Ламли Уильям

Дневник Алонсо Тайпера

Уильям Ламли

ДНЕВНИК АЛОНСО ТАЙПЕРА

ОТ РЕДАКТОРА. Последний раз доктора Тайпера видели 17 апреля 1908 года, близ полудня, в отеле "Ричмонд" города Батавия. Уроженец города Кингстон, штат Нью-Йорк, Алонсо Хазбрух Тайпер принадлежал к древней графской фамилии Ульстеров и был последним представителем этого рода. На момент исчезновения ему исполнилось пятьдесят три года.

По окончании закрытой частной школы мистер Тайпер прослушал курс лекций в Колумбийском и Гейдельбергском университетах. Всю свою научную деятельность он посвятил наукам, прямо или косвенно относящимся к малоисследованным и запретным областям человеческого знания. Его работы по вампиризму, магии и полтергейсту публиковались частным порядком, после того как от них отказались академические издания. В 1900 году, по неясным причинам, мистер Тайпер был вынужден оставить Общество психологических исследований.

В различные периоды своей жизни мистер Тайпер много путешествовал, порой исчезая из поля зрения на весьма продолжительные отрезки времени. Среди известных объектов его изысканий - заброшенные города в Непале, Индии, Тибете и Южном Индокитае; большую часть 1899 года он провел на загадочном острове Истер. Интенсивные поиски мистера Тайпера после его исчезновения не принесли результатов, и его поместье в Нью-Йорк-Сити было разделено между дальними родственниками.

Предлагаемый вниманию читателей дневник, как утверждают, был обнаружен в развалинах большого загородного особняка близ города Аттика, штат Нью-Йорк. Зловещая репутация дома привела его к полному запустению и заброшенности. Основание постройки весьма древнее и относится к эпохе, предшествовавшей белой колонизации этой области. Почти полтора столетия дом являлся собственностью замкнутого аристократического рода Ван дер Хейлов, представители которого мигрировали из Олбани в 1746 году, окутанные облаком подозрений в колдовстве и чернокнижии. Возраст фундамента постройки предположительно датирован 1760 годом.

О происхождении рода Ван дер Хейлов известно очень немногое. Среди остальных землевладельцев его представители держались особняком; нанимали слуг-негров, вывезенных из Африки и плохо владевших английским; детей воспитывали в закрытых школах и европейских колледжах. Отделившиеся члены семейства очень скоро выпадали из поля зрения, однако прежде каждый из них успевал снискать зловещую славу поклонника Черной мессы или же еще более мрачных культов.

Рядом с заброшенным зданием расположено небольшое селение с необычным названием Коразин, где проживают по преимуществу индейцы и выходцы из близлежащих областей. Внимание этнографов привлекли странные кастовые отношения, практикуемые среди местных жителей; этой теме уже посвящены несколько монографий, написанных известными учеными. Сразу за селением, по направлению к особняку Ван дер Хейлов, возвышается травянистый холм, увенчанный каменной грядой древнего происхождения, о которой индейцы племени ирокезов говорит с неизменным страхом и благоговением. Происхождение и природа этих камней, возраст которых - согласно последним археологическим и климатологическим измерениям - относится к доисторическим эпохам, до сих пор остается загадкой.

С 1795 года среди исследователей этих мест и более позднего населения деревни были распространены истории о таинственных шумах и песнопениях, исходивших из каменного особняка или с вершины увенчанного валунами холма; хотя есть основания полагать, что эти явления полностью прекратились в 1872 году, когда весь род Ван дер Хейлов, включая слуг и членов семейства, внезапно и необъяснимо исчез.

С этого времени дом оставался необитаемым; три загадочные смерти, пять исчезновений и четыре случая внезапного помешательства вынудили последующих владельцев или просто любопытствующих держаться подальше от этого места. Строения, деревня и обширные земельные участки после безуспешных попыток отыскать наследников Ван дер Хейла отошли к государству и частью были проданы с аукциона. Примерно в 1890 году новые обитатели поместья (покойный ныне Чарльз А. Шилдс и его сын Оскар С. Шилдс, город Буффало) покинули свои владения в состоянии полного запустения, предупредив население об опасности посещения этого места.

Из тех, кто в последующие сорок лет осмеливался приближаться к запретному дому, большую часть составляли исследователи оккультных наук, полицейские, журналисты и странные личности, специально прибывавшие из-за границы. Среди последних особое внимание привлек один таинственный евразиец; в 1903 году газеты пестрели сообщениями об обнаружении его вблизи развалин - с необычными повреждениями на теле и интеллектом, упавшим до уровня новорожденного ребенка.

Дневник мистера Тайпера - книга размером приблизительно 6хЗУ2 дюйма, из плотной бумаги, скрепленная необычайно прочным и легким металлическим переплетом, - был обнаружен среди вещей одного из жителей селения Коразин 16 ноября 1935 года муниципальным полицейским, присланным для расследования слухов о саморазрушении заброшенного имения Ван дер Хейлов. Дом действительно рухнул, очевидно по причине почтенного возраста и полной ветхости, в жестокую грозу в ночь на 13 ноября. Не уцелело ни фрагмента стены или фундамента, и несколько недель к руинам было невозможно приблизиться. Джон Игл - смуглый, с лицом, похожим на обезьянье, селянин - признался, что обнаружил книгу лежащей на поверхности руин, на месте бывшей гостиной второго этажа.

Из уцелевших обломков здания весьма малая часть поддается идентификации, хотя практически полностью сохранился огромный сводчатый подвал, сложенный из кирпича, где были обнаружены несколько загадочных предметов. Старинная железная дверь, ведущая вниз, была вырвана вместе с петлями и причудливо переплетенным, необычайно крепким замком, продолжавшим удерживать створки. Стены подвального помещения покрывали грубо вырезанные в кирпиче иероглифы, до сих пор не поддающиеся расшифровке. Другой странной находкой была большая круглая брешь в одной из стен, наглухо заблокированная обломком скалы, очевидно сместившимся в результате падения здания.

Однако самой необычной из всех находок была зловонная, вязкая масса угольного оттенка, покрывавшая каменные плиты основания подвала; волнистая полоса этой субстанции, приблизительно в ярд шириной, обрывалась у входа в загадочное круглое отверстие. Рабочие, раскапывавшие подвал, утверждали, что воздух внутри поразительно напоминал запах неубранной клетки со змеями в зоологическом парке.

Графологическая экспертиза подтвердила подлинность дневника пропавшего доктора Тайпера. По мере обследования заброшенного имения Ван дер Хейлов записи ученого становятся менее связными, отрывочными, показывая всевозрастающее нервное напряжение его поисков. Жители селения Коразин -их неразвитость и замкнутость ставили в тупик многих исследователей этих мест не припоминают мистера Тайпера среди прочих посетителей зловещего дома.

Текст дневника нами приводится полностью и без объяснений. Исключая из рассмотрения возможное помешательство автора, все прочие заключения предоставляется сделать самому читателю. Вероятно, лишь будущее способно разрешить эту многовековую загадку, занимающую умы уже нескольких поколений. Следует заметить, однако, что генеалогические свидетельства подтверждают предположение покойного мистера Тайпера относительно имени Адриан Слейт.

ДНЕВНИК

Прибыл в шесть вечера. Всю дорогу от Аттики за моей спиной собиралась гроза; в деревне не нашлось ни повозки, ни лошади, чтобы облегчить мой путь, а на автомобиле сюда не добраться. Дом производит более жуткое впечатление, чем я ожидал; страшно подумать о предстоящем, и в то же время я сгораю от нетерпения раскрыть его тайну. Приближается Вальпургиева ночь: древний ужас вселенной, ее исполнение поможет мне разгадать сокровенный смысл друидических кромлехов Уэльса. Что бы ни произошло, я не отступлю. Необъяснимая воля побудила меня посвятить всю жизнь поискам запретных таинств, ничто больше не привлекает меня, и я готов к любой участи.

День еще не кончился, но, когда я добрался до места, было уже совсем темно. Мне никогда не приходилось наблюдать столь плотных грозовых туч, которые скрыли окружающую местность, и если бы не вспышки молний, я бы непременно сбился с дороги. Деревушка оставляет тяжелое-впечатление: ее обитатели по умственному развитию близки к идиотам. Один из них поприветствовал меня, словно старого знакомого. Ландшафт практически неразличим в густых сумерках; буроватая растительность обильно покрывает небольшую болотистую долину, окруженную чахлыми деревцами со зловеще изогнутыми голыми ветками. За деревней высится мрачный холм, на вершине которого кольцом установлены огромные валуны; осколок скалы выступает в центре. Без сомнения, это наиболее опасное из мест, о которых меня предупреждал В.

Особняк стоит посреди парка, буйно заросшего необычного вида кустами шиповника. С трудом продравшись через эти заросли, я останавливаюсь, пораженный ветхим обликом и атмосферой упадка, окутывающей здание. Архитектура фасада вызывает болезненное отвращение; удивительно, как до сих пор эта громада не распалась на части. Дом деревянный, и, хотя первоначальные очертания погребены под более поздними наслоениями флигелей, пристроенных в разные годы, я думаю, что основу сооружения составляет старинный колониальный особняк в чисто английском стиле. Возможно, предпочтение дерева камню объясняется стесненностью в средствах, хотя, если мне не изменяет память, жена Дирка Ван дер Хейла происходила из семьи чернокнижника Абадонны Кори, проживавшего в Салеме, где постройки из дерева не редкость. Невысокая колоннада подпирает маленький портик, под которым я укрываюсь от разыгравшейся непогоды. Дьявольские порывы бури, непроглядная тьма, раскаты грома, ливень и молнии напоминают о конце света: свежий ветер когтями рвет мою одежду.

Входная дверь оказалась незаперта, я включаю электрический фонарик и вхожу вовнутрь. Слой пыли толщиной в несколько дюймов покрывает пол и окружающую обстановку; воздух застоялся и отдает свежевскопанной могилой. Длинный коридор ведет к винтовой лестнице.

Поднявшись наверх, я выбираю комнату для привала с окнами на фасаде здания. Обстановка выглядит совершенно нетронутой, хотя большая часть предметов мебели рассыпалась от времени или перекосилась. Пишу эти строки в восемь часов вечера, после приготовленного на скорую руку холодного ужина из моих походных запасов. Деревенские жители обещали снабжать меня продовольствием, однако наотрез отказались подходить ближе полуразвалившихся ворот, ведущих в парк. Пока нельзя, говорят они. Никак не могу избавиться от неприятного чувства, что каким-то образом мне знакомо это место.

Позднее вечером.

В доме явственно ощущается чужое присутствие. Чья-то злобная воля особенно враждебная по отношению ко мне - ищет способ сломить меня и завладеть мной. Никто не появляется, однако мне приходится напрягать все силы, чтобы выстоять. Нескрываемая враждебность определенно указывает на нечеловеческую природу существ, населяющих дом. Вероятнее всего, их направляют темные силы, замкнутые вне Земли - в пространствах вне времени и вне вселенной. Присутствие этой воли давит на меня подобно гигантской башне: именно так описывается ее влияние в хрониках Акло. Ощущение нависшей громады не проходит; удивительно, как столь чудовищные формы умещаются в пустоте комнат... хотя для человеческого восприятия они невидимы. Их возраст, должно быть, столь же неизъяснимо велик и не поддается разумному исчислению.

18 апреля.

Почти не сомкнул глаз в эту ночь. Около трех часов утра в долине поднялся ветер; странно усилившись, он сотрясал дом словно тайфун, сквозняками пробегая по комнатам и громыхая входной дверью. Поневоле пришлось встать. По пути вниз воображение рисовало мне полуосязаемые формы, заполнившие темноту. Уже на лестнице что-то с силой подтолкнуло меня в спину - вероятно, ветер, хотя могу поклясться, что, резко обернувшись, я отчетливо различил расплывающиеся очертания гигантской черной лапы. С трудом удержав равновесие, я благополучно достиг основания лестницы и запер на тяжелый засов угрожающе раскачивающуюся дверь.

Полночный осмотр дома не входил в мои планы, но бессонница и страх, перемешанный с любопытством, побудили меня не откладывать поиски. Вооружившись мощным фонарем, я пробрался сквозь пыльные залежи в гостиную, расположенную в южном крыле, где, по моим сведениям, должны были находиться портреты. Все именно так, как и говорил В., хотя мою уверенность трудно объяснить лишь его словами. Некоторые из портретов потемнели, скрылись под слоем пыли; практически невозможно разобрать, что изображено на них. На остальных полотнах, избегших разрушительного влияния руки Времени, различимы черты потомков проклятого рода Ван дер Хейлов. Некоторые из лиц кажутся мне знакомыми, хотя я не могу припомнить, где мог видеть их.

Отвратительная физиономия графа Джори - рожденного в 1773 году младшей дочерью старого Дирка - сохранилась лучше всего; мое внимание приковывают зеленые глаза и змеиное выражение, застывшее на его лице. Стоит погасить фонарь, и мне начинает казаться, что изображение на портрете испускает слабое зеленоватое свечение. Чем больше я вглядываюсь, тем более зловещее выражение приобретает оно. Отворачиваюсь, чтобы избежать световых галлюцинаций.

Передо мной новый портрет, еще более неприятный. Упрямое, продолговатое лицо; маленькие, близко посаженные глазки и - похожие на свиные - щеки и нос. Художник употребил все свое искусство, однако не смог избежать неприятного сходства. О деяниях этого представителя рода Ван дер Хейлов В. рассказывал шепотом. Пока я с ужасом рассматривал портрет, мне показалось, что в глазах его засветились красноватые искорки и на мгновение фон холста сменил чужеродный, почти неземной пейзаж - унылая торфянистая топь под грязно-желтым небом и заросли терновника, разбросанные среди чахлых трав. Опасаясь за собственный рассудок, я повернулся и бросился бежать из проклятой галереи. Совершенно не помню, как очутился в единственной очищенной от пыли комнате, где расположилась моя "стоянка".

Позднее днем.

Принял решение осмотреть пристройки при свете дня. Заблудиться практически невозможно, так как следы отчетливо выделяются в пылевом слое, доходящем до щиколоток. Пришелец, если таковой появится в доме, тоже не останется незамеченным. Поразительна легкость, с которой я запоминаю все эти запутанные переплетения коридоров.

Продвигаясь по длинному, выступающему на север флигелю, наткнулся на запертую дверь. Взломал замок и обнаружил маленькую комнатку, битком заваленную мебелью. Жучки-точильщики изрядно потрудились: все предметы испорчены ходами, равно как и деревянная обшивка стен. В одной из стен за деревянными панелями темнеет глубокий провал, уходящий в мрачную неизвестность. Секретная дверца, закрывавшая вход, рассыпается от моего прикосновения: не видно ни скоб, ни ступеней, несмотря на то что провал почти отвесно уходит в глубину. Остается только гадать о его назначении.

Над каминной полкой висит тронутый плесенью портрет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся изображением молодой женщины в платье конца восемнадцатого столетия. Классические черты искажает дьявольская гримаса, едва ли предположимая в человеке. Не жестокость, не обычная безжалостность или бессердечность, а какая-то зловещая порочность, находящаяся за пределами человеческого понимания, легла на прекрасное, словно вырезанное из слоновой кости, лицо незнакомки. По мере того как я вглядывался в него, у меня возникло ощущение, что художник - или это был результат воздействия плесени? - придал бледным чертам болезненный зеленоватый оттенок, чем-то неуловимо напоминающий чешую рыб.

После осмотра флигеля я поднялся на чердак, где обнаружил несколько сундуков, доверху заполненных странными книгами: многие из них непривычной формы и написаны на совершенно незнакомых мне языках. В одном из свитков я отыскал ритуальные формулы магических знаний цивилизации Акло, о существовании которых даже не подозревал. Еще не осматривал содержимое рассохшихся книжных шкафов внизу.

19 апреля.

В доме определенно чувствуется чье-то присутствие, хотя в пыли не заметно ничьих следов, кроме моих собственных. Вчера прорубил в зарослях шиповника дорожку к парковым воротам, где местные жители по договоренности оставляют для меня съестные припасы. Однако сегодня утром не обнаружил дорожки. Очень странно, так как на кустах почти не видно почек или зеленых листьев. Меня снова не оставляет чувство, что совсем рядом притаилось нечто колоссальное, едва умещающееся в ветхих стенах дома. На этот раз я замечаю больше, чем только присутствие невидимой массы. Из найденной вчера на чердаке книги я узнал, что третий ряд ритуальных формул Акло может сделать этих существ осязаемыми и видимыми. Посмотрим, достанет ли у меня мужества до конца произвести эту материализацию. Гибельный эксперимент.

Прошлым вечером я начал замечать стремительно исчезающие лица и размытые формы, наполнившие темные закоулки коридоров и комнат; лица и тела столь жуткие и отвратительные, что не берусь описывать их. Субстанция, из которой они состоят, походит на ту гигантскую лапу, которая позавчера пыталась спихнуть меня с лестницы. Вероятно, следует винить мое разыгравшееся воображение. Предмет моих поисков никак не связан с этими явлениями. Снова видел лапу; несколько раз одну, иногда две. Решил не обращать внимания.

Ближе к полудню в первый раз осмотрел погреб, спустившись вниз по приставной лестнице, которую нашел в кладовке, ибо деревянные ступени полностью сгнили и рассыпались. Пол усеивают ветхие останки различной утвари, ныне погребенной под слоем ржавчины и пыли. В дальнем конце расположен узкий коридор, по-видимому, сообщающийся с запертой комнатой, которую я обнаружил в северном флигеле. Коридор упирается в массивную кирпичную стену с замкнутой железной дверью. Особенности кладки и оковка двери позволяют предположить, что их установили не раньше восемнадцатого столетия: уверен, что это наиболее старая часть постройки. На висячем замке, который выглядит еще более древним, выгравированы цепочки символов, смысла которых я не могу разгадать.

В. ничего не рассказывал мне об этом подвале. Каждый раз, когда я приближаюсь к нему, во мне растет беспокойство, подобного которому я еще не испытывал в этом доме. Чья-то неодолимая воля заставляет меня прислушиваться, хотя до сих пор до моего слуха не донеслось ни единого шороха. Покидая подвал, я искренне пожалел, что ступеньки рассыпались в прах; мое восхождение по приставной лестнице тянулось безумно долго. Больше не стану спускаться, и все же... какое-то дьявольское желание побуждает меня попытаться этой же ночью проникнуть в секрет зловещего подземелья.

20 апреля.

Всю жизнь я прислушивался к глубинам ужаса, но лишь затем, чтобы познать еще более глубокую бездну. Вчера вечером искушение было слишком велико, и к ночи я вновь спустился в подвал; с фонариком пробрался между разбросанных на полу предметов к кирпичной стене и замкнутой двери. Стараясь ступать как можно бесшумнее и воздерживаясь от спасительных заклинаний, я с безумным напряжением вслушивался в окружающую темноту.

Наконец моего слуха достигли звуки, исходившие из-за железной двери: глухие удары и бормотание, словно гигантская ночная тварь ворочалась внутри. Затем послышалось ужасающее шуршание, как будто огромная змея или морское животное волочило свое чудовищное тело по каменному полу. Парализованный страхом, я глядел на массивный замок и незнакомые, загадочные иероглифы, высеченные на нем. Их тайный смысл был недосягаем для меня, но что-то в их рисунке, отдаленно напоминавшем монгольскую технику письма, указывало на запретную и неизъяснимую древность. Временами мне начинало казаться, что их очертания разгораются зеленоватым сиянием.

Я в ужасе отвернулся и увидел, что путь к бегству преграждают две гигантские лапы: длинные когти, казалось, росли и становились все осязаемей, пока я с замиранием сердца глядел на них. Черные пальцы протягивались из темной глубины подвала; покрытые чешуей запястья подталкивали их вперед, исполняя чью-то безжалостную и злобную волю. Новый взрыв приглушенных стенаний, словно отдаленный гром, сотряс дверь за моей спиной. Подгоняемый смертельным страхом, я двинулся навстречу призрачным лапам и увидел, как они исчезают, подрагивая и корчась в светлом конусе электрического фонаря. Вскарабкавшись по лестнице, я бросился бежать и не останавливался, пока не рухнул без сил наверху в гостиной, где расположилась моя "стоянка".

Каким будет мой конец, страшно подумать. Придя как искатель, я обнаружил, что какое-то неведомое существо ищет меня самого. И не в моих силах покинуть это проклятoe место. Сегодня утром я попытался добраться к воротам, чтобы забрать съестные припасы, однако кусты шиповника туго переплелись на моем пути. Какое бы направление я ни выбирал, все повторялось вновь - дом упорно не желал отпускать меня. Местами колючие ветки вытянулись вверх, образовав прочную как сталь живую изгородь, преодолеть которую нет никакой возможности. Уверен, что местные жители каким-то образом связаны со всем этим. Когда я вернулся в дом, мои припасы лежали на полу в прихожей, хотя оставалось неясным, откуда они появились здесь. Жаль, что я вымел пыль. Нужно будет разбросать ее снова и пронаблюдать следы.

После обеда просмотрел несколько фолиантов из большой библиотеки на первом этаже. До сих пор мне не приходилось держать в руках полные тексты "Манускриптов Пнакта", или "Шестокрыл". Возможно, я никогда бы не осмелился прийти сюда, если бы знал их содержание. Теперь уже слишком поздно - до потустороннего Шаббата осталось всего десять дней. Неведомые силы приберегают меня для этой жуткой ночи.

21 апреля.

Снова осматривал портреты. На некоторых подписаны имена: одно из них - под изображением незнакомой женщины с дьявольской улыбкой на губах, написанным около двух столетий назад, - сильно озадачило меня. Тринтия Ван дер Хейл-Слейт. Не могу отделаться от мысли, что я где-то уже встречал имя Слейтов - в какой-то весьма важной для меня связи. Хотя тогда его смысл не казался таким пугающим, как теперь. Я должен вспомнить, где мог слышать это имя.

Глаза портретов преследуют меня. Возможно ли, чтобы их изображения сдвигались в своих рамах, тронутых плесенью и трупным разложением? Змеиные и свиные физиономии зловеще таращатся на меня с потемневших полотен; бесчисленный сонм призрачных лиц виднеется за их спинами. В выражении каждого проглядывает отталкивающее фамильное сходство, и человеческие лица более ужасны, чем те, что схожи со звериными мордами. У некоторых заметны черты, присущие еще одному проклятому роду, о котором я много читал в прошлом. Корнелиус из Лейдена был наихудшим из его представителей. Это он разрушил барьер в неведомый мир после того, как его отец отыскал недостающий ключ для цепочки ритуальных заклинаний. Теперь мне ясно, что В. знал лишь часть жуткой правды, и потому я оказался здесь беззащитным и совершенно неподготовленным. Однако сколь родственны связи Корнелиуса и его потомков с фамилией Ван дер Хей-лов? Кто продолжал род до старого Клауса Клэя? То, что он совершил в 1591 году, не могло быть осуществлено без опыта и знаний многих поколений проклятой семьи или чьей-то помощи извне. Какие ветви пустил этот чудовищный род? И какая незавидная участь ожидает не подозревающих ни о чем потомков, рассеянных по свету? Я просто обязан вспомнить, откуда мне знакомо имя Слейтов.

Не могу убедить себя, что картины неподвижны в своих рамах. Уже несколько часов меня посещают видения, родственные прежним призракам лап и лиц, однако теперь странно напоминающие изображения со старинных портретов. Почему-то мне ни разу не удалось пронаблюдать видение и портрет одновременно; всякий раз света оказывается недостаточно для одного из явлении, или же видение и портрет находятся в разных комнатах.

Возможно - я очень надеюсь, - видения не более чем всплеск воображения, хотя моя уверенность в этом сильно поколеблена. Некоторые из призраков женщины, столь же прекрасные, как и изображение незнакомки в запертой комнате; некоторых я не встречал на портретах, хотя мне кажется, что они могли притаиться в пыли и саже, покрывающей полотна. Несколько призраков начинают материализовываться. Их формы постепенно теряют прозрачность, и я со страхом наблюдаю происходящую метаморфозу. С плавной неторопливостью процесс движется в обратную сторону, и отвратительные гости растворяются в воздухе. Лица некоторых кажутся мне поразительно и необъяснимо знакомыми.

Одна из женщин затмевает остальных своей прелестью. Ее ядовитые чары подобны медоносному цветку, проросшему на склоне преисподней. Стоит мне взглянуть на нее, как она исчезает, но с тем чтобы появиться позднее вновь. Ее лицо имеет зеленоватый оттенок, и временами мне кажется, что в ее упругой коже поблескивает чешуя. Кто она? Дух незнакомки, жившей в запертой комнате более столетия назад?

Мои припасы снова лежат на полу в прихожей - по всей видимости, это становится традицией. Чтобы отметить следы, я набросал пыли возле порога, однако утром вся прихожая оказалась чисто подметена какими-то неведомыми силами.

22 апреля.

Этот день ознаменовался жуткой находкой. Я снова исследовал проросший паутиной чердак и обнаружил полуразвалившийся резной сундучок - очевидно, голландской работы, - полный черных книг и свитков, превосходящих возрастом все найденное ранее. Среди тисненых переплетов я разобрал тусклые литеры греческого "Некромикона"; франко-норманнскую "Книгу Эйбона, и даже первую редакцию старинных "Подземных тайн" Людвига Принна. Но наиболее зловещие откровения скрывал ветхий кожаный манускрипт, написанный на искаженной латыни и полный странных крючковатых приписок, сделанных рукой Клауса Ван дер Хейла. Очевидно, записи представляли собой дневник, который старый Клаус вел между 1560 и 1580 годами. Когда я разъединил потемневшие от времени серебряные застежки и раскрыл пожелтевшие листы, на пол, кружась, выскользнула цветная гравюра, изображавшая чудовищное существо, более всего напоминающее огромного моллюска, с клювом и щупальцами, с огромными желтыми глазами и странно схожими с человеческими очертаниями безобразного тела.

Столь неизъяснимо отвратительной и жуткой твари мне не приходилось видеть. На лапах, ногах и головных отростках красовались изогнутые клешни, напомнившие мне о зловещих призраках лап в подвале. Тело чудовища неуклюже замерло на гигантском троне, расписанном незнакомыми письменами, отдаленно схожими с китайскими иероглифами. От переплетений букв и самой гравюры явственно исходила чья-то чуждая воля, столь злобная и могущественная, что невозможно было определить ее рамками какого-либо одного мира или эпохи. Вероятнее всего, темная тварь на троне служила фокусом, преломлявшим темные силы из вневременья - в течение эонов прошедших и грядущих эпох. Словно иконы властителей тьмы, зловещие символы, казалось, разбухали, переполняемые соками собственной, болезненной жизни, готовые сползти со страниц манускрипта и обрушиться со всей яростью на читающего. Ключ к их разгадке лежал за пределами моих знаний, однако я не мог не заметить дьявольской точности и невыразимой угрозы в их начертании. Разглядывая потусторонние контуры, будто грозно топорщившихся перед моими глазами, я обнаружил в них очевидное сходство со знаками, выбитыми на замке в подвале. Оставил гравюру на чердаке: безопаснее держаться подальше от этой твари.

Весь день и вечер читал рукопись старого Клауса Ван дер Хейла; мое недалекое будущее представляется все более жутким и туманным. Рождение мира и жизнь прежних миров прошли перед моими глазами; я узнал таинства Шамбалы лемурийской столицы, основанной больше пятидесяти миллионов лет назад, но до сих пор укрытой за прочным барьером психической энергии где-то в восточных пустынях. Мне открылся смысл "Книги Дзиан", первые шесть глав которой превосходят возраст Земли, а последние были уже ветхи, когда нашей планеты достигли космические дредноуты венерианских лордов. Среди записей я встретил имя, которое мало кто отваживался произносить при мне иначе, нежели шепотом, запретное и неизъяснимое имя Энго.

Некоторые места не поддавались расшифровке без знания ключа Едва ли старый Клаус доверил все свои знания одной книге: эта мысль поразила меня. После недолгого размышления я убедился в ее правильности и решил предпринять новые поиски, в случае если продолжение дневника находится где-то в пределах проклятого дома. Даже бесспорное мое положение узника не уменьшает этого желания: жажда неизведанного заставляет забыть о гибельном будущем

23 апреля.

Все утро искал второй дневник и около полудня нашел его в ящике письменного стола в запертой комнате с портретом Как и в первой книге, записи сделаны на варварской латыни рукой Клауса Ван дер Хейла. Перелистывая страницы, я снова встретил зловещее имя Энго - название забытого города, где сохранены древние тайны, воспоминание о которых притаилось глубоко в подсознании человека. Рядом с повторяющимся названием города текст пестрел грубо воспроизведенными иероглифами, сходными с теми, что я видел на гравюре По всей видимости, передо мной лежал ключ к разгадке тайны чудовищной твари и ее послания С книгой в руках я поднялся по скрипучим ступеням на чердак, затянутый паутиной и ужасом.

Рассохшаяся дверь перекосилась и не желала открываться, сколько я ни толкал ручку. После нескольких безуспешных попыток она наконец подалась, словно отпущенная изнутри, и - в тот же момент я явственно различил удаляющееся хлопанье невидимых крыльев. Быть может, следует винить сумрачное освещение, но мне показалось, гравюра тоже лежит не там, где я оставлял ее. Расшифровывая при помощи дневника иероглифы, я вскоре обнаружил, что последнего недостаточно для разгадки тайны. Чтобы извлечь зловещий смысл высеченного на троне послания, потребуются часы - может быть, дни, - и дневник лишь показывает, сколь туманно и зловеще его содержание.

Хватит ли у меня времени, чтобы проникнуть в тайну? Черные призрачные лапы все чаще возникают у меня перед глазами и с каждым разом принимают все более чудовищные размеры. Постоянно давит чье-то враждебное, чужеродное присутствие, едва вмещающееся в стенах дома. В коридорах меня преследуют уродливые, полупрозрачные лица и тени и усмехающиеся призраки с портретов. Роковой знак, что я продвигаюсь в моих изысканиях.

Теперь мне известно, что заклинание, в смысл которого я собираюсь проникнуть, скрывает изначальную тайну земного существования - тайну, которую безопаснее оставить непознанной и нетронутой. Гибельные знания, ее составляющие, не имеют ничего общего с природой человека и могут быть раскрыты лишь в обмен на душевное спокойствие и рассудок; постижение роковых истин делает их обладателя навсегда чужим среди людей, обреченным странствовать в одиночестве по планете. Иную опасность таят в себе порождения уцелевших рас, более древних и более могущественных, чем человеческая. Зоны и вселенные ничего не означают для них, чудовищные создания Старых Рас дремлют в надежно укрытых тайниках и пещерах, не подверженные течению времени, в любую минуту готовые пробудиться, стоит только земному отступнику узнать из черных книг их запретные знаки и секреты.

24 апреля.

Весь день провел на чердаке, изучая надписи на гравюре На заходе солнца дом наполнили странные звуки, которых мне до сих пор не приходилось слышать и которые, казалось, исходили откуда-то извне. Прислушавшись, я определил, что они доносятся со стороны увенчанного каменной грядой холма, расположенного на некотором удалении к северу от дома. Кто-то рассказывал мне, что от дома на вершину холма ведет тропинка. Подозреваю, что Ван дер Хейлы частенько пользовались ею, хотя я почему-то до этой минуты ни разу не вспоминал о ней. Шум на вершине холма напоминает пронзительные завывания расстроенной волынки, сопровождаемые необычно злым посвистом или шипением; подобный род музицирования, полагаю, трудно встретить на Земле. Удаленность значительно ослабляет звуки, к тому же вскоре они совершенно стихли, однако происшедшее заставило меня серьезно задуматься. Северный флигель с подземным ходом и окованной железной дверью направлен точно в сторону холма. Подобное расположение вряд ли можно объяснить простым совпадением.

25 апреля.

Сделал необычайное и тревожное открытие относительно природы моего заключения. Притягиваемый к холму непонятной силой, я обнаружил, что шиповник расступается передо мной, но только в одном этом направлении. Колючие кусты до середины опоясывают холм, на вершине же произрастает жалкая поросль мха и травы. Взобравшись по склону, я провел несколько часов среди обдуваемых ветром каменных монолитов, странный свист, возможно, объясняется трением струй воздуха о растрескавшиеся глыбы. Сейчас издаваемый ими шум сильно напоминает человеческий шепот.

Камни, стоящие на вершине, ни цветом, ни строением не похожи ни на что, виденное мной до сих пор. Их расцветку нельзя назвать ни серой, ни коричневой; скорее она грязно-желтая с неприятной прозеленью, предполагающей цветовую изменчивость. Узор на поверхности странно схож с рисунком змеиной кожи; прикосновение к камню необъяснимо отталкивающе, словно пальцы трогают спинку жабы или другой рептилии. Возле центрального валуна находится окаймленный галькой провал, о происхождении которого я не берусь судить: возможно, пересохший источник или подземный лаз. Когда я попытался спуститься с холма по склону, обращенному в сторону от дома, то обнаружил, что кусты шиповника перехватывают меня, как и раньше, в то время как тропинка к дому остается легкопроходимой.

26 апреля.

Снова поднимался на холм. Сегодня вечером шепот ветра слышался гораздо отчетливее; сердитое шипение почти переходило в настоящую речь, глуховато звучащую, гортанную, с отзвуками волынки, которую я слышал позавчера. После захода солнца на горизонте блеснула вспышка весенней грозы, сопровождаемая почти тотчас же - рокочущим гулом в поблекшем небе. Это совпадение сильно встревожило меня; казалось, что гул, стихая, прошипел какую-то фразу на неземном языке, оборвавшись гортанным вселенским хохотом. Что это? Мне начинает изменять рассудок, или же мое любопытство пробудило к жизни чудовищных обитателей сумеречных пространств Шаббат совсем близок. Каким будет мой конец?

27 апреля.

Наконец-то! Мои мечты как никогда близки к осуществлению, и я готов пожертвовать всем, чтобы проникнуть в приоткрывшиеся передо мной двери. Душа, жизнь, тело - никакая цена не остановит меня. Последние дни расшифровка иероглифов на гравюре продвигалась чрезвычайно медленно, но сегодня я отыскал недостающий ключ. Вечером я буду знать смысл надписи.

Под массивным фундаментом - я точно не знаю где - погребен один из Древних, который укажет мне дверь, куда следует войти, и сообщит утерянные символы и слова, необходимые для этого. Как давно он лежит здесь, забытый всеми, кроме тех, кто воздвиг валуны на вершине холма, и тех, кто позднее нашел это место и выстроил дом? Нет ни малейшего сомнения, что Хендрикс Ван дер Хейл прибыл в 1638 году в Новую Голландию только ради поисков этого Существа. Население Земли и понятия не имеет о подобных вещах, исключая разве тех, кто прихотью судьбы стал обладателем гибельных знаний, легенды о которых шепотом передаются из поколения в поколение. Само Существо не видел никто, если, конечно, исчезнувшие хозяева дома не продвинулись дальше, чем я предполагаю.

С разгадкой надписи пришло владение Семью Печатями Воплощений, давно утерянными обитателями Земли; на третьей Печати постиг молчаливое знание Смерти. Остается только произнести Заклинание из ритуала Акле, которое преобразит забытого хранителя Древней Двери. Меня очаровывает формула Заклинания. Резкие гортанные и шипящие звуки не походят ни на один из языков, с которыми мне приходилось сталкиваться в моих изысканиях. Даже Черные мессы из наиболее туманных глав "Книги Эйбон" бледнеют перед их звучностью.

Поднявшись на холм на закате, я попытался произнести формулу вслух, нов ответ вызвал лишь зловещее громыхание на горизонте; небольшой смерч пронесся мимо, извиваясь и корчась, словно живое создание. Вероятно, я неправильно произношу чужие слоги, или же вся формула действительна только в канун Шаббата, ради которого меня продолжают удерживать в этом доме потусторонние силы. Через три дня откроется Дверь...

Этим утром испытал приступ невероятного страха... На мгновение мне показалось, что я вспомнил, где слышал имя проклятого Слейта. Эта мысль наполнила меня неизъяснимым ужасом.

28 апреля.

Темные грозовые тучи нависли над каменной грядой на вершине холма. Хмурое небо в этих местах не редкость, но сейчас контуры и расположение туч имеют мрачную особенность: вытянувшиеся, словно фантастические змеи, они удивительно напоминают зловещие призраки, которые попадаются мне внутри дома. Их извивающиеся тела медленно обволакивают валуны на вершине. Могу поклясться, что различаю доносящиеся из их глубин шумы и раздраженный рокот. После пятнадцати минут кружения тучи неторопливо отплывают прочь, обязательно к востоку, перестраиваются и возвращаются обратно, как батальон, готовый к бою. Неужели это и есть те жестокие Древние, о которых предупреждал Соломон, гигантские черные твари, чьи полчища неисчислимы и поступь которых сотрясает твердь?

Разучиваю формулу Заклинания, которое пробудит Безымянное Существо; странное предчувствие охватывает меня каждый раз, когда я проговариваю незнакомые слова. Сопоставляя все найденное и прочитанное, я - прихожу к выводу, что единственное место, где может покоиться Существо, находится за железной дверью в подвала. По всей вероятности, за ней открывается потайной ход, ведущий в Пещеру Древних. Самая безудержная фантазия бессильна предположить облик хранителей, неусыпно - век за веком - таящихся за закрытой дверью. Прежние обитатели дома, вызвавшие их из подземных пространств Земли, знали их чересчур хорошо, что и подтверждают оставленные ими дневники и жуткие изображения.

Больше всего меня угнетает несовершенство Заклинания. Оно лишь вызывает, но не дает никакой власти над Древними. Разумеется, существуют общепринятые печати и пассы, но помогут ли они против злой воли Существа - остается только догадываться. Как бы то ни было, искушение слишком велико, чтобы считаться с опасностью, и даже если бы я захотел отступиться - какая-то неведомая сила побуждает меня двигаться дальше.

Обнаружилось новое препятствие. Чтобы проникнуть за железную дверь, необходим ключ. Замок слишком прочен, чтобы взломать его. То, что ключ находится где-то поблизости, не вызывает сомнений, но до Шаббата почти не остается времени. Немедленно приступаю к тщательным поискам.

Позднее вечером.

Последние два дня избегал подвала, однако сегодня решил спуститься снова.

Все было спокойно, но не прошло и пяти минут, как за железной дверью вновь послышались глухие удары и бормотание. На этот раз они казались сильнее и настойчивее; в шуме отчетливо различался шелест огромного змеистого тела, стремительно и беспокойно налегавшего изнутри на глухую стену.

Шум нарастал, и в его потоке все явственнее проступал тот зловещий, не поддающийся определению гул, который я слышал во время второго посещения подвала: приглушенное, тяжелое эхо - словно отражение далеких громовых раскатов. Сейчас, однако, их мощь возросла тысячекратно, а тембр наполнился новыми, пугающими обертонами. Сравнить этот грохот можно лишь с ревом гигантских чудовищ, населявших Землю в юрский период, когда среди ужасов, терзавших планету, разумные рептилии-валузиане закладывали основания своих магических каменных башен. Какая гибельная опасность скрывается за железной дверью и достанет ли у меня мужества открыть ее?

29 апреля.

Ключ к двери найден. Наткнулся на него все в той же запертой комнате с портретом: под грудой хлама, скопившегося в одном из ящиков ветхого письменного стола. Как будто кто-то запоздало пытался спрятать его. Ключ завернут в полуистлевшую газету, датированную 31 октября 1872 года, однако внутри сохранилась еще одна обертка из высушенной кожи какой-то неизвестной науке рептилии, на которой тем же почерком, что и в дневнике, нацарапано несколько предложений на неправильной латыни. Как я и думал, замок и ключ значительно старше, чем вся остальная постройка. Старый Клаус Ван дер Хейл приберегал их для какой-то отдаленной цели, но насколько эти предметы могут быть старше ею, я не берусь судить. Содержание старинной латинской надписи заставило меня пережить новый прилив ужаса.

"Да не послужат мне раскаянием эти откровения о таинствах Древних, гласили неровные буквы свитка. - Их знания, сокрытые в глубинах Земли, родились до рождения человека, и ни один смертный не смеет обрести их иначе, чем в обмен на душевный покой и рассудок. Забытый и неприступный, переживший бессчетные зоны и вселенные, город Энго раскрыл передо мной свои стены. В земной плоти я вступил под его своды и вышел из-под них, унося обретенное знание, губительное для человеческого духа, но неотделимое теперь от меня. С радостью я расстался бы с ним, но это не в моих силах. Я познал бездну, которую не дано познать смертным, и за это мне предстоит поднять из подземных глубин Того, Кто Дремлет. Посланные за мной гарпии будут преследовать и терзать мою плоть до тех пор, пока я или кто-то из моих потомков не найдет и не исполнит того, что должно быть найдено и исполнено.

Разбуженное мной Существо отныне никогда не расстанется со мной. Так написано в "Книге запретных знаний". Его отвратительное тело цепко оплело меня змеиными кольцами: мне не освободиться от них, и пусть я умру, не выполнив обязательства, - бессмертная тварь не выпустит из своих объятий никого из моих потомков до тех пор, пока не исполнится предначертание. Не по собственной воле им предстоит узнать эту тайну, и не в их силах избегнуть ее ужасающего финала. В неведомые и пустынные земли да отправится ищущий, чтобы воздвигнуть стены для подземных хранителей.

Здесь покоится ключ, который открывает замок. По воле Древних, населяющих проклятый город Энго, моему роду предстоит запечатать этим ключом вход, который ведет в пещеру, где дремлет Тот, Кто Будет Разбужен. Да помогут лорды Иаддита тому, кто замкнет, и тому, кто распечатает этот замок".

Таким было послание, содержание которого показалось мне удивительно знакомым. Сейчас, когда я пишу эти строки, ключ лежит на столе передо мной. Со смешанным чувством страха и непонятного восторга я пытаюсь подобрать слова, чтобы описать его. Как и замок, он отлит из того же неизвестного металла зеленоватого цвета; оттенок его вернее всего сравнить с позеленевшей от времени медью. Чужеродный и непривычный вид бородки не оставляет сомнений относительно замка, который открывает этот ключ. Сама его форма определенно указывает на то, что его создавали не для человеческих рук. На ощупь металл кажется тепловатым; где-то внутри пульсирует странная, чуждая жизнь, однако биения эти слишком слабы, чтобы быть уверенным в их существовании.

На потемневшей поверхности выгравированы истершиеся от времени символы, изучению которых я посвятил последние дни. Отчетливо проглядывает лишь начало фразы: "Мое мщение таится..." Роковая необратимость чувствуется в легкости, с которой я обнаружил ключ. Завтрашней ночью наступает потусторонний Шаббат. Но странно, среди зловещих знамений, отмечающих его приближение, я все более терзаюсь догадками о происхождении имени Слейта. Чем вызван мой ужас перед его родством с проклятым родом Ван дер Хейлов?

Вальпургиева ночь, 30 апреля.

Час пробил. Проснувшись сегодня ночью, я заметил, что от ключа исходит зеленоватое свечение - столь же болезненного оттенка, что и прозелень в глазах и лицах здешних портретов. В воздухе носится чей-то скрипучий шепот, напоминающий шипящий посвист ветра среди каменных громад кромлеха. Пришедший из глубин космического эфира голос произносит: "Час пробил". Это знамение, и я прогоняю бесплодные страхи. Разве не в моей власти Молитвы Смерти и Семь Печатей Воплощений? Их мощь намного превосходит все, до сих пор порожденное эфиром. Я больше не колеблюсь.

Небо тяжелое, как перед надвигающейся грозой - более свирепой, чем та, что преследовала меня в день прибытия, почти две недели назад. Со стороны деревни, лежащей меньше чем в миле от дома, доносятся возбужденные голоса, выкрики. Все, как я и предполагал, несчастные идиоты посвящены в тайну и намерены служить Шаббат на холме.

Тени, скользящие по дому, уплотнились. В темноте небо испускает собственное зеленоватое мерцание. Я еще не заглядывал в подвал. Благоразумнее отложить его посещение, иначе шорохи и бормотание лишат меня присутствия духа, и я не решусь отомкнуть дверь.

Что таится за ней и что предстоит сделать - об этом можно только догадываться. Свершится ли предначертанное под сводами дома, или придется спускаться в туннель - к ночному сердцу нашей планеты? Многое до сих пор остается неясным: возможно, я просто не желаю понимать, почему эти жуткие стены кажутся мне такими знакомыми. Например, провал, уходящий вглубь, за панелью в запертой комнате. Мне кажется, что я знаю, почему северный флигель вытянут к холму.

6 часов вечера.

Через окна, выходящие на север, я наблюдаю группу местных жителей, столпившихся на вершине холма. Не обращая внимания на грозу, они копают возле валуна в центре кромлеха. Похоже, что они пытаются расширить отверстие, которое я принял за пересохший родник. Зачем? Сколько столетий эти несчастные помогают отправлять древний Шаббат? Ключ зловеще мерцает - это уже не плод моего воображения. Что произойдет, если я не воспользуюсь им?

Новое открытие сильно тревожит меня. Чтобы успокоиться, просматривал старинные фолианты на стеллажах библиотеки и наткнулся на полную форму имени, столь жестоко терзающего мой мозг: "Тринтия, жена Адриана Слейта". Имя Адриан подводит меня к самому краю воспоминаний.

Полночь.

Подземный ужас вырвался на свободу. За окнами бушует свирепая буря: в склон холма трижды ударяла молния, однако уродливые кретины, столпившиеся возле менгира кромлеха, не покидают вершину. Непрерывные вспышки отчетливо освещают их неподвижные фигуры. Огромные валуны угрожающе нацелились в темные тучи; мрачное зеленоватое свечение указывает их местоположение даже в отсутствие молний. Раскаты грома просто оглушающи, и каждому вторит ужасающий грохот, доносящийся из не поддающегося определению направления. Пока я пишу, фигурки на холме оживают: слышны завывания, пение и выкрики до неузнаваемости искаженного ритуала Древних. С неба потоками обрушивается ливень, однако они в дьявольском экстазе скачут между камней и вопят:

- Йа, йа! Шаб-Нигротт! Дагель, анжело магно!

Но наихудшее происходит в доме. Даже в своей комнате я отчетливо слышу шум, сотрясающий подвал. Глухие удары и бормотание; приглушенное шуршание огромного змеистого тела...

В мозгу проносятся обрывки воспоминаний. Имя Адриан Слейт с силой колотится у меня в висках. Дочь Дирка Ван дер Хейла была его женой... их девочка приходится внучкой старому Дирку и правнучкой Абадонне Кори...

Позднее ночью.

Всемилостивый Боже! Я вспомнил, откуда мне знакомо это имя! Воспоминание повергает меня в ужас. Все кончено...

Ключ нагревается в нервно сжавшей его левой руке. Временами мне кажется, что слабое биение внутри становится отчетливее и зеленый металл начинает извиваться в моих пальцах.

Злобная воля Древних определила ему зловещую миссию, и мне - слишком поздно узнавшему о слабом токе крови, через семейство Слейтов соединяющем меня с проклятым родом Ван дер Хейлов, - выпала гибельная участь свершить эту миссию.

Адриан Слейт был двоюродным кузеном моего прадеда Пастера Тайпера...

Мужество и любопытство покинули меня. Теперь уже нет тайны в том, что таится за железной дверью.

Чья-то злобная воля осудила меня искупить грехи моего предка. Но я не собираюсь...

Клянусь, я не стану спускаться вниз! (записи становятся неразборчивыми)... Слишком поздно...

Ничто не спасет меня... черные лапы материализуются и волокут меня прочь, к подвалу...