Владимир и Олег Пресняковы
ТЕРРОРИЗМ
(пьеса)
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Асфальтовая площадка перед входом в здание аэропорта. На площадке, вместо машин, которые обычно припарковывают как раз в этом месте, прямо на своих сумках и чемоданах расположились многочисленные пассажиры. По их унылым, сгорбившимся позам, а также по лицам, на которых застыла печать безмятежного отчаяния и глухой истерики, можно догадаться, что все они находятся здесь уже очень давно. Скорее всего, эти бедные люди направились в аэропорт, чтобы вылететь по каким–то своим надобностям – кто–то из них отправился в служебную командировку, кто–то – в отпуск, а кому–то, может быть, просто пришло время лететь куда–нибудь… Однако что–то нарушило их планы и заставило всех собравшихся в полёт людей остановиться и замереть на зловещей асфальтовой площадке, превратившейся вдруг в самый настоящий остров невезения. За асфальтовой площадкой, прямо перед стеклянным фасадом здания аэропорта, растянулась цепь по–военному экипированных людей – видимо, как раз потому, что военные, выстроившись в режущую глаз линию, стоят, пассажиры не летят. Оцепление указывает на серёзность происходящего. На площадке и в цепи военных никто не разговаривает; кругом очень тихо, не слышно даже характерного для этого места гула вылетающих и прилетающих самолётов. Депрессивное ощущение паралича, охватившего все звуки и движения жизни, усиливает едва различимый ноющий шорох открывающихся и закрывающихся дверей центрального входа; рядом с этими дверями–на– фотоэлементах стоит охранник из оцепления, – его сюда поставили, и он не может сдвинуться со своего поста, поэтому двери, чутко реагирующие на присутствие в зоне действия фотоэлементов человеческого тела, безостановочно ёрзают туда–сюда, и только если военного снимут из оцепления, двери успокоятся… На асфальтовой площадке появляется новый пассажир. Не обращая ни на кого внимания, он чётко чеканит шаг, направляясь прямо на военного, застывшего у входа, вернее, это только кажется, что ничего не ведающий пассажир надвигается на человека в форме, на самом деле, он просто идёт к двери, которую военный заклинил своим биополем. Пассажиру, видимо, хорошо знаком этот путь, – он передвигается как бы интуитивно, глядя не вокруг, а в себя, и поэтому не замечает в окружающем ничего странного…
Человек в военной форме: Аэропорт закрыт.
Пассажир: Позвольте?
Человек в военной форме: Аэропорт закрыт.
Пассажир: Но у меня рейс, через двадцать минут я должен лететь.
Человек в военной форме: Ваши документы.
Пассажир: Вот, пожалуйста, вот билет, вот паспорт… (Суетится, передаёт военному билет и паспорт, – тот изучает их, передаёт обратно).
Человек в военной форме: Аэропорт закрыт.
Пассажир: А как я полечу?
Человек в военной форме молчит, сосредоточенно и сурово смотрит как бы сквозь пассажира.
Пассажир: Послушайте, вы, наверное, устали уже всем объяснять, почему туда никого не пускают – но, видите ли, я не в курсе. Я купил билет неделю назад, и никто меня не предупредил, что вот так – раз – и всё может отмениться, потому что вдруг закрыли аэропорт. Потрудитесь, пожалуйста, мне ответить на мои вполне законные вопросы…
Человек в военной форме: Аэропорт заминирован. Все рейсы отложены на неопределённое время. Закончится операция по разминированию – вы пройдёте в аэропорт.
Пассажир: В аэропорт я пройду, – но это уже не будет иметь никакого смысла… Чёрт знает что происходит… Аэропорт заминирован… А когда вы его, мда… Зачем? (Пассажир бормочет что–то ещё, отходя в сторону от военного и присаживаясь на свой чемодан рядом с другими ожидающими).
Пассажир (обращается к соседу, восседающему на клетчатом чемодане): Вы знаете, что происходит?
Пассажир 1 (смотрит на небо, щурится): Конечно… аэропорт заминирован…
Пассажир: Зачем… в смысле, что – кто–то должен был прилететь, или улететь, кто–то очень, кого… на кого можно сделать покушение… политик, учёный?
Пасажир 1 (обращается к Пассажиру 2, который так, без багажа, сидит прямо на асфальте, и то, что он, вообще, – пассажир, можно предположить только потому, что он, как и остальные, ждёт, когда откроют аэропорт): Вы политик?
Пассажир 2: Нет.
Пассажир 1: Учёный?
Пассажир 2: Нет.
Пассажир 1: Странно, вы единственный здесь из всех, кто более менее похож на политика или учёного…
Пассажир 2: Почему?
Пассажир 1: Потому что у вас нет багажа.
Пассажир 2: Ну и что?
Пассажир 1: Нет багажа, значит ничего вас не беспокоит – вам его доставят, или он вам, вообще, не нужен, потому что вы настолько заняты политикой или учёностью, что ни о чём другом не думаете…
Пассажир 2: Не думаю, но я не политик, и не учёный.
Пассажир 1: А вы достойны покушения?
Пассажир 2: Не знаю…
Пассажир 1: Ну, как, вот из–за вас могли бы заминировать аэропорт?
Пассажир 2 (нервно): А с чего вы взяли, что аэропорт заминирован?
Пассажир 1 (с иронией): Сам догадался.
Пассажир: Вообще–то, военные так сказали…
Пассажир 1 и Пассажир 2 (хором): Военные сказали?
Пассажир: Да, мне только что, сказали…
Пассажир 2: А я от них ничего такого не слышал… Я просто знаю, что кто–то оставил багаж на взлётной полосе. Сейчас сапёры пытаются узнать, что там. Пока узнают – все рейсы отменили, аэропорт закрыли…
Пассажир: И всё из–за какого–то багажа?!
Пассажир 2: Конечно… из–за какого–то! Там может быть всё, что угодно. Все могут взлететь на воздух. И наивно предполагать, что аэропорт заминировали ради политика, или учёного. Заминировали ради всех, ради всех, кто сейчас здесь сидит, потому что когда гибнут невинные простые ничем невыдающиеся люди – это ещё страшнее, чем погиб бы какой–нибудь значительный человек. Если гибнут самые обыкновенные, и, знаете, так, часто и помногу, гибнут не на войне, а прямо в домах, в самолётах, или по пути на работу, то всё в государстве меняется само по себе, и политики со своей никчемной политикой, и учёные с их учёностью отправляются к чёрту…
Пассажир: К чёрту?..
Пассажир 2: Да, к чёрту, потому что никто и ничто не может управлять миром, где так часто гибнут обыкновенные люди, – часто и помногу…
Пассажир 1: Да, действительно, зачем охотиться за хорошо охраняемыми людьми, когда можно так запросто убить идею, или смысл – ведь их никто не охраняет… Смысл и идея всей жизни – в людях, во всех нас, но нас–то никто не охраняет! Даже сейчас охраняют аэропорт, а не нас!
Пассажир 2: Всегда страдают невинные…
Пассажир 1: Да, невинные страдают всегда… (Произнося эти фразы, Пассажир 2 и Пассажир 1 картинно мотают головами).
Пассажир 2: Хотя так или иначе все в чём–то виноваты…
Пассажир 1: Но это ещё не повод, чтобы подкладывать подо всех мины!
Пассажир: Подождите, а с чего вы взяли, что там, действительно, в этих сумках что–то такое, что взорвётся?
Пассажир 1: Сейчас это выясняют, мы ничего не утверждаем, мы просто рассуждаем, а они (показывает на военных, стоящих в оцеплении) , они – выясняют…
Пассажир 2: Но, в любом случае, – это уже взорвалось.
Пассажир 1: Да. Да. Взорвалось.
Пассажир: Как это? (Картинно оглядывается по сторонам). А где же тогда дым, осколки, руины? Где?
Пассажир 1: Это всё внутри.
Пассажир: Внутри?
Пассажир 1: Да, внутри всех, кто здесь сейчас сидит, – и кто не пускает нас (показывает на военных) … Этих людей в оцеплении, их ведь от чего–то оторвали, от какой–то своей жизни… заставили волноваться, нервничать, хоть они и делают вид, что им не страшно, но холодок внутри, знаете, сквознячок такой липкий – нет–нет, да и пробежит у них, я вижу… Всем здесь уже что–то сломали, вынудили думать совсем о другом… И вот что с этим делать?! А?!
Пассажир 2: А те, кто в данный момент там, на взлётной полосе, они, вообще, жизнью рискуют – сумки эти открывают – там три чемодана, и в каждом, – в каждом может быть взрывчатка!
Пассажир 1: В каждом?
Пассажир 2: Не исключено! Ухнет так, что даже нас здесь может осколками засыпать!
Пассажир:Вы, видимо, давно тут сидите, у вас уже просто внутри накипело, и вы, наверное, друг друга понимаете с полуслова, – так слаженно вы мне всё обрисовываете!
Пассажир 2 (как–будто испугавшись): Слаженно?
Пассажир 1 (с издёвкой): Слаженно!
После этого все долго молчат.
Пассажир: Сколько времени?
Пассажир 1: А какое это сейчас имеет значение? Всё равно никто никуда не успеет. Вам куда нужно было успеть?
Пассажир: Какая разница? Мне просто нужно было успеть. Я хотел перелететь из этого места в другое… По работе, встретиться… Здесь меня проводили, жена собрала чемодан, проводила и будет ждать завтра, там меня будут ждать через три часа, но там я, видимо, не буду через три часа…
Пассажир 1: Не будете!
Пассажир 2: Нет, не будете!
Пассажир: То есть, получается, я всюду опоздал! Как же быть?
Пассажир 1: Как быть?
Пассажир 2: Если всё взорвётся – мы ещё долго не улетим, пока всё починят…
Пассажир 1: Да мы тогда, вообще, не улетим!
Пассажир 2: Если разминируют, то всё равно не сразу полетим…
Пассажир 1: Да?
Пассажир 2: Часа два–три пока перераспределят графики вылетов, всё ведь сдвинулось…
Пассажир: Лишь бы ничего не взорвалось – мне во что бы то ни стало нужно оказаться, нужно оказаться…
Пассажир 1: Окажитесь. Часов через шесть – самое раннее, если вот прямо сейчас разминируют…
Пассажир: Ужас, безумие – что за время наступило, нигде не чувствуешь себя защищённым, только дома теперь…
Пассажир 1: Дома?
Пассажир: Только дома, теперь…
Пассажир 2: Дома?..
Пассажир 1: Держитесь!
Пассажир: В смысле?
Пассажир 1: Ну, кто знает, чем теперь всё обернётся! Вот вы знаете, чем обернулась конкуренция?
Пассажир: Конкуренция? На производстве?
Пассажир 1: Да хоть где! Когда кто–то хочет доказать другим, что он лучше, чем есть на самом деле, – невинная идея, не правда ли, а чем обернулась?
Пассажир: Да чем, чем она обернулась?!
Пассажир 2: Конкуренция обернулась проблемой выбора! Раз есть что–то другое, почему бы не выбрать это что–то другое? Выбрать – значит, отказаться, – ужас!
Пассажир 1: В принципе, да, верно, проблема выбора есть, – хотя, говорят, у «Пепси–Колы» и у «Кока–Колы» – один хозяин, и вся эта их конкуренция – просто хитрый трюк! Не купят одно – обязательно купят другое, – а хозяину от всего прибыль, потому что всё – его! Всё!
Пассажир 2: Да–да, да–да… И поэтому проблема выбора – скорее всего, замороченная проблема, липовая! Всё уже решено. Даже сейчас.
Пассажир: Сейчас?
Пассажир 1: Конечно. Вот у меня всё закипает внутри, я еле себя сдерживаю, чтобы не кинуться на кого–нибудь, потому что я опаздываю, я не успеваю, и вообще, я мог погибнуть – хорошо эти сумки на взлётной полосе вовремя обнаружили! И у меня, на самом деле, совсем нет выбора! Я должен сидеть и ждать, когда всё это безумие закончится! Я должен участвовать в этом!
Пассажир: А у меня есть выбор!
Пассажир 2: Да?
Пассажир: Да. Я вернусь домой. А потом, когда здесь всё закончится, я приеду снова и полечу. А сейчас я вернусь домой, потому что ждать здесь я не хочу, меня это не касается, пусть здесь происходит всё, что угодно. Я пережду дома, мне поменяют билет, – авиакомпания возместит издержки, и всё равно я попаду, куда хотел, с опозданием, но попаду, – и это не имеет никакого значения – вовремя, или нет, – потому что у меня уважительная причина, – пусть включат телевизор и узнают, что у меня уважительная причина, – и я пережду дома.
Пассажир 2: Вы, прямо, сами себя лечите!
Пассажир 1: Думаете, поможет?
Пассажир (бормочет): Аэропорт заминирован, поеду домой. Буду через час – максимум. Всё… всё – еду!
Пассажир 1: Всё–таки поедете домой?
Пассажир: Да, здесь находиться нет никакого смысла, этот цирк надолго!
Пассажир 2: Надолго.
Пассажир: Прощайте.
Пассажир 1: Но, вы же вернётесь?
Пассажир: Вернусь, конечно, сегодня всё равно полечу!
Пассажир 1: Ну, тогда, до–свидания!
Пассажир: До–свидания?
Пассажир 1: Когда этот цирк закончится, начнётся другой, – наверняка, знаете, запихают всех в один самолёт, и он будет нас развозить со скоростью звука… кому куда надо…
Пассажир: Я не понимаю ни ваших шуток, ни, вообще, смысла всех этих слов, – ну зачем нужно сейчас шутить!
Пассажир 2: А что, – ждёт вас?
Пассажир: Кто?
Пассажир 2: Ну, куда вы сейчас едете? Там? Если не ждёт, может, останетесь?
Пассажир: Устрою сюрприз! (Собирается уходить).
Пассажир 2: До–свидания!
Пассажир уходит, Пассажир 1 и Пассажир 2 остаются сидеть и ждать.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Спальня в типовой квартире. В центре – большая кровать, чуть сбоку – шкаф с зеркалом; у кровати – тумбочки, светильники; на одной из тумбочек – телефон. В кровати мужчина и женщина.
Женщина: Мне плохо… (вот–вот заплачет).
Мужчина: Ой, вот только этого не надо, не надо! Ну что такое, а? Что это – прилив чувств, воспоминания тебя какие–то мучают… Что заставляет тебя плакать, когда для этого нет никакого повода?
Женщина: Не знаю, так плохо, мутно, как будто я – грязная пепельница.
Мужчина: Грязная пепельница…
Женщина: Не знаю, вот, это, действительно, когда долго воздерживаешься, кажется, что всё будет особенным именно с этим мужчиной, или, вообще, с мужчиной, ждёшь, фантазируешь, а когда всё случается, вот уже через секунду, вдруг такая пустота накатывает, а тут ещё, вобще, всё вместе…
Мужчина: Ты больная, что ли, ты, вообще, просто, – так нельзя!
Женщина: Не знаю, но самое сложное – перетерпеть вот эти первые секунды, минуты. Дальше, когда опять захочется, легче будет… (вдруг кричит) и всё опять по новой! По новой!
Мужчина: Ты психопатка, как с тобой муж живёт?
Женщина: По привычке!
Мужчина: По привычке… живёт по привычке, а у тебя эти истерики тоже по привычке, или ты специально для меня весь этот цирк с конями приготовила?..
Женщина: Для тебя, для тебя… сейчас всё пройдёт… Ты как?
Мужчина: Я нормально, могу повторить…
Женщина: Ужас, ну найди, найди какое–нибудь другое слово, ты убить меня хочешь!
Мужчина (картинно, со слегка плаксивой интонацией читает стихотворение):
Поздняя осень,
Грачи улетели,
Лес обнажился,
Поля опустели,
Только несжата полоска одна,
Грустную думу наводит она.
Кажется шепчут колосья друг другу:
Скучно стоять нам в суровую вьюгу…
Женщина: Перестань!
Мужчина: Не знаю, мне со школы помогает. Читаешь про себя, или вслух – время летит, и ты думаешь про эти колосья, а совсем не о том, что тебя раздражает, совсем не о том… просто колосья… там дальше ещё интересней, там как бы эти колосья, они ждут крестьянина, который их не вспахал, или не сжал, там, в общем, они ждут, зовут его, и тут им отвечает, что–ли, голос свыше, он говорит им, прямо этим колосьям:
«Не оттого он не жнёт и не сеет, …
А оттого, что он сильно болеет!
Руки, что вывели полосы эти
Высохли в щепку,
Повисли, как плети!..»
Женщина (поворачивается вплотную к мужчине и, вдруг, ложится на него сверху – то, как порывисто и в то же время кокетливо она это делает, говорит о её резко изменившемся настроении): Хочешь, свяжи меня?!
Мужчина: Связать… а чем, я без ремня – мужниным ремнём?
Женщина: Он тоже без ремня ходит… А, свяжи меня колготками!
Мужчина: Колготками?
Женщина: Да, возьми их в шкафу, а я как будто без сознания (скатывается с мужчины и ногами выпихивает его с кровати, – мужчина падает на пол), без сознания лежу тут, а ты, пока я без сознания, – свяжешь меня, а я сразу же очнусь, но уже поздно, и ты будешь уже полностью владеть мной, а я бессильно подчинюсь тебе!
Мужчина (ползёт к шкафу): А колготки не порвутся?
Женщина: Не порвутся (принимает позу отключившейся – в силу каких–то своих внутренних причин – женщины). Давай, они там, в шкафу, в среднем ящике!
Голый мужчина встаёт перед шкафом, открывает дверцу – перед ним множество выдвижных ящиков с бельём; мужчина выдвигает один, другой, бегло осматривает ящики, не обнаружив ничего капронового, садится на пол, решая начать более тщательные поиски колготок снизу.
Мужчина (вытягивая из ящика носки): У твоего мужа длинные носки (читает вышитую на носках надпись) – «Carpenter», карпентер, – длинные какие – может, ими тебя связать?
Женщина: Они могут быть грязными, он всегда без разбора кидает их ко всему остальному.
Мужчина: Ко всему остальному… (подносит носки к носу, вдыхает)… Грязные… (ещё раз подносит)… Странный запах…
Женщина: Ой, ну это невыносимо, давай бестрее! (Как бы отключается).
Мужчина: У тебя беспорядок страшный…
Женщина (выходя из «отключки»; раздражённо): За своей женой следи, а для меня этот беспорядок – порядок!
Мужчина (достаёт из ящика плавки женщины, подносит их к носу): Странно, у тебя бельё пахнет, как носки мужа!
Женщина (вспыхивает): Он что их к моему белью кинул?!
Мужчина: Нет, они в другом ящике, но запах – тот же.
Женщина: Ну–ка!
Мужчина кидает в кровать женщине её плавки и длинные носки «Carpenter». Женщина нюхает сначала плавки, потом носки мужа.
Женщина: Странно… они точно не вместе лежали?
Мужчина: Да точно, – вот здесь всё твоё (показывает на один из средних ящиков) , здесь его (показывает на другой, расположенный выше), а носки эти, вообще, здесь были (показывает на самый нижний ящик).
Женщина: Не знаю, наверное, это от шкафа…
Мужчина: От шкафа?
Женщина: Да, запах дерева…
Мужчина: Дерева…
Женщина (кидает носки и плавки мужчине): Положи их обратно, и давай уже перестань тут всё обнюхивать! В конце концов, займись делом!
Мужчина (переходит к другому отсеку шкафа, открывает его; перед ним забитое одеждой пространство; одежда навалена кучей, поднимающейся до самого верха шкафа): У тебя полный шкаф!
Женщина: И что?
Мужчина (вытягивая из вороха одежды скрученные и измятые колготки, затем другие, – и так – пять или шесть пар): Это плохо!
Женщина: Почему?
Мужчина: Если муж вернётся, – мне некуда будет спрятаться!
Женщина: Он не вернётся!
Мужчина: Совсем?
Женщина: Он вернётся завтра!
Мужчина: Всё–таки надо было встретиться, когда он уже точно был бы в воздухе, или уже там, куда полетел, на месте, он бы тебе позвонил, что, мол, всё, долетел, и тут только мне и надо было придти, а так как–то не по уму… я сидел на скамейке и ждал, когда он выйдет, уйдёт, исчезнет (подходит к кровати, забирается на неё; продолжая говорить, принимается вязать женщине руки) – у меня тоже были фантазии, – как я ворвусь, начну с тобой заниматься любовью, и я, вообще, вне вот этого всего, как обычно, знаешь, чужой жене говорят: «а ты его целовала перед уходом? а вот он тебя обнимал вот только что?» – мне это неинтересно, потому что каждый из нас занимается тем, чем хочет, – и у меня тоже спад и пустота сразу, как кончаю, и потом опять хочется, а потом хочется есть – это ужасно обычно как–то, даже то, что ты чужая жена, и то, что я тебя связываю, ноги связывать?
Женщина (на мгновение как бы приходя в себя и тут же снова «отключаясь»): Да.
Мужчина (продолжая говорить и связывать): Мне совсем не хочется думать об этом, мне хочется представлять, что да – что–то непознанное и страшно интересное лежит передо мною, связанное, и сейчас я надругаюсь над ним, и ничего мне за это не будет, потому что, в принципе, всё по обоюдному согласию, хотя это вынесено за скобки (связав женщине ноги, мужчина ложится на неё; некоторое время не двигается, затем начинает половой акт), и я знаю, что я был бы гораздо счастливее, если бы у меня, действительно, была бы какая–то такая мания кого–нибудь связывать и получать от этого наслаждение, или, нюхать втихаря чьё–нибудь бельё или носки, и так беззаветно отдаваться этому делу, что кончать только от одной мысли, что вот сейчас я понюхаю что–то интимное, чужое… Я был бы счастлив от этого, но мне всё это не нравится, я не могу ничем таким увлечься, и, вообще, я понял, что у меня каждая частица моего тела отделена от другой и живёт своей, не понятной всему остальному организму жизнью, – всё разное, а иногда, вообще, одна часть меня терроризирует другую, да… а вот сейчас моё сознание издевается над всем, что должно доставлять мне сексуальное удовольствие, то есть вот я трусь об тебя – и никакого удовольствия, потому что я, как в скафандре, и то, что у меня стоит, и то, что я, наверное, через полторы минуты кончу, – это всё по памяти, но с каждым таким терактом моего сознания я подхожу к тому, что совсем всё забуду, и первое, что меня ждёт, – превращение в импотента, потом – дальше и дальше, и если мне вдруг не понравится запах чьего–нибудь белья, то мне конец… конец… конец… (кончает).
Женщина: У меня онемело всё…
Мужчина: От колготок? Развязать?
Женщина: От слов твоих, они, я не знаю, как кандалы…
Мужчина: Понятно…
Женщина: Ты, оказывается, хуже, чем я. Мне, просто, было плохо, и я хотела испортить настроение тебе, передать свою заразу – а ты сам тот ещё сверчок, ты, вообще, безнадёжен… Развяжи меня.
Мужчина: Я, что–то, захотел есть.
Женщина: Здо'рово, развяжи меня.
Мужчина: Я захотел есть, и я должен поесть, это стабильно, после второго раза мне вот, лично, уже не так плохо, потому что приходит аппетит какой–никакой и как–то вдруг смысл появляется, ну, что этим стоило заниматься… стоило… хотя бы затем, чтобы захотелось поесть, – это надо поддерживать, пока оно не пропало, ещё есть надежда…
Женщина: Ужас!..Чем больше времени я провожу с тобой, слушаю все эти твои слова, тем сильнее мне нравится мой муж, скоро я так, вообще, опять полюблю его…
Мужчина: Я спасаю ваш брак.
Женщина: Развяжи меня.
Мужчина: Есть что поесть?
Женщина: Кухня. Холодильник. Стеклянная чашка. Накрыта тарелкой. Салат.
Мужчина: Хлеб?
Женщина: Белый, чёрный?
Мужчина: Чёрный?
Женщина: Чёрного нет.
Мужчина: Белый?
Женщина: Батон.
Мужчина: Батон?
Женщина: Чёрствый. Мы не едим хлеб. Там позавчерашний батон, позавчера к нам приходили гости, развяжи меня.
Мужчина: Нет, не развяжу. Можно я поем в кровати?
Женщина: Нет, есть надо за столом, но если ты меня не развяжешь, можешь есть в кровати, потому что никто тебе не помешает есть в кровати.
Мужчина (встаёт, уходит на кухню, кричит оттуда): Я прямо из чашки, хорошо?
Женщина: Не развяжешь?
Мужчина: Нет, это будет поинтересней!.. (Появляется в спальне с чашкой, жуёт, хочет ещё что–то сказать, но его перебивает телефонный звонок. Раздаётся два звонка, связанная женщина дёргается, мужчина стоит и смотрит на телефон, включается автоответчик).
Автоответчик: Привет! Дома нас нет! Пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение… (Раздаётся гудок, затем резкий сбой – автоответчик снова произносит записанную фразу, – после этого вновь звучит и срывается гудок, зависает долгое шипение…).
Женщина: Ну вот, автоответчик приплыл! Выключи его, пожалуйста, невозможно это слушать! (Мужчина стоит, автоответчик шипит, – вдруг всё само успокаивается и, кажется, затихает). Спасибо!
Мужчина: Пожалуйста, только я к нему даже не прикоснулся!
Женщина: Ну и ладно, главное, он замолчал! Что ты говорил?
Мужчина: А кто это звонил, как ты думаешь?
Женщина: Да кто угодно, какая разница? Что, ты говорил, будет поинтересней?
Мужчина: Настоящее насилие. Я говорил, что настоящее насилие будет поинтересней, – я тебя не развяжу! А это не мог быть он?
Женщина: Он, она – какая разница. Меня – нет!
Мужчина (устраивается на кровати, ест): Меня тем более!
Женщина: Тебя тем более! Что ты будешь делать, когда доешь?
Мужчина: Посплю.
Женщина: А я?
Мужчина: А ты как хочешь, но я тебя сейчас не развяжу. Я посплю, отдохну и опять займусь с тобой любовью!
Женщина: Это как–то ты изощрённо всё придумал, как–то слишком!
Мужчина: Тебе не нравится?
Женщина: Нет!
Мужчина: Отлично! Теперь всё будет по–настоящему. Без всяких там. Тебя это возбуждает?
Женщина: Пока нет!
Мужчина: Тогда – жди! (Доев салат, мужчина кладёт пустую чашку на пол, ложится на подушку, укутывается одеялом).
Женщина: Ты чего это?
Мужчина (как бы сквозь сон): Может, через минуту, а может, через час я накинусь на тебя…
Женщина: Ты что, правда, решил лечь спать?
Мужчина: Попробую…
Женщина (истерично): Развяжи меня, развяжи меня!
Мужчина: Хочешь, чтобы я вставил тебе в рот кляп?
Женщина (испуганно): Нет.
Мужчина: Тогда не ори…
Женщина: Хорошо…
Мужчина: Ну вот видишь – тебе это уже нравится…
Женщина (шипит, как змея): Долго не спи – у меня руки затекут.
Мужчина: Кляп… кляп – какое странное слово, кляп…
Женщина: Ты меня понял – у меня могут затечь руки!
Мужчина (поворачиваясь набок): У тебя кровать скрипит, как качели…
Женщина: Качели?
Мужчина: Да, качели… У вас во дворе – качели, я пока ждал, когда твой исчезнет, какой–то ребёнок всё качался и качался, а они так – кхыу, кхыу, – и кровать твоя так же скрипит… Всё время скрипит, пока я, пока мы …
Женщина: Так видишь, мне это только с тобой и можно проверить, скрипит она, или нет…
Мужчина: Только не жалуйся!
Женщина: Я не жалуюсь!
Мужчина: Ты жертва, я насильник, – это нелепо, если ты мне начнёшь жаловаться.
Женщина: Ты первый начал мне жаловаться! Это ещё нелепее – насильник жалуется жертве, что у неё кровать скрипит!
Мужчина вскакивает с кровати, подбегает к шкафу, хватает из ящика какое–то бельё, возвращается на кровать, – скомкав бельё, засовывает его в рот женщине; женщина дёргается, пытается что–то промычать, мужчина ещё плотнее закупоривает ей рот.
Мужчина: Ты мне мешаешь, мешаешь… ты сбиваешь меня с нужного настроения… (Женщина беззвучно извивается). Как раз, когда ты устанешь, я проснусь – и нам будет хорошо. Тебе даже вдвойне, я тебя трахну и развяжу. Вот это будет кайф… (Накрывается с головой одеялом, женщина, подёргавшись ещё какое–то время, успокаивается. Вдруг, мужчина резко откидывает одеяло, приподнимается). Слышишь?! (Вспоминает, что женщина не может ответить) – А, да… Шипит что–то… Автоответчик, что–ли… я ведь его не отключал… наверное, тот, кто позвонил, всё думает, какое сообщение нам оставить… ну, пусть думает… (Накрывается с головой одеялом).
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
Небольшой офис: несколько столов и такого же цвета кресел, в которых компактно уместился соответствующий столам набор офисных работников. Пустует только одно место. К нему-то и подошёл опрятный мужчина в костюме с небольшой папкой в руках. Мужчина, видимо, старший, так как его рабочее место находится в соседнем отдельном кабинете. Оторвавшись, наконец, от своей папки, он удивляется, не обнаружив перед собой ожидаемый силуэт готового выслушать его очередное задание работника.
Мужчина (обращается к женщине за соседним столом): А-а-а…а… где… она?
Женщина (не отрываясь от компьютера): Она у психолога…
Мужчина: А-а-а…а… (Кладёт папку на стол отсутствующего работника). Пусть как вернётся… мне к концу дня нужно посчитать… вы ей передадите?
Женщина: Да, конечно…
Мужчина: Хорошо… (О чём-то думает, ещё раз заглядывает в папку, закрывает её, оборачивается на женщину, с которой только что разговаривал, потом снова о чём-то думает, берёт со стола чистые листы бумаги, накрывает ими папку). Хорошо…
Женщина: Да, конечно…
Мужчина: Хорошо… (Уходит).
Проходит некоторое время. К попрежнему пустующему столу подходит всё тот же опрятный мужчина.
Мужчина: Не появлялась?
Женщина: Нет…
Мужчина: Хорошо… (Уходит).
Через некоторое время он снова возвращается.
Женщина: Не появлялась…
Мужчина: Я понял… я к тому, что психолог сегодня не работает… Сегодня не его день, он же у нас по пятницам и средам…
Женщина: Ну, я не знаю, вы там бывали? Там же, когда психолога нет, там просто приятная музыка звучит, экран, там можно просто так сидеть, она тогда там просто так сидит, психологически разгружается…
Мужчина: Будьте добры, я вас попрошу сходить за ней… сколько можно разгружаться…
Женщина (встаёт, собираясь выполнить поручение): Ну, не знаю, комнату специально завели, чтобы разгружаться, кто как сам чувствует, когда пора… если это будет вызывать нарекания…
Мужчина: Пожалуйста…
Женщина (на ходу): Сам директор говорил, что если чувствуете, то пожалуйста, чтобы никто не игнорировал…
Мужчина: Для всего есть своё время, на работе оно должно быть хоть немного для работы… если вас не научили…(Женщина уже скрылась где-то за дверью, и мужчина, поняв, что его уже никто не слушает, замолкает).
К разволнованному мужчине подходит ещё одна женщина – работница офиса.
Вторая женщина: Подпишите… (Протягивает мужчине какой-то листок).
Мужчина: Что это?
Вторая женщина: Смета…
Мужчина: Я вижу, что смета! Какая смета, я спрашиваю, – на что: на мясо, сахар?!
Вторая женщина: В каком смысле?.. (Начинает дрожать от раздражения) Мы же… какое мясо-то, если у нас… мы же не продуктовый супермаркет…
Мужчина: Вот именно! Здесь вам не супермаркет! Почему я должен по глазам вашим нелепым угадывать, с чем вы мне бумажки свои подсовываете?!
Вторая женщина: Это не мои бумажки, я, между прочим, работаю…
Мужчина: Ладно, вы ещё мне тут будете! (Берёт из рук женщины смету, быстро проглядывает её, отдаёт обратно). Зайдёте потом ко мне, я так на бегу не могу…
Вторая женщина: Дело в том, что мне нужно срочно – мне по ней сейчас ведомость оформлять…
Спор опрятного мужчины и второй женщины прерывается криком откуда-то из-за двери. Работа в офисе резко останавливается, все, сидящие за своими столами приподнимают головы, ожидая разрешения своих догадок по поводу услышанного звука. В офис вбегает женщина, которую совсем недавно опрятный мужчина попросил сходить за коллегой.
Женщина (всех разглядывает, как будто не понимает, где находится): …
Мужчина: Что такое, это вы кричали?.. Вы?..
Женщина: Я…
Мужчина: Что случилось? Вы нашли?..
Женщина: Она…
Мужчина: Что она, вы её нашли, я спрашиваю?..
Женщина: Она повесилась…
Мужчина: Что?
Женщина: …
Мужчина: Что я не понял, что вы сказали?
Женщина: Она повесилась…
Мужчина: Как это повесилась? Как это… где?
Женщина: Там… в комнате… отдыха… висит…
Мужчина: Да как так, вы подождите…
Вторая женщина: Ой… (Затряслась ещё больше).
Женщина: Там… висит…
Все в офисе как -то обмякли и прижались глубоко в себя.
Мужчина (оглядывая всех работников, как бы пересчитывает про себя, кого точно не достаёт): Так, все сидите… никуда… я сейчас сам… (Выбегает).
Работники офиса подбегают к женщине, перебивая друг друга, спрашивают её о случившемся.
Вторая женщина: И что, а почему её… почему она себя, сама себя?!
Третья женщина: Выпей воды, успокойся, возьми себя в руки!
Четвёртая женщина: Ой, так как же, она одна, она там одна, да? Слушай, она одна там?..
Женщина: Мне не по себе, ой, не по себе мне… Это же что ж, я же ведь еле себя пересилила, чтобы проверить, она уже всё была, давно видимо, видимо, как ушла, она же давно ушла, я то ему не говорила, что она давно ушла, он и так просто повод ищет, чтобы придраться, я думала она отдыхает, мало ли что, поскольку… ведь, ой, как же, у меня же столько дел, ладно, мне нужно заполнить, я должна, где мой бланк?! Никто не видел мой бланк? (Орёт). Где мой бланк?!
В этот момент входит мужчина.
Мужчина: Успокойте её! Я сказал, успокойте её!
Кто-то из сослуживцев, облепивших женщину, бьёт её по щеке. Она замолкает, но мужчина не унимается.
Мужчина: Пусть она замолчит! Кто-нибудь! Успокойте её! Сделайте что-нибудь! Пусть она замолчит!
Тот же, кто ударил женщину, робко, но с силой ударяет по щеке и мужчину.
Вторая женщина: Что же нам теперь делать?..
Мужчина (садится за стол, принимает от какого-то заботливого сослуживца стакан с водой): Надо позвонить… вызвать… чтобы расследовали… быстро, надо!
Кто-то срывается к телефонному аппарату, звонит.
Женщина: Надо, наверное, её снять…
Вторая женщина: Да, только…
Третья женщина: Что?..
Вторая женщина: Примета плохая…
Третья женщина: А-а-а…
Четвёртая женщина: Какая?
Вторая женщина: Если она голову опустит на кого, тот сам потом… того…
Четвёртая женщина: Что, того?
Вторая женщина: Что! Верёвку на шею и того!
Четвёртая женщина: Вот не знала, – такая примета?
Вторая женщина: Ха! Счастливо, значит, живёте, раз таких примет не знаете…
Четвёртая женщина: Живу, как все живут, – не жалуюсь, а про примету эту в первый раз слышу!
Вторая женщина: Ну, вот я и говорю – хорошо живёте…
Третья женщина: Может, тогда её за голову, чтобы кто-нибудь подержал?
Четвёртая женщина: Ой, я не могу, я не могу!
Мужчина: Успокойтесь вы! Никого не надо трогать! Мы должны подождать! Нам ничего нельзя трогать! Сейчас приедут и сами всё… Вы вызвали?!
Тот, кто позвонил и вызвал: Да! Едут!
Мужчина: Хорошо…
Четвёртая женщина: Надо директору сообщить…
Мужчина: Куда? Он уехал…
Четвёртая женщина: Может надо вернуть, отозвать…
Мужчина (смотрит на часы): Он уже в самолёте должен быть… отозвать! У него встреча, договор! Кто, кроме него-то, вы что ли?! Отозвать! Вы понимаете, что говорите! Ему только наших проблем не хватало!
Третья женщина: Но это же и его проблемы! Так и так, теперь всё равно надо будет административное расследование проводить!
Вторая женщина: Тут и без нас сейчас проведут…
Мужчина: Какой ужас, какой ужас! Кошмар! На рабочем месте взять и такое выкинуть! У нас же репутация! Как так, о чём думать в этот момент?..
Четвёртая женщина: Вы только про репутацию и думаете! А ведь человека нет! (Плачет).
Мужчина: Успокойтесь, сейчас надо всем успокоиться! Так… надо подумать, сейчас же и вправду приедут, надо решить, что мы будем говорить…
Вторая женщина: Зачем?..
Мужчина: Как зачем? А вы хотите потом полжизни провести в необоснованных обвинениях, просто так ведь люди не вешаются!..
Женщина: А действительно, почему она повесилась?
Вторая женщина: Ей муж изменял…
Четвёртая женщина: Да?!
Третья женщина: Все отлично знали, что ей муж изменял. И что? Из-за этого не вешаются!..
Четвёртая женщина: Я лично не знала!
Третья женщина: Ну, с вами она, видимо, не делилась, а я знала, и она к этому легко относилась, просто и легко, мы сколько раз с ней это обсуждали!
Мужчина: Вот как!
Вторая женщина: Так, да, это не было секретом, по крайней мере, между нами…
Четвёртая женщина: Вот так запросто об этом говорить… Да…
Мужчина: Подождите, так тогда это всё объясняет… Надо… надо посмотреть на её столе, может, она оставила какую-нибудь записку… как обычно в таких ситуациях…
Все кидаются к столу повесившейся коллеги, роются в бумагах.
Третья женщина: Нет, ничего…
Мужчина (листает какой-то блокнот): Может, в органайзере… Бред какой-то…
Женщина: Что, что там…
Мужчина: Пустой, абсолютно пустой, только одна фраза, в середине…
Четвёртая женщина: Какая?
Мужчина (читает): «На ногах ногти растут быстрее, чем на руках»… Да…
Возникает пауза. Каждый думает о своём. Тишину прерывает сотрудник, который всё это время отсутствовал, он выходил за минеральной водой, и сейчас он сильно удивился тому, что увидел, вернувшись на работу.
Сотрудник (ставит бутылку с водой на стол, улыбается): Что все такие мрачные? Кто-то повесился?
Все работники офиса отвлекаются от собственных размышлений, оборачиваются на ни о чём ещё не подозревающего сотрудника; выдержав паузу, хором кричат на него.
Женщина: Ты что, ты совсем уже?! Башню снесло, да?! Надо же хоть чуть-чуть! Думать надо хоть чуть-чуть! (Стучит по своей голове) … Думать! У тебя всегда с этим проблемы, но ты никого не слушаешь, тебе на всех и на всё наплевать!
Вторая женщина: Повесилась… Повесилась. Да, повесилась! Вот так! Да! А ты пришёл! Вот ты и пришёл! Только сначала надо голову (стучит по своей голове) … голову сначала надо просовывать, убеждаться, что всё в порядке, а потом входить и шутить!
Третья женщина: Ты не вовремя, ты сейчас очень не вовремя вылез! Может тебе кажется это всё смешным, только вот её (указывает на женщину) … сейчас мы её еле отпоили, когда она там всё увидела! И что ещё дальше будет!..
Четвёртая женщина: Твои шутки уже всех уже достали! Ты почему?!. Ты посмотри телевизор (указывает куда-то в сторону, где, по её мнению, мог бы находиться телевизор) … посмотри, поучись как люди шутят, и, главное, когда и в какое время! Завели на работе комика!..
Мужчина (обрывает шипящих женщин в тот момент, когда они начинают жестикулировать, поэтому концовки своих фраз они дошёптывают практически беззвучно): Вы где были?
Сотрудник: Я… за минералкой ходил…
Мужчина: А что, почему вы этим занимаетесь в рабочее время?
Сотрудник: …
Мужчина: И потом, у нас же установлен фильтр. Вам что, наша вода не нравится?
Сотрудник: Нет…
Мужчина: Что?
Сотрудник: Я пью «Эвиан»…
Мужчина: «Эвиан»?
Сотрудник: Да…
Мужчина: Ну а что, у нас тогда зачем фильтр стоит, он что не работает?
Сотрудник: Работает, но мне нравится «Эвиан»…
Мужчина: А чем она лучше, и чем, вообще, минеральные воды могут отличаться?.. Вы что, различаете их по вкусу?
Сотрудник: Да…
Мужчина: Интересно… И чем же ваш «Эвиан» отличается от нашей воды, которую мы все здесь пьём?
Сотрудник: …
Мужчина: Почему, если у меня есть какие-то привязанности, я стараюсь держать это в себе, глубоко в себе, я не ухожу никуда в рабочее время, не ищу способа, как решить свои собственные проблемы в то время, когда нужно заниматься совсем другим делом, почему ваши привязанности так давят на вас, что вы позволяете себе уходить, когда вам вздумается, чёрти куда?..
Сотрудник (потрясывая нижней губой): Я, буквально, два шага… а не чёрти куда…
Мужчина: Что?
Сотрудник: В двух шагах от нас… магазин… я там (совсем уже кривится, тихо плачет) … я туда зашёл…
Кривится начинают и остальные. У всех, у кого более интенсивно, у кого – менее, глаза начинают моргать и течь слезами.
Мужчина: Нет, ну как, вы мне объясните – я не могу понять – для меня лично достаточно одного слова на этикетке: «минеральная». Для меня этого достаточно, всё, я сразу понимаю, что это вода чистая и полезная, и никакого другого смысла название этой воды мне не добавит, а тем более вкуса!
Сотрудник (сквозь слёзы): Не орите на меня!
Мужчина: Что?
Сотрудник: Не орите на меня! Если я не прав, я отвечу, но не надо на меня орать!
Мужчина: Да что такое-то, а? Кто на вас орёт?! И вообще, как вы со мной разговариваете?
Вторая женщина (сквозь слёзы): На всех каждый день орёт! Не удивительно, что здесь человек повесился!
Мужчина: Что? Вы что говорите такое?
Четвёртая женщина: А то! Вы уже совсем за собой не следите, как вы с людьми общаетесь!
Мужчина: А как я с людьми общаюсь? Как?!
Четвёртая женщина: А так, что после этого не то, что работать, – жить не хочется!
Мужчина: Да что с вами со всеми такое-то, а? Как я с вами общаюсь?! Я что, не заслуженно что ли сделал сейчас замечание? (Обращается к третьей женщине) Почему тогда вы никуда ни за какой минеральной водой не выходите…
Третья женщина: Да при чём тут минеральная вода? Вам же совсем про другое говорят! Вы, в принципе, не можете с людьми общаться! Как вас на такую должность назначили, я ничего не понимаю!
Мужчина: Да! Вот как! Вы удивляетесь! А я удивляюсь… (подбегает к столу этой женщины) А я удивляюсь тому, сколько вам лет!
Третья женщина: В каком смысле?
Мужчина: А в таком, что, как у взрослой женщины на рабочем месте могут быть эти финтифлюшки! У вас весь стол, всё ими заставлено! (Сгребает какие-то открыточки, расставленные на столе третьей женщины, трясёт ими у себя над головой).
Третья женщина: Это не финтифлюшки!
Мужчина: Да, а что это?
Третья женщина: Аппликация!
Мужчина: Вот как! Ещё лучше! Этим когда же? Этим же, если вы не вкурсе, в детстве обычно занимаются!
Третья женщина: Да… поставьте, пожалуйста, на место!
Мужчина: Не бойтесь, я поставлю, только прежде чем мне замечания делать, вы пожалуйста, разберитесь, что с вами-то происходит!
Третья женщина: Со мной всё в порядке!
Мужчина: Да, а это тогда что?
Третья женщина: Кто вам дал право шариться у меня на столе?
Мужчина: Я не шарюсь! В том-то и дело, что это всё на виду! Если б вы это спрятали, тогда ладно, а так, – ведь вы всех заставляете быть свидетелями, мы все смотрим на эти ваши чудачества и терпим!
Третья женщина: Кого – меня? Вы меня терпите, значит, – замечательно!
Мужчина: Ну, почему вот у вас, разрешите… (Обращается к четвёртой женщине, тянется к фотографии, стоящей на её столе).
Четвёртая женщина: Да, пожалуйста…(Передаёт ему фото в рамке).
Мужчина: Почему вот у человека – нормальное фото… (вглядывается)… Мужа, без всякого…
Четвёртая женщина: Это брат…
Мужчина: Что?
Четвёртая женщина: Я не замужем, а это мой брат!
Вторая женщина: А мне говорили, что ты замужем… (Обращается к третьей женщине) Вы же мне и говорили!
Третья женщина: Так потому, что она мне сама и рассказывала, про мужа, про их медовый месяц, на островах…
Четвёртая женщина (вырывает фото из рук мужчины): На каких островах! Я не замужем!
Третья женщина: Но вы же сами рассказывали?
Четвёртая женщина: А о чём с вами ещё говорить? О чём?! Вы все каждый день только и трещите про ваши семьи нелепые, куда вы после работы с мужьями ходите! (Коверкает голос, пародирует сослуживцев) : «В городе никаких развлечений, везде одно и то же! Я приватный танец не заказывала, а они подходят к столику и раздеваются, нам с мужем так противно стало, нам с мужем неприятно, мы с мужем отдохнули, у нас с мужем-у нас с мужем! Он меня повезёт на выходных… Он обещал достать на выходных!»… Мерзость! Одна и та же мерзость каждый день! (Вытирается одноразовой салфеткой).
Женщина: Ты что, ты нам завидуешь?
Четвёртая женщина: Ещё чего!
Женщина: Ты нам завидуешь! Какой ужас! А, главное, чему! (Берёт с её стола фото, разглядывает). Конечно, брат! Вылитый же ведь! Как мы раньше думали…
Четвёртая женщина: Положи на место!
Женщина: Успокойся!
Четвёртая женщина: Положи на место, я сказала!
Женщина: Ничего я ему не сделаю, успокойся!
Четвёртая женщина: Ты что, не поняла что ли? (Подскакивает к женщине, выхватывает из её рук фотографию).
Женщина: Да на, успокойся!
Четвёртая женщина: Дрянь! (Убирает фото в свою сумочку).
Женщина: Мерзавка!
Дверь открывается, в офис входит пожилой мужчина в красном вельветовом костюме. На руках мужчина держит маленькую собачку какой-то очень мерзкой породы с выпученными глазами, которые, кажется, в несколько раз больше самой этой собачки.
Пожилой мужчина: Извините…
Все замолкают.
Пожилой мужчина: Извините… мы забыли поводок… В прошлый раз мы забыли наш поводок в нашем кабинете… Мы гуляли и поняли, что гуляем без поводка… Он, наверное, в моём кабинете, в комнате отдыха… она закрыта… а нам нужен поводок… И, кстати, почему комната закрыта, я же просил, чтобы, даже когда меня нет, каждый сотрудник мог отдохнуть, расслабиться…
Мужчина: Туда сейчас нельзя…
Пожилой мужчина: Почему… у нас там ошейник…
Мужчина: Там повесилась наша сотрудница, туда сейчас нельзя…
Пожилой мужчина: Вот как… А… ну, да – ну, да… я тогда…
Мужчина: Постойте, подождите, сейчас уже должны приехать, вы можете подождать, если он вам необходим… Её снимут, и отдадут вам ваш поводок…
Пожилой мужчина: Да… (Машет рукой, хочет уйти, останавливается, оборачивается) Может быть, вам нужна моя помощь?
Мужчина: Да, пожалуй, нет, спасибо…
Пожилой мужчина: Смотрите, мне не тяжело…
Мужчина: Не знаю, может, кому-нибудь? (Оборачивается на сотрудников, все молчат, стараются отвести взгляд в сторону).
Женщина: Спасибо, не надо…
Пожилой мужчина: А?.. Да, ну, ладно, ладно… До свидания… (Уходит).
Мужчина: Всего доброго…
Все: До свидания…
Вторая женщина: Сколько раз уже его просили не приходить на работу с собакой!
Женщина: Он говорит, что она ему помогает, успокаивает пациентов…
Вторая женщина: Да кого она успокаивает, страшилища! Наняли клоуна! Ходит, мозги нам компостирует! И вот итог! Кому он помог, в чём?!
Третья женщина: Я лично всегда могу взять себя в руки… Да, без всяких, мне это, вообще, не понятно…
Четвёртая женщина: Вы можете, а кто-то – не может…
Третья женщина: Потому что надо всё делать вовремя…
Четвёртая женщина: Что именно?
Третья женщина: А то! Вы меня отлично понимаете…
Четвёртая женщина: Нет, я вас совсем не понимаю… Вы, пожалуйста, договаривайте, если что-то имеете в виду!
Третья женщина: Да ладно, всё вы отлично понимаете, что мне тут при всех вам объяснять, что замуж надо вовремя выходить, чтобы потом с людьми нормально общаться!
Четвёртая женщина: Да, и чтобы потом на чужих поводках…
Мужчина: Послушайте, я просто поражаюсь!.. Почему?! Почему вы, вдруг, в какой-то момент становитесь все как будто неуправляемыми какими-то… То есть, я не то хотел сказать, я в смысле… вот у вас у всех вроде всё чудесно… каждый день вы приходите сюда, здороваетесь, улыбаетесь… мы вместе работаем… ведь работаем… как-то… вы всё друг про друга знаете, но почему-то вы не можете вовремя сказать, что вам мешает или раздражает, копите, копите в себе, а потом превращаетесь в бомбу, которая взрывается в самый неподходящий момент… вот я, неужели я на вас на всех ору, что вы мне сегодня высказали? А? Неужели же я заслужил? Что, это так невыносимо потерпеть, если вам заслуженное замечание делают?
Сотрудник: А если незаслуженное?..
Мужчина: Ну как, ну, всё равно, можно как-то перетерпеть…
Сотрудник: Да…
Мужчина: Ну, в конце концов, ну, вы скажите, но только не в хамской же форме… Просто, вот этот негатив, я насколько понял, он копится, копится, он же должен как-то выходить…
Женщина: Просто расслабляться надо чаще, общаться, делиться проблемами…
Вторая женщина: Надо как бы разгружаться, чтобы кто-то помогал…
Третья женщина: Чтобы помогал, выслушивал… Может, даже, абсолютно посторонний, который никому не расскажет…
Четвёртая женщина: Но только не этот клоун…
Все: Не-е-е-е…
Женщина: С собакой…
Четвёртая женщина: А я! Я, однажды, зашла к нему в кабинет, на диван села, дай думаю отдохну, а он подсел, говорит, нарисуйте человека…
Женщина: Человека?
Четвёртая женщина: Да… Говорит – нарисуйте мне, пожалуйста, человека – я должен вас протестировать… Ну, я накалякала, так он мне такое выдал, я по его словам прямо чуть ли не манниачка какая! Оношник! (Все одобрительно подхихикивают, качают головами).
Третья женщина (берёт со своего стола картинки): А это моего сына, аппликации… Он любит вырезать, клеить… Я фотографии нарочно не ставлю себе на стол, у нас что сын, что муж – нефотогеничные, некрасиво выходят, или их фотографируют неправильно, а эти картинки – забавные, я на них когда смотрю – успокаиваюсь, как-то сразу мне легко становится, приятно… Бесёнок, бабушку доводит постоянно, никого не слушает, отца дразнит, только когда клеит – успокаивается… (Смотрит на картинки, плачет. Все расходятся по своим местам, продолжают работать).
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ.
Дворик. Скамейка. На скамейке – две пожилые женщины. Откуда–то издалека доносится скрип качелей. Кажется, что где–то в глубине дворика, невидимый, качается на ржавых качелях – ржавый робот. Роботу нравится качаться, – поэтому вряд ли он решит хоть когда–нибудь передохнуть, или тем более оставить качели в покое – он будет качаться всегда. Скорее всего, женщинам, сидящим на скамейке, это известно, и они стараются сжиться с жалящими их сердца железными звуками, подражая им звуками и гудением своих собственных голосов.
1–ая женщина: Ты тепло оделась?
2–ая женщина: Да. (Задирает юбку, демонстрирует соседке розовые рейтузы). Это у Лизы пузырь простывший, и она пододевает всегда точно такие же прямо на колготки. У неё как ветерок, даже лёгкий, – всё, сразу простывает пузырь. И моча потом с кровью. Она говорит, что как будто вилкой ей или ножом перочинным прорезают щёлочку для мочи. Вот она стоит над унитазом и ждёт, пока прорежут: пять минут, десять, двадцать, – а потом прямо с кровью течёт. Пока не пододевала, всё так и мучилась.
1–ая женщина: Лучше поберечься.
2–ая женщина: Лучше поберечься!
1–ая женщина (оборачивается на звук качелей, кричит): Не устал?!
Детский голос: Нет!
1–ая женщина: Ну качайся, качайся. Пусть качается.
2–ая женщина: Пусть качается.
1–ая женщина: Родители приходят и запирают его в четырёх комнатах, он к окну подходит, смотрит на улицу, на качели эти, как собака, смотрит, которую не выгуливают. Я им говорю, пустите, говорю, ребёнка на улицу. А они меня как будто не слышат, то есть, что я есть, что меня нет, – я – это шум воды, когда посуда моется, – когда что нужно, меня замечают. Вот ты свидетельница…
2–ая женщина: Да.
1–ая женщина: Вот я никому зла не желаю…
2–ая женщина: Да…
1–ая женщина: Но им… Вот увидишь, на моих глазах! Вот вчера – я говорю, – если я мешаю, если вам нужно, чтобы никто не мешал – пожалуйста – отправьте меня в дом престарелых. Мне что – я уже всё, что мне надо, увидела, – им жить – им ребёнка воспитывать.
2–ая женщина: Да перестань! В какой дом!
1–ая женщина: В какой, в обычный! Я там хоть знать буду, что точно никому не нужна, а тут что? Родные люди, и такое обращение!..
2–ая женщина: А дочь что?
1–ая женщина: А что дочь. Ночь день переспит – переговорит. Он ей всё, что ночью внушает, она то и делает, я иногда удивляюсь, моя это дочь или нет?
2–ая женщина: Сама виновата!
1–ая женщина: Сама виновата…
2–ая женщина: Я ещё, пока он ходить только начал к твоей, сразу сказала – он тебе устроит! Всё к рукам приберёт! Опоздала ты, прозевала! А сейчас мучайся!
1–ая женщина: Да… (хнычет).
2–ая женщина: Как ты, куда ты глядела! Он же какой национальности?! У них же в крови, у этих людей, командовать, покорять, а ты устроила кровосмешение…
1–ая женщина: Зато ребёнок красивый…
2–ая женщина: Красивый! И что? Такой же вырастет, как отец! Выродок.
1–ая женщина: Перестань!
2–ая женщина: А что? Да! Если сейчас не вырвать его из–под отца влияния – всё, будет такой же!
1–ая женщина: Зато у него работа хорошая, денежная!
2–ая женщина: Сколько ты видишь из этих денег–то, много? Вот так! Где он у тебя танцует – в казино?..
1–ая женщина: Там клуб, ресторан…
2–ая женщина: Так вот эта работа у него, пока мода на этнос ещё держится. Набирают вот таких, как зять твой, просят их плясать, петь, и чтоб по их, по–национальному, по–народному. Там никто ничего ведь не понимает, что им поют–пляшут, потому что все на игле, на системе – им это в кайф, что перед ними кто–то кривляется и воет по–непонятному, они, у кого деньги, – они торчат от этого, от этноса, и деньги в таких вот, как твой зять, вкладывают. Эти–то, этносы, думают, и вправду, кто–то понимает, что они там исполняют, а всем насрать на это – просто сделали это модным, потому что уже никому не интересно понимать нормальные песни, и танцы – мозги уже в пузырях у всех, как виспа – да и скучно это, и не прёт уже никого от простого понятного человеческого языка, от нормальной культуры. Нарки, одни нарки кругом, у них и деньги – продюсеры эти, менеджеры сетевых маркетингов, супервайзеры – все на дозу работают, – вот моя пенсия вся – это за мобильник заплатить и на еду, а они – на дозняк ещё должны пахать. Так что погоди, пройдёт на этносы мода – будет твой зять опять двор мести, или металлолом воровать, – что, в принципе, этим пастухам в рубашках с тесёмками и положено делать!
1–ая женщина: Так как, – если его с работы попрут, мне их всех содержать, что–ли?
2–ая женщина: А тебя никто не спросит. Будешь, как миленькая, – в рабстве! Или, вообще, в ванне тебя утопят и квартиру себе отметут.
1–ая женщина: Ой, да что ж это, а, как же я буду?
2–ая женщина: На! (Достаёт из кармана пальто какой–то пузырёк и протягивает его 1–ой женщине).
1–ая женщина: Что это?
2–ая женщина: Это война, понимаешь! Пора от превентивных мер переходить к наземным действиям! Тут, кто первый решится – тот и победит! По одной ему таблетке в суп, или в чай – и через полгода – дочь, внук и любимая бабушка – счастливая семья! А от зятя – лишь хорошие воспоминания!
1–ая женщина: Это что за колёса, это яд что–ли?
2–ая женщина: Леденцы! Конечно яд, – не бойся – никак никто не обнаружит – уже проверено – на своём личном опыте! Только у тебя зять – бандит, а у меня муж – ещё хуже был!
1–ая женщина: Так это ты ему…
2–ая женщина: Помогла! Я ему помогла, а то бы он ещё лет двадцать собирался на встречу с вечностью!
1–ая женщина: Такой хороший был…
2–ая женщина: Хороший! Этот хороший мне всю жизнь испортил, я только год этот по–человечески жить стала! Свободная, с квартирой, дети все пристроены, и никто не мешает!
1–ая женщина: По сколько, по одной?
2–ая женщина: По одной.
1–ая женщина: А если по две – в два раза быстрее?
2–ая женщина: Если по две – говорю тебе сразу – я тебе передачи в тюрьму носить не буду. У него вместо крови – понос течь будет – тебя сразу вычислят, так что лучше потерпи, пускай долго, зато потом никто не допрёт, что и как – по одной! Поняла?
К скамейке подходит мужчина с чемоданами, садится чуть поодаль женщин, ставит рядом чемоданы, смотрит в землю, напрягает лоб, что–то бормочет, – его глаза уже мокрые, и эта мокрота вот–вот начнёт стекать на щёки. Женщины прерывают разговор, незаметно косят на подсевшего к ним мужчину. 1–ая женщина картинно кричит в сторону скрипящих качелей, всё так же кося на странного соседа.
1–ая женщина: Не устал?!
Детский голос: Нет!
1–ая женщина: Ну качайся, качайся. Пусть качается.
2–ая женщина: Пусть качается.
Мужчина, не сдерживаясь, плачет.
1–ая женщина: Мужчина, ты что?
2–ая женщина: Ой, ой, ой, мужчина, ну–ка! Ну–ка, возьми себя в руки!
1–ая женщина: На платок, утрись! (Протягивает мужчине платок).
Мужчина: Спасибо.
Мужчина вытирает слёзы. Женщины смотрят на него в упор, ожидая, что вот–вот он поделится с ними своим горем.
Мужчина: Да… (Задумывается, смотрит вдаль, слёзы перестают течь, глаза высыхают). Ну, а что у вас?
1–ая женщина: У нас?
2–ая женщина: Как?
Мужчина: Ну, что вы тут сидите, чего ждёте?
1–ая женщина: Я внука выгуливаю!
2–ая женщина: А мне что, я гуляю, что такого, у меня целый день впереди!
Мужчина: Ну–ну… (Встаёт, берёт чемоданы, уходит).
1–ая женщина: О! Ты смотри какой!
2–ая женщина: Я что, отчёт должна давать, что я тут делаю?! Это я мужу буду отчёт давать, да и то он у меня не спросит!
1–ая женщина: Я тут всегда сижу! Вон внук мой качается, что?
2–ая женщина: Мне таких начальников, я сразу от таких избавилась, спасибо, свободна, теперь что хочу – то и делаю! Мне кто теперь, каждый теперь будет спрашивать и указывать – мне отчёты писать теперь что–ли?
1–ая женщина: Я его в соседний двор водила, гуляла – там качели лучше, а там ко мне подошли в погонах двое, спрашивают – это ваша машина зелёная?
2–ая женщина: Умный какой, с чемоданами гуляет…
1–ая женщина: Я им говорю, не моя, а что?
2–ая женщина: Опоздал, видимо, и ноет, а мы помешали, я отсюда никуда не уйду!
1–ая женщина: А они мои стали спрашивать инициалы и адрес, у машины, говорят, шины спущенные, и никто не знает, чья она, вы, спрашивают, знаете, видели, кто в неё садился, или, шины кто у неё спустил?
2–ая женщина: Я уже ничего не жду, я дождалась, – он будет у меня спрашивать! Я ждала тридцать лет назад, а потом перестала, да!
1–ая женщина: Я им говорю, не видела я, кто в неё садился и кто там у неё, в неё спускал, мне и дела нет до этого, вон, у меня внук качается и всё – и зачем мне где–то инициалы свои оставлять?!
2–ая женщина: Я даже, это, детям своим взрослым – и то не отчитываюсь, где я сижу и куда хожу, что мне тут ещё будет кто–то… У них своя жизнь, у меня своя – так получилось, что их жизнь с меня началась, но я за это с них ничего не требую! И они знают, что с матери уже ничего не поиметь!
1–ая женщина: Всё равно всё взяли, всё записали, и даже и индекс! Во как! Так я в тот двор не хожу теперь, от греха подальше! Здесь тоже качели есть! Неплохие качели! Давай колёса твои! (Скрип качелей резко стихает).
2–ая женщина: На! (Передаёт 1–ой женщине пузырёк с таблетками). Кто он вообще? Как его фамилия? С чемоданами! Сейчас всех, кто с чемоданами, – проверять надо!
1–ая женщина: Что это у тебя на лбу? (Смотрит в упор на лоб пожилой подруги. У той, как у замужней индианки – прямо посередине лба – подёргиваясь, горит ярко–красная точка – только это не знак замужества, а лазерный прицел).
2–ая женщина: Что?
1–ая женщина: Пятно красное. Ну–ка… (Плюёт на палец, хочет стереть пятно – однако красная точка, словно солнечный зайчик, убегает от пальца и смещается чуть выше). Платок нужен…
2–ая женщина: Платок унёс! А, как! Развёл нас, как я не знаю кого! Да что ты! (Отстраняет ото лба руку своей подруги).
1–ая женщина: О, исчезло! Ой, опять появилось!
2–ая женщина: Что это, ты скажешь?
1–ая женщина: А, это, кажется, прицел, лазерный… Как будто тебя снайпер на мушку взял…
2–ая женщина: Зачем?
1–ая женщина: Расстрелять!
2–ая женщина: Ой, да ты что! (Вскакивает, обегает скамейку, прячется за 1–ую женщину, выглядывает из–за неё). Смотри, это внук твой навёл что–то на нас!
1–ая женщина: А! Так это ему отец подарил! Прицел, это игрушка!
2–ая женщина: Ага, уже – началось, с игрушки всё и начинается! Пусть он её уберёт! (Снова прячется за 1–ую женщину). Скажи ему!
1–ая женщина (кричит внуку): Ты что творишь, а?! (Поворачивается к своей подруге) Не бойся, оно не стреляет, оно просто прицеливается!
2–ая женщина: Ага, прицеливается! Прицеливается, а потом стреляет! (Кричит непослушному ребёнку) Убери, слышишь, убери от нас!
1–ая женщина (внуку): Садись, качайся! Внучек, садись качайся!
2–ая женщина: Не слушает!
1–ая женщина: Ну, сейчас я ему наваляю! (Срывается к качелям с криком) Я кому сказала, убери! Убери! Садись качайся! Домой сейчас пойдёшь!
2–ая женщина (приподнимаясь): Вот кровь что творит! Одна кровь – и всё, уже ничего не поделаешь, воспитывай, не воспитывай, им всем надо подсыпать, всем… (Кричит 1–ой женщине) Да как ты, разбей! Разбей её вообще, чтобы он в руки его не брал! (Бежит к качелям).
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
Казарма одного из военизированных подразделений. Раздевалка перед душевой комнатой. В раздевалку из душевой пробивается пар, обволакивающий многочисленные вещевые шкафчики и невысокие скамейки. На одной из скамеек перед раскрытой дверцей шкафа сидит мужчина атлетического сложения; выдавливая из продолговатого и объёмного тюбика на ладонь белый крем, он аккуратно смазывает им пальцы своих ног. Из соседнего шкафчика раздаётся нетерпеливый стук и треск, как будто там заперли кого–то, и он пытается выломать дверь изнутри. В это время с шумом распахивается дверь душевой и в раздевалку вбегают ещё двое молодых мужчин с полотенцами на бёдрах. У одного в руках коробка со стиральным порошком; другой подбегает к своему шкафчику, роется в нём, достаёт лист белой бумаги. Вместе – они подходят к шкафу, откуда доносится стук; мужчины смеются, подзадоривают друг друга. Один высыпает на лист порошок, другой подносит его к прорезям в шафу и что есть силы дует. Из шкафчика доносится кашель; мужчины, довольные своей «шуткой», хохочут.
1–ый мужчина: Химическая атака!
2–ой мужчина (кричит в шкаф): Не дыши!
3–ий мужчина (вытирает руки от крема): Что вы его мучаете?
1–ый: Он пельмень потому что!
2–ой: Равиолли! (Оба ржут, снова подносят к шкафчику порошок, высыпанный на лист бумаги, дуют; в шкафчике кто–то сильно кашляет).
3–ий: Где были сегодня?
1–ый: На пожаре! Дом подорвали один…
3–ий: И чего там? (Кто–то, запертый в шкафу, начинает остервенело долбиться, перекрывая голоса разговаривающих). Да откройте… вы его… задолбал уже!
2–ой мужчина открывает шкафчик, – оттуда, задыхаясь от кашля, вываливается тшедушного вида голый мужчина, внешне выглядящий гораздо старше тех, кто его запер. Он откашливается, подходит к своему шкафчику, открывает его и начинает одеваться, всё время бормоча…
4–ый: Уроды…
2–ой: Ты ещё спасибо нам скажешь, смотри, ты уже готов ко всему, даже к химической атаке! (Ржёт).
3–ий: Так чего там было?
1–ый: Взрыв газа!
3–ий: Бытовуха?
1–ый: Нет, пока ещё не ясно, но, наверняка, не бытовуха. Там, вобще, разнесло весь этаж, а всё из одной квартиры рвануло – там по первым признакам эксперты уже накопали, что всё подстроено было, кто–то газ включил, все комфорки…
2–ой в это время роется в своём шкафу, достаёт оттуда фотографию, показывает 3–ему.
2–ой: На, смотри, я пофоткал там, клёво, да? Клёво?
3–ий: Это чьи руки?
1–ый: Смотри, руки и ноги к кровати привязаны, а посередине – пустота! Вобще, да!
3–ий: Вы мэ'ньяки! У вас уже на фотовыставку набралось таких, да?
2–ой: Смотри, они потому что привязаны были, поэтому со спинкой кровати остались, а тело вылетело, его, вобще, на улице нашли, ага! (Ржёт, суёт фото прямо в нос 3–ему, тот отталкивает его, тогда 2–ой подносит фотографию к глазам 1–го).
1–ый: Да убери ты! И так я, вобще, уже не сплю с этой работой!
4–ый: Вас всех лечить надо!
2–ой: Ты чего, а? (Передаёт фотографию 1–му, снимает с пояса полотенце, складывает его вдвое и скручивает, размахивает над головой, приближается к 4–му – с силой стегает его по ляжкам).
4–ый (истерично кричит): Отстань от меня!
2–ой: Сейчас я отстану – я так отстану, что ты в нашу фотовыставку угодишь, я вот только ноги тебе оторву и положу их в твой шкаф, и мы их там сфотографируем, и назовём всё это «Ноги в шкафчике» (ржёт).
1–ый: Не, мы их прикрутим к шкафу, и он будет стоять на его ногах! (Оба ржут).
4–ый: Что вам от меня надо?! Почему вы всё время ко мне пристаёте?.. (Плачет).
2–ой: Потому что ты пельмень!
1–ый: Равиолли!
2–ой: Ты уши свои видел?
1–ый: У тебя папа слон был? Мама в зоопарке слишком близко к клетке подошла, да? А потом ты родился!
2–ой: Элефант!
3–ий: Ладно, отстаньте от него! Пусть одевается и валит, он стонет так, я не могу уже!
2–ой снова стегает 4–го полотенцем, тот прижимается к шкафу, молчит.
2–ой: Ну–ка, – постони! Постони!
4–ый вдруг разворачивается к 2–му и со всей силы, наотмашь, чуть подпрыгивая, бьёт того прямо по лицу, – 2–ой падает, некоторое время лежит неподвижно, соображая, что произошло, затем резко вскакивает, подбегает к 4–му, замахивается, бьёт, 4–ый ловко уворачивается от удара и ещё раз сильно впечатывает кулаком в глаз своему обидчику, тот в ярости вскрикивает и прыжком сшибает 4–го на пол, – там их тела свиваются в клубок, бешено перекатывающийся из одного угла раздевалки в другой. В это время в раздевалку входит пожилой полный мужчина; на нём – только брюки и майка, ноги – босые, китель и ботинки – в руках. Мужчина в недоумении останавливается, смотрит на дерущихся, затем переводит взгляд на 1–го и 3–го. Те вскакивают, бросаются к 4–му и 2–му, разнимают их; все вместе 1–ый, 2–ой, 3–ий и 4–ый вытягиваются по стойке смирно перед 5–ым мужчиной. 5–ый подходит к своему шкафу, ставит вниз ботинки, развешивает китель, снимает брюки, оборачивает вокруг бёдер полотенце, не глядя на четверых, продолжающих стоять навытяжку, командует им…
5–ый: Вольно! (Поворачивается ко всем). Что – не устали? Энергии много? Да? Рукам–то можно найти получше применение, а? Наши руки не для скуки! Это расслабляет! (Обращается ко 2–му) Вот ты с ним дерёшься, а он завтра, может, не вытащит тебя из–под завала, или из эпицентра, да… На задания же вместе ездите… (кряхтя, усаживается на низкую скамейку). Или, вообще, подтолкнёт тебя сзади, (подмигивает 4–му) да? И всё – несчастный случай при исполнении, – и всё из–за своей собственной глупости… Садитесь. (Все садятся).
5–ый долго молчит, затем спрашивает, непонятно кого…
5–ый: Фотографировал?
Все молчат.
5–ый: Ну давай, показывай, я же видел, как щёлкал, показывай!
2–ой поднимается, подходит к своему шкафчику, ищет фотографию, 1–ый подбегает к своему шкафчику, достаёт фотографию, протягивает её 5–му – тот рассматривает фото, передаёт его 2–му…
5–ый: Женщина…
1–ый, 2–ой, 3–ий (хором): Женщина?
5–ый: Маникюр на ногтях…
2–ой: Маникюр? (Всматривается в фото, затем передаёт её 1–му).
1–ый: У вас глаз – алмаз… – как вот красный лак от крови отличить можно?
5–ый: Можно, насмотришься с моё – будешь отличать! (Обращается к 3–му) А ваших куда сегодня возили?
3–ий: В аэропорт…
5–ый: Там чего?
3–ий: Как обычно – чемоданы, взлётная полоса…
5–ый: Рвануло?
3–ий: Нет – чемоданы пустые.
5–ый: Пустые?
3–ий: Да, оставил кто–то пустые чемоданы…
1–ый: Специально?
2–ой: Специально бы не пустые оставили…
1–ый: Нет, ну, предупредить, может, хотели? Напугать!
3–ий: Напугали! Там на три часа зависли, роботом всё ощупывали…
5–ый: А у нас – ребята рассказали тебе?..
3–ий: Да…
5–ый: Вроде, бытовуха, а вроде – хрен знает… Газ кто–то открыл, в квартире было двое, потом от искры, от звонка, всё взорвалось…
3–ий: От звонка?
5–ый: Да, от дверного, парень маленький, дурак, за ним бабка его гналась, с подругой, – наказать его за что–то хотели, – он бежал, дикий, и в звонки всех квартир по пути жал, – сам–то он вверх пробегал, а люди из квартир выходили и тёток этих тормозили – чё, мол, звоните?..
3–ий: Хитрый!
5–ый: Да, хитрый, – в эту квартиру позвонил, и улетел…
4–ый: Боялся, наверное, они его отлупить, наверное, хотели…
5–ый: Да, наказали… Сами–то живы остались – а ребёнок пока неизвестно…
3–ий: Уроды! Чё творят, непонятно!
5–ый: Мы этих допрашиваем, говорим, – зачем парня напугали, что он так по подъезду сиганул, а одна говорит – мы часто так делали – но никогда ещё не взрывались, – представляете! А другая молчит теперь, это шок, наверное, молчит и пишет… – имя какое–то мужское, и извинения всё просит, пишет и пишет… – прости меня и имя, смотрит вокруг, бумажку эту показывает и мычит…
3–ий: Да, после такого всякое может быть…
4–ый: Ага, некоторые после такого звереют…
2–ой: Чего?
5–ый: Вот ты зачем это всё фотографируешь?
2–ой: Зачем… не знаю, так, прикольно, а потом можно выставку сделать, что, мол, так поступать нельзя, то есть все посмотрят на эти ужасы и ужаснутся, и так, чтобы осторожней…
5–ый: Херню ты говоришь!
2–ой: Да?
5–ый: Да! Посмотри, как красиво! (Берёт у 1–го фото). А?! Не было бы красиво, ты бы не стал фотографировать! Вот так! Поглядит кто–то на эти картинки, и не ужас в них увидит, а красоту! И пойдёт дальше это искусство, в жизнь, продвигать! И так уже все заразились – дело ведь не в том, кто, что, сколько от этого всего, – от взрывов, от убийств, от терактов этих погибает, – здесь другое, ещё более страшное – здесь цепная реакция начинается. Все, все этим заражаются! Гибнут невинные и невинные заражаются, самые ярые противники – становятся головорезами! И никто не хочет остановиться! Никто! Вот, это всё сопли, все эти мысли – они смешные, потому что слишком обычные!.. Но и твоя эта идея ущербная, фотографии эти, выставка, – это как пустые чемоданы на взлётной полосе. Да? Все будут исследовать, анализировать – и сейчас они не взорвутся, нет, – они взорвутся потом – и у каждого, в жизни каждого – по–своему! Да… Вот сейчас как удобно стало, это мой друг мне рассказал – он свою старую собаку вечером, поздно, – с балкона сбросил – а утром, говорит, её дворники уберут, – удобно, не возиться, ничего – скинул – и всё, старую собаку! Ужас, да? Вот, я вам это рассказываю как пример страшного дела, ну, что это ужасно… И вы, может, поймёте меня, друзьям расскажите, что, вот, есть у вас полковник, друг которого – садист, просто, так–то и так со своей псиной поступил, – те ещё, своим друзьям расскажут, – а кто–то возьмёт, и смекнёт – ну, действительно, удобно же?! Сбросил, и всё. Ни усыплять, ни платить – только на балкон выйти и столкнуть! А если бы ему никто ничего такого не рассказывал, допёр бы он до этого, ну, так, чтобы сам, а? Или, вот, он подумает – кто–то ведь так поступает, почему бы и мне не решиться на это?..
4–ый: То есть, по–вашему, надо, вообще, это, запретить говорить об этом, не разрешать показывать… По–вашему, получается, раз это произошло – всё уже, значит! Взрывы, убийства, насилие, там, – пускай! А нас тогда, нас, – лучше в клетке, да, тогда держать, чтобы мы об этом никому ни–ни!..
5–ый: По–моему, если ты этим (показывает на 1–го и 2–го) отпор не дашь, они тебя уже отпидарасят скоро! Я как вас ни увижу в неформальной обстановке, они к тебе постоянно цепляются! А? Что? Вот – ты сначала свою проблему реши, а потом о других думай! По–моему, по–вашему! Ладно, отдыхайте!
Поднимается, уходит в душевую. 1–ый, 2–ой, 3–ий, 4–ый одеваются. Вдруг, 5–ый возвращается, подходит к остальным и совершенно неожиданно начинает петь…
5–ый:
Happy birthday to you!
Happy birthday to you!
Happy birthday, mister president!
Happy birthday to you!
Ну, а? Как я спел?
2–ой: Как Мэрилин Монро!
5–ый: Правильно! И никто, никто не поёт эту песню от души, от самого себя! Все – на юбилеях, на концертах, дома – все стараются спеть, как она тогда – президенту! А вы знаете, что этот президент и все тогда, в тот вечер, – ждали её, а она опаздывала, и вообще, – у неё же тогда – измена была, ломало её, – это же, это же как – представляете, это человеку помочь надо, сначала помочь, а потом разобраться, – этот же голос такой, и манеры эти – это же у типичных героинщиков только – вот это всё happy birthday! А это приняли как норму, и все хотят этому подражать! Представляете?! А? Что?.. Ну, ладно, отдыхайте!.. (Уходит).
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ.
Салон самолёта. Полупустой отсек бизнес–класса. В одном из кресел сидит Пассажир. Рядом никого. Пассажир, не глядя, пристёгивает ремень безопасности, промахивается, снова пристёгивает, промахивается… – попадает с пятого раза. К нему подходит Пассажир 1…
Пассажир 1: Пристегнулись?
Пассажир: Да…
Пассажир 1 (присаживается рядом на свободное место): А я сколько ни летаю – сам ни за что не могу пристегнуться, никак не пойму – что куда вставляется, кручу, верчу – пока кто–нибудь не поможет…
Пассажир молчит.
Пассажир 1: Не поможете?
Пассажир: Да, пожалуйста… (Наклоняется к соседу, пристёгивает его).
Пассажир 1: Какие мягкие руки…
Пассажир: Что?
Пассажир 1: Как у младенца, пальчики пухленькие, не у всех мужчин такие…
Пассажир: Да?
Пассажир 1: Обычно это у стильных, у очень стильных мужчин такие, вы меня понимаете?
Пассажир: Нет…
Пассажир 1: Ладно, не берите в голову!
В проходе появляется Пассажир 2.
Пассажир 2: А–а–а, вот так встреча!
Пассажир 1: Вот так встреча!
Пассажир 2: Судьба, да?
Пассажир 1: Да, судьба! (Пассажир 1 и Пассажир 2 смеются).
Пассажир 2 (к Пассажиру): Вы пристегнулись!
Пассажир 1: И я – и я пристегнулся!
Пассажир 2: Сам?!
Пассажир 1: Нет – мне помогли!
Пассажир 2: Без последствий? (Опять оба смеются, как могут смеяться давние товарищи над понятными только им шутками). Так, ну что – я к окну, да? (Протискивается мимо сидящих, усаживается у иллюминатора). У окна можно не пристёгиваться, всё равно – не поможет… у окна, да и не только… (смотрит в иллюминатор). Так, правый двигатель не работает…
Пассажир: Как? Надо сообщить!.. (Наклоняется к иллюминатору, вертит головой, всматривается)…
Пассажир 2: Шутка! Я пошутил!
Пассажир: Это не смешно!
Пассажир 2: Не смешно?!
Пассажир 1 (к Пассажиру): На самом деле – ему ещё страшнее, чем нам, – он просто не показывает вида, поэтому так нелепо шутит!
Пассажир: Да, очень нелепо!
Пассажир 2: Ну простите, простите меня, мне, правда, – очень страшно, – посмотрите – посмотрите – всего лишь какая–то тонкая перегородка, а там – небо… От одной этой мысли у меня в голове всё переворачивается, и я болтаю, да, болтаю, чтобы отвлечься, чтобы совсем перестать думать… Иначе, если задуматься, можно с ума сойти! Легко!
Пассажир: Может, вам выпить?
Пассажир 2: Я, к сожалению, не пью!
Пассажир 1: А я выпью.
Пассажир: И я.
Пассажир 1: Нажимайте.
Пассажир: Что?
Пассажир 1: Кнопку вызова стюардессы.
Пассажир: Ах, да! (Жмёт). Странно, они и так ходить должны, спрашивать… странно…
Пассажир 2: Ну а то, что мы встретились – не странно?
Пассажир: А?
Пассажир 1: Он имеет в виду, что вам странной показалась совсем нестранная вещь…
Пассажир 2: А ещё более странная – прошла, вообще, – мимо вас!
Пассажир: Вы так говорите, как будто близнецы, или, вообще, как будто вас не двое, а один…
Пассажир 1: Да?
Пассажир 2: Да?
Пассажир 1: А куда вы летите?
Пассажир 2: Я?
Пассажир 1: Да!
Пассажир: Где же стюардесса?
Пассажир 1: Так куда вы летите?
Пассажир: Я?
Пассажир 1: Да… Всё же, почему так? Почему мы прилепились друг к другу?
Пассажир 2: Слушайте, а ведь двигатель, и правда, не работает!
Пассажир и Пассажир 1 прислоняются к иллюминатору.
Пассажир: Он горит!
Пассажир 1: Нас подбили!
Пассажир: Что вы говорите! Сейчас же не война, кто нас подбил?!
Пассажир 2: Ха! Какой вы самоуверенный! Сколько минут назад вы сели в самолёт?
Пассажир (смотрит на часы): Тридцать!
Пассажир 1: Тридцать?! Да знаете, что за это время могло произойти?
Пассажир 2: За это время мир мог перевернуться!
Пассажир 1: Да, и мы, раз уж так всё пошло, приземлимся совсем в другом мире!
Пассажир 2: Если, вообще, приземлимся!
Пассажир: Вы что?! Вы что?! Где стюардесса?! Куда мы летим?! Где приземлимся?! Мне нужно, мне нужно выйти, мне нужно вернуться!
Пассажир 1: Успокойтесь! Успокойтесь!
Пассажир 2: Куда вам выйти? Это слишком просто! Давайте, терпите!
Пассажир: Мне нужно, я… я…
Пассажир 1: Что я?! Ну?!
Пассажир: Я должен вернуться, выключить газ!
Пассажир 2: Газ?!
Пассажир 1: Вы что же, приехали домой, включили газ, – и забыли его выключить?
Пассажир: Я приехал, приехал, а они – лежат, он спит, а она связана… кляп во рту! Я сначала подумал – что это её, как? И всё понял… Они развлекались, развлекались – а тут я! Она связана, он спит! Она меня видела, видела и поняла, почувствовала – я же все форточки стал закрывать, тихо, чтобы не разбудить, все форточки – и газ пустил, на всю, и из духовки, а она всё поняла, всё поняла и ничего не могла, ничего не могла поделать, мычала, мычала!..
Пассажир 1: Да…
Пассажир 2: А зачем вы нам это всё рассказали?
Пассажир 1: Вы что, подумали, это вам зачтётся что–ли?
Пассажир 2: Покаяние публичное тут устроили! Нам тоже, между прочим, плохо!
Пассажир 1: Ещё как!
Пассажир 2: Давайте вот сейчас мы начнём вспоминать, кому какие гадости делали, – что вам от этого – легче станет?
Пассажир: Нет, но, может, легче станет вам?
Пассажир 1: Это ещё подлее, понимаешь, – вот сейчас же ничего уже не вернуть, да? Так вот это ещё подлее – каяться в том, что уже бесповоротно, чего уже не изменить. Что помешало тебе там, на земле, подумать об этом, а? Ведь сегодня, там, ты мог всё сделать по–другому, мог, но сделал так – как сделал, – и твоё сейчас, твоё настоящее – такое, каким ты сам его сделал!
Пассажир 2: Нет! Когда всё хорошо, когда всё спокойно, никто ни о чём не хочет думать!
Пассажир 1: А ведь с тобой полный бардак! С тобой полный бардак, понимаешь, и уже давно, давно!
Пассажир: Кто её заставлял, чего ей не хватало?! Мы хорошо жили, мы понимали друг друга, любили, чего ей не хватало?!
Пассажир 2: Дурак, ты думаешь о другом! Посмотри сначала на себя, что с тобой происходит – ведь с тобой каждый день что–нибудь происходит… Происходит ведь?! Как–то ты проводишь время, что–то делаешь – начинать надо с малого, вот с таких, как ты, понимаешь… Каждый ведь – день за днём – готовит себе то, что, в конечном итоге, и заслуживает…
Пассажир 1: Нас, наверное, кто сейчас здесь услышит – смеяться будет над нами – будет гореть в этом самолёте и смеяться – ведь это действительно – это так просто, такой замкнутый круг, когда мы сами, сами подкидываем себе то, что нас потом и убивает… Я вот думаю, что… получается что… что мы сами себя убиваем?.. Не сразу, конечно… как в замедленном кино…
Пассажир: Так, стоп! Что?! Что вы говорите?! Надо спасать, тушить! Почему?! Почему все сидят?! (Вскакивает, мечется по салону, немногочисленные пассажиры бизнес–класса продолжают невозмутимо сидеть в своих креслах). Почему?!
Пассажир 1: Ну что вы мечетесь, вы же не икра, в конце концов, – вы давно уже всё поняли… Какой смысл тушить этот самолёт, какой смысл спасать этот самолёт, если завтра загорятся другие.
Пассажир 2: Беги – беги – туши! Но – что будет ждать тебя там, на земле, когда ты благополучно приземлишься, – на работе, дома – что будет тебя ждать? Страшно, страшно чувствовать себя незащищённым, но, впрочем, ты сам виноват…
Пассажир: Замолчите, замолчите!!! Я не хочу вас слушать! Вы глупые! Вы что говорите?! Я всё это читал, меня этому в школе учили, мне об этом мама говорила! Когда я маленьким был, маленьким, когда я маленьким был… (Падает на пол, плачет. К нему подходит стюардесса).
Стюардесса: Пристегнитесь, пожалуйста.
Пассажир: А?
Стюардесса: Пожалуйста, пристегнитесь, взлетаем. Что–нибудь желаете?
Пассажир садится в кресло, осматривается – кроме него и стюардессы в салоне никого нет.
Пассажир: А?.. (Выглядывает в иллюминатор). Мы ещё разве не летим?
Стюардесса: Взлетаем, что–нибудь желаете?
Пассажир: Нет… спасибо…
Стюардесса: С вами всё хорошо?
Пассажир: Да… спасибо… Спасибо!
Стюардесса уходит. Пассажир достаёт мобильный телефон, дрожащими руками набирает номер… – раздаются гудки, включается автоответчик…
Автоответчик: Привет! Дома нас нет! Пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение… (сбой, шипение)… пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение… (звучит долгий гудок… Пассажир молчит… он ждёт, когда кончится гудок и соображает, что сказать… гудок не прекращается, а Пассажир всё никак не может собраться с мыслями, чтобы после гудка – что–то сказать)…
Конец.