Шукшин Василий

Генерал Малафейкин

Василий Шукшин

Генерал Малафейкин

Мишка Толстых, плотник СМУ-7, маленький, скула-стый человек с длинными руками, забайкальский москвич, возвращался из гостей восвояси. От братца-ленинградца. Брат принял его плохо, сразу кинулся учить жизни... Мишка обиделся, напился, нахамил жене брата и поехал домой в Москву.

К поезду пришел раньше других. Вошел в купе, забросил чемодан наверх, попросил у проводницы простыни и одеяло. Ему сказали: "Поедем, тогда получите простыни". Миш-ка снял ботинки и прилег пока на матрац на верхней полке. И заснул.

Проснулся ночью. Под ним во тьме негромко разговари-вали двое. Один голос показался Мишке знакомым. И гово-рил больше как раз этот, знакомый голос. Мишка прислу-шался.

-- Не скажите, не скажите, -- негромко говорил голос, -- не могу с вами согласиться. У меня же бывает то и дело: вызываешь его, подлеца, в кабинет: "Ну, что будем делать?" Молчит. "Что будем делать-то?!" Молчит, жмет плечами. "Будем продолжать в том же духе?" Гробовое молчание.

-- Это они мастера -- отмолчаться, -- поддержал другой голос, усталый, немолодой. -- Это они умеют.

-- Что вы! Молчит, как в рот воды набравши. "Ну, дол-го, -- спрашиваю, -- будем в молчанку играть?"

Мишка вспомнил, чей голос напоминает этот голос внизу: Семена Иваныча Малафейкина, московского соседа из 37-го дома, нелюдимого маляра-шабашника, инвалид-ного пенсионера. С этим Семеном Иванычем Мишка один раз вместе халтурил: отделывали квартиру какому-то боль-шому начальнику. Недели полторы работали, и за все это время Малафейкин сказал, может быть, десять слов. Он да-же не здоровался, когда приходил на работу. На вопрос, по-чему он молчит, Малафейкин сказал: "У меня грудь болит с вами трепаться". Но этот, внизу это, конечно, не Малафей-кин... Но до чего похож голос. Поразительно.

-- "Ведь я же тебя, подлеца, из Москвы выселю! -- гово-ришь ему. -Выведешь ведь из терпения -- выселю!" -- "Не надо", -- просит. "А-а, открыл рот!.. Заговорил?"

-- Случается, выселяете?

-- Мало. Их же и жалко, подлецов. Что они там будут де-лать?

-- Господи!.. Да нам полно людей требуется!

-- А вы что там с ними будете делать? Самогон варить? Двое внизу начальственно -- негромко, озабоченно -- посмеялись.

-- Да-а... У нас тоже хватает этого добра. А как вы боре-тесь с такими?

-- Да как... Профилактика плюс милиция. Мучаемся, а не боремся. Устаем. Приедешь на дачу, затопишь камин, смот-ришь на огонь -- обожаю, между прочим, на огонь смот-реть, -- а из огня на тебя... какое-нибудь мурло смотрит. "Гос-поди, -- думаешь, -- да отстанете вы от меня когда-нибудь!"

-- Как это -- смотрит? -- не понял другой, усталый собе-седник. -Мысленно, что ли?

-- Ну, насмотришься на них за день-то... Они и кажутся где попало. У вас дача каменная?

-- У меня нету. Я, как маленько посвободнее, еду в дерев-ню к себе. У меня деревня рядом. А у вас каменная?

-- Каменная, двухэтажная. Напрасно отказываетесь от дачи -- удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин -- душа отходит.

-- Своя?

-- Дача-то?

-- Да.

-- Нет, конечно! Что вы! У меня два сменных водителя, так один уже знает: без четверти пять звонит: "Домой, Се-мен Иваныч?" -- "Домой, Петя, домой". Мы с ним дачу на-зываем домом.

Мишка наверху даже заворочался -- рассказчика-то то-же Семеном Иванычем зовут! Как Малафейкина. Что это?

А Семен Иваныч внизу продолжал рассказывать:

-- "Домой, -- говорю, -- Петька, домой. Ну ее к черту, эту Москву, эту шумиху!" Приезжаем, накладываем дровец в камин...

-- А что, никого больше нет?

-- Прислуги-то? Полно! Я люблю сам! Сам накладываю дровец, поджигаю... Славно! Знаете, иногда думаешь: "Дана кой черт мне все эти почести, ордена, персоналки?.. Жил бы вот так вот в деревне, топил бы печку".

Усталый собеседник тихо, недоверчиво посмеялся.

-- Что, не верите? -- негромко воскликнул Семен Ива-нович, тоже, наверно, улыбаясь. -- Я вам точно говорю: бросил бы, все бросил бы!

-- Что же не бросаете?

-- Ну... Все это не так просто, как кажется. А кто позво-лит?

-- То-то и оно, -- вздохнул собеседник. -- Я тоже, зна-ете...

-- Наоборот, предлагают повышение. Ну, думаю, нет: у меня от этих дел голова кругом. Спасибо.

-- Сейчас, наверно, на этом совещании были, в связи с... Я что-то такое краем уха...

-- Нет, я по другим делам. Там у нас хватает... А как же, и отдыхаете у себя в деревне? И летом?

-- Почти всегда. Уезжаю к отцу -- рыбачим...

-- Нет, я в санаториях.

-- Где? В Кисловодске?

-- И в Кисловодске.

-- В основном корпусе?

-- Нет, у нас там свой корпус есть.

-- Где?

-- Не доезжая Кисловодска.

-- Где же? Я там все окрестности излазил.

Семен Иваныч посмеялся.

-- Нет, тот корпус вы не знаете. Его с дороги не видно.

Помолчали.

-- За забором, -- пояснил Семен Иваныч.

-- А-а... -- неопределенно как-то сказал усталый собе-седник. И опять замолчал.

Семена Иваныча это молчание как будто обеспокоило.

-- Скучновато только, честно говоря, -- продолжал он. -- Ну буфет: шампанское, фрукты, пятое-десятое... Не в этом же дело! Надоедает же.

-- Конечно, -- опять очень неопределенно сказал уста-лый. -- Я ничего не имею... Фильмы демонстрируют?

-- Ну!.. Но мы знаете, что делаем? Мы эти обычные ман-кируем, а собираемся одни мужчины, заказываем какой-нибудь такой... с голяшками... Не уважаете? -- Семен Иваныч неуверенно посмеялся. -- Интересно вообще-то!

Собеседник никак не откликнулся на это. Молчал.

-- А? -- спросил Семен Иванович встревоженно.

-- Что? -- сказал собеседник.

-- Не уважаете с голяшками?

-- Да я их... это... я их мало видел.

-- Ну что вы! Это, знаете, зрелище! Выйдет такая... черт ее... вот уж она виляет, вот виляет, своим этим... Любопыт-но. Нет, это зрелище, чего ни говорите.

-- Совсем голые?

-- Совсем!

-- А как же... разве у нас снимают такие фильмы?

Семен Иваныч без опаски, с удовольствием засмеялся.

-- Это ж не наши. Это оттуда.

-- А-а, -- сказал собеседник. -- Там -- да... Конечно.

-- Нет, умеют, умеют, черти. Ничего не скажешь. Но, знаете, что я вам про все это скажу: красиво!

-- Я ничего! -- испуганно сказал собеседник.

-- Но в душе, наверно, осудили меня.

-- Я? Да почему!..

-- Осудили, осудили. Не осуждайте. Не торопитесь. Не за-видуйте Семену Иванычу... Вы же не видите, как Семен Иваныч потом за столом буквально засыпает. Сидишь, изу-чаешь дело... С вами можно откровенно?

-- Да зачем? -- торопливо, без всякой усталости сказал собеседник. -- Я прекрасно понимаю. Мне самому прихо-дится...

-- О, разумеется! Разумеется, вам тоже приходится не-досыпать, недоедать... Ах мы, бедненькие! А потом отвер-немся и пальцем покажем: генерал, пузо отвесил. Вы виде-ли у меня пузо?

-- Да нет, почему?! -- собеседник явно растерялся. -- Я как раз ничего не имел... Дело же не в этом...

-- А в чем? -- жестко спросил Семен Иваныч.

-- Ну как?..

-- Как?

-- Не в том дело, кто генерал, кто не генерал. Все мы, в конце концов, одно дело делаем.

-- Да что вы говорите! Смотрите-ка, я и не знал. Неуже-ли все?

Собеседник молчал.

-- А? -- переспросил Семен Иваныч. Непонятно, почему он рассердился.

Собеседник молчал.

-- Что, молчим? Тоже молчим?

-- Слушайте!.. -- собеседник, чувствовалось, привстал. -- В чем, собственно, дело? Что вы против меня имеете?

-- Да упаси боже! -- моментально искренне откликнулся Семен Иваныч. -Ничегошеньки я не имею. Просто спро-сил. Я думал, что вы что-то против меня имеете. Ничего?

-- Ничего, конечно. Вообще-то, пора спать. Сколько сей-час? Приблизительно?

-- Приблизительно-то?.. Эх, оставил свои со светящим-ся циферблатом... Приблизительно часа два.

-- Да, пожалуй. Надо, пожалуй, соснуть. Да?

-- Да, конечно. Я еще выпил сегодня малость... Проща-лись с товарищами. Да, спим.

И сразу замолчали. И больше не говорили.

Мишка не знал, как подумать: кто внизу? Голос порази-тельно похож на малафейкинский. И зовут Семеном Иванычем... Но как же тогда? Что это? Мишка знал про Малафейкина почти все, что можно знать про соседа, даже не интересуясь им специально. Когда-то Малафейкин упал с лесов, сильно разбился... Был он тогда одинокий, и так оди-ноким остался. Тихий, молчаливый. К нему в воскресные дни приезжала какая-то женщина старше его. С девочкой. Кто они Малафейкину -- Мишка не знал. Видел во дворе, Малафейкин гулял с девочкой: девочка возилась в песке, а Малафейкин читал газету. Может, это была его сестра с доч-кой, потому что как-то не похоже, чтобы тут было что-то иное. Вот, в сущности, и весь Малафейкин. А генерал вни-зу... Нет, это совпадение. Бывает же так!

Мишка осторожненько слез с полки, сходил в туалет, взобрался опять наверх и закрыл глаза. В купе было тихо. Мишка заснул.

Утром Мишка проснулся позже других, перед самой Мо-сквой. Открыл глаза, глянул вниз, а внизу, у окошка, си-дит... Семен Иваныч Малафейкин. И еще какой-то человек тоже сидит у окна напротив, лет пятидесяти, румяный. Си-дят, смотрят в окно. Еще девушка какая-то в брюках -- кни-гу читает в сторонке. Молчат.

Мишка заспал ночной разговор, хотел уж сказать свер-ху: "Здравствуй, сосед!" И вспомнил... И даже отпрянул вглубь. Оторопел. Полежал, повспоминал: может, приснил-ся ему этот ночной разговор?

Пока он мучительно вспоминал, румяный человек, слышно, потянулся и сказал, как говорят долго молчавшие люди:

-- Кажется, подъезжаем, -- пошуршал какой-то бума-гой на столе -газету, что ли, свернул, -- встал и вышел из купе.

Мишка свесил вниз голову... Девушка глянула на него, потом в окно и опять уткнулась в книгу. Малафейкин, кур-носый, с маленькими глазками без ресниц, в галстуке, при-чесанный на пробор, чуть пристукивал пальцами правой ру-ки по столику -- смотрел в окно.

-- Привет генералу! -- негромко сказал над ним Мишка.

Малафейкин резко вскинул голову... Встретились глаза-ми. Маленькие глазки Малафейкина округлились от удивле-ния и даже, как показалось Мишке, испугались.

-- О! -- сказал Малафейкин неодобрительно. -- Явились не запылились... Откуда это?

Мишка молчал, смотрел на соседа -- старался насмеш-ливо.

-- Чего это... разъезжаем-то? -- даже как-то зло спросил Малафейкин. И быстро глянул на дверь.

Точно, это он ночью городил про каменные дачи и как он устал от наград и почестей.

-- Чего эт ты ночью плел... -- начал было Мишка, но во-шел румяный человек, и Малафейкин быстро, испуганно повернулся к нему... И встал. И заговорил:

-- Ну что, подъезжаем? -- суетливо сунулся к окну, при-гладил пробор на голове. -- Да, уже. Уже Яуза. Так, так...-- потоптался чего-то, направился было из купе, но вернулся, склонился к чемодану.

"Во фраер-то!" -- изумился Мишка. Ему сверху было вид-но, как покраснели уши Малафейкина. Он не стал больше приставать к маляру-шабашнику. Только с большим любопытством наблюдал за ним сверху.

-- Вы не в сторону центра едете? -- спросил румяный пассажир. И почтительно посмотрел на Малафейкина.

-- А? -- встрепенулся Малафейкин. -- Я? Нет, нет... Ме-ня... Нет, в другую сторону.

-- А то хотел присоединиться к вам.

-- Нет, нет... Мне в другую.

-- Нам в сторону Свиблово, -- громко сказал Мишка, потянулся и сел на полке. Его разбирал смех.

-- О, попутчик наш проснулся? -- сказал румяный че-ловек. -- Доброе утро, молодой человек! Завидный у вас сон. А я в дороге плохо сплю. Ругаю себя: да отсыпайся ты, есть же возможность -- нет, никак.

Мишка, улыбаясь, смотрел на Малафейкина.

-- Нет, мне бы еще столько, ничего бы...

-- Дело молодое.

Малафейкин застегнул свой скрипучий желтый чемо-дан, затянул ремни, подхватил его, выставил в коридор... Из коридора же, не входя в купе, снял с вешалки кожаное пальто, снял с полки шляпу и ушел одеваться в коридор, подальше.

"Трусит -- разоблачу, -- понял Мишка. -- На кой ты мне черт нужен!"

Больше Малафейкин в купе не входил. Оделся, взял че-модан и ушел в тамбур.

Однако на перроне Мишка скараулил его. Догнал, пошел рядом.

-- Что, хватил вчера лишнего, что ли? -- спросил миро-любиво. -- Чего турусил-то ночью? Зачем?

-- Отвяжись! -- рявкнул вдруг Малафейкин. И покрас-нел, как свекла. -Чего ты пристал?! Не похмелился? Иди похмелись! Чего ты пристал к человеку?!

На них оглянулись... Некоторые даже придержали шаг, ожидая скандала.

Мишка, опасаясь всяких этих штучек, связанных с объ-яснением, приотстал. Но Малафейкина из вида не выпускал. Он обозлился на него.

Вместе сели в метро... Мишка все следил за Малафейкиным, не знал только, как вывести на чистую воду этого прохвоста. Чуть чего, тот милицию станет звать.

В вагоне Малафейкин осторожно огляделся... И напорол-ся на прямой, уничтожающий Мишкин взгляд. Мишка под-мигнул ему. Уши Малафейкина опять зацвели маковым цве-том. Жесткий воротник кожаного пальто подпирал сзади его шляпу... Малафейкин больше не оглядывался.

На выходе из метро, на эскалаторе, Мишка опять при-близился к Малафейкину... Заговорил на ухо ему:

-- Ты не ори только, не ори... Я один вопрос поставлю и больше не буду. У меня брательник в Питере такой же... при-дурок: тоже строит из себя. Чего вы из себя корежите-то? Че-го вы добиваетесь этим? А? Я серьезно спрашиваю.

Малафейкин молчал. Смотрел вверх, вперед.

-- Вам что, легче, что ли, становится после этого?

Малафейкин молчал.

-- Зачем врал-то ночью мужику? А?

Как эскалатор изготовился столкнуть их -- вышел на прямую -- Малафейкин стал искать глазами милиционера... Мишка обогнал его и, оглядываясь, пришел раньше к ав-тобусной остановке.

"Я тебя дома, во дворе, допеку", -- решил.

Около дома, когда сошли с автобуса, Мишка опять по-шел было к Малафейкину, но тот вдруг болезненно смор-щился, затряс головой так, что шляпа чуть не съехала с го-ловы, затопал ногой и закричал:

-- Не подходи! Не подходи ко мне! Не подходи! -- про-кричал так, повернулся и скоро пошагал к дому. Почти по-бежал. Большой желтый чемодан с ремнями колотил его по ноге. Кожаное пальто надламывалось и приятно шумело. Шляпу Малафейкин поправил на ходу левой рукой... Не ог-лянулся ни разу.

Мишке чего-то вдруг стало жалко его.

-- Звонарь, -- сказал он негромко, сам себе. -- Дача у не-го, видите ли. С камином, видите ли... Во звонарь-то! Они, видите ли, жить умеют... Звонари.

И тоже пошел. В магазин. Сигарет купить. У него сигареты кончились.