Литагент «Аттикус»b7a005df-f0a9-102b-9810-fbae753fdc93 Саймон Скэрроу. Месть Азбука, Азбука-Аттикус Санкт-Петербург 2015 978-5-389-10161-6

Саймон Скэрроу

Месть

Гладиатор. Книга 4

Simon Scarrow

GLADIATOR: VENGEANCE

Text copyright © Simon Scarrow, 2014

All rights reserved

First published in Great Britain in the English language by Penguin Books Ltd

© Т. Голубева, перевод, 2015

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА ®

I

– Готовы? – спросил Фест.

Марк кивнул. Перед ними раскинулась рыночная площадь Халкиды, маленького портового городка на побережье Коринфского залива. За площадью склон уходил к морю, сияющему синевой под чистым небом и лучами дневного солнца. Все утро они шагали по прибрежной дороге, а дойдя до этого города, остановились в таверне на площади, чтобы подкрепиться тушеным мясом. Множество народа толпилось у ларьков и прилавков, и Марк наметанным взглядом выхватил из толпы компанию подростков-воришек, собравшихся у фонтана.

– Мы и правда должны это сделать? – спросил Луп, юноша, сидевший рядом с Марком.

Ему было семнадцать, и он был на четыре года старше Марка, но их часто принимали за ровесников. Луп был невысокий и худощавый, а Марк – рослый для своих лет. Напряженные тренировки в школе гладиаторов, а затем под руководством Феста в доме Юлия Цезаря в Риме сделали Марка физически очень крепким.

Фест с усталым вздохом повернулся к Лупу:

– Ты сам знаешь, что должны. Тех денег, что дал нам Цезарь, навечно не хватит. И мы сможем растянуть их подольше, только если будем зарабатывать по пути, как сможем. Кто знает, сколько времени нам понадобится на то, чтобы узнать, где держат в плену мать Марка.

Марк ощутил болезненный укол в сердце. Прошло уже больше двух лет с тех пор, как он в последний раз видел мать, – их разлучили после убийства Тита, человека, которого Марк считал своим отцом. Они счастливо жили на ферме на острове Левкада до того самого дня, когда Тит не смог вовремя вернуть взятые взаймы деньги. Банда безжалостных мужчин явилась тогда, чтобы схватить Марка и его мать и продать их в рабство за долги Тита. Старый солдат пытался защитить их, но погиб, как и пес мальчика, Цербер, а Ливию и Марка обрекли на рабство. Их разлучили, но Марк поклялся найти свою мать и освободить ее.

Поначалу это казалось совершенно невозможным, но после того, как Марк спас жизнь Цезарю, великий римлянин дал ему свободу и немного серебра, а также помощников – своего доверенного телохранителя Феста и писаря Лупа, которые также стали свободными. Они отплыли в Грецию вместе с еще двумя мужчинами, которых, впрочем, Фест отправил обратно в Рим, когда стало понятно, что деньги Цезаря слишком быстро закончатся, если на них придется кормить столько ртов.

Сойдя на греческий берег, все трое отправились вдоль побережья на север, к городу Страту, тому самому, где Марк впервые столкнулся с ростовщиком Децимом, из-за которого ему пришлось пережить так много горя и страданий. По пути они устраивали небольшие представления в городках и портах, через которые проходили.

Фест отодвинул пустую миску и встал, разминая плечи и шею.

– Подъем, парни! Пора начинать.

Марк и Луп поднялись со скамьи и взяли свои сумки. В сумках лежало немного одежды и разные личные вещи: у Лупа это были письменные принадлежности, а у Марка и Феста – всяческое оружие. Фест бросил на стол несколько бронзовых монет в уплату за еду и жестом приказал мальчикам следовать за ним. Они вышли из старой таверны на яркий солнечный свет и пошли через площадь к фонтану. Был конец апреля, с гор неслись потоки воды, так что влаги для труб, питавших фонтан, пока что вполне хватало. Ровный поток переполнял его верхнюю чашу и выплескивался в круглый бассейн внизу, создавая вокруг влажную прохладу. И поэтому площадь у фонтана была излюбленным местом сбора подростков и бандитов, предлагавших свои услуги владельцам земель и ростовщикам. То есть именно тех людей, которых и искал Фест.

К нижней чаше фонтана вели плоские широкие ступени; человек, вставший на них, был бы хорошо виден всем на площади. Фест опустил свою сумку на землю, и юноши последовали его примеру.

– Присматривай за нашим имуществом, – велел Фест Лупу. А потом повернулся к Марку. – Ну, давай начинать.

Они встали на краю чаши фонтана. Фест поднял вверх руки и глубоко вздохнул, прежде чем обратиться к толпе на греческом:

– Друзья! Слушайте меня! Слушайте меня!

Люди, снующие по площади, остановились и повернулись в сторону фонтана, прислушиваясь с нарастающим любопытством. Мужчины, группами стоявшие вокруг фонтана, прекратили разговоры и уставились на мужчину и мальчика, нарушивших мирное течение дня. Едва ли теперь могла возникнуть нехватка желающих принять вызов, который собирался бросить Фест.

– Добрые жители Халкиды! – заговорил Фест. – Вы – наследники гордой традиции героических греков, которые некогда победили великую Персидскую империю. Но, увы, в последнее время вы сдались перед могуществом Рима, и теперь они – то есть мы – стали вашими хозяевами.

Фест немного помолчал, давая возможность людям, собравшимся небольшой толпой перед фонтаном, выразить криком свое возмущение. Марк вырос среди греков, и он отлично знал, как они гордятся своей культурой. Они постоянно негодовали из-за того, что оказались под пятой римлян, которых считали ниже себя, и Фест намеренно дергал за эту струну, а когда снова заговорил, то стал произносить слова с подчеркнутым римским акцентом:

– Но я не сомневаюсь, что здесь найдется немало мужчин, которые до сих пор сохранили воинственный дух своих предков.

– Да уж! – крикнул в ответ один из мужчин, стоявших чуть в стороне. – И ты это очень скоро увидишь, если будешь и дальше болтать такое!

Его подпевалы тут же ободряюще зашумели.

– Убирайся отсюда, римлянин! – продолжил крепыш со зловещей ухмылкой. – И прихвати с собой своих маленьких поросят!

Фест с широкой улыбкой повернулся к забияке:

– А! Я вижу, что не ошибался насчет жителей Халкиды. Двое-трое настоящих мужчин здесь все-таки есть!

– Здесь их гораздо больше, римлянин! – откликнулся другой крепкий горожанин. – Так что послушай его и убирайся отсюда, пока мы сами тебя не выгнали.

Фест вскинул вверх руки, призывая к молчанию. Толпа, взбудораженная его вызывающими словами, затихла не сразу. Но большинство горожан оказались достаточно сообразительными, чтобы понять, что последует дальше, и они постарались утихомирить остальных.

– Я не хотел никого обижать! – громко продолжил Фест. – Мы просто путешественники, мы идем через ваши земли. Мое имя – Фест. Я рассердил вас и за это приношу нижайшие извинения. Но мне почему-то кажется, что найдется здесь кое-кто, кому моих извинений будет недостаточно.

– Как же ты прав, римлянин! – рявкнул первый грубиян, и дружки тут же поддержали его свистом и криками.

Фест уставился на задиру в упор.

– В таком случае будет вполне справедливо, если я позволю тебе преподнести нам некий урок. – Он оглянулся на Марка. – Пора достать тренировочное оружие.

Марк кивнул, открыл свой мешок из козьей шкуры и вынул из него несколько деревянных дубинок длиной в пять футов и немного толще большого пальца взрослого мужчины. Одну палку он передал Фесту, и тот поднял ее вверх, показывая собравшимся.

– Готов ли кто-нибудь вступить в состязание со мной и с этим мальчиком, чтобы проверить, кто дольше устоит на ногах?

– Я! – Грубиян стукнул себя кулаком в грудь, и еще несколько крепышей присоединились к нему, шагнув в сторону Феста. – Меня зовут Андреас. И я задам тебе такую порку, что ты ее никогда не забудешь!

– Прекрасно! – откликнулся Фест. – Устроим состязание. Но пусть все будет по-честному. Четверо ваших против нас двоих.

Андреас презрительно захохотал:

– Договорились! Самое время преподать вам, наглым римлянам, хороший урок! Четверо наших против тебя и твоего коротышки. Ты получишь как следует, не сомневайся. Конечно, если ты попросишь меня о прощении, то я, быть может, позволю тебе покинуть Халкиду на собственных ногах. Но сначала ты отдашь нам все, что у тебя есть. Так уж принято на войне, римлянин. И тебе это хорошо известно, я уверен.

– Мне бы и в голову не пришло отказать тебе в удовольствии унизить нас, – спокойно произнес Фест. – Но давай сделаем состязание еще интереснее.

Он достал из мешка кошель и поднял его вверх.

– Я держу пари на десять серебряных монет, что мы с мальчиком победим. Кто готов поспорить?

Какое-то время граждане в некотором замешательстве обдумывали новый поворот событий, а потом вперед вышел хорошо одетый торговец в синей тунике и вскинул руку:

– Я принимаю пари. Ставлю столько же на Андреаса и его приятелей. – Он показал на крепыша-забияку.

Тот энергично кивнул:

– Решено! Так, Эвмолп, ты со мной! – Он обернулся к компании юнцов, стоявших рядом, и ткнул толстым пальцем в двух парней постарше. – Фрапс и ты, Аттик. Вы разберетесь с римским щенком, а мы пока устроим взбучку этому горластому болтуну. Ну а теперь давай нам эти свои прутики, римлянин, и начнем!

– Да ради всех богов!

Фест кивнул Марку, и тот шагнул вперед и протянул палки грекам, предлагая им выбрать оружие. Андреас схватил первую попавшуюся палку, потом еще три и передал их выбранным помощникам. Марк и Фест взяли две оставшиеся; Фест сам изготовил это оружие специально для такой цели, срезав крепкие ветки с деревьев у дороги.

– Освободите-ка нам место!

Фест спрыгнул со ступеней перед фонтаном на площадь и взмахнул палкой, вынуждая толпу отступить. Люди попятились, и образовалось пространство примерно в тридцать футов шириной. Фест вышел в середину, взвешивая палку на руке, а Марк не спеша занял позицию за его спиной. Палку Марк держал обеими руками, горизонтально. И как всегда перед схваткой, он почувствовал, как его сердце ускоряет бег, а мышцы напрягаются. Андреас и его дружки разошлись в стороны, окружая римлян; мужчина встал лицом к лицу с Фестом, а двое молодых парней приготовились напасть на Марка. Он быстро окинул их с головы до пят оценивающим взглядом.

Тот, кого звали Фрапсом, был толстяком с жидкими волосами, перевязанными на затылке кожаным шнурком. Его лицо покрывали красные прыщи, а когда он оскалился, Марк увидел нечистые кривые зубы. Его приятель, Аттик, был выше ростом и гораздо больше следил за своей внешностью. Волосы его были аккуратно подстрижены, а туника, хотя и простая, была чистой и хорошо сидела на жилистом теле. Правильные черты его лица напоминали одну из многочисленных статуй молодых атлетов, виденных Марком в тех городах, через которые они проходили после высадки на греческое побережье. Аттик, несомненно, считал себя весьма привлекательным для женщин.

– Так же, как всегда, – проворчал Фест, оглянувшись через плечо. – Прикрываем друг другу спины и стараемся изо всех сил. Пусть толпа увидит представление, а уж потом собьем этих дураков с ног. Все понял?

– Я и так знаю, что должен делать, – пробормотал в ответ Марк. – Ты достаточно хорошо меня научил. Давай уже начинать.

Фест оглянулся и подмигнул ему:

– Всегда хочется подраться, да? Вот это воинский дух!

Марк крепко сжал губы. По правде говоря, он ненавидел драться. Ему было отвратительно тошнотворное чувство, возникавшее где-то в животе. И единственным, что толкало его вперед, была мысль о спасении матери. Ради этого он и сражался. Других причин не было.

– Готов? – спросил Фест.

– Готов.

Фест посмотрел на крепыша:

– Начинаем!

II

Поначалу никто не двигался с места. Марк и Фест стояли спина к спине, пристально наблюдая за своими противниками в ожидании атаки. Марк отметил, что Фрапс держит свою палку обеими руками, как дубинку. В противоположность ему второй парень, похоже, имел некоторое представление о том, как использовать такое оружие, и его руки лежали на палке на некотором расстоянии, чтобы можно было перехватить оружие за концы и блокировать любой удар, каким бы сильным он ни был.

Марк услышал, как сандалии Феста зашуршали по каменным плитам площади, и оглянулся: его товарищ выпрямился и положил свою палку на плечо, поддразнивая мужчин, стоявших напротив.

– В чем дело, друзья мои? Испугались простенькой драчки?

– Слишком много болтаешь! – прорычал Андреас. – Посмотрим, как ты будешь болтать, когда я выбью тебе зубы, римлянин!

Не дожидаясь ответа, он испустил громкий вопль и бросился на Феста, замахиваясь палкой и метя в голову противника. В следующее мгновение все три его приятеля, подбодренные его воплем, тоже ринулись в атаку, крича во все горло. Марк повернулся к собственным противникам, предоставив Фесту самому вести свой бой. Так и было задумано. Каждый должен был рассчитывать только на себя, но при этом присматривать за спиной товарища.

Аттик пропустил вперед своего более плотного дружка Фрапса, и тот напал первым. Он высоко поднял палку над головой, чтобы нанести как можно более сильный удар. Марк чуть отвел назад левую руку, разворачивая свою палку в сторону греческого парня, и ударил противника в грудь прямо под подбородком. Это остановило Фрапса, и он отшатнулся назад, хватая ртом воздух и держась за грудь. Марк шагнул вперед, опустил палку ниже и снова сделал выпад, на этот раз метя в живот противника.

Он помнил уроки Феста и не пытался попасть в лицо или в пах. Никто из них не собирался калечить случайных противников и вызывать к себе вечную ненависть. Требовалось всего лишь дать простой урок, одержать такую победу, в которой пострадало бы достоинство противника, и ничего больше.

После второго удара Фрапс попятился назад; он задыхался, с трудом втягивая воздух. Марк снова опустил палку и воткнул ее концом в землю позади пятки юнца, после чего толкнул его плечом. Фрапс потерял равновесие и тяжело упал на мостовую, палка выскочила из его руки и отлетела в сторону.

Местный боец оказался побежденным так быстро, что зрители не сразу поняли, что случилось, а потом застонали от разочарования. Но тут же раздалось несколько негромких выкриков в поддержку Марка, и он сообразил, что задиристый юнец был не слишком популярен среди жителей портового городка. Марк снова перехватил свою палку и отступил поближе к Фесту; негромкий шум голосов и стук дерева звучали в его ушах, когда он сосредоточил внимание на втором парне.

Аттик был ошеломлен той легкостью, с какой оказался повержен его дружок. Парень принял боевую стойку, готовясь к поединку. На его лице застыло холодное, безжалостное выражение.

– Неплохой ударчик, римлянин, – процедил он сквозь зубы. – Однако не надо считать и меня таким же дураком, как наш нескладеха Фрапс.

Марк пожал плечами:

– Посмотрим. Но позволь дать совет. Береги дыхание. Оно тебе понадобится.

Аттик гневно сдвинул темные брови к переносице. Он быстро наклонился, подхватил с земли палку Фрапса и двинулся к Марку, размахивая обеими палками. «Необычный прием, – быстро подумал Марк, – но не такой уж и действенный». Хотя при этом Аттик мог бы обрушить на Марка град ударов, они не были бы так сильны, как при правильном применении этого оружия. Как и ожидал Марк, грек продолжал яростно размахивать палками, пытаясь добраться до римского мальчишки. Марк вскинул свою палку и резко ударил ею вправо и влево, с громким стуком парируя выпады противника.

Он ни на минуту не забывал наставления Феста: «Старайся изо всех сил, чтобы второй противник продержался немного дольше. Это избавит толпу от разочарования. Дай им то, за что они готовы заплатить. Именно так сражаются хорошие гладиаторы. А потом, когда все закончится, зрители почувствуют, что получили все, чего хотели, а побежденные противники будут считать, что они держались достойно, и их гордость, хотя и задетая, все же ободрится при мысли, что они в одиночку сражались с настоящими бойцами».

Марк сделал несколько ложных выпадов, заставляя грека отступать. Наконец парень отошел достаточно далеко, он тяжело дышал и бешено таращился на Марка, а палки сжимал так крепко, что у него дрожали руки. Услышав позади низкие рычащие звуки, Марк рискнул оглянуться и увидел, что Фест уложил одного из мужчин и тот растянулся на каменных плитах, явно не в состоянии продолжать схватку. Марк снова повернулся к Аттику, уверенный в том, что теперь, когда схватка идет один на один, ему не обязательно держаться так близко к Фесту. Он перехватил палку на манер копья и шагнул вперед.

Аттик ударил по оружию Марка, отбивая его в сторону, но Марк снова нацелил палку в лицо противника и сделал еще шаг к нему. Он повторил этот прием несколько раз, вынуждая Аттика отступать к толпе зрителей. Молодой грек явно терял силы, и наконец у него хватило ума сообразить, что с одной палкой ему будет легче управляться. Он замахнулся правой рукой и швырнул палку в Марка. Деревяшка просвистела в воздухе, вращаясь, и Марк, не успевший пригнуться, ощутил острую боль над ухом. Он почувствовал, что по его шее сбоку стекает теплая струйка. При виде крови его противник победоносно взвыл и ринулся вперед, держа оставшуюся палку двумя руками и яростно размахивая ею из стороны в сторону.

Марк отступил на пару шагов и уперся ногами в землю, отражая бешеные удары и чувствуя, как дрожит от напряжения тело противника, который вкладывал в атаку все свои силы. Аттик явно устал и отчаянно стремился довести дело до конца. Последовал еще один обмен сильными ударами, и стук палок эхом отразился от высоких стен какого-то храма, стоящего неподалеку от фонтана. А потом Марк прыгнул вперед, напрягая все мускулы, и нанес мощный удар по костяшкам пальцев молодого грека. Дерево врезалось в кость, Аттик закричал от боли и отдернул назад пострадавшую руку, ослабив хватку. И тут же баланс его оружия был потерян, конец палки покачнулся. Марк прижал к ней свою палку, сделал вращательное движение и резко выбросил руку вверх, отчего палка грека вырвалась у него из пальцев и, крутясь, полетела в воздух. Толпа охнула от удивления и восхищения, но сражение еще не закончилось. Марк должен был уложить противника на землю.

Аттик был так же потрясен, как и зрители, слишком потрясен, чтобы отреагировать, когда Марк бросился к нему, обхватил ногой его ногу и с силой прижал конец палки к солнечному сплетению грека. И точно так же, как его более крепкий приятель, Аттик отлетел назад и тяжело упал на спину. Марк тут же взмахнул палкой и закричал:

– Победа!

– Нет!

Аттик с трудом сделал вдох и попытался встать.

Марк быстро опустил палку и ткнул ее концом в грудь грека чуть ниже горла, вынуждая того снова лечь.

– Позволь посоветовать кое-что. Когда ты упал – лежи. Или придется получить по заслугам.

Он еще раз ткнул противника палкой, чтобы подчеркнуть свои слова. Яростно оскалившись, Аттик кивнул и поднял руки, сдаваясь.

Марк повернулся посмотреть, чем там занят Фест. Его наставник стоял лицом к лицу с Андреасом. Грек тоже принял боевую стойку, он держал палку обеими руками, готовый отреагировать на любое движение Феста.

– Помощь нужна? – спросил Марк.

– Нет. С этим я сам разберусь.

Андреас фыркнул и покачал головой:

– Видят боги, ты уж слишком много о себе думаешь! Самый настоящий проклятый римлянин.

Грудь Андреаса тяжело вздымалась при каждом вдохе. Марк отметил, что мужчина очень крупный. Но в отличие от Феста он был нетренированным: тот упражнялся каждый день, и его тело было таким же быстрым, как и ум. Фест предпринял новую атаку, целясь в живот грека. Но Андреас, хотя и был тяжелым и неподготовленным, обладал кошачьей реакцией, и он отбил палку в сторону, а потом нанес удар римлянину, вскользь задев того по ребрам. Фест отпрыгнул назад и поморщился от боли. Он быстро отсалютовал противнику, глубоко вздохнул и снова крепко сжал палку.

Марк слегка обеспокоился за друга, но он прекрасно понимал, что вмешиваться нельзя. Фест был слишком гордым человеком, и любая попытка помочь только разгневала бы его. Поэтому Марк отошел в сторону. Поскольку он первым закончил свою схватку, ему больше нечего было делать. Он поискал взглядом торговца, который заключил пари, но не сразу его увидел. А потом заметил синее пятно за спинами зрителей и понял, что торговец выбирается из толпы.

Убрав палку в мешок, Марк достал вместо нее кинжал и засунул его за широкий кожаный ремень, застегнутый на талии. Он еще раз оглянулся на Феста и увидел, что тот делает шаг вперед, возобновляя сражение. Андреас взмахнул палкой, целясь в лицо римлянина, но Фест даже не отпрянул. Он бросился к греку и, когда тот попытался отразить выпад, поднырнул под его палку, а свою вонзил в ногу грека, дробя пальцы.

Андреас заревел от боли и инстинктивно поднял пострадавшую ногу, пытаясь отпрыгнуть назад, но при этом продолжал держать свою палку слишком высоко. Этого оказалось достаточно, чтобы полностью нарушить координацию движений здоровяка; он пошатнулся и упал, хрюкнув, когда от удара о каменные плиты воздух вылетел из его груди. Фест выбил палку из руки поверженного грека, а свое оружие прижал к его животу. Многие в толпе засвистели и засмеялись, видя неловкое падение, и Андреас покраснел от гнева.

– Сдавайся, – потребовал Фест.

Лицо грека потемнело, он быстро окинул взглядом толпу и понял, что большинство зрителей просто веселятся, совершенно беззлобно. С трудом поднявшись на ноги, он выдавил улыбку и даже протянул руку Фесту:

– Ты честно победил, римлянин. Мы тут в Халкиде нечасто видим бойцов вроде тебя. И нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть профессиональному воину. Ты, наверное, гладиатор?

– Был когда-то, – признался Фест, перебрасывая палку в левую руку и осторожно хлопая ладонью по ладони грека. – А теперь я просто путешественник в ваших краях.

– А мальчик? Он уж точно слишком молод для гладиатора.

– Однако и он был гладиатором, пока не завоевал себе свободу.

– В самом деле? – Андреас огляделся по сторонам и нахмурился. – Ох, во имя Гадеса, куда это он собрался?

Марк упорно пробирался сквозь толпу, не слишком обращавшую на него внимание, потому что теперь все таращились на Феста. Он двигался в том направлении, где только что видел синюю тунику. Толпа уже начала редеть, когда Марк добрался до рядов прилавков и палаток, и тут он наконец увидел торговца, который быстро шагал к улочке, уводившей с рынка. Марк нырнул на параллельную улицу и пустился бегом. На первом же перекрестке он повернул в сторону той улицы, по которой шел торговец, и помчался по переулку к следующему углу, где и остановился, прижавшись к грубой штукатурке стены. Достав из-за пояса кинжал, Марк старался дышать как можно тише и наконец услышал мягкое шлепанье сандалий приближающегося человека. Через мгновение торговец прошагал мимо, и Марк прыгнул к нему и вдавил острие кинжала в поясницу мужчины.

Торговец взвизгнул от испуга, резко повернулся и прижался спиной к стене противоположного здания.

– Ты вроде бы держал пари, если я не ошибаюсь, – улыбнулся Марк. – Так что давай-ка вернемся на площадь и покончим с этим делом. Десять серебряных монет. Лучше отдай их добром, а то мой друг Фест очень расстроится.

Торговец быстро оправился от испуга и с презрением уставился на Марка:

– Эй, да ты просто мальчишка! А ну-ка дай мне пройти!

Марк преградил ему дорогу.

– Я мальчишка, который только что победил в схватке двух ваших уличных бойцов. А еще я мальчишка, у которого в руке кинжал и он находится меньше чем в футе от твоего желудка. Так что придется тебе заплатить должок. Шагай обратно на рынок. Вперед!

* * *

– Девять… Десять.

Торговец закончил отсчитывать серебряные монеты в ладонь Феста.

– Благодарю тебя! – улыбнулся Фест. – Но в следующий раз, возможно, тебе не придет в голову пытаться удрать.

– Никакого следующего раза не будет, не сомневайся, – мрачно ответил торговец. – Надеюсь, я вас обоих никогда больше не увижу, ни тебя, ни твоего поганого недомерка.

– Да уж, лучше тебе с нами не встречаться. – Фест положил руку на плечо Марка. – Потому что мне кажется, что в следующий раз моему другу Марку уже не так сильно захочется придерживать свой кинжал.

– Он не посмеет! – презрительно бросил торговец.

Марк склонил голову набок:

– В самом деле? Хочешь проверить?

Торговец попятился, но тут же взял себя в руки:

– Ба! Да вы просто пара жуликов, вот вы кто такие! И я намерен сообщить о вас в городскую магистратуру.

– Так сообщи! – Фест весело посмотрел на мужчину. – Уверен, их очень заинтересует человек, который пытался избежать платы, хотя заключил пари на глазах у всех, кто был на рыночной площади Халкиды.

Торговец зашипел от злости и разочарования и поспешно зашагал прочь через торговую площадь. Толпа, собравшаяся посмотреть сражение, уже рассеялась. Марк, Фест и Луп начали собирать уцелевшие палки. Андреас, присевший на ступени фонтана, чтобы заняться пострадавшей ногой, хихикнул вслед торговцу:

– Ай, да забудьте вы про него! Таких, как этот Клисто, здесь полным-полно. И все они заслуживают подобного.

Грек медленно встал, попытался перенести вес на больную ногу и поморщился.

– Ты уж извини, – сказал Фест. – Но я был вынужден как можно скорее сбить тебя с ног, пока ты не раздробил мне ребра.

– Когда-нибудь я все равно тебя побью, римлянин.

– Как скажешь.

– Так и скажу… А может, вы хотите пить, путешественники?

Фест оглянулся на мальчиков, и они дружно кивнули.

– Отлично! – Андреас подошел к Марку и положил руку ему на плечо. – Что касается тебя, мальчик, то ты такой же отчаянный, как твой друг Фест. Видят боги, если бы у меня в банде было с десяток таких, как ты, я бы властвовал над всеми улицами в этом городе. Идем со мной. Я знаю хорошее местечко, где можно выпить. И платить буду я.

III

– Как нога? – спросил Фест, со стуком ставя свою кружку на стол.

– Побаливает, – ответил Андреас и ухмыльнулся. – А как твой бок?

– Побаливает.

Они оба расхохотались, и Андреас потянулся к кувшину, чтобы снова наполнить их кружки; затем, после краткого раздумья, добавил немного разбавленного водой вина и в кружки Лупа и Марка. Трактир, выбранный греком, стоял на улочке, круто уходившей вниз, к небольшому плато. Построенный на краю утеса, он смотрел на город и на сверкающее море. После жара торговой площади было приятно посидеть за столом в тени большого кипариса, под тихий шелест его ветвей, ощущая легкие дуновения прохладного бриза.

– Эй, приятель! – Андреас посмотрел на Марка в упор. – Ты дерешься как демон. Я, конечно, только краем глаза кое-что примечал, пока занимался твоим другом, но то, что я видел, производит впечатление. Должно быть, ваша школа гладиаторов – одна из лучших. Я тут видел несколько сражений, но по сравнению с вашим представлением это была просто ерунда. Откуда вы, если точно?

Марк поднял свою кружку в знак благодарности и сделал глоток кислого вина.

– Я учился в одной школе неподалеку от Капуи. А потом, когда меня купил новый хозяин и увез в Рим, меня тренировал Фест.

– А ты? – Андреас повернулся к Лупу. – Что у тебя за история? Судя по твоему виду, тебе не место в компании двух тренированных убийц.

– Мы не убийцы, – ровным тоном произнес Фест. – Нашей задачей было лишь защищать хозяина.

– Хозяина? А мне показалось, вы говорили, что получили свободу. По крайней мере, Марк.

Фест едва заметно улыбнулся:

– Сила привычки. Я получил свободу уже давно, но остался у своего… нанимателя. А Марк получил свободу всего несколько месяцев назад. Это было наградой за хорошую службу. И Луп тоже.

– Так он тоже боец? – Андреас с сомнением оглядел не слишком крепкого на вид Лупа. – Что-то непохоже. Он бы и минуты не выдержал в настоящей схватке.

– Я умею драться! – огрызнулся Луп с вызывающим видом. – Когда приходится.

Грек хихикнул и вскинул вверх руку, успокаивая мальчика.

– Я вовсе не хотел тебя обидеть, дружок. Просто высказал свое мнение. И если глаза меня не обманывают, ты умеешь кое-что другое, не связанное с боями. Я прав?

Луп порозовел и гордо вскинул голову:

– Я превосходный писец. Я умею читать, писать и вычислять. Так же хорошо, как любой другой.

Андреас засмеялся:

– Не сомневаюсь. Но если ты не живешь в доме торговца или не служишь знатному человеку, твои умения… э-э… не слишком полезны.

Марк слегка наклонился вперед:

– Луп – мой друг. Я доверяю ему свою жизнь. И это все, что тебе нужно знать о нем.

Это было правдой. Марк действительно доверил Лупу свою жизнь. Луп знал тайну его рождения и значение клейма на его плече, которое Марку поставили в младенчестве в знак того, что он – сын Спартака. Луп дал торжественную клятву хранить все это в секрете. Но Фест ничего этого не знал. И не должен узнать, решил Марк. Как бы ни были крепки связывавшие их узы, Фест находился рядом с Цезарем задолго до того, как в его жизни появился Марк. И было бы слишком опасно подвергать испытанию его верность прежнему хозяину. Фест был человеком чести, и то, во что он верил, было для него священным. Цезарь просто приказал ему сопровождать Марка, пока тот не найдет и не спасет свою мать. Если же Фест вдруг обнаружит, что Марк – сын Спартака, одного из самых опасных врагов, когда-либо угрожавших Риму, то он, скорее всего, почувствует себя обязанным сообщить об этом Цезарю и повинуется любому приказу Цезаря, что бы тот ни решил относительно судьбы Марка.

Андреас откинулся на спинку скамьи и с симпатией посмотрел на Феста.

– Очень трогательная парочка. Как ты их терпишь? Случись мне отвечать за таких, я бы каждый раз давал им по ушам, как только они вот так заговорили бы.

– Я за них не отвечаю, – возразил Фест. – Они – мои компаньоны. Товарищи по оружию. Друзья.

Фест впервые произнес это слово, и Луп и Марк удивленно уставились на него. Марк даже почувствовал прилив гордости из-за того, что человек, которым он восхищался и которого уважал, видит в нем друга. Несмотря на все опасности и трудности, которые им уже пришлось пережить вместе, Фест никогда не выдавал своих чувств.

– Друзья, вот как? – Андреас вскинул брови. – Ну и что же вы, друзья, делаете здесь, так далеко от Рима? Полагаю, у вас есть и какие-то другие дела, кроме того, чтобы бродить по городам, зарабатывая гроши драками.

– Это дает нам возможность заплатить за еду и ночлег, – возразил Фест. – Чего еще нам нужно?

– И правда, чего еще? – Андреас глотнул вина и посмотрел на каждого по очереди. – Ну а если честно, что у вас за дела?

Марк прекрасно понимал, что, если они хотят достичь своей цели, им нужно знать как можно больше. Он быстро переглянулся с Фестом и чуть заметно кивнул.

– Мы кое-кого ищем, – сказал Фест. – И возможно, ты сумеешь нам помочь.

– Вот как? Кого же вы ищете?

Фест кивком указал на Марка:

– Его мать. Ее похитили и продали в рабство два года назад. А его отца убили, и Марк в результате оказался в школе гладиаторов. Все это было совершенно незаконно, как ты понимаешь. Это ведь была семья римлян, и наш прежний наниматель был недоволен, узнав, как обошлись со свободными гражданами. Он хочет, чтобы мать Марка нашли и освободили. А если удастся найти человека, который это сделал, и заставить его заплатить за преступление, то будет еще лучше.

Андреас посмотрел на Марка.

– Да, это тяжело. Сочувствую тебе, парень. Похоже, тебе пришлось нелегко.

Марк кивнул, стараясь скрыть чувства, пробудившиеся при этих воспоминаниях.

– Ну ладно, а что я могу для вас сделать? – спросил Андреас. – Думаете, я знаю, где в Греции искать каждого раба?

– Нет, – ответил Марк, откашливаясь, чтобы справиться с волнением. – Но ты можешь помочь нам найти того человека, который уничтожил мою семью. Его зовут Децим. В то время он был чиновником в Страте, и он владеет землями на Пелопоннесе. Он лысый и хромает.

Андреас кивнул и поскреб подбородок.

– Не могу сказать, что знаю такого человека. В Страте я бывал несколько раз, однако с ним никогда не встречался. Но есть один Децим – сборщик налогов. И в этой части провинции у него договоры с большинством городов. Он приезжает в Халкиду дважды в год, чтобы присматривать за делами.

Марк наклонился вперед:

– И когда это бывает?

Грек поцокал языком:

– Вы его упустили. Он проезжал здесь несколько дней назад. Так что до конца года вам его уже не увидеть.

Марк испустил разочарованный вздох и сжал кулаки.

– Ты знаешь что-нибудь еще об этом Дециме? – вмешался в разговор Фест.

– Нет.

– Что ж, ладно, и мы будем тебе благодарны, если ты оставишь все это при себе. А среди твоих знакомых есть кто-нибудь, кто мог бы рассказать нам побольше?

– Не здесь, не в Халкиде. Но в Страте имеется большой рынок рабов. И туда приезжает множество торговцев. Если кто-то и способен помочь вам найти мать этого мальчика, то скорее какой-нибудь торговец.

У Марка застыла кровь при воспоминании о рынке рабов и о той ночи, когда к ним с матерью пришел Децим, чтобы насладиться их страданиями. Желудок Марка болезненно сжался, и мальчик снова поклялся, что заставит Децима страдать, когда пробьет час мести. Легкая смерть не для этого человека.

Фест прервал горькие мысли Марка:

– Значит, Страт. Ну, мы туда и собирались. Попытаем удачи на рынке рабов, как ты советуешь, и посмотрим, можно ли там что-то узнать. А теперь нам нужно как-то устроиться на ночь, ведь рано утром снова в путь. Спасибо тебе, Андреас, за помощь. И за выпивку.

– Не стоит благодарности. А вам спасибо за урок. Теперь я дважды подумаю, прежде чем ввязываться в драку с чужаками, проходящими через Халкиду. – Андреас осушил кружку, заглянул в кувшин и нахмурился, увидев, что тот пуст. – Ладно, тогда я оставляю вас знакомиться с удовольствиями портового города.

Он встал со скамьи, громко рыгнул и посмотрел на Марка:

– Удачи тебе, парень. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Марк кивнул в знак благодарности, и грек ушел, повернув в узкий переулок, что выходил на залитую солнцем улицу, ведущую в центр города. Когда он исчез из виду, Фест покачал головой:

– Похоже, нам будет куда труднее найти этого Децима, чем я предполагал.

– Но мы должны его найти! – пылко произнес Марк. – Мы должны точно узнать, куда он отправил мою маму!

– Нам известно, что она где-то на Пелопоннесе, – сказал Луп. – В каком-то поместье, принадлежащем Дециму. Может, нам с этого и начать?

– Луп прав, – кивнул Фест. – Так куда разумнее.

– Нет, – решительно возразил Марк. – Будем действовать по моему плану. Мы найдем Децима и заставим его сказать, где он держит маму, а потом спасем ее.

Луп скорчил гримасу:

– Да зачем хлопотать из-за Децима? Мы точно так же можем отыскать его поместье, как и его самого. И это даже легче, потому что поместья не имеют привычки переезжать с места на место, как это, похоже, нравится Дециму.

Его попытка немного поднять другим настроение не удалась, и Луп сложил руки на груди и надулся.

– Я просто так это сказал…

На какое-то время все умолкли, глядя на море. Вдали, за голубым пространством воды, испещренным квадратами парусов торговых кораблей и маленькими треугольниками парусов рыбачьих лодок, лежало северное побережье Пелопоннеса. Тамошние горы возносились в небо, серые и устрашающие. Где-то в той стороне находилась мать Марка, и Марк чувствовал, что ему трудно будет двигаться в противоположном направлении. Но он должен сначала выследить Децима, если хочет найти прямую дорогу к маме.

– Мы можем потратить много месяцев, бродя по Пелопоннесу, – тихо сказал он. – А время нам терять нельзя. Если до Децима дойдет слух, что мы ищем его владения, он просто убьет маму, чтобы уничтожить свидетельство своего преступления. Нам нужно быть осторожными и продвигаться к цели не спеша. Так что сначала мы найдем Децима. Я так решил.

– Ты решил? – Фест вскинул бровь. – Вообще-то, мы все вместе этим занимаемся, Марк.

Мальчик повернулся к нему и ответил решительным тоном:

– Цезарь отправил тебя – вас обоих – помогать мне. Так что будем держаться моего плана.

Фест и Луп несколько мгновений смотрели на него, а потом Фест вскинул руку и пригладил свои стриженые волосы.

– Как пожелаешь, Марк. Но у меня такое ощущение, что найти Децима для тебя так же важно, как и найти мать.

– Чтобы отыскать ее, мы должны сначала найти его.

– Возможно. Но на твоем месте, Марк, я бы внимательно заглянул в свое сердце и задал себе один вопрос. Что важнее: месть или спасение?

Фест не стал дожидаться ответа; он встал и потянулся, но тут же скривился и осторожно потер ребра в том месте, куда Андреас ударил палкой.

– Ладно, – снова заговорил он. – Сейчас нам нужно найти место для ночевки. Потом хорошенько поесть, выспаться как следует и с рассветом отправиться в Страт. Мы успеем пройти немало миль, пока не станет слишком жарко. Отдохнем до полудня, а после двинемся дальше. Идемте, хватит сидеть.

Луп поднялся на ноги первым, а вслед за ним, после недолгого колебания, встал и Марк. Они забрали свои мешки и пошли обратно в город, вниз по склону холма. Фест шагал впереди, за ним Луп, а Марк завершал процессию. Никто не разговаривал, и это вполне устраивало Марка. Он думал о том, что сказал Фест. Неужели желание отомстить Дециму в нем сильнее желания спасти мать?

«Нет!» – мысленно воскликнул Марк. Но чем больше он об этом думал, тем сильнее наваливалась на него тяжесть всех тех страданий, что ему пришлось вынести. Он потерял родной дом. Потерял своего пса Цербера, который погиб, защищая хозяина. Потерял Тита, который вырастил его и любил, как собственного сына. Пережил трудности и невзгоды школы гладиаторов, где ему поставили клеймо на груди – знак хозяина. Марк коснулся туники над шрамом, вспоминая тошнотворное прикосновение раскаленного железа к плоти… А потом был ужас схватки на школьной арене, схватки с двумя волками… А еще – смертельный поединок с мальчишкой-гладиатором, кельтом Фераксом, на Римском Форуме. Эти события оставили свой след в юном уме Марка. И все это случилось из-за Децима.

Чтобы сбросить всю тяжесть пережитых страданий, нужно было отомстить Дециму. Марк подумал, что какой-нибудь другой мальчик просто сошел бы с ума после всего случившегося. Единственным, что позволяло ему сохранить рассудок, была мысль о спасении матери. Но он не мог бы сделать одно без другого. Месть и спасение. Горькая правда состояла в том, что ему было необходимо и то и другое.

IV

Из ворот на другой стороне улицы вышел какой-то человек, и Луп спросил:

– Это он?

Прежде чем страж захлопнул ворота и опустил засов, Марк успел увидеть между створками большой двор и решетки нескольких клеток. Он перевел взгляд на толстого мужчину, вышедшего из маленькой тюрьмы, где до аукциона держали рабов, и мысленно вернулся к тому времени, когда его провезли в телеге сквозь такие же ворота. Они с матерью сжались на дне большой клетки, сидя на грязной соломе. Аукционист вышел, чтобы осмотреть их. Он был из тех людей, с которыми лучше не связываться. Слишком толстый, потный и грубый.

– Да, это точно он.

Фест кивнул:

– Тогда нам необходимо подготовиться. Луп, иди за ним и узнай, где он живет. А потом вернешься к нам на постоялый двор. Понял?

Луп нахмурился:

– Я же не дурак.

– Знаю. Так что не стоит мне это доказывать. Мне тут герои не нужны. – Он хлопнул мальчика по груди. – Просто будь осторожнее.

– Я знаю, что я должен делать.

– Вот и хорошо. – Фест увидел, что аукционист уже поворачивает за угол, пытаясь разойтись с женщиной, несущей на коромысле две большие корзины. – Поспеши за ним, пока не потерял его из виду.

Луп метнулся на другую сторону улицы, увернувшись от кучи ослиного навоза, свалившейся с какой-то телеги, и приблизился к своей цели. Марк наблюдал за ним, неодобрительно качая головой:

– Он не привык к таким делам. Надеюсь, он не попадется. Лучше бы ты доверил это мне.

– Слишком рискованно, – возразил Фест. – Ты ведь его почти сразу узнал. А вдруг и он узнает тебя?

– Но через его клетки прошло множество рабов. Сотни, а может, и тысячи. Вряд ли он меня запомнил.

Фест скривил губы:

– Может быть, но зачем рисковать понапрасну? Луп прекрасно справится. Он сообразителен, хотя в драке от него мало пользы. И это мы должны как можно скорее исправить.

– О чем ты?

– Самое время показать нашему юному другу, что меч сильнее пера. – Фест улыбнулся. – Пока мы ищем Децима и твою мать, я научу Лупа пользоваться кое-каким оружием и попытаюсь привести его в хорошую форму. Есть у меня предчувствие, что нам понадобится как можно больше простой силы, пока все это не закончится.

Марк в отчаянии взмахнул руками:

– Но… Луп? Ты это серьезно? Дай ему в руки меч – и он, пожалуй, окажется опаснее любого врага!

Фест повернулся к нему, уперев руки в бедра.

– Ты думаешь, Луп чем-то хуже, чем был ты, когда начинал обучение в школе гладиаторов?

Марк немного подумал и ответил:

– Вообще-то, да. Я вырос на ферме и постоянно работал вместе с Титом и с теми немногими рабами, что у нас были. А Луп всегда был писарем. Сомневаюсь, чтобы он смог пережить все то, что пришлось пережить мне, прежде чем я вообще попал в ту школу.

Фест пожевал губами, потом кивнул:

– Что ж, разумно. И все же мы постараемся сделать из него хоть что-то. Лучше иметь рядом человека, который умеет держать меч, чем того, кто вообще не знает, с какой стороны за него берутся. Уверен, основы он все-таки усвоит.

– Надеюсь, что ты прав, – с сомнением пробормотал Марк.

– Давай молиться о том, чтобы нам не пришлось оказаться в таком положении, когда Лупу придется взяться за меч.

– А такое возможно?

Фест молча посмотрел на Марка, потом жестом велел следовать за ним, повернулся и пошел по улице в сторону постоялого двора, где они сняли комнату.

* * *

Шли часы, а Луп не возвращался. Марк беспокоился все сильнее и сильнее. Он сидел на потертом тюфяке, прислонившись спиной к потрескавшейся оштукатуренной стене и опустив подбородок на колени, и старался не думать о том, что могло случиться с его другом. Напротив него преспокойно спал Фест, негромко похрапывая. Марк не понимал, как тот может быть таким беспечным. В конце концов ожидание стало невыносимым, и тогда Марк тихо встал и покинул маленькую комнату.

Закрыв за собой дверь, он вышел в маленький дворик за гостиницей. Комнаты, которые хозяин сдавал внаем, в прошлом служили, скорее всего, кладовыми или даже стойлами для животных. Марк и теперь ощущал ядовитую вонь козьего помета. Двери в некоторые из комнат были открыты, чтобы впустить внутрь ветерок, залетавший во двор. Во дворе находились шестеро мужчин; они устроились в тенистом углу и играли в кости, попивая вино.

Марк не спеша вышел со двора на улицу и посмотрел в обе стороны, надеясь увидеть Лупа, но на улице вообще почти никого не было. Гостиница находилась на тихой окраине Страта – Фест выбрал ее именно из-за расположения, не желая привлекать лишнее внимание к их компании. Большинство обитателей этой гостиницы были в Страте проездом, они направлялись на юг или на север по дороге, что проходила через город. То есть это были такие люди, среди которых трое путешественников затерялись бы без труда.

Марк уселся у стены и стал ждать возвращения друга. Но время шло и шло, и тени поперек улицы становились все длиннее. Мужчины, игравшие в кости, ушли внутрь, чтобы поужинать, а Марк остался снаружи, вслушиваясь в отдаленные звуки городской жизни: плач ребенка, обрывки разговоров, крик ослика.

Наконец тревога окончательно завладела Марком, и он решил разбудить Феста и сказать ему, что нужно отправиться на поиски Лупа. Когда он вошел в комнату, то обнаружил, что его товарищ уже проснулся и сидит на тюфяке, затачивая на бруске меч. Фест поднял голову и посмотрел на Марка.

– Он до сих пор не вернулся, – сказал мальчик. – Что нам делать?

– Делать? Ничего.

Марк недоуменно вскинул брови.

– Ничего? А если с ним что-то произошло?

– Что же мы можем сделать в таком случае?

– Отправиться на поиски, что же еще?

– Ну да, понимаю… мы пойдем и начнем искать его в темноте, на улицах незнакомого города. – Фест снова принялся за меч, доводя его лезвие до безупречного состояния. – И какая в том будет польза? Наберись терпения, Марк. Нам нужно просто ждать. Садись и отдыхай.

Несмотря на все свои опасения, Марк понимал, что Фест прав. Он заставил себя вернуться к своей постели и лечь. Но заснуть не мог. Он просто лежал с открытыми глазами, глядя на потолочные балки. Время от времени по стропилам с тихим шуршанием пробегала крыса, и это был единственный звук, который доносился до ушей Марка, кроме ритмичного скрежета бруска по лезвию меча. На Страт опустились сумерки, а потом и ночь накрыла город. Фест уже не видел меча, так что в конце концов отложил его в сторону и еще какое-то время молчал, прежде чем заговорить.

– Марк…

– Да?

– Что ты собираешься делать, когда мы найдем Децима?

Марк глубоко вздохнул:

– Я убью его.

– А если с ним будет Термон? И другие? Его ведь наверняка охраняют.

Марк вспомнил хладнокровного убийцу, которого Децим использовал для наиболее опасных дел. Именно Термон и его люди убили Тита и похитили Марка и его мать.

– Да какая разница? – ответил он. – Так или иначе, но я найду способ подобраться к нему достаточно близко и вонжу кинжал в его сердце. Он увидит меня и будет знать, что я отомстил.

– А потом что? – спросил Фест. – Его стражи прирежут тебя. Ты погибнешь.

– Мне плевать.

– Вот как? Может, тебе и плевать. Но твоей матери – нет. Она останется одна в целом мире. И будет горевать не только по твоему отцу, но еще и по тебе.

Но она и так уже много лет горевала по настоящему отцу Марка. Она не могла забыть Спартака, а Марк, с тех пор как узнал правду о себе, по-другому воспринимал те моменты своего детства, которые ему вспоминались. Он помнил, какими глазами мать смотрела на него, как она вдруг начинала тихо плакать, – теперь все это внезапно обрело смысл. И Марк ощутил укол вины, осознав, что если он будет действовать так безрассудно, то лишь добавит горя в ее жизнь. Он вздохнул с разочарованием.

– Послушай меня, Марк, – негромко заговорил в темноте Фест, чей силуэт лишь смутно различался на фоне оштукатуренной стены. – Порой в этой жизни мы вынуждены использовать те возможности, которые нам доступны. Нам приходится отказываться от желанной цели, какими бы сильными ни были наши побуждения. Я должен был постараться объяснить это тебе еще тогда, когда тренировал тебя для Цезаря. Но ему хотелось только одного – чтобы ты хорошо владел оружием.

– Ничего удивительного. Я только этим и был для Цезаря – неким оружием. Просто одним из инструментов, которыми он пользовался.

– Это, пожалуй, верно, – согласился Фест. – Но он восхищался тобой. Он видел в тебе нечто такое, что выделяло тебя среди остальных. Он сам мне это говорил. Нечто особенное…

Уже не в первый раз Марк ощутил ледяной холод, пробежавший по его спине. Ничто не ускользало от внимания его бывшего хозяина. И хотя Цезарь не мог знать правду о настоящем происхождении Марка, он всегда подозревал, что в прошлом Марка есть нечто такое, о чем его раб не говорит.

– Теперь ты свободен, Марк. Свободен сам выбирать, что тебе делать со своей жизнью. И ты не должен стать рабом желания отомстить. Если ты решишь преследовать Децима, тебя ожидает только смерть. А это было бы бессмысленно. Хуже того, это стало бы настоящей трагедией. Что бы ни сделал Децим с тобой и твоими родными, твой главный долг – спасти мать. А потом, если тебе захочется продолжить охоту, даю слово: я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Марк повернулся на бок и оперся на локоть, всматриваясь в очертания Феста.

– Ты готов сделать это для меня? Но почему?

Фест ответил не сразу:

– Мы – товарищи по оружию. Цезарь приказал мне помогать тебе. И моя задача будет выполнена только тогда, когда ты будешь полностью удовлетворен. Только тогда. Я буду стоять рядом с тобой, Марк. И идти рядом. До конца.

Прежде чем Марк успел открыть рот, во дворе раздались быстрые шаги. А через миг дверь распахнулась, и в проеме возникла фигура Лупа.

– Я нашел дом аукциониста!

V

Глаза Лупа сверкали от возбуждения в тусклом свете масляной лампы, которую тут же зажег Фест.

– Простите, что я так долго отсутствовал, но этот Пиндар большую часть дня провел в банях.

– Пиндар? – перебил его Марк.

– Ну да, его так зовут. Я подслушал, как его называли друзья. Уйдя со двора, где держат рабов, он отправился в бани. Я вошел за ним внутрь. Он там встретился с какими-то мужчинами, и они почти все время говорили о делах. Я был достаточно близко и хорошо слышал их.

– Он ничего не заподозрил?

– Нет, Марк. Я в этом уверен. Он был так занят разговором, что не замечал меня. Я старался держаться потише и смотреть в пол.

– Совершенно ненужный риск, – сказал Фест. – Я велел тебе просто идти за ним. И все.

– А я именно это и сделал. Но когда он вошел в бани, я испугался, что могу потерять его. И решил подобраться поближе, чтобы видеть его. Потому-то я и сумел услышать, о чем он говорил со своими приятелями. – Луп наклонился к Фесту. – Он упоминал имя Децима!

– Что? – уставился на него Фест. – Ты уверен?

Луп кивнул:

– Насколько я мог разобрать, Децим через три дня пришлет на аукцион какого-то человека, чтобы купить нескольких рабов для своего поместья.

Марк и Фест обменялись удивленным взглядом, а потом Марк восторженно улыбнулся.

– Боги благоволят к нам! Наконец-то! Нам нужно только дождаться этого человека и последовать за ним, когда он покинет Страт с купленными рабами! Он приведет нас прямиком к тому месту, где держат мою мать!

Фест немного подумал и нахмурился:

– Звучит уж слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но возможно, ты прав. Это дело рук провидения. Ну, по крайней мере, похоже на то. Но что, если у Децима не одно имение? Децим – человек богатый. Он заработал целое состояние с тех пор, как начал вести дела с Крассом. У такого пройдохи может быть несколько поместий. Он осторожен и не станет вкладывать все деньги в одно. Мы должны быть уверены, что нашли то, которое нам нужно, прежде чем начнем дело.

Марк почувствовал, как начинает угасать надежда.

– А что, если мы последуем за человеком Децима, нападем на него и заставим сказать, где мать Марка? То есть если он это знает, – предложил Луп.

– Он будет не один, – задумчиво произнес Фест. – Посланцу Децима наверняка понадобятся помощники, чтобы охранять купленных рабов. Так что нападать на них слишком опасно. Лучше мы последуем за ним на Пелопоннес, а там разузнаем у местных, что им известно о твоей матери.

– А если мы там ничего не найдем?

– Тогда выясним, есть ли у Децима другие земельные владения, и проберемся туда.

– Это займет немало времени, – сказал Луп.

Все ненадолго замолчали, потом снова заговорил Марк:

– У меня вот какая мысль. Если Пиндар – хороший делец, то он должен хранить подробные записи обо всех рабах, которые проходят через его аукцион. И хотя меня и маму официально никогда не продавали, все-таки в его записях могли остаться какие-то сведения насчет того, куда нас отправили, перед тем как я сбежал. Как ты думаешь, Фест?

Телохранитель немного подумал.

– Это рискованно, но стоит попытаться. Вопрос в том, где он держит такие записи. Я бы предположил, что все, что относится к его делу, хранится у него в конторе. Там и нужно искать в первую очередь. Однако двор аукциона всегда заперт и охраняется.

– А если он хранит все у себя дома? – спросил Марк. – И раз уж клетки охраняются, то, может, лучше начать с обыска его жилища?

Фест обдумал и это, потом кивнул:

– Если только нам удастся проникнуть внутрь. – Он повернулся к Лупу. – Каков его дом? Сколько входов?

– Три, – сразу ответил Луп. – Я проверил. Главный вход с улицы, еще один – с бокового переулка, а позади дома двор, и там вход для рабов.

– Сколько ты насчитал рабов?

Луп немного подумал.

– Во дворе было трое.

Фест погладил себя по подбородку.

– Они, скорее всего, там и будут спать, во дворе. А Пиндар с семьей – в главном доме. Если мы подождем до полуночи, то сможем перебраться через стену и найти его кабинет, а там уж посмотрим, какие бумаги он у себя хранит. Этим займемся мы с тобой, Марк. А Луп останется снаружи следить за улицей.

– Почему это? – возмутился Луп. – Почему я не могу пойти с вами?

– Потому что двое поднимут меньше шума, чем трое, – твердо ответил Фест. – И никаких споров. А теперь я предлагаю всем отдохнуть. Позже нам понадобятся все наши силы.

* * *

Растущая луна висела в чистом звездном небе, бросая бледный свет на дремлющий Страт. Три босоногие фигуры крались в тени стен, подбираясь к дому Пиндара. Луп показывал дорогу, и наконец он остановился и махнул рукой на внушительную дверь в высокой стене на противоположной стороне улицы. Напротив нее находились запертые лавки, которые аукционист сдавал в аренду.

– Вот этот дом, – прошептал Луп. – А по обеим его сторонам – переулки.

Марк кинул взгляд на другие дома и отметил, что здесь все очень похоже на богатые районы Рима, где большие дома отделялись друг от друга узкими проходами. Это должно было обеспечить им троим хорошее прикрытие, когда они примутся за дело.

Фест посмотрел в обе стороны вдоль улицы, но не заметил никакого движения; только темная кошачья тень дерзко шла прямо посреди дороги, как будто коту принадлежал весь город. Фест жестом приказал мальчикам следовать за ним, и они осторожно пересекли улицу и нырнули в переулок сбоку от дома Пиндара. По обе его стороны высились стены высотой в два этажа, но Марк видел, что они становятся ниже там, где начинается сад. Когда они подошли к самой низкой части стены, Фест остановился и повернулся к мальчикам.

– Мне нужна опора для ног. Ну-ка, быстро!

Марк и Луп переплели пальцы, и их руки образовали своего рода ступеньки. Фест оперся о плечи Марка, как более крепкого, и вскочил на ладони мальчиков. Марк чуть крякнул под весом взрослого мужчины, но выдержал.

– Отлично, ребята, – прошептал Фест. – Поднимайте меня не спеша.

Напрягая все мышцы, Марк уперся спиной в стену для поддержки. Луп рядом с ним слегка постанывал от усилий. У Марка промелькнула мысль, что Фест был прав насчет Лупа: юноша определенно нуждался в тренировках.

– Теперь я встану вам на плечи, – прошептал Фест. – Готовы?

– Готовы.

Марк почувствовал, как нога Феста стала меньше давить на его плечо, когда тот зацепился за верхнюю часть стены. Оттолкнувшись от плеча Марка, Фест запрыгнул на стену и уселся на ней верхом. Звуки его тяжелого дыхания и шарканья по камню казались оглушительными в узком пространстве переулка, и Марк встревоженно огляделся, но не заметил признаков того, что они привлекли чье-то внимание.

– Твой черед, Марк.

Мальчик увидел, как Фест протягивает ему руку, и вскочил на руки Лупа, чтобы оказаться повыше. Его пальцы шарили в воздухе, а потом сильная рука мужчины схватила его за запястье, и он вцепился в предплечье Феста, чтобы тому легче было втащить его на стену, поверху выложенную плиткой.

Сердце бешено колотилось в груди Марка, отчасти от усилий, но в основном из-за возбуждения, вызванного моментом. Посмотрев вниз, в сад, он увидел длинные дорожки, аккуратные цветники и затейливо подстриженные кусты. Откуда-то издали доносилось тихое журчание бегущей воды – судя по всему, фонтан находился рядом с жилищем рабов в самом углу сада. Главный дом был темен и тих.

– Пошли, – прошипел Фест, спуская ноги со стены и осторожно спрыгивая на землю за большим кустом, от которого в ночную прохладу истекал сладкий аромат роз.

Марк последовал за ним и, расслабившись, мягко приземлился на согнутые ноги. Они выждали несколько мгновений, а потом Фест вышел на дорожку рядом с цветником. К счастью, дорожка оказалась мощеной, а не посыпанной гравием, и они почти бесшумно двинулись к задней части особняка. С одной стороны дома были установлены на возвышении обеденные ложа на римский манер, и к ним вели широкие длинные ступени; ложа были завалены подушками, создающими уют для гостей. Рядом с обеденными ложами находился портик с коридором, уходившим в темную глубину здания.

– Как мы найдем дорогу внутри? – спросил Марк громким шепотом.

Фест ткнул пальцем в темноту:

– Пройдем к главному входу. Могу поспорить, там есть святилище и в нем горят лампы в честь домашних богов. Ими мы и воспользуемся.

Следом за Фестом Марк вошел в темный коридор. Они продвигались медленно, осторожно ощупывая стену. Примерно через двенадцать футов коридор вывел их в атрий, и слабый лунный свет проник сквозь отверстие над неглубоким бассейном, в который собиралась дождевая вода. Из внутреннего дворика на второй этаж дома вела лестница; на галерею, окружавшую поверху бассейн, выходили двери спален. Сверху доносился негромкий храп. В дальней стороне атрия виднелся еще один коридор, короткий, а в конце его горел неяркий желтый свет.

– Я так и думал, – пробормотал Фест. – Подожди здесь.

Он осторожно обошел бассейн и через несколько мгновений вернулся с маленькой масляной лампой. Трепещущий огонек давал достаточно света, чтобы они могли вернуться в коридор, ведущий в сад. Фест остановился перед первой дверью и слегка приоткрыл ее. Заглянув внутрь, он поднял лампу, осмотрел помещение и отступил назад.

– Обычная кладовая.

Следующая дверь глухо скрипнула петлями, когда Фест открывал ее, и оба они замерли, напрягая слух. Но ничего не было слышно, и Фест снова потянул на себя дверь. При каждом новом скрипе Марк морщился. Наконец щель оказалась достаточной, чтобы проскользнуть сквозь нее, и Фест вошел в комнату. Марк последовал за ним и в тусклом свете лампы увидел письменный стол и полки вдоль стены, заваленные свитками и восковыми табличками.

– Выглядит многообещающе, – прошептал Фест. – Давай приниматься за дело. – Он поставил лампу на стол и внимательно осмотрел полки. – Ты начинай с того конца, а я начну с противоположного.

– Но что именно мы ищем? – спросил Марк.

– Все, где упоминаются Децим, Термон или какие-либо владения на Пелопоннесе. Ну и разумеется, имена – твое и твоей матери.

Марк кивнул и на цыпочках подошел к краю полок. Взяв небольшую стопку документов, он вернулся с ними к столу и стал просматривать. Это были счета продаж, подробные записи еженедельных аукционов, текущие записи о ценах и комиссионных по каждой продаже и записи регистрации. Пиндар явно обладал привычкой самым подробным образом фиксировать все свои денежные дела, и Марк почувствовал, как в нем загорается надежда. Такой человек должен был иметь и записи двухгодичной давности. Марк и Фест методически просматривали листы, свитки и таблички ряд за рядом и аккуратно возвращали все на те же места. Марк далеко не сразу понял, что документы расположены в хронологическом порядке. Он немного постоял на месте, рассматривая полки и что-то подсчитывая в уме.

– Ну конечно!

– Тсс! – зашипел на него Фест.

– Прости… – Марк показал на полки. – Я понял. На каждой полке лежат записи за шесть месяцев. А значит, то, что нам нужно, находится… – Марк мысленно пересчитал полки, начиная с верхнего левого угла, и показал на одну из них: – Вот здесь.

Он подошел к полке и наклонился, чтобы взять документы с нижней части. Положив все на стол рядом с лампой, Марк развернул один свиток и показал на дату:

– Вот оно. Это тот самый год, два месяца спустя после того, как нас похитили люди Термона.

Фест вернул на полку документы, которые просматривал, и начал проверять то, что выбрал Марк. Они вдвоем быстро и внимательно читали записи, и Марк все сильнее волновался, глядя на аккуратные подсчеты, которые делал Пиндар в конце каждого дня. Внезапно он застыл.

– Вот оно: «Прибыла телега с шестью рабами; двое нубийцев (без имен), два мальчика с Лесбоса (Аркел и Деметрий), одна женщина (Ливия) и ее сын (Марк). Помещены в клетку XIV для завтрашнего аукциона».

Марк победоносно взглянул на Феста.

– Читай дальше, – приказал Фест. – Там есть что-нибудь о Дециме?

Марк начал разворачивать свиток, но вдруг замер и оглянулся.

– В чем дело?

– Я что-то слышал. Там, в коридоре.

Фест обернулся к двери, когда шаркающие звуки приблизились. А потом дверная ручка шевельнулась, и дверь распахнулась внутрь. В проеме возник Пиндар в легкой льняной ночной рубахе, с масляной лампой в руке. Его дряблая челюсть отвисла от изумления, и он вытаращил глаза на двух незнакомцев, изучавших документы на его письменном столе.

Фест отреагировал первым: он уронил восковую табличку, которую держал в руке, выхватил кинжал и кинулся к двери.

Его движение разрушило чары, и Пиндар отпрыгнул назад, визжа во весь голос:

– На помощь! Воры! Убийцы!

VI

– Заткнись, дурак! – рявкнул Фест, бросаясь за аукционистом.

Марк уронил свиток и помчался следом за другом. В коридоре он увидел, как Фест гонится за Пиндаром, бегущим к саду.

– Помогите! Помогите!

Через несколько шагов Фест догнал аукциониста, прыгнул ему на спину и сбил с ног. Пиндар громко вскрикнул от ужаса, падая лицом вперед, и ударился головой о каменную вазу. Он издал хрюкающий звук и затих, а Фест всем телом прижал его к полу. Марк остановился рядом, когда Фест перекатился на бок и сел на корточки, прижимая кинжал к боку Пиндара, готовый действовать. Но тот лежал неподвижно. Он больше не звал на помощь, не слышно было даже его дыхания.

Марк присел рядом с аукционистом и в лунном свете увидел, что голова Пиндара повернута под неестественным углом, прижимаясь к основанию тяжелой каменной вазы, в которой росли какие-то миниатюрные хвойные растения.

– Что-то с ним не так. Помоги мне его перевернуть, Фест.

Они вдвоем с трудом перевернули толстяка на спину, и его голова бессильно упала на камни садовой дорожки. Маленькая темная капля выползла из ноздри Пиндара, когда его глаза бессмысленно уставились на луну. Марк опустился на колени и прижался ухом к губам аукциониста, но не услышал дыхания. Никаких звуков, ни малейшего движения воздуха. Марк приложил ухо к мягкой груди Пиндара, но не уловил и биения сердца. Мальчик поднял голову и посмотрел на Феста:

– Думаю, он мертв.

– Не может быть! – Фест подобрал свой кинжал. В свете луны тускло блеснул чистый металл. Ни капли крови. – Я его не трогал! Просто приставил кинжал к его боку.

– Это не кинжал. – Марк махнул рукой в сторону вазы. – Он ударился головой об это.

– Проклятье! Как все это глупо!

– Хозяин! Хозяин!

Фест и Марк одновременно посмотрели в дальний конец сада. Там появилась одна фигура, за ней другая, а потом и третья – с факелом в руке.

– Хозяин? – Первый человек остановился, заметив Марка и Феста. – Эй, кто здесь?

– Скорее! – прошипел Фест. – Бежим отсюда!

Они оставили тело и помчались к цветнику, возле которого перелезли через стену. Марк уперся спиной в стену и сложил руки в замок. Фест поднялся наверх, бесцеремонно опираясь о макушку Марка. Уцепившись за верхний край, выложенный плиткой, Фест стремительно забросил ноги на стену и тут же вытянулся вниз, чтобы помочь Марку.

– Воры! – раздались крики в саду.

Голоса звучали с дальней стороны сада, факел осветил фигуру какого-то мужчины.

– Грабители! Поднимайте тревогу!

– Быстрее, Марк! – поторопил мальчика Фест.

– Погоди… – Марк оглянулся на дом. – Тот свиток с отчетом… Я должен его забрать.

– Нет! Сейчас не время! Пиндар мертв! Если тебя поймают рядом с трупом, тебя обвинят в убийстве! Надо бежать! Сейчас же!

Марк неохотно схватился за протянутую руку, чтобы вскарабкаться на стену; пальцы его ног шарили по штукатурке, ища хоть какую-нибудь дополнительную опору, которая помогла бы ему очутиться наверху.

– Не дайте им сбежать! – закричал кто-то. – Они удирают!

Осмелев, рабы побежали по дорожке, и Марк понял, что труп хозяина будет обнаружен через несколько мгновений. Фест спрыгнул в переулок, и Марк стремительно приземлился рядом с ним.

– Что случилось? – встревоженно спросил Луп.

Фест подтолкнул его в сторону улицы.

– Потом! Надо бежать. Вперед!

Они помчались по переулку, шлепая ногами по камням. И почти уже достигли улицы, как вдруг тихий ночной воздух прорезал пронзительный крик:

– Убили! УБИЛИ!

Они выскочили на улицу, когда над стенами соседних домов появился свет множества факелов. Распахнулась одна из дверей, и наружу вышел какой-то мужчина. Он увидел, как мимо него пробегают трое.

– Стой! Эй, вы! Стойте!

Не обратив на него внимания, троица помчалась по улице к гостинице, в которой они сняли комнату.

– Остановите их! – закричал мужчина, пускаясь в погоню за ними. – Убийцы! Остановите их!

На улице появились еще люди, а шагах в пятидесяти впереди Марк увидел компанию молодых людей, направлявшихся в ту же сторону, что и они, и беспечно о чем-то болтавших. Когда мужчина снова закричал, они остановились и, оглянувшись, увидели три фигуры, мчащиеся к ним.

– Сюда! – Фест нырнул в переулок.

Марк и Луп последовали за ним. Крики на улице становились все громче. Переулок оказался узким, едва ли в шаг шириной, и в него почти не проникал лунный свет. Марк лишь молился всем богам, чтобы ни обо что не споткнуться, не вывихнуть себе лодыжку и не наступить на что-нибудь острое. Фест свернул налево, в другой переулок, потом направо, в очередной проход. Судя по шуму голосов, к погоне присоединялось все больше горожан.

На следующем углу они остановились, тяжело дыша, хватая ртом воздух.

– А теперь… куда? – с трудом произнес Луп.

– Не знаю, – ответил Фест. – Я уже не представляю, где наша гостиница. Но и здесь нам оставаться нельзя.

Марк напряженно думал, высчитывая, с какой стороны они подходили к дому аукциониста, и припоминая все те повороты, которые делал Фест. Потом он шагнул к началу следующего переулка:

– Сюда.

Фест заколебался:

– Откуда ты знаешь?

– Просто поверь мне! Идем!

Марк повернул в полутьму и побежал вперед. Переулок был относительно прямым, и по нему они добрались до маленькой площади с колодцем в центре; Марк уверенно пересек ее и направился к улице, начинавшейся на противоположной стороне. Крики у них за спиной постепенно становились тише, и Марк облегченно вздохнул. Он немного замедлил бег, а потом и вовсе перешел на шаг.

Вскоре они вышли на улицу, которую все трое сразу узнали. Их гостиница была совсем недалеко, слева. У Марка продолжало бешено колотиться сердце, однако он постарался принять беспечный вид, пока шел со своими товарищами к входу во двор трактира. Но вдруг услышал голоса, смех – и приостановился.

– Шагай дальше! – настойчиво произнес Фест. – Мы должны как можно скорее уйти с улицы!

Они вошли во двор, и Марк увидел компанию мужчин, сидевших на земле на том месте, где днем играли в кости. Мужчины были не слишком трезвы и невнятно приветствовали троих товарищей, когда те проходили мимо:

– Эй, друзья! Присоединяйтесь к нам, выпьем!

– Нет, спасибо, – ответил Фест с напускной беспечностью. – День был уж слишком длинный. Нам с мальчиками надо поспать.

– Ну как знаете…

Марк отодвинул щеколду на двери их комнаты, а когда все быстро вошли внутрь, закрыл дверь. Луп упал на свой тюфяк, тяжело дыша. Марк тоже опустился на ложе, но Фест вернулся к двери, осторожно приоткрыл ее и выглянул наружу. Убедившись, что от преследователей они сбежали и никто не собирается поднимать тревогу, он запер дверь и рухнул на свою постель. Слабый лунный луч просочился в окно и окрасил лица троицы в бледно-голубой цвет. На лице Лупа был написан откровенный страх. Фест надул щеки и неподвижным взглядом уставился на дальнюю стену.

– Как ты думаешь, мы спаслись? – спросил Марк.

Фест похрустел костяшками пальцев.

– Пока – да… ну а там будет видно.

– Было темно. Они не могли рассмотреть нас настолько хорошо, чтобы узнать.

– Но они видели мужчину и двух мальчиков. Пиндар мертв. Люди будут искать убийц.

– Никто не убивал его намеренно, – возразил Марк. – Это был просто несчастный случай.

– Думаешь, кто-нибудь будет разбираться? Ты же сам все слышал. Убийство, так они кричали. И никто не станет слушать какие-то объяснения. Кроме того, нас ведь застали в его доме. Где нам совершенно нечего было делать. Так что будут говорить, что мы забрались туда ради грабежа, а когда Пиндар нас застукал, мы его убили. И кто станет их винить…

Марк какое-то время молчал.

– Что же нам теперь делать? Просто затихнуть на несколько дней, до аукциона?

– Нет. Это слишком опасно. Мы должны уйти из Страта. И как можно скорее.

Луп судорожно сглотнул:

– Ты хочешь сказать – сейчас? Прямо сейчас?

Фест покачал головой:

– Нет, сейчас на улицах множество людей, они нас ищут. К тому же городские ворота заперты на ночь. Так что единственный путь – через стену. Но если нас поймают при попытке бегства, то тут же свяжут это со смертью Пиндара. Придется подождать до утра, когда откроются ворота, и уйти, как все путешественники. Я только надеюсь, что нас не станут высматривать на выходе из города.

– А что будет, если нас схватят? – спросил Луп.

– А как ты думаешь, что делают с убийцами? – ответил вопросом Фест. – Казнят, конечно.

– Казнят… – пробормотал Луп. – Ох, нет… Ох, нет!

– Успокойся и отдыхай, – сказал Фест. – Нам придется встать пораньше и уйти из города, чтобы поскорее очутиться как можно дальше от него.

– Но как же аукцион? – спросил Марк. – Нам ведь нужен тот человек, который приедет из поместья Децима! Если мы его упустим, то у нас не останется шанса найти мою мать.

– Не думаю, что аукцион состоится без аукциониста. Что же до человека Децима… прямо сейчас мы мало что можем сделать. Мы должны найти другой способ отыскать это поместье. Мне очень жаль, Марк, но у нас нет выбора. Мы просто не можем позволить себе оставаться здесь и ждать.

– Но куда мы пойдем? – спросил Луп.

Фест немного подумал, прежде чем ответить.

– В Афины. У Децима наверняка есть там дом, как и у всех тех, кто должен время от времени показываться во дворце наместника. Кроме того, этот город достаточно велик, в нем легко избежать ненужного внимания. Уверен, там мы быстро нападем на след Децима. И при этом окажемся достаточно далеко от желающих поймать тех, кто виновен в смерти Пиндара.

Марк покачал головой, сердитый и разочарованный. Такого просто не должно было произойти. Они ведь хотели только одного – найти кое-какие сведения. У них и в мыслях не было чего-то дурного.

Была какая-то горькая ирония в том, что Марк вернулся в Грецию свободным человеком – но только для того, чтобы на него снова начали охотиться. Теперь они превратились в беглецов, и это невероятно затруднит поиски его матери. А уж если их поймают и обвинят в смерти Пиндара, то ему и вовсе придется умереть, а значит, надежда на то, что его мать когда-нибудь снова станет свободной, умрет вместе с ним.

VII

Фест разбудил их перед рассветом. Они не спеша собрали свои вещи и приготовились к долгому пути. За комнату они заплатили вперед, так что им не приходилось тревожиться из-за того, что владелец гостиницы поднимет шум. Как только достаточно рассвело, они вышли из комнаты и пересекли двор, направляясь к улице. Парочка забулдыг, что вчера пили здесь, свернулись в углу двора в пьяной дреме, и один из них пошевелился и поднял голову, чтобы взглянуть на проходящих, но тут же снова улегся, рыгнул и что-то невнятно пробормотал.

На улицах почти никого не было, пока Фест вел мальчиков к южным воротам Страта. Когда до ворот было уже недалеко, Фест свернул в переулок и провел мальчиков подальше, остановившись в арке перед запертой дверью какой-то лавочки.

– Подождем здесь.

– Зачем ждать? – спросил Марк. – Я думал, ты хотел уйти из города как можно скорее.

– Все так. Как можно скорее, но когда это будет безопасно. А сейчас мы будем торчать у всех на виду, как заноза в пальце. Надо дождаться, когда на улицах будет побольше народа, и тогда мы смешаемся с теми, кто пойдет через ворота.

Луп спросил, зевая:

– Тогда почему мы не могли подождать в гостинице?

– Потому что как только ее хозяин услышит о том, что в городе ищут мужчину с двумя мальчиками, он тут же свяжет нас с убийством Пиндара и поспешит сообщить властям. В той комнате мы были бы как крысы в ловушке.

Луп пожал плечами, глядя на сточную канаву посреди грязного переулка:

– Крысы-то как раз не полезли бы в такое вот дерьмо.

Фест уставился на него, а потом расхохотался:

– Рад видеть, что ты не утратил чувство юмора. Тебе бы тоже этому поучиться, Марк.

– В самом деле? Назови мне хоть что-то смешное в моей жизни, – с вызовом произнес Марк и присел на корточки, стараясь устроиться поудобнее, ведь неизвестно, сколько им придется ждать.

Время шло, и постепенно воздух наполнился гулом пробуждающегося города, а солнце поднялось над горизонтом и омыло Страт розовым светом. Наконец Фест подтолкнул Марка носком башмака.

– Пора двигаться. Вставай. И ты тоже, Луп.

Они подобрали свои мешки и вернулись по переулку к улице. Там, где какой-нибудь час назад было пустынно, теперь толпилось множество людей; вокруг катились ручные тачки и телеги, влекомые мулами, и шум движения отдавался эхом от стен зданий вдоль оживленной улицы. Троица пристроилась позади крытой телеги торговца специями, ехавшей в сторону южных ворот. Поначалу они продвигались быстро, но потом телега замедлила ход и наконец остановилась. Фест жестом велел мальчикам проявить терпение, но Марк выглянул из-за телеги и увидел длинную очередь перед воротами. У самого выхода из города несколько вооруженных солдат внимательно оглядывали тех, кто хотел уйти, и обыскивали телеги и тачки. Марк повернулся к своим товарищам и негромко сообщил:

– Нас ищут.

– Что?

Фест быстро посмотрел вперед из-за телеги. Когда он снова обернулся к мальчикам, его лицо не выдавало тревоги.

– Да, ты прав, Марк. Нам нельзя оставаться вместе. Они ищут троих беглецов. Мы должны разделиться и покинуть Страт поодиночке. Будет также лучше, если мы пойдем через разные ворота. Луп, мы с тобой останемся на этой дороге. Но я пойду перед этой вот телегой и выйду первым. Если ты увидишь, что меня задержали, возвращайся обратно и выжди, прежде чем попытаться пройти через другие ворота.

– А мне что делать? – спросил Марк.

– А ты возвращайся обратно и выходи через северные ворота. Прошагай хотя бы с милю по дороге и только после этого поверни и обойди вокруг города. Старайся держаться подальше от чужих глаз. Мы встретимся на том перекрестке, который проходили, когда шли сюда, в нескольких милях к югу от Страта. – Фест немного помолчал. – Ребята, нам теперь надо выкручиваться поодиночке. Если кто-то попадется, остальным придется продолжать дело без него. Понятно?

Луп неуверенно кивнул, и Марк вдруг понял, что тот боится. По правде говоря, Марк и сам боялся, и не только за себя. Он пристально посмотрел на Феста:

– Пообещай мне кое-что. Если мне не удастся ускользнуть, поклянись, что сделаешь все для того, чтобы найти мою маму и освободить ее.

Фест торжественно кивнул:

– Клянусь всеми богами.

Марк повернулся к Лупу:

– И ты тоже.

– Я? А что я могу сделать в одиночку?

– То, что должен. Я же справился, когда впервые остался один. А я был моложе, чем ты сейчас.

Луп вскинул голову.

– Я постараюсь изо всех сил, Марк… клянусь!

Марк хлопнул товарищей по плечу.

– Ладно, увидимся позже. Все увидимся. Да помогут вам боги!

– И тебе тоже, Марк, – откликнулся Фест.

Марк резко развернулся и пошел в обратном направлении вдоль ряда высоких зданий. Он не оглядывался, мысленно сосредоточившись на собственном бегстве. Он должен выглядеть спокойным и не привлекать к себе внимания. Но, шагая в уличной толпе, он чувствовал, что люди поглядывают на него с подозрением. А минуя общественный фонтан, Марк увидел какой-то листок, прикрепленный к его постаменту: это было обещание вознаграждения за поимку убийц Пиндара. Марк не стал останавливаться, чтобы прочитать его внимательно, но замедлил шаг, пытаясь уловить основные детали. Да, городские власти искали мужчину и двух мальчиков, и на листке было краткое описание внешности… настолько хорошее, что Марк узнал самого себя. Он почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод, и ускорил шаг. Как, во имя Гадеса, они умудрились получить его описание? Ведь было темно. Никто не мог тогда рассмотреть его столь подробно…

Марк размышлял об этом, проходя мимо входа в ту самую гостиницу, где они останавливались. Он посмотрел во двор и увидел одного из игроков в кости; мужчина стоял, прислонившись к колонне у входа. В следующее мгновение их взгляды встретились, и мужчина машинально кивнул, как приветствуют кого-то знакомого, хотя и не сразу вспоминают, кто это такой. Марк не ответил, наоборот, он отвернулся, продолжая краем глаза наблюдать за мужчиной. И увидел, как мужчина слегка нахмурился, оттолкнулся от колонны и посмотрел Марку вслед. Марк не стал оборачиваться, он просто шел дальше по улице, заставляя себя не ускорять шаг.

– Эй!

Голос, раздавшийся позади, перекрыл уличный шум. Марк не отреагировал.

– Эй, мальчик!.. Эй, ты, стой!

На этот раз Марк прибавил шагу, старательно глядя вперед. Его сердце бешено билось, желудок судорожно сжимался.

– Я с тобой говорю! – выкрикнул мужчина.

Люди начали поворачиваться в сторону Марка, и он понял, что должен поскорее исчезнуть. Чуть впереди был перекресток, и Марк повернул на другую улицу как раз перед тем, как мужчина закричал снова, перекрикивая шум толпы:

– Это один из них! Он был с мужчиной и другим мальчиком! Он убил Пиндара!

Оказавшись вне поля зрения мужчины, Марк пошел быстрее, пробиваясь сквозь толпу и бормоча извинения, когда задевал кого-то. Он увидел справа переулок, нырнул в него и пустился бегом, спеша очутиться как можно дальше от поднявшего переполох мужчины. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как поскорее добраться до других ворот, прежде чем до солдат, стоящих у выхода из города, дойдет слух о том, что преступники еще в городе и что они разделились. Он лишь надеялся, что Фест и Луп успеют проскочить через южные ворота до того, как будет уже слишком поздно.

Шума преследования больше не было слышно, но Марк продолжал бежать, держась параллельно дороге, ведущей к воротам. Решив, что опасность миновала, он вернулся на ту улицу, по которой шел прежде, и увидел, что северные ворота всего лишь в пятидесяти шагах от него. Но у него упало сердце, когда он увидел здесь еще больше вооруженных копьями и дротиками людей, стоящих по обе стороны арки в стене. Марк влился в вереницу людей, медленно продвигавшихся вперед. Офицер, возглавлявший отряд охраны, довольно часто останавливал кого-нибудь и расспрашивал, в особенности мужчин, с которыми были один-два мальчика. Марк постарался справиться с дыханием и выглядеть спокойным. Впереди его оставалось всего несколько человек, когда он услышал позади отдаленный шум голосов. Но он не осмелился даже оглянуться.

– Ты! Да, ты, мальчик! Вон там!

Офицер поманил его к себе, и Марк, нервно сглотнув, подошел к мужчине и остановился перед ним. Грек внимательно посмотрел на него.

– Ты что, один идешь?

– Да, господин.

Глаза офицера слегка прищурились.

– Но ты не из этих людей. У тебя акцент… римский.

– Да, господин.

– Как тебя зовут?

Марк мгновенно придумал имя:

– Тиберий Руфин, господин.

– А что ты делаешь в Страте?

– Я здесь мимоходом, господин. Я иду в Диррахий, господин. Мой отец там служит, у наместника. Он послал за мной. Я иду из Афин.

Марк уже слышал позади голос человека, требовавшего, чтобы ему уступили дорогу.

– Афины, вот как? – задумчиво произнес офицер. – Ну, юный римлянин, я бы на твоем месте поостерегся. В Афинах, кроме воров, и нет никого. Воры да еще, что хуже того, философы. Ничего нет более бесчестного в этом мире, чем размышления за деньги.

Он захохотал и махнул рукой, пропуская Марка, а сам занялся следующим в очереди.

– Пропустите, кому говорят! – снова закричал кто-то, на этот раз ближе.

Марк заставил себя неторопливо пройти в тень арки ворот. Хруст гравия под ногами отдавался эхом от камней по обе стороны и казался неестественно громким.

– Закройте ворота! – прокричал все тот же голос.

– Что? – крикнул офицер. – Почему? Кто приказал?

– Городская управа! Люди видели одного из убийц! Неподалеку отсюда. Закройте ворота сейчас же, и мы его поймаем!

Марк снова вышел на солнечный свет по другую сторону стены и успел пройти всего несколько шагов, когда услышал громкие протесты людей, все еще остававшихся в городе. А потом петли ворот протестующе скрипнули, и створки начали закрываться. Марк прошел еще немного и только тогда решился оглянуться – как раз в тот момент, когда ворота полностью захлопнулись, преграждая выход. Марка охватило облегчение, и он со спокойным видом зашагал по дороге, ведущей на север от Страта.

Как и велел Фест, Марк прошел с милю, чтобы быть уверенным в безопасности, и наконец остановился там, где дорога проходила через оливковую плантацию с деревьями, растущими на террасах, спускающихся вокруг холма. Он сел в тени и стал ждать, пока дорога не опустеет.

Когда поблизости никого не было видно, Марк сошел с дороги и направился вокруг города на юг. В этой местности было множество маленьких ферм, их окружали оливковые рощицы и полоски хлебных полей, и Марку приходилось основательно лавировать, чтобы оставаться незамеченным. В какой-то момент он натолкнулся на сердитого мужчину с двумя охотничьими собаками, и этот человек пригрозил Марку, что спустит на него псов, если тот не уберется немедленно с его земли.

Весь остаток утра Марк пробирался вокруг города и наконец вышел на дорогу, шедшую на юг, к Афинам. К этому времени солнце уже стояло высоко в небе, и воздух был горячим и неподвижным, так что Марк сильно вспотел. Он достал из мешка флягу с водой и сделал несколько глотков, а потом снова заткнул флягу пробкой и спрятал обратно. В нескольких милях к югу от Страта дорога проходила через лес у подножия горы; здесь росли сосны и кедры, и воздух был напоен их успокоительным ароматом. Оказавшись неподалеку от нужного ему перекрестка дорог, Марк ускорил шаг, горя желанием воссоединиться со своими друзьями. Наконец он миновал последний поворот и увидел впереди поляну, на которой пересекались два пути.

Но там никого не было.

У Марка упало сердце от страха, что Фесту и Лупу не удалось сбежать. Мысль о том, что ему придется в одиночку идти к своей цели, мгновенно погрузила Марка в пучину отчаяния, но он тут же сердито отогнал ее. Если судьба приготовила ему именно это, он справится, как справлялся со всем с того ужасного дня, когда Термон и его бандиты разрушили их мирный дом на Левкаде.

Но шансы на то, что Фест найдет путь к бегству, еще оставались. Марк достаточно давно знал его и понимал, насколько силен и изобретателен телохранитель Цезаря. Марк со вздохом пересек поляну и тяжело опустился на мильный камень, приготовившись ждать.

Почти сразу он услышал, как неподалеку за деревьями хрустнула ветка, и тут же обернулся, протягивая руку к ножу, лежащему в ножнах на мешке.

– Марк? – осторожно окликнул его знакомый голос.

Марк расслабился.

– Да, Луп, это я. Можешь выйти.

Из-за дерева появилась фигура, и на нее упали пятна солнечного света.

– Как я рад тебя видеть! – сказал Луп, не в силах сдержать улыбку. – Я уж начал беспокоиться.

– Вообще-то, я пришел вовремя, – заметил Марк. – А у вас как все прошло? Трудности были?

Луп покачал головой:

– Я очень боялся, но старался выглядеть спокойным и уверенным, как Фест. Однако мне все время казалось, что они видят меня насквозь. Ну, как бы то ни было… – Луп взбодрился. – Мы все здесь. Снова вместе.

Марк огляделся по сторонам.

– А где Фест?

– Велел сидеть здесь и ждать тебя. Сказал, что ему нужно что-то найти.

– Что-то найти? – Марк нахмурился. – Что именно?

– Вот это! – услышали они голос Феста и разом повернулись.

Фест вышел из-за деревьев. Одной рукой он держал двух зайцев, а в другой его руке была праща.

– Ужин! Так что давайте-ка отойдем подальше от дороги и найдем тихое местечко, чтобы зажарить эту прелесть. Я умираю от голода!

VIII

– С этой стороны настоящий меч острый, – сказал Марк, аккуратно передавая Лупу учебный меч. – За него тебе вряд ли захочется схватиться.

Луп состроил гримасу:

– Ой, ха-ха! Очень смешно! Я, вообще-то, не идиот, знаешь ли.

– Ладно, начнем с самого начала. – Марк усмехнулся, но тут же его лицо стало серьезным. – Сожми рукоять, а когда будешь уверен, что держишь ее как следует, несколько раз взмахни мечом, проверяя вес.

Он отошел в сторону, предоставляя другу больше пространства на маленькой полянке, где они разбили лагерь, углубившись в лес на полмили. Когда они слегка расчистили землю от сосновых игл и соорудили очаг из наваленных друг на друга камней, Фест достал свою трутницу и разжег огонь, чтобы зажарить зайцев, освежеванных и выпотрошенных его умелыми руками. Марк с жадностью поглощал мясо. Теперь уже и вспомнить было трудно, каким унылым все казалось всего несколько часов назад. Теперь же, с набитым пищей животом, болтая с товарищами, Марк был полон оптимизма.

После того как они поели и отдохнули, Фест предложил приступить к обучению Лупа. Они начали с упражнений для увеличения силы, заставив писаря приседать, держа в руках большой камень. Потом ему пришлось поднимать камень над головой, снова и снова, пока наконец Луп не уронил его и не согнулся пополам, упершись ладонями в колени и задыхаясь.

– Хорошее начало, – сказал Фест. – Но теперь тебе необходимо проделывать это каждый день. На рассвете и перед закатом, пока твои мышцы не придут в хорошее состояние. А после повторять упражнения почаще, чтобы не терять форму. Ну а когда отдышишься, Марк покажет тебе, что делать с мечом.

И теперь Фест наблюдал за тем, как его друг показывает некоторые приемы. Марк лишь головой качал, видя неловкость Лупа. Но потом он смягчился. Несправедливо было с такой легкостью выносить суждение. В конце концов, Марк провел последние два года, занимаясь только искусством сражения, благодаря чему техника боя стала для него второй натурой. А прежде он знал о мече не больше, чем Луп. На тихой ферме, где он вырос, в мечах не было никакой необходимости.

Вспомнив свое детство, Марк испытал глубокое, болезненное чувство потери. Он вырос в любящей семье, он свободно бродил по окрестностям фермы, играл с детьми из ближайших деревень. А в конце дня он возвращался домой, и следом за ним бежал жарко дышащий Цербер, а по их небольшому двору разносились с кухни запахи древесного дыма и вкусной еды. Тит обычно сидел на небольшой каменной скамье и встречал Марка улыбкой на морщинистом лице, трепал ему волосы и спрашивал, чем занимался весь день его маленький солдат. Потом они отправлялись ужинать, а позже, когда на ферму опускалась ночь, Марк ложился в постель, и мать рассказывала ему какую-нибудь сказку, слегка поглаживая его по голове, а иногда пела…

– Марк! – окликнул его Фест, сидевший на краю поляны и натиравший льняным маслом парфянский лук, который он достал из мешка с оружием. – Что это он у тебя размахивает мечом без толку? Ты вроде как должен его учить, а не спать на ходу.

– Извини…

Марк шагнул вперед, и Луп опустил свой деревянный меч. Его лицо покрылось потом, он тяжело дышал.

– Этот меч тяжелее, чем мне казалось.

Марк кивнул:

– Тренировочное оружие специально так делают. Ты наращиваешь мышцы и приобретаешь уверенность, и тебе будет легче управляться с настоящим оружием. Ну а пока начнем отрабатывать технику. Иди-ка сюда.

Он подвел Лупа к стволу сосны, которую присмотрел заранее. Ветви на ней начинались футах в восьми от земли, а сам ствол был толщиной с торс взрослого человека.

– В школе гладиаторов для нас ставили специальные столбы. Но и это сойдет. Я хочу, чтобы ты представил, будто это человек. Представь его лицо на уровне своего. И думай о том, что этот человек очень хочет тебя убить. Но ты должен первым убить его. Это значит, что ты должен нанести сильный удар, сильный и быстрый. Понятно?

Луп кивнул и ударил мечом по стволу.

– Стоп! – воскликнул Марк. – Подожди, я тебе сейчас покажу. Делай вот так…

Он отступил от дерева на длину меча и принял боевую стойку на полусогнутых ногах, распределив вес тела на обе ноги.

– Сохраняй равномерную опору на пятки и носки, чтобы можно было быстро двинуться в любом направлении, какое тебе понадобится.

Марк показал несколько прыжков в стороны, вперед и назад, каждый раз возвращаясь на то же самое место перед сосной. Потом он жестом предложил Лупу попробовать.

Писарь старался изо всех сил, но ему далеко было до проворства и скорости друга. Однако Марк ободряюще кивнул, а затем взял учебный меч и пригнулся перед сосной, готовясь нанести удар.

– Основных удара три. Выпад вперед, режущее движение слева и такое же – справа.

Он прыгнул к сосне и ударил в центр ствола, отвел меч, снова атаковал сосну с обеих сторон; когда деревянное оружие сталкивалось с корой дерева, раздавался громкий треск. Марк повторил движения и вернул меч Лупу.

– Давай попробуй.

Луп занял его место и попытался проделать все то, что показал ему Марк. Удары в общем попадали в цель, но они были слабыми, и кора не трещала, а чуть слышно шуршала.

– Нет! – рявкнул Марк. – Так не пойдет. Это не какая-то игра, Луп! Ты учишься сражаться за свою жизнь! Меч не игрушка! Ты должен обращаться с ним так, словно он – продолжение твоей руки. Когда ты наносишь удар, ты наносишь его всем телом, вкладываешь в него весь свой вес. Иначе ты даже не поцарапаешь своего противника. А он убьет тебя. Опусти меч.

Луп повиновался, и Марк встал прямо перед ним, слегка пригнувшись. Подняв правую руку, он прижал ладонь к груди Лупа.

– Ты сейчас делаешь вот что…

Он слегка толкнул Лупа, и тот пошатнулся назад.

– А должен стоять вот так…

Марк встал по-другому, вытянул руку и вложил в толчок весь свой вес. Луп отлетел назад и шлепнулся на землю. Мгновение-другое он лежал неподвижно, задыхаясь, потом приподнялся на локте и с болью во взгляде уставился на Марка.

– Зачем ты это сделал?

– Чтобы преподать тебе урок, – сурово ответил Марк. – Если ты не ударишь как следует во время схватки, ты проиграешь. Ты умрешь. Лучше научиться всему здесь и сейчас. Вставай и продолжай. На этот раз бей по цели так, как задумано. Этот ствол – Децим. Он или любой другой тип, который заставил тебя ненавидеть его. Бей сильно, всем своим телом налегай на меч. Подбери его и работай.

Луп поднялся на ноги и бросил на Марка взгляд, полный оскорбленной гордости и гнева. Он подобрал с земли меч и снова встал в позицию перед деревом.

– Давай! – приказал Марк.

– Ха! – выдохнул Луп, делая выпад, и острие меча громко стукнулось о ствол.

Луп отскочил назад и нанес режущий удар сбоку, потом еще один – с другой стороны, каждый раз резко выдыхая от приложенных усилий.

– Вот так, да, – кивнул Марк. – Продолжай, пока я не велю остановиться.

Он еще немного понаблюдал за Лупом, а затем отошел в сторону и встал рядом с Фестом, который следил за уроком.

– Что думаешь? – тихо спросил Марк.

Фест ответил не сразу. Наконец он произнес:

– Думаю, ты мог бы стать выдающимся учителем гладиаторов, юный Марк. Ты мог бы об этом подумать, когда все закончится.

Марк удивленно посмотрел на него:

– Нет. Я никогда не стану тренировать людей, которым придется сражаться с другими людьми насмерть просто для того, чтобы развлечь толпу. Клянусь в этом всем святым!

То, с каким пылом он это сказал, похоже, позабавило Феста, и он, хихикнув, покачал головой:

– Очень жаль.

Но Марк так не думал. У него внутри все переворачивалось при воспоминании о том ужасе, который охватывал его каждый раз, когда ему говорили, что он должен сражаться за свою жизнь. Никто не должен подвергаться такому ради развлечения других людей. Никто. Марк был разочарован тем, что Фест вообще предложил ему такое, что он вообразил, будто Марк может захотеть стать частью мрачного мира профессиональных гладиаторов. И в его отношение к этому человеку вкралось легкое сомнение. Все последние месяцы Марк предполагал, что Фест верит в то же, во что и он сам. Марк напомнил себе, что Фест был человеком Цезаря задолго до того, как Марк с ним познакомился, и на первом месте для него должна стоять преданность этому римскому аристократу. Так что во взглядах на мир между ним и Фестом имелось фундаментальное различие. Такое, которое могло стать чрезвычайно опасным, если Фест когда-нибудь узнает о том, что Марк – сын Спартака.

Марк глубоко вздохнул и заставил себя сосредоточиться на более насущных вопросах.

– Я хотел сказать, что ты думаешь о Лупе? Он улавливает суть?

Фест посмотрел на мальчика, яростно нападавшего на дерево.

– Рановато говорить. Продолжай работать с ним так же, и, возможно, однажды он окажется весьма полезен. Работайте до сумерек, а потом все мы сможем отдохнуть и подготовиться к завтрашнему пути.

Он повернулся и зашагал куда-то в сторону.

– Эй, ты куда? – окликнул его Марк.

– Что-то эти зайцы разожгли во мне аппетит. Поищу других. А ты продолжай занятия.

Марк проводил его взглядом и, когда Фест скрылся за деревьями, снова повернулся к Лупу, чьи удары начали ослабевать.

– Держись как следует! Вкладывай всю свою силу! Отдохнешь, когда я разрешу, не раньше!

* * *

Луп отбросил в сторону тонкие заячьи косточки и подолом туники вытер жирные губы.

– Очень вкусно! – Он улыбнулся с довольным видом. – Лучшее, что я ел за последние месяцы.

Он лег на спину и уставился в ночное небо. Озерцо звезд светилось над ними, очерченное со всех сторон темными вершинами деревьев. Время от времени от костра взлетала сверкающая красная искра, сливалась с холодным, ровным светом звезд – и быстро угасала. Лес вокруг полянки был угольно-черным, но иногда из тьмы слышалось потрескивание сломанной веточки или шорох прошлогодней листвы, и это говорило о том, что под покровом ночи вышли из своих укрытий разные лесные обитатели. Поначалу Луп нервничал, думая, что эти звуки могут означать приближение людей, преследовавших их. Он ведь родился и вырос в Риме и почти ничего не знал о мире природы. Но понемногу он привыкал к этому миру, и ему нравился новый опыт. Теперь даже пронзительный звон цикад его не беспокоил.

– Я мог бы научиться жить такой жизнью, – благодушно пробормотал он.

Фест хмыкнул, неторопливо разжевывая кусок мяса. Проглотив его, он покачал пальцем перед носом писаря.

– Ну, прямо сейчас момент вполне приятный, согласен. Но это потому, что приближается лето. Тебе вряд ли захотелось бы оказаться здесь зимой. Уж ты мне поверь.

Марк уже покончил с едой и сидел, глядя на языки пламени. Он кивнул, вспоминая прошедшую зиму и холод Апеннин, пронизывавший до костей. Марк даже содрогнулся при этом воспоминании. Но он вполне понимал чувства Лупа. Эта теплая ночь под покровом звездных небес наполняла душу безмятежным покоем, какой Марк редко испытывал за последние годы.

– Как бы то ни было, – продолжил Фест, – здесь мы оставаться не можем. Слишком близко к Страту. Слух о смерти Пиндара разнесется вокруг, и все начнут охотиться на убийц. Нам необходимо обогнать их и найти способ вообще скрыться с глаз. А это вполне возможно в таком большом городе, как Афины.

– Но мы же не намеренно его убили! – возразил Луп. – Мы не убийцы!

– А люди видят все по-другому, – перебил его Марк. – Да и как иначе, если мы влезли в его дом без приглашения? Никто не поверит, что это был несчастный случай. Так что мы можем сделать только одно: постараться, чтобы нас не поймали.

– Он прав, – кивнул Фест. – Мы должны завтра уйти от Страта как можно дальше. И будет лучше, если мы немного поспим. В пути нам понадобится много сил.

Луп улыбнулся:

– Спать… Мне как раз этого и хочется. Даже выразить не могу, насколько я устал…

Луп взял свой плащ и укрылся им, а потом повернулся спиной к огню и свернулся клубком. Его дыхание вскоре стало глубоким и ровным. Марк и Фест продолжали молча сидеть у костра, пока огонь не стал угасать, бросая слабый свет на деревья, окружающие поляну. Наконец Марк вздохнул и тихо сказал:

– Интересно, как идет кампания Цезаря?

Фест пожал плечами:

– Все еще только начинается. Последнее, что я слышал, – что он уже расправился с некоторыми племенами из Гельвеции, которые хотели осесть в Галлии. Можно не сомневаться, он с ними не церемонился.

В голосе Феста прозвучала странная горечь, и Марк этого не упустил. Он подумал, что Фест, возможно, негодует из-за того, что его отправили помогать Марку. Мальчик откашлялся.

– Тебе бы хотелось сейчас быть с ним?

Фест глубоко вздохнул:

– Пожалуй, да. Я так долго и так преданно служил ему, что, думаю, всегда буду на его стороне.

– Но ты не против того, чтобы помогать мне?

Мужчина пристально посмотрел на Марка.

– Нет. Не против. Поначалу, возможно… Мне сначала это показалось странным, но сейчас я нахожу это более… удобным. Быть рядом с Цезарем – все равно что идти по узкой горной тропе. Вид с нее может быть потрясающим, но стоит тебе оступиться – и ты упадешь. Понимаешь?

Марк немного подумал и кивнул:

– Знаешь, хотя я стал восхищаться им, в нем всегда было что-то такое, что меня пугало. Я не думаю, что он когда-либо видел во мне человека. Скорее, нечто вроде удобного инструмента.

– Вот именно. Мне и самому так кажется, особенно теперь, когда я вдали от него и могу более отчетливо все видеть. Но если бы он решил взять меня с собой, я бы с готовностью повиновался.

Марк передвинулся чуть ближе к умирающему огню.

– А давно ты ему служишь?

– Двадцать лет. Мне было пятнадцать, когда он купил меня в школе гладиаторов. Цезарь и сам был совсем еще юным. Он только начинал свой путь в политику. То были опасные времена; уже тогда у него были могущественные враги. – Фест чуть заметно улыбнулся Марку. – А я был похож на тебя. Он увидел меня на арене, во время боя, и решил, что из меня может что-то получиться. Меня забрали в Рим и стали обучать как телохранителя, мой предшественник стал моим учителем. Огромный кельт, он был подвижным и опасным, как кошка, несмотря на свои размеры.

– О? – Марк не помнил, чтобы Фест хоть раз прежде упоминал об этом человеке, и решился подтолкнуть друга к дальнейшему рассказу. – И что с ним случилось?

– Он шел той же дорогой, что и все в нашем деле. Его убили в уличной схватке. Мне как раз исполнилось двадцать. Цезарь назначил меня на его место, я стал его главным личным телохранителем. И я, вообще-то, предполагал, что со временем меня можешь сменить ты.

Марк вскинул брови. Он ведь не знал, что именно приготовила ему судьба. И всегда смотрел на свои отношения с Цезарем как на нечто временное – вроде ступеньки, с которой он мог отправиться на поиски матери.

– И ты действительно можешь это сделать, когда все закончится и мы вернемся в Рим, – продолжил Фест.

– Я не вернусь в Рим, – тихо произнес Марк.

– Нет? – На этот раз Фест не стал скрывать удивление. – А почему?

– Я всегда хотел вернуться домой, после того как найду маму.

– Домой? На ту ферму на Левкаде, о которой ты мне рассказывал?

Марк кивнул.

Фест глубоко вздохнул:

– Тебе бы лучше забыть о ней, Марк. Ты же говорил, что твой отец влез в долги, пытаясь поддержать хозяйство, так? Значит, скорее всего, ферма давно продана. Почти наверняка ею теперь владеет кто-то другой. Ты не можешь туда вернуться.

– Но она принадлежит нам, – сердито возразил Марк. – Это наша ферма!

– Была вашей. Но теперь не ваша. Таков уж ход вещей. – Фест старался говорить как можно мягче. – Ты не можешь вернуться в прошлое, приятель. Боги выбрали для тебя другую судьбу.

– Нет. Я вернусь в свой дом. С моей мамой. Я найду способ. Клянусь!

Фест грустно улыбнулся:

– Отлично, Марк. Но лучше не спешить. Сначала мы должны добраться до Афин и узнать, где находится Децим и где поместье, в котором он держит твою матушку. Я очень надеюсь, что мы сумеем все выяснить, не пользуясь официальными путями. Потому что в таком случае есть риск, что кто-то предупредит его о нашем появлении. Но сейчас нет смысла об этом рассуждать. Давай лучше поспим. Нам предстоит долгий путь.

Фест лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Марк еще немного посидел, глядя на красное свечение углей. Его сердце переполняла тоска по дому. Это слово пробуждало в нем так много чувств, так много воспоминаний… и он ценил их превыше всего в мире. Всего этого его лишили. Но мысль о возвращении домой была для него путеводной нитью посреди тех жестоких штормов, что трепали его в последние два года. И сама идея, что он не должен думать о возвращении к прежнему, наполняла его гневом и отчаянием.

Не сразу бурлящие чувства начали утихать. Костер давно уже окончательно погас, когда Марк наконец улегся на землю, закутался в плащ и погрузился в тревожный сон.

IX

Они вышли из леса еще до первых признаков рассвета и зашагали на юг, по дороге, ведущей прочь от Страта. Шли быстро, внимательно поглядывая по сторонам и сходя с дороги каждый раз, когда замечали приближение других путешественников. Они обходили каждую попадавшуюся им на пути деревню, чтобы никто из ее жителей не мог потом припомнить, что видел проходивших здесь мужчину и двух мальчиков. Весть о смерти Пиндара и о вознаграждении за поимку тех, кого считали его убийцами, могла быстро догнать Марка и его друзей, так что для них было чрезвычайно важно держаться хотя бы на шаг впереди своих преследователей, пока они не окажутся в относительной безопасности Афин, в двух сотнях миль от Страта.

Когда они перебрались через реку Ахелой, Фест повел мальчиков к горам Этолии, малонаселенной области, где одинокие пастухи пасли на травянистых склонах стада коз и овец. Здесь лишь изредка встречались деревни, да и те представляли собой небольшие скопления каменных хижин. К счастью, здесь было множество ручьев, пробивших себе дорогу среди камней, и зайцев, на которых можно было охотиться, а также и зверья покрупнее. На третий день после бегства из Страта Марк с помощью пращи подбил молодого оленя; тяжелый камень врезался в животное, прежде чем оно успело почуять близость человека. В этот вечер трое друзей наелись на славу, и у них осталось достаточно мяса, чтобы его хватило и на следующие дни; ношу они разделили между собой поровну.

Они миновали высокий перевал у горы Парнас, на вершине которой поблескивал в солнечном свете снег. Этим вечером Фест решил, что они уже достаточно далеко от Страта и могут рискнуть остановиться в Дельфах. Некогда Дельфы были самым важным местом во всей Греции благодаря оракулу в храме Аполлона. В Дельфы приезжали цари, военачальники и политики, желавшие узнать у оракула свое будущее. Но ослабление Греции и возвышение Рима плохо сказалось на этом городе, и Марк сразу отметил запущенность его улиц, когда они вошли в городские ворота, чтобы найти какое-нибудь дешевое пристанище на ночь.

Они сняли темную душную комнату в задней части небольшой гостиницы и устало опустили на пол мешки, оглядываясь вокруг себя. Штукатурка на стенах потрескалась и была покрыта пятнами, а на большой деревянной кровати лежали рваные тюфяки, из которых торчала серая пыльная солома. Фест показал на кровать:

– Вы оба будете спать там. А я – на полу.

Луп скривился:

– Я бы чувствовал себя гораздо лучше, если бы мы спали на открытом воздухе.

– Не выйдет, – возразил Фест. – Вокруг Дельф слишком много ферм. И если нас поймают на чьей-то земле, нам могут задать множество неудобных вопросов. Здесь безопаснее. Так что отдохнем немного, а когда стемнеет, выйдем поискать, где можно поесть.

– А потом мне бы хотелось увидеть храм Аполлона, – заявил Луп с блестящими от возбуждения глазами.

Фест покачал головой:

– Не слишком хорошая идея. Лучше просто поесть и сразу вернуться в гостиницу. Нам еще идти не меньше трех дней, пока мы доберемся до Афин. Кроме того, мы не должны привлекать к себе внимание.

– Но мы уже далеко от Страта, – возразил Луп. – Нам здесь ничто не грозит. Ведь так? А в храм приходит множество народа. Никакого внимания мы не привлечем. Ну, Марк, что ты скажешь?

Марк немного подумал. Он понимал опасения Феста. Но возможно, телохранитель проявлял излишнюю осторожность. В любом случае, он много слышал о знаменитом оракуле, когда жил с родителями, и ему было любопытно увидеть этот храм. Марк повернулся к Фесту:

– Не думаю, что есть какой-то риск в том, что мы туда заглянем.

Фест разочарованно вздохнул:

– Ладно, хорошо. Но не болтайте там лишнего, и если я скажу, что нужно возвращаться сюда, не спорьте. Это понятно?

Мальчики кивнули, и Фест снова покачал головой. Он сел, прислонясь к своему мешку и закрыв глаза, и пробормотал:

– Я молюсь всем богам, чтобы с нами не случилось ничего плохого.

* * *

Еда – рагу из козлятины с травами – и рядом не лежала с тем, что они сами готовили в горах, но ее было, по крайней мере, достаточно. Они заплатили и вышли из трактира, одного из множества подобных маленьких заведений, окружавших площадь напротив входа на территорию храма. Все трое прошли между высокими колоннами в ворота и очутились внутри пространства, отгороженного от остального мира стенами. Вокруг храма был мощеный двор, освещенный несколькими большими медными жаровнями, в которые младшие служители в простых белых туниках то и дело подбрасывали связки хвороста.

Трое друзей с благоговением смотрели на храм, медленно подходя к ступеням, ведущим к двери. На фронтоне красовалось живописное изображение бога Аполлона, управляющего золотой колесницей, казавшейся алой в свете жаровен. При внимательном рассмотрении Марк решил, что территория храма выглядит не слишком ухоженной. Поблекшие росписи охрой, что покрывали колонны, местами облупились. Золото, некогда рекой лившееся в руки тех, кто ухаживал за этим храмом, явно иссякло.

– Великолепно, правда? – пробормотал Луп.

Фест пожал плечами:

– Большой храм. Да. Однако в Риме я видывал и получше. По крайней мере, за нашими храмами и святилищами хорошо присматривают.

– Но все они – лишь копии с греческих оригиналов, – заметил Луп с легким раздражением. – Большая часть того, что у нас есть, заимствовано у греков. Изумительная культура!

– Если они так уж изумительны, то хотелось бы знать, как они умудрились стать частью нашей империи, а не пошли своим путем, – сухо откликнулся Фест.

Луп не обратил внимания на его слова; он вытянул шею, рассматривая барельеф с изображением Аполлона. Марк тоже посмотрел наверх, потом оглядел двор. Неподалеку стояли какие-то люди, восхищаясь храмом, а на ступенях рядом с маленьким алтарем сидел старый жрец. Он выглядел скучающим, но вскоре встал, заметив, что Марк и его друзья подошли ближе к храму.

– Добрый вечер, господа. Не желаете сделать пожертвование для храма? – Он потряс маленькой деревянной коробкой. Потом понизил голос и слегка прищурил глаза под кустистыми бровями, внимательно глядя на чужаков. – А если захотите пожертвовать больше, то сумеете заглянуть в свое будущее…

Фест покачал головой и засмеялся:

– Эй, оставь! Нас не заманить в твои ловушки.

– Ловушки? – Жрец нахмурился, выпрямился во весь рост (он был на несколько дюймов ниже Феста) и коснулся свободной рукой своей груди. – Господин, ты осмеливаешься оскорбить оракула, здесь, на той самой земле, что была освящена самим богом Аполлоном?

Луп сильно ткнул Феста в ребра и прошипел:

– Ты вроде говорил, что мы не должны привлекать внимание?..

Фест выругался себе под нос и склонил голову, принося извинения жрецу:

– Извини. Я просто слишком уставший путешественник. Я сказал не подумав.

– Тогда ты прощен, мальчик мой. – Жрец сделал широкий жест рукой и снова протянул к ним свою коробку. – И я уверен, что кое-что еще вернет вам благосклонность Аполлона.

Пока Фест с ворчанием рылся в кошельке, Марк шагнул к жрецу, и его глаза странно вспыхнули.

– Погоди… ты сказал, мы можем заглянуть в свое будущее?

Жрец бросил на него неодобрительный взгляд:

– Мы здесь именно этим и занимаемся, и я уверен, ты это прекрасно знаешь. За небольшую плату.

Марк в упор уставился на него:

– Сколько?..

– Великие люди, которые приходят сюда, чтобы узнать свою судьбу, платят немалые суммы за такую привилегию. Но для обычных смертных годится и небольшая сумма.

– Сколько? – повторил Марк, теряя терпение. – Чтобы узнать мое будущее. Сколько?

Жрец окинул внимательным взглядом троих путешественников и слегка склонил голову набок.

– Вы явно римляне с небольшими средствами. Но для Аполлона важны все смертные, богатые и не очень. Ну, скажем… пять денариев?

– Что? – Фест от изумления вытаращил глаза. – Пять денариев? Ты что, с ума сошел?

Жрец поднял вверх скрюченный палец:

– Я тебя уже предупредил. Или мне позвать храмовых стражей, чтобы тебя выбросили отсюда?

– Заплати ему, – твердо произнес Марк.

Фест изумленно обернулся к нему:

– Это слишком много, Марк!

– Но я должен кое-что узнать, – возразил Марк. – Ведь наш… наш бывший хозяин дал деньги именно для меня. Пожалуйста, Фест, заплати ему.

Марк многозначительно уставился на телохранителя, и тот недовольно тряхнул головой и достал из кошеля пять серебряных монет. И еще мгновение-другое колебался, прежде чем опустить их на алтарь.

– Вот. Надеюсь, дело того стоит.

Жрец торопливо собрал монеты в ладонь, поднес одну ко рту и укусил оставшимися зубами. Повертел ее так и эдак, рассматривая, но наконец кивнул и опустил все монеты в щель в коробке. Прикрыв глаза, он поднял лицо к вечернему небу, и его губы безмолвно зашевелились.

– Ну? – требовательно спросил Фест.

– Тсс! – Жрец сильно нахмурился. – Я просил божественного Аполлона принять ваше скромное подношение. И не надо больше испытывать мое терпение, римлянин, если хочешь, чтобы он благосклонно взглянул на желание этого мальчика узнать свою судьбу.

Фест посмотрел на Марка и повел бровями. Марк не стал отвлекаться на этот язвительный жест, он просто внимательно наблюдал за жрецом, отчаянно надеясь, что божество этого храма пожалеет его и скажет то, что ему нужно знать больше всего на свете: удастся ли ему спасти матушку?

Жрец насторожился, как будто прислушиваясь, потом кивнул, поклонился и только после этого открыл глаза и повернулся к Марку.

– Могущественный бог Аполлон снизошел до ответа на твою просьбу, мальчик. Весьма высокая честь. – Он бросил недовольный взгляд на Феста. – Да, несмотря на манеры твоего товарища. Однако я должен тебя предостеречь. Если оракул ответит, его ответ поначалу может показаться не совсем понятным. Но если ты хорошенько подумаешь, то поймешь значение его слов. А теперь иди за мной.

Он развернулся и стал с трудом подниматься по ступеням, а Марк последовал за ним в нескольких шагах позади.

– Эй! – крикнул Фест, показывая на себя и Лупа. – А как насчет нас?

Жрец оглянулся:

– Да-да. Вы тоже можете идти. Но помалкивайте и проявите уважение.

Поднявшись наверх, жрец провел друзей между колоннами к большой двери внутреннего святилища. По обе ее стороны стояли медные жаровни, бросавшие зловещий свет на высившиеся рядом колонны. Жрец остановился перед дверьми и взял откуда-то сбоку трость с бронзовым набалдашником. С торжественным видом он трижды ударил в дверь и откашлялся.

– О могущественный Аполлон! Готовы ли твои уста, благословенная пифия, дать наставления тому, кто желает узнать свою судьбу?

Последовало недолгое молчание, а потом послышался голос, громкий и низкий, как будто раздававшийся из глубокой пещеры:

– Входите!

Дверь дрогнула, громко заскрипели ее железные петли. Марк почувствовал, как ускоряет бег его сердце, когда через плечо жреца заглянул в темную глубину храма. Он напряг глаза, но ничего не сумел рассмотреть за дверью, кроме камней пола сразу за входом. Жрец вошел внутрь, жестом предложив Марку и остальным следовать за ним. Звуки их шагов отдавались от стен, невидимо возвышающихся вокруг. Марк не заметил никаких признаков того, кто пригласил их войти. Смутно различимая фигура жреца остановилась и с трудом опустилась на колени. Марк и остальные остановились немного позади.

– Филет, кто будет говорить со мной?

Это был женский голос, мягко прозвучавший из тьмы. Женский голос, хотя и удивительно бесстрастный; Марк не смог бы определить, говорит ли старая женщина или молодая.

Жрец обернулся и шепотом позвал Марка:

– Иди сюда, мальчик. Не спеша. И вытяни руки перед собой.

– Погоди, – прошептал Луп, – а это не опасно?

Марк улыбнулся другу:

– Скоро узнаем.

Он вздохнул, сосредоточиваясь, вытянул руки, как было велено, и осторожно шагнул вперед. Продвигаясь в темноте, он напрягал зрение и слух, пытаясь уловить признаки любого движения. И вдруг услышал это… тихое дыхание, похожее на едва слышный шелест листьев под легчайшим ветерком. Заметив наконец впереди темную фигуру, Марк остановился. Он почувствовал, как что-то коснулось его рук, и чуть не подпрыгнул, но удержался от инстинктивного порыва отдернуть руки. Его ноздри наполнил затхлый запах. Чужие руки были холодными, кожа – жесткой. Пальцы осторожно погладили тыльные стороны ладоней Марка, большие пальцы невидимого человека прижались к его ладоням…

Потом послышался долгий, глубокий вздох, и голос зазвучал снова, теперь уже громче и более повелительно:

– Я – пифия. Слуга оракула. Задай мне вопрос, и, если он ему понравится, Аполлон даст ответ через меня…

Марк нервно сглотнул и попытался говорить как можно более спокойно, осознавая, что голос выдает и его возраст, и его тревогу.

– Меня зовут Марк. Я хочу найти и освободить свою мать Я хочу знать, удастся ли это мне.

Последовало недолгое молчание, а потом пифия ответила:

Марк нахмурился:

– Что это значит? Я спасу маму? Скажи мне!

– Бедный мальчик… – ответила пифия с легкой жалостью. – Ты сам должен распознать смысл божественных слов. Я лишь передаю их послание.

– Но этого недостаточно! – в отчаянии воскликнул Марк. – Мне необходимо знать! Скажи мне!

Он крепко сжал руки прорицательницы. Женщина попыталась высвободиться, но Марк держал ее, упираясь ногами в пол.

– Отпусти меня! – прошипела женщина. – Повелеваю тебе отпустить меня!

– Нет, пока ты мне не скажешь!

– Святотатство! Отпусти, пока не разгневал богов!

– Скажи мне! – взмолился Марк. – Что это значит? Почему я окунусь в кровь?

Женщина вдруг перестала вырываться и замерла. А потом зашептала:

– Кровь… кровь… везде кровь… Земля залита кровью и огнем. Орел падает, подбитый, искалеченный… Я вижу… я вижу человека верхом на орле, с мечом в руке. Твой отец… твой настоящий отец… он видит тебя. Он видит тебя! Он взывает к тебе…

У Марка кровь застыла в венах, ужасающий холод пробежал по его спине, по затылку.

– Ты… – продолжала женщина низким, хриплым голосом.

Хотя Марк не мог ее видеть, он ощущал ее обжигающий взгляд. И ее ужас. Внезапно голос провидицы поднялся почти до визга:

– Ты – разрушитель! Я вижу вокруг тебя смерть и опустошение!

В неожиданном приливе сил женщина вырвалась из рук Марка, и он услышал, как ее босые ноги зашлепали по каменному полу, когда она торопливо убегала в темноту. Ее голос простонал в последний раз:

– Беги! Смерть движется на Рим!

Марк почувствовал, как в его плечо вцепилась рука, и жрец резко произнес прямо ему в ухо:

– Убирайся! Вон из святилища!

Несмотря на преклонный возраст, жрец развернул Марка и резко толкнул его к открытым дверям храма. Марк увидел силуэты Лупа и Феста на фоне наружных жаровен. Жрец прокричал:

– Вон!

Марк быстро отскочил от него и поспешил к выходу. Его друзья помчались следом за ним вниз по ступеням под неумолкающий крик жреца.

Как только друзья выскочили из внутреннего святилища, двери сразу закрылись с громким железным стуком. Сбежав по ступеням во двор, все трое не стали останавливаться, видя, что и прислуга храма, и оставшиеся посетители уставились на них. Очутившись снаружи, на площади, Фест увел мальчиков в первую же попавшуюся улицу, и они быстро зашагали в темноте, пока не оказались на безопасном расстоянии от храма. И только тогда Фест позволил им остановиться. Марк, задыхаясь, прислонился к стене и попытался успокоить взбудораженные нервы.

– Что ж, это было великолепно, – выдохнул Фест. – В самый раз для того, чтобы нас никто не замечал.

X

– Как ты думаешь, что все это значит? – спросил Луп сразу же, как только они вернулись в безопасное укрытие своей комнаты в гостинице. – Вся эта ерунда насчет крови и разрушителя?

Он повернулся и как-то странно посмотрел на Марка. Фест в это время вышел из комнаты, чтобы найти огня для единственной масляной лампы, висевшей на железной консоли на стене. Луп понизил голос:

– Она, должно быть, подразумевала Спартака. Твоего настоящего отца!

Марк, все еще не пришедший в себя после пугающего приключения, кивнул.

– Точно, именно так! – взволнованно продолжил Луп. – Она все увидела. Восстание и все остальное… Но в конце, когда она сказала, что ты – разрушитель, что это было такое?

Марк не ответил. Ему нечего было сказать. Он и сам не понимал всего этого по-настоящему. Ведь он уже решил не идти по стопам своего отца, потому что это грозило новыми страданиями восставших и новыми победами римских легионов. Возможно, если бы тут был хоть какой-то шанс на победу, Марк когда-нибудь и задумался бы об этом. Но пока что он продолжал гадать над значением тех немногих слов, что произнесла та женщина.

– Марк… Если это послание богов, то, похоже, ты избран для того, чтобы продолжить дело Спартака. Ты возглавишь рабов и сокрушишь Рим.

Марк яростно набросился на друга:

– Заткнись! Ты что, хочешь, чтобы тебя все вокруг услышали? Тебе известна моя тайна. Только тебе и еще нескольким друзьям. И так оно и должно оставаться! Понял? – Он схватил Лупа за тунику и притянул к себе, так что их лица почти соприкоснулись. – Ты даже не намекнешь об этом кому-нибудь еще!

– К-как скажешь… – Луп попытался отпрянуть назад, но не смог вырваться из железной хватки Марка.

Марк яростно посмотрел на него. В тусклом свете, проникавшем сквозь открытую дверь (во внутреннем дворе гостиницы горел костер), Марк увидел страх в глазах друга. Устыдившись, он отпустил Лупа и отступил на шаг назад.

– Прости. Я не хотел тебя пугать.

Луп разгладил смятую тунику.

– Да все в порядке, не стоит извиняться. Я понимаю, какая тебе грозит опасность. Но как насчет Феста?

– А что насчет Феста?

– Он слышал то же, что слышал я.

– Но он не знает правды о моем отце.

– А клеймо на твоем плече? Знак Спартака. Он ведь его видел.

– Да, – кивнул Марк. – Но он не знает его смысла и значения.

– Верно, – задумчиво произнес Луп. – Но после слов, сказанных оракулом, он может что-то заподозрить.

Марк сжал губы. Луп был прав. Фест мог задуматься над словами пифии, попытаться понять, что за ними скрывается. А Марк даже не представлял, как бы отреагировал Фест, угадай он правду.

В коридоре послышались шаги, и Марк бросил на Лупа предостерегающий взгляд:

– Ни слова больше! Я не могу допустить, чтобы Фест обо всем узнал.

Луп кивнул, и сразу после этого телохранитель появился в дверном проеме, держа в сложенных ладонях маленькую горящую свечку. Не обращая внимания на мальчиков, он поднес свечку к фитилю лампы и осторожно держал ее так, пока лампа не загорелась. Потом, надув щеки, загасил свечку и после этого закрыл дверь.

– Ну вот. Так-то лучше.

Марк и Луп сели на кровать, а Фест остался стоять. Сложив руки на груди, он молча смотрел на Марка. Наконец он откашлялся, собираясь заговорить, и Марк почувствовал, как его сердце забилось немного быстрее.

– Это было… неожиданно. Я, конечно, знал, что греки обожают всякие драмы и театральные эффекты, но тут был спектакль почище всего, что можно увидеть в Риме.

Марк вскинул брови:

– Спектакль?

– Ну разумеется. Тот низкий голос вначале – это просто какой-то человек говорил в большой раструб. Двери открывают и закрывают слуги, которых не видно в тени по обе стороны входа, и мне очень понравилось появление той женщины в темноте. Весьма театрально, вам так не кажется?

Марк и Луп переглянулись, и Марк кивнул:

– Пожалуй, да.

– Ох, ребята, да вы что? Вы ведь не поверили во всю эту ерунду, а?

Марк смутился. Неужели его просто одурачили? Или во всем этом было нечто большее, чем заметил Фест?

– Они обманывают посетителей храма сотни лет подряд. Устраивают небольшое представление и произносят бессмысленные стишки. Причем все это настолько туманно, что предсказание можно истолковать как угодно и любое событие окажется подходящим под эти слова. Я достаточно повидал разных пророков на улицах Рима, так что знаю, как это делается. Они просто охотятся на легковерных. Огромный храм, сценические эффекты и так далее… Конечно, здесь, в Дельфах, это производит более сильное впечатление, но это все равно все та же самая старая игра.

Марку вдруг стало стыдно. В том, что говорил Фест, был смысл, к тому же Марк и сам видел в Риме немало предсказателей судьбы и знал, что его товарищ говорит чистую правду. Но все равно он не мог объяснить, откуда та женщина в храме могла знать о нем так много. К тому же у него не возникло ощущения фальши в том ужасе, который охватил пифию под конец. Она пыталась освободиться, она изо всех сил старалась выдернуть свои руки… и Марку понадобилось немало сил, чтобы ее удержать. Хотя и не следовало этого делать. И ужас в ее голосе был самым настоящим. Нет, решил Марк. Она действительно что-то увидела, у нее действительно было какое-то видение. Она узнала, кто таков Марк, сын вождя величайшего восстания рабов… А уж если это правда, то, должно быть, и в ее стихах тоже есть нечто…

– А мы теперь благодаря Марку обеднели на пять денариев, – продолжил Фест. Он похлопал ладонью по своему кошелю. – Так что у нас осталось меньше сотни. Если мы снова примемся за представления с дракой, то сумеем растянуть эти деньги на несколько месяцев. Но если мы за это время не найдем твою маму, нам придется вернуться в Рим.

– Нет, – решительно откликнулся Марк. – Я не уеду из Греции, пока не найду ее. Я поклялся своей жизнью.

Фест с грустной улыбкой опустился на корточки, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом сидевшего на кровати Марка.

– Марк, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе найти ее. Но все равно ты должен быть готов к худшему. Мы можем никогда ее не найти. Ее может даже не быть в живых. И если это так, тебе придется как-то с этим справиться.

– Она жива!

– Да, сейчас мы должны в это верить. Но лучше подготовиться к тому, что это не так. Ты должен подумать и о том, что когда-нибудь тебе придется начать жить собственной жизнью.

– С этим я разберусь, если понадобится. Но я верю, что она жива и ждет меня, надеется, что я ее найду. И я найду.

Фест пристально посмотрел на него и поднялся на ноги.

– Хорошо. Мы сделаем все, что в наших силах, ради ее спасения. Прежде всего мы должны найти Децима и его поместье. Так что давайте сосредоточимся на этом. Через несколько дней мы доберемся до Афин и там поищем ответы на некоторые из наших вопросов. А пока что давайте спать. Вечер был утомительным.

Он шагнул к постели, которую соорудил для себя из запасной одежды всех троих и своего плаща, и улегся. Луп и Марк сняли ботинки и ремни и улеглись на кровать, затрещавшую под их общим весом. Марк повернулся спиной к Лупу и уставился в стену.

– Может, погасить лампу? – спросил Луп.

– Не надо, – быстро ответил Марк, опередив Феста. После переживаний в храме, лишивших его спокойствия духа, мальчику и думать не хотелось о темноте. По крайней мере, этой ночью. – Пусть горит.

– Как скажешь.

Луп отвернулся и сразу задышал легко и ровно. Вскоре стало ясно, что он уже заснул. Марк осторожно перевернулся на спину и закинул руки за голову. Вряд ли ему удастся заснуть так просто. Слова оракула снова и снова звучали в его уме: «А в конце пути окунется в ненависть, кровь и горе; страшную цену заплатит он за такую судьбу…»

Что это могло означать? Чья кровь? Почему горе и ненависть? Какую страшную цену он должен будет заплатить? Марка охватило дурное предчувствие. Неужели его упорные поиски матери могут ввергнуть их всех в какую-то опасность? Неужели на него ляжет вина за смерть кого-то из его друзей, а то и обоих? Или ценой станет его собственная жизнь? Или, что куда хуже, жизнь его матери?

Фест пошевелился и негромко откашлялся:

– Марк, ты должен постараться заснуть.

– Я не могу.

– Это пророчество тебя по-настоящему задело, да?

Марк ответил не сразу:

– А что, тебя это удивляет?

– Я удивлен, нет, я разочарован тем, что ты позволяешь всему этому так тебя тревожить. Вся эта чушь насчет крови, огня и твоего отца… Я уверен, что Тит был отличным солдатом, но, судя по тому, что ты мне рассказывал, непохоже, чтобы он был неким судьбоносным человеком.

– Нет. Пожалуй, нет. Только не Тит.

Марка охватила легкая дрожь опасения. Он всегда говорил о Тите как о своем отце, но никогда не называл его по имени. И теперь, молясь о том, чтобы Фест не обратил на это внимания, Марк приподнял голову и решился посмотреть на телохранителя. Фест лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел прямо на него.

– Марк, мы достаточно долго вместе служили Цезарю, чтобы доверять друг другу не только жизнь, но и правду.

Марк снова почувствовал знакомый холодок тревоги в затылке.

– Скажи, есть ли нечто такое, что ты скрываешь от меня? Может быть, это как-то связано со словами пифии? Иначе почему ты отреагировал так остро? Что это такое, Марк?

Марк закусил губу и попытался поскорее что-нибудь придумать.

– Я доверил тебе свою жизнь, и ты мой друг и товарищ по оружию…

– Но?..

Марк нервно сглотнул. Теперь он должен был солгать, и солгать убедительно. У него просто не было выбора. Если бы он сказал правду телохранителю Цезаря, тот вполне мог бы при первой же возможности сдать его властям.

– Я ведь рассказывал тебе, откуда я родом, и о своей семье… Ты знаешь обо мне все. Всю правду.

– И ты готов в этом поклясться?

– Да, – с трудом произнес Марк.

– Тогда и говорить не о чем. А теперь спи, мальчик.

Фест снова лег на спину, закрыл глаза и задышал ровно. Вскоре он захрапел. Марк завистливо прислушивался к его храпу, ему очень хотелось отбросить все тревоги и спать так же безмятежно, как его старший товарищ.

Его мысли вернулись к словам оракула. Она сказала, что его отец, Спартак, взывает к нему, что Марк – разрушитель и что смерть идет к Риму. Неужели именно такая судьба ему предназначена? И именно к этому его подталкивал Брикс? Марк давно уже не вспоминал о бывшем гладиаторе, когда-то сражавшемся на стороне его отца. Но теперь он задумался о том, как яростно Брикс убеждал его встать во главе нового восстания рабов. На этот раз, обещал Брикс, они добьются победы там, где Спартак потерпел поражение. Как только весть о том, что восстанием руководит сын Спартака, распространится по землям, множество рабов поспешат встать под его знамя, и возникнет такая сила, какой Рим никогда не видывал. На этот раз римские легионы будут сокрушены и раздавлены просто количеством восставших, и проклятие рабства исчезнет во всем том мире, который слишком долго страдал в тени орла – эмблемы Рима.

Но Марк прекрасно видел, что обещания Брикса – всего лишь мечты. У Брикса было слишком мало людей для начала восстания, а Рим ответил бы стремительно и жестоко на любую новую попытку рабов свергнуть его наместников. Нет, время для бунта было совсем неподходящим. Марку пришлось отказаться от объединения с Бриксом, и старого гладиатора это привело в ярость.

Однако теперь мальчику была предложена другая картина будущего, изображающая гибель Рима. Может быть, Марку давался второй шанс продолжить дело его отца?.. Но такая перспектива выглядела слишком пугающей, и Марк совсем не был убежден в том, что должен воплощать в жизнь страшные возможности, о которых вещал оракул. Ему необходимо было с кем-то обсудить эту дилемму; держать все в себе было просто невыносимо. Только его мать могла бы понять все и дать ему успокоение и совет, которого он искал… а это было еще одной причиной для того, чтобы поспешить спасти ее.

С тихим стоном отчаяния Марк крепко закрыл глаза, пытаясь выгнать из головы все мысли и наконец-то заснуть, чего он так желал…

XI

Они пошли дальше по дороге к Афинам. После ночевки в дешевой гостинице в Коронее Марк утром снова начал тренировать Лупа, не обращая внимания на жалобы писаря на боль в мышцах. Но что-то между ними изменилось. Беспечные разговоры стали реже, мальчики шагали вперед, погруженные каждый в свои мысли.

Луп, как и обещал, больше не заговаривал о пророчестве оракула, но тем не менее постоянно бросал на Марка испытующие взгляды, а Марк, хотя и замечал их, делал вид, что не обращает внимания. Фест обычно шел впереди и редко оглядывался на своих спутников. Только когда они останавливались, чтобы отдохнуть или наполнить свои фляги водой из горных источников, Фест обменивался с мальчиками словом-другим. Но теперь каждый раз, когда телохранитель смотрел на него, Марк видел в его глазах подозрение. Мальчику до сих пор было стыдно за свою ложь, и еще он боялся, что ему, возможно, придется когда-нибудь остерегаться Феста или даже защищаться от него.

К вечеру друзья добрались до маленького городка под названием Левктры. Здесь как раз проходил какой-то религиозный праздник, и все дешевые гостиницы были набиты битком. Единственный свободный номер, который им удалось найти, оказался в довольно дорогой гостинице на городской площади, и Фест заскрипел зубами от разочарования, узнав об этом.

– Ну, тут ничего не поделаешь. Придется нам еще раз переночевать на открытом воздухе.

Луп посмотрел на небо. Над горами весь день клубились облака, угрожавшие дождем.

– А я-то надеялся, что у нас будет хоть какая-то крыша.

– Ничего не выйдет, – сердито ответил Фест. – Так что давайте лучше поспешим и поищем что-нибудь поближе к городу.

Тут вмешался Марк:

– А еще мы можем поставить на самих себя побольше денег и выиграть достаточно, чтобы покрыть расходы. Что скажешь?

Фест уже хотел отказаться, но тут со стороны окружающих гор послышался отдаленный раскат грома. Фест окинул взглядом площадь: хотя многие торговцы уже начали укладывать свои товары и закрывать ларьки, вокруг все же толпилось еще немало народа. Он взвесил возможности и кивнул:

– Хорошо. Все так же, как всегда. Пошли.

Они направились к статуе Гермеса, возвышающейся над площадью, и сняли плащи, а потом достали из мешков учебное оружие. Луп остался стоять возле их вещей, держа в руках толстую палку.

Марк отступил немного назад, а Фест вскинул вверх руки и начал свою игру.

– Друзья, послушайте меня! Добрые жители Левктр, для меня честь побывать в вашем городе. Не сомневаюсь, что здесь найдется множество мужчин, которые ведут свой род от великих воинов, служивших благородным Левктрам в войнах против Рима…

Пока Фест продолжал, Марк оглядывал толпу. Он заметил обычную для таких мест банду молодежи, а также компанию мужчин разбойничьего вида, сидевших за столиком перед винной лавкой. Он решил, что найти противников среди этих людей не составит труда. Мужчины у винной лавки повернулись к Фесту, прислушиваясь.

Когда Фест бросил вызов, главарь этих людей, сидевший во главе стола, что-то сказал своим дружкам, и те расхохотались. Мужчина был могучего сложения, с темными волосами, и он носил кожаные напульсники. Легко вскочив на ноги, мужчина жестом велел своей банде следовать за ним и подошел к небольшой толпе, собравшейся вокруг Феста. Четверо местных юнцов уже вызвались драться и выступили вперед, чтобы взять деревянное оружие. Мужчина и его угрюмые приятели протолкались сквозь толпу.

– Эй, оставьте это! – приказал мужчина юнцам.

Один из них, высокий, хорошо сложенный подросток, сердито обернулся, сжимая кулаки. Но как только он увидел говорившего, то сразу струсил, и Марк увидел, как нервно подпрыгнул его кадык, когда мальчишка забормотал:

– Ой, прости, Прокруст… Я н-не знал, что это т-ты…

– Ну а теперь знаешь, так что убирайся отсюда со своими сопляками.

– Да-да. Конечно. – Парень повернулся к своей компании. – Эй, ребята, идем…

Они торопливо побросали учебные мечи и отступили в толпу. Телохранитель Цезаря одарил Прокруста широкой улыбкой:

– Я так понимаю, что ты вышел вперед, потому что готов принять вызов – мой и моего мальчика, да, господин?

Грек ответил бешеным взглядом:

– Нет. Я вышел вперед, чтобы дать тебе пинка, римлянин. Ты не можешь явиться в мой город и играть тут в свои игры, не спросив у меня разрешения. Так уж принято у нас в Левктрах.

– О, нижайше прошу меня простить! – Фест склонил голову. – Я просто не знал о таком протоколе.

– О протоколе? – Прокруст резко засмеялся. – Слышали это, парни? К нам явился настоящий римский господин! Ну, римлянин, я тебе вот что скажу. Ты отдашь мне свои вещи и свой кошелек и сейчас же уберешься из города, а я не стану тебя колотить, как обычно поступаю с теми, кто не соблюдает правил… э-э… протокола!

Марк заметил, как слегка сжались кулаки Феста, и это был явный признак того, что Фест в любой момент ожидает нападения. Марк оглянулся на Лупа и, кивнув на мешок Феста, прошептал:

– Вооружись!

Продолжая улыбаться, Фест обратился к греку:

– А если я откажусь отдать тебе наше имущество? Что тогда?

– Тогда я с моими парнями задам тебе такую трепку, какой ты никогда в жизни не забудешь.

– Понятно. – Фест окинул грека взглядом с головы до ног. – Я так понимаю, что ты местный царь бандитов.

– Неплохо сказано. Но я предпочитаю смотреть на себя как на непредусмотренного законом дельца.

Фест коротко хохотнул:

– А ты умеешь пошутить. Это хорошо. Но умеешь ли ты также и драться, господин? Поскольку я не готов отдать свое имущество, позволь сделать тебе встречное предложение. Ты и трое твоих парней сразитесь со мной и моим мальчиком, Марком, вот он стоит. Если вы победите, выигрыш ваш: десять или даже двадцать денариев. А если победим мы, вы заплатите нам столько же.

Прокруст ткнул Феста в грудь своей мощной рукой:

– Для меня оскорбителен такой легкий вызов. Я и в одиночку с вами справлюсь. А чтобы было смешнее, я принимаю твое пари. Только давай сражаться на серьезную ставку. Если ты проиграешь, то потеряешь все, что у тебя есть, включая и этих двоих. – Он кивнул в сторону Лупа и Марка. – За них дадут неплохую цену на рынке рабов в Афинах. А уж если ты меня поколотишь и победишь… ну, тогда заплачу я тебе сто денариев. А это вдвое больше, чем стоит все твое барахло, не считая мальчишек. Ну, что скажешь?

– А если я откажусь?

– А ты не отказывайся, – произнес Прокруст с угрозой в голосе. – Если хочешь дожить до завтрашнего дня.

– Но тогда какой у меня выбор?

– Никакого. И вот еще что. Деремся только мы. Мальчишки пусть держатся в стороне. Мне они нужны в хорошем состоянии, когда я тебя прикончу.

Фест немного подумал, потом кивнул. И протянул греку деревянный меч:

– Только и ты вели своим приятелям очистить побольше места.

Пока Прокруст рычал на свою банду, отдавая приказы, Фест подошел к Марку и Лупу и заговорил тихо и настойчиво, передавая Марку свой кошель:

– Если я проиграю, бегите отсюда со всех ног. Бегите, не останавливаясь ни по какой причине. Доберитесь до Афин. Тамошний наместник должен вам помочь.

Марк покачал головой:

– Мы уйдем только с тобой. Давай прямо сейчас удерем из города. Все вместе.

– Я не могу, Марк. Мы уже сделали выбор, и в толпе нам далеко не уйти. Придется испытать судьбу.

Марк посмотрел на Прокруста – тот взмахнул мечом, испытывая его вес и балансировку.

– Он знает, что делает. Это не будет так легко, как обычно.

Фест выбрал для себя деревянный меч и проследил за взглядом Марка. По тому, как главарь бандитов стоял и двигался и как держал оружие, было ясно, что он опытный боец.

– Он точно выступал на арене, – решил Марк. – Или же был какое-то время солдатом.

– Ну, значит, толпа увидит отличное зрелище, а у меня будет возможность по-настоящему испытать мое искусство, – спокойно ответил Фест. – А мне как раз этого и не хватало во всех тех городах, где мы устраивали свои спектакли.

Он снова повернулся к Марку и Лупу:

– Помните, что я сказал, мальчики. Если я проиграю, бегите со всех ног. Сразу же! Поняли?

Луп кивнул, но Марк промолчал. Фест крепко сжал его руку:

– Думай о своей матери! Если не сделаешь, как я сказал, то никогда больше ее не увидишь!

Эта мысль наполнила Марка болью, но выбирать между другом и матерью не приходилось. Он кивнул.

– Отлично. А теперь пожелайте мне удачи и молитесь богине судьбы!

Фест повернулся и вышел на открытое пространство, освобожденное от толпы людьми Прокруста. Повернувшись лицом к противнику, он встал в боевую стойку. Прокруст сделал то же самое и покрутил головой, разминая шею. Грек зловеще ухмыльнулся, обнажив зубы, многих из которых недоставало, – наверное, он потерял их в схватках. Шея у Прокруста была короткой и толстой, и голова словно сливалась с плечами, а грудь была похожа на бочонок. Здоровенные ноги, видневшиеся из-под края туники, стояли на земле так же прочно, как ножки какого-нибудь огромного стола. Руки бойца напоминали окорока; легко описывая перед собой круги мечом, он кричал, обращаясь к толпе:

– Эй, народ Левктр, я вас сегодня здорово повеселю! И заодно преподам урок. Вот что случается с теми, кто осмеливается противоречить Прокрусту. Левктры – мой город. Мой! И я раздавлю любого, кто об этом забудет. Ну а теперь начнем урок, да?

Он шагнул к Фесту, но приостановился на расстоянии длины двух мечей. Марк наблюдал за тем, как противники присматривались друг к другу, а потом Фест сделал шаг и вытянул руку, коснувшись оружия противника концом деревянного меча. Прокруст крепко держал свой меч и легким движением руки оттолкнул оружие Феста. Телохранитель Цезаря решительно бросился вперед, делая выпады и нанося удары греку, но тот легко блокировал каждый удар с большой скоростью и ловкостью, хотя и не слишком изящно, и демонстрировал блестящую технику. Марк понимал, что его другу понадобится все его умение и весь опыт.

– Твой друг просто дурак, – прошипел рядом чей-то голос.

Марк оглянулся и увидел женщину средних лет, закутанную в черный плащ. В ее темных волосах пробивалась седина, а глаза как будто провалились.

– Прокруст раздробит все косточки в его теле задолго до того, как кончится схватка.

– Откуда тебе знать?

Женщина повернулась к нему; ее взгляд словно пронизывал Марка насквозь, а губы дрожали.

– Оттуда, что это чудовище именно так поступило с моим сыном, когда тот отказался платить за свой прилавок на рынке. Через несколько дней после этого сын умер.

Марк некоторое время молчал, потом тихо произнес:

– Мне очень жаль.

– Прибереги сожаления для своего друга.

Марк снова повернулся в сторону бойцов.

– Фест прекрасно может постоять за себя.

– Тогда, если справедливость существует, он унизит Прокруста.

Фест немного отступил, чтобы между ним и греком образовалось пространство, и греческий бандит ухмыльнулся:

– Что, уже достаточно? Наелся? Тогда моя очередь…

Он шагнул вперед, пружиня на слегка согнутых ногах, отлично держа равновесие, и сделал несколько стремительных выпадов. Громкий стук дерева о дерево раздавался над площадью и толпой, и люди, до этого момента молчавшие, начали негромко бормотать что-то и испускать продолжительные вздохи, видя, с какой легкостью защищается Фест.

– Давай, Прокруст! – проревел один из бандитов. – Вышиби ему мозги!

Грек на мгновение приостановился и крикнул в ответ:

– Когда буду готов! Мне хочется сначала поиграть с этим отбросом!

Луп сложил ладони рупором и крикнул:

– Сделай его, Фест! Ты можешь, я знаю!

Люди в толпе посмотрели на него с удивлением, а женщина в плаще подтолкнула Марка в бок:

– Я бы на твоем месте заставила этого молодого человека замолчать. Если, конечно, ты хочешь, чтобы он остался в живых после того, как Прокруст победит вашего друга.

Марк глубоко вздохнул и закричал:

– Давай, Фест! Уложи его поскорей!

– Ну все, ты покойник, – сказала женщина.

Прокруст снова ринулся вперед, рубя мечом и делая выпады. Фест проворно уходил в сторону и парировал удары, и грек наконец снова отскочил назад, тяжело дыша.

– А ты неплох, римлянин. Признаю. Лучше тех, с кем мне приходилось сражаться в последнее время. Ты быстро двигаешься, но в твоих ударах нет настоящей силы.

Фест слегка улыбнулся:

– Тебе так кажется? Ну тогда тебя ждет сюрприз.

Он прыгнул вперед и занес меч над головой грека. Прокруст инстинктивно вскинул свое оружие, чтобы блокировать удар. А Фест тут же изменил направление атаки и опустил меч ниже. Марк сразу понял, что Фест слишком поторопился, – и действительно, Прокруст успел подставить руку, чтобы блокировать удар. А Фест, к изумлению Марка, внезапно изогнул запястье – и меч с силой полоснул грека по голове сбоку.

Толпа закричала от неожиданности, когда Прокруст попятился назад, отчаянно пытаясь избежать новых атак. Деревянные мечи громко стучали друг о друга, пока бойцы двигались по открытому пространству. Фест нанес еще один удар, на этот раз по левому запястью бандитского главаря, и тот взвыл от боли и ярости, отдернув руку назад.

– Врежь ему еще разок, римлянин! – пронзительно закричала немолодая женщина, размахивая костлявым кулаком.

Ее голос заглушили крики, раздавшиеся в толпе, и бандиты Прокруста тут же завертели головой, пытаясь понять, кто это выступает против их главаря. Марк подумал, что позже они наверняка отомстят крикунам. Если, конечно, их боец победит.

Фест вовсю использовал свое преимущество, его деревянный меч мелькал в воздухе с бешеной скоростью, не давая мечу противника коснуться его самого. Еще несколько сильных ударов – и отчаянно защищавшийся Прокруст отступил, напирая спиной на своих дружков. В толпе раздавалось все больше и больше голосов, подбадривавших Феста, и Марк почувствовал, как в нем разгорается надежда, и тоже закричал, размахивая кулаком в воздухе.

Новая атака римлянина загнала Прокруста в ряд его приспешников, и Фест шагнул вперед, чтобы закончить бой. Он не заметил угрозы со стороны. А Марк заметил, но слишком поздно, он не успел крикнуть и предупредить Феста. Один из бандитов сжал кулаки, как следует уперся ногами в мостовую и налетел на Феста, молотя кулаками по его груди и голове. Фест от изумления пошатнулся, а толпа разъяренно завопила. Но это дало Прокрусту возможность перехватить инициативу, и он снова бросился в атаку, упорно стараясь выбить меч из рук Феста.

Марка взбесило постороннее вмешательство в схватку, и его гнев еще более усилился при виде того, как Фест отступает назад, крутя головой, чтобы прийти в себя. Прокруст сделал выпад и восторженно заорал, когда острие его меча коснулось бедра римлянина прямо над коленом. Лицо Феста искривилось от боли. А грек тут же атаковал снова, ударив деревянным мечом по руке Феста, и меч римлянина отлетел в сторону футов на двадцать, оставив Феста безоружным.

Сторонники Прокруста завопили во все горло и начали тыкать кулаками в воздух, снова и снова выкрикивая его имя. Грек выпрямился во весь рост и самодовольно выкрикнул, обращаясь к противнику:

– Давай-ка закончим этот урок старомодным способом!

И тут же схватил свой меч обеими руками и ударил им о согнутое колено. От резкого движения дерево с треском разлетелось в щепки. Главарь бандитов отбросил в стороны то, что осталось в его руках, и сжал кулаки.

– Марк!

Марк оглянулся, почувствовав, что Луп дергает его за тунику. Писарь кивком указал на ближайшую из улиц, уводивших с площади:

– Мы должны бежать! Сейчас же!

Марк застыл на мгновение, потом посмотрел в сторону бойцов и увидел, что Фест едва двигает руками, защищаясь. Что бы ни произошло, Марк не мог оставить товарища. Он вырвался из хватки Лупа.

– Нет.

– Но он сам велел нам бежать, если проиграет. Мы должны исчезнуть, пока это еще возможно.

– Фест не проигрывает, – резко возразил Марк.

– Марк, не будь дураком! Бежим!

– Я останусь до конца.

– Ну как хочешь, – огрызнулся Луп и начал проталкиваться сквозь толпу.

Марк разрывался между желанием последовать за писарем и желанием остаться, но победило невыносимое ощущение предательства, затаившееся в глубине желудка.

На площадке среди толпы Прокруст упорно наседал на своего римского противника, его кулаки описывали в воздухе небольшие круги. Фест тряхнул головой, собираясь с силами, и неловко вскинул руку со сжатым кулаком. Марк подумал, что его друг выглядит не слишком многообещающе. Грек был почти в два раза крупнее Феста, а в его кулаках ощущалась огромная сила. Прокруст выбросил вперед правый кулак, и Фест в отчаянии отбил его в сторону, другой рукой прикрывая голову. Но Прокруст продолжал молотить кулаками, добираясь до противника, и хотя лишь малая часть его ударов достигала цели, Марк морщился каждый раз, когда голова его друга откидывалась назад. Потом грек изменил тактику и попытался атаковать широкую грудь Феста. И снова часть его ударов оказалась удачной, и Фест отступил назад, задыхаясь, а по его лицу полилась кровь из раны над правой бровью.

– Ха! – проревел Прокруст, поднимая руку вверх и готовясь праздновать победу.

Он неторопливо повернулся к толпе, чтобы все его хорошо видели. Но хотя дружки-бандиты приветствовали его во всю глотку, остальные зрители мрачно молчали, и теперь уже никто не решался поддержать криками противника огромного грека.

Марк стиснул зубы.

– Только не сдавайся, Фест! Только не сдавайся!

Словно в ответ на его мольбу, телохранитель глубоко вдохнул и выпрямился. И стремительно шагнул к Прокрусту. В последний момент один из бандитов заорал, предупреждая главаря, и грек начал разворачиваться – как раз вовремя, чтобы получить отличный удар в челюсть справа. Фест тут же повторил прием слева, потом снова справа, а удар в ту же несчастную челюсть снизу заставил голову бандита резко откинуться назад. Прокруст получил еще несколько отличных ударов, прежде чем восстановил равновесие, готовый возобновить схватку. Но Фест не собирался продолжать надоевший ему спектакль. Шагнув вперед, он отвел назад правую руку, как бы собираясь стукнуть противника по лицу. Грек инстинктивно вскинул кулак, чтобы блокировать прием. И тогда Фест воспользовался ногой, нанеся бешеный удар ботинком в колено великана. Прокруст взвыл от боли и пошатнулся назад, а Фест нацелился ногой еще раз – в пах. Грек согнулся пополам – и получил коленом по лицу, а потом еще несколько раз по голове, и Фест не стеснялся вкладывать в эти удары всю свою силу.

– Давай, Фест! – раздался голос Лупа.

Марк оглянулся и увидел, что юноша стоит у него за спиной.

– Я думал, ты убежал!

Писарь пожал плечами, смущенно улыбнулся Марку и тут же снова закричал, поддерживая их товарища.

И толпа тоже взбодрилась, а женщина, стоявшая рядом с Марком, завизжала так пронзительно, что у Марка зазвенело в ушах:

– Убей его! Сверни ему шею!

Фест наклонился вперед и левой рукой взялся за подбородок противника. Грек покачнулся, его глаза бешено сверкнули. Фест сжал в кулак правую руку и отвел ее назад как можно дальше, а потом нанес удар от плеча, вложив в него весь свой вес и всю свою силу. Прокруст дернулся назад и тяжело рухнул на мостовую. Фест шагнул к нему, тяжело дыша, и его кровь капнула на лишившегося сознания противника. Марк схватил Лупа за рукав и потащил вперед, к Фесту. Толпа восторженно приветствовала победителя. Члены банды грека неуверенно оглядывались по сторонам, и на лицах некоторых бандитов был написан страх, когда люди вокруг радовались падению Прокруста.

– Ты как, в порядке? – встревоженно спросил Луп.

По лбу Феста стекал пот, грудь тяжело вздымалась. Порез над бровью начал распухать. Фест облизнул губы и сплюнул, а потом, вскинув брови, посмотрел на писаря:

– Да я великолепно себя чувствую! Будут еще глупые вопросы? – Он глубоко вздохнул и поморщился, прижав ладонь к боку. – Мне надо где-нибудь отдохнуть и привести себя в порядок… Ох, прекрасный Юпитер, у этого урода кулаки, как кузнечные молоты! Но теперь он немного поутихнет. Вот только, прежде чем уйти, заберем свое.

Фест наклонился над Прокрустом и выдернул из-за пояса грека кошель. Но кошель из мягкой кожи был слишком легким, в нем явно лежало не так уж много монет.

– Ну, что есть, то есть. А теперь давайте уберемся отсюда. – Фест кивнул в сторону бандитов, которые начали понемногу продвигаться в их сторону. – Вид у них не слишком добродушный. Пошли!

Они вернулись к своим вещам, причем Марк и Луп поддерживали Феста, и взяли мешки. Женщина, которая недавно разговаривала с Марком, подбежала к Фесту и поцеловала его в щеку, хихикая как сумасшедшая; после этого она вернулась в толпу. Другие горожане выкрикивали поздравления и хлопали Феста по спине, пока трое друзей пробирались к краю площади.

Внезапно вспышка молнии залила город ослепительным белым светом. А через мгновение с небес донесся раскат грома, и начался дождь – сначала на черепичные крыши упало несколько капель, но уже через мгновение на Левктры обрушились мощные серебристые потоки.

– Надо искать укрытие, – сказал Марк.

Фест покачал головой:

– Только не здесь. Не в городе. Снаружи.

– Что? – Луп повернулся к Фесту и удивленно уставился на него. – Я думал, ты именно ради этого дрался. Разве мы не можем позволить себе приличный ночлег?

– Все это было до того, как наш поверженный приятель решил использовать ситуацию, чтобы укрепить свою власть над городом. Он не слишком долго будет вне игры. И нам совершенно незачем оказываться поблизости, когда он наконец придет в сознание. Что-то мне подсказывает, что он сильно обижен. Так что мы должны выбраться из города, пока Прокруст не опомнился и не бросился нас искать…

XII

Почти целый час вовсю лил дождь, и лишь потом гроза унеслась прочь. К этому времени Марк и его друзья уже покинули город и прошли не меньше двух миль по дороге в сторону Афин. Наконец Марк заявил, что пора сойти с дороги. Дышал он тяжело и каждые несколько шагов морщился и прижимал ладонь к груди. Уже наступили сумерки; солнце почти село к тому времени, когда тучи начали разбегаться, оставляя на западном горизонте золотистую полосу. Друзья как раз стояли напротив заброшенного здания без крыши у самой дороги. Поблекшая вывеска на стене говорила о том, что некогда это была придорожная гостиница.

– Но почему? – спросил Луп, дрожа от холода в промокших тунике и плаще. – Разве нам не следует уйти как можно дальше от Левктр?

Марк покачал головой:

– Мы движемся не слишком быстро. Если Прокруст решит погнаться за нами, могу поспорить, он пойдет куда быстрее. А если нас поймают посреди дороги…

– Он прав, – сказал Фест. – Нам необходимо уйти с дороги и где-то как следует отдохнуть. Я уже просто не могу… не могу идти дальше без… э-э… отдыха.

Увидев невдалеке тропинку, друзья повернули на нее и направились вверх по небольшому холму к оливковой рощице. Дальше тропинка продолжала подниматься по открытому лугу на холм, к целому лесу кипарисов и тополей. В угасающем свете дня друзья увидели стадо коз, пасущихся возле нескольких сосен. Марк окинул взглядом склон и рассмотрел смутные очертания молодого пастуха, что сидел, прислонившись к дереву. Друзья вошли в лес. Пройдя сотню шагов, они вышли на поляну, на которой лежало множество камней, и здесь Фест остановил мальчиков:

– Вот это вполне подходит. Я просто не могу идти дальше.

Он тяжело опустился на землю и прислонился спиной к большому валуну.

– Хотите, разожгу костер? – спросил Луп, опуская на землю свой мешок.

– Нет, – ответил Марк. – Вдруг кто-нибудь его увидит? Последнее, что нам нужно, – это чтобы те бандиты нас нашли.

– Вообще-то, это не совсем так, – вмешался Фест. – Я тут немного подумал… обо всем. Будь я на месте Прокруста, я бы захотел вернуть свои деньги и… ну, отомстить тем, кто меня унизил перед жителями города. Так что мы можем не сомневаться в том, что он пойдет за нами. А вот как далеко – остается только гадать. Если он нападет на наш след и найдет нас здесь, мы должны быть готовы к этому. И мы… разожжем костер, чтобы приманить его.

Марк нервно вздохнул:

– Но это безумие! Ты же видел его людей. Настоящие звери, и их человек девять или десять. Нам не справиться с таким количеством. По крайней мере, сейчас, когда ты так утомлен, а Луп едва научился держать меч.

Луп бросил на него сердитый взгляд:

– Спасибо!

– Значит, мы должны кое-что подготовить, чтобы получить преимущество. Слушайте…

* * *

Пока Луп занимался костром, Марк рубил ветки с окружающих деревьев и передавал их Фесту, а тот заострял их концы. Чем темнее становилось, тем быстрее они работали, понимая, что ждать появления преследователей придется не слишком долго. Под наблюдением Феста Марк и Луп окружили поляну ловушками, чтобы Прокруст и его дружки попали в засаду, если вдруг появятся среди ночи. Когда все было готово, Луп разжег огонь, и они принялись ждать.

– Луп, ты караулишь первым. Продержись часа два, а потом разбудишь Марка, он тебя сменит. А я – в последнюю очередь.

Марк обеспокоенно посмотрел на него:

– Как ты себя чувствуешь?

– Как будто по мне пробежало стадо слонов. Завтра все будет болеть просто жутко. Ну а теперь – отдыхать. Луп, держи глаза и уши открытыми, лови любой признак опасности. Мы не можем допустить, чтобы нас застали врасплох.

Луп кивнул:

– Можешь положиться на меня.

* * *

Было уже за полночь, когда Прокруст и большинство его приспешников затаились неподалеку от козьего стада. Они искали троих чужаков, которые нанесли такой огромный урон репутации Прокруста в городе. Ободряющие крики толпы, приветствовавшей римлянина после того, как он сбил с ног Прокруста, до сих пор звучали в его ушах, сжигая унижением и яростью. К физической боли он давным-давно привык, и синяки ничуть его не тревожили. Прокруст жаждал только мести. Никто на свете не мог победить Прокруста и остаться в живых, чтобы рассказывать об этом.

Как только Прокруст опомнился, он тут же собрал шестерых из своих людей, самых лучших, и пустился в погоню за римлянином и двумя его мальчишками. Совсем нетрудно было выяснить, что чужаки вышли из города и направились по дороге к Афинам. Банда прошла по дороге миль пять, пока наконец не набрела на небольшую деревеньку с гостиницей, где допоздна пьянствовали несколько местных жителей. Эти люди не видели путешественников, которых искал Прокруст, так что он повернул назад и стал проверять все тропинки, уводившие от дороги. Как раз когда его люди уже устали от поисков и начали недовольно ворчать себе под нос, они заметили стадо коз и мальчишку, который за ними присматривал. Мальчишка, увидев, что посреди ночи его вдруг окружили несколько здоровяков, попытался сбежать. Но ему это не удалось, и его поставили перед Прокрустом, завернув ему руки за спину.

– Стой спокойно, ты, мелкий жулик! – проревел Прокруст. – Или я велю своим людям оторвать тебе руки!

Мальчик тут же прекратил сопротивляться.

– Вот так-то лучше. – Прокруст попытался смягчить голос. – Мы не хотим тебе зла. Но только если ты нам поможешь. А вот если ты не сделаешь того, что я тебе велю, то кто-нибудь вскоре найдет твое тело со свернутой шеей. Тебе все понятно?

Мальчик поспешно закивал.

– Я не слышу тебя, парень! Ну-ка, скажи, ты сделаешь то, что я велю?

– Д-да, господин, – пробормотал пастух.

– Ну и хорошо. А теперь отвечай: ты давно здесь сидишь?

– Со вчерашнего полудня, господин.

– Отлично. Значит, ты заметил бы, если бы кто-то за это время прошел вот по этой тропинке.

Мальчик кивнул.

– Я опять тебя не слышу. Ну, говори!

– Да, господин…

– И ты кого-то видел?

– Да, господин. Троих человек. Мужчину и двух мальчиков. Тогда уже темнело.

– Точно, это они! – заржал один из бандитов.

Прокруст резко повернул голову в сторону этого парня:

– Заткнись, ты!

– Прости, хозяин.

Прокруст снова повернулся к мальчику:

– Куда они пошли?

Пастух показал на тропу, убегающую в лес:

– Туда, за деревья. И они до сих пор там, насколько я знаю.

– А откуда ты знаешь?

– Совсем недавно я видел там свет костра, господин. Я еще удивился. Я слышал, что в горах видели разбойников, и испугался, как бы чего не случилось с моими козами. Я поднялся туда и увидел тех троих, сидящих вокруг костра. Ну и вернулся к стаду.

Один из бандитов пробормотал:

– Что-то я никакого костра не замечаю.

Прокруст вздохнул:

– Наверное, это потому, что они его уже погасили, дурак. Ну, как бы то ни было, я хочу убедиться, что они еще там. Незачем нам бродить по лесу и настораживать их. Вот ты и иди. Возьми с собой мальчишку, он тебе покажет, где их видел. А потом вернешься и расскажешь. Если они еще там, мы их окружим и устроим им хорошенький сюрприз.

Это было совсем недавно, и теперь Прокруст сидел молча, наслаждаясь перспективой мести и обдумывая, как бы побольнее и унизительнее наказать римлянина. А потом римлянин вернет кошелек, который стащил у Прокруста. После можно будет забрать мальчишек вместе со всем их барахлом и продать на рынке в Левктрах, чтобы все горожане хорошенько усвоили, какая судьба ожидает тех, кто посмеет ему противоречить.

Шорох осыпающихся с тропинки камней прервал размышления Прокруста, и он встал, когда две тени направились к нему вниз по склону – мальчик и тот бандит, которого главарь отправил вместе с ним. Переведя дыхание, бандит принялся докладывать:

– Все как и сказал мальчишка, господин. Они на поляне, спят вокруг костра. Он уже почти догорел, так что света немного. Но я их рассмотрел. Все трое там. Спят, как невинные ягнята.

– Ягнята, которых скоро зарежут. – Прокруст зловеще ухмыльнулся. – Ну, тогда пошли и схватим их.

Он остановился около пастушка и потрепал мальчика по голове.

– Хорошо сделано, парень. Когда немножко подрастешь, приходи в Левктры и покажись мне. Может, я найду тебе местечко возле себя.

Главарь повел своих людей вверх по тропинке, к деревьям. Когда банда дошла до опушки леса, Прокруст остановился и обернулся.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них сбежал. Так что мы не можем просто навалиться на них. Когда подберемся поближе, разойдемся в разные стороны и окружим поляну. Как только я дам команду, бросайтесь на них, мы устроим им веселенькое пробуждение. И старайтесь шуметь погромче. Понятно?

Мужчины молча кивнули, и Прокруст махнул рукой:

– Все, идем тихо.

Он медленно пошел дальше по тропинке, стараясь не наступить на какую-нибудь сухую ветку. Под пологом леса было почти совсем темно, и только слабый свет звезд проникал под лиственный свод, очерчивая кроны деревьев по обе стороны тропы. Они прошли совсем недалеко, когда глаза Прокруста различили слабое свечение за деревьями.

– Теперь поосторожнее, парни, – прошептал он, еще больше замедляя шаг.

Когда банда подошла ближе, свечение усилилось; тлеющий костер бросал красные отсветы на ближние деревья и валуны, раскиданные по всей поляне. Из почти прогоревших углей вырвался маленький язычок пламени. Свет упал на две закутанные в плащи фигуры, лежащие на земле. Банда приближалась к поляне с каждой секундой. Люди у костра продолжали спать. Но третьего пока что не было видно. Прокруст внимательно оглядел поляну и улыбнулся, заметив третьего: тот сидел у одного из валунов, тоже явно задремав. Если он должен был стоять на часах, пока его товарищи отдыхают, то не оправдал их доверия. И за его ошибку заплатят все трое.

Прокруст обернулся к своим людям и жестом приказал им разойтись вправо и влево. Пока те уползали в тень, их вожак стоял на тропе, не сводя глаз со своих предполагаемых жертв. Время от времени он слышал слабый шорох потревоженных ветвей и напрягался, ожидая, что кто-нибудь из спящих шевельнется. Но не было никаких признаков того, что его люди обнаружены, и даже часовой продолжал мирно спать. Прокруст выжидал до тех пор, пока не решил, что все его люди заняли позиции. Наконец он выхватил свой меч, стиснув зубы, когда тот выскальзывал из ножен. Держа меч перед собой, Прокруст поднялся во весь рост и направился прямиком к костру. Он дошел до края поляны, и деревья расступились в стороны, а под ноги стали подворачиваться камни. Ближайший из троих римлян был в каких-нибудь двенадцати футах впереди – его темная фигура вырисовывалась на фоне угасающего костра.

Глубоко вздохнув, Прокруст поднял меч и проревел во всю силу своих легких:

– Вперед! Хватай их!

Его люди тоже заорали и ринулись из-за деревьев на поляну. Их вожак поспешил к костру, охваченный восторженным возбуждением оттого, что его план так блестяще осуществился. Предвкушая наслаждение, которое он получит, медленно убивая Феста, Прокруст уже почти добрался до ближайшей жертвы, как вдруг услышал, что один из его людей закричал от боли. Потом завопил еще один… и Прокруст замедлил шаг, но слишком поздно: он не успел остановиться и провалился ногой в замаскированную яму, вырытую поперек тропы. Острая, обжигающая боль пронзила его ступню. Громко застонав, Прокруст выдернул ногу из ловушки и отступил в сторону, запылав еще более яростным желанием отомстить. С краев поляны слышались все новые и новые крики удивления и боли, но Прокруст продолжал, хромая, идти к ближайшему из спящих римлян, собираясь пнуть его изо всех сил. От его пинка плащ соскользнул в сторону – и Прокруст увидел кожаный мешок и несколько сосновых ветвей, аккуратно уложенных так, чтобы создавалась иллюзия спящего человека.

Только теперь Прокруст понял, куда он завел своих людей.

– Убегай, ребята! Это ловушка!

* * *

Фест сложил ладони рупором, поднес ко рту и закричал:

– Давай! Пусть получат!

Раскручивая над головой пращу, Марк выбирал цель. Один из бандитов прошел так близко, что Марк испугался, как бы тот на него не наступил. Но бандит прошел мимо и теперь отчетливо вырисовывался на фоне слабого света меньше чем в двадцати шагах от Марка. Еще трое уже дошли до центра поляны. Остальные пали жертвами деревянных кольев и прочих ловушек, расставленных вокруг. Марк прицелился и выпустил камень. Тяжелый булыжник попал бандиту точно между лопатками. Ошеломленный ударом, тот пошатнулся и рухнул на колени. Краем глаза Марк видел, как Луп тоже запустил камень из пращи. Его цель в этот момент дернулась, и камень ударил по предплечью, – ушиб был болезненным, но не мог вывести врага из строя. Фест выхватил свой меч и выскочил на поляну со стороны, противоположной той тропе, по которой пришли бандиты. Лезвие меча врезалось в живот ближайшего мужчины. Марк, не видя новых целей, тоже выхватил меч и бросился к человеку, пинавшему их чучело.

Почувствовав приближение Марка, тот обернулся, и мальчик увидел, что это сам Прокруст. Главарь банды резко развернулся, и Марк успел заметить кровь на его ноге: грек напоролся на кол в одной из ловушек. Марк взмахнул мечом, метя в голову бандита. Но Прокруст парировал удар и двинул противника в бок. Марк сумел сохранить равновесие, хотя и пошатнулся, и снова приготовился к атаке.

– Ага, значит, я сначала расправлюсь с одним из римских щенков, а уж потом займусь старшим! – язвительно бросил Прокруст.

Марк не ответил, он просто напружинил ноги, держа меч вверх и немного в сторону, как его и учили. Главарь бандитов ринулся на него, но Марк видел направление удара и отклонился в сторону, успев рубануть по предплечью Прокруста, а потом развернулся и сделал выпад, вложив в него все свои силы. Это было чисто инстинктивное движение, у Марка не было осознанного намерения убить главаря. Однако острие его меча вонзилось в горло Прокруста снизу и проскочило прямо в череп и в мозг. Лицо Прокруста было очень близко от лица Марка, его глаза расширились, а голова невольно дернулась, и челюсть отвисла, когда Прокруст что-то несвязно пробормотал. Его пальцы разжались, уронив оружие, и он рухнул на землю.

Марк выдернул меч, и на него хлынул горячий поток крови. Мальчик отступил назад, потрясенный той жестокостью, что вырвалась из него. Прокруст стоял на коленях и ужасающе подвывал тонким голосом, а потом растянулся во весь рост рядом с костром, и на его ошеломленное лицо упал красный свет углей. Кровь растекалась вокруг него огромной лужей. Марк стоял над ним, тяжело дыша, и каждая мышца в его теле была напряжена.

– Марк, – мягко окликнул его Фест.

Марк поднял голову и увидел телохранителя, стоявшего неподалеку с озабоченным выражением.

– Все кончено, – сказал Фест. – Опусти меч, мальчик.

Марк моргнул, когда жар битвы начал истекать из его тела. Только теперь он заметил, что направляет острие меча на своего друга, и с глубоким вздохом опустил оружие.

– Ну что, все в порядке? – спросил Фест.

– Да. В порядке. Я в порядке.

Фест посмотрел на Прокруста, чье тело еще раз слегка дернулось, когда остатки жизни вылетели прочь.

– Жаль. Я надеялся сам покончить с ним. Что ж, трое из них мертвы, включая вот этого, а остальные ранены. Хорошая работа, Марк. И ты молодец, Луп.

Писарь вышел из темноты в слабый круг света в центре поляны. С лезвия его меча стекала кровь. Марк заметил, что Луп дрожит. Вокруг них все еще звучали крики и стоны раненых.

– И что теперь?

Фест пожал плечами:

– Мы можем их всех прикончить. Или оставим в живых, и пусть себе возвращаются в Левктры. – Он немного помолчал, глядя на Марка. – Тебе решать.

Марк удивился:

– Мне? Почему?

– Потому что мне кажется, что ты уже готов сам принимать решения. Пришло время выбрать, каким именно человеком ты станешь.

Марк нахмурился. Зачем Фест это делает? И почему именно сейчас? Но ум Марка слишком устал, чтобы мыслить отчетливо, и мальчик поднес ладонь ко лбу, пытаясь разобраться в выборе, предоставленном ему Фестом. Вообще-то, был резон добить бандитов и похоронить тела. Конечно, со временем их найдут, но к тому времени Марк наверняка уже отыщет маму и вернется домой. Но с другой стороны, Марк был сыт по горло кровопролитием, которое он наблюдал в последние два года, и не хотел ничего добавлять к нему.

– Мы их отпустим.

Фест некоторое время всматривался в его лицо, потом кивнул.

– А что делать с убитыми? – спросил Луп. – Как поступить с их телами?

– Просто оставим их здесь. Если кому-то это нужно, то они придут и найдут их. Это не наше дело.

Четверых уцелевших бандитов вызволили из ловушек и перевязали им раны лоскутами, оторванными от туник убитых. Один из мужчин налетел на острый кол животом и теперь кашлял кровью и стонал, а двое приятелей поддерживали его. Марк понял, что этому едва ли удастся выжить.

Фест стоял перед греками, с жалостью глядя на них.

– Вы получили по заслугам за попытку убить нас, пока мы спали. Ваш вожак мертв, и еще двое ваших дружков тоже. Нам бы всех вас убить… Но мы не убийцы и не трусы, которые нападают по ночам. Так что можете жить. Но я хочу, чтобы вы запомнили вот что. Вернитесь в Левктры и расскажите своим приятелям о том, что случилось. Пусть знают, что, если нам случится снова идти этой дорогой и мы узнаем, что город по-прежнему в руках вашей банды, мы завершим то дело, которое начали сегодня ночью. Это понятно?

Бандиты уставились на него, не скрывая страха.

– Я спросил, вы все поняли? – громко повторил Фест. – Или мне вырезать свои слова ножом у вас на груди?

Мужчины поспешно закивали.

– Тогда убирайтесь отсюда, пока я не передумал. Прочь!

Бандиты развернулись и, спотыкаясь, поспешили вниз по тропе. Их смертельно раненный приятель стонал, когда его тащили прочь. Марк провожал их взглядом, пока они не исчезли в темноте. Внезапно он почувствовал себя ужасно усталым, потому что его нервная энергия иссякла.

– Вы, мальчики, хорошо сегодня потрудились, – сказал Фест. – А теперь немного поспите. Через несколько часов рассветет. Я постою на часах.

Луп молча кивнул и вернулся к костру, чтобы забрать плащ, в который было закутано одно из чучел. Он устроился поближе к углям, но Марк остался рядом с Фестом. Мужчина обернулся и посмотрел на него:

– В чем дело?

– Я сделал правильный выбор? – спросил Марк.

– Только ты сам можешь это знать.

Марк вздохнул:

– Но что бы ты сам сделал на моем месте?

Фест немного подумал, прежде чем ответить:

– Я бы их убил.

– Ох… тогда я совершил ошибку.

– Нет. Ты поступил правильно, со своей точки зрения. Я не такой, как ты. Возможно, если бы ты прожил столько же, сколько я, ты бы тоже решил иначе. Тут нет ничего правильного или неправильного, Марк. Просто взгляд с разных сторон. А теперь иди отдохни немного. Нам еще шагать целый день.

XIII

Дорога поднялась на горный хребет, и с перевала друзья увидели великий город Афины, купающийся в лучах дневного солнца. Луп жадно охватил это зрелище расширенными от изумления глазами. Над Афинами возвышались многочисленные храмы и святилища, окружающие величественные колонны Парфенона, построенного на огромном основании Акрополя. Вокруг расползались рынки, театры и великолепные дома самых богатых горожан. Остатки длинной стены, окружавшей Афины вплоть до порта Пирея, все еще тянулись через напиравшие на город окрестности, но эта стена требовала серьезного ремонта, потому что за ней никто не следил с тех пор, как Персия и греческие государства перестали быть угрозой. Писарь вскочил на придорожный камень, чтобы лучше видеть, и восторженно засмеялся.

Марк встал около камня и снизу вверх посмотрел на Лупа.

– В чем дело, Луп? Ты никогда не видел больших греческих городов?

– Таких – нет! – Луп просиял. – Даже сказать тебе не могу, как часто я мечтал однажды очутиться здесь. И вот они передо мной… Афины!

К ним подошел Фест. Синяки, полученные им во время схватки с Прокрустом, приобрели яркие багровые и фиолетовые оттенки. То, что Фесту пришлось нести тяжелый мешок, лишь усиливало боль, и он просто вынужден был замедлять шаг, предоставляя мальчикам идти впереди. Он бросил мешок на землю и присоединился к друзьям, любовавшимся самым прославленным из всех греческих городов.

Некоторое время Фест молчал, потом ворчливо произнес:

– Не такой уж он и большой. Я ожидал увидеть город побольше, учитывая то, как о нем говорят греки. Он и в сравнение не идет с Римом или Александрией.

– Размер – далеко не главное, – откликнулся Луп с легким раздражением. – Возможно, Афины и не самый большой город в империи, зато самый мудрый.

– Мудрый, вот как? – Фест пожал плечами. – Ну, от этого им, конечно, много пользы.

Луп не обратил внимания на небрежное замечание Феста и снова повернулся лицом к городу.

– Именно здесь родились самые великие философы. И величайшие драматурги, скульпторы и поэты. Именно здесь родилась идея демократии. Здесь, на Агоре. – Луп показал на рыночную площадь и окруженный колоннами сад, что виднелся за ней. – Здесь Сократ, Платон и Аристотель излагали свои теории слушателям и ученикам. – Взгляд Лупа горел страстью, какой Марк никогда прежде не замечал в друге. – Разве можно не волноваться, зная, что пройдешь по их следам?

– Прямо сейчас мои ноги не слишком способны на прогулки, – простонал Марк. – Я бы куда более взволновался от мысли, что скоро избавлю их от груза.

Луп поморщился:

– Как ты можешь оставаться равнодушным?

– Да ведь мы пришли сюда, чтобы отыскать мою маму. И меня не слишком интересует богатая история этого места. Я просто хочу узнать, где находится Децим и его поместье. Вот и все. Постарайся помнить об этом.

Выражение лица Лупа изменилось.

– Да, конечно. Прости. Я просто немного увлекся.

Фест осторожно потянулся, распрямляя спину, и поморщился.

– Ну, теперь, когда мы выслушали небольшую лекцию по истории культуры, вы не против пойти дальше? Нам еще несколько миль шагать.

Луп спрыгнул с камня и хмыкнул, наклоняясь за своим мешком. Когда все трое были готовы продолжить путь, Фест махнул рукой, и они начали спускаться по склону к далекому городу. Здесь на дороге было оживленное движение: мулы и волы волокли громыхающие телеги и фургоны, нагруженные всякой всячиной с ферм; мелкие торговцы сгибались под тяжестью своих товаров; иногда проезжали всадники на конях, обычно очень хорошо одетые, и очень многие путешественники двигались на своих двоих.

– Как много людей на дороге, – задумчиво проговорил Марк. – Интересно, почему это?

Какой-то мужчина в соломенной шляпе, проходивший мимо них, оглянулся:

– Ничего удивительного, приятель. Просто наместник устраивает большое развлечение. Пять дней представлений на большой арене. На ней как раз заканчивают приготовления, вон там. – Мужчина показал на огромное деревянное сооружение рядом с городом.

Прищурившись, Марк различил множество рабочих, заполнивших арену. Он повернулся к мужчине:

– А что за представление? Что там будет?

– Ох, да все как обычно. Бои зверей, акробаты, казнь преступников и гладиаторы. – Путник похлопал по своему мешку. – И множество покупателей для меня!

Фест нахмурился:

– Это значит, что комнаты в гостинице нам не найти. Во всяком случае, по разумной цене.

– Может, комната нам и не понадобится, – сказал Марк.

Луп удивленно посмотрел на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Я подумал, что нам пора воспользоваться письмом Цезаря. Мы пойдем к наместнику и попросим дать нам сведения о Дециме и его поместье. Одновременно мы можем попросить дать нам какое-нибудь помещение в его дворце. Вряд ли он нас просто так прогонит, когда узнает о письме.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Фест. – После этого мы не сможем держаться незаметно. Ты прекрасно знаешь, каковы важные чиновники. И через несколько дней все вокруг будут знать, что мы явились в Афины.

Марк пожал плечами:

– Может быть, но я слишком устал. И мне очень хочется прямо сейчас получить удобную постель и хорошую еду.

Фест покачал головой:

– Я бы предпочел, чтобы как можно меньше людей знало, что мы в Афинах. Потому что иначе об этом может узнать и Децим.

– Если он решит нас найти, меня это вполне устроит, – утомленно произнес Марк. – Чем скорее я с ним встречусь и положу конец всему, тем лучше.

– Подумай как следует, Марк! Это рискованно.

– Рискованно? – Марк горько рассмеялся. – А тебе не кажется, что мы и так уже немало рисковали? Так какая разница?

Фест видел, что его молодой друг из-за усталости неспособен ясно мыслить. Все они нуждались в отдыхе, причем в таком месте, где было бы безопасно и удобно. Так что Марк, возможно, был прав в том, что им стоило обратиться к наместнику. Но Феста не оставляла тревога. Он глубоко вздохнул:

– Ладно. Я лишь надеюсь, что это не окажется ошибкой.

Как только они вошли в город, миновав стену, запах переполненного людьми города сразу же напомнил Марку о Риме. Узкие улочки были такими же извилистыми и точно так же завалены мусором и отбросами. Большинство людей было в поношенной одежде и с таким же тоскливым и голодным выражением лица, как и бедняки в Риме. Друзья спросили, как дойти до дворца наместника, и им показали на красивую группу зданий с затейливыми садами, что приютились под Акрополем. Жилище наместника имело внутренний двор, а вход охраняли два солдата, лениво стоявшие с копьями и щитами в руках. Когда Марк впереди друзей подошел к входу, стражи скрестили копья, и один из них громко спросил:

– По какому вы делу?

– Мы хотим увидеть наместника, – дерзко ответил Марк. – И как можно скорее.

Страж окинул их взглядом и покачал головой:

– Невозможно. Гай Сервилий не имеет привычки встречаться с обычными гражданами, даже если они римляне. Так что уходите отсюда.

Фест сделал шаг вперед, чтобы вмешаться, но Марк отмахнулся от него и уставился на стража ледяным взглядом.

– Как тебя зовут, солдат?

– Меня? – Мужчина хихикнул. – Тебе незачем знать мое имя, сынок. Все, что тебе нужно, так это исчезнуть. Сейчас же. Пока мы с моим другом не решили надрать тебе уши.

Марка ничуть не напугала угроза солдата.

– А тебе необходимо поучиться вежливой речи. Я еще раз тебя спрашиваю. Как тебя зовут?

На этот раз страж засмеялся:

– И кто же это спрашивает?

– Марк Корнелий, и у него…

Марк сунул руку под тунику и вытащил кожаный футляр-трубку. Открыв его, он достал рекомендательное письмо Цезаря и развернул так, чтобы солдаты увидели печать.

– Гай Юлий Цезарь. Уверен, тебе знакомо это имя.

Смех солдата мгновенно затих. Он наклонился вперед, рассматривая документ. Его взгляд скользнул по неразборчиво написанным строкам, но печать и аккуратно выведенный официальный титул явно произвели на него впечатление.

– Э-э-э… ну, тогда… – неуверенно произнес солдат. – Тогда я лучше отведу тебя к кому-нибудь из его приближенных. – Он кивнул в сторону Лупа и Феста. – Они с тобой?

– Да, со мной.

Страж вздохнул:

– Ну, тогда вам лучше пойти за мной. Идемте.

Он повернулся и негромко сказал своему напарнику, что вернется как можно скорее, а потом махнул рукой Марку и его друзьям. Они прошли в окруженный колоннами внутренний двор, по периметру которого росли аккуратно подстриженные кусты в кадках. Впереди друзья увидели впечатляющее жилище римского наместника в провинции Афины – дом высотой в три этажа, с мраморными колоннами перед роскошным входом. Солдат подошел к худощавому человеку в тунике, сидевшему на небольшой скамье сбоку от холла, и, объяснив появление троих посторонних, поспешил вернуться на свой пост. Слуга наместника с сомнением смотрел на троицу, пока Марк не предъявил ему письмо Цезаря, а затем повел плечами:

– Господа, наместник не сможет встретиться с вами сегодня. Он сейчас на арене, проверяет, все ли готово к представлению.

– Тогда мы подождем.

– Но он должен вернуться очень поздно. Он собирается присутствовать на пире философской школы. А это вряд ли закончится быстро…

Марк разочарованно стиснул зубы.

– Но вы можете вернуться завтра, – с надеждой предложил слуга.

– Нет. Мы подождем.

Слуга сердито поджал губы, прежде чем продолжить:

– Я мог бы узнать, не захочет ли поговорить с вами его помощник. Если пожелаете.

– Да. Пожалуй.

– Прошу, подождите здесь.

Слуга поклонился и исчез в коридоре, уходившем из холла вглубь здания.

Как только он ушел, Фест откашлялся и заговорил:

– И что ты собираешься сказать этому самому помощнику наместника?

– Я ему скажу, почему мы здесь, и попрошу разместить нас во дворце, конечно.

– Может, не стоит говорить ему больше, чем необходимо. Судя по моему опыту, чем меньше людей посвящено в дело, тем лучше.

– Но если он помощник наместника, его правая рука, то в чем опасность? – спросил Марк.

Фест продолжил терпеливым тоном:

– Марк, я имел дело с такими людьми задолго до того, как ты появился на свет. И если я чему-то и научился за свою жизнь, так это тому, что следует проявлять большую осторожность, выбирая тех, кому хочешь довериться.

Марк понимал, что его друг прав, но ему очень хотелось как можно скорее выяснить, где держат его мать. Впрочем, он сказал себе, что следует верить суждению Феста. Фест никогда его не предаст. Он человек мудрый и смертельно опасный, и Марку повезло, что рядом с ним находится такой друг. И тем не менее острое желание отыскать маму оказалось сильнее предостережений Феста.

Услышав шаги, Марк повернулся и увидел, что слуга возвращается с каким-то стройным человеком примерно того же возраста, что и Фест. Его темные волосы были аккуратно подстрижены, изящная короткая бородка была выстрижена под нижней губой четким треугольником. Подойдя, он улыбнулся и протянул руку Фесту.

– Рад видеть тебя и твоих мальчиков! Я – личный помощник наместника Сервилия. Меня зовут Квинт Эврай. Я к вашим услугам. Прежде всего, могу ли я взглянуть на рекомендательное письмо?

Фест кивнул в сторону Марка:

– Цезарь доверил письмо вот этому мальчику. Именно из-за него мы пришли в Афины. Меня зовут Фест. Цезарь послал меня защищать Марка и при необходимости давать ему советы.

Темные глаза Эврая скользнули по Марку, затем по Лупу.

– А второй мальчик?

– Я Луп, писарь Цезаря и друг Марка, – горделиво ответил тот.

– Вот как. Что ж, я рад всем вам. А теперь можно мне увидеть документ?

Марк снова достал письмо и протянул его Эвраю. Помощник развернул свиток, внимательно изучил печать и быстро пробежал глазами текст. И с улыбкой вернул письмо Марку.

– Выглядит весьма убедительно. Цезарь явно высоко тебя ценит, раз даровал тебе власть просить о любой услуге от его имени. Хотелось бы знать почему?

– Я хорошо ему служил. Вместе с моими друзьями, – коротко объяснил Марк.

Помощник ждал продолжения, но тщетно. Наконец он кивнул:

– Да, безусловно. Ну а теперь, если будете так любезны, пройдемте в мой кабинет, и там расскажете, чем я смогу вам помочь.

XIV

– Итак, Марк, что именно наместник и я можем для тебя сделать?

Эврай улыбался, глядя на троих визитеров через полированный ореховый письменный стол. Все трое сидели на табуретах, принесенных одним из служащих помощника вместе с подносом, на котором стояли кувшин с душистой водой и блюдо с закусками.

Марк поспешно разжевал кусок ягненка, до хруста зажаренного с мятой, и отер с губ крошки. При этом он стремительно соображал, что именно можно доверить Эвраю, а что лучше скрыть. Марк готов был изложить историю, на которой сошлись они с Фестом, а уж к настоящей причине перейти позже.

– Цезарь послал нас сюда, чтобы кое-кого найти. Одну рабыню. – Марк ощутил болезненный укол, произнося это слово применительно к своей матери. – Она… э-э… находится у одного ростовщика и сборщика налогов, у которого есть поместье в Греции.

– Понимаю… – Эврай кивнул. – Но почему Цезарю захотелось, чтобы вы отыскали эту рабыню?

Фест предостерегающе кашлянул:

– Марк…

– Чтобы освободить ее. – У Марка перехватило голос, и он с усилием взял себя в руки, справляясь с чувствами. – Ее удерживают незаконно. Похитил тот человек, который теперь заявляет, что она – его собственность.

Эврай потер подбородок.

– Ты говоришь об очень серьезном преступлении. Серьезном с любой стороны. А какие есть доказательства тому, что ее похитили? Имеются свидетели?

– Да. – Марк почувствовал, как у него в горле набух ком. – Был один.

– Это очень поможет, если вы собираетесь предать преступника суду. Кстати, вам известно его имя?

Марк кивнул:

– Децим.

– Децим? – Помощник приподнял брови. – Я знаю нескольких ростовщиков, которых так зовут, но ни один из них не произвел на меня впечатления преступника.

– В самом деле? – с кривой улыбкой заговорил Фест. – Похоже, у вас тут в Греции совсем другие ростовщики, не такие, каких мне приходилось встречать в Риме.

– Здесь в Греции есть много такого, что отличается от Рима, – с улыбкой ответил Эврай. – И одна из этих вещей – наша цивилизация. Но вернемся к насущным делам. Нам, безусловно, необходимо найти того самого Децима и предать его суду. У вас есть еще какие-то сведения о нем, что-то такое, что помогло бы мне?

– Только то, что у него есть какое-то имение на Пелопоннесе.

– Хм… Это не слишком много.

– Это лишь начало, – вмешался Луп. – Наверняка ведь должны быть некие записи о налогах по провинции. Так что всего-то и нужно, что сверить эти записи с именами, и мы без труда отыщем этого человека.

– О, конечно же, записи ведутся. Трудность в том, что все фискальные документы прокуратора находятся в Пирее. Мне придется послать за ними. Их доставят в течение нескольких дней, как только прокуратор вернется в Афины.

– А где он? – спросил Марк, ерзая на месте от нетерпения.

– Его вызвали в Фивы, чтобы разрешить какой-то спор по налогам. Но это ненадолго.

– Ладно, а разве мы не можем увидеть записи до того, как он вернется?

Эврай сделал вид, что потрясен.

– Эти записи конфиденциальны, мой дорогой мальчик. И просто немыслимо дать к ним доступ кому бы то ни было за спиной прокуратора. Я даже предположить такого не могу! Нет, боюсь, вам придется ждать его возвращения.

– А как насчет наместника? – перебил его Фест. – У него наверняка достаточно власти для этого.

Помощник немного подумал, потом медленно кивнул:

– Да, верно. Он может это разрешить. Но Сервилия все равно не удастся увидеть до утра. По меньшей мере. Или даже позже, если он будет слишком пьян. Так что, полагаю, вам лучше вернуться завтра к полудню.

– И тут возникает другой вопрос, – сказал Фест. – Нам необходимо где-то остановиться, пока мы будем в Афинах. А при том, сколько в город явилось народа, чтобы посмотреть представление наместника, это кажется нелегкой задачей. Я полагаю, вы могли бы найти для нас местечко где-нибудь здесь? Что-то вроде постели и еды.

Эврай с грустным видом покачал головой:

– К несчастью, по той же самой причине во дворце нет ни одной свободной комнаты.

Фест наклонился вперед и постучал пальцем по кожаному футляру, висевшему на шнурке на шее Марка.

– Думаю, это весьма разочарует того человека, которому мы служим.

Помощник немного помолчал, потом осторожно кашлянул:

– Но если хорошо подумать, я уверен, что сумею что-нибудь найти для вас троих.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся Фест.

* * *

– Да, вот это действительно хороший тюфяк, – усмехнулся Луп, хлопая по постели по обе стороны от себя. – Думаю, это будет наша лучшая ночь с тех пор, как мы явились в Грецию.

Марк рассеянно кивнул, стоя у окна и глядя на дворцовые сады и на город. Уже наступила ночь, и полная луна бросала бледный голубой свет на черепичные крыши, окружавшие дворцовый комплекс. Эврай предоставил друзьям удобную комнату в крыле, предназначенном для тех, кто приезжал в Афины по официальным делам. В маленькой кухне на не слишком опрятном первом этаже готовили для гостей наместника еду и питье, и друзья, наевшись досыта, отправились спать. Марк ощущал тепло и покой, и не только потому, что они с друзьями наслаждались удобствами после многих дней пути, но еще и потому, что на следующий день ему предстояло обратиться за помощью к наместнику Сервилию и найти наконец поместье Децима. Если Луп был прав, то дело должно было оказаться несложным, и Марку удастся воссоединиться со своей матерью. Конечно, была и опасность того, что Децима предупредят о появлении Марка в Греции.

Марк смотрел на луну, и его охватили воспоминания о запахе матери, о доме и о том счастье, которое он некогда знал. И Марк наслаждался этими воспоминаниями, пока его друзья укладывались в постели. Вскоре послышался легкий храп Феста и тихое ровное дыхание Лупа, и Марк, оставшись в блаженном одиночестве, позволил себе закрыть глаза и подробно вспоминать лицо матери, а потом и лицо Тита, стоявшего рядом с ней, его грубоватые черты, теплую улыбку… Марк почувствовал, как сжалось его сердце, и сам удивился глубине своих чувств к старому солдату, вырастившему его. Пусть Тит и не был настоящим отцом Марка, но Марк все равно бесконечно любил его.

А потом в памяти Марка возникла другая фигура, смутная тень Спартака. Он не имел лица, это было просто нечто неопределенное, но почему-то опасное и угрожающее. У Марка не было никаких чувств к этому человеку, хотя именно его кровь текла в жилах Марка, и связывали их только идеи долга и судьбы. Возможно, если бы все повернулось иначе, Марк мог бы полюбить Спартака так же, как любил Тита. А в ответ Спартак мог любить его и гордиться им так же, как гордился Тит. Но потом Марк сообразил, что такая жизнь, скорее всего, была бы невозможна. Ведь Спартак был рабом. И даже если бы он не поднял бунта, все равно он не смог бы дать Марку счастья. Гладиаторы живут только для того, чтобы сражаться и погибать на арене. А если у них появляются дети, то эти дети становятся просто дополнительной собственностью хозяина. Марк в таком случае не познал бы той свободы, в которой вырос, он стал бы просто игрушкой, орудием… Но так уж вышло, что ему довелось познать всю ценность свободы, и он хорошо понимал, что значит потерять ее.

* * *

На следующее утро Марк и его друзья поднялись задолго до рассвета и неторопливо позавтракали, прежде чем вернуться к кабинету наместника. Они надели свои лучшие туники и почистили обувь, чтобы произвести хорошее впечатление на Сервилия. Отличный сон и полные животы вызвали в них подъем духа, и они бодро шагали через сад к административному зданию. Как только они вошли внутрь, какой-то служащий сразу проводил их в кабинет Эврая. Грек встретил их с улыбкой:

– Доброе утро, господа. Надеюсь, вам понравилось ваше временное жилище?

Фест кивнул:

– Очень удобно, спасибо.

– Наместник готов с нами встретиться? – нетерпеливо спросил Марк.

Отсвет печали скользнул по лицу помощника, когда он сложил ладони вместе.

– Увы, нет. Господин наместник еще не проснулся. Его слуга говорит, что вряд ли это случится раньше чем через час-другой. Но заверяю вас, как только он появится в кабинете, я ему сообщу, что у вас настоятельное дело.

Марк разочарованно вздохнул и переступил с ноги на ногу, и Фест мягко сжал его плечо:

– Ты ждал этого два года, Марк. Какое значение может иметь час или даже два?

Марку было тяжело пережить даже лишнее мгновение разлуки с матерью, но он заставил себя кивнуть:

– Да, пожалуй.

– Вот и хорошо! – просиял Эврай. – Думаю, вы можете вернуться в свою комнату и подождать там. А я пошлю за вами сразу, как только наместник появится.

Марк кивнул и вместе с друзьями вышел из кабинета. Через сад они вернулись к гостевому крылу и уже собирались войти внутрь, но тут Луп остановился и откашлялся:

– Э-э… а вы не против, если я немного пройдусь по городу?

Марк обернулся к нему:

– Ты же слышал Эврая. Он велел нам ждать здесь.

– Да, знаю, но он ведь сказал, что пройдет какое-то время, прежде чем он пришлет за нами. Я быстро вернусь. Обещаю.

Фест явно колебался, и Луп решил высказаться откровеннее:

– Я так мечтал увидеть Афины! Просто стыдно будет ничего не посмотреть до того, как мы покинем город. Я ненадолго.

Марк невольно улыбнулся, видя отчаяние на лице друга.

– Ладно, иди. Посмотри, что тебе нужно, только не задерживайся.

Прежде чем Фест успел возразить, Луп кивнул в знак благодарности и поспешно зашагал к выходу из дворцового комплекса. Телохранитель испустил разочарованный вздох:

– Надеюсь, с ним ничего не случится.

– Да ничего ему не грозит, – усмехнулся Марк. – Если уж он не теряется на улицах Рима, то и здесь разберется. Кроме того, по дороге он научился кое-чему полезному. Все будет в порядке.

– Надеюсь, – пробормотал Фест, поднимаясь вслед за Марком по лестнице гостевого крыла.

* * *

На небе не было ни облачка, солнце заливало Афины светом с высокого, спокойного голубого неба. Луп прошел по шумным центральным улицам к дороге Панафиней,[1] что поднималась от города к Акрополю, возвышавшемуся над Афинами. Он вошел в ворота храмового комплекса, взволнованно глядя на статуи и здания, о которых читал много раз, живя в Риме. Луп знал, что времени у него мало, а потому направился сразу к Парфенону и не спеша обошел грандиозное строение, изумляясь искусно расписанному фризу, тянувшемуся над колоннами. Когда у него заболела шея, Луп отошел к парапету и оперся на него, глядя на город и на плоскую равнину, что убегала к далекому морю, сверкающему на солнце. И удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь пейзажем.

Луп знал, что ему недолго придется находиться в этом городе, но ничего не имел против, поскольку это означало, что вскоре миссия Марка будет выполнена. Но хотя перспектива отыскать наконец матушку Марка радовала, Луп понимал, что на этом дружба их троих закончится. Марк останется с матерью, а Фест и Луп вернутся в дом Цезаря в Риме. По правде говоря, Лупу понравилось путешествовать, если, конечно, забыть о зловонии тесных городов. Ему даже начали нравиться ежедневные упражнения и тренировки с оружием.

Солнце добралось до зенита, и Луп сообразил, что пора возвращаться к друзьям. Он со вздохом оторвался от изумительного вида и направился обратно к воротам и дороге, спускавшейся в город. Внизу он повернул на людную улицу, что вела ко дворцу наместника. И сразу же знакомая вонь толпящихся людей забила ему нос, а крики торговцев и громкие разговоры горожан едва не оглушили.

Луп пробирался сквозь толпу и уже видел впереди ворота дворца, когда услышал крик:

– Расступись! Расступись!

Крик стал громче, и Луп увидел высокого, крепко сложенного человека с посохом, расчищавшего дорогу мужчине пониже, что шел за ним следом. Восемь рабов несли на двух шестах крытые носилки. Их обитатель скрывался за тонкими льняными занавесками, свисавшими с каркаса. Луп вместе с другими прохожими отступил в сторону, чтобы дать дорогу человеку с посохом, которым тот расталкивал пешеходов.

– Расступись! – снова закричал мужчина. – Дорогу Гаю Амелию Дециму!

Луп застыл на месте. И тут же кто-то пихнул его сзади.

– Эй! Поосторожнее, парень! – Какой-то мужчина с сердитым видом протолкался мимо Лупа. – Незачем вставать на дороге у людей! Проклятый мальчишка!

Луп пробормотал извинения и отступил в дверь хлебной лавки. Он во все глаза смотрел на носилки, которые рабы несли мимо него. Занавески качнулись, и Луп заметил руку, унизанную тяжелыми золотыми перстнями.

– Дорогу Дециму! – продолжал кричать раб с посохом.

– Вот ведь дрянь… – прорычал кто-то за спиной Лупа, и мальчик, оглянувшись, увидел пекаря. Тот, не обращая внимания на Лупа, с ненавистью уставился на носилки. – Римский кровосос!

Луп не усомнился ни на секунду: это тот самый Децим, которого они искали! Прямо здесь, в Афинах! В какой-нибудь сотне шагов от входа во дворец наместника! Мысли Лупа заметались. Сначала он подумал о том, чтобы побежать во дворец и рассказать обо всем своим друзьям. Потом сообразил, что куда более важно последовать за Децимом и узнать, где живет сборщик налогов.

Носилки двигались дальше по улице, и Луп пошел следом за ними. Они миновали центр города, а потом двинулись по улице вверх, к богатой части города. Тесно стоявшие дома уступили место большим зданиям с красивыми входами, и наконец улица вывела на рынок, где продавались специи и другие предметы роскоши. Носилки остановились у короткой лестницы, что вела к обитой гвоздями двери, перед которой сидел страж. Увидев носилки, он ринулся вниз по ступеням и склонил голову, готовый помочь хозяину выйти. Луп остановился у одного из прилавков, откуда он мог наблюдать, не привлекая к себе внимания.

Легкие занавески раздвинулись, сидевший в носилках человек свесил ноги наружу, и вот лысая голова Децима сверкнула на солнце. Он быстро огляделся по сторонам и только после этого поднялся по ступеням. Дверь распахнулась перед ним, и он исчез в доме. А через мгновение рабы, несшие носилки, зашагали дальше и повернули в узкий боковой переулок, откуда можно было пройти в жилища рабов за домом.

Луп с бешено бьющимся от волнения сердцем повернулся и поспешил ко дворцу, бесцеремонно расталкивая прохожих, возмущенно кричавших что-то ему вслед. У входа во дворец Луп, задыхаясь, объяснил стражу, кто он таков, и солдат махнул рукой, впуская его внутрь. Луп сгорал от нетерпения, желая поскорее рассказать все друзьям. Вбежав в гостевое крыло, он помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и потом по коридору к их комнате. Дверь оказалась приоткрытой, и Луп ворвался внутрь, тяжело дыша.

И тут же нахмурился. Он, конечно же, ожидал увидеть Феста и Марка. Но вместо них в комнате находились двое солдат. Они были в красных туниках легионеров, в тяжелых ботинках и с короткими мечами, висевшими на толстых кожаных перевязях через плечо.

– Где мои друзья? – резко спросил Луп. – Я должен кое-что им сообщить.

– Сообщишь, а как же.

Один из солдат ухмыльнулся и, шагнув вперед, схватил Лупа за руку.

– Эй! – возмутился Луп, пытаясь высвободиться. – Ты что себе думаешь? Отпусти меня!

Но солдат лишь усилил хватку и угрожающе взмахнул второй рукой, сжав кулак.

– Прекрати вертеться, или я тебе хорошенько врежу, мальчишка!

Луп неохотно повиновался, и второй солдат сжал его свободную руку. Вместе они вытащили Лупа в коридор.

– Да объясните же, что происходит? Где Марк и Фест?

– Скоро ты их увидишь.

– Куда вы меня ведете? В чем дело?

– Ты и сам отлично знаешь, парень. – Солдат окинул Лупа ледяным взглядом. – И нечего тут изображать невинность.

Луп растерялся и испугался.

– Я понятия не имею, о чем ты.

Солдат презрительно хмыкнул:

– Конечно не имеешь. Так все преступники говорят.

– Преступники? – У Лупа упало сердце. – О чем ты говоришь?

– Ты и твои дружки арестованы. За убийство.

XV

Тюремная камера была маленькой, темной и душной, а свет проникал в нее лишь сквозь узкую щель высоко в стене. Как и другие камеры, она располагалась под какими-то кладовыми в задней части дворца, в стороне от сада и вне досягаемости для слуха, чтобы те, кого там запирали, не смогли побеспокоить тех, кто жил и работал во дворце. В отличие от предыдущей ночи никаких удобств пленникам не предоставили. Вместо кроватей здесь была просто куча соломы в углу да еще помойное ведро и небольшое отверстие в нижней части двери, забранное решеткой, – через него пленникам передавались пища и вода. Снаружи был узкий коридор, и по обе его стороны – еще три камеры. Для одного-единственного тюремщика предназначалась небольшая комнатка рядом с лестницей, ведущей наверх.

Марка и Феста бросили в камеру примерно за час до того, как к ним присоединился Луп, и они, недолго порадовавшись тому, что снова оказались все вместе, принялись обдумывать ситуацию.

– Он сказал – «убийство». – Марк покачал головой. – Какое убийство? Вы думаете, он имел в виду того торговца рабами, аукциониста Пиндара?

– А кто еще это может быть? – откликнулся Фест и проверил дверь, ухватившись за решетку внизу и хорошенько дернув прутья.

Петли вздрогнули и скрипнули, но дверь была прочной.

– Эй! – крикнул из коридора тюремщик. – А ну, прекрати! Я тут за все отвечаю, понял? Если что-нибудь испортишь, не получишь еды!

Фест отступил назад и опустился на солому рядом с мальчиками.

– Да, попали мы в беду. В серьезную беду.

– Но как это может быть? – спросил Марк. – Как они могли связать нас с тем, что случилось в Страте? Нет, должно быть еще что-то… кто-то просто ошибся. И как только это выяснится, нас освободят.

Фест пожал плечами:

– Очень надеюсь, что ты прав и это просто ошибка, Марк. Но кажется мне, тут пахнет чем-то другим.

Луп вздрогнул. Он был так ошеломлен внезапным поворотом событий, что совершенно забыл о новости, которую собирался сообщить друзьям.

– Децим! Должно быть, это как-то связано с ним. Я его видел совсем недавно.

Марк повернулся к нему и уставился на друга.

– О чем это ты?

Луп быстро рассказал о том, что видел, и друзья внимательно его слушали.

– Я примчался обратно, чтобы все вам рассказать, и тут меня схватили, – закончил Луп.

Марк с силой потер подбородок.

– А в какую сторону двигались носилки?

– Вниз по улице. От дворца наместника.

– Тогда, скорее всего, он был здесь, и, боюсь, ты прав: именно он стоит за всем этим. Вопрос в том, откуда он узнал, что мы появились в Афинах?

– А ты как думаешь? – ровным тоном произнес Фест. – Я ведь тебе говорил, что в таких местах, как этот дворец, ничего не скрыть. А ты стал размахивать письмом Цезаря и рассказывать, зачем мы пришли, – вот и результат. Единственное, что меня удивляет, так это скорость, с какой все случилось. Должно быть, у Децима везде есть свои шпионы.

Марк опустил голову. Он совершил ошибку, придя во дворец наместника. Он позволил нетерпению и разочарованию овладеть им, а теперь они все трое расплачиваются за его глупость. Марк откашлялся и тихо сказал:

– Мне очень жаль, простите. Я должен был вести себя осторожнее. Это моя вина.

– Верно, – холодно согласился Фест. – Но от этого ничего не меняется. Мы здесь, и нам необходимо выбраться. Вот только как? Сбежать уж точно не удастся. Дверь крепкая, и у нас нет в Афинах друзей, которые могли бы помочь нам ускользнуть. Мы влипли. Единственный шанс – это попытаться доказать свою невиновность, когда наместник будет нас слушать.

– Да почему ты решил, что он будет?

– Потому что я римский гражданин, а у тебя – письмо от Цезаря. Мы все трое связаны с Цезарем. Только наместник провинции может вынести приговор римлянину, обвиненному в преступлении.

– А я как же? – спросил Луп. – Я обычный освобожденный раб. Не гражданин.

– Ты пришел с Марком и со мной. Этого должно быть достаточно. Кроме того, суть не в этом. Нам нужно только предстать перед наместником. Тогда мы сможем все объяснить, и, надеюсь, на этом все кончится.

Марк кивнул:

– И тогда мы доберемся до Децима.

Телохранитель прищелкнул языком:

– Это будет не так-то легко. Он уже знает, что мы его ищем. И даже если мы избежим обвинения в убийстве, он все равно поспешит окружить себя охраной. И наверняка покинет Афины, спрячется где-нибудь.

Марк немного подумал:

– В своем поместье.

– Думаю, да. Но мы уже потеряем преимущество неожиданности. Так что дело будет нелегким.

Все ненадолго замолчали, потом Луп заговорил:

– А мы не слишком забегаем вперед? – Он хлопнул ладонью по холодной каменной стене. – Для начала нам бы отсюда выбраться.

Фест скривил губы:

– Ты прав. Нет смысла заглядывать так далеко в будущее. Лучше просто ждать, пока наместник нас выслушает.

– И когда это может случиться? – спросил Марк.

– Трудно сказать. Скорее всего, он будет полностью занят представлением, которое дается для местных жителей, и не освободится, пока все не кончится. Так что нам, возможно, придется ждать до тех пор, а затем и еще сколько-то, пока он не разберется с накопившимися делами. С другой стороны, если этот Сервилий умеет работать, он захочет покончить с делами до начала развлечений.

Луп с ужасом окинул взглядом мрачную грязную камеру.

– Ты хочешь сказать, что мы можем здесь просидеть несколько дней?

– Вполне возможно. Так что устраивайтесь поудобнее.

Луп уперся подбородком в колени и в отчаянии уставился в противоположную стену. Марк чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что поставил личные желания превыше всего, не подумав о безопасности друзей. И хотя Фест смотрел на все как настоящий фаталист, Марк не мог так легко избавиться от неприятных чувств, а потому погрузился в глубокие размышления. Текли часы, и луч света, проникавший сквозь щель в стене, медленно полз по стене, пока наконец солнце не скрылось за дворцом, оставив друзей в унылом мраке.

* * *

После захода солнца прошло около двух часов, насколько мог судить Марк, и вдруг в коридоре раздались шаги нескольких человек, приближающихся к камере. Мигающий свет факела осветил прутья решетки в двери. Железный засов снаружи заскрипел, петли взвизгнули, и тюремщик распахнул дверь.

– Эй, вы, тут, вставайте! За вами пришли.

Он отступил в сторону, и в камеру заглянул младший офицер с факелом в руке; он сморщил нос от вони, а потом махнул пленникам рукой:

– Выходи!

Марк и его друзья обменялись встревоженными взглядами, быстро поднялись на ноги и зашагали за офицером по коридору. Несколько солдат выстроились вдоль одной из стен коридора и, когда пленники с офицером прошли мимо них, затопали следом, сопровождая их к лестнице в другом конце коридора.

– Мне оставить для них камеру? – крикнул вслед отряду тюремщик.

Офицер оглянулся и угрюмо бросил:

– Тебе сообщат, когда будет надо. А пока поменяй там солому и вынеси ведро.

– Что? Это уже слишком! У меня тут не гостиница для знати, сам знаешь!

Офицер не обратил внимания на слова тюремщика, и все поднялись по лестнице в освещенный луной двор за дворцом.

– Куда ты нас ведешь? – спросил Марк.

– Закрой рот! – рявкнул офицер. – Будешь говорить, когда тебя спросят, и не раньше, понял? Это всех вас касается.

Они в молчании прошествовали через двор и вошли в узкую дверь в задней части дворца. Пройдя по коридорам, освещенным масляными лампами, они поднялись на один лестничный пролет в гораздо более широкий коридор, по которому сновали клерки и дворцовые рабы. В конце коридора друзья увидели большую двустворчатую дверь, охраняемую еще двумя солдатами. Когда они подошли к ней, офицер кивнул, и стражи ухватились за ручки двери, открывая ее. Марк посмотрел внутрь и увидел большое помещение, где горели свечи в канделябрах, висевших на стенах. В дальнем конце комнаты было возвышение, и на нем – большой письменный стол. Сбоку пристроился писарь, раскладывавший на столе свои письменные принадлежности; раб поставил в центр стола стеклянный кувшин с вином и серебряный кубок.

Офицер провел всех через зал, громко стуча ботинками по полу, так что звук его шагов разносился вокруг. Перед столом он остановился и махнул Марку и его друзьям, приказывая выйти вперед.

– Встаньте здесь. В ряд, лицом к столу.

Они выполнили приказ, а солдаты выстроились у них за спиной. Наступила тишина, только писарь шуршал восковыми табличками, готовясь делать записи. Раб, принесший вино и кубок, вышел из зала, исчезнув за маленькой дверью сбоку. Когда писарь закончил свои приготовления, он тоже замер в молчании.

Марк просто стоял и ждал, гадая, зачем их сюда привели. Он даже рискнул посмотреть на Феста и вопросительно вскинуть брови, но Фест в ответ лишь повел плечом.

– Смотреть перед собой! – рявкнул офицер, и Марк быстро отвел взгляд от друга.

Ждали они не слишком долго. В коридоре позади них раздались шаги, потом кто-то вошел в зал. Крупный мужчина в затейливо расшитой тунике поднялся по ступеням на возвышение и уселся за столом. Следом за ним явился Эврай, держа под мышкой какой-то свиток и несколько восковых табличек. Едва усевшись, полный мужчина откашлялся и обратился к тем, кто стоял перед ним:

– Я, наместник Сервилий, готов выслушать дело по обвинению в убийстве Пиндара в Страте.

«Значит, Фест был прав», – подумал Марк и напрягся, глядя, как писарь принялся быстро записывать слова наместника.

Наместник махнул рукой в сторону Эврая:

– Подробности дела, если можно.

– Да, господин.

Эврай наклонил голову, выбрал одну из табличек и заговорил, сверяясь с записями на ней:

– Два дня назад во дворец пришло донесение об убийстве аукциониста с рынка рабов, случившемся несколько дней назад. Аукциониста нашли мертвым в его собственном саду, он был убит ударом по голове. Его слуги сообщили, что они спугнули грабителей, пробравшихся в дом Пиндара. Магистраты города описали подозреваемых как мужчину и двух мальчиков, не жителей Страта. Они сбежали, совершив убийство. Несколько дней спустя произошел новый инцидент – в Левктрах, оттуда пришло донесение о мужчине и двух мальчиках, которые ввязались в драку на городской площади. И наконец вчера эти трое появились в Афинах. Они вошли во дворец и попросили встречи с тобой, господин наместник. Я им объяснил, что ты занят своими обязанностями и что им придется подождать. Но тут я вспомнил сообщение из Страта и решил предложить им место в гостевом крыле, чтобы они оставались под наблюдением, пока я не расследую дело более тщательно. Но когда я узнал о событиях в Левктрах, то отдал приказ арестовать их и предъявить обвинение в убийстве Пиндара.

Эврай закончил доклад и оторвался наконец от своих записей. Наместник смотрел на Марка и остальных, обдумывая услышанное, а потом ткнул пухлым пальцем в сторону своего помощника:

– Хорошо поработал, Эврай. Быстро соображаешь.

– Спасибо, господин. Но я лишь выполняю свои скромные обязанности.

– Само собой. Ты очень добросовестный парень. Мне бы побольше таких иметь.

– Ты очень добр, господин.

Наместник снова сосредоточил внимание на обвиняемых:

– Ну? Что вы можете сказать в свое оправдание, а? Говорите!

Фест глубоко вздохнул:

– Мы ни в чем не повинны, господин. Мы не убивали Пиндара.

– Конечно, – кивнул Сервилий. – Так все убийцы говорят.

– Господин, если бы мы убили того человека и пустились в бега, зачем бы мы стали приходить к твоему порогу и просить о встрече с тобой?

Наместник фыркнул:

– Вот ты мне и расскажи.

– Конечно. Как мы уже сообщили твоему человеку, вот этому, мы пришли в Грецию в поисках одной женщины, жены отставного офицера легиона, которую похитили и, насколько известно, держат теперь в поместье сборщика налогов и ростовщика по имени Децим.

– Децим? – Брови наместника от удивления взлетели вверх. – Мой добрый друг Децим? Да разве такое может быть? Это честный человек. Основа общества и всякое такое. Он только сегодня был здесь и сделал щедрый вклад в представление, которое я устраиваю для жителей этого города. Кто осмелился обвинить его в похищении?

Фест продолжил спокойным тоном:

– Если та женщина, о которой идет речь, действительно находится среди рабов, принадлежащих Дециму, то он совершает серьезное преступление, господин. Именно поэтому Цезарь, мой господин, послал нас найти ее и позаботиться о том, чтобы она вернулась на свободу, а тот, кто виновен в ее похищении, понес наказание.

– Тебя прислал Цезарь? – Сервилий насмешливо захохотал. – Да ты посмотри на себя! Ты выглядишь и воняешь, как какой-нибудь бродяга!

– Это потому, что нас почти целый день держали в одной из камер твоей тюрьмы, господин.

Наместник не обратил внимания на его слова и, наклонившись вперед, ткнул пальцем в сторону Феста:

– Ты лжешь! Смешно даже думать о том, что тебя мог послать сам Юлий Цезарь!

– Но мы можем это доказать! – вырвалось у Марка. – У меня есть документ, подписанный Цезарем. Рекомендательное письмо.

– Это еще что такое? – резко бросил Сервилий. – Что за наглость!

– Господин, – вмешался Фест. – В этом нетрудно разобраться. Если мальчик утверждает, что у него есть такое письмо, так пусть его покажет.

– И в самом деле! Итак, мальчик, где этот твой документ, а? Покажи его!

– Я не могу, господин, – признался Марк. – Письмо осталось в моем мешке, в той комнате в гостевом крыле, в кожаном футляре. Если ты позволишь мне принести его, то все решится: ты увидишь, что я говорю правду.

– Ты не сделаешь ничего подобного! – рявкнул наместник. – Офицер, пойди туда. Обыщи вещи этих бродяг и, если найдешь такой документ, немедленно неси сюда!

– Да, господин!

Офицер отсалютовал и быстрым шагом вышел из зала в коридор. А наместник снова сосредоточил внимание на Марке и его друзьях.

– Скоро узнаем правду. Но я предупреждаю тебя: если ты лжешь, тебе это дорого обойдется.

– Я говорю правду, – твердо повторил Марк. – И ты это увидишь.

Наместник налил в кубок вина и откинулся на спинку стула, неспешно делая глоток за глотком, пока они ждали возвращения офицера. Эврай стоял чуть в стороне с едва заметной улыбкой на губах. Марк посмотрел на него, и внезапно его охватило дурное предчувствие, но оно утихло, когда в коридоре раздались шаги. Офицер вошел в зал, быстро прошагал к возвышению и вытянулся в салюте перед письменным столом.

Наместник опустил кубок и наклонился вперед:

– Ну?

– Никакого письма, господин. Никакого кожаного футляра.

Марка словно ударили камнем по голове.

– Оно было там! Ты должен был найти его!

Офицер через плечо оглянулся на него и оскалился:

– Нет там ничего! Ты солгал!

Марк от изумления разинул рот, поворачиваясь к Фесту:

– Но оно было там! Ты же знаешь! Скажи им!

Фест покачал головой:

– Поздно, Марк. Нас загнали в ловушку. И очень ловко. Догадываюсь, что это твоих рук дело, Эврай.

Грек изобразил удивление и коснулся рукой груди:

– Моих? Ты обвиняешь меня?

– Сколько Децим заплатил тебе за эту услугу, а?

Сервилий хлопнул ладонью по столу.

– Хватит этой ерунды! Ваше представление закончено. Никакого письма нет. Вы здесь не по делам Цезаря и явно пытались меня одурачить. Что ж, я вам вот что скажу: я совсем не дурак и вижу, где ложь, а где правда. Вы трое ограбили Пиндара и убили его, когда он вас поймал. Вы сбежали из Страта и пришли сюда, надеясь обмануть меня, чтобы получить пищу и крышу над головой, пока прячетесь от правосудия. Но теперь правосудие вас отыскало, и вы заплатите за свои преступления.

Он немного помолчал, глядя на них по очереди, а потом злобно усмехнулся.

Марк невольно задрожал, ожидая своей судьбы.

– За такие преступления может быть только одно наказание. Итак, через три дня, на второй день игр, вы трое будете приведены на арену и привязаны к столбам, и дикие звери разорвут вас на части во имя правосудия и для забавы толпы.

XVI

– Отдадут диким зверям… – негромко простонал Луп, сжавшись в углу камеры. – Прекрасные боги, пощадите нас… Пощадите нас!

Солнце уже встало, и тонкий луч света прорезал унылый мрак камеры, снова позволяя пленникам увидеть вонючую тесноту маленького пространства. Ночь для всех троих была горькой; их снова грубо протащили по узкому коридору и швырнули на пол, и дверь камеры захлопнулась за ними. Проскрипел железный засов, шаги солдат и тюремщика затихли в коридоре, и наступила тишина, лишь сухо зашуршала солома, когда Фест опустился на нее. Марк еще какое-то время стоял у двери в темноте, не осмеливаясь поверить в то, что припасла для них судьба. Он слышал, как Луп пытается сдержать рыдания в дальнем углу камеры, и ему стало жаль друга.

Марк уже встречался со смертью на арене. И он давно знал, что ни в коем случае нельзя позволять страху парализовать себя. Страх ничему не поможет. И каждый волен выбирать сам, то ли поддаться страху, то ли совладать с ним и продолжать борьбу. Но это годится тогда, когда есть возможность бороться, напомнил себе Марк, – вот только их-то собирались привязать к столбам и напустить на них голодных зверей… Так что они окажутся совершенно беспомощными, и им останется лишь молиться о том, чтобы все поскорее закончилось.

Он ощупью пробрался вдоль стены к куче соломы в задней части камеры, стараясь не представлять себе острые зубы тварей, которые будут рвать его плоть. Ощутив под ногами солому, Марк опустился на нее, свернулся клубком и попытался заснуть. В камере было тихо, если не считать ровного дыхания Феста и сдавленных рыданий Лупа. Никому из троих не хотелось говорить, и каждый погрузился в собственное отчаяние. Для Марка все это означало, что его мать навсегда останется рабыней, и такое проклятие и чувство вины были едва ли не тяжелее, чем страх ужасающей смерти.

* * *

К утру страх и отчаяние слегка утихли, и Марк с интересом посмотрел на поднос с едой, который тюремщик просунул в отверстие под дверью.

– Вот ваша кормежка, – прорычал снаружи тюремщик. – Давайте ешьте! Мне совсем не хочется, чтобы зверье разочаровалось, когда ему подсунут умирающих от голода преступников!

Он грубо засмеялся собственной шутке и удалился, шаркая ногами.

Фест пошел к двери, взял поднос и принес его в угол, где сидели на соломе мальчики. На подносе лежали буханка черствого хлеба, несколько кусков засохшего сыра и кость с остатками вареного мяса на ней; к этому прилагался кувшин воды. Фест разделил хлеб и сыр на одинаковые порции и сунул в руки мальчиков. Марк с готовностью все взял и заставил себя начать грызть корку хлеба. А вот Луп просто смотрел на еду, лежащую у него на коленях, пока Фест не положил руку ему на плечо:

– Ты должен поесть.

– Зачем? Какой в этом смысл?

– Ты должен поддерживать в себе силы. Вдруг нам удастся найти какой-то выход?

Луп нервно засмеялся:

– Как? Как мы можем выбраться? Нам конец, Фест. Все кончено. Мы умрем.

Фест стиснул плечо мальчика и, скрипя зубами, заговорил с холодной решимостью:

– Мы не мертвы, пока мы не мертвы. Все, что угодно, может случиться с этого момента и до того дня, когда нас собираются выставить на арену. И если что-то случится, ты должен быть крепким, чтобы ответить на вызов судьбы. Понял? А теперь ешь!

Луп состроил гримасу, потом неохотно отломил кусок хлеба и начал жевать.

– Вот так-то лучше, – кивнул Фест. – Никогда не теряй надежды.

Они ели в молчании, и, поскольку ни один из мальчиков не заинтересовался костью, Фест, пожав плечами, взял ее себе и вонзился зубами в те крохи мяса, что удержались на суставе. После этого он заставил Лупа и Марка встать и заняться упражнениями и весьма крепко толкал писаря, чтобы, утомив тело, выбить из его головы все ненужное. Когда солнце добралось до зенита, Фест закончил урок, и мальчики, вспотев и тяжело дыша, упали на солому. Луп в предыдущую ночь совсем не спал и теперь, утомившись, быстро заснул.

– Ему с этим не справиться, – тихо сказал Фест.

Марк расправил плечи.

– А ты удивлен? Или ты думаешь, я легко справлюсь?

Фест повернулся к нему и испытующе всмотрелся в его лицо.

– Ты уже достаточно хорошо справляешься, Марк. Ты выглядишь спокойным, несмотря на обстоятельства.

– Тебе так кажется? – Марк опустил голову на руки и тихо сказал срывающимся голосом: – Я проиграл. Моя мама будет страдать всю оставшуюся жизнь. Будет голодать, терпеть побои и никогда не узнает, что случилось со мной.

Марк тяжело сглотнул, чувствуя, как его захлестывает горе, и, чтобы преодолеть слабость, погрузился в воспоминания о детстве, когда о нем так заботились. Ему отчаянно хотелось вернуться в ту жизнь. Но все миновало. И даже если бы он каким-то чудом избежал смертного приговора, опыт прошедших лет слишком сильно изменил его. Марк чересчур многое узнал о темной стороне этого мира, и ему теперь было не избавиться от полученных знаний. Как будто какая-то его часть уже умерла, и Марк горевал по тому мальчику, каким был когда-то.

– Я проиграл…

Фест покачал головой:

– Марк, все не так просто, как кажется. Если бы тебе суждено было проиграть, это случилось бы уже давно. Ты бы просто не выжил в школе гладиаторов, когда за тебя взялся тот кельт, Феракс. И не пережил бы многое другое, с чем тебе пришлось столкнуться… но ты победил. Нет, ты должен держаться своего курса, и твоя мать будет гордиться тобой. И твой отец тоже гордился бы, будь он жив. – Фест ласково улыбнулся. – А если бы у меня был такой сын, как ты, я бы просто лопался от гордости.

– Да что с того толку теперь, Фест? Все кончено.

– Нет, пока ты не испустишь последний вздох. Так всегда у гладиаторов, в отличие от других людей. А ты, Марк, гладиатор до мозга костей. Может быть, даже лучший из всех, кого я знал. Если… когда ты станешь взрослым мужчиной, ты можешь превратиться в настоящую легенду. Я в этом уверен.

Марк повернулся и посмотрел на Феста; слабая искра надежды и решимости снова вспыхнула в его сердце. Он заставил себя улыбнуться своему соратнику и другу.

– Спасибо.

– Будь сильным, Марк. Не только ради себя самого, но и ради Лупа, и ради меня.

Марк глубоко вздохнул и кивнул:

– Буду.

* * *

Тюремщик вернулся за подносом и кувшином уже в сумерки. Он был не один. С ним явились двое солдат, они стояли, положив ладони на рукояти мечей, когда дверь открылась и тюремщик показал на Марка:

– Ты! Возьми поднос и принеси сюда.

Марк выполнил приказ, пересек камеру и протянул поднос с кувшином тюремщику. Тот забрал у него все и отступил обратно в коридор.

– Выйди!

Марк заколебался, с подозрением прищурил глаза.

– Зачем?

– Делай, что велят, и не зли меня! Если не хочешь получить как следует.

– Стой! – крикнул Фест, сжимая кулаки. – Что тебе от него нужно?

– Не твое дело! – рявкнул тюремщик, хватая Марка за плечо и грубо выволакивая в коридор.

Он поспешил захлопнуть дверь и задвинул засов как раз в тот момент, когда Фест потянулся к решетке и схватился за железные прутья.

– Что происходит?

Тюремщик выхватил из-за пояса короткую дубинку и взмахнул ею:

– Назад! Или я переломаю тебе пальцы!

Фест отпустил решетку и сделал шаг назад. Солдаты бесцеремонно схватили Марка за руки и повели по коридору к лестнице.

– Куда вы меня ведете? – спросил Марк.

– Увидишь, – ответил один из солдат. – Кое-кто хочет с тобой поговорить.

Они поднялись наверх, во двор за дворцом, и подвели Марка к конюшне. В тени входа кто-то стоял. И в свете факела, горевшего в держателе на стене, Марк узнал этого человека.

– Децим…

Прошло много месяцев с тех пор, как он в последний раз видел ростовщика в тайной долине в Апеннинах, где Марка удерживали взбунтовавшиеся рабы, которыми руководил Брикс. Децим тогда был взъерошен и напуган. Теперь его лицо пополнело, на нем был аккуратно причесанный парик с напомаженными кудрями. Весь его вид говорил о богатстве и могуществе, туника была сшита из дорогой ткани, и ботинки были дорогими, из мягкой телячьей кожи. Децим самодовольно улыбнулся, когда солдаты поставили Марка перед ним, крепко держа его с обеих сторон.

– А я все думал, встретимся ли мы когда-нибудь снова, сын Тита.

Поскольку теперь терять ему было нечего, Марку ужасно хотелось сообщить Дециму правду о своем настоящем отце. Но он понял, что этим лишь ухудшит положение своей матери, если она еще жива. К тому же если бы стало известно, что у Спартака был сын, это могло бы иметь далеко идущие последствия. Такая весть могла вызвать содрогание в сердцах римских рабовладельцев, и они начали бы еще хуже обращаться со своими рабами.

– Мне всегда хотелось отыскать тебя, – холодно произнес Марк. – И убить, как только освобожу свою мать.

– Ну, такому вряд ли суждено случиться, – хихикнул Децим. – Через два дня ты будешь мертв. И ты, и твои дружки. Разорваны в клочья. А я буду наслаждаться моментом, когда моя месть твоему отцу завершится. Много времени прошло с тех пор, когда он сделал со мной вот это. – Децим похлопал по ноге, раненной Титом, из-за чего Дециму пришлось покинуть легион, где они оба служили. – Кстати, мне бы стоило поблагодарить твоего отца. Если бы я остался в армии, меня вполне могли бы уже убить. А так для меня открылась новая жизнь. Я сделал состояние и сумел войти в число самых влиятельных людей в Риме. Но мне все равно хотелось отомстить. И теперь все вышло по-моему. Тит мертв, и ты скоро присоединишься к нему, а твоя мамаша будет влачить жалкое существование весь остаток своей жизни.

– Значит, она еще жива… – пробормотал Марк с облегчением.

– Само собой. Я бы ни за что не позволил так быстро положить конец ее страданиям. Прямо сейчас она томится в цепях в моем поместье в Лаконии. Я полюбовался на нее, когда был там месяц назад. – Децим изобразил на лице озабоченность. – Увы, она не слишком хорошо себя чувствует. Тощая, грязная, просто тень той особы, которую ты когда-то знал. Тебе бы пришлось хорошенько присмотреться, чтобы узнать ее. А жаль, ведь прежде она была такой симпатичной женщиной и, осмелюсь предположить, любящей матерью, да?

Марк попытался шагнуть к Дециму, из его горла вырвался яростный рев, но солдаты лишь усилили хватку. Децим весело посмотрел на Марка:

– Должен сказать, на меня произвело впечатление твое упорство, молодой человек. Ты давно уже для меня что-то вроде занозы. Сначала вмешался в мои планы в Риме, теперь явился сюда, чтобы поохотиться на меня. А я и понятия не имел, что ты подобрался так близко. К счастью, я плачу весьма многим слугам во дворце наместника. Так что было довольно просто организовать твой арест, как только я связал тебя с убийством в Страте. Полагаю, это и вправду твоих рук дело?

Марк покачал головой:

– Мы не убивали Пиндара. Мы не убийцы вроде тебя.

– Я – убийца? – Децим изобразил горестное удивление. – Да я просто деловой человек, Марк! Я делаю деньги, много денег. И если это означает, что мне нужно устранить кого-то, кто встал у меня на дороге, это, конечно, плохо. Но в этом нет ничего личного, ты же понимаешь. Просто деловое предприятие. Однако с тобой и твоими родными было по-другому. Желание отомстить – это действительно очень личное чувство. И я не могу выразить, какое удовольствие доставляет мне зрелище твоих страданий.

– Но тебе не удастся просто так уйти от ответа. Цезарю известно, где мы. И если он узнает о том, что ты сделал, тебе конец.

– Но он не узнает! Ему будет известно лишь то, что ты путешествовал по Греции и исчез. А то, что не доедят дикие звери, будет брошено в общую могилу. Но начнем с того, что избавимся от твоего барахла.

Децим сунул руку под тунику и достал свиток. Он развернул его, чтобы Марк мог видеть подпись и печать Цезаря.

– Мой друг Эврай из предосторожности забрал это из твоей комнаты сразу после твоего ареста. А теперь пришло время уничтожить единственное свидетельство, которое подтверждает твою историю.

Децим снова свернул документ и шагнул к факелу. Когда он поднес свиток к пламени, Марк невольно судорожно вздохнул:

– Нет!..

Папирус загорелся, и Децим держал его перед Марком, пока желтые языки пламени облизывали свиток, пожирая его. Очень быстро папирус с легким потрескиванием почернел, а потом рассыпался. Децим отпустил его, когда огонь подобрался к кончикам пальцев, и остатки документа упали на пол и догорели дотла.

Марк оторвал взгляд от маленькой горки черного пепла и увидел насмешливую улыбку Децима. Что-то как будто щелкнуло у него внутри, выпуская на свободу поток бешеной ярости. Марк зарычал и в то же мгновение изо всех сил ударил правой ногой, обутой в ботинок, по сандалию стоявшего рядом с ним человека. Солдат задохнулся от боли и сразу ослабил хватку. Марк выдернул руку и, развернувшись, изо всех сил ударил второго солдата кулаком в пах. Солдат со стоном согнулся пополам, а Марк ринулся на Децима, изогнув пальцы, как когти. Децим просто не успел отреагировать, он только разинул рот, чтобы закричать, но не успел, потому что Марк налетел на него и сжал ему горло обеими руками. Ростовщик попятился назад, налетел пяткой на каменный бордюр и рухнул на спину. Марк упал на него, оскалив зубы и пытаясь вышибить жизнь из человека, которому был обязан всеми мучениями последних двух лет своей жизни.

Но Децим быстро оправился от потрясения и схватил мальчика за запястья, стараясь оторвать руки Марка от своего горла. Он с трудом выдохнул:

– Ради всех богов, уберите от меня этого демона!

Первый солдат, хромая, шагнул к ним, сжимая кулаки. Но Марку было плевать на угрозу. Его безумный пылающий взгляд был сосредоточен на лице мужчины, лежащего под ним. А потом Марк почувствовал мощный удар в висок, и перед его глазами вспыхнуло море белых искр. Но он продолжал цепляться за своего врага. Он даже не почувствовал второго удара, просто все вокруг внезапно потемнело…

XVII

У Марка все еще слегка кружилась голова, когда дворцовая стража явилась на следующее утро, чтобы отвести пленников в клетку под ареной. Фест и Луп поддерживали друга с обеих сторон, вытаскивая его из камеры, а затем волоча вверх по лестнице и прочь из дворца. Улицы были заполнены народом, стремящимся к арене; всем хотелось присутствовать там в первый день игр. Семьи несли с собой маленькие корзинки с едой и кожаные фляги с водой, поскольку рассчитывали провести на стадионе целый день. Компании шумных молодых людей обсуждали сравнительные достоинства гладиаторов, которым предстояло сражаться в завершение празднества. Стражи и пленники миновали также нескольких философов, стоявших на ступенях домов вдоль их пути и взывавших к народу: философы умоляли жителей Греции не поддаваться дикарским соблазнам римских развлечений, не смотреть на ужасающую жестокость. Несколько человек даже прислушались к ним.

За городскими воротами людской поток устремлялся к огромному деревянному сооружению – стадиону, воздвигнутому наместником для увеселения народа. Вокруг него возвышались шесты с яркими красными флагами, развевающимися на ветру. Клетки для приговоренных преступников располагались под рядами сидений для зрителей. Еще там стояло много клеток со зверями, специально купленными для представления, и, когда Марк и его друзья очутились в своей новой тюрьме, они сквозь шум толпы услышали рычание хищников, а также лай и вой собак. Фест и Луп опустили Марка на пол железной клетки, прислонив его спиной к боковым прутьям. Телохранитель быстро проверил клетку, выясняя, нет ли в ней каких-то дефектов, но она оказалась крепкой, и Фест разочарованно опустился на пол рядом с мальчиками.

Клетка была вдвое больше их камеры во дворце наместника, но еще более неудобной. Над головой пленников тянулись балки, поддерживая спускающиеся ярусами ряды сидений для зрителей, с которых вниз все сильнее сыпалась пыль, по мере того как ряды заполнялись людьми. Под ареной почти не было движения воздуха, зато воняло зверями, и эта вонь смешивалась с тяжелым запахом людей – пленников здесь было предостаточно, так что дышать было тяжело. Но имелось и некоторое преимущество. Промежуток между самыми нижними рядами сидений давал возможность видеть часть арены, и пленники, вытянувшись во весь рост, могли наблюдать за происходящим.

Вокруг клеток стояли подпорки, державшие ряды, и лежали горы снаряжения и оружия, которое должно было использоваться во время представления. Кроме гладиаторских боев, намеченных на последние три дня как самая впечатляющая часть праздника, зрителям предстояло увидеть акробатов, мимическую комедию, схватки с хищниками, собачьи и петушиные бои, борьбу, а также публичную казнь преступников. Марк отлично помнил, что в Риме это событие обычно назначалось на полдень, когда зрители принимались перекусывать.

В голове у мальчика постепенно прояснилось, и он, морщась от боли, потрогал то место, в которое ударил солдат.

– Да, выглядишь ты что надо, – серьезно произнес Фест. – Как будто налетел физиономией на здоровенный молот.

– А оно вроде того и было, – ответил Марк. – Но в остальном я в полном порядке.

– Так что же там случилось? Тебя принесли без чувств. Ночью ты время от времени дергался и кричал, что придушишь Децима, а потом снова терял сознание. Ты хоть можешь вспомнить, что произошло?

Марк сосредоточился, и на него нахлынул поток картин и чувств. Он заставил себя выстроить мысли по порядку и рассказал друзьям о том, что было.

– Я так и думал, что это Эврай, – сказал Фест. – Я ему с самого начала не доверял.

Луп бросил на него испепеляющий взгляд:

– Не слишком ли поздно об этом говорить?

Фест пожал плечами:

– Да уж, все было проделано весьма искусно. Следует отдать должное Дециму, он умеет организовать дело. Просто стыд, что он действует против Цезаря. Мы могли бы с толком использовать его в Риме.

Марк удивился:

– Ты как будто восхищаешься им?

– А почему бы и нет? Пусть даже он мой враг, это не значит, что я не могу оценить его умения. Политики, деньги, арена – все это в итоге сводится к одному. Или ты набираешься опыта и хорошо ведешь свои дела, или тебя раздавят другие. Везде одно и то же, – задумчиво добавил Фест. – Вот только очень жаль, что ты все-таки не убил его, когда тебе подвернулся шанс, Марк.

– Я старался, уж поверь мне. Возможно, в следующий раз…

Фест искренне расхохотался и хлопнул Марка по плечу:

– Вот это боевой дух! Никогда не говорит о смерти!

– И это притом что мы вскоре умрем, – с горечью произнес Луп, поднимая руку и показывая на брешь между скамьями. – Вон там – арена. И мы ничего уже не можем изменить. Они собираются вытащить меня на песок и привязать к столбу, а потом голодные дикие звери начнут меня рвать. Они разорвут меня в клочья… в клочья…

Лицо Лупа скривилось, и он крепко сжал губы, стараясь удержать рыдания. Марк мог только наблюдать за другом, не зная, как его утешить. Да и какое тут могло быть утешение? Луп ведь говорил чистую правду.

В конце концов неловкое молчание нарушил Фест. Он осторожно откашлялся:

– Луп… я не стану тебе лгать. Да, почти наверняка именно это и произойдет. Но я не скажу, что у нас вообще нет шансов спастись…

Луп тряхнул головой:

– Прекрати! Не говори так! Я не хочу обольщать себя надеждой!

– Отлично. – Фест прикусил губу, принимая тяжелое решение. – Если тебе не под силу встретиться с тем, что нас ждет, есть другой путь.

Марк нахмурился:

– Другой путь?

Фест кивнул:

– Мы не обязаны умирать там, на арене. У нас все еще остается выбор в том, как именно нам умереть. Хотя бы это есть.

Марк мгновенно его понял. Но покачал головой:

– Это не для меня.

– Тебе и не придется это делать. Сделать могу я, ради тебя и Лупа. Я могу это сделать быстро и почти безболезненно. А уж потом позабочусь о себе.

– Что?.. – Луп уставился на телохранителя как на сумасшедшего. – Ты предлагаешь убить Марка и меня?

– Убить? Ну да. Но наместник все равно именно это для вас и приготовил.

Луп замотал головой и отшатнулся назад, вытягивая перед собой руки.

– Нет! Нет! Держись от меня подальше!

Фест был не в силах дольше сдерживать свою душевную боль.

– Послушайте, мальчики! Вы когда-нибудь видели, как умирают люди, которых приговорили к тому, чтобы их разорвали звери?

Луп отрицательно покачал головой.

– Это ужасная смерть, Луп. Одна из самых страшных. Ты должен это знать. Думаешь, мне легко было предложить вам такое? – У Феста надломился голос. – Вы двое – вся семья, которая у меня есть. Ближе вас никого у меня не было. И мое сердце просто не выдержит, если мне придется видеть ваши чудовищные страдания на арене. Унизительную гибель. Я могу предложить вам другой конец. Но выбор остается за вами. Подумайте как следует. Если вы этого захотите, я смогу вам помочь. Если нет – ничего не говорите, а я больше не стану об этом упоминать. И мы вместе встретим то, что нас ждет.

Прежде чем Луп смог ответить, раздался пронзительный рев труб, и толпа радостно взревела, топоча ногами. Те, кто сидел в клетках под трибунами, едва не оглохли.

– Начинается! – Фест сложил ладони рупором и поднес ко рту, чтобы его было слышно сквозь поднявшийся шум.

Друзья придвинулись вплотную к прутьям клетки со стороны арены и стали всматриваться сквозь щель. Толпа понемногу затихла, и, когда наступило почти полное молчание, зазвучал чей-то голос. Марк сразу его узнал: это был Эврай.

– Граждане Афин! Римляне! Достойные путешественники из дальних краев! Всем вам рады на этом великом празднике, устроенном в честь наместника Гая Сервилия и народа Рима! В следующие пять дней вы увидите наилучшие представления, какие только происходили в этих краях. Вы будете участвовать в грандиозных развлечениях, ничего подобного еще не видел мир! И спустя годы, когда люди будут слушать ваши рассказы о том, что сделал для вас наместник Гай Сервилий, они будут проклинать себя за то, что не пришли сюда и не увидели того же самого, не наблюдали за наилучшими боями гладиаторов и прочим. Вы можете считать особым благословением то, что очутились здесь. И увидите все собственными глазами. И услышите собственными ушами. И ощутите своими сердцами. Так пусть начнутся игры!

Толпа снова оглушительно взвыла и затопала ногами по доскам под скамьями, а Марк подумал, не обрушится ли весь стадион под напором такого количества ботинок и сандалий. Но доски выдержали, и трубы загудели снова, и из выхода в дальнем конце арены появились жрецы – три суровые фигуры в белых одеждах с капюшонами. За ними несколько молодых служек несли небольшую жаровню, в которой уже горел огонь, а другие вели предназначенную в жертву козу; белая шкура животного сияла на солнце, а коза тревожно блеяла.

Жрецы вознесли вверх руки в кратком обращении к богам, а потом старший из них выхватил нож и перерезал козе горло. Коза один раз сильно дернулась, заливая песок арены кровью, и тут же затихла. Жрец вспорол ей грудь, вынул сердце и стал внимательно его изучать. Толпа выжидательно шепталась… но вот наконец жрец поднял голову и сообщил, что предзнаменования благоприятные. Боги благословляют игры, представление может начинаться. Толпа радостно загудела, когда жрец бросил козье сердце в огонь жаровни, чтобы боги могли испробовать мясо и насладиться жертвенным дымом.

– Да, вот это удивительно, – сухо заметил Фест. – Хорошие знаки? Хотелось бы увидеть…

Марк посмотрел на него:

– А ты когда-нибудь видел, чтобы предзнаменования были дурными?

– Ты о чем? Нет, не видел.

Жрецы покинули арену, и появилась процессия главных участников. Впереди шли гладиаторы в сверкающих церемониальных доспехах, взмахами рук приветствуя толпу. За ними следовали повозки, наполненные булками, сдобными лепешками и медовым печеньем; все это рабы бросали в толпу. К тому времени, когда началось первое выступление – акробаты, Марк уже потерял интерес к происходящему и сел на солому отдохнуть. Остальные присоединились к нему; друзья почти не разговаривали. Говорить было просто не о чем, и они сидели, погрузившись каждый в свои мысли.

К концу дня стражники привели еще нескольких приговоренных к смерти пленников. Шестерых мужчин и женщину. Всех их обвиняли в убийстве. Старший из них, высокий худощавый мужчина, встал над Фестом и мальчиками, упершись руками в бедра.

– Я – Эвпат. В Афинах все меня знают.

– Мы не из Афин, – ответил Фест. – Так что мы никогда о тебе не слышали.

Эвпат нахмурился:

– Ну, теперь слышишь. Меня приговорили к сожжению. Ты знаешь, как это делается. Если я выдержу без крика, пока мою руку будут жечь до хруста, то меня помилуют. А если я закричу, тогда меня зажарят целиком. И остальным грозит то же самое. – Он ткнул большим пальцем в сторону тех, кого бросили в клетку вместе с ним. – Кроме женщины. Ее бросят на съедение зверям. Бедная жертвенная корова…

Фест мрачно улыбнулся:

– Похоже, кто-то составит компанию мне и мальчикам.

Эвпат надул щеки:

– Не повезло вам, вот что я скажу.

– Приятель, в нашем положении ни о ком нельзя сказать, что ему повезло.

Эвпат засмеялся и сел рядом с Фестом.

– Я-то собирался согнать тебя с соломы на ночь, но ты, похоже, неплохой парень.

Он протянул руку, и Фест после некоторого колебания пожал ее.

– Я Фест, а это Марк и Луп.

Афинянин вскинул брови:

– О, я о вас слышал! Вы убили того торговца рабами в Страте.

– Не убивали мы его, – возразил Марк. – Это был несчастный случай. Мы не убийцы.

– Ну, меня этим не удивишь, – ухмыльнулся Эвпат. – О нас можно сказать то же самое. Постыдные ошибки правосудия, вот кто мы такие. И так сказал бы любой, кто в здравом уме. Просто боги решили сыграть с нами злую шутку. – Он откинулся назад и заложил руки за голову. – Ну а теперь, если вы не против, мне бы хотелось отдохнуть. Хочу получше выглядеть завтра на представлении.

Он подмигнул, а потом закрыл глаза и устроился поудобнее.

– Хватают всех подряд, – пробормотал Фест. – Но он прав. Постарайтесь заснуть, мальчики. Если получится.

* * *

Вечером, когда дневные развлечения закончились, несколько стражей принесли пленникам ведро с холодными остатками тушеного мяса. Лишь Эвпат и еще кое-кто из мужчин прикоснулись к нему. Остальные просто сидели молча, кроме коренастой женщины средних лет. Как объяснил друзьям Эвпат, она убила своего мужа, пока тот спал, – он много лет подряд избивал ее, возвращаясь домой пьяным. Женщина сидела в углу, всхлипывая и бормоча себе под нос, что теперь некому будет позаботиться о ее детях.

Когда над городом поднялась луна, все вокруг затихло, кроме воя какой-то собаки, но потом кто-то из служителей арены зашел к ней в клетку и пинками заставил замолчать. Марк не спал; ночные часы тянулись медленно, и мысли мальчика бесцельно бродили от воспоминания к воспоминанию, а еще его мучили горькие сожаления. Марку хотелось верить, что он сделал все, что мог, ради спасения матери. Он надеялся, что когда-нибудь она узнает о том, что с ним случилось, и поймет, что он умер, пытаясь защитить ее.

И в то же самое время на сердце у него было тяжело оттого, что он понимал: именно он виноват в том, что случилось с ним самим и его друзьями. Если бы он прислушался к словам Феста и дважды подумал, прежде чем соваться во дворец наместника, их, пожалуй, не арестовали бы. Посмотрев на Феста, Марк увидел, что тот сидит, сложив руки на коленях, и смотрит прямо перед собой. У Феста было полное право гневаться на Марка. Но он продолжал обращаться с мальчиком как отец, который скорее испытывает разочарование из-за непослушания сына, чем гнев. Марк грустно улыбнулся, поняв, что за суровой внешностью, которую Фест предъявляет миру, скрывается доброе сердце. И только теперь он осознал, насколько привязался к человеку, который обучал его, давал советы и защищал с того самого дня, как Марк попал в дом Цезаря. А Марк неверно судил о Фесте и, что гораздо хуже, так и не рассказал ему правду о своем настоящем отце. Болезненное чувство вины наполнило сердце Марка, и он поспешно смахнул слезы, набежавшие на глаза.

* * *

С рассветом толпа вернулась на трибуны, и утреннее представление началось со схватки со зверями. Фест некоторое время наблюдал за ней, восхищаясь тем, как ловко дрались некоторые хищники, и проявляя недовольство неповоротливостью других. По большей части схватки проходили удачно, но один медведь умудрился убить двоих человек, пока его не прирезали. Потом вывели другого медведя и посадили на цепь у столба, после чего на него набросилась стая собак. Толпа, следуя традиции, кричала, подбадривая медведя, когда тот вертелся из стороны в сторону, сбивая лапами своих мучителей. Но наконец последняя из собак была убита, и медведя увели; он ревел от боли, а толпа веселилась.

Тут загремела дверь клетки, и Марк обернулся и увидел снаружи несколько крепких мужчин. Их командиром был мускулистый мужчина с покрытым шрамами лицом; за его пояс был заткнут кнут.

– Убийцы Пиндара, выходите!

Марк и Фест встали, стараясь выглядеть как можно спокойнее. Но Луп шарахнулся вглубь клетки, у него отчаянно дрожали губы. Марк шагнул к нему и мягко заговорил:

– Мы ничего уже не можем изменить, мой милый друг. Они пришли за нами. И нам остается только одно: держаться с достоинством. Идем.

Он протянул руку. Луп мгновение-другое таращился на нее, потом схватился за пальцы Марка. Мальчик помог другу подняться на ноги, чувствуя, как тот дрожит всем телом. Фест грустно улыбнулся мальчикам и повернулся, чтобы первым выйти из клетки.

– Да даруют вам боги быстрый конец! – крикнул им вслед Эвпат.

Командир служащих арены и его люди повели друзей под скамьями к ближайшему выходу на песок арены. Там у стены стояло несколько крепких бревен. Мужчина показал на них:

– Сняли туники и взяли каждый по бревну. Быстро!

Друзья выполнили приказ; сбросив туники, они остались в одних набедренных повязках. Когда каждый из них поднял на плечи бревно, мужчина выглянул в щель между створками ворот и обернулся:

– Все в порядке, они уже готовы. Выходи!

Он распахнул ворота, и Марк невольно моргнул, когда внутрь хлынули солнечные лучи. Чья-то рука грубо толкнула его вперед, и он, споткнувшись, выскочил на арену. Как только его глаза привыкли к свету, он увидел море лиц со всех сторон и услышал гул голосов, похожий на отдаленную грозу. Солнце отражалось от белого песка, кое-где покрытого темными пятнами; жаркие лучи обожгли обнаженную кожу Марка. Вместе с сопровождавшими их служителями друзья медленно приблизились к ложе, где под тенью балдахина сидели в мягких креслах наместник и его гости. Наместник отпустил какую-то шутку, его компания засмеялась, и Марка охватила бессильная ярость, когда он увидел среди гостей Децима.

– Так, встали, – приказал распорядитель арены. – Опустили бревна.

Марк сбросил свою ношу на песок. Он смутно осознавал присутствие Феста и Лупа, но все его внимание было сосредоточено на Дециме. Служители подняли бревна и принялись забивать их в песок тяжелыми деревянными молотками. Когда распорядитель решил, что все в порядке, что столбы стоят надежно, он приказал привязать к ним пленников. Марка бесцеремонно прижали спиной к столбу, и он почувствовал, как шершавое дерево впилось в позвоночник. Руки ему завернули назад и связали кожаными веревками. Другие веревки обвились вокруг лодыжек и талии, а потом и вокруг шеи, так что Марк почти не мог шевельнуться.

Когда все было готово, распорядитель обошел вокруг каждого столба, проверяя надежность пут. Марк оказался последним, и он ощутил на себе дыхание мужчины, когда тот наклонил голову, чтобы еще раз все проверить. Внезапно мужчина замер, и Марк почувствовал, как его плеча в том месте, где еще в младенчестве Марку было поставлено тайное клеймо Спартака, коснулась ладонь.

– Что это такое? – шепотом спросил распорядитель. – Говори, мальчик! Откуда у тебя этот знак?

Марк тяжело сглотнул и с вызовом ответил:

– От моего отца.

– Твоего отца… – вслух пробормотал мужчина. – Но мне известен этот знак… Я его знаю…

– Эй, вы там закончили? – крикнул из ложи наместника Эврай.

Мужчина выпрямился:

– Да, господин. Почти готово.

– Так заканчивай поскорей!

Распорядитель обошел Марка и со странным выражением в глазах заглянул ему в лицо. А потом повернулся и жестом подозвал одного из своих людей, державшего большое ведро и ковш. Тот подошел, зачерпнул из ведра полный ковш густой красной жидкости и выплеснул ее на грудь Лупа.

– О-ох! – Луп зажмурился и в отвращении наморщил нос.

Мужчина выплеснул еще ковш жидкости ему на живот, а после проделал то же самое с Марком и Фестом. Вонь крови и подгнивших потрохов заполнила нос Марка, и мужчина отступил назад с холодной довольной улыбкой.

– Ну вот. Это пробудит аппетит наших зверюшек!

Распорядитель бросил на Марка еще один взгляд и жестом велел своей команде уйти к выходу с арены:

– Туда! К тем воротам!

Те быстро убежали к воротам и поспешили закрыть их за собой. По другую сторону арены другие люди, стоя над другими воротами, начали поднимать их вверх.

– И что это будет? – прошептал Луп. – Медведи? Волки? Львы?

– Только не львы, – ответил Фест. – Лишь в Риме позволено использовать львов.

Марк уже видел под нижней частью ворот лапы зверей, которым предстояло убить их… А через мгновение появилось и остальное. Морды, оскаленные зубы и лохматые тела. Ворота продолжали со скрипом подниматься, и первый зверь уже выскочил наружу и помчался по песку.

Марк сглотнул.

– Вот оно что… дикие собаки…

XVIII

Несколько псов выскочили из клеток, скрывавшихся за подъемными воротами. Это были огромные лохматые твари с убийственными зубами. Они оглядели арену и толпу, а потом почуяли кровь на трех пленниках, привязанных к столбам напротив ложи наместника. Шум и свист толпы возбудили зверей, и псы зарычали, приподняв верхние губы и обнажив желтовато-белые клыки. Марк почувствовал, как при этом зрелище в нем застыла кровь, и услышал, как бешено колотится сердце Лупа…

– Великие боги, спасите меня… Боги, спасите меня…

Покосившись на Лупа, Марк увидел, что глаза его друга расширились от ужаса и он дергается в кожаных путах, удерживающих его возле деревянного столба. Его усилия были тщетными, но мускулы продолжали напрягаться. Луп боролся, стиснув зубы. Быстро глянув в другую сторону, Марк обнаружил, что Фест стоит совершенно неподвижно, а его лицо превратилось в маску холодного вызова. Но его щека предательски дергалась, выдавая страх, с которым изо всех сил боролся телохранитель, полный решимости умереть как можно более достойно… насколько это позволят обстоятельства. Однако Марк просто не видел возможности сохранить достоинство при такой смерти – быть разорванным на части стаей диких голодных псов. В такой смерти был только позор, тем более ужасный, что все это должно было повеселить толпу. Да, стоило все-таки принять милосердное предложение Феста… но теперь уже поздно было думать об этом.

Марк повернулся лицом к псам, которые были уже шагах в тридцати, не дальше. Беспокойство зверей, очутившихся в окружении толпы, улеглось, и они теперь шли на запах крови и внутренностей, приближаясь к Марку и его друзьям. Опустив голову и оскалив клыки, псы разошлись в стороны полукругом и то и дело останавливались, чтобы принюхаться. Один из псов был крупнее остальных, с большой головой и шрамом над глазом, – шрам был широким, шерсть на нем не росла. Зверь, похоже, был вожаком стаи, потому что шел впереди и ни одна из собак не осмеливалась обогнать его.

Марк вполне понимал, почему это так. Зверь выглядел злобным, и он обладал сложением охотничьего пса – крупный, поджарый, мускулистый. Половину его уха, похоже, кто-то давно уже откусил; на шее зверя красовался широкий кожаный ошейник с короткими железными шипами. Марк предположил, что этого пса, видимо, использовали в звериных боях, пока не выбрали для игр наместника Сервилия. Другой пес, темный, потолще, проскочил мимо него, сосредоточив взгляд на Марке, и стал подкрадываться. Крупный пес зарычал, и обогнавший его зверь вздрогнул и припал на живот, прижав острые уши; он тоже зарычал, но не осмелился противоречить воле вожака. Остальные собаки продвинулись вперед по обе стороны, выстроившись в линию.

Охотничий пес снова фыркнул, потом медленно повернул голову к Марку и сосредоточил на нем немигающий взгляд темных коричневых глаз. Марк почувствовал, как ледяной ужас сковал все его тело, и прикусил губы, сдерживая панический крик. Ему не хотелось умирать, крича от боли, когда клыки зверей вонзятся в его плоть. Но одна только мысль об этом, одно только ожидание момента, когда его начнут пожирать, парализовало его ум. Силы внезапно покинули Марка, и он упал бы, если бы не был так крепко привязан к столбу.

Луп продолжал взывать к богам, моля о милосердии, его голос с каждой секундой звучал все громче и пронзительнее. Фест бешено уставился на собак и негромко заговорил, обращаясь к ним:

– Ну же, твари! Давайте покончим с этим!

Охотничий пес с негромким ворчанием приблизился к Марку, осторожно шагая по песку. Он продолжал внимательно принюхиваться, немного склонив голову сначала в одну сторону, потом в другую. Марк крепко зажмурил глаза, не желая видеть страшного зверя, но даже сквозь рев толпы он все равно слышал дыхание собаки. Он молился всем богам, чтобы зверь сразу вонзил зубы в его горло и чтобы он быстро истек кровью и умер, избавившись от ужаса поедания заживо. Каждая мышца его тела была напряжена, каждый дюйм кожи дрожал от чудовищного ожидания.

– Нет… – донесся до него шепот Лупа.

– Не показывай страха, – сказал Фест. – Пусть они увидят, как умирают римляне.

Марк почувствовал, как мягкая шерсть прижалась к его бедру, и дернулся в путах, больше не в силах сдерживать панический крик. А потом вдруг ощутил прикосновение теплого шершавого языка собаки… и услышал тихое жалобное поскуливание. Этого он уже не мог вынести, открыл глаза и уставился вниз, на израненную голову пса. Марк чуть не закричал псу, чтобы тот прекратил. Но он не увидел в глазах зверя кровавой жажды, вообще ничего угрожающего – только восторженное сияние. Пес снова лизнул его и потерся головой о ногу Марка, и мальчик, потрясенный и не верящий собственным глазам, уставился на пса и прошептал:

– Цербер…

При звуке своего имени охотничий зверь завилял длинным хвостом, приподнялся на задние лапы, поставив передние на плечи Марка, и принялся облизывать его лицо, радостно скуля.

– Цербер… – Марк улыбнулся, вспомнив все те дни, которые он провел, охотясь вот с этим самым псом. – Ну хватит, малыш, хватит. Сядь.

Но пес был слишком переполнен радостью, чтобы выполнить команду. Облизав как следует лицо Марка, он принялся слизывать с его тела кровь, и это было так щекотно, что Марк, не удержавшись, рассмеялся вслух. Его охватила теплая волна облегчения. Его тело все еще дрожало, но на этот раз от другого потрясения. Трибуны вокруг приговоренных затихли, толпа недоверчиво наблюдала за происходящим. Марк же просто забыл о зрителях, его сердце пело от радости при виде любимца и страдало от горя, видя, во что люди превратили прекрасное животное. Мальчик считал, что Цербер погиб, что его убили те же люди, которые убили Тита и похитили Марка и его мать. Но пес выжил и попал к другому хозяину, к человеку, который при виде размеров и силы Цербера решил, что тот вполне подходит для собачьих боев. Марку оставалось лишь догадываться, насколько жестоко могли обращаться с его псом.

Но его мысли были прерваны Фестом:

– Марк, собака тебя знает. Как такое может быть?

– Это мой пес. – Марк проглотил слезы. – Мой пес, мой друг. С детства.

– Ну, могу лишь молиться о том, чтобы его преданность тебе оказалась сильнее его преданности стае.

Марк посмотрел поверх лохматой головы Цербера и увидел, что другие собаки осторожно продвигаются вперед, явно намереваясь выполнить возложенную на них задачу. Черный пес с острыми ушами был уже в нескольких шагах, и Марк увидел хищный блеск в его глазах. Пес изготовился к прыжку…

– Нет! – крикнул Марк, но опоздал.

Черный пес напружинил тело и прыгнул, метя в горло Марку. Цербер обернулся, почуяв опасность, и метнулся наперерез черному. Собаки с глухим стуком ударились друг о друга и покатились по песку, превратившись в ком шерсти, когтей и зубов вперемешку с песком. Цербер вскочил на ноги, опустил голову, оскалился, и из его горла вырвался низкий грозный рык, а шерсть на холке встала дыбом. Черный пес припал к земле футах в шести от него и тоже оскалился и зарычал, а потом гавкнул. Марк наблюдал за их схваткой, наполняясь надеждой, что Цербер может его спасти, и опасаясь, что его любимца могут ранить.

Тут на Цербера прыгнул еще один пес. Цербер быстро отскочил в сторону, и нападавший промахнулся. Цербер прыгнул вперед, сбил его лапами с ног и вцепился зубами в короткую шерсть на шее негодяя. Зверь взвыл от боли и попытался освободиться, яростно дергаясь из стороны в сторону. Наконец он вырвался и вскочил на все четыре, хотя и неуверенно; с его темной шерсти на белый песок капала кровь. Большинство собак сразу попятились, но две решили испытать судьбу и стали подбираться к Лупу. Он заметил их и закричал:

– Убирайтесь! Убирайтесь, грязные дворняжки!

Цербер увидел псов в то же самое мгновение, что и Луп, и злобно залаял. Псы тут же отступили, как будто их ударили. Все это заняло одно мгновение, но противник Цербера воспользовался преимуществом и снова ринулся в атаку. Он подскочил к охотничьему псу и вцепился зубами в его лохматый бок, дергая головой из стороны в сторону. У Марка упало сердце, когда его пес взвизгнул от боли и попытался высвободиться, но черный повис на нем, не разжимая челюстей. Наконец Цербер мощным толчком отшвырнул черного, тут же прижал его к песку и вцепился острыми зубами ему в лапу, разрывая мышцы и ломая кости. Черный пронзительно взвыл, и Цербер наконец отпустил его и отступил назад. Черный, прижав уши, удрал, хромая и оставляя кровавые следы.

– Ай да Цербер! – восторженно закричал Марк. – Отлично, малыш! Ты молодец!

Но времени на ликование не было, потому что те собаки, что нацелились на Лупа, снова двинулись с места. Несмотря на предостережение вожака, их толкал вперед голод, а Марк только и мог, что беспомощно наблюдать за всем. Луп закричал от ужаса, и голова Цербера тут же повернулась в его сторону; пес прыгнул вперед, налетел на ближайшую из собак и своим мощным телом сбил ее с ног. Но второй пес увернулся от покатившихся клубком собак и помчался прямиком к Лупу. Однако когда пес уже собрался прыгнуть на измазанную кровью грудь Лупа, что-то ударило его в бок, и зверь инстинктивно обернулся.

На песок упали осколки глиняной чашки. Должно быть, ее швырнул кто-то из зрителей. Посмотрев на трибуны, Марк увидел, что зрители восторженно наблюдают за непредвиденным поворотом событий, веселясь от души. До сих пор никто и никогда не видел ничего подобного, и публика приветствовала Цербера, сражавшегося в защиту людей.

– Давай, малыш! – закричал Марк. – Давай, Цербер!

– Цербер! – проревел Фест. – Цербер!

Толпа повторила крик Феста, и он быстро разнесся над трибунами.

– Давай! – кричал Фест. – Задави их всех! Цербер, вперед!

Огромный охотничий пес укусил рыжего в голову и разорвал ему ухо. Капли крови разлетелись в воздухе, когда рыжий вырвался, на его голове виднелся вырванный клок шерсти и разодранная кожа. Цербер зарычал, пятясь, а потом посмотрел по сторонам, выясняя, осмелится ли еще кто-то из стаи проскочить мимо него и напасть на Марка и остальных. На мгновение показалось, что собаки испуганы, но вот вперед с рычанием шагнул другой охотничий зверь. Шерсть на его холке поднялась. У пса был только один глаз, на месте второго виднелись грубые швы. Уцелевший глаз уставился на Цербера; пес остановился на небольшом расстоянии от Цербера и припал к песку, собираясь прыгнуть. Цербер рыкнул и крепко уперся лапами в песок, как будто хотел напугать нового противника своим видом. Но его игра не удалась. Одноглазый конкурент все равно прыгнул. Цербер отреагировал на долю мгновения позже, чем было нужно, пытаясь напасть первым. Однако одноглазый получил преимущество, и он сбил Цербера с ног и упал на него сверху, щелкнув зубами и тут же вцепившись в грудь Цербера.

Толпа ахнула от испуга, зрители наклонились вперед, не сводя глаз с происходящего, и тут кто-то снова выкрикнул кличку пса, а остальные присоединились к нему. Марк же только и мог, что в отчаянии смотреть, как два зверя кусают и рвут когтями друг друга в яростной схватке, пятная кровью песок. Пес Марка, как ни старался, не мог сбросить с себя противника, прижавшего его к песку всем своим весом. Марк видел, что Цербер уже получил несколько ран, и его пронзило болью при виде страданий животного.

– Давай, Цербер! – закричал он, и горячие слезы наполнили его глаза. – Не сдавайся, малыш!

Резко изогнув спину, Цербер наконец-то высвободил задние лапы и тут же ударил ими по животу противника, а потом принялся изо всех сил колотить по тонкой шкуре его живота. Одноглазый пес взвыл, отшатнулся, тут же получил удар в грудь и покатился вбок. Но он сразу вскочил, и оба пса, поднявшись на задние лапы, принялись кусать друг друга и царапать когтями.

– Цербер! Цербер! – вопила толпа.

Одноглазый пес вдруг откинул назад голову, явно намереваясь ударить по горлу противника. Но Цербер опередил его, он метнулся вперед и с силой впился зубами в горло врага. Одноглазый хотел зарычать, но не смог и лишь попытался сбросить с себя Цербера, однако тот только крепче сжал челюсти. Одноглазый начал слабеть, его движения стали неуверенными, и наконец он упал на арену. Цербер не отпускал его, прижимая одной лапой бок одноглазого. Все это время толпа приветствовала Цербера, крики стали просто оглушительными. И вот побежденный пес перестал шевелиться и безжизненно вытянулся на песке. Цербер не спеша разжал зубы и встал над своей жертвой, принюхиваясь, чтобы убедиться, что все действительно кончено. Марк глубоко вздохнул и в облегчении закрыл глаза.

А когда он снова их открыл, то увидел, что распорядитель арены и его помощники бегут через арену с палками в руках. Они кричали на собак, отгоняя их от Марка и его друзей. Только Цербер остался на месте; он занял позицию перед Марком, расставив лапы и рыча.

– Спокойно, малыш, – негромко произнес Марк, опасаясь за собаку, потому что распорядитель и двое служащих уже приближались к ним. – Спокойно. Не надо их трогать.

Цербер оглянулся на него и склонил голову набок, словно в неуверенности. А потом уселся у ног Марка и прижал большую лохматую голову к его ноге, виляя хвостом.

– Что вообще происходит? – в полном недоумении спросил Луп.

Зрители на трибунах вскочили на ноги, размахивая в воздухе лентами и давая знать, что желают пощады пленникам. Посмотрев на наместника, Марк заметил, что Сервилий встревоженно советуется со своими приближенными.

– Все кончено! – объяснил Фест. – Толпа требует даровать нам жизнь. И наместник не посмеет отказать людям. Мы спасены!

– Спасены? Помилованы?

Луп покачал головой и тут же начал дрожать всем телом.

Распорядитель с усталым видом обошел вокруг Марка и достал из-за пояса нож. Цербер тут же вскинул голову и зарычал.

– Эй, ты лучше присмотри за своей собакой, если не хочешь, чтобы ей досталось, – пригрозил распорядитель.

Марк кивнул и заговорил с Цербером:

– Спокойно, малыш. Сиди, просто сиди, ладно?

Распорядитель за его спиной начал перерезать путы. Сначала освободил ноги, потом руки, талию и наконец шею. Как только веревки ослабли, Марк шагнул вперед, упал на колени возле Цербера и обхватил пса за шею.

– Хороший мальчик… Хороший мальчик, – бормотал Марк. – Я так по тебе скучал… Как же я по тебе скучал!

Марк засмеялся от радости, когда влажный нос пса ткнулся в его щеку, а теплый язык принялся облизывать шею. Потом Марк почувствовал на своем плече чью-то руку и, оглянувшись, увидел Феста, который смотрел на него сверху вниз, усмехаясь.

– Не хочешь познакомить меня со своим бешеным дружком?

Марк потрепал пса по голове.

– Это Цербер.

– Ну, это я уже понял.

Марк улыбнулся:

– Это мой пес. Ну, был моим, когда я жил на ферме.

– Похоже, он и теперь твой. Слава богам.

Марк глянул в сторону и увидел, что Луп сидит на песке, прижав колени к груди и опустив голову. А толпа вокруг продолжала размахивать шарфами и лентами, восторженно приветствуя столь необычайное событие.

– Эй, уводите их! Сюда идет его превосходительство! – крикнул распорядитель своим людям.

Служители поспешно окружили собак и повели их обратно в клетки. А по арене уже шагал наместник Сервилий в сопровождении небольшой свиты. Улыбка Марка растаяла, когда он увидел позади наместника мрачного Децима.

– Изумительно! – Наместник просиял, останавливаясь на безопасном расстоянии от Марка и Цербера. – Самое изумительное из всего, что я вообще видел в жизни. Предполагалось, что эти собаки разорвут вас в клочья. Их специально для этого готовили, и морили голодом, и били, чтобы сделать жестокими. Это страшные твари. А этот пес был самым злобным из всех! И посмотрите на него теперь! Он ведет себя как маленький щенок! Как тебе удалось это сделать, мальчик?

– Просто это моя собака, господин, – объяснил Марк. – Нас разлучили два года назад, когда меня похитили. Цербера тогда ударили дубинкой те люди, которые это сделали. Все это время я думал, что он умер.

Марк посмотрел на Цербера и погладил его по здоровому уху, а пес приподнял голову и блаженно закрыл глаза, раздувая ноздри.

Сервилий в удивлении покачал головой.

– Да, вот это история! Как будто сами боги приложили к этому руку. Ну, я не из тех, кто вмешивается в волю богов, когда она высказана так понятно. Мне совершенно ясно, что вы просто должны были воссоединиться.

Наместник повернулся к зрителям и вскинул руки, призывая к молчанию. Постепенно восторженные крики стихли, люди замерли в ожидании, и Сервилий обратился к ним:

– Народ Афин! Я надеялся устроить для вас представление, которое вы запомнили бы на долгие годы. И сегодня мои надежды были вознаграждены! Я никогда не видел ничего подобного тому, чему мы только что стали свидетелями! Я объявляю тебя победителем сегодняшних игр, Цербер!

Толпа радостно взревела, а наместник заговорил снова:

– И я приказываю освободить хозяина Цербера и его спутников. Они могут покинуть арену!

Толпа снова заорала, люди махали лоскутами и лентами, а Децим бросился к наместнику с мрачным и злым видом:

– Эти люди виновны в убийстве, господин! Ты что, собираешься просто так их отпустить?

Сервилий обернулся к нему:

– Посмотри на толпу, Децим. Люди теперь обожают и эту собаку, и этого мальчика. Ты готов противостоять их желаниям? Я лично – нет.

– Толпа непостоянна, благородный Сервилий! Продолжи казнь! Пусть приведут каких-нибудь еще зверей, а эту проклятую собаку вернут в клетку. Как только прольется кровь, толпа обо всем забудет!

– Вообще-то, я как раз стараюсь избежать кровопролития. Главное, что постигает мудрый человек, так это то, что никогда нельзя выступать против народа, если без этого можно обойтись. Именно поэтому я и стал наместником Рима в этой провинции, – я, а не ты, Децим. Займи, пожалуйста, свое место – позади, вместе с остальными, а мне предоставь решать самому.

Децим бросил яростный взгляд на Марка, но ему пришлось вернуться в свиту наместника.

Сервилий повернулся к Марку:

– Встань, мальчик. Приветствуй толпу. Это самое малое, что ты можешь сделать, после того как вынудил меня помиловать тебя и твоих друзей.

Марк выпрямился и окинул взглядом трибуны, а потом вскинул в воздух кулак, и зрители ответили новым взрывом восторга.

Сервилий старательно улыбался, стоя рядом с Марком и держа руку на плече мальчика.

– Значит ли это, что мы свободны, господин? – тихо спросил Марк. – И можем делать что хотим?

Сервилий бросил на него предостерегающий взгляд.

– Наслаждайся победой, мальчик, пока можешь. Ты вправе уйти с арены. И я предполагаю, что ты покинешь Афины и вернешься в Рим, прежде чем угодишь в новые неприятности.

Он похлопал Марка по плечу и в последний раз помахал зрителям, а потом вернулся в свою ложу.

Фест и Луп стояли рядом с Марком и Цербером, и им тоже достались восторженные приветствия толпы. Потом Марк почувствовал, как его слегка толкнули в спину, и распорядитель арены пробормотал:

– Хватит с вас. Лучше вам всем уйти. Программа впереди большая, и нам тут предстоят другие казни. Валите отсюда, умники!

Трое друзей поспешили прочь, и Цербер шел рядом с Марком. Выходя с арены, Марк оглянулся и увидел, что к столбам тащат ту женщину, что провела в их клетке прошедшую ночь. Марк с трудом отвел от нее взгляд, когда к нему обратился Луп.

– Видят боги, это было настоящее чудо! Я был уверен, что нам конец. Просто был уверен… – Луп в изумлении покачал головой.

Фест хлопнул писаря по плечу и засмеялся от облегчения, а потом повернулся к Марку:

– Ну а теперь что?

– Теперь? – На лице Марка отразилась решимость. – Теперь мы закончим то, ради чего сюда пришли. Мы освободим мою маму и добьемся того, чтобы Децим заплатил хорошую цену за ее страдания.

XIX

– Ты уверен, что это его дом? – спросил Марк, когда они остановились в тени портика в дальнем конце улицы.

– Уверен. Я следил за его носилками, и он вошел в этот дом, отпустив рабов.

– Он мог просто прийти в гости к какому-нибудь другу.

Луп покачал головой:

– Нет, носилки унесли вон туда, в переулок, к жилищам рабов позади дома. Если бы он пришел в гости, его ждали бы перед входом.

Фест кивнул:

– Верно. Скорее всего, он именно здесь и живет.

Вокруг них сотни людей толпились на рыночной площади, торгуясь из-за заморских тканей, специй и духов из далеких восточных стран. Это был один из самых дорогих рынков в Афинах, и район вокруг него был богатый. Марк подумал, что это как раз в характере Децима – выбрать для своего дома такое место.

Фест продолжал внимательно смотреть на вход в дом. На табурете перед дверью сидел страж. А дверь за его спиной была крепкой, обитой железными гвоздями. Тяжелая решетка в ней позволяла внутреннему стражу внимательно рассмотреть пришедшего, прежде чем впускать его. Дом занимал целый квартал, а по обе его стороны тянулись узкие переулки, ведущие к задней части владения. Стены были слишком высоки для того, чтобы перебраться через них, и можно было не сомневаться, что внутри находится множество охраны.

– Вопрос в том, что нам теперь делать? – задумчиво произнес Фест. – Внутрь попасть не так-то легко.

Марк разочарованно вздохнул. Он отчаянно хотел узнать, где именно Децим держит его мать. Его постоянно гнало вперед нетерпение. После того как друзья покинули арену, их заставили вернуться в клетку и продержали там до конца дня. Марк использовал это время, чтобы заняться ранами Цербера, и потребовал еды для собаки, прежде чем тот от голода не укусил кого-нибудь. Когда наконец стемнело, их отвели в ту же комнату в гостевом крыле дворца наместника и сообщили, что вещи им вернут утром, как только их можно будет получить в кладовых дворца. Все предполагалось продать на аукционе, поскольку именно так поступают с более или менее ценными вещами тех, кто приговорен к смерти. У дверей комнаты встали два стража и отказались выпускать друзей, разве что в отхожее место, да и то по одному, в сопровождении охраны; и страж не спускал с них глаз, пока они не возвращались обратно в комнату.

Эти ограничения злили друзей. Но им никто ничего не стал объяснять, просто держали в комнате всю ночь. И лишь на следующее утро к ним явился Эврай и сообщил, что они могут уйти.

Фест уставился на грека:

– Тебе придется ответить на множество вопросов, друг мой.

Беспечно улыбаясь, Эврай вскинул голову и заговорил извиняющимся тоном:

– Я всего лишь выполнял свои скромные обязанности, господин. Ваше появление во дворце, к несчастью, совпало с приходом вестей из Страта. И что еще мог предположить любой разумный человек? Но виновны вы или нет, наместник решил вас отпустить.

– Так в чем причина задержки? – спросил Фест. – Зачем было ждать до утра?

Грек пожал плечами:

– Уверен, у наместника были к тому причины.

– У наместника или у тебя?

– Я всего лишь слуга наместника Рима. Я делаю то, чего он хочет, и не обсуждаю приказы.

– Лжец! – рявкнул Марк. – Децим тебе платит. Это его приказы ты выполняешь!

Он шагнул к греку, сжав кулаки, и Эврай невольно отпрянул с испуганным видом. Фест опустил руку на плечо Марка, и Цербер сразу приподнялся и испустил низкий рык, так что Фест поспешил отдернуть руку.

– Спокойно, Марк. Одумайся. Эта двуногая тварь не стоит того, чтобы снова попадать в неприятности. Мы должны сосредоточиться на поисках твоей матери. Все остальное теперь не имеет значения.

Какое-то мгновение острое желание сбить грека с ног обжигало Марка, но он понимал, что его друг прав. Он не должен позволять себе отвлекаться. Марк глубоко вздохнул и отступил на шаг от Эврая.

– Вот и хорошо, – мягко произнес Фест, снова сосредоточиваясь на греке. – Мы уйдем тихо и спокойно. Я так понимаю, что в этом дворце нам нельзя оставаться, пока мы в Афинах?

В глазах Эврая вспыхнуло удивление.

– Ты, наверное, шутишь, господин? Наместнику не понравится, если в его доме будут находиться подозреваемые в убийстве, даже если толпа в восторге от них. Вас проводят до дворцовых ворот, и вам будет запрещено снова появляться здесь под любым предлогом.

Видя отразившийся на лице Феста гнев, Эврай поспешил отступить в коридор и махнул рукой двум стражам:

– Отведите этих людей и их зверя к главным воротам и присмотрите, чтобы они не вернулись во дворец.

– Да, господин. – Один из стражей, кивнув, сжал рукоять своего меча и коротко махнул другой рукой, глядя на Феста и мальчиков. – Вы все, быстро вон! Вперед!

Их заставили выйти на улицу, и Марк сразу понял, что они не могут постоянно водить с собой Цербера: его размеры и дикий вид привлекали к себе слишком много внимания. Поэтому друзья поторопились найти какую-то захудалую гостиницу, сняли в ней на ночь маленькую кладовую в задней части и там оставили пса, привязав его к крепкому колу. И лишь после этого отправились следом за Лупом к дому Децима.

И вот теперь Марк повернулся к Фесту.

– Мы должны попасть туда и заставить Децима сказать правду. Любым способом.

Луп покачал головой:

– Туда не попадешь иначе, чем через эту дверь, и еще одна должна быть с задней стороны дома.

– Мы должны туда прорваться, – упрямо повторил Марк. – Если вы не хотите мне помочь, я сам это сделаю.

Фест наклонился к Марку:

– Успокойся! Никто не говорил, что не хочет тебе помогать. Но мы должны сделать все осторожно. Наместник один раз позволил нам сорваться с крючка, но очень сомневаюсь, чтобы он благодушно взглянул на нас, если мы снова начнем создавать проблемы. Так что мы должны добиться своего без всякого шума. Понятно?

Марк крепко зажмурил глаза, стараясь справиться с разочарованием. Но он уже научился ценить предостережения, поэтому вздохнул и кивнул.

– Вот так-то лучше, – сказал Фест. – Теперь давайте подумаем, как наилучшим способом добраться до Децима. Возможно, стоит подождать, пока он снова выйдет из дома, и проследить за ним. Посмотрим, нельзя ли добраться до него в каком-то другом месте.

– И какие у нас шансы? – спросил Луп. – Носилки несут восемь рабов, а впереди идет страж, расчищает дорогу, и еще двое – сзади. Мы не можем сразиться со всеми сразу.

Фест кивнул:

– Ты прав. Но если он выйдет из носилок, то его сопровождение можно будет отрезать. Он ведь может куда-то пойти – в бани, в лавки за покупками или просто по делам. И если такое случится, у нас появится возможность сделать свой ход. Со стражами мы управимся, а Децима отведем в какой-нибудь тихий уголок и немножко потолкуем с ним.

Марк улыбнулся, представив такую перспективу, но Луп покачал головой:

– Мы не знаем, когда такое может произойти и собирается ли он вообще покидать дом. Мы можем проторчать тут часы, даже дни. Он знает, что мы в Афинах, и будет особенно осторожен. Чем дольше мы будем топтаться на улице в ожидании, тем больше подозрений вызовем.

Марк нетерпеливо повернулся к нему:

– Ну а ты что думаешь? Что мы должны делать? Отступить?

– Конечно нет. Просто есть способ, с помощью которого мы войдем в этот дом. Только сначала мне понадобятся мои письменные принадлежности. Слушайте…

* * *

Два часа спустя, когда Фест и Луп вернулись, Марк все так же стоял на улице, наблюдая за домом. Фест нес под мышкой небольшой узел, и они с Лупом разошлись в разные стороны, прежде чем Фест подошел к Марку.

– Как там чувствует себя Цербер? – сразу спросил Марк, беспокоясь за пса, которого оставили в одиночестве почти на весь день.

– Не так уж счастлив, как ты можешь догадаться. Едва мы вернулись, он принялся скулить. И в любом случае ему явно не нравится сидеть на привязи. Ну, если у нас все получится, ему недолго страдать. – Фест ткнул большим пальцем в сторону Лупа, который ждал у угла здания.

– Думаешь, удастся?

Фест пожал плечами:

– А что нам еще остается? Ничего лучше я придумать не могу. Давай доверимся Лупу и будем наготове. Кстати, об этом…

Фест аккуратно развязал узел, убедившись, что никто их не видит, и достал два меча. Марк взял один и спрятал под плащ, а Фест снова завернул второй меч в ткань и зажал под мышкой.

– Готов?

Марк кивнул.

– Ну, тогда вперед.

Фест кивнул в сторону Лупа и сделал короткий жест рукой. После этого они с Марком пошли на рыночную площадь, отойдя от дома Децима шагов на пятьдесят. Решив, что они уже достаточно далеко, Фест снова повернулся лицом ко входу в дом, и Марк тоже. Потом они не спеша зашагали по улице, и наконец Марк увидел, как впереди них Луп вышел из-за угла дома и уверенно двинулся им навстречу.

* * *

Подходя к человеку, сидевшему на крыльце перед домом Децима, Луп чувствовал, как быстро колотится его сердце. Он переоделся в лучшую свою тунику и начистил ботинки, как следует причесал волосы и теперь вполне мог сойти за служащего из дворца наместника. Луп поднялся по двум ступеням на крыльцо. Страж даже не потрудился встать со своего табурета, а просто слегка наклонился вперед, чтобы не дать Лупу подойти к двери.

– Да?

– Я пришел из дворца наместника, – пояснил Луп. – У меня срочное послание Дециму от Эврая.

– Дай взглянуть.

Страж протянул руку.

Луп изо всех сил старался сохранять самообладание, когда доставал из сумки для письменных принадлежностей запечатанное письмо. На восковой печати красовался римский орел, а на свернутом листе видна была аккуратная надпись. Страж быстро осмотрел все, а Луп тем временем молился, чтобы печать, вырезанная им из куска мыла, и поддельное греческое письмо выглядели достаточно убедительными.

Страж встал:

– Ладно, я прослежу, чтобы это было ему передано.

Луп ожидал такого ответа и потому серьезно произнес:

– Эврай приказал, чтобы я передал письмо лично Дециму, только в его руки.

– Плохо. Хозяина нет дома.

Учитывая то, что Децим теперь прятался от посторонних глаз, Луп вполне ожидал и этого и был готов к такому повороту.

– В таком случае мне приказано убедиться, что письмо отдано лично управляющему этим домом.

Страж нахмурился:

– Лично, вот как?

Луп кивнул:

– Да, мне это строго приказано. И еще велено сказать, что это очень важное письмо и его необходимо доставить как можно скорее.

Пока он разговаривал со стражем, Фест и Марк приблизились к дому. Луп видел их краем глаза и понимал, что теперь очень важен расчет времени. Страж с утомленным вздохом выпрямился и постучал в дверь. Через мгновение зарешеченное окошко открылось, в нем появилось чье-то лицо.

– Открой, – распорядился страж, кивнув в сторону Лупа. – Послание из дворца наместника. Надо передать управляющему.

Окошко с треском захлопнулось, и тут же заскрипел внутренний засов. Дверь, тоже слегка скрипнув, начала открываться внутрь.

– Быстро! – тихо рыкнул Фест.

Вдвоем они ринулись к двери, выхватывая мечи. Страж только и успел, что оглянуться через плечо, – а на него уже налетели и ударили спиной о дверь, которая распахнулась, сбив с ног внутреннего стража. Луп ворвался внутрь следом за друзьями. Несколько человек на улице обернулись, услышав внезапный шум, но прежде, чем они успели что-то понять, Луп закрыл дверь. Прохожие слегка заколебались, но потом, пожав плечами, пошли дальше, как будто ничего не случилось.

Внутри крытого портика дома Децима Фест одним ударом свалил стража и положил его на одну из скамей возле двери. Марк поставил ногу на грудь того охранника, что стоял снаружи, и приставил острие меча к горлу мужчины.

– Децим, – проревел Марк. – Где он?

Страж был человеком немолодым, с морщинистой кожей и узкой полоской седых волос вокруг лысины на голове. Он умоляюще вскинул руки и что-то неразборчиво пробормотал.

– Успокойся, или я перережу тебе глотку, – угрожающе прошипел Марк. – А теперь я спрошу снова: где Децим? В какой из комнат?

– Хо-хозяина здесь нет, – проскулил страж.

Марк застыл.

– Нет? Нет в доме?

Страж закивал.

– Тогда где он?

– У-уехал.

От разочарования Марк заскрипел зубами. Они весь день следили за домом, и Децим наружу не выходил. По крайней мере, через парадную дверь. Видимо, он воспользовался выходом для рабов… но в этом Марк сомневался. Человек, занимавший в обществе такое высокое положение, как Децим, просто не решился бы на подобное.

– Когда он уехал?

– Вчера. Сразу, как только вернулся со стадиона. Он приказал приготовить лошадей и уехал, едва их оседлали.

Марк убрал меч, переваривая услышанное. Фест и Луп подошли к нему и встали вокруг распростертого на полу стража, а тот переводил слезящиеся глаза с одного на другого.

– Клянусь, это правда! Его здесь нет!

– Проклятье! – Фест сжал кулак. – Теперь понятно, почему нас продержали там до утра. Эврай хотел дать Дециму возможность сбежать из Афин до того, как мы отправимся на его поиски. – Он наклонился над стражем. – Куда поехал Децим?

– Я-я…

Марк снова легонько ткнул мечом в шею стража, потом нажал, и по коже поползла тоненькая струйка крови.

– Говори! И говори правду. Если ты просто подумаешь о том, чтобы соврать, я тебе перережу горло, прямо здесь и сейчас! – Он сделал короткую паузу, чтобы страж хорошенько понял угрозу, и продолжил намеренно холодным тоном: – Куда поехал Децим?

– В свое поместье… Это рядом с Тегеей. Там вы найдете хозяина. Клянусь, это правда!

– Тегея? – повторил Марк, чтобы не ошибиться.

Страж кивнул. Марк убрал меч и выпрямился, глядя на друзей.

– У него целый день форы. И он едет верхом, – заметил Фест.

– Значит, ни к чему терять время, – решил Марк. – Мы сейчас же покидаем Афины и немедленно отправляемся в Тегею.

Друзья кивнули, а Марк вознес краткую молитву Юпитеру Наилучшему Величайшему, прося о том, чтобы его мать была еще жива, когда они окажутся в Тегее. Если же это будет не так, то никакой пощады Дециму ждать не придется.

XX

Они вышли из Афин на своих двоих, потому что денег для покупки лошадей у них не было, а украсть их они не могли, не желая рисковать оказаться пойманными. Один раз они удостоились милосердия наместника, но на второй раз рассчитывать не приходилось. Фест прикинул, что им понадобится три дня, чтобы добраться до Тегеи. Порывшись в мешках, Фест вытряхнул из них все лишнее. Остались только одежда, плащи, фляги с водой, немного еды и оружие, без которого было не обойтись. Все остальное они продали на ближайшем рынке, не торгуясь и получив лишь часть настоящей стоимости вещей.

Луп хотел сохранить письменные принадлежности, но Фест был неумолим, и Лупу оставалось лишь в отчаянии наблюдать за тем, как греческий торговец, поджав губы, роется в его перьях, чернильницах, стило, восковых табличках и пачках папируса и наконец предлагает смехотворную цену. Но Фест согласился на нее сразу. Купили же они только одну вещь – короткую цепь для Цербера, на случай если им придется вести пса рядом.

До конца дня оставалось еще несколько часов, когда друзья вышли из города и быстрым шагом направились на запад. Они шли по той же самой дороге, что всего несколько дней назад привела их в Афины, и не останавливались, пока солнце не село за вершины гор, облив небо переменными красками, а на равнину не опустились сумерки. И даже когда свет окончательно угас и в бархатной тьме неба начали вспыхивать звезды, Фест все шагал и шагал, и ботинки друзей похрустывали по гравию на дороге, а вокруг пронзительно пели цикады, следуя ритму, понятному одним только насекомым.

Но вот друзья дошли до развилки; одна дорога поворачивала на север, вторая бежала дальше на запад, к Пелопоннесу. Здесь Фест остановился и увел мальчиков с дороги, под укрытие растущих неподалеку сосен. Они настолько устали, что даже не потрудились разжечь костер, а просто пожевали немного сушеного мяса. Марк поделился своей порцией с Цербером, и пес с жадностью проглотил кусок, покончив с ним гораздо быстрее своих двуногих друзей. А потом сидел и наблюдал за тем, как они едят, наблюдал с большим вниманием – на тот случай, если вдруг кто-нибудь что-то уронит.

Наконец они соорудили некое подобие постелей из сосновых ветвей и сухих игл и завернулись в плащи, чтобы поспать. Охотничий пес лег на бок, прижавшись лохматой спиной к Марку и согревая мальчика своим теплом.

Хотя Марк очень устал, ему все же понадобилось некоторое время, чтобы расслабиться умом и телом. Когда другие уже дремали, он все еще смотрел сквозь ветви на звезды над головой, терзаемый мыслями о матери и о том, что лучше бы добраться до нее прежде, чем Децим сделает что-нибудь дурное. У Децима был большой запас времени, он мог добраться до своего поместья на два дня раньше друзей. За такое время могло случиться что угодно, и Марк с ужасом думал, что, как бы они ни спешили, но, придя на место, могут обнаружить, что враг уже покончил с женщиной!

Марк позволил себе на миг представить, что его мать может быть мертва, и его ум наполнился темнотой и кровавыми картинами мести. Децим должен будет умереть только от его руки, и Марк сделает все, что окажется в его силах. А после этого Марк вообще не представлял себе никакой жизни – лишь темную, полную отчаяния пустоту. Он слишком устал, чтобы позволить себе надеяться, и с трудом представлял, как спасет мать, как увидит любовь в ее глазах и почувствует покой в ее объятиях… Они бы могли вернуться на свою ферму, и Марк нашел бы способ заработать достаточно денег и выкупить ее у нового владельца. А со временем они бы построили достойную гробницу для Тита, чтобы его останки покоились с должным уважением. Они могли бы вместе работать на земле, а Цербер зимой охранял бы их овец от волков. Его мать старела бы, но никогда не смогла бы забыть, что Марк ее спас, и всегда смотрела бы на него с гордостью и любовью…

Да, наконец-то Марк вообразил себе этот радостный мир, и его сердце наполнилось довольством и покоем, позволив мальчику заснуть. Он не проснулся даже тогда, когда Цербер посреди ночи вдруг зашевелился и резко сел, принюхиваясь к воздуху, ловя резкий запах проходившей неподалеку лисицы. Цербер негромко зарычал, когда хищница, зашелестев сухими иглами, развернулась и убежала в сосны. Довольный тем, что его хозяину ничто не грозит, пес снова улегся и лизнул Марка в ухо, а потом опустил тяжелую голову на лапы и спокойно заснул.

* * *

Фест проснулся еще до рассвета, когда первые розовые полосы только-только появились на горизонте. Почувствовав, как одеревенели все его мышцы, он поморщился, потом сел и размял плечи и шею, а уж после этого встал и ткнул спящих мальчиков носком ботинка.

– Эй, пора! Просыпайтесь!

– Э-э-э… – простонал Луп, сворачиваясь в клубок.

Фест выругался и снова ткнул его, на этот раз посильнее.

– Подъем, мальчишки! Пока мне не пришлось пнуть как следует.

Луп тоже выругался, открыл глаза, протер их и наконец сел.

Марк заставил себя подняться на ноги и тоже протер глаза, а Цербер смотрел на всех по очереди, виляя хвостом. От быстрой ходьбы накануне ноги у Марка болели, но он знал, что будет еще хуже, когда они преодолеют расстояние до Тегеи за то время, на которое рассчитывал Фест.

– Нужно что-нибудь съесть, – распорядился телохранитель. – Я хочу выйти на дорогу с первыми лучами.

Луп сидел неподвижно, пока его затуманенный сном ум понемногу прояснялся. Он потянулся к своему мешку и достал еще одну полоску сушеного мяса из тех, что Фест купил на рынке после продажи их имущества. Луп с отвращением уставился на мясо:

– Надеюсь, нам не придется всю дорогу есть только это? Почему бы нам не поймать зайца, как прежде, Фест?

– Потому что на охоту и на то, чтобы развести огонь и зажарить мясо, нужно время, – сердито ответил Фест, откусил кусок от полоски и принялся жевать. – Но мы можем по дороге купить какой-нибудь еды, если нам подвернется случай.

– Нам придется это сделать, – сказал Марк, протягивая псу один кусок. – Хотя бы для Цербера. Ему на таком не протянуть.

Фест кивнул, глядя на пса, и вдруг перестал жевать.

– Может, лучше было бы оставить его.

Марк бросил на него злой взгляд.

– После того, как он спас нам жизнь? Он пойдет с нами. Он может нам понадобиться. Кроме того, сейчас Цербер – это все, что осталось у меня от моей семьи.

– У тебя есть мы. Мы, конечно, тебе не родные, – неловко сказал Фест, – но почти как родня.

Марк уставился на него, а потом негромко рассмеялся от удивления.

– Я и не думал, что тебя это заботит.

Фест нахмурился:

– Что? Ты думаешь, мы недостаточно долго знаем друг друга, чтобы ощутить некую связь? И Луп тоже… Ты думаешь, мы прошли через все то, что нам пришлось пройти, просто потому, что Цезарь приказал нам идти с тобой? Мы будем с тобой до конца, Марк. Найдешь ли ты свою маму и расправишься ли с мерзавцем Децимом или нет, неважно. Так поступают настоящие товарищи. Ведь правда, Луп?

Писарь был так же изумлен неожиданным всплеском эмоций Феста, как и Марк. Но он кивнул:

– Конечно, товарищи по оружию и все такое. Абсолютно верно.

Фест вздохнул:

– Я, вообще-то, говорил всерьез.

– И я тоже… – Луп растерянно улыбнулся.

Наступила неловкая пауза, и Цербер, как все животные, уловил перемену настроения у людей и посмотрел на всех по очереди большими темными глазами, полными опасения.

– Ну ладно! – Фест сунул обратно в мешок недоеденную полоску мяса и взял плащ. – Хватит этой чувствительной ерунды. Пора в путь. Мне бы хотелось к концу дня добраться до Коринфа.

Мальчики быстро собрались и поспешили за телохранителем к дороге. Фест прибавил шагу, держась на несколько ярдов впереди. Луп благодаря своим длинным ногам шагал следом за ним, а Марк шел последним, и рядом с ним бежал Цербер. Марк все еще был ошарашен недавним разговором, он посматривал на пса, вскинув брови, и даже прошептал:

– Ну кто бы мог такое подумать, а, приятель? Оказывается, под этой деревянной кожей все-таки спрятано нормальное человеческое сердце!

Цербер глянул на него, услышав голос хозяина, а потом принюхался к прохладному утреннему ветру и осторожно помахал хвостом.

Марк хихикнул:

– Ну, хотя бы один из нас счастлив.

Но хорошего настроения Марку хватило ненадолго. Фест не сбавлял хода, пока они шли мимо раскиданных по холмам ферм и маленьких деревень, состоявших из домиков с побеленными стенами; там люди только еще просыпались. Справа от путников высились холмы и горы, чьи склоны покрывала яркая зелень лесов, а слева земля спускалась к голубому морю, сверкающему в лучах утреннего солнца. Дорога миля за милей вилась вдоль побережья, и ноги путников начали болеть задолго до полудня, когда Фест наконец объявил привал рядом с ручьем. Вода была прохладной и освежающей, и все ненадолго опустили в нее ноги; но наконец Марк встал и снова надел ботинки, потому что его гнала вперед необходимость поскорее добраться до Тегеи.

По дороге к Коринфу, куда друзья добрались наконец в сумерки, других ручьев не нашлось, и, пока они шагали под палящим солнцем, Марку пришлось делиться водой из своей фляги с Цербером. К концу дня все открытые участки кожи друзей покраснели и чесались от солнечных ожогов. Но они были слишком утомлены, чтобы думать об этом, и мгновенно заснули, упав на дешевые тюфяки в задней комнате паршивого постоялого двора, где остановились на ночь. И снова двинулись в путь еще до рассвета, с трудом шагая на одеревеневших ногах, а Луп мог лишь жадно глядеть на темные силуэты храмов и театров, которые ему не суждено было увидеть – по крайней мере, до тех пор, пока не закончится их отчаянная погоня.

Когда они вышли из Коринфа, дорога стала подниматься вверх, в Пелопоннесские горы, и идти стало еще тяжелее. Даже Цербер, который накануне наслаждался прогулкой, теперь тащился рядом с Марком, вывесив наружу длинный язык и тяжело дыша. Днем они встретили молодого пастуха, который убил с помощью своей пращи нескольких зайцев, и Фест купил сразу четырех, а вечером они их зажарили и съели. Кроме одного, которого Цербер сожрал сырым, с довольным видом хрустя костями в свете костра.

– Завтра днем доберемся до Тегеи, – сообщил Фест, когда они покончили с едой и готовили постели из сосновых ветвей на краю леса, где Фест решил разбить лагерь. – Поскольку поместье Децима находится рядом с городом, то либо он сам, либо его слуги скоро узнают, что мы пришли в город. Децим может даже предупредить всех своих, чтобы они расспрашивали о мужчине и двух мальчиках с собакой. Так что мы не можем рисковать и входить в город все вместе. Мой план таков. Марк пойдет в Тегею один, а мы с Лупом и Цербером поищем, где спрятаться рядом с городом. Как только ты узнаешь, где находится поместье Децима, ты вернешься к нам, и мы отправимся туда на разведку.

– На разведку? – нахмурился Марк. – У нас нет на это времени. Как только мы узнаем, где это поместье, мы должны будем сразу спасти маму.

Фест посмотрел на него с терпеливым видом.

– Ты устал, Марк. Твой ум встревожен, и удивляться этому не приходится. Но если мы хотим спасти твою маму, мы должны использовать все возможности для этого. Мы ведь понятия не имеем, сколько человек охраняет поместье. Мы не знаем, где ее держат. Так что если ты хочешь снова ее увидеть, мы должны сделать все правильно. Если мы ринемся вперед, размахивая мечами, то нас, скорее всего, просто убьют, и тогда уже некому будет о ней позаботиться. Понятно?

Марк разрывался между соображениями трезвого ума и желаниями сердца, но он понимал, что Фест прав. И, подавив свои чувства, кивнул.

– Хорошо. Теперь немного поспим, но только после того, как Луп потренируется с мечом.

Писарь застонал и замотал головой:

– Только не сегодня! Я просто разваливаюсь!

– Ты, может, и разваливаешься, парень, но если ты не будешь знать, как пользоваться мечом, то вообще станешь мертвым. Так что лучше поработать, пока есть такая возможность. Марк, давай. Не позволяй ему лениться.

– Почему это я? – спросил Марк. – Ты же у нас опытный учитель.

– Я еще и тот, кто велит тебе это сделать. Кроме того, тебе нужно как-то отвлечься от тяжелых мыслей. Ну, мальчики, за дело!

* * *

Друзья подошли к Тегее к полудню следующего дня и, едва увидев город, выбрали тропу, уводившую с большой дороги. Они отыскали небольшую пещеру под камнями на склоне холма, смотревшего на город, и опустили на землю мешки. Фест дал Марку наставления и вручил несколько монет.

– Вот, купишь немного провизии. Столько, чтобы хватило на следующие два дня. Иди на рыночную площадь. Если хочешь разузнать о поместье, то лучшего места для этого не найти. Но будь осторожен. Последнее, что нам нужно, так это насторожить Децима, дать ему знать, что кто-то любопытный появился в городе.

– Я знаю, что делать, – твердо ответил Марк.

– Отлично. А Цербера лучше привяжи к дереву. Мы не можем допустить, чтобы он побежал за тобой в город. Такая собака сама по себе привлечет внимание.

По лицу Марка скользнула улыбка. Цербер, огромный и дикий с виду, не просто привлекал к себе внимание – он пугал людей. Марк достал из мешка цепь, купленную в Афинах, и надел на Цербера ошейник, а потом привязал цепь к стволу дерева. Цербер решил, что это какая-то игра, и принялся вилять хвостом, но только до того момента, как Марк направился прочь. Тогда пес рванулся за хозяином, но цепь его остановила. Цербер опустил лохматую голову и заскулил, однако Марк решительно зашагал по тропе к Тегее.

* * *

Рыночную площадь Тегеи заливали палящие лучи солнца и яркие краски одежды, фруктов, овощей и прочих товаров, которые как будто горели в полуденных лучах. Марк медленно прошел между прилавками, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть что-нибудь и прислушаться, насколько возможно, к разговорам, если что-то казалось ему многообещающим. Но вот торговцы начали собирать свои товары, и Марк поспешил купить хлеба, сушеных фруктов и сыра.

– Это будет… восемь асов, – подсчитал торговец, протягивая руку.

Марк порылся в кошельке и достал одну из маленьких бронзовых монет.

– Вот.

Торговец с благодарным кивком взял монету и, спрятав ее, посмотрел на Марка.

– Я знаю почти всех своих покупателей. А тебя вот никогда не видел.

– Я из Лерны, – небрежным тоном ответил Марк, припоминая название маленького городка, через который они проходили утром. – Ну, пришел оттуда. Отец отправил меня сюда поискать работы. У нас недостаточно земли, чтобы всем прокормиться.

Торговец щелкнул языком:

– Тяжелые нынче времена, парень.

Марк согласно кивнул:

– Может, где-нибудь рядом с Тегеей есть большие фермы, где пригодятся лишние руки? Я умею работать.

Торговец окинул взглядом крепкое тело Марка.

– Ты с фермы? Ну, здесь рядом только одно такое место, где могут нанимать людей. Если ты не против того, чтобы работать рядом с преступниками в цепях.

– Ух ты… И где это?

– Вон там. – Торговец махнул рукой, показывая на склон высокой горы за городом, в направлении, противоположном от той пещеры, где прятались Фест, Луп и Цербер.

Марк проследил за его жестом и увидел вдали крышу среди деревьев. Оглядев все вокруг, он заметил и другие строения, а также посаженные террасами деревья и виноградники.

– Похоже, там какое-то большое владение.

– Это уж точно. Одно из самых больших на Пелопоннесе. Только ты имей в виду, что тамошний хозяин – самая кровожадная пиявка во всей Греции. Выжимает из нас все налоги, на какие только может наложить свою жадную лапу. И если тебе нужна работа, то только там ты и сможешь ее найти. В поместье Децима.

XXI

– Заметил что-нибудь новое? – спросил Фест, подкрадываясь под прикрытием низких ветвей молодых деревьев и устраиваясь рядом с Марком.

Они лежали на скальном выступе над пещерой, и им было отлично видно поместье Децима. Луп первым стоял на страже, а теперь отдыхал в пещере. Фест явился, чтобы сменить Марка.

Марк заглянул в восковую табличку, которую он позаимствовал у Лупа, и просмотрел свои записи.

– Люди у ворот меняются в полдень, остальные – немного позже. На страже всегда одно и то же количество людей.

– Хм…

Фест напряг глаза, вглядываясь в виллу. Это было весьма роскошное строение;

Перед самим домом находился наружный двор, предназначенный для гостей, прибывающих на носилках, в крытых повозках или верхом, и еще там были конюшни и помещение для рабов и слуг, ожидающих своих хозяев. Арка и колоннада вели в главный двор, аккуратно разделенный на четыре части двумя широкими дорожками, которые встречались у фонтана. Вдоль дорожек тянулись тщательно подстриженные кусты и цветочные клумбы, в каждой четверти двора красовались кусты, подстриженные в виде геометрических фигур. Вторая большая колоннада обегала сад и соединяла две части главного дома, который представлял собой большое двухэтажное строение, смотрящее на юг, чтобы внутри было достаточно естественного света и тепла. У каждого входа во двор стояли по два стража, и у каждой из задних дверей главного дома тоже; неширокие задние двери были предназначены для слуг и рабов. Четыре вооруженных человека совершали регулярный обход виллы.

– Децим явно не из тех, к кому легко подобраться, – задумчиво произнес Фест. – Ты его уже видел?

Марк немного помолчал.

– Думаю, да. Из дома недавно выходил человек в желтой тунике, гулял по саду. Такого же сложения, как Децим, и лысый. Если это он, то дома он явно не трудится носить парик.

– Должен быть он. – Фест чуть заметно улыбнулся, а затем посерьезнел. – А что насчет твоей мамы?

Марк покачал головой. И махнул рукой в сторону ряда деревьев примерно в сотне шагов от дома. За деревьями виднелись длинные низкие строения с узкими щелями вместо окон – бараки для рабов, трудившихся в поместье. Мрачные домики окружала стена, и вход внутрь огороженного пространства был только один, причем его защищали сторожевые башенки по обеим сторонам. В это время дня рабы трудились на полях, во фруктовых садах и оливковых рощах, принадлежавших Дециму. Марк видел, как они выходили из своих жилищ на рассвете; он тогда прятался довольно близко от бараков. Исхудалые фигуры в лохмотьях, скованные цепями по четыре человека, выстроились в ряд и ждали, пока стражи выведут их за ворота. Среди рабов было много женщин и несколько детей, но Марк не сумел узнать свою маму.

– Возможно, она и не работает в поле, – предположил Фест. – Децим может держать ее среди домашних рабов. Такое может быть… хотя вряд ли. Потому что если она – домашняя рабыня, то на ней нет цепей. А в таком случае, судя по тому, что ты говорил, легко догадаться, что она будет пытаться сбежать. Так что скорее она все-таки среди полевых бедолаг. Но попасть в бараки и отыскать ее там будет очень даже нелегко.

Марк хорошенько обдумал слова Феста.

– Тогда мы сначала найдем Децима. Проберемся на виллу, поймаем его и заставим сказать, где она находится. – Глаза Марка расширились от волнения, когда он излагал свою идею. – А еще лучше – заставим его послать кого-нибудь за ней. И тогда нам не придется рисковать и проникать в бараки.

Фест глубоко вздохнул:

– Даже если предположить, что мы сумеем это сделать, нам все равно придется как-то пробираться на виллу.

– Мне кажется, я знаю, как это сделать. Самое время пустить в дело твой парфянский лук.

* * *

Они дождались, пока луна не скрылась за набежавшим облаком, и выбрались из своего укрытия неподалеку от поместья Децима. Время близилось к полуночи, насколько мог понять Марк, подсчитав те часы, когда они лежали в пыли позади виллы. Патруль недавно прошагал мимо, обменявшись коротким приветствием с двумя стражами у небольших ворот, что вели к той части дворов, где жили рабы. Теперь патруль обогнул угол каменного забора вокруг виллы и скрылся из виду.

– Луп, давай! – прошептал Фест.

После короткого колебания писарь собрался с духом и на четвереньках пополз по канаве. Фест протянул руку к колчану и кивнул Марку, и они оба выбрались из канавы в высокую, по колено, траву на лугу, раскинувшемся рядом с виллой. Они пригибались как можно ниже, приближаясь к стене, что неясно вырисовывалась в лунном свете. К этой ночной вылазке друзья подготовились как можно лучше. Они перепачкали лицо грязью и сажей и той же смесью измазали туники. У каждого был пояс, на котором висели меч и кинжалы, а также ножи для метания. Цербера оставили в пещере, преподнеся ему огромную сахарную кость, которую Марк специально купил на рынке, чтобы псу было чем заняться. Марк собирался вернуться за собакой, когда все кончится. А если все пойдет не так, как было задумано, то Марк надеялся, что Цербера найдут и он обретет нового хозяина.

Друзья медленно ползли в траве, пока не добрались до кучи дров, сложенных возле стены шагах в двадцати от входа во двор рабов и двух стражей. Там они встали, прячась за поленьями. Пока Марк следил за всем вокруг, Фест стал готовиться к стрельбе, достав из колчана сразу три стрелы. Он решил воспользоваться охотничьими стрелами с большими наконечниками, снабженными шипами, чтобы удар сразу сбивал с ног жертву и рана начинала сильно кровоточить. Наложив на тетиву первую стрелу, Фест встал в позицию, ожидая, когда появится Луп.

Один из стражников стоял, прислонившись к стене, а второй почесывал спину, глядя в небо. Все вокруг было тихо, и Марк уже начал беспокоиться, хватит ли у Лупа храбрости осуществить их план. Он чувствовал, как растет нетерпение Феста, готового выстрелить. Тот страж, что смотрел в небо, громко зевнул, потягиваясь. Потом опустил голову – и застыл.

– Кто там? – крикнул он.

Из тени появилась какая-то фигура и неторопливо направилась к воротам. Услышав тихий скрип тетивы, Марк ощутил огромное облегчение. Фест оттянул назад правую руку…

– Это ты, Пифон?

Страж шагнул навстречу Лупу, а его товарищ оттолкнулся от стены и повернулся в сторону приближающегося человека. Когда Фест прицелился, Марк задержал дыхание. Это была самая опасная часть их плана. Если бы Фест промахнулся, стрела могла попасть в Лупа, хотя тот и старался держаться так, чтобы не очутиться на линии ее полета.

Раздался глухой звон – это Фест отпустил тетиву, и стрела помчалась к доверенному стражу Децима. Она ударила в спину охранника с тихим шмяканьем, и страж с болезненным вскриком упал в траву лицом вниз и задергался, пытаясь дотянуться до древка стрелы, торчавшей между его лопатками. Второй страж все еще смотрел на подходившего к нему Лупа, но шум позади заставил его оглянуться.

– Мантипп? Эй, что с тобой?

Он тут же замер на месте от потрясения… и этого мгновения как раз хватило для того, чтобы Фест снова натянул тетиву и пустил вторую стрелу. Ее колючий наконечник вонзился точнехонько в горло второго стража, разорвав кровеносные сосуды, и страж только и смог, что беспомощно схватиться за древко. Кровь наполнила его горло, рот и легкие, и он упал на колени с ужасающим хрипом.

– Вперед! – тихо скомандовал Фест, передавая лук Марку.

Они вышли из-за дровяной кучи и присоединились к Лупу, стоявшему рядом со все еще шевелившимися стражами.

– Смотрите по сторонам, ребята. А я тут завершу дело.

Марк подкрался к одному углу забора, чтобы выглянуть за него, а Луп с той же целью направился в противоположную сторону. Фест взял тяжелую дубинку, висевшую у него на поясе, и с силой ударил каждого из стражей в лоб, так что они тут же потеряли сознание, истекая кровью. Потом Фест оттащил оба тела ко входу во двор для рабов. Того, кому стрела угодила в горло, Фест усадил к стене, а второго спрятал за дровяную кучу, после чего вернулся обратно.

– Стой здесь, около ворот, – велел он Лупу. – Когда вокруг снова пойдут патрульные, они могут тебя окликнуть. Если такое случится, тебе придется что-нибудь им ответить. Но говори коротко и как можно тише.

– А если они подойдут так близко, что увидят подмену?

– Сейчас темно, и они вряд ли окажутся настолько близко, чтобы как следует тебя рассмотреть.

– А если все-таки…

– Тогда тебе придется бежать со всех ног. В нашу пещеру. Там и встретимся. А если все будет в порядке – ты присоединишься к нам, когда мы выйдем. Все понятно?

Луп кивнул, и Фест хлопнул его по плечу:

– Молодец. Ну а теперь, Марк, снимаем обувь. Нам нужно двигаться как можно тише.

Они расшнуровали ботинки и поставили их перед входом, и Фест негромко произнес:

– Ну, вперед…

Он приподнял щеколду двери, осторожно открыл ее и первым вошел на территорию виллы. У Марка бешено забилось сердце, когда они с Фестом очутились в маленьком мрачном дворе, в который выходило множество дверей – это были жилища рабов. Марк слышал храп и невнятные голоса и подумал, не здесь ли его матушка.

Он коснулся руки Феста и прошептал:

– А что, если она здесь? Нам бы сначала все проверить…

– Нет. Мы не можем так рисковать. Если мы разбудим людей, они поднимут шум, и тогда все бандиты Децима обрушатся на нас, как тонна кирпичей. Будем действовать по плану. Идем.

Они прошли к небольшой арке в дальней стороне двора и очутились в узкой служебной галерее, что тянулась вдоль сада к задней части главного здания. Марк вздрагивал, время от времени задевая о стену; рваные облака над их головой скрывали звезды. В конце прохода оказалась дверь в кухню, достаточно большую для того, чтобы там поместилось несколько очагов и множество столов, на которых рабы готовили еду для хозяина и его гостей. С одной стороны кухни располагались кладовые, и воздух здесь был наполнен запахом древесного дыма, жареного мяса и головокружительным ароматом специй.

В дальнем углу кухни горел тусклый свет, и Марк увидел несколько человек, сидевших вокруг стола, на котором стояла масляная лампа, дававшая достаточно света.

– Они даже не собираются ложиться спать, в такой-то час, – проворчал один из кухонных рабов. – И в прошлую ночь то же самое было. Вообще каждую ночь после того, как он вернулся из Афин. И он не спит, и этот его человек.

– Да уж, этот Термон – темная личность, – произнес другой голос. – Прямо какой-то бандит с виду. Сидит там, что-то обсуждает с хозяином.

– А он как будто напуган, Децим-то, – заговорил первый голос. – Я его таким никогда не видел. И все на нас вымещает. На всех, даже на любимчиках.

Марк похолодел, услышав имя Термона, но Фест дернул его за тунику, и они осторожно двинулись вдоль стены огромного помещения, держась в тени, пока рабы продолжали ворчать из-за того, что им приходится сидеть тут и ждать, когда хозяин решит отправиться на покой.

В дальней стороне кухни был дверной проем с тяжелой занавеской, и друзья, аккуратно отодвинув ткань в сторону, проскользнули в коридор. Издали доносились звуки других голосов, в конце коридора горел свет. Друзья бесшумно пошли дальше по коридору, и Марк уже видел, что впереди находится большая комната, а голоса отдаются эхом от высоких стен триклиния – обеденного помещения виллы. Первым Марк узнал голос Децима.

– Ты должен будешь присмотреть за сбором налогов в Коринфе вместо меня.

– Я? – откликнулся сухой низкий голос. – Но это не моя работа. Почему бы не найти кого-нибудь еще? А лучше поезжай туда сам. Мы с моими ребятами позаботимся, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Нет. Я останусь здесь. Пока все не кончится. Мы назначим награду за них, живых или мертвых. Достаточно большую, чтобы во всей Греции не нашлось ни одного мужчины, которому не захотелось бы вонзить нож им в сердце ради таких денег.

Дальше последовал тихий обмен словами. Марк и Фест пробирались вдоль стены все ближе ко входу в триклиний. Подобравшись вплотную, Фест вскинул руку, останавливая Марка, а сам наклонился вперед, заглянул в комнату и тут же снова скрылся в тени коридора.

– Их там трое, – чуть слышно произнес он. – Двое мужчин и женщина. Больше никого. Нам повезло. Когда я дам команду, сразу бросимся вперед. Сначала нападем на второго мужчину, а потом я займусь Децимом, а ты – женщиной. Заставишь ее помалкивать.

– Я сам могу справиться с Децимом.

– Знаю, что можешь. Но он нам нужен живым.

Марка охватил гнев.

– Сам понимаю!

– Марк, ненависть замутняет человеческий ум. Заставляет делать то, чего делать не следует. Будет лучше, если мы не станем рисковать. А теперь доставай меч.

Марк тяжело сглотнул, подавляя чувства, и вынул меч из ножен, а Фест взял новую стрелу.

– Готов?

Марк кивнул:

– Готов.

Фест выпрямился и шагнул в комнату, и Марк быстро шагнул следом за другом. Помещение было очень большим, не меньше пятнадцати шагов в ширину и примерно тридцати в длину, и здесь стояло множество мягких скамей и низких столов. В дальнем конце триклиния, у круглого стола, на котором стояло несколько серебряных подносов с остатками еды, сидели трое, все спиной к Фесту и Марку. В середине был Децим, которого нетрудно было узнать по лысой голове. Слева от него расположился Термон в простой черной тунике. А справа полулежала худенькая женщина в нарядно расшитом зеленом платье. Ее темные волосы были уложены в затейливую прическу. Поначалу ужинавшие не обратили внимания на звук легких шагов, но потом Децим обернулся через плечо и резко произнес:

– Я не посылал за… Что такое?

Термон тоже оглянулся – и мгновенно вскочил на ноги, приняв боевую стойку и схватив со стола нож. Фест остановился шагах в пятнадцати от него, прицелился и пустил стрелу. Но та просвистела мимо, потому что Термон успел отклониться в сторону. Женщина испуганно вскрикнула, когда наконечник стрелы задел его плечо. Термон прыгнул вперед, а Фест в спешке стал накладывать вторую стрелу. Он лишь начал натягивать лук, когда Термон ринулся на него. И все же стрела пронзила грудь бандита, и тот упал на пол, свалив при этом Феста.

Марк кинул взгляд на Децима, увидел, что тот еще не оправился от потрясения, и тут же бросился на помощь другу. Термон всем своим весом прижимал Феста к полу, сжимая в руке нож и пытаясь добраться до горла телохранителя. Фест схватил противника за запястье, отталкивая нож, но тот приближался дюйм за дюймом.

В одно мгновение Марк очутился рядом с мужчинами и без колебаний ударил мечом по затылку Термона. Хрустнула кость, и Термон громко хрюкнул, прежде чем Фест отшвырнул его от себя и перекатился на бок. Марк посмотрел на врага. Глаза Термона бешено моргали, челюсть вздрагивала. Темная лужа крови растекалась по выложенному плитками полу вокруг его головы.

– С ним покончено, – сказал Фест, вытаскивая свой меч. – Давай разберемся с Децимом.

Децим наконец осознал грозящую ему опасность и спрыгнул с подушек, хватая со стола нож. А потом, не медля, поднял на ноги женщину, возлежавшую рядом с ним, и развернул ее так, чтобы она оказалась лицом к нападавшим. Обхватив ее одной рукой поперек груди, он поднес к горлу женщины нож и ткнул острием в нежную кожу. Женщина вскрикнула от ужаса и крепко зажмурила глаза.

– Только подойдите, и я ее убью! – прорычал Децим. – Увидите!

Фест сухо рассмеялся:

– Мы пришли за тобой, Децим. И ничто нас не остановит.

– За мной? – На этот раз рассмеялся Децим. – Чушь! Вы пришли за мамашей этого мальчишки!

При этих словах женщина открыла глаза, и Марк впервые с того момента, как они вошли в эту комнату, посмотрел на нее внимательно. Когда он узнал знакомые черты, силы тут же покинули его, и он в ужасе опустил меч.

– Мама…

Она задохнулась и импульсивно дернулась вперед, как будто пытаясь отойти от Децима.

– Марк… Мой Марк…

Децим грубо дернул ее, прижимая к себе.

– Стой спокойно, дура! Еще раз шевельнешься – и тебе конец.

Женщина заговорила дрожащим голосом:

– Но ты говорил, что его держат…

– Заткнись! – заорал Децим прямо ей в ухо. – Захлопни рот!

Фест опустил меч и протянул вперед свободную руку.

– Отпусти ее, Децим. Если хочешь остаться в живых. Да, мы пришли именно за ней. Отпусти ее – и мы уйдем.

– Ха! – выдохнул Децим. – Ты меня дураком считаешь? Как только я выпущу ее из рук, сразу лягу вон там, рядом с Термоном!

Марк покосился в сторону и увидел, что тело Термона еще дергается, теряя кровь. Потом его взгляд вернулся к матери, и он заговорил холодно и отчетливо:

– Отпусти ее.

– Это вряд ли, – ухмыльнулся Децим, а потом глубоко вздохнул и заорал во все горло: – Стража! Рабы! Ко мне! На помощь!

Марк и Фест могли только беспомощно наблюдать за тем, как Децим поднимает тревогу. Первой опомнилась Ливия. Вскинув руку, она двинула локтем в лицо Децима. Послышался тихий хруст сломанного носа, и Децим задохнулся от боли и удивления, ослабив хватку. Ливия тут же схватилась другой рукой за нож и отвела его от своего горла.

Децим взвыл от боли и ярости:

– Ты заплатишь за это!

Он ударил женщину кулаком в живот, и Ливия согнулась пополам с тихим стоном, все еще пытаясь оттолкнуть нож обеими руками.

– Хватай его! – закричал Фест, бросаясь вперед.

Марк прыгнул к Дециму и матери и двинул Децима в лицо гардой своего меча. Тот откинул голову и вытаращил глаза от изумления, и тут Марк нанес второй удар. Фест своим мечом полоснул Децима по рукам, и тот буквально выронил Ливию, да так, что она упала. Следующим мощным ударом Фест швырнул ростовщика на подушки, и нож вылетел из руки Децима и со звоном упал на пол. Прежде чем Фест или Марк успели сделать еще хоть одно движение, они услышали пронзительный яростный вопль. Ливия схватила этот нож, бросилась на Децима и воткнула нож ему в горло. Кровь фонтаном брызнула в воздух, когда Децим безуспешно попытался прикрыться рукой.

– Ох, прошу… – пробормотал он. – Прошу… нет…

– Животное! – завизжала женщина. – Злобный убийца! Скотина! Свинья! Сдохни! СДОХНИ!

Марк в ужасе смотрел на нее, дрожа от горя и страха, не веря, что видит свою мать, которую искал два года… свою маму, которая любила и растила его, а теперь снова и снова взмахивала ножом, чтобы нанести еще один удар…

Децим умолк, его попытки защититься становились все слабее и слабее, и наконец его рука бессильно упала. Фест потянулся к Ливии и решительно схватил ее за руку, пытаясь отобрать нож.

Децим лежал неподвижно, растянувшись на полу в пропитанной кровью тунике.

– Все, довольно, – мягко произнес Фест. – Довольно. Он мертв.

– М-мертв? – пробормотала Ливия, и ее плечи обмякли, а голова опустилась.

Разжав окровавленные пальцы, она отпустила рукоятку ножа, и тот упал на грудь Децима. А потом она развернулась и шагнула к Марку. Темные пряди ее волос спутались, на лице остались кровавые брызги…

И прежде чем Марк успел понять, что делает, он уже крепко обнимал мать и прижимал ее голову к своей груди, чувствуя, как она содрогается всем телом, сжимая его в объятиях. Марка охватила целая буря чувств – любовь, облегчение, горе и нежность. Он вспомнил те времена, когда мама вот так же обнимала его, а он был совсем еще маленьким и она его утешала, когда он падал или пугался, и его сердце переполнилось преданностью матери…

– Марк… мальчик мой… мое дитя… – сквозь слезы выдыхала она Марку в ухо.

– Нам нужно уходить, – вмешался Фест. – Немедленно. Пока кто-нибудь не пришел на весь этот шум. Быстрее, пора возвращаться!

Марк поддерживал Ливию под руку, когда они шли обратно по коридору, Фест задержался возле тела. Он еще раз взглянул на Децима, а потом шагнул к ближайшему треножнику с масляной лампой и уронил его на пол. Он проделал то же самое с другими лампами и только после этого поспешил за Марком и Ливией. Лужицы горящего масла разлились вокруг, жаркое пламя мгновенно охватило дорогие ткани диванов и подушек, принялось облизывать мебель…

Спеша по коридору, друзья увидели, как из кухни выскочили рабы и их встревоженные лица осветил огонь, вовсю пылавший в триклинии; силуэты троих беглецов отчетливо обрисовались на его фоне.

– Пожар! – закричал Фест. – Там пожар! Бегите!

Рабы на мгновение заколебались, но тут первый из них развернулся и рванул обратно в кухню. Его товарищи последовали за ним, предоставив троице беспрепятственно добраться до кухни. Все трое пробежали через нее, а потом по проходу ко двору с жилищами рабов. К тому времени, когда они добрались до этого двора, он был полон проснувшихся рабов, с ужасом смотревших на оранжевый свет в окнах обеденной залы виллы. Треск пламени был уже слышен, и его первые сверкающие языки вырвались за деревянные рамы.

Марк ни на что не обращал внимания, уводя мать за ворота. Луп ждал их снаружи, держа наготове меч; но наконец он узнал друзей и опустил оружие. Однако облегчение на его лице сразу сменилось тревогой, когда он увидел Ливию.

– С ней все в порядке?

– Да, я в порядке, – ответила она и улыбнулась Марку. – Правда.

– Сейчас не время для нежностей, – перебил их Фест. – Нам нужно спрятать обоих стражей за дровами и бежать со всех ног. Луп, помоги мне. Марк, уводи отсюда матушку. Туда, к тем деревьям.

Марк поспешно повел мать через травянистый луг, а остальные догнали их через несколько мгновений, когда огонь взвился над крышей виллы, отбрасывая впереди бегущих длинные черные тени.

XXII

Утром с другой стороны долины они увидели, какие разрушения причинил огонь. Дым все еще поднимался в голубое небо от черных руин виллы Децима. Маленькие группы любопытных тянулись от города к поместью. Фест ушел из пещеры с рассветом, чтобы вернуться в Тегею и купить для всех еды, а заодно узнать, как люди объясняют причину пожара. Если бы в городе возникли какие-то подозрения, им нужно было бы как можно скорее уходить подальше от Тегеи.

Когда Фест ушел, Марк остался стоять на часах. Его мать и Луп еще спали в глубине пещеры, но вскоре солнечный свет должен был разбудить их. Цербер улегся рядом с Марком, положив голову между огромными лапами и закрыв глаза, но его ноздри слегка пошевеливались, ловя приносимые ветром запахи. Марк оглянулся на мать, свернувшуюся клубком спиной к нему, и почувствовал растерянность.

С того самого момента, как их разлучили, когда мать умоляла его бежать, Марк жил ожиданием встречи. Он мечтал о том, как спасет ее, и жадно предвкушал, как наконец отпустит на свободу всю ту любовь, что прятал в себе. Но за всем этим скрывалось желание вернуть ту жизнь, что осталась в прошлом. И Марк всегда считал именно это своей целью, он даже не задумывался о том, возможно ли такое.

И вот теперь, когда его мать наконец снова стала свободной, будущее вдруг показалось туманным. И не только потому, что возвращение на ферму выглядело сомнительным. Сам Марк слишком изменился. За прошедшие два года он повзрослел и теперь был уже не мальчиком, а молодым мужчиной. Он знал, что мама тоже изменилась. Хотя Марка переполняла радость от воссоединения с ней, его чувства были противоречивыми. В конце концов, она ведь прямо у него на глазах зарезала человека… И еще Марка потрясло то, что он нашел ее в триклинии рядом с тем человеком, который был их злейшим врагом. Там, в Афинах, Децим дразнил Марка, рисуя ему страшную картину: его мать закована в цепи, она умирает от голода… Теперь Марк понял, что это была ложь, сказанная просто для того, чтобы усилить его страдания. Он негромко выругался, проклиная ростовщика, а потом его мысли вернулись к прошедшей ночи.

После их бегства с виллы мать продолжала крепко держаться за него и рыдать. После того как Фест приказал ей отбросить чувства и двигаться побыстрее, она замолчала и замкнулась в себе. В пещере они, также молча, уселись рядом, прислонившись спиной к камням и глядя на огонь, пожиравший виллу. Страшный красный свет пожара заливал окружающий пейзаж, рев пламени далеко разносился в тихом ночном воздухе. И только когда огонь начал утихать, они наконец заснули, прижавшись друг к другу, как иной раз засыпали, когда Марк был еще совсем маленьким.

Стоя на часах и наблюдая за окрестностями пещеры, Марк принялся размышлять о том, что им делать дальше и что Фест узнает в городе. Им понадобится еда на несколько дней, ведь телохранитель очень хотел как можно скорее уйти подальше от Тегеи и при этом не привлекать к себе внимания. Марк надеялся, что пожар сочтут просто трагической случайностью для Децима и Термона. И если удача будет на стороне Марка и его друзей, то тела Децима, Термона и тех стражей, что остались у дровяной кучи, обгорят в достаточной степени, чтобы никто не смог заметить нанесенные им при жизни раны, а потрясение от пожара заставит всех забыть о появлении чужаков, растаявших в темноте.

– Сестерций за твои мысли.

Марк резко обернулся и увидел, что его мать проснулась и сидит, наблюдая за ним. Она неуверенно улыбнулась и встала, тихонько прошла через пещеру, стараясь не разбудить Лупа, и села рядом с Марком.

– Бедный мой Марк… – Она обняла Марка и привлекла к себе. – Бедный мой мальчик… Я всегда надеялась, что однажды сумею сбежать от Децима и попытаюсь найти тебя. – Ливия снова робко улыбнулась. – Но это ты меня нашел. Ты уже не тот малыш, которого я помнила. Ты так повзрослел… Ты напоминаешь мне твоего отца.

На глазах Ливии блеснули слезы, и она быстро поцеловала Марка в лоб. Какое-то время они молчали, и Марк чувствовал, что мать сдерживает рыдания. Ему хотелось так много ей рассказать, так много спросить, но он не знал, с чего начать. Ливия ощутила его беспокойство и немного отстранилась, чтобы посмотреть на него.

– О чем ты думаешь?

Марк тяжело вздохнул.

– Я и сам не знаю. Последние два года я жил лишь ради одной цели – найти тебя. Я думал, что тебя держат в цепях и заставляют работать до изнеможения. Я не готов был увидеть тебя в той комнате. За его столом, ужинающей вместе с ним…

Ливия заговорила не сразу.

– Да разве это имеет какое-то значение? Мы свободны, вот что главное. Как ты думаешь, Марк, что заставляло меня жить, пока мы были разлучены? Я жила ради того же, что и ты. Я делала то, что должна была сделать, чтобы выжить и чтобы тебе не причинили зла.

Марк посмотрел на нее:

– О чем это ты?

Ливия на мгновение нахмурилась, ее губы задрожали, и она тяжело сглотнула.

– Децим сказал мне, что его люди все-таки поймали тебя после того, как нас разлучили. Сказал, что тебя отвезли в его дом в Афинах и ты там служишь ему как раб. Но пока я делаю то, чего ему хочется, ты будешь жить.

Марка оглушила новая обжигающая волна ненависти к Дециму. Да, этот человек заслужил свою смерть. Но даже теперь, когда он был уже мертв, причиненные им страдания продолжались, приобретая новые черты. Децим лгал им обоим, ложью заставляя Ливию исполнять его желания.

– Я рад, что именно ты его убила, – хрипло произнес Марк. – Ты больше заслужила радость мести, чем я.

Ливия удивленно посмотрела на него:

– Нет. Я так не думаю. Децим украл у тебя детство. Этого ничем не возместишь. И теперь я вижу, что ты уже совсем не тот, не мой маленький мальчик… – Она внимательно всмотрелась в лицо Марка, изучая его в раннем утреннем свете. – Ты вырос. Ты выглядишь сильным, и у тебя решительный блеск в глазах… Ты изменился, – печально закончила она и покачала головой, словно не желая этого признавать. – Изменился… Ты уже никогда не станешь тем Марком, с которым я рассталась, тем, кого я хранила в памяти и о ком думала каждое мгновение этих двух лет.

Марк почувствовал, как его глаза наполняются слезами, и сжал руку матери.

– Я твой сын, мама. Я всегда им буду. Я обязан тебе жизнью и клянусь всем, что есть на свете священного, что буду защищать тебя. Мы никогда больше не разлучимся. Никогда.

Ливия улыбнулась:

– Мы должны постараться не дать прошлому разрушить то, что у нас есть. Мы должны заниматься тем, чем занимаются все свободные люди, и жить с надеждой. Мы свободны, и наша судьба в наших руках. Держись за это, мой милый Марк. Держись за это и двигайся вперед. Не позволь тени Децима висеть над нами.

– Я постараюсь. Но это будет нелегко.

– А жить с прошлым всегда трудно, – с чувством произнесла Ливия. – Уж я-то это знаю, поверь. Я ведь именно так жила с твоим отцом… – Она бросила на Марка быстрый взгляд. – С Титом.

По спине Марка пробежала нервная дрожь. Он понял, что пришло время дать матери знать, что ему уже известна правда о его настоящем отце. Марк повернулся лицом к матери.

– Мама, – тихо сказал он, – я знаю о Спартаке. – Он похлопал себя по плечу, по тому месту, где под тканью туники скрывалось клеймо. – Я знаю об этом и о том, что это значит.

Ливия побледнела. Ее глаза наполнились страхом.

– Ты знаешь? – повторила она. – О великие боги… Марк, но как ты мог узнать? Кто тебе сказал?

– Когда нас разлучили, меня отправили учиться в школу гладиаторов в Капуе. И там был один человек, который увидел знак на моем плече и узнал его. Он и рассказал мне обо всем.

Ливия закрыла глаза и тихо заговорила:

– Они сделали из тебя гладиатора… Боги не могли придумать большей жестокости. Судьба твоего отца была такой же. Он поклялся, что посвятит свою жизнь тому, чтобы никому больше не приходилось вот так страдать. А теперь его сын, его единственный сын, был вынужден терпеть то самое, что каждый день терзало его душу, что подвигло его восстать против Рима… – Ливия глубоко вздохнула. – Будет ли этому конец? Или наши страдания вечны? – Она снова посмотрела на Марка. – А как звали того человека, который рассказал тебе о Спартаке?

Марк услышал боль в голосе матери, когда она произнесла имя Спартака. И тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

– Брикс.

Ливия на мгновение задумалась, потом тепло улыбнулась:

– Брикс… Значит, он выжил. Он был одним из лучших. Он бы погиб рядом со Спартаком, если бы у него хватило сил участвовать в той последней, ужасной битве, на которой все и кончилось. Я рада, что он до сих пор жив. Так мало нас осталось… – Глаза Ливии внезапно засверкали. – Но та искра, что зажег Спартак, так и не угасла. В людях по-прежнему живет надежда, что однажды вспыхнет некий маяк и даст знать всем рабам, что дух бунтарства не умер. И ты – этот маяк, Марк.

Марк давно уже ощутил на себе, что рабство – это невыносимая ноша, и те, кто живет в рабстве, постоянно пребывают в беспросветном отчаянии, словно в темной бездонной яме. И эта мысль наполняла его невыразимым ужасом. Марк внезапно понял, какая сила подтолкнула Спартака восстать против рабства, несмотря на чудовищный риск и огромные трудности, что стояли перед ним. «И какой же невероятной храбростью он должен был обладать!» – подумал Марк. Спартак ведь восстал не просто против рабства, не просто против Рима, но и против самого смысла постоянного подчинения. Он полностью осознал, какой ужас таит в себе вся эта система. И это знание подтолкнуло Спартака к войне с Римом, и он сражался до последнего вздоха. Марк с благоговением думал о человеке, давшем ему жизнь. Он лишь теперь начал понимать всю глубину преданности его последователей – людей вроде Брикса и Мандрака, которые поддерживали огонь бунта и питали ту же надежду, какую все рабы втайне хранили, словно некое сокровище.

И теперь, воссоединившись с матерью, Марк начинал видеть новое будущее. Он уже не мог вернуться к прежней, утраченной жизни. Эта дорога была закрыта. Он перерос ее и должен был нести ту же ношу, что и его отец до него. Это была борьба против чудовищной несправедливости, в которой ему придется принять участие. И альтернативы этой борьбе не было, потому что иначе оставалось лишь позорно склониться перед величайшим из зол, известных человечеству. Наконец-то Марк понял сердце своего отца, наконец-то он впервые смутно увидел его черты мысленным взором. Измученное заботами, напряженное лицо, решимость в стальном взгляде и едва заметная улыбка одобрения… как будто он знал, что умер не напрасно. Что то великое дело, которому он отдал свою жизнь, продолжает жить в его сыне.

Марк поднял голову и твердо посмотрел в вопрошающие глаза матери.

– Этот день может прийти, мама. Но только тогда, когда созреет момент. И только если я решу продолжить дело отца. Ты сказала, что мы не должны позволить прошлому управлять нами. Что ж, я тоже так думаю. Я свободен. Я никому не принадлежу, и я не раб мечты другого человека.

Ливия хотела было возразить, но промолчала. Наконец она покачала головой и опустила глаза.

– Ты прав. Твой отец гордился бы тобой, как горжусь я.

От ее слов на сердце у Марка потеплело.

– А твои друзья это знают?

– Луп знает. Он в свое время узнал все от Брикса.

– А этот мужчина, Фест?

– Я побоялся ему рассказать.

– Почему же?

– Я познакомился с ним, когда меня купил хозяин школы гладиаторов. В то время Фест был главой телохранителей Юлия Цезаря.

Глаза Ливии от изумления широко распахнулись.

– Цезарь? Но… но тогда нам грозит ужасная опасность! Мы должны бежать отсюда, Марк! Прежде чем он вернется из города!

– Нет. Фест – мой друг. Не думаю, что мы должны его бояться.

Цербер внезапно пошевелился, насторожил уши, из его горла вырвался низкий негромкий рык. На тропинке, ведущей к пещере, треснула сухая веточка, и Марк бесшумно взял меч, жестом велев матери отойти в глубину пещеры и забрать с собой пса. Ливия просунула пальцы под ошейник Цербера и тихо отступила в тень, поближе к все еще дремавшему Лупу. Марк передвинулся за камень сбоку от входа в пещеру и пригнулся. Его слух напрягся, ловя новые звуки, – и через мгновение он услышал хруст камешков под чьими-то ногами. Хруст становился все громче, а потом затих.

– Марк?

Узнав голос Феста, Марк вздохнул с облегчением, убрал меч в ножны и лишь после этого вышел на тропу. Телохранитель Цезаря стоял неподалеку, глядя на Марка со странным выражением. На его плече висела на ремне сетчатая сумка. Фест осторожно опустил ее на землю. В сумке лежали хлеб, сыр и фрукты. В другой руке Фест держал небольшую деревянную дощечку, на которой было что-то написано.

– Думаю, ты должен это увидеть, Марк.

Он протянул Марку дощечку.

На ней было написано:

«Разыскиваются за УБИЙСТВО Прокруста, гражданина Левктр.

Власти ищут некоего МАРКА, мальчика примерно 13 лет, который путешествует с ДВУМЯ другими: мальчиком, который откликается на имя ЛУП, и мужчиной по имени ФЕСТ. У Марка каштановые волосы, карие глаза, он среднего роста для своих лет, но более крепкий. На плече у него примечательный шрам: нечто вроде клейма с изображением меча, пронзающего волчью голову.

За их поимку наместник Сервилий заплатит 10 000 денариев».

Марк поднял голову и посмотрел на Феста, на лице которого застыло ледяное выражение.

– Я нашел это на рыночной площади, – заговорил Фест. – И такие же висят во всех публичных местах Тегеи. Не будешь ли ты так добр объяснить мне, почему наместник Сервилий готов отдать целое состояние за то, чтобы ты очутился в его руках?

– Я… я… понятия не имею.

– Не лги мне, Марк! Лучше расскажи, что вообще происходит? Лучше скажи, что означает эта метка на твоем плече. Я видел, как смотрел на нее тот чиновник там, на арене. Он узнал клеймо. Он знал, что оно означает нечто важное. Так что лучше расскажи мне все. Прямо сейчас. Я хочу услышать правду, всю правду целиком, и именно от тебя, Марк.

И он шагнул к Марку, крепко сжимая рукоять кинжала.

XXIII

– Это знак Спартака, – сказала Ливия, выходя из пещеры. – Это знак, которым отметили его сына много лет назад.

Она шагнула вперед, встав между Фестом и Марком, и Марк увидел, что в руке Ливия держит меч, который взяла из мешка, лежавшего в глубине пещеры. Подняв меч, она направила его на Феста.

– Марк и мой сын тоже. Он – все, что есть у меня в этом мире. Я потеряла человека, которого любила, и человека, которого готова была полюбить. Я потеряла дом, достоинство и почти все желание продолжать жить. И я скорее умру, чем позволю тебе коснуться Марка.

Пока она говорила, из пещеры тихо вышел Цербер и встал рядом с Марком. Ощутив напряжение, возникшее между людьми, он опустил голову и низко зарычал, шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

Фест застыл на месте, глядя то на Ливию, то на Марка, но выражение его глаз прочитать было невозможно.

– Сын Спартака. Величайшая угроза, с какой только сталкивался Рим на собственной земле. Злейший враг моего хозяина, Юлия Цезаря, и всех римлян… включая и меня самого.

Марку не понравился неживой тон голоса Феста. Он слишком хорошо знал, с какой скоростью телохранитель может перейти к действию и каким смертельно опасным он может быть, имея в руках оружие. Поэтому мальчик снова приготовил меч и напружинил ноги, чтобы мгновенно отреагировать, если Фест сделает хоть одно враждебное движение. Но мужчина стоял неподвижно, стиснув зубы и наморщив лоб.

– По всем законам я должен бы убить тебя прямо здесь и сейчас. Пока ты жив, всегда найдутся дураки, готовые поднять руку на своих хозяев в тот самый момент, когда услышат, что знамя Спартака снова кто-то поднял.

Ливия взмахнула мечом:

– Если ты хотя бы подумаешь об этом, я тебя убью!

Фест посмотрел на нее и вскинул брови:

– В самом деле? Ты думаешь, я не прикончу тебя прежде, чем ты успеешь меня хотя бы оцарапать? Опусти меч и отойди. И я не стану предупреждать еще раз.

Не сводя глаз с Феста, Марк произнес тихо и настойчиво:

– Мама, сделай, как он говорит. Прошу тебя.

Ливия колебалась, острие ее меча повисло в воздухе между ней и Фестом. Потом она покачала головой:

– Я не позволю, чтобы он что-то с тобой сделал, Марк. Я умру до того, как это случится.

Фест холодно улыбнулся:

– Ты и в самом деле умрешь, если не отойдешь подальше.

Марк левой рукой забрал у матери меч и отбросил его в сторону. А потом встал перед ней, на расстоянии не более чем двух лезвий меча от Феста.

– Фест, никакого нового восстания рабов не будет. Я не стану поднимать знамя своего отца. Нет смысла это делать, поскольку нет никакой надежды на успех. Брикс хотел меня использовать, чтобы поднять новый бунт, когда держал меня в своем лагере прошлой зимой, но я отказался. Тебе незачем меня бояться, Фест. Я хочу только одного: жить свободным человеком и заботиться о маме. Неужели ты встанешь на пути таких простых желаний? Неужели тебе действительно хочется отдать меня в руки самых могущественных людей Рима, чтобы они выставили меня и мою мать на улице, в цепях, прежде чем казнить на потеху веселящейся толпе? Фест, я сражался рядом с тобой. За последние месяцы мы вместе справились с большими опасностями. И всего несколько часов назад ты рисковал собственной жизнью, спасая мою маму. Неужели все это ничего для тебя не значит?

– Это было до того, как я узнал, кто ты таков на самом деле, – проворчал Фест. – Ты меня предал, Марк. И это после всего того, через что мы прошли вместе. Да, я рисковал жизнью ради тебя, и мы сражались бок о бок. Я считал тебя своим другом. Больше чем другом. А теперь выясняется, что я тебя совсем не знал. – Фест сделал шаг к Марку. – Такая огромная тайна… – Фест покачал головой. – И могут быть такие огромные последствия для Рима… и для меня.

– Фест… – начал было Марк.

– Нет! – рявкнул Фест. – Я не стану слушать! Я человек Цезаря… Если я отпущу тебя, то предам своего хозяина и наплюю на все те годы, когда защищал его самого и его интересы. И в итоге повернусь спиной к самому Риму.

Наблюдая за другом, Марк увидел, как тело Феста как будто слегка обмякло, и наконец он устало вздохнул.

– И все же… Между нами возникли некие узы, Марк… Когда тебя привезли в Рим, в дом Цезаря, я сначала думал, что ты обычный молодой гладиатор, жестокое бездумное существо, и должен признать, что совсем не хотел брать на себя заботу о тебе, что бы ни говорил Цезарь о твоих скрытых возможностях. Но ты доказал, что я ошибался. И постепенно я увидел в тебе храбрость, быстрый ум и доброе сердце. И со временем стал смотреть на тебя как на товарища, а в последние месяцы и вовсе как на сына. Сына, каким мог бы гордиться любой мужчина.

Он одарил Марка пылающим взглядом, и мальчика придавило чувство вины.

– Фест, мне очень жаль… я бы рассказал тебе, если бы мог. Но неужели ты не понимаешь? Я же знал, что поставлю тебя в ужасное положение, и я боялся за свою жизнь.

– Ты должен был сказать мне до того, как я все узнал бы сам.

– А что, была бы какая-то разница? – спросил Марк.

Фест немного помолчал и слегка пожал плечами:

– Не знаю. Может быть… А Луп знает?

– Да, – признался Марк. – Он узнал все от Брикса, и я взял с него клятву молчать.

Марк заметил выражение боли, скользнувшее по лицу телохранителя, и нервно сглотнул.

– Фест, я не собирался сам ему что-то рассказывать. Но сейчас я должен знать, что ты собираешься делать, узнав обо всем.

Фест покачал головой и вздохнул.

– Я ведь тоже давал клятву, Марк. Служить Цезарю и повиноваться его приказам. А он приказал мне сопровождать тебя, и защищать, и делать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе спасти твою матушку, и потом доставить вас обоих в безопасное место. – Он махнул рукой в сторону таблички, предлагавшей вознаграждение за поимку Марка. – И похоже, моя работа пока что не доведена до конца. Вы оба в опасности, а я не выполню приказ Цезаря, пока не буду уверен, что вам обоим ничто не грозит.

У Марка хватило сил только на то, чтобы не рухнуть на землю, ослабев от благодарности и облегчения. Он только теперь заметил, что сдерживал дыхание, что все его тело отчаянно напрягалось… Он боялся, что ему придется сражаться за свою жизнь, сражаться с человеком, который учил его. Вступить в схватку, которую он почти наверняка проиграл бы. А теперь эта угроза как будто миновала…

С заново вспыхнувшей надеждой Марк откашлялся.

– Значит?..

– Значит, нам нужно поскорее убираться отсюда.

– Это я знаю. Мне бы хотелось вернуться домой.

– Нет, Марк. Ты не можешь вернуться туда. Ты не можешь вернуться к прежней жизни. Она закрыта для тебя с того самого момента, когда тебя из нее вырвали.

– Тогда куда же нам отправиться? – беспомощно спросила Ливия.

– Куда-нибудь подальше. Подальше от Греции и подальше от Рима. Куда-нибудь в такое место, где вас никто никогда не узнает, где вы будете в безопасности. Только тогда я буду считать приказ выполненным и моя честь не пострадает.

Марк повернулся к матери, и они обменялись взглядом облегчения. Марк убрал меч в ножны и протянул руку Фесту:

– Спасибо тебе.

Фест вздохнул и сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Марка.

– Ты заставляешь меня платить высокую цену, Марк. Заставляешь выбирать между Цезарем и тобой. До нашей встречи у меня никогда не возникало таких вопросов, я никогда не сомневался в связи между господином и его слугой. А теперь? Теперь мне пришлось понять, что связь между товарищами может быть сильнее. Цезарь ни за что не простит меня, узнав всю правду.

В голосе мужчины прозвучала грусть, и Марка снова кольнуло чувство вины из-за того, что он подвергает опасности человека, которого уважает и любит.

Фест внимательно посмотрел на Марка:

– И вот еще что. Никогда больше не скрывай от меня правды, Марк. Я заслужил такое право.

– Согласен.

Они еще какое-то время постояли молча, внимательно глядя друг на друга, как будто только что познакомились.

– Что тут происходит? – прозвучал голос Лупа. Писарь вышел из пещеры, с трудом передвигая ноги и почесывая затылок. Увидев на земле сумку с хлебом и сыром, он просиял. – Ой, как хорошо! Я умираю от голода. Ну и чего мы ждем? Давайте поедим!

* * *

Фест решил, что они должны тронуться в путь сразу после еды. Говорили они мало, и Луп недоуменно поглядывал на своих товарищей, пока все жевали, явно пытаясь угадать, что могло случиться, пока он спал. Внезапно он заметил дощечку, лежащую у стены пещеры, и уставился на нее, чуть не подавившись куском хлеба. Потом перевел взгляд на Феста, и кровь отлила от его лица. Это выглядело так комично, что Марк невольно рассмеялся и тут же закашлялся, не сумев проглотить кусок. Фест крепко хлопнул его по спине. Цербер зарычал на телохранителя, а потом тревожно обнюхал лицо хозяина. Напряжение растаяло, когда Фест и Луп принялись посмеиваться над Марком и его собакой, и даже Ливия посмотрела на сына с улыбкой.

– Да все в порядке! – выдохнул Марк, хотя его глаза слезились. – Фест все знает.

– Что? Как это?

– О чем-то он сам догадался, а остальное я ему рассказал. Больше никаких тайн.

Фест кивнул:

– И так оно и будет впредь. Если мы с тобой должны доставить и Ливию в надежное место, то мы должны все присматривать друг за другом. Все. И я не желаю слышать ложь от кого бы то ни было. Самые серьезные опасности ждут нас впереди. Теперь, когда римские власти узнали, что у Спартака был сын, они не успокоятся, пока не поймают или не убьют Марка. А у нас только одно преимущество: они не могут открыть настоящую причину преследования Марка.

– Почему это? – спросил Луп.

Марк ответил сам:

– Потому что если разнесется весть, что ловят не кого-нибудь, а сына Спартака, то каждый раб в империи тут же станет искать возможность восстать против хозяев.

– Именно так, – согласился Фест. – Для них выгоднее решить проблему по-тихому. А это значит, что им придется проявлять осторожность, охотясь на тебя. В общем, играть в кошки-мышки.

Марк мрачно кивнул.

Его мать вздохнула:

– Похоже, нас ждет долгое путешествие. Куда бы мы ни направились. – Она посмотрела себе под ноги. – И наши неприятности далеко еще не закончились.

Марк осторожно взял ее руку и мягко сжал.

– Самое худшее все равно позади, мама. С чем бы нам ни пришлось столкнуться в ближайшее время, мы, по крайней мере, встретим опасности вместе. И я буду рядом, чтобы защитить тебя.

Ливия с грустью во взгляде посмотрела на сына.

– Как раз это всегда хотела делать я – защищать свое дитя. И меня постоянно терзала мысль, что именно тогда, когда ты сильнее всего нуждался в защите, я была бессильна что-либо сделать.

– Ты в этом не виновата. Это все Децим. Но теперь он заплатил за все.

– Да… Да, хотя бы это действительно так.

Фест смахнул с туники хлебные крошки и встал:

– Пора двигаться. Мне хочется к концу дня оказаться как можно дальше от Тегеи.

– Куда мы пойдем? – спросил Марк.

– На запад, к побережью. А потом сядем на корабль и уплывем подальше от Греции и Италии.

* * *

Все встали, и Цербер, виляя хвостом, смотрел на всех по очереди. Когда они уложили мешки и повесили их через плечо, Фест махнул рукой в сторону тропы и зашагал вперед. За ним шел Луп, потом Марк с матерью, и завершал шествие Цербер. Вдали продолжал подниматься в небо дым над догоревшим поместьем Децима. Марк подумал, что его клубы похожи на подношение богам. Такое подношение, какое делают моряки и прочие путешественники перед дальней дорогой, прося богов защитить их и помочь достичь конца пути.

Марк улыбнулся при этой мысли и посмотрел на мать.

И его сердце наполнилось теплом, какого он не знал уже несколько лет.