Яна Алексеева

ОХОТЯЩИЕСЯ В НОЧИ

Глава 1

РИТУАЛ ПОВОРОТА

Неприятности имеют нехорошее свойство ходить сначала парами, потом троицами, а затем и вовсе толпами — это непреложный закон бытия. Но лично мне до сегодняшнего дня не случалось ощутить в полной мере данную закономерность. И вот! Попала в газеты (отличное фото), поругалась с соседкой (так и надо этой наглой жирной кошке), уволилась с работы (невелика потеря, официантка вечерней смены) и в довершение ко всему оказалась свидетельницей такого события!..

Я замерла за углом, прижавшись боком к старому забору, за которым начинался пустырь, заросший буйными, в человеческий рост, сорняками. Там, в выжженном круге, убивали — жестоко, грязно и со смыслом, ускользающим от моего разума, тонким слоем размазанного по охотничьим инстинктам волчицы. Высокий туманный силуэт то склонялся над распятым на земле телом, то резко выпрямлялся, вздымая руки вверх. Убийца что-то говорил, все понижая и понижая голос, но его слова ничего не значили для меня. Странные жесты казались бессмысленными, но завораживали, как и нож, мертвенно поблескивающий в опалесцирующем свете почти полной луны.

В еще недавно свежем ночном воздухе гуляли запахи страха и крови, смерти и разложения. Слабый ветерок нес их прямо на меня, заставляя морщить нос… Неправильность и мерзкая неестественность всего происходящего мурашками ползала по шкуре, отчего шерсть вздымалась на загривке, а клыки непроизвольно обнажались в яростном оскале. Бесшумной прозрачной тенью я скользнула вдоль забора.

Фигура на пустыре, издав гортанный крик, склонилась над беспомощной жертвой. Откуда-то с неба донесся ответный гул. Рука, сжимающая короткий изогнутый нож, двинулась вверх, затем вниз, и клинок по рукоять вошел в грудь несчастного. Распятый на земле дернулся и захрипел, слабое желтоватое сияние окутало тело. Убийца выдернул нож, и свет начал медленно втягиваться в лезвие и дальше, через витую рукоять, в запястье. Воткнув орудие убийства в изголовье жертвы, черный человек коротко рассмеялся и растворился в тени, отброшенной набежавшей на луну тучей.

Когда миазмы смертоносного присутствия рассеялись, я подошла ближе. Мною двигали страх и любопытство, уже пробиралось в кровь предчувствие неприятностей, грозящих нашему городу. Обойдя место ритуала, не касаясь пентаграммы, я принюхалась. Смерть, прах — и ни малейшего следа черного человека… да и человека ли? Вокруг расползался слабый фиалковый аромат и еле уловимый запах горькой полыни. Вдоволь наглядевшись на распятую на земле жертву, смуглую изящную узкоглазую девушку с застывшей на лице гримасой ужаса, я продолжила свой путь.

Полнолуние — время древних забытых сил, которые крепко спят и для пробуждения которых нужно совершить определенные действия в определенном месте. И еще нужна кровь, несколько капель крови.

— …источник в районном управлении внутренних дел сообщил, что жертва опознана. Ею оказалась двадцатисемилетняя Алена Сергеевна Семенова, продавщица из магазина «Спорттовары». Она не вернулась домой после вечерней смены… Город в ужасе, это уже пятая жертва за неполные две недели! — распиналась телеведущая. — Милиция просит всех, кто может что-либо сообщить об этих убийствах, звонить по теле… — Тут я выключила черно-белого монстра, с упорством одержимого вещающего на единственном местном канале.

Теперь подробности происходящего я знала лучше кого бы то ни было, исключая самого убийцу. Пять убийств, жертвы — три женщины и двое мужчин, разного возраста и социального положения, ничем, кроме похожей смерти, друг с другом не связаны. Все найдены в пустынных заброшенных местах нашего города лежащими в центре пентаграммы из красного воска и полностью обескровленными. Орудие убийства неизменно воткнуто в изголовье жертвы. Жестоко и бессмысленно. Методично и целеустремленно…

В сумерках я выскользнула из дома, и город ласково принял меня в туманные объятия. Искать, следить и охотиться. Я действительно безумна, потому что собираюсь сделать это — поохотиться.

Если задуматься, мои неприятности начались гораздо раньше. А именно — в ту ночь и в тот час, когда одна нелюдимая приютская девчонка ощутила непреодолимое желание завыть на луну. Тогда она впервые познала свободу, которая ничем не ограничена. Уйти и не вернуться — что может быть приятнее? Но дисциплина и порядок — догмы, ненавистные для приютских заморышей, оказались сильнее. Они были крепко вбиты в головы детей суровой директрисой, маленькой сморщенной старушкой с громоподобным голосом. Моя благодарность этой стойкой женщине.

В ту ночь, как и во все последующие, я вернулась, подгоняемая пониманием, что самое разумное — придерживаться обыденного порядка вещей. И только поэтому я не осталась в тумане города навсегда, как происходило со многими еще до моего рождения. Вторую, полуночную сущность приходилось постоянно скрывать, от этого характер становился все более угрюмым и мрачным, появилась безжалостная непримиримость к недостаткам окружающих. Люди раздражали.

Когда пришлось покинуть приют, я неожиданно ощутила сильнейшее чувство принадлежности. Нет, не моей к чему-то, а скорее города — мне. Ощутив себя хозяйкой этого захолустного, забытого не только богами, но и демонами места, я приняла правила, по которым живут люди. И самое первое правило — не выделяться. Маскарад… У меня есть дом, где приходится коротать дни и ночи, официальная работа (впрочем, уже нет — уволилась) и полуночная охота, придающая существованию толику смысла.

Кто-то назвал бы меня оборотнем, но я предпочитаю именоваться Охотящейся в ночи. Прежде я никогда не встречала в городе подобных себе, а смутные догадки о возможном существовании на этой земле не только людей были подтверждены весьма неожиданным способом…

И вот я бесшумно скольжу среди домов, объятых ночью, и ведет меня, похоже, не охотничий инстинкт, а скользкий неуловимый ужас, сочащийся из темных подворотен. Город боится, и я запутываюсь в тенетах этого страха. Чем-то очень нехорошим может окончиться сегодняшняя охота. Старые дома, похожие на зубы дракона, неровной линией выстроились вдоль улиц. Вокруг витают запахи жизни и смерти, предательства и ненависти, счастья и горя.

Что я буду делать, если встречу его?.. Но в эту ночь мне не был дарован сомнительный успех. До апогея июньского полнолуния оставалось еще два дня.

Чем еще это объяснить, кроме как невероятным везением? Он просто не верил своим глазам. После почти недельного бесцельного поиска в Тени и бессильного наблюдения за небесными сферами наткнуться на характерную концентрацию страха…

Маленький полузаброшенный человеческий городишко излучал в пространство такой ужас, перед которым меркли гигантские эмоциональные факелы мегаполисов. До завершения ритуала оставалось две ночи. Нужна была последняя жертва.

Удача явилась в лице неприметной сероглазой Охотящейся, единственной темной на весь город, мрачно и обреченно кружащей по ночным улицам.

Ощутив давно и, казалось бы, прочно забытое чувство — волнение, он затаил дыхание, растворяясь в видении, лишь краем сознания контролируя погружение в иную реальность…

Серые глаза, такие же серые волосы, гибкое тело, жилка, бьющаяся на хрупкой шее в нечеловечески быстром ритме. Незаметная, незапоминающаяся, с тонкими запястьями и диким, жарким огнем, пляшущим в зрачках.

Незавершенная, раздвоенная, колеблющаяся между мирами одинокая полукровка.

Тучи вновь накрыли все сплошным пологом. Дождь, не переставая, моросил с самого утра. Город пробуждался и властно вовлекал меня в водоворот человеческой жизни.

Ненавижу общественный транспорт. Омерзительный букет запахов под названием «С добрым утром» вызывает тошноту. Перегар разной степени резкости перемешался с ароматом зубной пасты и дезодорантов, которые, по мнению людей, должны освежать все и вся. И работу ненавижу! Впрочем, я же уволилась и просто еду забрать вещи. Успокаивающе повторяю про себя, что соблюдение правил маскарада является основой безопасного существования. Моя утренняя мантра. В воздухе стояла удушающая жара, а моросящий дождь давал почти стопроцентную влажность. Возникало стойкое ощущение, что город целиком попал в какую-то баню.

Мое бывшее место работы, кафе «Афины», располагалось на окраине города и было оформлено с претензией на древнегреческий стиль. Оно пользовалось дурной славой еще до моего рождения, а во времена перестройки его стены повидали множество неприятностей. Пара заказных убийств, десяток мелких бандитских разборок, череда сменяющих друг друга, не всегда добровольно, владельцев. И теперь «Афины» имеют репутацию наиболее злачного и опасного места в городе, которое привлекает все самое гадкое, наглое и жестокое отребье и категорически не приемлет «приличных» людей. Регулярными посещениями данное заведение балует и милиция с ОМОНом на пару, и серьезные дядечки с толпой секьюрити, шерстящие местный контингент каждый по своим вопросам.

Однажды двое амбалов устрашающего размера устроили соревнование по порче посуды — кто больше разобьет. И что-то такое пакостное они сказали, пока я ползала по полу, собирая осколки. Желудок сводило от голода, к тому же я была после дежурства. Незаметно выскользнув вслед за этими двумя, я скинула в ближайшей подворотне одежду, устроила охоту и долго гоняла парней по окраинам, не давая приблизиться к машине. Сгущались сумерки. Проникновенный волчий вой гулко разносился по пустым цехам заброшенного сталепрокатного завода, будя потаенные страхи. И желтым огнем пылали глаза… В общем, не будите спящую волчицу. Я ведь и сама тогда испугалась, что меня поглотит неконтролируемая ярость. Один из амбалов надолго поселился в тюремной психушке, второй раз в полгода слал ему посылки откуда-то с Камчатки. Но какие сказки они рассказывали следователю, явившись с повинной!

Много позже, услышав об этом случае, учитель назвал меня самым человеколюбивым и интеллигентным оборотнем из всех живущих. Вот за это я его чуть не убила. Некий налет человечности во мне, разумеется, есть, но не очень плотный.

Оказавшись в «Афинах», я вдруг почувствовала, как на меня наваливается неимоверная усталость. Еле волоча ноги, я сдала форму, получила от администратора конверт с отступными и пожелание пропасть пропадом. Ему я пожелала того же.

А теперь обратно домой, ждать вечера и охоты. Я неторопливо брела по городу. Мелкий моросящий дождь прогнал сонную одурь, овладевшую мной. Внемлете ли вы очарованию темного пустого города? Когда лишь редкий прохожий, спеша сквозь туманную пелену, нарушает звонкую тишину. Когда кажется, что ты один в этой вселенной, состоящей из бесконечной череды улиц. Когда ты — хранитель и повелитель этого мира, и он безропотно подчиняется, позволяя изменять, перекраивать гибкую и вязкую, словно пластилин, ткань реальности так, как хочется. Когда ночь наполняет тени новыми чистыми запахами, не оскверненными человечиной, а фонари, как острова в бескрайнем море тьмы, очерчивают светлые круги на асфальте и листва редких деревьев кажется отлитой из бронзы. Бесшумно скользя от одного островка света к другому, я забываю обо всем на свете, кроме этой улицы и этих домов…

Обычно я люблю ночь. Но не сегодня. Меня подтачивали смутные опасения. Очарование ночи было нарушено. Чужак, незнакомец возник на границе между мною и вечностью. Застыв в круге света, я прислушалась и вгляделась. Позади мелькнула плотная, почти осязаемая тень. Он шел за мной! Сердце заколотилось в груди, руки мелко задрожали. Волчица оскалилась, пытаясь вырваться на свободу. Страх придет потом. Сейчас, сейчас я получу ответы на все вопросы, тревожащие мое бытие. Вопросы, ни разу не заданные вслух.

Стремительный рывок вперед — и дома, взирающие на улицу равнодушными провалами окон, сливаются в единую туманную стену.

«Домой, домой!» — истерично надрывалась одна часть сознания, тогда как другая готовилась торжествующе взвыть, желая поохотиться. Впереди воздвиглась туманная пелена. Влажная, манящая — она протягивала свои щупальца и звала, тянула меня к себе. Что можно противопоставить этому притягательному, отдающему плесенью забвения зову? Только жажду жизни: пульсацию крови в жилах и волны адреналина, выключающие сознание.

Стремительное движение, все более ускоряющееся, приближало ко мне жадные объятия тьмы. Неимоверным усилием воли я смогла лишь слегка изменить направление движения. Непослушные ватные ноги пронесли меня было мимо тьмы, когда пелена резко развернулась и я, обернувшись, сбилась с ритма. Асфальт больше не подталкивал мое тело в мгновенно загустевший воздух, не добавлял искрометной легкости в движения… Пелена сковывала, сжимала, убивала! Тьма все звала, и воля к жизни почти оставила меня.

Волчица взвыла, стряхивая оковы наваждения, отскочила назад и, оскалившись, метнулась дальше по улице серой бесшумной тенью. Настал час охоты. Но теперь я была жертвой, и результат, обещаемый в случае успешной поимки зверя, мне категорически не нравился.

Опять шагнул из тьмы навстречу мне противник, как будто дверь открыл. Я ринулась навстречу. Отскочила. Сверкнула молния впотьмах, и боль каленой искрой бок ожгла. Сковала судорога лапы, не могу бежать! Упала на асфальт, рыча от злости, неуклюже встала… Так просто не возьмешь меня! Плесень, мерзость и горькая полынь, кружащие рядом, коснуться не посмеют. Зов неожиданно толкнул меня во тьму. И вновь лечу вперед, клыки оскалив, метя в горло. Едва задела — он исчез, слился с туманом, ночью, темнотой… Подлая тварь! Неожиданно он очутился сзади, схватил за шкирку, швырнул о стену дома. Как больно!.. Я скатилась безвольной куклой в круг тусклого света. Не было сил даже шелохнуться. Вставай, борись, волчица!

Он приближается неторопливо, осторожно… Серебро веревки змейкой вьется между рук, тьма дивным шлейфом тянется за ним. Я напряглась пружиной сжатой, отвоевав все силы, что остались.

Вдруг… бесшумно, быстро с крыши скользнул объятый искрами комок. И вот уж двое в яростном объятии сплелись. Звучали странные слова. Шум, гром! Сверкали тусклые белесые огни. Что в городе моем творится? Горячий синий фейерверк рассыпан в небе… Прячась во тьме, двое двигались быстро — не уследишь. В свете огней блеснуло серебро кинжала. Знакомая форма…

Бежать, бежать, пока они заняты друг другом! Сила вошла в тело острым, до этого недоступным счастьем. Оставив позади скрестивших оружие, я растворилась в тенях знакомых подворотен. Исчезла, ускользнула. Но гадкий пронзительный скрежет сияющих лезвий несся мне вслед.

Домой, домой, домой…

Сидя на корточках за запертой дверью, я судорожно вслушивалась в окружающую тишину. Неприятно осознавать, что тонкая фанера и хлипкий замок этих не остановят. Едва не подвывая от охватившего чувства безнадежности, я попыталась вспомнить, каким образом попала в квартиру. Искренне надеюсь, что не навела особой паники и никто не получил сердечный приступ при виде меня.

Ничего не понимаю-у! И не у кого спросить, что хотят от меня эти типы. Можно предположить, что им нужна моя жизнь, а точнее, смерть. Кто они такие? Не знаю, но явно не из Охотящихся. Мною овладел азарт исследователя. Надо только все как следует припомнить. Я закрыла глаза, опершись спиной о дверь, и позволила мыслям коснуться волчицы. Зверь заворочался, не желая вспоминать ощущение некоей неестественности и чуждости происходящего. Затем все вспомнилось. Полынь, качающаяся на ветру, горечь на губах, в воздухе, везде. Тьма — суть и смысл, основа силы.

Не понимаю… Двое темных, которые не могут поделить одну маленькую меня, — это чересчур. «Именно темных», — пришло подтверждение-воспоминание из самого дальнего уголка разума. Не люди — другие существа, странные, опасные, полные незнакомой силы. От одного из них отчетливо доносился запах гнили и падали. Надо отсюда уходить, но куда?

Раздался звонок.

Я подскочила и нервно отлетела от двери. Если не в ужасе, то в весьма близком к нему состоянии, наткнулась на противоположную стену и сшибла вешалку. Зашипев от боли, мгновенно меня отрезвившей, я истерично хихикнула. Кто бы это ни был, но явно не темные — они и церемониться бы не стали, да и дверь их не остановит. Вдох, выдох… Натянув на лицо доброжелательную улыбку, больше похожую на оскал, я открыла дверь.

Точно, соседка. Не та, с которой мы знатно поскандалили недавно, а другая. Ее навязчивая доброжелательность всегда вызывала у меня недоумение вперемешку с тошнотой. И сейчас эта особа объявилась более чем некстати.

— Здравствуй, Леночка. Ты ничего странного не слышала? — Соседка, подтянутая дама лет пятидесяти, строго глянула на меня через стеклышки старомодных очков, по-совиному моргая.

Ага, и слышала, и видела, и даже участие принимала.

— Не считая грохота от упавшей вешалки — ничего, — не покривив душой, заявила я, опуская взгляд и мимоходом оглядывая себя. К счастью, одета, а то был бы номер.

— Ну-ну… А вот Верочка из второго подъезда совсем недавно видела огромную серую собаку у дома, и та ее чуть не покусала.

— Кто кого чуть не покусал? — вежливо осведомилась я.

— Собака — Верочку.

— Скорее это была не собака, а белая горячка… И нет, ничего похожего не видела, — продемонстрировав зубы в вымученной улыбке, сказала я.

Соседке мой ответ не понравился, тем не менее она не стала продолжать расспросы, а отправилась к себе, заметив напоследок:

— Будь осторожнее, милочка.

— Учту ваши пожелания, Катерина Сергеевна, — буркнула я, закрывая дверь, и чихнула, пытаясь отогнать навязчивый фиалковый аромат, витающий на площадке.

Вот люди — собаку от волка отличить не могут. А Верку действительно стоило покусать. Идиотка.

Меня здорово штормило, а чувства скакали от страха и паники к азарту — и обратно. Так недолго и с ума сойти. Достаточно на минутку потерять контроль, и все.

Я вошла в комнату и едва не выскочила оттуда в глубоком шоке. Что я там подумала совсем недавно? Что церемониться не будут? Вот-вот. Он сидел в моем любимом единственном кресле, спокойно, по-хозяйски закинув ногу на ногу, и наблюдал за мной с отстраненной полуулыбкой. Вокруг него витали тени, делая фигуру немного расплывчатой. Подавив паническое желание завопить и броситься на улицу, я замерла, пытаясь проанализировать ощущения. Бежать некуда, да и поздно. Вздохнув, я вгляделась в темноту, которая не была для меня преградой. Он казался очень обыкновенным, этот высокий и бледный почти человек. И пространство вокруг него было наполнено запахом горькой полыни, ароматом ночи и силы.

Где-то с минуту мы молча рассматривали друг друга. Я нервно сглотнула. Ой-ой-ой, что будет?

— Хорошо бегаешь, волчица, — спокойно заметил незваный гость. — Но понимаешь ли ты, насколько тебе не повезло?

Да уж догадываюсь. Какой-то у него безликий голос, словно серое, затянутое сплошной осенней пеленой небо. Я успела заметить смазанное стремительное движение, и вот он совсем близко от меня, придерживает прохладной рукой мой подбородок, не давая отвести взгляд, и смотрит. Черные глаза, в темных колодцах которых я беспомощно барахталась, затягивали и лишали воли. С трудом ворочая одеревеневшим языком, я просипела:

— Скорее повезло не встретить никого из вас раньше.

— Возможно, — безэмоционально заметил темный. — Но ты — единственная Охотящаяся в этом городе.

К чему все это? Непонятно. Но робкой гостьей в сознание толкнулась настороженная волчица, опознавшая чужака как Пьющего кровь. Вывернуться из цепких пальцев не получилось, отвести взгляд — тоже, а покориться не желала бунтующая за гранью сознания хищница. Черное на черном — невозможно ничего различить, но я увидела, как его зрачки резко расширились. Окативший с ног до головы холод вынес из моей головы последние мысли, а в висках заломило.

— А соседка у тебя непростая, — вдруг прошептал мне на ухо Пьющий кровь, почему-то кивнув на стену, и приказал: — Собирайся.

— Но…

— Живо!

Я злобно зашипела. Слов не было.

И мы пошли. Сквозь город. Незнакомец, шагнув из квартиры прямо на улицу, быстро тащил меня, крепко держа за запястье, сливаясь с ночью, шагая из одного осколка тьмы в другой. В искаженном мире мелькали отражения домов и дорог, тени которых служили моему проводнику тропой и сокращали путь до логова.

У каждого уважающего себя хищника должно быть логово. Для Пьющего кровь таковым оказался — ха! — номер «люкс» нашей единственной приличной гостиницы, облезлый фасад которой давно не соответствовал названию «Лазурная». Гостиница располагалась в самом центре города, рядом с мэрией, главным управлением внутренних дел и кладбищем. Когда-то она называлась «Советской», но в разгар перестройки была переименована.

Волчица бурно протестовала против нахождения в полутемном помещении, пропахшем странными, забивающими обоняние благовониями. Но выбора не было. Да и кто у нас тут хозяин?.. До сего момента противный тип весьма сурово обрывал мои попытки что-либо сказать или спросить. Он упорно тащил меня вперед, едва не выдергивая при этом руку. К концу недолгого пути я пребывала в состоянии, близком к взрыву, и не преминула бы попытаться выбить из незнакомца ответы, несмотря на очевидную опасность.

— Ну а теперь… — начала я, потирая руку, но, мельком оглядевшись, умерила воинственный настрой и хихикнула: — А где же гроб?

Напряжение, клубами витавшее в воздухе, начало рассеиваться, и я поняла, что Пьющий кровь расслабился и откровенно забавляется ситуацией. И что тут смешного?

— Много ты об этом знаешь, — фыркнул он. — Садись.

Я присела на стоящий посреди комнаты стул, а наглый тип расположился напротив… в мягком удобном кресле. И где справедливость? Я гордо выпрямила спину, заложила ногу за ногу и сцепила руки на колене.

— Не могли бы вы объяснить, что все это значит? — Под конец фразы в моем голосе появились необычные гулкие тона.

Будто не слыша меня, незнакомец сказал:

— Впервые сталкиваюсь с такой ситуацией. — И задумчиво продолжил свою мысль, обратив невыразительное лицо к занавешенному окну: — Единственный на весь город охотник — полукровка, да еще необученная.

— Да, мы такие, — приосанилась я.

— И что с тобой делать? — неодобрительно глядя на меня, задал риторический вопрос мужчина.

Судя по всему, он-то знал, что собирается со мной делать. А вот понравится ли данный вариант мне?.. Сомневаюсь.

— Будем работать с тем, что есть. — Он встал и глянул в мою сторону. — Расслабься, позволь своему разуму отвлечься, мыслям — течь вольно… Я, Павел, из рода Пьющих кровь, одинокий охотник, взываю к тебе, Тьма…

Его голос убаюкивал, обволакивая сознание и погружая в пелену, кружащуюся перед глазами призрачным водоворотом.

Мы падаем, падаем вниз вместе с волчицей…

«И что с тобой делать, необученная ты наша?» — Павел, расчетливо прищурившись, смотрел на обмякшую в трансе девушку. Неопытная, сырая, давно пребывающая на грани между просто безумием и безумием окончательным.

Из нее только крючок и получится. Разделение, что ли, провести? Неграмотность в простейших вопросах может такую шутку сыграть, что небо заплачет. Павел коснулся кончиками пальцев висков охотницы, немного удивляясь ее мечтательной улыбке, и поставил на девушке личную метку, не заметную ни для кого, кроме членов семьи, которой, впрочем, давно нет… Привычно отбросив ненужные мысли, он сосредоточился, формируя пакет необходимой информации, и проникнул в раздвоенное сознание. Удивительно: одна половинка, неистребимо человеческая, осторожно отпрянула в глубину, уворачиваясь от мысленного посыла, а волчица, торжествующе взвыв и злобно скалясь, кинулась на щиты.

Чокнутая. Теперь понятно, почему полукровки долго не живут.

Родовая память охотницы содержала множество знаний, но для второй ипостаси они оказались почти недоступны — разве что на уровне инстинктов и догадок. К тому же данные были закодированы ключом высших. Странно. Но все же, ловко схватив ускользающий фантомный силуэт серой, Павел втиснул в ее сознание заготовленную информацию. Вот только не зря ли он это сделал? Ладно, время покажет.

— Проснись. — Из марева кошмара меня вырвало мягкое прикосновение к щеке.

— Что?! — Резко вскочив, я тряхнула головой, пытаясь изгнать чужое присутствие. — У-у-у… мать… Зачем?

А он стоял рядом, такой высокий, спокойный, довольный. Ненавижу. Чужое присутствие в голове — это противно… Брр!

— Сядь и сосредоточься, — потребовал Павел. — Я кое-что вложил в твой… хм… разум, просмотри. Нет времени на объяснения. Чуть позже я скажу, что потребуется лично от тебя.

Я обескураженно рухнула обратно на стул, а темный куда-то вышел. Внезапно поняв, что откуда-то из глубин разума в ответ на мои сумбурные размышления начали всплывать чужие мысли, я погрузилась в вихрь новой информации. Это было захватывающе.

Но лучше бы мне остаться в счастливом неведении относительно происходящего и прожить спокойно хотя бы последние отпущенные мне дни. И не сидела бы я сейчас в мрачных раздумьях, а, обуреваемая охотничьим инстинктом, недоуменно носилась бы по городу, высунув язык. Н-да… непонятно, что хуже. Как, однако, несправедлив этот лучший из миров. Тем не менее вампир загрузил меня далеко не обнадеживающими сведениями по самую макушку, заодно изрядно пополнив мой словарный запас старомодными ругательствами.

Итак…

Кроме людей, раздражающих своим невероятным количеством, в этом мире живут и другие виды разумных существ. Немногочисленные, но могущественные популяции, условно делящиеся на светлые и темные, по любимому времени суток и предпочтениям в силе. Вот ведь удивили!

Я — темная полукровка из рода Охотящихся в ночи, ходячая шизофрения, в качестве папочки фигурирует неизвестный высший… Это как, интересно? Есть еще Пьющие кровь, Танцующие в лунном свете, Знающие, Слушающие мир, Одержимые истиной и прочие. Много их, короче говоря.

Роды делятся на кланы, кланы — на семьи, главы которых поддерживают внутри своих образований диктаторские порядки. Семьи между собой не дружат, но и открытой вражды не проявляют, предпочитая сражаться за сферы влияния исподтишка. А вот роды порой воюют между собой, почти не скрываясь. Светлые с темными, Поющие с Пьющими кровь, Танцующие с Одержимыми. Громы и молнии, потопы и засухи, катастрофы и убийства — вот инструмент их борьбы.

А еще есть династии — старинные человеческие семьи, члены которых обладают необычными способностями, магией и силой. Они легко подчиняют себе пронизывающую мир энергию и считают себя хозяевами всех измерений.

Притом и те и другие стараются не попадать в сферу активного интереса обычных людей. Как они вообще умудряются не нарушать первое правило маскарада — не привлекать к себе внимание? «Про инквизицию забыли, — мелькнула чужая ироничная мысль. — Напомнить, что ли?» При такой жизни неудивительно, что появляются нарушители правил маскарада, и их деяния становятся источниками кровавых легенд прошлого и загадочных оперативных сводок настоящего. И тогда зовут одиноких охотников. Особенно если семья или клан не могут справиться своими силами.

Конкретный пример? Да пожалуйста. Наисвежайший.

Светлар из семьи Ордони клана Сватараф из рода Пьющих кровь почувствовал приближение времени своего ухода. Никто не вечен в этом мире, даже высший вампир. Он не захотел уходить. Его можно понять — кто же хочет? Светлар скрылся, затаился и в старинных манускриптах нашел действенный, но запретный способ обмануть судьбу.

Ритуал Поворота, сутью которого является насильственная коррекция реальности до такой степени, когда совершающий его сможет продлить свое существование на неопределенный срок. Высшему оставалось преодолеть последний рубеж, но он загнал себя в ловушку, выбрав этот город. Для свершения требуется, помимо всякой специфической мути, шесть жертв, с которыми надо разделаться в период от новолуния до полнолуния. Человек, Танцующий, Одержимый, Слушающий, Знающий, Охотящийся. Именно в таком порядке, и прерывать ритуал нельзя, ибо последствия могут быть непредсказуемыми.

Наудачу в городе оказалась только одна Охотящаяся — я. И ни у кого нет выбора, ни у меня, ни у Павла, ни у Светлара — магический треугольник, только не любовный, а смертельный. Я — последняя жертва, подсадная утка, наживка на крючке, главное — суметь вовремя подсечь. Именно в момент завершения ритуала, но до того, как произойдет изменение реальности.

— Вижу, объяснять ничего не надо? — тихо подошел ко мне Павел.

— Надо, надо. — Встав, я потянулась до хруста в костях. — Неужели нельзя поймать его просто так? Прочесать город, найти и уничтожить?

— Он хорошо прячется, — покачал головой охотник. — А с началом совершения ритуала становится практически неуязвим. Да и прерывать его нельзя. Слишком рискованно. Относительно безопасный способ — взять его над пентаграммой, когда он будет поглощать чужую силу и снимать щиты.

— Меня что, будут резать?! — возмущенно завопила я, приблизившись почти вплотную к Павлу.

— Потерпишь, если не хочешь умереть здесь и сейчас.

— Это как?

— Второй способ прервать ритуал в данном случае — уничтожить намеченную жертву. Разрушения будут большие, но мир уцелеет, — холодно отчеканил вампир, отодвигая меня в сторону.

Что-то не хочется ни того ни другого… А не дать ли деру? От пронзительного взгляда Павла мой настрой не укрылся.

— Даже не пытайся, — холодно предупредил он. — На тебе метка.

Почему-то мне совсем не хотелось узнавать, какую власть она надо мной имеет. Отступив, я согласилась поработать наживкой. Вот что значит — не везет!

Инструкции были краткими:

— Эту ночь проведешь здесь, день — тоже. Вечером выйдешь на охоту, как обычно, позволишь себя поймать и сделать с собой все, что должно. Остальное — моя забота.

Я только кивала, разглядывая своего нового хозяина. Высокий, худощавый и не слишком красивый, но до дрожи опасный. Глаза черные, лицо с резкими чертами, узкое, какое-то ястребиное, кожа бледная, и поэтому короткие каштановые волосы кажутся очень темными. Голос невыразительный.

— Ты неплохо себя контролируешь, так что проследи, чтобы волчица не атаковала, а убегала. И если выживешь, то с ума не сойдешь, как иные полукровки. Может быть, — рассеянно закончил разговор Павел, крутя пальцами тонкую ножку бокала с непонятным содержимым. Я втянула носом воздух. Нет, не кровь. Томатный сок.

Это заявление должно меня взбодрить? Особенно не очень добродушное «может быть». Передать не могу, как я рада!

— Так, вроде все, — задумчиво поднялся с кресла вампир, душераздирающе зевнув.

Хм, клыки не хуже волчьих, одна пара. Но мои — лучше. Мне явно есть чем гордиться.

Пока я предавалась гордыне, Павел запер входную дверь, повесил на ручку табличку «Не беспокоить!», добавил какое-то заклинание и, приказав его не тревожить, скрылся в спальне.

— Эй, а поесть?!

— В холодильнике, — донеслось из-за двери.

— Та-ак, ну и где же здесь находится этот агрегат? — пробормотала я, начав обследование своего последнего пристанища.

Двухкомнатный «люкс», да. Большое окно, занавешенное плотными цветастыми шторами. Напротив него входная дверь, справа спальня, слева ванная. Диван в синий цветочек, кресло, шкаф, стул, тумбочка, часы…

Пять утра, однако, ночь-то кончилась! Быстро все, однако, произошло.

Я откинула потертый ковер и увидела в углу начерченную углем пентаграмму. Во всяком случае, это была пятиугольная фигура, в каждой из вершин которой стояли оплывшие темно-красные свечи. В центре — странные узоры и куча благовонных палочек, медленно тлеющих в полутьме. Я чихнула. Вонь, а не благовония!

Вверху люстра, в одном из углов — ночник. Где же холодильник? Живот забурчал, выражая недовольство. Догадались, где спрятался холодильник? В шкафу! Который оказался буфетом с встроенной холодильной камерой.

Павел был доволен и разочарован одновременно. Найдена последняя жертва, и даже метка на нее поставлена на редкость удачно. Незаметная, еле различимая, но крепкая. Зато изгой в курсе, что по его душу прибыл одинокий охотник, собравший в себе огромную силу и далеко не безопасный даже со снятыми щитами.

Если эта полукровка выживет, придется взять ее с собой. Личные метки находятся очень глубоко, чтобы оставаться незаметными до самого последнего момента, и не снимаются. Эту связь уже не порвешь.

Но все эти вопросы можно решить потом. Первым делом — работа.

Чем бы таким заняться? Целый день взаперти! Кошмар! А вот о следующей ночи лучше не думать…

За окном определенно рассвело. Осторожно отодвинув занавеску, я убедилась, что наступает новый день, который обещает быть ничуть не лучше вчерашнего. Мерзкая погода, мелкий моросящий дождик, духота и низкие серые тучи. Последний день моей жизни — а я так и не увижу солнышко. Жаль! Тщательно задернув занавеску, — кто знает, какие у моего соседа отношения с дневным светилом, — я прокралась к входной двери и взялась за ручку. Ой! Острые холодные иглы — заклинания? — предупреждающе кольнули в ладонь. Отодвинув занавеску, я с сожалением убедилась, что и на окне стоит незримая преграда. Ненавижу клетки! В результате я разлеглась на диване, обложившись всем съестным, что только нашла в холодильнике, и стала размышлять.

А этот Пьющий кровь очень даже ничего. Мощная аура силы позволит не потерять его даже в многолюдной толпе. Он не в моем вкусе. Кажется, я повторяюсь? Хм, подозрительный симптом.

Почему в голову лезут такие высокопарные мысли? Подумаешь, Пьющий кровь. Вампир — он вампир и есть. Или оборотень, что одно и то же. Все эти романтические названия придуманы, чтобы облагородить наши темные инстинкты, придать им флер таинственности, приукрасить бытие кровожадных, злобных тварей, которыми мы, в сущности, и являемся. А если на моем счету нет ни одной жизни, то это лишь потому, что я еще очень молодая Охотящаяся. Все у меня впереди… было.

Да, грустно. И прямо-таки мучительно больно за бесцельно потраченное время. И ведь ни единого достойного случая не подворачивалось! В этом городе я и так была хозяйкой. Все местные шавки знали свое место, а у людей просто рука не поднималась причинить мне вред. От страха, наверное. Только я, будучи девушкой здравомыслящей, не злоупотребляла своей способностью наводить ужас. Потому что у людей помимо прочего есть характерная черта, в ряде случаев позволяющая пересилить страх и ненависть: страсть к исследованию и познанию нового. Обязательно бы ведь нашелся вивисектор со связями, который не пожалел бы ни времени, ни денег, чтобы попытаться заполучить редкий экземпляр животного мира. И пропали бы мы с волчицей в недрах какой-нибудь лаборатории. Мне всегда было жалко собаку Павлова.

Когда же все это закончится? И, главное, чем? И что я могу предпринять? Разве только помолиться, да не положено.

Интересно, как этот темный меня сюда затащил? Мы двигались быстро в темном густом тумане, будто размазываясь по реальности, и преодолели расстояние от моего дома до логова за пару минут. Скользили из тени в тень, и силуэты домов, деревьев и фонарей казались призрачными и чужими. И горький запах полыни… Ну да все равно я это не выясню.

Кстати, а что именно не так с моей соседкой по площадке, дамой, приятно пахнущей фиалками? Тоже занятный вопрос.

Вот так лежала я на диване, ела конфеты и вспоминала свою недолгую двадцатилетнюю жизнь, загубленную, можно сказать, на корню. Печально, что она не была насыщенной. Единственное выдающееся событие — всплывшая неизвестно откуда квартирка, где я проживала, да и ту пришлось бросить! Старый бомж, напуганный мною до сердечного приступа совершенно ненамеренно, не в счет. Как-то раз зимой мне пришлось обернуться на улице, и, спрятавшись за помойными баками, я невольно устроила ему бесплатный стриптиз и продемонстрировала леденящий душу триллер. Пришлось вызвать старику «скорую». Между прочим, он выжил, завязал с выпивкой и устроился на работу ночным сторожем. Шоковая терапия удалась.

И кого, скажите, волнует мое пустопорожнее нытье?..

Незаметно я провалилась в дрему и увидела сон, по содержанию еще более мерзостный, чем те, что снились обычно.

Проснулась, не поверите, от пинка, мощного такого, увесистого. Гад! Подскочив спросонок, я рыкнула, кинувшись на этого футболиста. Вампир проворно отскочил, а я, не удержавшись, упала с дивана. Встав, огляделась по сторонам. О, какая куча фантиков! Кто все это съел?

Павел осторожно отодвинул занавеску, выглянул в окно и удовлетворенно кивнул. Небо очистилось, и заходящее солнце вызолотило сумрак комнаты. Луч упал прямо на лицо моего нового знакомого. Тот недовольно поморщился, но не отошел, продолжая всматриваться во что-то, видное только ему.

Э, света не боится? Обидно! «Да, не боятся и кровь не пьют — высшие, по крайней мере, — выскочила новая мысль. — Особенно если сытые. Вот низшие…» Я мотнула головой — потом.

— Самое время! Чего стоишь? — обратился ко мне подозрительно довольный охотник. — Оборачивайся!

— Ага, щаз, — угрюмо буркнула я и побрела в ванную. Вампир последовал за мной.

Что-то меня мутит, да и умирать неохота.

Павел поморщился. А я расслабилась, глядя в зеркало. Закрыв глаза, обреченно ткнулась лбом в холодное стекло. Вчера ночью это произошло легко и быстро под воздействием спонтанного выброса адреналина, а сейчас… Выпустить волчицу добровольно, ослабив тиски разума, оказалось непривычно сложно.

А-ах-х!

Желтоглазая волчица исподлобья глядит на Пьющего кровь. Изменение — сугубо интимное действо, и всякие там вампиры не имеют права подглядывать. Зло рыкнув, я проскользнула в комнату и беспокойно закружила вокруг гексаграммы. Внутри уже горели свечи и мерцал столб густой непроницаемой тьмы, упирающийся в потолок. Из этого сгустка тянуло сыростью. Охотник бесцеремонно схватил меня за шкирку, шагнул внутрь, и его сильная рука отправила нас обоих в полет.

Снова запах полыни, чтоб ее!

«Временный портал Пьющих кровь», — некстати всплыло в памяти, пока мимо стремительно проносились искаженные силуэты домов. Резко вынырнув посреди города, я едва успела затормозить.

«Иди, волчица, охоться!» — раздалось вдруг в мозгу. Хищница ошалело тряхнула головой.

«Дай себя поймать!» — Холодное прикосновение испугало, и желание куда-то идти резко пропало.

«Ну же!»

Скользя вдоль забора, я скрылась в кустах и принюхалась. Никого нет. Солнце зашло, но город еще не спит, и множество чужих глаз следят за происходящим. Хватило бы и пары.

Скольжу, лечу, стелюсь над землей серой тенью, ищу. Чего? Не знает никто. Нет, не верю, что это мой последний день и последняя охота. Тьма, что ты хочешь от меня? В груди сидит холодный ком — противное ощущение. Ну что же, по обычному маршруту? Последний раз обойду угодья, кружа от края к центру.

Старый забытый сад, церковь, в глубине серебряных окон которой мерцают огни. От истинно святой земли поднимается волна столь сладкой и чистой силы, что хочется здесь остаться. Однако сумерки и тьма не вольны подружиться со светом истинной веры. Но аромат лилий, нежный и невинный, я запомню. Свет вдруг мигнул, затрепетал, погас… И вновь засиял, словно благословляя. Хороший знак.

Тень скользит дальше.

В небе — полная луна, моя подруга и спутница, обещающая покой, но ее обещания лживы. Между домами клубится тьма, перекрывая путь. Волчица отпрянула назад. «Вперед», — сказала я. «Вперед!» — подхлестывает яростный шепот изнутри. Я пячусь, это выше моих сил — нырнуть туда, во тьму и смерть. Но все решилось без нас.

Тот, за стеной, звал и манил. Как осьминог, выпускал жадные щупальца за спину волчице. Она медленно, шаг за шагом, против воли приближалась к зовущей смерти. Я оглянулась. Волчица взвыла и рванулась назад, в закрывающуюся брешь.

«Не сметь!» — прозвучало откровенно злое приказание, секундным параличом сбившее с ног. Пропустив рывок тьмы, я забилась в ее тенетах, когда удушающее кольцо сомкнулось на шее.

Боль в висках была неожиданно резкой и оглушающей.

Оборот. Мягкое и беспомощное человеческое существо затрепыхалось, когда крючья тьмы впились в кожу. Медленно, с садистским наслаждением нечто поглощало мой разум, внимательно наблюдая за каждой судорогой постепенно перестающего подчиняться мне тела. В саване тлена было невозможно дышать. Сначала онемели кончики пальцев, затем тонкие иглы боли расползлись по рукам. Липкие щупальца проникали под кожу, в горло, глаза…

«Расслабься…» — почувствовала я только мне слышный шепот.

Как?!

Сознание покидать меня не спешило. Добавилось ощущение ползающих под кожей жучков-короедов, время от времени откусывающих по кусочку от моих внутренностей. Боль исчезла, оцепенение полностью овладело мною. А вокруг тьма — живая. Сколько это длилось? Минуту, час, день? Не знаю. Некто, изучив каждый сантиметр моего тела изнутри и снаружи, удовлетворенно отпрянул, как хищник, напившийся крови.

Темнота…

Слабость, кружится голова, и черное, усыпанное звездами небо качается, словно качели… Небо?!

Я лежу на земле, и голые лопатки холодит исходящий откуда-то снизу промозглый туман. Не могу пошевелиться, потому что распластана и намертво зафиксирована в колдовской звезде — той самой. Скосив глаза, замечаю колыхающиеся красно-оранжевые огоньки, быстро наливающиеся синим сиянием. В голове отвратительно пусто.

Мерцание огней высвечивало стоящего надо мною: узкое изможденное лицо с темными провалами на месте глаз, кривящийся в клыкастом подобии улыбки рот, скрюченные артритом руки, зажавшие короткий кинжал… Вот он, нарушитель! Паника все усиливалась… Где же Павел?

От холода и страха я постепенно покрывалась мурашками. Где же охотник?!

Изгой наклонился, аккуратно надрезал мои запястья и начал гортанный речитатив. Боли не было, только леденящий холод начал растекаться по неподвижному телу от кончиков пальцев внутрь, концентрируясь в районе солнечного сплетения.

Охотник…

Мысли затухали и гасли одна за другой. С отстраненным любопытством я наблюдала, как беснуется в глубине сознания волчица. Как покидает меня животворящая жидкость, медленно впитываясь в землю.

Порезы на запястьях начали светиться, и маленькие синие огоньки торопливо побежали по рукам вверх, скапливаясь на груди. А изгой все говорил и говорил непонятные слова, полные зловещих интонаций, постепенно повышая голос до крика.

Не хочу!!! Как холодно…

Звезды погасли, а луна налилась темно-багровым сиянием. Небо заволакивало полупрозрачной мерцающей дымкой, медленно образующей гигантскую воронку. Нож, прекрасный в своем мрачном совершенстве, плавно взмыл вверх, блеснул отточенной алой кромкой и начал опускаться… Медленно, очень медленно.

Время замерло. Но волчица очнулась, вздрогнула и заставила меня рвануться вперед и попытаться освободить руки. Не ощутив сопротивления оков разума, она взвыла и напряглась, подчиняя себе тело, изменяя его неимоверным напряжением сил. Но не успела. Нож вошел в солнечное сплетение мягко, почти нежно…

Всепоглощающая темнота.

Вот он, единственно подходящий момент. Изгой резко выдернул нож из приманки и раскинул руки, готовясь к завершающей стадии ритуала. Багровая воронка на месте луны вращается по часовой стрелке, выбрасывая вниз голодные щупальца.

Выскользнув из укрывавшей его до сей поры тени, охотник сразу же понял, что изгой невероятно силен, но уязвим, как и всякий младенец. Накинув щиты, Павел активировал «молнию» и рванулся вперед, входя в клинч. Удар, еще удар. Чистая сырая сила, которой наполнен изгой, продавливает защиту, но это неважно, потому что в ход пошло грубое физическое воздействие. Вывернуть руку противника и начать неторопливо, но неуклонно приближать острие ножа к телу, не давая шевельнуться.

Мир сузился до маленького пятачка земли, до глаз, пылающих яростью и отраженным в них безумием. Бушующий в оковах водоворот начал раскручиваться в другую сторону. Под ударами чужого разума сознание поплыло, но это не имело значения. Ведомый инстинктами, он делал необходимое, ни на что не обращая внимания.

Держать щиты! Рывок! Нож по рукоять вошел в живот своего хозяина. Огни, нетерпеливо танцующие на теле волчицы, на миг ослепительно вспыхнули и погасли.

В небе гулко громыхнуло. Поднялся ветер.

Охотник выпустил изгоя и торопливо отскочил подальше от пентаграммы. Из горла нарушителя вырвался хриплый отчаянный крик, переходящий в утробный вой. Раскинув руки и задрав голову к воронке, он еще пытался что-то сделать, но безжалостные щупальца стремительно рванулись ему навстречу, обвили посмевшего нарушить их покой и безжалостно выпили из него все соки, взимая зловещую дань за неудачную попытку изменить мир.

Тело изгоя превратилось в обтянутую пергаментом мумию, которая несколько секунд спустя стремительно осыпалась тысячелетним прахом. С довольным чавканьем щупальца тьмы втянулись в сворачивающуюся воронку. Последнее из них мимоходом задело распятую в пентаграмме фигуру. Она выгнулась и захрипела, а огоньки, мечущиеся над нею, позеленели и быстро впитались в тело.

Что бы это значило? Тишина.

Рассвет нового дня был прекрасен. Мир устоял, и город, полный надежды, вздохнул облегченно и радостно. Тучи разошлись, открывая бесконечное лазурное пространство, подсвеченное лучами восходящего солнца.

Интерлюдия первая

ИСТОРИЯ ВАСИЛИСЫ

Вы хотите знать, как я стала вампиром? Вы совершенно точно хотите это знать? Но зачем вам это? Ах, для книги… Ну что ж, я расскажу. Только давайте условимся о нескольких вещах. Мы — не вампиры, а Пьющие кровь. И уберите, наконец, чеснок. Меня это раздражает. Могу сообщить, кстати, что даже на нас, низших, чеснок не действует так, как это описывается в некоторых трактатах… И не пугайтесь, я не голодна.

Звали меня Василисой, да и сейчас так зовут, имя это мне нравится. А вот фамилией я была недовольна. Тяжело жить, имея в паспорте запись — Прекрасная, к тому же вполне ей соответствуя. Сейчас, к счастью, это уже не так. И внешность у меня не столь вызывающе яркая, и фамилия другая. Теперь я принадлежу роду Пьющих кровь, как низшая и обращенная.

Мне было двадцать пять лет, когда я познакомилась с Шейлом, урожденным низшим из семьи Веран, принадлежащей к роду Пьющих кровь. Была зима, теплая и слякотная. Поздним вечером я возвращалась домой с дня рождения подруги. Иду, значит, никого не трогаю, вдоль улицы, прекрасно освещенной фонарями и рекламным огнями, не обращая внимания на тех, кто обращает внимание на меня. Уже почти дошла, свернула в переулок, чтобы сократить путь, и тут дорогу мне заступили три амбала в экзотичных одеяниях.

— Красавица… — расплылись они в щербатых улыбках.

— Что вам надо? — Я даже не испугалась, скорее рассердилась.

— Не «что», а «кто»! Ты, красавица!

Яркая внешность всегда доставляла мне неприятности. В школе не давали прохода сопливые поклонники, в академии — преподаватели, а на работе — работодатели и клиенты. Завидовали черной завистью подруги и сотрудницы, быстро переходящие в категорию врагинь. Высокой стройной натуральной блондинке с голубыми глазами и нежной персиковой кожей тяжело жить на свете, особенно если она не собирается становиться моделью или любовницей какого-нибудь олигарха.

И вот опять!

Резко развернувшись на каблуках, я бросилась было назад, но эти типы в один прыжок догнали меня и повалили на грязный снег. Вот тут я по-настоящему испугалась и заорала, но осеклась, захлебнувшись холодным воздухом, когда один из них зажал мне рот.

Укусила за ладонь — ноль реакции. Только деловито потрошивший сумку гад обернулся и сказал:

— Смелая… хм… Верд, ты первый.

Представьте, каково было мое удивление, когда вместо того, чтобы заняться со мной тем, чем трое предпочитают заниматься с симпатичной девушкой в темной подворотне, этот тип оскалил клыки, при виде которых мне конкретно поплохело… Когда шея заныла, перед глазами все поплыло, а в ушах многообещающе зашумело, где-то почти в небесах раздался насмешливый голос. Божественный глас спасения:

— Та-ак, пижоны, а ну-ка, отошли от девушки.

Мазохист во мне восхитился точности этого определения, ведь все трое были одеты в черные кожаные плащи и белые ботинки, в чем я успела убедиться, получив тем самым белым ботинком по ребрам.

В следующую секунду прижимавший меня к земле тип стремительно вознесся вверх, врезался в стену, да так и остался на ней висеть. За ним же отправились и остальные. Покосившись на неожиданного спасителя, я обнаружила, что внешне он мало соответствует своим недавним действиям. Мужчина среднего роста, худощавый, в легкой куртке и с длинными темными волосами. Мне вдруг стало завидно. «Отличная прическа, явно из дорогого салона». — И с этой странной, совершенно неуместной мыслью я начала медленно уплывать в синие дали. Голоса звучали глухо, будто через толстый слой ваты.

— Вы в курсе, господа, что это охотничьи угодья семьи Веран? — сурово спросил спаситель.

— Га-ад, — простонал один.

— Низший! — презрительно бросил второй.

Третий промолчал.

— Ай-ай-ай, придется принять меры…

— Что ты нам можешь сделать? — насмешливо поинтересовался один из «пижонов».

— Много чего, — нехорошим ласковым тоном сказал темноволосый.

А пару мгновений спустя все трое нападавших, распластанные по стене подобно мухам, бессильными кулями осели на снег.

Надо мной склонилось озабоченное клыкастое лицо со светящимися зелеными глазами:

— Мы же никому ничего не расскажем?

«Угу, точно не расскажем, потому что сейчас помрем», — подумала я и провалилась в темноту.

Очнулась я в вампирском логове. Это оказалась обычная квартира в типовой высотке, правда, довольно просторная. Мебели немного, но вся явно дорогая. Я лежала на диване, и мысли мои крутились вокруг количества выпитого, глюков и белой горячки. О чем еще можно было думать?

Между тем чувствовала я себя весьма неплохо, ничего не болело, одежда была в полном порядке. Потому я встала, огляделась, убедилась в том, что место абсолютно незнакомое, и отправилась на кухню, где обнаружила хозяина апартаментов, распивающего некую красную жидкость. Искренне надеюсь, что это не кровь. Он предложил присесть, выпить вина и просветил насчет сложившихся обстоятельств. Ничего страшного, как оказалось. Меня всего-навсего покусал обнаглевший высший из рода Пьющих кровь, все трое зачинщиков покушения будут наказаны. Каким способом — не моего ума дело. Последствий укуса, о которых так красочно пишут в книгах, не ожидается. Даже странно. Но я не расстроилась. И жизни моей тоже ничто не угрожает при условии соблюдения тайны. Разумеется, я заверила клыкастого в своей полнейшей лояльности. А вы бы на моем месте что сказали? Мамой бы клялись, наверное.

Мне разрешили привести себя в порядок в ванной с джакузи (мечта нового русского сибарита: серебристый кафель, сияющий фарфор и полотенца из бамбуковых нитей), а затем пригласили, причем весьма настойчиво, на ужин через пару дней. Я довольно надолго впала в ступор, пытаясь решить, будут ли меня кормить или я стану пищей, но в итоге согласилась. И не пожалела! Ведь этот клыкастый был очень симпатичный, как раз в моем вкусе.

Вот так я познакомилась с миром маскарада. Хотя утром, проснувшись в собственной квартире, куда меня в целостности и сохранности доставил новый знакомый, я поверила в реальность произошедшего, только увидев крохотный шрамик на шее.

Шейл возил меня в рестораны, соблазнял по полной программе, и я никак не могла понять, чего же он хочет. Помимо сами знаете чего. Театры и концертные залы были обязательными пунктами ежевечерних свиданий. Мы посещали первоклассные ночные клубы, а порой устраивали романтические прогулки при луне. Не так уж сильно вампиры отличаются от людей в выборе средств достижения желанной цели. Или этот успешно притворялся? До сих пор гадаю. И я сдалась месяца через два, движимая скорее любопытством, чем острой необходимостью в подобном любовнике.

В споре «упорство и опыт против красоты и самоуверенности» победили первые два. К тому же от моего поклонника исходил такой манящий флер опасности, что я не устояла. Только вот наши биоритмы не совпадали. Представьте, подъезжает вечером к банку, где я работаю, Шейл на шикарном «додже», а мне, кроме полноценного сна, больше ничего и не нужно в этой жизни.

Тем не менее он самоотверженно привозил меня домой и укладывал в постельку. Мучимая угрызениями совести, я на следующий день, как правило, собиралась с силами и ехала развлекаться по злачным местам вместе со своим возлюбленным. Я не особенно любила клубную жизнь, а потому тихо и скромно сидела в уголке, наблюдая за происходящим и пытаясь вычленить нелюдей, пока Шейл решал свои дела. Справлялся он быстро и остаток ночи посвящал мне. В основном я требовала что-нибудь рассказать. Иногда приходилось изображать поздний ужин перед его знакомыми нелюдями. То бишь притворяться идиоткой, которая не в курсе, куда ее привели и зачем.

Между прочим, в местах скопления народа довольно легко вычислить подобных нам. По внешности, либо особенно неприметной, либо вызывающе яркой и необычной. Шейл постоянно носит иллюзию, и потому чаще всего имеет вид самый обыкновенный. Только на охоту ходит в истинном обличье. Тогда я его и встретила.

Он имеет достаточно высокий статус среди своих соплеменников. Хоть и относится к низшим Пьющим кровь. Парадокс: семья Веран — единственная в столице, глава которой — не высший. Я спрашивала Шейла, по какой причине он со мной общается. Ведь, кроме эстетического отдохновения и секса, он ничего от меня не имеет. Кровь, например, он у меня не брал. Шейл отвечал, ему нужно нормальное общение, прикрытие от охотниц до состоятельного и влиятельного вампира и, самое главное, мое добровольное предложение испить крови. Нужда в живительной жидкости связана с потребностью в определенной энергии, которую можно получить только через кровь. До сих пор весьма смутно представляю себе механику процесса усвоения организмом этой силы. Знаю только, что от добровольной жертвы можно получить куда больше энергии, чем при насильственном изъятии.

Идиллия наша длилась недолго: в один прекрасный летний день банк, где я работала, взорвали конкуренты. Не стали ждать окончательного решения суда по попытке рейдерского захвата здания, сволочи.

У меня было отличное настроение в связи с непредвиденным оплачиваемым отпуском. В шесть часов вечера я, как обычно, вышла из широких дверей, створки за спиной глухо чпокнули. К высокому крыльцу подкатил на пижонском «додже» Шейл. Операторша из соседнего отдела восхищенно округлила глаза. Да, согласна, красивая машина. И поклонник очень даже ничего. Жизнь прекрасна, что и говорить.

Вдруг сзади раздался грохот, треск, звон… и меня накрыла горячая волна. Я успела только заметить, как вампир резко выскочил из машины и рванулся ко мне… А потом все поглотили темнота и боль…

Я очнулась в белой комнате, лежа на кровати. Во рту пересохло. А двигаться не получалось и, что самое ужасное, не хотелось. Память послушно восстановила последние мгновения перед взрывом. Вяло удивившись тому, что еще жива, я принялась изучать доступное пространство. Стены белые, простыни белые… капельница… какие-то агрегаты — пищат, заразы. Провода тянутся к онемелому беспомощному телу, скрываясь под простынями.

Шейл сидит рядом на стуле. Осунувшийся, мрачный и наверняка голодный. Спит. Солнце он не любит, кстати, но вполне успешно переносит световой день. Мне захотелось кашлянуть. Я попыталась сделать это еле слышно, но Шейл все равно проснулся. Вскочив со стула, он обеспокоенно заглянул мне в глаза и стремительно исчез. Через пару минут вернулся с новыми действующими лицами. Мужчина и женщина — неприметной внешности, но излучающие внутреннюю силу. Не люди, совершенно понятно. Они замерли у двери, а Шейл подошел ближе. И выглядел он подозрительно виноватым. Та-ак… Раз уж мой возлюбленный потрудился продемонстрировать свои эмоции, значит, дело весьма серьезное.

С ужасом осознав, что практически не ощущаю тело, я обратилась в слух.

— Василиса, то, что я хочу сказать, — начал Шейл, — очень важно. Я хотел обратить тебя, но так, чтобы у тебя был выбор, чтобы ты сделала этот шаг добровольно. Скорее добровольно-принудительно, конечно, но заставлять бы не стал. И не торопился, зная, что сейчас ты мне откажешь. И за твой счет намеревался подняться на следующую ступень, к высшим. Есть один ритуал. Если бы ты предложила мне своей крови трижды и испила потом моей, то… — Он замялся.

Все понятно. Я постаралась глазами выразить всю глубину своего негодования. Так я и знала. Точнее, предполагала, что не все так просто в мотивах Шейла.

— Но судьба постаралась за меня. В данную минуту жизнь в тебе поддерживает магия Танцующих и человеческая наука. Однако выбор есть и сейчас. Только стоит острее. Выбор между другой жизнью и смертью. Что ты выберешь?

— Другой жизнью? — прохрипела я.

— Среди нас.

Дилемма. Жить хотелось, но страшила неизвестность. Какая это будет жизнь? А решать надо, и побыстрее, судя по встревоженному лицу вампира.

— Сволочь ты, — буркнула я.

— Извини, я бы и сам не хотел, чтобы твой выбор проходил в таких жестких условиях.

— Больно будет?

— Скорее всего, да.

Мог бы и соврать для моего успокоения. Но он никогда мне не врал. Разве что немного недоговаривал.

— Я согласна.

Шейл расслабился и обратился к подпирающим стену гостям:

— Она согласна.

А то они не догадались! Незнакомый мужчина выступил вперед:

— Хорошо, начнем. Кто выступит поручителем?

— Я, Шейл из семьи Веран, выступаю поручителем Василисы при обращении ее из человека в Пьющую кровь.

— Я, Павел, одинокий охотник, согласен инициировать обращение Василисы из человека в Пьющую кровь.

Потом Шейл неторопливо приблизился, хладнокровно взрезал себе запястье, и в подставленную кювету полилась густая темная кровь. Как много! Ее аккуратно перелили в бутыль и пристроили на штатив капельницы, в мою онемевшую исколотую руку воткнули иглу, и спустя миг густая алая жидкость медленно заскользила вниз по трубочке. Стало очень холодно, будто по венам начал растекаться жидкий лед, потом тело охватил жар.

— Благодарю тебя, Павел, — донеслось до меня сквозь марево.

— Сочтемся позже, — доброжелательно кивнул мужчина. — Кстати, еще далеко не конец, могут быть неприятные побочные эффекты.

Медленно уплывая в темноту и чувствуя, как разгорается внутри болезненный огонь ломки, я услышала хрипловатый женский голос:

— Шейл, знаешь, эта девочка правильно тебя оценила. Ведь то, что ты задумал и сотворил, — противозаконно.

— Кто бы говорил, госпожа охотница, кто бы говорил.

Вот так я и влилась в ряды нелюдей. Неприятные подробности, связанные с болезненным процессом изменения, описывать не буду.

Получается, с научной точки зрения, кровь Пьющих обладает сильным мутагенным воздействием. Или действует как хищный вирус, ломающий инфицированный организм. Шейл же говорит, что это — сложная магия, но мой возлюбленный — дитя позапрошлого века, я же везде вижу науку, а впечатляющие примеры могущества Карающих не внушают мне доверия. Я вообще никому не верю.

Вы спросите, кем я сейчас работаю? Как и прежде, биржевым аналитиком.

Глава 2

НОВАЯ ЖИЗНЬ

Дом был хорош. Двухэтажное строение с верандой из светло-желтого с прозеленью кирпича удивительно ловко пряталось среди старых деревьев осеннего сада. Сливающиеся с листвой стены дышали свежестью и ароматом созревших яблок.

Узкая тропинка затейливо петляла между пышными кустами и толстыми шершавыми стволами, выводя к веранде, наполненной гулкой звонкой пустотой. Тонкие стекла играли яркими разноцветными красками. Прямо от дверей начинался мягкий ковер, серый, с экзотическим ало-пурпурным узором. Две темные дубовые створки вели в большую залу с белыми стенами и чугунной винтовой лестницей, поднимающейся до самого чердака.

Зала модной планировки делилась на зоны по часовой стрелке: от двери начиналась желто-белая кухня, затем — отделанная белой кожей гостиная и далее шла библиотека с высокими, до потолка, дубовыми стеллажами, заставленными царственно выглядящими книгами. Три окна занавешены плотными темно-серыми шторами того же рисунка, что и ковер.

Лестница спиралью вьется на второй этаж, где четыре двери ведут в запретные для меня помещения: кабинет, особую библиотеку и пару запертых гостиных. А еще выше, на чердаке, под высокой покатой крышей расположена просторная комната, где я теперь и живу. Здесь можно было пройтись колесом, да еще оставалось место для большой мягкой кровати и обычного трехстворчатого шкафа.

Первый и второй этажи носят ненавязчивый отпечаток руки мастера изысканного дизайна. Угловые двери с ручками в форме когтистых львиных лап, отполированные мраморные плитки пола в кухонной зоне с вырезанным на каждой из них знаком зодиака, элегантный в своей простоте подлинник древнего японского пейзажа… А мансарда, несмотря на продуманное удобство, была безлика, но я не жалуюсь. В конце концов, после однокомнатной хрущобы это — несказанная роскошь! Даже не сравнить.

Выглянув в открытое окно, я заметила, что кто-то вошел в калитку и принялся неторопливо плутать по дорожкам. Торопливо скатившись вниз и проскакав мячиком по ковру, я выскочила на веранду и в дверях нос к носу столкнулась с чужаком. Отшатнувшись, кинула на гостя настороженный взгляд. Он ответил мне таким же.

В нос ударил густой аромат пармской фиалки. Та-ак, Поющий, да еще и в солнечном свете. Светлый то есть. Дом — я прислушалась — не возражал против его присутствия. По моей личной классификации — альв, герой скандинавского эпоса.

Между прочим, посмотреть было на что! В смысле на меня. Я выжила после памятного ритуала, но изменилась и внутренне и внешне. Окончательно пропала замечательная в своей неприметности внешность, и теперь перед мимохожим альвом стояла среднего роста девушка с пепельными волосами, высокими резкими скулами и раскосыми желтыми глазами с узкими вертикальными зрачками, двумя парами клыков, прячущимися за вежливой улыбкой, и впечатляющим набором когтей на руках.

Высшая из Охотящихся в ночи, господа. Редкая птица.

Я почти неделю провалялась без сознания, после того как меня чуть не зарезал изгой во время проведения ритуала, а щупальце багровой тьмы задело при отдаче. Впрочем, о произошедшем я знаю только со слов Павла. Ему пришлось задержаться в городишке до того момента, пока я вновь обрету способность самостоятельно передвигаться. Оставить все как есть — невозможно. Моя новообретенная внешность не способствовала сохранению маскарада, да и поставленная метка властно требовала возможности быть рядом с хозяином. Брр, противно-то как! У меня — и есть хозяин…

Впрочем, вампир бросил бы меня на произвол судьбы, приглушив или разорвав связь, но он не владел заклинанием «плотных иллюзий» и не мог замаскировать новую оригинальную внешность, обладательницей которой я стала. А это жизненно необходимо для сохранения тайны.

А с какими предосторожностями было сопряжено мое путешествие в Москву! Трое суток на поезде, и так, чтобы никто не видел, длинный плащ, огромные очки, перчатки, причем летом. По-моему, это привлекало куда больше внимания, чем самая феерическая наружность. Чтобы скрыть клыки, приходилось все время молчать. Да еще не обошлось без приключений мистического толка!

И вот теперь я сижу в доме одинокого охотника, ожидая решения насущной проблемы, и зверски скучаю. Еще хотелось бы выяснить, кто мой отец. Потому что скачок на следующий энергетический уровень возможен для подобных мне полукровок, если только один из родителей был высшим. Кроме того, не давали покоя вечные вопросы: что делать и как жить дальше? И, в конце концов, на что существовать?

Павел же, исчезающий почти на рассвете по тайным и наверняка зловещим делам, говорил, что надо беспокоиться последовательно. Вот и сейчас его не было с самого утра, зато появился незваный гость.

Я еще раз прислушалась к опутывающей дом «паутине». Все в порядке. Это посетитель, которому разрешен доступ в любое время на правах гостя. Почувствовав знакомое по общению с вампиром копошение в голове, я сложила мысленную фигу. Поющий поморщился. Да, не очень вежливо, зато действенно. Мгновенно отваживает любителей и умельцев покопаться в чужом разуме.

Широко улыбнувшись, я отступила назад, пропуская альва на веранду, и протянула тоном профессионального дворецкого:

— Входи-ите!

— А где хозяин? — Хм, голос приятный.

— Павел? А нету! — фигурно подняв бровь, тяжело вздохнула я. — Уже полдня, как по очень-очень секретным делам он уехал в город. А я тут голодная сижу.

Клыки непроизвольно клацнули. Поющий улыбнулся краешками губ, явно не собираясь меня кормить.

— Я подожду, — сказал он и уверенно прошел внутрь, точнее, плавно перетек от двери в одно из кресел.

Я невольно залюбовалась чудесной грацией нелюдя. Наверное, это отличительная особенность всех охотников, так же как и запредельная наглость в обращении с окружающими. Или я просто слишком мало их знаю? В смысле не только охотников, но всех иных в целом? Людям такая выразительная пластика не свойственна, хотя пренебрежения к миру в них — выше крыши.

Кстати, немаловажная деталь. Внутри я отныне и навеки единое целое. Вы даже и представить себе не можете, насколько это великолепно! Нет больше рвущегося на клочки под напором волчицы сознания. Не надо стискивать разум в попытке удержать контроль над хищницей, нет необходимости внимательно отслеживать каждый шаг и каждое движение, чтобы не спровоцировать ее на оборот.

Теперь есть я — цельное и яркое… хм… существо. Порывистое и не желающее вновь погружаться в омут контролируемого ужаса. В мыслях и действиях свобода и легкость — порой просто необыкновенные. Вы просто представить себе не можете, какое это счастье — быть цельной! Только проживший большую часть жизни в раздвоенном состоянии может меня понять.

Та-ак, коль скоро этот альв собрался помедитировать в кресле, судя по его виду, не буду ему мешать. Да и кушать хочется.

Поющие, надо заметить, очень редко становятся одинокими охотниками. Не потому, что так уж преданы родне, а потому, что их не отпускает семья. Слишком мощной магией они владеют, слишком ценными для анклавов умениями обладают, слишком много тайн знают… Но вот передо мною исключение. Наверное, сирота.

Призвание дневных и ночных Поющих — это стихии огня и льда, подчиняющиеся им беспрекословно, это сумерки знаний, волнующих души, это самые достоверные иллюзии, неотличимые от реальности.

Копаясь в холодильнике, я краем глаза следила за гостем. От косого взгляда легкий флер маскировки незнакомца слетел без остатка. Впрочем, не будь я теперь высшей, фокус вряд ли бы сработал.

Ну и ничего особенного! Невысокий, хрупкого телосложения мужчина с по-зимнему бледной кожей смотрел в неведомую даль ярко-зелеными глазами удлиненно-миндалевидной формы. Внешность дополняли полные, капризные губы и античный нос. Гармонично, но странно. Прикрытые голубоватыми волосами до плеч чуть заостренные уши. Совсем чуточку острые, а вовсе не длиннющие лопухи, как рисуют некоторые художники! Вот у Танцующих — да, длинные, ослиные. Хе-хе! Знаете, откуда взялись традиции японского аниме? Открою страшную тайну: первооснователь и большинство популяризаторов этого стиля происходили из рода Ночных призраков, пребывающих в традиционном конфликте с Танцующими в солнечном свете. Это они так тонко поиздевались над экзотичной внешностью своих вечных оппонентов.

Сами они, между прочим, далеко не красавцы. Низкорослые, плотного телосложения, не очень сильные, но ловкие, с тонкими бритвоподобными зубами. В последние лет триста представители этого рода занимают нишу воров и разведчиков и действуют весьма успешно. Правда, в последнее время, с развитием технологий, они оказались в некотором тупике. А призраками их назвали по основной магической способности: в определенных условиях они способны сливаться с окружающим их пространством. Лучшие из известных хамелеонов. А самое смешное то, что ноги у них — волосатые, поэтому иногда мне так и хочется назвать их хоббитами. Исключительно мысленно, разумеется, чтобы не обидеть ненароком.

Но я отвлеклась.

На безымянном пальце правой руки гостя красуется темно-синее тонкое колечко, простому взгляду незаметное. Такое же, как у Павла. Похоже, альв действительно медитирует. За все время моего весьма пристального осмотра он даже ни разу не моргнул! Ну и ладно, пусть думает о высоком, а я есть хочу.

Едва только я собралась вонзить клыки в большой сочный бутерброд, как сработала сигнализация, да не простая, а магическая! Я закашлялась и выругалась. Чужак, видать! Дело в том, что действующая сигнализация дает весьма разнообразные тактильные ощущения: от легкого пощипывания в кончиках пальцев до чувства, будто под ноготь загнали иголку. На сад накинута легкая сеть, сообщающая о том, кто и в какой точке пытается проникнуть на участок. И каков статус визитеров. А меня как особого гостя Павел подключил к системе — вот ведь слова какие!

Поэтому я так спокойно отнеслась к появлению этого альва. Мягкие легкие покалывания в пальцах дали понять, что он гость и друг.

— У нас гости? — раздался мелодичный голос Поющего.

У него что, тоже имеется доступ к защитной сети?

— У кого это «у нас»? — спросила я, стремительно рванувшись к выходу. Побежав по узкой петляющей тропе, с недоумением заметила, что альв не отстает от меня.

Пелена ароматов начала размазываться, когда я попыталась отсеять чужие, не принадлежащие этому саду. Вот он, незнакомец, безвреден, кажется. У калитки нерешительно топтался здоровенный светловолосый парень с простоватым лицом. Где Павел? Чуть замедлив бег, я вновь погрузилась в зрение, замешенное на генетической памяти (не знаю, как назвать точнее). Охотник скоро будет, на новом госте остался его отчетливый след. Только зачем было заходить на территорию участка? Опасно…

Аромат паленого волоса заставил резко обернуться. Тьма! В руках Поющего разгорался маленький огненный шарик, а в глазах — холодная ненависть.

Что он творит? Это ведь не враг! Резко рванувшись вперед, перекрывая линию атаки и молнией обрушиваясь на парня, я услышала:

— Куда?! Дура!

За «дуру» ответишь, гад.

От неожиданности чужак, в которого я врезалась на максимальной скорости, рухнул, хотя мой вес ему не более чем копеечка, да так неудачно, ударившись затылком прямо об угол каменной плиты. А над нами, обжигая мне спину, пролетел неуправляемый пламенный сгусток.

Уткнувшись носом в грудь парня, я вдыхала чистый и свежий аромат родниковой воды со слабой примесью лимона. Это же Знающий… Знающий, молодой и неопытный. Только его и не хватало для полного счастья.

Неожиданно чья-то рука вздернула меня за шиворот и поставила на ноги. Силен, однако! И тут я увидела потрясающую картину «Поющий в ярости». В сузившихся глазах полыхала ярость, изо рта вырывалось злобное шипение — вылитый дракон, разве что огнем не полыхает!

— Если ты, ошибка Создателя, еще раз сунешься под руку, — он как следует встряхнул меня, — то я…

Что — ты? Я улыбнулась, возвела глаза к небу, потом указала пальцем на по-прежнему лежащего на камнях гостя:

— Это Знающий.

Альв глубоко вздохнул, тоже посмотрел на небо, ничего там не увидел и успокоился. Все-таки вспомнил. Знающие — неприкосновенны. К тому же, как ни странно, мой статус на данный момент выше, нежели статус альва. Для защитного контура, я имею в виду.

— Что здесь происходит, Жером? — раздался из-за забора чуть удивленный голос Павла.

Вот так я и узнала имя альва.

Молоденький Знающий, с извинениями и просьбой больше не нарушать границу, был отправлен обратно в город, да не с пустыми руками. Объемистый сверток, окутанный ароматом тлена и чайных роз, который вручил ему Пьющий кровь, изрядно оттягивал парню руки.

Когда мы остались втроем, я потребовала новостей. Все оказалось не так уж плохо. Но и не особенно хорошо. Павел сумел договориться с магистром Знающих, и его пустили в Архивную Ложу, но толку от этого было немного. Ни через официальные хроники, ни через кристаллы памяти нам не удалось установить имя моего отца. Ни один из высших, коих насчитывается не более семидесяти в волчьих семействах, не посещал город, где я родилась, в нужный период времени. Почему высший? Потому что, если бы мой родитель был из низших, после ритуала я бы осталась обычной Охотящейся, а я, сами знаете, во что превратилась.

Впрочем, кристаллы постоянно пополнялись, но часто с большим опозданием и устаревшей информацией. Так что еще были шансы узнать мою семейную принадлежность. Лет через …дцать регулярных посещений подземелий Знающих. А если учесть, что лично меня выпускать за ограду дома никто не собирается из-за весьма неординарной внешности… Ну уж нет, на многолетнее тюремное заключение я не согласна! Даже на столь комфортабельное!

А сами высшие оборотни признаваться в своем отцовстве что-то не спешили. Среди них считалось неприличным, хоть и не было запрещено, смешивать свою кровь с человеческой. Подобное потомство они приветствовали только у своих низших.

Я говорю «среди них», потому что ни одна семья меня не приняла. И никогда не примет. Таковы правила. Полукровке, каковой я являлась, для вступления в семью требуется поручитель, коим может быть только один из родителей-Охотящихся.

Как уже говорилось, никто из предполагаемых родичей признаваться в отцовстве не спешил. Хотя, скажи я им, кем являюсь… Есть два варианта развития событий, и наименее вероятный заключается в том, что новенькую с радостью примут в любую семью. Второй, наиболее вероятный: меня с еще большей радостью прикончат. И я не понимаю почему. Павел просто поставил меня перед фактом. Нескольких расплывчатых фраз о незыблемых традициях, моем странном происхождении и каких-то древних предостережениях оказалось для меня недостаточно, и тогда Пьющий кровь просто зло рыкнул: «Потенциальную опасность — уничтожают!»

Вот это оказалось более доходчивым. В принципе я с гордостью могу заявить, что действительно страшна. Особенно в гневе.

Между прочим, знаете, почему Павел не выпускает меня в город? Во-первых, скрывает собственный просчет. Я и выжить-то не должна была после участия в ритуале, не говоря уже о том, чтобы выйти сухой из воды да к тому же так сильно измениться и внутренне и внешне. На мне стоит личная метка Павла, по которой легко можно определить «автора» ошибки и принять меры к ее исправлению… Во-вторых, я до сих пор не знаю правил поведения в большом городе. Там я была царицей, а здесь — скорее нелюбимая падчерица. Могу оскорбить кого-нибудь непреднамеренно, и Павел заполучит еще одного кровного врага. И в-третьих, я не имею официального статуса. А это значит, что любой другой нелюдь имеет право попытаться уничтожить меня, если зайду на его территорию. Или просто ни за что, под хорошее настроение. Фактически я абсолютно бесправна и жива только потому, что таково желание вампира.

Вот какой заботливый у меня хозяин. И это меня бесит!

Жером, надо сказать, не просто так сюда пришел. Недовольно морща прекрасное лицо, он выслушал краткий пересказ наших приключений и, небрежно откинувшись в кресле, спросил:

— И что ты от меня хочешь?

— Жеро-ом! — укоризненно протянул Павел, ходя туда-сюда вдоль гостиной. — Посмотри на нее. И повнимательнее.

И альв посмотрел. Я, щелкнув когтями, ласково ему улыбнулась. А что такого? Мы же друзья.

— Хм, намекаешь на то, что нужна иллюзия?

— Догадливый!

Так-так, что за иллюзия? Подобравшись, я подалась вперед, внимательно следя за странным диалогом.

— И, наверное, плотную?

— Было бы неплохо.

— Да еще с эффектом полного осязания?

— И защитой от поиска, — небрежно продолжил Пьющий кровь, отодвигая штору и морщась от солнечных лучей, падающих на его бледное лицо.

— По стандартной таксе это будет стоить…

— Знаю, дорого, но ты сделаешь нам скидку.

— Ты в этом уверен? — насмешливо вздернул бровь Поющий.

— Полностью.

— И что ты можешь предложить?

— Информацию.

— Какую?

— Стоящую.

И вот так — в течение получаса. Они перебрасывались короткими отрывистыми фразами, а я, как робот, поворачивала голову от одного к другому. Это был вполне дружеский диалог. Охотники — недовольно поморщившись, я запустила клыки в очередной бутерброд, — своей выгоды никогда не упустят.

Охотники за наживой — неплохо звучит, да? Это я сама придумала.

Процедура создания иллюзии заслуживает отдельного описания.

Мы поднялись на второй этаж, в кабинет Павла. Я разочарованно огляделась. Ничего особенного. Ромбовидное помещение, вдоль стен — книжные полки, забитые пыльными фолиантами, у окна, занавешенного темными портьерами, пустой письменный стол, покрытый тонким слоем пыли.

Но когда Павел откинул ковер, лежащий на полу, в центре комнаты засияла колдовская шестилучная звезда. Капля крови хозяина — и к потолку вознесся столб тьмы, от которого я испуганно отшатнулась, едва не вылетев за дверь. Альв схватил меня за руку:

— Куда-а?

Хорошо ему! Да и Павлу тоже. Они воспринимают чары на магическом уровне, их тела приспособлены для этого. А я воспринимаю чары только обонянием. Запахи, запахи, запахи… Чужой страх, смерть, полынь, фиалки, мед, осень — все то, к чему уже успела принюхаться, вдруг ударило в нос концентрированным сгустком. Ароматы кружили голову, заставляя терять разум и щерить губы в кривой волчьей усмешке. Кровь! Убить!

Хлесткая пощечина привела меня, непроизвольно начавшую изменение, в чувство.

Ну, Павел! Попробовал бы он влепить пощечину моей прежней товарке, волчице. Она бы не сдержалась, покусала бы, да и такой удар ее бы не остановил. Зато сейчас, когда я стала высшей, метод вполне сработал.

— Раздевайся, — флегматично произнес альв.

Что? Я не ослышалась?

— И не смотри так, — отступив к окну, буркнул Павел. — Как, по-твоему, иллюзии накладываются?

— А я откуда знаю?

Пожав плечами, я все же скинула на пол майку и джинсы. А кого стесняться? Все, можно сказать, свои.

— И что дальше? — поинтересовалась я.

— Шагай в звезду.

— В звезду-у? Что-то не хочется. После определенных событий я не испытываю к пентаграммам никакого доверия.

— Не дури, — нетерпеливо подтолкнул меня вперед Жером. — Это универсалка!

Если бы это слово мне что-то объяснило!

И я ступила в звезду. Ничего похожего на пожирающую душу злобную тьму, с которой я познакомилась раньше. Эта звезда оказалась ласковой, льнущей к коже нежным шелком, терпеливой. Я ощутила слабый аромат… хм, укропа? М-да, запомним.

Я видела Павла и Жерома будто сквозь толщу воды, их лица и движения были странно искажены. Альв сосредоточенно хмурился, вытянув вперед руки. С кончиков его пальцев сорвался холодный огонь и медленно просочился внутрь «водного пузыря», в котором я оказалась. Огонь обжег, не оставив следов, тонким слоем покрыл все тело и на миг застыл непроницаемым доспехом.

Павел удовлетворенно кивнул головой, и покрытие мгновенно размягчилось.

— Кольцо, — донесся до меня неузнаваемый голос альва, неотрывно глядящего в одну точку и протягивающего руку вампиру.

Тот перебросил ему на ладонь маленький предмет.

Я завороженно наблюдала за тем, как в прозрачный камень в тонкой серебряной оправе быстро втянулась сине-белая субстанция, взявшаяся непонятно откуда.

— Все. Можешь выходить.

Вынырнув на поверхность, я нерешительно сделала шаг вперед.

— Примерь. — Павел протянул мне кольцо, которое я тут же надела на безымянный палец левой руки. Украшение подошло идеально.

Это сказки, что оборотни не выносят серебра. Порой ощущения не очень приятные, но вполне терпимые. Серебро — наиболее податливый металл, покорно впитывающий наложенные чары и поэтому часто используемый для изготовления разного рода амулетов. По этой причине и возникла легенда о неприятии оборотнями белого металла: чаще всего оружие, поражающее нелюдя, именно серебряное, только с особой начинкой.

Блин, не голова, а ходячая энциклопедия. Павлу следовало более тщательно отбирать информацию, которую он впихнул в мою несчастную голову. Столько мусора!

Тело на миг окутал холодный мятный ветерок, по коже прошлись мурашки, и на этом все закончилось. Смахнув пару незримых паутинок, я залюбовалась переливами синего огня в обрамленном серебром фианите… и пальцами без когтей! Оба нелюдя задумчиво переглядывались, и Павел вопросил:

— Она что, видит магию?

— Угу, — согласился альв.

— Может, и воздействовать научится?

— Если только с помощью подручных средств.

— Надо попробовать.

Будто меня здесь нет! Глядя на этих двоих, я требовательно поинтересовалась:

— О чем это вы?

— Ты видишь оформленную в действие магию, — сообщил Павел.

— Я вообще-то много чего вижу.

И два потенциальных трупа в том числе!

— Оденься, и попробуем…

Я просто поражаюсь, какие они целеустремленные! Охотники! Я жду объяснений! Гр-р! И поскорее!

— И что теперь с тобой делать, а? — устало спросил Павел, бессильно распластавшийся на дорогом ковре. Почти сутки магических экспериментов кого хочешь утомят. Зато мы выяснили, что у меня есть необычный дар, несвойственный моим сородичам-Охотящимся, абсолютно лишенным каких-либо магических способностей.

Я вижу магию. Вижу, как она проявляется в готовых формах: артефактах, плетениях, даже в чьих-то действиях. Вижу струи огня, легкий туман, сеть, клубки переливчатой темноты. Напрягшись, я разглядела крупные ячейки защитного купола. А то, что не вижу, как, например, направленные на меня альвом боевые или сонные чары, я отчетливо ощущаю, чую! И успеваю от них увернуться!

Мы так увлеклись, что едва не свалили шкаф.

И я могу магически воздействовать. Не самостоятельно, да, но с помощью парочки артефактов — вполне успешно. Когда видишь основной узел плетения, легче легкого его разрушить, а высвободившуюся силу перелить в поглотитель.

Работать и работать…

— И что с тобой делать? — потянувшись, риторически повторно вопросил Павел, хмуря белесые брови. — Убивать вроде жалко, такой интересный экземпляр. Изучить бы надо, хотя этот процесс непредсказуемый и опасный.

Гр-р! Попробуй только! Оба варианта! И что за манера говорить так, будто меня рядом нет? Я попыталась клацнуть клыками. Черт! Иллюзия-то осязаемая, то есть клыков я не ощутила, а язык прикусила.

— А возьми ее в ученицы, — предложил альв, поправляя прическу.

— Ты думаешь? — задумчиво взглянул на него вампир. — А что скажет конклав?

— Не смеши меня. Какая тебе разница, что они скажут? Это твое право. И вообще, когда ты в последний раз брал ученика? Ага, лет пятьдесят прошло, точно.

— Но она — высшая! Хотя твоя иллюзия смотрится замечательно. Достоверно, и, что ценно, девчонка выглядит совсем как раньше. Но полукровка-Охотница — это…

— …это отличная идея! — закончил за него Жером.

— Почему бы и нет. Слушай, Лена, пойдешь в одинокие охотники?

Как будто у меня есть другие варианты. Они, конечно, есть, но все какие-то не жизнеутверждающие. Так что я согласно кивнула головой, оторвавшись от разглядывания белого потолка. Жить-то хочется.

— Ну вот все и решилось, — подвел итоги Жером. — Когда у нас собрание?

— Через месяц. Хм, Кореллис лопнет от ярости. Безродная полукровка — моя ученица! Он-то мне на прошлом конклаве пытался всучить воришку-Крадущегося.

Ну что сказать? Действительно, через месяц мне без разговоров вручили тонкое золотое колечко ученика. За это время я просто озверела, сидя взаперти и до отупения читая книги, в основном древние исторические хроники. Зато, попав на чинные посиделки, именуемые конклавом, я не выглядела необразованной дурочкой.

Это было потрясающее собрание в VIP-зале одного из самых дорогих ресторанов. Кого здесь только не было! Неудивительно, что они не могут договориться между собой. Крадущиеся лаялись с Поющими, Танцующие ссорились с Ночными призраками… Н-да, и кого они пытаются обмануть своими личинами? Уж точно меня обмануть им не удастся! Я их просто за версту чую.

В тот момент, когда мы с Павлом, разряженные в пух и прах, вошли в зал, на миг воцарилась тишина. Все сидящие за столиками дружно повернулись в нашу сторону, а потом разочарованно отвернулись. Павел вздернул брови, и метрдотель проводил нас к свободному столику, обдав ароматом зеленого лука. Что-то меня на гастрономию потянуло. Опять есть хочется!

Оглядевшись и убедившись в том, что безликая, хоть и дорогая обстановка ресторана не достойна моего внимания, я углубилась в изучение меню.

К нам подходили какие-то люди, приветствовали, интересовались, как дела, что нового. И всем им Пьющий кровь как бы мимоходом сообщал о своем решении взять ученика. Его ответ на следующий, закономерный вопрос многих вгонял в ступор. От парочки Танцующих дохнуло застарелой ненавистью. Так-так, запомним!

А вот и Кореллис. Недовольство так и сочится из этого субтильного Крадущегося. И еще на его лице — огромное удивление. Он никак не может взять в толк, чем обоснован выбор Павла. Это хорошо. Ну, мы не будем посвящать его в нашу маленькую тайну, нам ни к чему портить репутацию.

Посвящение в ученики у оборотней со стороны выглядит как человеческая помолвка. Павел, сделав торжественное лицо, извлек из кармана бархатную коробочку, открыл и требовательно протянул мне руку. Замерев, я проследила за тем, как он надевает тонкий ободок на средний палец моей левой руки.

— Я, Павел из рода Пьющих кровь, одинокий охотник, беру тебя, полукровка Елена из Охотящихся в ночи, в ученики. Отныне вся ответственность за твои деяния лежит на мне, равно как и обязанность карать и миловать тебя за проступки, нарушающие правила маскарада. Согласна ли ты?

Мило улыбнувшись, я проговорила:

— Согласна.

Хоть мне и предстоит теперь многолетнее учение-мучение.

Интерлюдия вторая

О ПРИЗРАКАХ

Вы хотели послушать о призраках. Что ж, я вам о них расскажу.

Самые свежие привязаны к территории неподалеку от столицы. Несколько лет назад в Подмосковье случилась большая драка между одинокими охотниками, Карающими и изгоями. И многие упокоились, перед смертью приобретя чрезвычайно неаппетитный вид. А застряв в призрачном состоянии, эти нелюди приобрели и весьма неприятный характер. Если учесть тот факт, что большинство из них были изрядными сволочами еще при жизни и не отличались моралью апостолов, испуг любого, кто рискнул сунуться на заброшенный завод, где произошла драка, совершенно понятен. У призраков, привязанных к месту смерти, мало развлечений, вот они и гоняют от души незваных гостей по всем доступным закоулкам. Но до смерти пока никого не загоняли, хотя это не так уж сложно. Уж очень эти парни любят жизнь, даже такую неполноценную. А если в месте их скопления произойдет всплеск необъяснимых смертей, то это может привлечь ненужное внимание, и призракам, согласно правилам маскарада, придется убраться из этого мира окончательно.

Не стоит гулять по таким местам в одиночестве, да еще и ночью в полнолуние, вооружившись только емкостью со святой водой. Впечатления будут незабываемыми, но, возможно, последними в вашей жизни. Святая вода против призраков не помогает. Правда, вода, набранная у истинно верующих служителей в местах нисхождения божественной силы, обладает хотя бы отпугивающим эффектом. Где же такие места? Троице-Сергиева лавра подойдет. А поближе есть одна деревенька, Льялово. Там тоже можно запастись водичкой, но с оглядкой — только в святые праздники и только у отца Амвросия. Иначе никакой силы это зелье иметь не будет.

К тому же не мешает ознакомиться и с теорией, прежде чем идти сражаться.

Самое первое и самое важное — призраков людей не бывает! Конечно, если речь идет об обычных людях, а не о магах различных династий. Что есть призрак? Энергетический слепок души, который застрял в нашей реальности, а не ушел куда положено. Из-за незаконченных дел, привязки к месту смерти, слишком сильного эмоционального всплеска в момент гибели. Да мало ли причин может быть. По-всякому случается. Главное условие: душа должна быть достаточно цельной и плотной энергетически, что среди представителей доминирующей на Земле расы редкость. Так что, когда человек умирает, от него остается только неаппетитный труп и рассеивающаяся в течение пары часов эфирная оболочка. А душа без задержки вливается в энергетическое поле планеты.

Что есть магия? Это способ непосредственного воздействия на окружающий мир, без технических приспособлений. Самый прямой и… самый недоступный для большинства населения планеты. Стать магом, основателем династии, может только человек, обладающий идеальным здоровьем и огромным энергетическим запасом. Сейчас таковых рождается один на миллион человек. При численности населения планеты около шести миллиардов — это капля в море. Когда-то соотношение было более правильным, чему способствовал естественный отбор, прекрасный инструмент природы для поддержания баланса в мире. Выживает сильнейший, а ребенок-маг лучше приспособлен к жизни, нежели ребенок без магических способностей.

Но так было в прошлом. Технический прогресс дал возможность выживать слабым и больным людям, которые по определению не могут породить здоровое потомство. В итоге мы имеем то, что имеем. На подобном фоне нелюди выглядят чуть ли не сверхсуществами, а на самом деле это рядовые члены обществ, какими эти общества были в стародавние времена. Качество всегда подавляется количеством. Вспомнить хотя бы инквизицию, выкосившую почти все магические династии Европы!

Однако вернемся к нашим призракам.

Самым страшным из тех, о ком я слышала, был призрак одного из правителей Китая. Магическая династия Чен правила длительное время, и довольно успешно, пока один из сыновей правителя не возжелал власти, которая по статусу ему была не положена. Рожденный от наложницы, он мог рассчитывать на должность военачальника, но юноша унаследовал от отца способность повелевать стихиями и непомерную гордость и властолюбие. Военной карьеры ему показалось мало. Он долго шел к абсолютной власти, обзаводился сторонниками и предавал их, плел замысловатые интриги. А в один прекрасный день обрушился на спящий дворец с отрядом головорезов, устроивших среди садов и прудов кровавую бойню. Был убит повелитель, заранее опоенный сонным зельем, были убиты все его сыновья, погибли все наложницы и любимая супруга.

В общем, все умерли. А трупы были сброшены в огромный ров и засыпаны землей.

И воцарился на нефритовом троне новый правитель. Возможно, он был бы не самым плохим продолжателем династии, этот целеустремленный жестокий человек. Но не сложилось. В годовщину его воцарения на престол страну постигли неисчислимые бедствия. Засухи и ураганы, наводнения и смерчи, неурожай и голод, бунты и смерть… Пришла в страну и чума. Но отчего, почему? Этими вопросами задавался повелитель стихий. Ведь он умилостивил всех богов, обманул подданных, свалив гибель прежнего императора на чужестранных наемников и кочевых дикарей, он накормил голодных и снизил подати.

Но он забыл о том, кого убил. Призрак убитого императора, душа которого так и не нашла успокоения, поселился в когда-то принадлежавших ему землях и, одержимый местью, стал крушить все, что было построено не одним поколением людей. Будто само Провидение вложило в его длань орудие мести: по его незримой воле ветры несли в гибнущую страну то жар, то холод, то болезни. А во вторую годовщину гибели император восстал из мертвых. И вслед за ним восстали все погибшие: мужчины, женщины, дети. Зловонные трупы под предводительством призрака, пылающего гневом и ненавистью, ворвались во дворец. Никто не остался в живых, хотя среди нынешних обитателей дворца были и невиновные. Все приняли мученическую смерть, разорванные в клочья цепкими руками выбравшихся изо рва мертвецов. Сам же повелитель, войдя в тело своего убийцы, взорвал его изнутри.

На том и закончилась династия Чен. О последующих междоусобицах и упокоении мертвецов позвольте мне умолчать.

Есть и более веселые истории. Например, байка о призраке-путешественнике.

Жил-был старый-престарый Леший, хранитель леса, есть такой немногочисленный род. В силу физиологических особенностей Леший никогда не покидал свой дом (оставить лес для него означало умереть от энергетического истощения), а ему так хотелось путешествовать! И он придумал гениальный выход из положения. Вырастил детей и внуков, передал им наследство — самую глухую и заповедную пущу, какая только есть в стране, и отправился к железной дороге, недавно проложенной сквозь окраины его царства. Там он бросился под проезжающий мимо поезд. Разумеется, погиб, но, как и многие существа, в момент смерти испытавшие эмоциональный подъем, стал призраком. И сумел запрыгнуть в один из вагонов. Под номером тринадцать, разумеется.

Поезд был дальнего следования, «Москва-Владивосток», так что его мечта сбылась. Леший смог вволю попутешествовать, да и повеселиться тоже. Ах, как он пугал пассажиров глухими завываниями и уханьем! Как пугал их в коридоре, заставляя ломиться в чужие купе! Любил еще составить компанию проводникам, заваливаясь к ним по ночам на стаканчик чая.

Исколесил всю Россию, даже в Китае побывал… пока не наткнулся на одного непуганого альва. Тут бы призраку и конец пришел, но Поющий оказался парнем с чувством юмора и со смекалкой. Взял да и пересадил призрака в другой поезд, из тех, что за границу регулярно ездят. Говорят, призрак Лешего до сих пор колесит по Европе, пугая глупых людишек. Иногда находится добрая душа, дающая ему возможность освоить новый маршрут.

Есть еще и поезд-призрак, и троллейбус-призрак, и легендарный «Летучий голландец» существует. Только это уже магия чистой воды. Проекция с заложенной в нее программой действия и активируемая сочетанием условий. Но это уже совсем другая история.

Глава 3

НЕПРИЯТНОСТИ

Тишина в доме стояла такая оглушающая, что звенело в ушах, поэтому я не сразу поверила в услышанное.

— Они сделали что? — переспросила я, от возмущения, смешанного с огромным удивлением, перейдя на рык.

— Забрали. Обнаружив неопровержимые улики, найденные на месте преступления.

— Какие улики? — Я заметалась с телефоном в руках.

— Ищейки, рыскавшие там, указали на Павла и…

— Да я сама сколько раз их обманывала! — проорала я.

— Скажи это клану. — Голос Жерома в телефонной трубке был само спокойствие.

— Р-р-р!..

— Угомонись.

— С-советчик! Куда его увезли? — спросила я, торопливо собирая вещи. Если Павла забрали, скоро явятся и за мной.

— В обитель клана, разумеется.

— Я спрашиваю конкретно — куда?

— Резиденция в Грачевке.

Я мгновенно все решила:

— Так, жди меня у Алтуфьево. Расскажешь подробности.

— Но…

— Все, у меня гости.

Разрыв защитной сети отдался в висках мгновенным всплеском боли. А в окно было прекрасно видно, как из большой машины с затемненными стеклами выскакивали незнакомые люди.

Время вышло.

Выскочив за дверь, поворотом ручки активирую заклинание самоуничтожения. На втором этаже — тоже. На входной двери активирую дополнительный защитный контур, получая еще две минуты форы. Неприметный лючок ведет в подвал, где нет ничего интересного, но, скользнув вниз, все равно отдаю приказ на саморазрушение. При нажатии на один из камней часть стены бесшумно отъезжает в сторону, и я протискиваюсь в узкий лаз. Здесь, в темноте, среди ароматов сандала и пыли, хранятся самые ценные вещи.

Оружие, артефакты, сокровища — ничего не трогаю, торопливо двигаясь вдоль стеллажей к тайному ходу. Забрав только ожерелье поиска и свой ученический кинжал, ныряю за одну из полок. Жалко коллекцию, но и ее придется спалить. Капля крови и кодовое слово заставляют проснуться «белый пепел». Извилистый ход выводит меня далеко за пределы брошенного на произвол судьбы сада, в небольшой овражек, заросший дьявольски густым и колючим шиповником. Оглянувшись, успела заметить белесую вспышку в одном из окон и зло улыбнулась, показывая клыки. «Ничего вы не найдете, господа Карающие», — подумала я. Ни денег, ни информации, ни улик, а только белый пепел среди голых каменных стен.

И как хорошо, что я оставила мотоцикл за пределами поселка. Хотела сделать сюрприз своим ранним возвращением, а в итоге убегаю, поджав хвост.

Стоит жаркое лето. И вот мчусь по «кольцу» в сторону Алтуфьево, машинально обгоняя людишек, тащащихся подобно черепахам. А в голове крутятся мысли… Что случилось? Почему вдруг решили забрать именно Павла, да еще использовав такой смехотворный повод, как улики, найденные ищейками? И почему я, одинокая охотница в статусе ученицы, скрываюсь от стражей из рода Карающих? Наверное, потому, что внутри меня кричат и вопят инстинкты, интуиция и нюх, предупреждая о том, что живой я из их рук не вырвусь.

От асфальта поднимались волны жара и едких испарений, забивая нос. Притормозив на светофоре, я попала под выхлоп старого КамАЗа. Водитель, заметив мою затянутую в кожу фигуру, высунулся из окошка и, скалясь, поддал газу. Я спокойно подняла затемненный щиток шлема и дружелюбно оскалилась, сверкая желтыми глазами. Мужик поперхнулся и нырнул в кабину.

Я прибавила скорости. Мой нос не выносит настолько концентрированных «ароматов», а я лично — подобной безнаказанной наглости. В голову пришла одна мысль, заставившая нервно дернуться к обочине, подрезая старые «жигули». Обычный магический поиск Карающим ничего не даст, потому что я не владею магией, но… кольцо! Меня можно вычислить по ученическому кольцу, которое в контакте со мной создает особые колебания в эфире. Не сбавляя хода, я стянула перчатку и швырнула тонкое золотистое колечко в подвернувшуюся канаву.

Так, и где же Жером?

Медленно проезжая мимо остановки, осматриваю толпу. Какую иллюзию он обычно носит? Щеголеватый молодой человек, блондин в темных очках и дорогом светлом костюме, с длинной серьгой в левом ухе.

Вот он, высокомерно замер у знаменитой объедаловки Дяди Мака. Недовольный вид Жерома объясняется еще и тем, что альву принадлежат пять процентов акций «Ростикса», у которого с «Макдоналдсом» постоянная конкуренция.

— Садись! — подкатившись, поторопила я.

Альв устроился позади. Искренне надеюсь, что не свалится. Он же сноб, кроме «мерседесовских» моделей ничего не признает и ездить на мотоцикле не умеет. И если бы не необходимость хотя бы минимального соблюдения секретности, явился бы на встречу на одном из своих авто.

Не о том я думаю. Выехав на «кольцо», рванула в сторону Митино. Я смеялась, когда Павел решил купить там квартиру через двоих посредников. Думала, зачем нам нужна дополнительная точка… А вот пригодилась.

Когда дверь типовой квартиры за нами с Жеромом захлопнулась, я коротко приказала:

— Рассказывай.

Блондин потерянно рухнул на табурет, снял очки и сощурил глаза, глядя на то, как я нервно постукиваю носком по линолеуму.

— Ну! — прикрикнула я.

— Ночью убили Вьен-Кирита.

Что? Когда? Я же с ним виделась вечером!

— Того самого, — сухо продолжил альв, — твоего любовника из Охотящихся.

Я промолчала. А что тут скажешь?

— Вы должны были встретиться? — Жером вопросительно поднял брови.

— Да, но… Я отказалась от встречи в самый последний момент.

— Точно? — Поющий подобрался, готовясь к прыжку.

Он думает, что я на него нападу? Но почему? В ушах шумела кровь, и восприятие слегка затормозилось.

— Да, точно, а что? — вскинувшись, пробормотала я. — Рассказывай дальше.

— И это все, что я знаю. Но утром к Павлу явились Карающие.

— Он так просто пошел с ними? — Вот и моя язвительность проснулась.

— Их было пятеро. И к тому же он подозревал, что это ты убила Кирита, — тихо закончил Жером.

Я удивленно подняла глаза. В груди зародилось глухое рычание и восприятие обострилось, когда до меня стал доходить смысл последней фразы.

— Я-а? — Когти впились в подлокотники, тело непроизвольно напряглось. — И ты тоже так думаешь?!

— Успокойся! — взметнулся вверх Жером, поигрывая огненным шариком. — Контролируй себя! Иначе…

— Ты мне веришь? — спросила я.

— Верю, — устало улыбнулся альв.

Это подействовало на меня, как хорошая доза успокоительного. Осев обратно в кресло, я задумалась. Невесело. Они все поверили, что я убила сородича! И Павел и Жером… гадко. Я даже не была любовницей Кирита — побрезговала, узнав о его хронической склонности к изменам. Хотя для волка это нормально, но для меня — неприемлемо.

А Павел подставился из-за такой глупости.

— Ну, не все так плохо, — попытался утешить меня альв, пока я в прострации сидела у окна.

— Да ты сам-то в это веришь? — прошипела я. — Если они до сих пор не выпустили учителя, значит, собираются его уничтожить. Да и за мной приходили не ангелы, а чистильщики.

Жером насторожился. Правильно, в нашем доме хранилось много всякого разного, обнаружение коего посторонними грозило опасностью в том числе и альву.

— Не волнуйся, я успела запустить «белый пепел».

Мне было безумно жаль и дом, и все, что там осталось.

Хотя главное — наши жизни — все-таки при нас.

— Хм… — Мой товарищ по несчастью погрузился в тяжкие раздумья.

Но я уже все решила. Неожиданно передо мной возникла четкая цель, а также я увидела способы ее достижения.

— Значит, так, — поднялась я, нарушив траурное молчание, и прошлась по кухне. — У меня есть план.

— Какой такой план?

Этот парень еще и язвит. Спокойно и четко я проговорила:

— Сначала мы сходим на место убийства, затем я вытащу Павла из Грачевки, а потом уже займемся восстановлением нашего доброго имени.

— Чем — чем мы займемся?

— Чем слышал!

— Послушай, ошибка Создателя, как ты это себе представляешь?

— Очень просто!

— Дура!

— Сам такой! — Мы уже почти орали, стоя друг напротив друга и сверкая глазами. — Можешь предложить что-нибудь поумнее?

— Бежать!

— Ну уж нет… И к тому же куда?

Альв промолчал. То-то и оно — везде найдут в два счета. А пока не нашли, следует поторопиться и сделать свой ход.

— Кстати, а почему — мы? — вдруг спросил Жером.

— Думаешь, тебя оставят в покое, зная, что ты — побратим моего учителя?

И снова тишина. Обреченная, грустная.

— Ладно, где Кирита убили? — снова приступила я к расспросам.

— В квартире на Тверской.

— Знаю, где это, — недовольно скривилась я. — Двинулись.

— Но только не на твоем монстре, а своим ходом.

— Чем тебе не нравится мой «крузер»?

— Слишком приметный.

И это правда. Придется добираться через пол-Москвы. Ненавижу общественный транспорт!

В глубине души я почему-то оставалась совершенно спокойной. А Павел столько раз жаловался, что не смог привить самоконтроль! Ох, Павел…

Я выгляжу, как сотни и сотни других девушек неопределенно-молодого возраста. Светло-каштановые волосы, серые глаза, неприметные черты лица, которые тут же исчезают из памяти смотрящего. Никаких клыков, когтей и вертикальных зрачков. Черные джинсы и кожаная курточка дополняли образ отвязной девчонки. Однако имидж придется сменить. Ведь искать будут и по внешнему описанию.

Под майкой пряталось тонкое ожерелье из мелкого сердолика — амулет против ментального поиска, а в наручных ножнах удобно лежал ученический кинжал, с помощью которого я могла воздействовать на различные чары.

Сосредоточившись, я попыталась отследить поводок, тянущийся от личной метки одинокого охотника, но наткнулась на глухую стену. Слишком далеко, и даже наша связь учитель — ученик не может пробиться сквозь выставленные щиты… Что же происходит?

Вот и нужный дом. Трехметровые потолки, евроремонт, дизайнерские изыски… До старого пятиэтажного особняка мы добрались, пребывая в на редкость вздрюченном состоянии, готовые порвать в клочки любого, кто встанет поперек дороги. У меня вдобавок ко всему кружилась голова. К сожалению, я еще не до конца освоила искусство ухода от реальности, и концентрированные ароматы подземелий сильно давили на сознание.

Обитая натуральной кожей дверь на втором этаже несет следы прикосновений множества людей и нелюдей. Однако поблизости — никого. Ни сотрудников человеческой милиции, ни стражей Карающих.

— Подожди у входа, — попросила я.

Альв понятливо кивнул. Он будет только мешать, ведь я собираюсь поохотиться, а эманации Жерома наверняка перебьют застарелые ароматы. К тому же кто-то должен следить за окружающей обстановкой. Ведь нам не нужны незваные гости, мы и сами — незваные.

Осторожно скольжу внутрь и расслабленно замираю на пороге, один за другим снимая заслоны между сознанием и реальностью. И реальность не замедлила накрыть меня с головой. Окружающее пространство расцветилось новыми оттенками, грани обострились, выявляя обозначившиеся запахи. Шагнув вперед, я прикрыла глаза. Ведите меня, охотничьи инстинкты.

Вот след Вьен-Кирита. Горячий мускус и мокрая шерсть — запахи струятся по комнатам, бессистемно и бездумно. Непроизвольно облизываюсь. Жаль, что мы так и не познакомились с тобой поближе.

Еще один запах принадлежал Павлу. До боли знакомая полынь с горчинкой, окутывающая добродушной пеленой порог и коридор. Он был здесь, и уже довольно давно. Зачем колдовал, к тому же так много? На миг мне показалось, все произошло совсем недавно. Понятно, почему ищейка указала на него.

А вот и смерть, выступившая кровавой пеной на губах, исходящая потом, скорчившаяся страхом в дальней спальне. Но плотной тканью ее накрывает неутоленная страсть… Ты умер довольным, Кирит?

Вот еще запах. Недоумение старой женщины, обнаружившей тело, ее глухое раздражение, оставшееся на запертых ящиках письменного стола.

А здесь — Карающие с ищейкой, забивающие окружающее пространство приторно-сладким ароматом верескового меда. Странно, ведь они далеко не приятными вещами занимаются, а вот поди же — цветочный букет. Осы — вот они кто. Безжалостные осы, не приемлющие компромиссов.

И… все? Я на миг потрясенно замерла посреди комнаты. И вновь закружилась в поиске. Умеющий чувствовать да обрящет. Вдох, выдох, полный покой, расслабление, сменяющееся настороженным восприятием.

«Расскажи…» — срывается с губ полустон-полушепот.

И сквозь наслоения чужих эмоций и ароматов проступили кем-то старательно затертые следы присутствия. Стены старого дома, не желающего забывать, поделились со мной памятью. Ведь каждый камень — это целый мир, и надо просто суметь пробудить в нем жизнь. И понять, что он хочет сказать.

Вот оно. Даже не запах, а его легкая тень, полунамек. Прах, тлен, отсутствие близких эмоциональных связей. Отчаяние волка-одиночки, изливаемое в страстной песне в час полнолуния?.. Нет. Очень похоже, но это не то. Легкий флер болотной тины, скрывающий движения магического существа? Нечто неживое? Отделенное и смертельно опасное?.. Что?

На поверхность рассудка всплыло знание, чужое воспоминание о прошлом. И за это тоже следует благодарить Павла. Шепот учителя прозвучал в голове призрачной музыкой, и мысленным взором я увидела того, кого искала. Мелкий демон, питающийся эмоциями, суккуб-инкуб, удовлетворяемый страстью жертвы, вызываемый с того края реальности.

Я встряхнулась, удивление едва не отправило меня в забвение. Отерев с губ кровь, вновь поставила щиты и выскользнула из квартиры. Немногим семьям доступна эта способность — призвать из забвения сущность и расплатиться чужой жизнью, да и затереть следы присутствия не так просто.

Круг подозреваемых сужается.

Об этом я и сообщила напряженно замершему у дверей Жерому в ответ на его вопросительный взгляд. Альв коротко хмыкнул и потребовал полного отчета. Ну и наглость! Между прочим, сам бы он этого никогда не узнал — не обладает способностью пробуждать память неодушевленных предметов.

— Вьен-Кирит умер, несомненно, счастливым. Демоница залюбила его до полного изнеможения.

Поющий поморщился, не одобряя столь грубого юмора, особенно перед лицом смерти. Ведь что у нас дальше по плану? Сущее самоубийство! Поход в гости к Карающим и попытка вытащить Павла из их новой резиденции. Если он еще жив.

Надеюсь, он еще жив… Не сметь, не сметь плакать!

Перед жестокой бескомпромиссностью стражей Карающих меркнет даже легендарное высокомерие одиноких охотников. А ведь когда-то, до прохождения ритуала, представители этого рода были простыми людьми. Впрочем, надо пояснить. Люди в большинстве своем не имеют врожденных магических способностей. Есть среди них небольшой процент истинных сенситивов, но они не афишируют свои возможности, и контактируем мы с ними на одном уровне бытия, поскольку вращаемся в одной сфере. И потом зачем враждовать, если можно взаимовыгодно сотрудничать? Существует несколько человеческих династий, в которых подобные специфические способности передаются по наследству; их представители вполне вписываются в наше мироустройство и, как и мы, соблюдают правила маскарада.

А вот Карающие… Из тщательно отобранного человеческого материала их создают старейшины остальных родов с помощью весьма неприятного ритуала. Так избранные становятся ищейками, чистильщиками и ловцами. Но людьми они при этом быть перестают. Карающих не любят, порой ненавидят, но все же терпят. Они присвоили себе функцию, ну, вероятно, милиции, эдаких стражей порядка, хотя надобности в том не было никакой. Одинокие охотники и сами вполне справляются с изгоями.

Для проведения ритуала, с помощью которого клан пополняется новыми членами, нужно взять силу и суть того, кто принадлежит к роду исконных оборотней. Это еще одна причина, по которой Карающих так не любят…

В Грачевке я оказалась только к вечеру. Медленно кружа вокруг парка в волчьей ипостаси (не так подозрительно, мало ли какие собаки ночами по парку бегают), я искала вход в резиденцию. Не главный, ведущий вниз из одной из церковных пристроек, ни запасной, через подвал близлежащего дома, а свой.

Спокойная, рассудительная, умелая, решительная. Отрешенная. Охотящаяся в ночи. Почему только сейчас я вдруг обрела способность полностью контролировать себя? Потому что в данной кризисной ситуации больше некому сделать то, что намереваюсь сделать я. Жаль, если Павел не увидит меня во всей красе.

Когда сумрак надежно укрыл город, я решительно свернула в развалины человеческого долгостроя. Это здесь.

Вот только зачем Карающим понадобился этот рассадник бомжей над головой? Поморщившись от ударившей в нос вони, я бесшумной, невидимой тенью скользнула между бетонными стенами, которые добровольно поведали мне все…

Вот Танцующие-полукровки. Легкий аромат ландышей пролился бальзамом на мое измученное обоняние. Глупые молодые полукровки, разве вы не знаете, кто здесь скрывается?

Не зря, не зря в этом подвале так воняет! К счастью, вентиляцию еще никто не отменял. Я даже растрогалась на мгновение. Карающим, оказывается, тоже надо дышать. Задержав дыхание, я плавно перетекла в антропоморфное состояние. Чтобы поднять бетонную плиту, а затем и решетку, пришлось потрудиться.

Что тут у нас?

«Малая ловчая сеть» перегораживала узкий проход, в который — я задумчиво прищурилась — можно пролезть, но с трудом, уповая только на природную гибкость высшего оборотня. И никаких глупостей в виде одежды.

Сосредоточившись, я направила кинжал-глотку точно в узловую точку чар и активировала. И клинок совершенно бесшумно, замыкая нити сторожевой паутины одна на другую, засосал сияющую розовым «сеть».

Темная узкая шахта уходила вниз. Я закрепила веревку на поясе, вложила кинжал в особые ножны, не соскальзывающие при трансформации, кольцо иллюзии повернула камушком вниз, и обыденный облик невзрачной девочки-подростка сполз с меня, как шелуха. И кто меня теперь увидит, того пусть кондрашка хватит!

Спускаться оказалось неожиданно легко. Кожа сдиралась о стены шахты, но я почти не обращала внимания на саднящую боль. Когти входили в бетон, как в масло. Плиту, прикрывавшую лаз, положить на место я, понятное дело, не смогла, но решеткой снизу все же замаскировала ход. В принципе это было неважно: если все получится, то какая разница, узнают ли Карающие, каким способом я сюда проникла. А если не получится… то тем более неважно.

Метров через тридцать мерзкого путешествия в полной темноте, пронизанной адскими ароматами, шахта разделилась на четыре прохода, перекрытых вентиляторами, решетками и сетью.

Куда теперь?

Я прикрыла глаза, вспоминая. Связь учитель — ученик позволяет и ученику тоже вести поиск, но на небольшой дистанции. К сожалению, Павел заблокировался, не желая, чтобы меня отследили, но, надеюсь, я уже близка к цели. Личная метка на таком расстоянии сработает не хуже магнита. Даже на уровне инстинктов, уже проверено.

Ш-ш-шс-с-с! Больно-то как! В голове будто взорвалась бомба, когда часть сознания, отпущенная в путешествие по темным катакомбам, попала… непонятно куда. Судя по ударившему по нервам напряжению, щиты Павла, где бы он ни был, долго не продержатся.

В каком направлении? Чуть вниз и направо.

Нечеловечески изогнувшись, я проделала знакомые манипуляции с еще одной «ловчей сетью» и безжалостно выдрала из стены вентилятор вместе с решеткой. Остается надеяться, что никакого механического сигнала не имеется. Втянув живот, протолкала обломанные лопасти в глубь тоннеля. Главное — не торопиться. Это просто такая жестокая охота.

Проблуждать все же пришлось изрядно. Пару раз ментальный след выводил меня в тупики, и приходилось пятиться до предыдущей развилки. Кинжал буквально ломился от выпитых чар, несколько сломанных вентиляторов красноречиво говорили о моем поспешном бегстве, весь окружающий мир забили медовые ароматы. Ломило в висках и пересохло во рту. Похоже, я надолго возненавижу закрытые пространства! Пыль, пот и кровь… Местами шахты сужались так, что мне приходилось изображать змею, едва не выламывая кости из суставов.

Отрешенное спокойствие постепенно стало исчезать.

Начиная тихо бесноваться и желая на свою голову всяческих дополнительных неприятностей к уже имеющимся, я неожиданно наткнулась на зал приемов. Через решетку и мерно вращающиеся лопасти, гоняющие воздух, открылся весьма интересный вид. Я чуть-чуть задержалась. А уж разговор оказался еще более интересным.

Затаив дыхание, я прислушалась.

— Они все еще не могут найти какую-то жалкую полукровку? — с издевкой протянул приятный баритон.

— Не такую уж и жалкую, как выясняется! — фыркнул обладатель тенора. — Да и как найдешь затаившегося одинокого охотника, не имея ни одной его личной вещи? В доме не нашли ничего, кроме пепла.

Я невольно растянула губы в хищном оскале.

— Не везет твоим ищейкам. А дружка-альва проверили?

— Первым делом. Он чист.

Это когда же успели? Облизнув губы, я, запоминая собеседников, втянула носом легкий флер коричного и горчичного аромата, кружащего в помещении.

— Кстати говоря, как там твой клиент? — решил отыграться тенор.

— Все еще блокируется. И откуда только силу берет? — с веселым недоумением ответил баритон.

— Желаешь проследить?

— Зачем? Мой Рельди и сам справится.

Они вышли за дверь, а я, воодушевленно рыкнув, продолжила путь. Еще есть время! Стены. Каменные, бетонные, стальные, пластиковые, наклонные и горизонтальные — сколько кожи я на них оставила!

Блуждая в бесконечной паутине ходов, о большинстве из которых Карающие, похоже, даже не подозревали, я ощущала себя вентиляционным тараканом. И, скажу я вам, это было не очень приятное ощущение.

Стоп! Вот оно. «Ловчая сеть», стальная решетка, вентилятор… Гр-р-р!

Моему взору открылся зал. Простые каменные стены, черный обсидиановый пол, двойная октограмма, налитая серебристым мерцанием. От скопившейся здесь силы колеблется воздух. А вот и объект моего паломничества — Павел из Пьющих кровь. Учитель бессильно распластался посреди рисунка, раскинув руки. Из-под потолка мне было отлично видно его лицо, осунувшееся и напряженное. Его грудь медленно вздымалась в тяжелом дыхании.

А левее, скрытый призрачными щитами, сидел, судя по всему, страж. Наверное, тот самый Рельди. Именно он тянул силу из узора на полу. Расположился этот мерзкий тип крайне неудачно, жаль. Снять его по прямой, не нарушая воздушного пространства над столбом октограммы, невозможно. Кинжал — не бумеранг, к тому же я не хочу, чтобы сюда сбежались все Карающие, почувствовав постороннее магическое воздействие.

Как бы извернуться? Я чувствовала злость и раздражение. Полоснув когтями, бесшумно выдрала короб вентилятора и решетку… Легко! У меня отличные когти! Кинжал ощутимо нагрелся, впитывая «ловчую сеть». Он переполнен, больше в него ничего не влезет, досадно.

А теперь собраться и напружиниться, прикинув траекторию прыжка. Все надо проделать быстро, насколько это возможно. Очень неудобно: шахта узкая, и принять нужную позицию невозможно. Подобравшись к самому краю, я убедилась, что страж пребывает в трансе. Мр-р, отлично. Чуть наискосок, минуя узор… Хорошо, что выход не под самым потолком, но достаточно высоко.

Так. Упираемся руками и ногами в стены каменной кишки… Ну, с днем Сотворения вас! Толчок — и я стремительно вылетаю из воздуховода, снова ободрав спину. Кувыркнувшись в полете, отталкиваюсь ногами от противоположной стены и, вытянувшись вперед, по инерции обрушиваюсь всем весом на еще не обернувшегося Рельди. И мы падаем прямо на линии октограммы.

Успев вскочить до того, как мгновенно умерший страж задымился и начал обугливаться, я тревожно огляделась. Тишина… Странно. Ни звука, ни шороха. Весь магический потенциал рассеялся, частью впитавшись в труп и стены помещения. Гадкая смерть — от запаха паленого мяса меня едва не вывернуло наизнанку. Хорошо, что я с утра ничего не ела.

Но поторопимся! Перепрыгнув через все еще дымящееся тело стража, я рывком вытащила Павла из зловещего узора. Учитель находился в тяжелом забытьи и на окружающее уже не реагировал.

— Павел, Павел, прием! Как слышишь меня? — нервно воззвала я. Ни встряхивания, ни мысленные призывы делу не помогли.

И тут передо мной во весь свой немаленький рост встала проблема, отпихиваемая раньше в самый дальний уголок сознания. Теперь она ехидно усмехалась и корчила рожи.

Я давно усвоила, что беспокоиться надо последовательно, по мере развития ситуации, и этот принцип раньше меня не подводил.

Как выбираться будем? Тем же путем мы вернуться не сможем, однозначно. Пьющий кровь не осилит ни одной шахты, точнее, не осилю я с вампиром на плечах. Все-таки он был весьма приличных габаритов. Значит, выбираемся через дверь и своим ходом. Поэтому надо быстренько привести учителя в чувство. Что является лучшим стимулятором для вампира? Правильно, кровь! Энергетический приемопередатчик, так сказать.

Еще пару мгновений постояв над бессознательным телом и не найдя других желающих поделиться драгоценной жидкостью, я решилась. Полоснув кинжалом по запястью, я присела на корточки, орошая собственной кровью бледное лицо Павла, а потом приложила руку к его холодным губам.

— Пей давай, — прошептала я, тревожно прислушиваясь. — Пей, свою отдаю. Причем добровольно. Никогда не думала, что дойдет до такого…

Павел вдруг вздрогнул, впиваясь клыками мне в запястье, и слепо зашарил руками по полу. В резко распахнувшихся глазах царили голод и черная пустота. Я попыталась отстраниться, но вампир, сильно сдавив мою шею, повалил меня на холодный пол. Ох, ну и инстинкты у некоторых.

Клыки уверенно вспороли жилку под ухом. Я вдруг испугалась, что он выпьет меня досуха, даже отличная регенерация не спасет, и попыталась вырваться. Но где там! Одержимый жаждой, Павел был явно сильнее, хотя и я не девочка-одуванчик.

Больно-то как!

— Да пус-сти же! — шипела я, чувствуя, как с каждым судорожным глотком учителя мое сознание уплывает все дальше.

Я постепенно угасала.

— Пусти, Павел, — тихо прошелестела я.

И неразборчивое рычание в ответ.

Темнота. Здесь тепло и спокойно. Запахи свежей малины, душистой смородины, чистого свободного леса — я медленно погружаюсь в них, не желая возвращаться. Покой и свет. Тебе еще рано сюда, детка!

Я ощутила резкую боль в шее. Странный горьковатый привкус на губах. Холод. Полынь…

Открыв глаза, я встретилась с вполне разумным, но очень голодным взглядом Павла. Ух, получилось!

— Встать можешь? — еле слышно спросил он, приподнимая меня с пола. — Извини, переборщил.

Ой, голова кружится! Прислонившись к стене, я всеми легкими вдохнула знакомый горьковатый аромат — неплохо мозги прочищает и вселяет уверенность в том, что все будет хорошо.

— Зачем ты сюда полезла? — яростно прошипел Павел, вцепившись в мою руку мертвой хваткой.

Можно было и попозже выкроить время, чтобы меня поругать!

— Учителя своего вытаскивать. Не сталкивался с подобным? — вяло огрызнулась я.

— А кто тебя будет отсюда вытаскивать, не подумала? Ученица ты моя недотепистая!

— Попрошу без оскорблений! Сами выберемся!

— Как? Здесь вообще-то скоро смена караула.

— М-да… что же ты раньше не сказал? — встрепенулась я, отвлекаясь от не самых приятных ощущений регенерации. Живот начало потихоньку сводить от голода.

— Когда? — Голодный блеск в глазах Павла и еле сдерживаемый рык вовремя меня остановили, и я задала вопрос по делу:

— А шагнуть ты отсюда не можешь?

— Лена, — закатил глаза Пьющий кровь, — меня выдоили почти до дна! То, что мы сейчас разговариваем, — почти чудо!

— Они взяли силу? — испугалась я. — А суть?.. Это ведь было то, о чем я думаю?

— Тот самый ритуал, да. — Павел выщерил клыки в улыбке.

Я не менее зубасто улыбнулась в ответ. Похоже, Карающие не успели довести дело до конца.

И тут меня озарило.

— Кинжал!

— Что?

— Он наполнен силой под завязку! На перемещение не хватит, но невидимость сможет обеспечить. Сформируй матрицу, а я ее заполню. — Я почти кричала. Правда, шепотом.

— Это мысль, — спокойно согласился Павел. — А кто будет искать выход?

— Да я, я, конечно!

Уточнить, сумеет ли он сделать матрицу, я не решилась. Вампир откинулся на стену и вытянул руки. Между его ладонями начала формироваться крупноячеистая сеть. Поднимая кинжал, я удивилась тому, как тяжело мне дается каждое движение.

Так, узел сосредоточения, небольшое ментальное усилие, и сила, родственная этому месту, а поэтому почти беззвучная, переливается в чары, заставляя их сиять ослепительно-синим светом во тьме зала. Павел сделал движение рукой, будто обертывая нас обоих шалью, и ячейки плотно легли на кожу, скрывая нас от чужих взглядов. Надолго ли? Обнявшись и покачиваясь, словно пьяные матросы, мы выбрались за дверь.

Коридоры, коридоры, коридоры… Хорошо, что для проведения ритуала Карающие выбрали наиболее безлюдную часть резиденции. Направляясь по свежему следу, ведущему к выходу (я надеюсь, что именно туда — ощущаю свежий аромат летней ночи; как хорошо, что мое состояние не влияет на инстинкты), я не сразу заметила, что туннель слегка изгибается и мы бредем по широкому кругу… Оглянувшись, на миг задумалась. Ну конечно!

— Что? — напрягся Павел.

— Это бывшая резиденция Знающих!

Довелось мне побывать на одном из складов этих нелюдей, и не так давно. Сводчатые залы, длинные спиралеобразные коридоры, разветвляющиеся в самых неожиданных местах, выбраться из лабиринта которых можно, сворачивая или в коридор, ведущий вверх, или в каждое правое ответвление; еще там были запасные выходы — телепорты. Здесь меня сбила с толку неумеренная роскошь отделки, и я не стразу заметила, что стены резиденции возводили те же руки.

— Ну, теперь дело пойдет веселее, — обратилась я к Павлу. Вообще-то его состояние меня изрядно беспокоило. Вампир сосредоточенно переставлял ноги и только кивнул, глядя в пол.

Удивительная благосклонность удачи. За время блуждания мы встретили всего пару одиночек, занятых непонятными манипуляциями, и разудалую толпу учеников, перегородивших коридор возле одного из залов. Именно тогда мы свернули в узкое ответвление: заброшенную, малопосещаемую, пыльную и темную часть лабиринта, не тронутую рукой декоратора из рода Карающих. Здесь отчетливо проступал флер свежести, оставшийся от прежних владельцев.

Я уже было понадеялась, что наша авантюра окончится благополучно, но именно в этот момент и был обнаружен побег жертвы.

Перво-наперво завыли сирены противопожарной безопасности. Мы с Павлом ускорили движение, точнее, ускорилась я, таща на себе невнятно ругающегося вампира и шатаясь от потери крови. Свернули еще и еще. Кажется, мы приближаемся к поверхности? Но надежда уйти незамеченными с каждым шагом все таяла.

А уж когда горячей волной накатил магический поиск!.. Общий, но оттого не менее противный. Это было похоже на поглаживание против шерсти. Я злобно зарычала, и ярость затопила сознание. Но еще не время.

Покрывало невидимости заискрило, как электрощит, в котором произошло короткое замыкание, и угасло, оставив на коже мелкие золотистые точки, пульсирующие в ритме сердцебиения.

— Это еще что? — поинтересовалась я.

Павел задумчиво хмыкнул, на миг отпустив мое плечо, и проследил за бегающими по коже огоньками. Измученно вздохнул:

— Потом объясню.

Если оно будет, это «потом».

Почему поиск ушел дальше? Может, сила, напитавшая чары матрицы, сработала как прикрытие? И почему я спокойно думаю об этом, идя по темному коридору, через силу переставляя ноги? Не лучше ли было бы биться в истерике и разъяренно метаться?..

Тупик?!!

Вот чем закончился очередной ввинчивающийся в землю коридор. Быть того не может! Павел грустно фыркнул, но индифферентно заметил:

— Кладка явно более поздняя.

Я лихорадочно принялась ощупывать стену, кожей чувствуя приближение ловчих. Время истекало. А в голове забрезжила еще одна мысль.

Из невидимых щелей в простой кирпичной стене тянуло свежей зеленью. Неактивная одноразовая гексаграмма перемещения? Там она, там! Я ее чую! И все, что нужно для ее активации, — капля крови вампира. Я раздраженно саданула кулаком по преграде, еще раз и еще. Резкая боль привела меня в чувство. С удивлением глянув на результат, я сразу воодушевилась. Мой радостный рык заставил вздрогнуть Павла, медленно сползающего по стене вниз. Выбитые кирпичи раскрошились и провалились внутрь. Сдирая в кровь кулаки и хрипло ругаясь, я атаковала перегородку, мгновенно уступившую безумному натиску.

— Идем! — Я потащила учителя через пыльные обломки, не обращая внимания на сочащуюся из порезов кровь.

Шагнув в круг, Павел бестрепетно надрезал ладонь моим кинжалом, и мы, обнявшись, стали тревожно наблюдать за активацией… От линий сложного узора медленно поднималась холодящая кожу темнота. Успеем ли? Гулкий шум в коридоре нарастал.

Черное пламя разгорелось, и одна за другой вспыхнули алым цветом линии гексаграммы. Сквозь дымку, от которой заслезились глаза, я успела разглядеть удивление, разочарование и злость на лицах преследователей.

У меня еще достало сил показать им язык!

— Сосредоточься, — прошептал Павел в ухо, стискивая меня за талию.

И мы ушли.

Медленно открываю глаза. Мы еще живы? Удивительно. Тихая звездная летняя ночь. Красота.

Мой вам совет — никогда не пользуйтесь одноразовыми переместителями, никогда. Нас с силой протащило по городским теням, едва не размазав тонким слоем между домами, с дикой тряской и свистом, от которого разрывались барабанные перепонки. Равнодушно швырнув нас на траву, тьма ушла.

Я моргнула. Что-то важное явно ускользнуло от моего внимания.

Кстати, где Павел? Резко вскинувшись вверх, что вызвало сильный приступ звездокружения, я торопливо огляделась. Вот он. С ума сойти! Вампир спокойно разлегся рядом, задумчиво пожевывая травинку. Отрешенная обреченность явно сменилась расчетливым интересом, но… голод никуда не делся!

— А знаешь, Лена, — проговорил он, растягивая слова, — по всему выходит, что мы единственные жертвы, которым удалось не только войти в резиденцию Карающих, но и выйти из нее живыми.

— Ну да. — Неопределенно фыркнув, я зашлась в приступе кашля. Затем удивленно осмотрелась по сторонам. Редкие деревья цеплялись за крутой склон, снизу несло чуть подтухшей водой. Никак не могу сориентироваться. А взять след будет просто нереально. Голова раскалывается.

— И где же мы?

— Коломенское. Неужели не узнаешь?

Ого, лихо нас протащило. Хотя логично: куда еще может вести аварийное перемещение из старой резиденции, как не к новой… Именно здесь хранятся архивы Знающих. Остается надеяться, что Карающие до этого не додумаются. Но надо убираться отсюда… Только как это сделать?

— И транспорта у тебя здесь нет, — правильно истолковал мое удивление и замешательство Павел.

— Откуда? Я вообще не на колесах… И шагнуть ты тоже не сможешь? — Медленно, но верно зверея, я поднялась на корточки.

— Даже если выпью тебя досуха, охотница, — кивнул Павел. — Я не самоубийца.

Невольно коснувшись уже зарубцевавшегося шрамика на шее, я осторожно выпрямилась.

— Пойдем, что ли?

— А куда деваться, — устало вздохнул Пьющий кровь.

Замечательная ночь. И, главное, безлюдная. Что особенно важно, поскольку в таком состоянии мы с Павлом не то что от ловчих с ищейками, а от обычного людского патруля не отобьемся. Да и видок у нас потрясающий. Если Павел в изодранных джинсах еще более-менее соответствует признанным нормам, то нечто голое, грязное, покрытое кровавыми и пыльными разводами так и просится в вытрезвитель или куда там нарушителей порядка сдают.

Так мы и брели в неизвестном направлении, шатаясь и поддерживая друг друга. Наконец парк закончился. Мир сузился для меня до узкой асфальтовой дорожки между утопающими в зелени пятиэтажками. «Эх, — промчалась мимолетная мысль, — в такую ночку было бы здорово погулять!»

Шаг, еще шаг.

Противное голодное жжение в желудке заставляло поглядывать на спутника с гастрономическим интересом, похожим на тот, который сам вампир проявлял к моей крови. Ох и не поздоровится первому встречному… ларьку!

Подвергнув магазинчик безжалостному разграблению и набив желудок шоколадом и булочками, я признала, что жизнь не так уж плоха. М-да, выдирать решетку из окна, конечно, не следовало, это выглядит подозрительно… Но инстинкты оказались сильнее.

После того как я подкрепилась, голова заработала. Обнаруженная телефонная карточка оказалась весьма кстати. Павел, меланхолично попивающий сок, одобрительно кивнул.

— И куда теперь, о охотница? — сыронизировал он.

— Такси вызывать, — раздраженно огрызнулась я. Шутник, черт его побери.

— А договоренность с таксистом имеется?

— Разумеется. — Подхватив учителя под руку, я повела его дальше.

Да что за место! Только на третьем круге мне удалось заметить вожделенную будочку. Ну если автомат не работает, я тут устрою!.. Судя по блеску в глазах учителя, у него в голове бродили не менее кровожадные мысли.

Прозвонить удалось далеко не с первой попытки. Техника! Мы с Павлом, стоя в будке друг напротив друга, мрачно бурили взглядами аппарат, упорно выдающий короткие гудки. Что-то новое, непонятное появилось в отношении учителя ко мне. Сдержанность и любопытство. Опершись руками о стекло, он создавал видимость дружеских объятий, а я, закрыв глаза, вдыхала пьянящий аромат полыни и пепла.

— Да, слушаю! — раздался долгожданный, но весьма раздраженный ответ. — Слушаю!

— Жером… — Почему у меня такой слабый умирающий голос?

— Елена? — искреннее удивление в голосе. — Где вы? Павел с тобой?

С какой стати так много вопросов? Я посопела в трубку.

— Угу, — наконец выдохнула я.

— Вы где? — Надо же, какой настойчивый.

— Где-то здесь.

— Вы в курсе, что Карающие носятся, как укушенные, прочесывают город? Вас ищут! Соображай быстрее!

— Коломенское, — глянув из-под руки Павла, сказала я, — на углу улицы… Приезжай.

— Ждите, — коротко бросил Жером.

Хорошо иметь побратима, только что это он так нервничает? Я вопросительно взглянула на вампира.

— Поговорили? — спросил он. — Пошли отсюда.

Добравшись до ближайшего подъезда, мы решили отдохнуть на крылечке. Ноги категорически отказывались идти.

— Скажите-ка, учитель, — начала я, но Павел решительно меня перебил:

— Объясни, Елена…

— Что?

— Зачем ты полезла к Карающим?

— Тебя спасать.

— Хм, ставлю вопрос по-другому. Зачем тебе было меня спасать?

— Но ты не виноват! — оторопело возразила я. — К тому же своих не бросают.

— Виноват! — яростно прошептал Павел.

— В чем?

— В том, что воспитал убийцу!

— Кого-о? — задохнувшись, протянула возмущенно я. — Да ты…

Злобно рыкнув, я оскалилась. Обида затопила сознание. Вот, значит, какого вы обо мне мнения? Идиоты! С чего я должна была убивать Кирита? Если я несдержанная и порывистая, так что — уже совсем дура?

— Никого я не убивала. Да как ты вообще мог такое подумать? Мы сколько знакомы, учитель.

— Мы так подумали, и вижу, что ошиблись, — спокойно сказал Павел, зажимая мне рот и оттаскивая в глубь подъезда. — За что по всей форме испросим у тебя прощения. Но позже. А пока — тише!

И он накинул на нас полог невидимости. В темноте я разглядела две крадущиеся фигуры. Надо отдать им должное, они сообразили, на кого охотятся, и попытались приглушить свой приторно-сладкий медовый аромат, но тонкая струйка, просочившаяся сквозь неполные (иначе они бы не смогли применить свои способности) щиты, мгновенно их выдала. И я ни капли не поверила этим ловчим, пытающимся изобразить загулявшихся прохожих-людей. Чтобы замаскироваться от высшего оборотня, легко берущего след, нужно что-то более сильное, чем обычные чары, оставляющие четкий флер. Карающие прошли мимо, даже не обернувшись.

— Патруль, — прошептал Павел, вжимая меня в стену и обессиленно прикрывая глаза.

Кажется, учителю опять плохо.

— Ну же, только не вздумай падать в обморок, как девица! — простонала я, когтями впиваясь в его спину.

И тут что-то случилось.

Неровная штукатурка, холодящая лопатки, тяжесть навалившегося тела и близко-близко — черные бездонные глаза, в которых пляшут завораживающие алые искры голода. Нервные чуткие пальцы, поглаживающие шею. И тихая просьба:

— Ты позволишь?

Разве я могу отказать?.. Молча откидываю голову назад и вбок, так, чтобы видеть улицу. Павел медленно наклоняется и очень нежно касается губами бьющейся на шее жилки. Машинально обнимаю его за талию, затылок удобно ложится в ладонь учителя.

Делаю глубокий вдох. Мир сдвинулся, когда кровь начала покидать меня. «Удивительно. Почему-то сейчас это не так больно», — отрешенно подумала я.

Со стороны мы были похожи на страстно обнимающихся влюбленных. Все глубже погружаясь в тишину и спокойствие полусна-полусмерти, я поняла, что почти не ощущаю собственного тела. Дергающая боль в шее все отдалялась. Я уже потеряла счет времени и глоткам, по груди потекла струйка горячей крови. Но это совсем неважно.

Какое-то движение вывело меня из забвения. Воздух колыхнулся, донеся до меня горячую волну чьего-то недовольства. Припозднившаяся парочка направлялась прямо в этот подъезд. Я слабо шевельнулась, пытаясь высвободиться и привлечь внимание Павла, запустила руки в его спутанные волосы, и губы изрекли почти без участия разума:

— Кто-то идет. Прервись.

Вампир поднял голову, блеснув клыками, и облизнулся. Мельком оглянувшись, он принял какое-то решение, и в тот момент, когда люди хлопнули входной дверью, прильнул поцелуем к моим холодным губам. Я возмущенно дернулась и хотела что-то сказать, но новые потрясающие ощущения накатили бурной волной, смывая остатки сознания. Восхитительное, непередаваемое чувство. Аромат опасности, крови и смерти окутал меня, страсть породила вихрь, раскрутившийся и безумной волной пронесшийся сквозь тело.

Двое прошли мимо, брезгливо передернувшись.

Все-таки разумом я отметила, что поцелуй Павла весьма умелый, но какой-то равнодушный. Непорядок. Низменное жаркое желание требовало немедленной реализации. Довольно заурчав, я ответила на поцелуй. Да, за двести или сколько там лет можно научиться многому, но и я не монашка-отшельница!..

Оторвались мы друг от друга с трудом, нескоро и, мягко говоря, слегка ошеломленные. Правда, говорю только за себя. Не ожидала от своих бунтующих инстинктов такой подлости! И это при том, что вампира в качестве партнера раньше я категорически не воспринимала.

Следующие полчаса прошли в напряженном молчании. О чем думал Павел, хмуро замерший напротив, только Создатель знает. Я искренне надеялась, что он спишет произошедшее на стресс, вот только самой мне очень трудно было объяснить причину гормонального взрыва.

— А вот и Жером, — облегченно пробормотал учитель.

Я выглянула за дверь.

Действительно, по улице медленно ехал знакомый «ситроен» с подмосковными номерами, прятавшийся раньше в гараже альва. Автомобиль остановился у телефонной будки. В выскочившей на свет фонарей фигуре я без труда опознала нашего друга. Он настороженно огляделся и уже собрался было уезжать, когда мы дружно вышагнули из подъезда ему навстречу…

Свернувшись клубком на заднем сиденье, я напряженно думала.

Пьющие кровь, они же вампиры, бывают разные. Высшие и низшие, рожденные и обращенные, старые и молодые. Вот только полукровок почему-то не бывает. Смешение вампирской расы с человеческой невозможно. Обращенные вампиры раньше были людьми; их выпили почти досуха, а потом сделали, так сказать, переливание крови, изменяющей суть.

Самые классические вампиры в человеческом понимании — это молодые обращенные низшие. Они не любят солнечный свет, кровожадны, ибо еще не научились пополнять энергию другим способом, необузданны, потому что ощутили вдруг свое превосходство над людьми, в общем, не самые приятные личности. А всех прочих можно в той или иной степени отнести к энергетическим вампирам, получающим подпитку напрямую от ауры жертвы. При этом ее совсем не обязательно замучивать до смерти.

Темные и светлые рода практически обладают стопроцентным иммунитетом к мутагенному воздействию вампирской крови, но могут рождать общее потомство весьма экзотического вида, что категорически не приветствуется и считается нарушением маскарада со всеми вытекающими последствиями.

Низшие в кланах Пьющих кровь составляют примерно треть, из них половина — обращенные, которые постоянно учиняют разные пакости. Чтобы поддерживать на должном уровне численность родов и их влияние, старшим приходится уделять много времени воспитанию молодняка. Лет до пятидесяти их приходится таскать на энергетических поводках вроде моего.

Те из высших, помоложе, тоже не склонны к самоизоляции и хорошему поведению: любят дискотеки и всяческие шумные мероприятия, где могут безнаказанно подпитываться чужими эмоциями. В общем, милые нелюди! Кроме того, они владеют магией разума и специализируются на весьма специфических видах перемещения.

Так вот скажите мне, что надо сделать с высшим вампиром, уже более века являющимся одиноким охотником, чтобы ему потребовалось вновь начать пить кровь да еще в таких количествах?!

«Убиение сути» — вот что удалось вытащить из бардака, царящего в моей собственной голове. Теперь мне еще больше понятно, почему Карающих так не любят. Если они пользуются этим ритуалом, причем не афишируя своих занятий… Это ведь особый способ казни, лишающий даже посмертия и перерождения в нашем понимании.

Как это делается, я сама видела. Чертится красивый рисуночек, в него запихивают жертву, и все построение накрывают гигантской воронкой, начитывая соответствующие чары. А дальше сила начинает уходить, затем наступает очередь сущности, щиты коей разве что замедляют процесс, по окончании которого остается только горстка пепла. Если ритуал прервать, накопленная энергия разливается в пространстве, попутно поджаривая нарушителя. Нечасто случаются такие осечки! Разве что одна сумасшедшая охотница впихнет в рисунок наблюдателя, вот тогда нарушителю не поздоровится.

Но что делать с Павлом, скатившимся на уровень низших? В берлоге Жерома имеется хорошая библиотека — что-нибудь поищу. А учитель теперь пусть сам разбирается с тем, что происходит в городе, мои же действия в дальнейшем сведутся к выполнению его приказов. Разгадывать загадки — это не для меня… Подумаю обо всех проблемах завтра. Зевнув, я прикрыла глаза и уснула под убаюкивающий шум мотора и голоса разговаривающих впереди побратимов.

Все будет завтра…

Выспаться мне конечно же не дали. Едва переступив порог скромного двухэтажного особняка, Павел обрел свою всегдашнюю невозмутимость и собственнические замашки. Он был чрезвычайно категоричен и повелительным тоном потребовал от меня как можно более подробного отчета об убийстве.

Со скандалом выпросив хотя бы полчаса на приведение себя в порядок, я торопливо удалилась в глубины дома. Инстинкт привел меня в душ, где холодная вода немного прочистила мозги и прогнала сон. Закутавшись в пижонский шелковый халат, я скользнула на доносящиеся звуки и оказалась в столовой. При моем появлении сидящие в темноте охотники резко замолкли и переглянулись. Пылающие алым и зеленым глаза едва не пригвоздили меня к стене, настолько осязаемыми были их взгляды. Пожав плечами, я расположилась на стуле, подперев голову руками, и прикрыла глаза. Шея немного ныла.

А охотники продолжили заседание совета, хотя о самом важном наверняка успели переговорить в мое отсутствие.

— Тебе придется вернуться в город, и как можно быстрее, — заметил Павел. Сейчас его голос был чуть хрипловатым и усталым.

— Н-да, — философски протянул альв и пожал плечами. — Не сказать, что это будет приятное времяпрепровождение. Слишком многие знают, что мы близко знакомы.

Я поражаюсь. Просто потрясающая способность к преуменьшениям! Кровные братья по оружию — и всего лишь «близко знакомы»! Впрочем, об их кровничестве, кроме меня, не знает никто.

— Согласен, но мне нужна информация, причем из первых рук.

Жером задумчиво кивнул:

— Будет тебе информация.

— А если вашу отлучку свяжут с сегодняшним… происшествием? — пробормотала я. — Ничего хорошего по возвращении вас не ждет.

— Я принял некоторые меры. Никто не узнает, как долго я отсутствовал и где был. Но надо вернуться до рассвета.

— Ну-ну. Так чего мы ждем? — зевнула и клацнула клыками, чувствуя, как вновь наваливается отступившая на время усталость. — Что это за место?

— Старое гнездо Крадущихся, — неожиданно ответил Павел.

— Откуда ты знаешь? — вздернул белесые брови альв.

Вампир устало улыбнулся, не желая разглашать источник сведений.

— Нам надо отлежаться хотя бы сутки, — сказал он.

— Будут вам сутки, если ничего неординарного не случится. А в данной ситуации неординарным может оказаться любое событие.

Я с новым интересом огляделась вокруг. Мы сидели в темноте. Света звезд, проникающего через щель в бордовых портьерах, было достаточно. Ночные твари, вот мы кто. Ни клочка старой, чужеродной магии я не почувствовала. На улице воздвиглась фирменная иллюзия-защита Жерома. Ни одного постороннего запаха, кроме легкого флера, свойственного альвам. Читать и охотится не было ни сил, ни желания, но могу поклясться, что даже если моя голова лопнет от напряжения, я все равно ничего не узнаю.

Только пустота и не-жизнь.

— Дом очищен? — прикрыв глаза, спросила я неожиданно.

Охотники замолчали, и альв посмотрел на меня с интересом:

— Да.

— Кто?

— Сам…

Я уважительно хмыкнула.

— Так, Елена, ты выяснила что хотела? — раздраженно бросил Павел.

— Нет… — пожимаю плечами. Вряд ли это возможно.

Павел явно не слушал меня.

— Теперь я бы хотел услышать от тебя, ученица, подробный отчет.

Застонав, я уронила голову на столешницу. Ну за что мне это?

Доклад затянулся минут на сорок. Перемежая слова душераздирающими зевками, я в подробностях рассказывала обо всем, что успела натворить за эти сутки. Ученический доклад не предполагает выводов, но и фактов накопилось более чем достаточно. Наконец охотники не выдержали. Альв махнул рукой и велел мне идти отсыпаться. Павел согласно кивнул, задумчиво хмуря брови и вычерчивая на столе замысловатые фигуры. Затем поднял глаза на Жерома:

— Отправляйся уже. Твое отсутствие скоро станет заметным. Только библиотеку и хранилище открой.

— Хорошо. — Альв встал, одним гибким движением сместился к двери, обогнув вяло перебирающую ногами меня и обдав ароматом усталого недовольства. — Только, извини, все хранилище я открывать вам не буду.

Павел грустно улыбнулся:

— Увы, мне это и не нужно теперь.

И пошел следом за хозяином в подвал. Я зачем-то потащилась за ними, завороженная горечью в голосе Пьющего кровь. Но до подвала мы не дошли. В темном, немного затхлом, ведущем глубоко вниз коридоре, альв внезапно остановился. В его кармане что-то отчетливо застрекотало. Выругавшись, он вытащил шикарный сотовый. Пару мгновений смотрел на экран, затем, хмыкнув, принял вызов. Я с интересом следила за тем, как с его лица стекает маска раздражения, уступая место удивлению, а затем и шоку. Жером нервно забарабанил пальцами по стене. Пару раз кивнув, отключился и глубоко вздохнул.

— Ну и? — подал голос вампир, дернув уголком рта.

— Это мой автомат, отслеживающий новости. Ты был прав, события развиваются весьма настораживающим образом! Совершенно непонятно, что происходит… Пропал магистр Знающих!

— Что-о? — Я резко остановилась и зло рыкнула.

Павел немного расширил глаза. Черная бездна, сокрытая в них, слегка шевельнулась. Жером торопливо снимал чары, сияющие на железной двери ярко-синими зигзагами.

— Договорился о встрече с Карающими по вашему поводу. Ловчие захотели получить консультацию!

— Идиоты, — спокойно заметил вампир.

— Может быть. Но час назад старший ловчий и Кейлис забеспокоились. Магистр не вышел на связь, Кей послал своих проверить условленное место и нашел там только трупы. А, дерьмо!

Одна из охранных плетей соскользнула, хлестнув его по руке.

— Спокойнее, — посоветовал Павел, наблюдая за тем, как альв сражается с непокорной дверью.

— Прошу. Деактивировал нижний контур, — буркнул Жером и, развернувшись, помчался обратно наверх. — И Карающие, и вся немалая охрана магистра мертвы, а сам он исчез. Я возвращаюсь, а вы тут сами разбирайтесь.

— Подробности скинь, как только загрузишь всю информацию, — велел мой учитель, не отставая от альва.

Бегать я не стала, просто неторопливо поднялась по ступенькам, чтобы полюбоваться на габаритные огни «ситроена», мелькающие за деревьями… Мы с вампиром невесело переглянулась.

— Ничего не понимаю, — поморщившись от боли в голове, прислонилась я к косяку. — Пойду спать. Что-то как-то плохо мне.

— Неудивительно, — многозначительно заметил Павел, оглядев меня с ног до головы, но старательно избегая подходить ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Повеявшее от него скрытое раздражение ударило по нервам.

Нет, ну чем он недоволен? Я схватилась за ручку неожиданно покачнувшейся двери и прошла в дом. Злость и обида, проснувшиеся совершенно не к месту, грозили выплеснуться на ни в чем не повинные предметы меблировки. Нет, я его спасла? Спасла! А он?

— Эй! — раздался за спиной усталый голос, и на плечи мне легли прохладные руки. — Елена, Охотящаяся в ночи… я не сказал тебе спасибо, — прошептал он на ухо.

Напряженно выпрямившись, я послушно развернулась, подчиняясь уверенному приказу рук. Пьющий кровь легко коснулся губами лба, взъерошил мои волосы… Я вдохнула терпкий аромат. Эта невинная ласка неожиданно всколыхнула во мне волну жгучего желания. Я дернулась назад и отскочила, выпуская когти в защитном жесте. Что за бред?!

Удивленно хмыкнув, Павел велел:

— Иди спать.

— А я что пытаюсь сделать? — раздраженно закатила я глаза, старательно отгоняя неподобающие мысли. — А ты чем займешься?

— Пойду думать.

Я весело и дружелюбно оскалилась:

— Сочувствую.

— Иди-иди, не майся, завтра будет тяжелый день.

— А то я не знаю! — Не передать, каких усилий мне стоило выдержать легкомысленный тон. — Но ты тоже отдохни. Иначе кто будет расследование проводить?

Мы целомудренно разошлись в разные концы коридора. Замерев у дверей одной из гостевых спален, я посмотрела в спину ссутулившемуся Павлу, скрывшемуся в библиотеке. Ведь не приляжет даже, хотя в его состоянии это чревато. Ладно, если что, моя кровь всегда к его услугам. Я бы многое отдала за то, чтобы все вернулось на круги своя и стало как прежде, а похожий на тень учитель обрел то, что потерял. Но у меня ничего нет, кроме самой себя.

После моих слов усталая пустота сменилась в охотнике горечью вынужденного любопытства и горячечным азартом, так не похожим на прежнюю его холодную уверенность. А ведь сейчас как никогда нужен его разум. Нужен безэмоциональный логик и стратег, способный спрогнозировать действия незримого противника. Ведь происходящее выстраивается в странную цепочку, распутать которую надо раньше, чем она затянется на наших шеях. А мои смутные предчувствия будут в этом деле сомнительным подспорьем.

«Исчезновение Знающего — это очень плохо», — подумала я, падая на застеленную кровать. Кому и зачем мог понадобиться магистр неприкосновенного и самого мирного рода? Надо бы отправиться на место его исчезновения и попробовать взять след. И если там обнаружатся отпечатки того же существа, что я учуяла в доме Кирита, или похожего демона… Хотя слабоват суккуб против пятерки Карающих ловчих.

Может, Павел скажет, что делать?

Глаза сами собой закрылись.

Летние ночи коротки, а остаток этой был настолько мал, что отдыха оказалось явно недостаточно. Солнечный свет нагло пробился сквозь подступившие к самым окнам заросли и залил комнату, отгоняя сон. Я недовольно попыталась зарыться в покрывало, но безжалостная рука учителя выдернула меня из кровати и сна. Павел привычно поднял свою ученицу за шиворот и пинком отправил в столовую. Как это традиционно!

Уничтожение скудных запасов Жерома не заняло много времени, и через несколько минут некультурного чавканья я с надеждой воззрилась на Пьющего кровь. М-да… Черты лица заострились еще больше, а под глазами появились роскошные синяки. Лучше он выглядеть не стал, а это значит, что ночью даже не прилег. Сон, хотя бы непродолжительный, судя по моему самочувствию, прекрасно восстанавливает силы. Стало стыдно за бурлящую во мне кипучую энергию.

Укоризненно покачав головой, я спросила:

— Ну, какие планы?

— Поохотиться, — вздохнул Павел и неожиданно ухмыльнулся. — Отчего такое похоронное выражение лица? Тебе не идет.

Я провела когтем по столешнице, наблюдая, как завивается стружка.

— Ты бы себя видел! Какая может быть охота в таком состоянии?

— Отчего такая забота?

Запустив руки в волосы, я вскочила и обошла вокруг стола. Да что там обошла — оббежала. И замерла напротив Павла, опасно сощурив янтарные глаза и яростно выдохнув ему в лицо:

— Я помню ваши подозрения! И вы мне еще за это ответите! Оба! Но ты-то — мой учитель, мой друг… кажется! — Я язвительно фыркнула. — И, признаться, единственный, кто сможет разобраться в происходящем и вытащить меня из этой ямы! Точнее, нас, — поправилась я, тряхнув головой.

Глаза Павла налились странной чернотой. Я была так близко, что заметила, как в зрачках затанцевали красные искры, и поняла, что учитель проваливается в провидческий транс.

Миг… Взрыв… Смерть… Стремительное движение в глубину. Еще один полукруглый коридор оканчивается тяжелыми монолитными заслонами. Жажда все сильнее… Узоры на одной из дверей наливаются синим сиянием. Схватить обездвиженное тело жертвы и швырнуть его вперед. Свет тут же угасает. Отодвинуть створки… Вот оно! Длинные стеллажи, заставленные ящиками, фолиантами, а в центре помещения на подставке покоится большой, нервно искрящий кристалл…

Неожиданно Пьющий кровь поднялся, и я невольно отшатнулась. Мои пепельные волосы, не убранные после сна, мазнули его по лицу.

— Та-ак… — протянул учитель, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Что?

— Похоже, у нас есть шансы.

— На что?

— На то, что мы выживем.

— Что ты видел?

Проигнорировав вопрос, Павел приказал:

— Одевайся.

— Зачем?

— Поедем звонить.

— А отсюда разве нельзя?

— Здесь нет связи. Да и не стоит светить заимку Жерома, не так ли? Одевайся! — Сам он успел обрести вполне приличный вид еще до моего пробуждения, хоть и не спал всю ночь.

Я облачилась в стильную черную джинсу (которая, правда, висела на мне мешком), и мы с учителем двинулась в лес. Не люблю лес. «Не люблю», — повторяла я про себя, увертываясь от лезущих в лицо веток. У-у! Сыро, хмуро да еще и след взять не могу, как ни пытаюсь. Запахи какие-то ненастоящие, смешанные, нечеткие, размытые. Кто здесь кто, не поймешь, травы и деревья путают чувства. Слишком живой, слишком сложный и яркий мир, закрывающийся от попыток прочитать и понять его.

Прошагав не меньше пяти километров, мы нашли место, где был более-менее уверенный прием сотовой связи. Я достала из кармана элегантную «нокию»:

— Ну, кому звонить?

— Шейлу.

Глянув на прислонившегося к дереву учителя, я недоуменно вздернула брови. Вот странно, он явно чувствует себя в лесу как дома! Даже завидно.

— Будь любезен, объясни зачем?

— Позор на мою голову! Я так и не смог привить тебе способности к логическому мышлению. — На миг Павел стал похож на прежнего себя, снисходительного опекуна и строгого тренера.

Я усмехнулась, демонстрируя клыки. В самом деле, мое дело рвать и терзать, а вовсе не думать!

— Ну да ладно, объясняю. Если у убийц Кирита была цель вывести из обращения нас и объявить вотум недоверия остальным одиноким охотникам, то что же тогда получается? Суккуб — лишь орудие убийства, выяснить, кто его призвал, не составит труда. Все-таки семьи, имеющие доступ к сфере забвения, наперечет. Но главное — похищение и, возможно, убийство магистра Знающих. Мотивы неизвестны. Но если рассмотреть произошедшее с другой стороны… Что есть такого у этого конкретного Знающего, чего нет у других представителей его рода? Сила и умения не специфичны и отличаются только большим объемом. Опыт? Есть в клане и более старые личности. Знания — вот тут уже интереснее. Архивы и склады. В Архивной Ложе хранятся летописи и книги с древнейших времен до сегодняшнего дня. Доступ туда имеют десять персон, а двери открыть можно только с помощью вживленного в тело ключа, который в мертвом теле становится бесполезным. Расположена Ложа на границе территории Шейла.

— Почему я об этом не знаю?

— Не доросла. Так вот, если прикинуть, то магистр Знающих — самый безобидный и доступный из того десятка.

— Значит, — наконец сообразила я, — будет атака!

— О да, причем успешная!

— Ты видел?

Павел кивнул.

— Неужели эти древние записи нужны кому-то настолько, что они решились на открытый конфликт? Что такого там лежит, в этой Ложе?

— Множество опасных для равновесия мира знаний. Причины гибели древних цивилизаций, способы обретения могущества… — Пьющий кровь пожал плечами. — Звони!

Я принялась набирать номер. Раз некто так торопится, поспешим и мы. Учитель внимательно следил за моими руками. Пальцы не дрожат? Нет. Один раз я уже приняла участие в ритуале, долженствующем увеличить чью-то силу. Больше не хочу!

Гудки. Короткий щелчок.

— Алло?

— Шейл? Это Елена.

В трубке воцарилось холодно-вопросительное молчание.

— На твоей территории находится Архивная Ложа Знающих.

— Да, — осторожное согласие.

— Я была бы чрезвычайно рада, если бы узнала, что твои ребята совершенно случайно усилили визуальный контроль за Ложей и прилегающей территорией. А в случае нападения не вмешивались, а проследили за теми, кто проникнет в здание.

— Откуда информация?

Я промолчала.

— Хорошо.

— Не подставляйтесь. И, возможно, вы узнаете судьбу магистра Знающих.

— Когда?

— Сейчас.

— Пусть удача сопутствует вам.

— Благодарю, — прошептала я и отключилась. Покосилась на Павла, тот одобрительно кивнул.

— Пошли обратно, — отлепился он от дерева.

— …если предположить, что все происходящее является звеньями одной цепи, а это именно так, следует принять как основной постулат то, что некто имеет личные счеты именно ко мне, — мерно шагая, вещал спутник.

— И с чего ты взял?

— Есть такое смутное ощущение, — передернул плечами Павел. — Да и любого другого подставить было бы куда проще. И сам способ… выбор предполагаемого мотива…

— Кстати, какого? — поднырнув под ветку и медленно зверея, спросила я.

— Банальная ревность.

Поперхнувшись, я споткнулась и едва не упала.

— Именно. Отсюда следует, что этот некто не в курсе, как именно строятся отношения в паре ученик — учитель среди охотников. В классической паре не должно быть ни ревности, ни дружбы, только слепое подчинение.

— Самое странное, я тоже была не в курсе, — выразительно подняла брови я. Да уж, нам с Павлом до стандарта далеко!

— Значит, он определенно не из нашей среды. А кто из иных родов и кланов может призвать демоническое создание?

— Не так их и много, — выдала я сакраментальную фразу.

— Достаточно, чтобы у него не было возможности зайти к каждому и поспрашивать… В общем, личные счеты все же сужают круг подозреваемых.

— Выходит, ты его знаешь.

— Скорее всего.

Дальше мы пошли молча. Да, когда кто-то объяснит, все становится ясно и понятно, но почему я не способна додуматься до этого сама? Подойдя к дому, я огляделась. Тишина и безветрие, ни единого чужого запаха. Кажется, все в порядке. Я скользнула внутрь следом за учителем и заинтересованно спросила:

— И многим ты испортил жизнь за последние сто лет?

— Достаточному количеству разнообразных нелюдей, если тебя это интересует.

— Изобилие врагов не помешает поймать и выпотрошить их всех.

От Пьющего кровь вновь дохнуло безнадежностью. О черт! С этим могут возникнуть проблемы. Меня накрыла легкой вуалью горечь полыни, а Павел молча развернулся и скрылся в подвале.

Я задумчиво посмотрела в окно. Лес, густой и мрачный, отталкивал своей чуждостью. Подмосковье, а по виду не скажешь. Нашел Жером себе логово! Он ценит уединение.

Не люблю лес, потому что не понимаю его. Моя вотчина — город. А лес — недружелюбная, полная неожиданностей стихия. Я встряхнулась и смахнула с волос паутинку. Гадость какая!

Отбросив куртку, я решительно выскользнула наружу. Утренний холодок овеял тело, я поежилась. Пока мы дожидаемся новостей, стоит развлечься… Бездействие почти убивает меня. Стоит ли предаваться отчаянию, когда можно сразиться пусть и в безнадежной схватке, но со знакомым противником? Неожиданно на поляну перед домом набежала сумрачная тень. Я посмотрела на небо. Безбрежное и грозное, затянутое тучами, оно напоминало серое махровое покрывало.

Решительно войдя под кроны деревьев, я глубоко вдохнула. Сотни и тысячи неидентифицируемых ароматов хлынули в меня, забивая восприятие. Этот мир кишел жизнью, слишком хаотичной для моего понимания, совершенно не похожей на неприметное существование, что скрывала городская ночь. Напряженно впившись когтями в ствол дерева, попыталась рассортировать информацию. Вновь, к своему огорчению, убедилась, что никогда не смогу понять и подчинить себе этот мир. Да и охотиться бесполезно. Никто и ничто здесь не будет со мной говорить. Я злобно выругалась. И что меня сюда привело? Желание еще раз убедиться в собственном бессилии, наверное, а вовсе не попытка сразиться.

Прислонившись пылающим лбом к сосновому стволу, я прикрыла глаза. Перед внутренним взором кружили призраки прошлого. Мышцы медленно расслаблялись, из глаз ушел пугающий огонь. Покорно вдыхая ароматы леса, уже не пыталась понять его… Кто я и что здесь делаю? Зачем?

Лесная сырость медленно пробиралась под кожу, растекаясь по сосудам промозглым холодом. Добралась до сердца, на миг замершего в спазме и начавшего медленно-медленно замедлять ритм биения. Кровь густеет, становясь подобной сокам, струящимся под грубой корой.

Пальцы свело судорогой, а перед изумленным сознанием раскрылась вселенная биоценоза, где время отсчитывают не секундами, а столетиями, где ничто из моего мира не имеет значения, где все грани запахов сливаются в единое целое, и ни одно существо, рожденное в городе, не сможет поглотить этот гигантский объем.

Капля сладкого сока поднимается вверх, просачиваясь сквозь одревесневающие стенки сосудов, неспешно добирается до хвоинки и срывается в воздух клочком пара вместе с глубоким выдохом. Я застонала, не в силах оторваться от поглотившей меня силы.

Сознание воспарило ввысь, цепляясь за остатки живительной влаги. Чувствую, как биоценоз лениво озирает окрестности, демонстрируя собственное превосходство, не заостряя внимания на домах и дорогах, воспаряет все выше. Взору открывается огромная панорама, сверкающая вдали мертвыми огнями… Неожиданно возникшая дымчатая сеть собирает в тугой комок воздушные потоки, в которых я скольжу, и неумолимо затягивает в гигантскую воронку. Меня несет над лесом, дорогой, домами. Нарастающая паника заставляет осознать происходящее и забиться в тенетах магии раненой птицей. Чужая сила резко ныряет вниз, и я наталкиваюсь на обжигающее заграждение, сквозь которое просачиваются все новые и новые ветры.

И возвращаюсь, судорожно хватая ртом воздух. Сколько прошло времени? Сердце бешено стучало в груди, голова кружилась от нехватки воздуха, в висках будто швейные иглы засели. Глаза слезятся, на руках, с трудом отодранных от коры, где остались глубокие вдавленные следы ладоней, стремительно затягиваются ссадины. Облизнув губы, почувствовала солоноватый вкус собственной крови, тонкая струйка которой медленно сочилась из носа.

Я сжала кулаки, распарывая когтями ладони. Ненавижу лес!

Деревья недовольно шелестели. Взглянув вверх, поняла, что тучи, ранее лениво бредущие куда-то, стремительно несутся к невидимой отсюда, снизу, точке. Там, в городе, творилось нечто непонятное. Запрещенное, нехорошее, совершенно не нравящееся открывшему мне пространственную лазейку биоценозу. Тьфу, гадость-то какая! Во рту после этого путешествия остался отчетливый привкус прелой листвы.

На дрожащих от напряжения ногах я поспешила к дому. Грядут новости. И пренеприятные. Чтобы это предсказать, даже не надо дожидаться звонка от альва.

Ведомая тонким ароматом, я промчалась сквозь дом, вышла на утоптанную площадку позади гаража… и завороженно замерла на веранде, прислонившись спиной к столбу. Полуголый вампир, вооруженный двумя чуть изогнутыми клинками, отрабатывал атакующий комплекс. Восторженно следя за мелькающими лезвиями, я мечтательно улыбнулась. Редкое зрелище. Павел нечасто берет в руки холодное оружие. От силы раз в неделю, только чтобы погонять меня по тренировочному залу.

Улыбка медленно сползла с лица, и я оскалилась. Наверное, эти мечи — из хранилища Жерома, наши-то пропали вместе с домом… И за это тоже ответит неизвестный злодей. Зажатые в руках Павла клинки — из лучшей зачарованной стали, с посеребренными желобками для стока крови, простыми гардами, удачно прикрывающими руки. В особенно головоломные моменты они хищно высверкивают льдистой синевой магии и разбрасывают по поляне солнечные блики. И вся эта роскошь не для меня — обидно. Ничего длиннее кинжала мне в лапы давать нельзя, заявил Павел в самом начале ученичества.

Век бы любовалась.

Ощутив мое присутствие, вампир замер, затем продолжил тренировку. А я не рискнула его прерывать. Что бы там ни творилось в городе, оно произойдет без нашего участия. Нам не успеть даже к развязке. Как противно ощущать свою беспомощность. А каково Павлу? Высшему из рода Пьющих кровь, из которого вычерпали до дна силу. Я бы точно умерла, если бы со мной такое случилось. А он — ходит, говорит, решает, указывает, хотя я постоянно ощущаю поселившуюся в нем сосущую пустоту, которая жадно тянет щупальца, желая взять над ним верх. Ученическая связь ведь никуда не делась! Личная метка, лежащая на моем разуме, связана с сутью учителя.

Раньше охотник не нуждался в подручных средствах уничтожения. А теперь… Что мы будем делать теперь?

Вздохнув, я почувствовала, как кровь убыстряет движение по жилам. Головокружение прекратилось, и я выпрямилась, гордая. Да, гордая, а что мне еще остается? Сила, ум, красота, умения… м-да, куда это меня понесло?

Пьющий кровь замер, скрестив опущенные к земле клинки. Сосредоточенно кивнул, расплескав по спине отросшие волосы, и развернулся:

— Ты что-то хотела сказать?

Голос хриплый, усталый. Но в глазах сияет первозданная тьма, лицо дышит холодной уверенностью, гибкое тело вновь обрело грацию опасного хищника.

— Да, — вдыхая аромат отчаянной решимости, оставляющий на губах горчащий привкус морской соли, выдавила я. Мне не понравилась пустота, поселившаяся в неживой льдистой улыбке. — Происходит нечто странное. Очень странное. Посмотри, — взмахнула я рукой.

Павел кинул взгляд на небо и пошел в дом, на ходу подбирая ножны. Я посторонилась.

— И что ты об этом думаешь? — поинтересовался он.

— Я? Ничего.

— Очень плохо! Думай!

Я честно подумала. Потом плюнула и выдала в словесной интерпретации то, что видела во время полета:

— Над Москвой повысилась концентрация магии. Неизвестные поймали ветер с помощью большой мелкоячеистой сети и воронки. Как только он вырвется, будет шторм.

— И откуда ты все это знаешь? — подозрительно сощурившись, спросил Пьющий кровь, заталкивая меня в дом.

— Лес рассказал.

— Не верю.

Раздув ноздри, я двинулась было к нему, но замерла, уставившись на кончик меча, замерший между ключицами. Надо же, а я и не видела, как он достал меч!

— Спокойнее. — А голос у него очень тихий.

Я подалась назад и мотнула головой. Растянула губы в нервной улыбке.

— Извини… но это правда.

— Хорошо, расскажи подробнее.

Меч исчез в ножнах. Я облегченно вздохнула. Внезапно учитель усмехнулся. Окутавшая его легким флером свежесть уверенного превосходства заставила меня закусить губу. Вот ведь… вампир! А я действительно испугалась, что пустота поглотила его. Рыкнув, бросила тело вперед, развернулась, пытаясь достать когтями грудь Павла, но тот легко скользнул в сторону. Бесполезно. Он быстрее. Как такое может быть?

— Значит, — раздалось у меня над ухом, — сеть и воронка?

— Да! — Я развернулась на пятках и зло сощурилась в пустоту.

— Сложное плетение воздушной стихии… — Полынный аромат коснулся ноздрей.

— Априори сфера Танцующих! — Прыжок, и снова пустота.

— Танцующих? — Сомнение в тихом шепоте. — Вряд ли.

Отступаю на шаг и упираюсь спиной точно в вампира.

На миг замираю.

— Ты знаешь больше, — обвиняюще бросила я и отскочила назад, чувствуя, как ярость неожиданно отступила, освобождая место для чего-то другого.

— Собирайся. Как только уляжется непогода, поедем в город.

Покосившись на замершего в дверях вампира, я спросила себя, заметил ли он, что со мной творится. Хорошо, если нет… Под первые удары разыгрывающейся бури прошла в глубину дома. Но почему я вдруг потеряла то малое самообладание, что мне все-таки свойственно? Раньше я контролировала происходящие во мне пертурбации. Всегда! Стоп… стоп! Я застонала, падая на пол. Дура! Почему, уставившись на небо вчера ночью, я не видела главного? Луна была почти полной! Ночное светило, влиянию которого подвержены все твари этого мира. И даже мы, высшие из Охотящихся в ночи, точнее — особенно мы! В полнолуние легче творить чары, да. Это переломный момент месяца, символическая грань между жизнью и смертью, приливом и отливом, да и простая небесная механика добавляет сложностей в отношения между творящим чары и остальным миром. А мы, Охотящиеся, подвержены в дни полнолуния вспышкам… желания. Ну или сексуального влечения, или… да как его ни назови! Это становилось настолько невыносимым, что я готова была кинуться на любого мужчину и пуститься во все тяжкие. Спасалась тем, что запиралась в тренировочном зале и работала до изнеможения, хотя иногда хотелось плюнуть на глупейшие принципы и сходить на дискотеку или вечеринку, подцепить симпатичного человека и… В общем, оставляю дальнейшее вашему грязному воображению.

А сейчас некогда, разрази меня тьма!

Дом ощутимо вздрогнул под порывом ветра. Дождь сплошной стеной обрушился на крышу, забарабанил в окна и стены. Подойдя к окну, я вперила остановившийся взгляд в опушку леса, наблюдая, как пригибаются к земле деревья. Растянула губы в усмешке. Несладко вам приходится! Так вам и надо.

Черные тучи стремительно неслись по небу. Где-то вдали сверкали бело-синие молнии, от гулких раскатов грома дрожали внутренности. Мир сотрясался в судорогах магического сражения, отголоски которого доносились даже досюда. Что происходит в центре города, там, где находится Архивная Ложа, не хотелось даже думать. Апофеозом стал град размером с перепелиное яйцо, пробарабанивший по крыше и выбивший несколько стекол на веранде. Еще несколько порывов — и безумство начало стихать. Всего четверть часа длилось светопреставление, а масштаб разрушений… Впрочем, маги смогут прикрыть свои территории.

Павел подошел бесшумно. И мне совершенно не надо было оборачиваться, чтобы почувствовать его отдающую полынью и лимоном усмешку.

— Любуешься?

— Прикидываю, как выбираться отсюда будем…

Уехать сразу мы не смогли, потому что зарядивший на два часа ливень исключал возможность немедленной поездки на мотоцикле, а воспользоваться машиной не было возможности. Отчего-то мне казалось, что многие жители леса не выдержали отдачи магического сражения. И почему меня это не печалит?..

Даже необходимость петлять между поваленными стволами по скользкой дороге на неприспособленном для такой езды агрегате, да еще с пассажиром за спиной, не испортила мне настроения. Потому что портить было нечего. Откуда хорошему-то взяться? А стоило мне увидеть, насколько серьезно экипировался Павел… Мой кинжал показался просто смешной булавкой по сравнению с «бабочками», «стрекозами» и «черепашками». Я спиной ощущала каждую смертоносную штучку, спрятанную в потайных карманах черной кожаной куртки, с секунды на секунду ожидая детонации несовместимых амулетов. Жуть… Подпрыгивая на очередной колдобине, я стискивала зубы и прибавляла газу.

Быстрее доедешь — целее будешь.

В городе пришлось объезжать уже рекламные щиты и развороченные гаражи «ракушки», которые, судя по всему, летали по дорогам аки птички.

— Куда? — вдыхая посвежевший, но отдающий неизбежным бензином воздух, спросила я. Хотя и сама знала ответ… Меня вел флер Знающих, замешенный на крови и смерти, доносящийся с порывами ветра, едва не сбрасывающего нас с дороги.

Ах, город, нравишься мне ты, умытый грозой: пустые улицы, редкие машины, замершие автобусы, попрятавшиеся по домам люди и редкие смельчаки, выбравшиеся в сумерках на прогулку. Поворот, еще поворот… Нас не догонят!

— Тебя опять несет! — Цепкая рука дернула за воротник.

Ох, и правда! Свернув в переулок, я притормозила и оглянулась:

— Куда дальше?

— Слезай. Прямо вон в ту арку. — Павел махнул рукой в сторону толпящихся у прохода зевак.

— Разве нас не ищут?

— Ожерелье на тебе?

— Кажется… — Я заглянула в вырез. — Да, на мне.

— Значит, не найдут, не до нас сейчас Карающим. Да и всем остальным…

Под арку мы заезжать не стали. Мотоцикл оставили у крыльца соседнего дома. И прошли под кирпичными сводами во внутренний двор.

Протолкавшись сквозь толпу, встали у самого ограждения. Дальше никого не пускали, но и так прекрасно было видно, что один из трех прячущихся тут домов выгорел изнутри. Служащая входом Архивной Ложи каменная трехэтажка с колоннами по фасаду зияла выбитыми окнами. Закопченные стены и рассыпанные по двору осколки стекла дополняли картину разрушений. Вокруг суетились пожарные и врачи, закрытые пластиковые мешки поспешно грузили в машины. Судя по черным рамам, изнутри дом выгорел дотла. Только почему огонь не перекинулся на соседние постройки? Ведь расстояние между ними очень маленькое.

Что ж, живых свидетелей, по-видимому, не осталось, а во всех этих мешках — просто случайные люди, которым очень не повезло. Служащие офисов, под аренду которых сдавались помещения дома. Не буду их жалеть — зачем? Еще родятся!

А основная битва происходила в глубине, в подземельях. И чем она закончилась, никто не знает.

Вокруг меня витали запахи — резкие, прогорклые, царапающие горло. Горелая древесина, расплавленный пластик, жареная, да простит меня тьма, человечина — тошнотворная смесь не давала сосредоточиться. Моему спутнику эти «ароматы», похоже, неудобства не доставляли.

— Не вижу Шейла, — пробормотал вампир. — Найди его!

Это приказ. Ну ладно… Сосредоточенно прикрываю глаза, пытаюсь прочитать следы, но шок, боль и смерть ударяют по восприятию яркими, цельными образами. Схлестнувшиеся запахи сводят с ума, пронзая голову страданиями множества существ. Однако я читаю след. Пошатнувшись от слабости, схватилась за рукав спутника. Ноги подкашиваются. Едва не рухнув на колени и почти ослепнув, я почувствовала, как Павел отводит меня в сторону. Тихо шипя и срываясь на короткий вой, пытаюсь понять, что рассказывают мне стены.

Здесь сошлись горечь вампиров и свежесть Знающих, страх и пот людей, прах и тлен смерти, приправленный смутным ощущением одиночества.

Где же?..

Резко развернувшись, успеваю разглядеть в толпе знакомую невысокую фигуру. Взмахнув в его сторону рукой и силясь выдавить из пересохшего горла хотя бы слово, ныряю в прохладную темноту.

Перегрузка…

Пришла в себя я на заднем сиденье машины. Медленно выплывая из темноты, прислушивалась к тихим голосам, ненавязчиво журчащим на краю сознания.

Пахло лимоном, мятой и еще трудноуловимым ароматом нового дорогого автомобиля. Кожа, пластик, просачивающийся сквозь щель в окне аромат паленого камня. Я лежу, неловко подогнув ноги и сложив руки на груди. Прямо мертвая какая-то! Приоткрыв глаза, уперлась взглядом в потолок. Тусклая желтая лампочка, вмонтированная в серую замшу отделки, еле заметно мерцает.

— Ты совсем свою девчонку загонял, — задумчиво проговорил Шейл, покосившись на меня.

Я подмигнула в ответ. Роковой черноволосый красавец хмыкнул, густые соболиные брови изумленно взлетели вверх. Вообще это не мой тип, но я испытываю подлинное эстетическое удовольствие, общаясь с Шейлом. Ярко-голубые глаза, смуглая кожа, тонкие аристократические черты лица, губы потрясающей чувственной формы, которой позавидовали бы признанные красавицы. Что-то в Шейле есть восточное, экзотическое. И поэтому он постоянно носит иллюзию… Минуточку, так это и есть иллюзия! На самом деле низший из семьи Веран бледен, как и все вампиры. И глаза у него карие с алыми вкраплениями.

— Это ее работа, — спокойно заметил Павел, — брать след и охотиться.

— Ну-ну… — В голосе низшего сквозило сомнение. — Перенапряжется — совсем без ученицы останешься. Впрочем, твое дело. Я свое сделал.

— Вот именно. Лучше расскажи, что здесь произошло.

— Ничего хорошего. Воздушная стихия знатно побуйствовала. Двери Архива вышибла. Местных офисных служащих разметала и даже не заметила охранников. Те и понять не успели, что их убило. Энергия, предназначенная для уничтожения Ложи, была отлично замаскирована под обычную, просто очень сильную бурю. Сложное, чрезвычайно мощное и эффективное плетение. Вихрь был довольно необычный, слитый с огненной стихией.

— С чего ты взял?

— Я осматривал вход в маскирующее здание и выбитые врата. Снаружи. Люди и нелюди пропечены, как окорок в духовом шкафу. А двери, которые зачаровывали Крадущиеся, Одержимые и Танцующие, потрескались и осыпались.

— Твои не пострадали?

Шейл отрицательно качнул головой:

— Они не вмешивались. Сил остановить нападающих не хватило бы даже у Карающих. Мы заметили только смутные тени, проскользнувшие в здание. Мощный отвод глаз. Я послал за ними своих лучших ищеек.

— Н-да?.. Не иллюзии и не невидимость?

— Нет. Уж такие вещи я различаю. Кстати, кристаллы с записями надо достать. — Шейл улыбнулся, искоса рассматривая собеседника. — Любопытное зрелище ожидается. И что я тебе скажу — это не Танцующие.

— Я уже догадался, — хмуро посмотрев на обгоревшее здание, буркнул Павел.

— И кто же это может быть? Есть идеи?

— Разумеется. Но не для оглашения.

— Жаль, жаль… Твой долг растет, — покачал головой низший.

— Ха! — Павел рассеянно тряхнул головой. — Своего не упустишь, а?

— Информация — мой хлеб.

— Да, знаю. Не беспокойся, я расплачусь чуть позже. Сейчас же нам надо посетить погорельцев. — В голосе учителя послышалось недовольство. И тоже не хочу никуда идти. Так хорошо лениво лежать и ни о чем не думать.

— Хочешь везде быть первым?

Учитель многозначительно промолчал. Шейл хмыкнул и не стал настаивать на ответе. Вопрос-то был риторическим. Хочет ли одинокий охотник Павел быть первым? Разумеется. До прихода Карающих и магов конклава надо снять со стен следящие кристаллы. Может, удастся разглядеть, кто разорил Ложу. Хм, а почему нельзя поручить сделать это кому-то другому? Ведь очень высока вероятность наткнуться на охрану у входа в подземелье. Шейл не пойдет. Он не настолько сумасшедший, а жаль. Жером? За ним сейчас пристально наблюдают в надежде, что он нас случайно выдаст. А прийти к Карающим и попросить поделиться информацией? Самоубийство! Да и обращаться к знакомым из разных кланов… На нас же охота идет! Скорее обвинят в нападении на Ложу, постараются убить и денег на этом заработать… Нет, плохая идея. Я поежилась.

— И что сейчас твои подчиненные делают? — прерывая затянувшееся молчание, спросил Павел.

Шейл, соединив пальцы рук домиком, на миг прикрыл глаза.

— Выехали за МКАД следом за машиной нападавших, едут на северо-восток.

— Надеюсь, они их не потеряют. Хотя я сомневаюсь, что твои ищейки настолько хороши. — Охотник дернул себя за каштановую прядь. Хм, каштановую? Но почему?.. И вообще, какого цвета у него волосы? Еще утром, кажется, были седые.

— Я тоже сомневаюсь.

Состояние у меня было несколько рассеянное. Голоса текли сквозь меня, не задевая глубоких струн сознания. И разбираться в происходящем было лень. Свернувшись клубком на сиденье, я снова погрузилась в полудрему, из которой была безжалостно выдернута Павлом. Он выволок меня на улицу и куда-то потащил. Шейл, хлопнув дверью машины, двинулся следом. Я попыталась вяло отмахнуться от произвола учителя, но неожиданно замерла, разглядывая появившееся на указательном пальце левой руки кольцо. Это новенькое. Не мое!

Синий гладкий камень в серебряной оправе.

— Любуешься?

Я резко дернулась вперед, не понимая, почему не услышала шагов низшего вампира. Тот хмыкнул:

— Это блокиратор способностей.

— В каком смысле? — ошарашенно посмотрела я на Шейла.

Тот подхватил меня под руку и повел к арке, где затаился Павел. А я не заметила, как учитель меня бросил… Что-то не то со мной происходит.

— Ты переутомилась, — заметил Павел, — и Шейл настоял на том, чтобы тебя временно…

Что?! Сонную одурь как рукой сняло. Я судорожно втянула носом воздух. Ничего, кроме вони от сгоревшего пластика, не ощутила. Стены молчали, родовая память тоже была закрыта. Понятно, почему я себя так странно чувствую. И магию тоже не вижу.

Но как же неприятно ощущать себя обычным человеком!

— Высшего сложно полностью заблокировать, — пояснил учитель. — Скорее твое восприятие слегка приглушили.

Вот утешил так утешил. Лениво шагая за Павлом, я провела когтем по оштукатуренной стене. Глубокая царапина немного подняла мне настроение. Резкий порыв ветра разнес белую пыль по улице.

Касаясь друг друга плечами, мы втроем просочились сквозь толпу любопытных и замерли перед оцеплением. И как мой учитель собирается преодолеть это препятствие? Павел, словно в ответ на мои мысли, небрежно взмахнул рукой, в перстне на миг заиграл солнечный зайчик. Откуда? Небо-то в тучах… Учитель аккуратно проскользнул между двумя омоновцами, сохраняющими невозмутимое выражение лица. Послушно, как овечка, я двинулась следом. Хорошо, что кто-то вновь взвалил на себя груз принятия решений. Не люблю я это дело.

Шейл отрицательно качнул головой, когда я на него покосилась, приглашая пройти следом. Умный… Дальше решил не вмешиваться. Ну да, странно, что он вообще нам помогает и до сих пор не продал Карающим. Пиетета перед верностью дружбе в нем нет. Информация в обмен на информацию — вот его кредо. А уж мы — новость так новость. Хотя теперь… Я покосилась на изуродованное здание. В рейтинге цен не мы стоим на первом месте.

Хм, от кого-то несет перегаром — перебивает даже запах паленого мяса. От кого? Впрочем, какая разница. Павел на меня шикнул, и я пошаркала дальше, как древняя старуха. Замечталась, идиотка.

Люди в форме нас просто не заметили. Суетящиеся врачи — тоже. Амулеты у Павла сильные. Ну ладно, а что делать с теми, кто внутри? Выжившие Знающие, отрешенно подпирающие обгорелые стены, трое магов в форме, охраняющие вход.

А мы туда и не пошли. Смешавшись с толпой, слились с настроением маленького изолированного мирка и незаметно завернули за угол. Пустые окна с обугленными рамами настороженно следили за нами, под ногами похрустывала стеклянная корка. Тенью скользя за Павлом, я тихо недоумевала. Конечно, здесь я не бывала, но не думаю, чтобы в этом тупике был вход в подземелье.

Нет, все же есть некоторые плюсы в том, что на меня надели это кольцо. Запахи и память стен быстро свели бы с ума. Но вот другое… Теперь во всей красе, не заглушаемый иными чувствами, расцвел полнолунный инстинкт. Желание судорогой скрутило живот. Я тихо застонала… Как не вовремя! Я прикусила губу до крови, и соленая жидкость слегка прочистила мозги.

Павел, покосившись на суетящихся чуть в стороне людей, оперся рукой, затянутой в черную перчатку, на обугленную пластиковую раму и заскочил в окно. Ругнулся. Не дожидаясь окрика, я последовала за ним. Прикрыв глаза от черной пыли, выскользнула из узкого закутка. Взглянув вверх, хмыкнула. Серое небо, проглядывающее сквозь обгрызенные огнем потолки, вновь набухало тучами, несколько капель упали на лицо. Впечатление такое, будто огромный воздушный кулак проломил крышу и все перекрытия, а потом пламенный шар вмиг выжег внутренности дома. Заряд огромной силы быстро исчерпался, и поэтому пожар не перекинулся на соседние дома.

Перепрыгивая через какие-то балки, я неслась за Павлом по узкому темному коридору, старательно дыша ртом. Учитель завернул за угол и нырнул в пролом в обгорелой стене. Не раздумывая, я метнулась следом. И остановилась, оглядываясь. За иллюзией скрывался широкий коридор, когда-то отделанный золотистым камнем, а сейчас украшенный потеками серой пены. Пол был усыпан мелкой черной крошкой.

— Торопиться не будем, — заметил Павел, настороженно оглядываясь. — Мы, конечно, первые, но не хотелось бы стать первыми, кто попадется в ловушки, оставленные незваными гостями.

Я только хмыкнула. Делать им больше нечего. Покосилась на вампира — хищник, вышедший на охоту. В черных глазах плещется отсвет предвидения, и кажется, что усталость — это только маска.

— Зачем мы здесь? — скользя тенью вдоль обгорелых стен, спросила я.

— Подтвердить одно мое предположение. — В руках Павла горел тусклый огонек, едва разгоняющий темноту. От запаха гари слегка кружилась голова.

— Как?

— Хочу проверить, что именно взяли гости… А ты своим делом займись.

— Каким именно?

— Кристаллы наблюдения, — недовольно протянул Павел. — Жди здесь. — И завернул в одно из ответвлений.

Я послушно замерла на границе пожарища, ожидая учителя, нырнувшего в черный зев. Широкий коридор за моей спиной, спиралью уходящий в глубину, был цел и невредим. Мозаика стен, барельефы, немного оплавленные подфакельники. Чуть дальше даже светлячки огней сохранились, снизу тянуло свежестью. Мрачным было теперь это место, сколько сил уйдет на восстановление. Да и невосполнимые потери в архивах… Отвратительный день!

Ага, чуть не забыла! Шагнув вперед, я подпрыгнула и повисла на одном из выступов. Ладонь начала соскальзывать, и пришлось использовать когти. Подтянувшись, я нащупала рукой узкие выемки у самого потолка, подцепила когтем декоративную панельку. Из щели на ладонь выкатились дымчатые кристаллы. Два я засунула в кармашек, два вернула обратно. Мы не жадные, оставим Карающим что-нибудь.

Надеюсь, в этих камушках будет что-то интересное. Те кристаллы, что стояли в обгорелом коридоре, стопроцентно расплавились, а эти, на границе… Хм, пусть Павел разбирается. Скоро он там? Будто в ответ на мои мысли вампир вынырнул из коридора. Вид у него был, мягко скажем, неопрятный. Вся одежда в пепле и саже, на лице черные полосы, в волосах каменная крошка. Но довольный — как кот, наевшийся сметаны и не знающий, что делать с еще двумя банками лакомства.

— Ну что, удачно? — болтаясь под потолком на одной Руке, спросила я.

Павел резким движением сдернул меня с подфакельника и поволок за собой.

— Все потом, уходим немедленно. Кристаллы?

— Два…

Зря он взял меня за руку. Боясь потерять над собой контроль, я отскочила назад, споткнулась о какой-то обломок и едва не упала. Вампир недовольно скривил губы, резко развернулся и легким, не оставляющим следов танцующим шагом двинулся вверх по коридору. Поймав ритм его движения, я скользнула следом призрачной тенью. И никто не сможет определить, сколько человек здесь прошло.

Вот и выход.

Павел остановился, касаясь кончиками пальцев иллюзии, отделяющей вход в Ложу от сгоревших офисов. Я остановилась ровно на шаг позади него и принялась стягивать с пальца блокирующее кольцо. Чувствую себя слепоглухонемой и слишком уж спокойной, даже равнодушной ко всему. Не годится. Охота на нас еще не прекращена, и способность чуять врага загодя — мое единственное преимущество. Вот и сейчас — как узнать, кто там, за иллюзией, нас поджидает? К тому же спокойствие вовсе не является чертой моего характера.

Внезапно Павел погасил огонек света, сгреб меня в объятия и прижал к стене между двумя оплавленными колоннами. Коснулся камня, вделанного в рукоять одного из мечей… Ну вот что он сделал?! Я раздраженно клацнула клыками. И Павел бесцеремонно зажал мне рот и, поймав мой взгляд, предостерегающе качнул головой. Чернота глаз затягивала. Я высвободилась, куснув учителя за ладонь.

Да поняла я все!

Иллюзия колыхнулась, пропуская новых гостей. Внимательно наблюдая сквозь исказившую мир пленку невидимости, как важно шествуют по опаленным камням двое Карающих, я нервно сжимала и разжимала кулаки. Стражи брезгливо подбирали алые мантии, оглядывались, но почему-то даже не пытались изучить магический фон. Впрочем, — я потерла когти о куртку — хорошо, что они этого не сделали. Иначе пришлось бы драться.

Слабый медовый аромат исчез за поворотом, а вот полынь… Проклятое полнолуние! Я повела плечами, и едва Павел опустил руки, отстранилась от него. Тот вопросительно вздернул брови.

— Все в порядке, — беззвучно сказала я. — Мы же спешим?

Кажется, он обиделся? На что? Вот ведь, тьмы порождение! Кольцо это гадское. Я просто не чувствую вампира. И не понимаю его. Неужели я настолько завишу от своих способностей к чтению? Плохо. Надо тщательнее их контролировать, чтобы больше не попадать в такие ситуации.

Стремительный бег по коридору, прыжок в окно. Шум за спиной. Быстрый взгляд из-за угла. Ситуация изменилась. Посторонние — врачи «скорых», выжившие люди, пожарные, зеваки — выгнаны со двора. Пустое пространство контролируется стоящими вдоль стен дома магами разных кланов, одетыми в синие робы конклава. Арка единственного прохода перекрыта Карающими.

Мило.

Павел посмотрел на меня вопросительно. Я потерла шею.

— Осилишь рывок?

Я слегка пожала плечами:

— А есть ли выбор?

— Нет.

Я сняла кольцо. И на меня тут же обрушились густые ароматы смерти. А еще — мед, море, ландыши, дикая смесь запахов тех, кто собрался во дворе. Я сосредоточилась на силуэте вампира, вгоняя себя в транс. Он активировал еще один амулет. Сила тонкими струйками впиталась в тело.

Павел крепко сжал мое запястье. Прикосновение его руки обожгло даже сквозь перчатку. Мир расплылся яркими цветными пятнами, как использованная акварельная палитра. Слитный стремительный рывок через двор по границе тени и света выбросил нас под арку, за спины Карающих. Запахи меда и пепла смешались в воздухе, щекоча нос. Захотелось чихнуть. Еще один короткий шаг — и мы влетели в толпу прохожих.

Ушли? Я обернулась, ловя чей-то пристальный взгляд.

Один из магов, стоящих у черных машин перед аркой и оказывающих помощь подпаленным хозяевам Ложи, высокий блондин в ярко-синей рубашке, кажется, Хельнгорф, смотрел прямо на нас. Павел выщерил клыки в улыбке и вновь активировал невидимость. Слившись с настроениями куда-то спешащих и ни на что не обращающих внимания людей, мы поспешили скрыться.

Поднимет ли маг тревогу?

Я обернулась. Тишина.

И где Шейл? Он должен был нас дождаться. У него с Павлом какие-то дела. Долги, информация за информацию…

Ага!

Шейл вышагнул навстречу, когда мы подошли к мотоциклу.

— Кто?

Павел качнул головой, устало облокачиваясь на стену, скривился:

— Династия Чен. Заводи! — Это уже мне.

Шейл Веран чуть ссутулился:

— Магистр?

— Мертвее не бывает.

— Жаль. Кристалл?

Я посмотрела на учителя, он разрешающе качнул головой. Выудив из кармашка один камень, перекинула низшему. Тот посмотрел его на свет. Вокруг камня на миг возникла радуга.

— Отлично.

— Что твои? — Павел сегодня лаконичен. Устал? Ну да… Только одна несчастная волчица ничего не понимает! Тайны, тайны развели! О чем они договорились, пока мое сознание где-то гуляло?

Я вздохнула, дергая стартер. Мотор довольно зарычал. И я — тоже.

Хм, в конце концов, всегда можно потребовать разъяснений. Я ведь еще учусь.

— Потеряли на съезде с Ярославки, после Королева.

— Я позвоню.

— Буду ждать. — Шейл кивнул, отступил в тень и исчез.

— Поехали.

Я покосилась на вампира, невозмутимо усевшегося позади:

— А объяснить?

— Поехали, — с нажимом повторил Павел, и его личная метка дернулась у меня в голове, обжигая виски. — Потом.

Диктатор. Впрочем… поехали!

Асфальт стелился под колеса. Мимо размазанными пятнами проносились заросли лесополосы. Ветер свистел в шлеме, под ногами содрогалось горячее нутро мощного железного монстра. Вот так бы ехала и ехала, бросив все, до города, где не будет Карающих, темных, светлых, магов… Никого! Только город и я.

И даже того не будет в этом городе, кто сидит за моей спиной и в данный момент строго приказывает остановиться. А голос тусклый, равнодушный. Как он умудрился так долго продержаться? Не раздумывая, я вильнула к обочине из второго ряда, подрезав какого-то дачника. Тот нервно бибикнул и, добавив газу, унесся дальше.

Остановилась. Подняв щиток шлема, обернулась, заглянула вампиру в глаза:

— Что случилось? — и отвела взгляд в сторону, чтобы не видеть пустоты, пробирающейся в его душу.

— Надо позвонить. И поговорить…

— Да, последнее — особенно. — Добавляю в голос язвительности. А вот жалости Павел от меня не дождется. Это ему хуже пыток сейчас… Ни жалости, ни сочувствия. Что бы ни творилось у меня внутри.

Придорожное кафе у заправки, где мы волей случая остановились, было чистеньким и пустым. Все-таки опасались люди пока выбираться на трассу, после такой-то бури. Или возможности не имели. Тот несчастный «жигуль» с дачником был единственным.

Мы уселись за опрятный столик у окна, в молчании наблюдая за местным работником, лениво сгребающим ветви, переломанные ветром и разбросанные перед пластиковым домиком. В молчании не напряженном, терпеливом, почти дружеском.

Вампир достал из кармана телефон, набрал номер.

— Жером? — Он прижал трубку к уху плечом и принялся стягивать перчатки вместе с бесполезным уже кольцом. — Нормально. Узнал я, узнал… Это, побери их тьма, опять Чены!

И, спрятав куда-то в глубины плаща пустой амулет, переждал поток ругательств. Острый слух позволил мне разобрать несколько весьма красочных эпитетов. Надо же, никогда бы не подумала, что рафинированный аристократ-альв может так выражаться. Мне уже очень-очень интересно.

— Постой, помолчи. — Голос спокойный, уверенный. На том конце тонкой нити связи Павлу поверят. Я — не верю, потому что вижу его лицо и чую запах. — Это кто-то из Ченов, да. Ребята Шейла потеряли его, мы же — найдем… Да, ты прав. Не переживай, в логово в одиночку не полезем. Точнее, полезем, но… Мы скинем инфу Шейлу. Сначала он снимет сливки и выставит на аукцион, как водится. На огонек к нам заглянут и маги-люди, и Карающие, и парни из кланов посильнее… Хорошо. Сегодня, ближе к вечеру. Жди. Тебе я место скину лично. Только не подставляйся. Раньше, чем информация поступит в открытый доступ, не выезжай. Продержимся.

Ну вот, кое-что прояснилось. Вот только чую, что выслеживать этих неведомых Ченов придется мне. А если вспомнить того демона-суккуба, с которого все началось… Противник как минимум магистерского уровня?

— Павел, кто такие Чены? И что тебе нужно было в Ложе?

— А, извини. — Вампир потер лицо. Залегшие под глазами тени стали четче. — Ты не знаешь? Это магическая династия. Одна из тех, которые считались уничтоженными. Точнее, я так считал.

— Личные дрязги?

Павел кивнул.

— Расскажешь?

— Долго. Лучше так… — Он сложил руки домиком.

И не успела я возмутиться, как в меня полетела темная искра знания.

— Все Чены — сумасшедшие, — убежденно поведал затянутому тучами небу Павел, неторопливо перезаряжая винтовку, — а уж полукровки — психи из психов.

Развернувшись, он выстрелил в сторону дома. Подождал, пока зачарованная как следует пуля сделает свое дело, и нырнул за ствол, пережидая всплеск активности от противника. Отлетевшая щепка оцарапала щеку.

И кому могло прийти в голову здесь, на Дальнем Востоке, среди вяло текущего вооруженного конфликта строить свое независимое государство? Королевство. Впрочем, мысль сама по себе здравая. Тайга, безвластие, глухое приграничье, где только следопыт и проберется… Вот только демонов не надо было привлекать к этому делу. У конклава руки-то длинные! Хватило пары слухов, чтобы прислали проверяющих. И от северного и от восточного секторов. А когда обоих парней задрали тигры, большие такие, с нехарактерно длинными когтями и бронированной шкурой, за новоявленного царька взялись всерьез.

Что характерно, люди тоже взялись. И послали ряженый отряд осназа. Посетив так называемую столицу новоявленного королевства, деревеньку, полную запуганных жителей, осназовцы углубились в тайгу в поисках тайного дворца. И с превеликим трудом нашли его, причем по той лишь причине, что Павел втихую один за другим снимал отводящие глаза контуры.

И вот теперь, после недельных блужданий, он торчит за толстенным деревом, а рядом хрипит, истекая кровью, особист, словивший грудью заговоренную пулю. Не будь альвом — помер бы уже, а так… амулеты его исцеляют, только медленно что-то. Отряд людей в защитной форме, прячущихся за соседними кедрами, готовился подняться в атаку. Уже вторую. И если их не прикрыть, она будет такой же безуспешной, как и первая, закончившаяся тем, что они лишились лейтенанта и парочки рядовых, да вот еще альв… Жорик.

Идиоты. А еще осназ… С ходу решили взять такой терем. Жаль, что маскарад нарушать нельзя, а то бы вампир порассказал бы и про защиту, и про охрану, и про оружие противника много чего интересного. Терем был двухэтажный, из толстых бревен, с каменным фундаментом. Широкое присутственное крыльцо, прочные ставни, крыша с коньком и красным драконом. Эдакий неуклюже-очаровательный гибрид древнерусского и китайского стилей, стоящий на прекрасно простреливаемой широкой поляне. Охрана — через одного люди, измененные по методикам Карающих (еще надо выяснить, как к магу попали эти методики). А защита, только что его усилиями лопнувшая с тихим звоном, перемолола бы в кашу любого, кто сунулся бы к дому с плохими намерениями.

Павел устало поворошил влажную хвою. Угораздило же его подписать этот контракт. Да еще и встретиться с конкурентом из молодых да ранних. Впрочем, альвы редко идут в одинокие охотники.

Заморосил мелкий противный дождик. И вот так всю неделю!

Ощутив напряжение магического поля, Павел нахмурился. Встал, оправил гимнастерку и замер, выжидая приказа командира пограничников. Если уж играть роль призванного специалиста, то до конца. До смерти последнего человека из этого отряда.

Альв что-то прохрипел, прижимая руки к яркому пятну, расплывающемуся на серой ткани.

— Что? — склонился над ним Павел.

— Колдует… Призыв не ниже третьего уровня. — И попытался встать.

— Лежи уж. — Вампир придержал его ногой, оставляя на ткани грязный след. — Сам разберусь.

— Книга…

— Само собой.

И вампир танцующим шагом скользнул вперед. Сорвавшихся с места пограничников он прикрыл легким щитом. Люди без потерь, короткими перебежками по мокрой траве, добрались до стен терема. Редкие выстрелы, при звуках которых они петляли и пригибались, уже не могли навредить. Пару минут назад обстрел был куда более интенсивным. Серебро так и свистело вокруг, носа не высунешь…

Маг, сидящий внутри, собирал силу.

В оконную щель полетела граната. Взрывом выворотило ставень и часть стены. В доме кто-то закричал, тонко и страшно.

Вторая… Прижавшись к стене, Павел проводил взглядом ныряющих в дом солдат.

Выстрелы, крики.

Дождь усилился. Вампир подставил лицо под струи холодной воды. Аккуратно прислонил винтовку к стене и полез следом за людьми.

Комната была разнесена вдребезги. Осколки мебели, щепа, торчащая из стены… По натертому воском полу тянется кровавый след. Янтарное дерево затоптано. Выстрелы доносятся откуда-то из глубины дома.

Павел свернул по коридору налево и помчался на второй этаж. На крутых ступенях сидел осназовец с вывороченным животом. Мимоходом глянув в мутные глаза, коснулся висков тяжелораненого и вычерпал из тела остатки энергии. Она пьянила, как шампанское… Кинжалом добил ворочающегося чуть выше охранника. Кровь пятном расплывалась по полу, тягучими каплями падая вниз. Вдыхая приторный, будоражащий аромат, вампир танцующим шагом двинулся к колдовскому покою Ченов.

Из широких дверей вылетели два изодранных до неузнаваемости тела. Толстые створки с глухим звуком ударились о стены. Сгусток чистого огня расплескался по мгновенно выставленному щиту, воздух нагрелся, загудел, по смолистому дереву побежали язычки пламени… Кожа мертвецов начала медленно обугливаться. Павел прижался к стене, уходя в темноту, и, сделав короткий шаг, оказался в дверном проеме.

Большой, но низкий зал был задрапирован черной тканью. Горели свечи. Узкоглазый, желтолицый и невысокий маг стоял в окружении стражников и творил чары, придерживая толстый фолиант. Прервать призыв он не мог… Охрана синхронно шагнула вперед. Вампир ощерился, доставая из наручных ножен короткий клинок, смахнул несколько фитилей и активировал амулеты, проваливаясь в боевой транс.

Танцуй, смерть черноглазая…

Прикрывая от огня книгу полой гимнастерки, он сбежал вниз по ступеням, оставив за спиной изодранные трупы охранников и мертвого мага, пронзенного десятком тонких серебряных игл. Сила прерванного призыва медленно разъедала тело полукровки Чена. На первом этаже царила тишина. Обгоняя огонь, Павел пробежался по комнатам, то и дело натыкаясь на тела то людей, то измененных. Схлынувший транс оставил после себя опустошение и звон в голове. В самой нижней комнате на него, шипя и яростно сверкая глазами, бросилась рыжеволосая женщина. Полоснула по руке посеребренным лезвием. Резкая боль слегка отрезвила вампира. Он отскочил, пнул рыжую сапогом в колено. Та упала на пол, попыталась вскочить. Навалившись на яростно извивающуюся женщину, вампир отобрал у нее стилет. Легким посылом к разуму полностью обездвижил противницу и хмыкнул, поймав ее взгляд. Тоже маг? Да, инициированная полукровка, растратившая всю силу на людей. Бесполезная.

Павел еще раз глянул в полыхающие огнем и ненавистью зеленые глаза и равнодушно использовал нож по назначению. Тело дернулось, раздался предсмертный хрип, из полуоткрытых губ женщины сбежала струйка крови. Жаль, такая красавица могла найти себе и лучшее занятие, чем быть супругой неудачливого царька.

Передернувшись, вампир перешагнул через безжизненное тело. Детская. В колыбели лежит младенец. Мертвенький. Похоже, сама мать постаралась, удушила. Ну и ладно, не придется марать руки. Убийство младенцев не доставляло Павлу удовольствия… Хотя приходилось порой этим заниматься, когда, как сейчас, требовалось уничтожить всех членов какого-то рода или клана, поголовно.

А вот обыскивать терем в поисках других выживших уже некогда. Торопливо выхватив связку амулетов из колыбели, Павел отступил от алых струек огня в соседнюю комнату, высадил ставни и выскочил под дождь.

Дерево горело славно. Жаркое пламя пожирало бревна, закопченные камни фундамента трескались один за другим. Павел хмуро посмотрел на единственного оставшегося в живых спутника. Предстояло неприятное путешествие к цивилизации с грузом в лице раненого альва. Утомительно, даже если шагать через тьму к стационарной пентаграмме, оставленной в ближайшем крупном городе…

Я шумно выдохнула, потирая виски. Сколько времени прошло? Сколько я просидела бессмысленным истуканом? Голова трещала, а перед глазами все еще стоял густой сосновый лес, тянулся из прошлого аромат смолы, гари и почему-то ландышей.

— Ландыши? — прошептала я, во все глаза рассматривая Павла, с большим энтузиазмом приканчивающего вторую порцию шашлыка. Откуда в приамурской, если я правильно понимаю, осенней тайге ландыши?

— Вижу, взяла след?

— Это… след? Разве? — Я беспомощно пожала плечами. — Пусть так. Скажи, но ты правда думаешь, что там, в огне, мог кто-то выжить?

— Не мог, но выжил. Моя ошибка. Следовало задержаться и проверить.

— Так ты думаешь, тебя подставил еще какой-то Чен?

— Все к тому идет. Сначала призванный суккуб, если ты не ошиблась, — начал перечислять Павел, — потом эта буря, очень характерная для династии погодников. Чены — тоже погодники, как Хельнгорфы… Огненный кулак.

— Наследство той рыжей магини? — Меня передернуло. По спине пробежали мурашки.

— Да. Детей у нее могло быть и больше, чем один, знаешь ли… Способности передались, пусть и не в полной мере… К тому же я лично убедился, что из хранилища Ложи пропала только одна вещь — родовая книга заклинаний династии Чен. Кому она могла понадобиться? Только выжившему прямому потомку, который знает ключ к ее шифрам.

— И все это — ради какой-то книги?

— Не просто книги, а многовековой квинтэссенции знаний и умений. Управление стихиями, некромантия, демонология… Еще — ради мести.

Павел криво улыбнулся. Я с сомнением покачала головой:

— Должно быть что-то еще. Как-то это мелко — мстить тебе одному. Подставляться, демона вызывать… Столько лет прошло. Кто бы ни выжил, он наверняка мог узнать, кто инициировал охоту на династию.

— Разумеется. Думаю, он или она мстит не только мне… И книга понадобилась для свершения чего-то грандиозного. Но чего именно, мы узнаем, только когда ты приведешь нас в логово мага.

Как он категоричен. А смогу ли я? Не будет ли слишком поздно? По отзвуку воспоминаний и древней памяти найти кого-то, кто промчался по трассе в неизвестном направлении? И если найду, буду ли в состоянии сражаться? Ладно, Павел знает, что делать. Справимся, я надеюсь.

— Ешь давай.

— А? Что? — тупо уставилась я на возникшую передо мной тарелку. Облизнулась: — Да, конечно.

Как мало надо для счастья. Например, мне сейчас хватило половинки запеченного на вертеле цыпленка. Разгрызая очередную кость, вспомнила одну вещь. Все-таки еда положительно действует на мои мозги.

— А кристаллы будем смотреть?

Павел, устало откинувшийся на стуле, приоткрыл глаза:

— Не здесь.

Понятно.

А насчет целей этого неведомого Чена… Сейчас полнолуние. Самое время для какого-нибудь мерзкого ритуала. Утешает одно: в данный момент не я нахожусь в кровавой пентаграмме.

Клубящееся огненное марево надвигалось из темноты резкими рывками. Последнее, особенно впечатляющее движение едва не заставило меня отшатнуться и распластаться по полу, пропуская над головой оранжевый вал. Вовремя вспомнив, что это просто запись, я осталась на месте. Павел, наблюдавший со стороны, подошел ближе и, положив руки мне на плечи, внимательно всмотрелся в движущуюся картинку. Спустя миг пламя, последний раз дернувшись, опало, открыв взору изуродованные опаленные стены. Мелькнуло какое-то смазанное движение.

— Останови, — попросила я.

Полупрозрачный тоннель, сквозь стенки которого просвечивали бревна заброшенной избы, застыл вне времени.

Начерченный на неровном, наскоро очищенном от древесного мусора полу треугольник, в котором лежал кристалл, судорожно замигал алым. Кажется, в рисунке появилась нестабильность. Холодные пальцы вампира впились в кожу, привкус горькой полыни на губах стал более отчетливым. Я передернулась, ощутив, как по спине пробежали мурашки. Выпустив короткую нить силы из кинжала-глотки, который сжимала в руках, направила его острием строго вниз. Энергия приказа, умело изменяемая Павлом, послушно пошла в кристалл. Поток стал насыщеннее и четче. Один из углов несложного рисунка, тот, что находился прямо у нас под ногами, налился светом. Замершая картина стала яснее и резче.

Мы уже два раза просмотрели запись, и только сейчас удалось остановить ее в нужный момент. Три смазанных силуэта…

Невысокий скуластый человек в темном комбинезоне замер, вздернув руку. Длинные волосы собраны в хвост на макушке. Незаконченное движение в сторону, после которого гаснет изображение, оборвано на полпути. Сзади маячит высокая фигура, укутанная во множество слоев невесомой ткани. Одеяние, колышущееся под порывами горячего ветра, закрывает третьего и последнего из налетчиков. Виден только дивный профиль (ярко-синий раскосый глаз, тонкий нос, брезгливо поджатые губы) и изящная рука, придерживающая перекинутый через плечо куль.

Картинка мигнула и погасла. Сумрак дома теперь разгоняли лишь тонкие лучики света, пробивающиеся через щели в забитых окнах.

Выводы, которые мы можем сделать из увиденного, не очень радуют.

— Итак… — протянул Павел, подбирая бесполезный уже кристалл. — Маг, суккуб-инкуб и Одержимый. Приятный набор.

— Демон. — Я села прямо на пол, скрестив ноги, потянулась. — Почему он не вернулся туда, откуда его призвали, после того как выпил Кирита?

— А самой подумать? Теорию демонологии вспомнить? — Вампир раздраженно пнул ногой выпирающую доску. — Есть более сложная проблема. Откуда изгой вытащил Одержимого истиной? Он ведь, даже если не будет вмешиваться, проконсультирует по полной программе. Планы требуют корректировки.

О, у нас есть планы? Потрясающе.

Раздраженно прикусив губу, я запретила себе ерничать. Судя по тону, учитель дал мне задание. Изучить ситуацию с демоном. Ну уж… Такие вещи я предпочитаю проходить на практике. Вот только не те обстоятельства. Надо подумать. Но не хочется, да и вряд ли толк из этого выйдет. Значит, просто посижу.

Я погрузилась в отрешенное созерцание. Запахи пыли, древесной трухи и давней, тихой и почти незамеченной миром смерти не мешали. Под полом шебуршились мыши, затаившийся еж собирался ими пообедать… Да, Одержимый, или прорицатель, если называть по основной специализации рода, не моего уровня проблема. Но и демоны… Та еще задачка. Экзамен прямо-таки! Позволив мыслям течь свободно, я снова принялась рассматривать Павла.

Тот, стоя у забитого досками окна, о чем-то сосредоточенно размышлял. Новый план разрабатывает. Кажется, он стал еще бледнее, от носа к губам пролегли новые морщины. Растрепанные седые волосы повисли неаккуратными прядями. Пальцы неторопливо перебирают цепь «бабочек» — мелкие синие бусины с тусклым белым ореолом. Тоскливая выгоревшая пустота медленно отступала в нем под необходимостью решить сложную задачу. Прах и тлен! Сколько сегодня было израсходовано амулетов прикрытия? Два, три? Сколько усилий пришлось приложить Павлу, чтоб направить энергию в нужное русло? Чего ему стоил тот короткий шаг через тени во дворе Ложи? И с чем пойдем в гости к этому магу из Ченов? С одними боевыми чарами, без запаса сырой силы в кольцах? Это неверно… хм… тактически? А мы пойдем… Точнее, пойдет Павел, а я потащусь следом. Не брошу учителя, черт побери!

А демон… Демон, если не призванный, значит, привязанный. Каким-то условием. Теоретически это куда хуже, потому что первый — выполняет задание и исчезает, а второй — так и остается около мага, пока не будет расторгнут договор. Впрочем, и на него найдется управа. Надо только нарушить символическое условие, служащее связью. А какое? Вот для того, чтоб это узнать, придется как следует поохотиться. Никогда еще не доводилось читать порождения нижних миров. И чем можно привязать суккуба?

Несложно догадаться на самом деле!

Я невольно хихикнула. Чен — сильный магистр. Он не только как маг, но и как мужчина выше всяческих похвал. Или это у меня от полнолуния ум за разум заходит?

И идеи бредовые. По крайней мере, последняя: соблазнить демона, разделяющего одиночество магистра.

Время скользило сквозь пальцы, я все никак не могла избавиться от навязчивой мысли. Лучи солнца, нарезающие пространство, исчезли, заброшенный дом погрузился в интимный сумрак… Брр! Да что такое?! Идиотка.

Тучи набежали — похоже, опять будет дождь… Теперь еще долго погода не успокоится, равновесие сильно поколеблено.

Павел, нарушая пыльную тишину, потянулся, молча развернулся и пошел к выходу. Видимо, он принял какое-то решение. Краем шлейфа меня задел отголосок уверенности и обреченного спокойствия. Я облизнулась. Как аппетитно… Только когда черный плащ мелькнул в дверях, я подхватилась с пола и бросилась догонять учителя. Засмотрелась, задумалась, пробуя на вкус чужие эмоции.

— Так что? Надумал что-то? — спросила я, в два прыжка догнав вампира и влившись в ритм его шагов. — Идем в гости?

— Разумеется.

— А Одержимый? Он же предупредит Чена о том, что ожидаются посетители? — разминая пальцы, полюбопытствовала я. Вот честно, меня больше занимал размеренный стук его сердца, чем все эти маги и демоны… Хотелось… Та-ак, стоп!

— О да! Но мы же зайдем, чтобы всего лишь задать несколько вопросов. Тихо и мирно.

— Полагаю, это не помешает магу попытаться тут же убить нас.

— Мы просто потянем время. До прихода подкрепления.

— Как, интересно? — буркнула я, глядя под ноги. Тропу, ведущую от полузаброшенной деревни к шоссе, здорово развезло, и грязь неопрятными комьями облепила сапоги.

Подкрепление, ага. Оно и нас тоже с удовольствием прикончит.

— Сначала надо логово найти. — В голосе учителя промелькнуло некоторое сомнение. В чем он сомневается? В моих силах?

— Думаешь, не найду?

— Нет, ты одна из лучших высших следопытов, только вот в каком же состоянии ты будешь после этой охоты?

Я пожала плечами. Переживу. С чего такая забота? И комплименты… Ах да. Надо будет сражаться. Ну ничего, поймаю кого-нибудь. Невкусно, но питательно. А если учитель поделится силой…

Нахмурившись, я поотстала. И чем он будет делиться? Тут мне самой впору донором работать!

Павел остановился. Резко развернулся, схватил меня за плечи и поймал мой рассеянный взгляд. Мгновенно ухнув в привычно пугающую черноту его глаз, я попыталась вдохнуть. Но горький пепел забил горло.

Я, Павел из Пьющих кровь, торжественно заявляю, что ученица Елена из Охотящихся в ночи с этого дня обретает самостоятельность как полноправный одинокий охотник. Обучение завершено.

И звук рвущейся струны.

Я вынырнула, морщась от резкой боли в висках. Опять, опять мною распоряжаются! Я что, просила об этом?! Резко отскочив назад, зло рыкнула:

— Что ты сделал? Зачем?

— Твое обучение завершено. Ты свободна, — хитро улыбнулся вампир. В глазах плескалась смешинка.

Свободна? Свободна?! Почти неконтролируемая злость затопила меня. Он что, избавиться от меня хочет? Как же?.. Не понимаю! Стоп. Не понимаю… Одна эта мысль потушила разгоравшийся пожар эмоций, как ведро воды — костерок. И еще!

— А личная метка?

— С этим сложнее, но, думаю, если выживу, то сумею снять.

А если не выживет?

— Гад! И что теперь?

— Ты можешь вернуться в город.

— Ага! — Ярость яростью, но способность соображать я еще не потеряла. — В гости к Карающим, да? Я ж у них накуролесила, не помнишь? И не мечтай.

— Вообще-то я пошутил. Но ты теперь действительно свободна и более ничем мне не обязана. Можешь уйти.

— Да?

Он кивнул.

Я прикрыла глаза, наслаждаясь этим мигом. Голова закружилась, отдаленный шум машин затопил сознание. Уехать… Асфальт под колесами, ветер, вымывающий из души усталость… Нет, не получится. Жаль. Ярость утихла, зато стало интересно, что еще задумал мой вампир. Шаг назад, еще один, и упершись спиной в ствол дерева, я открыла глаза.

Стоящий на тропинке учитель глядел на меня с беспокойством. И, кажется, действительно готов был принять любое мое решение. Вот только он слишком хорошо меня знает, давно просчитал и характер и поведение в подобных ситуациях. Поэтому покорность Павла основана на твердой уверенности, что любопытство не позволит мне бросить дело на полпути. Да еще и дурацкая верность…

К тому же понимаю, что не готова к самостоятельной жизни в качестве одиночки. Не так уж много знаю, не способна к контролю сознания, глубокому планированию и полноценному анализу. Без этого не выжить, умение рвать на клочки врага не есть панацея от всех бед. Это одномоментное решение проблемы. Значит, освобождение — очередной ход игры-охоты. Только какова причина?

— Ну что ж, Павел из Пьющих кровь, одинокий охотник, расскажите мне, что еще вы задумали.

Он встряхнулся и протянул мне руку:

— Разумеется, о Охотящаяся. Все дело в Одержимом истиной.

Я подцепила вампира под руку, и мы двинулись по раскисшей тропе. Капля со свисающей ветки упала за шиворот, заставив передернуться. Ненавижу лес!

Павел неторопливо вел меня по дорожке и читал лекцию:

— Что ты знаешь об Одержимых истиной? Впрочем, чем-то большим, чем просто слухи и сплетни о способностях этого рода, немногие могут похвастаться. Разве что хранители Архивной Ложи Знающих… Итак, начнем.

Хрипловатый голос завораживал, и я, машинально переставляя ноги, по-прежнему послушно внимала уроку.

— Разве можно обмануть тех, кто видит истину? Нет конечно же. Но кто сказал, что Одержимые видят один ее вариант? Их род не зря так прозвали. — Вампир хмыкнул. — Эта способность — скорее проклятие, чем действительно полезная вещь. Ясновидение спонтанное, яркой вспышкой озаряющее единственный приемлемый вариант будущего, — куда лучше. А нелюди этого рода живут в центре постоянно изменяющихся вариантов. Чем сложнее ситуация, тем больше способов ее разрешения они видят. Чем более могущественен Одержимый, тем в более отдаленное будущее он может заглянуть. И тем сложнее отличить призрачные варианты, разворачивающиеся в мозгу нелюдей, от реальности. Поэтому Одержимые чаще молчат, чем дают советы. Да и советы их трудны для понимания. Потому что пророки редко отвечают на заданный вопрос, они лишь указывают неверное направление движения.

Павел помолчал и продолжил:

— Большую часть времени старшие представители этого рода проводят в вынужденном трансе. В мир же выходят наиболее молодые и любопытные из них, те, кого еще не полностью затянула паутина виртуальных реальностей.

— Значит этот — молод и не так опытен?

— Скорее всего. И появившиеся с твоим освобождением варианты добавят ему головной боли. Их надо рассортировать, выделить наиболее реальные, учесть наименее возможные… Убедить хозяина скорректировать планы.

Ой как мне это нравится. Не у одной меня проблемы разрастаются, как снежный ком.

В общем, Павел принял четкое однозначное решение, что ни с кем не будет драться. Об этом, как о самом реальном варианте, Одержимый и должен сообщить магу. Точнее, мы не будем… нападать первыми. Но защищаться — это всегда пожалуйста. А лучшая защита — нападение. Ой, что-то я запуталась! И разбираться не хочется.

Вот и шоссе. Надо отъехать подальше за город. Где там охотники Шейла потеряли нападавших?

Азартно потирая руки, я глянула на небо. Тучи рваными комьями ползли на север. Хорошо, что дождя нет.

Присев на корточки, я плотно прижала ладони к асфальту. Можно выйти на середину шоссе, но не думаю, что это хорошая идея. Мимо проносились машины, но никто не обращал внимания на притулившийся на обочине мотоцикл. Павел возвышался надо мной, как скала. Он, сцепив пальцы в замок, активировал один из амулетов, тонкую цепочку, обмотанную вокруг запястья. Легкое марево невидимости, текущее с протянутых рук, укрывало нас от взглядов немногочисленных водителей.

Я сосредоточилась.

Расскажи мне, дорога, кто здесь проезжал за последние несколько часов?

Слишком многие…

Раздраженно фыркнув, я легла на прохладное покрытие, прижавшись к нему щекой. Похоже на прикосновение вампира… Привычно подавив скручивающийся в животе ком желания, я принялась разбирать следы.

Расскажи… Давай поговорим… В голове застучала кровь. А в сознании начала развертываться картина прошлого. Все глубже и глубже…

Машины проносились мимо, одна за другой, колеса шуршали по дороге… В этой — полукровка-эльф с семейством, раздраженно ругаясь, едет на дачу… В следующей — полупьяный человек. Не доберется…

Жизни и события разматывались в обратном порядке. Легко и быстро…

Дороги любят поговорить, рассказать. Знали бы вы, как им одиноко… Только память у них короткая… Миг настоящего, когда колеса проносятся, касаясь покрытия… Миг между прошлым и будущим… Но все равно, это слишком большое напряжение…

Вот оно.

Низшие ищейки Шейла.

«Глубже, точнее», — прошу я.

И еле заметный строенный след… Запах гари, крови, смерти… Ландыши, ромашки, пепел и одиночество… Поймала! Это они. Спасибо.

Дорога отвечает легким дружеским касанием. Приезжай, мол, еще поболтаем.

Удерживая пойманную нить следа, я пытаюсь встать. Ноги не слушаются, тело будто свинцом налилось. Не могу даже пошевелить рукой… А под щекой растекается горячая лужа. С трудом проталкивая воздух в легкие, облизываюсь. Кашель сотрясает тело. Мир кувыркается, переворачивается, вызывая тошноту, надежная и прочная опора куда-то исчезает. Слабо мотнув головой, я натыкаюсь на тревожный взгляд вампира.

— Поймала?

Хриплый шепот, это все, на что способно мое горло:

— Да. Павел, ты поведешь…

И снова мы в движении. Только на сей раз я сижу сзади, обессиленно прильнув к спине вампира, и шепотом подсказываю, куда сворачивать. Из носа по-прежнему идет кровь, время от времени я слизываю ее. Горько-соленый вкус мгновенно застывает на губах пеплом.

Меня ведет пойманный след. Прямо, прямо, прямо… налево.

Взвизгнув тормозами, мотоцикл резко свернул в проселок. Лесополоса. Я скривилась, уткнувшись лицом в плащ Павла. От резкого движения мир опять куда-то поплыл, к горлу подкатила тошнота. Единственной реальностью для уплывающего в темноту сознания остался тонкий, готовый в любой момент исчезнуть след.

— Направо…

Еще один проселок. Уже через заброшенные поля. Мы поехали медленнее, осторожнее.

Павел дернулся и выругался. Я приоткрыла глаза, почувствовав его напряжение:

— Что?

— А посмотри… Похоже, приехали.

Пришлось открывать глаза и смотреть. Ну, первое, что попало в поле зрения, — измазанная в крови кожа плаща. Подняв голову, я разглядела узкий проселок, уходящий в лес, и облезлый шлагбаум, перегораживающий дорогу. Моргнула. В глазах двоиться перестало, а вот дрожащее марево поперек проселка никуда не делось.

— Действительно приехали. Что это?

— Сигнализация. — Павел спешился, а я разлеглась на двойном сиденье, обнимая горячий бензобак. — Вставай давай, охотница.

— Нет… я посплю чуть-чуть…

— Не здесь! — Окативший холодом голос заставил меня подпрыгнуть и скатиться в грязь.

Ругаясь, пошатываясь и утирая сочащуюся из носа кровь, я двинулась за Павлом, уводящим мой транспорт в бурьян. Небрежно свалив мотоцикл набок и подложив под него активированную «бабочку», он направился в перелесок. Эх, даже не прикрыл машинку… Ладно, выживем — заберу. Не выживем — взорвется, если кто-то любопытный попробует украсть оставленный без присмотра транспорт.

Нет в вампире пиетета перед двухколесным зверем. И перед двуногим — тоже. Еле иду.

Доплелась. Рухнув в мокрую траву, растерянным взглядом проводила скрывающуюся за деревьями фигуру. На разведку? Да.

Похоже, я прекрасно понимаю Павла без слов.

Слабость все не отпускала. Я перекатилась на спину и замерла, разглядывая небо. Сквозь мозаику листвы были видны клочья туч и голубое небо.

В животе заурчало. Стоит ли перекинуться и поохотиться? Нет, пожалуй. Во второй ипостаси я просто серая желтоглазая волчица. Даже не самая крупная. Всего-то преимущество, что разум не теряю да магию вижу. Все рефлексы и скорость — на уровне животного. С возрастом, говорят, появляются и особые умения, но где он, этот опыт? Нет, у нас, высших, главное преимущество — первый облик. Почти человеческий, пусть с когтями и клыками. В нем оборотни способны сражаться на равных с магами и Карающими, с вампирами и эльфами всех мастей.

Рука дернулась, подчиняясь инстинкту, и лесная мышь благополучно окончила жизнь в моем кулаке.

Вот теперь можно и обернуться. Я потянулась, позволив телу плавно перетечь в другую форму. Сознание на миг погасло, а когда вернулось, на него волной обрушились звуки и запахи, куда более яркие, чем раньше. Реальность расцветилась новыми красками.

На траве разлеглась серая волчица. Пора перекусить. Хоп, и нет мышки! Маловато. Я зевнула. И решила не дергаться. Не стоит раньше времени тревожить охранный периметр. В конце концов, пока одна ипостась работает, вторая отдыхает. Все равно в этом состоянии я не могу охотиться по-настоящему. Неудобно читать мир…

Затаившись в траве, я терпеливо выждала, пока из норы между корнями трухлявой березы не высунется еще одна мышь.

Опа!

Что ж, есть и у волчьего облика свои плюсы! Например, не тошнит после поедания свежатинки вместе с кожей, костями и кишками.

Когда Павел вернулся, его встретила я-волчица, настроенная вполне добродушно и даже игриво. Три мыши и неосторожная птаха частично наполнили желудок и прибавили сил. Вампир мимоходом потрепал меня по загривку и, зевнув, присел на траву, опершись о шершавый ствол:

— Обернись.

В последний раз перекатившись спиной по земле, я исполнила слегка завуалированный приказ. Мгновение дезориентации и мути в голове, и все в порядке.

Улегшись на живот и подложив кулаки под подбородок, я внимательно уставилась на бывшего учителя:

— Вещай же, о Пьющий кровь, что разведал и разнюхал!

Настроение для драки было самое подходящее. Азартное, но не туманящее голову яростью и гневом, не пьянящее, а легкое, опасливо восторженное. Да и идейка, засевшая в голове, добавляла уверенности. Только бы не сорваться раньше времени. Проклятое полнолуние.

— Тебе понравится, — прищурился Павел. — Тебе понравится. Заброшенная промзона, три цеха, старые бараки, то ли мастерские, то ли гаражи вокруг. Узкие переулки, ржавые заборы, колючая проволока… Смотри-ка, начерчу.

Он принялся водить пальцем по воздуху. За его движением оставался слабо светящийся след. Очертания вражеского логова постепенно вставали перед мысленным взором. Действительно хорошее место — и для драки и для охоты. Кто на кого охотиться будет?

— Вот здесь, — указывая на обширное пространство между двумя зданиями, проговорил вампир, — самое удобное место для предполагаемого ритуала. Впрочем, точно могу сказать, что приготовления к нему начаты.

— Откуда тебе знать? — болтая ногами в воздухе, спросила я.

— Свечи уже горят.

Что-то я не понимаю.

— Как же ты это увидел?

— Глазами одной невинной птички. Вроде той, что ты прикончила. — Подавшись вперед, он протянул руку и снял с моих волос пару перышек. На миг оказался близко-близко. Я прикрыла глаза и шумно вздохнула, позволяя терпкому горьковатому аромату просочиться внутрь тела. Купаясь в нем, я краем сознания анализировала плещущиеся эмоции, но с большим трудом разбирала, где чьи. Кажется, уверенность и обреченность не мои, а вот горячечное желание…

По лицу расплылась улыбка. Подавшись вперед, я попробовала напроситься на ласку, но наткнулась на холодное недоумение. Не обиделась. Ну-ну… Это только начало, дальше будет еще веселее.

— Постой-ка, а охранная система не заметила нас и эти твои полеты?

Тут Павел усмехнулся:

— А здесь очень интересная охрана стоит. С разбалансированными настройками. Больше работает на поглощение магических возмущений, идущих изнутри периметра, а наружный контур, тянущийся вдоль забора, настроен на сильные воздействия и не реагирует на присутствие живых существ.

— Самоучка этот Чен, самоуверенный самоучка, — протянула я рассеянно. — Тем лучше! А эти птичьи глаза разве немного силы требуют? Да и рисунок…

Вампир поднялся, развеивая в воздухе след плана:

— Теорию лучше учить надо. Вот разберемся с неприятностями, я тебя погоняю.

— А фигушки! — радостно вскричала я, взметнувшись вверх. — Я теперь свободная Охотящаяся!

И не давая Павлу вставить и слова, вцепилась в полы его плаща, прижалась всем телом и впилась в прохладные губы горячим поцелуем.

Ревущая волна страсти накрыла меня с головой.

Мм… и где это я так целоваться научилась?

Пришла в себя от пощечины.

— Что ты творишь?!

— Ничего! — Потирая щеку, я отскочила подальше от гневно сверкающего черными глазами вампира. Гневно? Или… — У меня есть план!

— Да? И почему же я ничего о нем не знаю?

О, он сама ироничность! Стоит, засунув руки в карманы, активированные амулеты тихо потрескивают и разбрасывают вокруг мелкие серебристые искры. Клинки мечей налились живым огнем.

— Ну, — склонив голову, я заложила руки за спину, — ты же не рассказываешь мне, как и о чем ты будешь разговаривать с Ченом. Вот и я… не разглашаю секретов.

Павел вежливо улыбнулся, вздернув брови. Хорошо, заинтересовался. И эта пустота внутри души, пахнущая тленом и пеплом, наполнилась. Вот только чем?

— Поделишься… секретом? — вкрадчиво проговорил бывший учитель, плавно перемещаясь в мою сторону.

Я отступила еще на пару шагов.

— Информация за информацию, — пропела я, уворачиваясь от клинка, с резким свистом разрезающего воздух.

— Ну хорошо. Ты в форме, — заметил Павел, пряча оружие. — Продолжим разговор?

— Конечно, но сначала… Ты позволишь? — Облизнувшись, я подобралась ближе. Кажется, вхожу во вкус.

В сумерках, опустившихся на лес, я скользила бесшумной тенью. След в след за вампиром, чей шлейф ароматов лишал терпения…

Вот, стихами заговорила. От страха, что ли? Да нет, уже и предбоевой мандраж прошел, остался только расчет. Ну а то, что расчет этот скорее горячий, чем холодный, никого не касается.

Лес затих в предвкушении, мелкое зверье попряталось. На небе вновь собрались тучи, наливаясь неестественной чернотой. Магия тихонько покалывала обнаженную кожу, мокрая листва обсыпала капельками воды, мгновенно пропитывающими тонкую майку. Собственно, из одежды на мне был только комплект нижнего белья и ожерелье, прикрывающее от поиска противника. А Павел экипировался по полной программе. Ну правильно, у нас разный стиль ведения боя.

Деревья закончились, и последние несколько метров мы пробирались через цеплючий кустарник. Потом и он сошел на нет, открывая узкое, метра в два, пространство, заросшее бурьяном и крапивой. Полоска земли шириной с ладонь была свободна от травы, и оттуда сквозь густую путаницу зелени пробивалось белесое сияние магии. Вокруг вставали причудливые резкие тени.

Кажется, мы на месте. Остановились плечом к плечу перед толстым ярко-синим жгутом, извивающимся по земле в шаге от облезлой ограды, переглянулись. Не знаю, что почувствовал Павел, двумя руками ощупывающий пространство перед собой, но у меня мурашки пробежали по спине, когда я поняла, сколько силы загнано в защитный контур. По проложенному по земле каналу бежал, переливаясь и сияя, ручеек света. Он то становился ярче, насыщеннее, то угасал; многочисленные тонкие ниточки-ворсинки, извиваясь, как червяки, впивались в землю, оставляя выжженные следы. В небо тянулась полупрозрачная белесая пленка.

Я прищурилась, перебрасывая пустой кинжал-глотку из руки в руку. Энергию из него мы перекачали в амулеты вампира.

— Действуй, — кивнул Павел.

— Как договорились… — Опустившись на колено, я вонзила кинжал в землю, перебивая жгут энергии. Лезвие мгновенно нагрелось, поглощая энергию. Жгут набух, сияние стало ярче. Как будто ручей перегородили плотиной, и вода, переливаясь через берега, готовится снести бурным потоком травинки, веточки, жуков и муравьев. Миг спустя поток хлынул через кинжал дальше.

Я оскалилась, хватая рукоять двумя руками, и потянула вверх. На плечах взбугрились частично измененные мышцы. Кинжал начал медленно приподниматься вместе с вросшим в него синим ворсистым канатом. Тонкие волоски неохотно, с тихим хлюпаньем, отдирались от земли. Белесая занавесь заискрилась, собираясь складками, пошла волнами. Запахло озоном и почему-то лимонной цедрой. С трудом разогнув хрустнувшие в коленях ноги, я выпрямилась. Павел поднырнул под сине-белую полосу. Вывернув руки и выпуская обжигающую ладони рукоять, я рванулась следом.

Тихий хлопок опустившейся защиты заставил нас вздрогнуть.

— Работаем. — Вампир поднял взгляд. Туч из-под дергающейся пелены вроде не видно. Только черная муть и какие-то алые всполохи пересекали видимый участок неба.

Коснувшись пальцами забора, я зло зашипела. Покрасневшая кожа не добавила приятных ощущений, и брать след я не стала. Да и рано еще.

Так, спокойнее.

— Начали, — прошептал вампир и двинулся вдоль ограды, легко прокладывая дорогу среди вымахавшей по пояс травы.

Я поспешила в другую сторону, отбрасывая трещащий по всем швам контроль за полыхающим внутри огнем.

На губах еще сохранялся горьковатый привкус крови вампира. Слегка увлекшись поцелуями, располосовала ему губу, о чем не жалею, даже наоборот… Интересно, когда полнолуние кончится, сохранится ли во мне этот неподобающий интерес к инородцу, а? Ведь раньше-то ни единой мысли не мелькало!

Гр-р-р! Ну о чем я думаю?! Идиотка!

Вонзив когти в крошащийся кирпич, я взлетела на гребень. Полоснула по железным кольцам, ощетинившимся иглами. Замерла на самом краю, вдыхая вечерние ароматы. Ага! Мне туда, откуда доносятся запахи страха и ландышей, а отблески алых огней пляшут на стенах заброшенного цеха. Осторожно перешагнула обрезки ржавой проволоки и, резко оттолкнувшись, кувырком перелетела через пустое пространство. Приземлившись на ближайшую крышу, я снова затаилась, пережидая гулкий звук, разносящийся по окрестностям. Ржавое железо неожиданно подалось под ногами, и я белой тенью метнулась к соседнему дому.

Пора, пора… Готовьте встречу.

Внезапно сумерки прорезал столб лунного света. Тучи раздвинулись, создавая колодец, пройдя по которому, белесая волна ударилась о землю далеко впереди и разошлась кругами, разнося окрест тяжелый приторный аромат гниющих растений.

Еще далеко не полночь, но ритуал, похоже, уже начался. Вперед!

Я скользила по крышам, сливаясь с тенями и памятью заброшенного места. А оно в помощь мне подсказывало, куда ступить, чтобы остаться незамеченной. Не было больше ни шорохов, ни грохота, ни даже эха… Языки призрачного пламени, стремительно вздымающиеся от поверхности, не могли коснуться моих ног. Несколько мгновений спустя я уже прижималась к крыше домика, последнего в ряду покосившихся строений. Пустое пространство впереди залито светом сотен свечей, расставленных по линиям сложного узора и образующих какую-то руну. В центре рисунка были разложены черепа: три в середине и десяток по краям алого круга, от которого вверх поднималась пелена режущей глаз рубиновой силы. Столб лунного света дрожал, не выходя за границу, очерченную кровью.

Концентрация смерти была так велика, что забивала все прочие ароматы, но сейчас нюх и не нужен. Сработали бы инстинкты…

Закутанная в темное одеяние фигура неторопливо обходит пиршество огня, длинной лучиной поджигая последние свечи и тихо напевая мелодию, похожую на жужжание шмеля. Алые отблески силы и темные тени пляшут на широком плаще, скрадывая движения, делая их текучими, незаметными.

Чен?

Он будто плывет, не касаясь земли, медленно-медленно поворачивает голову в мою сторону… и манит пальцем, накидывая на шею петлю зова. Кажется, в этот момент на моем лице появляется полубезумная улыбка. Начнем?

До мага полсотни шагов, но я тону в злой тленной черноте раскосых глаз. Он по-своему красив, этот мужчина. Тихое рычание зарождается где-то в глубине груди и рвется наружу, превращаясь в традиционный вызов на поединок.

Он красив, да. Но он покусился на то, что принадлежит мне. На мой мир, на маленький островок иллюзий. Он силен. И я понимаю, как никто другой, что право на месть священно, и признаю за ним данное право. Но это не значит, что я сдамся так просто. Под когтями крошится деревянный брус.

Пренебрежительно отворачиваясь, маг повелительно махнул рукой, и от стены цеха отделился клок тьмы, обретая человеческие очертания.

Я спрыгнула вниз.

Из складок одеяния маг достал книгу.

От ног суккуба, неспешно, будто бы неохотно двинувшегося ко мне, в разные стороны потянулись морозные узоры. Сплетаясь в сеть, они пытались окружить меня, но я же вижу магию этой ловушки. И пока попадать в нее не время. Надо подобраться ближе, иначе я слишком рано потеряю сознание.

Изящная фигура, от которой веяло холодом, будто переплавлялась. Оплывшая, словно свеча, она вновь обрела четкость, сменив ипостась. Призванный из забвения менялся, подстраиваясь под новую жертву. Меня.

Легко изгибаясь, плыву над землей в экзотическом танце. Я — туман. Уклоняюсь, перешагиваю, ускользаю, запутываю, держу равновесие… Как по нитям прочной паутины, способной изрезать в кровь ноги, если остановишься, осторожно приближаюсь к демону. Прах, тлен и одиночество… Я знаю его, я ощущаю его чувства и тонкую дрожащую нить принуждения, из-за которой он застрял в этом мире.

Я тоже… одинока… И согласна утолить твое желание и дать тебе свободу. Если ты, демон, утолишь мою страсть… Ведь сейчас полнолуние…

Мы сошлись почти вплотную в странном параллельном скольжении. Я протянула руку, украшенную когтями, и коснулась серой кожи демона. Узкое, болезненно худое лицо, ало-золотые глаза без белков, тонкий шелк одеяния, мощный вал скованной, болезненно жаждущей свободы силы. Я позволяю инеистым узорам охватить мгновенно онемевшие лодыжки и делаю последний шаг.

О Создатель, как холодны его объятия… Но меня согревает пульсирующее внизу живота желание.

А вокруг царит тишина, нарушаемая только тихим речитативом мага. Даже ветер утих, замер в ожидании… Мимоходом замечаю, как из темноты появился Одержимый, деловито неся какой-то куль…

— Приветствую, крестничек, — неожиданно разнесся над пустырем голос Павла.

Чуть откинув голову, я позволила демону впиться в шею ледяным поцелуем и скосила глаза в сторону. Павел выступил из теней, а эхо его голоса все металось между заброшенными строениями.

Одержимый осторожно положил на землю тюк, оказавшийся тощеньким бледным ребенком лет десяти, и шагнул в сторону Павла. Воздух взвихрился искажениями и осколками реальности. С выхваченных из ножен клинков учителя сорвался рой искорок и, завиваясь спиралью, устремился к смутно виднеющемуся за щитами-зеркалами пророку.

Павел вновь шагнул в тень и спустя миг появился с другой стороны.

— Ай-яй-яй, я же просто хотел спросить… — насмешливо пропел он, швыряя в сторону Чена горсть «бабочек» и опять исчезая.

Маленькие пронзительно-синие коконы полопались, скрывающаяся внутри магия расправила бритвенно-острые крылья. Маг вытянул свободную руку. Огонь на кончиках сотен свечей вздрогнул и, кажется, зарычал… Алая пена всколыхнулась и ослепительно полыхнула.

— …как именно ты убил Кирита? — закончил вопрос вампир.

— Так же, как убиваю сейчас твою шавку! — рыкнул маг.

Ой, он меня убивает! Смешно. Хотя…

Медленно опускаясь на холодную землю, чувствую, как под кожу пробираются ледяные щупальца демонической страсти. Тонкие чувственные пальцы — это единственная доступная взору часть моего убийцы, которому я отдалась добровольно…

Еще один взгляд в сторону.

Одержимый истиной мраморной статуей замер посреди бушующей на клочке земли реальности, «бабочки» одна за другой устилают землю ошметками, сгорая в пламени, льющемся с рук Чена… Его внимание отвлечено.

Когтями рву тончайший шелк, скрывающий полное нечеловеческой грации тело нависающего надо мной демона. Он молчит, только все сильнее от него тянет тонким ароматом жажды.

Моя страсть больше, моя жажда сильнее. И под острыми когтями поддается тонкая серая кожа, на узком нечеловеческом лице удивление пляшет вместе с алыми отблесками сражения. Густые капли падают мне на лицо; облизнувшись, тяну к себе демона. Кувырок… Навалившись сверху, вжимаю его в землю. Суккуб не сопротивляется, ведь я не собираюсь его убивать, а лишь…

Короткий взгляд в сторону огненной руны. Чен, затащив в круг маленькую жертву, хлещет по теням жгутом воздуха. Черепа поднялись в воздух и, напоенные силой, кружились, очерчивая внутренние границы руны. На миг из теней показался Павел. Припав на колено, он отправил в полет навстречу удару туманную пелену. И исчез.

Отклонившийся хлыст задел Одержимого, рассекая зеркала его защиты. Мозаика осыпалась на землю сверкающим дождем.

Он один… Я одна… Ты поможешь мне, демон? Не хочу сгореть в пламени собственной жажды. Талию будто стиснуло железным обручем, остужая клокочущий внутри котел, но этого недостаточно. Ног я уже не чувствую, но… В мерцающих глазах суккуба появилось… удивление? Черты лица потекли, меняясь.

Прижавшись к нему всем телом, впилась в холодные губы жестоким поцелуем. Клыки разорвали плоть, наполнив рот приторной сладостью…

Ну же! Давай!!! Трансформируйся, гермафродит! Вздыбившаяся мужская плоть коснулась бедра. Торжествующе рыча и не обращая внимания на творящуюся вокруг вакханалию магии, я избавилась от остатков одежды. Полнолуние вступило в полные права, вытесняя из сознания все разумные мысли, оставляя только холод и огонь, сплетающиеся в страстных объятиях.

Мы катались по взрытой силовыми ударами поверхности, сшибая свечи, а выше стелились безумные сплетения пологов и течений, ароматов и миазмов… Булавочные уколы Павла почти незаметны… И он все реже показывался из теней, все отчаяннее дрожала личная метка. В какой-то миг, когда я окончательно потеряла голову, не различая запахов, не слыша и не видя магии, а просто раздирая когтями спину суккуба, холод начал медленно отступать под натиском огня.

Кривая ухмылка… Сытое довольство демона, с урчанием двигающегося в извечном ритме, сменилось ошеломлением. В ревущем воздухе раздался резкий хлопок, и мое тело неожиданно затопила ослепляющая боль отдачи от разорванного заклинания-договора. Оплетающая меня инеистая паутина исчезла, как и сам демон. Он вернулся домой…

Мелкая дрожь прошла вдоль спины. Воздух, продираясь в легкие, безжалостно драл горло. Пепел отчаяния и одиночества оседал на лице черной пылью. Распластавшись по земле и раскинув руки, я бездумно глядела в небо, не имея сил пошевелиться. Только сейчас поняла, что кровь демона едкой щелочью разъедает кожу.

Небесный купол закружился и вздрогнул, планируя на землю.

Ой… Сейчас он меня погребет…

Знакомые руки выдернули меня из-под удара воздушного хлыста.

Полынь? Павел… живой?

Короткий полет в центр рунного узора и падение, вышибающее из легких с таким трудом попавший туда воздух. Алая пелена разорвалась, и черепа, медленно кружась, опустились на землю. Подкованный серебром сапог наступил на самый маленький, и тот с противным хрустом рассыпался… Из остальных вырвались струйки алого, распространяющего аромат гнилых растений, дыма. Возвышающаяся надо мной фигура, протянув руку, ловко поймала один из черепов длинным тусклым клинком. Оплетая лезвие, дымок потянулся вверх по запястью, закованному в опаленный наруч, и выше, к плечу и шее. Алая лента прильнула к бледной коже и с вдохом проскользнула в приоткрытый рот.

Дикий, полный отчаяния вой откуда-то со стороны слился с оглушающим грохотом.

А я ведь так и лежу, обессиленно глядя в небо. Оставшийся от страсти уголек медленно тлеет внутри. Лунный свет прижимает меня к земле, алая магия рисует перед глазами узоры… И я вижу, как, мигнув несколько раз, гаснет защитный купол.

Хрипло кашляя, Павел с трудом подхватил меня на руки, перекинул через плечо и шагнул в тень.

Темнота разочарованно выплюнула меня в реальность спустя несколько мгновений.

Полупустой желудок выворачивало наизнанку. Капли густой слизи падали на траву, смешиваясь с сочащейся из прокушенной губы кровью. Во рту образовался гадкий привкус. Сжавшись, я переждала очередной приступ боли. Резкие спазмы будто выкручивали и выжимали все нутро, потом тупой нож принялся терпеливо пилить горящие внутренности. Руки подогнулись, и я со стоном рухнула на откос. Скатившись вниз, изможденно раскинулась на дне овражка.

С трудом подняв руку, я потерла лицо. Кожа горела, будто присыпанная угольками… Почему я здесь? Что случилось? Последние минуты полностью стерлись из памяти. Ну и ладно, ничего приятного в той схватке и перемещении по теням не было, а уж почему я в таком состоянии… Ой, как больно-о…

— Плохо выглядишь, — дохнув на меня непередаваемой смесью ароматов боя и смерти, заметил Павел. Он склонился надо мной, осторожно отирая лицо какой-то грязной тряпкой.

Я хотела спросить, где мы, но из горла вырвался только хрип, разбавленный рычанием.

— Молчи, кровь демона сожгла тебе горло. — И в ответ на незаданный вопрос: — Мы ушли вовремя и далеко.

Похоже, кругом густые заросли, на одном из склонов слегка примятые моим скатившимся вниз телом.

А вампир — я отвела взгляд от темнеющей травы — хорош. Лицо пятнали ожоги, из носа тяжелой густой струйкой тянулась кровь. Губы посинели. В глазах — дикая усталость… и довольство.

— Как…

— Тише. Все закончилось.

— Кха-а. — Меня вновь скрутил приступ. Выгнувшись дугой и впиваясь когтями в землю, я дико закашлялась. Павел придерживал меня, пока мышцы выкручивала неудержимая судорога. Потом я затихла, прислушиваясь. Почему-то звуки ловились выборочно. Будто через толстый-толстый слой ваты. Тихий рокот где-то вдалеке, шелест ветра… По шее побежала быстрая горячая струйка.

Вампир осторожно приподнял меня и губами собрал кровь, льющуюся из ушей. Привалился к склону, придерживая мое безвольное тело, вздохнул.

— Ра… кх-э… расскажи…

— Посмотри вверх.

Голова мотнулась в сторону, я скосила глаза и потрясенно выдохнула. Вокруг царила ночь, но понять это было очень сложно. Горизонт был залит огнем, сверкали молнии и метались вихри. Северное сияние и осколки лунного света рассыпались по густым зарослям. Тени выплясывали на небе безумный танец, хороводы звезд разбивали реальность… По щекам побежали слезы.

— Сейчас там разборки учиняют другие гости, — прошептал мне на ухо Павел. — Отдыхай.

Прикрыв глаза и устроившись поудобнее в кольце его рук, я провалилась в темноту бессознательного, пахнущую полынью и солнцем…

Павел еще раз вздохнул, устало поведя плечами, и аккуратно положил волчицу на траву. Как-то жалко она выглядела. Не то что какой-то час назад — пылающая яростной энергией, уверенная в успехе безумного предприятия… А сейчас грязная, грудь в царапинах, на руках и лодыжках застыли инеистые узоры, несмываемый след демонической магии, неподвижное лицо присыпано пеплом. Он смешался с густой кровью суккуба, намертво прикипев к коже. Павел стянул прожженный в десятке мест плащ, поежился от пробирающейся за шиворот прохлады и завернул в плотную ткань легкое тело. Откинулся на склон и прижал ученицу к себе, пытаясь согреть. Интересно, она очнется? Энергии из нее демон выпил много.

Напарница, надо же… Ей бы каплю энергии, но где взять?

Голова кружилась от слабости. Каждый отдаленный удар силы отдавался в пустой до звона голове гулким рокотом. И он не мог даже сказать, какое расстояние отделяет их от эпицентра творящегося беспредела. Не очень большое, скорее всего.

Схватка вспоминалась какими-то обрывками. Резкое чередование света и теней, вспышки, озаряющие застывшие на миг картины происходящего. Раскосые глаза Чена, изливающаяся с его рук тьма, хрупкое тело ребенка и рубиновые капли крови, взметывающиеся в воздух… Куда лучше он помнил ощущения. Боль в ладонях, протянутых навстречу осколкам реальности, брошенным вперед Одержимым, ледяное прикосновение тонких нитей стали к груди, вытягивающая последние силы прохлада теней… Танец на грани возможного… И чувство полной, острой, как прорезавший кожу клинок, беспомощности, когда он понял, что не успевает, не успевает… вытащить из-под удара хлыста распластавшуюся на земле напарницу…

Особенно сильная волна, приласкавшая землю, подсказала, что погиб кто-то из неожиданно нагрянувших на огонек Карающих. Как говорила Лена, гадкий медовый привкус был у этой силы. Павел зло усмехнулся. Кто бы мог подумать, что у них двоих получится подманить сюда такое сборище? Только волчица в своей непосредственности и могла быть в этом уверена. Впрочем, свою часть работы она выполнила.

Время бы тянулось резиновой бесконечностью, но…

Дальше смерти последовали одна за другой. Теперь, кажется, Чен заработал в полную силу. Им двигали страх и ненависть, приправленные отчаянием загнанного в угол человека… Вот это очень неприятно.

А немногим раньше… Какие неприятности могли ему причинить булавочные уколы одинокого охотника, потерявшего силу? Мелочь, неприятная мелочь на пути к основной цели… Полукровка только раздраженно отмахивался, что безумно злило Павла, всего пару дней назад владеющего огромной силой… Но он стерпел и выиграл все, что было возможно, а вот маг… Его сгубила самоуверенность. Самоуверенный полукровка позволил выманить себя из огороженного огнем узора. И проиграл. Понадеялся на то, что противник не сможет нарушить защиту, построенную на смерти и крови. Но разве вампир побоится шагнуть в круг, где началась инициация ритуала Мертвой Чумы, много веков назад погубившей древнее царство? Особенно если нет другого выхода…

Забыл Чен, что имеет дело не с молодым азартным игроком, одержимым местью, вроде него самого, а с опытным охотником из Пьющих кровь. С тем, для которого смерть — всего лишь одна из сил, подчиняющихся сути… Который готов, если иных вариантов не найдено, бестрепетно сделать тот единственный беспроигрышный ход, заплатив еще одним клочком души…

А вот за сохранность собственной личности следовало бы сказать спасибо бывшей ученице, нервно вздрагивающей в его объятиях каждый раз, когда до лощины докатывалась волна посмертной магии. Вампир переложил волчицу поудобнее, с наслаждением вдохнул терпкий аромат ее крови.

— Вот теперь и ты, маг, попал… — пробормотал он и на миг даже исполнился сочувствием к неудачливому полукровке. Нельзя подчинять жизнь одной-единственной цели… Но только на краткий миг он поддался странному чувству сопричастности, а потом продолжил злорадные мысленные подсчеты мертвецов. Состоявшихся и грядущих. Насчитав еще пять волн силы, хмыкнул. Кто-то из них, явно Чен, судя по непередаваемому смешению стихий. Да… Один телефонный звонок — и какие последствия. Можно собой гордиться! Вакханалия в небесах начала утихать, и ночь окончательно укутала леса и поля, скрывая беглецов.

Мертвая Чума… Если бы проклятие было совершено по правилам, поднялись бы все родичи мага династии Чен до седьмого колена. Все! И призвали бы вассалов со дна бездны… или из ада? Их невозможно остановить, уничтожить или обмануть. Они не остановились бы, пока не уничтожили бы всех, на кого было указано во время проведения ритуала. В итоге, скорее всего, вымер бы целый город, да и область тоже. Ни маги, ни древние семьи и кланы не уцелели бы, а уж что говорить об обычных людях!

А ведь часть несбывшегося проклятия теперь сидит в нем. Алая змейка чужой силы, заботливо вскормленной на невинных жертвах, не пожелала подчиниться, но это дело времени… Как и возвращение силы. А что может лучше восстановить отнятое у Пьющего кровь, чем концентрированная энергия выпитых жизней? Пусть не сразу, но…

Ну и кому какое дело, что этот способ давно отвергнут как неоправданно жестокий и малопродуктивный? Что неподвластная сила бьется в коконе воли, обжигая изнутри виски, что кровь бежит по жилам, только разнося боль от скрытого в груди источника.

Не он безжалостно загубил сотню жизней, чтобы напитать один конкретный череп. И его самого тошнит при мысли о том, что пришлось принять в себя и чем теперь будет отдавать его магия… Несправедливо — расплачиваться за чужие преступления. Жизнь вообще не очень справедливая штука. Но, но… На безрыбье выбирать не приходится, иначе сожрут акулы и не подавятся.

Лучше всего помогла бы в добром деле восстановления сил добровольная жертва, но единственная кандидатка… Вот она, лежит, вздрагивает во сне. Согласится ли? Ладно, это в крайнем случае.

День протерпеть да ночь продержаться… Недолго ждать оправдания, ведь маленький кристаллик сумел-таки запечатлеть самое начало схватки. И многозначительную фразу мага. Будет что предъявить конклаву.

Несмотря ни на что, грядущее уже не казалось глубочайшей черной дырой сплошного отчаяния. Скорее — просто длинным темным тоннелем. А уж обзавестись фонариком — не проблема.

Павел сидел в темноте и раздумывал о самых разных вещах, стараясь не сосредотачиваться на неприятных ощущениях тела. Холод, боль… Мысли отвлекали. Главное, не поддаваться накатывающей с неотвратимостью паровоза слабости. Одной бессознательной тушки в этом овражке достаточно. Он достал из кармана последнюю звездочку силы, прищурившись, всмотрелся в огонек структуры. Полная… Сжал в кулаке так крепко, что побелели пальцы.

На крайний случай, если вдруг появятся нежданные гости. Патрули магов, например…

Павел покосился на волчицу. Пусть отдохнет до утра.

Вот ты какая, оказывается. Смелая, искренняя, преданная… невоспитанная, несдержанная, чересчур энергичная. Перебирая спутанные пепельные волосы бывшей ученицы, он неожиданно ощутил, как в душе поднимается странное чувство. То ли нежность, то ли щемящая радость. Они живы, все прочее неважно.

Спасибо тебе, Елена из Охотящихся в ночи, спасибо…

Ранним утром, когда туман клочьями оседал на траве, деревьях и асфальте, по обочине шоссе неторопливо брели двое, поддерживая друг друга. Водители и пассажиры пролетающих мимо машин то ли не обращали на парочку внимания, то ли просто ее не замечали. Выглядели эти двое оборванцами и двигались не так чтобы уверенно — от столба к столбу…

Вдруг один автомобиль, измазанный в грязи по самую крышу, резко затормозил, взвизгнув шинами. Подал назад и остановился. Двое дружно отшатнулись, но из машины выскочил светловолосый молодой человек и, экспрессивно размахивая руками, бросился к ним. Что-то говоря, он затащил людей в машину, а сам сел на водительское место.

«Ситроен» мгновенно набрал скорость и быстро скрылся из виду.

Интерлюдия третья

ДИКАЯ ОХОТА

Милые традиции в нашем мире, не правда ли? Кровная месть, поголовное уничтожение родов, разборки один на один типа бандитских, и все — не с пустыми руками, а с разными магическими прибамбасами. Я вам расскажу еще об одной замечательной традиции.

Сказания о дикой охоте пришли к нам с Британских островов. В стародавние времена подобным образом любили развлекаться те, кого называли Играющими с жизнями. Это были самые красивые, самые изысканные в одежде и вооружении, самые одаренные умом из всех существ, что когда-либо жили на островах. Их род не относился ни к лунным, ни к дневным, а стоял особняком. Магии Играющих подчинялись земля и растения. Потом они научились управлять живыми существами и морочить им головы, причем без помощи зрительных иллюзий, умением создавать которые сейчас славятся альвы.

Но как ни были могущественны Играющие, новая религия, новая раса и очередной Поворот их подкосили, не говоря уже о завоевательных походах отнюдь не дружественно настроенных королей. Среди Играющих было много тех, кто не сдался без боя и, вцепившись в свой клочок мира, сражался за право выжить. Из кого-то получались легендарные воители, из кого-то — отменные злодеи. Но время шло, и Играющие умирали. Сражались — и умирали. Принимали новую религию — и умирали; обращались к злу — и умирали; их, настоящих, забывали, и они умирали, становясь лишь тенями в неверной людской памяти. В годы правления Вильгельма Завоевателя их добили окончательно. Если где-то и сохранились представители великого рода, то это жалкие вырожденцы, чья кровь разбавлена в сотом колене.

Сколько информации исчезло с уходом последнего Играющего! Архивная Ложа плачет горькими слезами, разгребая сгоревшие свитки, в которых хранились сведения о реальных деяниях Играющих. В основном же остались легенды и предания.

Впрочем, вернемся к нашему вопросу. Все знают бога Одина и его валькирий. Они переняли прекрасную традицию еще в те века, когда дикая охота была всего лишь безобидным выездом Играющих в поисках непуганого зверья. Надо признать, в более поздние времена в качестве дичи использовали и людей. Да, среди Играющих гуманистов не водилось. Жизнь была такая, веселая…

В свиту Одина входили маги, специализировавшиеся на управлении морской стихией и погодой. Им были подвластны бури, снег, лед, лавины, обвалы и прочие прелести, которые хорошо остужали пыл лезших в их поместья врагов. Скандинавские горы хоть и невысокие, но в те далекие дни это были дикие и прекрасные места.

Представьте такую картину: снег от горизонта до горизонта, пики и кручи, прозрачный звенящий воздух, северное сияние, безумные звезды, трескучий мороз и десятки ледяных замков в ущельях и долинах. И дикая охота, на которую со всех окрестностей собирались маги и воительницы. Последние не уступали магам ни в смелости, ни в силе, заслужив право на равных с мужчинами сражаться и высказывать свое мнение. Именно таких северяне и брали в жены. Женщины-валькирии, беспощадные и искренние в проявлении чувств. Их ненависть и любовь были одинаково горячи и опасны. Они жили в долинах, на берегах фьордов, и ревниво охраняли свои земли. Они неслись вперед в вихрях магии, по горам и долам, вздымая тучи снега, обрушивая лавины и засыпая долины снегом. Всякое бывало. И на города нападали, и убивали, и спасали. Тех людей, которым удавалось удивить участников процессии доблестью и смелостью, забирали в чертоги. В качестве прислуги или дружинников, а порой и супругов.

Откуда же северяне узнали об этой традиции? Викинги, во всем виноваты викинги. Они заплывали на Британские острова, знакомились с местными обычаями, а по возвращении домой травили байки о великих Играющих, о безумных скачках, о травле зверей, о крови и смерти. Но и северяне выпустили из рук золотой кубок могущества. Сейчас и следа тех ледяных замков не найдешь…

Существует ли дикая охота в наши дни? Конечно. Развлечение для молодежи, щекочущее нервы и позволяющее выпустить агрессию, не нарушая правил маскарада и не принося особых разрушений.

Есть такое развлечение — ночной стритрейсинг. А знаете, кто его спонсирует? Один молодой человек с нордическим профилем, периодически появляющийся на трибунах элитных гоночных соревнований. Свенн, нынешний распорядитель дикой охоты. Еще можно вспомнить закрытые военные игры. А иногда дикая охота выходит из-под контроля ведущего, превращаясь в безумный гон. И тогда приходится звать кого-то, кто сможет обуздать кровавую вакханалию. Хотите, расскажу? Я так и думала.

Как-то осенью в одном из парков начали находить убитых людей. Изуродованные до неузнаваемости тела кто-то прятал под прелой листвой, завернув перед этим в полиэтилен, чтобы не воняли. Первое обнаружил собачник, питомец которого проявил чрезмерное любопытство. Едва не умерев на месте при виде страшной находки, мужчина бросился в милицию. А уж доблестные представители закона, проявив неожиданную оперативность, принялись прочесывать лес. И нашли…

Несчастные жертвы числились пропавшими без вести. Парень, который вышел из дома выбросить мусор, охранник обменника, отлучившийся в магазин, девушка, не вернувшаяся из института. И многие другие. Смерть они приняли от ножей и когтей и выглядели, мягко говоря, живописно. А если упомянуть о следах разложения…

Люди тут же заговорили о маньяке. А Карающие — о нарушителях правил маскарада. Маги тоже прочесали лес, обнюхав каждый куст. Бесполезно! Ни единого следа убийц, ни энергетического, ни реального. И сами жертвы были ничем не связаны между собой. Хотя все они были полукровками разного возраста, сил и способностей. Скорее всего, ни маги конклава, ни Карающие, ни одинокие охотники так ничего бы и не нашли, если бы…

Если бы обозленная из-за гибели давнего знакомца Охотящаяся в ночи не решила ловить убийцу на живца. Проделывать такое ей было не впервой. Опытная одинокая охотница, одна из лучших следопытов, быстрая и безжалостная, решила отомстить. Вот только притворяться юной безобидной пташкой ей было ой как тяжело. Но ничего, справилась. Ее вели древние инстинкты и город, который она умела слушать как никто другой. Кружа по темным улицам под промозглым холодным дождиком, Охотящаяся вылетела прямо навстречу безумно мчащейся в неизвестном направлении альвочке-полукровке. И насторожилась.

Несущаяся за девушкой темнота поглощала звуки и стирала следы. «Ну что же! Вот я и его поймала, — подумала охотница. — Не на себя, правда, но так даже интереснее». Схватив в охапку жертву, девушка резко развернулась на сто восемьдесят градусов. И душная темнота накрыла ее с головой, отрезая от влажной прохлады осенней ночи. Вокруг закружились тени, послышались шелест и шепот, прерывистый истеричный смех. Альвочка нервно забилась в руках охотницы, пытаясь вырваться, в глазах ее стоял первобытный ужас.

Темноту, в которой бесполезно пытаться использовать чары, прорезали вспышки извлекаемых из ножен мечей. Но Елена (вы же догадались, что это именно она затеяла рискованную авантюру?) не была магом. Она была оборотнем, высшим оборотнем. И умела ждать. Она неподвижно стояла, выбирая подходящий момент. «Эта темнота, — догадалась охотница, — вызвана вампирскими артефактами, нагоняющими страх. Плюс используется магический веник для затирки следов». Похоже, это развлекались молодые идиоты, возомнившие себя древними богами!

И, отшвырнув в сторону пребывающую в полуобморочном состоянии альвочку, волчица прыгнула вперед. Янтарные глаза сверкали бешенством. Вы можете представить высшего оборотня в бешенстве? Нет? Поблагодарите за это богов. В общем, все, что осталось от безумного преследования, было сдано Карающим на опыты, да и про людей не забыли — тоже ведь старались, принимая участие в расследовании. Один из зачинщиков «дикой охоты» явился с повинной в прокуратуру. Его судили, признали невменяемым и сейчас усиленно лечат.

Почему охотница не поддалась страху? Потому что умеет различать истинные и наведенные эмоции. Да и учителем у нее был вампир. На этом, пожалуй, прервем ненадолго знакомство с традициями изнанки нормального мира.

Глава 4

ОХ УЖ ЭТА НЕЗАВИСИМОСТЬ!

Одноэтажный особняк в классическом стиле, прячущийся в густом лесу, обозначенном на всех картах как частное владение, чего только не видал на своем веку: и сражения, и скандалы, и эффектные неприродные явления. И трупы порой выносили в весьма неприглядном виде из подземелий… Так что длинная вереница дорогущих машин не показалась ему чем-то необычным. Как и выбирающиеся из них… существа.

Дом, не прислушиваясь к тихим разговорам, снова погрузился в дрему. А зажигающиеся один за другим фонари разгоняли темноту внутри него.

Я нервно расхаживала по комнате, едва не рыча от нетерпения и заламывая пальцы. Хотелось подрать прикрывающие стены гобелены, разломать изящные деревянные подсвечники, установленные по углам, убить кого-нибудь, наконец!

Господи ты боже… не мой!

Гадство!

Чувствуя, что вот-вот лопну, я подскочила к стене, с размаху вспарывая плотную темную ткань, покрытую геометрическими узорами. Алые нити расползлись, открывая серое нутро. Ритуалы! Ненавижу! А если учесть, что совсем скоро я приму участие в одном из них!.. Ненавижу! И все почему? Потому что всем должна что-то доказывать!

Охотящимся в ночи — право на самостоятельность, чтобы не присоединяться ни к одной из семей; конклаву — право на деньги, выплачиваемые обычно одинокому охотнику по завершении работы; самим охотникам — правомерность решения Павла об окончании ученичества…

Путем долгих, но абсолютно непонятных мне маневров Жерому и Павлу удалось выбить решение свести выяснение всех этих вопросов путем одного поединка. Но по слепому жребию. То есть в противники мне может достаться воин любой из семей, посчитавших необходимым принять участие в сем действе.

Ну хоть так. Четырех поединков мне было бы многовато!

Хотя… Я же высшая. Раскрой я этот факт широкой общественности, не видать бы мне покоя как своих ушей! Для начала против меня выставили бы высококлассных мастеров, потом семьи волков потребовали бы вступления в их ряды. Я не самоубийца.

Не хочу! Хочу свободы! За что и страдаю! Делаю еще один круг по комнате, по теплому гладкому паркету босыми ногами, оставляя на полу длинные царапины.

Буквально через несколько минут распахнутся высокие двери из красного дерева, и старый, покрытый шрамами Охотящийся пригласит меня в зал, где проходят поединки. Я покосилась на створки, опутанные синими нитями. Сквозь защитные чары проступали многочисленные глубокие полосы.

Хм, похоже, большинство ожидающих предпочитали драть от нервов именно двери, а вовсе не гобелены!

Ну, скорее же! Я с ума схожу! Еле сдерживаюсь, чтобы не начать читать следы. Сцепив руки за спиной, я волчком закружилась в центре комнаты.

В зале результатов поединка дожидаются Павел и Жером. Там, судя по запаху, тянущемуся из тонкой щели у пола, разжигают благовонные палочки Знающие. Они обязаны занести в архив результаты… Много от того архива осталось!

Благословенная смесь сандала и десятка восточных пряностей почти забила нюх, отбивая желание охотиться. Хорошо, я за равноправие! Особенно если у меня все равно есть преимущества. Я расслабилась, позволив мышцам на миг растечься плавящейся смолой, напряглась, сцепила руки в замок и мерно задышала. Все в порядке.

Взгляд зацепился за белые тонкие полоски, оплетающие запястья. Короткие рукава серой льняной рубахи не скрывали морозных узоров, застывших на коже. Памятки от демона останутся на всю жизнь. Тянущиеся от лодыжек до середины бедер и от кончиков пальцев до локтей гладкие шрамы хорошо скрывала иллюзия Жерома, но сейчас на мне не было маскировки. Почти не было. Тонкая серебряная нить была спрятана в туго затянутых в узел волосах и скрывала необычный разрез янтарных глаз, выпирающие клыки и чуть сглаживала черты лица.

Я не высшая, не высшая… Обычная полукровка. Ха! Выжившая в объятиях демона страсти… О, как пафосно это звучит. Есть чем гордиться! Между прочим, метки-ожоги легли и на второй облик. Я теперь серая волчица в белую полоску. Милые подпалины придавали мне экзотичность и оригинальность, как, полюбовавшись, заметил Павел. Я его чуть не убила. Гад! Правда, вампир успел сбежать. Он теперь всегда от меня сбегает… Боится, что ли?

Но сегодня никто не удостоится чести полюбоваться на полосатую волчицу. Я же полукровка, и настолько стремительно и легко перетекать в другую ипостась мне просто не положено. А то ведь увидят, догадаются, не отпустят! Придется бежать, причем прямо отсюда, а это — автоматически клеймо изгоя на всю жизнь. И цена за голову, причем отделенную от тела, и вечная охота, и еще множество всяческих неприятностей, причем не только для меня… Подставлю и учителя.

Так вот, бегство — не выход. А официальный статус… Если сейчас конклав признает меня одиноким охотником, то, когда раскроется истинный вид, обратного хода уже не будет. Охотники своих не выдают, разбираясь с проблемами и проблемными личностями самостоятельно.

Внезапно я застыла. Как можно было забыть! Карающие, с которых стребована компенсация за моральный и материальный ущерб. И за физический. Ну а как же! Во сколько можно оценить лишение силы, тем более ни за что ни про что? Павел стребовал и получил сумму примерно в пять шестых официального годового дохода сволочей. Без особых проблем, не считая того, что едва не оглох от зубовного скрежета Карающих. Они вынуждены подчиняться конклаву, а собрание решило, что эти сволочи были неправы.

Правда, мне за свою долю придется побороться… Да, поединок решит и этот вопрос. Куда более скромная сумма, едва ли достигающая половины обычного гонорара охотника, но с учетом уже полученного должно хватить на новое начало. Мне ведь теперь придется рассчитывать только на себя. Чертова самостоятельность!

Я потянулась, напряглась, заставляя кровь бежать быстрее. Поймав тонкую ниточку, в которую превратилась наша с Павлом связь, послала нетерпеливый вопрос. В ответ пришла не менее нетерпеливая с толикой раздражения мысль: «Скоро!» Привычно накатило желание. Вот гадство! Уже вторая неделя после полнолуния, а я все еще хочу… ну, одного конкретного Пьющего кровь! Прикусив губу, я вздохнула. Да, Павел от меня бегает именно поэтому. Но. Но! Отработаю поединок, потом отмечать будем! И уж тогда! Да! Не отвертится!

Внизу живота заныло. Сладко так, приятно… Вот только сам Павел… А, кто его спрашивать будет! А может, у него проблемы? С этим самым? Проблемы, проблемы, проблемы… О чем я вообще думаю? Прекратив бесконечное кружение на месте, я остановилась. У нас полно других проблем, чтобы размышлять о неудовлетворенном желании. К примеру, ученическая связь, установленная когда-то через личную метку, трансформировавшаяся во что-то странное из-за добровольно отданной крови. Причем мы сразу этого не заметили… Еще Павел неизвестно насколько, если не навсегда, энергетически скатился до уровня низшего вампира.

У, вот уж это — не моя проблема! Я же теперь самостоятельная! Черт! И как бы я могла помочь? Я вновь крутнулась волчком. Да скорее уже! А то черт-те до чего додумаюсь! Ведь последние две недели были весьма насыщенными, и времени на размышления не оставалось. Допросы, допросы, допросы, мягко замаскированные под дружеские разговоры, скандалы, решение кучи мелких бытовых проблем, ночные кошмары…

Тьфу! Черт бы подрал все на свете!

Словно в ответ на ругательство двери неслышно распахнулись. И я скользнула в зал, отбрасывая мысли, как луковую шелуху.

Десятки длинных ламп, забранных в ребристые плафоны, заливали кафельный пол синеватого оттенка дневным светом. В центре алой линией был вычерчен круг метров десять в диаметре. Напротив — еще одна дверь, на сей раз — я прищурилась — оплетенная черными нитями. По затененным углам, на безопасном расстоянии от круга поединков, расставлены столики. Свободных мест, совершенно точно, не было, но вот кто там сидит, разобрать невозможно. Легкая завеса делала смутные фигуры неузнаваемыми. А деловая атмосфера, наполняющая зал, еще больше стирала различия. Это было просто собрание, хм… совета директоров крупной корпорации. Вот только запахи…

Павел, Жером, еще парочка знакомых охотников — их сдержанное уважение перебивает даже медленно тлеющие благовония. Брезгливое недоумение, отдающее мускусом раздражение нескольких семей Охотящихся, Карающие, полные злости. Чистый звонкий родник Знающих, их равнодушие густо замешено на почтении. Затаенное удовольствие Крадущихся, легкое пренебрежение Танцующих, ради разнообразия совпадающее с тем же чувством Поющих.

Династии тоже прислали по представителю, и это не считая тех, кто входит в конклав. Ну, их данный эпизод тоже касается, в конце концов, убийцей был именно маг. Холод любопытствовал — это Хельнгорфы и Аррингтоны, огонь тихонько меня поддерживал — наверное, это Ирина, маленькая рыжая колдунья. Маги земли, Ленские и Вессажи, отрешенно созерцали, едва не зевая.

Стараясь не заострять внимание на присутствующих, я уверенно прошла в центр круга, на мгновение ощутив покалывание во всем теле. Поклонилась в пространство.

Высокий Знающий, магистр Терни, выступил из тени. Темное траурное облачение, бледная кожа и светлые волосы делали его похожим на призрака. Посмотрел по сторонам, кивнул мне и развел руки в стороны, объявляя:

— Судебный поединок за право одинокой охоты. Елена из Охотящихся в ночи против Ленга из семьи Ван.

Нет нужды оборачиваться, но я все же скашиваю глаза. В круг вплывает, обдавая все вокруг запахом хвои, Охотящийся. На голову выше меня, тяжелый, мощный, но гибкий, мышцы скрыты тонким слоем подкожного жира, в резком, режущем глаза свете кожа отдает золотом. Черные волосы аккуратно зализаны. Уверен в себе, чуть равнодушен. И капля пренебрежения в каждом движении. Ну, от этого мы его, надеюсь, вылечим.

Раздувая точеные ноздри, противник застыл напротив. Я принюхалась, облизнула пересохшие от волнения губы. Я — волнуюсь?

Кто ты, семья Ван? Расскажи мне… На меня дохнуло тайгой, палой, чуть подгнившей хвоей, кедровым дымом. Тигр, хоть и низший, но с рождения воспитанный как воин. Опасен, в особенности для недообученной полукровки. Но мне есть что ему противопоставить! Мое преимущество — скорость.

Знающий отступил назад, и вокруг нас поднялась стена огня. В пламени я заметила синие искры саламандр, маленьких кусачих колдовских тварей. Это не демоны, скорее неразумные элементали, но жгутся больно.

Спокойствие, точный расчет, ожидание момента для провокации, вот мой план на сегодня. Я же слабее. Ну что же… Кто вылетел из круга, тот проиграл!

Начнем? Я поманила пальцем Ленга, неподвижно замершего напротив. Тот прищурил и без того узкие глаза и без единого слова напал. Я ринулась навстречу. Наскок, удар, рывок вперед и дальше. Мы разминулись на волос, по плечу противника побежала первая струйка крови. Я облизнула пальцы. Свежий металлический вкус вскружил голову.

Стоп! Не сейчас.

Замечтавшись, я еле успела уклониться от выпада тигра. Ушла вправо, едва не проваливаясь в огораживающий круг огонь. Скользнула дальше, насмешливо скалясь. Он взрыкнул, рванулся, и мы сошлись в яростном клинче. Ругаясь, покатились по полу, пятная кровью белый кафель. Затрещали ребра в крепком объятии. Задохнувшись от боли, я впилась клыками в шею противника, пытаясь добраться до аорты, врезаясь когтями в спину. Он зашипел, выворачивая мне руки, суставы заныли, чуть не ломаясь. На миг расслабившись, я выпустила часть волчицы, добавляя мышцам гибкости, и змеей вытекла из его объятий. Отскочила.

Тигр, в ярости теряя контроль, сорвал ошметки рубахи, припал к полу и едва не перешел во второй облик. Зажимая изорванную шею, взглядом пообещал мучительную смерть! А вот не верю. Пахнет немного страхом и непониманием. Сама себя бояться начинаю, прием-то — Павла! Запрещенный…

Мы заскользили по часовой стрелке, тяжело дыша. Во взгляде Ленга больше нет пренебрежения, зато потихоньку разгорается бешенство. Да! Нападай! Вырви для своей семьи победу! Я увертываюсь от тягучих стремительных движений, раз за разом позволяя противнику оставлять на теле только неровные порезы самыми кончиками когтей. Кровавые полосы украшали бедра, бока, руки, но Ленг все никак не мог поставить решительную точку. Бешенство в нем разгоралось все сильнее. Какая-то полукровка смеет противостоять ему, лучшему тигру города!

Время будто остановилось.

Мы рыскали, кружились, скользили вдоль линии огня с тяжеловесной грацией усталых хищников. Искры, вылетающие из пламени, обжигали спину, тени и отблески искажали лицо противника, алые пятна на плитах казались багровыми. Атаки, прыжки и уходы, легкие, быстрые, раздражающие тигра все сильнее и сильнее.

А время идет… Кровь сочится из ран, покрывая плитки равномерным слоем. Мимо, мимо и снова мимо! Почти. Тигр зацепил-таки лодыжку и, довольно скалясь, подобрался ко мне для последнего рывка. Азарт и ярость, пахнущие миндалем и пеплом, давно застили в его глазах холодный расчет. Так и надо… Я уже откровенно дразнила тигра, который, похоже, забыл, зачем вошел в круг. Раз за разом я посылала ему насмешливые улыбки, с трудом уходя от мощных ударов когтей. Влево, влево, боком, прихрамывая, но, не скрывая радости, посылаю Ленгу волны уверенности в его ничтожности. Ненавидь меня, не понимай меня, ошибись!

Ныли мышцы, горели раны и порезы, капли пота заливали глаза. Облизывая соленые губы, я выжидала. Еще уход, поворот, прыжок… Я — жертва, почти пойманная, почти съеденная, разорванная в клочки… Он забыл, увлекся охотой. Инстинкты смыли тонкий налет цивилизации. Здравствуй, тигр-р! Приветственно рыкнув, я вновь отскакиваю в сторону. Вот оно, вот… Чуть резче стали его движения, чуть участилось дыхание, широкоскулое лицо перекосил хищный оскал. А запах… яркий, дымный, ароматный, застилающий кровавой сладко-кислой пеленой. Зазывно оскалившись, я припала к полу…

И вот этот прыжок, чуть более сильный, чуть менее выверенный, высокий, яростный в своей забывчивости. Рывок навстречу, разворот, и он пролетает чуть выше, успев только располосовать когтями мою многострадальную спину. С разочарованным и удивленным, кажется, воем, он выпадает за пределы круга.

Я — выиграла. Поднялась, преодолевая сумрачную усталость. Равнодушное осознание произошедшего не доставило мне радости. Чертова самостоятельность.

А спустя мгновение огненная стена опала, открывая залитый светом зал.

Первое, что я увидела, это искреннее недоумение в темных глазах распластанного на полу тигра. Я улыбнулась и помахала ему рукой. Перевела взгляд на магистра Знающих. Тот вскинул руку и объявил, нарушая тишину:

— В судебном поединке победила Елена, одинокий охотник. Все решения по данному вопросу вступают в силу немедленно.

По его мановению тени в углах опали, являя мне зрителей. Я раскланялась, танцующим шагом вышла из круга, отдала поклон сначала Знающему, затем окровавленному встрепанному тигру, устало поднимающемуся с пола. Вздохнула. Вот уж радость-то!

Решения… Очень неторопливо я двинулась в сторону Павла, отрешенно созерцающего бокал, полный золотистой жидкости. Полынь и мята…

Жером ободряюще улыбнулся, кивнул.

Творец, как домой хочется! А есть ли у меня дом?

Устало опершись кончиками пальцев на стол и пятная его кровью, еще раз оглядела зал. Тишина… Как мне надоели эти невозмутимые лица! Ага, а вот и самый главный пострадавший.

Один из Карающих резко встал, едва не опрокинув стул. В три шага оказался рядом, обдав меня густым медовым ароматом, вынул из внутреннего кармана кредитку, швырнул ее на стол и, развернувшись, направился к выходу. Его свита двинулась следом, прожигая присутствующих ненавидящими взглядами. В ответ им доставались не менее «приязненные».

Павел кивнул, посмотрел на меня очень внимательно. Я подалась вперед, отводя с его лица седые пряди. Одними губами спросила:

— Домой?

Он еле заметно кивнул. Я нервно втянула носом его запах. Усталость, раздражение, капля облегчения, горькая полынь — я с наслаждением провалилась в знакомую черноту его глаз.

Вздрогнула, когда какое-то движение на краю сознания вырвало меня из транса. Это Жером, откинув волосы, поднялся из-за стола, раскланиваясь с Крадущимся в длинном синем пальто, важно шествующим под руку с Карминой, магичкой из династии Лиланд. Она обернулась, сверкнув глазами, и заметила:

— Поздравляю, Елена, но рекомендую вам в течение трех дней покинуть столицу. Во избежание инцидентов.

— Что?

Крадущийся фыркнул куда-то в пространство и сказал:

— Ваши действия вызвали некий резонанс… и нарушили сложившееся равновесие. Года два или три вам, Елена, не стоит появляться в этом городе без особо серьезных причин, — и потащил спутницу к выходу.

Вот ведь мерзость! Я зло рыкнула, с трудом подавляя ярость. Три дня! И три года! Ненавижу! Расталкивая излучающих презрение Танцующих и пятная их темные костюмы кровью, я двинулась к выходу.

Темный Творец! Чертова самостоятельность!

У самых дверей меня поймала Ирина. Тронула за руку и резко отскочила, увернувшись от невидимых когтей.

— Чего надо? — Получилось с порыкиванием, мне аж самой страшно стало.

— Ш-ш, успокойся. Ты что, так и пойдешь?

Осмотрев свою изодранную рубаху, я хмыкнула:

— А что? По лесу…

— А по городу? К чему тебе лишние проблемы?

Я вздохнула, вместе с воздухом выпуская ярость, клокотавшую в душе. Рыжая улыбнулась:

— Ну вот, пошли.

Пожалуй, эта девушка, когда-то случайно спасенная от одного сумасшедшего изгоя, единственная, кого я могла бы назвать подругой хотя бы в первом приближении. Тайн моих она знала предостаточно и, насколько это возможно для представительницы магической династии, хранила их от недругов и прочих своих родичей. Впрочем, тех было не так уж много. Огненные вообще почти вымерли за последние два века, а сама Ирина — полукровка.

Пока я размышляла, подруга протащила меня по завивающемуся улиткой коридору. Оставляя на светло-золотистых стенах и белых полах дорожку грязно-алых пятен, я зашла в одну из комнат, где уже стояла огромная деревянная бадья с исходящей паром водой. А вообще комната напоминала операционную. Белая, кафельная. Только стул стоял в углу, на который была свалена какая-то одежда.

Обернувшись, я поймала хитрый Ирин взгляд.

— Да-да, я приготовила все заранее. Я в тебя верила.

— Ну еще бы…

Пошатываясь, я подобралась к бадье, тяжело перевалилась через бортик и ухнула в кипяток. И едва оттуда не выскочила. Утихшая было боль вернулась с новой силой, прошив острым ножом от пяток до затылка. Впившись когтями в деревянные борта, я выгнулась, злобно рыча, но на плечи легли уверенные руки, принуждая остаться в воде. Резко и коротко дыша, я тупо наблюдала, как, покачиваясь на мелких волнах, от меня отдаляется банковская карточка.

Руки магички осторожно, стараясь не спровоцировать инстинктивную атаку, принялись распутывать мои волосы. На пару мгновений я выпала из реальности. Но когда к запаху Ирины, теплому смолистому дыму, добавился аромат болотной тины и крепко просоленной рыбы, меня буквально выбило из дремы. Заметно помутневшая от крови вода посветлела и приобрела голубоватый оттенок. Серебристые искорки заплясали на коже.

— И где ты достала русалочий эликсир?

Ирина гордо усмехнулась за спиной. Аромат сосновой смолы стал ярче.

— Контрабанда из Дании.

— Ну и зачем на меня переводить? Само бы прекрасно зажило.

Уж на что из меня никудышный стратег, но я сразу поняла, что Ирине что-то нужно.

— А так быстрее и приятнее, к тому же… Хм, а вот задумайся, почему черноморские и каспийские русалы перестали нам его поставлять?

— Так, давай без экивоков, прямо. Ты же меня знаешь!

— Хорошо. Прямо. — Девушка присела рядом и зашептала на ухо: — Тебе же все равно, куда ехать?

Согласно дернув плечом, я поняла, что все раны затянулись. Причем без затрат внутренней энергии. Ну еще бы, лучший в мире целительный эликсир! Вот только запах преотвратный.

— Вот и поезжай на юг. Волгоград — хороший город. К тому же у меня там квартирка есть… на берегу реки… Присмотришь.

За чем? За квартиркой или за рекой?

— А как там насчет работы?

— Тихо, но постоянных охотников нет.

— Хм, почему бы и нет.

Любопытство меня погубит, наверное. Что надо этой рыжей и почему, действительно, так резко прекратились поставки товаров от русалов? Что-то такое я слышала краем уха. Это коснулось в большей степени родов и семейств, нежели одиноких охотников, но на фоне последних грандиозных событий меня как-то не заинтересовало. Я же не торговка, да и учитель мой предпочитал всегда зачарованные вещи, а не сомнительные варева подводных родов. Предубеждение я у него унаследовала.

Кстати, об учителях. Я резко поднялась, забрызгивая элегантный костюм подруги. Потянулась. Внутри еще ощущалась противная слабость, но это легко исправить с помощью плотного ужина. Или завтрака.

— Подбросишь до города?

Ирина, оторвавшись от создания горячего воздушного потока, долженствующего просушить одежду и завившиеся мелким бесом волосы, недовольно кивнула. Ее раздражение пахло крепкой ядреной сосновой смолой. И немного — кедровым дымом.

Приятный аромат.

В нашей квартирке я оказалась ближе к рассвету. На кухне, печально уперев подбородок в сплетенные пальцы, сидел Павел. Перед ним стоял бокал. Падающий из окна свет заставлял алую жидкость наливаться темным переливчатым огнем. Пахло кровью. И черным, злобным отчаянием.

Ну что тут скажешь? А ничего. Я вообще говорить не очень люблю, особенно на такие темы, как жизнь, смерть и смысл жизни. Брезгливо переставив бокал к раковине, уселась напротив:

— Будем прощаться?

Бывший учитель вперил в меня тяжелый взгляд. В черных глазах плескалось… Наплевать! Я желаю получить то, о чем давно мечтаю. Так что пусть молчит. Моего огня, думается, хватит на двоих. Стянув новую куртку, бросила ее в угол, оставшись в легкой белой футболке и джинсах.

— Молчишь?

Нервно прошлась от стены до стены. Как же его растормошить?

— Так и будешь сидеть? Хоть скажешь что-нибудь на прощанье? И зачем ты мертвую кровь пил? Мало тебе проблем… Ну же, хочешь, чтобы тебя пожалели?

Меня несло. Только бы вырвать его из странного мертвого спокойствия. По кухне волнами расходилась тьма, поглощая кафельный пол, простенькую мебель и светлые стены.

— Умереть хочешь? Почему? Выполнил долг — и в могилку? Стыдно должно быть… идиот, придурок!

Я нависала над ним, опираясь на стол. Когти терзали столешницу, голос вибрировал, почти срываясь на рык. Ярость разгоралась в груди, разгоняя кровь. Белые узоры на руках налились огненным холодом.

— Решил сбежать от проблем? Нет уж!

Он вскинул голову, пытаясь посмотреть мне в глаза.

— Нормальной кровью брезгуешь?! Мной брезгуеш-шь?

Чернота взгляда Павла обрела глубину. На сей раз — глубину ярости. Это лучше… Да что угодно лучше, чем пугающее равнодушие и готовность к смерти.

Тяжелая пощечина отшвырнула меня к стене. Под лопатками треснуло стекло, вставленное в дверцу шкафа. Оттолкнувшись, я пролетела через клубящийся полынью и пеплом клубок сумрака, стремительно разрастающийся и затягивающий реальность за грань, врезалась во вскочившего вампира. Перехватила занесенную для удара Руку…

Время замерло.

И белый огонь, которым пылали узоры на руках, потек с пальцев, оставляя выжженные, покрытые пеплом следы на моей коже. Тонкие змейки заструились, перетекая на запястья Павла, и потянули меня следом. Рванувшись вперед, я притиснулась к напряженному телу, оскалилась.

Успела прижаться губами к его губам, шевельнувшимся в попытке что-то наколдовать. Не сейчас! Не после мертвой крови! Что-то в глубине торжествующе взвыло. Белое пламя, пляшущее перед глазами, налилось багрянцем, чернота затопила осязание холодом и горечью. Руки, впившиеся в плечи Павла, онемели. Хорошо…

Клыки, неловко дернувшись, пропороли его губу. Упоенно проведя по нижней языком, разобрала горько-сладкий, терпковатый вкус. Мгновение сомнений закончилось.

Рывок, и железная хватка на горле перекрыла кислород. Хрустнули под ледяными пальцами позвонки. Но я, ощутив, как ускорился ток крови в теле Пьющего кровь, снова подалась вперед, пытаясь сместить центр тяжести. Мы рухнули на пол. Сознание на миг померкло, поддавшись боли, прошившей спину.

Когтистые — откуда у него когти?! — пальцы вспороли майку и кожу. Тонкие полоски крови проступили сквозь лохмотья, раздразнив в Павле хищника. Он приник к груди с утробным рыком, слизывая живительную влагу. На миг поднял голову. В черных глазах отсутствовал всякий разум. Был только инстинкт.

Взять! Сделать своим, съесть…

Я изогнулась, вжимаясь сильнее, желая ощутить его каждой клеточкой тела. Кожа, мышцы, плоть, суть. Темный багрянец, серебряная клеть, в которой бьется в безумном ритме страсти черный голодный огонь.

Сладкий аромат дразнил обоняние.

Когти ритмично вонзались в его плечи, оставляя кровавые потеки на белой ткани рубахи, ноги обвивали талию, стараясь вжать горящую плоть в чужое тело. Хотелось большего.

То ли рык, то ли стон сорвался с губ, когда руки вампира безжалостно содрали с бедер исполосованные джинсы. В горле, неожиданно медленно отходящем от мертвой хватки разъяренного Павла, клокотало болью дыхание, но в груди все сильнее разгорался встречный огонь. Я облизнула окровавленные пальцы и расслабленно раскинула руки.

Дорожка горящих поцелуев-укусов протянулась от груди к паху. Прохладные губы задержались на миг у кромки волос, пальцы огладили внутреннюю сторону бедра. Потом… резкая боль прошила ногу. Изогнувшись в судорожной попытке сбросить тяжелого вампира, я застонала. Тьма радостно взвыла, пришпиливая к полу руки и ноги, давая доступ. Злобно зарычав, я рванулась в сторону и обессиленно замерла, поддаваясь серебристой поволоке, затягивающей сознание.

Кровь толчками выходила из распоротой артерии, потеплевшие губы не давали ни одной капле пролиться на пол. Теплые пальцы ласкали сотрясаемое мелкой дрожью откровенного желания тело, перебирали курчавые волоски… А-ах… как сладко! На каждое движение рук внутри и снаружи отзывалась сила. Сущность просила еще, больше, ну же!

Зализав укус, Павел приник к моим губам, оставляя на них вкус крови. Я ответила. Освобожденные руки уже скользили по спине, исследуя рельеф мышц, легко отслеживая линию позвоночника, на миг изогнувшегося от наслаждения. На лице вампира — неприкрытая жажда. Крови и тела… Да! Я тоже хочу! Отвернув лицо в сторону, выпуская из поля зрения горящий взгляд, прикрыла глаза. И, воспользовавшись откровенным предложением, мужчина приник к шее, снова, неаккуратно, небрежно и жадно, пронзая клыками кожу.

И все дальнейшее слилось в череду отрывочных картинок-ощущений. Черное марево, серебристые и алые вспышки боли, напряжение, вырвавшееся из груди тихим, жалобным воем, жесткие пальцы, подчиняющие тело единому ритму. Сердца, бьющиеся в унисон. Резкие, причиняющие боль толчки внутри, нарастающий жар, разливающийся по телу огненной волной. Приподнимающееся с пола тело, выгибающееся навстречу резким движениям.

Пальцы, стискивающие руки до синяков. Когти, полосующие запястья. Ощущение гладкой, теплой и живой кожи. Аромат горькой полыни, заполняющий разум. И шепот: «Подчинись, волчица…» Да, я согласна подчиниться. И нас затапливает волна резкого, острого наслаждения, замешанного на боли и крови. Голову кружит от смеси ароматов. Мускус, лимон, полынь, горячий пчелиный воск, мята и прокаленный солнцем сосновый лес.

Чернота, насытившись, отступает. Серебряный огонь затихает, ложась узором на расслабленные руки. Распластавшись на холодном полу, бездумно созерцаю белый потолок. От ощущения приятной тяжести, придавливающей тело, хотелось сыто жмуриться и урчать. Ленивая истома и довольная сытость плескались где-то на грани сознания. Тихое дыхание Павла тревожило спутанные волосы на виске.

Он поднял голову. Ну вот, другое дело. Сыт, спокоен, умиротворен. В черных глазах, обведенных синими кругами, плещется раздражение и усталая покорность.

— Довольна? До чего довела, волчица…

— Имею право. — Голос звучит неожиданно хрипло, сорванно.

— Ну уж…

С трудом подняв руку, осторожно провожу по его лицу, отслеживая тонкие брови, скулу и разглаживая морщинку у губ, все еще ярко-алых от моей крови.

— А ты сейчас похож на вампира. Книжного, — добавляю я, заметив раздраженный взгляд.

Мы осторожно расцепили объятия, Павел поднялся, оглядываясь, подал мне руку. Водрузившись на подрагивающие ноги, я вздохнула. Пол заляпан кровью, табуретки опрокинуты, стол, накренившись, въехал в стену на надломленных ножках.

— В душ! — с новообретенной решимостью приказал Пьющий кровь, подталкивая меня к двери и не давая обернуться. А мне так хотелось разглядеть его в подробностях. То, что удалось пощупать, мне понравилось. Мне все понравилось. Благо эмоционально он теперь в полном порядке. От тонкой нити не до конца разорванной связи, пусть заблокированной, веяло чем угодно, кроме смерти.

Кстати, отчего моего бывшего учителя так… расколбасило? Ведь буквально недавно все было если не хорошо, то приемлемо, и вот… Мертвая кровь!

Усмехнувшись, я позволила втолкнуть себя в ванную комнату. Пустив воду, нырнула в белый, мгновенно заполонивший помещение пар. Не моя забота. Я получила, что хотела. О да… Но уже хочу еще!

В постели я лежала, уткнувшись лицом в подушку. Молча. Потому что просто не понимала, как себя вести с растянувшимся рядом вампиром. Вот кто никаких моральных терзаний не испытывал. Так почему же я мучаюсь? Подумаешь, вытащила из депрессии нетрадиционным и очень приятным способом. Я махнула рукой на сомнения и, развернувшись, спросила:

— Ну так с чего ты так расстроился? — В конце концов, вечером я уезжаю.

— Политика.

Вот уж с чем не желаю связываться. И знать не хочу, что происходит в столичных кругах родов и семей. Не мое это дело. Мое — рвать и терзать. И следовать инстинктам. Усмехнувшись, я перекатилась на бок, отбрасывая пушистое покрывало. Навалилась на Павла, заглянула в лицо. Тот усмехнулся и спихнул меня на простыни.

— Я вечером уезжаю.

— Догадываюсь. Куда? — с весьма умеренным интересом спросил Пьющий кровь.

— Славный южный город на реке Волге ждет меня.

— Ах, вот как. Город ничем не хуже других. Удачи.

Равнодушная сволочь!

— Ну, раз так, — поднялась я, кутаясь в простыню, — то я пошла. Заезжай в гости.

Вспышка ярости вымела меня из комнаты. Растерянно замерев в коридоре, задумалась. Посмотрелась в зеркало. В янтарных глазах пылало раздражение, свежие шрамы змеились по телу тонким бледным узором. И куда я пойду? Так, голышом и качаясь от слабости?

— Еда в холодильнике, одежда в шкафу дальше по коридору, — раздалось из-за двери.

Рыкнув, я развернулась и полоснула обеими руками по двери, оставляя на темно-коричневом дереве глубокие царапины. Все-то он знает! Учитель.

— А в гости я загляну как-нибудь. Жди.

Я прикрыла глаза и улыбнулась. Вдохнула. Павел стоял совсем рядом, за тонкой панелью, положив руки на косяк. Он, наверное, улыбался, добавляя незнакомую нотку в привычный аромат. Наглый, опасный, сильный. Несмотря ни на что, сильный. Я прильнула к двери, вслушиваясь и запоминая. Странное ощущение… Желание подчиниться смешалось в груди с осторожной заботой, прикрытой тонким слоем медленно тлеющего раздражения. Ох, похоже, даже на высшую может найтись своя альфа.

Какое странное прощание.

— Я буду ждать.

Волчья натура согласно промолчала. Так правильно.

Интерлюдия четвертая

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Вы, несомненно, знаете о том, что любопытство наказуемо? И все равно желаете узнать что-то интересное, помимо недавно услышанного? Ну что ж, я расскажу вам про ведьму из династии Мерцаловых. И о том, как она познакомилась с небезызвестной вам Охотящейся в ночи.

Ирина Мерцалова — маг, сенситив-пиромант. Единственная журналистка, присутствие которой оборотни готовы терпеть. Она воспитывалась в семье людей, но является незаконнорожденной полукровкой. Мать ее магом не была. Красивая девушка, если вам нравятся рыжие черноглазые стервы. Крайне не любит отвечать на вопросы, попытки ее разговорить не заканчиваются ничем хорошим. А заканчиваются они… пожаром. Помните, Останкинская башня горела? Нет, это не Ирина натворила, это ее двоюродный дедушка повздорил с оператором и устроил ему небольшой сюрприз.

Елена и Павел получили заказ на устранение одного из нарушителей правил маскарада, и учитель решил, что Елена уже достаточно самостоятельная и справится с этой проблемой в одиночку.

Это сейчас подобные задачки охотница щелкает на раз, а тогда она была всего лишь ученицей Пьющего кровь и многое было в новинку. Представьте — ночь, зима, полная луна, мягкий снег скрипит под лапами, свежая морозная дымка, лишенная привкуса смога, пота и грязи, свойственных людям. Свобода, пусть мнимая, но все равно сладкая. И большой город, принимающий ее в объятия, доверяющий свои тайны, волнующе прекрасный в белоснежном покрывале. А вокруг — тишина.

Довольно быстро очертив круг, где мог скрываться нарушитель, охотница принялась методично прочесывать территорию по сужающейся спирали. Бесшумной тенью скользила между домами, выискивая след. Об изгое было известно только, что он имитировал повадки низшего вампира, на самом деле не будучи таковым, и убивал ради самого процесса убийства.

Бесцельно пробегав полночи, Елена решила изобразить жертву. Ну какая из нее жертва? Устрашающего вида воительница, к тому же сумасшедшая. Обернувшись в подъезде, охотница отправилась на прогулку уже в человеческом облике, одетая только в ножны, кольца и амулеты. В двадцатиградусный мороз. В парке ей встретилась пожилая женщина, которая в ответ на вежливую улыбку шарахнулась в сторону с душераздирающим криком: «Изыди, дьявольское отродье!» Крепкое здоровье позволило тетке убраться на своих двоих, обошлось без вызова «скорой». После этого Елена догадалась напялить иллюзию и стала выглядеть примерно как обычный человек.

Спустя еще некоторое время, проведенное в бесплодных, но будоражащих кровь блужданиях по городу, она услышала легкие крадущиеся шаги. И учуяла незнакомый запах. Она не знала, кто это и что незнакомцу нужно, но на всякий случай решила перестраховаться, заранее предположив, что полночный преследователь — как минимум маньяк, а то и изгой собственной персоной. Неторопливо свернув в парк, охотница принялась напевать песенку весьма фривольного содержания, стараясь не обращать внимания на незнакомца. Елена так погрузилась в созерцание усыпанных снегом крон деревьев, что коснувшийся плеча тип едва не застал ее врасплох.

— Послушайте… — начал было он, но охотница, резко развернувшись и раздраженно рыкнув, провела бросок через плечо. Точнее, попыталась это сделать, поскольку преследователь резво отскочил назад и удивленно уставился на девушку, демонстрируя при этом вполне вампирский прикус.

— Ты кто? — хором вопросили они друг друга.

Елена на всякий случай приготовилась к бою и бегству — мало ли кто тут по ночам бродит. Хотя лично для нее этот тип не представлял никакой опасности, лишний раз светиться, да еще не выполнив задание, было ни к чему.

— Нет уж, будьте любезны представиться первой, уважаемая. А не то…

— Что «не то»? Покусаешь? — возмущенно прошипела Елена.

— Я тут вообще-то в своем праве. Хозяин этой территории.

— Гр-р-р! А я — Елена из Охотящихся в ночи, — выдавила девушка. — Одинокая охотница.

— Не может быть… Не верю, — оскалился клыкастый.

— Ну и что? — пожала плечами оборотень. — А вы сами-то кто такой будете?

Вампир, а это был именно он, выпрямился, отряхнув модное пальто, и коротко, но уважительно произнес:

— Шейл из семьи Веран.

— Очень приятно, — фыркнула Лена. — Вы бы хоть предупреждали, Шейл. Я же здесь охочусь. Могла и задрать.

— Ну уж, — весело оскалился хозяин. — Скажете тоже — задрать. Хотел бы я на это посмотреть!

— Вы просто не владеете всей информацией, — высокомерно задрала подбородок девушка… и насторожилась. Ветер донес до нее какой-то новый запах и звук, и она резко бросилась в сторону донесшегося издалека крика.

Досадливо крякнув, Шейл неторопливо последовал за ней. Они тут, видишь ли, дипломатию разводят, а изгой развлекается! Да-да, это был тот самый Шейл. А чему тут удивляться: оборотней в мире не так уж много, поэтому сферы интересов постоянно пересекаются.

Елена с разбегу запрыгнула на спину нарушителю, как раз вознамерившемуся перерезать жертве горло. Изгоем оказался, хотите верьте, хотите нет, Танцующий! Вот уж кого трудно было заподозрить в нечистых помыслах и деяниях! Длинноухий легко отмахнулся от молодой охотницы, забывшей о том, что она вовсе не маг. Кувыркнувшись назад, Елена сшибла с ног Шейла и мягко приземлилась прямо ему на живот. Утробно зарычав, охотница сняла иллюзию. Узрев перед собой высшего оборотня, присутствующие на миг оторопели. Короткого замешательства оказалось для нее достаточно. Она стремительно рванулась вперед, и спустя секунду когти распороли грудь Танцующего. Стиснув его ребра, девушка презрительно фыркнула ему в лицо, совершенно не обращая внимания на кинжал, вонзившийся ей в бок. Боль только стимулировала азарт! Брезгливо отшвырнув клинок, Елена отскочила назад, увернувшись от запущенных изгоем чар, и оглянулась на безмятежно разлегшегося на снегу вампира.

— Примешь участие, Шейл?.. Нет? Как хочешь!

И ринулась вперед.

Она намеревалась устроить танец, и ей это вполне удалось. Охотница скользила вокруг постепенно звереющего Танцующего, который из-за ночного времени толком не мог ничего ей противопоставить. Представители этого рода в основном специализируются на солнечной магии, и без поддержки светила запущенные в Елену «лучи», «сеть» и «золотое солнце» не возымели эффекта. Чары частично рассеялись, частично растопили снег, превратив землю в раскисшее месиво, а пара особенно удачных ударов была нейтрализована Шейлом, который был очень недоволен тем, что на нем загорелась одежда.

Продолжался этот цирк недолго. Потому что отползающая от сумасшедшего клубка сцепившихся в рукопашной схватке нелюдей девушка оказалась той самой Ириной. Угу, которая сенситив-пиромант. Только тогда она еще ничего не знала о своих талантах. Ведь на тот момент ведьмочка была не инициирована и не обучена. Неудивительно — о ее существовании просто забыли. Подумаешь, дальняя родственница, полукровка, сирота.

Именно в тот вечер она была инициирована при случайном, но крайне удачном стечении обстоятельств. Ярость, ненависть, боль и страх послужили толчком для проявления способностей у шестнадцатилетней девушки. Оставляя за собой кровавый след, она добралась до ног флегматично наблюдающего за дракой Шейла, глянула на него своими черными глазищами и не увидела в его лице ни грамма сочувствия!

Стиснув зубы, Ирина перевела мутный взгляд на рычащих противников, замерших друг напротив друга. И ужас выплеснулся из нее хриплым криком и вспышкой обжигающего пламени, пожирающего пространство. Это был второй раз в жизни, когда Елена ощутила подлинный страх… Ей пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы увернуться от огромного огненного шара, размазавшегося по вытоптанной поляне, и спрятаться за спину Шейла, мгновенно выставившего щит. Ирина же совершенно безумными глазами смотрела на изгоя, пылающего, как факел, и глухо, по-волчьи, воющего. Мечась между деревьями, он распространял вокруг запах паленого мяса. В общем, ничего приятного в заживо сгорающем существе нет. Гадость — она гадость и есть.

После того как все оставшиеся в живых участники действа отдышались, Елене пришлось убедительно просить Шейла и Ирину сохранить в тайне тот факт, что она является высшим оборотнем, наобещав за молчание кучу трудновыполнимых вещей. Что самое интересное, все свои обещания она впоследствии исполнила. За проявленную инициативу учитель ее, конечно, не похвалил, результатом остался доволен: заказ на изгоя Елена выполнила, причем успешно. Шейл тоже был не в обиде и не стал жаловаться конклаву на ее дерзость при первой встрече. Кстати сказать, никто до сих пор и не выяснил, почему Танцующий вдруг начал убивать.

Вот так они и встретились. Елена, одинокая охотница, и рыженькая ведьма. Спустя непродолжительное время Ирина Мерцалова успешно влилась в круговорот маскарада, набрала силу, приобрела влияние и сейчас среди магов числится второй по могуществу после Свенна-северянина.

Глава 5

ОДЕРЖИМЫЙ ТЬМОЙ

Молоденькая коренастая длинноволосая блондинка с лицом, изукрашенным россыпью красноватых прыщей, скривилась в гримасе, прижимая к груди сумку, и взвыла на весь коридор:

— Ы, р-р-ры-ы! Уйди! Отстань ты от меня-а-ы!

Немолодая седая женщина в потрепанном халате, яростно цепляясь за ручки той же сумки, закричала:

— Куда ты собралась?! Сумку оставь! Гулять? А сумка зачем? Пиво прятать? Небось деньги взяла! Наталья! Коктейли пить пошла! Пьянь! Оставь немедленно!

— Ы-ы-ы-ы! Ненавижу! — С всхлипами и подвываниями выдрав из рук матери большой баул, девушка отскочила к двери и, проорав: — Как я вас всех ненавижу! — выскочила в подъезд, с грохотом захлопнув дверь. Раздался топот.

— Шлюха, дрянь! — распахнув дверь, крикнула вслед дочери мать. — Вернись немедленно!

— Не дождешься! — донеслось снизу.

Раздраженно взмахнув руками, женщина вышла из прихожей, смахивающей на захламленный шкаф, и в два шага очутилась на маленькой кухоньке. В углу, между газовой плитой и холодильником, сидела еще одна девушка, как две капли воды похожая на сбежавшую. Уткнувшись носом в книгу, она прихлебывала чай из большой кружки.

— Не горбись, — зло бросила мать.

Девушка не отреагировала. Тогда мать подошла и вытянула из ее рук книгу. Блондинка вздохнула, встала и, протиснувшись впритирку между матерью и столом, ушла в комнату. Женщина, поджав губы, зажгла плиту и шмякнула на нее кастрюлю.

Наталья торопливо шла по улице. Мимо проносились машины. Было очень жарко. Остановившись в тени у телефонной будки, она внимательно смотрела на дорогу. Потрепанная «ауди» притормозила рядом, водительская дверь приоткрылась, и молодой парень, высунувшись под палящее солнце, крикнул:

— Нат, давай садись!

Девушка с облегчением нырнула в горячее темное нутро тонированной иномарки. Машина промчалась по проспекту, обгоняя маршрутки, перескочила трамвайную линию, оставив позади истеричную трель, и вырулила к набережной. Притормозила у палаточного кафе.

Парочка выбралась наружу и, переплетя руки, двинулась вдоль берега, мимо толп разнообразных подростков, обжимающихся у причалов и сигающих с них же в реку. Дойдя до гулкого здания речного вокзала, молодые люди окунулись в сумрак, скопившийся под бетонным навесом второго уровня.

С большого белого катера, на флагштоке которого жалко повис флажок с гербом Санкт-Петербурга, крикнули:

— Нат, Миш, сюда давайте!

Парень первым сбежал по трапу, за ним поспешила Наталья.

По темной, задыхающейся в тисках каменных пятиэтажек улице скользила тень. Ее было бы совсем не заметно, если бы не редкие фонари, в тусклом желтоватом свете которых она обретала материальность. Она скользила от столба к столбу, от дерева к дереву, по площади, мимо фонтана, мерцающего остатками воды на дне, по многочисленным гранитным ступеням набережной до самой реки, тихо плещущейся о бетонные опоры.

На миг замерев рядом с причалом, где был пришвартован большой белый катер, тень спрыгнула вниз, плавно и без всплеска войдя в воду.

Под сводами второго яруса играла музыка и разносились чьи-то веселые вопли. Впрочем, было довольно тихо, даже изредка проезжающие вдалеке машины прекрасно различались по звуку моторов. Легковушка или грузовик… К середине ночи народ рассосался по барам и кафешкам ближе к проспекту, наверное, только дежурные сторожа на вокзале оставались, распивая где-то по закуткам неизменную водку.

Вынырнув совсем рядом с пятном света, падающим из большого иллюминатора, тень плавно скользнула на заднюю площадку. Тихо покачивающийся на волнах катер скрипел бортом о толстенные шины, свешивающиеся с причальных тумб. Потрескивали канаты. Из-за полупрозрачных дверок раздавался гомон, слышался звон бутылок. Кто-то в рубке выключил резкую рваную мелодию, вместо нее тихо заиграла медленная бархатная композиция. Под такую любому захочется закружиться в танце под усыпанным сотнями серебряных искр небом. Силуэт, нарисовавшийся на двери, призывно махнул рукой в направлении улицы, приглашая потанцевать. После чего гибкая фигура, плавно и стремительно, как черная ртуть, перетекла по палубе ближе и резко распахнула дверь…

Тьма, тьма, тьма. Кровь разводами по стенам, брызгами по потолку, тонкой струйкой по белому пластику пола.

Смутные тени, движущиеся в завораживающем ритме первобытного танца.

Тьма. Кровь. Холод. Боль.

Судорожно выдохнув, я распахнула глаза.

Мать вашу! Я схожу с ума. По серому, плохо оштукатуренному потолку вились трещины. Они складывались в затейливую сеть, чем-то напоминающую паутину. Два светло-желтых пятна от уличных фонарей необычными насекомыми замерли у окна. Яркая летняя ночь была в самом разгаре, лунный свет пробивался сквозь листву росших на улице деревьев и разбивался на лучики, преломляясь в мутноватых треснутых стеклах.

Пахло пылью, тиной и кровью… Откуда тянулся этот запах?

Резко поднявшись с мокрой постели, я облизнула пересохшие губы, пытаясь прогнать соблазнительный вкус крови. Я схожу с ума от этой чертовой жары. Пальцы онемели. Я потрясла кистями, разгоняя кровь, будто застоявшуюся в ритуальных узорах. Сотни иголок пробежали по коже, прогоняя мерзкое ощущение, появившееся в глубине души. Раньше мне такое не снилось. Реальное, яркое, ощутимое. Со вкусом крови, причем не одуряюще приятным, а каким-то мерзким, грязным… Черт! Я уже смакую свои сны.

И эта боль! Как будто заживо сердце выдрали из грудной клетки. Прокусив губу, я вернула себе ощущение реальности. Это даже смешно! Собственное нервное хмыканье заставило передернуться. Я… Я напугана кошмаром!

Откинув с лица потные, слипшиеся волосы, спустила ноги на пол. Тьфу! Линолеум-то горячий. Мерзость какая. Прошлепала в ванну, благо недалеко. Всего-то через комнату и по узкому коридору семь шагов. Только холодная вода, потекшая из ржавого крана в раковину, не доставила ни малейшего удовольствия. Потому что нагрелась в трубах за день, а за полночи остыть не успела. Ну действительно, какая разница — тридцать восемь градусов или тридцать два. Все едино. Высший оборотень сходит с ума от жары. Дожили.

Выбравшись из душа, как была, мокрая и голая, я прошла на кухню. Приветственно взрыкнувший холодильник дернулся, когда я распахнула дверцу. По глазам резанул свет. Господи! Даже сил ругаться нет! Зажмурившись, я выхлебала полбутылки минералки, потом жадным взором окинула белеющие полки. Пусто. Ну, относительно. Две бутылки воды, кусок сырого мяса. Сметана. Потрясающе.

Рухнув на скрипнувшую табуретку, ногой захлопнула дверцу. Громыхнуло, со стены упала кафельная плитка, звонко разбилась о конфорку, разлетевшись на десяток кусочков. Тьфу! Ну и квартирка. Обшарпанная однушка на первом этаже двухэтажного кирпичного убожества. А город! Полулесостепепустыня! И саранча стаями летает! Скучно, все сообщество по резиденциям сидит, одиночки только к ночи в центр выбираются, в местное кафе-мороженое, оно же место заседаний конклава. Это ж жуть какая-то! Работы нет никакой! Официанткой в летнем кафе — не считается. Снится всякая гадость. Павел не едет!

Я с удивлением поняла, что самым натуральным образом истерю. Встряхнувшись, поднялась, приоткрыла окно, тихо звякнувшее треснувшим стеклом, и выскользнула наружу. Запах пропекшегося на солнце асфальта, камней и земли затопил сознание. И я позволила соскользнуть себе в изменение. Потерлась спиной о кирпичную стену, вслушиваясь в стрекот кузнечиков. Прокралась к соседнему окну и тихо-тихо, можно сказать нежно, взвыла. Протяжно, проникновенно. Вспыхнул свет, раздались какие-то ругательства. Скалясь в усмешке, неторопливо потрусила через палисадник, помахивая хвостом наподобие собаки. Так легче.

Миновав синие многоэтажки, которые жадные подрядчики все никак не могли достроить, я пробежала сквозь пустующий ночной парк по обсыпающейся с деревьев сухой шелестящей листве и выскользнула к берегу. Крутой обрыв, поросший колючей жесткой травой, манил к воде. Далеко внизу темнела река, густой полынный аромат мешался с суховатым запахом, исходящим от тонких колосящихся метелок. Вправо и влево тянулся обрывистый берег, мерцали огни. Издали доносился шум машин, торопящихся через мост, протянувшийся лентой на другую сторону.

Выдохнув, я ринулась вниз.

Кубарем скатилась по траве, на миг притормозила на тропе, наискось пересекающей склон, перелетела через машину, оставленную каким-то идиотом. Проскочила заросли колючей акации, оставив на них пару клочков шерсти, вылетела на гальку и с разбегу врезалась в воду. Брызги разлетелись в стороны, серебрясь в лунном свете. Шумно фыркая, я извернулась и опрокинулась на спину. Неудобно. Да и как-то глупо выгляжу, несолидно. Тощее мокрое существо, лишенное стати, облепленное тиной и утягиваемое на дно тяжким комом шерсти, мгновенно утратившей блеск и гладкость. Глядя в небо, усыпанное звездами, я снова соскользнула в изменение. И спустя пару мгновений, широко загребая руками, направилась за буйки.

Там расслабилась, разлегшись на спине. Проточная вода была чуть прохладнее, чем застоявшаяся на мелководье. Нежными струями омывая тело, река поволокла меня вниз, к мосту и дальше. Короткие волны перекатывались через лицо. Я отфыркивалась. Вода пахла немного гнилью, немного тиной и еще чем-то свежим — родниками, из которых когда-то зародилась река. Интересно, что будет, если начать охоту здесь? На кого или на что можно поохотиться? И как быстро я сойду с ума?..

О мои мысли опять куда-то не туда пошли. Это все жара. Середина июля, самое пекло. Ужас. Я волчица, а не попугай из тропических стран. Может, на север перебраться? Нет, нельзя. Ирина просила присмотреть. Только за кем? Я тут не видела ни одной русалки. Полноценная общественная жизнь здесь начнется осенью, ведь для большинства темных семей сейчас слишком много солнца. Вот всего-то и остается, что маяться дурью и купаться по ночам. А как иначе? Во второй ипостаси не побегаешь, ибо жарко и следует соблюдать правила маскарада — лесов в этих краях, прямо скажем, немного. Погонять на мотоцикле? Тоже жарко, к тому же имеющееся в моем распоряжении транспортное средство больше похоже на мопед.

Ненавижу! С пылом и жаром. Эту тарахтелку, дери ее волчица, только в металлолом! Хотела поприличнее машину приобрести, так ведь кушать тоже что-то надо. Я ведь теперь самостоятельная. И пока нет заказов, то есть до осени, живу в экономрежиме. Хорошо хоть Ирина предоставила обещанную квартирку, ту еще развалюшку. От переполнявшего меня возмущения я едва не захлебнулась, забыв задержать дыхание, когда накатила еще одна волна. Я забарахталась, переворачиваясь, и застыла.

Губ коснулся свежий, знакомый до одури вкус. Медленно рассеивающаяся струя явственно отдавала кровью. Медленно погружаясь в воду, я пыталась разобраться в послевкусии, но вода забивала тонкости оттенков. Посмаковав, я одним движением вынырнула с глубины и огляделась. Течением меня снесло пониже вокзала, судя по огонькам, тусклой короной окружающим характерный барабаноподобный силуэт здания.

Вокзал, он же концертный зал, он же казино, ресторан и автосалон. И кровь. Оттуда.

Развернувшись, в несколько движений я сменила направление и, взрезая гладкую темную поверхность, без единой брызги подплыла к причалам. Минуя прогулочные пароходики, выгребла по истекающему кровью следу к большому белому катеру. Метров четырнадцати длиной, он возвышался мрачной мертвой грудой. С облицованной темно-бежевым пластиком площадки тонкой струйкой стекала кровь, расплываясь в воде легким, практически невидимым облачком. Свежий запах смешивался с миазмами, исходящими от водорослей, гниющих на бетоне причалов. Аккуратно ступив на палубу, я обошла расплывающееся пятно.

Сознание грозилось провалиться в охоту. Темная жидкость дразнила обоняние, но в то же время почему-то вызывала тошноту. Не чистая она была, смешанная. Присев на корточки, я окунула палец в густеющую жидкость и лизнула. Смутные тени, движущиеся в завораживающем ритме первобытного танца.

Тьма… Кровь… Холод… Боль…

Отшатнувшись, я едва не свалилась в воду. Горький и едкий вкус заставил вспомнить недавний сон. Сон… провидческий? Я раньше этим не страдала… Стоп. Надо проверить. На цыпочках прокравшись к двери, я чуть приоткрыла ее и спустилась вниз.

Темно, но еще более темными пятнами выглядят в свете звезд заляпанные кровью стены и шкафчики. В богато отделанной каютке и спальне всё в крови, но тел нет. Только тяжелый дух смерти. Мягкий, губчатый пол впитал алую жидкость. Под пяткой сыто хлюпнуло. Наверх. Только не забыть обмыть ногу.

Да, они в рубке. Там, у лестницы, высилась куча изломанного мяса и костей, уже мало напоминающая когда-то живых людей. Руки, ноги, головы… Как поломанные марионетки. Но убиты все внизу, ведь здесь крови не так уж много. Всего одна струйка капает на палубу. Именно она попала в воду. Я прошла вперед, вглядываясь в безмятежные, не тронутые страхом лица. Криков не было, здесь была использована магия. Надо запомнить.

Пятеро… Нет, шестеро. Перед капитанским креслом, у пульта, матово поблескивающего глазами-кнопками, лежала еще одна жертва.

Она. Девушка из сна, длинноволосая, не особенно красивая блондинка. Кровь из вскрытой грудной клетки пропитала изодранную майку, руки и ноги переломаны, рядом с головой — черный мятый комок, который недавно был ее сердцем. На вывернутых ладонях — странные знаки.

Я расслабилась, раскрывая сознание, вслушиваясь и пытаясь ощутить. Вздрогнув, обхватила себя за плечи. Узоры на руках засветились в темноте, составляя компанию звездам. Что-то родственное пыталось пробудить во мне остатки сил, подаренных демонской печатью. Запомнить — и прочь отсюда. Тяжело и страшно, сердце колотится где-то в горле, в желудке свернулся тяжелый холодный клубок тошноты. Теплая ночь снаружи внезапно показалась мне жестоким охотником, затаившимся в засаде, подглядывающим за мной сотнями глаз.

Стоп. Охотница здесь я.

Ничего не трогая, сбежала по ступенькам и нырнула в воду, смывая липкие капли пота со спины. Вынырнув у прогулочного парохода, я одним движением взметнулась на баржу, используемую в качестве причала. Передернулась, стряхивая с кожи воду, и отправилась искать более-менее подходящее для ночлега место.

Немного побродив, я удобно расположилась на одной из бетонных балок, поддерживающих второй этаж вокзала. Техническая ниша, прикрытая широкой поперечиной второго яруса, пряталась под самым потолком. В поле зрения попадал участок трапа и палубы катера, что был завален трупами. Нескольких выемок от когтей, я думаю, на выщербленном бетоне опоры никто не заметит. Устроившись в пыльной нише, я свернулась калачиком и, краем глаза поглядывая на катер и прислушиваясь к плеску воды внизу, провалилась в медитативный транс.

Сумрак мне не мешал. Шершавый бетон приятно холодил кожу, узкий круглый ход, уходящий куда-то в глубь стен, был затянут густой паутиной.

На одной из стен сохранились корявые царапины. Проведя по ним пальцами, я усмехнулась. Вольты, напряжение… Здесь раньше стоял трансформатор. Или что-то такое электрическое. Чуть ниже и напротив красовались две огромные нарисованные единицы. Номер причала — одиннадцатый.

Вы спросите, зачем я здесь сижу и чего выжидаю? Ну, во-первых, здесь куда прохладнее, чем дома, во-вторых, подобные видения не следует оставлять без внимания… Это даже я знаю. Знаками судьбы пренебрегать опасно. В-третьих, интересно, кто и зачем совершил столь жестокое убийство. А причина для такого явного нарушения маскарада просто обязана быть весомой.

Вот только сейчас я не могу прочитать след убийцы. Слишком оглушает эхо страданий. Даже здесь, наверху, я всем телом ощущаю волны предсмертного ужаса, стекающие с бортов катера. Но странно. Безмятежные лица — и страх внутри. Готова поспорить сама с собой, что под слоем крови, пропитавшим полы катера, наверняка нарисована некая пентаграмма. Но какая? По отголоскам не поймешь. А еще была магия, заглушающая звуки, и щиты, не позволившие выплеснуться отдаче. В конце концов, на соседних кораблях спали люди и нелюди — почуяли бы.

Резко выдохнув, я развернулась на бок, поджимая под себя ноги. И самое главное…

Самое главное то, что я категорически не подхожу для подобных занятий. В смысле совершенно не имею способностей к тихому и незаметному поиску истины. Мое дело — рвать в клочки, терзать когтями и рычать.

Не знаю, с чего начинать. И так уже наследила. Когти ритмично вонзались в крошащийся бетон, оставляя после себя глубокие борозды. Тихий рык заставлял вибрировать грудь. Когда короткая летняя ночь занялась довольно жаркой зарей, заливающей светом серое здание вокзала, город начал просыпаться. А попробуйте-ка поспать, если у вас кондиционера нет, а припекает так, что на жестяной крыше можно яичницу жарить. Так что люди зашевелились. По палубам загрохотали шаги, еще дальше зафырчал мотором первый рейсовый пароход. Над головой, по второму ярусу, кто-то прошаркал, в здании вокзала что-то загрохотало, прошелестел первый троллейбус.

Чуть дальше, у ступеней, ведущих к воде, начали выстраиваться катерочки-такси. По относительному холодку принялись подтягиваться мастера, проверяющие ржавые громадины аттракционов. Хм, ну кто-нибудь собирается посетить и проконтролировать молодежь, оставшуюся в одиночестве и устроившую гулянку? Какие же люди идиоты!

Скрутившись в тугой комок так, что хрустнули кости, я решила набраться терпения. Порассуждаем.

Как я могу узнать, кто и зачем убил этих ребят? Для начала надо выяснить, кто они такие. Хотя бы предположить. Хм, а ведь они могут быть и полукровками, и чистокровными светлыми или темными, ведь толком принюхаться не было возможности. А могут оказаться и простыми людьми. Второе — что за ритуал был совершен. Дальше…

Впрочем, надо решать проблемы поэтапно. К тому же я просто не могу придумать, что следует предпринять дальше. Единственное — белокурая девушка из сна точно будет изучаться в приоритетном порядке.

Наконец кто-то проявил интерес к кораблику. Один из мужчин, владелец пришвартованного ярко-красного катера, плохо побритый полуголый мускулистый красавчик, лениво взмахнув рукой, двинулся к причалу. Однозначно не человек. Мне прекрасно видно, что движется он слишком плавно, а еще, если всмотреться, заметен полупрозрачный синеватый ореол, ложащийся на кожу. Как минимум полукровка под иллюзией.

Глубже всмотреться не рискну, слишком уж сильно тянет страхом от воды. Не хочу доводить себя до состояния овоща.

Мужчина, не дойдя трех шагов до трапа, насторожился. Подался назад и, прижав пальцы правой руки к груди, резко и оглушительно свистнул. Я дернулась. Взвизг по эффекту больше напоминал ультразвуковой свисток, с помощью которого дрессируют собак. В висках заныло.

Не дождавшись ответа, красавчик оглянулся и, убедившись, что деловито снующие по пандусу матросы им не заинтересовались, ловко перемахнул через ограждение, минуя трап. Два метра — мелочь даже для обычного человека. Перепрыгнув через низкий бортик, он взбежал в рубку и, едва распахнув дверь, замер, будто натолкнулся на стену. Резко подавшись назад и хватаясь за выступающие части бортов, вывалился на наружный трап и, упав прямо на ступени, похожие на эскалаторные, с мучительным стоном опустошил желудок.

Привстав на четвереньки, мужчина поднял голову. Сквозь наведенный загар проступила нездоровая бледность, даже какая-то зеленца. Судорожно зашарив по карманам пестрых бермудов, бедолага нащупал телефон и буквально выполз на бетонный пирс. Отрешенно щурясь на солнце, поднес к уху трубку.

Мне был виден его осунувшийся профиль. Тилинькнуло, пошли гудки.

Мужчина вслушался, дождался ответа и просипел еле слышно:

— Валентин… Они… они… мертвы…

И закаменел, вслушиваясь в льющуюся из трубки речь.

— Ритуал крови… шестеро, — вздрогнул он, потирая свободной рукой лоб, и добавил уже тверже, получив четкие инструкции: — Хорошо.

Нажав «отбой», огляделся. Телефонная беседа и подавленный вид говорящего привлекли внимание. Продавщица из ближайшей палатки, дородная кассирша, пара ребят в форменных капитанских рубашках — практиканты из мореходки.

Мужчина развернулся и перегородил проход, не давая любопытствующим подойти ближе. Вскинув руку, покачал головой:

— Не стоит. — И, сплюнув, оперся об ограду. — Там… правда… — Он снова покачал головой.

Женщины дружно охнули, кассирша прижала руки к обширной груди, метнулась было к лестнице.

— Стой, — схватил ее за руку один из морячков. — Просто позвони.

Еще кто-то подошел.

— Звоните, — кивнул катерщик, смотря на свои руки. Пальцы мелко дрожали, судорожно сжимаясь. — Звоните, пусть приезжают.

— Кто? — спросил еще один мужчина, в грязной рабочей робе. — Что там?

— Милиция. Убийство, — веско прозвучало в ответ.

А я сидела и наблюдала.

Когда у одиннадцатого причала собралась изрядная толпа в три десятка человек, до меня дошло, наконец, что зря я людей идиотами обзывала. Сама-то не лучше. Для начала надо было перебороть себя и как следует обрыскать катер в поисках сведений о личностях убитых. А я попросту взяла и спряталась! Да еще в таком месте, из которого невозможно убраться незамеченной. Под завывания сирен я честила себя всеми нелицеприятными словами, какие только могла вспомнить.

Надо было обернуться волчицей и собаку изобразить. Всего дел-то. А получилось и заумно и неудобно. Инстинкты не всегда срабатывают в верном направлении. А без Павла как-то не получается эффективно действовать. Он всегда задавал направление.

Но теперь что толку переживать?

Свесив вниз голову, я принялась наблюдать за прибывшими милиционерами. Те, что в форме, суетились поодаль, отгоняя любопытствующих, оперативники шуровали на катере. Молодой черноволосый парень, первым заглянувший в рубку, выскочил оттуда, резко сбледнув. Второй, светловолосый, тоже молодой, в потертой джинсе, явно прячущий истинное лицо под отсвечивающими синевой чарами, наложенными на серебряную серьгу, перебирал бумажки в толстой папке, одновременно ругаясь по телефону с кем-то, кто никак не желал присылать труповозку к речному вокзалу. Еще один, черноглазый, смуглый рыжеватый мужчина лет сорока, позевывая, выспрашивал у катерщика подробности. Как зовут, где работает, знает ли убитых, почему вообще подошел к этому причалу.

Любопытно. Я насторожилась.

— Хозяин катера — мой бывший одноклассник, Валентин Иванович Северян, — сглатывая, объяснил мужчина. — Живет в Питере, этим летом с сыном затеял круиз по Волге, и вот… Сам-то он… заночевал в гостинице, хотел сыну подарок сделать, чтобы тот не смущался на собственной вечеринке. А тут…

Он резко обернулся, в голосе прорезался страх. Взмахнув рукой, мужчина горько скривился. Тихая, неслышная людям волна ужаса прокатилась по бетону, отзываясь в груди сладким стонущим звуком лопнувшей струны. Следователь флегматично хмыкнул, отбросил с лица клок пропотевших волос, оторвался от записей и подозвал все еще переругивающегося с кем-то коллегу. Тот, закончив, прихватил подавшегося вперед катерщика за руку. Маскировка всколыхнулась, на миг приоткрывая истинные лица. Бледные до синевы, большеглазые изящные нелюди.

К ним спешил еще один человек, раздвигая толпу и легко просачиваясь сквозь цепь милиции. Могу поклясться, что он пришел не традиционным путем, а шагнул через всколыхнувшиеся тени. Нет, он не Пьющий кровь, он просто воспользовался рабочей пентаграммой. Слегка повеяло свежей кровью и пеплом.

Я подалась еще ниже, целясь когтями за стену. Итак.

Тихий, вкрадчивый, прекрасно поставленный голос. Уловив в нем завораживающие низкие нотки, прорывающиеся сквозь сдержанность, я переждала боль в висках. Снова всмотрелась, вслушалась, вчиталась, отрешаясь от давящей реальности. Резкие движения, нервно поджатые тонкие губы… Дорогой костюм, мятая рубашка и ошеломление, не сходящее с узкого, какого-то острого лица. Серо-синие глаза обшаривали лодку, на которой суетились люди. Некоторые — в белых халатах.

Сквозь смрад потной толпы и высыхающей на солнце крови пробился запах нового нелюдя. Морская вода, водоросли и немного сырой земли. Мои губы невольно растянулись в усмешке. Память предков развернулась, будто книга, предлагая варианты… Русал. Настоящий. Высший. Важная персона.

При его появлении толпа как-то сразу захолодела, будто в лед вплавилась, несмотря на вовсю припекающее солнце, не оставившее между опорами ни единого тенистого уголка. Утих гомон, любопытствующие начали отодвигаться в стороны, подальше от черты… Я раздраженно покосилась на скопление перхотных — отсюда прекрасно видно — макушек прямо под собой. Не дай тьма, кто-то наверх посмотрит. Вот ведь радость будет! Хотя какие-то они все заторможенные, подгребла их под себя тягучая волна общего настроения.

Мужчина в светлом летнем костюме подошел ближе, двое прячущихся под иллюзией нелюдей подались назад. А усталый человек-следователь ничего не ощутил и бестрепетно выдвинулся вперед, не давая гостю пересечь линию, обозначенную лентой.

— Что происходит? — поинтересовался новоприбывший.

— А вы кто и по какому вопросу? — хмуро задал встречный вопрос следователь. Он устал, не спал всю ночь, побаливало сердце и ныла нога в месте перелома, полученного давно, еще в детстве. Поэтому он был мрачен и зол. А этот модный и свежий, как огурчик, незнакомец вызывал раздражение. Отчетливый эмоциональный флер доносил до меня легчайший ветерок, кружащийся над водой и тонкой струйкой поднимающийся вверх.

Собравшись, вперед выступил катерщик:

— Валентин Иванович…

— Что происходит?

Наблюдая, я сползала все ниже.

— Вы кем приходитесь убитым? — резко повысил голос следователь, отдергивая руку от напарника, нервно пытающегося привлечь к себе внимание. — Не родственник? Так выйдите, пожалуйста, за линию. Родственникам и свидетелям мы пришлем повестку. Будьте любезны! — И уперся в грудь надвигающегося Валентина Ивановича рукой.

Тот было дернулся, собираясь перехватить запястье следователя, потом опомнился и отошел. Не за линию оцепления, но все же. Следом двинулся катерщик. Оба они исчезли из поля зрения. Их тихий разговор приглушился воем сирены. На причалы вырулил потрепанный зеленый пазик с красными крестами.

На катере резко засуетились какие-то люди. Что-то громыхнуло. Старший следователь крикнул:

— Не утопите улики!

Один из «белых халатов» засмеялся, и его едва не выкинули за борт за это неуместное веселье.

Не обращая внимания на шум, я сосредоточенно вслушивалась в разговор. Модуляции голоса русала отзывались в груди дрожью. Этот род славится чарующими волшебными песнями. Сколько легенд существует.

— …Сергеевича я его уведомил сам.

— Зол?

— Тебя не винит. Будто у владыки Азовского анклава мало врагов… Займутся наши люди…

— А если…

— Не здесь. И не они.

И как это все увязать в нечто осмысленное?

Нависая над головами смещающихся в сторону зевак, я сама себе напоминала летучую мышь. В висках застучала кровь, пальцы, впившиеся в бетон, занемели. Я все больше сползала куда-то вниз, пытаясь уловить голос русала. Ну еще чуть-чуть!

— …сегодня вечером созовем родовой совет. Уведоми семейство Свертхал…

Свертхальде? Это, кажется, магическая династия. При чем здесь они?

Тут с катера люди в синих халатах, от которых так отчетливо несло мертвой плотью и формалином, начали выносить тела. Пластиковые мешки колыхались, пока их перетаскивали по трапу, поднимали наверх и укладывали на носилки.

Любопытствующая толпа подалась назад.

А я, в надежде услышать еще что-нибудь, прильнула к бетону и слегка потянулась, извернувшись и цепляясь ногами. Под когтями хрустнуло серое крошево, колени потеряли опору и поехали вниз, оставляя на серой отвесной поверхности клочки кожи и капли крови.

В груди похолодело. Жалобно царапнув воздух, я ухнула вниз. В темной слепой истерике, судорожно изогнувшись, провалилась в изменение. Со смачным шлепком на камни приземлилась уже волчицей. В панике крутнулась вокруг оси, но толпа не обратила внимания на посторонние шумы.

Только какая-то женщина обернулась на миг, придерживая рукой толстенную сумку. Я, припадая на заднюю лапу, подалась назад. Поджала хвост, опустила морду и заискивающе поглядела на тетку, вырвавшуюся из завороженного людского круговорота. Та отвернулась. Я фыркнула.

Толпа — самое мерзкое, что может получиться из группы разумных. От этой медленно колышущейся людской массы разило брезгливым любопытством и радостным облегчением: не с ними, не с ними случилось несчастье. Кто-то, насмотревшись, отходил, спеша по своим делам, кто-то, наоборот, пробирался ближе. Неспешный дрейф потных ног и сумрачных, несмотря на яркое утро, настроений, раздражал.

Забившись в угол между серой облезлой стеной кассы и тумбой с намотанным на нее толстенным канатом, приятно пахнущим смолистой пенькой и гибкой просоленной сталью сердечника, я облегченно отфыркалась.

Идиотка. Только толпа меня и спасла от пристального взора русала и тяжкого духа смерти, бьющего прямо в разум. Тонкий нюх уверенно рассказывал, кто, куда и зачем направляется, а общее настроение заметно приглушило боль от миазмов ужаса, проходящих сквозь мои чувства. И все равно я ощущала себя какой-то отстраненной от реальности. Голоса звучали тихим эхом, в отдалении. Сквозь гул проступил голос усталого следователя. Я дернула ухом, насторожившись. Мужчина перечислял фамилии погибших. А воспоминания русала в унисон с падающими в жаркое марево словами изливались в пространство, разбавляя мрачное настроение толпы.

Екатерина Мельникова. Высокая, стройная, ясноглазая. Воздушная, веселая и разбитная.

Андрей Свертхальде. Серьезный и сильный; внимательный взгляд, коренастая, но жилистая фигура.

Эллина Тернова. Избалованная, капризная, нежная, светловолосая и черноглазая.

Наталья Бышева. Истеричная, злая, но умная и расчетливая, светлоглазая блондинка с комплексом неполноценности.

Иван Северян. Холодный, расчетливый, спокойный, черноволосый и бледный.

Михаил Релье. Изящный высокий юноша, коротко стриженный и скуластый. Легкий и какой-то четкий.

Образ каждого из них возникал передо мной едва ли не воочию. Мертвые осколки душ будто вплавились в причал и, потревоженные силой замершего у воды Валентина Ивановича, стали доступны мне. Это… неправильно. Легкие тени кружились вокруг, невидимый хоровод обдавал холодом, отчего шерсть вздымалась на загривке. От тихого рычания тени немного шарахнулись назад, но спустя миг вновь объяли меня обрывками воспоминаний. Они не желали складываться в цельную картинку. Лица и события мельтешили светлыми размазанными пятнами, полными самых разных эмоций.

Я зажмурилась, подавив желание прикрыться лапами. Да что же это… К горлу подступила тошнота. Жалобно заскулив, я поднялась и, пошатываясь, будто пьяная, попятилась назад.

Что происходит? Почему мне хочется взвыть, выплакивая горечь, боль и смертельную обиду? Почему я хочу во все горло спеть… погребальную песню? Подальше отсюда, от странных желаний, почти неодолимых, от толпы, попавшей под чары высшего русала.

Стоп. Русал… Это от него, похоже, тянется эхо погребальной песни.

Задевая боком шершавую железную стену, я отползла на подгибающихся ногах еще дальше. Прочь от накрытой саваном печали толпы, мрачного неслышного голоса, многократно отражающегося от воды и уносящегося куда-то вниз по течению.

Русал стоял на самом краю причала, ветерок трепал короткие волосы, безжалостное солнце жадно вгрызалось в кожу. Прищурившись, мужчина неслышно шевелил губами. Потом замолк, развернулся, посмотрел на второго следователя, того, который прятался под иллюзией, и прошептал:

— Сегодня вечером жду от вас отчет. И конклав тоже… где обычно.

Тот послушно кивнул и нырнул под ленту, огораживающую часть причала. Валентин Иванович, обтерев потный лоб платком, медленно двинулся вдоль неровной, обитой ржавой железной лентой кромки, бросив на меня мимолетный взгляд. Забившись в удачно падающую тень от высокой тумбы, я лихорадочно припоминала, надела ли кольцо иллюзии. Уж очень необычной расцветки у меня шкура.

Русал прошел мимо, направляясь к ведущим наверх ступеням, унося с собой горьковатый шлейф, сдернутый с введенной в транс толпы. Окончательно муть с сознания сошла, когда затарахтел, чихая и кашляя, мотор пазика, в который были погружены тела. Что ж, пора и мне. Только в обратную сторону. И я, осторожно, вдоль стеночки обогнув огороженную часть причала, потрусила домой. На конклав лучше являться в первой ипостаси.

Я почти наслаждалась прогулкой. Какое-никакое занятие появилось! Проскользнула по ступеням, спускающимся к воде, миновала слепяще-белый пыхтящий дымом круизный пароход, пришвартованный у самых крайних причалов, и аккуратно, старательно пропуская через себя реальность, направилась вдоль берега. Недостроенные бетонные блоки прожаривало солнце, из колодцев пованивало подтухшей водой, а осыпающиеся выщербленные стены, поросшие сухой травкой, почему-то пахли ржавым железом и пеплом. Обычным, костровым.

И песчаный язык, разрезающий берег, и плотная плиточная кладка у мемориала морякам, намертво вклепанного в бетон то ли тральщика, то ли военного катера, и галька грязноватого пляжика, и крутые склоны, поросшие горькой полынью и остистыми метелками трав, окутывали меня этим запахом.

Железо и пепел… Так, наверное, пахнет старая война. Волгоград, Сталинград… Земля помнит, даже если люди забыли.

Добравшись до моста, я задумчиво уселась у одной из опор. Склон резко обрывался, крутой горкой скатываясь к асфальтовой дороге. По ней, неловко дергаясь из стороны в сторону, кружила какая-то машина. Тишина, только саранча стрекочет и над головой подрагивает полотно моста, когда по нему с шелестом проносятся автомобили.

Потянувшись, я изменилась. Выпрямившись, посмотрела на исчерченные белым узором руки и тоскливо вздохнула. Когда я стану замечать очевидное, то, что происходит со мной? Вчера я сняла колечко с иллюзией и все это время щеголяла в потрясающе экзотичном виде. Охохонюшки.

И чего мне не хватает? Кого, если точнее. Павла. Я постоянно пытаюсь дотянуться до него по тонкой нити, оставшейся в сознании только слабым отголоском. Машинально. Чаще всего, чтобы спросить совета, иногда — прикоснуться к прохладной коже…

Сорвав горсть травы, поднесла ее к носу и глубоко вдохнула. Горькая полынь и сладкая медуница вымели из головы зарождавшееся мрачное настроение. Клацнув зубами, я прикусила саранчу, выпрыгнувшую из пучка прямо мне в лицо. Выплюнула дергающиеся ножки и разжевала жестковатый панцирь.

Ну надо же! Я вытащила из чернущей депрессии Пьющего кровь и едва не провалилась в такую же сама. Значит, будем считать эту авантюру с расследованием лекарством от плохого настроения. А про то, что любопытство губит не только кошек, но и волков, пока забудем.

Сплюнув, я вскочила и в три движения забралась на опору моста. Там, в щели между настилом и узкой дорожкой для обслуживающего персонала, лежал пакет. Прихватив хрустящий сверток, спрыгнула вниз и кувыркнулась, едва не скатившись по крутому склону. Из пакета я вытряхнула кепку и интересное одеяние. Обожаю его. Особенно здесь и сейчас, на таком солнцепеке. Это было длинное темно-серое платье — наподобие монашеской рясы, но из легкого шелка, с белой вышивкой по плечам и квадратным вырезом под горло. Рукава прикрывали запястья, а подол полоскался по земле. У меня таких пять штук. Про запас. Едва я прочувствовала погодные особенности сего города и окрестностей, сразу отоварилась подходящей одеждой в ближайшем торговом центре. Щеголять по жаре в полном мотоциклетном доспехе не считаю разумным.

Разгладив ткань на плечах и бедрах, я неспешно направилась к Центральному парку, соблюдая, так сказать, минимальные требования маскарада. Длинный подол путался в траве, распугивая цикад, тень от козырька скрывала цвет и разрез моих глаз. Еще я старательно не улыбалась. Так что попавшаяся мне навстречу девица в мини, похожем на пояс, и с огромной цветастой сумкой не заметила ничего особенного. Я с наслаждением втянула ее аромат. Чистый, однозначный, яростный… слегка мускусный. Она просто истекала ожиданием встречи с любовником.

Ах, я тоже… хочу… Тьфу! Меня передернуло. Я тенью проскользнула по асфальтовым задворкам торгового центра, между жалобно шелестящими деревьями и исписанными граффити заборами. В общем-то можно было и не прятаться, полуденное безлюдье позволяло незаметно пробраться к месту дислокации. Осторожничать пришлось только у самого дома, прокравшись по стеночке и нырнув в окно.

С соседями мне никогда не везло. В этот раз за стеной оказалась пожилая пара. Люди пенсионного возраста очень любопытны, когда им нечего делать. А эти двое еще и собак не любили, усиленно гоняя дворняжек, приваживаемых сентиментальной мамашей-одиночкой со второго этажа. У мамаши где-то в родне затесались Охотящиеся в ночи. Поколений шесть назад, но флер сохранился, позволяя и женщине и ее сынишке находить взаимопонимание с бродячими стаями. Кстати, мелкий — тот еще волчонок. Оболтус семи лет, лезущий во все щели, готовый из любопытства даже в бетономешалку забраться. Я его оттуда вытащила конечно же и злобно нашипела, встряхивая лыбящегося нахала за шиворот и едва не срываясь на рычание. И вручила матери с нецензурным напутствием.

В общем, как-то я встряла в вялотекущие разборки соседей, когда пожилая седовласая фурия в пестром халате с маками по подолу расстреливала из духовой винтовки пару мелких рыжих шавок. Собственно, в тот момент я вышла из-за угла дома и одна пулька, отрикошетив от кирпича, едва не выбила мне глаз. Подавшись назад, я увернулась, потом в три прыжка домчалась до чокнутой старухи, вырвала винтовку и переломила об колено. Ну, понятно, не в прямом смысле, но приклад и затвор все же покорежила. С фурией и ее мужем-подкаблучником у меня с тех пор вооруженный нейтралитет. Все прочие просто не заслуживают внимания. Раздражающе жизнерадостная парочка студентов; новоиспеченная ячейка общества, от кроватных экзерсисов которой с потолка сыпется штукатурка; степенное семейство с папой-полковником и тремя детьми, ходящими просто-таки по струнке…

Скучные, обычные, раздражающие. И с ними отношения складываются по правилам общежития: они меня не трогают — я их не убиваю. Самое приятное в этой ситуации оказалось то, что они меня не боялись. Не было в них инстинктивного, глубинного неприятия моей нечеловеческой сущности.

Сложные, переплетающиеся нити запахов окутывали дом, как тонкая сеть протоптанных цветных дорожек. Вот старые следы бывшей хозяйки, вот — мага-полукровки из огненных, тут видны отпечатки захаживающей соседки. Вот новые — опять эта старуха под окнами крутилась, да только без толку. Ничего она не найдет. Забавная такая, все вынюхивает. А вот фигушки ей, а не сплетни! Крутился во дворе и под дверью волчонок со второго этажа, бегали мимо спешащие на пляж девицы. Собачьи метки приглушались тянущимися от дороги бензиновыми ароматами.

Объемный мир ароматных сетей пульсировал в ритме бьющейся между берегов реки. Новые и новые потоки влажного дыхания, плывущие с северных верховий, накладывались на старые, рисуя сложную мозаику жизни речного города, стоящего на месте и одновременно постоянно движущегося. То, что было, то, что будет, людское и волшебное, техническое и природное… Слой за слоем волны затекали одна на другую, выстраивая в сознании картину окружающего мира. Невидимую, но ощутимую всем телом и душой… Иногда выдохи сменялись вдохами и приносили с собой запахи другого мира: соленые, оставляющие на губах белый налет, который так и тянет слизнуть языком и поделиться знанием и вкусом с тем, кто прячется внутри. Вцепиться в жаркие потоки, дрожащие над землей, и взлететь, окинуть пристальным взглядом раскинутую по степи паутину, уловить пульс, подчинить его и познать, принимая в себя память тела и души. Найти неправильность в четкой, симметричной картине прошлого и настоящего, поймать ее!

Тусклый огонек, мерцающий в воспарившем вслед за солнцем и ветром сознании, неожиданно полыхнул обжигающе-алым пламенем. Резкая, режущая на куски боль заставила отшатнуться, и я стремительно рухнула вниз, в забывшее, как надо дышать, тело, замершее у окна.

Сведенные судорогой белые пальцы, вцепившиеся в подоконник, крошащаяся под когтями штукатурка.

Боль, кровь, отчаяние, страх…

Чьи? И что вообще происходит? От навалившейся слабости закружилась голова. Ненавижу такие вот вещи. Когда кажется, что уже все про себя знаешь, все возможности учтены и выявлены, вдруг что-то в тебе собирается — и раз! Выдает нечто невозможное, непонятное… И что с этим делать, абсолютно неясно.

На подгибающихся ногах я добралась до табуретки, съежилась, обнимая себя руками, и поняла, что меня буквально колотит от озноба. При сорокаградусной жаре. Так что же это было?

Проведем ревизию, не откладывая в долгий ящик. Я — полукровка, так и не сошедшая с ума, чудом пережившая оборванный ритуал на крови. Дальше — высший оборотень, Охотящаяся в ночи. Одиночка без семьи и рода, одинокий охотник. Мое призвание — рвать и убивать. Однако я умею видеть магию. Я легко читаю запахи прошлого и истинную суть живых существ, прошла слияние с родовой памятью, и она говорит со мной. Но я не знаю своего отца. Я могу охотиться на прошлое, читать и понимать то, что сохраняет память вещей, и интерпретировать инстинктивное знание в реальные слова. Я неконтролируемо проваливаюсь куда-то вовне и вижу — да, что поделать — вещие сны.

Я поймала на крючок демона и смогла пережить встречу с ним.

Я разделила силу с Пьющим кровь, добровольно признав его альфой и омегой собственного существования.

И я читаю мир… Ну хорошо, небольшой его кусок.

Что теперь? Бурчащий желудок подсказал. Есть пора. Но все же надо принять более человеческий вид. Обернувшись, я окинула себя критичным взглядом. В мутном окне отразилась перекошенная улыбка, выдающиеся вперед клыки придавали лицу жутковатый вид. Желто-оранжевая радужка блеснула хищными искрами, болезненно-пепельные волосы выбелили стекло. Тени деревьев плясали во дворе, шелестя листвой, заставляя щуриться, когда сквозь них пробивался свет. Казалось, что в стекле отражался призрак.

Прикрыв глаза, я покатала между пальцами колечко. Кожу покалывало. Вздохнув, натянула серебряную полоску на положенное место. С чего меня вообще потянуло его снять? Еле нашла — завалилось в щель между подоконником и стеной.

Вновь посмотрела в стекло. Все в порядке, смутный силуэт сероглазой, светловолосой и в целом на редкость неприметной девушки снова со мной, подмигивает в ответ из оконного проема.

Так, а теперь что там у нас в холодильнике?

Вытащив из надрывно гудящего агрегата шмат мяса, располовинила его здоровым ножом. Кусок поменьше шваркнула на сковороду, увесистое чугунное наследие тяжелого советского прошлого. Язычки пламени заплясали вокруг конфорки, добавляя сухого жара в и без того горячий воздух кухни. Как в духовке, право слово.

Эти домашние сетования славно отвлекали от тревожного осознания того, что я сама себя не то что не понимаю — не знаю!

Раздраженно стерев каплю пота с виска, я присела за стол и под шипение масла принялась гипнотизировать телефон. Дешевый черный сотовый лежал на ободранной столешнице и насмешливо подмигивал синеньким огоньком. Позвонит или не позвонит?

Собственно, контактов там только четыре. Павел, Жером, Ирина и Сев, Крадущийся, которого подруга мне сосватала в качестве гида по местным волгоградским достопримечательностям. Сейчас стоит, наверное, ждать именно его звонка. В конце концов, этот мошенник в курсе, что меня просили присмотреть за русалками, что бы это ни значило! Событие же наверняка всколыхнет все здешнее болото, ибо это не рядовое убийство, а жутковатая смерть нескольких молодых чистокровок. И ритуал на крови вдобавок. Какой именно ритуал надо бы, кстати, узнать.

Так вот, сижу и гадаю, позвонит или не позвонит. И, возможно, если бы я лучше разбиралась в логических построениях, то могла бы определить степень осведомленности Крадущегося о происходящем в городе по количеству времени, прошедшего с момента убийства и до звонка. Ну и соответственно ценность данного знакомства, на данный момент не очень большую.

Косясь на телефончик, я вывалила недожаренный кусок, покрытый корочкой и истекающий кровью сквозь трещинки, в щербатую тарелку с синими цветочками по краю, куртуазно положила вилку и узкий ножичек на цветастую салфетку, облизнулась, шумно вдыхая легкий дымок, поднимающийся от еды. Так-с… Не пожалейте денег на приличное мясо — и вот оно, счастье! Что еще хищнику, стремительно пробуждающемуся в душе, надо?

Теплая, сытая тяжесть уютно улеглась в животе, сок растекся по языку сладковатой свежестью, горячая корочка аппетитно похрустывала на зубах. На миг я забыла обо всем. Павел, смерти, русал, жара… все отступило перед примитивным сладким наслаждением, наполняющим тело силой, пробуждающим от спячки самую суть.

Ох, как я, оказывается, была голодна!

И тут зазвонил телефон. Бросив вилку, я схватила дергающуюся коробочку. В трубке сразу же заверещало:

— Волкова, ты знаешь, что произошло?!

И как-то слишком много восторга было в этом голосе.

— Приветствую вас, Всеволод Аскольдович, — чуть ли не приплясывая на табурете, ровно выдала я в ответ.

— Ты! — раздалось в ответ злобненькое и даже какое-то обиженное. Он что, думал, я буду прыгать от восторга, услышав его? Благодеяние, видишь ли, сделал, позвонил!

— Да, я. Так что случилось? Отчего вы так взволнованы? — Спокойнее надо, спокойнее.

Встала. Замерла на миг и закружила вокруг стола, задевая длинным подолом платья ножки.

— Убийство! Троих неинициированных русалов сегодня ночью превратили практически в фарш.

— Ну надо же! И откуда столько малолеток в городе взялось?

Запинка в голосе Сева от меня не укрылась:

— Так… у них тут родовое собрание проходит.

— И почему я слышу об этом только сейчас? — безмятежно спросила я, проведя пальцем по столу и снимая тонкую стружку серой пленки. — Вы ведь в курсе того, о чем меня особо просила Ирина? Да? Так почему же о таком важном событии я узнаю хорошо если предпоследней? Может, вы вообще не собирались мне ни о чем сообщать?

Ярость моя была неподдельной, как и желание зашвырнуть трубку куда подальше. И еще следует сообщить Ирине о том, что этот Сев вовсе не так надежен, как можно было бы предположить.

Тем не менее голос мой оставался ровным. Я отчитывала Крадущегося, как маленького шкодливого ребенка.

— Так они только позавчера съехались. Ну, это дело прошлое, — снисходительно заметил собеседник, но уже не так радостно. — Так вот, сегодня погибло трое русалов.

Он пытается перехватить инициативу в разговоре? Ну-ну! Да и что за разговор?

— Младшие, не инициированные? Из каких анклавов? Поименно, пожалуйста. — Резко, быстро. И чуть польстить: — Я ведь никого не знаю.

— Ну хорошо, хорошо. Младшие наследники Северного анклава, Азовского и Астраханского.

— И все? — спокойно, но выделив последнее слово.

— Ну, еще мальчишка Свертхальде и пара людей. — Отчетливое пренебрежение в голосе Крадущегося раздражает, но я только кривлюсь, еще раз обходя вокруг стола. Он и ко мне так же пренебрежительно относится. Я ведь — сумасшедшая полукровка.

— Угу, и как их убили?

— Ну так… кроваво. Глава местного анклава…

— Кстати, как его зовут?

— Вилент Ирни.

— Продолжайте, Всеволод Аскольдович. Что глава местного анклава?

— Объявил открытый конклав. — Недовольство в голосе Крадущегося можно резать ножом, настолько оно осязаемо. В городе Сев — главный торговец информацией, и открытый конклав лишит его изрядной доли дохода. Ведь вся требуемая информация для участников будет предоставлена бесплатно и без посредников. И если он попытается что-то зажать, тут же вступят в дело Карающие.

— Хм, ну еще бы. Подобное событие очень плохо скажется на имидже нейтральной территории.

— Откуда…

— Но где еще может собираться такая компания, как не в городе, владетель которого гарантирует неприкосновенность всем участникам переговоров? Прекрасно. Я приму участие. — И, пресекая возражения, добавила: — На правах единственного в городе одинокого охотника. Где будет происходить собрание?

— На аллее, у кафетерия «Конфил».

— Отлично. Я буду. И вы, друг мой, тоже не игнорируйте это событие. Мне бы хотелось побольше узнать об участниках открытого конклава, — заявила я уверенно и твердо.

— Ну я, так или иначе, собирался посетить его…

— Вот и хорошо, буду ждать. До вечера.

И отключилась.

Навернув еще пару кругов вокруг стола, хмыкнула. А в конце разговора товарищ Сев изрядно скис. Мой спокойный, равнодушный и чуть угрожающий тон сбил его восторженный и пренебрежительный настрой. Хорошо, что Крадущийся не видел, как я тут приплясывала. Интересно, какой информацией он со мной поделится?

Ничего, если мне будет мало, всегда можно будет выбить. Сжав кулак, я согнула прихваченную со стола вилку. О да!

Так. И пока не забыла… Снова присев, принялась набивать послание Ирине: «Твой осведомитель спалился. Можно я его съем?»

И Павлу: «Скучаю. Сны снятся. А тебе?»

Жерому: «Как Павел?»

И тут деньги на счете кончились. Прослушав сообщение от «Мегафона» об отключении услуг, только хмыкнула. Все равно возможным советам я бы не последовала.

Согревшаяся сталь ластилась к бедру. Поглаживая сквозь тонкую ткань пристегнутые к ноге ножны, я поднималась по ступеням набережной. Вообще-то можно было и на скутере добраться, но куда спешить? Еще набегаюсь, как говорит зарождающееся в душе предчувствие.

Ступени, ступени, ступени. Длинные тени, пересекающие дорожки, синели на асфальте. Заходящее солнце золотило листву, стеклянные округлые витрины возвышающегося над рекой здания вокзала разбрасывали вокруг золотистые искры. Берег, одетый в гранит, казался вечным напоминанием о человеческой никчемности. Люди исчезнут, сменятся эпохи, рассыплются в прах мрамор и кирпич, а берег так и будет двухсотметровым валом возвышаться над мерно текущими водами.

Постояв на верхней ступени, я прошла к фонтану и снова замерла, присев на гладкий красно-коричневый бортик. Воду уже отключили, и темно-серые фигуры муз в греческих туниках встречали прохожих, уже не прикрываясь легкой полупрозрачной радужной вуалью. Идеальные собеседницы, понимающие, молчаливые.

А вот людей я старательно игнорировала. Шумный человеческий поток сбегал вниз и ручейком вился вверх, минуя меня. Смех детей, разъезжающих на цветных электромобильчиках, стук теннисных шариков, разговоры и споры, музыка, доносящаяся от одной из торговых палаток, не касались сознания, будто отделенного от реальности толстым полупрозрачным стеклом.

Вот так, прячась от мира за прозрачной преградой, я неспешно двинулась вверх по Аллее Героев. Лучше уж так, ничего не чувствуя, чем отслеживая каждый встречный след. Сознание не выдержит. Тем более там, где ожидается большое скопление владеющих сутью и силой.

Ну вот… Глубоко вздохнув, я на миг замерла перед широкой витриной, рассматривая отражение. Длинное серое платье, темные провалы глаз на неприметном лице и пепельно-серые волосы, собранные в короткий хвост. Только особая гибкость и может выдать во мне нечеловека. Но то примета для особо проницательных персон. А колечко Жерома надежно скрывает излишнюю желтоглазость и когтистость, игнорируя узорчатые шрамы на руках. Эта особенность — официальная. Я же ничего не скрываю!

Все в порядке. Развернувшись, я двинулась к месту назначения.

Веранда, собранная из прокрашенного коричневой морилкой дерева не привлекала излишнего внимания, издалека казалось, что за грубоватыми столиками в сени высоких тополей сидит от силы десяток гостей. И из проходящих мимо людей ни один не спешил зайти внутрь, все невидяще и равнодушно скользили взглядами по увешанным искусственной зеленью перилам и перевитым разноцветными лампочками столбам, поддерживающим плоскую крышу. Я тоже едва не пробежала мимо, но успела заметить тонкую линию отвращающей иллюзии среди пластиковых лент, прибитых к карнизу.

Шагнув к входу, почувствовала, как кожу обдало прохладным ветерком. Не поднимая глаз от широких ступеней, я поднялась и наткнулась на охранника. Широкий, как шкаф, сереброглазый полукровка в цветастой рубахе и лимонного цвета штанах (не буду его читать и становиться на след, их тут таких много, да и без того ясно, что в предках у него Знающие затесались) поймал меня в объятия, прогудел:

— У нас закрыто, — и собрался было выставить наружу.

Вывернувшись, я щелкнула его по лбу. И что меня дернуло ответить ему, бравируя наглостью?

— Мой сладкий, разве конклав уже закончился?

— О, прошу прощения. — Парень, неожиданно изящно развернувшись, отпустил руки и посторонился: — Как вас представить?

— Елена, одинокий охотник, — проходя внутрь, бросила я.

За спиной прогромыхал голос, на всю веранду обозначая мое появление.

Повертев головой, я хмыкнула. Справа стоял буфет, за барной стойкой расположилась Танцующая. Лунная. Лиловоглазая длинноволосая девушка ловко смешивала напитки, по полированным темным доскам струился белый, даже на вид холодный туман, стекая вниз тонкими ручейками. От пары бокалов поднимался вверх разноцветный дым. Столики группировались справа, составленные в длинный ряд, вокруг которого коршунами кружили разнообразные личности. Они дружно замерли на миг, обернувшись, кто-то передернулся, недовольно буркнув: «Вот, понаехали, теперь слетаются, стервятники!» — и вновь все вернулись к делам своим скорбным. А я, ничуть не огорчившись, пристроилась на крайней, отдельной скамье и принялась наблюдать.

Всеволода Аскольдовича еще не было — опаздывает, гад. Зато из знакомых личностей увидела двоих. Тот светловолосый следователь, что сегодня утром приезжал на причал под иллюзией, и катерщик. Без маскировки они оба оказались бледнокожими сереброглазыми, беловолосыми и оттого похожими друг на друга, как братья. Русалы. Они тихо переругивались с не менее бледными, только темноволосыми и красноглазыми мрачными парнями, щеголяющими в черных кожаных куртках. И не жарко им?

Еще одна условно знакомая персона, Вилент Ирни, чуть ссутулившись, сидел за дальним столиком в окружении троих насупившихся собеседников, перебрасывающихся резкими фразами. Его руки спокойно лежали поверх бумаг, разложенных на столе. На одном из пальцев красовалось кольцо с крупным голубым карбункулом. Полуприкрыв бледно-голубые глаза, он цепко озирал помещение. Застывшая холодная усмешка придавала главе местного конклава весьма зловещий вид. И отчего, непонятно. Обычный русал, пусть и высший.

Вот он мимолетно глянул на меня, и ощущение пробежавшего по хребту холодка от его спокойного, выжидающего любопытства заставило передернуться. Похоже, не очень-то он переживает по поводу убийств. Скорее просто выполняет свой долг.

И ведь есть в нем что-то… эдакое! Наверное, волшебный голос или сшибающее с ног обаяние.

Это я так ерничаю, чтобы под воздействие молчаливой песни целой компании раздраженных и даже злых русалов не попасть.

Вон троица Карающих: как пришибленные сидят напротив меня, рядом со стойкой, и, злобно зыркая исподлобья на всех подряд, потягивают что-то едко-зеленое из стаканов. Их рубашки покрыты шикарными сизыми разводами. Посохи и мантии аккуратно сложены в противоположном конце веранды. Проходящая мимо полукровка-официантка демонстративно проигнорировала этих парней. Похоже, не дали им побаловаться полномочиями, а они возмутились, за что и получили. Открытый конклав, однако…

Незнакомки и незнакомцы сновали с бумагами, разговаривали, создавая своими действиями ровный деловой фон. Кто-то, кажется, молоденький Пьющий кровь, черноглазый и бледный до зеленцы, рассматривал плывущие в воздухе картинки. Неразборчивое кровавое месиво его не особенно вдохновило, и он, залпом осушив подсунутый ему под руку бокал, полный дымящейся коричневой жидкости, закашлялся. Рубашка русала напротив оказалась тут же забрызгана. Тот раздраженно зашипел, усаживая сомлевшего вампирчика в угол:

— Не умеешь пить — не берись.

А за перилами веранды сгущалась тьма; затянутые полупрозрачной пеленой проемы казались окнами в какой-то другой, призрачный, куда более приятный и ласковый, чем на самом деле, мир. Впрочем, так и было, здесь и сейчас не существовало ничего, кроме веранды, огороженной иллюзорными чарами.

Я хмыкнула. Да где же этот Крадущийся? Медленно перебирая пальцами по бедру, приподняла подол, вынула из ножен клинок и принялась методично мучить столешницу. Мое терпение далеко не безгранично. И Сев, возможно, окажется первой жертвой его исчерпания. У меня, в конце концов, есть планы. Насчет этой девушки, сестры погибшей блондинки. Нет, ну кто это еще может быть? Так похожа…

Где. Этот. Чертов. Сев.

Я же его предупредила!

Ведь на данный момент я не представлена членам конклава, пусть и открытого. А понимание о минимальных правилах приличия имею, как ни странно. И потому не могу просто подойти к сидящим в отдалении главам анклавов и высшему русалу города и начать разговор. В столице, чтобы принять участие в охоте или конклаве, надо иметь поручительство по крайней мере четырех глав независимых семей или родов. Здесь же хватит просто слова знакомого. Вот только где этот знакомый?

Тонкое лезвие выводило на досках руническую надпись. Пожелание всем божественным сущностям, насылающим вещие сны, провалиться в православную преисподнюю выходило вполне грамотным. Уж в простейшей рунописи Павел меня натаскал.

Хищно оглядев присутствующих, я хмыкнула. Как суетятся-то! А вообще странно. Это сборище ничуть не похоже на чинные собрания в шикарных подземельях столицы. Провинциальный налет искренности так и не был испорчен высокомерным снобизмом сильнейших здешних нелюдей. Важности и самомнения им не занимать, достаточно глянуть на Ирни, но он оставлял другим право быть самими собой и не следовать строгим канонам поведения. И открытый конклав больше напоминал следственную комиссию в сумасшедшем доме.

Поймав краем глаза движение на входе, я плавно встала, нащупывая лезвие ножа. Два шага, и я подхватила под руку низкорослого Крадущегося, целеустремленно пробирающегося к Ирни. Склонившись к мохнатому островерхому уху, прошептала:

— Приветствую вас, Всеволод Аскольдович. — И кончик моего ножа ткнулся в бок нелюдя, прорывая светлый кашемировый пиджак.

— О, приветствую, Елена. — Он обернулся, перехватывая поудобнее какую-то коробку, перевязанную жесткой веревкой, сверкнул темными глазами из-под густых бровей и расплылся в деланой кривой улыбке. Мелкие острые зубки, мелькнувшие между тонкими губами, придали ей угрожающий оттенок. Трупоед… Моя улыбка во все четыре клыка была куда более веселой и энергичной.

Не замедляя шаг, мы чинно прошествовали к столу, за которым сидел глава. Крадущийся, чуть морщась, с глухим звуком шмякнул на бумаги сверток. Вилент Ирни подтянул его ближе, тонкие пальцы принялись выстукивать на хрусткой бумаге затейливый ритм. Четверо сидящих рядом русалов обратили на нас самое пристальное внимание. Под их взглядами, сдирающими маскировку вместе с кожей, я почувствовала себя отвратительно слабой и глупой девчонкой, но выразительно прищурилась, чуть кольнув Сева в бок.

— Позвольте представить вам, господа, — хрипло рявкнул он.

— Да?

— Елена Волкова, одинокая охотница. Я за нее ручаюсь.

— Приветствую вас, господа. — Поклонившись, я оперлась руками о стол. Нож лег рядом, промяв бумаги. Теперь надо сказать… Выдохнув и ловя кураж, я продолжила: — Позвольте заметить, что тут слишком мало народу для полноценного конклава, но слишком много — для секретного собрания.

— Так было раньше, — спокойно ответил тот, которого я знала как Вилента Ирни. — Чем обязаны?

Выдержанный, сильный. И глупые провокации молодой полукровки не поколеблют его настроение, и так мрачное донельзя.

— О, тут все просто, — серьезно ответила я. — Не смогла остаться в стороне. Судьба и зов высказались вполне ясно и обязали принять участие в событиях, которые грядут.

— Хм, и отчего вы так откровенны?

— Что в этом странного? Иногда честность — лучшая политика. — Я придержала за рукав Крадущегося, намеревавшегося тихо исчезнуть. Он замер, отступив на шаг.

— Но не тогда, когда теряется выгода, — продолжил Вилент Ирни, не обратив внимания на мои манипуляции. — Зачем ссылаться на судьбу и зов, не приемлющие корыстных расчетов, если можно получить что-то взамен?

— А кто сказал, что я ничего не получу? Позвольте мне самой рассчитать собственную выгоду. Но не в ущерб вашей, — мотнув головой, успокоила я прислушивающихся, но не вступающих в разговор мужчин. — Нематериальное порой куда предпочтительнее, к тому же… Я же сказала, причем честно, — повторила я с особым нажимом. — Судьба и зов. О таких вещах не врут.

Черноволосый, похожий на тонкое, обоюдоострое лезвие русал поднял голову, оторвавшись от изучения какой-то сложной диаграммы:

— И чем нам может пригодиться ваша честность, охотница?

— Да, — поддержал его светловолосый, чья спускающаяся почти до талии грива заметно отливала рыжиной, — чем ты можешь нам помочь, полукровка?

И тут снисходительность. Хорошо хоть без пренебрежительного презрения.

— Не так давно мною подавился один демон, так что… — Нож взмыл в воздух и закружился между пальцами, сливаясь в серебристо-серую восьмерку. — По праву единственного в городе одинокого охотника желаю принять участие в открытом конклаве. — И тихо добавила: — Вдруг еще кому попрек горла встану.

Крадущийся, замерший рядом, будто статуя из зеленоватого мрамора, отер с лица пот.

— Эта может… — прошептал одними губами.

— Полагаю, — медленно протянул Ирни, — я склонен согласиться. Если ваши способности и возможности не исчерпываются вставанием попрек глотки призванным сущностям, вы можете поучаствовать.

Угу, как я рада-то!

— Благодарю. В ответ замечу, что, разумеется, полностью обученный одинокий охотник умеет читать, писать и пользоваться столовыми приборами.

Порхающий бабочкой нож наконец замер, и я отошла от стола, провожаемая очень внимательными взглядами. Можно сказать, снимающими шкуру и просвечивающими костяк рентгеном. М-да, я повторяюсь, но уж очень дерет по спине. Я передернула плечами, прижимая Сева к себе поближе. Почти интимно… А то он что-то сбежать пытается, впиваясь мелкими коготками в мое запястье в надежде освободиться.

— Висс, — перекрыл шум голос русала, — выдели охотнице и ее другу полный пакет информации.

Скрывавшийся утром под иллюзией следователь резко развернулся, подхватывая со стола небольшой кристалл с явным намерением его спрятать. И отшатнулся назад, наткнувшись на мою руку. Недовольно скривившись, вложил камень в мою протянутую ладонь, расцарапав кожу. Я сжала кристалл, ощущая, как нагреваются острые грани, и кивнула:

— Не бойтесь, я не буду вам мешать.

Мужчина удивленно вздернул брови, в светлых глазах мелькнула усталая благодарность.

— Я просмотрю данные и сообщу, в какой сфере смогу приложить усилия. Профессионалам следует знать друг о друге и о деле все. И если эти профессионалы не совпадают по времени или усилию… Пойдемте, Всеволод Аскольдович, поговорим о деле.

Что-то меня на философию потянуло. Лебедь, рак и щука вспомнились.

Следователь оправил мятую, потертую на локтях и вороте черную куртку и хмыкнул:

— Удачи. — Вздохнув, потер раскрасневшиеся глаза и вернулся за стол, вновь погружаясь в сложные диаграммы силовой структуры места преступления.

Усевшись за прежний столик, я затребовала себе фирменный напиток. Крадущийся вынужденно плюхнулся рядом, поправляя измятый рукав. На его лице проступила плохо сдерживаемая злость.

Официантка, покачиваясь на высоченных шпильках, принесла высокие прозрачные бокалы, наполненные синеватой искристой жидкостью, испускающей струйки сероватого дымка. От большого котла, жарко кипящего на колдовском огне, рождались крупные клубы пара. У треножника стояла еще одна тонкая, черноволосая и похожая на звездную ночь девушка в коротком платье и белом крахмальном фартуке, и длинной поварешкой мешала варево. Настоящая ведьма, прямо как из книжек! С тихим бульканьем лопались поднимающиеся со дна пузырьки, разбрасывая вокруг синие огоньки. Под потолком скопилось целое туманное облако, периодически опадающее мелким жгучим дождиком за шиворот Карающим, так и жмущимся к одной из стен.

Сев настороженно на меня покосился, но предложенный напиток пригубил. Дымок повалил сильнее, стекая с изогнутых в брезгливой гримасе губ, вертикальные зрачки сузились, в сизо-серой радужке мельтешили отражения огней, которыми были увешаны стены. Отставив стакан и сцепив руки в замок, он откинулся на скамье:

— Что же ты творишь, Волкова?

Катая кристалл по столешнице, я спокойно ответила:

— Выполняю взятые на себя обязательства.

— Наглая полукровка, — прошипел Крадущийся.

— Ну и что? Зато я слово держу. А вот вы, Всеволод Аскольдович…

— Мое имя Сев-в, — не выдержал наконец Крадущийся. Подавшись вперед, он хлопнул по столу: — И только тот факт, что здесь нейтральная зона, удерживает меня от того, чтобы порвать тебе горло!

— Можем отъехать подальше и посмотреть, кто сильнее, почему бы нет? — с силой вонзив лезвие в дерево, ответила я. — Но позже. А сейчас, будьте так добры, Всеволод Аскольдович, активируйте кристалл памяти.

Интересно, почему он так не любит свое человеческое маскарадное имя? Настолько, что готов убить любого, кто употребляет его слишком часто. Хм, что я вообще знаю об этом типе? Кроме того, что, как выразилась Ирина, «он достаточно надежен, чтобы помочь освоиться в первое время». Видимо, надежность выдохлась.

Он довольно молод, одинок, но богат, зарабатывает продажей информации всем и обо всём. Любит перстни и кашемировые пиджаки. Сейчас на его пальцы нанизаны тонкие золотые колечки с серебряной отделкой.

А тем временем Сев прямо на столе аккуратно начертил кончиком пальца шестиугольник размером с ладонь. Внутри разместил круг, разделенный на секторы, в каждом изобразил знак. Символическое солнце, луна, звезды и человечек. С ногтя на доски стекала зеленоватая тягучая нить, застывая на столешнице мягкой стеклянистой полоской. Кстати, Павел это делал совсем не так.

Я положила ладони рядом, прислушиваясь к ощущениям. Кожа покрылась мурашками. Холод, пощипывая, начал подниматься от кончиков пальцев к запястьям. Сила ритмично пульсировала, все нарастая и нарастая. В момент пика, когда доски под рисунком начали чернеть, а кожа на руках онемела почти до середины предплечий, я выложила в центр рисунка кристалл.

Передо мной возникла полупрозрачная зеленоватая дымка — квадрат размером с экран маленького телевизора. На нем замелькали чуть смазанные кадры съемки. Залитое кровью внутреннее убранство катера, разложенные на сером, даже на вид ледяном столе куски тел… Уж насколько я кровожадна, но эти останки ничего, кроме брезгливости, во мне не вызвали.

Потом пошли копии документов, строчки рунических записей, фиксирующих особенности магического фона. Одна из рун меня заинтересовала. Придержав пальцем смещающиеся картинки, я вчиталась. Хм, похоже, кристалл зафиксировал мой след. Глубина считывания поверхностная, но точность высокая. Дескать, кто-то был на катере в такой-то промежуток времени, после убийства и до обнаружения трупов катерщиком. И анализ причин, по которым этот кто-то не поднял тревогу. Оказывается, я была сообщником, подчищающим следы.

Ну это глупость. Хотя ни одного отпечатка ауры убийцы так и не было найдено. Но, раз искали, специалисты в этом конклаве имеются. Кто? Оглядевшись, я вычленила среди присутствующих занятную персону. Полноватый юноша безмятежного вида сидел рядом с русалами, полуприкрыв глаза. Пальцы с перетяжечками были увенчаны когтями, а нижняя челюсть довольно сильно выдавалась вперед. Толстоватые губы на округлом лице топорщились, как у меня, скрывая клыки. Только общая, так сказать, лунообразность отлично скрывала его принадлежность к высшим. В отличие от моих мощей, выпячивающих сущность… Интересно, какого цвета у него глаза? И вот еще. Пока я не заподозрила среди присутствующих оборотня, то этого парня попросту не замечала. Использует «скрыт»?

Стоит ли расслабиться, выглянув из-за стеклянной стены, и почувствовать его? И дать почувствовать себя? Хм, нет. Я его не знаю, и вряд ли он поделится своей информацией и удержит в тайне мой истинный статус.

Лучше самой посетить катер, поохотиться на след.

А вот и адреса. Мне нужна… Ага, Наталья Бышева. С нее и начнем.

Поведя плечами, я глянула на Сева. Размытое экраном лицо напротив казалось просто светлым пятном с темными провалами глаз. Похоже, он немного успокоился, терпеливо ожидая, пока я просмотрю содержимое кристалла.

Ну, вот… еще мальчишка Релье.

Усмехнувшись, я выдернула граненый камушек из гексаграммы. Последняя картинка пошла рябью и, мигнув, исчезла.

Сложив руки домиком, я подалась вперед, ловя взгляд сидящего напротив Сева:

— Ну а теперь давай поговорим.

Несмотря на общую напряженность разговора, на меня обрушился изрядный поток информации. Крадущийся уже распрощался и ушел в ночь, напоследок язвительно улыбнувшись, а я так и сидела за столиком, задумчиво водя пальцем по верху бокала. Тонкое стекло посвистывает, когда по нему проскальзывает кожа.

Надо отсортировать хлам, выделить необходимое, решить, что делать дальше… Наверное, Сев хотел меня запутать, огорошить и вынудить признать собственную никчемность. Надо сказать, у него почти получилось. Вряд ли выражение моего лица было особенно интеллектуальным, когда он начал выкладывать информацию. Скорее ошарашенным. Зачем мне столько всего? Всякой фигни, в которой золотые зерна истины просто утонули. Как их искать?

Хм… ну и что у нас отправится в хлам?

Позапрошлой зимой неожиданно умер, не оставив прямого наследника, владыка морской Шарах из рода Черновых, которому принадлежало право взимать дань и устанавливать закон на всем побережье Черного моря. За серебряный венец Черномора тут же разразилась драконовская схватка, едва не дошедшая до смертоубийства. Право слово, обошлось только благодаря вмешательству Атланты, великой владычицы, взявшей наследие под строгий протекторат до окончательного выяснения, кто из претендентов имеет больше прав на власть. Осложнялся этот процесс тем, что все три линии, желавшие попасть на трон, были побочные. Их отделение от основной произошло более полутора веков назад. Прямая, как считают, со смертью Черномора угасла.

За три года до смерти владыки погиб его сын. Глупо погиб. Занимаясь дайвингом, потерял ориентацию, напоролся на скалу, поранил вену и истек кровью в воде, не успев даже вынырнуть. Очень подозрительная смерть, для русала просто невозможная. Его тело, обгрызенное почти до неузнаваемости рыбами, нашли только через пару суток. За много лет до этого события бесследно исчезла сестра владыки с сыном. Выбравшись из города всего-навсего на пикник, они пропали, и даже обыскав все заливы и каменистые берега, ищейки Карающих не нашли ни единого следа. В тот год очень много цыган бродило по Черноморскому побережью… Но даже лучшим магам-поисковикам было не под силу обыскать полторы сотни таборов, стремительно растворяющихся на просторах страны. На песню крови, силы и сути никто не откликнулся. Так что, скорее всего, оба были мертвы.

Тот мальчик был вторым наследником, хотя и не чистокровным. Отец его был магом из династии Свертхальде. Тех самых, из которых потом назначили протектора.

Возможно, никто бы и не обратил внимания на внутренние проблемы морского рода, в конце концов, подобное случается… Но на внутренние рынки перестали поступать чрезвычайно сильные целительные эликсиры и прочие морские редкости вроде перламутровых раковин и глубинных минералов, ценимых в качестве основы для одноразовых боевых амулетов.

И на спорящие анклавы русалов изрядно надавило родовое собрание. После полугодичных переговоров Мельниковы и Терновы — Азов и Астрахань — условились о встрече на нейтральной территории. Глава Северного анклава, Валентин Северян, приехал с кипой договоров для протектора. Эльгеберт Свертхальде как временный владыка должен одобрить заключенные союзы, родовые договоры и семейные контракты. Эта традиция связана с тем, что черноморским владыкой всегда становился самый влиятельный и сильный из русалов. И никто ее отменять не собирался, пусть на данный момент и не было наследника, а место рядом с жемчужным троном занимал всего лишь человеческий маг.

Кстати, вот кого я еще не видела.

Подняв голову от так и не пригубленного бокала, я оглядела зал. Поймала внимательный взгляд полноватого юноши-оборотня, кивнула и прикрыла глаза.

Итак, они съехались… Прихватив с собой младших наследников, которым полагалось расширить кругозор в преддверии вступления в права защитников. У русалов вообще-то четко структурированные семьи. Есть глава, наследник и защитник, причем последние двое — как правило, старшие дети главы. Реже они являются двоюродными родичами. Но кто захочет отдавать побочной ветви накопленное за многие годы могущество и влияние? Поэтому все главы из кожи вон лезут, проталкивая детей повыше.

И вот чем все это закончилось. Кому выгодна такая смерть младших наследников? Каждого по отдельности и всех разом? Что произойдет дальше, и что мне делать? Одни вопросы, без ответов.

Чувствуя нарастающую внутри ярость, я поспешно пригубила напиток. Густая горьковатая мятная смесь заморозила горло, пробрала до костей мелким ознобом, заставив передернуться. Легкий дымок пощекотал нос, сразу захотелось чихнуть и рассмеяться.

Явно что-то успокоительное, причем универсальное. Ведьмы! Я глянула на девушек, в два половника мешающих жидкость в котле. Точно ведьмы. Черноволосая мне подмигнула. Взболтнув бокал, плеснувший на скатерть синими искорками, приподняла его в молчаливом тосте. Удачи мне. И выхлебала в четыре глотка, приняв очередное странное решение. Я поднялась, потихоньку опуская невидимую стену, отделяющую меня от шумного, но проникнутого сладко-горькой печалью настроения зала.

Книгу, которую принес Сев, сейчас листал черноволосый русал. На хрупких страницах изысканной старинной вязью были описаны ритуалы, в которых использовалась жертвенная кровь. Том, обшитый черной тисненой кожей, с серебряными накладками по углам и потемневшей от времени инкрустацией, Крадущийся выторговал у антиквара-мага, старого скупого библиотекаря, да и то на время.

Не понимаю, куда подевались архивы города, кристаллы с записями и вообще все Знающие? В ответ на закономерное удивление (ведь мне было четко сказано, что таковые должны существовать в каждом мало-мальски крупном городе, а Волгоград маленьким все же не назовешь) прозвучало нечто непонятное. И невероятное… Три десятка лет назад в результате неизвестного эксперимента разнесло Серую Пустошь, резиденцию самого мирного и почитаемого рода нашего маскарада. Четырежды прибывали новые семьи, но основать новую резиденцию или восстановить старую так и не смогли. Что-то сильно изменилось в городе и окрестностях. Земля отторгала суть и силу, звенящую в моей памяти холодным северными родниками. Младшие начинали болеть, со старшими рода происходили несчастные случаи.

Что-то намудрили экспериментаторы, но спросить было уже не у кого. На месте спиралью уходящих в глубь земли коридоров и их обитателей остался только котлован, прикрытый иллюзией, да серый туман, зимой расползающийся оттуда по ближним оврагам и выедающий остатки высохшей мертвой травы.

То ли сама земля отторгала тех, кто сотворил с ней такое, то ли таким и должен был быть результат…

Так и отдали на откуп старику-магу из династии Степниковых все, что должны были делать Знающие, ближайшее логово которых находилось километрах в трехстах от города, а то и дальше.

Представив, как бы я сейчас лезла под руку Ирни, чтобы узнать, какой ритуал использовали на катере, усмехнулась. От меня бы и мокрого места не осталось! Вон как все четверо хмурятся. Черноволосый петербуржец, Северян, что-то быстро строчит, покрывая белоснежный лист бисерными закорючками. Глава Азовского анклава, поднявшись из-за стола, нервно расхаживал, торопливо набирая на телефоне какое-то сообщение. В свете многочисленных разноцветных фонариков его волосы то пламенели рыжим огнем, то серели под синим светом танцующего на сквозняке магического пламени. Светловолосый, темноглазый и какой-то плотный, он не был таким уж чистокровным. Где-то в предках у Мельниковых затесался, наверное, темноглазый пират, от которого азовские русалы унаследовали вспыльчивый нрав и большие карие глаза с поволокой.

Кириэл, или, в миру, Кирилл Сергеевич, то ли шипел, то ли рычал в телефонную трубку, за ним хвостиком ходил секретарь — молодой рыжеволосый парень, который периодически налетал на следователя и солидного альва, занятых иллюзорной проекцией ритуального круга. Секретарь на ходу конспектировал шипение своего господина, одновременно пытаясь втиснуть ему в ладонь длинную нить нефритовых четок.

Кириэл прекрасно осознавал, что его претензии на трон Черномора не совсем правомерны именно из-за случайного человеческого предка, хотя Мельников-старший являлся троюродным братом владыки Шараха. Но по праву сильного ему удалось вытеснить из претендентов почти все слабые семьи. Только Терновы остались. Братья Верей и Роман Астраханские, светловолосые и сероглазые потомки древней владычицы Датского анклава. Высокие и внушительные представители рода викингов, они никогда не отступали. И нашли себе достойных противников, каковыми оказались не менее смелые и упрямые владыки Азова.

Роман Тернов (на это мероприятие он прибыл один, без брата) был молод, высок. Он обладал массивной фигурой, не лишенной особой грации, и красиво очерченным лицом. Гладкие белые волосы собраны в длинный — ниже лопаток — хвост. Льняные брюки со стрелками и бежевая сорочка идеально отглажены. О том, что он недоволен трагическим поворотом событий, можно было догадаться только по стиснутым за спиной в замок пальцам. Но уронить свое достоинство… Этого нельзя было себе позволить ни при каких обстоятельствах. Роман подошел ближе к кровавым диаграммам, тщательно сохраняя внешнее равнодушие. Хотя вовсе не был так холоден, как хотел показать присутствующим.

Висс, следователь-русал, засучив рукава и вооружившись длинным тонким стилетом с матово поблескивающими, исчерканными ромбовидным узором гранями, принялся возводить из полупрозрачных линий какую-то схему. Посматривая на кровавую неразборчивую проекцию, повисшую рядом, между ладонями помощника, он кончиком лезвия касался большого кристалла в центре стола и медленно, осторожно вытягивал из него нити белесой паутины. Фиксируя легкими касаниями параллели и перпендикуляры, не глядя, дернул за рукав подошедшего ближе Тернова. Тот задумчиво прижал пальцами сизое прямоугольное основание, не давая ему свернуться. А Висс продолжил возводить что-то, напоминающее сплюснутый неровный куб.

Довольно быстро рисунок обрел знакомые очертания небольшой каюты-гостиной. Красными точками русал обозначил расположение тел. Пока все совпадает с тем, что рассказал мне Сев.

Ритуал Объединения Наследия проводят как минимум над шестью существами, каждый из которых хотя бы на четверть не человек. Только в том случае, если жертвами являются смески, неинициированные полукровки и магически одаренные люди, даже со спящими способностями, возможен сбор силы, пусть и столь жестоким образом.

Ага. В центре — тело Натальи Бышевой, на потолке зафиксирован в позе звезды мальчишка Михаил Релье… Интересно, будут ли проводить генетическую экспертизу? Ведь эти двое тоже как минимум смески. Из каких родов?.. Надо бы спросить у их родителей. И как эти ребята сошлись с младшими наследниками русалов и магом, которые в город прибыли от силы два дня назад?

Вопросики у меня…

Еще двое распяты на стенах, остальные разложены на полу по обе стороны от тела Натальи. Раз она лежит в центре, значит, силу сливали через нее.

Шесть фигурок, на которых ярко-желтыми линиями прочерчены нанесенные на тела ритуальные раны. Перерезанные горла, вспоротые животы, потом отделенные от тел руки и ноги, и кровь, кровь, яркими струями выстраивающаяся в сложные сдвоенные шестилучевые звезды, рассекающие пространство на мелкие кусочки вместе с плотью жертв.

Инициатор ритуала находился в центре каюты, над телом главной жертвы. Перед условной черно-белой фигуркой, похожей на детский рисунок, пульсирует мохнатый комок вытянутых из молодых нелюдей сил. Краткая вспышка света, пронзительный свистящий звук, и кровь расплескивается по всем полупрозрачным поверхностям, часть ее попадает в соседнюю каюту, спаленку.

Ну вот, кажется, реконструкция совпала с тем, что мне рассказывал Сев. Можно, наверное, убираться отсюда.

Глава конклава, посматривая в книгу, явно сравнивал результаты с описанием. Довольно кивнув, он поймал за руку все так же нарезающего круги Мельникова:

— Успокойтесь, Кириэл, и обратите внимание на что-то иное, кроме истерик вашего поверенного.

Кирилл Сергеевич остановился, вздернув голову:

— Что еще?

— Смотрите. — Ирни развернул главу Азовского анклава лицом к проекции, которая продолжала изменяться.

Я встала, подходя ближе. Интересно. Пригубив бокал, притиснулась вплотную к следователю, ловко дирижирующему стилетом.

Сияние виртуальной силы угасло, поглощенное телом убийцы. Фигурка сделала странный жест руками, будто заворачивая что-то в мешок. Ошметки жертв, мгновенно отделенные от стен и запакованные в прозрачные шарообразные коконы, взлетели и вереницей выскользнули в узкий дверной проем. На миг зависли на палубе, затем поверх ступеней скользнули в рубку, где и шмякнулись на пол. Убийца же аккуратно поднял почти целое тело девушки, Натальи, и выплыл наружу, не касаясь пола. Отнес ее наверх и растворился в воздухе.

Тишину, воцарившуюся в помещении, не нарушало даже дыхание. Все, кто наблюдал за реконструкцией, буквально застыли, объятые холодом. Медленно спускался с потолка туман, где-то далеко-далеко, у барной стойки, позвякивала бокалами Танцующая.

Спустя миг встрепенулся Висс, вытаскивая из-за чуть заостренного уха ручку и начиная что-то быстро-быстро строчить на чистом листе бумаги. Заглянув через плечо и пропустив многоэтажные рунические формулы концентрации и конвертирования энергии, я вчиталась в текст вывода.

«Небрежное расходование полученной силы, с коэффициентом потери при усвоении — до 30 % и до 40 % — на транспортировку тел и заметание следов. Возможно, повышение энергетического уровня не было главной целью проведенного ритуала».

М-да? А что тогда было главной целью?

Вопрос я озвучила. Совершенно машинально, но Висс обернулся и ответил:

— Собственно убийство. И лишение наследия.

— Вот интересно, что за наследие было у Бышевой и Релье? — философски вопросила я потолок, касаясь руки Висса. — Я ими займусь. Поговорю. Все равно глава конклава не позволит мне допросить своих гостей.

— Очень разумное решение, — пропел над ухом глубокий голос.

— Господин Ирни, — обернувшись, улыбкой ответила я на недружественный оскал высшего, заглянула в книгу, раскрытую на странице, демонстрирующей схему только что воспроизведенного действа, — а это действительно единственный ритуал такого рода, во время которого надо петь?

— Да, он действительно был создан одним из высших русалов для повышения уровня силы подданных, — ответил на завуалированный вопрос глава. — Но разве вы знакомы с другими… хм, процессами, отнимающими суть и силу?

— О да… Карающие, знаете ли, очень их любят, — хмыкнула я. И кивнула замершим рядом мужчинам: — Господин Мельников, господин Тернов… — И через стол: — Господин Северян… Мое почтение.

После чего направилась к выходу, спиной ощущая два десятка сосредоточенных взглядов. Русал, Карающие, оборотень, альвы и эльфы.

Между прочим, где все маги, включая господина Свертхальде? И кто-нибудь догадался его проверить? Вдруг он тоже мертв?

Я обернулась:

— А господин протектор где? Мне вообще-то хотелось бы с ним пообщаться.

Хм, а все присутствующие неожиданно недоуменно переглянулись. Тревожный шепоток обежал веранду, Карающие в надежде обрести врага слегка воспрянули, но подозрение не успело четко оформиться, как подал голос оборотень, скинувший с себя отводящие внимание чары.

— Он этой ночью занят. Отзвонился еще днем. Господин Ирни, — чуть укоризненно напомнил он русалу, — сегодня день традиционного родового поискового ритуала…

Не дослушав пространные объяснения, излагаемые густым сочным басом, я нырнула в ночь. Мне показались неинтересными расклады в этом городском пасьянсе, почему-то больше заботили другие карты. Мелочь, отброшенная высшими за ненадобностью. Тихий голосок предчувствия погнал меня на улицу.

Душная сухая ночь приняла меня, скрывая от взглядов случайных прохожих. Нет, все же этому пеклу я сто раз предпочитаю сумрачную морось поздней столичной осени. Передернувшись, я неторопливо порысила в сторону дома, потерявшего одну из своих обитательниц. Путь оказался не таким уж близким.

Между непривычно низкими, кирпичными и оштукатуренными домами с колоннами и карнизами, по высохшей, хрустящей траве, через мост, под которым тянулись вдаль линии рельсов, пыхтел, обдавая вонючим дымом опоры, старый тепловоз. И вверх, вверх, вверх, вдоль широкого пустого проспекта, мимо длинных многоэтажек и маленьких частных домишек, пустырей и трамвайных путей. Свернув у недостроенной высотки в старые дворы, я долго кружила среди совершенно одинаковых корпусов пятиэтажек, выискивая нужную. Неуютные пыльные площадки, заросшие полынью, кустистые вишни и абрикосы, а также толстые тополя освещались редкими фонарями. Под тусклыми лампочками мельтешили сотни насекомых. Отмахиваясь от комаров, нудно зудящих над ухом, я продралась через вишневые заросли и вывалилась на растрескавшуюся асфальтовую тропку. На выщербленной кирпичной стене красовались нужные цифры. Обогнув угол, вышла к подъездам.

Так-с. Окошки, окошки, окошки, в большинстве своем — темные, занавешенные тюлем, заросшие какой-то травой. Балкончики. Убогий какой-то домишко, но все ж получше того, где я обосновалась.

Высчитав расположение искомых окон, — уж это логическое упражнение мне по силам, — присела на скамье в глухой тени под раскидистой акацией. В нужном окне горел свет. Тускло так теплился и дергался при скачках напряжения за плотными занавесями. Иногда на их фоне мелькал смутный силуэт. В квартире не спали, что было неудивительно.

Расслабившись, я осторожно отпустила сознание, и монохромная ночь медленно начала расцвечиваться запахами. Кто-то сидел на скамейке, распивая пиво, кто-то проходил мимо, размахивая сумкой или плетясь еле-еле, волоча за собой пакеты. На соседнем пустыре пьяненькие голоса, наконец, затихли, и люди, шаркая и опираясь о стены, двинулись куда-то дальше. Темнеющая зелень источала прохладу, ароматным пологом укрывая асфальт, давая возможность вдохнуть полной грудью.

Бронза радости и серебро грусти, алые нити раздражения и синяя паутина злости изукрасили двор. Прохладная ласка матери, сонное довольство малыша, сопящего в коляске. Настроения и следы рисовали затейливый узор жизни, движущейся несмотря ни на что и вопреки всему. Хищная настороженность кошек, прячущихся по подвалам, из которых тянет немного затхлым холодком; шумный лай песьей стаи, пронесшейся по кустам ввечеру и уводящей с собой подростков из семьи куниц… Резкий запах сущности малолетних хищников отпечатался в пыли короткими резкими черточками-прыжками.

Земля пахла пеплом и потом, высохшей травой и давлеными клопами, дом напротив блестел черными слюдяными провалами окон в белых, бронзовеющих в свете редких фонарей рамах. Первый этаж прикрывали густые заросли. Старая вишня истекала на сломах ветвей золотистой, густой, горьковатой смолой. Дикий виноград, цепляясь за стояки балконов, тянулся вверх, вился, теряя подсыхающую, тихо шелестящую листву. А вдоль стены, осыпаясь ароматной пыльцой и недозрелыми твердыми ягодинами плодов, скользила какая-то тень. Она то сливалась с густой бархатной чернотой, то обретала материальность, рельефно выступая на тусклом свету, просачивающемся сквозь листву к кирпичной кладке.

Я подалась вперед, выпуская когти. Миновала третий подъезд, буквально стелясь по земле бесплотным туманом, нырнула под сень отдающих терпким запахом вязов… И, полностью сбрасывая с сознания легкие тенета щитов, поймала запах. Гнилая кровь пришла за оставшимися в живых.

Мгновенно вспыхнувшая ярость перебила ошеломляющую боль, заполнившую голову. Тень коснулась обшарпанной железной двери, под ладонью слабо пискнул домофон, скрипнули тяжелые петли. Плоская, как бумага, фигура просочилась в узкую щель. И я метнулась вперед, не дожидаясь, пока щелкнет замок квартирной двери. Тело протестующе заныло, проломившись через слой ставшего неожиданно твердым воздуха, где-то далеко позади упала скамья.

Мир сузился до затянутой железной сеткой балконной двери. Успеть бы.

Я совершила прыжок. На пределе сил, взрывая сухой газон и оставляя на острых сучьях обрывки одежды. Под пальцами крошатся перила. На грани сознания слышится дребезжащий звонок в дверь. Я мчусь вперед, проламываясь через пространство, вспарывая сетку, перекатом по бросившемуся под ноги дивану, навстречу застывшему ужасу в светлых глазах. Плечом выбивая из девушки воздух вместе с криком, пролетаю уже с нею в охапке мимо двери в коридорчик.

Там застывшая перед взором картина: взметнувшийся вверх тусклый клинок, четко обрисованный светом ночника силуэт в дверях, оседающее разбитой квашней тело в халате. Свежая кровь…

Соседняя комната. Маленькая. По прямой.

Вскинутое на плечо тело не успело шевельнуться, как я вбросила себя в прыжок. Еще рывок, и, пролетев над спружинившей при касании кроватью, спиной вбиваюсь в окно. В мареве иссекших кожу осколков лечу вниз. Встречный безжалостный удар земли со спины и безвольного тела — сверху, сплющивают, вышибают дух.

Встаю. Мир кружится, но воздух все еще плотный и держит. Меня будто крюком вздергивает, снимает кожу… В разбитом окне — силуэт, стремительно истончающийся. Схватив за шиворот девицу, волочу по земле, на свет. Луна, звезды, где вы? Мимо тополей, каких-то кирпичных стен. Быстрее, еще… Воздух загустел в легких, не давая расправить грудь. Камнем засел в горле, перебивая дыхание, слепя глаза. За спиной мотается тело. Позади — освещенный звездами ряд гаражных ворот, отчетливо доносится аромат железа, машинного масла и какой-то химии.

Передо мной пустырь. Дома, деревья — все видится в каком-то дрожащем мареве. Зато очень четкие ощущения. Тяжелое ошалелое дыхание, опаляющее шею, прижимающаяся, смешивая свою кровь с моей, девушка. Ноющие плечи и затылок, сплющившийся позвоночник, ломота в ногах и резкая, будто туда гвозди вбили, боль в висках.

И сеть гнилой крови, тонкими зримыми следами рисующаяся вокруг. Тускло-зеленые нити незнакомых чар вызывают тошноту. И мертвая, истинно мертвая тишина. Ни следа, ни запаха иной, обычной жизни. Звездный свет, ночь, чужое дыхание и тишина. Я медленно раскинула руки. Не дам. Моя полукровка. Моя! В горле клокочет рычание. Моя стая, не дам!!!

Смутный силуэт проступил на фоне пустыря, как оттиск старинной фотографии. Нечеловечески гибкая, туманная, но в то же время до ужаса материальная фигура скользила по границе проложенных нитей, будто раздумывая.

Я размяла когти, дернула пальцем, снимая маскировку. Ощерилась.

— Потанцуем, э-р-р? — Выплюнула фразу вместе со скопившейся в горле злобой и не узнала собственный голос. Хриплый, замученный, глуховатый… — Или, может, с-споем?

Отслеживая колебания фигуры, струящейся вокруг нас и с каждым растянутым в бесконечности мигом все приближающейся, я едва не пропустила секунду, когда девушка осознала происходящее.

Хриплый стон, переходящий в вой, заставил меня вздрогнуть. Вцепившись в мои плечи, она забилась в судорогах, с неожиданной силой изгибаясь и раздирая ногтями кожу. Впрочем, царапиной больше, царапиной меньше…

Лишь бы тень, вслушивающаяся в душераздирающий крик, заставляющий резонировать каждой клеточкой тела, не атаковала. Я ее боюсь… И не представляю, что можно сделать с нереальным, ускользающим в бестелесность противником. Последовать за ним?

Крик девушки, изогнувшейся в мучительном усилии, перешел в неслышный людям диапазон. И этот звук прорвал странную зеленую сеть, сплетенную тенью. Разлетелись ошметки, оставляя на пыли расплывчатые кляксы и выжженные полосы. Где-то за гаражами завыли собаки, ярче и полнее налились льдистым огнем звезды, отблески фонарей упали на будто вырезанные из картона силуэты деревьев, душная южная ночь без остатка стерла подбирающийся все ближе холод.

И тень, недовольно передернувшись, отступила, растворяясь в отброшенном ближними кустами отпечатке сумрака.

Тяжким кулем осев в пыль рядом со скорчившейся в комок девушкой, я хрипло выдохнула. И что теперь? Как мне везет на неинициированных полукровок! Осторожно коснувшись спутанных окровавленных волос, лизнула кончики пальцев. Соленая горечь обожгла губы, прокатилась по телу, оставляя йодистый привкус. Ряска, что ли? Или тина? Не разберешь так, с ходу.

Кто такая ведьма Ирина, я поняла сразу в момент знакомства. Огонь — он и есть огонь. А эта… Недоуменно принюхавшись, я почуяла только панику и ступор. Сирена — по крайней мере, внешне похожа. И поет. Пела когда-то.

Я глянула в небо. Подмигнув, звезда скатилась вниз, рассыпавшись сотнями стеклянных осколков.

— Поднимайся, надо убираться отсюда. — Прокашлявшись, я взяла девушку под мышки и поставила на ноги. Та замерла, пошатываясь и тупо глядя в пространство расширенными глазами. Зрачки полностью перекрывали радужку, черные провалы глаз обдавали холодом, ледяные руки вяло висели вдоль боков, с губ белым облачком срывалось короткое, рваное дыхание. Она явно была в шоке.

Вдалеке завыла сигнализация. Правильно. Мы изрядно нашумели. Дернув незнакомку за руку, я убедилась, что та, по крайней мере, переставляет ноги.

— Пошли!

И поволокла ее за гаражи. Там вроде что-то заброшенное виднеется.

Проковыляв, оставляя в пыли кровавые следы, метров десять, я поняла, что так мы далеко не уйдем. Эх, где же Жером, у которого в каждом гараже по машине?! Севу что-то звонить не тянет. К тому же сотовый в квартире остался.

Взвалив девицу на плечо, я чуть не взвыла от боли: вся спина, похоже, утыкана осколками, да еще и глубоко.

Медленно протрусив вдоль гаражей до кирпичной развалюхи, от которой тянуло горячей, но затхлой водой, я коротко лающе взвыла. Прячущаяся у ограды стая собак встрепенулась. Я рявкнула, насилуя горло, и стая послушно рванула к месту, где недавно произошла стычка с тенью. Вытаптывать следы и вылизывать кровь. Большая черная псина, покружив рядом, попробовала куснуть меня за ногу, за что получила пинок и, коротко взвизгнув, отлетела к товаркам. Р-работай!

Я зла! Очень!

Покружив по дворовым закоулкам, вышла к ржавому забору. Оставив вялую девицу сползать вдоль столба, я, поднапрягшись, потянула один из прутьев. Скрипнув, он прогнулся. Ну вот, уже лучше. Сама-то перелезу, а эту что, перекидывать? Я пропихнула плотную увесистую тушку в щель и скользнула следом. Подняв с травы мягко шлепнувшуюся спутницу, я, пошатываясь, побрела в парк со своей ношей.

Парк?

Да. Деревья рядами, кусты. Трещиноватый, заросший асфальт дорожек. Полянки. Взгляд наткнулся на непонятный растопыренный силуэт. Только почти врубившись лбом в металл, поняла, что это. Самолет. Небольшой, серебристо-серый, со звездами на крыльях. Привалив девицу к спущенным шинам шасси, я присела рядом. Глянула в пустые, лишенные всякой мысли серо-голубые глаза и вздохнула.

— Ну, что делать будем? — спросила я у неба.

Небо, естественно, промолчало.

«Свет небесных костров снится мне…» — Разложив абсолютно бессознательный груз, собственноручно повешенный на шею, под крылом самолета, я присела рядом, напевая мрачноватую песенку: — «…что, несчастный герой, ты сделал с собою…»

Угу, я вот тоже… сделала. И куда мне эту красоту девать? Аккуратно ощупав руки-ноги-голову-ребра, убедилась, что обошлось без переломов. А у меня?

Царапины, синяки, порезы…

Мое платье! Мысленно рыкнув на некстати проснувшуюся жабу-модницу, скинула с себя обрывки наряда. И окунулась в муть изменения. Уй, больно! Осколки буквально выплюнуло из-под кожи, свежие раны почти затянулись, а лежащее у лап тело… Я даже присела от удивления. Тонкий легкий флер из смеси едва заметных ароматов выкристаллизовался в серо-серебристый, сияющий гранями множества бриллиантиков ледяной покров, второй кожей облегающий израненную девушку. Вместо крови — зеленое бутылочное стекло, жидкое, отбрасывающее в свете звезд холодные блики. Запахи в цвете? Впервые такое вижу.

Миг возвышенного созерцания нарушило бурчание. В животе. Моем. Примитивные инстинкты мгновенно вытеснили мысли о странном наследии. Оторвавшись от тщательного — носом к холодной коже — обследования странной девицы, я нырнула в темноту.

Безлюдный парк расцветился сотнями живых нитей. Которая из них сейчас — еда?

Короткая пробежка, прыжок — и вот на клыках уже хрустят косточки. Жертвой оказалась жилистая ворона, по неизвестной причине ночевавшая в низких кустах. Она даже каркнуть не успела, как лишилась головы. Первый голод ушел, затаившись в глубине волчьей натуры. Счистив с морды перья и зажевав горьковатый привкус дикой крови листочком тополя, я вернулась к девице.

Носом ткнулась в серебро, теплым шершавым языком прошлась по щекам незнакомки, снимая с царапин изумрудные капли. Ихор небесный растекся на языке пузырьками сладости, чуть приторной густой яблочной пастилой, холодящей горло мятой и хрупким перламутром морских раковин.

Выплывший из подсознания образ едва не заставил поперхнуться. Но я тяжело привалилась к горячему телу, распростертому на жесткой, колючей траве, и с урчанием принялась вылизывать. Так вкусно, вкусно, вкусно… Блаженно фыркая, проминала лапами грудь, ластилась всей шкурой, не оставляя без внимания ни единое местечко, ни один клочок кожи.

Тело подо мной неожиданно ожило, резко выгнулось. По мышцам пробежала дрожь, судорога скрутила короткую шею, руки заскребли по земле, ломая ногти. Я прижалась сильнее, с рыком прижимая к земле бьющуюся девушку. Спустя миг она расслабилась, обмякла и открыла глаза. В мутно-серых зрачках нарисовалось недоумение. По мере осознания девицей, кто на нее пялится сверху вниз, нависая мохнатой скалящейся мордой, на лице вырисовывалось сначала недовольство, затем опасение, потом… чистый, незамутненный ужас.

Истеричный визг прорезал тьму. Отскочив, я замотала головой, избавляясь от звона в ушах. Девушка вскочила, нервно дернулась, подпрыгнув. Завертела головой, торопливо закутываясь в обрывки ночной рубашки.

Я рыкнула, выпрыгнув из тени, закружила у расцарапанных, покрытых темными разводами ног, взрывающих пыль. Чихнула, тихонько взвыла.

Блондинка взвизгнула еще раз и заскочила на колесо, обнимая стойку. Поморщилась от боли в содранных до крови пальцах. Ее окутало темное облако негативных эмоций. Зато исчезли странные видения-запахи, снова воздвигся привычный легкий флер разбуженного наследия. Свежий, чуть слышный аромат моря еле заметной соленой корочкой ложился на язык. Но куда сильнее вдруг оказалось расплывающееся вокруг нее облако сухого, мягкого запаха меловой пыли. Тонкие белые нити сплетались в защитный магический узор, наливающийся силой. Когда я, весело оскалившись, боком, игриво, едва ли не вприпрыжку, закружила вокруг шасси, мелкоячеистая сеть, усеянная узелками колючей проволоки, всколыхнулась, следуя за испуганными движениями тонких рук. Собралась в ком, напряглась и сорвалась с пальцев дрожащим воздушным потоком, взрывшим землю у моих лап.

Пока светловолосая полукровка ошеломленно пялилась на свои пальцы, а неожиданно поднявшийся ветер с сухим шелестом рвал кроны тополей, я плавно рухнула в изменение.

Вот теперь с ней можно и поговорить.

— Привет-привет! — Танцующим шагом обойдя самолет, я возникла в поле зрения девушки.

И отскочила назад. Синяя иззубренная плеть шарахнула по алюминию крыльев. Серебристые осколки с визгом разлетелись, рассекая воздух и обнажая темное проржавевшее нутро машины. Воздушная волна обдала холодом тело. Игриво извернувшись, я пропела:

— Ах, какая опасная, молодая, прекрасная… Успокойся.

— Т-ты кто?! — взвизгнула девица.

— Я-то? — Хмыкнув, я вытянула руки, повернула кольцо камушком вниз, передернула плечами, сбрасывая ошметки иллюзии, выпустила блеснувшие перламутром когти, прикусила клыком губу. — Я — страх и ужас ночного города, кошмар бессонных гуляк и беззаконных обманщиков…

Ой, куда меня понесло?!

— Ч-черный п-плащ? — Губы блондинки перекривились в слабом подобии улыбки.

— Летаю неплохо… Э? — Я увернулась от волны, обдавшей обнаженные бедра холодной влагой. Слизнула соленые брызги. — Очнись, красавица.

— Я уже!

— И вспомни.

— Это — тоже… — Девушка сползла вниз, продолжая обнимать железку, будто бочонок с золотом. По щекам покатились слезы. — Что все это значит? — Она всхлипнула. Отчетливо запахло недоуменным горем, пеплом разбитых невинных иллюзий.

Я присела рядом, обнимая ее за плечи.

— Просто мир гораздо более сложный, чем ты считала. И для тебя он необратимо изменился. Очень жаль, что твое знакомство с нами началось со смертей…

— А сестра? Ее тоже? — Доверчиво прижавшись ко мне, девушка спрятала лицо в ладонях. Защитная сеть, вздыбившаяся было парусом, опала, сливаясь с кожей. Одинокая полукровка. Ох, жалость меня погубит. С другой стороны, где бы я была сама, если бы меня не нашел Павел? Пусть и из меркантильных соображений, но помог… Ну, значит, пользу, которую может принести эта малышка, я придумаю позже.

— Что — тоже? Она мертва, да. Убита, верно. Зверски. Ты ходила в морг?

Та отрицательно мотнула головой, еще сильнее запутывая светлый колтун.

— Отвратное зрелище. Как тебя зовут?

— Марина.

— Морская, значит. А подходит! — Оскалившись, я подняла ее на ноги.

Глянув на меня исподлобья, девушка в ответ продемонстрировала ровный прикус с чуть более крупными, чем у обычных людей, клыками.

— Мой лучше! — Фыркнув, я щелкнула девушку по лбу. — Та-ак!

И вот тут я осознала, какую ношу на себя взвалила. Молоденького безродного несовершеннолетнего смеска с большими проблемами в обоих мирах.

Марина, зябко передернув плечами, спросила:

— Расскажешь мне, что происходит?

— С какой такой радости?

— Ну… ты же здесь?

— У-умная, — с угрозой протянула я. — Да, я здесь. Для начала — правила.

— Какие правила?

О, похоже, девочка нашла свой способ борьбы со страхом. Вопросы, вопросы и еще раз вопросы. Ну, это тоже вариант, чтобы с ума не сойти.

— Простые правила. Тайна и маскарад.

— Что это значит? — Она сосредоточенно хмурилась, старательно отгораживаясь от недавнего прошлого.

— Все просто. Нелюдские семьи скрывают свою сущность и свои действия от людей. За нарушение — смерть.

— Так просто?

— Да, так просто. — Глянув на приметно светлеющее небо, я поднялась и потянула следом девушку. — Поэтому вставай и пойдем отсюда.

— Но куда? Домой?..

— Не стоит. Ма-аска-арад…

— Ой да! — Серо-голубые глаза наполнились слезами. — Там же…

— Ну чего плакать? Мертвое тело, раздолбанный балкон, выбитое окно. Меня саму за такие нарушения не похвалят. Н-да…

И чего я тогда радуюсь? Настроение такое игривое. Тьфу!

— Тебя… А вообще ты кто?

Вот уже оживает, претензии предъявляет, какой-никакой интерес в голосе появился. Мягко шагая по траве, я спросила:

— По мне не видно?

— Э… видно… — Растерянный всхлип позади. Под голыми пятками хрустнул сучок, и Марина, ойкнув, захромала еще медленнее.

— Оборотень я. — Сжалившись, легко подхватила на руки девушку и прибавила шагу.

Спина тут же заныла, в носу засвербело от запаха меловой пыли, в колене стрельнуло резкой болью, но все же так передвигаться вышло куда быстрее.

Парк неслышно готовился к дневному пеклу. Замолкли сверчки, попрятавшись по земляным норкам, зашелестели, засвистели в кронах тополей какие-то птицы, даже самолеты, выстроившиеся в ряд, как-то сникли, обретая четкие очертания. Розовеющее небо обещало жару.

А от девицы веяло пришибленной восторженностью. Она осторожно обнимала меня за шею и вглядывалась в лицо. Внимательно и почти влюбленно. М-да…

Я тоже так пялилась на Павла в ученические времена? Нет, только до первого спарринга, наверное. А сейчас бы как посмотрела?.. Ну о чем я думаю-то?! Хотя такое отношение Марины льстит. Пробуждает чувства. Родительские? И кому я вру?

Просочившись через шикарный разлом в ограде, выбралась к дороге пустыми дворами. Откуда-то потянуло свежестью. Легкий ветерок донес приятный свежий запах родниковой воды. Выглянув из-за торговых палаток, я переждала, пока проедет тонированная и раскрашенная под хохлому до самой крыши машина, и быстренько перебежала дорогу.

— Это что? — невольно обратилась я к впавшей в нирвану девушке. Та подняла голову с моего плеча:

— Памятник…

— Ну да. Мило. Чему, интересно?

Невысокая, метров десять, стела, увенчанная уносящимся ввысь истребителем, была густо увешана туалетной бумагой. И какие идиоты так развлекаются?

Я сбежала по широким ступеням. Разбитые, засыпанные мусором плитки похрустывали под пятками. А снизу тянуло вожделенной свежестью. Старые ивы скрывали облагороженный бревенчатыми домиками и беседками обрыв, родник булькал по выложенному каменными голышами ложу, исчезая в трубе и пополняя мутноватый, обложенный кирпичами пруд. В перегороженном ручье поблескивали спинками рыбы, в редком кустарнике шебуршали утки.

Хм… жирненькие, аппетитненькие. Я сглотнула слюну, выслеживая тянущуюся по земле ароматную нить, и скинула дремлющую на руках девушку в воду. Дикий вопль прорезал тишину. Заполошно размахивая руками и отплевываясь, Марина вынырнула, схватилась за бортик. Русалочьи волосы облепили лицо.

— Ты что? — возмущенно фыркая, крикнула она мне в спину.

Я же метнулась к беседке, рыкнув:

— Отмывайся!

Под пальцами хрустнула шейка заполошно дернувшей крыльями утки, порскнули в разные стороны серые мелкие комочки. Нырнув в изменение, я торопливо выпотрошила сочную тушку.

Вку-усно! Облизнувшись, окунулась мордочкой в ручей. Побулькала, расфыркивая кругом прохладную воду, и, мысленно хмыкнув, отправилась ловить рыбку. По тропинке, ступеньками поднимающейся к затону, — и в озерко с размаху! Розовато-серая мелочь разлетелась по сторонам, я, крутнувшись, шлепнула лапой по воде и застыла. Под брюхом, облепленным отяжелевшей шерстью, расходились круги. Сквозь листву пробивались узкие лучики света, играя бликами на спинках успокоившихся рыбок. Темные окна кухонного домика, возвышающегося надо мной, недружелюбно пялились в пространство. Резкий смолисто-лаковый дух забивал нос.

Я дернула ухом, уловив раздраженно-испуганный отклик. Ох, и чем я занимаюсь, лишь бы к делу не приступать! Идиотка!

Выбравшись из воды, я снова прошла изменение. Стряхивая с кожи прозрачные капельки, зашлепала босыми ногами вниз по гладким светлым камням узких ступеней.

У меня теперь есть работа. Как странно, однако. Странно, что я ситуацию воспринимаю именно так. Нет. Стоп. Опять обманываю себя. Это явно не работа. На губах вдруг вновь заиграл одуряющий вкус изумрудного ихора полукровки. Потрясающе, восхитительно, туманяще…

Передернувшись, я сбежала вниз и, присев, выдернула Марину из воды. Девушка смущенно покраснела, пытаясь прикрыться липкими, весьма символическими остатками ночной рубашки. Чуть касаясь пальцами расцарапанной кожи, я аккуратно отвела ее руки и принялась снимать обрывки, один за другим отбрасывая в кучу сухих, как порох, веток, приготовленных рядом с монументальным мангалом.

— Тш-ш, — прошипела я, вглядываясь в ошеломленное лицо. Она подавалась вперед за каждым моим движением, отзывалась на легкую ласку и непривычную заботу. Невысокая, коренастенькая, с опухшими от слез глазами и спутанным светлым колтуном на голове, она была прекрасна…

Тьфу! Русалка, не иначе.

— Послушай… ты сейчас не вернешься домой. Переночуешь у меня. И еще. Я, получается, взяла на себя ответственность за твою жизнь. Такова судьба. И потому ты будешь беспрекословно меня слушаться.

Марина завороженно кивнула.

Вот так. Последний клочок ткани отправился в полет, и, взяв за руку обнаженную девушку, я повела ее наверх, к палаткам, выстроившимся вдоль дороги. Среди них были, как у меня в памяти отложилось, и торгующие одеждой.

Смущаясь, полукровка жалась ко мне, шарила руками по спине и ластилась. Ну чисто кошка. Кожа к коже, теснее, ближе… Да что же это! Как-то я на нее не так реагирую. Возбуждение разгорается в крови, да и от девушки сквозь смущение и ужас отчетливо проступает мускусный запах желания. М-да… Где-то я о таком читала, о неконтролируемом пробуждении способностей. Сирена ищет защиты, а проще всего получить ее, соблазнив объект. Вот она и излучает флюиды. Неосознанно.

Но так хочется. Тьфу!

Взлом задней стены склада и потрошение картонных коробок не заняли много времени. Иногда хорошо быть оборотнем. Под недоуменным взглядом девушки (да, я сильная, чего удивляться… ее на руках таскала, не сказать, что без труда, но все же…) я отогнула блестящую жестяную панель. А там… Я не в первый раз что-то вскрываю на ощупь, и если при этом страдает что-то лишнее, не переживаю.

Одевать Марину пришлось насильно. Она снова начала выпадать из реальности, так что к набору ее впечатляющих синяков пришлось добавить царапину. Проведя когтем по руке, слизнула длинную полоску крови, причмокнула и велела вздрогнувшей девушке:

— Натягивай.

Джинсы на голое тело налезли с натугой, серая футболка — тоже в обтяжку. Ну, можно и идти. Стоп. А себя-то?

Я посмотрела на расцвеченное золотом небо, вздохнула. И полезла в дыру еще раз, прислонив индифферентную тушку рядышком. Так-с. Длинная, модно подранная рубаха, спортивные штаны, шлепки и забытая кем-то выручка. Отлично. Подхватив под руку подопечную, я через бурьян вывернула на тротуар. Или это была полынь? Вялые кусты свешивали метелки почти до земли, подметая сухую пыль. А та только рада была взвиться в не успевший остыть воздух и забиться в нос.

Апчхи!

И мы пошли. Шли, шли, шли, а по пути я просвещала Марину о реалиях ее нового мира. Прелестно выходило. Бесправная полукровка под опекой такой же полукровки, только наделенной правами одинокого охотника. И если я не найду этой девице семью, то получу на свою шею ученика. Которого ничему научить не смогу, честно-честно. И нас обоих, того, ликвидируют.

— Так что, — садясь на лавочку у трамвайной остановки, резюмировала я, — прикидываешься ветошью, ходишь следом и не отсвечиваешь!

Марина печально вздохнула:

— Как все сложно.

— Ну, ты думала! Еще надо с властями разобраться, документы забрать, опеку оформить. Тебе же шестнадцать?

Запустив руки в спутанный колтун, девушка простонала что-то неразборчивое.

А я не давала ей расслабиться. И себе тоже. Зачем нам нужны истерики посреди залитой ярким светом улицы, по которой все чаще проносятся машины и громыхают железом трамваи?

Веселой желто-синей расцветки колесница распахнула двери, я потянула девушку. Темные боги, целую ночь ее за собой таскаю!

— Как я выгляжу? — озаботилась я собственной внешностью.

— Нормально, по-человечески, — ответила девушка.

— Это радует. — Значит, не забыла маскировку. А то часть собственных действий как-то теряется и мироощущение расплывается.

Поглядывая в окно на проплывающие мимо домишки и особнячки частного сектора, скрывающиеся в пыльной зелени за высокими заборами, я продолжила разговор.

— Значит, так… — Я поморщилась, пережидая грохочущий, отдающийся звоном в голове перестук колес на стрелке. — Эту ночь ты провела у меня. Вечером поругалась с матерью…

— Мы часто ругаемся… ругались… — бесцветно ответила девушка, возя пальцем по стеклу.

— То есть вопросов не вызовет. Я — твоя особая подружка, лучшая, — усмехнулась я.

— Э… Чего?

— Версия для человеческих властей. Розовая подружка, понимаешь?

— Но… — Марина опять была в шоке.

— Тьфу! Шучу! Мы просто знакомые! Но ведь кто меня уже полночи соблазняет эманациями?! Приедем — зацелую!

Я уже почти рычала. Хорошо, что ни ранний пассажир, дремлющий впереди, у кабины вагоновожатой, ни утомленная заспанная кондукторша за шумом нас не слышали.

— А?.. — Девушка открыла рот, потом закрыла и задумалась. — А где мы познакомились?

— На пляже у панорамы. Неделю назад.

— Какой там пляж, — махнула она рукой, смиряясь.

— Нормальный. Кстати, — прикусив палец, я оценивающе оглядела девушку, отчего ее всю передернуло, — ты не знаешь, где твоя сестра познакомилась со своей последней компанией?

— Да там же, у панорамы. Дня три как… Ну, то есть с Михой и раньше была знакома, но с этими — как раз там.

— Да ёш твоих богов! — раздраженно ковырнув сиденье, выдернула я оттуда кусок поролона. — А у этого Михи и не спросишь, был ли он раньше знаком с гостями… Что-то мне подсказывает, что у его родителей мы тоже ничего не узнаем. Разве что духов призвать, да и то… Хотя нет, не выйдет. Только по знакомству, к сожалению.

— Почему? Его семья недалеко от нас живет. Ох! Ты думаешь, их тоже…

— Да наверняка! — Махнув рукой, я выкинула в форточку рассыпающийся в пальцах, воняющий плесенью клок и выволокла опять застопорившуюся девицу на улицу. — К вам пришли, к ним пришли… А к кому еще нагрянули, интересно?

В общем, до квартиры мы добрались часов в пять. Покружив возле дома, я проскользнула в подъезд, задержав дыхание и тем спасаясь от ударившей в нос резкой острой вони, пошарила за косяком в трещине. Прислушалась — все спят. Гудит вентилятор у соседки, на чердаке тоскливо завывает кот. Наверху кто-то прошаркал, щелкнула задвижка. Неслышно провернув в замке ключ, я торопливо просочилась внутрь, затащила девушку. Выдохнула. Прикрыла дверь.

Ну вот. Развалина развалиной, а не скрипит.

Марина удивленно рассматривала обшарпанное убежище. Треснувший кафель, надорванный линолеум, расцарапанная покосившаяся мебель…

— На кухню иди.

Сама же я завернула в комнату, залезла в шкаф. В пахнущем древесной пылью нутре, среди немногочисленных вещей нашла бутылку. Отличный портвейн, купленный просто так, под настроение. Этой красавице хватит, чтобы отрубиться.

На кухне, обойдя ссутулившуюся на табуретке девицу, рассеянно ковыряющую пальцем растрескавшуюся столешницу, я с громыханием извлекла с полки стаканы. Подковырнув когтем, с чпоканьем вынула пробку. В мутноватые граненые емкости, водруженные на стол, полилась темно-алая, даже на вид густая жидкость. Терпкий аромат слегка разогнал мутную усталость, застилающую глаза туманной серой пленкой. Стекло заиграло рубиновыми искрами на мрачной кухне, попав в тонкий лучик солнца, пробившийся сквозь тенистые запутанные заросли.

— До дна, — придвинув стакан, приказала я. И подала пример: запрокинув голову и зажмурившись, в три глотка залила в себя напиток. Кощунство, конечно. Но резкий сладкий вкус на языке и в горле легко залил тошнотворные события этой ночи.

По телу прошла горячая волна, напряженное, ноющее от боли тело расслабилось, и я медленно осела на пол у окна. Похоже, это мое любимое место. Мысль была ленивая и какая-то обреченная. Еще набулькала в стакан, с трудом удерживая его в руках. Подняла в приветственном жесте.

— Давай-давай… Закусывать нечем, уж извини.

Марина, скорчившись и подобрав под себя ноги, давилась вином. Судорожно сглатывая и жалобно всхлипывая, она выцедила стакан. Встав и ощутив себя на мгновение столетней человеческой старухой, я налила ей еще. Хм, и все? Развернувшись, посмотрела на свет через зеленое стекло. В разбрасывающей разноцветные блики бутылке действительно оставалось совсем немного. И сургучные крошки на дне.

— А ты пей давай!

Полукровка подавилась от неожиданности и, со всхлипом фыркнув, разбрызгала вино по столу. Закашлялась надрывно и согнулась, касаясь лбом залитой столешницы, пытаясь утереться дрожащими руками. Пальцы, судорожно скребли по лицу, царапая кожу, по телу вновь побежали искорки силы, воздвигаясь пыльным, отравляющим дыхание пологом.

— Чтоб тебя!

Подхватив ее на руки, оттащила в комнату и шваркнула на смятую постель. Прилегла рядом, прижимая к себе, зашептала, обдавая горячим дыханием ухо:

— С-спи, ус-сни…

Мятая ткань под боком стремительно нагревалась, заполняясь моим собственным запахом. Слипшиеся кончики волос неприятно щекотали шею, хотелось пойти в душ, смыть с себя остатки ночных приключений. Но девушка в руках мелко дрожала, скручиваясь в комок, в груди ее хрипели не выплаканные еще слезы. Спутанные волосы щекотнули нос. Дунув в висок Марине, снова шепнула:

— С-спи…

И та наконец расслабилась, ныряя в марево бессознательного. Пальчики, судорожно стискивающие мое запястье, расцепили хватку, спина, сверкая сквозь майку выступающими лопатками и позвонками, разогнулась. Девушка еще повозилась, подгребая под себя серую от пота подушку, и окончательно затихла. Только ниточки магии медленно сплетались в серебристую сетку, накрывая ее сияющей даже в дневном свете защитой. Какая сильная малышка.

Теперь ванная. И думать. Ох, как я этого не люблю.

В тусклом свете подвешенной над зеркалом лампочки я внимательно рассмотрела собственное лицо. Изможденное многократным изменением, с резко обозначившимися скулами и впалыми щеками. Глаза лихорадочно блестели, зрачок нервно пульсировал, а радужка желтела ярче скрученной в спиральку проволочки, спрятанной в матовый плафон. Спину исчертили свежие шрамы, алыми нитяными узелками бугрясь от шеи до талии по торчащим ребрам. Это, называется, я по-человечески выгляжу? Потерев висок, залезла в обшарпанную ванну. Почти кипяток десятком тугих струй ударил по груди, мгновенно заполняя паром комнатку.

Стоя на подгибающихся ногах и выводя пальцем затейливый узор на цветном, запотевшем кафеле, я позволила воде смыть с тела грязь и усталость. Глаза сами собой закрывались, сознание уплывало в горьковатую дымку. Остающийся на губах привкус ржавчины и соды уносил даже воспоминания о жалком пиршестве у пруда.

А мысли так и крутились. Хихикнув, я с большим трудом выбралась наружу и, оставляя мокрые следы, прошлепала на кухню. На миг мне стало даже прохладно, тонкие струйки, стекающие с волос, остужали спину, испаряясь, правда, едва ли не раньше, чем падали на пол.

Заглянув в холодильник, вытянула мясо, откромсала кусок тупым ножом, и, в сильнейшем раздражении не став даже обжаривать, забросила в рот. Сосущее чувство в животе немного отступило. Одно только плохо: ничего толкового я не придумала. Попытка логически вычислить, кто навестил Марину и ее мать, провалилась. Кому это было нужно? Не знаю, данных не хватает. Вот только… кто знал, что я там буду?

Висс, Ирни. Еще кто-то? Я говорила достаточно громко. Любой мог услышать. Возможно, тот, кто не слышал моего заявления о намерении присмотреть за родственниками двух жертв, и отправился подчищать следы. А может, плюнул на мое присутствие. Что может оборотень-полукровка противопоставить Тьме? Ничего. Или это был кто-то, не присутствовавший на собрании конклава.

Какое разнообразие вариантов, разрази их демоны!

Но одного человека надо проверить. Мага Свертхальде, который этой ночью проводил некий ритуал. А вычеркнуть — следователя Висса. Ему явно не до того. Наверное. Эх, сплошное расстройство.

Встав, я аккуратно, держась за стену, прошла в комнату и свалилась на кровать рядом с гостьей. В сумрачной дреме подгребла под бок теплое тело, вдохнула легкий аромат укрывающей ее магии и провалилась в сон.

Густая, как патока, темная тень медленно наползала на ночной город. Один за другим гасли огоньки фонарей, замирали звуки, тяжелое полотно накрывало дома, сжимало в петле оцепенения. Воздух густел и застывал неподвижными липкими комьями, кольцо душного сумрака неторопливо и неотвратимо сужалось…

Из тягучего, затягивающего в грязное болото бессознательного сна меня выкинуло ощущение опасности. Замерев, не дыша и не открывая глаз, я прислушалась. Живая умиротворенная тишина в доме, по улице проносятся машины, из парка доносятся веселые крики детей. Почему же мне страшно? Попытавшись глотнуть воздуха, я захлебнулась невидимой пылью. Руки свело болезненной судорогой. Неудержимо кашляя, я стиснула свернувшуюся под боком девушку, на коже которой мерцали синеватые полоски, и, резко оттолкнув ее в сторону, скатилась вниз.

Грудь словно веревками перетянуло, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Горячий воздух припекал кожу, а комната, пронизанная лучами солнца, походила на разогретую духовку.

Девушка на кровати беспокойно завозилась и застонала, шаря руками по смятым простыням. Ее защитный полог медленно угасал. А я озиралась, сидя на корточках и остервенело вцепившись когтями в пол. Почему мне кажется, что вокруг нас смыкается удушающее кольцо? Кольцо магического поиска… Я почти вижу отвратительные веревки, змеящиеся в пространстве, тщательно принюхивающиеся.

Вскочив, я скользнула на кровать и затрясла девицу:

— Вставай, надо убираться отсюда!

Та выдохнула, резко распахивая глаза, и подавилась криком, когда я зажала ей рот. Потянув Марину вверх, я мимолетно осмотрела испятнанное синяками тело.

— Что? — яростно растирая опухшие глаза, спросила девушка.

— Подъем, в душ, есть и отправляемся по делам…

И замерла, не закончив излагать обширные планы. В комнате будто свет погасили, накинув густую серую кисею тумана. Солнце поблекло, притухли витающие нити следов. Сверху посыпался мелкий черный снег, мельтеша перед глазами горячей, обдирающей кожу вьюгой. Я взглянула на потолок. По позвоночнику как ледяным ветром просквозило, тонкие белые шрамы на руках налились тускловатым сиянием, запульсировали неровной ноющей болью.

На белой штукатурке одна за другой появлялись новые и новые трещинки, стремительно складываясь в неровный, махрящийся в разные стороны короткими отрезками рисунок. Бесконечная спираль, сворачивающаяся сама в себя, то ли спускающаяся вниз, то ли буравящая потолки.

Вытолкав за дверь мятую со сна, не осознающую происходящего Марину, я замерла в проеме, вцепившись в косяк. Под побелевшими пальцами затрещало дерево. Это — магия. Только поэтому я и вижу, что происходит. Но смогу ли противостоять?

Что делать? Что делать? Что делать?..

И что это вообще за штука? Поисковые заклинания выглядят не так…

Паники не было, да и страх казался каким-то отстраненным, искусственным, далеким, как солнце. Опасным, угрожающим, но недостижимым. А вот ноющая боль, скручивающая мышцы, вбрасывала в реальность, не давая провалиться в опасное равнодушие.

Почему-то из мешанины воспоминаний и предположений, путаным клубком вертящихся в голове, вынырнули строчки старой песни, услышанной когда-то по радио. Я помню.

Точно! С той стороны! Где бы эта сторона ни находилась… Раз отзывается отпечаток силы, оставленный на мне давешним демоном. Я посмотрела на свои руки. Морозный узор шрамов налился краснотой, казалось, вот-вот истончившаяся кожа прорвется и хлынет кровь.

И по крыше, то есть по потолку, что-то стучит. Сыпется штукатурка, оседая белым пыльным саваном на постельное белье, чернота все резче и сильнее закручивается, затягивая взгляд.

За спиной суетится Марина, пытаясь пролезть под рукой:

— Что там? Что происходит? Мне плохо и страшно, пусти, я посмотрю! — В неожиданно мелодичном голосе послышался иррациональный ужас.

Если страшно, то зачем лезть?

— С-стоять, — просипела я, облизывая пересохшие губы. И попятилась, понимая, что узор на потолке начал обретать объем. Шаг, другой, и ноги перестают слушаться, замирая каменными неподъемными столбами.

Почему я не могу сделать еще шаг, просто уйти, сбежать, пока удавка черной мохнатой веревкой не затянулась на шее? Не пускает!

Я еще раз дернулась назад, пережив мгновенный приступ ослепляющей паники. И взгляда не отвести. Я раскинула руки и вернулась в дверной проем. Ну ладно, ладно…

Глубоко вздохнув, нашла в груди еле тлеющий огонек ярости. Если не могу сбежать, то буду смотреть и запоминать, и, даю слово, потом, когда наконец созреет и вырвется на волю это непонятное нечто, я найду наводчика и убью его. Горячие, чистые, как родник, эмоции гоняли по сосудам кровь, сердце заходилось от боли, гулко отдавался в висках пульс. Я еще отыграюсь!

За собственное бессилие, за миг паники и ужаса, за все…

Начну прямо сейчас. И пока кураж и любопытство, смешанные с искренней незамутненной страстью, распалили безрассудство до опасного, заставляющего пренебречь безопасностью уровня, всмотрелась.

Боль почти мгновенно поглотила сознание, взрезая голову ото лба до затылка, но, выплыв на поверхность, меня подхватили инстинкты. Память обшарпанных стен, хранящая радость и горе людей, заманчивые эмоции и отвратительные отпечатки нечеловеческих душ, отступила, позволяя поймать след.

Это моя охота. Да… Затягивающий, засасывающий в себя узор нес в себе память о Создателе. Слой за слоем, гнилые, тянущиеся по комнате нити, рассказывали о себе. О том, как темная песня закрутила нашу кровь в канат и тот, связавшись узлами, сетью раскинулся над городом. Как мрачная тень, гнилая изнутри, взывала, прячась в клети из двойных пентаграмм. Как черная тень, лишая воздух жизненной силы, скользила над городом, жадно впитывая в себя силу и сея кошмары. Как она искала, вставая на след, как радостно выла, почуяв добычу, накидывая на нее удавку, поводок…

Из прокушенной губы по подбородку текла кровь. Руки невольно взметнулись вверх, ощупывая шею. Кончики пальцев ударило болью, кожа почернела, обугленные когти мгновенно искрошились.

Ах ты ж… Ярость осознания заставила рвануться вперед и встретить грудью материализовавшийся в расчерченной лучами солнца клети комок тьмы. И драть, драть в мелкие ошметки податливое нечто, плоть которого с хлюпаньем расступалась и стремительно отращивала щупальца и зубы.

Я терзала это нечто, желающее поймать меня за бьющий болью ошейник. Шею сводило, в перехваченном горле горело огнем, воздуха не хватало. А часть сознания отстраненно изучала след, оставленный сутью того, кто его создал. На прогнившую основу, когда-то давно являвшуюся сутью поросшего осинами и вязами леса, были нанизаны, как бусины, море и солнце, холод и дождь, сосновая смола и море, бьющееся о скалистые берега.

«Их шесть…» — расшвыривая по комнате ошметки тьмы, думала я. Шесть. Жертвы. Шесть… Под ногтями трещала ткань, скрипели и визжали пружины, разлетаясь из вспоротого матраса, скрипели деревянные ножки. Он вплел их в свою гнилую, разрушенную сущность!

Волчица, торжествующе взвыв, извернулась и подмяла под себя остатки черноты, впилась клыками, распробовав на вкус призрачную, тленную плоть твари. Я охотница, и я тебя найду! Опознаю. Обещаю, рано или поздно я пущу тебе кровь и оставлю земле, брезгливо отбросив гнилую мерзкую плоть.

Раскинувшись на развороченной постели, я устало следила за тем, как медленно и неохотно исчезает спиральный узор, впитываясь в белую штукатурку. Лениво повернула голову. В дверях стояла белая как мел Марина, точно как я недавно, вцепившись израненными пальцами в косяк. Вокруг нее змеились серебристо-синие нити магии. У самой границы защитного полога, с шипением проедая линолеум, растворялось нечто студнеобразное. Стены запятнались маслянистыми потеками, черные чернильные брызги абстрактным узором лежали на дверцах шкафа.

— Что это было? — выкрикнула девушка. Звякнули стекла в окнах, поймав и отразив вложенную в слова силу молодой сирены-полукровки.

— Не знаю. А в целом — издержки ночного события. Он нас ищет. Но как?..

Я медленно поднялась. Передернула плечами, сбрасывая память о прикосновениях неживой плоти. Рассмотрела царапины.

— Кровь. Конечно же на стеклах оставалась кровь.

— Что? — взвизгнула девушка. — Ты же говорила, все будет в порядке?

— А разве что-то не так? — отрывая ее от помятого косяка и затаскивая в ванную, спросила я. — Все живы.

— Но… я думала, что все закончилось. Зачем ему мы?

— А я не знаю. — Пожав плечами, я врубила воду и засунула Марину под горячую струю.

— А-ах! — сдирая майку, злобно взвыла полукровка. Апатичный шок с нее смыло практически мгновенно. Треснуло зеркало; звякнув, осыпался в раковину радужными осколками старый плафон, а я выскочила, захлопнув дверь под тихие, но весьма проникновенные завывания о несправедливости бытия.

Вот не знала, что примерная девочка Марина знает такие слова.

— А ты думала, в сказку попала? — выкрикнула я, подпирая плечом дверь и принимаясь один за другим вылизывать обгоревшие пальцы. Кожу саднило, но на фоне резкой, до алых кругов в глазах, головной боли, ломящей спины и скрученных в судороге икр прочие неприятные ощущения как-то терялись.

Послушав, как шумит вода, я пошла на кухню. Там под краном и замочила пострадавшие конечности. Холодная желтоватая струя шумно била в жестяное дно раковины, замечательно смывая боль и усталость. И лишние мысли уходили туда, вниз, в землю, вместе с остатками черной силы, питавшей ошейник.

В конце концов мы выбрались из дома. Причем где-то ближе к ужину, наведя условный порядок в квартире и вынеся прочь кучу расщепленных обломков кровати и ватных клочьев из выпотрошенного матраса. Черные пятна со шкафа не оттирались, намертво въевшись в полировку, так что, плюнув на это дело и швырнув мерзкую липкую тряпку в мусор, я покидала в рюкзачок кое-что из вещей и отправилась опустошать холодильник. Под голодным взглядом Марины я тщательно дожевала остатки мяса, впрочем, искренне и доброжелательно предложив разделить скудную трапезу. Голодное бурчание в животе, однако, не подвигло девушку на пожирание сырой говядины, нарезанной тонкими ломтиками и выложенной на тарелке в виде экзотического цветочка. Пока я смаковала остатки, Марина нетерпеливо вертелась на табурете напротив, нервно грызя ногти. В ней боролись страх и любопытство. Она еще мечтала вернуть прошлое, но в то же время желала что-то сделать, чтобы не застыть на одном месте, между двумя мирами. Еще она хотела отомстить… И побыстрее!

Но куда спешить? Нас уже нашли, пусть мне и удалось сорваться с поводка. Так что рано или поздно нас вновь проведает тень, призванная с той стороны. Поэтому торопиться не стоит — можно прямиком на тот свет угодить.

И собираться надо тщательнее. Как на войну. С четким осознанием того, что в ближайшее время в эту квартиру вернуться не получится. А значит, забираем с собой нож, телефон и одежду. А, шмотки мы уже собрали…

Из душного домового сумрака мы выбрались на солнцепек. Ощущение было такое, будто пыльным мешком по голове ударили. Дышать нечем, в глазах — горячее марево, в горле — пустыня. Отвратительно! Перебегая из одного призрачного теневого пятна в другое, мы миновали пропыленный, шелестящий полузасохшей листвой деревьев парк. Проскочили по сухой колючей траве, щекочущей ноги длинными золотистыми колосками. Отмахиваясь от саранчи, старательно лезущей за шиворот, и оставляя на плавящемся асфальте рифленые следы подметок, ввалились в двери большого торгового центра. И хором выдохнули от облегчения.

Безумно жарко. Тонкая майка пропиталась потом, джинсы прилипли к ногам, а на лодыжки будто нацепили свинцовые колодки, а не кроссовки. Марина чувствует себя не лучше. А ей еще под кепкой приходится синяки скрывать.

Кто-то сказал, что движение — это жизнь. Но хочу заметить, что жизнь сейчас — это скорее деньги. Потому что они очень, очень нужны. А еще жизнь — это прохладный ветерок из кондиционера в уютном закутке маленького пустого кафе.

Так, деньги, телефон… Еда. Я все еще хочу есть, да и Марине не помешает подкрепиться.

Пройдясь по светлым полупустым залам, я рассталась с некоторой суммой наличных и приобрела множество всяких полезных вещей. У меня же теперь подопечная есть. Но вот с финансами образовалась проблема.

Девицу пришлось усадить на скамеечку, принести питье, успокоить, уверить, что все будет просто отлично, замазать синяки на лице дорогущим тональным кремом и выдать стопку литературы, в которую Марина наконец-то погрузилась с головой.

Есть в жизни счастье. Развалившись рядом, я мечтательно уставилась в белый плиточный потолок, увешанный декоративными лампами. А мечтала я о том, чтобы перестала наконец болеть голова, будто сдавленная железным обручем. Что еще ей надо? Тихо, прохладно, ни людей, ни их следов, запахов, воспоминаний, только свежей краской и новым пластиком тянет от стен и витрин.

Погладив шею, я в очередной раз убедилась, что ошейник пропал. Я всегда нервничаю, если меня на поводок хотят посадить. А накинутые на город тенета исчезли? Может, из-за них у меня и стреляет в висках? Кстати, вещие сны начинают раздражать. Стоило задуматься о том, что же меня так вовремя разбудило, как стало ясно — видение. Сон о густой тени, медленно наползающей на город.

Передернувшись, я ощутила, как по коже прошелся ознобом ледяной ветерок. Встала, нервно сцепив руки. Махнула рукой сирене, успокаивая. Кому бы пожаловаться? Как будто есть варианты… Нет их. Зато есть консультант. И учитель, пусть и бывший.

Набирая знакомый номер, я заскользила вокруг скамьи. А я ведь волнуюсь. В животе словно ледяной ком образовался. Что сказать?

Марина оторвалась от чтения и внимательно на меня посмотрела. Затем снова съежилась и уткнулась в шелестящие, пачкающие руки черной краской листы.

В столицу Павлу ушло сообщение истерического содержания. Пока я нервно тыркала неудобные кнопочки, сообразила, что сны, возможно, являются наследием нашей с Павлом связи и метки, так до конца и не снятой.

Ага, надо узнать, не страдает ли Павел такими же приступами… Поэтому следующую партию букв я набирала дрожащими руками. Текст выходил жалобный и даже жалкий. Посочувствуйте мне, бедной и несчастной! Или я вам устрою… Потому что когда что-то не понимаю, то сильно нервничаю, а когда нервничаю — делаю глупости.

Марина вновь оторвалась от чтения и с неприкрытым интересом следила за моими дергаными эволюциями вокруг скамьи. Ну ладно, если это ее веселит… Все лучше, чем тупое аутичное созерцание синих полированных плиток под ногами. Надавив на плечо, я заставила привставшую было девушку сесть обратно. Она надула губы и потерла руку. Под длинным рукавом туники наверняка останутся синяки.

— Тш-ш, сейчас буду звонить.

— Кому?

— Так, одному типу, у которого можно узнать новости. Тебе ведь надо легализоваться.

Замерев, я набрала номер Крадущегося. Длинные гудки, и мое приветствие:

— Алло, Сев, день добрый…

Вопль, донесшийся из динамика, меня почти оглушил:

— Волкова!

— И незачем так орать, — отставив подальше от уха руку, чуть повысила голос.

Пальцы свободной руки сами собой запустились в прическу Марины. Волосы моей подопечной были разделены на пробор и стянуты резинкой. Очень удобно оказалось перебирать их когтями, вытягивая одну прядь за другой.

— Здравствуй еще раз, — протянула я. — Есть у меня к тебе небольшой вопрос…

— Это у меня вопрос! Ты куда пропала, охотница? Тебя такие люди полдня ищут! — возбужденно выдал собеседник.

— Плохо ищут, я же не прячусь.

— Так, хорошо, подъезжай немедленно, тебя требует конклав.

— С какой стати? Я в свободном поиске.

— Какой поиск! Ночью начали убивать людей чуть ли не в открытую! Нарушая маскарад. Причем родственников прошедших ритуал детей, тех, что нечистокровные. Ты, часом, не знаешь, кто этим занимался? — с холодноватым интересом вопросил Сев. — Ведь, кажется, ты взяла их под свою ответственность?

— Не знаю пока, — веско ответила я. — Но узнаю, и тогда…

— Что тогда?

Язвите, господин мой?

— Доложу куда следует, Всеволод Аскольдович. И конклаву придется принять соответствующие меры. Но у меня к вам имеется встречный вопрос.

— Какой? — А вот отвечать он явно не горит желанием. Надо подсластить выданную ему горькую пилюлю. Вроде как в его услугах все еще нуждаются и очень-очень благодарны за то, что он способен их оказать.

— Я приду в кафе. Позже. Обещаю, — елейным голоском пропела я. — А вы, друг мой, окажете мне в ответ огромную услугу, сообщив, где именно остановился господин Свертхальде. Я бы хотела его посетить.

— Ну… пожалуйста.

И он надиктовал адрес частной квартирки. Где-то в центре.

— Благодарю. И, кстати, господина мага кто-нибудь видел сегодня, или его непонятный ритуал все еще продолжается?

— Нет… Не видели, и он не звонил.

— Странно, не правда ли? Столько событий…

Закончили, выдохнули. Уф! Как это тяжело — лавировать в разговорах.

Отлично, главного торговца информацией мы озадачили. Пусть думает. А то я сама вряд ли до чего путного дойду. А вот посетить мага, отвлечься и Марину отвлечь — самое оно. Ибо у меня такое чувство, будто нас засасывает в бездонный омут, полный смыкающейся над головами черной смолистой удушающей жижи. И солнце, бьющее через огромные окна, от этого не спасает.

Сморгнув черные точки, заплясавшие перед глазами, я потянула подопечную на улицу. Только в трамвае, с грохотом и трезвоном пролетающем остановки одну за другой, сообразила, что теперь вряд ли мы окажемся первыми у дома Свертхальде. Сев кому-нибудь да продаст наверняка возникшее у него подозрение. Или наше предполагаемое местонахождение.

Все персоны, заинтересованные в общении с магом, перемещаются не как мы, на своих двоих, а на личном транспорте. И поговорить с магом не дадут. Порыться в его вещах — тоже. Скорее еще и нас распотрошат. Ведь, как ни крути, я четко осознаю свои скромные возможности. Выходит, я — несообразительная идиотка. Ну да ладно.

Но на тенистой улочке, засаженной раскидистыми вязами и тополями с толстыми, похожими на корявые разбухшие бочки стволами, мы оказались первыми. У трехэтажного дома с гипсовыми полуколоннами, рядами выстроившимися между окнами и вычурными барельефами на широких карнизах, никого не было. Возле узкого тротуара не стояло ни одной машины и на сотню метров в любую сторону не тянулось ни одного свежего следа. А со второго этажа через приоткрытую форточку кондиционер доносил до нас аромат легкого морского бриза. В густой тени было видно, как тонкие золотистые нити, цепляясь за раму, сплетались изящной паутинкой, перекрывая окно. Защитная сеть? Похоже.

Во всей этой магии плохо то, что у каждого рода одинаковые по воздействию чары выглядят по-разному. Так что об эффекте, силе и сложности данных конкретных узоров можно только гадать, а кинжала-поглотителя у меня больше нет.

Мы стояли у подъезда, пребывая в мучительных раздумьях. Марина раз за разом отирала с лица пот и прихлебывала воду. Веки у нее были опухшие, синяки некрасиво проступили сквозь тональный крем, губы потрескались. Она всхлипывала, старательно сдерживая слезы. Мне же было просто плохо. Физически. И развлекать эту полурусалку не было сил.

Я сморгнула пот и критически осмотрела стену. Нет уж, лучше по лестнице. Потянув за руку девушку, очень неохотно переставляющую ноги, я нырнула в темное гулкое нутро подъезда. Неожиданно пахнуло сыростью и гнилью. Старые стесанные ступени скользили под ногами, грязно-коричневая плитка и обитые потрескавшимся дерматином двери отправляли в славное, давно забытое прошлое. Нужная дверь отличалась от прочих наличием магической защиты и отсутствием запахов еды и просто обычного жилья, тянущихся из-под щелястых порогов. Ни единого зазора, потому что дверь аккуратно обделана плотными валиками, при движении створки наверняка шаркающими по полу.

Хм, и как снимать будем? А что, если…

— Значит, так, красавица. Подойди ближе. — Я обняла Марину за плечи и зашептала ей в ухо, тихонько отфыркиваясь от лезущих в нос волос: — Закрой глаза, протяни руки вперед.

Она послушалась, и я уловила среди запахов горя и отчаяния робкое наивное любопытство. Дрожащие пальцы замерли в считаных сантиметрах от черной двери и начерченной на ней тусклой сети.

— Вслушайся в тишину, попробуй ощутить что-то, не вписывающееся в нормальное мироощущение.

Марина задышала часто-часто, напряглась. Я почувствовала, как налилась холодом ее кожа, по мышцам будто пробежали незримые ручейки, острыми электрическими иглами впивающиеся в мои руки. Скопились на кончиках пальцев, в сумраке коридора разгораясь синими искорками, одна за другой срывающимися с рук и уютно устраивающимися на перекрестье нитей паутины.

Девушка принялась водить руками, выписывая неуверенные полукруги. Дохнуло пылью и солью. Невольно подавшись вперед, Марина коснулась руками паутины, испуганно дернулась, запутывая нити, захныкала, потому что те оставляли на коже красные полосы ожогов.

— Тащи! — резко дернув девицу за волосы, крикнула ей в ухо.

Та, рефлекторно сжав кулаки, отскочила от двери, затрясла руками, стряхивая ошметки паутины. Зло посмотрела на меня, размазывая слезы по щекам.

— Больно! — А голос такой жалобный. Как будто просит: «Пожалейте меня». А ведь так и хочется приласкать. Магия ушла вглубь, угасла до следующей провокации или спонтанного выброса, но в воздухе все еще висели отзвуки на миг зазвучавшей русалочьей песни. Меня передернуло. Не хочу о ней заботиться… Но тогда она перегорит.

— Угу. Ты молодец! — скользнула я к Марине, ласково коснулась шеи, провела по плечу, подхватила руку, носом уткнулась в запястье, коснулась горьковатой на вкус кожи языком:

— Заживет… даже не ожог.

А какая я молодец — и защиту сняла, обойдясь без любимого кинжала-глотки, и подопечную к магии приучила, позволив расходовать неконтролируемую силу. А то, что она опять эманирует на весь дом… Если сейчас сюда со всего подъезда сбегутся добровольные помощники, нам только легче будет. Помогут дверь взломать. Кстати, о двери.

— Теперь постой-ка сзади. — Оторвавшись от мягкой кожи, я легко отодвинула ошалевшую девушку к стене. Она, мелко дрожа в нервном ознобе, спиной сползла вниз, оставляя на серой штукатурке грязное пятно. Села, сжалась, обхватив колени руками, и застыла, разглядывая меня раздраженно и исподлобья.

Улыбнувшись, я прильнула к двери, нащупывая замок. Пальцами пробежала по косяку, когтем ковырнула личинку, располосовала черную, крошащуюся кожу и твердое, прочное дерево под ней. Вцепилась в большую, в форме львиной головы ручку, повела плечами, упираясь второй рукой в стену, а ногами — в гранитный плинтус. Дернула, насилуя мышцы плеч. В шее что-то треснуло. Из чего эта штука сделана, из железа? Еще раз!

Створка с хрустом выломалась из косяка, расщепившегося вдоль и тонкими длинными осколками осыпавшегося вниз. А рванувшийся навстречу густой аромат едва не сшиб меня с ног. Сжав раскалывающуюся от боли голову, я отшатнулась, пытаясь заблокироваться и уйти за хрустальную стену равнодушия. В глазах потемнело, к вискам будто огненные свинцовые плашки приложили. Кожа горела, противно ныли мышцы шеи, потянутые в момент рывка.

Пахло кровью. Кровью человеческого мага. Густой приторный аромат растекался по площадке неспешно, как медовый поток, льющийся через край большой дубовой бадьи. Свет и тьма… Сглотнув тягучую горькую слюну, мгновенно заполнившую рот, я перешагнула через порог.

В два шага миновав маленькую прихожую, уставленную темной мебелью, я замерла перед запертыми дверями. Стеклянная кухонная и светлая, инкрустированная красным деревом, меня не привлекли, а вот еще одна… Из-под нее отчетливо тянуло стремительно приближающейся смертью. Толкнув дверь, я заглянула в щель. Из сумрака дохнуло смешанным терпким ароматом крови и ритуальных благовоний. Было видно окно, затянутое темной тканью, и тонкие, тускло светящиеся багровым, концентрические линии на полу. Оплывшие свечи высились скособоченными белыми пирамидками.

Аккуратно пошарив по стенам, я щелкнула выключателем. И почти равнодушно, ничуть не удивившись, констатировала факт, что одним подозреваемым стало меньше.

Странное какое-то состояние, каменное спокойствие, приправленное язвительным: «Ну так я и знала!» Какое-то предчувствие во мне все-таки сидело, придавленное кошмарными видениями.

Посреди комнаты лежало неопрятной кучкой тело, которое когда-то было высоким светловолосым магом. Сейчас это был едва дышащий полутруп, под левой лопаткой которого торчала рукоять ритуального кинжала. Даже от двери было видно, что белая рукоять изрезана какими-то рунами. Под пальцами вытянутой в судороге боли руки лежал еще один нож, простой, с темной рукоятью. Распластанное тело перекрывало почти угасшие линии, складывающиеся в восьмиугольник ритуального многогранника, нарисованного на гладком паркете.

Сложный двойной чертеж, от вида которого пробирало морозом по позвоночнику, окружал первый. Какой знакомый, смутно напоминающий… что? Воздух на миг застыл в горле, возвращая в прошлое. Не такое уж далекое. Ночь, узкие ходы, душная, давящая атмосфера тайных подвалов Карающих…

Ритуал, лишающий сути и силы. Проведенный до конца, судя по практически исчерпанным линиям, да так, что никто не заметил всплеска силы. Я опустила голову. Ну точно. У самых моих ног тянулась ограничивающая отдачу черта. Вдоль стен, огибая диванчик, книжные шкафы, тумбочку с вазой, полной сухих колосьев, не давая выплеснуться остаткам силы.

Захлопнув дверь, я на миг застыла. И вздрогнула, уловив движение за спиной. Резко развернувшись, едва не швырнула об стену Марину. Поймала себя на движении, когда когтистая рука вспорола воздух у горла подобравшейся ближе девушки.

Умные мысли закружились в голове.

Кто, зачем и как?

Схватив за руку русалку, я потащила ее в соседнюю комнату, раздраженно шикнув:

— Тиш-ше! Сиди! — Толкнув Марину на широкий диван, принялась лихорадочно пересматривать бумаги, разложенные на столе и комодах. Темная мебель мрачновато поблескивала лакированными боками.

Бумага шуршала и рвалась под пальцами. Письма, письма, письма… договора, счета, тонкие пергаменты, расчерченные схемами ритуалов. Просто завалы. А в самом низу… О-па! Официальное приглашение, оттиснутое на плотном золотистом картоне с вензелями, сплетающимися в виде плавников и рыбьих хвостов. На две персоны с охраной. От лица господина Ирни, разумеется. С гарантиями безопасности. Ну-ну, что-то не заметно этой безопасности. Протектор Свертхальде как-то очень быстро приближается к смерти. Просто чудо, что еще дышит. Наверное, упертый, как Павел.

Я поднесла бумагу к лицу, глубоко вдохнула. Приятный аромат древних благовоний, корицы и сандала, из которого она была сделана, пощекотал ноздри. Но мне нужны руки, касавшиеся ее… Прикрыв глаза, я положила бумагу на стол, медленно поглаживая пальцами шершавую поверхность, вчиталась. Откроем маленькую охоту… Тяжелая, гнетущая и мрачная атмосфера, маскирующаяся под жаркий солнечный денек, навалилась на плечи.

Расскажи мне… Быстрая цепочка образов-запахов пронеслась сквозь сознание, как раскаленная игла, оставляя после себя обожженную, изнывающую от дергающей боли плоть. Отправитель — тонкий холодный и спокойный морской аромат; почтальон — туманный и горький; получатель — лед и пламень, жидкая ртуть и сухая пыль. Потом гнусная гниль, уже знакомая… потом опять получатель… и снова — тошнотворный запах разлагающейся крови.

Охнув, я осела на пол. В ногах разлилась противная слабость, руки же, наоборот, свело судорогой, разносящей в щепы паркетины медового цвета.

— Что? — вскинулась Марина, сжавшаяся на диване и испуганно озирающаяся.

— Он, похоже, привез его с собой, — отрешенно заявила я. — Подъем! Убираемся отсюда.

Девушка с готовностью вскочила. Похоже, она тоже ощущала, как скользят по комнатам холодные, давящие на сознание призраки страха и боли, разбуженные короткой охотой. Интересно, как моя охота выглядит со стороны?

— Кто кого привез?

— А, — махнула я рукой, волоча девушку к выходу. — Маг — своего убийцу и убийцу твоих родных и всех прочих…

Мысли скакали спутанными клубками и безумными мячиками. Что делать дальше, я не знала. Ловить убийцу на себя в качестве живца? Нет уж. Что я там планировала? Узнать, кто подал идею собрать глав анклавов, кто и когда познакомил гламурную русалочью молодежь с сестрой Марины… Хм, может, свет на эти вопросы прольет информация о том, кто же приехал с протектором Свертхальде? Нет, не получится. Этот тип мог прибыть отдельно и не светиться в нашем обществе, на конклаве.

Но то, что ему однозначно доверял неслабый маг… Ведь мерзавец присутствовал при ритуале Родового Поиска, нарушил его ход, накинул ограничитель силы, вытянул силу и суть из патрона и пошел убивать родичей первых жертв. Так?

Кубарем скатившись по лестнице, мы вывалились в пекло, с топотом промчались по улочке, свернули в какой-то двор и замерли, прижавшись к горячей стене, скрытой густыми колючими шиповниковыми зарослями.

Тяжело дыша, Марина спросила:

— У вас всегда так… весело?

— Я одинокий охотник, — прислушиваясь к нарастающему вою милицейских сирен, пробормотала я. — Со мной и поинтереснее вещи происходят. Пойдем-ка, похоже, у почти покойного мага бдительные соседи. Или это Сев постарался?

А сама замерла, озадаченная одним любопытным фактом. Убийца знает два ритуала лишения сути и силы. Где он набрался этих знаний, учитывая, что блюстители маскарада сведениями не торгуют?..

Пока я стояла, пытаясь изобразить из себя следователя, моя подопечная привела лицо в порядок. Волосы прибрала, макияж поправила, кепочку поглубже натянула. А глаза-то у нее заблестели, щеки разрумянились, страх и обреченность схлынули, да и жалостливая песнь ее силы как-то поутихла.

«Адреналиновая наркоманка», — поставила я диагноз.

Значит, будем отвлекать дальше, раз мотания по ставшему вдруг опасным городу отрывают ее от воспоминаний.

— Ну и куда мы теперь? — спросила девушка, заметив, что я вернулась в реальность.

— В библиотеку.

— Зачем?

— Надо переждать бучу. Заодно, может быть, что-нибудь умное вычитаем. А вечером пойдем пообщаемся… — И тут я хлопнула себя по лбу: — Черт! Я же сегодня работаю… Моя смена.

— А где ты работаешь? — с нездоровым интересом вопросила девица.

Я хохотнула:

— Официанткой в кафе на набережной.

— О… — А сколько разочарования в голосе. Что она там надумала про меня?

— Знаешь ли, охота охотой, а кушать хочется всегда. Идем.

Отсюда, из малолюдных закоулков, оказалось совсем недалеко до вокзала и пустующего кафе на Аллее Героев. Заскочив на веранду, я огляделась и убедилась, что, кроме случайных посетителей, с большим удовольствием поедающих мороженое из хрустальных креманок, никого нет. Кивнула скрывающейся под обыденной иллюзией официантке, подтянула ее поближе, отловив за стойкой, и прошептала на ухо, не обращая внимания на расползающийся терпкий аромат страха:

— Есть кое-что новое. Спешу, принеси бумагу, оставлю записку.

На извлеченном из-под стойки листе я торопливо начеркала извинения для Сева, на втором — изложила следователю-русалу возникшую идею. Сложив оба клочка в кривоватеньких журавликов, надписала крылья, бросила:

— Передай, — и, развернувшись, убежала.

Тайное хранилище знаний пряталась в старой пятиэтажке, вросшей в землю почти по окна первого этажа. Над темной дверью висела буквально вбитая в кирпич вывеска, на которой грязно-белыми буквами сообщалось, что это — районная библиотека. На табличке, видневшейся в пыльном окне, проглядывала надпись: «Закрыто на ремонт».

Потянув за тяжелую створку, я скользнула внутрь, затаскивая нервно озирающуюся Марину. Она что-то такое чувствовала… И я тоже… Будто невидимая удавка затягивается на шее или густая сеть черной вуалью накрывает город, лишая воздуха.

В пахнущую смолой и масляной краской прохладу нырнула с охотой, старательно зажимая нос и подавляя подбирающийся кашель. Марина же не сдержалась и замерла посреди пустого помещения, огласив его чихом и поднимая с пола клубы пыли. Серая грязь разводами оседала на пустых полках, высоких обвислых пальмах и бледно-синих стенах.

Дождавшись тишины, я потащила девушку дальше. Запачканная ободранная дверь вывела в узкий коридор, удивительно чистый. Обернувшись, я полюбовалась на грязные серые следы, оставшиеся на отполированных плитках.

— А? — удивленно протянула Марина, слишком медленно перебирая ногами и настороженно оглядываясь.

— Давай-давай, пошли, — обернулась я, раздраженно постукивая пальцами по стене и уставившись на упершуюся, как маленький ослик, девицу: — Ну что?

— Разве это все не должно быть… ну, тайным? — спросила та с придыханием. Любопытство и настороженность играли в ней, выплескиваясь игривой песенкой.

— Хм, думаешь, если бы мы были не мы, мы бы вошли? — Я дернула ее за руку.

Обиженно всхлипнув, недорусалка потерла запястье и двинулась следом.

Еще одна дверь тихо отворилась, едва я коснулась ее кончиками пальцев, и мы оказались в тихом сумрачном царстве высоких книжных полок из темного дерева. Крошечные огни, танцующие в старинных подсвечниках, и тисненые кожаные корешки, изукрашенные золотыми и серебряными узорами, были закованы в стальные скобы и утянуты цепями, искрящимися от магии. Было безлюдно, тихо, прохладно и очень уютно. Здесь, кажется, не место сильным всплескам чувств, комнаты пропитались спокойствием и умиротворением.

Марина, восторженно оглядываясь, медленно прошла вперед. Вытянула руки, с пальцев сорвалась нежная бело-розовая волна, растеклась по серым плитам и, наткнувшись на проложенные вдоль полок желобки, заполненные ладаном, рассеялась. Девушка легко прониклась атмосферой, из тела ушло напряжение. Она подошла к столу-конторке, присела на мягкий пуфик и прислонилась к теплому дереву. Я скользнула следом, пристроившись в ногах русалки, задумчиво провела по затянутой в джинсу ноге, царапнула кожу на ступне. Тихая расслабляющая песня заставила меня прикрыть глаза, сознание впервые за многие годы окунулось в пустоту, омываемую теплыми ласковыми волнами. Я буквально ощущала на губах вкус волн, тихий шепот пены, белым кружевом расходящейся по песку. Ш-ш-ш-ш… Только бескрайнее темно-синее пространство и разгорающаяся ало-лиловым огнем линия рассвета на горизонте…

Я ощутила зарывшиеся во встрепанные волосы неожиданно ласковые руки, от прикосновения которых хотелось урчать и ластиться, и любой ценой защищать того, кто дарит немудреное удовольствие.

Послышались легкие танцующие шаги, отзвуки которых я уловила кожей, как мелкую дрожь, пробегающую по плитам.

Марина вздрогнула, смущенно убирая ладони, я недовольно хмыкнула, вскидываясь… Н-да. Русалка приручила зверя? Ну-ну, только до того момента, пока высшая кровь не потребует платы. За охрану и опекунство.

Сквозь текущую в сознании ласковую песню сирены проступили очертания хранителя библиотеки. Подняв голову, я оперлась затылком о колени подопечной, крепко фиксируя ее на пуфике рукой. Нечего скакать.

Плавно встав, я сложила руки на груди. То, что я ощущала… Уважение. Без страха, цельное, осознанное. Раньше всякое бывало при встрече с неизвестностью. Любопытство, опасение, азарт, раздражение, ярость, ненависть. Но чтобы уважение… Никогда.

— Приветствую, магистр, — произнесла я и жестом подняла свою спутницу.

Невысокий, плотный, смуглокожий старик рассматривал нас немного снисходительно, поглаживая короткую седую бородку. Прищурив и без того узкие глаза, покивал своим мыслям.

— Мое имя — Ковыль. С чем пожаловали, дети? — спросил он, отступив на шаг и склонив беловолосую голову.

Я, сглотнув возмущение, склонила голову. Раздувая ноздри, позволила пряному горьковатому аромату чужой сути вползти в сознание. Нагретый полуденным солнцем песок, раскаленная, растрескавшаяся земля, горькие травы от горизонта до горизонта, узкие воронки смерчей, закручивающиеся у самой земли и вытягивающиеся до облаков тонкими воющими столбами. Степь.

— Магистр Ковыль… — Запнувшись, я попыталась сформулировать весьма нечеткую мысль, с которой пришла в библиотеку. — Мы бы хотели сделать запрос об обрядах, отнимающих суть и силу.

Старик недовольно нахмурился:

— Такие молодые и такие любопытные… Своей силы мало?

— Магистр-р! — Я тихо рыкнула. — Не притворяйтесь! Вы же знаете, что происходит! Нам нужны выписки из хранилищ. Не книги и не тексты обрядов!

В голосе прорезались умоляющие нотки, сзади сопела Марина, почти прижимаясь ко мне и касаясь ладонями спины. Приятно ощущать поддержку, пусть даже толку от нее немного и спровоцирована она всплесками пробудившихся способностей. Теплая девочка. Ее эманации согревали кожу, аккуратными струйками стекая вниз по позвоночнику и собираясь теплым комком внизу живота.

Я встряхнулась. Полшага вперед. Поймать пристальный взгляд мага.

— Прошу вас, — тихо попросила я, признавая право хозяина распоряжаться собранными здесь знаниями.

— Что ж, хорошо, дети. Пойдемте.

Мы послушно гуськом двинулись за стариком в сумрачные глубины, огибая шкафы, стеллажи и полки. Три сдвоенных пушистых полога, золотистой пленкой перекрывающих пространство, я миновала, затаив дыхание, машинально сжимая запястье подопечной. Но плетения, подчиняясь короткому жесту старика, только обдавали теплом, касаясь кожи. Сам хозяин будто просачивался сквозь них, на миг прорастая аурой в упругие структуры.

Интересно-то как. И очень удачно, что маг придерживается традиционного для хранителей знаний нейтралитета. Он провел нас в небольшую комнату, взмахом руки предложил располагаться на низких банкетках, а сам исчез за одним из гобеленов, украшавших стены. На журнальном столике лежала гора бумаг и перьевая ручка.

— Ну вот, — протянула я, растягиваясь на пушистом ковре кофейного цвета. — Садись.

Марина плюхнулась рядом. Я подгребла ее поближе, принюхалась, мазнув носом по плечу. Она хихикнула:

— Щекотно. Что это за место?

— Библиотека, — пожала я плечами. — В святая святых, то есть в местный архив, нас не пустят, но запрос…

— Архив? — протянула девушка, старательно счищая с волос меловую пыль.

— Угум-с, — дернула я ее за прядь. — Не старайся, не получится. Колтун.

— А что в архиве?

— Все, что происходило ранее и куча других сведений. Вообще-то этим должны Знающие заниматься. Но здесь их нет. А жаль… С ними было бы куда проще. И об оплате было бы легко договориться.

— Со мной тоже не сложно, поверьте, дети, — заявил маг, отбрасывая с дороги гобелен. — Мне достаточно парочки раритетных изданий. Я укажу, каких именно.

В некотором ступоре я смотрела, как маг опустил перед Мариной стопу пыльных фолиантов, а передо мной лег толстенький рулон распечатки.

— Изучайте, дети. — И маг ушел.

Покосившись на обложку первой книги, я разобрала угловатое, стилизованное под готику название: «Наследие. О династиях магических».

— Почитай, — хмыкнула я, потрепав по голове девушку. Та, пожав плечами, плюхнулась на живот, подгребая первый том и раскрывая на титульном листе.

Я же развернула свиток.

Сколько, оказывается, существует отвратительных ритуалов! Тихий шок, в который меня загнало изучение предоставленных сведений, с трудом позволял осознать и уложить в памяти названия полутора сотен книг и мест хранения оных. Оригиналы в списке были отчеркнуты синим, копии — красным. Семейные и родовые архивы, древние библиотеки династий, тайные знания прежних царств — магистр Ковыль достойно нес бремя Знающего.

Я вчитывалась в списки, нервно грызя когти, под боком Марина с шелестом листала книги, бурча под нос ругательства. Встречая что-то особенно шокирующее, она тыкала меня локтем, желая получить подтверждение. Или опровержение. Изящный шрифт с трудом поддавался расшифровке, в глазах рябило от готических буковок.

Но все же это был почти отдых. А что? Не давила на сознание нависшая над городом сеть, не приходилось отторгать часть себя, прячась от мира за стеклянной стеной. Время проходило незаметно, тянулось медовой каплей, медленно собирающейся на краю банки и неспешно летящей вниз, к полу. Тишина, спокойствие и ласковое тепло так и манили остаться здесь навсегда. Жаль, это невозможно. Охота зовет. Долг. Любопытство.

Пригашенная чарами библиотеки суть взыграла в крови веселым азартом. Так-так… Я скатала бумагу. Что мы имеем? Я встала, скидывая с лодыжек растянувшуюся поперек Марину. Потянулась. Точнее, кого мы ловим? Мозги, остыв в прохладе хранилища, наконец заработали.

Ловим некую персону, хорошо знакомую с протектором Свертхальде, допущенную к таинствам его родовых ритуалов, возможно, приехавшую вместе с ним. Возможно, подавшую идею общего собрания русалов в этом городе. Вероятно, познакомившую неинициированных полукровок с чистокровными наследниками. Убившую их. Призвавшую откуда-то из-за грани жизни мерзкую тварь, питающуюся силами и тенями жертв, — демона, наверное… И имеющую доступ к нижним ярусам хранилищ Карающих, семьи Свертхальде и еще как минимум к шести, а то и семи семейным библиотекам Зовущих, Крадущихся и Знающих.

Теперь его надо только вынюхать. И не сдохнуть при этом. Нет, слишком расплывчато. Слишком много всех этих «возможно». Еще у меня есть свидетельница…

Мне нужен Павел! Немой крик сорвался с губ. Короткий стон и полузадушенный рык заставили подпрыгнуть Марину, все еще углубленную в чтение книг. Я покосилась на девушку. Она, разлегшись на ковре, обложилась фолиантами и, водя пальцем по строчкам, сравнивала тексты.

Я нагнулась, вчитываясь. Сравнительный анализ прав и обязанностей инициированных бессемейных одиночек — магов и нелюдей.

— Ну как? — спросила я, запихивая свиток в сумку.

— Странно. Кажется, быть независимым магом проще, чем нечеловеку — уйти из семьи или доказать право на самостоятельность кому-то из древних.

— Да, поручитель нужен только в первый год, и к нему требования куда более простые, чем к учителю оборотня. Я подойду для этой задачи, думается… — Запустив руки в копну светлых волос, я принялась разбирать пряди. Нет, мне это определенно нравится. — Если живы будем. Пошли уже! На работу пора.

Уходить отсюда совершенно не хочется. Так тихо и спокойно среди гобеленов и книг… Собравшись с мыслями, я начала возводить стену, разделяющую сознание, в надежде запрятать среди осколков бешенства и ярости хоть каплю этого уюта. Запомнить, впитать, вплавить в сознание, в хищную безжалостную суть. Я двигалась к выходу, кончиками пальцев касаясь деревянных полок, кожаных корешков, тонких нитей охранных чар, приятно покалывавших кожу. Почти не глядя по сторонам, погрузившись в медитативный транс, на одних ощущениях добралась до дверей. Старательно впитывая рассыпающееся осколками ощущение покоя, приняла от магистра список книг, которые он желал получить за свою не столь малую, как выяснилось, услугу. И, подхватив под руку Марину, от которой пахнуло смесью огорчения и страха, я шагнула наружу.

За углом дома меня вывернуло наизнанку. Желчь, поднявшись к горлу, прижгла язык. Судорога скрутила живот. Цепляясь за кирпичную стену и согнувшись, я пережидала приступ мучительной рези в желудке. Ноги мелко дрожали, на спине выступила холодная испарина. Кажется, кожа почти посинела, приобретя замечательный трупный оттенок.

Рядом топталась Марина. Ее настроение диссонансной нотой вплеталось в накрывшую город тьму. Жаркое солнце, медленно катящееся к горизонту, казалось черным пульсирующим пятном; небо расчерчивали, переплетаясь, толстые, махрящиеся шевелящимися отростками темные канаты. Магия было настолько сильна, что даже полукровка-сирена ощущала дрожание реальности. Только она не видела этого. И давления, переиначивающего суть города и всех в нем живущих, не понимала.

Но почему все изменилось так резко и так быстро? Какую тварь призвал убийца? Резко распрямившись, я переждала приступ головокружения. Побелевшими пальцами вцепилась в руку девушки, хрипло выдохнула:

— Пошли! — И, пошатываясь, двинулась вперед.

Вот она, расплата за чувствительность, за способность читать прошлое, охотиться на суть, брать след. Цена дара высшего Охотящегося в ночи. Я шкурой ощущаю происходящее, с нездоровым интересом наблюдая через стекло, отделяющее от реальности, как ломает мое тело. Ненавижу боль, но не могу отказаться от того, что делает меня мной.

Я найду эту сволочь и убью!

В кафе, куда я притащила Марину, для такого чудесного вечера оказалось на удивление мало народу. Несколько человек ютились за пластиковыми обшарпанными столиками, да двое вертелись у стойки, вовсю флиртуя с барменшей. От них так и несло горячей похотью. Но все равно тяжелую атмосферу не могли разогнать ни улыбки девицы, ни легкая музыка, приглушенно льющаяся из динамиков, ни яркие полосатые стены с развесистыми пальмами в кадках, маскирующими трещины. В конце концов озабоченные самцы убралась. Прочие посетители тоже как-то не рвались веселиться.

Я только усмехнулась. Все же у людей есть чутье на неприятности, глобальные такие, нависающие над головой мохнатой черной сетью. Заглянув на кухню к Араму, хозяину, не брезгающему порой постоять за плитой лично, я ткнула пальцем в Марину:

— Эта — со мной. Посидит в уголке.

Горбоносый смуглый азиат только кивнул, затейливо выругавшись.

— Пусть, все равно народу нэту. — И махнул рукой, прогоняя нас с кухни.

Нацепив фартук, я статуей замерла у стойки. Марина приткнулась в углу под развесистой пластиковой гирляндой, нервно перебирая застежки наших сумок.

Барменша, крашенная в рыжую брюнетка, тяжко вздохнула:

— Мертвый сезон какой-то.

— Светик, — протянула я, провожая взглядом еще одного человека, покидающего в общем-то уютное кафе, — тут же убийство случилось.

— Да ладно, не прямо здесь. К тому же обычно-то как бывает? Любопытные набегают.

— Это да. — Может, какие-то отвращающие чары? Или действительно черная сеть так на людей влияет? — Да ладно, отдохнешь зато.

— Ну да… Это ты у нас, Ленусик, проездом, а мне за квартиру платить. Чаевые… — Девушка пощелкала пальцами. В свете галогеновых ламп блеснул алый маникюр.

— Ну, мне теперь тоже… платить, — хмыкнула я. — Да и вон иждивенка имеется.

Марина, чуть расслабившись, медленно тянула чай из большой белой кружки.

— Кстати, а кто она? — Огладив короткую маечку, обтягивающую изрядных размеров грудь, Светик улыбнулась зашедшему мужчине.

— Дальняя родственница. С родителями поругалась, а пока дулась да по подругам шаталась, маман ее возьми да и помри!

— Жара?

— Ну… вроде того. Теперь вот не знает, куда податься.

— Понятненько.

Я подхватила поднос, направляясь на кухню. Посетитель все же решил задержаться. Что ж, накормим, напоим.

На самом деле мне почти нравится это место. Такое искреннее в своей примитивности, без подтекста, скрытой сущности, бьющей по сознанию. Простые чувства, мимолетные запахи, скользящие мимо чужие жизни. А сейчас — еще и без тяжелого потного духа толпы. Красота.

Танцующим шагом, балансируя подносом с запотевшим графином и стопками в одной руке и тарелкой, полной жареной картошки, — в другой, прошлась по залу. Я умею привлекать внимание, да получше Светочки. Движениями, равномерными или резкими, страстными или монотонными. Нечасто, правда, ибо это чревато толпами поклонников, бегающими следом и мешающими личной жизни.

На миг настроение улучшилось, но потом снова навалилось раздражение. И страх, и ярость, и все прочее…

Так что приземлила заказ на стол уже с недовольной гримасой. Резко развернувшись, выразительно скривила лицо, проведя пальцем по горлу. И продолжила работать, потому что народ все-таки пошел… Переоценила я инстинкт самосохранения горожан.

Марина мрачно следила за тем, как я, разнося еду, перемещаюсь от столика к столику. Каждый раз, проходя мимо, я одаривала ее мимолетной улыбкой, в ответ ловя волну раздражения. Милая девочка… ревнует! Так и хочется потрепать ее по загривку. Ути-тюти какая! Собственница. Пребывая от этого в некотором отрешенном восхищении и едва не опрокинув гору пустых грязных тарелок, я показала Марине «козу». Блондиночка надулась, с ее пальцев потекли едва заметно мерцающие капли силы.

А себя мы в руках не держим!

Так и хочется поиздеваться над деточкой. Или нет, рыкнуть, подмять под себя и… что, собственно? Тряхнув головой, я метнулась на кухню. Что ты творишь, волчица? Слегка прифигев от собственных желаний, я загрузила на поднос следующий заказ. Эта девица — сирена-полукровка со стихийно пробудившимися способностями и магическим даром, а я — ее опекунша. Может быть, ею стану, если конклав одобрит.

Да и вообще, не время предаваться разврату. К тому же для оного у меня есть Павел. Ведь есть? Черт, как же я по нему соскучилась-то! Когда там полнолуние?.. Опять я не о том! Лучше подумать, как пережить эту ночь. Есть у меня смутное подозрение, что сегодня будет проведен еще один ритуал. Куда бы спрятаться?

От скачущих с одного на другое мыслей меня отвлекло появление долгожданного гостя. Висс, следователь-русал, незаметно просочился внутрь и деликатно оторвал меня от работы, взяв за локоть. Развернувшись, я перехватила его запястье, выворачивая руку… выругалась и отпустила.

— Здравствуйте. И простите — что-то я сегодня нервничаю.

— Я этому отнюдь не удивлен, — учтиво ответил следователь. — Вы хотели поговорить?

— О да! И вот эта девушка, — махнула я рукой, — тоже. — И, поставив поднос на стойку, прошла к столику, за которым ютилась Марина.

Сам Висс, помахивая удостоверением, отправился к кассе. Оперативнику следственного управления, или кем там русал является, не откажут в праве поговорить со свидетелями. С нами то есть.

Присев рядом с Мариной, я аккуратно тронула ее за плечо. Та вздрогнула, очнувшись от мрачных мыслей. Пустой взгляд наполнился страхом, спутанный клубок эмоций разошелся вокруг нее горячей волной, заставив меня шарахнуться в сторону. Пластиковые ножки хрустнули. Да, здешние табуретки не предназначены для таких экспериментов.

Девушка вскинулась.

— Я тебя кое с кем познакомлю сейчас, — сказала я. — Держи себя в руках.

Тут на стул напротив нас уселся русал. Все в той же слегка помятой джинсе, светловолосый и еще более усталый. Даже сквозь легкий флер чар были видны потрясающей расцветки синяки под глазами. А запах… Я осторожно посмаковала на губах аромат моря, стремительно высыхающего под лучами солнца. Сильное магическое истощение? Удивительно.

— Марина, это…

— Владимир Андреевич Смирнов, следователь прокуратуры. У меня к вам есть несколько вопросов.

Наклонившись к девушке, я еле слышно прошептала:

— Висс, русал, расследующий дело о смерти твоей сестры. И матери, думаю.

— А кто такие русалы? — округлила глаза Марина, с недоумением рассматривая совершенно обычного, ничем не примечательного человека напротив.

— Русалки. — Я хмыкнула, взлохматила макушку подопечной и обратилась к мужчине: — Это — Марина Бышева, моя подопечная. Маг-полукровка со стихийно проснувшимися способностями…

Собственно, понижать голос не было надобности. Играла музыка, переговаривались люди, что-то шипело на кухне, звонко бренчала посуда на подносе, который тащила недовольная Светочка.

— …но, к сожалению, я не смогла определить, к какой династии она принадлежит. Это на данный момент не самое главное.

— Да, есть и другие дела. — Висс с любопытством оглядел девушку, излучающую недоверие. Потом полез в карман и достал стопку фотографий. — Так… Смотри.

И разложил их на столе. Цветные глянцевые листы разлетелись веером, один упал под столик, и я мигом нырнула следом. Полюбовавшись на неприятное одутловатое лицо на карточке, выбралась наверх. Следователь и Марина сидели голова к голове, и девица сосредоточенно перебирала документы, внимательно вглядываясь в каждую картинку. Собрав стопку, она огорченно качнула головой:

— Никого не узнала.

— Жаль, — пробормотал следователь, — а то неплохая была идея.

Да уж, жаль. Мне тоже ни одна физиономия не глянулась, хотя я и узнала самые популярные образы всех наиболее важных проживающих здесь темных и светлых родичей. Пригодится ли?

Висс вздохнул, взъерошил короткие светлые волосы. И начал допрос.

Я только восхищенно внимала мастеру, буквально потрошившему память девицы наводящими вопросами. Для меня абсолютно недоступный уровень мастерства. Раз зацепившись за интересный факт, следователь буквально вытаскивал из памяти все до единой подробности…

А Марина, поддавшись очарованию опытного русала, рассказывала… Чуть ли не в лицах — то улыбаясь, то щуря светлые глаза, то судорожно терзая кончики спутанных волос, переживая прошлое и надеясь, что этот рассказ заставит потускнеть свежие, страшные и болезненные воспоминания. Я осторожно придержала ее запястье, разжала судорожно стиснувшие стакан пальцы.

— …познакомился в прошлом году Миша. Михаил Релье то есть. Симпатичный парень, но ничего особенного. Но все равно обидно, гулять ходили вчетвером, а они оба вокруг Натальи увивались, будто ее медом обмазали. Парень? Никита, высокий, светловолосый, сероглазый… чем-то на вас похож. Говорил — студент мединститута. Значит, нас троих точно старше.

Я хмыкнула. Чем-то на Висса похож? Русал? И к чему эти воспоминания?

— А в этом году он приехал раньше, чем обещал. Мы вместе на пляж пошли, и там он знакомых увидал.

Задержав дыхание, я нервно прикусила губу. Капля крови выступила под клыком. Слизнув соленую влагу, я кивнула своим мыслям и переглянулась с Виссом. По хребту прошелся холодок. Наш убийца? Если так, то весьма предусмотрительный и методичный. Заранее вымостил себе дорожку.

Когда впервые у глав анклавов возникла идея встретиться на нейтральной территории?

— Там, на пляже мы и познакомились с богатенькими ребятами с яхты. Неплохие, веселые… были.

— Но здесь, — я пристукнула по стопке цветного глянца, — его нет?

Марина покачала головой.

— Точно-точно? Даже примерно?

— Ну… они все здесь немножко похожи друг на друга. Это вообще кто?

— Подозреваемые, — недовольно буркнул следователь. — Завтра с утра зайдете ко мне, будем фоторобот составлять.

— Хорошо, если живы будем.

— А что? Есть шансы умереть?

— И неплохие. А то вы не понимаете. Как обстановка в городе?

— Все сидят по домам и друг друга подозревают.

— А Одержимый где-то бегает, готовится.

— Почему Одержимый? Может, это был призванный демон? — Висс сцепил руки, внимательно глядя на меня.

Сдвинув брови, я искоса глянула на Марину. Та сосредоточенно о чем-то размышляла. Хм, как бы сформулировать смутные ощущения? Я ведь уверена в своих словах.

— Попытаюсь объяснить… Есть разница. Я просто чувствую. Потому что и с первым и со вторым вариантами познакомилась. Недавно, да. Они слились в одно, их даже по запаху было трудно различить. А призванный сидит на цепи, связанный договором, условием. Четкий ведомый. И связь эту можно порвать. Теоретически, предложив что-то еще, более привлекательное. А здесь, кажется, произошло слияние. Будто и не было цепи.

— И насколько разумен Одержимый? — внутренне костенея, машинально спросил Висс.

— А вот это уже зависит от того, что собой представляет сущность демона, — ответила я, раздраженно царапая пластик, закручивающийся белой стружкой под когтем. — Что делать-то?

— Демон, хм…

— Совсем забыла! — Встрепенувшись, я достала список. — Мы в библиотеке были, у магистра.

Выложив перед следователем, ушедшим в раздумья, лист, добавила:

— Убийца, скорее всего, имеет доступ вот сюда… Это сузит список подозреваемых?

— Да, — мужчина опять тяжко вздохнул, — спасибо. Кстати, почему услугами нашего Крадущегося не воспользовались?

— Он мне не очень нравится, — махнула я рукой.

— Хм. Ну ладно. — Висс встал, сгребая документы. — Я пошел. Удачи вам обеим.

— И вам удачи.

Марина кивнула.

Проводив взглядом русала, я потянулась. Девушка же устало ссутулилась, облокотившись на стол.

— Утомилась? — Я сочувственно погладила ее по голове. Та кивнула. — Потерпи, смену отработаю, и пойдем спать.

Может быть. Если повезет и нас не убьют.

Но ни поспать, ни даже закончить работу не пришлось. Десяток заказов разместился на столах, а я, перешучиваясь с посетителями и улыбаясь во все клыки, передвигалась по залу, когда случилось непонятное.

Миг — и пространство за широкими витринами залила чернильная тьма, пронизанная тускло-серыми дрожащими нитями. Люди, дорога, деревья, фонари, разноцветные лампочки светодиодов, вывески — все превратилось вдруг в картонную декорацию, хрупкую и однотонно-угнетающую.

Но никто ничего не заметил.

Мои руки дрогнули, едва не выпустив поднос.

Тьма шевельнулась и двинулась вперед. Осторожно поставив заказ на ближайший столик, я попятилась, не сводя взгляда с мелко подрагивающих окон. Стекла звякнули, когда невесомое нерассуждающее нечто попросилось в гости. Тонкие щупальца жадно сжимали дерево, вгрызались в кирпичи.

Среди гомона я различила судорожный испуганный всхлип Марины. Обернулась, ловя панический взгляд, нервный неловкий жест и вспышку ужаса, приправленного магией. Рой полупрозрачных искорок сорвался с пальцев и, обдав холодом, впитался в стены.

Я отскочила, сшибая пустой столик. На улице глухо бухнуло, полыхнуло алым. Стекла вспучились и серебристыми росчерками разлетелись по наполнившемуся криками залу. Руку, машинально вздернутую в защитном жесте, будто кипятком ошпарило. Сотни, тысячи сияющих стилетов превратили уютное кафе в залитую кровью и болью котловину.

Пахнущая гнилью и смертью тьма медленно вползала внутрь. Одно щупальце нежно коснулось руки стонущего у входа человека. Тот дернулся, застыл… и осыпался пеплом, смешанным с кровью. Многоголосый, резонирующий вопль заполнил кафе, панический ужас поднялся в сознании, заставляя двигаться.

И я отмерла. Прыжок, рывок. И, волоча свою оглушенную девицу, я рванулась к бару. У кассы безжизненно лежала Светочка, по ее горлу тянулся алый порез, толчками выплескивалась кровь…

Не пытаясь даже разобраться в смешении следов и ароматов, оставшихся позади, я вломилась на кухню, пронеслась мимо ряда белых шкафов и плит, пятная кафель кровью. Тяжело дыша, на миг остановилась перед узким окном, выходящим во дворик. Оглянулась на дико озирающуюся Марину, шевельнула губами:

— Вот так вот у нас, — и высадила стекло. Осколком больше, осколком меньше.

Улица встретила нас душной жаркой тяжестью, прижимающей к земле и мельтешащей перед глазами черными точками. Мир дрожал, расплывались очертания домов, деревьев, разбегающихся испуганных людей. Все казалось затянутым сероватой дымкой.

Голова отчаянно кружилась, к горлу подступила тошнота. А черное пятно у входа в кафе все сильнее расплывалось, выбрасывая в разные стороны щупальца. Все, чего они касались, начинало гнить, зарастая серо-зеленой фосфоресцирующей плесенью. Небо почернело.

Сглотнув, я оглянулась на Марину. Та завороженно созерцала вакханалию тьмы.

— Пой! — рявкнула я ей в ухо. — Пой!

Та дико на меня глянула, чуть приоткрыв рот. Не дожидаясь, пока до нее дойдет моя мысль, я, волоча подопечную за руку, ринулась куда-то вниз по аллее. Зазмеившиеся было по асфальту отростки отстали. Бежать было тяжело. Я будто продиралась через сотни слоев тонкой полупрозрачной пленки, искажающей перспективу и обманывающей зрение. Спотыкнувшись, повалилась на колени.

Машинально поднесла к лицу руку, проехавшуюся по чему-то влажному. Лизнула — кровь. Не моя. Перевела взгляд. Сквозь серое однотонное марево разглядела тело. Светло-голубая джинса, почти белые волосы, темное, медленно расплывающееся пятно. Заострившееся бледное лицо, стеклянный взгляд, алая полоса на шее.

Висс?

Рядом, рухнув на колени, застонала Марина:

— Да что же это?

Я уловила в ее голосе, набравшем силу и мощь, начало погребальной песни. Тоска сжала сердце, перехватила дыхание.

Похоже, список тебе больше не понадобится, следователь. Как же неудачно ты попался на пути этой тьмы? А ты, моя красавица, привыкай. Здесь умирают часто.

Проведя рукой по холодной уже коже русала, я прикрыла мертвые глаза. Тяжело поднялась и оглянулась. Позади клубилась тьма.

— Бежим!

И рванула вниз, через дорогу, едва не падая, злобно ругаясь и дергая за руку Марину, едва успевающую перебирать ногами.

Хромая, пустилась вниз по ступеням, не замечая ничего, кроме медленно приближающейся темной ленты реки. Серое, белое, черное… Размазанные фигуры людей, тусклые желтые огни фонарей, прорывающийся сквозь пелену, накрывшую окрестности, нарастающий шелест и скрежет нагоняющего ужаса. В груди медленно поднималась печаль, отзываясь на тихую истерику сирены. Нет, мотнула я головой, этого не надо. Не поможет…

Едва шевеля застывающими губами, прошептала:

— Марина, в воду! — И резко толкнула ее вперед и вниз с высокого пирса.

— Я не… — только и успела крикнуть она.

Прыгнув следом, я с головой погрузилась в воду, пахнущую помоями и бензином. Воздух вышибло из груди. Заливающаяся в уши и горло маслянистая жидкость смыла с кожи липкий налет. И я нырнула глубже. Туда, где почти у самого дна едва шевелилась ошеломленная Марина. Струи воды омывали тело, и больше ничто не давило на сознание. Тьма осталась на берегу…

Резкий рывок вниз. Теперь вверх, вцепившись в расслабленную руку тонущей девушки. Кровь застучала в висках, грудь резануло болью. Загребая свободной рукой, я всплыла. Глубоко вздохнула, распластавшись на воде, и перехватила за талию плавающую вниз лицом девушку. Перевернула. Надеюсь, эта сирена еще не утонула.

На берег смотреть было просто страшно, так что я медленно уплывала вниз по реке, глядя в удивительно чистое, багровеющее кровавым закатом небо. Вслушивалась в сиплое дыхание Марины над ухом, крики чаек, рычание моторов. И, чуть шевеля рукой, направляла наше движение.

Было неправдоподобно спокойно. И не хотелось выбираться на берег, бежать, прятаться, спасаться, рвать на клочки. Да и получится ли? Если сейчас непонятным чудом удалось избавиться от преследующей по пятам тьмы… Она боится воды?

Скосив взгляд, я посмотрела на берег. Пустынный, затянутый серой пеленой, слегка колышущейся в те моменты, когда ее пробивали темные щупальца, стекающие вниз по ступеням набережной маслянисто-черными пятнами и боязливо щупающие воду.

От гранитных плит отчетливо несло гнилью. Этот запах для меня всегда означал, что приближается смерть, что прах и тлен разрушают реальность. Уничтожение в худшем своем виде. Безвозвратное и безнадежное… Еще в ту секунду, когда я сама лежала прикованная в пентаграмме и надо мной возносился жертвенный клинок, в душе намертво застыло знание, что это — смерть. Черная, серо-багровая, отражающаяся в алеющей, словно кровь, воде десятками затягивающих сознание сетей. От нее стоит держаться подальше.

Обхватив поудобнее начавшую судорожно откашливаться Марину, я принялась старательно отгребать подальше от берега. Небо постепенно темнело, наливаясь фиолетовым огнем. Время, казалось, замерло, влипнув в густой горячий деготь, вода упругим полотнищем скользила под телом, плескаясь в лицо.

Помню, был такой мультик, «Ежик в тумане». Вот я себя точно так же ощущала. Опустошенной, вялой, настроенной двигаться туда, куда меня вынесет течение. Будто в ватном коконе, слабая, как новорожденный волчонок. Даже вечно тлеющая в душе ярость куда-то делась, истерлась от постоянного употребления.

Марина слегка шевельнулась:

— Куда мы плывем?

— Куда-то…

— А под винты не попадем?

— Какая ты практичная! — что-то пропело во мне восхищенным голосом. Поперхнувшись, я выплюнула водоросль, попавшую в рот.

— Что с тобой? — В приглушенном, доносящемся до меня будто через одеяло голосе подопечной послышалось беспокойство.

— Тс, не шевелись, я отдыхаю, — придерживая Марину, прошептала я, едва открывая рот. На языке скопилась тошнотворная горечь. — Расслабься. Слейся с водой, что течет, омывая тебя, почувствуй ее настроение.

От девушки потянуло интересом.

— Управляй ею, — попросила я.

Марина распласталась на воде морской звездой, кожа в сумраке чуть засветилась. Бело-голубое сияние растеклось по реке, сирена-полукровка стала похожа на лампочку. Зато темная, отдающая бензином поверхность будто обрела твердость и обвила наши уставшие, напитанные влагой тела. Песня лилась, подчиняя стихию, с кончиков пальцев срывались искорки силы, образуя тонкий, похожий на нитку, унизанную мелкими серебристыми бусинами, след.

— Не спеши, не спеши, — шептала я на ухо Марине, медленно отгребая к пустынному берегу.

Сирену вдруг охватил ужас. Она внезапно осознала, что дрейфует непонятно куда, непонятно как и почему. Удушливая волна чужого страха накрыла меня, прошла по телу дрожью, расцепила судорожно стиснутые на груди девушки пальцы.

Незримое течение несло нас к пустому, заросшему травой обрыву. И Марина не видела все более истончающегося темного полога, накрывающего землю. А там по-прежнему копошились мерзкие черные щупальца, вытягивающие к воде тонкие отростки.

Сирена резко перевернулась, сбросила мои руки и, барахтаясь и шумно загребая, поплыла к берегу. Отфыркиваясь от вонючей жижи, залившей лицо и оставившей на коже темные мазутные разводы, я рванула следом, схватила брыкающуюся девчонку за ногу и слегка притопила. Та на удивление сильно лягнула, в глазах от удара заплясали звездочки, а сознание окатила чистая оглушающая злость.

Нет, какая она была милая, когда утонула! Тихая, спокойная, послушная! А тут попробуй догони. Поднырнув под бьющуюся в истерике девушку, утонуть которой не давала собственная сила, я замерла солдатиком и пошла вниз. Выпустив несколько пузырей, погрузилась в ощущения. Вода рассказала о том, как судорожно извивается надо мной в тщетной попытке достичь берега отяжелевшее тело, как прянут назад, ощутив влагу, щупальца темноты. О том, что в сотне метров накрывшая город сеть обрывается, река поведала шепотом, когда я коснулась дна кончиками пальцев.

Совсем неглубоко.

Мысленно ухмыльнувшись, я оттолкнулась от каменистой поверхности и схватила Марину за талию. И вниз, вниз… пусть немного воды нахлебается.

Та замахала руками, выпучив от ужаса глаза и пуская пузыри. Кожа ее в воде приобрела зеленоватый оттенок, волосы веером расплылись вокруг головы, майка сползла с плеч. Едва увернувшись от кулачков, я слегка перехватила все еще брыкающуюся девчонку за шею, чуточку при этом переборщив, и рванула наверх.

В два гребка я достигла места, где можно было нормально встать на ноги, и медленно побрела вдоль берега, ища местечко, свободное от темного покрывала. Марина ватной куклой висела у меня на руке, оттягивая плечо. Ноги ее волочились по дну, ободранные пятки кровоточили. Мои несчастные мышцы ныли до самого последнего волоконца, голова кружилась, я часто дышала, постоянно сглатывая поднимающуюся к горлу тошноту, спину ломило.

Непередаваемый спектр ощущений. Хотелось лечь в воду и расслабиться, еще раз попробовать смыть с себя налипшие ошметки темной силы. Но, кажется, я стала привыкать. К боли и прочим неприятностям.

Шатаясь, я мерно двигалась по пояс в воде. Шагов через двести, когда серая пелена рассеялась, выползла на берег. Рухнула на поросшую острой травой землю, рядом уронила Марину. Та мелко, нервно дышала. В сумерках ее кожа слегка светилась, на исцарапанном грязном лице застыло обиженное выражение. Было заметно, как под тонкими веками туда-сюда ходят глазные яблоки.

Вздохнув, я отвела взгляд от подопечной, полюбовалась фиолетовеющим небом и села. Кряхтя, будто пятисотлетняя дриада, размяла закостеневшую спину. Никуда не годится… Обрыв, что находится сзади, я с грузом не осилю, а груз сей не брошу.

Перебирая мелкие камушки и поеживаясь от прикосновений мокрой ткани к коже, задумалась. Значит, сейчас отдохну и надо отсюда убираться. Не успокоюсь, пока между мною и одержимым убийцей расстояние меньше трех сотен километров. Правда, есть подозрение, что на мне стоит метка и по ней меня весьма просто найти. Что ж, тем более надо убираться.

Угнать машину — и в столицу, к Павлу. Хм… Я задумчиво пересыпала камешки из ладони в ладонь. Павел, Павел… почему я думаю, что он мгновенно решит все проблемы? Ну, наверное, потому, что он всегда это делал. Раньше… Я в него просто верю.

Сознание медленно наполняется ощущениями. Мир слой за слоем выстраивается вокруг меня крепостной стеной. Серые шершавые камни, пахнущие тиной, неровное прерывистое дыхание совсем рядом, грязная пивная пробка под пальцами, плеск реки, сухая горечь земли, душный аромат подбирающейся тьмы. Флер моря и тонкий налет пыли, соль и прохлада — суть Марины. Ржавчина и горячее железо. Плоть и сущность города под ногами. Чистая, жертвенная кровь, медленно гниющая где-то… близко!

Голова неожиданно закружилась, и я, будто распавшись на мелкие воздушные шарики, взлетела ввысь, к темнеющим небесам. Сквозь натянутые до звона черные сети, унизанные цветными огоньками. Город дышит, живет. Пытается бороться. С темно-зеленым жутким пятном, расползающимся по крупноячеистой сети, и пронзительно-черным угольком, жадно разбрасывающим щупальца в стороны. Гниль, суть их, проникает всюду, взрезая все уровни восприятия. И это — больно. Алая волна застилает зрение, вместо крови по венам растекается, кажется, расплавленный свинец.

Я падаю, врезаясь в землю, от удара лишаясь дыхания. И понимаю, что все еще сижу на берегу, слушая шелест волн и тихие стонущие выдохи. Ну и что? Что делать-то?

Погружаясь в мрачные глубины собственного разума, полные обрывков и клочьев мыслей, я шаг за шагом вспоминала, как дошла до такой жизни. И насколько все было проще, пока мы с Павлом были связаны…

Кажется, в небо ушла тонкая нить отчаянного зова, полный бессильной ярости крик о помощи, отозвавшийся в висках резким приступом боли. Откуда-то донесся еле слышный отзвук, эхо протяжного стона дрожащей струны. Низкий, темный, знакомый… За спиной шелестнула тьма, по спине протянуло прохладным сквозняком, будто на обрывистом склоне открылась дверь. Я резко обернулась, так, что хрустнули позвонки в шее.

Под ногами, обутыми в черные длинноносые ботинки, хрупнул гравий.

Я благоговейно выдохнула, медленно поднимаясь. Терпкий горьковатый аромат, полынь с ноткой пустырника, темная, теплая, как кашемир, аура, сладкий аромат крови. Бледная кожа, чуть светящаяся в темноте, темные волосы…

Шаг, другой, и я врезалась в Павла, как всегда, вышагнувшего из тени. Вцепилась ему в плечи, полосуя когтями белую рубашку. Увернувшись от клинка, впилась ему в губы и прошептала, почти не отрываясь:

— Я скучала!

Слизнула кровь с прокушенной впопыхах губы. Отшатнулась под строгим взглядом, невольно расплываясь в улыбке и тревожно оглядываясь. За спиной вампира струился, переливаясь глянцевой чернотой, активный переход.

— Быстрее! — Он схватил меня за руку и потянул.

— Я не одна!

Вывернувшись, схватила за ворот футболки Марину, вздернула вверх.

— Это моя… подопечная.

— Держи крепче!

И Павел утянул нас в черноту. Один шаг сквозь тьму, нежную, ласковую, зовущую. Я крепко прижималась к знакомому до последнего шрама телу и стискивала в объятиях дрожащую Марину. Мгновение прохлады и чужая магия вывели девушку из прострации.

Мы вышагнули в нормальный мир.

Темнота рассеялась, осев полупрозрачными клочьями на тускло-алые линии, пахнущие свежей кровью. Пентаграмма. За ее границами вырисовывалась дрожащая размазанная картинка. Пустой двор, высокий забор, сухая серая трава. Откуда-то сзади, разгоняя вечерний сумрак, лился свет.

Выпустив Марину, я обернулась. За спиной оказался небольшой замок, у кирпичного крыльца которого, в густой тени, кто-то прятался. На мгновение я прислонилась к Павлу, позволяя себе расслабиться, но он уже тащил меня наружу. Мир воспринимался как-то урывками.

Всплеск раздражения моего вампира. Я догоняю Павла, кладу руку на плечо и склоняю голову. Он резко разворачивается, его ладонь ложится мне на затылок, сжимая в пучок короткие волосы, вздергивает лицо. Я проваливаюсь в темный взгляд, позволяя его эмоциям затянуть мое сознание в клокочущие глубины. Мысли и воспоминания закружились в водовороте, заставляя податься вперед, прижимаясь к прохладному притягательному телу.

— Как я соскучилась, — прошептала я, едва шевеля губами.

В темных глазах Павла начала разгораться багровая искра. Вторая его рука легла мне на талию, губы шевельнулись…

А миг спустя по двору разлился дикий крик Марины:

— Она моя!

Резкий взвизг, от которого со звоном полопались стекла и лампы, прошило болью позвоночник.

— Моя! — еще раз выкрикнула сирена.

Крутнувшись, я вывернулась из объятий Павла, в два прыжка добралась до истерички, схватила ее за плечи и как следует тряхнула. Та клацнула зубами, прикусив язык, и глянула на меня. В светло-голубых глазах плескалось безумие сорвавшейся с цепи силы. Однако присутствие Павла вымыло из меня, будто волной, все ненужные, наносные и чужие эмоции.

— Нет, — протянула я. — Это ты — моя!

Дернув Марину за руки, отвесила ей пощечину. И девушка сдулась, как проколотый мячик, оседая у моих ног, цепляясь за влажную ткань и подвывая:

— А-ах… не бросай…

Она заливалась слезами, всхлипывала, размазывая по лицу сопли и речную грязь.

Сзади снова зажглись огни. В узком пространстве между явью и тьмой я на миг застыла, не чувствуя боли и страха. Чужой боли и чужого страха, обтекавших меня сине-серебряной волной. Сзади надвинулось знакомое ощущение. Безопасность и уверенное спокойствие.

— Встань. — Осторожно подняв Марину на ноги, я ее обняла. — Тише, я не брошу тебя. Обещала же.

На мои плечи легли прохладные руки Павла, добавляя правильности происходящему.

— Только знай свое место, — прошептала я на ухо девице, уткнувшейся мне в плечо. Она кивнула, всхлипывая. — В нашей маленькой стае ты — младшая… Учти это!

В голосе переливалась угроза на пару с обещанием.

— Запомни! Ты — моя. Ничья больше. Я — подчиняюсь только Павлу. Посмотри на меня… на нас.

Марина подняла заплаканное лицо. На миг ее глаза потеряли всякое выражение, пойманные взглядом вампира. Она медленно кивнула.

— Ну вот, — удовлетворенно пробормотала я, вовсе не чувствуя особого счастья, поскольку уловила скрытые эмоции того, кто обнимал меня за плечи. Павел был раздражен, зол и голоден.

— Пошли, — сказал он.

Я развернулась, позволяя вампиру обнять себя за талию. Синхронно с ним шагнула к крыльцу, потянув за собой юную сирену.

— Позволь вас познакомить, — тихо прошептал Павел, подводя к высокому крыльцу.

Там, в тени, стоял некто, чья суть, укрытая флером маскировки, сильно напоминала сущность моего бывшего учителя. Но легкий ветерок, рассказавший мне об этом, поведал и о несхожести… Что-то странное чудилось мне в поджидавшем нас существе. Мир то куда-то проваливался, бледнел, то снова становился ярче. На плаву меня удерживали только руки вампира и подрагивающие, абсолютно ледяные пальцы Марины в цепком захвате.

Тень выступила вперед, свет обрисовал высокую стройную фигуру. Белокожий, светлоглазый и светловолосый, подтянутый, опасный.

— Вадим Регел, глава семьи Регел из Заречья, — представил Павел незнакомца. — Мой наниматель… наш.

Я шкурой почувствовала волчий оскал, растягивающий губы Павла. У него замечательные клыки, ласковые. Тряхнув головой, всмотрелась. Я же теперь охотник. А клиент волнуется. Черное небо и надвигающаяся серость пугают его, пусть он и не видит опасности. Он ее чует… Пьющий кровь в полной силе.

— Приветствую, — ответила я. — Елена из Охотящихся в ночи. Это Марина, моя подопечная.

— Рад видеть, — прошелестела тьма. — Входите.

Спустя пару минут мы уже рассаживались в уютном прохладном зале. Дом-крепость отдавал пустотой, с нашего пути, из коридора, похоже, старательно уходили местные обитатели. Кроме главы дома и пары смутных теней, оставшихся снаружи, я никого не заметила. И старалась не вчитываться в следы, оставленные молодыми Пьющими кровь, еще недавно разгульно проводившими здесь каждые выходные.

Вздрогнув, я вынырнула из провала и уставилась на гладкое красно-коричневое дерево стола, за которым сидела, сложив руки, будто школьница-отличница.

«Невежливо!» — резко отчеканил в сознании голос Павла. Или Жерома… Кто из них больше занимался моим воспитанием, понять сложно.

Марина села по правую руку, нервно оглядываясь и терзая бахрому, бегущую по краю обитого богатой тканью стула. Павел расположился слева, хозяин — напротив. И все молчали, только моя подопечная громко и часто вздыхала.

Бывший учитель глянул на меня искоса и приказал:

— Докладывай.

Я уже забыла, насколько порой дотошен бывает черноглазый Пьющий кровь. Из меня вытрясли все подробности, мельчайшие детали происходящего, полное многообразие собранных фактов, гипотез, версий и предположений.

На плотном листе бумаги Павел вычерчивал сложную, одному ему понятную схему. Я невольно хмыкнула. Потянулась, обхватила молчавшую Марину за плечи. Подмигнула хозяину, чуть оскалившись.

— Ну так что? — произнес он. — Вы беретесь?

— Разумеется, — не отрываясь от схемы, буркнул Павел.

Голоден… Ничего, я это поправлю. Хорошо хоть никакой черной депрессии уже не чую, один только интерес и еще — озабоченность. Как же я соскучилась.

Потянув за собой девушку, тихо вышла в коридор.

— Марин, послушай, — заглянула я в тревожные глаза девушки, — займи хозяина минут на пять.

— Да я… — Она осеклась, уловив тихое грудное рычание. — Конечно.

— Хорошая девочка. — Я погладила ее по щеке. — Павел голоден, а голодный вампир…

— В-вампир?

— Конечно же. Мы уединимся… А потом Павел изложит план.

— П-план?

— Угу. — Я втолкнула девушку в кабинет, а Павел проскользнул мимо легкой призрачной тенью. Тяжелые створки мягко закрылись, отсекая нервный, сорвавшийся на писк, голос юной сирены.

И миг спустя я оказалась прижата к кирпичной стене. По оголенной шее гуляли тонкие губы, чуть царапались клыки, а сознание омывала одна-единственная, неимоверно горячая мысль: «Скучал…»

Резкая боль, слабость в ногах, сладкий вкус на зацелованных, мгновенно припухших губах, шепот:

— Идиотка… цела! Моя идиотка…

— Но как?.. — выдохнула я, едва осознавая, в чьих руках нахожусь. Мир плыл и растекался жаром желания, пульсируя в ритме сердца, заполошно бьющегося в груди. Струйка теплой крови сбегала по шее за ворот футболки. Губами собирая алую ароматную влагу, Павел прошептал, поняв вопрос:

— Получил твое послание, проверил магический фон…

— Жером?

— Угу… Через знакомых нашел контракт, места — глухие…

— А-ах! — Вцепившись в волосы вампира, легонько гладившего грудь, я вздрогнула, пережидая судорогу прокатившегося по телу наслаждения.

— Порталом шагнул… а тут!

— Полная дрянь?

— Ага. Как планируешь разбираться? — Он хитро улыбнулся, уткнувшись лбом в мой живот.

— Свалю… ах… на тебя!

— Скучала, — довольно отметил Павел, поднимаясь с коленей и вновь притискивая меня к стене.

— Можно подумать, ты не скучал!

Поток темной силы кружил нас, замерших в коридоре, почти слившихся в одно. Еще один укус. Едва слышно застонав, отозвались стены. Звякнули светильники, где-то вдалеке, на другой планете, полопались оставшиеся стекла.

Павел, одинокий охотник, высший Пьющий кровь, великолепен в полной силе. Я всей кожей ощущала, как переполняющая его тьма накрывает пространство бархатным ласковым покрывалом, смывая усталость и придавая телу легкость. Ощущая себя пустым сосудом, из которого забрали нечто, что там до сих пор хранилось, я улыбнулась. Все правильно… Добровольно отданное вернется с прибытком.

А из-за двери тянет растерянным ужасом. Моя детка просит о помощи. Глянув в лицо вампиру и уловив разрешающую улыбку, я метнулась в зал. И застала потрясающую картину.

Хозяин, обаятельно улыбаясь, склонился над Мариной, пытаясь ее разговорить. Хотел получить дополнительную информацию… Ну-ну. Девушка отшатывалась, отъезжая все дальше от стола вместе со стулом. На дорогом паркете осталась пара царапин. Комната пахла горечью раздражения и пеплом страха.

Я неслышно протанцевала к хозяину и замерла:

— Ну хватит, хватит, господин Регел. Моя дорогая Марина ничего не знает. — Мягко переместившись девушке за спину, освободила место для Павла. Тот глыбой воздвигся рядом, давя мощью и силой, почти зримо затенявшей отделанное светлыми панелями помещение.

Марина резко выдохнула. Страха в ней что-то не убавилось.

— Охотящаяся, — кивнул, хитро щурясь, хозяин, — так каков ваш план?

— А план очень прост, — ответил вместо меня Павел, усаживаясь за стол. — Будем ловить на живца.

И почему я не удивлена?

А вот прочие явно требуют объяснений. Вампир уселся, удобно закинул ногу на ногу, сыто улыбнулся. Прямо-таки воплощение ночных кошмаров наивных девиц… ну и моих дневных грез. Пьющий кровь в полной силе — и ни грамма депрессии! Хм. Во мне — чистый восторг и ни единой капли ужаса. То ли отбоялась, то ли весь мой ужас утек к Марине. Вот уж кого трясет от страха!

За спиной Павла колыхались крылья силы, остаточный шлейф нашей страсти.

— Кто будет живцом? — осторожно спросил Регел. Он так и не сел, а медленно прохаживался вдоль стены с окнами, завешенными тюлем.

Вампир ленивым жестом указал на светловолосую девушку, сжавшуюся на стуле. Та окинула его напряженным взглядом и, закатив глаза, медленно осела на пол, буквально стекла со стула.

— А почему… — начал было заказчик.

— Почему не я? — перебила я, приподнимая и устраивая подопечную поудобнее.

— Из нее не получится живец, скорее крючок. — Павел сейчас казался более сильным, чем хозяин дома.

Я сидела на корточках, раскладывая спутанные волосы девушки длинными прядями в странную композицию. Ореолом вокруг лица. Сложила руки на груди, пригладила задравшуюся майку. Мне нравится ее касаться. О ней хочется заботиться.

— А как-нибудь попроще?

— Куда проще-то! — Хмыкнув, я расположилась поудобнее. С пола как-то легче воспринимался безостановочно кружащийся мир.

— Пятно завязано на призвавшем, — пояснил Павел, извлекая откуда-то из складок одежды тонкий кинжал.

Я всмотрелась. Холодный, пустой, спокойный клинок. Идеальный баланс, цельная основа, наполнение — звонкое, созвучное моему сознанию. Резонанс. Улыбнувшись, я протянула руку.

— А призвавший стал Одержимым, с ним работать куда сложнее. В ловушку не заманишь, привязку не перехватишь, демона не обманешь, изменив условия договора. Полностью слившегося с демоном можно только уничтожить. К тому же у нас нет четкого представления о личности убийцы.

Рукоять легла в ладонь, как родная. Гладкая, из нескользкого серого пластика, с удобным навершием и прочной гардой. Темный гладкий камешек в основании лезвия. Погладив, я ощутила легкое покалывание. Горный хрусталь, активирует мощную «глотку». Улыбнувшись, как родной, мгновенно сплетшейся из тонких синих нитей воронке, я благодарно кивнула. Донимавшее меня ощущение беззащитности истаяло без следа. Павел, как я люблю тебя, дорогой мой. Знаешь, как угодить даме. Встряхнувшись, я вслушалась. Вампир вполне доброжелательно пояснял:

— …весьма неточное представление о личности, базирующееся только на чутье оборотня. Доказательств нет. Точнее, их хватает тем, кто сейчас внутри этой серости. А здесь, в безопасном Заречье…

— Пока безопасном! — хмуро уставившись куда-то в темнеющую даль, резко заметил хозяин.

— Именно. Поэтому вы займетесь местным конклавом. А мы — оплаченным контрактом.

— Не до конца оплаченным, господин охотник, не до конца. — Регел запустил руки в волосы, ероша прическу. Приметно нервничает, и по комнате плывет резковатый аромат пустырника.

— Аванса достаточно. Позволите воспользоваться вашей кухней и арсеналом?

— Разумеется. Дом в вашем распоряжении.

— Благодарю.

И хозяин, резко развернувшись, вышел в коридор, выпуская вместе с ало-золотой волной силы пару десятков приказов. Вкусная, отдающая валерианой и зверобоем энергия.

Павел кивнул, присаживаясь рядом:

— Да, редкий вид. Необычный. Природой занимается.

— Нетипично.

— С тобой все в порядке?

Голос ровный, но беспокойство не там, а в сознании, засело острой иглой и пахнет серо-черной пережженной сталью.

Задумавшись, я перебрала ощущения. Разумеется, не все в порядке, но что можно сделать? Какую проблему проще всего решить? Ага!

— Есть хочу!

Вампир посветлел лицом и подхватил меня на руки.

— А моя подопечная? — Взмах рукой вниз и в сторону.

— Пусть полежит отдохнет. А мы пойдем кормить голодную, злобную и оттого еще более опасную волчицу!

— И пусть демон побережется! — Рассмеявшись искренне и звонко, я откинула голову на плечо Павла. Тепло и уверенность — вот что он для меня сейчас. Тепло и уверенность в том, что все будет хорошо.

Посещение кухни оставило в желудке ощущение сытой тяжести. Из стерильно-белого, выложенного полированным мрамором помещения мы спустились в подвалы. Серые бетонные стены начинались сразу на лестнице, за тяжелой дубовой дверью, обведенной синеватым контуром защитной магии. Внизу, в свете одинокой лампы, стояли высокие, под потолок, железные шкафы. От них разило силой. Воздух в прохладном помещении подрагивал от напряжения.

Я, прислонившись к стене, внимательно следила за Павлом, как одержимая! Хорошо, что это чувство не довлеет надо мной постоянно. Просто счастье! А то ведь сейчас ни о чем, кроме как о вампире, думать не могу. Он мой. Я добровольно отдала ему кровь и силу, и теперь мы связаны. Как два сообщающихся сосуда. Но если об этом постоянно думать, можно сойти с ума. А сейчас есть проблемы и посерьезнее.

Например, количество перстней, которыми Павел, задумчиво помедлив у раскрытого темного нутра шкафа, унизал пальцы левой руки. И плеть с рукоятью из красного дерева, по длинным извивам которой бегали зеленые огоньки. Она пахла горькой дорожной пылью.

Послышались шаги. По ступеням спустилась, мрачно зыркая исподлобья, Марина. Она была бледная до зелени, под глазами нарисовались темные синяки усталости. Но кто-то, видно, сводил ее в ванную и выдал новую одежду: до хруста накрахмаленную рубаху не по размеру и тонкие темные джинсы.

Павел улыбнулся, что в его исполнении получилось как-то жутковато, смотал хлыст и подвесил его к поясу:

— А вот и наша рыбка!

Взял девушку за плечи, повертел. Задумался на мгновение и стремительно переместился к раскрытому шкафу.

Я ободряюще кивнула:

— Все в порядке.

Марину просто передернуло.

Не веришь нам, девочка? Правильно.

В руках у вампира звякнуло наборное ожерелье, пахнущее позолоченной сталью. Пластинки легли на грудь, изгибаясь в местах сочленений. Тонкие золотые нити, изящной гравировкой прорисованные на каждой пластине, стекли на кожу, оплетая шею, грудь, спускаясь на живот и руки. На миг блеснули теплом в свете белых ламп и впитались в кожу.

Сирена посмотрела на меня.

— Защита, — пояснила я ей.

Я заглянула через плечо Павлу, вновь погрузившемуся в изучение скромного арсенала местной общины. Он перебирал тонкие жезлы, покоящиеся в петлях на одной из стенок, я же уставилась на сваленные грудой на одной из полок ножны.

Погладив рукоять кинжала, так удобно устроившегося в руке, что я почти забыла о его наличии, выудила из стопки подходящую клинку одежку из черной прочной кожи, без единой искры магии. Затянула ремешки на запястье и под локтем, и мимолетно, кончиками пальцев, коснулась вампира, голой кожи на шее… и отдернула, будто укушенные током, пальцы. Мысли мгновенно съехали к неподобающему. Шумно выдохнув, я отошла. Ну нельзя же так… Вроде не полнолуние!

Марина позади отчетливо хихикнула, Павел развернулся, обнял меня за талию, позволив себе на миг расслабиться. Меня окутало спокойно-обреченное настроение. Он тихо шепнул на ухо:

— Милая, у тебя подопечная. Как только разберемся здесь, займемся воспитанием. Я ее как ребенка воспринимаю… странно.

— Это через меня. Мы связаны.

— Ты — идиотка, — как-то философски заметил Павел, отходя.

— Нет, просто хочу, чтобы ты жил, — одними губами ответила я.

Павел услышал, замер на мгновение, потом согласно кивнул. Он тоже не против еще немного пожить.

— Наверх, дамы, — бросил он, и мы пошли.

Нет ничего более романтичного, чем ночная охота. Но это в одиночестве, без необходимости подчиняться приказам ведущего и контролировать приманку, нервно пританцовывающую рядом. А ночь была хороша для ловли на живца. Мрачная, душная, темное небо расчерчено багровыми полосами, серая пелена, раскинувшись над городом, затмевает звезды.

Цепко держа Марину за руку, я скользила следом за Павлом сквозь редкие заросли высоких, но цепких и колючих кустов. Пахло горьковатой травой.

Дом, оказывается, стоял недалеко от берега. Река мрачно переливалась темно-алыми взблесками, вода стремительно бежала мимо заросших сухой травой берегов, будто хотела поскорее миновать ужас, клубящийся на той стороне. Нас ожидал катер, за рулем которого сидел вампир, кутающийся в тонкую маскировочную ткань, скрывающую очертания фигуры и запах. Но все же необычный флер этой странной семьи четко ощущался. Вампиры природы, удивительно…

Мимолетная мысль наполнила меня радостью.

Рядом кружил искренний тихий страх Марины. Ощущалось холодное, немного напускное спокойствие Павла. А дух стремительно наполнялся яростью — боевой, деловитой, цельной и опасной.

Молчаливый водитель завел мотор, катер стремительно перелетел через стремнину, рванул против течения, оставляя позади розовеющие пенные буруны. Подопечная сжималась и вздрагивала, цепляясь за мое плечо, когда до нее долетали капли воды, Пьющий кровь невозмутимо поглаживал рукоять плети. Его светлая кожа будто сияла в темноте.

Серая голодная пелена, сквозь которую проглядывал закатанный в гранит и бетон берег, пугала. Ну ничего, разберемся. Я раздраженно рыкнула. Теневой убийца испортил такой отдых! Почему-то я и не вспомнила о том, как мне было скучно этим летом.

Мы причалили в весьма отдаленном месте, там, где серость отступила, открывая крутой берег, заросший деревьями. Сверху пахнуло дымком и поздней клубникой.

— Частный сектор, — буркнула зябко обнимающая себя за плечи Марина, выдернутая Павлом из катера.

Прощально взмахнув рукой, вампир оттолкнулся от илистого берега, запрыгнул в катер и, лихо развернувшись, умчался в темноту. Когда затихло рычание мотора, я потянулась, раскинув руки, и стряхнула иллюзию, привычно повернув колечко.

Взметнувшись в воздух, кувыркнулась, мягко приземлилась на песок, разбрызгивая веером мелкий гравий. Крутнула девушку, зацепила кончиками когтей невозмутимого Павла. Тот хмыкнул.

— Частный сектор, — повторил он, посмотрев в небо, и заметил: — Поторопимся.

— Не хочу умирать, — мрачно заметила Марина.

— Я прослежу, — шепнула я ей в ухо, собирая светлые, растрепанные ветром волосы в косу. — Ты выживешь… Обещаю.

— Не разбрасывайся словами, — нахмурился вампир. Он перебирал кольца, активируя их одно за другим: защитное, атакующее, еще одно защитное и перемещающее, полыхнувшее синей спиралью в большом черном опале. — Пошли.

Работаем.

— Слушай, — поднимаясь по узкой тропе, осыпающейся под босыми ногами мелкими комьями, сказала я Марине. — Пойдешь первой. Встанешь у края серости…

— Какой серости? — Смирившись с опасностью, угрожающей ее жизни, девушка вдруг обрела деловитый настрой. Или у нее перегрузка сознания.

— Не видишь? — Я глянула в спину Павлу, идущему первым, цокнула языком. — Я покажу.

Одобрительный кивок.

— Подождешь убийцу. Он придет. Я буду сзади, подстрахую. Выстроим цепь. И, ради всего живого, не пой.

Девушка покивала, хотя и не очень поняла, о чем я ее прошу. Решила уточнить более простое:

— А он точно придет?

— Конечно. — Это Павел, его голос донесся сверху. Он задумчиво оглядывал расставленные на небольшой стоянке машины. — Одержимому надо закончить работу. Ритуал подразумевает смерть всех, кого он коснулся.

— А что за ритуал? — спросила я, осторожно обнимая девушку.

— Отъём силы. — Вампир уверенно вскрыл дверь темного джипа, жестом оборвал разорвавший тишину вой сигнализации. — Отъём силы для подчинения демона, отличающегося высоким потреблением энергии. Этот темный покров — результат того, что демон вырвался из подчинения. — Он махнул рукой в небо. — Весьма… хм… интересный эффект. Сущность эта принадлежит к разряду сокрытых. То есть изначально в ней смешана кровь вампиров и Крадущихся.

— На заре времен, после Поворота, они шагнули за грань, слившись в объятии… — прервала я его лекторскую речь, пропев слова из древнего эпоса.

— Именно. — Он сел за руль. — По местам.

Уютное прохладное нутро приняло нас в кожистые объятия.

— Что за поворот? — Марина сжалась на сиденье, излучая отчаяние. Ее бросят на съедение страшной твари…

— Смена эпох, — хмыкнула я, на миг расслабляясь.

Машина тихо рыкнула и двинулась по узкой дороге, обсаженной фруктовыми деревьями. Было как-то уютно. Лимонный аромат, которым пропах салон, навевал дрему.

— Интересно, чья это машина?

Мягкий ход, богатая отделка. Я залезла в подлокотник… Абсент!

— Кого-то из Ходящих по снам, — бросил Павел, выруливая на шоссе.

— Не расплатимся же!

Ходящие по снам — небольшой, закрытый, но очень богатый и гордый род.

— Полагаю, они все сейчас в коме, слишком большой выброс тьмы. Они всегда были уязвимы к темноте, ломающей сознание. Истинно светлые.

— Ну, если рассматривать в таком ключе… Пусть потом доплачивают!

— Вы так уверены в том, что победите? — подала голос Марина. Она сидела в углу, вцепившись обеими руками в ремень безопасности.

— Иначе нельзя! — резко заявила я. Именно. Надо быть бесконечно уверенным в себе, иначе — смерть.

Машина притормозила.

Павел, выйдя первым, вежливо распахнул дверь.

Поддерживая девушку, готовую свалиться в обморок, я сообразила, что в эйфории от появления вожака, Павла то есть, многое забыла уточнить.

— Так куда заманивать будем? — задала я довольно важный вопрос.

— Хм… — Вампир обернулся, разворачивая плеть, искоса глянул на меня. В глазах мелькнула усмешка, разгорающаяся черными искрами силы. С кончиков пальцев по рукояти и ниже, по свернувшемуся змеей хвосту, потекли тонкие золотистые нити.

— Мы, дорогие мои дамы, будем тащить его в серую пелену. Слушаться меня беспрекословно! Вперед. Три шага.

Марина, которой я вцепилась в плечи, отмерила требуемое расстояние. Я — следом.

Серая пелена совсем рядом, стоит колыхающейся стеной, незримой большинству завесой. От взгляда на нее ломит виски, хочется упасть на пыльную землю, вгрызаясь в нее, только чтобы содрать с губ привкус смерти.

Вампир стоял сзади. От него тянулись, окружая нас, тонкие золотые нити, единственное яркое пятно в черно-багровой ночи. Нити осторожно подобрались к пелене, коснулись ее и судорожно натянулись. Будто кто-то безумно сильный с той стороны подхватил их и не отпускал.

Едва слышно прерывистое дыхание Марины. Павел произнес короткое слово, которое активировало какие-то чары. Стук крови в ушах, слышится жадный, протяжный полустон-полушелест. За завесой сконцентрировалась тьма. Мир пошел рябью, расслаиваясь. Восприятие реальности изменилось. А на шее сирены разгорелся, обжигая кожу, рунный узор. Напрягшись, я отслеживала шевеления.

Марина, коротко вскрикнув, попыталась вырваться из захвата. По ее плечу побежала кровь.

— Извини. — Я чуть расслабила пальцы, втягивая когти. Быстро наклонившись, лизнула ранку. — Будь готова. Не пой. Я тебя подстрахую. Это будет любопытно…

Девушка как-то встряхнулась. В ней вновь проснулся интерес. К жизни, к новому миру… Наверное, мой настрой передался.

Сгустившаяся у границы серости черная фигура мягко двинулась вперед. Она гибко и плавно перетекала, ртутно поблескивая и жадно вытягивая руки-щупальца. Пелена изогнулась, вспучиваясь, и выбросила десятки нитей, резко рванувшихся вперед.

В миг, когда первая связка нитей коснулась тела дрожащей девушки, я, повинуясь инстинкту, отпрыгнула назад, врезавшись спиной в заднюю левую дверь джипа. Боль, вспышка ослепляющего золотистого огня — и моя русалка, медово сияющая в темноте, распласталась рядом.

Разжав судорожно стиснутую на ее плече руку, я всмотрелась в ночь. Нечеловеческая фигура, выступив за границу серого гнилостного полога, медленно приближалась к джипу.

Павел, почему-то оказавшийся перед нами, хлестнул по земле плетью. Рыкнул, сбрасывая с пальцев пару опустошенных колец:

— В машину!

Золотистые искры, извиваясь вокруг стелющегося туманом Одержимого, плели тонкую сеть, вытягивающуюся в едва заметную ниточку, ошейником обернутую вокруг шеи Марины.

А дверь заклинило. Рывок, еще рывок. Зло выдохнув, я запустила когти в металл и выдрала дверь с мясом, надсаживая спину до боли. В ребрах стрельнуло, прошив от ключицы до копчика. Я отшвырнула груду металла назад, метя в приближающуюся тень, и, ныряя в открывшийся проем, подхватила за ворот футболки девушку. Та, закатив глаза, тряпичной куклой повалилась на пол.

Еще один щелчок плети по земле, вспышка силы, ударяющей по ушам воздушной волной, пахнущей лимоном и мятой. Павел прыгнул на водительское сиденье, хлопнув дверью…

Мотор взрыкнул, набирая обороты, колеса взвизгнули, и я торопливо втянула тело Марины поглубже, чтобы ноги не волочились по асфальту.

Удар!

Кузов просел. Заднее стекло зазмеилось трещинами. Вскочив на сиденье, я врезала кулаком, выбивая стекло наружу. Черная тень скачками неслась следом. Машина набирала скорость. Поворот. Взвизг тормозов, разлетающиеся осколки пластиковой будки расчертили ночь. Еще поворот. Я не удержалась и по инерции врезалась в уцелевшую правую дверь. Сползла вниз, распарывая сиденья, торопливо прихватила Марину, когда при очередном рывке она едва не вывалилась наружу. Села на пол, упираясь ногами в туннель кардана, а затылком — в дверь.

— Павел… — простонала я, ощущая всем телом каждый толчок и прыжок машины. Ребра мои…

Вампир, в очередной раз резко выворачивая руль, бросил:

— Терпи!

А сзади нас нагоняла тьма. Сознание, фиксируя проносящиеся мимо, видные в проем двери смазанные силуэты, погружалось в марево, заполненное чужими воспоминаниями. Руки сами собой принялись растирать шею и грудь стонущей девушки. Кожа ее была теперь покрыта мелкими шрамиками… Внезапно она выгнулась, судорога скрутила шею, голова запрокинулась так, что едва не треснули позвонки, под кожей выступили сосуды, стремительно наливаясь синевой. Золотая мелкоячеистая сеть наполнилась силой, обжигая пальцы и сдавливая горло. Марина захрипела, забилась. И тут же затихла в моих руках, дыхание пропало.

Машина дернулась, резко тормозя.

— Павел! Сеть ее душит!

— Клинок! — И Павел издал короткий стон.

Я была почти в панике, ощущая, как стремительно вытекает из Павла наша сила. Я не смогу сейчас ничего ему дать! Связь дергает за душу, причиняя боль. Сизый шлейф защиты, тянущийся за джипом, укоротился. Тьма резко приблизилась, пожирая чистую силу. А Пьющий кровь слабеет.

Рука вытянула клинок из ножен. Кончик лезвия ложится в межключичную ямку, прокалывая кожу. Я погладила пальцем камень в основании, активируя чары. Спустя мгновение голубое кружево развернулось, свернулось в воронку и закружилось, быстро поглощая золотисто-черную сеть, душащую сирену.

Рукоять в ладони на миг нагрелась. Оторвав острие от бледной кожи, я зализала ранку. Девушка задышала ровнее.

А машина замедляла ход.

Я тревожно глянула на Павла. Заострившийся профиль и нарисовавшиеся под глазами синяки выдавали утомление, но руки все так же уверенно лежат на руле. Джип стонет, вздрагивает, подскакивая на ухабах, несется куда-то сквозь ночь.

Резкий рывок, разворот, наклон. Чиркнув боком по земле и едва не опрокинувшись, автомобиль остановился. Стремительная черная тень накрыла сознание зловонным полотнищем. Туманные щупальца вцепились в края выбитого окна, потянулись вперед, тихо и завораживающе шурша. Приторный сладкий аромат гниющей плоти заполнил пространство. Тишина, спокойствие, сон.

Наваждение! Болезненная судорога скрутила тело, рукоять клинка обожгла ладонь, и чары, залившие салон тусклым зеленоватым туманом, рухнули, оставаясь на коже тонкими липкими потеками. Ах ты…

Скинув девушку на пол, я взвилась под потолок и скользнула навстречу Одержимому. Клинок вновь развернулся яркой воронкой. Павел мельком оглянулся.

Машина же рыкнула, дернулась вперед, клюнула носом, куда-то проваливаясь… Обернувшись, я заметила только, как ветровое стекло заполняет светло-серая, похожая на облако, пелена с серебристыми искорками, так успокаивающе мерцающими. Сознание рассыпалось на кусочки. На меня будто навалилось черно-серое удушающее покрывало, сознание заполнила обжигающая, словно кислота, муть, просачивающаяся до костей. Теряя равновесие, я вцепилась когтями в крышу. Клинок, окутанный синим облачком не до конца проглоченных чар, выпал из ослабевшей руки. Ловкие жадные щупальца сомкнулись вокруг кинжала, завертели…

Полет… Машина взметнулась вверх с косогора и рухнула вниз. Удар, хруст сминаемого железа. И я, сшибая спинки сидений, по инерции падаю на ветровое стекло вставшего на бампер джипа, оставив пару когтей в железе. Марина забилась в угол, почти под сиденье. На виске — кровь… Павел, оказывается, успел пристегнуться. Прикрыв глаза, он сосредоточенно шевелит губами. Не разобрать ни слова. Изогнувшись, я попыталась схватить Павла за плечо, но провалилась сквозь смятое железо и битое стекло, зубьями торчащее в раме.

Серебристый туман окутал тело. И боль исчезла, будто ее и не было. Я словно нырнула в сметанное облако, мгновенно остудившее горящее тело. И это облако убаюкивало. Прохлада обволакивала и, кажется, что-то напевала. Ласковая колыбельная уносила меня куда-то далеко, в воспоминания, в раннее детство. В тихий ночной шепот и свет маленького фонарика с колпачком, похожим на крыло божьей коровки.

Лампочка с щелчком погасла. Сознание погрузилось во тьму.

Ласковое махровое покрывало окутывало сознание. Сквозь дремотный сумрак медленно и неохотно проступала реальность. Впившиеся в спину камушки, резкие вспышки света, пробивающиеся сквозь прикрытые веки, шипящие ругательства, перемежающиеся гортанными фразами, активирующими амулеты. Страшно, опасно, но… надо!

Резко вздернув себя вверх, с такой уютной вообще-то земли, я вцепилась Павлу в пояс. Меня отчетливо повело куда-то в сторону, я отшатнулась от широкого замаха вампира. Плеть сверкнула, бабахнуло, искры, выжигая на серой земле горелые дорожки, скатились вниз, в котлован.

И как мы все оказались здесь, а не там?..

В глубоком котловане плескалась серо-серебристая муть, из которой одиноким островком торчал зад нашего джипа. На крыше бесновалось нечто черное, очень смутно напоминающее формой человека. Окутанная золотистой сетью фигура, будто прикованная к машине, рвалась нам навстречу.

Неподалеку, почти у края котлована, валялась Марина, бледная до зелени. Ее кожа чуть светилась в темноте. Павел в очередной раз поднял плеть — длинная искра, прочертив ослепительно-белую дугу, опрокинула взлетевшего было Одержимого. С грохотом рухнув вниз, он погрузился в пелену вместе с остовом машины. Или это серость поднялась выше?

Я сморгнула. Мне показалось, или черный покров действительно истончился и сквозь него начал проступать человек? Поднырнув под воздетую руку Павла, я рухнула на корточки и подползла к краю котлована. Так устойчивее, а то голова кружится и тело кажется чужим. Прихватив бессознательную девушку за руку, потянула назад. Смертью она не пахла… Жива. Удивительно…

А вот Павел… Дотянувшись до него, встала сбоку, и, прокусив свое запястье, сунула ему под нос. Он чуть повел головой, не отрывая взгляда от барахтающейся в котловане тьмы. Миг — и впился клыками в руку. Горло дрогнуло раз, другой — и он отодвинулся, облизывая губы. Благодарно кивнул. Меня повело еще сильнее. И не только от слабости, но еще от странной двойственности происходящего. Отвращение и радость. И что-то с памятью было не то.

— Смотри, — прошептал Павел. — Свидетельствуй!

И продолжил активировать чары. Кольца на его пальцах загорались одно за другим.

Так и быть, сосредоточусь, все остальное — потом.

И я внимательно смотрела, как черная тень барахтается в серо-серебристой каше, все более истончаясь. Вот уже тонкие руки замелькали в воздухе. Тогда еще раз взметнулась в воздух плеть, обрывая остатки золотой сети. Вампир резко развел руки, между пальцами будто бы заструился серебристый поток, который упал на землю ровным пятиугольником.

Резкий хлопок, волна горячего воздуха — и в центре рисунка осела тонкая ломаная фигурка в лохмотьях. По кивку Павла я перешагнула линию и подхватила мальчишку под мышки. Дышит.

— И кто это? — спросила я, разглядывая тонкое бледное лицо.

— Выясним. Сейчас! — отрывисто бросил Павел, отбрасывая плеть.

Да, мне тоже интересно… Это же просто ангелочек какой-то, лет пятнадцати на вид. Вряд ли он подходит под заданные параметры. И ни следа тьмы. Если бы своими глазами не видела, что это — Одержимый, не поверила бы. Вот потому и нужен свидетель.

Пока вампир, шипя и ругаясь, избавлялся от пустых колец и тонким лучиком силы чертил на земле сложный многогранный ритуальный круг, я огляделась. Котлован, больше похожий на глубокий овраг, какие-то хлипкие полупрозрачные строения и вокруг, насколько хватает глаз, ровная, как доска, степь. Тишина, в самый глухой ночной час даже трава не шелестит, душный воздух забивает горло, но небо потихоньку очищается, одна за другой острыми иглами зажигаются звезды.

Марина по-прежнему лежала без сознания. Вся в синяках и царапинах плюс пара ожогов от чужеродной силы. Но ничего, выживет.

Обнимая едва дышащего убийцу, я шагнула внутрь узора. Павел, подхватив сирену, устало двинулся следом. Он крутанул на пальце последнее кольцо, мгновенно рассыпавшееся прахом, слабо засветился узор перемещения, и нас слизала ласковая темнота.

Мы ожидаемо выпали из тьмы во дворе резиденции Пьющих кровь. Я опознала место только по застрявшему в памяти запаху, поскольку перед глазами сейчас стояла серая пелена, в которой двигались смутно различимые фигуры. Я судорожно выдохнула, избавляясь от полынной горечи, застрявшей в легких.

Вот и все.

— Что-то ты рано успокоилась, — буркнул над ухом мой вампир.

Я что, опять вслух говорю?

— Именно. Нам надо отдохнуть.

— Немного, — согласилась я, роняя на землю пленника.

Живая гибкая тень выделилась из окружавшей нас пелены, подскочила и подхватила тело Одержимого. Еще одна выхватила у Павла пребывающую в беспамятстве Марину.

Ну а совещались мы в том же самом уютном зале-кабинете, куда я пробралась на ощупь, плотно прикрыв глаза и сосредоточившись на ощущении твердой земли под ногами. В голове творился бардак. Незнакомые воспоминания заполнили сознание цветными картинками, и мелькали там почему-то кружащиеся в вальсе новогодние игрушки. Разноцветные шарики, мишура и гирлянды, сверкающие во тьме веселыми огнями.

Но я никогда не встречала Новый год так… глупо.

Так что разбирались полеты и принимались решения без меня. Я же бессильно осела на стуле, пропуская мимо ушей разговор и пытаясь упорядочить царящий в сознании хаос. И очнулась, только поняв, что под когтями заскрипел, исходя стружкой, край стола. Зато в голове прояснилось, все лишнее и странное оказалось заперто в очередной кладовочке, вроде той, в которой хранилась память предков.

Лена сидела, вперив в пространство затуманенный взгляд. И ни на что не реагировала. Впервые, пожалуй, он видел, как живая и подвижная, словно ртуть, волчица опускается в неизведанные глубины собственного разума, отрешаясь от реальности.

Это беспокоило. И куда больше, чем необходимость сделать доклад перед конклавом. Павел смутно подозревал, что был-таки у Одержимого сообщник. Даже не сообщник, а вдохновитель и покровитель. Иначе какой смысл в произошедшем, какая тут выгода для дальнего родича временного владыки? И неожиданно четко прорезавшееся в полукровке родство с семейством Свертхальде…

Что-то произошло с Охотящейся в котловане. Что-то странное, не похожее на то, что случилось с ним, Мариной и убийцей.

Последний — так просто резко помолодел, забыв о том, что он натворил. На вид испуганно озирающемуся мальчишке было лет пятнадцать. И кому-то из присутствующих на конклаве это выгодно.

Павел заставил себя сосредоточиться, обводя взглядом спорящих русалов. Кивнул сам себе. Пора начинать.

Продержалась я недолго. К тому моменту, когда в зале заседаний начали собираться гости, у меня в голове царил хаос. Не замечая ничего вокруг: как суетились хозяева, как хлопотали над Мариной целители, как Павел колдовал над убийцей, — я просто сидела, схватившись за голову, в самом дальнем углу большого помещения, стены которого были отделаны зеркалами. И дробящиеся отражения светильников в сотнях зеркал только добавляли головной боли.

Воспоминания прокручивались, раз за разом повторяясь, но все же чаще всего мелькал странный светильник со свечой внутри да колыбельная, напеваемая ласковым и нежным голосом. И так снова и снова, снова и снова…

Резкий хлопок ладонью по столу оборвал цепочку видений. Затих и гомон споров, фоном метавшийся по помещению. Павел поднялся, резко выпуская шлейф силы. Тьма на миг облизала светлокожих гостей и мрачных хозяев. Хмыкнув, вампир снова уселся за стол, круглой черной кляксой торчащий посреди зала. Напротив расположился хозяин, взблеснув золотом магии. Начали рассаживаться и гости.

Мимолетно отметив наличие всех претендентов на трон Черномора, я выпрямилась. Взгляд блуждал, отслеживая видения, фигуры людей расплывались, только ауры разноцветными всполохами просвечивали сквозь сумрак кружащегося в лабиринте разума.

Марина сидела рядом и выглядела странно. Казалось, вся человеческая, магическая часть с нее слезла, как шкурка со змеи. Осталась только надменная сирена, замершая по правую руку Павла ледяной статуей. Я сидела по левую, а бывший Одержимый испуганно озирался в дальнем углу под конвоем двух Пьющих кровь. Он был растерян и не понимал, что происходит. Более всего он был похож на опьяневшего подростка, пойманного родителями за распитием коллекционного коньяка. И ничуть не напоминал то потустороннее, пахнущее тьмой, гнилью и смертью нечто, вырвавшееся из-под контроля.

Хм… а мог ли он призвать демона в первый раз сам? Эта мысль меня захватила, отчего я пропустила начало заседания, пытаясь рассчитать количество силы, необходимое для изначального вызова твари. Это славно отвлекало от творящейся в разуме жути.

Итак. Парнишка — человек. Я аккуратно попыталась взять его след и поморщилась от боли, кольнувшей виски. Чистая кровь, запах со вкусом горькой соли и ветра, белого мела и прогретого солнцем песка. Хм… Свертхальде? Теоретически парнишка вполне может быть племянником покойного мага, временно занимавшего трон Черномора. И магом он тоже может быть. Сильным. Когда вырастет. А вот родственником моей русалки?.. Чем-то они похожи. Если учесть, что в крови Марины есть и человеческая магия, то все может быть.

Но сейчас это меня не касается! Контракт заключал Павел, ему и разбираться. Вот только Марина, русалка моя… Ладно, посмотрим.

Присутствующие наконец расселись. И началось.

— Все понимают, для чего мы здесь встретились? — вопросил хозяин, вкрадчивый вампир-природник. Регел, глава семьи. Недоволен тем, что в его святая святых собрались и светлые, и темные, и сумеречные рода.

— Да! — отозвался русал. В первый раз его вижу. — Чтобы раз и навсегда прикончить эту сволочь!

На меня из-за спины дохнуло таким непониманием и ужасом, что я передернулась. Мальчишка ничего не понимал, а от прочих тянуло такой горячей ненавистью… Меня будто гидравлическим прессом прижало к стене и стало выдавливать мысли из головы, как сок из спелого помидора. Слова опять слились в неразборчивое гудение. Кто-то что требовал, кто-то кого-то в чем-то обвинял… Я, схватившись за виски, уперлась локтями в стол и прикрыла глаза. Встрепанные волосы прикрыли лицо. Ох, как же мне плохо-то.

— Говорить будет одинокий охотник. — Голос хозяина ворвался в мысли освежающей струей.

— Именно, господа. Именно. — Павел ощущается совсем рядом, одна рука осторожно касается моего колена, и эта нежность очень приятна. — Говорить буду я, а вы — платить по счетам. Благо есть кому. Это — пострадавшая, а это, — вампир толкнул меня в бок, — свидетель.

Вскинув голову, я обвела всех мутным взглядом, прищурилась и выразительно провела когтями по столу, снимая черную стружку. Кое-кого передернуло от скрипучего звука. Меня же привычное действие взбодрило.

А Павел принялся неторопливо излагать свое видение произошедшего. Под его мерный голос я вновь погрузилась в хаос воспоминаний… и вынырнула только от еще одного ощутимого толчка.

— Вы свидетельствуете, что именно этот человек был Одержимым? — кривясь, спросил глава Азовского анклава. Он выглядел очень устало, смуглая кожа посерела, а глаза буквально выцвели, потеряв живой блеск.

Я коротко кивнула.

— Тогда я ходатайствую о казни.

— Не спешите, — протянул кто-то из вампиров. — Мальчишка не в себе.

— И он ничего не помнит…

— И ничего не понимает, — заметил Павел.

— Но он — убийца! — рявкнул Кирилл Сергеевич.

— В данный момент это просто несовершеннолетний подросток, — заметил незнакомый альв.

— Но кто может это подтвердить?! — почти взвизгнул русал.

Его приструнил глава другого анклава, Роман Тернов. Он уже не выглядел столь отутюженным. Изрядно помятый мужчина аккуратно придерживал перебинтованную руку, сквозь повязку проступали пятна крови.

Павел его старательно игнорировал.

Полукровка в милицейской форме хмыкнул:

— Что скажет пострадавшая?

Марина будто очнулась, треснула ледяная скорлупа отчуждения. Она чуть подалась вперед и прошипела:

— Я хочу, чтобы мне заплатили!

— Кто?

— Неважно, я хочу мести!

Ее голос сорвался на противный взвизг.

— Тихо, — бросил Павел, сложив руки домиком и внимательно оглядывая сидящих за столом.

— Ну вот, — пожал плечами Кирилл Сергеевич. — О чем спорить?

— Пусть скажет Одержимый, — заметил хозяин, между бледными пальцами которого пробегали золотистые искры. По его кивку парнишку подтащили ближе.

Тот, испуганно озираясь, жался подальше от участников собрания.

— Ну!

От резкого окрика бывший убийца вздрогнул и помотал головой.

— Я… ничего не делал! Не помню! Нет… А… где дядя Эл?

Из угла подал голос один из магов, до того скрывавшихся среди отражений:

— В больнице. Ты почти убил его.

— Но… — мальчишка явно был ошарашен, — он просто отказался дать мне доступ к родовой библиотеке…

— Что ты помнишь последнее? — снова подал голос Павел.

— Мы поругались с дядей… И я собирался поехать в Азов… вещи собирал…

— В Азов, значит? — протянул молчавший до сих пор Северян. — В Азов? А с чего бы это?

— К дяде Кириллу… Он…

Павел по-акульи усмехнулся:

— Господин Мельников, так вы знаете этого молодого человека?

— По переписке, — пожал тот плечами.

Одинокий охотник подался вперед, хищно прищурившись:

— А вы случайно не выписывали ему разрешение на посещение закрытых фондов? Ведь у вас в Азове есть замечательный древний анклав Знающих… Подумайте как следует, прежде чем ответить. Подумайте!

Я вздрогнула. Голос Павла подстегнул задремавшие было инстинкты. Именно таким резким, рубящим тоном он отдавал мне приказы в бытность мою ученицей. Тонкая нить почти забытой связи зазвенела тревогой, все мысли и воспоминания будто метлой вымело, осталось только яростное желание двигаться вперед.

Напряжение разлилось по зеркальному залу. Дробящийся осколками мир замер в неустойчивом равновесии, разноцветье силы нарастало гигантской волной.

Слова Павла были почти обвинением.

— Поводырь… — прошептал кто-то.

— Вот уж нелепость — обвинять меня в чем-то на основании воспоминаний сумасшедшего Одержимого! — Глава Азовского анклава сложил на груди руки, явно не собираясь отвечать на вопрос Павла.

Я еще чуть-чуть подалась вперед, смещая центр тяжести. Ну же…

Мимо стола прошелестела закутанная в плащ тонкая фигура, за ней тянулся легкий лимонный аромат. Ходящие по снам?

— Мальчик… — ласково и вкрадчиво прошептала похожая на тень женщина. Ее рука, вынырнув из-под плаща, схватила испуганного мальчишку за подбородок. Прикрытая капюшоном голова склонилась над запрокинутым бледным лицом.

Миг тишины, наполненной напряженным ожиданием, и вывод:

— Мальчик в полном разуме. Он чист и силой и памятью. Ему можно верить.

Едва замолк шелестящий голос, как мир пришел в движение. Зеркала взблеснули энергией, выстраивая защиту, в которую с треском и ослепительным блеском врубилась молния. Над головами взметнулась золотая сеть.

Павел, пропустив над собой ком ледяных игл, вращающихся в жутком подобии торнадо, нырнул под стол и дернул вниз Марину, а я рванулась вперед. Расстелившись вдоль черной поверхности, проехала сквозь обдавший жаром щит. Нож, буквально впрыгнувший в руку, прорезал защиту, как шелковую занавесь. Я врезалась в разъяренного Кирилла Мельникова, и мы клубком покатились по гладкому полу. Глава Азова хрипел и яростно рвался из-под когтей. С кривящихся губ слетали незнакомые слова, они обжигали, рвали, вгрызались в кости, скручивали мышцы в судороге.

— Ненавиж-жу, ненавиж-жу, ненавиж-ж-ш-шу, — шипел он.

Утробно рыча, я раз за разом подминала выскальзывающее тело, скользкое, холодное, изменяющееся прямо подо мной.

Размазанное движение, удар — и я отлетаю от ломающейся на полу фигуры. Пронзительный визг, от которого мутилось в голове, отразился от стен и, в разы усилившись, почти размазал меня по полу. И всех прочих, резко повалившихся вниз. Хозяин, сияя золотистым флером силы, зажимал уши, заливая кафель собственной кровью.

Извернувшись, я глянула назад. Павел, прикрывая русалку, что-то шептал, перед ним клубилась темнота. Рядом, распластавшись птицей с перебитыми крыльями, судорожно дрожала Ходящая по снам. Кто-то метался у входа, кто-то кричал, вжимаясь в стены… Сила взметнулась пологом, накрывая зал и приглушая боль.

Тихо рыкнув, я обернулась к русалу, беснующемуся в центре зала. Тот прошел изменение. Всего один миг, растянутый до бесконечности, и уже на залитом кровью полу возвышается чудовище, заходящееся криком в пароксизме ярости. Алые глаза, бугрящиеся мышцами руки, длинные пальцы с хищно загнутыми когтями, изломанные изменением ноги, гребень стальных взъерошенных перьев.

Бывший русал запрокинул морду, сейчас больше похожую на птичью, и завизжал. По спине будто теркой прошлись. Песня ярости завораживала, руки слабели, хотелось пасть в ноги чудовищу и подчиниться, подставив живот под завершающий удар… Нет!

Припав к полу и вздыбив шерсть на загривке, я завыла, перебивая общий ступор. Прыжок — и клыки впились в удачно подставленное горло твари, наслаждающейся чужим страхом. Горечь, страсть, страх, ярость и жажда власти хлынули прямо в меня. Плотная кожа неохотно поддалась клыкам, вздыбившиеся стальные перья вспороли ладони, серый плащ распахнулся огромными крыльями, расшвырявшими очнувшихся нелюдей.

Кровь, кровь, кровь… Урча, я вгрызлась в горло врага, добираясь до позвонков. Ос-свежает… Нить связи натянулась, вибрируя в ритме бьющегося в груди сердца, толчками выплескивающего жидкий огонь мне в горло. Вкус-сно…

Тело начало медленно оседать, шелестя оперением. В располосованной груди противника хрипело и клокотало. Внезапно, в последнем пароксизме ярости, чудовище вздрогнуло, от него хлестнуло сырой силой, полоснувшей по кругу ветром, острым, как стальные клинки.

Застонав, я осела на пол, зажимая практически распотрошенный живот, рядом с грудой окровавленных перьев. Гаснущим сознанием уловила осторожные шаги тех, кто пережил всплеск бешенства сорвавшегося нелюдя, и спокойный голос Павла:

— Полагаю, это можно считать признанием вины…

Вампир, с облегчением опустив щит, метнулся к бывшей ученице. Как только мысленно он ее не ругал! Идиотка, всегда рвется вперед, когда надо просто затаиться и переждать. К тому же, судя по ощущениям, глава Азовского анклава был практически мертв. Допросить его не получится, жаль. Хотелось бы узнать подробности ритуалов, призвавших такого демона.

Елена всегда спешит. Лежит теперь, свернувшись клубком, вся в крови. Присев, Павел попытался ее перевернуть. Она только застонала, покрепче прижимая руки к животу. Мимолетно погладив девушку по щеке, Павел лизнул кончики пальцев. Прелестно, действительно… Все многообразие оттенков вкуса и энергии ударило в голову. Одернул себя — он не низший!

Рыкнув на топчущуюся за спиной раздражающую девицу, на защиту которой пришлось потратить немало сил, подхватил на руки охотницу. С русалкой будет сама разбираться, когда очнется. Еще громче и злее потребовал тишины.

Выжившие замерли. Вампир оценивающе оглядел светлых, пришибленных неконтролируемой песней ярости. Темные на ногах держались увереннее, размазывая по лицам кровь. Русалы… ну, хотя бы живы. Этого достаточно.

— Готовьте деньги, мои лорды, будьте так добры. Расценки охотников знают все. Глава, — короткий кивок в сторону хозяина дома, — предоставит вам мой контракт для ознакомления. Полукровка, со мной!

Девица, зло шипя и буквально излучая раздражение, двинулась следом за Павлом по коридору, образовавшемуся между раздавшимися в стороны гостями.

Выстроившиеся в два ряда нелюди были напуганы. Мало того, что пришлось пережить Одержимого и тьму, накрывшую их вотчину, так еще эта кровавая схватка, подобная тем, что происходили на заре времен. Цивилизованные, культурные, отвыкшие от опасностей… людишки! Слишком очеловечились. Убивают чисто, интригуют предсказуемо. Вот и Кириэл не выдержал. Слишком тяжелы оказались для него последствия. Родная кровь пострадала, а он ведь все это затеял ради возвышения семьи.

Однако Павел не ожидал такого зрелищного представления. Доказательств того, что Кириэл толкнул убийцу на этот путь, действительно не было. Отговорился бы…

Ну теперь начнутся чистки. Припомнят выжившим азовцам все их огрехи. Но Павел слишком беспокоился о своей Охотящейся, чтобы заниматься сейчас политическими расчетами. Елене требуются покой, тишина и… еда. Павел, поднимаясь по ступеням, хмыкнул. Полдня не пройдет, а эта зараза вновь будет терзать его нервы привычным способом.

Страсть и сила. Он облизнулся, смакуя воспоминание. И все это принадлежит ему, только ему.

Интерлюдия пятая

РУСАЛОЧКА

Знаете ли вы о том, что у магов Свертхальде и рода Зовущих в море богатая совместная история? И, как водится, весьма трагичная. Впрочем, особенно этому удивляться не стоит. Какую историю ни возьми, там хватает жертв, убийств и предательства. Но для начала маленький ликбез.

У настоящих русалок никогда не было хвостов. Женщины предпочитают именоваться сиренами, мужчины — русалами. Древнее родовое имя, Зовущие в море, звучит куда элегантнее, значительно и интригующе. С ними действительно мало кто общается. Часть анклавов до сих пор не имеют представителей в нашем конклаве. Байкальский раздумывает, а Владивостокский даже и не собирается присоединяться, он более склоняется к восточному союзу Зовущих в море. Азовский, Астраханский и Северный анклавы вполне дружны между собой и с конклавом. Европейские предпочитают держаться особняком, а на троне английского анклава сидит великий владыка.

Сказку Андерсена про русалочку помните? А теперь послушайте, как все было на самом деле.

Давным-давно на берегу сумрачного холодного моря стоял замок, в котором жили герцог Бьерг, его наследник и многочисленная прислуга. Герцоги Бьерги принадлежали к династии магов — не самой могущественной, но в том суровом и малозаселенном краю довольно влиятельной. Основой их влияния являлся бесценный артефакт, хранящийся в сокровищницах древнего мрачного замка. Серебряная корона морской королевы. Когда наследник женился, его невесту во время свадебного обряда венчали этой короной. Артефакт давал своему владельцу власть над всеми говорящими и неговорящими морскими тварями, беспрекословно подчиняющимися власти обруча. Поэтому Бьерги очень осторожно подходили к выбору жен. Этот трофей был добыт в сражении с островными русалками много лет назад. Немного чести было в той победе, но обретенная власть быстро стерла из памяти неприятные воспоминания.

Семьи островных русалок, утратившие корону, лишились и королевы, ибо символ власти исчез. Бедняжки влачили жалкое существование, все более рассеиваясь по миру. Но все же справедливость восторжествовала: одна из представительниц прекрасного рода сумела выяснить местонахождение заветной короны. После долгих совещаний была продумана и воплощена хитрая комбинация. Неподалеку от острых скал побережья Бьергов неожиданно появилась молодая русалка, якобы изгнанная из рода за нарушение правил маскарада. Милая, легкая, полупрозрачная девушка заинтересовала и герцога и его сына. Она была очень красива. Белейшая, не знающая солнца кожа, ярко-синие глаза, пепельные волосы длиной до колен, алые губы, идеальный овал лица. Изящная фигура, летящая походка… Мечта любого мужчины. А характер! Она покорно и смиренно принимала и оскорбления и похвалу, послушно выполняла работу по дому, обладала прекрасными манерами.

Бьерги были покорены. Вот только ни один из них не собирался жениться. Впрочем, и сама русалочка имела иные цели, находясь в этом замке. Под милейшей личиной скрывалась Алаль из семьи Лаир, одна из племянниц претендентки на роль островной королевы. Она осторожно разведывала незнакомую территорию, изучала сокровищницу, охранную магию, многочисленных слуг и гостей, периодически навещающих прячущийся среди скал замок. Алаль не торопилась делать опрометчивые шаги, ведь главной ее задачей было вернуть заветную корону, а не очаровать герцогов. Однако случай нарушил все планы.

Вскоре, когда между молодым герцогом и его отцом зародилось соперничество, спровоцированное нежными авансами Алаль, на прием, устроенный в честь весеннего равноденствия, пожаловала незнакомая женщина — Аннет, яркая брюнетка, бывшая фаворитка правящего короля. Увидев, какие взгляды бросает на Аннет молодой герцог, русалочка поняла, что должна действовать решительнее, если не хочет упустить артефакт.

И вот, скрываемые под масками доброжелательности и лести, столкнулись ревность, страсть и месть. Две женщины сражались за власть над мужским сердцем. Были и подложенные в туфли осколки стекла, и яд в пудре и духах, и попытки подослать наемных убийц. Молодому Бьергу льстило внимание женщин. Ведь за него боролись русалка и прекраснейшая из женщин приморского королевства.

Победила страсть. Яростная сила смуглокожей Аннет затмила нежную любовь белолицей русалочки. Аннет не угождала, не просила, она сразу брала все, что хотела, и, требуя, тут же получала желаемое. Немедленно была сыграна пышная свадьба, сотни гостей со всего королевства присутствовали на венчании сына герцога Бьерга и прекрасной черноволосой женщины. Сам король возложил венец на длинные вьющиеся кудри будущей герцогини. Длинный шлейф кремового, расшитого золотом платья, несла русалочка, названая сестра молодого герцога.

В свадебное путешествие одурманенный страстью лорд и его супруга отправились на одном из кораблей, принадлежащих династии морских магов. И вот там-то и разыгралась трагедия. Обреченная на бесконечное горе Алаль, упустившая шанс вернуть своему роду венец, сначала попыталась убить супругов. Попытка не удалась, и тогда русалочка в отчаянии бросилась в море, перед этим прокляв лорда-наследника и Аннет, лишив их счастья. Ее искали, долго и повсюду, ибо знали, что она — исконно морская жительница и не может умереть в водных пучинах. Но так и не нашли.

Проклятие русалочки сбылось. Супруги и года не прожили вместе. Спустя несколько месяцев оба погибли, возвращаясь из морского путешествия. Молодой герцог пытался успокоить проснувшиеся скалы, между которыми проходил корабль, но не сумел. Их экипаж накрыло обломками камней, даже тел не нашли.

Старший герцог больше не женился, и магическая династия угасла спустя несколько десятков лет. Такая отложенная во времени, хорошо скрытая месть вполне в духе тогдашних сирен. Естественная смерть не вызывает подозрений, и обвинить Зовущих в море совершенно не в чем. Даже правила маскарада и те не были нарушены.

Спросите, при чем же тут Свертхальде? Так ведь последний представитель династии, двоюродный племянник Бьергов, бастард, отрекся от своих родных с помощью кровных ритуалов и принял фамилию Свертхальде.

Вот такая история. Добавлю от себя, что спустя пару лет после описанных событий островные Зовущие короновали Аннет, молодую сирену, совершенно не похожую на покойную леди Бьерг, а некая Алаль приняла статус советницы. И еще несколько слов по поводу утраченного голоса и ножей, якобы терзавших ножки русалочки, когда она ходила по земле. Долго находиться без воды Зовущие в море действительно не могут, от долгого пребывания на суше они испытывают боль в легких и дискомфорт. Наземные операции вроде той, что выполнила Алаль, стоят им нечеловеческого самообладания. А голос… Под водой сирены общаются в недоступном для человеческого уха диапазоне, на воздухе — как и все люди. Голос, между прочим, — их основное оружие. Узконаправленный поток ультразвука разной интенсивности может напугать или даже убить.

И все же, несмотря на приверженность морской стихии, русалки не так уж редко появляются среди нас. Как их отличить от обычных людей? Только с помощью чутья, если оно у вас достаточно развито.

ЭПИЛОГ

В перламутрово-розовом свете восходящего солнца, заливавшем небо от края до края, сизо-серебристая муть под ногами не выглядела опасной. Просто туман, никак не желающий рассасываться с окончанием ночи. Он клубился, колыхался и свивался спиралями, не подчиняясь порывам ветра, изредка налетавшим из степи.

Я сидела на самом краю обрыва, свесив ноги. А в котловане, не таком уж глубоком, будто свился клубок змей. Серость сложилась отчетливыми кольцами, одна прядь чуть приподнялась, будто отслеживая мои движения. Но страх не ощущается. Будто подо мною — просто туман. Однако, если туда свалиться, обратного пути не будет. В том, что нам удалось оттуда выбраться, целиком заслуга Павла.

Проведя рукой по жесткой щетине травы, я нащупала камушек и отправила его вниз. Он беззвучно, без всплеска, исчез в глубине. И что я здесь делаю? Не знаю. Отдыхаю, наверное. И еще мне интересно, что же это такое? Нечто, изменившее нас почти до неузнаваемости.

Бывший Одержимый помолодел, его прошлое последних лет было полностью стерто, похоже, до момента развилки, ведущей к вызову потусторонней твари.

Марина, русалка-полукровка, будто бы повзрослела. Выросла не телом, но душой, в ней выгорело все человеческое, как после полной инициации и принятия в род при прохождении кровного ритуала.

Я получила целую кучу чужих воспоминаний — что удивительно, детских — и до сих пор не могу в них разобраться. Наверное, поэтому и сбежала сюда из города, озабоченного попыткой изжить последствия беды. Чтобы глубже заглянуть в себя.

Павел тоже изменился. Его больше не мучает примитивная жажда низших. Контуры ауры замкнулись, и теперь энергия не вытекает, а, напротив, накапливается. Он как-то помолодел и, можно сказать, выздоровел, если последствия прерванного ритуала отъема силы и сути считать болезнью. Он снова высший.

Хорошее вышло купание. Надеюсь, что здесь, на берегу, мне удастся привести в порядок мысли. Сзади послышались шаги, дохнуло ароматом полыни. Павел присел рядом. Не отрывая взгляда от розовеющего горизонта, я вопросительно хмыкнула.

— Долго еще дуться будешь? — спросил вампир.

— Я не дуюсь, просто устала. — Пожав плечами, я бросила в серость еще один камешек. На сей раз вверх взвилось с полдюжины тонких серебристых ниточек. — А здесь тихо и никого нет.

— Мне уйти? — В голосе вампира искреннее любопытство. От него самого веет утомленным, сытым довольством. Наверное, изрядно пустил крови кошелькам русалов.

— Глупости. Ты же не просто так, а по делам.

— Именно. У меня есть кое-что… — Павел весело хмыкнул.

Я безучастно выдрала сухую травинку и засунула в рот.

— Ну? — Особого интереса не было. Больше заботили крутящиеся в голове нити воспоминаний.

— Марина смиренно просит освободить ее от обязанности быть твоей подопечной. — В голосе вампира насмешка.

— С чего бы?

Неужели я такая плохая опекунша? Да наверняка. Била, топила, ругала, Одержимому подставляла.

— Ничего особенного, просто у покойного главы Азова нашли документы. Эта полурусалка, оказывается, потомок потерянного родственника Свертхальде и прямая наследница владыки Черномора.

— Хм… Ее отцом был полукровка?

Я улыбнулась, припомнив короткую схватку с Мариной. Такая вкусная кровь.

— Именно. И Кириэл это обнаружил совершенно случайно. Когда послал сюда Тая Свертхальде. Надеялся, что все же сохранились архивы местных Знающих.

— Эти, что ли? — Я кивнула на вьющийся под ногами туман.

— Именно. И закрутилось. Сев, Крадущийся, выдавал информацию… Не злись, он всем ее выдавал. Тай познакомился с девочками — использовав личину, разумеется. Азов начал обдумывать интригу. Думаю, Тай уже довольно глубоко погрузился в запретные искусства и был не в своем уме. И тут грянул конклав. Свертхальде конечно же обнаружил бы кровную родственницу, он весьма методичный маг.

— Был.

— А вот и нет. Выжил, упертый тип! Сейчас под капельницей лежит, племянника успокаивает. Тот же ничего не помнит, и, права была Ходящая, ни следа одержимости в нем не осталось. Так вот, маг проводил ритуал поиска на крови ежегодно, всегда в разных местах. И нашел бы сестер Бышевых.

— Дальше понятно.

Как следует потянувшись, я обернулась к вампиру и повалила его на землю. Он поддался, расслабленно улыбаясь. Коснувшись губами прохладной кожи на его горле, вдохнула терпкий горьковатый аромат. Прикрыв глаза, вчувствовалась. Чуть изменившийся, с ноткой красного жгучего перца, но все еще знакомый, полынный. Сила пульсировала в сосудах, немного меня обжигая. Уверенная рука легла на затылок, легко пробежала по спине, будто приглаживая взъерошенную шерсть. Уткнувшись Павлу в плечо и чувствуя, как душу охватывает благостное довольство, я прошептала:

— Полукровка Марина вольна идти куда хочет, я не держу ее.

Павел усмехнулся, я ощутила это всем телом:

— Хорошо, я передам. А теперь слезь с меня. Я не так уж молод, чтобы валяться на голой земле, кроме того, ты испортила мой костюм.

Я лениво поднялась.

— Пойдем куда-нибудь в более удобное местечко? — предложил он.

Я помотала головой, наблюдая за тем, как легко взметнувшийся вверх «не такой уж молодой» вампир стряхивает сухие травинки со спины, невообразимо изогнувшись. Кажется, он наслаждается новообретенной силой, пусть и незнакомой. И точно: от Павла вдруг повеяло азартным, слегка бездумным весельем. В черных глазах плясали смешинки. Как давно я их не видела — почитай, никогда.

Я еще раз встряхнула головой, избавляясь от наваждения.

— Позже. Хочу попробовать одну штучку…

— Хорошо, я буду ждать. — Павел многообещающе улыбнулся, развернулся и исчез, растворившись в мерцающей тени от ближней постройки.

А я вновь вернулась к созерцанию тумана. Хочу разобраться, что это такое. И я снова принялась раскручивать маховик воспоминаний.

Назад, назад, назад… почти до конца, до того момента, когда они странным образом задвоились. Прикрыв глаза, позволила мыслям закружить себя. Похоже на спутанный клубок длинной вязальной нити, разноцветной, пушистой, местами жесткой, иногда — мягкой, как ангорка.

Нить, нить… Надо бы ее смотать…

Привычное пустое и одинокое детство наматывалось на палец жесткими длинными прядями. Призрачный серо-сизый клубок все менее четких однообразных картинок увеличивался, разрастаясь и занимая свободное пространство. Тяжелый, увесистый, скучный. А нить все не кончалась… Не кончалась, но изменялась… Не понимая, что происходит, я пропускала сквозь пальцы тонкую, мягкую и теплую, не чужую… И ни узелков на ней не было, ни разрывов. Просто одна нить плавно перетекла в другую, будто бы… будто бы составив с ней одно целое.

От удивления я распахнула глаза. Солнце резануло зрачки. Все это — мои воспоминания? С чего бы? И как?.. Подозрительно покосившись на серебристый туман, после рассвета ставший, кажется, еще более густым, я отползла подальше. Ну — и? Мои воспоминания, отмотанные назад… И что получается?

Если принять смутное ощущение за истину… Я там получила свои воспоминания. Детские. И будто бы отмотанные назад, словно их стерли из моего разума и сохранили где-то на флешке. А потом начали записывать новые, в чистый мозг… На пороге заштатного нищего приюта.

Как у бывшего Одержимого, начавшего жизнь заново. Не с нуля — только потому, что туман позволил Павлу выдернуть мага из котлована. Значит, я там была и раньше? Ребенком? Нервно прикусив губу, крутнулась вокруг своей оси. Глупо, глупо делать такие предположения на основе всего одного факта! Но где взять другие? Никто никогда еще не возвращался из серебристого моря. А я? Если я была там? Кем я была, если мое прошлое тоже было отмотано назад? Кто меня вытащил? Я упала на колени, впиваясь в землю когтями. Кто мне расскажет?

Отозвалась степь. Тонкой раскаленной нитью взрезав сознание, она выкинула меня куда-то вверх, в разгорающийся лазурью день. Развернулась сетью разноцветных золотисто-зеленых огней, дышащих ветрами в такт миру. Отразилась от пропитанной болью и проржавевшей кровью поверхности. И завертелась вокруг серебристой прорехи, заполненной густой живой субстанцией.

Сквозь застилающую сознание муть можно было разобрать, как где-то в глубине бывшей резиденции клана пульсирует багрово-черное пятно, окруженное серебристым сиянием. Кусок обжигающей силы, выдернутый с той стороны бытия… С ней я знакома не понаслышке. Помню еще алтарь того изгоя. Хаос, основа созидания и разрушения, пойманный в клетку… пространства и времени? Да с чем там Знающие экспериментировали?!

Сознание рухнуло в тело с непомерной высоты. Рыкнув от резкой боли, пронзившей виски, я сплюнула кровь из прокушенной губы. И поднялась, чуть пошатываясь от напряжения. Голова кружилась, горизонт плясал, выделывая коленца перед глазами, солнце нещадно палило, прожаривая степь. Мрачно глянув в котлован, я помахала рукой серебряной пелене, которая сдерживает прорыв темной силы и будет сдерживать его вечно. Ибо время и пространство существуют до самого конца вселенной.

Пора возвращаться в город.

Швырнувшая меня вниз сила будто добавила сообразительности. Где можно узнать что-то новое? В библиотеке. Где хранятся старинные свитки и кристаллы? В архивах. Я знаю, где можно попробовать отыскать списки тех, кто жил в резиденции. Интересно, хватит ли моих скромных предположений о природе серебристого тумана на месте этой самой резиденции, чтобы оплатить такой поиск.

На заплетающихся лапах я добралась до города. Скрываясь в резких, четко очерченных тенях домов и деревьев, миновала кордоны, состоящие из отчаянно-мрачных Танцующих, скрывающихся под тонкими иллюзиями, и свернула на тенистую заброшенную улочку, ведущую к скрытой библиотеке. Там было тихо и спокойно. Мирно. Сонно. Не давили на сознание ошметки темной сети, медленно рассеивающейся в небе. Легкая вуаль призрачной свежести запахов весенних степных трав отгоняла жару, расходясь кругами вокруг густых зарослей, скрывающих тропинку, ведущую к двери. Искренне надеюсь, что царство книг и свитков пережило падение тьмы на город без потерь.

Действительно все обошлось. Только теперь среди многочисленных полок я не вижу тонких изящных линий возведенных защитных чар. А хозяин выглядит утомленным и осунувшимся. Смуглая кожа слегка выцвела, под глазами залегли тени. Да и одежда в беспорядке, помята, будто он в ней спал.

Виновато скривившись, ведь большая часть силы мага ушла на защиту драгоценного знания, я склонилась в приветствии. Не до любопытных ему сейчас. Магистр кивнул, молча поднялся и без единого слова провел меня в святая святых, свой личный кабинет. Это оказалась просторная, дышащая уютом комната, со стенами, отделанными темным деревом и бежевыми гобеленами, заставленная шкафчиками и стеллажами. Воздух был напоен ароматами сухих трав и свежей хвои. Здесь имелись кресла, стол, заваленный свитками, кушетка, а в углу притаилась тонкая матово-черная ваза с пышным букетом алого бессмертника.

Маг сел, кончиком пальца обвел золотистый контур на темной древесине столешницы, откинулся на спинку кресла и, прищурившись, принялся внимательно меня разглядывать.

А я не очень изменилась с прошлого раза. Только джинсу сменила на длинное, в пол, темное платье, одолженное у супруги Вадима Регела.

— Магистр Ковыль, — поерзав, я устроилась поудобнее на длинной полосатой кушетке напротив, — рада, что у вас все в порядке.

Странно, почему, отвлекая его от отдыха, я чувствую себя виноватой?

— Вашими стараниями, охотница, вашими стараниями. — Старик вдруг улыбнулся. — И, поверьте, я их оценил. Не буду требовать от вас платежей по вашему первому запросу.

— Магистр, я восхищена!

«…вашей изворотливостью», — подумала про себя, а вслух сказала:

— Но у меня возник еще один вопрос, и мне интересно, станет ли достаточной платой за ответ гипотеза о природе серого тумана, сожравшего резиденцию Знающих?

— Учитывая тот факт, — магистр подался вперед, — что раньше оттуда никто не возвращался и нет ни одного свидетельства… Почти любой вопрос, охотница.

— Замечательно! Тогда не могли бы вы назвать мне имена тех, кто бесследно исчез из резиденции?

Маг вновь откинулся на спинку кресла, сложил руки домиком и задумался, чуть прикрыв глаза. Затем развернулся к стеллажам, уставленным книгами, безделушками и… кристаллами! Старик коснулся тонкого, расцвеченного золотистыми разводами стекла, закрывающего витрины, и оно с шелестом отодвинулось, уехав куда-то внутрь. А моему взору открылась изумительная коллекция. Блестя гранями, камни лежали в бархатных ячейках, на каждой из которых красовался длинный номер. Пробежав пальцами по рядам, маг вытащил один. Покатал между ладонями, искоса на меня поглядывая.

А я старательно пыталась не всматриваться в завораживающе прекрасные минералы. Они притягивали взгляд, хотелось коснуться каждого, считать след, окунуться в море знаний, ласкающих обоняние ароматом сандала и ландыша. Сглотнув, я уткнулась взглядом в пол. Вид медового цвета паркетной мозаики слегка взбодрил и отрезвил.

— Ну-с, госпожа охотница, у меня есть…

Я настороженно вскинулась:

— Что?

— Погребальная песнь старого русала, потерявшего там наследника. Традиционно он упомянул имена всех погибших.

Старик положил кристалл на стол, я метнулась вперед, накрывая камень ладонью, и выдохнула, движимая странным наитием:

— Из-за грани, с той стороны, хаос пришел, пространство держит, время сторожит. Вечно!

Слова сами сорвались с губ, словно были сказаны не мною. На миг мне показалось, что перед глазами рассыпалась звездами дышащая сеть городской магии.

— Владей и зри, — мгновенно отреагировал маг.

Руку кольнуло холодом. Теперь кристалл мой. Чувствую себя хорошо, только голова побаливает. И сама я как пьяная, даром что алкоголь на меня давно не действует.

— Благодарю.

Сознание на миг уплыло, скользнув по острым граням, впивающимся в кожу ладони, и я убедилась, что в кристалл заложена именно песнь русала, дохнувшая печалью, морем и знакомой мелодией.

— Ваши сведения, — маг пытливо посмотрел на меня, — можно сказать, бесценны. Ибо истинны.

Я вздернула бровь. С чего такая уверенность?

На немой вопрос последовал незамедлительный, но довольно странный ответ:

— Слова подлинного знания всегда звучат в гармонии с миром. Я достаточно опытен, чтобы разобрать их отзвук в словах читающего.

Глаза старого мага светились признательностью. Ведь именно он удостоен чести быть посвященным в тайну, он, а не какие-нибудь выскочки, которые не способны мудро распорядиться бесценными знаниями. Ошалело мотнув головой, я поторопилась сбежать, пока меня не объявили пророком или не принялись задавать неудобные вопросы о моем происхождении, способностях и способах добычи информации. Библиотекари иногда хуже Карающих, такие расследования устраивают.

Хватит с меня и подозрительных снов.

Чуть позже, сидя на бортике фонтана, я отрешенно наблюдала торжественный выход русалов на набережную. Музы-изваяния, кажется, вместе со мной провожали взглядом длинную процессию светлокожих мужчин и женщин, от которых так и веяло холодом. В потоке серебра и белого золота я с трудом отыскала Марину. Она заметно повзрослела. Сдержанная, спокойная, идет под руку с темноволосым главой Северного анклава. Одета в короткое светлое платьице и высокие сандалии до колен, оплетающие ноги кожаными шнурками со стразами. В красиво убранных волосах — резной костяной гребень с позолотой, на который нанесены защитные руны.

Я с облегчением выдохнула. Кажется, здесь я действительно больше не нужна. Наследнице трона морского владыки придется разбираться самой: и с тем, что будут творить ее подданные, и с тем, что будут советовать наперсники, и с собственной судьбой. Северян склонился к ее уху и что-то прошептал. Марина недовольно скривилась. Эта гримаска вызвала у старшего русала снисходительную усмешку. Самостоятельная девочка, ну-ну.

Я-то со своей независимостью еще не смирилась, любое дело готова на Павла свалить, повесив на него все договора и расчеты с местными родами. Тонкая ниточка сохранившейся связи позволит почувствовать обман, если что. Впрочем, мелочность в денежных делах Павлу не свойственна. А моя бывшая подопечная в чужой мир без поводыря нырнула. В шестнадцать лет. Наверняка найдутся у нее друзья-товарищи, советники, опекуны, от которых потом не отвяжешься. Интересно, сколько продержится моя красавица.

Но это уже не моя забота. Волчья натура спит, успокоенная отсутствием неосознанной просьбы о помощи младшим членом стаи. Тогда, в критический момент, Марина инстинктивно выбрала верный тон песни. Сейчас, на свежую голову, в спокойной обстановке, могу признать это. Останься сирена рядом, было бы очень тяжело вновь установить внутренний баланс и равновесие. Мне хватит Павла, моего любимого вампира.

Покатав между ладонями кристалл, я проводила взглядом последних русалов, втянувшихся в двери дорогого ресторана. Празднуйте, а я пойду изучать полученную информацию. Мне мои дела куда более интересны, чем интриги, закручивающиеся вокруг трона Черномора. Улыбнувшись, я соскочила с теплого бортика фонтана, на миг обернулась, раскрытой ладонью поймав несколько капель воды, выпавших из радужной струи, дугой изогнувшейся в руках муз.

Тело оправилось от наведенной инородной силой боли, вновь стало гибким и легким, сознание больше не путалось, обретя стабильность, а следы и сущности окружающего мира не ломились в разум. Щиты и зеркала надежно отгораживали меня от реального мира. Зато совсем рядом, в тени пропеченных обезумевшим солнцем деревьев, меня ждал Павел.

В сумраке роскошной спальни, за бархатными портьерами, не пропускающими ни единого лучика солнца, происходило много чего. Лениво перебирая кисти сбившегося набок покрывала, я медленно, по одной, распускала тонкие нити, запутывая в них когти. Самое интересное было именно распушить, а не оборвать. Странно ощущать эту принадлежность к семье и роду, причем абсолютно незаслуженную. А собственно, отчего я переживаю? Узнала фамилию — и ладно. Все равно осталась сама собой, не изменилась. Я — Елена из Охотящихся в ночи. Поздно метаться.

Голова слегка побаливала. Прослушивание погребальной песни старого опытного русала оказалось сложным занятием, которое заняло часа два. К тому же кристалл не просто передавал данные, но и транслировал эмоции. Точнее, я их воспринимала. И печаль, и горечь, и злость, и безнадежное отчаяние. Моя недавняя идея нашла подтверждение. Я даже себя обнаружила в списке, маленькую полукровку. Но время и пространство просто выплюнули меня в другом конце страны. Интересно, кто-то еще избежал смерти таким способом? А в принципе мне нет до этого дела. Сейчас — отдыхать.

Рядом рухнул Павел, взбаламутив кремовые шелка. Меня окутал знакомый полынный аромат. Уют и безопасность. Возлюбленный бесцеремонно перевернул меня, провел по спине прохладными ладонями. Легкие прикосновения успокаивали.

— Ну что, сиротка? — протянул Павел.

Я тихо хмыкнула, выворачиваясь из-под него и, в свою очередь, валя его на подушки и усаживаясь сверху. Когтями прошлась по его груди, оставляя тонкие царапины.

— Действительно сиротка. И очень этому рада. Но все же приятно знать, кто были мои родители.

— И кто же?

— Высший Охотящийся из семьи Рен и маг из династии Светловых.

Павел прикрыл глаза. Какой же он красивый — кожа так и светится в темноте. И все отчетливее проступает новый оттенок сущности, несущий аромат жгучего перца. Не чужеродный, а притягательный, впитавшийся в кровь и плоть. Восхитительно.

— Полукровка ты моя, — хмыкнул Павел, позволяя мне исследовать губами кожу на шее. Он был спокоен — знает, что я не причиню ему вреда.

— Пр-ротестую!

— Но фактически ты Елена Рен-Светлова, полукровка.

— А мы никому не скажем, — мурлыкнула я ему на ухо.

— Да если бы сказали, никто бы не поверил.

— И не надо, мне и так хорошо.

Павел перехватил инициативу, притягивая меня за шею.

— Хочешь меня? — глубоко вздохнул он.

— Да.

Кажется, я уже ничего не соображаю. Сознание плывет, тело послушно изгибается, подчиняясь уверенным рукам.

— Я — первый. — Клыки коснулись запрокинутого горла.

Мир завертелся, опрокинулся и взорвался сладкой болью. Мне мое тоже достанется. Просто это будет позже.