Крапп Раиса

Утолю твои печали

Раиса Крапп

Утолю твои печали

Глава первая

Ксения проснулась рано. Она лежала тихонько, будто боялась расплескать свое удивительное состояние - из сна. Снилось что-то странное. Что? Она попыталась вспомнить, но воспоминание, словно золотая рыбка, ускользало из сознания. Лишь отблеском его осталось ощущение радости, нежности, чего-то очень хорошего...

Ксюша с удовольствием потянулась, по-кошачьи выгнувшись всем телом, засмеялась собственному прекрасному настроению, откинула одеяло и выпрыгнула из постели. Набросив теплый халат, она подошла к окну взглянуть, ясным ли обещает быть день. В это время внизу застрекотал мотор "Бурана" и, помедлив, Ксюша прямо в тапочках и халате вышла на веранду.

Человек в красно-синем лыжном комбинезоне стоял поодаль спиной к ней, надевал очки. Перед тем, как сесть на снегоход, он коротко обернулся. На несколько мгновений взгляд его остановился на Ксене, потом он отвернулся, сел в седло и укатил вверх по дороге.

Ксения вспомнила лыжника, чей яркий костюм привлек ее внимание во время вчерашней прогулки. Он стоял в отдалении, наверху крутого склона. Ксеня подождала некоторое время, хотела посмотреть на его стремительный спуск. Но он не торопился. Опираясь на палки, стоял, любовался прекрасным видом или отдыхал. Ксеня отвернулась от него, да сразу же и забыла.

Вчера она подумала, что это кто-то из отдыхающих. Но теперь поняла, что это как раз и есть таинственный хозяин "Приюта", которого даже Инга выловить не может.

"Однако, какой хлопотун, - одобрительно подумала Ксеня, зябко потирая плечи, - рано у него рабочий день начинается. А у Инги, кажется, роман с ним. Интересно, он симпатичный?" - Очки закрывали большую часть лица, глухой воротник скрывал подбородок, и Ксения совершенно не рассмотрела лица. Она засмеялась своим мыслям - в чужую жизнь она никогда нос не совала, но определенная доля любопытства присуща всем женщинам без исключения. Ксюша тоже не была обделена им.

Снизу донеслись голоса, и она поспешила заняться утренним туалетом, не желая опаздывать к завтраку.

Погода, будто на заказ, была чудесной. Ксения не переставала удивляться прозрачности глубоких красок, которых не пожалела здесь природа, их чистоте, насыщенности и, одновременно, нежности. Лазурь по-весеннему яркого неба соперничала с сиянием снега. Густая зелень сосен, искристый гранит скал, голубые тени, причудливые шапки снега на ветках - всем этим можно было любоваться без конца. А пьянящий воздух, настоянный на целительном аромате сосен! Может быть, друиды, мудрые и загадочные как эльфы, совсем не напрасно считали, будто сосна забирает у человека все дурное: мысли, чувства, обиды...

До полудня Ксения неутомимо разгуливала по окрестностям "Приюта", с упоением знакомилась с ними. Но после обеда поняла, что город отучил ее ходить пешком - ноги налились тяжестью. После вкусного, обильного обеда она поняла, чего ей сейчас хочется. Поднявшись к себе, Ксеня бессовестно бухнулась в постель, наслаждаясь нежной податливостью матраца, невесомым теплом одеяла и покоем. А более всего - возможностью вот так откровенно лениться. "Здорово-то как! - сонно улыбаясь, подумала она. - Но в другой раз - непременно с Олежкой!"

Ксюша еще пребывала в благодатном неведении, чем обернется для нее эта поездка, и что с мужем она никогда сюда не приедет.

* * *

Кажется, давно уже сон ее не был столь безмятежным и сладким. Отсутствие всяких обязательств, редкое состояние беззаботности, когда знаешь, что обо всем позаботится кто-то другой - это было великолепно! Проснувшись, Ксеня поплескала в лицо холодной водой и спустилась вниз. Полина Тимофеевна услышала ее шаги, выглянула из кухни, радушно улыбнулась.

- Вздремнула немножко?

- Целых два часа проспала!

- У нас тут на бессонницу еще никто не жаловался. А кое-кто, приезжая сюда, первым делом отсыпается.

- Здорово у вас! В другой раз обязательно с мужем приеду.

- Приезжайте! Только предупреди заранее, позвони, чтобы комнату для вас зарезервировали. У нас довольно много постоянных клиентов, некоторые каждый год приезжают, а то и два, и три раза в год. У нас не так уж дорого, по сравнению с другими-то. Потому что не отель, по-простому, по-домашнему все.

- Так это и хорошо!

- А мне тоже так больше нравится, мы тут все, как одна семья. А кто по второму-третьему разу приезжает, так и вовсе будто родные. Ксюша, ты пока телевизор посмотри, видик. Журналы вон свежие Сан Саныч привез. А я тут к полднику чего-нибудь приготовлю, аппетит здесь тоже ни у кого не пропадает.

- А можно, я лучше вам помогу?

- Разумеется! Пойдем, бутерброды будешь делать. С легкостью болтая о том, о сем, Ксения между прочим спросила:

- А директор ваш всегда такой занятый? Вроде бы и хозяйство у него не очень большое, а хлопот хватает?

- Да как сказать? Люди у нас хорошие работают. У Евгения Палыча, наверно, дар - человека с первого взгляда распознавать. Тамара, Сан Саныч это золото, а не люди. Раньше тут всякое бывало. Я уже сколько здесь... да второй десяток уж. Женя-то недавно у нас. И хозяйство ему досталось хуже некуда, поначалу и, вправду, дел невпроворот было: один ремонт капитальный чего стоил. Теперь-то все отлажено, обжито, как часы работает - только присматривай, не забывай. Не работа, а удовольствие. По хозяйству - я да Сан Саныч. Тамара в комнатах прибирает, за бельем следит. А директор теперь больше с гостями, как инструктор, на лыжах учит, частенько группы на гору водит. У него разряд мастера.

- По альпинизму?

- Ну да.

- А у нас с ним как-то не получается встретиться.

- Да встретишься еще. Обычно он сразу с новыми жильцами встречается, знакомится, беседует... А сейчас что-то ему нездоровится, даже попросил обед в комнату подать.

- Так он сейчас дома?

- У себя. Вот познакомишься, увидишь какой он замечательный человек. Я Бога уж ни один раз благодарила за такого-то руководителя. А что до настроения... да мы все - люди настроения.

Ни Ксения, ни Полина Тимофеевна не услышали, как человек, о котором они говорили, бесшумно спустился по лестнице. У входной двери он приостановился. Дверь в кухню была открыта, и голоса женщин звучали, будто они разговаривали здесь, в холле. Он слышал, что говорили о нем, но на лице его не появилось ни осуждения, ни заинтересованности, оно оставалось таким же бесстрастным, когда он тихо открыл двери и вышел наружу. Надев лыжи, он легко заскользил по лыжне и через несколько секунд исчез за густыми зарослями елей.

Это был второй день Ксениного пребывания в "Приюте" - горнолыжной базе отдыха.

* * *

Уже из окна автобуса Ксения увидела молодую женщину с табличкой в руках. На табличке было крупно выведено: "Приют".

Инга была общительной, жизнерадостной, легкой. Выяснилось, что работает она не в "Приюте", а в одной из пригородных туристических баз отдыха. Что директор "Приюта" - альпинист, и работает не только со своими отдыхающими, поэтому Инга с ним хорошо знакома. Что сам он не смог встретить Ксению и попросил об этом ее...

На хорошей скорости Инга уверенно вела машину вверх по асфальтовой дороге, и путь до горнолыжной базы показалась Ксюше совсем коротким.

"Приют" вырос перед ними неожиданно. После очередного из многочисленных поворотов Ксеня увидела, что дороги больше нет - она заканчивается просторной площадкой перед симпатичным двухэтажным домиком. Инга виртуозно развернула автомобиль, мотор умолк, и сделалось необыкновенно тихо. Показалось, что если затаить дыхание и прислушаться, то можно услышать, как шуршат, оседая, невесомые снежинки.

- Приехали! - весело сказала Ксенина провожатая. - Идемте с хозяевами знакомиться.

Вслед за ней Ксения поднялась на высокое крыльцо. Около него в снег были воткнуты две пары лыж, и стоял оранжевый новенький снегоход.

Инга, потопав, оббила снег с подошв ботинок, распахнула двери. Они прошли через тесноватый тамбур и оказались в огромной гостиной.

Бегло скользнув взглядом вокруг, Ксюша увидела несколько кресел, столик с причудливым деревянным подсвечником, такие же подсвечники на стенах, несколько картин. Роскошное обилие зелени заведомо расположило к хозяевам у Ксени было стойкое, хотя, может быть, и не очень обоснованное убеждение, что растения пышно разрастаются лишь у хороших людей и в добром доме. Но самым приятным и неожиданным был большой камин! В нем весело плясало пламя, постреливая искрами смолянистых поленьев. Наверное, Ксюше показалось, но у нее возникло ощущение, будто гостиная наполнена по-особому ласковым и ароматным теплом.

- Теть Поль, вот вам новая гостья, - услышала Ксеня и увидела пухленькую, уютную женщину. - Женя вернулся? Где он?

- Добро пожаловать к нам в "Приют", - радушно улыбнулась хозяйка Ксюше, повернулась в Инге. - Его нет, он на трассу пошел, сказал, чтобы ты его не ждала. - Ксюше показалось, что в голосе женщины прозвучала виноватость.

- Да? - Инга хмыкнула. - Он в своем репертуаре. Я все же поднимусь к нему. "Буран" возьму, ладно?

- Да где ты его искать будешь?

- Посмотрю просто. На лыжах далеко не уйдет.

- Постой, я хоть горячим тебя напою. Через три минуты кофе будет.

- Кофе у меня всегда с собой, в термосе. Вот, Ксеней лучше займитесь. Привет! - она помахала рукой. - Еще увидимся!

И Инга выпорхнула за двери. Женщина неодобрительно покачала головой, но Ксеня не поняла к чему относится это осуждение - к Ингиной мотыльковой легкости, к тому ли, что она не захотела согреться перед дорогой, или к чему-то еще. В следующее мгновение это выражение сменилось приветливой улыбкой.

- Ксюша? А меня Полина Тимофеевна зовут, я тут и завхоз, и повариха, в общем, если что, так со всеми вопросами ко мне. Штат у нас маленький, четверо всего, кроме директора и меня - горничная Тамара и Сан Саныч, мастер "золотые руки". Обычно Евгений Павлович сам гостей внизу встречает и привозит сюда, но сегодня не смог. Вы с ним позже познакомитесь, он будет вашим инструктором. Гостей теперь у нас девять человек - кроме вас еще четыре семейные пары. Сейчас дома нет никого, погода такая, что в четырех стенах сидеть грех. За ужином я вас со всеми познакомлю. Теперь идите наверх, а минут через пятнадцать-двадцать спускайтесь перекусить, голодны, небось, не терпеть же вам до ужина.

- Тамара! - громко позвала она. - Гостью встречай!

Худенькая женщина с тихим голосом и ловкими, сноровистыми движениями, приняла Ксению как эстафету. По пути к приготовленной для нее комнате, Тамара указывала на двери с обеих сторон коридора и в двух словах рассказывала о жильцах. Судя по ее словам, в "Приюте" гостили исключительно приятные и интересные люди.

Маленькая, уютная комнатка, рассчитанная на одного жильца, Ксюше понравилась. Выглянув в окно, она обнаружила, что из комнаты можно выйти на залитую солнцем веранду. По тщательно убранному снегу, расставленным шезлонгам, по забытой в одном из них лыжной шапочке, видно было, что верандой пользуются не только летом. Наверно, кто-то отваживается здесь загорать. Однако сейчас на веранде не было ни души.

Быстренько разложив свои немногочисленные вещи, Ксеня спустилась вниз. Она не собиралась засиживаться в комнате, - кристальной чистоты воздух так и манил, казалось, его можно пить, как родниковую воду. Солнце и небо были совершенно другими, чем в городе. А про то, что снег бывает таким ослепительно белым, Ксюша уже и забыла.

Но в гостиной на маленьком столике, покрытом большой клетчатой салфеткой, уже стояло блюдо с ватрушками, и их аромат чувствовался на расстоянии: как всякая добрая хозяйка, Полина Тимофеевна спешила накормить гостью. Ксеня в замешательстве приостановилась: очень уж ей не терпелось познакомиться с тем, что было за стенами "Приюта". Но этот момент в гостиной появилась Полина Тимофеевна, в одной руке она несла кофейник, из носика которого поднимался пар, в другой - тарелку с ломтиками холодного мяса. Пришлось Ксюше без возражений скидывать куртку и приниматься за угощение. Уже через две минуты она всерьез обеспокоилась: если хозяйка трижды в день подает гостям нечто подобное, то сколько же лишних килограммов Ксеня рискует отсюда увезти? Тонкие сочные пластики мяса, приправленного какими-то неведомыми специями, были необыкновенно вкусными, теплые ватрушки таяли во рту, аромат кофе очаровывал... Или Ксеня и впрямь проголодалась, или Полинино искусство было тому виной, но она, вопреки первоначальному намерению "слегка перекусить из вежливости", не поднялась из-за стола, пока тарелки не опустели. В тот день Ксеня еще раз увидела Ингу.

С любопытством осматривая территорию "Приюта", она бродила по тропинкам, проложенным в снегу сквозь заросли огромных елей и сосен. Все ей было в диковину: тишина, в которой особенно звонко разносилось щебетание синиц и стрекот сорок; девственная белизна снега и голубые тени на нем; пушистые сугробы на мохнатых, низко опущенных ветках; заячьи следы, убегающие под ель... Ксеня рассмеялась, поймав себя на том, что с беспокойством высматривает еще другие следы, например, злых, кровожадных волков.

Поднявшись в гору, она услышала голоса, а вскоре ей навстречу вышла супружеская пара. Обоим было лет по тридцать пять. Они показались Ксюше симпатичными - раскрасневшиеся от прогулки, улыбчивые. Внешность не обманула - они, и в самом деле, оказались приятными и дружелюбными. Они так обрадовались Ксюше, будто ближайшую родственницу встретили. Оказалось, что все оповещены о ней и ждали прибытия. Супруги наперебой перечисляли достоинства именно этой базы отдыха, из чего Ксеня улавливала лишь обрывки: "Милейшие люди... великолепная кухня... уютно и чисто... профессионал... дешево..." и тому подобное. Впрочем, они не навязывали ей своего общества: все это уложилось минуты в три-четыре, и они отправились вниз, наказав Ксене не уходить слишком далеко, потому что к ужину все будут ждать ее. Ксюше нравилось здесь все больше и больше.

Еще метров через пятьдесят тропинка выбежала на простор - деревья расступились, и Ксения оказалась на ровном пологом склоне. Чуть ниже, за деревьями виднелась красная, с крутыми скатами, крыша "Приюта", почти весь двор и часть дороги. А дальше открывалась такая великолепная панорама, что Ксеня надолго остановилась здесь, любуясь горами, темной зеленью лесистых склонов, бездонностью неба, ослепительным сиянием снега. Кажется, впервые в жизни ей захотелось взять в руки кисть и запечатлеть эту красоту на полотне. Показалось, что в этот миг краски будут ей послушны и лягут на холст именно так, как она пожелает... "Ох, ну почему Олежка этого не видит? Ведь словами не расскажешь. Как было бы здорово любоваться вместе с ним!" - подумала Ксеня и с легким вздохом оторвалась от созерцания раскинувшегося перед ней пейзажа.

Она уже собиралась повернуть назад, когда послышался стрекот мотора, и приостановилась. Скоро на дороге показался снегоход, - Инга возвращалась. Может быть, Ксюше показалось, но мотор трещал слишком громко, разрушая очарование тихой, снежной сказки. Потом он смолк. А минуты через две она вдруг услышала голоса. И они тоже звучали необычайно четко и громче, чем этого можно было ожидать, судя по расстоянию до домика. Ксения удивилась и подумала, что, вероятно, чистый вечерний воздух создает такой эффект. В это время голос Полины Тимофеевны произнес: "Ах,Инга, не обижайся ты на него!" "Да что вы, теть Поль! Будто я Женьку не знаю! Все в порядке!" - донесся до Ксюши ответ. Ей стало неприятно, получалось, будто она подслушивала - ведь женщины не подозревали, что их так хорошо слышно здесь. Ксения поспешила войти в тень деревьев. Ели столпились вокруг, потянулись к тропинке косматые ветви, - голоса заглохли.

К вечеру первого дня Ксения познакомилась со всеми обитателями "Приюта", как с отдыхающими, там и с постоянными, все они показались ей довольно милыми людьми. Впрочем, один все же остался неизвестным, - хозяин базы так и не появился, занятый делами на неведомой ей трассе. Да он и не особенно занимал ее мысли - ни на какую трассу она не собиралась, восхождения и романтика вершин были не для нее. Может быть, она и соберется покататься на лыжах - самую чуточку - но для этого ей не нужны никакие инструктажи.

На горнолыжной базе отдыха Ксения оказалась совершенно случайно горящую путевку кто-то всучил Олегу почти насильно, характеризуя "Приют" прилагательными в превосходной степени. Олег немедленно загорелся идеей отправить туда Ксюшу. Она попыталась отказаться, доказывая, что лыжи, горы и она несовместимы. На что муж резонно возразил, что никто ее насильно у лыжам не пристегнет, а воздух и солнце там абсолютно для всех одинаковы: что для альпинистов и горнолыжников, что для сачков. Ксеня принялась, было, уговаривать его поехать вдвоем и на месте приобрести еще одну путевку, но Олег через три дня должен был везти своих парней на региональные соревнования. В конце концов, она приехала одна, подышать чистым воздухом, отдохнуть от серости и буден города, побродить по снежным тропинкам...

Ксения любила одиночество и тишину, когда так хорошо думается... Поэтому, знакомясь с людьми, она не очень старалась сблизиться, была со всеми ровно доброжелательной и чуть-чуть отстраненной, маленькая дистанция сохраняла неприкосновенность ее собственного мира, в который она не часто пускала посторонних.

На следующий день, с самого утра Ксеня почувствовала, что погода как-то неуловимо меняется. Притухли краски, стали более мягкими, размытыми, как будто опустилась легкая дымка. Само настроение природы стало иным, более минорным, с неуловимым налетом грусти... И это тоже было так хорошо! Покой был разлит в воздухе, но одновременно в нем чувствовалось некая неуловимая динамика. Некое волшебство скрывалось в густеющих тенях. Словно невесомые покрывала, сотканные их лебяжьего пуха, опустились облака на слепящие вершины гор. Как лицо под вуалью, укрылись дали за тончайшей голубой кисеёй. Акварельно растаяла четкость очертаний, смягченная тонкой кистью гениального художника...

В то день две супружеские пары зазвали Ксеню подняться с ними на канатке на лыжный каток, уверяя, что ей тоже будет там интересно и весело. Она не пожалела, что поехала, - вдоволь накаталась с горы на какой-то резиновой надутой штуке. Удержаться на ней было совсем не просто, но зато и падать не больно и весело. На лыжах скатиться она не отважилась - гора пугала ее крутизной и жестко укатанным склоном. Но, насмотрелась на легкий, изящный полет лыжников, и потянуло все-таки испытать свои способности.

* * *

Деревья вплотную подступали к тропинке, по которой поднималась Ксеня. Не было слышно голосов и вообще, никаких звуков, кроме скрипа снега и ее дыхания. И если бы ни тропинка - признак обитаемости, пожалуй, даже стало бы жутковато от этой тишины, безлюдности и предвечернего сумрака. Но рядом, сразу за елками начинался покрытый снегом склон, вдоль и поперек разлинованный лыжами, и оттуда, как на ладони, виден был "Приют". Чтобы спуститься к нему напрямую, понадобилось бы пару минут. Поднявшись еще выше по тропинке, Ксеня свернула на склон.

Она и не помнила, когда последний раз застегивала крепления на лыжных ботинках. Увы, свою неспортивность Ксюша сознавала, как недостаток, но дальше этого дело не шло. Ксеня надела лыжи и остановилась, вновь зачарованная великолепным видом, раскинувшимся перед ней - она не уставала им любоваться. Потом, чуть толкнувшись палками, скользнула по плотному снегу. Не вниз, а почти поперек склона, чтобы не набирать скорость. Она почти уже обнаружила в себе талант лыжницы, когда неторопливое скольжение было неожиданно прервано - сбоку, из-задеревьев в стремительном вираже вынесся лыжник в красно-синем комбинезоне. Он мгновенно затормозил, выпустив из-под лыж густой веер снежной пыли. Но Ксения от неожиданности отпрянула в сторону, при этом сделала поворот (чего вообще никогда не умела) - и, со все возрастающей скоростью, ее неудержимо повлекло вниз. Тут все лыжные таланты не кстати и без предупреждения покинули ее, и Ксеня кубарем покатилась в облаке снега.

Ее кувыркание прервало какое-то препятствие. Протерев заляпанное снегом лицо, Ксения обнаружила, что препятствием послужил все тот же злополучный лыжник - директор "Приюта". Ксения еще не сообразила - ругать его или благодарить, а он молча наклонился, отстегнул крепления ее скрещенных, вывернутых лыж, подал руку.

Ошарашенная падением, стремительностью, с которой все произошло, а теперь и безмолвной манерой этого странного человека, Ксеня безропотно подала руку, чтобы подняться, но едва оперлась на ноги, вскрикнула и откинулась назад, схватившись за ногу. Он опустился на колени, стянул перчатки, отстранил ее руки. Потом осторожно ощупал лодыжку.

- Растяжение, - глухо проговорил он, и Ксения медленно подняла голову, изумленно посмотрела ему в лицо, силясь за стеклами больших очков рассмотреть глаза, его глаза. - Извини... Я думал, ты уже внизу...

Голос!.. Голос, который внезапно окликал ее в пустой квартире, во сне... который она страстно ждала и отчаянно боялась услышать, отпирая дверь в неурочный час... И теперь?.. Здесь?..

- Арвид! - толи шепотом, толи стоном вырвалось у нее.

Он медленно, словно нехотя потянул очки вверх, расстегнул высокий воротник комбинезона.

- Ты... - снова мучительно выговорила она, медленно повела головой, как будто желала стряхнуть наваждение.

Но все ее существо, как в ту, первую встречу, уже было в плену его удивительных, странных, опасных глаз. Чуть опустив голову, он смотрел с каким-то требовательным ожиданием. Ксения судорожно переглотнула, и он спохватился, отвел глаза от ее побледневшего лица.

- Здравствуй, Ксюша...

Он взял ее холодную, безвольную ладошку, прижал к своей щеке. Это прикосновение помогло ей прийти в себя, она слабо улыбнулась.

- Ты не беспокойся, у тебя только небольшое растяжение, через несколько дней все пройдет. Вот только на лыжах больше не покатаешься, - говорил он, и слова эти казались необязательными, бессмысленными, потому что в сумятице ее мыслей не было уже места тем заботам, о которых он говорил...

- На санках я все же увереннее себя чувствую... Мне, чем к земле ближе, тем лучше. - И эти, столь же необязательные слова, выговорились сами собой, скрывая Ксенино потрясение. Она посмотрела вниз, на домик "Приюта", который сейчас показался очень далеким, виновато и растеряно улыбнулась: - Только... Как бы мне теперь вон туда спуститься, в "Приют"?..

Арвид расшнуровал тяжелый ботинок на поврежденной ноге и осторожно стянул его. Потом поднял Ксенины лыжи, воткнул их в снег.

- Держись за шею, - сказал он, наклоняясь к ней, и Ксеня оказалась у него на руках.

Она вскрикнула от неожиданности, излишне поспешно проговорила:

- Ты что, хочешь со мной ехать вниз!? Пожалуйста, не надо!

И осеклась, потому что неожиданно и невозможно близко снова увидела серьезные, ясные глаза. Через секунду они улыбнулись.

- Закрой глаза, трусишка. Держись крепче.

Ксеня зажмурилась изо всех сил, уткнулась лицом в его плечо, когда мимо стремительно понеслись сосны и елки, то справа, то слева веером взвивался снег. Ей казалось, что они не скользят по склону, а находятся в свободном падении, и кончится все каким-то жутким ударом... Было страшно... и одновременно, не давая себе отчета в том, Ксеня остро желала, чтобы это длилось и длилось...

- Полина! - услышала она голос Арвида и обнаружила, что они стоят перед крыльцом "Приюта", внутри прозрачного облака сухого снега, и оно медленно оседает, искрясь на солнце. Полина Тимофеевна сначала оторопела, потом всплеснула руками, заохала, но одновременно сноровисто отстегнула крепления на лыжах Арвида, поспешила вперед, распахнула для них двери.

Когда она торопилась за ними по лестнице, в руках у нее уже были бинты и какие-то флаконы. Она проводила их до Ксениной комнаты, и заторопилась вниз, приготовить лед.

Арвид опустил ее в кресло.

- Болит? Сильно?

- Постой... Директор - ты?

- Да.

- Но почему Евгений...

- Так надо. Не бойся, я... не преступник, не скрываюсь ни от кого.

Ксеня не заметила мимолетной гримасы недовольства на лице Арвида, когда он подумал: "А, собственно, почему "не"?

Голова у нее шла кругом, и в этой карусели все перепуталось, перемешалось, будто она внезапно утратила способность связно мыслить. Арвид внимательно посмотрел на нее, чуть улыбнулся:

- Давай сначала ногой твоей займемся. Так больно?

- Ох, я и не знаю, - Ксения попыталась улыбнуться. - Этот полет с горы получше всякой анестезии.

Его руки были столь бережны, что Ксеня и впрямь не знала теперь, не почудилась ли ей там, на горе, пронзившая лодыжку боль. Глупо, но, кажется, она была даже рада этой неожиданной травме. Благодаря ей, она пока имеет передышку и может хоть немножко собраться с мыслями. Вернее, сформулировать более-менее связные вопросы, которые, может быть, задаст ему... Но сейчас она боялась что-либо сказать, казалось, голос предаст, и тогда она просто расплачется. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

- Что? - сейчас же услышала встревоженный голос и, не открывая глаз, отрицательно покачала головой.

Кое-как справившись с комком в горле, выговорила:

- Откуда ты здесь?

Он медленно поднял голову, посмотрел без улыбки. Потом уголки губ чуть дрогнули в подобии ее.

- Но где-то я должен быть.

Помолчав, проговорил:

- Я так рад, что ты приехала...

- Почему же ты сразу не... Ты ведь знал, что я здесь?

Он кивнул.

- Так почему?..

Арвид не ответил, продолжал молча умело бинтовать Ксюшину ногу. Закончив, сказал:

- Тебе надо переодеться и лечь, подержать ногу в холодном компрессе. Я вернусь минут через пятнадцать. А к тебе сейчас пришлю Полину, она поможет.

- Нет, не надо. Мне не надо помощников.

- Хорошо. Но постарайся беречь ногу.

Он вернулся, переодетый в домашние джинсы и тонкий белый свитер. Осторожно обернул поврежденную лодыжку холодным компрессом, сел в кресло рядом. Ксеня молча смотрела на него. Помедлив, он заговорил:

- Я боялся с тобой встретиться. Боялся, что уедешь сразу. Конечно, Арвид усмехнулся, - долго оставаться инкогнито в этих четырех стенах я бы не смог... Но пытался отдалить нашу встречу насколько возможно.

- Господи! - вырвалось у Ксени. - Зачем же я приехала?!

- Наверно... ты не могла не приехать, - невесело улыбнулся он.

- Почему?

Арвид опять не ответил.

- Не молчи! Что ты задумал?!

- Ничего... Не придумывай себе страхов. Мне надо было видеть тебя, - он кашлянул, прогоняя охриплость. - Только видеть.

В дверь коротко постучали, и на пороге появилась Тамара.

- Евгений Павлович, там к вам...

Через минуту после его ухода появилась Полина Тимофеевна.

- Как ты, Ксюшенька? Ох, как не повезло-то тебе!

- Все в порядке, - Ксеня попыталась улыбнуться. - Немножко потянула ногу.

- Да, - "в порядке"... Вон, бледная какая. Сильно болит?

- Нет, не сильно.

- Хочешь чего-нибудь? Давай кофе или чаю с чем-нибудь вкусненьким принесу?

- Нет, спасибо, ничего не надо.

- А нога, правда, не сильно беспокоит? Если что, ты скажи, таблетку дам.

- У меня есть. Да и не болит почти. Может, если ходить, заболит.

- Про это и не думай даже! Вон до туалета, разве что. Я тебе сейчас палочку принесу, у меня есть. Но не далее!

Арвид вернулся не скоро. Ксюша даже задремала, проснулась от стука.

- Ужин. Я снесу тебя вниз.

- Ох, непременно так? А, может быть, я здесь?..

Он глянул коротко:

- Здесь комната, а не изолятор.

Фраза прозвучала неожиданно резко. Неприятно озадаченная, Ксеня вспомнила слова Полины о том, что директор - человек настроения. Ксене показалось, что от него веет холодом. Он явно был зол - что-то произошло за это время, пока он уходил...Она не захотела ни о чем спрашивать его, ей было тягостно видеть такого Арвида. Снимая с ноги компресс, он вдруг замешкался, проговорил:

- Ксюша... Я не хочу, чтобы мое настоящее имя прозвучало. Я ни от кого не прячусь здесь, правда. И тебе все объяснить могу, просто... Не время сейчас.

- Не беспокойся об этом.

Будто тонкая стальная струна натянулась между ними, когда Арвид молча взял ее на руки и понес вниз.

Все уже были в столовой и встретили Ксюшу словами сочувствия. Арвид почему-то усадил ее не за тот стол, где она уже привыкла, а за свой. Для Ксении было полной неожиданностью увидеть здесь же Ингу.

- О! Я рада тебя видеть! - искренне воскликнула Ксеня.

Рассеянный взгляд Арвида вскользь прошел по ее лицу - теперь он был бесстрастным, ничего не выражал.

- Здравствуй, Ксюша. А тебе, я вижу, крупно не повезло. Сочувствую, такая неудача.

- А, - Ксеня махнула рукой, - ерунда. Не стоит говорить. К тому же аппетит у меня нисколько не пострадал.

Инга рассмеялась. Ксене показалось - несколько принужденно, и во взгляде ее к Арвиду было что-то заискивающее. Cтало неловко, она опустила глаза, проявив неожиданно интерес к содержимому тарелки. Вот причина напряженности Арвида?.. Ксюше захотелось, чтобы обед закончился поскорее. За столом почти не разговаривали, и ей казалось, что она находится в наэлектризованном поле, причем напряжение его все возрастает.

- Ты хочешь остаться здесь? - спросил Арвид, когда Полина и Тамара принялись убирать со столов.

- Нет, я хочу подняться к себе, - сказала Ксения и снова оказалась у него на руках. "Ох, нет! Лучше здесь!" - едва не вырвалось у нее, и она прикусила губку. Ксеня почувствовала, что краснеет, и пока Арвид поднимался с ней по лестнице, она могла думать лишь о том, что, слава Богу, его плечи надежно укрывают ее лицо от глаз всех, кто внизу...

Оставшись одна, Ксеня болезненно поморщилась, прижала руку к груди сердце толкалось так, что было больно. События вокруг нее странным образом принимали лавинообразность. Причем, все происходило помимо ее воли и желания, точно так, как снежная лавина не считается с волеизъявлением человека. Встреча с Арвидом теперь уже не радовала - он оказался иным, чем тот, другой, живший в ее душе. Это был незнакомый ей человек, он пугал...

Она встала, дотянулась до тросточки, которую ей принесла заботливая Полина Тимофеевна, сделала несколько неловких шагов и оказалась у окна. Начался снегопад - зеленые ели и сосны будто заштриховало белым, крупные снежинки залетали на веранду, выстилали пол, ткали снежнобелое полотно. Ксюшины мысли были похожи на головокружительный хоровод этих снежинок. Ксеня накинула на плечи куртку, открыла дверь. Она медленно шла вдоль террасы, останавливалась, подставляла ладонь. Снежинки медленно спускались к ней, одаривали на несколько секунд своей хрупкой, изысканной красотой и медленно умирали, превращались в слезинки...

Ксения вздрогнула от неожиданного резкого звука. Испуганно обернулась и поняла, что хлопнула дверь в комнате, близь окон которой она оказалась. Форточка была распахнута, и из-за нее донесся взвинченный женский голос...

...Едва Арвид закрыл за собой дверь, Инга резко обернулась.

- Кто она такая!? - глаза ее пылали, она с яростью впилась взглядом в его спокойное лицо.

Он молчал, и она снова заговорила напористо и гневно.

- Не смей врать мне! Я не слепая! Да чего стоит одно только, как ты смотришь на нее! Теперь понятно, почему ты хотел выпроводить меня!

Арвид молча усмехнулся.

- Сфинкс! Чертов сфинкс! - выкрикнула Инга, и в голосе ее зазвенели слезы.

- Прекрати! - резко сказал Арвид. - Это жена моего брата.

- Какого еще брата?!

- Он у меня один.

- Но про его жену ты никогда ничего не говорил...

- А почему я был должен?

Глаза Инги зло сузились.

- И ты, с женой брата... Ты... ты... подонок!

Он поднял тяжелый взгляд исподлобья, посмотрел долго, потом уронил:

- Уходи.

- Не надо... не смотри так... Женя, она же все равно уедет... Я дура, но я люблю тебя! Не сердись!

Он подошел, толкнул двери.

- Уходи.

Несколько мгновений она стояла, не двигаясь, потом выдохнула:

- Ненавижу тебя! Ты чудовище!

Он спокойно закрыл за ней двери, взял сигарету из пачки на столе и, прикуривая, подошел к окну, отдернул штору. Его глаза встретились с Ксениными. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом она резко повернулась и, прихрамывая, заторопилась прочь. Арвид в три шага нагнал ее.

- Уйди... пожалуйста... - с усилием выговорила Ксеня, не глядя на него.

- Полинина работа? - услышала она и не поняла, посмотрела вопросительно. Улыбаясь, он кивнул на трость. - Я нарочно не предложил, рано тебе вот так разгуливать. У тебя сейчас другой способ передвижения, забыла?

Ксеня не успела опомниться, как снова оказалась у него на руках.

- Куда тебя доставить?

- Ко мне... в комнату...

- Моя ближе. Позволишь пригласить тебя в гости?

- Арвид! Нет...

- Что, будешь теперь от меня шарахаться?

Он держал ее на руках и смотрел. В глазах, в словах, в тоне не было ни вызова, ни упрека, ни насмешки... Скорее - боль, с которой свыкся... Сердце у Ксени стучало так, что ей показалось - она вздрагивает от его ударов... И вдруг она поняла, что Арвид тоже слышит, ощущает это сумасшедшее трепыхание ее сердца...

- Да отпусти же меня... Пожалуйста...

- Где?

- Все равно... скорее... - с отчаянием выговорила она.

Опустив ее в кресло, Арвид сказал:

- Давай, помогу куртку снять.

Сглотнув, Ксеня с отчаянием проговорила:

- Я нечаянно тут оказалась, правда... Мне никто не сказал, что здесь твоя комната... А потом боялась шевельнуться...

- Хочешь, камин затоплю? Люблю камин, живой огонь, в "Приюте" даже два сложил. Это у меня из детства, В Прибалтике камин не редкость.

- Ты не слышишь меня? - почти с отчаянием проговорила Ксеня.

- Слышу.

- Арвид... она так мало для тебя значит?

Он усмехнулся:

- У нас, прибалтов, кровь наполовину с морской водой.

- Но так нельзя... не надо...

- Хочешь говорить о ней?

- Ты был жестоким. Разве она заслужила?

Помолчав, он проговорил:

- Я с ней такой, какой есть, без притворства. Я не хочу казаться лучше - она принимает меня таким.

- Это не по-мужски... Это слабость...

- Она сильная женщина. Кто-то из двоих должен быть сильным, тогда второй - слабый. С тобой - я сильный.

Ксеня подняла голову и натолкнулась на его взгляд - прямой, он откровенно говорил то, чего Арвид не мог сказать ей словами. Ксеня ослабела от этого короткого, в несколько мгновений взгляда. Арвид отвернулся, присел на колено перед камином, звонко стукнули поленья.

- Арвид...

Он не обернулся. Опустил голову, сидел не двигаясь. Ксеня едва слышно проговорила:

- Олег не знает... Он не двинулся.

- Ты не хочешь, чтобы он знал? Почему?

- Разве непонятно? Он приедет сюда с тобой, а мне?.. Снова бежать?

- О, Господи! - Ксюша прикрыла глаза рукой. И почти прошептала, как несколько минут назад: - Отпусти меня...

Она не слышала его шагов, почувствовала горячее прикосновение к руке, отпрянула.

- Ксюшенька... Девочка моя... - и осекся. Потом лицо его, глаза как-то неуловимо переменились... Утонула в холодных омутах та пронзительная, отчаянная нежность, с которой он только что выговорил ее имя... Будто стальные заслонки упали. Арвид спокойно сказал: - В жизни у меня не было ничего дороже брата, Олега. И я ни на мгновение не забываю, что ты - его жена. Но мне надо было тебя увидеть. Только увидеть. Если ты скажешь, что это слишком много... если захочешь немедленно уехать...

Неожиданный порыв ветра резко хлопнул форточкой, вздул штору, камин дохнул в комнату облачком дыма.

Арвид усмехнулся, и лицо на мгновение стало жестким.

- Нет, немедленно уже не получится.

Ксеня перевела взгляд с окна на него.

- Штормовое предупреждение было, - ответил Арвид. - Ураган идет.

- А мы?..

- Это не опасно. Чуточку острой приправы не помешает. - Он улыбнулся: Правда, не бойся. Запасов в Полининых погребах на десять ураганов хватит и дров вдоволь. Вот электричество наверняка отключится. Вечер придется при свечах коротать. Но это тоже неплохо. Каждая погода - благодать.

За стенами снова взвыло, лампа под потолком мигнула.

- Ну вот, начало обещанной романтики.

- А Инга? Что если она в дороге?

- Я на это надеюсь.

- Ты другой... - тихо проговорила Ксения.

Он резко отвернулся, отошел к окну. Помедлив, тихо заговорил:

- Я все время как будто не ту ноту беру... Ты пойми... ты можешь... Я как в лихорадке... То не помню себе от радости - ты вот, рядом наконец, дыхание услышать можно... То как ледяной водой окатит - у тебя такие глаза становятся, будто через мгновение сорвешься, исчезнешь... Ко всему еще и она свалилась на мою голову. Она не смеет красть ни одной минуты из тех, что я могу провести с тобой рядом... Ты не торопись мне приговор выносить, обернулся Арвид. - Дай мне немножко в себя прийти. - Он снова взглянул в окно: - Эта буря мне, как подарок. По меньшей мере, часов двенадцать отсюда уехать нельзя будет. - Посмотрел с виноватой улыбкой: - А Инка... за нее не беспокойся. Это у нас, наверху, так штормит, внизу потише.

Ксеня молчала, и он сказал:

- Она поднялась сюда с группой альпинистов, я обещал провести их по скале. Но погода... Ребята пошли вниз, а она решила остаться. У меня сейчас нет для нее времени, она должна была уйти сразу, я говорил ей. - Посмотрев на Ксеню, чуть улыбнулся: - Хорошо, я позвоню позже, узнаю, как добралась, не беспокойся. Ксюша... к сожалению, я здесь при должности. Минут на десять-пятнадцать должен уйти. - И попросил с надеждой: - Не уходи?

Помедлив, она кивнула.

Когда Арвид вернулся, свет уже окончательно погас, комната освещалась только пламенем камина. На лице Ксени играли оранжевые блики.

- Все внизу собрались. Полина их развлечет.

Щелкнув зажигалкой, он поднес огонек к свече.

- Не зажигай, - тихо попросила Ксеня.

Он вопросительно обернулся.

- Идем к ним... Ты поднялся за мной... не сидеть же мне одной в темноте.

Арвид медленно подошел, наклонился, положив ладони на подлокотники. Теплое дыхание коснулось лица Ксении, она качнулась назад. Арвид улыбнулся:

- В таком случае, - ваш выход, принцесса. Дамы в глубоком поклоне, кавалеры метут шляпами паркет у ваших ног! Карета подана!

- Но Арвид! - запротестовала, было, Ксеня... и почувствовала, как к губам легко прикоснулись теплые пальцы, осеклась.

- Не лишай меня этого.

Она дернула головой, уходя от гипнотизирующего тепла, от голоса, дыхания его, вырываясь из колдовских чар, обволакивающих сознание... Голова кружилась, и безумно хотелось уронить ее на близкое плечо... надо было только перестать сопротивляться... Он был нужен ей, даже такой - непонятный, пугающий... Нужно было его тепло... этот голос... дыхание...

- Полина Тимофеевна, - строгим, незнакомым Ксене голосом сказал Арвид, спускаясь по лестнице, - не всегда доброта служит пользе. Знаете, где я выловил даму Ксению? Она прогуливалась на террасе. А потом весьма упорствовала в намерении самостоятельно приковылять сюда по лестнице.

- Ксюшенька! - всплеснула руками Полина. - Да зачем же вы!? Мы ведь условились - не далее собственной комнаты!

- Простите, ради Бога! - Ксене стало ужасно неловко, она никак не ожидала от Арвида выговора добрейшей Полине. Видя, что та искренне расстроена, и сама огорчилась до глубины души.

- Но право, нога совсем не болит, и я очень осторожно...

- Ксения, я официально несу за вас ответственность, - каким-то сухим, неприятным голосом заговорил Арвид, и лицо ее вытянулось, - к тому же еще и перед совестью своей, так что настоятельно советую выполнять мои рекомендации. Самостоятельные прогулки вы будете совершать только с моего ведома. Уверен, впредь вы будете благоразумной.

Он отвернулся ото всех, усаживая Ксеню в кресло. Она изумленно смотрела на него, снова озадаченная, и вдруг увидела, что в его глазах прыгают лукавые бесенята, услышала сказанное не для остальных:

- Уверен, больше ты не захочешь совершать несанкционированные вылазки по дому.

Раздосадованная из-за безвинно пострадавшей Полины Тимофеевны, Ксения вспыхнула:

- Страхуешься на будущее от лишних ушей? Поправляя плед на ее коленях, Арвид бросил на нее колкий взгляд, и предупредил:

- Достаточно и одной наказанной женщины, или?

Ксеня вскинулась, но быстренько сообразила, что все же не стоит знакомиться с характером Арвида именно сейчас.

Среди разбушевавшейся стихии они ощущали себя будто на крохотном островке покоя и любви. Это объединило еще вчера совершенно чужих людей, растопило обычную защитительную оболочку, раскрыло лучшее, что было в каждом - сделало их милыми, добрыми, внимательными друг к другу. Мужчины чувствовали себя сильными и снисходительно посмеивались над испуганными ахами женщин, когда ураган швырял на домик особенно остервенелый шквал. Женщинам стала приятна собственная слабость, и они с удовольствием принимали внимание сильной половины.

За Ксеней ухаживали с особым усердием. Арвид чуть ушел в тень, предоставил заботиться о ней другим. Но она постоянно ощущала его присутствие, его взгляд из полумрака и из-за этого чувствовала себя скованно. Но легкое вино, извлеченное Полиной из ее запасников, расслабило всех, настроило на минорный лад. И кто-то признался, что пишет стихи, кто-то читал чужие, и вспомнили о гитаре... С изумлением слушали несильный, но удивительного рисунка голос Тамары и ее странные песни, рожденные очарованным сознанием поэта - о лебединых криках и залпах цветов, о сверкание сабель над раскаленными руинами, о дорогах, по которым бродят поэты и безбожники, мушкетеры и сорванцы... Таял над свечами звук... Таяли льдинки в бокалах... Пламя свечей искрилось в хрустале... Трещали смоляные поленья в камине, а снаружи свистел ветер, бился о стены, ударял обломанными ветками...

Глава вторая

Ксеня умывалась в ванной, - в двери коротко постучали. Когда она прихромала в комнату, Арвид, не затрудняясь ожиданием, уже вошел.

- Ты... как?.. - неприятно удивилась Ксения, придерживаясь за дверной косяк.

- Воспользовался своей служебной привилегией - у меня универсальный ключ.

- Но я не позволяла тебе входить!

- Я подумал - немилосердно заставлять тебя хромать до дверей. Я принес твои вещи, - показал он на куртку и трость.

- Спасибо. Спокойной ночи.

- Но я еще не собирался прощаться.

- Арвид!..

- Прости, - он виновато усмехнулся. - Я не то говорю. Пугаю тебя. Не бойся меня, Ксюша. Поговори со мной. Скоро ты опять... будешь только в моей памяти. У меня совсем мало времени. Я даже не хочу знать - сколько... Боюсь узнать, что это всего несколько часов... Позволь мне немножко побыть счастливым. Дай мне видеть тебя, слышать твой голос. Дай мне... напитаться этим...

Ксеня прерывисто вздохнула, прикусила губку.

- Ты не бойся меня, верь. - Он подошел, посмотрел на полусогнутую ногу, на которую Ксения не опиралась. - Болит?

- Да, немного, - машинально проговорила она.

Арвид хмыкнул:

- Закономерное следствие необдуманных поступков, - уже знакомым скрипучим голосом проговорил он.

Ксюша через силу улыбнулась.

- Не будьте занудой, господин директор.

Она держалась из последних сил. Сердце противоречило разуму, каждому слову Арвида оно вторило, будто эхо... Руки и ноги налились болезненной слабостью... И Ксеня с благодарностью приняла "занудную" фразу, потому что та послужила диссонансом и переломила ее состояние, помогла снова обрести себя.

Помедлив, он сказал:

- Ксюша, я сейчас наглеть начну... - Ресницы ее испуганно взметнулись. - Я предложу тебе эту ночь провести у меня. - И предупредил готовые сорваться с ее губ слова: - Только потому, что у меня теплее. Чувствуешь, уже выдувает. А у меня камин.

- Ты дашь мне еще одно одеяло...

- Даже два. Они в моей комнате.

Через несколько минут он устраивал Ксюшу на своей кровати: подложил подушку под ее больную ногу и несколько - под спину. Закутавшись до подбородка в большой плед, притихнув, она смотрела, как Арвид разжигает камин, и снова старалась утихомирить свое сердце. В прикосновениях Арвида не было и намека на чувственность - он не старался лишний раз дотронуться до нее, ладонь не дарила даже мимолетной ласки, не задерживалась ни на миг дольше нужного, но... ощущение его тепла, сдержанной заботы, бережной силы во всем этом была любовь его. Дыхание трогало волосы, и все ее существо отзывалось на эту невольную ласку, ловило малейшее прикосновение, как редкий и оттого бесценный подарок... И Ксения с испугом подумала - знает ли она себя настолько хорошо, чтобы с уверенностью сказать: "Никогда и ни при каких обстоятельствах я не утрачу контроль над собой..."

- Хочешь кофе?

- Может быть потом.

Арвид подкатил кресло ближе к кровати. Она спросила:

- Они поверили, что мы не были знакомы прежде?

- Разумеется. То, что к тебе внимателен, - как иначе? Я тебе покалечил и искупаю свою вину. Ну, и страхуюсь, естественно, тут и наказаниями, и выговорами чревато. Так что, никакой лирики - сплошь одна прагматика.

- Отвратительно. Ты раскрыл мне глаза на себя.

- Ну, - Арвид развел руками, - надо быть реалистом, время такое.

Ксеня помолчала и уже другим тоном сказала:

- А Инга... увидела... поняла.

Он усмехнулся.

- Она смотрела иначе. Слишком пристрастно.

Помолчав, спросил:

- Тебе неприятно, что она есть?

Ксения испуганно вскинула глаза:

- Ну, зачем ты так... Это твоя жизнь... Мое существование никак не может изменить ее...

Арвид усмехнулся, вздохнул.

- Она хорошая. Но для меня и, правда, мало значит.

- Зачем же даешь ей надежду?

- Из чего это видно? - иронически улыбнулся он.

- Да, действительно... Но ты позволяешь ей приезжать... позволяешь ваши отношения...

- Она этого хочет, ее это устраивает, почему меня не должно устраивать? Я живой человек. Но, может быть, лучше не будем об этом говорить?

- Арвид, ты чувствуешь, когда бываешь жестоким?

- Ты все же про Ингу?

- Про Полину Тимофеевну.

- Ну, тут все в порядке, - широко улыбнулся Арвид. - Полина умница. Ты думаешь, она не поняла, что это игра? Она прекрасно мне подыграла. Полина испытывает ко мне, неприкаянному, самые теплые, материнские чувства, а непутевое дитя жальчее и прощается ему многое.

Ксюша улыбнулась.

- А Тамара у вас какая молодец оказалась. Вот не ожидала! Это было чудо, как хорошо! Какая умница.

- Да, оживает понемногу.

- Ты о чем?

- Семейная жизнь у нее не заладилась.

Ксеня с сомнением покачала головой:

- Да она ведь ангел...

Арвид пожал плечом, коротко сказал:

- Досталась мерзавцу.

Ксения помолчала, взгляд ее стал задумчивым.

- Скажи, как ты знал, что я еду? Тебе что, данные на приезжающих заранее сообщают?

Арвид вздохнул, медленно откинулся на спинку кресла, совсем спрятались в тени его ясные, как прозрачные льдинки, глаза. Он усмехнулся:

- Ты ведь - особый случай.

Помолчав, сказал:

- Тебя я ждал. Олегу не случайно предложили эту "горящую" путевку, расхвалили Приют и посоветовали жену отправить отдохнуть.

- О! - удивленно проговорила Ксения. - Вот так даже? - Через паузу спросила: - А Инге здесь какую роль отвел? Почему она?

Арвид поморщился:

- Это досадная случайность. Сам я не мог, не хотел сразу перед тобой появиться... я говорил. Тамара снегоход не водит, Полине тебя я доверить не мог, Сан Саныч в отъезде был... Инке же часто приходится подобное делать если я занят, или в горах с группой. Ей это нравится.

Какое-то время слышался только свист ветра, да потрескивание дров. Потом Арвид заговорил:

- Я знаю, мой внезапный отъезд озадачил тогда Олега. Наверно, я его обидел... Но для тебя-то не секрет - это было бегство. От тебя. От себя. Я испугался. То, что со мной происходило, было похоже на безумие. Я пытался убедить себя, что это дурь - так не бывает. Даже если существует любовь с первого взгляда, это... как-то иначе... Ну, может женщина понравиться, тянуть к ней может... Но ведь не так - один взгляд, и будто разрядом вольт в 300 шарахнуло. Когда ты мне двери открыла...

...Когда Ксения открыла двери, для Арвида исчезло все, кроме этой женщины. Исчезли слова, время, весь мир - только они двое, еще мгновение назад чужие друг другу, всего мгновение назад не подозревавшие о существовании другого... А сейчас - вдруг стали единым, неразделимым. Они стояли и смотрели (а может, - смотрелись один в другого). И вопрос в глазах Ксения сменялся изумлением. Он смотрел на нее, чуть сдвинув прямые брови, отчего глаза казались глубоко посаженными и диковато смотрели из-под бровей, как из укрытия. И была в них такая власть, что если бы он молча протянул сейчас руку, она, очарованная, плененная этой властью, так же молча пошла бы за ним. Арвид, потрясенный, не мог бы объяснить, чем именно поразила его эта женщина-тростинка, в чем тонет он, счастливый умереть в захлестнувшей его волне непостижимого света и доброты... Что-то происходило с ним - он утрачивал себя, растворяясь в ее сиянии, но, одновременно, возрождался иным, - это был он же, но освещенный ее светом. Пронизанные ее сиянием, очищались темные бездны его души... И мгновения прекрасного умирания длились бесконечно, и казалось, что время и впрямь, остановилось. Но срок мгновений не долог, и пришел другой миг - в глазах ее мелькнула растерянность, и тень прошла по бесконечно милому лицу - она начала медленно-медленно оборачиваться назад... Все его существо метнулся к ней - остановить, потому что так уже было в его жизни и это было знаком беды... Но он стоял в оцепенении и услышал ее голос - уже такой родной, милый:

- Олег, здесь сюрприз для тебя...

"Олег!.." И упало, разбилось вдребезги то, что всего мгновение назад заслонило собой весь мир... Он ощущал теперь только опустошенность. Одиночество... Пустота... В ней не было ничего, даже скорби по невозвратимой потере...

- ...я даже не сразу понял, что ты и Олег - это одно целое и вариантов никаких. Я даже не смог понять, что надо немедленно повернуться и бежать прочь, прочь... пока Олег не увидел, пока ты не поняла... Тогда все было бы проще... Потом погнал себя на вокзал. Я пытался убедить себя, что надо только уехать и все кончится. Трудно поверить, но я смог выгнать тебя из мыслей, из воспоминаний, из грез... Но сны... Над ними у меня власти нет. И время против тебя слабо. И я устал бороться с собой, понял, что это все зря, потому что это не влюбленность, не увлечение... Ты встретилась мне в жизни и стала ею... А все остальное - оно вокруг...

- Замолчи... - голос Ксении дрожал, - пожалуйста, замолчи... Чего ты хочешь?.. Зачем устроил эту встречу?..

Он чуть подался вперед, к ней. Снова танцующие языки пламени высветили его лицо, глаза, улыбку - лишь одними губами...

- Не надо меня бояться, Ксюша. Эта встреча - может быть - слабость моя. Мне было плохо. Но ведь нет моей вины в том, что случилось... Я понял, что должен увидеть тебя, позволить себе хоть несколько часов праздника... как несколько глотков кислорода астматику... Ксюша... Девочка моя золотая... Ни на мгновение я не забываю, кто мне Олег, я ничего не сделаю такого, после чего не смогу ему в глаза смотреть. И тебе... тоже не позволю... Но мне надо было увидеть тебя. Я не знаю, можно ли от тоски с ума сойти... твой голос окликает меня... в пустой комнате... всюду... Тогда я придумал эту встречу. Только несколько дней... они ничего не решат и не изменят в твоей жизни, ты вернешься к Олегу... Но дай мне надышаться тобой... Знаешь, я всегда считал себя довольно холодным, рассудочным. Я всегда умел чувства подчинить разуму. А теперь... Умом я понимаю, что встречаться с тобой не надо, нельзя... И одновременно знаю - какое значение это имеет, встретимся мы или нет - ты навсегда во мне.

Ксения закрыла глаза, переглотнула. "Но как ты не подумал обо мне? могла бы сказать она.

- Ничего не изменят? А если изменят? Душа моя изменится? Если не смогу я, вернувшись домой, опять быть прежней?" И одновременно знала: это только голос рассудка, а измученная утратой душа так же точно жаждет прикоснуться к его бережной нежности, напитаться веренной силой, окрепнуть... И зачем бороться с собой? Она любит его, всем существом своим, и сейчас не надо ломать себя. Перед кем? Перед собой? Разве возможно это - обмануть себя? Или перед ним? За что ему лгать? За то ли, что душу ее обогатил Любовью? Пусть горькой, запретной... И есть незримый рубеж, через который ни она, ни Арвид не переступят, теперь она знала. Почему-то поверила его словам - сразу и безоговорочно. И не потому, что так хотелось поверить, и даже не словам поверила - глазам, голосу, рукам - душой своей чувствовала его искренность. Сначала - испугалась. Ведь совсем не знала его, и одному Богу ведомо было, отчего душа ее безоглядно, безудержно полетела навстречу, когда Ксеня открыла ему двери, впустила в свою судьбу; один Бог знает, что произошло в те считанные минуты, когда она стояла в раскрытых дверях, зачарованная его глазами, с которыми впору духов вызывать... А теперь вдруг показалось знала его всегда. Не факты биографии, они вовсе не главное. Понимала, чувствовала, что если бы даже - безоглядно, безрассудно, головой вниз, как в губительную пропасть... Он подхватит и не позволит разбиться...

- Расскажи о себе, - тихо проговорила она.

Он молчал, укрыв лицо в тени.

- Почему ты молчишь?

Арвид вздохнул:

- Олежка, наверно, рассказывал?

- Так он о детстве, о школе...

- Ну, а про остальное... Он рассказывал?

- Нет... О том он вспоминать не любит.

Арвид покивал головой.

- У меня и после той дерьмовой войны все такое же примерно.

- Ты еще воевал?! Потом!?

- Нет, горячих точек мне хватило. Но где сейчас в России не горячо?

- Что же ты такое делал?.. - Ксеня смотрела с тревогой и состраданием. - Арвид... А почему все же Евгений?..

Он поднял голову, помолчав, сказал:

- В последние годы я часто менял имя - есть профессии с такой спецификой. Для меня здесь никакой сложности нет. Когда пришел сюда работать, решил, что лучше не называть свое настоящее имя, мало ли что странных случайностей происходит гораздо больше, чем кажется. В общем, одна из причин - не хотел, чтобы вы как-то обо мне прослышали. "Приют" - место довольно известное. Не хочется мне сейчас об этом, Ксюша. А хочешь, расскажу, как диггером целый месяц был?

- Это же что-то с подземельями?

- Да, подземный этаж города.

- Да-да, я вспомнила! Читала как-то: подземелья, подземные ходы, канализация... Вау! Да как же ты попал к ним?

Арвид рассмеялся.

- Да уж попал!

Он не стал говорить, что пошел к столичным диггерам вовсе не из любознательности. В тот раз оказалось, что системы канализации единственная возможностью подойти к месту акции, и наиболее безопасный путь отхода. С ребятами-диггерами он пробыл недели две, потом из их отряда исчез и стал невидимкой - ни одна живая душа не должна была знать направление его подлинного интереса.

- А что, канализация, - и вправду интересно?

- На любителя остренького. Там и омерзительно, и жутковато, и загадочно, и даже красиво.

- Красиво? - не поверила Ксеня.

- Представь - подземная зала, посередине - кристальной чистоты озеро, а над этим зеркалом - фантастический лес.

- Лес-то под землей откуда?

- Корни деревьев. На них висит что-то вроде тонких пушистых нитей и все это - белоснежное, искрится, переливается в свете фонарей. Это от извести: озеро часто поднимается, и на корнях откладывается известь, они как в инее стоят. Готовая декорация к сказочному или фантастическому фильму.

- Здорово!

- И еще там откуда-то идет свет - слабенький, чуть-чуть мерцает.

- Свет под землей? Ну уж...

- Правда. Никто не знает, откуда он. Будто сам воздух светится. Ребята говорят, экстрасенсы спускались, обнаружили там особую зону, энергетика у этого места особенная. Один мужик, рассказывали, там несколько месяцев жил ему врачи срок жизни в неделях отмеряли. Друзья его на руках принесли к этому озеру, и потом продукты носили, он наверх не поднимался. Ушел своими ногами, до сих пор, говорят, живет.

- Как интересно... Но ты сказал - жутко. От чего жутко под землей бывает?

- Ну... там много всего. Вот озеро это доброе. А есть плохие места, оттуда хочется уйти поскорее. Вроде нет ничего, обычный коридор, а ноги сами ходу прибавляют, и мурашки по спине. Коридорчик куцый, а пройдешь его, и рубаху хоть выжимай. Некоторые раз по такому месту пройдут и после - ни в какую, лучше крюк в километр, по воде, по грязи, а этим чистым сухим коридорчиком - ни за что.

- Ну, прямо Стругацкие... Ты мне не заливаешь?

- Я тебя развлекаю, - рассмеялся Арвид. - Это ведь интереснее, чем про другую жуть говорить: там порой идешь и не знаешь, просто осклизлые пласты мусора под тобой или труп.

- Ой!

- Да, под городом еще одно кладбище, не зарегистрированное. И для зверья разного, и для людей. В последнее время оно повышенным спросом пользуется. Там и не ищут, хотя властям про него, разумеется, известно, искать все равно бесполезно.

- Какие жуткие вещи ты говоришь!

- Волшебные сказки гораздо приятнее, правда?

- Все же канализация как-то совсем не ассоциируется с "волшебными сказками"... Там, наверно, все грязное, осклизлое, плесень, паутина, вонь... Бр-р!..

Ксене совсем незачем было знать, что ходы, которыми шел он, были подобны описанным ею. И он сказал:

- Нет, не обязательно. В такое не обязательно лезть, есть и другое: стены - старинная каменная кладка, сухо, песок под ногами, приятный свежий сквознячок. В те времена люди умели жить без суеты, если что делали, так добротно, не на сиюминутную потребу: если подземелье, то и вентиляция тебе, и тайны неразгаданные.

- Еще тайны? - улыбнулась Ксения.

- Ты не веришь мне? - удивился Арвид. - Тайн сколько угодно и на любой вкус. Вот однажды. Совершенно случайно ударили в стену, и вдруг - дыра. Разобрали кладку, а там келья. Какое-то ложе, стол грубый, табурет. На столе свеча и книга старинная. И удивительно то, что диггеры - люди опытные, среди них и специалисты есть, а ни по кладке, ни по вещам не смогли определить, к какому времени все это отнести. Заходил кто-то в келью столетия назад или всего несколько лет?

- Ну, что же это за специалисты?

- Самые настоящие. Но оно - вневременное.

- Так не бывает.

- А привидения бывают?

- Ой!.. Наверно, бывают. Ты там и привидение видел?

- Не довелось. Но водятся. Рассказывали люди, которым не верить нельзя. Да и не рассказывали, а просто в обиходе как-то... Маршрут намечаем, а старший говорит: "Нет, сегодня тут не пойдем". - "Почему?" - "Княжич не пустит". И все молча соглашаются, никакого удивления или иронии. Я подумал тогда, что это глава какой-нибудь общины. Под землей ведь целые колонии обитают: от хиппи, панков и бомжей до совершенно тайных, с рабством и смертной казнью. А оказалось - призрак мальчика, подростка.

- Княжич - это сын князя? Он и правда был им?

- Да кто его знает? Но, говорят, властность в нем какая-то, высокомерие. И своенравен очень. Кто-то назвал его Княжичем, так и осталось. А с призраками я в другом месте встречался.

- Господи, да где же тебя не носило, Арвид?

- Я нарочно не выбирал, само собой получается, - смеясь, сказал он.

- Ну, рассказывай же!

- О моих призраках? Я их не видел, слышал только. Как-то ходил по горам, туристическую трассу прокладывал. На ночь на базу спускаться не стал, неподалеку имелся старый домик, я в нем бывал, правда, не ночевал ни разу. Дошел до него уже по темноте, поужинал и сразу спать - устал очень. А домик из двух этажей, я наверху лег. Проснулся от голосов. Подумал, что еще кто-то заночевать решил, только удивился, что говорят по-немецки. Лежал некоторое время, слушал. Они ходили внизу, смеялись, посудой алюминиевой гремели. А я лежал, и даже мысли не появилось встать, к ним пойти, как будто это было отдельно от меня и никак не касалось. Потом лестница медленно заскрипела, кто-то ко мне поднимался. И все. Дальше провал, как будто уснул мгновенно. Утром встал - никого. На столе все так, как я оставил, рюкзак на единственном стуле лежит. Я еще подумал - сон странный, четкий на удивление. И как-то не по себе стало, быстро собрался и ушел, даже завтракать не стал. На следующую ночь я предпочел спуститься на Базу. Там и узнал, что в войну в том доме немецкие егеря из "Эдельвейса" стояли, а вчера никаких немцев на горе не было. Рассказал свой сон для смеха, а мне говорят - это не сон, такое и раньше бывало. Знаешь, в горах люди суеверными становятся. Но и основания для этого имеются. Про Черного Альпиниста, например, много легенд ходит, но кто с ним на самом деле встречался - те молчат....

Слушать Арвида было так интересно, что Ксюша забыла про свою неловкость, про странные взаимоотношения, сложившиеся у них, про внутренний разлад - ей было просто очень хорошо с ним, легко и спокойно. С Арвидом хорошо было даже молчать. Ни с кем раньше у нее не было такого взаимопонимания, казалось, они продолжают мысли друг друга. Прогорали поленья в камине, и Арвид подкладывал еще, зажигал новые свечи от фитилей, плавающих в расплавленном парафине. Они не замечали, как утекает подобно песку меж пальцами, уходит в небытие их время... Свирепел на их недоступность ветер за окнами, разбивал о стены яростные шквалы, но от этого комната, освещенная живым пламенем камина и свечей, становилась еще уютнее, светлая атмосфера покоя и тихой нежности казалась незыблемой... Но пробился сквозь снежные шквалы рассвет... Донеслись снизу звуки - начались утренние хлопоты Полины. И они будто очнулись. Оба поняли, что им удалось забыться... но краткая ночь забвения прошла.

Арвид тихо спросил:

- Ты уедешь?

Ксения молчала. Он ровно проговорил:

- У нас оказалось меньше времени, чем мне вдруг почудилось...

Через некоторое время, когда она почувствовала, что может говорить, Ксеня сказала:

- Метель утихает. Сможешь проводить меня?

- Твоя нога...

- Все в порядке... это причина, почему я вернусь домой раньше времени... Посадишь меня в автобус, а Олег встретит - я позвоню ему, предупрежу.

- Ксюша...

- Мне было хорошо с тобой, очень... Больше ничего не надо... Да ты понимаешь все ...

* * *

Ксеня всю дорогу бездумно смотрела в окно. Думала о чем-то? Ни о чем. Об Арвиде - запрещала себе о нем думать. Просто смотрела в окно - ни на что. Перед глазами порой все плыло, но она не смахивала слез, и они высыхали сами. Наверно, ей нужна была эта пауза без мыслей, без чувств, чтобы не исходила болью душа, не сжигала себя в жгучей горечи потери... Чтобы тихо смирилась с утратой, добровольно отрекаясь от нее...

Олега увидела неожиданно - он вдруг возник перед ней, склонился близко.

- Ксюшенька, солнышко мое...

И окатило горячей волной, она закусила губу, обхватила его за шею, прижалась.

Олег вынес ее из автобуса, понес к машине.

- Нога сильно болит? - спросил он.

Не поднимая лица, она помотала головой. Он слегка отстранил ее, посмотрел внимательно:

- Что с тобой, Ксюша?

Она скользнула глазами по его губам, волосам, качнула головой:

- Ничего.

Он улыбнулся:

- Ты знаешь, какие у тебя глаза? У тебя прекрасные глаза.

- Почему?

- Влюбленные...

Она ткнулась ему в шею, дохнула:

- Потому, что...

- Что?..

- ...я люблю тебя...

Ксеня закрыла глаза, зажмурилась, прогоняя видение...

...Он стоял и смотрел, молча. Не нужны были слова. То, что шло из сокровенных глубин души, он не высказал бы никакими словами, но глаза его умели это сказать. И Ксения безропотно отдала себя в их плен, не отводя своих глаз, ничего не пряча. Потом она повернулась и пошла к дверям автобуса. Его прикосновение обожгло, обернулась...

- Я соскучилась по тебе, Олежка.

Она не лицемерила, пронизанная острым ощущением того, насколько ей дорог этот человек, ставший сейчас для нее частицей Арвида... Она любила его, благодарная ему за то, что может вот так безоглядно дарить любовь, сделать его счастливым и этим, чуть-чуть, одарить и Арвида, тоже...

- Ксюш... что-то случилось?

- Да... Я снова влюбилась в тебя...

- Почему?

Ксеня легко рассмеялась:

- Муж мой, какой ответ тебе дать на такой дурацкий вопрос?

- Я счастливый, поэтому, наверное, глупый, - рассмеялся в ответ Олег.

- Домой мы едем или как?

Олег осторожно усадил ее в машину, застегнул ремень.

- Ты устала? Может быть, лечь хочешь?

- Олежка, что ты со мной, будто я только-только из реанимации? Ты лучше скажи, откуда ты здесь взялся?

- Мне надоело то и дело смотреть на часы и ждать, когда пора будет на автостанцию ехать. Вот и поехал тебе навстречу.

Ксеня благодарно улыбнулась ему. Он положил руки на руль и, помедлив, тихо проговорил:

- Ксан... Ты, правда... любишь меня?..

Она смотрела на него молча, ощущая, как разрастается в сердце нежность к этому большому, сильному человеку, которого судьба "ласкала" ни на много меньше Арвида... Столько лет они были неразлучны, как одно целое... Через какой ад прошли вдвоем, чувствуя плечо другого, находя друг в друге силы и опору... И так же точно рос стыд, что не чувствовала она к нему раньше такой всепоглощающей нежности ...

Ксеня вздохнула, улыбнулась и легко погладила его по щеке.

- Олежка, дурачок ты мой...

Он взял ее руку, прижал к своему лицу, глубоко вдохнул ее запах.

- Знаешь, я по тебе страшно соскучился!

Ксения боялась, что в ней что-то переменится после встречи с Арвидом, и она не сможет быть с Олегом прежней, что-то изменится в их жизни. Она и в самом деле изменилась - то ощущение бесконечной нежности к мужу не проходило.

"Не делай ему больно", - это были последние слова, которые негромко проговорил Арвид, когда она обернулась. И Ксения содрогнулась - даже не слов, а от угаданного... Арвид, такой независимый, уверенный в себе, сейчас умолял ее, и столько любви к брату было в его виноватых глазах, что у Ксени навернулись слезы...

Сейчас она испытывала к Олегу какую-то материнскую нежность, заботилась о нем, беспокоилось, и чувство ее было светло...

А Арвид...

Душа Ксении будто на две половины распалась.

В той, что принадлежала Олегу, было светло и покойно - совесть ее не тревожила. Легко судить со стороны, так легко сказать: "Ну, стерва-баба..." Но Ксеня, всегда тонко чувствовавшая непорядочность, нечистоплотность, сейчас не испытывала вины перед мужем. Она не совершила ничего стыдного даже в мыслях своих...

Но в той половине, что принадлежала Арвиду, такого света не было. Там жили одни лишь будни, подернутые вуалью грусти. Все дни одинаково горчили утратой. Ксения с ней смирилась, приняла - как данность, неизбежность, потому что по-другому не могло быть, и бессмысленно было метаться, сжигать себя болью... И все же, все же... Когда Ксеня оставалась наедине с собой, грусть ее просила выхода, и она порой давала волю слезам. Жалела она себя в минуты слабости? Негодовала на Олега? Нет. Так сложилось, и кто виноват? Олег? Арвид? Она? Никто. Она понимала это и не позволяла себе быть несправедливой. И все же, все же...

Как-то выплыли из памяти короткие строчки стихов. Она не пыталась вспомнить автора, или откуда взялись эти строчки - ни слова это были, а сосредоточие ее боли. Вдруг с пронзительной очевидностью Ксеня осознала, что Арвид - ее прошлое, будущего у них нет. Никогда, никогда не сможет она быть с любимым человеком, никогда не узнает счастья принадлежать любимому каждой клеточкой своего существа и никогда не сможет забыть его... Стихи стали рефреном в ее мыслях: "О тебе воспоминанье! О тебе - в прошедшем времени?"

И могла ли знать в те минуты Ксюша, что эта ее беда - еще не горе.

* * *

- Арвид... - негромко прозвучало в трубке.

- Кто... - и осекся, выдохнул через короткую паузу: - Ксюша!

- Да, я.

- Что-то случилось?

- Арвид... я не знаю... Вот, решила тебе позвонить - что-то у нас плохо... У Олега неприятности... И больше мне не к кому...

- Неприятности? Какого рода?

- Я недели две назад заметила, что он не такой, как обычно... А последние дни ему звонит кто-то... Олег отвечает коротко, односложно, непонятно. От этих звонков у него портится настроение. Больше не знаю, мне он не говорит ничего.

- А если ты к телефону подходишь?

- Кладут трубку.

- Я выезжаю, Ксюша. Утром буду у вас.

* * *

Было воскресение. Все утро Ксеня нервничала, старалась найти себе какое-нибудь дело, занять себя. Боялась, что Олег заметит, как она невпопад отвечает, как вздрагивают руки, когда внизу, в подъезде хлопает дверь... Олег включил телевизор, попал на какой-то спортивный репортаж и увлекся им. Ксеня облегченно вздохнула и ушла на кухню, принялась перетирать и без того чистую посуду.

Когда в дверь позвонили, сердце обдало болезненной горячей волной. Она не вышла в коридор, давая возможность Олегу пойти к двери. Стояла, собирая всю свою волю, изо всех сил старалась подчинить ей свои чувства, унять дрожь в руках. Слышала, как Олег вскрикнул: "Арвид!" От произнесенного вслух имени сердце рванулось, как из клетки, и это было нельзя, стыдно... Ксеня еще медлила, зная, что больше ни минуты, ни секунды у нее нет, что уже надо идти туда, к ним, радушно встретить гостя - Арвида, и быть любящей женой его брата. В необходимости претворяться было мелкое, недостойное и оскорбительное для них всех. Но она переступила через это, еще тогда, когда, до крайности встревоженная происходящим с Олегом, набрала номер телефона Арвида.

- Арвид! Глазам не верю! Ох, как я тебе рад, брат! Только давай сразу договоримся - никаких внезапных исчезновений. Честно говоря, я на тебя тогда здорово разозлился. Но сейчас я просто страшно рад тебе! Ксюша! Посмотри, пропажа нашлась!

- Может быть, нам около него вахту теперь установить, чтоб не пропал опять, - выходя в прихожую, засмеялась Ксеня. - Здравствуй, Арвид, мы рады тебе. Как здорово, что ты приехал.

С кухни донеслось шипение.

- Ой, ребята, вы пока без меня, ладно? А ты, Олежка, запри двери, и от гостя ни на шаг, стереги его хорошенько.

- Ксан, там если чего купить, ты командуй, я мигом.

- Нет, обойдусь без помощников. А команда уже была.

- Арвид, жена у меня - чудо! Ты вот сорвался тогда, даже не познакомился, как следует.

- Что с Ксюшей тебе повезло, это и невооруженным глазом видно, что же ты меня, совсем слепым считаешь? Но знаешь, братишка, никогда никому не нахваливай свою жену - уведут.

- Я ведь только тебе.

- Э, мальчишки, вы это что? Обсуждали бы уж за глаза.

- Пошли брат, за глаза, так за глаза. Мы не гордые.

- Шалопай, - засмеялась Ксеня.

Она осталась одна, и спала маска беззаботно-радостного выражения - как мучительно было держать ее. Она прислонилась к стене.

- Господи! Господи! - простонала одними губами. - Зачем это!? Я не хочу!

* * *

...Город уже спал, лишь в редких окнах оставался гореть свет.

- Спать хочешь? Ксюша тебе постелила.

- Нет, не хочу. Пошли на балкон, покурим.

- Пошли. А ты давно куришь?

- Не курю. Так, изредка. Но сейчас хочу просто побыть с тобой.

Олег курил молча, смотрел на город, иногда коротко поглядывал на Арвида.

- Как я тебе рад, в самом деле, - боднул он плечо брата.

- Олежка, что ты мне сказать собираешься?

- Ты ясновидящим стал?

- Малек, когда это ты мог от меня что-нибудь утаить?

- Правда, - усмехнулся Олег. - Как здорово тогда было... - он вздохнул: - Вернуть бы то время...

- Что, так паршиво в этом?

- Ага. - Младший брат долго рассматривал огонек сигареты. Наконец, сказал: - В паскудную историю я влип.

- Виноват в чем-нибудь?

- Нет.

- Бросай сигарету, пошли, расскажешь.

- ...Нас долго не трогали. Но к парням, видно, приценивались, следили за успехами. Иногда некоторых "сватали" в боевики. Но в клубе мы заранее условились: или с ними, или с нами. В жизни я никому ни указ, каждый сам выбирает. Но если уж делаешь выбор, то однозначный. Явно заинтересовались нами, когда парни стали им отпор давать - сами не цеплялись, но при случае спуску не давали. Мы стали силой - организованные, подготовленные, за каждого, будь то хоть пацан зеленый - стеной. И недавно нами занялись вплотную. Сначала ко мне пацаны пришли, шпана уличная. Вроде я должен теперь и их тренировать, и сделать из них настоящих боевиков.

- Это вещь обычная. Почти каждый серьезный клуб, если еще руководителем там тебе подобный, и есть база подготовки боевиков.

- Да я знаю. Осуждал раньше. Теперь понимаю, что не всегда за этим корыстный интерес. К компромиссу мы не пришли, и однажды ночью они взломали решетку на окне над нами - клуб мой в подвале. Залезли в клуб, напакостили. И в ателье, что над нами, тоже что-то побили. Понятно, что с разборками швейки к нам пришли. А на следующий день у меня был разговор с человеком другого уровня. Он сообщил, что наслышан о моих проблемах и предложил мне создать и возглавить крупную Базу подготовки силовых кадров. Сказал, что все будет абсолютно легально, что-то вроде спортивной загородной школы, и к их другим делам я никакого отношения иметь не буду, денег, понятно, тоже посулил. Сейчас вся эта история в разгаре: с одной стороны давят местные, с другой стороны обхаживает этот крутой дядя.

- Может, одна контора сценарий пишет?

- Я думал об этом. Не знаю.

- Что произошло конкретно?

- Местные за несговорчивость нас данью обложили. Объявить об этом пришли в клуб, поздно вечером. Меня там не было, и мне кажется, они это знали. Там работал с пацанами один из моих "старичков", заявились человек семь. Мальчишек побили, Игорю обе руки сломали. С ответным визитом мы сходили на тусовку этих кожаных быков. Сейчас пока тихо, звонят только. И от того, второго, тоже наведывались, мол, как мне все же идея Базу возглавить?

- Н-да, - усмехнулся Арвид. - Занялись тобою вплотную. Что делать собирался?

- Честно сказать, растерялся. Они еще пару раз в клуб через соседей полезут, и подвал у нас отберут.

- А принять второе предложение мысль была?

- Да ты что? Разве я не понимаю, чем это закончится? Чистеньким я им не нужен, опасен. Что легче - все время опасаться, что я что-то лишнее узнаю и сболтну где-нибудь, или повязать, сделать "единомышленником"? Я уж думал уехать куда-нибудь. Ребят страшно жалко оставлять, клуб. Но если подвал заберут, без помещения все равно... Да нет у меня никакого решения! Увидел тебя - обрадовался, как сумасшедший. Двое - не один, может, посоветуешь чего.

- Не переживай, отобьемся. Я у тебя поживу пока?

- Выходим на тропу войны? - усмехнулся Олег. - Вот здесь у меня эти войны. Я хочу просто жить. И знаешь... это опасные люди...

- Да мы с тобой, вроде, никогда от драки не бегали.

- Это не та драка.

Арвид внимательно посмотрел на него.

- Брось. Я не Робин Гуд, в благородные разбойники не гожусь. Но когда появляется возможность повоевать с этой мразью... что-то вроде злой радости, что вот мол, повод есть. Но бояться их...

- Я за Ксанку боюсь...

- Да... Ксеню надо увозить из города. Доверь-ка это мне. Когда надо будет, я сам ей скажу и все сделаю.

- Почему ты? Впрочем, если считаешь, что так лучше... Мне и спрятать ее негде.

- Расскажи-ка мне про встречу с этим... со вторым. Что он из себя представляет? Как выглядит?

- Насчет выглядит - понятия не имею...

...Было около одиннадцати, но от утренней прохлады уже ничего не осталось - солнце яростно метало жгучие копья лучей в тех, кто неосторожно выходил из-под тенистого укрытия. Закончилась утренняя тренировка, Олег вышел из клуба последним. Он отпирал дверцу машины, когда рядом вдруг остановилось такси. Из него вышел немолодой мужчина, направился к Олегу.

- Здравствуйте, господин Аснис.

Олег оглянулся, такое обращение было непривычно, он не вращался в тех кругах, где друг друга с удовольствием величали "господами". Но от незнакомца именно такого обращения и можно было ждать - его внешность, манера держаться, одеваться - все было выдержано как бы в едином стиле. Не смотря на жару, на нем был элегантный костюм. Впрочем, может быть, ему было еще прохладнее, чем Олегу. Его просторный, серый в полоску пиджак, брюки из какой-то мягкой, не "жаркой" ткани и тонкая, стального цвета рубашка, создавали ощущение свежести.

- Здравствуйте.

- С вами хотят побеседовать, Олег. Если вам время позволяет, можем поехать сейчас. Все это и часа не займет. Мне поручено сопровождать вас туда и обратно.

- Кто ваш поручитель?

- Простите, я только сопровождающий, отвечать на вопросы не имею права, - виновато сказал незнакомец. - Могу только добавить, что никакой опасности для вас это не представляет, вам не причинят никакого вреда.

- Хорошо, едем, - Олег повернулся к машине.

- Нет, - мягко остановил его мужчина, - вы должны поехать со мной. Потом я вас доставлю сюда же.

Больше он не проронил ни слова до тех пор, пока машина не свернула на Пруды - как называлась большая лесопарковая зоны, разделяющая городские районы. Там он попросил таксиста остановиться, расплатился и отпустил его. Олег осмотрелся, но поблизости никого не было.

- Господин Аснис, вы не должны видеть человека, с которым встретитесь, поэтому я попрошу вас выполнить некоторые условия. Вы можете еще отказаться от встречи, и я доставлю вас назад к клубу. Но, думаю, вы не тот человек, который с полдороги возвращается.

- И какие это условия?

- Вы должны позволить завязать вам глаза. Да вам ведь и ни к чему лишнее знать. Не заинтересует вас его предложение, так вам же меньше забот потом. Олег усмехнулся, покрутил головой, но ответил согласием. Почти сразу он услышал звук мотора подъезжающей машины. Олега, можно сказать, нежно подсадили на заднее сидение, кто-то сел рядом, но это был уже не тот благовоспитанный пожилой человек. Он, похоже, не поехал с ними - Олег не чувствовал больше тонкого, неуловимого аромата его дорогого одеколона. Машина остановилась где-то за городом. Это можно было понять по особенной, не городской тишине. На дверце с его стороны опустили стекло, коротко попросили никаких глупостей не делать, чтобы жизнь себе не осложнять, и все вышли, оставив его одного.

- ...Поэтому я голос только слышал. Глуховатый такой... или приглушенный.

- Что же это за конспиратор тебе достался? - усмехнулся Арвид. - И как нам до него добраться? Если он так тщательно конспирируется, как же он... Тех, что громили вас, их ты, конечно, знаешь?

- Да.

- Если двигает их та же рука?.. Что нам это дает?

- Или он дурак настолько, чтобы всю конспирацию свою тут же и спалить... или это пешки, и он уверен, что через них до него не добраться.

- Второе вероятнее.

- Но от кого-то из них все равно тянется ниточка вверх.

- От вожака, от кого же еще? Потолковать с ним можно, только ведь он и сам эту ниточку может не осознавать. Ладно, это тоже, на худой конец, вариант. А парням твоим известно, что за вашими злоключениями стоит?

- Нет, о моих проблемах я никому ничего не говорил. Только попросил их быть осторожными и вечерами по одному не ходить.

- Правильно, им лучше меньше знать. Чего доброго, начнут инициативу проявлять, - не проконтролируешь, кто, где и чего творит.

- Ладно, хватит обо мне. Скажи лучше про себя... Ты почему молчал так долго?

- Получилось так...

- Отца бы пожалел... И я тоже... чего только про тебя не думал.

- Пока гулял, про письма не думал, вроде телеграммы для начала достаточно было. А потом не успел.

- Чем ты так занят был?

Арвид хмыкнул:

- Квалификацию повышал.

- То есть?

Арвид опять усмехнулся:

- Таких, как ты да я, которые вернулись... считают отморозками, готовыми и способными на все... Да и правильно, в общем-то, считают. И всегда существуют сферы, где только такие и годятся. Короче, попал я в поле зрения одной конторы. И подкатил ко мне мужичок с предложением. У меня к тому времени эйфория от гражданки на нет сошла, от водки я почти протрезвел, и успел уже слегка озадачиться - что-то решать надо, определяться, всякие заморочки начались, от которых на войне отвык...

...И тогда случилась встреча за ресторанным столиком. Арвид сам не понял, как он, всегда сдержанный, тут вдруг разговорился. Понял он это гораздо позже, когда его тоже научили психологическим приемам, с помощью которых человеком можно с легкостью манипулировать. В том числе, и разговорить любого, даже самого молчаливого. А немного погодя ему сделали предложение... Момент этот тоже был определен психологически точно - к Арвиду как раз приходило осознание, что никому они здесь на фиг не нужны, страна живет иным - хапнуть, нажиться на всем абсолютно. И на них наживались тоже - на их крови, отчаянии, боли, на слезах необстрелянных пацанов и их матерей. И смерть 18-летнего парнишки, умиравшего у Арвида на руках, тоже для кого-то обернулась хрустящими бумажками, и его собственные слезы, перемешанные с кровью, копотью и матами - тоже только монеты... Приходило горькое прозрение, что труднее возвращаться с войны, чем воевать. В той кровавой безнадеге они были полны надежд, жили ими... Радостно вынесли их из войны... А лживой действительности нужны были бастионы, и их, взлелеянные среди крови, боли, смерти, хрустальные дворцы оказались такими же никчемными, как мишура после праздника...

И Арвид подписал контракт. А вместе с ним и условие отказаться абсолютно от всех связей: родственных, дружеских, семейных. Через два года, когда позади были выпускные зачеты, перед ним положили новый договор - и его он тоже подписал. Собственно говоря, тогда его просто продали из одной Конторы в другую. В первой его учили, теперь он применял знания на практике. Отработав это контракт, больше он ничего никогда не подписывал. Не хотел над собой хозяина. Он стал исполнителем конкретных акций. Хотя... хозяин у него был, - он теперь пожизненно принадлежал структурам, для чьих надобностей и готовили его в Центре.

* * *

С тех пор, как Арвид видел брата в последний раз, произошло очень много, ночи не хватило бы, чтобы рассказать... Но ничего этого Арвид рассказывать не собирался.

- Идем спать, братишка, - он взлохматил Олегу волосы. - Все в порядке будет, не переживай. Но уснуть еще долго не мог... Мысль о Ксюше всегда щемила привычной тоской. Но он уже свыкся с нею, как приходится свыкаться с застарелой раной. А сегодня... - будто кто-то неосторожный и жестокий разворошил, растревожил эту незаживающую рану.

...После того, как проводил тогда Ксеню и поднялся в "Приют"... вот тогда по сердцу полоснуло невыносимой тоской. Тошно было кого-либо видеть, говорить про обыденное. Никто из них не подозревал, что ему впору кричать от безнадежности и боли... И он пошел на трассу - в сражение с камнем, со снегом, с опасностью. Чтобы физическим страданием вытеснить мысли, причиняющие еще более нестерпимую боль. Он никому не сказал, куда пошел, и, случись что - помощи ждать было бы неоткуда.

Арвид порой задумывался: ни раз и ни два он чувствовал, как смерть дышит ему в затылок. Но в последнее мгновение она отворачивалась и выбирала другого. Почему не его? Выбивало из жизни таких ребят... Тот 18-летний парнишка, что умирал у него на руках, вместо него умирал, просил почему-то: "Ты живи, старлей... Живи, ладно?.." Для чего? Для какого дела судьба хранила его? У него бы спросить, у того мальчишки - он знал. Не спросишь...

...В тот раз его отчаяние столкнулось с неподатливой строптивостью камня. Там, где страховкой могли быть лишь расчет и хладнокровие, он, безрассудно, задыхаясь, толкал себя вверх, подминал под себя жесткое тело горы. Стылый камень сопротивлялся, леденил мокрые от снега руки, вытягивал тепло из распластанного на нем человека. И метель еще не совсем утихла: как в агонии, хлестала судорожными порывами ветра, секла колючей крупой лицо и руки. Тугой ветер посвистывал и вдруг с коварной внезапностью толкал упруго, пытаясь сбросить упрямца со стены. Рыхлым снегом обманчиво забило трещины...Но, наверно, руки, тело имеют свой собственный разум. А может, Бог так распорядился - гора опять покорилась ему. Из последних сил, не чувствуя пальцев, хрипя, вытолкнул свое тело на каменный козырек. И вот там, лежа лицом в снег, вдруг сказал себе - с ней ты больше не увидишься. Решил и знал, что так будет... В жизни двух, бесконечно дорогих ему людей, он был абсолютно лишним.

И еще одно Арвид прекрасно сознавал - он не имел права впускать в свою судьбу Ксению. Как не имел права вообще видеться ни с отцом, ни с братом. "Никаких лишних связей, привязанностей..." Отец и брат были этими самыми "лишними". Впрочем, действительно, - они были фактором риска, могли стать рычагами воздействия на него. Он сознательно нарушил обязательство, тщательно подготовившись к этому - ему необходимо было их повидать. Потом, когда он вернется к прежнему образу жизни, никто даже не заподозрит, где он провел "отпуск". Так он рассчитывал. А двери открыла Ксения... Однако оставаться с ней рядом означало навлечь на нее беду. "Приют", встреча с ней, все это было уступками своей слабости. С этим необходимо было кончать больше никаких встреч. Но, отогревшись душой среди хороших, искренне, бескорыстно любящих его людей, он решил остаться с ними еще некоторое время, недолго.

Глава третья

...А потом - этот звонок. И кто бы знал, что творилось в его душе, когда ехал к ней... Звонок встревожил по-настоящему. И даже не то, о чем сказала Ксеня - сказала она не много. Но что решилась позвонить, - значит там всерьез, значит по-другому уже никак нельзя было. Арвид достаточно повидал в жизни. Кто-кто, но только не он мог позволить себе надеяться, что все как-нибудь еще само собой "рассосется". Ксеня сделала лучшее, что могла предпринять в этой ситуации.

Арвид чуть улыбнулся: Ксюша... девочка... какая она все же умница... Боялся встречи. За нее боялся, за Олега. Сможет ли она ни взглядом, ни словом, ни голосом... Это жестоко - так испытывать ее. И когда он дал себе слово никогда больше не видеть беспредельно любимую, желанную... - он хотел избавить ее именно от этого. Если бы не звонок... А если у нее не хватит сил? Тогда он должен будет все сказать брату? "Брат, я полюбил впервые в жизни, я схожу с ума от любви к твоей жене"? Это - не жестоко? Впрочем, может быть, для Ксени он уже ничего не значит? Мысли, мысли... как обрывки спутанных нитей. Осаждали, мучительные, непрошеные.

Арвид вздохнул долго. А Олег счастлив, это так явно. Арвид помотал головой - ненормально все это, зачем так? за что им такая любовь? Ксюша... милая, желанная, не его... и такой всегда останется... Снова вырвался длинный вздох. Арвид тряхнул головой, прогоняя мысли о Ксении - довольно! Приказал себе спать. Его учили быстро засыпать в любой обстановке - очень важно уметь дать организму полноценный отдых и вовремя восстановить силы. Но сейчас Арвид не хотел заниматься дыхательной гимнастикой, волевым самовнушением и прочими методами саморегуляции. Не совмещались эти хладнокровные приемы с Ксеней, с Олегом...

Арвид не заметил, как заснул, но спал недолго. Как будто толкнуло что изнутри - он резко открыл глаза. Прислушался - темнота была покойной, сонной. Арвид расслабился, взглянул на часы. Полчетвертого. Часа два всего спал, а сна ни в одном глазу. Странно - инструктор приснился... Наверно, как продолжение разговора с Олегом. Надо же, будто благословил... Спасибо тебе, Батя. Вот кому не грех отдать бессонный час ночи.

Инструктор называл его Гусаром. Арвид давно, еще со времен армейской службы чувствовал - то, что они выполняют по приказу, часто бывает довольно мерзким делом, нечем тут гордиться. Поэтому, когда приходилось называть свое имя, у Арвида возникало ощущение, что тень ответственности за его деяния начинает нести и отец, и Олег, и даже мама. И он перестал называть себя без нужды, а иной раз пользоваться "псевдонимом". Так было и с тем случайным соседом по столику в ресторане, которому по пьяному делу он, всегда сдержанный, неожиданно сказал о себе больше, чем надо. Однако имя все же не прозвучало.

Когда имя спросили в Центре, Арвид глянул дерзко:

- Работать на вас я буду, или имя-фамилия?

И вместо имени ему молча вписали в личное дело: "Угрюмый".

Но Батя называл его иначе. Хотя гусарского в нем вроде бы и не было ничего - ни лихости, ни черных усов, ни побед альковных. Да и звучала эта кличка вроде как насмешкой. Вопросы там не поощрялись, но однажды в добрую минуту Арвид спросил - почему Гусар?

- А ты по натуре гусар. Во-первых, их военное племя, как и твое, было обособленно от остальных служак. Гусары верой и правдой царю и Отечеству служили - и ты служил. Скопидомство презирали: и жизнь, и последнюю копейку - другу, не рассуждая. Вот великодушие, - это доблесть, даже к врагу, когда он повержен. Твое это? Твое, Гусар, не отбросишь. Только вытравим мы это дерьмо из твоей натуры. Не можешь ты другу жизнь отдать, жизнь - дело святое, она делу принадлежит. Если дело на втором месте, ты сам дерьмо, а никакой не профессионал. Ну, а к врагу великодушным будешь только до тех пор, пока спиной к нему не повернешься, потом ты уже никакой не будешь. Понял, Гус-с-сар?

Сам инструктор избытком великодушия не страдал. Позже Арвид узнал, что инструктор долго был с "Черными всадниками", это сказало о нем почти все. Арвиду доводилось уже встречаться с бойцами, работающими в этом стиле. Из любой, самой "нежной" отработки они умудрялись выйти в жесткий контактный спарринг. Эта родовая бурятская борьба переходила из поколения в поколение едва ли ни со времен Чингисхана. "Черные кентавры" - было бы точнее, потому что название стиля расшифровывают так: ноги - боевой конь, руки и туловище всадник, чернота - цвет ночи. Пока они не выходили на ковер, парни эти вроде ничем и не отличались от остальных, а все же были заметны - может быть, глаза выдавали их особое отношение к миру. Слепое, безоговорочное подчинение "сенсею", сам стиль борьбы был несовместим с добротой, доброту он из человека вытравливал, делал его зверем.

Их, всадников, называют еще "волчьей стаей", потому что в драке они стараются разбить противника на бойцов-одиночек, и потом добивают по одному. Единственный шанс выстоять против них - стоять спина к спине, прикрывать друг друга, иначе разорвут. С таким "волком" и свела судьба Арвида.

Вот уж чья внешность была совершенно обманчива... Когда Арвид впервые увидел его, подумал, что этот субтильный тип гражданской наружности преподаватель какого-то теоретического курса. Он был чертовски хорош. Женщины, вероятно, сходили по нему с ума. Поджарый, с великолепной осанкой, он излучал прямо-таки голливудское обаяние. Его красивая седая шевелюра всегда выглядела так, будто он только что вышел от модного парикмахера. Одевался великолепно. Он и на "рукопашку" при галстуке являлся. И работал, как артист, едва ли не двумя пальцами, а выбитое оружие аж свистело, пистолет черной грампластинкой крутился в воздухе.

На первом занятии Арвид оказался жестоко избитым. Он, разведчик спецназа, считавшийся отличным бойцом, не смог провести ни одной атаки. С горем пополам прикрывался блоками, большинство из которых инструктор просто сминал, ломал, и непонятно было, откуда столько силы в этом худощавом человеке. А уж его дьявольская, неуловимая ловкость... Его уникальный боевой стиль был совершенно незнаком Арвиду, что-то среднее между русской плясовой и восточными единоборствами. Смесь получалась гремучей. "Тренировка" закончилась, когда Арвид не смог подняться. Инструктор оставил его лежащим на полу, "приободрил" на прощание:

- Через месяц позволишь себя так же отделать, хренов спецназовец, уйдешь отсюда по-английски, не прощаясь.

Через месяц Арвид выстоял до конца. Но до главного боя было еще далеко. Потом, гораздо позже того дня, когда Арвид получит по нему зачет, инструктор, усмехнувшись, скажет, что такого экзамена он еще никому не назначал.

- Почему мне? - спросит Арвид, потому что тогда они уже будут на равных. - Я не лучше и не хуже.

- Верно, - ответит инструктор. Помолчав, вдруг добавит непонятно: Платим за все. За ошибки - вдвойне.

- За что я должен платить? И чем?

- Дай Бог тебе этого не узнать, - усмешливо скажет Инструктор. - Только это едва ли... "Угрюмый", - это ведь не твое.

- А что мое? "Гусар"?

- Нет. Теперь уже нет.

Многое из того странного разговора Арвид поймет гораздо позже...

Ни один из курсантов не знал, что после двух месяцев пребывания в Центре, происходит окончательное определение его судьбы, - распределение в один из четырех профилей. Различались они степенью сложности - Центр выпускал профессионалов разного уровня. Курсанты первых трех профилей не имели ни малейшего понятия о существовании еще одного, как и о том, что в Центре находится еще группа курсантов. Они были невидимками. Впрочем, не только для тех, кто обучался на нижних "этажах", от друг друга тоже обучение было индивидуальным.

Арвид не мог знать того, что случилось при обсуждении его кандидатуры. После того, как высказали свое мнение все, кто работал с ним в эти два месяца, директор Центра подвел итог:

- Результаты оценочных тестов курсанта перед вами. Как видите, по всем он или достиг максимальных оценок, или приближается к ним. Мое предложение обучение по четвертому профилю. Есть другое мнение?

Через короткую паузу несколько голосов подтвердили:

- Несомненно, четвертый профиль... Да, я согласен... Другого мнения и быть не может...

- Есть, - сказал инструктор.

- Обоснуйте свое мнение. Вы же только что дали ему прекрасную оценку.

- Верно. Но его внешность. Разве мы больше не принимаем в расчет внешние данные?

- Но здесь уже прозвучало мнение о его актерских способностях. Этот курсант нам идеально подходит. А маленький изъян, о котором вы говорите, с лихвой перекрывают остальные достоинства.

- А ему в глаза вы смотреть можете? Зачем нам нужен человек с такой визитной карточкой? Его же в любой толпе опознают. У него глаза убийцы.

- У них у многих такие глаза.

- Такие - нет. Неужели ни у кого мороз по шкуре не идет от его взгляда? Ему на Мосфильм, серийных убийц играть...

- Или героев-любовников, - улыбнулась молодая, элегантная блондинка.

- Психолог? Продолжайте, - попросил директор.

- Разумеется, некоторая проблема есть, - снова заговорила женщина. - Но у кого из этих парней их нет? Мы как раз и учим их справляться с подобными проблемами. Он сумеет контролировать себя, я уверена. Да он уже и теперь умеет такие декорации поставить - какой убийца, о чем вы говорите?

- Он нам нужен. Человек с такими способностями, с таким уровнем подготовки! И вы хотите отказаться от него? Я не понимаю вас. Вы все же хотите голосовать против?

- Нет, аргументы весьма убедительны. Я проголосую "за".

Инструктор был недоволен собой. Да он и не совсем понимал себя - зачем высунулся? Неужели надеялся, что парню дадут отвод? Поздно. Для него все определилось в ту минуту, когда попался на глаза вербовщику. А жаль.

Он давно жил по собственному кодексу поведения, который мало имел общего с

общечеловеческим. Он был эгоистом. А кто видел альтруиста хоть раз в жизни? Другие люди существовали для него лишь в той степени, в которой он в них нуждался. А из-за этого парня в душе закопошились какие-то совершенно нерациональные, бессмысленные чувства. Он и не знал, что еще способен на подобные чувства. Сколько прошло через его руки за столько-то лет? Что он чувствовал к ним? А что чувствует кузнец, когда, то раскаляет меч в огне, то погружает его в холодную воду? Уж точно не жалеет. Точно так и инструктор закалял своих учеников, проводя их через боль, изнеможение, горечь поражения, отчаяние и усталое удовлетворение победителя. В свое время учителя провели его через подобное же. Как меч оттачивают для боя, так он оттачивал их мастерство убивать. Но мечом не вспашешь поле, не построишь дом... Так же точно и у этих парней после выхода из Центра оставалось лишь одно предназначение. И инструктор ни разу не озаботился их дальнейшей судьбой. Ему и в голову не приходило задуматься о том, что здесь, в Центре они окончательно теряют возможность жить нормальной жизнью - любить, иметь семью, детей. Пока не пришел к нему на занятие этот парень с ледяными, бесстрастными, но не мертвыми, глазами. Инструктор и сам не знал, чем смутилась душа его. Знал одно - он не хочет делать с этим человеком то, что делал со всеми другими, кто был до него. И осознавал бессмысленность этого желания. И строил занятия с ним особо жестко, не как с другими. Может быть, хотел доказать себе, что не стоит парень того, чтобы терять из-за него душевное спокойствие...

Учебка снилась редко, как и война... Наверно, срабатывали какие-то предохранители в подсознании. А инструктор, вообще, первый раз приснился.

"Так благословил ты меня, Батя?"

* * *

У Олега были утренние тренировки. Он поцеловал Ксюшу и уже на ходу сообщил Арвиду, что через три часа опять будет дома. Ксения тоже собралась идти на работу и, излишне озабоченная, нервно суетливая, торопилась дать Арвиду последние наставления.

- Смотри сюда, - открыла она холодильник. - Вот здесь кастрюля, захочешь есть...

- ...непременно разогрею, - подсказал ей Арвид и остановил: - Постой. Тебе надо остаться дома.

Озадаченная Ксеня медленно прикрыла дверцу холодильника.

- Ты можешь несколько дней не ходить на работу?

- Но почему... Да... могу, у меня есть дни...

- Пойди, позвони и скажи, что берешь отгулы.

Не задавая больше вопросов, Ксеня сняла трубку. Коротко переговорив, снова вопросительно посмотрела на Арвида, будто ожидала дальнейших его указаний.

- Считай себя под домашним арестом, - улыбнулся он.

- Мне нельзя выходить из дому?

- Да, именно. Но это только предосторожность, не более...

- От чего? Что происходит?

- Я тебе все расскажу. Чуть-чуть позже, ладно? Сейчас мне надо уйти ненадолго. Но когда вернусь, я обязательно все тебе объясню. Только не придумывай себе жутиков, ничего ужасного не происходит. Я ключ возьму, ты не против?

Арвид поехал на автовокзал. Вчера там, в одной из ячеек камеры хранения он оставил небольшой чемодан довольно невзрачного вида. В действительности же это был замечательный чемодан, прочный, с надежными замками, чуть ли не переносной сейф. А если принять во внимание его содержимое, - то и, вообще, уникальный.

Этот чемодан был, во-первых, арсеналом Арвида с довольно широким выбором оружия. Собственно говоря, Арвид умел любой предмет мгновенно превратить в убойное оружие, даже лист плотной бумаги - человек, создание хрупкое. Когда Арвид слышал о жертвах хулиганов или насильников, он с сожалением думал о том, что лишь страх и психологический барьер не позволили человеку изо всей силы ткнуть, например, ключами в глаз подонку. А ведь и острые ноготки наверняка имелись, а то и каблуки-шпильки. Невинными жертвами становились те, кто были слишком "человеками", даже инстинкт самосохранения не смог превратить их в зверя, защищающего свою

жизнь когтями, зубами.

Во-вторых, в чемодане имелись средства, которые используют до того, как возникает необходимость применять оружие: средства маскировки, сбора информации...

Были здесь и медикаменты. Набору их мог позавидовать заведующий средней руки аптеки - кое-какие названия он разве что в проспектах читал, а в руках даже держать не приходилось. При помощи своей "аптеки" Арвид мог не только быстро избавиться от простуды, воспаления, отравления, но и, после курса специальной медицинской подготовки, извлечь из собственного тела пулю, "зализать раны". Имелись здесь сильные психотропные препараты, атарактики "обесстрашивающие" вещества, снимающие напряжение, тревогу, страх...

Все прочее было столь же экзотично для, ничем внешне не примечательного, чемоданчика.

...В кабинке платного туалета часть купюр из плотной пачки в банковской упаковке перекочевала в карман легкой куртки-безрукавки. Потом Арвид извлек небольшой полиэтиленовый пакет с документами - несколько комплектов на разные имена. Никакой липы и фальшивок Арвид не держал - не хватало проколоться на такой ерунде! Все документы были подлинными. Он выбрал паспорт, соответствующие ему водительские права, подумал и аккуратно закрыл чемодан. Через несколько минут этот "ларец сокровищ" был водворен на место.

Еще примерно через час Арвид стал владельцем "Жигуленка", который давно уже утратил свой лоск, но был еще надежен и вынослив, чем во всех отношениях устраивал нового хозяина. Арвид уже привык к тому, что ему не надо особо-то соизмерять свои желания с толщиной кошелька. Вначале "карьеры" ему доставляло удовольствие отсутствие унизительной зависимости от того, сколько шуршало в кармане. Нравилось расплачиваться без мысленного подсчета - а сколько там осталось? Хотя он и раньше не слишком утруждался планированием своих финансов: один, без семьи, не обремененный заботами о завтрашнем хлебе. Сегодня есть - и прекрасно. Завтрашний день? Так разве не учил Иисус: "Живите, как птицы".

Сейчас он, не задумываясь, тратил то, что платили ему за его редкое мастерство и смертельный риск. Сумма скопилась весьма и весьма приличная. Сложилась она оттого, что, вкусив от жизни "на широкую ногу", Арвид быстро пресытился, тем паче, что и профессия не позволяла предаваться "излишествам", и он стал обходился минимальным, лишь время от времени позволял себе сбросить напряжение. А в последние несколько месяцев, с тех пор, как "Приют" стал его домом, Арвид и забыл, когда в последний раз заглядывал в свой загашник.

Он еще помотался по городу, пока не приобрел все, что хотел. Оставив машину в подземном гараже неподалеку, он на троллейбусе вернулся домой.

* * *

Ксеня выглянула из кухни, коротко улыбнулась ему.

Она пыталась занять себя, свои мысли и время тем, что решила выбрать из книги "О вкусной и здоровой пище" самые замысловатые блюда (соизмеряя их с домашними припасами) и приготовить невиданный обед. Выбрать - получилось, а вот чтобы полностью занять себя этим - не очень.

Ксения морщилась, уличая и упрекая себя в том, что в последние сутки стала неестественно суетливой, излишне предупредительной и столь же неловкой. Она услышала голос Арвида: "Ксюша!" и вздрогнула так, что уронила нож. С укоризной себе покачала головой: "Кошмар! - И попыталась со всей решимостью приказать: - Немедленно прекрати психовать!"

Арвид указал ей на новый телефонный аппарат.

- Я другой телефон поставил. С определителем номера. Как только еще раз позвонят, у нас будет их телефон. При любом звонке нажимай вот сюда и записывай номер.

- Со мной не говорят...

- А нам и не надо, чтобы говорили. Номер все равно будет.

Ксеня провела рукой по лицу.

- Ох... Я что-то совсем плохо соображаю...

Арвид улыбнулся ободряюще.

- Объясни мне... ты обещал...

Он кивнул, но с ответом медлил.

- Слова выбираешь? - тихо сказала Ксеня. - Не надо. Я вижу, чувствую плохо.

- Не на столько, как ты думаешь, - засмеялся Арвид. - У Олега из-за клуба возникли проблемы. Шпанята местные положили на него глаз - хотят, чтобы Олег их тренировал. Он отказался, но им туда очень хочется, и они начали давить на него.

Ксеня смотрела с ожиданием.

- Все, - пожал плечами Арвид.

- Это не все. Что еще?

- Все, - как можно убедительнее сказал он. - Ну, вцепилась глупая шавка в штанину, - не надо возводить это в глобальную проблему.

Он видел - Ксеня не верила ему. Но она промолчала, только вздохнула. Арвид улыбнулся:

- Ну, что ты?

- Зачем тебе их номер? - она кивнула головой на телефон. - Что ты хочешь делать?

- Хочу им сказать, что Олега надо оставить в покое.

- И они тут же тебя послушаются! Арвид... мне страшно!

- А ты уезжаешь в "Приют".

- Ни за что! Никуда я не поеду от вас!

- Ах, вот так, да? - рассмеялся Арвид. - Значит, у меня на одну боевую единицу больше?

- Не смейся, - с досадой проговорила Ксюша. - Я никуда от вас не поеду.

- Пока, - улыбнулся он. - Когда же надо будет уехать, я скажу.

- Нет... - протестующе начала она.

- И тогда тебе в голову не придет возражать мне, - сказал Арвид, и глаза его стали жесткими.

Она испуганно вскинула глаза. "Возражать?" - в это мгновение Ксеня поняла, что, действительно, и мысли не придет возражать его воле, уверенности... вот такому голосу. С ней никто никогда так не говорил... и она считала себя довольно независимой, даже, честно сказать, своевольной. Но за одной лишь фразой Арвида она почувствовала такую его силу и уверенное спокойствие, с чем соперничать не решилась бы. И с пронзительной очевидностью Ксения поняла, что женщина может быть счастлива, покорясь, доверяясь этой силе, что в сокровенных глубинах женской души лежит тоска по такой покорности...

- Арвид, не надо, - почти прошептала она, а в глазах ее было: "Пожалей ты меня, ради Бога..."

...Ее смех, улыбки, оживление могли обмануть Олега, - известно, влюбленные, как все счастливые, слепы, - но не Арвида. С самой первой минуты он чувствовал ее растерянность, подавленность, в каждом движении угадывал тщательно скрываемую неуверенность. Арвид видел, что она избегает оставаться с ним наедине, старается не встречаться с его глазами. Он понимал ее и помогал, как мог. Но в этой фразе, сейчас, намеренно позволил прозвучать иному к ней отношению - просто брат мужа не имел бы права так сказать.

- Ксюша, - проговорил он, и голос его теперь был таким мягким и теплым, что у Ксении обмерло сердце. - Девочка моя ... - ее испуганные глаза умоляли не продолжать, но он тихо сказал: - Ничего не изменилось, я люблю тебя, девочка моя золотая... я люблю тебя больше, чем прежде... Но это уже не имеет никакого значения. Не бойся меня, не смотри так. Я не растревожу твою душу ни сейчас, и никогда позже. Я виноват перед тобой за то, что возник в твоей жизни. Но как это исправишь? - Он грустно улыбнулся. - Прости меня. Ты - жена моего брата. Так есть и так будет. - Ксене показалось, что она оледенела, - не смела и не могла поднять голову. Она не видела, как по лицу его пробежала гримаса боли, Арвид на мгновения прикрыл глаза. Потом неловко улыбнулся и заговорил снова, но голос теперь был иным, без той особой теплоты и нежности: - Сейчас ты еще и союзник мой. Значит, будешь во всем помогать мне. Не так ли?

Она кивнула, прикусив губку, не поднимая глаз - боялась, что губы задрожат, и не хотела, чтобы Арвид это увидел.

* * *

Приехал Олег. Нисколько не удивился тому, что Ксюша дома, лишь по-мальчишечьи обрадовался и пришел в восторг от накрытого ею стола.

За неторопливым, долгим обедом братья шутили, хохотали от души, и Ксене не надо было претворяться - она тоже искренне смеялась их шуткам. Она даже подумала, что, может быть и вправду, ничего страшного не происходит, и чего это она всполошилась - у Олега прекрасное настроение, у Арвида тоже, будто других забот нет, как радоваться жизни и нахваливать ее блюда. Она пыталась расслышать фальшь в их голосах и смехе, перехватить их взгляды друг к другу и увидеть в глазах другие, подлинные чувства... Но тщетно. И Ксеня поверила на короткое время в то, во что ей очень хотелось поверить.

А примерно через час, после того, как Олег снова уехал в свой клуб, зазвонил телефон. Ксения остановилась в дверях комнаты, вопросительно посмотрела на Арвида. Он указал глазами на аппарат, встал рядом.

Несколько секунд она молча слушала, потом взгляд ее метнулся к Арвиду, она испуганно переспросила:

- Что?.. Вы перепутали номер?..

Арвид нажал клавишу, и на всю комнату зазвучал мужской голос:

- ...вот так и спроси его: "А как мы дальше жить будем, мой котик". Потом мне расскажешь, - и пошли короткие гудки.

Арвид высветил на маленьком табло цифры. Ксеня смотрела на него с тревожным ожиданием. Он забрал трубку из ее руки, положил на место. Она провела языком по пересохшим губам. Сморщилась болезненно:

- Какой противный голос!

- Угрозы - гадкая вещь. Ксюша, ну же... - он двумя пальцами тронул ее за подбородок, заставил поднять голову. На ресницах ее дрожали слезинки. Скажи, кому ты больше веришь - этому противному голосу или мне?

- Не знаю... Ты не сказал мне правды... Господи, Арвид... это никакие не шавки! Это же нелюди! Я боюсь за вас...

- Ну... - Арвид беспомощно развел руками, - тут никакие мои слова не помогут, да? Но попробуй понять, поверить - у меня, у Олега страха перед ними нет. Все это неприятно, но не более. Я уверен, мы с ними договоримся.

- Как?! Олег согласится?..

- Нет. Уверен, что нет. Они начали давить, а это плохо, для них. Олежка - упрямец. Он родился таким. Иногда ему от меня доставалось из-за этого. Но на самом деле, я им гордился - он не боялся настаивать на своем, и слово его было твердым.

- Тебе должно быть сейчас стыдно, - укоризненно сказала Ксеня. Арвиду удалось увести ее мысли в другое русло, и этим чуточку изменить ее состояние, но голос все еще вздрагивал.

- Ну да, стыдно, - согласился Арвид. - Но, во-первых, я не был таким уж самодуром-деспотом, как ты, может быть, вообразила. А во-вторых, кто сказал, что твой дражайший супруг с готовностью принимал затрещины? Он тебе говорил, какая у него кличка была? Нет? Чума. "Да ну его, этого чумового..." Я удивляюсь, каким ты его сделала, так и хочется сказать ему: "Лапочка моя!" Но Чумой быть он не перестал, я уверен. И зря они пытаются давить на него, сопротивление от этого только возрастает. Причем, в геометрической прогрессии.

- Ох, Арвид, чтобы же вы завариваете тут?..

- Ксюшенька, не пугай ты себя, ничего особенного. Они трусливы. Когда нападают, за этим всегда страх. Оттого Моська и лает так громко, и на слона кидается. Ты в нас верь, мы с Олежкой закаленные. Уж с этим детским садом как-нибудь разберемся. Неужели они будут диктовать, что нам делать. Мы им ни малейшего шанса для этого не дадим. Единственное наше уязвимое место - ты. Из-за тебя и Олег, и я можем согласиться на что угодно. Теперь тебе, действительно, надо ехать.

- Арвид, клянусь, я носа из дома не высуну!

- Я не хочу для тебя и тысячной доли риска.

- Но как я?.. Я умру от страха за вас!

Она умоляюще посмотрела на него, встретила томительный взгляд потемневших глаз, от которых усердно бежала, и уже знала, что мольба ее бесполезна, и бессильны любые слова, и оттого глаза ее медленно наполнялись отчаянием, как слезами.

- Как я без вас?.. Без Олега... без тебя... - голос ее сорвался, она судорожно

переглотнула.

Арвид положил ей руки на плечи, они напряглись, закаменели, подались назад, он тихонько сломал ее сопротивление, привлек к себе, почти прошептал:

- Ну, что ты?.. Что?..

- Арвид... - попытка запротестовать прозвучала жалобно и беспомощно.

- Чш-ш... - он положил ей руку на голову, провел по длинным каштановым волосам. - Тише... Успокойся, девочка моя золотая. Чш-ш...

Он опустил голову, дыханием прикоснулся к ее волосам, медленно гладил их теплый шелк, пока она не справилась с собой. Арвид прижал ее голову к плечу, чуть хрипло проговорил:

- Ты верь в нас, Ксюша... Верь, и все будет хорошо. Но уехать тебе необходимо. Ты нам будешь мешать. Ты мне будешь мешать. Я буду как в сетях в тревоге о тебе. - Утвердительно сказал: - Ты будешь меня слушаться, хорошо?

Ксеня кивнула, не поднимая головы.

- Ты умница... А сейчас нам пора.

Он снял трубку.

- Олег, твои неугомонные Ксене позвонили, это нам совсем ни к чему. Сейчас я увезу ее из города, вернусь завтра до полудня. Ждать тебя не будем, поговорите пару минут по телефону.

- Собирайся, - сказал он, когда она положила трубку. - Белье, джинсы, маечки... В общем-то все, остальное можешь у меня найти.

Через десять минут сумка была готова.

- Я сейчас уйду, вещи с собой заберу. Ты ни на какие звонки не отвечаешь, двери не открываешь. Ровно через 30 минут выйдешь из дому и спокойно, без спешки дойдешь до магазина "Сувенир". Там возьмешь такси, проедешь до Универсама, выйдешь. Рядом остановятся синие "Жигули", это моя машина - сядешь ко мне. Все понятно?

- Да. Зачем так сложно?

- Лучше переосторожничать. Я не хочу попадаться им на глаза, тем более, чтобы меня с Олегом связывали. Пока я не существую для них, я на несколько очков впереди. Ничего не бойся, я с тебя все это время глаз не спущу. Если через полчаса ты почему-либо не выйдешь, я поднимусь сюда.

Арвид повесил сумку на плечо, опустил в карман ключ и вышел.

* * *

- Ты в прошлой жизни не Мата Хари называлась? Очень профессионально у тебя все это получилось. Да и задатки, чтобы соблазнять, налицо... Или на лице?

Несмотря на волнение и колотящееся сердце, Ксеня коротко рассмеялась. Ехали молча. Арвид чувствовал сбоку короткие осторожные взгляды, не поворачивая головы, сказал:

- Хочешь спросить?

Помедлив, Ксеня неожиданно спросила:

- Кто ты?

Он вопросительно приподнял брови, глянул коротко:

- То есть?

- Мне показалось... ты как-то... легко в этой ситуации сориентировался. Профессионально.

- Так я все же разведчик спецназа. Хоть и в прошлом.

- Да, действительно. А в настоящем? Ты ведь в "Приюте" недавно совсем.

- У тебя и вправду задатки разведчицы, - улыбнулся Арвид.

- Просто Полина любит поговорить, - чуть нахмурилась Ксюша, не желая переходить на шутливый тон. - Ты не хочешь про это?

Он слегка пожал плечами.

- Нет, отчего же... Но разве не ты сориентировала меня еще до моего приезда? - с улыбкой посмотрел Арвид. Потом улыбка сошла, он медленно заговорил: - Я, в самом деле, не особенно хочу на эту тему распространяться, но, чтобы тебе было спокойнее... Типов, подобных тем, что к Олегу цепляются, я знаю достаточно, общался с ними, и знаю, на каком языке с ними говорить надо, чтобы поняли.

- Общался?..

- Профессия - телохранитель. Неплохо звучит?

- Ого! - изумленно проговорила Ксения.

- Охранял я, понятно, не таких шестерок, кое-кого позубастее. Но вокруг хищников всегда стайка мелюзги вьется, крошки с барского стола хватает.

- Ты похож на шкатулку с сюрпризами - тебя невозможно предсказать, Ксеня невесело рассмеялась, вздохнула: - Выходит, сейчас у меня личный профессиональный телохранитель? Вот уж - нарочно не придумаешь!

- Когда-нибудь мы втроем над всем этим посмеемся.

Помедлив, она спросила:

- Ты стал им после возвращения оттуда?

- Не сразу, - коротко ответил Арвид.

Ксеня улыбнулась, понимающе кивнула:

- Опять территория Посторонним-вход-воспрещен?

- Верно, - усмехнулся Арвид. - Школа, в которой повышали мою квалификацию, в рекламе не нуждается. Даже наоборот, совсем ее не хочет.

Арвид время от времени посматривал в зеркало заднего вида.

- Кто-то едет за нами? - спросила Ксеня.

- Нет, - он посмотрел на нее с улыбкой. - Хорошо, что ты не попалась на глаза никаким вербовщикам, была бы сейчас моей конкуренткой.

Ксения покачала головой:

- Подумать только - у нас уже и на такую профессию выучиться можно.

- Сейчас чему только не научат. Например, есть летние лагеря для пацанов, - этаких российских бойскаутов. Только вожатые у них - рецидивисты, смену себе воспитывают. И учебок этих в справочниках для поступающих не найдешь.

Помолчав, Ксеня спросила:

- И тебе это нравилось - охранять?

- Смотря с чем сравнивать, - снова усмехнулся Арвид. - Трудно сказать... Суперменство на экране лучше смотреть, раздает там направо и налево, но там и цель - эту суперменскую крутость показать. В жизни все с точностью до наоборот - хуже всего, когда способности свои применять приходится. Это непрофессионально, да и... на душе как-то хреново потом.

- Почему? Ты же хранишь, жизнь спасаешь.

- "Хранить, это дело почетное..." - с усмешкой процитировал Арвид Высоцкого. - Только кто в России сейчас в телохранителях нуждается? За все время мне ни одного не попалось, за кого и подставиться не обидно. Если бы я их хуже охранял, дышать бы людям легче стало. Так что, насчет почетности, это большой вопрос. Боюсь, что когда перед Богом ответ держать придется, он мне это хранительство в заслуги не поставит. Но у меня теперь есть классная отмазка. Знаешь какая?

- Нет.

- Я скажу Боженьке, что и твоим телохранителем был, не одних лишь мерзавцев оберегал.

Ксеня улыбнулась.

Город оставался позади. Теперь по обеим сторонам мелькали частные домики, сады, огороды, дачи. Среди зелени, плодов и цветов копошились, вооруженные орудиями труда, полунагие представители темнокожего племени дачников. Как символы времени возвышались шикарные коттеджи - некоторые еще строились с размахом, другие стояли готовые, с ухоженными участками, подстриженными газонами. Разумеется, не владельцы этих вилл натруждали, мозолили руки, наводя порядок в своих обширных владениях. Как-то очень естественно появились здесь наемные работники, часто - попросту батраки.

Окраины сменились полями и перелесками. Стайками домишек проплывали в отдалении деревни. На горизонте синел неровный рельеф далеких гор.

- В "Приюте" отдыхающие сейчас есть? Летом?

- Летом - да. Сейчас - нет.

- То есть?

- От времени года мы не зависим. Да и снег на высокогорье круглый год лежит. Гости у нас вчера еще были. А сейчас, надеюсь, уже никого не осталось.

- Почему? - удивилась Ксеня.

- Потому что туда едешь ты, и должны остаться только свои, кому я доверяю.

- Но отдыхающим так не объяснишь?

- А у нас авария в системе отопления. По причине срочного ремонта "Приют" закроется.

Ксеня только покачала удивленно головой, но сказала другое:

- Ну вот, из-за меня испортили людям отпуск.

- Они получат назад деньги за путевку.

Помолчав, Ксения спросила:

- Почему ты сменил работу? Как в "Приюте" оказался?

- Не захотел больше от вас далеко уезжать, - он коротко взглянул на Ксеню. - А "Приют" подвернулся случайно... Хотя, говорят, что случайностей не бывает. Когда сбежал от тебя... в поезде пошел в вагон-ресторан, и соседи заговорили о нем. Так я узнал, что на горную лыжную базу ищут руководителя. Это было как раз для меня. С некоторых пор я не люблю людей. Толпу не люблю, безликость, она опасна, а бывает и непредсказуема. А там все на виду, на базе много людей не бывает.

- Ты и альпинист, и лыжник, и спецназовский разведчик, и телохранитель... и еще этот... диггер. Как ты всем этим овладеть успел?

Арвид рассмеялся.

- Это само собой вышло. Жили мы, горы - рукой подать. А значит, и клубы всякие, общества. Так мы с Олегом в школе еще начали по горам лазить. А дальше еще проще: пошел служить - с хорошей физической подготовкой отправили в спецназ. Ну, а потом... только повышение квалификации.

- Действительно, - усмехнулась Ксюша, - куда уж проще. И как это подавляющее большинство умудряется всю жизнь в уютной теплой комнате прожить?

К базе они поднялись в сумерках. После ужина в комнате Арвида, он сказал:

- Я хочу, чтобы ты в этой комнате осталась. Сан Санычу придется кое-что разобрать в котельной для видимости ремонта. Если вдруг похолодает - камин затопишь.

- Хорошо, я буду здесь.

- Ксюша, здесь, в "Приюте", ты в безопасности. У меня только одно условие. Или просьба, или приказ, как угодно: запомни - звонить нам нельзя. Ни домой, ни Олегу на работу, никуда. Лишь в одном единственном случае если почувствуешь, что здесь стало опасно.

- Что мне здесь может грозить?

- Знаешь передачу "Очевидное-невероятное"? Случайность может испортить даже самый идеальный план. Но я считаю - ты в безопасности, потому что о базе знаем ты и я. Полина, Сан Саныч и Тамара абсолютно надежны, да и знать не много будут. И только телефон может открыть это еще кому-то. Телефонам верить нельзя, поэтому я не дам этого номера Олегу и сам не обещаю звонить. Олегу я не могу дать телефона и по другой причине, - ты понимаешь.

- Да. Понимаю.

Действительно, тогда надо будет объяснить, почему не сказала об Арвиде, вернувшись из "Приюта"...

- Не жди звонков, - мягко проговорил Арвид. - Я ведь не могу на сто процентов быть уверенным, что меня все еще не раскрыли, что нет рядом кого-нибудь любопытного. Сомнение и осторожность - тоже оружие, инстинкт самосохранения, способ самозащиты.

- Хорошо, Арвид, я поняла.

- Тогда - до свидания. Живи здесь и жди меня, я приеду за тобой.

- Ты что, прямо сейчас назад?!

- Вздремну часа три. Но уеду рано, ты будешь спать.

- Разбуди, я хочу проводить тебя.

- Нет, будить я тебя не стану.

- Арвид... - Ксеня тщетно искала слова.

Он подошел близко.

- Все будет хорошо, я тебе обещаю.

- Обещай еще... что будешь осторожным... И Олегу не позволишь...

Ксеня смотрела с отчаянием. Глаза ее стали близкими, бездонными...

В уголках его губ обозначилась улыбка. Горькая.

- Обещаю. Ты получишь своего мужа в целости и сохранности.

Шалые, диковатые глаза его медленно трогали ее волосы, брови, скользнули по губам...

- Нет... - через силу проговорила Ксеня, приподняла руку в отстраняющем жесте.

Он молча привлек ее к себе, наклонил голову и медленно провел губами там, где только что скользил глазами: по щеке, по глазам, по краешку губ... Посмотрел долго, повернулся и вышел.

* * *

Номер, с которого звонили Ксене, привел Арвида во двор одного из старых домов, которых в городе было не мало. Арвид позвонил с телефона-автомата, убедился, что хозяина дома нет, и наведался в тенистый, заросший старыми тополями дворик.

Зашел ненадолго в подъезд под бдительными взорами соседок, лениво сплетничающих поодаль на скамейке. Из подъезда направился прямо к ним.

- Здравствуйте. Не подскажите ли, в семнадцатой когда можно хозяев застать?

- Это кто у нас в семнадцатой?.. А, Сашка! Да Бог его знает! А тебе он чего, нужен?

Арвида окинули настороженно-оценивающими взглядами: отметили потертый чемоданчик-дипломат, потертые джинсы, клетчатую рубаху, из кармана которой высовывалась авторучка и листок бумаги.

- Он в ЖЭК звонил, чего-то с кранами у него... Второй раз прихожу никого. Затопит нижних жильцов, а слесарь виноват будет.

- Затопить, это с него станется! Да его же иной раз и по недели дома не бывает!

- Нет-нет, погоди, я его как раз утром сегодня видела.

- Ну и жара сегодня! Сентябрь, а жарит, как в июле. - Арвид присел на скамейку. Вытянул платок из кармана, промокнул лоб: - Он что, один живет?

- Один. Все не нагуляется никак, уж под тридцать лет мужику, а все Сашкой ходит.

Женщины теперь говорили, скорее, друг с другом - Арвид подкинул им животрепещущую тему.

- Уж привел бы себе кого, что ли.

- А то мало он водит!

- Да я не про этих шалопуток. Да ладно, когда девки, а то ведь найдет полная квартира невесть кого, и туда-сюда, туда-сюда, чуть ни всю ночь. И все мимо наших дверей. Иной раз в глазок гляну, и страх берет - таким двери высадить - только плечом двинуть, морды гладкие, сытые, на зарплату такую не наешь.

- Да еще эти... наркоманы. Раньше пьяного хоть сразу видно было, а тут пойми - толи он уколотый, толи обнюханый.

- И не говорите - чуть вечер, и уж из квартиры боишься выйти. Заведется один вот такой Сашка, и весь подъезд страдает.

Арвид поднялся.

- Ну, передохнул я с вами, идти надо - работа.

- Счастливо тебе, - закивали женщины, доброжелательно глядя ему вслед.

Когда Арвид появился тут во второй раз, двор был пустым и темным. Арвид посидел в машине, глядя как одно за другим гасли прямоугольники окон, но в семнадцатой квартире продолжали ярко светиться.

Он незамеченным вошел в подъезд, неслышно поднялся по старой деревянной лестнице, не позволив ей скрипнуть. Остановился у нужной двери, прислушался к звукам в квартире. Бодрый голос Якубовича равномерно перемежался всплесками дружного смеха зрителей. Не прошло и минуты, как Арвид стоял по другую сторону двери. Снова послушал - ничего не изменилось, только звук работающего телевизора стал громче. Арвид бесшумно скользнул вдоль полутемного коридора. Две приоткрытые двери - темные провалы в туалет и ванную, за ними - освещенная и пустая кухня. В другую сторону - комната, дверь почти закрыта, там темно, наверно, окно задернуто плотными шторами. Арвид склонил голову к темной щели, прислушался - пусто. Последняя комната, - в которой работает телевизор. Не выходя на свет, Арвид с минуту рассматривал крупного парня. Он лежал на диване головой к двери, и Арвиду не видно было его лица. По тому, как дышал, Арвид определил, что он спит. Перед диваном стоял низенький столик, на нем - пульт управления, банка из-под пива, тарелка с чем-то недоеденным, журналы в глянцевых обложках.

Арвид не спеша вошел, поставил стул, сел напротив и постучал пультом о стол.

Парень открыл глаза и резко сел. Уставившись на Арвида, потряс головой.

- Ты откуда взялся?

- Я тебя, Саш, днем искал. Не говорили тебе?

- Не-е. Тебе чего? Ты кто?

- Поговорить зашел. Говорить, Саша, будем так: я спрашиваю, ты отвечаешь. Надеюсь, ты понятливый.

- Ты что, от Седого?..

С сухим щелчком пустая банка отскочила ото лба, парень подпрыгнул, роняя столик и сейчас же рухнул назад, на диван, переворачиваясь в воздухе лицом вниз - неуловимое движение Арвида поспособствовало этому пируэту.

- Непонятливый, выходит. Больше не дергайся, а то я тебе что-нибудь не сильно нужное поломаю, - Арвид поднял столик и сел.

Держась за лоб, парень ворочался на диване.

- Садись нормально и слушай. Вчера ты звонил женщине...

- Какой? Мало их?

- Этой ты звонил по поручению. Меня как раз этот поручитель интересует.

- Да иди ты, ни по каким поручениям я не звонил...

Арвид положил на стол диктофон, нажал кнопку. Парень прослушал запись, скривился.

- Ну, получится у нас по-хорошему, или будем менять стиль общения?

- Ты что, сука... За пацана меня что ли держишь? Да я тебя размажу... парень начал медленно подниматься, упираясь обеими руками в столик, и вдруг легко метнул его в Арвида, кинувшись следом.

В следующую секунду он катался по полу, прижимая к животу левую кисть.

- Еще есть лишние кости? - Арвид чуть отодвинул ногу, чтобы не препятствовать неловким кульбитам. - Хватит. Поднимайся. Эй, садись сам, если не хочешь, чтоб я тебя опять трогал, хрупкий ты мой.

Парень, подвывая, вполз на диван.

- Каждый раз, как не ответишь, буду что-нибудь тебе ломать. Саша, я ведь просто так не уйду, ты это понимаешь. Я что, по-твоему, пришел к тебе почтение свое засвидетельствовать? Кончай дергаться. Проиграл ты в тот момент, когда вот с этого телефона позвонил. Лень было до автомата дойти? Теперь тебе знаешь, о чем думать надо? Как с наименьшими потерями расстаться со мной. Способ тебе выбирать. Если надумаешь до конца уверять меня, что ты отважен и крут... Мне твоя жизнь - тьфу. А тебе? Давай лучше сменим тему и для разгону про Седого потолкуем.

Минут через тридцать Арвид знал все, что хотел.

- Теперь слушай меня еще внимательнее, чем до сих пор. Я сейчас уйду, а тебе надо будет о собственном здоровье позаботиться. Я имею ввиду не только твои поломанные кости. Понимаешь меня?

- Да, понимаю.

- А ты знаешь, что сейчас у тебя на лбу здоровенными буквами написано? "Ты только отойди от меня подальше..." И выходит, что ни черта ты не понимаешь. Если ты хоть слово обо мне вякнешь кому-либо, я к тебе опять приду. И когда я второй раз к тебе приду, я вот этим пальцем выдавлю тебе глаз. Или два. А могу кассету вот эту просто кинуть в почтовый ящик, адреса ты мне подсказал. Так что о здоровье своем заранее позаботься.

- Ну, ты чо, в натуре... Ну понял я все, никому не скажу. На фиг мне эти заморочки! Могу вообще уехать куда-нибудь!

- Можешь, но лучше не стоит. Когда звон пойдет, могут в тебе звонаря признать.

* * *

Арвид пришел поздним вечером, почти ночью.

- Вот, это для тебя, - положил он на стол что-то вроде мобильного телефона и пистолет.

Олег глянул и перевел взгляд на брата.

- Не хотелось бы эту штуку в дело пускать. От той крови не отмыться.

Арвид пожал плечами.

- Если гнездо шершней ворошить палкой, неужто они мирно расползутся? Накинуться могут. Мне тоже, сильно не хочется на тебя их науськивать, но мне надо остаться невидимкой.

- Об этом не думай. А это что? Хенди?

- Связь типа "Уоки-токи". Звонили тебе сегодня?

- Нет.

- Видел, я новый аппарат поставил?

- Да, с определителем номера.

- Скоро позвонят. Предупреди, что если кого из твоих парней еще тронут, на их стороне труп будет. Дальше - в геометрической прогрессии.

- Ты серьезно?.. Мы сделаем это?

- Защищаться можно и злом. Надо им аппетит на твоих спортсменов отбить. Они что-нибудь подозревают?

- Нет. После того, как мы тусовку ту разогнали, тихо. Ребята настороже, но своими проблемами я ни с кем из них не делился.

- Правильно. Их в это дело ни в коем случае впутывать нельзя - трудно будет контролировать ситуацию. А насчет крови... Разве ты не понял, что ты с ними уже в состоянии войны. Это до входа еще есть масса выходов... Они не дали тебе возможности решить дело миром. Теперь мы дадим им шанс понять, что они ошиблись, недооценили тебя. Умный поймет, что связываться с тобой не стоит, отступится.

- А дурак?

- Дольше внушать придется.

- Ксеня в надежном месте?

- Да, о ней не беспокойся.

- Ты что, не хочешь мне сказать, где она?

- Не хочу, - коротко и категорично сказал Арвид. - Мне у тебя больше нельзя, братишка, ухожу в гостиницу.

- У нас с тобой фамилия... Не засветишься в гостинице?

Арвид почесал щеку.

- Это вопрос?

- Ну... если не хочешь...

- В городе нет Арвида Асниса.

* * *

Первую неделю Ксения была почти спокойна. Но каждый следующий день будто натягивал невидимые струны ее нервов. Она старалась не показать своей тревоги, принуждала себя улыбаться, участвовать в общих разговорах; чтобы избежать озабоченных вопросов Полины, через силу, но старательно опустошала тарелки во время совместных трапез.

Она пыталась убедить себя, что ей нравятся неспешные разговоры после ужина в гостиной. Почти семейные. Целенаправленно ли Арвид собрал в "Приюте" трех таких же одиноких, как он, людей, или это получилось случайно, но они нашли здесь свою семью, а "Приют" стал им родным домом. И в другой раз Ксеня с удовольствием послушала бы что-нибудь из неистощимых запасов Полины Тимофеевны, мастерицы-рассказчицы. Рассказывала ли та содержание фильма, виденного еще в дни юности, случай из жизни или пересказывала последние теле новости - все у нее получалось на удивление увлекательно. Один голос чего стоил - с неуловимым уютным пришепетыванием, он согревал, баюкал, вносил в душу умиротворение. И как острая приправа - короткие, но острые и мудрые комментарии Сан Саныча, обладавшего уникальным чувством юмора - гостиная регулярно вздрагивала от дружного хохота.

Тамара была молчальницей. Но вечера освещались внутренним светом ее, без нее они были тусклы. Порой между Полиной и Сан Санычем вспыхивала полушутливая перепалка. Полина, холерик по натуре, добрейшая душа, могла вспыхнуть, как солома. А Сан Санычу нравилось подначивать ее. Тогда для воцарения прежнего мира и покоя достаточно было легкой укоризны в негромком Тамарином голосе: "Ах, Сан Саныч..." или мягкого: "Полина Тимофеевна, вы не правы".

Но при всем этом, частенько Ксюше становились невмоготу эти вечерние посиделки. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не уйти в свои мысли. Порой, рассмеявшись шутке, она боялась, что смех перейдет в слезы, так плохо было у нее на душе... И Ксеня говорила, что хочет подышать перед сном: "Воздух здесь по-особенному пахнет, не надышишься!" и выходила бесцельно побродить в сумерках, забывая о горах, о пьянящем воздухе, обо всем на свете, кроме своих мучительных дум. Либо извинялась за то, что у нее закрываются глаза: "Мне так сладко здесь спится. Я уже отоспалась лет за десять, теперь вперед сплю" и шла к себе - в комнату Арвида, лежала долго, бессмысленно глядя в темноту.

"Столько времени... И никто, никто, никто не знает... Даже Олег... Господи, а если с Арвидом случится что-то?.. Боже, только не это! Не допусти! Прости за эти мысли, пусть с ним ничего не случится! А если?.. Я буду ждать, ждать, ждать... Сколько времени я должна ждать... Уже столько прошло! Ну что я за дура, почему не подумала раньше!? Арвид непременно что-нибудь придумал бы! А теперь... что теперь!? Ведь сил нет дольше ждать!"

И Ксения решила, что потерпит еще три дня... Что она сделает потом, она старалась не думать, потому что даже принять решение о звонке, уже значило поступить вопреки наказу Арвида. За три дня непременно должно было что-то произойти...

- Пожалуйста... пожалуйста... Дай мне знать о вас!.. Иначе я сделаю что-то плохое...

Три дня не принесли никакой перемены. И все же Ксене удалось обуздать свою тревогу. Но на смену одному бесконечному дню приходил другой, еще более долгий и тягостный, за ним еще и еще...

Глава четвертая

Олегу позвонили в тот же день, как Арвид вернулся, оставив Ксению на Базе.

- Что решил, боец? Может, чего новенького скажешь?

- Вы меня утомили. Давай, я в последний раз тебе скажу, что никаких общих дел у нас не будет?

- Не понял.

- Что ж ты такой скудоумный? Хочешь скажу куда бы ты пошел?

- У-у, ну ты зря так! - усмешливо протянули в трубке. - Наверно, и вправду утомился. Чего так напрягаешься? Передохни. Если хочешь, мы пока с супругой твоей потренируемся. Может она нас тоже чему-нибудь научит? Мы тут как-то посмотрели на ее, она у тебя ничего, миленькая.

- Заткнись. И напряги свою тухлую извилину, запомни хорошо, что я тебе сейчас скажу. Если вы, погань, еще раз хоть пальцем тронете кого-нибудь из моих ребят, о жене я и не говорю... - и Олег повторил слова Арвида.

В телефонной трубке расхохотались, на чем разговор и закончился.

Предупреждение Олега всерьез не приняли. И через два дня, утром Олег был расстроен новостью, что ночью опять избили одного из парней. Олег связался с Арвидом.

- Понятно, - выслушав, сказал тот.

- Что тебе понятно?

- Что условие наше вступает в силу.

- Как ты собираешься это сделать?

- Ты вправду хочешь сейчас это услышать?

- Я хотел сказать, где и когда мы встретимся?

- Нет необходимости встречаться.

- Постой... Ты что, один действовать собираешься?

- Разумеется.

- Нет.

- То есть?

- Я сказал - нет. Надо встретиться.

- Хорошо. Но не у тебя и не у меня. Предлагай.

- Так... Я могу взять ключ у одного из ребят, сейчас прямо. Подойдет?

- Если там никого больше не будет. Скажи адрес.

Через двадцать минут Арвид стоял на площадке на один этаж выше той квартиры, куда через пять минут должен был прийти Олег. Младший брат всегда был пунктуальным. Арвид видел в окно, как он подъехал, слышал, как вошел в квартиру. Понаблюдав еще некоторое время за улицей, он убедился, что Олегом никто не притащился. Вероятно, исчезновение Ксюши еще не обнаружили, иначе могли бы следить, чтобы выведать, куда Олег ее спрятал.

- Брат, я не согласен, чтобы ты все на себя брал, - сказал Олег. - Нас двое.

- Но работать я буду один, - коротко ответил Арвид.

- И все? Больше ничего не хочешь сказать?

Арвид поднял голову, посмотрел холодно.

- Нет.

- Черт побери! - вскочил Олег. - Я рад был, что ты объявился так вовремя, что поможешь! Но я не просил все сделать за меня!

- Я умею это лучше, чем ты.

- Но я тоже не щенок, и зубы у меня не молочные! Я что, хуже стал с тех пор, как мы вдвоем в разведку ходили?

- Сейчас я бы не пошел с тобой, - спокойно ответил Арвид, отодвигаясь от стола.

Несколько секунд Олег изумленно смотрел на него, потом изумление сменилось гневом, глаза его потемнели, он выругался.

- Как ты смеешь...

Еще через мгновение Арвид оказался у него за спиной. Олег еще и не уловил, не понял его странного скользящего движения, когда заломленную руку пронзила боль, а локоть Арвида сдавил его горло так, что он едва мог вздохнуть. Олег захрипел. Арвид резко повернул его к себе и ударил по лицу тыльной стороной ладони. Это было не столь больно, как обидно - Олег отпрыгнул, развернувшись в прыжке, ошарашенный, но готовый отразить атаку.

- Расслабься...

Арвид повернулся к нему спиной, поднял упавший стул, сел. Бросил короткий взгляд на брата:

- Хватит! - это прозвучало, как приказ.

Олег помотал головой, потер горло. Сел напротив.

- Ты еще не понял, как много изменилось с тех пор? Со времени разведок? Не ты изменился. Я.

- Помолчав, Арвид медленно продолжал: - Во мне мало осталось от того, каким ты меня знал. Два года меня учили убивать. На войне мы убивали, но не хотели становиться убийцами, хотели остаться людьми. Там - наоборот. И лучше бы тебе не знать мою теперешнюю профессию... - Не поднимая головы, Арвид поднял на брата взгляд, и Олег едва не отшатнулся - эти жесткие, ледяные глаза не были глазами его брата. Олег судорожно переглотнул, и Арвид криво усмехнулся, отвел взгляд. - Понял, вижу. Впрочем, я специалист широкого профиля. Телохранителем, тоже могу.

Он встал, прошелся по комнате. А Олег снова увидел, как он странным шагом... Нет, не шагом - невероятным единым скользящим движением мгновенно преодолел разделяющее их, довольно приличное расстояние...

- Это неправда... - потеряно, невпопад проговорил Олег, не желая верить, что брат стал другим, не желая соглашаться, что он настолько другой.

- Ты, братишка, хуже не стал. Может, как боец, теперь даже лучше. Но в разведку я тебя не возьму. И никого. Я одиночка. Помнишь, Сталкер напарника угробил?.. Тоже за двоих думать не умел. Вот и я...

Он повернулся к Олегу, усмехнулся:

- Для меня было бы идеально остаться с ними один на один.

- А я?

- А ты уехал бы, как Ксения.

- Но ты ведь не собираешься?..

- Нет, - Арвид засмеялся. - Если только ты не намерен устраивать истерики и осложнять мне жизнь новыми проблемами.

- Куда уж больше? - пробормотал Олег.

- И я о том же.

Олег глянул обидчиво и дерзко:

- Я ни о чем не просил тебя!

- Уймись, Чума! - снова засмеялся Арвид. - Дурачок ты, братишка. И про меня ты все же ни черта не понял!

- Так еще раз объясни!

- Нет. Так оно и лучше. Закончим с этим. Ты, братишка, живешь и дальше, как до этого жил. Только одно - будь осторожен. Я думаю, никаких акций против тебя лично они не предпримут - ты им живой и здоровый нужен. Да и слишком уж портить отношения с тобой им не к чему. Но, береженого Бог бережет. Завтра их сильно заинтересует Ксения, ее искать начнут, на работе, по дороге с работы. Потом "догадаются", что ты ее дома прячешь. Искать придут. Завтра, в крайнем случае, послезавтра могут двери взломать - двери, это не ты, их жалеть не будут.

- Предлагаешь мне их открытыми оставить? - буркнул Олег.

Арвид пожал плечами.

- Закрой замок на один оборот, чтоб отжали легко. Впрочем, у дверей они шуметь не будут, им же надо будет еще Ксюшу вывести. Но вот не найдя ее, обидятся. Боюсь, потом тебе долго уборку делать придется.

- Щаз-з! Еще убирать за ними. Я лучше присмотрю, чтоб не хулиганили.

- Как хочешь. Здесь твои проблемы, без меня справишься. Встречаться часто не будем, только по необходимости. Телефоном не пользуйся, связь я тебе дал. Если не отвечаю... Значит, я в таком месте, где шумовые эффекты мне ни к чему.

На следующее утро Арвид связался с братом и назвал номер телефона. Кроме текста, который надо было сообщить в трубку, Арвид ничего не сказал, а Олег спрашивать не стал - вчерашний урок старшего брата был впечатляющим.

В тот же день произошло событие, о котором накануне предупредил Арвид: в квартиру нанесли визит. Утром Олег, как всегда, уехал в клуб. Но не прошло и получаса, как он, незамеченным, вернулся домой, оставив машину у клуба, на обычном месте парковки. Телефон зазвонил далеко за полдень. Трезвонил долго, настойчиво. Короткое время спустя, позвонили уже в двери. Потом зашебуршало в замке, дверь открылась, и уверенные шаги раздались в квартире. Олег прикинул, что вошло человека четыре. Коротко стриженный здоровячок замер в дверях, уставился на сидящего в кресле Олега, которого никак не должно бы здесь быть.

- Здороваться надо, когда входишь, - проговорил Олег, поднимаясь.

Ему потребовалось не слишком много времени, чтобы сообщить незванным гостям все, что они хотели знать и даже то, чего совсем не хотели, а потом помочь ускоренным темпом спуститься по лестнице.

После этих событий наступило затишье.

* * *

Человека, который так нужен был Арвиду, о котором он знал уже много и не знал ничего, называли просто - Босс. Вначале его стали так называть, потому что как-то же надо было его обозначить. Вот и пошло: "Босс сказал... Босс велел..." Это вошло в привычку, а скоро можно было уже и кличкой считать, потому что в достаточно широких кругах, услышав "Босс", все понимали, о ком идет речь. Теперь и Аснисов можно было причислить к этим кругам.

От разных людей слышали они о Фредди. Фредди был из людей-прилипал, существ самих по себе малозначительных, но те, при ком они живут, снисходительно позволяют им пользоваться своей покровительственной, а то и грозной тенью, доедать вкусные крошки. Впрочем, ничтожеством Фредди никто не считал. Он и дельце свое развернул - хоть и с небольшое, но с надежным прибытком. Арвид прошел мимо него, устремившись к центру, и скоро оставил за спиной - таких как Фредди набралось бы побольше сотни, а то и двух.

А вот про Бяшку, в отличие от Фредди, мог сообщить лишь один человек, но, опять же, Арвид не увидел повода для встречи, и вопроса не было. Да и в любом случае - едва ли он прозвучал бы. Никто даже не подозревал, как бесила эта дурацкая кличка ее обладателя. Бесила до того, что однажды в школе он потерял контроль над собой: в ответ неумело махнул кулаком (драться он никогда не умел, да так и не научился). Но в кулаке на ту беду оказалась бритва, карандаш точил. Ну и - едва не отхватил нос незадачливому однокласснику. Раненого увезли в травмпункт, а перепуганный Бяшка сидел нахохленный за партой. И тогда, кто-то из однокашников, удивленных столь отчаянным поступком всегда спокойного, вежливого тихони, со смехом хлопнул его по спине: "Фредди Крюгер!" - в то время на стерильные голубые экраны каким-то образом просочились ужасы с улицы Вязов, наикрутейший жутик по мнению неизбалованных подобными зрелищами мальчишек. Новое имячко не забылось, стало проскальзывать порой. А ему новая кличка странным образом придала уверенность, он ощутил себя по-иному. Он всегда чувствовал, что способен на жестокость и стыдливо это скрывал, потому что существовал стареотип - дурно быть жестоким. Но оказалось, что совсем даже не плохо продемонстрировать эту свою способность окружающим. Он никогда не признавался даже самому себе, что труслив, что маскирует трусость, напяливая шкуру жестокости. Новое имя стало искрой, которая запалила что-то внутри его. "Фредди Крюгер"? Вот именно! Как раз это я вам и докажу! И вскоре, когда кто-то опять назвал его Бяшкой, он схватил камень и ударил обидчика. Ударил расчетливо - больно, но не опасно. И то, как он молниеносно, без предупреждения кинулся на мальчишку - побледневший, злобно оскалившийся это произвело нужное впечатление. Ему же доставила невыразимое удовольствие возможность не сдерживать бешенства. И еще он понял, что к власти легко прийти через силу и жестокость.

Вот эта кличка - Фредди, и стала настоящей, соединив в себе Босса и Бяшку. Бяшкой его давно уже никто не называл, доведись кому вспоминать, он бы припомнил-то эту кличку с трудом. Но сам Фредди - помнил. И где-то глубоко-глубоко жив был страх несостоятельности, он боялся вновь превратиться в Бяшку.

И поступки Асниса никак не способствовали тому, чтобы этот страх почивал успокоено, свернувшись маленьким, почти уютным комочком. Вначале Фредди был просто слегка удивлен неуступчивостью какого-то тренера какого-то клуба. С тех пор, как Босс решил обзавестись собственной базой подготовки боевиков, он довольно долго искал человека, годного для осуществления его идеи. Выбирал придирчиво, и когда его внимание обратили на руководителя городского клуба боевых искусств, Босс распорядился предоставить информацию об Олеге Аснисе. И обнаружил, что ему нужен именно этот парень.

И вдруг - тот спокойно и категорически заявляет: "Нет". Поразмыслив, Босс решил, что он мало предложил Аснису. Да и в самом деле, он стоит дороже. Ведь по всему видно, парню есть что продавать: прошел через ад и остался невредимым. А в огне закаленная сталь становится булатом и стоит недешево, потому что потом мало что может ее уязвить. При встрече Олег Аснис держался спокойно, а ведь догадывался, поди, с кем имеет дело. И в его положении - абсолютно один, без всякой поддержки, с завязанными глазами, редко кто сохранит хладнокровие. И Боссу импонировала сдержанная уверенность Асниса в себе. Будучи неплохим психологом, он пристально наблюдал за Олегом во время встречи, пытаясь отыскать признаки беспокойства в чуть суетливом жесте, или нарочито безмятежном тоне, или в нервном повороте головы на посторонний звук... Ничего этого не было. И Босс решил, что не жалко удвоить ставку. Обескуражило, что это не возымело ожидаемого эффекта, парень будто мимо ушей пропустил огромный, по сравнению с его сегодняшним заработком, оклад. И покупатель оскорбился. С какой стати этот молокосос решил, что с ним, Фредди, можно разговаривать с такой самоуверенной невозмутимостью? С чего решил, что его воля значимей желания Фредди?

Фредди не привык отказывать себе. "Я хочу!" - это был его жизненный лозунг. "Я получу все, что хочу" - он самоутверждался с каждым достижением желаемого. И вдруг кто-то, какое-то ничтожество смеет заявить ему: "А я - не хочу!" Чем дольше и чем упорнее сопротивлялся мальчишка, тем больше росла уверенность Фредди, что в итоге он поимеет этого каратиста так, как ему вздумается.

Но парень оказался крепким орешком! Фредди, как волчонка, обложил его красными флажками, оставив один выход, - а он сидит в этой западне и поплевывает на все усилия Фредди! И спортивный интерес иерарха дополнился необходимостью сломить этого человека, вынудить его поступить так, как определено. Не Фредди же будет ему уступать, в самом-то деле? "Или?.. ощутимо толкнулся Бяшка. - Молодой и настырный, вдруг он сильнее?" "Заткнись, сволочь!" - слегка запаниковал Фредди, подобно той самой злобной красавице перед говорящим, правдивым зеркальцем. Да ни за что не признает он, что пацан сильнее. Он всю жизнь карабкался к манящим вершинам власти над человеческим муравейником, теперь, на склоне лет он - Босс-Фредди, и уступить сейчас, значит согласиться с тем, что как он был Бяшкой, так Бяшкой и сдохнет. Спортивный интерес сменился злостью.

И все же предупреждение Асниса не насторожило. Решил, что блефует парнишка, да к тому же переигрывает, - столь уж крутыми карами грозит. И когда ему доложили, что его "кожаные мальчики" опять избили кого-то из клуба - потому что некстати встретился вечером на безлюдной улице предостережение это даже не вспомнилось. А на утро был звонок Асниса одному из людей Фредди: он просто назвал адрес и положил трубку. Выяснилось, что человека, там проживающего, ночью обнаружили на лестнице с переломанными шейными позвонками. Все указывало на несчастный случай, но страусом Фредди никогда не был. Однако, стерженек-то у парня каков! Понятно, что убить человека для парня, прошедшего такую школу - раз плюнуть. И все же промахнулся Фредди, показалось, что с такой легкостью на убийство каратист не решится. А, поди ж ты - так неожиданно приоткрылось другое его лицо, будто принадлежащее совсем другому человеку. И еще. Погибший не пацаном с улицы был, не из тех, у кого кулаки весомее мозгов. Он был близок к структурам среднего звена. Добыть его имя, адрес - это надо было суметь. Значит, этот двуликий Аснис во всю шурует в доме Фредди, а он, Фредди, до сих пор ни сном, ни духом! Недооценил... Вот это уже было опасно и непростительно. И Бяшка испуганно вскинулся. Страх тут же перешел в опасливую ненависть: Асниса необходимо было или уничтожить (но с этим спешить не стоит), или подмять, заставить работать на себя. Парень ясно продемонстрировал свои способности и силу. Именно такой, он был нужен еще больше... Но - прирученный, покорный: ты совсем не так крут, умник Аснис, ты - никто против меня.

И Фредди приказал, больше не сметь задевать кого-либо из спортсменов Асниса. Размениваться на такие мелочи, имея на своей стороне труп?.. Нет, ответ должен быть равнозначным. Взять жену Асниса, - будет ли он тогда таким же самоуверенным и невозмутимым? Но буквально накануне, по распоряжению Фредди же, с ней пообщался по телефону один из "плохих мальчиков", вполне безобидно, кстати. И теперь выяснилось, что на момент второго распоряжения, женщины уже не было в городе. Попытки выяснить - куда именно Аснис спровадил жену, результата не дали.

Фредди допускал, что Олег Аснис не заблуждался насчет того, что воздействие кнутом и пряником имеет один источник. Но убит был один из тех, кто непосредственно руководил и разгромом клуба, и "налогообложением". Поэтому Фредди позволил себе еще немножко поиграть по прежним условиям: допекают тебе негодяи, а я хороший и сильный, иди под мое крыло. Сейчас эта игра была на руку, - Фредди сохранял лицо, как бы оставляя без ответа наглый выпад Асниса: "Какое мне дело до этих плохих людей? Можешь и дальше сводить с ними счеты".

На телефоны Олега - домашний и рабочий - поставили "жучков", самого же круглые сутки держали под профессиональным наблюдением. Фредди чувствовал себя охотником в засаде. Созвонятся голубки в конце концов, вот тогда и придет его черед дернуть за веревочку.

Время шло, ни Аснис, ни жена не звонили. Однако Фредди это не беспокоило, в засаде сидеть он умел. Время все равно работало на него. То, что наступил период затишья, это и не плохо - Аснис потеряет бдительность, решит, что с его упрямством смирились, так или иначе, но он подставит ее.

* * *

Олега не тревожили звонками, парней его не трогали. Сложилось впечатление, будто действия Арвида достигли цели. Они увидели, что предупреждение Асниса не пустое сотрясение воздуха, вспомнили значение математического термина "геометрическая прогрессия" и не хотели рисковать своим шеями... Так можно было бы подумать, если бы к тому времени Арвид уже не составил себе психологический портрет человека, с которым у Олега была столь странная встреча. Человека по кличке Босс.

Бывший разведчик и до обучения в Центре знал цену вовремя полученной информацию. В любой войне, будь она большая или малая, прежде всего, необходимо знать о противнике как можно больше. Поэтому для Арвида затишья не было, времени он не терял. И он имел все основания сомневаться, что дело идет к финалу.

Босс был игроком, похоже, что вся его жизнь была театром одного актера. И если бы он, в самом деле, решил, что пьеса сыграна, он непременно сделал бы эффектный финальный жест - может быть, вошел бы в контакт с Олегом, скорее всего, анонимный, и предложил условия перемирия. Причем, вовсе не обязательно он намерен был бы неукоснительно их соблюдать. Но ничего этого не потребовалось - Арвид был уверен, что выходить на последний поклон перед финальным занавесом Босс и не думает, игра продолжалась. Не тех масштабов был этот человек, чтобы признать в Олеге равного себе соперника.

То, что открывалось, Арвиду, он предпочел бы никогда не знать.

В затрапезном, полу провинциальном городке бок о бок с другими жил маленький неприметный человек. Ходил по замусоренным улицам, не слишком-то и выделяясь из толпы "униженных и оскорбленных", - и решал судьбы людей, передвигал их по свой прихоти, как пешки на доске, упиваясь собственно властью, находя извращенное удовольствие от несовпадения своего внешнего облика и внутренней сути. А суть его заключалась в том, что был он властителем уголовного клана.

* * *

Люди, сами того не сознавая, всю свою жизнь занимаются камуфляжем. Ну что как ни маскировка макияж и мода? Желание скрыть истинное лицо и предстать кем-то иным.

Большинство всю жизнь занимаются информационным камуфляжем - думают одно, говорят другое. При том еще и тщательно скрывают истину. Кому-то это удается лучше, кому-то хуже, но одна из заповедей выживания, которые курсанты заучивали наряду с "Отче наш", учила: "...при любой маскировке всегда есть тот, кто знает о тебе все через тебя лично". И Арвид должен был найти этого "единственного", кто знал о Боссе все.

Арвид, как четки перебирал его людей. Непутевый Сашка был только первым шагом, за которым последовали десятки других. В отличие от него, другим Арвид не докладывал, что имеет какое-то отношение к Олегу. Он спрашивал их о многом, так, что они не могли предположить истинного направления интереса нежеланного визитера. В разговоре Арвид избирал жесткий стиль общения, вел его в психологическом и физическом прессинге. Срабатывали угрозы, часть которых он незамедлительно приводил в исполнение. Арвид активно применял один из самых действенных аргументов - боль, а пользоваться им он умел. Подавляла сама манера вести разговор - слова ложились четко, жестко, будто врезались, голос отдавал металлом; он насмешливо, между прочим, ронял фразы, которые приоткрывали странную осведомленность незнакомца об их делах. И буквально в каждом жесте, в каждом слове сквозило его уверенное - не напускное, а действительное - превосходство... Все это приводило к тому, что даже самые упорные неизбежно начинали отвечать на вопросы Арвида. Весь разговор открыто записывался на пленку, и перед расставанием Арвид аргументировано убеждал собеседника в том, что дальнейшее его благополучие теперь всецело зависит от его же языка. Древняя мудрость "Молчание золото", ярко высвечивалась в течение нескольких минут, которые, наверно, кому-то казались долгими. О таланте Арвида уметь быть убедительным, свидетельствовало то, что внутри Системы о нем не прозвучало ни слова. Впрочем, со своей стороны Арвид со всем тщанием заботился, чтобы им удобно было молчать, а лучше, и совсем забыть о не самом приятном в их жизни свидании: встречи происходили строго конфиденциально, и никаких явных свидетельств тесной дружеской беседы на теле собеседника Арвид не оставлял. Сашка был первым, единственным кончиком клубка - ему повезло меньше других.

Позже Арвид внимательно прослушивал запись и из потока разнородной информации отбирал новые имена и каждое слово, имеющее непосредственное отношение к Боссу.

Он довольно быстро добрался до центра. И уперся в пустоту. Близость самых приближенных к Боссу оказалась очень относительной. Эти не знали ни как он выглядит, ни где живет, ни номера его автомобиля, ни семейного положения - ничего.

То, что Арвид узнавал, порой напоминало смешную игру в Фантомаса. Арвид узнал, например, как проходит непосредственное общение Босса со своими ближайшими соратниками (хотя, судя по всему, нужду в этом он не часто испытывал, в основном обходился хорошо закодированной компьютерной связью). Призываемые на высокую встречу, пунктуально являлись в означенное время и место, довольно уединенное. Там их уже поджидал автомобиль со снятыми номерными пластинами и без водителя. Он был вместительный и комфортный, с одним единственным недостатком - в пассажирском салоне отсутствовали окна. Потом кто-то куда-то вез их. Когда машина останавливалась, они выходили в просторном, чистом, закрытом гараже и без сопровождающего проходили в дом. И все, что они видели в доме, так это хорошо обставленную гостиную с мягкой мебелью, шикарным ковром на полу и себя в огромном зеркале. Босс же общался с ними через динамик. Во время беседы у некоторых создавалось впечатление, что они перед ним, как на ладони.

Это было бы смешно, если бы не стояло за ним безжалостное, кровавое манипулирование людьми...

Впрочем, сам факт существования жилища с сюрпризами Арвида нисколько не удивил - это, как раз было в порядке вещей, тут деньги и желание все решали, а отнюдь не технические проблемы. Подобных "хитрых" домишек и квартирок по городам и весям Российским немеряно поразвелось. Ни в каком ЖЭКе, ни на какой планировке их не обнаружишь, учтены они лишь той Конторой, которой принадлежат. Соседи понятия не имеют, например, о том, что незаметный мужичок из квартиры на первом этаже, серой мышкой шмыгающий по двору сторож при подземном компьютерном комплексе, а квартира оснащена новейшими системами защиты, прочими премудрыми устройствами и автономным источником питания. Что выйти из этого комплекса можно не только через обшарпанную дверь и заплеванную площадку первого этажа, а еще три-четыре способа имеется.

Да что соседи! Если подобный комплекс законсервирован, счастливый обладатель несчастных пятнадцати-двадцати квадратов понятия не имеет, что колотит гвоздь в замаскированную, спрятанную под штукатуркой и обоями дверь. И ведет этот тайный ход в такие хоромы, которые ему и не снились.

Арвиду самому доводилось пользоваться подобным жильем. А однажды он упустил человека, которого вел: тот шмыгнул в странную дверь - и с концом. За дверью этой Арвид обнаружил полупустой дворницкий закуток для ведер и метелок. Еще он нашел там тщательно скрытый второй выход.

Но услышав эту историю, Арвид заподозрил, что в мозгах Босса есть какие-то отклонения - такое поведение не укладывалось в норму. Конспирация, возведенная в превосходную степень, в степень паранойи. Однако психиатры до сих пор не придут к согласию - что есть норма в поведении человека? Зато в один голос утверждают, что люди с психическими отклонениями могут иметь недюжинные способности и быть уникально хитрыми. И не напрасно до сих пор не проведена демаркационная линия между безумцами и гениями. Вероятно, этот мерзавец, с которым судьба столкнула Аснисов, был по-своему гениален. И люди работали с ним, потому что Босс был прекрасным тактиком и стратегом, умело давал соратникам возможность обогатиться, имел звериную проницательность и интуицию - во всех отношениях он был умелым, властным руководителем.

Чтобы понять - эти люди не помогут ему подойти к Боссу еще ближе, Арвиду потребовалось некоторое время. Тщетно искал он момент ошибки в действиях Босса - подобно шахматисту, тот просчитывал далеко вперед каждый свой поступок. Чем сложнее было сохранить инкогнито, тем большее удовольствие получал он, находя решение в этой игре, в которую он превратил свою жизнь. Он не читал "Заповеди выживания", он просто знал, что тайна это когда известно лишь одному. В Центре от Арвида потребовали подписать обязательство, что он обрывает все свои прежние связи, и пока он в распоряжении Центра, у него нет родителей, семьи, друзей. А для Босса это был нормальный образ жизни, где он, актер, с наслаждением играл для себя же, любимого. И ни один человек - ни один - не знал сути "маленького человечка".

* * *

Для продолжения поиска нужен был какой-то другой ход. Арвид снова и снова прослушивал свои записи.

Люди, входящие в число самых приближенных, тоже были всего лишь людьми с одной жизнью, с которой им было очень жаль расставаться. И им тоже не представляло труда доказать, что отнюдь не в их интересах разглашать факт тайной встречи. У каждого сложилось впечатление, что за визитом опасного незнакомца стоит некая организация (может быть, конкуренты), хотя он ни словом об этом не обмолвился. Каждый, считая, что несчастье выпало только ему, предпочел сделать вид, что ничего не произошло, и вовсе не с ним приключились те минуты малодушия, когда он от страха и боли превратился из человека в легко управляемый источник информации и выболтал такое... Забыть, забыть об этом как можно скорее! Каждый в одиночку ощущал дыхание смерти слишком близко она подступила, буквально на кончике языка сидела...

Но Арвиду дела не было до тех их сведений, из-за которых они дрожали. Прослушивая записи неизвестно по какому разу, он и сам еще не знал, что ищет в них. Что-то там было... только он не мог схватить, понять... Звучали даты, названия городов, имена и фамилии... Арвид взял лист бумаги и начал записывать все конкретные данные. Прослушивая следующую кассету, он отмечал уже прозвучавшие, вписывал новые. Потом, рассматривая исписанный листок, он понял, что должен делать дальше - ясно просматривался круг лиц, которых нельзя было назвать "особой, приближенной к императору", но они постоянно были где-то рядом. Арвид понял, что Босс должен быть одним из этих людей. Арвид не сомневался, что Босс, игрок, встречался со своими людьми напрямую. Не узнанный, неопознанный, известный под другим именем, он должен быть общим знакомым всех этих людей.

Вот ими Арвиду и надлежало теперь заняться. Но прежние методы не годились - Арвид должен прийти к Боссу, будучи уверенным, что это именно он. Теперь Олег не был лишним, две головы всегда лучше, чем одна. Для начала необходимо было призвать на помощь все свои аналитические способности, а к ним еще и интуицию, просеивая этих людей через совокупность тех или иных причин, через крохотные штришки, через свои неясные ощущения, которые и определить было трудно... Босс не мог быть совсем уж ничтожным человечком иначе что будет связывать его с преступными структурами? Он должен иметь "легенду", из-за которой его считают своим. Она, скорее всего, довольно безобидна, и в противоречие с законом почти не входит: может, они ему девочек, или парнографию поставляют, наркотик для "больного родственника"... Он должен быть известен, как человек довольно состоятельной, это однозначно. Коммерсант средней руки?

На дне "решета" осталось шесть человек. Почти на сто процентов Аснисы были уверены, что Босс - среди них.

Дальше предстояла едва ли не самая кропотливая и трудная работа собрать исчерпывающую информацию на каждого, но теперь братья были как никогда близки к цели. В худшем случае - недели через две, но возможно, что и раньше, этот Наполеончик будет в их руках.

- Что мы будет с ним делать тогда? - спросил Олег.

- Будет видно, - ответил Арвид.

Он и на самом деле, не задумывался об этом - и так было ясно, что Босс их встречи не переживет. Но брата пачкать кровью Арвид не собирался: это только его дело.

* * *

После завтрака Ксения дождалась, когда все займутся своими делами, и подошла к Полине.

- Полина Тимофеевна, Сан Саныч может меня вниз увезти?

- А что такое, Ксюша? Зачем тебе?

- Мне кое-что купить надо.

- Знаешь, Ксеня... Евгений Павлович наказал мне... Нет, ты не подумай, не следить за тобой! В общем, я, конечно, не знаю дел Евгения Павловича, но он сказал, что мы за тебя отвечаем, что никто не должен о тебе знать. Вот. И чтобы ты не уезжала никуда и даже не звонила. А тебе, правда, в магазин?

Ксения вздохнула:

- Нет. Я как раз хотела позвонить. Отсюда звонить нельзя, я знаю... Но... Мне так страшно за них... я места себе не нахожу!..

- За них? - удивленно переспросила Полина.

- Олег - муж мой, и... Женя - они братья.

- Ох... Вот оно что!.. - протянула Полина, странно взглянув на нее, некоторое время задумчиво смотрела. Потом решительно спросила: - В таком случае, давай-ка рассказывай, что у вас там стряслось?

Снова вздохнув, Ксения сказала:

- Олег... Он инструктор каратэ, клуб спортивный создал. Уже четыре года парней тренирует, они даже на чемпионате России призовые места брать начали, - с улыбкой сообщила она. Улыбка блеснула и погасла. - А сейчас прицепились к нему... я даже не знаю, кто... Женя сказал - шпана городская, но мне кажется, никакая это не шпана, а кто-то гораздо опаснее... Со шпаной бы Олег и его парни сами разобрались.

- И чего надо им?

- Чтобы тренировал их Олег, драться учил. Женя приехал помочь, а меня, чтоб под ногами не путалась, сюда сослали, - снова невесело улыбнулась Ксеня.

"Да нет... не сослали, а спрятали", - подумала Полина Тимофеевна. Ее житейской смекалки было достаточно, чтобы за словами Ксении почувствовать реальную ситуацию.

- Это они правильно сделали. Где мужчины воюют, женщинам там не место. Надо ждать, Ксюша, - мягко проговорила она. - Знаешь... Женя мне, как родной стал... Вроде бы и знакома с ним ни так давно, и толком-то про него ничего не знаю, а вот прикипела сердцем... Неблагополучный он... Жалкий.

- Жалкий? - удивилась Ксеня.

- В том смысле, что жаль мне его. А теперь... у меня теперь тоже душа болеть будет... Но надо ждать.

- Я понимаю... - тихо сказала Ксения. - Но то, что я здесь, Женя только знает. Олег - нет... И если с ним что-то случилось...

- Бог с тобой, Ксюша. Выброси из головы эти мысли! - "Сколько же дней, как ты у нас? - подумала она про себя. - Кажется, девятнадцать... Ой-ёй!" Нет, звонить не будем. Если Евгений Павлович сказал - нельзя, то об этом и думать не надо. Подождем еще, Ксюшенька? - Полина Тимофеевна погладила ее по склоненной голове. - Давай подождем.

Вечером, через неделю после этого разговора, Полина Тимофеевна постучала к Ксюше.

- Ну, вот что, - сказала она без предисловий, взглянув на ее покрасневшие глаза, - завтра утром пораньше я пошлю Сан Саныча к твоему Олегу. Что ты на это скажешь?

Ксения только благодарно подняла на нее глаза и попыталась улыбнуться дрогнувшими губами.

- Реветь не вздумай! - нарочито строго предупредила Полина Тимофеевна. И вздохнула: - Не стоило бы нам этого делать, но я и сама уже места не нахожу... Еще и за тебя переживаю - как тень ходишь.

- До завтра я доживу, - пообещала Ксюша.

- Замечательно. Тогда давай подумаем, как нам лучше это дельце провернуть.

* * *

Еще и шести не было, когда Сан Саныч, терпеливо выслушав подробнейшие инструкции Полины, выгнал из гаража старенький базовский Москвич. Ксюша, прислонившись к круглому столбику, стояла на балконе, не замеченная ими.

В последнее время она стала просыпаться часа в три, и потом коротала остаток ночи наедине с невеселыми мыслями. Сегодня она и не знала, спала ли сколько-нибудь. Наверно, забывалась на короткое время, потом этот неглубокий сон переходил в мучительное состояние, где ощущение беды путалось с мыслями, исходящими из дремотного, утомленного сознания... Потом она окончательно проснулась и стала торопить утро нового дня, одновременно пугаясь его приближения, потому что он мог принести равно, как радость, так и горе.

И все же, глядя вслед отъезжающей машине, Ксюша радовалась, неопределенность была тяжелее всего. Следующие несколько часов она будет жить ожиданием и надеждой, и попытается прогнать тревожные мысли о том, что, возможно, где-то они просчитались, не учли, ошиблись... Где-то глубоко-глубоко она чувствовала, что поступили они с Полиной Тимофеевной вопреки воле Арвида.

Ксения не знала еще, что, нарушив запрет, они совершили роковую ошибку. Что уже началась цепь событий, которые страшно ударят по ней и по дорогим ей людям, что изменить или остановить это теперь не в ее и ни в чьей власти.

Сан Саныч доехал до места благополучно и быстро. Улицы еще были полупустыми, горожане только просыпались нехотя, завтракали, собирались на работу. Сан Саныч сидел в машине, посматривал на подъезд, из дверей которого должен был появиться брат Евгения Павловича. Хорошо, что в записной книжке Ксении лежала фотография мужа.

Двери подъезда распахивались все чаще и чаще. Люди спешили на свои рабочие места. Они были похожи на озабоченных пчел, хлопотливо выбирающихся из улья. Молодых мужчин Сан Саныч рассматривал пристальнее. Наконец - Сан Саныч чуть подался вперед - да, не было даже необходимости смотреть на фото, Олег походил на брата. Это было не портретное сходство - на фото они выглядели бы совсем по-разному. У Евгения Павловича лицо часто бывало немного потаенным, "нездешним". Безукоризненно корректный, он умел одними лишь глазами отстранить и отстраниться. Даже среди своих холодные его глаза не часто наполнялись теплым светом.

Лицо Олега, напротив, было ясным и открытым. Но, было нечто, делавшее их людьми одной породы. Походка. Вот сейчас под ноги Олегу стлался асфальт, а он как по охотничьей тропе шел - мягко ставил ногу. Спокойная манера держаться. Прямая, естественная осанка человека, постоянно совершенствующего свое тело. Высокий, широкоплечий, светлый... Он с улыбкой помахал кому-то рукой. Сан Саныч знал, кому - минут двадцать назад он обратил внимание на женщину, вышедшую из подъезда с собакой - Ксения о ней как раз и говорила.

Ксения и Евгений Павлович... Полина рассказала, кем доводится ему Ксенин муж. Скрыли они свое родство в тот, первый раз. Сан Саныч тогда многое приметил. Но ни сейчас, ни раньше он не позволил себе сопоставлять свои наблюдения и делать выводы - никто не имеет права вмешиваться в чужую жизнь. Грех это. Это Сан Саныч знал доподлинно.

Он видел, как Олег уехал, потом дождался, когда женщина с собакой вернется домой. Выждав еще некоторое время, Сан Саныч вышел из машины и направился к дому.

Сан Саныч настойчиво давил кнопку звонка в квартиру Асниса. После шестого или седьмого раза, наконец, открылась соседская дверь. Вот она и была нужна, а никак не дверь Аснисов. На площадку выглянула хозяйка, собака шмыгнула мимо нее, осторожно обнюхала незнакомца.

- Долли, фу! - строго сказала женщина и спросила: - Вы к кому?

- Мне Аснисы нужны. Это их квартира?

- Да. Но хозяин на работе, дома нет никого.

- А хозяйка?

- Она в отпуске, отдыхать уехала.

- Вот досада! Я проездом, домой возвращаюсь, а живу по соседству с ихним вот отцом. У меня тут пересадка, сосед и попросил зайти, узнать, как дела у них. Вот, конверт старый дал, чтоб я адрес не забыл, - Сан Саныч протянул женщине конверт, который Ксеня надписала только вчера, а потом Сан Саныч старательно его "старил".

Женщина внимательно посмотрела, и было заметно, что она узнала Ксенин подчерк.

- Ничего страшного! Я вам сейчас скажу, где вы найдете Олега.

- Да у меня уже времени минут десять-пятнадцать осталось! Вот невезуха! Хоть вы скажите, что ли, что же я с пустыми руками к старику приеду? Как у них? Живы, здоровы?

- Да, можете передать, что все хорошо. Олега я каждый день вижу, веселый, здоровый. Ксюшенька вот уехала отдыхать. Но Олег у нее самостоятельный, справляется. А иной раз и я ужином его угощу. Так и скажите отцу, мол, все в порядке.

- Я уж вам откроюсь, коль так вышло... Отец-то чего хотел - чтоб я сам, своими глазами посмотрел на них двоих. Вроде у них поначалу жизнь семейная не заладилась, ссорились... Ну и, отец, понятно, переживает. В письмах-то все хорошо пишут, а как оно по правде? Вы уж простите Бога ради за такие вопросы, но соседям всегда известно... Как ваши соседи - спокойные?

- Да вы что! Неужели вы это про Ксюшеньку с Олегом? И люди они хорошие, и соседи замечательные! Какой шум? Что вы? Правда, на той неделе был шум, но это другое совсем. Олег заснул днем, просыпается, а в квартире люди. Представляете?

- Воры?! И что?

- Что-что? Вот от них и был шум, когда они по лестнице кувыркались. Олежка такой молодец! И помогает всегда, хоть с чем к нему можно. И всегда доброжелательный, улыбается. Нет-нет, пусть отец и не думает ничего такого, Олежка в Ксюше души не чает, какие там ссоры?! Все у них прекрасно.

- Ну, спасибо вам, выручили. Хоть и не встретился с хозяевами, да все равно, есть с чем к отцу прийти. Побежал я. Счастливо оставаться.

Сан Саныч не был бы таким довольным, если бы мог в это время увидеть неприметного мужичка, замершего на площадке первого этажа. Он со вниманием выслушал разговор Сан Саныча с соседкой Аснисов, а когда тот начал прощаться, бесшумно выскользнул из подъезда.

* * *

На обратном пути, значительно отъехав и удостоверившись, что никого не тащит из города на хвосте, Сан Саныч позвонил в Приют и успокоил женщин.

Знать бы ему, что никто и не собирался садиться на хвост его Москвичонку. Он еще не выехал из города, а Боссу уже доложили, что рано утром к дому Олега Асниса подъехала машина. Человек из нее выходить не стал, а стал пристально интересоваться тем же самым подъездом, который и для них представлял интерес. Далее оказалось, что объект интереса тоже общий. И как только Аснис отбыл из квартиры, у приезжего случился преинтересный разговор с его соседкой. Судя по номеру машины... - далее последовали координаты "Приюта".

- Что общего может быть у каратиста с горнолыжниками? - озадачился Фредди, и переправил вопрос человеку, на которого абсолютно полагался, если надо было получить какую-то информацию. Фредди предпочитал иметь в помощниках настоящих специалистов своего дела, и на их поиски не жалел ни времени, ни денег, равно как и на оплату их труда. Вот и у этого была своя ценность: он знал, что, как и где надо искать, если спрашивать, то у кого; казалось, он умеет интуитивно идти в нужном направлении. Плюс талант аналитика, умение отсеять лишнее, но никогда ничего не забывать - чуть-чуть менялась ситуация, и плевела превращались в зерна. Как сейчас - ответ на вопрос Фредди был готов: жена Асниса отдыхала в "Приюте" в конце зимы. И все сошлось! Фредди почувствовал, что пришло время натянуть веревку, чтобы вовремя дернуть за нее.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

За окном сыпался снег. Он просеивался на землю сквозь низкие серые облака. Наверное, снежинки покрупнее застревали где-то там, наверху, поэтому небо набухало, становилось все тяжелее и ниже.

Так же тяжело было у Ксении на душе. Арвид опять ушел. Ему было плохо рядом с ней. Но ведь она как раз этого и хотела ... А на душе все равно скверно. Каждый ее день начинался с мысли, что пора перестать мучить его, пора сказать, что уезжает. Но следом приходило тоскливое понимание: нет, еще нет... Он никуда не отпустит ее или поедет следом. Да когда же кончится его проклятое терпение и всепрощение?! Когда перестанет он вести себя так, будто некий суд приговорил его пожизненно нести эту повинность?! Когда поймет, что непосильно ей бремя его любви? Что ей сделать, чтобы он, наконец, с облегчением согласился - да, уезжай. Нет, и согласия его не надо. Пусть возражает, просит остаться... Но пусть только в душе почувствует облегчение - она сможет это угадать, поймет.

Ксеня тоскливо вздохнула - теперь даже снег почему-то кажется серым. Будто легла на глаза серая пелена и гасит все краски жизни. Или сами глаза потухли?.. Как давно она не видела радостного сияния неба, солнца, счастливого лучения глаз?.. Как давно?.. С тех безумно коротких дней, вместивших бездну света, радости, любви и... отчаяния. С тех коротких дней в "Приюте".

На губах Ксении обозначилась слабая улыбка. Сейчас воспоминания не причиняли уже такой нестерпимой боли, и Ксеня могла позволить себе уйти в них от всего, что происходило с ними сегодня. Воспоминания горчили, но там было светло. А порой Ксеня погружалась в них настолько, что приходило сладостное забытье. Боль она испытывала лишь в момент возвращения в настоящее, вспоминала, что это только осколки прошлого. И все же, она предпочитала уходить в грезы из сегодняшней безысходности.

Те три дня будто выгравировались в памяти - не стирались. Ярко помнилось даже настроение тех дней: ощущение новизны, радостное удивление, восхищение, предощущение встречи с чем-то чудесным... И в третий день нежная минорность окружающего, легкая, бережная грусть...

...Ксеню будто кольнуло - она распахнула глаза, выпрямилась в кресле. Только теперь ей пришло в голову, что она ведь и вправду, почувствовала тогда ощущение грусти, разлитое во всем: в красках, звуках, в таинственном безмолвии елей, в торжественных и чуточку тревожных свечах сосен... Говорят, что знаки окружают нас, что некоторые моменты жизни человека отмечены символами, вехами. Если быть чутким, можно распознать их, увидеть в них пророчество или предостережение. Может быть, в тот день все вокруг нее уже ощущало преддверие события, знало прошлое, провидело будущее... Но не предостерегало - тихо грустило...

Отчего же сердце и разум так глухи к друг другу? Почему в таком неладу? Да, говорят они на разных языках... И она не поняла в то утро, о чем тихо-тихо шептало ей сердце, не услышала, не встревожилась...

А сейчас чей голос руководит ею? Боль в глазах Арвида возвращается к ней, безмерно умноженная на ощущение вины и жалости, и сердце захлебывается в жгучей, полынной горечи. Сердце умоляет: "Ну довольно же! Вверь себя его любви! Прислонись к его груди, согрейся в кольце бережных, всепонимающих рук, напитайся его теплом, окрепни его силой..." О разве не хотела бы она этого?! Разве не пыталась? И разве ее собственное тело не предавало ее с ужасающей неизбежностью?.. Нечто черное, жуткое поднималось изнутри, заглушая и сердце, и рассудок. Это не поддавалось разуму, - когда внутри все сжималось, будто в конвульсии. Она не могла

контролировать себя, смятая волной страха, боли, плохо помнила, что это было с нею. Все кончалось отчаянием, депрессией, в которой она потом тонула.

Он жалеет ее, это понятно, терпит. Наверно, из чувства долга, тоже. И надеется, что время все исправит. Он просто не представляет, что с нею происходит, как... Он не понимает, что ее изуродовали, она инвалид... И наверно, не поймет... Будет продолжать надеяться... А ей эти его неосуществимые надежды, как соль на открытую рану. И ко всему... Разве ее присутствие не будет - даже против воли его - напоминать об Олеге? Разве забудет он, что все случилось из-за нее? Так много против них... У нее нет будущего - зачем обрекать на то же Арвида? Он этого не заслужил. Чем скорее все прекратится, тем лучше... Тем лучше, чем больнее она сделает ему... Вместо будущего у нее теперь лишь воспоминания. И не только хорошие разные...

...После звонка Сан Саныча ей стало легче. Мучительное беспокойство отпустило ее, она ожила, повеселела, ее больше не тяготило общество Полины. Та задала осторожный вопрос об Олеге, о его родстве с Арвидом, то бишь с Евгением Павловичем, и Ксеня с удовольствием заговорила о них. Ей было приятно говорить о дорогих ей людях. Она рассказала, как познакомилась с Олегом. О том, как льстила ей зависть подружек, свидетельниц Ксюшиной "осады". Как стремительно завоевал он ее, покорил отчаянными, безрассудными, красивыми поступками. Как она сдалась, и в

тот же день он привез ее в ЗАГС...

- Я не пожалела, - говорила со светлой улыбкой Ксеня. - Он настоящий мужчина. Мне посчастливилось.

- А Женя? - помедлив, проговорила тихо Полина.

- Что - Женя? - Ксения почувствовала, как льдинкой прикоснулись к сердцу.

Через паузу Полина спросила:

- Почему у них разные фамилии?

Это было не то, что Ксеня почувствовала за коротким вопросом.

- Они сводные братья, - солгала она.

- Я так и подумала, когда Олега твоего на фото увидела.

- Но такое родство, как у них, и у родных братьев не всегда бывает.

- Вот это хорошо.

Потом они встречали Сан Саныча, обедали все вместе, и обед был долгим, потому что Сан Саныч рассказывал о том, что видел, а они спрашивали его снова и снова, и хохотали все четверо, подшучивая над его конспираторским талантом. И хозяева искренне радовались, что гостья их, наконец, искренне смеется и шутит. Потом Ксеня помогала Тамаре убирать со стола, мыть посуду, потом - с легким сердцем и почти счастливая вышла погулять... А уже пришло время бить тревожным колоколам, уже распростерлись черные крылья беды... Но колокола молчали. И даже тень беды не омрачила сияния бездонного небо...

- "Бог, который есть любовь, почему он бывает таким жестоким? Чей грех потребовалось оплатить столь высокой ценой? Да, да, я знаю, нам троим было за что платить..."

Жизнь - как большой супермаркет. Есть предложения на любой вкус, чем-нибудь, да соблазнишься. Хочешь грешную любовь - бери, домой доставим. Хочешь жизнь другого существа, такого же, как ты, ничем не хуже, может и лучше - на, коль хочется. Только не забудь, что платить придется. А цены на этикетках нет. И никто не предупреждает, сколь велика будет плата. Ксения выплачивает ее до сих пор - безумием тела, снами, беспощадной памятью... Она знает, что всю жизнь носить ей клеймо этой памяти - несмываемое, столь яркое, будто все случилось лишь вчера.

...Она не видела их и не подозревала о чьем-либо присутствии до того самого момента, пока безжалостные жесткие руки не смяли ее... И крик заглох в тряпке прижатой ко рту... Ударил резкий, удушливый запах...

Пришла в себя она уже в машине. Нет, не пришла, в голове лишь чуть прояснилось, настолько, чтобы она смогла понять, что ее везут на заднем сиденье машины, зажатой с обеих сторон двумя мужчинами. В следующее мгновение в салоне, будто граната взорвалась: Ксеня метнулась к дверце, вцепилась в ручку, открывающую ее, одновременно всем телом ударила в того, что сидел справа. Дверь распахнулась, и мужчина на полкорпуса вывалился наружу, но тут их обоих рвануло назад. Ксеня упала спиной на того, кто втащил их, извернулась по-звериному, вцепилась ногтями... Она колотила кого-то, царапалась, пиналась, кричала от злости, боли и отчаяния. На нее, которую никто никогда и пальцем не трогал - ни родители, ни недруги в детстве - удары сыпались градом. Но она в горячке не обращала на них внимания. Машина ходила ходуном.

- Успокойте же ее! - кричал водитель, на долю которого тоже досталось.

В глазах у Ксени полыхнуло, и она провалилась в беспамятство.

Когда она очнулась во второй раз, руки ее были связаны. Пошевелилась, и движение отдалось в пояснице пронзительной болью. От неожиданности Ксеня едва не вскрикнула.

- Будешь сидеть тихо, никто тебя пальцем не тронет, - сказал мужчина справа.

Ксения подумала, что он говорит правду. И тут ей стало страшно. Вспомнились слова Арвида о том, что лишь из-за нее и он, и Олег сделают все, что от них потребуют. Она - способ шантажировать Олега. Ее не тронут, чтобы вернуть в целости и сохранности, потому что им нужно сотрудничество ее мужа. Но чем придется заплатить ему?..

Ксеня резко встала - голова закружила так, что ей пришлось ухватиться за спинку кресла. Сердце отчаянно колотилось...

Довольно... Если б можно было хоть что-то изменить, исправить, она в кровь истерзала бы сердце, изорвала бы его в клочья... Если бы это помогло хоть чуточку. Может быть, она садистски изводит себя этими воспоминаниями в надежде, что страдания уменьшают ее вину. Нет. Ничем ее не искупить, вина ее теперь пожизненная мрачная спутница. Как и память о том дне, - сосредоточии немыслимо жуткого, о чудовищном дне, столь внезапно и страшно лишившем ее абсолютно всего...

Глава пятая

...В тот день Арвида заинтересовала одна из дач в пригороде. Здешний район пригорода считался самым удобным, чистым и живописном, а следовательно - одним из престижных. Дачи там были добротные, стоили дорого, а получить участок под строительство было практически невозможно. То есть землю, разумеется, давали, но не простым смертным.

Дача эта всплыла два дня назад, когда Арвиду понадобился очередной, не оговоренный заранее визит. Слова о ней прозвучали в таком контексте: "Мы на даче у Баранова встретились".

Выяснилось, что Баранов, хозяин дачи, живет один, возраста еще не пенсионного.

- Да нет, он нигде не работает, говорят, инвалид. Может оно и так, кто спорит, но внешне с ним все в полном порядке. На что живет, на что живет... Откуда я знаю? Кто сейчас об этом спрашивает? Но пенсии, даже приличной, пожалуй, маловато - дачка хороша, да и обставлена не убого. К тому же вкус жизни знает - вино не какое попало пьет, закусывает не селедкой, и женщин предпочитает дорогих. Может, сбережения трудовые, может - в лотерею выиграл, не знаю. А вообще - спокойный, серьезный человек. Да, мы иногда собираемся у него. Ну, зачем? Отдохнуть, шашлычки пожарить, водочки попить. У него хорошо, спокойно. Иногда - дела какие-нибудь обсудить. То есть, как кто встречу назначает? Кто именно? Ну, не знаю... По разному. Иной раз он звонит, иногда встретишь кого-нибудь, скажут: "Тогда-то у Баранова встречаемся". По-разному.

Что именно связывало владельца дачи в престижном районе с коммерческими и преступными структурами? Кто он такой? Арвиду предстояло найти ответы на эти вопросы наряду со многими другими. Мог он быть Боссом? Вполне. Но те шесть годились на эту роль точно так же.

Вечерний свет еще не начал сгущаться в сумерки, когда Арвид выехал на точку наблюдения. Она была удобной: "Жигуль" был незаметен за кустами, а ему в просвете ветвей дом и участок открывались, как на ладони. Хозяин хлопотал по хозяйству: после жаркого дня поливал участок. Хлопоты сводились к необходимости отвернуть вентель. Вода по скрытым трубам устремилась к многочисленным разбрызгивателям, и над зеленью распустились широкие прозрачные фонтанчики. Участок был ухоженным, чистеньким. Большую часть его занимал ровный подстриженный газон. Через газон к дому бежала розовая, из керамической плитки дорожка. Такой же плиткой была выложена широкая дорожка с другой стороны, подъездная. Она упиралась в торец дома, вероятно, в ворота гаража, их Арвиду не было видно. Около дома было много цветов, а сзади почти вплотную подступал фруктовый сад. В тени деревьев стоял легкий плетеный столик и такие же кресла. Столик и кресла хозяин унес перед поливкой на открытую веранду.

Баранов был высоким моложавым мужчиной. За собой он, по всему видно, следил - об этом говорила аккуратная стрижка, например. Да и одет он был не как обычный дачник: заношенная майка с китайскими "Адидасами". На этом была светлая рубашка с короткими рукавами и легкие, отутюженные брюки. "Ни этот ли интеллигент отвозил Олега на встречу с Боссом? Или это сам Босс?"

Закончив с поливкой, Баранов отключил воду и прошел туда, где Арвид предположил наличие гаража. Вскоре из-за угла выбежали два палевых бульдога. Хозяин долго не появлялся, потом на подъездную, мощенную плиткой дорожку медленно выехала машина. Баранов вышел запереть гараж и Арвид увидел, что он успел переодеться.

Баранов ехал в город. Арвид "довел" его до платной стоянки, потом чуть ли не до дверей квартиры на третьем этаже в одном из близлежащих жилых домов.

Стемнело уже, когда Арвид вернулся к даче. Со стороны сада он подошел к забору, негромко постучал по нему. Собаки бесшумно метнулись из темноты, и получили по порции снадобья из баллончика. Арвид легко перемахнул через забор. Он владел прекрасным набором отмычек, как и умением ими пользоваться, - замок щелкнул с таким послушанием, будто ему шепнули заветное "Сим-сим...".

Семейные альбомы, документы, переписка исчерпывающе рассказали о своем владельце, но не разрешили сомнений Арвида. У Баранова была семья, - Босс, в представлении Арвида, должен бы быть одиноким. Но семья эта состояла только из жены, которую Баранов к тому же схоронил пять лет назад. И детей у них не было. Так выходит, он вроде и бессемейный. Он? Арвид бесшумно обошел все комнаты, тщетно отыскивая какую-нибудь деталь, которая натолкнет его на окончательный ответ. Детали этой не было. Аккуратно прибранный дом, полный холодильник продуктов - для одного слишком много. Дождаться возвращения хозяина? Арвид не стал его ждать.Что-то с ним сегодня было не так, как будто натянулось что-то внутри и мелко беспокойно вибрирует. Что? Предчувствие близкого ответа? Что? Если это Босс, то сегодня Арвид не готов с ним встретиться, потому что без внутреннего спокойствия и уверенности он может проиграть.

* * *

Войдя в номер, Арвид сбросил рубашку на кресло - не терпелось встать под душ. По пути он мимоходом включил автосекретарь - он в первый же день поменял у себя в номере аппарат. Звонка никакого не ждал, но с тех пор, как однажды чуть не поплатился жизнью, не включив вовремя автоматическую запись, прослушивать ее стало у Арвида привычкой. Голос Олега заставил его резко обернуться.

- Арвид, мне только что позвонили из "Приюта". Ксеня потерялась. Они думают, что ее увезли на машине. Около шести. Я выезжаю навстречу. Не могу никак вызвать тебя.

Следующая запись.

- Ну где ты, Арвид? Я сейчас на сто тридцатом километре, направление Затонье. Дальше ехать боюсь, боюсь разъехаться с ними. Буду здесь ждать. Тут рядом будка телефонная.

И еще.

- Арвид, я видел Ксеню! Они только что проскочили мимо меня! Синие "Жигули", номер... Я еду за ними.

Дальше - шипение пустой ленты. Арвид бросился к куртке, выхватив из кармана трубку, нажал кнопку вызова. Он тщетно вызывал Олега снова и снова. Брат не отвечал. Происходило что-то страшное. Ксюша... Арвид глянул на часы - более шести часов она у них...

- Сволочь... - процедил он сквозь зубы. - Сволочь... раздавлю...

Он еще не знал, что намерен делать, когда задергивал "молнию" на куртке. Лицо его стало жестким, затвердело, профиль сделался хищным, движения резкими. И, когда он садился в машину, план действий был готов.

Олег назвал номер машины. Надо выяснить, чья это машина, кто ездит на ней. Значит, нужен человек, который это знает. Память быстро вытолкнула подходящее имя. Когда Арвид шел к нему впервые, он еще не знал, что в руках этого человека, фактически, сосредоточены ниточки от всех городских подростковых преступных и полу преступных группировок. Тот малый был любопытен от природы, и, благодаря этому качеству, знал даже больше, чем ему было положено. В прошлый раз он стал для Арвида кладезем информации. Сейчас он должен был ответить всего на один вопрос.

И он не ошибся, выбрав именно этого человека. Благодаря ему, Арвид быстро вышел на владельца автомобиля, получив не только кличку, но и имя, точный адрес и сообщение, что парень живет с родителями. Это осложняло будущий разговор, но изменить ничего не могло.

* * *

Арвид бесшумно вошел в квартиру. Постоял, чтобы глаза привыкли к темноте после ярко освещенной лестничной клетки. Слушал сонную тишину, ориентировался по звукам и запахам. Звук редких капель слева и специфический запах - кухня. Слабое журчание воды - туалет. Глаза быстро адоптировались к темноте - проступили очертания мебели, светлый прямоугольник дверного проема. Арвид тенью переместился к нему. Зал. Окно задернуто шторой, но балконная дверь открыта и впускает лунный свет. На диване - спящий человек. Арвид отсек шелест тополиных листьев за окном, все ночные шорохи и звуки кроме одного - дыхания спящего. Определил, что это молодой человек.

Когда Арвид тронул его за плечо, он открыл глаза, будто не спал.

- Т-с-с, - приложил Арвид палец к губам, - родители дома?

Парень кивнул.

- Не будем их будить. Вставай, Малыш, ты мне нужен. Прихвати одежду.

На площадке парень быстро, но без суеты натянул джинсы, майку с короткими рукавами, аккуратно заправил ее. Молча пошел впереди Арвида. Арвид привычно оценил его, как противника - вероятно, это был спортсмен. Во всяком случае, в походке, осанке, движениях виден был человек, физически подготовленный. Малышом его можно было назвать, разве что, в шутку.

Арвид остановил машину в укромном, безлюдном месте. Повернулся к своему пассажиру. Арвид ненавидел его до неприятной внутренней дрожи. Не лично этого человека, а как составную жестокой, бесчеловечной массы, посмевшей протянуть мерзкие щупальца к его любимой женщине и брату... Но он не мог позволить ненависти затемнить разум. Поэтому не мог не признать, что парень держится хорошо: он был немного бледен, но не проронил ни слова за все это время, ни о чем не спрашивал, не суетился.

- Молчишь? Значит, знаешь в чем дело. Ну?

- Да... Догадываюсь. Я знал, что ты придешь...

Арвид прищурился.

- То есть, не ты... Но что-то будет... Я не знаю, где женщина. Правду говорю. Мне велели уехать...

- Ее муж. С ним что?

- Он...- парень сглотнул. - Он погиб. Машину занесло...

Голос парня вдруг странно отдалился. Арвиду вдруг показалось, что это не он сидит в машине и задает вопросы. Он был где-то отдельно, и свой приглушенный голос тоже слышал сквозь неприятный звон, сквозь пустоту в голове.

- Ты видел в зеркало?

- Да. А потом, когда назад ехал. Я по той же дороге поехал... Там милиция уже была, скорая помощь... Он погиб... В общем, ему колесо прострелили...

- Где? - Арвид вдруг обнаружил, что ему трудно расцепить челюсти.

- Перед Беляевкой.

- Ты расскажешь мне подробно. Позже. Теперь о женщине.

- Перед тем, как меня отпустить, Босс говорил с Паком. Мне это не предназначалось, но кое-что я услышал... Я не понял, куда он сказал ее увезти... Слышал только: "Увезите..." И еще. Босс велел Паку утром приехать на какую-то дачу.

Больше Арвид ничего не смог добиться. Парня в организацию ввели недавно, присматривались еще к нему. Отводили пока лишь роль извозчика. Когда нужен был - звонили или посыльного присылали и сообщали, где и к какому часу ему надлежало быть. Похищение Ксении было самым серьезным, в чем он участвовал. То, как вела себя женщина, погоня за ними ее мужа и его нелепая смерть, все это произвело нехорошее впечатление на парня.

- Знаешь, - проговорил он. - Если убить меня хочешь - это твоя правота и твоя правда... Но у меня тоже, своя правда есть... Умирать я пока не хочу, и не позволю тебя легко это сделать, хотя... мне тебя, наверно, не одолеть, ты злой... Но все равно...

- В чем твоя правда? - поднял Арвид тяжелый, ненавидящий взгляд из-подлобья. - В праве отнять жизнь у моего брата?

Арвид не отводил взгляда, смотрел, как медленно стекает краска с лица парня. Тот сглотнул судорожно, но глаз не отвел, сдавленно проговорил:

- Нет...

- Помоги мне, - вдруг глухо проговорил Арвид. - Мне надо ее найти...

- Я не знаю!.. Если бы знал, я сказал бы!

- Назови, с кем ездил за ней.

- Я только клички знаю ...

- Может, этого хватит.

На этот раз машина остановилась перед подъездом Олега. В его квартире Арвид - на всякий случай - оставил того всезнайку, приняв необходимые меры предосторожности. Через три минуты вынужденный квартирант перекочевал в машину, и сидел сзади, прикрепленный наручниками к ручке дверцы.

Ни одного из нужных Арвиду людей в эту ночь не было дома.

Он бессмысленно метался по городу, не желая понять, принять, смириться с чудовищностью происходящего: Ксеня была в руках негодяев, ненужная свидетельница, чья жизнь в их глазах не стоила ничего. И все его усилия были лишь бесполезной тратой драгоценного времени... Светало, когда Арвид вынужден был признать, что бессилен сейчас что-либо сделать. Квартира Олега снова стала тюрьмой.

- Молитесь, чтобы я нашел ее живой, - мрачно предупредил Арвид

Дача... Что-то подсказывало, что речь шла именно о даче Баранова. Но сам он, как будто, не имел отношения к похищению - весь вчерашний вечер, в разгар этих событий, он был на глазах Арвида.

Арвид снова сел в машину и вдруг... сломался от полоснувшей внутри боли, навалился грудью на руль: "Олег, братишка... прости... Отпусти меня сейчас... Отпусти к ней... Я должен успеть..." Что успеть? Арвид боялся думать. Уже пол суток Ксеня была в их распоряжении. Для нее это время растянулось в бесконечность. Минуты две он лежал, прижимаясь щекой у холодной твердой пластмассе, ему было так плохо, что боялся потерять сознание. Усилием воли Арвид заставил себя собраться. В голове прояснялось, боль уходила. Он откинулся на спинку сиденья, повернул ключ зажигания.

* * *

Три машины подъехали к даче почти одновременно. Хозяин гостеприимно вышел навстречу, увел гостей в дом. Один приехал с водителем. Теперь молодой парень расположился шагах в десяти от ворот в шезлонге, грелся в уже теплых солнечных лучах.

- Эй, друг, - позвал Арвид. - Хозяин дома?

Тот лениво повернул голову.

- Чего тебе?

- Мне хозяин нужен.

- Позвать, что ли?

- Да мне передать только, - он помахал пакетом.

Парень лениво поднялся, потянулся, пошел к воротам.

- Ну, чего там?

Арвид рванул его за рубаху, ударил лицом о решетку ворот. Одновременно пакет упал на землю, за ним скрывался пистолет - ствол ткнулся в живот. Тот заворочал головой, по-рыбьи открыл рот.

- Хочешь пулю в кишки? - предупредил его намерения Арвид. - Открывай!

- Веди к дому, - распорядился он, прикрывая за собой ворота. - Про глупости всякие забудь.

- Ты меня не убьешь?

Арвид ткнул пистолетом в ребро.

- Не торгуйся, не на базаре.

Они уже поднимались на крыльцо веранды.

- Не стреляй, а?

Арвид жестко ударил его ребром ладони по шее, позвонки хрупнули, и тело начало падать вперед. Арвид подхватил, тихо уложил на пол.

В недоброе время и в нехорошем месте он оказался на пути Арвида. И с мгновения их встречи он перестал быть человеком. С мгновения, когда Арвид окликнул его и увидел оценивающий взгляд. Он знал такие глаза - изнутри знал. Арвид убрал его с дороги и забыл о нем - не о человеке забыл, о звере-людоеде.

Бесшумно проскользнул в дом. Хозяин и гости расположились в большой гостиной. Опасности не чувствовали, попивали коньячок, ели фрукты, курили, смотрели телевизор, обмениваясь репликами. Несколько секунд Арвиду надо было для того, чтобы определить, кто есть кто, и оценить. В любой компании легко можно определить гостей и хозяев. Об этом говорят позы и поведение людей, но более всего - мельчайшие детали: как кладет руки, как ставит чашку на стол, как берет еду...

Однако на этот раз Арвиду потребовалось еще некоторое время, чтобы разгадать шараду - двое здесь играли роли: один хозяина дома, другой гостя, не являясь таковыми на самом деле. Потом шагнул в комнату. "Хозяин" вопросительно улыбнулся, мельком глянув на "гостя" и не тронулся с места. Один из приезжих, помоложе, сунул руку за борт спортивной куртки.

Арвид поднял пистолет, шевельнул стволом:

- Руки!

"Гость" вдруг начал бледнеть, и взгляд его пошел по какой-то странной траектории: он вроде бы смотрел на Арвида, но одновременно его неудержимо тянуло глянуть мимо. Арвид коротко обернулся и глянул туда же, на экран телевизора.

Лицо его переменилось настолько, что кто-то вдруг громко икнул. Арвид повел глазами по их лицам - показалось, что они плывут, то приближаются, то уходят, расплываются. Об одно зацепился - оно только что мелькнуло на экране.

- Паскуды... - протолкнул он.

И трижды выстрелил, последний - в экран телевизора. Двое, в том числе "хозяин" дома, свалились на пол, зажимая руками низ живота, высокий визг сверлил уши. Обернулся к третьему, к тому, с экрана - сидя в кресле, он не шелохнулся все это время. Лишь не сводил с Арвида помертвелых глаз - должно быть, все происходящее казалось ему жутким сном, с такой нереальной стремительность менялось все вокруг него. Арвид выдернул из кармана куртки наручники и защелкнул на руке, лежащей на широком подлокотнике, дернул вверх. Парень заторможено смотрел на него.

- Вставай, мать твою! - незнакомым хриплым голосом приказал Арвид и воткнул ему в бок ствол пистолета так, что парень вскрикнул и перекособоченно стал выцарапываться из кресла. Арвид пристегнул его к батарее парового отопления и повернулся к последнему из четверых, к "гостю" оцепеневшему посередине комнаты.

- Со встречей, Босс.

Тот мелко попятился. Арвид ни в чем не сомневался. Хватило и того, что этот, четвертый, сразу понял смысл происходящего, связал Ксению с ним. Он один из квартета все знал, все понял и понял, чем страшен этот нежданный визит.

Бишин сипло выговорил:

- Не надо...

А Арвид будто послезвучием услышал вдруг Ксюшин голос, испуганный, беспомощный, повторяющий то же самое... Дико, отчаянно закричав, он наотмашь ударил Бишина рукоятью по лицу. Тот отлетел к стене, рухнул на пол. Арвид молниеносно "связал" его стулом - просунул ножку под локти за спиной и оставил лежать, быстро вышел из гостиной. Он не боялся, что кто-либо из тех двоих на

полу, поможет ему освободиться, - истекая кровью, обезумевшие от боли, они тоже перестали быть людьми.

В доме больше никого не было, хоть в этом ему повезло, потому что живых здесь он оставлять не мог. В гараже Арвид нашел канистры с бензином, вернулся в гостиную - там ничего не переменилось. Взгляд Бишина упал на канистры, и глаза его побелели. Он открыл рот и снова закрыл его: что он мог сказать, чем умолить?

Арвид вытащил кассету из видеомагнитофона, бросил на пол, плеснул на нее из канистры. Полил мебель, стены - Бишин, как загипнотизированный, следил за ним глазами. Когда в канистре не осталось бензина, Арвид подошел к пристегнутому к батарее.

- Лицом к стене! - приказал он, и когда тот повернулся, ударил рукояткой пистолета по затылку.

Парень рухнул на колени и повис, проскрежетав стальным кольцом по трубе отопления. Арвид отстегнул его и защелкнул наручник на второй руке. Потом подошел к Бишину, отшвырнул стул, рывком поставил на ноги.

...Бишин, задыхаясь, волок на себе тело своего приближенного, изо всех сил торопился к выходу впереди Арвида. Он ни разу не оглянулся на гудящее за спиной пламя и крики. В коридоре тянуло газом, - Арвид открыл все конфорки, возвращаясь в гостиную.

Бесчувственное тело он приказал свалить в багажник, Бишина молча толкнул к машине. Сел, завел мотор.

- Куда? - спросил резко, и Бишина будто вдавило в сиденье ледяным взглядом, в котором не было сейчас ничего человеческого: зрачок пистолета и этот взгляд были одно и то же.

- Старые очистные... - невнятно проговорил Вячеслав Дмитриевич, сморщившись от боли в разбитой щеке и зубах.

Давил на газ, а казалось, - машина ползет, как в сонном кошмаре. На часы не смотрел - страшно было смотреть.

Лихорадило. Это было нельзя, но ему не удавалось привести себя к норме. Слишком он любил эту женщину... Слишком ненавидел человека, что сидел рядом... Слишком жестокий удар пропустил - не продохнуть. Слишком страшными были мелькнувшие кадры... Много было этого "слишком", за пределом всех пределов... Внутри - мертво, пусто, только боль...

Арвид стискивал челюсти, потому что в горле стоял крик. Он хотел материться, плакать, кричать, что не может он больше терять! И если он проклят, то причем люди, которые рядом, дорогие, необходимые, как жизнь люди!? "Ты, сволочь!!! Прекрати!!! - неизвестно кому орал Арвид - судьбе, жизни своей, самому Богу? - Почему ты отнимаешь у меня их всех!? Не ее, слышишь!? Не ЕЕ!! Я клянусь тебе, если я опять опоздаю... Я швырну тебе в харю эту сволочную жизнь! Забери! Подавись! Мне она не нужна!"

Арвид мотнул головой - бредит он что ли? На этот раз он не смеет опоздать. И обязан скрутить себя... чтобы не пропустить еще одного удара, от которого уже не опомнишься. Руки должны быть твердыми, голова - холодной, знать - одно: как можно скорее вырвать Ксению у этих сволочей. Все остальное - потом.

- Остановись у телефона... - вдруг проговорил Бишин. - Я должен распорядиться... Иначе нас не пропустят...

* * *

Старые очистные сооружения находились за городом и уже не функционировали. После сдачи новой очистной станции поначалу машины еще время от времени включались, чтобы немного снять нагрузку с нее, пока станция не заработала в полную силу. Тогда в отстойники закачивали сточную воду, и она долго стояла там, покрытая зеленой пленкой ряски. Но механизмы, давно пережившие отпущенный им срок, дряхлели, ломались. С них поснимали все, что еще могло сгодиться, и забыли про них.

Распахнутая створка ворот, ржавая, сваренная из уголка и металлического прута, вросла в землю. Разбитые стекла в окнах, покореженные конструкции, какие-то железяки, разбитые электрические моторы посреди двора - все производило впечатление запустения и безлюдности.

Арвид вышел, распахнул дверку со стороны Бишина. Тот, постанывая, вылез. Арвид молча ткнул пистолетом ему в бок.

Бишин привел его к главному корпусу станции, внешне мало чем отличающемуся от остальных. Едва заскрипела дверь, пропуская их во внутрь, в сумрак, пропахших пылью и ржавчиной, - из боковой комнаты в коридор вышел плечистый молодой мужчина, глянул вопросительно, но тут же улыбнулся широко:

- А, Фредди! Мне только что позвонили, шустрый ты мужик.

- Заткнись! - оборвал его Фредди, и улыбка слиняла с физиономии сторожа, оно стало каменным.

Молча он подал ключ, скользнул взглядом по Арвиду. Видно было, что примечена и рука в кармане куртки, и то, что держался Арвид на полшага сзади Фредди, и вроде, не особенно понравилось это приметливому стражу - в глазах его мелькнуло было сомнение, но, обида пересилила, и он вернулся на свой пост.

Они оказались в машинном зале. Лампы дневного света, тусклые от пыли, все же функционировали. Раньше зал был наполнен гулом работающих моторов, сейчас стояла тишина. Лишь под высоким потолком умиротворенно гурлыкали голуби.

Бишин остановился перед металлической дверью, глянул на Арвида.

- Послушай... не торопись с окончательным решением... Я пригодиться могу...

"Неужели он не понимает, что уже мертвый?" - подумал Арвид, и его неожиданно передернуло - от омерзения: неужели он допускает, что можно пойти на сделку с человеком, погубившим твоего брата, надругавшимся над любимой женщиной...

Линялые глаза стали еще светлее, когда искательный взгляд Бишина встретился с глазами Арвида. Он мелко засуетился, неловко сунул ключ в замочную скважину.

...Возвращаясь из болезненного забытья, Ксеня не сразу поняла, что металлический звук, - это поворот ключа в замке. Глаза ее, устремленные к двери, широко раскрылись, она попыталась сжаться, как будто хотела стать незаметной, вовсе исчезнуть. Дверь открылась, и вошли двое. Их темные силуэты дрожали, плыли...

Арвид громко сглотнул. Ударили по глазам руки ее, притянутые к спинке кровати... Не отдавая себе отчета в том, что делает, он повернулся к Бишину и несколько раз выстрелил. Потом перешагнул через него, живого еще, задвинул массивный засов.

- ...Ксюша... девочка моя... это я, Арвид... Все кончилось, родная... Все, все кончилось... - кровь пульсировала в висках, ударяла в уши, он и сам не слышал себя.

Оглушали ее огромные, обведенные синим глаза... Опухшие губы...

- Ты слышишь меня, Ксюшенька?.. - Он осторожно снял бечевку с растертых до крови запястий. - Девочка... - лучше бы она кричала, билась в истерике, только не этот немой крик в остановившихся глазах... - Мы сейчас уйдем отсюда...

Он оглянулся. Выстрелы, конечно, услышали, и через зал ему Ксению не вынести. Двери, обитые стальными листами, сдержат желающих ворваться сюда. Но как им самим отсюда выбраться?

Просторная комната была оборудована под киностудию: на подставках стояли фото- и киноаппараты, к софитам, установленным на штативах, змеились по полу черные кабели. Стены были закрыты драпировками. Арвид сдернул их одну за другой и нашел, что искал: след окна, которое здесь раньше было. Теперь оно оказалось заложено кирпичом, но Арвид, приглядевшись к кладке, почувствовал облегчение. Каменщики не озаботились особой прочностью, и оконный проем заделали, а лишь бы как, поскорее - кирпич клали на ребро.

Арвид ударил ногой один раз, другой - и кирпич подался. Потом вывалился целый кусок кладки, пробоина быстро расширялась. Арвид осторожно выглянул никого. Он вернулся к Ксюше, взял ее на руки, она безвольно, как не живая, уронила голову ему на плечо.

За дверью послышалась возня, потом в нее чем-то ударили. Арвид надеялся, что охранники - если здесь есть кто-то еще, кроме того, обидчивого, - собрались по ту сторону двери, у них было для этого время, и едва ли им придет в голову, что он воспользуется таким выходом - сквозь глухую стену.

Он выбрался наружу, там его никто не ждал.

* * *

Арвид внес ее домой, отпустил. Глаза ее были закрыты. Он взял ее за плечи чуть встряхнул.

- Ксюша... очнись...

Голова ее мотнулась, но глаза она приоткрыла. Затуманенный взгляд бессмысленно скользнул по нему, мимо... Но предметы знакомой обстановки разбудили сознание, и в глазах появилось выражение узнавания. Глаза метнулись назад, к нему.

- Арвид, - стоном вырвалось у нее. - Олега они ... они...

- Я знаю, Ксюшенька... Знаю все... Не надо...

- Это я...

- Нет.

- Ты ничего не знаешь! - закричала она вдруг со злостью. - Это я убила его!

- Не смей так думать. Это неправда. Ты только мучаешь себя.

Она замотала головой, отталкивая его, пытаясь освободиться от его рук... Потом закрыла лицо. Она плакала бессильно и безутешно, и никакие слова помочь сейчас не могли, от них ей стало бы только хуже. Это были слезы отчаяния и боли, они не приносили облегчения, только отнимали последние силы. Ноги не держали ее, Арвид поднял ее на руки и понес в ванную.

Она все же пыталась слабо сопротивляться когда Арвид раздевал ее, но сил хватило только на недавнюю вспышку злости.

Арвид выбросил в мусорное ведро растерзанную одежду, туда же полетела его рубашка, и, прижимая Ксению к себе, он встал под душ.

Впервые мог прикоснуться к ней наяву, прижать, и почувствовать нежную бархатистость кожи, вдохнуть аромат ее тела... Но Боже, Боже! Ни в каком сне ему не приснилось, что это будет вот так, и все другие чувства растворятся в безмерной пронзительной жалости, и единственным его желанием будет - помочь ей, что-то для нее сделать. И одновременно - отчаяние беспомощности. Арвиду казалось, что его руки грубы, неловки, причиняют ей боль. Ксения была подобна хрупкому мотыльку со сломанными, безжалостно измятыми крылышками. И как исцелить ее крылышки, если

каждое прикосновение ранит их еще больше. Что он мог сделать, кроме как отдать ей свою нежность? И он никогда еще не был так осторожен и бережен.

Прохладная вода немного привела ее в чувство, но от слабости она зябко задрожала, бессознательно теснее прижалась к Арвиду, согреваясь о его тело, уронила голову ему на грудь. Арвид гладил ее волосы, укрывал ладонями плечи, желая отдать все свое тепло.

Потом ванна наполнилась теплой водой, и Ксения лежала с закрытыми глазами в полузабытье, прижимаясь щекой к прохладной эмали. Она безропотно позволила Арвиду тщательно вымыть ее. Казалось, что комок в горле не может быть еще горше и удушливее - но он понял, что ошибается, обнаружив точечные следы уколов на сгибе локтя. Ей что-то кололи, Ксения и сейчас еще была под воздействием какого-то препарата...

Потом Арвид завернул ее в большую махровую простыню, уложил в кровать. Ксюша сразу уснула, а может, - впала в забытье. Арвид несколько секунд всматривался в ее лицо, слушал дыхание. Дольше он не позволил себе оставаться с ней рядом, переоделся в сухое и вышел.

* * *

...Когда он открыл багажник, человек удушливо захрипел, задергался, пытаясь сильнее изогнуться назад. Арвид коротко провел лезвием ножа по веревке, натянутой между его шеей и ногами, которые тот старался держать как можно ближе к голове, что уже плохо удавалось. Он мучительно заперхал, завертел головой, пытаясь высвободить шею из затянувшейся петли. Арвид одним движением освободил веревку, за шиворот выдернул мужчину из багажника. Тот закричал - от испуга ли, от боли в застывших в неестественном положении мышцах ли - Арвид с силой ударил его по лицу тыльной стороной ладони, и он поперхнулся криком. Стоять он не мог - ноги не держали, и Арвид проволок его до двери, толкнул в салон, сел за руль.

- Адрес.

- Какой? - сипло, не понимая, спросил тот.

Арвид всем телом повернулся к своему "пассажиру":

- Адрес!?

Парень подался от него, пытаясь подальше отодвинуться, забормотал торопливо:

- Щас... Эта... Кто с ней?.. Еще?..

У Арвида к горлу вдруг подкатилась тошнота. Никогда в жизни он не испытывал такого чувства брезгливости, как сейчас. Арвиду показалось, что если он прикоснется к этому существу, его стошнит. Он разжал кулак, устало вытолкнул:

- Говори.

...Арвида не было около трех часов. Вернувшись, он не зашел к Ксении, только приоткрыл двери, прислушался к ее дыханию. Прошел в ванную, снял с себя все и сложил в большой пластиковый мешок. Туда же вытряхнул одежду из мусорного ведра. Потом встал под душ, расслабил все мышцы и внезапно понял, как он устал. Несколько последних часов все в нем было напряжено до звона, до боли, так начинают болеть челюсти от непрестанно стиснутых зубов. И теперь, когда усилием воли он заставил себя сбросить это напряжение, навалилась смертельная усталость. Арвиду вдруг захотелось заплакать, зажгло глаза. Но если слезы и были, то они мешались с потоками воды. Он до красна растер тело мочалкой, потом включил душ на полную силу. Облачившись во все свежее, он почувствовал себя чуточку лучше.

Остаток ночи он провел в кресле, рядом с Ксенией. Смотрел в ее лицо, в слабом свете ночной лампы оно выглядело еще бледнее, тоньше и беззащитнее, и старался не думать о событиях прошедшего дня. Но завтрашний день обещал быть не легче. Он боялся новых слез Ксени, ее бессмысленного самоистязания, чувства вины. Ее состояние его тревожило. Даже сейчас, у спящей, лицо ее не стало спокойным: чуть приподнятые брови, морщинка между ними, опущенные уголки губ - все это было едва приметно, но сердце Арвида щемило от застывшего на ее лице вопроса: за что?

* * *

Арвид уходил не потому, что ему было тягостно дома. Хотя, конечно, дышалось там не полной грудью. Так всегда, если в семье несчастье или кто-то серьезно болен. Но в обузу ему это не было - само существование Ксении искупало все тяготы. Он легко прощал ей недобрые, злые слова, оскорбления, обиды - это был ее способ защиты от жестокости мира. Все это было направлено не на него. Просто он был ближе всех, представителем этого самого мира, а больше-то рядом никого и не было - не свекра же хлестать словами наотмашь. Арвид добровольно взял на себя роль "громоотвода", даже радовался - пусть в него бьет, пусть освобождается Ксения от зла, пропитавшего ее насквозь. Пусть поскорее выплеснет всю черноту, которая уродует душу ее.

...Он уходил, когда чувствовал, что Ксюше лучше побыть одной.

Ему нравилось просто ходить по улицам. В этом городе он не был целую вечность, целую жизнь. Теперь приятно было узнавать давно знакомые места, дома, скверы. Со многими были связаны воспоминания. Одновременно, он будто знакомился с городом заново - дома стали другими: постарели или наоборот, помолодели, заново отремонтированные или перестроенные; подросли, заматерели деревья, а некоторых "стариков" Арвид не нашел; и улицы как будто стали уже с тех пор, когда они бегали по ним вдвоем... Олежке по ним больше не ходить... Порой ему не хватало сил не поддаться этим горьким мыслям, на сердце становилось тяжело. Тогда он торопился вернуться домой, в тепло, напитанное запахом любимой женщины, в наполненную ее дыханием тишину...

Неожиданный запах коснулся Арвида, отвлек от невеселых мыслей, и Арвид поискал глазами, определяя его источник. Оказалось, мимо только что прошла женщина с сумкой, а в сумке блестели красными боками огромные яблоки. Вроде бы что - ну, яблоки зимой. Так сейчас ничем не удивишь - рынок. Но эти были какими-то особенными, сияли ликующе и празднично. Было в них что-то, что притягивало взгляд. Может, выросли они у доброго человека?

Ксения услышала шаги за окном, и одернула свой порыв - встать, выйти на встречу.

- Ксюша, это я! - сообщил он из прихожей.

Она не ответила, сидела, положив голову на прямые, вытянутые на столе руки. Слушала, как он ходит по кухне, делает что-то.

- Ксюша, ужинать! - позвал он через некоторое время.

- Я уже ела, - негромко, медленно ответила она.

Ксеня не пошевелилась, когда Арвид вошел к ней. Подняла голову, лишь когда он поставил на стол перед ней большое блюдо с красными яблоками. Наградой ему были потеплевшие ее глаза. Она улыбнулась глазами, не ему этим жизнеутверждающим плодам. Ксения протянула руку и погладила пальцами блестящий бок. Потом взяла одно, закрыв глаза, вдохнула его аромат и морозную свежесть.

Арвид взял ее за руку:

- Идем есть, врушка.

- Ешь один. Я не хочу, - не глядя на него, равнодушно сказала Ксеня.

- Это не пойдет. Ты совсем перестала есть.

- Не перестала.

- Я приведу к тебе врача.

Она резко встала:

- А может сразу в психушку?!

- Ну перестань, Ксюш, - тихо проговорил Арвид. - Посиди просто со мной. Яблоко съешь.

- Оно холодное.

- А я в ладонях согрею.

Ксения почувствовала вдруг, как зажгло глаза, и поспешно шагнула вперед.

Она быстро съела что-то, не почувствовав вкуса.

- Хочешь чаю? О! Отец ведь тебе конфеты принес! Любимые, - "Былина". Будешь с чаем?

- Потом, - Ксения встала чуть поспешнее, чем надо. Пошла к себе, приостановилась: - Спасибо за яблоки.

Положив голову на руки, смотрела на них, краснобокие, запотевшие с холода. По носу медленно пробиралась слезинка. Ей и вправду нужен психиатр, Ксеня это знала - вместо нервов у нее теперь до звона, до стона натянутые струны. Но сейчас ни к какому врачу она не пойдет, потому что это может обнадежить Арвида и, следовательно, затянет ее пребывание здесь. Прежде всего, ей надо расстаться с ним, тогда, может быть, и врач не понадобится.

К доктору он ее уже водил однажды, хотя тот визит Ксеня припоминала с трудом, отдельными фрагментами. Вот что было после, она помнит. И ей долго было стыдно... Пока не убедила себя, что все правильно, все хорошо...

* * *

Это было первое, что сделал Арвид сразу после похорон Олега - нашел хорошего врача для Ксении. Начинал тот с частной практики, но очень скоро развернул ее в небольшой Центр, который теперь заслуженно пользовался известностью. Сюда могли обратиться - в том числе - и женщины, пострадавшие от насилия. Они получали комплексное обследование, разносторонние консультации, психологическую, медицинскую помощь - и бережное, тактичное отношение персонала.

Арвид предупредил Ксению, куда они идут. И она пошла с ним без возражений, безучастная и равнодушная. Но слов его толи не поняла, толи не услышала. В те дни все существовало где-то помимо нее. Оглушенная, потрясенная, израненная осколками вдребезги разбитого мира, она слышала голоса людей, но они были столь далекими, что она даже не сразу понимала, к ней ли обращаются.

Даже похороны Олега прошли, как в тумане. Порой она будто выпадала из реальности, приходила в себя от острого запаха нашатыря. Рядом с ней постоянно была женщина из поликлиники, часто делала ей уколы. Эти уколы помогли Ксении пережить те дни. Но полупарализованные чувства и горе воспринимали ополовиненным, и приглушали боль. Самым острым ее чувством тогда было желание, чтобы ушли все эти люди, и она смогла бы, наконец, укрыться от их глаз, слов... Помнилось постоянное присутствие Арвида, его обеспокоенный пристальный взгляд. Ксении отчего-то было мучительно его присутствие. Она пыталась сосредоточиться, чтобы понять - отчего? Но мысли об этом, как и обо всем прочем, были неясными, не конкретными, ускользали и невозможно было ухватить их...

Когда в приемной к ней подошла медсестра, пригласила за собой, тогда впервые в глазах Ксении появилось ясное, осмысленное выражение - она остро и коротко глянула на Арвида, отвернулась, пошла за девушкой. Всю обратную дорогу Ксения молчала, взгляд ее был отсутствующим. Но едва они вошли в квартиру, она обернулась столь неожиданно резко, что Арвида будто в грудь толкнули: глаза ее пылали

ненавистью.

- Как ты посмел!? - шагнула она к нему. - Вылечить меня решил!? От Олеговой смерти вылечить? От памяти об этих ублюдках!? Ты спросил меня - я хочу вылечиться? Хочу забыть, что из-за меня его больше нет? Ты... Ты... Не смей! Ты уже все сделал - что еще? Уезжай! Уезжай! Мне ты не нужен! Мне никто не нужен! Убирайся отсюда!

Она выкрикивала слова с ненавистью, будто выплевывала ему в лицо. Мокрые щеки ее горели. Она уже не контролировала себя и не могла остановиться. Ее нервы уже не выдерживали столь чудовищного напряжения: после тех бессильных, полубессознательных слез, когда Арвид привез ее домой, она больше ни разу не заплакала. Даже у могилы Олега ее глаза оставались сухими, с болезненным лихорадочным блеском. А теперь, когда она надеялась, что в тишине и покое начнет понемногу обретать себя, слезами истечет тяжесть с сердца - случился этот визит к доктору. И как бы не был он необходим, как не были деликатны вопросы к ней - этот стресс переполнил чашу боли, она выплеснулась через край.

Арвид взял ее плечи, повернул к себе. Ксения обмерла, сжалась... В глазах метнулся ужас... Он обнял ее, желая укрыть от всех ужасов, прижал к себе. Но она вдруг тонко вскрикнула и судорожно, конвульсивно забилась. И вдруг повисла у него на руках - сознание оставило ее.

Подхватив ее, Арвид растеряно заметался, прижимая Ксеню к себе и одновременно пытаясь привести ее чувство. Потом опустил на диван, бросился к телефону, торопливо набрал номер врача, от которого они только что вернулись.

- Вам понадобится еще много терпения и такта. Против ее воли не идите, не возражайте ей явно, - сказал доктор. - Лекарство, что я вам дал, можете незаметно в пищу добавлять. Обморока не пугайтесь, это защита организма от нервного срыва. Но спровоцировали его вы. Я ведь предупредил вас - страх тела. Она физически не может иметь близость с мужчиной.

- Но я только...

- Да понимаю я. А вы ее поймите, сейчас против нее столько... Даже собственное тело. Она будет пытаться справиться с ним, но этот страх разуму не подчиняется, он из подсознания идет. Если эта женщина что-то значит для вас, будьте бережны. А не уверены в себе - оставьте. Это я искренне говорю, без всякого осуждения.

- Для меня здесь альтернативы нет, доктор.

- В таком случае, дай вам Бог терпения. Скоро она придет в себе, постарайтесь незаметно дать две таблетки из флакона, ей станет легче. Но лекарством не злоупотребляйте, оно сильное очень.

- Доктор... она действительно может возненавидеть меня?

- Ну что вы хотите от меня услышать? Будьте готовы и к этому. Сейчас муж остался для нее единственным светлым образом. Возможно, у нее ненависть к мужчинам вообще. А вы сейчас - представитель ненавистного племени. Может быть, с женщиной ей было бы легче. Но, с другой стороны, чувство ненависти к вам, единственное по-настоящему сильное чувство, которое заставит ее оставаться на плаву, в этой жизни, а не погрузиться в себя окончательно. Ксения - сильная личность, но как раз сила ее характера ей помешает. Она захочет справиться со своей бедой сама, найти резервы внутри... Но внутри она разрушена, ей необходимо опереться на кого-то, довериться, переложить часть своей боли. Звоните мне. Мы вместе постараемся ей помочь. Но время сей фактор от нас не зависит, его не ускорить.

...Когда Ксения после обморока пришла в себя и открыла глаза, она увидела Арвида. Лицо ее стало холодным и отчужденным, она медленно отвернулась.

- Ксюша, а я бульон тебе сварил. Он из кубиков, правда, но вкусный.

- Я не хочу, - коротко обронила она.

- Выпей. Пожалуйста. Тебе нужно.

Она резко села, полоснула его глазами:

- Я сказала тебе! - протолкнула сквозь зубы.

Он протянул к ней бокал. Ксеня ударила по нему, бульон выплеснулся Арвиду на руку, несколько капель попало ей на колени, она вздрогнула, - они были обжигающе горячими. Она застонала, сжалась, закрыла лицо руками. Плечи ее вздрогнули, она снова застонала от невыносимого страдания, сжигающего ее душу, и тихо заплакала.

Арвида впервые тогда пронзило мучительное чувство беспомощности - он, такой сильный, уверенный в себе, способный выжить в самых суровых условия, сейчас был бессилен перед горем этой женщиной. И со всеми своими способностями и умениями не мог сделать ничего, чтобы распрямить ее согнутую горем спину, осушить тихие, но такие горькие слезы... Потом это чувство беспомощности повторится ни раз.

Когда она опустила руки и прерывисто длинно вздохнула, Арвид молча принес второй бокал. Она посмотрела на него беспомощно.

- Тебе легче одной? - спросил Арвид.

- Да, - опустошенно проговорила она.

- Выпей, и я не буду мелькать у тебя перед глазами.

Она покорно протянула руку, и взгляд ее скользнул по покрасневшей руке Арвида - по лицу пробежала гримаса страдания.

...Потом Ксении было стыдно. Но не настолько, чтобы стыд этот преодолел ее апатию и опустошенность. Ей настолько все стало безразлично, что не имело значения, как о ней будет думать Арвид. То, что случилось по ее вине, было в сто тысяч раз хуже, остальное - мелочи. Все - мелочь и бессмыслица. То, что совсем недавно было так значимо, велико, прочно, заполняло собою всю ее жизнь и было самой жизнью, на самом деле оказалось столь хрупким. Вдруг так внезапно она потеряла все. А то малое, что осталось - тоже потеряло смысл: думать, надеяться, наполнять страстями, бороться... зачем? Чтобы все могло рухнуть в любое из следующих мгновений? Бессмысленно. Чем меньше имеешь, тем легче руины.

Когда Арвид предложил уехать опять в "Приют", она только безразлично кивнула. Уже потом, в горах, она поняла, что ошиблась. Надо было сразу остаться одной, без него... Ксюша не знала, что ее "согласие" Арвид подготовил.

Глава шестая

Соседку он встретил у подъезда.

- Как Ксюша? - сочувственно спросила она.

- Плохо. Не знаю, что с ней делать. Зайдите как-нибудь минут на 15-20, может, с вами, с женщиной ей легче будет.

- Зайду-зайду, как же... Я и сама хотела, да неловко как-то...

Соседка пришла посидеть, поговорить и эти полчаса были для Ксени мучительны. Провожая женщину, Арвид извинился за неразговорчивость и замкнутость Ксении.

- Ах, что вы, что вы! Да я же понимаю все... Бедная Ксюша...

Арвид встал в дверях ее комнаты, прислонился плечом к косяку.

- Поехали ко мне в "Приют". Тебе ведь не нужны подобные визиты? А там ты сможешь жить затворницей, если того захочешь.

Арвид схитрил, "подставив" эту женщину. Он интуитивно чувствовал, что Ксене лучше будет в другой обстановке, а не здесь, где каждая вещь кричит ей об Олеге, и воспоминания бьют без промаха, занозами вонзаются, безжалостно полосуют обнаженную ее душу, которая и без того один сплошной нерв. Ей будет лучше в тишине и покое "Приюта". Кроме того, здесь он неизбежно, хоть на короткое время, но должен оставлять ее одну в квартире, чего Арвиду очень не хотелось делать. В "Приюте" же она постоянно будет под незаметным, ненавязчивым присмотром. Но он боялся, что предложи он поехать с ним, она откажется. Теперь, сразу после тягостного визита, предложение Арвида попало на благодатную почву.

А на базе их ждали. После звонка Арвида для Ксении приготовили комнату рядом с комнатой директора. По его распоряжению Сан Саныч сделал между ними двери в смежной стене.

По ночам Ксеня кричала. Она не могла сама вырваться из паутины кошмаров, и Арвид будил ее. Она тяжело отходила от сонной одури - видимо, успокоительные препараты давали и снотворный эффект. Не до конца стряхнув сон, она скоро снова погружалась в него, и все повторялось...

Потом Арвид перестал ее будить. Он просто брал ее на руки, как ребенка. И она - маленькая, исхудавшая, легонькая, как девочка - затихала, согретая его теплом, окутанная его нежностью. С лица уходило выражение муки, черты его смягчались - кошмар оставлял ее. Ксения спала, доверчиво прильнув щекой к его груди. Арвид ласкал взглядом каждую черточку, беззвучно шептал ей о том, как он любит ее, что в целом мире она такая одна и ничто ему не заменит ее глаз, ее голоса, ее любви... И что вдвоем они справятся с этой бедой, только вдвоем... Нередко он до утра стерег ее сон, дремал в кресле рядом, уходил на рассвете.

Ксюша ничего этого не знала, и никакие, даже смутные воспоминания не беспокоили ее. Она лишь думала с облегчением, что кошмары, кажется, уходят и со временем вовсе перестанут ее мучить.

...Слова Арвида о том, что она может жить затворницей, к сожалению, имели для нее буквальное значение. Долгое время Ксения вообще не выходила из своей комнаты. Она часами смотрела по видео мультфильмы: с серьезным, неулыбчивым лицом не отрывала глаз от экрана телевизора, бездумно наблюдая веселые перипетии нарисованных героев.

Или так же, часами могла лежать в ванной, глядя перед собой обращенными вовнутрь глазами... В первый же раз, когда Ксеня вошла в ванную и щелкнула замком, Арвид постучал в запертую дверь. Ксения открыла, и он попросил, чтобы она не запирала двери.

- Я к тебе не войду, но дверь пусть будет приоткрыта. Договорились?

- Нет.

- Тогда я сломаю замок.

Ксения только усмехнулась криво.

- Я не стану резать себе вены... И я не люблю дверей нараспашку.

Она вошла в ванную, и замок защелкнулся. Арвид укоризненно проговорил:

- Ксюш, ну ты, право, как ребенок...

- Оставь меня!

- Отойди от двери, стукнуть может, - сказал Арвид и ударил ногой по замку, - дверь распахнулась.

Бледная, она прижалась к стене, губы дрожали.

- Ох, Ксюша... - покачал Арвид головой и, прикрыв двери, ушел.

* * *

Хоть и стремилась Ксения к уединению в своей комнате, как раненый зверь забивается в нору, но все же совсем избежать общения с немногочисленными обитателями "Приюта" ей не удавалось. Иной раз Полине Тимофеевне или Тамаре приходилось принести ей обед, то Сан Саныч приходил прочистить каминную трубу, что-то починить по мелочи. С разговорами они к ней не лезли, не развлекали и непрошеного сочувствия не навязывали. И все же они изменяли ее ощущение себя в доме: не одинокий, истекающий кровью зверь, а частица маленькой доброй семьи, и рядом - чуткие, заботливые люди. Они всегда рядом, только позови, помощь не замедлит прийти. Забота их проявлялась постоянно, и если даже Ксения не особенно замечала ее, то атмосферу бережного внимания она, помимо своей воли, чувствовала.

Полинину кухню она уже знала. И когда в ее тарелках оказывалось что-то особенно лакомое, нетрудно было заключить, для кого предназначены произведения столь тонкого кухарского искусства. Не для Сан Саныча, не для Тамары и даже не для "Евгения Павловича" под руками Полины рождались кондитерские шедевры, которые в магазине "Торты - пирожные" можно было разве что на заказ лишь приобрести.

А особая улыбка язвительного насмешника Сан Саныча? На его острый язык даже Арвид не рисковал попадать. И никто кроме Ксении не увидел, как преображает его грубоватое лицо робкая, добрая улыбка, немножко виноватая и стеснительная оттого, что он уже и разучился так улыбаться в последние годы, когда жизнь била его, как нелюбимого пасынка, и из ценного работника, мастера на все руки он превратился в спивающегося бомжа. Таким и нашел его Арвид. Тогда Сан Саныч уже не улыбался, огрызался еще разве что, злобно скаля зубы...

Тамара... Как-то она принесла ужин, потому что Арвида не было дома, отлучился по должностным делам. Ксения после ванны расчесывала волосы. Она кивнула в ответ на приветствие и больше не обращала внимания на тихую женщину, накрывающую стол. И вдруг услышала:

- Ах, зачем ты так... - негромкий возглас прозвучал, когда Ксения нетерпеливо дернула запутавшуюся расческу. Недоуменно обернулась.

- Зачем ты так? - повторила Тамара. - У тебя прекрасные волосы... Знаешь, я еще когда в первый раз тебе увидела, поразилась - у моей сестры были такие же волосы...

Ксения вдруг увидела, что глаза женщины влажно блеснули.

- Что с тобой? - чуть нахмурилась она.

- А!.. - Тамара улыбнулась, быстро провела рукой по глазам. - Ничего, не обращай внимания. - Она рассмеялась: - Я вообще, ужасная плакса, и над книжками плачу, и в кино.

Чуть помедлив, Ксюша отвернулась к зеркалу. Сзади снова зазвенели столовые приборы, потом стало тихо, и неожиданно Тамара спросила:

- Ксюша... можно я твои волосы расчешу. Я любила сестре расчесывать... У нее тоже, - Тамара чуть улыбнулась, - как у тебя, терпения не хватало...

Ксении не особенно хотелось продлевать это постороннее присутствие, но она не нашлась, как отказать в неожиданной просьбе. Вернее, что-то в голосе, в глазах Тамары не позволило отказать. Она пожала плечами, протянула расческу.

- А об ужине не беспокойся, я прикрою вот так, и ничего не остынет.

Ксюша откинулась на спинку стула. Тамара бережно подобрала ее волосы, переложила их за плечи Ксении... Прикосновения ее были столь нежными, расческа плавно скользила, разделяя тяжелый каштановый поток на узенькие параллельные дорожки - не расчесывала, ласкала скорее... Ощущение было столь приятное, что Ксюша расслабилась, прикрыла глаза.

- Сестра на пять лет старше меня была. Я сколько помню себя, всегда ее волосами восхищалась... - голос журчал негромко, не беспокоил, не мешал, его можно было и не слушать, он дополнял чувство умиротворения и покоя.

- Тамара, а сколько тебе лет? - неожиданно для себя проговорила Ксения.

- Двадцать семь, - ответила та.

Ксения открыла глаза:

- Да мы почти ровесницы!

- Удивлена? - не очень весело рассмеялась Тамара. - Полина Тимофеевна недавно призналась, что когда увидела меня впервые, думала, что мне все сорок.

- Ну, уж!..

- Нет, правда, - Тамара легко махнула рукой. - Я так и выглядела тогда. Только я про это не хочу, ладно?

- Конечно, - поспешно проговорила Ксения.

Она и сама никогда не любила рассказывать другим о своих горестях, для нее это было то же, что грязные простыни на бельевой веревке развешивать. Женщины на работе любили посудачить о мужьях, о детях, порой рассказывали о самом сокровенном. Ксения слушала, сочувствовала, что-то советовала по-житейски и - не осуждала. Может быть им так легче было справляться с неприятностями, но ей этот метод не подходил. Удивительно, что это нисколько не мешало подружкам выкладывать Ксене наболевшее. Наверно, им нужен был скорее благодарный слушатель, чем равный собеседник. А сдержанность Ксюшину уважали - о своем молчит и чужого не выболтает.

"Уж я-то прекрасно это твое желание понимаю... Когда горе, как обнаженный нерв, к нему прикоснуться страшно, не то что... Но у тебя... Неужели у тебя тоже есть о чем молчать?.."

Этот неожиданный разговор значил для Ксении больше, чем она могла бы подумать: вдруг обнаружилось, что ее беда - не единственная в этом мире. То, что раздавило ее - страшно, чудовищно... Но есть что-то еще, другое, что может превратить молодую женщину в неопределенное бесцветное существо лет сорока... И еще оказалось - даже с раненой душою можно возродиться, найти свое место, радоваться малым подаркам судьбы...

Почувствовав некую неуловимую общность с этой женщиной, Ксения, не сознавая того, переменилась внутренне: пусть это был неуловимо малый шаг к жизни, но она перестала ощущать в душе такую оглушающую пустоту и одиночество. Да, Арвид был рядом - но внешне, в свой внутренний изуродованный, разрушенный мир она его не пускала... И нужен был ей именно такой человек, как Тамара - прошедшая через что-то ужасное, но не ожесточившаяся, сохранившая мягкость, расположенность к людям и оптимизм.

Именно в те дни Ксения вспомнила о работе. Раньше ей и в голову не приходило, что отгулы ее давно кончились, и она должна бы выйти на рабочее место. Разумеется, там узнали о смерти Олега, и ей простят, что она вот так, без предупреждения уехала... Но предупредить следовало... И вдруг всплыло в памяти - она ведь заявление на отпуск подала! Арвид положил перед ней исписанный листок бумаги, и она поставила подпись. Ксения болезненно поморщилась - ее не радовали эти провалы памяти.

А через несколько дней Ксенина заведующая сама позвонила.

Протрезвонил телефон, и следом голос Полины позвал:

- Евгений Павлович!

На лестнице она шепнула:

- Это Ксюше звонят.

- Кто? - встревожился Арвид.

- Говорят, с работы.

Арвид взял трубку.

- Здравствуйте. Я брат Олега Асниса. Что вы хотели сказать Ксении?

- А она?..

- ...плохо себя чувствует.

- Это начальник бюро... Дело в том, что у нас сейчас сокращение штата. И Ксюшина должность тоже, к сожалению сокращается. Но если она возьмет сейчас отпуск за свой счет, может быть, я смогу сохранить за ней место.

- Вы отлично сделали, что позвонили. И у меня к вам просьба - сократите поскорее эту самую должность.

- О?..

- Да-да. Ксюше нельзя возвращаться домой. Врач настоятельно рекомендует сменить обстановку.

- Но мне жаль ее...

- Вы очень поможете ей. Так я могу сообщить ей про ее увольнение?

- Ну... если вы уверены, что это хорошо для нее... Вы уверены? Что ж, я так и сделаю.

* * *

Для Арвида этот звонок был как подарок. Он давно собирался поговорить с Ксенией, поджидал лишь удобный момент. Он не хотел, чтобы она возвращалась в свой город.

Арвид давно, сразу после смерти Олега решил, что ни ему, ни Ксении в этом городе оставаться не надо. Для нее город всегда будет теперь ассоциироваться с чудовищными, в их бесчеловечности и трагичности, событиями. Ей надо было заново по крупице собирать, складывать здание жизни. Но не на руинах старой, а на новом, чистом месте.

Была еще причина, и далеко не из последних. Арвид допускал, что его война, может быть, еще не закончилась. Бишин мертв, но соратники остались. И теперь для них не секрет, где искать крайнего. Он-то понимал, что сейчас для них самый оптимальный вариант - прекратить "тестирование", уже имея о нем представление, как о слишком опасном противнике. В принципе ведь, когда он перестал думать об осторожности, когда заставили обстоятельства - он вышел на Босса в считанные часы, будто в справочном адрес спросил. И ни один из мордоворотов Босса не смог стать достойным противником Арвиду, словно все враз превратились в тургеневских барышень. Он-то понимал, а они?

С другой стороны, Арвиду не стоило маячить в городе, где существовало два уголовных дела: по факту убийства добропорядочного гражданина Вячеслава Дмитриевича Бишина, найденного на одной из ночных улиц, и по поводу злодейской расправы в дачном районе пригорода. Хотя Арвид был уверен, что следов своих он не оставил, все же слегка беспокоился. До тех пор, пока не произошла одна встреча.

...Тех, кто захотел попрощаться с Олегом, оказалось много. Арвид знал только учеников брата. Они постоянно были рядом, помогали во всем, ни на час не оставляли Арвида и Ксению. Никто из них не знал, что на самом дело стояло за смертью их учителя и друга, - в смерти его была повинна нелепая, трагическая случайность, так они думали. Арвид посчитал к их же благу оставить их в неведении. Они скорбели, ошеломленные несчастьем, и скажи им сейчас кто-то, что отнюдь не слепое провидение виновно - наверняка жажда мести овладела бы ими. Этого Арвид не хотел, потому что это означало бы еще смерти, с обеих сторон. Он сам отомстил за брата, здесь ему помощников не надо.

Арвид решил было, что ему показалось, когда среди многих лиц мелькнуло еще одно знакомое. Помедлив, он вышел на лестничную площадку. Следом вышел Малыш.

- Что тебе здесь? - сдержанно спросил Арвид. - Ты тут лишний.

- Я понимаю, я уйду сейчас. Тебя хотел увидеть. Мне надо поговорить с тобой. Назначь любое время. Только не уезжай, пока не встретимся.

Помолчав, Арвид сказал:

- Я позвоню.

- Мой телефон...

- Я знаю.

Через несколько дней после похорон Арвид, действительно, позвонил ему. И назначил встречу.

- Приезжай один и точно в то время, как я сказал.

Малыш приехал один - Арвид видел это в окно. Когда Малыш подошел к дверям квартиры и потянулся к звонку, Арвид, стоя на площадке этажом выше, негромко приказал:

- Руки на стену.

Парень не шелохнулся, когда Арвид, вроде бы небрежно, провел ладонью по его одежде.

- Заходи, не заперто, - толкнул он двери.

Арвид провел гостя в гостиную, кивнул на кресло:

- Садись. Жена Олега дома. Поэтому предупреждаю - законы гостеприимства не для тебя. Не давай мне повода нервничать - если мне что-то не понравится, я просто прикончу тебя.

- Не бойся, повода не будет.

Арвид кивнул.

- Говори. Только не вздумай выражать соболезнование.

Помедлив, парень проговорил:

- Меня послали сказать тебе - прежде всего, ты можешь быть спокоен. Из-за Босса никто никаких претензий к тебе не имеет. Когда после всех этих событий он перестал выходить на связь - пришлось провести свое расследование... Да, кстати, если ты беспокоишься насчет уголовного дела, забудь про это. Тут "висяк" обеспечен, - наши ни в каком следствии не заинтересованы. Это тоже велено тебе передать. Ну, а после собственного расследования в Системе многое раскрылось. В том числе - что Фредди был параноиком.

- Это трудно было не заметить, - неприязненно усмехнулся Арвид.

- Да... Но его боялись - на страхе все и держалось. И на подозрительности. Его бы давно спихнули, а с кем делиться мыслями, кто Босс? Он везде мерещился, как-то так получалось, что он всегда и все знал. Хитрый был, как дьявол. К тому же, болезнь развивалась, он становился деспотом - еще более жестоким и подозрительным. Понятно, никому это не нравилось, но страх сдерживал. В общем, мне велели передать - тебе благодарны. Для многих, а может, и для всех, смерть его - гора с плеч.

- Как ты думаешь, меня это хоть на столечко вот интересует?

- Меня послали, и я должен все сказать. Еще кое-что... Это, я думаю, тебе не понравится еще больше, и мне не хочется говорить... Авторитеты наши приглашают тебя в Систему. Ты им нужен. Брата твоего тоже звали. И он сделал выбор... Но они считают, что могут сделать тебе такое предложение - Олег ведь имел дело с Боссом, остальных хозяин не посвящал в эти дела... в общем, ты понимаешь их логику. Сказали, что конкретную сферу деятельности можно определить позже, они готовы идти тебе навстречу во всем. На их взгляд, это способ отблагодарить тебя. Если же тебе это не подходит, они предлагают в качестве вознаграждения крупную сумму. Мне кажется, они боятся, что если ты не будешь с ними, то будешь против. Что мне передать?

- Ты знаешь.

- Да. Извини. И еще одно предложение...

- Хватит! - Арвид поднялся.

- Постой, - Малыш не двинулся, не отвел глаз под свинцовым взглядом Арвида - тот был в бешенстве, но лишь побелевшие крылья носа выдавали это. Выслушай, это не от них.

Он подождал, пока Арвид опять сел в кресло.

- Я ушел из Системы. И еще пятнадцать парней. Они давно хотели, но Босс за горло держал всех. Сейчас период безвластия, да и после всех этих событий... беспредел поутихнет, я думаю, хоть на время. Мы встретились на днях со спортсменами Олега и решили быть вместе. Мы хотим просто жить, нормально жить, заботиться о тех, кого любим. У меня, например, старенькие родители и невеста, она больна... Я не хочу подохнуть на чьем-то ноже и оставить их беспомощными в этом сволочном мире. И так - каждый. Это не контр-Система, мы просто хотим держаться вместе. По крайней мере, нам их кровь не нужна, и мир переделывать мы не собираемся. А в будущем - никто не знает, как повернется. Только криминала нам хватило уже, это точно. И от имени всех я тебя прошу - займи место брата. Драться ты тоже умеешь, это мы поняли.

Помолчав, Арвид ответил:

- Нет.

За этим коротким словом стояло много: и то, что он хочет увезти отсюда Ксению, и что кроме нее нет сейчас у него других забот; и то, что не сможет он потом появляться со своими учениками на разных соревнованиях, потому что непременно попадется на глаза "вербовщикам" из своего же Центра; и то, что учитель из него плохой получится - преподавая азы арифметики он намеренно скроет от них существование высшей математики... Впрочем, за всем этим стояла одна единственная причина. Его, сильного, зубастого молодого волка, заметили, отбили от стаи, сделали бирюком - матерым и одиноким. Его смыслом жизни стало: отыскать след, настигнуть, убить. И добыча его не какая-нибудь ослабевшая, больная жертва, а такой же сильный, полный жизни зверь. И умирать ему не от старости, а в схватке или в темной норе - от ран. Только любви под силу прервать этот смертельный бег. А наставником в стае щенков его представить трудно.

- Передай, что я возьму их деньги, - медленно проговорил Арвид, и заметил, как в глазах Малыша мелькнуло удивление. - Вы учредите крупную денежную премию имени Олега Асниса. Пусть в городе в день его смерти проходят соревнования по боевым искусствам. Пусть любой имеет возможность заявить себя на них, без ограничений. И парни из Системы - тоже. Я хочу, чтобы вы били их на арене и побеждали. Чтобы они видели в вас силу.

- Но почему ты сам... - начал Малыш, изумленный столь неожиданным предложением.

Арвид поморщился, движением руки остановил его.

- Ты заберешь эти деньги и принесешь в клуб. Больше я к ним никакого отношения иметь не хочу.

- Извини. Но учредителем...

- ...будет клуб. Если возникнут какие-то проблемы с налоговой там, или еще с кем - сейчас много охотников чужие деньги считать - пусть об этом тоже твои бывшие хозяева позаботятся.

- Хорошо, мы все сделаем.

Арвид встал, протянул ему руку. Разжать ладонь не спешил, смотрел в глаза, как в душу.

- Останься человеком, парень, - сказал он, наконец, сжав его плечо.

После этого разговора Арвиду стало спокойнее, но мысль увезти Ксению из города его не покидала. "Приют" был хорош лишь в качестве временного пристанища, как перекладная станция, где можно перевести дух. Теперь, после неожиданного звонка у Арвида был повод завести с Ксеней нужный разговор.

- Ксюша, коль уж так все складывается, и ты свободна, давай, поедем к отцу? Навестим его. Он совсем один, ему плохо сейчас.

- Да, ты поезжай...

- Один? Да ведь он именно тебе рад будет, разве ты не понимаешь?

Она поморщилась.

- Я хочу вернуться домой, хочу одна остаться. Мне так лучше.

- Ты вернешься, когда захочешь. Но несколько дней... Пожалуйста, я тебя прошу. Ему сейчас очень плохо, помоги мне его поддержать.

Арвид был неплохим психологом, знал, какие струнки надо трогать, чтобы добиться желаемого. Через неделю Ксения нехотя, но согласилась.

* * *

Родом Аснисы были из Прибалтики.

Матери братья лишились рано, но Арвид помнил ее всю свою жизнь. Что-то виделось будто сквозь дымку лет, другие эпизоды были яркими, четкими и не бледнели с годами. И, кроме того, была еще память сердца: при слове "мама" подступало ощущение чего-то теплого, уютного, ласкового. Он помнил тепло ее руки на голове и никому не признался бы, что еще долго испытывал острую тоску, потребность в том, чтобы такая же нежная рука прикоснулась к его волосам.

...Он помнил, как хорошо ему было, когда мама смеялась - тогда мир вокруг становился таким радостным, светлым, дружелюбным, и Арвид мог заливаться веселым смехом просто оттого, что смеялась мама. У Арвида осталось стойкое ощущение, что когда была жива мама, было много солнца и праздников. И отец тогда не был таким молчаливым и тоже умел заразительно, от всей души смеяться.

Все это осталось по другую сторону того теплого, дождливого дня...

Они шли вдвоем. Ему было весело идти с мамой под одним зонтом. Иногда ему капало за шиворот, это было почему-то безумно смешно, и они хохотали. И вдруг время сломалось, порвалось, счастливая безмятежность в миг обернулась хаотическим нагромождением страшного и непонятного. Крики, рев мотора, толчок, падение... И одновременно - смеющееся мамино лицо медленно-медленно, бесконечно долго оборачивается назад... Наверно, это только в его памяти, потому что мама успела увидеть машину, летящую на тротуар, и оттолкнуть Арвида в сторону. Машина умчалась, даже не притормозив. А когда к маме подбежали, она уже была мертва. Негодяя, сломавшего жизнь четырех человек, так и не нашли.

Арвиду тогда было шесть лет, но после того дня он больше не был ребенком. К нему вдруг пришло совершенно взрослое осознание жестокости мира, и эта жестокость проникла в него, он понял и принял необходимость быть таким же. Мама не умела быть такой, и мир расправился с ней. Он, Арвид был рядом. И он мог бы сберечь маму, он был бы настороже, если бы только знал, что мир жестокий. И мама была бы с ним бесконечно долго, всегда, и он был бы счастлив. А он не знал, и за науку эту пришлось заплатить так непомерно много...

Теперь рядом с Арвидом оставалось еще одно такое же беспомощное существо, нуждавшееся в защите - младший брат. Олегу в то время был всего один год.

О маме Арвид ему не рассказывал. Разве расскажешь свои ощущения, от которых больно сердцу и мокро глазам? Не бывает таких пронзительных слов. А те, которые есть - ими нельзя отдать брату и доли своей памяти. Рассказать можно, но едва ли это пробудит что-то в душе Олега. Значит, это будет другая женщина, просто женщина, родившая его. А это нехорошо, не справедливо по отношению к той, настоящей. Так лучше никакая.

Арвид вообще ни с кем о маме не говорил. Даже с отцом. Сначала - боялся стать слабым от этих слов, боялся, что его хватит только на то, чтобы сказать "мама". Каждый год он поминал ее в день смерти. Был маленьким крошил хлеб птицам. Позже, взрослым, если случалось в этот день быть дома, садились с отцом за стол, на котором стояла мамина фотография и отец наливал водки. Только однажды отец спросил: "Ты ее помнишь?" Арвид ответил: "Да".

...Когда они пришли после похорон домой, будто совсем другой человек с Арвидом пришел, не отец. А если и отец, то оставивший на кладбище лучшую свою половину, ту, где он умел быть счастливым.

Он не запил, не опустился, растил мальчишек, кормил их, обувал, одевал. Он не привел в дом другую женщину, хотя cхоронил жену совсем молодым. Он любил их. Но без нежности, будто они трое были равны, одно горе уравняло их. Арвид принял это как должное, а младшему брату недостающее компенсировал в силу своего ума и возможностей: играл с ним, развлекал, если был в настроении, а когда тот ревел из-за разбитой коленки, утешал и жалел. Лет в шесть-семь Олег начал беспрерывно болеть - простуды, слабость, головная боль... Детский участковый врач стала в их доме почти своей. Но сколько не бились врачи, причины регулярных недомоганий малыша определить не могли. Может быть, ему просто не хватало тепла и нежности. И отцу посоветовали увезти мальчиков из прохладной, не слишком-то ласковой Прибалтики.

Теперь сюда, под солнце, исцелившее братишку, Арвид привез Ксению.

* * *

Отец жил в небольшом доме, состоявшем из двух половин. Сначала он с сыновьями занимал одну половину, а потом, через много лет, когда соседи переезжали в новый дом, он купил и вторую. Сам так и жил - один. Почему не женился, когда сыновья вылетели из гнезда? Да кто его знает... Может, привык сам себе хозяином быть, ни перед кем отчет не держать. А может, всю жизнь погибшую жену любил. Портрет ее, уже после смерти заказанный, он снимал со стены лишь для того, чтобы аккуратно протереть его мягкой тряпочкой. Потом ставил перед собой и долго сидел, глядя

на юную, беззаботную женщину со смеющимися глазами.

Вторую половину отдавал квартирантам. Предпочитал задешево сдавать молодым семьям с детьми, которых квартиросдатчики не особо жаловали. А старому Аснису шумные, беспокойные проказники никогда не мешали. Проказ он вроде и не замечал - дети такими и должны быть.

На момент приезда Арвида и жены погибшего младшего сына, половина эта около двух месяцев как раз стояла пустая. Когда отец приезжал на похороны, Арвид предупредил о возможном приезде Ксении, и отец их ждал.

Провожая сына в последний путь, он почти не плакал. И один Бог знал, что творилось в его душе. Нет, еще - старший сын. Отца Арвид хорошо знал. Он умел понимать его молчание. И знал, что приезд снохи для старика - большое утешение. Арвид привык видеть его суховатым, сдержанным до черствости. И с приятным удивлением наблюдал, как теплеют глаза отца, когда он смотрит на Ксению. Как часто улыбается он в разговоре с ней. Как трогательно заботится: утром встает чуть свет, но Боже избавь застучать, загреметь - пусть Ксюшенька поспит; стоит Ксене у него на виду ненадолго выскочить во двор раздетой, как он торопится за ней с теплым платком, накидывает на плечи, сварливо при этом ворча...

Из осеннего ненастья так тянет в уютное тепло - вероятно, Ксения могла стать тем источником, который осветил бы и согрел осеннюю пору жизни этого человека.

Отец хотел предложить Ксене выбирать из двух половин, где ей больше нравится. Но Арвид остановил: "Мы ту, свободную займем", и, взяв ключ, увел Ксению. Когда вернулся, отец лишь посмотрел молча.

- Одной ей нельзя, - сказал Арвид. - А я хочу быть с ней.

- Как у тебя с деньгами?

- Достаточно.

- Я рад, что вы приехали.

- Я тоже, отец - он обнял старика и почувствовал, как на мгновение дрогнули его, еще крепкие плечи. А может, - показалось.

Позже, в один из дней, отец спросил:

- Ты давно любишь ее?

Помолчав, Арвид ответил:

- Давно. Но пока жив был Олег, это не имело значения.

- А теперь?

Арвид поморщился.

- Я ведь не один, нас двое.

Когда-то, целую вечность назад, их разделяли расстояния и сознание невозможности быть вместе. Но едва ли в то время Ксеня была от него дальше, чем сейчас. Сейчас они жили в одном доме, но будто в разных мирах. Ксения не чувствовала потребности в общении, обходилась минимумом слов: "да", "нет", "не хочу"... Но когда она молчала - где она была? Арвид понимал, что она уходит от него все дальше и дальше, и мучительно искал способ удержать ее...

* * *

Перед самым отъездом Арвид снова, в который уже раз побывал у того доктора, и он посоветовал прекратить давать Ксене лекарства, чтобы не появилась зависимость от них. И предупредил, что некоторое время у нее могут быть проблемы со сном, надо будет потерпеть. Действительно, Ксюша теперь подолгу не могла заснуть.

В одну из таких бессонных ночей Арвид зашел к ней.

- Мне тоже не спится, - сказал он. - Можно, я побуду с тобой?

Ксения потянула одеяло на плечи, не ответила. Арвид сел в кресло поодаль. Оно было старым и скрипучим.

- Я помню, у нас дома почти такое же кресло было. Еще там, в Прибалтике. Оно казалось мне необъятным. Я и мама - мы в нем запросто умещались. Отца часто допоздна дома не было, работал посменно. Мама растапливала камин... Мне больше никогда в жизни не было так хорошо, как тогда. О чем мы только не говорили в том кресле. Хотя мне и было-то всего ничего...

- Ты о своей маме долго скучал? - вдруг спросила Ксения.

Арвид молчал. Он никогда не задавал себе этот вопрос. Так долго ли он скучал о маме?..

- Мне не хватает ее всю жизнь, - тихо сказал он.

Ксеня смотрела молча, тоненькая морщинка обозначилась между бровями. И Арвид заговорил снова. Впервые - со дня смерти матери. И слова, которые он боялся не найти, приходили сами собой. Порой не очень связные, разорванные фразы передавали главное - то, что он чувствовал. Ксения молчала, но она была здесь, с ним, а не в своем, неизвестном ему далеке...

Так было и на следующую ночь: сначала Ксения надеялась уснуть, потом включила лампу, пыталась читать. Но бессонница тем и плоха, что ни спать, ни читать, ни думать... Разве что закрыть глаза и слушать. И Арвид снова сидел поодаль, рассказывал об их с Олегом детстве... В эти бессонные часы он о чем только не рассказывал. Об отце, об Олеге, о друзьях своих, о веселом, о грустном, о страшном - обо всем том, чего никому никогда не говорил. Он понял, что это и есть способ удержать ее, не позволить окончательно отдалиться, привязывать этим знанием,

переживанием, единомыслием...

* * *

Был у Арвида один особенный день в году, в феврале. В этот день они с Олегом увольнялись из армии. Понятно, ребята выпили за них. И подняли стаканы за погибших, как обычно. А Олег сказал:

- Разъедемся в разные концы России... Может и доведется с кем-то встретиться потом, а с кем-то - никогда больше. Давайте, пока живы, в этот день вспоминать друг друга и поминать тех, кого больше нет.

Эти слова младшего брата стали для Арвида законом. Все эти годы, что бы он ни делал, где бы ни был, непременно находил время остаться один на один с воспоминаниями. Так было и в этом феврале.

...Арвид долго сидел на камне на берегу речки. Смотрел на быструю студеную воду, а видел лица. Говорил с каждым из своих парней. Вспоминал тех, кого не сберег и просил за это прощения.

...Эх, мальчики, нам бы тогда сегодняшние мои умения! И жили бы вы долго.

Он берег их, как мог. На глупые приказы старался не нарываться, воевал осторожно, без ненужного риска и лихости. Понял, что погибают от собственной беспечности и непрофессионализма. Поэтому сам воинские свои умения без конца совершенствовал и парней гонял. Зато в последний год в его разведвзводе ни одной потери не было. Слышал, что за почет считали служить у него. В штабе уговаривали продлить контракт, но Олежкин срок службы заканчивался, и Арвид не хотел, чтобы брат и дня больше положенного оставался на этой бойне. А у Олега свое условие - или здесь вместе, или оба домой. Конечно, жаль было парней оставлять. Из них каждый стал ему братом. Никогда и нигде потом Арвид не ощущал такой высоты дружбы, необходимости своей и сопричастности с другими... Одно успокаивало - замену себе он сам нашел, и как показало время, не ошибся. По крайней мере, из прежнего состава домой вернулись все, - науки Арвида тоже не прошли даром. Хоть от этой вины Бог уберег, потому что их смерть он тоже принял бы на свою совесть. А вот брата - не уберег...

Арвид тяжело поднялся - смерзшиеся голыши захрустели под ногами. Стало зябко, и он поднял воротник куртки.

...За столиком он сидел один. Попросил не подсаживать никого и подкрепил слова более убедительным аргументом. Заказ его - "Водки и что-нибудь слегка закусить" - принесли быстро. Слушал музыку, вспоминал... Про все вспоминал: про учебку, про войну, про то, как прилетел хоронить погибшего товарища... С гробом его прилетел, хотел разделить горе матери, рассказать ей о сыне. Подошел к ней, покрытой черным платом: "Матушка... Ваш сын у меня служил..." А материнские, израненные глаза потемнели вдруг: "Почему же ты жив, а моего мальчика больше нету?!." После этого парни в его взводе больше ни разу не обнажили головы в траурном молчании.

Жалел себя. Сегодня он позволил себе это.

О Ксении думал и о братишке... Не привык еще к мысли, что нет его душу выедала горечь. А Ксюша... Ей он готов был отдать всю неразбуженную нежность свою, и заботу, и любовь. Знать бы только, что это нужно ей будет, хоть когда-нибудь. Где-то прочитал, что ли, что любовь, это когда встречаются два одиночества, соприкасаются, совпадают и защищают друг друга. Про защиту, это верно: он готов защищать ее от злобности и жестокости мира. Да и Ксюша... Она ведь тоже защитила его... Он себя самого. Своей любовью она спасла его от окончательного крушения. Наверно, и Олега, тоже. Говорят, ради любви и во имя ее рушатся и возрождаются государства, системы, миры, совершаются войны, люди становятся либо отпетыми негодяями, либо святыми... Олежка - да, он очень изменился. Когда Арвид расставался с ним несколько лет назад, Олег был совсем другим... Светлым стал, чистым... Будто и не марал никогда рук кровью...

Вдруг слова песни пробились сквозь невеселые мысли, какое-то слово зацепило. Арвид прислушался. Неброская, монотонная мелодия. Или сдержанная? Слова... В другое время они бы не прозвучали, а сегодня - видно к настроению пришлась незамысловатая песня про парнишку со шрамом на лице и с нескладной жизнью. "...Улица была твоей семьей и школой, вожаком, ты с детства был друзьям опорой, с детства получал ты синяки и раны..." - так оно и было. "...На груди кровавое горит распятье - человек со шрамом, на тебе проклятье..." - может и правда, проклятье... за тех, у кого отнял жизнь, и кого не уберег.

Прислонившись лбом к сцепленным пальцам, Арвид укрыл лицо от яркого праздничного зала.

* * *

Близилось 8 Марта, и Арвид никак не мог придумать, что подарить ему Ксении. Он не решался сделать ей дорогой подарок. В конце февраля он поехал в Торговый Центр с твердым намерением сделать выбор. В дверях одного из магазинов он неожиданно столкнулся с мужчиной, нагруженным авоськами и упаковками. Тот осторожно пробирался сквозь толпу, озабоченный тем, чтобы не рассыпать покупки - что и произошло с успехом, не без помощи Арвида.

- Черт! Ты слепой что ли?! - возмущенно заорал мужчина и бросился подбирать покупки.

Арвид остановился, не веря своим глазам. Мужчина раздраженно глянул на него и тоже обмер.

- Старлей... - он медленно распрямился. - Старлей... ты?..

- Гошка... Откуда ты, чертушка? - Арвид шагнул к нему, сжал плечи.

- Старлей! - завопил Гошка, обхватил Арвида руками вместе с зажатыми в них пакетами.

- Постой, - смеясь, сказал Арвид, - Давай все же выберемся отсюда, прохожие недовольно обходили их и рассыпанные покупки.

Вдвоем они быстро собрали все, хотя Гошка время от времени, смеясь, радостно толкал Арвида в плечо или хлопал по спине.

- На колесах ты?

- Нет, откуда!

- А моя вон, пошли.

Они скидали пакеты и сумки в багажник.

- Поехали ко мне! Посидим, выпьем! - радостно предложил Григорий.

- Я же на машине.

- Ох, да - и мне ведь на работу сегодня еще, тоже за руль. Пошли вон в кафешку, что ли, поговорим?

- Выпил бы с тобой сейчас! - с сожалением проговорил Гошка, когда они разместились за одним из столиков почти пустого кафе. - Ребят бы вспомнили, помянули...

- Мы их так вспомним, а выпьем позже. Я ведь искал тебя. По старому адресу не нашел. Спрашивал, сказали - уехал, а куда, никто не знает.

- Ага, я уезжал. Доли лучшей искал. А-а... Кому мы нужны? Никому и нигде. Вернулся назад, тут хоть люди свои, знакомые, кто-то где-то все равно поможет. Купили кое-как домишко на окраине. А ты как здесь? На совсем или в гости?

- Не знаю еще.

- Я первое время все спрашивал у отца твоего про тебя, да ты как в воду канул! Слушай, ну как я рад тебя видеть! - Гошка - Григорий Строгов, бывший связист разведвзвода, сжал руку Арвида. - А Олег? Я его видел, когда он заезжал к отцу, года два назад, наверно. Ага, точно, два с копейками. Так хорошо посидели с ним, душу отвели. Он ведь жениться собирался! Теперь, поди, племянника уже тебе родили?

- Григорий, давай хоть пива закажем, что мы за пустым столом?

- Давай! Только, старлей, я все деньги щас в магазине угрохал.

- А я еще не успел в него зайти, - они рассмеялись. - Знаешь про кого-нибудь из наших?

- Да... Про некоторых. Иногда письма пишу, иногда - мне пишут. Перезваниваемся изредка.

- Ты молодец. Да ведь тебе положено связь поддерживать, - они опять засмеялись, только Григорий - на этот раз как-то не весело. - А новости у тебя, вижу, всякие?

- Да уж... Тосю, Тольку Шаповалова помнишь?

- Что с ним? - тревожно спросил Арвид.

- Пятый год на зоне. Изнасилование.

- Тося?!

Арвид будто наяву увидел русоголового богатыря под два метра ростом, которого вечно донимали тем, что краснел, как девушка, от соленых шуток товарищей. Девушка у него была. Ее письма он бережно хранил и перечитывал без конца. В это время лицо его становилось по-детски открытым, глаза светились. В бою он был спокойным и расчетливым, головы никогда не терял. С ним было надежно, не боялись, что ранеными останутся без помощи, в плен попадут, - всякое ведь случалось. Но если рядом был Тося, знали - вынесет. Однажды он более десяти километров тащил на себе сразу двоих.

Григорий в ответ только вздохнул.

- И Славка Красавин, слышал, тоже в тюрьме. Говорили, вроде, что-то с наркотиками... Точно не знаю. А Зему убили.

- Что же это такое... - потерянно проговорил Арвид. - За что нас так?.. - он сжал челюсти, помедлил, с трудом выговорил: - Олега... тоже...

- Что?!. - выдохнул Григорий. И вдруг как-то жалобно проговорил: - Не надо, а? Слушай, не надо... - и осекся, пряча заблестевшие глаза.

Они долго молчали, тяжело положив руки на стол, не глядя друг на друга. Потом Гошка поднял голову, улыбнулся через силу:

- А у Малехи четыре девчонки, представляешь?

Арвид рассмеялся сквозь комок в горле, но с облегчением, благодарный Григорию за то, что он ничего не спросил.

- Это ему в наказание! - Малехин, Игорек, по-настоящему красивый парень, слыл

женоненавистником - невеста выскочила замуж, не прождав его и месяца. После этого Игорек о женском поле упорно говорил в основном с помощью матов.

- Ага! Влюбился по уши в свою Людмилку, на руках до сих пор носит. Она у него махонькая, под его фамилию. Но уже четырех ему родила. А он говорит, пока сына не родим, не остановимся. Хорошо живут, счастливчик.

- А у тебя как?

- Тоже все в порядке. Аленка моя дождалась меня, двоих короедиков растим - дочка и сын. Слушай, старлей! Приходи к нам! Я ведь продукты на праздник набрал - мало, что Женский день, а еще и мой младший умудрился восьмого марта родиться! Приходи, а? Придешь?

- Не знаю...

- Ну ты что! - возмутился Гошка. - Я столько Аленке про тебя рассказывал!

- Да погоди ты. Я сюда Ксению привез, жену Олега. Она очень тяжело его смерть перенесла... Еще и сейчас в себя не пришла. Я попытаюсь ее к вам вытащить.

- Так это же здорово!

- Надеюсь, что мы придем.

- Ксюша, нас с тобой на семейный вечер пригласили.

Она посмотрела удивленно.

- Ты не отказывайся сразу. Помнишь, я про связиста нашего рассказывал?

- Д-да... А, он же из вашего города!

- Я его искал, когда мы приехали. А сегодня встретил случайно, оказывается, он здесь же живет, только адрес сменил. Посидели в кафе, о ребятах поговорили. Я ведь не знаю ни о ком. - Арвид усмехнулся. - Он мне порассказал новости... Шаповалов с Красавиным в тюрьме... Зему схоронили, убили его... Зато у Малехи четыре дочки. А у Гришкиного сына день рождения как раз на 8 Марта, он очень хочет, чтобы мы пришли.

- И я?..

- Пошли, Ксюш, ему обидно будет, если не придем.

- Но я - зачем?

- Что ты глупости говоришь?.. Я ему про Олега сказал...

- Много сказал?

- Нет, зачем? Сказал, что тоже, как Зему...

Глава седьмая

Женский день выдался по-настоящему весенним - солнечным, теплым, небо без единого облачка

ласкало глаз нежной лазурью.

Мужчины утром поздравили Ксеню. Свекор подарил ей изящное золотое колечко с агатом и такие же сережки. Арвид на дорогой подарок так и не решился, но он был страшно доволен, что все же удалось порадовать Ксюшу. Когда утром она вышла из своей комнаты, в вазе стоял большой букет белых роз. Она благодарно посмотрела на Арвида и погрузила лицо в цветы, вдыхая их аромат. Подняв голову, она увидела в его руках огромную симпатичную зверушку-игрушку и по-детски захлопала в ладоши, прижала к себе мохнатое, неизвестное науке существо.

К удовольствию обоих мужчин, сегодня Ксеня будто ожила. Она помнила о приглашении и знала уже, что согласится пойти с Арвидом к его другу, потому что иначе он никуда не пойдет. Сегодня она просто не имела права ни портить ему настроение, ни лишать его этой встречи. К тому же, когда Арвид сказал: "Ну что, Ксюш, идем мы к Григорию? Нас ждут", - отец немедленно добавил:

- В самом деле, Ксюша, пойдите. Григория вы не обижайте. Он человек хороший. Года четыре, наверно, навещал меня постоянно, все сокрушался, что от командира ни слуху, ни духу... Да и развейся, на люди выйди, сколько уж тебе затворницей сидеть.

- А вы что же, один останетесь?

- Я разве сказал, что дома буду? Я еще не все подарки вручил! - лукаво улыбнулся свекор.

- Ах, вот как! - рассмеялась Ксеня.

* * *

Такси подкатило к небольшому домику, и почти в ту же секунду в дверях появился радостный Григорий.

- Старлей! Друг! Я тебе благодарен, не знаю как! Ксюша! Здравствуйте! С праздником вас! Вы не представляете, как я рад вам!

Потом они ввалились в тесную комнату, в которой стало еще теснее от огромного букета цветов, подарков имениннику и женской половине семьи, а заодно и четвертому ее члену, в виде красивой бутылки водки. Подарки вызвали восторженные визги и писки, и Ксене неожиданно стало уютно в этой тесноте, среди скудной обстановки, но одновременно - среди сердечной доброты, искренности проявления чувств и любовном уважении как друг к другу, что было так явно.

Арвид с Ксеней были последними ожидаемыми гостями, и хозяева стали приглашать всех за стол. Видно было, что хозяюшка немало потрудилась, проявив талант и изобретательность. За столом, окруженном разномастными стульями и табуретками, пришлось сидеть тесно, и Ксеня оказалась между Арвидом и молодым мужчиной, как позже выяснилось, братом хозяйки, Вадимом. Представив гостей друг другу, хозяин поднял тост за присутствующих женщин, самых лучших, самых нежных и красивых,

достойных всех благ на земле. Со смехом и шутками все подняли бокалы.

Арвид ухаживал за Ксеней сдержано, заметив, что эту приятную обязанность с удовольствием взял на себя другой ее сосед. Хотя Григорий представил всех только по именам, об Арвиде и Ксюше он рассказал своим гостям раньше, когда только еще надеялся, что они придут. Поэтому никто не принял их за супругов, все знали, что Ксения - вдова брата Арвида. Тридцатилетний неженатый Вадим, - обаятельный, приятный - немедленно взял на себя опеку над гостьей. Подкладывая ей на тарелку салаты и закуски, он почти непрерывно говорил ей о чем-то, успевая вставлять в общий разговор пользующиеся успехом реплики и остроты.

Поначалу Арвид наблюдал, прислушивался к его негромким словам, но манеры Вадима его успокоили, как и легкий, ироничный треп: он говорил тихонько о присутствующих, вводя Ксеню в курс дела - кто есть кто. Она сдержанно улыбалась, но порой и смеялась его остроумным замечаниям. Арвид и сам с трудом удерживался от смеха - Вадим ему понравился, он решил, что Ксене в обществе этого человека не будет плохо.

Вскоре гости запросили передышки, мужчины пошли во двор покурить, женщины запротестовали, обозвали их дезертирами и включили музыку. И Арвид снова забеспокоился, увидев, что Вадим приглашает Ксению на танец. Сам он сидел в углу дивана, увлеченный туда Григорием - им было о чем поговорить. Не выдавая своего беспокойства, он, тем не менее, держал танцующих в поле зрения, готовый тихонько вмешаться. От его внимания не укрылось, как мгновенно напряглась Ксения, но пока что это было едва заметно, и, пожалуй, только ему. Арвид только что ответил на какой-то вопрос Григория и вдруг услышал тихое:

- Эй, старлей, расслабься! - Гошка скользнул взглядом по симпатичной паре. - Хочешь, скажу Вадиму? Он поймет.

- Нет, не стоит. И на меня не обращай внимания. Все как надо.

Ксеня не нашла возможным отказать Вадиму, когда он пригласил ее потанцевать - тогда уж сразу надо было прикинуться хромой. Но, оказавшись в кольце мужских рук, испугалась, что тело в очередной раз предаст ее, и она на глазах у всех не сумеет справиться с тем животным ужасом, который мгновенно подавляет волю и сознание. Неосознанно она метнулась глазами к Арвиду и встретила его взгляд. Он мог показаться рассеянным, тяжелым, задумчивым или погруженным в себя - каким угодно, но Ксеня знала этот взгляд так же хорошо, как, впрочем, и Григорий, чтобы заметить цепкость, от которой ничто не укроется. И вдруг оказалось - ей достаточно этого внимательного взгляда. Арвид здесь, и можно просто не думать ни о чем, переложить заботу на него, что бы ни случилось - ей не о чем тревожиться, он все решит. Да и страх оказался напрасным. Может быть, легкое опьянение помогло расслабиться, или Вадим своими разговорами не позволял сосредоточиться на ощущениях... Но окончательно преодолеть свой страх Ксеня все же не смогла, отчего чувствовала себя немного скованно. Арвид же был страшно рад этой ее победе над собой, не подозревая о своей роли в ней.

Часа через два Ксюша шепнула:

- Я устала... Домой хочу. Ты не против?

Арвид незаметно отозвал хозяев, объяснил, что для Ксении это первый выход в свет после смерти Олега, успокоил сокрушенного Григория, что это не последняя их встреча, и они тихонько покинули гостеприимный дом.

Встретить такси на окраинной узкой улице было невозможно. Они решили немножко пройтись пешком - до мест, более охваченных цивилизацией.

- Но, если ты устала, можно до какой-нибудь телефонной будки дойти и вызвать такси.

- До будки?.. Гм-м... Телефонная будка - это еще не телефон.

- Верно, - засмеялся Арвид.

- И вообще, такой вечер хороший. Посмотри, звезды просто роскошные!

Сумерки сгустились уже до темно-фиолетового цвета, высокое, бездонное небо было похоже на синий бархат с золотым, искристым бисером, беспорядочно рассыпанным на нем. Пространство, не смотря на темноту, приобрело загадочную глубину. Ярко светились окна домов, бросали на неровную дорогу свет вместо уличных фонарей, которых здесь отродясь не было.

- Как тебе Григорий?

- Мне у них понравилось. Он простой, гостеприимный. И Алена у него такая же. Немножко шумоватый, но, наверно, это по контрасту с тобой, улыбнулась Ксения.

- Наверно, тебе со мной скучно?

Она посмотрела удивленно:

- Скучно? Не знаю, никогда не думала об этом.

В этот момент в Арвиде произошла неуловимая перемена, но она этого не заметила. Они подходили к небольшому мосту. По пути к Григорию Арвид обратил внимание на небольшую речушку, которую они переезжали. Он помнил, что перед речкой жилья не было, дорога пересекала небольшую пустошь. А слева, как раз перед мостом, чуть в стороне, были сложены бревна - наверно, кто-то собирался строиться. И вот сейчас, еще не дойдя до моста, Арвид обнаружил, что у бревен в темноте скрываются люди. Именно скрываются, потому что сначала Арвид уловил негромкие голоса, промельк огонька сигареты, который быстро исчез, говор тоже смолк. Теперь люди ничем себя не выдавали. Ничего хорошего ждать от этого не приходилось. Но по эту сторону речки все было в порядке, тени не таили сюрпризов - здесь припозднившихся прохожих никто не поджидал.

- К сожалению, я не умею быть таким легким, как Вадим.

- От него я и устала, - рассмеялась Ксюша.

- Ну, он неплохой человек, в общем-то.

Чередование света и тени мешало, в темноте Арвид видел бы лучше, но все же он увидел, что люди за мостом бесшумно перераспределились.

- Да, странно, что его до сих пор никто к рукам не прибрал.

- Ксюша, - тихо сказал Арвид, - к сожалению, у нас впереди небольшое приключение. За мостом нас ждут.

Она резко остановилась, враз побледнев.

- Не бойся, Ксюша, - попытался успокоить ее Арвид, - это ерунда, пацаны. - Он прикоснулся к ее холодной щеке.

Она вцепилась в его руку, умоляюще проговорила:

- Идем назад... Пожалуйста, Арвид...

- Ксюшенька... - Арвид представил, что она может сейчас чувствовать, и понял, что никакие слова ей не помогут, просто надо, чтобы все это побыстрее закончилось.

Он осторожно высвободил руку из ее судорожно сжатых пальцев.

- Не ходи за мной.

Арвид быстро пошел вперед, оставляя ее за спиной.

- Эй, там, спички надо? Или прикурить дать?

- Ты, мужик!.. - по инерции вылетело у кого-то начало заготовленной фразы, но Арвид опередил ее, и говорящий озадаченно умолк.

Арвид нехорошо засмеялся.

- Таким лопушкам давно пора баиньки. Ну, так что, шелуха, будем курить или мы дальше пошли?

- Залепи дуло, дядя! Базаришь много!

- А тебе пощипаться невтерпеж?

- С тобой? Ну, ты, бык, ваще не въезжаешь! Мы те щас крутую стрижку сделаем, баксы твои пересчитаем - с моста налог.

- Тебя прямо туда принести?

На мост неторопливо вступили четыре фигуры, Арвид пошел им навстречу, остановился напротив широкоплечего парня. Он был высок, почти как Арвид.

- Ты, шайба! Ты что ли главный счетовод тут? - За спиной парня гыкнули. - Не серди меня, пацан, и я отпущу тебя с миром.

- Ну, ты и наглый, бля! - искренне изумился парень.

- Кончай базар на стену мазать. Говори, что надо, или вали откуда пришел.

Короткий, без замаха, и оттого коварный, удар в солнечное сплетение не прошел - кулак ткнулся в ладонь Арвида и будто в клещи попал.

- Зря ты это, парнишка, отдыхай теперь, - угрюмо проговорил Арвид и резким поворотом вывернул ему кисть. Негромкий хруст и вопль слились в одно.

Другой рукой Арвид ударил его снизу, и парень отлетел назад, навстречу сыпанувшим на мост черным фигурам. Их было много, но эта злобная масса была не более, чем злой крапивой, ощетиненной жгучими ядовитыми жалами - ее надо было просто безжалостно вытоптать. Единственным их преимуществом была масса, и если бы Арвиду пришлось "уговаривать" их на открытом пространстве, Ксению прикрыть оказалось бы сложнее. А здесь, на нешироком мосту, сделать это было не сложно - сзади обойти его они не могли, а мимо себя он не пропускал, таким образом Ксеня была в безопасности. Стремясь прекратить все как можно скорее, Арвид применял, в основном, болевые приемы, после которых они хотели лишь одного - оказаться подальше и от моста, и от этого опасного незнакомца, которому они на свое несчастье преградили дорогу. Но те, которых Арвид пока не достал, были все еще уверены, что один против толпы - ничто. Спиртным от них не пахло, но Арвид чувствовал специфический запах "косячка".

Ксения вскрикнула, - Арвид стремительно обернулся, готовый кинуться ей на помощь. В доли секунды он понял, что опасность грозит не ей, отпрыгнул, разворачиваясь лицом к обкуренной шпане. Но именно этой доли и не хватило по руке полоснуло болью. Нож, отблеск которого заставил Ксеню закричать, скользнул по плечу, располосовал рукав куртки и рассек мышцу. Он ударил ногой, и, взмахнув руками, нападавший перелетел через перила моста, с криком плюхнулся в воду.

Боли сильной и не было, щипало только, и рука слегка онемела. Но в рукаве стало горячо, и Арвид подумал, что если кровотечение сильное, лучше не затягивать это дело - потерю крови он переносил плохо.

Он метнулся вперед, туда, где темных фигур было погуще. Кажется, до сих пор он все же щадил их, но не потому, что жалел неразумных малолеток, отнюдь - за своей спиной он чувствовал ужас Ксении и не хотел усугублять его собственной жестокостью. Теперь они не могли больше рассчитывать на его милосердие - Арвид выбивал их молниеносными, точными, короткими ударами. Куда приходились эти удары, он не выбирал - ведь не зря изнурял свое тело бесконечными тренировками, рассчитывая удары с математической точностью, получая "не зачтено" за погрешность в несколько миллиметров, отрабатывая каждое движение до автоматизма. Сейчас работало не сознание, а как раз этот автоматизм.

Его не учили драться, вернее - его учили не драться. Долгая драка - это пьяный кураж, работа на зрителя. Его учили, что, если уж довел дело до рукопашной, цель твоя - мгновенно вывести противника из строя или убить. Поэтому вся стычка на мосту, пожалуй, и трех-четырех минут не продолжалась. Еще минуту он потратил, чтобы перетянуть носовым платком предплечье - не хотел пугать Ксеню еще и раной своей. Ей и так эти минуты показались бесконечным кошмаром.

Арвид подошел к ней, сидящей на коленях, прильнувшей к перилам моста.

- Все, Ксюша, все кончилось, - он взял ее за плечи, поднял.

Она качнулась к нему, ткнулась лицом в грудь. Арвид почувствовал, что ее колотит дрожь.

- Все, девочка моя. Успокойся, - он погладил ее по голове, рука скользнула по шелку гладко зачесанных волос.

Она не в силах была произнести ни слова, кажется, даже связно мыслить не могла. Крики боли и злобы всколыхнули в ее памяти то, что уже начало оседать, уходить в дальние уголки, и теперь оно опять всплыло, черной мутью заволокло сознание... Парализующий ужас подчинил себе все ее существо. Ксения не помнила, как пятилась, пока перила моста не остановили ее, как опустилась коленями на ледяной бетон, желая забиться в какую-нибудь нору... Она оцепенела, и только широко открытые глаза с ужасом смотрели вперед. Сейчас, когда Арвид опять был рядом, дикий, животный ужас стал понемногу выпускать ее из своих когтей. Но теперь Ксеня почувствовала вдруг тошнотворную слабость, закружилась голова и ноги стали будто ватные. Она испугалась, что грохнется сейчас в обморок, отстранилась, глубоко вдохнула холодный воздух.

- Идем отсюда... поскорее, - едва выговорила она прерывающимся голосом.

Через сотню шагов они услышали звук мотора - из переулка выезжал какой-то частник. Арвид шагнул на середину дороги, уверенным жестом остановил его.

* * *

- Что это?! - услышал Арвид и, обернувшись, увидел, что Ксения с ужасом смотрит на капли крови на полу.

Она подняла глаза и увидела перетянутую руку.

- Ты ранен?! Что же ты не сказал?!

Хоть в глазах ее еще стоял ужас, и лицо было бледно, действовала она решительно: без колебаний взяла Арвида за руку, потянула в ванную, на ходу скидывая пальто. Усадив его на стул, быстро принесла бинты и все необходимое. Отстранила руку Арвида - он неловко пытался развязать узел, и разрезала платок. Осторожно высвободила руку из рукава куртки, разрезала набухший кровью свитер, помогла стянуть майку.

- Нашего "таксиста" ждет сюрприз, - разжала она плотно сжатые губы, нервно улыбнулась.

- Ничего, - рассмеялся Арвид. - Мне кажется, он решил, что я в темноте купюры перепутал, не ту дал. Он так поспешно газанул от нас. Но чехлы ему, пожалуй, придется сменить.

Кровь почти уже не текла. Ксеня смыла ее с руки, осторожно отерла вокруг раны.

- Подожди, я принесу кое-что, - сказал Арвид и, зажав рану марлевой салфеткой, пошел в свою комнату. - Обработай вот этим еще, - подал он ей аэрозольный баллончик.

- Что, прямо в рану? - испуганно переспросила она.

- Не бойся.

Он знал, что "удовольствие" будет еще то, но не удержался, зашипел сквозь зубы. Подождал, пока жжение чуть ослабнет, сказал:

- Теперь постарайся сдвинуть края и заклей вот этим пластырем.

- Ой, я не смогу!

- Ну ничего, теперь я сам.

- Не слушай меня... Смогу, конечно, - поспешно проговорила Ксеня.

- Теперь забинтовать? - спросила она через некоторое время.

- Да, - с готовностью проговорил Арвид.

Ксеня внимательно посмотрела на него и взялась за бинт. Необходимости в повязке не было - просто Арвид хотел продлить эти минуты, когда Ксюшины прохладные пальцы бережно прикасались к нему.

Закончив, она обессилено присела на край ванны.

- Господи... если бы еще и тебя... - голос дрогнул.

- Не придумывай... Ничего со мной не случится.

Ксеня вздохнула глубоко, встала.

- Иди, ложись, я приготовлю твою постель. Ты бледный, наверно от потери крови. Хочешь, я чаю горячего принесу?

- Я хочу, чтобы ты посидела со мной. Раненым ведь положена сиделка, улыбнулся он.

Помедлив, она сказала коротко:

- Хорошо.

...Она сидела, сжав руки на коленях, молчала.

- Ксюша, - позвал Арвид. - О чем ты думаешь?

Взгляд ее медленно скользнул к нему.

- Сколько раз смерть прикасалась к тебе... - тихо проговорила она.

Арвид смотрел, не понимая. Она указала глазами на шрам на груди, прикрытый одеялом.

- А-а... Это в прошлом.

- А это? - кивнула Ксеня на белую повязку.

Он виновато улыбнулся:

- Развелось дряни... как грязи.

- Если бы это была только грязь...

Арвид вдруг потянулся к ней, накрыл ладонью ее руку. Ксеня вздрогнула, хотела отдернуться, но он сжал пальцы - она замерла, боясь причинить ему боль.

- Что произошло, Ксюша? - тихо проговорил Арвид. - Почему именно со мной тебе плохо? Ты боишься меня?

Ксения медленно подняла глаза, переглотнула:

- Арвид... Я ничего не могу тебе дать... Я не могу...

- Дай мне одно только - возможность помочь тебе... Зови меня днем и ночью - всегда, когда тебе плохо. Это единственное, что мне нужно от тебя... И я не знаю, чем молить тебя об этом... Прошлой ли любовью...

- Разве ты не видишь - во мне ничего от прежней... Ты другую любил. И тебя любила та, другая. Теперь я хочу одна быть - только это желание и осталось во мне. Если правда любишь - отпусти меня.

- Ксюша, потерпи, все пройдет, все заживет...

- Они меня сломали! - перебила она. - Тело мое... оно чужое будто! Оно...

- Я знаю. Не мучай себе. Это пройдет. Только позволь мне с тобой быть, верь мне, девочка моя. Не сомневайся во мне, в любви моей. Пусть все идет, как идет. Мне душа твоя нужна, Ксюшенька. Я полюбил тебе, едва взглянул. Я в "свет" твой влюбился, в твое "сияние"... Я люблю тебя, просто потому, что ты есть, и благодарю Бога за тебя. Мы не двое, Ксюша, мы одно. Жизнь соединила нас.

- Но я мертвая...

- Нет. Все пройдет, время залечит.

- Ты ведь не уверен в этом? - проговорила Ксения, но в глазах ее появилась тень надежды.

- Уверен. Да ты и сама это знаешь. Разве сегодня ты не получила тому доказательство?

Она чуть нахмурилась, не понимая, о чем он, - в памяти мгновенно ожило происшествие на мосту.

- Вадим, - подсказал он.

Брови ее изумленно взлетели - он что же, все видел и все понял про нее? Она смущенно улыбнулась, вздохнула.

- Может быть, ты прав...

- Конечно, прав, - Арвид чуть погладил пальцами ее руку, улыбнулся. Ты должна мне верить. Иди, Ксюша, отдыхай, день сегодня получился слишком насыщенным. Но это был хороший день.

* * *

Арвиду показалось, что с того дня в состоянии Ксении произошел перелом. Она перестала то и дело выпускать колючки, защищаться, а вернее, отгораживаться от него, возводя стену из язвительности, резкостей или молчания. Она начала улыбаться. Ксения как будто повернулась лицом к Арвиду - она начала понемногу обретать уверенность в себе.

Она перестала вздрагивать от случайных прикосновений - может быть, помогла преодолеть какой-то барьер необходимость каждый вечер делать перевязки Арвиду. Он сообщил ей, что нуждается в них, хотя, честно говоря, никакой нужды в том не было - рука заживала быстрее, чем ему хотелось.

Зима отступала неохотно, и казалось, что она будет длиться бесконечно. Но весеннее солнце вытесняло морозную стужу. И хоть зима сопротивлялась, бросала в атаку снежные метели, и на какое-то время даже отвоевывала назад сданные позиции, - время ее уходило. Солнце сгоняло снег, и звоны ручьев вторили по-весеннему заливистым птичьим трелям. А потом пришло время южных ветров - они ворвались в долину, обещая устойчивое тепло настоящей весны.

...К вечеру чуть похолодало, ветер налетал порывами, бросал в окна пригоршни мелкого дождя. Ночью Арвида разбудил знакомый с детства звук, - на веранде кто-то отчаянно скребся в стекло. Он знал, что никто там не скребся - изредка почему-то вырывался из петли один из крючков, которыми крепилась ставня, и начинал елозить по стеклу.

Не включая свет, Арвид натянул джинсы и пошел закрепить ставню. Бесшумно, храня сон Ксении, открыл двери и... прямо перед собой увидел белую фигуру. Ксеня в одной рубашке Олега - ей нравилось вместо ночнушки надевать одну из его рубашек, что сохранились у отца - быстро шла на него, обернувшись к окнам. Наткнулась на Арвида, испуганно вскрикнула и отпрянула так, что не удержи он, она упала бы.

- Ксюша! Это я. Не пугайся.

- Арвид! - с облегчением выдохнула она. И снова беспокойно обернулась к окну: - Там есть кто-то!

- Никого. Крючок отцепился.

Ксения посмотрела на него недоверчиво и опять бросила опасливый взгляд назад. И вдруг приглушенно вскрикнула: на оконное стекло явно упал темный силуэт человека.

- Это же отец, - проговорил Арвид. - Он тоже услышал и вышел закрепить.

Арвид не давал себе отчета, что рука его в успокаивающем жесте, будто укрывая, легла Ксене на затылок, по длинным, распущенным волосам скользнула на спину.

- Ох! - выдохнула она с облегчением и расслабилась, от этого невольно будто качнулась к Арвиду.

И он вдруг осознал, что она - в его объятиях, это ее горячие ладони обжигают ему грудь. Руки мгновенно закаменели, налились свинцом. Ему вдруг мучительно захотелось сглотнуть, в голове зашумело, но ему удалось скрыть от Ксении, каких усилий стоило оставаться спокойным, естественным.

- Зачем же ты одна пошла? - укоризненно проговорил он, чуть-чуть сильнее напрягая руки, чуть-чуть, неуловимо настойчивее привлекая ее к себе. - Почему меня не разбудила?

- Я не знаю... Не хотела, чтоб ты проснулся...

- Неужели я совсем не нужен тебе, Ксюша?..

Она беспомощно подняла к нему лицо, застигнутая врасплох его вопросом.

- Нет... - пробормотала она, пытаясь рассмотреть в темноте его глаза. Это не так... Ты знаешь...

- Не знаю.

Она оказалась так близко - губы, глаза... Руки Арвида были осторожны и бережны... Он будто давал ей возможность привыкнуть к нему, к его теплу... Арвид медленно наклонил голову, и его дыхание коснулось ее, как легкая ласка... Он прикоснулся теплыми губами к щеке, тронул опущенные ресницы... провел медленную дорожку к губам... почувствовал их податливую нежность... Ксеня была так близка, Арвид чувствовал ее тепло сквозь тонкий батист рубашки... Внезапно тело ее переломилось в судороге.

- Нет! - жалобно вскрикнула она, словно раненая птица. - Арвид!.. Пожалуйста!..

В следующее мгновение она почувствовала, что свободна.

- Господи! - всхлипнула она растерянно. - Господи!

Ксения сжала голову руками, повернулась и бросилась от него, ничего не видя сквозь слезы, только прочь, прочь!.. Потрясенный, Арвид замешкался на секунды и догнал ее в распахнутых дверях, схватил за руку.

- Ксюша... Постой!.. Ничего не случилось...

Она вырывала руку, отталкивала его, что-то бессвязно лепетала сквозь рыдания. Арвид торопливо захлопнул двери, но косые нити усилившегося дождя уже промочили тонкое полотно...

- Идем в дом, простынешь, - позвал он.

Она только отчаянно мотала головой.

- Зайди в дом, - я не прикоснусь к тебе!

Арвид сомневался, что Ксения слышит его. Он понимал, что сам вызвал этот рецидив, но такой истерический взрыв... он ничем не мог его объяснить. Как будто отрицательные эмоции копились в ней долго, только и ожидая момента, чтобы вырваться наружу. Но ведь это было не так... Плачущая, бледная, облепленная мокрой рубашкой, она цеплялась за ручку, пытаясь открыть двери. Он боялся прикасаться к ней, но ее надо было немедленно увести в дом.

- Ксюша!.. - попытка пробиться к ее сознанию была бесполезной. - Ну что же ты со мной делаешь?.. - жалобно проговорил он и подхватил ее на руки.

Она билась скользкой рыбкой, пыталась вывернуться, вырваться, руки ее бессмысленно ударяли его по лицу, по плечам. Не обращая на это внимания, Арвид внес ее в дом, включил свет, поставил на ноги, тряхнул за плечи.

- Прекрати! Довольно! Слышишь меня?

Но слышать его и адекватно реагировать на слова она не могла.

И тогда Арвид ударил ее по лицу. Ксеня поперхнулась рыданием, застыла на мгновение, ошеломленно глядя на него. И Арвид, не имея сил смотреть в эти распахнутые, полные слез глаза, вопреки своим опасениям прижал ее голову к своему плечу.

- Прости... Прости, ради Бога... - с трудом выговорил он. - Прости...

Ксения дрожала: толи от холода, толи это была нервная дрожь. Арвид отстранил ее, сказал:

- Сними рубашку... промокла... - и пошел за одеялом.

Когда вернулся, Ксеня по-прежнему потеряно стояла посреди комнаты. Дрожащие плечи, руки, грудь облепил батист. Она не сознавала, что, намокнув, он стал совсем прозрачным, и она в мокрой рубашке выглядит сейчас обнаженнее, чем без нее. Арвид остановился перед ней с одеялом в руках. Ксеня смотрела на него, будто пыталась вернуться откуда-то издалека, пыталась понять, чего он хочет от нее.

- Тебе холодно, - сказал Арвид, - простынешь. Сними мокрое.

Пальцы вздрагивали, и Ксеня с трудом расстегнула пуговицы, стянула прилипшую к телу рубашку, обхватив плечи, уронила ее на пол. Недоуменно посмотрела на нее - между бровей легла морщинка, подняла глаза на Арвида. Он осторожно обнял ее одеялом.

- Подожди чуть-чуть, я сейчас...

Усадив ее в кресло, Арвид торопливо прошел на кухню. Когда он вернулся, она сидела точно так же, как он ее оставил, будто была не живой, а куклой-марионеткой. Арвиду хотелось закричать, потрясти ее за плечи, оживить... Он протянул чашку чая.

- Выпей горячего, согрейся.

Она послушно высвободила из одеяла руку.

Опустившись перед ней на колени, Арвид смотрел, как она безучастно пьет чай. Казалось она и вкуса его не различает: чай там, или кофе, или что-то еще. А Арвид чувствовал, как внутри все цепенеет от мысли: "Неужели они сломали ее настолько, что одной лишь пощечиной можно превратить ее бессловесное, покорное существо?.. Нет! Ее апатия - реакция на тот шок, потрясение... Все пройдет... А я - идиот, самец!.. Ну как можно было?!. Прости меня, девочка моя, прости, родная..."

Чай в чашке кончился, и рука вяло опустилась на колени, как будто ее выключили... Арвид забрал чашку, поставил на пол.

- Теперь иди спать.

Опять морщина тоненько прорезала лоб - Ксеня снова с усилием старалась понять, чего же он еще от нее хочет. Потом встала, молча пошла к себе. Не включая свет, прошла к кровати, и Арвид, стоя у дверей, притворил их спиной. В темноте он слышал, как мягко прошуршало одеяло, упав на пол, скрипнула кровать. Потом он снова впустил немного света, в полумраке пошел забрать свое одеяло.

Ксеня лежала, сжавшись в комочек, и казалась под одеялом совсем маленькой, ребенком. У Арвида снова защемило сердце от жалости и бессилия что-либо сделать. Будь она и вправду ребенком, он бы взял ее на руки, прижал к себе, уговорил, утешил, успокоил... Но как дать это ей, когда нельзя к ней даже просто прикоснуться?.. Как дать ей ощущение тепла и защиты, как дать ей чувство безопасности рядом с ним? Он стоял и с щемящей душу беспомощностью и смятением смотрел на нее. Укрываясь, она натянула одеяло, скомкала его в руках, уткнулась лицом, а плечо и спина были открыты, обнажено белели... Арвид не выдержал и осторожно укрыл ее. Шагнул к дверям, и вдруг за спиной прозвучало еле слышно:

- Прости меня...

Арвида будто кипятком окатило, обернуться - Ксения смотрела на него широко открытыми глазами. Он опустился на колени.

- Ксюша ... За что?..

Глаза ее наполнились слезами.

- Иди...

Глава восьмая

Арвид лежал поверх одеяла, курил, глядя в темноту. Он давно уже лежал так, без сна - была глубокая ночь. Ксеня наконец заснула, но сон был неспокойным - он чувствовал это по ее неглубокому дыханию...

Почему-то вспомнился экзамен... Его главный бой... Инструктор назначил ему на экзамен бой против человека с бичом. Удар кнута, управляемого умелой рукой, способен вырывать из тела полосу живой плоти. У "Черных всадников" подобный бой считается самым главным испытанием, но проводят через него далеко не всякого - когда человека бьют бичом, он либо ломается и становится рабом, либо переходит какую-то грань и теряет чувствительность к боли. Потом ему в жизни уже ничего не страшно, потому что исчезает страх перед физическим страданием. Так "Черные всадники" приобретали невосприимчивость к боли. А у прославленных запредельными способностями ниндзя, подобное качество воспитывали десятилетиями, начиная с первых дней жизни.

...Время боя - шесть минут, бесконечность. Арвид не знал, выдержит ли. Надо быть подвижным, как муха, чтобы шесть минут крутиться, вертеться, уворачиваться от бича... Но страха не было.

Бой закончился через полторы минуты - Арвид прорвался к "погонщику", вырвал кнут и сбил инструктора с ног.

Был ли это его главный бой? Тогда казалось - да. Но что, в таком случае, его бой за Ксению? Бой с тенями прошлого, которые упорно застят ей жизнь. Как мне оживить душу твою, заколдованная моя принцесса? Как утолить печали твои? Как научить снова радоваться жизни?

Арвид привстал - Ксеня пробормотала что-то неразборчиво... Он тихонько встал и бесшумно вошел к ней. Лицо ее было неспокойным, отзвуки тревожных снов пробегали по нему. Арвид постоял, сел рядом на низкий табурет. Рука ее лежала поверх одеяла вдоль тела, и, помедлив, он осторожно взял ее ладонь в свои. Раньше, когда кошмары мучили ее почти каждую ночь, иногда этого было достаточно. И теперь тоже - некоторое время она была спокойна, сон стал ровным и глубоким. Но вот брови дрогнули испуганно. На лицо опять легла тень тревоги. Через минуту что-то снова испугало ее, дрожь пробежала по лицу, по губам, дернулись пальцы рук, метнулась по подушке голова. Арвид погладил ее руку тихонько. Ксения встрепенулась, вскинулась, испуганно уставилась на него.

- Ты! - выдохнула облегченно.

Но через мгновение пришло осознание, что страхи - только сон и вновь проступила маска отстраненности. Она отняла руку, нервно провела ею по глазам, будто стирая остатки кошмара. Спросила глухо, и нотка неприязни не укрылась от Арвида:

- Я звала тебя?

- Нет.

- Тогда почему ты здесь?

Он промолчал. И взгляд ее ускользнул в сторону. Она не двинулась, не пошевелилась почти - только чуть приметно отвернула голову. И сделалась бесконечно далекой, отдельной. Он молчал, и это беспокоило Ксеню. Она не замечала, что побелевшие пальцы стискивают одеяло, ее выдавала прикушенная губа и нервный блеск неспокойных глаз. Не выдержав, она взглянула на него.

Арвид сидел, низко опустив голову. Ксения вдруг тронула его руку, он удивленно поднял глаза.

- Арвид... - тихо проговорили Ксеня. - Завтра я уеду. Не держи меня, не надо, - добавила она торопливо, опережая его слова.

- Почему? - помолчав, спросил он.

Ксюша неопределенно повела плечом:

- Я хочу домой...

- Там нет ничего твоего... Вот, здесь твой дом, мы - твоя семья.

- Это ты так решил? - голос Ксении дрогнул - настроение ее переломилось. Она села в кровати, прижалась спиной к стене. - А по какому праву? Я что - эстафета? Переходящий вымпел?

- Перестань.

Ксеня умолкла, теперь Арвид слышал только ее неспокойное, прерывистое дыхание. Если она сейчас заговорит, она снова сорвется, понял он. И может сказать что-то, чего не захочет или не сможет исправить...

- Ксюша, - тихо проговорил он, - не говори ничего сейчас, вгорячах...

- Боишься, что я уже не отвечаю за свои слова? Как это... Недееспособна? - с усмешкой прервала она его.

- Не надо... Что ты глупости говоришь?

- Глупости? Пусть так. То, что для тебе глупости - для меня - мои мысли! Мои желания! Моя жизнь! Я устала оглядываться на тебя. Я хочу жить так, как мне хочется! А хочется мне остаться одной. По-твоему, это глупо - и плевать! Мне плевать на твое мнение! Не нравится тебе? И прекрасно! Я своего никому не навязываю! В отличие от тебя! Будь добр, держи свои мнения при себе! Ты у нас добреньким, правильным стал - так и продолжай! Грехи отмаливаешь? Мне, может, тоже есть что отмаливать. Но мы по врозь это делать будем!

Самым трудным в отношениях с Ксюшей были для него даже не эти обидные слова, которые она сказала только что. Эти и им подобные она выкрикивала, бросала ему в лицо много раз. И Арвид говорил себе, что это не Ксюша, это не нее грубость, жестокость, злоба - это не Ксюша, это ее беда. Но отчаянно тяжело было не позволить себе положить руки на острые, беспомощные плечики, тихонько привлечь к себе, укрыть от этой беды, и жестокости, и злобы; отогреть в ладонях осунувшееся личико... Сказать: "Тише, маленькая моя, не надо ничего... Не думай ни о чем, обо всем забудь... Только доверься мне, обопрись на меня своей душою... И все пройдет, все будет хорошо..." И говорить ей слова любви, утешения и видеть, как растапливают они лютую стужу глаз, и снова пробивается сквозь этот лед тот ясный, спокойный, невероятный свет чистоты и покоя, который мог исходить только из такой же успокоенной и чистой души, перед которым замер он тогда, ошеломленный, онемевший... Нет, не будет этого ничего. Будет взрыв ненависти и ужаса. Ужаса перед ним и перед тем, что происходит с ней самой...

Арвид молчал. Только лицо его стало бледнее обычного. Ксения зло усмехнулась:

- Ну, и что ты молчишь? Жалеешь, что нянькался со мной все это время, а оно впрок не пошло! А теперь знаешь, что ты еще можешь сделать? Я тут тебе наговорила... Обидно, наверно? А ты возьми и врежь как следует, у тебя здорово получается, профессионально...

- Ксюша!.. - задохнулся Арвид, вскинул на нее глаза.

И столько было в них отчаяния, боли, что взгляд ее скользнул в сторону.

- Довольно... Иди... - не глядя на него, проговорила она. - И не приходи больше. - Она усмехнулась: - Мне надо научиться обходиться без няньки.

* * *

Арвид еще надеялся, что утро что-то изменит, но лицо Ксении осталось такими же чужим и равнодушным - будто за окном трамвая.

- Ты отвезешь меня в аэропорт? - спросила она.

- Ты улетишь, как решила. Я об одном только попрошу... Через несколько дней улетишь.

- Зачем это еще?

- Я хочу, чтобы ты со мной в горы сходила.

Ксения посмотрела удивленно и насмешливо, не сочтя нужным тратить на это слова.

- Я хотел привести тебя в одно место. Это не для меня... для Олега.

Ксеня поморщилась:

- Ты что, придумал такой ход? Его именем спекулируешь?

- Перестань... Я этого не заслужил.

Помолчав, Ксеня спросила:

- Сколько дней это займет?

- Сегодня ясно. Если погода не испортится, завтра выйдем, послезавтра вернемся.

- А сегодня выйти нельзя?

- Мне надо приготовиться.

- Три дня... Хорошо, я останусь еще на три дня.

Погода установилась солнечная и не помешала им отправиться в горы. Сначала ехали на машине. К Ксениному сожалению это было недолго. В горном поселке Арвид оставил машину у худого высокого старика - знакомого отца. Дальше надо было идти пешком.

Ксения в горы ни разу не ходила, но заранее решила, что ни пищать, ни жаловаться Арвиду она не станет, как бы тяжело ни пришлось. Однако вначале это было что-то вроде приятной прогулки. Арвид нес большой рюкзак, ее маленький рюкзачок в сравнении с его ношей можно было и в расчет не принимать. Толстая подошва удобных ботинок пружинила, и Ксеня шла легким упругим шагом. Но тропинка забирала все круче. Иной раз Ксюше приходилось цепляться за кусты, чтобы одолеть крутизну. В такие моменты ощутимее чувствовался вес рюкзачка. Арвид шел впереди без всяких признаков затруднения, и Ксению раздражало, что он и оглянуться не удосуживается.

После той дикой истерики Ксения была постоянно раздражена, злилась. Надежда, которую она так опрометчиво обрела, рухнула в одно мгновение. И все ее страхи вернулись с удвоенной силой. Зачем он уговорил ее поверить в будущее, ведь она почти уже смирилась с тем, что будущего у нее нет. Теперь - опять больно и жутко. Не будет ничего из того, о чем он говорил. Просто он не знает, что с ней происходит, а она - поверила и жестоко обманулась. Почему он, такой проницательный, не может понять, что надо оставить ее в покое? Эгоист, как все они... Врет без конца... Уговаривал ведь на несколько дней поехать. Живет надеждами? Да плевать на эти его надежды! Она-то чем живет, на что надеется, ведь ясно все! Что она до сих пор делает здесь? Хорошо - еще два дня...

Когда у нее от усталости начали дрожать ноги, он, наконец, свернул с тропинки на маленькую полянку, уже покрытую иглистой молодой травой, и начал снимать рюкзак.

- Мы спешим или как? - спросил он, помогая Ксене освободиться от лямок.

- Куда нам спешить? - буркнула она.

- Тогда предлагаю с часок отдохнуть. Ты не против? Очень хорошо, принято единогласно.

Ноги уже болели, и Ксеня со страхом подумала о том, что завтра надо будет возвращаться. "Да я неделю с этой горы слазить буду!" Она хорошо помнила, как чувствовала себя в школе, например, после лыжных забегов, как смеялись с подружкой друг над другом, спускаясь по лестнице. Обе были те еще спортсменки! Почему-то вверх по лестнице подниматься было легче. "Едва ли завтра мне будет весело!"

Арвид раскатал спальный мешок и предложил Ксене отдохнуть на нем. Она не заставила себя уговаривать. Он, тем временем, приготовил обед и позвал ее "к столу". Она бы предпочла еще полежать - солнышко так ласково пригревало, а лежать без движений оказалось таким блаженством! Но заставила себя встать, и, хоть и без охоты, но принялась за еду. Однако вскоре выяснилось, что она страшно голодна - после такой "разминки", на свежем воздухе все показалось необыкновенно вкусным.

- Я сам уберу, - остановил ее Арвид, когда после обеда она начала было складывать хлеб в полиэтиленовый пакет. - Иди, отдыхай.

И Ксюша с удовольствием предоставила ему все хозяйственные заботы.

Подставив лицо солнцу, она подумала, что немыслимо вставать через несколько минут и опять тащиться в эту бесконечную гору. Но у нее еще было достаточно сил, чтобы вспомнить о слове, данном самой себе - ни в коем случае не жаловаться. Мысли ее незаметно скользнули в другое русло: куда все же он ведет ее? Что в этих горах может быть связано с Олегом? Ну, ходили они здесь, понятно это. Может, Арвид заставит ее покорить какую-нибудь вершину в память об Олеге? Ксения вздохнула протяжно, закрыла глаза.

Когда Арвид счел нужным продолжать путь, она, к своему удивлению, обнаружила, что чувствует себя почти так же хорошо, как в самом начале.

Зеленая лужайка, что приютила их, оказалась едва ли не последней на подъеме. Трава почти исчезла, из растительности оставался жесткий кустарник с еще голыми ветвями. Листики укрывались пока в набухших почках, не доверяя весеннему, обманчивому в горах теплу. Вот камня было в изобилии - холодный, серый, он топорщился скалами, покоился огромными валунами между которыми петляла тропинка, стлался под ноги мелким крошевом.

Арвид впереди неожиданно остановился, обернулся.

- Дальше пойдем в связке, - сказал он. - В кино видела, как это делается?

- Куда ты меня ведешь? - не удержавшись, недовольно проговорила Ксеня, раздраженная холодом и неприветливостью того, что она видела вокруг. - Ну не тащусь я от романтики гор, понимаешь ты?

- Уже недалеко.

Ксения недовольно вздохнула.

Теперь тропинка лепилась к почти отвесной скале, а справа круто обрывалась вниз. Арвид неторопливо, уверенно пошел впереди, Ксеня же ступила на тропинку так, будто та могла вдруг опрокинуться или предательски качнуться под ногами. Она старалась идти как можно ближе к стене. Метров через десять Арвид остановился.

- Голова не кружится? Хочешь, возьми меня за руку.

Ксюша неожиданно для себя шагнула к обрыву, заглянула вниз. На самом дне провала виден был узенький, ненастоящий голубой ручеек с зелеными берегами. От ее ботинок и до самой этой зелени падал почти отвесный склон, серые лбы камней выпирали из него. "Только качнуться... Чуть-чуть... случайно, нечаянно... И почти сразу ничего уже больше не будет. Вон там, рядом с ручьем будет лежать тело. И эти камни, трава, вода отдадут ему ровно столько внимания, сколько оно стоит... это ненавистное тело..." Ксения подняла глаза вверх и натолкнулась на взгляд Арвида. Он смотрел внимательно и серьезно. Потом сказал:

- Вместе.

Она отшатнулась назад, в глазах закипели слезы. Слезы беспомощной злости и отчаяния. Как он смеет!? Как смеет читать в ней!? Ее душа, это только ее душа! Это не книга для каждого!

- Я никуда не хочу идти! Я устала! Куда ты меня тащишь? Мне противны твои горы! И ты мне противен!

Ксеня в отчаянии ударила кулаками по каменной стене, раз и другой.

- Ты такой же непрошибаемый, как эти камни! Сколько мне еще говорить? Оставь! Оставь! Оставь меня! Господи! Я не могу так больше!

Она со стоном прижалась к камню лицом, всем телом, плечи ее дрогнули и напряглись - она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Арвид прислонился спиной, потом, цепляясь курткой за угловатые камни стены, опустился на корточки. Помолчав, глядя в даль, сказал:

- Олег в четвертом классе еще был, когда мы эту пещеру разыскали... Потом много раз ходили в нее. От дождя, от снега, от тумана в ней укрывались, ночевали иногда. В ней редко кто бывал, и нам нравилось думать, что она наша. Олег придумал устроить в ней тайник. Я хочу посмотреть... там должна быть одна вещь, память об Олеге.

Помедлив, Ксения обернулась, прижалась к скале спиной и затылком, подняла лицо к небу, ожидая, пока просохнут в глазах не пролившиеся слезы. Потом вздохнула, посмотрела на Арвида сверху вниз. Он молча поднялся.

* * *

Вспышка ярости как будто придала ей силы - шаг ее стал энергичным, настойчивым, будто она злилась не только на Арвида, но и на все, что имело к нему отношение - тропа под ногами, высокомерные холодные вершины, равнодушные скалы...

Им пришлось сделать еще два привала. Арвид молчал почти все время, а если говорил, то коротко и односложно. Им вдруг овладело равнодушие. Он не знал теперь, зачем ведет Ксению в их с Олегом пещеру - она ей не нужна. И он ничего не сможет сделать с теми чувствами, которые живут теперь в ее душе для него там больше нет места. Его попытка стать ей необходимым, обернулась изнанкой. Она уедет, и ему нечем остановить ее. Она уедет именно от него, потому что ей плохо с ним, хоть в пропасть... Тяжесть давила на плечи, словно то были не лямки рюкзака, а все эти горы навалились на него. Тяжесть безысходности... опустошенности... Как тяжка, оказывается, пустота.

Арвид знал, как нужны они друг другу. По одиночке они пропадут. Что останется ему - лишь новый контракт, игры со смертью? А она? Что она будет делать наедине со своей бедой? Кто поможет ей? Он был бы счастлив наполнить ее жизнь своей бережной любовью, нежностью, новыми надеждами, если бы только захотела она протянуть ему опустошенную чашу своей души... Но как найти слова, как заставить поверить в то, что он знает наверняка? Вот в эти последние часы, пока она еще здесь, и еще не произошло непоправимого? Нет этих слов... Пусто...

Солнце еще не коснулось далеких вершин, но уже склонилось над ними, когда Арвид остановился. В это время они шли вдоль подножия почти отвесной стены. Он остановился и посмотрел вверх, на стену. Ксеня тоже равнодушно скользнула по ней глазами, но не увидела ничего достойного внимания - стена, как стена, серый неровный камень. Арвид снял рюкзак и подошел вплотную к стене. Ксения отошла и села на большой валун.

- Встань с камня, - тут же, не оборачиваясь, сказал он. - На рюкзак сядь.

Ксеня молча пересела и стала смотреть, как Арвид начал подниматься по стене. Так вот такой их дальнейший путь? Шуточки! Он что, хочет, чтобы она тоже вот так?.. И вообще, куда это он? Стена черт знает на какую высоту поднимается! Она что, одна тут останется? Да у него же и страховки никакой нет! А грохнется? Ксеня зло сжала губы. Ах, пусть делает, что хочет!

Арвид поднялся уже на несколько метров, и Ксене стало страшно - он и вправду сорвется! За что он умудряется там цепляться? Ну куда же он! Ксеня опять скользнула глазами вверх, пытаясь определить, к какой цели он устремился, а когда опустила глаза - Арвида на стене не было. Ксеня вскочила на ноги, - в этот момент он снова появился. Оказалось, что Арвид стоит на каменном козырьке, который снизу рассмотреть невозможно. Он сбросил вниз веревку с карабином.

- Давай рюкзаки.

А, так это, наконец, та самая пещера!

Ксения защелкнула карабин на лямках рюкзаков. Арвид втянул их и снова сбросил веревку.

- Застегни у себя на поясе.

Через две минуты Арвид поставил ее рядом с собой, прямо перед ней был узкий каменный зев пещеры.

- Вот... Добро пожаловать, - равнодушно сказал Арвид.

Ксения искоса коротко посмотрела на него - с Арвидом что-то происходило. Она усмехнулась про себя: неужели его бесконечное терпение кончилось? Ксеня шагнула под свод пещеры, осмотрелась. Она была не очень просторной, узкой, но ввысь глубоко разрезала скалу. Пол ее от входа повышался незаметно, потом становился круче. Глаза привыкали к полумраку, и Ксения увидела, что из дальнего угла пещеры вглубь горы идет трещина.

- Там что?

- "Шкуродер".

- Что это значит?

- Узкий ход.

Ксеня прошла вглубь и увидела след костра. У стены была навалена кучка изрубленного хвороста.

- Смотри-ка, дрова! - указала Ксения на хворост.

- Наши с Олегом.

- И ты с тех пор не был здесь?

- Нет.

Черт побери! Зачем он притащил ее сюда, если разговаривать не хочет? Ксеня резко отвернулась с намерением больше ни о чем не спрашивать. Снова посмотрела на кучу хвороста и увидала вдруг двух белоголовых мальчишек, таких, как на немногочисленных детских фотографиях Олега. Увидела, как они деловито хлопочут, рубят толстые неподатливые сучья, заготавливая для будущего костра... Дрова - вот они. А где те светлые мальчики? И костра из заготовленных дров не разожгли... Вдруг поняла, что сейчас хлынут слезы, и изо всех сил прикусила губу - заставила отступить охватившее ее чувство утраты.

Арвид прошел мимо нее к дальней стене пещеры. Что-то начал расчищать там, из-под рук посыпалась земля с каменным крошевом, и оказалось, что к стене привален плоский камень. Арвид отвалил его, открыв довольно просторную нишу. Ксеня с интересом смотрела, как он извлек оттуда свернутую веревочную лестницу, одеяло, небольшой мешок и картонную коробку из-под обуви. Из коробки он извлек толстую тетрадь в клеенчатом черном переплете.

- Вот. За этим мы шли.

- Что это? - тихо спросила Ксения.

Та волна острой тоски, внезапно нахлынувшая на нее, совсем вытеснила злость на Арвида.

- Олежка придумал, - чуть улыбнулся Арвид. - Он фантазером был. Придумал записывать мысли, мечты, желания, обиды - все, что вздумается, про что не всегда скажешь. Тетрадка дома лежала, потом мы принесли ее сюда.

- Мне... можно?..

Он подал ей тетрадь. Ксеня подошла к выходу, к свету, раскрыла обложку. Мальчишечьи неровные каракули... Она осторожно, будто имела дело с одушевленным существом, перевернула несколько страничек. Часто совсем коротенькие, но иной раз и довольно длинные записи, сделанные в разное время - отличался цвет пасты, иногда записка писалась карандашом... А подчерки - похожи. Только у Арвида более устойчивый, и записки его отличались лаконичностью и... рассудочностью, что ли, - всегда ровные строки начинались с даты, потом обращение: "Олежка... Брат..." У Олега на странички выплескивались эмоции и строчки бежали вкривь и вкось, изобиловали вопросительными и восклицательными знаками. Да и начинались они зачастую с вопросов, типа: "Зачем ты?..."

Тоскливо сжалось сердце, и Ксения поняла, что в этой тетради - встреча, после которой ей снова предстоит разлука и потеря. Потеря?.. - она обернулась, Арвид возился с рюкзаком. - Но Арвид - вот, рядом, никуда он не теряется, она сама бежит от него. От этой, совсем простой мысли, ей стало больно. Ксения неожиданно почувствовала, что тетрадь что-то изменит в ней, она станет другой, когда перевернет последнюю страницу. Ксения закрыла ее, прижала к груди, обхватив себя за плечи.

- Тебе холодно? - сейчас же спросил Арвид.

Она не ответила, и он снял куртку, укрыл ей плечи - его тепло обволокло ее. Ксения закрыла глаза, прикусила губку. Некоторое время она стояла, прислонившись к стенке, бездумно смотрела вдаль. Горы были серые, неприветливые, низкое солнце больше не грело, и от снега, лежащего на склонах и в ущельях, потянуло холодом. Потом Ксеня поняла, что солнце скоро уйдет, и станет темно, - раскрыла тетрадку.

Она читала, погружаясь в их мир, в переживания, надежды. Она заново узнавала Олега и Арвида, будто слышала их голоса. Порой улыбалась, иногда рассмеявшись коротко, умолкала, торопилась дальше. Иногда смахивала слезы, застилающие строчки, нетерпеливо поворачивала тетрадь к свету, которого становилось все меньше. Она не заметила, как Арвид принес ей свернутый спальник, и она устроилась на нем, продолжая читать.

Арвид развел костер, занялся ужином. В котелке уже булькало что-то ароматное, когда он позвал:

- Ксюша, темно ведь совсем.

Она не ответила.

- Мы заберем тетрадку, - снова позвал он.

- Арвид... - вдруг глухо выговорила Ксеня. - Здесь тебе... Его последнее письмо, - Она обернулась, посмотрела глухими, как черные омута, глазами. Протянула тетрадь: - Прочти.

Арвид взял тетрадку, и она опять отвернулась, сжалась, подняв острые плечи. Он сел к костру. В глаза бросились четкие фиолетовые строчки, беглый, не детский подчерк брата. Он был здесь! Арвид торопливо, перескакивая через слова, стал читать... Потом... Взгляд его все медленнее скользил по строкам, будто его придавливало тягостное ощущение вины, сожаления, раскаяния, скорби и - отчаянное осознание непоправимости.

Он нашел в себе силы дочитать до конца. Потом подошел к стене, отгородился спиной от Ксении, от света, прижался лицом к стиснутому кулаку. Арвид никогда еще так не плакал... Бывало - кричал неистово, матерился, мешая слезы с копотью и грязью, или глотал с усилием горький удушливый комок... Но так - немые слезы, тяжелые, как свинец, а внутри все дрожит от напряжения, от отчаяния, от боли... Неожиданно почувствовал горячее прикосновение к плечу, зло отвернулся - не любил выставлять на показ свои слезы, и когда жалели не любил.

- Прости меня, - вдруг услышал он, и, поддаваясь внезапному порыву, вопреки опасениям своим, резко обернулся, рывком прижал ее к себе.

Она запрокинула белое, как мел лицо.

- Держи меня... - вырвалось стоном. - Удержи...

Арвид вскинул ее на руки, прижался мокрым лицом к ее волосам.

- Ксюша... девочка моя... Я никуда тебя не отпущу... Нам нельзя друг без друга... Пропаду ведь я без тебя, не бросай... Девочка моя золотая...

Он говорил и говорил ей какие-то слова, не слыша себя, не помня... Не понимал, чьи слезы на его губах - его или Ксенины. Ее руки обвивали шею Арвида, он чувствовал ее теплое дыхание на шее, и чувствовал, что сходит с ума от боли и от любви... Сердце опаляли слова, которые он только что прочитал.

..."Здравствуй, брат. Вот, написал, а что дальше? Почему-то шел сюда в надежде, что найду что-нибудь. Весточку от тебя. Теперь так пусто на душе. Где ты? Ты жив, я знаю. Иначе я почувствовал бы. Но в это даже отец, кажется, уже не верит. А я знаю - жив. Только почему молчишь? Этого я ничем объяснить не могу. Если в тюрьме, как большинство наших, так оттуда тоже письма идут. Мне кажется, ты опять контракт подписал, и не хочешь, чтобы я знал. Брат, дай знать о себе. Мне без тебя плохо.

Знаешь, в мыслях я с тобой часто разговариваю. Советуюсь даже. Не знаю, как получается, но в этих разговорах ко мне приходят правильные решения, как будто ты и вправду даешь мне нужные советы. Мистика, да? Ты бы сейчас посмеялся надо мной.

Я и сейчас - пишу в этой нашей тетрадке, а будто говорю с тобой. И уверен, ты это прочтешь. Я не знаю, встретимся ли мы. Я столько раз видел, как смерть приходит к молодым - без предупреждения, внезапно, к сильным, полным жизни... Мне кажется, ко мне она тоже придет не в старости. В любой момент. В детстве, я помню, боялся смерти. А сейчас - нет. И смерти нет. Правда, я знаю. Ко мне ребята приходили, все, кто погиб. Это был сон, но странный. И с ними был Зема. Я даже во сне удивился, а когда они уходили, я кричал на него, что он живой, что ему остаться надо. А он улыбался, виновато так, и уходил. Я потом только узнал, что к тому времени он уже погиб. Странно, да?

Что это я все про смерть? А, вот что я сказать тебе хотел, - надо жить, каждый день жить. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Когда там погибали молодые, знаешь от чего мне горько было? Если он не успел сказать девушке своей, как он любит ее, то ведь и не скажет уже. Или у матери прощения не попросил... А ведь наверняка думал об этом, если не дома, то там, на войне, ко всем мысли такие приходят. Отложил на "потом", а этого "потом" у него не оказалось, - нельзя было откладывать.

Не знаю, понял ли ты меня, брат. Откладывать ничего нельзя. "Делай то, что должно и пусть будет то, что будет". Толстой сказал, умный же он мужик был - я тут как-то случайно его "Наставления" почитал!

Я стараюсь каждый день проживать, как последний. Друзьям все отдавать, без остатка, девушке своей любимой. Ох, братишка, если бы ты знал, какой я счастливчик! Какое чудо моя Ксюша! Я до сих пор не верю, что она согласилась замуж за меня выйти! Это не девушка, а солнышко - светлое, доброе, радостное. От одного ее присутствия тепло становится. Как бы я хотел познакомить вас! Ей я тоже тороплюсь отдать мою любовь, нежность, все, что есть у меня. Надеюсь, что смогу

сделать ее счастливой.

Арвид, я отчаянно хочу верить, что ты живешь где-то! А если не даешь знать о себе, так на это есть причины. Но иногда ворохнется вдруг червячок в душе: а если... Я сразу велю ему заткнуться, и все же... иной раз ловлю себя на том, что я как будто за двоих стараюсь жить, и за себя, и за тебя.

Уже светает. Всю ночь будто говорил с тобой. Написал мало - думал много. На душе легко стало.

Братишка, если мы не встретимся, но ты прочитаешь это мое письмо, если со мной случится что-то - не горюй. Значит, так надо было. Кому? Может, Богу - я стал верить, нет, я знаю, что он есть. Ты живи за меня тоже, ладно? Люби за двоих, жизни за двоих радуйся. Если что - помоги Ксюше моей, найди ее, адрес я напишу в конце.

Перечитал - что-то мрачновато получилось у меня, вроде умирать собрался. Нет, умирать я не собираюсь, я только жить начинаю. Просто это под настроение - от тебя никакой весточки нет, вот я и "наразмышлял".

До встречи, братишка".

...Ксеня вдруг тихо сказала:

- Отпусти...

Арвид поднял голову, окинул взглядом ее лицо:

- Я теперь тебя никуда не отпущу, - проговорил он уверенно и шагнул к постели, что приготовил ей у костра, и закрыл ее рот своими губами, лишая возможности запротестовать.

Именно в этом момент смятения и слияния чувств, когда горе и радость тесно переплелись и объединили их двоих, сблизили их, как никогда раньше, он должен был вырвать ее у кошмарных призраков прошлого.

- Доверься мне, родная моя... Девочка моя золотая, любимая...

Он не давал ей прийти в себя, ошеломил бережными, но настойчивыми ласками... Он и сам потрясен был тем проницанием ее, которое испытывал сейчас, он понимал и чувствовал ее, как самого себя. Едва с губ ее готов был сорваться протест, он опережал его, и слова растворялись в поцелуях. Он чувствовал, когда ласки его приближались к опасной границе, за которой начинался ее страх - и в последний момент отступал. Он заговаривал ее тревогу, опутывал, пленял словами, как жемчужными путами... Он находил для нее слова, которые никому и никогда не говорил, а теперь они сами приходили из тайников души, хранимые там - для нее. И Арвид заставил ее забыть обо всем, кроме его любви, полонил ее мысли, и все чувства ее принадлежали ему, и тело ее признало безусловную власть его рук, губ, стало покорным и с готовностью отзывалось ласкам... И когда она гибко выгнулась в последней неге, он был счастлив.

...- Ты плачешь?

- Мне сейчас так легко... Кажется, полетела бы.

- Отчего же плачешь?

- Солнечный дождик тоже ведь бывает...

Арвид приподнялся, склонился над ней, тронул губами мокрую щеку.

- Спасибо, солнышко мое.

* * *

Арвид вытащил рюкзаки, захлопнул багажник и увидел человека, стоящего сбоку машины. Он улыбался. Глаза Арвида сделались глазами стрелка. Ксеня тронула его за руку, и он спохватился:

- У нас гости. Это мой старый знакомый.

- Я вас второй день дожидаюсь, - снова улыбнулся человек, которого Арвид меньше всего ожидал и хотел видеть.

- Иди, Ксюша, - он легко обнял ее одной рукой, прикоснулся губами к волосам. - Мы сейчас зайдем.

Ксеня беспокойно скользнула по его лицу взглядом, улыбнулась незнакомцу и, кивнув, скрылась за дверями.

Он подошел к Арвиду, протянул руку:

- Ну, здравствуй.

Помедлив, Арвид крепко пожал ее.

- Здравствуй, Батя.

- Не рад?

- Ты ведь не с добром.

Инструктор прищурившись, смотрел на него.

"Платим за все, - вспомнил Арвид. - За ошибки - вдвойне".