Патриция Грассо

Гарем

1

Соусэпд, Англия, октябрь 1566 года

Солнечные блики вспыхивали в завораживающем танце на поверхности моря и слепили глаза. Близкий берег, на который накатывались ленивые волны, был почти не виден. Но Эстер Элизабет Девернье, впервые в жизни ступившая на борт корабля и навсегда покидающая страну, где родилась и прожила семнадцать лет, упрямо вглядывалась в затянутую маревом даль.

Она смутно различала на берегу несколько фигур. Ее мать, вдовствующая графиня Девернье, стояла, гордо выпрямившись, у самой кромки воды, и пенные языки волн покорно уходили в песок как раз у кончиков ее туфель. За спиной вдовствующей графини маячили ее постоянные стражи, а рука ее слегка касалась руки добрейшего сэра Генри Багеналя. Это его королева Елизавета Тюдор назначила опекуном семейства и достояния Девернье после кончины главы дома семь лет назад. Сэр Генри стал для Эстер вторым отцом. Она будет тосковать по нему так же, как и по матери.

Эстер не сомневалась, что мать до боли в глазах будет вглядываться в даль, пока корабль не скроется из виду. Так было и прежде, когда сама Эстер стояла рядом с матерью и махала на прощание сестрам, которых королева выдавала замуж и таким образом избавляла Англию от представительниц рода Девернье. Теперь настал черед и Эстер, самой младшей из сестер.

Хотя ей было тяжело покидать Англию и все, что окружало ее с детства, Эстер осознавала, что таков ее долг. Узнав о своей участи, она даже смогла изобразить на лице улыбку, чтобы хоть как-то подбодрить мать. Ведь у вдовствующей графини не было иного выбора, как только покориться королевской воле.

Старшие сестры тоже не желали покидать Англию, но все же им пришлось это сделать. И чужестранцы в качестве мужей оказались не такими уж плохими. Эстер с сожалением подумала, что ей повезло гораздо меньше, чем Катрин и Бригитте.

Внешность жениха, изображенного на миниатюре, сразу же вызвала у нее отвращение. Будущие мужья сестер выглядели, во всяком случае, на портретах, вполне благопристойно. Какой несчастный жребий быть опекаемой Короной девицей на выданье! Ты становишься товаром и даже не знаешь, кому и за какую цену продает тебя королева, ревниво относящаяся к каждому смазливому женскому личику в своем окружении.

— Еще не поздно.

— Для чего?

— Чтобы расстаться со мной и остаться на родине. С этими словами Эстер обратилась к своей дальней родственнице, кузине Эйприл, вызвавшейся отправиться вместе с юной невестой в качестве камеристки.

— Зачем тебе отправляться в ссылку? Не тебя, а меня гонит из Англии королева.

— Разве брак с французским дворянином — это ссылка? — возразила девушка. — К тому же я разделяю твою страсть к приключениям.

Эйприл лукаво подмигнула своей госпоже, родственнице и подруге. Они уже давно подружились и делились всеми своими девичьими тайнами.

Эстер решила слегка поддразнить подругу.

— Интересно знать, о каких приключениях ты мечтаешь?

— Жизнь в чужой стране, во Франции, — уже само по себе приключение, — усмехнулась пухленькая, хорошенькая, добродушная на вид блондиночка. — А если нам что-то будет угрожать, мы укроемся в безопасном гнездышке. Ведь твой будущий супруг, Эстер, человек могущественный.

— Но наше путешествие будет долгим, до этого гнездышка еще надо сначала добраться, — продолжала дразнить Эстер камеристку. — Мало ли какие опасности нас ждут на пути к нему?

— Какие?

— Вдруг на нас нападут пираты?

— О боже! — Эйприл поспешно осенила себя крестным знамением. — Я уверена, что ты, Эстер, и с пиратами сможешь поладить.

Такова была вера камеристки в красоту, волю и характер своей госпожи.

Эстер не откликнулась на последнее высказывание Эйприл. Достойна ли она подобной похвалы? Уже сейчас, при виде английского берега, который скоро растает вдали, ее охватила дрожь, ведь она покидает родину навсегда.

Неожиданно крутая волна положила корабль набок, и обе девушки, стоящие на палубе, судорожно вцепились в просмоленный леер.

Капитан и матросы рассматривали юных пассажирок с оскорбительной бесцеремонностью. Если б это происходило на лондонской улице, их бы непременно наказал служитель полиции королевы-ханжи. Но тут полным хозяином положения был капитан. Он внимательно изучил взглядом девушек и решил, что госпожа гораздо привлекательней своей камеристки.

Эстер была невелика ростом, но стройна и женственно сложена. Там, где положено, у нее вырисовывались соблазнительные выпуклости. Кожа на лице была белее слоновой кости, а веснушки на очаровательном носике только добавляли пикантности ее облику.

Капитан привык считать себя на судне полновластным хозяином, и его выводила из себя мысль, что он обязан доставить подобный груз в целости и сохранности к берегам Франции и не притронуться к нему ни при каких обстоятельствах. Гнев кипел в нем, как в котле, и он был вынужден скрывать его под внешней суровостью.

— Мадемуазель, — обратился он к Эстер. — И вы тоже, мадемуазель, — добавил он, с явным пренебрежением взглянув на белокурую Эйприл. — Вам придется покинуть палубу и спуститься в свою каюту. Я вас туда провожу, хотя у меня перед отплытием полно дел.

— Не утруждайте себя, сэр, — ответила Эстер. — Мы еще постоим наверху и бросим последний взгляд на Англию.

— Мы собираемся поднять якорь.

— Ну и что? Поднимайте якорь и вообще делайте все то, что вам положено, — дернула плечиком Эстер.

Капитан Арманд, коротышка-француз с посеребренной сединой шевелюрой и колючими усиками, понял, что его шансы на романтическое приключение с такой норовистой девицей весьма невелики. Но это еще больше распалило его.

Англичане уж слишком высокого мнения о себе. Графу Белью, его господину, придется заняться воспитанием этих крошек, особенно своей будущей супруги, дерзкой девчонки с изумрудно-зелеными глазами и золотой короной пышных волос, венчавших ее гордую головку.

Никакой приказ капитана, — а именно он подлинный хозяин на корабле, — не мог заставить их покинуть палубу. Девушки вцепились в поручни и не отрывали глаз от того, что происходило на берегу. Лучше было оставить их в покое и не вызывать насмешек грубой матросни. К такому решению пришел капитан Арманд. Он еще найдет повод отыграться за свои обиды во время плавания. А пока пусть девчонки вволю насладятся зрелищем покидаемой ими унылой Англии.

Но вот настала минута отплытия. Эстер вздохнула, увидев, что ее мать, резко развернувшись, вместе со свитой удаляется от берега. На гребне холма ее ожидала карета, запряженная четверкой, а охрану — стреноженные лошади.

Значит, графиня не захотела проводить взглядом исчезающий за горизонтом корабль, как это было, когда другие ее дочери уезжали навсегда за море.

Эстер, подавив в себе горечь, обратилась к Эйприл:

— А что, если мы опрокинемся через край? Так бывало всегда. Если Эстер становилось грустно, она пыталась развеяться и частенько дразнила кузину.

— Через какой край? — удивилась Эйприл. — Через это ограждение?

— Нет, через край земли, когда мы к нему подплывем, — совершенно серьезно заявила Эстер. — На обратной стороне ведь нет никакой суши, а только вода. Ты умеешь плавать?

— Нет. А ты?

Эстер пожала плечами.

— Вряд ли я проплыву хоть милю. Нам надо удирать с этого корабля еще до того, как он достигнет края света.

— Правда? — Эйприл впала в панику, но все-таки что-то соображала. — Разве есть такой край? Я слыхала, что земля круглая и края у нее нет. Да и зачем же капитану, даже если он француз, вести корабль к самому краю земли?

Испуганное личико кузины выглядело столь комичным, что Эстер не могла не рассмеяться. Звонкий девичий смех заставил французских матросов вмиг забыть про лебедки и просмоленные канаты. С откровенным вожделением они уставились на девушек.

Коротышка-капитан тут же попытался восстановить порядок. Расправив плечи, он загородил собой пассажирок, словно щитом, и с гневным упреком бросил через плечо:

— Мадемуазель! Я настаиваю на том, чтобы вы спустились в свою каюту. Ваше присутствие на палубе отвлекает моряков.

Эстер вызывающе вздернула подбородок.

— Дорогой капитан Арманд! Называйте меня миледи, а не мадемуазель. Это, во-первых. А во-вторых, я покину палубу только когда сама того пожелаю, и никак не раньше. Разве я не будущая графиня де Белью? Разве вы не находитесь на службе у моего будущего супруга? Вы не имеете права что-либо приказывать мне, своей будущей госпоже.

Капитан Арманд с трудом, и в который раз, поборол в себе желание с размаху шлепнуть ладонью по заднице этой девчонке. Помрачнев, как грозовая туча, он молча отошел.

— Положись на меня, Эйприл! Я не дам нас в обиду, — сказала Эстер, убедившись, что капитан удалился и не может их услышать. — Прости, кузина, но пусть лучше они считают тебя моей служанкой, это прибавит мне уважения в их глазах. А я все больше начинаю презирать французов.

— Но ведь твоя мать француженка! И она так хороша собой, добра и смела. Она пересекла море, чтобы выйти замуж за твоего отца.

— Не море, — поправила кузину Эстер, — ей пришлось лишь пересечь Пролив. А вот нам, чтобы попасть в Марсель, предстоит долгое плавание по океану, а потом по Средиземному морю. Я, возможно, даже обрадовалась бы такому путешествию, если бы не эти невыносимые французы. Они мне не понравились с первого взгляда.

— Но ты не должна ссориться с соотечественниками своего жениха, — попыталась урезонить ее Эйприл. — Прошу тебя, Эстер, будь сдержанней. Скоро ты тоже станешь француженкой. И помни, что наша добрая королева оказала тебе милость. Ведь она могла выдать тебя замуж за какого-нибудь дикаря! Тебе повезло больше, чем твоим сестрам.

Бесполезно было убеждать наивную кузину, что Шотландия, куда отправила королева Бригитту, и Ирландия, где Кэтрин стала супругой лорда-наместника, не такие уж богом забытые глухие уголки. Поэтому Эстер заявила:

— А я завидую сестрицам. Эйприл изумленно расширила глаза.

— Да-да. Они могут испытать то, что не дает нам скучная цивилизованная Франция, где каждый клочок земли поделен и обжит.

— Что испытать? — интерес Эйприл был неподделен.

— Приключения!

Глаза Эйприл стали совсем круглыми. — Кто, как не я, готов встретить опасность лицом к лицу? Кто на свете больше меня жаждет приключений? — Эстер откинула голову, расправила плечи.

Порыв прохладного соленого ветра освежил ее щеки, проник за вырез платья. Она глубоко вдохнула морской воздух.

— Ты знаешь, что я вместе с братом брала уроки фехтования и могу защитить себя. Я согласна принять вызов от любого мужчины и с ним сразиться. Но нет, эта ханжа-королева спроваживает меня в дряхлую Францию, изъезженную вдоль и поперек. И для чего? Чтобы я родила наследника какому-то уродливому графу.

— А я благодарна судьбе и нашей королеве, что отправляюсь в цивилизованную страну, — попыталась поспорить Эйприл. — Да и граф де Белью не так уж плох. Давай еще раз взглянем на миниатюру. Она при тебе?

Эстер запустила руку куда-то в глубины своего дорожного плаща, пошарила в бесчисленных карманчиках и наконец извлекла на свет божий заключенное в изящную овальную рамку миниатюрное изображение французского дворянина.

С портрета на девушек глядел граф Савон Форжер де Белью, тридцати лет от роду, с рыжеватой и изрядно поредевшей шевелюрой и такого же цвета усиками под выпирающим вперед хищным носом. У него было худое, словно изможденное страданиями лицо, а глаза черны, как самая темная ночь. Что выражают эти глаза, понять было невозможно, но то, что в них нет и искорки добра, ясно было сразу.

— Он хорош собой, разве ты не находишь, Эстер? — воскликнула Эйприл, весьма неумело пряча отвращение, которое невольно вызывала в ней внешность де Белью. Изо всех сил она старалась подбодрить кузину. — Просто художник был несправедлив к нему. Может быть, он почему-то рассердился на графа и рукой его водил неправедный гнев. Как легко какому-то мазиле исказить то, что он видит перед собой в натуре.

— Не умничай, Эйприл! — резко оборвала ее Эстер. — И не лги ни мне, ни себе. Художник рад был бы польстить графу, но это не так-то просто сделать. Мой нареченный вылитый хорек, таким он и получился на портрете. Я не могу смотреть в эти непроницаемые глаза. В них нет ничего человеческого. Так и кажется, что в этом графе живет только желание расправиться с какой-нибудь жертвой.

— Не суди о человеке по его внешности, — слабо возразила Эйприл.

На разумный совет кузины Эстер ответила высокомерно:

— Если я при встрече с ним пойму, что не ошиблась, то поступлю так же, как сестрица Бригитт, — сбегу от жениха.

Капитан Арманд прервал их беседу, предварив свое вмешательство легким вежливым покашливанием.

— Миледи Эстер, наступило время спуститься вам вниз. Напоминаю, что здесь, на корабле, хозяин — капитан, и извольте мне подчиняться.

Даже в самом диком кошмаре он не мог вообразить, что ему придется ублажать и уговаривать какую-то норовистую английскую пигалицу. Его самолюбие было уязвлено, а дурные предчувствия занимали ум. Женщина на корабле непременно несет беду. Он сам не сознавал, почему присутствие этих англичанок так раздражает его, но он был в ярости.

Эстер безуспешно выискивала взглядом береговую линию, но та уже сровнялась с гладью океана. Англия исчезла из жизни Эстер, если не навсегда, то, во всяком случае, на долгое время.

Тревога охватила девушку, хотя, конечно, она бы в этом никогда не призналась. Эйприл прижалась к ней, ища в более сильной духом подруге поддержку и защиту от грядущих реальных и воображаемых опасностей.

— Что ж, отлично, — заявила Эстер, не теряя достоинства, — проводите нас, сэр.

Далее спорить и ссориться с капитаном не имело смысла. Ведь им предстояло долгое совместное плавание.

Капитан Арманд вздохнул с облегчением. Хоть какой-то малости он все-таки добился.

Он распахнул перед английскими леди узкую дверь и показал тесное помещение, где им предстояло томиться, пока корабль преодолеет Бискайский залив, узкое горлышко Гибралтара и самый опасный участок пути по Средиземному ласковому морю до Марселя.

Каюта, куда без всяких проявлений галантности, поспешно и весьма бесцеремонно втолкнул девушек капитан Арманд, едва ли размерами превосходила конюшенное стойло.

— Это будет вашим домом на ближайшие две недели, — пояснил он.

Тесное пространство освещалось через крохотное круглое оконце. К выгнутой стенке под иллюминатором крепилась узкая койка, середину пространства занимал столик, также прикрепленный ножками намертво к доскам пола. Никаких стульев здесь не подразумевалось. Сундучки, заполненные пожитками юных леди, расставили вдоль боковой переборки, и протиснуться между ними и столом было нелегкой задачей. Над сундуками был подвешен на веревочных петлях к крюкам, вбитым в переборки, кусок грубой парусины.

Эстер ткнула в него кулачком, и он качнулся в ответ, чуть не задев ее по носу.

— Что это такое?

Капитан Арманд позволил себе улыбнуться.

— Это гамак. Ваша служанка будет в нем спать.

— Я буду спать в гамаке, — тотчас заявила Эстер, взглянув на изменившееся лицо своей кузины. — Гамак выглядит более удобным, чем эта узкая койка.

Капитан не стал возражать, а только пожал плечами.

— Во время путешествия вам, леди, разрешается пребывать на палубе от двух до четырех пополудни. И не более. Прогуливайтесь, глубже дышите и запасайтесь воздухом на остальную часть суток. Еда будет доставляться вам сюда. Есть вопросы?

— Где мы будем вкушать наши яства? — Зеленые глаза Эстер излучали ярость. — К столу нельзя даже присесть. Вы не удосужились принести стулья.

— Для них нет места в каюте. Присядьте на койку, и вы легко дотянетесь до стола. Тарелки ставятся вот в эти углубления на случай качки. — Капитан указал пальцем и добавил сурово, предупреждая взрыв протеста от непокладистой английской леди: — На корабле существуют строгие правила поведения, и нарушение их рассматривается как мятеж.

— Тогда скажите, кто мы? Желанные и почетные гостьи вашего графа или его пленницы? — Эстер перешла в наступление.

— Леди Эстер! Все предпринимается лишь для вашей безопасности.

Капитан торопился покинуть каюту, но Эстер задержала его, постаравшись смягчить, насколько возможно, чарующей улыбкой возникшую напряженность:

— Позвольте задать вам вопрос?

Капитан Арманд немного оттаял.

— Белью расположен на Средиземном море, а там, как я слышала, всегда солнечно. А что еще вы могли бы поведать мне о будущей моей обители? Я жажду узнать побольше и о самом графе.

— Мне надо быть на палубе, миледи, — внезапно заторопился капитан.

— И все же скажите! Почему мой жених сам не приплыл в Англию за своей невестой, как это принято?

— Граф не делится со мной своими планами. Кроме того, у него, как у любого могущественного вельможи, множество врагов, которые рады были бы расправиться с ним, если он покинет замок и отправится в морское путешествие.

— Он что, трус? — ехидно поинтересовалась Эстер.

Эйприл укоризненно взглянула на кузину. Неизвестно, как отнесется капитан к подобному оскорбительному высказыванию, но тот не произнес ни слова. Он молча удалился, плотно затворив за собой узкую дверь каюты, не удосужившись даже раскланяться.

— Зачем ты лезешь в бутылку? — накинулась Эйприл на кузину.

Она по-настоящему испугалась наказания за бунт на корабле. Эстер лишь усмехнулась.

— Я получила еще одно доказательство, что граф хорек не только по внешности, но и по характеру!.. Трусливый ночной хищник.

Эйприл горестно вздохнула, не смея возразить кузине.

Попутный ветер сопровождал «Красавицу Белью» от Дуврского залива через весь Ла-Манш, до самой Атлантики. Сутки прошли, вечерняя трапеза и завтрак были поданы вовремя и съедены, судовые склянки наконец пробили два пополудни, и Эстер выскочила из надоевшего ей до смерти гамака.

— Пора на палубу!

Эйприл выглянула в иллюминатор.

— Небо такое хмурое…

— Черт с ним, с небом! — Эстер быстро оделась, накинула плащ. — Немного соленых брызг только освежит нас. Ты идешь со мной или останешься в этой берлоге?

Долг требовал от Эйприл сопровождать миледи всегда и повсюду. И она подчинилась долгу.

Капитан Арманд, увидев девушек, поднявшихся на палубу, заорал, будто отдавая команду в морском сражении:

— Черт побери! Исчезните отсюда немедленно!

Эстер отозвалась на редкость спокойно:

— Зачем так надрывать голос, мсье капитан? Вы сами накануне объявили, что с двух до четырех нам разрешено дышать свежим воздухом.

— Погода для этого неподходящая, — пробурчал капитан.

В подтверждение его слов из низких облаков, чуть ли не касающихся клотиков мачт, хлынул омерзительный холодный ливень.

— Черт его побери вместе с его погодой! — воскликнула Эстер, добавив не свойственное девичьим устам грубое выражение. Промокшие девушки, не мешкая ни минуты, сбежали вниз, в относительный уют и тепло своего убежища.

Зато следующий день выдался солнечным. Пассажирки с вожделением ждали наступления часа разрешенной им прогулки.

Как только пробили склянки, Эстер и Эйприл появились на палубе. Солнце обдавало их жаркими лучами, море выглядело ласковым и спокойным. Однако Эстер не позволила себе расслабиться. Завидев на мостике капитана, она устремилась к нему, подобно разъяренному солдату, атакующему неприятеля.

— Почему мы вынуждены умываться морской водой и портить себе кожу? Я и моя служанка — мы не потерпим такого обращения.

Капитан Арманд второпях, рискуя потерять уважение команды, пренебрег трапом, где мог столкнуться с Эстер, а перепрыгнул через перила мостика и исчез из виду.

Отличная погода баловала их еще три дня. Пресная вода теперь подавалась для умывания, правда, лишь в крохотной бадейке, но Эстер нашла новый повод для бунта.

— Мне надоело принимать пищу не за столом, а сидеть на краю койки и хлебать варево из вашей миски, держа ее у себя на коленях.

И опять капитан Арманд промолчал и скрылся от разгневанных пассажирок между стеньгами и натянутыми парусами в переплетении корабельных снастей.

Двумя сутками позже «Красавица Белью» прошла через Гибралтарский пролив, ночью миновала испанское побережье и, изменив курс, повернула к южным берегам Франции. Выйдя на палубу, Эстер и Эйприл ощутили теплый, ласковый ветерок, похожий на нежное прикосновение.

Это было преддверие рая. А что же будет в самом раю? Солнце пригревало, блики играли на гладких волнах, цвет водной поверхности постоянно менялся — он был то голубым, то изумрудно-зеленым.

— Здесь, наверное, должны жить сами боги! — выдохнула Эйприл.

Обе девушки в который уже раз разглядывали миниатюру жениха Эстер.

— Раз он живет в таком солнечном краю, то и душа его должна быть соткана из света.

— Как же! Он прячется в своей норе и выходит оттуда только по ночам, — убежденно заявила Эстер. — Ты чересчур доверчива и совсем не разбираешься в людях — вот что я тебе скажу.

Она презрительно щелкнула ногтем по миниатюре.

— Если бог всеведущ и милостив, то пусть он что-нибудь придумает и избавит нас от встречи с этим исчадием ада.

За время путешествия у Эстер накопилось столько злобы против жениха, что, превратись эта злоба в горючую смесь, она спалила бы любой самый укрепленный замок.

— Но ты же с ним незнакома. Может, он завоюет твое сердце, — робко возразила Эйприл. — Дай ему шанс.

Эстер скорчила такую гримасу, будто съела что-то очень горькое.

— Что с тобой? — заволновалась Эйприл.

— Когда я выйду замуж за этого урода, мне придется спать с ним в одной постели! А ты, дурочка, представляешь, какое это испытание?

— Ой, я об этом как-то не подумала.

— Я буду обязана с ним спать и выполнять все его прихоти. У меня нет слов, чтобы выразить, как мне это противно. Почему королева не выдала меня замуж за какого-нибудь нормального мужчину, а выбрала этого Хорька?

Эйприл, видя, что Эстер в отчаянии, совсем растерялась.

Эстер вдруг улыбнулась, и улыбка ее была такой солнечной, как и небосвод над Средиземным морем в эту минуту.

— Знаешь, что я придумала? Я сделаю так, что не понравлюсь этому графу. Он меня возненавидит и отошлет обратно.

Эйприл отнеслась к этой идее с недоверием.

— Ты слишком красива, Эстер. Даже веснушки на носу тебя не портят. Как ты предстанешь перед графом уродиной?.. Если только… — тут Эйприл запнулась, — если только граф предпочитает компанию мужчин, а не постель с женщиной.

— Что? — Эстер смотрела на нее с неподдельным изумлением.

Эйприл, почувствовав, что завладела вниманием кузины, продолжила:

— Я знаю, что такие мужчины есть. Мне говорили об этом оруженосцы твоего брата.

Эстер разразилась смехом, чтобы скрыть свое смущение.

Но ей было не до смеха, когда наступил новый день, и она встретила его совсем разбитой после бессонной ночи, проведенной в гамаке в жаркой, душной каюте.

Капитан Арманд явился собственной персоной, чтобы осведомиться о самочувствии своих пассажирок.

Эстер запустила в него пустой оловянной тарелкой, попала в цель, но олово — легкий металл, и тарелка не причинила коротышке ощутимого вреда.

В положенный час Эстер, с особой торжественностью сопровождаемая Эйприл, поднялась на палубу для разрешенной прогулки.

«Довольно мне терпеть унижения от французских мужланов», — было написано на ее лице. Она была готова на яростный приступ или, наоборот, разразиться слезами, но любой ценой хотела добиться от капитана отмены тюремного режима, который он установил для английских леди.

Но ее порыв был напрасен, ибо наткнулся на пустоту. Капитана на мостике не было.

Эстер растерянно огляделась.

— Пожалуйста, позовите капитана Арманда!

Какой-то матрос лишь ухмыльнулся в ответ и неопределенно пожал плечами.

Девушки из упрямства не покинули палубу и провели на ней положенные им два часа, чем, вероятно, доставили удовольствие скучающей команде.

Когда склянки пробили четыре и пассажирки собрались спускаться в каюту, Эйприл углядела издалека коротышку-капитана. Но она предпочла не сообщать об этом кузине. Ясно было, что мсье Арманд устал от нескончаемых нападок леди Эстер и попросту от нее скрывался.

Эстер вернулась в каюту в самом дурном настроении, и всю накопившуюся в ее душе злость она обратила на нареченного своего жениха. Когда состоится их личная встреча, ему придется несладко.

На восьмое утро плавания Эстер решила, что с нее хватит терпеть дальнейшие унижения и пребывать узницей в этом стойле, которое капитан почему-то называет каютой.

Выскочив из гамака, где она провела очередную бессонную ночь, Эстер торопливо проглотила принесенный безмолвным матросом скудный завтрак, поплескала в лицо пресной водой, протерла глаза платочком и решительно направилась к двери.

Эйприл еще не управилась со своим туалетом и была удивлена.

— Но наше время еще не наступило.

Глаза Эстер вспыхнули огнем, а брови грозно нахмурились.

— Можешь меня не сопровождать. Оставайся гнить в этом стойле!

Эйприл искала подходящий ответ, но тут страшный удар сотряс корпус корабля. Сила удара была такова, что Эстер с воплем взлетела в воздух и упала прямо на испуганную кузину. Та только собралась закричать, но Эстер прикрыла ей рот ладонью.

— Тихо!

Девушки вслушивались в шумы и крики, доносившиеся снаружи.

— Что это? — прошептала испуганная Эйприл.

— Наше долгожданное приключение.

— О боже! О чем ты говоришь?

— Кажется, на нас напали. Это уже становится интересным.

— Напади?! Какой ужас!

— Ш-ш-ш.

Эстер приложила пальчик к губам, призывая кузину к молчанию. Затем она метнулась к сундукам, сложенным под гамаком, и после долгих поисков извлекла из-под вороха белья кинжал в украшенных драгоценными камнями ножнах.

Эстер выхватила из ножен узкое длинное лезвие, и зловещая сталь сверкнула в сумраке каюты.

Эйприл в ужасе свернулась в комочек, не сводя глаз со своей решительной подруги.

— Что ты собираешься делать?

— Подняться наверх и узнать, что там происходит.

— Не оставляй меня одну, — взмолилась Эйприл.

— Тогда иди за мной, но только не высовывайся. И что бы ни случилось, не мешай мне. Поняла?

Эйприл кивнула. Эстер приоткрыла дверь каюты и обнаружила, что коридор пуст. Прижимаясь к переборке, девушки, затаив дыхание, подобрались к подножию трапа.

И вдруг сверху донесся жуткий предсмертный вопль, и вновь наступила гробовая тишина. Эйприл едва не упала в обморок, но Эстер хлестнула ее по щекам, приводя кузину в чувство.

Обе девушки, с опаской озираясь по сторонам, поднялись по ступенькам трапа и, выглянув наружу, одновременно охнули.

Ужасающего вида великан, обнаженный до пояса, с черной гривой волос, ниспадающей на могучую спину, загораживал им вход через люк. В руке он держал кривую саблю.

Заслышав шорох позади себя, он обернулся.

— Прочь с дороги! — бесстрашно приказала Эстер, угрожая ему своим смехотворным оружием.

Она решительно поднялась еще на одну ступеньку и направила острие кинжала прямо в горло гиганта. Тот широко улыбнулся, потом изобразил на лице свирепую гримасу и заорал:

— Капудан! Капудан!

Что это означало — угрозу или призыв своих сообщников прийти ему на помощь — Эстер, разумеется, не поняла. Она продолжала целиться в горло пирата кинжалом, пока из-за спины гиганта не появился молодой человек, тотчас же от души рассмеявшийся. Картина и правда была комичной. Хрупкая девушка нападает на громадного мужчину, не понимая абсурдности своего поведения.

Молодой пират не выказал особой торопливости, понимая, что великану не угрожает ни малейшая опасность.

Решительным жестом он отвел ее руку в сторону. Лишь тогда Эстер обратила на него внимание. Он явно был здесь главным, а свирепый гигант лишь его подручным.

Предводителю пиратов было на вид меньше тридцати, но на его гладко выбритом худощавом лице запечатлелись следы нелегких жизненных испытаний. Жгучее солнце и штормовые ветры сделали его кожу грубой и собрали ранние морщинки у глаз.

— Что происходит? — задал вопрос предводитель пиратов по-французски. В темных глазах его вспыхнул живейший интерес к происходящей стычке.

— Не ваше дело! Не вмешивайтесь! — тоже по-французски резко ответила Эстер.

— Ты француженка?

— Нет.

— А кто?

— Вам незачем это знать!

Восхищенный ее внешностью и темпераментом, пират не мог не улыбнуться. Он сразу понял, что рыжеволосая красотка станет жемчужиной любого гарема.

— Я Малик-эд-Диш, — представился молодой моряк. — А врагам своим известен как Акулья Пасть. Я внук знаменитого Хаир-эд-Дуна, прозванного Рыжей Бородой.

— Какое мне дело до бороды вашего дедушки? Малик-эд-Диш и его великан-помощник обменялись удивленными взглядами. Столь наглую девицу они еще не встречали за те долгие годы, что занимались морским разбоем.

— Все же скажи, кто ты? — настаивал Малик. Эстер выпрямилась во весь рост — пять футов и два дюйма, если быть точным — и ответила уже по-английски:

— Я Эстер Элизабет Девернье, кузина Елизаветы Тюдор, королевы Англии.

— Ты редкостное сокровище, распустившийся цветок, готовый, чтобы его сорвали, — цветисто выразился Малик тоже на английском языке, чем весьма удивил Эстер. — Следуй за мной. Я отведу тебя на свой корабль, Английская Роза.

— У английской розы есть шипы, которые колются, — заявила Эстер, взмахнув своим кинжалом. — Держись от меня подальше, пират!

— Боже, не серди его! — прошептала Эйприл, прятавшаяся за спиной кузины. — Турки так жестоки!

Малик уловил этот шепот и тут же спросил, не без насмешки:

— Что за оружие вы там еще прячете?

— Мою кузину.

— Пусть покажется на свет.

Дрожащая от страха, Эйприл вылезла из люка на палубу.

— Как поживаете, милорд? — Эйприл попыталась сделать реверанс. — Счастлива с вами познакомиться.

— Мы не на дворцовом приеме! — оборвала ее Эстер.

— Какая удача! Два едва распустившихся бутона для обновления моего цветника! Малик шагнул к девушкам.

— Стой! — вскричала Эстер и замахнулась кинжалом. — Оружие все еще у меня в руке, и я им воспользуюсь.

На этот раз Малик был более решителен. Он сильно ударил по тонкой девичьей руке, кинжал выпал из ослабевших пальцев и скользнул по палубе.

— Я вырвал у тебя жало, красотка! — произнес он, подступая к ней ближе. — Что теперь будешь делать — кусаться?

— Тебя казнят, как презренного пирата. Этот корабль принадлежит графу де Белью, а уж он найдет способ, как расправиться с тобой.

Улыбка мгновенно сошла с лица Малика-эд-Диша, а Эстер, наоборот, приободрилась, довольная тем, какое впечатление произвела на пирата ее надуманная угроза. Вероятно, этот якобы неустрашимый пират все-таки побаивается могущественного ее жениха.

Теперь Малик уже не шутил, а обращался к пленнице со всей серьезностью:

— Ты — моя добыча, и твоя рабыня — тоже. Так что извольте обе мне подчиняться.

Эстер опять вздернула свой нахальный носик.

— У нас в Англии нет рабства, нет рабов и рабынь. Наши слуги, — будь то мужчины или женщины, — свободные люди.

— Но ты больше не в Англии, крошка, — не дожидаясь ее очередного выпада, он приказал ожидающим его распоряжений пиратам: — Опустошите эту посудину до самого дна — до последней монеты и тряпки. Простукайте все переборки и загляните во все тайники. Не мне вас учить, как поступить с остальным грузом. — Он вновь обернулся к Эстер: — Пойдешь ли ты со мной добровольно?

— Нет.

— Участь, что ждет варварское отребье на этом обреченном корабле, не для глаз столь деликатной леди. Или ты предпочитаешь лицезреть, как матросов и капитана будут вешать, рубить на куски, а их мясом кормить средиземноморских акул?

Малик был вполне искренен, предлагая избавить юных девушек от подобного зрелища.

— Я заберу вас на свой корабль — тебя и твою рабыню-кузину.

— Нет, — возразила Эстер по инерции.

— Значит, ты хочешь стать свидетельницей того, как совершается правосудие в Оттоманской империи?

— В пиратской империи.

— Уже за эти слова ты достойна казни. Впрочем, — Малик пожал плечами, — за неведение и за красоту ты можешь быть помилована. Тогда набирайся мужества и смотри!

Первой жертвой был коротышка-капитан. Он пал даже не на плахе. Обнаженные до пояса, мускулистые, как борцы, турки приподняли его за руки и за ноги, а ловкий палач отсек ему голову кривым мечом. Турки тотчас расступились, чтобы кровь неверного, хлынувшая на палубу, не попала на них.

Глаза Эстер, дотоле сверкавшие гневом, потускнели, подернувшись пеленой. Она еще держалась на ногах, но это стоило ей больших усилий.

— О, папа! — пробормотала девушка, обращаясь к единственной, но навсегда потерянной ею опоре, примеру силы воли и храбрости.

Сказав это, она упала в обморок. Малик, ожидавший подобного развития событий, успел подхватить ее обмякшее тело и осторожно опустил на палубные доски.

Эйприл оттолкнула гиганта, загораживающего ей путь, нанеся ему удар в самое чувствительное место ниже пояса, и упала на колени возле госпожи.

— Что ты с ней сделал, негодяй? — обратила она к предводителю пиратов свое разъяренное личико. Малик тотчас распорядился:

— Хватит скалить зубы, Рашид, иначе она превратит тебя в евнуха. Возьми эту птичку на себя, а я займусь другой крошкой.

Малик поднял на руки бесчувственную Эстер, перекинул ее через плечо, словно мешок, и направился на корму, где железными крюками удерживал свою добычу пиратский корабль. Рашид поступил с Эйприл точно так же, и девушка, исчерпав весь запас храбрости, тоже впала в беспамятство.

Очнулись они обе в новом месте и одновременно. Для Эстер было великим облегчением увидеть перед собой кузину живой и без видимых повреждений.

И Эйприл была счастлива, что ее госпожа очнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

— А ты?

— Лучше, чем бедный капитан Арманд. Ему пришлось совсем плохо.

Эйприл была довольна, что ее госпожа изволила пошутить, пусть и на такую мрачную тему. Значит, с ней все в порядке, значит, бодрость духа не оставила ее.

Эстер осторожно огляделась. Каюта, куда заключили пленных девушек, была залита мягким светом масляных ламп, сквозь два круглых иллюминатора, задернутых тончайшим полупрозрачным шелком, проникали робкие солнечные лучи. Эта каюта выглядела несравнимо роскошнее, чем убогое стойло, предоставленное девушкам на французском корабле.

Во всяком случае, здесь нашлось место не только для приличных размеров кровати, но и для столика с двумя стульями. Ложе, составленное из пухлых и богато расшитых подушек, заменяло жалкий гамак, на котором провела несколько ночей Эстер.

— Кажется, что турецкая тюрьма комфортабельней, чем покои, предоставленные французским графом своей невесте.

Эйприл указала на сундуки, сложенные в углу просторной каюты.

— Они доставили сюда наши пожитки.

— Не радуйся, — предупредила кузину Эстер. — Все наше имущество — это теперь пиратская добыча. Они достаточно расчетливы, чтобы разбрасываться даже женскими тряпками. Все прибирают к рукам…

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился Малик. Он продолжил по-английски оборванную Эстер фразу:

— …и ничего и никого из рук не выпускают. — Затем он перешел на французский, на котором ему явно было объясняться привычнее: — Счастлив видеть, что ты уже пришла в себя, красавица. Я убедился, что жестокость глубоко ранит твою нежную душу, и в следующий раз не совершу подобной ошибки.

— Что вы сделали с французским кораблем и его экипажем? — задала вопрос Эстер.

— Не настаивай, я все равно не отвечу. Давай побеседуем о более приятных вещах, моя красавица.

— Я не ваша.

— Ты моя по праву победителя, — возразил Малик.

— Мой жених заплатит за меня щедрый выкуп.

— О выкупе не может быть и речи.

— Что ты возомнил о себе, поганый язычник? — вскинулась Эстер.

— Заткнись!

По-французски возглас звучал не так грубо, как на английском, но смысл был одинаков. Малик с трудом сдерживал себя. Ему было любопытно, как дальше будут развиваться события. Если Английская Роза своим непредсказуемым поведением не добьется, что Халид убьет ее тут же, в припадке ярости, то тогда стоит надеяться на щедрую благодарность халифа.

— Отдаю свою каюту в твое распоряжение. Если что-то понадобится — скажи. Но предупреждаю — попробуешь убежать, ничего не выйдет, за твоей дверью надежная охрана.

— Зачем затруднять своих людей и обрекать на бессонные ночи под дверью каюты? Мы обе отдались на твою милость.

Малик улыбнулся, почувствовав в словах английской красотки и издевку, и ловкий дипломатический ход. Она ему покорялась и одновременно дразнила, тем самым сохраняя достоинство. «Чем ей ответить?» — гадал Малик.

— Английские леди играют в шахматы? Мы могли бы таким образом скоротать вечер.

— Я бы сыграла в шахматы с удовольствием, но не с палачом и не с презренным пиратом, который, как морской дракон, затаившись в логове, подстерегает мирные корабли.

Малик захлопал в ладоши.

— О, какая красивая речь! Кроме красоты и храбрости, ты еще обладаешь острым язычком и строптивостью. Халиду придется потратить некоторое время, чтобы выдрессировать тебя.

— Кто такой Халид? — не удержалась от вопроса Эстер.

Малик выдержал паузу скорее всего для того, чтобы придать моменту подобающую торжественность.

— Халид — Меч Аллаха!

После этих слов Малик удалился, плотно затворив за собой дверь каюты.

— О боже! Что означает «Меч Аллаха»? Наверное, нам отрубят головы! — Эйприл в отчаянии всплеснула руками.

— Во всяком случае, ничего хорошего нас не ждет, — мрачно отозвалась Эстер. — Надо придумать, как отсюда убежать.

— Но как? — вскричала Эйприл. — Мы в море и не сможем доплыть до берега!

— Воплями делу не поможешь. К тому же неприлично служанке повышать голос в присутствии госпожи. Прекрати истерику, иначе я тебя отшлепаю по щекам!

— Но госпожа должна подумать, как сохранить жизнь и себе, и своей служанке.

Впервые Эйприл проявила характер. Никогда раньше ничего подобного не случалось. Для Эстер это было приятным сюрпризом.

— Ты, ты во всем виновата! — обвиняла ее Эйприл.

— В чем же?

— Ты накликала на нас беду. Ты так жаждала приключений!

— Остынь! — приказала Эстер. — И пораскинь мозгами, если они у тебя есть. Когда-нибудь он отвезет нас на сушу. Не вечно же ему болтаться по морям. А там мы найдем способ убежать и добраться домой.

— Домой! — повторила Эйприл, словно эхо. — Домой! Обратно в Англию?

— Конечно. Я уже решила, что не выйду замуж за Хорька!

— Но королева…

— К черту королеву! С ней мы разберемся позже. Вино не осушают одним глотком, а пьют понемногу. Разве ты этого не знаешь? Так же решаются и все проблемы.

Эйприл немного успокоилась.

— Но ведь ужасно находиться на турецком корабле?

— А спать с мерзким Хорьком разве приятнее? — возразила Эстер. — Я чувствую себя спасенной от этой участи.

— Но в жизни есть кое-что и похуже, чем быть женой урода, — разумно заявила Эйприл.

— А, ты согласилась со мной, что он урод?

— Но быть замужем даже за таким уродом лучше, чем быть рабыней поганого турка. Навечно остаться в плену у язычников и никогда не увидеть вновь родную Англию, — тут Эйприл всхлипнула.

Эстер надоело пререкаться с кузиной. Она принялась разбирать сложенный в углу каюты багаж. Добравшись до заветного сундучка с двойным дном и выбросив оттуда вещи, она извлекла из тайника точно такой же кинжал, что был отобран у нее пиратами. Спрятав его под подушку, она с наслаждением разлеглась на мягкой постели.

— Мы возьмем в заложники первого же турка, который войдет сюда. Нам остается только ждать. А там посмотрим, как они запрыгают!

Эстер смежила веки, притворяясь, что спит. На самом деле девушку терзали те же страхи, что и ее кузину.

Эйприл прильнула к круглому корабельному окошку. Морские волны показались громадными и грозными. Нигде не видно было земли. Никаких шансов убежать.

— Папа! — вдруг пробормотала Эстер. Сон все же сморил ее, но не принес долгожданного покоя. Эйприл безуспешно пыталась ее разбудить.

— Папа… прости меня…

Эйприл изо всех сил тряхнула кузину за плечи, и та открыла глаза, но продолжала оставаться во власти кошмара.

— Я во всем виновата…

— Неправда. Ты просто бредишь. — У Эйприл от жалости к кузине разрывалось сердце.

— Если б я так не поступила…

— Все в прошлом, — прервала ее Эйприл. — Не занимай этим голову. Подумай лучше, как нам вырваться из рук неверных.

— Да-да, конечно, — Эстер не сразу пришла в себя.

Перед ее мысленным взором возникали ужасные картины их пленения и казни маленького капитана. А вместе с ними и воспоминания о том, как не помогли ей уроки обращения с оружием, которые она брала вместе со своим братом, уберечь отца в момент нападения на него.

Эйприл прислушалась и уловила шорох за дверью каюты. Эстер мгновенно выхватила кинжал из-под подушки, бесшумно пересекла босиком пространство каюты и прижалась к стене возле двери.

Дверь отворилась, и мужчина почтительно внес в каюту тяжелый поднос с кушаньями. Тут же в его шею уперся острый кончик кинжала.

— Передай поднос моей кузине и проглоти язык! — приказала Эстер.

Команда была тут же выполнена. Видимо, французский язык турок понимал.

— Теперь повернись.

Слуга повиновался безмолвно, словно марионетка.

— Проводи нас к своему капитану, — выдвинула очередное требование Эстер.

— Последнее не требуется. Капитан здесь. Чем могу служить?

Насмешливый тон Малика вывел Эстер из себя.

— Выполняй мои требования, или я убью твоего человека!

— На моем корабле достаточно людей. Одним больше, одним меньше, какая разница! Всех ты не зарежешь своим игрушечным кинжалом.

— Ради бога, не зли этого дикаря! — взмолилась Эйприл. — Он убьет нас.

— Отдай кинжал и признайся, сколько у тебя еще в запасе таких шипов, Английская Роза?

Эстер подчинилась и честно признала свое поражение.

— Больше нет. Теперь я безоружна.

Малик с улыбкой передал, не глядя, кинжал своему помощнику, возникшему у него за спиной, произнес что-то по-турецки, после чего помощник учинил тщательный обыск в вещах английских леди.

— Я не могу полагаться на твое слово, красавица. Солгать неверному турку ведь не считается у вас, христиан, грехом? — как бы извиняясь, произнес с улыбкой Малик.

Не обнаружив ничего похожего на оружие, гигант и робкий слуга, принесший пищу, удалились.

— Неужели ты была способна проткнуть шею безвинному рабу? — поинтересовался Малик и тут же сам отверг эту мысль. — Не верю! А теперь приятного аппетита!

Капитан решил сам прислуживать пленницам и поднял крышки с блюд, источающих соблазнительный аромат.

Убедившись, что обе леди не в силах бороться с искушением, он вежливо покинул их общество, заперев снаружи дверь каюты.

— Кровопийца! — заявила Эстер. — Мерзавец! Людоед!

— Похоже на то. Он откармливает нас, чтобы потом съесть, — согласилась доверчивая Эйприл. — Что нам делать — кушать или нет?

— Во всяком случае, силы нам надо сохранять. План А не удался, переходим к плану Б.

— Что значит Б?

— Пока не знаю. Надо подумать.

Эстер присела к столу и принялась за еду.

Подгоняемая попутными ветрами, пиратская шхуна быстро пересекла Средиземное море, прошла через Гелласпонт — по-английски Дарданеллы — и причалила в тихом заливе Мраморного моря, где возле городка Галлиполи располагалась вилла знаменитого пирата.

Во время всего путешествия Эстер и Эйприл не покидали каюты. Их обслуживал гигант-помощник Малика и на все вопросы отвечал широкой беззлобной улыбкой.

Эстер очень хотелось запустить ему в голову ночным горшком, но она понимала бессмысленность такой выходки.

И вот, наконец-то, ранним утром, когда слепящее солнце нырнуло в отверстие иллюминатора, они увидели землю.

На берегу расположились несколько шатров, вокруг них гарцевали всадники, а выше, на скале, виднелось каменное строение.

— Это настоящий дворец! Где мы?

— Не имею понятия. — От чувства неизвестности и собственной беспомощности Эстер вновь проявила характер и стала биться в дверь каюты, но тотчас убедилась, что она прочно заперта, и выломать ее им не по силам.

— За нас все решат, — трезво рассудила Эйприл и занялась своим вышиванием. За дни скитаний по морям она уже достигла в этом ремесле совершенства. — И не бейся головой о стену, Эстер. Это нам не поможет, а мозги твои еще понадобятся.

Эстер охотно согласилась. Она устала сопротивляться тому, что все равно неизбежно. Ей даже хотелось скорее узнать, что такое — это неизбежное.

Настало время обеда, но уже знакомый девушкам молчаливый слуга на этот раз так и не появился. Зато до их слуха донеслись возбужденные мужские голоса, лязг якорной цепи и шумы, которыми обычно сопровождается разгрузка корабля. Голодные девушки пребывали в тоске и тревоге.

Лишь ближе к вечеру их неожиданно посетил сам капитан. Словно опытный слуга, Малик нес на вытянутой руке поднос и при этом лучезарно улыбался.

— Ты хотел уморить нас голодом? — накинулась на него Эстер.

— Разумеется, нет! — Он рассмеялся. — Разве мог я замыслить нечто подобное в отношении столь милых леди?

Малик поставил поднос на столик и указал на два хрустальных кубка. В одном была розоватая жидкость, в другом — почти бесцветная.

Визит капитана в неурочный час пробудил у девушек самые худшие подозрения, но Малик был настроен весьма благодушно.

— Советую вам попробовать шербет, это вас освежит. Вот этот настоян на лепестках роз, а этот — на лимонах. А поедите вы уже у меня дома.

Он подал розовый напиток Эйприл, а Эстер достался лимонный.

— Мой шербет горчит, — заявила Эстер, но сделала еще глоток. Боже, как ее мучила жажда и как она была голодна!

— А мой нет. Мне понравился шербет, — сказала Эйприл.

— Лимонный шербет более изыскан, — сообщил Малик, — но лимоны имеют своеобразный вкус. Неужели ты никогда не пробовала лимон?

Эстер отрицательно покачала головой.

— Сколько нового тебе еще предстоит узнать, — усмехнулся Малик и наклонился, заглядывая в иллюминатор.

Эстер осушила кубок до дна, подошла и встала рядом с Маликом. Ей тоже захотелось посмотреть на то, что происходит снаружи. Она решилась спросить осторожно:

— Что с нами будет? Что нас ждет?

— Я же сказал — ужин в моем доме.

— Это твой дом — там на берегу?

— Да, моя вилла. А вот те шатры поблизости раскинул Халид. Временами у него появляется желание вернуться к обычаям предков.

— Может, ему больше подойдет пещера, как и его первобытным пращурам?

Малик взглянул на нее сверху вниз и произнес с некоторой долей презрения:

— Ты не знаешь Халида и поэтому болтаешь чепуху. Такие люди, как Халид, еще не встречались тебе на жизненном пути.

— Пусть твой Халид и замечательный человек, но при чем тут мы? Какое ему дело до нас с Эйприл?

Задавая вопрос, Эстер вдруг широко зевнула. Внезапная сонливость напала на нее.

— Ему нет дела до Эйприл. Он займется тобой, — жестко сказал Малик, наблюдая пристально, как она потягивается, расслабляясь, как гаснет гневный огонек в ее глазах.

А у Эстер стало необыкновенно легко на душе, и, главное, ее охватило полное безразличие к собственной участи. Направляясь к ложу в глубине каюты, она поинтересовалась:

— Что значит «займется»?

— Это значит, что я преподнесу тебя в дар Халиду. А Эйприл оставлю для себя.

— Как любопытно, — с чудесным ощущением покоя Эстер распростерлась на ложе.

— Вы не посмеете! — Эйприл чуть не задохнулась от ярости. — Эстер, ты слышишь? Он хочет нас разлучить!

Когда Эстер не откликнулась на ее отчаянный вопль, Эйприл осознала, что случилось нечто ужасное. Она бросилась к кузине и начала трясти ее за плечи.

— Очнись, Эстер! И скажи ему, что мы никогда не расстанемся.

— Успокойся, — пробормотала Эстер. — И не кричи так. Я не глухая.

— Что ты с ней сделал? — потребовала Эйприл ответа у капитана, потрясая в воздухе сжатыми кулачками.

— Незачем трепетать крылышками, птичка. Твоя госпожа вне опасности. Я только помог ей безбоязненно ступить на лестницу, ведущую в рай.

— Да, теперь я ничего не боюсь, — подтвердила Эстер и смежила веки.

— Ты отравил ее, подлый негодяй! — неистовствовала Эйприл.

— Прикуси свой дерзкий язычок, крошка, а то я повешу на твои губки замок, — оборвал ее Малик. — Я поступил так из милосердия, чтобы облегчить твоей госпоже переход к новой жизни. Тебе следует быть благодарной за мою доброту.

После этих слов он удалился. Девушки вновь оказались взаперти.

2

Солнце проделало по небу положенный путь и опустилось за холмы на западном берегу пролива. Вместе с сумерками пришла и блаженная прохлада. Халид, по прозвищу Меч Аллаха, ожидая гостя, вышел из шатра, чтобы насладиться кратким мгновением одиночества, вдохнуть освежающий ветерок с моря и полюбоваться красками вечернего неба.

Халид-бек, принц Оттоманской империи, обладал внешностью истинного воина, и таковым он и был. Рост его превышал шесть футов, он был широкоплеч и тонок в талии. На его бронзовом от загара, гладко выбритом лице выделялись глаза небесной голубизны, унаследованные им от знаменитой прабабки, одной из жен великого султана Селима. В этих глазах была некая отрешенность, но горе тому, кто поверил бы, что Халид-бек — человек не от мира сего.

Неоднократно он доказывал обратное всем врагам своим на море и на суше, а густые черные как смоль волосы, словно грива ниспадающие на плечи, и особенно глубокий неровный шрам на правой щеке — от виска до верхней губы, искажающий правильные черты лица его, — все это создавало вокруг него зловещую ауру и могло внушить страх кому угодно.

Будучи всегда настороже, готовый к любым неожиданностям, Халид чувствовал себя неуютно, когда облачался в платье, излюбленное его соотечественниками. Пышные парчовые халаты он хранил в сундуках в своем дворце в Стамбуле, а вне столицы предпочитал одеваться легче и свободнее.

Сейчас на нем были белые шаровары, заправленные в сапожки из телячьей кожи, белоснежная рубашка с открытым воротом и широкими рукавами, собранными на запястьях. К поясу он прикрепил кинжал в ножнах, богато украшенных драгоценными камнями.

— Мерхаба! — услышал он знакомый голос. — Здравствуй!

Халид обернулся. Малик и Рашид приблизились. Давние друзья обменялись радостными приветствиями, а затем прошли в шатер.

Рашид и несколько человек из охраны принца задержались у входа, а хозяин провел гостя в свои личные покои, отгороженные от остального пространства шатра ковровыми занавесями. Там они удобно расположились возле низенького столика на подушках, разбросанных в кажущемся беспорядке на устланном ковром полу.

Слуга внес поднос с ужином. От блюд исходил пряный аромат. Тут было и мясо ягненка, зажаренного на углях, и аппетитный кебаб, обернутый в виноградные листья и так запеченный, и благоухающий рис, и сладкие перцы — зеленые и красные, — и разная рыба, и крохотные маринованные огурчики и разнообразные фрукты. Заставив блюдами весь столик, слуга водрузил посреди всего этого изобилия сосуд с розовой водой, согнулся в поклоне и, пятясь, безмолвно удалился.

Озорно подмигнув другу, Малик извлек из-за пазухи плоскую кожаную флягу. Наполнив кубок вином, он поднес его к губам, призывая Халида проделать то же самое, но тот отрицательно покачал головой.

— Коран запрещает употреблять вино.

— Не строй из себя святошу. Разве сам султан не вкушал крепкий напиток, изготовленный из винограда, и даже, как я слышал, предпринял вторжение на Кипр только ради ознакомления с местными прославленными винами.

— Не вздумай повторять эти сплетни, — строго одернул Малика Халид. — Правда, иногда мне самому приходит в голову, что мой дядя в своих порочных пристрастиях сходен с моим знаменитым дедом.

Малик язвительно усмехнулся.

— Мурад не менее порочен.

— Мой кузен одержим другими страстями. У него тяга к злату и женщинам, а у дядюшки — к пьянству.

— Из тебя бы получился лучший султан.

— Говорить вслух и даже думать об этом — уже измена, — предостерег друга Халид. — Я гоню от себя подобные мысли. К тому же я потомок блистательного Селима лишь по женской линии и не претендую на трон.

Я верен правящему ныне султану, несмотря на все его слабости и ошибки.

— Однако именно ты унаследовал от деда многие из его достоинств!

— В отличие от деда женщины не занимают столько места в моем сердце. Дьявольские создания по природе своей, они лишь притворяются слабыми. С ними надо быть твердыми и безжалостными, иначе они становятся неуправляемыми и садятся тебе на шею, как карлик в сказке про Синдбада.

— Даже Хурема и Михрима? — несколько удивился Малик.

— О них-то как раз и речь, — мрачно высказался Халид. — Дядя Мустафа мог стать великим правителем, если б не молился на мою бабку, как на святыню, и не потакал ее безумствам. А Михрима ничем не лучше своей мамаши.

— Ну, конечно, фиги падают недалеко от дерева, на котором выросли, — откликнулся Малик известной поговоркой.

Халид согласно кивнул и перевел разговор в иное русло.

— Расскажи мне о своих странствиях.

— Мы захватили один из кораблей Форжера де Белью. — Малик сразу же перешел к делу.

При упоминании этого имени бронзовое лицо Халида еще больше потемнело, и невольно его рука потянулась к шраму, рассекающему щеку.

— Когда-нибудь я сдеру живьем шкуру с этого негодяя за то, что он сделал с моей сестрой и братом.

— И с твоим лицом, — добавил Малик.

— Мое лицо мелочь. Об этом не вспоминай.

— На корабле был очень ценный груз.

Халид с интересом взглянул на друга.

— Какой же?

Малик ухмыльнулся.

— Ты сам определишь ему цену, когда увидишь. Это мой подарок тебе.

— Единственный желанный мне подарок — это голова Форжера, — заявил Халид. — Со шкурой в придачу.

— Уверен, ты обрадуешься подарку.

— Но сначала завершим наш ужин и беседу, — предложил принц. — Мы давно не виделись и нам есть о чем поговорить.

— Как скажешь, Халид-бек, — скромно согласился Малик.

Ужин и беседа затянулись надолго, ибо многие события произошли в Стамбуле за время отсутствия Малика и друзьям надо было их обсудить. Наконец Халид хлопнул в ладоши, и тотчас двое слуг явились на зов. Один убрал со стола блюда, другой подал чаши с теплой ароматной водой для омовения рук и мягкие полотенца. Хозяин и гость поднялись с подушек, разминаясь после обильной еды.

— Передай Рашиду, что настало время представить сиятельному принцу мой дар, — обратился Малик к слуге.

И минуты не прошло, как Рашид откинул занавес, низко поклонился и, придерживая его, впустил во внутренний покой четверку мускулистых матросов. На плечах они несли свернутый ковер. Бдительные охранники принца из числа самых доверенных — числом шестеро — расположились у входа на случай, если подарок таит в себе угрозу драгоценной жизни их господина.

— Неужто это ковер? — не удержался от разочарованного вздоха Халид.

— Имей терпение, мой друг. Подарок внутри.

Малик подал знак своим людям, и они осторожно опустили ношу на подушки там, где их попирали мягкие сапоги принца.

— Разверните ковер, — скомандовал Малик.

В шатре воцарилось торжественное молчание. И вот наконец принц узрел, что за жемчужину ему преподнесли в дар.

Облаченное в почти прозрачный шелк, перед ним предстало само совершенство женской красоты. В годы ученичества ему приходилось видеть статуи древнегреческих богинь, но то были мраморные изваяния, а это существо было живым, из плоти и крови, что подтверждалось легким колыханием ткани на выпуклой нежной груди.

Очертания великолепного тела ясно вырисовывались под рубашкой. Руки Халида невольно потянулись к красавице, чтобы убедиться, что она не призрачное видение. Разметавшиеся по плечам ее волосы были цвета солнечных лучей перед грозой, когда светило вот-вот нырнет в тучи.

Забыв о том, что за ним наблюдают гость и охрана и что, открыто выражая свое восхищение, он унижает свое достоинство, принц присел на корточки и кончиками пальцев провел по атласной щечке.

Девушка вздрогнула, распахнула свои изумрудные глаза и с удивлением и упреком уставилась на того, кто посмел нарушить ее покой. Она увидела словно в туманной дымке мужчину, склонившегося над ней, но вид его не вызвал у нее никаких чувств — ни отвращения, ни страха, ни интереса.

Халид поразился ее умению владеть собой. Он высоко ценил подобное качество, когда противник сохраняет хладнокровие даже в моменты самой яростной схватки на поле боя. А эту красавицу не поверг в трепет чудовищный шрам, уродующий точеное лицо оттоманского принца.

Теперь надо проверить, насколько она податлива к мужской ласке. Его ладонь опустилась на ее плечо, коснулась атласной кожи и отправилась в путешествие вниз, к местам, которые женщины обычно скрывают от мужчин.

Пелена, застилавшая ее глаза, вдруг прорвалась. Ей захотелось оглядеться, чтобы понять, где она находится. Но пошевельнуться — значит выдать себя. Эстер скосила, как могла, глаза вбок и разглядела неподалеку Малика с уже знакомой ей ухмылкой на лице. Но что-то новое, плотоядное, было в этой ухмылке и не могло не насторожить девушку. А затем она ощутила прикосновение чьей-то руки сквозь тонкую ткань рубашки.

Мужчина, обследующий ее живот и бедра, повернулся к ней боком. Молниеносным движением Эстер выхватила из ножен, прикрепленных к его поясу, кинжал и уткнула острый кончик лезвия ему в шею.

— Убери свои лапы, грязный турок! — произнесла она по-французски.

Турок беспрекословно подчинился. Он поднял руки вверх, как бы сдаваясь, а громкий хохот стражников обрушился на Эстер, как лавина.

Страшное видение, преследующее ее с детства, пронзило мозг. Шестеро вооруженных мужчин на пляшущих в нетерпении конях окружали ее, а она — маленькая, беспомощная, только что увидевшая своего отца мертвым, умоляла их:

— Пощадите, пощадите меня!

Сознание оставило Эстер, кинжал выпал из ее ослабевших пальцев. Халид успел подставить руку, чтобы она не ударилась затылком о землю, и опустил обратно на ковер.

— Что за дикое животное ты мне подарил? — обратился он к Малику. — Ее надо держать в клетке?

— Скорее приручить, как малого верблюжонка, — посоветовал Малик.

— Откуда она родом?

— Из Англии.

— О, так издалека! Сколько же времени мне понадобится на ее дрессировку?

— Она тебя развлечет.

— Мне некогда развлекаться, — отрезал Халид. — Где ты ее добыл? Взял с корабля Форжера?

Малик молча кивнул.

— Лучше бы ты эту ехидну доставил по назначению.

Эстер очнулась и стала прислушиваться к разговору мужчин, хотя не понимала ни слова. Все же она догадывалась, что речь идет о ней. Неожиданно чихнув, она привлекла к себе внимание.

— Недолго же ты была в забытьи, — холодно отметил турок со шрамом. Эта фраза была произнесена по-французски.

Эстер поторопилась прикрыть, как могла, оголенную грудь, потом задала вопрос на том же языке:

— Кто ты? И зачем тебе целая армия, чтобы справиться с такой маленькой женщиной, как я?

Если Эстер надеялась таким образом уязвить его, она потерпела неудачу. Халид пропустил ее едва скрытую издевку мимо ушей, а в ответ заявил с мрачной иронией:

— Для армии ты вряд ли сгодишься, а мне на пару дней доставишь удовольствие.

И отвернулся. Этого Эстер не могла вынести.

— Мой жених уплатит тебе за мою свободу. Скажи, сколько?

— Забудь о своем женихе. Тебя подарили мне. Ты — моя собственность.

— Я ничья собственность! Я свободная англичанка. А граф де Белью вспорет тебе брюхо, мерзкий язычник!

Сама того не ведая, Эстер преступила запретную границу. Лицо Халида почернело от злобы, а шрам, наоборот, побелел и чуть ли не засветился, словно зигзаг молнии на грозовом небе.

Это превращение человека в чудовище было столь внезапным, что Эстер в ужасе воскликнула:

— Нет!.. Нет! — и закрыла ладонями глаза.

— Она произнесла имя Форжера де Белью? Я не ослышался? — грозно спросил Малика Халид.

— Да, дружище. Она обручена с ним.

Обернувшись вновь к английской пленнице, Халид посмотрел на нее так, будто у нее внезапно выросли две головы с клыками в каждой пасти.

А девушка между тем бормотала:

— Освободи меня и отправь обратно в Англию. Я ни чем перед тобой не провинилась.

— Молчать! — прикрикнул Халид и тотчас обратил испепеляющий взгляд на Малика. — Уйди!

— Нет, прошу, останься! — вмешалась Эстер. Малик вдруг стал единственной ниточкой, связывающей ее с прошлым. Если эта ниточка оборвется, то ее ждет падение в темную пропасть.

— Ты что, оглох? Я не повторяю одно и то же дважды!

Недавний сотрапезник сиятельного принца был растерян.

— Не уходи! — молила его охваченная паническим ужасом Эстер.

Как медведь, затравленный охотничьими псами, Малик вертел головой туда и сюда и наконец нашел спасение в льстивой, но двусмысленной шутке:

— Ты, кажется, нашел себе достойную противницу на поле боя. Если к утру будет зачат отпрыск царственных кровей, я первым поздравлю тебя, дружище.

Халид расхохотался.

— А ты не бойся, что я испорчу подаренную игрушку. Пока она цела, ею можно забавляться, а мертвую ее кинут в мусорную яму.

Успокоенный этим заверением друга, Малик покинул шатер. Ему не терпелось провести ночь с белокурой английской девственницей по имени Эйприл. Тяжелый и опасный пиратский промысел вознаграждался, помимо денежной выгоды, и такими редкими часами райского наслаждения.

Девушка и человек со шрамом остались наедине.

Глаза Эстер, зеленые, как весенняя трава на лугах далекой Англии, были распахнуты в тревожном ожидании. Воображение подсказывало ей ужасные картины пыток и насилия. Девушка догадалась, что у ее жениха и этого турецкого паши со шрамом какие-то свои счеты и она послужит разменной монетой в их кровавом торге.

Халид пристально смотрел на нее, а она на этого страшного мужчину, и каждый думал о своем и скрывал свои мысли.

Халид презирал женский пол за его коварство и притворную слабость. Змея слаба, потому что ее можно, наступив, раздавить сапогом, но она способна и ужалить. Коран не воспрещает быть суровым к женам и наказывать их. Халид предпочитал брать женщин не силой, а возбуждать в них ответное желание. Сопротивление лишь подзадоривало его.

— Ты знаешь, куда ты попала? — осведомился Халид у пленницы.

— Хоть бы в самое пекло — мне все равно, — получил он в ответ.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Халид взял девушку за подбородок и повернул ее личико к себе. — Хочешь жить — подчиняйся!

— Ты меня убьешь? А сперва изнасилуешь?

— Сначала я преподам тебе несколько уроков, — произнес Халид на безукоризненном французском. — Слушай первую заповедь.

Эстер навострила уши. А что еще ей оставалось делать?

— Рабыня никогда не задает господину вопросов. Поняла?

— Как не понять!

— Уже хорошо. Вторая заповедь. Рабыня не открывает рот, если не получит от хозяина разрешение говорить.

Такое требование вызвало у Эстер протест, что немедленно уловил Халид. Он решительным жестом приказал ей замолчать.

Никто и никогда так не унижал Эстер, не вдалбливал в голову нелепые, с ее точки зрения, правила. Поэтому она взбунтовалась, но едва она разомкнула губы, он накрыл их ладонью.

— Если ты туга на ухо, я могу повторить, хотя обычно этого не делаю. Если хочешь узнать мое имя, то поморгай ресницами, и я тебе отвечу.

Эстер покорно моргнула несколько раз. Шаловливые огоньки вспыхнули в глазах Халида. Он увлекся игрой.

— Я Халид-бек по прозвищу Меч Аллаха. Но не смей обращаться ко мне по имени. Тебе позволено называть меня только «мой повелитель». А тебя как зовут?

Он убрал ладонь со рта пленницы и тотчас услышал:

— Ты желаешь, чтобы я тебе представилась, мой повелитель?

Воистину порождение Идлиса, кого христиане называют Сатаной, было подарено в эту ночь Халиду его ближайшим другом Маликом. Как заставить девчонку укоротить свой язвительный язычок?

— Да, желаю, — скрыв нарастающее раздражение, произнес Халид.

— Эстер Элизабет Девернье.

— Слишком длинно для такой малышки. Придумаем что-нибудь покороче. Что означает на твоем языке первое имя?

— Эстер — это цветок вереска. Он растет на моей родине на холмистых пустошах и расцветает весной.

— Дикий Цветок! — Халид на мгновение задумался. — Тебе это имя подходит. А в чем смысл остальной тарабарщины?

— В том, что я принадлежу к знатному роду. А Элизабет прибавлено в честь королевы английской Елизаветы Тюдор. Слышал о такой?

Если турок и знал, что островом в Северном море правит женщина по имени Елизавета, то не подал вида.

— Я сменю тебе имя, — заявил он.

— Зачем? — встрепенулась Эстер.

— Чтобы мне было удобно кликнуть тебя, когда ты понадобишься.

— Я не лошадь, чтобы мне давали кличку. Я возражаю!

— Кажется, ты все-таки глупа и рассеянна. Ты не усвоила ни одной из заповедей.

— Я не глупа и прекрасно помню твою болтовню о заповедях. Это ты глуп, раз не понимаешь своей выгоды. Отправь меня домой, и тебе щедро заплатят.

— Твой дом здесь. А о женихе забудь.

— Не к Форжеру Белью я хочу вернуться, а к себе, в Англию! — в отчаянии выкрикнула Эстер.

Метая стрелы наугад, она случайно попала в цель. В мозгу у «зверя», собиравшегося ее изнасиловать, зашевелились какие-то мысли. Он даже принялся рассуждать.

— Если я верну тебя твоему отцу, он будет мне мстить. У меня и так достаточно врагов.

— Мой отец мертв, — с грустью призналась Эстер. — За меня некому заступиться.

— Это уже лучше, — цинично заметил Халид.

— Ты пользуешься тем, что я беззащитна, негодяй!

Халид изобразил на лице свирепую гримасу и чуть не удушил дерзкую девицу. Но она успела вымолвить вдобавок:

— Злобный пес, вот ты кто!

Халид зажал ей рот. Он не так оскорбился, как она ожидала, скорее удивился ее догадливости.

— Да, Дикий Цветок! Я верный пес султана. Матери пугают мною непослушных детей.

— Веди себя хорошо, малыш, а то пес султана тебя скушает, — прошипела язвительно Эстер, когда Халид милостиво убрал руку, чтобы дать ей вздохнуть.

Она еще успела соблазнительно улыбнуться, и улыбка украсила ее личико. Может быть, она рассчитывала улыбкой смягчить гнев своего повелителя, но явно ошиблась. Он отпрянул от нее, как от ядовитой ехидны. В нем заронилось подозрение, что красивая чужестранка находится здесь неспроста. Или это «троянский конь», засланный его врагами, чтобы покончить с ним, или приманка с расчетом на то, что он пригреет у сердца змею.

— Встань! Я хочу осмотреть тебя.

— Что? — Эстер сделала вид, что не расслышала произнесенную по-французски фразу.

— Ты не глуха, не притворяйся. Я желаю знать, что получил в подарок и нет ли в нем изъяна.

Эстер тут же потянула на себя ковер, прикрылась им до подбородка. Пальцы ее аж побелели — так она цеплялась за этот последний защитный рубеж.

Халид немедленно объявил ей войну, со всей силой рванув ковер на себя, но Эстер удалось вскочить, проскользнуть мимо Халида и обежать стол.

Разразившись проклятиями, Халид, повинуясь глупому импульсу, погнался за ней. В этом была его ошибка, а какой мужчина не ошибется, если вступит в сражение с обезумевшей и потому непредсказуемой женщиной. Эстер схватила на ходу ятаган, вырвала изогнутое лезвие из ножен и замахнулась на преследователя.

— Поосторожней, а то порежешься, — предупредил ее Халид.

Эстер бесстрашно раскрутила над головой смертоносную саблю и сделала выпад, встречая противника. Тяжесть оружия по инерции увлекла ее за собой, Халид чуть отступил в сторону, а Эстер, не удержавшись на ногах, шлепнулась на пол, выронив ятаган. Халид тотчас оседлал ее и издевательски подергал за волосы.

— Я мог бы овладеть тобой прямо сейчас, не сходя с этого места. Так бы и поступил твой похотливый женишок. Но тебе повезло, ты не в его власти, а принадлежишь мне.

— Я никому не принадлежу. Я свободная женщина! В подтверждение этих слов «свободная» женщина как могла яростно дернулась, пытаясь сбросить наездника. Но Халиду приходилось укрощать и не таких кобылиц. Его железные ноги сковали пленницу.

Добившись краткого перемирия, он невозмутимо обследовал руками и взглядом трон, на котором сидел. Округлости зада пленницы слегка на глаз превосходили размером округлости грудей. Равновесие, установленное богом Эросом, было нарушено, но ненамного.

— Мала ростом, но округла там, где положено, — подытожил свои наблюдения Халид. — Ты девственница? Не лги. Мне легко узнать правду.

Щеки Эстер раскраснелись. Халиду показалось, что они вот-вот расплавятся, как металл в горне. И все же Эстер нашла в себе силы ответить с достоинством:

— Я не лгу. Мне незачем тебе лгать.

— А если я проверю?

Эстер не очень понимала, как можно проверить девственность, не нарушив ее, но все же ответила с вызовом:

— Проверь, если оставишь меня нетронутой.

Невинность девичьих слов заставила Халида расхохотаться.

— Неужто ты все еще надеешься остаться нетронутой, Дикий Цветок?

Услышав подобное заявление, Эстер так взбрыкнула, что сбросила с себя расслабившегося всадника. Халид скатился на ковер и получил к тому же болезненный удар по носу маленьким, но твердым кулачком.

Вернуть рабыню вновь в свои объятия не стоило ему особого труда. Они некоторое время катались по ковру в притворной борьбе, а затем он, лишив ее возможности сопротивляться, приблизил губы к ее жарко дышащему рту.

— Ты нарушила главную заповедь. Раб не смеет поднять руку на господина.

— Нет рабов, нет господ, — выдохнула, словно проклятие, слабеющая Эстер.

— За такие речи отрезают язык. Кто вбил тебе в голову эту чушь? Твоя дура — королева? Вряд ли. Я так и думал, что все, связанное с графом Белью, — мерзость. Слава аллаху, что я уберегся и не осквернил себя. Лучше разделить ложе с прокаженной, чем с невестой этого негодяя. Я прикажу охранять тебя, как заразную тварь.

С этими словами Халид, словно злобный джинн, неслышно ступая, исчез за пологами, превращающими шатер в сказочный лабиринт.

Эстер не могла поверить своему счастью. Неужели до наступления рассвета ее не изнасилуют и не посадят на кол или не отдадут на растерзание похотливой страже? Предоставленная самой себе, Эстер разразилась проклятиями, сетуя на свою злосчастную судьбу. Если б не ее глупая страсть к приключениям! Она сама накликала на себя беду, и сама должна выбираться из беды, не забыв при этом ни в чем не повинную кузину Эйприл. Ругательства, вырвавшиеся из ее уст, могли бы потрясти любую лондонскую торговку рыбой. Но грубая ругань помогала Эстер не раскиснуть.

Как ей добыть одежду, чтобы спастись бегством, ведь стараниями Малика и Халида она осталась полуобнаженной? Украсть что-либо было ниже ее достоинства, взять в бою, — но у кого, у убитого янычара? Убивать ей никого не хотелось. И как в ночной кромешной тьме она отыщет Эйприл?

Следовательно, надо дождаться восхода солнца и посмотреть, как дальше обернется дело. Но переживания последних минут вызвали у нее сухость во рту. Она пошарила по столу, в свете угасающих факелов осмотрела роскошные покои принца и, наконец, обнаружила среди разбросанных по полу подушек флягу. Встряхнув ее, она убедилась, что фляга далеко не пуста.

Закинув голову, Эстер утолила жажду, хотя это была не вода, а ею нелюбимое вино. Выпив вина, она ощутила желание поплакать, и обильные слезы оросили девичьи щеки. Не успели они еще высохнуть, как Эстер погрузилась в глубокий сон без сновидений.

О, если б так безвредно для себя перенес свое знакомство с новой рабыней Халид-бек.

Словно закрутившийся смерч, он пронизал в ярости все перегородки и выскочил на волю из шатра. Им овладела мысль, что где-то он оступился, повел себя неправильно и исправлять ошибку уже поздно. Он громко, слишком громко, — а так не принято отдавать приказы в Оттоманской империи, — подозвал к себе доверенного Абдуллу и распорядился:

— Выставь охрану у шатра! Пусть никто не посмеет ни войти, ни выйти!

Умудренный прожитыми годами слуга почтительно склонил голову, но при этом позволил себе оскалиться в ухмылке.

— Я лягу костьми, если потребуется, чтобы неверная крошка осталась нетронутой к тому часу, когда сиятельный Халид-бек подготовится к новой битве. Однако пройтись плеткой по ее спине было бы полезно.

Халид счел ниже своего достоинства обсуждать с Абдуллой, как ему следует поступать с пленницей, хотя он уловил издевку в тоне слуги, и это ему не понравилось. Но рубить голову из-за одной потаенной ухмылки, и отправить на тот свет верного Абдуллу было бы опрометчиво. Халид предпочел сделать вид, что ничего не заметил. Твердым шагом он направился к морю.

Ритмичные удары прибоя и шипение волн, растекающихся по прибрежной, веками обточенной гальке, успокаивали Халида. А когда он поднял голову и увидел тысячи и тысячи звезд, украшающих небосвод, и полумесяц молодой луны на темно-голубом бархате ночного неба, чувство досады сменилось покоем.

Он вновь поверил в себя, в благородство и величие своих замыслов. И, ко всему прочему, убедил себя в том, что сможет овладеть маленьким и очень соблазнительным зеленоглазым сокровищем, не применяя угроз и насилия.

Молва о том, как он страшен, опережала его действия. Тысячи предполагаемых жертв трепетали и готовы были заранее расстаться с жизнью, лишь бы избежать очной встречи с ним. Но эта глупая крошка не имела представления о его кровавых подвигах. Не стоит ли с нее начать новую главу в своем жизнеописании, отказавшись от непременного насилия как способа достижения цели?

Такие крамольные мысли приходили Халиду на ум, вызванные воспоминаниями о неукротимой, взбалмошной глупышке, которая сейчас томится в его шатре. Впрочем, она, наверное, уже спит крепким сном.

Он вдруг перенесся к думам о самом себе. Будучи постоянно на вторых ролях, заслоняемый тенью старшего брата, Халид с детства пытался заслужить хотя бы похвалу от матери, чье лукавство и стремление пробудить в нем честолюбие не были для него тайной.

Едва оперившимся птенцом он добился назначения на пост командующего личной гвардией своего деда-султана, и только ради того, чтобы о нем не забывали в семье, а мать при встрече одаривала его улыбкой; приказывал своим воинам вырезать целые селения, где жители не почитали аллаха, а если и почитали, то, по мнению Халида, не столь ревностно, как требовалось, или не по тем обрядам. «Никакого милосердия к неверным!» — взывал Халид, прозванный Карающим Мечом Аллаха. А еще его называли Зверем и Султанским Псом, и он эти клички заслужил.

Впоследствии Халид жалел, что из-за неразумных его слов, вызванных лишь честолюбием, проливались реки крови. Он поклялся, что никогда в гневе не поднимет руку на женщину или ребенка. Но было уже поздно. Слава о свирепом Звере распространялась по Оттоманской империи. Никто бы не поверил, что он способен кого-то пожалеть или пощадить. Все ждали от него очередной жестокости.

Одобрение своим поступкам, которое он улавливал в глазах матери, не стоило принесенных ради этого на заклание невинных жертв. Да и ее благосклонность к младшему сыну длилась недолго. Она обвинила его в гибели брата, павшего от руки графа де Белью. Она даже издевательски заявила однажды, что ее старший сын заплатил за истинную веру жизнью, а младший отделался лишь шрамом и стал уродом.

Лучше б было Халиду не вспоминать об этом в такую чудную звездную ночь, когда неподалеку в шатре ждет его благоуханный источник наслаждений.

Бесстрашная красавица пробудила в Халиде не только похоть и любопытство, как любое новое приобретение, доставленное в гарем. Ему хотелось разобраться, какими правилами руководствуется это существо женского пола, посмевшее ему перечить и даже хвататься за его собственный ятаган, угрожая мужчине. Как истинный турок, Халид не признавал женщину за полноценного человека, но эта девушка не побоялась вступить с ним в спор. И хотя она его определенно побаивалась, но уродливый шрам на лице Халида не внушал ей такого страха и отвращения, как даже его матери.

Дикий Цветок… Неужто великий аллах позволил слуге своему Халид-беку сосредоточить мысли на подобном ничтожестве? Англичанка, нареченная невеста графа де Белью. Халид не имеет права забывать об этом. Чтобы привести свои мысли в порядок, он стал произносить вслух соответствующие стихи из Корана.

Это не помогло. Спустя два часа Халид направился обратно к шатру.

Взмахом руки он приказал стражникам скрыться с глаз и вопросительно взглянул на оставшегося на месте ближайшего своего сподвижника.

— Все тихо, — доложил Абдулла и осмелился затем высказать свое мнение: — Она копит силы для нового сражения. Ты ничем ее не образумишь, кроме как плеткой. Внемли моему совету, Халид-бек, иначе после будешь раскаиваться.

Халид неопределенно кивнул и, пригнувшись, шагнул под откинутый полог шатра. Во внутреннем покое было жарко и душно, на столе для трапезы стояла почти оплывшая до конца свеча. Халид взглянул на свернувшуюся в клубочек, мирно спящую на полу пленницу и задел слабо трепещущий огонек.

«Четвертая заповедь выполняется, — с удовлетворением отметил он. — Рабыня спит там, где ей указано, и только с позволения господина может возлечь на его ложе».

Слуги уже подготовили ложе для господина. Халид уселся на пышную гору подушек, стянул сапожки, освободился от рубахи и расстегнул пряжку на поясе шаровар. Он предвкушал удовольствие, которое получит в скором времени.

— Нет, папа, нет! — вскричала во сне Эстер, а затем тихо и очень жалостно всхлипнула.

Халиду пришлось улечься рядом с ней на полу и обнять могучими руками скорченное тело девушки. Вожделение его ушло, исчезло, вытесненное сочувствием к мучимой кошмарами пленнице. Ведь они посещают по ночам любого, будь то христианин или правоверный, и сам Халид страшился, засыпая, что они явятся к нему с визитом.

— Усни, девочка, спи спокойно, — шептал он. Она затихла, а он не покидал ее, оберегая от злого ночного духа. Принц Оттоманской империи и английская девчонка имели хоть что-то общее — по ночам обоих мучили демоны, олицетворяющие их прошлое.

Прежде чем погрузиться в сладостный покой сна, Халид запечатлел поцелуй на лбу своей рабыни, невинный и сочувственный.

3

Пробуждение во тьме и полной неизвестности ужаснуло Эстер. Не сразу к ней вернулись воспоминания о бурных событиях предшествующего вечера. Но, вспомнив, она тотчас содрогнулась.

За то, что она еще жива, не посажена на кол или не брошена на съедение собакам, Эстер поспешила вознести благодарственную молитву господу. И за то, что место рядом с ней пустует. Впрочем, означает ли это, что она провела ночь в одиночестве и не была изнасилована? И куда подевался ее новый хозяин, этот зверь в человечьем обличье?

Она принялась размышлять, как ей спастись самой, а так же вызволить из плена Эйприл. По-прежнему ли ее кузина содержится узницей на корабле? Или пират Малик забрал ее на берег? И что он творит с ее несчастной кузиной?.. Нет, Эстер не хотела и думать об этом. Надо привести мысли в порядок и рассчитать каждый шаг, ведущий к свободе.

Прежде всего следует подкрепить свои силы. Эстер приподнялась со своего жесткого ложа и заметила на столе то, что не могло не пробудить аппетит у здоровой молодой девушки. Ее повелитель, вероятно, недавно завтракал за этим столом и оставил достаточно яств для изголодавшейся рабыни.

На блюде высилась горка еще теплых лепешек, в пиалах желтел мед и таяло свежее масло. А белоснежный, нарезанный крупными ломтями овечий сыр источал слезу и восхитительный аромат.

Эстер разломила лепешку. Одну половину она окунула в мед, другую — в душистое варенье из розовых лепестков. Сладкое она заедала солоноватой брынзой. Черные оливки она отвергла. Они были ей незнакомы и показались подозрительными.

Набивая рот едой, она одновременно осматривалась. Среди ковров и подушек Эстер увидела небрежно брошенные некоторые предметы одежды своего господина.

Ее завтрак был прерван громкими голосами, прозвучавшими так близко, словно над самым ухом. Эстер одним прыжком преодолела расстояние от стола до своего прежнего места, быстро проглотила то, что успела ухватить со стола, и притворилась спящей.

Из-под смеженных до узкой щелочки век она наблюдала, как слуги убирают со стола все, в том числе еще не испробованные ею яства. А затем перед ее взором возник и сам грозный Халид-бек. Он был чем-то раздражен и накричал на слуг. Взгляд, мимолетно брошенный им, обжег Эстер. Ей стоило неимоверных усилий сохранить неподвижность. Кажется, она обманула его, потому что он, не коснувшись ее тела, удалился.

Оставшись вновь в одиночестве, Эстер торопливо начала готовиться к бегству. Рубаха Халида выглядела на ней как вполне благопристойное платье, прикрывающее ее почти до колен. Но все же она решила надеть и его шаровары, заправив в них рубаху. Вместо пояса Эстер использовала какой-то шнур, на поиски которого ушло довольно много времени. Сложности возникли и с обувью. Сапоги принца ей совершенно не годились. Она бы не пробежала и двух шагов в этой великанской обуви. Лучше удирать отсюда босиком, чем споткнуться и шлепнуться лицом наземь на глазах у хохочущей охраны.

Эстер распласталась на животе и проползла под ковровыми занавесями, делящими шатер на множество отсеков.

Наконец она подобралась почти к самому выходу. Полог шатра был откинут и подперт резными кольями. Проникающий снаружи свет и прохладный воздух манили вожделенной свободой, но Эстер не решилась воспользоваться выходом, который был на виду. Она отползла к боковой стенке шатра и прижалась ухом к натянутой ткани. Ее слух не уловил никаких звуков — ни шуршания шагов, ни голосов стражников. Моля бога, чтобы никто не подкарауливал ее за стеной, она рискнула приподнять ткань.

В образовавшуюся щель она не увидела ничьих сапог. Тогда девушка осмелилась выползти на волю в сияющий солнечный мир. Переход от тьмы к свету был слишком резким, и Эстер на мгновение зажмурилась. Когда глаза немного привыкли, она принялась оглядываться по сторонам.

Она узнала издали жилище Малика, возвышавшееся на холме. Корабль по-прежнему стоял на якоре, вблизи от берега, на котором раскинулись походные шатры Халидова воинства.

Эстер, крадучись, перебегала от одной палатки к другой, прячась за ними, и так, никем не замеченная, удалилась на приличное расстояние.

Тем временем Халид прохаживался возле своего шатра, поджидая приближающегося Малика. Он улыбнулся и поднял руку в знак приветствия. Освежающий ветерок с моря, ароматы цветущих роз и нагретой солнцем кедровой хвои бодрили и способствовали хорошему настроению.

— Даже до террасы моего дома долетел твой голос, — сказал Малик.

Взгляд его скользнул к темному отверстию входа в шатер.

— Как она? — настороженно поинтересовался он.

— В полном порядке и сладко спит, — ответил Халид. — А слышал ты то, как я выговаривал своим слугам за их наглое поведение. Они без позволения вошли в мои покои.

Малик ухмыльнулся.

— Уверен, бедняжка утомилась за ночь. Халид неопределенно пожал плечами.

— Я же занялся ее кузиной и неплохо провел время, — поведал не без самодовольства Малик.

— Что еще за кузина? — спросил Халид.

— Твою пленницу сопровождала кузина, — пояснил Малик. — Я решил разлучить их, и кузину

оставил себе.

— Что ж, это твое право. Поступай как хочешь.

— А как ты поступишь с нею? — Малик вновь покосился на шатер, где была спрятана от посторонних глаз спящая красавица.

— Сделаю ее своей наложницей.

— А как быть с Форжером?

— Мы пошлем ему весточку через алжирского дея и герцога де Сассари. Когда он прознает о моих планах насчет своей невесты, то непременно выползет из норы, чтобы освободить свою нареченную и отомстить мне за унижение. Это вопрос чести для него.

— У Хорька нет ни чести, ни гордости.

— Форжер непременно явится, — уверенно заявил Халид, — и мы должны быть готовы…

Он замолк, увидев, что к ним приближаются Абдулла и Рашид.

Слуга Халида нес блюдо со свежеиспеченными хлебцами, предназначенными Эстер на завтрак, а помощник Малика доставил с корабля сундук с ее пожитками.

— Я подумал, что твоей наложнице понадобится кое-какая одежда, — сказал Малик. Халид кивнул.

— Если я буду держать ее все время обнаженной, то покоя мне не будет, — с усмешкой сообщил он. — Мужчины начнут шнырять туда-сюда и пялить на нее глаза.

Он забрал у слуги из рук блюдо и приказал:

— А ты, Абдулла, отнеси сундук.

Они вдвоем вошли в шатер. Малик, чуть помешкав, последовал за ними.

Вступив в свои покои, Халид вдруг резко остановился, изумленным взглядом обшарил пустое помещение.

— Где же она? — раздался из-за его спины удивленный возглас Малика.

— Сбежала.

— Без одежды?

— Кажется, она воспользовалась моей, — сказал Халид.

Он должен был признать, что отваги и находчивости этой девице не занимать.

— Спасибо аллаху, что он надоумил меня забрать отсюда поутру кинжал, а ятаган слишком тяжел для нее.

— Ятаган? — в изумлении переспросил Малик.

— Ночью она попыталась разрубить меня пополам. Малик не сдержал усмешку, но тут же придал лицу серьезное выражение.

— Я советовал тебе пройтись по ней плеткой, а ты не послушался, — неодобрительно покачал головой старый слуга. — Протрубить ли мне тревогу по лагерю? Что скажешь, господин?

— Повремени, — остановил его Халид. — Она не могла уйти далеко.

— Я готов помочь, — тут же предложил Малик. — Но где нам следует ее искать?

— Возможно, на твоей вилле. Абдулла, бери с собой Рашида и обыщи окрестности. Она могла направиться туда в поисках своей кузины. Однако, если вы обнаружите беглянку, не смейте тронуть ее даже пальцем, — распорядился Халид и обратился к другу: — А мы с тобой обшарим побережье на случай, если она вздумает вплавь вырваться на свободу.

Эстер распласталась на животе на поросшем жесткой травой холме и, чуть приподняв голову, обозревала безлюдный берег. Несколько лодок были вытащены на песок, а в заливе стоял на якоре корабль.

Интересно, сколько там человек на борту? Хотя корабль и выглядел покинутым, капитан наверняка оставил там матросов. Эстер решила добежать до какой-нибудь из шлюпок и на ней подплыть к кораблю. Она только жалела, что ей не удалось похитить из шатра кинжал или хотя бы нож.

На мгновение она представила себе принца. Где он сейчас? Чем занят? Что он предпримет, когда обнаружится ее побег? А, главное, как он поступит, если поймает ее?

Эстер приготовилась к пробежке и даже просчитала про себя: «Раз, два, три», но страх перед коварной водной стихией приковал ее к месту. Она не умела плавать. Как она сможет на шлюпке добраться до корабля? Вдруг дурацкая шлюпка перевернется сразу же, и она очутится в воде?

«Успокойся, — твердила сама себе Эстер. — Тебе нечего бояться, кроме как утонуть в море. А это не самый худший выход». Эстер подумала о кузине. Какие муки испытывает, наверное, сейчас бедняжка в руках пирата! Это подтолкнуло Эстер к действию.

Она вскочила и, как испуганный заяц, стрелой помчалась вниз с холма. С разгону девушка столкнула тяжелую шлюпку на воду, взобралась туда, вставила весла в уключины и начала, как могла, грести к кораблю.

— Вот она! — прогремел над побережьем и тихим заливом громоподобный возглас.

У Эстер сердце ушло в пятки. Халид и Малик появились на вершине холма, где только недавно она пряталась, и устремились в погоню. У береговой кромки Халид, опережая Малика, задержался на мгновение, скинул сапоги, нырнул, потревожив водную гладь, и мощными взмахами стал быстро сокращать расстояние, отделяющее его от шлюпки.

«Вот неудача! Это чудовище умеет плавать!» — подумала Эстер и приналегла на весла. К несчастью, принц плыл быстрее, чем она гребла.

Как только Халид добрался до шлюпки и изготовился перемахнуть через борт, Эстер подняла в воздух одно из весел, чтобы ударить пловца по темени, но Халид, проявив молниеносную реакцию, схватился за него и выдернул Эстер вместе с веслом из шлюпки.

— Помогите! — крикнула Эстер и пошла ко дну. Халид нырнул и вытащил ее за волосы на поверхность, затем, подгребая рукой, доставил беглянку на прибрежный песок.

Эстер кашляла и хрипела и наконец рассталась с проглоченной во время морского купания водой, а заодно и со съеденным ею тайком от хозяина завтраком. Взгляд ее медленно поднялся от ног Халида до его лица, маячившего где-то в вышине, и она сказала:

— Я думала, ты меня утопишь…

— Я спас твою ничтожную жизнь, — произнес Халид нарочито грозно.

Слезы навернулись на глаза Эстер.

— Моя жизнь не была никчемной, пока я не встретила тебя.

— Заявление спорное, — сказал Халид. — Во всяком случае, ты будешь сурово наказана.

— Ты убьешь меня?

— Вероятно, мне придет в голову нечто более ужасное. Однако я никогда не поступаю сгоряча. Сначала я думаю, в отличие от тебя, если ты вообще имеешь в голове то, чем люди думают.

— Я отвечаю за судьбу своей кузины. — Эстер пыталась как-то объяснить свой поступок. — Мне необходимо встретиться с ней.

Халид насмешливо взглянул на нее.

— Заповедь пятая: рабыня не выдвигает никаких требований к хозяину.

— Это четвертая заповедь, а не пятая, — сорвалось с языка Эстер, которая во всем любила ясность. — Если я путаюсь в счете, то загибаю пальцы. Это всегда помогает. Советую.

Халид с трудом подавил улыбку.

— Заповедь четвертая такая: рабыня спит на полу, а не на кровати хозяина.

Эстер посмотрела на него с явным непониманием. Он объяснил:

— Ты сбежала до того, как я успел втолковать тебе эту заповедь.

Малик получал искреннее удовольствие от их словесного Поединка. Эстер обратилась к нему:

— Эйприл в порядке? Она на корабле?

— Эйприл поселилась в моем доме и приспособилась к своей новой жизни гораздо быстрее, чем ты. Я забочусь о ней.

Эстер не могла поверить тому, что услышала.

— Достаточно разговоров! — резко сказал Халид, склоняясь и рывком поднимая Эстер на ноги. Он перевернул ее, легко поднял и взвалил себе на плечо, как охотник добычу.

Эстер попыталась сопротивляться, но Халид хлопнул ее по выпуклой округлости пониже спины. Это, казалось, было верным решением проблемы.

Халида с его добычей в лагере встретили одобрительными возгласами и смехом. Принц обвел всех строгим взглядом, и мужчины примолкли, лишь Абдулла позволил себе проворчать:

— Высечь ее было бы самым благим делом. Халид опустил ее на землю и сделал знак Абдулле. Тот окатил девицу из кувшина ледяной водой.

— Ой! — взвизгнула Эстер.

Абдулла вылил ей на голову еще одну порцию холодной воды.

— О-о-о! — завыла Эстер.

— Ты вся была в песке, — объяснил Халид. — Я не хочу, чтобы ты пачкала мой ковер.

По знаку принца Абдулла потянулся за следующим кувшином.

— Подожди! — крикнула Эстер. — На мне уже нет песка.

— Песчинки остались у тебя на носу. Смой их! — приказал Халид.

— Это веснушки!

Халид схватил ее за подбородок, привлек к себе. Он потер ее переносицу кончиками пальцев.

— Ты права. Иди в шатер и жди, какое я тебе определю наказание.

Временно решив подчиниться его воле, Эстер поступила так, как он велел. Принц отказал ей в свидании с кузиной, и она была бессильна переубедить его.

Халид проводил ее взглядом. Когда-нибудь она примет его правила. А если все-таки не смирится? Он отказался от мысли о строгом наказании — на нем и так лежит огромная вина за причиненные множеству людей страдания. Но что ему делать с этим подарком судьбы? Один аллах знает!

— Приведи ее ко мне на виллу, — посоветовал Малик. — Она хорошенько вымоется и заодно повидается с кузиной.

— Я не намерен баловать свою рабыню. Она не заслуживает поощрения. Малик улыбнулся.

— Чего нельзя сказать о белокурой крошке Эйприл.

— Когда я сверну шатры и тронусь отсюда, я, вероятно, позволю девицам сказать друг другу последнее «прости».

Малик понимающе кивнул.

— И вот еще что! — вспомнил Халид. — У тебя есть на примете золотых дел мастер для очень срочной работы?

— У меня есть все, что ты пожелаешь, принц! Я пришлю его к тебе, — пообещал Малик и откланялся.

Халид немного постоял на воздухе, охлаждая себя перед предстоящим столкновением с непокорной рабыней, и наконец вошел в шатер. При виде ее все мрачные мысли тут же покинули его. Сквозь мокрую ткань все соблазнительные изгибы девичьего тела отлично просматривались и будоражили его кровь.

— Может, скажешь, куда ты собиралась бежать? — спросил Халид.

Эстер вздохнула:

— Домой.

— Твой дом теперь здесь.

— Мой дом — это Англия.

— Ты думала попасть в Англию на этой лодчонке?

— Я бы плыла все время вдоль берега.

— В тебе разума меньше, чем в устрице, — Халид сердито ткнул в нее указующим перстом. — Ты не представляешь, сколько опасностей поджидает тебя, если ты лишишься моей опеки и защиты.

Эстер упрямо тряхнула головой:

— Все узники думают о побеге.

— Ты не узница.

— Разве? А кто я?

— Ты моя рабыня.

Прежде чем Эстер успела выдать очередную возмущенную тираду, вошел Абдулла и подал принцу полотенце.

— Не пожелаешь ли, Халид-бек, чтобы я подержал ее, пока ты будешь отрубать ей пальцы?

— Что? Отрубать пальцы?! — вскричала Эстер.

— В наказание за воровство в нашей стране отрубают несколько пальцев, — пояснил Халид. — Таков закон. Ты украла мою одежду.

— Я лишь одолжила на время твои штаны и рубаху, — солгала не на шутку испуганная Эстер. — Я намеревалась вернуть их.

— Ты одолжила их, забыв спросить моего разрешения?

Эстер растерялась, не зная, что на это ответить.

— Слышишь, Абдулла? — сказал Халид. — Она ничего не украла, только одолжила. Наказание отменяется. Оставь нас.

— Все-таки я думаю, что по ней следует пройтись плеткой, — на прощание проворчал слуга.

— Вытри волосы, — приказал Халид и швырнул ей в лицо полотенце. — Потом после стольких треволнений стоило бы отдохнуть. Или сначала поешь?

— Я уже поела, — жалобным голоском призналась Эстер.

— Где?

— На столе была еда.

— Ты одолжила мой завтрак?

— Да.

Халид с трудом сдержал усмешку.

— В сундуке твои вещи. Сними с себя мокрое и ложись в постель.

— Только после того, как ты выйдешь. На такое наглое требование Халид ответил лишь презрительным молчанием.

— Хотя бы отвернись, — попросила Эстер и добавила: — Пожалуйста!

— Как я могу отказать, если ко мне обращаются столь вежливо?

Халид повернулся к ней спиной. Одним молниеносным движением Эстер разделась и нагишом юркнула в кровать.

Халид обернулся и посмотрел на нее подозрительно, затем прошел к ее сундуку, предупреждая на ходу:

— Не лелей мысли о новом побеге. Дважды моих стражников ты не обведешь вокруг пальца.

Он порылся в ее одежде и достал шелковую с кружевами сорочку. С этой воздушной вещицей он приблизился к кровати.

— Подними руки!

— Зачем?

— Выполняй!

Когда она подчинилась, Халид ловко надел на нее легкую сорочку, накинул на девушку покрывало и, мягко надавив на плечи, заставил лечь обратно. Потом он долго молча смотрел на нее. По его лицу нельзя было догадаться, о чем он думает. Наконец Халид заговорил:

— Мне не доставляет удовольствия наказывать тебя за плохое поведение, но кузины твоей ты больше никогда не увидишь.

Сказав это, он удалился.

Эстер была поражена. Она приподнялась, потом села, свесив ноги с кровати. Слова Халида продолжали звучать в ее ушах, и с каждой минутой в ней все жарче разгоралось пламя гнева.

Спрыгнув с ложа, она побежала по ковру к выходу, но здравый смысл на этот раз возобладал. Эстер застыла на месте и постаралась привлечь к себе внимание криком.

— Эй! Ваше Высочество! Вернитесь! Мне надо поговорить с вами.

Обращение к язычнику с почтением не принесло желаемого результата. Он не отозвался.

— Вы слышите меня или оглохли. Ваше Величество? Я требую аудиенции, — еще громче взывала Эстер, уже путаясь в титулах принца. И вновь никакого отклика.

Как он смеет пренебрегать ею! Она дочь знатнейшего графа, одна из пяти кузин королевы Англии!

— Проклятый ублюдок! — Эстер перешла на английский язык, которого турок не понимал.

На какой-то момент ей пришла в голову мысль заорать: «Пожар!», но, к счастью, она вовремя опомнилась. Вместо этого девушка вернулась на кушетку и дала волю слезам.

Горло ее пересохло, гнев и стыд за перенесенное унижение душили ее. Ей было до смерти жалко себя и бедную Эйприл. Но постепенно рыдания утомили ее, она выплакала все слезы и погрузилась в сон.

— Вставай! — уже в третий раз произнес Халид, но спящая красавица даже не пошевелилась.

Ему надоело взывать к ней, напрягая голос. Он схватил ее за плечи и, наверное, вытряс бы из нее душу, если б она тут же не пробудилась.

Первым делом проверив, что ее грудь достаточно прикрыта, Эстер пролепетала: «О боже!» и принялась тереть глаза, еще припухшие от недавних слез.

— Ты что, собралась спать целый день? Солнце уже перевалило за полдень. Пора тебе помыться и принять пищу. Не войдешь же ты грязной и голодной в новую жизнь.

Оглядевшись, Эстер увидела рядом с ложем деревянную бадью. Ее доставили, пока она спала, и над ней поднимался пар.

— Я не хочу свариться заживо в кипятке.

— От тебя пахнет тухлыми водорослями.

— А ты не нюхай.

— Тебе лишь бы поспорить.

Халиду не стоило особых усилий стащить ее с ложа, приподнять на руках, а потом выпустить, уронив в горячую воду.

Эстер притворилась, что сохраняет спокойствие, — даже для доказательства сонно зевнула.

— Как же я вымоюсь без банщицы?

— Без кого? — Халиду было незнакомо это слово.

— У каждой леди есть своя служанка.

— У рабынь — нет, — довел до ее сведения Халид-бек.

— Как же тяжко быть рабыней, — вздохнула Эстер. — Но я…

Даже будучи беспомощной и поднятой в воздух, словно игрушка могучими руками принца, девица искала аргументы в споре.

— …все-таки я леди.

— Судя по твоему поведению, ты не леди, а строптивая упрямая девица. Да еще и выражаешься как торговка рыбой. Так изъясняются у вас на острове только женщины низкого происхождения.

Эстер оторопела. Значит, он все слышал и понимает ее родной язык? Она никак не могла решить — продолжить ли сражение, трепыхаясь в его руках, или заключить мирный договор на определенных условиях.

— Я вымоюсь, но только в уединении. Если ты будешь так добр, что покинешь меня на несколько минут, я буду тебе благодарна.

— Я не добр, и в твоей благодарности, рабыня, не нуждаюсь. Но требую от тебя опрятности. Сейчас я уйду, но, когда вернусь, ты должна предстать чистой перед взором мерзкого зверя, за которого ты меня принимаешь. Я могу обернуться и зверем, но лучше тебе не видеть, как я щелкаю зубами и рву жертву на части…

— Конечно, я с удовольствием искупаюсь. — Эстер была готова согласиться со всем, лишь бы он поскорее удалился.

— А ты не собираешься снять сорочку? — поинтересовался Халид. — Как же ты будешь мыться в одежде?

— Да-да. Я сниму ее.

— Ну?

— Что ну?

— Снимай сорочку. Или мне помочь тебе? Эстер молчала.

— Что ты должна сказать, если господин предлагает тебе помощь?

— Спасибо.

Халид свирепо взглянул на нее, и она быстро поправилась:

— Благодарю тебя, мой милостивый господин, Халид-бек. Раздень меня, пожалуйста.

Ирония, прозвучавшая в ее голосе, не укрылась от турка, но он предпочел оставить ее без внимания и удалился с нарочитым достоинством. Каждый из них играл свою роль, — только одному актеру спектакль доставлял удовольствие, а другой все больше погружался в бездну отчаяния.

За пределами душного шатра Халид вновь стал прежним Халид-беком, грозой иноверцев. Мечом Аллаха.

— Скачи с посланием к Михриме, — обратился он к доверенному слуге.

— К твоей матушке? О, как я рад буду снова лицезреть ее, — просиял Абдулла.

— Скажи ей, чтобы она купила на невольничьем рынке говорящего по-английски и по-французски евнуха. И пусть его доставят в мой городской дом. Мы скоро туда прибудем.

— Евнуха? — переспросил Абдулла в недоумении.

— А кто, по-твоему, будет переводить тарабарщину, которую она произносит, и обслуживать ее?

— Ты покупаешь раба для рабыни?! — Абдулла не верил своим ушам. — Не сошел ли ты с ума? Может, ты забыл, что сотворил граф Белью и сколько им пролито крови твоих родных?

Халид обеими руками вцепился в тощего слугу и вздернул его в воздух, держа за воротник.

— Не злоупотребляй нашей давней дружбой и не переусердствуй в мудрых советах, — прошипел он, и шрам на его лице побелел.

— Прости, господин, — извинился Абдулла. — Я стал слишком несдержан на язык.

Халид освободил его от своей хватки, опустил на землю, потрепал по плечу.

— Я ничего не забыл, друг мой Абдулла, и не успокоюсь, пока за пролитую кровь не будет заплачено кровью и смерть брата моего и сестры моей не найдет возмездия.

— Что ж! За тобой последнее слово, Халид-бек. Я передам послание твоей матери, и ты получишь то, чего желаешь.

Абдулла с поклоном удалился, а Халид возвратился в шатер.

При виде его Эстер, словно превратившись в русалку, нырнула в бадью с головой, плеснув воду на столь ценимый Халидом ковер, но хозяин изобразил на лице полное равнодушие и не удостоил даже мимолетного взгляда купающуюся красавицу. Вместо этого Халид занялся исследованием содержимого ее сундука.

Он извлек оттуда юбку и блузку, показал ей.

— Когда закончишь нырять и вытрешься, надень вот это. Впоследствии тебе подберут более подходящее одеяние.

— То, что в сундуке, все мне одинаково подходит. И, как видишь, все вещи пошиты из отличного материала.

— Твоего тут ничего нет. То, что было твоим, стало теперь моим, не забывай об этом.

Вынув одно из платьев, Халид обнаружил что-то в его кармашке. Он запустил туда пальцы и… чуть не раздавил, словно ядовитое насекомое, крохотный медальон с миниатюрным портретом своего смертельного врага.

На него взирал Савон Форжер де Белью, правда несколько приукрашенный художником. Халид, слегка опомнившись от приступа бешенства, перевел взгляд на Эстер, и девица, напуганная зрелищем побелевшего шрама и искаженного ненавистью лица Халида, вновь скрылась под водой в бадье.

А он? О чем в это мгновение размышлял он?

Как мог Халид-бек поддаться чарам и поверить в наивность и искренность невесты графа де Белью?

Он почти расслабился, растаял, истек медом почти, но не совсем.

Страшное выражение лица Халида привело в ужас только что вынырнувшую из воды Эстер, но она поняла, что уже никакая водная преграда ее не спасет и опасность надо встречать с открытым забралом.

На ее счастье, гнев Халида обрушился не на нее саму, а на ни в чем не повинную вещицу. Турок смял в пальцах медальон, швырнул под ноги, надавил на него сапогом, а потом, словно безумный, выбежал прочь из шатра.

Эстер решила, что наступил самый удобный момент покончить с уже изрядно надоевшим ей купанием.

Она вылезла из воды, обтерлась насухо и поспешно натянула на себя то из одежды, что выбрала себе по вкусу.

Девушка подняла вдавленный в ворс ковра медальон. Повреждения, причиненные портрету Халидом, несколько облагородили внешность изображенного на нем графа. Так подумалось Эстер. Но что ей делать с этой миниатюрой? Ее позиции и так весьма шатки, и ей не стоит лишний раз приводить в бешенство Султанского Пса.

Она долго озиралась по сторонам в поисках подходящего места, и наконец оно было найдено. Глаза ее заблестели от восторга, потому что осенившая ее идея была просто гениальна. Проследовав в самый темный уголок шатра, она уронила изображение герцога де Форжера в ночную посуду.

Больше ей нечем было заняться, и, изнывая от безделья, Эстер принялась обдумывать планы на будущее и соотносить их с тем малым знанием, какое она успела почерпнуть из кратких встреч с оттоманским принцем.

Почему турок так ненавидит Форжера? Что Форжер совершил такого ужасного? Придется ли невесте расплачиваться за преступления жениха?

Чем дольше она предавалась размышлениям, задавая самой себе вопросы, на которые не было ответов, тем чаще ее посещало видение бронзово лицего от загара мужчины со шрамом на щеке. Почему-то ее господин в этих видениях не внушал страха. Она испытывала дотоле неведомый ей трепет, и это смущало и тревожило ее.

Через некоторый промежуток времени, — а ей он показался бесконечным, — четверо слуг под наблюдением вездесущего Абдуллы вынесли из шатра тяжелую деревянную бадью. Удаляясь, Абдулла бросил на девицу многозначительный взгляд.

Эстер возмутилась. Как он посмел пялить на нее глаза, будто она диковинное животное? По какому праву он позволяет себе такое? Не пора ли поставить Абдуллу на место?

И вновь ее покой был нарушен. Слуга появился с подносом, уставленным кушаньями, а за его спиной опять маячил Абдулла.

— Тебе придется все это съесть, — мрачно и с презрением в тоне заявил Абдулла и приказал слуге: — Поставь еду перед ней. Пусть она насытится.

— Твое отношение ко мне просто оскорбительно, — у Эстер взыграло самолюбие. — Отнести эту мерзость обратно. Я отказываюсь принимать пищу.

Слуга удивленно таращил глаза, не зная, как ему поступить.

— Оставь поднос на столе и убирайся, — скомандовал Абдулла.

Едва слуга начал опускать поднос, как Эстер резко взмахнула рукой, и содержимое подноса очутилось на ковре.

Абдулла оценил ничего хорошего не предвещавшим взглядом нанесенный ущерб, жестом приказал слуге удалиться и сам последовал за ним.

Мгновенно Эстер осознала всю глупость своего поступка, но было уже поздно. Перед ее взором в сумраке шатра материализовался Халид-бек.

— Убери это.

— Все произошло случайно, — солгала Эстер.

— Не испытывай мое терпение, — предостерег ее Халид. — Твоя никчемная жизнь висит на волоске.

Опустившись на колени, Эстер принялась собирать с ковра разбросанные яства и раскладывать их по блюдам. Здесь были и пирожные, и зажаренная дичь, и неведомые ей сладости.

Когда все было разложено кое-как по блюдам и поднос был заполнен, Халид приказал:

— Поставь поднос на стол и угощайся!

— Что?!

— Ты туга на ухо?

— Я отказываюсь есть грязную пищу.

— Аллах благословил ее, и, значит, она чиста. — Халид обнажил кинжал и тронул ее нежную щечку острием. — Ты выбросила еду на ковер, так съешь ее до последнего кусочка и проглоти всю грязь. Не еда, дарованная нам аллахом, виновата, а ты сама!

Эстер сунула в рот и надкусила аппетитную ножку жареного цыпленка, потом с вызовом посмотрела на принца:

— Ты доволен? Видишь, я ем то, что мне предложено.

— Ты ешь как свинья, насыщающая свою утробу. Не разговаривай во время еды. У тебя нет ни малейшего представления о хороших манерах.

Эстер с трудом преодолела искушение запустить жареным цыпленком в ненавистные ей губы, которые посмели произнести подобные слова.

Она прожевала то, что откусила, а потом выдвинула очередное требование:

— Твое угощение вкусно, но я привыкла пользоваться ножом, а не грызть мясо как хищник.

— Я не безумец, чтобы дать тебе в руки нож. Халид аккуратно отделил румяную, пахнущую чесноком кожу и мясо от кости молодого петушка, нарезал на мелкие кусочки и спрятал кинжал в ножны. Эстер указала пальцем на нечто странное на вид, но очень соблазнительно пахнущее.

— А что это такое?

— Баклава. Халва с орехами, свежеприготовленная.

Превозмогая брезгливость, Эстер отведала кусочек баклавы.

— Как вкусно! — невольно вырвалось у нее восклицание.

Под угрозой направленного на нее кинжала Эстер постепенно расправилась со всеми изысканными кушаньями, теми, что ей удалось собрать с ковра. Несчастный слуга, которого она недавно унизила, теплой водой отмыл за это время следы ее гневной вспышки, а затем водрузил на стол сосуд с жидкостью.

Эстер потянулась к нему, чтобы утолить возникшую после обильной еды жажду, но Халид отвел ее руку.

Живот Эстер вот-вот готов был лопнуть от поглощенной пищи, а во рту пылал огонь. Ей было наплевать, что языческое чудовище угрожает ей кинжалом. Она хотела пить, и никто не остановит ее.

— Это вода для умывания рук, а не для питья, невежда, — предостерег ее Халид. — Тебе, рабыня, еще многому предстоит поучиться.

Принц протянул сильную свою руку и потрепал ее по пышному телу, словно породистую кобылицу.

Эстер с замирающим сердцем ждала, что за этим последует, но продолжения не было. Халид бесшумно покинул шатер, прежде чем она опомнилась.

Раздраженная и озадаченная, Эстер некоторое время металась по шатру, а потом прибегла к уже использованному способу.

Улегшись плашмя на живот, она подползла к краю шатра, подрыла, не жалея ногтей, землю и заглянула сквозь щелочку в солнечный мир.

Сапоги охраны загораживали ей взгляд. Не было ни малейшей возможности разорвать это зловещее кольцо.

Она усмехнулась. Оттоманский принц призвал всю свою гвардию, десятки вооруженных турок ради того, чтобы удержать на месте беглянку.

4

Тожественный аромат горячих кушаний вновь заполнил шатер, и ноздри Эстер, уловив его, невольно шевельнулись. Невозможно было устоять перед этим запахом и притворяться спящей.

Эстер поморгала ресницами, слипшимися от долгого сна, и узрела своего господина, который, удобно расположившись среди подушек, с аппетитом ужинал.

Существование в качестве рабыни не показалось Эстер таким уж обременительным. Сон и еда, опять сон и еда. Она зевнула, потянулась, разминая затекшее тело, и подумала, что неплохо было бы вновь подкрепиться. Ее юное существо требовало еще новой порции топлива в жарко полыхающий огонь.

Халид почувствовал, что она на него смотрит. Он обернулся, но Эстер с неожиданной для себя робостью отвела взгляд. Он же продолжал пронзать ее взглядом своих темных глаз, одновременно пережевывая кусочек аппетитного и вожделенного для нее жаркого.

Игра в «гляделки» продолжалась недолго. Голод заставил ее приподняться с ложа, но суровый голос Халида обрушился на нее, словно придавив свинцовой тяжестью.

— Сидеть!

— Что значит «сидеть»? Почему я не могу встать?

— Потому что ты не получила от меня позволения.

Эстер поерзала на мягком ложе, повертела головой, но не осмелилась подняться с подушек. Она молча наблюдала, как Халид с аппетитом отведывает то одно, то другое блюдо. О боже! Как же она голодна!

Каким оружием она могла бы его одолеть? Терпением вряд ли. Никакого терпения не хватит при виде пропитанных чесночным соусом нежных цыплят, артишоков в маринаде, креветок с душистым рисом, сладких перцев и еще более сладких медовых груш.

Созерцание аппетитных блюд и Халида, поглощающего их, заставило телесную субстанцию Эстер страдать, а душу — взбунтоваться.

Живот девушки предательски выдал ее потаенное желание, и, заслышав бурчание, столь знакомое воину, проведшему много времени в походах, Халид перестал двигать челюстями и с насмешкой поглядел на свою рабыню.

— Я оголодала, — призналась Эстер и, скрывая под заискивающей улыбкой свое смущение, чуть пододвинулась к обеденному столу господина.

— Не торопись удовлетворить свой голод, пока господин не насытился. — Халид был искренне удивлен ее бесцеремонностью.

Кто воспитывал ее там в Англии? Неужели родители и домашние учителя не смогли укротить ее нрав и внушить хотя бы элементарные правила приличия? И она еще, словно уличная потаскушка, пытается завлекать мужчину улыбочками и строить глазки. Подобные девицы с раскрашенными лицами и наклеенными ресницами толпами слоняются в особых кварталах Стамбула. Нет, она вряд ли из таких, просто глупа. До нее просто не дошло, что означает положение рабыни. Придется посвятить утро ее просвещению.

Блюдо, ближайшее к Эстер, было заполнено спелыми фигами. Она протянула руку, чтобы схватить хотя бы одну, но Халид опустил на ее запястье тяжелую как камень ладонь.

— Мужчины не вкушают пищу вместе с женщинами, а рабыни не смеют присаживаться к столу хозяина.

Эстер уставилась на него в изумлении, не уверенная, что поняла его правильно.

— Ты удивлена? — спросил Халид, угадав, что творится в мозгах доставшейся ему в дар дурочки. — В странах, где царит установленный аллахом и его пророком Магометом порядок, это давно известно всем.

Какая дикость!

Но спорить с ним означало лишиться возможности вкусно поесть. Поэтому Эстер промолчала и с вожделением следила, как исчезают с блюд вкусные вещи. Неужели он способен все это съесть?

Халид потряс в воздухе крошечным серебряным колокольчиком. Слуги тотчас внесли полотенца и сосуды для смывания рук.

Пока принц приводил себя в порядок, Эстер уже наметила, что она съест из оставшихся на столе яств. Но слуги быстро убрали часть блюд, а внесли вновь полный сосуд с водой. Халид нарочито медлительно еще раз протер влажным полотенцем лицо, пригладил волосы.

— Теперь надо покормить и рабыню, — обратился он к слугам по-английски.

Они смотрели на господина озадаченно.

— Ты говоришь на моем языке? — Эстер была поражена.

— В школе, где обучают турецких принцев, я многому научился, — насмешливо ответил он.

Халид повторил свой приказ слуге по-турецки. Тот поклонился и попятился прочь.

— А ты почему так охотно пользуешься французским языком? — в свою очередь задал вопрос Халид. — Ты же англичанка, и этим гордишься.

— Моя мать француженка.

Эстер готова была продолжать беседу до бесконечности, лишь бы слуги не унесли восхитительно пахнущий рис и ломтики жареной баранины. Ее рот наполнился слюной. Она собрала пальчики в горсть и постаралась зачерпнуть жаркое, но Халид прижал ее руку к столу.

— Я еще не дал тебе разрешения.

— А если я попрошу?

— Проси или не проси — это не имеет значения. Я один решаю, когда тебе можно поесть и чем тебя кормить.

В подтверждение его слов слуга внес фаянсовую миску, где в теплой воде плавали какие-то разваренные мясные волокна и размокший хлеб.

— Это что? Изощренная пытка? Эстер попыталась пронзить своего мучителя разящим взглядом, но он не возымел действия.

— Это твой завтрак или ужин, называй как тебе угодно! Ты спала слишком долго и потеряла счет времени.

— Но я не ослепла. Что это за гадость? — брезгливо сморщила носик Эстер.

— Это кус-кус. Его готовят из…

— Не хочу знать, из чего его готовят! Я не возьму в рот ни кусочка. — Она снова потянулась к блюду с ароматным рисом. — Мне это нравится больше.

Халид придвинул вожделенное для нее блюдо поближе к себе.

— Ты полагаешь, что будешь есть то же самое, что и твой хозяин? Зря надеешься, рабыня!

Сердце Эстер упало. Она все надеялась, что он говорит несерьезно, но Халид вернул блюдо на прежнее место, явно поддразнивая девицу. В ней вспыхнуло желание схватить горсть риса с бараниной и запустить в физиономию принца, разукрашенную и без того уродливым шрамом, но она сдержалась, вспомнив, как малы ее силы.

Поэтому Эстер проглотила обиду, а затем, втихаря, и солидную порцию вкусной еды.

— Ты не собираешься поблагодарить меня за оказанную тебе милость? — поинтересовался Халид.

— Я очень благодарна тебе, мой господин Халид-бек, — отозвалась Эстер, второпях набивая себе рот.

— Мне нравится, что ты произносишь мое имя с уважением. Каждое рисовое зернышко и каждый кусочек мяса лишь увеличат твою преданность хозяину. Кушай на здоровье, рабыня.

Он собрался уходить.

— Ты покидаешь меня? Надолго? — невольно вырвалось у Эстер. Одиночество пугало ее, но самым страшным была тайна, которой было окутано ее будущее.

Халид сладко зевнул в ответ, притворившись, что надоедливая англичанка ему наскучила.

— Ты слишком настырна. Вспомни мои уроки. Рабыня не имеет права задавать вопросов своему хозяину.

— А поесть в отсутствие хозяина она имеет право? — взвилась было Эстер, но тотчас одернула себя. — Мне в одиночестве кусок не полезет в горло, — добавила она, подкрепив свои слова обольстительной улыбкой — извечным женским оружием.

— Мое общество тебе не претит? — удивился Халид.

— Раз судьба свела нас, то неплохо было бы получше узнать друг друга, — продолжала свою игру Эстер.

— Тебе положено знать только то, что я твой хозяин. Эстер, вовремя изобразив смущение и даже покраснев, произнесла робко:

— Побудь со мной, Халид. Я не привыкла кушать одна.

— Однако это не помешало тебе подкрепиться перед бегством, — возразил Халид, но, не будучи в силах избежать расставленных сетей, пусть и с каменным лицом, но все же уселся обратно за стол.

Ему казалось, что он одержал маленькую победу над неукротимой пленницей, а Эстер подумала, что первый шаг в приручении свирепого зверя уже сделан.

Она кушала медленно, смакуя каждый кусочек. Инстинктивно она облизала и свои пальчики, с которых тек такой аппетитный мясной соус.

И этот ее поступок вмиг вернул Халида из страны грез в реальность. Все ее соблазнительные ужимки потеряли цену в его глазах. Он опомнился.

— Ты ешь как свинья! Неужто на твоем острове живут первобытные варвары или тебя забыли обучить хорошим манерам?

Эстер нахмурилась, не очень понимая, чем прогневала принца.

— Научись вести себя за столом или сиди голодной. Твои манеры вызывают у меня тошноту.

Он вырвал тарелку у нее из рук, отодвинул подальше, но упрямая Эстер вновь поставила ее перед собой и отправила в рот две полные горсти ароматного риса.

— Прости, господин, — пробормотала она с набитым ртом.

— Расскажи о себе, рабыня, — потребовал Халид, презрительно сузив глаза. — Неужели такие дикари живут на северном острове?

— Что ты хочешь узнать?

— Все о твоем прошлом существовании. Эстер расправилась с тем, что набрала в рот, и опять со смаком облизала жирные пальцы.

— Ты желаешь знать, как я жила до тех пор, пока твой дружок не сцапал меня и не перепродал в придачу к сундуку с моими платьями, светлейший принц?

— Не продал, а подарил, — поправил ее Халид со всей серьезностью. — А теперь продолжай. Я разрешаю тебе говорить, пока мой слух не утомится твоими речами.

— Благодарю, мой господин. — Эстер слегка поклонилась. Против воли она втягивалась в эту игру. — Мой отец граф Бэзилдон ушел из жизни несколько лет тому назад. Меня, брата моего и сестер взяла под свою опеку королева Елизавета. Старшую мою сестру Кэтрин выдали замуж за английского наместника в Ирландии. Бригитту — за шотландского графа, а Ричард — брат мой, унаследовал родовой титул.

— А где твоя мать?

— Живет по-прежнему в замке Бэзилдон, и там мой дом.

— Твой дом там, где я, — напомнил Халид. Эстер нахмурилась, но промолчала.

— Ты полюбила графа де Белью? Отдала ему свое сердце? — Халид проницательно смотрел на нее.

— Этому Хорьку? — искренне удивилась Эстер, вызвав у Халида приступ смеха.

Эстер не понимала, что могло так развеселить сурового Халид-бека.

— Любить своего мужа совсем необязательно. — Эстер решила повторить наставления своей матушки. — От женщины требуется лишь родить наследника мужского пола и заниматься домашним хозяйством.

— Так принято и у нас в стране, — согласился Халид.

— Видишь, в чем-то мы близки. Расскажи и ты мне о своей стране.

Халид не успел ответить, потому что в шатре появился Абдулла, водрузивший на стол поднос с диковинными пирожными.

— Господин Малик прислал вам угощение. Исполнив свою миссию, хмурый Абдулла удалился. Эстер горела желанием испробовать неизвестные ей яства. Пирожные были округлые по форме, а на каждом из них красовался очищенный грецкий орех. Пальцы Эстер нацелились было на ближайшее к ней пирожное, но вовремя замерли в воздухе.

— Могу ли я?..

— Можешь, можешь, — закивал с улыбкой Халид. — Кажется, мои уроки пошли тебе на пользу. Твои манеры улучшаются на глазах.

Эстер надкусила пирожное, и на лице ее отразилось наслаждение, что, в свою очередь, доставило удовольствие мужчине, сидящему напротив нее за столом. Он наблюдал за девушкой и как будто сам вкушал восхитительную начинку из толченого миндаля, фисташек и кокосового ореха и подслащенного медом воздушного крема.

— Как называется это чудо?

— «Грудь юной девы», — последовал невозмутимый ответ Халида.

Эстер поперхнулась, а он улыбнулся лукаво.

— А на самом деле? — Эстер подумала, что он ее разыгрывает. Впрочем, ей было приятно видеть его в шутливом настроении и улыбающимся.

Принца красила улыбка, жаль только, что нечасто она появлялась у него на губах.

— Пирожное так и называется «Грудь девы», потому что…

— Не надо, не объясняй, — прервала его Эстер.

— Рабы не отдают приказов господам. — Халид погрозил ей пальцем. — Ты неисправима.

— Я извиняюсь, — весело произнесла Эстер и отправила в рот второе пирожное.

Слуга Халида внес и поставил перед ней сосуд с теплой водой, а также крохотную тарелочку с какими-то зелеными побегами.

Пока Эстер мыла руки, Халид пожевал зелень и предложил ей сделать то же самое.

— Мята освежит твое дыхание.

Эстер охотно последовала его примеру. Вкус мяты ей не понравился, но она мудро поступила, оставив свое мнение при себе.

— Где ты заработал этот шрам? — решилась спросить она. — На войне?

Ее опрометчивый вопрос мгновенно нарушил непринужденную атмосферу. Лицо Халида исказилось, шрам побелел, что явно выдавало злобу, буквально душившую его. Любезный, улыбчивый принц вновь превратился в свирепого Султанского Пса.

Он уставился на неосторожную девицу с ненавистью, а она, словно завороженная этой метаморфозой, не посмела отвести глаз.

— Твой Хорек наградил меня этим уродством. — Он демонстративно провел по шраму пальцем.

— О боже! — только и могла произнести Эстер.

— Золотых дел мастер явился, — доложил Абдулла, просунув голову за занавеску.

Халид молча поднялся и вышел. Эстер проводила его взглядом. Где и когда могли встретиться Халид и ее жених на ратном поле?

Французы и оттоманские турки считались в некотором роде союзниками. Их долгое время объединяла общая ненависть к испанцам. Несколько минут недоумевающая Эстер пребывала в одиночестве, затем Халид возвратился в шатер.

Он не присел обратно на подушки, а остался стоять, неподвижный как статуя, разглядывая пленницу и насильно разжигая в себе злобу против нее.

Вид его был настолько грозным, что Эстер опустила глаза и сжалась от страха. Если она будет изображать покорность и молчать, гнев его, вероятно, понемногу утихнет, и он оставит ее в покое. Она рассчитывала, что умелое притворство выручит ее и на этот раз.

Халиду она напомнила настороженного маленького зверька. Он ощутил свою власть над этой беззащитной девушкой.

— Смотри на меня, — приказал Халид. Взгляд Эстер скользнул сначала по его черным сапогам из мягкой кожи, попирающим ковер, потом по длинным стройным ногам в шароварах из тонкой ткани, задержался на смутно поблескивающем предмете, который он держал в левой руке, и с нарастающей робостью поднялся еще выше, пока не уперся в его, словно из камня вырезанное, лицо, рассеченное шрамом.

— Встань, — произнес он, подавая ей правую руку. — У меня есть для тебя подарок.

— Подарок? — недоверчиво переспросила Эстер. С улыбкой удивления она оперлась на его руку и встала с подушек.

— Взгляни, — он показал ей изящного плетения золотой браслет.

Эстер вытянула левую руку. Халид обвил браслетом ее запястье, крохотным ключиком, прикрепленным к золотой цепочке, запер замочек, а цепочку, продев через голову, поместил у себя вокруг шеи.

Эстер растерянно наблюдала за его странными действиями.

От своего кушака Халид отделил длинную золотую цепь из более массивных звеньев. Она подозрительно смахивала на поводок для собаки.

Эстер отпрянула с возгласом:

— Что ты делаешь?

— Обеспечиваю себе спокойный сон, — ответил Халид, соединяя браслет с поводком.

— Нет! — Эстер успела боднуть принца в подбородок и отбежать в глубь шатра.

Халид настиг ее там и сжал в могучих руках, готовый в ярости вытрясти душу из тела красавицы.

— Ну-ка, Дикий Цветок, умерь свою прыть! Прыти у Эстер хватило на то, чтобы, изловчившись, ударить его коленкой в живот и проскользнуть мимо, пока он, согнувшись от боли, сыпал проклятиями.

У выхода из шатра она вдруг резко остановилась и взглянула на разъяренного турка. Тот надвигался на нее. Жажда расправы так и полыхала в его взоре.

— Я не пытаюсь убежать, — сказала в свое оправдание Эстер, и слезы потекли из ее глаз. — Я только не хочу… я не могу быть привязанной как собака.

Она нагнулась, схватила подушку и швырнула ее в принца.

Он отбил в сторону метательный снаряд. Она, рыдая, схватила еще подушку. Тогда Халид со звериным рычанием прыгнул на нее, сбил с ног и навалился сверху.

Эстер завизжала как сумасшедшая и попыталась расцарапать ему лицо. Халид легко завладел ее руками, завел их ей за голову и тяжестью своей пригвоздил к ковру.

Эстер сражалась как бешеная. В отчаянных попытках сбросить его с себя она прибегала к самым разным уловкам, взбрыкивала, изгибалась, выворачивалась. Настоящее безумие овладело ею.

Наоборот, Халид постепенно успокоился, зная, что она в его власти. Он ждал, когда она утомится, и это случилось довольно скоро.

— Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась Эстер. — Я не могу это вынести, пожалуйста…

Халид поднялся, выпрямился, поглядел сверху вниз, с высоты своего роста на жалкое, плачущее существо.

— Время ложиться спать, — сказал Халид и дернул за поводок.

— Я не животное, чтобы держать меня на привязи. — Эстер всхлипнула. — Убери цепь!

— Чтобы ты смогла ночью сбежать? Нет, так не будет. Давай руку.

— Не надо!..

— Как бы не так, — пробормотал Халид. — Хватит испытывать мое терпение. — Он закрепил поводок на браслете и поволок сопротивляющуюся пленницу к кушетке.

Эстер прокричала:

— Отпусти меня! Я не хочу быть прикованной к кровати и изнасилованной!

Не обращая внимания на вопли и рыдания, Халид дотащил девицу до кушетки и пристегнул поводок. Оставив ее лежать на полу, он уселся рядом на корточки.

— Я тебя не трону. Спи.

— Здесь?

— Разумеется. Место рабыни на полу у подножия кровати хозяина.

Сам Халид присел на кушетку. Он собирался приказать ей снять с него сапоги, но подумал, что это будет уже слишком тяжким испытанием для нее. Весь долгий день ее унижали, всему должен быть предел.

Халид разулся, затем стянул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. В сумеречном свете единственной свечи золотая цепочка с заветным ключиком поблескивала на его могучей груди. И то и другое одновременно притягивало внимание Эстер. Ей хотелось схватить ключ и коснуться выпуклых мышц на груди мужчины. А он, он не торопился, словно дразня укрощенную им пленницу.

Медленно он приподнялся и стал спускать штаны.

Эстер откатилась по полу, как могла дальше, и плотно зажмурила глаза.

— Привыкай видеть мою наготу, рабыня, — Халид растянулся на кушетке, лег на бок и уткнулся взглядом в упрямый затылок пленницы. — С завтрашнего дня ты начнешь прислуживать мне.

— Я скорее буду прислуживать сатане, — пробормотала Эстер, надеясь, впрочем, что турок не расслышит ее дерзкого высказывания.

— Ты будешь прислуживать мне с утра, — спокойно произнес Халид. — Иначе я побью тебя.

«Бей, пытай меня, как хочешь, но я не сломаюсь, — подумала Эстер. — Последнее слово останется за мной, и месть моя будет беспощадна. Я перережу тебе горло от уха до уха или всажу кинжал в твою мерзкую грудь, где вместо сердца ледышка».

Лежа на ковре возле постели Халида, Эстер в уме перебирала самые жестокие способы расправы с неверным турком. Прежде чем сбежать из плена, она непременно отомстит ему, причем воспользуется его собственным оружием.

Видение мертвого Халида, проткнутого кинжалом с драгоценной рукоятью, взбудоражило воображение Эстер и настолько утомило ее, что она впала в глубокий сон.

К сожалению, аллах не одарил такой милостью Халида. Он мучился бессонницей и слушал, как Эстер кричит во сне:

— Кровь, кровь… Папа!

Рыдая во сне, Эстер, наверное, насквозь промочила слезами толстый ковер. Халид отомкнул замочек и, осторожно подняв девушку на руки, уложил ее на софу, на нагретое его телом место. Он устроился рядом с ней, устремив взгляд в купол шатра, за которым было беспредельное небо и мириады звезд.

Он старался не касаться Эстер, хотя давалось это ему с трудом. Его руки так и тянулись к ней, желая ласкать, успокаивать, нежить.

Вскрикнув особенно громко, Эстер вдруг пробудилась. Ужас ночных кошмаров застыл в ее глазах, явь смешалась со сном.

— Что тебе снилось? — спросил Халид. Эстер пришла в себя и поняла, что задает ей вопрос не чудовище из сна, а ее господин, с которым следует вести себя осторожно.

— Ты можешь сковать мои руки, но не мысли. Тебе нет дела до них.

— Как же нет дела, когда они мешают мне спать?

— Тысячу извинений, но я не в ответе за то, что говорю во сне.

Халид усмехнулся, давая понять, что не поверил в ее бесхитростную ложь.

— Во сне ты звала меня и своего отца. — Даже не касаясь девушки, Халид ощутил, как вздрогнуло ее тело. — Память о прошлом гнетет тебя. Скажи, прав я или нет?

Эстер не пожелала ответить.

Халид приподнял ее легкое как перышко тело и заключил в объятия.

— На эту ночь я избавлю тебя от сновидений. Я отгоню их и буду на страже.

— Ты раздет…

— Но ты вполне одета. О чем ты беспокоишься? На тебе такая броня.

Он провел пальцем по рубашке, под которой скрывались изгибы ее тела.

— Не надо меня трогать, — внезапно обессилев, произнесла Эстер.

Голова ее уютно устроилась на его плече. Халид запечатлел поцелуй на девичьем лбу.

— Закрой глаза и подремли до рассвета. Дикий Цветок.

Эстер возбуждали и его прикосновения, и его волнующий, дотоле незнакомый ей запах. Она завертелась как юла в его объятиях, сама не понимая, чего ей хочется — освободить себя или впасть в блаженное беспамятство.

— Не вертись, а то тебе плохо придется. Я за себя не ручаюсь, — пригрозил Халид.

Эстер тотчас затихла и смежила веки. Сон навалился на нее сразу же, и Халид не без удовлетворения приписал себе эту победу.

Но какие демоны терзают невинную девушку во сне? Халид терялся в догадках. Если она каждую ночь будет так кричать и метаться, ему придется отправить ее на морское дно с камнем на шее и лишиться предвкушаемого удовольствия.

И тут Халида осенило. Если его пленница упорно скрывает свои тайны, то ее кузина наверняка проболтается.

5

— Я не понимаю…

— Какие кошмары посещают ее по ночам?

Халид, словно грозовая туча, надвигался на испуганную девицу. Голос его гремел, как раскаты грома, глаза метали молнии.

Подобное наступление повергло и без того робкую Эйприл в трепет. Вот он — зверь из геенны огненной, который уже два дня пытает несчастную Эстер. Как она еще осталась в живых? Эйприл, зная характер кузины, считала, что та лучше умрет, чем сдастся.

Халид нависал над белокурой Эйприл, словно вершина осадной башни. Больше всего ее страшил жуткий шрам, побелевший от гнева.

— Говори! — прорычал Халид, сжав огромные кулаки.

Ноги у Эйприл ослабели, стали ватными, она пошатнулась, начала оседать.

— Ты напугал ее до смерти, — заметил Малик, подхватывая погрузившуюся в забытье Эйприл на руки.

Он бережно уложил ее на пышные подушки и с укоризной посмотрел на друга.

— Я не хотел причинить ей вред. Это вышло случайно, — оправдывался Халид.

— Пожалуйста, принеси розовой воды в кубке, — попросил Малик и присел рядом с Эйприл, любуясь ее нежным личиком.

Халид вернулся с серебряным кубком и передал его Малику. Вид беспомощной светловолосой девушки навел принца на размышления.

— Какие они разные — эти девицы! И каждая хороша по-своему.

Малик дождался момента, когда веки Эйприл затрепетали, и помог ей усесться повыше среди подушек. В ответ на ее робкий взгляд он улыбнулся.

— Выпей вот это. Ты взбодришься. Эйприл послушно глотнула воды.

— Спасибо, мой господин. Мне уже лучше. Халид опустился на колени возле ложа и произнес как мог мягче:

— Прости, что напугал тебя.

— Расскажи принцу все, что он хочет знать, — попросил ее Малик.

— Я ничего не знаю, — солгала Эйприл. — Как я могу знать, что ей снится? Почему он сам ее не спросит?

— Она не желает делиться со мной своими мыслями, — признался Халид.

— Тогда оставь ее в покое, — выпалила Эйприл. Она расхрабрилась, чувствуя, как Малик ласково поглаживает ее руку. — Ее сны тебя не касаются.

— Но она мешает мне спать, — объяснил Халид миролюбиво.

Он уже понял, что некоторая доля упрямства передалась от его пленницы к ее кузине и от белокурой гурии угрозами мало чего добьешься.

— Если б я знал причину ее страхов, то смог бы ей помочь обрести покой по ночам.

— Если ты желаешь даровать ей покой, отправь ее на родину.

— Вот этого я сделать не могу.

— Не можешь или не хочешь? — спросила Эйприл.

— Она взывает к своему мертвому отцу, — сказал Халид, проигнорировав дерзкое высказывание Эйприл. — Что тебе известно о нем? Почему его призрак преследует ее?

Задетая тем, что Халид приоткрыл покров мрачной тайны, Эйприл, однако, постаралась напустить на себя равнодушный вид. Она молча пожала плечами.

— Расскажи принцу все, что знаешь, — приказал Малик.

В широко распахнутых глазах Эйприл отражалось полное непонимание того, что хотят выведать у нее мужчины.

— Но я не посвящена в семейные тайны, — упорствовала Эйприл.

— Маленькая лгунья! — пожурил Малик нежно, но решительно заключив ее подбородок в свою широкую ладонь и приподняв девичью головку так, чтобы она не могла отвести ее в сторону. — Разве не ты говорила, что на корабле Форжера бодрствовала целый месяц из-за кошмаров и криков по ночам твоей кузины?

— Когда Эстер волнуется, ей всегда снится ее покойный отец, — неохотно призналась Эйприл. — Но когда с ним случилось несчастье, я была еще ребенком.

— А что произошло? — спросил Халид.

— Он погиб на глазах у Эстер. Больше я ничего не знаю, кроме…

— Кроме чего? — Малик поймал ее на слове.

— Мы всегда играли вместе, но после того случая Эстер долго была не в себе и ее отдалили от меня. Опасались даже за ее жизнь, потому что она отказывалась от еды и питья и все время плакала и корчилась в судорогах. Иногда ее приходилось связывать, чтобы она не поранила себя.

Халид ощутил запоздалое раскаяние. «Не привязывай меня! Я этого не вынесу… Я не могу!» — захлебывалась она в рыданиях, а он ее не слушал.

Какие же звери эти англичане, если так обращались с несчастным, испуганным ребенком?

— А как погиб ее отец?

— Я не знаю подробностей. Я была слишком мала. Малик с участием посмотрел на встревоженную Эйприл.

— Твоя кузина страдает, а принц хочет облегчить ее душевную боль. Мы все будем только рады, если она излечится от кошмаров и будет мирно спать по ночам. Я препровожу тебя в шатер принца. Твоя кузина посвятит тебя в свои секреты, а ты поделишься ими с принцем.

«Какое дело этому проклятому турку до кошмаров Эстер?» — подумала Эйприл, но все же согласно кивнула. Она мечтала о свидании с кузиной.

— Отправимся немедленно, — сказал Халид. Малик улыбнулся.

— Я понимаю твое нетерпение, но ведь солнце едва взошло. Предлагаю тебе подкрепиться, пока моя птичка будет чистить свои перышки.

Халид не возражал. Малик обратился к Эйприл:

— Я пришлю тебе в помощь рабынь. Будь готова через час.

Однако только через два часа, — ибо трапеза и туалет Эйприл несколько затянулись, — Меч Аллаха и Зуб Акулы проследовали в лагерь, ступая бодро и решительно. Между ними семенила Эйприл, закутанная поверх одежды с головы до ног в черную паранджу. Таким образом, собственность Малика была скрыта от посторонних глаз.

Сквозь сетчатую ткань чадры Эйприл с дрожью посматривала на вооруженных охранников. Эти суровые воины выглядели столь же устрашающе, как и их грозный вождь. Но они не могли разглядеть ее как следует под бесформенным темным облачением, и это обстоятельство придавало ей мужества.

— Мы подождем тебя здесь, — сказал Халид, откидывая полог, прикрывающий вход в шатер. — Ты найдешь свою кузину внутри.

— Ты уверен? — не удержался от насмешки Малик, подталкивая Эйприл в черную пасть шатра.

— Она там! — твердо заявил Халид, но, поколебавшись, неслышными шагами последовал за

Эйприл.

Малик пожал плечами, но присоединился к приятелю. Они вместе осторожно прокрадывались в сумраке вслед за почти невидимой, облаченной в черное фигурой.

Эйприл нащупала занавес, отделяющий спальню, и проникла внутрь.

То, что открылось ее взгляду при свете тусклой свечи, произвело на нее странное впечатление. Обстановка в доме Малика отличалась от убранства шатра. Здесь не было ни стульев, ни скамеек, а только огромные подушки для сидения, окружавшие украшенный резьбой низкий стол. Пол прикрывал роскошный шатер.

Она отыскала взглядом ложе, на котором спала Эстер. Скинув с ног мягкие чувяки, чтобы, не дай бог, не попортить ковер, Эйприл приблизилась к ложу.

— Эстер! — шепотом позвала она. Изумрудные глаза распахнулись, и Эстер увидела склоненную над ней черную фигуру.

— О нет! Нет! — Эстер вжалась в подушки от надвигающейся на нее угрозы.

Эйприл, не ожидавшая такой встречи, отшатнулась.

— Кто ты? — в ужасе спросила Эстер.

— Тихо, это же я! — Эйприл отвела покров с лица.

— Эйприл! — Эстер обняла кузину, вцепилась в ее одежду, словно опасалась, что та сейчас исчезнет.

— Ты в порядке? — уже нормальным голосом задала вопрос Эстер.

— Я чувствую себя похожей на ходячий рулон черной кисеи, — пожаловалась Эйприл.

— Почему ты так оделась?

— По их правилам женщины должны полностью закутывать себя, если выходят из дому, — объяснила Эйприл.

— Что за странные у них обычаи. Как я жалею, что накликала на наши головы эти дурацкие приключения.

— Вряд ли ты больше раскаиваешься, чем я, — с горечью возразила Эйприл.

— Я не ожидала, что ты меня навестишь. Вчера это чудовище заявило, что мне запрещено видеться с тобой. Из-за моей попытки бежать и освободить тебя. А теперь…

— Неужели ты пыталась убежать? — прервала ее Эйприл.

— А почему бы и нет? Я думала, что ты еще томишься у варваров на корабле, и чуть не утонула, пытаясь туда добраться. Вернее, это он, чертов язычник, едва не утопил меня.

— Но как ты выбралась из лагеря? Эти люди снаружи… — Эйприл содрогнулась при воспоминании о свирепых на вид охранниках принца.

— Это получилось на удивление легко, — без всякого хвастовства сообщила Эстер. — Эти турки до смешного простодушны, чтоб ты знала.

— Принц никак не показался мне простодушным, — возразила Эйприл.

— Внешность обманчива, — сказала Эстер, а потом обратила внимание кузины на золотую цепочку, прикрепленную к ножке кровати. — Посмотри, он посадил меня на цепь — как собаку! Он глуп и жесток, — со злобой добавила она.

— Принц беспокоится о тебе. — Эйприл решила поменять тему, надеясь умиротворить кузину.

— Беспокоится обо мне? — удивилась Эстер. — Ни за что не поверю.

— Принц сказал, что ты кричишь во сне. — Эйприл испытующе поглядела на кузину.

— Мне снился папа прошлой ночью, — неохотно подтвердила Эстер и погрузилась в молчание.

Чувствуя себя предательницей, Эйприл приступила к выполнению поручения принца и Малика. Она сражалась сама с собой, со своими сомнениями. Беседа с Эстер о причинах ее ночных кошмаров, возможно, и поможет подруге, но не воспользуется ли принц переданным ему знанием для того, чтобы нанести вред зависимой от него пленнице, усугубить ее душевные муки?

— Если ты поделишься со мной своими тревогами, не станет ли тебе легче? — робко предположила Эйприл.

— Может быть.

Эстер вздохнула, и ее взгляд затуманился, словно мыслями она унеслась в прошлое.

— Мне постоянно вспоминается тот самый день, тот день моего рождения, когда мне исполнилось десять лет. Папа осчастливил меня подарком — серым в яблоках пони, и, забыв об опасности, я без охраны умчалась прочь от стен Бэзилдона. Разумеется, папа поспешил за мной вдогонку. А эти люди… эти разбойники… они были неподалеку. Папа крикнул мне, чтобы я скакала за помощью, но я застыла в ужасе, не могла двинуться с места. И кровь…

Горячие слезы брызнули из глаз Эстер, потекли по побелевшим щекам, руки ее задрожали.

Эйприл пожалела, что затеяла этот разговор.

— Один из бродяг, смертельно раненный, свалился прямо к моим ногам, — продолжала Эстер. — Если б я схватила его кинжал и вступилась за отца или до этого послушалась бы его и позвала на помощь, отец мог бы уцелеть, а так…

— В этом не было твоей вины, — утешала кузину Эйприл.

— Моя вина в том, что я без эскорта покинула замок.

— Земли Девернье хорошо охранялись, как ты могла знать заранее, что такое может случиться?

— Я должна была взять кинжал и искромсать злодеев. Я должна была…

Горестные слова Эстер терзали Эйприл. Было выше ее сил наблюдать подобное самобичевание.

— Пожалуйста, перестань! — взмолилась Эйприл. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне о принце. У него есть гарем?

Эстер утерла заплаканные глаза тыльной стороной ладони и с удивлением посмотрела на кузину.

— Что?

— Гарем.

— Не знаю. А что это такое?

— Гарем — это место, где мужчина держит своих женщин. Они живут там.

— Каких женщин?

— В обычаях этой страны мужчине положено жить не с одной женщиной. — Эйприл очень нравилось делиться своими знаниями с менее просвещенной кузиной.

Эстер была поражена.

— Мужчина вправе иметь четырех жен и бесчисленное множество наложниц.

— О, мы должны как можно скорее бежать от этих поганых язычников! — воскликнула Эстер.

— А куда мы денемся? — возразила Эйприл. — Ни один мужчина теперь не женится на нас.

— Почему это?

— Неужели ты надеешься, что граф де Белью возьмет тебя в жены после того, как ты пожила у принца?

— Чертов Хорек! Это его вина, что мы здесь, — сердито произнесла Эстер.

— О чем ты говоришь? — спросила Эйприл.

— Принц держит нас у себя, чтобы насолить Форжеру де Белью.

— А что ему сделал граф?

— Не знаю точно, но шрам, который украшает лицо принца, — дело рук графа.

Эйприл искоса глянула на кузину и произнесла со значением:

— Все же, несмотря на этот шрам, принц очень красивый мужчина.

— Ты так считаешь?

— А как тебе с ним? Какие у тебя ощущения? — шепотом поинтересовалась Эйприл.

— Про какие ощущения ты спрашиваешь? Не пойму толком.

— Ты знаешь сама, — почему-то смутилась Эйприл.

— Если б я знала, то разве бы спрашивала?

— Ну про те ощущения, когда ты с ним была в постели?

Эстер не знала, что ответить подруге. Если Малик клал с собой в постель Эйприл и добивался чего хотел, почему же принц не старается проделать то же самое с нею?

— Ну а ты что ощущала? — спросила Эстер, решив не выдавать своей неосведомленности в этом вопросе.

— Сначала я испугалась, — призналась Эйприл, — но мой господин был очень нежен. Да-да. Он вел себя так романтично, как рыцари в тех историях, которые любила читать твоя сестрица.

Эстер насмешливо откликнулась:

— Бригитта всегда восторгалась разной чепухой. Она глупа как гусыня.

— Во всяком случае, когда это произошло, — продолжала Эйприл, — мне стало так жарко, что я покрылась мурашками.

— Мурашки бывают от холода, — наставительно произнесла Эстер. — Не от жары.

— А я дрожала от внутреннего жара, — настаивала Эйприл. — Сначала было больно и появилась кровь! Из тебя вытекло много крови?

— Достаточно, — уклонилась от прямого ответа Эстер.

— А вот поцелуи мне понравились больше. А тебе?

Эстер вспомнился Халид. Она вновь ощутила, как он прижимал ее к своему сильному мускулистому телу, и его запах, возбуждающий запах мужчины.

— Вижу, что и тебе было это приятно. Не отрицай, — произнесла Эйприл.

— Довольно об этом! — За решительностью тона Эстер скрывала охватившее ее смятение. — Не будем терять время и составим план побега. Когда все на вилле уснут, ты удерешь оттуда ко мне.

— Я не смогу, — отказалась Эйприл твердо.

— Но как же иначе? Я не смогу прийти за тобой. Чудовище приковывает меня к своей кровати и…

Неожиданно ковровый полог откинулся, обнаружив присутствие за ним Халида и Малика. У последнего по лицу блуждала усмешка, зато Халид был настроен не столь легкомысленно.

— Никуда вам от меня не убежать, — отчеканил он, обращаясь к кузинам. — Только простак позволит одурачить себя дважды.

— Как ты смел подслушивать наш разговор? — вскинулась Эстер и, спрыгнув с кушетки, устремилась навстречу своему тюремщику.

Эйприл безуспешно пыталась удержать ее. Столкнувшись с Халидом лицом к лицу, Эстер прошипела нечто, по ее мнению, очень оскорбительное.

— Ты мерзкая подслушивающая и подглядывающая свинья! А ты, — Эстер обернулась к кузине: — А ты, ты предала меня, свою родственницу и подругу.

— Нет-нет, — захныкала Эйприл. — Я не знала, что они нас слышат. Честное слово, я и понятия не имела. Тут Эйприл разрыдалась.

— Эйприл ничего не знала, — заявил Малик и подошел ближе, чтобы ободрить и утешить свою маленькую птичку. Он погладил ее по белокурой головке.

— Рабы не должны иметь никаких секретов, — повысил голос Халид. — То, что они говорят, должно быть известно господину. Ну а то, что замышляет твоя пустая головка, значения не имеет.

Эстер отреагировала на столь обидную речь по-своему. Она распрямилась, как туго скрученная пружина, и вложила в удар все свои силы. Халид-бек мгновение пребывал в неподвижности, ошеломленный этим броском. Затем он протянул руки, чтобы схватить и хорошенько встряхнуть взбунтовавшуюся рабыню.

— Нет! Не трогай ее! — крикнула Эйприл, отвлекая его внимание на себя и давая Эстер шанс избежать его железной хватки.

Оттолкнув Малика, Эйприл напала на принца с фланга и нанесла ему несколько точно рассчитанных пинков. К сожалению, она была босая, так что ущерб, полученный принцем, был минимален.

Малик быстро перехватил ее и умиротворил, заключив в объятия.

Халид обратил всю свою ярость на Эстер. Наступая, он загнал ее в глубь шатра и прижал к матерчатой стене.

— Я не свинья и не простак, каким ты меня считаешь. Дважды тебе меня не обмануть, — издевался он над девушкой. — Хотя временами ты проявляешь лисью хитрость, но мозгов тебе не хватает даже для того, чтобы понять, в какое положение ты попала и где находишься. Даже для черной работы ты мало пригодна, и как рабыне грош тебе цена!

Оскорбления его попали в цель.

— Подонок! — завопила Эстер и с невероятной ловкостью проскользнула мимо Халида.

Не обращая внимания на присутствующих, Эстер обрушила свою ярость на ни в чем не повинные предметы, принадлежавшие принцу. Она сорвала покрывало с кровати, скинула с ложа многочисленные подушки, а потом перевернула и саму кровать. Мечась по шатру, словно злобная фурия, она попутно опрокинула столик и растоптала на ковре собственный завтрак.

С ледяным выражением лица Халид наблюдал за тем, как очаровательная, но слишком воинственная пленница устраивает погром в его уютном жилище. Только когда она протянула руку за ятаганом, он медленно, но решительно направился к ней.

«С меня довольно!» — читалось на его суровом лице.

Эстер выронила тяжелый ятаган и устремилась к выходу. Когда, пробившись через ковровый полог, она уже почти достигла внешнего мира, а с ним и вожделенной свободы, нечто непоколебимое и непробиваемое преградило ей путь.

Абдулла, решив выяснить, что за переполох произошел в шатре, приблизился к внутреннему покою принца. Эстер на бегу со всей силой ударилась головой о поистине железную грудь воина, отлетела назад и растянулась на ковре.

Все произошло так быстро, что все опешили. Первым вышел из оцепенения Халид. Он тотчас опустился на колено рядом с бунтовщицей и удостоверился, что она не поранилась. После этого он довольно грубо поставил ее на ноги. Такого бурного изъявления гнева он не ожидал от пленницы, да и не предполагал, что подобная женщина существует в природе.

Эстер еще отбивалась, но недолго. Она поняла, что сил ее не хватает, чтобы справиться с мужчиной.

— Я узнал то, что хотел, — обратился Халид к гостям и к слуге. — Вы можете идти.

Абдулла с поклоном удалился сразу же, Малик взял Эйприл за руку и тоже направился к выходу, но Халид задержал его.

— Пожалуйста, возвращайся к ужину. Я тебя приглашаю. А вот она, — принц указал на Эйприл, — должна быть примерно наказана за нападение на меня. У этой маленькой птички манеры никуда не годятся. Если это птичка, то уж, конечно, ястреб.

Малик попытался спрятать улыбку.

— Наверное, это у них семейное. Заверяю тебя, что она избавится от своих недостатков и впредь будет вести себя прилично. Такое больше не повторится. До вечера, друг мой.

С этими словами Малик увел Эйприл из шатра. Халид и его пленница остались наедине.

— Убери за собой, — приказал он.

— Нет! — резко отозвалась Эстер.

— Начни с кровати, чтобы я мог сидя наблюдать за твоей работой.

— Нет! — Эстер вздернула подбородок, и личико ее приобрело выражение, какое бывает у заупрямившегося мула. Перчатка была брошена, и она не позволит ему проигнорировать ее вызов.

Халид возвышался над ней, словно крепостная башня. Ей казалось? что от него так и веет угрозой. А он желал страстно, но не мог сказать ей: «Подчинись, иначе я сорву с тебя одежду и покрою поцелуями все твое тело, все самые укромные и соблазнительные места и местечки. Я зароюсь лицом в сладостную ложбинку меж твоих великолепных грудей и буду брать в рот поочередно нежно-розовые соски и сжимать их губами»..

И вдруг он неосознанно почти повторил изречение Эйприл:

— Я заставлю тебя дрожать от внутреннего жара. Эстер и вправду бросило в жар, но от стыда.

— Я все уберу за собой! — воскликнула она. Девушка подошла к кровати и попыталась вернуть ее в прежнее положение. Снова и снова она тянула ее на себя, но добилась только того, что пот выступил на ее лбу. Однако Эстер продолжала бороться с непокорной кроватью.

Халид, скрестив руки на груди, следил за ее усилиями. Улыбка играла в уголках его рта.

— Помоги мне, — попросила Эстер, не оборачиваясь.

— Ты и впрямь рассчитываешь, что господин будет исполнять обязанности раба?

Эстер повернулась к нему. Уперев руки в бока, она с нагловатым видом заявила:

— Не говорил ли ты, что желаешь с кушетки наблюдать, как трудится твоя рабыня?

В одно мгновение Халид оказался рядом и с легкостью поставил опрокинутую софу на прежнее место.

— Ты не так уж сильна, какой себя считаешь, Дикий Цветок! — с усмешкой сказал он.

У Эстер на языке вертелся достойный ответ, но она сдержалась.

— Боюсь, что если ты вновь накинешься на мою бедную кровать, то превратишь ее в обломки, — продолжал насмехаться Халид.

— И тебе тогда придется спать на полу?

— Да. Рядом с тобой, моя рабыня.

Эти слова возымели неожиданный результат. Эстер поспешно собрала разбросанные ею покрывала и подушки и принялась старательно застилать постель.

— Со временем ты приобретешь навыки. Надежду я не теряю. — Халид уселся на приведенной в порядок кровати, поднял ногу и, ткнув ее в лицо рабыни, скомандовал:

— Мне жарко. Разуй меня.

Эстер уже приоткрыла рот, чтобы сказать решительное «нет», но Халид повторил:

— Сними сапог и не болтай лишнего. Мое терпение не безгранично.

Проглотив комок огнедышащей лавы, которая сжигала ее изнутри, Эстер присела на корточки и начала стягивать сапог.

Изделие турецкого обувщика не поддавалось ее усилиям, точно так же, как и мужчина, обутый в эти сапоги, ее мольбам. Сопротивление породило встречный прилив ярости. Эстер с такой силой дернула за сапог, что вместе с ним отлетела и ударилась затылком об пол.

Полежав немного на ковре, она приняла прежнюю позу и занялась вторым сапогом господина.

— И не применяй силу там, где нужна смекалка, — учил Халид рабыню.

Эстер подергала голенище, и сапог легко сошел с ноги. Халид указал пальцем:

— Принеси вон тот кувшин!

Зеленые глаза Эстер полыхнули ненавистью, но их обладательница подчинилась еще раньше, чем Халид произнес:

— Дважды повторять одно и то же не в моих правилах.

Быстрота, с какой вдруг стала исполнять приказания рабыня, Халида удовлетворяла.

На губах Эстер застыло безмолвное проклятие, но кувшин был доставлен немедленно.

Рабыня вновь опустилась на корточки и по приказу Халида открыла кувшин. Он был наполнен какой-то густой желтоватой жидкостью.

— Зачерпни бальзам ладонью, — последовала очередная команда Халида, — и согрей ее теплом своей руки.

— Ну а что дальше? — спросила Эстер, исполнив то, что потребовал господин. Халид вытянул ногу.

— Помассируй, вотри в нее мазь.

— Помассируй? — Эстер смотрела на него округлившимися глазами.

— Да. Не заставляй меня повторять. Разве ты плохо слышишь?

— Нет, я слышу хорошо.

— Тогда массируй ногу.

— Нет!

— Или ты предпочитаешь, чтобы я сорвал с тебя одежды и помассировал все, что прячется под ними?

Эстер сразу же сделала выбор. Смочив руки бальзамом, она принялась с усердием втирать его в волосатую ногу и добралась до подошвы и пятки. Халид ощутил приятную щекотку.

— Клянусь бородой пророка, у тебя это хорошо получается!

Он отдал в ее власть и другую царственную ногу, причем не без удовольствия. При этом он не преминул поддразнить девицу:

— Будь благодарна за то, что тебе досталась такая участь. Щекотать пятки принцу доверяют не каждой рабыне.

Эстер в ответ полыхнула молнией во взоре, но промолчала и занялась второй драгоценной конечностью господина.

— Вечером, после бани, ты разотрешь мне спину. И не вздумай возражать. Запомни раз и навсегда, что принц — человек занятой, и у меня нет времени, чтобы тратить его впустую на препирательство с рабыней.

Эстер наливалась яростью, но пока сдерживалась.

— А теперь заканчивай уборку, — распорядился Халид, натягивая сапоги.

Эстер не двинулась с места.

— Я сказал, собери и вынеси весь этот мусор. — Халид встал и вновь угрожающе возвысился над ней. В ее глазах он заметил мятежные искорки.

— Оп бени, — прошептал Халид и, склонившись, прильнул к ее губам.

«Оп бени» означало по-турецки «поцелуй меня», но и без знания турецкого языка Эстер были ясны его намерения.

Их губы соприкоснулись лишь на мгновение, ибо Эстер тотчас отстранилась, вскочила, отбежала и принялась устанавливать на место перевернутый стол. Затем, ползая на четвереньках по ковру, она стала собирать разбросанную посуду, укладывать лепешки и фрукты на блюда и по возможности счищать с ковра пролитое варенье.

Халид хлопнул в ладони и позвал:

— Абдулла!

Абдулла, явно подслушивающий за занавесом, материализовался с быстротой джинна из арабских сказок.

— Следуй за ней, — приказал Халид. — Когда она закончит уборку, пусть вымоется. Позаботься, чтобы никто из мужчин за ней не подглядывал.

Эстер замерла, прислушиваясь, хотя турецких слов не понимала.

— Не скучай, — напутствовал ее Халид, покидая шатер. — На ближайшие часы работы для тебя не предвидится, но зато потом ее будет вдоволь.

Абдулла и Эстер, оставшись наедине, смотрели друг на друга, как два воина, изготовившихся к поединку. Абдулла повелительно указал на ковер, напоминая Эстер о ее обязанностях. Девушка предпочла не дразнить зверя и молча продолжила работу.

6

Лалк-халид вернулся в полдень и с удовлетворением отметил, что в его жилище восстановлен прежний порядок, на ковре не осталось пятен. Его взбалмошная пленница поработала на славу.

Сама Эстер, свернувшись, как котенок, сладко спала на софе. Очевидно, непривычный для нее, тяжкий труд забрал слишком много сил.

Халид долго рассматривал женственное и очень соблазнительное тело своей рабыни. Все, чем она обладала — вместе и по отдельности, — возбуждало плотское желание. «В мою коллекцию попал великолепнейший изумруд», — подумал Халид и вспомнил, что по поверьям изумруд означает постоянство. Если эта красавица отдаст свое сердце мужчине, то без остатка и навсегда.

Что бы она ни делала, что бы ни говорила, все в ней воспламеняло Халида. Двух дней и двух ночей не прошло, а Халид уже ощущал себя живым в ее присутствии и мертвым без нее. Удивительно, как любовь способна заполнить животворной влагой мужское сердце, дотоле иссушенное, как пустыня.

Халид тряхнул головой, отгоняя прочь столь расслабляющее его волю мысли. «О аллах, убереги меня от искушений! Ведь ты всемогущий, послал мне пленницу не для услады плоти, а как орудие мести. А после свершения правого дела орудие это исчезнет, дабы не осквернять рук магометанина».

Жалость проникла в сердце Халида. И еще он сетовал на судьбу. Если б Эстер не была ниспослана аллахом как орудие мести, а была бы просто женщиной, он держал бы ее при себе до скончания дней своих. Если б можно было скрыть ее от всевидящего аллаха, превратить в обыкновенную наложницу, но бесполезно обманывать судьбу.

Эстер — единственная трещина в непробиваемом панцире Форжера, но ей незачем знать об этом. Если она проведает, какая ей уготована роль, то она наверняка лишит себя жизни. Поэтому уста Халида должны быть запечатаны. Кровь брата и сестры взывает к отмщению.

Халид растолкал Эстер.

— Просыпайся, рабыня!

Эстер посмотрела на него невидящими глазами, повернулась на другой бок и накрылась с головой покрывалом.

Халид сдернул покрывало и повысил голос:

— Просыпайся!

Эстер оторвала голову от подушки, села и с укоризной взглянула на мужчину, посмевшего нарушить ее сон.

— Рабы не ложатся спать по своей воле. Они должны бодрствовать и быть наготове ублажить господина по малейшему знаку, а засыпать лишь по его повелению.

Халид предвидел, какую реакцию вызовут его слова у Эстер, но он должен был произнести эту тираду.

— По знаку и повелению? — со скрытой насмешкой переспросила Эстер, вскочив с постели и вытянувшись перед ним в струнку.

Халид поморщился. Новая вспышка неповиновения с ее стороны раздражала его.

— Десять тысяч извинений, мой бог и господин! — ехидствовала Эстер. — Ты видишь пред собой послушнейшую из рабынь.

— Раз так, ты прощена.

Чтобы скрыть вскипевший в нем гнев, Халид подошел к ее сундуку и занялся осмотром его содержимого. Небрежно переворошив сложенные там наряды, он выбрал шелковую светло-зеленую тунику и бросил ее на кровать.

— Ты должна вымыться и переодеться. И ты и наряды твои пахнут дурно. — Халид демонстративно поморщился.

— Кому какое дело, как я пахну и в какое рубище одета? Заставь меня еще больше трудиться, и я провоняю потом весь твой шатер. Граф де Белью купит мне новый гардероб, а тебе достанутся эти грязные тряпки.

Если Эстер надеялась, что таким оскорблением поразит турка в самое сердце, то она просчиталась.

Принц Халид-бек лишь слегка повел бровями.

— Ты уже никогда не встретишься с графом и не представишь ему счет за причиненные тебе убытки. И не задавай вопросов. То, что решил господин, — для рабыни высший закон.

Некоторое время они хранили молчание, глядя в упор друг на друга.

— Ну? — Эстер, к сожалению своему, первая не вынесла этой игры в «гляделки». Ее тонкие брови сошлись на переносице.

— Что «ну»? — Халид догадывался, о чем она просит, но решил продолжать игру.

— Могу ли я переодеться без посторонних глаз?

— Хозяин для рабыни не посторонний.

Спорить с этим чудовищем было бесполезно. Эстер, посчитав, что если ее глаза не будут обращены в сторону мужчины, то этим приличия будут соблюдены, отвернулась и скинула с себя пропотевшую одежду.

Созерцание обнаженной девичьей фигуры возбудило в турке желание. Напряжение, возникшее в паху, подтверждало, что момент вступления в райское блаженство близок.

Но соблазнительное видение исчезло, когда Эстер накинула зеленое платье, но сменилось зрелищем не менее пленительным.

Она, уже одетая, повернулась к нему лицом. Покров из тонкой ткани еще больше разжигал в нем вожделение, и голубые глаза Халида засверкали так же ярко, как море в солнечном полуденном свете — то самое ласковое Мраморное море, что простиралось за пределами сумрачного шатра.

Эстер догадывалась, что пробудила в душе турка чувства, о которых сама она не имела представления. Лишь инстинкт, унаследованный любой девицей от общей прародительницы Евы, мог подсказать ей правильную линию поведения.

Халид поднес руку к ее щеке, желая потрогать бархатистую кожу. В его движении не было никакой угрозы, но она опасалась его, может быть, в силу неопытности, и поэтому отпрянула, как норовистая кобылица, и едва не пустила в ход кулачки.

Халид отступил. Он понял, что если сейчас дотронется до нее, то уже не остановится и любой ценой сломит ее сопротивление.

Он отвернулся и крикнул, излишне напрягая голос:

— Абдулла!

Незачем было звать Абдуллу так громко. Верный слуга находился поблизости, отделенный лишь ковровым пологом от спальни господина.

— Абдулла, проводи рабыню к очагу и пусть она приготовит ужин.

Абдулла вытаращил глаза, а Эстер возразила:

— Я не умею готовить.

— Научишься. И пусть она готовит собственноручно, без посторонней помощи. Ты понял меня, Абдулла?

— Я испорчу продукты или перепорчу их так, что язык твой сгорит! — пообещала Эстер. — Дай мне кого-нибудь в помощь.

— Любая турчанка способна готовить мужу пищу. А простаку, каким ты меня считаешь сойдет любая еда.

— Ты еще пожалеешь об этом, — заявила Эстер на прощание, когда ее, в накинутой на лицо чадре, уводили из шатра.

Избавившись от пленницы, Халид удобно устроился на подушках и улетел мыслями в небеса. Он ждал, когда Эстер принесет ему на подносе кушанья. В полудреме ему являлись поверженные враги и райские гурии с бедрами, грудью и улыбкой соблазнительной англичанки.

Наконец в шатер вернулась чумазая Эстер с тяжелым подносом. Абдулла следовал за ней по пятам.

Эстер водрузила поднос на стол, еще недавно ею же опрокинутый, а потом с большими усилиями возвращенный на место. Халид поморщился от одного уже запаха внесенных кушаний, а вид их привел его — знающего толк в еде — в ужас.

Мясо подгорело с краев, а в середине оставалось сырым, артишоки тонули в крепком уксусе, а разваренный, слипшийся рис выглядел совершенно несъедобным.

Эстер не совершила это кощунство нарочно. Наоборот, она испытывала гордость, впервые что-то состряпав собственноручно. Она искренне надеялась, что Халид-бек по достоинству оценит ее первый кулинарный опыт.

Сдержав первый порыв сбросить это, оскорбляющее вкус и обоняние месиво, со стола на

многострадальный ковер, Халид углубился в размышления. Пища, на вид такая отвратительная, могла на вкус оказаться съедобной.

Он отрезал и заставил себя пожевать крохотный кусочек мяса. Проклятие! Оно по краям превратилось в угли, а внутри было совсем сырым. Халид не смог прожевать кусочек английского ростбифа с кровью и выплюнул его.

— Овца, которую ты подала, по-моему, еще блеет, — сказал он.

Эстер была уязвлена. Она приложила столько стараний, а в награду получила лишь словесную пощечину.

Халид испробовал кашицы, в которую Эстер превратила рис.

— Переварен, — холодно отметил принц. Эстер хранила молчание, но под внешним безразличием в ней росла злоба. Халид с сомнением поглядел на артишоки. Их-то испортить было невозможно. Чтобы пощадить ее уязвленную гордость, хотя бы артишокам следовало отдать должное.

Халид решительно вонзил зубы в артишок. Тотчас лицо его скривилось, и он зашелся в приступе кашля. От уксуса, пропитавшего злосчастный овощ, на глазах у него выступили слезы.

Халид схватил кубок с розовой водой и принялся с жадностью пить, чтобы загасить пожар, полыхавший во рту. Ему пришлось долго откашливаться и вытирать небо, зубы и язык смоченным в холодной воде полотенцем.

— Ты хотела отравить меня?

— Разумеется, нет, хотя подобная идея и приходила мне на ум, — произнесла Эстер со смиренным видом. — Я говорила, что не умею готовить, но ты мне не поверил.

— Единственный раз ты сказала правду, — вздохнул Халид. — Спасибо уже за это. Зря я понадеялся, что ты обладаешь хоть каким-то талантом. Оказывается, ты никчемное создание — голова твоя пуста, а руки не приспособлены ни к чему и болтаются просто так.

Эстер была оскорблена такой оценкой.

— Почему ты думаешь, что я ни к чему не способна? Халид бросил взгляд на кровать.

— Может, там обнаружатся твои таланты? Не стоит ли попробовать?

Эстер захлопнула свой дерзкий ротик, поклявшись в душе не делать больше двусмысленных заявлений.

— Однако и тут, боюсь, мы не получим взаимного удовольствия, — заключил Халид. — В будущем ты не будешь готовить пищу, а только подавать ее к столу. — Он обратился к Абдулле: — А воины ели ее стряпню?

— Они ограничились сушеной верблюжатиной и лепешками.

— Молодцы. Правильно делают, что берегут себя. Принц направился к выходу, напомнив на прощание и ввергнув этим девицу в смущение:

— Приведи себя в порядок, чтобы ты не предстала перед моим гостем вонючей замарашкой. Естественно, ты будешь прислуживать нам за столом.

— Ес-те-ствен-но! — передразнила Эстер его невыносимый акцент, глядя в удаляющуюся спину принца.

Пренебрегая правилом, что место рабыни на полу, Эстер тут же разлеглась на кровати. О, как она ненавидела это чудовище! Если б ей хватило смекалки, она бы уже давно подсыпала отравы в пищу зверю! Впрочем, смерть от яда — это слишком легкая кончина и расплата за все причиненные им мучения. Для него стоило придумать что-то более жестокое.

«Лгунья! — тотчас одернула себя Эстер. — За что его наказывать? Ведь в его присутствии ты ощущаешь себя живой, а без него — почти мертвой? Когда он здесь, ты чувствуешь необыкновенный прилив сил и способна сокрушить стены, а лишь стоит ему удалиться, ты засыпаешь усталая и весь свет тебе не мил. Разве Халид изнасиловал тебя, пытал… он даже тебя и не ударил, хотя было за что».

Совершенно запутавшись в своих мыслях, усталая Эстер смежила веки и погрузилась в сон.

Свечей было зажжено множество, и пламя их колыхалось от сквозняков, но все же потаенные уголки шатра скрывались во мраке.

Халид и Малик, расположившись на подушках около стола, ждали, когда подадут ужин.

— Как поживает твоя пташка? — поинтересовался Халид.

Малик расплылся в улыбке.

— Отлично, но в настоящее время скучает в одиночестве. А ты уже направил письмо графу Белью?..

Самодовольная ухмылка Малика не очень понравилась принцу, но тут, к счастью, полог открылся, и Абдулла впустил рабыню, согбенную под тяжестью подноса, уставленного блюдами.

Все, чем могла отомстить Эстер принцу Халиду, она взяла на вооружение. Закутавшись в плотный яшмак, позаимствованный из гарема Малика, она еще вдобавок очень сильно насурьмила глаза, проглядывающие через узкую щель.

Она с нарочитой медлительностью преодолела расстояние от входа до стола, опустила поднос на скатерть и принялась расставлять блюда. Главным кушаньем был кебаб из маринованной крольчатины, поджаренный в оливковом масле, посыпанный рубленой петрушкой и эстрагоном. К мясу подавался рис, пропитанный шафраном, фаршированные перцы, крохотные маринованные огурчики и непременные артишоки тоже служили украшением стола.

— Я задыхаюсь под этими тряпками, — пробормотала Эстер по-французски, наливая розовой воды в кубок Халиду. — Я словно заживо похоронена в гробу.

— Ты что-то сказал? — спросил Халид у друга.

— Нет-нет, — поспешно откликнулся Малик, пряча улыбку. Сражение, которого он с нетерпением ожидал весь день, вот-вот должно разгореться. Наблюдать за принцем и его пленницей было в высшей мере увлекательно.

— Должно быть, слух меня подвел, — сказал Халид. — Ведь моей рабыне не дозволено открывать рот, если к ней не обращаются с вопросом. Она также заучила, что рабыне следует, обслужив хозяина и гостя, удалиться в укромный угол и ждать дальнейших распоряжений господина.

Эстер процедила сквозь зубы чуть слышное проклятие и направилась на указанное ей место. Там она погрузилась в зловещее, предвещающее бурю, молчание. Уверенная, что Халид-бек не может ее разглядеть в полумраке, она сорвала ненавистную чадру, швырнула ее на ковер и в довершение растоптала ногами. Она твердо решила, что никакая сила не заставит ее больше надеть на себя эту мерзость. Господь всемогущий! Ведь она англичанка, а не турецкая наложница!

— Восхитительно! — произнес Малик по-турецки, отведав крольчатину. — Неужели это приготовила она?

— Конечно же, нет, — оборвал его Халид, мельком глянув на темный угол, где должна была тихо сидеть рабыня. Перейдя на французский, он добавил: — «Несъедобное» — это самое мягкое определение тому, что приготовила мне рабыня. Она пыталась меня отравить своей стряпней.

— Случайно или нарочно? — поинтересовался Малик, смакуя принесенное с собой вино.

Халид пожал плечами и продолжил с гримасой отвращения:

— Рис она превратила в какую-то кашицу, артишоки вымочила в уксусе так, что зажгла внутри меня пожар, а бедную овечку подала к столу еще дышащей…

Малик хотел бы издать сочувственное восклицание, но невольно разразился хохотом и поперхнулся вином. Халиду пришлось встать и похлопать друга по спине. Он поманил пальцем Эстер, но та проигнорировала зов. Он был вынужден прибегнуть к словам:

— Иди сюда, рабыня, и не вынуждай меня произносить вслух то, что должно быть и так понятно. Ты рассеянна, а это для рабыни такой же проступок, как и непослушание. Извинением может служить лишь твоя неопытность.

Набрав полные легкие воздуха, Эстер двинулась из темного угла к пиршественному столу, как воин, идущий на битву. Халид сразу же по выражению ее лица догадался о ее воинственных намерениях. Вечер обещал закончиться более интересно, чем начался.

— Рабыня никогда не снимает чадру. Послушная господину рабыня, — специально уточнил Халид.

— Я еще не превратилась в послушную рабыню, — возразила Эстер.

— Протри стол и наполни кубок моего гостя, — приказал Халид.

Эстер опустилась на колени и принялась яростно вытирать пролитое вино.

— Думаю, что вполне отомщу Белью, если верну ему невесту и он женится на ней, — сказал Халид, чем искренне рассмешил Малика. — Форжер готов будет сразиться со мной в открытом бою, только б сбежать от своей новобрачной.

Эстер сделалась мрачнее тучи, наливая вино в бокал гостю. Пусть они чешут языки, болтая о каком-то отмщении. Она дала себе клятву, что, прежде чем ужин окончится, мщение будет за ней.

— Если вернуться к Форжеру, то как ты собираешься выманить его? — Малик вновь перешел на турецкий, которого Эстер не понимала. — Я всегда был преданным поклонником твоей сестры и непременно приму участие в расправе над этим негодяем.

— Мой гонец отвезет письмо на запад, — ответил Халид тоже по-турецки. — Граф де Белью обручен, так пусть он узнает, что его невеста будет продана на невольничьем рынке в Стамбуле. В письме содержится приглашение графу участвовать в торгах.

Малик удивился. Он уже успел догадаться, что его друг весьма увлечен строптивой девицей. Он предупредил Халида:

— Форжер трус и может не явиться на торг.

— Он явится в Стамбул, можешь не сомневаться, — решительно заявил Халид.

— А как отнесется к этому твоя рабыня? Халид бросил на друга мимолетный взгляд, не выдавая своих чувств. Жизнь при султанском дворе научила его скрытности.

— Какое мне дело до чувств рабыни? Она лишь наживка, чтобы выманить Форжера из норы и затем быть проданной за самую высокую цену, какую за нее предложат.

Малик вздумал поддразнить приятеля.

— Тогда продай ее мне. Я дам хорошую цену. На какой-то момент Малик решил, что просчитался, продолжая беседу в легком тоне. На гладком лбу принца от гнева взбухли жилы, но вскоре уже оба друга, смеясь, обнялись, словно двое мальчишек. Халид умел вовремя подавлять в себе ярость и держал наготове маску циника и весельчака.

— Тебе не справиться одному с двумя английскими кошечками. Слишком острые у них коготки, — обратился он к Малику уже по-французски, с явной целью, чтобы Эстер поняла, о ком и о чем идет речь.

Малик притворился обиженным.

— А тебе было бы это под силу? Халид кивнул.

— Мне? Разумеется. Я бы справился с целым отрядом кузин.

Эстер не могла более выдерживать насмешек и направилась к выходу, но Абдулла преградил ей путь.

В руках его возник, словно из воздуха, поднос с десертом и чашами с лимонным шербетом. Знаком, он распорядился, чтобы она отнесла поднос к столу.

Малик не к месту пошутил:

— Один глоток шербета помог тебе, прелестница, сделать первый шаг на пути к новой жизни. Может, тот же шербет поможет и страждущему мужчине ступить тебе навстречу.

Шутка явно была неудачной. Халид заявил, окинув взглядом шатер.

— Я не вижу здесь страждущего мужчины. Если ты поставишь передо мной зеркало, то мое отражение не разубедит меня в намерениях насчет рабыни, — сказано это было нарочно на языке, доступном пониманию Эстер.

Хлоп-хлоп, и десерт полетел на ковер вместе с шербетом.

— Вот ваш десерт! — громко объявила Эстер. — Что-нибудь еще желаете, господа турки?

Халид и Малик, остолбенев, глядели на учиненный разгром. Капли сладкого шербета забрызгали их одежду.

Спустя мгновение Эстер осознала нелепость своего поступка и испугалась неминуемого наказания.

— Я нечаянно! — воскликнула она, пятясь от стола. Из разъяренной фурии Эстер вмиг превратилась в виноватую девочку.

— Второй шаг сделала она, а не ты, дружище? — расхохотался Малик.

— Раба учат так же, как щенка. Пусть теперь ест это, — Халид зачерпнул горстью разбросанные яства и размазал их по лицу Эстер. — Пусть слижет их, пока не засохли. А до тех пор не получит ни капли воды для умывания.

— Справедливо, но сурово, — отметил Малик. — Так же сурово поступила бы и Михрима. Вот, кстати, послание от твоей матери, Халид-бек. Я приберегал его к концу ужина, чтобы не портить нам обоим аппетит, но, раз он все равно испорчен, можешь прочитать его сейчас.

Малик извлек из-за пазухи свиток, скрепленный султанской печатью. Халид углубился в чтение, и грозовые облака начали сгущаться на его лице. Он превращался из радушного хозяина застолья в Меч Аллаха.

— Меня немедленно вызывают в Стамбул. — Халид вновь перешел на турецкий. — Кто-то покушался на моего двоюродного брата Мурада. Преступник потерпел неудачу, но скрылся.

— В чьих интересах смерть наследника престола? Ведь султан еще молод и здоров. Это чистое безумие! — удивился Малик.

— Скоро я узнаю, кто это затеял, — грозно заявил Халид.

— «Саддам» тебя доставит в столицу быстрее, чем конь, — предложил Малик. — Моя команда выведет парусник в море еще до рассвета.

— А я прикажу уже сейчас сворачивать лагерь, — сказал Абдулла.

— А как быть с рабыней? — спросил Малик.

— Она отправится со мной, — жестко произнес Халид и тут же добавил еще более злобно: — И нашу испорченную одежду мы тоже прихватим в столицу. Пока она ее не отстирает, ей не дадут ни кусочка еды. Разденься, Малик, я дам тебе смену. И сам тоже переоденусь.

Когда мужчины облеклись в чистую одежду, настал черед и Эстер, которая до сих пор пряталась в темном углу. Сладкий шербет, варенье засохшей коркой покрывали ее личико, вполне заменяя чадру.

Халид с пренебрежением кинул ей грязное полотенце.

— Оботрись. Вид твой противен.

— Мой день еще наступит, — пробурчала Эстер.

— Не сомневаюсь, леди, — издевательски откликнулся Халид. — И еще скорее, чем ты думаешь.

То, что он под этим подразумевал, осталось для нее загадкой.

7

Мир и покой царили над Мраморным морем и омываемыми им берегами в этот предрассветный час. Восходящее на востоке солнце окрасило небо в оранжевый цвет. Стоящий на якоре «Саддам» слегка покачивался на ласковых волнах. Стремительные чайки, будто играя, чертили по бледному своду небес замысловатые узоры.

На белом прибрежном песке темнела одинокая лодка, возле которой собралась группа мужчин. Они о чем-то переговаривались между собой, а в стороне Халид и Малик также вели беседу вполголоса, не желая, чтобы кто-нибудь их подслушал.

— Ты приедешь в Стамбул на торг? — спросил Халид, возвращая другу отстиранную Эстер одежду.

— По первому твоему знаку. — Малик поклонился. — Я буду там, где ты скажешь. В их разговор вклинился Абдулла:

— Сиятельный Халид-бек! И люди, и багаж готовы.

— Хорошо. Я тебя жду во дворце через несколько дней, а если вдруг ты понадобишься раньше, я позаимствую у Михримы одного из ее почтовых голубей.

Когда Абдулла отошел за пределы слышимости, Малик задал тревожащий его вопрос:

— Кому понадобилась смерть Мурада?

— Никому, кого бы я мог заподозрить, — пожал плечами Халид.

Неподалеку обдуваемые предутренним ветерком две английские девицы прощались друг с другом, возможно, навсегда.

— Я вернусь и освобожу тебя, — прошептала Эстер на ухо кузине.

— Не испытывай терпение принца, — посоветовала умудренная недавно приобретенным опытом Эйприл. — К тому же он гораздо более привлекателен, чем Хорек.

— О! Значит, ты тоже признала, что Форжер похож на Хорька?

Эйприл печально улыбнулась.

— На что ты надеешься, кузина? Если мы когда-нибудь, с божьей помощью возвратимся в Англию, королева обязательно выдаст тебя замуж за кого-нибудь похуже графа де Белью!

— Обо мне не беспокойся, — заявила Эстер. — У меня есть план.

— Какой?

— Я решила вообще покончить с мужчинами!

— Убить их всех? — вытаращила глаза наивная Эйприл.

— Нет, это невозможно. Но я отдам себя в услужение господу.

— Ты уйдешь в монастырь? — Нелепость подобного предположения вызвала у Эйприл приступ смеха, который резко нарушил тишину занимавшегося утра.

— Что тут смешного? — поинтересовалась Эстер.

— Ничего. Ты и монахиня! Просто смешинка попала в глаз. Прости. Нам не скоро придется увидеться… так давай распростимся по-хорошему.

— Я виновата перед тобой, — промолвила Эстер. — И буду тосковать по тебе.

— Господин Малик владеет дворцом в Стамбуле и обрадуется, если ты нас навестишь.

— А другие его женщины обрадуются твоему появлению? — задала провокационный вопрос Эстер.

— Думаю, что мы найдем общий язык. В гареме есть и француженки, и итальянки. Это поможет моему образованию. — Эйприл была настроена оптимистично по поводу своего будущего.

— Сомневаюсь. Они тебя тотчас отравят из ревности, — столь подлое заявление было не в характере Эстер, однако она не удержалась от ядовитых слов.

Ей тотчас стало стыдно. Она была готова припасть к ногам кузины, вымаливая прощение, но подобравшийся неслышно Абдулла помешал ей сделать это.

— Хватит прощаний. Пора в путь.

— Почему я обречена расставаться с теми, кого люблю? — задала Эстер трагический вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Потому что ты моя собственность, — услышала она ответ подошедшего Халида, и его тяжелая рука опустилась ей на плечо. — Взбунтуйся, и за бунт ты будешь наказана всенародно, — предупредил ее Халид. Его голос прозвучал как рык льва, зато голосок Эйприл напоминал щебет птички.

— Мы еще увидимся с тобой, Эстер. В Стамбуле или где-нибудь еще.

Эстер, под присмотром Халида, препроводили в лодку. Разбежавшись, воины столкнули лодку на воду, и шестерка гребцов взялась за весла. Эстер помахала рукой оставшейся на берегу кузине.

— Прощаться с прошлым всегда нелегко, — глубокомысленно произнес Халид.

Эстер смотрела на удаляющийся берег и уменьшавшуюся с каждым гребком весел фигурку Эйприл у кромки воды. Обернувшись, она видела мощные спины гребцов и ятаган, пристегнутый к поясу Халида. Этот этап она проиграла, но отчаиваться было еще рано. Так утешала себя Эстер.

Высокий борт «Саддама» представлял собой отвесную стену, с которой свешивалась тонкая веревочная лесенка.

Легко вспрыгнув на плечо Халида, выпрямившись и ухватившись за нижнюю ступень, Эстер принялась взбираться на борт, как истая дочь морей, а вернее, как цирковая акробатка.

Турецкие матросы и гребцы подивились ее ловкости и одобрительно зацокали языками. Впрочем, смолкли тотчас же, заметив неодобрение во взгляде Халида, Эстер добралась почти до палубы, но тут силы ее иссякли. Халид, следующий за ней по веревочной лестнице, слегка пошлепал ее по заду, а затем, перекинув, словно охотник свой трофей через плечо, доставил девицу наверх. В награду он получил болезненный след на шее и руках от острых девичьих ноготков.

Поставив свою добычу на ноги, Халид с удивлением вгляделся в ее побледневшее личико.

— Тебе плохо?

— Нет. — Эстер решительно помотала головой и бросила взгляд на опустевший берег. Ее кузина исчезла, будто растаяла в воздухе.

— Ты боишься?

— Я никогда не была так далеко от дома и так одинока, — честно призналась Эстер.

— Тебе нечего бояться. Ты путешествуешь под моей охраной.

— Благодарю. — Улыбка Эстер была ядовитой. — Я чувствую себя прекрасно, когда меня опекает столь доблестный воин.

Халиду хотелось залепить ей пощечину, но он сдержался. В конце концов, добиваться от пленницы, насильно удерживаемой в чужой стране, признательности и полного доверия было бессмысленно.

— Я голодна, — заявила Эстер. — Пожалуйста, разреши мне удалиться в мою каюту. Я займусь стиркой твоих шаровар, чтобы успеть закончить ее до наступления очередной трапезы. Ведь уморить меня голодом не входит в твои планы?

Капитанская каюта была ей уже знакома. За время долгого плавания Эстер вполне освоилась здесь. Во всяком случае, в каюте были стулья и нормальная кровать, а не только подушки и ковры. Через два иллюминатора сюда проникал солнечный свет.

Первым делом, оставшись одна, Эстер приникла к круглому окошку. Никто не махал ей с берега, никто не провожал ее в неизвестность. Когда она еще увидится с кузиной? Скорее всего на небесах после кончины.

Может быть, Эйприл права? Принц гораздо более привлекателен, чем Хорек, а королева, Елизавета вполне способна выдать Эстер замуж за еще большего урода. Кроме того, ее и Халида сковывает одна дьявольская цепочка. На одном конце — узница, на другом — ее тюремщик.

Боже, о чем она думает? Ведь он поганый иноверец и чудовище. С отвращением Эстер избавилась от мерзкого яшмака. Ни в чем не повинную черную ткань она повторно растоптала ногами, затем опустила шаровары Халида в таз с теплой водой, заблаговременно подготовленный слугами, и принялась за стирку, размышляя при этом, какое мрачное ее ожидает будущее.

В положенное для завтрака время Халид сам внес в каюту поднос с кушаньями. Он застал Эстер вновь приникшей к окошку. Замышляет ли она опять бегство — теперь уже с корабля?

— Твои штаны постираны, — угрюмо заявила она.

— Тогда поешь.

— Я не голодна.

— Еще недавно ты утверждала обратное. Капризничать рабыне не дозволено. Учти, что я вношу поднос сюда в первый и в последний раз и больше никто не войдет в каюту до тех пор, пока я не закончу свои дела в Стамбуле и мы не прибудем в мой дом.

— Раз так, я поем.

— Я знаю, что тебе не нравится кушать в одиночестве, поэтому составлю тебе компанию.

Халид примостился на миниатюрном стуле, и они в молчании приступили к еде.

Эстер первой нарушила тишину:

— Как долго ты будешь держать меня в заточении?

— А как долго ты собираешься прожить на этом свете? — задал Халид встречный вопрос с улыбкой, которая привела ее в бешенство.

— Значит, я стану твоей рабыней до конца жизни?

— Ты ею уже стала.

— Я отказываюсь быть заточенной в твоем гареме, — объявила Эстер.

— Я не держу гарем.

— Почему же? — удивилась Эстер. Со слов кузины она знала, что местные мужчины имеют множество жен.

— Я не могу сейчас позволить себе полюбить женщину, — поведал Халид то ли всерьез, то ли в шутку.

— Воистину несчастна будет та, кто все же займет когда-нибудь место в твоем угрюмом сердце, — высказалась Эстер.

— К твоему сведению, женщина, у меня вообще нет сердца.

Дверь за ним захлопнулась.

«Разумеется, у такого бесчувственного зверя и не должно быть сердца», — пришла к выводу Эстер.

Халид пробыл на палубе несколько часов, пока из-за горизонта не показались минареты и крыши Стамбула. Зрелище гавани Золотой Рог и величественного дворца его дяди-султана всегда вызывало в нем восторженные чувства. Но сейчас слишком много проблем занимало ум Халида, и он не обращал внимания на разворачивающиеся перед его взором картины городской жизни и на красоты пейзажа.

Он усилием воли избавился от навязчивых дум о прекрасной, но слишком острой на язык пленнице и сосредоточился на размышлениях о том, кто мог пожелать смерти его двоюродному брату. Было ли это неудавшееся покушение делом рук какого-то одинокого фанатика, или имеет место заговор? Мурад возложил на Халида бремя добраться до истины.

Кто с нетерпением ожидает сейчас прибытия Халида во дворец Топкапи? Разумеется, Мурад. Его жизнь и будущее Оттоманской империи поставлены на кон, и ставки запредельно высоки. Нур-Бану? Да. Ведь ее единственному сыну угрожает опасность. Султан Селим? Возможно, если он еще не успел накачаться вином и не свалился с ног. Михрима? Незачем даже задаваться вопросом насчет нее. Мать Халида всегда будет в гуще событий, там, где плетутся заговоры и ведется грызня за власть. Несомненно, она на месте и, вероятно, первой встретит его.

Когда Халид возвратился в каюту, то услышал, как стонет его пленница во сне. Кошмары снова мучили ее. Халид поднял девушку на руки и приказал:

— Просыпайся!

Эстер открыла глаза. Узнала ли она Халида или нет, трудно было сказать. Взгляд ее был почти безумным, лицо блестело от пота. Она бессознательно прильнула головкой к его широкой груди, ища в нем защиты.

«Несмотря на все наши размолвки, она все-таки не так уж боится меня и мне доверяет», — подумал Халид. Он ощутил себя заранее виноватым в том, какую участь уготовил ей в ближайшем будущем.

— Когда я буду отсутствовать, Рашид встанет на страже за дверью, — сказал Халид и успокаивающе погладил ее по спине, потом опустился на кровать и достал золотую цепочку.

— Не приковывай меня! — взмолилась Эстер. — Дверь заперта, и я никуда не денусь, ведь я не умею плавать.

Халид присел на край кровати, взял ее за подбородок, поднял вверх ее личико, чтобы заглянуть в зеленые обезоруживающе трогательные глаза.

— Ты настолько мала, что сможешь пролезть сквозь игольное ушко, а уж через иллюминатор и подавно. А затем утопиться мне назло. Слишком много женщин нашли свою смерть в этих водах. Я не позволю тебе разделить с ними это мрачное ложе на морском дне.

Эстер, понемногу пришедшая в себя, вновь; вздернула носик.

— Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя топиться.

— Кто знает?.. — Халид пожал плечами.

— Тогда делай свое черное дело. — Эстер зажмурилась. Побледневшая и дрожащая, она протянула ему руку.

«Словно овечка перед закланием», — с жалостью подумал Халид, глядя на обреченное выражение ее личика. Пробормотав невнятно какое-то проклятие, он выронил поводок на пол и заключил Эстер в объятия.

Ее глаза вновь широко распахнулись и уставились на него с немым укором, но у Эстер не было ни сил, ни желания сопротивляться.

Халид завладел ее губами в страстном требовательном поцелуе. Дыхание ее замерло, сознание расплылось, стало неясным. Настойчивые его губы заставили ее губы раскрыться и впустить в рот его язык, откуда он черпал сладость. Дрожь ответного желания пронзила ее.

Первый в жизни поцелуй Эстер зажег огонь, которого нельзя было загасить. Не помня себя, не сознавая, что она делает, Эстер обвила руками его шею, замкнула руки в кольцо и вернула ему поцелуй.

Халид, удовлетворенный этим страстным порывом, слегка отстранился и прошептал, щекоча ее личико жарким своим дыханием:

— Обещай, что ты не причинишь себе вреда.

— Клянусь, — сказала Эстер и, опустив веки, приготовилась к следующему поцелую.

Халид улыбнулся и на мгновение приложил ладонь к ее пылающей жаром щечке.

Затем он покинул каюту.

Ошеломленная, Эстер потрогала губы кончиком пальцев. Ее первый настоящий поцелуй. Мужчина поцеловал ее. Она закрыла глаза, мечтательно вздохнула и постаралась восстановить ощущения, только что ею испытанные, но безуспешно.

В следующее мгновение она уже вспыхнула от стыда. О боже! Негодяй поцеловал ее, и она получала от этого удовольствие, даже стонала в истоме и желала повторения. Неужели он так же воздействует на всех женщин? Или только на нее? Как она теперь сможет смотреть ему в лицо?

Бледно-лиловые сумерки окутали гавань, когда Халид покидал корабль. Спустившись в шлюпку, он дал знак гребцам, и те дружно налегли на весла. Обернувшись, принц поглядел на закатное небо, на здания и минареты величественного Стамбула, города, полного тайн, жестокости, коварства и интриг.

Но сейчас Стамбул оставался у него за спиной, а шлюпка направлялась к восточному берегу, где возвышался дворец его дяди.

Топкапи занимал господствующее положение на холме, откуда открывался вид на Золотой Рог, Босфор и Мраморное море. Топкапи означало на турецком «пушечное жерло». Название оправдывало себя, ибо вокруг дворца по всему периметру его стен были установлены громадные пушки. Местоположение, могучие башни и стены превращали дворец в неприступную твердыню.

Халид издали разглядывал Топкапи. Последние лучи закатного солнца освещали квадратную башню султанских бань и изящные строения гарема.

Гарем! Халид вспоминал всегда о нем с отвращением. Как он не любил посещать гарем! Коварные и безжалостные обитательницы гарема походили на красивых, но смертельно ядовитых змей, ползающих у ног господина, шипя и источая отраву, упорно добиваясь для себя каких-то милостей, чтобы утолить свое подленькое тщеславие. Их постоянная междоусобица ради знаков внимания от султана нередко приводила к ужасающим по своей нелепости и жестокости последствиям. Смерть частенько наведывалась в гарем.

Халид миновал двойные двери, инкрустированные перламутром. Ага-кизлар проводил принца по запутанным коридорам в гостевой покои его тетушки и оставил там. В ослепляющем своим пышным убранством помещении собрались все, кто был посвящен в тайну последних событий, — Нур-Бану, султанская баскадин, Мурад, наследный принц, и Михрима, мать Халида и сестра султана.

— Итак, ты наконец-то соизволил прийти нам на помощь, — не очень-то приветливо встретила Михрима своего единственного сына.

— О, Халид! Как хорошо, что ты здесь, — наоборот, с искренней радостью и облегчением в голосе воскликнул Мурад.

— Привет, племянник, — Нур-Бану тоже была обрадована его появлением.

Сколько бы раз не бывал в гостях у тетушки Халид, он всегда поражался роскоши, которой она себя окружала. Потолок был щедро украшен резьбой, стены завешаны драгоценными коврами, невероятных размеров и вычурной формы бронзовая жаровня источала тепло и одновременно благоухание от курительных палочек. Будучи матерью престолонаследника, Нур-Бану пользовалась особым расположением супруга.

— Благодарю за теплый прием, тетушка, — обратился Халид к баскадин султана.

С кузеном Мурадом он в знак дружбы традиционно расцеловался. Наконец он оказал внимание и матери, спросив:

— А где Тинна?

— Твоя сестра там, где ей положено находиться, — ответила Михрима. — Не хочешь же ты, чтобы она присутствовала на семейном совете, когда речь идет об убийстве.

— Нет. — Халид вновь обратил свой взгляд на султаншу. — А где дядюшка Селим?

— У Линдар, — с нескрываемым презрением сообщила Нур-Бану. — Она недавно произвела на свет колченого уродца и нарекла его Каримом в честь твоего покойного брата.

— Расскажи Халиду про покушение, — приказала Михрима племяннику.

— Где это произошло? — спросил Халид.

— На базаре.

— Кому могла быть на руку твоя смерть?

— Вероятно, Кариму? — неуверенно произнес Мурад.

— Ты подозреваешь младенца? — изумился Халид.

— Младенец тут ни при чем, но вот его мать… — вмешалась Нур-Бану. — Линдар готова на все, лишь бы добиться власти для своего щенка.

— А что ты думаешь, мать? — поинтересовался Халид.

— Линдар слишком тупоголова, чтобы устроить западню и додуматься нанять убийцу, — высказала свое мнение Михрима и ту же сменила тему. — Отсюда, где я сижу, твой шрам совсем не заметен. И все же жаль! — Она вздохнула. — Ты был красивым мужчиной. И жаль твоего брата, который безвременно сошел в могилу.

Халид стиснул зубы, а шрам, пересекавший его щеку, побелел от гнева.

Как он мог хоть на мгновение забыть, что мать винит его в гибели брата. Слова матери ранили его так, как не смог бы и вражеский ятаган.

— Халид все равно красив, шрам вовсе не портит его внешность, — миролюбиво произнес Мурад. Ему претило то, что женщина оскорбляет в его присутствии своего единственного оставшегося в живых сына. — Карим доблестно сражался и пал на поле боя. И в том нет вины Халида.

— А мой шрам никакого отношения не имеет к тому, о чем мы собрались поговорить, — добавил Халид. — Я убежден, что в покушении не замешана женщина. Оружие женщин не ятаганы и копья, а злые языки.

Михрима притворилась, что не заметила стрелу, пущенную в ее адрес. Ее не так легко было заставить замолчать.

— По закону, сыновья султана с врожденными увечьями не имеют права занимать трон. Что выиграла бы Линдар, устранив Мурада?

— Специальная обувь могла бы скрыть от глаз подданных империи, что у ребенка одна нога короче другой. А легкую хромоту можно объяснить тем, что он растянул лодыжку, — продолжала Нур-Бану.

Мурад со снисходительной улыбкой взглянул на мать.

— Твоя любовь ко мне столь велика, что тебе мерещится опасность даже там, где ее нет и быть не может.

— А что думаешь ты сам? — обратился Халид к кузену.

— Я полон веры в твою способность докапываться до правды и наказывать виновных, — без колебаний ответил Мурад.

Тут все четверо замолкли, потому что служанки внесли подносы с угощением. Девушки расставили на столе вазочки с вареньем, засахаренными фруктами и пирожными, а также крохотные чашечки с крепчайшим кофе.

После того как прислуга удалилась, Михрима поинтересовалась:

— Разве Малик не сопровождает тебя, Халид?

— Нет, но он скоро прибудет в Стамбул. А ты сделала то, о чем я тебя просил?

— Евнух уже ожидает тебя в твоем доме. Но зачем тебе вдруг понадобился евнух, говорящий по-французски и по-английски?

— Чтобы опекать мою пленницу-англичанку, — поведал Халид равнодушно, как о факте, не заслуживающем внимания.

— Твою пленницу? — раздались одновременно три голоса.

— Аллах неожиданно подарил мне возможность отомстить Форжеру.

— Ты упустил возможность расправиться с ним раньше. Почему же ты уверен, что тебе удастся совершить это благое дело сейчас?

— У меня припасена наживка, на которую он непременно клюнет. Малик захватил в море его корабль, а вместе с грузом и невесту Форжера, весьма своенравную особу, родом из далекой Англии. Он подарил ее мне, и я волен распоряжаться ею как мне вздумается. А мне пришло в голову известить Форжера, что он может купить ее на торге, который состоится через месяц.

— А как выглядит эта англичанка? — поинтересовался Мурад, всегда озабоченный пополнением своего гарема. Если девица хороша собой, то он купит ее для себя и за ценой не постоит.

— Маленькая дикарка обладает острым язычком, почти как у моей матери. — Вторая стрела была пущена сыном в адрес Михримы. Халид знал слабость Мурада к женскому полу и принялся дразнить его: — Волосы ее ниспадают ниже округлых ягодиц, и цвета они, как у зрелого апельсина. Груди, как налитые соком яблоки, а глаза, как зеленый виноград.

— Неплохо, — кивнул Мурад, а Халид продолжал:

— Однако носик ее покрыт желтыми точечками, что зовутся веснушками, а ведет она себя за столом по-дикарски, так что я не мог вкушать пищу в ее присутствии. Но для Форжера она вполне подходящая пара.

— Что-то я не пойму, красавица она или уродка? — Мурад был озадачен. — Или ты хочешь отговорить меня от покупки рабыни, или…

— Я хочу, чтобы на торг явился Форжер, — таков был быстрый ответ Халида.

— А если я приму участие в торге? Ты помешаешь мне?

— Я тебе не советую этого делать.

— А если Форжер махнет рукой на свою невесту и не явится на торг? Как ты поступишь с пленницей?

Женщины с любопытством следили за беседой двух принцев. Особое чутье, унаследованное от прародительницы Евы, подсказывало им, что подчеркнутое равнодушие, с которым Халид отзывался о пленной англичанке, доказывает лишь, что он в ней весьма заинтересован.

Много стараний эти женщины приложили, чтобы женить Халида, но он был всегда занят войной, политикой и усмирением мятежных племен. Он избегал женщин и был скрытен, когда речь заходила о его пристрастиях.

— Моя рабыня не подходит для приличного общества, — заявил Халид. — Она нападала на меня с кинжалом и даже с ятаганом. Она роняла кушанья на мои шаровары, и манеры ее как у свиньи. Совесть не позволяет мне продавать это дикое существо кому-либо, кроме мерзкого Хорька. Недели две — не меньше — потребуется, чтобы обучить ее хорошим манерам. Пока я держу ее прикованной, чтобы она в порыве ярости не разрушила мой дом и не потрясла основы нашей великой империи.

— Ты ее приковал? К чему? — изумился Мурад. — Надеюсь, не к стенке в сыром подземелье?

— Пока лишь к своей кровати. Мурад расхохотался.

— А она что, кусается? — развеселилась и Нур-Бану, любимая из женщин султана, а Михрима, угадав, что сын не шутит, а говорит правду, посоветовала:

— Если ты ее приковал, то выброси ключ от оков подальше в море, чтобы не было соблазна ее освободить.

Халид пожалел, что был так откровенен, но, однако, не посмел лукавить с матерью. Он поделился своими горестями:

— По ночам ее мучают кошмары. Ее крики не дают мне спать, и тогда я обнимаю ее, чтобы успокоить.

Он выдал себя и тотчас это понял, потому что все уставились на него с удивлением.

— Я бы тоже не отказался утешать ее по ночам, — заявил Мурад. — И хотел бы увидеть женщину, которая смогла увлечь нашего Халида! Ведь он…

Халид прервал его на полуслове. Это было невежливо — даже хуже, это было нарушением этикета, но раз он попал в ловушку, то надо было из нее выбираться.

— Мы, кажется, собрались здесь, чтобы обсудить важное государственное дело. Прежде всего, Мурад, советую тебе не покидать дворец и не посещать многолюдные сборища.

Совещание продлилось долго, и когда наконец Халид оказался на свежем воздухе, крупные сияющие звезды усыпали черный бархатный свод над Стамбулом.

Мурад своими неосторожными намеками вонзил занозу в сердце Халида, хотя Халид-бек и отрицал, расставаясь с пленной англичанкой, что у него есть сердце. Правда ли, что он желает неукротимую Эстер держать при себе, прикованной к кровати, и гладить ее нежное тело, избавляя от ночных кошмаров? Что за глупая трата времени для воина, прозванного Мечом Аллаха?

Ведь цель его яснее ясного — выманить Форжера из логова и убить его.

Но тут сомнения охватили опытного воина, племянника султана, знакомого с дворцовыми интригами. Что, если Хорек специально подставил ему эту добычу — корабль, свою невесту? И все это — хитроумный план, сочиненный Хорьком, чтобы каким-то особо коварным способом избавиться от последнего и самого опасного врага? Нет, это смешно! Ни один мужчина не пожертвует такой красавицей ради осуществления подлого замысла.

Халид желал обладать телом своей пленницы. Лгать самому себе было бессмысленно. Но на торгах девственницы ценятся гораздо дороже. Придется Халиду воздержаться, чтобы цена на англичанку не упала. Ведь проверяющие на аукционе бдительны и неподкупны.

Слишком много проблем обрушилось на усталый мозг Халида — и ехидство его озлобленной матери, и покушение на Мурада, и устройство ловушки для Хорька. И что делать с Эстер — дразнить ее по-прежнему ласками и поцелуями или лишить невинности?

Сейчас не время думать о своих личных делах. Если Мурада убьют, позор ляжет на его голову. «А во всем будет виновата эта зеленоглазая ведьма», — решил Халид, и, преисполнившись ярости, ворвался в каюту и скинул с постели хрупкое тело спящей пленницы.

— Убирайся отсюда! — прорычал он, но так как это было произнесено по-турецки, она ничего не поняла.

Оказавшись на полу и не совсем еще проснувшись, Эстер неожиданно спросила:

— Мы вернулись домой?

— Твой дом в Англии, а не здесь! — рявкнул Халид. — Очнись!

Внезапно Эстер полностью пришла в себя и задала резонный вопрос:

— Значит, теперь ты со мной согласен? Халид отвернулся от нее и, укоряя себя за оговорку и чтобы избежать ее взгляда, прильнул к круглому отверстию иллюминатора. За стеклом была чернота, точно такая же, как в его душе. Встречи и разговоры с Михримой, источавшей ядовитые намеки, постоянно нагнетали грозу, и теперь молнии полыхали в мозгу сына, неизвестно чем провинившегося перед матерью. Но девочка, только что сладко спавшая в его постели, чем она провинилась?

— Ну ответь мне, — настаивала Эстер.

— Затни свой рот! — раздраженно бросил Халид. — И спи дальше.

— Ты зачем-то сбросил меня с кровати, а теперь требуешь, чтобы я вновь уснула. Кто из нас безумен — ты или я?

Что мог Халид ответить на это? Конечно, безумен он, но сводит его с ума ее прелестное личико. Из-за легендарной Елены тысячи судов ахейцев атаковали Трою. За эту зеленоглазую девственницу он готов был отправить в поход в десять раз больше судов.

Не оборачиваясь, Халид произнес:

— У меня был трудный разговор во время встречи с родными. Я устал и не сдержался. Прости меня.

«Простить его?» Эстер не верила своим ушам — чудовище запросило у нее пощады. Ей стало его жалко. Неужели она стала для него собеседницей, а не рабыней?

— Родственники часто бывают в тягость. Не всегда отношения с ними складываются гладко, — вполне по-светски произнесла Эстер.

Халид обернулся, и она заметила на его лице улыбку.

— Отношения с матерью не сложились с первого дня, — признался Халид, а Эстер изобразила на лице удивление.

— Вот уж не думала, что такое чудовище родила женщина.

— Ты шутишь?

— Шучу.

— Как мне легко с тобой, — сказал вдруг Халид. — Но если ты так обо мне думаешь, скажи, как, по-твоему, я появился на свет?

— Из яйца. Из яйца, снесенного огромной страшной птицей. А гнездо ее на отвесной скале.

— У вас в Англии знают арабские сказки?

— Нет, но мне приснилось, что ты проклюнулся, разбив скорлупу, и тотчас не запищал, а заорал: «Я Меч Аллаха!»

— Мне в детстве рассказывали подобную сказку.

Только она была добрая. — Халид совсем не обиделся на слова Эстер.

— Чего уж тут доброго?

— Сказки все добрые, потому что у них обычно добрый конец. Но я уже успел забыть о том счастливом времени. Слова, которые я слышу от матери, ранят меня, как и твои иногда.

Эстер показалось, что с нею говорит обиженный одинокий мальчик, а не истязающий ее палач.

— Я всегда говорю то, что думаю, — попыталась оправдаться Эстер.

— Надеюсь, что не всегда, — сдержанно возразил Халид. — Часто твой язык забегает вперед, и ему нет удержу.

Он опустил ладонь на ее темя, черпая у нее тепла, погладил волосы, спустился на пленительную ложбинку на спине, похожую на русло реки, протекающей меж пологих холмов.

— Ты хочешь поцеловать меня? — спросила Эстер и затаила дыхание.

— Нет. Уже поздний час, тебе пора спать. Прости, что прервал твой сон.

Эстер не разобралась в своих чувствах, — принес ли его отказ ей облегчение или обидел. Впрочем, она не долго размышляла над этим. Уютно устроив головку на широкой груди Халида, она забылась сном.

Она уснула мгновенно, и ей снилось, что губы мужчины касаются ее губ, а сильные руки ласкают ее тело.

Ей показалось, что ночи вообще не было, а вслед за вечером сразу же наступило утро.

Дневной свет раздражал ее, и Эстер поспешила укрыться с головой. Ей хотелось, чтобы сладостные видения продлились еще.

— Вставай, Дикий Цветок! — раздался голос Халида.

— Отстань! — раздалось невнятное бормотание из-под одеяла.

— Мы дома, — сообщил Халид.

Эстер, охваченная радостным возбуждением, тотчас вскочила, протерла глаза и увидела, что по-прежнему она находится в каюте пиратского корабля. Сжав кулачки, она повторила извечную свою фразу:

— Мой дом в Англии.

— Твой дом там, где я. Поднимайся и надень яшмак, — произносимые Халидом слова были лишены какого-либо выражения, будто говорило механическое создание.

Как Эстер ненавидела этот яшмак. Но к чему сопротивляться? Она целиком во власти этого изверга, и к тому же ей адски хочется есть.

— Я голодна.

— Ты вечно голодна. Может, ты собираешься вновь испортить мои шаровары соусом и вареньем? — усмехнулся Халид.

— Нет, честно. Я хочу есть.

— На берегу тебя ждет обильный завтрак, — пообещал Халид.

Он тщательно завесил ее лицо темной тканью, вывел на палубу, усадил Эстер себе на плечо и спустился по веревочной лестнице в шлюпку.

Когда нос шлюпки уткнулся в песчаный берег, он выпрыгнул на берег и перенес туда же закутанную в черное девицу.

— Мой дом ждет тебя, Дикий Цветок! — Халид показал на вершину утеса.

Эстер глянула вверх и обомлела. Даже в зыбком предрассветном освещении логово «чудовища» выглядело твердыней, способной выдержать тысячелетнюю осаду и атаки любой, самой многочисленной армии. Убежать из такой крепости не было никакой надежды.

— Ты рассчитываешь, что я взберусь на эту скалу? — с дрожью в голосе спросила Эстер.

— Туда ведет вполне безопасная тропинка.

— Добро пожаловать!

Эстер оторвала взгляд от неприступных крепостных стен и оглянулась. Писклявый голосок принадлежал круглому как шар человечку, который в коленопреклоненной позе подполз по песку и прижался лбом к сапогам принца.

— Встань, — распорядился Халид по-турецки. Коротышка выпрямился, отчего, впрочем, почти не стал выше ростом. Доброжелательная улыбка, казалось, была шире его лица. Он был смугл, темноволос, а глаза его походили на два спелых чернослива.

— Меня зовут Омар, и я готов всем, чем могу, услужить вам.

— Это Эстер, Дикий Цветок, — Халид перешел на французский. — Служа ей, ты послужишь и мне. Омар опять согнулся в низком поклоне.

— Позвольте проводить вас, — обратился он к Эстер.

Эстер инстинктивно прильнула к Халиду. Поступок этот удивил его. Ее поведение доказывало, что эта девушка — может быть, единственная на свете — не питает отвращения к его уродству. Как же он сможет расстаться с нею, выставить на торги и продать ту, которая доверяет ему свою защиту? Халид обнял ее за плечи и сам повел вверх по тропе. Омар следовал чуть позади.

— Омар будет прислуживать тебе, — объяснил Халид. — Не бойся его.

— Это значит, что я его госпожа? — уточнила Эстер.

— Тебе стоит лишь приказать, и он исполнит любое твое пожелание.

Когда они вошли во дворец. Омар полностью взял на себя попечительство над Эстер. Он был вежлив, но настойчив и, не дав ей рассмотреть как следует обширный, освещенный факелами холл, сразу же провел девушку наверх, в приготовленные для нее покои.

Эстер скинула с себя яшмак, сладко зевнула и, присев на краешек кровати, принялась осматриваться. Комната была просторной, пол выстлан толстыми коврами, в очаге горел огонь, создавая уют.

Слова извергались изо рта Омара неиссякаемым ручьем, однако это не помешало ему обследовать весьма споро содержимое двух сундуков Эстер, заблаговременно внесенных в комнату. Он выбрал в конце концов шелковую ночную сорочку, которую Эстер должна была бы надеть в первую брачную ночь в замке Форжера.

— Ты счастливейшая из женщин! — заявил Омар. — Только тебе, госпожа, выпала удача пленить принца Халида.

— Это Халид захватил меня в плен, — поправила его Эстер.

— Неважно. — Омар решительным жестом отмахнулся от ее возражений. — Ты доставишь принцу наслаждение и родишь ему сыновей. И это принесет нам с тобой неслыханную удачу.

— Ты что, свихнулся? — уставилась на евнуха в изумлении Эстер. — О чем ты говоришь, коротышка?

Омар в ответ лишь расплылся в улыбке и потянул ее за одежду. Она шлепнула его по руке.

— Что ты себе позволяешь?

— Раздевать тебя, госпожа, это моя работа.

— Не дотрагивайся до меня!

— Не бойся, — объяснил ей евнух, — я не мужчина по сути своей, хоть и выгляжу как мужчина. У меня есть мужские желания, но, увы, нет возможностей для их удовлетворения, если выражаться прилично.

Тут он комично развел руками.

Пребывая в полном невежестве и не понимая, о чем он толкует, Эстер все же решила отказаться от его услуг.

— Я предпочла бы обойтись без твоих услуг. Я могу раздеться сама. Пожалуйста, оставь меня.

— Как пожелаешь, — фыркнул Омар в знак того, что глубоко уязвлен. Он покинул спальню, но остался дежурить у закрытой двери.

Одевшись и плотно завернувшись в одеяло, Эстер с удобством устроилась на кровати. Ни один мужчина, будь он даже лишен необходимых мужских принадлежностей, не увидит ее голой. С такими мыслями и, глядя на гипнотически действующий на нее ласковый огонек в очаге, она погрузилась в сон.

Целый час Омар терпеливо ждал и мерз в коридоре. Наконец он чуть приоткрыл дверь, заглянул в образовавшуюся щель и перестал тревожиться. Его подопечная мирно спала, раскинувшись на кровати.

Омар бесшумно вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Взглянув на свою госпожу, объятую сном, он, словно в молитвенном восторге, сложил на груди полные, совсем не мужские руки. Такая красавица, несомненно, принесет ему невиданное богатство.

Омар осторожно начал раздевать Эстер и обнажил ее полностью, а потом подверг ее тело внимательному изучению. Углядев золотой браслет на запястье, Омар понял, что принц к ней привязан и уже проявил щедрость. Ангельское личико и женственные формы были просто безупречны, но вот золотистые волосы в низу живота требовалось удалить.

Омар безмолвно вознес молитву аллаху за то, что он ниспослал такое сокровище на грешную землю и прямиком в руки сиятельного Халид-бека, а значит, и в руки Омара. Евнух уже слышал звон золотых монет, которые посыпаются в его кошель, и…

Евнуха вспугнули шаги принца. Халид собрался уже удалиться в свою опочивальню, но передумал. Широкая кровать выглядела такой пустынной без рыжеволосой красавицы. За несколько ночей он уже привык к тому, что она лежит рядом и согревает его своим теплом.

Он намерен был предаваться этому удовольствию до того дня, когда они будут вынуждены расстаться. К тому же девочка нуждалась в защитнике от ночных кошмаров, а Халид уже счел себя таковым.

И Халид, и Омар — оба замерли, разглядывая открывшуюся им красоту. Один из них был мужчина во цвете лет и жаждущий ее плоти, другой — евнух, рассчитывающий на наживу, но оба были очарованы девичьим телом.

— Мы вдоволь налюбовались, а теперь убирайся отсюда, пока тебя не призовут, — распорядился принц.

Он не мог дольше терпеть и начал раздеваться при евнухе. Обнажившись до пояса, он сбросил рубашку на ковер.

То, что принц намеревается провести ночь с пленницей в одной постели и причем без подобающей подготовки, повергло Омара в изумление.

— Она же еще не совершила омовение. Грязной и дурно пахнущей женщине не следует совокупляться с мужчиной.

— Ты осмеливаешься возражать мне? — грозно спросил Халид.

— Конечно, это ваш дом, — Омар задрожал так, что каблучки его туфель принялись выбивать дробь. — Вы здесь властелин, и как вы поступите, так и будет правильно.

Сердить принца не было в интересах маленького Омара, поэтому он поспешил скрыться с глаз долой.

Присев на край кровати, Халид стянул с себя сапоги. Шаровары он решил оставить, чтобы между их телами была бы хоть какая-то преграда. «Льву стоит пожалеть жертвенного ягненка», — вдруг к месту или не к месту подумал Халид.

Утром Омар проверил простыни, на которых еще спала крепким сном Эстер, и недоумение застыло на его круглом лице.

Столько лет он провел в гаремах, но такого никогда не видел. Евнух воздел руки к небу, то есть к потолку опочивальни, где провели ночные часы принц и его пленница.

— О аллах, вразуми меня, — восклицал маленький человечек. — Чем она не угодила Халид-беку?

8

Эстер, вполне отдохнувшая после нескольких часов спокойного сна, пробудилась, сладко зевнув, поглядела в потолок, ей незнакомый, перевернулась на бок и увидела мужскую одежду, небрежно брошенную возле кровати.

Память вернулась к ней мгновенно. Она вновь узница, но уже не в шатре, а в замке «чудовища», а само «чудовище» провело с ней ночь, о чем свидетельствовало оставленное им в спальне одеяние. Сама она была голая, хоть и прикрытая теплым одеялом. Кто ее раздел донага? Евнух Омар или сам Халид?

Эстер накинула на себя обнаруженный рядом с кроватью кафтан и, застегивая его на ходу, подошла к окну.

Вид из замка, венчающего вершину утеса, был великолепен. Тихое море хотелось назвать не Мраморным, а скорее перламутровым. Берег был пустынен, лишь одинокий рыбак спускал парус и вытягивал лодку на песчаный пляж.

Даже на таком расстоянии Эстер узнала Халида, хотя он был бос и обнажен до пояса, а волосы его были собраны под косынку. Такое мирное занятие, как рыбалка, не соответствовало сложившемуся у Эстер мнению о характере принца. На берегу его ждал пес, больше похожий на какое-то хищное животное. Покрытое белой шерстью могучее, как и его хозяин, существо требовало, чтобы его приласкали.

Эстер увидела, как Халид почесал четвероногого друга за ушами и затеял с ним игру. Неужели человек, у которого, по собственному признанию, нет сердца, способен проявлять доброту, пусть хотя бы к бессловесному животному. Ведь тогда он должен бы понять и ее чувства, ее стремление вернуться на родину.

Эстер по молодости и по самоуверенности своей считала себя центром мироздания, и тот, кто придерживается иного мнения, — глуп и несправедлив. Почему этот мужчина не освободил ее немедленно, как только она изъявила свою волю? Было бы понятно, если б он оказался тупоголовым, поганым язычником, как и все турки, но он не таков.

Глядя из окна, Эстер невольно любовалась его ловкими движениями, игрой его мускулов. Неужто этот зверь в образе человеческом произошел от мужчины по имени Адам, как она от Евы?

Словно ощутив, что за ним наблюдают, Халид резко обернулся и взглянул на башню, где провела ночь Эстер. Она инстинктивно отпрянула от окна, словно ее застали за бессовестным подглядыванием. Вряд ли он успел заметить ее, и все же девушку бросило в жар от стыда.

Дверь распахнулась без предупреждающего стука, и явился Омар с подносом, уставленным вазочками и блюдечками с вареньем, пирожными, печеньями, и все было такое крохотное, ибо предназначалось для миниатюрного девичьего ротика. Служанка, следующая за евнухом, внесла поднос с чайничком и фарфоровыми чашечками и тут же, попятившись, скрылась.

— Я заметил, что ты, госпожа, уже проснулась, — сказал Омар, расставляя тарелочки и вазочки на низком столике. — Отведай немного, а потом искупайся. Чем ты была занята после пробуждения?

— Любовалась восходом солнца, — покривила душой Эстер и надкусила румяную булочку. — Просто божественно! Что это?

— Всего лишь сыр, запеченный в тесте, — ответил Омар и проследовал к окну. Увидев на берегу Халида, он удовлетворенно хмыкнул. Очевидно, красотка гораздо более увлечена принцем, чем делает вид.

Пока евнух отвлекся, Эстер схватила столовый нож и спрятала его в складках сорочки. Довольная своей маленькой победой, она уже была готова полностью предаться чревоугодию, ибо завтрак, поданный ей, не стыдно было бы подать и королеве Англии.

— Хозяин обожает тебя, так что наши дела в порядке, — сказал Омар, а Эстер тотчас поперхнулась пирожком.

Омар немедленно похлопал ее — причем очень сильно — по спине.

— Принц был прав. Твои манеры не годятся для приличного общества.

— Я скоро вернусь в Англию, поэтому мне наплевать на то, что принято у турок, — взвилась Эстер. Омар без долгих объяснений накинул на нее яшмак.

— Настало время для тебя помыться.

Вцепившись в ее руку, он повел девушку прочь из спальни.

Эстер безропотно подчинилась. Ей хотелось узнать расположение комнат и коридоров в замке, чтобы составить план бегства.

— Христианские крестоносцы построили эту крепость. Им было и невдомек, что любовь между мужчиной и женщиной — это светлое деяние, угодное аллаху, а не спаривание двух нечистых животных, — вещал евнух, толкая на ходу носком туфли какие-то дверцы, и тянул за собой Эстер. — Принц распорядился устроить бани, прежде чем поселился в бывшем замке нечестивцев.

Омар ввел оробевшую англичанку в сказочный, как ей показалось, мир. Воздух был напоен нежным ароматом, и вода в огромной ванне манила к себе. Легкий пар клубился над ее поверхностью, призывая погрузиться в блаженное тепло. Мраморные скамьи, окаймляющие ванну, были нагреты, и теплота камня передавалась телу.

Омар быстрым движением, в котором ощущался опыт, избавил Эстер от яшмака, а две девушки, появившиеся внезапно ниоткуда, словно из клубов пара, довершили раздевание вновь прибывшей наложницы. Они стали придирчиво исследовать ее кожу в поисках изъянов, но Омар величественным жестом приказал им удалиться.

— Я сам займусь госпожой!

Эстер, зажавшая в кулачке свое миниатюрное оружие, приняла воинственную позу.

— Только попробуй тронуть меня! Я вспорю тебе брюхо!

Омар остался абсолютно равнодушен к ее грозному предупреждению, лишь сказал пару слов одной из девушек, и та, громко шлепая босыми ступнями по влажному мрамору, скрылась из виду, и тут же раздался ее писклявый вскрик, похожий на сигнал тревоги, когда ястреб нападает на птичью стаю.

Переполох тотчас прекратился, когда Халид-бек, по-прежнему обнаженный до пояса, появился на пороге бани. Он направился к своей рабыне, ступая так твердо, что брызги летели у него из-под ног.

Его глазам открылась дикая картина. Эта непредсказуемая Эстер уткнула острие столового ножика в горло беспомощного евнуха, выкрикивая:

— Дай мне свободу, или я убью его!

— О аллах, награди меня терпением! — пробормотал Халид. — А ты, Омар, позор на твою голову, старый дурак, скажи, где она раздобыла этот ножик?

— Я… я подумал, что она уже стала вашей возлюбленной, и ей можно доверить серебряный ножик для фруктов. Он способен только слегка ранить, и это не смертельно, но, пожалуйста, избавьте меня от этой гарпии, господин!

— Она не моя возлюбленная. Раз ты так грубо ошибся и оценил ее слишком высоко, то ты плохой евнух, Омар! — грозно заявил принц. — А ты, пустоголовая сорока-воровка, кинь мне сюда эту игрушку.

— Может, я метну его так, что нож вонзится тебе прямо в сердце, — сказала Эстер, поигрывая серебряным ножичком.

— Если подчинишься сразу, я тебя лишь отшлепаю, а если промедлишь, отхлестаю как следует плеткой и прикажу заковать в кандалы.

— Как бы мне хотелось увидеть, как ты истекаешь кровью, — сказала Эстер, но, противореча своим словам, протянула ему нож.

— Наши желания разнятся как огонь и вода. Я хочу видеть тебя в добром здравии.

— Но для чего? Твои поступки остаются для меня тайной.

— А твои противоречат твоим же угрозам. Иначе я бы уже трижды был убит, — подначивал Халид растерявшуюся девушку. — Но моя смерть не принесет тебе освобождения. Из этой крепости нельзя убежать. Признай свое поражение.

— При условии, что никто не будет касаться меня. Какие же недотроги эти европейские дикарки и как они стыдятся своей наготы. Будто их пророк Христос когда-то плюнул на женское тело, заклеймив его позором.

— Я уважаю твою скромность, но эти служанки приучены не видеть того, что они не должны

видеть, и тебе нечего стесняться своего тела. У тебя нет каких-либо уродств, какие стоило бы скрывать. Я видел тебя обнаженной и могу заверить, что твое тело само совершенство.

«Проклятый язычник издевается надо мной, но ему дорого это обойдется», — подумала Эстер, но, притворившись кроткой овечкой, задала вопрос, якобы по наивности:

— Ты позволишь Омару искупать меня?

— А почему бы и нет?

— И тебя тоже? Ты воспользуешься его услугами?

— Может быть, после тебя.

— А нас вместе? В одной воде?

Омар, понимающий язык чужестранки, в ужасе вытаращил глаза, а служанки, догадавшись, что речь идет о чем-то неприличном, в смущении закрыли лица ладонями.

Мысль о столь неприличном действе поразила и оскорбила Халида. Не отдавая отчета своим действиям, он нанес мощный удар по девичьему личику, и Эстер рухнула в теплую воду и тотчас пошла ко дну.

Не ожидая распоряжений от замершего в гневной позе господина, служанки вытащили Эстер на поверхность.

Омар был прозорливее всех присутствующих. Он уяснил для себя, что чем ярче разгорается пожар, тем больше монет выпадет тому, кто его первым погасит. Уж он-то, евнух Омар, сумеет нагреть руки на этом дельце.

Халид сам раздел пленницу на глазах у рабынь и евнуха. Мокрые ее одежды он стаскивал с нее и отбрасывал в сторону. Ее гордая нагота заставила бешено биться пульс, воспламеняя кровь.

Наблюдая за этим зрелищем, опытный Омар сразу распознал, что Эстер, хотя и лежит неподвижно, но тело ее прет извечную мелодию мифической Сирены, а принц Халид уже в плену этих звуков. А потом, потом родится парочка сыновей. Слава аллаху! Все останутся довольны, а он. Омар, будет щедро вознагражден.

Служанка поднесла Эстер хрустальный кубок с напитком розового цвета.

— Выпей шербет, это успокоит тебя. И позволь Омару выполнить свои обязанности, — хрипло произнес Халид. Он еле мог совладать с охватившей его похотью. — Если я стесняю тебя, то удалюсь.

И он действительно скрылся за пеленой влажного тумана, пока Эстер пила поданный ей напиток.

Омар, осторожно касаясь девичьего тела, опустил ее в воду, и неукротимой англичанке показалось, что она уже в раю. Ее волосы разметались по поверхности, а ловкие пальцы евнуха принялись перебирать слипшиеся пряди, покрывая их ароматной пеной. Кожу массировали умелые руки, и каждая клеточка ее тела возрождалась к новой жизни. Обессиленную и благоухающую, Эстер осторожно подняли из воды и опустили на теплый мрамор.

Омар еще раз осмотрел внимательно ее тело и восторженно зацокал языком.

— Все линии Венеры сходятся на том, что ты страстная особа. Мне с тобой повезло.

Эстер не было никакого дела до расчетов маленького евнуха. Она наслаждалась тем, что живет и что жизнь одаривает ее неземными удовольствиями.

Омар бережно обтер драгоценное тело мягким полотенцем, просушил волосы красавицы, размахивая веером, потом вновь помассировал ее груди, упругий живот, гладкую спину и выпуклые ягодицы.

— А теперь повторим еще разок, — приговаривал он, переворачивая ее как куклу. — Мы должны угодить принцу.

— А при чем тут ты? — пролепетала одурманенная Эстер.

— Я вношу свою долю в наше общее дело, — твердил евнух, продолжая массировать ее тело. Этот маленький человечек был очень словоохотлив. — Принц тебя обожает, уж поверь мне.

— По его поступкам этого незаметно, — слабо возразила Эстер.

— Он и одной ночи не может выдержать без тебя. Он рычал как медведь, посаженный на цепь. Он хочет делить с тобой ложе.

— Халид боится, что я сбегу и он лишится рабыни.

— Другую рабыню вместо утопленной в мешке с камнями запросто можно купить. Но ты ранила его сердце. В этом деле я твой союзник. Давай вместе разворошим рану.

— У твоего хозяина нет сердца, он сам так сказал. Мы ничего не добьемся. Хотя, впрочем, — Эстер задумалась, — расскажи мне о своем хозяине поподробнее.

Омар начал свой рассказ с общеизвестных сведений, вернее, сказок, которые так быстро слагаются на Востоке.

— Его назвали Мечом Аллаха и верным Псом Султана, чтобы пугать его именем подданных Оттоманской империи. Кому-то надо было ответить за зверства, учиненные в мятежных провинциях, и вот все валили на него, а он не возражал, не спорил и молча принимал оказываемые ему почести за деяния, свершенные лишь один аллах знает кем. Поэтому его уважают и боятся властители. Оттоманской империи.

Мать отвергла принца Халида и держит на расстоянии, лишь изредка с ним встречаясь, но я не знаю истинной причины их вражды. Михрима — его мать — дочь султана Сулеймана Справедливого от возлюбленной жены Хуремы. Нынешний султан Селим приходится Халиду дядей, а престолонаследник Мурад — его кузен. У Халида есть младшая сестра, а старшую сестру и старшего брата умертвили неверные. Повернись на спину, пожалуйста, госпожа, массаж еще не закончен.

Эстер была согласна выполнить любую просьбу евнуха, но у нее не оставалось сил, чтобы даже слегка пошевелиться.

— Омар приказал тебе перевернуться, так слушайся его! — раздался совсем рядом строгий голос.

Удивленный Омар, оглянувшись, увидел Халида. Вероятно, сгорающий от похоти принц не смог выдержать даже кратких минут, отведенных на подготовку наложницы к любовному акту.

Эстер сама, без принуждения перевернулась на ложе, широко раздвинула ноги и сонно пробормотала:

— Халид…

То, что красавица в полусне позвала его, и вид ее блаженно раскинутого тела возбудили мужское естество принца, и его шаровары явственно вздыбились в паху.

Халид отрывисто спросил у евнуха по-турецки:

— Шербет, который ей подали, был приготовлен так, как я указал?

— Конечно. Все было сделано в точности… Халид провел пальцем по шелку — такой на ощупь была щечка отмытой и умащенной благовониями Эстер.

— Оставь нас!

— Но я еще не закончил, господин, — возразил Омар. В нем взыграло достоинство профессионала.

— Я закончу вместо тебя.

— Господин будет массировать рабыню? — Омар не поверил своим ушам.

Халид рассердился не на шутку. Почему сначала она, а потом и этот коротышка смеют ему в чем-то перечить? Грозного изгиба бровей Халида было достаточно, чтобы Омар мгновенно сник.

— Как будет угодно господину.

— Мне будет угодно, чтобы ты сейчас же сгинул.

Евнух заторопился прочь, но Халид заметил на лице слуги ухмылку.

Ладони Халида приласкали плечи Эстер, но, когда дело дошло до полушарий грудей, тут его естество восстало.

Эстер глубоко вдохнула напоенный ароматами воздух, и будто тысячи бабочек зашелестели над нею своими крылышками, навевая прохладу на ее разгоряченное тело. Она не противилась прикосновениям мужских рук.

Даже, наоборот, она взывала, чтобы Халид не прерывал ласку. Эстер не произносила слов, но тело ее говорило собственным языком, понятным ему. Необыкновенная истома овладела ею, губы ее жаждали поцелуя.

— Поцелуй меня, — прошептала она, не открывая глаз.

От такого приглашения невозможно было отказаться.

Халид склонил голову и завладел ее губами. Язык его пустился в странствие меж ее губ и жемчужных зубок, черпая оттуда возбуждающий сладостный нектар. Эстер почувствовала, что приятное тепло уступает место обжигающему пламени и пожар разгорается где-то внизу, меж ее широко раздвинутых ног.

Халид направил палец в глубь ее самого сокровенного места и омочил его влагой, исходившей оттуда. Эстер громко вскрикнула. Желание — сильное, темное, непонятное — и потому пугающее, охватило ее. Но Халид вместо того, чтобы помочь и успокоить ее, продолжал пытку. Он водил кончиком языка вокруг ее сосков, и оттого ее груди твердели, а соски набухали. А палец его — умелый и вездесущий, затеял нескончаемую игру там, где ему быть не надлежало.

Эстер не могла более выдерживать подобного истязания. Она подумала, что вот-вот умрет. Смерть была бы избавлением, и, казалось, она накликала ее. Кто-то сверху, с небес, позвал ее, и она вознеслась и тут же упала обратно на землю, но уже освобожденная.

Халид, ощутив, что страсть нашла себе выход, удовлетворенно улыбнулся. Он еще раз поцеловал ее, закутал в яшмак и отнес в спальню.

Проснувшись, Эстер прежде всего вспомнила, как принц касался ее. Это было постыдное воспоминание, и ее бросило в жар. Она ничего не знала о том, что делают мужчины и женщины, когда у них возникает обоюдное желание, и считала, что от мужчины зависит все, а женщина — лишь игрушка в его руках, нечто наподобие куклы. Чем она красивее и изящнее сотворена кукольных дел мастером, тем выше ее цена. А то, что кукла может отвечать страстью на мужскую страсть, было для нее внове.

Она еще больше утвердилась в своем решении, что встретиться с Халидом лицом к лицу после того, что произошло в бане, для нее невозможно. Смерть — лучший выход, — желательно его смерть, а не ее, — тут английская девушка была убежденной эгоисткой.

Но и природного оптимизма ей было не занимать. Как бы плохо ни складывались ее дела и как бы ни была крепка ее тюрьма, она верила, что рано или поздно найдет лазейку, чтобы ускользнуть оттуда.

Обнаружив разложенные на ковре возле ее постели наряды, Эстер выбрала зеленый бархатный кафтан с бесчисленным количеством перламутровых пуговиц. Застегнувшись тщательно сверху донизу и чувствуя себя таким образом защищенной, она прильнула к окошку.

Солнце стояло уже почти в зените, берег был пустынен. Куда же подевался Халид? Эстер вздрогнула, когда дверь тихонько скрипнула, но это был всего лишь Омар. Он опустил поднос с завтраком на прикроватный столик и сказал:

— Настало время преподать тебе урок хороших манер. Прежде всего, как следует вести себя за столом, чтобы не шокировать турецких дам.

— Я не отношусь к их числу! — возразила Эстер. — Не понимаю, к чему обучать хорошим манерам женщин, если их даже не сажают за стол с мужчинами? — парировала Эстер не без ехидства.

— Как мать сыновей принца Халида тебя непременно будут приглашать в Топкапи.

— Я не намерена становиться матерью чьих-то сыновей. И что такое Топкапи? Язык сломаешь на этом слове!

— Топкапи — дворец нашего султана, — невозмутимо объяснил Омар. — Подойди и сядь за стол напротив меня.

Эстер некоторое время пребывала в нерешительности, но пустой желудок напомнил ей о своем существовании, и она поступила как ей велели. Девушка уселась на подушки и оглядела поданное ей угощение.

— И что дальше?

— Ешь! — распорядился Омар и устроился напротив нее, для пущей важности подсунув под зад две большие подушки. — Я буду исправлять твои невозможные английские манеры, пока ты принимаешь пищу.

— Что ты собрался исправлять? — вспыхнула Эстер. — Ну-ка повтори!

Омар указал пальцем на поднос, пропустив ее слова мимо ушей.

— Ешь.

Эстер умерила свой гнев и даже одарила Омара снисходительной улыбкой. Когда-нибудь они поменяются ролями и этот наглый слуга получит от нее достойный урок.

Эстер набрала в горсть несколько оливок и отправила их в рот. Прожевав их, она повернула голову и сплюнула косточки на пол.

— Нет! — вскричал Омар. — Бери оливки по одной. А косточку вынимай изо рта пальчиками, по возможности изящно и незаметно, и клади на краешек блюда.

Эстер понимающе кивнула, но, однако, загребла ладонью с подноса сколько могла жареного миндаля, фисташек, лесных орехов и набила всем этим рот так, что щеки ее раздулись.

— Не клади в рот слишком много пищи, — проинструктировал ее Омар. — Леди должна брать по крохотному кусочку.

— Что? — невнятно переспросила Эстер, сосредоточенно пережевывая орешки.

Омар скорчил брезгливую гримасу.

— Не разговаривай с набитым ртом.

Эстер опять согласно закивала. Расправившись с орехами, она потянулась за кубком с розовой водой и, шумно глотая, осушила его до дна.

— Не пей так жадно, — упрекнул ее евнух. — Надо делать маленькие глоточки.

— А это что? — Эстер ткнула пальцем в блюдо посреди стола.

— Жареные снетки.

Эстер тут же отправила парочку рыбок себе в рот. Притворившись, что они пришлись ей не по вкусу, она от них избавилась, подставив тарелку.

— Видишь, — похвасталась она. — Я использую тарелку, а не плюю на пол.

— На сегодня, пожалуй, достаточно. Покончим с застольными манерами, — сказал Омар, явно утомившись. — Приступим к изучению турецкого языка.

Он поднял вверх указательный палец и произнес:

— Бир.

Эстер тупо глядела на него.

— «Бир» означает один, — пояснил Омар. — Повтори, если тебе будет угодно.

— Но мне не угодно.

— Тогда повтори, даже если тебе это и не угодно! — Раздражение Омара нарастало.

— Бир.

— Отлично! — Омар снизошел до похвалы. Хоть что-то она усваивает быстро. Поднимая поочередно пальцы, он досчитал до пяти:

— Бир, ики, юк, дорт, бес. Повтори.

С простодушным выражением лица Эстер произнесла пять искаженных английских слов, созвучных турецким. Они означали: «Пиво, дрянь, мерзость, грязь, погань».

— Не так! Бир, ики, юк, дорт, бес!

Эстер с серьезным видом повторила набор слов. Омар воздел в порыве отчаяния пухленькие ручки и пересчитал уже все десять пальцев:

— Бир, ики, юк, дорт, бес, алти, иеди, сехиз, докуз! С невинной улыбочкой Эстер принялась коверкать турецкие слова на свой лад, а измученный вконец Омар мысленно обратился к аллаху с просьбой ниспослать ему терпение.

— Счет не так уж и важен, — прервал он расшалившуюся девицу. — Перейдем к частям тела. Он показал свою руку.

— Кол.

— Кул. — Игра с созвучиями продолжалась. Омар показал на глаз.

— Гуз.

— Гоуз, — издевательски протянула Эстер. Омар старательно высунул язык, показал на него пальцем, затем произнес:

— Дил.

— Диэл, — откликнулась Эстер, увлеченная забавным занятием.

— Все не так! — Омар осмелился повысить голос на бестолковую ученицу. Он уже вовсю злился. — Дил!

— А я и сказала «диэл».

Еще немного, и Омар бы взорвался. А Эстер давилась от смеха.

Евнух набрал полную грудь воздуха, охлаждая свой гнев. Ему понадобилось не менее минуты для выпускания раскаленного пара и обретения вновь дара речи.

Он потрогал свой нос и сказал:

— Бурум.

— Бурум, — прилежно повторила Эстер произнесенное им слово и его жест.

— Нет! — возопил евнух и схватил ее за руку. — Благородные турчанки не должны касаться своих носов! Стук в дверь избавил Омара от дальнейших мучений. Вошедший слуга протянул евнуху свернутое в трубочку послание и удалился.

При чтении записки лицо Омара постепенно прояснялось. Его буквально распирало от радости. На Эстер он смотрел вполне благожелательно.

— Хорошие новости, я так полагаю? — спросила она.

— Самые распрекрасные! Принц приглашает тебя отужинать с ним в его спальне.

Эстер вовсе не желала вновь встретиться с принцем, да еще к тому же совместно преломить с ним хлеб.

— Передай ему, что я отказываюсь от приглашения.

— Отказывать принцу недопустимо.

— А он приглашает меня именно на ужин? — уточнила Эстер.

— Называй это так, если тебе угодно. — Омар пожал плечами. — Ты поужинаешь с принцем и, если повезет, заимеешь от него ребенка.

— Что за чушь ты несешь! Мне не нужен никакой ребенок! — Оскорбленная до глубины души, Эстер забыла об осторожности. — Я собираюсь бежать отсюда, — обмолвилась она.

— В таком случае тебе надо прилежнее заняться турецким языком. Иначе как ты будешь спрашивать дорогу в Англию, — подначивал ее Омар.

Эстер усмехнулась.

— Об этом я не подумала.

Наклонившись, Эстер запечатлела поцелуй на щеке евнуха.

— Бир, ики, дорт, бес, — продекламировала Эстер, загибая пальцы.

— Превосходно! — воскликнул Омар. — Теперь съешь оливку как это делают оттоманские дамы.

Эстер взяла оливку и, слегка раскрыв губки, положила ее в рот, потом изящно извлекла двумя пальчиками косточку и положила ее на край тарелки.

— С моей помощью ты скоро освоишь все правила хорошего тона, — одобрил Омар.

— Лучше б с твоей помощью я поскорее смылась отсюда, приятель!

Омар неопределенно хмыкнул. Пусть думает что хочет. Перехитрить Халида ей не по силам, а влюбленный принц никогда добровольно не отпустит ее.

Евнух потратил не один час, причесывая, накрашивая и одевая свою подопечную. Наконец, когда назначенное время наступило, он повел ее по лабиринту коридоров в спальню принца.

Облаченная во все белое, Эстер ощущала себя языческой жрицей, ибо одеяние скорее открывало, чем прикрывало ее тело. Легкие шелковые шаровары просвечивали насквозь. На щиколотках и вокруг пояса они были обшиты золотым галуном. Туника с длинными обтягивающими рукавами застегивалась чуть ниже груди единственной золотой пряжкой, оставляя обнаженным живот. На ногах были невесомые белоснежные туфельки из шелка.

Локоны ее, тщательно расчесанные, горели живым пламенем, но так же, как пылающие от смущения щеки, их закрывала чадра. Сурьма оттенила глаза, что придало некую загадочность ее невинному личику. Наряд гаремной дивы удивительно шел ей, но, щадя до поры до времени ее скромность, евнух милостиво позволил ей накинуть на плечи яшмак.

На стук Омара из спальни послышался голос принца, разрешающий им войти. Эстер никак не могла забыть о своем постыдном поведении в бане и поэтому приблизилась к принцу с опущенной головой. Омар упал на колени и потянул ее за собой. Сам евнух прижался лбом к густому ворсу ковра и застыл в неподвижности. Эстер замерла, стоя на коленях, уперев взгляд сквозь прорезь чадры в ковер.

Кисея слегка колыхнулась, и что-то влажное коснулось ее лица. Это был мокрый и холодный собачий нос.

Эстер скосила глаза и узнала зверя, увиденного ею на морском берегу вместе с Халидом.

Пес принялся лизать ее подбородок.

— На место. Аргус! — скомандовал Халид и обратился к пришедшим: — Можете встать, рабы.

Омар поднялся и помог встать Эстер. Потом он молча снял с нее яшмак и чадру и так же без слов покинул спальню.

Эстер по-прежнему не решалась взглянуть на своего господина. Он подошел, встал рядом, взял ее, как уже неоднократно делал, за упрямый подбородок, поднял девичье личико вверх.

— Я не предполагал, что девственницы настолько чувственны.

— Неужели? А как же твой прежний богатый опыт? Ведь ты лишил невинности сотни несчастных девушек!

— Тысячи, если быть точным, — без тени иронии заявил Халид.

Эстер ему не поверила и все же, как ни странно, ощутила укол ревности.

Пес лизнул ей руку — зверь, принадлежавший зверю. Она с опаской, поглядела на животное, покрытое густой шерстью — светлой с рыжими подпалинами, с удлиненной мордой, длинными шелковистыми ушами и большими, как два темных озера, глазами, в которых светился ум, под стать человеческому.

— Познакомься. Этого доброго малого зовут Аргус, — сказал Халид.

Эстер осторожно положила ладонь на крупную голову пса. Аргус немедленно откликнулся на ласку, дотянувшись языком до ее пальцев.

— Мне не встречались прежде собаки такой породы.

— Их разводят на Востоке. Они особенно хороши для охоты за молодыми леди. Если уж пес учуял добычу, он ее никогда не отпустит, — говоря это, Халид повел Эстер к столику и усадил на настоящий трон из парчовых подушек. Он сел рядом, а Аргус тут же устроился между ними.

— Ты ему пришлась по вкусу, но он, к счастью, сейчас не голоден, — посмеивался Халид. — А ты не проголодалась?

Эстер не знала, что ответить.

— Впрочем, я зря задал этот вопрос. — Халид улыбнулся. — Ты постоянно хочешь есть, я это уже заметил — и нечего стесняться.

Эстер метнула взгляд на кушанья, расставленные на столе. Здесь были жареная рыба, зеленые маринованные стручки перца и фасоли, йогурт, свежий салат и разные травки, бараний плов.

— Ты говоришь, что женщины едят отдельно от мужчин, а рабам не место за господским столом. Почему же ты вызвал меня сюда и заставляешь делить с тобой ужин?

— Между вызовом и приглашением разница такая же, как между небом и землей. Ты была не доставлена сюда. А явилась по моему приглашению и по своей воле. Здесь, сейчас, ты не рабыня, а моя гостья.

Он наполнил пловом тарелку и поставил перед ней. Эстер боролась с искушением немедленно вгрызться в кусок ароматной баранины или хотя бы схватить с блюда рыбку. У нее прямо слюнки текли.

— А если я предпочту уйти отсюда без ужина?

— Зачем же мучить себя? Давай проведем вечер в мире и покое, моя строптивая гостья.

— Пока мир не заключен, мы по-прежнему враги.

— Но поутру в бане ты вела себя совсем не как враг, — напомнил Халид.

Эстер отчаянно покраснела и резко сменила тему:

— Мне нравится этот тушеный барашек.

— Это овечка, — поправил ее Халид. — Мое излюбленное блюдо — нежные ножки. Бараньи не в пример жестче, а умело приготовленное мясо молодой овечки тает во рту, а в голове возникают смутные видения.

— Какие же?

— Ну, смутные образы некоторых девушек. Эстер уже почти разгадала игру, затеянную принцем, и дала ему это понять, мило улыбнувшись, когда принимала из его рук кубок с освежающим напитком. Принц очень старался угодить ей и выглядеть легкомысленно галантным, что давалось ему с трудом. Близость друг к другу будоражила их обоих в равной степени.

Чтобы как-то отвлечь его внимание от себя, она отщипнула кусочек мяса и уронила в немедленно раскрывшуюся пасть пса.

— Аргус — странная кличка.

— Я дал ему греческое имя.

— Почему? Ведь ты же турок.

— Улисс, великий воин древности, был греком. После победы в Троянской войне он только через двадцать лет возвратился домой. Его верный пес навострил уши, заслышав поступь героя, завилял хвостом, встречая хозяина, и умер от счастья.

— Как печально…

— Эту историю рассказывают с целью воспеть преданность собаки человеку, а не. для того, чтобы навести на слушателей грусть. А первым ее поведал миру слепой певец по имени Гомер, причем давным-давно.

Заслушавшись, Эстер замерла с кубком, поднесенным к губам.

— Может, хочешь шербет вместо розовой воды? — осведомился Халид.

Эстер решительно отказалась:

— Благодарю, но у меня нет желания быть одурманенной.

Халид слегка смутился.

— Что ты почерпнула из уроков Омара сегодня? Эстер озорно показала принцу язык.

— Дил, — сказала она.

Халид добродушно усмехнулся, удивив Эстер тем, что способен оценить юмор. Он вел себя совсем не как грозный господин. Обычной суровости не было и в помине. В какие же игры он с нею играет?

При появлении слуг они смолкли и ждали до тех пор, пока со стола не убрали остатки кушаний и не сервировали кофе и десерт.

— Не позволишь ли мне?.. — Эстер потянулась за пирожным.

Халид согласно кивнул.

— Твои манеры улучшились, рабыня.

— Рабыня? — переспросила Эстер, дугою выгнув бровь, которой стараниями евнуха была придана совершенная форма. — Я думала, что я твоя гостья.

— На сегодняшний вечер — да.

— Пусть так, — неожиданно покорно согласилась Эстер. Пирожное было слишком вкусным, чтобы отвлекаться от него и затевать спор. Предусмотрительно проглотив то, что она успела набрать в рот, Эстер промычала: — М-м-м! — и добавила: — Блаженство!

— Женский пупок не может не доставить наслаждение. Разве не напоминает его пирожное с круглым отверстием, через которое проглядывает начинка?

Эстер заметила с усмешкой:

— Кажется, любое кушанье навевает турецким мужчинам определенные мысли. Неужели женщины их так занимают?

Вместо ответа Халид попросил ее:

— Расскажи мне подробнее о себе, о родителях, о семье.

«Зачем ему это понадобилось? — мгновенно насторожилась Эстер. На нее словно пахнуло холодом в жарко натопленной комнате. — Явно неспроста».

— Я всю жизнь прожила в графстве Эссекс, — начала свой рассказ Эстер. — Замок Бэзилдон был пожалован моему прадедушке королем Генрихом Седьмым, первым из Тюдоров, за верную службу, когда он сражался на стороне короля в Уэльсе, где поначалу обитал род Девернье. Вдобавок король женил его на богатой наследнице, единственной дочери прежнего владельца Бэзилдона, так что рыцарь Девернье получил сразу и титул, и поместье. И супругу — умную, богатую и, как вспоминают старые люди, жутко упрямую.

— Значит, ты похожа на свою прабабку! — решил подразнить ее принц, но до Эстер намек не дошел.

— Нет-нет. Рыжие волосы и зеленые глаза у меня от матери.

— А веснушки?

— Веснушки — сами по себе, — нахмурилась Эстер.

— Ты зря винишь себя в смерти отца, — вдруг сказал Халид, сочувственно глядя на нее.

— Тебе нет никакого дела до того, как умер мой отец и из-за чего.

— Все, что касается тебя, меня заботит.

— Избавь меня от твоей заботы!

— Ты была влюблена в Форжера? — вопрос возник неожиданно, никак не связанный с предшествующим разговором, и наступила напряженная пауза.

— Безумно! — вызывающе посмотрела на него Эстер. Кем считает себя этот турок? Богом? Почему она должна ему исповедоваться?

Халид недоверчиво вскинул брови и продолжил расспросы:

— А какова твоя родина? На что похожа Англия?

— На райский сад.

— Слова истинной дочери своего отечества. — Халид встал и подал ей руку. — А теперь, Ева, я покажу тебе мой райский сад.

Эстер колебалась недолго. Она послушно приняла его помощь и поднялась с подушек. Халид подвел ее к арке в стене и распахнул двойные двери. За ними был сад, освещенный луной.

Однако сияние луны не затмевало бриллиантового блеска звезд, усеявших черный бархат неба, словно южная ночь отмечала пышной иллюминацией какой-то свой праздник. Сотни цветущих растений, сплетаясь, будто влюбленные пары в укромной тени, источали дивные ароматы.

— Боже, как красиво! — вздохнула Эстер.

— Значит, ты оценила мой труд?

— Неужели ты подвесил на небеса луну и зажег звезды — и все ради меня? Халид покачал головой.

— Увы, нет. Я только занимался садом. Это одно из моих увлечений.

Эстер изумилась.

— Ты создал эту красоту?

— Даже зверю в образе человеческом нужно хоть на время побыть в уединении, отрешиться от свершенных злодейств, — сухо ответил Халид. — Наслушавшись воплей насилуемых девственниц, хочется иногда послушать тишину.

Эстер удостоила его улыбкой, способной ослепить мужчину. Впрочем, он ее заслужил. Временами Халид просто очарователен. Возможно, если б они встретились в иных обстоятельствах в другом месте…

— Красота этого сада напоминает о трагедии, происшедшей здесь. — Халид приблизился к Эстер и понизил голос.

— Какой трагедии?

— Мой замок прозван Девичьей Башней. А все потому, что в башне, которая возвышается на утесе, живет привидение.

Эстер невольно прижалась к нему.

— Чье?

— Триста лет тому назад принцесса-христианка покончила там с собой из-за любви к мусульманину. Ей не дозволяли видеться с ним, и она не смогла перенести разлуку. Многие из моих солдат, кому выпало дежурить по ночам, утверждают, что слышали, как она призывает своего возлюбленного, плачет, стонет, и кое-кто даже видел, как она закалывается кинжалом. И это повторяется в каждое полнолуние.

— О боже! — Эстер перекрестилась и теснее прильнула к мужчине.

Такого удобного случая, чтобы поцеловать девушку, могло бы и не представиться в ближайшее время, и Ха-лид им, конечно, воспользовался.

Поцелуй был не менее обжигающим, чем в прошлый раз, и Эстер затрепетала в его объятиях. Ее руки обхватили его шею, ища в мужчине опору, потому что ноги ее не хотели держать, тело сразу обмякло.

Ощущая явную ее податливость, Халид стал настойчивей и добился того, что губы ее раскрылись подобно цветочным лепесткам. Охваченная неодолимым желанием, она встретила языком своим его жаждущий язык. Сознание вернулось к ней лишь после того, как она услышала чей-то сладострастный стон и поняла, что он вырвался из ее уст.

Эстер отпрянула.

— Я не шлюха, чтобы поддаваться ласкам развратных негодяев. Моя девственность будет отдана только супругу и никому больше!

Выпалив эту тираду, Эстер устремилась обратно в спальню.

Растерянный, Халид смотрел ей вслед. Что такого он совершил? Ей нравились его поцелуи — в этом не было сомнения. Тогда почему она их отвергла?

Омар, карауливший в коридоре возле покоев принца, напустился на свою подопечную:

— Почему принц прогнал тебя так быстро?

Евнух не представлял особой преграды для распаленной гневом девицы. Она промчалась мимо него словно ветер, сдув с пути коротышку. Не оглядываясь, она крикнула:

— Где моя спальня? Показывай дорогу! Евнух безуспешно пытался догнать ее.

— Чем ты провинилась? Постой, расскажи мне все. Можно ведь все поправить, — умолял ее Омар.

— Заткнись!

— Но наше благоденствие зависит… Эстер так резко остановилась, что коротышка с ходу налетел на нее.

— Моя честь дороже, чем все твое дурацкое благоденствие.

Маленький евнух сник, словно побитый щенок. Молча, он повел свою подопечную обратным путем по нескончаемым коридорам и лестницам.

Всю ночь, в отсутствие прекрасной англичанки, Халид ворочался в кровати, страдая от одиночества. Впрочем, он был не совсем одинок. Верный Аргус уютно расположился возле хозяина и благодушно посапывал во сне. Разумеется, это было слабым утешением для раздосадованного принца.

9

Эстер тоже провела беспокойную ночь и проснулась очень рано. Первым делом она внимательно оглядела постель и не обнаружила на ней никаких следов пребывания Халида. Он не посетил ее спальню в ночные часы. Вероятно, он наконец понял, что ей неприятна его близость.

А так ли это на самом деле?

Стоило лишь ей прикрыть глаза, как он вновь и вновь возникал в ее воображении. Она даже ощущала его теплое дыхание и вкус его поцелуя на губах. И тогда дрожь пробирала ее.

«Господи, избавь меня от наваждения!» Эстер вскочила, заметалась по комнате, подбежала к окну, за которым занимался рассвет.

Эстер осознала со всей ясностью, что ей надо спасаться отсюда бегством, иначе она неминуемо попадет в беду. Странные чувства, которые пробудил в ней этот наглый язычник, были слишком могущественными, чтобы она могла им противостоять.

Скорее бежать и разыскивать Эйприл! Вместе они доберутся до Англии, даже если им придется пешком пройти через всю Европу!

В такой ранний час большинство людей еще крепко спит. Самое подходящее время для побега. Как только сюда явится Абдулла со свитой принца, сбежать будет труднее во сто крат, а то и вообще немыслимо.

Но какую дорогу ей выбирать? По суше или по воде? Эстер обшарила взглядом пустынный берег. Две шлюпки по-прежнему маячили на песке, как два дельфина, выброшенных на берег. Значит, морем!

А как изменить свою внешность? В женском обличье путешествовать опасно. Если б она могла раздобыть мужскую одежду. Но ее не достать, да и в ней девушка будет выглядеть нелепо и подозрительно. Ее осенила идея. Она оденется английским мальчишкой-грумом.

Эстер вывалила на ковер содержимое своих сундуков и отыскала наряд грума, в котором ей дома нравилось ездить верхом. Мать не разрешала ей брать с собой во Францию это одеяние, поэтому Эстер втайне от нее запрятала на самое дно бриджи, рубаху, шапочку и черные кожаные сапожки.

Опасаясь быть застигнутой врасплох бдительным евнухом, Эстер торопливо переоделась, натянула сапожки, а роскошные свои волосы тщательно заправила под шапочку. Схватив остальную одежду в охапку, она отнесла ее к кровати, расположила на простыне так, чтобы образовалось некое подобие человеческой фигуры, и укутала это самодельное чучело одеялом.

Подобравшись тихонько к двери, Эстер прислушалась. Из коридора не доносилось ни звука. Она осторожно повернула дверную ручку. Дверь оказалась не заперта.

Омару, конечно, сильно достанется за подобную беспечность. Эстер вступила в сумрак коридора. Прижимаясь к стенке, она проследовала до ближайшей лестницы. Если б еще она могла вспомнить, как выбраться наружу из этой чертовой каменной твердыни.

После бессонной ночи Халид вышел прогулять Аргуса к подножию башни, где, как говорили, обитало привидение. Оттуда открывался великолепный вид на залив. Халиду было необходимо избавиться от паутины в мозгу, освежить разгоряченное тело соленым морским ветром, осветить потемки души первым солнечным лучом.

Безуспешно Халид пытался размышлять о причинах покушения на Мурада. Был ли это тщательно спланированный заговор или злобная выходка какого-то безумца-одиночки?

Мысли Халида все время отвлекались видением рыжеволосой красавицы. Все в ней возбуждало в нем похоть — и блеск очей, и округлость бедер, и пылкость характера. Подобные женщины еще не попадались ему на жизненном пути. Если б судьба свела их в иных обстоятельствах!

Но помилуй его, аллах! О чем он думает? Она обручена с Форжером и послужит лишь орудием мести.

Халид заметил какое-то движение на тропе, ведущей к морскому берегу, маленькое движущееся пятнышко. Кто-то пробирался к воде, прячась за валунами, окаймлявшими тропу. Неужели это удирает его пленница?

Халид помчался вниз по крутым ступеням. Аргус не отставал от него.

На берегу Эстер нашла укрытие среди колючих кустарников, росших прямо на сыпучих песках, и остановилась, чтобы немного отдышаться. Сердце ее бешено колотилось, кружилась голова. Только неукротимая воля и стремление к свободе заставили ее, предварительно оглядевшись, продолжить путь к лодкам. Невероятными усилиями она столкнула одну из них на воду и запрыгнула в нее.

«Я никогда больше не увижу его!» — такая мысль, как ни странно, мелькнула у нее в голове и кольнула болезненно, но она отогнала ее прочь.

Куда плыть, чтобы добраться до виллы Малика? Вот что должно было занимать Эстер, а не воспоминания о принце. Спасет ли ее это неуклюжее корыто, или ей суждено утонуть?

Эстер надеялась попасть на виллу Малика, неуклонно придерживаясь береговой линии, несмотря на все ее изгибы. А там она уже как-нибудь отыщет и освободит Эйприл, и вместе они пустятся в странствие.

Ну а если она утонет, так тому и быть. Умереть свободной женщиной гораздо лучше, чем прожить долгие годы в плену у принца. Где он, кстати?

Как бы откликаясь на ее мысленный зов, Халид появился на берегу. Когда Эстер оглянулась, почувствовав на себе его взгляд, то увидела Халид-бека, который, подбоченившись, стоял у кромки воды и с улыбкой смотрел на нее. Несомненно, принц лишился разума. Она убегает, а он ничего не делает, чтобы остановить ее. Просто стоит и улыбается, глядя, как девушка сражается с тяжеленными веслами. К ужасу Эстер, лодка почти не двигалась с места, несмотря на все ее усилия.

— Стой, Аргус! — приказал принц псу.

Он стянул сапожки и избавился от штанов, затем столкнул на воду другую лодку и прыгнул в нее.

Словно играючи, Халид преодолел ничтожное расстояние, отделяющее его от беглянки. Он не спешил. Далеко она не уплывет в лодке, которая течет как решето.

Эстер изо всех сил налегала на весла, но, когда лодка принца поравнялась с ее горе корытом, поняла, что ее игра проиграна. Впрочем, она предпочла проигнорировать этот факт и сделала вид, что не замечает преследователя. А он не делал никаких попыток схватить пленницу. Наоборот, Халид любезно поздоровался:

— Доброе утро, миледи.

Эстер ничего не ответила, но была озадачена. Почему он не берет ее судно на абордаж? Что он задумал?

— Я сказал тебе доброе утро.

— Я слышала.

— Отличная погода для морской прогулки, не правда ли?

— Весьма бодрящая, — подхватила Эстер, приняв участие в не очень понятной ей игре.

— Куда ты направилась?

— Домой.

— Твой дом там, где я, — повторил Халид извечную свою присказку.

— Мой дом в Англии.

— Так ты плывешь в Англию? На веслах ты туда не доберешься.

— Я доплыву туда как угодно и на чем угодно, если ты оставишь меня в покое, — огрызнулась Эстер.

— Если я так поступлю, то ты, моя красавица, непременно утонешь.

— Я намерена следовать вдоль берега.

— В таком случае, лучше вылезай и топай по песку, — посоветовал Халид. — Твоя лодка течет и долго не протянет.

— Спасибо за совет, но я тебе не верю, — сказала Эстер и вновь принялась грести.

— Посмотри по сторонам. Что ты видишь?

— Берег удаляется, — сказала Эстер, бросив взгляд через плечо. — А другой берег далеко.

— А теперь опусти глазки вниз.

Эстер с ужасом убедилась, что на дне шлюпки полно воды, которая вот-вот зальется за голенища ее сапожек.

Она произнесла вслух и очень громко несколько слов, совсем неподходящих для воспитанной девушки. И тут же покрылась бледностью, жалобно взглянула на принца и прошептала:

— Я не умею плавать.

— Мне это известно, — кивнул принц и протянул руку. — Хватайся и залезай сюда ко мне. Только не опрокинь лодку и не искупай нас обоих!

Со всей осторожностью Эстер перебралась с одного судна на другое. В лодке Халида ей пришлось сесть с ним лицом к лицу. В игре в «гляделки» победил мужчина. Девушка отвела взгляд первой. Тогда Халид приналег на весла, развернул и направил лодку в обратный путь.

По окончании их маленького путешествия принц проявил свойственную ему галантность и перенес девушку на руках с «корабля» на земную твердь. Причем сделал это с явным удовольствием. Опустив ее на песок, он, стоя, с высоты своего роста обратился к ней с речью:

— Как только ты лишаешься моей защиты, тебя ждут самые непредсказуемые опасности. Тебе повезло, что я успел перехватить тебя в самом начале пути. Чем дальше ты будешь от меня, тем ближе к гибели.

— Значит, мне повезло? — ехидно спросила Эстер. — В чем? В том, что я опять попалась тебе в лапы? Может, ты специально оставил на песке это дырявое корыто, чтобы заманить меня, а потом поиздеваться над утопленницей?

— Утопить свою наложницу не входило в мои намерения. А то, что я предоставил тебе право выбора, было лишь проверкой. Большинство женщин сочли бы за честь стать наложницей принца Халида.

— Самодовольная свинья — вот ты кто! — откликнулась Эстер на заявление принца, не ведая, что нанесла мусульманину смертельное оскорбление.

И вдруг, словно предупреждая стычку между полюбившимися ему людьми. Аргус прыгнул на Эстер и опустил свои мощные лапы на ее плечи, а язык его принялся старательно вылизывать ее личико.

— Отстань! — вскрикнула Эстер.

— Сидеть! — скомандовал Халид собаке. — Это доказывает, что…

— Что доказывает? — переспросила Эстер, не догадываясь, что сейчас попадется в словесную ловушку.

— Раз адский пес возлюбил тебя, значит, ты, несомненно, ведьма!

— Из-за того, что я предпочитаю его поцелуи твоим? — постаралась выкрутиться Эстер. — Проверь, и ты убедишься в своей ошибке!

Халид оттолкнул пса и склонился близко-близко к ее губам.

— Сейчас проверим.

Его губы приникли к ее губам, и уже знакомая ей пытка повторилась. Руки принца гуляли по тем местам девичьего тела, которые как раз и были готовы отозваться на мужские ласки. А Аргус, сидя неподалеку, невозмутимо смотрел на все это действо.

— Ты прошла испытание, — охрипшим голосом заявил Халид. — Пойдем по второму кругу.

Она не поняла, что он имел в виду, но все трое — принц, его пес и его пленница — молча возвратились в Девичью Башню.

Доставив беглянку в спальню, Халид накинулся на ожидающего там в страхе Омара.

— Как она смогла убежать?

Вздернутый за ворот и поднятый в воздух коротышка прохрипел:

— Не… не знаю.

— Я просто вышла из спальни, — спасая Омара, заявила Эстер.

— Ты не запер дверь?! — Удар Халида пришелся по уху незадачливого евнуха и свалил его с ног.

— Омар не виноват.

— Молчать! — вскричал Халид так, что его услышали даже камни, из которых много веков назад был выстроен этот замок.

Омар, скорчившись на ковре, уже распрощался с мечтами, что станет приближенным первой и любимейшей из жен принца. О каком-либо благоденствии он уже не смел и думать, — лишь бы не хрустнула его шея.

— Если ты запер дверь, значит, она, как колдунья, улетучилась из замка, — рявкнул Халид, метая на евнуха молнии.

— Ты сам дьявол, колдун, чудовище, а не я! — завопила Эстер, предчувствуя, что ей грозит. Она опустилась на колени рядом с поверженным евнухом. — Ты пострадал из-за меня. Омар. Прости.

Евнух жалобно всхлипнул.

— Чудовище! Как можно поднять руку на такое слабое существо? Ну давай ударь и меня!

Эстер выпрямилась и предстала перед глазами принца во всем великолепии женственности. Мальчишеский наряд лишь подчеркивал соблазнительные округлости ее фигурки.

Халид, встретив сопротивление своему гневу, мог бы рассвирепеть сверх всяких пределов. Это вовремя понял умный евнух.

— Дай мне возможность исправиться, мой господин. Я буду следить за ней неустанно и найду способ одолеть ее колдовские чары.

Халид чуть остыл.

— Запомни, раб, что она лишь моя рабыня, а не наложница из гарема. И обращайся с ней соответственно. А прежде всего, сожги дотла ту мерзкую одежду, что сейчас на ней, и пепел развей по ветру. И убережет тебя аллах от ее колдовских чар, а то придется тебе корчиться на колу.

— Все будет исполнено, мой господин, — пробормотал Омар, провожая взглядом удалявшегося в грозном молчании принца, а после тотчас обратился к Эстер с высказыванием, которое повергло ее в изумление: — Все зло заключено в вас, женщинах. Вы и есть воплощение дьявола!

— Я? А как же вы, мужчины, обходились бы без нас?

— Мне ты не нужна.

Эстер готова была задать резонный вопрос, но вовремя спохватилась и прекратила беседу. Однако евнух был настроен поговорить.

— То, что он счел тебя колдуньей, — чепуха, но и из этого мы можем извлечь выгоду.

— Убирайся и запри меня накрепко! Иначе тебе хуже придется от моей руки, чем от руки твоего господина!

— От твоей ручки я готов принять смерть, но лучше бы оттуда излилось на меня богатство.

Эстер размахнулась и изо всей силы шлепнула по его пухлой щеке.

— Вот тебе, неблагодарная скотина! Я защищала тебя от гнева Халида, а ты мелешь неизвестно что. Убирайся!

— Женщина не может поднять руку на мужчину.

Так гласит Коран.

— Ты не мужчина, и Коран мне не указ! — бесновалась Эстер. — Убирайся, и скажи всем, кого встретишь, что здесь, в замке, заперта колдунья!

Солнце миновало высшую точку на небе и медленно поползло к закату. Халид вышел встречать свою свиту возглавляемую Абдуллой. Они поделились новостями, впрочем, весьма скудными.

— Незачем мне было появляться в Стамбуле. Я лишь даром потерял время, — признался Халид.

— Почему?

— Михрима вела себя со мной так же гадко, как прежде. Будто она мне не мать, и я ей совсем чужой, — пожаловался слуге всемогущий принц. — Ну а Мурад понятия не имеет, кто мог задумать на него покушение. Нур-Бану убеждена, что в этом виновата Линдар.

— Линдар? Кто это такая? — удивился Абдулла.

— Последняя утеха моего любвеобильного дядюшки. Она родила ему сыночка и нарекла Каримом в честь моего убитого брата.

— Всякая мать печется о своем сыне и не желает его гибели, — задумчиво произнес мудрый Абдулла. — Если что-то случится с Селимом и Мурад станет султаном, младенец тотчас лишится жизни.

— Мальчишка родился с физическими недостатками и не сможет оспаривать право Мурада наследовать султанат, — сказал Халид. — Никто в здравом уме не захочет сражаться на стороне калеки, если вспыхнет война за трон.

— Значит, затея Линдар все равно обречена на провал?

— Если б на ее месте была бы, предположим, моя мать, то я бы еще засомневался. Чтобы задумать и осуществить подобный план, надо обладать ее дьявольским умом и умением плести интриги.

— А какие еще предположения родились в твоей голове, господин?

— Голова моя, к несчастью, занята совсем другим делами, — признался Халид.

Догадливый Абдулла усмехнулся.

— Уж не пленница ли причиняет тебе столько забот?

— Да. На рассвете она вновь пыталась бежать на дырявой лодке. Ее счастье, что я вовремя оказался на берегу.

— Эта девица никогда не успокоится. А что слышно о Форжере? Есть ли новости? Где его дьявол носит?

— Новостей пока нет. — Халид развел руками, но тут его внимание привлек смотритель дворцовой голубятни, поспешным шагом пересекающий двор. Он явно направлялся к принцу.

Халид жестом поторопил его, и тот перешел на бег. Еще не отдышавшись, он согнулся в низком поклоне и протянул господину послание, затем попятился назад и застыл в неподвижности. Новости были настолько тревожными, что опытный слуга решил держаться подальше от могучих рук принца на случай, если господин впадет в гнев, что случалось довольно часто.

Предчувствие слуги полностью оправдалось. Прочитав письмо, Халид огляделся вокруг себя в поисках подходящей жертвы для расправы. В нем вскипела такая ярость, что на него стало страшно смотреть. Султанский Пес вновь ощерил клыки.

— Плохая весть? — все же осмелился спросить Абдулла.

— Кто-то пытался убить Линдар и ее ребенка.

— Как? Где? — То, что предполагаемый убийца сумел проникнуть в Топкапи, потрясло Абдуллу.

— Мать не сообщает подробностей. Мы отправимся в Стамбул и там все узнаем.

— Мне кажется, что это покушение подтверждает невиновность Линдар, — высказал предположение Абдулла.

— Не знаю, — пожал плечами Халид, — Михрима пишет, что обнаружены какие-то улики, якобы указывающие на причастность Форжера.

— Хорька? Быть не может!

— О, мой господин! — вопль Омара заставил их вздрогнуть. Не дожидаясь позволения приблизиться, маленький человечек шаром подкатился к ногам принца и пробормотал: — Я искал вас повсюду.

— И нашел наконец — мрачно произнес Халид, и евнух затрепетал, безмолвно хватая ртом воздух.

— Кто это? — спросил Абдулла, глядя с высоты своего роста на маленького Омара.

— Мать подыскала его для ухода за англичанкой. К сожалению, этот болван провинился. Оставил дверь незапертой и без охраны.

Омар, обретя дар речи, в ужасе прокричал:

— Она меня зарезала!

— Если тебя зарезали, то почему ты так орешь? — строго спросил Халид.

— И не истекаешь кровью, — добавил Абдулла, и в груди его зародился хриплый смех.

— Смешного мало. — Омар очень обиделся на незнакомого ему великана и целиком переключился на принца. — О, господин, все так ужасно! Ваша пленница спала и во сне застонала. Разумеется, я встревожился, поспешил к ней. Она звала своего отца. Я начал ее будить, а она схватила меня одной рукой, а другой зарезала.

— Но ты же не ранен, — заметил Абдулла.

— Откуда у нее взялся нож?

— О, мне повезло, что она была безоружна. Если б в руке ее был кинжал, то я бы не смог тогда поговорить с вами, сиятельный принц. О аллах! Ей привиделось, что она протыкает меня насквозь.

— Ей привиделось, тебе привиделось!.. Богатое у вас обоих воображение, — рассмеялся Абдулла.

Халид же молча взглянул вверх и увидел, как Эстер мгновенно отпрянула от окна спальни.

Принц решил, что он уже по горло сыт этими ночными ее кошмарами. Пора избавить ее от них навсегда, даже если придется вытрясти из нее всю душу.

Услышав, как ключ поворачивается в замке, Эстер завертелась на месте, ища, куда бы спрятаться. Но ее повелитель уже грозно заполнил своей внушительной фигурой дверной проем.

— Ты не повинна в смерти отца, — заявил Халид.

— Что? — Эстер съежилась в испуге.

— Прекрати терзаться по ночам и изводить себя. Иначе ты скоро очутишься там, где и он — в раю или аду — не знаю!

— Как ты смеешь?..

— Я смею приказывать тебе, потому что ты лишаешь меня покоя и пугаешь моих слуг.

— Кого, интересно, я напугала?

— Омар до сих пор дрожит, потому что ты заколола его во сне. Неужто ты не помнишь? Эстер побледнела.

— Он серьезно ранен?

— Душевно — да! А если б у тебя взаправду был нож в руке? — Халид неосторожно улыбнулся и этим свел все свои угрозы на нет.

— Так какого черта ты врываешься ко мне, мелешь какую-то чепуху и чего-то от меня требуешь?

— Это ты выкрикиваешь среди ночи какой-то вздор и грозишь пролить кровь! И понизь голос, когда говоришь со мной!

— Не смей вмешиваться! Мои сны и мои мысли — моя собственность, и как бы ты ни был могуществен, они тебе не по зубам, — выплеснула Эстер с торжеством, вероятно, заготовленные заранее фразы.

Халид был полон сострадания к ней и желания освободить девушку от чувства вины.

— Незачем укорять себя всю жизнь. Судьба твоего отца была уже предрешена на небесах.

Не желая слышать его увещеваний, Эстер заткнула уши.

Халид развел ее руки, встряхнул как игрушку и продолжил ровным, холодным тоном:

— Девчонка десяти лет от роду не могла бы защитить отца от шайки убийц.

Пощечина, которую он вдруг получил, отпечаталась на его щеке. И за этим вылился поток слов:

— Мой отец был добр, честен и справедлив. Он был для меня больше, чем ангел, кому господь поручает охранять ребенка от рождения до смерти. Он называл меня своей тенью, потому что я всегда следовала за ним. И только один раз я его подвела своим непослушанием, и вот что из этого вышло! — всхлипнув, Эстер прошептала умоляюще: — Не вправе нечестивые уста называть его имя. Прошу, не говори о нем.

Халид был озадачен. Пощечин он не получал никогда в своей жизни. Если б какой-то мужчина осмелился поднять на него руку, он бы тотчас очутился в царстве мертвых. Но женщина! Халид надеялся, что она поступила так в минутном затмении разума.

А что, если?.. Мысль Халида вдруг заработала в другом направлении. Нет ли тут интриги, сплетенной Хорьком?

— Избавь меня от своего присутствия, — между тем нагло потребовала англичанка. — Я тебя презираю.

— Мне нет дела до того, как ты ко мне относишься. — Халид сдержался и остался внешне невозмутимым. То, что он сказал, было правдой. Презрение или преклонение женщин он воспринимал одинаково равнодушно. Но то было раньше. — Ты лишь орудие моей мести, — сказал он, чеканя каждое слово и пронзая ее взглядом холодных, как северные льдины, голубых глаз. — Выставив тебя на невольничий торг, я выманю Хорька из норы. За тебя твой жених выложит все, что имеет, а затем встретится со своим создателем на том свете.

Эстер отшатнулась, как будто ее ударили, и Халид был удовлетворен, ответив на ее пощечину должным образом. Она упала на колени, закрыв лицо ладонями, а он выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Ключ повернулся в замке, и этот звук как бы поставил окончательную печать на судьбе Эстер.

«Боже мой! Я буду продана на торгах! Каким же чудовищем надо быть, чтобы торговать женщиной?» Он целовал ее и нежно прикасался к ее телу. И после всего этого готов продать ее за приемлемую цену!

Дверь заперта. Что же ей делать?

Смерть могла бы стать выходом, но самоубийство — смертный грех, религиозное воспитание запрещало ей подобные мысли.

Эстер мысленно поклялась, что встретит свою участь с гордо поднятой головой. Она не впала в отчаяние, не дала волю слезам. Все равно она отыщет какую-нибудь лазейку, а оказавшись на свободе, предупредит графа Форжера о грозящей ему опасности. А Халиду она отомстит за унижение, убив его собственноручно.

Из окна своей, теперь превращенной в тюрьму спальни, Эстер наблюдала за отбытием принца и Абдуллы в Стамбул. Ей и Халиду не придется больше увидеться, вплоть до того самого рокового дня.

10

— Встретиться с вами вновь для меня величайшее удовольствие, сиятельный принц.

— Так ли это? — иронически спросил Халид у пышно-усого, напоминающего сытого кота, француза.

— Разумеется, именно так! Я не бросаю слов на ветер, подобно многим моим, да и вашим соотечественникам.

Герцог окинул взглядом богато убранное помещение.

— Кажется, все в сборе. Мы ждали только вас. Салон Акбара, главного работорговца Стамбула, был заполнен самой уважаемой публикой. В дальнем углу возвышался помост, на котором обычно демонстрировались достоинства очередной красавицы.

Тридцатилетний жуир и искусный дипломат герцог де Сассари обладал весьма внушительной фигурой, великолепными усами и располагающей улыбкой. Но Халид не верил ему и недолюбливал герцога.

— Как поживает моя сестрица? — осведомился де Сассари, нарушив неловкое молчание.

— Ваша сестрица?

— Да. Моя сводная сестра Линдар одна из любимейших наложниц султана.

— Линдар уже не наложница, а супруга султана Селима. Она родила султану сына.

— Прекрасно! — Герцог был искренне обрадован. Халид скользнул взглядом по собравшимся, но не заметил того, кого надеялся увидеть.

— Вы доставили мое послание Форжеру? — спросил он у герцога.

— Мой кузен большой трус, — откликнулся герцог. — Вы зря надеетесь увидеть его сегодня здесь.

— Форжера не волнует участь его невесты? — удивился Халид, не скрывая разочарования.

Мужчина, который приносит в жертву ради своей безопасности столь замечательную женщину, не достоин называться мужчиной. Не следует ли Халиду отменить торг и оставить Эстер себе?

— На этом аукционе запрещено торговаться через посредника, — предупредил Халид. Герцог тут же заверил его:

— Савон Форжер никогда не примет опозоренную невесту. Тем более что эту англичанку он и в глаза не видел. Ее ему навязали.

Халид усилием воли подавил нарастающий в нем гнев. Но в чем была причина его злости? В том, что план, задуманный им, провалился? Или ему было обидно за Эстер?

— Плата должна быть в золоте и выплачена полностью, прежде чем купленная рабыня станет собственностью нового владельца, — заявил принц, придав тону своему необходимую суровость.

— Мои карманы набиты битком, и я мечтаю их облегчить, — пошутил герцог. — Но почему вы не придержите столь ценный бриллиант для своей коллекции?

Халид оставил вопрос без ответа. Он вновь принялся разглядывать мужчин, собравшихся в зале и переговаривающихся между собой тихими голосами, как и подобает солидным людям.

Кто из них назначит самую высокую цену и завладеет Диким Цветком? Будет ли этот человек достаточно терпелив, чтобы сносить ее упрямство и безрассудные выходки? Исправит ли он ее характер нежностью или прибегнет к помощи плетки? И кто из них будет прижимать ее к своему телу и успокаивать, когда разбудит она его среди ночи отчаянным криком и слезами?

Малик вошел в зал и задержался на пороге. Резко оборвав беседу с французом, Халид устремился к нему.

— Рад тебя видеть, Малик.

— И я тебя, мой друг. От Форжера нет вестей?

— Герцог де Сассари явился набитый деньгами. Хоть он и знает, что правила запрещают торговаться за кого-то другого, но хитрый лис всегда придумает потом отговорку. Кто за ним стоит — мне неизвестно.

— Я говорил тебе, что Хорек не вылезет из своей вонючей дыры, — вздохнул Малик. — А где Дикий Цветок?

Халид пожал плечами.

— Надеюсь, Акбар держит ее за семью замками.

— И там, где никто не услышит ее воплей, — добавил Малик. — Впрочем, я слыхал, что Акбар обычно подкармливает свой товар дурманящим зельем.

— Что? — Слова Малика повергли Халида в изумление.

— А ты разве не знал? — удивился Малик. — Акбар слегка подбадривает доверенных ему красавиц, чтобы они не капризничали и веселили глаз покупателя.

А как твоя упрямица отнеслась к тому, что ее скоро продадут?

Халид промолчал. Ему представилась Эстер, запертая в темницу, забившаяся в угол в глухом отчаянии или глотающая из кувшина воду, отравленную дурманом.

Конечно, она вела себя с ним как зловредная бестия, но ведь ее оружием в схватках был только несдержанный язык, а на его стороне — сила и власть. Он когда-то поклялся, что никогда не применит к женщине силу, и вот все же нарушил клятву.

— Моя маленькая птичка прямо зашлась от восторга, когда я сказал, что вернусь домой из Стамбула вместе с ее кузиной, — беспечно заявил Малик.

Принц грозно взглянул на него.

— Что ты такое мелешь?

— А ты что бушуешь? — парировал Малик. — Я намерен купить Дикий Цветок.

— Со своими намерениями отправляйся прямиком в ад! — Сама мысль, что его друг может каким-то образом завладеть предметом его, Халида, желаний, была недопустима.

Трубный рев отвлек их внимание. Шестеро султанских телохранителей вступили в зал и принялись расталкивать толпу. За ними следовал в окружении еще дюжины янычар престолонаследник Мурад.

— Я велел тебе не высовываться из Топкапи, — тихо, так, чтобы окружающие не слышали, упрекнул Мурада Халид, приблизившись к кузену.

Янычары знали Халида и преклонялись перед ним за его военные подвиги. Поэтому он мог позволить себе подобную вольность в их присутствии.

Мурад скорчил недовольную гримасу.

— Разгуливать по Стамбулу тебе сейчас опасно, — продолжал Халид.

— Я не разгуливаю без причины. — Тут Мурад почему-то заговорщицки подмигнул стоящему рядом Малику. — Я явился сюда по делу. Желаю поглядеть на твою дикарку и, возможно, пополнить свой гарем еще одной усладой.

— Ради нее не стоило рисковать, — сердито произнес Халид. — Но раз уж ты здесь… — Он развел руками, как бы снимая с себя ответственность. — Извини, я должен отдать распоряжения Акбару начать торги и на время тебя покину.

Мурад милостиво кивнул, и Халид удалился.

— Ну что ты думаешь? — осведомился Малик.

— Думаю, что мой кузен без ума от своей пленницы.

— О, если б ты видел, как он томится от страсти, когда она рядом. Этот Дикий Цветок укротил в нем зверя, и он даже не смеет наложить на нее лапы. Но долго ли удастся ей дразнить Султанского Пса?

— У Халида нет шансов противостоять Стамбульскому Льву, — самодовольно заявил Мурад.

— Стамбульский Лев? Кто это? — Малик постарался скрыть улыбку, чтобы не задеть ненароком тщеславие наследника престола.

— Я решил, что впредь моим прозвищем будет Лев Стамбула.

— Раньше ты был известен как стамбульский «жеребец». — Малик осмелился пошутить над будущим султаном. — Ты что, отказался от этого прозвища?

— Нет, почему же. Я и «жеребец» тоже. Но Лев Стамбула, по-моему, гораздо более благозвучно.

Мурад ухмыльнулся, а Малик с лучезарной улыбкой подхватил:

— Иметь два прозвища почетно, и это соответствует твоему высокому положению.

— И моим качествам тоже, — добавил Мурад без тени сомнения. Он подмигнул Малику и самодовольно хохотнул.

Малик поддержал его одобрительным смешком.

— По какому поводу вы развеселились? — поинтересовался подошедший Халид.

— Мы вели беседу о некоторых животных и об их качествах, — туманно объяснил Мурад.

— Не желаешь ли пройти поближе к помосту? — спросил кузена Халид.

— Я сам выберу себе место, — напыщенно ответствовал Мурад.

Раздвинув парчовый занавес, скрывавший арку в стене, на помост вступил Акбар. Ропот ожидающей толпы мгновенно стих. Все внимание было обращено на известного по всей империи торговца невольниками.

Одет он был роскошно и пестро, соответственно своей профессии и репутации. Его улыбка сияла приветливостью и излучала свет на всю публику одновременно и на каждого из присутствующих в отдельности. Это редкое умение обаять толпу снискало ему заслуженную славу и благорасположение всех без исключения завсегдатаев проводимых им торгов.

Товар, выставленный им на аукцион, был всегда наивысшего качества. От каждой продажи он получал столь щедрые комиссионные, что давным-давно мог уйти на покой и заниматься лишь пересчитыванием своих сокровищ.

Акбар величественно повернул голову в алом тюрбане к занавесу и дважды хлопнул в ладоши.

Занавес широко раздвинулся. Облаченный в парадное платье. Омар медленно вывел на помост нечто, более похожее на призрак, чем на женщину из плоти и крови. Кисея окутывала Эстер с головы до ног, лишь в узкой щели светились изумрудные, обезумевшие от возбуждающего зелья глаза.

Вступая на помост, Эстер споткнулась. Омар вцепился в ее руку и удержал от падения. Он прошептал ей что-то на ухо, но неизвестно, была ли она способна хоть что-то услышать.

— Дикарка выглядит весьма послушной, — отметил Мурад.

— Акбар, должно быть, перестарался со своим зельем, — небрежно бросил Малик и тут же осекся, бросив взгляд на друга.

Халид с трудом держал себя в руках. Он гневно сжимал зубы, а шрам его заметно побелел.

— Прошу внимания, господа! — возвысил голос Акбар, хотя и так всеобщее внимание ему было обеспечено. — Принц Халид осчастливил нас согласием выставить сей экзотический цветок на продажу. Евнух прилагается к предмету торга бесплатно. Оплата должна быть произведена золотом и полностью, прежде чем покупка будет передана новому владельцу.

Акбар сделал знак Омару, и тот с превеликой торжественностью убрал с лица Эстер чадру.

Все мужчины выдохнули одновременно, пораженные открывшейся им красотой.

Акбар расплылся в улыбке и начал было завлекать покупателей:

— Девственница с золотыми волосами…

— Сто золотых! — прервал его Малик. Халид в изумлении уставился на друга. Тот невозмутимо улыбнулся в ответ.

— Сто пятьдесят! — крикнул мужчина, стоящий у самого помоста.

Халид вытянул шею, чтобы разглядеть того, кто осмелился подать голос в торге за его Дикий Цветок. Он как бы напрочь забыл, что все собрались здесь по его же приглашению как раз для участия в торгах.

Мурад и Малик понимающе переглянулись.

— Кто это? — спросил Халид. Голос его подозрительно дрогнул. Гнев нарастал в нем.

— Граф Орсиони, — ответил Мурад.

— Кто такой этот граф Орсиони? Я о нем никогда не слышал.

Малик подмигнул Мураду и пояснил:

— Он владелец знаменитых борделей на острове Пантеллерия и большой друг герцога де Сассари.

Акбар опять кивнул евнуху, и Омар сдернул яшмак со своей госпожи. Та осталась стоять почти обнаженная, в крошечном до смешного болеро и шароварах, столь откровенных, что они не оставляли никакой пищи для воображения.

Эстер нервно переступила ногами в парчовых туфельках.

— О аллах, — пробормотал Халид. — Чем же этот ублюдок напичкал ее, что она прямо пляшет на месте?

— Роскошные волосы цвета огненного заката, — взывал к публике Акбар.

— Двести золотых! — подал голос уродливый толстяк.

— А это кто? — возмутился Халид. — Я его не приглашал.

— Яглы Сиркон, близкий друг Акбара, — сообщил Мурад.

— Яглы Сиркон? — со значением переспросил Малик, изобразив величайшее удивление. — О нем ходят слухи… Впрочем, неважно.

— Какие слухи? — насторожился Халид.

— Известно, что Яглы Сиркон истязает своих женщин, — ответил Мурад.

Халид издал чуть ли не звериный рык и направил стопы к заплывшему жиром сластолюбцу. Мурад и Малик едва удержали разъяренного принца, вдвоем повиснув у него на плечах.

— Двести золотых, — громко повторил Акбар. — Кто предложит больше за это чудо природы с кожей, подобной шелкам из Бурсы?

— Три сотни! — выкрикнул герцог де Сассари.

— Тысяча золотых, — сказал Мурад.

Все головы повернулись к нему. Если наследник султана возжелал эту рабыню, торги можно закрывать. Однако граф Орсиони нарушил молчание.

— Пятнадцать сотен…

Малик не дал ему договорить:

— Две тысячи!

— Три тысячи золотых! — уверенно заявил Мурад. Словно медведь, окруженный сворой охотничьих псов, Халид вертел головой и в ярости оскаливался на кузена и на друга.

Безмерно довольный тем, как проходит аукцион, сияющий Акбар провозгласил:

— Я получил предложение в три тысячи золотых от самого искушенного ценителя женских прелестей в империи. Услышу ли я?..

— Четыре тысячи! — прохрипел Яглы Сиркон, придвинувшись к самому помосту, так, что он мог уже дотронуться до Эстер.

— Пять тысяч! — крикнул Малик. Мурад подмигнул Малику и повысил цену:

— Шесть тысяч золотых!

— Подойдите ближе, господа, — подзадоривал публику Акбар. — Рассмотрите хорошенько, как совершенны ее груди, вглядитесь пристально в манящие нежно-розовые соски…

Он махнул рукой Омару, давая знак продолжить разоблачение красавицы, но тот не пошевелился.

— Ближе, ближе, господа. Приблизьтесь, чтобы коснуться этих грудей, которые аллах сам слепил из божественного материала. Они усладят самого взыскательного и самого страстного из вас и вскормят столько сыновей, сколько будет угодно заронить в девственное лоно счастливому обладателю этой жемчужины.

Акбар вторично, слегка нахмурившись, махнул Омару. Тот потянулся к застежке крошечного болеро.

— Нет! — вскричала Эстер и оттолкнула маленького евнуха.

Тогда Акбар взялся за дело сам, но Эстер и ему дала отпор.

— Прекратить! — грозно приказал Халид и ринулся вперед.

Он бесцеремонно растолкал ошеломленных мужчин, раскидывая их по сторонам, как кегли, и вскочил на помост. Он выхватил из рук Омара яшмак и закутал в него Эстер. Глаза девушки закатились, и она пошатнулась. Халид поднял ее на руках и обратился к собравшимся.

— Я передумал.

В дальнем конце зала Малик и Мурад обменялись понимающими улыбками.

— Вы не вправе так поступать! — возразил Акбар. — Аукцион уже начался!

Халид свирепо взглянул на торговца.

— Я сказал — торгам конец!

— Нечестная игра! — осмелился подать голос граф Орсиони.

— Мошенничество! — визгливо поддержал приятеля Яглы Сиркон.

— Нас унизили, — произнес герцог. Все трое содержателей вертепов были недовольны, более того, они кипели гневом.

— Я решил оставить мою рабыню за собой. — Голос Халида перекрыл ропот толпы. — А чтобы вы не зря потратили время, я за свой счет предлагаю вам выбрать любую жемчужину из коллекции нашего несравненного Акбара.

— Вы подарите каждому по рабыне? — Акбар аж задохнулся, предвкушая невиданную прибыль.

— Да, но при условии, что Яглы Сиркон никогда впоследствии не будет участником твоих аукционов. — Халид устремил взгляд на жирного сластолюбца. И если б взглядом можно было убить, то Яглы Сиркон тотчас бы растекся сальным пятном по ковру.

Перекинув свою добычу через плечо, Халид, словно удачливый охотник, спустился с помоста, и мужчины расступились перед ним, освобождая путь. Приблизившись к кузену, он задержал шаг.

— Сколько бы девственниц ты ни лишил невинности, эта тебе не достанется!

Халид был серьезен, а Мурад, наоборот, еле сдерживал смех.

— Хоть она и хороша, но слишком засиделась в девственницах. Я предпочитаю девочек на несколько лет моложе. Как ты с ней поступишь теперь?

— Нужно ли спрашивать, как он поступит? Мужчины не задают друг другу подобных вопросов, — подначивал Малик.

И тут Меч Аллаха и Султанский Пес показал свой истинный нрав Акульей Пасти и Стамбульскому Жеребцу. Ибо оба его приятеля вздрогнули, опасаясь за собственную жизнь.

— Эстер удивительная девушка из благородного рода и достойна быть женой, а не наложницей! — Голос Халида прогремел под низкими сводами зала. — Ты, Малик, отведешь евнуха Омара обратно к моей матушке. Его услуги мне больше не понадобятся.

И Халид унес легкое тело возлюбленной из пропитанного благовониями и похотью зала на обдуваемый свежим ветерком балкон.

Тьма сгустилась над дымным Стамбулом, жарящим на углях мясо и кебаб для вечерней трапезы. И мусульмане, и евреи, и христиане — все проголодались и готовили себе ужин. Опустел дом Акбара, участники торгов разошлись, оживленно обсуждая случившееся.

Халид дождался, когда его возлюбленная очнулась. Она прошептала его имя и вновь впала в забытье.

— О мой Дикий Цветок, — с необыкновенной нежностью проговорил он. — Я буду защищать тебя всегда и везде, и ты всегда будешь рядом со мной.

Никто не пел ей раньше любовных серенад, да и сам Халид не догадывался, что напевная турецкая речь звучит как песнь любви.

Абдулла терпеливо стоял неподалеку, но наконец это вынужденное безделье ему надоело.

— Господин, твои руки, наверное, уже устали. Погрузим наше сокровище на лошадку и отвезем куда следует. Думаю, что лучшим прибежищем для нее будет логово твоей матушки Михримы.

Так они и порешили. Абдулла привел под уздцы оставленную в укромном уголке лошадь, посадили в седло драгоценную ношу и начали спускаться по залитой лунным светом тропе.

Но они были не одни. В тени, отбрасываемой валунами и кустарниками, пряталось какое-то существо. Оно сопровождало их, перебегая с места на место. Оно следило за принцем все то время, что он провел на балконе с Эстер. Теперь он позволил себе вздохнуть свободнее, откинув с лица плотный темный покров. Это был сущий Хорек — верткий, хитрый, скрытный и безжалостный.

И еще, вдобавок, он был очень умен. То, что Меч Аллаха обрек себя на гибель, влюбившись в его невесту, было неслыханной удачей, ниспосланной богом. Но и он, Хорек, частично достоин лавров победителя над язычником.

«Она — моя славненькая англичаночка, доведет турецкого принца до позора и погубит его!» — таковы были его мысли. Хорек удовлетворенно сучил лапками и злобно скалился, а равнодушная луна светила ему так же, как и влюбленным.

В гареме началась настоящая паника, когда туда заявился сын Михримы с женщиной. По правилам, новоприбывшая должна была пройти тщательную проверку, но Халид пренебрег правилами.

Он внес Эстер на руках в личные покои матери, куда его не допускали с тех пор, как он достиг зрелого возраста. По пути он отталкивал в стороны пытавшихся задержать его евнухов, ударяя их в толстые животы носком сапога, но здесь, осторожно опустив принесенную им девушку на ковер, сразу же разулся. Некоторые правила поведения в гареме он затвердил с детства.

Халид прилег возле нее. Эстер лежала совершенно неподвижно, а он чертил пальцем на ее бархатной щечке какие-то таинственные знаки. Какой-то жрец из уничтоженного его войском племени поделился с Халидом знанием, что даже палец обыкновенного человека, если в нем сконцентрирована энергия, способен исцелить недуг. Старый жрец испустил дух, увидев, что вся семья его вырезана. Но, может, какая-то крупица правды была в его словах.

А за дверью уже шептались всполошенные служанки и евнухи. Тревога пронеслась по узким коридорам и душным комнатам подобно ледяному сквозняку. Замшелое болото вдруг вспенилось пузырями.

— Неужто твое сердце размягчилось, и ты ради любви пожертвовал своей выгодой? — услышал Халид знакомый голос. — О мести ты уже позабыл?

Михрима вошла в покои неслышно и давно уже наблюдала за сыном. Халиду нелегко было отыскать нужные слова, чтобы ей ответить.

— Для меня, дорогая матушка, истинное удовольствие навестить тебя.

Михрима небрежно отмахнулась и склонилась над девицей, внимательно разглядывая ее.

— Что ж, она была бы хороша, если б не уродливые веснушки.

Она протянула руку, чтобы откинуть яшмак и рассмотреть девушку.

— Не буди ее. — Халид опустил свою крепкую ладонь на руку матери.

— Ты запрещаешь мне рассмотреть ее как положено? — Михрима сердито нахмурила брови.

— Только после того, как она проснется и изъявит желание встретиться с тобой.

— Это что-то новое для нашего гарема. Если ты думаешь, что мною движет лишь простое любопытство, то ошибаешься, сын мой.

— Я знаю. Но давай удалимся отсюда.

— Куда ты направляешься?

— Неужели ты не догадалась, мать? — Халид улыбнулся. — К имаму.

— Зачем?

— Чтобы получить благословение на женитьбу. Халид заторопился к выходу, оставив мать потрясенной.

Во дворе он столкнулся с Абдуллой.

— Где мой конь?

— Я отвел его на конюшню.

— Черт бы тебя побрал! — вскипел Халид, но тотчас остыл. — Ладно, пойдем пешком.

— Куда?

— К имаму, глупая твоя голова!

Абдулла покорно следовал за принцем. После недолгого блуждания в потемках они отыскали жилище имама. Халид нетерпеливо застучал кулаком в дверь.

После минутного ожидания дверь слегка приоткрылась и раздался испуганный голос прислужника:

— О помилуй нас, аллах! К нам пожаловал Пес Султана!

— Отворяй! — последовало распоряжение, и тут же хозяин дома шаром скатился по крутой лестнице, чтобы встретить нежданного и опасного гостя.

— Принц Халид-бек! Чем могу услужить тебе? — Имам был одновременно польщен, удивлен и испуган и не мог скрыть этих противоречивых чувств.

— Я хочу сочетаться браком.

— Превосходно! Мой писец занесет имя твоей невесты, высокочтимый принц, в книгу, и мы назначим день свадьбы.

— Я хочу жениться немедленно.

— Ночью? — У имама глаза полезли на лоб.

— Ночью или днем — какая разница?

— Но должен быть подготовлен соответствующий документ…

Пес Султана показал свои зубы, и имам тут же согласно закивал головой.

— Документ будет готов через час. На ком ты соизволишь жениться, принц?

— На своей рабыне. Ее имя Эстер.

— На рабыне? — Тут имаму не хватило выдержки. — Принцы не женятся на рабынях!

— А если я так решил? — Шрам Халида побелел от ярости.

— Брак все равно будет признан недействительным. Жениться на рабыне нельзя.

— Дай ей вольную! — шепотом подсказал Абдулла.

— Составь бумагу о ее освобождении и документ о женитьбе, — потребовал Халид. — Я их подпишу здесь же. И зажги побольше светильников, чтобы писец видел, что пишет. Расходы на масло я возмещу.

— Если так… — Имам склонился в поклоне. — Но и чернила…

— Чернила и бумага — все за мой счет!

— На это потребуется некоторое время.

— Я подожду здесь.

— Зачем же здесь? К вашим услугам моя гостиная и разные напитки.

Расположившись в уютных покоях служителя аллаха, двое мужчин вопросительно посмотрели друг на друга.

— Не представляю себя женатым человеком, — первым не вынес напряженного молчания Халид.

— А что для тебя изменится? — резонно заметил Абдулла. — Спасибо пророку Магомету, он хорошо позаботился о нас, мужчинах, разрешив нам иметь несколько жен и сколько угодно наложниц в придачу.

— Ну а на том свете будет так же?

— Не забегай вперед. На том свете пророк тоже, надеюсь, установил порядок.

Уже за полночь принц и слуга покинули скромное жилище имама. Луна куда-то исчезла, и кромешная тьма опустилась на город.

Их шаги гулко отдавались в тишине. Внезапно Халид остановился, прислушался и жестом приказал Абдулле поступить так же.

Их явно кто-то преследовал, но шаги тотчас затихли. Обменявшись понимающими взглядами, Халид и Абдулла продолжали путь, и вновь чьи-то подошвы зашаркали по булыжной мостовой.

Халид отступил в тень и махнул Абдулле, чтобы он следовал дальше. Абдулла решительно покачал головой, предлагая поменяться ролями. Спор мог бы затянуться, если б две темные фигуры не впрыгнули внезапно им на спины, не повалили наземь, и острия кинжалов уже готовы были вонзиться в живую плоть.

Но принца не так-то просто было одолеть даже внезапной атакой, как, впрочем, и Абдуллу. Их опыт в рукопашных схватках и сейчас послужил им. Халид изогнулся, вскинул зад, словно норовистая кобылица, и ударом в пах сбросил нападавшего с себя.

Тот откатился и тут же был обезоружен насевшим на него Халидом. Абдулле еще легче удалось справиться со своим противником, потому что он позаботился заранее достать кинжал из ножен.

Из раны поверженного им врага хлестала кровь, и тот уже попал в общество райских гурий или царство Идлиса, другой был в сознании. Халид кончиком кинжала пощекотал ему кадык на шее.

— Смилостивься во имя аллаха! — взмолился негодяй, заслышав предсмертный хрип своего напарника.

— Кто тебя послал? — потребовал ответа Халид.

— Форжер, — выдохнул негодяй ненавистное Халиду имя.

— Форжер? Он здесь? Где же он прячется?

— Не знаю. Клянусь! Будь он проклят, но пощади меня!

Султанский Пес не пощадил посланца Хорька и, дав выход своей злобе, отделил его голову от тела.

11

— Это я? Неужто я ведьма и прыгаю через бесовский костер?

Такие жуткие видения мучили Эстер, пока она медленно освобождалась от наркотических кошмаров. Вероятно, была уже глухая ночь, за окном темно, а свеча на столике у кровати почти догорела.

Что ее разбудило? Какой-то ужасный звук, мерзкий, словно борова втащили в ее комнату, и он там всласть похрапывает.

Эстер огляделась. Никакого борова не было, а Омар, улегшись на ковре, действительно мирно похрапывал. Она вспомнила, что этого маленького человечка продавали в придачу к ней. Но кто их купил?

Как ей убежать, если Омар сторожит ее? А впрочем, почему бы не взять его в сообщники? Он ее любит, хоть и не мужчина. Наверное, какие-то чувства не зависят от того, что болтается у настоящих мужчин между ногами.

Заметив, что на ней нет никакой одежды, Эстер выскользнула из постели и принялась шарить в сундуках, которыми была заставлена комната. Конечно, их держали здесь не для украшения. Она тут же убедилась в правильности своей догадки.

Там было полным-полно всякого тряпья. Жены султанов и принцев складывали в сундуки не только женскую, но и мужскую одежду. Вскоре Эстер отыскала то, что ей позволяло опять нарядиться мальчиком — шаровары и рубаху, а также кусок крепкой ткани, который она разорвала на три полоски.

Одной она накрепко связала лодыжки евнуха. Опасаясь, что он проснется и поднимет шум, Эстер не решилась проделать то же самое с его руками. Зажав в руках две другие, она поспешно вернулась обратно на кровать.

— Омар! — позвала она оттуда слабым голосом. В ответ он лишь всхрапнул.

— Омар! — повторила Эстер чуть громче. Евнух видел замечательный сон о том, как он прямо-таки купается в неожиданно свалившемся на него богатстве. Ему очень не хотелось расставаться ни с богатством, ни со сном.

— Омар! — крикнула Эстер и добавила умоляюще: — Ты мне нужен.

Пробудившись, впрочем, еще не окончательно, Омар вскочил на ноги.

— Чудесные новости, госпожа! Принц… Омар направился было к ее постели, но рухнул на ковер, лицом вниз. Несколько мгновений он лежал неподвижно, потом застонал. Его сознание еще не прояснилось, а Эстер уже уселась ему на спину и ловко связала руки.

Перекатив тело изумленного слуги, она огорчилась, увидев, что у несчастного из разбитого носа течет кровь.

— Прости, что я сделала тебе больно.

Омар вознамерился что-то произнести, но Эстер быстро заткнула ему рот платком.

Обезвредив стража, она поспешно занялась переодеванием. Девушка подтянула повыше шаровары и подпоясалась шарфом, чтобы они не свалились на ходу. Эстер пришлось закатать внизу штанины, настолько наряд был ей велик. Затем она заплела волосы в одну косу, перекинула ее назад и спрятала под рубаху. Намотав на голову тюрбан, она сдвинула его на лоб, чтобы скрыть хоть часть лица.

Возвратившись к Омару, она опустилась рядом с ним на колени и прошептала:

— Мне понадобятся твои сапожки. Сквозь кляп донесся приглушенный, но явно протестующий звук.

— Я одалживаю их у тебя, а не краду, — заявила Эстер, памятуя, насколько сурово карается воровство. — Я потом их верну.

Затем, уже не обращая внимания на его невнятные протесты, она сняла с евнуха сапожки, и обулась в них.

Какой путь для бегства избрать? В спальне было две двери, одна из которых вела в сад. Вероятно, это был бы наилучший выбор.

— Спасибо тебе за все, что ты для меня делал! — обратилась Эстер на прощание к маленькому человечку. — Да поможет тебе бог!

Эстер осторожно отворила дверь и проскользнула в сад. Первый шаг к свободе был удачным. Успех окрылил ее. Но чтобы уйти далеко до восхода солнца, ей потребуется лошадь. Как пробраться в конюшню?

Она выбрала наугад одну из дорожек, но почти тотчас вынуждена была остановиться. До нее донеслись чьи-то голоса. И эти голоса приближались.

Эстер нырнула под прикрытие кустов, окаймляющих дорожку, и притаилась.

— Мой сын трус и неисправимый глупец, — ворчливо говорила о ком-то пожилая женщина.

— Ты не права, мама, — возразил ей звонкий молодой голос.

— Ваш сын храбрейший и умнейший из всех, кого я знаю! — произнес мужчина.

— Ты его друг и поэтому так говоришь, — стояла на своем старуха. — Он даже не смог убить этого негодяя Форжера.

— Мама, мы даже не предложили гостю подкрепиться, — прервала ее та, что помоложе.

Они уже миновали то место, где пряталась Эстер.

— Я уверена, что Малик не отказался бы от угощения, пока он ожидает возвращения Халида.

Малик? Эстер была поражена. Неужто ее приобрела в собственность мать Султанского Пса? Если и раньше Эстер мечтала о бегстве, то теперь ее решимость стократно возросла. Она ни за что не согласится быть рабой коварной женщины, породившей это чудовище.

Впрочем, кажется, эта женщина совсем не питает нежных чувств к сыну. Это неестественно, противно человеческой природе. И как это печально. «Не забивай голову чужими проблемами, у тебя хватает своих!» — одернула себя Эстер. Если мать ненавидит сына, то какое ей дело до этого?

После того как троица скрылась из виду, Эстер продолжала путь. Вскоре ей повезло, и она обнаружила конюшню, и в этом увидела перст судьбы. Со всеми предосторожностями она проникла внутрь и почти сразу же разглядела в ближайшем стойле лошадь.

Ей безумно хотелось щелкнуть принца по носу, выкрав его собственную лошадь, но здравый смысл подсказал ей не делать этого. Она не могла доказать принцу в случае неудачи, что не воровала коня, а лишь брала его взаймы на время, а чудовище, способное продать женщину на торгах, без всяких колебаний отсечет ей столько пальцев, сколько пожелает.

Эстер кралась по сумрачной конюшне и вдруг увидела лошадь, которая могла стать предметом мечтаний для любой наездницы. Великолепная изящная кобыла, черная, как самое черное дерево, с белой звездочкой на лбу. Эстер тотчас решила, что она и эта лошадка просто предназначены друг для друга.

Сдернув с крючка на стене сбрую, Эстер заметила на ней личный вензель принца, но это не остановило ее. Она вошла в стойло.

— Вот ты где, моя красавица! — успокаивала Эстер возбужденную, нервно отпрянувшую от нее кобылу. Она потрепала ее по холке.

— Ты просто великолепна! Не бойся меня. Мы вместе с тобой скоро будем на свободе.

Лошадь успокоилась, слушая ласковые слова, нашептываемые ей в ухо. Действуя медленно и осторожно, чтобы не нервировать благородное животное, Эстер взнуздала кобылку. Настал черед потника и седла. Все нужное было под рукой. Эстер аккуратно расстелила стеганый коврик на спине кобылы, взялась за седло и тут же замерла в страхе.

Шаги.

Причем внутри самой конюшни. Все ближе и ближе.

Мужская фигура, показавшаяся Эстер гигантской, постепенно вырисовывалась во мраке. Ночной посетитель задержался у стойла напротив и наискось от того, где располагалась облюбованная Эстер кобылка.

Чтобы не быть обнаруженной, Эстер, не выпуская из рук седла, решила прокрасться на

цыпочках и бесшумно встать у него за спиной. Когда мужчина, почувствовав ее присутствие, обернулся, изо со всей силы швырнула тяжелое седло ему в лицо.

Он так и не догадался, что обрушилось на него. Застигнутый врасплох, мужчина упал навзничь и больше не шевелился. Эстер наклонилась, разглядывая его, и узнала главного подручного пиратского капитана. Рашид! Она была довольна тем, что справилась с Рашидом.

— И на великана Голиафа нашелся Давид, — с удовлетворением произнесла девушка.

Эстер потянулась было за седлом, но передумала. В любой момент в конюшне могли появиться люди и помешать ее бегству. Сражаться сразу с целым войском ей было не по силам. Придется обойтись без седла.

Эстер вошла обратно в стойло черной кобылки и схватилась за поводья.

— Ты готова к приключениям, моя красавица? — прошептала она и взобралась на спину лошади. Как бы отвечая всаднице, кобылка фыркнула и устремилась прочь из стойла.

Склонившись и плотно прижавшись к лошадиной шее, Эстер направила свою сообщницу к выходу из конюшни, а затем через двор к распахнутым, на ее счастье, воротам. Позади она услышала топот бегущих ног, крики и сигнал тревоги.

Но поздно. Она уже скрылась в ночи.

«Халид, ты обещал не целовать меня больше!» — Эстер повернулась во сне на другой бок.

Но мокрые губы снова ткнулись ей в щеку.

— Халид! Хватит, не смей! — Эстер открыла глаза и обнаружила, что смотрит прямо в глаза своей кобылки. — Доброе утро, милая!

Лошадка вторично лизнула щеку девушки, затем легонько, но настойчиво подтолкнула Эстер влажным носом.

— Вот лакомствами мы не запаслись. Прости, — извинилась Эстер и начала вставать, что оказалось мучительной процедурой. Все мышцы ее адски болели после безумной скачки без седла и пары часов сна на твердой земле.

Разыскивает ли ее Халид? И как он поступит, если обнаружит беглянку? «Убьет или сотворит что-то похуже?» — размышляла Эстер. Принцы не прощают оскорблений, подобных тем, какое ему нанесено.

Но лучше умереть, чем рабски прислуживать его омерзительной мамаше. Напомнив о грозившей ей участи, Эстер переполнилась решимости продолжать путешествие, хотя ей было очень страшно совершать его в одиночку. Ну почему Халид не проникся к ней такой же симпатией, какую она уже начала испытывать к нему?

Эстер кое-как привела в порядок свое одеяние. Ноги, которые сводило судорогой, пересохшее от жажды горло и пустой, требующий пищи желудок были весьма умеренной платой за вожделенную свободу.

Эстер надеялась как-нибудь пробраться через лабиринт узких улочек Стамбула и покинуть его пределы. Боясь, что кто-то нападет на нее в темноте, она притаилась в придорожной рощице и там на короткое время забылась сном.

Теперь, теряясь в сомнениях, что ей делать дальше, девушка поглядывала из своего ненадежного укрытия на дорогу. По ней медленно двигался караван. Стоит ли ей последовать за ним или воздержаться? Разумеется, у каравана была цель пути, пункт, куда он направлялся. Это и определило решение Эстер. Вернее, за нее решил голод. Скушать хоть что-нибудь и по возможности поскорее стало ее неотвязным желанием. Главное, попасть туда, где можно разжиться едой.

Эстер поправила тюрбан, прикрыв большую часть лица, взобралась на лошадь, выехала из рощи и пристроилась в хвосте каравана. Ей было безразлично, куда он следует, лишь бы прочь из Стамбула.

Она вольется в вереницу всадников, сопровождающих караван, добудет что-нибудь съестное на привале в ближайшем городке, спросит дорогу на виллу Малика, а там будет молить, чтобы ей дали убежище. Во всяком случае, она воссоединится со своей кузиной.

Хотя и одетая в мужскую одежду, Эстер понимала, что ее принадлежность к женскому полу может быть в любой момент обнаружена. И что ей делать тогда? Тревожную мысль она тут же отбросила. Никто ее не заподозрит, если она будет вести себя естественно и неприметно.

Но в этом она ошиблась. Появление ее в составе каравана не осталось незамеченным.

Прошел час, затем другой.

Эстер совсем уже успокоилась, но тут один всадник из головы каравана направился прямо к ней. Благодаря стараниям Омара Эстер уже вполне сносно говорила по-турецки. Но примут ли турки ее выговор за свой местный, или приближающийся всадник сразу распознает чужестранца?

Она молила бога, чтобы турок не заговорил с ней, а проехал мимо, но, видимо, всевышний не особо вслушивался в просьбы в этот день или пребывал в дурном настроении. На ее молитву он не откликнулся.

Молодой человек, вероятно, не старше двадцати, приблизившись, не произнес ни слова. Он внимательно разглядывал и всадницу, и лошадь достаточно долго, и эти тягостные минуты дались Эстер с трудом. Его взгляд словно прожег насквозь покров на лице девушки. Затем он оскалился в двусмысленной улыбке.

Развернув коня, всадник галопом пустил его обратно вдаль каравана.

Через некоторое время тот же путь проделал уже другой — пожилой мужчина. Он подъехал к Эстер и повторил процедуру внимательного изучения ее внешности.

Этот человек явно обладал какой-то властью, и Эстер мгновенно насторожилась.

— Не уделишь ли мне минутку? — спросил он.

Эстер кивнула, но этим и ограничилась. Она смотрела прямо перед собой на дорогу и хранила молчание.

Цепкими хитрыми глазками караван-баши ощупывал фигурку незнакомца. Он ехал рядом с Эстер почти вплотную и не упустил из виду ни одной детали. Он сделал вывод, что незнакомец слишком мал ростом и хрупко сложен для мужчины и даже для мальчишки. Он обратил особое внимание на руки, держащие поводья, и руки как раз и убедили его, что это переодетая девушка, и, очевидно, незнакомая с тяжелым трудом.

Но более всего его поразило, что на поводьях, сжимаемых нежными девичьими пальчиками, красовался медальон с вензелем принца Халида. Без сомнения, это дерзкая наложница украла лошадь господина и сбежала из гарема. Принц Халид будет благодарен за возвращение своей собственности.

— Я Карим Казарьян, глава большой семьи. Мы производим и продаем ковры по всей империи.

Представившись, он ждал, что она сделает то же самое, но Эстер не решалась заговорить. Она всмотрелась в непрошеного спутника. Он обладал солидной внешностью, смуглой кожей и сединой на висках.

— А ты кто? — не вытерпел затянувшегося молчания Карим Казарьян.

— Малик, также известный как Лис Пустыни, — ответила Эстер, понизив голос и придав ему необходимую хрипотцу.

«Тебе больше подошло бы прозвище Цветок Пустыни», — подумал Карим, едва справившись с желанием рассмеяться.

— Почему ты следуешь за моим караваном?

— Я следую своим путем, но наши дороги совпали, — холодно сказала Эстер чересчур назойливому караван-баши.

— И далеко ты направляешься? Ведь у тебя нет с собой никаких припасов, господин Малик. Или ты предпочитаешь называться Лис Пустыни?

— Малик меня вполне устраивает. Но на твой вопрос о цели моего путешествия я не отвечу. Я послан с секретным поручением.

— Ты курьер принца Халида? — как бы невзначай поинтересовался караван-баши.

От удивления у Эстер перехватило дыхание. Невольно она вопрошающе уставилась на Карима.

— Медальон с вензелем на поводьях яснее слов говорит, кто владелец лошади. А почему ты не пользуешься седлом?

— Мое поручение настолько срочное, что у меня не было времени оседлать лошадь.

Одна ложь неизбежно влекла за собой другую, еще более нелепую, но Эстер не оставалось ничего другого, как на ходу сочинять небылицы.

— И все же ты, по-моему, не очень торопишься, раз не обгоняешь медленный караван.

— Дела принца Халида тебя не касаются.

Что еще она могла сказать? Признаться, что боится путешествовать в одиночку? Разве свойственно мужчине испытывать подобные страхи?

«В тот единственный и в последний раз, когда я ускакала без спутников, меня настигла беда и по моей вине погиб отец».

Усилием воли Эстер отогнала это ужасное воспоминание. Иначе призраки явятся к ней здесь, сейчас, среди бела дня.

«А эта беглая наложница неплохо соображает, и язычок у нее хорошо подвешен», — тем временем размышлял Карим. Он достал из седельной сумки флягу, отхлебнул и предложил Эстер.

Она приняла ее без колебаний, отвернулась, откинула куфью и с наслаждением напилась. Боже, как ее мучила жажда! Теперь было бы здорово, если бы он угостил ее чем-нибудь съестным.

В это время молодой человек вновь проскакал вдоль вытянувшегося в протяженную линию каравана. Подъехав, он опять сверкнул своей белозубой улыбкой, обращенной к Эстер, затем переключил свое внимание на Карима.

Они молча обменялись какими-то странными жестами, после чего молодой человек вновь ускакал прочь.

— Это мой старший сын Петри Казарьян, — сообщил караван-баши.

— А что вы проделывали руками? — не удержалась от вопроса Эстер.

— Разговаривали.

— А не проще ли для этого пользоваться языком? Карим улыбнулся.

— Мне да, но не Петри. У него нет языка.

— О, прости! — Эстер была изумлена. Она впервые видела, как люди объясняются с помощью жестов.

— Нет нужды извиняться, — успокоил ее Карим. — Петри, хоть и хороший сын, но обладал дурной привычкой выдавать ложь за правду. К несчастью, он раз солгал человеку, которому лгать нельзя. За это и лишился языка. Таково было наказание.

— В этой стране за ложь человеку отрезают язык? Неужели… — Эстер поспешно оборвала себя, но все равно с опозданием.

— Ты служишь принцу Халиду, однако не знаешь наших законов?

Эстер предпочла ничего не отвечать.

«До чего же я тупа! — укоряла себя Эстер. — Весь мой маскарад насмарку! Что мне делать теперь?»

Караван-баши украдкой поглядывал на спутницу, мысленно посмеиваясь над ней.

— Дорога впереди безлюдна и опасна. Не пожелаешь ли ты сопутствовать нам и отведать нашей скромной пищи?

Эстер колебалась. Раскрывать торговцам коврами, кто она на самом деле, ей, естественно, не хотелось. Однако и ей самой, и ее кобылке нужно было подкрепиться, чтобы продолжать путь.

— Окажи нам честь, — продолжал Карим с едва заметной иронией. — Семья Казарьян с уважением отнесется к важности и секретности твоего поручения.

После такого обещания Эстер кивнула в знак согласия. Если они будут держаться поодаль и не станут докучать ей, то для беглянки, возможно, все окончится благополучно.

Спустя пару часов караван Казарьяна остановился на полуденный привал. По приказу караван-баши слуга принес бадью с водой и торбу с зерном для лошади, а Эстер, избегая разговора с ним, отошла в сторону, уселась на землю в скудной тени какого-то деревца и смежила веки, притворяясь, что задремала.

До сих пор вроде бы ничто не грозило ей разоблачением. Женщины из семьи Казарьяна принимали ее за юношу и не смогли затевать с ней беседу, а мужчины были заняты лошадьми, мулами и верблюдами. Им было не до разговоров.

Усталая, голодная и совершенно одинокая, Эстер все же не могла отрешиться от дум по поводу того, что происходит сейчас в Стамбуле. Понес ли Омар наказание за свою оплошность? Несомненно, да.

В воображении Эстер предстал маленький евнух, забитый плетками до смерти. Чувство вины обожгло ее, а потом словно льдом сковало сердце. Как ей жить дальше, когда на ее совести уже две смерти. Почему она не способна предвидеть последствий своих поступков?

А что с Халидом? И о нем она думала с глубокой печалью. Как же он унижен, узнав, что новая рабыня его матушки дерзким своим побегом нанесла оскорбление царственной семье.

— Привет, — услышала Эстер тоненький голосок и встрепенулась.

Ей улыбалась крохотная девчушка.

— Привет! — откликнулась Эстер сквозь свою куфью.

Малышка указала пальцем на скрытое покрывалом лицо и спросила:

— Что ты там прячешь? Подошедший Карим тут же вмешался:

— Моя самая младшая. Ее зовут Криста. Он протянул Эстер рог, наполненный молоком, и лепешку, а Кристе приказал:

— Ступай к матери.

Девочка упрямо сжала губы и не подчинилась.

— Ты позоришь меня перед гостем. Уходи. Девочка наконец соизволила послушаться отца и отбежала в сторону, где уселись за трапезу женщины.

— Моя единственная дочь избалована, — благодушно поведал Карим. — В этом виновата ее мать. А почему ты не ешь? И что ты так усердно скрываешь под куфьей?

— Я ем в одиночестве, потому что шрамы на моем лице пугают окружающих, — солгала Эстер, и тотчас дрожь пробрала ее. Она очень ценила свой маленький язычок и не желала лишиться его.

— Понятно! — Игра кота с мышью забавляла Карима, тем более что все преимущества были на его стороне. — Однако мы, армяне, много пережили страданий и навидались всяких ужасов. Поверь, что зрелище твоих шрамов вызовет к тебе сочувствие, а аппетита мне не испортит.

— Я предпочитаю есть в одиночестве, — упрямо повторила Эстер.

— Как пожелаешь! — Он повернулся, собираясь уйти. — Мы выступаем через час.

Эстер попробовала молоко, налитое в рог, и ощутила его странный вкус.

— Что это такое? спросила она, опасаясь какого-нибудь подвоха.

— Армянский лаваш и козье молоко. Больше мне нечего предложить.

Отвернувшись от собравшихся в кружок Казарьянов, убрав покров ото рта, Эстер жадно набила рот хлебом. Не успев прожевать его, она стала пить молоко и тут же поперхнулась.

«Ты ешь как свинья!» — вспомнились ей упреки Халида. В отдельных случаях он был прав — надо отдать ему справедливость. Но почему она вообще подумала о нем? Именно сейчас, когда освободилась из лап зверя и должна быть безмерно рада этому обстоятельству? Откуда тогда это тягостное ощущение потери?

Эстер решительно тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, и тщательно прикрыла лицо в надежде немного подремать и не быть во время сна разоблаченной в своем маскараде кем-нибудь из армянского семейства.

Ей показалось, что минуло не больше секунды, как ее сон был прерван. Карим поднимал людей, и те послушно вставали, шли к верблюдам или садились на лошадей. Эстер заторопилась к своей кобылке, потрепала ей холку, а затем устроилась на ее спине.

Перед ней возник вездесущий караван-баши.

— Не хочешь ли ты занять место рядом со мной во главе каравана?

— Нет, благодарю.

Эстер готова была глотать пыль от сотен копыт, лишь бы не находиться среди многочисленного племени Казарьянов и подвергаться постоянной угрозе разоблачения.

— В таком случае и я поеду с тобой позади, — объявил Карим.

Эстер пожала плечами, изображая безразличие. Она искала одиночества, так как догадывалась, что роль мужчины, а тем более доверенного гонца Халид-бека, исполняется ею из рук вон плохо и зрители ей не нужны. Чудо, что этот проницательный армянин еще до сих пор не докопался до истины. Но все же, если упорно избегать его общества, то можно возбудить в нем излишнюю подозрительность.

Весь день караван-баши испытывал на прочность нервную систему Эстер, задавая бесчисленное множество неожиданных и коварных вопросов. Наконец он притомился и умолк, но еще задолго до этого Эстер уверилась, что армянин всеми способами пытается уличить ее во лжи.

Солнце уже склонилось к закату, когда был отдан приказ остановиться на отдых. Караван-сарай, где Казарьяны собирались провести ночь, представлял собой одноэтажное строение, окруженное просторным двором. Через каждые восемнадцать миль на всех дорогах громадной Оттоманской империи были в обязательном порядке построены эти приюты для усталых путников.

Сердечная встреча, обильная еда, ночлег и безопасность от нападения разбойников были уготованы всем, кого ночь заставала в пути, и никого не гнали прочь, и никому не отказывали в гостеприимстве из-за пустого кошелька.

Эстер спешилась. Один из слуг Казарьяна мгновенно очутился рядом и дал понять жестом, что позаботится о лошади. Очевидно, Карим распорядился, чтобы к Эстер относились как к особо важной персоне.

Эстер огляделась в поисках караван-баши, намереваясь поговорить с ним прямо сейчас и отказаться от подобных привилегий. В конце концов, позаботиться о своей лошади любой путешествующий мужчина должен сам.

Карим и Петри находились неподалеку. По тому, как яростно шевелились их руки, можно было догадаться что они о чем-то спорят, но спор или даже скорее ссора проходила беззвучно.

Взглянув в ее сторону. Карим сразу расцвел в улыбке и опустил руки. Когда Петри сделал то же самое, Эстер посетило неприятное чувство, что именно она была предметом их спора. Покинув сына, Казарьян вошел вместе с Эстер в помещение. В эту ночь Казарьяны были единственными постояльцами караван-сарая. Эстер опустилась на пол в просторной общей комнате, устало прислонилась к глинобитной стене.

Слава богу! Наконец-то она могла расслабиться, закрыть глаза, улететь в мир сна, но сразу же чей-то сапог легонько толкнул ее ногу.

Она открыла глаза. Карим склонился над ней, протягивая блюдо с мелко накрошенным мясом.

— Давай поешь.

— Что это? — подозрительно спросила Эстер, хоть и была очень голодна.

— Баранина.

— Она выглядит сырой.

— Так и есть.

Эстер поставила блюдо на пол, а сама встала.

— От усталости у меня пропал аппетит. Мне надо проверить мою лошадку.

— Ты скоро вернешься?

— Да.

Эстер убедилась, что лошадь устроена в стойле и накормлена. Тогда она вернулась в общую комнату караван-сарая. У входа она столкнулась с Петри, который в очередной раз одарил ее своей белозубой улыбкой.

Его молчание и неизменная улыбчивость начали действовать ей на нервы.

Она снова вышла во двор и решила поискать себе место для ночлега на свежем воздухе. Скамья показалась ей вполне удобным ложем.

Эстер почти тотчас же провалилась в сон. И во сне к ней явился Халид и начал рубить ей пальцы, наказывая за воровство, потом заставил ее открыть рот и высунуть язык, приставил к нему кинжал…

Веселая выдалась ночка! Девушка вся извертелась на холодной твердой скамье, а еще до наступления рассвета ее растолкал Карим. Эстер еле пришла в себя. Она окоченела и мучилась от голода и жажды. Поэтому, когда караван-баши подал ей чашу с вареным рисом, она схватила ее с жадностью, отвернулась и горстями запихала себе в рот все до последнего зернышка.

Карим опять предпочел путешествовать в хвосте каравана рядом с Эстер. Они долго ехали в молчании. Эстер сочла это неудобным и ради приличия она поинтересовалась:

— А кто ведет караван за тебя?

— Мой второй сын Деметрий.

— А где Петри?

— Выполняет мое поручение.

В чем заключается особое поручение, данное отцом сыну, Эстер спросить не решилась.

Где-то близко к полудню из одной из крытых повозок, следующих в середине каравана, раздался истошный вопль. Он буквально потряс застывший полуденный воздух.

Карим пришпорил коня и мгновенно умчался туда, где бушевали страсти.

Когда он возвратился, Эстер осторожно спросила:

— Что-то случилось?

— Я по рассеянности своей кое-что забыл на месте ночлега, — поведал он с мрачным видом. — Мы должны вернуться в караван-сарай.

— Что?!

— Ничего не поделаешь.

— Что может быть такого ценного, ради чего ты готов повернуть обратно?

— Ради забытой поклажи или побрякушек я никогда бы не повернул назад! И сейчас мне не хочется это делать, но… — теперь у караван-баши был виноватый вид, — но жена моя настаивает, чтобы мы вернулись за Кристой. Все же она моя единственная дочь.

12

— Ты забыл в карван-сарае свою распроклятую девчонку? — взвизгнула Эстер в злобе, не позаботившись понизить голос, как делала это раньше, стараясь говорить как мужчина.

Карим развел руками. По его невозмутимому лицу нельзя было догадаться, заметил ли он очередную прореху в ее маскировке.

— Неожиданное случается время от времени, но нам, армянам, выпал самый злосчастный жребий…

— Притягивать к себе все беды, — закончила за него фразу Эстер. За короткое время знакомства ей уже успели осточертеть эти несчастные, хоть и вполне преуспевающие армяне.

— Воистину так! — кивнул Карим Казарьян.

— Пошли Петри за Кристой, — предложила Эстер. — Мы подождем здесь.

— Петри отсутствует.

— Тогда Деметрия!

— Мы возвращаемся в караван-сарай, — твердо заявил Карим, — и там останемся на ночь. Утром мы снова отправимся в путь. Что мы теряем? Всего лишь один день.

— Для меня было несказанным удовольствием повстречаться с вами, — сказала Эстер, трогаясь с места. — Прощайте, я продолжу свой путь.

— В одиночестве? — Карим догнал ее и схватился за поводья черной кобылки. — Прошу тебя, не вздумай этого делать.

— Почему?

— Это очень опасно. Разбойники могут убить тебя, могут ограбить.

— А у меня и нет ничего. — Эстер оттолкнула его цепляющуюся за поводья руку.

— А лошадь?

Эстер призадумалась. Лошадь она как-то упустила из виду.

— А если б ты был женщиной, то твоя участь была бы еще ужасней, — добавил Карим не без лукавства. Эстер ощутила, что ее пробирает озноб.

— В чем же?

— Эти презренные людишки, что прячутся в норах возле больших дорог, знают тысячи жутких способов, как надругаться над женским телом. Сперва они станут…

Эстер хоть и была напугана, но решимости у нее не убавилось.

— Избавь меня от этих ненужных подробностей. Давай попрощаемся, наши дороги разошлись.

— Что ж! Значит, так тому и быть. — Карим улыбнулся. — Каждого человека ведет свой рок.

Он выкрикнул по-армянски какие-то распоряжения, и длинная цепочка повозок, верблюдов и всадников начала разворачиваться в обратную сторону, словно гигантская змея. Вскоре голова змеи поравнялась с хвостом.

Карим задержался еще на минуту возле Эстер.

— Прощай, Малик, Лис Пустыни. Будем надеяться, что аллах оградит тебя от несчастий.

На этом они расстались. Эстер следила за перемещением этой массы людей, животных и повозок, пока караван не вытянулся вновь в линию и не стал удаляться.

Она ощутила себя брошенной и жутко одинокой.

Мир так велик, и нет причин рассчитывать, что Халид пустится в погоню за ней именно по этой дороге.

Переодетая мужчиной, она, как ей казалось, обвела вокруг пальца целую свору армян.

Или она заблуждается? Может, армянин и догадался кое о чем, но, уважая чужую тайну, не обмолвился о своей догадке.

Так или иначе, но мысли об опасности путешествия в одиночку внезапно обрушились на нее грозной лавиной.

— Подождите меня! — вскричала девушка и пустилась догонять караван.

Часа четыре спустя они завидели вдалеке караван-сарай, и Эстер с первого взгляда пришла к выводу, что там происходит что-то неладное. Слишком много всадников заполнили двор.

До вечера было еще далеко, и в такое время путешественники обычно не заезжают в караван-сараи, дорожа светлым временем суток.

Когда караван втягивался через ворота, Эстер старалась замешаться в плотную головную группу всадников. Она надеялась, что многочисленные Казарьяны послужат ей щитом от чьих-либо посторонних глаз. Армян она уже считала своими.

Но как долго сможет она изображать турецкого юношу? Малейший ее промах возбудит к ней интерес, а затем последует неминуемое разоблачение. Эстер отказывалась даже подумать о вероятности подобного развития событий. Это было слишком страшно.

Она многое пережила за эти два дня, проведенных на свободе, предоставленная самой себе и, казалось, приучила себя к любым неожиданностям, но то, что она увидела, повергло ее в шок.

Держа за ручку маленькую Кристу Казарьян, из караван-сарая вышел Халид. Позади него, отстав на пару шагов, следовал Петри.

Мир оказался более тесным, чем думала Эстер.

Ей надо было хорошенько пораскинуть мозгами, прежде чем решаться на возвращение в караван-сарай. Эстер отчаянно ругала себя за то, что поддалась своим страхам, поверила в зловещее предсказание армянина об ожидающих на большой дороге бедах.

Она еще могла бы попытаться затеряться в толпе, но не воспользовалась этим шансом. Эстер стояла неподвижно, прикованная к месту, словно загипнотизированная присутствием Халида.

Несмотря на то, что в мыслях своих она постоянно называла его «зверем» и «чудовищем», встреча с ним заставила трепетать ее в радостном возбуждении. Непонятно почему она испытала странное желание вдруг растолкать всех, кинуться ему на грудь, обвить руками его шею и прильнуть губами к его губам.

«Страх совсем лишил меня разума», — нашла себе оправдание Эстер, наблюдая, как принц передает девочку в объятия осчастливленного папаши.

На какое-то мгновение Эстер отвлеклась от размышлений о своих горестях. Супруга Карима так бурно радовалась обретению утерянной дочки, что у Эстер защемило сердце. Как чудесно, должно быть, прижать к себе крохотное дитя и знать, что оно твое, что появилось оно на свет благодаря тебе.

Плохо только, что для рождения ребенка нужен отец. Те знания, что она почерпнула из слухов о Хорьке и из общения с Султанским Псом, категорически настраивали ее против замужества.

Громкий голос Карима вернул ее к действительности.

— О, мой принц! Как мне отблагодарить вас за заботу о моей дочери?

— Бережней храни то, чем одарила тебя судьба, друг мой! — отозвался Халид. — Обрести трудно, потерять легко.

Карим согласно кивнул.

— Может быть, счастливое совпадение обрадует тебя, сиятельный Халид-бек. Твой слуга. Лис Пустыни, сопровождает нас. Он бы желал отчитаться перед тобой в выполнении твоего поручения.

Халид удивленно уставился на армянина.

— Малик его имя, — поспешил объяснить Карим. Зорким взглядом он мгновенно отыскал в толпе Эстер и указал на нее.

«Подлый предатель», — подумала девушка, понимая, что попала в ловушку.

Халид тоже это понимал и поэтому не торопился. В его голубых глазах сверкнули веселые искорки.

— Ах, да! Мой храбрый Лис Пустыни! Я рад, что он здесь.

Халид сделал шаг вперед, Эстер попятилась и наткнулась на какое-то живое препятствие. Решив, что это ее лошадь, она развернулась, чтобы вскочить на нее. Ноги Эстер уже оторвались от земли, но руки вместо лошадиной спины уперлись в мощную грудь Абдуллы. Тот уже поджидал ее, заняв удобную позицию.

Что могла предпринять Эстер? Ведь руки турка уже почти замкнулись в кольцо вокруг девичьей фигурки. Не рассудок, а нечто иное, видимо унаследованное от диких предков, руководило Эстер в тот момент. Она изловчилась и нанесла турку болезненный удар в подбородок, потом, присев, выскользнула из его рук, а еще через мгновение уже мчалась на своей кобылке через двор к широкому проему в ограде караван-сарая.

Халид не обратил внимания на возникшую панику. Почти тотчас он был уже в седле. Жеребец его, взрывая копытами пыль, понесся вслед за черной кобылой и дерзкой всадницей.

Слившись воедино с лошадью, низко склонившись к ее шее, Эстер умоляла четвероногую свою подругу ускорить бег. Халид, сохраняя разделявшую их дистанцию, с восхищенной улыбкой наблюдал, как умело Эстер правит кобылой.

Но вот он стал неумолимо приближаться. Эстер уже ощущала спиной горячее дыхание его жеребца. Напрасно девушка понукала черную лошадку прибавить еще ходу. Разве кобылка сможет в скачке противостоять коню?

Поравнявшись с всадницей, Халид рискованно выпрыгнул из седла, схватил и потянул на себя Эстер. Они оба на какой-то миг очутились в воздухе. В полете Халид крепко прижал девушку к себе и перевернулся так, что удар о твердую землю пришелся на него.

Наступило долгое молчание. Тишина нарушалась лишь шумным дыханием обоих.

Но если не двигались их языки, то мысли, наоборот, крутились в бешеном водовороте. Халид чувствовал облегчение, что нашел свой Дикий Цветок целым и невредимым, но злился на Эстер за то, что она доставила ему столько хлопот. Ее же бесила рискованность его броска, которая могла стоить жизни им обоим. И еще она страдала от унижения, что так легко дала себя поймать.

— Ты не поранилась? — первым заговорил Халид.

— Нет. А ты? — спросила Эстер.

— К сожалению для тебя, я в полном порядке.

Халид сменил позу, уложил несопротивляющуюся девицу на спину и посмотрел на нее сверху, оценив по достоинству ее маскарад.

— Значит, передо мной Лис Пустыни? Давай знакомиться!

— Очень смешно! — обозлилась Эстер. — Плохая шутка!

Халид убрал покров с ее лица.

— То, что ты пыталась сбежать, тоже шутка не из лучших.

— Я не только пыталась, но сбежала по-настоящему, — поправила его Эстер. — Если бы не этот болван…

— Если б не этот армянин, ты была бы уже мертва, — оборвал ее Халид. — Благодари твоего бога, что Казарьяна не обманул твой неуклюжий маскарад.

— Ты считаешь, что он сразу догадался?.. Халид рассмеялся ей в лицо.

— А ты верила, что сможешь спрятать от глаз то, чем наделила природа женщину?

— Мне это удалось, — заявила Эстер, но тут же поправила себя: — Почти удалось.

— И куда же ты направлялась? — поинтересовался Халид.

— Домой.

Он громко расхохотался.

— Над чем ты смеешься?

— Казарьян направлялся на восток, в Армению. Англия совсем в другой стороне, на западе.

— Я бы все равно попала туда.

— Как? — Халид удивленно вскинул бровь.

— Я слышала, что земля круглая, — сообщила ему Эстер. — Едучи на восток можно когда-нибудь добраться и до запада.

— Возможно, ты и права, любимая моя, но домой ты вернулась бы уже седой старухой.

«Любимая моя?» Ласковое его обращение заставило Эстер содрогнуться. Как он мог продать ее в рабство, а после этого называть своей любимой?

В растерянности Эстер решила сменить тему.

— Как поживает Омар?

— Как всегда, неплохо.

— А какое он понес наказание? Парочки конечностей он все же лишился?

За ехидно-злобным тоном Эстер прятала чувство своей вины за страдания маленького евнуха.

— Благодаря тому, что Петри Казарьян прибыл в Стамбул вовремя, я пощадил Омара и не лишил его ни жизни, ни конечностей. Он не пострадал, за исключением сломанного носа и двух синяков, поставленных твоей женственной ручкой.

— Я отказываюсь прислуживать твоей матери! — решительно заявила Эстер.

— Неужели? — Халид коснулся губами ее губ.

— Да! Я твердо заявляю…

— И это все, что ты требуешь?

— Нет, еще я…

Она не успела высказать своих требований, потому что Халид закрыл поцелуем ее рот. Поцелуй длился, пока им обоим хватило дыхания. Не отдышавшись как следует, они вновь вернулись к прерванному занятию.

Халид вкладывал в поцелуй всю свою страсть, которая бушевала в нем, и это ощущала Эстер. Голова ее кружилась от настойчивых и возбуждающих прикосновений, от мужского запаха, который исходил от него и нравился ей больше любых благовоний. Какие-то смутные мысли о постыдности, о неприличии столь интимных действий еще смутно возникали у нее в мозгу, но остановить ее они не могли. Эстер захотела ответить ему с такой же страстью, и свое желание исполнила.

Вероятно, с обоюдного согласия партнеров поцелуи бы продолжались бесконечно, с короткими перерывами, чтобы набрать в легкие воздуха, но Халид первым прекратил это пленительное занятие. Его тело властно требовало уже большего, иной близости, а она, будучи девственницей, об этом не догадывалась и, по-видимому, не испытывала подобных ощущений.

Эстер удивилась и слегка расстроилась, когда он отстранил ее от себя. Как бы извиняясь, он нежно провел пальцем по ее нежным щечкам.

— Ты обольстительна, как Ева в райском саду.

— Язычники вроде тебя ничего не знают про рай.

— Ошибаешься. — Халид провел рукой по ее телу, задержался на округлом бедре. — Вот где помещается рай, моя принцесса.

— Я не принцесса, — сказала Эстер, заливаясь краской смущения. Его прикосновение необычайно возбудило ее.

Халид встал и помог ей подняться. Затем он свистом подозвал коня. Жеребец тотчас приблизился. За ним, изящно переступая ножками, следовала кобыла.

— Так же, как кобылка следует за жеребцом, так и ты будешь следовать за мною, — произнес Халид.

Если б можно было покраснеть больше, чем до этого, то Эстер, наверное, стала бы похожа на спелый помидор. Чтобы как-то скрыть от мужчины свое смущение, она обратилась к лошади со словами:

— Понравилось ли тебе гулять на свободе, моя красавица? Кстати, я так и не знаю ее имени. Мне она не сказала, — попробовала пошутить Эстер.

— Я назвал ее в честь тебя — Милая Глупышка. Прежде чем Эстер успела что-либо возразить, Халид поднял ее и усадил на своего коня. Сам он уселся позади. Сопровождаемые оставшейся без наездницы Милой Глупышкой, они в молчании отправились обратно в караван-сарай. По дороге Халид не забыл прикрыть лицо девушки куфьей.

Люди принца и Казарьяна столпились у ворот. Халид спешился, отдал поводья слуге, снял с седла Эстер и, крепко держа ее за плечо, подвел к Кариму.

— Я благодарен тебе за помощь! Привози ковры в Девичью Башню, когда вновь навестишь Стамбул.

— Ты так добр к нам, бедным армянам, Халид-бек, — сказал Казарьян, мысленно потирая руки в предвкушении будущей наживы. — А будешь ли ты рубить пальцы преступнице сейчас или отложишь наказание до возвращения в столицу?

— Мерзкий предатель! — воскликнула Эстер, откинув куфью с лица.

Халид невозмутимо вернул покров на место и обратился к армянину:

— С какой стати я должен наказывать ее отрубанием пальцев?

— Женщина украла у тебя лошадь.

— Эта женщина — моя жена, а лошадь — мой свадебный подарок ей. Так что ничего она не украла, — объявил Халид, повергнув в изумление всех, кроме Абдуллы.

— Твоя жена?! — воскликнул Карим.

— Твоя жена? — словно эхо повторила Эстер и снова откинула куфью, чтобы лучше рассмотреть выражение лица Халида после того, как он сделал такое заявление.

— Никто не смеет глазеть на лицо супруги принца! — сказал сурово Халид и в который уже раз вернул на место злосчастную куфью.

Затем он милостиво положил руку на плечо армянина.

— Ты и твое семейство. Карим Казарьян, будете почетными гостями на свадебном торжестве сегодня вечером.

— Ты оказываешь великую честь нам, скромным торговцам! — расцвел Карим.

Халид жестом отпустил его, а сам двинулся к дверям караван-сарая, подразумевая, что Эстер последует за ним. Но она не двинулась с места.

— Если я и в самом деле твоя жена, то ты обязан защищать меня. Не так ли?

Халид согласно кивнул.

Эстер вновь откинула куфью и, указав на Карима, с обвиняющим пафосом провозгласила:

— Этот человек морил меня голодом. Я требую, чтобы его наказали.

— Прикрой лицо! — зарычал на нее Халид. — Сколько лет понадобится, чтобы приучить англичанку прятать лицо под покровом?

Он сердито подтолкнул строптивицу ко входу в караван-сарай.

В общей зале его почтительно встретил хозяин заведения.

— Все ли у тебя готово? — спросил принц.

— Да, сиятельный Халид-бек. Все согласно твоим приказам.

— И ванна?

— Горячая, ароматная, она дожидается в твоем шатре.

— Хвалю твое усердие. — Халид кинул ему мешочек с монетами, и ловкий турок поймал его с кошачьей грацией. — Доставь туда же любимые блюда моей супруги и приготовь все к празднику.

— А что предпочитает твоя жена, принц?

— Все, что съедобно, а главное — побольше, — ответил Халид.

Затем влюбленная пара вновь появилась во дворе, только с задней стороны караван-сарая, где коротала предыдущую ночь беглянка.

Сейчас все здесь изменилось. Огромный шатер принца заполнил все пространство от входа до ограды. Мощная гвардия окружала это сооружение грозным кольцом.

Халид откинул полог и пропустил ее вперед.

— Теперь это твои владения, дорогая.

— Зачем ты кривишь душой? — спросила Эстер тотчас, как они оказались наедине. — Кому скорее надо отрезать язык за ложь — тебе или мне?

— Я не лгу тебе. И вообще, никогда не лгу, — оборвал ее Халид. — Сбрасывай с себя это тряпье и поживее! От тебя дурно пахнет.

Эстер и сама чувствовала себя грязной после двух ночей и двух дней дорожных испытаний, но притворялась, что оскорбительное высказывание принца не дошло до ее слуха.

— Ты сказал, что я твоя жена.

— Так оно и есть.

— Но я не присутствовала на бракосочетании и поэтому тебе не верю.

— Твое присутствие и не было нужно. Я получил согласие твоего опекуна, и этого достаточно. Ну-ка быстренько сбрасывай свои вонючие тряпки и полезай в воду.

— Интересно знать, и кто же этот мой опекун?

Халид усмехнулся, словно поражаясь ее недогадливости.

— Я был твоим опекуном и дал разрешение на этот брак.

— А я не давала согласия, — заупрямилась Эстер.

— Этого и не требовалось, как я уже говорил.

Эстер и вообразить себе не могла такого вопиющего беззакония.

— Я не могу принять это всерьез.

— Тебе придется. Вот наш брачный сертификат!

Эстер уголком глаза глянула на пергамент, где было что-то начертано арабскими письменами, и отвела его руку в сторону.

— Все равно я не в состоянии прочесть вашу галиматью. Кстати, почему ты вздумал жениться на мне? Я же тебе не нравлюсь.

«Я люблю тебя!» — подумал Халид, но вслух произнес:

— Когда ты пахнешь как свинья, конечно, не нравишься. Поэтому раздевайся и ныряй в воду, пока она не остыла. В отсутствие Омара я сойду за евнуха?

— Надеюсь, что да, — кивнула Эстер, вызвав своим ответом легкую усмешку на губах мужчины.

Если б она не была покрыта дорожной пылью и пропитана потом, так утомлена и голодна, то ввязалась бы с ним в сражение, но сил у нее почти не оставалось. Ей хотелось погрузиться поскорее в теплую воду, наполнить вкусной пищей требовательно напоминающий о себе пустой желудок, а потом спать, спать, спать… Хоть подряд два месяца. А уж после этого она разберется с высокомерным турецким принцем.

Без излишней стеснительности Эстер быстренько разделась и нырнула в ванну. Тепло и благовония вмиг вознесли ее на вершину блаженства.

Халид закатал рукава рубахи, затем, словно по волшебству, у него на ладони возник кусок ароматного мыла. Понимая, что над ней тяготит груз переживаний, связанный с ее неудачной попыткой бегства, Халид играл роль старательного банщика и не более того.

Он не пытался возбудить ее. Он возьмет ее, когда она будет начисто отмыта, сыта и полна сил, потребных для любви.

Хотя плотское желание требовательно напоминало о себе, Халид привык сдерживать свои примитивные потребности. Лишение девственности столь изысканного цветка требовало, по его мнению, лунного света и любовных шептаний, а не соития в мыльной воде или, того хуже, на мокром ковре рядом с ванной.

Почти ушедшая куда-то в мир грез после купания и ласки сильных мужских рук, Эстер позволила им растереть себя сухим полотенцем, облачить в долгополый кафтан на бесчисленных пуговичках и расчесать гриву ее мокрых волос.

Она удобно устроилась на кушетке, куда ее на руках отнес принц.

Вошедший Абдулла молча передал хозяину блюдо с яствами и собрался было удалиться.

— Подожди! — остановила воина внезапно очнувшаяся от блаженного забытья Эстер.

Абдулла вопросительно взглянул на принца и задержался у порога. Халид не возражал.

— Покажи ему этот документ! — потребовала у принца Эстер.

Халид подчинился.

— Переведи ей то, что там написано, — приказал он Абдулле.

Абдулла глянул на пергамент пустым взглядом и тут же вернул его принцу.

— Там написано, что ты жена Халид-бека. — Лицо Абдуллы скривилось в злобной гримасе, и он добавил: — К сожалению! Вместо этого стоило бы отделать тебя как следует плеткой для общей пользы.

— Его следует наказать за несдержанность в речах! — объявила Эстер, когда Абдулла удалился и они с принцем вновь остались наедине.

— А за твою несдержанность следует… — начал было Халид.

— Принцессы могут позволить себе вольность в выражениях по отношению к прихвостням их мужей! — высокомерно заявила Эстер.

— А к мужьям? — спросил не без иронии Халид.

— Я должна хорошенько подумать, прежде чем решить, как мне вести себя с тобой. — Эстер уже распрощалась с мечтой в ближайшее время попасть в Англию. Но ей хотелось как можно дольше задирать нос и демонстрировать перед поганым турком свое достоинство английской леди. На самом деле, если ей предстоит решить, оставит ли она Халид-бека со всеми его недостатками и глупой верой в Магомета ради неизвестного ей Хорька? — А где же мой «возлюбленный» Форжер? — спросила Эстер, подчеркнув тоном иронию. — Что-то затянулась по времени наша помолвка. Я бы не хотела стать супругой двух мужей одновременно. Или ты уже успел отомстить ему? — Ей подумалось, что скоропалительная женитьба принца была лишь частью его плана по отмщению.

Халид стиснул зубы и молчал, наверное, с минуту и даже больше.

Эстер уже испугалась, что ступила на слишком опасную тропу.

— Месть моя не замедлит свершиться, — сказал наконец Халид, — но на тебя не падет ничья кровь.

Для Эстер эти грозные заявления ничего не значили, потому что от блюда, внесенного Абдуллой, очень вкусно пахло. Правда, памятуя о правилах, которые ей вдалбливал Халид, она воздержалась от того, чтобы немедленно набить себе рот.

Но Халид был настолько любезен, что присел на край кушетки, принялся собственными перстами скармливать ей кусочки восхитительно-нежного мяса, поджаренного на углях. Когда блюдо опустело, он встал.

— Попозже вечером мы поужинаем вдвоем. А теперь я должен встретить гостей и проследить, чтобы они не скучали.

— А разве невесту не приглашают на ее собственную свадьбу?

— Мужчины и женщины празднуют отдельно.

— Превосходный обычай! — съязвила Эстер.

— Да, наши обычаи разумны, хоть они тебе и в диковинку. Спи спокойно, тебе не о чем беспокоиться. И помни — ты теперь под моей защитой.

— Но я совсем не устала, — возразила Эстер и тут же опровергла заявление тем, что широко зевнула.

— Тогда почему у тебя темные круги под глазами?

— Это тебе только кажется.

— Я пока не жалуюсь на зрение.

— Вероятно, дни, проведенные с тобой, состарили меня и я подурнела.

— А мне кажется, что ты постарела за те дни, что меня не было рядом с тобой. — Он снова присел на кушетку. — Закрой глаза.

Его ровный ласковый голос воздействовал на нее магически. Она свернулась калачиком и уснула. Тогда Халид склонился над ней и губами коснулся ее губ.

— Уже сегодня, Дикий Цветок, ты станешь моим, целиком и полностью. — Шепнув это спящей девушке, он покинул ее.

Позже, когда Эстер проснулась, она долго лежала неподвижно с закрытыми глазами и представляла себе свою будущую жизнь. Два последних дня совершенно изменили ее положение. Из беглой рабыни она превратилась в жену принца. Впрочем, ни рабыней, ни женой турка быть ей не очень-то хотелось. Первое было слишком низко, второе — чересчур высоко.

То, что Халид заключил брак в ее отсутствие и без согласия невесты, совсем не волновало Эстер. Она никогда и не лелеяла мечту выбрать себе супруга самостоятельно. В ней воспитали твердое убеждение, что девушка выходит замуж за того, кого ей укажут.

Можно сказать, Эстер повезло, что Халид молод, мужествен, красив и в его жилах течет голубая кровь. Хотя вряд ли английская королева остановила бы на нем свой выбор, Халид более чем устраивал Эстер.

Но вот чего никак Эстер не могла взять в толк, так это причину его женитьбы. Разумеется, младшая дочь какого-то чужеземного аристократа была для принца неподходящей партией. Он явно шагнул на ступеньку вниз.

Плеск воды донесся до ее слуха, и Эстер открыла глаза. Две свечи на низком столике рассеивали сгустившийся в глубине шатра мрак и отбрасывали раздвоенную тень от фигуры мужчины, который как раз в этот момент опустился в деревянную лохань, показавшуюся крошечной по сравнению с его могучим телом.

Эстер затаила дыхание. Наконец-то она получила возможность разглядеть Халида, так сказать, в натуре.

Пламя свечей колебалось, и светлые блики играли на его мощных плечах, на спине и черных волосах. Он усердно растирал себя намыленной губкой, и при этом мышцы на его руках вздувались буграми.

Когда Халид, закончив мытье, поднялся и ступил из воды на ковер, Эстер уставилась на него с благоговением. Великолепно было все, чем одарила его природа, — и широкая грудь, и тонкий стройный стан, и мускулистые бедра, и выпуклые округлости ягодиц.

«Истинный Адонис, только не древний бог, а сегодняшний, реальный мужчина, которого стоит лишь позвать…» — от таких мыслей голова у Эстер пошла кругом.

Она никогда не видела мужчину, подобного ему. Впрочем, она вообще никогда не видела раздетых мужчин. Ее бросило в жар от предвкушения того, что неминуемо должно произойти между ними сегодня ночью. Она не вполне представляла себе, в чем заключаются ее обязанности жены и прилично ли получать удовольствие от выполнения этих обязанностей? Эстер почему-то не сомневалась, что долг свой супружеский в постели исполнит с радостью и не сочтет это грехом.

Халид растерся полотенцем и отбросил его. Потом взял рубашку и повернулся к ней лицом.

Эстер плотно прикрыла веки, притворяясь спящей.

Держа в руках одежду, Халид босиком бесшумно прошел по ковру и встал возле кушетки, любуясь своей красавицей-женой. Заметив на ее щеках румянец, он догадался, что она лишь притворяется, а на самом деле только что подглядывала за ним. Но Халид не стал нарушать ее игру. Он молчал и лишь ждал момента, когда она себя выдаст.

Не зная, что он рядом, Эстер приоткрыла глаза. Ее взгляд уперся в мужской орган, который буквально на глазах вырастал из густой поросли волос. С невнятным возгласом, выражающим не то восторг, не то ужас, она поспешно зажмурилась.

— Я знал, что ты не спишь, — сказал Халид с некоторой игривостью в тоне.

Эстер не стала откликаться.

— Открой глазки, Дикий Цветок, — попросил он. — Взгляни, что твой супруг приготовил для брачной постели.

— Прикройся, — едва слышно прошептала Эстер. — Пожалуйста…

Халид послушно натянул шаровары. Оказывается, его бесстрашная дикарка нуждается в долгих уговорах, прежде чем согласится принять участие в любовных забавах. Что ж, терпение у него есть, и времени тоже вполне достаточно.

— Я уже оделся, — сообщил он. Эстер приоткрыла один глаз и увидела его голую грудь.

— Обманщик!

— Неужто тебя смущает даже грудь мужчины? Ведь мои главные сокровища надежно упрятаны.

Все еще пребывая в растерянности, девушка решила открыть и второй глаз. Затем она приподнялась на подушках, а Халид подсел к ней и запечатлел поцелуй на ее губках.

Она вздрогнула.

— Расслабься, тебе нечего бояться, — сказал Халид и стал ладонями массировать ее тонкие руки. — Не забивай себе голову страхами по поводу брачной ночи. Это все ерунда.

— Как ты можешь?.. — вырвалось у нее.

— Бояться неизвестного вполне естественно. Можешь мне не поверить, но я все равно скажу — бояться тебе нечего. Наоборот, наслаждение, которое ты и вообразить не можешь, ожидает тебя в нашей общей постели.

Опять он вогнал ее в краску. Эстер готова была упасть в обморок. Или так жарко было в шатре, или она вдруг захворала.

Халид резко встал, натянул через голову свою белоснежную рубаху.

— А теперь я вновь заменю евнуха и причешу гриву своей огненной кобылке.

Он взял из шкатулки щетку с костяной ручкой и присел рядом с девушкой.

— Повернись ко мне спиной.

Эстер не знала, какой линии поведения придерживаться. Казалось, женитьба повлияла на принца так, что суровый Меч Аллаха, изверг, чудовище, зверь, превратился вдруг в ласковое заботливое существо.

— Пожалуйста, повернись, — повторил Халид. На «пожалуйста» она откликнулась тем, что без возражений подчинилась. Халид расчесывал ей волосы до тех пор, пока они не стали потрескивать, словно огонь, с которым они были сходны цветом. Затем он помассировал ей затылок. Приятная дрожь пронизала ее позвоночник.

— Ты голодна, моя красавица? — Халид жарко дышал ей в ухо.

О боже! Что он творит с ней? Сначала ее кидает в озноб, затем в жар. То ее трясет от холода, то она покрывается потом. И все из-за его близости, из-за его прикосновений. Кажется, он сводит ее с ума.

— Ты меня слышишь, любимая?

Эстер понятия не имела, о чем он ее спрашивает.

— Вставай! — Он протянул ей руку.

Под взглядом его пронзительных голубых глаз Эстер терялась. Он улыбнулся, ободряя ее. Взяв под руку, принц подвел ее к столику и помог устроиться среди подушек. Налив ей в кубок розовой воды, Халид позвонил в колокольчик, извещая слуг, чтобы подавали ужин.

Звуки непривычной для слуха Эстер музыки, смех и мужские голоса доносились из караван-сарая.

— Мои люди и семейство Казарьянов отмечают нашу свадьбу, — пояснил Халид.

— Значит, это правда, мы действительно поженились? — шепотом спросила Эстер.

— Женитьба слишком серьезное дело, чтобы позволять себе розыгрыши. А тебе разве не по душе стать восточной принцессой?

— Я не против, но я все-таки не понимаю, как священник…

— Вот и наш ужин, — прервал ее Халид. Произнесенное ею слово «священник» смутило его, но он не стал рассеивать ее заблуждения, что христианин в церковном облачении поженил их. Для нее будет лучше, если она узнает правду наутро.

Под руководством Абдуллы двое слуг заставили стол изысканным угощением. От великого множества закусок в маленьких чашах пестрило в глазах. Тут была и молодая фасоль в оливковом масле, и жареный цыпленок с душистым рисом, и рыбное желе, и свежие лепешки, которые можно было обмакивать в густые сливки или в чесночный соус.

— Как самочувствие Абдуллы? — прошептала Эстер. — Надеюсь, я не нанесла ему серьезной раны.

— Ты ранила его гордость.

— Следует ли мне извиниться?

— Принцессы не приносят извинений.

— Даже своим принцам?

— Принцесса никогда не поступит с принцем так, что потом ей придется извиняться. Такого быть не должно, — с внезапной суровостью произнес Халид.

— А что, если принц… Что, если ты совершишь по отношению ко мне нечто, за что должен будешь просить у меня прощения?

Халид глянул на нее с чувством превосходства.

— Принц располагает большей свободой в поступках, чем принцесса.

— Это же несправедливо!

— Таков наш мир. Запомни это.

Эстер помолчала, потом вновь открыла рот.

— Могу я задать тебе очень личный вопрос?

— Ты моя жена и вправе спрашивать меня о чем угодно.

— Тогда скажи, зачем ты женился на мне? Ведь я даже тебе не нравлюсь.

Халид пристально посмотрел ей в глаза, затем жестом пригласил занять место рядом с собой. Эстер обошла стол и устроилась на подушке возле него. Повернув голову, она глянула на Халида выжидающе. Ничтожное расстояние разделяло их лица, а он, обвив сильной рукой ее плечи, еще плотнее прижал Эстер к себе.

— Я хочу тебя, — в хрипловатом голосе его прорвалась столь долго сдерживаемая страсть.

— Я-я не понимаю.

«Как же я люблю тебя!» — подумал Халид. Однако он не хотел, чтобы через любовь она управляла им, как это делала его бабушка Хурема, вившая веревки из влюбленного в нее султана Сулеймана.

— Ты желала знать, почему я на тебе женился? — шепнул он Эстер на ухо. — Я отвечу. Я женился, чтобы уложить тебя в свою постель.

Такой ответ не устроил Эстер.

— И на скольких женщинах ты женился с этой целью?

Мысль о том, что другие женщины имели место в его жизни, вдруг взбесила ее.

— С чего ты взяла?..

— Эйприл говорила, что в твоей языческой стране мужчина может иметь четырех жен и бессчетное множество наложниц. — Тут Эстер повысила голос. — Я англичанка и подобных обычаев не одобряю!

Вот в чем, оказывается, проблема! Его застенчивая невеста ревнива. Она, еще не успев стать по-настоящему его женой, уже ревнует его к другим женщинам, как истинная супруга. Что ж, такое начало радует. Но кое-что ей втолковать необходимо. Халид усмехнулся:

— Здесь не Англия.

— Я могу многое понять и принять, — заявила Эстер, — но никогда не смирюсь с тем, что мне придется делить мужа с…

Он оборвав ее речь поцелуем, потом сказал:

— Как тебе уже известно, я не держу гарем. А кроме того, рассуждения о каких-то других женщинах не очень подходящая беседа для новобрачных. — Но…

Вошедший Абдулла нарочито громко откашлялся и впустил в шатер слуг, чтобы те убрали со стола. Жуя мятные листья, Халид и Эстер омыли руки в тазиках с теплой водой, оставленных им прислугой, и вытерлись общим полотенцем.

— Давай прогуляемся и насладимся вечерней прохладой, — предложил Халид, заметив, что жена его помрачнела.

Эстер не замедлила согласно кивнуть головой. В этот критический момент любое промедление было для нее подарком.

Они вышли на воздух и сразу попали под очарование южной ночи, словно специально созданной для любви. Яркая луна не могла затмить сияние миллиардов звезд. Роскошным фоном для светил было темной синевы небо. Сладкие ароматы цветущих растений накатывались волнами под ритмы мелодии, доносящейся из караван-сарая.

Стражники, которых Эстер видела раньше, куда-то исчезли. Только Абдулла маячил у входа в караван-сарай, оберегая покой новобрачных.

Эстер переплела пальцы с пальцами Халида в нежном пожатии и глубоко вдохнула живительный воздух. Ей так хотелось победить собственную робость.

Хотя он сурово обходился с ней, когда она пребывала в качестве его пленницы, и намеревался продать ее с торгов, Эстер готова была простить и забыть все, что раньше становилось поводом для их нескончаемых стычек. Халид женился на ней, и это возвысило Эстер в собственных глазах. Она ощутила себя необходимой этому выдающемуся мужчине, ценимой и обожаемой им. И он был достоин обожания.

Что ей еще желать? Не любовь ли это? Как знать. Время даст на все ответ. Те, кто торопится с самого начала, чаще всего спотыкаются и падают.

— Хотя солнечные лучи озаряют блеском твою красоту, но таинственность ночи больше подходит тебе, любовь моя.

Халид льстил ей безудержно и не скрывал этого, потому что был искренним в своих восторгах. Эстер смутилась от подобных цветистых похвал.

— Ты тоже красив…

— Я меченный шрамом зверь. Ты говорила мне это недавно, — напомнил ей Халид.

— Признаю, я была не права.

— Не обманывает ли меня слух? Кажется, ты сказала… Эстер приложила пальчик к его губам, заставляя замолчать. Она погладила его изуродованную шрамом щеку и повергла Халида в изумление, поцеловав этот злосчастный шрам.

— Он делает твое лицо более мужественным.

— Ни одна женщина на свете не сочла бы этот шрам украшением. Или ты мне бессовестно льстишь, или смотришь на меня какими-то другими глазами.

— Да, ты угадал — другими глазами! — как эхо повторила Эстер его слова.

Он потянулся к ней, она к нему. Они вновь поцеловались.

Не без усилий оторвавшись от него, Эстер попросила:

— Расскажи о себе.

— Что ты хочешь знать?

— Расскажи о своей семье.

— Нам предстоит долгое и скучное возвращение в Стамбул. Вот по дороге я и буду развлекать тебя захватывающими историями о своем семействе.

— А как насчет детей?

— Их у меня пока нет.

— Я хотела спросить, любишь ли ты детей.

— У нас их будет больше дюжины, — пообещал Халид и снова заключил ее в свои объятия.

— Я… я не уверена, что смогу родить тебе столько, — шепнула она.

— Ты подаришь мне столько детишек, сколько пожелаешь. И каждого я буду любить не меньше, чем первенца.

Он поднял ее на руки, и от неожиданности Эстер слабо вскрикнула. Халид успокоил ее поцелуем.

— Как долго я ждал этого часа! — произнес Халид, вложив в это восклицание всю силу своего чувства.

Он отнес ее обратно в шатер и бережно опустил на брачное ложе.

Не раздеваясь, он лег рядом с Эстер. Она нашла себе желанный приют в кольце его могучих рук, и поцелуй их длился, казалось, бесконечно. На его страсть она отвечала с такой же страстью. Потом Халид, отдав должное ее сладким губам, жемчужным зубкам и игривому язычку, осыпал поцелуями все ее личико.

Поцелуи эти были легкими словно пушинки, они касались ее лица, щекотали, дразнили, так что Эстер не выдержала и засмеялась.

— Что ты делаешь?

— Целую твои веснушки — одну за другой по очереди. Пока все не перецелую, не остановлюсь.

— У нас так много времени?

— Целая вечность.

— А мы будем раздеваться? — поинтересовалась Эстер, возбужденная близостью мужского тела.

— Это решать тебе. — Халид явно дразнил ее. — Что скажешь, госпожа?

Под его насмешливым взглядом все внутри ее словно таяло. Воля ее уже уступала его воле. Едва слышно Эстер произнесла:

— Скажу «да».

Он был доволен ее покорностью.

— Но ты все еще боишься, любимая?

— Да.

Честный ответ ее вызвал у Халида улыбку. Он ласково коснулся губами ее лба.

— Бояться нечего. Доверяй мне.

Не давая ей времени опомниться, он снял с нее кафтан и ощутил непреодолимое желание сжать губами розовые соски, но обуздал свой порыв, чтобы не испугать девушку.

Унять дрожь, сотрясавшую ее хрупкое тело, можно было только целомудренной лаской. Халид погладил ладонью ее тонкую шейку, обвел контуры фигурки от тонкого плечика до изгиба бедра.

— Какая изысканная красота, — прошептал он, делясь сам с собой своим восторгом.

Он стянул через голову рубаху и отшвырнул ее. Эстер следила за ним, и в расширенных глазах ее ясно читалась смена настроений. Когда Халид взялся за шаровары, его остановил ее возглас:

— Я… я передумала… Лучше останемся одетыми.

— Слишком поздно, принцесса.

Халид, распустив пояс, позволил шароварам упасть на пол. Он переступил через них и улегся на кровать, потеснив Эстер. В панике девушка еще дальше отодвинулась от него, но он осторожно тронул ее за плечо.

— Иди ко мне, милая. Я стосковался по тебе, жена моя. Мои руки жаждут обнять тебя.

Его мягкая речь обволакивала ее разум. Эстер потянулась к нему и впервые в своей короткой жизни испытала неповторимое чувство, когда в объятиях сближаются две противоположности — твердость и мягкость, мужество и женственность.

Халид завладел ее губами, и страстный поцелуй его едва не лишил ее дыхания. Тем временем руки его легли На ее груди, а когда губы Халида переместились туда и захватили в плен один из розовых бутонов, она взмолилась: «Пожалуйста…»

Что означала эта просьба — «пожалуйста, не надо» или «пожалуйста, продолжай» — Эстер и сама не отдавала себе отчета. Лишь только кончик его языка принялся дразнить ее соски, она забыла обо всех своих прежних страхах. Жар, возникший где-то в глубине и охвативший тело, вытеснил все разумное из ее естества. Осталось лишь одно желание быть взятой этим мужчиной — своим возлюбленным супругом — и сгореть дотла в огненных его объятиях.

— Я хочу тебя… — Эти слова сорвались с ее уст как единый протяжный стон.

— Ты сводишь меня с ума. Больше ждать я не могу… Раздвинь пошире ноги, — потребовал Халид, и губы его снова слились с ее губами.

Без колебаний Эстер сделала так, как он велел. Халид осторожно ввел палец в ее лоно. Пораженная, Эстер попыталась остановить это проникновение, она выворачивалась, как могла, но все кончилось тем, что она неизменно чувствовала в себе его палец.

— Полегче, любовь моя. Доверься мне, и ничего не бойся, — шепотом уговаривал девушку Халид, ласково опуская ее обратно на постель. — Расслабься, и тебе не будет больно.

Он снова поцеловал ее, а затем уже другой его палец ознакомился с ее лоном. При этом он нашептывал:

— Спокойней, милая, я не сделаю тебе ничего дурного. Привыкай ощущать меня…

Он, словно ныряльщик, погрузил голову меж ее грудей и покусывал, пощипывал, ласкал ее набухшие соски, а пальцы его тем временем ритмично двигались внутри ее.

Постепенно Эстер расслабилась, дала волю своему женскому инстинкту. Она уловила ритм и стала изгибаться в такт, двигала бедрами, заманивая его пальцы глубже в себя.

— Ты само воплощение страсти, — сказал Халид — Ты создана для любви. Для моей любви, — уточнил он.

Эстер издала низкий горловой звук. И слова его, и ласки воспламеняли ее тело и мозг. Она задвигалась быстрее, но он вдруг убрал пальцы.

— Нет! — запротестовала Эстер, не понимая, чем это вызвано.

Халид встал на колени меж ее раздвинутых ног. Его воинственно напряженная плоть дразнила жемчужные створки ее женственности.

Эстер глядела на то, что было воплощением мужского достоинства, но вряд ли представляла, что сейчас произойдет. Все мысли из ее головы давно испарились, остались только ощущения.

— Я попытаюсь избавить тебя от боли насколько смогу, — пообещал Халид. — Ты веришь мне?

— Да.

— Скажи, что тебе нужно. Скажи, и я дам тебе это.

— Мне нужен ты. — Она уже не в силах была терпеть. Ее словно охватила горячка плотского желания.

Халид вошел в нее одним мощным толчком и погрузился и трепещущее лоно. Вцепившись в него, Эстер вскрикнула скорее от удивления, чем от боли, когда он пронзал ее девственную преграду.

Халид замер и лежал неподвижно несколько долгих мгновений, давая ей возможность привыкнуть к его присутствию в сокровенных глубинах ее тела. Затем он начал осторожно двигаться, соблазняя ее принять участие в этом завораживающем действе.

Захваченная этим смерчем, соединившим их тела, Эстер обвила ногами его поясницу. Она двигалась вместе с ним, и каждый его сильный толчок вниз встречала ответным, устремленным вверх.

Внезапно Эстер пронзили новые, неожиданно острые ощущения, и набегающие волны экстаза, одна выше и мощнее другой, вознесли ее прямо на вершину блаженства. Поняв, что жена опередила его, Халид перестал сдерживать себя, громко застонал, вздрогнул и излил в нее свое семя.

Затем наступили покой и тишина, которую нарушало лишь их тяжелое прерывистое дыхание. В конце концов, Халид избавил ее от своей тяжести, лег рядом на бок, просунув руку под ее талию, заключил в объятия и нежно поцеловал.

— Тебе хорошо? — заботливо спросил он.

— Думаю, да. А как ты?

— Я побывал в раю! А теперь спи, моя любовь. Пристроив головку на его груди, Эстер закрыла глаза. Вскоре она задышала тихо и ровно. Халид убедился, что она уснула.

К сожалению, он не мог, подобно своей юной жене, забыться спокойным сном. Его враги не остановятся ни перед чем, лишь бы покончить с ним, и сознание того, что в его броне появилась теперь брешь, уязвимое место, весьма доступное для нанесения коварного удара, в высшей степени беспокоило его. Халид знал, что поступил опрометчиво. Вместе с супругой он получил в приданое постоянную головную боль.

13

Утром Эстер пробудилась с чувством, что жизнь ее круто изменилась и произошло нечто чудесное. Затем она вспомнила все. И главное, что принц сделал ее своей принцессой.

Эстер зевнула, потянулась, повернулась на бок и обнаружила, что мужа рядом с ней нет. В шатре она была одна.

Впрочем, в следующее мгновение до нее донесся голос Халида, отдающего распоряжения своим людям. Значит, супруг неподалеку. Это успокоило Эстер.

В соответствии со своим вновь обретенным положением, она могла с чистой совестью улечься обратно на подушки, что и сделала, улыбнувшись своим мыслям и закрыв глаза.

Ей доставило удовольствие перебрать в памяти события прошедшей ночи. Она еще ощущала на губах вкус его поцелуев, прикосновения его рук, тяжесть его тела. И любовь, любовь, которая была между ними.

Даже воспоминания об этом заставили ее покраснеть, и все чувства, которые она тогда испытала, нахлынули на нее вновь. Но поцелуй был живее и реальнее всех грез по очень простой причине — Халид будил ее поцелуем.

— Пробуждайся, моя спящая красавица. В сновидениях люди не разговаривают так громко.

Значит, она не спит, и реальный Халид склонился над ней.

— Почему у тебя так порозовели щечки? О чем ты думаешь? Или твои мысли принадлежат только тебе, как ты однажды заявила?

Эстер села на постели, не позаботившись прикрыться простыней и представив на его обозрение обнаженные груди и не менее соблазнительный живот с глубоким, как чаша, пупком.

— Я… я хотела… — ей было неудобно продолжать.

— Что ты хотела? Скажи, и это немедленно будет тебе доставлено.

Вытянув шею, Эстер приложилась губами к шраму на его щеке, а рука ее потянулась к орудию наслаждения, которое сейчас скрывалось под шароварами.

— Я хотела бы снова любить тебя, — стыдливо призналась она.

— Значит, тебе понравилось и ты хочешь продолжить нашу брачную ночь? — улыбнулся Халид. — Больше всего я хотел бы того же — уединиться с тобой и забыть обо всем, но время на исходе. Мои люди уже ворчат, им не терпится отправиться в путь. Обещаю, что в Стамбуле тебе не придется намекать мне, что пора отдать должное твоей красоте, и мы вдоволь насладимся друг другом.

Разочарованное выражение на личике жены вызвало у Халида улыбку. Он расцеловал поочередно ее манящие груди.

— Не унывай, дорогая, у нас впереди долгие ночи и дни в раю. Взгляни! Вот еда на столе, вот теплая вода для умывания, вот чистая одежда. Если понадобится что-то еще, загляни в мой сундук.

Он снова наградил ее поцелуем и исчез.

Эстер покинула ложе, умылась, облачилась в новый, с иголочки, кафтан. Для нее была приготовлена чадра, но Эстер решила как можно реже пользоваться этим атрибутом неравноправия мусульманских женщин.

Она предпочла новые сапожки тем, что «одолжила» у бедного Омара, и заплела волосы в толстую косу. Затем направилась к столу, посмотреть, какими яствами намеревался порадовать ее супруг в первое утро их семейной жизни. Набор блюд был невелик, но вполне удовлетворил ее. На стол были поданы оливки, козий сыр, сваренные вкрутую яйца и свежие лепешки.

Удобно устроившись на подушках, она приступила к еде. Эстер очистила пару яиц от скорлупы, разрезала их и выела желток. Белки она оставила на тарелке. На свете мало было съедобных вещей более ненавистных Эстер, чем яичные белки.

Расправляясь с лепешками и сыром, Эстер вслушивалась в команды, выкрикиваемые Халидом за стенкой шатра. Все, что было связано с ним, вызывало у нее радостное, теплое чувство.

Покончив с завтраком, Эстер возвратилась к ложу и тут только заметила кровавые пятна на простыне. Она поспешно сдернула простыню, свернула ее и постаралась отогнать нахлынувшие воспоминания о событиях прошлой ночи.

Вскоре она устала от ожидания и безделья. Ей вздумалось написать матери письмо. Его можно будет отослать в Англию сразу же по прибытии в Стамбул.

Порывшись в сундуке мужа, Эстер отыскала там бумагу и письменные принадлежности, затем принялась сочинять послание, где описывались события, случившиеся после ее отъезда из Англии.

В той части повествования, где на сцене появлялся принц Халид, Эстер, забегая вперед, сразу же поспешила сообщить матери, что влюбилась в него по уши и вышла замуж, что супругом она довольна и намерена остаться в Турции навсегда. Принц Халид силен, храбр и обаятелен. У него большой шрам через всю щеку, и в гневе он страшен, но сердце у него нежное. И он любит ее! Во всяком случае, он всегда обращается к ней «моя любимая!».

Закончила она обещанием прислать еще весточку, как только обоснуется в доме супруга в Стамбуле.

Письмо вышло на удивление коротким и, главным образом, посвящено было принцу Халиду и его несравненным достоинствам.

Утомленная писанием, но довольная собой, Эстер поторопилась к мужу, чтобы отдать ему на сохранение свой эпистолярный труд.

Она ступила за пределы шатра. Как все изменилось во дворе караван-сарая по сравнению со вчерашним, истинно волшебным вечером.

Безлюдье сменилось оживленной суматохой множества людей. Однако она тотчас же привлекла к себе внимание, вернее, то, что супруга принца появилась на людях без чадры.

Не догадываясь о причинах конфуза, Эстер с приветливой улыбкой обратилась по-турецки к одному из воинов Халида:

— Где мой муж, скажите, пожалуйста? Ей определенно нравилось произносить слово «муж», пусть даже на чужом языке. Но когда она заговорила, закаленный воин, участник множества битв, попятился от нее чуть ли не в ужасе.

«Какой невоспитанный человек!» — подумала Эстер. И тут она увидела мужа. Улыбка сразу исчезла с ее лица, ибо он явно был готов взглядом испепелить ее.

— Закрой лицо! — выкрикнул Халид, грозовой тучей надвигаясь на возлюбленную супругу.

Эстер ящерицей юркнула в шатер, спасаясь от гнева супруга. До нее донесся взрыв хохота и обмен репликами, к которому она с дрожью прислушалась.

— Закон один для всех, даже для жены Халид-бека. — Эстер узнала голос Абдуллы.

— Да, ты прав, — согласился принц.

— Ее надо высечь, — убежденно заявил Абдулла.

— Да, ты прав, — пробормотал принц и вошел в шатер.

Страх у Эстер мгновенно сменился яростью. Как он мог соглашаться с какими-то ничтожными слугами, грубыми, неотесанными людишками и тем самым унижать ее? И кричать на жену в их присутствии! Отец никогда не позволял себе повышать голос на ее мать.

— Ты круглый болван, тупица, ты не принц, а мерзкая жаба! — напустилась на него Эстер. — Разве я виновата в том, что, торопясь к тебе, забыла про эту проклятую чадру? Неужто ты подумал, что я нарочно вышла без нее, чтобы позлить тебя?

Эстер была неотразима в своей ярости, и Халид в который уже раз отметил это. Он попытался уладить инцидент миром.

— Для тебя наши обычаи внове, но первое, что ты должна уяснить себе, что жена принца — это образец неукоснительного исполнения. Твое лицо должно быть скрыто от посторонних мужчин. Любой мужчина, увидевший его, совершает преступление.

— Разве это относится и к твоим слугам? — невинным голоском спросила Эстер.

«Вот глупышка! — подумал Халид. — О аллах, надели меня терпением!»

— Люди во дворе не слуги, а воины. И как я должен теперь согласно закону поступить? Ослепить моих верных воинов? Тех, кто посмел глядеть на милое личико моей неразумной женушки?

— Пощади их! — испугалась Эстер. — Я виновата. Клянусь, я не буду нарушать впредь ваших обычаев. Будь милосерден, пожалуйста.

Халид помолчал, потом промолвил с важностью:

— Это первое из твоих желаний, и оно будет исполнено. Сколько у тебя еще просьб? Эстер взмахнула листком бумаги.

— Я желаю, чтобы вот это было отослано ко мне на родину, и как можно скорее.

Халид несказанно удивился, даже не то слово, он был изумлен. Взяв листок, он уставился на непонятные ему письмена. Затем подошел к столу, где еще догорала свеча, и прогрел над ее пламенем бумагу, желая обнаружить тайный шифр. Шифра он не обнаружил, зато увидел белки от яиц, оставленные Эстер.

— Что это?

— Мое письмо к матери.

— Нет, это! — Он указал пальцем на тарелку с яичными останками.

Эстер приблизилась.

— А тебе невдомек?

— Нет, ты мне скажи, что это. Эстер в недоумении разглядывала то, на что грозно указывал палец супруга.

— Мне это напоминает белок от сваренных вкрутую яиц.

— Я знаю, что это такое.

— Тогда зачем спрашиваешь? — удивилась она.

— Почему они здесь?

— А где они должны быть?

— Не отвечай вопросом на вопрос, — рассвирепел Халид. — Разве яичные белки — отрава для твоего желудка?

— Не знаю, — призналась Эстер. — Просто я их не люблю. Зато желтки мне по вкусу.

— Значит, ты ешь желток, а белок выбрасываешь? — удивился Халид. — Ты нарушаешь заповедь аллаха: «Когда ешь яйцо, то ешь и желток и белок, — или не ешь ничего».

Сказав это, Халид поднес ее письмо к пламени свечи.

— Что ты делаешь?! — завопила Эстер, но поняла, что спасти послание уже невозможно.

— Никаких писем в Англию! — Халид железной рукой преградил ей путь к столу, где превращалось в пепел ее письмо. — Забудь о своей прошлой жизни.

— Как я могу забыть свою мать? Свою семью? Он схватил ее за плечи и, казалось, был готов вытрясти из нее душу.

— Выслушай меня! Как только твое письмо попадет в Англию, султан получит от твоего монарха требование отпустить тебя на волю. Причем неважно, жена ты моя или нет.

— Но моя мать…

— Твоя мать уже оплакала тебя. Зачем давать ей надежду, что ты еще вернешься к ней? И, пожалуйста, кончим нашу затянувшуюся беседу. Мои люди готовы убрать шатер. Ты окажешься под открытым небом и, пожалуйста, надень чадру.

— Солнце так палит. Я не вынесу жары. Придумай, что мне полегче накинуть на голову.

— Полегче ничего нет, — сказал Халид как отрезал. — Такова участь женщины.

Среди заповедей аллаха была и та, что спорить с упрямой женой бесполезно. Надо не уговаривать, а действовать. Он накинул на нее яшмак и выдержал весьма соблазнительную борьбу с извивающейся Эстер.

Когда оба противника отдышались, он пригрозил:

— Если сбросишь ее, то твои ягодицы за это ответят. Не желаешь ли пообщаться с семихвостой плеткой?

Из-за плотной чадры до него донеслось невнятное бормотание.

— Говори громче, я не слышу.

Эстер приподняла чадру и нагло заявила:

— Хоть лицо мое и скрыто, а груди все равно торчат. Тебя это устраивает?

Халид поспешно вернул чадру на место и вывел ее наружу из уже разбираемого шатра. Его люди суетились во дворе, собирая пожитки. Все это ловко и быстро укладывалось на спины лошадей, пристегивалось ремнями. Караван-сарай пустел на глазах. Армянское семейство уже потянулось в путь через распахнутые ворота.

— Где моя кобылка? — озираясь, спросила Эстер.

— Абдулла о ней позаботится, — ответил Халид. — Ты поедешь со мной.

— Ты мне по-прежнему не доверяешь? Даже сквозь плотную чадру он ощутил ожог от ее насмешливого взгляда.

— Твое поведение не вызывает доверия.

— Но муж должен доверять жене. Тебе придется этому научиться, мой супруг.

— А тебе, моя принцесса?

— Я полностью тебе доверяю.

Халид промолчал. Он усадил Эстер на коня и занял место за ее спиной. От него исходило тепло, которое будоражило в ней постыдные желания. Ей хотелось попросить его остановиться и где-нибудь в укромном уголке повторить то, что они проделывали в постели. Но как можно было даже заикнуться об этом, когда за ними следовала вереница вооруженных суровых всадников?

Халида же занимали совсем другие мысли. Как он представит матери свою жену? Их ядовитые язычки вполне достойны друг друга, и они совьются во взаимной вражде как клубок змей.

А Эстер думала совсем о другом: «Мой супруг настолько дорожит мною, что даже боится далекой королевы английской. Он не хочет рисковать, и сама мысль о том, что ее могут отнять от него, для него неприемлема. А что, если это будет поводом для союза двух отдаленных государств и я прославлюсь, как великая объединительница двух враждующих вер?»

Эстер представила себе, как она въезжает в Лондон и толпы народа приветствуют ее.

Халид вернул ее к действительности чувствительным толчком в спину.

— Не ерзай в седле, мой конь может занервничать. Заставить волноваться могучего коня было гораздо опаснее, чем дразнить влюбленного в нее супруга. Поэтому на какое-то время Эстер укротила свой темперамент. Все-таки через некоторое время она напомнила Халиду:

— Ты обещал мне рассказать о своей семье.

— С какого времени начать? — спросил Халид, жарко дохнув ей в затылок.

— Как тебе угодно, мой супруг, — донеслось до него из-под чадры.

— Тогда мы уйдем в прошлое, на триста лет назад. Эстер хихикнула под душной чадрой.

— О, мой любимый муж! Мое воображение не унесет меня так далеко. Я не разберусь, кто кому наследовал в твоем Стамбуле. Лучше начни со дня появления на свет сиятельного Халид-бека.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Оно слетает с твоего язычка легким облачком и ласкает мой слух.

— Я рада, а то я боялась, что ты когда-нибудь поддашься искушению его отрезать.

Халид поморщился. Ее намеки на жестокость турецких законов были ему неприятны. Он начал свой рассказ:

— Мой отец, ныне покойный Рустем-паша, был главным визирем моего деда, султана Сулеймана. Михрима, моя мать, любимая дочь этого величайшего из оттоманских султанов была рождена ему самой возлюбленной из его жен — Хуремой. У меня был брат Карим, но он погиб. И еще есть младшая сестра Тинна. Нынешний султан Селим — брат моей матери, а мой кузен Мурад — его наследник.

— Мне ничего не говорят эти имена. Я хочу знать, каковы эти люди.

Халид заговорил тише, но Эстер все же могла разобрать:

— Султан Селим привержен к вину, хотя Коран и воспрещает правоверным употреблять этот напиток. Му-рада интересуют лишь женщины и приумножение своих сокровищ. Сестрица моя, сладчайшая из всех услад, постоянно ссорится с моей мамашей. Михрима же, родившая меня, истинная ведьма, и, будь она мужчиной, стала бы великим султаном.

— Кажется, что многие семьи одинаково похожи на змеиное гнездо, — вздохнула Эстер. — А как ты подружился с Маликом?

— Малик — внук Рыжей Бороды, который наводил страх на всех христианских мореплавателей. Мы учились все вместе — Малик, Мурад, я и Карим.

При воспоминании о погибшем брате Халид помрачнел. Эстер уловила печальную нотку в его голосе и перевела разговор на другое:

— А почему у тебя голубые глаза? Не такие, как у других турок?

— Ты же не желала забираться в далекое прошлое, — напомнил Халид. — Но если хочешь услышать ответ на этот вопрос, придется. Кто-то из моих прапрадедушек полюбил девицу из северного племени.

— Он ее похитил?

— Похитил или ему ее подарили, какая разница?

— Брать в плен невинных девушек — это ваша семейная традиция, — не преминула сделать вывод Эстер.

— Мы берем в плен только лучших из лучших. Такую похвалу Эстер восприняла как должное.

— А может ли священник, поженивший нас по доверенности, провести свадебную церемонию по христианскому обычаю? Мне бы этого очень хотелось.

— Я мусульманин, — резко отозвался Халид.

— Ты можешь не присутствовать.

Халид знал, что в скором времени правда все равно выплывет наружу, и не стал откладывать неприятное объяснение на потом.

— Нас поженил имам.

— Имам? На твоем языке это означает священник?

— Вроде того, но только мусульманский.

До Эстер не сразу дошел смысл его признания.

— Значит, нас поженили по мусульманскому обряду?

— Ты правильно все поняла, но…

— Нет! Все неправильно! — От возмущенного крика Эстер заколыхалась плотная ткань чадры. — Я хочу, чтобы нас обвенчал настоящий священник.

— Имам и есть священник. И, пожалуйста, не кричи. Жена не должна говорить с мужем на повышенных тонах.

— К черту! Я не буду понижать тон… Халид зажал ей рот. Черная ткань забила ей глотку, она давилась, дергалась, но он был неумолим.

Однако Халид дал знак всадникам остановиться, спешился, снял Эстер с коня и отнес в сторону от проезжей дороги.

— Все наши споры мы разрешим без посторонних глаз, — сказал Халид. — Не забывай, что теперь ты турчанка.

— Я англичанка! — все еще протестовала неукротимая Эстер, хотя и без прежнего пыла.

— Я мусульманин и для женитьбы мне достаточно благословения имама, — терпеливо объяснил Халид.

— А я христианка, и не признаю языческие обряды.

— Не оскорбляй мою веру!

— Ты оскорбил меня, украв незаконно мою девственность. — Она ткнула обвиняющим перстом ему в грудь. — Ты негодяй и насильник, и обманщик к тому же! Тебе следует отрезать язык.

— Я ничего не крал. Ты сама охотно раздвинула ноги.

— Да, но лишь после того как ты показал мне брачное свидетельство. О боже! Теперь я падшая женщина. Кто теперь на мне женится?

— В нашей стране женщина выходит замуж только один раз. Я и есть твой единственный муж.

— Я отказываюсь признать наш брак. Найди христианского священника и повтори при нем брачную клятву.

— Нет! — отрезал Халид. — Ты представляешь себе, какой разразится скандал, если племянник султана согласится на христианскую церемонию?

— Тогда отправь меня в Англию, и мы будем квиты, — упорствовала Эстер.

— За исключением твоей утраченной девственности, — усмехнулся Халид. — И учти, я не отпущу тебя живой, если ты вздумаешь опять сбежать.

— Пусть лучше я умру и стану святой мученицей. Халид расхохотался так громко, что даже его боевой конь вздрогнул.

— О аллах! Молю, чтобы наши детишки не унаследовали от матери пустопорожнюю головку.

— Ты, значит, думаешь, что я рожу тебе дурачков? — обиделась Эстер и уже приготовилась к очередному сражению.

— Ты доказала ночью, что ты истинная женщина, а не ведьма, какую из себя изображаешь. И ты не наивное дитя. Хватит притворяться и дурачить меня. Ты уже вдвойне моя супруга — и по закону, и потому, что я заронил в тебя свое семя.

На этом разговор их был закончен. Путешествие продолжилось. Эстер, покачиваясь в седле впереди супруга, размышляла о странном повороте своей судьбы.

Жаркое солнце стало ее злейшим врагом на время путешествия. Струйки пота текли со лба, омывали ее веснушчатый носик, который нестерпимо чесался от соприкосновения с ненавистной чадрой.

Но больше всего ее удручали размышления о своем грехе. Ведь как-никак она без церковного благословения отдала свою девственность мужчине, да при том еще закоренелому язычнику. И, целуясь с ним, отдаваясь его ласкам, она сама получала удовольствие. Теперь уже обратной дороги нет, и что ей делать дальше — непонятно.

Эстер решительно тряхнула головой. «По разбитой посуде не плачут!» Что-то она потеряла, но кое-что и приобрела. Интересно, что ждет ее в Стамбуле.

Солнце огненным шаром укатилось за западный край земли. Сначала тени от его лучей были длинными и черными, потом поблекли и исчезли, так же поблекла на время ее страсть к Халиду. Она не позволит ему дотронуться до себя, пока в присутствии христианского священника он не произнесет ритуальную клятву.

У европейской девушки тех времен это была единственная возможность услышать что-то подтверждающее ее право существовать в мире, которым управляют мужчины. А в языческом Стамбуле ей и этого не достанется.

Принц любит ее сейчас, но может разлюбить ее хоть завтра. Он непредсказуем.

А она? То, что кажется ей кислым сейчас, ночью было сладким. Да таким сладостным, что она чуть не умерла от блаженства в его объятиях. Может быть, ей стоит отбросить все мысли и сомнения и плыть по бурной реке, не пытаясь выбраться на берег и не гадая, куда ее вынесет течение.

Халид тоже был занят мыслями о своем будущем. Несколько раз он вспыхивал от ярости, вспоминая о проступках своей юной жены, но тотчас гасил гневное пламя. Незачем тратить драгоценные дни жизни на споры. Она со временам привыкнет к обычаям его страны, а он — терпением и лаской превратит Дикий Цветок в волшебную розу.

Она и сейчас подобна прародительнице Еве, так же чиста и искусительна. А если чуть подправить ее манеры, то она вполне сгодится на роль жены принца.

Слух о том, что Меч Аллаха наконец-то обзавелся супругой, причем рыжеволосой дикаркой с неведомого острова на Западе, опередил их появление в столице. Едва их кавалькада втянулась в узкие окраинные улочки, как толпа начала смыкаться, не давая прохода лошадям.

Тысячи глаз впивались взглядами в укрытое плотной тканью лицо. И тут Эстер оценила по достоинству преимущества чадры. Она чувствовала себя беспомощным котенком, которого великий и всемогущий Халид-бек подобрал на дороге на забаву себе, и счастье, что никто не видит, как она сейчас растеряна и напугана чуждой ей толпой.

Халид нежно шепнул ей на ушко:

— Вот мы и прибыли, принцесса!

Эстер гордо выпрямилась, не желая показать, что робеет перед тем неизвестным, что ее

ждет. Халид спешился, потом снял ее с седла. Коня тотчас увел слуга, а когда Абдулла вслед за жеребцом повел и черную кобылку, Эстер подбежала и погладила холку своей подруги.

— Спасибо тебе, милая, за все.

Она шептала на ушко лошади ласковые слова по-английски, уверенная, что животным понятен любой язык.

— Я смогу навещать ее? — спросила она у Халида.

— Конечно, — любезно согласился супруг, но тут же с усмешкой добавил: — Разумеется, под охраной.

От толпы отделился маленький смешной человечек и припал к ногам Эстер. Ее взгляд скользнул вниз, и она увидела темные, излучающие доброту глаза Омара и уродливую белую нашлепку на его разбитом носу.

Эстер тотчас протянула руку и помогла евнуху встать.

— Я так виновата перед тобой. Простишь ли ты меня?

Омар кивнул и обратился к принцу:

— Мои поздравления вашему высочеству. Михрима ожидает вас обоих в гостевом покое, прежде чем вы отправитесь в супружескую спальню. Она очень просит навестить ее.

— Моя мать никогда в жизни еще никого не просила, она умеет только приказывать, — поправил евнуха Халид. — А те, кто из лести употребляют лживые слова, лишаются языка.

Смешок, раздавшийся из-под чадры, заставил Халида обратить внимание на жену.

— Что тебя так рассмешило?

— Ты.

— Смеяться женщине над мужем запрещено нашими законами.

— Я смеюсь не над тобой, а над тем, что меня ожидает. Ты лжешь направо и налево, и когда ты, в наказание, лишишься языка, как же мы будем целоваться? И как ты будешь отдавать мне приказы?

Наблюдая за их словесным поединком, Омар преисполнился надежды, что его сундучок, где он хранил свои накопленные богатства, все-таки в скором времени изрядно потяжелеет.

Халид не слишком торопился представить матери свою жену, но ритуал этого требовал. Сопровождаемые евнухом, они приблизились к покоям Михримы.

— Через полчаса ты прервешь нашу беседу и скажешь, что твоя госпожа хочет принять ванну и перекусить в своей спальне.

Омар как попугай повторил распоряжения Халида и позвонил в колокольчик у двери Михримы.

Михрима восседала на пышном троне из подушек. Сказать, что выглядела она величественно, — значит, ничего не сказать. Никакие слова не годились для описания этой бесподобной властной женщины.

Ей было уже за сорок, но кто считал ее годы, а тем более посмел бы объявить ее возраст во всеуслышание! Легкая седина в темно-каштановых волосах лишь украшала ее. Внешностью своей она очень напоминала сына — вернее, он ее, — но Халид был воплощением мужского начала в человеческой природе, а она — женского.

«И она отзывалась о своем сыне с таким презрением!» — вспомнила Эстер, и неприязнь к этой женщине сразу же начала тлеть в ее душе.

— Мать, представляю тебе свою жену.

— Она говорит на нашем языке?

— Говорит, — вместо Халида ответила Эстер. Без улыбки и без обязательных в таком случае поздравлений Михрима покинула свой мягкий трон, обошла вокруг стола и попыталась сдернуть чадру с личика Эстер. Но англичанка оказалась проворнее пожилой турецкой дамы. Она перехватила ее руку на полпути.

— Ты не смеешь касаться меня без позволения моего супруга, — прошипела Эстер.

Удивленная Михрима как-то сразу обмякла. Впервые за прожитые ею годы какая-то женщина посмела ей возразить.

«Только мой неразумный сын мог взять себе в жены такую дикарку! Понимает ли она, в какую семью попала и какое положение в империи занимает Халид? — такими вопросами задавалась Михрима. — И еще знает ли наглая англичанка, кто перед ней?»

Михрима, будучи сестрой ныне правящего султана, обладала огромной властью. Одно ее слово, и маленькая нахалка исчезнет. Халид же, может быть, по неразумению своему, даже обрадовался, что железная воля его матери столкнулась с железным сопротивлением его юной супруги. Хитрая Эстер, несмотря на некоторые разногласия между нею и мужем, тут же сыграла роль любящей, нежной и робкой женушки.

Халид преисполнился надежд. Ведь кто-то в нормальной семье должен встать на его сторону. Если не его жена, то кто?

— Прости мою оплошность, — процедила сквозь зубы Михрима. — Мне так не терпелось рассмотреть мою новую дочь.

— Я дочь своей матери, а она живет в Англии. — Эстер повернулась к Халиду: — Могу ли я снять чадру?

Удивленный безмерно затеянной Эстер игрой, Халид решил, однако, принять в ней участие. Уже то, что Михрима заткнулась и перестала источать яд, было большим достижением.

— Позволь, я сам сделаю это, мой Дикий Цветок, — любезно вызвался он и убрал чадру.

Несколько мгновений обе женщины поедали друг друга глазами.

— Ты и впрямь хороша! — заявила Михрима, поморщившись. — Теперь я понимаю, почему мой сын женился на тебе.

Эстер заставила себя улыбнуться и даже немного порозовела от похвалы.

Однако Михрима все поняла правильно. Своей лестью она ничего не добилась. Девица была не только красивой, но еще и умной. Михрима позвонила в крошечный серебряный колокольчик.

Служанка появилась мгновенно, и Эстер подумала, что она наверняка стояла за дверью и подслушивала. На стол был подан поднос с угощением, и тотчас, по знаку Михримы, служанка будто растворилась.

Пирожные с кремом, пирожные с орехами, медовые пирожные — все это многообразие не могло не радовать глаз. Маленькие чашечки с крепчайшим кофе источали пар и дразнящий аромат.

Эстер поднесла свою чашечку к губам, сделала маленький глоток, и глаза ее полезли на лоб. Она чуть не задохнулась, испробовав отчаянно горький напиток. Ее подмывало выплюнуть его немедленно прямо в невозмутимое лицо Михримы.

Халид добродушно похлопал ее по спине.

— Придется северной красавице привыкать к нашему южному яду.

— Это яд? — прохрипела несчастная Эстер. — Зачем меня потчуют ядом?

— Я неудачно пошутил, извини. Впрочем, некоторые народы отвергают кофе, считая его вредным.

— О! Ко многому мне еще придется привыкать. — Эстер одарила мужа смиренным взглядом.

Михрима пыталась разгадать, что кроется в душе привлекательной чужестранки. Ее глазки так и сияют, когда она смотрит на мужа. Но любовь ли это? Ни одна женщина в здравом уме не может влюбиться в меченного шрамом зверя, каким представлялся Михриме ее собственный сын.

Вероятно, так оно и есть. Рыжеволосая уроженка далекой страны безумна. У большинства молодых девиц хватает ума, пусть притворно, съеживаться в страхе перед всемогущей дочерью Сулеймана и Хуремы, но эта ведет себя по-глупому вызывающе.

Михрима мысленно обругала себя за то, что так жестоко просчиталась. Она рассчитывала использовать девчонку в качестве шпиона в окружении сына, но оказалось, что командовать ею невозможно. Да и стоит ли возлагать какие-либо надежды на дурочку, способную удариться в бега, переодевшись в мужскую одежду? Такое существо неуправляемо!

Халид и Эстер изображают в ее присутствии влюбленную парочку. Но таковы ли их отношения за закрытыми дверьми или они вздумали морочить Михриму? Если так, то, вероятно, есть возможность вбить между ними клин.

— Я удивлена, что тебе удалось так быстро приручить ее, — обратилась Михрима к сыну.

— Я не животное, чтобы меня приручали, — вскипела Эстер. — И я не глухая рабыня и не позволю в моем присутствии разбирать меня по косточкам.

— Столь грубый тон — признак неуважения к старшим, — одернула ее Михрима.

— Прости, но тебе что-то не то напели в уши, — все больше распалялась Эстер. — Между мной и мужем царит полное согласие, и с первой нашей встречи было полное согласие и всегда будет полное согласие.

Халид смотрел на жену и не верил глазам своим. Неужто она забыла, как наказывают в Турции за лживые слова?

— Тогда почему ты сбежала? — спросила Михрима.

— Случилось маленькое недоразумение и не более того, — выпалила Эстер. Ей надоели настырные вопросы, она устала, у нее начала болеть голова.

Михрима опешила. Никто и никогда не разговаривал с ней так неуважительно. Посмеиваясь про себя, Халид сохранял каменное выражение лица. Он знал, что ему следует вмешаться и одернуть жену, но предпочел промолчать.

— Кажется, ты сделал плохой выбор, сын, — сказала Михрима, поглядывая искоса на гадюку, уютно устроившуюся возле Халида. — Разведись с ней немедленно. Я позову свидетелей.

— Нет! — отрезал Халид. Михрима прибегла к другим доводам:

— Два дня она странствовала неизвестно где и с кем. Удостоверил ли врач ее девственность?

Халид обнял и прижал к себе дрожащую от возмущения супругу.

— Моя невеста была девственницей.

— Пребывание в султанском дворце немыслимо, пока она не научится прилично себя вести. — Михрима не оставляла надежды внести хоть какой-то разлад между супругами. — Если пожелаешь, я воспитаю из нее жену, достойную тебя?

— Где Тинна? — Халид задал этот вопрос с явной целью остановить все разрастающуюся ссору.

— Она в гостях у твоей кузины Саши. Хвала аллаху, что я отправила ее в Топкапи с ночевкой. Манеры этой… — Михрима так и не нашла подходящего слова, — плохо повлияли бы на твою впечатлительную сестру. Кстати, ты знаешь, где сейчас обитает Форжер?

Эстер заметила, что Халид бросил на мать упреждающий взгляд, чтобы та не касалась этой темы. К счастью, появление Малика избавило Халида от необходимости отвечать матери.

Дверь распахнулась, и Малик влетел в покой, словно подгоняемый штормовым ветром.

— Какая трогательная сцена! Вид дружного семейства радует мой взор! — воскликнул он, сразу же заметив мрачное выражение на лицах присутствующих. Именно поэтому он был чрезмерно шумен и нарочито весел.

Эстер стала опускать чадру, но Халид остановил ее.

— Малик для нас член семьи. При нем ты можешь держать лицо открытым.

Малик засветился улыбкой и кивнул Эстер.

— Как поживает моя кузина? — спросила она.

— У Эйприл все хорошо, только она постоянно пристает ко мне, чтобы я взял ее с собой в Стамбул, — ответил Малик и тут же напомнил Халиду: — Ты должен мне двадцать пять тысяч золотых.

— За что?

— Я уплатил долг Акбару.

— Двадцать пять тысяч золотых! — воскликнул Халид.

Малик с усмешкой развел руками.

— Решив тебя разорить, Мурад взял у него для своего гарема десяток девственниц, и, конечно же, самых лучших. Ты же сам предложил ему выбрать то, что он захочет на торгах, — повернувшись к Эстер, Малик весело добавил: — Ты обошлась мужу в кругленькую сумму.

Смущенная этим заявлением, Эстер посмотрела на супруга:

— О чем он говорит?

— Я позже все тебе объясню.

— Пустая трата денег, если хотите знать мое мнение, — проворчала Михрима.

— Никто тебя не спрашивает, — тихо произнесла Эстер по-английски.

Малик едва не расхохотался. Похоже, это любящее семейство получило достойное пополнение.

— Что ты сказала? — поинтересовался Халид, решив заняться воспитанием супруги прямо сейчас.

Эстер улыбнулась ему так обворожительно, как умела только она одна.

— Я сказала, что чувствую себя усталой.

— Она лжет, — обвинила ее Михрима. Она хоть и не знала английского языка, но почувствовала по тону невесты, что та произнесла нечто другое.

Кто-то легонько постучал в дверь.

— Входи, — приказал Халид. Появился Омар.

— Как было приказано, я явился, чтобы сопровождать мою госпожу в бани.

— Иди с Омаром, — распорядился Халид. — А я позже отужинаю с тобой.

Как только за Эстер закрылась дверь, Михрима заявила:

— Она груба, вспыльчива и источает злобу. Подходящая самка для зверя вроде тебя.

— Некоторыми своими качествами она сходна с тобой, — подначил ее Малик.

Несмотря на дурное настроение, Михрима улыбнулась, восприняв слова Малика как похвалу. Затем она обратилась к сыну:

— Когда ты увезешь ее в Девичью Башню? Надеюсь, что скоро.

— Скоро — понятие относительное, мать, — Халид повернулся к другу. — Время Форжера пришло. Пора ему умереть.

— Давно пора, если ты меня спросишь, — сказала Михрима.

— Тебя никто не спрашивает, — отрезал Халид, раздраженный ее оскорбительным тоном.

Малик подавился смешком. О аллах! Муж разговаривает точь-в-точь как его жена.

— Ты даже не знаешь, где скрывается Форжер, — издевалась над сыном мать.

— Мы навестим герцога де Сассари поутру. Его корабль еще в гавани? — спросил у друга Халид.

Малик кивнул. Тогда Халид обратился к матери:

— Тебе придется позаботиться о моей жене, пока я не отправлю Форжера к праотцам.

— Ты хочешь, чтобы я приютила эту гадюку? — возмутилась Михрима.

— Оберегай мою жену, или я отвезу ее в Девичью Башню и отложу наше мщение.

«Неужели эта девчонка для него важнее, чем месть ненавистному Форжеру?» — с горечью и презрением подумала Михрима, а вслух сказала:

— Предположим, я смогу промучиться с ней несколько дней.

Пока троица в покоях Михримы обсуждала способы расправы над Савоном Форжером, Эстер шла за Омаром по нескончаемым коридорам. Дом Михримы, в отличие от Девичьей Башни, был вполне современным. Коридоры были просторны и светлы благодаря множеству окошек, выходящих во внутренний дворик.

Эстер глядела в спину шагающего впереди евнуха. Маленький человечек явно отказывался встретиться с ней взглядом. К тому же он был на удивление сдержан и холодно почтителен. Очевидно, он все-таки очень обиделся на нее, и Эстер ощущала свою вину.

Когда они вошли в бани, две молодые женщины тотчас бросились к Эстер. Памятуя о том, что его госпожа не любит мыться при посторонних, он отослал их прочь.

— Я сам обслужу принцессу.

— Ты уже носишь на себе знаки ее неудовольствия, — поддразнила одна из женщин. Подруга ее захихикала:

— Мы останемся здесь, чтобы защищать тебя. Омар побагровел, возмущенный подобным оскорблением. Но что он мог сказать? Все в доме знали о его вопиющем промахе с англичанкой.

— Вы не имеете права так обращаться с самым ценимым и доверенным слугой принца, — высокомерно призвала Эстер к порядку развязных служанок.

Обе женщины вмиг покрылись бледностью.

— Простите нас… Мы сожалеем.

— Вам придется сожалеть о своем поведении еще больше, если вы позволите себе еще раз совершить ту же ошибку. Я позабочусь, чтобы вам отрезали языки. Вы поняли?

— О да, принцесса.

— Немедленно извинитесь перед Омаром! Обе женщины низко поклонились евнуху.

— Извини, Омар. Мы не хотели тебя унизить. Омар самодовольно выпятил грудь.

— Извинение принято. А теперь марш отсюда и не повторяйте подобных глупостей!

Прогнав распоясавшихся балаболок, Омар стал накладывать на кожу Эстер миндальную мастику, удаляющую волосы с тела.

— Спасибо за то, что защитила меня, — проникновенно сказал он.

— Это самое малое, что я могла для тебя сделать. Я тоже должна извиниться перед тобой.

Удовлетворенный ее словами. Омар улыбнулся. Дальше все проходило в молчании. Соскоблив мастику с ее кожи, евнух занялся ее волосами. Натерев их ароматическими маслами. Омар проводил ее к бассейну, где ей полагалось отмокать в теплой благоухающей воде.

— Моя леди, я хочу рассказать тебе, что ожидает тебя в эту ночь!

Эстер немного удивилась.

— И чем же эта ночь особенная?

— Это же свадебная ночь.

— Свадьба состоялась прошлой ночью. Омар расстроено покачал головой.

— А могу я спросить, кто готовил тебя к этому важному событию?

— Принц сам заменял мне евнуха.

Омар успокоился, тяжесть спала с его души. То, что у него не появился конкурент в столь ответственном деле, сразу подняло его настроение.

Он помог Эстер выбраться из бассейна и подвел ее к мраморной скамье.

— Ляг на живот. Я намажу тебя соком алоэ и помассирую.

Эстер подчинилась. Омар погрел алоэ в руках и стал растирать ее плечи и спину.

— Чувствую, как ты напряжена.

— В этом виновата Михрима, — пожаловалась Эстер.

Но сильные руки маленького человечка делали свое дело, и стресс понемногу отпускал ее.

— Она самая противная из женщин, каких я знаю, — заявил Омар.

— Противней, чем я?

— Ты просто невежественна. Ты незнакома с нашей культурой.

— Вероятно, — пробормотала Эстер. А потом спросила, как бы невзначай: — Малик сказал, что я обошлась Халиду в целое состояние. Что это значит?

— Принц уплатил кучу денег, чтобы оставить тебя за собой. Что это было за зрелище! — Омар шумно вздохнул. — Приглашенные на аукцион гости сцепились из-за тебя, аж искры летели. С каждым повышением цены принц мрачнел, а под конец стал просто страшен лицом. Как только ты упала в обморок, Халид-бек вскочил на помост, накинул на тебя яшмак и поднял на руки. Он так закричал, что стены дрогнули, и прекратил торги. Тут все заворчали, недовольные тем, что понесли расходы, потратились на дорогу, но он предложил каждому выбрать себе любую другую женщину по вкусу. Конечно, за его счет. А потом он доставил тебя сюда, уложил в кровать, а сам отправился к имаму. И в ту же ночь ты стала принцессой по закону. Ну что ты скажешь?

— А зачем он хлопотал о женитьбе? Ведь я уже была его рабыней?

— Принц обожает тебя.

— Трудно в это поверить. Твой рассказ похож на сказку. Я нуждаюсь в твоем совете. Омар.

— Давать тебе советы — одна из моих обязанностей.

— Тогда посоветуй, как мне лучше обращаться с принцем. Уксус или мед должен источать мой язык?

— Только мед, — без колебаний ответил евнух. В круг его многочисленных обязанностей также входило поддержание мира в доме хозяина. — Теперь повернись, пожалуйста.

Эстер легла на спину. Омар набрал побольше бальзама из алоэ в ладони и принялся массировать ей бедра, живот и груди. Очевидно, что госпожа его уже приспособилась к своей новой жизни. Месяц назад европейская стеснительность воспротивилась бы столь интимной процедуре.

— Ты знаешь какого-нибудь католического священника?

— Священника? — переспросил Омар. — Нет, не знаю, а зачем он тебе?

— Неважно, я просто спросила. А скажи, почему женщины должны укрывать лица?

— Вид женского личика искушает мужчину посягнуть на чужую собственность.

— Какую собственность?

— Жена — собственность мужчины. Ты принадлежишь принцу. Без его позволения ни один мужчина не смеет глядеть на твое лицо. Твоя красота предназначена только для удовольствия принца.

— А красота принца предназначена мне одной?

— Ты считаешь принца красавцем? — удивился Омар.

— А ты нет?

— Если б не шрам, принц Халид был бы, пожалуй, красив, — с некоторым сомнением высказался евнух.

— Его шрам придает ему особый шарм.

Омар с удовлетворением воспринял заявление госпожи. Как только она заполучит в свое чрево королевское семя, его благосостояние обеспечено.

Он помог ей встать и облачиться в новый кафтан, а потом препроводил юную жену в спальню супруга.

Чтобы уберечься от осенней прохлады, бронзовую жаровню заранее наполнили раскаленными углями. От зажженных во множестве свечей на стенах плясали причудливые тени.

Стол был заставлен блюдами в уже хорошо знакомом Эстер наборе. При виде еды у нее потекли слюнки. За исключением одного пирожного у нее с самого завтрака ничего не побывало во рту. Однако ее разочаровал весьма скудный выбор закусок — опять оливки, орехи, козий сыр, лепешки, графин с розовой водой.

— Это и есть наш ужин?

— Горячее я подам, когда явится принц.

— Ты любишь яичные белки? — неожиданно поинтересовалась Эстер.

— Яичные белки? — Ее вопрос почему-то поставил евнуха в тупик.

— Да. Ты ешь их?

Омар насторожился, подозревая в вопросе какой-то подвох, но положение разрядил принц. С еще влажными после мытья волосами он ворвался в спальню, сияя улыбкой, и евнух поспешил удалиться.

— Пока подадут ужин, давай прогуляемся в саду. Эстер охотно оперлась на его руку, и они чинно ступили в освещенный факелами чудесный сад. Вечерний воздух был прохладен. Эстер пробрала дрожь, и тут же Халид прижал ее к себе и согрел теплом своего тела. Она глубоко вдохнула благоуханный воздух.

— Как запахи разных цветов соединяются, становятся единым ароматом! Какое это волшебство! — Она не удержалась от восторженного восклицания.

— А мы, соединившись, становимся единым существом. И это тоже волшебство!

От таких слов Эстер залилась румянцем.

— Когда мы вернемся в Девичью Башню, я покажу тебе мой сад, все его уголки. Он более красив, чем этот, потому что я там садовник.

— Ты не отличаешься скромностью, — поддразнила Эстер мужа.

Халид пожал плечами. Он обратил ее внимание на пурпурный с золотом звездообразный цветок.

— Эта астра отгоняет злых духов. По крайней мере так утверждали древние греки.

— А это что? — Эстер указала на фиолетовый цветок, под тяжестью которого изогнулся стебель.

— Зеркало Венеры. Согласно легенде Венера обладала магическим зеркалом. Кто бы ни посмотрелся в него, превращался в красавца. Однажды рассеянная богиня потеряла зеркало. Бедный пастушок нашел его и не пожелал с ним расстаться. Когда Купидон пытался отнять зеркало у мальчишки, оно разбилось на множество крохотных осколков. И там, где на землю попадал кусочек волшебного зеркала, вырастал этот цветок.

— Как красиво, — сказала Эстер, любуясь и цветком, и мужчиной, рассказавшим ей эту легенду. Халид шагнул к соседнему цветку.

— А вот стрела Купидона. Из этих темноглазых цветов готовят возбуждающий любовную страсть настой.

Эстер улыбнулась. Они сделали круг по саду и задержались на террасе, куда выходила дверь спальни. Не хотелось покидать ласковые объятия южной ночи.

— А по какой причине твоя мать ведет себя так злобно? — вдруг спросила Эстер.

— Что заставило тебя задать этот вопрос? — удивился Халид. — Не думаю, что она тебя сильно напугала.

— Мне просто любопытно.

— Несмотря на роскошь, которая ее окружает, она несчастная женщина. Ей бы родиться мужчиной и быть султаном. Она хитрее и честолюбивее Селима и способна править великой империей. Однако ей предназначено жить взаперти и прятать лицо под чадрой.

— Та же участь уготована и мне?

— Ты, малышка, разнишься с ней как день и ночь. Жажда власти у тебя отсутствует. Михрима обладает душой воина, заключенной по прихоти природы в женскую плоть. И, как я понимаю, она лишена материнского инстинкта. Кроме того, смерть отняла у нее мужа, сына и дочь.

— Как умер твой отец?

— Казнен по приказу султана.

— Твой дядя казнил брата своей сестры?

— Нет. Это мой дед казнил своего зятя.

— О боже!

— Это тебя удивляет? Странно. Разве из-за политики не убивают и в твоей Англии?

— На протяжении моей жизни такого не случалось.

— Ты еще ребенок. Тебе лишь семнадцать. Но оставим дела давно минувших дней. Самое ужасное, что мои близкие погибли из-за Форжера.

— Ты собираешься его убить?

Халид сжал ее личико в ладонях, повернул к себе.

— А ты о нем печешься?

— Если Форжер виновен, пусть умрет! Он удовлетворился ее ответом. Неважно, так ли она думала на самом деле.

— Ты одобряешь месть?

— Я бы отомстила за смерть отца, если б смогла. Халиду не хотелось, чтобы ее мысли вновь вернулись к тому, как погиб ее отец.

— Почему ты была так враждебна к Михриме?

— Это она была враждебно настроена. С самого начала.

— Нет, Дикий Цветок, — возразил Халид. — Едва ты вошла в комнату, я ощутил в тебе злобу. Хотел бы я знать, что у тебя на сердце.

— А я не желаю ранить твои чувства.

Он поцеловал ее в лоб и заглянул ей в глаза. Халид мог вполне утонуть в зеленых глубинах озер, такими были ее глаза.

— Ты оберегаешь мои чувства? — спросил он тихо.

— Да, именно так я и сказала.

— Там, где замешана моя мать, мои чувства никак т. будут затронуты. Я обещаю.

— В ночь моего бегства я пробиралась по саду. Услышав голоса, я спряталась за кустом. Проходя мимо, твоя мать очень плохо отзывалась о тебе.

— Как?

— Неважно. Каждый ребенок имеет право на беззаветную любовь матери. Я не могу уважать женщину, которая говорит плохое о своем сыне.

Тронутый ее сочувствием, Халид наклонился, и их губы слились. Долгим был этот поцелуй.

Вошедший в спальню с подносом Омар обнаружил комнату пустой. Поставив поднос на стол, он приблизился к двери, чтобы позвать молодоженов к ужину. То, что он увидел, наполнило его сердце радостью. Принц и его жена застыли в объятиях друг друга, и действительно могло показаться, что некая волшебная сила превратила их в единое существо.

Омар заулыбался до ушей и бесшумно попятился. Поднос он решил оставить на столе. Удовлетворенный мужчина обычно потом ощущает голод. А то, что еда остынет к тому времени, не имело значения.

«Благодарю тебя, аллах!» — едва слышно прошептал Омар и покинул спальню.

14

Пылающее солнце стояло в зените, на небе ни облачка. Всем было жарко, но среда самый оживленный деловой день и для мусульман, и для христиан, и для иудеев, обитающих в Стамбуле. Неугомонные толпы с раннего утра заполнили кривые, мощенные булыжником улочки. Из общего гула выделялись истошные крики разносчиков, торгующих всякой снедью — жареной рыбой, шашлыками, лепешками и питьевой водой.

Халид и Малик с трудом пробирались на лошадях через людской муравейник. Они держали путь в Бейоглы, пристанище европейских купцов. За ними следовали Абдулла, Рашид и отряд из десяти воинов.

Мужчины, женщины и дети таращились в испуге на принца и его окружение. При виде Меча Аллаха, по чьему приказу совершались массовые убийства, люди пытались отвести зло, которое исходило от него. Христиане крестились. Евреи отворачивали головы и возносили мысленно молитву своему Ягве. Мусульмане трогали перстами голубые бусы, оберегающие от дурного глаза. Все матери, независимо от веры, крепче прижимали своих детишек к себе.

— Ты вызываешь переполох среди жителей нашей славной столицы, — отметил Малик.

Халид молча пожал плечами. Он смотрел прямо перед собой, не замечая толпы, освобождающей путь его коню.

— Меньше хмурься, и люди не будут тебя так бояться, — посоветовал Малик.

— Страх полезен. Они слышали обо мне легенды, видят шрам, и у них уже поджилки трясутся. Я могу, и пальцем не шевельнув, разогнать любых мятежников.

— Не все так уж напуганы. Дикий Цветок, например, ни разу не спасовала перед тобой.

Халид смолчал, но принял еще более грозный вид.

— Неужто я наступил на чью-то мозоль? Прости, я не хотел. Скажу тебе в утешение. И в раю случаются неприятности. Провел ли ты бессонную ночь, слушая свару между матушкой твоей и женой?

— Придержи язык! — зарычал на друга Халид.

— Ты устал, потому у тебя дурное настроение.

— К твоему сведению, жена изводит меня, — страдальчески произнес принц.

— Что?! Пес Султана, самый грозный человек в империи, доведен до крайности робким созданием?

— Она настаивает, чтобы я повторил свои брачные клятвы в присутствии христианского священника, — пожаловался Халид. — Прошлой ночью она получила полное удовлетворение в постели, а потом принялась рыдать. Она говорит, что не может ощущать себя по-настоящему замужней женщиной без благословения священника. Иначе она ничем не отличается от шлюхи.

— Эта проблема легко решаема. Пошли за священником.

— О чем ты говоришь? Чтобы племянник султана женился по христианскому обряду? Это же вызовет скандал.

— Никто не узнает. Все можно обстряпать тайком, — беспечно предложил Малик.

— Но я-то сам буду знать! Я сочту себя вероотступником. Кроме того, это все равно не даст мне мирного сна по ночам. Ее опять мучают ночные кошмары, и она будит меня криками.

— Может, свидание с Эйприл поможет делу?

— Сомневаюсь, — покачал головой Халид. — Увидев кузину, она начнет вспоминать Англию и все прочее.

— Тогда проводи ночи отдельно от жены.

— А кто будет ее успокаивать, когда она закричит во сне? Омар? Он годен только для массажа.

Малик постарался скрыть усмешку. Совершенно очевидно, что стрела Купидона глубоко засела в сердце принца и от нее все его мучения.

— Вот мы и на месте, — сказал он.

Шлюпка с его пиратского корабля и несколько матросов ждали их в укромной бухточке. Халид, Малик, Рашид и Абдулла забрались в шлюпку, которая тотчас направилась к судну, принадлежащему герцогу де Сассари. Воины из охраны остались на берегу.

Приблизившись к кораблю, шлюпка замерла на гладкой воде. Малик встал во весь рост и крикнул:

— Принц Халид просит разрешения взойти на борт! Прошло не менее пяти минут, пока на палубе не появился капитан и не приказал матросам спустить веревочный трап.

Друзья и двое их приближенных взобрались на палубу, оставив гребцов в шлюпке.

— Я капитан Малинари, — представился моряк. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Халид, Малик и Абдулла спустились вниз вслед за капитаном. По распоряжению принца Рашид не покинул палубы. У двери салона остались Абдулла и капитан. Вошли только Халид и Малик.

В салоне герцог де Сассари распивал вино со своим гостем и приятелем графом Орсиони. Он поднялся из-за стола, приветливо улыбаясь.

— Принц Халид! Какой приятный сюрприз!

— Приятный? — осведомился принц с ответной улыбкой.

— Видеть вас всегда для меня удовольствие. — Герцог нервно подергал свой черный ус. — Пожалуйста, садитесь.

— Я предпочитаю постоять.

— Можно предложить вам бокал вина?

— Религия запрещает мне пить вино.

— О, конечно! Как я мог забыть? Позвольте представить вам графа Орсиони, моего дальнего родственника, жителя Пантеллерии.

Халид с каменным выражением лица кивнул мужчине, который собирался превратить его нежный Дикий Цветок в непотребную шлюху.

— Вы знакомы с моим другом Малик-эд-Дишом?

— Кто не слышал о храбром капитане по прозвищу Зуб Акулы?

Герцог и Малик раскланялись. Затем Малик обратился к Орсиони:

— Как твои успехи в сводничестве, Орсиони? Прибыльное ли это занятие? Граф поперхнулся вином.

— В мои намерения не входило оскорбить тебя, — с усмешкой предупредил Малик.

— А я и не ощутил себя оскорбленным, — откликнулся Орсиони.

— Что задержало вас в Стамбуле? — осведомился Халид у герцога.

— Вы прибыли сюда лишь за тем, чтобы задать мне этот вопрос?

— Может быть, наш общий знакомый Форжер де Белью послужил тому причиной? — гнул свою линию Халид. — Ведь он еще здесь?

— Савон в Стамбуле? — Герцог расхохотался. — При всем своем уважении к вам, принц Халид, должен сказать, что вы заблуждаетесь. Савон слишком труслив, чтобы осмелиться появиться в Стамбуле.

— Форжер трус, согласен, но он прячется где-то поблизости. Нанятый им убийца проболтался перед смертью.

Герцог де Сассари притворился шокированным.

— Мой кузен нанял убийцу, чтобы тот напал на принца Оттоманской империи?

— А вы об этом не знали?

— Я могу заверить вас…

— Вы лжете, — вмешался Малик.

— Клянусь, я ничего не слышал о подобном преступном замысле, но радуюсь всей душой, что покушение не удалось. Меня же держит в Стамбуле желание увидеться с Линдар. Хоть она мне и сводная сестра, требуется разрешение султана на нашу встречу.

— В этом случае позвольте мне ускорить ваше дело, — предложил Халид.

— Я буду вам очень обязан, — поклонился герцог де Сассари.

— Считайте, что все улажено. — Халид улыбался, но его голубые глаза оставались ледяными. — Если Форжер свяжется с вами, передайте ему, что я женился на его невесте.

— Сомневаюсь, что Савон…

— И еще скажите Форжеру, что он уже не жилец на этом свете, что он ходячий труп, — добавил Халид. Малик не без ехидства спросил у герцога:

— Какими словами встретит вас супруга, когда вы заявитесь домой с красоткой рабыней, приобретенной у Акбара.

Граф Орсиони вмешался в разговор:

— Герцог великодушно уступил мне свое право на покупку. Я выбрал двух белокурых близняшек. Их нельзя отличить друг от друга. Лишь у одной имеется крохотная и очень милая родинка над губой. Надеюсь, гости в моем заведении по достоинству оценят столь пикантную парочку.

— Я отказываюсь тратить свое золото на подарки приятелю Форжера. — Халид с каменным лицом обратился к сутенеру с острова Пантеллерия. — Я требую немедленно вернуть этих женщин Акбару.

— Слишком поздно, — со злорадством заявил Орсиони.

— Я за них заплатил, — напомнил Халид.

— Что мы спорим из-за такой мелочи, как две рабыни? — поморщился герцог.

— Мой дядя-султан, — пригрозил принц, — в любой момент может арестовать ваш корабль, и тогда наш спор затянется надолго.

— Малинари! — крикнул герцог и приказал явившемуся на зов капитану: — Приведи сюда близняшек.

Несколько долгих минут прошли в молчаливом ожидании. Наконец капитан ввел в каюту двух закутанных с головы до пят девушек.

— Этим леди здесь не место, — обратился Халид к Абдулле. — Выведи их на палубу и охраняй там. А вам, герцог, обещаю, что в течение недели вы повидаетесь с сестрой. Ждите посланца с приглашением во дворец.

— Заранее благодарен, принц Халид.

— Не забудьте предупредить Форжера, что дни его сочтены.

После этих слов, сказанных вместо прощания, Халид, сопровождаемый Маликом, удалился.

Герцог де Сассари приник к иллюминатору. Сначала он увидел, как два великана-воина спустили девушек в шлюпку. За ними последовали Халид и Малик. Шлюпка взяла курс на берег.

Герцог подошел к массивному сундуку в углу салона и пнул в него носком сапога.

— Выходи!

Крышка медленно приподнялась, и оттуда выглянул мужчина с хитрым острым личиком, действительно напоминающий хорька. Савон де Форжер, граф де Белью, выкарабкался из своей норы.

— Ты называл меня трусом, — заскулил он.

— Заткнись, Савон! — прикрикнул на него герцог.

— Но ты… — нытье продолжалось.

— Тот, кто прячется в сундуке от врага, вообще не мужчина, — подал голос Орсиони.

— Не тебе меня попрекать, торговец живым товаром! — окрысился Форжер.

Оскорбленный герцог потянулся к горлу обидчика.

— Прекратите, господа! — заорал на них герцог.

— Приношу мои извинения. — Форжер тотчас пошел на мировую. Он заглянул в иллюминатор и увидел удаляющуюся шлюпку. — Как у меня чешутся руки убить его.

— Что за счеты у вас с принцем? — спросил Орсиони.

— Я убил его сестру, — ответил Форжер, не отрываясь от иллюминатора.

— Какого черта тебя угораздило?.. Ты что, свихнулся? Герцог де Сассари взял на себя труд рассказать о событиях давних дней.

— Несколько лет назад Савон приказал своим судам напасть на одиночный корабль неверных. Он рассчитывал захватить ценный груз. Но, к сожалению, так случилось, что во время боя судно затонуло.

— Откуда я мог знать, что на корабле путешествует оттоманская принцесса? — взвился Хорек. — К тому же у меня нет возможности открыто приплыть в Стамбул и извиниться за ошибку. Пока этот зверь дышит, я живу в постоянном страхе.

— Махни рукой на принца и на англичанку, — посоветовал герцог. — Возвращайся к себе в Белью.

— Только когда время придет и зерно созреет, — напыщенно заявил Форжер. — Я использую эту ведьму, чтобы довести меченного шрамом зверя до жалкой кончины.

На берегу Абдулла и Рашид усадили девушек впереди себя на седла своих коней.

— Ты сделаешь их служанками в доме матери? — осведомился Малик.

— Они слишком хороши для этого, — ответил Халид.

— Устроишь собственный гарем?

— Дикий Цветок этого не допустит.

— Вернешь их Акбару? — продолжал гадать Малик.

Халид остановил друга многозначительной улыбкой. — Следуй за мной, и все сам увидишь.

Они пустились в обратный путь по заполненным народом улицам в направлении дома Михримы, но по знаку Халида остановились возле обиталища имама и спешились.

— Подведите ко мне женщин, — распорядился Халид.

Когда приказ был выполнен, он открыл их лица. Девушки были совсем юными — лет по пятнадцати.

— Как зовут вас? — спросил он.

— Я Нира, — ответила та, что с родинкой над губой.

— Я Лана, — сказала ее сестра.

Обе девушки стояли перед ним, оцепенев от робости, с опущенными глазами. Они были невероятно похожи и очень милы.

Халид вновь закрыл им лица и приказал:

— Абдулла, ты поведешь Лану, а ты, Рашид, Ниру. Затем он подошел к входу в дом и громко постучал. После минутной паузы дверь отворилась.

— О Султанский Пес! — в ужасе вскричал прислужник имама и попятился.

Халид, сопровождаемый странной своей свитой, вступил в сумрачную прихожую и буквально смел с пути опешившего слугу.

На шум выбежал имам и зачастил скороговоркой:

— Ваш неожиданный приход наполнил меня радостью. Какое удовольствие видеть у себя вновь сиятельного Халид-бека! Что привело принца в мое скромное жилище? — Тут священнослужитель разглядел две укутанные женские фигуры. — Вы опять намерены жениться?

— Одного раза с меня более чем достаточно, — ответил Халид. — А вот они хотят жениться! Он указал на Абдуллу и Рашида.

— Что?! — одновременно воскликнули оба воина. Малик фыркнул, с трудом сдерживая смех. Девчонки взвизгнули под своими покровами и радостно захихикали.

Халид посмотрел на сестер.

— Вы этого хотите? Обе согласно кивнули.

— Клянетесь ли вы быть послушными женами?

Девушки вновь кивнули.

Халид обратил свой взгляд на воинов.

— Подтвердите имаму, что вы желаете жениться.

— Я готов!

— И я!

Возгласы Абдуллы и Рашида прозвучали одновременно.

— Замечательно, — сказал имам, хлопнув в ладоши. — Тогда следуйте за мной. Прежде чем вознести молитву аллаху, требуется составить документы. Воины отправились вслед за имамом. Малик тронул друга за плечо и тихо спросил:

— Как это пришло тебе в голову?

— Моим парням давно пора жениться, и они не посмели бы воспротивиться моей воле. А что касается близняшек, то они затоскуют и увянут, если их навсегда разлучат. А ты с Рашидом часто навещаешь Стамбул. Почему бы Рашиду не прихватить с собой жену и не порадовать ее свиданием с сестрицей?

— А где они проведут первую брачную ночь?

— Я полагаю, что у Михримы. Малик покачал головой.

— Лучше будет, если я препровожу их к себе, а сам вернусь на корабль. Я обнаружил, что соскучился по моей птичке, и хочу с утра отправиться домой. Если, конечно, я не нужен тебе здесь, в Стамбуле.

— Когда я отыщу логово Форжера, пошлю тебе весточку. Ты желаешь присутствовать при казни этого мерзавца?

Малик мрачно усмехнулся.

— Зачем спрашивать? Мечтаю!

В отсутствие супруга Эстер проводила время в обществе надоевшего ей до смерти Омара. Но что поделаешь? Избегая встреч со свекровью, она наглухо заперлась в спальне, и лишь болтовня Омара хоть как-то развлекала ее. Вероятно, испытывая сходные чувства по отношению к невестке, Михрима надумала отправиться навестить подругу.

К полудню Эстер настолько истосковалась и устала от Омара, что, не находя себе места в комнате, выбежала в сад.

Омар не отставал от нее ни на шаг. Эстер резко остановилась, обернулась и прошипела ему в лицо:

— Будь так добр, оставь меня одну!

— Одну? — переспросил Омар.

— Я желаю немного погулять по саду в одиночестве.

— Ты не знаешь дороги, — возразил он.

— Заблудиться в маленьком, огражденном со всех сторон саду невозможно. Омар колебался.

— Но при желании…

— Клянусь, что я не убегу, — сказала Эстер, понимая причины его беспокойства. — Мне нужно побыть наедине со своими мыслями.

Недоверие с лица Омара исчезло.

— Пожалуйста, разреши мне посидеть одной в саду. Тридцать минут — вот все, о чем я прошу, — умоляла его Эстер.

— Хорошо, — со вздохом согласился Омар. Эстер сделала шаг, но задержалась.

— Начиная с завтрашнего дня ты будешь подавать мне к завтраку по два яичных желтка. Только желтки.

— А что мне делать с белками? — осведомился Омар.

— Ешь их сам.

— Как пожелаешь, госпожа, — с поклоном ответил евнух.

Растерянность маленького человечка немного развеселила Эстер. И погода тоже постаралась исправить ей настроение. Словно в угоду ей осенний день выдался великолепным. Одно-единственное белое облачко на небе лишь подчеркивало его пронзительную голубизну, воздух был кристально чист.

Эстер вдохнула чарующую смесь ароматов бесчисленных цветов и легким шагом пустилась в путь, выбрав одну из дорожек. Она остановилась возле пурпурно-золотых астр, сорвала цветок и сунула его под чадрой за ухо.

Если эти цветы, в самом деле, отпугивают злых духов или хотя бы держат их на расстоянии, ей можно не опасаться встретить здесь свою свекровь.

Завидев еще издали Зеркало Венеры и Стрелу Купидона, она тотчас подумала о Халиде, вспомнила, как они занимались любовью прошедшей ночью. Он приобрел странную власть над нею. Его поцелуи заставляли ее забывать обо всем, что ей было дорого в прошлом. Если б только она могла убедить его произнести брачные клятвы в присутствии священника!

Продолжив прогулку, Эстер набрела на мраморную скамью под раскидистым деревом. Она присела, подперла подбородок рукой и погрузилась в размышления о том, как уладить разногласия с мужем по поводу церковного обряда.

— Привет! — произнес чей-то голос.

Эстер встрепенулась. Она увидела девушку среднего роста, стройную, с темно-каштановыми волосами и огромными, как у газели, глазами. Девушка производила приятное впечатление. Улыбка ее была доброй, а голосок ласкал слух.

— Ты «та самая»? — спросила девушка.

— Что значит «та самая»?

— «Та», на которой женился мой брат.

— А ты Тинна? — в свою очередь поинтересовалась Эстер.

— Да.

— Значит, про меня говорят «та самая»? А у меня есть имя.

— Какое?

— Эстер.

Тинна склонила набок голову, внимательно рассматривая свою новую знакомую.

— Я рада, что мы познакомились.

— Правда? — удивилась Эстер. Тинна присела с ней рядом и сказала:

— Мы были в отчаянии, что Халид столько времени не мог найти себе жену. Мы боялись, что он никогда не женится. А почему у тебя в волосах цветок?

— Чтобы отгонять злых духов. А почему вы боялись, что Халид не женится?

— Мама говорит, что его шрам пугает людей, особенно женщин.

— Мой супруг — воин, и его шрам — знак доблести, — заявила Эстер. — Я не потерплю, чтобы о нем отзывались с пренебрежением.

— Я люблю своего брата, — сказала Тинна.

— В таком случае мы станем друзьями. Ты не против?

— Женщина, которая любит моего брата, уже мой друг.

Любовь? Не слишком ли сильно это сказано? Но Эстер не стала поправлять Тинну.

— У твоих волос огненный цвет заката, предвещающего бурю, а лицо как у ангела, познавшего земные горести. Я понимаю, почему брат на тебе женился. Ты прекрасна.

— Несмотря на веснушки?

— О чем ты говоришь?

— Мне не нравится, что у меня веснушки.

— Они похожи на золотую пыльцу, и красота твоя лишь ярче сияет, когда луч солнца падает на твое лицо. Эстер потерла пальцем нос и улыбнулась.

— Никогда не слышала подобных комплиментов моим веснушкам. Теперь я буду осторожнее с ними, чтобы их не стереть.

— Откуда ты родом? — спросила Тинна.

— Из Англии. — Название своей страны Эстер произнесла так, будто это был земной рай. — Англия — это мой дом, я хотела сказать — была моим домом. Она лежит далеко за морем, на западе.

— Султан договорился выдать меня замуж следующим летом. Моим мужем будет принц из Польши. Это далекая страна, где зимы очень холодные. Скажи мне, что чувствует женщина, выйдя замуж?

— Выброси из головы все глупости, которые тебе наговорили, — посоветовала Эстер с ощущением превосходства над невинной девочкой, несмотря на свой весьма ограниченный опыт. — Женщине приходится воспитывать мужчину, держать его на поводке постоянно — иначе все пойдет кувырком. Конечно, я еще не слишком большой специалист в семейной жизни, но все знания, что я приобрету, я буду передавать тебе, и ты будешь делиться со мной тем, что тебе известно. Договорились? А как называется этот фрукт? — спросила Эстер, поглядев вверх.

— Персик. Ты их пробовала?

— Нет.

— Персики сочные и сладкие.

— Думаю, что мне следует попробовать хотя бы один. А тебе сорвать?

Эстер встала. Тинна тоже поднялась со скамьи.

— В доме есть уже сорванные персики.

— А зачем нам идти в дом? — заявила Эстер с озорной усмешкой.

К удивлению юной принцессы, Эстер вспрыгнула на скамью и дотянулась до ближайшего персика.

— О, он совсем твердый. — Она была разочарована.

— Самые спелые растут повыше, — сказала Тинна. Эстер, хватаясь за ветви, начала карабкаться на дерево. Она сорвала два спелых плода и кинула их Тинне. Глянув вниз, она вдруг оробела. Земля показалась ей очень далекой, хотя раньше высота никогда не пугала ее. Чей-то сердитый голос привлек их внимание. Эстер гадала, — неужто лазанье по деревьям тоже является нарушением здешних строгих законов? Сколько же еще правил ей предстоит вызубрить?

— Если тебе дорога твоя никчемная жизнь, говори, где она!

Разгневанный голос принадлежал Халиду.

— Она хотела уединения, — оправдывался Омар.

— И ты отпустил ее?

— Она дала слово, что…

— Ты поплатишься головой, если ее нет в саду! — не дал договорить ему принц.

Тут Халид и Омар заметили Тинну и устремились к ней. Необычное поведение брата, разгневанного и отчасти сбитого с толку — и все из-за женщины, — рассмешило девушку.

— Ты не видела?.. — Фраза так и осталась неоконченной, потому что Эстер подала голос сверху:

— Я здесь.

Халид повертел головой, но безрезультатно.

— Я над тобой.

Халид запрокинул голову.

— Что ты там делаешь?

— Собираю персики.

— Спускайся немедленно!

— Нет!

— Сначала яичные белки, теперь персики! — зарычал Халид.

— Гнев делу не помощник, мой господин.

— Я сказал, слезай!

— Я бы слезла, если б смогла. — Эстер честно пыталась обрисовать ему свое положение. — Но я не могу и поэтому не слезаю. Ты понял?

— Считаю до десяти!

— Бесполезно.

Халид в уме досчитал до десяти, и это помогло ему немного успокоиться. Потом спросил:

— Почему ты не можешь слезть?

— Меня держит.

— Ты зацепилась? Что тебя держит?

— Страх, — призналась Эстер.

— О иншаллах! — пробормотал Халид. Он отстегнул с пояса ножны с кинжалом, передал их Омару, потом стал взбираться на дерево. Ветки гнулись под его тяжестью, и он был вынужден прекратить подъем, так и не добравшись до Эстер. Жена одарила его ослепительной улыбкой, глядя на него сверху вниз.

— Привет, мой господин! Не хочешь ли персик?

— Нет! — отрезал он.

— Я просто спросила из вежливости.

— К дьяволу вежливость! Вытяни левую ногу и поставь ее на тот сук, что внизу.

— Я боюсь.

— Делай, как тебе говорят!

Медленно, руководствуясь указаниями Халида, Эстер начала неуверенный спуск. Он, раскрыв объятия, ждал внизу на случай, если она сорвется. В какой-то момент ее вновь охватила робость.

— Прыгай!

Эстер отчаянно затрясла головой.

— Ты же не можешь провести всю оставшуюся жизнь на дереве, — урезонивал ее Халид. — Я тебя поймаю. Доверься мне.

Эстер закрыла глаза и свалилась на руки мужа. Потеряв равновесие, Халид рухнул наземь вместе с Эстер.

— Ты не поранилась? — спросил он. Эстер мотнула головой.

— Спасибо, что спас мне жизнь.

Пренебрегая присутствием посторонних, Халид перекатил ее на спину и, почти касаясь губами ее щеки, произнес, жарко дыша ей в лицо:

— Мой Дикий Цветок все ищет приключений на свою голову?

— Постыдились бы, госпожа, — вмешался Омар. — Турецкие дамы не лазают по деревьям, подобно обезьянам.

— Заткнись, Омар, — беззлобно приказал принц и заметил лукавую улыбку на губах жены. Ее личико было так близко, так разгорячено, что его надо было остудить чем-то вроде поцелуя.

Поэтому его рот завладел ее ртом и ощутил там сладостную прохладу.

— Вот это зрелище, — прозвучал издевательский женский голос. — Зверь и его самка спариваются в грязи.

— Мама! — в панике воскликнула Тинна. Тела Халида и Эстер так сплелись, что не сразу смогли разъединиться. Они оба взглянули снизу вверх на подошедшую Михриму.

— Если твой сын зверь, то кто тогда ты сама? — осведомилась Эстер.

— Не забывай о приличиях! — одернул ее Халид. — Турецкие дамы уважают старших по возрасту, даже если они совсем выжили из ума.

Эстер хихикнула.

— Хорошо сказано, мой господин. Ты делаешь успехи.

— Не вижу повода для шуток в том, что оттоманский принц забавляется со своей принцессой на голой земле. Я торопилась домой, чтобы устроить семейный ужин для нас четверых, и что же — была вознаграждена за мое благое намерение постыдным зрелищем.

Халид вскочил на ноги и помог подняться Эстер. Она принялась отряхивать пыль с одежды. Как ни в чем не бывало Эстер обратилась к свекрови:

— Мне надоело есть баранину во всех ее видах!

— Что бы ты хотела, дорогая моя? — процедила сквозь зубы взбешенная Михрима.

— С тех пор, как моя родина скрылась за горизонтом, я не съела ни кусочка свинины, а это мясо мне больше всего по вкусу.

Одному только Халиду удалось сохранить невозмутимость. Остальные скривились, как будто их сейчас стошнит.

— Почему упоминание о жарком из свинины так на вас подействовало? — спросила Эстер.

— Коран запрещает употреблять свинину в пищу, — объяснил Халид.

— Я не магометанка, — напомнила ему Эстер.

— Ты супруга магометанина.

— Ты полагаешь, что я уже никогда больше не съем ни кусочка свинины?

— Я это говорю, а не полагаю.

— Мне хочется свинины!

— Прекрати твердить это поганое слово, а то всех нас вырвет! — пригрозил Халид.

— Сви-ни-на! — с улыбкой повторила Эстер, будучи не в силах побороть искушение затеять ссору. — Если я не могу есть свинину, то я вообще ничего не буду есть.

Сделав такое заявление, она с видом победительницы зашагала по дорожке к дому.

— Мы готовим свинину только по пятницам. Но плохо то, что христианам запрещено по этим дням вообще есть любое мясо! — крикнул ей вслед Халид.

Заметив, как дрогнула ее спина и ускорился шаг после этих слов, Халид вполне успокоился за свою жену. Он уже успел убедиться в ее пристрастии к вкусной еде и здоровом молодом аппетите. Уж голодом она себя никогда не уморит.

Веселое расположение духа принца удивило его мать и сестру. Халид годами не допускал улыбку на уста, а женщина из далекой страны на западе вдруг переродила его.

Большую часть дня Эстер опять провела в спальне. Она мерила шагами устланный коврами пол, как запертая в клетку тигрица. Омар, устроившись в дальнем углу на своей подушечке, устал следить за ее перемещениями.

Только один раз она задержалась у стеклянной двери, выходящей в сад, и взглянула на мир вне тюрьмы.

Чем занимаются женщины, заточенные в гаремах долгими часами, днями, годами? Ведь она привыкла пользоваться свободой как ей вздумается.

Пока они с мужем гостят у Михримы, Эстер была лишена возможности хоть чем-то занять себя. Но что изменится, когда они переселятся в Девичью Башню? Будут ли у нее какие-то обязанности? Эстер горячо на это надеялась.

Или ей уготована участь гаремной пленницы? Если так, она сойдет с ума ровно через неделю.

И опять куда-то подевался Халид. Эстер была даже готова выслушать от него лекцию о хороших манерах, лишь бы слышать его голос.

Стук в дверь прервал тягостную тишину. Полусонный Омар медленно слез с подушки и, шаркая затекшими ногами, пошел открывать.

Он впустил в спальню целое войско служанок Михримы. Руки женщин были заняты узлами, часто превышающими их своими размерами. Все пожитки свалили на кровать, а трудолюбивые прислужницы спешили прочь, уступая место другим.

Богатство, вываленное на кровать, не поддавалось ни подсчету, ни описанию. Тут были разноцветные кафтаны и полупрозрачные шаровары, болеро и шали, бархатные и парчовые туфельки. Все было сотворено лучшими мастерами и, конечно, обошлось в кучу денег.

Омар еле вымолвил в восторге:

— Принц тебя обожает!

Но Эстер умерила его радость.

— Все это смахивает на подкуп.

— Подари принцу сына, и он отдаст тебе во владение весь мир, — возразил Омар. — В Коране

написано, что рай простирается у материнских ног.

— Уж лучше я рожу ему дочку. Весь дом наполнен особами женского пола. Одной больше — какая разница!

— Лучше прикуси свой язык! — посоветовал оскорбленный евнух.

Заразительный мужской смех огласил комнату. На пороге стоял Халид с подносом в руках. Омар просиял при виде столь почтительного отношения принца к жене.

— Омар, убери глупую ухмылку с лица, — распорядился Халид, — приведи в порядок это тряпье и сматывайся с глаз долой. А тебе, Эстер, я вот что скажу. Я не прочь иметь дочерей, но они должны быть похожи на тебя.

Эстер удивилась. Почему он так щедр в комплиментах? Что он задумал?

— Подходи ближе, будущая мать моих дочек, — позвал Халид. — Сядь и поужинай со мной.

— Я не голодна, — погрешила против истины Эстер.

— Все равно посиди рядом, пока я буду есть. Эстер решила, что отказаться было бы неприлично, после того, как он так щедро одарил ее. Она заняла место на подушке возле него.

На подносе красовался кебаб с ореховой подливкой, салат из огурцов и особое блюдо из риса — пахучий, острый пилав. На десерт были поданы миндальные печенья, йогурт и сосуд с розовой водой.

Халид сам обслужил себя и поглощал еду с видимым удовольствием. Эстер старалась не смотреть на исчезающие в его рту куски. После завтрака она не прикасалась к пище и не была уверена, что воздержание ее продлится долго. Избегая соблазна, она попыталась встать.

— Оставайся со мной, пока я не закончил ужин, — таков был приказ.

— Я отсидела ногу, — придумала она предлог.

— Я тебе не верю. Ты просто проголодалась. Ешь!

— Я не могу обходиться без свинины.

Халид подавился куском баранины. Он схватился за кубок и глотнул розовой воды. Отдышавшись, он строго сказал:

— Свинину никогда не будут готовить в моем доме. Однако, когда я расправлюсь с этим мерзавцем Форжером, я позволю Омару отвести тебя на христианский рынок. Там можешь кушать свинину, пока не лопнешь.

— Ты это сделаешь для меня? — спросила Эстер недоверчиво.

— Но только по пятницам. Эстер сердито оскалила зубки.

— Я дразню тебя. Не всякая пятница постный день. К тому же плотские грехи легко отпускаются, — утешил ее Халид.

Все равно она смотрела на него недоверчиво.

— Поклянись! — потребовала она.

— Ты сомневаешься в моем слове?! — Халид готов был вспыхнуть.

— Я верю тому, что ты говоришь, — поспешила заверить Эстер, опасаясь его гнева.

— А пока ты не зачахла вконец, испробуй нежный кебаб из барашка.

Мир был достигнут путем компромисса, но Эстер постаралась получить из него, помимо насыщения голодного желудка, еще и дополнительную выгоду для себя.

— Если ты позволяешь мне есть свинину, — начала она, торопливо утолив голод, — почему бы тебе не позволить и другое послабление — повторить свои брачные клятвы при священнике?

— Слишком велика разница между религией духа и религиозными запретами, касающимися грешной плоти, — важно пояснил Халид.

Эстер потерпела неудачу, но надежд не оставила. Все равно она отыщет какую-нибудь лазейку.

— Почему мы ужинаем здесь вдвоем?

— Думаю, что ужин с моей матерью не пришелся бы тебе впрок.

— А тебе?

— Мне тоже.

— Когда мы вернемся в Девичью Башню?

— Как только я поймаю и убью Форжера. — Тут Халид бросил на жену пристальный взгляд.

Но она никак не отреагировала на его слова. Следующий кебаб отправился в ее ротик.

— У меня будут какие-то обязанности? — поинтересовалась она. — Чем я буду заниматься весь день?

— Чем обычно занимается женщина.

— А в чем заключаются их занятия? Халид пожал плечами.

— Надо спросить у матери. Вероятно, они вышивают. Эстер состроила недовольную гримаску.

— Боюсь, я не очень хорошо вышиваю.

— А что ты можешь еще делать? — Халид улыбнулся, но в улыбке его сквозило некоторое пренебрежение.

— После смерти отца я вместе с братом брала уроки фехтования, — сообщила Эстер, очень гордая собой. — Я стреляю из лука, скачу верхом и неплохо умею обращаться с кинжалом.

— И твоя мать все это одобряла?

— Из-за моих ночных кошмаров мама шла на все, лишь бы я нашла успокоение. — Эстер вдруг перешла на шепот: — Признаюсь, я очень избалована.

— Неужели? А мне это и в голову не приходило! — с иронией воскликнул принц и добавил сухо: — Ты должна воспитать в себе женские качества.

— Какие?

— Откуда мне знать? Разве ты не заметила, что я не женщина.

Эстер ничего не ответила, только глаза ее лукаво сверкнули.

— Спроси у матери, чем следует заниматься замужней женщине днем. Про ночь лучше не спрашивай, тут просвещать тебя буду я. И больше никаких лазаний по деревьям! Поняла?

Эстер кивнула.

Окончив ужин, Халид поднялся. То же самое сделала и Эстер.

Пока он, склонившись, просматривал содержимое своего сундука, Эстер с вожделением глядела в сад за стеклянной дверью. Красота сумерек манила ее на прогулку.

— У меня есть еще один подарок для тебя. Голос неслышно подошедшего Халида заставил Эстер обернуться. В его руках было ожерелье, подходящее для парадного наряда самой королевы. Выкованное из чистого золота, оно было украшено изумрудами и бриллиантами.

Эстер застыла, потеряв дар речи.

— Повернись, — тихо произнес Халид. Он обвил украшением ее тонкую шейку и застегнул замочек. Вновь повернув ее к себе, Халид залюбовался тем, как старинное украшение преобразило его юную жену. Желание еще сильнее разгорелось в нем.

— Мы говорили о священнике… — начала было Эстер, но смолкла. Близость его тела мгновенно возбудила ее.

Халид расстегнул мелкие пуговички на ее кафтане, и одеяние послушно спало с ее плеч. Обнаженная, она предстала перед ним во всем великолепии своей естественной красоты. Грива волос цвета благородной меди, доходящая до бедер, да золотое ожерелье ничуть не скрывали, а лишь подчеркивали торжество ее наготы.

— Ты похожа на языческую богиню, — с восхищением произнес Халид. Его голубые глаза светились страстью.

Эстер уже знала, что предвещают эти огоньки в его взгляде.

— Но ведь еще не стемнело, — тихо напомнила она.

— Темнота нам вовсе не нужна.

Он поцелуями изгнал из нее робость. Все мысли о священнике враз улетучились из ее головки. Она обвила его шею руками, сама прижалась к нему, и в каждый свой поцелуй вкладывала ответную страсть.

Расставшись с губами, Халид покрыл поцелуями ее шейку, потом принялся ласкать грудь, доставляя Эстер невообразимое наслаждение.

Неожиданно Халид опустился на колени. Его язык оставил влажную дорожку на ее округлом животе, потом проник в самое интимное место.

Эстер ахнула и попыталась вырваться, но руки его плотно обхватили ее ягодицы и не отпускали от себя, пока она трепетала от этой откровенной чувственной ласки.

— Я должен познать каждую клеточку, каждую частичку твоей плоти, — шептал Халид, и она таяла в его руках.

Эстер извивалась в его объятиях, корчилась, будто брошенная в огонь, тело ее трепетало и стремилось к утолению любовной жажды. Не об этих ли странных ощущениях поведала ей когда-то Эйприл? Но спустя мгновение Эстер уже напрочь забыла о своей кузине.

Халид ритмично двигал языком в самом средоточии ее женственности. Это походило на изощренную пытку, но палач вместо мук доставлял ей невероятное наслаждение. Он лизал и покусывал чувствительный бугорок, в то время как его пальцы продолжали игру с ее грудями.

Эстер почувствовала, как изошла влагой, словно внутри ее что-то расплавилось. Она издала гортанный крик, вкладывая в него то удовольствие, что волнами — одна за другой — накатывало на нее.

Халид опустил обессилевшую жену на ковер и вновь покрыл все ее тело поцелуями. Не имея терпения, чтобы добраться до кровати, он перевернул Эстер на живот и запечатлел по поцелую на округлых ягодицах.

— Встань на колени, — прошептал он, спуская шаровары.

Эстер послушно подчинялась ему, словно безвольная кукла. Халид овладел ею, стремясь удовлетворить свое желание и доставить ей тоже чувственное наслаждение. Сначала он двигался осторожно, но потом страсть ослепила его, и он отдался на волю своих мужских инстинктов. Он глубоко проникал в нее, их сладострастные стоны сливались воедино, как и их разгоряченные тела. Они одновременно достигли самого пика наслаждения и рухнули на ковер, испытывая необыкновенное удовлетворение.

Халид не отпускал Эстер от себя. Он начал с нежностью поглаживать ее личико. Оно было мокро от слез.

— Я сделал тебе больно? — встревожился он.

— Нет, но без благословения священника… Халид перевернул ее на спину и пригвоздил к ковру. Она лежала навзничь, беспомощная, дрожащая, прекрасная и желанная.

— Ты моя жена, — жарко выдохнул он в лицо Эстер, раздвинул ей ноги и опять вошел в нее.

Он начал двигаться нарочито медленно, сдерживая себя, возбуждая и дразня ее. Распаленная страстью, она жаждала сильных, частых толчков, а он проникал в нее мягко, неторопливо и тотчас отступал назад, обманывая ее ожидания.

— Скажи, что ты моя жена, — попросил он, — и я дам тебе все, что пожелаешь.

Глаза Эстер были затуманены страстью.

— Я твоя жена, — выдохнула она.

Халид перестал сдерживаться. Снова и снова он погружался в манящую бездну женственности. Словно дикое животное, Эстер встречала каждое его могучее проникновение ответным изгибом тела, стремясь к нему навстречу.

Их крики слились воедино и одновременно стихли. Некоторое время они пролежали в полной прострации. Затем Халид пододвинулся к ней, она — к Халиду, их руки переплелись, и они забылись сном прямо на ковре.

15

-Халид! Просыпайся!

Халид промычал что-то нечленораздельное и перевернулся на живот.

— Проснись, я сказала! — От пронзительного голоса свербило в ушах.

Балансируя между явью и сном, Халид был застигнут жутким кошмаром. Его милая юная жена каким-то непостижимым образом превратилась в его сварливую матушку. И еще хуже — постель вдруг стала твердой, как пол.

— Проснись, ты! — Михрима пнула ногой обнаженное тело сына.

Халид рывком приподнялся и огляделся, не понимая, в чем дело. Он вспомнил, как накануне они с женой занимались любовью. Слава аллаху, ему только приснилось, что жена его стала такой же злобной, как его матушка.

— Почему ты спишь на полу? — спросила Михрима.

— Ты разбудила меня только для того, чтобы это спросить? — вопросом на вопрос ответил Халид и тут же осознал, что гол, как Адам, а его мужское естество победоносно торчит.

Скрывая под грубостью свою растерянность, он рявкнул:

— Чего тебе надо?

Михрима усмехнулась. Ей нравилось ставить людей — даже собственного сына — в неудобное положение.

— Где твоя супруга?

Халид понял, что мать задает вопрос неспроста. Ей известно что-то такое, что он еще не знает.

— Если это игра в угадайку, то я сдаюсь. Где она?

— Непобедимый и наводящий ужас Пес Султана неспособен углядеть за своей юной женушкой, — издевалась Михрима.

— Я не в настроении выслушивать твои злобные выпады. Говори то, что хотела сказать, и уходи!

— Маленькая дикарка уже привила тебе свои дурные манеры, — усмехнулась Михрима.

— Мать, прекрати! — В голосе Халида звучало грозное предупреждение.

— Твоя жена в паре с твоей сестричкой по пути в конюшню. Я пыталась их задержать, но они не послушались меня.

Несмотря на наготу, Халид мгновенно выпрямился во весь рост. Он торопливо натянул шаровары, сунул ноги в сапоги, схватил рубаху и был таков.

— Если твоя жена была бы там, где ей следует быть, твой петушок давно бы отдыхал в покое, — проговорила Михрима, поспешая шага на два позади сына.

Халид вспыхнул до корней волос.

— О аллах! Огради меня от злобных глупых старух! — бормотал он на ходу, а Михрима, несмотря на возраст и притворные немочи, не отставала, наступая ему на пятки. Она никак не хотела упустить зрелище, когда ее сын примется наконец учить уму-разуму английскую гадюку. Сейчас, наверное, он изобьет ее до полусмерти.

— Эстер! — громовым голосом позвал Халид, вышагивая вдоль стойл.

Эстер и Тинна разом обернулись. Улыбки на их лицах померкли, как только они разглядели выражение лица обладателя конюшен. Но Эстер увидела кое-что еще. За спиной Халида маячила Михрима, которая так и светилась торжеством. Лучший вид обороны — атака, и Эстер очертя голову рванулась в бой.

— Все, что наговорила твоя мать, — сплошная ложь, — заявила Эстер.

Халид схватил жену за плечо и встряхнул так, что она чуть не откусила себе язык.

— Я не разрешал тебе ездить верхом! Куда ты собралась?

После встряски Эстер с трудом привела мозги в прежний боевой порядок.

— Никуда, мой господин!

— Тогда зачем ты здесь?

— Я привела твою сестру познакомиться с моей подружкой — черной кобылкой.

— Ты лжешь!

— Она говорит правду, — вмешалась Тинна. — Я заверила ее, что ты не будешь сердиться.

— Тебя никто не спрашивает! — огрызнулся Халид, но тон его смягчился, когда он обратился к жене: — Верховая езда неподходящее занятие для женщины, — начал он, но сбился в смущении, когда в его памяти всплыли некоторые события прошлой ночи.

— А мне казалось, что женщина может стать лихой наездницей в определенных обстоятельствах, — с невинным видом заявила Эстер. — Кстати, ты не запрещал мне навещать мою спутницу в скитаниях по караванным дорогам.

— Да, я не возражаю, но только с подобающим эскортом. Моя сестра вряд ли подходит на эту роль. А что совсем плохо — лицо твое открыто. Когда ты наконец усвоишь, что жена принца должна носить чадру?

Эстер тотчас потянулась за своим покровом.

— Клянусь, господин, из спальни я выходила под чадрой, а ты…

Опасаясь, что Эстер скажет лишнее, Халид нежно прикрыл ладонью ее рот и произнес со значением:

— Ты была мне очень нужна утром.

— Зачем?

— Чтобы утихомирить его петушка! — ответила за сына Михрима.

Эстер залилась краской. Халид погладил ее побагровевшую щечку.

— Какого петушка? — осведомилась Тинна.

— Не твоего ума дело, — зашипела на нее мать. Эстер отбросила от своего лица руку Халида.

— Я не шлюха, чтобы быть твоей подстилкой, как только тебе захочется облегчиться.

Пожар от испытываемого ею стыда все ярче разгорался на щеках Эстер. Как он мог упоминать об этом — их сугубо личном — в присутствии своей матери?

— Где Омар? — рявкнул Халид, взбешенный тем, что мать стала свидетельницей его размолвки с женой. — Если б этот лентяй исправно выполнял свою работу, подобного казуса не возникло бы.

— Не вмешивай сюда Омара, — посоветовала Эстер.

Превозмогая желание удушить любимую жену тут же на месте, Халид в уме просчитал до десяти. Последнее время он что-то слишком часто прибегал к этому методу подавления вспышек гнева. Вступать с женой в спор было бесполезно, особенно на глазах Михримы. Вот когда они останутся наедине с Эстер, он выставит ей ультиматум. В который уже раз.

— Вернемся в спальню и позавтракаем, — предложил Халид, надеясь заключить перемирие. — Там мы все спокойно обсудим.

— Я уже ела, — сообщила Эстер, пряча лицо под чадрой. Но ее упрямый носик все-таки торчал наружу.

— Тогда ты составишь мне компанию, — сурово сказал Халид.

Ее обидело то, что он распоряжается ею при матери.

— Хорошо, — произнесла, вернее прошипела, Эстер. Вот когда они останутся наедине с Халидом, она выставит ему ультиматум. В который уже раз.

Пройдя мимо него с гордо вскинутой головой, Эстер проследовала к выходу из конюшни. Халид не мог оторвать взгляда от ее покачивающихся бедер. Михрима и Тинна замыкали процессию. Резкий смех Михримы, возникший неизвестно по какому поводу, одинаково раздражал и принца и принцессу.

— Мама, пожалуйста… — умоляла Тинна.

— Не смей указывать матери, что ей делать, — оборвала ее Михрима и добавила во всеуслышание: — Это создание исключительно плохо влияет на тебя.

От дома к ним спешила испуганная служанка.

— Омар не может выполнять свои обязанности сегодня. Бедняга лежит при смерти.

Откинув чадру, Эстер устремилась в крохотную комнатку евнуха. За ней последовали остальные. В комнатке стало тесно.

На Омара было страшно смотреть. Лицо его отекло, глаза превратились в узкие щелочки, красная сыпь покрывала его лицо, шею, руки.

— Чума! — вскричала Михрима и заслонила собой дочь.

Ничуть не испуганная, Эстер приблизилась к больному и склонилась над ним. После внимательного осмотра она уверенно заявила:

— У Омара обыкновенная крапивница, которая не заразна и не смертельна.

— Откуда ты знаешь?

— Мой брат мучился точно так же, наевшись как-то ягод.

Далеко не убежденный ее заключением, Халид обратился к евнуху:

— Ты ел ягоды?

— Нет, яичные белки… — простонал евнух еле слышно.

Халид медленно повернулся к жене. Ярость, клокотавшая в нем, отразилась на его лице.

— Клянусь, я ничего не знала, — лепетала Эстер, отступая от возникшего перед нею зверя в образе человеческом.

— Я предупреждал, что брезговать тем, что посылает нам аллах, — большой грех.

Он протянул к ней руку, Эстер увернулась и, взвизгнув от ужаса, выскочила из комнаты. Халид устремился в погоню.

— Стой! — крикнул он.

Она не подчинилась.

Огибая угол, Эстер врезалась со всей силы в Абдуллу. Словно мячик отлетела она от могучего воина и распласталась на каменном полу. Халид склонился над ней.

— Ты сильно ударилась?

— Почему эта чертова скала всегда попадается у меня на пути?

С помощью Халида она встала на ноги. Тут только Халид заметил, что вместе с Абдуллой явился посланец султана. Он вручил принцу свиток.

Халид пробежал глазами сообщение и тотчас обратился в хищника, готового к прыжку.

— На Мурада вновь совершено покушение, — коротко бросил он.

Михрима как раз вовремя очутилась поблизости, чтобы расслышать его слова. Она не преминула ехидно заметить:

— Если бы ты искал убийцу не между ног своей дикарки, а там, где он действительно устроил свое логово, то жизнь твоего кузена была бы вне опасности.

Понимая, что на этот раз мать права, Халид сурово глянул на Эстер. Он не знал, как ему быть. С одной стороны, он должен был немедленно прибыть в Топкапи, но с болезнью Омара принц лишился единственного слуги, кто хоть как-то мог проследить за Эстер. Хотя Халид был убежден, что она больше не сбежит, неугомонный характер мог ввергнуть его жену в очередные неприятности.

— Почему ты на меня так смотришь? — воскликнула Эстер. — Не я покушалась на твоего кузена и не я отравила Омара.

— Езжай в Топкапи, сынок, — сказала Михрима примирительно, догадываясь о мучившей его дилемме. — Я возьму Тинну и эту с собой на базар. Она еще ни разу ведь там не бывала.

Халид поклонился, как положено, матери, затем обратился к жене со словами:

— Слушайся мою мать во всем. Ты поняла? Эстер перевела взгляд со свекрови на мужа, который выглядел явно озабоченным.

— Поняла, не тревожься обо мне. Халид отдал распоряжение Абдулле:

— Принеси кошелек с золотом из моей спальни. Посещение базара без денег — пустая трата времени.

Эстер поблагодарила мужа признательной улыбкой. У нее никогда раньше не было на руках своих денег. Очевидно, муж вспомнил об этом и решил сделать ей приятное.

— Отдай кошелек мне, — потребовала Михрима у вернувшегося с деньгами Абдуллы. — Эта их потеряет.

— Моя жена будет держать при себе свое золото и "потратит его по своему усмотрению, — сказал Халид, протягивая кошелек Эстер.

Пару часов спустя трое занавешенных носилок, которые несли рабы Михримы, а охраняли восемь конных телохранителей, остановились на узкой многолюдной улочке неподалеку от базара. Облаченные в яркие кафтаны и цветные шаровары, кутаясь в шелковые плащи с тонкой меховой опушкой, из затемненных носилок явились на свет Михрима и Тинна. Эстер предпочла же темные тона. Из-под черной плотной чадры не проглядывали даже ее глаза. Кошелек с золотыми монетами она сжимала в руке так, как будто это была корона Англии.

Михрима заставила Эстер надеть фериду — тяжелый черный покров. Жаркие дебаты возникли по этому поводу, и Михрима праздновала победу. Никто уже не сможет заглянуть в глаза жены ее сына. Кроме того, черный саван не позволит «этой» даже поглазеть на какого-нибудь мужчину. А если она все-таки позволит себе нарушить этикет, то об этом никто не догадается.

— Я чувствую себя покойником, вышедшим из гроба, — сетовала Эстер. — Я все же не могу взять в толк, почему надо скрывать лицо.

— Обычай требует, чтобы ты носила фериду, — сказала Михрима. О аллах, вознагради ее за терпение. У Михримы уже голова пошла кругом от бесконечных возражений и нытья невестки.

— Глупый обычай, если вы хотите знать, — послышалось бормотание под чадрой.

— А тебя никто об этом не спрашивает, — злорадствовала Михрима.

Эстер притворилась, что ничего не видит под плотным покрывалом, и нарочно столкнулась со свекровью. Тинна хихикнула. На какой-то момент молодое поколение объединилось против представительницы старого. Для Эстер это был отрадный факт.

— Почему ни Тинна, ни ты не напялили эту противную… как ее?

— Фериду, — подсказала Тинна.

— Может, займемся покупками? — спросила Михрима. — Или ты намерена и дальше препираться? Эстер сдалась.

— Давайте смотреть и покупать. — В ней проснулся зуд, свойственный всем женщинам при виде лавок, полных товаров.

В окружении телохранителей Михрима повела свой маленький отряд на штурм богатств восточного базара.

При первом же взгляде на торговую площадь у Эстер перехватило дыхание. Пестрота зрелища и какофония звуков ошеломили ее. Сотни людей, разнообразно одетых, говорили одновременно, и чаще всего на разных языках. За исключением закутанных в белое и в черное женщин, все остальное на этом базаре переливалось всеми цветами радуги. Ведя замкнутую жизнь, Эстер никогда прежде не наблюдала такого скопления людей. Сама мысль о том, что ей надо вступить в этот людской водоворот, привела ее в ужас.

Заметив растерянность невестки, Михрима злорадно усмехнулась. Жестом она приказала Тинне держаться плотнее к чужестранке, а сама заняла точно такую же позицию с другого бока. Халид никогда не простит даже собственную мать, если с его женой что-то случится или она затеряется в толпе.

Хоть и небольшие, но все-таки некие преимущества у этой троицы были. Рыночный сброд спешил убраться с их пути, завидев знаки султанской семьи на плащах телохранителей. Добропорядочные же торговцы и покупатели степенно сторонились, а потом долго смотрели вслед процессии.

Чужестранка из далеких краев, спарившаяся с Султанским Псом, стала вмиг главной достопримечательностью всего базара. Степной пожар не мог сравниться по быстроте, с какой разнесся из конца в конец по площади и лабиринту прилегающих улочек слух о ее появлении на базаре. Сотни глаз сверлили ее плотный покров. Теперь уже Эстер была рада тому, что никто не видит ее лица.

— Почему все смотрят на нас? — шепотом спросила она у Михримы.

— Им любопытно.

— Что?

— Какая ты есть.

— Откуда они узнали про меня?

— Как же ты неразумна! — Михрима даже ощутила некую жалость к невежественной девчонке.

— Просвети меня.

— Иностранка вдруг стала женой принца, одного из самых влиятельных и самых жестоких вельмож империи. Разве простой люд в Англии не пялит глаза на своих принцев и принцесс?

— Наверное, но я точно не знаю.

— А почему? — поинтересовалась Тинна.

— Я никогда не была в Лондоне. Это столица, где королева держит двор, — призналась Эстер.

— Разве ты не дочь дворянина? — спросила Михрима.

— Да, но я ни разу не выезжала из отцовского поместья.

— Держать тебя вдали от приличного общества было очень мудрым решением, — кивнула Михрима.

— Что ты хочешь этим сказать? — оскорбленная, Эстер повысила голос.

Михрима огляделась вокруг. Сотни ушей навострились, чтобы подслушать перепалку, возникшую между матерью Султанского Пса и его супругой.

— Что бы ты хотела купить прежде всего? — спросила Михрима, резко меняя тему. Эстер ненадолго задумалась.

— Я бы приобрела сначала саше, чтобы складывать туда свои покупки.

Михрима усмехнулась.

— Ты не так уж безмозгла, какой кажешься.

— Если ты, старая карга, еще раз…

— Помни, где мы находимся, дорогая, — предостерегла ее Михрима.

Эстер поглядела на жадно внимающую каждому их слову публику и покорилась. Она возьмет свое, когда они со свекровью останутся без свидетелей.

Их первая остановка была у лавки, где продавались саше. Сумки разных форм и размеров заполняли полки и прилавки. Тут были изделия на любой вкус и на любой кошелек — из кожи, из ткани, из всех материалов, какие только можно себе вообразить.

Эстер указала на черное кожаное саше, и продавец выложил его перед ней на прилавок. Сумка ей подходила, но, не имея понятия о здешних ценах, Эстер достала из кошелька несколько золотых монет и разложила их на ладони.

— Сколько ты хочешь за эту сумку? — спросила она.

Жадные пальцы торгаша готовы были сгрести все с ее ладони, но рука Михримы его опередила. Она накрыла ладонь невестки, загораживая золото от торговца.

— Этот шитый грубыми нитками кусок ослиной шкуры стоит две монеты. И то этого много.

— Две монеты! — вскричал торговец. — Чудесное изделие из мягкой кожи за две монеты! Где такое видано? Моя цена по меньшей мере десять монет.

— Десять! — тут уже возопила Михрима. — Ты бесстыжий старый мошенник!

— Десять монет, — настаивал торговец. — С десяти начнем торговаться, — добавил он, не желая терять покупательницу.

— С таким глупцом нечего торговаться, — проворчала Михрима и обратилась к Эстер: — Спрячь свои деньги, моя дорогая доченька. На базаре полным-полно порядочных торговцев, которые не заламывают такие безумные цены.

Эстер послушно ссыпала монеты обратно в кошелек. Троица собралась уходить.

— Подождите! — окликнул их торговец. Михрима оглянулась, окинула его ледяным взглядом.

— Для семейства принца Халида назначаю специальную скидку.

Его слова побудили Михриму задержаться в лавке. Потянув за собой Эстер и Тинну, она вернулась к прилавку. Торг уже пошел всерьез.

Вскоре Эстер приобрела черное кожаное саше всего лишь за четыре монеты. Заодно ее мнение о свекрови претерпело некоторые изменения. Явно, что у Михримы есть, чему поучиться.

Побродив еще немного в толпе, они решили отдохнуть и утолить жажду.

— Я хочу шербет из розовых лепестков, — сказала Тинна.

— А что ты предпочитаешь? — спросила Михрима у Эстер.

— Ничего.

— Разве тебя не мучает жажда? — удивилась Тинна.

— У меня предубеждение против шербета.

— Почему?

— Стоит мне попробовать шербет, как в нем обнаруживается какой-нибудь дурман.

Михрима усмехнулась под своей чадрой.

— Здешний продавец человек честный и ничего не подмешает в напиток.

— Я не доверяю никому.

— Тогда я закажу тебе лимонад.

— Могу я снять чадру, когда буду пить? — спросила Эстер.

— Просто подними нижний край чадры и просунь в щель чашу, — посоветовала Михрима.

Утолив жажду и слегка перекусив, они поблагодарили торговца, который отказался брать с них плату за угощение. Михрима возглавила шествие, и они пустились в дальнейшее странствие по базару.

Эстер остановилась у прилавка, за которым сидела одинокая старая женщина.

— Чем ты торгуешь? — спросила Эстер.

— Снадобьями, — ответила женщина. У нее был низкий голос и странный выговор. — Дай мою настойку своему супругу, и его инструмент не будет знать усталости.

В невинном неведении Эстер обратилась к свекрови за разъяснениями:

— Что это за инструмент?

— Мой сын не нуждается в твоей отраве, джоди! — ополчилась вдруг на женщину Михрима и оттеснила невестку подальше от прилавка. — Пойдем отсюда, моя дорогая.

— Что такое джоди? — Любопытство распирало Эстер.

— Ведьма, — пояснила Тинна.

Эстер оглянулась на старуху и на всякий случай осенила себя крестным знамением. Михрима тотчас шлепнула ее по руке.

— Никогда не делай этого на людях! Но было поздно. Многие уже уставились на Эстер и начали перешептываться. Слушок, подобно суховею в пустыне, пробежал по опаленному солнцем базару. «Султанский Пес осквернил себя браком с христианкой!»

— Мама, давай пойдем в ювелирный ряд, — попросила Тинна. — Пусть Эстер посмотрит, какие чудесные украшения продаются там.

— Я бы очень хотела посмотреть, — кивнула Эстер.

— А вы, девочки мои, не устали? — осведомилась Михрима, надеясь направить их путь к дому.

— Нет! — хором ответили Эстер и Тинна.

Собрав властным жестом несколько расслабившуюся охрану в плотное кольцо, Михрима, возглавлявшая маленькую группу, начала пробираться сквозь толпу в дальние ряды. Здесь при лавках располагались мастерские, где трудились золотых дел мастера.

Войдя в первую же лавку, Эстер застыла на месте, и ей уже расхотелось следовать дальше. Ее вниманием целиком завладело уникальное произведение ювелирного искусства, подвешенное на массивной золотой цепи под низким потолком.

Отлитая из золота фигурка странного существа искрилась сотнями крохотных бриллиантов, вкрапленных в металл, а два крупных, алого цвета камня, будто налитых кровью, заменяли глаза.

— Что это?

— Грифон, — ответил хозяин лавки. Заметив, что это слово ничего не говорит чужестранке, он пустился в объяснения: — Это мифологическое существо! Взгляните, у него голова, шея и крылья как у орла, а туловище, ноги и хвост — льва.

«Грифон! Птица и животное одновременно. Раздвоенность во всем, две сущности, совсем как у Халида», — подумала Эстер. Она не удержалась и потрогала фигурку пальчиком.

— Я хочу купить грифона.

— Это украшение слишком массивное и тяжелое для женщины. Оно больше подходит мужчине. Выбери себе что-нибудь другое, — посоветовала Михрима.

— Я покупаю грифона не для себя.

— Тогда для кого?

— Это будет мой свадебный подарок мужу. Реакция на ее слова была совсем не такой, какую ожидала Эстер. Тинна прыснула от смеха. Ювелир уставился на Эстер так, будто у нее выросла на плечах еще одна голова. У Михримы же чудовищное невежество невестки вызвало только снисходительную улыбку.

— Обязанность мужа угождать жене дарами, а жены — угождать мужу в благодарность за дары. Так у нас заведено. Супруг не примет от жены иных даров, кроме как забота, послушание и ласка; Когда требуется.

— Я хочу грифона! — настойчиво повторила Эстер. Выражение ослиного упрямства появилось на ее личике, и оно не красило ее, но, к счастью, под чадрой никто этого не заметил. — Мой муж сказал, что я могу покупать все, что мне понравится. Разве не так?

— Будь по-твоему, — сказала Михрима и кивнула продавцу, чтобы он завернул в бархат и цепь, и драгоценную фигурку.

Грифон в действительности стоил больше того, чем располагала Эстер. Однако, усмотрев в этой сделке возможность заслужить признательность родственников султана, хитрый торговец применил древнейший, но безотказный трюк.

Он собрал с ладони Эстер все выложенные ею монеты, но, взяв последнюю, услышал горестный вздох. Принцесса потратила все, что имела. И, разумеется, была огорчена.

— Давайте-ка, пересчитаем деньги еще раз, — сказал он. В конце концов ювелир вернул ей две монеты со словами: — Вы дали мне слишком много.

— Вы уверены? — спросила Эстер, отправляя на дно своей сумки вслед за упакованным грифоном выгаданные ею две золотые монетки.

— Уверен, принцесса, — улыбнулся ювелир. Михрима знала истинную цену украшения, но придержала язык. Если глупый человек готов торговать себе в убыток, это его личное дело.

— Не повернуть ли нам к дому? — спросила Эстер. — Я хочу поскорее вручить подарок Халиду.

— У тебя еще остались деньги, — сказала Михрима, — истрать их на себя. Купи лоскут шелка для платья или какую-нибудь безделушку.

— Нет, я сберегу это золото.

— Для чего? — удивилась Тинна.

— Сама не знаю, — пожала плечами Эстер. — Я никогда раньше не держала в руках деньги и хочу сохранить их на память.

— Важно то, что можно купить на золото, — сказала Михрима. — Само по себе золото бесполезно.

— И все-таки я сохраню эти монеты, — упорствовала Эстер.

Михрима неодобрительно покачала головой. Если красивая молодая супруга истратит все свои деньги, богатый любящий муж непременно расщедрится и даст ей еще. Таков порядок вещей. Очевидно, юной невестке еще многому предстоит поучиться. Михрима не желала, чтобы ее внуки заразились от матери странными европейскими идеями.

Когда они на обратном пути вновь окунулись в рыночную кутерьму, внезапный всплеск людских голосов привлек их внимание. Бесшабашный всадник в маске, рискуя своей головой, мчался по узкой, заполненной народом улице. Прохожие и зеваки с воплями шарахались от него. Несколько телохранителей из свиты Михримы бросились помогать увечным, старикам и ребятишкам.

Краем глаза Эстер заметила, что другой человек в маске проник сквозь поредевшее кольцо растерянных охранников. Он устремился туда, где стояла Михрима, и, когда был от нее уже в нескольких шагах, что-то блеснуло на солнце в его руке.

— Нет! — воскликнула Эстер и оттолкнула свекровь в сторону.

Она постаралась рукой отвести смертельный удар и частично приняла его на себя. Острие кинжала пронзило насквозь ее ладонь.

Неудачливый убийца обратился в бегство, но ближайший охранник догнал его и рассек ятаганом.

— Глупец! — крикнула Михрима. — Мертвые молчат. Как мы теперь узнаем, кто его послал?

Тинна, глядя на окровавленную руку Эстер, громко рыдала. Михрима пошлепала ее по щекам, останавливая истерику, затем опустилась на колени возле сидящей на земле невестки. Эстер левой рукой прижимала к себе сумку с драгоценной покупкой, в правой торчал устрашающего вида кинжал.

— Я не хочу умирать… — говорила Эстер слабеющим от приступов жгучей боли голоском.

— Ты не умрешь, — заверила ее Михрима. Она сняла с невестки яшмак и перевязала им раненую руку. — Лежи спокойно, мы скоро доставим тебя домой.

Появились рабы с носилками. Эстер осторожно подняли и положили на подушки. Михрима сначала проверила, удобно ли устроена невестка, потом забралась в носилки сама.

Весь путь до дому свекровь бережно опекала Эстер, оберегая ее от тряски и толчков.

Халид и Абдулла въехали во двор как раз в тот момент, когда туда втянулся кортеж Михримы. Откликнувшись на зов охранников, Халид птицей слетел с коня и подбежал к носилкам.

Как только мать приступила к рассказу о том, что произошло на базаре, Халид поспешно снял покровы с лица своей жены и вгляделся с жалостью в столь дорогие ему черты. Сердце его обливалось кровью при виде ее страданий.

Он отнес жену на руках в спальню и уложил на кровать.

Как же ему поступить? Выдернуть самому застрявший в ладони кинжал или дождаться прихода врача?

Боль стала невыносимой, и Эстер решилась открыть глаза и бросить взгляд на свою руку.

— О боже! — прошептала она и потеряла сознание.

— Слава аллаху, она в обмороке! — сказал Халид матери. — Крепче держи ее руку.

Михриму не нужно было обучать, что и как делать в подобных случаях. Она намертво вцепилась в руку невестки, в то время как Халид осторожно извлекал кинжал. Из сквозной раны обильно хлынула кровь. Халид перевязал руку жены полоской тонкого полотна, но на белой ткани сразу же проступило алое пятно, и с каждой секундой оно увеличивалось в размерах. Где же этот проклятый мавр-лекарь?

— Она остановила удар, предназначенный мне, — сказала Михрима. После того как непосредственная опасность миновала, к ней пришел страх. Она трепетала при мысли, что безжалостная сталь могла вонзиться в ее тело.

Халид промолчал. Он мысленно клял себя самыми последними словами. Никак нельзя было разрешать женщинам посещение базара, когда Форжер рыскает по Стамбулу.

Дверь распахнулась, и запыхавшийся лекарь вбежал в комнату. Он промыл рану, наложил швы, прикрыл повязкой с целебной мазью.

— Рука принцессы скоро заживет, — заверил Халида мавр. — Шрамы останутся, но будут почти незаметны.

Халид выслушал лекаря, кивнул и покинул спальню.

Ему нужно было опросить свидетелей и узнать все подробности неудавшегося покушения.

Прежде чем расстаться с пациенткой, мавр передал Михриме пакетик со снадобьем.

— Когда принцесса очнется, дайте ей этот болеутоляющий порошок.

Михрима несла в одиночестве караульную службу возле постели невестки. Маленькая дикарка сегодня спасла ей жизнь. К тому же, очевидно, она искренне полюбила ее меченного уродливым шрамом сурового сына. Вероятно, Эстер смогла увидеть в нем то, что другим было недоступно.

— Я не умру? — шепотом спросила Эстер после нескольких минут забытья, которые Михриме показались часами.

— Конечно, нет. Лекарь зашил твою рану. Он сказал, что ты скоро поправишься, а на память останутся лишь крохотные шрамы.

Лицо Эстер исказилось в страдальческой гримасе. Михрима поспешила к двери и приказала дежурившей там рабыне принести кубок с шербетом.

— Где Халид? — спросила Эстер.

— Пытается ухватиться за кончик оборванной нити, хотя это бесполезно. Убийца мертв, а те, кто нас охранял, — тупые ротозеи. Я восхищаюсь твоей храбростью, ты спасла мне жизнь!

— Если бы я сознавала, что убийца покушается на тебя, я бы не стала ему мешать, — неожиданно для себя самой выпалила Эстер.

— То, что ты сказала, — неправда, — покачала головой Михрима. — Ты нарочно чернишь себя.

— Надеюсь, твои слова не означают, что ты теперь меня полюбила?

— Нет, но я узнала тебя получше.

— А как поживает Омар?

— Маленький евнух полностью выздоровеет к утру. Лекарь осмотрел его и дал лекарство.

Юная рабыня внесла кубок с шербетом и удалилась. Михрима добавила туда немного порошка, размешала пальцем и предложила напиток невестке. Эстер резко мотнула головой.

— Выпей шербет.

— А потом я засну?

— Да.

— Во сне я вижу кошмары.

— Какие?

— Они тебя не касаются. — Эстер была настороже и натянута как струна. — Лучше скажи, за что ты презираешь своего сына?

Михрима в крайнем изумлении уставилась на невестку и довольно долго хранила молчание.

— Несмотря на его прегрешения, я своего сына люблю, — наконец заявила она.

— Лгунам в вашей стране отрезают языки, — как бы между прочим заметила Эстер.

— Откуда ты взяла, что я не люблю своего единственного сына?

— Я слышала, как ты обвиняла его в гибели своих детей.

— Когда это было?

— Неважно, но я слышала это из твоих собственных уст.

— Временами горечь от утрат затуманивает мой мозг, и невольно обидные слова срываются с языка, — призналась Михрима. — Из-за своего уродства Халид должен быть готов к оскорбительным высказываниям в свой адрес, особенно со стороны женщин.

— О каком уродстве ты говоришь?

— О его шраме.

— Это не уродство. Это знак воинской доблести.

— Рада слышать это от тебя, — с сомнением в голосе произнесла Михрима. — Может быть, аллах и предназначил тебя, по мудрости своей, в жены моему сыну. Плохо лишь то, что он, всемогущий, ошибся немного и прислал дикарку.

Эстер оскорбилась, хотела вскочить и дать бой, но, пронзенная болью, вновь упала на подушки. Обида, беспомощность и боль — все вместе заставили ее горько заплакать на глазах у враждебно настроенной к ней свекрови.

Вошедшему в этот момент Халиду она пожаловалась:

— Твоя мать довела меня до слез. И рука болит нестерпимо.

Халид уже был готов обрушиться на мать.

— Я только хотела успокоить ее, — защищалась Михрима.

— Ты никого не способна успокоить. А все потому, что ты и есть воплощенное зло.

Оскорбленная до глубины души, Михрима направилась к двери, но с порога все же решилась дать совет:

— Если упрямая дура выпьет шербет, прописанный ей лекарем, то боль ее утихнет.

В ответ Эстер собралась с силами и крикнула:

— Ты зловредная, ядовитая ехидна, оставь меня без своих лживых советов!

— Я навещу тебя завтра утром, дорогая, — пообещала Михрима с улыбкой на устах.

— Чтобы убедиться, что я при смерти? — спросила Эстер.

— Разумеется, дорогая, — откликнулась свекровь уже из коридора.

— Обожди! — позвала ее Эстер. Михрима появилась в дверях спальни.

— Ты научишь меня, как дурачить торговцев? Михрима заметно смутилась.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Я хочу научиться обводить вокруг пальца торговцев, как это делала ты сегодня. Халид подавился смешком.

— Торговаться — это не значит дурачить, — попыталась поставить на место зарвавшуюся невестку Михрима. — Все продавцы к этому привыкли и именно этого ждут от покупателей.

— Сможешь научить меня? — настаивала Эстер. Михрима выдержала паузу, как бы раздумывая, потом сказала:

— С одним условием. Если ты выпьешь шербет.

— Хорошо. — Эстер пошла на мировую. Халид поднес жене кубок с шербетом. Эстер сделала маленький глоток.

— Все до дна, — строго сказала Михрима.

— Ведьма! — пробормотала Эстер, чем вызвала усмешку Халида.

Когда она проглотила последнюю каплю, Михрима, не скрывая своего торжества, удалилась.

Халид отставил пустой кубок и присел на краешек кровати.

— Ты страдаешь по моей вине. Я не должен был выпускать тебя из дома, когда Форжер бродит где-то поблизости.

— А какое отношение имеет к этому делу Хорек?

— Бьюсь об заклад, что именно он организовал покушение.

— Кинжал был нацелен на твою мать, а не на меня, — резонно заметила Эстер.

— Разве это так важно, на кого покушался убийца? — Вопрос Халида показался ей странным.

— У Форжера нет причины убивать твою мать. Я сомневаюсь, что он направлял руку убийцы.

— Кроме него, некому, — возразил Халид. — Он стоит за этими всеми покушениями.

— Для чего ему нужна смерть твоего кузена?

— Хорек ненавидит всех нас. Моя семья держит его в постоянном страхе.

— Но это не самая веская причина, чтобы лишать жизни твоих родственников. Чаще всего злоумышленником является тот, на кого люди и не подумают. Вполне возможно, что за всем стоит женщина.

Халид не смог сдержать улыбку.

— В чем дело? Я сказала что-то смешное?

— Ты становишься очаровательной, когда, наморщив лобик, пытаешься рассуждать о причинах и мотивах преступления.

— Пытаюсь рассуждать? — обиделась Эстер. — К твоему сведению, женщины способны на то, что и мужчины, только это получается у них лучше.

— Женщины не убивают, — возразил Халид.

— Так ли? Если женщина может спасти чью-то жизнь, как я сделала это сегодня, то она также способна и отнять жизнь.

— Женщина способна на убийство только в случае, если ее ребенку грозит опасность…

Халид внезапно замолчал. По его губам скользнула злорадная усмешка, потом он наклонился к Эстер и со страстью поцеловал ее в сухие от жара губы.

— Это поощрение или наказание? И за что? — поинтересовалась Эстер.

— Существует женщина, ребенку которой Мурад мешает. Но разоблачить такой коварный заговор способен только острый ум, да и то не один. Мне надо посоветоваться.

— Я к твоим услугам, мой господин, — скромно сказала Эстер.

Халид уставился на нее непонимающим взглядом.

— Ты уже отблагодарил меня поцелуем за то, что я пробила дыру в скорлупе, где ютился твой мозг. Теперь он на свободе и может изобрести нечто полезное. В этом моя заслуга. Я готова сотрудничать с тобой и в дальнейшем.

Он нежным жестом поправил ей спутавшиеся волосы.

— Первым делом ты должна поправиться. Я сейчас уйду, а ты поспи.

Вдруг Эстер спохватилась:

— А где моя сумка?

— Зачем она тебе?

— Мне нужна сумка, — настаивала Эстер. Бормоча что-то нелестное о женской непоследовательности в поступках и желаниях, Халид отыскал сумку и отдал ей.

Эстер с тревогой заглянула в ее глубину, вздохнула с облегчением и извлекла на свет нечто, завернутое в черный бархат. Она протянула этот предмет Халиду.

— Открой.

Он распутал шелковые нити, стягивающие сверток, и взвесил на ладони тяжелого, завораживающего взгляд грифона. Камни, украшавшие его, засияли в солнечном луче. В одном все женщины были сходны — в любви к драгоценным камням.

— Грифон прекрасен. Но он слишком велик для такой малышки, как ты.

— Но не для тебя.

— Что это значит?

— Я купила его для тебя.

Эти слова, произнесенные с тихой нежностью, повергли Халида в изумление. Он никогда не получал и не ждал подарков от женщины, будь то даже его мать. Он долго смотрел на жену в полной растерянности, но в конце концов улыбка осветила его резкие черты мягким светом. Сейчас он напоминал мальчугана в рождественский вечер в далекой Англии.

— Я не знаю, что сказать, — произнес Халид, продевая голову через золотую цепь.

Грифон занял место на его груди и засверкал на фоне белой рубашки.

— Скажи спасибо, — попросила Эстер.

— Спасибо. Я буду всегда носить его возле сердца. — От нахлынувших чувств его голос изменился, стал глухим.

— И помнить обо мне, я надеюсь, — добавила Эстер.

— Да, конечно. А у нас есть с ним сходство? — попробовал пошутить Халид.

— Вы оба таинственные, сказочные существа. Грифон и ты.

Халид стянул сапоги и улегся рядом с женой на широкой кровати. Соблюдая все предосторожности, чтобы не причинить ей боль, он обнял ее и поцеловал. Однако Эстер нарушила все очарование момента, сладко зевнув при этом.

— Зевать, когда я целую тебя, значит, нанести мне страшное оскорбление, — пошутил он.

— А кто буквально силой вливал в меня эту отраву? — нашла чем защититься Эстер.

— Откуда мы знали, какая тебе нужна доза?

— Мудрый мужчина тем и мудр, что слушает свою жену.

Халид поцеловал ее в кончик носа.

— Спи, а я буду охранять твой сон. Она жалобно посмотрела на него.

— Рука так болит…

— Закрой глаза и спи. Лекарство скоро подействует. Эстер послушно смежила ресницы и вздохнула.

— А как быть со священником?

— Забудь про священника.

— У меня болит рука.

— Какая связь между священником и твоей рукой? Я что-то не пойму.

— Если ты повторишь брачную клятву перед священником, мне станет легче.

Халид не без усилий справился с подступившим приступом смеха.

Эстер уютно устроилась в его объятиях. Хорошо, когда есть кому позаботиться о тебе, пусть в чужой стране, населенной странными людьми, чьи обычаи ей чужды и непонятны.

Когда ее дыхание стало ровным, Халид коснулся легким поцелуем лба жены. Из-за своей беспечности он едва не потерял ее. Пока Форжер жив, он должен проявлять максимальную осторожность. Семью придется держать, несмотря на все протесты, взаперти в четырех стенах. А если, в крайнем случае, понадобится им показаться в Стамбуле, Халид сам будет охранять их. Трусливый Хорек не решится действовать, когда свирепый Пес Султана близко и начеку.

16

— Не говори, пока с тобой не заговорят, — учил ее Халид.

— Не поднимай глаза на мужчин, — вторила ему Михрима.

— А дышать мне можно? — спросила Эстер, устав от их наставлений.

— Не давай воли своим чувствам, — перечислял дальше Халид.

— Следи за своими манерами. Уважай старших и не обзывай женщин ведьмами, — добавила Михрима.

Эстер была готова разрыдаться и забиться в истерике. Мать и сын обращались с ней как с малым ребенком. Оба они крутились возле нее, сыпали указаниями, вколачивали в голову правила и прописные истины, и так уже пять дней с короткими перерывами на еду и сон.

Если она взбунтуется, Халид не разрешит ей сопровождать их в султанский дворец Топкапи, а Эстер уже не могла выносить слишком затянувшегося заключения в доме Михримы. Вместо того, чтобы слушать и запоминать наставления двух ретивых учителей и выказывать трепетное желание усвоить ценные знания, она в нервной растерянности потирала свою забинтованную руку.

— Не трогай повязку, — приказал Халид, шлепнув ее по здоровой руке. — Касаться забинтованных частей тела — верх неприличия.

— Неприлично! — Темперамент Эстер вырвался наружу. — Меня уже тошнит от этого слова!

— Не повышай голос, когда говоришь при мне, иначе смерть покажется тебе избавлением, — предупредил Халид.

— А что ты со мной сделаешь? Удавишь, утопишь, посадишь на кол? А сначала будешь пытать на дыбе?

Присутствующая здесь же Тинна тихо хихикнула. Михрима метнула осуждающий взгляд в ее сторону. Она опасалась дурного влияния невестки на свою младшую дочь, а еще больше боялась, что Эстер плохим поведением уронит достоинство их всех в глазах султана и его близких.

— Ты хочешь сопровождать нас? — спросил жену Халид, настроенный весьма решительно.

— Да.

— Тогда слушайся меня или останешься дома. Принц повернулся к Омару, который держал наготове фериду, предназначенную для Эстер. За его спиной Эстер ухитрилась показать мужу язык, чем привела Тинну в восторг. Халид резко повернулся и с подозрением взглянул на жену.

Две недели минуло с того злосчастного происшествия на базаре. По-прежнему твердая как кремень в своих убеждениях, Михрима все же несколько мягче стала обращаться с невесткой и делала меньше злобных выпадов против сына. Тинна навещала комнату больной ежедневно и, как могла, развлекала ее. А по ночам Халид ласками ублажал страждущую.

Время, как лучший лекарь, исцеляло рану Эстер, но душа ее жаждала воли, воздуха и солнечного света.

Прогулки по саду уже не удовлетворяли ее. Сад казался ей тесным, каким и был на самом деле.

Узнав, что Эстер спасла жизнь его тетушке, принц Мурад настоял, чтобы Халид представил свою жену обитателям Топкапи. Его мать, сестра и супруга, а также другие женщины султанского гарема были заинтригованы рассказами о бесстрашной англичанке.

— Не поднимай вуаль до того, как войдем внутрь дворца, — сказал Халид, закрепляя на ней плотную фериду.

— И не высовывай носа сквозь занавески в носилках, — предупредила Михрима. — Я знаю, что ты делала это, когда нас несли на базар.

— Что-нибудь еще прикажете или это все? — раздраженно спросила Эстер.

— Не влезай ни на какие деревья, — добавила Тинна. Эстер рассмеялась. Тинна присоединилась к ней. Михрима осуждающе поджала губы. Изувеченная шрамом щека Халида стала подергиваться от нервного тика.

Эстер же мысленно улыбнулась. До чего же смешны их хлопоты и тревоги. Они принимают ее за невежественную дикарку, а ведь она кузина самой королевы Елизаветы Английской.

Халид на великолепном черном жеребце возглавлял кортеж, медленно тянущийся по узким, заполненным толпой улочкам к морскому порту. Вооруженные всадники отгораживали от любопытных и возможных злоумышленников трое носилок, в. которых устроились закутанные в темную ткань женщины. Кони шли вплотную, так, что ноздри одного чуть не упирались в круп другого. Лишь только мышь рискнула бы проскочить сквозь такую преграду. Меры, предпринятые для охраны знатных путешественниц, превосходили самое пылкое воображение.

Достигнув залива, Халид высадил своих дам из носилок и препроводил их на борт императорской весельной барки, которая снялась с якоря и отправилась вниз по Босфору ко дворцу Топкапи.

Прямо с берега начиналась лестница, ведущая во дворец. Ага-кизлар приветствовал их и провел мимо шеренги свирепого вида султанских янычар. Чтобы попасть в гарем, им пришлось пройти через громадный каретный сарай, двойные ворота которого были выложены перламутром. Такая же дверь вела и в сам гарем. За нею чуть ли не полчища евнухов несли свою нелегкую службу.

Эстер благословляла свою вуаль, позволявшую ей много разглядеть, оставаясь невидимой. Зачем здесь такое немыслимое количество стражей? Опасаются ли они вторжения извне, или нападения тех, кто заперт внутри?

Проникнуть в Топкапи или убежать оттуда казалось невозможным.

Ага-кизлар провел гостей через уютный дворик с фонтаном, который могли посещать только кадин — избранницы султана. Он расстался с ними в апартаментах Нур-Бану.

Приемная гостиная первой жены султана — баскадин — поразила Эстер роскошью убранства: резные потолочные балки, драгоценные ковры на полу и на стенах, разноцветная мозаика, невероятных размеров и красоты бронзовая жаровня, окошки в медной оправе, выходящие в личный садик хозяйки.

На подушках вокруг низкого столика полулежали две женщины и приятной наружности молодой человек. Завидев гостей, старшая из женщин — мать Мурада — расцвела улыбкой.

— Рада принять у себя родственников моего супруга.

Когда ее взгляд уперся в Эстер, Нур-Бану спросила у Халида:

— Это она?

— Да, к несчастью, — ответила за сына Михрима, не удержавшись и выпустив свое осиное жало.

Эстер, вздрогнув, повернулась к свекрови и обожгла ее мстительным взглядом.

Халид чуть подтолкнул Эстер вперед и сказал:

— Я представляю тебе, султанша, свою супругу Эстер. Знакомься, Эстер. Перед тобой Нур-Бану, а этот красавец с такой же рыжей гривой, как у тебя, мой кузен и друг, принц Мурад.

— Давайте поглядим на ее личико, — предложил Мурад.

С помощью мужа Эстер избавилась от черного покрова.

— Мы не впервые встречаемся, — улыбнулся Мурад. — Я любовался тобой на аукционе.

Огорченная тем, что наследный принц был свидетелем ее позора, Эстер густо покраснела и уставилась в пол.

— Скромность добавляет изюминку твоей красоте, — с одобрением произнес Мурад и представил темноволосую женщину, сидящую возле султанши: — Моя кадин Сафия.

Эстер вежливо кивнула и шепнула Халиду:

— Что значит кадин?

Мурад, видимо, обладал острым слухом, ибо тотчас пояснил:

— Сафия — мать моего старшего сына.

— Племянник! — возвысила голос Нур-Бану. — Твой Дикий Цветок совсем не соответствует описанию, которым ты нас заинтриговал.

Михрима не удержалась от смешка. Халид нахмурился. Эстер растерялась.

— Давайте сядем и познакомимся как следует, — предложил Халид, нарушая внезапно возникшую паузу.

— За исключением Эстер мы все здесь давно знакомы, — сказала Нур-Бану. — Что ж, пожалуйста, милости просим, присаживайтесь.

Они опустились на пышные подушки, окружающие стол. Стоящая поблизости раскаленная жаровня отгоняла прочь осенний сырой холодок. Нур-Бану позвонила в маленький колокольчик, и несколько рабынь внесли подносы с виноградом, пирожными, пирожками, печеньем и неизменными кубками с розовой водой.

— Где Шаша? — спросила Тинна.

— Неизвестно, где носит ветер мою сестренку, — ответил Мурад, но тут некое подобие смерча в женском обличье влетело в комнату. Появившаяся девушка, примерно одних лет с Тинной, обладала копной каштановых волос, разметавшихся при движении, голубыми глазками, розовыми щечками и миниатюрным носиком.

— Должно быть, это она! — выпалила Шаша, уставившись на Эстер.

Чувствуя себя на редкость стесненно, Эстер сосредоточила все свое внимание на блюде с виноградом. Ее супруг осмелился преподавать ей хорошие манеры, а сам привел ее в компанию наглых, грубых неучей. Вероятно, от нее одной в этом обществе требуется соблюдать правила приличия.

— Эстер, знакомься. Это сестра Мурада Шаша, — попытался Халид официально представить их друг другу.

— Что за чудные пламенные волосы, — сказала Шаша. — Они похожи на закат. Нравится тебе быть замужем за Султанским Псом? — спросила девушка, усаживаясь между Эстер и Михримой.

— Будь повежливей и не задавай глупых вопросов! — одернула Нур-Бану слишком разговорчивую дочь.

— Расскажи, как ты спасала тетушке жизнь, — перекинулась Шаша на другую тему. — Покажи свою руку.

Эстер убрала за спину забинтованную руку и пожала плечами:

— Рассказывать особенно нечего.

— Ну, пожалуйста, развлеки нас этой историей, — настойчиво потребовала Сафия.

— Эстер сопровождала мою мать и Тинну на базар. — Халид взял на себя роль рассказчика. — Увидев мерзавца, прорвавшегося через кольцо охранников, она загородила собой мою мать и отвела смертельный удар.

— Эстер — самая храбрая женщина на свете, — вмешалась Тинна. — Единственно, чего она боится, так это высоких деревьев.

— Я знаю об этом, — усмехнулся Мурад, — но с удовольствием послушаю еще.

— Эстер забралась на дерево, чтобы сорвать персик, — продолжила Тинна. — Но, взглянув вниз с большой высоты, испугалась и отказалась слезть обратно. Ей бы так и пришлось жить на дереве, если бы не появился Халид и не спас ее.

Все, кроме Эстер, рассмеялись. Михрима решила внести свою лепту во всеобщее веселье.

— Свинина, оказывается, любимая еда этой христианки. Халид разрешил ей кушать свинину, но только по пятницам.

Опять все дружно посмеялись по поводу странностей Эстер. Она все больше краснела и выдерживала титаническую борьбу с собой, чтобы не обнаружить при них свой истинный темперамент.

— Почему ты все молчишь? — осведомился Мурад. — Из скромности? Или у тебя язык присох к гортани? Эстер заметила, что супруг ее предупреждающе нахмурился. Изображая застенчивость, она вновь опустила глаза.

— Я изучаю ваши обычаи, но пока допускаю много промахов. Муж учит меня держать рот плотно закрытым.

— А еще чему учит тебя муж? — съехидничал Мурад.

— Не поднимать глаз на мужчину, — тут Эстер на мгновение нарушила правила и посмотрела Мураду в лицо. Затем снова спрятала взгляд. — Не терять контроль над собой. Не называть кого-либо ведьмой или чертом и не чесаться при людях.

— Ты забыла еще «не лазить на деревья», — добавила Тинна.

На этот раз Халид не присоединился к общему веселью. Пустая болтовня начала раздражать его. Мурад, заметив, что кузен помрачнел, попробовал расшевелить его.

— Грифон на твоей груди необычен. Дна существа в одном.

— Жена подарила мне этого грифона.

— Разве жены делают подарки мужьям? У нас так не принято, — удивились женщины.

— Видимо, твоя жена питает к тебе особо горячие чувства, — сделал вывод Мурад.

— Мои чувства к мужу стали бы еще горячее, если б он позвал за священником, — необдуманно выпалила Эстер. — Без этого наш брак не считается законным.

— Помолчи! — зарычал на нее Халид.

— Не пугай ее, — вмешалась Сафия, вспомнив свое тяжкое перевоплощение из венецианской благородной девицы в наложницу мусульманского принца. — Она на удивление правдива и вносит свежую струю в здешний затхлый воздух, пропитанный ложью. Отбросить веру, в которой рождена, и упасть сразу же в объятия аллаха нелегко. Я знаю это по себе.

— Нам о многом пришлось переговорить, прежде чем ты стала моей невесткой, — согласилась Нур-Бану и поднялась с подушек. — Мы покажем Эстер наши владения, пока вы будете встречаться с султаном.

— Пойдем, кузина, — сказала Шаша, неосторожно дернув поврежденную руку Эстер и даже не извинившись. — В саду можно поиграть.

Шаша и Тинна буквально вытолкнули Эстер за дверь. Нур-Бану, Михрима и Сафия последовали за ними, но более размеренным шагом.

Обсаженный кедрами и кипарисами султанский сад представлял собой истинное совершенство и, вероятно, уменьшенную копию того сада, что расположен на Небесах. Воздух был напоен ароматом роз, жасмина и вербены. Дорожки вели к крошечным водоемам, где резвились экзотические рыбки. Ажурные беседки манили тенью. Журчали, навевая покой, бесчисленные фонтаны.

— Зачем здесь столько фонтанов? — поинтересовалась Эстер.

Тинна и Шаша озадаченно посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фонтаны здесь были всегда, и девушки не задавались вопросом, для чего они нужны.

— Журчание воды способствует интимным беседам. Шум воды не позволяет подслушать то, что не предназначено для чужих ушей, — пояснила Нур-Бану.

Издалека доносились громкие возгласы и женский смех.

— Пойдем туда! — Шаша не могла устоять на месте. — Там играют в «Стамбульских кавалеров».

Они выбрались на расчищенную от деревьев и кустарника поляну. Под наблюдением нескольких евнухов десять юных женщин наслаждались прелестью утра. Девять из них были облачены в белые муслиновые шаровары, яркие туники, шелковые накидки, обуты в бархатные туфельки без каблуков. Головы венчали шапочки из золотой парчи.

Но именно десятая женщина сразу же привлекла бы к себе внимание любого зрителя. Одетая в мужское платье, она подвела себе углем брови и нарисовала над верхней губой усики. Эта женщина в накинутом на плечи меховом плаще овчиной наизнанку сидела задом наперед на ослике. Одной рукой она сжимала хвост этого животного, в другой держала гирлянду из головок чеснока.

Кто-то подхлестнул ослика, тот засеменил, а женщина потеряла равновесие и, весьма грубо ругаясь и одновременно смеясь, сползла на бок осла. Она попыталась сесть ровно, но чем громче она смеялась и нещадно ругала бедное животное, тем безуспешнее были ее попытки. Вскоре она вообще слетела с ослика на землю.

— Я тоже хочу попробовать! — взмолилась Эстер.

— Но твоя рука! — возразила Тинна.

— Я обойдусь одной рукой, — убеждала всех Эстер, которой не терпелось испытать себя.

Нур-Бану вопросительно посмотрела на Михриму, и та кивнула в знак согласия.

— Дайте Эстер попытать счастья, — распорядилась султанская бас-кадин.

Эстер сменила плащ на вывернутую наизнанку овчину.

— Готова поспорить с кем угодно, что ты удержишься на этом глупом ослике хоть целую вечность, — заявила Шаша, рисуя Эстер углем ужасающие брови и усы.

Один из евнухов помог ей сесть на осла. Она левой рукой схватилась за ослиный хвост, а на раненую правую руку повесила бусы из головок чеснока. Кто-то толкнул ослика ногой. Ослик смешно взбрыкнул, вызвав у всех приступ веселья. Эстер сильно тряхнуло, но она усидела. Она сама не могла не рассмеяться, представив себя в таком нелепом наряде с нарисованными усами, сидящей задом наперед на осле.

Между тем животное решило проявить характер и, выбрав себе цель, пустилось рысцой по одной из садовых дорожек. Евнухи пустились вдогонку, чтобы вернуть его на поляну и направить по заранее определенному кругу, но ослик был быстр, а главное, упрям. Неизвестно, в какие дали он унес бы Эстер, если б сильная рука не ухватила его за поводья.

Ослик резко остановился, взрыхлив копытцами землю, а Эстер грозило неминуемое падение, но те же сильные мужские руки подхватили ее на лету и поставили на ноги.

— Ты соображаешь, что делаешь? — потребовал у нее ответа прекрасно знакомый ей и явно разгневанный голос.

Гаремные красавицы, гонявшиеся за ослом, вмиг бросились врассыпную, заслышав грозный рык зверя.

— Я снова собираюсь сбежать, — насмешливо объявила Эстер, ничуть не испугавшись. — Мог бы и догадаться! Я хорошо придумала? В таком виде меня никто бы не узнал, и я успела бы удрать далеко.

По мере того, как она несла эту чушь, изувеченная щека Халида начала подергиваться в нервном тике.

Присутствующий при этой сцене Мурад забавлялся от души, наблюдая за супругами. Какое славное развлечение доставили ему кузен и его жена. Зато следившие за происходящим издали особы слабого пола пришли в ужас. Чтобы женщина так неуважительно вела себя с мужчиной — такого не было в веках. И не просто с мужчиной, а с самим Псом Султана!

У Халида вместо слов из горла вырвалось лишь глухое рычание.

— Сожалею, что огорчила тебя, — сказала Эстер, на всякий случай отступив от него на пару шагов. — Твоя мать позволила мне принять участие в игре.

Теперь искаженное гневом лицо Халида было обращено к матери.

— Как ты могла допустить подобное?

— «Стамбульский кавалер» — вполне безобидная игра, — ответила Михрима.

— Безобидная? А что, если она носит во чреве моего ребенка и свалилась бы с осла?

— Я этого не учла, — не очень искренне повинилась Михрима.

— Твоего ребенка? — переспросила Эстер. Мысль о том, что она может стать матерью, как-то не приходила ей в голову.

Халид посмотрел на нее осуждающе.

— Рождение детей — это естественный результат близости между мужем и женой Мурад позволил себе вмешаться:

— Любая из этих гурий, — он указал на столпившихся неподалеку женщин, — возможно, уже получила свою долю семени от моего отца-султана, однако он не препятствует их развлечениям.

— При всем моем уважении к гарему султана, ни одна из этих красавиц не является моей супругой. К тому же у султана уже есть два сына.

Мурад кивнул.

— Согласен. — Он обратился к гаремным красавицам: — Подберите какую-нибудь другую игру на то время, пока супруга принца Халида пробудет среди вас.

— Может, догонялки в воде? — предложила Шаша.

— Нет, — сказали Халид и Эстер одновременно.

— Из-за твоей руки? — спросила Шаша.

— Нет, моя жена боится воды. Она не умеет плавать.

Эстер смущенно опустила глаза.

— А если в прятки?

— Или в позы?

Между красавицами разгорелся оживленный спор, который властно прекратила Нур-Бану:

— Я считаю, что нашим гостям следует посетить бани, прежде чем мы угостим их обедом.

Возражений не последовало. Вереница женщин потянулась из сада обратно во дворец. Шествие замыкали Нур-Бану и Михрима. Матерей сопровождали Мурад и Халид.

— Ваша беседа с султаном завершилась? — спросила Нур-Бану у сына.

Мурад покачал головой.

— Она продолжится после его возвращения из покоев Линдар.

Нур-Бану обратилась к Халиду:

— Не беспокойся о своем Диком Цветке. Мы позаботимся о ней.

Гаремные бани в Топкапи нельзя было сравнить ни с чем, что Эстер видела раньше. Построенные целиком из белоснежного мрамора, они освещались через верхние окна в потолке, терявшиеся среди колонн, от высоты которых захватывало дух. Пол и стены до уровня человеческого роста были выложены мозаикой. Бронзовые барельефы обрамляли отверстия, из которых струился горячий воздух, насыщенный благовониями.

В воздухе клубился пар, а все помещение было заполнено различными звуками, размноженными эхом, — звонкими всплесками, обрывками разговоров, взрывами беспечного смеха. Прекрасные нагие женщины в компании не менее красивых своих рабынь нежились в банях. Рабыни все же прикрывали себя тонкой тканью, но от влаги она становилась почти прозрачной и облепляла тела, лишь подчеркивая выпуклые сладострастные формы.

Нагота не мешала красавицам свободно двигаться среди бассейнов и скамей, затевать веселую возню, освежать себя напитками или вести серьезные беседы.

Эстер никогда не видела столько обнаженных тел, такого количества открытых взгляду женских грудей, бедер, ягодиц. Когда девочка-рабыня потянулась к ней, чтобы помочь снять тяжелый банный халат, Эстер прижала его к груди и отослала девочку прочь.

— Да расстанься ты с ним, — раздраженно сказала Михрима. — Те ведешь себя нелепо.

— Нет, — отказалась Эстер. От стыда ее бросило в жар, когда она увидела Михриму полностью обнаженной.

Нур-Бану мягко улыбнулась и объяснила тоном наставительным, но добрым, будто разговаривая с несмышленым ребенком:

— Мы все здесь одинаковы, так что тебе нечего стесняться. Ты не откроешь взгляду ничего такого, чем бы я ни обладала.

Смирившись, Эстер сбросила халат.

Михрима оглядела ее с ног до головы и фыркнула:

— Сомневаюсь, что ты носишь в своем чреве ребенка Халида.

Эстер побагровела, но прежде чем она открыла рот для подходящего ответа, Тинна и Шаша увлекли ее к скамьям, где рабыни принялись натирать их пропитанными мыльной пеной губками. Шаша, из которой веселая болтовня извергалась потоком, избавила Эстер от непосильной задачи вести вежливый разговор среди всех этих обнаженных тел. Вскоре она нашла себе удобное место на краю бассейна, где в благоухающей воде нежились Тинна и Шаша. Сафия, пристроившись рядом, принялась растолковывать новой подруге то, на что Эстер смотрела с некоторым удивлением.

— Вон те женщины, обводящие углем глаза, оберегают себя от сглаза. А рядом с ними женщины моют волосы яичными желтками.

— Не разбазаривание ли это даров аллаха? — спросила Эстер, повторяя сказанные ей когда-то слова мужа.

— Нет, — отрицательно покачала головой Сафия. — Все, что содержится в яйце, идет в дело. Яичный белок наносят на лицо, чтобы исчезали морщинки.

У Эстер пробудился интерес.

— Значит, можно съедать только желток, а белок использовать для других целей?

— Да.

— И это не грех?

— Конечно, нет.

— А чем занимаются вон те женщины?

— Они отбеливают себе кожу жасминовой пастой.

— А можно этой пастой вывести веснушки?

— Принцу Халиду не нравятся твои веснушки? — улыбаясь, спросила Сафия.

Эстер независимо пожала плечами:

— Я не собираюсь угождать ему.

— Тогда кому? — Сафия поглядела на нее с любопытством.

— Я сама желаю избавиться от веснушек. Думаешь, паста поможет?

— Вряд ли, но попытаться стоит. Может быть, если пользоваться ею постоянно, они поблекнут.

После парной Нур-Бану и Михрима провели своих подопечных через анфиладу комнат с нагретыми стенами и полом, где женщин накрепко растерли суровыми полотенцами, избавили от лишних волосков на теле и сделали массаж. Затем они отправились в теладариум — зал отдыха. Расшитые жемчугом занавеси украшали стены, пол устилали персидские ковры, низкие кушетки и пышные горы подушек на них манили прилечь и расслабиться.

Закутанные в нагретые халаты женщины отдыхали там около часа, затем оделись. Нур-Бану повела их в главную гостиную гарема, где им должны были подать обед. Будучи султанской бас-кадин, она имела собственные роскошные апартаменты и обеденный зал для приема гостей, но сегодня решила устроить трапезу в общей зале, чтобы удовлетворить любопытство многочисленных одалисок — султанских наложниц, горящих желанием увидеть жену грозного Халид-бека.

На стол были выставлены непременный жареный барашек, пилав, овощной салат с оливковым маслом и нежные жареные баклажаны. Вместо обычной розовой воды предлагалась буза — довольно крепкий шипучий напиток с дольками лимона. Кушанья подавали на серебряных подносах, а каждой гостье поднесли расшитую шелковую салфетку, продетую в кольцо, сделанное из перламутра.

С обычным своим вожделением к еде Эстер потянулась за баклажаном, но немного гарнира упало на ее белую повязку. Она собралась было снять ее здоровой рукой, но вспомнила запрещение использовать левую руку для чего-либо, кроме «грязной» работы.

Эстер огляделась. Даже молодое поколение применяло в еде только три пальца правой руки. Они брали пищу тремя пальцами с приятной глазу грацией, поглощали ее деликатно, без жадности. Все их движения выдавали сноровку, достигнутую многолетним воспитанием. Кончики их пальцев мелькали над тарелками, будто в изящном танце.

— Если ты ешь, как подобает, только кончики твоих пальцев касаются пищи, — сказала Михрима.

Эстер покраснела до ушей. Она кое-как ухватила баклажан забинтованной правой рукой.

— Ешь побольше баклажанов, и у тебя скорее округлится живот, — подзадорила ее Сафия.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эстер.

— Это кушанье необычное. Оно не только насыщает, но и частенько снится тем, кто его ел. Все за столом весело переглянулись.

— Когда женщине снится баклажан, это значит, что она уже наверняка носит ребенка, — пояснила бас-кадин.

Эстер подавилась баклажаном, будто жгучим перцем, и, кашляя, выронила изо рта кусочек на стол. Она постаралась незаметно для всех быстро прикрыть его забинтованной ладонью и решила больше ни к чему не притрагиваться за этим столом. Ей приходилось нелегко. Сначала став рабыней принца, а вскоре его женой, Эстер ощутила, что жизнь ее летит куда-то вскачь в слишком стремительном даже для ее деятельной натуры темпе. По логике следующим этапом будет материнство. Хотя она думала об этом не без удовольствия, но сомневалась, способна ли она вырастить ребенка как положено. Она, конечно, будет любить его беззаветно, но все же готова ли она дать жизнь новому существу?

Рабыни обносили гостей серебряными кувшинами и тазиками для омовения рук. Полотенца, которыми гости вытирали руки, были обшиты по краям золотыми нитями.

— Мама, расскажи нам легенду о лакированном шкафчике, — попросила Шаша.

— В старые времена жил великий, но жестокий султан, — начала Нур-Бану. — Узнав, что одна из его любимых наложниц путается с красивым юношей, султан задумал устроить любовникам западню. Беспутная наложница и ее любовник, застигнутые в разгар самых жарких объятий, попытались спастись бегством через лабиринт коридоров в гареме.

С обнаженным кинжалом и жаждой расправы в душе султан гнался за ними. Когда любовники добрались до комнаты, где обитала наложница, они спрятались там в лакированном шкафчике. Как уж они поместились там вдвоем — не знаю. Султан распахнул дверцы шкафчика, но он был пуст. Любовники исчезли.

— Куда же они подевались? — спросила Эстер.

— Влюбленные шагнули в Вечность, — ответила Нур-Бану.

— Как романтично! — вздохнула Эстер. Шаша хихикнула.

— Это буза так подействовала на тебя.

— Хотите послушать мою любимую легенду про соловья и розу? — сказала Сафия.

— Расскажи ее Эстер, — попросила Тинна.

— Когда-то жил соловей, который любил прекрасную белую розу, — начала Сафия. — Однажды ночью розу разбудило его прекрасное пение. Сердце розы затрепетало, когда она догадалась, что соловей воспевает ее красоту.

«Я люблю тебя!» — нашептывал соловей между волшебными руладами. Белая роза смутилась и порозовела. С тех пор такие розы распространились по всему миру. Все ближе и ближе подлетал к ней соловей. Когда роза открыла ему навстречу свои лепестки, он похитил ее девственность. Роза побагровела от стыда, и алые розы заполнили все сады по всему свету. С того давнего вечера соловей все поет розе серенады и умоляет ее о любви, но белая роза не распускает по ночам свои лепестки.

— Как прекрасно! — воскликнула Эстер, опечаленная почему-то больше участью незадачливого соловья.

— А я знаю легенду, которую никто никогда не слышал, — сказала Шаша. — В далекой стране жил когда-то свирепый, уродливый зверь, который слушался только своего хозяина, султана той страны. Хотя зверя все боялись и из страха поклонялись ему, сердце его страдало от одиночества, потому что никто не мог полюбить такое чудовище.

Далеко на западе в таинственном королевстве, расположенном на острове посреди океана, вырос и расцвел дикий цветок. Подул однажды сильный ветер, вырвал цветок с корнем и перенес на землю султана.

Так случилось, что цветок упал прямо к ногам чудовища. Вместо того чтобы растоптать нежное растение, зверь понюхал его и вдохнул странный аромат. И тогда он поднял голову и взвыл жутким голосом, потому что не знал он таких слов, чтобы поведать о своей любви. Но если цветок распускается в солнечном луче, то и тепло любви может сотворить такое же чудо. Растение ожило, укоренилось на его груди и расцвело. С того дня зверь не расстается с ним и одиночество ему уже не грозит.

Все похлопали Шаше, а Эстер вконец смутилась. Она не могла представить, что про нее могут сочинить легенду. Конечно, полной чепухой было то, что Халид взвыл, как дикцй зверь от любви, лишь только повстречался с нею. Но как еще могли развлечь себя эти красивые женщины — дочери и наложницы султана, — если не сказками про любовь?

— А моя история на самом деле представляет загадку, — взяла слово Михрима.

— Пожалуйста, тетя, расскажи, — взмолилась Шаша. — Я обожаю загадки.

Михрима кивнула, соглашаясь.

— Однажды воспитанный мужчина и воспитанная женщина ехали верхом из Стамбула в Бурсу. По дороге их лошадь потеряла подкову. Кто, по-вашему, слез с лошади и вернул подкову на место?

Шаша, Тинна и Эстер вопросительно посмотрели друг на друга, затем все трое пожали плечами, сдаваясь.

— Разумеется, воспитанная женщина, ибо воспитанных мужчин в природе не существует.

Смех и аплодисменты прозвучали в ответ на ее притчу.

— У мужчин плохих качеств только два, — заявила Эстер, когда шум пошел на убыль.

— Всего-то? — лукаво осведомилась ее свекровь. — Какие же?

— Все, что они говорят, и все, что они делают. Наложницы захлопали, не жалея ладоней. Для них этот день станет предметом долгих пересудов и запомнится навсегда.

— Что здесь происходит? — раздался властный голос.

Все разом обернулись и увидели новую кадин с маленьким ребенком на руках. Султаншу сопровождал напыщенный евнух Джамал.

Линдар обладала внушительной фигурой, словно вылепленной скульптором, являющимся поклонником пышных округлых форм и знающим толк в женской красоте. Хотя гаремные сплетницы утверждали, что новая фаворитка султана уже выдергивает из волос седые нити, но никто не знал этого достоверно. Пока евнух готовил для нее кальян, Линдар с удобством расположилась на диване, предназначенном специально для нее. Нур-Бану выдавила из себя улыбку:

— Позволь представить тебе, Линдар-кадин, наш Дикий Цветок, Эстер, жену принца Халида.

— Привет! — произнесла Эстер с улыбкой. Линдар соизволила кивнуть ей в ответ.

— Какой милый ребеночек, — сказала Эстер, очарованная трехмесячным малышом. Линдар серьезно подтвердила:

— Мой сынок удивительно красив.

— Покажи лучше его искривленную ножку. Из-за хромоты твой сын не имеет права соперничать с Мурадом за султанский престол, — высказалась Михрима, побудив всех других женщин закрыться руками, пряча ухмылки на лицах.

— Ведьма, — пробормотала Линдар.

Препятствуя дальнейшей перепалке, Джамал тотчас водрузил перед своей госпожой ее кальян. Линдар несколько раз вдохнула и выдохнула дым, пропущенный через воду, и улыбнулась.

— Хочешь попробовать? — обратилась она к Эстер. Почему бы ей не приобрести союзника в ближайшем окружении сестры султана? Ей очень хотелось иметь шпиона, который бы постоянно следил за Михримой.

Эстер склонилась ко второму мундштуку кальяна и вдохнула дым, подражая султанше. Сначала она закашлялась, а затем ее охватило странное чувство, будто мысли ее поплыли куда-то далеко-далеко.

— Тебе нехорошо? — язвительно осведомилась Михрима.

Эстер не удостоила ее ответом. Она смотрела прямо перед собой и, казалось, не видела ничего, что происходило вокруг.

— О чем ты задумалась? — обеспокоенно спросила Шаша.

— О доме, об Англии.

— Расскажи нам, — настаивала Шаша.

— Моя родина — благословенная богом страна, — начала Эстер. — Нежно-зеленая и полная влаги весною, цветущая летом, сверкающая яркими красками осенью и белая от снега зимой. По утрам густые туманы колышутся, словно пар от дыхания сказочного дракона, над равнинами и холмами.

— А твой султан так же велик и могуществен, как наш? — спросила Шаша.

— Нами правит не султан и не король, — ответила Эстер, — а королева. Елизавета, королева Англии.

Внимательно слушающие ее женщины разом ахнули в изумлении. Особенно заинтересованной казалась Михрима.

— Значит, страною правит женщина?

— А у нее есть супруг? — спросила Нур-Бану.

— Елизавета — королева-девственница, и у нее нет мужа, — с оттенком гордости поведала Эстер. Ей льстило то, что она находилась в центре всеобщего внимания. — Хотя она еще молода, но я сомневаюсь, что она примет в свой дом какого-нибудь мужчину. Моя кузина никогда не согласится поделиться властью с честолюбивым мужчиной.

— Королева твоя кузина? — переспросила Сафия. На нее произвело впечатление это вскользь брошенное Эстер упоминание.

Эстер кивнула.

— Но кто же будет править Англией, когда Елизавета умрет? — спросила Линдар. — Женщины не живут вечно, а девственницы не рожают наследников.

Эстер пожала плечами.

— Королева назовет кого-нибудь своим преемником, вероятно, другую женщину.

— Мужчины в твоей стране кланяются королеве?

— Как вы кланяетесь своему султану, так и английские мужчины кланяются Елизавете и стараются, соперничая между собой, заслужить знаки ее внимания.

— А она носит чадру? — спросила Тинна.

— Английские женщины свободны и не носят чадру. Шумок пробежал по залу. Взбудораженные женщины заговорили все разом. Каждая высказывалась вслух о том, как бы сложилась их жизнь, попади они в райскую страну, называемую Англией.

— Мы, англичане, не держим рабов, — добавила Эстер и, уж совсем пренебрегая правдой, завралась, объявив: — Английские женщины могут ходить и ездить куда пожелают и поступать так, как им захочется. Кстати, и мужей мы выбираем сами, если, конечно, захотим выйти замуж.

Ага-кизлар вошел в тот момент, когда ложь из уст Эстер уже текла неудержимо. Неизвестно, в какие дебри завело бы ее вдохновение, если б старший евнух не остановил Эстер.

— Принц Халид ожидает свое семейство в каретном сарае.

— Останься с нами еще ненадолго, — взмолилась Шаша. — Ты же можешь передать Халиду, что ты не готова отбыть с ними. Он послушает тебя.

У старшего евнуха округлились глаза, когда до его ушей донеслось столь крамольное высказывание султанской дочки. Но последующее распоряжение уже из других уст полностью сразило его.

— Пусть Халид немного подождет, — сказала Линдар.

— В конце концов, кто такой Халид? Лишь мужчина и не более того. — Пожалуй, впервые в жизни Нур-Бану согласилась со своей соперницей. Как и другие женщины, султанские фаворитки подпали под очарование рассказа Эстер о сказочной жизни в далекой Англии.

«Тут затевается что-то нехорошее, — подумал старший евнух. — Нечто, что может потрясти установленный порядок в домашнем укладе султана».

Михрима угадала его мысли и поднялась с подушек. Эстер решила последовать ее примеру, Тинна, хоть и неохотно, сделала то же самое.

— В следующий раз я научу вас английским играм, — пообещала Эстер на прощание.

Ага-кизлар, доставив трех дам по назначению, поспешил обратно в гарем. Он торопился не зря, ибо ему срочно надо было выяснить, какой вид безумия овладел султанскими женами и одалисками. Его служебное положение, не говоря уж о сохранности головы, зависело от способности быстро справиться с заразой, проникшей в

гарем.

Халид после ухода евнуха бросил вопрошающий взгляд на мать. Та подмигнула ему и ответила такой лучезарной улыбкой, какую он не видел на лице Михримы сколько себя помнил. Очевидно, его жена вела себя на удивление примерно.

Халид прижал к себе Эстер и посмотрел на нее влюбленными глазами.

— Душа моя поет от радости, — решил вознаградить он ее за хорошее поведение цветистой похвалой. — Я горжусь тем, что ты моя жена.

17

Его гордости за свою жену пришел конец менее чем через два дня.

На второе утро после посещения Топкапи Эстер только принялась у себя в спальне за поздний завтрак, который включал, разумеется, яичные желтки. Вполне выздоровевший Омар занимался подбором одежд, в которых его госпожа проведет день. Наблюдая за ним, Эстер не могла понять, почему маленький человечек прилагает столько старания, выбирая наряды, которые никто из посторонних людей все равно не увидит. Ведь она не выходит за пределы садика, окруженного высокой стеной.

— Ты приберег белки для моей отбеливающей маски? — спросила его Эстер.

— Конечно, — сказал Омар и добавил: — Я осмелюсь повторить еще раз, моя принцесса, как я горжусь тем успехом, что мы имели в Топкапи.

— Ты говоришь, мы имели успех?

— Без моих мудрых наставлений ты бы опозорила принца и его родных. Теперь, чтобы гарантировать наше общее благосостояние, тебе надо только…

— Эстер!

Из коридора донесся громоподобный рык взбешенного зверя. Дверь едва не слетела с петель, и Халид ворвался в спальню. Тик сотрясал половину его лица.

— Я изобью тебя до смерти!

Осознав, что это не простая угроза, Эстер тут же вскочила, обежала евнуха и спряталась за его хоть и коротеньким, но достаточно пухлым и раздавшимся вширь телом. Что она могла сотворить между вчерашним вечером и сегодняшним утром такого ужасного, чтобы принц вскипел от ярости?

— Она носит ребенка? — спросил Халид. — Нет.

Халид отшвырнул евнуха в сторону и ухватил жену за предплечье. Извергая страшные ругательства, принц протащил Эстер через всю спальню, бросил на кровать и замахнулся. Но он был не в силах ударить. Вместо этого он начал грубо ее трясти.

— Я не отвергала щедрот аллаха! — восклицала Эстер. — Я сберегла белки!

Халид уставился на нее в изумлении.

— О чем болтает твой язык?

— О яйцах, — ответила Эстер. — Я сберегаю белки, чтобы убирать морщинки с лица.

— Какие морщинки? — Халид был в полном недоумении.

— Яичные белки убирают морщинки возле глаз. Он посмотрел на нее подозрительно.

— У тебя нет никаких морщинок!

— Это благодаря яичным белкам. А раньше морщинки были. Ты их просто не замечал. Подтверди, Омар.

Маленький человечек часто-часто закивал головой, готовый подтвердить все, что угодно.

Халид закрыл лицо руками и взмолился:

— Аллах, дай мне силы и терпения выжить среди дураков, которые меня окружают.

— Кого ты имеешь в виду?

— Прежде всего, тебя. Ты дура, какой еще свет не видывал!

Эстер раскрыла рот, чтобы оспорить его заявление.

— Молчать! — заорал на нее Халид. Затем неожиданно спокойным голосом он потребовал у нее ответа: — Что ты делала в Топкапи?

— В Топкапи? — переспросила Эстер, стараясь выиграть время.

— Мы были в Топкапи позавчера. Или у тебя отшибло память?

— Конечно, я все помню. Я же не идиотка!

— Это еще надо доказать, — отрезал Халид. — Что ты там делала, говори!

— Я играла в разные игры с женщинами, потом мы мылись в бане и обедали.

— А еще?

— Ничего.

Халид достал из-под рубахи два листа пергамента. Он помахал ими у нее перед носом.

— Курьер султана только что доставил их мне.

— Что там написано?

Халид тяжело вздохнул.

— А то, милая женушка, что тебе следует предстать перед самим Селимом и ответить на обвинения в государственной измене. Что карается посажением на кол, да будет тебе известно, или другими видами смертной казни, в знак особой милости.

Эстер охнула и ощутила, что сердце ее остановилось. В углу комнаты протяжно завыл Омар и принялся бить себя кулачками в грудь. Маленький человечек воочию представил себе, как его госпожа, — а вместе с ней его будущее богатство, — в зашитом мешке опускается на дно Босфора.

— Это какая-то ошибка, — набралась духу возразить Эстер. — Клянусь, я не изменяла ни султану, ни вашей империи.

Халид показал ей второй листок.

— Принц Мурад в личном послании объясняет, по какой причине тебе предъявлено это обвинение.

— По какой же?

— Твои выдумки о порядках в Англии взбудоражили султанский гарем. Почти два дня дядюшкины жены и наложницы бунтуют против власти над ними мужчин. Как возбудитель этих беспорядков, ты обвиняешься в государственной измене и будешь примерно наказана.

— Но я же ничего не выдумывала и не лгала, — с убежденностью заявила Эстер.

— Повтори мне точно, что ты там наговорила, — потребовал Халид. — Слово в слово.

— Я… я рассказала им, как выглядит Англия, описала природу и погоду. Где же тут измена?

— А что еще?

— Я объяснила им, что Англией правит королева. И… «Вот оно!» — подумал Халид. Догадываясь уже, что за этим последует, Халид приготовился к самому худшему. Но Эстер смолкла.

— Продолжай, что же ты? — через силу выдавил из себя Халид.

— Я не помню.

Халид рванулся к ней и опять задал хорошую встряску.

— Ты должна вспомнить. Я не смогу спасти твою никчемную жизнь, если не буду знать все досконально.

— Она рассказала, что английские женщины пользуются полной свободой и не прячут за тряпками свои лица, — ответила за Эстер Михрима, стоящая у порога спальни. — Английские женщины делают что хотят и сами выбирают себе мужей.

Халид громко застонал. Все оказывается даже хуже, чем он мог себе вообразить. Аллах, спаси их обоих! И его, и ее жизнь на волоске.

— Вина за все это лежит на Линдар, — сказала Михрима.

Халид с удивлением посмотрел на мать.

— Ты одна из всех оправдываешь эту измену?

— Линдар дала ей покурить опиум, — объяснила Михрима. — Это дурман извергал ложь устами твоей жены.

— Я не лгала, — возразила Эстер. — Елизавета и вправду управляет королевством.

— И англичанки действительно сами выбирают себе мужей? — поинтересовалась не без ехидства Михрима.

— Этого нет, — призналась Эстер. — Кажется, тут я немного преувеличила.

— Забудь все, что я говорил о лжи и о суровом наказании за нее, — обратился к жене Халид. — Теперь мы должны лгать напропалую, чтобы выпутаться из этой скверной истории. От этого зависит жизнь нас обоих. Ты поняла?

Пребывая в страхе, Эстер, разумеется, тотчас кивнула. — Когда мы упадем на колени перед султаном, делай все, что я тебе скажу, и не спорь. Не поднимай ни на кого глаз и, если тебе дорога жизнь, не открывай рта. Я буду говорить за тебя.

Эстер снова кивнула. Боже, ей еще рано умирать. Она так молода и так далеко от дома. Кто будет оплакивать ее безвременную кончину?

— Омар, одевай ее! — приказал Халид.

— Я отправлюсь с вами, — заявила Михрима.

— Ты добьешься только того, что тебя сочтут сообщницей этого преступления.

— Пусть будет так, но я все равно хочу вас сопровождать.

— Нет, я сказал! Я запрещаю. Оставайся здесь и вообще держись от нас подальше.

— Я все еще твоя мать, — жестко напомнила сыну Михрима. — Ты не смеешь мне приказывать. Я поеду с вашим эскортом или без него, но поеду.

— Дуры! — выкрикнул Халид, выскакивая из комнаты. — О аллах, вокруг меня упрямые дуры!

Через два часа вся троица ожидала на ступенях главной приемной Оттоманской империи, когда им позволят предстать перед султаном. Одетая во все черное, Эстер стояла между супругом и свекровью и сотрясалась видимой любому глазу дрожью.

— Султан Селим будет восседать на троне на возвышении, — наставлял ее Халид. — Стоя за его спиной, Мурад будет говорить от имени своего отца. Таков ритуал.

— Не осмеливайся поднимать ни на Селима, ни на Мурада глаза, — вмешалась Михрима. — Понятно?

— Да-д-да… п-понятно… — Зубы Эстер выбивали барабанную дробь.

Халид согревал ее ледяную руку в своей.

— Тебе нечего бояться. Я буду рядом с тобой, и никто не посмеет причинить тебе вред.

— Лжец! — оборвала сына Михрима. — Если Селим сочтет твою жену виновной в измене, то тут же прикажет зашить ее в мешок и…

— Это будет последний приказ в его жизни! О аллах, защити нас! — вскричала Михрима. — Ее безумие передалось тебе. Мой сын — изменник! Что будет с нами?

— Я говорил тебе — оставайся дома! Расширенными глазами Эстер глядела на мужа, изумленная его порывом.

— Ты будешь мстить за мою смерть?

— Да, но постараемся этого избежать. Делай все точно, как я сказал.

Преданность этого мужчины удивила и тронула Эстер. Он, который вначале обращался с ней как с рабыней, готов был теперь убить и быть убитым ради нее. А решилась бы она поступить так же ради него? Хватило бы ей мужества, а главное, чувства, которое она до сих пор еще не могла точно определить.

— Мы пройдем в центр зала, встанем у возвышения, опустимся на колени и коснемся лбом ковра, — продолжал Халид свои наставления. — Не садись, пока Мурад не отдаст распоряжения.

— Я пойду чуть сзади тебя, — сказала Михрима.

— Ты никуда не пойдешь! — рявкнул на нее Халид.

— Я разделю участь своего сына.

— Более глупой матери не было, наверное, ни у кого на свете. Оставайся здесь, или я задушу тебя собственными руками.

— Будь по-твоему, сынок, — притворно смирилась Михрима.

Сыновья угроза никак не испугала Михриму, а только укрепила ее в своих намерениях. Если ситуация окажется хуже некуда, она вбежит в зал, упадет на колени и скажет речь в защиту супружеской пары. А уж если она начнет говорить в присутствии своего царственного братца, то никто не посмеет заткнуть ей рот.

Ага-кизлар вышел из приемной и окинул обвиняемую в государственной измене и ее родственников взглядом, полным высокомерного осуждения. Словом он удостоил лишь племянника своего господина.

— Входи вместе с супругой.

Длинный до бесконечности зал поражал и размерами и роскошной драпировкой стен. В дальнем конце возвышался помост, над ним нависал балкон с ажурными перилами. Богатый ковер устилал пол из драгоценных пород дерева перед самым троном.

— Султан обычно использует этот зал для услад среди своего гарема, ну а так же для некоторых других развлечений, — шепнул Халид жене.

— Сегодняшним развлечением султана буду я? — шепнула Эстер в ответ.

Халид мрачно нахмурился.

Ага-кизлар громко возвестил об их прибытии и приказал предстать перед султаном. Эстер замешкалась. Халид ободряюще сжал ее левую, здоровую руку, и они вместе шагнули вперед.

Большая часть гарема была собрана в зале по султанскому распоряжению, чтобы наблюдать за судилищем. Шаша стояла прямо напротив входа и рискнула сделать пошире щель в покровах, так чтобы был заметен один ее черный, лукавый, сияющий глаз, украшенный синяком. У Нур-Бану была разбита губа. Лица некоторых одалисок тоже носили следы побоев. «Сколько бед натворил мой несдержанный язык!» — подумала Эстер. Из-за каких-то нескольких неосторожных слов пострадали бедные женщины, которые так по-дружески к ней отнеслись. Если она останется жива, простят ли они когда-нибудь ее? Она чувствовала себя глубоко виноватой, и это чувство, помимо страха, сжимало ее сердце.

В центре зала Халид и Эстер упали на колени и прижались лбом к ковру.

— Вы доставлены сюда по обвинению в возбуждении беспорядков и создании неудобств в доме султана Оттоманской империи, — провозгласил Мурад ясным громким голосом.

«Измена и неудобства»! Между этими понятиями огромная разница. Нарочно ли принц Мурад не упомянул о государственной измене? Не знак ли это того, что все может закончиться благополучно? Или в этой стране причинить некоторые неудобства султану равносильно государственной измене?

— Поднять голову, — скомандовал Мурад. Халид сел на корточки. Помня наставления мужа, Эстер по-прежнему прижималась лбом к ковру.

— Это касается и тебя, женщина, — сурово объявил Мурад.

Эстер села на ковер, но глаз не поднимала.

— Султан Селим в своей несравненной мудрости повелел рассмотреть и уладить эту неприятную проблему в семейном кругу. По этой причине разбор дела производится здесь, а не в зале для аудиенций.

По мановению пальца султана Мурад склонился и выслушал несколько тихих фраз, произнесенных отцом. Выпрямившись, он вновь заговорил:

— Султан Селим желает видеть лицо преступницы. Без промедления Халид сдернул черную вуаль, прикрывавшую лицо жены. Со своей стороны Эстер упорно пялила глаза на ковер перед собой. Взглянуть на султана или на его наследника означало быть зашитой в мешок и брошенной в Босфор.

— Кузен, ты не обвиняешься ни в каких преступлениях и дурных поступках, — обратился Мурад к Халиду.

— О, падишах, царь царей! — возвысил голос Халид и низко поклонился султану. Он поймал на себе внимательный и хитрый взгляд дядюшки и тут же заявил: — Я разделю участь своей супруги.

Губы Мурада скривились в усмешке. Он знал, что кузен будет биться за свою жену до самого конца, каким бы горьким он ни был, и что султан не может обидеть своего лучшего воина и вернейшего сторонника. Если маленькая дикарка не допустит какого-нибудь оскорбительного для султанского достоинства промаха во время аудиенции, Селим, несомненно, простит ее.

— Почему ты восхваляла английские нравы в присутствии женщин султана? — задал вопрос Мурад.

— Моя жена впервые покурила опиум, предложенный ей Линдар. Она… — начал было Халид.

— Султан хочет, чтобы обвиняемая сама отвечала на вопросы, — резко прервал его Мурад.

Халид и Эстер в панике переглянулись. Взглядом он умолял ее быть осторожной в речах.

— О, падишах, царь царей! — произнесла Эстер, подражая своему мужу.

Она ткнулась лбом в ковер, выдержала паузу и опять села на пятки, не отрывая глаз от пола.

— Курение дурмана навело меня на думы о далекой моей родине. А тоска по дому заставила немного преувеличить то хорошее, что есть в Англии. О, милорд, я хотела сказать ваше величество, ой нет, я ошиблась, мой падишах, царь царей… — Эстер окончательно сбилась и замолчала.

— И что дальше? — поторопил ее Мурад. «А что дальше?» Эстер не знала, что ей сказать. Паника ее росла. От страха она ощущала во рту металлический привкус. Каких еще слов ждут от нее?

— Из-за меня эти женщины были наказаны, — произнесла Эстер, надеясь, что выбрала правильную линию защиты. — Я жалею о том, что причинила неудобство султану, и обещаю никогда больше не курить.

Султан Селим что-то тихо сказал Мураду. Принц вновь обратился к Эстер:

— Султан желает послушать рассказ об английской королеве. Это правда, что она твоя кузина, или это тоже навеяно опиумом?

— Да, мы кузины, но я никогда не была при дворе. — Эстер понимала, что должна тщательно выбирать выражения и всячески выпячивать роль мужчин в государстве. — Елизавета — единственная оставшаяся в живых из детей покойного короля Генриха. Ее советники — это умнейшие мужчины королевства, которые помогают ей решать государственные дела и направляют ее волю.

— Итак, английская королева правит согласно советам и указаниям мужчин? — несколько переиначил слова Эстер Мурад, и голос его доносился до самых дальних уголков огромного зала.

— Все министры — мужчины, — поспешила добавить Эстер. — Они решают, какой будет политика Англии, а королева слушает их советы, когда они собираются вместе.

— А другие женщины? — осведомился Мурад.

— Другие женщины… — тут Эстер запнулась и растерялась.

— Другие английские женщины. Вот ты, например. Расскажи султану и нашим женщинам о своей жизни на родине.

— Я жила в доме своего отца и выезжала за пределы его стен только в сопровождении вооруженной охраны, — призналась Эстер и тут же, не подумав, добавила: — За исключением одного раза…

Здесь внезапно мужество покинуло ее. Видение того страшного дня затмило все, и она позорно умолкла.

Халид, нарушая протокол, потянулся к ней, обнял, прижал к себе.

— Разбойники напали на нее, одинокую, беззащитную девочку, — объяснил он. — Хотя случилось это давным-давно, память о том страшном событии не дает ей покоя. Она была свидетельницей убийства своего отца.

Неожиданно Михрима вошла в зал и упала на колени рядом с Эстер. Она схватила забинтованную руку невестки, подняла высоко, чтобы все ее увидели.

— Мой падишах! Мой брат! Я прошу смилостивиться над моей невесткой, которая спасла мне жизнь! — Михрима бесстрашно глядела прямо в лицо Селима. — Воистину, аллах специально послал ее нам в награду за нашу верность ему. Кроме того, она носит во чреве своем дитя моего единственного сына.

Это сообщение нашло отклик у всех присутствующих.

Шокированные такой бессовестной ложью, Халид и Эстер с укором уставились на Михриму. Гаремные красавицы начали взволнованно перешептываться. Мурад приник ухом к отцовским устам, выслушивая волю султана. Затем Селим поднялся с трона и молча удалился из зала.

Что это означало? Сердце Эстер бешено заколотилось. Будет ли она предана казни, а заодно с нею и Халид?

— Султан Селим милостив, — возвестил Мурад. — Виновная жена сохранит жизнь, но при условии, что Халид-бек накажет ее собственной рукой и впредь будет следить за тем, что болтает ее язык.

Халид поклонился.

— Моя жена получит столько побоев, сколько заслужила.

Губы Мурада чуть дрогнули, как будто он боролся с приступом смеха.

— Султан сказал, что ты можешь отложить наказание до появления на свет ребенка. На следующей неделе день рождения моей матери. Будь нашим гостем вместе со своей маленькой дикаркой.

Принц Мурад, торжественно ступая, покинул зал, а за ним потянулся и весь султанский гарем.

Халид помог подняться с колен Эстер и Михриме. На мать он взглянул грозно, но та как бы забыла про ложь, только что ею произнесенную в присутствии многочисленных свидетелей.

— Я должна навестить Нур-Бану. Бедная женщина, кажется, пострадала по милости твоей супруги. Я проведу здесь ночь и вернусь домой утром.

Не менее грозно Халид посмотрел на жену.

— Мы чудом сохранили наши головы. В следующий раз нам так не повезет. Поняла?

— Я стану образцовой женой, — пообещала Эстер. И она превратилась в образцовую жену. Ровно на одну неделю.

Наступил день рождения Нур-Бану. Одолеваемый дурными предчувствиями и против своего желания, Халид согласился присутствовать на семейном торжестве во дворце Топкапи.

— Изображай беременную, — шипела Михрима на ухо невестке, когда ага-кизлар вел их по коридорам к гостиной бас-кадин.

Изображать беременную? Легко сказать! Опыт Эстер в этой области был ничтожен. Вернее, его вообще не было. Эстер прикрыла глаза и препоручила себя божьему провидению. Так они добрались до гостиной Нур-Бану.

— Привет! — радостно встретила ее Шаша. Эстер смутилась, заметив подсохшую, но еще явственную ссадину, а также пожелтевший синяк под глазом у девушки.

— Мне очень жаль, что по моей вине тебе досталось, — извинилась Эстер.

Шаша в ответ лишь добродушно улыбнулась.

— Мы затеяли игры в холле. Не хочешь присоединиться?

Эстер взглядом попросила у мужа разрешения. Халид кивнул.

— Я собираюсь повидать Мурада, а за тобой пришлю кого-нибудь попозже.

Пока они шли в султанский зал, Шаша исповедалась:

— Мои синяки ничто по сравнению с миной, которую скорчил Мурад, когда я отказалась выходить замуж за сына литовского князя и потребовала, чтоб он нашел жениха среди благородных английских рыцарей.

— С моей стороны было ужасной ошибкой, что я замутила тебе голову глупыми идеями, — сказала Эстер. — Я получила хороший урок и впредь постараюсь держать язык за зубами.

— Мы сами должны были понять, что Стамбул — не Англия, — сказала Шаша. — К тому же вся вина ложится на Линдар. Это она донесла, о чем ты нам говорила. Пусть аллах пошлет ей ужасную смерть.

— Не желай того, чего на самом деле не хочешь, — предупредила подругу Эстер. — А то вдруг твое пожелание сбудется.

— Кончина Линдар будет для нас всех праздником, — заявила Шаша и сменила тему: — А как ты себя чувствуешь?

— Виноватой, — призналась Эстер. — За вашу доброту я отплатила злом.

— Я не об этом спрашиваю. Каково носить в себе семя чудовища?

— Как обычно. — Эстер пыталась уклониться от разговора. Она невольно залилась краской от смущения.

— Тебе дурно?

— Сейчас нет.

Несколько уже знакомых ей одалисок окружили Эстер. На некоторых из них были заметны следы недавних побоев.

— Ты обещала научить нас английским играм, — напомнили ей.

Эстер колебалась. Ей совсем не улыбалось вновь тереться лбом о ковер перед султаном и вымаливать прощение. Если такое случится, Халид непременно убьет ее сам, собственной рукой.

— Я не думаю, что…

— Ну, пожалуйста!

— Ты же обещала! — самой настойчивой была Шаша.

— Как насчет игры в прятки? — предложила Эстер, решив, что в этой игре нет ничего опасного.

— Это звучит заманчиво, — сказала Шаша. Остальные женщины согласно кивнули.

— Одна из нас «водит», — начала объяснять правила игры Эстер. — Она закрывает глаза и считает до ста, пока все остальные разбегаются и прячутся. «Водящая» старается их отыскать, прежде чем они добегут до предмета, названного «коном», и хлопнут по «кону» ладошкой.

— Раз я принцесса по рождению, то буду «водящей», — заявила Шаша.

— «Водить» совсем не почетно, а даже наоборот, — сказала ей Эстер.

— Пускай. Я все равно хочу быть водящей, — стояла на своем Шаша.

— Хорошо. А что мы используем как кон?

— Папенькин трон, — сказала Шаша, и глаза ее озорно сверкнули.

Девушка встала перед отцовским троном и прикрыла руками глаза. Не будучи в силах не сжульничать, она чуть раздвинула пальчики, чтобы видеть, куда побежали прятаться участницы игры.

— Подглядывать запрещено, — объявила Эстер.

— Ладно. — Шаша плотно прикрыла глаза и начала считать.

Все девушки, включая Эстер, выпорхнули из зала. Не имея представления, куда ей бежать, Эстер заглянула в одну из комнаток гарема. Там было несколько альковов, заполненных пышными подушками. Она соорудила гору из десятка подушек, присела за ними и затаилась.

В тишине, царившей в этой незнакомой, безлюдной комнате, было что-то гнетущее. Прошло довольно много времени, но никто не появлялся. В ушах у нее почему-то звенело, и она ощущала возбужденный ток крови в жилах.

Эстер никогда не попадала в ситуацию, когда бы до нее не доносились никакие посторонние звуки. Пока минуты за минутами уходили куда-то в вечность, в ней все росло пугающее ощущение, что она осталась одна в целом мире. И таким властным было это чувство, что Эстер была почти готова вернуться в султанский зал и позволить себя поймать.

Но две вещи помешали ей это сделать. Откуда-то совсем издалека она услышала возгласы и торжествующий смех и узнала голос Шаши, обрадованной тем, что ей удалось кого-то обнаружить. Эстер немного успокоилась.

Затем ей послышались легкие шаги в самой комнате. Возможно, кто-то из участниц игры выискивает для себя новое место, решив перепрятаться, или это Шаша ищет очередную жертву.

Эстер осторожно выглянула из-за горы подушек. Шаги принадлежали Линдар. Эстер уже собралась обнаружить свое присутствие, но в комнату вошел Джамал, и между евнухом и госпожой начался разговор.

— Маленькая англичанка бегает и прыгает, как дикая кошка, — посетовала Линдар. — Если бы не ее ловкость, Михрима была бы уже мертва.

— А зачем так необходима смерть Михримы? — попробовал возразить Джамал.

— Если Халид поверит, что Михриму убил Форжер, то он начнет охотиться за ним, — ответила Линдар, явно рассерженная недогадливостью слуги. — И тогда убийство Мурада легко будет осуществить.

— Давай сначала расправимся с Халидом, а потом займемся Мурадом, — предложил Джамал.

— Нам нужен Султанский Пес, чтобы сохранить империю в целости для моего сына. Когда Карим достигнет зрелости, мы уберем Селима и его Пса.

Прячась в алькове, Эстер зажала себе рот руками, сдерживая крик ужаса. Ей необходимо было срочно найти Халида. Немедленно. Как ей поступить? Вскочить и бежать? Или ждать, пока заговорщики уйдут из комнаты?

Вновь выглянув из своего укрытия, Эстер увидела Линдар, удобно устроившуюся на диване. Джамал сидел на пуфике возле нее. Очевидно, заговорщики настроились на длительную беседу.

— Вероятно, яд будет наиболее действенным средством, — предположила Линдар. — От имени Нур-Бану мы пошлем рахат-лукум Михриме, а заодно и ее непутевой невестке.

— А что, если Пес Султана тоже соблазнится его попробовать?

— Да, эта возможность не исключена, — поморщилась Линдар, признавая правоту Джамала, — а нам нельзя подвергать его жизнь риску. Что ты предлагаешь?

Джамал не ответил. Он сделал вид, что задумался, а на самом деле чутко прислушивался к легкому дыханию за преградой из подушек. Слух у него был острый, а уши, заостренной формы, торчали вверх, как у рыси.

— Нам лучше помолчать, госпожа, — тихо сказал он, и Эстер поняла, что убежище ее обнаружено.

Она встала, подобрала полы кафтана и, ускоряя шаг, торопливо направилась к двери. Евнух смотрел на нее, в растерянности разинув рот.

О, если б ей удалось скрыться за дверью, а там как-нибудь отыскать путь через гаремный лабиринт обратно к людям!

Кое-чего Эстер достигла. Она была уже на пороге, когда Линдар завопила:

— Хватай ее!

Евнух очнулся от оцепенения.

Эстер мчалась по длинному извилистому коридору. По пятам за ней гнались Джамал и Линдар. Впереди светлым пятном замаячила стеклянная дверь, ведущая во внутренний сад. Она с разбегу врезалась в нее и чудом проникла сквозь стекло, не поранившись.

— Пожар! — изо всей мочи крикнула Эстер, надеясь, что тревожный зов вмиг соберет толпу.

Джамал догнал и схватил ее. Его сильные руки сомкнулись у нее на горле и начали душить. С энергией, порожденной отчаянием, Эстер лягнула его в живот, и он отпрянул. Казалось, путь к бегству был открыт, но, к несчастью, Линдар успела поймать ее за косу, потянуть, свалить на землю.

— Утопи ее! — распорядилась Линдар. Джамал зажал Эстер рот рукой. Несмотря на то, что она бешено вырывалась, ему удалось подтащить ее к ближайшему фонтану. Однако прежде чем он сумел сунуть ее голову в воду, Эстер успела прокусить ему палец и на какую-то долю секунды освободить себе рот.

— Халид! — истошно выкрикнула Эстер и задохнулась, ибо голова ее скрылась под водной поверхностью.

18

— Пожар!

Стоя на террасе, примыкающей к апартаментам своего кузена, Халид насторожился и стал оглядываться в поисках какого-либо признака дыма или огня, но ничего похожего не обнаружил. Кто мог поднять ложную тревогу? Ведь за такой проступок полагалось самое суровое наказание.

— Халид! — прозвучал теперь уже не крик, а скорее громкий стон.

Эстер! О аллах! Халид перемахнул через балюстраду и побежал на голос жены. Мурад не отставал от него.

Прорвавшись сквозь густой колючий кустарник, Халид стал свидетелем жуткой сцены. Джамал топил Эстер в фонтане, а Линдар за этим наблюдала. Одним гигантским прыжком, оправдывая свое прозвище Зверя, Халид настиг евнуха и поднял его вместе с жертвой на воздух. Джамал разжал руки, и Эстер очутилась на земле. Кулак Халида врезался в челюсть евнуха. Тот перевернулся несколько раз в воздухе и рухнул без сознания.

— Изменнице смерть! — не помня себя, в ярости вопила Линдар.

Задыхаясь и кашляя, Эстер распласталась на траве. Халид перевернул ее на живот и ритмичными нажатиями начал освобождать ее легкие от попавшей в них воды.

— Ведьма должна сдохнуть! — кричала Линдар. Она попробовала наброситься на Эстер, но Мурад удержал ее.

Мысль о том, что он едва не потерял жену, пробудила в душе Халида бурю чувств. Он касался ее руки, мокрых волос, побледневших, как мел, щек, ища подтверждения, что она жива.

К этому времени их уже окружила толпа. Ожидая приказаний, выстроилась под началом ага-кизлара стража из евнухов. Нур-Бану, Михрима, Шаша да и все остальные не отрывали глаз от медленно приходящей в себя Эстер.

Мурад повелел двум стражникам держать за руки Линдар, а сам обратился к ней:

— Почему ты пыталась убить жену моего кузена?

— Я отвечу только моему султану.

— Ответь мне, или я убью тебя здесь же, на месте, — пригрозил ей Мурад, обнажив кинжал.

— Дикарка оскорбляла Селима. — Темные глаза Линдар вспыхнули злобным огнем. — Она должна быть казнена.

— Молчать! — взревел Султанский Пес.

— Халид… — шепотом позвала Эстер.

— Подожди говорить, пока не отдышишься как следует. — Он ласково потрепал ее по щеке.

— Линдар собирается убить Мурада… Халид после этих слов жены словно бы превратился в каменное изваяние. Он властно приказал всем отойти и жестом подозвал Мурада. Оба мужчины встали на колени возле Эстер и склонили головы поближе к ее губам.

— Линдар задумала убить тебя, Мурад, и Михриму тоже…

— Пока ничего больше не говори, — попросил Мурад, сразу поняв, что дело серьезное. Он приказал ага-кизлару: — Возьми под стражу Линдар и Джамала. Я позже вызову их на допрос. А после пошлю за супругой Халид-бека. — Он посмотрел на собравшихся зрителей и объявил: — Дикий Цветок в порядке, но нуждается в покое. Расходитесь!

— Селим услышит об этом беззаконии! — грозила Линдар, которую уводили стражники. Нур-Бану выступила из толпы.

— Халид, отнеси свою супругу в мои покои. Я пошлю за своим личным лекарем.

Так и было сделано. Когда явился лекарь, Михрима сказала сыну:

— Будь все время рядом с Мурадом — тебе мой совет. Настало опасное время. Когда твоя жена оправится, ага-кизлар проводит ее к тебе. И ты сможешь расспросить ее обо всем.

Мудрый лекарь заявил, что принцесса вполне здорова, и дал три врачебных совета: высушить ей волосы, сменить промокшую одежду и тепло укрыть. Михрима занялась волосами, Нур-Бану помогла Эстер переодеться и одолжила кашемировую шаль, а рабыни внесли горячий чай и блюдо с печеньем.

Эстер глотнула чаю, съела печенье и откинулась на подушки.

— Тебе лучше, дорогая? — осведомилась Нур-Бану.

— Да, спасибо.

Михрима погладила руку невестки.

— Поделись с нами тем, что сказала Мураду и Халиду там, в саду.

Ах, вот оно что! На лицах обеих женщин ясно читалось жгучее любопытство.

— Вероятно, вам лучше спросить самого Мурада или Халида. Я не хочу, чтобы муж опять рассердился на меня за мою болтливость.

Две пары глаз впились в нее и не отпускали.

— Ну, хорошо, — устало согласилась Эстер, — но пообещайте, что притворитесь, будто все это для вас внове, когда они начнут пересказывать вам мои слова.

— Обещаем, — хором произнесли обе женщины.

— Я подслушала, как Линдар с Джамалом обсуждали убийство Мурада.

— А что я тебе говорила! — обратилась Нур-Бану к Михриме. — Но кто-нибудь меня разве слушал? Никто!

— А что они этим надеялись добиться? — Михрима развела руками. — Сын ее имеет физический недостаток и не может быть провозглашен султаном.

— Линдар задумала убить тебя и меня, — сообщила Эстер свекрови, — а вину возложить на Форжера. Тогда Халид уехал бы из Стамбула искать его. В его отсутствие расправиться с Мурадом было бы легче.

— Это доказывает, что она глупа, — сказала Нур-Бану. — Она могла бы убить сначала Халида, а потом Мурада.

— Линдар хитра, — возразила Эстер. — Халид ей нужен живой, чтобы защищать империю, пока ее сын не достигнет зрелости. Тогда она планировала убить обоих — и Халида, и султана Селима.

— О аллах! Какая подлая измена! — вскричала Нур-Бану. Она в гневе прижала руки к груди, ошеломленная услышанным.

Через несколько минут появился ага-кизлар. Михрима, Нур-Бану проводили Эстер по бесконечным коридорам до покоев наследного принца. Они оберегали важную свидетельницу и готовы были принять на себя предательский удар кинжалом из-за угла. Однако Халид, впустив жену, захлопнул дверь прямо перед их носами. Он усадил Эстер на диван. Тем временем Мурад нервно расхаживал взад-вперед по комнате.

Внезапно остановившись напротив Эстер, он спросил:

— Надеюсь, ребенок, которого ты носишь, в порядке? Эстер опустила глаза и в смущении ответила коротко:

— Да.

Мурад подавил улыбку. Он уже знал, что его тетушка бессовестно солгала султану.

— Рассказывай, — попросил он. — И, пожалуйста, ничего не утаи. Эстер начала:

— Шаша и еще несколько девушек решили поиграть в прятки.

— Что это за игра? — спросил Мурад.

— Разве это имеет отношение к делу? — вмешался Халид. — Важно, что она услышала.

— Я хочу знать все, — сказал Мурад. — Продолжай, Дикий Цветок.

— Прятки — это английская игра, — объяснила Эстер. — Все играющие, кроме одного, прячутся, а тот, кто «водит», их ищет. Шаша вызвалась водить, а мы разбежались и попрятались. Я попала в какую-то пустую комнату и спряталась за горой подушек. Когда туда вошли Линдар и Джамал, я хотела сказать, что я здесь, чтобы они не считали меня какой-то бесстыдной соглядательницей, но то, что я услышала, вынудило меня молчать.

— Конечно, ты никогда ни за кем не подглядывала, я тебе верю, — ободрил ее Мурад.

— Что они говорили? — торопился узнать главное Халид.

— Линдар намеревалась убить Михриму и меня, а вину возложить на Форжера, и тем самым убрать Халида из Стамбула. Затем собиралась умертвить Мурада. А когда ее сын подрастет, она хотела избавиться от Халида и от султана Селима.

Оба мужчины задумались. План Линдар был логичен и мог сработать.

— Коварная змея, — мрачно произнес Мурад.

— Надеюсь, это все, что от меня требуется? — осведомилась Эстер, вставая без позволения.

— Не забывайся, — предостерег ее Халид. — Твои манеры оставляют желать лучшего.

— Меня чуть не утопили, а ты упрекаешь меня за дурные манеры! — рассердилась Эстер. Мурад одарил ее улыбкой.

— Пока иди отдыхай. Мне надо поговорить с отцом. Халид взял Эстер за руку и вывел из покоев Мурада. Михрима и Нур-Бану смотрели на него вопрошающе, но он молча передал на их попечение Эстер, а сам снова скрылся за плотно закрытой дверью. Мурад обратился к кузену:

— Я ей поверил.

Султан Селим с глазами, красными от ярости и вина, выступил из-за лакированной китайской ширмы.

— Скажи ага-кизлару, чтоб готовил смертные приговоры изменникам. И этому колченогому выродку тоже. Принеси мне приговоры на подпись, — приказал он сыну.

Затем султан направился к завешенной ковром дверце в дальнем углу комнаты, приговаривая:

— О аллах, прости, но мне надо выпить.

— Ты слышал, что он сказал? — обратился Мурад к Халиду. Высунувшись в коридор, он скомандовал главному евнуху: — Быстро неси сюда пергамент, чернила, перо и султанскую печать.

Он закрыл дверь и, не говоря ни слова, прошел на террасу. На сердце у него было тяжело. Казнь двух изменников — пустяк, а вот смерть младенца была ему не по душе.

— Мальчишка ведь ни в чем не повинен, — тихим голосом произнес за его спиной Халид, словно нарочно посыпая рану солью.

— Его преступление в том, что он сын предательницы.

— Карим твой сводный брат и…

— Может быть использован в борьбе против меня любым мерзавцем, — прервал Халида кузен. — Убить в зародыше — значит обрести покой, — перефразировал Коран Мурад.

— Подделай документ о смерти и отдай мне Карима.

— Что?!

— Михрима растрезвонила на весь Стамбул, что моя жена ждет ребенка, а ты знаешь, что это не так. Я увезу Эстер, и, когда придет время, сообщим, что раньше срока она родила мне сына. Позволь мне спрятать Карима у себя в Девичьей Башне. Я воспитаю его как собственного сына.

— А что ты предпримешь против Форжера? — поинтересовался Мурад.

— Жизнь Карима ценнее смерти ничтожного Хорька.

— Почему?

— Убийство невинных не дает потом спать по ночам. Я знаю по своему опыту.

— Если станет известно, кто он в действительности, в империи разразится междоусобица.

— К тому времени ты уже будешь править страной, а я буду слишком стар, чтобы сражаться под твоим знаменем, — возразил Халид. — После моей выучки Карим станет следующим Псом Султана, и никто не задастся вопросом, чья кровь течет в его жилах. Доверься мне, кузен.

В волнении Мурад стал расхаживать по террасе. Как ему поступить? Убить ли сводного брата или спасти его? Если он убьет своего маленького братика, не будет ли мучиться бессонницей долгими ночами вплоть до самой своей кончины?

Стук в дверь прервал его размышления. Ага-кизлар принес письменные принадлежности.

— Сядь за стол, — распорядился Мурад. — По велению султана Селима ты сейчас напишешь три смертных приговора — Линдар, Джамалу и Кариму.

Ага-кизлар принялся за работу.

Мурад бросил быстрый взгляд на Халида и сказал евнуху:

— Ты отравишь Линдар и утопишь ее тело в Босфоре сегодня ночью, а Джамал будет казнен публично завтра на восходе солнца.

Ага-кислар поднял на него взгляд.

— А ребенок?

— Сколько тебе лет? — резко бросил Мурад. — Тридцать восемь — сорок?

— Сорок.

— Ты еще будешь достаточно молод, когда мой отец скончается. Хочешь быть ага-кизларом и в мое правление?

— Почту за великую честь. — Евнух был озадачен, не понимая, куда клонит принц.

— Твое благополучие обеспечено, если ты поступишь, как я тебе велю, и при этом будешь помалкивать. Ага-кизлар долго колебался, потом кивнул.

— Вызови сюда Абдуллу, слугу принца Халида и доставь нам принца Карима, — распорядился Мурад. — Потом ты проведешь Абдуллу с Каримом через тайный подземный ход на мою фелуку и забудешь навсегда о том, что здесь было сказано и что происходило.

— Я уже написал смертный приговор младенцу, — растерялся евнух. — Если султан узнает…

— Принц Карим будет мертв для всего мира. Пусть его считают утопленным вместе с матерью в Босфоре. И всем говори, что все было именно так.

Главный евнух склонился в низком поклоне.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой принц. Мурад улыбнулся и добавил:

— Запри всех женщин в гареме в их комнатах. Никто не должен пронюхать, что мой сводный брат остался в живых.

Ага-кизлар удалился. Спустя некоторое время в дверь постучали. Это был Абдулла. Халид впустил его.

— У нас для тебя важное задание, — начал было Халид, но тут вошел евнух, прижимая к груди спящего младенца.

— Это мой сын, Абдулла. Береги и охраняй его, хоть ценой своей жизни, — сказал Халид.

— Клянусь!

Никакое распоряжение господина не могло нарушить невозмутимость верного слуги. Ага-кизлар вручил Халиду документ о рождении Карима, а затем отпер потайную дверь и нырнул в темную дыру вместе с гигантом, бережно несущим младенца на руках.

— Если я умру без наследника мужского пола, — сказал Мурад, — используй этот документ, чтобы посадить Карима на трон.

— Ты не пожалеешь о своем милосердном поступке, — заверил его Халид.

Мурад неопределенно пожал плечами. Он все еще был в смятении.

— Твой Дикий Цветок не пожелает посмотреть, как на рассвете обезглавят Джамала? — спросил Мурад.

— Она слишком впечатлительна, чтобы присутствовать при казни. Ты сам видел, каково ей было, когда она рассказывала о своем отце. Воспоминания о его гибели не дают ей спать по ночам до сих пор.

— Ее свидетельство обрекло Линдар и Джамала на такой жестокий и бесславный конец, — возразил Му-рад. — Ее присутствие на казни необходимо. Она может, однако, держать глаза закрытыми.

— Что поделаешь, быть по-твоему, — неохотно согласился Халид. От него уже мало что зависело. Он мог лишь стоять рядом с ней на кровавой церемонии и согревать ее своим душевным теплом.

Как только светлая полоска проглянула на востоке, Халид и ага-кизлар направились по коридору к апартаментам бас-кадин. Халид постучался. Нур-Бану вышла к нему за порог, прикрыв за собой дверь.

— Она отказывается идти.

— Я поговорю с ней сам. Впусти меня. Закутанная в черный покров, Эстер сидела на подушке и отсутствующим взглядом смотрела куда-то в пространство. Ее лицо было мертвенно-бледным, даже веснушки на носу на фоне этой бледности выглядели темнее, чем обычно.

Михрима сердито выговаривала ей:

— По приказанию султана ты должна присутствовать на казни.

Халид жестом отогнал назойливую мать и уселся возле жены. Он взял ее холодные руки в свои. Эстер взглянула на него, и в глазах ее не отразилось никаких чувств, кроме страха — жуткого, леденящего.

Халид постарался придать своему голосу как можно больше нежности.

— Когда ты родилась, мой Дикий Цветок, твоя судьба уже была начертана у тебя на лбу. Это то, что мы мусульмане называем — кисмет.

Эстер решительно вздернула подбородок и строптиво возразила:

— Я сама хозяйка своей судьбы.

— Ты давала показания против изменников и должна видеть, как свершается возмездие.

— Что за чудовища могут спокойно наблюдать, как казнят невинное дитя? — вскричала Эстер, и слезы заструились по ее щекам.

Ах, вот оно что! Его Дикий Цветок жалеет ребенка. Следует ли ему поведать ей, что мальчик в безопасности? Нет. В своем возбужденном состоянии она способна выдать их секрет, и тогда ни Мураду, ни Халиду не сносить головы за нарушение приказа султана.

— Султан Селим повелел усыпить Линдар с сыном и утопить их. Никто из них не испытает ни боли, ни страха.

— Бедный малыш. — Эстер всхлипнула. Крупные слезы катились по ее щекам, скапливались на подбородке. Халид вытер соленую влагу губами.

— Как только все будет кончено, мы вернемся в Девичью Башню. Уже сейчас фелука Мурада ждет нас.

— Ты позволил им убить младенца?

— Я выступал в его защиту. Но уши их были словно запечатаны воском.

Халид встал и подал ей руку. Нур-Бану, Михрима и ага-кизлар уже ждали их в коридоре.

— В последний момент не смотри, закрой глаза, — шепнул жене Халид.

Достигнув Башни Правосудия, они заняли место на балконе, с которого обозревалась просторная, мощенная плитами площадь. Полчища воинов выстроились шеренгами по ее периметру. Посреди площади возвышалась плоская каменная глыба.

На ней и должен был сложить голову невезучий Джамал. На камне были заметны побуревшие пятна. Сколько же голов было отсечено здесь, сколько обрублено нитей жизни!

Джамала уже подвели к каменной плахе, оголили его шею. Рядом стоял палач с обнаженным ятаганом в руке.

Султан Селим, сопровождаемый Мурадом, вышел на балкон и уселся на троне. Он вяло махнул сыну, а тот, в свою очередь, поднял вверх руку, приказывая начинать. Палач толчком заставил узника упасть на колени, мощной дланью подтянул его голову к плахе, прижал, словно припечатал ладонью его лицо к холодному камню, посмотрел на балкон, ожидая рокового жеста султана.

Эстер, расширив глаза, наблюдала за этим мрачным ритуалом. Она вцепилась в руку мужа ледяными пальчиками.

Султан чуть приподнял вялую кисть.

— Закрой глаза, — отчаянно нашептывал Халид. Эстер, чей взгляд был словно загипнотизирован видом остро отточенного ятагана, никак не отреагировала.

— Дьявол тебя возьми! Закрой глаза! — повторил Халид уже гораздо громче.

Султанская рука упала вниз. Ятаган, будто повторяя это движение, тоже опустился и оборвал жизнь Джамала.

Глаза Эстер затуманились. Невыносимая боль пронзила мозг.

— Кровь… нет… папа…

Халид подхватил жену, стал укачивать ее на руках, словно ребенка. Она продолжала вздрагивать, что-то тихо вскрикивая.

— Отнеси ее ко мне, — предложила Нур-Бану.

— Нет, фелука Мурада отвезет нас в Девичью Башню.

— А как же Форжер? Ты забыл о мести? — взвизгнула Михрима.

— К дьяволу Форжера, я забираю жену домой.

— Она напустила на тебя порчу, и ты свернул с истинного, уготованного тебе пути, — с горечью произнесла Михрима.

Халид не стал пререкаться с матерью. Никто на свете не был для него сейчас дороже, чем Эстер.

— Твои брат и сестра взывают об отмщении! — крикнула Михрима. — Ты должен заставить Форжера уплатить кровавый долг…

— Кровь… кровь… — по-прежнему бормотала Эстер у него на руках.

С долей презрения и с печалью Халид обратился к матери:

— Злая старая женщина. Ответственность за живых — вот что я беру на себя прежде всего. У мертвых впереди вечность, они могут и подождать.

19

Эстер очнулась в незнакомом ей помещении. Пол устилал толстый персидский ковер, стол был из мрамора с мозаикой, вокруг него громоздились расшитые подушки, причудливая резьба украшала деревянные балки, две стены были чуть скошены, а в одной были прорезаны иллюминаторы. Значит, она не во дворце.

Страшная картина казни Джамала всплыла в ее памяти.

— Нет! — простонала Эстер, отгоняя прочь жуткое видение. Так недолго и сойти с ума. Спрыгнув со своего ложа, она пробежала по ковру к иллюминатору в надежде, что свежий морской воздух оживит ее.

Но смотреть на голубые воды Босфора ей не следовало. В мыслях своих она представила мертвого младенца, спрятанного в мешке, который покоился где-то глубоко под водой, может быть, прямо под днищем фелуки.

Легкий шум позади заставил Эстер вздрогнуть. Она оглянулась. В дверях стоял Халид с подносом. Он смерил жену оценивающим взглядом и сразу заметил, что состояние ее за несколько часов, проведенных в забытьи, не улучшилось.

Шагнув вперед, он пяткой прикрыл за собой дверь, пересек каюту и водрузил поднос на стол.

— Тебе плохо?

— Да.

— Полежи еще немного.

— Я не нуждаюсь в отдыхе. Где мы?

— На корабле Мурада. — Халид подвел ее за руку к столу. — Подкрепись.

— Я не голодна.

— Чай будет тебе полезен. Он бодрит.

— Возвращение в Англию, где нет дикарей, возможно, взбодрит меня, но не твой чай.

Халид промолчал. Он все же наполнил ее чашку горячим напитком, и Эстер взяла ее дрожащими руками.

— Я говорил тебе «закрой глаза»!

— Я не могла… — Голос ее сорвался. — Ведь в их смерти есть и доля моей вины.

— Но не ты толкнула их на путь предательства, — возразил Халид.

— А малыш? Как я могу жить в такой стране, где казнят детей?

— Люди умирают насильственной смертью везде, и в твоей Англии тоже. Расскажи мне наконец о твоем отце.

Эстер хотела отвернуться, но Халид не дал ей этого сделать. Его голубые глаза сверлили ее. Она с трудом выдерживала его взгляд.

— Раздели со мной свою ношу, — попросил Халид. — Тебе будет легче.

Эстер отрицательно мотнула головой.

— Эскадра Форжера атаковала и потопила в бою корабль, который вез мою сестру к ее жениху, — начал свой рассказ Халид, удивив этим Эстер. — Алчный ублюдок не удержался от соблазна напасть на одинокий беззащитный корабль. Он надеялся поживиться сокровищами, а там было только одно сокровище — моя сестра. Никто не спасся с корабля. Они все ушли на дно.

Почему он рассказывает ей это? Ведь раньше он избегал разговора о гибели сестры и брата.

— Поклявшись отомстить, мы с братом начали охоту за Форжером. Как мы могли знать, что именно таков его план, что мы пешки в затеянной им коварной игре, что он заманивает нас в ловушку? Уверенный, что мы не оставим его в покое, подлый трус искал способ расправиться с нами. Кончилось все тем, что Карим лишился жизни, а я отделался шрамом на лице. Если б не Малик, я был бы мертв, как и мой брат.

— Убить Форжера — твой долг, — сказала Эстер. — Тебе не нужно оправдываться передо мной.

— Не в этом смысл моего рассказа, — продолжил Халид. — Я был взрослым мужчиной, обученным воином, и все же не смог уберечь брата от смерти. Тебе же винить себя за то, что произошло, когда ты была почти ребенком, неразумно.

— Мой отец погиб из-за того, что я не послушалась его и уехала без эскорта за пределы крепостных стен. Никто не обвинял меня прямо, но я видела их глаза и догадывалась, что думают и мои родные и слуги. Они осуждали меня.

— Мне трудно в это поверить.

— Но это правда! — Эстер порывисто вскочила, заходила по комнате. — Вместо того, чтобы дрожать и замирать от страха, мне следовало выхватить у того убийцы кинжал и…

— Ты бы погибла вместе с отцом. Ты бы не помогла ему, не спасла…

— Хватит! Молчи! — Эстер зажала уши. Халид обнял ее дрожащие плечи. Его мучило раскаяние. Он намеревался успокоить ее, а вызвал бурю, с которой справиться не мог.

— Мы не будем больше возвращаться к прошлому в разговорах, — пообещал он. — Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить твоих ночных демонов, даже если мне придется отправиться в Англию и отомстить там за гибель твоего отца.

— Ты сделаешь это ради меня? — спросила Эстер, и глаза ее засияли сквозь слезы.

Его невероятное и столь неожиданное обещание свершило в ней переворот. Она бурно разрыдалась у него на груди. Халид осторожно погладил ее волосы.

— Я хочу домой, — прошептала она, всхлипывая.

— Мы почти дома.

— Нет. Домой, в Англию.

— Ты моя жена, — возразил Халид.

— Но нас не венчал священник.

— Там, в Англии, ты будешь несчастна. Возвращение не успокоит твою душу.

— Как ты осмеливаешься решать, что для меня хорошо, а что плохо! — Эстер вдруг обожгла его пламенем, вспыхнувшим в ее глазах, дотоле заплаканных.

— В Англии тебя преследовали кошмары. Неужто тебе хочется вернуться на то место, где все началось? И разве ты не пожалеешь, что покинула меня?

Неожиданное это заявление застало Эстер врасплох.

— Почему я должна жалеть об оковах рабыни? Я не настолько глупа…

Халид постарался улыбнуться как можно мягче:

— Потому что ты любишь меня.

— Любить мужчину, который пальцем не пошевелил, чтобы спасти невинное дитя? Любить человека, который…

Что еще хотела сказать Эстер, осталось неизвестным, потому что Халид прижал палец к ее губам.

— И все-таки ты меня любишь.

Не дав ей шансов что-либо возразить, Халид заменил свой перст губами, и последовал долгий поцелуй, которого так ждал он, а может быть, и она тоже, потому что позволила его языку творить чудеса в ее полуоткрытом, жаждущим соблазна ротике.

Они опустились на ковер, Халид расстегнул перламутровую пуговичку у ворота.

В этот момент дверь сотряслась от ударов.

— В чем дело? — раздраженно спросил Халид.

— Бросаем якорь у Девичьей Башни, — сообщил довольно наглый матрос дворцовой фелуки.

— Мы сейчас будем готовы.

Глаза их все еще были затуманены страстью, но неожиданное вторжение уже охладило их пыл. Халид накинул на Эстер чадру.

— Мне все же хочется домой, — услышал он ее голосок из-под плотной кисеи.

— Может, вскоре ты не будешь так тосковать. Я готовлю тебе сюрприз.

Не сюрприз волновал Эстер, а слова, сказанные Халидом о ее чувствах к нему. Она, убеждая себя в обратном, вынуждена была признать, что он прав. Она привыкла к нему, без него она ощущала бы пустоту, она нуждалась в его тепле и ласке и даже в строгом окрике. Она полюбила его.

И Девичья Башня уже не показалась ей сейчас мрачной тюрьмой или твердыней, созданной для войны, может быть, потому, что владелец этого замка стал для нее любимым человеком, мужем, опорой в жизни.

Аргус первым приветствовал их, но выражал свою собачью радость по поводу встречи с Эстер столь бурно, что едва не свалил его с ног. Халиду пришлось оттащить его. Пес языком старался проникнуть под чадру, но Эстер пригрозила ему наказанием от аллаха.

— Эта вуаль — священный покров, и нарушать его грешно даже псу.

Вслед за Аргусом настал черед Омара и Абдуллы.

— Добро пожаловать в дом, мой принц и моя принцесса!

— Проводи принцессу в спальню, Омар, — распорядился Халид.

— Пойдем, госпожа, — сказал Омар. — Помоемся, покушаем, подремлем на подушках. Абдулла вгляделся в лицо господина.

— Ты выглядишь усталым, Халид-бек.

— Ночь была длинной, а утро еще длиннее. Как мальчик?

— Лана взялась заботиться о нем. Знает ли принцесса, что ожидает ее?

— Пока нет, но я уверен, что моя жена примет малыша хорошо.

— А если она откажется?

— По этому поводу не тревожься, у Дикого Цветка нежное сердце.

— Есть ли новости о Форжере? — осторожно поинтересовался Абдулла.

— Отложим на время разговор о нем, — устало вздохнул Халид.

Вместо того чтобы направиться в прежнюю спальню, Омар повел Эстер в спальню принца. Обстановка здесь была спартанской и соответствовала облику сурового воина. Из предметов роскоши был только персидский ковер на полу. Эстер обратилась к евнуху:

— Это не моя комната.

За ее спиной появился Халид.

— Девичья Башня принадлежит мне. И все комнаты мои. Я волен распоряжаться ими. Прежняя твоя комната теперь занята.

Эстер спросила то ли в шутку, то ли всерьез:

— Ты успел поселить в ней новую пленницу?

— Пока я не распоряжусь по-иному, моя жена будет спать подле меня. Разве в Европе супруги спят раздельно?

— Священник нас не обвенчал, значит, мы не женаты.

— Ты моя жена до тех пор, пока я не разведусь с тобой.

— А я могу с тобой развестись? — с вызовом задала вопрос Эстер, скрывая охватившее ее смятение. Кроме покойного короля Генриха, в Англии еще никто не разводился. По крайней мере она об этом не слышала.

— Женщины не разводятся с мужьями. Это незаконно, — сказал Халид.

— Незаконно мое положение в твоем доме без благословения церкви!

Слушая их. Омар впал в отчаяние. Неужто они опять затеют перепалку? Как принцесса может забеременеть, если она делает все, чтобы оттолкнуть от себя принца?

И вдруг его осенило свыше. Превосходная идея! Не в силах скрыть свою радость. Омар улыбнулся до ушей.

— Над чем ты смеешься? — рявкнул на него Халид. — Неси нам обед.

— Я не голодна, — заявила Эстер.

— Голодна ты или нет, а есть будешь.

— Не буду!

Омар, окинув спорящих супругов лукавым взглядом, исчез за дверью.

— Приляг, пока он принесет еду. Ты, наверное, устала.

— Я не устала, — механически возразила Эстер.

— У тебя под глазами темные круги. И капризна ты как ребенок, у которого режутся зубки.

— Я отказываюсь спать вообще, — заявила Эстер. — Сон портит мне настроение.

Халид рассмеялся ей в лицо. Жена его — самая непредсказуемая женщина на свете. Если б таких женщин рождалось побольше, мужчины уже давно ходили бы в чадрах:

— Если кто и способен обходиться без сна, то это, конечно, ты. Тогда прогуляемся. Свежий воздух, в отличие от сна, настроение тебе не испортит.

Эстер на этот раз покорилась. Раньше она видела сад Халида только при лунном свете. Теперь же мастерство садовника поразило ее. Даже в Топкапи не было ничего подобного.

Белые, розовые, алые, золотистые, голубые, фиолетовые цветы чередовались, создавая какую-то волшебную гармонию. Только человек, обладающий видением художника, вдохновением и руками истинного творца, мог изобрести и воплотить в живой природе такие изысканные узоры.

— А где же розы? Их нет в твоем саду?

— Лишь одна роза цветет в моем сердце постоянно. А так, да будет тебе известно, поздней осенью розы не цветут.

— Как ты одарен! — воскликнула Эстер, наслаждаясь воистину чарующим смешением ароматов. — И как влюблен в свое дело.

— Садовник — человек одинокий, а я люблю одиночество.

— Но ты воин, всегда окруженный людьми, солдатами.

— Вот поэтому я нуждаюсь в мире и тишине. Халид прошел еще несколько шагов по дорожке и произнес не без гордости:

— А здесь находится моя природная аптека.

— Ты еще и лекарь?

— Скорее фармацевт. Вот это растение, похожее на папоротник, называется тысячелистник. Настой из него облегчает пищеварение.

— А что это за листья, на вид такие шелковистые? — спросила Эстер.

— Ночная красавица. Если сорвать листок и положить его под подушку, то к тебе быстро придет сон и он будет безмятежным.

— Как может простой листок усыпить человека? — недоверчиво спросила Эстер.

Халид улыбнулся, и Эстер невольно улыбнулась в ответ.

— Так приятно видеть на твоем лице улыбку, — сказал Халид. — Как будто выглянуло солнышко.

Халид склонил голову, и его теплые ищущие губы завладели ее губами. Поцелуй их был долгим и сладким.

— Ты еще не проголодалась? — спросил он лукаво.

— Кажется, я уже в состоянии что-нибудь съесть, но самую малость.

Они вернулись в комнату. Их ждал уже накрытый стол и Омар, на лице которого по-прежнему сияла глуповатая, но самодовольная ухмылка. Эстер нахмурилась, увидев украшающее стол огромное блюдо жареных баклажанов.

Эстер любила своего супруга и хотела иметь от него детей. Но как она могла произвести на свет ребенка в стране, где невинных младенцев приговаривают к смертной казни, как это произошло с сынишкой Линдар. Эстер жила бы в постоянном страхе, что султан в любой момент прикажет зашить и ее ребенка в мешок и утопить в Босфоре.

— Убери это немедленно! — крикнула Эстер евнуху. Улыбка сползла с физиономии Омара, зато мозг заработал в ускоренном темпе. Если принцесса отказывается есть баклажаны, то нужно срочно найти иной способ, чтобы она забеременела.

Озадаченный, Халид посмотрел сначала на баклажаны, потом на жену.

— Чем провинились эти бедные баклажаны?

— Из-за них женщины беременеют, — просветила мужа Эстер. — Так же как из-за твоих листков ночной красавицы люди засыпают.

«Значит, она не желает рожать мне детей?» Тысяча кинжалов вонзились в сердце Халида, но лицо оставалось бесстрастным. Как он мог ошибиться в Эстер, убедив себя, что у нее нежная душа. Она не примет Карима. Возможно, он неверно распорядился судьбой малыша. Жизнь с матерью, которая холодна к ребенку или даже ненавидит его, подчас ужаснее мгновенной смерти.

Как же ему теперь поступить? Отправить ребенка Малику? Лишить его жизни? Это немыслимо. У Халида никогда не поднимется рука на невинное дитя.

— Убери баклажаны, — распорядился Халид.

— А что принести взамен? — невесело осведомился Омар.

— Ничего. Оставь нас, — приказала Эстер. Внезапная перемена настроения Халида не укрылась от нее. Она сделала над собой усилие и придала голосу некоторую игривость: — Где же обещанный сюрприз?

— Тебе следует выспаться и успокоить нервы, прежде чем ты его увидишь.

Эстер послушно прилегла. Халид положил ей под подушку листик ночной красавицы и повернулся, чтобы уйти. Эстер удержала его.

— Пожалуйста, останься.

Халид присел на край софы. В глазах его застыла печаль. Это мучило Эстер. Она поднесла его пальцы к губам и поцеловала их один за другим.

— Я очень люблю детей, но боюсь…

— Рождение ребенка для женщины естественно. Тебе нечего бояться. Я пошлю за лучшей повитухой в Стамбул.

— Я не этого боюсь, — сказала Эстер.

— Тогда что же пугает тебя?

— Карим мертв из-за дурных поступков своей матери. А что случится с нашим ребенком, если я сделаю что-то не так? У вас столько незнакомых мне обычаев и законов.

Халид порывисто обнял ее.

— Пока во мне будет тлеть хоть искорка жизни, никто не посмеет тронуть ни тебя, ни наших детей. Разве я не клялся султану защищать тебя?

— Я верю тебе и надеюсь на тебя. — Она погладила ладонью его шрам и запечатлела поцелуй на изуродованной щеке.

Халид просветлел. Все будет хорошо. Жена его примет Карима с любовью.

— Я провел на ногах всю ночь и хотел бы отдохнуть, — сказал Халид мягко, но настойчиво укладывая ее обратно на подушки. Он лег с краю и обнял ее. Эстер уютно устроилась в его объятиях. Тепло его тела, ровное биение сердца в могучей груди, а может быть, ночная красавица быстро усыпили ее. Тогда Халид легонько поцеловал ее, осторожно поднялся с постели и неслышными шагами удалился из комнаты.

Он направился в прежнюю спальню, где Лана кормила малыша через соску.

Халид взял Карима на руки, отпустил Лану и продолжил кормление. Темные глаза мальчика, так похожие на материнские, разглядывали незнакомого мужчину, что не мешало ему при этом жадно сосать молоко.

Тронутый доверчивостью и беспомощностью маленького существа, Халид как-то отвлекся от размышлений о будущем царственного принца. Решив, что Карим уже достаточно поел, он отложил фляжку из кожи ягненка и прошелся с малышом по комнате. Зрелище могучего, закаленного в сражениях воина с крохотным младенцем на руках было впечатляющим.

— Мой сын, ты благородный принц величайшей империи в мире, — обратился Халид к малышу. — Как твой отец я буду учить тебя всему, что необходимо знать мужчине и воину. Твоя мать, которую ты скоро увидишь, это ангел любви, ниспосланный нам аллахом. Ее нежность и забота помогут нам в самых суровых испытаниях, если они выпадут на нашу с тобой долю.

С малышом на руках Халид опустился на кровать и смежил веки. Отец и сын погрузились в сон.

— Просыпайся, мой принц. — Омар слегка тронул его за плечо. Может быть, в первый раз за много лет пробуждение Халида было таким мирным и сулило столько приятных для души событий. — Принцесса помылась в бане и позавтракала, — сообщил евнух.

Халид с улыбкой спросил его:

— Как тебе мой сын?

— Хороший мальчик. Я надеюсь, что скоро у него появится много братишек, чтобы ему было, кем командовать.

Халид рассмеялся. Проснулся и Карим и стал жизнерадостно агукать.

— Положим его в колыбель? — предложил евнух. Халид покачал головой.

— Возьми колыбель и следуй за мной. Когда подойдем к моей комнате, уложишь малыша в колыбель и останешься на страже. Я войду к жене без него.

Эстер стояла у окна и всматривалась в глубь сада, где уже сгущались вечерние сумерки. Прислушиваясь к чему-то, она не сразу обернулась на шаги принца.

— Мне показалось, что где-то поблизости плачет малыш.

Халид распахнул дверь пошире, чтобы она увидела колыбель.

— Полюбуйся на моего сына.

— Твоего сына? — В изумлении Эстер уставилась на капризно расхныкавшегося младенца.

— Прости, я выразился не совсем правильно. — Халид улыбнулся. — Мне следовало сказать — нашего приемного сына.

Эстер молчала, и это встревожило Халида. Он присел на край софы и позвал жену:

— Сядь, пожалуйста.

— Я не сяду, пока ты не скажешь, чей это ребенок.

— Я говорю — садись! — В тоне Халида сквозило раздражение.

На повышенные голоса Карим немедленно откликнулся громким плачем. Эстер подошла к колыбели и взяла мальчика на руки. Омар тут же удалился со своего поста с удовлетворенной ухмылкой на физиономии.

— Смотри, что ты сделал! — упрекнула Эстер мужа. — Ты закричал и напугал малыша.

Она крепче прижала к себе младенца и пальцем нежно коснулась его бархатных щечек.

— Тихо, маленький! Тебя никто не тронет. Я не позволю нехорошему дяде пугать тебя.

Халид не мог не улыбнуться. С первого же мгновение его жена повела себя как заботливая мать, а он этого и хотел.

— Так как Михрима объявила во всеуслышание, что ты носишь ребенка, мне пришла идея, как спасти сынишку Линдар. С этого момента Карим — мой сын. Никто на свете, даже сам мальчик, не узнает, кто он на самом деле по происхождению. Разоблачение грозит смертью всем, кто причастен к этому обману, а может привести и к междоусобной войне.

Одного взгляда на Эстер было достаточно, чтобы понять, как она счастлива. Ободренный, Халид спросил:

— Сможешь ли ты любить его как собственного ребенка?

Вот она, западня, подстроенная ей, чтобы она забыла и родину, и свою семью. Эстер посмотрела сначала на него, потом на мужа.

— Означает ли, что, став его матерью, я уже никогда не попаду в Англию? — В голосе ее слышалась печаль от невозвратной потери.

— Ты что, собралась играть им? Принять его как своего сына, а потом бросить? — заорал на нее в голос Халид.

— Я никогда не оставлю свое дитя, — крикнула в ответ Эстер. — Как смеешь ты так плохо думать обо мне? Затихший было младенец вновь расплакался.

— Ты опять его напугал, — сердито произнесла Эстер и занялась мальчишкой, но остановить его крик оказалось не так-то просто. — Он, должно быть, голоден.

— Он выпил чуть не бурдюк козьего молока. — Халид потянулся за малышом, но Эстер не позволила отнять его у себя.

— Мой сын хочет быть с матерью. Сердце Халида растаяло. Все складывалось как нельзя лучше.

— Ради безопасности Кариму надо сменить имя, — сказала Эстер, укачивая младенца. — Назовем его Уолтер, как моего отца.

— Уолтер — английское имя, — возразил Халид, отдавая в распоряжение крошечного принца свой внушительного размера палец. — Кроме того, по обычаю первенца называют именем отца.

— Еще одно правило, которое нельзя нарушить? — усмехнулась Эстер.

— Не будем сейчас спорить, — предложил Халид и взглянул на умиротворенного малыша.

— Наш сын само совершенство, — лучезарно улыбнулась Эстер.

— Пусть так и будет, — решил Халид. — Сына мы назовем Кемаль Мустафа. Кемаль означает «совершенство», а Мустафа — имя моего покойного дяди, султана.

— Кемаль — это хорошо, — согласилась на удивление легко Эстер и, заметив, что беззубый ротик младенца при взгляде на нее растянулся в улыбке, сказала: — Кемалю я нравлюсь.

— А это салют в честь тебя, — усмехнулся Халид, услышав весьма громкий звук. Эстер всполошилась.

— О боже! Какая вонь!

— По нашим обычаям пеленки младенцам меняет мать.

— Я не знаю, как это делается.

— Научишься.

Халид крикнул Омара. Тот вбежал в комнату, запыхавшись.

— Принеси чистую пеленку.

Через считанные секунды Омар вручил Эстер пеленку и с сияющим лицом произнес:

— В Коране сказано: «Рай простирается у материнских ног».

— Я христианка, сколько можно повторять? — отрезала Эстер. — И перестань улыбаться, а то я подумаю, что ты смеешься надо мной.

Двое мужчин наблюдали, как Эстер разворачивала малыша и вытирала его. Чистую пеленку она подсунула под крохотную попку.

— Посмотрим на твою бедненькую ножку, — проворковала Эстер. Она наклонилась над младенцем, но отпрянула с возгласом: — Он пустил в меня струю!

Халид и Омар весело переглянулись.

Бросив на них уничтожающий взгляд, Эстер кое-как запеленала Кемаля и принялась укачивать его. Она невнятно напевала какую-то колыбельную, но малышу и этого было достаточно. Он закрыл глазки и тихонько засопел.

— Подай колыбель, — шепнул Халид евнуху. Он был более чем доволен. Эстер попалась на крючок и уже с него не сорвется. Дикий Цветок перестал быть диким, а стал истинной женщиной. Кемаль обрел мать.

20

Эстер уложила спящего Кемаля в колыбель и повернулась к принцу.

— А где же твой сюрприз?

Халид смотрел на нее в полной растерянности.

— Сходи за едой для Кемаля, — обратилась она к Омару. Ей казалось, что она ведет себя точно как многоопытная мамаша.

Омар убежал выполнять поручение госпожи.

— Мальчишка ел совсем недавно, — попытался было возразить Халид.

— Очевидно, о детях ты не имеешь ни малейшего представления.

— Никакого представления? Может быть. Но почему ты считаешь себя специалисткой?

— Все женщины обладают врожденным материнским инстинктом, — снисходительно объяснила мужу Эстер. — У младенцев маленький животик, и поэтому им надо кушать понемногу, но гораздо чаще, чем взрослым. Кроме того, Кемаль уже опорожнил животик, значит, ему надо покушать. Так как насчет сюрприза?

— О чем ты толкуешь?

— У тебя есть для меня сюрприз, — напомнила Эстер. — Ты говорил, что он переменит мое решение отправиться на родину.

«Типичная женщина! — подумал Халид. — Сколько им ни давай, они всегда хотят получить больше. Прелестные создания, но корыстные».

Халид указал на колыбель.

— Кемаль и есть мой сюрприз.

— А! — Эстер явно была разочарована.

— А какого сюрприза ты ждала от меня? Бриллиантов? Гонца с письмом к твоей матери?

— Хорошая идея, но я думала о другом.

— Так какого дьявола тебе нужно? — Чем злее становился Халид, тем громче он говорил.

— Потише, а то разбудишь ребенка, — одернула его Эстер.

Халид с рычанием шагнул к ней.

— Кемаль спит, — напомнила Эстер.

Халид по обыкновению досчитал до десяти, но для успокоения этого ему не хватало, и он добавил еще дюжину.

— Что бы тебя обрадовало, моя принцесса?

— Священник.

К Халиду вернулся нервный тик, от вскипевшей злобы побелел шрам. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Говорю в последний раз, — никакого священника не будет.

Эстер миролюбиво коснулась его руки.

— Это не терпит отлагательства, пойми меня. Мы не состоим в браке и поэтому не можем растить ребенка. Он будет незаконным ублюдком.

— Нас поженил имам!

— А мне нужно, чтобы нас обвенчали. И отслужили мессу. — Голос Эстер стал умоляющим. — Если я умру во грехе, то попаду прямиком в ад.

Халид чуть смягчился.

— Ангелам вроде тебя нечего страшиться вечного проклятия. Тебя ждет рай.

Он уже приготовился поцеловать ее у губы, но Эстер отстранилась.

— Почему я должна выполнять всегда только твои желания? Уступи и ты мне хоть чуть-чуть. Почему ты такой упрямый?

Щека со шрамом вновь задергалась.

— Я твой муж и не смей никогда обращаться со мной так неуважительно! — вскричал Халид.

Кемаль тотчас выразил свое неудовлетворение тем, что его бесцеремонно разбудили.

— Не умеешь говорить тихо, тогда лучше молчи, — посоветовала Эстер, занявшись малышом.

— Ноги священника здесь не будет! — Халид положил конец спору, выбежав из комнаты и хлопнув дверью.

— И не возвращайся сюда! — Эстер все-таки оставила за собой последнее слово. Кемаль завопил еще громче.

— Мерзавец! — произнесла Эстер по-английски в адрес ушедшего мужчины и принялась яростно укачивать малыша.

Шагая по коридору, Халид нос к носу столкнулся с Омаром.

— Прочь с дороги! — Принц пнул евнуха, и тот отлетел словно мяч.

Печально покачивая головой, Омар следил за удаляющимся Халидом. Слишком часто принц и принцесса вступают в споры. Женщина, обладающая сильной волей, как Эстер, способна производить на свет сильных сыновей. Но, доводя принца до белого каления, она отвлекает его от главного действа — занятий любовью. А без этого, как известно, дети не рождаются, и богатство евнуха остается недостижимой мечтой.

Но пока Омар грустил и жаловался на судьбу, новая, причем великолепная идея осенила его. Повариха принца знает толк в разных чудодейственных кореньях. Может, ее опыт поможет возбудить в супругах сладострастие вместо постоянного желания пререкаться.

Омар отнес Эстер флягу с козьим молоком и тут же хотел отправиться по своим делам, но принцесса задержала его:

— Мне нужна твоя помощь.

— Евнухи не обучены ухаживать за младенцами, — с достоинством заявил Омар и удалился.

Эстер была озадачена его явной холодностью и пребывала в раздумье, пока Кемаль не потребовал от нее внимания к себе. Она поднесла к его ротику соску, и мальчик, получив желаемое, тотчас успокоился.

Эстер подумала, что, по крайней мере, некоторым мужчинам угодить легко.

Зато Халид возмущался тем, что его жене угодить было невозможно, а все потому, что она самая упрямая из всех упрямиц на свете. Что ей ни дай, все будет мало. А когда ее лишенный логики ум заклинится на чем-либо, она уже ни за что не уступит. Что за неблагодарное создание! Разве он не освободил ее от рабства, не увешал драгоценностями, не сделал ее принцессой? Он не только поставил на карту ради нее честь свою и жизнь, но постыдно забросил святое дело отмщения.

Была ли эта зеленоглазая ведьма удовлетворена? Ничего подобного! Она выдвигает все новые требования, одно нелепее другого. Все его попытки угодить ей — ничто по сравнению с ее желанием быть обвенчанной по христианскому обряду. А если он согласится, она придумает что-нибудь еще, чтобы тянуть из него жилы.

Не разбирая дороги, Халид шагал по коридором, поднимался по крутым лестницам и очутился на верхней площадке башни, возвышающейся над его садом. Его внезапное появление заставило двух часовых встрепенуться и обнажить кинжалы.

— Неужто трусы охраняют мой замок? — набросился на них Халид.

— Тысячу раз просим прощения. Мы приняли господина за привидение.

— Человек из плоти и крови не испугал бы нас. Но как защититься от призрака?

— Привидений не существует. Это все выдумки, — сурово сказал Халид.

— Как скажешь, господин.

— Как и во всем остальном, наш принц прав.

— Оставьте меня, — приказал Халид. — Ждите внизу, у подножия лестницы, пока я не спущусь.

Оба часовых с явным облегчением покинули свой пост.

Хотя солнце уже закатилось, ночь еще не вступила полностью в свои права. Это были сумерки — странное, загадочное время между днем и ночью. Небосвод еще оставался голубым, но на нем уже проглядывали звезды и луна.

Стоя на краю и глядя вниз, Халид оперся локтями о холодный каменный парапет. От бухты на берег выползал туман, медленно прокрадываясь к замку.

«Чертова христианская ведьма!» — мысленно обругал свою жену Халид. Влюбив его в себя, Эстер не сделала ни малейшей уступки, чтобы укрепить союз их сердец. Он знал, что жена любит его, и все же она постоянно воздвигала какие-то препятствия, вроде глупых споров и ссор на пути к их сближению. Она заставляла его чуть ли не терять разум от неудовлетворенного желания. Когда уже казалось, что он одерживает над ней верх, Эстер заводила изрядно поднадоевшую ему старую песню о священнике.

В этом вопросе Халид был непоколебим. Пусть даже погибнет их любовь, но он никогда не покорится ее воле. Самое плохое было то, что ее мятежный дух осквернил его любимый сад, где он всегда находил душевный покой. Путь туда был теперь Халиду заказан. Стоило ему там появиться, как Эстер оказывалась рядом и возобновляла свое нытье про священника. Имело ли смысл вносить беспорядок в свою пусть одинокую, суровую, но налаженную жизнь, и тратить столько душевных сил ради строптивой зеленоглазой дикарки? «Нет!» — убеждал он себя. «Да!» — возражал внутренний голос. Красивая, сообразительная, находчивая и добрая сердцем его жена была единственным в своем роде существом женского пола, отличным от миллионов других женщин, населяющих подвластную аллаху вселенную.

Устав от размышлений, Халид поморгал и протер глаза. Видит ли он то, что на самом деле видеть не может. Корабль выплывает из густого тумана и приближается к стенам замка. Кто осмелился без разрешения высадиться на берег возле Девичьей Башни, логова Пса Султана? Неминуемая смерть ожидает здесь незваных пришельцев.

И вдруг видение пропало, растаяв в тумане.

Халид не понимал, что происходит. Был ли корабль? Или это игра больного воображения?

Холодный ветерок — нет, нечто иное — коснулось его затылка, озноб пробежал по спине.

Халид оглянулся, посмотрел направо, налево и расслабился.

Туман сгустился вокруг него. А в тумане может привидеться все что угодно.

Но затем Халид услышал, как где-то рядом рыдает женщина. Неужели плач Эстер долетел сюда? Из-за его грубости, из страха перед наказанием, которым он ей грозил, проливает слезы его любимая жена.

Халид обшарил взглядом сад, но не увидел ничего.

Туман заткал плотной паутиной дорожки, кусты, деревья.

Рыдания становились все громче. Они не могла доноситься снизу, из сада, слишком велико было расстояние. Халид еще раз огляделся и замер в изумлении. В шагах трех от него стояла женщина без чадры, с открытым лицом, и смотрела в сторону моря.

— Кто ты?

Женщина повернулась на его голос. Она не произнесла ни слова, но на лице ее Халид разглядел намек на приветливую улыбку. Ему показалось, что она только сейчас обнаружила его присутствие. Женщина плавно заскользила, приближаясь к нему.

Халид не в силах был пошевелиться.

Она вытянула руку, дотронулась до его лица и поняла, что он ей незнаком. Тогда улыбка мгновенно исчезла с ее лица, и женщина стала отдаляться от него. Халид попытался ее преследовать, но она скрылась, словно растаяла в тумане.

— Где ты? Откликнись!

Но безуспешно Халид вглядывался в туман и прислушивался. Ответа не было, и ничего не происходило.

Зато два охранника, запыхавшись, вбежали на площадку башни.

— Сиятельный принц звал нас?

— Она была здесь, — сказал Халид, ощутив вдруг непонятную, но гнетущую печаль.

— Кто?

— Христианская принцесса.

Оба воина потрогали сразу же свои амулеты, спрятанные под рубахами. Бусы из лазурита, как известно, оберегали от дурного глаза.

— Вы освобождаетесь от дежурства, — сказал Халид, жестом отсылая их прочь. — Никто больше не будет нести охрану на этой башне.

Стражники поспешили подчиниться приказу. Промедление могло побудить принца изменить свое решение.

Прежде чем последовать за ними вниз, Халид бросил еще один взгляд на залив, который окончательно поглотил туман. Был ли этот призрачный корабль прислан, чтобы вызволить принцессу из тюрьмы? Не ждал ли ее на борту возлюбленный?

Омар, вернувшийся в спальню, застал принцессу в меланхоличной позе возле колыбели. Он подал ей кубок с шербетом, в который был подмешан сок «корня вожделения».

— Я ненавижу шербет! — сказала она, отстраняя его руку.

— Кухарка приготовила отличный лимонный шербет специально для тебя, госпожа. Если ты откажешься, она будет обижена.

— Я бы этого не хотела.

— Конечно, я же знаю, как ты добра и деликатна, моя госпожа. Разве мало тебе, что ты прогневала принца? Не стоит сердить еще и кухарку. — Омар был очень серьезен и настойчив. — Пока ты будешь пить шербет, я сниму твою повязку и уберу швы с ран.

— Оставь кубок. Я выпью шербет позднее. Займись лучше моей рукой. Мне надоела эта повязка, она сводит меня с ума.

Она предоставила ему возможность колдовать над своей рукой, а сама отвернулась.

Омар сначала снял повязку, затем достал из кармана крохотные ножницы и пинцет. Он надрезал швы на ее ладони, а затем аккуратно вытащил их пинцетом.

— Теперь можешь взглянуть. Эстер тщательно осмотрела руку. Зажившие раны покрылись тонкой розовой корочкой.

— Рука стала даже красивее, чем была, — сострила она невесело.

— Мавр сказал, что на руке останутся еле заметные шрамики, — успокоил ее Омар.

— Если так говорит лекарь, то мне придется поверить ему на слово. — Она поднесла шербет к губам и сделала маленький глоток. Эстер не собиралась выпить все до дна, но хотела показать Омару, что она это сделает.

— Мальчик спит так чутко. Вероятно, будет разумно устроить его в другой комнате, пока принц еще не вернулся, — предложил Омар.

— Мы с Халидом — его родители. Колыбель останется здесь.

— Если принц вернется в том же настроении, что и уходил, то непременно разбудит малыша. Эстер кивнула в знак согласия.

— Если такой шум повторится, я последую за своим сыном в другое помещение.

— Запомни еще одно мудрое изречение, принцесса. «Тишина укрощает шум. После шума всегда наступает тишина».

Эстер только фыркнула в ответ. Евнух, не потревожив Кемаля, поднял колыбель и вынес ее за порог, прошептав на ходу:

— Лана позаботится о маленьком принце, а я вернусь с ужином для тебя.

После ухода Омара Эстер распахнула дверь в сад, глубоко вдохнула ароматы цветов, но ничего не смогла увидеть сквозь плотный саван, которым подползающий с моря туман постепенно окутывал окрестности и саму Девичью Башню.

«Где же Халид? — гадала Эстер. — Смягчился ли его гнев? Почему он никак не может понять, что мне нужен священник, благословивший наш брак?»

«К черту священника!» — вдруг решила Эстер. Единственно, кто ей был действительно нужен, это ее муж. Она нуждалась в ласке его сильных рук, в тепле его тела, в его любви и нежности.

С благословением священника или без него Эстер вожделела своего супруга. И она получит то, что хочет. Непременно и очень скоро.

Закрыв дверь в сад, Эстер почти бегом устремилась к своему сундуку и опустилась на колени. Подняв крышку и порывшись как следует в его глубинах, она извлекла кафтан, созданный специально для соблазнения мужчин.

Он был из тончайшего полупрозрачного шелка цвета слоновой кости и спереди скреплялся тремя лентами, которые можно было развязать в один момент. Эстер разделась догола и облачилась в этот наряд. Потом принялась расхаживать по комнате, томясь в ожидании мужа.

На скрипнувшую чуть слышно дверь она отреагировала мгновенно, но это был всего лишь Омар с обещанным ужином. Разместив на столе принесенные блюда, евнух заметил почти не тронутый шербет и посмотрел на свою госпожу с удивлением. Его план не осуществился, но, судя по всему, в нем нет надобности. И без шербета в настроении госпожи произошла разительная перемена.

Как тигрица в клетке, Эстер металась по комнате и наконец набросилась на евнуха с

криком:

— Немедленно позови принца! Ее слова были словно волшебное заклинание. Принц явился сам, и немедленно. Халид, потрясенный недавним свиданием с призраком на башне, получил еще и второй удар, увидев свой Дикий Цветок в наряде, предназначенном для возбуждения мужской похоти.

— Ужин подан, — не к месту сказал Омар и тотчас улетучился.

Мягкая, томная, зазывающая улыбка делала личико Эстер еще более красивым. Противиться ее притягательной красоте было немыслимо. Она сама, первая, подошла к нему и развязала три ленты на кафтане. Легкий наряд спал с ее плеч, и она предстала перед мужем во всей своей великолепной женственной наготе. Единственным ее покровом были медно-рыжие волосы, расчесанные стараниями Омара и ниспадающие за спиной ниже тонкой талии. От подобного безмолвного приглашения невозможно было отказаться.

Руки Эстер обвились вокруг его шеи, а обнаженное тело прижалось к нему, обдавая Халида жаром сквозь одежду. Ему не терпелось сбросить с себя все, но Эстер не торопила события. Она подставила ему сначала щеку, потом губы для поцелуя и, наконец, руку с зажившими ранами.

— Наверное, моя рука стала уродливой, — кокетливо убирая ее от его губ, произнесла Эстер. Халид же повторил ее собственные слова:

— Шрамы — это знак храбрости, проявленной в бою, а твои мне будут просто милы.

В ответ Эстер чуть слышно что-то простонала и покрыла жадными поцелуями его лицо, рассеченное шрамом. За этот шрам многие прозвали его чудовищем, но нашлась красавица, которая увидела даже в его уродстве особую привлекательность, подтверждение его доблести и твердости характера.

Ей тоже хотелось сейчас, в эти мгновения, проявить характер, волю и настойчивость. Эстер сама принялась раздевать его, а он решил покориться.

— А вот и мой сказочный зверь, — обрадовалась она, обнаружив у него на груди под рубашкой подаренного ею массивного золотого грифона. Если раньше Халид сжимал в губах и ласкал языком кончики ее грудей, то теперь Эстер повторяла его действия. У Халида от этой сладострастной ласки перехватило дыхание.

Эстер опустилась на колени и прижалась лицом к его животу. Плотское желание, требующее немедленного удовлетворения, пробудило в ней столько энергии, что она неосознанным взмахом руки смела на ковер все блюда со стола, накрытого заботливым Омаром.

Очарованный и несколько сбитый с толку этим порывом страсти, Халид опустился на софу и позволил ей раздеть себя. Пальцы Эстер пробежали, едва касаясь кожи, по его животу, отыскали завязку, распустили ее и двинулись в обратный путь, стягивая с него шаровары.

И вот они оба обнажены, и все, чем одарила их природа, теперь доступно взглядам. Эстер потянулась к тому, что отличает мужчину от женщины, что составляет предмет особой гордости сильной половины человечества. Она провела языком по длинному стволу, и путешествие по нему вперед и обратно доставляло ей удовольствие. В конце концов ее язык принялся описывать колдовские узоры вокруг напрягшейся бархатистой головки.

Больше выносить эту то ли игру, то ли ласку Халид не смог. Он подхватил ее, привлек ее личико к своим губам, впился в ее прохладный рот алчным поцелуем.

— Теперь твоя очередь, — едва слышно прошептала Эстер.

Халид поднялся и опрокинул жену на стол, только что освобожденный ее стараниями. Теперь он взял инициативу на себя, расцеловал и приласкал ее груди и умелыми пальцами раздразнил ее лоно. Не только в врата в этой рай, он проник значительно глубже.

— Люби меня! — попросила Эстер с затуманенным взглядом.

Халид дал ей то, что она просила. Его победоносно торчащее копье проникало все глубже в жаждущие этого проникновения тайники женской плоти.

— Зарони в меня свое семя, — шепнула Эстер и закрыла глаза, отрешившись от всего остального мира.

Но Халиду еще не хотелось кончать эту забаву с женой. Он плавно выходил из нее и вновь погружался в манящие глубины. Наконец наслаждение превозмогло его волю, и он со стоном содрогнулся в экстазе.

Наступило молчание. «После шума наступает тишина», — говорил прозорливый евнух Омар.

21

— Я умираю, — стонала Эстер, в который уже раз склоняясь над ночным горшком.

— Твоя болезнь, госпожа, не смертельна, — убеждал ее Омар. — Если ты скушаешь хотя бы кусочек этой свежей лепешки, тебе станет легче.

— Не говори о еде, — взмолилась Эстер. — Ты не знаешь, какой кошмар мне приснился ночью. Как будто я стою внизу, у моря, а на меня катится с холма чудовищной величины баклажан.

Омару пришлось подать ей второй горшок. Эстер вырвало. Боже, что с ней происходит?

Халид тактично выдержал паузу за дверью и вошел, когда жена была уже в постели. Он потрогал ее лоб.

— Пожалуйста, пошли за священником, — слабым голосом попросила Эстер.

Халид хитро переглянулся с Омаром.

— Какой еще священник? Проходимцу в сутане у меня в доме не место, — сказал принц. — Почему ты вновь затеяла разговор о священнике?

— Ты отказываешь мне в предсмертном церковном напутствии?

— Ты не умираешь.

— А что я, по-твоему, делаю? — взбеленилась Эстер.

— Ты проживешь еще много лет, — заверил Халид и запустил пальцы в гриву спутанных волос, давно не расчесываемых евнухом. — Я решу, когда тебе придет срок.

Эстер вскочила во весь рост.

— Как ты смеешь приказывать, сколько мне жить? Халид расхохотался.

— Ты имеешь наглость смеяться в лицо умирающей? — Удивительно, что в почти покойнице сохранилось столько энергии, чтобы громко требовать у принца ответа.

— Ей надо кушать по свежей лепешке каждое утро, прежде чем она встанет, — вмешался со своим сомнительным медицинским советом Омар. — Хлеб впитывает излишнюю желчь.

— Умирающие не едят, — оборвала его Эстер.

— Съешь, пожалуйста, хоть этот маленький кусочек лепешки, — то ли приказал, то ли попросил принц. — Иначе я убью себя прямо на твоих глазах.

Эстер слегка сникла. Она схватила лепешку, откусила кусок и дальше уже не могла остановиться.

— Тебе нравится подвергать пытке умирающую? — спросила она с набитым ртом.

— Во время еды не говорят и не задают вопросов. Сначала прожуй, — напомнил ей заповедь Халид.

— К черту твои нотации! Зато я уже почувствовала себя немного лучше.

— Может, прогулка по саду тебе не повредит?

— Я слишком слаба для прогулок.

— У меня есть для тебя сюрприз. Соблазн был велик, и Эстер не устояла.

— Какой же, скажи!

— Скажу, но только на прогулке. На свежем воздухе и без лишних ушей.

Халид протянул руку, помог жене подняться. Опираясь на него, она проследовала в сад.

Когда они достигли границы райского уголка, огражденного каменной стеной, принц вдруг потянул ее за руку, и они свернули в глубь кустарника с проторенного пути. Пригнувшись, они миновали низкую арку и очутились на морском берегу, где их радостно встретил Аргус. Он был готов облизать своих хозяев неоднократно, но Халид строго приказал:

— Сидеть!

И пес подчинился. Только его виляющий хвост разметал песок позади него. Они присели на теплый камень, пахнущий водорослями.

Эстер огляделась по сторонам и спросила:

— А где же обещанный сюрприз?

Халид улыбнулся и произнес непонятную фразу:

— Тетива лука послала стрелу в цель.

— Стрелу? Какую стрелу?

— Участь твоя уже определена, принцесса. — Халид самодовольно улыбнулся.

— О чем ты говоришь? О какой-то стреле, о моей участи? И где твой сюрприз?

— Здесь. — Халид посмотрел ей в глаза, завораживающие изумрудно-зеленые глаза, потом перевел взгляд на ее живот.

Эстер ничего не поняла и недоуменно оглянулась. Халид обнял ее и пояснил:

— Ты плохо себя чувствуешь, потому что носишь моего ребенка.

— Я беременна? — Эстер тотчас начала ощупывать свой живот. В мозгу ее мысли завертелись смерчем. Радоваться ли ей? И вдруг все сомнения, все амбиции отступили перед одним естественным, но непреодолимым желанием — произвести на свет маленькое существо, продолжение себя и любимого мужчины.

И все-таки, переступая роковую черту, отделяющую ее от прошлой жизни, от родных лугов Англии, от матери и сестер, Эстер не могла не посетовать на свою участь:

— Моя мать никогда не узнает, что у нее появится внук или внучка.

Халид, зная, как впечатлительны беременные женщины, поторопился ее утешить:

— Все же связь между двумя мирами есть, и письма доходят до Англии. А может быть, мы когда-нибудь нанесем визит твоей королеве.

Тронутая его великодушием, Эстер сказала:

— Я думаю, что моя мать не откажется выдать меня замуж за неверного турка, но только чтобы все было сделано по церковному обряду.

— Я отправлю письмо в Англию твоей матери, — пообещал Халид, готовый сейчас обещать все что угодно своему Дикому Цветку. Но Эстер вдруг встревожилась:

— А если мать ответит положительно, но султан откажет нам в христианском венчании и отошлет меня обратно на родину? Что мы тогда будем делать?

— Только то, что ты захочешь. Выбери из двух одно — или возвращаться под крылышко матери, или навеки стать моей.

— Я люблю тебя, — подтвердила Эстер.

— О, моя сладкая! — не удержался от восклицания влюбленный турок и подтвердил свои слова действиями.

— А ты уверен, что я жду ребенка? — немножко невпопад спросила Эстер. — Как ты узнал?

— Омар докладывает мне ежедневно о твоем самочувствии. Все слышать и видеть — его обязанность.

Эстер покраснела, подумав, что маленький человечек отмечает в своем дневнике все естественные изменения ее организма.

Халид свистом подозвал Аргуса, и они втроем отправились с побережья через узкий и низкий лаз обратно в замок. Омар ждал их.

— Когда я проснусь, — обратилась Эстер к евнуху, — ты дашь мне два крутых яйца и свежую лепешку.

Омар, покосившись на принца, переспросил:

— Ты подразумеваешь, госпожа, два желтка?

— Нет! Два целых яйца, сваренных вкрутую.

— Но ты же брезгуешь белком.

— Я заставлю себя его съесть, потому что это будет полезно моему малышу.

Омар в изумлении округлил глаза и покинул супружескую пару с радостным чувством. Кажется, его мечта о собственном благополучии сбывается.

Эстер долго проспала после нежного расставания с мужем. Проснувшись, она решила выполнить всю положенную программу — съела два крутых яйца с лепешкой, позволила евнуху помыть и причесать себя и вышла в сад, чтобы вдохнуть свежего и целебного, от произрастающих там диковинных цветов, воздуха.

Она несла на руках маленького Кемаля, а сопровождали ее Омар и Аргус.

— Отдохни, принцесса, — Омар был заботлив, словно курица-наседка. — Если тебе прохладно, я сбегаю за шалью. И ребеночка стоило бы поплотнее укутать.

Эстер бросила на маленького человечка такой свирепый взгляд, что он тут же оторопел, будто пораженный ударом молнии. Эстер, став матерью одного уже родившегося и другого ожидаемого младенца, вышла из-под его опеки, и Омар с этим смирился. Ведь «рай простирается у материнских ног», он сам это неоднократно повторял.

Эстер уселась на мраморную скамью. Мир и покой окружали ее. Аргус устал от беготни и с высунутым языком вытянулся рядом с ней на земле.

— Ты меня никогда не предашь, дружище, — сказала она и погладила пса.

Как бы в ответ Аргус напрягся, вскочил и залаял.

В унисон ему крошка Кемаль завел свою песню в колыбели.

Какие вы, мужчины, шумные. Лучше я заведу себе с десяток дочек, пусть резвятся в гареме.

Но мужчина, дотоле скрывающийся в кустах, был осторожен, как тигр, и бесшумен, как пантера. За его спиной, повторяя его движения, пряталось нечто, завернутое в плотную кисею.

— О боже, кто вы? — воскликнула Эстер, увидев пришельцев.

— Приятный сюрприз для тебя!

Малик и Эйприл вступили на открытое пространство. А вслед за ними появился Халид. Он достал зареванного малыша из колыбели и несколько раз подбросил в воздух, чтобы горластый принц утихомирился.

Эстер бросилась в объятия Эйприл. Обе заплакали, но это были слезы радости.

— Ты что-то не очень торопилась меня навестить, — дразня кузину, сказала Эйприл.

— Естественно, зачем ты мне нужна? У наших кораблей разное плавание, — с истинно английским юмором откликнулась Эстер. — Как насчет мурашек в жару? Или Малик тратит все больше углей для жаровни?

Они посмеялись, а потом Эйприл спросила:

— Ты счастлива?

— Да. Зачем спрашивать?

Но Эйприл все же заметила слезинку, блеснувшую в глазах ее подруги.

— Мне тоже пришлось нелегко, но я быстро привыкла, — похвалилась Эйприл.

— Я за тебя рада, кузина, — отозвалась Эстер. — Я, как и ты, счастлива. Вот мой сынишка Кемаль, вот моя собака Аргус. Что еще нужно для счастья?

— Принц Халид-бек приглашает нас на угощение, — вмешался в разговор кузин Малик. — Продолжим наши беседы за столом.

В неприступной и мрачной крепости, названной Деничьей Башней, не было специальной комнаты для приема гостей. Поэтому дружеская встреча состоялась в скромном покое хозяина замка. Все расселись на подушках вокруг стола. Омар забрал младенца из рук Эстер.

— Лана позаботится о нем. Ей почему-то не терпится заиметь такого же, — с ухмылкой сказал евнух.

— Я собираюсь отправить письмо матери. Халид обещал, что оно будет доставлено в целости и сохранности в Англию.

— А что ты в нем напишешь? — Эйприл придвинулась поближе к Эстер, чтобы никто другой не подслушал ее шепот. — О том, как хорошо тебе на чужбине?

— Не совсем. По утрам меня мучает тошнота. И еще я очень скучаю по Англии, — искренне призналась Эстер. — Мне кажется, что наш остров отплывает от нас все дальше в океан. Халид обещал нанести туда визит и отомстить убийцам за смерть отца.

— Десять лет прошло, их уж, наверное, нет в живых, — резонно заметила кузина.

— Кто остался жив, тех Халид и отыщет, — с уверенностью в голосе заявила Эстер.

— Я должен отметиться подвигом, равным ее деяниям, — сказал Халид. — Моя супруга заслужила высший орден султана за храбрость. Она спасла от смерти свекровь, что не случалось еще в восточных странах.

— И западных тоже! — добавила Эйприл.

— Расскажи нам, как это было, — попросил Малик принца.

— Когда моя мать привела Эстер и Тинну на базар, наемный убийца бросился на нее с кинжалом, но моя жена просто рукой отвела смертельной удар.

— Посмотри! — Эстер не без гордости показала кузине следы ранений на руке. — Вот оно настоящее приключение!

— А если бы ты истекла кровью?

— То больше бы приключений не было, — беспечно ответила Эстер.

— А дальше моя жена угодила в самый центр дворовой интриги, — продолжил свой рассказ Халид. — Она, по глупости, затеяла игру в прятки.

— Почему по глупости? Мы часто играли в прятки в Англии, — возмутилась Эстер.

— Хорошо! — снисходительно улыбнулся Халид. — Мудрость натолкнула мою жену на мысль предложить султанским женщинам сыграть в прятки. Не зная расположения комнат в гареме, она очутилась там, где ей не следовало бы находиться, и услышала то, что там говорилось. В результате кто-то…

— Лишился головы, а кто-то утонул в зашитом мешке в Босфоре, — закончил рассказ за Халида Малик. — На одном фронте вы победили, а на другом? Жив ли Форжер?

— Да, — мрачно подтвердил Халид. — Я больше забочусь о тех, кто будет жить, чем о мертвецах, пусть они еще скрываются в норах.

— Если ты заботишься о живых, то позаботься и обо мне. Женись на мне, пока я не скончалась во грехе, — подала голос Эстер.

Халид ритуально сплюнул на все четыре стороны и для успокоения гнева по привычке принялся считать в уме.

— Имам нас поженил! Я тысячу раз тебе повторял это! Хочешь, повторю тебе в тысячу первый раз! Никаких священников!

Малик и Эйприл отвернулись, не желая лицезреть, как войска готовятся к генеральному сражению.

— И еще я хочу, чтобы мое дитя крестили! — потребовала Эстер.

— Какое?

— И первое, и второе, когда оно родится.

— Она не в себе, — обратился Халид к гостям. — Так иногда бывает с беременными женщинами.

Он вновь вгляделся в столь ненавидимое в этот момент и столь чарующее личико, но остался тверд в решении не поддаваться ее чарам.

— Ни один мой отпрыск не будет крещен!

— Но я же крещена!

— Раз ты вышла за меня замуж, то приняла мою веру!

— Но мы не женаты! — вскричала Эстер. — Мы предаемся похоти и живем в беззаконии! Она вскочила и покинула застолье.

— Эй! — Его окрик остался безответным.

Эстер хлопнула дверью и исчезла.

В припадке слепого гнева Халид опрокинул стол и раскидал подушки.

Точно так же разъяренная Эстер металась по коридорам, проклиная сложную и чуждую ей архитектуру. На пути ей повстречался Омар с подносом, где горкой лежали пирожные и исходил паром раскаленный кофейник.

— Прочь с дороги, мерзкий ублюдок! — крикнула Эстер и толкнула маленького человечка так, что он уронил свою ношу.

И тут она опомнилась. Почти слепая от нахлынувших слез, Эстер помогла ему собрать осколки с пола и, продолжая рыдать, отправилась дальше по коридору неизвестно куда.

Ей было все равно, идти ли прямо или взбираться наверх. Она не замечала ступеней и поворотов крутой лестницы. Добравшись до верхней площадки, она вдохнула живительный морской воздух. Охраны не было. Не было ни Халида, ни Омара. Наконец-то она была предоставлена самой себе. Эстер припала грудью к холодному камню парапета и горько заплакала.

Почему Халид не может понять, что ей нужно церковное освящение их брака? Она носит в себе его ребенка, но по христианским законам он станет незаконнорожденным.

Через какие-то мгновения Эстер поняла, что здесь, на вершине башни, она не одна.

Ее рыдания сопровождали еще чьи-то всхлипывания. Сначала Эстер приняла эти звуки за эхо, но какое эхо может быть на обдуваемой ветрами вершине башни?

Эстер посмотрела направо — никого. Посмотрела налево. В тумане она разглядела фигуру и лицо женщины без чадры, устремившую взгляд в сторону моря. По лицу женщины — призрачной или реальной — катились крупные слезы. Эстер проследила за ее взглядом и увидела в густой пелене тумана очертания какого-то судна.

Она в страхе перекрестилась и обратилась к женщине-призраку:

— Кто ты?

Женщина молча уставилась на Эстер. На лице отражалась душевная мука, терзающая ее. Эстер отступила на шаг и вновь перекрестилась.

— Эстер! Где ты? — позвал снизу Халид, разыскивающий ее.

Призрак тотчас растаял в тумане.

Эстер едва держалась на ногах. Она прижала руку к груди, сердце ее бешено колотилось, голова кружилась. Она была близка к обмороку.

Принцесса-христианка, разлученная со своим возлюбленным-мусульманином, трагически рассталась с земной жизнью, но душа ее не нашла успокоения. Не поучительный ли это урок? Сможет ли Эстер жить, расставшись с Халидом?

Внутренний голос говорил ей: «Нет!»

Халид был прав. Она полюбила его и уже давно. Если он не уступит, уступить должна она.

Халид взбежал по лестнице на вершину башни. Едва взглянув на Эстер, на ее побелевшее, как мел, личико, он понял, что она встретилась с призраком принцессы.

— Помоги мне! — Эстер протянула руку, и Халид едва успел подхватить ее.

— Ничего не бойся! Пока я жив, ты под моей защитой.

— Я люблю тебя! — Эстер спрятала лицо, найдя себе убежище на его груди. — И верю тебе!

Халид огляделся. Везде господствовал туман — плотный, почти осязаемый. Халид мысленно поклялся обратиться к аллаху с молитвой за упокой души несчастной принцессы, обрекшей себя на смерть ради любви.

22

— Как ты себя чувствуешь? — спросил принц, взглянув на закутанную в чадру супругу с высоты.

Он уже гарцевал на могучем жеребце. Малик и множество всадников только и дожидались сигнала принца, чтобы рвануться вперед и заняться первой зимней охотой. — Прекрасно себя чувствую, мой господин, — ответила Эстер, чуть погладив свой округлившийся животик.

— Как ты собираешься развлекать свою кузину?

Эстер лукаво скосилась на Эйприл.

— Она очень хочет подняться на ту площадку, где появляется привидение. Я проведу ее на башню.

— Я совсем не хочу туда идти и не верю в привидения, — возразила Эйприл. — Это она хочет, а не я.

— Надеюсь, вы как-то договоритесь! — Халид усмехнулся. — До свидания, любимая!

— До скорого свидания! — поправила его жена. — Поймай кабана, мне хочется жареной свинины.

Лицо Халида исказилось в гримасе отвращения, а Эстер рассмеялась.

Так, на веселой ноте, они расстались. Эстер была убеждена, что ни ему, окруженному толпой друзей и вооруженных охранников, ничего не грозит, ни ей, нашедшей себе убежище в Девичьей Башне, выдержавшей столько осад за множество веков.

Однако у Халида на душе было тревожно, и он решил, что еще до наступления темноты он обязательно вернется с охоты.

Эстер проводила нетерпеливую Эйприл и дрожащего от непонятного озноба Омара на верхнюю площадку башни.

— Я стояла вот здесь, а она была там и смотрела на залив. Там, в бухте, причаливал корабль… О, черт побери!

Корабль действительно причалил, и группа вооруженных головорезов устремилась к настежь открытым воротам крепости.

Эту банду возглавляли двое. Один из них был с пышной шевелюрой, другой, наоборот, лыс. Хоть на них и были надеты маски, но Эстер по мерзким усикам над верхней губой, вспомнив портрет на миниатюре, догадалась, что это ее «жених» Хорек.

— Бежим!

Они все трое скатились вниз по лестнице. Эстер прежде всего устремилась в свою прежнюю комнату, где близняшки Лана и Кира пестовали младенца.

— Ценой жизни берегите его! — крикнула она сестрам.

Эйприл догнала ее и задала, как всегда, глупый, совсем неуместный вопрос. Неужели жизнь так и не научила ее ничему?

— Что с тобой будет?

— Форжер охотится за Халидом. Но если Халид умрет, умру и я. Ты должна спасти моего сынишку! Возвращайся к нянькам и спрячься с ними и малышом в саду. Я встречу этих негодяев здесь.

— Я останусь с тобой, — заикнулась было Эйприл.

— Убирайся! Тебе я доверяю своего сына! Женщина ты или по-прежнему пустоголовая птичка? Омар! И ты будь на страже нашего Кемаля.

Омар хотел было возразить, так же как и Эйприл, что он лучше умрет, чем оставит свою госпожу, но пламенный взгляд Эстер заставил его немедленно повиноваться.

Отправив евнуха с малышом и почти невменяемую от страха Эйприл в сад, Эстер приготовилась к самому худшему.

И оно наступило. Запертая ею на засов дверь после нескольких мощных ударов дала трещину. Носок кованого сапога расширил дыру, засов откинулся, и тот самый Хорек, что был изображен в миниатюре, предстал перед ней.

— Так вот каково звериное логово, где тебя спрятал Пес Султана?

— Не он спрятал, а я спряталась от тебя. Форжер подошел, размахнулся и нанес ей пощечину. Эстер прошипела, как змея:

— Спасибо за свадебный подарок. Форжер решил, что уже добился победы, но вдруг острие ножа уперлось ему в горло.

— Будь милосердна, — сразу захныкал Хорек. — Я пришел освободить тебя…

Эстер расхохоталась, но смех ее был мрачен.

— Пожалуйста, убери кинжал, мадемуазель. Давно она не слышала подобного обращения.

— Если ты, шлюха, не бросишь немедленно кинжал, я тебя убью! — раздался за ее спиной уверенный голос, и кончик ножа пощекотал ее затылок.

Она подчинилась приказу и обернулась.

— Граф Орсиони, к вашим услугам, мадемуазель! — сказал заросший, с давно не стриженной шевелюрой черноволосый мужчина.

— На обращение «шлюха» я не откликаюсь! И на мадемуазель тоже! Я замужем, поэтому говорите мне мадам. Я супруга принца Халид-бека.

Форжер презрительно хмыкнул и, подобравшись к сундуку, стал заталкивать в объемистый мешок все ее наряды.

— Эй! Остановись, мой нареченный жених! — издевательским тоном обратилась к нему Эстер. — Я должна переодеться. Неужто ты похитишь меня в турецком платье?

— Заткнись! — грубо, без всякой французской галантности, оборвал ее речь Хорек. — То, что я ищу, тебе не понадобится.

Граф Орсиони захихикал, как будто это была удачная шутка. Закончив обыск, Форжер и его сообщник вывели пленницу на дорогу, ведущую к заливу.

Здесь Форжер и его не менее мерзкий приятель занялись совсем уже непонятным делом. Хорек разорвал ее кафтан на две половины, без всякого уважения относясь к изысканной шелковой ткани. Один кусок он бросил на дорожке, другой оставил на песчаном пляже.

После этого ее заставили забраться в шлюпку, и гребцы приналегли на весла. Эстер не имела понятия, куда ее везут и какова будет ее участь.

Пока матросы знаменитого пиратского капитана, налегая на весла, уводили шлюпку вдоль изгибов береговой линии к потаенной бухте, где бросил якорь их корабль, Форжер последовательно раздевал пленницу и выбрасывал части ее туалета за борт.

— Какого дьявола ты это делаешь? — спросила Эстер.

— Оставляю след для твоего Пса. Как я смогу заманить его в засаду, если он не пойдет за мной по следу?

Засада! Сердце у Эстер сжалось. Один раз Хорек уже успешно поймал в ловушку ее супруга. Нельзя, чтобы подобное злодейство повторилось.

— Ты, подлый трус! Почему ты не сразишься с ним лицом к лицу, как настоящий мужчина?

Ответом со стороны ее бывшего жениха стал меткий удар кулака в челюсть. Граф Орсиони едва успел перехватить потерявшую сознание Эстер, прежде чем она свалилась бы за борт.

— Портить ей внешность совсем необязательно. Если тебе не повезет, Форжер, ты сполна уплатишь Зверю за эти побои, и я тебе не позавидую, — предупредил Хорька Орсиони.

Тот злобно оскалился в ответ.

Очнулась Эстер не скоро, на земле у костра.

— Где мы? — спросила она и тотчас ощутила боль. Ее челюсть была, наверное, сломана.

Граф Орсиони приветствовал ее насмешливой улыбкой.

— Неподалеку от Стамбула, моя принцесса. До твоего защитника так же далеко, как до звезд.

Она уловила запах еды. Что-то варилось в двух котлах, подвешенных над костром.

— Где Хорек? Убрался в свою нору? — Каждое произнесенное слово давалось Эстер ценой мучений, но она не желала признаться в этом своим палачам.

Форжер не замедлил явиться ее взору, прикрикнув:

— Заткнись, дрянь!

Эстер огляделась, высматривая, где расположились сообщники Хорька. Их не было видно. Может быть, они стерегут подступы к костру, у которого собрались ужинать их хозяева. Она была уверена, что и тем и другим недолго осталось жить.

Она приподнялась, села и устремила на него взгляд.

— У тебя есть выбор, Хорек, — или ты умрешь быстро, если отпустишь меня, или будешь умирать долго-долго и в мучениях, если тронешь меня еще хоть раз!

Форжер обнажил кинжал, но Эстер рассмеялась ему в лицо.

Поигрывая кинжалом, Форжер обратился к своему дружку графу Орсиони:

— У нее зеленые глаза, как у болотной ведьмы. Не испытать ли ее огнем? На костер ее!

Эстер набралась мужества, чтобы ответить негодяю:

— Все, что ты сделаешь со мной, отыграется на тебе же. Так что будь поосторожней и в словах, и в поступках, Форжер. — Голос ее звучал уверенно, но в душе ее такой уверенности не было — одна лишь отчаянная надежда на скорое появление Халида. — Принц, мой супруг, выручит меня и ребенка, которого я ношу.

— Ты беременна? — взвыл от злобы Форжер, делая шаг к ней.

— Держи себя в руках! Вспомни, что я тебе говорил! — Граф Орсиони предупреждающе повысил голос.

Форжер с недовольным рычанием отступил. Как он был похож сейчас на маленького коварного хищного зверька.

Орсиони помешал содержимое в котлах.

— Ужинать засветло не в обычаях цивилизованных людей, — пробормотал он.

— А зажигать огонь ночью опасно, — возразил Форжер.

— Ты выразил желание, чтобы принц отыскал нас. Лучшим маяком для него как раз будет костер в ночи.

— Я хочу заранее знать о его приближении, глупец! — презрительно оборвал приятеля Форжер.

— Глупец? Это я, по-твоему, глупец?!

— Прости, прости. Мои нервы пошаливают, — тотчас извинился Форжер, стараясь избежать ссоры. — Смотри, чтобы твое варево не подгорело.

Орсиони недовольно проворчал:

— Сассари самый умный из нас. Он смылся домой.

— Что вы там такое готовите? — с гримасой отвращения поинтересовалась Эстер. От запаха ей становилось дурно.

— Путанская паста — так называется это блюдо, — ответил Орсиони.

— Она смердит, как тухлая рыба.

— Мы, итальянцы, прозвали его «Соусом потаскушек», — объяснил граф. — Все из-за его особого аромата. Оно воняет, как шлюха, которой много раз попользовались…

Форжер громко расхохотался, заглушая окончание фразы Орсиони. Однако похабный смысл изречения вполне дошел до нее.

— Когда мы попользуемся тобой всласть, ты будешь пахнуть точно так же, — сказал Форжер.

Эстер сделала попытку убежать от костра. Форжер догнал ее, толкнул, и она упала на землю. Он замахнулся ногой, нацелившись ей в живот.

С силой, рожденной отчаянием, Эстер схватила его за сапог и отвела удар. Форжер дернулся, освобождая ногу, но, потеряв равновесие, свалился на камни, сильно ударившись затылком.

— Только попробуй навредить моему ребенку! Тогда и адово пекло покажется тебе раем, — пригрозила Эстер.

— Хорошо сказано, принцесса! — прозвучал голос за спиной у двух негодяев.

Орсиони и Форжер оглянулись и вскочили, будто сама земля подбросила их вверх.

С обнаженным ятаганом в руке их поджидал Султанский Пес.

— Нас двое против одного! — усмехнулся Форжер. — Готов ли ты умереть?

— Один трус и один сутенер вряд ли достойные противники для мужчины-воина, — сказал Халид.

— Нападай на него, чего ты ждешь? — приказал Форжер графу, но Орсиони отказался.

— Нападай ты, ведь он твой враг. Вот и убей его! Форжер взглянул на приятеля.

— Тогда, может, вместе?

Орсиони кивнул и нагнулся за своим, мечом, лежавшим на земле возле костра, но Эстер оказалась проворней. Она успеха схватить меч и направить острие в грудь Орсиони. Тот отшатнулся.

— Двое против двоих! — объявила Эстер. — Силы равны.

— Оставайся на месте, принцесса, — распорядился Халид. — Используй меч только для самозащиты.

Форжер обнажил свой меч, а граф — кинжал. Вместе они ринулись на принца, и все трое принялись кружить вокруг костра в зловещем танце.

Орсиони пятился, потому что обладал лишь жалким оружием. У него не было желания атаковать воина с ятаганом, да к тому же, несомненно, искусного бойца.

— Вы танцуете или сражаетесь? — подначивал их Халид.

Неожиданно Форжер сделал выпад, и Халид отпрыгнул. Принц так долго ждал этого поединка, что намеревался насладиться им сполна.

— Когда мы прикончим тебя, — шумно дыша, произнес Форжер, — Орсиони поместит твою возлюбленную в портовый бордель. Любой мужчина будет использовать ее за умеренную плату.

Халид никак не реагировал на издевки Хорька. Чтобы справиться с двумя противниками, требовалось прежде всего хладнокровие.

— После того, как я попользуюсь ею сам, — добавил Орсиони, — я привяжу ее голую к кровати, и мои клиенты добавят к твоему семени еще и своего.

Халид невольно взглянул на графа. Уж слишком мерзок на язык был этот титулованный содержатель притонов. Заметив, что Халид отвлекся, Форжер замахнулся мечом и сделал шаг вперед, в пределы круга, который Халид описывал своим ятаганом.

С ловкостью опытного воина Халид отклонился в сторону от рубящего удара и мгновенно восстановил равновесие. Сам он нанес ятаганом разящий удар слева по Орсиони. К внезапной атаке граф был не готов. Его голова легко отделилась от шеи, но сила замаха Халида была столь велика, что по инерции ятаган вылетел из его руки.

— По-прежнему двое на одного, — злобно ощерился Хорек, преграждая принцу путь к потерянному оружию. — Мой меч и я против тебя!

С дикой яростью он стал наседать на Халида, но тот ловко избегал опасности.

— Кинь мне кинжал! — крикнул Халид Эстер. Однако вряд ли Эстер могла его услышать. Расширенными от ужаса глазами она смотрела, как из обезглавленного трупа Орсиони хлещет потоком кровь, а в видениях ей представлялась схожая картина гибели ее отца.

— Эстер, кинжал!

Словно откуда-то издалека донесся до нее голос принца и вернул ее к реальности, Эстер сжала рукоять меча и бросилась в атаку на Хорька. Форжер изловчился и лягнул ее сапогом в низ живота. Прижав руки к животу, Эстер осела на землю. Страшная боль пронзила ее.

Халид, хотя и безоружный, устремился на Форжера с тыла, но граф успел развернуться и взмахнуть мечом. Острие прочертило на груди Халида полосу, которая тотчас начала набухать кровью.

Оступившись, Халид упал навзничь, выкрикивая:

— Эстер!

— Халид! — простонала Эстер. Ее взгляд застилал кровавый туман. Она все еще боролась со своим кошмаром.

— Эстер! — взывал к ней Халид.

Не обращая внимания на жгучую боль в животе, Эстер схватила кинжал, заставила себя сесть и метнула тяжелое лезвие в Форжера. Прицел ее был точным. Кинжал вонзился в затылок Форжера с такой силой, что кончик лезвия вышел из его горла под подбородком.

Одновременно меч Хорька опустился на Халида, но удар был нанесен плашмя, и принц отбил его рукой. Больше Форжер уже не угрожал ему. Захлебываясь кровью, граф выронил меч, поднес руки к горлу и упал, уткнувшись лицом в камни.

Халид вскочил на ноги и поспешил к Эстер. Она лежала на боку, мучаясь от невыносимой боли, закрыв глаза и жадно ловя ртом воздух.

Халид опустился рядом с ней на колени, попытался приподнять ее.

— Очнись, принцесса.

Эстер открыла глаза и застонала.

— Он ранил меня, — пожаловалась она.

— Все будет хорошо. Я тебе помогу. Скоро мы будем дома.

— Я перебил всю стражу Хорька, но это заняло больше времени, чем я рассчитывал, — раздался позади голос Малика. — Прости, что я запоздал.

— Моя жена ранена. — Тон Халида был ровен, безжизнен. Так люди произносят слова в момент великой печали.

— Боюсь, твоя жена потеряла ребенка, — сказал Малик. — Отвези ее к Михриме, это ближе, чем Девичья Башня.

Халид взглянул на жену. На остатках ее одежды, порванной Форжером, проступало, все увеличиваясь в размерах, кровавое пятно.

И тогда легендарный Пес Султана, безжалостный каратель, наводящий страх на жителей империи, поднял лицо к небу и издал жалобный, леденящий душу вой, оплакивая свою потерю.

23.

Эстер выплыла из темных глубин беспамятства, но никак не могла выбраться на поверхность, полупрозрачная пелена никак не отпускала ее. «Я умерла, — возникла у нее в сознании пугающая мысль. — Или это всего лишь страшный сон?»

Как будто издалека доносились до нее чьи-то приглушенные голоса. В невнятном говоре ей удалось разобрать слова: ребенок и кровотечение. Хлопнула дверь и наступила полная тишина.

Эстер открыла глаза и уставилась в потолок. Ей хотелось убедиться, что она все-таки жива, но обречена терпеть невыносимую боль.

Сильные руки нежно, но настойчиво заставили ее вновь опуститься на подушки. Она чуть повернула голову и увидела осунувшееся, печальное лицо мужа. Ее муки, ее боль передались ему.

Он присел на край кровати и ласково коснулся ее щеки.

— Тебя слегка ранили, любимая.

— А мне кажется, что я ранена смертельно. Халид сделал попытку улыбнуться, хотя это не очень-то хорошо у него получилось.

— Ты еще будешь лазить по деревьям через несколько дней, обещаю.

Какая у нее рана? Почему такая боль? Эстер терялась в догадках. Перед ее мысленным взором мелькали в жуткой пляске кинжалы, мечи, ятаганы, но она не могла припомнить, чтобы какое-то оружие ранило ее.

— Твое умение обращаться с кинжалом спасло мне жизнь, — сказал Халид. — Это был воистину мастерский бросок. Аллах направил твою руку!

Он наклонился и поднес кубок к ее губам. Каждый мускул ее тела противился любому движению, но настоящий кратер, исторгающий боль, располагался в нижней части ее живота. Там было сосредоточие ее мучений. Вместе со страданием пришло и ужасное воспоминание.

— А ребенок? — Эстер едва шевелила губами, задавая этот вопрос.

— Лекарь обещал, что ты родишь еще дюжину здоровых детишек.

— А этот наш первенец? — Сердце ее почти остановилось, в глазах помутилось. Она уже знала ответ.

— Мы его потеряли…

Слезы покатились по лицу Эстер. Она жалела не родившегося ребенка, жалела себя.

— Ты пострадала, спасая мне жизнь, — сказал Халид. — Я виноват перед тобой.

Но Эстер не услышала его покаянных слов. Даже короткий разговор и последующие за ним слезы истощили ее силы. Она вновь впала в забытье.

Халид нежно поцеловал ее. На губах он ощутил вкус снадобья, которое она послушно выпила. Теперь его Эстер будет спать долго-долго, и спасительный сон оградит ее от боли и от горечи утраты.

— Прощай, принцесса, — прошептал Халид, встал, выпрямился, стер с лица предательскую, недостойную мужчины соленую влагу.

За дверью его поджидала Михрима.

— Не будем тревожить ее до завтра, — сказал он матери.

Та кивнула, но тут же поинтересовалась:

— Ты сказал ей?

— Да. — Настойчивость матери вызывала в нем глухое раздражение.

— И как она восприняла новость?

— Поплакала, а потом уснула. Лекарство подействовало быстро.

— А ты? Как себя чувствуешь ты?

— Могла бы догадаться сама, как я себя чувствую, — вырвалось у него почти грубо.

— Я беспокоюсь о тебе, мой сын.

— Ты? Беспокоишься обо мне? — Халид не верил своим ушам.

— Тебе трудно в это поверить, я знаю. Михрима дотронулась до руки сына, и он вдруг ощутил нежность этого прикосновения. Глаза ее наполнились слезами. Она приподнялась на цыпочки и дотронулась пальцами до его изуродованной шрамом щеки. Впервые в жизни она позволила себе обласкать сына.

— Мое сердце разрывается от горя из-за твоей утраты. Ты, единственный из моих сыновей, оставшийся в живых, и я дорожу тобой.

Халид смягчился.

— Ты дорожишь мною?

— Да, я люблю тебя, Халид.

— Спасибо тебе за это, мать. — Он положил руку ей на плечо и повел по коридору прочь от комнаты Эстер. — Не сделаешь ли ты кое-что для меня? — спросил он.

— Все, что ты попросишь, сын мой.

— Возьми на себя заботу о моей жене и каждый вечер докладывай мне, как протекает ее выздоровление.

— Докладывать тебе о ней? — от неожиданности Михрима даже оступилась на ходу. — А что у тебя, нет своих глаз, чтобы увидеть ее воочию? Или ты опять куда-то собрался уезжать?

— Я никуда не уезжаю, — глухо сказал Халид. — Однако я ее больше не увижу.

— Ты что, с ней разводишься?

— Я отправляю ее домой.

— Дом твоей жены там, где ты.

— Ее дом в Англии.

— Но ты же любишь ее, не отрицай. Все давно это поняли.

— Я очень люблю свою жену, — подтвердил Халид, — но отсылаю ее домой. Я сделал ее своей рабыней, а потом вынудил выйти за меня замуж, но она не приняла душой и сердцем наш брачный обряд. И все же, рискуя собой, она спасла тебе жизнь, а потом и мне. Мы обязаны хоть в малой степени вознаградить ее. Все, что она хочет, — это возвратиться к своей семье в Англию.

— Она говорила тебе об этом?

— Много раз. Вправе ли я теперь отказать ей в том, что желает ее сердце?

— Значит, ты объявишь о разводе с ней в присутствии свидетелей? Так положено.

— Я не разведусь с ней. Эстер моя жена. Никакая другая женщина не займет ее место в моей жизни.

— Не намереваешься же ты оплакивать ее до конца дней своих? — Михрима повысила голос почти до крика.

Халид остановил ее неожиданным поступком. Он расцеловал ее в обе щеки, затем повернулся и, не оглядываясь, удалился. Михрима проводила взглядом одинокую фигуру сломленного горем мужчины — своего единственного сына.

Если б это только было возможно, то Эстер чувствовала себя еще хуже, чем накануне своего продолжительного сна. И тело и душа ее мучились одинаково.

— Доброе утро! — приветствовала ее пробуждение Михрима.

Эстер обвела комнату взглядом.

— А где мой муж?

— Моего сына вызвали во дворец к султану, — ответила Михрима, удивляясь ее интересу к тому, что делает и где находится принц. — Как ты себя чувствуешь?

— А как бы ты себя чувствовала, если б потеряла своего первого ребенка?

— Лекарь сказал, что ты родишь еще много детей. — Михрима подала ей чай.

— Действительно, он так сказал?

— Буду ли я тебе лгать, когда речь идет о таких важных вещах? Ты отдыхай сегодня, а завтра тебе можно будет встать с постели и немного пройтись.

Эстер вернула свекрови пустую чашу и зевнула.

— Я навещу тебя чуть позже, — пообещала Михрима.

Оставшись одна, Эстер стойко боролась со сном, ожидая появления Халида, но глаза ее закрылись помимо ее воли. Она проспала весь день, один раз проснувшись среди ночи. Место в кровати возле нее было пусто. Где же Халид? Почему он не рядом с ней, со своей женой? Слишком одурманенная снадобьем, Эстер была не в силах разгадать эту загадку и вообще напрячь свой ум.

Вскоре она опять забылась сном без сновидений.

Когда на следующее утро Михрима вошла в ее комнату, Эстер уже сидела, свесив ноги с кровати. Улыбка тотчас погасла на ее лице, когда она увидела свекровь.

— А, это ты! — произнесла Эстер, не скрывая своего разочарования. — Я думала, что это Халид.

— Твой муж отправился с поручением султана, — сообщила ей Михрима.

— Он уехал прошлой ночью?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Он не ночевал в нашей постели.

— Вероятно, он не желал беспокоить тебя, — солгала Михрима.

Эстер удивленно посмотрела на свекровь. Раньше Халид не избегал супружеской постели.

Что-то здесь не так. Неужели муж возложил на нее ответственность за смерть их ребенка?

— Где Тинна? — спросила Эстер, силясь говорить беспечным тоном. — Я давно не виделась с нею.

— Тинну пригласила к себе Шаша на несколько дней. Молодым девушкам есть о чем поговорить, не так ли?

Михрима улыбнулась. Эстер заставила себя улыбнуться ей в ответ.

— Не хочешь ли умыться?

— Да, хочу. Спасибо тебе, Михрима.

Эстер не находила себе места в ожидании мужа. К вечеру гнев в ней пересилил физическую боль. Она была более сердита на него, чем обижена его пренебрежением. При первой же возможности она выложит ему все, что у нее на уме. Как смеет он обращаться с ней подобным образом после того, как она потеряла свое дитя, спасая ему жизнь? Как он смел говорить ей о своей любви, а потом исчезать и оставлять ее в одиночестве?

Эстер прождала много часов, но Халид так и не пришел.

Наутро, едва отворилась дверь, Эстер чуть не взвилась.

— Где он?

— Кто? — осведомилась Михрима.

— Мой муж, глупая старуха! Михрима жалела ее, но сказала правду:

— Халид отказывается тебя видеть.

Это был удар, которого Эстер никак не ждала.

— Отказывается меня видеть?!

— У меня для тебя хорошие новости, — поторопилась сказать Михрима. — Халид договорился о твоем возвращении в Англию.

— Он отсылает меня домой?

С сияющим лицом Михрима утвердительно закивала.

— Через несколько дней Малик заберет тебя с собой в Алжир. Там ты сможешь сесть на английский корабль и скоро воссоединишься со своим семейством.

— Прочь отсюда! — вскричала Эстер в отчаянии.

— Что?!

— Я сказала, убирайся!

Халид возненавидел ее из-за потерянного ребенка, так решила Эстер. Какова же ирония судьбы в том, что, когда она всем сердцем полюбила Халида, его любовь к ней угасла.

Упав на постель, Эстер дала волю слезам.

Следующие несколько дней Эстер прожила с ощущением, что она умерла, что она всего лишь ходячий труп. Вставая на рассвете после ночей, проведенных без сна, она умывалась, ела, одевалась, а затем в полной безнадежности ожидала прихода мужа, который так и не появлялся. Она вежливо улыбалась Михриме, но не заводила с ней разговоров, не отвечала на ее вопросы.

В последнее утро своего пребывания в доме Михримы Эстер решилась все-таки выйти в сад. Она уселась в одиночестве на каменную скамью под тем самым персиковым деревом, с которого когда-то Халид снимал ее. Закрыв лицо руками, она разрыдалась.

— Слезы радости? — поинтересовалась подсевшая к ней на скамью Михрима.

— Как ты можешь задавать мне такой вопрос? Какая радость, если мой супруг возненавидел меня?

— Возненавидел? — удивленно переспросила Михрима.

— Он не может простить мне смерти нашего первенца. Ненависть его так сильна, что он даже не желает сказать мне последнее прости, — захлебываясь в плаче, произнесла Эстер.

— Мой сын любит тебя, — возразила Михрима.

— Такая у него, значит, сильная любовь, что ему отвратителен мой вид!

— То, что он избегает тебя, доставляет ему великие муки. Но Халид любит тебя настолько, что согласился выполнить твое заветное желание.

— Какое желание?

— Желание вернуться в Англию.

— Ты говоришь мне это в утешение? Ведь так? Скажи! — настаивала Эстер.

— Зачем мне тебя утешать? Ты мне по-прежнему не нравишься, — призналась Михрима. Эстер усмехнулась ей в лицо.

— Вот как! Ты смеешься над страданиями Халида?

— Не смей так думать! — Эстер поднялась со скамьи. — Я люблю своего мужа.

— Теперь поздно что-либо менять. Халид уже на пути в Топкапи, а тебя носилки доставят на корабль Малика.

— Для любви никогда не бывает поздно. — Эстер наклонилась, запечатлела благодарный поцелуй на щеке свекрови и поспешила в дом.

Закутанная в яшмак, лишь с узкой прорезью для глаз, ступила Эстер на борт «Саддама» два часа спустя. Малик с фальшивой приветливостью встретил ее.

— Добро пожаловать, мадемуазель, — сказал он по-французски.

— Пожалуйста, обращайся ко мне как положено — принцесса, — заявила Эстер на языке своего супруга. — Сколько времени займет путь домой?

— Месяц, если не больше.

— Месяц, чтобы доставить меня в Девичью Башню?! — удивилась Эстер.

— Ты плывешь в Англию.

Сквозь прорезь в ткани глаза Эстер сверкнули.

— Мой дом там, где мой муж и мой сын. Я их люблю и никогда не покину.

— Очень хорошо, принцесса. — Теперь Малик улыбался от души. — Берем курс на Девичью Башню.

Шлюпка с корабля принца Мурада приближалась к Девичьей Башне. Сидя на носу, Халид разглядывал сквозь вечерний туман свое неприступное владение, которое будет когда-нибудь принадлежать его приемному сыну. Без Эстер Халид теперь уже никогда не заведет собственных детей. Таков был данный им обет.

И тут Халид заметил на вершине башни женскую фигуру. Призрак принцессы-христианки? Лодка уже уткнулась носом в берег, а Халид уже мчался по крутой тропинке к воротам крепости. Ворвавшись в холл, он, не отвечая на приветствия собравшихся людей, устремился по коридору, ведущему к заветной лестнице. Только бы успеть застать призрачную женщину на башне. Ее появление могло означать многое, какой-то поворот судьбы.

Омар материализовался в полутьме коридора.

— Чудесные новости, мой принц!

— Прочь с дороги! — рявкнул на него Халид.

Омар отлетел куда-то в сторону вместе с подносом, который нес в руках. Но маленький человечек не обиделся. Жизнь входила в нормальное русло — на его взгляд.

Халид взлетел по лестнице на башню. Видение вместо того, чтобы по обыкновению растаять в воздухе, двинулось плавной походкой навстречу ему. Плотный покров откинулся, и взгляду Халида открылась грива медно-рыжих волос, раздуваемая ветром.

Эстер робко улыбнулась, и вдруг мужество оставило ее. Она замерла на месте и опустила глаза.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Халид, приблизившись к ней настолько, что меньше дюйма пространства разделяло их. — Я отослал тебя домой…

Эстер вскинула голову.

— Мой дом там, где ты.

Со вздохом облегчения Халид заключил ее в кольцо своих рук. Он прижался губами к ее губам, таким теплым и жаждущим поцелуя, но фигура за спиной Эстер привлекла ее внимание.

— Посмотри, — прошептал он жене.

Эстер оглянулась.

Принцесса-призрак стояла у парапета и вглядывалась в затягиваемый туманом залив. Туман, клубясь, поднимался кверху, и вместе с туманом возносился к ней ее возлюбленный.

Он протянул ей руку, она в ответ устремилась к нему. Их пальцы сплелись, и они оба бесследно исчезли в тумане.

— Он явился за ней, — убежденно сказала Эстер.

— Да, — согласился Халид. — Куда они отправились, как ты думаешь?

— В рай, — убежденно сказала Эстер. Она прижалась щекой к его груди, он прижался подбородком к ее головке. Так они стояли долго-долго, соединенные единым чувством.

— Я люблю тебя, — первой нарушила молчание Эстер.

— И я люблю тебя, — сказал Халид. — Будем ли мы теперь всегда так согласны друг с другом?

— Один бог знает это.

— Ты подразумеваешь аллаха, — поправил жену Халид.

— Кто бы он ни был, мне все равно. Халид улыбнулся.

— А как мы отпразднуем твое возвращение домой? В глазах Эстер вспыхнул лукавый, но чарующий огонек.

— Давай поедим свинины.

— Очень хорошо, — согласился Халид. — Завтра мы зажарим самую большую свинью, какую я смогу отыскать.

— Завтра пятница, — напомнила ему Эстер. — Есть мясо запрещено.

— Я знаю.

Рыжая бровка Эстер чуть приподнялась вверх.

— А что касается священника…

— Я велю Малику захватить в плен папу римского. Мы доставим его сюда, и он обвенчает нас, — предложил Халид. — Ты не против?

Эстер улыбнулась.

— Сгодится и простой священник.

Халид не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее в губы, которые так соблазнительно улыбались.

И они вместе отправились в долгий и, наверное, не очень-то легкий путь по жизни.