. Пришлось подпиливать, расширять отверстия. Ошибочка была в миллиметры всего, а неприятно.

Андрей мысленно одобрил свои действия. А ну случись это при сборке в Москве? Так там и инструментов нет, подогнать детали невозможно.

Но дальше всё пошло как по маслу. Устранив оплошность, крыльцо собрали. И не только заводские, но и жители села приходили полюбоваться на диковину. Трогали, ступали на крыльцо, восхищённо ахали:

– Диво дивное! Красотища!

И всё это из грубого на вид материала – чугуна, из которого раньше ядра пушечные лили. Мастера ходили гоголем, гордясь своей работой. И в самом деле: ступеньки с рисунком, резные, как вологодские кружева, а всё крыльцо поблескивает на солнце полированным металлом.

– Молодцы! Каждому, кто принимал участие – лил, полировал, даю премию – по рублю!

Работный люд встретил известие это радостными криками.

– А теперь разбирайте. Да столбы уложите в деревянные ящики, чтобы не поцарапать.

За неделю управились с разборкой, изготовили ящики, уложили. Андрею пришлось изрядно побегать, пока он собрал нужное количество ушкуев. Чугун тяжёл, маленькое судёнышко больше двух колонн взять не могло, осаживалось по ватерлинию. А ведь кроме крыльца, звеньев ограды и фонарей, Андрей брал груз пушек и ядер, и потому получилась целая флотилия – восемнадцать судов.

Когда уже отплыли, Андрей решил и корабли в дальнейшем купить. Не дело собирать ушкуи по рекам и уговаривать их владельцев везти свой груз. И даже придумал, как сделать ещё проще: надо купить один ушкуй и один корабль покрупнее. От заводика малый ушкуй будет вывозить груз к реке крупной – Вятке, а там перегружать на корабль. Получится и быстрее, и выгоднее – даже с учётом содержания команды двух судов.

Понемногу он научился считать деньги и становился в полном смысле не только производственником, но и коммерсантом. Сама жизнь заставляла.

Глава 6. Царская награда

Корабли прибыли в Москву, заняв почти весь причал на Яузе-реке, близ дома Андрея. На каждом ушкуе было по одному рабочему с обоих заводов. Дружными усилиями перетащили весь груз на двор и в амбар дома.

Андрей расплатился с владельцами судов, оставив одно судно для возвращения людей к заводам.

Дом был в полном порядке – убран, на поварне горела печь. И хоть прибыл он без предварительного известия, кухарка быстро приготовила ужин.

Рабочих Андрей расквартировал на постоялом дворе по соседству – восемнадцать человек многовато для его дома. Да и то едва ли не весь постоялый двор был занят только его рабочими.

С утра на новом возке он отправился к Савелию Игнатьевичу.

Прислуга Андрея огорчила:

– В «нетях» хозяин.

– Да где же он?

– Известное дело, с нехристем своим на стройке.

– Кто-нибудь может меня туда проводить?

С провожатым он поехал к строящемуся дому. Не самая окраина, но от центра далеко, зато на Смоленской дороге – место прохожее и проезжее. Ох и пройдоха купец! Место для проезжающих заметное, а с учётом всё расширяющейся столицы вскорости и вовсе не на задворках окажется. Из этого Андрей сразу сделал вывод, что купец – человек умный, смотрящий на годы вперёд. Такого неплохо иметь в компаньонах, тем более что столичную публику он знает и связи имеет.

Возок остановился у дома. Андрей дом сразу опознал, поскольку видел его на эскизе у итальянца.

Едва он вышел из возка, как к нему подскочили два амбала:

– Чего надоть, барин?

– Савелия Игнатьевича позовите.

Один из амбалов, видимо старший, послал другого, а Андрею заявил:

– Если по мелочи купца отрываешь от дела, лучше сразу уезжай.

– Не для того я приплыл сюда, чтобы вот так сразу взять и уехать, – парировал Андрей.

Он осмотрел стройку. Первый этаж был полностью выложен камнем, второй – до уровня окон. И уже сейчас было видно, что дом отличается от обычных московских построек.

Через несколько минут из дверного проёма будущего парадного вышел сам хозяин. Увидев Андрея, он заулыбался и раскинул руки для объятий:

– Андрей Михайлович! Рад видеть тебя, дорогой! С оказией?

– Нет. Крыльцо, ограда и фонари – всё уже готово и доставлено в Москву.

– Да ну? Не ожидал так скоро. А я уже для ограды каменные столбы поставил. Любуйся!

Подхватив Андрея под локоток, купец повёл его показывать свою работу.

По красной линии стояли каменные столбики – строго по линии. На стадии строительства в них были заложены железные пруты с металлическими крючьями.

– Э, не зря я купил у тебя несколько решёток. Демьян, поди сюда!

Один из амбалов подошёл.

– Это сторожа мои, чтобы лихие люди не баловались. Несите сюда ограду.

Амбалы принесли один фрагмент, надели его на крючья. Сразу появился приличный вид.

– Ну как? – Савелий Игнатьевич явно был доволен.

– Пусть сторожа твои решётку на другой проём переставят.

Сторожа выполнили просьбу. Решётка и туда подошла.

– А ты, Андрей Михайлович, сомневался! По твоей решётке мастера делали, как по образцу.

– Когда доставлять изделия? Или пусть у меня во дворе полежат?

– Как это – полежат? Пусть везут!

– А не украдут?

– Смеёшься? Днём здесь двое крепких парней, а ночью и вовсе четверо. У меня со стройки гвоздь не украдут!

– Тогда не прощаюсь.

Андрей отправился на возке на пристань. Там всегда были ездовые с подводами – груз отвезти с кораблей. Он сразу нанял четыре подводы и приказал ехать за ним. Взял бы больше, да не было.

У его дома на каждую подводу погрузили груз, сел сопровождающий из литейщиков.

Андрей доехал с ними до стройки. Разгружали подводы сами рабочие – бережно. Ведь они знали, что чугун не терпит ударов, да и труд свой ценили – сами отливали.

До вечера всё перевезти не успели, продолжили на другой день. По указанию Андрея фрагменты ограды сразу же и устанавливали – как и фонарные столбы.

Крыльцо перевозили на третий день. Купец не появлялся, зато каменщики продолжали возведение стен. Работа у них продвигалась споро, их ежедневно контролировал архитектор Винченцо.

Когда все детали крыльца оказались на стройке, Андрей дал указание собирать его. Ещё отправляясь в Москву, литейщики прихватили со своего завода ручную таль – без её помощи поднять тяжеленные чугунные столбы было бы затруднительно.

Крыльцо собрали за день. Сказался опыт – ведь чугунные детали дважды собирали у себя. Андрей полюбовался и отбыл.

Когда он подъехал на следующий день, то застал на стройке итальянца – он с изумлением смотрел на чугунное крыльцо. Ещё вчера вечером его не было, а теперь стоит. И сразу незавершённая стройка заявила о себе, возвестила проезжающим, что не дом будет, а дворец.

Винченцо взошёл по ступеням, потопал ногой, осмотрел, ощупал все детали и отошёл, чтобы оценить в целом. Он не скрывал своего восхищения:

– Белиссимо! Великолепная работа! Не ожидал такого! В этой варварской стране так мало людей, понимающих красоту, и ещё меньше тех, кто её может сотворить! Искренне поздравляю! – В знак уважения Винченцо снял шляпу.

Признание итальянского архитектора стоило многого. Он изучал науки и искусства, видел много строений и понимал в них толк. Ну да, он думал, что мастера Андрея не смогут создать нечто необычное, но он ошибся.

По улице двигались подводы – крестьяне из окрестных сёл ехали в столицу на торг, везли на продажу мясо, рыбу и овощи. Увидев ограду и крыльцо, они останавливались, удивлялись. Ещё несколько дней назад ничего не было – и вдруг такая красота.

Амбалы купца их отгоняли:

– Езжайте прочь!

Подъехал возок купца. Савелий Игнатьевич выбрался из него и застыл в удивлении, видимо, и его впечатлило.

Андрей даже воскликнул:

– Страйк!

Торкнуло, видимо, купца, до печёнок достало. Он обошёл крыльцо, погладил чугун, взошёл по ступеням и потопал ногой, проверяя его на прочность.

Андрей улыбнулся: после сборки крыльца мастеровые, по его указанию, нагрузили крыльцо двадцатью мешками формовочного песка – чугун спокойно выдержал нагрузку в тонну.

И вдруг купец совершил неожиданное: солидный, довольно упитанный человек пустился в пляс. Он хлопал себя по ляжкам, приседал и выкидывал разные коленца.

– Оп, оп, оп! – вскрикивал он.

Тут уж Андрей поразился – не ожидал он от купца такого проявления чувств. Запыхавшийся, раскрасневшийся, с горящими глазами, Савелий Игнатьевич подошёл к Андрею и обнял его:

– Ну, молодца! Всех за пояс заткнул! А ты, Винченцо, сомневался! Как смотрится-то? То-то же! И ни у кого такого нет! Пусть завидуют! Ну, удружил, всем нос утёр!

Из-за ограды на неожиданное представление смотрели прохожие.

И вдруг проезжающий мимо крытый возок, запряжённый четвёркой лошадей, остановился. Андрей знал, что в таких ездят не простые люди, хотя и богатые, а мужи очень богатые, облечённые властью. С задка возка соскочил слуга, распахнул дверцу и откинул складные ступеньки.

Из возка важно выбрался одетый в генеральский мундир мужчина. Он на пару минут застыл на месте, разглядывая чугунные кружева ограды и крыльца, а потом направился к дому.

Увидев именитого гостя, Савелий Игнатьевич бросился к нему навстречу:

– Здрав буди, гость дорогой! Честь великая мне! Только прости, принять и угостить сообразно чину твоему не могу – дом не достроен, нежилой.

– Вижу! Полюбоваться хочу.

Генерал рукою отстранил купца в сторону, обошёл крыльцо, потрогал литьё и взошёл по ступенькам. Рядом уже стоял, угодливо заглядывая в глаза, купец.

– Это где же такую красоту изладили?

– Понравилось? Есть у нас умельцы! – Купец махнул рукой Андрею, подзывая.

– Неужели у нас? – Генерал был удивлён. Он полагал, что чугунное литьё купец привёз откуда-то из-за границы.

– Как есть у нас! Вот он, мануфактурщик.

Андрей отвесил поклон. Он не знал, кто перед ним, поэтому решил держаться учтиво. В Москве поклоны любят, у него же шея не сломается.

– Кто таков?

– Андрей Михайлович, мануфактурщик из Вятских краёв.

– Однако! – Генерал осмотрел его удивлённо и как-то оценивающе.

– Продай крыльцо! – неожиданно сказал он, обращаясь к Андрею.

Тут уж купец подал голос.

– Никак невозможно, – взволнованно сказал он, – я задаток за него уплатил.

По писаным и неписаным законам, если за вещь был уплачен задаток, распоряжаться ею мог покупатель, а не продавец.

– Жаль. Ты вот что, Андрей. Подойди-ка вечером ко мне, я заказ тебе изволю сделать.

– Непременно буду, – Андрей кивнул.

– А лучше сможешь? – генерал ткнул пальцем в крыльцо.

– Смотря что надо.

– Хорошо, жду. А сейчас мне к государю надо.

Генерал величественно кивнул и прошёл к возку. Лакей распахнул дверцу.

Когда возок уехал, Андрей спросил купца:

– А кто это был?

– Да ты что? Не узнал Фёдора Алексеевича Головина? Ближайший сподвижник царя Петра Алексеевича, генерал и президент Посольского приказа. А ещё под его рукой Ямской и Оружейный приказы.

– Не ведал и не видел его никогда.

– Не знать такого человека? Совсем одичал в своих краях!

– Что ж ты тогда крыльцо ему не продал? – поддел купца Андрей.

– Потому как моё. Что хочу, то с ним и делаю.

– Так он, может быть, вдвое больше за крыльцо заплатил бы.

– Э, денег у меня и без этого хватает. А уж коли Головину понравилось, значит, покупка стоящая, у других такой нет. Повезло тебе.

– Мне? – Андрей не верил своим ушам.

– Тебе, тебе! Головин хороший заказ сделает, смотри не продешеви. А на него глядя, и другие дворяне потянутся. Нарасхват будешь, завалят заказами.

– Твои слова да Богу в уши.

– Вспомнишь меня через год.

– Так ты крыльцом, фонарями и решёткой доволен?

– А разве я не сказал?

– Тогда рассчитаться бы надо.

– А как же? Это уж как водится! Едем ко мне домой, заодно и отметим. Винченцо, а ты что стоишь? Особого приглашения ждёшь? Едем!

Дома купец распорядился прислуге подать закуски и вина. Ещё до застолья он рассчитался с Андреем, и тот остался доволен.

А дальше купец провозгласил тосты – за крыльцо, за Андрея, за Винченцо.

Андрей выпил только первый бокал вина, потом только пригубливал.

– Вино не понравилось? – заметил купец.

– Отличное вино, – вполне искренне ответил Андрей.

– Тогда почему не пьёшь?

– Мне же вечером к графу Головину идти. Невместно пьяным-то!

– Ха! Да Головин сам от государя подшофе придёт и запаха от тебя не учует. А то и забудет, что тебя приглашал.

Но Андрей больше налегал на закуски. Кухарка у купца толк в кулинарии знала, все блюда были отменно вкусны.

Часа через два купец, извинившись, вышел.

– Семейство требует, оставлю вас ненадолго.

Когда он вышел, итальянец сказал на латыни:

– Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Андрей пословицу понял – слишком она известна была.

– Что ты хотел этим сказать, Винченцо?

– Будь осторожен, Андрей. То, что было хорошо, даже отлично для купца, может не понравиться дворянину. Простовато для него будет.

– Желаешь помочь за долю? – сразу понял Андрей.

– Не откажусь.

Итальянец приехал в Россию зарабатывать и не скрывал этого. А и пусть помогает! Он потом уедет, а опыт и наработки у Андрея останутся.

– Приходи послезавтра ко мне в дом, на Яузе-реке. Там постоялый двор ещё рядом, на вывеске – голова лошади, – пригласил он итальянца.

Ответить Винченцо не успел – вошёл купец. Далее оба к теме совместной работы не возвращались.

Время за столом летело быстро. Выйдя от купца, Андрей успел заехать домой и переодеться. У него было единственное парадное платье, которое он успел купить, – без изысков, но европейского покроя.

Ездовой адрес дома графа знал. Но вот ведь занятно: названий улиц нет, есть названия только районов: Маросейка, Немецкая или Татарская слобода, но простой люд ориентировался хорошо.

И вот возок Андрея уже у дома графа. Особняк каменный, двухэтажный. Только никакой лепнины, атлантов или прочих украшений Андрей не приметил. Единственно, все окна застеклены, а не закрыты слюдой, да у входа лакей стоит.

Вечер – понятие растяжимое, ему не было назначено к определённому часу, и когда он подошёл к лакею, тот встал перед дверями.

– Нет Фёдора Алексеевича, приезжай позже.

– А когда он будет?

Лакей пожал плечами. И в самом деле, граф лакею докладывать не будет о времени прибытия.

Андрей решил подождать прибытия графа в самом возке, однако за два часа измаялся. Он уже хотел уехать, как подъехал уже знакомый ему возок.

Прислуга под руки вывела графа. Ох, точно сказал купец, запаха граф не учует – от самого разит. Царь Пётр был славен тем, что гостей своих иногда поил вином до бесчувственного состояния.

Андрей был в замешательстве – примет ли его Головин? А если и примет, будет ли способен внятно объяснить, что ему надо? Наутро проспаться может и всё отменить. Нет, риск уж очень велик. Граф спьяну наплетёт невесть что, Андрей потратит время, работая над эскизами, мастеровые его из кожи вон будут лезть, выполняя заказ, а Фёдор Алексеевич возьмёт и откажется.

Андрей тронул за плечо задремавшего конюха Антипа:

– Антип, разворачивайся – и домой!

Вот уж у кого забот мало. Накорми-напои да вычисти лошадь. Выезды редкие, но это пока. Андрей решил остаться в столице на месяц-другой. Управляющие – опытные производственники, должны справиться сами.

Зря он только с Винченцо сговаривался, не прошёл номер. А жаль, открывались неплохие перспективы. Впрочем, всё, что ни делается, – всё к лучшему.

На следующий день он направился в Пушечный приказ – ведь кроме чугунного литья он привёз пушки и ядра.

Дьяк приказа Алексей Митрофанович встретил его, как старого и доброго знакомого:

– Рад видеть тебя в добром здравии. Как добрался?

– Твоими молитвами, боярин.

– Пушки привёз?

– Ага. Немного медных и бронзовые.

Дьяк ухмыльнулся – не пропали его слова втуне.

– И ещё ядра. Чугунные полнотелые и цепные.

– Книппеля, что ли?

– И их делал. Опробовал – дрянь!

– Ну-ка, ну-ка…

– А чего долго говорить? Всё равно пушки испытывать, в деле и посмотришь.

– Сколько пушек доставил?

– Полсотни, и все большие, четырехфунтовые.

– Ай, хорошо! Меня Пётр Алексеевич через день спрашивает, сколько пушек клеймёно. А тут полсотни! Ты эдак Виниуса скоро за пояс заткнёшь.

– Руды у меня скудные, а то бы и больше дал.

– Царь-то к рудознатцам да мануфактурщикам, для армии полезным, благоволит зело. При встрече намекни – землицы, мол, бы, да рудою богатой.

– И что?

– Чудак-человек! Пётр Алексеевич разрешает на землях государевых разработку руд, причём без оплаты. Ты же землю не покупаешь; тебе не она нужна, а то, что в ней. Ты в приказе Рудокопных дел бывал ли?

– Не слышал о таком, – Андрей был удивлён.

– Э, так дела вести нельзя. Ладно, о том попозже поговорим, – боярин подмигнул, и Андрей понял, что вечером надо отобедать с боярином, – польза от встреч обоюдная.

– Согласен. Так что с пушками?

– Я разве не сказал? Пусть людишки твои везут сегодня. Место помнишь?

– Помню.

– А с утра и приступим. Пока испытаем, заклеймим – весь день и уйдёт.

– Ещё ядра цепные опробовать надо.

– И их опробуем. А уж как расчёт получишь, так и потолкуем наедине.

Андрей кивнул и поднялся. Дел много: надо пушки доставить на поле и ядра, надо нанимать подводы с извозчиками.

На возке он объехал пристани и ближний торг, собрал двенадцать подвод и двинулся к дому.

– Хватит баклуши бить. Грузите пушки и ядра на подводы, завтра стрельбы.

Весь день ушёл на перевозку и подготовку пушек. В изделиях своего завода Андрей был уверен, но всё равно волновался.

С утра приехал дьяк, прибыли бомбардиры, и началась стрельба. Поле затянуло густым дымом, пушки грохотали одна за другой, как на баталии.

Дело уже шло к завершению, когда сзади, с тыла, подъехала вереница возков. «Никак царь?» – промелькнуло в голове у Андрея.

Это действительно был он, а с ним несколько дворян, судя по мундирам – в больших чинах.

– Здорово, бомбардиры! – гаркнул Пётр.

Стрельба стихла, и солдаты вытянулись во фрунт, приветствуя государя.

– Слышу – пальба стоит. Как не заехать?

К нему уже торопился с докладом дьяк:

– Пётр Алексеевич, пушки новые доставили, аж пять десятков.

– Славно! Чьи?

Андрей сделал шаг вперёд:

– Мои, государь!

– Хвалю! Как испытания?

– Усиленными зарядами все выдержали. Последние пять остались.

– Похвально!

– И ещё ядра цепные привёз, надо бы испробовать. Мыслю, против пехоты – самое то.

При Петре артиллерия обычно стояла за пехотой и стреляла поверх наших войск.

– Покажи!

Пётр любил новое, но в последнее время его преследовали неудачи. В ноябре 30-го числа 1700 года шведский король Карл XII всего 8500 солдатами наголову разбил 35-тысячное русское войско под Нарвой, взял богатые трофеи и ушёл в Ливонию, сочтя, что русские ещё не скоро придут в себя. Шведская армия на тот момент была самой сильной в Европе, но разбить в четыре раза превосходящие силы русских?

Пётр был уязвлён, подавлен, и все помыслы его были направлены на реформу и оснащение армии. Без неё, без её побед невозможно было пробить выход к морю, создать флот.

– Заряжай! – скомандовал Пётр и, когда бомбардиры зарядили пушку цепными ядрами, отстранил командира, сам навёл прицел и поднёс раскалённый железный запальник к отверстию.

Грянул выстрел, и все присутствующие сразу обратили внимание на необычный звук. Ядра шипели, трещали, даже визг слышался. Но от брёвен полетели щепки, и у Петра заблестели глаза:

– Давай ещё! Заряжай!

Ещё один выстрел – и снова попадание.

– Дай я тебя расцелую! – Пётр, как медведь, облапал Андрея и расцеловал его в обе щёки.

– Государь, позволь слово молвить?

– Говори!

– Батарею, что ядрами цепными стрелять будет, надо на передовой линии поставить. Эти ядра далеко не летят. А как шведы на приступ пойдут, тогда и дать залп.

– Так ты ещё и тактику продумал?

В это время от возка, от группы генералов, приблизился Головин. Вот уж кого Андрей не ожидал увидеть здесь и сейчас!

– Помилуй Бог, да это же он! – и ткнул в Андрея пальцем.

Все уставились на Андрея.

– Фёдор Алексеевич, объяснись, – потребовал царь.

– Государь! Я тебе пополудни крыльцо показывал чугунное, работы дивной.

– Помню!

– Так он его сделал! Вчера вечером обещал быть у меня и не пришёл, шельма!

Пётр захохотал, как это мог только он: громко, заразительно, хлопая себя по ляжкам.

– Шельма, говоришь! – Царь вытер слёзы, выступившие от смеха.

– Ну-ка, поподробнее, – Пётр уже смотрел на Андрея.

– Мои мануфактурщики, что чугун льют, сделали по моим эскизам ограды, фонари и крыльцо купцу…

– Бог с ним, с купцом, дальше давай.

– Его светлость, граф Головин, проезжая, увидел и наказал вечером быть у него. Я приехал, а граф в «нетях».

– Так в чём твоя вина?

Пётр повернулся к графу, усики его грозно встопорщились, и граф счёл за лучшее отойти за спины генералов.

Пётр повернулся к Андрею:

– Неуж твои сделали?

– Как есть до последней детали.

– А работа хороша, особливо ступени. Уж я походил, попрыгал – прочно и глаз радует. Не знал за тобой таких талантов. Я полагал, только пушки твои мастера делать способны. Такое производство развивать надо, не только французам и итальянцам красивое дело, чтобы глаз ласкало. Что тебе надобно?

Андрей сначала хотел сказать, что ничего, но потом вспомнил слова дьяка.

– Землю, богатую рудами, государь.

Пётр кивнул:

– Алексей Михайлович, подойди!

Из группы генералов выступил дворянин в мундире. Кто он такой, Андрей не знал.

Пётр заметил его замешательство:

– Не знаешь князя?

– В первый раз вижу, государь.

– Ну да, не столичный ты человек. Это окольничий Лихачёв, глава Приказа рудокопных дел. Подойдёшь к нему, он подскажет, где земли, богатые рудой есть. Добывай, мануфактуру ставь. Вижу – за дело радеешь во славу Отечества моего.

– Спасибо, государь! – Андрей поклонился.

Царь быстрыми шагами направился к возку. Весь обоз отбыл, а оставшиеся перевели дух.

Дьяк подошёл к Андрею:

– О чём они говорили? Я что-то не понял.

– Мануфактура чугунолитейная у меня есть. Сделали мои мастера ограду и крыльцо чугунное для купца – он дом каменный строит. Граф Головин, проезжая мимо, увидел да царю показал.

– Не знал… – протянул боярин. – Пётр-то Алексеевич вовремя подъехал. Я мыслил тебя с Лихачёвым познакомить, а случилось так, что сам царь вас свёл. Видимо, счастлив твой ангел.

– Наверное, – Андрей пожал плечами. Но он ясно видел – боярин чем-то обижен.

– Боярин, давай завтра поговорим. Я деньги получу, поужинаем. В твоём заведении или у меня дома?

– Ты никак домом обзавёлся?

– Каменным, с поверхом. На набережной Яузы, недалеко от постоялого двора, где лошадиная морда на вывеске.

– Знаю это место. Ладно, заканчивать надо, завтра договорим.

Пушки проклеймили государственным клеймом Пушкарского приказа. Отныне они принадлежали государству, а не Андрею.

Дьяк пересчитал пушки, цепные и полнотелые ядра и что-то чиркнул в бумагах.

С утра Андрей уже был в приказе, но боярин попросил его обождать.

– Чего так?

– Когда бы я успел ведомость составить? К полуночи домой возвернулся. Ты погуляй до полудня.

Чтобы не тратить время, Андрей поехал домой. Каждому мастеру он вручил по рублю призовых за хорошую работу – пушки на поле отлаживали они. Стреляли, правда, уже бомбардиры.

– Можете сегодня на торг сходить, подарки домашним купить, отдохнуть. А завтра все на ушкуй и домой.

– Спасибо, барин! – поклонились мастеровые. Для них рубль – серьёзные деньги, обновки столичные в подарок жене да детям купить позволяют, порадовать.

Андрей же поехал на стройку. Надо было предупредить Винченцо, что сегодняшняя встреча переносится. Сорвалось с Головиным – так другие найдутся.

Как он и ожидал, Винченцо уже был здесь. Дом ещё подрос – каменщики трудились в поте лица. Видимо, купец не скупился, платил сполна.

– Не получится у нас сегодня встретиться, Винченцо, – поздоровавшись, сказал Андрей. – Я приехал к Головину, как уговаривались, а он пьян. Но думаю, дело это временное, будут ещё заказы и совместное сотрудничество.

– Жаль. В моей Италии люди тоже вино пьют, но меру знают.

– Винченцо, ты когда-нибудь делал чугунные мосты?

– Мосты? – изумился архитектор. – Не доводилось. Да и невозможно это. Ты видел здешние реки? Москва и Яуза широки, а через мелкие реки брёвна переброшены. Зачем чугун?

– На перспективу.

После полудня Андрей посетил Пушечный приказ, получил деньги за ядра и пушки и договорился с боярином о встрече. К тому времени кухарка, предупреждённая о госте, расстаралась.

Как только у ворот дома остановился возок боярина, Макар распахнул ворота, и возок въехал. Макар отворил дверцу и услужливо подхватил дьяка под локоток. Боярин и сам мог сойти, но такое внимание ему явно понравилось.

А на крыльце его уже встречал Андрей с корцом сбитня по старому русскому обычаю.

Боярин выпил, крякнул от удовольствия:

– Хорош сбитень!

Дом снаружи не торопясь осмотрел, по этажам прошёлся.

Уселись в трапезной.

Макар подносил вино, а кухарка Антонина – горячие блюда и закуски. Стол был уставлен полностью, для двоих было даже многовато.

Сначала ели молча, а когда немного насытились, боярин изрёк:

– Хороша у тебя кухарка!

– Не жалуюсь. Ты вроде недоволен мной, Алексей Митрофанович?

– Есть такое дело. Ты купчишке крыльцо красоты невиданной поставил, а мне хоть бы полсловечка!

– Виноват! Только крыльцо такое первое. Боялся я – вдруг недочёты?

– Тогда прощаю. Но следующее – моё.

– Дорого беру, боярин, работа долгая и кропотливая. Не всякая мануфактура осилит.

– Видел я сегодня крыльцо и ограду. Согласен, получше многих иноземных.

– А ты не торопись, боярин. Давай выпьем за нашу дружбу.

Андрей на правах хозяина разлил вино по кружкам, и они выпили.

– Как понять твои слова?

– Не торопиться? Царя ждут великие дела. Полоса неудач окончилась, впереди у него великие победы и свершения.

– Дай-то Бог! А крыльцо при чём?

– Пётр через полтора года город новый заложит в устье Невы. Столицей новой сделает.

– Ну да! – Боярин навострил уши. – Откуда знаешь?

– Карты подсказали.

– Тьфу ты! Я думал, ты серьёзно.

В свою бытность студентом Андрей освоил несколько карточных фокусов и теперь решил блеснуть умением. Он достал колоду карт, перетасовал её и протянул руку с колодой боярину:

– Сними.

Боярин выполнил просьбу, и Андрей снова перетасовал колоду.

– Вытяни из колоды любую, но мне не показывай.

Боярин вытянул карту, посмотрел и уложил на стол рубашкой кверху. Теперь Андрей сам вытянул три карты и уложил их рубашкой вверх.

– А теперь открой свою.

Боярин перевернул карту:

– Туз.

Андрей перевернул свои три карты – это тоже были тузы.

– Не могёт такого быть! – Боярин был ошарашен. Он схватил оставшиеся карты, посмотрел – тузов больше не было. По-видимому, это его впечатлило.

– Говори, – боярин опасливо посмотрел на дверь.

– Город будет любимым детищем Петра. Он станет столицей России, и все приказы перейдут туда.

У боярина глаза сделались величиной с медный пятак.

– Уж и не знаю, верить ли?

– Давай поспорим. Я проиграю – тебе тысячу рублей серебром отдам, ну а если ты…

– Не, верю, верю. – Боярин даже замахал руками. Он побоялся спорить – уж больно сумма велика. – Ага, понял, – наконец дошло до него. – Ежели столица новая будет, так в Москве крыльцо ставить ни к чему?

– Ну вот! А я тебе что говорил? Не вкладывай деньги, лучше на новом месте крыльцо поставишь.

– Ну, Андрей, ежели пророчества твои верны, век помнить буду!

– Только не говори никому!

– Почему?

– Посмеются. Но не это главное. Цены на дома в Москве упадут.

– Ага-ага, понял. Мне же дом свой выгодно продать надо будет! Ах, молодец!

Боярин сам плеснул из кувшина вина в свою кружку – доверху – и выпил.

– Коли так, подскажу тебе одну вещь. Ежели к Лихачёву пойдёшь, проси рудознатца Лыкова и земли у Протвина, что неподалёку от Малоярославца. Потом ещё спасибо мне скажешь.

– Что же там интересного?

– Рудами земли те богаты. Сам подумай: столица под боком, на перевозке сэкономишь, да и людишек работных в центре поболе. А чтобы землицу попусту не копать, шурфы не бить, непременно Лыкова проси. У него нюх на разные руды, как у собаки, – вроде как чует. Там и мануфактуру поставишь. А уж что делать будешь – тебе решать. Да ты парень хоть и молодой, но хваткий. Мало того, что пушки льёшь, что по сердцу государю, так ещё из чугуна кружева забавные, глаз радующие. Не было допрежь на Руси такого. Считали, чугун – металл грубый. А ты – вона!

– Насчёт Протвина и Лыкова – особая благодарность. Приятно с тобой работать, Алексей Митрофанович! Ты выжди маленько. Как весной государь крепость на Неве заложит, по осени уже и ехать можно. Не насовсем, оглядеться.

– На крепость глядеть?

Андрей досадливо крякнул:

– На острове, что через протоку от крепости стоит, землицу под строительство раздавать будут – либо бесплатно, либо за грош. Сам Меншиков на набережной дворец поставит.

– Постой, сам доскажу. Землю я возьму за копейки, а потом-то она в цене взлетит? Ох и мудр ты не по годам! Ты не сын ли Израилев?

– Не сподобился, из французов я.

– Так они и там есть. Уж больно хитёр ты! Вдаль зрить можешь, наперёд ходы просчитывать – не каждому сие дано.

– Ты, боярин, с Меншиковым в каких отношениях?

– Да ни в каких! Что мне до него? Он из простолюдинов будет, не мне чета. Вон при королях шутов полно, и они шутки часто неуместные отпускают, что не каждый князь себе позволить может. И что с того?

– Послушай меня, боярин. Дружбу с Меншиковым наладь, винца за одним с ним столом попей.

– С Алексашкой-то? Зазорно мне.

– Что в Библии сказано о грехах? Гордыня в тебе говорит. А меж тем Меншиков в силу войдёт. Подожди пару годков – сам увидишь. Вторым лицом в государстве будет. И про любезного ему знакомца, – Андрей ткнул пальцем в грудь боярина, – не забудет. Когда он возвысится, к нему очередь из родовитых дворян стоять будет, облобызаться за честь посчитают. А ты уже в друзьях – пиршества, танцы…

– Не умею, – нахмурился боярин.

– Не по чину учить мне тебя, боярин, а всё же подскажу. Выпиши себе из Европы учителя танцев, этикета. За полгода все тонкости переймёшь, на любом балу белой вороной не будешь выглядеть, другие тебе завидовать будут.

– Если завидовать начнут, так палки в колёса ставить будут.

– Одни, может, и будут мешать, а те, кто вперёд смотрит, тебя с супружницей и взрослыми детьми на балы приглашать начнут. Твои барышни мазурку отплясывать будут, пока ты в кулуарах мирно и тихо дела свои порешаешь. Завистники на задворках останутся, а ты в приближённых.

– Погодь! – Боярин трясущейся рукой снова плеснул вина в кружку и выпил. – Голова кругом идёт. Раньше бы подсказал кто!

– Вот я и подсказываю.

– Ну да, у тебя здесь родни нет, иноземец ты. Со стороны виднее. Однако поздно уже. За угощение и советы дельные благодарю.

– Свои люди – сочтёмся.

– Это ты правильно сказал. Только просьба у меня к тебе…

– Слушаю.

– Никому более о будущей столице и Меншикове не говори.

– Понятное дело. Мне к Меншикову не приблизиться, чином не вышел, не подпустят. А насчёт города болтать – себе дороже выйдет. Нет его, города-то! Сейчас даже сам государь о том не подозревает.

– Какие дела! Прости меня, Боже, грешного! – Боярин осенил себя знамением.

Андрей вышел проводить его до возка. Боярин вроде и много вина выпил, а шагал твёрдо.

– А сам-то чего дом в Москве купил? – И глянул на Андрея искоса, с хитрецой.

– Что же мне, всё время на постоялых дворах жить? Я ещё и в новом городе дом себе построю.

С утра Андрей направился в Приказ рудокопных дел.

Окольничий Алексей Михайлович встретил его приветливо:

– Какие земли интересуют, какие руды?

– Мне бы неподалече от Москвы.

– Бедны земли сии рудами. А ежели в Олонецкой губернии?

– Около Малоярославца хочу счастья попытать, у Протвы.

– Пустое! – отмахнулся окольничий.

– А всё же? Рудознатца Лыкова дашь?

– Ежели там руды нет, что лозоход найдёт? Ладно, уговорил, Петра Алексеевича просьба. Но лозохода на месяц только дам. Не успеешь – не взыщи.

– Договорились.

– Иди к дьяку Козьме Борину, я его предупредил. Он бумагу выправит, чтобы никто препятствий не чинил.

Дьяк бумагу написал быстро, познакомил Андрея с лозоходом и пожелал удачи в поисках.

Выглядел Лыков непрезентабельно: потёртый кафтан, порыжевшие от времени сапоги. Но Андрей словам дьяка Пушечного приказа верил. Коли сказал он, что Лыков лучший, стало быть, так оно и есть.

За плечами у лозохода была тощая котомка.

– Когда едем, барин?

– Можно прямо сейчас.

– И верно, чего откладывать?

До Протвина добирались два дня. Остановились на постоялом дворе. Денег на еду Андрей не жалел.

Утром они выехали в поля.

Лыков достал из котомки ореховый прут в виде рогатки. Обеими руками он взялся за концы и медленно пошёл по лугу. Пройдя в нескольких направлениях, сказал:

– Пустое место. Переезжаем.

Они перебрались на убранные поля, и лозоход снова двинулся с прутом.

Если первый раз Андрей ходил за Лыковым, то сейчас он сидел в возке.

Со стороны смотреть было странно: здоровый мужик ходит с прутиком, вид сосредоточенный, периодически бормочет что-то себе под нос.

Ни в этот день, ни в последующую неделю Лыков ничем не порадовал. На вопросы Андрея он только отрицательно качал головой.

Повезло им на девятый день поисков, когда Андрей уже подумывал перебираться на другой берег реки.

С утра Лыков двинулся по полю, Андрей же зевал в возке. Неожиданно Лыков вернулся – прежде такого не было.

– Барин, похоже, удача. Пойдём, покажу.

Заинтригованный Андрей поспешил за лозоходом.

Прутик в руках Лыкова как будто ожил. Смотревший вверх один конец рогатки вдруг стал сам по себе склоняться вниз, пока и вовсе не стал вертикально.

– Руды тут, богатые. Я уже всё поле прошёл, и везде лоза показывает руду. Судя по травам – железо. Лоза показывает любой металл – медь, железо. А уж по цвету травы да по самим растениям смотри, на что наткнулся. Шурфы копать надо. А место это за собой застолби. Не то конкуренты налетят мигом, как прознают.

– Спасибо. А это тебе за труды, – Андрей протянул Лыкову три рубля серебром.

– Едем в Москву, в приказ.

Оформив право на добычу руды, Андрей развернул кипучую деятельность. Он нанял рабочих, которые через каждые двадцать саженей рыли глубокие узкие ямы, называемые шурфами. Надо было проверить, есть ли железная руда, велики ли залежи и какого качества руда, велик ли выход железа. Руду плавили в горне у деревенского кузнеца по соседству. Оказалось, и выход железа хорош, и промышленная добыча окупится.

Андрей сразу нанял ушкуй и отправился в Тулу. Он просто перекупил у Виниуса толкового мастера-литейщика Савченко. С заводчиком не договаривался, зная, что тот упрётся, не отдаст, а переговорил с самим мастером, пригласив его в трактир и угостив хорошим обедом.

– Сколько тебе Виниус платит?

– Зачем тебе, барин?

– Знать хочу.

– Пять рублей.

Сумма была приличной. Стало быть, не соврали люди – мастер стоящий. Виниус иностранец, каждую копейку считает и плохому мастеру много платить не будет.

– А если я тебе вдвое жалованье положу?

– Далеко ли твоя мануфактура?

– Не в Туле она, да и самой мануфактуры пока нет. Строить надо. Людей наймём, ты управляющим будешь. Как скажешь, так и сделают. Но спрос с тебя будет.

– Баешь сладко, барин. А сам-то хоть раз видел, как чугун льют?

– А то! У меня ведь две мануфактуры в Вятских краях. На одной медные и бронзовые пушки льют, на другой – чугунные изделия.

– Расширяться хочешь?

– Хочу.

Мастер поскрёб затылок заскорузлой рукой. Сажа въелась в пальцы намертво, такие руки не отмоешь добела.

– С семьёй мне как же?

– Избу поставишь за мой счёт, семью перевезёшь.

– Мягко стелешь, барин, как бы жёстко спать ни пришлось.

– Не обману, моё слово твёрдое.

Мастер раздумывал долго, не меньше получаса, потом вдруг махнул рукой:

– А, была – не была! Согласен!

Они ударили по рукам, и Андрей тут же выдал ему три рубля подъёмных.

– Завтра с вещами жду в этом же трактире.

Мастер не подвёл, явился утром с узелком.

На ушкуе они добрались до Протвина, и Андрей показал ему участок с вырытыми шурфами.

– Кто руду искал? – спросил Савченко.

– Лыков.

– Слыхал про такого. Полагаю, мануфактуру вон там ставить надо.

– Почему?

– Ближе к реке, к берегу. Руда рядом, на тачках возить можно. Место удобное. Готовые изделия на судах вывозить можно. Опять же Москва недалече, расходов меньше.

– Зато камень из карьеров далеко везти. Из брёвен «литейку» ставить нельзя, сгорит.

– Обойдёмся без камня. Всё равно печи ставить надо, кирпич надобен. Я уж посмотрел: у реки берега глинистые. Сами формы сделаем, сами кирпич обожжём. Но для первой печи кирпич надобен, тысячи три.

– Подскажи, где брать?

– В Коломне. Судами перевезёшь. Где избу ставить разрешишь?

– Где хочешь, лишь бы потом не мешала.

– Лес рубить надо, мужиков нанимать. Одному долго, да и не плотник я. А на голой земле спать – староват.

Андрей намёк понял и дал денег плотников из окрестных деревень нанять. Да и в дальнейшем рабочие нужны – кирпич обжигать, потом стены возводить, руду копать, в «литейке» трудиться.

– Нанимай людей, ставь избу – сразу на всю семью. Бери плотников, каменщиков – работы предстоит много. Чернорабочие нужны, пусть руду пока копают. Я через несколько дней появлюсь.

Андрей на возке уехал в Коломну – купить готовых кирпичей. Качества они отменного, при ударе звенят, и на каждом клеймо, своего рода знак качества. Там же он урядился с владельцами судов доставить кирпич на реку Протву.

А вернувшись через три дня, глазам своим не поверил. У избы уже стены были готовы, осталось крышу сладить и печь поставить. Похоже, не ошибся он с выбором мастера. Не зря товарищ Сталин в своё время сказал: «Кадры решают всё».

– Вторую избу рядом пусть ставят, – увидев Савченко, сказал он, – для меня, мастеров – вроде управления.

– Известь нужна, подвод двадцать, и желательно уже гашёная. Сразу подскажу: в монастырях искать надо. Они каменную кладку зачастую в больших объёмах делают, известь заранее в ямах готовят, и много.

Андрей сразу поехал в Протвино, узнал от местного священника, где монастырь располагается, а особенно – где строительство каменное идёт.

Десять дней ушло на поиски извести и перевозку её к стройке – там уже стояли две готовые избы.

– Всё, барин, не надобен ты мне более на месяц. Вот денежку, будь добр, готовь, мне с людьми рассчитаться надо.

– Отчёт к приезду составишь.

– Нешто мы не понимаем? Деньги – они счёт любят.

Андрей оставил Савченко тридцать рублей медными пятаками и копейками, а сам отправился в Москву. Времени не хватало катастрофически, он остро ощущал нужду в толковых помощниках. Самому везде просто не успеть, хоть разорвись. Только где толковых да невороватых взять? Исполнительных найти можно, а чтобы сам соображал да без подсказки дело вперёд двигал – таких пойди сыщи.

За деньгами Андрей не гнался – не они были мерилом успеха. Опираться только на два небольших заводика в Вятском крае недальновидно. Он хотел активной жизни, ставить новые производства, расширяться. При государе Петре это вполне реально, и почти все рыночные ниши не заняты. Допетровская Русь основывалась на ручном, штучном производстве, а сейчас только не ленись! Хочешь – пушки лей, хочешь – ткани тки, кирпичи обжигай, да хоть иголки производи. Андрей по образованию инженером был, в производстве толк понимал, нравилось ему создавать новое. Купечество – не его стезя. В одном месте купил, в другом – с выгодой продал. Денег лично у купца прибавилось, а государству пользы никакой. Андрей к тому же патриотом был, хоть сейчас и слово это, и понятие затёрли. Он решил для себя помогать Петру и Отчизне – всё-таки это его Родина, здесь его корни. В политику он не лез, грязное это занятие, да и дворяне не подпустили бы его близко. А в чём он силён был – так это в производстве. Им и занялся.

Самое слабое звено в армии было вооружение, вот он и занялся пушками. А ограды и крыльцо чугунное – для души это, да и, честно говоря, нос иностранцам утереть хотелось. В России ведь не только щи лаптем хлебать умели и в шкурах по улицам ходить. Отсюда и получалось: хорошо дело сделал, неплохо заработал. А тратил он много: заводик с нуля поставить, даже небольшой, многих вложений требует; да и рабочих отобрать, обучить, толковых вверх продвинуть – мастерами. Не у всех на это хватка есть, а уж если талант, так и вовсе редкость.

Когда он приехал в Москву, Макар с поклоном подал ему список.

– Это что? Расходы?

– Господа-баре наезживали, пока ты в «нетях» был. Уж очень видеть тебя хотели. Я списочек да с адресами для тебя и приготовил.

– Молодец! Как дела, как люди?

– Все здоровы, дом в полном порядке.

– Вижу, хвалю за усердие. А не говорили господа заезжие, что им надобно?

– Про железо толковали, вроде как сделать им что-то надо.

– Понял. Вот тебе денежка, прислуге жалованье выплати. Да кухарке на закупку провизии дай, дабы нужды ни в чём не было.

Макар помялся.

– Говори.

– На постоялом дворе купец остановился, бают – из самой заграницы. Вино на продажу в бочках привёз.

– Купи кувшин для пробы. Если мне понравится, бочек пять возьму.

– Ноне и сделаю.

Андрей прикинул: гости да клиенты богатые или родовитые к нему приезжать будут, негоже их яблочным вином угощать, какое на Руси делают, а фактически – сидр.

Макар не уходил.

– Что ещё?

– Племянник у меня, шестнадцати годков. Грамоте обучен, смышлён.

– Пристроить хочешь?

– Так ведь родня… Почему не порадеть?

– Завтра приводи на смотрины, мне толковые люди нужны. Но коли тупой – не взыщи.

Макар поклонился и вышел.

Андрей разделся и с удовольствием растянулся на кровати. Славно дома, особенно когда он свой, а не съёмный угол.

А из кухни уже запах аппетитный идёт, кухарка Антонина старается.

Глава 7. У истоков Петербурга

Племянник Макара, Евграф, Андрею понравился. Не по годам высокий, взгляд смышлёный. Для проверки грамотности Андрей продиктовал ему простой текст, и Евграф, высунув от усердия язык, написал его. Андрей взял текст, прочитал – ошибок было немного.

– Ты учился ли где?

– Не довелось, а хочется.

Андрей раздумывал какое-то время. Паренёк занятный. Его бы подучить – толк бы вышел.

– Кем же ты стать хочешь?

– Инженером, а ещё архитектором. Дома и крепости строить хочу.

– Детей в семье много?

– Кроме меня, семь душ.

Понятно. Откуда в многодетной семье деньги на учёбу? Людей в помощь себе найти можно – честных, верных, смышлёных. Грамотных не хватает. Но и взять их негде, надежда только на то, что сам взрастишь кого-то.

И решил Андрей устроить Евграфа в Навигацкую школу. Если способен к учёбе окажется, получит он в помощники грамотного специалиста. Перспектива долгая, отдачу сразу не получишь, но альтернативы нет. А на это время можно других специалистов сыскать.

Навигацкая школа была открыта по распоряжению Петра 14 января 1701 года, и располагалась она в Москве, в Сухаревской башне. Была первым инженерным, морским и артиллерийским училищем. Также называлась школой Пушкарского приказа, поскольку финансировалась им и подчинялась ему.

Руководил школой Яков Вилимович Брюс. Из школы должны были выходить столь необходимые России специалисты – инженеры, архитекторы, артиллеристы и морские офицеры, учителя и гражданские чиновники.

Школа делилась на Нижнюю, своего рода подготовительный класс, где обучали чтению и письму, изучали арифметику, геометрию и тригонометрию, и Верхнюю, в которой обучали немецкому языку, математике, а также морским, инженерным и артиллерийским наукам.

Преподавательский состав школы был сильным. Достаточно сказать, что в числе педагогов были иностранцы вроде Генри Фарварсона, англичанина, профессора Абердинского университета. Были и русские преподаватели: математик Леонтий Филиппович Магницкий, автор первой русской математической энциклопедии.

По указу Петра Первого в школу ежегодно должны были принимать от ста до ста пятидесяти человек, причём две трети из них должны были составлять дети дворян. В школе обучались дети видных людей – Волконские, Шаховские, Урусовы, Долгорукие, Шереметьевы, Щербатовы, Барятинские.

Андрей распорядился запрягать лошадей.

– Едем!

– Куда?

– Если получится, устроим тебя на учёбу.

– Денег же нет у батюшки…

– Жить и кушать в моём доме будешь, в людской. Макару, дядьке своему, в свободное время помогать будешь. Ежели Нижнюю школу осилишь, не выгонят с позором за лень и тупость, пойдёшь в Верхнюю, специалистом станешь – хоть инженером, хоть архитектором. Только уговор: после учёбы будешь у меня на заводах работать. Пять лет учиться будешь – пять лет отработаешь. А коли десять учиться придётся, то и работать столько же будешь.

Андрей знал, о чём говорил. В Нижней школе обучали год, зато в Верхней определённых границ не устанавливали, и там могли учиться и пять, и десять лет. Тех, кто способности к знаниям проявлял, отправляли на практику за границу за казённый счёт.

Начальник школы оказался на месте. Сначала он и слышать о приёме не хотел, дескать, нет свободных мест, но потом всё же решил устроить экзамен и начал задавать Евграфу задачи по арифметике, устроил ему простенький диктант.

– Сильно ли учиться хочешь, недоросль?

– Очень! – с жаром ответил Евграф.

Ответ Брюсу понравился. Дворянские дети в большинстве своём учиться не хотели. Зачем тратить время, если можно нанять грамотного писаря? Ведь иные недоросли дворянские расписывались с трудом. А для простого сословия это был единственный шанс выбиться в люди, поэтому учились упорно, с желанием и зачастую по оценкам своих знаний превосходили детей дворянских.

– Хорошо, берём. Завтра придёшь с бумагой, чернилами и перьями. Но ежели отлынивать начнёшь – не обижайся, вытолкаю взашей.

Когда Андрей поблагодарил Брюса и они сели в возок, Евграф не мог поверить своему счастью:

– Вот повезло! Благодарствую, барин! Только… – Он вдруг замолчал.

– Договаривай, – взглянул на него Андрей.

– Денег на бумагу и чернила нет.

Андрей достал из кошеля деньги:

– Сходи на торг, купи, что надо. Всех денег не трать. Сходишь на занятия завтра, посмотришь, чем пользуются другие ученики.

– Мне домой сбегать надо, отца с матушкой порадовать.

– Сбегай, но после торга, дело прежде всего.

– Тогда я побегу! – Евграф прямо на ходу выскочил из возка.

Андрей засмеялся, глядя ему вслед, но потом вздохнул: этого хлопчика пораньше бы начать учить!

Дома Макар обеспокоился:

– А где же племянник мой? Не взяли?

– Уговорил я начальство, завтра учиться идёт. А сейчас на торг побежал – за чернилами и бумагой. Жить будет в людской, питание за мой счёт.

Макар упал на колени перед Андреем:

– Благодетель! Не забуду милости твоей, барин, верой и правдой служить буду!

– Встань, Макар! – попытался поднять старика смущённый Андрей. – У меня ведь тоже свой интерес. После учёбы он у меня на заводах работать будет.

– Парень-то способный к наукам. Дьячок его алфавиту научил, так он всё читает: вывески, Библию…

– Посмотрим, как он учёбу в Навигацкой школе осилит. Распорядись насчёт баньки, Макар.

– Всё в лучшем свете сделаю!

Пока топилась банька, Андрей раздумывал. Поехать самому по адресам, что Макар записал, или придумать что-нибудь эдакое, похлеще чугунного крыльца, о чём в Москве долго говорить будут? А ведь, пожалуй, можно себя показать в выгодном свете. Не отлить ли в бронзе родовой герб Романовых, грифона? Бояре да дворяне увидят – обзавидуются. Только где образец взять, да чтобы мелкие детали видны были?

И он поехал к дьяку Пушечного приказа. Уж Алексей Митрофанович подскажет!

– Нет у меня парсуны, нет. А чего ты мучаешься? Есть же Посольский приказ, езжай туда. Постой, а зачем тебе?

– Пока секрет, после узнаешь.

Парсуной на Руси называли цветной рисунок. Позже, в 1722 году, Пётр введёт должность герольдмейстера – впервые на Руси – и назначит за заслуги Колычева Степана Андреевича.

В Посольском приказе Андрея встретили прохладно:

– А зачем тебе родовой герб государя? Может быть, ты кощунствовать будешь?

– Упаси Господь, как у тебя только язык повернулся?

В комнату вошёл подьячий с бумагами, услышал разговор.

– Я его видел, – ткнул он пальцем в сторону Андрея, – вместе с государем.

– Так ты с Петром Алексеевичем знаком? Что же сразу не сказал? – И к подьячему: – У нас парсуна с гербом государя есть, отдай. Только не насовсем, на время.

– Верну! – клятвенно пообещал Андрей.

Подьячий сопроводил его в комнату без окон, зажёг свечу.

– Чего же окон нет? – недоумённо огляделся Андрей.

– Так выцветают краски-то. А в темноте они лучше хранятся.

Андрей чуть по лбу себя не хлопнул. Вот дурень-то, простые вопросы задаёт! Мог бы и сам догадаться.

– Вот, нашёл. Держи.

– Спасибо. А вот там герб чей?

– Да Карлы же, короля свейского.

– А его можно взять? Верну!

– Бери, нам он пока ни к чему.

Андрей забрал оба рисунка. Выполнены они были на шёлке и нарисованы красками, а не выполнены вышивкой.

Дома он засел за работу на два дня, тщательно копируя гербы. Закончив, сравнил детали – вроде бы всё правильно. Не поленился, сам отвёз парсуны в Посольский приказ и поблагодарил подьячего.

Образ будущего литья сложился у него в голове сразу, как только он увидел шведский герб. Первоначально он планировал отлить родовой герб Романовых, но потом идея возникла: внизу, под гербом Романовых, нарисовать герб Карла XII из рода Пфальц-Цвайбрюккененской династии, а может, и шведский герб, который «Тре крунур» – три золотые короны на лазоревом щите. Пётр пока не одержал побед над Швецией, но Полтава и маленькие битвы были ещё впереди.

На Руси Петровской иносказания в скульптурах и рисунках читать умели, и Андрей знал, что и его бронзовое изображение не останется непонятым.

На торгу он купил несколько самых больших листов бумаги и китайскую тушь, почитавшуюся лучшей. Дома склеил листы в один большой, тщательно, с соблюдением пропорций и деталей перенёс родовой герб Романовых, увеличил его. Снизу лёгкими набросками карандаша нарисовал герб Карла. Посмотрел, подумал – нет, не то. Сегодня Карл есть, но после Полтавы он сбежит к османам, а Швеция останется. Он стёр карандашные линии. Делать – так на многие годы.

Карандашом снова нарисовал герб – только уже государства Швеции. Получилось лучше, с перспективой. Он обвёл карандашные линии тушью и только потом нарисовал детали. Смысла раскрашивать рисунок не было, всё равно будет в бронзе, одного цвета. Шведский лев получился немного жалким. Тело мощное, а лежит на спине, и лапы задрал, как нашкодивший щенок. А над ним – грозный грифон, изрыгающий пламя.

Не откладывая дела в долгий ящик, следующим же днём он отправился на ушкуе в Вятский край – надо чертёж отдать и производство посмотреть. Забрать готовые изделия, да и проконтролировать управляющих – всё ли в порядке, не наломали ли они дров? Власть, пусть и небольшая, иных людей портит. Но она же иногда проявляет лучшие черты характера человека: ум, способность быстро принимать верные решения, видеть перспективы. К тому же следовало поторопиться. Уже осень, через месяц могут ударить первые морозы, а ещё через пару недель скуёт льдом реки. Тогда до снега, когда можно будет ехать на санях, не выберешься из дальних краёв.

Производство своё Андрей нашёл в полном порядке, осмотром остался доволен. Ко всему прочему он увидел, что его задумка в виде дешёвых торговых заводских лавок прижилась, принеся облегчение работному люду. Тем более что Андрей привёз деньги на выплату жалованья – на три месяца вперёд. А то в осеннюю распутицу ни готовые изделия с мануфактуры вывезти, ни жалованье доставить. Не голодать же рабочим из-за его недальновидности? Управляющим наказал:

– Выдать деньги за отработанное время. В распутицу меня не ждите. Как снег ляжет да морозы ударят, можете санный обоз в Москву отправить. А обратно – жалованье привезти. Только старшим в обозе поставите трезвого, толкового мужика, чтобы деньги не растерял, не пропил.

– Всё сделаем, как велишь, барин.

Изделия на обоих заводах были – десяток больших бронзовых пушек на одном заводике, части оград и ворота из художественного чугунного литья на другом.

Рабочие грузили изделия на ушкуи, Андрей же развернул перед управляющим меднолитейным заводом рулон бумаги:

– Мелентий, тебе особая задача. Надо из бронзы вылить этот герб, мой подарок государю. Лучших мастеров поставь, после отливки сам проверь, каждую детальку. Если дефект какой – перелить заново. А потом и отшлифовать, чтобы блестело, как… – Андрей запнулся, не найдя нужного сравнения. – Ну, ты знаешь.

– Сложно.

– Просто только в носу ковырять. Сам понимаешь, нам, мне и мануфактуре, лицом в грязь ударить никак невозможно. Полагаю на воротах царских закрепить. Пётр Алексеевич ежедневно зреть будет. Отливочка глаз ласкать должна.

– Погоди-ка, барин! Немалых денег стоить работа будет.

– На жалованье намекаешь? Думаю, за подарок денег не берут. А за труды мастеровых сам заплачу.

– Попробуем, – Мелентий поскрёб заскорузлой пятернёй затылок.

– Девка попробовала – бабой стала. Ты мне к Новому году отливку сделай и доставь. Иначе подарок только к именинам пригодится, к тридцатому мая.

– О! Постараемся!

– Я на тебя надеюсь, Мелентий. Посмотрю, какой ты управляющий.

Подковырнул, подначил Вохмянина, чтобы гордость взыграла, чтобы зацепить его. И ведь получилось!

А утром в составе каравана из трёх ушкуев он двинулся в обратный путь. Всего-то был на своих заводиках два дня, успел многое, спал лишь четыре часа. Зато на судёнышке отдохнул.

Прибыв в Москву, Андрей развил кипучую деятельность. Пушки свёз в Пушечный приказ, объехал всех заказчиков, и через неделю ни пушек, ни ограды, ни чугунных ворот уже не было. Андрей пересчитал выручку, а потом отправился на Протвино – строительство надо контролировать.

К его удивлению и радости печи для плавки и стены «литейки» были уже сложены, осталось сделать крышу. На строительстве были задействованы десятки людей, и оно оставило у Андрея впечатление большого муравейника. И обе избы уже были готовы – для семьи мастера Савченко и для заводоуправления. Порадовался Андрей, что человека нужного, дельного к себе сманил.

– За месяц, к снегам как раз накроем, – заверил его Савченко.

Поскольку руды во дворе было много уже, кучи громоздились, Андрей спросил:

– А плавить когда же?

– У, барин, торопишься! Кладка на печах высохнуть должна, закаменеть, тогда трещин не будет. Кроме того, уголь завозить надо – много, баржами. Не дай бог запасы маленькие будут – погаснут печи. Тогда всё, печь негодна, разбирать и выбрасывать надо. Формовочный песок нужон, сажа.

Андрей в строительстве и пуске печей на своих заводиках не участвовал, и для него это было внове.

– Сколько денег потратил?

– А на всё записи в амбарной книге есть.

– Идём считать.

Расходы были учтены до полушки. От мастера, знатока производства, Андрей не ожидал такой пунктуальности. Он выделил ещё денег, сказал, где его найти в Москве, ежели срочно нужен будет, с тем и отбыл.

А по прибытии в столицу к дому его стали подъезжать богатенькие москвичи, большей частью – купечество. По закону, будь он хоть втрое богаче иного дворянина, купец имеет ряд ограничений. Например – кучер один, а не два форейтора, как у боярина; и лошадей в возок запрячь можно две или три. Дворянин же мог себе позволить четырёх коней, знатный царедворец – шесть, и только государь – восемь лошадей.

А денежки у купцов водились, и им хотелось выделиться. Домов выше двух этажей им строить не дозволялось, зато нигде не было прописано, как и чем их украшать. Вот и взялись они за внутреннюю отделку да за всякие нововведения снаружи, чтобы всем прохожим и проезжим видно было и понятно – удачливый купец живёт. Украшали дома лепниной, колоннами, рустованным камнем, а уж как весть разнеслась о чугунном крыльце красоты необычайной, загорелись желанием заказать и себе подобное, а то и переплюнуть.

Привезённый на ушкуях товар вмиг разошёлся, Андрей принимал заказы. Вот где пришёлся кстати итальянский архитектор Винченцо. Теперь он ежедневно бывал у Андрея, привозил всё новые и новые эскизы оград, фонарных столбов, ворот, крылечек и ступенек. За эскизы Андрей платил сразу и серебром, потому Винченцо был неутомим.

В трудах пролетело два с половиной месяца. Уже лежал снег, стояли морозы – русская зима вошла в свои права. Темнело рано, и одним ненастным вечером, когда с неба крупными хлопьями валил снег, в ворота дома сильно постучались.

Макар пошёл открывать. Оказалось, это прибыл обоз с медеплавильного завода, из Вятских краёв, привезли герб Романовых. Сопровождающие озябли, хоть и были в тулупах да валенках. Две недели они провели на открытом воздухе, и щёки были обморожены.

Сани завели во двор, и старший обоза предстал перед Андреем. Это был серьёзный кряжистый мужик средних лет.

– Здравствуй, барин! – прогудел он сипловатым голосом.

– Здравствуй, – отозвался Андрей. – Не признаю я тебя что-то.

Почти всех своих рабочих на обеих мануфактурах Андрей знал, если не по именам, так в лицо.

– Потап я, Вельяминов сын, десятник с рудника медного.

Андрей чертыхнулся про себя. И верно! Рудник даёт медную руду медеплавильному заводу. Андрей всё своё внимание заводам уделял, откуда шла готовая продукция, а на руднике только раз и был, сразу после покупки. Нехорошо, укорил он себя.

– Как добрались, все ли здоровы?

– Милостью Божьей добрались, все здоровы, чего и тебе желаем. Литьё доставили в целости.

– Макар! – крикнул Андрей.

Управляющий стоял за дверью – знал, что понадобится.

– Лошадей в конюшню определи, возчиков – в людскую. Накорми, пусть отогреются.

– Сделано уже.

– Да? Факел приготовь, сам хочу отливку посмотреть.

– На ней царапинки малой нет, – прогудел Потап.

– Надеюсь, но сам хочу удостовериться.

Андрей набросил на плечи шубу, обул валенки. У наружных дверей его уже ждал Макар. От масляного светильника запалил факел.

Андрей шагнул на крыльцо, следом – Потап.

Сани с ценным грузом стояли между домом и конюшней, в затишье – здесь ветер не так донимал.

Потап отбросил рогожу, за нею – толстый слой войлока.

При свете факела герб засверкал во всей своей красе.

Андрей восхитился. Одно дело – нарисовать эскиз, и совсем другое – увидеть всё это в металле.

Герб отбрасывал неверный свет от факела и сиял бронзой, как золотом. Красив!

Андрей не удержался, погладил отливку рукой. Отполирована она была на совесть, такую дарить государю было не зазорно.

– В других санях крепёж. Ты хоть про то не сказывал, мастера на медном заводе по своему разумению отлили.

– Ах, молодцы! Идите в дом.

Андрей заботливо укрыл отливку войлоком, потом рогожей, затянул узлы на санях. Уже в сенях он спросил:

– Управляющие письмо какое не передавали?

– Ох, Господи, – засуетился Потап, – совсем запамятовал! Конечно, передавали!

Потап расстегнул тулуп, меховую жилетку и достал сложенную вчетверо бумагу.

– Хорошо. Иди в людскую, отдыхай.

Следующим днём Андрей на санях, с Антипом на передке, отправился к дому Петра. Подъехав, он подошёл к воротам – надо было осмотреть их, как ловчее прикрепить.

К дому тут же подошёл гренадёр Семёновского полка, стоявший на охране:

– Не положено, отойди.

– Начальника караула позови.

Гренадёр поднял свисток, висевший на его груди на цепочке, и коротко три раза свистнул, подав сигнал.

Из караулки, стоящей в отдалении, вышел капрал, подошёл не спеша:

– День добрый. В чём дело?

– Здравия желаю! Заводчик я. Петру Алексеевичу к генваря первого подарок сделал.

Капрал растерялся – такого в его службе не было. Но потом решил:

– Давай сюда! Я поручику или капитану отдам, а там пусть он решает.

– Ты подарок сей в руках не удержишь. Герб родовой, из бронзы полированной, на ворота.

– А ну как государь подарок сей отринет, не понравится он ему? Мне головы не сносить. Он через ворота не один раз в день проезжает. Не могу позволить!

– Зови офицера.

Капрал в нерешительности потоптался. Андрей понимал его: разрешишь сам – получишь по шее, не разрешишь – ещё хуже может быть.

Капрал вернулся через четверть часа с капитаном, командиром роты, нёсшей караульную службу. Они обменялись приветствиями, и Андрей повторил просьбу.

– Государь о подарке знает?

– Капитан, о чём ты? Какой же это подарок будет?

– Сам посмотреть хочу, вдруг непотребное.

– Свят, свят!.. – совершенно искренне перекрестился Андрей. – Я с государем знаком, пушки ему со своего завода поставляю, как можно?

– Сначала посмотрю! – упёрся капитан.

– Хорошо. Через час вернусь.

Андрей вернулся в дом. Рабочие отогрелись, кухарка же его Антонина расстаралась, накормила их вволю.

Андрей нашёл Потапа, объяснил ему, дескать, смотреть желают.

– Это мы мигом! Ваньша, запрягай лошадь!

– Погоди, Потап… Ежели подарок начальнику охраны понравится, как повесим? Инструменты нужны.

– А мы с понятием, инструменты с собой привезли. Вчетвером и приладим.

– Собирай людей, быстро! Едем! Времени уже полдень, пока доедем, пока капитан посмотрит, а там и темнота ждать себя не заставит.

Быстро собравшись, они выехали. Впереди на своих санях ехал Андрей, за ним Потап управлял санями с подарком, замыкали этот маленький обоз сани с рабочими и инструментами.

Когда Андрей подъехал, капрал топтался рядом с двумя гренадёрами. Увидев обоз, он без слов ушёл за капитаном.

Когда подошёл офицер, Андрей позвал его к саням. Из-за плеча капитана выглядывал капрал – любопытно ему было, что за подарок такой?

– Потап, открывай, – скомандовал Андрей.

Потап отбросил рогожу, войлок, и под ярким зимним солнцем засияла бронза.

– О! – вырвалось у всех, кто увидел герб. В восхищении люди обошли сани, разглядывая детали.

– Великолепно, слов нет, – промолвил капитан.

– Изволишь вешать на ворота? – тут же поинтересовался Андрей.

Капитан махнул рукой:

– Соизволяю! Полагаю, за такой подарок не накажут.

– Потап, слышал? Приступай! – распорядился Андрей.

Рабочие достали инструменты, ощупали, осмотрели ворота – только что не обнюхали. Сначала перебросили через ворота верёвки, с осторожностью подвесили на них герб. Затем с другой стороны подвесили ответную часть, само крепление, споро скрепили их бронзовыми болтами. И в завершение убрали верёвки. Потап рукавом тулупа смахнул снежинки с нижней части герба – куда смог дотянуться.

Присутствующие отошли на несколько шагов – полюбоваться.

Вид у въездных ворот совершенно преобразился, они стали выглядеть солидно – даже торжественно.

И вдруг гренадёр закричал:

– Государь едет!

Все отбежали в сторону.

Царь ехал в закрытом возке, запряжённом четвёркой лошадей. Придворной мишуры, парадности Пётр не любил. Ел простую пищу, иногда ходил в заштопанном кафтане. Но положение обязывало. Его посещали послы иностранных государств, видные люди из-за рубежа.

Сани сопровождала немногочисленная конная охрана.

Распахнулась дверца, и из возка выглянул Пётр. За четвёркой коней он не видел герба – его заинтересовали люди у ворот. Обычно часовые разгоняли зевак.

Пётр вышел и с высоты своего роста сразу увидел сияющий солнцем герб. Не обращая ни на кого внимания, он подошёл – был он в мундире капитана Преображенского полка.

Несколько минут Пётр внимательно разглядывал герб.

Андрей и капитан замерли – вдруг царю не понравится подарок? Рабочие стояли, как соляные столбы, и только таращили глаза – неужто сам государь перед ними? Даже некоторое разочарование читалось на их лицах – они представляли государя в расшитых золотом одеждах и с короной на голове. А тут обычный с виду офицер, только роста великого.

Пётр обернулся и увидел Андрея:

– Француз?

– Я, ваше величество.

Пётр поднял трость, с которой никогда не расставался, и ткнул ею в сторону герба.

– Твоя работа? – Голос его был грозным.

У Андрея сердце в пятки ушло. Пётр был скор на расправу, а тяжесть его палки и ударов испытали на себе многие вельможи – даже Меншиков, фактически второе лицо в государстве.

– Это подарок мой тебе к Новому году, – чётко ответил Андрей.

– А это? – палка упёрлась в нижнюю часть герба.

– Поверженный лев, что на гербе шведском.

– Шельмец и прощелыга!

И неожиданно Пётр громко расхохотался.

Среди присутствующих пронёсся вздох облегчения – гроза миновала.

– Почему так решил, как в голову пришло? – Пётр вперил взгляд в Андрея.

– Ночью видение мне было, государь, что ежели вот так герб отлить, Карла силу потеряет и впредь от армии твоей поражения терпеть будет.

– Да? – Пётр сильно удивился. Он подошёл к гербу поближе и ещё раз внимательно его осмотрел. – А что? Мне нравится.

Присутствующие как по команде заулыбались – герб получил высочайшее одобрение.

Пётр шагнул к Андрею:

– А ежели не сбудутся твои предсказания?

– Голову на плаху положу, – твёрдо сказал Андрей и глаз от Петра не отвёл.

– Самое дорогое, жизнь, на кон ставишь? Тогда и мне ответить надобно. Что просишь?

– Двести сажен земли на набережной – дерзнул Андрей.

– На Яузе или Москва-реке?

– На Неве, государь. По соседству с Меншиковым.

Окружающие ахнули – каков наглец этот заводчик?! А потом захихикали. Да у него с головой не в порядке! Какая набережная на Неве, если там и города нет и земли под шведами?

Но Пётр мыслил по-другому:

– Ты либо сумасшедший, либо пророк, данный мне свыше. Подарок твой, не скрою, мне по сердцу, люб. Да и в Пушечном приказе, не далее как вчера сказывали, новую партию пушек от тебя приняли.

– Было такое, государь. Ещё когда лёд на реке не встал, ушкуями доставить успели.

– Ты же вроде землицу брал – руду железную добывать? – Пётр хитро улыбнулся.

– Брал, государь, – с твоего соизволения. Так завод уже стоит, по весне первые плавки пойдут.

– Чего медлишь?

– На печах кладка высохнуть должна, тогда не потрескаются они, долго служить будут.

Андрей твёрдо знал, что головой своей он не рискует, впереди Петра ждут блистательные победы. Карл XII будет повержен, сбежит с предателем Мазепой к османам. И город на Неве будет воздвигнут уже в следующем году. Вернее, сначала будет сооружена Петропавловская крепость, а уже потом вокруг неё возникнет город. Первые дома будут построены на Васильевском острове, через протоку от крепости, что на Заячьем острове встанет.

Но Пётр этого не знал. Он был весь в сомнениях и даже побаивался Карла. Шведская армия была сильнейшей в Европе и до Петра поражений не терпела. И своей победой под Полтавой Пётр громко заявит о себе, о появлении в Европе нового сильного государства, с которым теперь придётся считаться.

– Ну что же, француз, служи России честно, как и раньше. А я за тобой приглядывать буду. Герб же сей пусть висит.

Андрей отвесил поклон, как в фильмах видел: правую ногу вперёд, шляпу снял, внизу ею махнул и голову склонил.

Пётр и свита смотрели с интересом.

– Истинно французские манеры, – обернулся царь к почтительно стоящей в отдалении свите, – ишь, как расшаркался. Вам бы пример брать.

Пётр улыбнулся – и герб, и пророчество ему понравились.

– А ты, брат, не романеи ли отведал? – Пётр сделал к Андрею пару шагов, принюхался. – Не пахнет. Выпил бы я сейчас за предсказания твои, да времени нет. Но в следующий раз – обязательно.

– На брегах Невы.

– Сдалась она тебе, как будто других рек нет!

– Даже число скажу, государь. С 24 по 26 мая следующего года солдаты новую избу поставят, в ней и жить будешь.

Пётр, а за ним и свита весело засмеялись. Некоторые крутили пальцем у виска. Французишка точно юродивый, а Пётр их пророчества на дух не переносил. Но только юродивые пушки не льют и гербы с намёком на будущие победы не делают.

Андрей тоже смеялся, только не над собой, а над царедворцами. Ну ничего, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А сейчас его час ещё не пробил.

Андрей окунулся в работу. Пока мастеровые с рудника здесь, он принял заказы от московских людей, охочих до художественного литья, нарисовал эскизы и передал их со старшим – им всё равно возвращаться. Ещё передал мешочек с деньгами – жалованье – и письмо сопроводительное.

– Потап, за деньги головой отвечаешь. Не пропей, не потеряй, в санях на ночёвке не бросай. Люди, твои же товарищи, их ждут, им семьи кормить надо.

– Да что ж я, нехристь, не понимаю? Всё сделаю, как должно!

– Тогда с Богом!

Макар дал в дорогу работным людям и мешок со свежеиспечёнными караваями, и два добрых шмата сала, и рыбы сушёной. В дороге перекусили – и готовить не надо. А уж во время ночёвок на постоялых дворах горяченького поедят. И люди и лошади весь день на морозе, так отогреться, отъесться надо, иначе помёрзнут.

Андрей решил расширять диапазон изделий. На Руси издавна бельё гладили деревянными валиками. Работа долгая, тяжёлая. И он решил наладить литьё чугунных утюгов. Ручка должна была быть деревянной, чтобы не обжечься, в пустотелый утюг засыпаются тлеющие угли. Подошва у утюга полированной быть должна. Тогда и утюжить легко, и качество работы хорошее. А главное – рынок сбыта необъятный. В каждой семье утюг нужен, а ещё есть государевы портомойки, для казённого люда – солдат, офицеров, приюты, сиротские дома, госпитали.

Только как отшлифовать чугунную подошву? Можно вручную, камнем, но производительность такой работы низкая. Круглый наждачный камень бы сюда да привод – хоть от ветра, хоть от воды.

Он начал поиск среди заводчиков. Нашёл импортный камень – даже деревообрабатывающий токарный станок нашёл. Довольно примитивный, но для того, чтобы делать ручки к утюгам, вполне подойдёт. Сам, на санях, пока ещё не сошёл снег, отвёз станок и камень в Протвино, к Савченко. Потом дороги развезёт, пешком с трудом добраться можно будет. Пока кладка на печах сохнет, надо станок установить, избу для него сделать, привод придумать.

Савченко станку не удивился – видел подобные в Туле.

– Избу мы срубим, дело недели. А вот с приводом сложнее. Можно валы от реки и гребное колесо, а можно и лошадью.

– А ты не торопись. Через месяц таять будет – посмотри, до какого уровня река поднимется. Вот у уреза избу ставь, можно на сваях для надёжности, тогда вал совсем коротеньким выйдет. Тем временем мастера-деревщика найди, круглые ручки делать на станке. Или обучи толкового парня из своих. Даже ко мне в Москву его прислать можешь, пристрою к кому-нибудь. А теперь смотри сюда. – Андрей развернул перед Савченко бумагу.

Мастер всмотрелся:

– А я ведь похожую диковину видел. Внутрь неё уголь засыпают и бельё гладят.

– Где?

– В портомойке при доме Виниуса. Из далёких краёв привезена диковина сия.

– Думаю наладить здесь, у тебя, производство.

– Ну-ка, посмотрим.

Савченко долго приглядывался, бормоча что-то себе под нос.

– Ничего хитрого, осилим.

– Держи деньги. Рабочим по спискам раздай жалованье и про станочника не забудь.

– Всё сделаю, как велишь, барин.

Андрей с удовлетворением отметил порядок на заводе, значительно выросшую и прибавившую в объёме кучу руды.

По приезде в Москву Андрей узнал новость, неприятно его задевшую: Пётр передал Демидову казённый Невьянский завод на Урале. Заводчиком Демидов оказался хватким, разворотливым, но рабочих, подобранных из крестьян, не жалел. Кроме того, он договорился, чтобы ему для работы поставляли осуждённых.

Андрей Петра понимал – промышленность нужна была государству как хлеб. Но чем Демидов лучше его, Андрея?

С этого Невьянского завода поднялся род Демидовых, разбогател, известен стал.

Далее события стали быстро нарастать. 8 июля 1702 года граф Борис Шереметьев одолел войско Швеции у Гуммельсдорфа. К России вернулись старинные русские крепости Ям и Копорье. Наши продвинулись до Риги, и Пётр получил реальную возможность укрепиться на берегах Балтики.

У Швеции в Северной войне были сильные союзники – Англия, Франция, Голландия, но они готовились к войне за наследство испанских Габсбургов и Карлу помочь не могли.

Пётр с войском провёл лето в Архангельске, опасаясь, что шведы ударят там. Но в сентябре 1702 года он вернулся на Ладогу и повёл войско к древнему новгородскому Орешку, который был занят шведами и переименован ими в Нотебург.

После непродолжительной осады гарнизон сдался.

Пётр переименовал крепость в Шлиссельбург, иначе – «Ключ-город».

Андрей в это время развернулся, его завод в Протвине уже начал выпускать утюги, решётки для ограды. Эти изделия давали деньги, позволявшие не повышать цены на пушки – редко какой заводчик мог себе позволить держать цены ниже, на уровне казённых заводов.

Но Андрей планировал лить на заводе в Протвине ядра всех калибров. Пушки без ядер – просто тяжёлая железяка.

Чтобы наладить сбыт утюгов, он поставил в Москве две лавки в людных местах, нанял двух разбитных приказчиков. Те зазывали прохожих и тут же показывали, как пользоваться диковинкой.

– Ну разве ты валиком такое сможешь? А утюжочком – любо-дорого поглядеть. После утюжка рубаху даже князю надеть не зазорно, – уговаривал один из них покупательницу.

Андрей глядел на всё это со стороны и улыбался. Народ привык к старым приспособлениям и к новому относился с недоверием.

Со скрипом продали первую сотню утюгов, а дальше уже заработало «сарафанное радио». Одна похвасталась покупкой, другая купила – и пошло-поехало. На завод стали подъезжать оптовые покупатели – купцы с других губерний, и завод заработал с полной нагрузкой.

Но если с литьём и ручками проблем не было, то шлифовка подошв стала узким местом. Андрей купил ещё два круга, памятуя: куй железо, пока горячо. А утюг – изделие несложное, конкуренты не дремлют. И приобретут образец, и сами наладят производство, поскольку патентного права в России ещё не было.

Андрей же наладил производство ступок с пестиками. Литьё гладкое, да с рисунком с наружной стороны. А без ступы в хозяйстве как? Зерно потолочь, сушёные ягоды для киселя, коренья для лекарств. И ступки разных размеров делал: от маленькой, для аптекарей, до больших, почти ведёрных.

Постепенно в среде мануфактурщиков он стал известен, узнаваем. При встрече с ним владельцы заводиков раскланивались. Связями оброс – в России без этого трудно: традиции, устои, менталитет в одночасье изменить непросто. И не заметил за трудами, как лето пролетело, холодать стало, листья с деревьев облетели. И уже снежок поля и города припорошил.

Весной Пётр с войском двинулся вниз по Неве и легко занял маленькую крепость Ниеншанц в устье реки. Так и получилось, что к маю 1703 года Россия отвоевала всё побережье Балтики от Нарвы до Невы. Только отвоевать можно, а вот удержать занятое сложно. И Пётр это понимал.

На Васильевском острове солдаты за три дня поставили ему бревенчатую избу, сохранившуюся до наших дней. Пётр был непритязателен в быту, в отличие от своих приближённых. А 27 мая 1703 года был заложен Санкт-Петербург.

К началу строительства в дельте Невы имелось двадцать восемь островов.

Собственно город начался со строительства Петропавловской крепости на Заячьем острове.

Строительством руководили иностранные инженеры, строили по новейшим технологиям фортификационной науки, с бастионами. Сначала крепость возводили из брёвен, засыпая между двойными стенами землю.

Пётр тут же запретил каменное строительство на Руси и ввёл «каменный» налог. Каждый въезжающий в город обязан был привезти с собой камни или заплатить деньги. Лишившись заработка на местах, все каменщики потянулись сюда, в город, которого ещё не было. Каждый работник на строительстве крепости получал жалованье один рубль в месяц и казённый кошт. Из 3262 строителей крепости за время строительства умерло 27 человек.

Прослышав о строительстве крепости в дельте Невы, сюда направился шведский отряд с целью уничтожить русских и разрушить постройки. Пётр сам, во главе восьмитысячного отряда, 7 июля пошёл в наступление и разбил шведов, заставив остатки уйти в Выборг.

На острове Котлин начали сооружать батарею в виде трёхъярусной деревянной башни, закончив строительство к маю 1704 года, – дабы уберечь будущий город от нападения с моря. Через много лет крепость станет каменной и получит новое название – Кронштадт.

Возведение каменных бастионов Петропавловской крепости начнётся в 1706-м и закончится в 1740 году. Через протоку от крепости начнут возводить каменный Кронверк, ставший затем артиллерийским цейхгаузом, а ныне – Артиллерийским музеем.

В 1703 году быстрыми темпами начал строиться сам город – на Васильевском острове и Петербургской стороне. В 1704 году на левом берегу Невы начали строить Главное Адмиралтейство. На Березовом острове возникают первые улицы. Вблизи Троицкой площади появились Большая и Малая Дворянские улицы, Посадская, Ружейная, Пушкарская, Монетная, Гребецкая. А вдоль самой Невы расположились дома именитых людей – А.Д. Меньшикова, Г.И. Головкина, И.М. Зотова, М.П. Гагарина.

Дворяне в Москве, получив сведения о строительстве крепости и города, забеспокоились. В Москве земля дорогая, тесно, места для строительства не хватает. Да и, по слухам, царь новому городу благоволит. И потянулись дворянство, купцы и прочий именитый и богатый люд к устью Невы. Многие сразу ехали обозами, в которых везли работных людей – плотников, столяров, каменщиков, печников. Ну и заодно кухарок, портомоек, швей.

Государь щедро отмерял вновь прибывшим землю. Однако чудинка у Петра была: в первую очередь он занялся не улицами и дорогами, а каналами, и передвигаться велел на яликах и лодках.

Взяв деньги и несколько слуг, поехал на Неву и Андрей. Столица вскорости будет там, Москва станет городом второстепенным, и поэтому он хотел напомнить Петру об обещании дать землю под строительство по соседству с сиятельным Меншиковым. Потом уже поздно будет хлопотать.

На одной из остановок под Тверью, на постоялом дворе, Андрей нос к носу столкнулся с боярином Пушечного приказа Кутафиным.

– Ба! Кого я вижу! Алексей Митрофанович! Какими судьбами?

Дьяк склонился к Андрею и так, чтобы не слышал никто, сказал на ухо:

– Ты чего прикидываешься? Сам же мне про город сей на Неве глаголил! Я вижу, и ты туда путь держишь?

– Держу, скрывать не стану. Я тебе больше скажу: сам Пётр Алексеевич прилюдно обещал землицу мне дать на набережной, по соседству с Александром Даниловичем.

– Да ну! И здесь обскакал!

– Я же тебя предупреждал, боярин! Не поверил ты мне. Человечка своего, из разворотливых, по весне бы послал. Пётр тогда трофейной земли не жалел, участки обширные давал. А ноне все в Питербурх кинулись, лакомые-то куски забрали уже.

Боярин побагровел от досады – ведь он и в самом деле Андрею тогда до конца не поверил. Но и в Москве хоромы расширять не стал, как хотел, – а вдруг Андрей прав?

– Отобедать приватно со мной не желаешь ли? – спросил боярин.

– Отчего же нет? Со всем моим удовольствием, проголодался я в дороге.

Боярин договорился с хозяином насчёт отдельной трапезной, и Андрей понял, что Алексей Митрофанович хочет приватно поговорить. И точно. Пока уселись, слуги быстро принесли вино, закуски и заедки. Выпили по стаканчику романеи за неожиданную встречу.

По традициям положено было разговор начать с погоды, видов на урожай, коснуться царского двора, а уж потом о деле говорить. Но боярину не терпелось. Андрей предсказал появление города, когда о сём не помышлял сам государь, – и всё сбылось! Теперь же боярин, пользуясь случаем, хотел вызнать всё, чтобы вовремя подсуетиться.

– Как думаешь, где строиться лучше?

– А к совету прислушаешься?

Боярин перекрестился.

– Адмиралтейство государь заложил, Петропавловскую крепость в честь святых Петра и Павла.

– Слышал краем уха. Да оно ведь как, самому поглядеть надо.

– Государь сам всего не знает, что ему предначертано.

Дьяк наклонился, боязливо оглянулся на дверь:

– Ты-то откуда ведаешь? Не с дьяволом ли общаешься?

Андрей перекрестился:

– Помилуй Боже! О чём ты, боярин?

– Прости, коли обидел. Весь внимание.

– От Адмиралтейства три улицы лучом расходиться будут. Главная будет называться Невской першпективой – вот там землю просить надо. Сейчас это пустынь, лес да кочки. Меншиков да иже с ним поудобнее берут – на набережной. Виды красивые, изба Петра рядом. Только центр города не там будет, а на Невском да Дворцовой площади, в двух шагах от Невского.

– Во что деется!

Боярин облизнул пересохшие губы, налил себе в стакан вина и опрокинул его махом. За столом так не делалось, он должен был наполнить стакан собеседнику. Но боярин был настолько заинтригован, что презрел приличия.

– Говори, говори! – А у самого горели глаза от предчувствия чего-то необыкновенного.

– Невская першпектива начинаться будет прямо от Адмиралтейства. Встань ко главному входу спиной – он на берегу будет, отсчитай триста сажен, там и проси. Потом эти земли да дома на них баснословных денег стоить будут.

– Почему?

– О двенадцатом годе, через девять годков, государь столицей новый город сделает.

– А Москва как же?

– А что Москва? Москва стоять будет. На царство венчать там будут. Вторым городом в государстве будет на три века.

Боярин отпрянул в испуге:

– Ой, что делается!

Он опять наклонился к Андрею:

– Перемены великие грядут! Не зря Петра Алексеевича в народе «антихристом» зовут. Только о том никому, иначе не сносить нам обоим головы.

– В Преображенский приказ, к Ромодановскому попасть боишься?

– А то! А ты разве не боишься? После третьего огня всё скажешь, даже то, что забыл десять лет как.

– Язык за зубами держи да в заговоры не лезь. Вот голову и сохранишь.

– Страшно в новом городе строиться, да ещё под боком у шведа.

– Не о том говоришь. Дом строить будешь – повыше ставь. Нева иногда разливается сильно, затопить может. А шведов Пётр Алексеевич через шесть лет разобьёт под Полтавой. Наголову. Карла прибежища искать будет и умрёт в безвестности. А Россия перед Европой воссияет, как Вифлеемская звезда. Видные иноземцы за честь считать будут Петру Алексеевичу послужить.

У боярина челюсть отвисла от удивления.

– Не человек ты!

– Потрогать можешь. Как и ты, из плоти и крови.

– Искуситель!

– Всё запомнил, Алексей Митрофанович?

– Как есть всё! Каждое слово в точности.

– Забудь о нашем разговоре, и чтобы никому, ни-ни!

– Нешто я мальчонка малый?

– Поесть бы…

– Ой, дурень я! Ты же с дороги! Эй, прислуга!

Принесли горячее: кислые шти, куриные полти, жареных карасей в сметане, паром исходящих.

Андрей накинулся на еду – тряская дорога почти с утра до вечера разбудила аппетит.

А боярин не ел, только винца стаканчик опрокинул. Услышанное отбило у него желание есть, он переваривал мысли.

– Слушай, а ты не продашь мне свою землю?

– Побойся Бога, боярин! Мне ещё до Питербурха добраться надо, к Петру Алексеевичу попасть.

– Если государь чего-нибудь обещал, тем более прилюдно, слово своё он сдержит. Этого у него не отнять. Как говорится, царское слово твёрже гороха.

– Кстати, о горохе – напомнил. Вторая улица, что лучом от Адмиралтейства пойдёт на голландский манер, Гороховой называться будет.

– В разумение взять не могу, неужто карты подсказали? Или тебе свыше кто подсказывает?

Андрей кивнул. Пусть боярин сам думает, как хочет. Он наелся, запил обед стаканом романеи.

Через постоялый двор и трактир, что ранее проезжими были и их обитатели видели купцов чаще, ноне заезжали знатные люди. Трактирщик стеклянную посуду прикупил, разорился, – по моде.

– Прости, боярин. Устал я, спать пойду. Дорога впереди ещё долгая.

– И я такожды. Утром едешь?

– Утром.

– Давай в моём возке. Он мягкий, да и веселее вдвоём, – предложил боярин.

– Кто бы против был?

– Вот и уговорились.

Боярин был рад, с хозяином за обед сам рассчитался.

Утром их ждал уже накрытый стол – боярин заказал.

Прислуга спала в людской, ела в общей трапезной.

Выехали они длинным поездом, составленным из двух обозов. А впереди и сзади по грунтовой дороге пылили другие обозы – с дворянами, купцами, камнем, провизией – город нуждался во всём.

Через несколько дней добрались до устья Невы. На островах там и сям виднелись постройки, пока большей частью деревянные.

Боярин и Андрей перебрались на лодке за алтын на Васильевский остров.

– Избу видишь? – показал Андрей.

– У меня в такой челядь живёт.

– А здесь – государь. Его там ожидать надо или к Петропавловской крепости идти. Вон она.

Они направились туда. Небольшой остров соединён был с Васильевским понтонным мостом. Всё-таки на строительство крепости постоянно везли лес, камень, железо – скобы, прутья. На лодках всего не переправишь, подводами удобнее.

Остров напоминал муравейник. Сотни людей рыли землю, бабами вбивали сваи.

Андрей сразу увидел государя – он был выше всех на голову.

– Государь здесь, идём!

Глава 8. На два города

Пока боярин и Андрей торопились к государю, тот уже успел перейти в другое место и обсуждал что-то с инженерами. И всё-таки они успели.

Пётр повернулся.

– Здравствуй, государь! – хором поздоровались оба.

– Рад видеть на брегах Невы! Каким ветром?

– Попутным, Пётр Алексеевич! – выступил вперёд Андрей.

– А, шельма! – улыбнулся Пётр. – Как пушки? Льёшь?

– Лью.

– Можешь полюбоваться, вон в том бастионе твои пушки стоят.

– Непременно подойду. А как насчёт обещания?

– Какого? – удивился государь.

– Изволишь напомнить?

– Изволю! – Пётр нахмурился, и боярин от греха подальше спрятался за спину Андрея.

– Помнишь, к первому генваря герб тебе в подарок мои мастеровые отлили, где грифон попирает шведского льва?

– Как же, помню! А, ты голову на плаху положить обещал, ежели я поражение от Карла потерплю.

– Именно так, государь. Я же попросил у тебя двести сажен земли на набережной Невы, по соседству с Меншиковым.

Пётр, услышав это, громко захохотал:

– Говорю же – шельма! Было сие, говорил. Хотя в предсказание твоё не верил! А ведь сбывается!

– И дальше такожды будет, – твёрдо заверил его Андрей.

– Государю слово держать надо, – посерьёзнел Пётр и махнул рукой.

К нему подскочил один из офицеров свиты, развернул карту. Пётр всмотрелся.

– Ага, вот участок Алексашки. Нет, не могу, занята вокруг землица. Проси в другом месте.

Андрей заглянул в карту. Пунктиром на Васильевском острове были помечены улицы и каналы.

– Вот здесь хочу, – Андрей ткнул пальцем в карту.

– Там пока лес. Рубят его на строительство. Да ты, француз, карту читать можешь ли?

– Могу. Именно здесь и хочу, ты обещал.

– Быть посему. Место глухое покамест, жалую тебе участок двести на двести сажен, как и обещал.

И офицеру:

– Отметь на карте и бумагу ему оформи, чтобы не занял никто.

– Благодарствую, государь.

Из-за Андрея вышел боярин.

– А ты что прячешься, Алексей Митрофанович? Как дела в приказе? Сколько пушек приняли?

– Бумаги о приёмке привёз, да тоже землицу попросить хочу – под дом.

– Да? – удивился Пётр. – Значит, городу быть. За заслуги твои, Алексей Митрофанович, землю дам на Васильевском острове.

– Рядом с ним хочу! – боярин ткнул пальцем в Андрея.

– Да вы сговорились, что ли? А что там особенного?

– Ничего… – Дьяк растерялся и толкнул Андрея локтем в бок.

– Государь, пусть все отойдут, слово сказать хочу.

Пётр повернулся к свите:

– Оставьте нас.

Отошли все, даже дьяк. Побаивался боярин государя за крутой нрав, бит уже бывал петровской палкой. Вспыльчив царь, но отходчив.

– Говори!

– Видение было мне.

Пётр вперился взглядом в глаза Андрея. Если в первый раз он ему не поверил, то теперь готов был отнестись к сказанному более чем серьёзно – ведь слова Андрея насчёт города на Неве начали сбываться. А кто тогда знал что-то о Неве? Поневоле будешь прислушиваться.

– Знаю я, что ты флотом морским бредишь, государь. И землю на той стороне Невы попросил потому, что на берегу лучшее место для задуманного тобой Адмиралтейства – корабли строить.

Пётр дёрнулся, как от пощёчины.

– Мысли такие вынашивал, только не говорил пока никому. Продолжай!

– Шведы попытаются с моря подойти, флот у них силён, не хуже аглицкого. А лучшая защита – остров Котлин. Его отсюда видно, коли на дерево влезть. Прости за подсказку, государь, не гневайся. Крепость там морскую ставить надо, с пушками. Слева от острова глубины достаточные для прохода кораблей. Крепостью своей ты шведам подход перекроешь, как кость она у них в горле будет.

Пётр развернул карту, которую всё это время держал в руке.

– Есть такой островок. Занятные мысли ты изрекаешь. Меня сомнения иногда охватывают – здоров ли ты?

– Я похож на сумасшедшего, государь?

– Был бы похож, сунул бы я тебя в холодный карцер или на Соловки сослал бы – остыть. Дельно говоришь, но как будто мои мысли читаешь.

Андрей и в самом деле увидел в глазах и на лице Петра гамму чувств, и у него по спине струйки холодного пота побежали. А ну как царь передаст его Ромодановскому в Преображенский приказ? Но глаз он не отвёл, взгляд в упор выдержал.

– Похоже, не врёшь. Да и слова такие говоришь, которые мои приближённые не слыхивали никогда. Да и полезен зело – хотя бы пушки взять. Но и хитёр ты! До конца понять тебя не могу, – Пётр погрозил Андрею пальцем. – А за то, что строиться решил, хвалю. Мне в городе не только воины нужны и царедворцы, но и простые жители, заводчики. Будешь здесь мануфактуру ставить?

– Буду, государь.

– Ай, молодца! Из Москвы да других краёв далеко везти. Не поверишь, всё до иголки доставить надо. Поставишь мануфактуру – от налогов на три года освобожу, место любое дам, только пальцем ткни. Хоть сукно выпускай, хоть порох – всё потребно.

– Слово даю!

– Вот француз ты, человек ветреный, а я верю, потому как на лжи не поймал тебя ни разу. Присматривать за тобой стану, ты помни!

Андрей поклонился.

– Ступай, а то моя свита волнуется уже.

Когда Андрей подошёл к боярину, тот поинтересовался:

– О чём говорил-то?

– Об Адмиралтействе. Государь согласен, просит мануфактуру здесь, в городе, ставить.

– Нет ещё города, несколько домов только вижу.

– Через год город будет, не узнаешь место.

– Ох, деньгами рискую! А вдруг шведы отобьют?

– Я тебе, боярин, тогда деньги из своей калиты верну.

Андрей увидел, как у дьяка удивлённо взметнулись брови – шутить насчёт больших денег в среде серьёзных людей было не принято.

– Убедил. Поедем, что ли, посмотрим место для стройки? Людей сюда надо набирать, материалы везти.

– Деревянное строительство не затевай, сразу каменное. В итоге дешевле обойдётся. Недалеко отсюда гранит есть, но стены из него не сделаешь. В Подмосковье карьер есть, где белый камень добывают.

– Баржами возить надо. Пиленый или точеный камень дорог, да ещё перевозка… Получится – за морем телушка полушка, да рубль перевоз.

– Тогда иное предлагаю. – У Андрея уже созрела мысль.

– Ну-ка, интересно!

– Найми людей, пусть глину ищут – много надо. А я мануфактуру поставлю, заводик – кирпичи делать. Чем мы Голландии хуже? Представляешь, кирпичный заводик? Город только начинает строиться, от покупателей отбоя не будет.

– Озолотишься! – восхитился дьяк. – А ты не семит ли часом? Голова у тебя на доход от всего заточена. Не успели про камень заговорить, а ты уже про кирпичный заводик речь ведёшь. Нюх у тебя!

– Не семит я, чтобы ты знал. И веры христианской.

В подтверждение своих слов Андрей вытащил из-за ворота рубахи крестик.

– А что озолотимся – так оба, – продолжил он. – Твои люди глину возить будут – для этого ума не надо, только подводу. На мне же печи, уголь, сама мануфактура, а главное – мастера. Думаешь, любой способен кирпич обжечь?

– Упаси Бог, я даже не знаю, как он делается!

– И продажа на мне. А доход – пополам.

Боярин задумался. Заманчиво, но вкладываться надо, людей с телегами нанимать.

Минут пять он молчал. Андрей уже терпение терять стал, но боярин вдруг руку протянул:

– Уговорил. Быть по-твоему, рискну. Только давай уже так: мой человек при кассе будет. Он же из прибыли с возчиками рассчитываться будет, остальное – моё.

– Не до конца веришь, значит? Хорошо, пусть будет так. Но возчикам ты будешь платить не из общего дохода, а из своей части.

– Само собой.

Они пожали друг другу руки, скрепив тем самым договор. Андрей ещё подумал – не прогадал ли он? Возчиков нанять да глиняный карьер найти проще, чем отыскать мастеров да кирпич для печей доставить, а ведь ещё уголь. Впрочем, в Лифляндии, что ноне Петром на штык взята, горючие сланцы есть. По теплотворности они хуже, чем каменный уголь, зато возить ближе, забот меньше.

Делать на землях Невы было нечего, и оба одним составным обозом двинулись в обратный путь.

По приезде в Москву Андрей развил кипучую деятельность. Нашёл и уговорил мастера по обжигу, пообещав достойное жалованье.

– Только пока туда без семьи ехать надо, условий нет, – предупредил он.

– Где наша не пропадала! – махнул рукой мастер Пантелей.

– Тогда жди сигнала, извещу.

– А что не сейчас? Лето, самое время печи ставить.

– Насчёт глины места не разведаны. Сам понимаешь, заводик недалеко от залежей ставить надо, а ещё лучше – чтобы река рядом была.

– Это уж обязательно! На худой конец ручей. Вода потребна массу кирпичную делать. С угольком как?

– А никак! Сланцем топить будем.

– Не слыхал про такой.

– Камень горючий, навроде угля. Зато недалече, полсотни вёрст.

– А глину кто ищет?

– Подельщика люди.

– Нет, так не пойдёт. Не всякая глина для хорошего кирпича годится. Сам поеду.

– Ты хоть знаешь ли, где град новый?

– Ты же, барин, нашёл – и я найду. Деньги только нужны, на первое время хотя бы рублей пять.

Андрей достал калиту и отсчитал десять рублей.

– Заплати за место в попутном обозе, нечего ноги зря бить.

Они пожали друг другу руки, и Андрей уехал. Путь он держал на каменный карьер, где камень пилили.

Но сначала управляющий и слышать о камне не хотел.

– Да окстись, барин! Весь камень в новый град на Неве идёт – царь указ издал. Хочешь на виселицу меня привести?

– А мне камень именно в новый град и надо. Как заказ готов будет, на судах в Питербурх отправим. Али баржой и бурлаками.

– Так оно сподручнее. Приходи к осени, думаю, к сентябрю сладим.

– Погоди, как – к сентябрю? А когда же заводик делать?

– Раньше не могу – людей не хватает. Работа тяжёлая, пыльная.

– Найми новых. Я тебе денег дам, жалованье повыше заплатишь.

Управляющий задумался:

– Ладно, коли так. Первое судно через неделю загрузим.

А дальше – круговерть. Андрей поехал по сёлам – работных людей склонял ехать на сезонную работу.

– За пару месяцев на новую избу заработаете! – увещевал их.

Он и на самом деле думал платить работникам неплохие деньги – кто потом добровольно от хорошего заработка откажется? Останутся, семьи переведут, особливо если избы поставить. Заводик в лучшем случае на окраине будет, а то и в пригороде. Там можно деревянные избы поставить, царёв указ о каменном строительстве не нарушая.

Андрей объехал торги и порты, где обычно кучковались возничие с подводами да амбалы-грузчики в надежде заработать на разгрузке судов. На каждом месте пяток-другой людей ехать в Питербурх соглашались. В Москве конкуренция велика, иной раз за день копейки не заработаешь.

Он собрал всех в обусловленный день на окраине – там уже были и возчики с подводами, и они отправились в Питербурх. Следом за ними уже шёл по реке ушкуй с первой партией пиленого камня.

Ещё никогда Андрею так не везло. Опыт ли сказывался, отсутствие конкуренции на новом месте, или просто удача и везение ему сопутствовали, но всё шло как по маслу.

К прибытию Андрея мастер Пантелей нашёл глину, причём два её сорта: обычную, жирную, и шамотную, огнеупорную. Из такой кирпичи для печей делать надо.

Вдвоём они походили, посмотрели и выбрали место, где решили поставить мануфактуру. Надо, чтобы от города заводик недалеко был, от реки и залежей глины. После небольших споров решили – ближе к реке. Так удобнее сланец подвозить – даже кирпич готовый покупателю, если берёт в больших объёмах. Будущий Питер стоит на Неве с двумя её рукавами и несчётным количеством рек малых и ручьёв, доступ по реке к любой части свободен, а дорог пока нет. И потребление воды самим заводиком велико.

Андрей топнул ногой:

– Здесь ставим! Река рядом, глина – едва ли не под ногами, город виден. Что ещё?

Народу с ним прибыло много. По пути, в сёлах и городках он набирал работных людей. Обоз получился огромный, одних подвод полсотни, а чернорабочих – за две сотни перевалило.

На месте будущего завода лес стоял, его только рубить начали. В некотором отдалении бревенчатые избы ставить начали. Большие, человек на пятьдесят каждая, фактически – длинные бараки. Осень не за горами, дожди пойдут, похолодает. Если укрытия не будет, люди простужаться начнут, болеть.

Едва закончили строить первый барак, как ушкуй с камнем подошёл. Накинулись на его груз рабочие, за полдня всё разгрузили и на подводах перевезли.

Андрей сказал Пантелею:

– Размечай, где печи для обжига стоять будут, само здание, командуй. А я насчёт сланца поехал договариваться.

За два дня он объехал ближние земли лифляндские. Нашёл копи, хозяев, договорился о поставках на судах, аванс оставил.

Хозяева не могли поверить своему счастью – заказ! Да ещё какой! На годы вперёд! И цена оптовая получалась выгодная, в восемь раз дешевле угля, если с доставкой учитывать.

Андрей объяснил, даже нарисовал на земле, где найти Пантелея. А сам из Лифляндии в Москву поехал, надо было в Протвино попасть, посмотреть, как там дела, а потом и в Вятский край – денег привезти, обстановку узнать.

В Твери на постоялом дворе он остановился и утром увидел, как купец груз осматривает на телеге. Ему стало интересно, и он подошёл.

Под рогожкой стоял сундук, бывший в то время неотъемлемой частью обстановки в каждом доме – и большом купеческом, и избе крестьянина. Только сундук занятный: верхняя крышка инкрустирована разными породами дерева, да так искусно!

Андрей залюбовался.

Купец интерес Андрея заметил:

– Нравится?

– По сердцу, красота! Кто же мастер?

– Как звать, не знаю. По дороге в Первопрестольную, вёрст тридцать от Твери, деревенька есть, там и купил у постоялого двора. Там вывеска ещё висит – курица на вертеле над очагом.

– Спасибо.

У Андрея мысль мелькнула, работу мастера он сразу оценил. Сундуки, где носильные вещи хранились, у богатых или состоятельных из моды выходили – мялись в них вещи. Пётр и его окружение из Голландии и Англии шкафы привезли. Стоит с мастером встретиться, поговорить – пусть столешницы делает, оптом, для Андрея. А его мастера опоры для стола делают – художественного литья чугун. Чугун тяжёлый, опору столу даёт, а верх инкрустирован – в Питербурхе такие столы в цене будут. Мало кто из дворян мебель из Москвы повезёт, ещё один промысел наладить можно. И краснодеревщику хорошо, и заводик в Протвине работой загрузить можно, не всё же им утюги лить.

Андрей руководствовался принципом – не класть все яйца в одну корзину. На пушках много не заработаешь, хотя сбыт отлажен, Пушечный приказ изделия его берёт. А с другими товарами вертеться надо, разворачиваться, ассортимент расширять, на шаг вперёд конкурентов идти.

К вечеру Андрей добрался до постоялого двора, где висела вывеска, описанная купцом. Уже наступили сумерки, он устал и проголодался. Поел с ездовым в трапезной и обратился к хозяину с вопросами:

– Скажи-ка мне, любезный… Мой знакомый купец днями купил у вас в деревне сундук. Не подскажешь ли, как мастера найти? Уж больно понравился, себе такой хочу купить.

– Отчего же не подсказать? По правой руке третий дом. Вдвоём они проживают, дед старый полуслепой и внук его, Никитка. Вот он деревом и занимается. Жить-то на что-то надо, вот и перебиваются.

– Спасибо.

Утром после завтрака Андрей направился искать мастера. А когда нашёл, очень удивился – им оказался щуплый подросток. Только кисти рук большие, с твёрдыми мозолями, как у взрослого мужика.

– Ты, что ли, Никита будешь?

– Я.

А голос ещё детский.

– Видел я вчера сундук у купца проезжего, понравился он мне. Твоя работа?

– Моя.

– Ещё какие-нибудь работы готовые есть? Полюбопытствовать хочу.

– Есть. Проходи в мастерскую.

Мастерской оказался сарай за покосившейся избой. Темновато, деревом пахнет. На стене на деревянных гвоздиках плашки небольшие – в ладонь, в две – висят. На каждой узоры затейливые, где цветы, где птицы диковинные.

– Можно взять?

– Бери.

Андрей рассмотрел рисунок, провёл пальцами. Подогнано хорошо, плотно, стыков не чувствуется. И рисунок хорош, у мастера явно есть художественный вкус. А то, что молод, даже хорошо, есть куда расти с опытом.

– Кто научил тебя?

– Дед, покуда видел.

– Родители где же?

– Сгинули от лихоманки в одночасье, я их и не помню. Дед мне за родителей.

Паренёк понять не мог, почему проезжий дядька интересуется им, а не его изделиями.

– Работать на меня хочешь?

– Это как?

– Я тебя на заводик свой отвезу, жильё дам. Инструменты с собой возьмёшь. Первое время столешницы делать будешь, а мои люди – ножки из чугуна. Знатные столы получатся.

– Нет, не могу. Куда же я деда дену? Он мне заместо отца, мне его досматривать надо.

– Первое время обустройся сам, потом деда заберёшь. Кто против?

– Не могу, денег на переезд нет.

– Я дам тебе аванс, оставишь деду. Через месяц-два приедешь, заберёшь его с собой.

Парень колебался.

– Да пойми ты, кто на проезжей дороге увидит твои работы? Только те, кто на постоялом дворе останавливается, да и то не все. У меня же условия для работы будут. Здесь, в сарае, у тебя темно, ослепнешь, как дед. И сбыт у меня хороший наладится, у тебя голова о том болеть не будет. Ты делаешь – я забираю и плачу.

Андрей был настойчив. Парень – самородок, в деревне сгинет в безвестности, а ведь может известным стать, талант развить. Андрей не исключал, что в дальнейшем он перевезёт парня в Питербурх, когда сам отстроится. Там откроют художественную школу, и можно будет туда его определить. Любой алмаз огранить надо, тогда он бриллиантом станет, засверкает. А у Андрея был нюх на людей, искусных в ремесле. До сих пор он не ошибался.

– Хорошо, согласен, – наконец решился паренёк. – Только мне деду надо деньги оставить, много.

– Сколько?

– Ну, алтына два.

Андрей чуть не рассмеялся. Для парня два алтына – много! Но, с одной стороны, это даже хорошо, не избалован парень, цену деньгам знает.

Андрей отсчитал рубль медяками и вручил деньги Никите:

– Держи, деду оставишь. Постоялый двор с трапезной рядом, пусть обедает там. На месяц хватит, а там или перевезёшь его, или заработаешь и отдашь.

– Когда ехать?

– Сейчас, со мной. Часа на сборы хватит? Инструменты бери – это главное. Одежонку тебе справим.

– Как-то неожиданно всё… Жил себе спокойно – и вдруг переезжать. А ну как мастерам не понравлюсь, травить начнут?

– Заводик мой, я там командую. А краснодеревщик ты там один будешь. Сам сырьё заготавливать будешь, сушить, сам инкрустации делать. Но бездельничать или вино пить я не дозволяю.

– Не бездельник я.

– На постоялом дворе меня найдёшь. Поторапливайся!

Андрей вернулся на постоялый двор, подошёл к хозяину:

– Никиту я с собой забираю, у меня работать будет. Деда пока здесь оставляю, его он позже заберёт. Денег я им дал, так что ты корми старика, не обижай.

– Как можно, барин? Свой ведь, деревенский. Обиходим.

Никита пришёл через час, когда Андрей уже начал беспокоиться. В руке он держал деревянный сундучок с инструментами.

– Едем?

Вещи Андрея уже лежали в возке, кучер запряг лошадь.

Они сели, возок тронулся. Никита обернулся, долго смотрел на родной дом, исчезающий вдали, украдкой смахнул слезу.

– Я ведь дальше деревни своей не был никогда, – смущённо признался он.

– Ничего. Обвыкнешься, мир посмотришь, города большие. У тебя способности есть, их развивать надо. А в деревне зачахнешь.

К исходу третьего дня они добрались до Москвы. Никита не переставая крутил головой по сторонам:

– Надо же, дома какие высокие! Три дома, и все друг на друге!

– Ты счёту обучен?

– И письму тоже. К дьячку местному ходил, – гордо ответил Никита. И гордиться было чем: не всякий взрослый умел читать, писать и считать.

Когда они подъехали к дому, Андрей сказал Макару:

– Помести в людскую, не обижай, корми, как всех. И ещё вот что: возьми рубль, своди его на торг или другого кого пошли – пусть парня оденут. Рубаху новую, штаны, сапоги – не след ему в заячьих поршнях ходить.

– У нас жить будет? – поинтересовался Макар, наверное, приревновал Никиту к своему племяннику.

– Нет. Через несколько дней в Протвино отвезу, там работать будет. Он мастер по дереву, руки из нужного места растут, способности большие. Поработает, погляжу на умение. Ежели в труде упорен – учителя найду, выйдет из него толк.

– Надо же! А с виду – пацанёнок! – удивился домоправитель.

А Андрей засел за эскизы – не ехать же в Протвино впустую. Мастера отвезёт, литейщикам работу даст.

К вечеру стук в дверь раздался.

– Входи! – Андрей думал, что это явился Макар.

Но вошёл Никита.

– О, брат! Да тебя не узнать!

Никита был весь в обновках: рубаха лазоревая, ситцевая, штаны суконные в сапоги короткие заправлены.

– Обновки показать хочу, с Макаром на торг ходил. У! Не мыслил даже, что такие торги бывают – за день и не обойти. Спасибо, хозяин!

– Ты мне не холоп, я тебе не хозяин, – строго ответил Андрей. – Мастеровой ты отныне человек. В Протвине работать будешь, это недалеко от Первопрестольной.

На столе лежали бумаги с эскизами – Андрей делал наброски чугунных ножек для столов.

У Никиты загорелись глаза:

– Барин, позволь полюбопытствовать?

– Дозволяю.

Никита подошёл к столу, посмотрел один лист, другой, третий…

– Это что будет?

– Ножки, опора для стола. А столешницу ты делать будешь.

– Красиво получится!

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Вот сделаем первый, тогда и полюбуемся. Ступай!

– Можно мне завтра на торг сходить?

– Зачем?

– У златокузнецов изделия видел рисунка дивного. Хочу ещё раз посмотреть, запомнить.

– Дело хорошее, дозволяю. Только зайди ещё в угол, где коврами персидскими торгуют, на них тоже орнаменты интересные. Назад дорогу найдёшь, не заблудишься?

– Запомнил уже, у меня память хорошая.

Никита поклонился и вышел.

Андрей был доволен. Парень даже из бытовой ситуации – покупки обновок – извлёк пользу, узоры для работы присмотрел. Ох, не зря он его с собой взял!

Неделю Андрей делал эскизы, вариантов восемь сделал. Надо потрафить вкусам богатых покупателей. Пушки – производство масштабное, серийное, тут не до красоты. Орудие должно надёжно служить солдату, выполняя своё единственное предназначение – стрелять. Мебель же должна каждодневно радовать глаз, вызывая зависть и восхищение гостей, ублажать сознание хозяина, подчёркивая его удачливость – даже избранность. А как же, ручная работа! Столешницы разные, так и ножки должны быть отличные от других. Конечно, для каждого стола чугун в единственном экземпляре не отольёшь, делать формы по деревянной модели и долго и дорого.

Они поехали в Протвино.

Савченко, мастер завода, а фактически управляющий, его приятно удивил. В своей избе, приспособленной под заводоуправление, он показал Андрею новые изделия: подсвечники, решётки для каминов, начавших уже входить в моду в богатых домах, для домовладельцев победнее – дверцы с коробами для печей.

– Одобришь ли, барин? – А сам смотрит выжидательно.

– Одобрю. Делай, пускай в продажу. А уж покупатели свою копеечку за понравившуюся вещь отдадут. Новые эскизы тебе привёз, ножки для столов. И человека нового, столешницы делать будет. Никита, подойди!

Никита, смущаясь вниманием незнакомых людей, подошёл.

– Не понял… – недоумённо протянул Савченко. – Это что, он мастер? Больно молод.

– Парня не обижай, самолично прослежу. Избу ему сладь. Одна половина жилая, другая – мастерская. Потребуется помощник – дай.

Савченко был озадачен:

– Столы делать? У них же сроду ножки деревянные были…

– Время покажет, прав я или нет.

– Как скажешь, барин.

– Парню на некоторое время подсоби: подушку там, матрац, с едой…

– Сделаю. У меня вон сколько народу в работе, и ни один ещё не ушёл.

– Молодец! Давай книги посмотрим, сочтём доходы и расходы.

На подсчёт ушло несколько часов – Савченко всё записывал скрупулёзно.

– Ну что же… Не скрою, я доволен твоим радением. Продолжай.

Деньги за утюги и прочие поделки Андрею отдавали приказчики из лавок. Он решил, что надо открыть новые торговые точки во Владимире, Ярославле, Твери. Теперь сбыт решал, быть ли предприятиям его доходными, успешными.

В Москве Андрей пробыл сутки и на попутном ушкуе отплыл в Вятские края. И там производство осмотрел. Небольшие недочёты были, и он приказал их исправить. Деньги за проданные изделия управляющим вручил, на обратном пути целый караван, гружённый пушками, ядрами, решётками и воротами, за собой повёл.

И снова беготня в Москве: изделия пристроить надо, а это время.

Андрею остро не хватало помощников. Он один, а заводики его в разных местах, довольно далеко друг от друга, да ещё Питербурх забот требовал.

Выручил случай. Пришёл он сам в лавку на торгу, посмотреть, как и что покупатели берут, да выручку забрать. Приказчик в это время беседовал с мужчиной средних лет, обличьем – купец, только лицо расстроенное.

Приказчик же, как увидел Андрея, обрадовался:

– Здравствуй, Андрей Михайлович! Каким ветром?

– Попутным, – привычно отшутился Андрей, – десятое число сегодня. Отчёт хочу посмотреть, деньги получить.

– Это мы завсегда…

Пришлый купец отошёл в сторону.

Андрей проверил гроссбух и, пересчитывая деньги, заметил, как приказчик подал знак купцу.

– Барин, беда у человека. Не найдётся ли место приказчика либо ещё кого?

– Поделись, – Андрей повернулся к купцу.

– Москвич я, Трегубов Георгий, по батюшке – Терентьевич. Судном владел. С товаром шёл из Астрахани, да на топляк напоролись. Судно с товаром, в который все деньги вложил, ко дну пошло. Только и спаслись, что я да кормчий. А семья семь ртов, кормить надо.

– Что, жирка не накопил, пока купечествовал?

– Всё в товар вложил, вот те крест! – и купец истово и размашисто перекрестился.

– А что вёз?

– Шелка персидские, пряности.

– Дорогой товар.

– А то!

– Помощник мне нужен, однако незнаком ты мне, деловой хватки твоей я не знаю. А дармоеда кормить не хочу.

– Эка, прямо да в лоб.

– Правду сказал.

– А ты, барин, жалованье не плати, долю от выручки – мне интерес будет.

– Так ведь своруешь!

Купец глянул хитро:

– Вот торговал я салом. Продал товар, себе ничего не отрезал, а руки жирные. Только я меру знаю, за дело радеть буду.

Андрей задумался. Ему не один помощник надобен, а три, не меньше. Надо раскинуть умом.

– Хорошо, считай – уговорил. Для начала лавки торговые в Ярославле, Владимире и Твери открыть надо. Купить лучше всего, но на худой конец и у хозяина в аренду снять можно, приказчиков да продавцов нанять. Уж после товар завезти. Считай – задание тебе. Сам потом проверю. Ну и отчёты – сколько потратил и на что.

– Деньги счёт любят, это верно. Только лавку купить да людей нанять деньги надобны. Опять же семью каждый день кормить, извозчика с лошадью нанимать.

– Ужель думал, без денег отправлю? Сколько надо?

Купец задумался, пошевелил губами, явно подсчитывая.

– Рублей тридцать, и лучше серебром.

– Почему серебром?

– Медяками много получится, со стороны видно, для воров – приманка.

– Верно! Едем ко мне домой, отсчитаю. За одним посмотришь, где живу.

Купец обрадовался, вышел на улицу. Андрей же задержался на минуту в лавке:

– Ты его знаешь?

– Годков десять. И хватка есть, и честен, иначе бы я за него словечка не замолвил.

– Если он меня подведёт, выгоню обоих!

– Свят, свят, свят!…

Купец и в самом деле оказался хватким, и уже через три недели он заявился к Андрею домой:

– Здравствуй, Андрей Михайлович!

– Здравствуй, Георгий Терентьевич! Проходи, присаживайся. Макар, спроворь угощение в трапезной, а мы пока побеседуем.

Андрей окинул взглядом купца. Одежда на том была чистой, сапоги начищены. Не с дороги, явно домой заезжал.

Купец сразу на стол восковую табличку положил:

– Обсчитай, Андрей Михайлович, всё записано.

– Неужели во всех трёх городах побывал? И везде лавки открыл?

– Знакомцы по торговым делам остались, помогли.

Андрей удивился. С учётом переезда от города к городу получалось быстро.

– И людей нанял?

– Торгуют уже.

– Помилуй Бог, чем? Товара-то я тебе ещё не давал…

– Деньги оставались. Думаю, что приказчики дурака валять будут? С судов товар у купцов скупил, в лавки завёз. Пусть работают, всё лучше, чем в носу ковырять. Опять же, хоть малая, а прибыль будет.

– Молодец! – восхитился Андрей.

И записи на восковой табличке показывали, что деньги были израсходовали полностью по делу.

– Назначаю тебя старшим над этими тремя лавками да над двумя московскими. Денег даю – купи лошадь, возок. Извозчика найми на работу – постоянного. А пожалуй, даже двух. Из Протвина, с литейного завода, товар развозить будешь да за приказчиками доглядывать, отчёты проверять и выручку привозить. Завтра в Протвино со мной едешь, с мастерами познакомлю – изделия у них брать будешь. А сейчас за труды три рубля серебром даю – на житьё и десять рублей – на лошадей и возки.

Купец кивнул, улыбнулся:

– Через неделю в Питербурх еду, поеду через Ярославль и Тверь, лавки погляжу.

– Как же без проверки? Обязательно. А в Питербурхе-то что?

– Мануфактуру ставлю. Тоже помощник нужен, за всем проследить надо, организовать. Приходится мотаться то в Москву, то в Протвино – а то и в Вятские края. Без помощников туго. А сейчас идём в трапезную, отведаем, чем кухарка нас порадует.

Кухарка, впрочем, как и всегда, порадовала. Щи сборные, с четырьмя видами мяса, да под пироги, колбасы со сковородки – да с рассыпчатой гречневой кашей, да тельное из осетрины. А уж про икру чёрную, да балык, да ветчину, яблоки мочёные и капусту квашеную и говорить нечего. Да винцо в кувшине лёгкое, красное, из самой Франции привезённое. А на заедки, на десерт – пастила яблочная.

Купец ни одно блюдо не пропустил, всё отпробовал, а наевшись, отвалился на спинку кресла:

– Ох и кухарка у тебя знатная! Пожалуй, не в каждом боярском доме такую сыщешь.

– Для себя старался.

Разомлевший от сытного и вкусного обеда купец сказал:

– Дозволь слово молвить.

– Сказывай.

– Зачем тебе, Андрей Михайлович, мануфактуры эти? Прогоришь ведь! Открой лавки во всех городах, людей найми. Там купишь за копейку, в другом месте за три продашь – живая деньга завсегда будет.

– Ну вот ты купцом был, корабль свой имел – и где это всё? В одночасье пропало, сгинуло.

– Так не повезло мне, удача отвернулась.

– Нет, Георгий Терентьевич! Государство любое не торговлей сильно, хотя и она нужна, а производством. Будем сами ткани делать, пушки, да хоть корабли, остальное приложится.

– Ты прямо как царь Пётр Алексеевич рассуждаешь.

– Потому как далеко вперёд глядим. На Неве ещё совсем недавно не было ничего, а сейчас город заложен. А через десять, пусть пятнадцать лет, большой и красивый город будет, попомнишь моё слово.

– Не ведал, – отрезал купец.

– Со мной ещё посетишь.

– Чего я там не видел? Ходил как-то раз к Неве, к немцам. Болота, леса, гнус одолевает.

– Хочешь совета? Поднакопишь деньжат – заводи дело в Питербурхе. Пётр покамест земли даром раздаёт, в самом центре можно взять. А потом уже развернутся.

– Не, не поеду. Где он, этот центр? В болоте? Предки мои в Первопрестольной жили, и я буду.

Андрей решил с ним не спорить. Зачем? Купца не переубедить, а жизнь потом сама покажет, кто прав был.

Следующим днём Андрей поехал в Питербурх. Неудобно на два города: поездки время отнимают, тряско и пыльно. Но новая мануфактура пригляда требует, да и с подаренной землёй что-то решать надо. Дом ставить потребно, чтобы было где самому остановиться, а то как бомж.

А по приезде удивился. Сначала дома увидел – несколько бревенчатых изб, но уже и каменные были. Недостроенные, без крыш, но облик уже был. И дома были не из бедных: белый пиленый камень, фронтоны, даже колонны. И когда только успели? На стройках рабочие снуют, похоже, быстро закончат. Впрочем, чему удивляться? У приближенных к царскому двору и люди есть, и деньги. Причём они и архитекторов могут себе позволить нанять из лучших. И если Москва в это время своими постройками не блистала, за исключением Кремля да ещё десятка-другого зданий или усадеб, то в Питербурхе случилось так, что как ни здание – так дворец или дом-жемчужина, украшение любого города, даже Европе позавидовать можно.

Андрей изрядный крюк дал, осматривая строящиеся здания – уже были видны очертания улиц. Потом направился в сторону Охты, где строилась мануфактура.

Подъехал и местность не узнал – заводик-то стоит. Стены есть и крыша бревенчатая, а неподалёку – бревенчатые бараки для рабочих.

Недалеко от мануфактуры – две огромные кучи: одна – глины, другая – сланца.

Увидев возок, к нему степенно подошёл Пантелей.

Андрей спрыгнул на землю:

– Ну, удивил! Молодца! Когда кирпич делать зачнёшь?

– Печи готовы, но высохнуть должны. Мыслю – недели две ещё. Сейчас формы из досок для кирпича делаем, много надо. И ещё тележки нужны, сырец в печи завозить.

– Что надо?

– Колёса железные, короба и ручки. В печи жарко, дерево не пойдёт.

– Нарисуй, да хоть на земле, и размеры укажи. Как сделают, ушкуй пришлю. А сейчас отчёт по деньгам дай.

– Само собой.

Андрей посчитал все расходы, осмотрел постройки. Бараки деревянные, считай, даром обошлись. Деревья рубили на месте будущего заводика, из них и делали.

Он выдал Пантелею деньги на жалованье рабочим.

– Ещё трудности есть?

– С харчами плохо, барин. Заезжие купцы есть, да цены дерут. За муку, крупы – втридорога.

– Понял. Продержись недели три – всё ушкуем с тележками пришлю.

– Соль не забудь.

Андрей все просьбы записал.

– Пантелей, ещё избу поставь. Кухарок найми, печь поставь, а то и две, пусть обеды готовят. Амбар ставь для хранения продуктов, навес и лавки – людей кормить. Раз в день горяченького люди поесть должны. Завтрак и ужин пусть сами себе делают, а обед за мой счёт.

– Ох, дорого тебе это обойдётся! – покрутил головой Пантелей.

– Сытый человек работает лучше, а с голодного какой спрос? – усмехнулся Андрей.

– Тоже верно, не подумал я…

Не задерживаясь более, Андрей отправился назад. На обратном пути он решил осмотреть лавки в Твери и Ярославле. И если Тверь была по пути, то к Ярославлю крюк надо делать в сотню вёрст.

По указанию царя дорогу к новому городу начали мостить камнем. Решение верное. Летом после дождей дорога непроезжей становилась, а про весеннюю и осеннюю распутицу и говорить нечего. Фактически Пётр – первый государь, уделивший внимание дорогам. До римских виадуков было далеко, но начало было положено.

Андрей добрался до Твери, нашёл арендованную лавку, вошёл как простой покупатель. На полках товаров полно – от тканей до иголок, и разбитной приказчик сразу к нему подскочил:

– Чего уважаемый барин желает? Любой товар на выбор, а если не найдёте, можете заказать.

– Утюг хочу, – слукавил Андрей.

– Сейчас утюгов нет, но вскорости будут, заходите. А пока рубахи – загляденье, шёлк из самого Синда. А вот персидские, ничем не хуже.

– Нет, благодарю.

Андрей вышел довольный. И лавка есть, и приказчик разворотливый. Похоже, ни одного покупателя без покупки не отпустит.

Похожая картина была и в Ярославле. Видимо, Трегубов хорошо знал своё дело, и Андрей был вынужден признать, что приказчиков он и сам лучше не нашёл был.

Андрей был человеком православным, крещённым в детстве, и раньше в церковь захаживал по всяким праздникам – Пасха, Крещение, но без фанатизма. А теперь посещал соседний храм регулярно.

Тому было несколько причин. Во-первых, иконы и службы нисколько не изменились с его времени, и это мимолётно, призрачно возвращало его в своё время. Казалось, выйди он сейчас из церкви – и увидит высотные дома, бегущие по дорогам машины, людей с сотовыми телефонами в руках. То есть всё то, что визуально напоминает о цивилизации. Получалось, храм для него как некий островок спокойствия, надежды на возвращение в привычное ему время. Он и тут уже пообвыкся, не последним человеком стал: своей мануфактурой обзавёлся, с царём знаком, а всё равно иногда в снах себя в другом времени видел с друзьями. Здесь знакомцев много было, но он ни с кем не дружил. И не потому, что высокомерен или бука. Люди здесь умом не глупее, просто знаний у них меньше. Но друг – это человек, которому открыться можно, какие-то сложные вопросы обговорить, – здесь же это сделать невозможно. А вторая причина – челядь, соседи, все контактирующие с ним – мастера, дьяк Пушечного приказа, купцы – приглядываются – как он в быту себя ведёт, не чуждый ли нам человек? К единому по вере доверия больше. Вот он и ходил по воскресным дням на службу, церкви пожертвования делал – как и многие.

Царя Петра безбожником назвать нельзя было, понимал он, что на вере единство народа держится, а поведение людей – на десяти заповедях Библии. Но церковь зачастую обижал: то колокола со звонниц снимет и на пушки переплавит, то землицу у монастырей отберёт, то «чёрных» крестьян, к монастырям приписанных, в рекруты заберёт… Хотя царь вину свою иногда чувствовал, загладить её старался, богатые дары для церкви делал. Но всё равно в людской памяти Пётр остался «антихристом».

С церкви и начались терзания Андрея. Вернее – не с церкви, а с одной из её прихожанок. Около года назад углядел он девицу ликом прекрасную, да так, что очаровала она его. Появлялась она всегда в сопровождении служанки, вела себя скромно, хотя драгоценности на пальцах и ушах выдавали – не из бедной она семьи.

Через третьих лиц Андрей навёл о ней справки и покой напрочь потерял. Девица не из простых оказалась, дворянских кровей, хоть и обедневшего рода. И будь ты хоть трижды богаче Меншикова, а брак едва ли возможен – ведь Андрей рода простого. На дочке заводчика или купца жениться ему не возбранялось, а дворянка… Не по Сеньке шапка, как говаривалось. Или – не в свои сани не садись. Да только сердцу не прикажешь.

Это и было третьей причиной.

Всё знакомство и было в переглядывании. Подойти самому и познакомиться было невозможно – условности. В дом заявиться без приглашения – хозяина обидеть, чего Андрей уж точно не хотел. Но и не надеялся, что примут, скорее всего, не пустят дальше крыльца. А только ведь сам молод, не женат, природа своего требует. Плоть-то он работой усмирял – порой изнуряющей, а душа женского общения просила, ласки. Иногда трезво понимал – нельзя ему тут, в этом времени, жениться. Но где-то в душе надежда теплилась, что вернётся он в своё время, что здесь он ненадолго, временщик. Выполнит то, что судьбой предписано, и вернётся в своё время. А здесь надо все силы приложить, чтобы стыдно не было за шанс, который не всем выпадает. Потому он и старался по мере сил и возможностей царю помогать: пушки производил, иногда пытался подсказать что-то. Хотя… У Петра в ближнем окружении подсказчиков и без него было много – тот же Меншиков, но царь не больно-то кого слушал.

Были малодушные мысли – простолюдинку взять в дом. Так многие богатеи делали, вроде как на содержании. Только неинтересно с ней. О чём с ней говорить только? Кино не смотрела, книг не читала, окромя Библии. Вот и получится, что всё общение к кровати сведётся. Да ещё как вспомнится лицо Елизаветы – так прекрасную дворянку звали, – так о других и думать неохота.

А к женитьбе его подталкивали: иногда настоятель храма Иеремия, знакомые заводчики – на Руси традиционно женились рано. Считалось, что если человек семейный, с детишками, то он серьёзный. А одинокий человек в его возрасте подозрения вызывал – не дефектный ли какой?

Но Андрей отшучивался, хотя в душе кошки скребли. Был ещё один выход из этой ситуации – самому дворянство получить. Но для этого весомые заслуги нужны, чтобы царь их оценил, а пока такого случая не представлялось.

Так и жил – как на перепутье. Временами отчаяние брало: друзей нет, любимой нет, надёжных помощников – один купец, да и то его надёжность проверки временем требует. Иной раз даже сомнения брали – той ли дорогой пошёл? Повезло ведь, клад нашёл, и скорее всего разбойничий. Золото давно ушедших в мир иной людей, золото мёртвых. Правильно ли он распорядился им? Туда ли силы и знания направил? А может, разумнее было нанять и вооружить на эти деньги полк наёмников да громить им врагов России, помогая Петру? Может быть, такая помощь ему ценнее была бы? Но после длительных раздумий он отвергал эту мысль. Кончатся деньги – наёмники уйдут, и он останется ни с чем. Уж лучше дать голодному удочку, чем угостить его рыбой.

И ещё одно мучило: не волен он распоряжаться своей судьбой. сколько времени ему отмерено – год, десять? Даже планов нормальных не выстроишь, как он привык делать.

В Москве Андрей нашёл архитектора Винченцо, уже знакомого ему. Поговорили обстоятельно в трактире, в уединённой комнате, да под вино и закуски. Архитектор без дела сидел. В Москве нового строительства почти не велось, а в Питербурхе всё только начиналось, да и то богатеи заказы своим, русским, делали – время великих, известных потом всему миру французских и итальянских архитекторов ещё не пришло. И потому за предложение Андрея спроектировать и построить дом в городе на Неве Винченцо ухватился. Разгорячённый вином и перспективами, он тут же стал выдавать идеи.

– Погоди, Винченцо, – попытался остановить его Андрей, – я заказчик, послушай меня. Дом в два этажа, в классическом стиле – колонны дорического ордера, портик. Снаружи скромно, без вычурностей, но солидно. Чтобы сразу видно было – не вертопрах какой-то живёт. А вот внутри и разгуляться можно: лестница парадная, лепнина всякая, вроде амуров, скульптуры в нишах. Хочу, чтобы глаз радовался.

– А бюджет? – осторожно осведомился архитектор.

– Вот и займись. Эскизы приготовь, планы внутренних помещений. Расходы посчитай. Участок у меня квадратный, двести на двести сажен. Улиц пока нет, участки пустые. Но хочу, чтобы садик был перед домом, аллейка. Потом, может, и фонтан поставлю.

– Смело! В Москве ни одного фонтана я не видел.

– Считаешь, местные мастера красоты не понимают?

– Нет, я не то хотел сказать. В России много красивых сооружений: тот же Кремль, храм Василия Блаженного – ими можно любоваться часами. Вообще, храмы в России – самые красивые здания. В Италии церкви строже, скучнее. А здесь – как каменные кружева.

– Ты сам-то с кружевами не переборщи… Дом из кирпича красного делать буду, а не из пиленого камня – учти.

– Мне кирпич привычнее, это даже лучше. Мама мия! Ну почему мне всё время связывают руки? Мечтаю об одном – заказывают другое!

– Друг мой, ты прояви себя. В новом городе на Неве зданий мало, и они все на виду. И строят их богатые люди. Сделаешь отлично, твою работу увидят, оценят, приметят – будут новые заказы.

– О да! Я понял! Я постараюсь.

– Когда проект и примерная стоимость строительства будут готовы, жду в гости.

– Завтра же и примусь за работу. Дело серьёзное, можно себя проявить.

Уже в конце встречи Винченцо получил аванс.

– Как на Руси говорят, я на мели. Хотелось бы хоть какое-то время не думать о деньгах, о том, что буду кушать завтра.

Они сговорились на пятидесяти рублях серебром. Винченцо всё время порывался написать расписку.

– Оставь. В расходы внесёшь или в счёт оплаты – я проверю.

Глава 9. Левенгаупт

Прошло пять лет, полных событий. Андрей в полной мере освоился, разбогател и стал известен в широких кругах купечества, заводчиков и дворян – ведь многие дома в Питербурхе были построены из его кирпича.

Мастер Пантелей не подвёл: он делал кирпич отменного качества. Когда рабочие вывозили готовые кирпичи из печи на воздух, во двор, он обливал их, пышущих жаром, речной водой. Некоторые кирпичи лопались – они шли в брак. Зато другие становились прочными и при ударе звенели.

Когда бракованного боя скопилось много, Андрей распорядился раскрошить его кувалдами и вымостить кирпичной крошкой дорогу к заводику – ехать по такой дороге в распутицу было и удобно, и красиво. Такой же крошкой он вымостил тропинки и дорожки в небольшом парке вокруг дома.

Дом, воздвигнутый Винченцо, оказался красивым, удобным – не хуже других. Конечно, не дворец, но площадь велика, и внутри – скульптуры, позолота, паркет дубовый наборный с рисунком.

Рядом с домом – постройки. Слева – кухня, жильё для прислуги, в правом флигеле – конюшня, каретный ряд и охрана. Куда же без неё?

Со сторожами интересно получилось. Будучи в Москве по осени, он со своим возком застрял в грязи прямо у дома инвалидов. Содержались в нём увечные солдаты, коих много было после войн Петра. Частично они были на государственном коште, а большей частью – на пожертвованиях людей состоятельных, не очерствевших душой.

Стоявшие у ворот бывшие гренадёры помогли ему вытолкать возок.

Андрей с жалостью оглядел инвалидов: у кого глаз один, у другого руки по локоть нет, а иные – без ноги. Каждому он дал по медному пятачку.

– Спасибо, барин! – поклонились ему инвалиды, но Андрей увидел в их глазах тоску.

По рекрутскому набору забирали в солдаты надолго, на двадцать пять лет. За время службы родные их умерли, а иные родственники забылись. Хуже всего, когда человек корней лишался – Андрей это знал по себе.

– А что, гренадёры, сторожами послужить кто-нибудь из вас желает?

Вызвался десяток. К службе им было не привыкать, а всё лучше, чем в доме призрения жить. Вроде как нужен, и жизнь вроде содержательнее, и жалованье какое-никакое – ведь пенсии отставным и увечным солдатам не платили.

– Хорошо. Через день подводы пригоню, в Питербурх поедем.

– А что делать-то?

– Имение охранять. Служба вам знакома, в карауле стоять будете.

– Послужим, барин!

Решив все дела в Москве, Андрей нанял возчиков с подводами с расчётом одна подвода на четверых. Однако, приехав в дом инвалидов, он обнаружил, что желающих оказалось больше. Слух о службе сторожами в имении разошёлся практически мгновенно, и к утру кандидатов увеличилось в два раза. Хоть и совестно было Андрею, но безногих и тех, кто на костылях, сразу отставить пришлось. Без руки или глаза имение обходить можно, а как это делать без ноги? И дому призрения хорошо: на освободившиеся места других возьмут, жаждущих целая очередь.

Андрей поселил их в правом флигеле.

Командовал сторожами старый капрал с увечной левой рукой. Порядок поддерживал армейский, жёсткий. Один сторож днём службу у ворот нёс – его сменяли каждые четыре часа, и два сторожа ночью имение обходили. Андрей им и оружие купил – пистолеты и солдатские палаши, форму справил, как в армии, только без погон. Справил не для потехи, увечные сами попросили. Так им привычнее, удобнее, привыкли они к ней за много лет службы.

Службу инвалиды несли ревностно, и, уезжая по делам в Москву или другие города, Андрей был уверен, что из дома ничего не пропадёт. А стеречь было чего. В подвале дома он установил серьёзный железный ящик, скорее, если судить по размерам, шкаф, куда можно было входить. Там он хранил свои деньги. Были бы они бумажными, было бы проще. И он старался класть на хранение золотые и серебряные монеты, поскольку медные занимали много места и весили изрядно. Медью он платил жалованье рабочим, прислуге, давал домоправителю на расходы – ведь провизию приходилось покупать на рынке.

Город, по крайней мере, центр его, тот, что сейчас называют старым, разросся. Улицы появились, першпективы, причём мощёные. Пётр не столько улицам уделял внимание, сколько каналам, по которым сновали лодки. Через Неву был наведён понтонный мост, который разводили для прохода судов.

С каналами Пётр явно перебрал. После его смерти многие из них были засыпаны, и на их месте появились улицы, да не единичные – таких улиц было десятки. Всё-таки человеку удобнее ходить или ездить верхом на лошади или в возке по улицам, чем постоянно плавать. Чиновникам деваться было некуда, роптали потихоньку, но плавали.

В России за это время тоже произошли перемены. Пётр ввёл рекрутский набор в армию, увеличив её с 52 тысяч в 1703 году до 200 тысяч, и это не считая 100 тысяч кавалерии – казаков, татарской конницы. Активно строили флот. К 1724 году будет построено 48 линейных кораблей и более 800 галер – гребных судов. В 1703 году начинает выходить первая газета, «Ведомости о военных и иных делах». В 1705 году введена казённая монополия на соль и табак. В 1705–1706 годах – восстание населения в Астрахани, а в 1706 году начали бузить башкиры. На их усмирение приходилось посылать войска, которые были потребны для войны со шведами. Хуже того, в 1707 году вспыхнуло восстание под руководством Кондратия Булавина.

Внешняя обстановка была не лучше. В августе 1704 года русские войска взяли штурмом Нарву и Дерпт, в сентябре 1705-го – Митаву (Елгаву).

В отместку шведы в январе 1706 года окружили русских в Гродно, армия Петра отходит к Бресту и Киеву. Хуже того, союзники Петра начали заключать с Карлом сепаратный мир, 13 октября 1706 года польский король Август II подписал мир со Швецией.

В январе 1708 года шведы начали наступать на Россию при поддержке войск Польши, Саксонии, запорожских казаков, турецких и крымских войск. В июне 1708 года шведы форсировали реку Березину, а в июле гетман Мазепа выступил на стороне Швеции, предав Петра.

Военные события начали ускоряться, нарастая, как снежный ком.

Первоначально силы шведов во главе с Карлом располагались между Гродно – Вильно – Минском. Здесь были расквартированы 12 полков пехоты и 16 полков кавалерии общей численностью 35 тысяч человек. На Балтике ещё 12 тысяч, подчинённых графу Адаму Людвигу Левенгаупту, военному губернатору Курляндии. В Польше стояло 8 тысяч солдат Крассова, которых Карл планировал задействовать позже. А для того чтобы разобщить силы русских, Карл планировал направить из Финляндии по Карельскому перешейку 14-тысячный корпус генерала Любеккера на Питербурх. В случае удачи он предполагал захватить город, ну а если бы атаку удалось отбить, то отвлечь силы и внимание русских.

В итоге у Карла получалась бы группировка в 70 тысяч солдат.

Расстановка русских войск была такова. Главная армия Шереметьева и Меншикова преграждала путь на Москву и Псков, широкой дугой охватывая шведские лагеря от Полоцка и Витебска на севере до Могилёва и Быхова на юге. Западная граница России проходила по Днепру. Наша пехота располагалась между Двиной и Днепром. Передовые позиции занимала кавалерия под водительством Гольца, перекрывавшая дорогу Минск – Смоленск и патрулировавшая восточный берег Березины. Вдоль оборонительной дуги было сосредоточено 26 пехотных и 33 кавалерийских полка – всего 57 500 человек.

У графа Апраксина, ведавшего обороной Питербурха, было 24 500 солдат.

У генерала Боура в районе Дерпта было 16 тысяч человек.

Отдельный корпус князя Голицына в 12 тысяч человек стоял под Киевом.

Численность войск противников была примерно равной, но русские могли пополнять продовольствие и людские потери.

Июня, 6-го дня, Карл принял решение выступать. Полки снялись из лагеря в Радошкевичах, где стояли три месяца, и повернули к Минску.

На совете Шереметьева и Меншикова было решено оборонять берега Березины, не давая шведам переправиться. Было решено разделить армию на корпуса под командованием Меншикова, Шереметьева, Галларта, Репнина и Гольца и занять позиции, которые растянулись на сорок четыре версты.

Карл узнал о передвижении русских войск и решил обойти их с фланга. Уже 16 июня шведы вышли к Березине с юга.

Малочисленные заслоны казаков отступили, шведские инженеры навели два понтонных моста, и армия Карла переправилась через реку. В результате успешного манёвра шведы заняли выгодную позицию, оставив Минск далеко в тылу.

Меншиков и Шереметьев решили перегруппировать войска, собрав их у западного берега реки Бабич, притока Друти, где и намеревались дать сражение.

Карл и здесь оказался опытнее в военных делах. Ранним утром, под Головчином, пользуясь утренним туманом, шведы выкатили на берег тяжёлые орудия и открыли артиллерийский огонь. Под его прикрытием король лично повёл в атаку 20 тысяч своих закалённых в боях солдат.

Корпус Репнина дрогнул и стал отступать. Но здесь Карл впервые столкнулся с упорством русских. Пока одна шеренга отходила, вторая стреляла из фузей. Потом отходила последняя шеренга, а стреляла предпоследняя, успевшая к тому моменту зарядить ружья.

Карл искусно использовал местность, и быстро помочь корпусу Репнина перебросить войска из других русских корпусов мешало болото. В итоге русские потеряли 997 человек убитыми и 675 ранеными. У шведов было 267 убитых и чуть более тысячи раненых.

Карл сразу объявил о победе в сражении, разослав курьеров по европейским столицам, хотя до победы было далеко и случившееся иначе как простым тактическим успехом назвать было нельзя. Максимум, чего смог добиться Карл, – это занять Татарск. Припасы его таяли, солдаты питались скудной и дрянной пищей: Пётр, отступая, приказал жечь всё – дома, посевы, вывозить съестные припасы, оставляя за собой выжженную пустыню.

Карл посылал в Ригу курьеров, торопя Левенгаупта – за его педантичность Карл называл графа «маленьким латинским полковником». Левенгаупт был человеком меланхоличным, дотошным, но офицером смелым и толковым.

От шведов до Москвы было всего двести вёрст, но преодолеть их у них не было сил: не хватало боеприпасов, еды, медикаментов – всё это должен был доставить с обозами Левенгаупт. В марте он был в ставке Карла в Радошкевичах, где он получил от короля приказ: собрать обоз, нагрузив его провизией на три месяца, и с корпусом солдат соединиться с основными силами. Путь от Риги до Могилёва составлял 400 вёрст, и Левенгаупту предстояло пройти его за два месяца. Перед Адамом стояла непростая задача: собрать провизию, медикаменты, найти две тысячи подвод и восемь тысяч лошадей.

Всё сделать вовремя Левенгаупт не успел. Огромный обоз из подвод в сопровождении 7,5 тысячи пехотинцев и 5 тысяч кавалеристов пустился в путь в конце июня. Сам же Левенгаупт задержался в Риге ещё на месяц и догнал корпус 29 июня. Обоз к тому времени прошёл 150 вёрст и был уже севернее Вильно.

Пётр быстро узнал о передвижении корпуса шведов и перевёл дух: он побаивался, что Левенгаупт двинется к Питербурху.

Шведам сильно мешали почти беспрерывно идущие дожди. Кроме пороха, ядер, провизии, обмундирования и медикаментов, в обозе везли ещё разборный мост, чтобы без задержки форсировать реки.

Дороги превратились в непроходимые болота. Солдатам приходилось на себе вытаскивать застрявшие телеги с грузом, и все были предельно измотаны.

Прошёл июнь, июль, август. Наступил сентябрь, а обоз всё ещё шёл, и Карл упорно его ждал. Но уходило главное – драгоценное летнее, тёплое время, когда удобно вести войну. И положение Карла день ото дня становилось всё хуже.

Андрей, знающий из истории даты и события, решил, что настал его звёздный час. Решается судьба России: быть ли ей самостоятельной державой или попасть под железную руку Карла, стать шведской колонией. Любая мелочь могла склонить чашу весов в сторону или победы, или поражения. Он и так по мере сил помогал Петру. Литьё пушек – дело, конечно, важное, однако пушки должны воевать, бить противника.

В начале лета, забросив все дела, он на нанятом судне направился в Вятскую губернию, на свои заводы. Походил, посмотрел на производство, сверил гроссбухи, раздал управляющим жалованье для рабочих.

Весть о начале боевых действий со Швецией докатилась и сюда, в захолустье.

Андрей собрал рабочих перед литейным цехом, объяснил обстановку, а потом объявил:

– Помочь России хочу, чтобы жили все в спокойствии и довольстве. Набираю из охочих людей десяток расчётов для пушек. Не скрою, может быть опасно и не все вернутся домой живыми и здоровыми. Потому за каждый месяц буду платить канонирам по десять рублей при моём коште.

По толпе пронёсся гул. Десять рублей в месяц – очень большие деньги. За них можно избу новую поставить, купить корову и лошадь, мелкую живность вроде свиньи и кур, да ещё на калачи и сахарную голову останется.

– А ежели погибнет кто? Семьям как жить? – выступил вперёд один из формовщиков.

– Семье разовое пособие в пятьдесят рублей дам, о чём перед всеми слово даю.

Толпа опять зашумела. Условия привлекательные, но и опасность есть.

Растолкав всех, вперёд протиснулся парень, скорее молодой мужик лет двадцати – двадцати двух. Он бросил свою шапку оземь и наступил на неё ногой:

– Я хочу! Пиши меня, барин, первым.

И словно плотину прорвало.

– И я!

– Меня бери, не подведу!

Людей набралось много, больше, чем надо. Кроме того, Андрей не хотел оголять завод, производство желательно было не останавливать.

– Всех не возьму, – Андрей поднял руку. – Мануфактура работать должна, это во-первых. А во-вторых, беру десять пушек с вашего завода, на каждую по четыре человека обслуги и ездового с лошадью – его в селе нанять можно.

Тут же из толпы раздался крик:

– Одного ездового и лошадь – мало! Ещё подвода нужна. Ядра либо картечь на чём везти?

– Верно, учту. Людей возьму подготовленных. Охочим людям остаться, всем другим – работать.

Во дворе осталась сотня желающих и управляющий.

– Проверку устроить хочу, возьму лучших. С утра на поле стрельбы устроим. Кто быстрее и точнее стрелять будет, того беру. Пушки со склада взять. Сами делали – сами стрелять будете. Разбейтесь на расчёты по четыре человека и сами определитесь, кто наводчик, кто заряжающий, кто банником работать будет или снаряды подносить. Слаженная работа расчёта будет зависеть от каждого из четверых. Кто проиграет – вернётся к печам.

Сотня долго не расходилась. Образовавшиеся группы спорили и только через час разбились на расчёты.

Управляющий составил списки и подал их Андрею.

– С утра начинаем!

Добровольцы стали расходиться, Андрей же повернулся к Ивану Шадричеву:

– Приготовь пять пушек, порох, ядра. Щиты поставь на триста сажен в отдалении. Да, лошадь не забудь!

– Далековато, – засомневался управляющий.

– Близко и дурак попадёт!

Утром в поле, недалеко от мануфактуры, стояли пять пушек. Недалеко горкой были сложены ядра, в телеге – картузы с порохом.

Добровольцы стояли плотной толпой.

Андрей поднял руку, разговоры стихли.

– Буду по списку вызывать. Ваша задача – после сигнала как можно скорее зарядить пушку, навести её на цель и выстрелить. Каждому расчёту даю три выстрела. Кто закончит, поднимет руку. Понятно? Первые пять расчётов! – Андрей зачитал список.

– К орудиям!

Люди разбежались к пушкам.

Андрей поднял руку:

– Приготовились! Пли!

Рабочие не были настоящими канонирами, но пушки свои знали досконально – сами и делали, и испытывали каждую стрельбой и возкой. Потому работали сноровисто.

Вот уже одна пушка выстрелила, за ней – другая. А потом и вовсе грохот начался без перерыва.

И вот одна поднятая рука, за ней – другая, лица счастливые – первыми стрельбу закончили.

Андрей вскочил на лошадь и сам поскакал к щитам. Кто-то из рабочих не выдержал и бегом к щитам помчался.

В цель попали три расчёта – Андрей сделал пометку на бумаге. Мало стрелять быстро, надо ещё и точно. Военной выучки у людей нет, тактику боя не понимают, потому командовать батареей решил он сам. Действовать придётся быстро.

Как планировал Андрей, сделать засаду и открыть по врагу молниеносный огонь, когда он не ожидает. Для наибольшего урона стрелять с близкого расстояния, и только картечью, а не ядрами – так будет больше убитых и раненых у врага. Но и сматываться после стрельбы надо тоже быстро, иначе посекут, постреляют его людей. Андрею же хотелось сохранить своих рабочих.

Когда все расчёты произвели стрельбы, Андрей объявил, какой расчёт достоин остаться в батарее. И обиды были у людей, и ликование.

– Кого назвал – остаться, остальным – спасибо, и в цех.

Оставшимся же сказал:

– По возможности найдите в селе и деревнях ездовых с повозками. Вы жителей знаете, забулдыг да ленивых не брать. Условия оплаты такие же, как и у вас.

– Несправедливо! Мы стрелять будем, они – возить, а денежки такие же.

– Точно так же шкурой рисковать будут. После стрельбы пушки на телеги – и уходить быстро. Ежели враг наскочит, всем – и ездовым и канонирам – туго придётся. Время до отправки – неделя. Кто хочет, может себе ножи сделать в цеху или пики – не возбраняется. С сего момента на работу можете не ходить, но пушки приготовить, взять картечь в ящиках и порох.

– А ядра?

– Полагаю, стрелять придётся с близкого расстояния, ядра не надобны. За день до отплытия аванс выдам – по пяти рублей, для семей.

Управляющему наказал:

– Суда нанимай – людей везти, пушки, припасы, подводы, лошадей.

– Это сколько же надо? Штук десять, не меньше. Трудно!

– Надо найти.

Следующим днём Андрей направился на другой завод – медеплавильный. Там тоже пушки лили, но не чугунные, а бронзовые. И там речь сказал, испытания устроил, отобрав восемь расчётов. Заводик поменьше был, рабочих не столько, сколько на чугунолитейном, но за хорошие деньги желающие нашлись.

Через неделю два каравана судов встретились у впадения рек в Вятку – получилась целая флотилия.

В первую очередь Андрей хотел нанести удар по корпусу Левенгаупта. Упаси Бог, всех не разбить, конечно. Да это просто смешно – с его-то батареей из восемнадцати пушек? Но он знал больше, чем другие, – день и место боя Левенгаупта с русскими войсками. И потому замыслил встать в тылу у шведов и в самый тяжёлый, решающий момент ударить им в тыл. Сколь велик будет урон, неважно. Главное – испугаются, растеряются шведы: с чего это вдруг в тылу пальба? Не окружают ли? Не пора ли отступать? Вот что в их головы в первую очередь должно прийти.

Обычно такое число орудий, как у Андрея, не каждый полк имеет. А учитывая, что рабочие его стреляют быстро, шведы не поймут, сколько орудий у них в тылу. У страха глаза велики, главное – панику посеять. А если Левенгаупт кавалерию против них пошлёт, так дать залп в упор, орудия оставить и в лесу скрыться. В лесу конный – не воин, там ему простора нет.

Приблизительно так Андрей мыслил.

Время до битвы у деревни Лесной ещё было. И добраться можно, и позиции выбрать, и учения провести. Пусть мал будет вклад его и его пушкарей, но капля камень точит. Может, для того перенесла его судьба, чтобы не просто жил, пил и жрал в другое время, а чтобы потомков мог защитить, которые ещё не родились?

Они добрались до Москвы, передохнули денёк – для своих людей Андрей снял целиком постоялый двор. Хозяин, как увидел, что двор пушками заставлен, удивился чрезмерно:

– Ты не на войну ли, барин, собрался?

– Угадал. Шведов бить, Петру-государю помогать.

Хозяин только головой покачал и ничего не ответил. Однако, когда съезжали, бесплатно отдал два мешка свежеиспечённых караваев пшеничного хлеба и несколько шматков сала.

Из Москвы отправились уже своим ходом. Пока люди его отдыхали, Андрей не тратил времени зря. Он сходил в Немецкую слободу и купил немецкую карту, довольно точную. А в другой лавке подзорную складную трубу в чехле приобрёл. Подумавши, купил ещё два пистоля с кремнёвыми замками испанской работы, перевязь для них походную, «берендейку» для пороха и пуль. Вечером в своём доме потренировался заряжать. Это не в современных пистолетах – вставил в рукоять снаряженный магазин, передёрнул затвор – и готово. Здесь целая наука, да и мешкотно.

Обоз шёл медленно, пушки везли не на своих колёсах, а на телегах – стволы и лафеты отдельно, потому как тележные колёса в каждой деревушке у деревенского кузнеца отремонтировать можно или на торгу купить, а пушечные поди поищи ещё. Беречь надо.

На ночёвках в сёлах Андрей подкупал харчей – хлеба, сала, крупы. Людей много, расходы большие. Только если шведы одолеют, деньги не надобны будут. Шведы свою монету введут, а мануфактуры к рукам приберут. Так что, помогая Петру защищать государство, Андрей защищал и свою собственность.

Через месяц обоз прибыл к деревне Лесной. Тут ещё не было ни шведских войск, ни русских.

Для начала расположились в деревне, большой – не меньше полусотни дворов. Кабы церковь была, селом назвать можно было бы.

Люди после долгого перехода были измотаны. Мало того, что путь далёкий, так их ещё и дожди застигли. Но они вытаскивали застрявшие подводы и упорно двигались дальше.

Андрей ехал впереди, верхом на коне. По-хорошему, разведку, дозор вперёд выслать надо, всё-таки боевые действия совсем рядом. Но кого? Пеших работяг? Поэтому он опережал обоз на полверсты, оглядывал окрестности в подзорную трубу, дожидался подхода обоза и снова уезжал вперёд.

Однако дошли без потерь.

Пока добровольцы отсыпались и отъедались в домах селян, Андрей объехал окрестности. Нашёл мост за деревней, к которому с остатками своих войск будет пробиваться атакованный и разбитый Левенгаупт, присмотрел позицию сбоку, в леске, на небольшой возвышенности. На другом берегу позицию оборудовать смысла нет, шведы не дадут возможности переправиться.

Позицию у моста Андрей планировал как вторую. Сначала он хотел ударить в тыл шведам у основного места боя. А там Бог даст, повезёт, можно будет и сюда перебраться, ещё пару ударов нанести – на этот раз во фланг. Позицию ещё оборудовать надо, для скрытности для каждой пушки свой окоп отрыть, лес проредить для провоза пушек, что-то вроде просеки сделать. Но где первую, основную, позицию делать?

Вот тут и пригодилась карта. Андрей сориентировал её обрезом на север, нашёл деревню. Откуда Левенгаупт корпус ведёт? Из Риги. Уже отправная точка есть. Из Татарска Карл на юг двинется, туда и Левенгаупт, оповещённый курьерами, пойдёт. Стало быть, дорога впереди, он по ней ехал с пушками. И самое удобное место для боя – огромный луг. Слева и справа лес, войска не развернуть.

Далее, по ходу движения корпуса шведов, деревня Лесная, за нею – мост. К дороге этой ещё одна подходит, образуя перекрёсток тремя вёрстами севернее. Если Андрей не забыл ничего, не попутал, бой должен быть там, иного места войска развернуть просто нет.

Он поскакал по дороге. Вот перекрёсток. Слева – узкое поле с убранным урожаем, справа луг.

Похоже, с местом он определился. Теперь надо выбрать, где батарею свою поставить в засаде. Пожалуй, на опушке леса, скрытно получится. Один недостаток: до дороги, где обоз шведов проходить будет, далеко, сотня саженей. А у него для пушек только картечь, дистанция почти предельная. Так ведь и шведы после первых же выстрелов его пушек ждать не будут, наверняка в атаку кинутся. Дистанция сократится.

В нетерпении Андрей потёр ладони: ох и устроит он шведам сюрприз! В русских пехотных полках пушек пять-десять, а у него – восемнадцать! Настоящий артиллерийский полк! Весь расчёт – на неожиданность и мощь удара, силу огня. Пушек много, так ещё и канониры его работают быстро, особенно с медеплавильного завода.

Выбор позиций занял весь день, и в деревню Андрей вернулся усталым и голодным. Хозяйка дома домашнюю лапшу с курицей на стол выставила – хозяевам домов за постой своих людей и кормёжку Андрей платил.

После обеда он посоветовал хозяйке:

– Собирай детей, ценные вещи и уходи из деревни. Скот прихвати, с собой гони.

– Да как же это?! – Хозяйка так и села на сундук.

– Спокойной жизни тебе неделя осталась. Шведы сюда идут, бой с Петром почти за околицей деревни вашей будет. Избы разрушат, пожгут. Время уйти ещё есть.

– Правду ли баешь?

– И всех своих предупреди, кому жизнь дорога.

– Ой, лышенько! – тоненько завыла, запричитала хозяйка.

– С утра и собирайся. Не послушаешь – пеняй на себя.

Андрей улёгся на широкие полати, укрылся домотканым хозяйским одеялом. «Война докатилась и до этих краёв. Лишь бы люди уцелели, а избы новые поставят, леса вокруг полно». С этой мыслью он и уснул.

С утра после завтрака собрал всех:

– Позиции оборудовать надо. Берите у хозяев лопаты, пилы, топоры. Полагаю, дня два-три потрудиться придётся, покопать.

– Ты, барин, работой нас не пугай, выдюжим.

– Тогда собирайте инструмент, сбор здесь же. Антип, ты остаёшься здесь, припасы наши охранять.

Когда люди и телеги собрались, Андрей проследовал с ними к первой, основной позиции. Со старшими расчётов прошёл по мосту, для каждой пушки определил будущий окоп.

– Здесь рыть, – показал он, – и пушка в земле должна быть по самую ступицу. Землю в стороны отбрасывать, чтобы вроде вала было, бруствер называется. Это укрытие от пуль, ежели сбоку стрелять будут. А чтобы свежую землю не так видно было, потом травы и веток сверху набросаете. И сзади въезд пологий, чтобы пушку быстро выкатить можно было.

– Драпать?

– Нет, позицию сменить. Кроме этой, другая ещё будет, у моста.

Рабочие принялись рыть, а Андрей повёл пеших ездовых.

– Отсюда, где канониры окопы роют, надо через лес к мосту путь сделать. Где дерево – срубить, яма – закидать, ручей – брёвна проложить, вроде мостка сделать. После пальбы, коли случится, вы лошадьми по моей команде пушки к мосту перетяните – для этого путь скрытый, лесной нужен. А у моста полянку в лесу вырубить – для укрытия лошадей.

Люди копали, рубили и пилили до вечера. А когда в деревню возвращаться стали, увидели необычную картину – из деревни гуськом тянулись подводы. На домашней утвари сидели малые дети, к подводам были коровы привязаны – даже свиньи.

– Это что? – рабочие были удивлены.

– Я посоветовал, – невозмутимо отозвался Андрей. – Бой будет жаркий, шведы отступать будут. Избы пожгут, люди пострадать могут. Потому лучше им уйти – к родне, ежели близко есть, или в сторону Москвы. Пересидят да и вернутся. Избы поставить недолго, лишь бы семьи уцелели.

– Барин, ты так говоришь, как будто тебе кто-то на ухо нашептал.

– Господь, – коротко бросил Андрей, и почему-то одно это слово убедило всех.

Окопы рыли и на второй день, и на третий. Ездовые путь через лес проложили.

Андрей решил работу принять и сам осмотрел орудийные капониры.

– Тут подправить, в этом ровике ещё на полштыка снять и ветками забросать.

Потом, выбрав взглядом ездовых, распорядился:

– Вам двоим на телегах от первой позиции до второй ехать, и как можно быстрее.

А сам на лошади – сзади.

Телеги подбрасывало, одна зацепилась за дерево – Андрей все места замечал. Потом с ездовыми прошёл, на недочёты указал.

– В реальном бою, да когда противник наседает, а поджилки трясутся, ещё хуже будет. Любая кочка пушку перевернуть может. Мало того, что орудие повредите, так ещё и другим путь закроете. Вот так небольшая кочка заминкой станет, а то и нашим поражением может обернуться.

Уже вечерело, потому исправлять замеченные недочёты всем скопом назавтра отправились. А потом и пушку провезли. В итоге после всего Андрей порадовался – другое дело.

Каждый расчёт как на первой, так и на второй позиции свой окоп знал.

Андрей решил пристреляться хотя бы одним орудием.

Смотрели все – без обычных разговоров, шуток и подначиваний. Дело было слишком серьёзно, и здесь это осознали все.

У дороги поставили мешок, набитый сеном. Выстрел – мимо. Картечь до цели пяток метров не долетела, взбив землю. Конечно, раньше стреляли с ровной поверхности земли, не из окопа. Мелочь вроде бы, а учесть надо.

Сделали ещё два выстрела, на этот раз – точно.

– Вот так и другим стрелять! – подвёл итог довольный Андрей. – Точно в цель и немного выше брать – пушки низко стоят. Каждый промах – помощь врагу, который убьёт твоего товарища.

На следующий день установили пушки в капониры и уложили отмеренную картечь в берестяных туесках. Пороховые заряды в деревне хранили. Не приведи Господь дождь пойдёт, порох замокнет – всей затее конец, хоть пушки бросай. На ночь охрану из рабочих выставлять стали, вооружённую топорами и ножами.

Через два дня по дороге мимо деревни стали проезжать верховые, кафтаны на них были зелёные и синие, и не разобрать было, шведы это или русские.

Через день стихло всё, как перед бурей, и Андреем овладело непонятное чувство – то ли беспокойства, то ли тревоги. С утра после завтрака он распорядился:

– Всем в окопы, к пушкам. Пороховые картузы с собой везти на телегах, но не разгружать. Всем ездовым занять свои места на позициях.

Лучи солнца едва пробивались сквозь низкие тучи, но дождя не было. Андрей беспокоился за порох и потому прикрыл его двумя слоями рогожи.

Часам к десяти послышался шум большого обоза – ржание лошадей, стук копыт, людской говор. Из-за леса по дороге выехал конный дозор, а за ним – первые телеги обоза. По ним Андрей опознал шведов.

Подводы были с бортами, дуги надстроек, крытых рогожей, высокие – у русских таких не было. «Не подвело чувство, – подумал мельком Андрей, – вот они, шведы».

Он повернулся к ездовому:

– Нагнись, чтобы не видели тебя, и пробеги за кустами, предупреди, чтобы не высовывались и громко не разговаривали. Пушки зарядить и ждать моего сигнала.

От усердия ездовой опустился на четвереньки и пополз, скрываясь за кустами, чтобы передать приказ Андрея.

Канониры зашевелились у орудий и стали заряжать их. Единственное, что беспокоило Андрея, – требовалось запалить небольшие костры, чтобы раскалить запальные прутья. Но он беспокоился зря. Пушкари его были люди сельские и знали, какое дерево не даёт дыма, не демаскирует.

Первые подводы уже проехали мимо них, скоро голова обоза к деревне подойдёт.

Андрей видел обращённые к нему лица пушкарей, но всё ещё выжидал. Когда же подойдут наши? Не стоило городить весь этот огород, чтобы убить нескольких ездовых – для шведов это будет комариный укус.

Около часу дня послышались тревожные крики – это шведы объявили тревогу, всполошились. И было из-за чего: к перекрёстку дорог, выстроившись шеренгами, быстрыми шагами шли русские полки под развевающимися знамёнами. Впереди шагали барабанщики. Где-то там, невидимые со стороны позиции Андрея, были царь Пётр и Александр Данилович Меншиков.

Шведы сняли с передков несколько орудий и стали их устанавливать. Позади них шеренгами строилась пехота.

Цель была настолько близкой и лакомой, что Андрей едва удержался, чтобы не подать сигнал к стрельбе. Однако было ещё рано, надо набраться терпения – русские полки ещё далеко. Выстрелишь раньше времени – шведы успеют атаковать его батарею, разбить и развернуться к русским полкам. Он только потеряет людей и пушки. Андрею же хотелось нанести максимальный урон, а ещё посеять панику среди шведов. Сейчас же солдаты корпуса Левенгаупта действовали решительно.

Шведы начали стрельбу первыми и стреляли ядрами. Дистанция была велика, и ядра зарывались в землю с недолётами, не причиняя вреда. Но по мере того, как шведы приближались, их ядра стали достигать цели. Андрей в подзорную трубу видел, как падали убитые и раненые русские солдаты.

Получив приказ, шведы двинулись вперёд.

Ружейные залпы загрохотали с обеих сторон. Противоборствующие шеренги затянуло пороховым дымом. Андрей опустил подзорную трубу – всё равно ничего не было видно.

Бой шёл с переменным успехом несколько часов, и издалека было не понять – кто побеждает, войска смешались в рукопашной.

Левенгаупт вывел подошедший полк – уж слишком длинен их обоз. Солдаты под командой офицеров стали строиться, заряжать ружья.

Андрей не знал, есть ли у Петра резервы и не окажется ли этот шведский полк той последней каплей, переполнившей бокал. И он подал сигнал, махнув рукой и крикнув для верности:

– Пали!

Секундная заминка: ведь надо схватить из костра железный, загнутый на конце и раскалённый прут и приложить его к затравочному отверстию. Да и чёрный порох воспламеняется в большом объёме пушечного ствола не мгновенно.

Нестройно грохнули пушки. Батарея окуталась дымом, выдав своё расположение. Но эффект был ошеломляющим: несколько десятков закалённых в боях шведских солдат было убито сразу. Слышались крики раненых, метались офицеры – для них полной неожиданностью стала пушечная стрельба в непосредственной близости в тылу.

Андрей понимал их состояние: русские солдаты впереди, русские пушки сзади. Что делать? А пушкари работали сноровисто.

Последовал ещё один залп. Те из солдат, кто ещё стоял, полегли – картечь никому не дает пощады.

На батарею поскакала полусотня кирасир, но пушкари сумели перезарядить пушки и дать залп в упор. С двадцати-тридцати метров картечь рвала в клочья и людей, и лошадей.

Атака кавалеристов захлебнулась.

Андрей вскочил на ноги:

– Братцы! Ещё залп – и меняем позицию!

Пушкари выстрелили ещё раз по тем, кто ещё шевелился. Дорога и пространство вокруг неё были усеяны трупами. Деморализующий эффект был очень сильный.

Шведские солдаты, дравшиеся с русскими, слышали стрельбу пушек, а некоторые видели гибель сослуживцев. Поднялась паника.

Пользуясь растерянностью и суматохой, пушкари выкатили пушки, прицепили их к передним осям телег вместо передков, и батарея на рысях рванулась в лес.

Андрей ехал за последней пушкой и следил, нет ли за его отрядом погони. Обозлённые ударом в тыл, шведы могли начать преследование.

Когда удалились на версту-полторы, он всё-таки решил обезопасить батарею. Обогнав на коне пушку и едущих на телеге пушкарей, он остановил коня и поднял руку:

– Вы останетесь здесь, на дороге. Установите пушку и приготовьтесь к стрельбе.

После прохода пушек и телег с боеприпасами и людьми осталась хорошо видимая колея. Имей шведы такое желание, они могли бы выйти во фланг батареи на запасной позиции. Дадут залп из фузей, кинутся в штыки, как они любили, – и полягут пушкари, топорами да банниками не отбиться.

– Стоять крепко, ночью не спать, одному нести караул.

– А не бросишь ли нас в лесу, барин? – засомневался один из рабочих, ставших артиллеристами.

– За вами не вернусь только в одном случае – если сам голову в бою сложу, – заверил Андрей и стегнул коня. Батарея ушла далеко, надо догнать, приглядеть.

Он успел её обогнать, хотя это было непросто. Дорога – тропинка даже – была широкой и достаточной для проезда телеги. Ему же приходилось лавировать между деревьями.

Перед выбранной позицией он остановился. Встала и батарея. Кони тяжело поводили боками и всхрапывали.

Андрей достал подзорную трубу, осмотрелся. Шведов не было видно. Самое время занять позицию, подготовить мешочки с картечью и порохом, немного перевести дух.

В отрытые капониры пушки закатывали руками. Ломали ветки, укладывали их на брустверы, чтобы не бросались в глаза с дороги. Коней и подводы отвели в лес. По указанию Андрея лошадям на морды повесили торбы с овсом. Лошадям подкрепиться надо, а главное, ржать не будут, иначе обнаружат себя.

Левенгаупт, опасаясь засады, выслал вперёд по дороге кавалеристов с целью занять мост и предместье, обеспечить переправу войск. Сам же с войсками занял оборону.

Бой с переменным успехом продолжался до вечера. Левенгаупт с войсками мог вырваться, уйти на соединение с Карлом, но ему мешали обозы. С ними не уйти, а стало быть, завязнуть в боях, потерять главное – воинов. Корпус тогда просто перестанет существовать.

И Левенгаупт отдал приказ – жечь обозы. Солдаты облили подводы и грузы на них маслом, конопляным и льняным, и подожгли. От обозов повалил чёрный дым.

Но оставалась артиллерия, главная ударная сила, она же – самая тяжёлая для перевозки. И тогда Левенгаупт приказал закопать пушки в лесу.

Лишившись обоза и пушек, корпус сделался мобильнее. Но Карл потерял провизию и пушки – то, чего он ожидал.

Начинало темнеть. Шведы стали отступать к реке. Когда их у моста стало слишком много, образовался затор, пробка. Все хотели миновать мост как можно скорее, и Андрей решился начать обстрел. «Сделаем залп, если успеем – два, пушки бросим – и убегать», – решил он. В сумерках огонь из стволов виден, позиции батареи будут сразу раскрыты, и Левенгаупт бросит на батарею солдат, не считаясь с потерями. Ведь мост – это единственная возможность вырваться, оторваться от русских, сохранить по возможности войско.

Решив так, Андрей встал во весь рост:

– Приготовились, братцы! Пали!

Залп батареи внёс сумятицу, поднялась паника: неужели русские уже здесь? Но шведы были сильной армией, и командиры в ней были опытные. Они быстро построили сотню солдат и двинулись к батарее. Но за это время пушкари успели перезарядить орудия.

– Пали!

Грохнул ещё залп, и несколько десятков солдат упали. Оставшиеся в живых солдаты сами остановились, по команде офицера дружно выстрелили и примкнули штыки к фузеям.

После второго пушечного залпа Андрей не стал дожидаться трагической развязки:

– Братцы, бросай пушки – и всем убегать к подводам!

Приказание было выполнено с молниеносной быстротой.

Вот уже и подводы видны. Пушкари прыгали в повозки, сколько в какую могло набиться, и ездовые тут же начинали нахлёстывать коней.

Шведы видели, как исчезли русские, но догонять их в лесу не рискнули.

Ехали по той же дороге, по какой везли пушки на запасную позицию, но на середине пути их остановил окрик:

– Стой! Кто там?

– Свои! – отозвалось сразу несколько голосов.

Пушку оттащили с дороги в сторону и открыли проезд. Потом обоз встал, пушку вернули на прежнее место и развернули стволом в сторону переправы.

– Ночевать будем здесь, – приказал Андрей. – Утром будет видно, где шведы.

А главное – будет видно, где русские, куда идти.

Костров не разводили, хотя сильно похолодало. И – невиданное дело, повалил снег, густой и пушистый. Для конца сентября просто невероятно!

Снег позволил шведам уйти и сжечь за собой мост. Когда же утром у деревни возникло зарево, Андрей подумал, что жгут избы.

– Стойте на месте, – распорядился он, – а я пойду, осмотрюсь.

Сам вышел к опушке, взвёл курок пистолета, сунул его за пояс и вскинул подзорную трубу. Ба! Избы-то, оказывается, целы, а от моста – только курившиеся дымком остатки быков-опор. И ни одной живой души!

Андрей прошёл к позициям батареи. На его удивление, все пушки были целы. Конечно, шведы и свои пушки бросили, зачем им ещё с трофейными связываться? Андрей полагал, что шведы его пушки в реку столкнут, но не случилось. Его обуяла радость – послужат ещё пушечки! Мост полки Петра наведут – сапёры для того есть. Да и многие солдаты не забыли ещё, как топором владеть.

Утром Левенгаупт, оторвавшийся от русских, подсчитал потери. Цифры были ужасающие – в корпусе не досчитались 6307 человек. Ещё одна тысяча, отбившись от обоза и корпуса, разрозненными группами ушла в Ригу. Обмундирование, провизия, пушки, медикаменты, боеприпасы – всё пропало, сгорело или было закопано. Русские потеряли в бою 1111 убитыми и 2856 ранеными.

Левенгаупт повёл остатки корпуса – около шести тысяч человек – к Северной земле, на соединение с Карлом. Северной землёй назывались русские территории на границе с Литвой в бассейне рек Сейм и Десна – Брянск, Чернигов, Рыльск, Новгород-Северский, Путивль, Стародуб.

Андрей же решил дать своим людям отдых – заслужили. Тем более избы в деревне пусты, есть где укрыться от непогоды.

Его канониры привезли пушки в деревню и вычистили их. Сами развели огонь в печах, приготовили кулеш.

Андрей сидел в избе, чувствуя, как от печи идёт тепло, и размышлял, куда направиться.

Вдруг с улицы донёсся топот копыт, крики и ржание лошадей – это приехал передовой отряд казаков, союзников Петра. Они решили сначала, что в избах расположились шведы. Но канониры не растерялись, выкатили два орудия, и казаки ретировались – против пушки не попрёшь!

Через полчаса вновь раздался топот копыт, и в деревню въехала кавалерия. За авангардом – полководцы, впереди – сам государь. Рядом, но приотстав для субординации на полкорпуса, – Меншиков. Все пропылённые, но лица довольные.

Небольшой снежный покров сразу превратился в кашу.

Андрей со своими пушкарями вышел навстречу кавалерийскому отряду. К ним тут же подъехали драгуны, окружили и, едва сдерживая коней, стали насмехаться.

В этот момент Пётр спрыгнул с коня. Ездить верхом он не любил и на лошадь садился только в случае острой необходимости. Увидев Андрея, царь удивился:

– Ты как здесь? – И тут же встопорщились его усы, догадка осенила. – Мародёрствовать прибыл? Как стервятник, мертвечину учуял? – Голос Петра зазвенел, как туго натянутая струна, а сам государь побагровел от гнева.

Не дожидаясь дальнейшего разворота событий, Андрей решил сказать слово. Государь в гневе страшен, может приказать казнить.

– Государь, позволь слово молвить?

Пётр дёрнул правой щекой – для знающих его царедворцев это был плохой признак.

– Помочь тебе решил со своими пушкарями и канонирами. Орудия с заводов своих привёз, и людишки оттуда. Заряжают – любо-дорого посмотреть. Днём устроили засаду у дороги, капониры загодя отрыли. А как пехота шведская появилась, картечью её расстреляли. Вчера это было, твои полки бой вели.

У Петра от удивления брови поползли вверх. Андрей увидел, как к нему наклонился Меншиков и что-то сказал на ухо.

– Верно, стреляли в тылу у шведов. И погибших видели, много. Только как же вам уцелеть удалось?

Пётр ещё не остыл, сердит был, но в глазах уже появился интерес.

– А мы не стали дожидаться, когда по нам ударят. Пушки на передки – и на запасную позицию. Она на той стороне дороги, аккурат у моста. Пару залпов успели дать в самую гущу – и наутёк, в лес, где подводы ждали. Тем и спаслись.

– Врёшь, собака! – вскипел Пётр. – Через лес сей с пушками не пройти!

– А если проведу, – спросил Андрей, – помилуешь?

На Петра смотрели драгуны, офицеры в высоких чинах и командиры батареи Андрея.

– Сам поеду, а ты впереди. Соврал – повешу!

Канониры Андрея пошли впереди. Может быть, они и остались бы стоять в стороне, но несколько драгунов начали теснить их лошадьми.

Андрей сел на своего коня. Рядом с ним, бок о бок, – драгунский офицер, вроде конвоира. А уж за ними – государь, сзади – Меншиков. Куда Пётр, туда и Александр Данилович – как нитка за иголкой.

Андрей переехал через дорогу. Слева – сожжённый мост, перед ним – капониры, слегка снегом присыпанные.

– Здесь запасная позиция была. А убегали туда, – он показал рукой, – там подводы дожидались.

Они проехали ещё немного вперёд.

– А это проезд, вроде дороги. Мы деревья загодя вырубили, пушку для пробы провезли. Где яма была – засыпали, где канава или ручей – брёвна кинули.

Пётр только вертел головой. Лицо его было каменным и никаких чувств не выдавало.

Так они выехали к основным позициям.

– Вот капониры, а убитых, государь, ты и сам лицезреть можешь.

Пётр сделал знак рукой, и один из драгунских офицеров подскакал к убитым шведам. Спрыгнув с лошади, он наклонился и стал осматривать тела. Потом вернулся:

– Ранения сзади, картечные. Густо клали, у каждого по две-три картечины.

Андрей спрыгнул с лошади и подошёл к царю:

– Выходит, не брехал я, государь? Не раздумал ещё слугу своего верного казнить?

– Дерзишь? – выехал вперёд на коне Меншиков и стал теснить Андрея конской грудью.

– Погоди, Александр Данилович! Видишь, услугу важную нам человек оказал. Могло так случиться, что без его помощи швед держался бы ещё. А так выстроил полк, а тут пушки в спину бьют! Паника, растерянность, русские окружают!

Пётр неловко спрыгнул с лошади. Драгунский офицер, что тела шведских солдат смотреть ходил, попытался поддержать его под локоток, дабы не оступился, но Пётр отвёл его руку:

– Не баба, чтобы хвататься.

Он подошёл к Андрею:

– Пушки твои целы?

– Все восемнадцать к бою готовы. Пороха бы нам только и картечи.

– Ай, молодца!

Пётр сделал шаг вперёд, обнял Андрея и троекратно расцеловал.

Драгуны дружно закричали «Ура!» – такой поцелуй и похвала дорогого стоят.

Царь обернулся к драгунам:

– Вот с него пример брать всем надо. Мануфактурщик, а место для засады выбрал, как иной генерал не выберет. И путь отхода подготовил, и позицию запасную. И когда только успел сподобиться? Главное – ударить вовремя, когда нам тяжко было. – Повернувшись к Андрею, царь сказал: – Проси, чего хочешь.

– В войско возьми, зелья порохового дай. Главная битва с Карлом у тебя, государь, ещё впереди.

Пётр отстранился, повернулся к своему воинству:

– Двадцать шагов назад! Алексашка, тебя это тоже касается!

Вокруг Петра и Андрея образовался круг из людей и лошадей.

– Так-то оно лучше будет, – тихо сказал Пётр. – Так ты сам вот это всё организовал или подсказал кто свыше?

– Есть силы свыше, государь. Они меня вели.

– Верю. Предсказания твои покамест сбывались.

Пётр замолчал, и Андрей понял, о чём думает царь, но не решается спросить.

– Говори, – шёпотом сказал Пётр, и от волнения голос у него перехватило. Он ведь и окружение своё отогнал, чтобы не услышал никто сказанное Андреем – вдруг поражение предскажет?

– Главный твой бой, государь, у Полтавы будет. Там ты Карла, врага давнего своего, и разобьёшь. Сбежит Карл.

– Сомнения меня берут, – медленно произнёс Пётр. – Силён Карл, и войско у него вымуштровано.

– А ты, Пётр Алексеевич, людишек-то береги. Карл хитёр, а ты хитрее его будь. На поле бранном редуты многие поставь. Шведы накатятся, а из редутов по ним из пушек ударят, а потом из фузей. А как совсем уже невмоготу будет, конницу пусти. Повержен Карл будет.

– Не по уставу сие, – засомневался Пётр.

– Кто победит, тот устав сам писать будет. Сейчас со шведской армии все страны пример берут, а после Полтавы с русской брать будут.

Пётр взглянул Андрею прямо в глаза:

– Не пойму я, дьявол ты во плоти или ангел, с небес посланный?

– Как хочется тебе, государь, так и думай.

– Чем больше я тебя узнаю, тем больше боюсь.

– Чего меня опасаться? Я России помощник, стало быть, и тебе, государь.

– А ежели не так будет? Вдруг отвернётся Господь в нужный момент?

– Я всё сказал, государь.

– Ну, смотри. О разговоре нашем – никому, а то язык вырву!

Андрей улыбнулся – ход истории уже не изменишь. Да и говорил он не своими словами, историю припомнил только.

– Меня с канонирами с собой в войско возьми, с пушками на редуты поставь, глядишь – викторию одержишь.

– А коли проиграю?

– Государь, ну что ты заладил? Казнишь, как и обещал.

– Живьём в котле сварю, – пригрозил царь.

– А если по-моему будет?

– Опять торопишься?

– Знать хочу, что получу.

– Экий ты! Дворянином пожалую, хоть и противу моих указов то.

– На слове ловлю тебя, государь, а царское слово твёрже железа.

Пётр хмыкнул, но повеселел, настроение его явно поднялось. Он огладил усики, глаза заблестели. Конечно, указания и приказы он всем отдавал, но в трудный час посоветоваться не с кем. С царедворцами нельзя, неуверенности его никто видеть не должен.

– Ладно. Зачисляю тебя на казённый кошт – провизия, зелье пороховое. Начальства над тобою не ставлю, ты сам иных генералов стоишь. А под Полтавой, как ты сказал, в бою сам за тобой наблюдать буду.

Андрей склонил голову – всё-таки перед ним царь.

Пётр подошёл к коню, офицер поддержал стремя, и вся кавалькада умчалась по дороге. Остался только Андрей да его конь.

У Андрея камень с души упал: и до государя слово важное довёл, и подвиг своих канониров показал. Не лаптем щи хлебаем, можем кое-чего.

Возвращался по лесу, по пути, проложенному своими рабочими.

Те стояли у запасной позиции:

– Чего приуныли, братцы? Уныние – страшный грех. Поблагодарил нас государь, на казённый кошт взял. Ещё немного повоюем – и по домам.

– А если на казённый кошт нас взяли, знать, ты обещанных денег платить не будешь? – выступил вперёд старший.

– Все отдам, как обещал, – заверил его Андрей. – Только сами в деревне искать провизию не будем, да и где сейчас еду найдёшь? Жители все сбежали. Идём с армией государевой, начальник над вами по-прежнему я, а надо мной – один государь. Так не подведём его, братцы!

– Не подведём! – закричали канониры.

Андрей был доволен: попортят ещё шведские шкуры его ребята.

Глава 10. Полтава

Конечно, для того времени редут не был чем-то новым. Редуты применялись в русской армии давно, около века, но были, как правило, одиночными и ставились перед крепостями или для защиты переправ. Представляли они собой земляное укрытие замкнутого типа, с валом и рвом перед ним, предназначенным для обороны. В плане редуты выглядели четырёхугольником с длиной одной стороны от пятидесяти до двухсот шагов. С внутренней стороны вала была земляная площадка-ступенька для размещения стрелков и пушек. Проход в редут был шириной не более шести шагов и устраивался с горжевого, или, иначе, тыльного, фаса. Перед ним устраивался траверс для обстрела неприятеля, если он вздумает воспользоваться проходом. Обычно редуты строились в русской армии в степных районах и входили в состав сторожевых линий, и обороняли такую земляную крепость от двухсот до восьмисот человек.

Для Петра, как и его генералов, редут не был чем-то новым. Но Андрей предложил царю поставить их несколько, в ряд, с расчётом на дальность пушечного выстрела. Тогда шведская армия, накатившись, понесёт потери, отхлынет, как вода от прибрежных скал. Шведов надо было измотать, и Пётр поступал правильно, применяя тактику «выжженной земли». Армия Карла постоянно недоедала, солдаты были утомлены и болели. Крестьяне Малороссии, и особенно Белоруссии, оккупантов ненавидели, прятали хлеб, корм для лошадей, убивали фуражиров.

Карл решил дать армии отдых и из-под Смоленска повернул в Малороссию, чтобы, восстановившись и дождавшись подхода свежих полков, ударить по Москве с юга.

Осенью 1708 года союзник Петра, И.С. Мазепа, изменил царю. Уже 6 октября Петру стало известно об измене. Сам Мазепа 28 октября прибыл в ставку Карла, обещая ему 50 тысяч своих казаков и провизию.

Однако зима для шведов выдалась тяжёлой. В Полтаве армия Карла насчитывала 35 тысяч человек.

В ответ на измену Мазепы А.Д. Меншиков 2 ноября захватил и разорил Батурин, ставку гетмана, а 6 ноября в Глухове по настоянию Петра был избран новый гетман, И.И. Скоропадский. Но царь уже не верил казакам, и в Полтавской битве они не участвовали.

В марте 1709 года на сторону шведов перешли запорожские казаки. Направленный на юг, на перехват запорожцев, полковник Кемпбелл с тремя тысячами сабель сам был разбит под Царичанкой, но прорвался на север, к своим. В ответ русский отряд полковника П.И. Яковлева 16 апреля сжёг Келеберду, не тронув церковь, 18 апреля – Переволочку, затем крепости Старый и Новый Кодак.

К Запорожской Сечи отряд подошёл 10 мая, однако приступ с ходу оказался неудачным, и лишь когда 14 мая подошёл отряд полковника И. Галогана, Сечь была взята и разорена.

Казаки были неплохими воинами, но дисциплины не признавали. Они занимались грабежами населения, а потом и вовсе начали разбегаться из шведской армии. К моменту Полтавской битвы их осталось у шведов около 10 тысяч. Карл, как и Пётр, им не верил, и казаки охраняли пленных и обозы.

Когда просохли дороги, а армия отдохнула, шведы из-под Будищ двинулись к Полтаве. Полтава не выглядела серьёзной крепостью, её обороняли всего 4200 солдат под командованием полковника А.С. Келина, и 2600 вооружённых горожан.

Крепость отбила около тридцати атак и не сдавалась.

У осаждавших крепость шведов не было тяжёлых осадных орудий, только полевые.

6 июня под Полтаву прибыл с главными силами граф Б.П. Шереметьев. Он расположился у деревни Крутой Берег в укреплённом лагере. Для того чтобы держать противника в постоянном напряжении и основательно измотать его, русские делали частые вылазки, особенно ночью. Так, генерал Гейнскин во главе 2,5 тысячи драгун и Астраханского пехотного полка напал на деревню Старые Санжары, где содержались русские пленные. Увы, войн без пленных не бывает. Пока драгуны дрались с казаками Мазепы, пехотинцы освободили 1200 пленных. У шведов удалось отбить два орудия и захватить восемь знамён. Потери русских составили 60 человек убитыми и 181 ранеными.

Шведы не могли позволить себе такие нападения – не хватало свежих сил. А русские ежедневно и ежечасно меняли отряды и нападали, жаля противника в самые уязвимые места.

Пётр прибыл в армию и держал Военный совет. На нём решено было переправить войска через реку Ворсклу и дать решительный бой.

Узнав от дозоров о переправе русских, Карл отправился на рекогносцировку. Был день его рождения, и Карл получил ранение в ногу как подарок и предупреждение от русских.

30 июня русские завершили переправу и встали у деревень Петровка и Семёновка, всего в восьми верстах от Полтавы.

Карл не мешал переправе русских. Он решил дать им бой и разбить войска Петра. Война длилась много лет, отнимая немало сил, и Карл решил завершить её победой.

Русская армия сделала небольшой переход и 6 июля встала у деревни Яковцы. Пётр приказал строить шесть редутов между Яковецким и Малобудищенским лесами, причём днём. Конницу расположили в тылу, в открытом поле.

7 июля Пётр с генералами, поднявшись на пригорок, осмотрел неприятельский лагерь и принял решение спешно строить ещё четыре редута, причём ночью – для скрытности. Редуты должны были перегородить проход между лесом и деревнями Малые Будищи и Малые Павленки – именно они сыграют решающую роль в сражении.

Андрей, как и его люди с пушками, находился в главном лагере. Зиму они провели в избах, в тепле. Кормили сытно, канониры успели отдохнуть. По весне ходили на Сечь, помогли взять. Пушечной пальбы казаки боялись и от атак отказывались.

Вечером 7 июля, в ночь перед битвой, прискакал посыльный от Меншикова.

– Светлейший князь Александр Данилович к себе призывает, – сообщил гонец.

Надо было ехать. Меншиков, считай, второе лицо в государстве, большое влияние на Петра имеет.

Андрей оделся в партикулярное платье. Не офицер всё же, форменной одежды нет.

Когда прибыл, Меншиков был в избе с офицерами. Дав указания, он отпустил их. Потом обошёл вокруг Андрея, разглядывая его.

– Чего государь так благоволит к тебе, простому мануфактурщику, понять не могу, – молвил он.

Видимо, Меншиков ревновал Андрея. На виду у всех Пётр о чём-то говорил с Андреем, а Александру Даниловичу так потом и не пересказал, всё молчал да отшучивался, хотя князя снедало любопытство. Однако в делах Меншиков был исполнителен.

– Слушай решение государя. За ночь будут воздвигнуты ещё четыре редута. Тебе велено занять третий со всеми пушками и людьми. Как ты их расположишь – дело твоё, государь велел не мешать тебе. В редуте будет ещё полтысячи солдат при фузеях, командовать ими будут офицеры. Стрелять по разумению, но за редут отвечать будешь ты вместе с полковником.

– Слушаюсь. Когда позиции занимать?

– Экий ты прыткий! Редута нет ещё, строят только. К утру и займёшь. Зелье, картечь и ядра обоз привезёт.

– Премного обязан.

– Ступай. Государь велел передать – наблюдать будет за редутами.

– Не подведём.

– С Богом!

Андрей вышел. Всё-таки прислушался Пётр к его словам. Ну, тогда и мы постоим за Россию, не отступим!

Вечером перед решающим днём битвы Карл с генералами осмотрел русские позиции и их лагерь вдалеке. После рекогносцировки на Военном совете решили – атаковать русских ночью. Карл полагал, что войска Петра, как и прежде, будут только обороняться. Он не признавал за Петром способности учиться на ошибках, думал, что русские будут действовать по шаблону.

На совете решили, что пехота ночью выступит из лагеря, а утром будет у редутов и с ходу прорвётся между ними и Яковецким лесом. За атакой последует удар шведской конницы по русским драгунам, которые будут за линией редутов. На втором этапе пехота и кавалерия будут штурмовать русский ретраншемент, довершая разгром.

Со стороны шведов непосредственно в бою участвовать должны будут 25 тысяч солдат и четыре пушки. У Карла в обозе была 41 пушка, но к ним не было пороха и ядер – почти все они были израсходованы при осаде Полтавы.

Большого значения артиллерии Карл не придавал, он рассчитывал на мощь своих каролинов. Перед боем он напутствовал своих солдат, обещая им после победы сытную еду из русских обозов.

Напутствие Петра перед боем звучало иначе: «Делайте, братия, так, как я буду делать, и все, помощью Всевышнего будет добро. За победой после трудов воспоследует покой».

У русских в бою участвовало 25 тысяч пехоты и 25 тысяч сабель кавалерии, а кроме того, 102 пушки, не знавшие недостатка в военных припасах, под командованием генерал-поручика Я.В. Брюса.

Шведской пехотой командовал А.Л. Левенгаупт, соединившийся с войском Карла, а кавалерией руководил фельдмаршал К.Г. Реншильд – вместо раненого в ногу Карла.

После двух часов ночи шведская пехота стала выдвигаться из своего лагеря. Солдаты были не подготовлены к штурму редутов – они не имели лестниц, фашин, верёвок с крюками.

Русские дозоры обнаружили шведов и подняли тревогу. Чтобы замедлить, а потом и остановить продвижение врага и тем самым выиграть время для подготовки главных сил, князь Меншиков во главе драгун поскакал на шведов. Завязался кровавый бой.

Русские полки занимали редуты – Белгородский, Нечаевский, Неклюдовский.

Андрей со своими людьми в середине ночи уже занял третий редут, установили пушки. К тому времени обозом подвезли порох, картечь и ядра, и когда прозвучала тревога, редут быстро наполнился солдатами. Строительство первых двух редутов не успели закончить, но в них тоже расположились воины.

Редут Андрея оказался самым мощным, этаким артиллерийском фортом: ведь в других редутах было по две-три пушки, а в недостроенных их не было совсем.

Для Андрея бой вспыхнул внезапно. В стороне первого редута раздались выстрелы, крики, явно – шум боя. Редуты разделяла всего сотня метров, но было темно и ничего не видно.

Для шведов, знавших о шести редутах в линию, появление новых – всего за неполную ночь – стало полной неожиданностью.

Через час недостроенные, не полностью укреплённые редуты пали. Шведы, обозлённые непредвиденной задержкой, пленных не брали – они их убивали.

Андрей, смотревший поверх земляного вала, ещё пахнувшего сыростью, увидел, как к его редуту приближается тёмная масса. Передвижение большого числа людей не скроешь: топот ног, бряцанье железа, обрывки команд на чужом языке.

– Братцы, готовсь!

И почти сразу:

– Пали!

Половина пушек была заряжена ядрами, другая половина – картечью. После выстрелов раздались стоны и крики раненых, хрипы умирающих.

– Заряжай!

Но канониры и без команды знали, что им делать. Враг был близко, и промедление могло привести к захвату редута и гибели.

Солдаты, занимавшие редут, по команде офицеров дали залп из фузей – и снова крики и стоны раненых.

Канониры зарядили орудия.

– Пали!

Пушки грохнули снова.

Шведы не ожидали от небольшого редута, который они надеялись взять так же быстро, как и первые два, такого сопротивления, такой силы огня. Шведская пехота стала обходить редут с обеих сторон, и Андрей скомандовал шесть пушек перебросить на левый фланг и столько же – на правый. С помощью солдат канониры быстро справились с задачей. И офицеры, и солдаты Белгородского полка понимали, что сейчас основная надежда – на пушки.

– Стрелять по готовности! – предупредил Андрей. – Команды не ждите. Зарядили – огонь!

Он боялся, что в шуме боя канониры не услышат его команды и это может привести к роковым последствиям.

Теперь пушки грохотали непрерывно. Канониры являли чудеса быстроты и ловкости, пушки стреляли каждые две-три минуты, и грохот восемнадцати орудий сливался в один могучий гул. Наводчикам даже наводить не надо было, за земляным валом везде был неприятель, и каждый выстрел достигал цели.

Солдаты в редуте нарадоваться не могли – такая плотность пушечного огня не оставляла шведам ни единого шанса взять редут. И так перед укреплением со всех трёх сторон валялись горы убитых и раненых.

Шведов обуял страх. Никогда прежде они не сталкивались с таким массированным артиллерийским огнём, не несли таких ужасающих потерь, не видели такого упорства русских. Перед ничтожным, на их взгляд, укреплением полёг целый полк, да не новичков, а проверенных, опытных воинов, опора войска.

Беда пришла, откуда не ждали. От частой стрельбы стволы пушек раскалились, и едва не произошёл несчастный случай прямо по соседству с Андреем. На его глазах заряжающий уже сунул в ствол картуз с порохом, а третий номер расчёта приготовил банник – прибить порох, как пушка сама выстрелила. От раскалённых стенок ствола порох самовоспламенился.

– Прекратить огонь! – распорядился Андрей. – Лить воду на стволы!

Но воды не было – её не приготовили. Ведь редут занимали в спешке, когда шведы уже наступали.

К Андрею подбежал капитан:

– Почему прекратили стрельбу?

– Пушки раскалились, вода нужна, – пояснил Андрей.

– Ах ты, беда какая! Попробую помочь.

По команде офицера к пушкам стали подбегать солдаты и лить на стволы воду из фляжек. Солдат много, да уж фляжки больно малы. Но кое-как остудить стволы удалось.

А шведы, заметив заминку, снова ринулись в атаку.

Андрей распорядился установить две пушки против горжевого фаса, напротив прохода – сейчас это было самое уязвимое, опасное для прорыва место.

Остальные пушки сделали по паре выстрелов, и канониры развели руками: не успев толком остыть, пушки снова разогрелись. Тут же у прохода возникли крики, потом залп из фузей – это прорвались шведы.

Андрей сам подбежал к двум пушкам:

– Огонь!

Один за другим грянули два выстрела, и в проходе возник завал из тел убитых.

Всё, оборонять редут нечем, пушки перегреты. Андрей решил уводить канониров, и чёрт с ними, с пушками. Всё равно победа через несколько часов, шведы не успеют использовать их против русских. Кстати, и пороха осталось на два-три выстрела.

– Братцы, за мной! Уходим к четвёртому редуту! – И побежал к проходу.

В шуме боя Андрея тем не менее услышали. За ним последовали канониры, а глядя на них – и солдаты. Почти у всех фузеи были разряжены, и врагов они кололи штыками, били прикладами и рубили тесаками.

В сумраке на Андрея наскочил высокий швед, занёс для удара саблю. Но Андрей вскинул один из двух пистолетов, которые держал в руках, и выстрелил врагу в голову. Второго шведа, тут же возникшего рядом, как дубиной, ударил по голове банником от пушки остановившийся вовремя канонир.

Рядом бежали солдаты. Крики, звук ударов, мат, топот ног – шум невообразимый.

Андрей сунул разряженный пистолет за пояс и вскинул второй.

С четвёртого редута, куда они спешили, тоже доносился шум схватки. Бежавший рядом с Андреем капрал пехотного полка крикнул:

– Шведы штурмуют четвёртый редут!

– Ударим им в спину! – тут же откликнулся Андрей.

Капрал закричал: «Ура!»

Ударили дружно в тыл атакующим шведам. Для них это был самый настоящий шок. Впереди редут, но сзади почему-то рубит и колет, стреляет и бьёт прикладами русская пехота.

Шведы удара не выдержали и стали разбегаться в стороны, неся потери.

Андрей почти в упор выстрелил в грудь шведу, вырвал из его рук фузею со штыком и тут же ударил им другого врага. Тот упал, штык застрял между рёбер, и Андрей тщётно пытался вырвать его из раны.

Кто-то, неразличимый в сумраке, видя его усилия, крикнул:

– Да брось ты свою фузею, возьми другую у убитого!

И правда, в горячке боя он не догадался это сделать.

Подхватив с земли фузею убитого, он побежал с солдатами в обход редута. Пока шведы не пришли в себя, надо успеть заскочить в горжевой проход и оказаться под укрытием земляного вала.

Не без потерь, но они прорвались. Обороняющихся на четвёртом редуте резко прибавилось, и теперь солдаты, заряжая и перезаряжая ружья, стояли в метре друг от друга. Плохо другое: орудий было только два, да и те молчали – они тоже перегрелись.

Начало светать. В робком свете начинающегося дня Андрей разглядел своих канониров, солдат из его редута. Мундиры на них были порваны, у многих – в крови. Руки и лица – в пороховой копоти, и солдаты выглядели страшными, как черти из преисподней.

На Андрее, как и на его канонирах, одежда была цивильной, не униформа: полосатые рубахи, штаны, заправленные в сапоги, и от рядовых канониров его отличала только перевязь с пистолетами через плечо.

К нему подошёл капрал, оглядел с ног до головы и протянул фляжку с водой:

– Ты бы умылся, ваш-бродь, весь в крови да копоти.

– Я не дворянин, капрал, а за воду спасибо.

Ополоснув лицо, Андрей сделал из фляжки пару глотков – от порохового дыма першило в горле. Вернул фляжку капралу. Тот опять как-то странно взглянул на Андрея и хмыкнул:

– Чудно!

Из вновь построенных редутов ещё держался этот, четвёртый.

После штурма редутов наступила небольшая пауза, и шведы уже предвкушали победу.

Солнце встало над горизонтом.

Андрей взобрался на вал, и то, что он увидел, повергло его в шок: поле боя было усеяно трупами шведских и русских солдат. Он поглядел направо: за линией редутов русские выстраивали полки пехоты.

Около шести утра русские войска уже стояли в две линии. Стояли плотно, между батальонами были промежутки не более десяти шагов, и туда уже выкатывали пушки. Реяли на ветру знамёна и штандарты.

Русская линия была около двух – двух с половиной километров, шведская же – едва полтора километра; да и батальоны стояли с разрывами в пятьдесят – сто шагов.

Армии стали медленно сближаться. Били барабанщики, взрёвывали трубы.

Шведы сначала были встречены артиллерийским огнём, потом – ружейным, а потом и вовсе сошлись в рукопашной.

В девять утра бой уже кипел вовсю. Под натиском шведов стал прогибаться, а потом и медленно отходить левый фланг русской пехоты – там стояли Казанский, Псковский, Московский, Бутырский и Новгородский полки. В строе русской пехоты образовался опасный разрыв.

Царь, наблюдавший за боем, заметил грозящую опасность, взял второй батальон Новгородского полка, стоявший во второй линии, и бросился в бой, увлекая за собой солдат.

Пётр был высок ростом и хорошо виден отовсюду. Как могли остаться в стороне офицеры, приближенные ко двору? Выхватив шпаги, они бросились за государем. Шведы были отброшены, царя деликатно оттеснили в сторону. Не царское это дело – самому непосредственно участвовать в битве, на то есть армия.

На правом фланге русских войск располагалась гвардия, полки испытанные. Они стали быстро теснить шведов. Те не выдержали напора, дрогнули и стали отступать, а потом и вовсе обратились в беспорядочное бегство. Фланги русских войск сомкнулись вокруг центра шведских войск, началась бойня.

Было одиннадцать часов утра, солнце уже близилось к зениту.

Карл, внимательно наблюдавший за боем в подзорную трубу, постоянно получал сообщения от посыльных о ходе боя. Он осознал, что победа ускользает у него из рук, что поражение его близко. Бросив сражающуюся армию, он под охраной драгун покинул лагерь и проскакал мимо редутов.

К тому времени четвёртый и третий редуты, выбив оттуда шведов, снова заняли русские. Заметив кинувшегося в бегство шведского короля, из этих редутов его обстреляли. Его охрана понесла тяжёлые потери, но в бой ввязываться не стала.

Отряд Карла добрался до обоза в Пушкарёве – там было семь тысяч кавалерии. К ним присоединились два полка, ранее осаждавших Полтаву, и вечером остатки шведской армии направились на юг, к переправе через Днепр.

Пётр решил добить уходящий отряд и захватить Карла. В погоню были отряжены десять драгунских полков.

Беглецов настигли и блокировали у Перевалочной. После короткого боя в плен сдались 15 тысяч воинов, в том числе генералы Левенгаупт, Крейц и Крузе, 11 подполковников, 23 майора и 12 575 солдат. Но Карл с Мазепой, сопровождаемые небольшой охраной, сумели сбежать. Они добрались до территории Османской империи, города Бендер, где и были приняты с почётом.

Пётр же выстроил армию и обратился к воинам с поздравлениями. Потом солдаты, разойдясь, стали подбирать своих раненых, собирать трофеи. На поле боя были найдены девять убитых шведских генералов, подобраны 137 знамён и штандартов.

Человек по натуре горячий, Пётр приказал тут же раскинуть шатёр и учинить празднество для генералов и офицеров. Солдатам налили по чарке водки.

К столу в шатре Петра были приглашены шведские генералы из попавших в плен – им даже вернули личное оружие и шпаги.

На следующий день начались массовые казни казаков-изменников войска Мазепы.

Потери шведов в битве составили 9224 человека, русских – 1345 человек убитыми и 3290 ранеными. Военное могущество Швеции было навсегда подорвано. После битвы многие солдаты и офицеры из пленных пожелали добровольно служить русскому царю. Карл потерпел крупное поражение, был низвергнут с обелиска славы, который он сам себе воздвиг, а служить побеждённому королю никто не хотел.

Из бывших пленных были сформированы два пехотных полка, расквартированных впоследствии в Астрахани и Казани, и один драгунский полк. Остальные пленные были под конвоем этапированы в крепость Ораниенбаум, а потом отправлены в Москву, где 21 декабря 1709 года были проведены по улицам столицы как убедительное доказательство победы Петра.

Колонна из 22 085 человек шла несколько часов, и только 4000 из них вернулись на родину, остальные умерли от болезней. Последним, через 36 лет плена, в 1745 году вернулся в Швецию Ханс Аппельман.

Пётр I уже в Петербурге был объявлен воинским советом первым генерал-лейтенантом. Фельдмаршал Шереметьев одарен поместьями, как и генералы Баур, Голицын, Гейнскин, Волконский. Меншиков был именован вторым генерал-фельдмаршалом, Г.И. Головкин получил чин канцлера. Множество офицеров были повышены в званиях, всех солдат и офицеров наградили памятными медалями. Награды, звания, чины, поместья щедро раздавались царём, довольным победой над старым и сильным врагом.

Весть о победе Петра над шведами быстро облетела страну и Европу. Бывшие союзники Петра, переметнувшиеся к Карлу, почуяли, откуда ветер дует, и снова заключили дружественные союзы с Россией. Только русский царь в отношении их иллюзий уже не питал.

Европа с удивлением увидела, как у неё на востоке появилось сильное государство, с которым придётся считаться. Основное беспокойство по этому поводу испытывала Англия, имевшая колонии в половине мира, и Франция, всегда претендовавшая на лидерство на континенте. Обе страны постоянно враждовали между собой и вдруг неожиданно осознали, что Швеция сокрушена, что появилась третья сила, которая может изменить политическую ситуацию, претендовать на новые территории.

Когда шведы уже начали беспорядочно отступать, Андрей со своими канонирами вернулся в третий редут. Зрелище не для слабонервных – трупы, кровь…

Пушки оказались целыми. Ввиду быстротечности боя, не успели шведы занять редут, как пришлось спешно покидать его – пушки не успели взорвать или испортить, зачеканив стволы. Если бы Карл одержал победу, шведы забрали бы пушки с собой как трофеи.

Канониры тщательно осмотрели орудия – не учинили ли шведы какой пакости?

– Хоть сейчас стреляй, всё в целости, – доложили Андрею канониры.

– Собирайте принадлежности – банники, запальные пруты – всё, что найдёте. Бой окончен, полная виктория. Сегодня вечером отдыхаем, а завтра в обратный путь.

– Эх, жалко, – сказал молодой канонир Евпатий. – Мне воевать понравилось больше, чем у печи стоять.

– Это потому, что ты в армии не служил, муштры не знаешь, шпицрутенов не пробовал. Барину спасибо скажи, жалованье двойное платит. А в армии только кормёжка да одежда казённая, даже жизнь твоя тебе не принадлежит. Ты думаешь, они хотели умирать? – старший канонир показал на убитых.

Молодой смешался. В армии вольницы не будет, просто всё познаётся в сравнении.

Орудия выкатили из редута, прицепили к передкам. Собрали принадлежности.

– Порох возьмите, ежели найдёте, пригодится ещё, – приказал Андрей.

Пороха нашли четыре картуза и ещё полбочки – для фузей. Его тоже забрали, как и ядра, и неиспользованную картечь. Андрей опасался, что обратная дорога может быть небезопасной. Остатки шведской армии не все были пленены, часть их малочисленными группами пробивалась к Риге, грабя по дороге деревни и сёла. Голод не тётка, пирожка не даст.

На ночь расположились рядом с солдатами Белгородского полка. И солдатам и канонирам Андрея щедро плеснули по две чарки водки за победу и накормили кулешом, щедро приправленным салом и мясом.

– Нет, в армии хорошо, – заплетающимся языком сказал Евпатий. – Думать ни о чём не надо, делай, что скажут, – и всё. Да ещё накормят и выпить дадут.

Андрей слова эти услышал.

– Пожелаешь записаться в рекруты – я не держу. Жалованье, как и обещал, отдам. В полках потери большие, не мне тебе рассказывать, сам видел. Тебя примут, потому как ты уже готовый канонир и опыт боевой уже есть.

– Барин, да ты что глаголишь? – возмутился старший канонир. – Он же пьяный сейчас, вот и несёт всякую чушь.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – отрезал Андрей. – И лучше пусть сейчас уйдёт, чем в бою пушку бросит и сбежит.

Евпатий сразу протрезвел:

– Не был я предателем и не буду. Вы что же, братцы, не верите мне?

Но канониры смотрели на него отчуждённо. Надумал уходить – пусть уходит, тем более что Андрей не возражал.

– Барин, пусть проспится, а завтра утром на трезвую голову решит, – рассудил старший.

– Пусть так, – кивнул Андрей.

Его батарея вообще легко отделалась: трое легкораненых, могло быть куда хуже. Артиллеристы от противника в отдалении или в укрытии – как они в редуте, основные потери в бою всегда несёт пехота.

Утром после завтрака стали строить батальоны для марша, Андрей же разостлал на земле карту. Идти вместе с войском он не хотел – пыль, впереди идущая конница навозом дороги умостит. В местах ночёвок господа офицеры займут лучшие избы и скупят у селян провизию. Уж лучше держаться в стороне, спокойнее и быстрее получится.

Так они и двинулись обозом. Андрея радовало, что обоз остался точно таким, каким и пришёл сюда. Никто не был убит, не потеряны пушки. Некоторые с войны возвращались с прибытком, ограбив шведские обозы. На поле боя офицеры мародёрствовать не давали, а обозы – святое дело, трофеи.

Но Андрей не видел в войне источника прибыли, обогащения. На войну он отправился вместе со своей батареей, желая помочь Петру выиграть баталию, покончить с давним врагом России. Одержи Карл победу – и многие земли российские отошли бы Швеции. Карл ведь уже давно и с вожделением поглядывал на новгородские, псковские и смоленские земли. Ни один мирный договор после войны не заключался на условиях, в равной мере устраивавших победителя и побеждённого. Проигравшему всегда приходилось чем-то поступаться, и, как правило, это было самое дорогое – земли и населяющие их люди как источник налогов и рекрутов для армии.

Пусть и небольшую, но свою лепту в ход истории Андрей внёс и потому возвращался довольный – как собой, так и Петром. Всё-таки молодой царь явил армии, да и Европе личную смелость, а это могли продемонстрировать не все монархи. И армия из плохо обученной и экипированной вдруг предстала перед всеми сильной, управляемой, способной на равных сражаться с опытным врагом. Именно победы, вот такой, как под Полтавой, не хватало русской армии, чтобы заставить её гордиться собой, поднять её честь и достоинство, повысить самооценку.

Обоз продвигался узкими грунтовыми дорогами через деревни, сёла и хутора. В крупных сёлах урядники с удивлением смотрели на батарею – разве не подозрительно? Пушки с передками, а солдат при них нет, сопровождают люди в цивильном. Только остановить её никто не пытался – пушки защищали себя одним своим видом лучше всяких слов и бумаг.

Уже за Смоленском Андрей стал раздумывать: повернуть к Москве, к старому дому, или на север, к Питербурху? Канониров своих надо отправлять домой, они в первую очередь рабочие, мастеровые, случайно попавшие в артиллерию.

И он повернул к Москве. Сдаст пушки в Артиллерийскую канцелярию – так назывался теперь Пушечный приказ – и тогда отправит канониров домой, к семьям. Небось там уже соскучились по кормильцам, переживают, всё ли обошлось? Писем на родину никто из канониров не отправлял, и весть о победе Петра долетит до Вятских краёв быстрее, чем туда доберутся сами канониры. Вряд ли их там встретят, как героев, никто ещё не знает об их весомом вкладе в победу.

Но Андрей уже решил устроить для них в честь победы, в благодарность за службу ратную, пир. Деньги – двойное жалованье – уйдут на подарки семьям, на покупку изб или коров. А в памяти останется именно чествование.

До Москвы добирались долго. Переходили вброд реки, где можно было, а где-то и мосты приходилось искать. Пропылённые, усталые, но дошли.

Пушки с передками и подводы с огневыми припасами заняли весь двор Андрея. Самих канониров он разместил на постоялом дворе, заказал сытный ужин и баню. За баню канониры особенно благодарили. Две недели, которые шли к Москве, они не мылись, волосы на голове сбились от пыли колтуном, да и одежонку простирнуть требовалось.

Следующий день был посвящён приведению пушек в порядок, поскольку их надо было сдать в Артиллерийскую канцелярию. Пётр хоть и взял военные трофеи, да пушек среди них было мало. А царь нуждался в пушках, убедившись после Полтавы, что они главная ударная сила. К тому же он планировал строить на Неве флот, которому тоже были нужны пушки. Канцелярия пушки покупала, и потому канониры чистили каналы стволов, оттирали стволы снаружи – щётками, водой со щёлоком, мыли лафеты. К концу дня пушки выглядели, как новые, только что с завода. Конечно, износ пушек существовал, но он был очень мал, и потому их приняли.

Следующим днём, получив деньги, Андрей устроил настоящий пир. Он арендовал целую трапезную на постоялом дворе, заказал различные кушанья на всех – и канониров, и ездовых.

Пир был с вином и водкой и удался на славу. Вначале Андрей сказал короткий тост. Он восславил Петра и силу русского оружия, а потом поимённо отметил тех, кто отличился. Отмеченные вставали, под восторженные крики присутствующих выпивали чарку и раскланивались. Для них празднество было необычным событием, о котором потом долго будут расспрашивать многочисленные родные.

По просьбе Андрея трактирщик следил за выпивкой. Его прислуга меняла опустевшие кувшины и штофы с водкой, но пьяненьким уже не наливали: Андрей не хотел, чтобы его люди напились и наутро не помнили торжества. А чем они хуже знати? Пётр и генералы пиршествовали сразу после победы, прямо на бранном поле, закатывали пиры по прибытии в Москве и Питербурхе. Вот и Андрей решил сделать людям праздник.

Пиршество продолжалось до полуночи, а утром Андрей лично раздал всем жалованье, как и обещал, – двойное. Особенно отличившимся сверх того давал по серебряному рублю, а не медные деньги, как на жалованье. Многие такие деньги впервые держали в руках и от избытка чувств прослезились. Потом начали благодарить Андрея:

– Спасибо, барин! – и кланялись.

Андрей повысил голос:

– Полноте, братцы! Царь поклоны запретил. Это вам всем спасибо за труды ваши ратные. А сейчас по кораблям. Отплываете домой, небось семьи соскучились. Обязательно всем на заводах, в деревнях своих расскажите, как шведов били. Пусть дети и жёны гордятся вами да потомкам расскажут.

Андрей лично проводил их к пристани, и на двух небольших ушкуях канониры его отплыли. Как по команде, сняли шапки, отвесили поклоны земные и закричали:

– Спасибо, барин! Если что – зови, не подведём!

Утрясая дела, коих накопилось за время его отсутствия множество, Андрей пробыл в Москве несколько дней. Потом поехал в Питербурх – надо было стройку своего дома посмотреть, проверить работу кирпичного завода.

Вроде он и недолго отсутствовал, а увидел, как многое в облике города изменилось. Расстроилась Троицкая площадь на Петроградской стороне, ставшей потом центром города. Главные стройки – деревянная церковь Святой Троицы, куда ходил молиться за погибших царь, по периметру – типография, госпиталь, здания канцелярий. Все здания были деревянными, но уже возводились и каменные – канцлера Головкина, вице-канцлера Шафирова, князя Ивана Бутурлина, графа Никиты Зотова, Матвея Гагарина. На площади стояло питейное заведение «Четыре фрегата», куда могли зайти и угоститься табаком, пивом, вином и водкой приличные люди. Посещали сие заведение иностранные дипломаты, сановники, захаживал и сам Пётр.

После победы под Полтавой, когда шведская угроза рассеялась как дым, строительство города активно продолжилось, и уже к 1714 году по переписи в Питербурхе было 34 500 домов. Строительство возглавил первый питербурхский генерал-архитектор Доменико Трезини, ему активно помогал немецкий архитектор Андреас Шлютер.

Недалеко от площади был первый и единственный пока городской рынок – «Гостиный двор».

В 1710 году Трезини начал строить на Васильевском острове, где в Неву впадает Фонтанка, Летний дворец для Петра, располагавшийся в Летнем саду. Больших помещений с высокими потолками Пётр не любил. Семь комнат первого этажа занимали покои и приёмная царя, семь комнат второго этажа занимала Екатерина.

Был проложен и вымощен Невский проспект, в дальнейшем – главная улица города. Прокладывали его и мостили пленные шведы, а в дальнейшем и подметали, содержали его в порядке.

После того как шведская угроза миновала, царь раздал землю на южном берегу Финского залива. Самый большой участок достался любимцу и соратнику Петра, Александру Даниловичу. Меншиков с присущим ему размахом возвёл там трёхэтажный дворец, возле возникли дома чиновников поменьше и прислуги, город назвали Ораниенбаумом.

Себе Пётр сначала взял Стрельну, где воздвигли большой деревянный дом. Потом царю захотелось чего-то более внушительного, куда и иностранных послов не стыдно было бы пригласить, и он облюбовал Петергоф, откуда был виден остров Котлин. Строил Петергоф Леблан.

Андрей не мог позволить себе нанять такого архитектора, не по чину. Но Винченцо тоже оказался неплох.

Пока Андрей ехал на возке, он видел возведённые дома знати, купцов, промышленников – его дом был не хуже. Не дворец, как у Меншикова, но и царя пригласить не зазорно.

Из Москвы Андрей ехал не один: он вёз с собой племянника своего московского мажордома Макария – Евграфа. Совсем молоденьким пареньком определил его Андрей в Навигацкую школу. Все годы обучения жил он в доме Андрея, кормился за его счёт. Зато науки с прилежанием изучал, о чём получил свидетельство – второй в выпуске. Это о многом говорило. В числе немногих он получил специальность инженера.

Евграфу предлагали государеву службу, но молодой человек отказался, решил служить Андрею. Ему помощник, тем более грамотный, нужен был до зарезу, планов после возвращения с войны было громадьё.

Решил Андрей завод в Питербурхе новый ставить. Да не свечной или прядильный, а для выпуска станков с механическим приводом. Станки, в основном токарные и сверлильные, в России были известны, сам царь два токарных станка имел – по металлу и по дереву, как и небольшую мастерскую при дворце в Летнем саду. Но привод у них был ножной, и для привода валов всё время приходилось работать ногой.

Андрей же решил привод от воды сделать. Нева, как и другие реки – Фонтанка, Мойка, да не счесть более мелких, – прорезала весь город. Дармовая энергия, как её не использовать! Планами своими он с Евграфом поделился. Евграф идеей проникся, глаза загорелись.

– А зачем только станки выпускать? На первых порах мало кто оценит, немногие купят. Лучше малый цех для выпуска станков поставить, а в большом выпускать что-либо другое.

– Конкретнее?

Прожектёрство Андрей не приветствовал. Прежде чем приступить к выпуску продукции, требовалось определить, примет ли её рынок и каков объём производства.

– Лебёдки, тали такелажные, крюки, – тут же ответил Евграф. – Были мы на практике – на стройках заводов, крепостей. Всё вручную делали, с помощью верёвок. За канат ухватятся полсотни человек и тянут. А грузы механизмы поднимать должны. Быстро, безопасно и людей потребно.

– Вместо людей лошадей запрячь можно.

– Вот уж не ожидал от тебя, Андрей Михайлович! Вперёд смотреть надо.

Андрей же Евграфа подначивал, проверял.

– А ещё часы можно выпускать. Как немцы, карманные, мы пока не осилим. Тут опыт нужен, подготовленные рабочие. А вот настенные или для башен городских – вполне. Там работа погрубее.

– Часы? – Такая идея Андрею в голову не приходила.

В России часы имели только люди богатые, все изделия были привозными и стоили немалых денег. Время отсчитывалось приблизительно – по петухам, по солнцу. Попробовать можно.

– Возьмёшься построить и выпускать?

– Возьмусь! – горячо ответил Евграф.

– Всё ли взвесил? Деньги немалые пойдут, и все мои.

Конечно, чужими деньгами рисковать проще и легче. Но Евграф парень серьёзный и образован по российскому максимуму.

В своём доме Андрей выделил Евграфу комнатушку, а вот с землёй была проблема. В центре завод – даже небольшой – ставить нельзя, многие участки распределены под строительство домов. Решить эту проблему может только царь. Но как к нему пробиться? Во дворец охрана не пустит, кто для них Андрей? Имел бы он погоны полковничьи или дворянином был бы, а так – мануфактурщик, коих на Руси немало.

И придумал Андрей хитрый ход. Он решил днём, после полудня, когда царь прогуливался, в Летнем саду бывать. Либо по вечерам в «Четыре фрегата» заходить, где Пётр бражничал иногда с приближёнными. Можно было, конечно, и прошение подать в канцелярию, только двигаться такая бумага могла месяцами, а то и вовсе в «долгий ящик» попасть.

Он узнал через солдат охраны, в Питербурхе ли Пётр, и устроил настоящую охоту. Вырядившись в лучшее платье, Андрей ходил после полудня в Летний сад, как на службу.

Но у царя свои планы: то в Адмиралтействе он, то в Петропавловской крепости, то в Стрельне.

Но всё-таки через неделю Андрей сподобился. Пётр собственной персоной с неизменной тростью в руке прогуливался по дорожкам в тени деревьев. Немного поодаль, метрах в десяти, его сопровождала пара гвардейских офицеров – для охраны и поручений.

Андрей неспешной походкой шёл ему навстречу, и получалось, что встреча эта случайна.

За несколько шагов до государя Андрей снял шляпу и склонил голову.

– Француз! – узнал его государь.

– Рад встрече, государь. А француз… Да какой я уже француз после стольких лет жизни в России?

– Верно! А ведь за мной должок, о сём помню…

– Какой?

Андрей лукавил – он помнил об обещании Петра. Но не напоминал, не набивался на приём – надеялся на встречу.

– Ой, шельма! За заслуги твои перед Отечеством моим, вручённым мне Господом, жалую тебя бароном и дворянским званием. Заслужил трудами своими, ратными и работными.

Пётр приподнял трость, и к нему тут же подбежал гвардейский офицер. Он раскрыл деревянный чемоданчик, оказавшийся своеобразной переносной канцелярией – с чернильницей, стопкой бумаги и очиненными перьями.

– Пиши указ.

Пётр стал диктовать. Дойдя до реквизитов, запнулся:

– Как именовать тебя?

Андрей махнул рукой:

– На русский манер – Андреем Михайловичем Кижеватовым.

– Надо же! – изумился царь. – Имя и отчество – понятно, перевёл. А фамилию?

– Придумал, – не стал скрывать Андрей.

– Быть посему! – Царь взглянул на гвардейца: – Записал?

Офицер скрипел пером. Раскладную столешницу держал один офицер, писал другой.

– Всё, государь! – Офицер промокнул лист. Бумага не простая, с гербом вверху и вензелями.

Пётр пробежал глазами текст и протянул руку. Офицер вложил в неё перо, царь размашисто расписался и взмахнул листом, подсушивая чернила.

– Держи! Отныне ты дворянин, можешь пользоваться всеми правами: посещать дворянские собрания, назначаться на должности.

– Премного благодарен, государь. Просьба у меня к тебе ещё есть.

Пётр нахмурился:

– Какая?

– Завод хочу поставить в граде твоём, на окраине, – станки выпускать. Землицы прошу.

– Хм, дело потребное. А прошение есть?

– Есть! – Андрей достал из рукава бумагу. Пётр, не читая, отдал её офицеру.

– Генерал-архитектор Леблан план города имеет, он и будет заниматься. Сам ему прошение твоё изустно передам, полагаю – не замылит. Узнаешь в моей канцелярии в Летнем дворце.

Офицер спрятал прошение в чемоданчик и сложил его.

Андрей взмахнул шляпой – он и так отнял время у царя.

Пётр прошествовал мимо, но потом остановился, обернулся.

– Флот создаю, – сказал он Андрею, – пушки корабельные делать зачинай. А ещё приборы точные потребны – хронометры, астролябии, секстаны, компасы. Возьмёшься?

– Сначала завод построить надо, государь. А над приборами всерьёз подумаю.

– Подумай. А всё же ты француз… – Государь как-то скривился. Андрей оторопел. – Барон ты с сегодняшнего дня, а государя даже чаркой вина не угостил. Не зря говорят, что все французы скупердяи.

– Прости, государь, не скупердяй я. Побоялся, что ты за один стол с мануфактурщиком побрезгуешь сесть.

– С простым не сел бы. Но ты батареей своей здорово помог. Я ведь наблюдал за тобой, а после виктории с офицерами разговаривал. Все о тебе только хорошее говорили. А я и с простым солдатом за один стол сесть не погнушаюсь. Ты же отныне дворянин за заслуги.

– Когда прикажешь стол накрыть и где, государь?

– Неуж «Четыре фрегата» не знаешь?

– Знаю.

– Вечером будь.

– Непременно!

Государь удалился неспешной походкой, Андрей же перевёл дух. Всё удалось как нельзя лучше. Он направился домой, положил указ Петра в шкатулку, дважды перечитав перед этим, и вызвал Евграфа:

– Нарядись поприличнее, идём в «Четыре фрегата». Ноне царём жалован дворянином и баронским званием за битву со шведами под Полтавой. Будем праздновать. Сам Пётр обещал быть на ужин. Будет повод тебе его увидеть, а повезёт – так и познакомиться. Государь прошение о земле взял, под заводик. Просьбу высказал – хронометры, секстаны да компасы делать. Флот государь строить начал, пушки корабельные от меня требует. Пушки-то я сделаю. А вот часы да прочие тонкие механизмы уже за тобой, сам вызвался.

– Я не о тех часах говорил, – растерялся Евграф.

– Теперь отступать поздно. Желание царя – почти приказ. Да не стой ты столбом, переодевайся!

Оба вскоре поспешили к трактиру. Там пока было немноголюдно, и Андрей сделал заказ на тридцать персон.

– Столько принять не можем, вечером будет государь, – сразу заявил трактирщик.

– Вот с ним и будем праздновать. Меня сегодня бароном Пётр Алексеевич жаловал.

– Прощения прошу, ваше благородие, всё будет в лучшем виде. Полагаю, к восьми вечера будет в самый раз, обычно государь в это время приходит. Он погорячее любит, с пылу с жару.

Видимо, трактирщик изучил все привычки Петра.

– А мы пока погуляем.

И верно, чего сидеть в трактире битых три часа?

Но вместо гуляния они вернулись домой.

– Идём на кухню, надо по куску масла съесть, – распорядился Андрей.

– Зачем? – не понял Евграф.

– Ты Петра Алексеевича не знаешь. Он любит гостей допьяна напоить, а масло опьянеть не даст.

– Не знал.

– Как государь за тобой наблюдать не будет, ты вино под стол выплесни. Иначе через час тебя уносить впору будет. Землю по велению царя архитектор Леблан под заводик выделит, а дальше уже дело за тобой.

– Это правда?

– Ты о чём?

– Что государь тебя сегодня бароном жаловал?

– Правда. За литьё пушек, за то, что я со своей батареей – пушками, канонирами – добровольно со шведами пошёл воевать.

– Ух ты! Я не знал!

– По-моему, неплохо получилось. Много мои парни шведов положили.

– Эх, меня там не было!

– Успеешь ещё, какие твои годы! Ты лучше вот что: на ужине сиднем не сиди. С Петром Алексеевичем знатные люди будут. Познакомься, вполне может быть, что это тебе пригодится. В свите Петра главные люди – Меншиков, князья, начальники канцелярии. Улыбнись, весёлую историю расскажи – другого случая может не представиться.

Евграф кивнул. Никогда раньше он царя и царское окружение не видел и потому волновался.

На поварне они съели по куску вологодского масла.

– Ваше благородие, – обратился к Андрею Евграф, – можно ли мне указ о дворянстве счесть?

– Можно, если не будешь всё время меня «благородием» называть.

Они поднялись в комнату Андрея, он достал из шкатулки бумагу и протянул её Евграфу.

– Ничего подобного в руках не держал, – сказал тот, прочитав указ. – А это царя подпись?

– Его рука.

Однако пора было уже идти. Если царь придёт в трактир раньше их, будет конфуз.

Когда они подходили к трактиру, Андрей предупредил Евграфа:

– Я тебя представлю как дальнего родственника, так что не удивляйся. Просто тебе потом сподручнее будет.

Они заняли места за длинным столом, на который половые уже начали расставлять холодные закуски.

Однако минуло восемь часов, половина девятого, а царя всё ещё не было. Андрей стал беспокоиться.

Но Пётр обещание сдержал, и когда Андрей уже потерял всякую надежду, раздался топот копыт и стук колёс.

Первым в трактир, постукивая тростью, вошёл государь – с улыбкой на лице. За ним – Меншиков, Головнин, Шереметьев и ещё кто-то, кого Андрей не знал – все в мундирах и с орденами.

– А, виновник торжества уже здесь! – громогласно провозгласил царь. – Тогда занимаем места, есть повод выпить. Да и поесть тоже.

Гости с шумом расселись. Хозяин тут же поднёс царю курительную трубку с длинным мундштуком, видимо, он уже знал привычки Петра.

Пётр пыхнул трубочкой, пустив облако ароматного дыма.

Андрей и Евграф оказались на дальнем конце стола.

Пётр махнул рукой:

– Иди сюда, барон! Ты сегодня по правую руку от меня сидеть будешь, заслужил по праву.

Царедворцы передвинулись – перечить царю никто не посмел. Прислуга уже несла горячее, и потому шевелились быстро.

Разлили вино по стеклянным стопкам, Пётр поднялся и сказал тост за Андрея. Свита вскочила, и царь подмигнул Андрею.

Меншиков обошёл стол, неся в руках большой, не меньше литра, серебряный кубок, и вручил его Андрею.

Присутствующие закричали:

– За нового дворянина! Пей до дна!

Андрей только успел подумать, что мало масла съел, и поднёс кубок к губам.

Присутствующие его подначивали:

– Давай, чего ты цедишь? Сам государь ждёт!

Кубок Андрей осилил. Вино было приятное, его бы понемногу пить, фужерами, а не в таком объёме. Потом он перевернул кубок, показывая, что тот пуст. Все закричали «Ура!», тоже выпили и набросились на закуски.

Андрей тоже ел, боясь, что на голодный желудок его развезёт. Слышал он о грандиозных попойках, которые любил устраивать царь. Сам пил и других заставлял, да ещё трубку изо рта не выпускал.

Потом были ещё тосты – за Петра, за победу, за армию, за генералов. Но Андрей эти моменты помнил уже не слишком отчётливо. Видел, как вельможи сбивались в группки по интересам и беседовали. Потом Пётр, обходя стол, наткнулся на Евграфа и поинтересовался, что это за молодой человек сидит.

Евграф вытянулся перед государём.

– Родственник я барону. Окончил с отличием Навигацкую школу, инженер, – отрапортовал он.

Пётр посмотрел на Евграфа с нескрываемым удовольствием и одобрительно похлопал его по плечу.

– В какую канцелярию определён?

– У барона служить буду. Завод новый будем ставить, часы и другую точную механику выпускать.

– Ты? Ай да барон! Молодец! Не зря он землю приходил просить. Я ему за приборы, а он, оказывается, уже и человека сыскал? Ах, шельма!

Пётр хмыкнул и вышел на улицу освежиться – без шляпы, без парика, в распахнутом мундире. За ним высыпали остальные, вся его свита. От выпитого, от светильников было жарко, а в полусотне метров плескались воды Невы.

Пошатываясь, Андрей направился к реке – здесь воздух прохладнее, и лицо ополоснуть можно. Берега в эту пору в гранит не были ещё одеты, и красивые, с фонарями, набережные были только в проекте Леблона.

Андрей шагнул к урезу воды. Сзади шёл Евграф.

Земля под ногами осыпалась. Андрей и так держался на ногах нетвёрдо, а тут ещё и руками взмахнул, пытаясь удержать равновесие. И всё-таки он ушёл в воду, и ушёл с головой, благо воздуха в лёгкие успел набрать. Уши заложило сразу.

Плавал Андрей хорошо, воды не боялся и вынырнул сразу. Однако, оглядевшись, не поверил своим глазам и даже головой встряхнул. Блин, что за дела? От трактира к реке шёл – сумерки были, а сейчас светло и зданий не видно. И вода не речная, морская. Желая убедиться в этом, он наклонил голову и попробовал её языком – солёная.

Внезапно до него донёсся крик:

– Андрей!

Он повернул в голову. Ба, да это не река, а море! И шлюпка на волнах покачивается, Настя на корме сидит, а на банке, за вёслами, – Сергей.

– Мы здесь! Плыви сюда!

Андрей почувствовал, что держит в руке какой-то предмет, поднёс руку к глазам и разжал пальцы. На ладони лежала золотая монета. Сразу вспомнилось всё: погружение с аквалангом, Крым, татарин. А сейчас на нём акваланга нет, и намокшая одежда ко дну тянет.

Андрей зажал монету в зубах и поплыл. И Сергей сделал несколько гребков вёслами навстречу ему.

Уцепившись одной рукой за борт шлюпки, Андрей другой рукой вытащил изо рта монету и протянул её Сергею:

– Гляди, чего нашёл!

– Золотая! – Глаза у Сергея блеснули.

– Внизу таких целый бочонок, – пошутил Андрей.

– Правда? Вот повезло! Погоди-ка, а где твой акваланг?

Андрей обеими руками опёрся о борт, подпрыгнул и улёгся животом на край борта – аж лодка накренилась. Сергей ухватился за одежду на его спине и втащил Андрея в лодку. Вода с одежды текла ручьём. Сергей с Настей округлили глаза и от удивления слова сказать не могли: нырял Андрей с аквалангом и в плавках, а сейчас предстал перед ними без снаряжения и в старинной одежде.

Сергей всё-таки пришёл в себя:

– Ты что, переоделся на глубине?

– Ты не перегрелся на солнце, Сергей?

– Тогда объяснись.

– Долго, греби к берегу.

– Мог бы и сам на весло сесть, вдвоём грести сподручней.

– Не могу, я ныне дворянин, ваше благородие. А грести – дело подлого сословия.

Сергей от возмущения аж задохнулся:

– Это я подлое сословие?

– Подлое – не потому что плохое, а потому что подле боярина. Так что не обижайся.

Сергей обменялся с Настей понимающими взглядами. Похоже, сбрендил слегка Андрей, чушь несёт. Хотя… Золотая монета, одежда, как на литографиях или картинах, что в музеях они видели… Сергей стал молча грести.

Дома у тётки, после пары рюмок чая, они поговорили с Андреем обстоятельно – всё-таки друзья закадычные.