Олег ШовкуненкоОРУЖЕЙНИК-4 Приговор судьи. 2013-07-17EN-USAdmindoc2fb2013-07-172

Олег Шовкуненко

ОРУЖЕЙНИК

Книга четвертая

Приговор судьи

Глава 1.

Надежно уцепившись за станок крупнокалиберного «Утеса», я сидел у распахнутой вертолетной двери и наблюдал, как далеко внизу проплывает черная выжженная равнина. Вертушка шла на высоте тысячи метров, поэтому особых деталей разглядеть не удавалось. Хотя, скорее всего, там их попросту не было. Какие, к дьяволу, детали могут уцелеть в тех местах, где хорошенько «погуляли» неистовые волны высокотемпературной плазмы?

Сейчас на Земле полным-полно всяких странных, непонятных мест, и я даже себе представить не могу, что именно там произошло, что изменило их, превратив в настоящие зоны смерти, ловушки для каждого, неважно зверя или человека, оказавшегося в тех краях. Однако все это совершенно не относилось к тому району на севере Калужской области, над которым сейчас мчался наш старенький Ми-8. О произошедших здесь событиях я, полковник бронетанковых войск Максим Григорьевич Ветров, знал вовсе не понаслышке.

Пирамиды ханхов появились в этих краях спустя месяц после первого контакта человечества с пришельцами. Они выстроились в идеально ровную цепочку длиной более чем в триста километров, протянувшуюся от Тулы до Ржева. Этот отливающий темным золотом рукотворный горный хребет стал настоящей глухой стеной, отгородивший центр страны от ее юго-западных областей. В окрестностях пирамид бесследно исчезал весь автотранспорт. Железнодорожные пути оказались начисто расплавленными. Что же касается авиации, то при попытке прорваться в изолированную зону она неизменно попадала под плотный огонь каких-то невидимых лучей, от которых крылатые машины вспыхивали и разваливались на куски. Одновременно с этим через спутник то и дело прорывались обрывки сообщений из Орловской, Брянской и Смоленской областей. Жуткие сообщения, большую часть которых составляли мольбы о помощи. Судя по ним, народ там вымирал целыми деревнями, поселками и городами.

Все это окончательно убедило руководство страны в самых недобрых намерениях непрошеных гостей. Попытки установить с ними контакт, мирным путем урегулировать инциденты, разрешить конфликты были прекращены. В дело вступала армия, причем вступала, так сказать, по самой полной программе.

Моя четвертая отдельная Кантемировская бригада как всегда оказалась на острие атаки. При поддержке авиации мы должны были нанести удар на участке Ильинское-Пирогово, вывести из строя одну из крупнейших пирамид, уничтожить инфраструктуру, которую по данным разведки пришельцы начали возводить в этом районе. Вот таким был приказ, но, как тогда любили говаривать, генштаб предполагает, а ханх располагает. Именно так все и вышло.

Еще до выхода на позицию нас атаковали модули охраны. Эти относительно небольшие, размером где-то с легковушку, автоматические дисколеты сыпали убийственными тепловыми лучами, от которых на броне вспыхивала краска, взрывались топливные баки и боекомплекты. А о том, что происходило с людьми, лучше даже не вспоминать.

Но как ни опасны, ни смертоносны были эти машины, с ними мы кое-как могли бороться. В каждом танке имелось по зенитному «Корду» и по «Игле». Кроме того, нас прикрывал бригадный зенитный ракетно-артиллерийский дивизион. Шесть «Тунгусок» это все-таки немалая сила. Одним словом, мы кое-как продержались до прилета истребителей. Потери составили около тридцати машин. Это целый батальон или треть всех танков бригады. Однако потери потерями, а приказ никто не отменял. Поэтому мы двинулись в атаку.

Форсировав небольшую речушку со смешным названием Лужа, мы оказались перед жутким буреломом, в который превратился лежащий за ней лесной массив. Пройти сквозь него техника не могла, а потому было принято решение разделиться. Главные силы бригады, включая наш последний довод — восемнадцать 152миллиметровых самоходных гаубиц «Мста-С» с ядерными боеприпасами мощностью по килотонне каждый, двинулись на юг вдоль сто первого шоссе. Мне же с двумя танковыми ротами предстоял обходной маневр с севера.

Наша цель — отливающая светлой бронзой гигантская пирамида ханхов уже тогда четко проступала на горизонте. Ее бомбили, нещадно осыпали ракетами. Конечно, с расстояния в десять километров оценить результативность этих атак не представлялось возможным, а сообщения, приходящие по радио, казались до идиотизма противоречивыми. Из них то следовало, что мы чуть ли не разнесли пирамиду в пух и прах, то, что даже ее не поцарапали. Одним словом, обходной маневр моей группы как раз и был вызван этой неразберихой. Комбриг решил подстраховаться, подготовить удар с фланга, который будет очень кстати, если все пойдет наперекосяк и лобовая атака захлебнется.

Мне и самому не очень нравилось все происходящее, а потому я погнал свою бронегруппу со всей возможной скоростью. Крюк получился длиннее, чем рассчитывалось, и обогнуть лесные завалы я смог только километров через девять около небольшой деревушки Брюхово. Хотя и там тоже рос лес, но просеки и грунтовки оказались вполне проходимыми. Так что всего через каких-то полчаса мы, наконец, вырвались на оперативный простор и развернулись в цепь для атаки.

Отсюда пирамида лежала как на ладони. Она находилась к северу от деревни Адуево, и до нее было менее четырех километров. Правда, тогда не только одна пирамида явилась нашему взгляду. Было еще кое-что, и эта штука именовалась смертью, которая во всю гуляла и резвилась на окрестных полях.

Передовые машины нашей бригады горели и плавились, как воск на огне. Они так и не сумели подобраться к тому, что в донесениях разведки именовалось как инфраструктура ханхов. Похоже, по ним даже не применили оружие. Наши танки просто угодили в запретную зону, в которой действовали какие-то запредельные, не поддающиеся нашему пониманию силы. Скорее всего, их вызывали многочисленные голубые сферы, которыми была утыкана вся поверхность вокруг пирамид в радиусе километра. Наши парни попробовали их на прочность, но из этого ничего не вышло. Я не видел уничтоженных объектов, обломков светящегося голубого материала. Зато видел кое-что другое, странное, очень странное. Из дымящихся воронок, оставленных осколочно-фугасными снарядами, бил свет, яркий белый свет. Складывалось впечатление, что в недрах земли закопано огромное сияющее солнце. Наши парни нанесли удар и пробились к нему, правда, за этот поступок, за обладание этой тайной им пришлось заплатить самую высокую цену.

Но не только атакующий авангард угодил в переделку. Все остальные подразделения бригады тоже вели бой. Грохотали танковые орудия, резали густой, пропитанный гарью воздух строчки автоматических пушек БМП, а откуда-то из района Марютино метали огненные стрелы системы залпового огня.

Пирамида отвечала огромными голубыми молниями. Они наполняли все пространство вокруг гигантского межзвездного корабля. Они уничтожали абсолютное большинство снарядов и ракет, а между делом, как бы играючи, плавили наши боевые машины, которых становилось все меньше и меньше.

Вот тогда-то я и вступил в бой. С нашего направления пирамида оказалась защищена не так основательно, поэтому неожиданный залп из двадцати стволов получился весьма удачным. На гигантской, отливающей бронзой грани вспухла густая цепочка разрывов. Однако все что смогли 125милимметровые снаряды танковых орудий, это отвлечь внимание ханхов, заставить их деконцентрировать энергию защитных полей. Хотя и это была маленькая победа. Количество летящих в нашу сторону смертоносных огненных змей сразу резко уменьшилось. Теперь мы могли подойти поближе и бить прицельней. Я прекрасно понимал, что эта победа на копейку, а поэтому стал требовать залпа самоходных артиллерийских установок.

Нанести ядерный удар, да еще по своей территории, для этого надо, как минимум, иметь яйца. Но генералы в своих штабах их, как видно, давно отсидели. Мое требование осталось без ответа. Вместо него поступил приказ обойти пирамиду с тыла. Идиотский приказ. Выполняя его, мы абсолютно ничего не выигрывали, а лишь бездарно тратили драгоценное время. Так и произошло. Лишь только мы развернулись для маневра, как в небе появились пока еще далекие, но быстро приближающиеся темные силуэты.

Боевые платформы шли с запада. Их было много, точно больше десятка. Я уже сталкивался с этими огромными машинами смерти, а потому прекрасно знал: для того чтобы покончить со всей нашей бригадой, вполне хватит и пары таких летучих дредноутов. А тут целая армада!

Передав сигнал тревоги, я стал уводить свою группу. К тому времени у меня оставалось пятнадцать машин. Никакой возможности сражаться с платформами, конечно же, не имелось. Так что уходить, спасать тех, кто все еще остался в живых – это был единственный разумный выход.

К вечеру того дня я вывел четыре танка к Малоярославцу, месту, где дислоцировались тыловые и ремонтные службы нашей бригады. Кроме нас больше никто туда не вернулся. Две с половиной тысячи человек безвозвратно сгинули, уже в который раз доказав нашу полную неспособность противостоять напасти под названием ханхи.

Это было ясно всем. Как говорится, плетью обуха не перешибешь. Но все же, по старинной русской традиции козла отпущения требовалось отыскать, и без приказа покинувший поле боя полковник Ветров на эту роль подходил как нельзя лучше. Именно для этого он и был вызван пред ясны очи генерала армии Терехова в его трехуровневый бункер невдалеке от города. Я прибыл туда вовремя, очень вовремя, ибо через четверть часа после того, как за мной закрылась толстая стальная дверь, жизнь на поверхности перестала существовать.

— Дядя Максим! — громкий мальчишеский голос пробился сквозь рокот двигателей и выдернул меня из сумрака тягостных воспоминаний.

— Чего тебе, Павел? — я повернул голову и поглядел на белобрысого пятнадцатилетнего парнишку в грязной войсковой разгрузке, который высунулся из-за двери пилотской кабины.

— Вас летчик зовет, — прокричал пацан и мотнул головой в сторону пилотов, которых я, конечно же, видеть не мог.

С благосклонного разрешения командира винтокрылой машины Пашка все время ошивался в пилотской кабине и добровольно исполнял роль связного между летчиками и нами, пассажирами. Правда, с этим делом он не особо напрягался. Вернее вообще не напрягался. За все время полета пацан лишь первый раз осчастливил нас своим присутствием.

— Что там? — я отстегнул прицепленный к страховочному ремню карабин и стал медленно отползать от двери. Что поделаешь, рожденный ползать летать не может, ну или не любит.

— Там туман, — выдохнул мальчишка, и в его голосе отчетливо, очень отчетливо послышался страх.

— Туман? — я, наконец, поднялся на ноги и глянул сперва на Пашку, а затем, проследив за его взглядом, и на Лизу.

Моя подруга сидела совсем рядом и своими большими карими глазами тоже смотрела на Павла. Как и я, она все еще ничего не понимала, но, словно ощущая какую-то ментальную, генетическую связь с братом, сразу занервничала.

— Тот самый туман, — мальчишка не сводил глаз с сестры. — Как тогда, как дома, как тот, что забрал папу.

От этих слов я вздрогнул. Сразу вспомнилось Одинцово и наша первая встреча с бесстрашными юными разведчиками Лизой и Павлом Орловыми. Тогда они мне и поведали, что пришли из-под Харькова, что с родных мест их согнал странный серый туман, надвигавшийся с юга. Все, кто попадал в него, там и оставались. Не знал я лишь одного, что именно эта беспросветная серая мгла и отняла у ребятишек отца. Все это пронеслось в моей голове с быстротой молнии, а следом, будто запоздалый раскат грома, пришло недоумение, внутренний протест. Стоп! Где он, этот Харьков, и где мы? До Украины километров четыреста будет. Нет, не могла сюда эта дрянь так быстро доползти, никак не могла! Так что перепутал, обознался Пашка.

Об этом своем открытии я и сообщил пацану, а чтобы придать ему уверенности, подбодрить по-отцовски, похлопал по плечу. Только мальчишка нихрена не расслабился. Он пристально поглядел мне в глаза и очень серьезно произнес:

— Дядя Максим, его… туман этот долбанный не забудешь и ни с чем не перепутаешь.

Вот теперь пришла моя очередь ежиться, как от холода, и вопросительно коситься на Лизу. Когда же и та, подтверждая слова брата, кивнула, я пулей кинулся к вызывавшему меня летчику.

Туман и впрямь оказался странным и весьма примечательным. Сквозь стекло пилотской кабины было прекрасно видно густое серое марево, отвесной стеной вздымающееся до самых облаков. Оно напоминало слоеный пирог, только отличие от какого-то там «Наполеона» состояло в том, что слои в нем находились в непрерывном движении. Они текли слева направо, причем все с разной скоростью.

— Вот это цирк-зоопарк… — протянул я подавленный видом серой громады.

— Что делать будем, товарищ полковник? — пилот вертолета Егор Сергеевич Летяев бросил на меня быстрый испытывающий взгляд. — Мне как-то внутрь этой мясорубки соваться не хочется. Во-первых, ветер там, судя по всему, не слабый. Во-вторых, по приборам идти не смогу. Мертвые они у меня все.

— Где мы сейчас?

Сквозь остекление кабины я глянул на землю и попытался там хоть что-то разглядеть. Среди одинокой черной равнины глазу едва ли отыщется за что зацепиться. И все же… Мне показалось, что я вижу, кое-что вижу. Впереди по курсу земля была явно расчерчена на едва различимые квадраты.

— Медынь, — пилот указал на замеченную мной шахматку.

— Граница тумана проходит по юго-западной окарине города, — уточнил человек, занимавший второе кресло в пилотской кабине. Звали его Леший, ну или по-простому Андрей Кириллович Загребельный, мой старинный приятель и по совместительству подполковник ФСБ. В кресле второго пилота он очутился вовсе неспроста. Неожиданно выяснилось, что этот сукин сын и в летном деле кое-что волокет, особенно, что касается винтокрылых машин.

— Пашка тебе говорил? — обращаясь к Загребельному, я указал на серую пелену впереди по курсу.

— Говорил, — Андрюха кивнул. — Это я его за тобой послал.

— Давайте что-то решать, — потребовал Летяев. — А то я уже скорость сбросил. Практически на одном месте висим, по-дурному керосин палим.

— Приземляйся, Егор Сергеевич, другого выхода нет, — жестом римского патриция, приказывающего добить раненого гладиатора, я указал вниз.

Чего-то такого Летяев от меня и ожидал, поскольку согласно кивнул и стал переключать какие-то тумблеры на панели управления. Меж этим занятием он отыскал секунду-другую, чтобы глянуть на меня и предупредить:

— Вам, товарищ полковник, лучше сесть и пристегнуться. И всех там сзади предупредите. Сюрпризы могут быть, когда на снижение пойдем. Те же «мотыльки», к примеру, или еще какая гадость.

— Добро, сделаю, — я кивнул, развернулся и шагнул в пассажирский отсек.

Там на меня сразу же уставились пять пар глаз. Нет, пожалуй, четыре, поскольку Анатолий Нестеров только лишь скользнул по мне взглядом и вновь тупо и отрешенно уставился в рифленый настил пола. Он все еще оставался в глубокой моральной коме, говорил невпопад, двигался очень неуверенно, глядел потухшими, невидящими глазами. Цирк-зоопарк, прямо не человек, а пришелец из другого мира, который не понимает, куда это его занесла нелегкая.

В отличие от Анатолия все остальные пассажиры вертолета прекрасно ориентировались в ситуации, а потому ждали от меня новостей.

— Ну как, Максим Григорьевич? Что решили?

Первым не выдержал седой бородатый старик в круглых, висящих на самом кончике носа очках. Одно стекло в них было треснуто, а к дужкам крепилась замусоленная бельевая резинка, которую младший научный сотрудник Физического Института имени Лебедева привязал на случай всяких форс-мажорных, но почему-то регулярно с нами происходящих ситуаций.

— Приземляемся, Даниил Ипатиевич, — прокричал я громко, чтобы услышали все.

— А потом? — голос подал сидевший рядом с пожилым ученым офицер в полной боевой экипировке, который ласково, словно котенка, поглаживал лежащий на коленях АКС-74 со сдвоенным, перетянутым синей изолентой рожком.

— А потом, Костя, видно будет.

Я попытался пожать плечами, но из-за неожиданного скачка винтокрылой машины этот жест не получился. Больше того, я едва не свалился на самую светлую голову нашей экспедиции, которой бесспорно являлся Даниил Ипатиевич Серебрянцев. Этим бы все и закончилось, не поддержи меня сильная рука спецназовца.

— Болтанка начинается, — заметил Костя Соколовский.

— Всем пристегнуться!

В знак благодарности я хлопнул капитана по плечу, кивнул Лизе, мол, со мной все в порядке, не волнуйся, и, цепляясь за низкий потолок, поспешил добраться до того места, где сидел Нестеров. Майор милиции не услышал моего приказа, а может, услышал, но не понял. Хотя сути дела это совершенно не меняло, суть заключалась в том, что об Анатолии должен был позаботиться именно я. Или не должен? И дело было даже не в том, что очень не хотелось превращаться в няньку для душевно больного, просто я помнил этого человека совершенно другим, сильным и несгибаемым. Он спас меня из плена кентавров, он голыми руками сражался с полудюжиной бандитов, он искромсал десяток огромных чудовищных упырей. Цирк-зоопарк, так какого же хрена сейчас…?

— Майор, пристегнуться! — я упал на сидение рядом с Анатолием. Недолго думая, схватил его за отворот милицейского бушлата, развернул лицом к себе и прямо в лицо прокричал: — Нестеров, это приказ! Пристегнуться, тебе го-во-рят…

Последнее слово своего грозного приказа я произнес очень тихо и, кажется, по слогам. Удивительно, что у меня вообще это получилось. Ведь когда ты смотришь в такие глаза, слова застревают в глотке, и вместо них на свет рвется одно нечленораздельное бульканье. А еще хочется забиться под лавку, благо они в вертолете длинные, вдоль всего борта, и сидеть там, как мышка.

Глаза у Нестерова и впрямь были странными. Даже больше чем странными. Они казались нечеловеческими. Радужная оболочка стала очень темной и расширилась так, что почти закрыла белки. О том, остались ли в этих чернильно-черных, тускло поблескивающих каплях зрачки, приходилось лишь догадываться.

Очередной скачек винтокрылой машины хорошенько встряхнул меня и тем самым привел в чувства. Да и не только меня. Нестеров вроде тоже зашевелился:

— Я сейчас… Я сделаю… — он стал беспомощно шарить руками по рваной сидушке.

— Держи, — пришлось самолично отыскать привязные ремни и сунуть их в руки милиционера.

Кроме этих, неведомо как и почему изменившихся глаз, других метаморфоз я в Анатолии не заметил, ни во внешности, ни в поведении, а потому от души как-то сразу отлегло. Глаза это мелочь, глаза это еще ничего не значит. Может, перепад давления или еще что… Потом, глядишь, все и пройдет, нормализуется. Я ведь верю… неизвестно почему верю в этого гребанного старого мента.

За бортом вдруг неожиданно потемнело, резко потемнело, и это сразу привлекло мое внимание. Что за новый цирк-зоопарк такой? Куда ж это мы опять вляпались?

В действительности все оказалось не так страшно. Просто наша вертушка уже заходила на посадку, и поток воздуха от винта поднял целый смерч мелкой черной пыли, которая устилала всю округу. В условиях пониженной гравитации это было очень легко, а вот осадить ее…

Словно прочитав мои мысли, Костя Соколовский отстегнул привязные ремни и метнулся к открытой наружной двери. Капитан задрал ствол «Утеса» и быстро втянул пулемет внутрь пассажирской кабины. После этого спецназовец ловко и сноровисто задвинул дверную панель.

— Спасибо, Костя! — Ипатич благодарно закивал своей седой головой.

— Без проблем, — капитан вернулся на свое место.

— А она герметичная? — Серебрянцев поинтересовался уже у всех присутствующих.

— По крайней мере пыль точно не пропустит, — обнадежил его капитан. — Я в Средней Азии песчаную бурю внутри такой же вертушки пережидал. Так что в курсе вопроса.

За время этого в принципе короткого разговора вертолет резко снизился. Конечно, сквозь иллюминаторы ничего видно не было, но я чувствовал это каким-то внутренним чутьем. И еще я понимал: наш пилот тоже ничего не видит, а значит, посадка может оказаться весьма и весьма жесткой.

— Всем держаться! Крепко! — я успел выкрикнуть лишь это, и тут же, буквально тут же последовал удар, хорошенько перетряхнувший все наши внутренности.

Когда гул двигателей уже заметно стих, открылась дверь пилотской кабины, и из нее показался взмыленный Загребельный.

— Фух, ну и посадочка была! — выдохнул он. — А ведь спокойно могли и гробануться, если бы не Сергеич.

— Почему мотыляло так? — я потер ушибленный локоть.

— Не предназначена наша машина для полета в таких условиях, — глубокомысленно протянул подполковник ФСБ.

Только Андрюха это произнес, как из кабины вышел пилот. Видок у Летяева был такой же, как и у Лешего: тяжелое дыхание, хмурое лицо, растрепанные, приклеившиеся к потному лбу волосы.

— Чёрти что, никогда не видел такого… — Сергеич вытер пот манжетой своей летной куртки. — Вдруг словно винт перестал нести, да еще и ветер в добавку. Говорил же, это не туман, а ураган прямо какой-то.

— Что-то не видать урагана, — я повернул голову и поглядел в иллюминатор, за которым медленно и плавно оседали клубы антрацитовой пыли.

— Я же говорю, не предназначена вертушка для таких перипетий, — Загребельный вернулся к своей мысли. — Тут уже все другое: гравитация, плотность воздуха, давление, да и еще бог знает что. — Словно ища поддержки своей гипотезы, Андрюха вопросительно поглядел на Серебрянцева, и тот согласно кивнул.

— Он… — Лиза осеклась, а потом попробовала снова. — Главный предупреждал об этом.

— А мы, дурни, на вертушке попёрлись! — мне ничего не оставалось, как раскаянно покачать головой.

— Шли мы нормально, штатно, — не согласился Летяев, — пока не приблизились к этому… — летчик кивнул в сторону пилотской кабины, и сразу стало понятно, что именно в той стороне текли бесконечные реки зловещего серого тумана.

— Главный сказал, что переход будет походить на «зеркало», — задумчиво протянул Леший.

— ЭТО не похоже на «зеркало», — авторитетно заявил я.

— То-то и оно, что не похоже, — Андрюха тяжело вздохнул.

— Значит, надо исследовать это новое явление, — младший научный сотрудник Физического института имени Лебедева выступил со своим традиционным предложением.

— Дорогой Даниил Ипатиевич, — Леший очень невесело улыбнулся. — Вон они могут вам рассказать, что случалось с такими вот исследователями. — Андрюха указал на помрачневших, насупившихся брата и сестру Орловых.

После слов чекиста в пассажирском отсеке вертолета повисла напряженная, гнетущая тишина. Каждый понимал, что ситуация патовая. Стена этого странного тумана отделяла нас от главной цели экспедиции — белорусского города Могилева. И с этой преградой ничего не поделаешь, не развеешь, не обойдешь. Хотя, собственно говоря, почему не обойдешь? На этот вопрос, который я и поспешил озвучить, ответил Егор Летяев:

— Топлива у нас с гулькин нос, едва-едва до Белоруссии хватит. А если мы еще и кружить станем… — Летяев махнул рукой, отгоняя эту безумную мысль. — Тогда вообще можем оказаться с пустыми баками, да еще и в стороне от маршрута.

— Согласен, — подписался под словами пилота Леший. — Этому туману конца и края не видно. Попытаемся его обойти, и не в Белоруссии окажемся, а в Латвии, а то и в Эстонии.

Упоминание о Латвии всколыхнуло в моей памяти воспоминание о Крайчике, Нине, Горобце, Ковалеве и даже о гребанном придурке Кальцеве. Все они ушли искать счастья именно туда. Интересно нашли ли? Живы ли?

Пока я перебирал в памяти лица Одинцовцев, мой старый боевой товарищ взялся за свою работу, обычную работу обычного русского чекиста.

— Лиза, Павел, — Загребельный подошел к нашей молодой сталкерсокй смене и уселся напротив. — А ну, давайте, вспоминайте все, что знаете об этом тумане, все, что когда-нибудь видели и слышали.

— Мы только издалека его видели. Всего один раз, — призналась девушка. — Он очень быстро двигался, а потому находиться близко было опасно.

— Но туман был не такой плотный, это точно, — перебил сестру Пашка. — Ну а этот, хоть топором руби.

— Такс-с, понятно. Что еще? — Андрюха наморщил лоб, пытаясь понять, дает ему что-либо эта информация или нет.

— Один мужик говорил, что видел в тумане что-то, — сообщил пацан. При этом он понизил голос, словно речь шла о какой-то страшной тайне.

— Это ты о том, что Тараканыч болтал? — Лиза испытывающе уставилась на брата.

— А чего вы ему не верили? — Пашка ощетинился невидимыми колючками, как разъяренный ежик. — Он божился, что своими глазами видел.

— Да Тараканыч неделями не просыхал! — не сдавалась девушка. — А спьяну еще не такое привидится!

— Тараканыч, значит? — Леший наморщил лоб, пытаясь составить впечатление о персонаже из Пашкиного рассказа.

— Ну да, Тараканыч, — подтвердила Лиза. — Его сразу так все и прозвали. Такой весь из себя худой, маленький, и усы вечно торчком, прямо как у таракана. Говорили, что он где-то запасы спиртного откопал. Никому не говорил, только сам хлестал втихаря. — Сообщая об этом, девушка брезгливо скривилась, тем самым выражая свое отношение как к личности Тараканыча, так и к проблеме алкоголизма в целом.

— Значит, он что-то видел в тумане? — я вернул разговор к главному вопросу.

— Видел, — Пашка опередил сестру с ответом. — Он говорил, что светилось что-то в тумане. Вроде шара огромного, и он там летал.

— Внутри тумана? — уточнил капитан Соколовский.

— Ну да, внутри, — пацан кивнул. — Эта штука близко к краю не подходила, поэтому дядя Слава… — тут Пашка запнулся и поспешил уточнить: — Тараканыч, в смысле, ее не разглядел. Говорил только, что большая и красным мигала.

— Очень интересно, — Загребельный почесал затылок, — но вы нам лучше расскажите, как люди в тумане пропадали.

— Сперва разведчики и старатели из дальних рейдов возвращаться перестали. — Стала припоминать Лиза. — Потом пришла одна группа, сообщила, туман идет, скорее всего, ядовитый. Но никто особо беспокоиться не стал. Что мы ядовитых туманов никогда не видели? Рассеется ведь когда-нибудь. А пока все, кто на юг уходили, стали с собой противогазы брать.

— У бойцов из папиного отряда тоже были противогазы, — угрюмо сообщил Пашка.

— Да, были, — Лиза невидящим взглядом смотрела в пустоту перед собой. — Папа взял с собой двадцать человек и ушел в Ракитное. Там тоже маленькое поселение было. Они южнее нас располагались. Папа говорил, что этот туман особенный и не похож на все остальные. Поэтому людей из Ракитного надо вывести, и как можно скорее.

Тут Лиза замолчала, и все, даже те, кто никогда не слыхал о майоре Орлове, поняли, чем закончился этот рейд. Молчал и я. Задумчиво уставившись в иллюминатор, пытался представить, каким был отец моих юных друзей. Нет, конечно же, не внешне. Откуда же я мог знать, как он выглядел? А вот кое о чем другом, о том, что скрывалось в груди у этого человека, сказать мог. Большая благородная душа и храброе горячее сердце. Цирк-зоопарк, только такой человек мог поставить на кон свою жизнь в надежде выиграть, вернуть, спасти десятки чужих.

Я смотрел сквозь замызганное стекло, боясь повернуть голову и взглянуть на Лизу и Пашку. Если сейчас подорвусь с места и кинусь их утешать, все получится как-то уж очень мягкотело, по-бабски, не достойно звания бойца, которое все мы возложили на свои плечи. Меня, пожалуй, даже сама ребятня не поймет. Так что лучше дать Орловым еще минуту-другую. Пусть возьмут себя в руки, окрепнут, вспомнят о том, ради чего мы оказались здесь.

— Пыль уже почти осела, — голос Лизы прозвучал в тишине очень громко. Он заставил опомниться, встрепенуться и осмыслить происходящее за бортом.

Большая часть открывшейся взгляду картинки по-прежнему оставалась черной. И причина здесь крылась вовсе не в пылевом облаке, поднятом лопастями Ми-8. Она просто сама по себе была черной. Черная, спекшаяся земля, черные холмы, черная линия горизонта.

— Что ж, пожалуй, теперь можно и оглядеться, — Леший потянулся за своим автоматом.

— Как далеко от границы тумана мы сели? — я нашел глазами Летяева.

— Где-то с километр, — тот ответил не раздумывая. — Но если эта дрянь движется, то тогда…

— Тогда нам будет ближе идти, — с этими словами я решительно поднялся на ноги.

Глава 2.

В разведку нас отправилось четверо. Состав группы предложил Леший и был он несколько необычен для такого рода экскурсий. Необычность состояла в том, что в компанию к нам с Андрюхой добавлялся Пашка, как живой свидетель уже разок сталкивавшийся с серым туманом и Серебрянцев, как человек способный взглянуть на проблему под довольно редким для нашей постапокалиптической эпохи, научным углом зрения.

Само собой с нами порывалась пойти и Лиза, но выслушав сперва категорическое «нет» от меня, а затем от Загребельного, она все же была вынуждена отступиться. Именно своей подруге я и поручил заботу о Нестерове. Кому же еще, как ни ей, можно было доверить такое тонкое деликатное дело?

Покинув борт, мы тут же оказались в странном, достаточно жутковатом мире, как будто и не на Земле вовсе. Я сразу подумал, что изнутри машины он смотрелся совершенно по-другому. Вертолет приземлился в черте города. Медынь мне была хорошо знакома, проезжал десятки, если не сотни раз, но несмотря на это сейчас даже затруднялся сказать где нахожусь. Хотя… Медынь она ведь практически вся одноэтажная. Маленькие отдельно стоящие домишки, а между ними сплошные сады и огороды. Пожалуй, единственный крупный объект, это расположенная на юго-западной окраине зона, в смысле тюрьма общего режима. Так вот если припомнить все это и хорошенько оглядеться по сторонам…

Вокруг того места где приземлилась вертушка распласталось превеликое множество черных с полметра в высоту бесформенных оплавленных куч. Выглядело это словно норы огромных кротов, которые вдруг выучили геометрию и решили построить свой город в соответствии с ее правилами и законами. Именно поэтому все кучи получились примерно одного размера и выстроились в ровные шеренги и колонны. Единственное, что нарушало это застывшее однообразие, была небольшая цепь черных курганов, расположившихся примерно за полкилометра. Эти мрачные громады четко проступали на фоне безостановочно и беззвучно вращавшихся жерновов серого тумана.

Тюрьма. Она и раньше-то не вызывала особо радостных и светлых чувств, ну а теперь… Теперь вообще казалось, что на горизонте маячат огромные зловещие печи в которых привычное, хорошо знакомое зло переплавилось в зло вселенское, в первозданный, в первородный ужас. И теперь лучше его не трогать, лучше идти, нет, бежать в другую, диаметрально противоположную сторону. Что ж, неплохой вариантец, правильный, только вот, увы, нам он, как всегда, не подходил.

— Ну что, двинули бродяги? — Леший шагнул в направлении угрюмых чернильно-черных нагромождений, чем тут же подтвердил справедливость моих мыслей.

— Да, пожалуй. Нечего тянуть. — Я повернулся к Лизе и уже привычным движением хотел притянуть ее к себе, чмокнуть в губы, но натолкнулся на встревоженный взгляд больших карих глаз. — Не волнуйся, близко к туману мы подходить не станем. И за Павлом приглядим, — я постарался ответить на все пока еще невысказанные просьбы моей подруги.

— Максим, мне страшно, — девушка тряслась как от холода. — Я что-то чувствую. Это словно взгляд, словно чье-то присутствие. От него у меня мурашки по всему телу.

Цирк-зоопарк, конечно же я знал, что предчувствие существует, верил в него. Но, правда, наряду с предчувствием на белом свете имелась еще и такая штука как извечные женские ахи и страхи. И вот тут возникал вопрос: как понять, как разобраться где первое, а где второе?

Откровенно говоря, сейчас я пробуксовывал в этом процессе, а потому стал искать ответ у всех окружающих. Высказывая свое отношение к теме, Серебрянцев бессильно развел руками, Пашка скривил страшную, полную издевки над сестрой рожу, а Соколовский с Лешим лишь по очереди пожали плечами. Всех их я прекрасно понял. Как можно говорить о чем-то подозрительном, когда вокруг подозрительно абсолютно все, когда совсем рядом находится нечто, неподвластное нашему пониманию.

Мысль о тумане активировала какой-то находящийся внутри меня таймер. Он противно запиликал, оповещая тем самым, что время не резиновое, и мы не можем торчать здесь просто так, совершенно ничего не предпринимая. Почувствовав это, я начал действовать, и первым, может самым важным моим поступком стали объятия, в которые я заключил свою подругу. Я крепко прижал к себе девушку и прошептал ей на ухо:

— Успокойся, родная. Ничего с нами не случится. Это обычная разведка. Мы скоро, очень скоро вернемся.

После этого я крепко поцеловал Лизу, а когда попытался отнять ее от себя, то понял, что девушка держится мертвой хваткой.

— Ну что ты, глупышка, — будто пытаясь согреть Лизу, я стал растирать ей плечи и спину.

— Давайте пойдем все вместе, — с надеждой в голосе пролепетала моя подруга.

— Сейчас нельзя, ты же сама прекрасно понимаешь. Куда же мы очертя-то голову… Сперва разведаем что там и к чему.

То ли мои слова, то ли моя ласка и забота подействовали, и девушка слегка расслабилась. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы суметь высвободиться. Сделал я это решительно, но негрубо. Лиза инстинктивно потянулась за мной, однако я глянул ей в глаза и запрещающее покачал головой.

Когда наша разведгруппа удалилась метров на пятьдесят, я обернулся и поглядел назад. Лиза и Соколовский продолжали стоять около вертолета. Оба они были неподвижны и молча глядели нам вслед, словно прощались. Цирк-зоопарк, не люблю я этих сцен. От них потом на душе остается мерзкий осадок, отделаться от которого просто невозможно. И ты уже не думаешь о деле, а только лишь о том, как бы поскорее вернуться назад. Я припомнил это и сразу же попытался сделать так, чтобы на этот раз все оказалось по-другому. Дело, сейчас главное дело!

Первой частью нашего задания являлось как модно ближе подобраться к стене зловещего тумана. Вроде бы совсем нехитрая работа. Зверья на пепелище должно быть совсем немного. Что ему тут делать? Ни убежищ, ни пропитания, одна голая, глубоко пропекшаяся земля. Однако на Проклятых землях угрозой являлись не только лишь хищники, существовали еще и аномалии. Они наверняка никуда не подевались, они здесь, притаились, замаскировались и теперь ждут ротозеев, которые ловят гав и не смотрят себе под ноги.

— Первым иду я! — мой приказ вызвал вопросительные взгляды всех членов нашей небольшой разведгруппы.

— Что-то не так? — Леший нахмурился.

— Да тут все не так! — я рукой прочертил в воздухе широкую дугу, тем самым указывая на весь тот траурный пейзаж, что расстилался перед нами. — Не могу понять куда тут идти.

— Как куда? Туда! — Пашка ткнул пальцем в сторону черных гор, в которые трансформировались угрюмые тюремные корпуса.

— Туда, это понятно, — я кивнул. — Только вот не нравится мне эта дорога.

Произнося эти слова, я указал на довольно широкую, сравнительно ровную полосу земли, по обеим сторонам которой простирались все те же обугленные черные кучи, напоминание о жилых домах Медыни. На ней лежал толстый слой пыли, очень похожий на черный снег. И вот по этому самому снегу тянулась целая цепочка едва приметных холмиков или сугробов. Их мог заметить пожалуй лишь тот, кто знал что искать. На счастье полковник Ветров знал.

— Похоже, «муравьиная тропа», — я указал на замеченное мною образование.

Загребельный наверняка слышал о такой аномалии первый раз в жизни, но не стал о ней расспрашивать. Подполковника больше волновало нечто иное:

— Это точно? Придется обходить?

— Точно? — я хмыкнул с горькой иронией. — Была бы здесь трава или на худой конец просто обычная земля, я бы знал точно, а так… По конфигурации вроде похоже.

— А почему «муравьиная тропа»? — Пашка опередил с вопросом старика-ученого.

— Огненных муравьев помнишь? — я огляделся в поисках какого-нибудь камня.

— Ага, помню, — пацан энергично закивал.

— Так вот эта штука похожа на них, разве что неживая. Отсюда и название.

Наконец на глаза попалась увесистая оплавленная каменюка, и ее, кажется, можно было оторвать от спекшегося черного наста. У меня действительно это получилось, и метательный снаряд был немедленно вручен здоровяку Лешему. Когда чекист размахнулся и отправил глыбу в ближайший к нам черный сугроб, я прикрыл ладонью глаза. Как выяснилось, правильно сделал. Вспышка получилась довольно яркая. Из пробитой камнем дыры вырвался метровый сноп огня, который завыл и заревел будто голодный разъяренный зверь. Пламя бесновалось с полминуты, после чего исчезло, спрятавшись в свою каменную нору.

— Не дай бог туда угодить, — Загребельный поежился.

— Я так понимаю, под землей газовый карман, — догадался Серебрянцев. — И этот газ реагирует с атмосферным воздухом, вызывая немедленное воспламенение.

— Правильно понимаете, Даниил Ипатиевич, — я похвалил старика. — И таких карманов впереди полным-полно.

— Значит, действительно придется обходить, — подытожил Андрюха и попытался свернуть с погибшей улицы погибшего города.

— Первым иду я!

Мне вновь пришлось напомнить основное правило пребывания в аномальной зоне. Леший подчинился, и правильно сделал, потому как не пройдя и сотни шагов, мы натолкнулись на зону «гейзеров». Счетчика Гейгера у нас, конечно же, не было, а потому легко и просто можно было угодить в потоки какого-то жесткого излучения, бьющего из недр мутирующей, обезумевшей от мук матери-земли. Так бы и произошло, не заметь я издалека полторы дюжины крупных дыр с оплавленными, покрытыми характерным желтым налетом краями. Что ж, пришлось обходить и их.

Однако на этом сюрпризы не закончились. Дальше нас ждала встреча с какой-то странной разновидностью «сварки», которая натолкнулась на «ведьмин колодец» и безуспешно пыталась в него спрятаться. При этом «сварка» стала видимой. Теперь это было совсем не облако, попеременно посверкивающих искр, а густая паутина из свитых, спутанных и перепутанных тонких голубых молний. Она уже наполовину втиснулась в зыбучую гравитационную каверну. Но видать аномалии оказались не совместимыми, и дальше этого дело не пошло. «Сварка» застряла в «колодце» и теперь не представляла ни малейшей угрозы, естественно для тех, у кого имелись глаза.

У нас глаза имелись и даже одни очки. И вот именно обладатель этих самых очков сделал одно очень точное наблюдение:

— Товарищи, а вам не кажется, что плотность аномалий здесь просто невероятная? Чуть ли не одна на другой!

— Кажется, — согласился я. — Никогда такого не встречал.

— И это означает, что мы приближаемся, — продолжил свою мысль младший научный сотрудник.

— Приближаемся к чему? — переспросил Пашка, хотя вполне мог догадаться и сам, на что именно намекает Ипатич. Пацан не сделал этого, лишь потому, что следил за разговором лишь краем уха. Основное внимание пятнадцатилетнего путешественника было приковано к грозному, диковинному, по большей части неведомому миру, в котором мы очутились.

— Может к этому, — я ткнул стволом автомата в сторону серой стены, до которой уже оставалось не более полукилометра. — А может к тому, что скрывается за ним?

— А ведь он стоит, — произнес Загребельный, который уже давно приглядывался к плотной серой стене на юго-западе. — Туман не движется. А, Максим, как по-твоему?

— Может ты и прав, — протянул я. Ответить более уверенно мне мешала ответственность за правильный или неправильный выбор. Ведь впереди находился не просто обычный туман, впереди находилось нечто, способное легко и просто отобрать наши жизни.

— Слишком большой фронт, — засомневался Серебрянцев. — Плюс постоянное движение воздушных масс. Мы можем неправильно оценить масштабы всего происходящего, в том числе и скорость воздушных потоков.

— Да не движется он! Точно не движется! — в разговор вмешался Пашка. — Когда туман ползет, это сразу заметно. Я знаю, я видел!

Жар и напор, с которыми пацан отстаивал свое мнение не мог не подействовать, да и Леший, судя по всему, был согласен с Пашкой. Так что, не смотря на все кусающие словно блохи сомнения и подозрения, я все же решился:

— Эх, была не была, подойдем еще чуток.

Для себя самого я решил, что это будет еще метров двести. Может дальше приближаться не понадобиться, может и с такого расстояния мы поймем из чего именно состоит этот туман. Или это вовсе никакой не туман? На секунду мне подумалось, почудилось, что я знаю ответ на этот вопрос и стоит лишь сосредоточиться… Но нет, ничего не получилось. Цирк-зоопарк, как же тут сосредоточишься, когда рядом, совсем рядом гуляет смерть.

Сейчас я имел в виду не только стену серого тумана, а и две крупные воздушные воронки, которые, поднимая и закручивая шлейфы антрацитовой пыли, проползали невдалеке. Это были вовсе не обычные смерчи, а самые настоящие аномалии. Я понял это, когда одна из воронок зацепила гребень черной оплавленной кучи, оставшейся от какого-то здания. Камень в этом месте вдруг вспыхнул огненно-красным светом и потек ручейком расплавленной лавы.

Проводив взглядом эту горячую парочку, я мысленно поблагодарил богов Проклятых земель за то, что они отправили ее куда-то на север, а совсем не в сторону нашего Ми-8. Не скажу, что после этого мне стало намного спокойней, но все же резонов идти вперед теперь было гораздо больше, чем бросаться на помощь нашим друзьям, оставшимся у винтокрылой машины. Именно поэтому уже через мгновение я собрался с духом и первым шагнул навстречу исполинскому серому чудовищу, уже поглотившему половину мира.

Говорят, что у страха глаза велики. Обычно к полковнику Ветрову эта поговорка не относилась, однако сейчас взглянув на вздымающуюся до самых облаков стену хищного смертоносного тумана, у него неприятно екнуло сердце. Вдруг показалось, что туман изменился, ожил. Эта мутная серая субстанция словно почувствовала наше присутствие, наше приближение. Текущие внутри него потоки неожиданно забурлили, заволновались, потемнели как грозовые тучи. И еще мне показалось, что серая стена стала наклоняться, отращивать гигантский массивный козырек, который будто занесенная для удара дубина стал нависать над самыми нашими головами. Хотя, может это мне только померещилось. И не было никакой дубины. Просто ее роль с успехом играли низкие серые облака, обычные облака, обычного погибающего мира.

Чтобы подобраться поближе к границе тумана нашей группе пришлось изрядно попетлять меж аномалий. Этот извилистый маршрут завел нас совсем не в ту сторону, куда мы направлялись с самого начала. Получилось, что мы обогнули руины тюрьмы и теперь оказались как бы меж молотом и наковальней. Первым являлся все тот же серый туман, а второй черные горы оплавленного бетона и кирпича на месте тюремных корпусов. Находиться здесь было не очень-то и приятно. Ведь если туман двинется, поползет в нашу сторону…

На счастье серая стена оставалась абсолютно неподвижной. С расстояния в две сотни шагов данный факт был виден совершенно отчетливо. Мы радовались этому и одновременно недоумевали. И причина тому имелась. По улицам сожженной дотла Медыни гулял отвратный пропитанный горьким запахом преисподни ветер. Его неожиданные порывы то и дело поднимали облачка черной пыли и отправляли их на смерть в горнила какой-нибудь аномалии. Так вот, именно этот ветер не оказывал на туман ни малейшего воздействия. Плотная серая взвесь ни то что не рассеивалась, она даже не двигалась с места.

— Этот туман что-то стабилизирует, искусственно стабилизирует, — протянул Серебрянцев, внимательно разглядывая пелену впереди. Подсевшее по причине возраста зрение вовсе не помогало в этом, отчего старик морщил лоб и досадливо тряс головой.

— Вполне возможен и другой вариант, — предположил я. — Частицы из которых состоит облако вырабатываются постоянно, причем гораздо быстрее, чем их разносит ветер или осаждает притяжение Земли.

— Все едино, хрен редьки не слаще, — невесело заметил Загребельный.

— Нет уж, уважаемый Андрей Кириллович, вовсе не едино! — возмутился пожилой ученый. — Гипотеза товарища полковника кардинально отличается от моей, а потому…

— Я говорю надо искать причину, — Леший перебил младшего научного сотрудника. — А то, о чем вы оба только что рассуждали, это всего лишь следствие.

— И где же искать эту самую причину? — мне ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть.

— Там, — мой приятель без колебаний указал на бурлящие, будто горные реки, потоки темно-серого тумана.

— Там… — я совсем не весело хмыкнул. — Да мы и так подобрались практически к самой черте.

— Но это нам ничего не дало, — высказал свое мнение Серебрянцев. — Значит надо подойти еще ближе.

— Я согласен идти, — с жаром поддержал его пятнадцатилетний герой.

Глянув на старика и мальчишку, я сокрушенно покачал головой. Вот цирк-зоопарк, два сапога — пара. Один уже ничего не боится, другой — еще. В итоге результат получается один и тот же: страстное желание поскорей сунуть голову в петлю и проверить, на какой вес рассчитана веревка. Черта с два! Вот чего-чего, а я себе такой «роскоши» позволить не могу. На мне лежит ответственность, гигантская ответственность.

— Там люди пропадали, если кто забыл, — мне пришлось стимулировать кое-чей инстинкт самосохранения.

— Все это конечно так, только стоя здесь, ответа мы не найдем, — подписался под словами моих оппонентов Леший.

— Значит трое против одного, — я пробежался взглядом по лицам своих товарищей.

— Максим, у нас только одна дорога — на юго-запад, к Могилеву, — напомнил Загребельный.

Черт побери, хороший аргумент… железный, и ответить на него можно было лишь одним:

— Первым иду я. — Не дожидаясь реакции моей разведгруппы, я повернул голову и стал внимательно изучать пространство, отделявшее нас от границы тумана.

Сейчас мы уже находились за пределами города. Здесь не было оплывших от температуры строений и растекшихся, словно реки в полноводье, асфальтовых дорог. Здесь была лишь голая, прокаленная на несколько метров земля, по которой словно грубый порез с рваными краями змеилось русло Медынки. Сама высохшая река, как и ее берега, представляли собой наибольшую опасность, ведь именно в котлованах, ямах и оврагах чаще всего и таилась «наждачка». С виду она походила на обычную грязь или маслянистое пятно. Вроде бы ничего опасного. Но только попади туда… сотрет, а может разъест, к чертовой матери! Видел однажды, как в совсем небольшую «наждачку» угодила пятиметровая многоногая змея. Так вот, за считанные секунды аномалия укоротила ее ровно наполовину.

Именно поэтому я решил держаться от реки подальше и двинуть на северо-запад. Хотя там имелись некоторые признаки «ведьминых колодцев», но эти аномалии не смертельные. Даже если кто и нарвется… трое других вполне смогут вытянуть.

Я так и шел, уткнув взгляд в спекшуюся землю, горбясь и сутулясь от незримого давления серой громады, которое росло с каждым шагом. Глазами я выискивал аномалии, но думал только лишь о тумане. Какой сюрприз он преподнесет, какой фортель выкинет, когда мы окажемся совсем рядом? И главное, во что нам обойдется обладание его тайной? Не удивительно, что погруженный в эти мысли, я вздрогнул, когда за спиной прозвучал негромкий возглас Лешего:

— А ведь снизу он какой-то красноватый.

— Кто красноватый? — я резко обернулся к приятелю.

— Туман красноватый, — Андрюха снял руку с цевья автомата и указал на кипящий впереди серый океан.

До границы тумана уже оставалось метров сто, не более. С такого расстояния действительно стало заметно, что его нижняя кромка, та, что касалась черной обожженной земли, имела слегка розоватый оттенок, более интенсивный внизу и расплывчатый, растворяющийся в бурлящей серой массе сверху.

— Там земля расплавлена. Как в вулкане, — сдавленным голосом предположил Пашка. — А то, что мы видим, это дым.

— Дым? — Загребельный призадумался. — Не похоже это на дым.

— Как самочувствие? — я быстро оглядел своих людей. — Никто, ничего не ощущает? Странного, необычного, болезненного?

Мои товарищи переглянулись. Ипатич пожал плечами, Леший отрицательно покачал головой и только Пашка признался:

— Уши заложило. Так бывает, когда на самолете летишь.

— Есть чуток, — Загребельный вяло кивнул, тем самым подтверждая, что перепад давления и вправду имеет место, только он уж очень незначительный.

— Это все? — я и сам стал чувствовать легкую глухоту.

— Все, — пацан кивнул.

— Ладно, тогда идем дальше. Только осторожно!

Мы были вынуждены рисковать, так как все еще ничего не выяснили, не разведали. Даже наоборот, загадок стало еще больше.

Шагов через пятьдесят стало заметно, что светится совсем не поверхность земли. Красноватое свечение распространяла гирлянда каких-то темных образований разбросанных по границе тумана. На вершине каждого из них располагался странный источник света, который испускал целый веер тонких, похожих на лазеры, лучей. Именно благодаря этой подсветке мы и разглядели еще кое-что. Туман на самом деле вовсе не являлся таковым, тоесть туманом в привычном понимании этого слова. Он состоял из крупных хлопьев, которые неслись в нем словно снег в хорошую сибирскую метель.

— Пепел! — меня будто током ударило.

— Думаешь? — Загребельный стал приглядываться.

— Уверен.

— Выброс пепла это ведь неизменный атрибут перехода в другое пространство, — даже в такой почти экстремальной ситуации мозг чекиста работал четко и безотказно, ну прямо как автомат Калашникова. — Вспомни, Макс: случай с тем кентавром, которого ты препарировал в Одинцово, место откуда исчезли кашалоты, наконец, туннель, открывшийся в мастерской Рынка. Там везде сыпался этот гребаный пепел.

— Так это и есть «зеркало»? — мой взгляд переметнулся с Лешего на Серебрянцева. ФСБ сделало свое дело, теперь слово было за наукой.

— Объект без сомнения искусственный и работает явно не так, как «зеркало»… По крайней мере, не так как то «зеркало», что мы повстречали в Наро-Фоминске.

Ипатич стянул с носа свои запыленные очки и стал в спешке их протирать полой куртки. Он очень торопился, он не желал ничего пропустить, он спешил, словно серая стена могла вдруг исчезнуть, так и не позволив себя исследовать.

— Откуда известно, что не так? — я силился понять логику ученного.

— Люди оттуда не возвращались, Максим Григорьевич, понимаете? А «зеркало»… Оно ведь, как я понял, само по себе безопасно и выйти из него рано или поздно все равно можно. — Объясняя, старик покачал головой. То ли он горевал о пропавших без вести, то ли осуждал меня за тугоумее.

— Опять же, мы не можем сказать точно, что тот туман под Харьковом и этот… — Андрюха кивнул в сторону бушевавшей невдалеке от нас серой вьюги. — Короче, что они одно и то же. Хотя очевидцы и утверждают, что внешнее сходство имеется… — Леший мельком указал на этого самого белобрысого очевидца с «укоротом» в руках, а затем продолжил: — Но ведь ведет туман себя совершенно по-разному.

— Мне кажется, что я бы смог все объяснить, — Ипатич, наконец, вернул очки себе на нос и сквозь них гордо взглянул на нас с Загребельным.

— Даниил Ипатиевич, мы слушаем. Внимательно слушаем, — я немедленно потребовал объяснений.

— Следует всего лишь сравнить, — просто ответил ученый. — По словам Павла туман под Харьковом быстро двигался, внутри него перемещался объект или объекты, испускавшие интенсивное красное свечение. Сейчас мы наблюдаем стоящий на месте туман и такие же неподвижные, светящиеся красным устройства. Параллели здесь напрашиваются сами собой.

— Вы предполагаете, что эти фонари… они и создают провал в пространстве?

Меня, как закоренелого технаря заинтересовала чисто техническая сторона вопроса, ну а вот Леший… Подполковник ФСБ узрел в словах ученого нечто совершенно иное:

— Кто-то создает два вида порталов. Одни сравнительно небольшие подвижные, другие гораздо более крупные, стационарные. Возникает вопрос: для чего это все нужно? — Загребельный призадумался, болезненно скривился и попытался сам ответить на свой вопрос: — Первое, что лично мне приходит в голову, так это ловушки.

— Ловушки? — переспросил Серебрянцев. — Кто-то защищает зоны, откуда стартует терраформация?

— А для чего нужны подвижные порталы? — со страхом и одновременно с надеждой в голосе спросил Пашка. Сейчас даже дураку стало бы понятно, что мальчишка думает о своем отце, о участи которая его постигла.

— Подвижные… — Загребельный еще больше потемнел лицом. — Понимаешь, Павлуша, ловушки, их ведь ставят не только для защиты. Бывают ловушки и для охоты.

Слова Лешего, хоть и были произнесены очень негромко, но все же возымели свое действие. Черное действие. Владыка зла будто подслушал их, понял, что люди проникли в его сокровенную тайну и яростно взревел от гнева. Правда, рев этот больше походил на раскат грома или взрыв, прозвучавший где-то за нашими спинами.

Крутанувшись на сто восемьдесят градусов, мы все как один вскинули оружие. Только вот стрелять оказалось не в кого. Все что открылось глазу, так это клубящееся огненное облако, которое поднималось над вереницей оплавленных тюремных корпусов.

— Дьявольщина, вертолет! — Леший первым догадался о случившемся.

— Лиза! — с этим криком мы с Пашкой сорвались с места и по цепочке наших собственных, еще не до конца стертых ветром следов, кинулись навстречу чудовищной, парализующей дыхание и само сердце неизвестности.

Глава 3.

Не помня себя от горя, позабыв об осторожности, я метался меж груд разогретого, искореженного взрывом металла. Куски вертолета оказались разбросаны в радиусе полусотни метров. Огня уже практически не было. Только дым, жирный смрадный дым, в котором угадывался тошнотворный, чудовищный привкус сожженной живой плоти. Я чуял его и глухо стонал, а может рычал от приступов нестерпимой боли. Господи, неужели дым - это все, что осталось от них… от нее?!

Имя Лизы я не смел произнести ни вслух, ни даже в мыслях. Казалось, что сделай я это, и ее смерть станет реальностью, свершившимся фактом. А так… Обманывая самого себя, я искал что-то, а не кого-то. Что-то, что поможет очнуться от страшного сна, сообщит, что все произошедшее это неправда, бред, жуткое наваждение. И вот тогда я вздохну с облегчением, упаду на колени перед своей возлюбленной, буду обнимать ее ноги и молить о прощении: за то, что не послушал, за то, что ушел. И несгибаемому полковнику Ветрову будет глубоко наплевать, что он унижается и ведет себя как настоящая тряпка. Пусть смотрят все, хоть целый мир. Клянусь, я сделаю так, я буду внимать ее словам и слушаться ее, как родную мать. Пусть только Лиза окажется жива!

Я все-таки произнес имя девушки, и был немедленно покаран за святотатство. На глаза вдруг попался кусок железа. Вообще-то прежде он именовался Снайперской винтовкой Драгунова образца 1963 года, однако теперь с оторванным прикладом и оптикой, разбитым цевьем и сплюснутой ствольной коробкой некогда грозное оружие приобрело вид старой, погнутой, да к тому же еще и изрядно закопченной рулевой тяги от какого-то древнего грузовика или трактора. Винтовка лежала придавленная сверху куском вертолетной лопасти, а рядом по черной пыли расплывалось какое-то тягучее бурое пятно, от которого поднимались струйки то ли пара, то ли дыма.

Ноги подкосились сами собой, и я медленно опустился на колени. Протянул дрожащую руку и сграбастал полную жменю горячего и липкого черного песка. Мне потребовалось где-то с полминуты, чтобы понять: нет, хвала всевышнему, это не кровь. Это какая-то техническая жидкость.

— Что у вас тут?

Хриплый бас Загребельного заставил меня медленно повернуться. Андрюха прибыл на место взрыва только теперь и притащил с собой тяжело дышащего, валящегося от усталости Серебрянцева.

— Ничего… — я обреченно покачал головой. — Никто не выжил.

— Тела нашли? — чекист уставился на покореженную СВД.

— Пока не нашли.

— Не может такого быть, — Леший не стал деликатничать, разводить сопли и жалеть своего старого друга. — Человеческое тело довольно прочная штука. Ее просто так не уничтожишь.

— По-разному бывает, — прошептал я, едва пропихнув ставший поперек горла комок.

— Вставай! Нечего тут рассиживаться!

Андрюха перекинул за спину свой АКС-74 и подцепил меня под руку. Я подчинился. Глупо и бессмысленно стоять на коленях перед пятном смазки… Или, что это еще такое?

Подполковника ФСБ, судя по всему, заинтересовался тем же самым вопросом. По крайней мере, он поднес мою, испачканную в бурую субстанцию ладонь к своему лицу и стал ее внимательно разглядывать. Я не сопротивлялся, так как ощущал себя… В том-то и дело, что вообще не ощущал. Никем и ничем. Я был вакуумом, одиночеством, бездонной бездной, в которой нет и не может быть ничего, кроме пустоты.

— Даниил Ипатиевич, — Загребельный оглянулся на младшего научного сотрудника и махнул тому рукой, — нужна ваша помощь.

Пожилой ученый тяжело поднялся с обломка вертолетного хвоста, на который упал сразу по приходу на место катастрофы, и поплелся к нам.

— Максим Григорьевич, мне очень жаль… — пролепетал он, оказавшись рядом.

— А ну, гляньте сюда, — Леший не дал старику продолжить и развернул к нему мою перемазанную в черно-бурой жиже ладонь. — Я уже заметил несколько пятен вот точно такой же дряни. А на руке у Максима она, кажется, еще и ползает.

Как не тяжело мне было сейчас, как не пусто и гулко в голове, но все же на «ползает» я среагировал. Поглядев на свою руку, я увидел, что бурая жидкость на ней и впрямь стала стекаться к центру ладони и там она, кажется, начинала загустевать. После себя она оставляла абсолютно сухую и чистую кожу, с которой легко осыпались черные песчинки. Процесс шел довольно быстро и уже секунд через пятнадцать-двадцать к моей руке оказался приклеен небольшой кусочек пластичного темно-коричневого вещества размером с двухрублевую монету.

— Странная жидкость, — протянул Ипатич, щурясь и пытаясь разглядеть прилипалу сквозь запотевшие стекла своих стареньких очков.

— Странная… — я не спросил, а просто тупо повторил, — и теплая.

— Что нагревается?! — сразу насторожился чекист.

— Похоже, — я кивнул с полным равнодушием в голосе.

Загребельный среагировал молниеносно. Из разгрузки он выдернул нож и ловко соскреб с моей ладони уже довольно горячую пластичную массу. Не долго думая, подполковник зашвырнул свой боевой тесак метров на двадцать.

Клинок так и не успел коснуться черной выжженной земли. Полыхнула вспышка, прозвучал негромкий взрыв, и отточенное лезвие разлетелось на куски, будто оно было сделано вовсе не из стали, а из хрупкого стекла.

— Опять я без ножа остался, — Леший задумчиво уставился на место, где только что взорвалась диковинная граната.

— Вот это… — Серебрянцев был ошарашен и растерян, он с трудом подбирал слова. — Вот это их и убило? — Наконец он смог выдавить из себя хоть что-то членораздельное.

— Никого это не убило, — достаточно уверенно произнес подполковник ФСБ. — Кроме вертолета, пожалуй. Разорви тут четверых, мяса было бы полно, а о кровище и говорить не приходится. Видал я такие случаи и притом неоднократно.

— Дядя Максим, я не нашел Лизу. Никого ни нашел. Ни живыми, ни мертвыми. Только вот это…

Пашка вышмыгнул из-за вертолетного двигателя, который искореженной стальной глыбой дымился совсем неподалеку. Пацан будто услышал слова Андрюхи и поспешил немедленно их подтвердить. Вещественными доказательствами, которые он раздобыл, были кусок обгоревшего вещмешка и «калаш» с погнутым стволом.

— Надо искать еще! — выдохнул я, веря и одновременно не веря в лучший исход.

— Да, конечно, они могли заметить опасность и уйти от вертолета! — Серебрянцев понял меня по-своему, а потому тут же принялся торопливо приглядываться к черному горизонту, как будто наши товарищи могли уйти так далеко.

— Без оружия?

Слова Загребельного стали ударом под дых, от которого я задохнулся и захрипел. Все что смогла произвести на свет моя глотка, был тяжелый сдавленный стон:

— Что ты сказал?

— Винтовка… автомат… Наши бросили оружие.

Внемля словам Лешего, я опустил взгляд на лежавшую в черной пыли СВД. Сейчас расстаться с оружием, это почти тоже самое, что расстаться с жизнью. Это понимают все, а в особенности кадровый офицер спецназа Константин Соколовский и снайпер Лиза Орлова. Так неужели они просто так расстались со своими стволами?

— Ничего не понимаю, — я растерянно покачал головой.

— Гильзы случайно никто не находил? — взгляд Андрюхи скользнул по поверхности обожженной земли.

— Какие гильзы? — спросил Пашка, который со свойственной юности доверчивостью начинал верить, что его старшая сестра все еще жива.

— Стреляные, — Леший мельком зыркнул на меня.

— Выстрелов мы не слышали, хотя были не так уж и далеко, всего чуть поболее километра, — я понял, куда клонит мой приятель.

— Да, верно… — Загребельный задумчиво кивнул, тем самым отказываясь от своей гипотезы о неравном бое неизвестно с кем, который группа Соколовского бесславно проиграла. — И следов тоже никаких не видно. Только те, что мы оставили. Так что тут другое… Что-то совершенно другое.

От такого рода разговоров, от наших наблюдений и открытий все больше и больше тянуло каким-то уж вовсе неприятным душком. С вертушкой произошло что-то очень странное. Может какая-нибудь неизвестная аномалия типа раскаленных смерчей? Но тогда откуда здесь это странное взрывчатое вещество? Или оно и есть сама аномалия? Тогда где тела? Сгорели? Но краска на обломках Ми-8 по большей части уцелела. Значит о высокой температуре можно забыть. Значит наших друзей живых или мертвых забрало что-то другое. Что-то или кто-то? Кто-то — это был самый неприятный вариант. Понимая, нет, скорее чувствуя это, мы все как один покрепче стиснули автоматы.

Неслись секунды, они складывались в минуты, а мы все стояли молча, прижавшись друг к другу спинами, с опаской глядя по сторонам. Завывал ветер. Он с остервенением рвал на клочья смрадный дым пожарища и уносил его вдаль, прямо к стене серого тумана. От этого казалось, что зло, сделав свое черное дело, уползает обратно к себе в логово. Нас оно почему-то не замечало. Пока не замечало. Но кто знает, как все обернется всего через час или даже через миг.

— Что же нам теперь делать? Где их искать? — в душе мальчишки страх за судьбу сестры пересилил все остальные страхи.

Я не знал что сказать, а потому лишь обнял Пашку за плечи и крепко прижал к себе. Что делать? — извечный вопрос, ответить на который мог лишь тот, кто умел выуживать из пустоты, из ничего хоть какие-то крохи информации.

— Здесь в округе никого нет… на несколько километров никого, — подполковник ФСБ отвернулся от выжженного пепелища, именовавшегося когда-то Медынью, и поглядел на меня. — И нам тут оставаться тоже не рекомендуется.

— А куда же Лизка подевалась и Анатолий Иванович, и летчик с товарищем капитаном? — не выдержал Пашка.

Мальчишка словно не расслышал вторую часть из фразы Загребельного, хотя она-то и была самая главная. Сознанием взрослого человека я понял это, даже не смотря на всю ту боль, что нестерпимо жгла все внутри.

— Назад мне дороги нет, — процедил я сквозь плотно сжатые зубы.

— Примерно так я и думал, — Леший угрюмо кивнул.

— Мы уже столько людей потеряли… Неужто даром? — начал было я.

— Можешь не объяснять, и так все яснее ясного, — Андрюха остановил меня взмахом руки и дальше обратился уже к Серебрянцеву: — Даниил Ипатиевич, какие, по-вашему, у нас с Максом шансы не сдохнуть в этом… — Загребельный не потрудился подобрать название к вздымающейся до небес плотной серой завесе и просто кивнул на юго-запад.

— Вы решились идти? — ученый сперва взглянул на Лешего, а затем на меня.

— Так уж получается, что Могилев именно в той стороне, — я горько усмехнулся, — Значит и нам именно туда.

— Мы одна команда, — напомнил старик. — Поэтому я…

Ипатич не договорил, так как Загребельный положил ему на плечо свою здоровенную лапищу.

— А вы, дорогой наш ученый человек, возьмете Павла и потихоньку потопаете в обратную сторону. Откровенно скажу, шансов у вас почти нет, но бывают же на свете чудеса.

— Я не пойду! — тут же заявил Пашка. — Я должен искать Лизу. Если ее нет здесь, то она там, в тумане. С ней произошло то же, что и с папой. Ему я не смог помочь, а ей помогу, ее я не брошу!

Сам того не понимая, пацан выдал первую и пока единственную версию всего произошедшего. Конечно, доказательств ее справедливости не существовало, но все же… Переступая через черту, я буду думать, что делаю это не только ради всего человечества, но еще и ради нее, девушки, подарившей мне любовь, о которой старый танкист уже даже и не мечтал.

— Максим Григорьевич, но ведь все-таки я ученый, — младший научный сотрудник Физического института имени Лебедева решил зайти с другой стороны. — И этот феномен как раз по моей части. А если говорить об опасности, то я уже в таком возрасте, когда…

— А с кем Пашка останется, если вы пойдете?

Своим вопросом я оборвал словоизлияние старика. Тот сразу поник плечами и опустил свою вечно взлохмаченную седую голову.

— Вот то-то и оно, Даниил Ипатиевич, — я укоризненно покачал головой, а чтобы избежать новых, уже практически готовых вырваться наружу протестов со стороны мальчишки громко произнес: — Так что слушать приказ. Пойдете по этой дороге. — Я указал рукой на широкую полосу расплывшегося во все стороны, спекшегося асфальта, которая тянулась меж двух цепочек небольших, но хорошо различимых холмиков. — В Медыне все просто, не город, а настоящая решетка, улицы либо параллельные, либо перпендикулярные. Так что направление будет держать несложно. Основная проблема здесь, конечно же, аномалии, но с большинством из них вы уже знакомы. Единственный совет, который могу дать: выбирайте дорогу поровней и держитесь подальше от всяких непонятных образований типа ям, дыр, трещин, вздутий и так далее.

Я говорил будто для самого себя. Серебрянцев тупо уткнул глаза в черный пыльный камень под ногами, а Пашка демонстративно отвернулся и лишь только изредка позыркивал на меня колючим, злющим взглядом. Что ж, их обоих можно было понять. Окажись я на их месте, то реагировал бы точно так же. Но только вот сейчас я находился на своем, а значит должен был сделать все, чтобы шанс этой парочки вырос с нуля ну хотя бы до одной десятой процента.

— Доберетесь до окраины города, отыщите шоссе. Мне кажется, оно будет где-то поблизости. По нему дойдете до Малоярославца. Оттуда по Калужскому прямиком до Подольска. В сумме это получится километров сто двадцать, может сто тридцать. — Подумав о расстоянии, которое Ипатичу с Пашкой предстоит протопать по Проклятым землям, я не удержался от тяжелого вздоха. — Много. Я прекрасно понимаю, что много. Но другого выхода нет.

Именно в этот момент мне представилось, как мы с Лешим переступаем границу тумана и попадаем в зону действия красных фонарей. Я вовсе не эксперт по части путешествий в параллельные миры, а потому представить их себе не мог, зато видение двух разорванных и перемолотых в кашу человеческих тел получилось, прямо сказать, отменно. В чужом мире должны действовать чужие законы и не факт, что мы, создания из плоти и крови, в них впишемся. Но это уже должны будем проверить мы с Лешим. А вот для Ипатича с Пашкой лучше будет не искушать судьбу. С этой стороны серого барьера хотя бы все знакомо и понятно. Здесь тоже гуляет зло, но с ним мы все же кое-как научились бороться.

Мои мысли словно услышал Загребельный. Бывший командир Красногорского спецназа тут же предложил рецепт, способный уберечь от напасти, именуемой призраками.

— Сейчас уже середина дня, — погудел он, приглядываясь к низким, словно налитым свинцом облакам. — Далеко вы все равно не уйдете. Так что лучше подумать о ночлеге. Тут все выгорело, убежищ не найдете. Единственный выход рыть нору, там, где земля помягче. — Андрюха чисто машинально провел рукой по разгрузке у себя на груди и сразу же выругался: — Вот зараза, а ножа-то и нет. Он бы вам очень пригодился.

— Нож, говоришь… — переспросил я и полез за голенище своего кирзового сапога.

Оттуда я извлек небольшую финку с гладкой выточенной из металла ручкой. Это был тот самый нож, что я подобрал в церкви, где мы провели прошлую ночь. Сунул его в сапог и вспомнил лишь теперь.

— На вот, держи, — я перевернул оружие в руке и, взявшись за лезвие, протянул его мальчишке.

Пашка немного поколебался, но затем все же взял нож. Сжав его в руке, он несколько секунд стоял молча, а затем очень тихо произнес:

— Дядя Максим, не уходите. Мы ведь тогда больше не увидимся, никогда не увидимся.

От этих слов моя душа сжалась в комок и заныла так, будто ее основательно стянули тугими витками колючей проволоки. Цирк-зоопарк, а ведь и верно. Мои с Андрюхой шансы ничуть не выше, чем у Пашки и Серебрянцева. Наши — ноль, их — почти ноль, это значит, что повстречаться вновь… Такой удачи просто не бывает. И вот эти минуты — последние минуты, когда мы видим друг друга.

Осознав это, я едва слышно застонал. Господи, какой страшный сегодня день, черный. Сперва ушли Фомин и Главный, потом Летяев, Соколовский, Нестеров и Лиза, а сейчас… Сейчас я теряю старика Серебрянцева и Пашку! Почему так? За что мне это? Где же то невероятное везение, которым я привык хвалиться?

— Нам пора... — едва слышно пробурчал Леший.

Я поглядел на Андрюху и тут же понял, куда торопится мой приятель. Нет, вовсе не на тот свет. Он просто пытается сохранить уверенность и мужество. Стоя здесь, оставаясь на месте, мы все теряем и первое, и второе. Вон уже даже Пашка, этот бесстрашный сорвиголова, сейчас стал походить на жалкого растрепанного воробья. Он больше не рвется в бой, он растерян, подавлен. И эта кладбищенская безнадега все больше, все плотнее накрывает и нас.

— Пора, — я повторил слова Загребельного и рывком притянул мальчишку к себе. — Уцелей Павлуша, я тебя очень прошу, уцелей! — шептал я ему на ухо, а в ответ слышал лишь отрывистое всхлипывание, совсем негромкое, такое, каким обычно плачут маленькие дети.

С Ипатичем мы просто обнялись, крепко обнялись. Ни каких особых слов не требовалось, пожалуй, кроме одного:

— Удачи вам, товарищи, — старик смотрел в наши с Лешим лица, словно старался хорошенько запомнить.

— И вам удачи, товарищ академик, — Загребельный улыбнулся как можно более ободряюще.

Всю дорогу до линии тумана мы прошли молча. Я несколько раз оборачивался, пытаясь убедиться, что старик и мальчишка не увязались следом. Но нет, выжженная пустыня за нашими спинами по-прежнему оставалась мертвой и безжизненной. Это было хорошо. Честно говоря, я боялся, что не утерпят. Типа, пропадать, так всем вместе. Пропадать, конечно, не очень-то и хотелось, но если уж придется…

— Дай руку, — неожиданно произнес Леший, когда до красного пунктира оставалось не более дюжины шагов.

— Что боязно? — я криво ухмыльнулся, представив нас держащимися за руки.

— Дурак, — в сердцах выругался подполковник ФСБ. — Разбросать может. И не только в разные стороны, а и куда подальше.

Андрюха не произнес «в разные миры», но я и без того все понял и быстро схватил его протянутую здоровенную пятерню. Мы так и шагнули в колючую серую метель, как два маленьких беспутных мальчишки, которые навсегда покидали родной дом и отправлялись на поиски жутких приключений.

Ох, приключения будут еще те...! Жопой чувствую, — подумал я, когда перед глазами все поплыло и завертелось.

Глава 4.

Туман… Здесь тоже был туман. Правда, он больше походил на дым, плотный желтоватый дым, как от дымовой шашки, а вовсе не на хлопья этого гребаного серого пепла. Я понял это, как только ослепительные белые пятна, бешено пульсировавшие у меня перед глазами, вдруг померкли и стали пропадать одно за другим. Вместе с ними ушло и головокружение. Вот теперь можно было сказать с полной уверенностью: я все еще жив, вернее, мы живы.

Леший стоял рядом и продолжал до боли в костяшках сжимать мою левую руку. Говорят, что крепко стиснутая ладонь посылает в мозг какой-то особый хитрый импульс и стимулирует его работу. Может так оно и есть на самом деле, поскольку я начал быстро приходить в себя.

Вот он параллельный, а может перпендикулярный или, к примеру, диагональный мир. Кто ж его разберет, какой он там на самом деле. Факт только лишь, что не наш, совсем не наш. И это ни какая-то там заграница или бери круче — другая планета, это… Я даже не мог сформулировать, что это такое. Одним словом, здесь все должно быть по-другому, совершенно по-другому. Здесь даже мы сами должны были измениться.

Испугавшись такой «веселенькой» перспективки, я рывком поднес свободную правую руку к лицу, так чтобы не мешал туман, и стал ее пристально рассматривать. Вроде бы ничего… рука как рука. И все та же серая телогрейка, замусоленная, порванная на рукаве. И на шее висит все тот же АКМС модели 1959 года. Цирк-зоопарк, ничего не изменилось. Абсолютно ничего!

— Мы уже там? — эти слова я произнес шепотом, в котором плотно перемешались страх, растерянность и недоумение.

— Мы уже здесь, — буркнул в ответ Загребельный и буквально отбросил мою пятерню. Андрюха сделал это, чтобы моментально вцепиться в рукоять своего автомата.

— Что? — выдохнул я и, не мешкая, последовал его примеру.

— Показалось звук какой-то, — мой приятель стал вертеть головой по сторонам, однако густой туман не позволял ему что-либо разглядеть.

— Ничего не слышу, — мне пришлось признаться. — Может ветер?

— Шут его знает, — Леший зябко поежился.

— Куда двинем дальше? — вполголоса спросил я, так как прекрасно понимал — стоять на месте и ждать неизвестно чего, это полнейший идиотизм.

— Как ты думаешь, сколько мы протопали после того, как переступили границу красных огней? — Загребельный глянул на меня сквозь разделявшую нас мутную поволоку.

— Не знаю, не считал, — я пожал плечами. — Шагов десять, не больше.

— Вот и мне так показалось, — Андрюха повернул голову и покосился назад. — Тогда, может, попробуем вернуться?

— Вернуться?!

Мое переполошенное чувство самосохранения прямо таки завопило от радости. Вернуться! Как было бы здорово вернуться, пусть даже в мертвый, выгоревший дотла, но все же родной дом. Поддавшись этому спонтанному неосознанному порыву, я даже попробовал сделать шаг назад.

— Стой и не дергайся, — вместо ответа подполковник ФСБ вцепился в рукав моей телогрейки, тем самым наглядно давая понять, что ни о каком возвращении речь и близко не идет. Все это лишь проверка, гребанный эксперимент. — Я развернусь первым на сто восемьдесят градусов относительно тебя. Ты вслед за мной. Только так мы сможем более или менее угадать обратное направление. А то в этом тумане черт ногу сломит.

— Изобретатель хренов…! — я выдернул руку из клешни Загребельного. — Проще надо быть, и не мудрствуя лукаво просто поглядеть себе под ноги. Мы ведь, между прочим, следы оставляем. Вот по ним-то и можно будет вернуться… Если, конечно, будет куда.

Следы и впрямь получались отменные. Загляденье, а не следы! Их без труда можно было разглядеть даже в таком прокисшем молоке, как то, через которое мы сейчас брели. Вот только жаль, что отпечатки скоро исчезли. Очень скоро. После этого по щиколотку утопая в плотной грязно-желтой пыли, мы прошли шагов десять, потом еще десять, потом два раза по десять, но до границы тумана так и не добрались. И ни разу, даже мельком глаз не уловил и намека на когда-то зловещее, а теперь такое теплое и желанное красное свечение.

— Тебе все понятно? — в конце концов Леший решил, что настало время делать выводы.

— А мы случаем не сбились? Круги не нарезаем? — я ответил вопросом на вопрос.

— На полусотне метрах? — в голосе чекиста послышалась горькая ирония.

— Тоже верно, — пробурчал я себе под нос. — Значит, назад пути нет. Ты оказался прав, это самая настоящая западня.

— Мы ведь и так назад не собирались, — Леший криво усмехнулся. — Просто небольшую разведочку провели.

— Жребий брошен. Рубикон перейден. Мосты сожжены.

— Примерно так, — Андрюха кивнул и вновь прислушался к стоящей вокруг тишине. Не обнаружив ничего подозрительного, подполковник продолжил: — Вернемся на исходную, перекрестимся и вперед!

Что ж, с первой частью данного плана я был полностью согласен, а вот над второй стоило хорошенько подумать. Так что вопрос «Куда вперед?» вызревал в моей голове все то время, пока мы возвращались по уже основательно протоптанной тропе. Он воплотился в слова только лишь когда эта дорожка оборвалась и впереди обнаружился абсолютно ровный, нетронутый участок слежавшейся за долгие годы, если не века пыли.

— Куда вперед? — Леший повторил мой вопрос, пару секунд пораскинул мозгами, а затем задумчиво протянул: — А куда мы с тобой, друг Максим, вообще собирались идти?

— К Могилеву! Куда же еще?

— Точно, к Могилеву, — подполковник кивнул. — Полагаешь, этот самый Могилев существует и в этом мире тоже?

Да, вот это был вопрос! От него у меня мурашки по коже поползли. Цирк-зоопарк, а ведь и правда, это же иной мир! Какой тут, нахрен, Могилев?!

Сознаюсь, я и впрямь был ошарашен, но все же очень и очень не хотелось походить на придурка, который сам забрался в ловушку, да еще и поплотнее захлопнул за собой дверцу. Может именно поэтому мой мозг и стал сопротивляться, ошалело искать выход:

— Но Главный вел нас в Могилев. Он даже указал место на карте! А ведь ханх прекрасно знал, что этот участок уже практически вывалился из нашего пространства, что здесь уже все по-другому.

— В общем-то ход твоих мыслей мне нравится, — похвалил меня Андрюха. — Значит тут что-то не то…

— Что не то? — я с надеждой поглядел на смекалистого ФСБшника.

— К примеру, этот мир в чем-то совпадает с нашим. Или всего лишь пока совпадает, я имею в виду на этой стадии трансформации. Здесь тоже есть свой Могилев и свои Антоновка и Горобовичи, те самые, около которых и упрятан модуль ханхов. Может они стоят среди барханов красной пустыни. Все дома там сложены из железных кирпичей, а дороги покрыты сверкающим в лучах зеленого солнца голубым стеклом.

— Зеленого говоришь… — я с подозрением покосился на утопающее в едкой грязно-желтой пелене небо.

— А что и пофантазировать нельзя? — Леший кисло улыбнулся.

— Что ж, ход твоих мыслей в первой части этой фантазии мне тоже понравился, — произнося это, я двинулся вперед. — Идем, проверим, вдруг после того как тебя в «сварке» током шандарахнуло, а следом за этим о броню приложило, ты в предсказателя превратился, в Нострадамуса какого-нибудь долбанного.

По крайней мере, в последующие полчаса пророчествам моего друга сбыться так и не судилось. Мы по-прежнему брели в тумане, настораживаясь при каждом шорохе, вглядываясь в грязно-желтые клубы, в которых то и дело угадывались размытые силуэты разнообразных диковинных монстров. Так продолжалось вплоть до того момента, пока впереди самым странным образом не потемнело.

— А ну, погоди! — я поднял вверх руку и остановил приятеля. — Кажется, наконец, мы на что-то наткнулись.

— Сейчас разберемся.

Леший вскинул свой АКС-74, а затем медленно и осторожно двинулся вперед. Мне ничего не оставалось, как тоже поднять «калаш» и последовать за напарником. Сделал я это не только или, вернее, не столько повинуясь безотчетному порыву первооткрывателя, сколько из-за примитивного страха остаться в одиночестве. Да уж, в этом тумане только упусти друг друга из вида, потом вовек не сыщешь!

Потребовалось всего несколько шагов, чтобы понять: объект впереди не просто большой, а просто таки гигантский. Оказавшись рядом с ним, мы сразу же почувствовали себя жалкими букашками, которые неожиданно, лоб в лоб столкнулись с карьерным самосвалом. Но все же, что именно находилось перед нами до сих пор так и оставалось загадкой. Практически ничего не прояснилось даже когда, приблизившись вплотную, Загребельный протянул руку и коснулся ровной поверхности сплошь облепленной черно-бурой, основательно высохшей коркой. Это была то ли грязь, то ли мох, то ли тина, а может и первое, и второе, и третье вместе взятое.

— Ну что, мысли какие-нибудь имеются? — я стоял рядом и глядел на то, как мой приятель шарит ладонью по этой непонятной, вздутой, словно от диареи, стене.

— Имеются, — Андрюха поскреб ногтем по грязным наплывам, выудил из них что-то очень небольшое и протянул мне.

Я осторожно, двумя пальцами взял трофей Лешего и попытался его разглядеть. Еще до того, как туман позволил это сделать, я уже знал, чувствовал на ощупь — предмет мне хорошо знаком, очень хорошо, можно сказать с детства. Маленькая, размером с наперсток скорлупка. Внутренняя сторона гладкая, наружная ребристая. Цирк-зоопарк да это же…

— Ракушка! — я догадался одновременно с тем как увидел. — Откуда она здесь?

— Ага, ракушка, — кивнул Загребельный. — Тут их много. Днище сто лет не чистили. Обросло, дай боже!

— Днище? — я не поверил своим ушам.

— Оно самое.

Подтверждая свои слова, подполковник развернул автомат и тыльной стороной ствольной коробки как следует врезал по вставшей у нас на пути преграде. В этот миг мне показалось, что земля закачалась, а небо сорвалось с гвоздя, на котором висело, и падает прямиком на наши многострадальные головы. Только этот и никакой другой катаклизм мог сопровождаться таким тяжелым, раскатистым громом, гулом и стоном одновременно.

— Ты что сдурел! — я вцепился в разгрузку Лешего. — Услышать ведь могут!

— Кто?

— Не знаю.

— Вот то-то и оно, — Андрюха с досадой пнул борт неведомого корабля. — Пусть уже хоть кто-нибудь появится. Не век же тут бродить! Прямо ёжики в тумане, мать вашу!

— Какой, по-твоему, это корабль? — я попытался загрузить мозг приятеля работой в надежде что там не останется места для злости и раздражения, полностью противопоказанных в ситуациях типа нашей.

— Черт его знает, — чекист поглядел вдоль теряющегося в тумане борта. — Большой, должно быть океанский.

— Пойдем, поглядим, — предложил я и шагнул по направлению к носу, по крайней мере, я почему-то решил, что нос находится именно в этой стороне.

— Пойдем, раз других развлечений больше нет, — согласился Леший.

Развлечение получилось что надо, я бы сказал не для слабонервных. Все то время, что мы пробирались вдоль борта, внутри корабля что-то ерзало и ворочалось. И это самое что-то, насколько можно было понять, увязалось вслед за нами. Я подумал, что произойди сейчас чудо, исчезни вдруг толстый стальной борт, то мы бы с этой штукой оказались совсем рядом, может даже увидели друг друга. Хотя нет, лучше не надобно нам таких чудес. Лучше мы спокойно обойдем это странное судно и потопаем дальше, своей, так сказать, извилистой дорогой.

— Чертовщина какая-то, — Леший покосился сперва на меня, а затем на борт корабля.

— Ты о чем? — Казалось, что гулкие удары сердца звучат громче, чем мой шепот.

— Не пойму, как оно успевает за нами. Там же стальные переборки, отсеки разные. Или…

— Что или? — я заметил, что Андрюха помрачнел.

— Или оно там внутри не одно.

— Умеешь ты утешить! — я болезненно скривился.

— Как насчет того чтобы убраться отсюда? Целее будем. — Загребельный на пару шагов отступил от борта.

— Обожди, — пришлось придержать друга. — Давай все же дойдем до носа.

— Да нахрена тебе этот нос сдался? — прошипел чекист.

— Вот балда! Как тебя в ФСБ столько лет терпели? — не зло возмутился я. — На носу кораблей обычно название пишут. Так глядишь и узнаем, что за посудина. Все ж, какая-никакая, а информация.

Вдоль борта неизвестного судна мы уже продвинулись или, вернее будет сказать, прокрались метров на семьдесят. Так что по моему, насквозь сухопутному разумению до носа оставалось совсем немного. Ну, не супертанкер же это в самом-то деле!

— Ладно, пошли, — согласился Леший. — Тем более что кораблик-то, похоже, носом в землю врылся. Может и впрямь название окажется не так высоко. Выясним, кого это сюда занесло.

Слова Загребельного заставили повнимательней приглядеться к борту корабля. Основательно обросшая водорослями и ракушками подводная часть теперь поднималась из пыли метра на два, а над ней, выше грязно-белой полосы ватерлинии возвышался серый, весь в ржавых потеках борт. Черт, высокий, надо сказать, борт. Разглядеть что-то там, наверху, будет…

— А это еще что такое! — сделав с полдюжины шагов, Андрюха вдруг остановился как вкопанный.

Поглядев вперед, я понял, что удивило моего друга. С носовой частью корабля явно что-то произошло. С того места где мы стояли, становился различим здоровенный кусок обшивки, который был выломан и отогнут от борта. Конечно, зловредный туман не способствовал детальному изучению пробоины, но что она там имелась, так это как пить дать.

— Это его при ударе о землю раскурочило, — предположил Леший и крепче стиснул в руках автомат. После этого подполковник сделал свой вовсе неутешительный прогноз: — Сейчас попрут сволочи!

— Думаешь, попрут? — я во все глаза глядел на раскуроченное железо.

— А как же иначе. Дыра ведь! Их теперь ничто не сдерживает.

Кого ИХ мы с Андрюхой по обоюдному молчаливому согласию решили не уточнять. ИХ, и все тут. ОНИ это те, кто против нас. Готовясь к нападению, мы как по команде прижались спинами к грязному металлу борта. Конечно, отступать теперь было некуда, но зато наши жопы или по-военному тылы оказались прикрыты лучше некуда.

Однако летели секунды, минуты, а со стороны пробоины никто не появлялся. Адреналин в венах стал мало-помалу перегорать, превращаясь в горючее для мозгов. Наверное, именно благодаря этой дозе полковник Ветров и стал прозревать.

— Линия сгиба очень ровная… а все поверхности чересчур гладкие, — прошептал я, наклонившись к Загребельному.

— Чего? — тот обернулся и наморщил лоб, силясь понять о чем это я.

— Говорю не похоже, чтобы этот корабль в землю влетел. Разрушения не те… странные какие-то разрушения.

Произнося эти слова, я уже стал о чем-то догадываться. Что-то очень знакомое всплывало в памяти. Чтобы вспомнить, чтобы понять не хватало лишь кокой-то мелочи, какого-то легкого толчка. Именно в этот миг откуда-то налетел порыв ветра. Он лишь на секунду проредил плотную дымовую завесу, однако этой секунды, этого мига вполне хватило, чтобы понять.

— Ворота! — выдохнули мы одновременно.

Да, так оно и было. То что мы вначале приняли за раздавленную носовую часть, оказалось распахнутыми настежь гермоворотами трюма. И этот факт сразу превращал найденный нами корабль в паром или…

— Это ж БДК! Черт побери, как я мог его не узнать!

Леший отбежал от борта и попытался вычленить из тумана знакомые очертания. Плохая идея. Ведь в таком тумане даже океанский корабль превращался в иголку в стоге сена.

— Наш? — чтобы не дай бог не потеряться в тумане, я последовал за приятелем.

— Конечно наш, — подполковник ФСБ со знанием дела кивнул. — На западе таких не строили.

Повстречать российское военное судно, да еще где, совершенно в другом мире, это было как подарок и одновременно как издевка, безжалостное напоминание о человеческой слабости и никчемности. Ведь Большой Десантный Корабль являлся таким же пленником, как и мы, беспомощным и всеми забытым. И это было более чем печально.

— Цифры видишь? Бортовой номер, я имею в виду, — Леший стал показывать выше и правее того места, где мы с ним намеревались держать оборону.

Я поднял глаза и пригляделся. То ли поднявшийся ветер действительно причесал, проредил космы тумана, то ли мы привыкли к нему и стали лучше ориентироваться и разбирать детали, не знаю, но как бы там ни было мне и впрямь показалось, что я кое-что вижу.

— Ноль там точно есть. А после него… — я постарался получше приглядеться. — После него двойка вроде. Вместе «02» получается. Как в ментовку звонить. Помнишь, поди?

— Не бывает таких бортовых номеров, — чекист отрицательно покачал головой. — Трехзначный должны быть.

— Трехзначный? — я вновь повернул голову в сторону БДК.

— Единица там, что ли… — Пока я наводил резкость, Андрюха успел кое-что разглядеть. Как-никак помоложе он меня, а стало быть и глаз позорче. — Точно, бортовой «102», — в конце концов резюмировал подполковник.

— Ну, и что это нам дает?

— А что ты хотел узнать, когда охотился за названием? — Загребельный продолжал неотрывно глядеть в клубящуюся грязно-желтую мглу, в которой скрывался Большой Десантный Корабль.

— Хотя бы из какой он эпохи, из какой страны.

— Эпоха наша, страна тоже. И это все значит… — Леший запнулся, приглашая меня продолжить.

— Хрен его знает, товарищ подполковник, — я бессильно пожал плечами. — Можно надеяться, что в этом мире нет чехарды со временем. То есть никаких скачков в прошлое и будущее. И еще одно любопытное наблюдение: ты, я, этот корабль… все мы прибыли из одного места — с Земли.

— Полагаю, что не все, — ФСБшник напрягся как сторожевая собака, почуявшая приближение чужого. — Слышишь? Внутри вроде опять свистопляска началась.

Я прислушался и действительно вновь уловил эти странные звуки. Только теперь к возне и царапанью добавилось еще и какое-то неприятное, чем-то очень знакомое шипение или лучше будет сказать шелест, от которого будто даже завибрировал сам металл корабля. Услышав его, мы с Андрюхой быстро переглянулись.

— Этого еще только не хватало, — процедил сквозь стиснутые зубы чекист.

— Если даже там и призраки, то сейчас светло, день еще, — напомнил я приятелю.

— Кто его знает, может в этих краях призраки и днем охотятся, — Леший покачал головой. — Нет, пожалуй, к аппарели лучше близко не подходить. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

— Согласен, — я покрепче стиснул автомат. — Давай… Пошли в обход!

Этот самый обход при нулевой видимости оказался довольно непростым мероприятием. Совершили мы его по здоровенной, сплюснутой букве «П», добросовестно считая шаги: пятьдесят назад, сто — направо и еще раз пятьдесят — направо. В результате данного маневра мы надеялись навсегда распрощаться с БДК под бортовым номером 102 и его «милым» экипажем, из кого бы тот ни состоял.

Куда дальше? Продолжая оставаться в тумане, мы были обречены на этот вопрос. Компас Лешего, чего впрочем и следовало ожидать, вертелся как юла и каждый раз менял свое мнение относительно месторасположения севера и юга. Хотя, честно говоря, он-то и на Земле частенько вытворял что хотел. Сдвинутые ханхами, постоянно плавающие магнитные полюса планеты превращали этот некогда надежный, старый как мир прибор в нечто вроде бабки-гадалки. Хочешь, прислушаешься к ее совету, а хочешь, пошлешь куда подальше.

Так что нашей главной надеждой оставалась карта, вернее атлас автодорог, прихваченный из моей квартиры в Наро-Фоминске. Цирк-зоопарк, разве мог я когда-нибудь подумать, что вот эта незатейливая книжица поведет нас по дорогам иного, чужого мира! Правда, эти самые дороги сперва еще следовало отыскать.

— Где ж тут, нахрен, дорога? — вторя моим мыслям, раздраженно прорычал Загребельный. — Куда идти? Не видать же ни черта!

— Надо выбираться из тумана, — ничего лучшего я предложить не смог.

— А если он тут сплошняком? Если весь этот гребаный мир, что называется, тонет в тумане?

— Тогда мы попали.

— Не просто попали, а крепко попали, — вздохнул чекист.

Около минуты мы просто тупо топтались на месте, пялились по сторонам в очень вялой надежде хоть что-нибудь там разглядеть. Однако зря старались. Уже через два-три метра грязно-желтая пыль под ногами сливалась с таким же грязно-желтым туманом, и два отважных путешественника по параллельным мирам продолжали оставаться внутри глухого непроницаемого для взгляда кокона.

— Все равно, как не крути, не верти, двигать нам куда-то придется, — я поглядел на приятеля в поисках поддержки. — Не сидеть же тут вечно.

— Придется, — Андрюха согласился.

— Возникает вопрос: в какую сторону пойдем и как держать это направление?

— Ну, с направлением мы уже кое-как определились, — Андрюха сперва кивнул направо. — Получается, БДК в этой стороне. А оттуда… — Леший сжал руку в кулак, оттопырил большой палец и указал им себе за спину. — А оттуда мы вроде бы пришли.

— Вроде бы, — я ох как не весело перекривил приятеля.

— Да уж, — согласился тот. — С ориентацией тут тяжеловато.

— Может по солнцу получится? — задрав голову, я стал искать местное светило. А как же иначе? Вокруг светло, значит должно быть и светило.

— Нет его там, — Андрюха кисло скривился. — Я уже думал об этом. Только небо однородное, одинаковой яркости, в какую сторону не глянь. Да к тому же и теней тоже нет, даже намека. Вот такая петрушка получается.

— Солнца нет, теней нет, а что тогда есть? — я уже наверное в сотый раз огляделся по сторонам.

— Кажется, есть ветер.

— Ветер?

— Ну или небольшое движение воздуха, — уточнил наблюдательный ФСБшник.

— Ветер, а тем более «небольшое движение воздуха» штука ненадежная, переменчивая, — я сокрушенно покачал головой.

— Увы, ничего лучшего пока предложить не могу, — Загребельный пожал плечами. — Так что единственный выход ориентироваться по ветру и надеяться, что он не поменяется хотя бы в ближайший час.

Произнеся эти слова, Андрюха послюнил указательный палец и поднял его над головой. Он постоял так несколько секунд, а когда показания с «прибора» оказались сняты, сообщил:

— В спину дует. Хорошо. Следить будет легко.

— А у тебя часы работают? — все то время, пока Загребельный проводил свои исследования, мое внимание цепко держалось за фразу «хотя бы в ближайший час» и вот сейчас, наконец, мысли трансформировались в слова.

— Часы? — Леший удивленно глянул на свое запястье. — Да вроде тикают. Сейчас уже, кстати, пятнадцать-тридцать.

— Странный какой-то мир, — протянул я задумчиво. — Часы работают. Оружие…

Дойдя до этого места, я вскинул к небу ствол своего АКМСа и надавил на спуск. Тут же грянул выстрел.

— Оружие, тоже в порядке.

— Что оружие в порядке, так это меня очень даже вдохновляет, — заметил чекист, — А вообще-то ты прав. Как-то тут все не так. Чувство у меня какое-то странное, будто мы вирусы какие или микробы. Придавили нас предметным стеклом и рассматривают через здоровенный микроскоп.

— Вот-вот, — подтвердил я и сразу же прислушался к своим собственным ощущениям. — Но изменить мы пока ничего не можем. Остается только топать куда глаза глядят.

— Пото-о-пали, — Леший воспринял мои слова как призыв к действию и первым устало двинулся вперед.

Мы шли уже почти два часа. Шли в полную неизвестность. Туман оставался все таким же плотным и непроглядным. Вокруг стояла могильная тишина, которую нарушали лишь звук нашего дыхания да хруст пыли под ногами. От всего этого на душе становилось ох как неуютно и жутковато. Все думалось: а вдруг и правда этому туману не будет конца? И что тогда? А тогда все, как говорится, приплыли. Даже если этот мир и является гротескной искаженной копией нашего, то это нам ничего не дает. Ориентироваться здесь человеку просто невозможно. Для этого нужен ультразвук как у летучей мыши или инфракрасное видение как у проклятых упырей.

Продолжением всех этих размышлений стал вопрос об обитателях затянутой туманом пустыни. Если таковые имеются, то каковы они? Почему мы их до сих пор не видели и не слышали?

После того как я поделился этими своими мыслями с Лешим, тот иронично хмыкнул:

— Тебе мало тех тварей, что облюбовали БДК?

— Все равно как-то подозрительно, не нормально я бы сказал. То ли условия здесь неподходящие для жизни, то ли их что-то или кто-то пугает.

— На нас намекаешь?

— А следы где? Тут особо сильного ветра нет и осадков, судя по пыли, тоже. Луна почти. Так что следы должны сохраняться надолго, а их-то и нет.

— Если мы пока не наткнулись на следы, это еще не значит, что их вообще нет.

Едва Андрюха успел это произнести, как прямо перед нами в мелкой серо-желтой пыли проступила цепочка продолговатых углублений.

— Ну, вот тебе и зверье. Как и заказывали, — без малейшей радости в голосе прогудел Загребельный. — Черт, крупная тварь! Проблем от такой только и жди.

Густой туман не позволял разглядеть следы отчетливо. Для того чтобы это сделать, нам пришлось присесть. Сперва мы изучали отпечатки молча, ну а когда первая оторопь улетучилась, Леший почесал затылок и пробурчал:

— Вот думаю я и никак не могу решить: хорошо все это или плохо?

— Да уж… — согласился я.

Мы оба глядели на чередующиеся отпечатки человеческих рук и ног. Судя по всему, кто-то ковылял что называется на четырех. Это было странно. Но в тупик ставило совершенно иное. Одна из ног путника была обута в достаточно новый, оставляющий глубокий четкий след кирзовый сапог, а обе руки имели только четыре пальца.

Глава 5.

— Отсюда он вылез, больше неоткуда!

Леший вновь и вновь оглядывал массивную крышку люка, врезанного в небольшую платформу. Эта металлическая плита размером примерно три на шесть метров, сантиметров на тридцать возвышалась над поверхностью земли. Именно к ней нас и привели следы диковинного существа.

— Бесполезно, — я разочарованно махнул рукой. — Изнутри закрыта. И металл толстенный. Граната для него, все равно что комариный укус для слона.

— Что же все-таки это такое? — Андрюха встал с колена, отряхнул руки и вопросительно поглядел на меня.

— Ты об этом чудике или о люке?

— И о том, и о другом.

— Существо может оказаться обитателем этого мира…

— В сапоге из нашего, — бесцеремонно перебил меня ФСБшник. — Или ты полагаешь, они здесь наладили нелегальное производство кирзаков?

— Сапоги могли попасть в этот мир случайно, так же как мы с тобой или этот корабль.

— И сразу стали хитом сезона, новинкой в мире моды. Причем столь популярной и любимой, что аборигены согласны носить их даже по одному.

— Твой вариант?

— Мутант, — Загребельный рубанул словно увесистым боевым топором.

— Мутант? — я поежился. — И под воздействием чего этот бедолага так преобразился?

— Мне просто дико хочется, чтобы имелась какая-то особая, конкретная причина. Пусть это будет что угодно, только не общее воздействие этого мира, — Леший скривился. — Иначе…

— Иначе все это ждет и нас, — я закончил за приятеля.

— В любом случае у нас не так много времени.

Подполковник стал оглядываться по сторонам, хотя делал это скорее чисто автоматически. Ведь плотность тумана не изменилась. Он и здесь оставался все таким же плотным и непроницаемым.

— Куда пойдем дальше? — я вновь задал самый популярный сегодня вопрос.

— Сперва здесь осмотримся.

— Здесь?

— Так точно. — Загребельный покосился на меня. — Что по-твоему это такое? — При этих словах подполковник пнул носком ботинка наглухо задраенный люк.

— Ну-у… — я стал подбирать варианты.

— Это подземный объект, — опередил меня с ответом чекист. — А любой подземный объект имеет определенную инфраструктуру: запасные выходы, вентиляционные колодцы и так далее.

— Это по-нашему с тобой представлению, — остудил я приятеля. — У тех, кто все это построил, могут быть совсем иные стандарты.

— Попытка не пытка.

После моего замечания Андрюха помрачнел, но от планов своих не отказался. Да я и не настаивал. Ведь его план — это хоть какой-то план, это в любом случае лучше, чем ничего.

Осмотр местности проходил по довольно нехитрой схеме: мы выдвигались в одном из произвольно выбранных направлений шагов на триста, а затем по собственным следам возвращались назад, к железной плите с люком. В ходе трех таких вылазок ничего интересного обнаружено не было, а вот на четвертой…

Мы наткнулись еще на одну извилистую цепочку странных следов. Притом не просто следов, а довольно свежих следов. На этот раз человек шел на двух ногах. Он был бос. Плюс ко всему этому добавлялась еще одна не большая, но довольно неприятная тонкость. По отпечаткам в желто-серой пыли было отчетливо видно, что на ногах у него по четыре длинных растопыренных, словно у птицы, пальца.

Немного поразмыслив, взвесив все за и против, мы с Лешим решили отправиться по этому, вновь обнаруженному следу. Из двух вариантов: идти веред или назад, был выбран первый. Решающую роль здесь сыграла Андрюхина наблюдательность, которая подсказала, что этот путь совпадает с направлением ветра. Таким образом, экспедиция в составе полковника Ветрова и подполковника Загребельного продолжала свой нелегкий поход на юго-запад, если мы, конечно, не сбились, и этот самый юго-запад здесь действительно существовал.

Продвигаясь вперед, оба мы были чернее ночи. Не очень-то и приятно выслеживать больного человека, которого возможно… Да какой там возможно! Почти наверняка придется грохнуть. Ведь теперь он и не человек вовсе, а скорее дикий зверь, которому между прочим надо чем-то или кем-то питаться.

К этому гадкому чувству, к этим жестоким мыслям примешивалось еще и ощущение того, что охотимся мы чуть ли не на самих себя. Да, именно на самих себя! Ведь задержаться в этом проклятом месте означало стать точно такими же монстрами. Я уже сейчас не мог отделаться от ощущения, что внутри моего тела что-то происходит, что там все ломается и перекраивается на новый, чуждый человеку лад.

Чтобы хоть немного встряхнуться, разорвать тягучие и липке путы страха, я постарался сосредоточиться на чем-то ином. Это оказалось легче легкого. Страх перед смертью завтрашней легко заглушает боязнь сыграть в ящик уже сегодня, сейчас. Чувствуя именно это, я покрепче сжал автомат и во все глаза стал вглядываться в грязный желтый занавес впереди. И, цирк-зоопарк, я кажется действительно увидел.

— Там! — хрип сам собой вырвался из моей пересохшей глотки. — Красный! Мигнул!

Леший поднял глаза от следов, за которыми неотступно следил, а затем глянул градусов на двадцать левее нашего курса, то есть именно в ту сторону, куда я и указывал. На несколько секунд он замер, а затем согласно кивнул:

— Точно. Есть такое дело.

— Ну, так давай… Двинули туда!

— Свет никуда не денется, — протянул Андрюха задумчиво. — А вот следы… Они меня сейчас интересуют куда больше.

Услышав эти слова, я вдруг понял: все то время, пока танкист Ветров копался в своих ощущениях и страхах, чекист Загребельный думал, анализировал сложившуюся ситуацию.

— Тогда выкладывай, — я слегка придержал приятеля.

— Понимаешь… — Андрюха раздраженно отмахнулся от особо плотного сгустка осточертевшего уже тумана, который назойливо лез в глаза. — Этот человек, по следам которого мы сейчас идем… Он ведь отличается от того четвероногого, чьи следы мы встретили первыми?

— Не знаю, — я пожал плечами.

— Отличается, — на этот раз Леший не спрашивал, а утверждал. — Тот наверняка вообще потерял человеческий облик, раз встал на четвереньки. А вместе с обликом и разум.

— Куда это ты клонишь?

— Похоже, тот первый выскочил из люка и гасал тут по всей округе как в жопу раненый. А этот нет. Этот куда-то шел, целенаправленно шел.

— Думаешь? — я поглядел на уходящую в туман цепочку следов.

— Уверен. Ведь именно он довел нас сюда… на эту, блин, улицу красных фонарей.

— Фонарей? — по слуху сразу резануло множественное число.

— Вон там еще несколько, — Андрюха указал вперед.

Я пригляделся и действительно смог разглядеть легкое, едва заметное покраснение на теле тумана. Оно тянулось вдоль земли и напоминало мясную прослойку в гигантском куске старого, уже слегка пожелтевшего сала, которым в былые времена так любили приторговывать украинские гастарбайтеры.

— Мы оказались там, где вошли? — я перевел взгляд на Лешего и, не дожидаясь его ответа, выдвинул свою собственную гипотезу: — Там Земля, дом. Этот человек просто хотел вернуться!

— Чего тут гадать? Идем, посмотрим, — в тоне подполковника ФСБ не слышалось и намека на согласие.

По мере приближения к красной границе туман все редел. Это было чертовски приятно — прозреть, из беспомощного близорукого слепца вновь превратиться в нормального, полноценного человека, который способен заранее разглядеть врага, а затем вогнать в него полдюжины разогретых кусков стали. Однако пока ничего подобного нам делать не требовалось. Странным образом враги куда-то запропали. Все, что открывалось взгляду, так это вереница горящих высоко над землей красных огней.

— Срань господня! — прокомментировал увиденное Леший. — Совсем не то, что было на входе в туман.

«Не то», это было мягко сказано. Из тумана выступили какие-то диковинные металлические конструкции, своим видом напоминающие то ли рухнувшие с небес космические города, то ли занесенные пылью скелеты исполинских доисторических чудовищ.

Подумав о монстрах, я сразу вспомнил одну читанную еще до войны книжонку. В ней после «веселого» термоядерного междусобойчика выживший народ переселился в метро, на поверхность выбирался крайне редко, да и то в полной химзащите. Так вот автор этой истории просто обожал величать московские многоэтажки циклопическими. Я тогда читал и все думал, почему циклопические? Глаз он что ли у них разглядел? Циклоп-то потому и циклоп, что одноглазый. Зато здесь и сейчас определение «циклопический» подошло бы как нельзя лучше. Этих самых циклопов впереди было полным полно. Они выстроились длинной, можно сказать бесконечной шеренгой и все как один наблюдали за нами своими кровожадными кроваво-красными глазищами.

— Да уж, — протянул я, ежась под этими холодными ненавидящими взглядами. — Выходит, ошибочка вышла. Там впереди вовсе не Земля.

— Так куда же шел этот… — Загребельный осекся, так и не договорив. — Гляди! Вон он! — Произнося это, подполковник протянул руку и указал на небольшой темный холмик, расположившийся как раз у первой линии пугающих своей мощью и размерами металлических конструкций.

— Подойдем поближе, — скорее приказал, чем предложил я.

— Давай подойдем, — согласился Леший, но сразу же поспешил предупредить: — Только осторожно. Что-то тут не так. Нутром чую.

Хваленое чутье подполковника ФСБ спасало нам жизнь, причем не раз и даже не два, а посему к нему следовало относиться очень даже серьезно.

— Ты заметил что-то особенное, подозрительное? — сделав шаг вперед, я покосился на Андрюху. — Докладывай, подполковник!

— Тело все чешется, — чекист шел рядом и с подозрением оглядывался по сторонам.

— А может, тебе помыться? — в памяти всплыл старый анекдот, но сейчас он не вызвал даже тени улыбки.

— Ха… Ха… Ха… — пробубнил Леший, и рожа у него в этот момент была ничуть не веселее моей. — По-моему здесь какое-то поле. — ФСБшник наморщил лоб, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Ничего не чувствую, — я отрицательно покачал головой.

— Странно, — Загребельный передернул плечами, как будто его и впрямь что-то очень беспокоило.

Я подумал, что так оно и есть, потому как Андрюха сразу стал какой-то дерганый. Его внимание все более рассеивалось, а мысли блуждали черт знает где. Хорошо, что эта невесть откуда взявшаяся смесь чесотки с лихорадкой пока не перекинулась на меня. Полковник Ветров по-прежнему оставался в норме, благодаря чему он и смог заметить, вовремя среагировать…

— Стой! — я молниеносно вцепился в разгрузку вырвавшегося вперед приятеля и с силой рванул его назад.

Именно в этот момент я и почувствовал… Это походило на удар током. Причем не просто кратковременный удар, после которого сгорают предохранители и выбивает пробки. Складывалось впечатление, что в каждый орган, в каждую клеточку моего тела воткнули крошечный электрод, а затем с садистским наслаждением стали подавать на него пульсирующий, то и дело меняющий свою силу электрический ток.

— Ты чего? — Леший удивленно вытаращился.

— Дальше нельзя, — я отдернул от приятеля руки и в тот же миг почувствовал облегчение.

— Почему нельзя?

— У него головы нет, — прохрипел я на выдохе.

— У кого? — до Загребельного доходило подозрительно туго.

— Очнись, дурак! У него!

Я хотел схватить Андрюху за рукав и развернуть к распростертому на земле телу, до которого мы не дошли всего каких-то семь-восемь шагов, да передумал. Хватит с меня этого проклятущего электрофореза. Так что все, на что я сподобился, было просто ткнуть стволом «калаша» в сторону трупа.

— Головы?

Подполковник ФСБ наконец очнулся от накатившего на него затмения. Загребельный развернулся к покойнику и стал внимательно, естественно, насколько это позволяло разделявшее нас расстояние и все еще не до конца рассеявшаяся грязно-желтая пелена, его изучать:

— Да, башки точно нет. И крови, между прочим, тоже. Тут ее уже целая лужа должна была натечь, — таковы были первые впечатления чекиста.

— Спеклась она, — я пояснил то, что понял практически сразу. — Ему сожгло голову. Вон гляди, все плечи и спина до самых лопаток обуглены.

Существо, которое мы разглядывали, а человеком его назвать язык как-то не поворачивался, лежало на животе, широко раскинув руки. Было оно одето в синие армейские трусы и дырявую, тоже армейскую майку-тельняшку. Вся эта нехитрая одежонка оказалась сплошь заляпана какими-то подозрительными темными пятнами и потеками. Явно не кровь, а что-то менее плотное, дающее после высыхания омерзительный жирный блеск.

Даже с такого расстояния было видно, что структура тела этого несчастного претерпела серьезные изменения. Грудная клетка невероятным образом сжалась, придав мужчине сходство с грушей. Руки и ноги превратились в тощие плети. Сквозь серую кожу на них отчетливо проступали длинные жгуты жил и крупные булдыжки суставов.

— Он тут совсем недолго лежит, — прервал мои наблюдения Леший. — Часов десять, может чуток поменьше.

— И ты бы рядом лег, кабы не я, — С Андрюхой явно творилось что-то неладное, а потому и соображал он как-то не очень… В связи с этим мне пришлось самолично «разжевывать» свою мысль: — Это он не сам себя так приложил. Долбануло его чем-то и, похоже, сверху.

Загребельный медленно поднял взгляд на ближайший из исполинских металлических скелетов, на вершине которого извивался и бился кокон малиново-алой плазмы.

— Думаешь оттуда? — подполковник кивнул в сторону зловеще выглядящего устройства.

— Скорее всего, — я пожал плечами. — Ты же не хочешь сказать, что тут пролетал вертолет из которого по этому бедолаге и пальнули?

— Как же тогда пройти? — Похоже, этот вопрос Леший задал самому себе, задал и тут же сам на него ответил: — Надо поглядеть как эта штука работает. Вблизи поглядеть. Так что я пожалуй пойду, а ты внимательно следи за тем, что будет происходить.

С этими словами Андрюха медленно двинулся вперед, и я понял, что этот долбанный придурок задумал поэкспериментировать на своей собственной шкуре. Нет, ну точно — псих ненормальный!

Примерно это, только в более цветастых выражениях я ему и собирался объяснить, да не успел. Неожиданно на глаза попался вещмешок Загребельного, и дыхание сразу перехватило. Да какое там перехватило! Прямо таки сперло, как будто в легкие сыпанули пару кило тяжелых и колючих железных опилок.

— Стой! — только это и смог я выдавить из себя.

Леший не услышал и продолжал настырно топать по направлению к обезглавленному трупу.

— Назад! — заорал я во всю силу своей пересохшей глотки и кинулся вслед за другом. Почему-то я был уверен, Андрюха не остановится, не обернется. Накатившее на подполковника наваждение не позволит тому сделать ни первого, ни второго.

Во время этого отчаянного броска взгляд мой был намертво прикован к спине ФСБшника или вернее к его вещмешку. Чертовщина, которую я заметил в самом начале, не только не прекращалась, она нарастала со скоростью цепной реакции. Под выцветшей зеленой тканью вещмешка разгорался настоящий костер. С каждым шагом Загребельного сгусток этого алого, словно кровь, пламени становился все крупнее, все больше хищных красных молний пробиралось наружу сквозь плотную парусину.

К тому моменту, как я нагнал Лешего, уже весь его вещмешок пылал, будто в него до краев налили расплавленного металла. Казалось, протяни я еще хоть самую малость, позволь Андрюхе сделать хоть один единственный шаг, и произойдет ужасное, непоправимое. Именно поэтому, не теряя ни секунды, не думая о последствиях, полковник Ветров скрюченными пальцами вцепился в одну из лямок на плече друга.

Наверное, в этот миг должен был последовать удар. Тот самый удар, той самой странной энергии, что я ощущал, когда останавливал Андрюху в прошлый раз. Готовясь получить его, я инстинктивно напрягся.

Хорошо, что я оказался готов. Шибануло так, что старый танкист отлетел метра на полтора, но, к его чести будет сказано, «заветную» лямку все же не отпустил. Так что Загребельного, не взирая на габариты и вес, крутануло словно девчушку-фигуристочку, которая по глупости решила выполнить какой-то там тройной аксель, так до конца и не освоив одинарный. Однако, как оказалось, отечественное ФСБ всякими там акселями или тулупами не возьмешь, ни тройными, ни даже четверными. Оно с некоторым усилием, но все же устояло на ногах, хотя и потеряло свой гребанный вещмешок, «счастливым» обладателем коего стали, конечно же, российские бронетанковые войска.

В отличие от Загребельного, чей мозг все еще пребывал под таинственным наркозом, танкист Ветров сразу осознал — ситуация хуже некуда. И дело тут даже не в том, что поклажа Лешего уже практически перестала существовать, превратившись в маленькое солнце на двух зеленых лямках. Дело было в том, что весь окружающий мир наполнился какой-то странной гудящей и дребезжащей энергией. Пространство напряглось как струна, грозя вот-вот взорваться, лопнуть и расползтись по швам. И детонатор к этой бомбе, нож к этой невидимой ткани находился именно в моих руках.

Максиму Ветрову как-то совсем не улыбалось оказаться в самом эпицентре жуткого катаклизма, а потому он размахнулся и что есть силы зашвырнул вещмешок куда подальше. Конечно же, специально направление я не выбирал. Но только так уж получилось, что это самое «куда подальше» оказалось прямо в сторону обезглавленного, распростертого на земле трупа.

Вещмешок еще парил в воздухе, когда в него ударили сразу три ослепительных малиновых молнии. Они вылетели из зловещих красных огней, тех самых, что словно жутковатые призрачные маяки сияли на вершинах изогнутых металлических мачт. Глядя на это, я весь сжался ожидая взрыва, в результате которого рюкзак Загребельного сгорит во мгновение ока, а может разлетится на сотни мельчайших, пылающих как искры фейерверка клочков.

Вот только ничего подобного не произошло. Смертоносные молнии словно приклеились, намертво прикипели к вещмешку. Они потянулись за ним, а когда скарб Лешего грохнулся в серо-желтую пыль, превратились в три извивающиеся, рассыпающие мириады искр пуповины, соединяющие… Цирк-зоопарк, кого с кем? В какой-то миг мне показалось, что все изменилось, поменялось местами. Теперь вовсе не исполинская защитная система пыталась испепелить нарушителя, теперь он сам перешел в наступление и стремился поджарить вконец оборзевших обидчиков. Или нет, скорее он желал выпить, высосать их силу, как маленький прожорливый вампир высасывает кровь поверженного им великана.

Что именно вторая из моих догадок и оказалась ближе всего к истине, мы с Андрюхой смогли убедиться уже буквально через несколько секунд. Висящие высоко в небе красные огни стали тускнеть, а затем один за другим гаснуть.

Два, четыре, семь, десять… Именно, когда потух десяток красных глаз и от их всевидящего ока освободилось с полкилометра гигантского периметра, произошло воистину невероятное событие. Прямо позади металлических ферм и колон разверзлась огромная дыра, через которую нашим глазам открылось… А вот то, что открылось, так это еще следовало понять, в это еще требовалось поверить.

Глава 6.

Леший схватил меня за отворот телогрейки и рванул так, что едва не оторвал от поверхности земли.

— Бегом! — гаркнул он. — Бегом, пока не включились!

Даже не смотря на растерянность, можно сказать ошарашенность от всего только что произошедшего до меня дошло, что именно Андрюха имеет в виду. Конечно же, это он о проклятых плазменных шарах, что ядовитыми приторно-малиновыми ягодами висели на гигантских кустах из пыльного серебристого металла. Мы оба чувствовали, что еще минута-другая, и они вспыхнут вновь. Что произойдет потом, одному богу известно. В худшем случае мы повторим судьбу нашего во всех смыслах безголового предшественника, в лучшем — так и останемся по эту сторону барьера, бродить в тумане и пыли до тех пор, пока не нарвемся на какую-нибудь неприятность или попросту не издохнем от жажды и голода.

— Давай! — выдохнул я и со всех ног припустил в сторону только что открывшегося портала.

Пробегая рядом с распростертым на земле трупом, я увидел вещмешок Лешего. Он перелетел обезглавленное тело метра на два-три и сейчас валялся в пыли, исходя белесым дымком, будто неразорвавшийся крупнокалиберный снаряд.

Наверняка именно эта необычайно яркая ассоциация с чем-то взрывоопасным и смертоносным и заставила меня шарахнутся в сторону. Что касается Загребельного, то этот псих не только не отвернул, а еще и нагнулся за своей поклажей.

— Брось придурок! — во всю глотку завопил я. — Убьет к чертовой матери!

Упертый ФСБшник не послушал. Он ловко подхватил свое имущество и прорычал в ответ:

— Ага… Как же… Брось… Тут жратвы на три дня!

О том, во что теперь превратилась эта самая жратва Леший видать не подумал. Вот дубина! Куда только подевались эти хваленые ФСБшные мозги? Правда, объяснять такие, в общем-то несущественные сейчас детали у меня не имелось ни малейшей возможности, да и желания. Хочет Андрюха тащить бесполезное оплавленное железо с утонченным ароматом начисто выгоревшей тушенки… хрен с ним, пускай тащит и наслаждается. Только пусть делает это быстрее, как можно быстрее!

Потратив всего долю секунды, чтобы отблагодарить Главного за сохраненную жизнь неразумного сына его, я с криком «За мной!» кинулся бежать. Бежать! Сейчас требовалось только это, а все споры и разговоры… потом. Всё потом!

Когда, топая, храпя и вздымая клубы грязно-желтой пыли, мы как взмыленные кони промчались под огромными конструкциями периметра, это показалось едва ли не чудом. Цирк-зоопарк, а почему едва ли? Оно и есть, самое настоящее натуральное чудо. Ведь возводили защитный кордон не олухи какие-нибудь, вот в чем, в чем, а в этом я был совершенно уверен. А мы просто так взяли и с ходу…

Я отдувался после неистового бега и припоминал, как у нас вышел такой воистину невероятный трюк. Конечно, помог вещмешок Лешего. Но почему именно вещмешок? И почему именно его?

В общем-то, этими вопросами мой экскурс в прошлое так и ограничился. И я даже не стал искать на них ответа. Причиной тому было будущее. Оно вмиг затмило, буквально стерло все, произошедшее год, день, час, минуту и секунду назад.

Ступив за границу защитного барьера, мы оказались в весьма странном мире… Ином мире. Очень хотелось назвать его чужим, да только вот язык никак не поворачивался. Ведь почти все, что находилось здесь, было нашим, понятным, простым и до боли знакомым. Я подумал об этом как раз в тот момент, когда взгляд скользнул по борту американского авианосца и остановился на решетчатых конструкциях упавшей на него Эйфелевой вышки.

— Ни фига себе! — то ли оглушено, то ли восхищенно протянул Загребельный.

— Да-а-а… — с Андрюхой нельзя было не согласиться.

— Куда это нас занесло? — подполковник ФСБ изо всех сил пытался что-либо понять. — Эйфелевая вышка… Это что ж, с Могилевом перелет получился?

— Тебя только это удивило?

Я даже не посмотрел на друга. Взгляд был намертво прикован к бесконечному железному морю, в котором бушевали исполинские волны из железнодорожных и автомобильных мостов, плавучих буровых платформ, огромных портовых кранов, вырванных вместе с фундаментами башен химических и металлургических комбинатов. Целый сектор оказался практически полностью состоящим из громадных океанских кораблей, крайним из которых являлся тот самый американский авианосец. Их здесь были десятки, если не сотни. Искореженные скитальцы морей лежали как попало: часть на борту, часть кверху килем. Некоторые оказались разломлены, словно от удара о землю, другие смяты и навалены один на другой.

Лишь на мгновение представив силу способную сотворить все это, я почувствовал, что покрываюсь ледяным потом. Дабы вконец сломить и подавить, забредших сюда искателей приключений, местные боги дополнили антураж этого места плотным огненно-красным небом. Впервые за последние два года я видел небо без облаков, но не испытал от этого ни малейшей радости. Во-первых, это было чужое небо, абсолютно чужое, а во-вторых, оно оказалось полным гигантских, зажженных где-то на самой линии горизонта, зарниц. Исходивший от них свет ежеминутно озарял бесконечное железное море неверными мертвенными всполохами. После каждого такого разряда, я непроизвольно напрягался, ожидая неминуемого раската грома. Но ничего похожего не происходило. С небес слышался лишь негромкий треск, который тут же тонул в наполнявшем воздух странном ритмичном биении или лучше сказать ухании. Складывалось впечатление, что где-то очень далеко работает исполинский ткацкий станок. Вот именно он-то, упрямо, настойчиво, безостановочно, и сотрясал весь этот жутковатый непонятный мир.

— Ну вот, забрели к черту в глотку, — выдохнул, стоящий рядом Леший. — Дальше-то что?

Я повернул голову к приятелю и уже было совсем собрался честно и откровенно признаться: «Хер его знает, товарищ подполковник», как вдруг… Вдруг я заметил, что по вещмешку Загребельного, по его крепкой жилистой ручище, которой Андрюха цепко держал свое имущество, проскользнула целая вереница крупных белых искр.

Цирк-зоопарк, неужто опять?! Мой взгляд пулей метнулся назад и вверх, туда, где в багровое небо утыкались изувеченные мутациями кости металлических исполинов. От того, что я там увидел, вмиг стало до усрачки жутко. Примерно на высоте шестнадцатиэтажного дома над землей медленно разгоралась вереница крупных малиновых огней. Пока это были лишь редкие вспышки плазмы, которые словно насаженные на иголку мотыльки бились на тускло поблескивающих серебристых остриях. Но эти биения становились все быстрее и неистовей. И уже скоро, очень скоро мог наступить момент, когда над нашими головами зажгутся и станут выискивать своих жертв ненавидящие, жаждущие крови огненные глаза.

— Вперед! Бегом марш! — взревел я и со всей силы толкнул Загребельного в спину.

Андрюха даже не подумал выяснять, какая именно опасность нам угрожает. Он просто рванул в сторону месива из железнодорожных вагонов, цистерн и решетчатых опор ЛЭП начинающегося метрах в двухстах от того места, где мы стояли.

— Не туда! — мой крик заставил Лешего притормозить. — Бежим к кораблям!

Почему именно к кораблям? Ответа я не знал. Вернее может и знал, да только позабыл. Осталась только подсознательная, но непоколебимая уверенность, что нам именно туда. Словно кто-то гипнотизировал, шептал на ухо: «Помни о кораблях».

Придавленный Эйфелевой вышкой авианосец и опрокинутый на бок контейнеровоз, на которые я указывал, находились вдвое, если не втрое дальше, того укрытия, что выбрал Андрюха, однако он даже не подумал спорить. Подполковник резко свернул со своего курса и рысью припустил вслед за мной.

— Брось мешок! — проорал я, когда чекист оказался рядом.

— Успеем! Еще не включились! — выдохнул тот.

— Леший, мать твою…! — я успел выкрикнуть лишь первую часть фразы. После этого мой голос, как впрочем и все остальные звуки, потонул в страшном металлическом скрежете.

Вначале показалось, что это зов того самого неведомого существа, с которым подружился Серебрянцев. Но я тут же передумал. В отличие от голоса Хозяина леса, в этом звуке не хватало мощи, протяжности и глубины. Оттого он и превращался просто в скрежет, да к тому же перемешенный с грохотом падения увесистых металлических конструкций.

— Где это? — Загребельный стал на ходу поднимать автомат.

— Скорей! — я отбил в сторону ствол его АКСа, который оказался в опасной близости от моей груди. — Оттуда что-то выползает!

Произнося «оттуда» я имел ввиду как раз скопище ржавых цистерн и опор линий электропередач, одним словом то место, куда всего мгновение назад собирался направиться Леший. Хорошо, что я его удержал, потому как именно оттуда, раздвигая и переворачивая многотонные металлические конструкции, катился настоящий водяной сель. Правда не уверен, что водяной. Жидкость, которая крушила все на своем пути, была темно-бурой, почти черной. Она выглядела довольно плотной, если не сказать тягучей. Наверно именно поэтому мне и показалось, что из недр железной горы выбирается настоящий исполинский кракен, наверно именно поэтому я и закричал «…выползает!».

Невзирая на мой приказ, Андрюха остановился и резко развернулся. Его взгляд буквально прикипел к зловещему темному потоку, который уже успел выплеснуться на пыльную равнину. Зрелище буквально загипнотизировало моего приятеля. Казалось, он даже позабыл о существовании защитного барьера и той опасности, которой мы подвергаемся, все еще оставаясь в его близости.

— Чего застыл?! Ходу! — я схватил Загребельного за рукав бушлата и, невзирая на очередной, ставший уже едва ли не привычным, удар неизвестной энергии, рванул его вслед за собой.

На этот раз здоровяк-ФСБшник даже не сдвинулся с места. Все чего я добился, так это что проклятый вещмешок вывалился у него из руки.

— Угу, — Леший кивнул, похоже одобряя мой поступок.

— Чего угукаешь придурок! Жить надоело?!

Очередной приказ как можно активней шевелить поршнями уже готов был сорваться с моего языка, как вдруг я заметил, что подполковник сунул руку в один из карманов своей видавшей виды разгрузки и выколупал оттуда серебристый цилиндрик ВОГа-25. Я знал, что у Лешего имеется пара гранат к подствольному гранатомету. Покойный Соколовский поделился, еще перед самым взлетом. Но что Андрюха собирается делать с ними сейчас? На что потратит этот воистину королевский подарок?

Леший буквально тут же просветил меня по этому поводу:

— Эх, люблю взрывать цистерны! Это у меня еще с Одинцова. Помнишь поди? — произнося эти слова, чекист ловко запихнул гранату в подствольник.

— Ты что сдурел?! — выпученными глазами я глядел на то, как Леший целится в ползущий за нами темный маслянистый поток.

— А ну, пригнись! — вместо ответа Андрюха нажал на спуск.

Граната взорвалась у самого основания железной горы. Маленькая тусклая вспышка, которая не в состоянии причинить стальным великанам ни малейшего вреда. Так мне казалось, но все произошло совершенно по-другому. ВОГ словно поджег тягучий бурый поток. В долю секунды по его поверхности пронеслась яркая огненная волна, еще доля — и жидкость вскипела. Третьей фазой стал взрыв, от которого покачнулась сама земля.

Я словно в замедленном кино наблюдал, как высоко в багровое небо взлетают опоры ЛЭП, растерзанные железнодорожные цистерны и объятые пламенем пассажирские вагоны. Впечатляющее надо сказать зрелище, да только с одной крошечной червоточиной. Заключалась она в том, что часть всего этого внезапно вознесшегося в небо металлолома легко и свободно могла приземлиться прямо на наши головы. А это даже не десятки, а сотни тонн! Кто как, а лично я без каски такого не выдержу.

— А-а-а! Не возьмешь! — мне показалось, что именно это прогорланил Андрюха. Хотя я вполне мог и ошибаться. Ведь невероятно трудно что-либо понять и расслышать, когда не чувствуя под собой ног, хрипя и вопя несешься на перегонки со смертью.

Мы успели преодолеть всего метров двадцать, когда позади, точно на том месте с которого Леший вел огонь грохнулся и глубоко зарылся в землю огромный дымящийся тепловоз с красно белой, взятой в рамочку аббревиатурой «DB» на борту. Нам с Андрюхой удалось устоять против горячей ударной волны, прокатившейся по округе после взрыва, но этот новый, чудовищный по своей силе удар… От него мы покатились по земле словно два сухих, вырванных с корнем перекати-поля. Рядом обрушивались тонны пыли, песка и щебня, среди которых, в качестве особого персонального привета двум безбашенным путешественникам, грохали о землю, куски металлической обшивки, тепловозные пружины и колеса.

Когда все закончилось, я долго не мог поверить, что жив. Еще большим чудом казалось, что невредим. А невредим ли? Быть может, какое-нибудь увесистое колесо уже прокатилось через полковника Ветрова и как ножом отпанахало ему ноги или руки? Тогда почему нет боли? Или она придет, опалит огнем каждую клеточку многострадального тела, стоит лишь только пошевелиться?

Я сделал над собой усилие, переборол страх и действительно пошевелил рукой. Работает. И вроде особо ничего не беспокоит, если конечно не считать легкого жжения в надсаженных костяшках и ноющей боли в недавно переломанном пальце. Эх, Леший, падлюка… что называется, удружил! Воспоминание о друге, словно гром прогрохотало в моем мозгу. Стоп! Леший! Цирк-зоопарк, где он?! Что с ним?!

В миг, позабыв о себе, я рванулся вверх и попытался встать на четвереньки. Со шлемофона посыпались струи пыли и песка, и мне пришлось хорошенько помотать головой, проморгаться и проплеваться, чтобы прочистить рот и глаза. Когда же, наконец, это удалось, я практически сразу увидел Андрюху.

Радость моя не имела границ. Загребельный был жив. И не только жив, он уже принял пока не устойчивое, но все же вертикальное положение.

— Автомат… — прогудел он своим зычным басом.

Автомат. Близкое и родное слово мигом произвело на оружейника должный эффект и он стал оглядываться вокруг себя в поисках верного «калаша».

АКМС нашелся практически сразу. Он висел у меня на груди, а потому проделал вместе со своим владельцем большую часть кульбитов и переворотов. С шеи оружие свалилось, должно быть, лишь в самый последний момент.

Еще не достаточно окрепшими руками я вцепился в автомат, поднял его и, отряхнув, продемонстрировал Лешему. Вот, мол… Видишь? К бою готов!

— Мой автомат… — Андрюха обреченно поглядел куда-то в сторону.

Я проследил за его взглядом и увидел изогнутый ствол с дульным тормозом-компенсатором, торчащий из небольшого песчаного холмика. С другой стороны этой неглубокой могилки виднелся кусок смятой ствольной коробки с разбитой рукоятью и погнутым прикладом.

— Накрылся твой автомат, — я со знанием дела констатировал смерть безотказного стального друга.

— Хреново без автомата, — чекист болезненно скривился.

— У тебя ведь пистолет остался, — я кивнул на торчащую из-под разгрузки кобуру с «Грачем».

— Утешил, — Леший горько хмыкнул.

Я беспомощно пожал плечами и стал потихоньку подниматься на ноги. Оно и верно, пистолет сейчас — вещь практически бесполезная. Из нее можно лишь в случае чего застрелится. Основных же наших противников эта штука не возьмет, разве что будешь стрелять в упор и в голову. Правда если такая тварь как белый скорп или хотя бы все тот же наездник подберется так близко, тут уже все, кранты… Хрена лысого ты успеешь нажать на спусковой крючок.

От хищников ниточка рассуждений сама собой переметнулась к другим, куда более грозным, а главное донельзя актуальным опасностям. Если о взрывоопасном буром потоке пока можно было позабыть, то защитный периметр никуда не подевался, он по-прежнему находился рядом, ежесекундно угрожая свести с нами счеты. Да, именно так оно и было. Пробитая брешь затянулась и высоко над землей вновь засияла цепочка зловещих плазменных шаров.

Однако как не зол был периметр, дотянуться до нас он уже не мог. Совершив свой очумелый спурт, мы все же успели переступить ту невидимую черту за которой тандему Ветров-Загрибельный даровалась неприкосновенность и безопасность. Временные неприкосновенность и безопасность… только лишь временные. Прекрасно понимая это, мы с Андрюхой переглянулись.

— Видал, как рвануло? — Леший мотнул головой в сторону зарывшегося в землю тепловоза и дальше, туда, где всего несколько минут назад бушевало огненное море.

— Это та самая дрянь, что уничтожила вертолет, — прохрипел я, ощущая немилосердный укол в сердце.

— Очень похоже, — чекист кивнул.

— Получается, она живет и здесь, и там… тоесть, в нашем мире.

— Ты видел что-нибудь подобное раньше? — Загребельный начал было оглядываться по сторонам, но в ожидании ответа, задержал свой взгляд на мне.

— Зачем спрашиваешь? Ведь знаешь, что нет.

— Тогда будем считать, что эта штука встречается здесь и у границы нашего мира.

— Не велика разница, — я поднял автомат и стал выдувать из него пыль. Теперь это была не столько привычка, сколько инстинкт: привести в порядок оружие, а все остальное — уже как получится.

— Разница есть, — Андрюха вернулся к осмотру местности. — Но об этом потом. Сейчас надо уходить. А то нашумели мы тут, дай боже!

— Согласен, давай уходить, — пошатываясь, я стал разворачиваться в сторону лежащего на боку контейнеровоза.

— Как ты догадался? — Леший задал вопрос уже практически мне в спину.

— О чем? — я нехотя оглянулся.

— О том, что эта бурая дрянь притаилась именно под цистернами.

— Ну-у-у…. собственно говоря… — мне нечего было рассказывать другу. — Никак не догадался. Просто нам в другую сторону.

— В другую?

Загребельный пошатываясь подошел ко мне, стал рядом и не мигающим взглядом уставился в сторону, контейнеровоза, авианосца и прочих океанских колосов. Правда глядел он совсем не на огромные металлические борта и надстройки, а скорее сквозь них. Спустя минуту подполковник ФСБ ознакомил меня с результатом своих размышлений.

— Ты думаешь, дорога на Могилев… — Леший запнулся и тут же поправился. — На то, во что превратился Могилев, именно там?

— Помни о кораблях, — протянул я вместо ответа. — Как ты думаешь, это может быть подсказкой?

— Чего? — не понял Андрюха.

— Помни о кораблях, — вновь повторил я. — Кто-то, когда-то мне об этом уже говорил или…

Я так и не закончил фразу. В голове что-то щелкнуло, переключилось, и совершенно неожиданно перед мысленным взором появилась четкая, написанная то ли кровью, то ли краской надпись. Да… Так и есть… Всего неделю назад я прочел ее на стене подъезда, когда спускался с крепостной стены Одинцовского поселения, того самого, что доживало свои последние, даже не дни, а часы. «Помни о кораблях» написала чья-то неведомая рука. Написала, чтобы увидел я, именно я. Сейчас в этом не было никаких сомнений. Почему? Да потому, что именно эти три слова, словно дремавшая до поры до времени программа, сработали в моем мозгу, и спасли нам жизнь.

Кто написал их? Сам собой напрашивался ответ — Главный. Это он не пожалел своей крови. Это он оставил послание, предупредил и направил. Кстати, и рука у ханха была порезана. Глубоченный такой порез!

Я уже собирался зачислить себе в актив разгадку пусть невесть какой, но все же тайны, но тут вдруг подумалось: а ведь если принять во внимание сроки всех последних событий, то ничего не выходит. В тот день, когда мы откапывали БТР, Главный, судя по его словам, находился на «Облаке» и еще не обзавелся человеческим телом. А сие значит, что и кровавые следы он оставлять не мог. Ну, никак не мог! Да и потом, когда мы с ним несколько дней провели буквально плечом к плечу, спали рядом, жрали из одного котла… он и тогда насчет надписи не обмолвился и словом.

После того как все это прокрутилось в голове, стало понятно, что вместо ответа на старую загадку я получил несколько новых. Вот же цирк-зоопарк! Получается, лучше не думать. Лучше тупо переть вперед и надеяться, что жизнь расставит все на свои места.

— Что это ты там бормочешь? — вернувшись к реальности, я вдруг понял, что Леший с подозрением на меня косится. — Никак контузило?

— Да в порядке я. Идти надо.

— Ты точно знаешь, что нам именно туда, в сторону этих кораблей?

— Точно? — я нервно расхохотался. — Ну, ты даешь! Разве тут можно что-нибудь знать точно.

— Согласен, вопрос идиотский, — чекист кивнул. — Лучше было бы так: у тебя есть хоть какие-нибудь соображения по поводу дальнейшего маршрута?

— Соображений нет. Одни ощущения.

— Ну, хоть что-то… — Андрюха стер с лица пыль и кисло улыбнулся. — Лично у меня ни первого, ни второго.

— Потопали, — я крепко стиснул автомат и шагнул вперед.

Прошли мы всего шагов десять, после которых Загребельный схватил меня за локоть и остановил:

— Гляди! — Андрюха указывал на лежащий чуток левее от нашего маршрута предмет.

Вокруг было разбросано довольно много всякой всячины. Это и камни, и куски от разбитого локомотива, и еще какие-то непонятные железяки, занесенные сюда неистовством взрыва, поэтому не мудрено, что я не обратил внимания на засыпанный пылью и песком грязный зеленый баул. А вот Леший… Видать он свое имущество чуял, будто кот валерианку.

Вещмешок оказался порван. Из его распоротого брюха в пыль вывалились фляга, консервы, пачки с патронами, на удивление целые и вроде как невредимые. Быть может, памятуя о весьма неприятной особенности Андрюхиной поклажи притягивать к себе убийственные малиновые молнии, мы бы так и оставили ее покоится с миром, но… От одного лишь вида всех этих богатств, ноги сами свернули с дороги.

— Патроны можно не брать, — протянул я, когда два голодных и усталых ободранца остановились над разбросанными по земле банками и упаковками. — «Калаш» твой накрылся, поэтому 5,45 теперь только в очко вставлять.

— Можно и в очко, главное нужной стороной, — ФСБшник отшутился чисто автоматически. Сам же он в это время присел на корточки и пытался аккуратненько, словно мину, подцепить жестянку с кильками.

— Неужто, вас и этому учили? — Настроение было паскудней некуда, однако в том-то и заключается парадоксальная суть бывалого солдата: он сможет позубоскалить даже на своем собственном смертном одре.

— Нас много чему учили, — Леший, наконец, решился и сгреб банку своей здоровенной ручищей. — Ничего не чувствую. Никакого разряда. — Андрюха поднял на меня слегка недоумевающие глаза.

Мне было нечего ответить, разве что пожать плечами. Именно на середине этого движения, как раз когда мои плечи уже вот-вот были готовы подпереть края шлемофона, я и заметил… По занесенному пылью и песком вещмешку словно ящерка проскользнула юркая белая молния. Я, видать, так и застыл, намертво прикипел взглядом к запыленной и выгоревшей зеленой ткани.

Загребельный сразу засек мой напряг и резко повернул голову:

— Чего там? — чекист никак не мог понять, что именно привлекло мое внимание.

— Надо в мешке поглядеть, — наконец выдавил из себя я.

— В мешке? — повторил Леший, но прежде, чем он даже успел пошевелиться, я наклонился и выдернул из пыли значительно похудевший армейский рюкзак.

Развязывать горловину не имелось ни малейшего смысла, а потому я сразу уцепился за край прорванной ткани. Первый же взгляд в темное пыльное нутро Андрюхиной заплечной сокровищницы сделал воздух в моей груди полностью непригодным для дыхания. Больше того, он затвердел там, превратившись в тяжелый и колючий камень. Именно в таком состоянии, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть, с выпученными от асфиксии глазами я глядел на небольшой тонкий диск. Он походил на окно, иллюминатор за которым открывался вид на безбрежный и бездонный космос. Именно в нем, словно уносящаяся вдаль комета медленно пропадал, тонул свирепый ярко-малиновый смерч.

Глава 7.

Укрывшись среди сплетения огромных стальных балок, я пытался сосредоточиться и добросовестно выполнять обязанности наблюдателя-тире-часового. Вот то-то и оно, что пытался! Леший ушел, и Максим Ветров тут же оказался наедине с самим собой, со своими мыслями. Не веселыми, прямо сказать, мыслями. Я до рези в глазах всматривался в доверенный мне под охрану и оборону участок, но вместо него видел лишь призрачные лица своих навсегда ушедших товарищей, лицо Лизы. Чувство вины перед всеми ними, перестало ощущаться ноющей старой раной, теперь оно обжигало и душило словно густые пары концентрированной едкой кислоты. И это было настоящей мукой, болью на которую не действуют обезболивающие, ядом без противоядия. В чем же заключалась моя вина? Да хотя бы в том, что остался жив! Значит, где-то я сплоховал, что-то проглядел, чего-то не понял и не почувствовал. Смерть солдат всегда остается на командире. А если он уцелел, пережил всех своих людей, то эта тяжесть возрастает многократно, становится просто невыносимой. Хоть пулю в висок!

Подумав об этом варианте, я и впрямь покосился на свой АКМС. А что? Наклонить голову, сунуть ствол себе в рот и надавить на спуск. Только резко надавить, чтобы не струсить и не передумать. Бах! И все. Конец. Всему конец! Только вот жаль ствол весь перемажется: кровь там, слюни, сопли, мозги... Леший потом задолбается оттирать. А ведь без автомата ему никак…

Дойдя до этого места, меня передернуло, как от удара электрического тока. Ветров, ах ты тварь позорная! Как тебе только такое могло в башку взбрести?! Застрелиться! Да ты, червь помойный, еще до того как издохнешь превратишься в мерзкую гниду, в предателя. Ты предашь всех, и живых, и мертвых, а главное своего единственного друга. Ведь в одиночку здесь не выжить, в одиночку здесь просто сойдешь с ума.

Тут я понял, что именно это сейчас со мной и происходит. Полчаса в одиночестве и вот тебе, пожалуйста — настоящий психоз. А что будет дальше? Жутко даже представить. Скорей бы уж Андрюха возвращался. А то копается там…

И вдруг накатил новый страх. Куда запропал Леший? Жив ли? Не сотворил ли я глупость, позволив ему уйти одному, причем почти безоружному? От этих мыслей все мое тело сковал ледяной холод. Цирк-зоопарк неужто опять просчет, мой просчет и моя вина?!

Именно в этот момент я и услышал доносящееся сверху шарканье и ритмичные гулкие удары о металл. Сомнения не было, кто-то спускался по огромным фермам униженного, низвергнутого до уровня обычного металлолома творения Эйфеля. Рефлексы сработали куда быстрее чем разум, а потому ствол «калаша» мигом вздернулся к быстро темнеющему, уже вовсе не красному, а скорее грязно-бордовому небу.

Я выжидал до тех пор, пока ясно не разглядел знакомую мощную фигуру в потертом камуфляже, и только лишь после этого опустил оружие.

— Пусто. Нету нихрена. — отдуваясь, прогудел подполковник ФСБ, когда, наконец, добрался до моего укрытия.

— Что совсем никакого оружия? Ведь целый авианосец! — засомневался я.

— Ни оружия, ни жратвы. — подтвердил чекист. — Только вот это.

Загребельный добыл из разгрузки слегка помятую пачку «CAMELа» и швырнул ее мне. Я словил трофей и жадно впился глазами в знакомый рисунок. Горбатая лошадь, три лопуха и куча песка на заднем плане. Шедевр! Смотрел бы и смотрел, причем по двадцать раз на день.

— Теперь живем! — из груди строго заядлого курильщика, который уже давным-давно не вдыхал ничего, кроме смрадного дыма пожарищ, вырвался восхищенный вздох.

— Не уверен, что пачка курева стоит того времени, что я проторчал внутри. — Андрюха однозначно намекал, что нам следует поторапливаться. — Кстати, как тут в округе?

— Вроде тихо.

Я в который раз просканировал местность взглядом. Сейчас мы находились с противоположного борта боевого американского монстра. Ни периметра, ни развороченного взрывом парка железнодорожных вагонов отсюда видно не было. В поле зрения попадали лишь два соседних корабля: лежащий на борту сухогруз с желтой полоской на трубе и разломанный пополам наливник, из танков которого вылилось и благополучно впиталось в сухой грунт тонн так триста сырой нефти.

— Это хорошо, что тихо. — Леший последовал моему примеру и тоже оглядел местность. — А то нам еще убежище на ночь искать.

— Давай в авианосце заночуем. Стоит прочно, правильно, так что не придется по стенам ходить. Опять же лесенка на него имеется. Не хилая такая лесенка. Хрен столкнешь. — При этих словах я похлопал ладонью по огромной стальной балке, крохотному элементу в железной паутине сплетенной незабвенным мсье Эйфелем. — Кстати, НП здесь получится тоже не хилый. Ночки в этих краях, я так понимаю, ох какие темные. А тут периметр светится. Не прожектора, конечно, но все же лучше, чем ничего. Да и любопытно, последует какая-нибудь реакция на весь тот шурум-бурум, который мы тут учинили.

— Не пойдет, — Андрюха отрицательно покачал головой.

— Почему?

— Все это, конечно хорошо и дюже как завлекательно, но есть одна тонкость: на авианосце дверей нет. Ни одной. Представляешь, все выломаны. Как герметичные в переборках, так и те, что просто ведут в каюты.

— Выломаны?

— С мясом, — подтвердил мой приятель.

— Не хороший такой фактец, — я скривился. — Искали чего? Или не хотели, чтобы бомжи внутри поселились, типа нас с тобой?

— Вот то-то и оно, — Леший хмыкнул. — Да еще и танкер этот гребаный тут совсем рядом. Хер его знает, что там у него внутри осталось. А мне на сегодня с головой хватит разных там пиротехнических эффектов. Так что с авианосцем, уж извини… экскурсии не получится. Давай поищем что-нибудь попроще.

Подыскать «что-нибудь попроще» следовало как можно быстрее. Теперь уже не бордовые, а скорее бурые сумерки наползали со всех сторон. Они превращали корабельное кладбище в лабиринт узких темных каньонов, полный гигантских теней и уже плохо различимых, способных оказаться чем или кем угодно предметов. Конечно же, по большей части это были механизмы, элементы конструкций или груз, сорванные с палуб океанских гигантов. Но гарантировать, что очередной башенный кран, обломок мачты или изувеченный контейнер, вдруг не превратится в какую-нибудь голодную хищную тварь, конечно же, было невозможно. Вот именно поэтому мы с Лешим и шарахались из стороны в сторону, петляли как зайцы, стараясь держаться подальше от темных мест и разных там подозрительных образований.

Передвигаясь таким Макаром, удалось продвинуться где-то на полкилометра, и хвала Главному, пока без приключений. Помимо того самого танкера, за спиной осталось еще три корабля. Все три — сухогрузы. Проникнуть на борт мы даже не пытались. Во-первых, близко от наливника, во-вторых, шансы обнаружить там что-либо интересное практически равнялись нулю. Вот если бы на нашем пути очутился военный корабль или круизный лайнер…

Четвертым по счету был старый широкобрюхий лесовоз. Невесть какая находка, но Лешего судно заинтересовало.

— Широкий корпус. Сел очень хорошо, намертво, овер-киля можно не опасаться, — прокомментировал Андрюха свои наблюдения.

— Бог ты мой, слов-то каких нахватался: овер-киль! — пробурчал я себе под нос.

Андрюха не прореагировал на шутку и серьезно продолжил:

— Бревна борт проломили. Вон дыра, как раз в том трюме, что рядом с надстройкой. Вполне можно будет взобраться.

— Все это, конечно плюсы, но честно говоря, особого восторга эта груда металлолома у меня не вызывает, — оглядевшись по сторонам, я озвучил свои ощущения.

— У меня тоже, — сознался Загребельный. — Но до темноты ничего лучшего можно так и не найти.

— Наверное, ты прав.

Я с подозрением покосился на плотное, тяжелое, быстро темнеющее небо. Складывалось впечатление, что как и все вокруг оно тоже сделано из металла, что эта исполинская крышка, которой на ночь плотно закрывают весь этот мир. Чтобы, значит, не выдохся, не потерял свой ядовитый могильный аромат.

— Давай, двинули, бродяга, — чекист подтолкнул меня в спину.

— Двинули, — мне оставалось лишь согласиться.

Пролом в борту лесовоза оказался довольно большой. Через него наружу вывалились десятка три толстых, уже основательно почерневших сосновых стволов. Большая их часть так и осталась лежать у борта, образуя плотную кучу очень похожую на высокий муравейник. Ясное дело, что это было нам очень наруку. Раскидай бревна по округе, и двум усталым путникам, да еще на ночь глядя, пришлось бы изобретать способ позволяющий дотянуться до заветной дыры. Но Главный миловал и мы осторожно, проверяя на прочность каждое бревно, начали подъем.

В трюме оказалось гораздо темнее, чем снаружи и это не смотря на то, что вся металлическая крыша была сорвана. Сперва я удивился этому факту, но потом подумал, что ничего странного тут нет. Просто смеркается очень быстро. Все таки прав был Леший, когда потащил меня сюда. Лучшее место для ночлега можно было искать еще очень долго, да так и не найти.

— Вон там лестница, — Андрюха указал на переборку, которая находилась слева от нас. — Поднимемся по ней и окажемся…

Где именно мы окажемся, Загребельный так и не успел сообщить. И все потому, что гигантское тело лесовоза сотряс неожиданный толчок. Очень сильный толчок. От него протяжно застонало старое железо и зашевелились, словно ожили, набитые в трюм бревна.

— Берегись! — завопил Леший.

— Что это? — прогорланил в ответ я.

— Похоже на землетря… — начал мой приятель, но захлебнулся окончанием фразы от серии новых, еще более мощных толчков.

Это действительно походило на землетрясение. А раз так, то мы оказались далеко не в лучшем месте, что бы его переждать. Цирк-зоопарк, если это безобразие не прекратится, то либо корабль завалится на бок, либо начнут сползать и катиться бревна. Первое на много хуже, но и второе тоже — далеко не радужная перспективка. Раскатает в блин как в давильне.

— Уходи от пробоины! Дальше, как можно дальше!

Крик Загребельного вывел мня из оцепенения. Куда это дальше? Балансируя, на ходящих ходуном сосновых стволах, я затравленно огляделся по сторонам. Те бревна на которых мы сейчас стояли действительно грозили вот-вот покатиться к пробитой в борту дыре, однако там, в глубине трюма все еще уцелели пакеты, стянутые толстыми стальными тросами.

— Быстрей! — Андрюха подтолкнул меня как раз в их направлении, но не удержался, потерял равновесие и зашатался сам.

— Стоять! — я поймал ФСБшника за шиворот и помог устоять на ногах.

— В сторону!

Вместо благодарности Леший прыгнул на меня, и мы вместе отлетели метра на три. Я больно ударился ребрами, взвыл и уже совсем собрался смачно выматериться, как вдруг расслышал гулкий, нарастающий с бешенной скоростью стук или рокот. Всего через мгновение после этого, точно через то место, на котором мы только что стояли, прокатились… Да какой там прокатились? Пролетели три здоровенных бревна. Они канули в сумраке пробоины, и буквально тут же оттуда донесся оглушительный треск и грохот.

Даже в такой, прямо скажем, не располагающей к размышлениям ситуации сразу стало понятно, что три этих длинномера, в каждом из которых сидело кубов по тридцать древесины, сшибли, разворотили кучу около борта, ту самую, по которой мы сюда вскарабкались.

Сетовать на трудности, которые теперь обязательно возникнут при спуске, не имелось ни времени, ни возможности. Если уцелеем, то уж как-нибудь спустимся. Только бы уцелеть!

Землетрясение продолжалось. Оно добросовестно перетряхивало все внутренности корабля, заставляло содержимое его гигантского желудка буквально бурлить, кипеть и вставать на дыбы. Жуткое дело, особенно если учесть, что в состав этого самого содержимого сейчас входили и мы с Лешим.

Однако в отличие от увесистых бревен два упрямых путешественника подчинялись не столько прихотям стихии, сколько своим собственным планам. Наш, прямо скажем, совсем не хитрый план состоял в том, чтобы добраться до относительно безопасного места, и мы его добросовестно выполняли. Мы перескакивали через одни бревна, уклонялись от ударов других и все приближались и приближались к заветному островку стабильности в глубине трюма.

И нам таки это удалось. Леший первым запрыгнул на здоровенный крепко спеленатый тросами пакет, а затем втянул за собой и меня. Обессиленные, задыхающиеся от каскада безумных акробатических упражнений мы упали на столь долгожданный, показавшийся мягче пуховой перины, пакет почерневшего кругляка и замерли. Замерли не столько потому, что отдали все силы борьбе, сколько почувствовав, что вокруг что-то происходит. Неистовые толчки прекратились, зато вместо них появилась какая-то мелкая зудящая вибрация.

— Что-то мне все это не нравится, — проскрипел я прислушиваясь. — Раздавить бревнами нас не получилось, так неужто придумали какую-то другую пакость.

— Кто? — отдуваясь, прохрипел Загребельный.

— Кабы я знал кто!

— Тогда давай вставай и ползи наверх. Живо!

Чекист первым показал пример. Сперва он встал на четвереньки, и лишь потом с немалыми, надо сказать, усилиями принял вертикальное положение. Пошатываясь, мой приятель поплелся в сторону металлической, очень похожей на пожарную лестницы, которая уходила ввысь, будто в само багрово-бурое предзакатное небо. Мне ничего не оставалось, как закинуть автомат за спину и последовать за ним. Вообще-то по большому счету оружие следовало держать наготове, однако я понял, что просто не смогу вскарабкаться вверх пользуясь только лишь одной рукой. Так что, как говориться из двух зол пришлось выбирать единственно возможное.

Руки и ноги работали очень медленно, чего нельзя было сказать о бешено колотящемся сердце. Пот застилал глаза, пальцы скользили на ржавых перекладинах. Удачей являлось лишь то, что лестница оказалась совсем не до неба, как это показалось сперва, а всего лишь до палубы. Именно там мы и очутились ни много, ни мало, а через целую вечность, которую длился весь этот очумелый подъем.

— Пригибайся! — прошипел мне на ухо Леший, когда помогал переползти через край трюма.

— Чего? — мне показалось, что я ослышался.

— Там что-то внизу, так что из-за фальшборта не высовывайся.

Внизу? Я не понял откуда Андрюха это взял, но почему-то сразу ему поверил. Чутье у ФСБшника еще то… Звериное, можно сказать, чутье!

Загребельный первый пополз к правому борту, тому самому, где и располагалась пробоина. Должно быть тоже чутье, — сказал себе я и двинул вслед за ним.

Как я догадался фальшбортом, через который мне как раз и не рекомендовалось выглядывать, оказалось тянувшееся вдоль всего судна ограждение. Оно было сварено из толстого листового металла, который через каждый метр-полтора подпирался мощной стойкой. Что ж, нельзя так нельзя, только вот как выяснить, что там твориться внизу? Как определить, откуда исходит эта чертова вибрация?

Решение проблемы отыскалось очень простым. Я и Леший, не сговариваясь, распластались на палубе и разом приникли к узким прямоугольным прорезям, проделанным в нижней части фальшборта. Как видно они были предназначены для стока воды перехлестнувшей через борт во время шторма. Само собой, через эти амбразуры панорама выглядела несколько обрезанной, да и стемнело уже порядком, однако даже в таких условиях мы смогли разглядеть ЭТО.

С той самой стороны, откуда мы только что пришли, текли два темных бурлящих ручья. Они, то сходились, то расходились, то пересекались, то сливались в один яростный поток. Жидкость в них была тягучей, но вместе с тем невероятно подвижной, отчего сразу складывалось впечатление, что по нашему следу отправились две гигантские черные анаконды. По нашему следу? Я подумал об этом и сразу же почувствовал, как у меня противно засосало под ложечкой.

— А ведь это по нашу душу, — Загребельный будто прочел мои мысли.

— Выходит, попали… — прошипел я в ответ. — Сейчас подползут под борт и поджарят нас к чертовой матери.

— Не каркай! — вызверился на меня чекист. — Может пронесет. Может не почуят.

— Не почуят? Да они по следам идут. Ты что не понял?

— То-то и оно, что наши с тобой следы больше не приближаются к судну. Всю пыль внизу бревнами переколошматило.

Вдохновленный словами приятеля, я сразу поглядел на то место, с которого мы начинали подъем на корабль. Вернее попытался это сделать. Большая часть завала находилась под самым бортом и попадала в мертвую зону, не доступную для обзора. Однако даже по тому обрезку картинки, который все же оставался на виду, становилось понятным — Андрюха прав. Бревна действительно укатились далеко от борта, а одно из них тяжелым катком прогромыхало прямо нашим следам.

Именно к этому самому бревну уже через мгновение и подкрались два мрачных чудовища, два исчадия ада. Они обошли, или правильней будет сказать, обтекли его с двух сторон, затем соединились и стали быстро образовывать небольшое озерцо. Правда, озерцом оно оставалось очень недолго. Спустя всего несколько секунд здоровенный сосновый створ оказался плотно оплетен десятками толстых щупалец, в которые трансформировалась жидкость, а еще через секунду тело гигантского спрута полыхнуло ярким огнем, и прогрохотал мощный взрыв. Мы находились метрах в сорока от места инцидента, но, тем не менее, оказались под дождем обугленных щепок и пылающих капель тягучей темно-коричневой жидкости.

— А бризантность у этой штуки, что надо, — прорычал я, стряхивая с себя жгущиеся и дымящиеся доказательства того, что все произошедшее нам не привиделось.

— Дьявольщина, только бы другие бревна не занялись! — выругался Леший и на четвереньках пополз к краю трюма.

Если займутся, это будет самой меньшей из наших проблем, — подумал я, когда взглянул за борт и увидел еще один черный ручей, стремительно приближающийся к лесовозу. Казалось, он тек прямо к нам, даже не к нам, а ко мне. Казалось, он знал, что полковник Ветров укрылся именно за этим местом фальшборта и новый взрыв вышибет его оттуда как пробку из бутылки.

Однако все мои страхи оказались только лишь фантазиями человека повстречавшегося с чем-то неведомым. Не могла эта дрянь знать, что мы прячемся на палубе корабля… ну никак не могла! Такое мое решение и впрямь будто изменило ход событий и черный ручей, добравшись до участка, где самоотверженно покончили с собой два его собрата, остановился. Затем он сделал медленный круг, тем самым заключая место недавнего взрыва в черное, тускло поблескивающее в предзакатных сумерках кольцо.

— Порядок, лес оказался не такой сухой, как я думал, — пробасил Загребельный где-то у меня за спиной.

— Тише ты, тут еще один нарисовался! — я обернулся и цыкнул на приятеля.

— Еще один? — подполковник сразу поскучнел. — Да откуда эта зараза только берется?!

Ответ на вопрос Загребельного последовал незамедлительно. Палуба под нами загудела, завибрировала, заходила ходуном. Вслед за этим из-за борта послышался громкий глухой грохот или лучше сказать треск, как будто лопнула, раскололась сама земля.

Вообще-то так оно и было. В полусотне метрах от корабля в пыльном грунте образовалась крупная трещина. Даже несмотря на сгустившиеся сумерки, ее было отчетливо видно. Этакая страшная черная рана на иссохшем теле умирающей матери-земли. Казалось, что вот-вот из нее хлынет такая же черная гнилая кровь. Однако вышло все наоборот. Темный маслянистый ручей, присутствие которого нас столь напрягало, устремился к разлому и пролился в него небольшим водопадом. На удивление абсолютно бесшумным водопадом. Тягучая жидкость уносилась в бездну с такой бешеной скоростью, что мысль о воздействии земной гравитации даже не возникала. Темный поток толкало что-то иное, какие-то внутренние, таящиеся в нем самом силы, словно эта штука и впрямь была живая.

— Под землей она живет, — Леший подтвердил мои ощущения и высказался о непонятном, да к тому же весьма взрывоопасном феномене, как о живом существе.

— Хреново, — я задумчиво глядел, как иссякает черный ручей. — Значит, эта дрянь может оказаться где угодно. А когда заметишь, будет уже немножко больно.

— Ну-у-у, может все не так печально, — обнадежил Андрюха. — Полагаю, о ее приближении может предупредить вибрация.

— Вибрация… — повторил я. — Что ж, может как раз она и есть та сила, что толкает поток вперед. А что толкает, так это коню понятно. Видал, поток ведь не по низинкам течет, а прет напрямик, через наносы песка и возвышенности. Причем шустро так прет.

— Вот и нам тоже, пошустрей надо, — Загребельный вдруг резко изменил тему разговора. — Еще полчаса и тут будет темно как у негра в жопе.

— Уважаю, за красоту слога, и образность мышления, — я кисло улыбнулся и с кряхтением стал подниматься на ноги.

На ночлег мы расположились в каюте капитана. Повезло, что фонарик в моем вещмешке, хоть и остался без стекла, но все же продолжал исправно светить. Именно с его помощью мы и осмотрели камбуз, медицинский отсек и каюты экипажа. Ничего интересного и полезного там не обнаружилось: ни еды, ни питья, ни медикаментов. Единственной стоящей находкой стала маленькая ароматизированная свечка с китайскими иероглифами на белых восковых боках. Складывалось впечатление, что до нас жилые отсеки лесовоза уже основательно перешерстили. Вот только кто и когда? Этого мы, скорее всего, уже никогда не узнаем, а посему, что называется, забыли и закрыли тему.

Апартаменты капитана привлекли наличием надежной стальной двери и толстых крышек на иллюминаторах. Леший назвал их штормовыми. Что ж, пусть будут штормовыми и уберегут нас если не от шторма, то хотя бы от чужого недоброго взгляда.

Заперев дверь и что есть силы затянув массивные барашки штормовых крышек, мы, наконец, смогли вздохнуть с облегчением. И это вовсе не потому, что оказались в безопасности, просто ничего большего мы предпринять не могли. А значит, стоило расслабиться и покорно встретить наступившую ночь, что бы она с собой не несла.

Глава 8.

Ночевка получилась беспокойной. Пару раз вновь трясло, причем не хило так трясло. При первых же позывах приближающегося землетрясения мы с Лешим оказывались на ногах, а затем, вцепившись в привинченную к полу мебель, ожидали, когда мир вокруг перевернется с ног на голову. Но, как говорится, Главный миловал. Несмотря на все перипетии, корабль продолжал стоять ровно и только лишь постанывал своим низким грудным басом. Все это доказывало, что с выбором убежища Загребельный очень даже угадал, о чем я ему и сообщил, причем с искренним уважением и благодарностью. Андрюха принял похвалу спокойно, даже с некоторой задумчивостью.

— Выходит, они не связаны между собой, — прислушиваясь к затихающим толчкам очередного, послужившего нам командой к подъему катаклизма, процедил он.

— Землетрясения и вибрация, — я сразу понял, что имеет в виду мой приятель, так как сам уже неоднократно думал о том же самом.

— Ага, они самые, — подтвердил Андрюха. — Вибрация появляется вместе с этой жидкой дрянью, а вот землетрясение… это что-то совсем иное, более мощное, я бы сказал, глобальное.

— Мне показалось, что толчки происходят через равные промежутки времени, — заметил я.

Леший подсветил фонарем циферблат своих наручных часов, пару секунд поразмыслил и согласно кивнул:

— Похоже на то. Примерно через каждые пять часов. Хотя точно сказать сложно. Мы ведь пока стали свидетелями всего трех коротких серий.

— Если все продолжится в том же духе, то это будет означать, что землетрясения вызываются искусственно, — я случайно подцепил какую-то ниточку и очень не хотел ее просто так отпускать. — Не бывает в природе таких упорядоченных во времени землетрясений.

— Не бывает, — согласился Леший. Затем мой приятель огляделся по сторонам, как будто стальных стен каюты не существовало и в помине, а посему он мог в полной мере обозреть окрестную диораму. — Что же это за место такое? Почему сюда стащили все железо мира?

— Хрен его знает, — я пожал плечами. — Только мне кажется, что нас сюда специально привели, заманили.

— Это откуда у тебя такие фантазии? — Андрюха пошарил лучом света по столу, отыскал свечку и принялся ее зажигать.

— Кажется, и все тут, — сперва я задумчиво глядел как он щелкает зажигалкой, а затем тихо протянул: — И еще эти корабли гребаные…

— Корабли? — Леший уловил в моих словах нечто недосказанное.

Оно там и впрямь было. Эта история с кровавой надписью… Мое чудесное и такое своевременное прозрение… Все это не давало покоя и требовало разъяснений. Ну, если не разъяснений, то хотя бы чужого независимого мнения. Поэтому неудивительно, что вместо того чтобы полезть в вещмешок и отыскать там банку консервов, я взялся за рассказ.

— Да-а-а, история, — протянул Андрюха, когда повествование подошло к концу.

— А может я того… сгущаю краски, придумываю то, чего нет и в помине? — я вспомнил о завтраке и подтянул к себе вещмешок.

Пока я распутывал лямку и добывал банку свиного фарша, ложку и флягу, Леший подкурил сигарету и погрузился в какие-то свои мысли. Наверняка еще и еще раз прокручивал в своей хитроумной ФСБшной башке мой безумный и абсурдный рассказ. А ведь и впрямь абсурдный! Сейчас, когда я выговорился и немного подостыл, это становилось совершенно ясно. Так что если Андрюха расхохочется и назовет меня конченым придурком, я пожалуй даже не обижусь. Однако вместо издевки Загребельный выпустил струю белого дыма и очень серьезно произнес:

— Отыщи Джулию.

— Чего? — я замер потому, как эта странная фраза подействовала на меня неким, я бы сказал, магическим образом.

— В Троицке, в институте Серебрянцева тоже была странная надпись: «Отыщи Джулию», — пояснил чекист.

Мне не потребовалось уж очень напрягаться и вспоминать. Крупные черные буквы, нанесенные поверх обшарпанной растрескавшейся штукатурки в одном из переходов НИИ, сразу всплыли в моей памяти. Если уж всерьез проводить параллели, сравнивать их с той кроваво-красной надписью из Одинцово, то вроде даже и стиль, и почерк написавшего казались очень и очень похожими. Только вот существовало одно небольшое «но»…

— Ипатич говорил, что тем каракулям уже не один месяц, если не год. Написал кто-то из прохожих, которые тогда еще посещали город.

— Что верно, то верно, — вздохнул Загребельный.

— А почему ты о ней вспомнил? — я пришел в себя и принялся быстро вскрывать консервную банку, которую уже минут пять, как мусолил в руках.

— Имя странное, вот и запомнилось.

— Странное? — я проглотил слюну уж и не знаю отчего, то ли хотелось жрать, то ли курить, а скорее всего и то и другое вместе.

— У нас Джулиями женщин обычно не называют. — пояснил чекист. — А чтобы тут, среди российских пустошей затерялась одна из соотечественниц Крайчека… На это шансов еще меньше, чем на победу всеобщего трезвого образа жизни.

— Да-а… по сто грамм сейчас бы очень даже не помешало, — мои мысли как-то сами собой вильнули в сторону.

— На вот, хряпни, — Андрюха подвинул ко мне слегка помятую алюминиевую баклажку с водой. — Только по сто, не больше. У нас воды две третьих фляги, а потом хоть мочу пей. — Тут Леший невесело хмыкнул: — Учил меня как-то один эксперт по выживанию, холера его забери! Он это делал, как будто пивко хлестал. Пенку сдул и вперед!

— Если надумал испортить мне аппетит, то не надейся, — я взял ложку, выколупал из банки небольшой кусочек фарша и демонстративно отправил его себе в рот. — М-м-м, тот самый вкус! — на ум сразу пришла фраза из старого рекламного ролика, который когда-то крутили по всем телеканалам.

Ложка у нас имелась всего одна, поэтому заглотив первый кусок я тут же отправил в рот второй, а за ним и третий. Три столовых ложки это оказалось как раз полбанки, то есть вся моя порция. В сочетании с двумя глотками воды это было все, что мой многострадальный организм получит до вечера. Хотя может лужицу какой-нибудь ржавой воды мы и отыщем. Ведь помнится Леший говорил, что бревна в трюме не такие уж и сухие. А это значит, что здесь выпадают осадки. Дожди это вряд ли, но туманы — вполне вероятно. Туманы это даже еще лучше. Далеко не все туманы бывают ядовитыми, так что осевшие на металле капельки влаги можно будет собрать языком. Конечно, о качестве такого питья лучше не думать, но все же это гораздо лучше, чем моча.

— Э, ты что, заснул? — Леший выдернул из моих рук алюминиевый столовый прибор с погнутой ручкой, а взамен всучил наполовину скуренную сигарету. — Поел сам, дай поесть другому.

Я судорожно затянулся, после чего вяло, чисто для очистки совести предложил:

— Погоди, дай хоть ложку вытру.

— Фигушки! — гоготнул подполковник. — Знаю я тебя, танкистская рожа, небось облизать хочешь. Так не дождешься, мне дополнительное питание в связи с ростом положено. — С этими словами Андрюха зачерпнул полную ложку фарша, сунул ее себе в рот, но не проглотил, а стал сосать будто леденец. — Когда провизии с гулькин нос ее надо смаковать, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Чтобы рецепторы во рту подольше жратву чувствовали. Обман такой для организма. Учись, пока я жив.

— А что ж ты, падла этакая, раньше-то молчал?! — я укоризненно покачал головой.

— Честно? — Леший виновато улыбнулся.

— По возможности.

— Представляешь, только сейчас вспомнил.

— Небось тот самый спец научил? — догадался я. — Ну, который между пивом и мочой особого различия не делал?

— Нет, не он, — Леший задумчиво уставился в пространство перед собой. Сидел он так около минуты, а затем очень печально произнес: — Знакомая у меня одна была… Еще до войны. Все худела, дурочка. Вот от нее и набрался.

— Красивая? — тоска друга сразу бросилась в глаза.

— Не то слово, — Андрюха тяжело вздохнул. — Моника Белуччи, даже лучше.

— Да-а-а… — многозначительно протянул я, припоминая роскошные формы итальянской кинозвезды.

— Вот и я говорю… — поддержал меня подполковник и тут же, словно разрывая все связи с мучительно болезненным прошлым, стал быстро и жадно доедать содержимое консервной банки.

Воды мы выпили всего по глотку, резонно рассудив, что лучше будет промочить горло в середине дня. Затем Загребельный растоптал пустую консервную банку, тем самым превратив ее в слоеный жестяной блин. Его то он и забил в щель между стеной и привинченной к ней тумбочкой. Когда огарок свечи отправился в вещмешок, а со стола было содрано несколько капель воска, следов нашего пребывания в каюте не осталось. Леший поводил лучом фонарика по всем закуткам, удовлетворенно кивнул и шагнул в сторону двери.

— Потопали что ли? Нам еще веревку искать.

— Какую еще к дьяволу веревку?

— Толстую. Вы же танкисты весите до хрена, — буркнул подполковник, а затем уже более серьезно добавил: — Мы собираемся спускаться на землю-матушку или нет?

Ах, вот он о чем? Я вспомнил, что здоровенной кучи из бревен у борта судна больше нет и в помине. Значит, нам действительно потребуется какой-нибудь трос, канат или на худой конец просто кусок кабеля.

— Идем, — Андрюха открыл дверь и первый шагнул в темноту коридора.

Внутри корабля и впрямь царила темнота, наполненная жутковатой тишиной и полной неизвестностью. Правда, говорить о полной неизвестности было не совсем верно. Все-таки вчера мы здесь все основательно облазили, да и свет кое-какой пока имелся. Всего этого вполне хватало, чтобы уверенно продвигаться вперед, вернее вниз. Нам предстояло спуститься с предпоследнего яруса корабельной надстройки до уровня основной палубы. Вроде бы ничего сложного: всего пара крутых флотских трапов и столько же коридоров, в которые даже не требовалось соваться. Просто на секунду осветить для страховки и все.

Действуя по этой схеме, мы и спустились вниз. Оставалось лишь распахнуть наружную дверь и выбраться под открытое небо, но именно в этот момент Леший остановился как вкопанный.

— Что за херня такая? — прошипел он.

— Что там еще? — я глядел на желтоватое пятно света, застывшее в дальнем конце узкого коридора, и не замечал ничего необычного.

— Дверь в машинное отделение открыта, — шепотом пояснил чекист. — А я ее, между прочим, вчера собственноручно закрывал.

Цирк-зоопарк, это была чистейшая правда. Все помещения, которые подверглись осмотру вчера вечером, мы тщательнейшим образом запирали. Во-первых, очень не хотелось, чтобы из открытого дверного проема выскочила какая-то хищная тварь, проникшая внутрь через разбитые иллюминаторы. Во-вторых, именно закрытые двери позволяли нам гулять по кораблю с зажженным фонарем и не опасаться, что этот свет будет замечен снаружи. Так мы рассудили вчера, но сегодня оказалось, что закрытые двери способны оказать нам еще одну неоценимую услугу, а именно предупредить о появлении чужого. А в том, что внутри корабля кто-то есть или, по крайней мере, побывал ночью, не оставалось ни малейшего сомнения. Тяжелая гермодверь с двумя запорными рычагами сама по себе не откроется, это уж как дважды два.

— Двигаем отсюда! — я держал на прицеле вход в машинное отделение.

— Думаешь, снаружи безопаснее? — в отличие от меня Загребельный направлял ствол своего «Грача» в сторону входной двери.

Прежде чем ответить я прислушался, причем не только к тишине мертвого железного мира, но и к своим собственным ощущениям и инстинктам. Не знаю почему, но к машинному отделению приближаться вовсе не хотелось, а тем более исследовать его при свете одного-единственного фонаря с уже основательно подсевшими батарейками. Лучше уж на палубу. Само собой я прекрасно понимал, что с одним стволом и пукалкой Загребельного серьезной атаки нам не отбить. Но там хоть все будет ясно, там мы встанем лицом к лицу со своим неизвестным противником. Черт, а ведь красиво завернул, мерзавец! И все это лишь для того, что бы хоть чем-то мотивировать свой выбор.

— Выходим! — я попятился и локтем подтолкнул приятеля к выходу на палубу.

— Ладно, как говорится, фифти-фифти, — буркнул себе под нос чекист и рывком распахнул тяжелую гермодверь. Вслед за этим он высунул голову в дверной проем и быстро огляделся по сторонам. — Давай! Нет никого! — Показывая пример, Андрюха уверенно шагнул вперед.

— Эх ты, ФСБ… — разочарованно пробурчал я, выбираясь вслед за приятелем. — Мог бы хоть раз класс показать. Прыжок там… переворот, ствол налево, направо, а затем бодрый и четкий сигнал «Чисто!».

— Так ты говоришь, кино любишь? — задумчиво протянул Загребельный в то время, как сам сантиметр за сантиметром сканировал палубу.

— Ага, люблю, — подтвердил я, замерев с «калашом» наготове. — Особенно про шпионов, про тебя, значит.

— Здесь точно кто-то был, — Леший пропустил шутку мимо ушей.

— Откуда знаешь?

В багровых предрассветных сумерках и впрямь было сложно что-либо разглядеть. Все предметы выглядели плоскими, раскрашенными одинаковым чернильно-терракотовым камуфляжем. Так что обнаружить следы чужого мог только тот, кто был обучен этому делу, кто знал где искать, а главное что.

— Гляди, здесь около входа пыли совсем нет, будто смел кто, — демонстрируя свою правоту, Леший черкнул носком ботинка по настилу палубы.

Пыли? Я наклонился и присмотрелся к металлу под ногами. Андрюха оказался прав, на том месте, где мы сейчас стояли, зловредной вездесущей грязно-желтой пыли действительно не было и в помине. Вместе с ней исчезли и наши следы. Теперь их можно было различить разве что у спуска в трюм, да еще, наверняка, возле фальшборта, в том самом месте, где мы скрывались от чудовищной жидкой смерти.

Я и в самом деле покосился в ту сторону и тут же замер, потому как понял, что обнаружил второй точно такой же, неизвестно кем расчищенный участок. Но это оказался далеко не весь сюрприз. На металле палубы, как и на ограждении, отчетливо виднелись какие-то странные наплывы. Они отсвечивали тусклым жирным блеском и напоминали выделения гигантских кольчатых червей, плюющихся кислотой. Эти твари в одно время серьезно доставали жителей Серпухова. И продолжалось данное безобразие ровно до тех пор, пока один хороший человек на своем БТРе не приволок им пару 23-миллиметровых ЗУшек.

— Похоже на смазку, — высказал свое мнение Загребельный, когда я указал ему на свою странную находку.

— Смазка? — вариант показался не намного лучше моего, и все потому, что с некоторых пор я с большим подозрением относился ко всяким там тягучим жидкостям из этого гребаного мира.

— В машинном отделении бочка солидола стояла. Может, это он самый и есть? — Андрюха привел новый аргумент.

— Нечего тут думать да гадать, давай посмотрим, — я сделал шаг вперед.

— Обязательно посмотрим, Максим, — Андрюха меня притормозил. — Только очень осторожно.

— Да я сама осторожность, ты же знаешь!

— Вот то-то и оно, что знаю, — подполковник ФСБ криво усмехнулся и своей здоровенной лапищей задвинул меня за свою широкую спину.

Именно в таком построении мы и двинулись вперед: Леший первый, я в шаге позади него. Пригибаясь, стараясь оставаться в тени палубного оборудования, мы осторожно подкрались к аномальному участку. Загребельный сразу же нагнулся и легонько мазнул темно-рыжую густую субстанцию рукой, растер ее на пальцах, понюхал и утвердительно кивнул:

— Точно солидол.

— Что за цирк-зоопарк?! — я перегнулся через фальшборт и поглядел вниз.

Новый день разгорался подозрительно медленно. Он словно сговорился с ночью и давал той последнюю возможность прибраться за собой, схоронить все тайны и секреты. И, похоже, эта мрачная леди таки многое успела. Никакой бочки со смазкой я внизу не разглядел, как и следов ее таинственного похитителя. Одни бревна, черт бы их побрал, да перекопанная ими пыль.

— Что ж, будем считать, что нам повезло, — Леший перебил мое желание пялиться за борт.

— В смысле?

— В том смысле, что кто-то приходил за смазкой, а вовсе не по наши души.

— Это конечно вдохновляет, — согласился я. — Знать бы только кто этот неизвестный ночной старатель и нахрена ему солидол?

— Ты бы чего полегче спросил! — фыркнул чекист, после чего резво завертел головой по сторонам и, как бы вспомнив о чем-то важном, произнес: — Тут где-то вьюшка должна быть.

— Какая еще вьюшка? — слово явно относилось к малознакомой мне морской терминологии.

— Катушка такая, здоровая, со швартовыми концами, — пояснил Андрюха. — Или желаешь просто так с борта сигануть?

Эту самую вьюшку мы обнаружили на корме судна. На нее был намотан синтетический швартовый трос в руку толщиной. Солидный надо сказать трос! Такой попробуй хотя бы согни, а уж привязать к чему-нибудь… Даже сложно представить как этот трюк у нас получится.

— Не боись! — успокоил меня Загребельный и мигом отыскал бухту другого, куда более тонкого каната. — Метательный конец. Сперва бросают его, а уж затем затягивают сам швартовый, — пояснил всезнающий ФСБшник.

Спускаться мы начали все через ту же пробоину. Все-таки гораздо ниже, чем через борт, да и мы с Лешим не пацаны из горно-стрелковой роты, чтобы по веревкам туда-сюда елозить. Хотя у Андрюхи вышло все довольно ловко. То ли этот сукин сын и впрямь проходил горную подготовку, то ли так остро чувствовалась наша разница в возрасте. Я ведь как-никак годков так на пять-шесть раньше его появился на свет божий.

Оказавшись на земле, Загребельный огляделся вокруг, после чего махнул мне:

— Давай!

— Иду!

Я закинул АКМС за спину, поплевал на руки и что есть силы вцепился в канат. Только вот как-то уж больно неловко вцепился, чересчур самонадеянно. Сразу огнем полыхнули разбитые пальцы, особенно тот, сломанный стараниями моего лепшего друга. От боли я зашипел как пробитая шина, но поделать уже ничего не мог. Ноги покинули рваный край пробоины, и полковник Ветров повис на раскачивающемся из стороны в сторону канате. Хорошо еще, что особо раскачиваться было некуда. Меня сразу припечатало о борт лесовоза, и биение практически прекратилось. Именно в этот момент я и почувствовал запах смазки.

Один взгляд на покрытый ржавыми потеками борт прояснил все. Прямо по нему тянулся ровный длинный след, а может потек. Что за след, откуда он здесь взялся выяснять мне совсем не хотелось. В голове крутилась всего одна мысль или вернее сказать вопрос: что будет, если я вымажу в солидол не только телогрейку, но и руки?

— Цепляйся ногами! — приказал Андрюха снизу. — Черт, учить тебя что ли?!

Совет оказался как нельзя более кстати, и я поспешил им немедленно воспользоваться. Немедленно? Ха, как же! С первого раза веревку зацепить не удалось. И со второго тоже. Только на третьей попытке непослушный канат таки оказался зажат меж ступнями, и я очень осторожно начал спуск. Да-а, давненько Максиму Ветрову не доводилось лазить по канату. Последний раз это было еще в училище, годков так… даже страшно подумать сколько назад.

Что ни говори, а все эти мысли, да еще надсадно ноющие пальцы делали мои движения судорожными и неловкими. Неудивительно, что Леший не стал дожидаться, пока обутые в кирзаки ноги героического танкиста коснутся земли, и подхватил друга как только смог дотянуться.

— Ну ты, воин, даешь! — прогудел Загребельный. — Наверно стоило тебя на веревке спускать, как чемодан какой-нибудь.

— Разговорчики, товарищ подполковник…! — огрызнулся я, и без того находясь не в лучшем расположении духа.

— Вдобавок, еще и в дерьмо какое-то вляпался! — чекист скривился и продемонстрировал свою измазанную пятерню, которой он только что держался за полу моей телогрейки.

— Солидол это. Должно быть тот самый. Там, наверху, около пробоины им густо намазано.

— Около пробоины? — Леший задрал голову и стал с интересом пялиться на раскуроченный борт.

Я предоставил ему эту возможность, а сам поднял с земли кусок сосновой коры и как скребком стал сдирать им смазку с моего любимого серого ватника. За этим делом я даже не заметил, как Андрюха отошел шагов на сорок от борта. Вернее, конечно же заметил, только не придал этому особого значения ровно до того момента, пока ФСБшник меня не окликнул:

— Эй, чистюля, а ну тащи сюда свою задницу!

— Что там у тебя? — Я отшвырнул перемазанную в солидол щепку и, перешагивая через отдельно лежащие бревна, направился к приятелю.

Леший не спешил вдаваться в объяснения. Он просто стоял и ждал, а еще смотрел, неотрывно смотрел куда-то вверх, должно быть на борт только что покинутого нами лесовоза. Цирк-зоопарк, и чего такого он там обнаружил? Не удержавшись, я оглянулся, да так и замер с поднятой для нового шага ногой.

Это выглядело больше чем странно, это выглядело по-настоящему нереально, можно даже сказать мистично и сверхъестественно. На черном борту океанского исполина горела, переливалась всеми оттенками утреннего по адски багрового неба огромная надпись. «Иди на север», — прочитал я, еще не до конца веря своим глазам.

Глава 9.

Мы долго стояли и глядели на огромные алые буквы. Лично я был растерян или даже сказать больше — ошарашен. Да и как могло быть по-другому?! Второе послание неведомо от кого, и опять персонально мне. А о том, что именно мне, я знал совершенно точно. Не могу сказать как и откуда, но знал. И, похоже, Леший эту мою уверенность вполне разделял.

— Совсем недавно намазали. Прямо к твоему приходу, — прогудел он. — Ишь, как отсвечивает!

— Да уж… отсвечивает, — подтвердил я. — И что ты по этому поводу думаешь?

— Запутанная история, — почесал затылок чекист.

— Как это верно подмечено, Ватсон, — удержаться от кривой ухмылки было просто невозможно.

— Буквы метра по три будут, и намалевали их где-то на уровне второго этажа… — Андрюха постарался показать, что наконец включил свою хваленную ФСБшную соображалку. — Это ж надо как постарались!

— На веревке с борта спустились, — предположил я. — Один держал, другой писал.

— А следов нет, потому как прибрались за собой? — Загребельный уставился на меня в ожидании ответа.

— Наверное так.

— Зачем?

— Хрен его знает, товарищ подполковник, — мне ничего не оставалось, как просто пожать плечами. — Чтобы мы не догадались чья это работа.

— А почему мы не должны об этом догадаться? Стесняются? Может они эти… Как их там? Тимуровцы, что ли? Люди делают добрые дела и не желают за это благодарности.

— Люди? — пришел мой черед вопросительно пялиться на приятеля.

— Да-а-а… — глубокомысленно протянул тот. — Вполне вероятно, что и не люди вовсе.

— Создатели? — судя по всему, я произнес именно то слово, которое уже вот-вот было готово сорваться с языка Лешего.

— Главного уже нет в живых, — задумчиво произнес чекист. — Поэтому вполне может оказаться, что они выбрали другой способ вести нас и направлять.

— Значит Создатели не заперты на «Облаке» за хер знает за сколько миллионов километров от Земли?

На этот вопрос Загребельный не ответил, а лишь неопределенно пожал плечами.

— И куда они нас могут вести? — я не смог удержаться и с опаской огляделся по сторонам.

— К модулю, например.

— Или в какое-нибудь другое место, — протянул я негромко, так, словно боялся разбудить лихо. — Помнишь предупреждение Мурата? «Не доверяйте ханхам», кажется так он говорил?

— Мы уже зашли слишком далеко. Это во всех смыслах. Так что теперь остается лишь двигать дальше, до упора, так сказать, — Андрюха последовал моему примеру и тоже просканировал взглядом местность, после чего тяжело вздохнул: — Только вот куда ж тут идти?

— Как куда? На север! — я ткнул стволом автомата в строку гигантской шпаргалки.

— И где ж тут север?

— У тебя ведь компас есть, — мысль пришла как-то сразу, словно по башке шарахнуло.

— Компас? — Леший чисто автоматически нащупал нагрудный карман разгрузки. — Да на кой ляд тут ком…

Он вдруг осекся на полуслове, послушно полез в карман и выудил оттуда свой видавший виды потертый и поцарапанный армейский компас. Несколько секунд подполковник постукивал по стеклу прибора, поворачивал его, и поворачивался сам. В конце концов Андрюха замер, оставив лесовоз сзади и справа от себя.

— Направление вроде держит, — сообщил он, — но только одному богу известно, что это за север такой.

— Местный север… Какой же еще?! — хмыкнул я и поглядел в ту сторону, которую выбрала магнитная стрелка.

В этом направлении корабли лежали особенно плотно, буквально борт к борту, а некоторые даже навалены один на другой. Переломанные корпуса, смятые надстройки, продавленные палубы, груды вывалившегося из трюмов груза, бурелом из мачт и палубных кранов. Короче, сплошная хорошо слежавшаяся железная гора, изобилующая огромными жерлами темных туннелей и пещер, через которые, судя по всему, и будет пролегать наш путь.

— Что ж, давай попробуем, — Загребельный засек азимут и опять убрал компас в карман. — По крайней мере, пока твои неизвестные покровители ведут себя вполне интеллигентно. Пишут нам записки вместо того, чтобы подгонять раскаленным прутом. Уже только одно это вызывает к ним некоторое доверие.

С этими словами Леший оглянулся, еще раз глянул на текст послания и тут не удержался от удивленного восклицания:

— Обана! Глянь, как интересно получилось!

Я действительно глянул и не мог не согласиться с другом: метаморфоза действительно оказалась весьма любопытной. Светящаяся надпись на борту лесовоза быстро тускнела. Уже сейчас она растеряла половину своих огненных красок. Буквы стали выглядеть плохо затянувшимися рубцами, на которых кое-где все еще выступали крохотные капельки огненной крови.

— Светает, — чекист подвел научную основу под магию некогда величественного зрелища. — Свет стал падать по-другому, и солидол больше не блестит. А когда наступит день, то вообще превратится в грязную мазню. На черном борту такое послание, пожалуй, и не разглядишь.

— Особенно когда смазка подсохнет и станет матовой, — согласился я.

— И что из этого всего следует? — Андрюха наморщил лоб, пытаясь разобраться во всей этой мешанине.

— А следует то, что нам очень повезло, — я опередил приятеля с выводами. — Мы покинули корабль очень вовремя.

— Вовремя? — Андрюха приподнял бровь.

— Вот именно. Если бы вышли на полчаса раньше, то вряд ли что-либо смогли разглядеть в темноте. Если бы на полчаса позже… Но это мы уже с тобой обсуждали. Одним словом, повезло.

— Повезло? — казалось, Леший решил брать под сомнение каждое мое слово.

— Конечно, повезло.

Я уже собирался прекратить все это словоблудие, как впрочем и рискованное, а потому непозволительное топтание на открытом месте, как вдруг Загребельный ошарашил меня очень странным вопросом:

— А может кто-то знал, что мы выйдем именно сейчас? Ни на полчаса раньше, ни на полчаса позже, а вот именно сечас?

— Чего?! — я оторвался от изучения пути на север и удивленно поглядел на приятеля.

— Есть еще одно интересное наблюдение. — ФСБшник своими фантазиями, похоже, собирался меня окончательно доконать. — Надпись «Иди на север» мог написать только тот, кто знал что у меня есть компас. Просто по-другому этот самый север тут не определишь.

— Это ты на что намекаешь? — теперь я прямо-таки буравил друга взглядом.

— Не знаю… — Леший досадливо отмахнулся. — Просто у меня какое-то дрянное ощущение, будто мы это уже совсем не мы.

— Как это? — Андрюха порол какую-то чушь, но, тем не менее, от нее у меня внутри все похолодело.

— Раньше мы были хозяева своей судьбы, своих поступков, а теперь… — Загребельный болезненно скривился. — А теперь мы тряпичные куклы в театре Карабаса Барабаса. Играем пьесу, в которой каждый шаг, каждое действие придумано и расписано заранее. Кем-то расписано, понимаешь? Вот даже если я сейчас пущу себе пулю в лоб, то и это тоже будет не по моему личному хотению, а по чьей-то злой воле.

— Э… ты это брось! — я вздрогнул, припомнив, что не далее как вчера тоже думал о самоубийстве.

— Да не дрейфь! Это я так… для примера ляпнул, — успокоил меня приятель. — Черта с два они дождутся, чтобы подполковник Загребельный по своей собственной воле дырок у себя в башке понаделывал.

— Кто они? — Андрюха вроде был настроен по-боевому, и у меня сразу отлегло от сердца.

— А вот сейчас пойдем на север и там как раз все это подробно и выясним. — Леший уверенно шагнул вперед. — Давай, Макс, не отставай!

После того как мы основательно углубились в бесконечный железный лабиринт, стало понятно, что направление на север удерживать будет совсем не просто. Зачастую стальные тела морских гигантов лежали так, что обойти их можно было лишь отмахав крюк в полкилометра, а то и поболее, и еще вовсе не факт, что после этих вихляний мы вновь выходили на верную траекторию. Поэтому оставалось лишь надеяться, что задав направление на север наши неизвестные покровители имели в виду ни какую-то там конкретную точку, в которую тандем Ветров энд Загребельный должны были непременно проследовать, а общее направление, удерживая которое мы попадали… А вот хрен его знает, куда мы попадали и что нас там ждало!

Примерно такие мысли посетили мою голову, когда мы с Андрюхой свернули в очередной сумрачный каньон с высокими железными берегами. Уходил он на северо-восток, то есть, как всегда, несколько не в ту сторону, куда нам требовалось. Однако имелся и некоторый плюс: этот проход оказался практически чистым, лишенным завалов из низвергнутого с палуб металлолома. Он словно приглашал совершить легкую прогулку и наконец отдохнуть от штурма баррикад, которым мы с Лешим занимались вот уже почти два часа кряду. Помехой не могли стать даже те пять или шесть грузовых контейнеров, которые в одном месте таки образовали что-то вроде узкого бутылочного горла.

— А ну, погоди! — после того, как мы продвинулись всего шагов на десять, Загребельный вдруг неожиданно придержал меня.

— Чего еще? — я облизнул пересохшие губы и вопросительно поглядел на друга.

— Не нравится мне тут что-то, — чекист упер руки в боки, одна из которых чисто инстинктивно легла на пистолетную кобуру. — Отличное место для засады.

— Тут полным-полно таких мест, — напомнил я, но все же «калаш» из-за спины перетащил на грудь.

— Таких, да не совсем, — Андрюха присел и стал внимательно изучать поверхность грунта.

В отличие от своего приятеля я не являлся опытным следопытом, а потому обратил свой взор к небу, вернее к нависающим над нами бортам двух сухогрузов. Хотя классическим сухогрузом был лишь один из кораблей. Второй же, на грязно-синем борту которого красовалась выцветшая надпись «Джон Грин», являлся каким-то суперсовременным судном-универсалом, предназначенным для перевозки самого широкого спектра грузов. Скорее всего, именно с него и свалились те контейнеры, что сейчас находились не боле, чем в полусотне шагов от нас.

— Очень интересно, — Леший прервал мои наблюдения. — Похоже, этот проход специально расчистили.

— Сдурел что ли? Кто? Когда? На кой черт?

— Сразу столько вопросов! Прямо и не знаю, на какой отвечать первым, — Андрюха хмыкнул и поманил меня рукой. — Не веришь, глянь сам.

Прежде чем последовать примеру друга, я огляделся по сторонам и зябко поежился. Вот же цирк-зоопарк, умеет этот гавнюк создать настроение, заразить кожно-венерологической инфекцией под названием безотчетная подсознательная нервозность и тревога! Вот теперь у меня вся шкура чешется, а внизу живота холод. И все потому, что не могу отделаться от пакостного ощущения, что на меня кто-то смотрит, за мной кто-то наблюдает и непременно желает зла.

Тяжелый чужой взгляд будто придавил сверху, и я медленно опустился на корточки.

— Вон гляди туда, — Загребельный показал на небольшой участок земли, который еще не успела поглотить тень от высоких бортов. — Видишь борозды? Там явно что-то волокли.

Я пригляделся и действительно разглядел следы, смутно напоминающие пахоту или контрольно-следовую полосу. Правда очень старую, так как гребни валов практически стерлись, а канавки были почти полностью засыпаны пылью и песком.

— Эти что ли? Да им же в обед сто лет! — от вида этих отпечатков древности у меня слегка отлегло от души.

— Интересно борозды действительно старые или их пытались замаскировать? — Леший вновь поднял уровень адреналина в моей крови.

— Хорошо, не хочешь соваться сюда, давай поищем другой путь, — я встал на ноги и поглядел в ту сторону, откуда мы только что пришли.

— А другой путь можно искать долго и нудно, да так и не найти, — Андрюха тоже поднялся. — Там же сплошные завалы. Забыл что ли? На запад и восток еще идти можно, а вот в северном направлении выбор не особо велик.

— Да-а… — протянул я, припоминая искореженные, словно развороченные взрывами корабли, мимо которых мы проходили.

— Ладно, бог не выдаст, свинья не съест, — подполковник ФСБ отмахнулся от нерешительности. — Давай попробуем здесь просочиться. У нас с тобой не те возможности, чтобы просто так по этой свалке шататься. — Приняв решение, Леший серьезно поглядел на меня и добавил: — Только будь особо внимательным, Максим. Сообщай о каждой мелочи, о любом подозрении или даже ощущении.

— Ощущении? — не откладывая на потом сообщил я. — Есть у меня одно ощущение.

— Ну? — Леший наморщил лоб.

— Сдается мне, друг хороший, ты сейчас обгадился со страху. Ишь, как штырит!

— Тьфу ты! — чекист с досады сплюнул. — Остряк, блин, гребаный! Хотя… — Загребельный принюхался. — Какой-то запашок действительно присутствует. Трупный, что ли?

— Вот на этой оптимистической ноте, мы, пожалуй, и можем двинуться в путь, — совсем невесело проскрежетал я и осторожно шагнул вперед.

Мы и в самом деле продвигались очень осторожно. Это было даже хуже, чем идти по минному полю. Там хоть знаешь чего ожидать, чего страшиться, а здесь… Цирк-зоопарк, откуда же знать, что может произойти здесь, в чужом, насквозь враждебном мире? Пытаясь отыскать ответ на этот вопрос, мой мозг стал перебирать самые разнообразные варианты.

Конечно же, самый большой страх маленького, на сто процентов сухопутного человечка был перед кораблями. Казалось, что вот сейчас эти махины оживут, сойдутся и своими огромными ржавыми бортами разотрут нас в кровавую кашу.

На то, чтобы справиться с этим психозом, потребовалось где-то около минуты и шагов двадцать. Правда ему на смену незамедлительно пришло новое, куда более неприятное видение: вот сейчас грянет очередное землетрясение, твердь под ногами разверзнется, и мы вместе с этими угрюмыми, негабаритными железяками низвергнемся в самые глубины тартара. До него тут, видать, совсем не так далеко, можно сказать, рукой подать.

Через следующие два десятка шагов на ум пришла новая версия: бурый взрывоопасный поток… Если он вдруг хлынет в этот узкий железный коридор, то уйти от него мы просто не успеем. И тогда бум и все… пишите письма!

Угроза взрывоопасного селя казалась самой реальной. С этой штукой мы уже встречались в этих краях и видели ее разрушительную мощь. Так что именно на ней я и зациклился, стал искать варианты защиты… Да какой там нахрен защиты, конечно же, обычного отчаянного бегства. И вот тут-то очень многое будет зависеть от того, с какой стороны нагрянет поток, сколько метров останется нам до выхода из этого проклятого железного туннеля и еще, окажутся ли между нами и жидкой смертью вот эти замечательные тяжелые контейнеры.

Я подумал о контейнерах, потому что мы уже стояли прямо перед ними. Вблизи эта стальная тара выглядела очень даже внушительно, должно быть оттого в моей голове и зародилась надежда, что она сможет хоть на немного задержать смертоносный поток.

— Внимание, самое опасное место! — негромкий, но жесткий и собранный голос Лешего дал понять, что ФСБшник опасается совсем иного врага. — Там среди контейнеров, а может внутри них, кто угодно прятаться может.

— Кто? — в тон Загребельному прошептал я.

— Должно быть тварь какая-то. Чуешь, как смердеть стало?

Андрюха был совершенно прав, вонь значительно усилилась и это действительно был запах разложения. За последние пару лет я основательно поднаторел в законах пустошей, а они гласили: тела погибших, будь то люди или зверье, долго не лежат. За сутки их сжирают полностью. Исключение составляет тот случай, когда кто-то охраняет свои запасы и не позволяет полакомиться ими другим ярым любителям мертвечины. Так было в храме кентавров, в логове у навозного льва и в прочих не менее «приятных» местах.

Тут же сработала соображалка, которая молниеносно свела воедино все накопившиеся факты. Расчищенный коридор. В середине него навалена целая груда контейнеров, оставляющая лишь узкий проход. Плюс ко всему этому интенсивный трупный запах. Все это очень напоминало западню, ловчее приспособление. Видал я такие штуки, только конечно куда более скромных размеров. Ну а эта… Цирк-зоопарк, что же это за зверюга должна быть, чтобы такое соорудить?!

— Тихо! — Андрюха вытянул «Грача» и на манер указательного пальца приложил его створ к губам.

— Ох, попали мы, кажется, — неожиданно вспотевшими руками я крепко вцепился в автомат.

— Бежать нельзя. Для хищников это сигнал. Они всегда бросаются вдогонку, — напомнил Леший.

— Значит, двигаем дальше?

— Хозяина может и не оказаться дома. Тогда пройдем спокойно, — прошептал в ответ Загребельный.

— Если хозяина нет дома, то и уйти сможем.

— Ну, уйдем, а дальше? Нам с тобой в какую сторону?

— Что да, то да, — я кивнул и безапелляционно отодвинул друга в сторону. — Я иду первым. У меня все-таки 7,62.

Против моего очевидного превосходства в огневой мощи возразить было сложно, и чекист уступил. Так что в бутылочное горло шириной всего каких-то три-четыре метра полковник Ветров ступил первым.

Здесь не было ничего необычного. Та же иссохшая земля, покрытая толстым слоем серо-желтой пыли. Те же бездонные черные тени. Тот же облезший и покореженный от удара о землю металл, справа красно-коричневый, цвета тертого сурика, а слева грязно-голубой. И никаких следов. Хоть я и был сосредоточен и напряжен как струна, хоть все боевые инстинкты оказались взвинчены до предела, но, все же, в мозг постепенно стало просачиваться недоумение: что ж за тварь такая тут хозяйничает? Хоть бы глазком взглянуть! Или лучше не стоит?

Похоже, сегодня судьба выбрала именно второй вариант, благодаря чему мы с Андрюхой благополучно доковыляли до конца опасного участка. Оставалось сущая малость: всего лишь выглянуть за край последнего контейнера и убедиться, что опасности нет, что мы с Лешим просто два параноика, которые вскоре будут шарахаться от своей собственной тени. Именно так я и хотел поступить, но вдруг совершенно неожиданно увидел то, что безуспешно искал все это время. След. Едва заметный, припорошенный пылью, но все же след. Но самое удивительное состояло в том, что его оставила ни какая-то там когтистая лапа невиданного и неслыханного монстра, а нога обычного человека, причем обутого в стандартный армейский ботинок.

— Гляди! — я отпустил цевье «калаша» и левой рукой указал на свою находку.

— Твою же мать! — в возгласе Лешего оказалось больше тревоги, чем удивления.

— Что не так? — я сразу понял, что упустил какую-то очень важную деталь.

— Так ногу не поставишь, — быстро ответил Загребельный. — Такой отпечаток можно оставить либо входя внутрь контейнера, либо… — ФСБшник не договорил и, задрав голову верх, стал внимательно изучать нависающий над нами борт того самого судна-универсала.

То, что не досказал Андрюха, я понял и сам, причем моментально. Цирк-зоопарк, какой там к дьяволу «входя внутрь…»! Куда ж тут входить, когда контейнер стоит к нам вовсе не дверьми, а глухим цельносварным бортом? А вот «либо» номер два…

Неожиданный резкий скрежет, казалось, прозвучал прямо с тяжелых багровых небес. От него завибрировал сам воздух, он взорвал мой мозг, перепутал и переколошматил все мои мысли. Что это? Ответ мог быть лишь один — опасность, смерть. Мы крупно просчитались, поджидая ее здесь на грешной земле, и теперь спокойно могли заплатить за свою ошибку, причем самую высокую цену.

Когда прямо у нас над головой с темно-синего, украшенного ржавыми потекам борта свесились края сразу двух здоровенных, словно железнодорожные вагоны, контейнеров, Леший во всю глотку заорал: «Бежим!». После этого он схватил меня за плечо и со страшной силой рванул вслед за собой.

— Стой! — мне пришлось мобилизовать все свои силы, чтобы не только остаться на месте, но и удержать друга.

— Идиот! Сейчас нас… — в глазах Загребельного горело бешенство вперемешку со страхом, ну прямо как у попавшего в капкан волка.

— Не туда! — проревел я в ответ и что есть силы толкнул приятеля в сторону контейнера, того самого, возле которого мы обнаружили человеческий след.

Поступил я так потому, что на целое мгновение дольше Андрюхи глядел вверх и видел, что на наши головы готовились обрушиться вовсе не два многотонных привета, а как минимум полдюжины. Куда ж тут бежать? Все равно расплющит, в какую сторону не рвани.

Сейчас я действовал больше на подсознании. Инстинкты зверя, благодаря которым Максим Ветров ухитрялся выживать все эти годы, включились все разом и вот они-то и толкали его в сторону контейнера… Или вернее будет сказать в сторону метровой щели между ним и стенкой соседнего выкрашенного суриком параллелепипеда из толстой рифленой стали. Быстрее забиться туда, рухнуть на землю, закрыть голову руками и молиться, чтобы металл выдержал, не смялся и не сложился. Ведь удар будет не просто сильный, он будет воистину чудовищный.

В последнем мы смогли убедиться уже буквально через мгновение. Красноватый свет дня вдруг заслонила огромная тень. Она накрыла нас на самом входе в спасительное укрытие, а может и в жуткую темную могилу. Могила! Я вдруг понял, почему здесь так воняет мертвечиной. И вот именно это, вовсе не утешительное открытие, оказалось моей последней мыслью. Надо признаться очень неприятной мыслью. Особенно если учесть, что практически одновременно с ней полковника Ветрова немилосердно впрессовало в грохочущую, скрежещущую, полную сумрака и пыли бездну.

Глава 10.

Когда все замерло и стихло, я еще некоторое время оставался абсолютно недвижим. Лежал, и все никак не мог поверить, что остался жив. Сперва вслушивался в себя, затем в окружающий мир. Со мной, похоже, все обошлось. Острой боли не ощущалось. Мир по-соседству тоже внушал некоторый оптимизм. Он шевелился и даже пытался произвести некоторые слова, причем по большей части матерного содержания.

Фух… ну, тогда точно порядок! Раненый ведь что? Раненый либо стонет, либо вопит, если, конечно, в сознании. А вот если матом… Если матом — это значит, что гомо сапиенс находится в более или менее рабочем состоянии, злющий и готов перегрызть глотку всем своим обидчикам разом.

— Андрюха, ты… — прохрипел я тихо и постарался не задохнуться от клубящейся вокруг пыли.

Ничего не вышло. В тот же миг дыхание сперло, а челюсти свело будто при остром параличе лицевых мышц. Правда, все это произошло вовсе не от какой-то там едкой взвеси наполнявшей воздух. Причина здесь крылась во взгляде… неподвижном, полном боли и ненависти взгляде, с которым кто-то глядел на меня из желто-бурого марева.

В первое мгновение я даже решил, что мне просто показалось, что это стресс, психоз плюс больное воображение. Но секунды неумолимо тикали, пыль оседала и вот уже из полумрака узкой железной щели одна за другой начали проступать детали. Мутные словно налитые гноем глаза, грязно-зеленые усеянные гнилостными пузырями скулы, из носа и разинутого в страшном оскале рта потеки тягучей красноватой жидкости.

Мертвец! Его лицо находилось всего в полуметре, и он не просто пялился, он еще и дышал мне в лицо чудовищным тошнотворным перегаром смерти. Я почувствовал этот смрад и будто ошпаренный шарахнулся назад, как оказалось прямо в объятья к Лешему.

— Максим, ты цел! — судя по радостной интонации, это был вовсе не вопрос.

— Тут мертвяк. Из тех, что проходили тут до нас.

— Ты лучше молись, чтобы мы с тобой сами в мертвяки не угодили, — чекист мигом вправил мне мозги, да так умело, что уже ни вонь, ни само соседство с полуразложившимся трупом больше не беспокоило. — Автомат-то не потерял? «Калаш» нам сейчас ой как пригодиться, — Леший продолжил мое лечение и напомнил что спасение утопающих дело рук самих утопающих.

— Здесь он, родимый.

В тесной щели меж контейнерами было не развернуться, но я все же исхитрился и пару раз резко встряхнул АКМСом, очищая его от пыли и песка.

— С твоего бока тупик, там еще один контейнер, — оценил дислокацию Загребельный. — Так что нагрянут они либо сверху, либо с той стороны, с которой мы сюда заскочили.

— Думаешь нагрянут?

Я поправил шлемофон, а заодно поднял глаза к полосе тяжелого красного неба, которая виднелась в просвете между двумя покореженными стальными стенами. Того контейнера, что намеревался трансформировать нас в два мокрых бесформенных пятна видно не было. Должно быть, после удара он опрокинулся и свалился куда-то в сторону.

— Конечно нагрянут, это ясно, к бабке не ходи, — Леший протянул мне свой пистолет. — Давай-ка махнемся на время, раз получается, что у меня тут передовой край обороны.

Андрюха был совершенно прав. Я сейчас как бы прятался за его широкую спину, и изменить эту ситуацию никак не мог. Вдвоем здесь было просто не разойтись. Именно по этой причине полковник Ветров скрепя сердце передал другу свой автомат и магазины, а сам был вынужден довольствоваться «Грачом» и одной запасной обоймой.

Все это перевооружение заняло не больше минуты, которую неизвестный противник почему-то нам великодушно даровал. За ней последовал подарок длиной еще в одну минуту, затем в две, пять, десять. Мы тихо сидели, забившись в железную щель, и даже не знали что подумать, чего ожидать. Вокруг стояла гробовая тишина. Ни шороха, ни даже завывания ветерка, отчего казалось, что мы уже в ином мире. Наши души перенеслись в него сразу после того как тела с отвратным хрустом и чваканьем расплющила многотонная стальная кувалда.

— Ушел, что ли? — мое робкое предположение, сделанное едва слышным шепотом, оказалось первой попыткой объяснить все происходящее.

— Что просто так взял и ушел? — Леший отвел взгляд от входа в наше убежище и с недоверием покосился на меня. — И дичь свою бросил?

— Это ты на нас намекаешь? — я скривился, так как не очень-то любил, когда меня называли дичью.

— На нас, — Андрюха невесело хмыкнул. — На кого же еще тут намекать?

— А может это и не охота вовсе?

— Если не охота, тогда что?

— Защита. К примеру, своей территории, своего логова, — я постарался отыскать доказательства своей теории. — Ведь после того как на жертву свалится контейнер, ее уже хрен достанешь. В этой коробочке где-то тон двадцать пять-тридцать будет. Такую просто так не подвинешь.

— Подвинешь, еще как подвинешь, — не согласился ФСБшник. — Или ты думаешь она на нас сама по себе свалилась? Без всякой посторонней помощи?

Аргумент оказался железный, как и сам контейнер, а потому я посрамлено промолчал.

— Вот то-то и оно, — Загребельный тяжело вздохнул. — Ты представляешь, что это за тварь такая должна быть, раз она на нас не один, а сразу полдюжины таких железяк скинула?

— Только не понятно зачем.

Меня все больше и больше раздражала несуразность, нелогичность как всех наших выводов, так и самого этого разговора. Похоже, мы двигались по замкнутому кругу, и каждый раз вновь и вновь возвращались к тому, с чего начали.

— Зачем этой твари сбрасывать на нас контейнеры? — повторился я. — Если она такая здоровая и сильная, могла бы просто напасть. Мы ведь против нее все равно что тараканы супротив слона.

— А может мыши? — неожиданно переспросил Леший.

— Мыши? Какие мыши? — не понял я.

— Говорят, огромные слоны боятся крохотных мышей. Или не слыхал о таком?

— Слоны боятся мышей, потому как знают, что за звери эти самые мыши, — словно для самого себя прошептал я. — Если эта тварь боится нас, то выходит…

— Она знает кто такие люди, — закончил за меня Загребельный. — Ты понимаешь, Максим, что это значит? Здесь есть люди!

— Кто бы сомневался, — хмыкнул я и кивнул в сторону нашего третьего компаньона по убежищу.

Ту мне вновь показалось, что мы совершили очередной круг и доказали то, что и так было яснее ясного. А из этого следовало, что для продвижения вперед требовалось нечто совсем иное, нежели наш вялый мозговой штурм, который более походил на переливание из пустого в порожнее.

— Давай, пожалуй, выбираться отсюда, — предложил я другу и уже в который раз прислушался к звенящей и гнетущей тишине.

— Согласен. Если гора не идет к Магомету, то Магомет потопает к горе, — Леший, будто давно ждал этого предложения. Он покрепче стиснул автомат и стал аккуратно и по возможности бесшумно пробираться к выходу.

Собственно говоря, забиться в щель между контейнерами мы успели не так уж и глубоко, всего на каких-то три, может четыре метра, а это означало, что и выбираться нам будет легче легкого, разумеется если не учитывать, что каждый шаг к выходу, это шаг ко встрече с неведомым, приближение к самой смерти.

Однако, выглянув наружу, Андрюха не обнаружил там ни костлявую старуху с косой, ни посланных ею гигантских метателей контейнеров. Именно об этом он и сообщил вместе с коротким взмахом руки:

— Выходим. Чисто!

Во, ведь может же, когда хочет! — неожиданно пронеслось у меня в голове. — И автоматом все стороны света перекрестил и «Чисто!» в нужной тональности изобразил. Короче, натуральный персонаж из сериала «Спецназ». А ведь, как скромничал, засранец этакий!

Снаружи действительно оказалось подозрительно тихо и пустынно. Хорошо изученный пейзаж теперь дополняли шесть новых прямоугольных холмов, каждый метров так двенадцать в длину и три в ширину. Четыре из них упали как раз в той стороне, куда опрометчиво тянул меня Загребельный. Один перекрыл бутылочное горло, через которое мы пробирались, чем отрезал путь к отступлению. И, наконец, последний угодил точнехонько в укрытие, где скрывались два отважных путешественника по параллельным мирам. Этот выкрашенный в бледно-зеленый цвет контейнер смял часть нашей крепости, а затем скатился с нее на землю. При ударе у него проломило борт и вырвало двери, из которых моментально вывалилось превеликое множество пластиковых труб и гофрированных шлангов. Теперь этот горе-охотник за человеческими головами смирно лежал в дюжине шагов от того места где мы стояли. Он походил на дохлое зеленое чудовище, из распоротого брюха которого торчат его отвратительные зловонные кишки. Но самым удивительным являлось то, что пока это был единственный монстр, который угодил нам на глаза.

Я подумал об этом и буквально тут же почувствовал чей-то недобрый взгляд. Так бывает. По телу словно пробегает колючий электрический разряд, от которого вздрагиваешь и невольно начинаешь сутулиться. Некоторые люди спускают такое и спешат поскорее убраться с глаз «доброжелателя», другие наоборот, оборачиваются и принимают вызов. Лично я отношусь именно ко вторым, а потому…

На этот раз мне не потребовалось оборачиваться. На этот раз мне следовало лишь поднять глаза к небу, вернее к грязно-синему изъеденному ржавчиной борту. Именно оттуда на меня изучающе пялились два странных существа. Разглядеть их оказалось не так просто. Из-за смятого фальшборта торчали лишь головы, да и то либо обросшие длинным серым мехом, либо закутанные в какие-то рваные тряпки. А может и то и другое вместе.

Первое впечатление об этих тварях так и осталось единственным, что удалось запомнить. И все потому, что уже через секунду рядом прогрохотала длинная автоматная очередь, а по срезу грязно-синего борта заплясали выбитые пулями искры.

Леший стрелял навскидку, практически не целясь, но, тем не менее, сумел кучно уложить пули в район цели. Попал или нет сказать было сложно, так как оба наблюдателя тут же проворно юркнули под защиту толстого металла.

— Ты видел?! — заорал чекист, продолжая шарить прицелом по срезу борта. — Твою мать, что ж за бестии такие?!

Честно говоря, я был ошарашен не меньше Андрюхи. Неужто это они, существа ростом не более человеческого скидывали на нас контейнеры весом в десятки тонн? Просто не верится! Что бы проделать такое…

Предположению о том, как именно «серые» вытворяют свои фокусы, так и не судилось появиться на свет. Его спугнул, перебил и переколошматил негромкий, но все же ясно различимый скрежет, донесшийся с палубы проклятого контейнеровоза. Что это за звук и чем он грозит, нам с Загребельным объяснять не требовалось.

— Сваливаем, полковник! — Леший попятился.

— К борту! Прижимаемся к борту! — прокричал я в ответ и, показывая пример, припустил по направлению к сухогрузу, который образовывал вторую стену туннеля.

Решение это являлось далеко не спонтанным. Я уже давно прикинул, что контейнеры не долетают до борта соседнего корабля. Они падают либо в центре железного коридора, либо ближе к борту судна-универсала. Так что если мы успеем преодолеть завал, то окажемся в относительной безопасности. Конечно, никто не может гарантировать, что какой-нибудь из здоровенных железных ящиков после удара о землю не перекатится и не пожелает растереть наши внутренности по черному борту старого сухогруза. Но только такой живчик будет один, в крайнем случае два, а вовсе не все сразу.

Предупредивший нас звук, дал некоторую фору. Именно она и позволила проскочить лабиринт из наваленных контейнеров еще до того, как началась вторая фаза бомбардировки.

Контейнеры рушились за нашими спинами. От их ударов дрожала земля, а воздух наполнялся густой смесью из пыли лязга и скрежета. Мы бежали не чувствуя под собой ног. Сердце выскакивало из груди, а дыхание то и дело срывалось в лающий надрывный хрип. И все же леденящего страха, подобного тому, что набрасывался на нас прежде, больше не было. И это, скорее всего потому, что теперь мы знали об опасности и не только знали, а еще и понимали — на этот раз смерть просчиталась, она опаздывает, не успевает.

«Серые» и впрямь действовали вовсе не так слаженно и продуманно, как прежде. Контейнеры, которые они теперь сбрасывали на нас, падали без всякого плана и системы, да еще к тому же и с большим опозданием. Поэтому не надо было быть великим мудрецом, чтобы понять: все это лишь акт отчаяния и бессильной злобы. Дичь ускользала и охотники отыгрывались на старом железе, которое не выполнило свою смертоносную функцию, не оправдало их надежд.

Когда мы проскочили зону грузовых трюмов и поравнялись с надстройкой, все прекратилось. Здесь больше нечего было сбрасывать нам на головы, разве что пару облезлых шлюпок болтающихся на заржавевших талях. Подсознательно я ожидал услышать вдогонку хоть какой-нибудь крик, вой или рев, но тщетно. На округу вновь опустилась глухая тишина, насквозь пропитанная напряжением вперемешку с тошнотворной грязно-желтой пылью.

— Прорвались! — Леший резко развернулся и вскинул автомат, надеясь расплатится за «радушный» прием. — Сейчас я вам суки…!

— Никого, — прохрипел я, лишь краем глаза глянув вверх. — Так что охолонь, побереги патроны.

— Ладно, уходим!

Загребельный раздраженно сплюнул на землю, и его слюна оказалась темно-желтого цвета. Я заметил это и мужественно проглотил тот ком из пыли и песка, что практически забил мне глотку. Нет, драгоценную влагу терять никак нельзя! Ведь очень скоро может оказаться, что нашим главным врагом станут вовсе не «серые» и не смертоносные потоки, бурлящие и кипящие жидкой взрывчаткой, а куда более прозаическая штука именуемая жаждой.

Выход из проклятого железного коридора находился всего в дюжине метров. Тяжело дыша после недавнего спринта, мы поплелись к нему. Конечно же буквально через шаг я оборачивался и проверял не объявились ли «серые», не готовят ли они нам очередную пакость. Но нет, на борту «Джона Грина» все казалось тихо и спокойно. О нападении напоминало лишь мутное пылевое облако, которое медленно оседало невдалеке за нашими спинами.

— Вот твари, как же они это все-таки делают? — настал момент, когда ФСБшника таки прорвало. — Морской контейнер… его ведь только краном сдернешь!

— Не знаю, — честно признался я. — Но, судя по всему, людей они невзлюбили основательно.

— Да уж… — Леший невесело вздохнул и протянул мне автомат. — На вот, держи. Возвращаю.

— Ловко ты их пуганул, — я в очередной раз покосился на борт корабля-универсала. — Сколько выбиваешь?

— Сто тридцать очков в Первом упражнении, — ответил чекист и тут же поправился: — Раньше выбивал.

— Ну, я примерно так же, только из танковой пушки. А вот из «калаша» чуток похуже.

— Это я так понимаю, ты мне автомат передал? — Леший прищурился.

— Во временное пользование, пока другой не отыщешь.

— Другой… — Андрюха невесело хмыкнул. — Что-то мне подсказывает, что оружия здесь нет и в помине. Вычистили его все подчистую. Разве что в каком-нибудь багаже отыщется что-то типа женского «Вальтера» или «Браунинга». Да и то, совсем не уверен.

— Поживем, увидим. Кроме авианосца военные корабли нам пока не попадались. Так что делать выводы еще рано.

Словно в поисках этих самых военных кораблей я стал оглядывать место, в которое мы попали после выхода из западни «серых». Коридор образованный гигантскими телами старого сухогруза и «Джона Грина» здесь вовсе не заканчивался, а лишь изгибался и сужался, превращаясь в настоящую глубокую нору. Ее образовывали два других корабля. Один, затруднюсь в его идентификации, лежал на боку и демонстрировал нам часть грязно-красного киля вместе с двумя здоровенными гребными винтами. Другой, с виду очень напоминавший какую-то научно-исследовательскую посудину, наваливался на него своим некогда белым, а теперь сплошь расписанным ржавыми потеками бортом. Таким образом, для прохода оставался довольно темный туннель протяженностью метров шестьдесят. В конце него брезжил красноватый дневной свет и виднелся борт другого корабля.

— Ну что, полезли? — без всякого оптимизма пробубнил я. — Другого пути здесь все равно нет.

— Вот то-то и подозрительно, что нет, — пробасил в ответ чекист.

— Не понял? — я тут же стал озираться по сторонам.

— Похоже, все другие ответвления и ходы плотно забаррикадированы всяким корабельным хламом. И я все думаю, но пока никак не могу решить, это он сам так удачно свалился или ему помогли?

Слова Лешего заставили меня совершенно по-другому взглянуть на окружающие завалы. Вот решетчатая стрела одного из палубных кранов, которая на удивление точно рухнула между кормой «Джона Грина» и винтами опрокинутого судна. Через нее, пожалуй, можно было бы перебраться, если бы не обломок стальной мачты и пара здоровенных трюмных крышек, которые образовали настоящую стену, не чуть не хуже той, что защищала Подольск и Серпухов. С другой стороны, там, где острый нос плавучего НИИ не дотянул метров пятнадцать до кормы старого сухогруза неведомо как образовался завал из полусотни стальных труб и швеллеров. Большинство из них глядели в нашу сторону острыми торцами, отчего это ржавое образование очень напоминало здоровенного противотанкового ежа. Конечно, при желании здесь можно было проделать проход. Правда на это потребуется время и масса труда, а еще цель, которая могла оправдать все эти усилия.

— Согласен с твоими подозрениями, — я хмуро кивнул. — Это действительно смахивает на лабиринт. Только вот кто его построил? Неужто «серые»?

— «Серые»? — Леший сперва удивленно приподнял бровь, но быстро догадался, кого я выкрасил в мышиный цвет. — Возможно, что и они.

— Для чего?

— Понятно для чего, что бы пройти можно было только здесь. Чтобы контролировать эту тропу.

— И что, часто здесь кто-нибудь ходит? — я оглядел припорошенную пылью каменистую почву. — Где следы?

— Там, перед контейнерами тоже никаких следов не было, — подполковник кивнул в сторону, откуда мы только что пришли. — Кроме одного.

— Да-а… странно, — согласился я. — Но волков бояться, в лес не ходить.

— Мне бы твой оптимизм, — очень невесело хмыкнул Загребельный.

— Это не оптимизм, — в тон приятелю вздохнул я. — Это наблюдательность и здравый смысл. Тропа ведет на север, а значит, как раз по ней мы и должны топать.

— Вот мне очень интересно, чего это твои приятели ограничились такой сверхинформативным посланием «Иди на север». Про эту тропу, про «серых», что слабо было предупредить?

— У них солидол закончился, — буркнул я и подтолкнул вперед не ко времени разболтавшегося ФСБшника.

Когда мы вступили под своды железного туннеля, то сразу поняли, что здесь темнее, чем казалось снаружи. Находись эта нора в нашем привычном мире, пусть даже и под сенью «Большой мряки», то все равно света от входа и выхода вполне могло хватить, что бы не спотыкаться о разбросанные на земле мелкие предметы. Но здесь и сейчас, кроваво-красные небеса освещали только лишь открытые участки и им было глубоко наплевать на то, что твориться в глубине железных каньонов и пещер.

— Хреновато здесь как-то. А, Макс, тебе не кажется? — Леший поднял голову и поглядел на ряд тускло поблескивающих иллюминаторов, которые пялились на нас словно глаза гигантского чудовища. — Не люблю, когда у меня дырки прямо над головой. Оттуда чёрти-что может выскочить.

— Тут еще второй ряд должен быть, — «обрадовал» я приятеля, когда воскресил в памяти борт лежащего на боку научно-исследовательского судна и прикинул высоту его палуб.

— Он гораздо ниже будет, где-то около самой земли. Это не так опасно. А вот тот, что сверху…

Вдруг послышался негромкий глухой удар, и слова Загребельного резко оборвались.

— Андрей! — в испуге заорал я и мигом вскинул пистолет, пытаясь обнаружить неведомого противника.

В том месте, куда мы добрели, темнота оказалась уже достаточно плотной. Я видел, что кто-то ворочается на земле, но понять Леший это или нет, сам ли он или сцепился с какой-нибудь дикой тварью, было просто невозможно. Но в любом случае стрелять я не мог. Что же оставалось? Пожалуй, только одно — отчаянная и безрассудная рукопашная.

— Твою же мать! — прозвучавший во мраке голос подполковника ФСБ остановил меня от немедленного рывка.

— Андрей! — я позвал еще раз.

— Да живой я! — откликнулся Леший. — Ящик какой-то под ноги попался. Дерьма тут всякого валяется просто…

Сколько именно того самого дерьма раскидано в туннеле я так и не узнал. Вместо этого Загребельный уже совсем другим, жестким и властным тоном приказал:

— Ветров, стой не двигайся.

Я послушно выполнил приказ и стал ждать либо объяснений, либо новой команды. Секунд через пять она действительно поступила:

— Достань фонарь. Батарейки уже должны были чуток поднакопить заряд.

Да, это точно. Времени с того момента как мы покинули место своей последней ночевки прошло часа три, а то и три с половиной. Может полумертвые элементы питания и раскочегарились. Не думаю, что хватит чтобы пройти весь туннель но на подсветить… Если повезет, то должно получиться.

Свет карманного фонаря больше походил на сияние древней лучины с которой наши далекие предки брели сквозь непроглядную тьму средневековья. Однако и его вполне хватило, чтобы разглядеть согбенную фигуру Лешего. Подполковник стоял на коленях и, наклонившись вперед, совершал руками какие-то таинственные пасы, словно гладил невидимую кошку.

— Эй, ты чего…? — не удержался я от удивленного восклицания.

— Тут струна натянута, — не оборачиваясь, пояснил чекист. — Представляешь, я ее едва не снес! Спасибо ящику. Рожей зацепил, а не ногой.

Только Андрюха успел это произнести, как я и впрямь заметил тонкую ниточку, которая тянулась от его рук куда-то в темноту. Не теряя ни секунды, я провел по ней светом и обнаружил, что проволока уходит как раз в один из тех самых иллюминаторов, о которых я буквально пять минут назад предупреждал друга. Вот тебе и «…не так опасно», товарищ подполковник. Подвело твое хваленое чутье! Выходит смерть притаилась вовсе не сверху. Она припала к земле и сейчас щерится на нас своими острыми ржавыми клыками.

На счет клыков это конечно была метафора, красивое сравнение, продукт моего воображения и интеллигентского воспитания. На самом деле опасность имела личину полудюжины грубо заточенных арматурин, которые глядели на нас из жерла круглого корабельного окна. Какая сила должна была выбросить их вперед, я не знал, да и честно говоря, вовсе не горел желанием узнавать.

— Подымайся, чего расселся! — гаркнул я на Лешего. — Если фонаря не хватит, шашлык из нас с тобой получится… ну, или цыплята на вертеле, это уж как тебе больше нравится!

Не знаю, разглядел ли Загребельный зловещее метательное устройство или это на него так подействовал мой полуистерический крик, но, тем не менее, он в долю секунды оказался на ногах.

— Свети! — приказал Андрюха и осторожно переступил через тонкую ржавую проволоку.

Прежде чем жизненные силы фонаря окончательно иссякли, нам удалось преодолеть около сорока метров туннеля, а так же избежать трех новых смертоносных ловушек. Это конечно являлось определенным успехом, правда, далеко не полным. Небольшой участок мрака все еще продолжал стоять между нами и окрашенным в багровые тона выходом. Пройти его предстояло, что называется, на ощупь. Ну, или почти на ощупь, если учесть, что в нашем арсенале все еще оставалась зажигалка Лешего.

Без ложной скромности замечу, что об этом, пусть и весьма чахлом, но все же источнике света вспомнил именно я. Пытаясь его обнаружить, Загребельный довольно долго копался в многочисленных карманах разгрузки. Заминка немедленно возымела свои очень даже предсказуемые последствия — в голову полковника Ветрова стали приходить самые невеселые мысли.

— Андрюха, кто все это мог соорудить? Не зверье же в самом-то деле! — протянул я обращаясь ко мраку.

— Они охотятся на людей. Это все что я знаю совершенно точно, — мрак ответил полагающейся ему гадостью.

— Кто-то типа кентавров, что ли?

— Кто-то типа «серых». — Наконец в темноте щелкнула зажигалка, и небритое привидение с тяжелым мощным подбородком пробасило: — Двигаем вперед! Время, товарищ полковник! Чем медленней мы продвигаемся, тем больше у этих бестий времени на подготовку.

— Да у них и так уже вроде все готово, — пробурчал я в ответ и протянул руку, что бы забрать у отечественного Прометея его путеводный огонь. — Ты лучше покрепче «калаш» держи, — объяснил я, ежась в леденящих объятиях темноты, — а с растяжками старый танкист уж как-нибудь разберется.

Сказано — сделано! Возле самого выхода из туннеля эксперт из бронетанковых войск и впрямь обнаружил еще одну ловушку. Судя по всему, это был главный сюрприз, подготовленный для наиболее настырных посетителей, которым не удалось вкусить все «пикантные деликатесы» темной железной пещеры. Туго натянутых проволок здесь оказалось целых три. Они были протянуты на разных высотах и уходили в темноту под разными углами. Из всего этого следовало, что человек, зацепивший их, получит удар с трех сторон, да такой от которого не спастись, даже будь ты трижды самым удачливым и даже заговоренным.

Для того чтобы перебраться через эту паутину сперва я подсвечивал Андрюхе, затем он мне. Когда зажигалка оказалась в руке у чекиста, я заметил, что она довольно заметно подрагивает. Что, ФСБ, шалят твои хваленые железные нервы! — злорадно подумал я и тут же ощутил тугое давление ржавой струны. Мне не хватило длины ног, чтобы спокойно перешагнуть ее, как это сделал великан Леший.

Вот тогда-то Максиму Ветрову и стало не до смеха. Моментально накатил удушливый страх. Темнота вокруг стала вовсе не пустой и бездонной. Она ощетинилась десятками, сотнями, тысячами стальных кольев, нацеленных точно мне в сердце.

— Зацепил, — прохрипел я, едва справляясь с внезапно окаменевшим в глотке воздухом.

— Верхнюю?

Леший спросил то, на что я просто не успевал ответить. Нижняя сторона бедра все сильнее давила на проклятую проволоку и остановиться было уже не возможно. Точка равновесия оказалась пройденной, и сейчас я падал прямо на спуск зловещего орудия убийства.

— Андрей, уходи! — этот крик стал единственным, чем я смог помочь другу.

— Расслабься! — рявкнул мне в ответ Загребельный.

«… и получай удовольствие», — продолжение бородатой шутки само собой промелькнуло в голове. Впрочем, в ней родимой пронеслась не только старая острота, но и весь окружающий мир. Состоял он из искры одинокого затухающего огонька, громкого змеиного шипения откуда-то справа и цепкой хватки двух необычайно крепких рук, одна из которых обхватила меня сзади за поясницу, а вторая уцепилась за отворот телогрейки. Все это вдруг дернулось, рванулось и перевернулось вверх тормашками. Дальше последовали удар, грохот, скрежет которые стали бултыхаться и тонуть в глубинах вязкого колокольного гула.

Глава 11.

— Макс, ответь! — голос Загребельного жил как бы сам по себе, совершенно отдельно от всей этой гудяще-лязгающей какофонии, а потому сразу дошел до моего сознания.

— Ох… — ответ получился не очень, но это все на что сподобился отходящий от шока полковник Ветров.

— Задело? — тревога Андрюхи будто наполнила окружающий мрак.

— Пока не понял, — прохрипел я.

— Сейчас… — ФСБшник начал судорожно шарить по мне рукой.

— Да, нормально вроде… — для проверки я слегка поворочался.

— Крови нет, — согласился приятель.

— Прости. Обложался как зеленый пацан, — от бессильной злобы на себя самого я то ли зарычал, то ли застонал. — Вот ведь цирк-зоопарк! Видел же, что высоко, что не переступлю!

— Ага, — Загребельный сперва согласился, но затем передумал: — Я тоже хорош. Надо было тебя перетащить.

— Ты ведь кажись и перетащил, — я с кряхтением стал подниматься на ноги.

— Скорее перекинул, — судя по шуршанию, Леший тоже принял вертикальное положение, причем гораздо проворней, чем я. — Хотя броском через бедро такую высоту тоже не взять. Однако ничего лучшего придумать попросту не успел. Что эта штуковина шандорахнет было яснее ясного, а потому требовалось срочно убираться с линии огня, да еще к тому же сделать так, что бы ты второпях не сорвал две остальные струны. Иначе нам с тобой…

— Хана! — закончил я за приятеля.

— Стопроцентная, — подтвердил чекист. — Это оружие возмездия жуть какое мощное оказалось. Шипение слыхал? Похоже пневматика. На сжатом газе работает. Наверняка баллоны приспособили, а там ведь до двухсот атмосфер.

— Неужто «серые» и в этом секут? — задавая этот вопрос, очень хотелось увидеть лицо друга, но тьма показала лишь бесформенную темно-бурую массу в шаге от меня.

— Скорее всего, разумная форма жизни из другого мира, — после некоторой паузы вынес свой вердикт офицер ФСБ. — Если вспомнить тех же самых кентавров или Хозяина леса, то станет понятным, что это вовсе не новость.

— Да-а… — невесело вздохнул я — Пришельцы… И опять они не в восторге от нашего общества.

— А может это мы пришельцы? — Леший стал топтаться на месте и шерудить ботинками. — Черт его знает куда нас занесло. Приперлись сюда вместе со своим железом и еще возмущаемся, почему нам не рады. А может, здесь раньше всякие-разные лютики-одуванчики произрастали и птички щебетали как очумелые?

— Ты сейчас эти самые одуванчики ищешь? — до меня, наконец, дошла причина производимого Андрюхой шума.

— Зажигалку пришлось бросить, когда тебя увальня этакого через растяжки перекидывал, — буркнул Загребельный.

— Может, ты заодно и пистолет нащупаешь? — виновато поинтересовался я.

— Обронил?! — чекист вскрикнул как от боли.

— Ну, обронил, — раскаянно признался я. — Кто ж знал, что ты меня так об землю припечатаешь!

— Стой не рыпайся! — приказал Андрюха, предвидя мое желание присоединиться к поискам. — Я сам посмотрю.

Примерно минут пять полковник Ветров смирно стоял на месте и вполглаза наблюдал, как рядом бродит едва заметный расплывчатый призрак. Он то и дело натыкался на какие-то врывшиеся в пыль предметы и тут же высказывал свое мнение о кораблестроителях всех времен и народов. В конце концов, приведению все это надоело:

— Ничего! — прогудел ФСБшник. — Это как иголку в стоге сена. И к растяжкам приближаться как-то совсем не хочется. А может ты его как раз там и посеял.

— Вполне вероятно, — мой тяжелый вздох гулко прозвучал в темноте железного туннеля. — Ладно, пошли уже. Нечего здесь зря время терять.

Полностью безоружным я чувствовал себя, мягко сказать, неуверенно, этаким голым и беззащитным младенцем, которого каждый может, а главное хочет обидеть. От такого ощущения противно холодела спина, а голова норовила поглубже зарыться в плечи. Лекарством от невроза служил лишь поиск новых растяжек, которые могли угрожать нам на оставшихся метрах мрака.

Передвигаясь цыплячьим шагом, я крался вперед и одновременно с этим руками и ногами прощупывал темноту. Леший шел чуть позади и держал автомат наготове. Учитывая близость выхода, я сам настоял на таком разделении труда. «Серые» оказались коварными бестиями. Неизвестно, какой фортель они могли выкинуть, обнаружив, что их враги живыми и невредимыми выбираются из расставленной западни.

Как ни печально, но моим подозрениям было суждено сбыться буквально в тот самый миг, когда мы перешагнули границу света и мрака. Гигантские стальные тела двух океанских монстров вдруг вздрогнули, заворочались и застонали. Одновременно с этим земля под ногами содрогнулась от резкого и мощного толчка.

— Взрыв! — я оглянулся в страхе обнаружить свирепое всепожирающее пламя, которое мчится вслед за нами по огромной железной трубе.

— Землетрясение, — Андрюха мельком глянул на циферблат своих часов и утвердительно кивнул. — Точно, уже пора.

— Давай отсюда!

В подсознании сработало давно и крепко-накрепко вбитое правило: любое землетрясение лучше пережидать под открытым небом. Если, конечно, имеется такая возможность. У нас она имелась. Небольшой, сравнительно ровный и открытый участок как раз начинался прямо около выхода из туннеля, то бишь сразу за гребным винтом научно-исследовательского судна. Всего каких-то пятнадцать-двадцать метров! И пробежать их не составляло ровным счетом никакого труда.

Наверняка мы бы так и поступили, но вдруг сверху, должно быть с кормы научного лайнера грохнулась какая-то бочка, за ней змей сполз брезентовый пожарный шланг, скатился выгоревший грязно-оранжевый спасательный круг.

— Назад! — Леший отпустил цевье автомата и схватился за мое плечо. — Сейчас как припечатает по башке, мало не покажется.

— Это они? «Серые»? — я прислушивался к доносящемуся из недр гулу, протяжным стонам стальных гигантов и пытался вычленить из этой мешанины возню живых существ на палубе корабля.

— Нет! — чекист отрицательно замотал головой, отчего стало казаться, что ему передалось колебание земной тверди. — Спасательным кругом человека укокошить трудно, шлангом тоже. Так что виноваты здесь подземные толчки. А они балов восемь. Такой «шторм» вполне может стряхнуть нам на головы и чего поувесистей, чем вся эта дребедень.

— Переждем здесь, — я понял куда клонит Загребельный.

— Переждем, — кивнул мой приятель.

Землетрясение продолжалось минут десять. Все это время мы с Андрюхой стояли в самом центре железного туннеля и внимательно следили за ситуацией. Разумеется, поднакопленный опыт подсказывал, что ничего катастрофического подземные толчки с собой не принесут, вернее раньше не приносили. Только вот все когда-нибудь случается впервые и об этом не стоило забывать.

Однако Главный миловал. С палубы научно-исследовательского судна скатилось еще несколько мелких деталей оснастки, на танкере справа оборвался один из спасательных плотов, а у разлегшегося прямо напротив нас сухогруза рухнула верхушка проржавевшей мачты. Ни одно из этих происшествий нас не затронуло и даже не перегородило дорогу. Так что вполне можно было отправляться дальше, упрямо брести навстречу неизвестности и новым опасностям.

— Двинули, что ли? — Леший медленно и тяжело поднял АКМС, будто тот был отлит из свинца.

— Давай хоть горло промочим, — предложил я и полез за флягой.

Пока танкист Ветров шарил в своем исхудалом вещмешке, ФСБшник Загребельный прошел вперед и стал осматривать местность.

— Дальше путь один, — Андрюха доковылял до гребных винтов научного судна и остановился. — Только через пролом в трюме вон той посудины.

Чекист стволом автомата указал на тот самый сухогруз, который всего минуту назад лишился куска мачты. Корабль основательно загруз в наносах песка и мелкого щебня. Он словно плыл по плотным желтым волнам, которые захлестывали в небольшую, метров пять в диаметре, почти круглую пробоину.

— Странная дыра, ровная, будто торпедой ударили, — я двинулся вслед за другом, на ходу отвинчивая крышку фляги.

— Когда-нибудь видел пробоину от торпеды?

Загребельный оглянулся и поглядел на меня, вернее сперва на меня, а затем на флягу, после чего сразу проглотил слюну. Хотя, цирк-зоопарк, какую нахрен слюну! Откуда взяться слюне в наших пересохших глотках?!

— Только на фотографии, — я сделал над собой усилие и попытался не думать о воде. Почти получилось. Тема с пробоиной на некоторое время заняла все мои мысли. — Когда «Курск» подняли, там похожая дыра была. Это фото весь интернет обошло. Болтали, что янки ударили, а мы утерлись и промолчали.

Честно говоря, упомянув о трагедии погибшего в далеком 2000 году подводного крейсера, я надеялся, что хорошо информированный ФСБшник приоткроет завесу тайны. Зря надеялся. Почему-то Леший сразу замкнулся и помрачнел. Все, что он сподобился выдавить из себя, было:

— От торпеды дыра в пять раз меньше… И края вогнутые… Вот такие дела…

Дальше Андрюха скользнул невидящим взглядом по протянутой ему фляге и словно на автомате двинулся вперед.

— Э, ты чего? — я даже испугался за друга. — Пей, а то…

Вообще-то я хотел ляпнуть «скиснет». Типа, шутка такая. Иногда помогает, когда на душе уж очень паршиво. Да только вот не успел. Слова плотно застряли в глотке, когда я случайно глянул вниз и увидел в каком-то полуметре от ног Лешего выгоревший бок спасательного круга, того самого круга что скатился нам едва ли не на головы. Он лежал…

Вот в том-то и весь фокус, что вовсе не лежал. Круг висел под каким-то уж вовсе нереальным углом к поверхности земли — градусов двадцать, не более. Складывалось впечатление что его подпирает небольшой и главное невидимый песчаный холмик. Однако никакого холмика не было и в помине. Пенопластовое спасательное средство лишь только одним краем немного зарылось в песок, но это никак не могло объяснить его столь странное положение.

Запах опасности мигом ударил мне в нос. На земле или вернее в ней самой что-то было не так. Ей богу не так! И вот в эту самую гребанную чертовщину сейчас собирался шагнуть мой лучший друг. Андрюха уже занес ногу, и на то чтобы остановить его времени просто не оставалось. Разве что… Рука, в которой я держал флягу с нашими последними запасами воды, все еще продолжала тянутся вслед за Лешим. Пожалуй, это был шанс, единственный шанс.

Ни секунды не колебаясь, полковник Ветров разжал пальцы, и когда фляга, расплескивая драгоценную влагу, полетела вниз, практически упал вперед. Я успел вовремя. Загребельный еще не перенес вес своего тела на только что поставленную ногу. Чекист только собирался это сделать, когда моя рука уцепилась ему за шиворот и рванула назад. Конечно же, такого негабарита, как Леший остановить оказалось вовсе нелегко. Мне практически потребовалось повиснуть у него на спине.

— Макс, какого хрена…? — выдохнул Андрюха, и мы вместе повалились на землю.

— Молчи, дурак! — прохрипел я в ответ. — Там что-то есть.

— Где? — Леший вскинул ствол «калаша».

— Там, куда ты только что собирался наступить, — я продолжал цепляться за приятеля, словно опасался, что он вырвется и натворит глупостей.

Но, естественно ничего подобного не произошло. Подполковник даже не попытался избавиться от моей хватки. Он лежал на боку и не сводил глаз с волнистой песчаной поверхности впереди. И впрямь песчаной! До меня только сейчас дошло, что на этом участке пыль уступила место крупному кристаллическому песку, который кое-где посверкивал огненными искорками, отражая свет тяжелого багрового неба.

— Почему ты решил, что там что-то есть? — Леший задал вопрос и тут же сам докопался до ответа: — Из-за круга что ли?

— Кажется, он на что-то нанизался, — я отпустил друга, словно предлагая ему проверить эту версию.

Загребельный, похоже, так и подумал. Он встал на колени и принялся откидывать приклад АКМСа, очевидно намереваясь превратить его в подобие щупа. Именно в этот момент Андрюха и заметил флягу. Вернее мы с ним заметили ее одновременно. Облаченный в зеленый чехол сосуд лежал горлышком вниз, а рядом расплывалось небольшое мокрое пятно. Наш последний запас воды уходил сквозь песок, почти как во всем известной поговорке. Конечно, рассчитывать, что на половине фляги можно протянуть достаточно долго, было, по меньшей мере, самонадеянно. Но смотреть, как драгоценная влага просто так уходит в никуда, теряется, вместо того чтобы хоть на день, на час продлить нам жизни, являлось настоящей пыткой.

Однако мы с Лешим все-таки были мужчинами, а потому вынесли ее, не проронив ни слова. Чекист лишь тяжело вздохнул и, ухватившись за ствол «калаша», стал прощупывать прикладом песок по-соседству с подозрительно увязшим спасательным кругом. Практически сразу же металл зацепился за металл.

— Что-то есть! — прорычал Загребельный и стал шерудить более интенсивно.

Особо ему напрягаться не пришлось. Уже после первых размашистых гребков из песка показались ряды тонких ржавых остриев.

— Вон оно как… — Леший скрипнул зубами и, отложив автомат в сторону, стал руками раскапывать край опасного участка.

Я глядел ему под руки и с перекошенной от отвращения рожей наблюдал, как на свет божий появляются доски, густо утыканные длинными металлическими шипами. Частично это были гвозди, частично остро заточенная арматура или толстая проволока. Собственно говоря, такое противопехотное заграждение не являлось чем-то новым и уж вовсе невиданным. Даже наоборот, это, я бы сказал, классика. Именно с помощью таких ловушек калечили американскую солдатню доблестные партизаны Вьетконга. Применялись они и в джунглях Южной Америки, причем не только борцами за свободу, но и защитниками плантаций «целебной» коки. Но только все это происходило там, на Земле. А вот откуда о такой подлой штуке узнали обитающие здесь «серые»?

— Спасибо что удержал, — ФСБшник приостановил свои археологические раскопки и оглянулся. — Иначе хромать мне как старому мерину. А где-то через недельку вполне мог и копыта откинуть. — Дойдя до этого места, Андрюха помрачнел и поправился: — Точно откинул бы. Гангрена и заражение крови тут гарантированы.

— Ну, ты и наглец! — я принялся подниматься на ноги. — Собираешься прожить здесь целую неделю? Без воды? С «серыми» на хвосте?

— Может твои ангелы-хранители помогут? Подскажут, напишут чего-нибудь путного?

— Ага. Напишут. Надпись на твоей могиле!

Очередная задержка меня почему-то очень напрягала. Вернее даже не столько сама задержка, сколько торчание на открытом месте. Здесь мы как комар на голой заднице. Гляди, оценивай, готовь новую пакость. Подумав об этом, я повертел головой по сторонам и нервно передернул плечами, как будто и впрямь почувствовал чей-то недобрый взгляд.

— Андрей, давай искать где пройти, — я произнес это довольно решительно, можно сказать в приказной форме.

— А вот здесь и пройдем.

Загребельный подцепил одну из ощетинившихся шипами досок и вырвал ее из песка. Вслед за первой доской тут же последовали вторая и третья.

— Все, теперь двинули, — держа автомат наготове, подполковник первым шагнул в расчищенный проход.

Как и следовало ожидать, полоса стальных колючек оказалась совсем не широкой, всего метра три. Да оно и понятно. Ловушка срабатывала на первом, в крайнем случае, на втором шаге, ну а дальше… А дальше уже никто и никуда не идет.

Правда, к нам с Андрюхой все это, хвала Главному, не относилось. Благодаря то ли защите неведомой сверхъестественной силе, то ли невиданной удачливости, а может просто невероятно развитому инстинкту самосохранения мы не только продолжали оставаться в живых, но и упрямо перли вперед.

Следующим препятствием на нашем пути стал тот самый корабль с аккуратной пробоиной в борту. До него мы добрались примерно через четверть часа. И это вовсе не потому, что ржавая посудина находилась уж так далеко. Просто, наученные горьким опытом путешественники, теперь рассчитывали каждый свой шаг, прощупывали каждый метр грязно-желтого песка, на который только собирались поставить ногу.

— Фух, вроде добрались, — выдохнул Леший, когда мы остановились всего в паре шагов от ржавого борта. — А то, лично я все время ожидал «волчьей ямы» с кольями на дне. Она к шипованным доскам как бы в комплект полагается.

— Тут под пылью и песком порода какая-то странная лежит. Похоже, очень твердая. Такую заколебаешся долбить.

— Все может быть… — пробубнил чекист слегка рассеяно, из чего сразу стало понятно, что все его мысли занимает нечто совсем иное.

Это «нечто» оказалось пробоиной в борту сухогруза. Теперь, когда мы оказались совсем рядом, стало отчетливо видно, что борт корабля не прорублен или продавлен, а прорезан, будто с помощью мощного газового резака или термита. Об этом говорили характерные наплывы металла по краям среза. Но самым удивительным оказалось то, что точно такая же дыра оказалась и в противоположном борту. Сейчас ее было прекрасно видно, через пустой, густо закопченный трюм.

— Похоже, собратья Главного упражнялись в стрельбе, — предположил я.

— Почему ты так думаешь? — Загребельный подошел к пробоине и заглянул внутрь.

— Ну как же… Входное отверстие имеется, выходное тоже, внутри все сожжено. Вывод: плазменным лучом ударили. Вот только какого рожна по чисто гражданскому судну? — увязая по щиколотку в песке, я подковылял к другу и уже там озвучил неожиданно промелькнувшую догадку: — Или может они оружие перевозили?

— Это балкер, — не соглашаясь со мной, Леший отрицательно покачал головой, — специальное судно для перевозки сыпучих грузов. Какое уж тут нахрен оружие!

— Патроны насыпом, — пошутил я со вздохом.

— Ха-ха, — пробурчал Загребельный и перешагнул через срез металла.

Крыша в трюме отсутствовала, поэтому красноватый полуденный свет до краев заполнял огромный железный котлован. В сочетании с толстым нагаром на металле это, в прямом смысле, ниспосланное с небес сияние выглядело довольно пугающе. Все казалось, что это отголоски того испепеляющего огня, который пылал здесь когда-то.

— Давай тут по-быстрому, — негромко предложил я, когда сам оказался внутри. — Что-то не нравится мне это место.

— Ага, жутковато, — согласился Андрюха и осторожно двинулся вперед.

В пустом трюме звук наших шагов напоминал удары кузнечных молотов. По крайней мере, так мне казалось. Он гулким эхом отражался от стен, превращался в чей-то окрик или протяжный стон. Само собой мы тут же постарались ступать более мягко и осторожно, но это мало что дало. Теперь звук шагов трансформировался в чье-то отрывистое дыхание, в щелчки взводимого оружия. Черт побери, похоже, это было то неизбежное зло, с которым следовало просто смириться. Наверняка, бесшумно на судне перемещаться вообще не возможно, как не старайся.

Неожиданно я понял, что оказался прав. К отзвукам наших шагов и скрипу вездесущего песка стало примешиваться еще что-то. Это походило на настойчивое крысиное шуршание, легкое поскрипывание, шипение и даже… цирк-зоопарк, даже бульканье. Шла странная какофония откуда-то сзади и сверху.

— Слышишь? — я остановился и стал глазами искать источник звука.

Леший не ответил. Он тоже стал смотреть вверх и даже направил туда ствол АКМСа. Загребельный гораздо лучше меня разбирался во внутренней начинке кораблей, и вот именно это позволило ему разглядеть кое-что необычное.

— Трубы… — протянул ФСбшник. — На кой черт здесь нужны эти тубы?

Скорее всего, Андрюха имел в виду две толстые, закопченные, как и все внутри, трубы, которые словно гигантские анаконды изгибались и перекатывали через верхний край трюма. Далее они спускались по стальному борту и обрывались угрюмыми черными жерлами точно над той самой пробоиной, через которую мы только что вошли. Предназначение этой системы оставалось загадкой и для меня тоже. Единственное, что я вдруг понял… Цирк-зоопарк, а ведь эти две магистрали не позволят закрыть крышку трюма. Неужели это так и надо? Или…

Иной вариант так и не успел сформироваться в моем мозгу. Непонятное шуршание и шипение у нас над головой сменилось громким клокотанием, можно сказать ревом. Именно под его аккомпанемент из труб, которые мы с таким интересом разглядывали, ударили две мощные пенящиеся струи прозрачной жидкости.

Вода! Это первое что пришло на ум усталому, томимому жаждой путнику. Много воды! И даже как-то сразу повеяло свежестью и прохладой, и даже стало легче дышать. Я и в самом деле поддался этому безудержному безотчетному желанию и вдохнул полной грудью.

В нос, рот, глотку и легкие потек плотный, жирный, горьковатый, а главное такой знакомый аромат. От него я задохнулся и замер то ли от неожиданности, то ли от ужаса. Бензин! — молнией пронеслось в голове.

— Бензин! — заорал Леший над самым моим ухом.

Этот крик мигом отрезвил, вывел из оцепенения и мы попятились.

Желтоватые струи с грохотом бились о железо, в фонтанах брызг то и дело вспыхивала радуга, а маленькое, но очень свирепое цунами мчалось по ставшему уж совсем не таким огромным трюму. Однако еще быстрее, чем бурлящий бензиновый поток стальное брюхо корабля стали заливать едкие пары топлива. И это, пожалуй, было самым страшным. Ведь теперь даже не огонь, а одна самая крохотная искра могла превратить трюм в настоящий пылающий ад.

— Бежим! Они не станут поджигать, пока горючка льется! — чекист рванул меня за отворот телогрейки. — Быстрее к выходу!

Ох, не стоило Андрюхе это говорить! Будто услышав его, грохочущий водопад стал быстро иссякать, становится все тише и смирней.

— Живее, мать твою!

Мы с Лешим развернулись синхронно и одновременно, словно по команде «кругом». С того места где мы сейчас находились до спасительной пробоины оставалось шагов десять. Не так уж и много. Негромкое журчание бензиновых струй за нашими спинами все еще не утихло, а значит вполне можно успеть. Вот только бы было куда…

Глазами полными ужаса я наблюдал, как пятиметровая дыра в борту корабля быстро уменьшается и исчезает. Нет, она не зарастала под воздействием какой-то там сверхъестественной магии или неведомого научного закона. Она прозаически запиралась другой металлической плитой. За шумом падающего топлива мы просто не услышали, как этот процесс начался, зато имели неплохой шанс сполна насладиться финалом. Финалом всему, в том числе и нашим безалаберным никчемным жизням.

— А-а-а… — я завопил, заревел как раненый зверь и со всех ног бросился к полутораметровой дугообразной щели.

Мне действительно это не показалось. Щель и впрямь имела форму полумесяца и все потому, что запирающая пробоину плита была круглая. Точно круглая! И она не ползла по направляющему желобу, она по нему катилась.

При других обстоятельствах я бы непременно оценил находчивость неведомых конструкторов. Само собой, гораздо легче катить тонну метала, чем ее тащить. Умно придумано! Только вот сейчас этих самых умников я был готов порвать на куски. Вот только бы до них добраться!

Хотя во мне и пылало яростное желание поквитаться, однако толкало вперед совершенно не оно. Основным погонщиком, который и сжимал в своей лапище обильно вымоченный в рассоле кнут, был конечно же страх. И он на славу справился со своей работой. Полковник Ветров успел добежать до пробоины еще до того, как та окончательно заросла.

Втиснувшись в щель, я уперся спиной, а руками стал давить в край неотвратимо наползающего стального диска. Что именно толкает его вперед разбираться было некогда, как впрочем и решать приведут мои усилия к чему-нибудь путному или нет. Не пытайся, а делай! Упрись! Держи, даже если тебе переломает руки и ребра! Вот все, что вертелось тогда в мозгу.

Не знаю, может мне показалось, но закопченная железная дверь и впрямь затормозила свое ненавистное движение. Нет, о том чтобы остановить ее не могло быть и речи, но задержать… Задержать мне кажется удалось.

— Андрей! — я застонал от натуги. — Где ты?! Скорей!

Этот вопль еще вибрировал в барабанных перепонках, когда две огромные ручищи вцепились в металл где-то на уровне моей груди.

— Налегли! — проревел Леший и изо всех сил рванул дверь назад.

Конечно, силища у Андрюхи была неимоверная, куда там мне, но даже и она не смогла переломить напор стальной плиты. Щель неумолимо уменьшалась, и я уже чувствовал, как металл стал сдавливать меня с двух сторон.

— Макс, уходи! — выдохнул мне прямо в ухо чекист.

— Я не могу отпустить! Ты не успеешь!

Я с ужасом почувствовал, как удвоенной мощью и яростью нарастает давление металла. И еще одно… Неожиданно вокруг воцарилась оглушающая звенящая тишина, в которой нереально неестественно громко слышался плеск падающих капель. Последних капель горючего стекающих из зловещих черных труб. И это значило лишь одно — всего через пару мгновений сюда заглянет смерть. Как глупо! Нет вовсе не то, что мы угодили в мастерски расставленную ловушку, а то, что на пути к спасению стою я, мое тело загораживающее спасительный проход. И самое смешное, что уходить я не собираюсь. Эх, подпереть бы чем…!

Прозрение пришло, как раскат грома. Оно ослепило и оглушило. В результате чего я даже не услышал своих слов. А ведь они были. Точно были. Срывая голос, я кричал: «Автомат! Вбей автомат!».

Наверняка смысл этого приказа мог понять далеко не каждый. Да только вот Леший, он и есть этот самый «не каждый». Леший — это особый случай. В экстремальных ситуациях мозг чекиста работал молниеносно, четко и слажено. Именно поэтому я отчаянно надеялся, что он поймет.

Так и произошло. Это стало очевидно, когда тонна металла прекратила свои остервенелые попытки разрезать меня пополам словно ножницами.

— Есть! — крик Загребельного сработал будто выстрел из стартового пистолета, после которого полковник Ветров изо всех сил рванулся наружу.

Я буквально вывалился из железной щели. Ободранные до крови руки, разорванная телогрейка звездочки перед глазами и вырывающийся из груди надрывный хрип. Вот только все это сейчас не имело ни малейшего значения. Андрюха — вот что было главным.

Даже не подумав оглядеться по сторонам, я круто развернулся и вцепился в разгрузку приятеля, который уже занял мое место в стальных жерновах. ФСБшник был гораздо крупнее меня, плюс бронежилет и разгрузка. Для него узкий лаз мог оказаться по-настоящему непреодолимой преградой. Однако расстегивать и сбрасывать всю экипировку, у Лешего просто не было времени. Это отчетливо понимали мы оба.

— Лезь! — проревел я. — Скорее!

Поторапливать Загребельного не требовалось. Он и сам упирался изо всех сил, пытаясь протиснуться сквозь воистину игольное ушко.

— Пусть я сломаю тебе ребра, но вытащу! — с таким воплем полковник Ветров двумя руками вцепился в своего лучшего друга и рванул его что было сил.

Именно в этот момент и полыхнуло. Все что я увидел, была ослепительно яркая вспышка, которая вмиг затмила свет багрового неба. В след за ней последовал удар, который сорвал меня с места и бросил в глубины какого-то темного, словно пришедшего из потустороннего мира смерча. А может я сперва полетел, а разогретая ударная волна нагнала меня лишь потом? Сказать было сложно. Фактом являлось лишь то, что я оказался отброшенным куда-то очень далеко… И меня не сжег огонь… А раз я все это понимал, то быть может даже оставался жив.

Сколько я пролежал, уткнувшись в колючий грязно-желтый песок неизвестно. Минуту? Пять? Десять? Час? Когда я пришел в себя, то некоторое время просто недвижимо лежал. Вот так лежать и ни о чем не думать было очень приятно. Зачем вообще куда-то идти, о чем-то беспокоится, за что-то бороться, когда в мире существует такой благословенный сладко обволакивающий покой?

О том, что я глубоко ошибаюсь и покой вовсе не для таких как я, мне напомнили уже через мгновение. Чьи-то сильные руки, а может лапы оторвали старого танкиста от земли и поставили его на ноги. Руки скручены за спиной, на шее тугая веревка. Что называется — попался!

Кто были мои пленители я конечно же догадывался. Оставалось выяснить, кем они были? Так, чисто познавательный интерес. Люди вообще любят узнавать правду перед смертью.

Когда я поднял глаза, то обнаружил около десятка сутуловатых серых силуэтов. Они обступили меня со всех сторон и угрожающе потрясали какими-то предметами очень похожими на копья и примитивные мачете. Чтобы разглядеть детали мне срочно требовалось навести резкость. Именно для этого я сперва помотал головой, а затем на мгновение поднял глаза к небу.

Это самое мгновение растянулось в целую вечность. Потому что я больше не замечал «серых». Я неотрывно смотрел выше их голов, туда, где на фоне кроваво-красного неба возвышался высокий борт очередного корабля. Он стал бы одним из сотен, а может и тысяч нашедших успокоение на этом исполинском железном кладбище. Однако существовала одна небольшая деталь делавшее это судно особенным, если не сказать таинственным и мистическим. Эта деталь была его названием.

— «Джулия», — прошептал я одними губами, читая большие белые буквы.

Глава 12.

Звук доходил до меня очень медленно. Он шел словно издалека, или нет, вернее будет сказать, пробивался сквозь толстый слой сильно разряженного воздуха. Окажись меж мной и источником полный вакуум, и тогда все… можно было даже не мечтать о том, чтобы хоть что-то расслышать. Но с вакуумом получился прокол, и потому я все же смог расслышать слова. Да, это определенно были слова, и я даже сподобился их понять.

— Вот и свиделись. Сука, ты полковник! Я всегда знал, что доверять тебе нельзя.

Когда смысл этого монолога дошел до сознания, я даже не удивился его, прямо сказать, нелицеприятному содержанию. Нет, конечно же, некоторое недоумение присутствовало, но его теснила, отпихивала куда-то на задний план судорожное, порывистое желание понять, вспомнить. Этот голос… Несколько искаженный, но тем не менее определенно знакомый. Где и когда я его слышал?

Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Хотя, положа руку на сердце, сто раз я такое дерьмо слушать не собирался. Даже и пару раз не собирался. Эх, вот отыщу тебя, падла…

Эта самая падла могла находиться только среди «серых», поэтому, прекратив пялиться на весьма многообещающую надпись «Джулия» полковник Ветров опустил взгляд на замершие перед ним фигуры. К этому моменту в голове уже достаточно прояснилось, а потому появилась возможность гордо взглянуть в глаза наших врагов.

Хотя в действительности никаких глаз видно не было. На меня глядели темные полированные стекла солнцезащитных очков. Их гладкая глянцевая поверхность смотрелась невероятно контрастно в обрамлении витков грязной, серой, превратившейся практически в марлю ткани. Все это вместе делало «серых» похожими на древнеегипетских мумий, которые, выбравшись из своих гробниц, не нашли себе места в новом мире и вынуждены были превратиться в обычных бомжей. Именно бомжей и никого другого напоминала их ветхая рваная одежда. Куртки, штаны, кое у кого даже шапки, и все одинакового мышиного серого цвета. А впрочем нет, вон тот невысокий крепыш, что стоял точно напротив меня, надетое на нем двубортное пальто с неряшливо обрезанными полами все еще сохранило легкий оттенок щегольского коричневого цвета.

К этому моменту я уже совершенно ясно понимал, что передо мной люди. Должно быть, слегка свихнувшиеся, может больные, или вообще мутанты, иначе как объяснить их, мягко говоря, странный вид и отчаянно «горячую любовь» в гостям извне, таким как мы с Лешим.

Черт побери, Андрюха…! Мысль о друге ударила как хлесткая пощечина. Получив ее, я рванулся изо всех сил. Меня держали двое «серых», но они явно не ожидали такой прыти от только что очухавшегося, едва стоящего на ногах пленника. Именно поэтому я сумел оттолкнуть одного и засветить локтем по уху другому.

О последствиях потасовки думать не приходилось. Возможно меня тут же прикончат, но только смерти я вообще не боялся. В голове тяжелым пульсом ухала, билась лишь одна мысль, один приказ самому себе: «Ты должен во что бы то ни стало увидеть Лешего!». И мне это удалось.

Загребельный лежал недалеко от края пробоины. Все-таки каким-то чудом ему удалось протиснуться наружу. О том, что Андрюхе помогли мои хотя и отчаянные, но все же откровенно чахлые усилия, надеяться не приходилось. Скорее всего чекиста вытолкнула неистовая огненная волна, от удара которой содрогнулось все вокруг. Как раз на это указывала одежда подполковника. С одной стороны она была вся обуглена и исходила зловещим черно-смоляным дымком. Лица ФСБшника я не видел. Леший лежал на боку, демонстрируя мне свой измазанный в сажу затылок с обгоревшими волосами.

Конечно же первым желанием стало кинуться к другу, да только из этого ничего не вышло. Оба охранника опомнились и вцепились в меня бульдожьей хваткой. Им на помощь тут же бросилось еще несколько «серых». Так что все на что сподобился полностью обездвиженный полковник Ветров, так это злобный и одновременно тоскливый рев.

— Сдулся твой приятель. Теперь ему только червей кормить. — Все тот же знакомый голос прозвучал вновь.

— Нету тут червей, — поправил говорившего кто-то другой, причем грустным, вовсе не воинственным тоном. — Сам понемногу сгниет.

От этого «понемногу сгниет» у меня в груди так заныло и защемило, как будто туда угодила разрывная пуля. Леший! Цирк-зоопарк, как же так! На своем веку я видел много смертей, очень много, но представить, что костлявая добралась и до здоровяка ФСБшника казалось просто невозможным, невероятным, можно сказать технически невыполнимым. Разве Андрюху можно убить, да еще при помощи какого-то дешевого фейерверка?

Сейчас во мне говорили… да нет, какой там говорили, кричали, вопили отчаяние и протест. Именно они не давали успокоиться, расслабиться и обмякнуть, смириться. Я судорожно шарил взглядом по распростертому на песке телу своего лучшего друга и силился отыскать доказательства того, что все это неправда, что гребанные «серые» просчитались, опрометчево поторопились похоронить большого и сильного человека по имени Андрюха Загребельный.

Но, увы, чудо категорически отказывалось происходить. Леший по-прежнему оставался неподвижно лежать, зарывшись в грязный желто-серый песок. Вот тогда-то внутри меня и стал пробуждаться гнев, обида, жгучее нестерпимое желание отомстить. Только как это сделать, когда ты один против целого десятка вооруженных врагов? Правда оружие у них примитивное, будто у первобытных людей. Эх, окажись у меня автомат! Перекосил бы гадов! Всех до одного! Как сорную траву!

Автомат?! Мысль о том, что где-то рядом валяется скорострельная и в прямом смысле убойная машинка, молнией промелькнула в моем мозгу. АКМС являлся безотказным, а главное надежным механизмом, сработанным на совесть. Такое оружие могло вынести многое, в том числе и жестокий натиск здоровенной стальной заслонки, с помощью которой нас хотели запереть в огненном аду.

Если оружие и впрямь уцелело, то заполучить его, конечно же, будет нелегко. Скорее всего «калаш» уже попал к «серым», и прямо сейчас пялится откуда-нибудь на меня своим угрюмым черным дулом.

Я будто почувствовал этот взгляд и стал затравленно зыркать по сторонам. Однако ничего похожего на огнестрельное оружие на глаза не попадалось. Одни снятые с пожарных щитов топоры, заточенные багры и самопальные тесаки. Весело! Но где же автомат? По-любому, пусть даже в разбитом и обгорелом виде он все равно должен был находиться где-то здесь.

Возможно, подгоняемый безысходностью и жаждой мщения, я бы и впрямь возобновил поиски заветного оружия, но только неожиданно весь обзор заслонила тусклая коричневая фигура. Это был тот самый коротконогий крепыш, которого я давеча выделил из общей серой массы. Сквозь тонированные стекла очков он внимательно уставился на меня и с любопытством в голосе произнес:

— Гляди-ка, а ты похоже и впрямь горюешь о друге. Не думал, что подкидыши на такое способны.

Подкидыши? Слова «серого» прозвучали как раскат грома, который оглушил и заставил опешить. Цирк-зоопарк, какие еще к дьяволу подкидыши? Кто тут, нахрен, подкидыш?

Моя оторопь длилась совсем недолго, всего несколько секунд, по истечении которых все стало яснее ясного. Эти странные люди приняли нас за кого-то другого. Может и впрямь за подкидышей, в существование которых я не очень-то верил, а может за вооруженных мародеров, стремящихся отнять у них последние крохи? В любом случае они просто защищаются, и делают это как умеют. Да, спору нет, ловушки они соорудили знатные, и с контейнерами ухитрились что-то придумать. За все это им пять баллов. Но то как они действуют сейчас…

В поведении «серых» я действительно чувствовал робость и неуверенность. Они явно не знали что со мной делать. Спустить на голову врага тридцати тонный стальной ящик это одно, а вот раскроить ему череп пожарным топором, почувствовать как тебе в лицо летит кровавая жижа — это совсем другое. Из всего этого следовало, что передо мной не какие-то там монстры, а обычные напуганные обыватели. Как ни печально, но именно такие личности и совершают самые большие глупости и ошибки, именно из-за них гибнут настоящие геройские мужики. Сейчас я конечно же имел в виду Лешего, чье застывшее неподвижное тело виднелось за спиной у говорившего со мной «серого».

Неподвижное? Я едва успел подумать об этом, как понял что серьезно ошибаюсь. Загребельный пошевелился, причем не как-то там вяло и робко, а довольно энергично и резко. Андрюха перекатился с бока на спину, тем самым предоставляя мне возможность полюбоваться лохмотьями его разодранной в клочья разгрузки, все еще тлеющим бушлатом и черной, как у негра, физиономией. Вид у Лешего в этот момент был воистину пугающий, но основную жуть нагонял крепко зажатый в его руках автомат. Демон смерти пришел собирать свою страшную дань — по-другому описать происходящее было просто невозможно. Именно это сравнение пришло мне в голову, да и наверное не только одному мне, поскольку всю округу облетел истерический женский крик.

Женщины! Среди «серых» есть женщины, а может и старики, и дети. Я понял это, и внутри что-то хрустнуло, сломалось. Ненависть и злость ушли, оставляя место лишь для жалости. Их не за что было карать, им следовало просто помочь.

Подполковник ФСБ собирался помочь хорошенькой порцией стали калибра 7,62. Как раз об этом он и сообщил мне своим зычным рыком:

— Макс, на землю! Падай, мать твою!

— Нет! Отставить! — прохрипел я, наблюдая как ствол «калаша» медленно, но уверенно направляется в сторону облепившей меня гурьбы «серых».

Первые пули предназначались конечно же крепышу в коричневом пальто. Он рисковал получить их в грудь, так как тоже среагировал на крик Загребельного и уже начал поворачивать к нему корпус своего тела. «Серый» сразу оказался в очень неустойчивом положении, чем было грех не воспользоваться. Я и воспользовался, причем без малейшего колебания. Повиснув на руках у своих охранников, я хорошенько пнул его кирзаком в живот. Мой противник не видел удара, не был готов к нему, что в сочетании с его весьма ненадежной стойкой произвело должный эффект. Крепыш полетел на землю, смешно дрыгнув задранными кверху ногами.

Как только находящаяся между мной и Лешим преграда исчезла, взгляду сразу открылось черное дуло АКМСа, которое теперь многообещающе глядело точно мне в лоб. Прямо скажу, это было не самое приятное зрелище, тем более что палец чекиста уже практически надавил спусковой крючок. Из сложившейся ситуации выход существовал лишь один — что есть силы рвануться вниз, к спасительной земле. Именно так я и поступил, а вслед за мной попадали «серые», которые даже не подумали отпустить свою жертву. Хотя в какой-то момент мне показалось, что они не держали, а своре держались за меня, как дети за взрослого, который в состоянии сберечь и защитить от ужаса неотвратимо надвигающейся смерти.

А смерть и впрямь оказалась уже совсем рядом. Всего через долю секунды она оповестила о своем приходе яростным грохотом длинной автоматной очереди.

— Всем лежать! Не двигаться! Головы не поднимать! — прогудел я, когда, пошатываясь, поднимался на ноги.

На глаза сразу попался торчащий из песка увесистый тесак. Наверное, это было то самое оружие, которым имел наглость размахивать мой таинственный «друг» в основательно выгоревшем коричневом пальто. Ишь ты, надумал тут играть в пиратов Карибского водоема! Джек-Воробей сраный!

Наклонившись, я взялся за обмотанную полоской кожи рукоять и избавил грубо сработанное лезвие от песчаного плена. Мне вовсе не хотелось походить на грозного победителя-тире-завоевателя, который чуть что начинает рубить головы налево и направо. Но все-таки с тесаком в руке как-то спокойней, а то мало ли придурков вокруг. Конечно лучше бы автомат, да только он у нас один, и к тому же находится в очень умелых руках. Во как всех вокруг подстриг! Пули буквально причесали «серых». Теперь лежат лапушки тихо и смирно, похоже даже и дышат через раз.

Все это было чистая правда. Вокруг вдруг воцарились покой и гробовая тишина, которую нарушало лишь чертыхание поднимающегося на ноги Загребельного.

— Андрей, ты как? — я с болью покосился на своего едва живого друга.

— Лучше некуда, — прорычал тот в ответ. — Огонь прошли, медные трубы, кажись, тоже… теперь бы водички.

— Водички? — один взгляд на черные, будто обугленные губы Лешего, подтолкнул меня к немедленному действию. Тот из «серых», что разлегся ближе всего, получил хорошенький пинок под зад, вслед за которым последовал не предусматривающий отрицательного ответа вопрос: — Эй, сучьи дети, вода у кого-нибудь есть?

— У меня нет.

Голос, исходивший из-под вороха тряпья, захлебывался то ли от отдышки, то ли от страха. Страх это хорошо! Хоть чем-то отплатим этим придуркам.

— Тогда у кого есть? — чтобы ускорить химические процессы в мозгу «серого», я как бы невзначай провел острием тесака перед его уткнувшимся в песок лицом.

— У него есть, — существо, которое я допрашивал, на сантиметр приподняло затянутую в старую перчатку руку и указало куда-то вперед, чуть ли не на самого Лешего.

— У него? — я удивленно поднял глаза и только тогда догадался о ком именно идет речь. Мой старый знакомый в коричневом пальто! Ах, вот кто здесь главный бутлегер!

Пока я занимался допросом, Андрюха как раз успел доковылять до распластавшегося на песке хранителя воды. Подполковник возвышался над ним как настоящая черная гора или, учитывая что одежда моего приятеля все еще продолжала кое-где дымиться, как пышущий жаром вулкан. Загребельный обвел взглядом разлегшуюся на песке публику, продемонстрировал ей закопченный, но от этого не менее грозный «калашников» и уже затем, как бы между прочим, покосился на замершую у его ног темную, вернее коричневую личность.

Вот именно то, как эта самая личность замерла, мне очень и очень не понравилось. Я нутром почувствовал хищника, изготовившегося к отчаянному прыжку. В том что так оно и есть, довелось убедиться буквально тут же. Я даже не успел открыть рот, чтобы предупредить друга. «Серый» крутанулся на спине с явным намерением заехать ботинком сбоку, аккурат в сгиб Андрюхиной ноги. Очень неприятный, надо сказать, удар. Если получится, то таким макаром можно вдрызг разнести коленный сустав, и уж двести процентов за то, что после этого противник, корчась от боли, полетит на землю, полностью позабыв о всяком сопротивлении.

Владелец коричневого пальто оказался довольно ловкой беститей и, как видно, проводил такой прием не в первый раз. Окажись его противником такой «мастер» рукопашного боя, как я, и все… «серый» мог преспокойно праздновать победу. Однако сейчас ему крупно не повезло. Сейчас он разинул пасть на подполковника ФСБ, который привык «кушать» таких гамадрилов на завтрак.

Леший не сделал ничего экстраординарного и суперэффектного. Он просто мягко, можно сказать не спеша убрал ногу из-под удара, и ботинок «серого» отчаянно лягнул пустоту.

— Еще раз рыпнешься, я тебе яйца отстрелю, — пообещал Андрюха самым миролюбивым тоном.

— Сволочь, — прорычал в ответ «серый».

— Может и впрямь отстрелить? — предложил я, переведя дух.

— Этот мудак, похоже, нас знает, — ФСБшник поморщился то ли от ожогов, то ли от предчувствия неприятной встречи. — Тебя, по крайней мере, точно знают, раз упомянул о новой встрече и назвал полковником.

— А я думал, ты не слышал. Ведь в отключке был?

— Да не совсем так, — Загребельный слегка покачал головой. — Рожок я в автомате по-тихому заменял. На старый бензин попал. Пока раздуплялся после взрыва, он уже основательно разгорелся. Того и гляди патроны могли бы бабахнуть. Тогда бы эта компания точно поняла, что автомат у меня.

— Я вообще удивляюсь как они тебя в покое оставили. Должны ведь были стразу обшарить.

— Колхоз «Червонэ дышло», что с них возьмешь! — Леший все-таки не удержался и пхнул ногой своего несостоявшегося обидчика. Тем самым ФСБшник вновь сосредоточил наше внимание на «сером».

— А ну, Гюльчетай, открой личико! — потребовал я, многообещающе поигрывая тесаком.

Реакции не последовало. Субъект в коричневом пальто замер и, судя по всему, вновь напрягся, отыскивая новую возможность для атаки. Ишь ты, молодец какой! Не сдается! Не то что его товарищи, которые лежат тише, чем натуральные покойники. В другой ситуации я бы может даже зауважал такую стойкость и упрямство. Вот именно в другой ситуации… но сейчас героизм «серого» вызвал в смертельно усталом и изможденном танкисте лишь все нарастающее раздражение.

— Слышь, Гюльчетай, я тебе сейчас башку снесу, а уж потом погляжу что там спрятано под паранджой, — проскрежетал я почти с яростью.

То ли в моих глазах и впрямь засветилось неистовое желание прикончить «серого», то ли этот сукин сын таким образом решил выказать свой несгибаемый героизм, типа флотских, которые по старой традиции рвут на груди тельняшки… Не знаю, но на этот раз сработало. Тип в коричневом пальто подцепил пальцами край обернутой вокруг его головы ткани и стал резкими, можно сказать остервенелыми рывками ее срывать.

Я следил как исчезает виток за витком, и на душе становилось все более муторно, неспокойно. Сейчас я увижу лицо этого человека, а вместе с ним нахлынут и воспоминания. Кто знает о чем они будут? В моей жизни было много разного, в том числе и того, о чем лучше не вспоминать. Но выбора сейчас нет.

Только я об этом подумал, как «серый» перестал быть таковым. Когда с его лица исчез последний виток ткани, он превратился в краснокожего или лучше сказать краснорожего. И этого «апача» я знал. Малейшие сомнения улетучились, когда полулежащий на полу человек сдернул солнцезащитные очки.

Перед моим мысленным взором мигом пронеслись картины прошлого, причем не такого уж и далекого прошлого. Одинцово. Примерно две недели назад. Смрадный черный дым догорающей цистерны. Крики, плач, проклятья сотен людей. Все взгляды устремлены на нас. Именно в нас, а совсем не в покутивших в ночи призраках люди видят главных виновников всех бед и смертей, как прошлых, так и будущих. В огонь этого гнева хорошенько плеснул масла похожий на борца коренастый крепыш с «калашом» в руке. Именно он предлагает вышвырнуть нас на растерзание полчищам разъяренных кентавров.

— Кальцев… — удивленно выдохнул я. — Вот это встреча!

Глава 13.

— Александр Кальцев, собственной персоной, — Леший глядел на нашего старого знакомого с любопытством и в то же время с нескрываемой подозрительностью.

Я прекрасно понимал друга. Здесь было что-то непонятное. Ведь по нашим сведениям Кальцев, вместе со всеми остальными уцелевшими жителями Одинцовской колонии, отправился на юго-запад, к Балтике. Они пытались отыскать Железный остров, корабли на которых можно было укрыться от все прибывающих орд свирепых шестилапых монстров под названием кентавры. Корабли? Мысленно произнеся это слово, я вздрогнул и медленно поднял глаза на огромный черный борт, около которого мы сейчас стояли. Цирк-зоопарк, корабли! Здесь ведь и впрямь полным-полно кораблей! Подталкиваемый самым нехорошим предчувствием я кинулся на Кальцева, вцепился в отвороты его грязного вылинявшего пальто и дурным голосом проревел:

— Как ты сюда попал?! Где Крайчек, Нина и все остальные?! Говори, а то придушу!

— Тебе лучше знать, где они, гад! — с вызовом прошипел бывший заместитель Анатолия Нестерова.

— Лучше?

Я был слишком встревожен судьбой своих старых товарищей, что бы прореагировать на «гада». С беженцами из Одинцова явно произошло что-то очень и очень нехорошее, и мне просто необходимо было выяснить что именно.

— Откуда мне знать?! — я принялся что есть силы трясти свою жертву. — Это ведь ты ушел вместе с ними, а не я! Это ты настаивал на этом походе, а не я!

Когда-то я пообещал майору милиции, что если встречу его шизанутого заместителя, убью суку. Тогда, то были лишь слова, а вот сейчас мне и впрямь захотелось крови.

— Это тебя превратили в раба, в убийцу, а не меня!

Кальцев продолжал нарываться. Он слегка очухался и сразу попытался вцепиться мне в горло. Хорошо, что я был начеку и не долго думая заехал лбом ему прямо промеж глаз. Этот удар у меня частенько получался весьма недурственно. У танкиста ведь лоб будь здоров, самое набитое, фигурально выражаясь, заплывшее плотным мозолем место.

На секунду взгляд одинцовца поплыл, а руки ослабли. Этого вполне хватило, что бы я смог оттолкнуть его и бросить спиной на песок.

— Во как! Это, Макс, у тебя неплохо вышло, — Загребельный авторитетно оценил удар. — Только от мордобоя сейчас толку мало. Поговорить бы не мешало. Так что остынь чуток.

— Угу.

Светлая мысль ФСБшника достучалась до моего оглушенного сознания, поэтому я кивнул и попытался собрать воедино перетрушенные ударом мысли. Как не прискорбно было это признавать, но я все-таки оказался совсем не Рембо. Да и общее физическое состояние сейчас вовсе не позволяло просто так колотить лбом по чем попадя. Эх, где мои восемнадцать лет?!

— С чего ты решил, что мы враги? — наконец Максиму Ветрову удалось подобрать нужные слова и слепить их в незатейливый вопрос.

— Что мы подкидыши, — уточнил Андрюха.

— Вот именно… Что подкидыши? — подсказка друга пришлась как нельзя более кстати.

— Другие сюда не попадают, — промямлил Кальцев. Похоже, больше чем сам удар одинцовца огорошило понимание того, что его так славно приложил какой-то там уже очень не молодой полкан.

— Но ты ведь попал?! — прохрипел я, стараясь этим фактом вернуть собеседника, да и чего греха таить, себя самого на путь конструктивного мышления.

— Я другое дело, — вяло парировал бывший разведчик Крайчека. — Мне повезло.

— И мы другое дело! И нам повезло! — громко заверил всех присутствующих Леший. — Мы обычные люди, а не какие-то там гребаные подкидыши!

На некоторое время вокруг воцарилась тишина. Я буквально слышал, как в мозгах находящихся рядом людей шла внутренняя борьба. Да, мы заставили их лежать уткнувшись рылом в песок. Да, слегка причесали автоматной очередью. Все это, конечно, минусы. Но был и один здоровенный жирный плюс — мы не спешили отнимать их жизни. Сюда же домешивалось и понимание нашего превосходства. И по обмундированию, и по лихому владению оружием «серые» похоже уразумели, что перед ними кадровые военные, которые, в отличие от них, умеют сражаться и убивать. А такие люди сейчас на вес золота, таких людей куда полезней иметь в друзьях, чем среди врагов.

— Александр, слушайте, а они, похоже, и в самом деле нормальные!

Где-то через полминуты на свет родилась первая здравая мысль. Отцом ее стал один из «серых», лежавший чуть поодаль и ранее не задействованный в потасовке с моим участием. Похоже интеллигентный человек. Такого нельзя не поддержать и не поощрить.

— А ну, девочки и мальчики, поднимайтесь все! Живо! Хватит тут на песочке жопы отлеживать! Здесь вам не Сочи с Ялтой!

Услышав такой вовсе не кровожадный приказ, народ сразу зашевелился. Правда, как-то не очень активно. Им явно не хватало лидера, который мог показать пример.

— Эй ты, чокнутый, давай вставай, — я запустил в Кальцева пригоршню песка, а затем сам стал устало подниматься на ноги. — И помни, что тебе умный человек сказал: мы нормальные. Слышишь? Ни какие-то там подкидыши, а самые обычные люди.

— Их бы желательно Грому показать, — неожиданно подал голос все тот же «серый». — Он-то знает, как распознать подки…

— Заткнись!

Кальцев рявкнул и оборвал товарища на полуслове. Его и без того красное лицо от досады прямо таки стало пунцовым. Очевидно, разговорчивый интеллигент по простоте душевной выдал какую-то тайну, назвал чье-то имя.

— Гром… — повторил я, тем самым давая старому знакомому понять, что мы все прекрасно услышали. — Что ж, пошли к Грому.

— Пошли? Ага, сейчас… как же… разогнались… — Кальцев зло осклабился. — Что бы вы там всех перебили?!

— Перебили? — я скривился от отвращения. — Нет, похоже у гражданина совсем крыша поехала. Ты что меня первый день знаешь?

Упрямый одинцовец уже было открыл рот, что бы произнести какую-то очередную гадость и тупость, но Леший ему этого не позволил. Подполковник неожиданно выкрикнул: «Держи!» и швырнул автомат прямо Кальцеву в руки. Тот явно не ожидал такого подарка, а потому оружие схватил очень неловко как оглоблю или лопату.

— Ну что, теперь мы кого-нибудь сможем убить? — осведомился чекист под дружный вздох облегчения вырвавшийся из полудюжины глоток.

— Кто вас знает, — Кальцев довольно быстро пришел в себя и перехватил «калаш» по-боевому. — Может у вас прозапас еще кое-что заготовлено.

— Саня, да погоди ты…! — рядом со мной на ноги с кряхтением поднялся один из тех «серых», тот что до этого самым активным образом участвовали в моем пленении. — Нас же одиннадцать человек и у тебя теперь автомат. А эти два туриста вовсе не первые кого мы тут ловим. И, между прочим, не все из них гады оказались.

— Вот-вот, — перебил говорившего молодой женский голос. — Что ж мы за люди будем, если убьем невиновных?! Сперва разобраться надо!

— А чего тут разбираться?! Просто у нас с господином Кальцевым давние счеты, вот он и кочевряжится!

По примеру Лешего я прохрипел это достаточно громко, так что бы все слышали и знали, чем объясняется тупое упрямство нашего старого знакомого. Довод оказался железным, а потому народ действительно понял и даже проникся к нам некоторым, если не сказать сочувствием, то пониманием уж точно.

— Пошли, мужики! — мой бывший противник махнул откопанным из песка топором в направлении врезающегося в багровое небо носа корабля, на котором красовалась надпись «Джулия». — Там спокойно, без горячки во всем и разберемся: кто, откуда и зачем.

— Куда пошли?! — взревел разъяренный одинцовец. — Я еще не решил, что с ними делать!

— Слыш, Кальцев, ты из себя Наполеона не строй, — «серый» с топором повернул свою замотанную в тряпье голову и одарил одинцовца долгим оценивающим взглядом. — Ты с нами тут кантуешься всего ничего. Многого не видел и не знаешь. А вот я нечисти всякой навидался и потому согласен с Сан Санычем: не похожи эти двое на подкидышей. Глаза у них живые, подвижные, а у подкидышей взгляд всегда холодный и пустой, будто покойник на тебя глядит.

Спору нет, было очень приятно, что среди «серых» у нас отыскалось два или, считая ту женщину, три защитника, но куда более ценным являлось то, что мужик с топором несколько недолюбливал Кальцева. Как я понял, одинцовский разведчик беспардонно занял его место командира вот этой самой группы. Сейчас конфликт оказался как нельзя более кстати, ибо как известно враг моего врага — мой друг. Именно желая если не подружиться, то, по крайней мере, перейти на нормальное человеческое общение, я и попросил нашего защитника:

— Горло промочить случаем не дадите? А то мы свою флягу на вашей гребаной полосе препятствий приговорили. Вся вода в песок ушла к чертовой матери.

Надежда на то, что человеческое сострадание соединится с чувством вины или хотя бы неловкости за доставленные нам неприятности, сработало. Мужик с пожарным топором поглядел на своих товарищей и после того как узрел несколько согласных кивков, прогудел:

— Саня, дай им немного глотнуть.

Просьба адресовалась Кальцеву, но тот ее словно не услышал и продолжал держать нас на прицеле.

— Оглох что ли?

Из задних рядов «серых» протиснулась невысокая фигура в изодранной женской куртке, которая не распадалась только потому, что была вся перетянута ремнями, нарезанными из толстого брезента. Опираясь на багор, женщина подошла к новоиспеченному автоматчику и протянула руку.

— Дай бутылку, — потребовала она.

— А сами что пить будем? — Кальцев нахмурил свой красный, покрытый испаренной лоб.

— Не волнуйся, я ему свою порцию отдам, — женщина указала на Лешего. — Ему сейчас нужней.

Если уязвленное самолюбие самца отчаянно сопротивлялось требованиям, а тем более приказам особей своего пола, то воевать с женщиной было как-то не с руки. Поэтому одинцовец сдался и нехотя полез за пазуху. Оттуда он извлек плоскую стеклянную бутылку с завинчивающейся крышкой. Раньше в ней находилось какое-то дорогущее заграничное пойло с градусностью никак не ниже сорока. Должно быть виски или бренди. Однако в настоящий момент емкость была наполнена мутной жидкостью с характерным ржавым оттенком. Кроме того сразу бросились в глаза тонкие линии, нанесенные красной краской. Деления делали бутылку очень похожей на медицинскую посуду, а жидкость на какую-то микстуру.

Женщина завладела сосудом и, отвинтив крышку, протянула ее Загребельному:

— Пей, — произнесла она решительно. — Твои четыре глотка.

Андрюха взял в руку заветный стеклянный сосуд, оценил взглядом его содержимое и негромко поинтересовался:

— А это точно пить можно?

— Вообще-то не рекомендуется, — совсем невесело хмыкнула незнакомка из-под надетого на голову холщевого мешка, в котором были прорезаны дырки для глаз, — но мы пьем.

— Тогда ваше здоровье, — Леший криво усмехнулся обожженными губами и сделал один большой глоток. — Теплая и кипяченная, — только и произнес ФСБшник, когда оторвался от бутылки.

— Выпей еще, — предложил «серый» с топором. — А с твоим приятелем я своей порцией поделюсь.

— Спасибо, — вместо подполковника ответил я и тут же кивнул другу, что бы тот не вздумал ломаться и отказываться. Не хватало еще, что бы аборигены решили, что мы брезгуем.

Я подумал «аборигены» и сам себе возразил. Цирк-зоопарк, какие еще к дьяволу аборигены?! Люди это, только застряли они тут… Очень основательно застряли!

— Сколько вы уже здесь партизаните? — дожидаясь пока Загребельный допьет, я обратился к оппоненту Кальцева.

— Да уже почитай год, — ответил тот со вздохом.

— Вырваться не пробовали? Уйти за периметр?

— Полсотни человек потеряли на этих попытках, да все без толку.

— Максим! — Леший окликнул меня и протянул бутылку.

— Угу, — я кивнул, отвечая как «серому», так и Загребельному, и взял в руки импровизированную флягу.

На вкус вода оказалась не только теплой, кипяченной, но и горьковатой с привкусом металла и хлорки. Я едва заставил себя ее проглотить. Еще большее усилие потребовалось, чтобы сохранить при этом бесстрастное выражение физиономии. Сделав пару глотков, я сунул бутылку Кальцеву.

— Благодарю.

Слова благодарности предназначались вовсе не одинцовскому разведчику. Произнося их, я смотрел на мужика с топором. Он не стал уговаривать меня глотнуть еще, а обратился ко всему личному составу:

— Долго мы еще будем здесь торчать? Может, двинем, наконец?!

Народ неуверенно загудел. Все-таки кое-какая дисциплина у «серых» имелась, и согласно ей последнее слово оставалось за старшим группы.

— Ну…? Решай уже что-нибудь! — старый командир всей мощью своего авторитета надавил на нового.

— Если что… отвечать будешь ты, Иваныч, — Кальцев в конце концов сдался.

— Не волнуйся, я уж как-нибудь отвечу, — согласился обладатель пожарного топора, очень довольный тем, что таки уделал молодого выскочку.

— Тогда пошли.

Одинцовец дернул стволом автомата, принуждая пленных идти первыми. Кальцев же, как и полагалось настоящему конвоиру, занял место чуть сзади и справа. Наблюдая за всем этим построением, Леший едва заметно ухмыльнулся. Гаденькая такая улыбочка мелкого пакостника. Я уже хотел выяснть в чем дело, да вдруг вспомнил, что кроме автомата у нас с собой имелось еще кое-что.

— Вещмешок мой подобрать надо.

Отыскать все еще слегка дымящийся грязно-зеленый комок не составило особого труда. Он лежал там же, куда я и зашвырнул его перед началом сражения с полутонной стальной заслонкой.

— Подберем, не сомневайся.

Кальцев сделал знак и какой-то щупленький «серый» в рваном ватнике и намотанным вокруг головы женском платке, словно ядовитую змею, подцепил мои пожитки.

Последним приготовлением перед началом движения стал сигнал, который подал восстановивший субординацию командир группы. Одинцовец поднял руку, изобразил знак «Ок» и помахал ей над головой.

Все это могло означать лишь одно — за нами все это время кто-то наблюдал со стороны. Конечно наблюдал! Ведь не могли эти одиннадцать усталых и довольно помятых человек поспевать повсюду: и следить за нашим продвижением, и сталкивать тяжеленные контейнеры и обслуживать этот симпатичный крематорий внутри старого балкера. Значит, в округе есть и другие «серые». Вопрос только почему они так безучастно взирали на то, как мы с Лешим измывались над их сотоварищами? Честно говоря ответа на этот вопрос я так и не нашел, а вот несколько угрюмых серых фигур, глядящих на нас с борта балкера, все же успел разглядеть. Ох, что-то здесь было не то. Что-то все это значило. Да только я никак не мог взять в толк что.

— Потопали!

Мужик с топором толкнул меня в плечо и первым шагнул в направлении безмолвно замершей «Джулии». Он поручился за нас и чтобы продемонстрировать уверенность в своем поступке решил идти рядом, прямо под дулом автомата Кальцева, словно третий в составе нашей подконвойной команды.

— Давай, — согласился я и в свою очередь махнул Загребельному.

С того места, где мы сейчас находились до «Джулии» было метров семдесят. Огромный корабль лежал как на ладони. Это было явно пассажирское судно. Я насчитал целых пять палуб с рядами небольших прямоугольных окошек, за которыми как пить дать располагались жилые помещения. Каюты! Вот почему выбор «серых» пал именно на это судно. Да и стоит оно устойчивей некуда, никакие землетрясения не страшны. Это было правдой. Большая часть корабля ушла в грунт намного выше ватерлинии, особенно кормовая часть. Казалось еще немного и грязно-желтые песчаные волны начнут перехлестывать через его борт.

— Чего это вы на себя эти хламиды понатягивали? Почему лица прячете? Зачем очки? — от изучения корабля меня отвлек бас плетущегося рядом Лешего.

— А ты, парень, сколько здесь ошиваешься? — ответил вопросом на вопрос обладатель топора и «редчайшего» в России отчества Иванович.

— Около суток, — буркнул подполковник ФСБ.

— Во-во! Еще пару дней и поймешь все сам.

— И что произойдет через пару дней? — в разговор вмешался уже я.

— Ожог произойдет, вон в точности как у Кальцева. — Произнося эти слова «серый» оглянулся и по-простецки ткнул затянутым в старую перчатку пальцем в конвоирующего нас автоматчика.

— Это ж, откуда такое «счастье» берется? — поморщился Леший. — Солнца ведь нет, да и пасмурно тут как-то.

— А ты не гляди, что солнца не видать, — из-за намотанных на лицо тряпок хохоток Иваныча прозвучал как хрип, — зато само небо сущая сковородка. Один день — ничего, два-три — терпимо, а вот дальше кожу начинает жечь, как огнем. Да и глаза режет, просто спасу нет. А что с одеждой твориться, сами видите. За пару недель выгорает полностью, а через месяц в дырявую ветошь превращается, даже зашить нельзя.

Услышав такой ответ, я помимо воли покосился на багровые плотные, будто сделанные из раскаленного металла небеса. Вооруженный новым знанием об их весьма неприятном свойстве, я словно почувствовал поток льющегося сверху излучения. Ультрафиолет? Черт его знает, может и ультрафиолет. Хотя распухшая рожа Кальцева что-то не очень напоминает обгоревшего на солнце пляжника. Она скорее вареная, рыхлая, будто одинцовца передержали в парилке.

Следствием этого наблюдения стала мысль об инфракрасном излучении, или если еще дальше продвинуться по шкале, то даже и о микроволновом. Может отсюда и это странное не столько греющее, сколько колющее тепло на открытых участках тела? Интересно сколько такое можно выдержать? Судя по словам Иваныча, год все-таки можно. Похоже, организм способен адаптироваться и к такой хрени. Тяжело только вначале, вот как, например, сейчас Кальцеву.

Кальцев… Я вновь вспомнил о заместителе Нестерова. Однако теперь мои мысли оказались далеки от процесса адаптации. Они вновь вернулись к одинцовцам, которых Томас Крайчек увел через пустоши. Теоретически в дороге с ними ничего не должно было случиться. Караван был крупный и достаточно хорошо вооруженный, да и Главный обещал… Однако все же что-то случилось и произошла эта неприятность, если судить по роже Кальцева, примерно около недели назад. Я тут же стал прикидывать, где могли оказаться беженцы, двигавшиеся по маршруту Одинцово-Звенигород-Витебск-Рига.

— Обходим паром с другой стороны!

Дальше перечисления основных пунктов маршрута продвинуться мне не позволили. Иваныч стал круто забирать вправо, обходя нос корабля и торчащий прямо под ним здоровенный нарост или бульб, который, как я откуда-то знал, предназначался для улучшения обтекаемости подводной части корпуса. Следуя за нашим проводником, я в уме повторял его слова: «обходим паром…». Ага, выходит это вовсе не пассажирский лайнер, а паром. Тоесть куда меньше комфорта и роскоши, зато огромные автомобильные палубы, ворота и аппарели.

Мы уже были в считанных метрах от парома, а потому я и впрямь заметил ломаную линию, по которой раскрывался многотонный нос судна. Эта неглубокая заполненная уплотнителем канавка напоминала огромную цифру «2», начинавшаяся по срезу фальшборта и заканчивающаяся у самого корня каплевидного бульба. Если с правого борта корабля «двойка» выглядела практически не поврежденной, то с левого, а именно к нему и направлялась наша группа, в металле виднелась небольшая дыра. Вернее даже не дыра, скорее прогиб. Складывалось впечатление, что какой-то гигант хотел вручную поднять нос «Джулии» и проникнуть внутрь. Для этого он загнал под край подъемных ворот здоровенный лом и стал им там как следует шерудить. Однако замки выдержали, и все чего добился неведомый взломщик, так это нарушение герметичности автомобильного трюма. И вот как раз к этой щели мы сейчас и подошли.

Навстречу нашей колонне вышли двое «серых». Оба они были вооружены куда лучше, чем люди Кальцева. У каждого имелся тесак и копье, а грудь караульных защищали грубо сработанные толстые нагрудники.

— С уловом тебя, Черкашин! — обратился один из них к нашему соседу.

— Ого, автомат! — радостно воскликнул второй.

Судя по всему, часовые не знали, что группой теперь командует Кальцев, а потому по старой памяти обращались к Иванычу.

— Да уж, славная получилась охота, — хмыкнул тот в ответ. В голосе «серого» явно сквозила ирония, но охранники ее не заметили и не оценили, так как вспомнили о своих прямых обязанностях.

— А на кой ляд вы их сюда притащили? — вновь прогудел первый и покрепче взялся за отточенную арматурину. — Чё не могли где-нибудь в стороне, порешить. По-быстрому, чик, и нету больше нечисти.

— За «нечисть» можно и по роже, — как бы между прочим заметил Леший и принялся лениво разглядывать свой грязный закопченный кулак.

— Чё ты сказал, гнида! — взревел «серый», который габаритами почти не уступал моему другу.

— Охолонь, Миха! — Черкашин оттолкнул качнувшееся в сторону Загребельного острие. — Мы тут с тобой, можно сказать, старожилы. Много всякого повидали. Так ты глянь повнимательней и скажи, похожи эти двое на подкидышей или нет?

— Не верится, что бы еще кто-то смог прорваться. Уже давненько никто не приходил. — Миха вперился в нас черными каплями солнцезащитных очков. — Хотя вчера ближе к вечеру тянучка хорошо так шандорахнула, аж свод кое-где треснул. Это неспроста. Значит, на кого-то охотилась, за-р-р-аза!

— Они оружие отдали. Сами отдали, — пришел на выручку Иванычу интеллигентный голос из арьергарда группы.

— Ну, если оружие… тогда да! — по всей видимости второй охранник оказался помоложе и подоверчивей. Факт добровольного разоружения на него сразу произвел сильное впечатление.

— Грому надо их показать, — Миха не стал брать на себя ответственность и предложил, как я уже понял, стандартную процедуру. — Гром завсегда распознает кто есть кто.

Гром… Я повторил в уме это странное имя или вернее сказать прозвище. Опять этот Гром! Похоже на данной таинственной личности тут все и держится. Что ж, очень интересно будет познакомиться.

— А мы куда, по-твоему, идем! — Кальцев, наконец, подал голос, в котором чувствовалась затаенная обида, непризнанного лидера.

— Так Гром еще не вернулся, — с поспешностью проинформировал молодой охранник.

— Нам что теперь здесь куковать?! — вспылил одинцовец.

— А ну, заткни поддувало! Или в голову напекло? — Миха гневно зыркнул на Кальцева, но уже через мгновение взял себя в руки и уже более миролюбиво добавил: — Ты чё размотался? Пузырями возьмешься, олух!

— Так получилось, — пристыжено буркнул Александр в ответ и поспешил накинуть на голову тертый выгоревший кусок ткани, который ранее просто висел у него на плечах на манер шарфа. Поступая так, разведчику пришлось на несколько секунд отпустить «калаш» и позволить оружию безвольно повиснуть на ремне. Одинцовец сделал это, притом без излишней поспешности и страха перед возможностью нашего неожиданного нападения. Что ж, уже кое-какой прогресс!

— Ну, так мы входим?

К разговору вновь подключился Иваныч. Он, как и я, заметил поступок Кальцева и узрел в нем проблески доверия, которые стал оказывать его вечно сомневающийся командир по отношению к двум пленным. Данный факт добавил Иванычу солидную дозу уверенности в своей правоте, причем такую, что он даже добавил:

— Я ручаюсь за них.

Прежде чем ответить здоровяк Миха долго пялился на нас с Андрюхой. Скорее всего, Черкашин был прав, когда говорил, что у подкидышей что-то не то с глазами. Я подумал об этом, когда понял, что именно в наши глаза и пытается заглянуть недоверчивый старожил. Не знаю, что он там в них обнаружил, но эта штука явно сыграла в пользу двух усталых путешественников.

— Ладно, черт с вами! Пропущу уж... — Рослый охранник сперва кивнул, но затем вдруг резко спохватился. — Только, как говориться, береженного бог бережет. Поэтому руки им свяжем.

— Годится!

И Кальцев и Черкашин выдохнули одновременно, из чего сразу стало понятно, что им обоим эта идея тоже пришлась по душе. Чего не скажешь о нас с Лешим. Мы с Андрюхой угрюмо переглянулись, а я даже скривился от отвращения.

— Вяжите, чего уж там, — ФСБшник первым совладал с собой и, отвечая на мой немой вопрос, равнодушно пожал плечами. Затем он шагнул вперед и спокойно подставил обожженные запястья.

Миха отставил в сторону свое идиотское копье и уже даже сунул руку в карман, где, скорее всего, хранился огрызок какого-нибудь шнура, но вдруг замер. Он долго и внимательно глядел на раны Загребельного, а потом очень негромко произнес.

— Так проходите. Мы хотя люди и суровые, но не зверье же в самом-то деле…

— Рад слышать, — Леший улыбнулся уже куда приветливей. — Ты не сомневайся браток. Все будет нормально, без обмана. Слово офицера.

— Хорошо бы, — пробурчал себе под нос Миха и отступил в сторону.

За спиной караульного открылась узкая черная дыра. Глядя в нее, я почувствовал какое-то странное все нарастающее волнение. Вот то место, в которое так настойчиво и неотвратимо меня влекла, тянула, тащила сама судьба. Для чего? Что ждет меня здесь? Какие тайны предстоит узнать, и какую цену придется заплатить за это знание? И вообще, нужно ли мне все это?

Этот последний вопрос серьезно поколебал мою волю. Захотелось расслабится, забыться и просто поплыть по течению жизни, уж неважно какой, короткой или длинной. Однако в этот самый миг откуда-то из потустороннего мира на меня глянули лица сотен, тысяч, миллионов погибших. Раскромсанный на куски Сергей Блюмер, майор Александр Петрович, чью фамилию мы так никогда и не узнаем, Фома, морпех Серега Чаусов, растертый по броне пулеметчик Лёха, ну и, конечно же, Главный. Все они были там, все ждали моего решения, требовали вновь стать тем самым несгибаемым оружейником, которого они знали и которому верили.

— Спите спокойно мужики. Я сделаю… Я все сделаю! — прошептал я одними губами и уже без всяких колебаний шагнул в темноту.

Глава 14.

Для того чтобы попасть на автомобильную палубу оказалось недостаточно протиснуться сквозь раскуроченный борт. Далее располагалась мощная откидная аппарель, по которой на паром заезжал и выезжал автотранспорт. Само собой, сейчас она стояла вертикально напоминая подъемный мост в какой-нибудь средневековой крепости. Но крепости, будь они трижды неприступны, все равно брали. Не исключением оказалась и стальная твердыня под названием «Джулия». Ход в нее незатейливо пропороли с помощью газового резака. Дыра в аппарели оказалась почти такой же, как и на входе. В нее свободно мог пройти человек среднего роста, а вот таким негабаритам как Леший и Миха… вот им-то наверняка предстояло протискиваться.

— Почему вход такой узкий? — поинтересовался я у Черкашина, когда мы с ним первыми оказались внутри. — Сюда же ничего крупнее чемодана не затянешь.

— Если понадобиться мы и нос у парома поднимем и мост опустим, — доверительно сообщил Иваныч, снимая очки. — А так… чего зря светится?

— К вам сюда хрен кто прорвется, — хмыкнул я. — Ишь, нагородили всякой всячины! Не дорога, а одна сплошная живодерня.

— Вы-то как-то прорвались, — заметил Черкашин, и в его голосе послышалась нешуточная озабоченность, будто речь шла о настоящей проблеме.

— Что подкидыши это и впрямь серьезная опасность? — я с любопытством глядел на то, как с лица моего собеседника исчезает тертая серая ткань.

— Серьезная, — подтвердил Иваныч. — И главное все лезут и лезут, гады.

— Ну и чем таким они опасны? — в разговор вступил пробравшийся внутрь корабля подполковник ФСБ.

— Они с собой всякую дрянь тянут, ту что им ханхи всучат. Вот совсем недавно девчонка одна объявилась. Малолетка еще совсем, лет пятнадцати отроду. Наш дозор ее пожалел. Решили живой взять. Может отойдет со временем, нормальной станет, а то у нас тут с женским полом некоторая напряженка наблюдается.

— Ну и…

Теперь я глядел на мужчину примерно моего возраста, которого вполне спокойно можно было окрестить мулатом. Странным таким чумазым мулатом с круглым славянским лицом, носом картошкой и практически белыми, криво обстриженными волосами.

— Из того дозора только один человек уцелел и то без руки остался. — Черкашин поглядел на наши заинтригованные физиономии и пояснил: — Девчушке той в брюхо целую кучу тянучки закачали. Ума не приложу, и как она только с этой гадостью жить смогла?! А когда, значит, наши ее окружили, рвануло так, что все в округе метров на тридцать смело.

Рассказ Иваныча возымел на нас с Андрюхой самое удручающее воздействие. Я почему-то сразу подумал о Лизе. Ведь ее тело, как впрочем и тела Соколовского, Нестерова и Летяевым мы так и не нашли. А вдруг она жива… вдруг они все живы и попали в руки к… На этом месте в мозгу моем произошла заминка. К кому попали? Цирк-зоопарк, какие еще, к дьяволу ханхи?!

— Ханхи? — бас Загребельного стал эхом от моих мыслей.

— Ага, ханхи. Здесь эта нечисть, никуда не ушла. А вы что не в курсе? — Черкашин был искренне удивлен. — Я-то думал, вы от них вырвались… вон как Кальцев, к примеру.

При этих словах Иваныч кивнул в сторону одинцовского разведчика, который стоял рядом и скорее по инерции, чем со зла направлял на нас ствол моего любимого АКМСа. Услышав такую новость и я, и Леший как по команде уставились на своего старого знакомого. На свет божий проявилась часть истории, которую мы уже давно хотели услышать.

Однако Кальцев промолчал. Он дождался, пока на автомобильную палубу просочатся все остальные члены группы, а затем скомандовал:

— Татьяна… Ветерок, возьми лампу и двигай вперед. А мы за тобой следом. Нечего тут попусту торчать!

Молодая женщина со светло русыми коротко стриженными волосами и почти таким же бронзовым обветренным лицом как и у Черкашина подцепила одну из стоящих у борта керосиновых ламп и, подняв стекло, зажгла ее при помощи дешевенькой пластмассовой зажигалки. Подняв керосинку она подошла к нам и устало улыбнулась:

— Все готово. Можно идти.

Я сразу узнал голос. Это именно он подписался за нас полчаса назад, именно он потребовал, чтобы страдающему от ожогов Лешему выдали порцию драгоценной воды.

— Таня, значит. Вот и познакомились, — Андрюха тоже узнал нашу заступницу и улыбнулся обожженными губами. — Спасибо вам за все.

— Ну вы скажете тоже… — женщина взглянула на него своими слегка раскосыми восточными глазами. — Я ведь чувствовала что вы обычные, в смысле, нормальные. — Затем она слега смутилась под пристальным взглядом Загребельного, засуетилась и спешно кинулась выполнять приказ командира.

Автомобильная палуба оказалась темной, словно глубокая пещера. Когда мы отошли от входа, керосиновая лампа Татьяны стала единственным источником света, озаряющим рифленый настил пола, сигнальную раскраску стен, и потолочные балки по которым тянулись шеренги мертвых ламп дневного света. Честно говоря, я полагал, что мы дойдем до ближайшей лестницы и отправимся вверх к каютам, барам и ресторанам, где беззаботные туристы когда-то весело прожигали деньги и время своих отпусков. Однако все вышло не совсем так. Пропуская лестницу за лестницей, мы продолжали двигаться вперед по довольно круто наклоненной палубе. Крен на корму составлял градусов тридцать, и я сразу вспомнил, что «Джулия» действительно основательно вгрузла своей толстой синей задницей в земную твердь.

Твердь… Я повертел это слово в уме и понял, что так оно и есть. Наносы пыли, щебня и песка здесь составляли самое большое метр. Дальше шла какая-то твердая очень похожая на руду порода. Смять ее корабль не мог, даже если допустить что при его падении получился довольно сильный удар. Тогда оставался всего один вариант: «Джулия» угодила в какую-то трещину или разлом.

— Под землю спускаемся, что ли? — задал я вопрос, когда прикинул, что мы уже сейчас находимся метра на три ниже поверхности.

— Догадливый ты полковник, — Кальцев снизошел до ответа.

— Ты и впрямь полковник или погонялово такое? — поинтересовался Черкашин.

— И впрямь, — кивнул я. — Танкист из Кантемировки.

— А ваш приятель? — шагающая впереди Татьяна приостановилась и повернула голову.

Вопрос предназначался мне, но отвечать на него я как всегда не спешил. К конторе Загребельного люди относились по-разному. Поэтому пусть Андрюха сам решает оповещать о своем прошлом или нет.

— Я подполковник Федеральной службы безопасности, — мой друг сделал выбор.

— Во как! — выдохнул Иваныч.

— Шпион, значит? — поинтересовался кто-то из тех, что шел за нашими спинами.

— Не-е, — протянул в ответ другой голос. — Это у всяких там янкисов или англичан шпионы были, а у нас разведчики.

— Тут как раз для разведчика дел полным-полно, — заверил нас Черкашин. — Тут вокруг вопросов больше чем ответов. Самая для вас с Кальцевым работа.

— С Кальцевым? — переспросил Леший и, метнул быстрый взгляд в сторону нашего старого знакомого.

— Ну, да, — подтвердил Иваныч. — Он же вроде как тоже разведчик… из Одинцово.

Слова Черкашина походили не то на вопрос, не то на утверждение. По ним сразу стало понятно, что местный старожил был бы очень не против услышать от нас подтверждение тех сведений, которые им доложил сам Кальцев при своем здесь появлении.

— Разведчик, спору нет, — вместо Загребельного ответил я. — Только чего-то он там небольно наразведывал раз сам оказался здесь, а доверившиеся ему люди неизвестно где.

Похоже, я здорово наступил на больной мозоль одинцовского Штирлица. Кальцева всего аж передернуло, после чего он резко схватил меня за плечо:

— Ты Ветров говори, да не заговаривайся! — злобно прошипел одинцовец. — Откуда тебе знать, что там да как было.

— Вот я и хочу выяснить, — старый танкист не остался в долгу и вцепился своему неуравновешенному оппоненту в отвороты пальто. Мы долго и в упор буравили друг друга взглядами, пока, наконец, негромкий, но требовательный женский голос не произнес:

— Когда спустимся, там и поговорите. А сейчас чего уж… сейчас идти надо.

Возразить Татьяне было нечего, а перегрызть Кальцеву горло пока казалось несколько преждевременно. Именно поэтому я и разжал пальцы.

Этот наш «милый» разговор состоялся уже практически у задних ворот парома. Мы отмахали сто пятьдесят метров его пустой гулкой палубы и оказались перед очередной, довольно крупной дырой. За ней виднелась абсолютная чернота, как будто там находился космос. Или нет, совсем забыл, в космосе ведь полным-полно звезд. Тогда это… Цирк-зоопарк это походило на проход в иной мир, тот самый в который я заглянул там, в Подольске, когда бросил свой БТР в черную бездну зловещего портала.

Однако, как видно дыра смутила лишь одного меня. Шедшие впереди Татьяна и Черкашин не задумываясь шагнули в нее. Свет лампы тут же заплясал на срезах металла, прорисовал во мраке что-то наподобие грубо сработанных перил. Фух! Перила означали сходню или лестницу, то есть что-то простое и понятное, а вовсе не ту чертовщину, которая отчего-то мне привиделась.

Перебравшись через край дыры, мы и впрямь оказались на рифленом металлическом съезде. Его наверняка демонтировали с парома, где именно такие мостки обычно служили для переезда автотранспорта с одного уровня на другой. Съезд уходил под углом вниз и вторым своим концом утыкался в гладкую каменную стену. Там он опирался как на вбитые в породу массивные крючья, так и на две, выполненные из толстых швеллеров подпорки, которые доходили до самого дна пещеры.

То, что это была пещера, теперь стало совершенно ясно. «Джулия» своей кормой продавила ее свод и плотно засела в каменных тисках. Размеры подземной каверны оказались довольно внушительными. По площади — половина футбольного поля. Правда, высота не очень большая, всего метров семь-восемь. Паром буквально касался своими гребными винтами пола. Разглядеть все это мне помог горящий внизу костер, вокруг которого сидело три человека.

— Под ноги смотрите! — от созерцания местных достопримечательностей меня отвлек голос Иваныча. — Сейчас на вторую сходню перейдем. Она будет с правой стороны и чуток пониже этой.

Все так и оказалось. Вторая съездная аппарель была вделана в стену на полметра ниже первой. Другой ее край лежал на здоровенном плоском обломке скалы, который очевидно откололся от свода в тот самый момент, когда его протаранила многотонная махина корабля. Имелся и последний, третий съезд. Он соединял каменную глыбу с дном пещеры. И вот именно там, где металл утыкался в расчищенную от камней площадку и горел огонь.

— Черкашин, это ты что ли, черт старый? — поинтересовался один из дежуривших внизу людей, поднимаясь на ноги. — Что-то вы сегодня быстро вернулись!

— Есть повод! — прокричал в ответ Иваныч. — Новенькие у нас.

— Новенькие?! Ух ты! — вслед за первым человеком вскочили и двое других. — Откуда? Из обезьянника или прямо из цеха драпанули?

— Не знаю. Не успели спросить. — Черкашин уже больше не кричал. В этом отпала всякая нужда, поскольку голова нашей процессии уже ступила на третий пролет самопального моста.

Когда мы приблизились к костру стало возможным разглядеть трех дозорных. Один из них, тот что первым заговорил с Иванычем был невысокий мужчина средних лет. Его правую щеку, ближе к уху, «украшал» крупный безобразный шрам, который поднимаясь к виску, терялся в спутанных пепельно-белых волосах. Точно такого же цвета были и усы и борода. Вся эта молочная растительность ярко контрастировала с темным, почти коричневым цветом лица.

Такая же кожа и такие же волосы, как и у остальных повстречавшихся нам «серых». У одних они чуть посветлее у других потемнее, но в принципе определенная тенденция просматривалась совершенно ясно: под этим адским небом все, что может выгореть, будь то волосы или ткань — моментально выгорает, а все части тела, даже те, что скрыты толстым слоем одежды, начинают темнеть, грубеть и высыхать. Не думаю, что это загар. При загаре кожа остается упругой и гладкой, да еще и приобретает красивый шоколадный оттенок, а тут… Тут на теле у людей образовалась настоящая корка.

Мои выводы подтвердили и остальные два охранника. Один совсем молодой парнишка. Уж не знаю, где его носило, но лицо он поджарил себе основательно. Лоб, нос и щеки юноши были покрыты крупными струпьями, по которым уже побежало несколько кровоточащих трещин. Парень то и дело кривился и промакивал их куском мятой тряпки, на которой поблескивал какой-то порошок.

Третий из находившихся у костра… При взгляде на него я вздрогнул. И это вовсе не потому, что обнаружил какие-то увечья. Нет, с точки зрения физического состояния он был совсем в неплохой форме. Но вот только его черты… Они выглядели какими-то странными, не похожими на обычного человека. Крупная, совершенно лысая голова. Худая, можно сказать, худосочной шея, на которой собралась настоящая гармошка кожных складок. Узкие словно заплывшие от гематом глаза. Очень большой практически безгубый рот, просто парез, а не рот. Ну и, конечно же, самое примечательное — цвет его кожи. Она была не коричневатая, как у всех остальных обитателей «железного моря», а бледно серая. Где-то я такую уже видел…

— Повезло вам, мужики?! — человек со шрамом шагнул нам на встречу. — Уже давненько никто не приходил. А вы вырвались, да еще и с оружием… — старший дозора покосился на Кальцева, давая понять, что прекрасно понял откуда у того взялся автомат.

— Мы из Подольска потом шли через Наро-Фоминск, Обнинск и Медынь, — произнес я, не очень-то понимая, о чем мы тут все говорим.

— Медынь? Обнинск? — повторил вслед за мной озадаченный караульный и переглянулся со своими товарищами. — Это где ж такое?

— Калужская область, — подал голос один из бойцов группы Кальцева.

— Какая еще нахрен Калужская область?! — округлил глаза старший дозора. — Нам интересно знать, как вы вырвались с Базы?

— Какая еще нахрен База?! — пришел мой черед удивляться. — Объясните толком!

На несколько мгновений в пещере повисла напряженная тишина. Казалось, что мы говорим на разных языках. Или нет… лучше сказать, что мы существа из разных миров. Пытаемся разъяснить друг другу элементарные вещи, но они всякий раз оказываются за пределом понимания противоположной стороны. И, похоже, это непонимание начинало всех сильно нервировать.

— Ты кого сюда привел?! — мужик со шрамом метнул гневный взгляд на Черкашина. — Им же все мозги на изнанку вывернули! Они ж теперь неизвестно чего вытворить могут!

— Да не кипятись ты Егор! — рыкнул на товарища Иваныч. — Тут что-то не то… Тут что-то есть… Важное! Я это сразу почуял. Может они и есть те, кого мы ждем?

Последний аргумент как-то сразу подействовал на дозорного. Он вперился в нас глазами и с металлом в голосе потребовал:

— А ну рассказывайте все с самого начала.

— Гром скоро вернется? — вместо ответа поинтересовался молчавший до этого Леший.

— А тебе зачем знать? — насторожился Егор, именно так Черкашин назвал старшего дозора.

— Вот когда вернется, с ним и поговорим, — Андрюха казался воплощением абсолютного спокойствия. — Мы люди военные и не привыкли просто так сведениями разбрасываться, тем более, когда неизвестно в чьи уши они попадут.

Слова подполковника ФСБ вроде как предназначались бородатому Егору, но наблюдая за своим другом я понял, что он время от времени бросает обеспокоенные взгляды в сторону того странного субъекта с большой головой и серой кожей.

— Егор Дмитрич, в нашем отряде тоже не последний человек, — примирительно улыбнулся Черкашин. — Но, скорее всего, наш гость прав. Гром вернется, вот тогда соберемся и все обсудим. — Произнеся это Иваныч легонько подтолкнул меня куда-то в глубь подземелья. — Пошли полковник. Надо твоего приятеля доктору показать.

— Сначала обшмалили как свинью, а теперь к доктору… — буркнул Леший, комментируя это предложение.

— Что сделано, то сделано, — бессильно пожал плечами Черкашин и как бы во искупление вины добавил: — А доктор у нас, между прочим, хороший. Можно сказать, светило медицины.

Дальнейшее продвижение вглубь пещеры проходило при свете все той же керосиновой лампы, которую продолжала нести Татьяна. Мы брели по довольно широкой расчищенной от камней тропе. Она петляла меж крупных каменных глыб и все больше приближала нас к черным провалам, видневшимся у одной из стен. Несколько раз там мелькали пятна света, но вскоре они исчезали, вновь погружая туннели в объятиях мрака и безмолвия.

— Сколько у вас людей? — поинтересовался я у Черкашина.

— Гром тебе расскажет, если, конечно, сочтет нужным.

Черкашин отплатил нам той же валютой, и называлась она недоверие. Вообще-то, по большому счету, оно и правильно. Ведь в этом проклятущем месте черти что твориться! Цирк-зоопарк, поневоле сделаешься недоверчивым и подозрительным.

Это проклятущее место, — повторил я про себя и, не откладывая в долгий ящик, решил выяснить еще хоть что-нибудь. Ведь существовали вопросы, которые по моему глубокому разумению не попадали в разряд запретных тем.

— Иваныч, мы тут вчера вашу тягучку или тянучку видели…

— И как? — прищурился старожил.

— Впечатляет, — сознался я. — Только одно не понятно: какого дьявола вы от нее в пещере прячетесь? Ведь эта хрень и под землей тоже шастает? А если она здесь рванет, то завалит всех к едрени фени. Бризантность то у этой штуки будь здоров!

— Может, конечно, и сюда заползти, — согласился Черкашин. — Только что с того. Не взорвется ведь.

— Как не взорвется?

— А вот так, — хмыкнул «серый». — Под землей эта штука пока не работает. Не детонирует, значит.

— «Пока»? — следивший за разговором Леший сразу обратил внимание на подозрительное слово.

— Тянучка запрограммирована на работу на поверхности. А под землей у нее… Как бы это лучше сказать… — Иваныч на секунду задумался. — Транспортный режим, что ли. Ее ведь из-под земли к нам и присылают. Так что пока на Базе не смекнули, что мы в пещерах ошиваемся, а вовсе не на кораблях, опасности вроде нет.

— Опять эта База, — произнес я, пропуская вопрос о том, что может произойти, если дислокация отряда Грома окажется раскрыта. — Что за База, объяснит нам кто-нибудь Христа ради!

— База, где ханхи хозяйничают, — очень коротко ответил наш собеседник и при этом внимательно, можно сказать оценивающе поглядел сперва на меня, а затем на Лешего.

— Опять ханхи! Черт побери, чертовщина какая-то… — прогудел Загребельный.

— А вот и больничка наша! — не давая Андрюхе закончить, воскликнул Черкашин и указал на большой красный крест, нарисованный прямо на камне около одной из темнеющих в полумраке дыр.

В голосе экскомандира отряда явно послышалась радость и облегчение. Я так и не понял, то ли под конец весьма хлопотного и напряженного дня ему не очень-то хотелось растолковывать двум шизонутым чужакам, то, что известно самому распоследнему «серому», то ли имелась какая другая причина, по которой это право принадлежало кому-то другому, Грому, например.

— Стой! — Иваныч поднял руку, останавливая группу. — Вы двое, и ты Кальцев тоже, проходите, а мы дальше двинем. Уж не взыщите, лампу с собой заберем, так что придется на ощупь.

— Пол тут ровный, — Мимо нас протопал Кальцев с висящим на плесе автоматом. — А за поворотом вообще посветлее будет.

За то время пока мы пробирались сквозь темное подземелье, я даже как-то позабыл о его существовании. Не уверен, что одинцовец чувствовал неловкость от того, что намолол при нашей сегодняшней встрече. Знаком я с таким типом людей. Они всегда уверены что правы, причем правы на сто процентов. Так что скорее всего Кальцев ушел в себя по причине полного фиаско его командирской деятельности. И дело тут было даже не в Черкашине. Просто все окружающие ветераны напрочь отказывались видеть в нем командира группы. Да, Гром тут спорол явную херню, раз поставил у руля новичка. И чего это он? Ведь по слухам совсем не глупый мужик.

— Вещмешок наш никто не желает вернуть? — вопрос Лешего привлек мое внимание.

— Вещмешок? — переспросил Иваныч.

— Вот он, товарищ подполковник, — парнишка лет шестнадцати протиснулся вперед и с готовность протянул мой прожженный в нескольких местах вещмешок.

Взглянув на его худое лицо, я сразу вспомнил Пашку, его мальчишеское восхищение подполковником, командиром героической группы Красногорского спецназа. Эх, узнать бы, где сейчас бродит этот сорвиголова вместе со своим пожилым напарником! Как они? Может стоило захватить их с собой? Подумав об этом, я отрицательно покачал головой. Нет! Нет! И еще раз нет! Пацан и старик Серебрянцев сейчас на Земле, хоть и в опасном, но все же знакомом и понятном мире. А мы где? Черти где, или даже еще дальше!

— Благодарю за службу, — ФСБшник кивнул, нашему юному помощнику и стал развязывать лямку.

При этом его движении Черкашин, Татьяна да еще пару человек, которые стояли рядом резко отступили назад, так что мы с Андрюхой, да еще тот самый парнишка мигом очутились на свободном участке диаметром метра три.

Леший прекратил теребить лямку, медленно поднял глаза на окружающих и с ехидной улыбочкой, которая при нынешнем состоянии его лица больше походила на оскал пробасил:

— Э, граждане, может вам всем тоже пройти… — чекист кивнул в сторону санчасти. — Ваш светило медицины, как… нервы умеет лечить?

Не дождавшись реакции замершей аудитории, Загребельный вернулся к прерванному занятию и все-таки развязал туго затянувшуюся лямку. Затем он запустил руку в мешок и по очереди добыл оттуда четыре консервные банки.

— Вот берите. В общак пусть пойдут. Мы их сами втихаря жрать не собираемся.

Реакция на эти слова последовала очень странная. Люди молча, практически не отрываясь уставились на консервы. Они пожирали их глазами, и в этих взглядах читался не столько голод сколько смертная тоска. Закончилось все когда Черкашин шагнул вперед и негромко произнес:

— Вы их доктору отдайте. Он знает что с этим добром делать. — Произнеся этого ветеран сгреб в охапку Татьяну и того самого мальчишку, что принес мой вещмешок, развернул их и подтолкнул в темноту. — Идемте ребята. Чего встали!

Провожая взглядом небольшое пятно света и бредущие в нем, словно в коконе, сутулые нескладные фигуры, Загребельный негромко спросил:

— Что, голодно здесь?

Это был вопрос на который можно было и не отвечать. Мы и так знали ответ, прочли его по глазам, по лицам людей. Когда человек недоедает день-два-три, к примеру, как сейчас мы с Лешим, в нем особо ничего не меняется. Слабость там, вялость, иногда головокружение… это все понятно. А вот когда голод уже давно и настойчиво иссушает каждую клеточку твоего тела, вот это совсем другое. Тогда ты превращаешься в настоящую тень. Ты живешь под властью страха. Ведь каждый следующий день может превратить тебя в лежачий полутруп, и это станет началом конца.

— Еды действительно мало, и то по большей части собачья.

— В каком смысле собачья? — не понял я.

— Ну, или кошачья. — В густом полумраке лица Кальцева почти не было видно, но я почему-то понял, что он морщится. — Вообще-то кошачья на много лучше. Собакам жратву стряпают из всяких там отбросов и те довольны. А вот кошки существа благородные. Они что попало есть не станут.

— Погоди, ты хочешь сказать, что люди Грома тут корм для зверей жуют?

— Еще как жуют, — подтвердил одинцовец. — Ханхи практически вычистили корабли. Оружие, питье и продовольствие изымались в первую очередь. А вот на товары для зоомагазинов они как-то внимания не обратили. Ребята нашли пару контейнеров, да только вот беда, и оба они уже практически пустые. Порции с каждым днем все урезают.

— Да уж… Дела прямо скажем невеселые, — пришла моя очередь кривиться, правда, сделал я это отнюдь не из чувства гадливости перед такой провизией. Если речь станет о выживании, дерьмо жрать буду. А вот сложившаяся ситуация… При ней как раз только и остается, что страшные рожи корчить.

Однако поупражняться в этом деле мне так и не судилось. Неожиданно туннель, около которого мы стояли, осветил тусклый колеблющийся огонек небольшого масляного светильника и скрипучий слегка резковатый голос громко произнес:

— Это кто у меня тут под дверью шепчется? Да еще впотьмах… словно призраки какие. Ишь, взяли моду! А ну, живо внутрь! Сейчас я вам пургенчику сыпану для прочистки мозгов и всяких там иных мест.

Ход, ведущий к санчасти, оказался всего метров двадцать в длину. Но даже на этом протяжении он умудрился совершить два поворота: первый, довольно крутой — налево и второй, плавный — направо. В конце этой змейки, мы оказались перед наполовину отдернутой брезентовой шторой, за которой горел яркий свет. Хотя, скорее всего, мне показалось, что яркий. Да и не мудрено, после мрака-то пещеры!

Доктор вошел первым и сразу затушил коптилку, с которой выходил навстречу гостям или, как он решил, пациентам. Сейчас медика стало возможно разглядеть. Это был высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Традиционное для «серых» бронзовое лицо и не менее традиционные выцветшие, жесткие как пакля, стриженные ежиком волосы. Из индивидуальных черт: длинный нос с горбинкой, явно после плохо сросшегося перелома, резко очерченные скулы, тонкие губы, под очками в металлической оправе, серые, глядящие с прищуром глаза. Вот именно этими глазами, в которых то и дело проскакивали лукавые непоседливые чертики, он и оценил нас с головы до пят.

— Такс-с, это кто ж к нам тут пожаловал?

— Комиссия Минздрава, — произнес я без тени улыбки. — Проводим инспекцию частных клиник и кабинетов. Так что подготовьте все соответствующие документы.

— Особенно акты по проверке противопожарных средств, — в тон мне добавил закопченный и обгорелый Леший. — А то у вас тут с источниками открытого огня черти что творится!

— Такс-с… — вновь повторил медик, причем на этот раз довольно задумчиво. — Шутят… Странно… Что ж, похоже, очень любопытный случай. Пожалуй, пургеном здесь дело не обойдется. Здесь требуется, что-то посерьезней.

Произнеся эти слова, доктор развернулся и потопал вглубь своего пещерного лазарета. Однако он сделал всего пару шагов, после которых остановился, обернулся и пристально поглядел на моего поджаренного друга.

— Как вы себя чувствуете, товарищ военный?

— Бывало и хуже, — осклабился Андрюха.

— Бывало и хуже… — повторил врач, — Понятно…

Он кивнул и продолжил движение в направлении одного из трех металлических шкафов. Все они были сделаны из тонкого металла и напоминали шкафчики из раздевалки, хотя вполне вероятно, что таковыми они и являлись. Медик громыхнул одной из металлических дверец и добыл из-за нее бутылку на две трети заполненную прозрачной белой жидкостью. Мне даже не надо было глядеть на этикетку, чтобы понять, что это «Столичная».

— Нихрена себе! — выдохнул Загребельный. — Сразу видно специалиста высокого класса. Все, как и говорили!

— Издеваются, черти, — доктор отмахнулся.

— Почему издеваются?

— Потому что я стоматолог. Обычный зубной доктор из поликлиники.

— Ну, хоть не ветеринар, — устало хмыкнул я.

— Н-н-да… — многозначительно протянул медик и внимательно поглядел сперва на меня, затем на Лешего. — Теперь понятно, почему мне захотелось с вами выпить.

Когда хозяин дома все же оторвал глаза от наших физиономий, то случайно столкнулся с угрюмым взглядом Кальцева. Доктор сразу стушевался, пожал плечами и виновато вздохнул:

— Ты уж извини, Саша…

Извинения явно касались эпизода их первой встречи. Как видно тогда вопрос о выпивке даже не поднимался.

— Я один шел, без оружия и еды. Шел на приделе… Шел в никуда… — пробубнил одинцовец себе под нос. Он, то ли оправдывался, то ли наоборот укорял нас за удачливость, консервы и автомат.

Ну, что тут скажешь? Скуден умом человек! Можно подумать у нас с Лешим имелась карта, на которой крестиком обозначалось местонахождение «Джулии». Что касается оружия… Патронов в обрез. Не хватит даже на самый короткий бой. Воды — ноль. Еды, только чтоб ненадолго продлить агонию. Так что и мы вполне реально заглядывали смерти в глаза, только, как и полагается настоящим мужикам, делали это с наглой ухмылкой.

Однако ничего такого я Кальцеву объяснять не стал. Зачем? Пустая трата сил и времени, ведь может и не понять. А бутылка за это время вполне способна нагреться.

— Давайте выпьем, что ли? За знакомство, — я кивнул на заветный сосуд с огненной жидкостью. — Не смотреть же на нее, в самом-то деле!

Под стук металлических кружек мы познакомились. Доктора звали Валерий Михайлович Рыбин, и был он из Киева. В начале войны вместе с семьей перебрался в Россию в надежде, что уж «несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед» российская армия сбережет и защитит. Это вам не украинское недоразумение на древних, наспех модернизированных колымагах. Хрен там! Никто и никого не защитил. И в результате мы имеем то, что имеем.

Тост за знакомство стал первым и последним. Медик вернул бутылку в шкаф и из него же стал добывать перевязочный материал для Андрюхи. Параллельно он попросил не очень-то распространяться о нашем небольшом сабантуе. Мол, водку он держит чисто для медицинских целей, а вообще у них тут почти сухой закон.

— Сейчас везде уже «почти сухой закон», — проинформировал я. — Выпивку в первую очередь выжрали. Быстрее чем продукты. Видать с горя, отчаяния и досады. Вон Кальцев знает.

— Здесь все не так, — не согласился со мной одинцовец. — Спиртное почти на каждом корабле найти можно. Ханхи к нему даже не притронулись. Нам оставили. Понимают, сволочи, что пьяный человек это легкая добыча. Сам попадется и других под монастырь подведет.

Очередное упоминание о ханхах вызвало у меня нешуточное раздражение. Да что за цирк-зоопарк в самом-то деле?! Пора уже внести ясность в этот вопрос! Хорошим началом для всей этой истории вполне мог стать рассказ Кальцева. И для него сейчас как раз имелось достаточно времени. Доктор занялся ожогами Загребельного, а мы с Александром вынуждены были просто сидеть на старых ящиках и ждать: я — своего друга, одинцовский разведчик — очереди на обработку своего воспаленного лица.

— Кальцев! — я легонько толкнул соседа в плечо.

— Чего? — тот сидел, уставившись в пустоту перед собой.

— Рассказывай.

— О чем?

— Не зли меня! — предупредил я. — Обо всем, начиная с того самого дня, как вы ушли из Одинцово.

— С той ночи, — поправил меня Александр.

— Да точно, — я кивнул, припомнив ту безумную идею передвигаться в темное время суток, а днем отсиживаться в разоренных деревнях и поселках.

— Так вот в первую ночь удалось пройти гораздо меньше, чем планировалось, — продолжая глядеть в пространство перед собой Кальцев начал рассказ. — Вместо двадцати километров, сделали всего двенадцать-тринадцать и едва успели дотащиться до Успенского, есть такое село на полпути к Звенигороду.

— Есть, — подтвердил я. — Бухти дальше.

— Ночью оказалось идти куда сложнее, чем мы предполагали. Во-первых, довольно сложно пришлось со светом. Его приходилось постоянно держать, так чтобы не образовывалось разрывов и промежутков. Во-вторых, вокруг ни черта не разберешь. Дорогу иногда по полчаса искали, а то и дольше. И, в-третьих, женщины и дети сразу раскисли. Страхи, метушня, истерики, почти паника. Пока порядок наведешь… — на этом месте разведчик горестно вздохнул. — Ох, короче, полный мрак!

— Ну-у, где-то так я и предполагал, — подал голос Загребельный следивший за повествованием с импровизированного операционного стола, который как две капли воды походил на полированную барную стойку, доставленную из какого-то судового питейного заведения. — Призраки рядом были?

— Всю ночь, — Кальцев медленно кивнул. — Видеть то мы их не видели, зато слышали прекрасно. Эта их проклятая песенка про шабаш…

— Но до Успенского все дошли? — я попытался вернуть повествование от охов и вздохов, к чему-то более конкретному и информативному.

— Дошли, — подтвердил рассказчик. — Забаррикадировались там в какой-то то ли школе, то ли лицее. Здание новое добротное и главное почти целое. Так что атаку кентавров вполне могло выдержать.

— И что была атака? — в моем голосе было полным-полно горькой иронии.

— Не было, — признался одинцовец, но тут же поспешил оговориться: — Там на северной окраине села кладбище оказалось, а на нем толпа упырей. Так что шестилапым и без нас было чем заняться.

— Хм! — я хмыкнул, удивляясь тому, до чего же просто таки до тупости упрямыми бывают некоторые люди. Категорически не хотят замечать очевидные вещи.

— Вечером собрались и ушли, — Кальцев сделал вид, что не понял мою иронию. — Пошли по Рублево-Усперскому шоссе, дальше сплошные села, деревни, поселки и Малое Московское кольцо. Заплутать невозможно. Так что еще до рассвета добрались до Звенигорода. — Дойдя до этого места Александр поморщился. — А там пусто. Периметр в двух местах проломан, будто его бульдозером снесли, все усыпано стрелянными гильзами и не души.

Это его «не души» прозвучало в гробовой тишине. Даже доктор прекратил возиться со своими мазями и тампонами. Получилась настоящая минута молчания по пяти сотням безвинно убиенных душ.

— Похоже, Звенигород погиб одновременно с Красногорском, — угрюмый голос Лешего наконец нарушил тишину. — Если от трупов и следа не осталось, то получается, что с момента боя и до вашего-то там появления прошло как минимум дней пять. Как раз сходится.

— Сходится, — кивнул разведчик.

Я где-то внутренне, и причем уже очень давно, был готов к известию о гибели Звенигородской колонии. Не могли кентавры пойти на Одинцово и позабыть о Звенигороде, да и об Истре тоже. И рассказ Кальцева лишь стал тому подтверждением. А вот что касается Крайчека и его людей… то здесь такой пасмурной уверенности у меня вовсе не было. Александр остался жив, значит, могли уцелеть и они. Желание поскорее узнать правду заставило практически закричать:

— Да не тяни ты! Давай дальше!

— Дальше мы стали готовится к дневке, чем попало забивать дыры в периметре. Да только так и не успели довести дело до конца. Откуда не возьмись, появилась целая армия кентавров. Твари пришли с севера и их было очень много.

— Ну…? — выдохнул я с замершим сердцем.

— Их было много, — повторился Кальцев. — Они прекрасно видели нас, но почему-то не стали атаковать. Орда обошла периметр стороной и ушла куда-то на юг.

Перебивать одинцовца ни я, ни Загребельный, ни тем более доктор не стали, но из наших глоток практически одновременно вырвались вздохи облегчения.

— Вот тогда-то среди людей и поднялся ропот, — продолжил Александр. — Вдохновителем его стала Нина Андреевна, да и профессор Дягилев с Ковалевым тут же подписались. Мол, Ветров дело говорил, а мы ему даже за стену не пустили. Да и еще потом, как полные идиоты, в ночь поперлись. Хорошо, что пока нам везет, и еще все живы. Но кто скажет, чего ждать от завтрашнего дня или вернее ночи?

Весть о том, что Главный сдержал слово и выторговал нам пусть и временное, но все же перемирие с кентаврами, стала бальзамом на душу. Целебным таким бальзамом, но одновременно и горьким до слез. Цирк-зоопарк, ведь это был последний из ЕГО даров. Главный был с нами тысячи лет, а вот теперь все, конец! Он умер, точно так же как и созданный им мир.

— Крайчек долго колебался, — голос Кальцева вырвал меня из плена неожиданно нахлынувших воспоминаний, в которых прямо на моих руках отошел в небытие бог в грязной выцветшей бандане. — Но, в конце концов, все же, не устоял и согласился дальше продвигаться только днем.

— А ты? — очнувшись, я поглядел в глаза одинцовского разведчика.

— Что я? — Александр еще не до конца понял, о чем его спрашивают, но сразу же заметно напрягся.

— Ты и Скуба, кого поддерживали вы?

— Это что сейчас так важно? — огрызнулся Кальцев.

— Сейчас может и не важно, — подал голос Леший, — Но кто его знает, как оно дальше сложится.

— Не шевелитесь, пожалуйста, товарищ подполковник, — потребовал Рыбин. — Мне и так неудобно.

— Виноват, — Андрюха отвел взгляд от Кальцева и вновь уставился в каменный потолок.

— Я сомневался. Скуба был против, — выпалил одинцовец. — Тетерь довольны?

— Теперь довольны, — спокойно кивнул я. — Дальше.

— День провели в поисках всего того ценного, что еще могло оставаться в поселке, ну и конечно же людей. Вдруг кто спрятался и выжил. — Тут Александр сделал паузу и тяжело вздохнув, резюмировал: — Никого. Только нашли немного консервов и патрон, вот и все.

— Стоп, консервы! — вспомнил я и подтянул к себе лежащий невдалеке вещмешок. Добыв из него все четыре банки, я продемонстрировал их доктору и пояснил: — Вот, Черкашин сказал вам отдать.

— Консервы это хорошо! Редко попадаются, — медик, украдкой проглотил слюну и быстро отвел взгляд от жестянок. — Будете приходить сюда и потихоньку есть.

— Не понял?! — выдохнули мы с Загребельным одновременно.

— Чего ж тут не понять? — Рыбин хмыкнул. — Вам на наши «разносолы» сразу переходить ни в коем случае нельзя. Несварение может случиться. Так что хотя бы недельку будем смешивать рацион. — После этого объяснения, врач сразу же обратился к Кальцеву: — Саша, а у тебя как? Просрался наконец?

— Угу, — одинцовец кивнул чисто автоматически. По всему было видно, что мыслями он сейчас находился где-то очень далеко.

— Запомните, запор это лучше, чем понос, — между тем наставительно и притом совершенно серьезно произнес стоматолог. — При поносе идет обезвоживание организма. А воды у нас и так мало, порциями выдаем. Так что если начнете дрестать, ноги в руки и бегом ко мне. Понятно?

— Понятней некуда, — я ответил за нас обоих, так как Андрюхе было не до разговоров. Как раз в этот момент Рыбин ножницами срезал с его верхней губы отслоившуюся кожу.

— Хорошо, что большинство микроорганизмов тут сразу погибают, — медик борзо перескочил с одной темы на другую. — То ли излучение для них губительно, то ли горная порода. Да и металл вокруг, а на нем, как известно, всякая зараза долго не держится. Короче заражений почти не бывает. Так что не волнуйтесь товарищ подполковник, все заживет как на собаке.

— А вы, Валерий Михайлович, точно не ветеринар? — буркнул Леший, улучив момент.

— Точно, — устало хмыкнул Рыбин. — Хотя иногда мне кажется, что здесь ветеринару самое и место.

Я не понял, что именно означали слова доктора, но честно говоря, от них мне моментально стало немного жутковато. Сразу вспомнились те странные следы, по которым мы шли в тумане, тот обезглавленный труп около периметра и еще серое существо, сидевшее у костра в компании двух других дозорных. Конечно, можно было обо всем этом подробно расспросить. Но только мне вдруг показалось, что еще чуть-чуть и в мозгу получится знатный винегрет. Нет, пожалуй, лучше сперва дослушать историю Кальцева.

— Как переночевали? — я повернул голову к одинцовцу.

— Что? — тот заметно вздрогнул, возвращаясь от своих мыслей и воспоминаний к реальности.

— Спрашиваю, как в Звенигороде ночь прошла?

— Плохо, — помощник Нестерова заметно помрачнел. — Двенадцать человек пропало. И это вовсе не бойцы, что стояли в дозоре, а обычные цивильные. Видели, как они вставали. По нужде, должно быть. И как сквозь землю…

— Призраки? — предположил я самое вероятное.

— Мы все в «Перекрестке» заночевали. Ну, знаешь, полковник, супермаркет такой здоровый в центре периметра?

Когда я кивнул, Кальцев продолжил.

— Туалеты там внутри. Никто наружу даже нос не высовывал, кроме караульных, конечно, которые у прожекторов стояли. Те, кстати, ничего не видели и не слышали. Так что на призраков грешить… сложновато тут будет.

— Странно, — протянул Леший, врачевание которого уже было окончено. Сейчас подполковник весь перемазанный какой-то вонючей мазью сидел на операционном столе и внимательно слушал.

— Еще как странно, — согласился Александр. — Да и вообще весь Звенигород оказался каким-то уж очень стремным местом.

— Стремным? Почему стремным? — удивился я. — Не замечал никогда.

— Всю ночь звук какой-то шел с севера, будто пресс работал. И в той же стороне огни. Тусклые, красные, над землей висели, будто огромные виноградные грозди. Я даже специально на крышу забрался, чтобы поглядеть.

Гроздья огней… Тусклые… Красные… Цирк-зоопарк мог я где-нибудь и когда-нибудь видеть эти огни? Внутренне чутье и растыканные по дальним закуткам памяти обрывки воспоминаний подсказывали, что мог. Только тогда это были вовсе не огни. Это были… Окна?

Стоило лишь подумать «окна», как перед глазами вспыхнула картинка. Плотный багровый полумрак. Странная, словно берущая свое начало прямо из пустоты улица. Неизвестно как парящие в пространстве фрагменты исполинских зданий. Казалось, они сделаны из чернильно-черного ночного мрака, который кто-то сгустил и спрессовал в огромные прямоугольные блоки. Разглядеть все это было возможно лишь благодаря мутному алому свету, ровно и спокойно льющемуся из сотен, если не тысяч совершенно одинаковых окон. Шаганино! Крохотная деревушка на полпути меж Троицком и Подольском. Вот где я все это видел!

— Северней Звенигорода Истра находится, — загробный голос Загребельного словно стал отзвуком страхов, которых мы натерпелись в тот злополучный день.

— Точно, — подтвердил одинцовский разведчик. — Об Истринском поселке мы сразу и подумали. На рассвете Крайчек приказал снарядить группу и отправить ее на север, поглядеть как они там… живы или нет. — Объявив об этом, Кальцев гордо поднял голову. — Я пошел старшим и взял с собой еще двадцать пять человек. Больше не имело смысла. Если кентавры нападут, то от них на открытом месте и с сотней бойцов не отбиться. Ну, а если у нас с шесилапыми и впрямь с какого-то перепугу перемирие случилось, то, чтобы перестрелять всякую иную нечисть, двух с половиной десятков автоматчиков вполне хватит.

— Километров тридцать будет, если по трассе идти — я кивнул, отдавая должное храбрости разведчиков и их командира, которым почти половину пути предстояло протопать через мертвый, полный опасностей лес. — Могли вернуться где-то ближе к вечеру, никак не раньше.

— Да, так и планировалось, — подтвердил Александр. — Только мы часов за пять обернулись.

— Как так? — удивился я, предчувствуя недоброе.

— А дальше Новорижского шоссе идти уже было некуда. Провал в земле там образовался. Огромный. Ни дна, ни другого края не видать. Так что цела ли Истра или она вся целиком в него ухнула, одному богу известно.

— Провал… — задумчиво повторил Леший.

— Он самый, — кивнул Кальцев. — Когда мы подошли края были еще горячими и слегка дымились.

— Если горячие и дымились, то это не провал, — чекист отрицательно покачал головой. — Похоже, участок поверхности просто исчез, перенесся. Может здесь то же самое, что и с Троицком?

— Тогда, даже страшно представить в каком состоянии он вернется, — я скривился припоминая обугленные, будто корчащиеся в судорогах здания наукограда.

— Исчез-неисчез, вернется-невернется, — вздохнул одинцовец, — Ясно было, что до Истры теперь не добраться. А чтобы и нас самих ненароком не накрыло, следовало срочно уходить в сторону Вязьмы.

— Почему к Вязьме? — Не понял я. — Зачем соваться на Проклятые земли, когда под боком трасса Москва-Рига? Она если и попадает в опасную зону, то только в пограничные области, а это совсем другая песня, это не та мясорубка, что твориться в глубине.

Желая получить подтверждение своих слов, я глянул на Андрюху. Тот согласно кивнул, а затем поинтересовался:

— Помнится Крайчек сперва как раз и собирался идти именно по Новорижскому шоссе до самой Западной Двины. Ведь это кратчайшее расстояние до Двины. Почему изменились планы? На кой хрен вам сдалось Смоленское направление?

— На уровне города река почти высохла. Так что сплавляться по ней можно лишь гораздо ниже, там где в Двину притоки впадают. Скуба сказал, что именно в тех местах расположена одна крупная запань, в которой собирался весь сплавляемый лес, и его там по-прежнему видимо-невидимо. Как раз то, что надо для плотов.

— Откуда Скубе известно про Западную Двину? — перебил я разведчика. — Он что, по пути из Белоруссии круги нарезал? Всю Тверь и Смоленщину истоптал?

— Не знаю, — тот пожал плечами. — Может, слышал от кого.

— А как вы рассчитывали прорваться сквозь Проклятые? — подполковник ФСБ поднапряг рассказчика новым вопросом.

— Олесь знал дорогу и все опасные участки. Он ведь проходил там.

— Чушь собачья! — выругался я. — На Проклятых землях все находится в движении, все меняется. Ничего нельзя знать заранее. И соваться туда, тем более такой крупной колонной… — Именно на этом месте меня и оглушила страшная догадка. Придавленный ей я прохрипел: — Так это там вы потеряли всех людей?!

— Там, — Кальцев ответил очень тихо, почти прошептал.

— Аномалии? — предположил Леший.

— Нет.

— Зверье?

— Тоже нет.

— Что тогда? — в предчувствии чего-то очень нехорошего мы с Андрюхой быстро переглянулись.

— Мы угодили в туман, — одинцовец подтвердил наши худшие опасения. — Странный такой туман, вы такого никогда не видели.

— Еще как видели, — я горестно хмыкнул. — Серая стена, высотой аж до облаков. Состоит из отдельных потоков. И самое неприятное, что все это безобразие тянется от горизонта до горизонта, не обойти, не объехать. Да, и еще, совсем забыл: вблизи видно становится, понизу такая веселенькая красная подсветочка тянется.

— Не похоже, — Кальцев отрицательно покачал головой. — Это был быстро надвигающийся фронт. Однородный, очень плотный. И внутри него перемещались какие-то крупные шары. Красные шары, тут ты правильно, полковник, заметил.

— Ха, чем дальше, тем интересней! — Леший не удержался от восклицания.

— Да уж… — согласился я. — Все в точности. Прямо как Лиза с Пашкой и рассказывали.

— Но теперь хоть мы получим живого свидетеля побывавшего внутри этой штуки, — резонно заметил чекист. — Или ты сбежал, Кальцев?

— Я же уже сказал, никто не сбежал, — разведчик был так поглощен воспоминаниями, что даже не обратил внимания на издевку. — Это оказалась очень хорошая ловушка, надежная. Из нее…

Одинцовец так и не успел договорить. Его прервал послышавшийся со стороны входа звук шагов, какая-то возня и шелест откинутого брезентового полога.

— О, а вот и начальство пожаловало! — воскликнул очнувшийся хозяин санчасти, который до этого внимательно, можно сказать, затаив дыхание следил за нашим разговором.

Все повернулись к вошедшему. Человек одетый в такую же как у меня телогрейку шагнул в пещеру. Впереди себя он держал объемистый баул, сделанный из замызганного вылинявшего верблюжьего одеяла.

— Вот, Валерий Михайлович, — произнес довольно молодой, с некоторой хрипотцой голос, — все, что удалось отыскать.

От этого голоса у меня гулко екнуло сердце. Мне показалось, что я его уже слышал… Нет, что я его знаю, очень хорошо знаю. Это было словно послание из далекого прошлого, о котором мучительно больно вспоминать, но забыть ни когда и ни за что невозможно.

Вновь прибывший очень осторожно положил свою ношу справа от, так называемых, дверей и только тогда повернулся к свету.

— Господин или, как он предпочитает себя величать, товарищ Гром, — отрекомендовал Рыбин. — Прошу любить и жаловать.

Не мигающими глазами, со спертым дыханием и сжатым спазмами горлом я прикипел взглядом к скуластому лицу цвета темной бронзы. Широкие ставшие теперь абсолютно белыми брови, немного курносый нос, как всегда плотно сжатые губы и небольшой, шрам на левой щеке. Этот след оставил нож отмороженного скинхеда в драке за какую-то молоденькую девчонку, которую угораздило оказаться поздно вечером, да еще в одиночестве на пустой пригородной платформе. Все это я знал, все это я тут же вспомнил, потому как сейчас, сию минуту глядел в лицо своего давно погибшего сына.

Глава 15.

Мы сидели бок о бок на самодельной скрипучей лежанке, сделанной из подгнившего деревянного щита, который лежал поверх пары плоских, слегка смахивающих на оружейные, ящиков. Наверняка со стороны могло показаться, что это два в смерть упившихся алкоголика подпирают друг друга плечами, тем самым пытаясь сохранить вертикальное положение. Что ж, где-то так оно и было, ведь мы действительно были пьяны… пьяны терпким, горьковатым, словно аромат полыни, счастьем.

Сейчас, спустя час после нашей встречи, уже многое осталось позади: отпустила щемящая боль в сердце, разомкнулись неистовые костоломные объятия, высохли скупые мужские слезы. Вся эта обертка с честью сослужила свою службу и была выброшена за ненадобностью. Осталось главное — единение, братство двух отыскавших друг друга душ. И это были не просто красивые банальные слова, это была святая правда. Казалось мы с Олегом теперь одно целое, единое сверх существо, которому уготовлена особая роль и особая судьба. А как может быть иначе? Ведь пройдя через кромешный ад, мы сделали то, что доселе не удавалось почти никому — мы встретились, мы нашли друг друга.

— Па… — голос несгибаемого Грома прозвучал тихо и как-то совсем по-детски.

— Что сынок? — я не смог удержаться и, несмотря на взгляды десятков посторонних глаз, обнял сына за плечи.

— А когда ты последний раз видел маму?

— В самом начале войны… в августе… — поперек горла сразу стал комок, который я едва-едва смог проглотить. — Ее должны были эвакуировать в безопасное место. Далеко. За Урал. — Произнося это, я горестно покачал головой: — Вот же цирк-зоопарк, тогда мы еще думали, что где-то могут быть безопасные места!

— Она могла уцелеть? — Олег поглядел мне в глаза. — Мы же с тобой уцелели.

— Я не знаю. Оттуда никто и никогда не приходил.

— Но надежда есть?

— Надежда есть всегда, — я ободряюще сдавил плечо сына. — Без нее и жить-то невозможно.

— Давай когда выберемся отсюда, двинем туда… на Урал, — Олег говорил совершенно серьезно. — Мы ведь бездомные, нам все равно куда топать.

— Когда выберемся… — повторил я и с тяжелым вздохом огляделся по сторонам.

Сейчас мы находились в одной из подземных галерей. Эта пещера стала пристанищем для почти сотни человек. В призрачном свете редких керосиновых ламп и масляных коптилок были видны лишь ближние к нам фигуры. Одни неподвижно лежали на примитивных лежанках, очень похожих на койку моего сына. Другие сидели и, негромко переговариваясь, жевали свои скудные пайки. Третьи поднимались, брали в руки нехитрое самодельное оружие и куда-то уходили. Вместо них из темноты появлялись четвертые, чаще всего хмурые, усталые, едва волочащие ноги. Вся эта серая человеческая масса напоминала приговоренных к смерти узников или, учитывая наличие оружия, гладиаторов накануне грандиозного побоища, в котором большинству из них суждено стать свежим, сочащимся горячей кровью, мясом. Смертная тоска, которая исходила от этих людей, действовала как зараза, как вирус, который понемногу начал одолевать и меня самого. Выберемся… Ха, как же отсюда выбраться?

— Олежа, давай все еще раз, и притом с самого начала. — Мятежный дух полковника Ветрова вдруг взбунтовался против всеобщей апатии и безысходности. Черт побери, я нашел сына совсем не для того, чтобы оставить его гнить в этом распроклятом месте! — Так ты говоришь, что вы жили на Железном острове?

— Да, так и было. — Олег кивнул. — Тридцать два корабля стояло на якорях недалеко от Хельсинки. Город большой, богатый, мы туда вылазки каждые два-три дня делали.

— А море? Неужто оно совсем безопасно?

— Если на лодках и катерах не шастать, то нормально. Судну водоизмещением от тысячи тонн уже ничего не грозит. Его никакая тварь не возьмет. Так что у нас даже регулярная каботажка была. Рейсы в Ригу, Таллинн и Питер.

— Ну, ты у меня прямо-таки настоящим морским волком стал! — я по-доброму улыбнулся.

— Какой там к дьяволу волк! — Олег отмахнулся. — Я на острове всего три месяца пробыл. Прибыл с очередной партией беженцев. Думал конец, отмучались, теперь все будет по-другому, жизнь налаживаться начнет. Война-то позади, ханхи давно ушли! И тут на тебе… В один прекрасный день в небе вновь замаячили боевые платформы.

— Погоди-ка чуток, — я остановил сына. — Сейчас Загребельного позовем. Пусть тоже послушает. Две головы хорошо, а три лучше, тем более, когда одна из них принадлежит подполковнику ФСБ.

Леший сидел невдалеке в компании интеллигента Сан Саныча и Татьяны, то ли по прозвищу, то ли по фамилии Ветерок. Судя по всему чекист не просто проводил время в приятной кампании, а вовсю качал из своих собеседников ценную инфу. Не спорю, нужное дело, да только сейчас его тренированный, привыкший мыслить логически ум должен был услышать историю Грома.

Отыскав на полу небольшой кусочек породы, я запустил им в приятеля. Рядом спало полдюжины человек, и я совсем не хотел их будить своим криком. Камешек щелкнул по закопченному камуфлированному бушлату, чем немедленно привлек внимание бывалого вояки. Андрюха оглянулся, и я призывно махнул ему.

— Он твой друг? — пока Леший поднимался и прощался со своими собеседниками, поинтересовался Олег.

— Да. Последний из оставшихся в живых.

— Ты ему доверяешь? — казалось, что мой сын хочет взглядом просветить Загребельного насквозь.

— Как самому себе.

Я ответил не задумываясь, и Гром удовлетворенно кивнул.

— Это хорошо.

— Почему ты спросил? — вопрос сына оставил в душе неприятный осадок, и мне сразу захотелось от него избавиться.

— С некоторых пор у нас тут подозрительные вещи творятся. Я уж прямо и не знаю что думать, кому доверять. Так что очень хорошо, если твой друг верный человек. В моем списке немного таких.

— Что тут у вас? — Леший остановился в полушаге и теперь возвышался над нами как горный утес. — Зачем звал?

— Третьим будешь? — я поднял глаза на приятеля.

— В смысле, языками почесать? — догадался ФСБшник. — Потому как водки я у вас все равно не наблюдаю.

— Садись, в ногах правды нет. — Мы с Олегом подвинулись, освобождая для подполковника место.

— Это точно, тем более сейчас в моих. — Андрюха грузно опустился на лежанку, и та жалобно скрипнула под его весом.

— Мы тут как раз дошли до очень любопытного места, — я решил ввести подполковника в суть обсуждаемого вопроса. — Это когда над Железным островом появились боевые платформы ханхов.

— Не платформы это были, — чекист отрицательно покачал головой. — Похожи очень, но все же не платформы. — Предвидя наш вопрос относительно его неожиданной осведомленности, Леший пояснил: — Я тут уже народ порасспрашивал. Вот Сан Саныч, к примеру. Оказался очень наблюдательным мужиком, да к тому же инженер. Он уверен, что корабли из воды повыдергивали совсем другие летательные аппараты.

— Ну, не один Сан Саныч тут такой глазастый, — хмыкнул Олег. — Да к тому же он и платформ, модулей, челноков и прочей инопланетной техники не так много видел. А вот я… — лицо моего сына стало неподвижным, как бронзовая маска. — Я дрался с ними.

— Мы все дрались, — напомнил я и потрепал сына по плечу. — Так что давай не горячиться, а главное не отвлекаться.

— Это были платформы. Точно платформы, — командир «серых» слегка остыл. — Только модернизированные, переделанные под другие цели.

— И эта цель — собирать металл? — спросил как у нас, так и у самого себя Леший.

— Почему нет? — пожал плечами я. — Как то же он сюда попал. Причем со всего мира.

— Полагаю, что только с Европы, — задумчиво протянул чекист. — Заморского железа я тут что-то не видал.

— А авианосец?

— Это «Гарри Трумэн», перед самой войной он был направлен в Средиземном море для пополнения состава Шестого флота США, — сообщил подполковник ФСБ. — Очевидно, там-то его ханхи и утилизировали.

— Интересно для чего это все нужно? — я поглядел на друга, а затем на сына. Может у первого отыщется какая-нибудь свежая идея, а у второго информация.

— Ханхи все это плавят, — сработал второй вариант.

— Плавят?

— Там… далеко… — Олег махнул рукой куда-то в сторону.

— Старший сержант Ветров, докладывайте, как положено: четко и ясно! — прикрикнул я на сына.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — Гром улыбнулся. — Сейчас мы находимся в блокированной зоне. Предположительно в ее центре, километрах в сорока отсюда, расположен… Даже и не знаю как сказать, — Олег на секунду задумался. — Кратер или раскаленное озеро. В него-то весь этот металлолом потихоньку и сползает, вместе с поверхностью земли, конечно.

Ветров-младший словно выдал одну из сокровенных тайн этого места, за что тотчас же последовало наказание. Из глубины земли послышался мерный гул, а вслед за ним пещеру сотряс сильный толчок. Нам на головы посыпалась пыль и мелкие камешки.

— Землетрясение! — мы с Андрюхой вмиг оказались на ногах.

— Не волнуйтесь, — Олег даже и бровью не повел. — Пещера надежная. Ее словно в породе проплавили. Стены и потолок спеклись и теперь крепче бетона. Так что ничего страшного нам не грозит.

Наилучшим доказательством правоты моего сына стало поведение окружающих людей. Они будто не замечали подземных толчков. Спящие так и продолжали спать, а все остальные с усталой вечерней ленцой занимались своими обычными повседневными делами.

— Странные землетрясения, — Леший глянул на часы. — Так и есть, точно пять часов между циклами.

— Если вся эта зона имеет искусственное происхождение, то и землетрясения тоже, — предположил я. — Как пить дать это часть того механизма, что заставляет поверхность двигаться, толкает ее к той странной плавильне, о которой говорил Олег.

— Сержант, ты видел это озеро? — Загребельный поглядел на моего сына.

— Нет. — Олег отрицательно покачал головой. — Никто не видел. Подойти невозможно. Там излучение и температура. Но я знаю, что оно там.

— Откуда? — Андрюха не то чтобы не доверял, спросил скорее для порядка.

— Знаю и все тут! — заупрямился мой сын, отчего сразу стал тем самым упертым насупившимся мальчишкой, которого я прекрасно помнил.

— Ладно, черт с ним, пусть будет озеро, — подполковник не стал настаивать, похоже ему с головой хватило и той информации, что у нас уже имелась. — Так, с дислокацией кое-какая ясность уже появилась, — Леший немедленно подтвердил мое предположение. — Теперь бы очень хотелось узнать о радушных хозяевах этих мест.

— О ханхах, — поправил чекиста мой сын.

— Хм, — хмыкнул Загребельный и покосился на меня. — Что ж, ханхи, так ханхи.

Я прекрасно понял как взгляд, так и иронию, засквозившую в словах друга. Мы-то с ним знали всю правду, видели настоящих ханхов. А потому было весьма сомнительно, что всемогущие создатели миров уже целый год безуспешно охотятся за кучкой беглецов, подсылают к ним своих агентов, а в свободное от этого занятия время шерстят старые корабли на предмет просроченных консервов и гнилой застоявшейся воды.

— Олежа, — я вновь уселся рядом с сыном. — Расскажи про базу и ваш побег оттуда.

— Да, вот это действительно очень интересно, — подтвердил Загребельный.

Андрюха отказался от моего приглашения вновь присесть на койку и умостил свою задницу на крупный каменный валун с гладкой оплавленной поверхностью, который лежал неподалеку. Перед этим подполковник снял с него керосиновую лампу без стекла и поставил ее перед нами на пол. Желтоватый свет заиграл на лицах, отчего сразу показалось, что мы сидим у небольшого костра.

— Я и большинство из тех, кто сейчас со мной, на базе не были, — начал Олег задумчиво глядя на маленький колышущийся огонек. — Мы прорвались, когда людей стали загонять в туннели.

— Туннели? — знакомое слово сразу резануло слух.

— Такие черные дыры, — объяснил мой сын. — Со стороны похоже на водоворот. Он прямо на пустом месте, в воздухе закручивается.

— Выходит, туннели не только между мирами открываются, — как бы разговаривая сам с собой, заметил подполковник ФСБ. — Выходит, они внутри отдельно взятого мира тоже работают. Транспортное средство такое. Здесь вошел, за сотню километров вышел. Это очень полезная информация.

— Погоди ты с выводами! — я отмахнулся от приятеля. — Мы же еще не знаем куда попали люди с Железного острова. Может как раз в параллельный мир.

— То место, куда они попали, называют «тупиком забвения», там и находится база ханхов, — лидер повстанцев поспешил внести ясность в этот вопрос.

— Что ты сказал?! — меня как током ударило. — «Тупик забвения»?!

— Интересно все складывается, — высказал свое мнение Загребельный после того, как Гром кивнул. — Значит наш друг Мурат Ертаев где-то здесь, совсем неподалеку.

— Ваш друг в «тупике забвения»? — переспросил Олег.

— Вроде там, — подтвердил я.

— Давно?

— Полагаем около недели.

— Тогда может еще и цел, — произнеся это, мой сын болезненно скривился. — Правда надолго ли…?

— Это ты намекаешь, что из него подкидыша могут сделать? — догадался я.

— Либо подкидыша, либо кого похуже. — В ответ на наши требовательные испытывающие взгляды командир «серых» пояснил: — Ханхи там что-то с пленными делают. Что-то очень жуткое. Люди в серых тварей превращаются. Пару раз такое видел, что потом несколько дней ни пить, ни есть не мог, все блевать тянуло.

После слов Олега в воздухе повисла гнетущая тишина. Все мы уже успели навидаться. Кто больше, кто меньше, хотя для понимания сути дела особо много и не требовалось. Чего только стоил вид того безголового трупа, который мы нашли около периметра. Теперь понятно, это был человек. Судя по трусам и по тельняшке, наш брат военный. Бедолаге как-то удалось вырваться из рук своих мучителей, после чего он побрел к единственному месту, где имелась хоть какая-то надежда отыскать помощь — сюда, к железному морю. Не уверен, был ли этот человек в своем уме. Скорее всего, лишь отчасти, оттого и попер прямиком на охранную систему. А может сделал это специально, может такая жизнь ему была уже ни к чему.

— Когда мы вошли, — прервал молчание Леший, — среди дозорных был один очень странный человек.

— А-а-а, Илюшенька, наверное… — с пониманием протянул Гром. — Некоторые уроды таких бедолаг гоблинами обзывают. Само собой, я такой херни стараюсь не позволять, но иногда все же случается. Люди то разные собрались, и гнильца тоже имеется. А что касается Илюшеньки, то он уже давно здесь. Сбежал вместе с двумя мужиками. Те его не могли бросить. Говорили, другом их был закадычным. Только Илюшенька почти ничего из прошлого не помнит. Мы его тут всему заново учили, как младенца. Оттого и имя к нему прилипло детское. Да он и сейчас почти как ребенок.

— На кой же черт вы его в дозор ставите, раз у него с головой не все в порядке? — резонно поинтересовался чекист.

— С головой может и не в порядке, — хмыкнул Олег, — зато он половчее и побыстрее любого из нас будет.

— Это у него одного подобные атлетические способности развились, или мутанты все такие? — Леший многозначительно поглядел на рассказчика.

— Разные бывают, — Гром рассеял тревогу подполковника ФСБ. — И далеко не все из них злобные монстры. Большинство просто несчастные, в общем-то, безобидные калеки.

— Как они сюда попадают, и как людям удавалось вырваться с базы? — я решил выяснить уже давно мучавший меня вопрос. — Там же наверняка все предусмотрено: охрана, защитные системы и все такое прочее…

— Сложно сказать, — сын пожал плечами. — Полагаю просто везение. Когда внутри тысячи пленных, то рано или поздно кому-нибудь может и подфартить, как вашему Кальцеву, например.

— Тысячи? — я был поражен.

— Тысячи, — подтвердил Олег. — Одни в анабиозе. Лежат в металлических ячейках, дожидаются своей очереди. Другие в обезьяннике, уже при самой лаборатории или цехе, как наши ее прозвали. По рассказам, там и правда все как в цеху. Конвейер, на котором люди к разным установкам транспортируются, а после завершения «процедур» назад в клетки или в топку, если кто не выдержал и дух испустил.

— О целях этих экспериментов имеются какие-нибудь догадки? — поинтересовался чекист.

— Черт его знает, — Олег тяжело вздохнул. — Ханхов ведь не поймешь. Другие они, совсем другие. — Затем он очнулся и негромко добавил: — Как мне показалось, женщины их больше всего интересуют. Когда нас с кораблей выкуривали, ханхи за ними в первую очередь охотились. И еще, все женские трупы, которые мы находили… Короче все они были либо беременными, либо со вспоротыми животами. А одну девушку мы спасли. Так у нее вскоре пакостный урод родился. Она его сама зарубила и пообещала, кто ей напомнит об этом, тот очень пожалеет.

— Опыты по скрещиванию… — задумчиво протянул подполковник ФСБ.

— Ты говорил о них, когда рассказывал о подземных базах чужих, которые прятали гребанные янки, — напомнил я.

— Вообще-то я говорил о генетических экспериментах, — напомнил Леший.

— А это не одно и то же?

— Раньше я полагал, что нет. Ошибочка, значит, вышла… — Андрюха нахмурил свой блестящий от мази лоб и тут же быстро затараторил: — Кого и с кем пытаются скрестить? Для чего? Причем настолько упорно, да к тому же уже много лет. А сейчас так вообще работы развернулись с невиданным доселе размахом. Слыхал, тысячи подопытных?

— Как кого с кем? — вместо меня ответил очень удивленный Олег. — Вы меня не поняли, что ли? Конечно же нас, людей и ханхов.

— Ханхов… — Леший с горестной ухмылкой поглядел на моего сына. — Эх, сержант, знал бы ты что говоришь…

В отличие от сына я прекрасно понял, куда клонит чекист. Если бы ханхам, или как они себя величают Создателям, в голову действительно пришла дикая идея породниться с человечеством, то будьте уверены, новая раса полубогов уже давным-давно появилась бы на свет, и причем без всего этого живодерства. Да и, кроме того, я верил Главному. Ханхов сейчас не было на Земле. Единственный их представитель вчера утром умер у меня на руках. Но если это не Создатели, тогда кто?

— Олежа, ты когда-нибудь видел ханхов? — мой вопрос стал попыткой разоблачить самозванцев.

— Конечно, видел, — Гром кивнул. — Тогда, в день нашего переселения сюда. Да и потом тоже. Они иногда приходят, чтобы поставить свои проклятые приборы или сгрузить новую порцию тянучки.

— Опиши, — приказал Леший.

— Ну, невысокие такие… Чаще всего одеты в очень широкие комбинезоны цвета темный металлик. Кожа светло-серая, те, кто их вблизи видел, говорят полупрозрачная. Через нее все сосуды видны. Головы большие, лобастые, совершенно без волос. Глаза крупные, миндалевидные, черные и кажется без зрачков. Что еще? — Олег на секунду задумался. — Тела должно быть худощавые, но под одеждой плохо видно. Да еще… руки длинные, буквально до колен, а кисти трехпалые.

Все время пока мой сын говорил, мы с Лешим смотрели друг на друга и кивали всякий раз, когда до слуха долетала знакомая деталь в описании этих таинственных существ. Особенно мне понравилось место, где говорилось о длинных трехпалых руках. Я почему-то очень хорошо их запомнил, причем не только сами тощие сучковатые пальцы, но и зажатое в них смертоносное оружие.

— А вооружены они чем? — как выяснилось, мы с Загребельным думали об одном и том же.

— Товарищ подполковник, но вы же знаете: три класса боевых модулей, платформы… — начал перечислять Олег.

— Я тебя о личном оружии спрашиваю, — перебил его ФСБшник.

— А-а, это… — главный партизан с пониманием кивнул. — Штуковина у них такая имеется, типа веера. Если раскрыть диск, получается с зазубренными краями. Когда активируется, начинает густым голубым светом светиться. Ханхи его в рукопашке редко когда используют, а вот как дистанционно управляемый снаряд, это да, ловко так выстреливают. Такой диск борт корабля будто бумагу прошивает.

— Лично у меня больше вопросов нет, — я похлопал сына по плечу, чем поблагодарил за толковый доклад.

— Н-н-да уж… — согласился подполковник и тут же обратился к рассказчику: — Слушай, сержант, сейчас два старших офицера проведут небольшое заседание военного совета. Тебе предлагается либо сидеть как мышка и не задавать ровным счетом никаких вопросов, либо пойти проверить посты. Ну как? Что выбираешь?

— Пожалуй, послушаю, — буркнул в ответ Олег и поудобней уселся на койке.

— Короче, я предупредил, — Леший наставительно погрозил пальцем и сразу же перешел к делу: — Значит так… Там в расположении твоей ненаглядной бригады Главный узнал этих серых головастых ублюдков. Возражения против этого имеются?

— Никаких.

— Отлично. Идем дальше. Все тот же Главный сперва очень растерялся когда их увидел, а затем пришел в бешенство, особенно после того когда в него запустили этой тарелочкой с голубой каемочкой. Макс, тебе не показалось, что это был гнев, вызванный чьим-то предательством и, не побоюсь этого слова, коварством.

— Вполне может быть, — с логикой Загребельного было сложно не согласиться. — А скрыл он это от нас чтобы… — я предоставил чекисту почетное право дожать тему.

— Чтобы не выносить сор из избы, — не моргнув и глазом, подполковник закончил фразу. — Мол, это их внутренняя проблема и нехрен людям в нее соваться.

— Логично, — я согласно кивнул. — Тогда кто эти милые создания, которые без зазрения совести всадили нож ханхам в спину?

Услышав мои слова, Олег открыл рот и весь подался вперед, но я сунул ему под нос кулак, чем восстановил порядок и деловую атмосферу, в которой трудились два гиганта мысли.

— Могу сказать лишь, что это не какая-то там неведомая третья сила, а кто-то ханхам хорошо знакомый, те, от кого они меньше всего ожидали такой подлости, кто-то из их творений.

— Назовем их головастые, — предложил я и тут же добавил: — Выходит, они изолировали своих создателей и сейчас вовсю хозяйничают на Земле.

Чекист наморщил лоб и спустя несколько секунд размышлений меня поправил:

— Если вспомнить наш старый разговор, ну тот, что состоялся пару дней назад в одной уютной, до отказа набитой мертвецами церквушке, то можно предположить, что именно головастые и спровоцировали весь этот конец света, именно им понадобилась наша планета.

— Зачем? У них что, своей нет? — над этим ответом я долго не раздумывал. Просто автоматически ляпнул первое, что пришло на ум.

— Целая раса бомжей? — Загребельный задумался над моими словами. — Маловероятно. Ханхи не могли оставить их без дома. Но даже если такое произошло или планета головастых, к примеру, погибла, то учитывая технологии, которыми они владеют, эти расторопные сукины дети уже давно могли приспособить для жизни какую-нибудь бесхозную планетенку и даже не одну. Но нет же, они почему-то взялись именно за нас.

— Головастые заставили человечество наделать страшных глупостей, а ханхов в отместку за это начать трансформацию Земли — их любимого детища. Однако, на определенной стадии, последних внезапно отстранили от дел. Дальнейший процесс перестройки пошел под контролем совсем других прорабов, — в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку, я еще раз прошелся по основным вехам новейшей истории. — Все это означает, что просто приспособить планету для жизни для головастых оказалось не достаточно. Им какого-то хрена потребовалось полная перестройка. А самостоятельно они такую глыбу столкнуть не могут. Вот и пришлось слегка поиметь родителей, ханхов в смысле.

— Неужто головастые надеются их под корень выкосить?! Учитывая, что ханхи бессмертны, хм… — тут Андрюха поправился, — почти бессмертны, то здесь этот номер вряд ли прокатит. А если так, то как только ханхи немного оклемаются, сразу же последует неминуемая расплата.

— Это если они будут знать за кем должок. Похоже, операция спланирована до мелочей и секретность была на высшем уровне. Единственный существенный прокол — это Главный, который неожиданно очутился на Земле. Вот он действительно мог сдать всю эту банду.

— Но не сдаст, — хмуро заметил чекист. — Нестеров, блин, постарался.

— Да уж… — в тон другу протянул я и сразу же вспомнил тот бой на мосту и проклятую ржавую трубу, судорожно стиснутую руками одинцовского милиционера…

В нашем разговоре как-то сама собой возникла пауза. Я загруз в воспоминаниях, а вот подполковник ФСБ сумел ей воспользоваться и вновь собрался с мыслями:

— Все равно как-то не сходится, — задумчиво протянул он. — Рано или поздно ханхи все равно наведаются на Землю и обнаружат здесь этих лобастых уродов. Вот тогда-то все и откроется.

— Не беспокойся, они как пить дать что-то придумали, — заверил я друга.

— Вот как раз это меня и волнует, — Загребельный тяжело вздохнул. — Мы еще очень многого не знаем. Тыкаемся носом, как слепые кутята. А каждый неверный шаг — это потерянное время и человеческие жизни.

— Пока у нас имеется лишь один путь — найти модуль и помочь ханхам восстановить контроль над ситуацией. А дальше… — я бессильно развел руками. — Дальше вроде как они нам кое-что обещали.

— Вот именно «вроде как», — угрюмо буркнул ФСБшник. — Но только у меня из головы не выходит послание Ертаева. «Не доверяйте ханхам. У них на уме совсем иное…». Кажется, именно это он просил тебе передать?

— Ты предлагаешь не доверять Главному? — я с недоумением поглядел на друга. — Тогда что мы здесь вообще делаем? Куда идем? Для чего? Это что у нас такая увеселительная прогулка?

— Главный и ханхи, это как мы уже успели убедиться, далеко не всегда одно и то же, — примирительно заметил мой приятель. — Может он вновь что-то сделал по-своему, и впрямь нашел путь, который позволит сохранить последних выживших.

— Главный сказал, что модуль это наша последняя надежда, и я склонен ему доверять. А раз так, то с пеной у рта валим в Белоруссию.

— Согласен, — Леший кивнул. — Только для начала не мешало бы свалить отсюда.

После того как был найден консенсус мы с Андрюхой практически одновременно покосились на Грома. В его голове наверняка могла отыскаться кое-какая информация, которая нам сейчас бы очень и очень пригодилась.

Олег глядел на нас как-то уж очень странно. В его глазах попеременно вспыхивала то боль за своего окончательно рехнувшегося папашу, то страх от встречи с пособниками ханхов, которым все-таки удалось просочиться в их последнее убежище, то отчаянные попытки приладить услышанные только что факты к той мозаике событий, которая уже прочно сложилась у него в голове. Последнее явно получалось с трудом, и это мне категорически не нравилось.

— Олежа, — позвал я. — Эй, очнись!

— Па, это вы о чем тут только что говорили? — Олег затравленно на меня зыркнул, после чего скосил глаза на приставленный к койке автомат.

Этого еще не хватало! — подумал я, начиная слегка заводиться. — В угол его что ли поставить за такое свинство по отношению к родителю? Нет, пожалуй, в углу, да еще наедине сам с собой он такого нафантазирует, что потом потребуются услуги Лешего, а то сынуля у меня вон какой вымахал!

— Сержант, тебе не приходило в голову, что подполковник ФСБ и заместитель командира танковой бригады гораздо лучше тебя осведомлены о сложившейся ситуации? — Загребельный и впрямь пришел мне на помощь. — Так что сиди, слушай, мотай на ус. Тебе вообще очень крупно повезло, что мы к вам сюда заглянули!

Да-а-а, что называется наглость — второе счастье. Это же надо завернул: «заглянули»! Хотя Андрюха знает, что делает. Его этому учили. Вон у моего оболтуса взгляд-то стал куда поосмысленней.

— Олег, для начала тебе следует уяснить одну вещь, — я перехватил у чекиста инициативу и обратился к сыну с самым серьезным видом, на который был только способен. — Все что произошло… вся эта война… Короче, на самом деле все оказалось немного не так, как мы считали раньше.

Мой рассказ, который при всех сокращениях и упрощениях длился никак не менее получаса, Гром слушал молча. С его губ не сорвалось ни одно восклицание, ни один вопрос даже когда я сообщил о роли ханхов в истории человечества и о причине, по которой они решили с ним покончить. Олег продолжал хранить молчание, даже когда речь зашла о Главном и заключенной с ним сделке. Только лишь после того как я окончательно иссяк, мой сын задал всего один единственный, но очень странный вопрос:

— Па, так получается, ты лично знаком с богом?

— Был лично знаком, — угрюмо поправил я сына.

— А какой он? Я понял, что в бандане и с помповиком, ну а поподробней? — не дожидаясь моего ответа, Олег пояснил: — Я как-то давно, еще там, на Железном острове, говорил с одним человеком. Похож он по описанию: и бандана, и ружье… Вот примерно тогда все и началось.

— Не понял, что началось? — вопрос сына остался без ответа, так как меня почему-то сразу зацепило то пояснение, которое за ним последовало.

— Что началось? — Олег невесело улыбнулся. — Па, а как ты думаешь, как мы вырвались из лап головастых? Как нашли эту пещеру? Почему люди выбрали меня своим командиром?

— Не томи, сержант, небось не в театре, — не выдержал Леший.

— Говори, — поддержал я друга.

— Дело в том, что с тех пор я стал видеть разные сны, и чаще всего они сбываются.

— Ты можешь предвидеть будущее?!

— Очень недалекое. — Олег смущенно пожал плечами. — Три-четыре дня, в лучшем случае неделя. Но и это помогает нам выжить.

— Скажи, сержант, а насчет нас тоже было видение? — Загребельный прищурился. — Мы ведь слышали, как Черкашин сказал старшему дозора: «Может они и есть те, кого мы ждем?» или что-то в этом роде.

— Нет, товарищ подполковник, видения не было, — Гром отрицательно покачал головой. — Было кое-что другое. Кто-то за одну ночь исписал все внутри нашего запертого на замок склада.

— И что хорошего написали? — мы с Андрюхой многозначительно переглянулись.

— «Друзья уже рядом». Эта надпись повторялась с полсотни раз, на полу, на потолке, на стенах, на ящиках и бочках.

— Насчет автора этого послания есть какие-нибудь мысли, предположения, подозрения? Что люди говорят? — задал вопрос чекист.

— Похоже, люди думают, что я написал, — Гром пожал плечами. — Ведь ключей от склада только два. Один у меня, второй у еще одного мужика. Да только тот ночью в дозоре стоял, все время на глазах был, никуда не отлучался, а значит, ничего такого сделать не мог.

— Н-н-да уж… Интересные дела творятся… — подытожил Леший.

— Олежа, — я обеспокоено поглядел на сына. — А почему ты спросил про бога? Отставить! Про Главного?

— Я много думал, что со мной, откуда у меня этот дар, но ответа так и не находил. — Гром говорил, глядя в пустоту перед собой. — А вот сегодня ты рассказал о Главном, и мне сразу вдруг подумалось: а вдруг это он меня так наградил? По блату, так сказать, как твоего отпрыска.

— Он не мог знать, что ты мой сын, — я отрицательно покачал головой. — Год назад мы даже не подозревали о существовании друг друга. Да и вообще, кто знает, был ли это Главный или кто другой… какой-нибудь обычный человек.

— Не мог знать, говоришь? — Олег иронично хмыкнул. — А он, между прочим, очень много расспрашивал о полковнике Ветрове. Я рассказывал, а этот мужик, ну прямо таки до мурашек на коже все глядел и глядел на меня своим единственным глазом.

— Что ты сказал?! — кажется, мы с Лешим выдохнули это практически одновременно.

Глава 16.

— Выходит, Главный давно тебя искал. Именно тебя. А та история про избранных, которой он потчевал нас в Одинцово, типичная туфта и лапша на уши. — Леший буравил меня пристальным взглядом.

— Чего уставился?! Сам нихрена не могу понять, — огрызнулся я в ответ на этот наезд и разгневанно подтолкнул ФСБшника в спину. — Иди, давай! Не загораживай движение!

Андрюха с кислой миной развернулся и вновь тяжело потопал вслед за Олегом. Мы направлялись в тот самый склад, о котором говорил мой сын. Мне позарез требовалось взглянуть на надписи. Если я узнаю почерк или, лучше сказать, стиль написавшего, то это будет означать… А вот хрен его знает, что это будет означать! Какую-то чертовщину. Если все подтвердится, то получится, что во всей теперешней круговерти участвует еще какая-то неведомая сила. Могущественная надо сказать сила! Она властвует над временем и пространством, ей плевать на все хитрости и препоны ханхов и головастых. И еще одно, очень важное: по крайней мере пока она на нашей стороне.

Дорога к складу заняла не более десяти минут, по истечении которых мы оказались около вмурованной в стену пещеры металлической двери, на которой болтался крупный висячий замок.

— На кораблях можно отыскать все что угодно, — Олег ответил на взгляд, которым его отец оценил надежность конструкции.

— Хорошо сработано, — Леший кивнул. — Такую и впрямь без ключа не откроешь.

— А если подобрать ключ...? — начал я и вдруг запнулся, вспомнив открытую, именно открытую, а никак не взломанную дверь нашей квартиры в Наро-Фоминске. — Олежа! — я резко повернул голову к сыну.

— Чего, па? — тот как раз снял с шеи шнурок с ключом и собирался сунуть его замочную скважину.

— Ты был дома?

— Дома? — переспросил мой сын, явно не понимая, что я имею в виду.

— Ну да, дома… в Наро-Фоминске.

— Ты что, па?! — Олег удивленно округлил глаза. — Как же я мог туда попасть? Мой дивизион ведь в Карелии воевал. Оттуда до нашего дома далековато будет.

Вопросы о недоеденной банке моих любимых маринованных огурцов, а так же о надписи и рисунке, сделанных пальцем на пыльном стекле, сразу отпали. Вместо них появилось подозрение, что все эти факты следует отнести к разряду той самой чертовщины, которая преследует меня в последнее время. И возможно как раз сейчас к ней добавится новый штрих.

Что так оно и есть, я убедился, как только переступил порог небольшого зала с низким сводчатым потолком. Вернее это был один из туннелей, проплавленных глубоко под землей неведомой огненной рекой. Его наглухо закупорили мощной каменной баррикадой из плотно подогнанных камней, а метров за двадцать до нее, там, где по прихоти природы ход сужался практически вдвое, вмуровали дверь. В результате получилось помещение, в котором люди Грома хранили свои самые большие сокровища.

Конечно же главным из них были картонные коробки со всяким там «Вискасом», «Чаппи» и «Педигри». Кроме них на складе находились с полдюжины бочек из нержавеющей стали, канистры, керосиновые лампы, посуда, наскоро увязанные тюки со старой одеждой и прочие необходимые для жизни вещи. Я даже заметил пяток автоматов, одиноко висящих на вбитых в стену крюках. Их не только не стали выбрасывать, но даже заботливо вычистили и смазали в надежде, что когда-нибудь все же удастся раздобыть хоть немного патронов.

Однако все это я оценил лишь краем глаза. Основное внимание было приковано совершенно к другому. Надписи! Они и впрямь были повсюду. Большие печатные буквы и небрежный размашистый стиль написания. Сомнений не оставалось, здесь потрудилась та же самая рука, что в Одинцово и Троицке. Если же говорить о надписи на борту лесовоза, в котором мы с Лешим провели всю прошлую ночь, то здесь сходства искать, конечно же, не приходилось. Не тот масштаб. Буквы высотой в три метра по любому будут отличаться от этих, написанных короткими и резкими взмахами кисти. Хотя… Цирк-зоопарк, если как следует присмотреться…

— Убедился? — Андрюха прервал мои мысли.

— Сходство имеется, спору нет.

— И кто это написал? — поинтересовался Олег, попеременно глядя то на меня, то на Загребельного.

— Неведомый ангел хранитель твоего папаши, — чекист кивнул в мою сторону. — Они уже давненько переписываются.

— Значит это не кто-то из моих шутников, — на лице командира «серых» отразилось беспокойство. — Тогда как он сюда попал? Сперва в пещеру, а затем в запертый на замок склад?

— Ха! Это далеко не самый мудреный трюк из его репертуара, — хмыкнул подполковник. — Один раз, чтобы предупредить полковника Ветрова, этот сукин сын даже перенесся в прошлое.

— В прошлое? — удивление Грома длилось всего пару секунд, по истечении которых его изворотливый находчивый разум отыскал верное решение: — Тот, о ком мы сейчас говорим… он ведь не человек, верно? — Вслед за первым вопросом тут же последовал второй: — Па, это он дал вам ту штуковину… тот диск, с помощью которого вы взломали периметр?

— Ну-у, нет… — начал я, но тут же осекся и ошарашенный неожиданно промелькнувшей в голове мыслью покосился на Загребельного.

— Черт его знает, — тот неопределенно скривился. — Если предположить, что «черную метку» подкинули не Главному, а тебе…

— Но Главный узнал ее.

— Для него диск может означать «черную метку», а для тебя что-то совершенно иное.

— А я выкинуть его хотел, — моя рука, словно сама собой, коснулась вещмешка.

— Хер бы ты его выкинул, — прогудел ФСБшник, — Не та вещь, чтобы от нее просто так взять и избавиться.

Леший явно намекал на ту свою теорию, с которой он ознакомил меня, находясь под впечатлением от чтения коротенькой записки размером в полторы сотни квадратных метров. Мол, все кем-то расписано и предрешено, а мы лишь живем строго придерживаясь этого сценария. Тогда мне эта болтовня не понравилась, а теперь еще больше. Я уже совсем было собрался приказать подполковнику не разлагать мне тут молодое поколение, как вдруг из-за наших спин послышался лязг и грохот резко распахнувшейся металлической двери.

При тусклом свете керосиновой лампы было видно, что в помещение вломились пятеро или шестеро. В первом из нежданных визитеров я без труда узнал Кальцева, который цепко держал в руках мой закопченный АКМС. Автомат, как бронежилет и порванную, обгоревшую разгрузку Лешего, мы оставили на койке сына. Олег сказал, что лучше незнакомым людям не таскать при себе оружие и не пугать и без того напуганных людей. А на его койке «калаш» никто не тронет. Да и так бы чужое не тронули, а уж вещи-то командира…

Да только выходит знаменитый Гром слегка ошибся. Не ведал он, что за подарочек к нему притопал из Одинцово.

— Они нас обманули! — заорал разведчик с порога. — Они подсунули нам автомат без патронов! А в разгрузке только один рожок, и то пустой!

— Ага… как же… размечтался! — Андрюха криво ухмыльнулся своими обожженными губами. — Так я тебе заряженную пушку и отдал.

Подполковник произнес это очень тихо, так что расслышать его могли только лишь мы с Олегом. Ну, это, наверное, и к лучшему. А то слово за слово… и пошло, и поехало… Такие вот перепалки иногда очень плохо заканчиваются.

Гром зыркнул на чекиста, молниеносно оценил ситуацию и выдал на мой далеко не объективный отцовский взгляд самый лучший ответ, который только можно было изобрести в сложившейся ситуации:

— Кальцев, твою же мать! Ты что забыл, сколько весит заряженный автомат? Целый час таскал его и не понял, что магазин пуст!

Глядя на суровое лицо сына, его плотно сдвинутые брови, я едва удержался от улыбки. Цирк-зоопарк, а ведь товарищ Гром сам довольно долго мусолил в руках мое оружие. И точно так же, как и Кальцев, ничего не заметил, даже не додумался отстегнуть и проверить рожок. Эх, молодо-зелено! А Леший все-таки молодец. Только куда же это он патроны засунул?

Контратака Олега охладила головы нежданных визитеров. Они замерли и стали растерянно друг с другом переглядываться.

— Не, командир, — наконец промямлил невысокий мужичонка, который стоял слева от одинцовского разведчика, — мы подумали, что ежели они с автоматом надурили, то и в чем другом тоже могли. А ты с ними в одиночку поперся. Так что мало ли что…

— Это мой отец, — прервал говорившего Гром, указывая на меня.

— Мы понимаем, что отец, — заговорил другой «серый», который крепко сжимал в руках самодельное мачете, сделанное из плоской детали какого-то механизма. — Только ханхи могли и его переделать. Для них отец, брат, сват все едино.

После этих слов я понял, что должен что-то сказать. Оправдываться, защищаться, искать какие-либо аргументы, все это категорически не лезло в голову. Захотелось просто по-человечески взглянуть в глаза вдохновителю всей этой бучи и спросить:

— Кальцев, что ж ты, подлая твоя душа, такое творишь?

Одинцовский разведчик сразу сник. Он тяжело опустился на один из ящиков и, уставившись в каменный пол, хрипло произнес:

— Извини, полковник. Накатило что-то. Затмение какое-то. Как вспомню, во что они наших превратили…

Он так и сказал ни «в кого», а именно «во что». И от этой мелочи я вдруг вздрогнул как от ледяного пронизывающего ветра.

— Всех превратили? — в наступившей вдруг тишине голос Загребельного прозвучал очень гулко.

— Тех, кто был в моем блоке всех, — прохрипел в ответ разведчик. — Старика Дягилева просто растворили. Был человек, а теперь жидкость в трубках. Коле Горобцу череп живому вскрывали, без всякого наркоза. Он так орал, что стены тряслись. А потом туда дрянь какую-то вшили. Так что у него теперь вместо затылка серая мутная медуза.

— Жив еще? — проскрипел я зубами.

— Коля-то? Кто ж его знает, может и жив, — Кальцев всего на секунду поднял на меня глаза.

— А Томас? Нина?

— Крайчека не видел, — Александр отрицательно покачал головой. — А с женщинами вообще отдельная песня. Я так понял, их совсем в другом месте держат. Они в цех вообще не попадают.

— Сбежать-то тебе как удалось? — Леший подцепил керосиновую лампу и поставил ее повыше, на небольшой штабель из деревянных ящиков. Теперь лица большинства присутствующих стали видны в мельчайших подробностях.

— Да я уже тут всем по сто раз рассказывал, — одинцовец поглядел на пришедших вместе с ним людей, и те согласно закивали.

— А ты еще раз расстарайся. На бис, так сказать.

После того, как Гром подкрепил требование подполковника своим властным кивком, у Кальцева просто не осталось выбора.

— Всем, кто попадает на базу, в вену вливают какую-то дрянь, — начал Кальцев со вздохом. — Много вливают, с пол-литра, наверное. Минут через десять после этого человек себя уже не контролирует. Он становится, будто машинка на радиоуправлении, как хочешь, так и верти.

— Наркотик какой-то, — предположил я.

— Нет, полковник, ты не понял, — рассказчик болезненно скривился. — Голова при этом остается совершенно чистая. Человек все чувствует и понимает, только вот само тело ему больше не подчиняется. Даже если бедолагу на куски резать станут, он все равно лежит смирнехонько, не шелохнется. А на конвейере я такую хрень видел: перед одной из установок платформа с одним из наших, кажись с Сенькой Кривым, перевернулась и внутрь уже вверх тормашками вползала. Так Семен на ней больше не лежал, а висел лицом вниз. И самое странное, что не падал, словно приклеили его.

— Ах, мать твою! — вырвалось у Загребельного.

— Что-то знакомое? — мы все уставились на офицера ФСБ.

— Нанороботы, — пробасил тот. — В штатах велась разработка спецобразцов для дознания. Так вот, похоже, это их родные братья. Эти бестии ведь до самой дальней клеточки доберутся, да и магнитить будут, если прикажут.

— Кальцев, неужто и тебе эту дрянь впрыснули?! — я перевел взгляд на разведчика.

— Вот в том-то и весь фокус, что со мной у них не выгорело, — заместитель Нестерова устало улыбнулся. — На базе ведь все автоматически делается, ханхи на черную работу не растрачиваются. Так вот, когда машина нас колола, я сумел руку вывернуть. У меня травма локтя еще с тех времен, когда борьбой занимался, сустав раздолбанный вдрызг, вот и получилось. Конечно, больно было до жути, но зато игла мимо прошла.

— И что, никто из хозяев не заметил, что ты сорвался с их крючка? — я не то чтобы не доверял рассказчику, просто пытался оценить уровень охраны базы.

— Наверное, просто повезло, — одинцовец пожал плечами, — Дальше нас распихали по клеткам. А там контроль ни к чему. Там тупо сиди и жди своего часа. Вот я около суток и сидел, глядел, как наших одного за другим забирают. Примерно половина возвращалась, да только на них было жутко смотреть. Обескровленные, высохшие, с пунцовыми рубцами на тех местах, где их резали и сращивали, перемазанные в какую-то бурую слизь, собственную мочу и дерьмо. Те, кто еще мог произносить членораздельные звуки, кричали, плакали, умоляли о помощи и пощаде. Только кого там умолять? Ханхов что ли?

Я слушал этот рассказ и понимал, что меня начинает колотить крупная нервная дрожь, а пальцы на руках судорожно сжимаются и разжимаются в поисках тощего горла какого-нибудь серого ублюдка. То, что головастые вытворяли с пленными, было само по себе ужасно, но лично для меня их преступления казались чудовищными вдвойне. Ведь эти выродки кромсали не просто людей, а знакомых мне людей, тех, с кем я пил, ел, смеялся и грустил, тех, кто помогал мне и кому помогал я.

— Как же ты все-таки ушел оттуда? — густой бас Лешего заставил вновь сосредоточиться на рассказе Александра.

— Из клетки можно было вырваться только когда настанет мой черед. Вот я и стал ждать, — продолжил Кальцев. — В конце концов, дождался. Пол раскрылся, и я грохнулся на толстую металлическую платформу, которая и поползла прямиком в цех. Будь во мне эта дрянь, лежал бы, как бревно, и не рыпался, а так приподнял голову, стал оглядываться по сторонам, прикидывать, что там да к чему. Вот тогда-то и видел агронома нашего, а затем и Горобца. — Тут разведчик понизил голос. — Эх, не знаете вы, каково это… на такое глядеть и быть полностью бессильным что-либо сделать.

Кальцеву никто не ответил. Оно и правда, такого никому из нас испытать не доводилось. Разумеется, мы все теряли друзей и товарищей, но только чаще всего те гибли в бою, с оружием в руках. А вот чтобы так… чтобы их хладнокровно препарировали, словно лабораторных крыс… Жуть! Смотреть на это и знать, что следующий на очереди ты сам… В такой ситуации до безумия всего один шаг, да какой там шаг, маленький цыплячий шажок.

— Я тогда не в себе был, — и впрямь признался разведчик. — Если бы моя платформа стала приближаться к одному из этих чертовых аппаратов, то ей богу не выдержал бы. Мог вскочить и рвануть куда глаза глядят. Однако меня волокли вглубь цеха, туда, где находился круглый полупрозрачный модуль. Сквозь его стены я видел силуэты ханхов. Попасть внутрь означало конец всему. Моя тайна мигом будет раскрыта, и тогда уже не вырваться. Я стал отчаянно искать выход, и как раз в этот самый момент рядом проплывала платформа с трупом. Хотя трупом это можно было назвать лишь с очень большим натягом. У человека не было головы, рук, ног и половины внутренностей. Он вообще больше напоминал груду рыбьей требухи, которую отправили прямиком в мусорный бак. Вот именно это сравнение мне и помогло. Сразу стало понятно, что ханхи взяли у парня все, что хотели и он им больше не нужен. А раз так, то тело действительно направлялось в утилизацию. Это был шанс, пусть крохотный, но все же шанс.

— Граф Монте-Кристо из тебя хрен получится, — буркнул Леший. — Не думаю, что рядом с базой находится глубокое синее море или на худой конец уютное тихое кладбище.

— Это ты, подполковник, сейчас такой умный, — губы одинцовца тронула горькая усмешка. — Посмотрел бы я на тебя в той ситуации.

— Что верно, то верно. Каюсь, — Андрюха посрамлено кивнул.

— В установку для сжигания отходов я, конечно же, не полез, — Кальцев принял извинения и с тяжелым вздохом продолжил свою страшную повесть. — Но вот само место, где она располагалась… Мне показалось, что оттуда можно уйти. Я не знал куда, да только тогда это было вовсе не важно, лишь бы подальше от ханхов, их гребанных машин и всего того, что творилось в проклятом цеху.

— Ты попал в зону перехода? Из нее открывались туннели? — догадался я.

— Так оно и было, — подтвердил разведчик. — Потому там и печь установили. Она свой выхлоп в один из порталов выбрасывала, подальше от изнеженных носов ханхов.

— Туннели ведь просто так, без надобности не активируются, — сообразил подполковник ФСБ. — Или ты смекнул как вся эта система работает?

— Куда там! — Кальцев хмыкнул. — Это ни на одну из наших систем не похоже. Какие-то огромные светящиеся диски, кольца, спирали, и все это густо увито черными металлическими то ли трубами, то ли кабелями.

При упоминании о темных металлических лианах мы с Лешим обменялись многозначительными кивками. Сходство с антенной, уничтоженной нами в Кантемировке, было очевидно, а это еще раз доказывало, что и на базе, и в расположении моей танковой бригады хозяйничают одни и те же серые бестии.

— Саня, расскажи им про тянучку, — неожиданно предложил один из пришедших с Кальцевым мужиков. — Ума не приложу, и как она тебя только не убила!

Тянучка? Я сразу вспомнил, что именно эту дрянь насылают головастые на людей Грома. Производят ее, конечно же, на базе. Доставка к месту боевого применения осуществляется через туннели, по-другому никак. Вот отсюда и следует вывод, что Кальцев впервые познакомился с этой штукой именно там.

— Вдруг появилась пара ханхов, — судя по всему, Александр решил уважить просьбу товарища. — Они доставили десяток каких-то больших цилиндрических контейнеров, литров по семьсот-восемьсот каждый и сделаны из желтоватого, типа бронзы, металла. Я спрятался и стал наблюдать за тем, как шла их проверка и настройка. Когда все было закончено, ханхи выстроили емкости на входе в одну из установок и активировали туннель. Другой возможности могло и не представиться. Мое исчезновение из цеха могли обнаружить в любую минуту. Именно поэтому я и решился. Когда установка как следует раскочегарилась, кинулся вперед. Меня, конечно же, заметили, но прежде чем техники успели выхватить свое оружие, я сумел добежать до контейнеров и спрятаться среди них. Ханхи стрелять не решились, а принялись спешно отключать оборудование. Да только видать было уже поздно. Вокруг все загудело, завыло, в воздухе заплясали яркие электрические молнии, затем изнутри установки выплеснулся бешеный черный водоворот, который моментально слизал первые три контейнера и меня вместе с ними.

Дойдя до этого места, Кальцев остановился, чтобы хоть немного перевести дух. У меня же появилось несколько секунд, чтобы хоть как-то переварить услышанное. Хотя, чего там переваривать! Подсознательно я готовился узнать нечто подобное уже с того самого момента, когда увидел тот обезглавленный труп у периметра. А вот что и впрямь стоило пересмотреть, так это свое отношение к Александру. Он действительно достоин уважения. Хлебнул мужик почище нашего с Лешим. И нехрен слушать этого местного докторишку… мудака очкастого! С одними ему хочется выпить, с другими нет… Тьфу ты, поглядел бы я на него после конвейера головастых!

— Давай, Санек… — поторопил Кальцева все тот же «серый», а обращаясь ко всем остальным, пообещал: — Сейчас прикольно будет.

— Прикольно? — одинцовец криво усмехнулся. — Тебе бы так приколоться!

— Ну-ну, я же ничего… — начал оправдываться товарищ разведчика. — Просто действительно любопытно получилось. Никто, кроме тебя, в тянучке еще не купался, из живых я имею в виду.

— В контейнерах была тянучка? — Загребельный спросил, чтобы прекратить эту перепалку и вернуть рассказчика к прерванному повествованию.

— Ага, — подтвердил Александр. — Как только они оказались внутри водоворота, то сразу рассыпались, словно вовсе не из металла были сделаны, а из крупного золотистого песка.

— Вот это и впрямь прикольно! — вырвалось у меня, и Андрюха кивнул, полностью соглашаясь с этим мнением. — Прости, это мы тут о своем… наболевшем, — извинился я перед одинцовским разведчиком. — Давай дальше.

— А дальше я буквально потонул в этой темно-коричневой жиже. В контейнерах она оказалась сжатой, сконцентрированной, а когда вырвалась на свободу, то разрослась в объеме раз в пять, не меньше.

— Вообще-то жидкости практически не сжимаемы, — мне в голову сразу пришла старая аксиома из школьного курса физики. — А тем более «раз в пять».

— Значит тянучка не совсем жидкость, — молчавший до этого Гром поверил своему отцу.

— Во-во, — подтвердил Кальцев. — Она живая. Я же говорил, что она живая! Я чувствовал. Эта бестия на меня глядела. Сразу со всех сторон. Она неистово желала что-то со мной сделать. Она ненавидела меня.

От слов разведчика я вздрогнул. Сразу показалось, что их я уже слышал. Кто-то и когда-то говорил мне тоже самое. Только вот кто, где и когда? Нет, пожалуй, прямо так с ходу и не вспомнить.

— Тянучка штука серьезная, — к реальности меня вернул голос Лешего, — и если она собиралась с тобой покончить… Кальцев, почему ты все еще жив?

— Подполковник, ведь тебе Черкашин, кажется, ясно и понятно растолковал: эта дрянь взводится только на поверхности земли. А вот как раз до этой самой поверхности мы с ней так и не добрались, — Кальцев поморщился от наверняка не самых приятных воспоминаний и пояснил: — Портал открылся под землей. Еще вокруг вертелся его черный смерч, а тянучка уже зашевелилась, завибрировала. Меня чуть на части не порвало, как тряпку. Но нет, продержался где-то секунд пятнадцать-двадцать. За это время тянучка дальше ушла, а я остался в пробитой ею щели. Там было темно, душно и пыльно, чуть не задохнулся. Тогда подумалось, что вот это и есть моя могила. Совсем уж помирать собрался. Не знаю сколько я там просидел, может заснул, может в отключку свалился, но когда глаза открыл, вдруг понял, что с одной стороны вроде как не так темно, как с другой. Терять мне было нечего, вот и стал пробираться. Оно и верно оказалось, проход был, тянучка на поверхность ушла. Я вначале жуть как обрадовался, да только потом понял, что уж больно узко, мне ни за что не протиснуться. Вы себе представить не можете, какая это тоска, когда кажется вот оно, смог, вырвался, а тут такая лажа.

— Ну, и как выбрался? — Загребельный спросил чисто автоматически, просто для того, чтобы закрыть тему без какой-то там недосказанности. Сам же чекист в это время думал о чем-то совершенно ином.

— Землетрясение помогло, — Александр поставил точку в своем рассказе. — Оно трещину расширило. Так что выбрался я и потопал в никуда, в полную неизвестность.

— Выходит, одна дырка все же имеется, — задумчиво протянул ФСБшник, даже не поблагодарив Кальцева за содержательный рассказ.

— Какая дырка? — все «серые», включая их командира, стали непонимающе переглядываться.

— Круглая… — Леший продолжал интриговать и одновременно размышлял над своим планом. — Не думаю, что продукты сжигания они каждый раз выбрасывают в разные миры. Скорее всего, отправляют куда поближе. Либо сюда, либо в пограничную зону, туда, где мы вчера бродили.

Мы с Андрюхой привыкли понимать друг друга с полуслова, да и склад ума у двух старых матерых волков оказался примерно один и тот же. Так что не удивительно, что я мигом догадался о чем идет речь.

— Печку эту можно будет ликвидировать. Бомбу уж как-нибудь соберем, образования хватит. Главное, чтобы взрывом оборудование портала не зацепило. — Произнеся это, я тут же повернулся к Кальцеву. — Саша, камера сжигания отходов у самой установки перехода стоит или они какой-нибудь трубой соединены?

— Камера…? — до одинцовского разведчика как-то туго доходил смысл вопроса.

— Па, вы что, с ума сошли?! — то, что не мог понять Кальцев, сразу дошло до Олега. Горжусь! Моя кровь! — Головастых там же тысячи, а у меня всего сто семьдесят человек. Слабые, голодные и без настоящего оружия. Перебьют, только сунемся!

— Олег, мы если не через полгода, то через год все равно тут подохнем от голода. А не дай бог головастые пронюхают про пещеру… Тогда все закончится еще раньше, — я в упор взглянул на сына. — А тут имеется шанс. Небольшой, можно даже сказать крохотный, но все же имеется. Во-первых, неожиданность, во-вторых, получим подкрепление, если освободим пленных, ну и в третьих, чем черт не шутит, может удастся отключить защитные системы всего «тупика забвения» и вырваться на Землю, в наш нормальный мир. Неужели ради всего этого не стоит рискнуть?

Конечно же я не ожидал, что в Олеге и его «серых» сразу же взыграет кровь и разгорится воинственный пыл, что они начнут потрясать оружием и во всю глотку скандировать: «Выпустим кишки проклятым ханхам!», однако упоминание о Земле, о родном мире должно было подействовать. Кто же из нас не желает вернуться домой! Однако на этот раз не сработало. Олег потупил взгляд и упрямо пробубнил:

— Это самоубийство. Я не брошу безоружных людей под огонь пришельцев.

— Выходит, будете просто так сидеть и дожидаться смерти?

— Пока у нас еще есть время, — Гром резко вскинул голову и обратился не столько ко мне, сколько к своим боевым товарищам. — Так что займемся тем, чем и раньше — поиском «Калининграда». И лучше будет, если мы его отыщем быстрее, чем головастые.

— Правильно, командир! — чуть ли не хором поддержали решение Олега «серые». — Отыщем, вот тогда-то и поговорим с ханхами! Вот тогда-то мы им за все отплатим!

— На кой черт вам еще один корабль? — Леший понял, что речь идет именно о корабле, а потому сокрушенно покачал головой. — Вам что железа не хватает?

— Э-э, товарищ подполковник, тут вы совершенно не правы! — Гром кивком указал на чекиста и «серые» дружным гудением поддержали своего лидера. — 102-ой это не просто корабль, это наша надежда.

— 102-ой? — мы с Андрюхой тут же переглянулись.

— Ну да, — мой сын кивнул. — БДК-102 «Калининград». Это один из кораблей «Железного острова». Он роль арсенала выполнял. До отказа оружием и техникой набит. Там даже танк имеется.

— Танк это хорошо! — я с вожделением потер руки и, наверное, впервые за последние две недели улыбнулся во все тридцать два зуба.

Глава 17.

На этот раз черный диск сработал даже лучше, чем в прошлый. Периметр не только вырубило, но и хорошенько подпортило. Красные плазменные «фонари» на четырех ближайших опорах разлетелись вдребезги, будто их срезали кучными очередями разрывных пуль. Почему так получилось? Об этом можно было лишь гадать. Лично мне показалось, что это ни какая-то там счастливая случайность или удачное стечение обстоятельств, а определенная закономерность. «Черная метка» из никчемного бесполезного предмета, найденного едва ли не на помойке, постепенно превращалась в одного из главных действующих персонажей разыгрывающегося вокруг спектакля. Ее сила постепенно возрастала, и становилось совершенно непонятно, к чему сие приведет, чем закончится: добром или злом? Хотя, повторюсь, это были лишь персональные мысли, ощущения и подозрения Максима Ветрова, которые совсем ненадолго посетили его голову во время марша сквозь плотный желтоватый туман.

Нас было девяносто шесть человек. Вот уже почти пять часов, как отряд вырвался из охраняемой зоны и теперь, сгибаясь под тяжестью поклажи, то и дело совершая короткие привалы, брел по двум хорошо различимым цепочкам человеческих следов, наших с Лешим следов, оставленных в слежавшейся желто-серой пыли не далее, как позавчера днем. Металлическая плита со врезанным в нее люком уже давно осталась позади, как впрочем и то место, где мы обнаружили отпечатки того бедолаги, которого проклятые головастые превратили в четвероногого зверя. Так что с минуты на минуту из тумана, подкрашенного грязно-серым, мышиным оттенком предзакатных сумерек, должна была вынырнуть громада Большого Десантного Корабля.

Ночь и вправду была уже не за горами. Самое жуткое время для большей части живых существ, включая и самого бывшего властителя планеты, некогда гордо именовавшего себя человеком. Теперь при ее приближении мы словно тараканы прячемся по щелям, укрываемся за толстыми стенами и железными дверями. Однако сегодня будет то самое редкое исключение. Сегодня ночь станет нашим верным товарищем, помощником и союзником.

— Вот тут мы повернули в последний раз, — шедший впереди Загребельный стволом автомата указал на две цепочки следов, которые резко забирали влево. — Стало быть, осталось совсем немного. Полторы сотни шагов, и мы у цели.

— Хорошо бы, — Олег поднял глаза на быстро темнеющее небо. — Нам ведь еще потребуется как минимум час, чтобы все подготовить.

— Успеем!

Леший подпрыгнул, чтобы поправить перекинутый через плечо ремень, при этом пара подвешенных на нем пузатых пластиковых баклажек утробно булькнули. Сорок литров бензина это все, что сегодня Андрюха прихватил с собой. Объяснил, что бронежилет в бою с призраками вряд ли защитит, а от побывавшей в пламени разгрузки практически ничего не осталось. Поэтому подполковник перетянул изолентой два имевшихся в наличии магазина, сунул их в автомат и пошел, как он выразился, «налегке».

— Шевелись, мужики! Не останавливаться! — приказал я всем, кто мог меня слышать и, поудобней перехватив свою тридцатилитровую канистру, двинулся вперед.

Я очень торопился, и не столько потому, что всем нутром чувствовал ледяные объятия приближающейся ночи. В душе жил, ворочался страх, что мы опоздаем, притопаем, а заветного корабля вдруг не окажется на месте. Головастые ведь уже вполне могли просчитать, связать воедино все те странные события, которые произошли на границе железного моря. И что потом прикажете делать? Атака на проклятую базу не только откладывалась, а могла вообще не состояться. Ведь среди людей Грома настоящих бойцов, готовых зубами грызть врага, могло набраться от силы человек двадцать. Остальные – усталые, обессиленные сельчане, торговцы с рынка и всякий там хилый офисный планктон. Для них головастые уже давно стали символом вселенского зла, которое практически невозможно одолеть. Еще с настоящим оружием в руках можно попробовать, а вот с топорами и баграми… Хер там! Никто не пойдет. И тогда смерть, как для нас, так и для тех несчастных, что сейчас томятся в клетках у головастых. Правда, последним костлявая не сделает послабление, не даст умереть тихо и мирно. Этим людям еще при жизни будет суждено пройти через все муки ада. И среди них мои друзья: Крайчек, Нина, а может Соколовский, Нестеров и Лиза…

Именно мысль о Лизе превратилась для меня в настоящую муку, настоящее проклятие. Она толкала вперед и заставляла подгонять других. Будь такая возможность, то сюда, к «Калининграду», я бы отправился еще на рассвете. Только вот не получалось. Никак не получалось. Потребовалось время, чтобы собрать огнеметы, запастись бензином, нацедить драгоценной воды для радиаторов упрятанной в брюхе БДК техники, а главное дождаться возвращения разведгрупп.

Правда, эти вылазки оказались пустой тратой драгоценного времени. Единственным их результатом стал доставленный разведчиками «Грач» и отрытые в песке два магазина к «калашу». Что же касается тех мест, где раньше наблюдалось появление порталов… Сегодня, как назло, все они оставались тихи и пустынны. Так что той самой «дырки», через которую мы могли вломиться на базу головастых, пока обнаружить не удалось. Среди «серых» даже пошли разговоры, что, мол, не стоит торопиться, можно поискать еще денек-другой. Ага, черта с два! У меня, вернее у Лизы, не было этих дней. А что касается входа на базу… Полковник Ветров вовремя вспомнил о той металлической плите с люком, на которую мы с Лешим натолкнулись во время своих странствий в тумане. Не совсем портал, но только сейчас я был согласен лезть даже в зловонную выгребную яму.

Когда прямо по курсу проступило огромное серое пятно, я вздохнул с облегчением. Фух, значит на месте кораблик! Ждет не дождется, когда папочка проведет ревизию сокрытых в нем богатств. Вот только устраним маленькое недоразумение под названием призраки, и порядок, уже никто и ничто не сможет нам помешать.

Только я об этом подумал, как заметил нечто странное. Следы, по которым мы шли… Вернее один след, судя по размеру, оставлен ногой Лешего… Так вот, он был какой-то неправильный, от него словно двоилось в глазах.

— Всем стоять! — я резко остановился и тут же получил тычок в спину. Судя по всему, это была одна из тех двадцатилитровых канистр, которые тащил на себе мой приятель.

— Ты чего? — голос Загребельного, прозвучавший прямо возле моего уха, подтвердил это.

— Смотри туда… Твой след… — я ткнул пальцем во вмятину, которую оставил ботинок ФСБшника. — В него будто наступили еще раз.

Андрюха ничего не ответил. Он скинул с плеча свою ношу, прошел вперед и, присев, стал изучать подозрительный отпечаток.

— Что случилось? — рядом сразу возникли Олег, Черкашин и мужик со шрамом на лице, тот самый Егор Дмитриевич по прозвищу Меченый, что вчера вечером так негостеприимно встретил нас у входа в пещеру.

— Тише вы! — я до рези в глазах всматривался в желтоватый туман, который клубился на фоне огромной серой тени. — Вполне может оказаться, что кроме нас тут есть кто-то еще.

Услышав эту новость, «серые» покрепче вцепились в свое оружие и, следуя моему примеру, стали встревожено зыркать по сторонам.

— Странная штука получается, — Леший поднялся на ноги и, приблизившись почти вплотную, заговорил в полголоса. — По нашим следам действительно кто-то шел. На отпечатках хорошо заметно воздействие перепада дневной и ночной температур. Так что было это вчера вечером. Визитеры явно хотели остаться незамеченными, и это у них вполне могло получиться. Обуты один в один как мы: берцы и кирзаки, шли невероятно аккуратно, да вдобавок еще и этот гребаный туман. Так что вполне…

— Они что, с корабля топали? А туда как попали? — в тон чекисту прошептал Олег.

— А вот в этом и состоит основная непонятка, — ФСБшник оглянулся в сторону «Калининграда», словно почувствовал оттуда чей-то колючий недобрый взгляд. — Вроде и впрямь выходит, что шли от БДК. Ноги ставили правильно, с пятки на носок. Толчок, как и положено. Короче, все красиво получается, если бы не одна тонкость: пыль и песок с подошв сыпались не в сторону движения, как им и полагается, а назад, против него.

— Ах, суки, надурить нас надумали! Задом наперед ковыляли! — догадался Меченый. — Решили устроить засаду у корабля!

— Егор Дмитрич, какая нахрен засада! — зашипел Олег. — Там же призраки! К утру от них и следа не останется!

— Вопрос, конечно, интересный, — Меченый посрамлено вздохнул и почесал затылок.

— Андрей, сколько человек прошло? — переполненный самыми нехорошими предчувствиями я перевел взгляд на приятеля.

— Четверо. Один очень тяжелый и неуклюжий. Как раз именно этот мужик и сплоховал, промазал мимо моего следа.

— Четыре человека это немного. Нас-то около роты.

— Да не люди они уже! Сколько можно говорить?! — раздраженно выдохнул Егор. — А этот тяжеловес и подавно, уж поверь моему слову. Так что четыре подкидыша — вполне реальная угроза. И все наши планы они легко и просто могут отправить коту под хвост.

Едва «серый» произнес эти слова, как со стороны «Калининграда» послышался какой-то странный звук, не то скрип, не то визг, и сразу вслед за ним явственно и четко стало различаться буханье приближающихся тяжелых шагов.

— Слушать мою команду! — проревел я, понимая, что наше появление замечено и больше в соблюдении тишины нет ни малейшей необходимости. — Всем бросить канистры и рассредоточиться! Не бойтесь потеряться! Если что, отыщем друг друга по следам!

Насчет рассредоточиться, это стреляный воробей Ветров очень и очень вовремя смекнул, поскольку буквально через пару секунд после команды, прямо сквозь туман, ударила яростная пулеметная очередь.

Я закричал «Ложись!» и, повинуясь отцовскому инстинкту, бросился на сына, сбил его с ног, повалил на землю. Одновременно с нами в пыль рухнули Леший и Черкашин, а вот Меченый… Он замешкался всего на мгновение, и домчавшийся до нас стальной шквал смел его словно куклу из папье-маше. В Егора угодили сразу три или четыре пули, которые опрокинули его назад, вышибли горячий красный шлейф, ударивший по моему лицу, словно хлесткая пощечина.

— Андрюха, огонь! — прохрипел я, протирая глаза от крови погибшего товарища. — Бей, мать твою!

Я знал, что Загребельный остался жив, слышал щелчок передернутой затворной рамы, однако «калаш» подполковника почему-то продолжал молчать.

— Леший…! — вновь заорал я.

— Куда стрелять? — бас чекиста отрезвил, как выплеснутый на голову котелок ледяной воды. А ведь и впрямь куда?

Пулемет, полоснувший по нам, замолчал. Впереди по-прежнему клубился плотный туман. Хотя сейчас он был значительно реже, чем позавчера, когда мы впервые оказались в этих краях, но все равно позволял видеть в лучшем случае метров на десять.

Десять метров, как раз с этой границы и прозвучал звук. Это был тот самый резкий и скрипучий визг, который насторожил нас за несколько мгновений до атаки. Полагающийся к нему в комплекте звук шагов я не столько услышал, сколько почувствовал. От них испугано вздрагивала земля, на которой мы лежали. Что за цирк-зоопарк? Я задал себе этот вопрос, но ответить на него так и не успел. Все догадки и подозрения оказались просто ни к чему. Все что требовалось, это всего лишь смотреть.

От того что я увидел по спине поползли крупные мурашки. В грязно-желтых клубах тумана проявился некто, или лучше сказать нечто. Когда-то это был человек… Точно человек! В глаза сразу бросились бритый под ноль череп, из отверстий в котором, словно здоровенные трупные черви, выползали толстые металлизированные кабеля, закрывающая большую часть лица прозрачная панель с тускло светящейся сеткой прицела и лоскутья старого грязного камуфляжа. Хотя пятнистой ткани оставалось видно не так уж и много. Ее скрывали мощные механические усилители и защитные щитки, наложенные практически на все части тела. Все это превращало человека в настоящую машину, и не просто машину, а боевую машину. Об этом наглядно свидетельствовал черный вороненый протез калибра 7,62, который заменил зловещему визитеру половину правой руки. ПКТМ я узнал с полувзгляда и сразу же оценил нешуточную опасность, исходящую от этого смертоносного оружия.

Спасти нас могло либо чудо, либо удача. Бегство тоже давало шанс, правда, далеко не для всех. Именно поэтому мой выбор, как оно чаще всего и получалось, пал на удачу. Секунда ушла на то, чтобы выхватить «Грача» и что есть силы сигануть в сторону, подальше от Олега, Лешего и всех остальных. Еще находясь в воздухе, я нажал на спуск, тем самым громко оповещая, что полковник Ветров вступает в бой.

Хотя боем это было назвать сложно. Скорее самоубийством. Я успел выпустить в противника всего пару пуль, после чего тот среагировал и полоснул по мне короткой очередью. Вообще-то очередь должна была оказаться длинной и, как минимум, перерезать старого танкиста пополам, но только железный стрелок не успел довернуть ствол своего оружия. Прогрохотал АКМС Загребельного, и с полдюжины пуль ударили монстра в грудь и голову.

Защита пулеметчика устояла. Он лишь покачнулся и слегка дернул рукой со своим жутким имплантатом. Однако и этого оказалось вполне достаточно. Смертоносные стальные пилюли весом по двенадцать грамм каждая просвистели у меня над головой, не причинив ровным счетом никакого вреда.

Заминка помогла не только мне, она дала возможность подполковнику ФСБ перейти в наступление. Андрюха отшвырнул бесполезный сейчас автомат в сторону распластавшегося на земле Черкашина и будто спринтер ушел вперед с низкого старта. Голова пулеметчика была повернута в мою сторону, поэтому он прошляпил начало рывка, а когда развернулся, то уже было поздно. Леший оказался всего в шаге и мощным ударом отбил в сторону ствол танкового пулемета, вернее отклонил, потому как даже здоровяк Загребельный не мог тягаться с мощью инопланетных сервомоторов.

Окружающий туман расцветился всполохами пулеметных выстрелов, в воздухе засвистели пули, ярко полыхнули взорвавшиеся канистры, прозвучали наполненные болью и страхом крики людей. Однако казалось, ничего этого Леший не видел и не слышал. Он делал то, что задумал, на что решился.

Тело подполковника все еще сохраняло энергию его неистового рывка, которую Андрюха превратил в свое оружие. Загребельный со всей дури влетел в проклятого пулеметчика. Мощное плечо чекиста ударило противника в грудную пластину и сделало то, чего до этого не смогли пули. Рожденный чудовищной фантазией головастых, монстр покачнулся, беспомощно взмахнул руками и тяжело повалился на спину. При этом имплантированный пулемет выпустил новую длинную очередь, которая оборвала жизнь еще кого-то из «серых». Предсмертный вопль этого человека подстегнул меня, будто удар кнута. Цирк-зоопарк, да что ж такое?! Сколько же эта падла может нас убивать?!

Отчаянно приказывая своим одеревеневшим мышцам работать так, как они это делали лет двадцать назад, я поднялся на ноги. Но, как видно, ушедшие годы не вернешь, сколько не приказывай. Полковник Ветров только собирался отправиться на помощь другу, а его сын уже вовсю делал именно это. Олег и Загребельный навалились на поверженного врага и, рыча от натуги, пытались удержать того, не дать поднять ствол смертоносного пулемета, который то и дело харкал огнем и сталью.

Глядя на эту свалку, я вдруг понял, почему головастые имплантировали бойцу именно танковый пулемет. Во-первых, его нельзя было отобрать и использовать. Во-вторых, спуск производился через электрический кабель, вживленный в тело и наверняка каким-то хитрым образом подключенный к самому мозгу. Таким образом, этот жуткий гибрид человека и машины мог продолжать эффективно сражаться в самых сложных условиях, и остановить его… Пожалуй, единственный способ остановить его — это прицельный выстрел в голову. Я покрепче стиснул в руке пистолет, намереваясь именно это и проделать, как вдруг прямо около меня из клубов тумана вынырнула еще одна облаченная в грязный камуфляж фигура.

Я даже толком не успел разглядеть своего нового противника. Мне хватило лишь вида вороненого дульного тормоз-компенсатора, который плавно и неспешно, словно в замедленном кино, пополз в мою сторону. Хотя, скорее всего, все это мне только показалось. На самом деле события разворачивались с головокружительной быстротой: и появление второго подкидыша, и направленный на меня автомат, и облако свирепого клубящегося пламени, которое в долю секунды поглотило моего врага.

Как раз близость огня, его жар и вывел из оцепенения, заставил пригнуться, шарахнуться в сторону. Сделал я это очень вовремя, поскольку подкидыш все же успел нажать на спуск и резануть пространство перед собой длинной автоматной очередью. Хорошо, что к этому моменту наши люди уже успели рассредоточиться, и пули ушли в пустоту, так и не отведав горячей человеческой крови. Что же касается их господина, то охваченный кровожадным пламенем тот рухнул на землю и в безуспешной попытке сбить огонь стал кататься по ней.

Танкисты как никто другой знают, что значит быть сожженным заживо. Мне самому несколько раз доводилось становиться свидетелем этой жуткой смерти. Наверно поэтому сразу бросилась в глаза неправильность всего происходящего. Объятый пламенем подкидыш не кричал, а лишь надрывно хрипел. Он старался сбить огонь и действовал при этом вовсе не под влиянием паники или боли, а совершенно осмысленно. Правда, у него хрен что получалось, поскольку мой фирменный коктейль просто так не потушишь. Но все же человек… вернее тот, кто когда-то был человеком, не прекращал своих отчаянных попыток.

Цирк-зоопарк, что же эти сволочи делают с людьми?! Я подумал об этом и вдруг всем нутром почувствовал страх исходящий от подкидыша. Черт побери, а ведь он все, абсолютно все понимает! Да, головастые освободили его от боли, лишили памяти, дара речи, но не разума. Он уже не видит и не слышит, но совершенно точно знает, что именно сейчас сгорает его кожа, мышцы, внутренности, кости и боится, просто умирает от ужаса.

В сердце будто вогнали острую иглу. Я почувствовал сострадание и жалость к этому существу, а потому рывком вскинул пистолет. Три пули в грудь, это все, чем полковник Ветров смог помочь своему бывшему боевому товарищу, с которым может еще пару лет назад сражался плечом к плечу.

Возможно, свидетели этого поступка надумают меня упрекнуть, скажут, что я попусту потратил драгоценные патроны. Ну и что?! Наплевать! Я поступил так, как был должен. Мой быстрый угрюмый взгляд именно это и растолковал Кальцеву, который замер рядом, крепко сжимая в руках брандспойт самодельного огнемета.

— Ма-а-кс! — трубный рев Лешего мигом напомнил о том, что схватка еще далеко не окончена.

— Держитесь! — мы с разведчиком одновременно рванули туда, где в клубах пыли и тумана на земле барахтались едва различимые фигуры.

ПКТМ уже не стрелял. В то что закончились патроны, верилось с трудом. Скорее всего, кому-то из наших удалось вырвать пулеметную ленту. Само собой это была удача, но, с другой стороны, кто его знает какой фортель выкинет подкидыш, лишившись своего основного оружия, какие еще сюрпризы заложены в его основательно переделанных потрохах?

— Держи! Он тянется к скобе!

Встревоженный крик Загребельного не замедлил оповестить, что опасался я вовсе не напрасно. Скоба! Это ведь не парашют, в самом-то деле! Только потяни за такую… и все вокруг мигом научатся летать.

В голове сразу помутилось. Страх за сына затмил разум. Едва найти его и тут же потерять?! Нет, только не это! Призрев опасность нарваться на пулю, я рухнул вперед. Теперь, даже если и смерть, то всем вместе. Слабое утешение, но, по крайней мере, все это закончится. Я, наконец, перестану хоронить близких мне людей.

Я грохнулся точно на грудь железного монстра и с размаху припечатался лбом о толстую прозрачную пластину, защищавшую его лицо. Не скажу, что меня оглушило, но все же для того чтобы вновь навести резкость, старому танкисту потребовалось некоторое время, всего несколько секунд, по истечении которых я понял, что подкидыш смотрит мне прямо в глаза. От этого взгляда, от этого лица по телу поползла ледяная дрожь. Могу сказать совершенно точно: этого человека я не знал, даже никогда не видел, но вот его глаза… карие и бездонные… они казались хорошо знакомыми.

— Убей… Скорее… — губы подкидыша едва заметно шевелились. — Помоги… Больше не могу так…

Что такое? Невероятно! Показалось, будто я брежу. Он может говорить? Он еще что-то помнит? Неужто головастые дерьмово сделали свою работу? Или может все их живодерские машины, все жуткие методы промывания мозгов спасовали перед волей этого человека?

— Он почти дотянулся! Я не могу удержать! — полный отчаяния голос Олега вернул меня к реальности. — Кальцев, тяни!

— Танкист, какого хера…?! Помогай! — перекрикивая надрывное визжание сервомоторов, проревел Леший.

— Помогу. Сейчас помогу, — прошептал я, и это был вовсе не ответ на отчаянную просьбу друга.

Я подтянул руку с пистолетом и просунул ствол межу нагрудной бронепластиной и прозрачным лицевым щитком. Дуло уперлось практически в самое горло. Теперь оставалось лишь нажать. Я еще раз глянул в глаза этому воистину железному человеку, похрипел: «Прощай солдат», и только потом с отрывистым стоном надавил на спуск.

Выстрел вышиб пулеметчику добрую половину мозга. Кровавый фонтан вылетел из его затылка и расплескался по грязно-желтой пыли, впитался в нее, быстро превратился в тягучую бурую кашу. Визг сервомоторов будто обрезало, и тело подкидыша сразу обмякло.

Некоторое время ни я, ни кто-либо другой из нашей команды просто не могли пошевелиться. Где-то совсем рядом шел бой. Длинными очередями стрелял «Калашников», слышались крики людей, а мы недвижимо лежали в пыли и прислушивались к бешеному стуку собственных сердец. Слишком много сил было отдано борьбе, слишком близко подкралась смерть, слишком чудовищным оказался облик ее посланника.

— Встали! Все встали! — наконец я сумел выдавить из себя короткий приказ. — Двое подкидышей все еще живы.

Буквально одновременно с моими словами туман справа полыхнул оранжево-красным заревом, вслед за которым по округе разнесся победный вопль как минимум дюжины голосов.

— Один. Теперь остался только один, — Леший оттолкнул мертвую руку с пулеметом и обессилено рухнул спиной на землю.

— Где он? Где искать? — Олег стоял на коленях и, словно оглушенный, невидящим взглядом шарил по клубам пыли и тумана.

— Тихо стало. Разве не слышите? — Кальцев первым заметил, что смолк грохот выстрелов. — Кажись, всех уделали.

— Ты огнемет-то свой подыми, — буркнул я, сползая с закованного в броню трупа. — Еще нихрена неизвестно кто тут кого уделал.

Только я успел это произнести, как в тумане нарисовался темный силуэт, а за ним еще и еще один. Я вовремя заметил и вскинул «Грача».

— Стой! Кто идет? — старый, всем хорошо известный окрик подходил здесь как нельзя лучше.

— Не стреляй, полковник! Свои! — туман ответил голосом Черкашина.

— Живой, Иваныч? — я опустил пистолет.

— Как говорится, твоими молитвами.

Черкашин и его люди, в которых я сразу признал того шестнадцатилетнего парнишку, что нес мой вещмешок, и верзилу Миху из наружной охраны, подошли поближе. Первое, на чем задержался взгляд, был мой АКМС, который наш старый знакомый держал за рукоять стволом вниз.

— Ах ты, черт старый! Где тебя нелегкая носила? Почему не помог?! — набросился на Иваныча Олег, когда тоже заметил оружие. — Мы тут едва не обгадились, пока этого урода упокоили.

— Ты чего, командир, а с остальными кто бы разбирался? — «серый» обижено фыркнул. — Знаешь ведь, с топором против автомата особо не повоюешь. Ребят и так покосило. А кабы я не подоспел…

— Потери? — перебил я Черкашина.

— Много, — Иваныч сразу помрачнел. — Человек тридцать, думаю, а то и сорок. Хорошо еще, что этого в самом начале остановили, — «серый» пхнул ногой закованный в броню труп. — А то натворил бы дел! Хотя горючку, сука, все-таки успел спалить.

— Всю?

— Почти всю. Стоило одной канистре заняться, а дальше и пошло, и поехало.

— Хреново, — я покосился на друга, как бы спрашивая его мнение.

— Угу, — согласился Загребельный, тяжело поднимаясь на ноги. — Нам еще повезло, что подкидышей только четверо было. Похоже, они тут нас двоих караулили.

Произнеся эти слова, ФСБшник обошел распростертое на земле тело, присел у его головы и стал шарить рукой по пуленепробиваемой одежонке.

— Может прибор отыщется… Отпугивалка какая-нибудь, — в ответ на наши вопросительные взгляды пояснил чекист. — Иначе как они от призраков убереглись? Вот тогда, глядишь, и обойдемся тем бензином, что остался.

Идея показалась весьма здравой, а потому я принялся помогать другу. От более внимательного взгляда на доспехи пулеметчика меня прямо-таки передернуло. Оказалось, что вся конструкция грубо, можно сказать по-варварски, соединена с телом человека при помощи металлических скоб, штифтов и накладок, которые пробивали одежду, мягкие ткани и, как видно, крепились прямо к костям. Удивительно, как при кажущейся антисанитарии разрезы не загнивали, даже когда в них попадали нитки или целые куски грязной ткани. Все это наталкивало на мысль, что земная медицина и наука чужих шли совершенно разными путями. И, судя по результатам, очень не уверен, что наши ученные работали в верном направлении.

— Майор, — голос Загребельного прервал мои мысли.

— Какой еще, к дьяволу, майор? — с ходу переключиться на другую тему не удалось.

— Камуфляж офицерский, а на погоне одна звезда, значит майор.

Лешему как раз удалось отстегнуть один из наплечных щитков, под которым действительно оказался замусоленный тканевый погон с большой зеленой звездой в центре, вернее кусок погона. Примерно третья часть его была отрезана вместе с воротом. Проделали это каким-то лазерным резаком, который полоснул не только по ткани, но и по коже, оставив на ней идеально ровный запекшийся рубец. Все это потребовалось, чтобы обнажить шею офицера. Именно к ней и присосались десятка полтора черных, будто пиявки, кабелей. Половина из них уходила в глубокий старый рубец оставленный, скорее всего, артиллерийским осколком.

— А мужик-то повидал на своем веку, — подполковник ФСБ согласился с моими мыслями. — Шрам не очень старый. Так что либо Вторая чеченская, либо Осетия.

Не дождавшись моего ответа, Андрюха наклонился и заглянул под броню.

— Похоже, что-то есть, — пробубнил он себе под нос и засунул в щель руку.

— Давай поживее, а то темнеет, — поторопил я друга. — Нам надо что-то решать.

— Сейчас, — пообещал чекист. — Уже зацепил.

И впрямь вскоре Загребельный аккуратно извлек на свет божий небольшой приборчик, от одного вида которого я на несколько секунд потерял дар речи. Толстая прямоугольная пластина желтого металла размером чуть побольше ладони. В центре круглый экран. Сперва он казался темным и мертвым, но всего через несколько мгновений расцвел ярко-зеленой волной, побежавшей от центра к его краям.

— Прибор работает автономно, отдельно от всего остального оборудования, — пояснил Леший. — Так что вполне вероятно подкидыши получили его именно для этого конкретного задания.

— Андрей, это та самая хрень, что убила всех в убежище! — вскричал я и вырвал пластину из рук друга.

— Хорошо, — кивнул ФСБшник. — Значит я прав.

— Какой там хорошо?! Сейчас он работает в том же режиме! Он зовет призраков!

— Ты ничего не путаешь? — Загребельный изо всех сил старался выглядеть спокойным. — Что устройство один в один из твоего рассказа, это я сразу смекнул, но теперь оно должно выполнять обратную функцию, а именно отгонять этих тварей. Иначе как…

Андрюха не успел договорить. Со стороны БДК послышался скрежет и завывание сродни тому, что предшествует реву настоящего урагана. Доказательство, как говорится, лучше не бывает.

— Вот зараза! — в бессильной злобе чекист скрипнул зубами. — Переключилось! Как пить дать, переключилось, как только ты грохнул этого гада!

— Прибор надо уничтожить и как можно скорей! — Гром глядел на пластину с ненавистью, будто на настоящего лютого врага.

— Полковник, кидай на землю! — предложил Черкашин, поднимая ствол «калаша». — У меня тут как раз пару патронов осталось. Сейчас стрельну… и на куски эту дрянь!

— Стрельнет он… — я нахмурил лоб. — А дальше что? Как призраков с корабля станем выкуривать? Бензина ведь почти не осталось!

— Правильно, — Загребельный понял мою идею. — Прибор надо унести. Подальше и как можно быстрее. Призраки уйдут на его сигнал, а мы захватим «Калининград». Это шанс. Чем черт не шутит, может и удастся продержаться до рассвета. — ФСБшник повернулся к Олегу. — Командир, требуется человек, который способен пробежать хотя бы километра три. Быстро пробежать, ведь времени до заката осталось совсем мало.

Гром ничего не ответил, а лишь гневно зыркнул на подполковника.

— Я смогу! — вперед рванулся парнишка, который пришел с Черкашиным. — У меня еще есть силы… И я был чемпионом школы по кроссу.

От той решимости, с которой парень предложил свою кандидатуру, у меня мороз побежал по коже. Цирк-зоопарк, не понимает ведь… героем хочет быть…

— Держи, — стараясь не глядеть посыльному в глаза, я протянул ему маяк головастых. — Беги по следам, к месту нашего последнего привала. Там эту штуку и оставишь. Торопись, боец.

В этот миг мне очень захотелось обнять парня, потрепать его по белым выгоревшим волосам. Но я ничего такого не сделал. Подумалось, что не в праве, что это было бы сродни каннибализму, что ли…

Когда парнишка умчался, мы с полминуты молча глядели в клубы тумана, сомкнувшиеся за его спиной. На душе было сквернее некуда.

— Три километра… — Черкашин первым нарушил тишину. — Не маловато будет? Для призраков это не расстояние. Живо ведь вернутся, твари.

— Пусть хотя бы туда добежит, — буркнул Леший. Подполковник прислушался к завываниям, которые продолжали нестись со стороны Большого Десантного Корабля и, невесело покачав головой, добавил: — Хотя, вряд ли. Еще четверть часа и начнется.

Слова Загребельного мигом расшевелили всех присутствующих. Олег с Черкашиным кинулись собирать оставшихся в живых людей. Леший с Кальцевым принялись спорить о том, где именно лучше всего дождаться ухода призраков. И только лишь я один продолжал стоять и вспоминать мальчишку, которого мы послали на верную смерть. Слабым, можно сказать мизерным оправданием являлось лишь то, что до утра доживут очень немногие. Я чувствовал… нет, я почти знал это.

Глава 18.

Призраки отсутствовали чуть более часа. Королевский подарок с их стороны! Мы воспользовались им сполна, работали как заведенные, а потому многое успели. Была опущена носовая аппарель, раскрыты ворота на корме, сдернуты палубные крышки танкового трюма, и самое главное — наши бойцы заняли оборону на верхних ярусах судовой надстройки.

На первый взгляд эта позиция сразу наталкивала на мысль о коллективном сумасшествии и последующим за ним суициде. Оно и верно, каждому из нас подсознательно хотелось забиться куда-нибудь поглубже, например, в самый дальний уголок машинного отделения, задраить люки и сидеть там даже не дыша. Многие «серые» именно это и предлагали. Но мы с Лешим, не понаслышке знакомые с возможностями призраков, сразу отказались от этой идеи. А то что прикажете делать, если эти летучие бестии распылят одну из гермодверей и ворвутся внутрь отсека? Стрелять? Да до жопы им все наши пули вместе взятые! И огнемет не применишь. В тесном закрытом помещении сами сгорим к чертовой матери.

Вот и получалось, что обороняться следовало практически под открытым небом, как это делали защитники всех периметров во всех поселениях. Вот только у них имелись электричество и прожектора, а у нас лишь немного бензина, включая те крохи, которые удалось сцедить из баков стоящей в трюме техники, да собранное по каютам и кубрикам тряпье, обломки мебели и пластмассы. Правда вначале проскользнула идея добраться до топливных цистерн «Калининграда», но Черкашин поставил на ней большой жирный крест, когда сообщил, что всю соляру оттуда давным-давно откачали и отправили на нужды плавучего острова.

— Да-а, попали… Хуже некуда, — пробубнил Леший, когда мы с ним второпях складывали на сигнальном мостике объемистую кучу из всего того, что теоретически могло быть использовано как топливо. — Прогорит все за пару часов, а дальше что делать будем?

— По крайней мере, призраки еще не научились гасить огонь, как это они делают с прожекторами, — мой взгляд скользнул по облакам тумана, темно-золотистого, вобравшего в себя свет пылающих факелов. — Так что жизнь в ближайшие пару часов я тебе гарантирую. А вот тому пацану… Ему мы гарантировали смерть. — Я высказал то, что было у меня на душе, о чем не переставая думал с тех самых пор, как за спиной парнишки сомкнулся клубящийся грязно-желтый полог.

— Два часа… Это еще бабушка надвое сказала, — невесело хмыкнул чекист. — Все зависит от того, как это барахло будет гореть, сколько давать света. — Произнося это, Андрюха кинул на кучу пару доставленных снизу ватных матрасов и стал поливать их бензином из небольшой канистры.

— Эй! Ты не очень-то усердствуй! Поэкономней с горючкой!

— Мы на самой верхней точке. Тут должно полыхнуть сразу, да пожарче. Иначе залетные гости успеют сдернуть всех, кто находится снаружи, а нас с тобой в первую очередь.

— Про залетных гостей это ты в самую точку, — я зябко поежился и с опаской огляделся по сторонам.

Ночь уже полностью вступила в свои права. Здесь она казалась особо темной и плотной. Неяркий свет десятка факелов, которые мы смогли себе позволить, подсвечивал туман, образовывал вокруг надстройки корабля мутный тускло светящийся пузырь. Чудилось, будто он плавал в океане вселенского мрака, точнее в самых его глубинах. Жуть! Ведь это ненадежное хлипкое образование в любой миг могло лопнуть и распасться. И вот тогда внутрь хлынут ревущие ледяные потоки, тогда придет смерть.

— Цирк-зоопарк, надо же чтобы эта сука полоснула именно по канистрам, да еще зажигательными. Словно знал, сволочь! — прошипел я себе под нос, вспоминая главного виновника нынешней, ох какой непростой ситуации.

— У него в ленте каких только патронов не было. Набор на все случаи жизни, — Леший сразу понял, что я говорю о подкидыше с пулеметом.

— Думаешь, специально так сделали или просто тыкали в ленту все подряд?

— Кто ж их разберет, головастых этих гребаных! У них, похоже, какая-то своя, дикая, вывернутая наизнанку логика.

ФСБшник на несколько секунд замер. Он просто стоял с канистрой в руках и тупо пялился на плоды наших с ним трудов. Хорошо зная Загребельного, я с уверенностью мог сказать, что думает он вовсе не о том, с какой стороны станет поджигать всю эту груду.

— Слушай, Максим, а ведь завалили мы его как-то странно, — Андрюха оправдал мои ожидания. — Я ведь мог в него стрелять пока не закончатся патроны, а вот нет же, бросил автомат и какого-то хера попер в рукопашную.

— У тебя не было шансов пробить его защиту. Так что поступил ты очень даже умно.

— Это я понимаю, — чекист кивнул. — Сейчас понимаю. А тогда… Тогда будто в спину кто толкнул.

— Как раз это и называется «бесценный боевой опыт», — я похлопал друга по плечу.

— Спасибо, что растолковал, — тот криво усмехнулся. — Только этот гад меня вместе со всем этим «бесценным боевым опытом» легко и спокойно мог в решето превратить. У него же реакция молниеносная, не человеческая. Двое других почти тридцать наших положили, и знаешь почему? Потому, что только так их остановить и можно было, трупами закидать, как немецкие танки в сорок первом. А пулеметчик в броне… он покруче всех остальных будет. Это основная ударная сила группы, крепость ходячая. А мы его как бабу завалили и трахнули.

Слова приятеля меня покоробили. Вернее даже не сами слова, а настроение подполковника. Цирк-зоопарк, опять он завел старую песню, мол, кто-то все решает за нас, командует о чем нам думать и как поступать. Бред собачий! Дело здесь совсем в другом: мы просто старые матерые волки, которым, к тому же, пока чертовски везет.

Именно на этом месте я вдруг и вспомнил автоматчика, которого сжег одинцовский разведчик. А ведь тогда мне и впрямь показалось, что двигался он невероятно медленно. Ну, прямо сонная муха, а вовсе не грозная машина смерти. Хотя… Сейчас сложно объективно оценить ту ситуацию. Что-то показалось, привиделось, но это еще ничего не значит. Человеческие ощущения, они ведь весьма субъективны. Вот кабы отыскался еще хотя бы один свидетель… Стоп! Кальцев! Я вдруг понял, что свидетель и впрямь имеется. Его обязательно следует расспросить. Разумеется не сейчас. Потом. На рассвете. Конечно же, если мы до него доживем.

Вдруг течению моих мыслей что-то помешало. Складывалось ощущение, будто в мозг проник какой-то инородный предмет. Его было невозможно игнорировать. Он беспокоил, раздражал, упрямо принуждал делать то, в чем, казалось, не имелось ни малейшего смысла. Именно повинуясь этому внутреннему приказу, я и стал глядеть за борт. Я словно пытался пробить взглядом плотный, на совесть перемешанный коктейль из тумана и мрака. И, цирк-зоопарк, на какой-то миг мне это действительно удалось. Внизу, за полтора десятка шагов от борта корабля, глаз царапнуло легкое, едва различимое движение. Дьявольщина, показалось или нет? Я все еще терялся в сомнениях, когда до слуха долетел совершенно отчетливый крик: «Товарищ полковник! Эй, мужики! Я здесь! Я вернулся!»

— Пацан… — ошарашено выдохнул Леший. — Живой!

Это самое «Живой!» бабахнуло у меня в ушах, словно выстрел стартового пистолета. От него я очнулся и заметался по совсем небольшой площадке сигнального мостика. Ему надо как можно быстрей попасть на борт! — эта мысль будто пульс стучала в висках. — Иначе может быть поздно. Иначе они его сожрут.

— Васек, молодец! Э-ге-гей! Вернулся, чертяка! — между тем неслось с нижних палуб. Люди Грома от всей души радовались за своего воскресшего из мертвых товарища.

В отличие от всех остальных «серых» я был вовсе не в настроении веселиться. Все нутро неожиданно затопил невесть откуда взявшийся страх. От него застучали зубы, заледенели руки и ноги. Именно этот страх и заставил схватить ближайший из факелов, швырнуть его на звук, примерно туда, где сейчас остановился наш юный герой.

Вращающийся огненный снаряд умчался вниз по крутой дуге. Еще до того как он превратился в бесформенное тускло-желтое пятно, я увидел то, чего и страшился больше всего. Туман вокруг факела распался на десятки тонких, будто грязные прогнившие бинты, лент. Они шарахнулись прочь от пламени, зашипели голосами разъяренных ядовитых змей. «Шабаш-шабаш», — эта зловещая песня вмиг захлестнула небо и землю, казалось, от нее завибрировал сам металл корабля, на котором мы стояли.

— Хватай факел!— заорал я, срывая голос. — Беги к корме! Беги со всех ног!

— Призраки! Зажигайте костры! — бас Загребельного заглушил мой голос.

— Огнеметчики, огонь! — это уже откуда-то снизу командовал Олег, и ему вторила волна голосов, повторяющих, передающих приказ.

В считанные секунды вся надстройка БДК вспыхнула, словно была охвачена неистовым пожаром. Туман за бортом засветился, и скрывающиеся в нем бестии кинулись прочь от корабля. Все мы, по крайней мере сейчас, оказались в безопасности, чего никак нельзя было сказать о парне, который все еще оставался за границей света.

— Черт, сейчас они его возьмут! — я свесился за ограждение и, не отрываясь, наблюдал за тусклым огоньком, ползущим вдоль борта.

— Ох, дерьмо! Ведь всего чуток не дотянул, — в голосе Лешего звучал гнев на собственное бессилие.

— Нет! Не позволю, не дам! — я схватил прислоненный к поручням автомат, рванул затворную раму и разрубил стену тумана длинной очередью из трассирующих пуль.

Патронов я не жалел. Меняя магазины, плел огненную паутину, в которой должны были завязнуть проклятые летучие бестии. По крайней мере, мне очень и очень этого хотелось. И свершилось чудо. Огонек, который я так отчаянно защищал, таки дополз до конца борта, скрылся за темным срезом кормы. Правда темным он оставался всего долю секунды. В недрах корабля грохнул гулкий взрыв, и туман позади «Калининграда» осветился тусклым трепещущим сиянием.

— Взорвали один из «фонарей», — Загребельный объяснил то, что было понятно и так.

Да, это был один из фугасов, которые мы установили в танковом трюме. Они должны были сработать на рассвете и тем самым напомнить особо непонятливым призракам, что их время закончилось, что пора освобождать помещение. Однако кто-то из «серых» не выдержал и рванул тянувшуюся к запалу веревку. Что ж, поступок очень даже понятный. Ради спасения мальчишки я бы и сам так поступил.

— Осуждаешь? — мой взгляд скользнул по лицу друга.

— Нет, — Леший как-то странно ухмыльнулся. — Дадим тебе в руки дубину, ты призраков и так выгонишь.

— Очень смешно, — я вытер рукавом телогрейки свое вспотевшее лицо.

Разумеется, Андрюха шутил. Я прекрасно это понимал. Но только вот эта его ухмылочка… От нее у меня остался какой-то неприятный осадок. Хотя может и показалось. Нервы все-таки не железные.

Наверное, подсознательное желание успокоиться и заставило меня взглянуть на огонь. Костер горел ярко. Оранжевые языки в нем то и дело перемешивались с голубым пламенем сгорающей пластмассы, а в пропитанное туманом небо вздымался сноп жирного черного дыма и копоти. «Гори-гори ясно, чтобы не погасло» — строчка из детской песенки сразу всплыла в памяти. Цирк-зоопарк, а ведь точнее и не скажешь: не дай бог погаснет!

— Пошли, — меня как магнитом потянуло к лестнице, ведущей вниз, на уровень ходового мостика. — Надо посмотреть что там еще осталось. Линолеум, пластиковая обшивка стен, электропроводка… все пойдет.

Весь вечер и первая половина ночи прошли в безостановочной, не прекращающейся ни на минуту борьбе за огонь. «Калининград» мы ободрали полностью, можно сказать до самого шпангоута, но и это помогло продержаться всего лишь до двух часов.

Два часа ночи — это время называют «часом быка». Почему не знаю, однако суеверные люди считают, что именно в это время на земле и творится самая гадкая, самая черная чертовщина. Никогда не верил в эту чушь, а вот сегодня вдруг вспомнил. Черт побери, а ведь и вправду очень странное, можно сказать зловещее совпадение. Именно в два часа ночи один за другим и начали тускнеть, а затем и гаснуть наши костры.

Тьма все плотнее сжимала кольцо окружения. Мы продолжали отчаянно сопротивляться, но уже через какие-то четверть часа понесли первые потери. Сперва исчез свет около носовой артиллерийской установки, а вместе с ним и четверо бойцов. Затем перестала откликаться нижняя палуба, где находились как минимум десять человек.

Узрев такое дело, я отыскал командира «серых».

— Загоняй своих внутрь! — приказал я сыну. — Запрем все двери, люки, иллюминаторы. Глядишь, так и продержимся до рассвета.

— Большая часть людей и так внутри. Ищут топливо для костров. — Олег кивнул в сторону распахнутой гермодвери после чего очень серьезно поглядел мне в глаза: — Па, давай взорвем «фонари» в трюме, их там еще пять штук осталось.

— Нет, — я упрямо покачал головой.

— Это поможет, пусть не очень сильно, но все же поможет, — продолжал упорствовать Гром.

— А что прикажешь делать утром? — я помимо воли покосился на быстро догорающие костры. — Как выгонять призраков из трюма?

— Да нахрена нам этот трюм вообще сдался?! — психанул Ветров-младший. — Пусть эти твари там и сидят. Оружие у нас. Спустимся по тросам через борт, и все! Дело сделано!

То что предлагал Олег, я уже обдумывал и сам, причем неоднократно, но всякий раз приходил к выводу, что ничего путного из этого не выйдет. Поднять канистры и наваленные на них дрова сейчас просто невозможно. Зажечь в трюме? Свет, который пробьется наружу, будет столь тусклым, что вряд ли отпугнет призраков. Так что взорвать «фонари» это скорее жест отчаяния. Здравым смыслом здесь и не пахнет.

— Нет, — я добавил в голос побольше металла. — Сейчас они нам не помогут, а вот если выживем…

— Танк свой никак не хочешь бросить?! — перебил меня Олег и глаза его сверкнули гневом. — Думаешь, я не видел? Мы из всех машин топливо слили, а к танку ты даже никого не подпустил!

— Молчи, дурак! — зашипел я на сына. — Что сделано, то сделано. А криком ты только людей взбаламутишь.

Честно говоря, своим упреком Олег, что называется, полоснул по живому. Я действительно был виноват, очень виноват. В баках стоящего в трюме Т-64 действительно оставалось горючее. Примерно литров сто пятьдесят дизельки. Не поднялась у меня рука ее просто так выплеснуть в огонь. Ведь танк оказался полностью исправным и даже с полным боекомплектом. Настоящее чудо по нынешним временам. Укрывшись в стальном чреве корабля, «шестьдесят четверка» убереглась от опасностей, которые превратили в груды бесполезного металлолома всех остальных ее собратьев. А пребывание вдали от берегов не позволило вредоносным грибкам и бактериям сожрать изоляцию и фильтры. Поэтому сейчас танк словно спал в ожидании того, кто разбудит его, кто станет его верным товарищем и другом. Я сразу почувствовал это и понял, что наша встреча состоялась совсем не случайно. А раз так, то окончательно обескровить машину… Цирк-зоопарк, теперь-то мне было совершенно ясно, что именно так и следовало поступить: наплевать на все свои сентиментальные чувства и слить горючку. Ведь лишние сто пятьдесят литров солярки — это еще около получаса света, а стало быть и жизни. Да только теперь чего уж… Я правильно сказал Олегу: «что сделано, то сделано».

— Давайте внутрь! Чего тут торчите?!

Бас подполковника ФСБ заставил встрепенуться. Леший, как и я, пришел к выводу, что единственный оставшийся выход, это искать укрытие за железными стенами БДК, а потому начал сгонять людей с открытых мостиков и палуб.

— Надо еще раз глянуть. Нельзя кого-нибудь забыть и оставить снаружи, — я рванулся, чтобы обежать надстройку.

— Куда?! — Загребельный сгреб меня в охапку. — Костры только здесь еще и горят, а на том борту темень уже.

Словно подтверждая слова чекиста, прямо у нас над головами, даже ниже чем мачта с антеннами радиолокационных станций, что-то пронеслось. Туман неистово заклубился, по лицам хлестнул холодный шквал, а в самом мозгу зазвучал, завибрировал зловещий шепот десятков перекликающихся женских голосов «шабаш, шабаш…».

— Быстрей!

Леший рявкнул так, что в ушах у меня зазвенело. Правда, этот крик был адресован вовсе не дуэту Ветровых. Снаружи оставалось еще человек пять «серых», которых следовало немедленно запихнуть внутрь. Однако людей долго уговаривать не пришлось. Они сами, буквально наперегонки, кинулись к заветной гермодвери.

Последними палубу покидали мы с Андрюхой. С ненавистью глянув в быстро выцветающие, темнеющие желтые клубы, я захлопнул дверь, а Леший надежно заблокировал запорные рукояти. Теперь оставалось лишь ждать и надеяться, что у призраков случится неожиданный склероз и те позабудут о нашем существовании.

Тех, кто выжил, а их оказалось всего сорок два человека, мы собрали в матросской столовой. Достаточно обширное помещение вместило всех. Оказавшись вместе, люди почувствовали себя несколько поуверенней и поспокойней. Конечно же, это был самообман. Если призраки все-таки сумеют прорваться внутрь…

— Через коридор не пробьются, — ФСБшник словно прочитал мои мысли. — Там несколько дверей. Мы их все закрыли. До утра хер прогрызут. Так что самое вероятное место прорыва — наружная стена, и в частности иллюминаторы. — Произнося эти слова, Леший позаимствовал у одного из бойцов небольшой фонарик и медленно провел лучом по ряду утопленных в неглубокие ниши круглых корабельных окон. Конечно все они были закрыты стальными штормовыми крышкам. Но только чего стоит эта защита против силы, которая превратила в пыль броню моего БТРа?

Набившиеся в столовую люди по большей части угрюмо молчали. Так что в этой напряженной тишине не расслышать подполковника было просто невозможно. И результат не замедлил сказаться: «серые» шарахнулись от наружной стены, как черт от ладана. На гребне этой живой волны я заметил того самого худощавого парнишку, который увел призраков и дал нам возможность захватить «Калининград». Все-таки добежал! Еще один везунчик. Наш человек. Такие нам сейчас очень и очень нужны.

Когда вблизи иллюминаторов никого не осталось, я удовлетворенно кивнул. Хорошо. Людей все равно следовало оттуда убрать и готовиться к отражению атаки. Только не оружием, конечно же, не оружием!

— Слушать всем! — произнес я не очень громко, но так, чтобы мой голос долетел до самых дальних уголков отсека. — Что бы ни случилось, не стрелять! Дырки в стенах нам ни к чему.

— Полковник прав, — поддержал меня прозвучавший из темноты голос Грома. — Защищаться будем по-другому. А ну, скидывай верхнюю одежку… у кого что осталась. Зажигалки и спички сюда! И разломайте сотни полторы патронов. Порох тоже пойдет.

От слов Олега, от его уверенного тона, в котором не было и намека на панику или страх, я испытал чувство отцовской гордости. Цирк-зоопарк, каков молодец вырос! И с одеждой все верно решил, как раз то, о чем я и думал.

Одежда действительно являлась тем самым последним топливом, которое у нас оставалось. Правда, большую часть ее мы уже сожгли. Например, моя любимая телогрейка благополучно превратилась в пепел около часа назад на сигнальном мостике. Но все же, некоторые особо прижимистые «серые» сохранили куртки, накидки и плащи. Винить их за это вовсе не стоило, скорее следовало поблагодарить.

В лучах трех или четырех электрических фонарей, которые очень кстати прихватили с собой самые опытные из людей Грома, я наблюдал, как собранную одежду делят на небольшие кучи, раскладывают под иллюминатами и обильно пересыпают порохом. Конечно, дыму от такого костра будет… не продохнуть. Но что поделать, хочешь жить, стерпишь и не такое.

Вся эта возня еще более приободрила «серых», ведь теперь люди готовились вовсе не к смерти, а к самой настоящей отчаянной борьбе с ней. Да и призраки пока вели себя тихо. Все это вместе взятое заметно укрепило боевой дух людей, дало надежду на спасение. Каждый почувствовал себя той самой лягушкой, которая, угодив в банку с молоком, барахталась-барахталась, пока не взбила молоко в масло. После чего пучеглазая живая и здоровая успешно выбралась на свободу. Вот так и мы, не переставая боролись и кажется…

Именно на этом месте произошло событие, которое очень сильно поколебало нашу новорожденную веру в благополучный исход. Корабль весь задрожал, загудел и заскрежетал. Складывалось впечатление, что снаружи вдруг разыгрался настоящий ураган. Поднятый им песок хлестал по бортам, скребся о металл тысячами мелких, но острых когтей.

— Что это? — люди в страхе глядели друг на друга и задавали один и тот же вопрос.

Что это? Устремленный на меня взгляд Лешего вопрошал о том же. Хороший вопрос. Только откуда я мог знать на него ответ.

Выяснить что творится за бортом было практически невозможно. Находясь в наглухо изолированном отсеке, мы могли лишь слушать, ощущать судорожные конвульсии огромного стального тела и теряться в самых невероятных, чаще всего жутких догадках.

Проклятая неизвестность! Просто так сидеть и ничего не предпринимать казалось настоящей мукой. Ведь кто знает, может именно сейчас происходит какое-то важное судьбоносное событие, требующее немедленных действий с нашей стороны? Может как раз оно и открывает путь к спасению, который мы рискуем не заметить, бездарно прошляпить?

Как раз эти мысли, или вернее сказать страхи, и подтолкнули меня вперед, в направлении ближайшего иллюминатора. Не уверен, на самом ли деле я хотел развинтить штормовую крышку и взглянуть наружу. Скорее всего, решимости могло хватить лишь на то, чтобы припасть ухом к металлу и, затаив дыхание, впитывать льющуюся снаружи какофонию звуков, которые не услышишь, забившись в дальний угол. Как бы там ни было, я в считанные секунды оказался у наружной стены.

Направленные на нее лучи всех фонарей скользили по голому исцарапанному металлу, с которого только что содрали пластиковые панели. Лучи создавали эффект движения, качки, настоящего шторма, в который угодил наш корабль. Казалось, что за бортом бушуют свирепые ледяные волны.

Ледяные. Я точно знал, что они именно ледяные, я чувствовал тот холод, которым тянуло от борта. Сперва я подумал, что это страх перед тем, что творится за тонкой железной стенкой. Однако уже через мгновение стало понятно, что простым страхом здесь не обойдется. Когда взгляд натолкнулся на первые искорки ползущей по металлу изморози, страх моментально трансформировался в настоящий ужас.

Это походило на раскат грома, который оглушил, парализовал, перетряхнул все содержимое моей черепной коробки. Хотя последнее наверняка пошло ей на пользу. Какие-то заржавевшие шестеренки стронулись, маховики закрутились, и мне открылось то, чего раньше я был не в состоянии постичь.

Ледяной холод, по словам Серебрянцева, являлся верным признаком перехода между мирами. Призраки, их тела, были тоже словно сотканы из черных ледяных нитей. Я знал это совершенно точно, почувствовал лично на себе прежде, чем Главный вырвал меня из лап свирепых ночных убийц. Раньше я не думал о таком совпадении, но сейчас… Сейчас сотни, если не тысячи этих тварей кружатся около корабля, а с ними пришла та самая сибирская стужа. И еще одна очень странная деталь, над которой я много раз ломал голову: призраки всегда пожирали своих жертв полностью, не оставляя ни одежды, ни снаряжения, ни оружия. Куда все это девалось? Неужели переваривалось ненасытными желудками летучих бестий? А может дело тут совершенно в другом? Может эти исчадия ада вовсе не убивали людей, а отправляли их в иной мир. А уж там…

Что именно происходило там, нам предстояло узнать на своей собственной шкуре. Я понял это, когда стальной борт передо мной вдруг расплылся, словно размазанный мокрой кистью, а поверх него поплыли непонятные черные разводы. И это был вовсе не дым, не туман, и уж тем более не хорошо знакомые мерзкие тела призраков. Это было ничто, бесконечность, бездонная пустота, которая, словно концентрированная кислота, хлестнула в полковника Ветрова, разъела, растворила его тело, разум и душу.

Глава 19.

В себя я пришел одним рывком, словно вынырнул из-под воды, где пребывал, как минимум, целую вечность. Именно так мне показалось. Легкие ссохлись и съежились. Чтобы вновь наполнить их живительным кислородом, мне срочно требовался воздух… очень много воздуха!

Сделав один гигантский глоток, я закашлялся. Вместе с горячим сухим воздухом в глотку набилось что-то хрустящее и колючее. Проглотить эту дрянь не позволял инстинкт самосохранения, а поэтому, давя кашель, я стал отхаркивать смоченные слюной горькие комки. Все это было до жути неприятно, но, тем не менее, служило неоспоримым доказательством того, что старый танкист все еще жив.

Жив! Хорошо, что жив, но вот надолго ли? Я вытер ладонью губы и затравленно огляделся по сторонам. Вокруг царил полумрак изрезанный желтоватыми лучами нескольких электрических фонарей. В их тусклом свете угадывались ободранные металлические стены и неуверенно шевелящиеся, постанывающие человеческие фигуры. Они с головы до ног были покрыты слоем пушистого серого снега, крупные хлопья которого все сыпали и сыпали откуда-то сверху из темноты.

Снег? Странный снег. Я почувствовал, как он касается моего лица, щекочет кожу. При этом совершенно не ощущалось ни холода, ни влаги от растаявших снежинок. Значит никакой это не снег. Это… Это… Это пепел! Да, так и есть, тот самый, так хорошо знакомый мне серый пепел.

Нельзя сказать, что открытие уж очень ошеломило. Где-то в глубине души я уже был готов к такому повороту сюжета. Выходит попали, перенеслись, оказались в мире призраков. И что теперь? Для чего мы здесь? Чтобы эти твари могли спокойно, не спеша, с аппетитом нас пережевать?!

— Отец! Папа! Ты где?

Переполненный беспокойством крик Олега прозвучал из темноты. Мой сын! Он здесь. Это я затащил его сюда. Получается, отыскал и своими же руками сунул в мясорубку. И уже ничего не поделаешь, не исправишь. Страшно, неправильно, несправедливо! От таких мыслей, от всего происходящего душу стал сдавливать приступ безысходности, обреченности и тоски.

— Нормально! Я здесь, я живой! — мне понадобились недюжинные усилия, чтобы голос не дрогнул.

— Куда тебя понесло, отец?! А ну давай назад! Отойди от борта. Живо, тебе говорят!

Цирк-зоопарк, а ведь он пока ничего не понял. Они все ничего не поняли, — пронеслось у меня в голове. — Для Грома и его людей мы все еще находимся в той бесконечной грязно-желтой пустыне, затянутой таким же мутным серо-желтым туманом.

— Откуда тут эта дрянь!

Несущиеся со всех сторон, полные недоумения возгласы подтвердили мои подозрения. Люди стряхивали с себя пепел и растерянно оглядывались по сторонам. Лучи фонарей шарили по железным стенам стараясь убедиться, что наша крепость по-прежнему цела и неприступна.

— По крайней мере, фонари здесь работают, — бас Загребельного прозвучал где-то совсем рядом. — Хороший знак. Может, будет работать и все остальное.

Я повернул голову и отыскал замерший в шаге позади массивный силуэт. «…Все остальное». Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, о чем это Леший. «Все остальное» — это оружие, механизмы, приборы, в том числе те, что установлены на моем… теперь уже моем Т-64.

При мысли о танке на душе сразу потеплело. Все-таки здорово, что я его спас. Сейчас боевая машина может нам очень и очень пригодиться. Ведь одно дело топать по чужому неведомому миру пешком и совсем другое глядеть на него из-под защиты брони. Кстати, об этом самом мире:

— Нам следует поскорее разобраться с тем, что творится снаружи, — предложил я другу.

— Рано, — в полумраке мне показалось, что Леший отрицательно качает головой. — Скорее всего, там еще очень темно. Хрен что разберешь.

— Это если тут действительно бывают ночи, дни, рассветы и закаты. Ну, а если нет… Тогда мы будем просто тупо терять время. Появление такого крупного объекта, как корабль, не может долго оставаться незамеченным.

— Мужики, вы понимаете, что происходит? — из темноты к нам пробирались несколько человек, среди которых явно находился Черкашин.

— Я понимаю, — голос Кальцева было сложно не узнать.

— Подойди ближе, — Леший включил фонарик и практически сразу нащупал лучом одинцовского разведчика.

— Когда ты улепетывал с Базы, ощущения были точно такие же? — когда заместитель Нестерова оказался рядом, я негромко задал вопрос, на который уже знал ответ.

— Примерно, — Кальцев заслонился от бьющего ему в глаза света. — Только пепла гораздо меньше. А может просто рассеяло его. Там ведь крутило дай боже… настоящий смерч.

— О чем это вы тут толкуете? — рядом с одинцовцем встал Олег. Его бронзовое от загара лицо было чернее тучи.

— Сам ведь уже догадался, — я невесело хмыкнул. — Чего спрашиваешь?

— Как-то не верится, — мой сын встряхнул головой, словно пытаясь отогнать чудовищное наваждение. — Как же это мы…? А главное куда?

— Как? Это я тебе скажу. Призраки постарались. А вот куда…

— Да говорите вы по-человечески! — зашипел Черкашин, не позволяя мне закончить. — Что стряслось-то?

После слов Иваныча в отсеке наступила гробовая тишина. «Серые» затаили дыхание. Они уже давно прислушивались к нашему разговору, понимали, что что-то пошло не так, и потому с беспокойством, а кое-кто и с откровенным страхом ждали самых худших новостей. Что ж, обманывать их не имело ни малейшего смысла.

Я кратко обрисовал сложившуюся ситуацию, чем вызвал в душах людей полное и окончательное смятение. Простые, не отягощенные образованием современники. Как выяснилось, большинство из них даже не задумывалось о существовании параллельных миров или пространств. Железное море, в котором «серые» оказались заточены, воспринималось чем-то вроде тюремной зоны, из которой при удачном стечении обстоятельств можно вырваться. Именно с этой надеждой в сердцах люди и жили, именно она помогала им не пасть духом и не сломаться. А тут вдруг такое…

Известие, что мы оказались в чужом мире, да еще именно в том, где обитают призраки, вогнало народ в депрессию. Однако нашлись и такие, кто стал искать виновников всего произошедшего.

— Суки, твари позорные! Это вы нас сюда затащили! — проревела какая-то в прямом смысле темная личность. — Да мы вас…

Договорить у новоиспеченного оратора не получилось, поскольку Гром резко развернулся и засадил кулаком в центр округлого пятна, которое при более ярком освещении явно выглядело как человеческое лицо. Бил боксер-перворазрядник, поэтому крикун сразу заткнулся и опрокинулся куда-то в темноту. Правда, на этом инцидент вовсе не исчерпался. Мрак за спиной у моего сына разразился новой порцией грязных ругательств:

— Ах ты, вертухай ебаный! Во, какую канитель затеял! Долго мы тебя, падлу, терпели!

Продолжением слов стал лязг затворной рамы, вслед за которым последовал звонкий щелчок. От этого звука сердце мое гулко екнуло. Сработал ударно-спусковой механизм автомата, не узнать его было просто невозможно.

В тот же миг я рванулся в темноту, туда, где только что клацнул и дал осечку безотказный «калаш». Это было невероятно, это был словно подарок свыше. Проведение явно давало полковнику Ветрову шанс, один единственный шанс, чтобы спасти сына. И он не мог его упустить.

Невесть откуда взявшийся луч света указал цель. Скользнув по людской толпе, он замер на худощавой фигуре в довольно неплохо сохранившейся куртке армейского покроя, которую ее владелец утаил, не счел нужным пожертвовать для общего дела. Именно этот ублюдок вновь передергивал затвор новенького АК, направляя его точнехонько в спину Олега.

Однако на этот раз я успел. Оказался прямо перед стволом как раз в тот самый момент, когда палец «серого» вновь лег на спусковой крючок. Теперь этот гад держал на прицеле вовсе не ненавистного Грома, а меня, человека, которого он даже не знал, который, по крайней мере, пока ему ничего плохого не сделал. Только вот это его ни капли не смутило. «Серый» все же нажал, с гнусной презрительной ухмылочкой надавил на спуск автомата.

Страха не было, лишь одна досада. Обидно, что в живот. Умру не сразу. И это больно, чертовски боль… Все мысли оборвались с грохотом выстрела. Или это был не выстрел? Конечно не выстрел. Это в моих ушах так громко шандарахнул еще один щелчок, еще одна осечка.

Вот уже теперь медлить не стоило. Понимая это, я схватил наведенный на меня автомат за ствол, задрал его кверху, а сам пошел вперед на противника. В этот миг меня почему-то очень поразило поведение находившихся вокруг людей. Вместо того чтобы попытаться остановить начинающуюся потасовку, которая грозила неприятностями и им самим, те шарахнулись в разные стороны. Цирк-зоопарк, боятся они его что ли?

Что несостоявшийся убийца моего сына далеко не мирный обыватель, стало понятно по тому, как он ткнул меня ногой в живот и, прекратив борьбу за в общем-то бесполезный автомат, ловко выхватил нож с тяжелым толстым лезвием.

— Назад! Попишу-порежу, сучара! — истошно завизжал он и слева направо полоснул воздух перед самым моим горлом.

Отточенная сталь молнией блеснула в луче фонаря. Не отклонись я назад, то уже как пить дать огромными глотками хлебал бы свою собственную кровь. Эта картина вспыхнула в моем мозгу, но почему-то совершенно не испугала. Мне, полковнику российской армии, бояться эту гниду, этого выродка с помойки?! Да я лучше подохну, чем отступлю, спущу обиду!

В голове и впрямь все переклинило. Не чувствуя ничего кроме застилающей разум ярости, я попер вперед, напролом, сквозь вихрь поднятого с пола, основательно взбитого ногами серого пепла. Не знаю, чем бы это все закончилось, если бы не массивная фигура в прожженном камуфляже, которая бесцеремонно отпихнула меня в сторону.

Дальнейший ход событий я проворонил, потому как развивались они с умопомрачительной быстротой, да еще вдобавок при бешено скачущем световом шоу. О происходящем приходилось догадываться лишь по звуковой дорожке, причем основательно затертой, почти как на старых магнитофонных кассетах, которые крутили в пору моей беспутной молодости. Сперва прозвучала пара глухих ударов, затем резкий хруст, звон оброненного металла и отчаянный вопль, похожий на визг насмерть перепуганной свиньи. Однако долго терзать наш слух ему не позволили.

— Заткнись, а то язык отрежу и сожрать заставлю, — после этих слов, произнесенных знакомым сочным басом, визжание заметно приутихло. — У нас есть хорошая новость и плохая. С какой начать? — голос Лешего вновь зазвучал из темноты.

— С плохой, — выдохнул я, опираясь на какого-то мужика, который меня поддержал и не дал растянуться на железном полу.

— Огнестрельное оружие здесь ни к черту не годится. Иначе этот скот уже бы схлопотал дырку промеж глаз.

Иначе мои кишки уже бы стекали по стенам, — подумал я — Так что для кого как, а для полковника Ветрова это оказалось не такой уж и плохой новостью.

— А хорошего тут чего? — к месту расправы устремились Черкашин и еще трое из местного актива, те самые люди, с которыми накануне мы обсуждали план захвата «Калининграда».

— Па, ты в порядке? — сын вцепился мне в руку и попытался поддержать, хотя в этом не было ровным счетом никакой нужды.

— В порядке, — я благодарно похлопал сына по спине.

— А хорошее у нас то, что теперь мы имеем одну «куклу» и целую команду «добровольцев», которые первыми пойдут наружу, — подполковник ФСБ громко, так, чтобы все слышали, ответил на вопрос Иваныча. — А, мужики…, я ведь верно говорю? — Последняя часть фразы относилась к полудюжине фигур, которые изо всех сил старались поглубже втиснуться в темноту.

— Хрящ, падла, ты чего это удумал?!

Один из соратников Грома, молодой широкоплечий мужик по имени Гена оказался рядом с Лешим и со злостью футбольнул по скорчившемуся на полу телу. Правило «лежачего не бьют» здесь даже в принципе не могло проканать. Я бы и сам с удовольствием заехал по этой роже. Лучше даже прикладом и со всей дури. Чтобы, значит, все зубы повылетали. Мразь! Только вспомню ту гадкую улыбку, с которой он собирался стрелять в меня, в человека…! С такой рожей не убивают, никого не убивают, даже взбесившуюся собаку. Это ухмылка садиста, которому не место среди людей.

— Опять хотите на нашем горбу в рай выехать! — часть моего гнева словно передалась Геннадию. — Хрящ, где твоя банда была во время боя? У нас в каждой группе потери. Одни вы, сволочи, в полном составе живы и здоровы.

— Рука… У меня рука... — вместо ответа проскулил мой давешний противник, а затем уже более громко, с тайной надеждой на помощь и поддержку окружающих: — Ай, ай, что ж это делается! Невинного человека покалечили!

— Не беда, скоро тебя вылечат, — угрюмо пообещал Загребельный. Чекист хотел еще что-то добавить, но вдруг рывком обернулся и приказал: — А ну, тихо! Всем тихо! Слышите?

Андрюха оказался совершенно прав. Воздух внутри отсека подрагивал от какого-то то ли тонкого воя, то ли свиста, очень похожего на завывание ветра.

— Хватит скулить! — помощник моего сына в очередной раз пхнул Хряща. — Или это ты гадишь под себя со страху?

— Это снаружи, — Олег указал на стену с иллюминаторами. — Там что-то происходит.

Словно в подтверждение этих слов за бортом послышался гулкий взрыв или удар, очень похожий на раскат грома. Затем еще и еще один. После третьего или четвертого взрыва с потолка сорвались несколько голубых молний, которые ярко полыхнули в полумраке. Хвала Главному, разряды никого не задели и быстро ушли в пол.

Канонада гремела еще минут десять-пятнадцать. Иногда удары перемешивались с тем самым воем или свистом, который звучал перед самым ее началом, правда теперь он казался более отрывистым, высоким и резким, будто свист пули или крик какой-то дикой твари.

В самом начале этого неизвестного и непонятного феномена все мы сидели тихо и смирно, как мыши. Даже Хрящ перестал скулить. Но время шло. Ничего опаснее электрических разрядов не происходило. БДК пока не штурмовали. Само собой все это придало нам некоторую уверенность. Ну а когда за бортом окончательно стихло, к этой самой уверенности стала добавляться даже некоторая храбрость.

— Сколько там на твоих курантах? — я повернул голову к массивной пятнистой фигуре, замершей в полушаге справа.

— Сержант, давай, подсвети, — Леший обратился к Олегу, к которому перекочевал один из фонарей.

Когда желтоватый свет залил руки подполковника, тот лезвием поднятого с полу ножа отодвинул со своего запястья обгорелый рукав бушлата.

— Без четверти семь.

— У нас уже давно рассвело, — протянул я многозначительно.

— Так то у нас, — вздохнул из темноты Черкашин.

— Все равно, тянуть больше нет смысла.

— Да, надо что-то делать, — поддержал меня Олег.

— Что ж, пойду, выгляну в окошко, — я сделал неуверенный шаг вперед. — А вы тут проследите за порядком. Андрей, слышь, что говорю?

Я оставлял Загребельного у себя за спиной и делал это намеренно. Как выяснилось, подавляющее большинство «серых» побаивались Хряща и его бригаду. Ну, или если не побаивались, то уж точно сторонились, старались не связываться. Так что черт его знает, смогут ли они решить проблему, если эти гады надумают нам ее создать. Не было у меня такой уверенности даже в отношении Олега и его актива. Простые, бесхитростные люди, что с них возьмешь. А вот Леший — совсем другое дело! Он и не таких обламывал, вспомнить хотя бы того же Зураба и его отмороженных ублюдков.

— Ладно уж, подежурю, — без особой радости в голосе согласился подполковник ФСБ.

— Вот и славно, — буркнул я себе под нос и, осторожно ступая по пушистому ковру серого пепла, направился к ближайшему иллюминатору.

Когда второй из запорных винтов, удерживавших штормовую крышку, оказался практически развинчен, я приказал:

— Гасите свет! Приготовились! Открываю!

Фонари погасли практически одновременно. Оказавшись в полной темноте, полковник Ветров стал медленно и осторожно, будто сапер, обезвреживающий мудреное взрывное устройство, поднимать толстое железное блюдце.

Вздох облегчения вырвался из моей груди, когда в образовавшуюся щель полился мутный утренний свет. Правда он оказался какой-то болезненно-желтоватый, но это была уже деталь, мелочь. Главное, что здесь и впрямь бывает утро. Отлично. А то ночь — это уже слишком. Нам сполна хватило и прошлой.

Воодушевленный такой хорошей новостью я быстро поднял крышку, да так и замер, даже позабыв ее зафиксировать. Глазу открылось невероятное зрелище. За бортом простиралось бесконечное море терракотово-красных барханов. Они тянулись до самого горизонта, где зубьями крупного рашпиля цеплялись за край горячего желто-оранжевого неба. Вернее, оно обещало стать горячим всего через какой-нибудь час-полтора, а пока напоминало исполинскую банку утренней мочи, в которой плавал шершавый диск Луны.

Подумав «луна», я имел в виду вовсе не какой-то там абстрактный спутник планеты, я называл вещи своими именами. Это была именно Луна, наша, хорошо знакомая с самого детства, истыканная оспинами кратеров Луна. Вся разница заключалась лишь в том, что была она раза в три крупнее обычного и висела практически у самого горизонта.

Вероятно, весь этот пейзаж можно было назвать величественным, даже, скорее всего, можно было… но вот только лично как по мне все портили детали. Их было много, и каждая сама по себе вызывала мерзкий ледяной холодок, ползущий от плеч к пояснице. Я глядел на груды человеческих костей и черепов, которые еще не успел накрыть алый саван песка, на шевелящиеся на ветру тряпки, бывшие когда-то одеждой, на ржавые покореженные железяки, в недавнем прошлом именовавшиеся грозным словом «оружие», на изломанную линию асфальтовой дороги, поперек которой рухнул наш «Калининград», на видневшиеся в полукилометре отсюда странные куполообразные строения, над которыми клубился жирный черный дым пожара. При виде всего этого в мозгу зарождалась и начинала доминировать одна единственная мысль: «Что ж, господа-товарищи, добро пожаловать в ад!»

— Это она… База, — прозвучавший у меня за спиной растерянный шепот Кальцева только укрепил мою веру в существование преисподней.

— База, — повторил я задумчиво — Замечательно выбрано место. Лучше и быть не может.

Одинцовский разведчик, конечно же, ничего не понял, а все потому, что просто смотрел не туда. Он прикипел взглядом к огромным куполам, в то время как я разглядывал предмет куда более мелкий и прозаический. Это был даже не подозрительно искореженный, можно сказать скрученный остов грузовика, который замер на растрескавшемся асфальте, и не железнодорожная колея, уходящая вглубь одного из соседних барханов. Мое внимание привлек всего-навсего согнутый дорожный указатель, на котором все еще можно было различить белые печатные буквы. «МОГИЛЕВ 25км» — эту надпись я читал и перечитывал вновь и вновь.

Глава 20.

— Давай, пошел, родимый! — Загребельный втолкнул Хряща на лестницу, ведущую в танковый трюм. — Разведаешь обстановку и назад. Постучишь в дверь, я открою.

— Там темно, — мрачно пробубнил наш главный «доброволец».

— Не так уж и темно… — начал было подполковник, но я его перебил.

— Андрей!

— Ладно уж, — отвечая на мой хмурый, укоризненный взгляд, Леший раздраженно фыркнул. — Сейчас попробуем чуток подсветить.

Чекист нагнулся и поднял с пола жгут из пяти капроновых веревок, которые уходили вниз по металлическим ступеням. Он с силой дернул пару из них и прислушался к звенящей тишине. Взрывов не последовало. На этот раз «фонари» категорически отказывались срабатывать. Загребельный попробовал потянуть за оставшиеся три веревки, но результат оказался тем же.

— Сделал все, что мог, — с деланным сожалением ФСБшник развел руками. — Так что уж не взыщи. Давай… сам как-нибудь…

Андрюха уже хотел захлопнуть дверь за спиной у Хряща, но тот здоровой рукой придержал ее и попросил:

— Начальник, может оружие хоть какое дадите?

— А что у тебя было раньше? — я опередил Лешего с ответом.

— Топор.

— Нет, пожалуй, с топором ты одной рукой не совладаешь, — я отрицательно покачал головой. — На вот, возьми это.

В руке у меня был грубо выточенный сорокасантиметровый нож, ранее принадлежавший кому-то из погибших «серых». Его-то я и протянул Хрящу.

— Доволен? Других пожеланий нет? — подполковник с нескрываемым раздражением глядел на то, как его недавний противник вновь обзаводится оружием. — А теперь вперед, «арбайтен»!

Надежно заперев гермодверь, Загребельный повернулся ко мне и зло прошипел:

— Что пожалел падлу? А он тебя, между прочим, не пожалел и сына твоего тоже!

— Не пожалел. Скорей противно стало, — я скривился. — Если мы не дадим Хрящу возможности защищаться, то станем такими же ублюдками, как и он. И это не разведка получится, а настоящая казнь. Не знаю как ты, а я в казнях не участвую.

— Все сказал? — чекист гневно засопел. — А ты подумал, что будет, если этот урка вернется? Ты уверен, что он захочет сдать дареный тобой ножичек? Или может с ходу полоснет кому-нибудь по горлу, отомстит за старые обиды?

— Почему урка? — стоявшие невдалеке Гром и Черкашин переглянулись.

— Граждане, у вас что ни глаз, ни ушей нет? — Леший сокрушенно покачал головой — Да из него ведь тюремный жаргон так и прет.

— Как-то не прислушивались, — попытался оправдаться Олег. — Не до того было. Сейчас харчами особо перебирать не приходится, кастинг там разный устраивать. Сейчас каждый человек на счету.

— Это если человек. А если мразь…

Андрюха не успел договорить. Его прервал душераздирающий вопль, донесшийся снизу. Вслед за первым криком последовал второй, третий, четвертый, а затем они уже неслись не переставая, слились в единый поток сплошного страха, боли и отчаяния. Один раз мне показалось, что среди жуткой какофонии послышалось слово «Помогите!». И я уже действительно собирался броситься на помощь, как вдруг звук оборвался. Голос смолк. Теперь лишь гулкое завывающее эхо, гуляющее по палубам и отсекам мертвого корабля, напоминало о случившемся.

— Ага… Вот оно значит как… — вслушиваясь во вновь наступившую тишину, протянул Загребельный. — Выходит в трюме кто-то есть, и просто так с корабля нам не уйти.

— Призраки? — хмуро предположил Олег.

— Призраки не дают своим жертвам даже рта раскрыть, не то что так орать, — со знанием дела заявил я.

— И что теперь будем делать? — Черкашин посветил фонарем на дверь, через которую только что ушел Хрящ. — Нас ведь с Базы уже как пить дать срисовали. Не могли не срисовать.

— Сержант, давай сюда следующих! — Леший призывно махнул своей лапищей, тем самым ясно и понятно отвечая на вопрос Иваныча.

Олег исподлобья поглядел на Загребельного, на меня, невесело покачал головой, но затем все же оглянулся в сторону полутемного коридора и скомандовал:

— Мужики, ведите сюда гадов!

В полумраке, изрубленном парой тусклых, то и дело скачущих лучей света послышалась возня, брань и протестующие возгласы. «Серые» одного за другим проталкивали вперед бригаду Хряща. Последние были не на шутку напуганы, а оттого упирались изо всех сил. Но штрафников было всего шестеро. Не тот расклад, чтобы противостоять трем десяткам основательно разгневанных бойцов Грома.

— Спуститесь вниз, — начал Загребельный, когда приговоренные предстали перед нашими глазами.

— Куда вниз?! — завопил один из товарищей покойного. — Там же… Там… Люди добрые, что ж вы нас на смерть посылаете?!

— Заткнись! — рявкнул на него Леший. — Что, небось Хрящ научил? Но только здесь сопливой толпы, на которую вся эта хрень рассчитана, нет. Здесь вы, ребята, конкретно попали. Так что либо будете делать то, что вам говорят, либо… — дойдя до этого места, Андрюха глянул на меня, хмыкнул и продолжил уже менее кровожадно: — Либо все равно будете делать это же самое, но уже с разбитыми рожами и переломанными ребрами. Это вам обещаю я, подполковник Федеральной службы безопасности.

Слова, а еще больше тон матерого ФСБшника произвели должное впечатление, «добровольцы» поникли плечами и потупили взгляды. Приглядевшись к их безжизненным лицам, я вдруг понял, что четверо из шести — это совсем молодые парни, лет по восемнадцать-двадцать. Эх, чего только они тянутся ко всякой швали?! Неужто и впрямь считают, что эти самые «Хрящи», не важно, одеты ли они в кожаные куртки или дорогие костюмы, и есть настоящие мужики со стальными яйцами, герои, с которых стоит брать пример? Не боевые офицеры, которые не щадя живота своего проливали кровь за страну, не космонавты, подводники или полярники, а именно эта мразь, которая только и думает как урвать кусок послаще, да пожирней. Эта мысль так больно резанула по самолюбию, по чувству собственного достоинства, что я сжал кулаки и решительно произнес:

— Верните им оружие. Я поведу их на разведку.

— Ты...? — Олег начал, но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, сразу осекся.

— У нас мало времени, — пришлось напомнить как «серым», так и их командиру о главной проблеме. — База пока молчит. Судя по всему, там что-то произошло. Может авария, может еще что. Это шанс уйти отсюда пока, до нас нет дела. Но если будем тянуть… — я провел пальцем по горлу, очень доступно объясняя что ждет убогих тормознутых увальней.

— Дайте им что-нибудь, — Гром махнул своим людям и тут же добавил, обнажая свой тесак. — Я тоже иду!

— А ну, что это у тебя такое? Разреши поглядеть, — я протянул руку к оружию сына.

— Зачем?

— Дай сюда, я тебе говорю.

Олег с явной неохотой перевернул свой тесак и, взявшись за лезвие, протянул его мне. Я вцепился в рукоять и взвесил оружие в руке. Достаточно тяжелое. Хотя может таким оно и должно быть, может в этом и заключается его мощь и убойная сила? Не знаю, в рукопашной сече бывать как-то не доводилось, да и фехтованием на мечах тоже не увлекался. Так что для меня это был всего лишь полуметровый кусок заточенной стали, что, не скрою, гораздо лучше, чем ничего.

— Отдам, когда вернусь, — произнес я и стал поворачиваться к спуску в танковый трюм.

— Отец! — во взгляде сына разве что не сверкали молнии.

— Ты в ответе за всех этих людей, командир, — я, не моргнув, выдержал взгляд сына. — Ты их привел сюда и должен оставаться с ними до последнего. А за меня не волнуйся. Я вернусь. Обещаю.

— Немного пафосно, но в целом потянет, — прогудел Леший и стал одну за другой поворачивать запорные рукояти. Дойдя до последней, он скомандовал: «Приготовились!» и с лязгом распахнул тяжелую гермодверь.

На лестнице, как и прежде, было пусто и темно. Слегка светился проем нижней не закрытой Хрящом двери, и это означало, что в трюме уже совсем не так темно, как раньше. Хорошо, просто замечательно. А то как-то не очень приятно шарить в потемках, особенно зная, что где-то рядом притаилась смерть.

— Я пошел, — подняв тесак, Максим Ветров попытался шагнуть на лестницу. Именно попытался, поскольку Леший не позволил ему это сделать.

— Стоять! — Андрюха оттянул меня в сторону. — Куда попер, герой? — Не успел я и рта открыть, как чекист ткнул пальцем в двух компаньонов Хряща, тех самых, что были постарше всех остальных и приказал: — Ты и ты с баграми, пойдете впереди. Мы с полковником следом. Остальные прикрывают нам спину.

— Мы с тобой? — я покосился на приятеля.

— Конечно мы, — Загребельный растянул в ухмылке свои обожженные губы. — Я же не могу позволить, чтобы вся слава первопроходца досталась какому-то перемазанному в смазку танкисту.

До трюма мы добрались без приключений. Не скрою, это меня порадовало. В противном случае идущему первым пришлось бы вести бой почти в полной темноте, и притом в одиночку. В узкой железной шахте спускающийся сзади боец практически лишался возможности помочь своему впередиидущему товарищу. А, следовательно, всех могли уделать по очереди, одного за другим. Но, как говорится, Главный миловал, и мы оказались среди техники, плотно набитой в танковый трюм.

Сюда много чего напихали: и военные грузовики с кунгами, и бронированные внедорожники, и даже один автобус, в котором все окна были забраны мощными решетками. Наверняка кто-то и когда-то планировал рейд, в котором грозный Т-64 поведет за собой всю эту колону. Идея нормальная и вчера вечером я даже радовался такому количеству в принципе исправной или почти исправной техники. Но только это было вчера, а сегодня, сейчас все изменилось. Заполненный транспортом трюм превратился в настоящий лабиринт, полный чертовски опасных проходов, закутков и скрытых от глаза мертвых зон. Неведомый враг мог притаиться за передком любой из машин, мог проскользнуть меж их колес или наброситься с одной из крыш.

— Не растягиваться! Держаться всем вместе! — захлестнувшее меня чувство опасности воплотилось в слова коротких команд. — Продвигаемся к носовым воротам.

— Докладывать обо всем подозрительном, — дополнил Леший и поудобней перехватил свой увесистый ломик с двумя остро заточенными концами.

Мы медленно и осторожно крались вдоль ряда запыленных окон, капотов и бортов, вглядывались в каждую тень, вслушивались в каждый шорох. Вокруг быстро светлело, и это означало, что до опущенной аппарели оставалось уже совсем немного. Я понимал это и нервничал еще больше. Цирк-зоопарк, где же тот враг, что прикончил Хряща? Ушел наслаждаться своей жертвой? А если нет? Значит, мы чего-то не видим, не понимаем. А это плохо, чертовски плохо!

— Кость! — от неожиданного возгласа идущего впереди мужика я вздрогнул.

— Тише, ты! — зашипел я. — Где? Какая еще к дьяволу кость?

— В-вон там, около колеса, — Острие подрагивающего в руках багра указало на белую человеческую кость, которая и впрямь лежала рядом с передним колесом того самого «Урала», борта которого благополучно пошли на дрова.

— Вчера ее тут не было, — пробурчал я себе под нос и тут же понял, что несу полную чушь. Конечно же, не было. Ведь это совсем свежая кость, на которой еще поблескивали клочья мягких, только что объеденных хрящей.

— Крови нигде не видно, — прошептал Леший. — Странно.

— Хряща завалили здесь, в трюме, это точно, — я изо всех сил пытался совладать с гуляющим по венам адреналином, и начать думать логически. — Значит должна быть и кровь. Видать, мы ее пока просто не нашли.

— А кость? С неба она что ли упала?

Загребельный произнес эти слова и тут же замер. Рожа у ФСБшника вдруг стала такая, будто он только что ненароком продал родину, честь и саму душу. Ничего не говоря, Андрюха медленно стал задирать голову. Еще до того, как я понял, что это не просто спонтанное желание воздеть глаза к небу, произошло нечто совершенно неожиданное и смертельно опасное.

Сверху, из густого переплетения ферм, трубопроводов и кабелей, проложенных под потолком на протяжении всего танкового трюма, прямо нам на головы рухнул здоровенный шевелящийся темно-красный клубок. Еще находясь в воздухе, он закрутился как юла, хлестнул по гладкому металлу стен длинными гибкими щупальцами. Само собой, удары этих смертоносных плетей предназначались вовсе не ржавому мертвому железу, а нам, живым смертным людям.

Мы с Лешим смогли защититься лишь потому, что стояли рядом и одновременно подняли свое оружие. Шершавая как наждак, красная плоть налетела на металл, скользнула по нему, едва не вышибив из рук, и ушла сантиметров на двадцать выше головы Загребельного.

Но далеко не у всех из нашей команды оказалась такая завидная реакция и слаженность в действиях. Одному из мужиков, тому самому, что и обнаружил кость, щупальце рубануло прямо поперек груди. Его отбросило в сторону, но прежде, чем бедолага упал, я граем глаза успел разглядеть, что после этого удара вся грудная клетка «серого» начисто лишилась как одежды, так и большей части мягких тканей. В тусклом желтоватом свете мелькнули голые белые ребра, под которыми неистово билось еще живое человеческое сердце.

— Берегись!

Леший оттолкнул меня в сторону, чем уберег от следующего удара беспощадной живой фрезы, которая щедро сеяла смерть в чреве старого боевого корабля. Сам же подполковник размахнулся и со всей силы рубанул ломом по летящему, теперь уже точно в него, смертоносному красному хлысту.

Очевидно тварь в отличие от наших осьминогов или кальмаров имела внутри своих чудовищных лап что-то наподобие костной ткани. Только этим можно было объяснить тот резкий хруст, что послышался в момент, когда оружие Лешего врезалось в живую плоть.

Красное чудовище конвульсивно дернулось и стало быстро складывать щупальца. Оно наматывало их на себя, превращаясь в крупный шевелящийся клубок около метра в диаметре. Самым непонятным являлось то, что до этого хищник умудрялся каким-то невероятным образом висеть прямо над нашими головами. Скорее всего, его бешено вращающиеся конечности работали не только как оружие, но еще выполняли функцию вертолетных лопастей, удерживающих тварь в воздухе. Однако неистовый выпад Загребельного нарушил работу этого живого пропеллера, и теперь тот падал вниз с явным намерением изменить свою тактику нападения.

Только вот тварь просчиталась, не успела. Еще до того как она опустилась на ржавый пол танкового трюма, в ее отвратное красное тело вонзился остро отточенный багор, а за ним кирка и топор. Подопечные Хряща изо всех сил сражались за свою жизнь, и надо отдать им должное, делали это слаженно и умело. Правда, оружие им выдали не ахти какое, можно сказать самое завалящее, таким много не навоюешь. Понимая это, я тут же кинулся на раненного, но вовсе не поверженного врага, покрепче стиснул рукоять тесака и с диким воплем «А-а-а!» что есть силы рубанул сверху вниз.

Вот тут-то и проявились все достоинства тяжелого, остро отточенного лезвия. Сталь отсекла твари одну из конечностей, которую та успела на себя намотать, и сантиметров на двадцать вошла в крупный бугор посреди приплюснутого, усаженного мелкими наростами туловища.

Что я попал именно туда, куда и следовало, стало понятно по тому, как красный осьминого-паук рухнул на пол: безвольно и тяжело, будто груда полусгнившего хлама, найденного где-то в старом сарае. Тесак так плотно засел в глубокой ране, что я был вынужден его отпустить, иначе вполне мог повалиться на эту многоногую дрянь, чего мне, естественно, хотелось меньше всего.

— К-кажись готов? — заикаясь, выдохнул один из молодых «серых».

— Погляди, что там с раненым! — парень стоял ближе других к распростертому на полу мужику, а потому я не дал ему долго наслаждаться видом поверженного противника.

— Откуда эта сука здесь взялась? — произнес мужик с кровоподтеком вокруг глаза, который оставил кулак моего сына. На темной коже он смотрелся как настоящая дыра, в глубине которой нервно дергался глаз.

— Ясно откуда, снаружи приползла, пока мы там с вами отношения выясняли.

— Значит, здесь могут быть и другие! — «серый» тут же стал затравленно озираться по сторонам.

— Если еще нет, то скоро обязательно будут, — пообещал я. — Теперь понятно, почему мне казалось, что песок за бортом местами шевелится. Там они прячутся, тварюки! И окраска соответствующая. Рядом будешь стоять, не заметишь.

— Товарищ полковник, надо срочно закрыть все ворота! — двое пацанов буквально кинулись ко мне.

— Ну-у, это вы размечтались, бродяги! — Загребельный подошел поближе. — Вручную их не поднять. Это у вас на «Джулии» для этого дела всякие вороты и рычаги приспособлены. Можете опускать, поднимать, а здесь мы с этим делом и за неделю не управимся. — Андрюха сделал останавливающий жест, чем окончательно дал понять, что тема закрыта. После этого чекист поглядел в сторону лежащего на полу человека. — Как он там? Живой? — Вопрос был адресован тому парню, которого я отправил на помощь раненому.

— Готов. Отвоевался братан Ляпис, — тот поднялся на ноги с самым сумрачным выражением лица, какое себе только можно было представить. — И крови почти нет.

— Болевой шок, — я назвал самую вероятную причину смерти. — Ему все мясо с груди содрало.

— Мачете свое забери, — подполковник ФСБ зябко поежился и, следуя примеру всех остальных, обвел взглядом пропитанный пылью, ржавчиной и тенями танковый трюм. — Сам ведь сказал, с минуты на минуту могут нагрянуть новые гости.

Леший, конечно же, был прав, а потому я тут же нагнулся за своим оружием.

Чтобы вырвать тесак, мне потребовалось упереться ногой в красную обмякшую тушу и, взявшись обеими руками за рукоять, как следует дернуть. Сразу послышался негромкий металлический скрежет, и по толстому лезвию проскользнула робкая электрическая молния. Не заметить ее в тусклом освещении трюма было просто невозможно.

— Цирк-зоопарк, это что такое? — я вопросительно скосил глаза на друга.

Тот ничего не ответил, а только лишь скривился и беспомощно пожал плечами.

— Ладно, сейчас разберемся.

В моем мозгу безостановочно тикал невидимый таймер, который неумолимо отсчитывал минуты, а может даже секунды до следующей атаки, но недюжинным усилием воли я заставил себя о нем позабыть. Чутье подсказывало: сейчас мы откроем еще одну тайну. Совсем не факт, что это будет общий, глобальный ответ на все вопросы, но очередной шаг в нужном направлении будет сделан, это уж точно.

До этой самой тайны пришлось докапываться при помощи трех или четырех яростных ударов клинка. Именно столько их понадобилось, чтобы раскромсать упругую, оказавшуюся внутри голубовато-серой плоть и докопаться до…

Вот тут я не поверил своим глазам. Треугольная пластина белого металла, по периметру которой медленно догорали синие и красные кристаллы. Чтобы проверить не мерещится ли мне, не брежу ли, я потянулся к прорубленной в теле страшилища дыре, но тут же получил по руке.

— Куда лезешь, дурак! — прорычал Леший. — У этой твари не кровь, а настоящая кислота. Вон гляди, тебе одну штанину уже прожрало.

— Это ведь тот самый прибор?! — невидящим взглядом я скользнул по заправленным в кирзаки замусоленным джинсам, на которых крохотные капельки грязно-белой, густой, будто гной крови едва заметно дымились и расползались хорошо заметными белесыми пятнами, а затем вновь повторил свой вопрос: — Ты понимаешь, это же та самая штука, что упрятана в голове каждого кентавра?!

— Понимаю, — кивнул мой приятель. — Но раньше, чем разговоры разговаривать, ты лучше эту гадость сотри, а то сейчас до кожи дойдет. — Произнося это, Андрюха протянул мне небольшой лоскут тента, который мы удачно не отправили в костер вместе с досками от раскуроченного бортового грузовика.

— Эта приспособуха помогает тварям удерживаться в нашем мире, — я чисто автоматически обтирал штанину, а сам пытался понять, что именно дает нам это открытие.

— Что-то не видал я таких… — задумчиво протянул Загребельный, который в это время с тревогой и подозрением вглядывался в квадрат носовых ворот, за которыми раскинулось бесконечное красное море.

И вдруг мы оба замерли, а затем с широко раскрытыми от удивления и неожиданного прозрения глазами уставились друг на друга.

— Призраки! — этот возглас вырвался у нас практически одновременно.

Вместе с этим словом мозг получил толчок… Да какой там толчок, крепкую затрещину, после которой начал быстро набирать рабочие обороты. До него стало доходить то, что прежде находилось далеко за пределами понимания. Эти красные то ли пауки, то ли осьминоги они только здесь такие. В нашем мире эти твари становятся владыками ночи, исчадиями ада под названием «призраки».

Возможно ли такое? А почему нет! Призраки притащили нас сюда, это, как говорится, в доказательствах уже не нуждается. Второе — сейчас вокруг БДК полно этих многолапых чудовищ. Неужто совпадение? Не похоже. К тому же имеется еще одно доказательство. Те груды пересыпанных кроваво-красным песком костей, которые я видел через иллюминатор. Скорее всего, это и есть те жертвы летучих бестий, которые бесследно исчезли с Земли. Ха, это раньше мы так считали, что люди и животные исчезали бесследно, на самом же деле их переносят сюда, чтобы элементарно сожрать. И то же самое светит и нам. Ох, как светит!

Только я об этом подумал, как меж железных стен танкового трюма заметался, забился испуганный человеческий вопль:

— Спасайся! Еще один!

Все мы резко обернулись на звук. Мигом стало понятно, что кричит тот самый парень, которого я послал на помощь умирающему Ляпису. Приободренный победой над чудовищем, юноша опрометчиво позволил себе отойти от группы и продвинуться метров на двадцать в направлении носовых ворот.

Черт, двадцать метров это много! Не успеем! Пропадет пацан! Эти мысли ураганом ворвались в мою голову. Они же сорвали меня с места и швырнули вперед, навстречу бросившему свое оружие, со всех ног улепетывающему «серому» и огромному сгустку багрово-красных щупалец, который катился по крышам и капотам замершей в колоне техники.

Чудовищный спрут уже почти настиг свою жертву. Его лапы начали свое яростное вращение, готовые в любую секунду впиться в человеческое тело. И так бы оно и произошло, но только парень неожиданно споткнулся. Его нога зацепилась за одну из многочисленных металлических полос, наваренных на пол трюма для лучшего сцепления с ним колес и гусениц авто и бронетехники.

Когда это произошло, я уже находился на месте событий, вернее в самом их центре, поскольку краснокожее чудовище позабыло о распластавшемся на ржавом железе юнце и решило заняться старым полковником. Оно ринулось на меня с такой скоростью, что вариантов для защиты практически не оставалось. Я просто не успевал их придумать. На счастье в дело вступили инстинкты. Повинуясь их приказу, Максим Ветров упал на колено, поглубже вжал голову в плечи и, крепко вцепившись в рукоять тесака, поднял его у себя над головой.

Буквально в тот же миг по отточенному острию что-то ударило, да причем так сильно, что едва не вырвало оружие из рук. В сантиметре над макушкой моей головы, облаченной в старый танковый шлемофон, послышался свист рассекаемого воздуха. Ожидая неминуемого смертоносного удара, я весь сжался и… Удар действительно последовал. Только прозвучал он сзади, в нескольких метрах за моей спиной. Что-то тяжелое гулко врезалось в пол танкового трюма.

Тварь промахнулась! Я понял это, но облегчения не почувствовал. Цирк-зоопарк, какое тут нахрен облегчение, когда знаешь, что зверюга вот-вот кинется на тебя вновь?! Чтобы защититься от этого нового броска, мне пришлось со всей возможной поспешностью выполнить команду «Кругом!».

От увиденного я так и замер. Призрак валялся в углу между полом и стеной трюма. Чудовище беспорядочно шевелило своими некогда страшными конечностями, а под брюхом у него расплывалось отвратное грязно-белое пятно.

Агонию хищника прервал Загребельный. ФСБшник с размаху вогнал свой остро отточенный лом прямо в то самое уплотнение посреди туловища, в котором и находился странный прибор.

— Ну, ты красавец! Типичный ниндзя, — осклабился мой друг, двумя руками расшатывая плотно засевший в теле призрака стальной стержень. — А прикидывался скромным российским танкистом. Не хорошо, знаешь ли… Не хорошо!

— Полковник, ты ему все брюхо расхерачил, — восхищенно произнес мужик с фингалом.

Я уже хотел скромно произнести: «Да как-то так получилось…» но тут на глаза попалась небольшая куча выкрашенных в зеленый цвет досок и скомканные куски такого же грязно-зеленого тента. «Фонарь»! Один из тех, что мы соорудили в трюме. Сухое первоклассное топливо, а под ним канистра с бензином. Черт побери, а ведь это именно то, что нам сейчас и нужно!

— Хватай канистру и дрова! — выдохнул я. — Зажигай костры в створах ворот! Твари не пройдут, они должны, просто обязаны бояться огня!

То что горючие материалы в этом мире так и остались горючими, уже было подтверждено экспериментально. Прежде чем спускаться в трюм, мы опробовали как бензиновые, так и газовые зажигалки и выяснили, что работают они нормально. Порох тоже вспыхивал и горел. Так что оружейная проблема, скорее всего, заключалась в капсюлях. Но с этим, как говорится, уже ничего не поделаешь… Чего не скажешь о танке! Существование электричества и горение топлива говорили в пользу лихого катания с ветерком. Я сразу смекнул это и предложил добраться до гусеничной машины. Т-64 можно будет завести, если, конечно, у меня будет хоть немного времени. Именно это самое время мне… Да почему мне? Всем нам и должны дать костры на входах в танковый трюм.

— Не пойдет, — Леший решительно остановил двух молодых парней, которые уже было кинулись исполнять мой приказ. — Бензин нужен для техники. Иначе как ты собираешься вывозить людей? В «шестьдесят четверку» только трое влезут. А остальные?

— В автобус и на буксир, — ответ у меня был заготовлен уже давно.

— Оборвут, — чекист горестно покачал головой. — Призраки здоровые и сильные твари. Если накинутся все скопом, то оборвут к чему не цепляй. Я уже видел такое. А лишенная хода машина — это смертный приговор для всех, кто окажется внутри.

— Тогда что ты предлагаешь? — я нахмурил брови и в упор поглядел на друга.

— Разбирайся с танком и побыстрее. У твоего сына есть пара шоферюг. Они займутся вон тем «ЗиЛ-131» с будкой. Он ведь с бензиновым движком. Три ведущих моста, это не то, что у автобуса. Так что по песку пойдет как миленький.

— В кунг сорок человек не влезут.

— Ничего, потеснимся. — Леший произнес это, а затем очень невесело хмыкнул. — Хотя полагаю, пассажиров будет вовсе не сорок, а гораздо меньше.

От этого «гораздо меньше» я поежился, как от ледяного ветра. Цирк-зоопарк, понятно о чем это Андрюха. Пока мы тут будем возиться с моторами, Загребельному, Олегу, Черкашину и всем остальным придется держать оборону. По двадцать человек на каждые ворота. С такими силами вполне можно остановить пару-тройку особо оборзевших бестий, но проблема заключается в том, что их-то снаружи сотни, если не тысячи. Вот попрут все сразу…! От вдруг накативших воспоминаний о зловещем шевелении на склонах багровых барханов я помимо воли вздрогнул.

— Макс, без танка грузовик не пробьется, — Леший вернул меня к реальности.

— Это понятно, — выдохнул я в ответ и, припомнив нечто важное, попросил, вернее приказал: — Вы там поаккуратней. Старайтесь не обнаруживать себя раньше времени. Да, и еще… — я слегка замялся. — По возможности присмотри за моим сыном.

— Сделаю, — чекист кивнул и тут же переключился на инструктаж посыльного, которого собирался отправиться наверх, к ожидавшему вестей Грому.

Он сделает. Раз обещал, то сделает. Мне очень хотелось в это верить. Ах, если бы только было возможно поменяться с Андрюхой местами! Пусть он реанимирует холодное мертвое железо, а старый полковник постарается защитить, сохранить уже существующую, самую дорогую ему жизнь. Я потерял Машу, не сумел защитить Лизу. И вот теперь на линию огня встает Олег, а я опять где-то в стороне, полностью бессилен и безучастен. Или это не так? Взгляд прикипел к окрашенному в блеклый, выгоревший камуфляж борту приземистой боевой машины. Ветров, быстрее запусти этот танк и вкатай в землю всю эту красную нечисть! Сделай так до того, как она доберется до твоего единственного сына! Я сказал себе это и со стоном, больше похожим на рык, кинулся вперед.

Так верно послуживший мне тесак остался лежать на броне. Конечно, имелось некоторое подозрение или даже страх: а вдруг внутри «шестьдесят четверки» окажется кто-то не очень радушный, который вовсе не обрадуется появлению здесь старого танкиста. Но только в танке особо не пофехтуешь, да и люки были все закрыты, точно так, как я и оставил их вчера.

Все это пронеслось в моей голове уже после того, как я рухнул на место механика-водителя. Быстрый взгляд вокруг позволил слегка расслабиться. Вроде бы никого. Вот именно вроде бы. Потому как ощущение чьего-то невидимого присутствия почему-то осталось. К тому же внутри чувствовался какой-то странный аромат. Приятный и давно забытый. Будто озон после неистовой летней грозы. А кроме запаха что-то еще…

Хотя в танке было не так уж и светло, но, тем не менее, я понял, разглядел, что именно меня беспокоит, настораживает. С части указателей, рукояток и переключателей начисто исчезла пыль. Везде есть, а на этих нет. Ее словно стерли пальцами, когда… Черт побери, неужели когда пытались завести двигатель?!

Кто? Когда? На первый из этих вопросов я не мог ответить, как бы ни старался. Зато на второй… Вчера вечером я был здесь и точно не касался… до хотя бы вот этого переключателя масловпрыска. И топливного насоса, кстати, тоже. А сейчас вон они, блестят. Обтерты, буквально отполированы! Цирк-зоопарк, а это еще что такое? Приглядевшись к крестовидной рукоятке топливораспределительного крана, я понял, что стрелка на ней направлена назад, то есть в данный момент подключена задняя группа топливных баков, как раз та, где и оставалось сто пятьдесят литров драгоценной дизельки. Что за чертовщина! Я в недоумении помотал головой, припоминая, что вчера стрелка указывала вверх, то есть кран вообще перекрывал подачу топлива. Повернутая рукоять это не какая-то там пыль, это четкий, оставленный неведомо кем след.

Открытие моментально воскресило не такие уж и давние воспоминания, заставило понять, что нечто подобное со мной уже происходило. Дело было в Одинцово, когда после ночной отсидки под землей, я влез в свой верный БТР и обнаружил включенную заднюю передачу. Тогда тот сигнал, та подсказка спасла машину и ее водителя от смертоносных объятий вьюнка. Неужели и сейчас то же самое? Неведомый ангел-хранитель пытается мне что-то сказать. Но только что именно?

Несколько секунд я собирался с мыслями. Так-с, для чего я здесь? Правильно, чтобы завести танк и спасти людей. Завести танк… Похоже именно это таинственный некто и пытался проделать минувшей ночью. Или он его таки завел? Нет, вряд ли. Холодный пуск установленного на «шестьдесят четверке» 5ТДФ во всех смыслах оглушительное событие. Его бы мы точно не пропустили. Значит здесь что-то другое. Скорее всего, это подсказка, своеобразная инструкция о том, что и как следует делать.

Мой взгляд медленно полз по контрольно-измерительным приборам, тумблерам, кнопкам и рычагам. Я отыскивал на них следы чужой руки, прокручивал в уме последовательность и смысл навязываемых мне операций.

Раньше я планировал запускать двигатель с помощью воздушно-пускового устройства. Оба баллона с жатым воздухом на счастье оказались заправлены под завязку. Я проверял, по сто пятьдесят атмосфер в каждом.

Что касается традиционного использования стартер-генератора, то об этом можно было смело забыть. Аккумуляторы как пить дать пусты. Они не то что не провернут коленчатые валы, они даже не стронут их с места. По этой же причине не заработают подогреватель и факельный разогрев всасываемого воздуха. Да уж, совсем невесело!

Однако мой таинственный предшественник все же подключал электросистему, по отпечаткам это было видно совершенно отчетливо. Для чего? Убедиться, что она полностью мертва или…

— Товарищ полковник! — загорелое лицо того самого худощавого парнишки, что увел призраков от БДК появилось в овале водительского люка.

— Васька, ты?

— Я, товарищ полковник, — парень пытался отдышаться после бешеного бега. — Гром приказал узнать…

— Делаю, что могу, — предугадать вопрос Олега не составило труда. — Передай, что мне нужно время.

— Гром сказал: у нас нет времени. Пауки вылазят из песка, словно скомандовал кто. И все к нам ползут. Их там видимо-невидимо.

От этого известия сердце гулко екнуло, а по спине поползли крупные колерованные мурашки.

— Не удержимся мы. Уезжать надо, — это парень уже добавил или скорее просил лично от себя.

— Узнай, что с грузовиком! Живо!

— Я только что оттуда, — гонец не тронулся с места. — Романыч и Лысый говорят, что искра есть, генератор крутит. У них что-то с подачей топлива, где-то засорилось.

Василий еще что-то говорил, но я его больше не слушал. В мозгу вертелся обрывок фразы «…искра есть, генератор крутит». Цирк-зоопарк, это что, выходит у них рабочий аккумулятор?! Бывают же чудеса на белом свете! Так может и у меня здесь…

Рука сама собой метнулась к тумблеру АКБ. Щелчок, и четыре здоровенные батареи запитали сеть. О том что так оно и есть, стало понятно по ярко вспыхнувшему осветительному плафону у меня над головой. Его переключатель почему-то тоже оказался включен.

— Не понимаю, просто не понимаю… — прошептал я, щурясь от света.

— Ух ты! — Васька был восхищен и ошеломлен одновременно.

— Держись!

Полковник Ветров вдруг очнулся. Его рев прозвучал так громко, а главное неожиданно, что парнишка едва не слетел с брони. Так бы оно и вышло, но в последний момент он все же успел судорожно уцепиться в край люка.

Дальше все происходило очень быстро. На Т-64 я накатал не одну тысячу километров, поэтому все подготовительные операции руки выполнили словно сами собой. После чего, как любил говаривать Юра Гагарин: «Поехали!». Комбинированный пуск, да еще с подогревом, чтобы уж наверняка: длинное нажатие на кнопку стартера, два щелчка переключателем масловпрыска, а затем рывок рычагом воздухопуска.

В этот миг я словно почувствовал, увидел сквозь толщу металла, как сжатый воздух под огромным давлением устремился в воздухораспределитель, а оттуда в цилиндры, где его уже с нетерпением поджидала распыленная, напитанная маслом горючая смесь. Последствие этой встречи не заставило себя долго ждать. За моей спиной прогремел настоящий взрыв, очень похожий на сработавшую противотанковую мину. «Шестьдесят четверка» содрогнулась, а весь трюм «Калининграда» осветился яркой оранжево-желтой вспышкой. Огненный выхлоп из эжектора должно быть опалил, закоптил и густо засрал маслом весь стоящий сзади ГАЗ-66, а заодно с ним и часть высоких железных стен трюма.

В голове пронеслось, что оба водителя, копающиеся в моторе «ЗиЛа», находятся как раз позади «66-го». Черт, надо было предупредить! Но только эта небольшая оплошность тут же позабылась, вытесненная дикой радостью от рокота мерно работающего двигателя.

Конечно, я понимал, что время очень дорого, но все же дал дизелю прогреться, размять свои застоявшиеся суставы, разогнать загустевшую кровь. Кроме того, как раз за эти несколько минут Васька должен был предупредить Олега. Пусть убираются от аппарели, а то зашибу ненароком.

По какому-то очень удачному стечению обстоятельств впереди «шестьдесят четверки» оказались лишь три легкие машины: красно-белый МЧСовский БРДМ-2, медицинский УАЗ-фургон, который армейские острословы метко окрестили «труповозкой», и неизвестно для чего бережно хранимый ГАЗ-2330 «Тигр» с начисто выгоревшей электропроводкой. Вытолкнуть все это железо для танка не составляло особого труда.

Нажав на кнопку звукового сигнала, я на весь трюм объявил, что именно этим танкист Ветров сейчас как раз и собирается заняться. Гудок подействовал куда лучше, чем слова посыльного, и от носовых ворот хлынули два резвых ручья сутулых, придавленных страхом человеческих фигур. В том, что тек справа, в глаза сразу бросилась массивная фигура в старом подпаленном камуфляже.

— Завел-таки «пилораму»?! — Леший остановился перед танком. — А я, честно говоря, не очень-то надеялся. Ведь целых два года в трюме ржавела…

— Забирайся в башню! — властно приказал я, в который раз удившись осведомленности ФСБшника. «Пилорама!» Это же надо, знает, как наша танкистская братия в шутку окрестила «шестьдесят четверку»!

— Не помещусь, — Андрюха перехватил свой лом и приготовился вновь влиться в колону отступающих «серых».

— Втянешь брюхо, ужмешь булки и поместишься. Даже еще место останется. Забирайся, тебе говорят! — я гневно сверкнул на друга глазами.

Загребельный внимательно на меня поглядел и со вздохом: «Ладно, поглядим, чего ты там удумал», — стал карабкаться на броню.

Один есть, — сосчитал я про себя. — Теперь осталось отыскать человека, который правильно истолкует вопрос: «Будешь третьим?». Мысли постоянно возвращались к кандидатуре сына, однако каждый раз я с негодованием отметал ее. Только не Олег! И чтобы оправдать этот свой отказ, я решительно добавлял: «Он нужен своим людям. Без него им никак!». Что ж, если не Олег, тогда может Черкашин? Вроде нормальный мужик, все поймет. Только вот что-то его здесь не видно. Наверное, держит оборону на корме. Надо будет…

Неожиданно меня отвлек топот ног по броне. И это был вовсе не Леший, который как раз в этот самый момент с кряхтением и чертыханьем протискивался в люк командира танка. Тогда кто?

Ответ на этот вопрос я получил, когда в поле зрения попала невысокая коренастая фигура борца-разрядника.

— Полковник, танк может прошибить бетонную стену? — стоящий у края люка Кальцев испытывающе глядел на меня сверху вниз.

Вот это и называется судьбой, — сказал я себе. А что касается одинцовского разведчика, то от меня он получил лишь кивок, указывающий в направлении башни: давай, мол, живо забирайся. Александр все понял и тут же исчез из поля зрения, открывая мне вид на отходящих «серых».

Именно в этот момент я и увидел Олега. Он бежал замыкающим левой колоны, иначе говоря, был тем, кто последним покидал опасную зону носовых ворот. «Значит, верные книжки ты в детстве читал», слова из песни Владимира Высоцкого сами собой всплыли в памяти. В этот момент я, наверное, должен был гордиться сыном, но, увы, почему-то ощущал лишь страх за него. Может как раз это и называлось предчувствием?

— Быстрее! — беспокойство за Олега вылилось в громком крике, после которого я привстал в люке и призывно махнул ему рукой. Вернее хотел махнуть, да не успел.

Два здоровенных красных клубка влетели в распахнутые десантные ворота «Калининграда». Они оседлали крыши «Тигра» и «УАЗа», и замерли там, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Однако этот гипнотизирующий танец длился всего несколько секунд. Красные чудовища стали одно за другим выбрасывать щупальца, тем самым запуская свое смертоносное вращение.

Ну, вот и началось! — подумал я, после чего дернул рычаг запирания люка и еще до того, как он полностью закрылся, рванул машину вперед.

Глава 21.

Удар в бронированный зад БРДМ получился мощный и резкий, как раз такой, каким я его и планировал. Предусмотрительно снятая с тормоза разведывательная машина влетела во впередистоящий фургон, чем стряхнула засевшую на его крыше тварь. Она то ли упала, то ли спрыгнула куда-то в проход между бортами техники и железной стеной трюма. Собственно говоря, что первое, что второе, мне было абсолютно без разницы. Главное, что она там, внизу, под колесами тяжелых машин.

Не теряя ни секунды, я заставил танк вильнуть в сторону и сломать ровную цепочку впередистоящего транспорта. БРДМ тут же развернуло поперек огромного железного туннеля. Хорошо! Я поддал газу и поволок бронемашину к выходу, вычищая ею трюм, словно бульдозер ковшом. А при таких грубых работах, кто не спрятался, тот конкретно попал. С оказавшимся на полу призракам как раз и произошла эта маленькая неприятность. Как и чем его размололо, я не заметил, но ударивший в стену фонтан белой, густой, слегка дымящейся слизи стал тому бесспорным доказательством.

Победа над первым спрутом прошла без всякого ликования, я просто отметил ее как свершившийся факт. Что толку сотрясать воздух победными криками, когда тебя поджидает второй, третий, десятый, сотый не менее лютый и опасный враг. Хотя здесь я слегка ошибся. Призрак номер два, тот самый, что засел на бронированной спине «Тигра», так и не стал нашим противником. Раскрутившись, как пропеллер, он прыгнул. Я видел, как над танком промелькнуло разлапистое красное пятно. Оно умчалось в темную глубину трюма, туда, где спрятались люди Олега и он сам. Господи, сын! Мой сын! В этот миг мне стало ужасно страшно за его жизнь, причем настолько, что рука сама собой потянулась к механизму открывания люка.

Но, хвала Главному, старый танкист вовремя опомнился и взял себя в руки. Что ты творишь?! — сказал я самому себе. — У Олега два десятка человек. Они справятся, уделают гада. Твоя же задача совсем иная. Ты должен остановить этот смертоносный красный поток, который вот-вот ворвется в распахнутые ворота «Калининграда». Иначе смерть! Всем смерть!

Я сцепил зубы, произвел на свет какое-то устрашающее звериное рычание и рванул машину вперед. Завывал движок, гусеницы скребли и лязгали по железному настилу, а я все давил и давил, продвигаясь навстречу горячему свету чужого враждебного мира. Я полностью призрел опасность не вписаться в габариты аппарели, я думал лишь о том, чтобы побыстрее отправить вниз тонны металла, чтобы тяжелый железный каток перемолол, перекалечил как можно больше красношкурой нечисти.

Пожалуй, это была самая простая часть работы, которую мне предстояло проделать, а потому она получилась достаточно легко. Я не видел, но почувствовал: «Тигр» уже отправился вниз по аппарели, за ним «труповозка». Когда настала очередь БРДМ, я поддал газку и буквально вогнал передок «шестьдесят четверки» под высокий борт разведмашины. Еще один рывок, и семи тонная амфибия кувыркнулась кверху колесами.

Как только МЧСовская собственность перестала загораживать смотровые приборы, взгляду открылась картина достойная кисти окончательно съехавшего с катушек баталиста. «Битва у адских врат» — примерно так он мог ее назвать.

Окружающий мир и впрямь походил на преддверие преисподней: огненно-желтое небо и багровый песок с колышущимися над ним потоками разогретого воздуха. На горизонте затянутые смрадным дымом купала Базы, от которых так и тянуло ужасом, замешанном на запахе горелой человеческой плоти. И самая страшная часть панорамы — полчища чудовищных красных демонов, посланных для встречи очередной партии грешников или, лучше сказать, свежего мяса.

Вот только здесь в обычный для этих мест ход событий закралась маленькая ошибочка: может мы и грешники, даже скорее всего грешники, но не мясо, совсем не мясо. Нас просто так не разделаешь, не освежуешь. Ярким доказательством тому служили десятки раздавленных, еще конвульсивно дергающихся, исходящих едким дымком красных трупов. Твари спешили взобраться на аппарель, но неожиданно оказались под ударом трех увесистых стальных дубин.

— Получили, сволочи! — злобно проревел я. — Ну, ничего, сейчас я вам добавлю!

Ведомая моей рукой «шестьдесят четверка» взревела мотором, перевалила через начало апрели и медленно поползла вниз. Сейчас мне вовсе не стоило спешить. Каждая отвоеванная минута играла на руку Олегу и его людям, которые старались запустить застоявшийся двигатель грузовика. Так что если меня не атаковали…

Ага, как же… Размечтался! Атака последовала незамедлительно. Я еще только добрался до середины зарывшегося в песок съезда, а навстречу уже неслась как минимум дюжина красных бестий. Не знаю, намеревались ли они накинуться на сам танк или может рассчитывали перескочить через него и отправиться прямиком в трюм БДК. Однако до выяснения этого вопроса дело так и не дошло. Полковник Ветров взял инициативу в свои руки. Наклонная аппарель как нельзя лучше подошла для разгона. Воспользовавшись ей, бывалый танкист перешел на повышенную передачу, резко увеличил скорость и первым налетел на врага.

Мои первые шаги по поверхности этого мира оказались забрызганы отвратной тягучей кровью его обитателей. Т-64 пропорол в живой красной стене десятиметровый туннель, в конце которого застопорил левый трак и, поднимая фонтаны песка, завертелся на одном месте.

Уж и не знаю, сколько тварей увернулось, а скольких я перемолол гусеницами. Порадовало лишь одно, за спиной послышался ликующий возглас Лешего. Что конкретно кричал подполковник, сказать было сложно. Единственное, что удалось разобрать совершенно точно, так это: «…на аппарели чисто!». Андрюха наблюдал за происходящим сквозь смотровые приборы командирской башенки, имел обзор в триста шестьдесят градусов, а значит, знал что говорил. Что ж, замечательно! В таком случае мне следовало срочно закрепить успех.

Очередной разворот уже не принес столь впечатляющих результатов. То ли я действовал медленнее прежнего, то ли призраки сообразили, какую именно опасность несет в себе огромный железный зверь. Как бы то ни было под гусеницы мне попала всего пара-тройка красных страшилищ, а остальные в мгновение ока запрыгнули на броню.

Буквально в тот же миг к вою работающего дизеля, за который, кстати, Т-64 и прозвали «пилорамой», добавился неистовый зудящий скрежет. Казалось, будто по броне принялись скрести десятки стальных когтей или лучше сказать крупных напильников. Ничего подобного я не ожидал, просто не видел у призраков чего-либо похожего на когти или зубы. Черт, значит плохо глядел!

— …ломают люк! — из боевого отделения послышался крик Кальцева.

— Ползут… сторон! — к воплю одинцовца добавился полный бессильной злобы вопль Загребельного.

Конечно же, оба этих возгласа адресовались именно мне, однако без переговорного устройства в танке хрен что расслышишь, особенно когда сидишь на месте механика-водителя, словно стеной отгороженный от всего остального экипажа конвейером заряжающего устройства.

Выяснять детали не было ни времени, ни возможности. Единственный выход, который приходил в голову, это движение, резкие повороты, которые могут стряхнуть зловредных бестий. А посему я рванул танк вперед и, подымая тучи песка, начал выписывать затейливые вензеля.

Конечно, существовала реальная опасность, что резкими поворотами я сорву с катков гусеницу. В «шестьдесят четверке» это основная опасность, не то что в «семьдесят втором» или «девяностом», но только другого выхода у меня не было. Либо рисковать, либо твари всем скопом ринутся в трюм БДК. Само собой я выбрал риск, и Т-64 стал исполнять роль той самой красной тряпки, которой полковник Ветров старательно размахивал перед носами призраков.

Пока помогало. Бешено визжащая «пилорама» пользовалась невероятным успехом у подавляющего большинства местной публики, и та перла со всех сторон, стремясь выразить свой неописуемый восторг. Само собой, такое шоу мне было по душе, и я ни в коем случае не желал делиться успехом с группой Олега. Так что всех предателей, пожелавших переметнуться в фаны к моему сыну, следовало срочно изводить под корень. Вот и получалось, что сорокатонной боевой машине приходилось все время крутиться, безостановочно песочить гусеницами крохотный пятачок у края аппарели размером всего каких-то две-три сотки.

Несколько раз «шестьдесят четверка» натыкалась на опрокинутую технику. В результате ударов призраки, облепившие передок танка, слетали на багровый песок, и я с воистину кровожадным остервенением размалывал их в дымящуюся грязно-бурую кашу.

Именно тогда-то, всего на несколько минут и возникала возможность без помех оглядеться по сторонам. Каждый раз я делал это с замиранием сердца. А вдруг все мои старания уже нахрен никому не нужны? Вдруг красные волны обтекли копошащуюся в песке машину и теперь вовсю хлещут в распахнутые ворота десантного корабля? Мы ведь уже и так считай исчерпали весь свой лимит везения, держимся тут минут десять, не меньше.

Только я об этом подумал, как глаз царапнуло движение в настежь распахнутых воротах «Калининграда». Что это такое, разглядеть не удалось. Как раз в этот момент дин из крупных осьминого-пауков навалился на триплекс ТНПО-168, чем практически лишил меня видимости. Черт, как не вовремя! В сложившейся ситуации единственной возможностью выяснить, что творится снаружи, оставались Загребельный с Кальцевым. Может им удалось что-либо понять?

— Андрей! — завопил я и, обернувшись, одним махом сорвал брезентовую шторку, закрывавшую конвейер с выстрелами.

— Уходи! …чертовой матери! — ответил мне едва различимый в окружающем реве и скрежете бас Лешего.

Уходить? Не скрою, приказ друга меня ошарашил, но все же это был именно приказ. Сперва выполняй, а уж потом думай, — гласило главное армейское правило. И сейчас я понял, что не стоит брать его под сомнение.

Когда машина рванулась вперед, я, нет, не увидел, скорее почувствовал, что за бортом что-то произошло. Рядом мелькнула какая-то крупная тень. Но что это было?

Резкий рывок все-таки сбросил так досадившую мне тварь. И что с того? Теперь сквозь смотровой прибор был виден лишь гребень ближайшего бархана из которого выползала новая волна отвратительных красных тел.

— Разворачивайся! — чтобы докричаться до меня, Леший прямо таки прилип к лоткам с артиллерийскими выстрелами, уложенным в конвейере. — …столкнули «Шишигу»! …убери с дороги! — срывая голос, ревел он.

Хотя большая часть слов чекиста благополучно потонула в истерическом визге мотора, но все же суть вопроса я уловил. «Серые» столкнули с аппарели «ГАЗ-66». Это от столкновения с ним уводил меня Леший, и это его темный силуэт промелькнул рядом всего несколько секунд назад. Вроде бы великолепная новость! Она означала, что «ЗиЛ-131» таки УДАЛОСЬ ЗАВЕСТИ. Но охватившая душу радость тут же была подпорчена второй частью полученной информации. Загребельный сказал: «…убери с дороги!». А вот это уже прямой намек на проблему. Выходит «66-й» застрял где-то в самом неудачном месте и перекрыл Олегу путь. Вот же цирк-зоопарк!

— Башню! Разверните башню! — прогорланил я другу.

— Сделаем! — Андрюха ответил без промедленья, чем избавил меня от жуткой мороки объяснять, как именно это следует делать. Выходит, знает, бестия ФСБшная!

Грузовик отыскался там, где я и рассчитывал его обнаружить. Скатившись с аппарели, он зарылся в песок, не преодолев и дюжины метров. Само собой, что «131-ый» не сможет его столкнуть, это же не танк, в самом-то деле! Зато по счастливому стечению обстоятельств полковник Ветров оказался в нужном месте, в нужное время и, причем, именно на танке.

Пока я выходил на боевой курс, моим товарищам таки удалось развернуть башню и застопорить пушку. Получилось это у них не так быстро, как у настоящих танкистов, но мне было грех жаловаться. Окажись в боевом отделении кто другой, вообще бы не разобрались. А так…

— Держись! — прогорланил я без всякой надежды быть услышанным и тут же влетел в борт «Шишиге».

Мягкий сыпучий грунт под колесами «66-го» даже не позволил ему упираться. Так что я без особого труда отволок грузовик метров на десять и там опрокинул, тем самым оборвав жизнь еще полдюжины наших врагов.

Наверное, не стоит говорить о том, что все это время я следил за воротами БДК, с замиранием сердца ждал, когда в них появится округлая телячья морда «ЗиЛа». Не скрою, в какой-то момент мне вообще показалось, что произошла ошибка. Мы все не так поняли. «Серые» столкнули «66-й» для того, чтобы прикончить тех тварей, которые, несмотря на все наши усилия, все же начали подъем на корабль. А на самом деле машина так и осталась мертва, и значит все хреново, даже хуже чем хреново!

Я так себя в этом убедил, что едва не сошел с ума от счастья, когда «ЗиЛ-131» все-таки показался из темноты танкового трюма. Не теряя ни секунды, он начал спуск, и это было правильно, очень правильно! Долго противостоять призракам грузовик просто не мог. Шины и дюралевый кунг призраки порвут меньше, чем за четверть часа, да и наваренные на кабину жалюзи тоже не внушали особого доверия. Так что главная надежда всех укрывшихся внутри людей это скорость… ну и еще, пожалуй, помощь одного старого полковника и его не менее старого танка.

Понимая это, я дал длинный гудок, оповещая о готовности к движению. Ровно через секунду снаружи пришел ответный сигнал «131-го». Порядок, они готовы, — обнадежил я себя и, изо всех сил стараясь не обращать внимания на неистовые попытки многолапых чудовищ прогрызть бронированную шкуру «шестьдесят четверки», стронул машину с места.

Разумнее всего было прорваться на полуразрушенную автодорогу. Это являлось гарантией того, что грузовик не завязнет, да и вела она в сторону противоположную проклятой Базе. Кроме этого имелся и еще один неоспоримый плюс — лежащая поперек асфальтовой полосы громада БДК на некоторое время скроет наше отступление. Естественно, столько преимуществ сразу перевешивали все остальные варианты, а потому я практически без раздумий повел нашу крохотную колону в обход «Калининграда».

Тем временем призраки продолжали атаковать. Они не замечали потерь, не ведали усталости, они накидывались на нас со всех сторон, стараясь прорвать, проломить, продавить металл кузовов. За танк-то я был спокоен, а вот что касается машины Олега… Цирк-зоопарк, надо побыстрее выводить ее из этого распроклятого места. Может километра через три-четыре нам удастся отделаться от эскорта этих жутких тварей. Ведь насколько я мог заметить, большая их часть приползла именно со стороны Базы, а вовсе не из пустыни, вглубь которой мы сейчас отступали. И вообще складывалось впечатление, будто купола у горизонта, барханы вокруг их для призраков не что иное, как дом родной.

Словосочетание «дом родной» накрепко застряло в мозгу, побудило вспомнить уже известные факты. Головастые обустроили свое логово на родине призраков. Головастые контролируют призраков и используют их в своих целях. Головастые имплантируют призракам устройства, стабилизирующие тех в нашем мире. Летучие бестии тащат своих жертв не куда-нибудь, а именно к Базе головастых. Все это накрепко связывало первых со вторыми, и чтобы понять суть этой связи, оставалось совсем немного. Как мне казалось, требовалось просто сосредоточиться и хорошенько подумать.

К сожалению именно этого я себе сейчас и не мог позволить. Сейчас требовалось незамедлительно действовать: уводить колону, отбиваться от призраков, да еще вдобавок ко всему этому снаружи началась какая-то чертовщина. На подозрительные явления первым указал Леший, который демонтировал два лотка с выстрелами и через образовавшуюся дыру теперь мог перебрасываться со мной короткими фразами.

— Разряды! У нас электрические разряды по всему корпусу! — прокричал он. — И на грузовике тоже!

— Наблюдай! — гаркнул я через плечо, понимая, что пока в наших силах лишь это.

Андрюха умолк, оставляя меня наедине со своими собственными мыслями и ощущениями. Мысли у меня естественно крутились лишь вокруг одного: разряды на броне… Что за хрень? Откуда? Чем это нам грозит? Ответа не было, лишь только одно ощущение угрозы, близкой опасности и еще… меня стало что-то настораживать в поведении танка. Машина по-прежнему работала исправно, идеально слушалась управления, но как будто слабела, понемногу теряла динамику и скорость.

— Луч! — от крика Загребельного сердце гулко екнуло. — Мы в луче света!

— Какой еще нахрен луч?! Какого света?! Говори толком!

— Бьет с Базы. Плотный… голубой… Ясно видно.

Так, кажется, дождались! — поздравил я себя. — Головастые поняли, что призраки не справляются со своей работой и решили им слегка подсобить. Интересно, какого хера не стреляют? Хотят взять живьем? Нет, тогда бы с самого начала заявились сами, а не натравливали призраков. Выходит, и впрямь просто помогают этим многолапым уродам.

— Грузовик останавливается! — Леший сообщил новое дряное известие. — Если заглохнет, им кранты!

«Им кранты», — слова подполковника набатом загудели в моей голове. — Более трех десятков человек, среди которых мой единственный сын. Нет! Нельзя! Ни за что! Я просто не могу этого позволить!

Что делать? Я задавал себе этот вопрос, а сам уже разворачивал «шестьдесят четверку». Первым порывом было взять на буксир едва ползущий «ЗиЛ». Вообще-то полная чушь и утопия. Во-первых, ни я, ни кто другой не сможет покинуть машины, чтобы зацепить трос. Во-вторых, если головастые потушат и мой движок, тогда сдохнем все вместе. Тогда какой выход? Как погасить этот гребаный прожектор? Как отвести угрозу? Эх, жаль, что не работает пушка! В этом случае я бы знал, как поступить, а так… Неожиданно сознание зацепилось за последний из вопросов, который Максим Ветров только что задал самому себе. Вернее даже не столько за сам вопрос, сколько за одно единственное слово:

— Отвести… Отвести… — я принялся исступленно нашептывать заветное слово, пытаясь подстегнуть только лишь зарождающуюся мысль. — Надо любой ценой отвести луч. Тогда «131-й» сможет уйти.

О том, способна ли установка головастых работать сразу по нескольким целям, я, конечно же, не ведал, как, впрочем, и о том, одна ли у них эта штуковина или есть еще. Однако ничего другого не оставалось, Олега и его людей следовало незамедлительно спасать. Именно поэтому я развернулся, съехал с дороги и, надрывно ревя мотором, пополз вглубь царства огненно-красных барханов.

Танк действительно полз. Мощность двигателя упала где-то в половину. Мне даже не удалось раздавить ни одной многолапой гадины, которые, как и прежде, осаждали мою крохотную стальную крепость. Глядя на все это, я даже испугался. Цирк-зоопарк, ведь так далеко не уйти! Завязну, к чертовой матери!

Только я об этом подумал, как «шестьдесят четверка» стала оживать. Болезненный стон дизеля вновь начал переходить в ласкающий слух визг нагруженной циркулярной пилы, а стрелка на спидометре быстро перевалила за отметку в тридцать километров в час.

От души сразу отлегло. Фух, кажись вырвался! На радостях я даже поддал газу и подмял парочку замешкавшихся призраков, а затем с ходу выскочил на гребень невысокого бархана. Точно вырвался… И что дальше? Где гарантия того, что отбирающий энергию луч начнет охоту за моим танком, а не окончательно доконает многострадальный грузовик Олега?

— «ЗиЛ» стопорнулся!

Возглас Загребельного подтвердил мои самые худшие опасения. Видать головастые сообразили, что для окончательной победы над двигателем «131-го», им осталось совсем немного. С минуты на минуту машина заглохнет и перейдет в полное распоряжение призраков. Вот тогда-то хозяева Базы смогут со спокойной душой заняться танком. Изменить этот ход событий могло… Что именно? Я с лихорадочной поспешностью пытался придумать, сообразить. Что может сломать все планы, заставить действовать совершенно по-другому? Конечно же, форс-мажор, угроза, неожиданный выпад противника.

Тут меня словно током шибануло. Неожиданный выпад? О, это дело по мне! Полковник Ветров славится своими неожиданными поступками. И отчаянная лобовая атака инопланетной Базы как раз в его стиле. Правда этот променад он планировал совершить чуток попозже, когда грузовик Грома окажется в безопасности. Но только какие тут к дьяволу планы!

Ноги будто сами собой отпустили педали сцепления и тормоза, а рука потянула рычаг управления, разворачивая танк в сторону затянутых дымом куполов. До них было чуть более километра. Сущий пустячок. Оглянуться не успеем, как уже окажемся на месте.

То, что мой рывок заметили, а самое главное оценили, стало понятно меньше, чем через минуту. Голубой сноп света моргнул и, совершив резкий рывок, перескочил прямо на «шестьдесят четверку». Танк словно окутал голубоватый, слегка светящийся туман. По броне заплясали искры электрических разрядов, а дизель придушенно задохнулся. Мне очень повезло, что машина в этот момент как раз перевалила через гребень очередного бархана. Нагрузка на двигатель упала, и он не заглох. Мало того, танк как на лыжах съехал с песчаного откоса и оказался в низинке под защитой огромных гор красного песка. И, о чудо, буквально сразу же семисотсильный 5ТДФ вздохнул с облегчением, радостно завизжал, набирая обороты.

— Песок… в нем есть что-то. Он экранирует, защищает от этой хрени! — радостный крик Лешего объяснил то, что и так было яснее ясного.

— Держитесь! — прогорланил я, несколько запоздало вспомнив, что как у Андрюхи, так и у Кальцева нет шлемофонов, а потому башку расшибить они могут вполне конкретно.

Выждав пару секунд, я рванул машину с места и повел ее между барханами, стараясь не высовываться и не попадать под действие проклятого луча.

— Вот сейчас по нам и шандарахнут! Зуб даю, не позволят подойти! — чекист высказал вслух то, о чем я изо всех сил старался не думать.

— Я им не позволю! — мой рык по большей части предназначался для поднятия собственного боевого духа. — Я им…

— Башню развернуть? — вопрос подполковника так и не позволил изобрести ту кару, которую я собирался обрушить на лысые черепушки головастых.

— Сдурел?! На кой черт ее разворачивать?

— Опробуем пушку. Ты ведь сам хотел.

— Нет! Это я так… Совсем не то имел в виду.

— А зря, — в голосе Лешего послышалось разочарование. — Ведь чем черт не шутит…

Загребельный умолк, а я подумал: Может и впрямь попробовать? Эх, жаль не знаю, какой там химсостав в капсуль-детонаторах выстрелов. Вдруг и впрямь не тот, что в патронах? Вдруг сработает? Хотя, нет, глупая и опасная затея! Для такого трюка потребуется высунуться из-под защиты барханов, после чего мне придется переползти в башню. Загребельный с Кальцевым мужики смышленые, спору нет, да только они хрен накроют цель, для этого опыт нужен. Вот и получается, что на все это мероприятие угрохаем уйму драгоценного времени, да еще подставимся, причем так, что мало не покажется. Орудие, скорее всего, не выстрелит, зато двигатель нам точно потушат. И что тогда прикажете делать?

— Грузовик уходит! — своим возгласом ФСБшник заставил меня окончательно позабыть об идее артобстрела.

Уходит! Это хорошо, что уходит, просто замечательно. Выходит, Олег уже очень скоро окажется вне опасности. Ой, спасибо тебе, друг Андрюша, что разглядел! Зная такое, и помирать будет не так тоскливо.

— Я вот что думаю… — крик Загребельного послышался вновь. Из него явственно следовало, что новости еще далеко не закончились. — Здесь все неправильно!

Ясное дело неправильно, — я скрипнул зубами. — Правильно это когда дома на диване сидишь, с чашкой кофейка, а ноги в тазике с горячей водой. Вот тогда — да, полный ажур. А тут все не просто неправильно, тут настоящая жопа.

Как раз во время этой глубокой мысли «шестьдесят четверке» пришлось высунуться из-за бархана. Машина тут же наполовину окунулась в голубое сияние, за что поплатилась очередной потерей мощности. Однако на этот раз я был готов, и сразу же свернул в спасительную «тень».

— Призраки здесь изменяются, превращаются в этих красных тварей, а мы, после перехода остались прежними. — Мы мчались навстречу врагу, по сути были в шаге от смерти, а непробиваемый чекист еще мог о чем-то там рассуждать. — Двигатель работает, а вот оружие ни к черту… — Леший продолжал с завидным упорством горланить мне в спину.

К сожалению, поддержать разговор у меня не было ни малейшей возможности. Следовало пробираться к Базе, прятаться от энергопоглощающего луча, да еще по возможности давить то и дело выползающих из красного песка призраков. Цирк-зоопарк, какие тут к дьяволу разговоры!

— Это так кто-то задумал! — Загребельный сделал вывод и без моей помощи. — Этот мир искусственный. Его кто-то построил для себя. Подогнал как пиджак, чтобы было удобно и комфортно.

— Думаешь головастые? — на этот раз я не мог промолчать.

— Больше некому.

— Черт, тогда кто же они такие, раз могут строить целые миры?

— Вот-вот! Такое под силу лишь Создателям.

— Значит, Мурат был прав. Ханхи где-то здесь, рядом. Прячутся за спинами головастых. Да и База их оказалась не где-нибудь, а именно под Могилевом.

После своих же собственных слов мне стало жутко. Сразу почувствовалось глухое одиночество, навалилась убийственная безнадега. Сомнений не оставалось, нас предали! Договор с ханхами оказался колерованной ложью, как впрочем и слова Главного. На удивление последнее меня задело куда больше. Черт побери, как он мог?! Для чего?! Чтобы затащить нас сюда? Зачем ханхам или головастым потребовался я, Андрюха, Олег…

Стоп! На этом месте рассуждений меня пробил ледяной озноб. Цирк-зоопарк, а ведь мы привели с собой Грома и его лучших людей! «Серые» уже давно были у головастых, словно кость в горле, и сейчас мы их по сути сдали, подали, так сказать, на блюдечке с голубой каемочкой. Неужели именно в этом и кроется истинная причина всего нашего похода? Неужели не существует никакой благородной миссии по спасению человечества, а имелась лишь небольшая операция по зачистке Железного моря? Тогда получается, что Главный вовсе не наш бог, а просто подлый провокатор!

В этот миг накатил такой гнев, что я буквально обезумел. Хотелось убивать, крушить все на своем пути, мстить за обиду и попусту загубленные жизни своих товарищей. Для этой цели я даже попытался рвануть к Базе напрямик, прямо через барханы. Однако по глазам тут же резанул ослепительный голубой луч, а «шестьдесят четверка» будто завязла в вязкой болотной трясине. Так что со словами проклятия мне уже в который раз пришлось улепетывать к спасительному подножью бархана.

Опасность слегка остудила голову. Наверное, благодаря именно этому я и смог понять, вспомнить: а ведь Главный искал полковника Ветрова задолго до того, как в пещерах под брюхом «Джулии» поселились упрямые повстанцы. Он расспрашивал обо мне Олега, и было это, когда плавучий остров все еще спокойно покачивался на волнах Балтики. Кроме того память воскресила лицо умирающего ханха, его последние слова… Черт, почему-то поверить в ложь Главного было невероятно сложно.

— Луч погас! — в трубном басе Лешего слышались бравурные нотки самоубийцы.

— Призраки отстают! — это был уже Кальцев.

— Макс, мы приближаемся! Мы почти у ворот Базы!

«…у ворот Базы», — повторил я в уме слова друга. — Что ж, тогда, наверное, стоит постучаться в эти самые ворота и прямо с ходу задать все интересующие нас вопросы.

Глава 22.

Насчет «постучаться в ворота» это я, кажется, погорячился. Ворота на Базе, конечно же, имелись, и притом даже не одни, только вот что-то мне в них сразу не понравилось. Знакомый, тускло отсвечивающий металл цвета светлой бронзы. Отлитые из него толстые пластины наползали друг на друга, словно зубы с неверным прикусом. Все это значительно утолщало и усиливало конструкцию, правда не думаю, что до такой степени, чтобы противостоять напору сорока тонн стали, разогнанных до полусотни километров в час. Хотя, это лишь при условии, что Т-64 таки доберется до этих самых ворот. А вот как раз насчет последнего у меня и имелись очень серьезные сомнения.

Настораживали странные литые арки, установленные перед каждым из входов. На дизайнерское извращение они походили мало, скорее на какую-то защитную систему. Видал я у ханхов такие штуки. Они вполне способны расплавить «шестьдесят четверку» еще до того, как та испытает на прочность хваленый золотистый сплав ворот.

Дойдя до этого момента, я вдруг подумал о Кальцеве. Помниться он заслужил место в танке при помощи всего одного нехитрого вопроса. «А танк может проломить бетонную стену?», — поинтересовался одинцовец. Проломить стену… Интересно, это просто красивое выражение, метафора или Нестеровский птенец действительно располагает информацией о материале и толщине стен инопланетной Базы? И почему бетон? Что-то не верится, чтобы купола были отлиты из нашего простецкого бетона.

Все это пронеслось у меня в голове, когда до гигантских конструкций оставалось метров сто, не более. Расспросить Кальцева я уже не успевал. Купола неслись, наваливались на нас словно настоящие горы. Кто-нибудь когда-нибудь пробовал таранить гору, ну или, к примеру, тридцатиэтажную громаду Московского университета? Нет? Что ж, а вот полковник Ветров, кажется, был готов к этому безумию. Странно, но страха не было. Я с горечью думал лишь о том, что танку настанет полный капут. Жалко, да только по-другому внутрь не попасть, никак не попасть.

Я и впрямь уже начал подбирать подходящий участок для удара, когда из-за спины послышался крик Лешего:

— Максим, давай к ближайшему входу! Скорей!

— Нельзя! Там…

— Кальцеву кажется, что защита крайнего купола отключена, — Андрюха не дал мне договорить.

— Креститься надо, когда кажется! — прорычал я самому себе и тут же изменил курс.

Теперь мы неслись в направлении здоровенной, не менее двадцати метров в ширину, двери. Наверняка это был въезд для транспорта. По крайней мере, именно на это намекали ведущие к нему широкие, хорошо утрамбованные полосы красного песка. Антигравитационная подвеска, — я сразу узнал эти следы, движитель боевых модулей и одновременно страшное оружие, при помощи которого ханхи крушили как города, так и упрятанные под землю военные объекты.

Однако в данный конкретный момент технологии пришельцев должны были послужить человеку, вернее трем людям и их видавшему виды танку. Спрессованный антигравом песок превратился в настоящий камень, в цельный гладкий монолит, который спокойно мог выдержать два или даже три веса «шестьдесят четверки». Таким образом, мы получили великолепную разгонную полосу. Как раз то, что и требовалось для тарана. Ну, значит, так тому и быть, — подумал я и до отказа вдавил педаль газа.

Когда до ворот оставалось менее двадцати метров, глаз царапнула цепочка тусклых голубых огней, которые побежали по боковой поверхности зловещей арки. Защитная система! Включается, зараза! Внутри меня все похолодело. Отвернуть уже не получалось, затормозить тоже. В обоих этих случаях «шестьдесят четверку» все равно занесет под огромное полукольцо. Так что оставалось лишь одно — со всей силы давить на газ и надеяться, что удастся проскочить раньше, чем защита наберет мощность.

В том, что этот план — полное дерьмо, стало понятно еще до того, как я домыслил его до конца. Голубые огни полностью окутали арку, и в тот же миг впереди вспыхнула густая паутина, сплетенная из невероятного количества тонких извивающихся змеями молний точно такого же небесно-голубого цвета.

— Че-е-рт! — заорал я, готовясь даже не к смерти, а к чему-то куда более ужасному.

Упоминание нечистой силы сработало. Похоже, как раз оно и являлось тем кодовым словом, которое отключало смертоносный голубой наждак. По крайней мере, именно об этом я тогда и подумал.

Огни защитного комплекса мигнули и погасли. Вместе с ними пропала и преграждающая путь завеса. Правда справедливости ради стоило заметить, что система еще раз или даже два попыталась запуститься, но только дальше конвульсивных всполохов голубых светляков, которые длились буквально долю секунды, дело не пошло.

М-м-да, с голубыми надо что-то решать… — пронеслось у меня в голове, после чего полковник Ветров изо всех сил вцепился за рычаги управления и со всей мочи проорал:

— Берегись! — именно этот вопль и стал первым аккордом в жутком громовом раскате, от которого закачался, перевернулся вверх тормашками весь окружающий мир.

Удар получился страшный. Танк тряхнуло так, что я едва не растекся по лобовому бронелисту. Казалось, что машина влетела в цельнолитую плиту, которую можно только лишь продырявить подобно тому, как подкалиберный снаряд прошивает толстую танковую броню. Все надежды на то, что огромные металлические зубы либо отколются, либо отогнутся, можно было засунуть глубоко в зад. Пластины, образующие ворота, словно приварились друг к другу и не стронулись даже на дюйм. Так что все могло закончиться очень и очень плачевно, кабы не одно очень удачное обстоятельство. Золотистый металл оказался достаточно мягким и пластичным. Он не устоял перед ударом бронированного тарана Харьковского производства, промялся и со страшным грохотом лопнул. Не уверен, но мне даже показалось, что все это сопровождалось ослепительной белой вспышкой. А может именно так сияли искры, полетевшие у меня из глаз.

После оглушительного грохота, лязга и скрежета поверженных ворот все остальное можно было смело именовать тишиной. Едва слышно, будто котенок, мурчал семисотсильный дизель, мелодично скрежетали куски раскуроченного металла, вкрадчиво и душевно загибал трехэтажные матюки подполковник ФСБ. Короче, как пела незабвенная Верка Сердючка: «Хо-ро-шо!», кажись, прорвались. Теперь осталось выяснить куда.

Скорее всего, место, в котором мы оказались, представляло собой что-то вроде разгрузочно-погрузочной зоны грузового терминала. Сквозь смотровой прибор я отчетливо видел пузатые транспортные модули своим видом очень напоминавшие электрических кашалотов, от которых мы отбивались в Одинцово. Только в отличие от тех гигантов, тела этих зверей покрывали вовсе не серые шкуры, а крупные белые металлокерамические плиты. Что касается лап, то их заменяли толстые диски антигравов. Модули стояли либо в одиночку, либо группами по две-три машины. Все они утыкались носами в длинный пандус, который тянулся вдоль одной из стен и уходил вглубь терминала на несколько сот метров.

Противоположная стена исполинского туннеля оказалась практически глухая, если конечно не считать пары арочных, светящихся изнутри тревожным красным сиянием порталов. Ближайший из них сразу привлек мое внимание. Дело в том, что рядом с ним на стене находилось какое-то устройство типа панели управления или распределительного щита. Так вот как раз эта штуковина почему-то серьезно искрила. Не уверен, что именно так она и должна функционировать. Скорее это походило на короткое замыкание.

Вообще ощущение аварийной ситуации буквально пропитывало воздух. Терминал был освещен тусклым постоянно мигающим светом, а его дальний конец терялся в мутной темно-серой дымке, которая могла быть только дымом. Что ж, все это было как нельзя кстати. Не случись на Базе неприятностей, события могли…. Да почему могли? Как пить дать развивались бы совершенно по-другому.

— Макс! — Леший даже умудрился чем-то толкнуть меня в спину.

— В порядке, — я оглянулся на друга.

— Хорошо. А то я грешным делом подумал, что у тебя триплекс уже глубоко в башке сидит.

— Поэтому ты меня выстрелом меж лопаток тычешь?

— А иначе никак, — Загребельный скривился. — Проклятая жестянка!

Я взглянул на здоровяка чекиста и подумал, что он действительно должен чувствовать себя в танке, как килька в консервной банке. Не то что Кальцев.

— Как там твой сосед? — мысль об одинцовском разведчике мигом нашла свое продолжение.

— Нос расквасил, но живой, — ответил Леший и сразу же сменил тему, зашептал, будто боясь выдать наше местоположение: — Что снаружи? А то у меня все приборы на башне расколошматило к едрени Фени.

— Мы в ангаре каком-то, — я вновь вернулся к наблюдению. — Тихо пока.

— Давай выбираться. Иначе нас тут вместе с танком поджарят.

— Попробую продвинуться вперед, — мои руки без промаха легли на рычаги управления.

— Сдурел! Куда продвинуться?! Выбираемся!

— Терпение, подполковник.

Я не послушал Андрюху, и это вовсе не оттого, что хотел под защитой брони преодолеть какие-то несколько десятков, может сотен метров. Мне просто очень захотелось выяснить на ходу ли машина. Не уверен, пригодится ли нам «шестьдесят четверка» в будущем, но знание того, что верный стальной друг жив, согреет душу любого танкиста.

К моей великой радости танк оказался на ходу. Не знаю, может более детальный осмотр и мог выявить некоторые повреждения, но на подвижность и управляемость машины они точно не влияли. Подчиняясь моей воле, Т-64 стронулся с места, прогрохотал гусеницами по кускам вывороченного из ворот металла и по гладкому идеально белому полу подкатил к тому самому порталу, около которого сочился искрами многострадальный блок управления. Почему-то я сразу окрестил этот агрегат «блоком управления». Это, наверное, потому, что ничего лучшего в голову не приходило. Да и что другое могло находиться в прозаической грузовой зоне? Только управление системами погрузки-разгрузки дверями и воротами или еще какой-нибудь хренью.

— Вот теперь выходим! — я подал команду сразу же после того, как заглушил мотор.

— Звук слышишь? — остановил меня Леший. — Лязгает, скрежещет что-то.

В наступившей тишине и впрямь слышались какие-то странные звуки. Складывалось впечатление, что где-то не так уж и далеко работает прессовальная машина, которая старательно превращает в разноцветные кубики кузова старых автомобилей. Эта мелодия мне тоже не очень-то нравилась, но не сидеть же внутри! Разве для этого мы сюда пришли?!

— Выходим! — я распрощался с нерешительностью и потянул рычаг отпирающего люк механизма.

Когда овальная бронеплита приподнялась и отползла в сторону, в нос сразу ударил едкий запах гари. Ага, значит и вправду пожар. Только чему тут гореть? Транспортные модули вроде все в порядке, а больше ничего такого пожароопасного не видать. Выходит, горело не здесь. Может в соседнем куполе, может на подземных уровнях, которые головастые так уважают. Наверняка как раз там сейчас и пыхтит большая часть местного персонала. Ликвидируют последствия аварии. Что ж, мне, вернее нам, опять повезло. Но все же, ведь кто-то наводил тот проклятый голубой луч. Значит и о нашем вторжении на Базу уже известно. Должно быть и тревогу подняли. Так что появление головастых это вопрос всего нескольких минут. А может они уже где-то здесь и этот звук…

— Срань господня!

Возглас Лешего остановил мой прыжок с брони. Я резко обернулся и поглядел сперва на застывшего в командирском люке Загребельного, а затем туда, куда он глядел. Моему взгляду пришлось перемахнуть через башню «шестьдесят четверки» и, следуя по гусеничным отпечаткам, дотянуться до основательно раскуроченных ворот.

Сперва мне показалось, что там ворочается какая-то здоровенная тварь. Вслед за нами она задумала пробраться внутрь, но, пробитая танком дыра оказалась слишком мала, и чудовище накрепко застряло не в силах продвинуться ни туда, ни обратно. Однако это видение просуществовало лишь пару секунд, по истечении которых я понял, что шевелится сам золотистый металл ворот. Надо признаться, зрелище казалось слегка жутковатым, причем даже мне, человеку, повидавшему на своем веку многое, очень многое. Толстые металлические листы гнулись и извивались. Они словно умелые руки чародея совершали магические пасы, повинуясь которым выломанные и оторванные куски металла стали медленно подползать к основной конструкции, соединяться с ней в единое целое.

— Дверка то ремонтируется! Сама собой ремонтируется! — подполковник ФСБ внес ясность в суть процесса. — Видали когда-нибудь такое?

— В кинухе про Терминатора, — буркнул я, с опаской оглядываясь по сторонам. — Мой любимый эпизод. После него героев вновь начинают не по-детски прессовать.

— Минут через пять полностью зарастет, — прошептал Кальцев, который последним выбрался из танка.

Зрелище настолько поразило одинцовца, что тот, казалось, позабыл обо всем на свете, включая то, где он сейчас находится, свой разбитый нос и перемазанное в кровь лицо. Эх, пацан вчерашний! А вот мы с Лешим не могли себе позволить такую роскошь.

— Уходим! — скомандовал я и, наконец, спрыгнул на пол, который на удивление оказался упругим, как будто покрытым толстым слоем белой резины.

— Давай! — чекист как следует хлопнул Александра по плечу, намереваясь одним махом привести того в чувства.

Хлопок и впрямь получился знатный. От него я аж присел, хотя, честно говоря, вполне мог и прилечь где-нибудь в безопасном месте под надежной защитой широкой танковой гусеницы. Когда первый мандраж схлынул и я понял, что по-прежнему жив и невредим, пришло время разобраться в случившемся. Мой быстрый взгляд метнулся в сторону, откуда пришел звук. Я даже не удивился, осознав, что гляжу в сторону разбитых ворот. Вот что действительно вызывало настоящую растерянность, так это вид покореженной зеленой морды армейского «ЗиЛ-131», которая из них торчала.

— Твою мать…! — только и смог я из себя выдавить.

— О, вот и сынок твой пожаловал! — Андрюха криво усмехнулся. — Весь в папашу, такой же упрямый осел.

— Мы сюда пришли, чтобы штурмовать Базу. Забыл что ли? — мне было страшно за сына, но одновременно с этим в душе разгоралась гордость за него.

— Это да, — согласился чекист, великодушно позабыв о том, что в штурме объекта должны были принимать участие сто вооруженных до зубов человек, да еще при огневой поддержке танка. Иначе все это мероприятие превращалось в примитивное самоубийство. Андрюха пощадил мои отцовские чувства и позволил не думать о будущем. И это правильно. Нехрен добавлять проблем, когда меня и так колотит нервный озноб, когда я живу одним лишь зрением, пытаясь выяснить судьбу людей, находившихся внутри грузовика, в особенности одного из них.

Сперва все было тихо и недвижимо, лишь слышался тихий плеск вытекающей из разбитого радиатора воды, да скрежет вновь ожившего металла цвета свежей, только что отлитой бронзы. Сгорая от нетерпения и тревоги, я уже собирался кинуться на помощь «серым», как вдруг край решетчатой жалюзи, защищающей лобовое стекло, отогнулся, а спустя еще несколько секунд она вся вылетела наружу. Из-за тусклого, постоянно мигающего освещения было плохо видно, но все же не узнать полосатую матросскую тельняшку моего сына, в которой тот остался, отправив в огонь свой ватник и свитер, было просто невозможно.

Олег ловко выскользнул через выбитое окно и помог выбраться водителю. После чего они вдвоем распластались на полу и, заглядывая под днище «131-го», стали что-то неистово орать. До нашего слуха долетали лишь отдельные слова, среди которых чаще всего встречались: «сюда», «ползите» и «быстрей».

Во всем происходящем для меня не было секретов. Гром не ушел, хотя мы и предоставили ему такую возможность. Он двинулся по нашим следам. Внутрь Базы можно было попасть только лишь через пробитые танком ворота, но те довольно быстро восстанавливались и «серые» не успевали. Вот тогда-то Олег и решил вогнать «ЗиЛ» в практически затянувшуюся дыру. Может он и впрямь рассчитывал, что машина прорвется. Да только, какой там…! Автомобиль это ведь не танк, в самом-то деле! Удачей оказалось уже то, что «131-й» смог расширить дыру на столько, чтобы просунуть в нее свою кабину. Правда ту сразу же намертво обжало и продолжало сдавливать все сильней и сильней. Так что у пассажиров из кунга оставался лишь один единственный путь — пробираться снизу меж колес, причем делать это следовало как можно скорее, ведь грузовик могло сплюснуть в любую секунду. Как раз это и пытались сейчас растолковать своим людям Гром и его товарищ. Да только видать докричаться до «серых» оказалось не так просто. Поэтому Олег и рванулся вперед, бешено перебирая руками и ногами пополз под машину.

Я выпученными глазами следил, как узкая черная щель поглощает моего сына, ощущал, как в душу ледяными щупальцами заползает страх. Вот-вот ворота сломают хребет старому грузовику, и тогда в лучшем случае старший сержант Ветров останется снаружи лицом к лицу с кровожадными красными монстрами, а в худшем будет раздавлен вместе с автомобилем. Ни первого, ни второго я, конечно же, допустить не мог. Чем и как помочь Олегу, это уже будет ясно на месте, главное успеть, добежать. Я даже сделал первый шаг в сторону попавшего в ловушку автомобиля, но тут в мое плечо вцепилась чья-то сильная рука.

— Макс, у нас, кажется, гости!

Произнося это, Леший глядел в сторону сводчатого портала, у которого остановилась наша «шестьдесят четверка». Оттуда действительно доносился какой-то странный звук, похожий на постукивание вперемешку с позвякиванием. Его можно было отчетливо слышать в промежутках между скрежетанием ворот и криками оставшегося в одиночестве водителя «ЗиЛа».

Гости! Я резко повернулся кругом. Черт, мы чересчур долго копались в ангаре! Фактор неожиданности утерян. Теперь вместо того, чтобы пробираться вглубь Базы, атаковать головастых там, где они нас не ждут, придется обороняться в огромном, практически пустом помещении, где наши шансы на победу, как говорят ученые люди, стремятся к нулю. А что будет, когда Олег переправит сюда своих людей?! Они же вмиг попадут из огня да в полымя!

— Пригнись! Сиди за танком. А мы попробуем их остановить.

Андрюха толкнул меня к борту боевой машины, а сам, подняв свой отточенный лом, кинулся навстречу приближающемуся противнику. Правда, это мне так только сперва показалось. Возглас подполковника: «Кальцев, спрячься около входа. Ты слева, я справа», - пояснил все. План у чекиста был самый незатейливый, однако в сложившейся ситуации единственно возможный. Они с Александром нападут с двух сторон, как только головастые покажутся из туннеля. Цирк-зоопарк, вдвоем против целой толпы! С ломом и топором против плазменного и лучевого оружия! Безумие! Самоубийство! Но самое ужасное здесь то, что я, полковник Ветров, как самая распоследняя блядь буду взирать на все это со стороны.

Моя глотка произвела приглушенный то ли стон, то ли рык, полный бессильной злобы на судьбу и самого себя. Да что за херня сегодня творится?! Сперва я не успел на помощь к сыну, а сейчас оставляю на произвол судьбы лучшего друга. Ну, уж нет! Не бывать такому! Я должен, обязательно должен что-то придумать и сделать!

Оружия у меня не было. Позаимствованный у Олега тесак наверняка валялся где-нибудь в трюме «Калининграда», ведь я совсем позабыл о нем, да так и оставил лежать на броне. А с голыми руками в бой не попрешь, ведь это сражение с инопланетными дьяволами, а не пьяная драка в кабаке. Значит мне нужно оружие или хотя бы то, что могло им стать.

Только я об этом подумал, как на глаза попался предмет, висевший в самодельных кронштейнах около наружного топливного бака, того самого, что располагался поверх надгусеничной полки. Это была лопата. Прозаическая штыковка с укороченным, длиной чуть поболее полуметра черенком. И как ее только не сорвало?! Собственно говоря, замечательно, что не сорвало. Ведь это было единственное оружие, которым полковник Ветров мог сейчас обзавестись.

Не теряя ни секунды, я перегнулся через бак, расстегнул крепления и намертво стиснул черенок рукой. Держу! Вот она, красавица! Красавица? Тьфу ты, это я о лопате! Вообще-то если подумать, то полный маразм: стоять около боевого танка до отказа набитого патронами и снарядами и радоваться обычной лопате!

Появление темных силуэтов в глубине освещенного красноватым то и дело мигающим светом туннеля положило конец всем посторонним мыслям, заставило мигом пригнуться. Ага, вот и наш противник! Легок на помине!

Притаившись за танком, я ждал, когда все начнется. С моей позиции было в принципе невозможно нанести неожиданный удар. Так что это право, хотелось мне того или нет, придется предоставить Загребельному и Кальцеву. А уж потом… Дойдя до этого места, я представил, как выскакиваю из-за брони и бью острием лопаты в серое худосочное горло головастого. Я действительно представил, но на удивление что-то в этой картине мне не понравилось. Что-то было не так. И именно от этого ощущения, а вовсе не от близости предстоящего побоища я занервничал.

Пытаясь разобраться в причинах своей нервозности, я принялся лихорадочно прокручивать в памяти все детали только что увиденной картинки. Вот пульсирующая мутным багровым свечением арка портала. Вот два моих товарища, притаившиеся по ее краям. А вот… Я вспомнил темные фигуры, которые видел всего долю секунды. Чтобы разглядеть их, этого, конечно же, оказалось мало, зато... Зато вполне предостаточно, чтобы понять — на свидание к нам пожаловали вовсе не головастые.

Глава 23.

— Похоже, они даже не собирались нападать, — Кальцев вытер дымящееся лезвие своего топора о толстое красное щупальце.

— Собирались или не собирались, какая разница! Я в общество охраны животных не записывался, — прорычал я, стирая рукавом мелкие капли тягучей белой жижи, которая жгла правую щеку будто ядреный горчичник.

— Ясное дело, — Леший многозначительно глянул на мою лопату и осклабился. — Гляжу, ты навострил лыжи в артель землекопов.

— Да пошел ты! Нашел время! — я не удостоил друга даже взглядом и резко развернулся в сторону стонущего в воистину железных объятиях грузовика.

Детище Лихачевского автозавода упрямо сопротивлялось. Ценой своей жизни старая войсковая машина вновь спасала людей, которым была обязана своим появлением на свет. Уже более десятка «серых» пробралось внутрь ангара и, что меня особенно порадовало, среди них я отыскал невысокую фигуру в полосатой флотской тельняшке.

— Эти призраки какие-то другие, — голос одинцовского разведчика прозвучал у меня за спиной.

— Конечно другие, раз тащили с собой ящики с инструментом, — пробасил в ответ Загребельный.

— Зачем?

— Не тупи, Кальцев, починить что-то хотели.

— Подполковник, ты думаешь, эти красные уроды смогут что-нибудь починить? — в словах Александра послышалось скорее презрение к многолапым тварям, чем удивление.

— Хер его знает, сам же сказал, что они другие, — буркнул ФСБшник.

Разговор компаньонов доходил до меня лишь смутно, очень смутно. Да оно и понятно, ведь все мое внимание, все мысли были накрепко прикованы к Олегу и его людям. Цирк-зоопарк, ну какого дьявола они капаются?! И почему их так мало? Полтора десятка, не больше. Где же застряли все осталь…?

Последний вопрос так и остался недосказанным или вернее недодуманным. Силы «131-го» оказались на исходе, и автомобиль сдался. Его буквально передавило, перерезало пополам.

Последний предсмертный стон грузовика стал настоящим ударом под дых. От него я аж задохнулся. Все! Кончено! Не успели! Почти тридцать человек… Все «двухсотые» или окажутся таковыми как только призраки их почуют. Это уж без вариантов.

— Отец! — Гром мчался к нам, ведя за собой горстку уцелевших «серых».

— Сержант, мать твою, угробил людей! — я метнул на сына взгляд полный гнева и боли. — Сколько оставил снаружи?! Десять?! Двадцать?!

— Нисколько, — выдохнул Олег подбегая. — Все здесь.

— Как все?! А остальные? — вопрос задал уже Леший.

— Нет больше остальных, — командир «серых» угрюмо покачал головой. — Погибли. Еще на корабле. Вы не смогли оттянуть на себя всех призраков. Со стороны кормовых ворот был прорыв. Так что Черкашин и почти вся его команда там полегла. Вот только один Илюшенька и уцелел.

При этих словах Гром кивнул на стоящее рядом существо с большой головой и серой кожей. На нем была старая выгоревшая футболка с короткими рукавами вся измазанная запекшимися бурыми пятнами. Кровь, несомненно, принадлежала самому Илюшеньке. Вытекла она из двух довольно глубоких ран на руке и плече. Напавший призрак отхватил из тела парня несколько кусков мяса, но Илюшенька словно не замечал этого, даже не утрудился перевязкой. Самое удивительное, что кровотечение остановилось само собой. А сейчас поверх разорванной мышечной ткани стала образовываться какая-то темная пленка очень похожая на струпья, такие, какими они бывают на благополучно зарастающей ране. Все это я отметил чисто машинально, отметил и тут же отправил на самую дальнюю полку в хранилище своей памяти. На будущее так сказать, если конечно оно у нас будет.

— Товарищ полковник, а что будем делать теперь?

Вопрос задал Васька. Парень оказался жив, и этот факт слегка согрел мою душу. Везучий, чертяка! Что же касается моего ответа… Вообще-то мне очень хотелось рявкнуть во всю глотку: «Эй вы, придурки, какого черта за нами поперлись?! Ведь вначале план был совершенно иной: выждать, затаиться в пустыне, разобраться в обстановке. А что теперь? Грузите меня вопросами, на которые я не знаю ответа». Но, конечно же, ничего такого я не сказал. Люди решились на подвиг, а я их носом в дерьмо? Нельзя же так!

— Будем делать то, что и планировали с самого начала, — я взял себя в руки и указал в сторону туннеля, из которого пришли призраки-ремонтники. — Надо найти и освободить пленных. Это единственный выход. Мы поможем им, они помогут нам, только вместе мы способны противостоять головастым.

— Полковник, а нам точно туда? Там же эти… — бывший сотоварищ Хряща, мужик, под глазом которого «светился» автограф моего сына, с нешуточным сомнением покосился на два паукообразных трупа.

— Точно. Точнее некуда.

Вместо меня ответил Гром, и я удивился той уверенности, что наполняла его голос. Откуда он может знать куда идти, где искать? Здесь ведь все в прямом смысле не по-людски, здесь сам черт ногу сломит! Наверняка этот вопрос заглавными буквами прорисовался у меня на лбу, да и не только у меня одного, поскольку Олег поспешил объяснить:

— Па, я ведь тебе уже говорил, что иногда вижу сны… очень странные сны.

— Сны…? — мне действительно припомнилось, что Олег и впрямь что-то такое говорил. Только в бешеном водовороте последних событий его слова смазались, поблекли, напрочь вылетели из головы.

— Я знаю это место, — Гром уже в который раз огляделся по сторонам и, как бы соглашаясь с самим собой, кивнул. — Я несколько раз видел его во сне, в том числе и в ночь перед нашим выходом. Кто-то вел меня через туннели и переходы.

— Кто? — выдохнул я, подсознательно ожидая, что сейчас услышу описание высокого худощавого человека в сером плаще и выгоревшей зеленой бандане.

— Не могу вспомнить, — Олег отрицательно покачал головой.

— Командир, а в этом своем сне ты нашел людей? — спросил какой-то лысый широкоплечий мужик, лицо которого обрамляла грязная белая борода.

— Я знаю, где содержат женщин. Это… — Гром запнулся, припоминая, — Это в другом куполе. Довольно далеко отсюда. Но где-то в этой зоне должен начинаться скоростной транспортный туннель.

— От баб нам особой помощи не дождаться, даже наоборот, — буркнул белобородый. — Бабы сейчас это больше обуза.

— Их готовят к эвакуации. Женщины это очень ценный материал, и головастые не хотят им рисковать.

— Откуда ты все это знаешь? — я нахмурил лоб, понимая, что мы, кажется, заработали на свою голову еще одну проблему.

— Знаю… — командир «серых» уставился куда-то мимо меня. — В своем сне я повстречал девушку. Она и рассказала. — После этих слов Олег вдруг быстро поглядел мне в лицо. — Па, у нее глаза… Такие большие и карие, как у мамы, и куртка… зеленая, точь в точь как та, что мы с тобой покупали. Я сперва даже подумал, что это она.

От слов сына я даже пошатнулся.

— Лиза! — губы сами собой прошептали дорогое мне имя. — Что ж ты раньше-то молчал?!

— А что бы изменилось? — Олег вдруг превратился в того самого серьезного и рассудительного Грома, которого так уважали все партизаны железного моря. — Мы ведь и так делали, что могли.

— Что изменилось…?! — выдохнул я в гневе, но тут же опомнился и поспешил взять себя в руки. Олег, конечно же, был прав. Вернее, раньше был прав. Но только теперь эта самая правота нуждалась в некоторой коррекции с моей стороны. — А ну, бегом марш! — жесткий не обсуждаемый приказ должен был хорошенько перетряхнуть как мозги «серых», так и их командира, вышибить из них последние колебания и сомнения. — Где твой туннель? — Я схватил сына за плечо и хорошенько встряхнул его. — Вспоминай!

— Макс! — неожиданный окрик Загребельного заставил остановиться. — Давай сюда. Ты должен взглянуть на это!

Загребельный вместе с Кальцевым стояли около того самого искрящего устройства, которое привлекло мое внимание в самые первые секунды проявления в ангаре. Правда, сейчас оно уже не искрило, а чадило догорающей изоляцией. Отчего-то мне подумалось, что ремонтники могли направляться именно к этой штуковине. Не ворота же им, в самом-то деле, ремонтировать! Здешние ворота о себе сами прекрасно позаботятся.

— Некогда! — я попытался отмахнуться от друга. — Двигаем вперед! Надо спасать женщин!

— Иди, глянь! — Загребельный с Кальцевым даже не сдвинулись с места, чем серьезно меня удивили и заинтриговали.

— Цирк-зоопарк, что там еще у вас? — проклиная на чем свет стоит досадную задержку, я рысью преодолел разделяющие нас десять метров.

— Тут Саша кое-что обнаружил… — Леший поглядел на меня как-то очень странно, почти виновато, и тут же сделал шаг в сторону.

Сперва я даже не понял, о чем именно говорит Андрюха и куда надо глядеть. «Блок управления» оказался толстой плитой из уже хорошо знакомого желтого металла метра два в высоту. Вся ее лицевая сторона была покрыта затейливым геометрическим орнаментом. Присмотревшись, я понял, что он больше смахивает на электронную печатную плату типа тех, что отыщутся в любом радиоприемнике. Очень необычным являлось то, что роль всяких там конденсаторов, диодов и резисторов выполняли полупрозрачные голографические изображения светящиеся прямо над поверхностью металла.

Правда, имелся один довольно обширный участок в средней части блока. Он был полностью темный, причем не просто лишенный огней, а по-настоящему мертвый, закопченный и даже кое-где оплавленный. Точно в его центре что-то торчало, какая-то продолговатая железяка, слегка смахивающая на рукоять рубильника. Предмет был явно инородный, а потому сразу бросался в глаза.

— Это? — я ткнул пальцем в самую вероятную причину короткого замыкания.

— Так точно, — подтвердил подполковник.

При тусклом, постоянно мигающем освещении ангара было плохо видно, поэтому, чтобы лучше разглядеть детали, мне пришлось подойти к блоку практически вплотную и даже слегка наклониться. В глаза сразу бросилась гладкая, выточенная из металла рукоять небольшой финки, закопченное лезвие которой буквально приварилось к желтому металлу. Конечно же, в мире существовало, да и продолжает существовать (что им сделается-то?) великое множество ножей, однако не узнать, перепутать этот было просто невозможно. Ведь всего каких-то три дня тому назад я самолично вложил его в руку Пашке.

— Че-е-рт! — я резко развернулся и ошарашено уставился в глаза Лешему.

— Хотел бы тебя обнадежить, но, увы, нечем, — ФСБшник сокрушенно покачал головой. — Ножичек тот самый, я это сразу смекнул.

— Значит Павел здесь?!

— И Серебрянцев, скорее всего, тоже. Головастые не позволили им уйти.

— Их надо отыскать… Всех отыскать! Скорее! Пока не поздно! — в голове все мигом переклинило, и я рванулся вглубь комплекса.

— Погоди! — Андрюха меня остановил. — Макс, разве ты не понял, что мы нашли, что все это значит? На Базе никакая не авария, на Базе бунт.

Бунт?! Я замер, пытаясь осознать услышанное, разобраться, согласен ли я с предположением друга.

— Если на Базе действительно восстание, то мы очень вовремя, — голос подал Олег, который подбежал вслед за мной и слышал почти весь наш разговор. — Только где эти бунтари?

— Были здесь, — Кальцев быстро оглядел чистый белый пол. — Крови не видно, так что боя не было. Выходит, ушли. Вырубили эту шарманку и ушли.

После слов одинцовца все мы практически одновременно поглядели на золотистую плиту с округлой черной подпалиной в центре. Готов поспорить, что в этот миг все задавали себе одни и те же вопросы: Что это за штуковина? Зачем повстанцы с риском для жизни прорывались именно к ней?

— Когда мы сюда вломились, искры еще сыпались во всю, — я первым попробовал подобраться к загадке. — Получается, ее незадолго до нашего прихода закоротили.

— Может и так, — пожал плечами Гром. — И что это нам дает?

— Незадолго до нашего прихода вырубилась система защиты этого купола, — нашелся Кальцев. — Как, пойдет такой вариант?

— Вполне, — ища поддержки, я поглядел на Лешего, и тот кивнул, хотя и не очень уверенно.

— Повстанцы вполне могли заметить наш рывок в сторону Базы. Заметили и помогли войти. Но вот почему они ушли, не дождались нас? — чекист с тревогой огляделся по сторонам. — Не нравится мне все это.

Я прекрасно понимал подозрения друга. Нас вполне могли примитивно заманить на Базу. Специально для этого отключили защитные экраны и тот проклятущий, пожиравший энергию голубой луч. Головастые умные, коварные бестии, они могли учесть, подстроить абсолютно все… все, кроме, пожалуй, вот этой грязной, кое где выщербленной и поцарапанной финки, подобранной мной в старой заброшенной церкви. Управляющий блок проткнули именно ей. Случайность? Я чувствовал, что нет. Скорее всего, именно так выглядел очередной сигнал, поданный кем-то неведомым лично полковнику Ветрову. Сигнал?! Я резко повернул голову и уставился на рукоять ножа. Раз это сигнал, то что он должен означать, о чем подсказывать или предупреждать?

Собраться с мыслями оказалось невероятно сложно. Хотелось тупо нестись вперед, искать Лизу, Пашку, Ипатича и всех остальных, крошить, рвать на куски проклятых головастых. Эх, мне бы сейчас мощь того симбионта, что сидел в теле Нестерова!

Мощь… сила… симбионт… Я глядел на пронзенный сталью управляющий блок и все отчетливей понимал, что обычному человеку такое не по плечу. Да, конечно, странный желтоватый металл был относительно мягок и пластичен, но все же это вовсе не какая-то там жестянка или кусок пластика, это как не крути плита. Пробить ее могла лишь умелая и очень-очень, можно сказать не по-человечески крепкая рука. Неужели и впрямь Нестеров? Цирк-зоопарк, тогда куда подевался этот старый хрыч? Почему свалил и не встречает, пусть и хилую, но все же подмогу? С ума он, что ли сошел?

Точно, сошел! — я вдруг вспомнил то состояние, в которое погрузился одинцовский милиционер после того, как ржавой трубой пропорол брюхо самого настоящего бога. Но тогда получается, что это именно слетевший с катушек мент навел в логове головастых весь этот шорох! Честно говоря, в такое верилось с трудом, и все же я мигом отыскал глазами Нестеровского заместителя.

— Кальцев, а ну быстро напрягись и ответь, где тут искать твоего шефа — Нестерова? Куда он мог пойти? Как поступить?

— Нестерова?! — от удивления глаза Александра стали большие и круглые как плошки. — Он же в Одинцово остался!

— Он здесь! — рявкнул я в ответ, на корню пресекая всякие сомнения. — Не спрашивай, откуда знаю, просто поверь. Поверь и думай над ответом.

— Анатолий Иванович… — Кальцев начал, наморщил лоб и запнулся. В задумчивости разведчик находился всего какую-то пару-тройку секунд, по истечении которых он очнулся: — Он всегда учил, что если придется штурмовать какой-нибудь объект, то делать это следует через технические или подсобные ходы, поскольку основные будут под наблюдением или заминированы.

— Правильно учил, — одобрительно кивнул подполковник ФСБ.

— Так вот я и подумал… — одинцовский разведчик огляделся по сторонам. — Если Анатолия Ивановича и его людей нигде не видать, то может они…

— Ясно! — я не дал Кальцеву договорить и мигом развернулся к Олегу: — А ну, живо припоминай свои сны. Ты знаешь что-нибудь о местной системе вентиляции, коммуникационных туннелях или еще чем-нибудь подобном?

Командир «серых» на мгновение задумался, даже закрыл глаза, отчего возникло ощущение, что он уснул, позабыл обо всем происходящем вокруг.

— Соображай быстрей, сержант! — поторопил Загребельный, которому явно приходились не по нутру наши вялые, нерешительные действия.

— Не уверен… — протянул Гром задумчиво. — Кажется, кое-где в стенах я видел крупные темные дыры.

— Веди!

Я схватил Олега за плечо и развернул его в сторону портала, из которого несколько минут назад выползли призраки. Уж и не знаю отчего, но во мне зародилась упрямая уверенность, что эти самые дыры находятся именно там. И как выяснилось, я не ошибся. Мой сын действительно двинулся, через пульсирующую тревожным красным светом зону биодезинфекторов, защищавших внутренние помещения базы от различных вредоносных вирусов и бактерий, которые могли попасть в ангар вместе с прибывшей туда техникой. Откуда я это знал? Да черт его знает. Просто вдруг пришло на ум, а так оно или нет на самом деле… какая, нахрен, разница. Сейчас надо было думать вовсе не об этом.

Мы шагали вслед за Олегом. Шли плотной группой, до боли в пальцах стиснув свое нехитрое оружие. Все молчали, старались лишний раз даже не вздохнуть, прислушивались к каждому шороху, вздрагивали от каждого дуновения гулявшего по туннелю горячего, пахнущего металлом воздуха. Не могу сказать, что именно больше всего страшило людей: то ли коварные головастые, то ли кровожадные призраки, то ли само глубинное первородное зло, которое уже давно и прочно ассоциировалось у них с понятием База.

Что же касается лично меня, то здесь страх был совершенно иного рода. Я позабыл о себе, а заодно и о судьбе всего человечества, которое нам вроде как поручили спасти. Все мысли вертелись лишь вокруг судьбы Лизы, и с этим ничего нельзя было поделать. В какой-то момент мне даже стало казаться, что время совершило круг и вернуло нас в Подольск, в тот проклятый день, когда моя подруга угодила в лапы гниды Зураба. Ведь тогда я тоже, сгорая от страха и беспокойства, искал ее… Хотя нет, сейчас я ищу вовсе не девушку. Подчиняясь чьей-то неведомой воле, я иду по следу Анатолия Нестерова, и мне лишь остается надеяться, что он приведет меня к Лизе.

— Вон там! — возглас Олега прервал мои мысли и заставил повнимательней приглядеться к полутораметровому отверстию, видневшемуся у основания одной из стен. К этому моменту мы уже покинули зону красноватого пульсирующего свечения дезинфицирующих установок и оказались в широкой галерее, залитой ярким белым светом. Именно этот свет и помог ясно разглядеть отверстие, вернее то, что его чернота это нечто иное, совсем не похожее на мрак, таящийся в узких темных лазах и ходах.

— Это что еще за цирк-зоопарк?

Я с удивлением и нескрываемой опаской глядел на космы какого-то угольно-черного газа, бешено вращавшегося внутри идеально круглой каменной дыры. Газ был столь плотным, что более походил на жидкость. И все же нет, это был именно газ. Я видел, как от него попытались отделиться несколько туманных полупрозрачных сгустков, которые тут же оказались втянутыми назад, в неистово вертящийся водоворот.

— Полагаешь, Нестеров ушел именно сюда? — Леший с подозрением покосился на меня.

— В коридорах Базы опасно, а это ближайший из технических туннелей, — в моем ответе не прозвучало особой уверенности.

— Полковник, а ты уверен, что мы отыскали именно туннель? Да еще эта черная хрень? — Кальцев указал на запрессованный в каменное жерло антрацитовый смерч. — Она же нас по стенам размажет. И к тому же вовсе не известно можно ли в ней дышать.

Одинцовский разведчик задавал вполне резонные вопросы, на которые у меня, да и у кого-либо другого, увы, не было и не могло быть ответов. Хотя, Олег… Может у него? Может в своих снах…

Я лишь подумал об этом, но спросить так и не успел. И все потому, что откуда-то из глубины коридора, в котором мы стояли, послышался странный, но отчетливо различимый звук или лучше сказать дребезжание, вызванное мелкой высокочастотной вибрацией.

— Тянучка! — едва ли не в один голос закричали все «серые».

— Как, здесь?! Внутри Базы?! — позволил себе засомневаться Леший. — Они же рискуют взорвать сами себя!

— Конец разговорам! Уходим! — я первым рванулся к украшающему стену мрачному водовороту, отчего даже почувствовалось некоторое облегчение. Приближающаяся опасность помогла распроститься с колебаниями и сделать выбор, а правильный он или нет, это станет ясно всего через пару секунд.

Глава 24.

Я даже не успел опомниться. Черный водоворот слизнул меня будто яростная волна, которая сбивает с ног, крутит и вертит безрассудного купальщика, пожелавшего получить острые ощущения в штормовом море. Кувыркаясь в кромешной тьме я, кажется, кричал или по крайней мере пытался это сделать, однако все звуки словно впитывались в пористую губку плотного черного газа и я продолжал свое головокружительное падение в полной оглушительной тишине. Сколько продолжался этот полет, сказать было невозможно, должно быть всего несколько мгновений, но только они показались для меня целой вечностью.

Закончилось все резко и неожиданно, когда меня вышвырнуло на какую-то очень гладкую поверхность, по которой я словно по льду проскользил метра три-четыре. Отдуваясь от только что перенесенных страхов, стараясь унять как отвратительное тошнотворное головокружение, так и бешено колотящееся сердце, я принялся ошалело оглядываться по сторонам. Опасности вроде не наблюдалось. Туннель. Еще один туннель. Круглый в сечении и очень узкий. Выполнен из какого-то мутного полупрозрачного материала, который светился зеленоватым фосфоресцирующим светом. Именно благодаря этому свечению внутри и возможно было видеть.

Когда я попробовал подняться, то зацепил ногой какой-то предмет, и тот со скрежетом отъехал в сторону. Опустив взгляд, я понял, что это лопата, та самая лопата с укороченным черенком, которую я снял с танка и превратил в свое оружие.

Взгляд на штыковку мигом навел сразу на три мысли. Первая - хорошо, что она не потерялась, и я все еще имею чем защищаться. Вторая - а ведь в круговерти, из которой я только что выбрался, отточенный стальной край преспокойно мог оттяпать мне голову. И, наконец, третья - а что как сейчас прямо в меня влетит мачете Олега, топор Кальцева или какая другая железяка из экзотического арсенала «серых»?

Перспектива оказаться с проломленным черепом или вспоротым брюхом выглядела совершенно непривлекательной, а потому я стал поспешно отползать вглубь туннеля. И, как выяснилось, сделал это очень даже вовремя. В клубящейся черноте, из которой я сам только что появился, что-то блеснуло, и точно в то место, где только что отлеживался героический полковник Ветров, врезалось острие небольшого лома, а буквально через несколько секунд после этого туда же рухнуло массивное, грозно рычащее существо в камуфлированном офицерском ХБ.

— С прибытием, — я дотянулся до Лешего и одобрительно похлопал его по мощной, ходящей ходуном от нервных конвульсий спине.

— Я живой? Прорвались? — Андрюха тряс головой, пытаясь прийти в себя.

— Живее некуда, — я кивнул. — Этот водоворот оказался чем-то вроде вентилятора. Установлен на входе в вентиляционный туннель и гонит воздух. Разве не чувствуешь?

— Ага, — Андрюха поднял руку, подставляя ее под не сильный, но все же достаточно ощутимый воздушный поток. — И сносу этой штуке не будет. Хитро придумали.

— Хитро, — согласился я и тут же с тревогой в голосе добавил: — Черт, где же застряли все остальные.

— Очкуют горе-вояки. Вот, блин, угораздило связаться! — Загребельный попытался подняться на ноги, распрямиться, но тут же стукнулся о низкий свод, после чего был вынужден вновь согнуться едва ли не пополам. — Эх, надо было мне остаться, да швырять их внутрь, всех по очереди, а то…

Подполковник не успел договорить, поскольку из черного водоворота вылетел окрашенный в красный цвет пожарный топор, вслед за которым кубарем выкатился Кальцев.

— Давай, оттягивай! — завопил я и кинулся к одинцовскому разведчику. — Цирк-зоопарк, ведь поубиваются, нахрен!

Опасность, что «серые» станут налетать друг на друга или того хуже напорются на свое оружие была вполне реальной, а потому медлить не стоило. Леший понял это и стал мне помогать. Вместе мы трудились не покладая рук и делали все, чтобы помочь людям Олега. Однако, как ни горько было это сознавать, далеко не все зависело от нашей ловкости и расторопности. В дело вмешался его величество случай, который равнодушно забрал жизнь одного из наших товарищей.

Он прибыл одним из последних. Молодой парень влетел в туннель уже мертвым. Бедолагу основательно приложило о каменную стену. Это было ясно, поскольку все его лицо было смято и стесано, а выгоревшие белоснежные волосы забрызганы кровью. Когда Олег увидел распростертое на тускло светящемся полу тело, он протяжно застонал, а может зарычал.

— Твой друг? — я с сочувствием глянул на сына.

— Гоша Власенко. Служили вместе. Прошли через такое, что жутко вспомнить, а вот сейчас… Черт, как глупо!

— На войне глупых смертей не бывает. Война она и есть война. Несет смерть, что называется по определению, — напомнил я.

— Вот-вот, — подтвердил Загребельный. — Не повезло пацану, ну а если сюда тянучка ворвется, то и всем нам мало не покажется. Так что двигаем, мужики, и побыстрее.

— Двигаем! — я подтвердил приказ подполковника.

Передвижение по вентиляционному туннелю явилось настоящим испытанием не только для наших согбенных спин, но и для напряженных как струна нервов. За тонкими стенами воздуховода что-то явно происходило. Мы постоянно слышали зловещие грохот и скрежетание, иногда о стены что-то или кто-то отчаянно бился, а однажды до слуха долетел совершенно отчетливый человеческий крик. Вот тогда-то Олег и не выдержал:

— Па, сколько можно! Мы не знаем куда идем. Этого вашего Нестерова возможно здесь и не было никогда. А там… — мой сын ткнул в сторону оставшегося за спиной ответвления, того самого, из которого и прилетел звук человеческого голоса. — Там гибнут люди! Те самые люди, которых мы искали, на которых надеялись! И если мы им не поможем...

— Предлагаю пробить дыру и выйти наружу, — Кальцев протиснулся поближе и решительно поддержал своего нового командира. — Если не вмешаемся сейчас, то потом может быть уже поздно.

Цирк-зоопарк, что на это можно было ответить? Я ведь и сам терзался в нешуточных сомнениях. Тот внутренний голос, который подтолкнул меня в систему вентиляции, теперь почему-то смолк. Следов одинцовского милиционера мы так и не отыскали, а стало быть продолжали оставаться в полном неведении о событиях и расстановке сил на Базе головастых. Так что кто знает, может в этой ситуации действительно лучше выйти, так сказать, на оперативный простор и поискать встречи либо с друзьями, либо с врагами. В любом случае она должна хоть что-то прояснить… Ну, или стоить нам жизни. И тогда ни Лиза, ни Пашка, ни Серебрянцев, никто другой не дождутся помощи, которая им так нужна.

Я продолжал колебаться, не зная как поступить, что выбрать. И черт знает сколько бы это продолжалось, кабы не голос Загребельного:

— Пожалуй, по этим гребанным трубам стоит еще чуток погулять.

— Какого хрена, чего нам тут ловить?

Олег зыркнул на моего приятеля с нескрываемым вызовом. Вот дурачек, он-то не ведал, что матерый чекист никогда и ничего не делает просто так.

— Говори, — я жестом приказал сыну заткнуться.

— Здесь действительно кто-то был и причем не так давно.

— Не так давно?! Да только что! Это же Нестеров, ментяра, хрыч старый, больше некому!

Я так обрадовался хорошей вести, что даже позабыл спросить, откуда она взялась. Однако Гром тут же ликвидировал это упущение.

— Товарищ подполковник, с чего вы взяли? Следов ведь никаких!

— «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет», — Леший совсем невесело ухмыльнулся и процитировал хорошо известную с самого детства Пушкинскую строку.

Пахнет? Мы все как по команде втянули носами воздух и делали это до тех пор, пока действительно не почувствовали едва уловимый резковатый запах.

— Дизелька! — выдохнул я, узнав так хорошо знакомый аромат.

— Водка и моча тоже присутствуют, хотя солярки все же больше, — кивнул ФСБшник.

— Против тока воздуха тянуть не может, — сообразил я. — Значит, прет из какого-то примыкания.

— Давай туда!

Леший указал на очередной туннель круто уходящий влево и вниз. До него мы не дошли всего каких-то пару шагов, а потому вполне вероятно, что запах дизтоплива мог распространяться именно оттуда. Его просто не успевало сдувать в главное русло вентиляционной системы.

Что так оно и есть, стало понятно, как только мы свернули. Солярой в этом ответвлении благоухало так, что уже не требовалось особо принюхиваться. Но уверенность в том, что мы на верном пути пришла совсем по другой причине. Не пройдя и полусотни шагов, мы обнаружили пустую бутылку от водки «Егерь». Зеленая этикетка со стонущем от перепоя то ли лосем, то ли оленем была хорошо знакома по частым командировкам в независимую Беларусь. Поллитровка валялась посреди туннеля, и внутри нее было сухо, как у меня в глотке.

— Ты что-нибудь понимаешь? — я с недоумением покосился на Андрюху.

— Идем дальше, — Леший даже не попытался измыслить какую-нибудь гипотезу. — Главное отыскать топливо.

Да, соляра это интересно, — не согласиться с другом было просто невозможно. Соляра это не водка, ее в себя не вольешь, она потребовалась для какой-то совершенно конкретной цели. Только вот какой? И откуда взяться дизтопливу здесь, в мире, где властвуют проклятые головастые? Вряд ли оно могло уцелеть в тех искореженных, занесенных красным песком автомобильных остовах, которые мы видели снаружи. И вообще вполне может так получиться, что лишь техника, прибывшая сюда в брюхе «Калининграда», сохранила свой внешний облик и работоспособность. Пример тому «ЗиЛ», на котором прорывался Олег и мой старикан Т-64.

Вспомнив о танке, я словно ощутил некий толчок в грудь, от которого даже приостановился. Цирк-зоопарк, танк! В нем ведь действительно имелось топливо! А кроме того я видел следы чужой руки на рукоятях топливной системы. Тогда мне подумалось, что кто-то пытался запустить двигатель, а ведь все могло быть совершенно иначе. Некая темная личность просто могла прозаически сливать топливо. Черт побери, но для чего, а главное как эта самая личность смогла протащить его на Базу, причем гораздо раньше, чем сюда попали мы?

Это был далеко не единственный вопрос, который я задавал себе и, увы, ни на один из них не находил ответа. Так что дело уверенно шло к тому, чтобы нафиг забросить вариант с воровством топлива из баков «шестьдесят четверки» и попытаться поискать какое-то менее фантастическое объяснение. Только вот из этого нихрена не получилось.

Следующие полсотни шагов подарили новые находки. На полу туннеля обнаружилась здоровенная, уже основательно подсохшая лужа солярки, посреди которой стояла потертая металлическая канистра. Я сначала даже не заметил тридцатилитровую емкость. Дело в том, что пол, по которому расплескалось топливо, серьезно потемнел и уже не испускал столько света, как весь остальной туннель. Даже сперва показалось, будто впереди дыра, прямо посреди которой неведомым образом проступили три белых цифры «211». Только лишь когда мы подошли поближе и наконец разглядели канистру, стало понятно - число набито через трафарет у нее на боку. Прочитав его, я сразу понял, что это что-то знакомое. Ну да, конечно, я видел этот номер всего полчаса назад. Именно он красовался на башне Т-64.

— Канистра случаем не из твоего танка?

Леший внимательно поглядел мне в глаза. Несмотря на тусклый зеленоватый свет, который исходил от стен, я явственно почувствовал некое недоверие, таящееся в этом взгляде. И еще… Андрюха сказал «из твоего танка». Не «из нашего», а именно «из твоего».

— Посмотрим, что тут есть еще.

Я решил не отвечать на вопрос въедливого, всегда и всех подозревающего ФСБшника, тем более что и отвечать-то было особо нечего. Именно поэтому я отвернулся от друга и, расплескивая подошвами еще не до конца высохшую дизельку, двинулся вперед. Я доковылял до конца лужи и вот там-то остановился как вкопанный. Причина тому имелась, и даже очень веская. На полу, во всю ширину туннеля большими печатными буквами было написано всего одно единственное слово: «СТОП!».

— Что за цирк-зоопарк! — прорычал я, разглядывая темные буквы, контрастно выделяющиеся на тускло светящемся материале.

Мое удивленное восклицание сразу же привлекло внимание всей нашей команды и буквально через секунду Леший, Олег и Кальцев уже стояли рядом. Вся же остальная «серая» братия пыталась выглянуть из-за их спин и разглядеть находку. От такого плотного скопления людей почему-то сразу стало не по себе, что-то почувствовалось. На вражеской территории нельзя стоять толпой, да еще когда под ногами хлюпает пару сантиметров солярки.

— Ни хрена себе! — выдохнул Олег, чем отвлек меня от очень нехороших мыслей. — Это ваш… Как его? Нестеров, что ли написал?

— «СТОП!», это что значит? — Андрюха пропустил вопрос Грома мимо ушей и даже не подумал разбираться с авторством. Его куда больше заинтересовал сам смысл послания.

— «СТОП!», это значит дальше идти нельзя, — пришел на помощь чекисту кто-то из людей Олега.

— Почему нельзя, вот вопрос. — Подполковник ФСБ присел на корточки и стал внимательно изучать как надпись, так и край лужи. Он даже поскреб ногтем краешек одной из букв. — Материал слегка расплавился и потемнел, славно пластмасса от ацетона. Кто-то сделал тампон, макал его в солярку и писал как кистью. — В подтверждение своих слов чекист указал на грязную изодранную тряпку валявшуюся невдалеке.

— Дизтопливо плавит эту хрень?! — Одинцовский разведчик с недоверием постучал по толстой стене вентиляционного тоннеля, за которой вдруг стали проскальзывать какие-то непонятные вспышки.

— Не скажу, что уж сильно плавит, но изменяет это точно.

— Стремно как-то все это, — во мне продолжало кипеть, нарастать чувство странного беспокойства. — Стремно и непонятно. Так что плевать, что тут написано. Двигаем отсюда. Быстрее! Шевелите жопами, олухи! Бегом, мать вашу!

Последние перлы своего армейского красноречия я уже выдавал не стесняясь и притом во всю глотку. В этих воплях было больше отчаяния, досады и безысходности, чем здравого смысла, а все потому, что я понял, почувствовал - вот сейчас… сию секунду это и случится.

Так оно и произошло. Впереди, точно в центре преградившей нам путь надписи пол вентиляционного туннеля вдруг встал на дыбы, взорвался, разлетелся сотнями мелких осколков. Его будто проломил неистовый удар огромного кулака. Хотя почему «будто»?! Я ведь и в самом деле видел, точно видел эту штуковину, этот самый кулак. Светящийся густым голубым светом диск с зазубренными краями, именно он ударил в туннель, влетел внутрь и с истязающим барабанные перепонки визжанием впился в низкий потолок. Оружие головастых на счастье никого не задело, но, тем не менее, сделало свое черное дело. От образовавшейся дыры глубокие трещины стаей разъяренных змей ринулись в нашу сторону, и это был конец. Пол под ногами распался, раскрошился, словно был разъеден тысячами ненасытных термитов, и вместе с целым водопадом брызг, кашей из искрящейся зеленой крошки я, Леший, Олег, Кальцев и все остальные полетели вниз.

Мой полет оказался очень недолгим. Я даже не успел как следует испугаться. А может это потому, что внутри все затмил гнев, ярость на самого себя. Это же надо так вляпаться, так попасться!

И все же гнев гневом, страх страхом, однако какая-то, пусть и совсем крохотная часть моего мозга продолжала исправно работать. Как раз до нее-то и дошло, что мы падаем в сплошное шевелящееся море, которое, не переставая, извергало сотни децибел отчаянных воплей, и было наполнено яркими всполохами десятков белых и голубых огней.

Удар от падения смягчила пара живых, шевелящихся тел. Я грохнулся прямо на них и подмял, словно это были не люди, а безвольные тряпичные куклы. Люди? Люди! Мы нашли их! Я хотел закричать от радости, да только этот крик так и застрял в глотке плотно втрамбованный туда холодным взглядом больших черных глаз без зрачков.

Головастые! Один, второй, третий… Мой затравленный взгляд бешено метался из стороны в сторону, каждый раз натыкаясь на серые комбинезоны и такие же серые лица. Цирк-зоопарк, вот это попали!

На то что бы опомниться от неожиданного появления непрошенных гостей, которые в прямом смысле слова свалились им на голову, головастым потребовалось всего несколько секунд. По истечении коих они кинулись в яростную атаку. По крайней мере, именно так поступил тот большеголовый ублюдок, с которым я первым столкнулся взглядами. Похоже, он даже успел подать какой-то неслышимый для человеческого уха сигнал, поскольку та пара головастых, которые вместе со мной распластались на гладком каменном полу, тут же вцепились в меня, причем с совершенно неожиданной для их хлипкого телосложения силой.

Я видел, как в руке пришельца вспыхнула голубым, завизжала смертоносная фреза, с помощью которой головастый собирался либо вспороть мне брюхо, либо оттяпать голову. Он бы так и поступил, как пить дать поступил, но только вдруг смертоносное оружие заискрило и с коротким стоном испустило дух. Как видно поломка боевого устройства оказалось настолько необычным, экстраординарным происшествием, что нападавший даже остановился и перевел свой взгляд с меня на зажатый в трехпалой руке диск.

Как раз эта секундная заминка и стоила головастому жизни. Острие заточенного лома прорвало серую ткань комбинезона и вылетело у него из живота. Инопланетянин зашипел наподобие того, как это делали призраки, и схватился руками за торчащий из его тела окровавленный металл. В этот самый момент из-за спины у него и поднялась облаченная в камуфляж массивная фигура.

Леший поднял головастого, будто насаженного на вертел цыпленка, и с размаху отправил его в гущу других серых комбинезонов.

— Вставай! — прогорланил он, когда умирающий враг слетел с его страшного оружия.

— Помоги! — я все никак не мог отделаться от опеки двух зловредных бестий.

— Ах ты мать твою…!

Андрюха взмахнул ломом, словно бейсбольной битой. Мощным ударом он раскроил череп очередного нападавшего и только лишь после этого смог прийти на помощь другу. Хлесткий удар тяжелого армейского ботинка отшвырнул одного из моих противников. Падая, головастый продолжал судорожно цепляться за ускользающую от него жертву, в результате чего его скрюченные пальцы впились в мой старый, заправленный в джинсы свитер, и прорвали в нем здоровенную дыру от плеча до пояса.

Вот как раз начиная с этого самого момента, что-то и произошло, изменилось. Я вдруг почувствовал, как от десятков шипяще-шепчущих голосов завибрировал сам воздух, как ослабла хватка второго из моих «опекунов», как шарахнулись в разные стороны окружающие нас фигуры в серебристо-серых комбинезонах. Разумеется, не воспользоваться таким неожиданным послаблением было просто невозможно, а потому я рывком перекатился на живот, вскочил на четвереньки и волчком завертелся в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Весь пол вокруг оказался забрызган кровью и завален трупами. Здесь лежали не только головастые, но и люди, а так же те чудовищные в своем уродстве создания, которые когда-то именовались людьми. Из оружия на глаза попалась лишь пара боевых дисков, да только они были темны, мертвы и пригодны разве что для колки орехов. Все это вовсе не радовало, заставляло расширить круг поисков. Именно так я и собирался поступить, как вдруг в поле зрения попало небольшое пульсирующее тусклым малиновым светом пятно.

Мне даже не пришлось раздумывать над тем, что это такое. «Черная метка», диск, который раздобыл Нестеров в храме кентавров! Когда мы жгли свою одежду, пытаясь хоть как-то осветить проваливающийся во мрак «Калининград», именно тогда я и сунул его себе за пазуху, больше просто было некуда. И вот теперь этот таинственный предмет вывалился в прорванную головастым дыру и уже в который раз превратился в главное действующее лицо всего этого невероятного апокалипсического фарса.

Я вовсе недаром окрестил «черную метку» главным действующим лицом. Это была истинная правда, так как заметив ее, головастые сразу будто забыли о моем существовании. Полковник Ветров тут же оказался в одиночестве, а все остальное побоище, участниками которого стали его боевые товарищи, отступило, отхлынуло на несколько метров, оставляя старого танкиста один на один с мертвыми.

В первое мгновение я даже растерялся. Как такое может быть? Почему? Ответов не находилось, пока не находилось, а потому лучшим и единственно верным решением было послать подальше это занятие. Какие тут еще нахрен ответы, когда мим друзьям, моему единственному сыну угрожает смертельная опасность!

Я только подумал об Олеге, как тут же его и увидел. Нет, сейчас это был вовсе не милый мальчик из сентиментальных отцовских воспоминаний. Моим глазам предстал тот самый Гром, которого головастые ненавидели и считали своим кровным врагом. Мой сын испытывал к ним аналогичные чувства и сейчас демонстрировал это самым наглядным образом. Олег рубил лупоглазых тварей налево и направо. Его лицо, руки, тельняшка покрылись кровавыми пятнами и потеками. Его глаза были навыкате, зубы стиснуты в зверином оскале. Я понял, сейчас Гром вовсе не защищался, он карал, мстил головастым за все те ужасы, за все то горе, которое они принесли в наш мир. И его было не остановить.

Но их же больше… намного больше! Здравый смысл во мне принялся неистово протестовать. Головастые убили всех этих несчастных. Что для них мы, два десятка усталых, плохо вооруженных людей? И, тем не менее, глаза сообщали мне совершенно об обратном. Невысокие, большеголовые фигуры в широких комбинезонах пятились под натиском «серых». Они даже не пытались защищаться, да и, собственно говоря, у них не имелось чем. Угодившие под солярочный дождь боевые диски вышли из строя. Они искрили и били током своих владельцев, чем вызывали в рядах головастых еще большее замешательство и панику.

И все же это был временный успех. Мысль о том, что мы можем победить, даже на миг не посетила мою голову. Еще минута другая и в бой вступят новые силы головастых, боевые диски которых не пострадали. А кроме того арсенал этих тварей наверняка не ограничивается личным оружием. Иначе как объяснить тот грохот, треск и неистовые человеческие вопли, что доносятся откуда-то из глубины этого гигантского зала.

До меня только сейчас дошло, что я продолжаю стоять на коленях в компании распростертых на полу трупов, что совершенно не представляю, где нахожусь, и что самое ужасное, остаюсь в преступном бездействии. И это в то самое время, как рядом сражаются и гибнут мои товарищи, мои друзья и близкие!

Меня словно взрывом подняло или лучше сказать подбросило с пола. Оказавшись на ногах, я глянул поверх голов «серых», которые, образовав вокруг меня круг, кромсали ненавистных головастых. От открывшегося взгляду зрелища я даже задохнулся. Это действительно был зал, огромный, однако не такой уж высокий, скорее всего подземный. Его тяжелый угрюмый свод по большей части был сплетен из так хорошо знакомых мне черных металлических лиан, меж которых то и дело проскальзывали извивающиеся малиновые молнии. Это низкое металлическое небо давило, словно всесокрушающий поршень исполинского пресса. Казалось, до того момента, когда он сомкнет свои металлические челюсти, осталось совсем немного, и тогда тысячи обезумевших от страха и ненависти живых существ навсегда покинут этот мир.

То что вокруг творится настоящее безумие, не требовало особых доказательств. Я видел отряды головастых, которые возникали словно из-под земли, в коконах из какого-то светящегося зеленоватого газа, натыкался взглядом на толпы грязных и оборванных людей, которые с дикими воплями кидались им навстречу. У меня закладывало уши от воя чудовищного оружия, которое своими невидимыми лучами превращало людей в пепел, и захлебывался отчаянием, когда видел, как те немногие храбрецы, которым все же каким-то чудом удалось прорваться, умирали от ударов голубых дисков.

Во всей этой с позволения сказать битве, а на самом деле жестоком истреблении моих соплеменников, я не видел ни малейшего смысла. Казалось, люди прорываются в это проклятое подземелье только лишь для того, чтобы умереть. Или это не так? Или они все же пытаются что-то предпринять, каким-то непонятным образом стремятся переломить ход сражения? Если это действительно так, то повстанцам следовало помочь, причем немедленно. Это единственный выход, единственный шанс на спасение, как для нас, так и для них.

Помочь?! Цирк-зоопарк, да как же тут поможешь, когда мы сами оказались блокированы головастыми, да еще очень и очень далеко от передовой лини, на которой шли главные бои. Я подумал об этом и удивленно, можно сказать совершенно по-новому взглянул на то место, куда угораздило свалиться наш маленький отряд. Вокруг было полно трупов, и это означало, что некоторое время назад здесь тоже бушевала кровавая резня. Именно резня, потому как тяжелое оружие не применялось. Повстанцы появились неожиданно и сцепились с головастыми врукопашную. Но что-то в их планах пошло не так, что-то не сложилось, и людей либо перебили, либо оттеснили, причем до того, как те смогли осуществить задуманное.

— Задуманное? — я прорычал это слово. — Черт побери, что же они задумали?

Мой взгляд заметался из стороны в сторону. Я отчаянно искал ответа на свой вопрос, и это было невероятно сложно. Во-первых, я не имел ни малейшего представления, что именно следует искать. Во-вторых, взгляд волей-неволей все время сваливался на Олега, Лешего и остальных наших бойцов. Получалось, что они сражались, рисковали своими жизнями ради меня и вместо меня, а вот такого дерьма я себе раньше не позволял. Полковник Ветров никогда не прятался за чужие спины.

Я отчетливо понимал это и все же не двигался с места, чувствовал себя мразью, последней сукой, но продолжал стоять и вглядываться в освещенный сиянием электрических молний, затянутый зеленоватым светящимся газом, испугано вздрагивающий от всполохов оружия полумрак. И вот как раз во время одной из таких вспышек я и заметил… Сперва это показалось миражом, наваждением, бредом. Мне даже пришлось дождаться следующего разряда, чтобы увидеть еще раз и поверить.

В полусотне метров от нас, прямо в пространстве между полом и тяжелым железным потолком недвижимо висел человек. Тело находилось горизонтально в положении лицом вверх, руки и ноги разбросаны, голова сильно запрокинута назад. Очередной, очень яркий и продолжительный всполох позволил разглядеть куда больше деталей: грязная рваная майка на тощем торсе уже не молодого человека, спутавшиеся седые волосы, сбитые кирзаки, в которые заправлены серые милицейские штаны с красным кантом.

— Толя! — я заорал так, что казалось заглушил грохот битвы.

Своим открытием, своей находкой, своей болью и своим страхом мне требовалось немедленно с кем-то поделиться, а потому естественно я кинулся к Лешему, единственному человеку, которому не требовалось ни чего объяснять, с которым мы понимали друг друга практически с полуслова. Нас с подполковником разделяло не более пяти шагов. Я преодолел всего три из них, и Андрюха тут же избавился практически от всех своих врагов. Одному он пропорол горло, а двое других отпрянули назад, причем с такой поспешностью словно увидели самого дьявола.

— Стой! — я не позволил Загребельному начать преследование — Гляди, туда! Присмотрись! — чтобы чекист увидел и хорошенько все понял, я обеими руками вцепился ему в плечи и рывком развернул в нужную сторону.

— Что за… — Леший с трудом отходил от горячки рукопашной схватки.

— Это Нестеров! Он там!

Я надеялся, что имя майора поможет, возымеет на Андрюху отрезвляющее действие, и это действительно произошло.

— Мент?! — с лающим хрипом выдохнул мой друг.

— Его надо снять! Скорей! — я рванулся в сторону, где в потоке какого-то странного, только сейчас замеченного мной сияния зависло тело человека, с которым мы когда-то поклялись друг другу в вечной дружбе.

— Стой! — ФСБшник схватился за меня. — Он в луче! Думай, как отключить! Соберись, черт тебя побери!

Крик Загребельного ударил мне в лицо, как ледяной шквальный ветер, как хлесткая пощечина. От него я даже опешил. Отключить? С какого перепуга Андрюха вдруг решил, что я действительно смогу вырубить этот…

Вот на этом самом месте в мозгу и полыхнула настоящая сверхновая звезда. От ее ослепительного света я вздрогнул и очнулся. Цирк-зоопарк, ну как же можно было забыть?! Диск! Он здесь, он светится, он пожирает энергию. Все как тогда, когда мы ломали охранную систему гигантского периметра.

Уже через мгновение меня как ветром сдуло. Добраться до того места, где из-под моего разорванного свитера вывалился таинственный артефакт, стоило ровно два прыжка. Совершив их, я грохнулся на колени и стал искать, шарить по полу руками, переворачивать трупы. Где-то здесь! Он должен быть где-то здесь! Когда на глаза попалась тускло мерцающая лужица замешенной на солярке крови, из моей груди вырвался радостный вопль:

— Нашел!

Я сграбастал горящую малиновым огнем пластину и, подняв ее над головой, кинулся бежать. Должно быть, в этот миг я походил на какого-то гребанного Прометея, похитившего у богов их фирменную зажигалку, а может на безумного маньяка-Потрошителя, в чьей залитой кровью руке билось еще живое сердце его юбилейной сотой жертвы. Скорее всего, второе, поскольку от меня шарахнулись как друзья, так и враги. Я отметил это лишь краешком глаза, частичкой своего сознания, потому как все остальное внимание, все прочие помыслы были только лишь о старом менте, верном друге, настоящем человеке по имени Анатолий Нестеров.

Наверное, если бы сейчас кто-нибудь из головастых надумал меня прикончить, им бы это не составило особого труда. Я был полностью безоружен, оказался за пределами зоны, где всего пять минут назад хлестали струи спасительного дождя из ароматной солярки, да к тому же оставил далеко за спиной всех своих товарищей. Вокруг оказались лишь враги. Во всполохах электрических разрядов я видел их серые безжизненные лица, слышал вой, с которым в их руках разгорались холодные голубые огни. И все же головастые почему-то не решались атаковать. Больше того, они расступались, прекращали работу, бросали ремонтные блоки и инструменты, а те из них, кто все же успел активировать свое оружие, казалось напрочь о нем забывали.

Это техники, — говорил я себе, стараясь глядеть только на зависшее в энергетическом луче тело Анатолия и не замечать ледяных взглядов десятков абсолютно черных глаз. — Они вовсе не такие решительные, как боевики, они не знают, что за штуковина зажата в моей руке, они прибыли сюда устранить последствия боя, а вовсе не для драки и, наконец, они тоже боятся. А потому если все сделать правильно, то я смогу дойти, я спасу друга.

Спасу… Вот тут, как ни жутко было это сознавать, но мой внутренний голос, мое чутье не соглашалось с засевшей в голове решимостью. Я подошел уже достаточно близко, а потому смог отчетливо разглядеть… Запрокинутая голова, шея и раскинутые голые руки Нестерова были густо пронизаны пугающими темными прожилками. Казалось, что половина мышц милиционера начисто выгорела, будто закоротившая электропроводка. Это жуткое ощущение усугублялось еще и тем, что под красной воспаленной кожей майора то и дело проскальзывали крохотные белые искорки. Последняя надежда на чудо умерла, когда я взглянул в лицо Анатолию, увидел его абсолютно пустые мертвые глаза.

Не могу сказать, что со мной тогда сделалось. Я позабыл обо всем на свете, взревел как раненый зверь и тут же вцепился в глотку первому, оказавшемуся на моем пути головастому. Убивать, это стало моим единственным желанием, мщение — главным смыслом жизни, а значит у пучеглазого ублюдка уже не было шансов.

Не владея мудреными приемами рукопашного боя, я просто ногтями разорвал худосочное горло своего врага. Хлынула горячая соленая кровь, но даже ее запах, ее вкус не смог утолить жажду обезумевшего Максима Ветрова, и он закружился на месте в поисках своей новой жертвы.

Однако в радиусе десяти шагов никого не оказалось. Головастые отпрянули во тьму, оставив меня купаться в потоках огненно-красной крови, которая окрасила меня с головы до ног. Кровь? Откуда же у этого гада столько крови? Я даже смог удивиться. Это и помогло. Пауза длиной в целую секунду остудила мозг, дала возможность понять: никакая это не кровь, а густой малиновый свет, который вовсю испускает «черная метка». Оказавшись рядом с мощнейшим энергетическим лучом, диск вовсю впитывал его силу. Страшную силу, которая погубила моего друга. Вот именно этого я и не мог ей простить. Никогда!

Даже не соображая, что творю, действуя скорее по наитию, я подхватил пылающую неистовым огнем пластину и швырнул ее в гигантскую, бьющую из недр земли струю. В следующее мгновение мир вокруг содрогнулся, дернулся, искривился. Вокруг начала раскручиваться исполинская черная воронка, в которой исчезали пол, сплетения железных лиан, люди, головастые, воздух, звук, свет и я сам.

Все кончено! — такой была последняя мысль, посетившая мою голову. Хотя нет, вру, она оказалась предпоследней. Самым последним, уже едва различимым импульсом, проскользнувшим в мозгу старого полковника, стало изнеможенное: «Наконец-то! Цирк-зоопарк, сейчас мы все обретем покой…».

Глава 25.

Моей мечте о забвении и покое так и не суждено было сбыться. Видать еще не пришло время. Не сегодня, не сейчас. Мгла, которую принес с собой неистовый черный смерч, рассеялась. Единственным воспоминанием о ней остались крупные хлопья серого пепла. Они кружились в полумраке гигантского подземного зала, их перемалывали в пыль ползущие по металлическим лианам длинные малиновые молнии, их безжалостно пинали ноги сотен, если не тысяч, спасающихся бегством серебристо-серых фигур.

В том, что головастые именно бегут, не было ни малейшего сомнения. Смолк грохот выстрелов, стихли крики раненых и умирающих. Основными звуками, отныне наполняющими огромный подземный зал, стали топот ног и глубокое дребезжащее гудение тех самых светящихся зеленых облаков, из которых хозяева Базы ранее и появлялись. Правда, теперь все происходило с точностью до наоборот. Головастые добегали до них и тут же исчезали. Еще одним путем отступления являлись странные черные пятна на полу. Может быть это были и дыры. Разглядеть их в полумраке не представлялось ни малейшей возможности. Факт лишь заключался в том, что добравшись до них, наши враги плавно уходили под землю, словно их засасывало в густую черную трясину.

Весь этот движняк продолжался не более десяти минут, по истечении которых в подземелье остались лишь тысячи изуродованных мертвецов, да мы — те немногие из людей, которым сегодня посчастливилось выжить. Однако в такую невероятную, невиданную удачу еще следовало поверить. Конечно же это придет, обязательно придет со временем… но пока не было ни криков торжества, ни объятий, ни слез радости. Грязные, оборванные, обессиленные, залитые кровью друзей и врагов мужчины, юноши, мальчишки просто стояли в полумраке. Деморализованные, раздавленные чудовищным ликом смерти они даже не смели пошевелиться. Что ж, тут я их понимал. Далеко не каждому такое по плечу.

— Макс! — глухой бас прозвучал позади меня, и это означало, что помимо полковника Ветрова здесь обнаружился еще один непробиваемый толстошкурый урод, который уже давно не цепенеет при встрече с костлявой старушенцией, не вздрагивает от вида ее ржавой зазубренной косы.

— Леший, как по-твоему, это уже все? Конец? — я повернул голову к другу.

— Конец чему? — Андрюха плелся ко мне, с трудом перешагивая через покрытые серым пеплом трупы.

— Не знаю. Хоть чему-нибудь.

— Похоже, этой чертовой Базе точно хана. — ФСБшник попытался ухмыльнуться, но его обожженная и забрызганная кровью физиономия изобразила жуткую гримасу, от которой у слабого сердцем человека запросто мог случиться инфаркт. — Если вспомнить, как резво улепетывали головастые, то скоро здесь либо что-то хорошенько бабахнет, либо еще какая-нибудь херня случится. Черт, везет, как утопленникам! — Леший сплюнул на пол и глянул поверх моего плеча, туда, где еще минуту назад бушевал поток странной темной энергии. — Ты небось туда своим диском зарядил?

— Угу, — я кивнул.

— Молодец. Сообразил.

— Повстанцы явно хотели вырубить эту штуку, и я сделал это за них.

— Интересно чего нам теперь ожидать, — подполковник зябко поежился.

— Они знают, — я рассеянно махнул в полумрак зала, в котором началось первое робкое шевеление.

— И он знал.

Загребельный неотрывно куда-то глядел. Куда-то? Цирк-зоопарк, я совершенно точно знал куда, вернее на кого!

Нестеров лежал в центре огромного, метров двадцать в диаметре металлического диска, покрытого целой сетью различных канавок и отверстий. Откуда эта железяка здесь взялась, было совершенно непонятно. Вроде раньше на ее месте находился колодец, из которого и бил этот странный поток. Хотя кто его знает, может этот самый колодец мне только привиделся, ведь я смотрел вовсе не на него. Я и сейчас лишь на мгновение задержал свой взгляд на темном металле и тут же впился глазами в распростертое тело одинцовского милиционера. Я так и сказал себе «тело», потому как произнести «труп» было дико, мучительно больно. Черт, а может мне только почудилось? Может и впрямь произошло чудо, и он все-таки жив?! Шальная, безумная мысль заставила рвануться вперед.

— Стой! — лапища подполковника ФСБ впилась в мое плечо. — Не ходи туда. Там опасно.

— Надо проверить! Понимаешь, обязательно надо проверить…! — я стал вырываться.

— Мертв наш мент. Мертвее некуда. И тело у него светится. Вон там, где к металлу касается. Разве не видишь? — для прочистки мозгов Леший меня хорошенько встряхнул. — Это значит, платформа продолжает излучать. Не думаю, что эта хрень способствует укреплению здоровья.

Светится? Я тут же получше присмотрелся и понял, что Андрюха прав. Из-под тела Нестерова действительно шло какое-то едва уловимое свечение. Пожалуй, если не знаешь куда глядеть, то и не увидишь.

— Черт! — из моего горла вырвался болезненный стон. — Мне не хочется его просто так бросать. Похоронить бы.

— Будем просто так столбами стоять, нас тут всех похоронят, — прорычал Загребельный и, вскинув лом, резко развернулся назад. Таким способом чекист отреагировал на движение, неожиданно возникшее совсем неподалеку.

Однако, как выяснилось, никакой опасности оно с собой не несло. К нам просто приближался один из людей моего сына. То, что это вновь оказался Васька, я даже воспринял как само собой разумеющееся.

— Товарищ полковник! — закричал он, когда нас все еще разделяло как минимум десять шагов. — Там человека нашли! Ранен он. Гром приказал вас скорее позвать.

— Что за человек? — я сделал шаг навстречу посыльному.

— Кальцев сказал, что вы его знаете. Кравчиком или как-то так кличут.

— Крайчек?! — мы с Лешим выдохнули это имя практически одновременно.

— Ага, точно, Крайчек, — подтвердил парнишка. — Ему ногу пропороло. Крови много потерял.

— Двигаем! Быстро! — Андрюха сразу же рванул вперед. — Этот америкашка должен все знать!

До того места, где лежал основатель и бессменный глава Одинцовской колонии оказалось метров полтораста. Это было подножье высокой квадратной платформы, вдоль основания которой тянулась длинная цепочка овальных отверстий. Сквозь них в зал проходили толстые полупрозрачные трубы, в которых циркулировала какая-то желтоватая фосфоресцирующая жидкость. Однако с полдюжины отверстий оказались не задействованными. Как раз они-то и стали одной из тех лазеек, через которые повстанцам удалось проникнуть в подземелье.

Крайчека я сперва даже не узнал. От того аккуратного, собранного, подтянутого, уверенного в себе заморского гостя не осталось практически ничего. Разве что глаза. В них, как и прежде, горели огни упрямой, можно сказать звериной решимости не сдаваться, всегда и везде идти до конца. Собственно говоря, чувствуя эту самую решимость, к Томасу и тянулись люди, она и делала его лидером.

Оказавшись рядом, я растолкал обступивших Томаса людей, опустился на колени и судорожно притянул к себе старого знакомого.

— Живой? Это здорово, что живой! — горло перехватило, и мой голос совершенно неожиданно превратился в сдавленное сипение.

— Как-то плохо мы с тобой в прошлый раз расстались, — прошептал в ответ раненный. — Ты уж прости меня, Макс.

— С этим все. Проехали.

Произнося эти слова, я совершенно не кривил душой. Во мне больше не было ни злости, ни обиды... быть может, только досада. Ведь послушай меня Томас, и все могло оказаться совершенно по-иному, многие, очень многие могли остаться в живых. Хотя… Гребанный Леший меня почти убедил в существовании судьбы, с которой никак не поспоришь.

Стоило лишь подумать о Загребельном, как он тут же вмешался в разговор. Причем, судя по всему, на этот раз чекист вовсе не собирался бездумно и безропотно отдаться в руки судьбы.

— Что сейчас произойдет с Базой? В какой мир мы попали? Говори, черт тебя побери! — Андрюха скалой навис над нами.

— Уже все. Кончено! — губы Крайчека тронула едва заметная улыбка.

— Как все? — восклицание принадлежало моему сыну, который стоял рядом и тоже пытался разобраться во всем происходящем.

— Надо было погасить темпоральную петлю. Вы сделали это, и «тупик забвения» вернулся на Землю.

— Нихрена не понимаю, — подполковник ФСБ затряс головой. — Ну, а на Земле-то что? Почему бегут головастые?

— Головастые?

Крайчеку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кого именно имеет в виду Загребельный. Когда же он, наконец, сообразил, то улыбнулся еще шире:

— Это хорошо, что бегут, — Томас обвел стоящих рядом людей полным гордости взглядом и, чуть повысив голос, естественно настолько, насколько позволял его скудный запас сил, добавил: — Значит, мы добились своего! Теперь мы свободны и сможем уйти!

— Выходит, взрыва не будет? — Лешего оказалось не так легко отвлечь от интересующей его темы. — Или вы просто ничего не знаете о нем?

— Какой взрыв? — лидер повстанцев впился в меня глазами. — Тот человек, которого ты послал, сказал, что следует отключить петлю. И все! Тогда мы окажемся в нашем мире. Это был единственный шанс.

— Какой человек? — я отплатил Томасу таким же цепким, буравящим взглядом. — Кого я послал?

— Невысокий, черноволосый, возраст — около тридцати лет, выходец из Азии, представился как Мурат.

Подготовка агента Центрального разведывательного управления дала о себе знать, и Крайчек четко и лаконично выдал описание курьера, которого полковник Ветров якобы направил в «тупик забвения». Надо сказать очень знакомое описание.

— Ертаев! — я поднял глаза на Лешего, и тот согласно кивнул. — Где он?

— Его забрали ханхи, — в мутном желтоватом свете, исходящем от находящихся рядом труб, я заметил, что Томас морщит лоб и явно пытается что-то сообразить. — Здесь тяжело ориентироваться во времени, но полагаю было это дня два тому назад.

— И больше его никто не видел? — мой вопрос был обращен уже не только к Крайчеку, но и ко всем собравшимся вокруг людям, которые, кстати, все прибывали и прибывали.

— Он выполнил свою задачу так же, как и Нестеров. Ты, полковник, можешь гордиться людьми, которых послал на смерть.

Голос подал какой-то худощавый мужик в забрызганных кровью лохмотьях. Что мне сразу бросилось в глаза, так это дезактивированная фреза головастых, которую он довольно уверенно держал в руке. Присмотревшись получше, я понял, что знаю этого человека, по крайней мере, видел его в Одинцово. Это был кто-то из той самой команды, что выдворяла нас из поселка. В голосе говорившего звучал укор, если даже не вызов. Почувствовав это, я поднялся на ноги.

— Коля, заткнись! — опережая меня, рыкнул на смельчака Кальцев.

— Нет, Саша, пусть говорит, — я поднял руку, останавливая заместителя покойного милиционера.

— Это правда, Анатолий Иванович погиб потому, что ты ему приказал, — на лице говорившего вдруг промелькнула гримаса боли.

— Я…?! — мне стоило невероятных усилий, чтобы удержаться и не зарядить оппоненту промеж глаз.

— А ну, стоп! — в наш спор очень вовремя вмешались так называемые «компетентные органы» в лице подполковника Загребельного. — Кажется, мы тут что-то пропустили. И я до жути хочу понять что именно. — Чекист поднял свою здоровенную лапищу и ткнул пальцем в того, кого Кальцев назвал Николаем. — Говори, что знаешь про Нестерова. Ты был с ним? Видел, как он погиб?

— Мы все обязаны… Обязаны Анатолию и тем людям, что были с ним, — вместо своего подчиненного прохрипел Крайчек. — Не понимаю как, но им удалось… Они освободились. И не просто освободились, они добрались до пульта управления клетками.

— То, как освободились, это мы примерно представляем, — Леший многозначительно хмыкнул. — Что дальше?

— Дальше на очереди оказалась криогенная тюрьма. Вместе с Нестеровым пришел какой-то старик, то ли ученый, то ли механик, он довольно быстро разобрался что там и к чему и запустил разморозку.

Я слушал Томаса и понимал, что одобрительно киваю и про себя как молитву повторяю одну и ту же фразу: «Вместе мы собрали неплохую команду». Цирк-зоопарк, это же не моя фраза, не мои слова! Их ведь произнес Главный, когда мы вновь встретились в Подольске. Осознав это, я почувствовал, как на лбу сквозь корку из крови и солярки пробиваются капельки холодного пота. Неужели он знал или хотя бы догадывался обо всем этом дерьме… о том, что нас здесь поджидает?!

Возможно, я и впрямь стал бы искать ответ на свой вопрос, но все мысли вмиг переколошматил обеспокоенный голос сына:

— А женщины? Вы освободили женщин?

— За ними отправились четверо. Те, что были вместе с Анатолием. Повел их капитан, вон из его команды, — произнося эти слова, Крайчек вяло кивнул в сторону Загребельного, но поднять глаза уже не смог.

— Всего четверо! Вы отправили туда всего четверых! — не поверил своим ушам Гром.

— Только они могли… Только они были чистыми… — у Томаса явно не хватало сил, чтобы продолжать этот разговор.

— А Нестеров? Почему не пошел Нестеров? — подполковник ФСБ не желал замечать состояния раненного, ему требовалась информация, причем вся, одним куском.

— Хватит! — я остановил друга и тут же переключился на Кальцева, который, стоя на коленях, поддерживал голову своего раненого начальника. — Саша, оставляю Томаса на тебя. Заберите его отсюда, как следует перевяжите и позаботьтесь.

— Почему не пошел Нестеров? — Леший вновь задал свой вопрос, правда, на этот раз он обращался уже к тому мужику, который так подло обвинил меня в смерти милиционера.

Одинцовец с честью выдержал суровый взгляд чекиста и проскрежетал сквозь плотно сжатые зубы:

— Анатолий Иванович сказал, что пришел, чтобы отключить петлю, а если не получится, то он обязан указать полковнику Ветрову как это сделать.

— Цирк-зоопарк, откуда он знал, что мы придем? — прошептал я очень тихо.

— Да, я был в той группе, что добралась до петли, — за треском статического электричества и гулом все еще функционирующих систем подземного комплекса Николай не расслышал моих слов, полумрак скрыл шевеление моих губ, а потому ничто не помешало ему продолжить: — Да, я видел как погиб наш друг и учитель.

Конечно же, они знали друг друга, притом знали очень хорошо и давно. Вот откуда эта боль и гнев. Толя погиб у него на глазах и скорее всего смерть его оказалась по-настоящему лютой. Я подумал об этом, и нервный озноб сразу прошиб все тело, а поперек горла стал каменный комок.

— Как Нестеров попал в луч? — Леший владел собой куда лучше меня.

— Он прыгнул туда сам.

— Какого хрена…! — этот стон все-таки сумел вырваться из моей глотки.

— Ханхи напирали. Петлю погасить не получалось, хотя мы и крушили все подряд. Когда нас уже почти отбросили, Иваныч расшвырял этих тварей и прямо туда… — Николай запнулся, скривился как от боли и напоследок добавил: — Геройский был мужик.

После того как этот короткий рассказ был закончен, все вокруг смолкли. Люди как бы отдавали дань памяти своему спасителю, настоящему бойцу, героическому человеку Анатолию Ивановичу Нестерову. И только я как последняя падла, думал о том, что на самом деле все могло происходить совершенно не так. Толя мог оказаться просто куклой. Им могла управлять чья-то невидимая властная рука. Вот только вопрос чья она? Кто отдает приказы и старательно маскируется под полковника Ветрова?

Мои раздумья, как и минута молчания, продлились ровно до тех пор, пока их не прервал тихий голос Крайчека:

— Коля, теперь бегите в женский блок. Там могут быть проблемы. Помогите им… — Томас с трудом проглотил слюну, тем самым промочив пересохшее горло, после чего смог продолжил: — И не стоит никого винить. Мы ведь тоже погнали людей на смерть. Не спросили их. Так надо. Это война. По-другому не победить… никак не победить.

Николай ничего не ответил, просто угрюмо кивнул. После этого он прогудел: «За мной, мужики!» и бесцеремонно, можно даже сказать грубо расталкивая людей, стал пробираться к ближайшему из овальных отверстий. Одинцовец их действительно расталкивал, так как большинство героических повстанцев, которые всего четверть часа назад буквально рвали зубами ненавистного врага, даже не подумали сдвинуться с места. За Николаем последовало всего лишь десятка полтора бойцов, хотя вокруг собралось уже как минимум человек двести.

— Вперед, чего стоите! — выкрикнул Гром и тоже кинулся за уходящим авангардом. Его послушали лишь семеро уцелевших в побоище «серых», которые были готовы следовать за своим командиром хоть к черту на рога, но больше никто.

Все это показалось мне очень странным, даже диким, однако митинговать, поднимать боевой дух масс времени совершенно не оставалось. Где-то там, в женском блоке находилась Лиза, и она ждала нашей… моей помощи.

— Кальцев, Томас на твоей ответственности, — еще раз напомнил я и шагнул в коридор из сутулящихся под прессом нерешительности и страха, жмущихся друг к другу человеческих фигур.

Коридоры «тупика забвения» оказались тихи и пустынны. В них по-прежнему работало освещение, и чувствовался ток кондиционированного воздуха. И все же это была уже вовсе не та База, в которую мы вломились всего пару часов назад. Кое-что изменилось. На стенах проступили какие-то странные тревожно пульсирующие надписи и указатели, а на полу то и дело обнаруживались разнообразные предметы, предназначение которых даже было сложно себе представить. Их либо потеряли, либо выбросили, либо уже успели использовать. Определение «успели использовать» по большей части касалось небольших устройств, напоминающих прозрачные, изготовленные из небьющегося стекла аэрозоли с довольно зловещего вида иглами на концах. Такие штуковины попадались чаще всего. В некоторых из них все еще оставалось немного темной, маслянистой жидкости, очень смахивающей на печальноизвестную тянучку.

Наверное, именно по этой причине мы и старались на них не наступать, даже не касаться. Выполнить это было легко, поскольку передвигалась наша группа узкой колонной всего по двое или по трое. И это при том, что большая часть коридоров позволяла обеспечить проход десяти, а то и более человек в ряд.

По мере того, как мы забирались все дальше вглубь Базы, эта диспропорция все больше и больше давила на мозги, я все чаще и чаще задавался вопросом: «Цирк-зоопарк, почему нас так мало? Какого хрена большая часть повстанцев отказалась от борьбы, когда победа уже так близка, когда проклятых головастых стоит лишь дожать?» И как оказалось, в этих своих мыслях полковник Ветров был вовсе не одинок.

— Эй, командир! — Леший окликнул ведущего нас одинцовца. — Ты точно знаешь где женский блок? Что он из себя представляет? Почему туда отказались идти все остальные?

Чекист взглянул на проблему совсем с другой стороны, и от этого взгляда у меня по телу поползли крупные мурашки. А вдруг и в самом деле то место, куда мы так спешим — это настоящий ад? И дело даже не в опасности, которая там может поджидать, дело в том, что мы рискуем там увидеть. Дьявольщина, и вот именно в этом самом распроклятом месте сейчас и находится Лиза!

— Все остальные? — Николай пропустил первую часть вопроса. — Да они выродки, гниды и трусы. Они даже в подметки Иванычу не годятся.

Одобрительный ропот и кивки шагающих рядом людей продемонстрировали, что в своем мнении наш проводник вовсе не одинок.

— Они сражались насмерть… — начал было я.

— Мы запрограммировали их на это, вот и сражались, — зло перебил меня Николай. — А так в душе они быдло, гниль, труха.

Чтобы переварить услышанное мне потребовалось некоторое время, подполковнику ФСБ тоже, правда гораздо меньшее, чем танкисту.

— Та дрянь, которую вливают всем вновь прибывшим на Базу… Вы управляли людьми с помощью нее? Это поэтому они практически с голыми руками кидались на до зубов вооруженных головастых?

— Почему «они»? — одинцовец слегка обернулся и одарил Андрюху презрительным взглядом. — Нас всех гнал в бой тот сигнал, и меня, и этих парней, и Крайчека тоже. Слыхал, он ведь кажется ясно сказал: «По-другому было не победить»!

— А как сейчас?

— А сейчас все… Сигнал вырубился, как только отключили петлю. Мы такую настройку установили. Так что теперь все нормальные.

— Нормальные кучи дерьма! — очень зло прорычал один из сотоварищей Николая, который слышал весь этот разговор.

— Но мы-то не дерьмо! — подписался еще один повстанец. — Мы сейчас пойдем и выпустим кишки этим жопоголовым уродам!

Мужик словно в воду глядел. Наша группа выскочила из-за очередного поворота и тут же напоролась на двух головастых. Они стояли около одной из стен и что-то набирали на вмонтированном в нее терминале.

Один лишь вид головастых привел людей Николая в дикую ярость. В моей голове даже промелькнуло, что вновь включился тот самый повелевающий убивать приказ. Хотя, конечно же, это было не так. Мужики просто навидались и натерпелись такого, чего не забывают и не прощают. Поэтому не удивительно, что теперь в них бушевала лютая ненависть и жажда мести.

Головастые сразу смекнули, что защищаться нет смысла, они ведь оказались всего вдвоем против почти трех десятков разъяренных врагов. Однако и драпать хозяева Базы тоже почему-то не стали. Из складок своих широких серебристо-серых комбинезонов они выхватили те самые странные цилиндры с темно-коричневой жидкостью. Стоило пришельцам сорвать с них предохранительные крышки, как смесь внутри закипела, а из горловин высунулись острые иглы. Эти самые иглы головастые, не раздумывая, прямо через ткань, мигом вогнали себе в животы. Процедура наверняка оказалась не из приятных, поскольку оба аж зашипели от боли.

Что последует за этими инъекциями, никто из нас даже не мог представить. Должно быть ничего хорошего, а посему реакция с нашей стороны была молниеносной. Николай заорал: «Мочи их!», и хотя до врагов все еще оставалось более двадцати шагов, в них полетело все, что может и даже что не может использоваться как метательное оружие.

Та серая фигура, что оказалась ближе к нам, получила удар диском в плечо. Смертоносное оружие головастых хотя и было раскрыто, но не активировано. Острые зубья лишь пропороли металлизированную ткань и неглубоко рассекло серую плоть. Брызнула алая кровь, однако пришелец все же устоял. Он определенно успел бы закончить свое отвратное вливание, кабы не оточенный кусок арматуры, который с хрустом влетел ему в грудь. Самодельная пика пробила тело насквозь и отбросила его назад.

Умирающий головастый уже собирался рухнуть на пол, как вдруг ублюдка подхватила трехпалая рука его компаньона. Нет, тот вовсе не собирался прийти на помощь раненому собрату, наоборот, он закрывался им, подставлял под новые удары, тем самым пытаясь выгадать для себя драгоценные мгновения жизни. И проклятому уроду это таки удалось.

Головастый закончил накачивать себя этой жидкой темной дрянью как раз за несколько секунд до того, как мы подошли. Сразу после этого он отшвырнул свой уже полностью недвижимый щит и прыгнул прямо в стену. При такой прыти пришелец был просто обязан размозжить себе башку о твердый, похожий на гипс материал, из которого та была сделана. Но нет, произошло нечто странное и совершенно неожиданное. Участок стены, размером как раз в рост головастого, вдруг превратился в жидкость и без малейшего всплеска принял в себя щуплое большеголовое тело.

Когда мы подбежали, белая поверхность вновь была гладкой и твердой. Правда вблизи стали отчетливо видны три крупных овала, отмеченных на ней тонкими светящимися линиями. В центре того, в который только что сиганул пришелец, вспыхнули сменяющие друг друга диковинные голографические символы. За то время пока Николай остервенело пинал абсолютно твердую монолитную стену, их сменилось три или четыре. Последний элемент этой клинописи светился до тех пор, пока за стеной что-то не взревело словно внезапно налетевший ураган.

— Ушел, сука! — Одинцовец напоследок еще раз заехал по стене кулаком.

— Звук такой... Словно в унитаз смыло, — невесело сострил кто-то из «серых».

— Примерно так оно и есть, — подполковник ФСБ глядел куда-то вверх и прислушивался к затихающему там гулу.

— Думаешь, эвакуация? — я понял куда клонит Загребельный.

— Она самая, — чекист кивнул. — А эта дрянь, которую они себе колют, нужна чтобы перенести полет или лучше сказать перемещение. Они же, я так понимаю, вовсе не на ракетах отсюда сваливают.

— Ну, хоть этот не ушел, — тот самый мужик, которого давеча очень интересовали потроха головастых, выдернул из распростертого на полу трупа длинную арматурину. — Молодец, гоблин, уважаю! — Произнося эти слова, он протянул металлический прут существу с крупной головой и светло-серой кожей, рука которого и метнула это варварское оружие.

— Здесь нет гоблинов! — вместо Илюшеньки самодельную пику приняла рука Грома. — Заруби это себе на носу. Они люди, такие же как и все остальные.

— А ну, люди, живо вперед! — я решительно пресек вспышку гнева своего сына. — Если эти падлы бегут, то они могут захватить с собой кого-то из женщин. Сами же говорили — женщины это очень ценный материал.

— Бегом! — подтвердил мой приказ Николай, и чтобы на корню изничтожить даже саму мысль о перепалке, хорошенько пнул обидчика Илюшеньки.

Мы действительно перешли на бег и в таком ритме преодолели несколько технических залов и коридоров. Один из них оказался с прозрачной крышей, а может это были экраны, демонстрирующие окрестности «тупика забвения». Хотя, откровенно говоря, этих самых окрестностей особо видно не было, одно лишь небо, в которое то тут, то там взмывали светящиеся огненные шары. За ними тянулись многокилометровые дымные шлейфы, отчего вся картина смахивала на поле исполинских золотых одуванчиков, врастающих прямо в низкие серые облака.

Уходят! Бегут, твари! — злорадно подумал я тут же запнулся, вмиг позабыв о самом существовании головастых. Взгляд накрепко прикипел к грязно-серой пелене протянувшейся от горизонта до горизонта. Цирк-зоопарк, и куда только подевался тот оранжево-желтый горячий купол небес, который накрывал Базу, красную пустыню и весь остальной этот трижды проклятый мир?! То, что теперь открывалось моему взору, было совершенно отличным от всего виденного ранее и в то же время хорошо знакомым, можно сказать родным. Это было наше небо, наши облака!

Впервые за годы, проведенные без солнца, я обрадовался этой непроглядной облачной завесе над головой, улыбнулся ей как старому доброму другу. Ведь наша новая встреча означала, что мы действительно вернулись домой.

Однако вместе с тем я вдруг отчетливо понял, что еще очень рано говорить за всех. Мы может и вернулись, а вот Лиза и все ее товарки, те что томятся в изолированном женском блоке… Вот их судьба была еще далеко не решена!

Вмиг исчез, улетучился весь восторг от возвращения, поблекло и смялось воодушевление от победы над грозным врагом. На первое место вышел и завладел всеми мыслями и чувствами страх за мою юную подругу. Его продолжением, или лучше сказать следствием, стало ощущение бешено несущегося времени и в тоже время полной неподвижности, стопора происходящих вокруг событий. Я быстро огляделся по сторонам, понял, что так оно и есть, а потому тут же во весь голос проревел:

— Мать вашу, почему стоим!

— Сейчас… — наш проводник замер перед развилкой из двух коридоров и входом в огромную сводчатую галерею, в которой натужно гудели десятки каких-то угрюмых доскообразных установок. Николай напряженно морщил лоб и продолжал озадаченно бубнить себе под нос: — Сейчас разберемся… Сейчас я вспомню…

— Что, Сусанин, забыл куда дальше идти? — дабы не терять попусту времени Леший сделал несколько шагов вперед и заглянул в машинный зал.

— Здесь несколько таких подстанций, причем на разных уровнях, и все они выглядят примерно одинаково, — одинцовец больше оправдывался, чем разъяснял ситуацию.

— Кто-нибудь еще здесь бывал? — пытаясь помочь Николаю, я глянул на растеряно озирающихся по сторонам повстанцев. — Шевелите мозгами, черт бы вас побрал!

— Нам туда!

Знакомый твердый голос прозвучал у меня из-за спины. Обернувшись, я увидел Олега. Мой сын указывал на крайний слева туннель, который довольно круто нырял вниз, а, следовательно, вел на другой уровень. Этот проход отличался от всех остальных, виденных нами ранее. Дело в том, что он практически не освещался, и только лишь проложенные под потолком коммуникации испускали тусклое алое свечение.

— Ты точно это знаешь? — я вздрогнул, всего лишь на миг представив, что именно может течь в этих трубах.

— Точно, — Гром уверенно кивнул, однако я заметил в его глазах нечто необычное. Вместе с неуклонной решимостью там засело еще и волнение, почти трепет перед встречей с чем-то или может кем-то.

Ага, значит мы уже близко! — недолго думая, старый полковник списал странное состояние юноши на возбуждение перед скорой, очень скорой кровавой дракой. Что ж, пусть снова будет драка! Естественно мне было страшно подвергать сына новой смертельной опасности, но, судя по всему, другого пути у нас просто не было.

— Туда! Все туда! — приказ лишь только сорвался с моих губ, а Олег уже решительно шагнул в сумеречное жерло туннеля.

Мы шли очень быстро, хотя, конечно же, хотелось бежать, лететь, мчаться на выручку нашим оказавшимся в беде подругам. Однако плотный полумрак вынуждал быть осторожными, тем более что под ноги продолжали попадать все тот же уже хорошо знакомый нам хлам, да и не только он. Один раз шедший впереди Олег налетел на трупы. Это были две женщины и головастый. Они лежали в луже еще не успевшей свернуться крови. Сперва могло показаться, что эта троица крепко обнялась в последнем предсмертном порыве, однако то, что это совершенно не так, становилось понятно при взгляде на женские руки, на их скрюченные пальцы, которые крепко впились в худосочную серую шею пришельца.

Обнаруженные нами тела говорили о том, что женщинам, или по крайней мере части из них, тоже удалось освободиться, что они сопротивляются и нуждаются в помощи. Понимая это, мы, конечно же, спешили, однако проклятущий туннель почему-то категорически не желал заканчиваться. Он опускался вниз и одновременно с этим закручивался в спираль, а кроме того будто корень огромного старого дерева стал обзаводиться многочисленными отростками и ответвлениями. Именно в них и исчезала разводка от тех самых зловещих, кипящих густой красной жидкостью труб под потолком.

Дрянное… жуть какое дрянное место! — промелькнуло у меня в голове. — Ведь именно из такой узкой темной норы и мог выскочить закованный в броню подкидыш или даже кто похуже. И еще до того как ты среагируешь…

Только я об этом подумал, как впереди и впрямь что-то произошло. Олега от меня разделяло шагов шесть-семь, между нами находился преданный своему командиру Илюшенька и еще двое других «серых», которые первыми последовали за Громом, и все же, несмотря на это, я увидел…

Какая-то тень метнулась прямо на моего сына. Голубой молнией мелькнул активированный боевой диск головастых. Послышался звук глухого удара, шум борьбы, звон ударившегося о пол металла. Продолжением всего этого стал отчаянный рывок Илюшеньки и властный, требующий немедленного беспрекословного повиновения окрик моего сына:

— Назад! Все нормально! Свои!

Моментально вокруг все стихло, замерло. В полутемном туннеле повисла гробовая тишина, которая длилась несколько звенящих от напряжения секунд. Эта проклятая неизвестность отступила лишь когда с того самого места, где остановился мой сын, донесся растерянный, сдавленный и в то же время захлебывающийся от счастья девичий стон:

— Максим?! Неужели это ты?

Глава 26.

Ворота оказались все той же, уже знакомой мне конструкции: две зубастые плиты тускло-золотистого цвета, одна из которых поднималась вверх, а другая уходила в пол. Точно такие же, разве что раза в три пошире, я сегодня уже таранил броней своего Т-64. Однако вот незадача, танка сейчас под рукой не оказалось, а потому чтобы преодолеть эту преграду, следовало срочно отыскать совсем другой способ.

Мощные створки намертво вцепились друг в друга. Леший попробовал вогнать в стык между ними острие своего лома, но, как и следовало ожидать, из этого ничего путного не получилось. Попытка забить туда лезвие тесака завершилась с тем же результатом.

— Как насчет других входов? Знаете где они? — подполковник ФСБ со злостью грохнул ломом по неподатливому золотистому металлу и резко развернулся к Лизе.

— Другие входы точно где-то есть, но только как до них добраться, я не знаю, — девушка кивнула на закрытые ворота. — Мы прошли здесь.

Пашка, стоявший рядом со своей сестрой, промолчал и как-то виновато вперил взгляд в пол, из чего явственно следовало, что о другом входе в женский блок ему тоже ничего не известно.

— А если пойти по тем туннелям, где мы вас встретили? — предлагая это, Олег даже рванулся в ту сторону, откуда пришел наш небольшой отряд.

— Они ведут в инкубатор и лаборатории, — очень тихо произнесла Лиза, и все мы совершенно отчетливо увидели, что при одном лишь упоминании об этих местах девушка вся сжалась, даже будто стала меньше ростом.

— Не может быть, чтобы двери открывались и закрывались только лишь с центрального поста. Здесь тоже должен быть пульт. Его только следует отыскать!

Я проскрежетал это очень решительно, хотя положа руку на сердце, уверенности, что мы совладаем с системами «тупика забвения», абсолютно не было. Но просто так стоять и бездействовать… Это было невозможно, немыслимо. Наши юные друзья рассказали, что головастые загнали внутрь женского блока целую толпу призраков, и это были вовсе не флегматичные биороботы из обслуги. Лиза и Пашка узнали в них кровожадных тварей с поверхности, тех самых, что охраняли Базу, а приходя на Землю, охотились на людей. Так что за воротами, перед которыми мы сейчас стояли, могла твориться настоящая бойня. Надежда на то, что пробравшиеся внутрь Соколовский, Летяев и старик Серебрянцев смогли что-либо противопоставить этим беспощадным убийцам, была не велика… Да какой там «не велика»! Она казалась просто мизером. Однако именно эта самая песчинка и заставляла нас спешить, лихорадочно искать лазейку, через которую можно было прорваться в изолированную зону.

Стена, в которую были врезаны преградившие нам путь ворота, оказалась густо облеплена разнообразным оборудованием: блоки со светящимися голографическими экранами, компрессоры, походящие на огромные аппараты искусственного дыхания, змеевидные сепараторы, внутри которых кипели разноцветные мутные смеси и еще куча другой всякой-всячины, которую и описать-то было весьма проблематично, не то что предположить о ее предназначении. Единственное, что казалось действительно знакомым, к виду чего мы уже понемногу стали привыкать, так это темные металлические лианы. Они тянулись от устройства к устройству, от блока к блоку, превращая стену в лежбище черных металлических осьминогов, которые глядели на нас сотнями зловеще горящих глаз.

— Ищите! — широким взмахом я указал на оборудование, которое располагалось по соседству с массивным ободом ворот, а потому вполне могли оказаться панелью управления. — Инженеры, электрики, механики… Думать, работать, мать вашу!

Показывая пример, полковник Ветров первым кинулся к прямоугольному блоку на вид напоминавшему здоровенную микросхему, из которой вместо усиков-контактов вырастали ряды черных металлических побегов. В центре этого агрегата тревожным красным глазом мигал какой-то круглый иероглиф очень похожий на колесо со спицами. Именно эта ассоциация и определила мой выбор. Колесо — символ движения. А что тут еще, нахрен, может двигаться? Только дверь! Скорее всего, данный дедуктивный подход являлся полным дерьмом и вовсе не соответствовал логике головастых, но ничего лучшего у меня, увы, не было.

Когда я подбежал к прибору и стал вскрывать его предохранительный щиток, то краем глаза заметил, что мой приказ выполняется. Сразу пятеро или даже шестеро человек бросилось разгадывать головоломки пришельцев. В их числе оказались и молодой парень в забрызганной кровью флотской тельняшке, и девушка в грязной темно-зеленой куртке. Вместе они принялись тыкать пальцами в мигающий разноцветными огоньками небольшой пульт управления, тем самым пытаясь подобрать код.

Лишь один мимолетный взгляд в сторону этой парочки воскресил в памяти картину получасовой давности, когда обознавшись в полумраке, приняв Олега за меня, Лиза кинулась ему на шею. Вцепившись друг к другу они замерли, и только лишь громкий окрик Пашки: «Лиза, это не он!» смог разорвать эти объятия. Все это произошло каких-то полчаса назад… и вот теперь они снова вместе.

Конечно же тогда, в сумрачном туннеле я не почувствовал никакой ревности. Все чувства и ощущения затмило одно огромное счастье от встречи с Лизой и ее шалопаем братом. Они действительно оказались живы, и все остальное стало уже вовсе неважным, второстепенным, не стоящим даже выеденного яйца. Да, это было тогда… Но сейчас что-то изменилось, и в глубине души старого танкиста зашевелились невесть откуда взявшиеся досада, может даже обида.

Цирк-зоопарк, какая еще к дьяволу досада?! — я вдруг очнулся от неожиданно накатившего наваждения. — Какие могут быть личные обиды, когда там, за стеной, гибнут ни в чем не повинные люди, причем гибнут жуткой лютой смертью?!

Яростным рывком я отодрал непослушный щиток и принялся копаться в потрохах прибора. То, что эта штуковина запускала какую-то очень важную систему, не оставалось ни малейшего сомнения. В центре голографической панели виднелось углубление для трехпалой руки. Так что работу, как пить дать, следовало начинать с личной идентификации.

— Надо было оттяпать лапу тому уроду, которого прикончили женщины. Черт, тормознул! — за моей спиной прозвучал раздосадованный голос Загребельного.

— Не факт, что она бы сработала, — буркнул я, не оборачиваясь.

— Не факт, — согласился Андрюха и тут же отпихнул меня в сторону. — А ну, посторонись!

Леший размахнулся и метнул свой лом точно в датчик идентификатора. Послышался скрежет рвущегося металла, во все стороны полетел ослепительный фонтан искр.

Тяжелое оружие ФСБшника начисто раскурочило деликатное устройство, ударилось в находящуюся за ним стену и упало на пол. Глядя на голубые электрические молнии, которые зазмеились на округлых, покрытых полустершейся краской боках лома, я негромко произнес:

— Молодец. А дальше-то что?

— Чем черт не шутит, могло и получиться, — пробасил чекист и тут же вскинул руку: — Тихо! Слышишь?

Я прислушался и понял, что из-за стены действительно доносится звук. Это было какое-то все нарастающее гудение похожее на звук работающего трансформатора. Когда от громкости этой индустриальной мелодии стало закладывать уши, послышался глухой щелчок и на ободе двери замигали тревожные красные огни. В такт этому биению заверещал какой-то мерзкий отрывистый сигнал.

— Сработало! Открывается! — сразу несколько голосов присвоили себе славу великих механиков и властителей над инопланетными технологиями.

— А ну, все назад! — я прекрасно понимал, что сейчас может произойти что угодно. Если ворота открыли не мы, то это сделали головастые с центрального пульта. А раз так, то через несколько мгновений мы все тут выгребем по полной программе.

— Приготовится к бою! — Леший словно прочел мои мысли.

Показывая пример, он нагнулся и схватил свой лом. Андрюха тут же получил довольно ощутимый удар от скопившегося на металле электрического заряда. Подполковника всего аж перетряхнуло, однако он даже не подумал выпустить из рук оружие.

— Всем в строй! Живо! — увлекая за собой друга, я кинулся к площадке находившейся прямо напротив входа.

Само собой, атаковать противника лучше неожиданно, из засады. Для этого, конечно же, следовало затаиться по бокам ворот, а затем нападать сразу с двух сторон. Начало схватки могло получиться очень даже путевое. Можно было с ходу завалить пяток красных бестий. Но вот потом… Если призраков окажется много и драка затянется, то получится, что мы сами раздробили свой отряд на два более мелких. А разгромить две мелкие группы куда проще, чем одну крупную. Так всегда было, есть и будет. Такова нехитрая военная аксиомка, которая, как известно, не требует доказательств.

Не знаю, когда я успел все это сообразить. Скорее всего, просто сработали инстинкты, которые в экстремальные моменты и подсказывают верное решение. А то, что оно действительно верное, не замедлил подтвердить бывший командир Красногорского спецназа:

— Встали! Плечом к плечу! — Загребельный еще не полностью очухался от полученного разряда, но, тем не менее, принялся выстраивать подбегающих к нам повстанцев и «серых» моего сына.

— Не дайте им разорвать строй! У кого длинное оружие — вперед! Все остальные — во вторую линию! — перекрикивая вой сирены, я готовил людей к неистовой атаке призраков и одновременно с этим высматривал Олега, Лизу и Пашку.

Отыскать сына оказалось проще простого. Его, обтянутые полосатой тельняшкой, плечи контрастно выделялись среди грязных футболок, рубашек и свитеров. А вот невысокие ростом Лиза и Пашка… они терялись за широкими мужскими спинами. Или нет, вижу, нашел! Моя подруга оказалась рядом с командиром «серых» и он даже, кажется, держал ее за руку.

Опять они рядом! — пронеслось у меня в голове. Однако не прошло и секунды, как эта мысль развилась, трансформировалась, получила свое новое продолжение: — Хорошо, очень хорошо, что они вместе! Олег молодой и сильный, он защитит девчонку гораздо лучше, чем я.

Эта мысль оказалась последней из оформившихся, до конца сформировавшихся в моем мозгу. Все остальные рассыпались, распались и бесследно улетучились, испуганные скрежетом раскрывающихся ворот.

— Держись, мужики! Сейчас начнется! — выдохнул кто-то из стоящих рядом. Как мне показалось, это был Николай. Прав ли я или нет, выяснять не стал. Сказано было верно. Очень верно! Вот сейчас все и начнется… ну, или закончится.

Ворота раскрывались очень медленно, словно приводившая их в действие система работала на пределе своих возможностей. Верхняя плита почему-то двигалась гораздо быстрее, чем нижняя. Именно поэтому первое, что предстало перед нашими взглядами, был потолок в тамбуре женского блока. От его вида по телам видавших виды бойцов пробежал ледяной озноб. Оплетавшие свод металлические лианы оказались густо обляпаны алой кровью. Она стекала с них крупными тягучими каплями, отчего по всему тамбуру и открывающемуся за ним широкому коридору лениво моросил жуткий кровавый дождь.

По мере того, как расползались металлические створки, глазу открывались все новые и новые подробности жестокой бойни. Прилипшие к стенам тряпки, бывшие когда-то одеждой, человеческие внутренности, источающие едкие испарения потеки мутной белой слизи, и все это густо замешано на крови. Просто на море крови!

— П-приготовились! — выдохнул я, с трудом припоминания, как складывать отдельные звуки в членораздельные слова. А впрочем, зря старался. Ведь всего через мгновение сюда выплеснется ад, а в аду, как известно, слова ни к чему. Там все изъясняются при помощи дикого звериного рева.

— А-а-а! — взревел кто-то из повстанцев, подтверждая мою правоту.

— А-а-а! — подхватил этот вопль второй голос, однако тут же оба осеклись, смолкли, как обрезало.

Произошло это в тот самый миг, когда нижняя зубастая плита опустилась ниже человеческого роста. Именно тогда мы все вдруг отчетливо и увидели… Никакой армии кровожадных монстров за воротами не было и в помине. Там среди луж крови, слизи и наполовину обглоданных человеческих костей стояла всего одна единственная, потерянная и совершенно неуместная в этом царстве смерти фигура. Это был сутулящийся пожилой человек в очках с треснутыми стеклами и лицом, обрамленным грязной слипшейся толстовской бородой. Он двумя руками прижимал к груди какой-то пульт, от которого к запорному механизму двери тянулась пара бледно светящихся, будто сделанных из световолокна кабелей.

Увидав нас, старик весь затрясся. Он хотел что-то произнести, но кроме захлебывающегося, полного боли стона «Товарищи…!», так ничего и не смог из себя выдавить. Однако даже одно это короткое слово отняло у человека его последние силы, и бедолага медленно опустился на колени.

Глава 27.

Мы с Андрюхой сидели на броне танка и молча глядели на тонкие человеческие ручейки, которые просачивались в гигантский ангар и вливались в бурлящее в нем людское море. Хотя нет, какое там нахрен море! Скорее чахлое озерцо. После отчаянного штурма главного энергетического зала и кровавого побоища в женском блоке, в живых осталось всего чуть более тысячи человек. Сейчас поисковые группы, организованные по приказу Крайчека, собирали их по всем закоулкам «тупика забвения» и направляли сюда, в место, где мы надеялись «арендовать» у головастых пару-тройку транспортных средств. Бывшие пленники Базы находились, прямо скажем, не в лучшей форме, чтобы выдержать путь через красную пустыню, Проклятые земли и пустоши. Так что если мы отправимся пешком, то прежде чем доберемся до Серпухова, Чехова или Подольска растеряем добрую половину людей.

Подумав об обратной дороге, мне стало совсем тоскливо. Да, мы изгнали головастых с нашей планеты, избавили от страшной участи всех этих людей и даже ухитрились под корень извести все племя чудовищных биомашин под названием призраки… Но и что с того? Где гарантия того, что с падением «тупика забвения» прекратилась трансформация планеты? Правда, когда-то, еще в Троицке самая светлая голова современности, он же Даниил Ипатиевич Серебрянцев, утверждал, что изменения на планете начинаются именно отсюда, а все остальные Проклятые земли лишь откликаются, повторяют этот процесс. Только вот кто скажет, насколько верна эта теория? Главный может и сказал бы, но его с нами нет, и уже никогда не будет. А что касается остальных ханхов… Кто знает чем был весь этот наш пресловутый договор: беспонтовым разводом всемогущих Создателей, их очередным экспериментом или просто наваждением, галлюцинацией, о которой лучше поскорее забыть и просто жить, радоваться каждому новому дню и надеяться, что он не последний.

— Товарищ полковник!

Чей-то молодой голос выдернул меня из темных глубин ох, каких невеселых мыслей. Ха, чей-то! Мне даже не требовалось поворачивать голову, чтобы понять кто это.

— Чего тебе, Васька?

— Дед сказал, что он хочет попробовать запустить реактор. Надо народ разогнать, а то еще передавим ненароком.

Услышав слова нашего юного посыльного, я вдруг вздрогнул и окаменел. У меня иногда случаются приступы типичного дежавю. Кажется, что я помню именно это событие, что оно уже происходило со мной раньше, может месяц назад, может год назад, ну или вообще, все это эпизоды моей иной, прошлой жизни. Чаще всего деталей не воскресить. Просто знаю, что было, и все тут. И вот как раз сейчас — точно такой случай. Вернее, почти такой. Разница заключалась лишь в том, что я помнил его до мелочей, включая время и место. Это происходило в моем «Логове». Ипатич испытывал силовой щит и просил нас отойти. Мы выполнили его просьбу и все вместе замерли у стены кубрика. Цирк-зоопарк, все вместе! Тогда все еще были живы! Все!

Лица моих погибших спутников необычайно четко всплыли в моей памяти. И я даже не подумал поделить их плохих и хороших, достойных и нет, людей и чужих. Блюмер, Главный, Фомин, Петрович и, конечно же, героический мент Толя Нестеров. Разрази меня гром, они все отдали жизнь ради великой цели, которая в действительности оказалась просто пустым пшиком. Нет никакого резервного модуля общей активности, нет блокады вокруг «Облака», да и сама гигантская космическая станция Создателей наверняка тоже не более чем вымысел. Как оказалось, в реальности существует лишь База каких-то головастых уродов, которые уже давно и успешно паразитировали на теле нашей Земли и не прекратили этого занятия, даже когда голубую планету приговорили к смерти. Мы их выперли взашей, но заплатили за это непомерную страшную цену. И что теперь? Можем вырезать картонные ордена и медали, пришлепать их себе на грудь, лоб, задницу и еще куда угодно, а затем с чистой совестью дожидаться конца света.

Пока я как угрюмая горгулья восседал на броне и силился справиться с нахлынувшими вдруг эмоциями, Леший отыскал кого-то из помощников Крайчека и поставил им задачу. После этого он вернулся к танку и пхнул меня по ноге:

— Там Николай вернулся, — проскрежетал он.

— Удалось? — я медленно перевел взгляд на друга.

Андрюха кивнул:

— Кусок кабеля с крюком забрасывали. Иначе никак.

— Идем прямо сейчас? — я оперся рукой о башню, предвидя положительный ответ.

— Лучше сейчас, — ответил подполковник. — Потом кто знает, как оно все обернется. А заниматься таким делом впопыхах мне вовсе не хочется.

— Согласен.

Я тяжело вздохнул, устало поднялся на ноги и заглянул за башню. Баул лежал там, где мы его и оставили. Это была замызганная камуфлированная куртка от ХБ Загребельного. У нас не было возможности отыскать что-то другое, подходящее по размеру, вот Андрюха и скинул ее с себя. Сверху ткань все еще оставалась относительно чистой, зато снизу уже основательно пропиталась кровью, которая даже немного вытекла на броню. Подцепив рукой баул, я аккуратно передал его стоящему внизу другу, а затем слез сам.

— Договорились встретиться возле ворот, — проинформировал ФСБшник. — Полагаю, они уже там.

— Тогда пошли, — я протянул руку, чтобы вернуть себе поклажу, а то еще чего доброго Леший подумает, что полковник Ветров хочет свалить на него всю грязную работу.

— Я сам, — Андрюха отстранился. — Это мой человек, я его и понесу. — Сказано это было без злобы, но жестко и без вариантов. А для того, чтобы я не почувствовал себя лишним, чекист уже более мягко добавил: — Ты, Максим, лучше лопату свою не забудь.

Когда мы двинулись по направлению к воротам, люди перед нами расступались. Вряд ли кто-то из них знал, что именно мы несем и куда направляемся, но видать вид у нас был уж очень жуткий.

Так мы преодолели метров тридцать, когда неожиданно напоролись на Лизу и Олега. Они разговаривали с каким-то бородатым мужиком и не сразу отреагировали на наше появление.

— Лиза! — позвал я, резонно пологая, что ей тоже вовсе не помешало бы отправиться вместе с нами.

— Максим! — девушка обернулась и сразу кинулась ко мне. — Не нашли! Понимаешь, мы его не нашли! Никто не знает… — с отчаянием в голосе и со слезами на глазах простонала она.

— Плохо, — я обнял свою подругу и словно маленькую девочку погладил ее по волосам.

Вот уже около часа Пашка и Лиза метались в толпе все прибывающего народа и без устали расспрашивали о майоре Орлове, их отце. Майор, как и отправившиеся в странствие обитатели Одинцово, угодил в ловчую сеть или вернее сказать ловчий туман головастых, из чего следовало, что он тоже должен был оказаться здесь, в «тупике забвения». Конечно шансы на то, что спустя полгода после своего исчезновения отец ребятишек все еще оставался в живых были ничтожными. Лиза с Пашкой это прекрасно понимали, но, тем не менее, при первой же возможности кинулись его искать. Им взялся помогать Олег, что не вызвало у меня ни малейшего удивления, раздражения или ревности. Я откуда-то знал, что все идет так, как ему и положено идти.

— Вам лучше встать у коридоров, которые выходят в ангар, — со знанием дела посоветовал Леший.

— Да… Конечно… Пашка уже побежал…— Лиза оторвала от моей груди свое изможденное лицо. — Это только мы задержались. Этот человек… — девушка кивнула в сторону мужика, с которым они с Олегом только что разговаривали. — Он давно здесь. Много видел. Со многими говорил. Но только вот о майоре Орлове ничего не слышал.

— О майоре Орлове…? — подполковник ФСБ горестно покачал головой. — Девочка, какой тут, к дьяволу, майор Орлов?! В этом проклятом месте люди как «мама» или «папа» сказать забывали, а ты тут толкуешь о воинском звании и фамилии.

— Как же быть? — задал вопрос подошедший к нам Олег.

— Какое имя у твоего отца? — Загребельный говорил с девушкой, а сам с каменным лицом глядел в сторону ворот, выискивая там Николая и его людей.

— Михаил, — пролепетала Лиза.

— Так уже лучше, — чекист медленно перевел глаза на мою подругу. — Вы должны расспрашивать о военном по имени Михаил или лучше Миша. И еще не плохо бы приметы какие-нибудь добавить. Может, у него родинка на лице была или шрам.

— Шрам был! Вот тут… — воскликнула воспрявшая духом Лиза и схватилась своей чумазой ладонью за шею. — Большой шрам, приметный. Папу в Южной Осетии грузинским осколком ранило. Он тогда едва выжил.

Радостный возглас наивной маленькой девочки полоснул по всем нам, как немилосердный, сдирающий кожу удар кнута. От этой неожиданной жгучей боли бронзовое лицо Олега исказила страшная судорога, взгляд Лешего остекленел, а вокруг ожогов на щеке и подбородке проступили белые, будто трупные пятна. Однако тяжелее и мучительней всех пришлось мне, человеку, рука которого и надавила на спусковой крючок.

Сердце практически перестало биться, в голове помутилось, а в ушах со скоростью урагана стал нарастать какой-то шум. Вернее это сперва было шумом, но потом все яснее и четче из него стали складываться слова: «Убей… Скорее… Помоги… Больше не могу так…». Шепот того подкидыша, закованного в броню пулеметчика, который напал на нас около БДК, становился все громче, заполняя весь мозг. От него, казалось, начинала вибрировать, гудеть как церковный колокол сама черепная коробка. Мне все больше и больше хотелось схватиться за голову и что есть силы завопить: «Нет! Это не ты! Это не можешь быть ты! Орлов, я не хочу, чтобы это был ты! Так не бывает! Так не справедливо!». Может, если бы я и впрямь прокричал все это в лицо посетившего меня фантома из прошлого, он бы ушел, рассеялся, признав, что мы все обознались, и он вовсе не отец Лизы и Пашки. Но только вот я не мог это сделать… никак не мог. И все потому, что проклятая память воскресила глаза погибшего майора… карие и бездонные… точно такие же, как и у Лизы.

— Идите и ищите! — властный хриплый бас прозвучал, словно раскат грома, он пробил брешь в серой стене воспоминаний, соединил прошлое и настоящее.

— Искать, но как же…! — автором второго восклицания был уже мой сын.

— Как? Так как я вам и сказал: расспрашивайте о военном средних лет по имени Михаил со шрамом на шее, — ФСБшник буравил Грома своим суровым, не терпящим возражения взглядом. — Сержант, ты все понял?

На этот раз Олег промолчал. Он лишь перевел взгляд с подполковника на меня. Честно говоря, я был вовсе не уверен прав ли Загребельный, собиравшийся утаить от Лизы горькую правду, но все же промолчал. Нет, это было вовсе не малодушие и не страх. Просто этот день и так принес столько горя, смерти и ужаса, что, пожалуй, на сегодня хватит. Сердце, душа и разум этой девочки, они ведь вовсе не из железа, они могут и не выдержать. Подумав об этом, я как бы случайно сделал полшага в сторону и заслонил от Лизы окровавленный баул, который держал в руках Андрюха.

— Тогда нам надо бежать! — Лиза схватила Олега за руку и потянула вслед за собой. Окрыленная новой надеждой, она жила лишь ею и не замечала ничего иного вокруг.

— Бегите, — прошептал я уже им в спину. Хотя Олег все же на миг обернулся. Отвечая на его немой вопрос, я отрицательно покачал головой, молчи, мол, так будет лучше.

Лучше… Ну, кому как, а мне лучше точно не будет. И я уже никогда не буду чувствовать себя рядом с Лизой легко и спокойно, стану боязливо отводить глаза, чтобы она вдруг ненароком не прочитала в них ужасную правду, не заметила страх убийцы своего отца. А все это значит, что я потерял Лизу... Потерял навсегда!

— Макс, очнись! — Леший тронул меня за плечо.

— Ты думаешь, это правильно? — я исподлобья поглядел на Андрюху.

— То что мы ей не сказали?

— Да, — я кивнул.

— Ее отца убили головастые. Слышишь, не ты, не я, не твой сын, а именно эти твари. Такова истинная святая правда. Поэтому пусть они с Павлом ненавидят их и всю подобную им нечисть. Это будет правильно. Это будет полезней как для самих ребят, так и для нашего общего дела.

— «Для нашего общего дела», — мои губы искривила улыбка, похожая на гримасу боли. — Гребанное ФСБ…! Ты даже на том свете не изменишься.

— А у нас с тобой только это самое дело и осталось. Другого смысла для продолжения нашего унылого существования лично я не нахожу.

Вообще-то с Лешим было трудно не согласиться. Дело… Последние годы я действительно жил только им. Самой большой наградой для меня были радостные улыбки людей, которым я привозил оружие и боеприпасы, а вместе с ними и надежду дожить до следующего дня. Мне становилось легче дышать, когда пули крупнокалиберного КПВТ разрывали на куски какую-нибудь пакостную тварь, которая держала в страхе всю округу. А бочка солярки радовала куда больше, чем ящик консервов. Правда, в тот день, когда я повстречал Лизу, старому танкисту показалось, что в жизни появилось что-то еще кроме войны, новый смысл, новое предназначение. Но только какой там… Все развалилось, будто карточный домик. Наверное, Андрюха прав — есть люди, которые обречены делать свою, зачастую страшную и опасную работу. Кроме них больше некому. Вот как раз мы с Лешим из этой породы. И он тоже… был…

Мой взгляд помимо воли опустился на баул, который держал Загребельный. Темно-красные пятна, растекшиеся по грязному камуфляжу, больше не внушали ни страха, ни отвращения. Вмиг позабылось, как мы собирали разбросанные по шлюзовой камере кости. Осталась лишь щемящая боль, да смертная тоска по ушедшему… нет, даже не товарищу, а скорее брату.

— Они уже нас ждут, — Леший привлек мое внимание и кивком указал в сторону огромных распахнутых ворот.

— Да, конечно, — пытаясь набраться сил, а заодно и мужества, я глубоко вздохнул. — Идем.

Тяжело переставляя ноги, мы двинулись вперед. Шли молча, каждый погруженный в свои, ох какие невеселые мысли. Обогнув передок раздавленного или лучше сказать перерубленного пополам грузовика, я едва не споткнулся о лежащее на полу тело.

Нестеров лежал на спине. Руки, как и положено усопшим, ему сложили на груди, а глаза закрыли. Сейчас Анатолий выглядел очень мирно и кротко, причем это даже несмотря на странную иссохшую кожу и пугающие черные прожилки, которые виднелись на всех открытых участках тела. Ничто не напоминало о тех жутких, можно сказать, сверхъестественных событиях с участием милиционера, свидетелями которых мы все были всего несколько часов назад. Просто мертвый пожилой человек. А, впрочем, вру. Три или четыре рваные раны на худощавом торсе были совсем свежими. Стальной крюк прорвал грязную майку и несколько раз безуспешно пытался зацепиться за ребра. Только когда это удалось, труп майора таки стащили с той огромной радиоактивной сковородки, на которую он рухнул.

Рядом с покойным недвижимо стоял Николай. Он неотрывно глядел в лицо мертвеца и что-то шептал. Молился, что ли? Когда я совершенно отчетливо расслышал слово «батя», то понял, что нет. «Батя»?! Как батя? Неужто Николай его сын?!

Мне не пришлось задавать лишних и, скорее всего, неуместных сейчас вопросов, потому что наш новый знакомый вдруг стал говорить намного громче. Он все еще смотрел на Анатолия, но обращался уже к нам:

— Иваныч меня от зоны спас. На путь истинный наставил. Помог на работу устроиться. Без него уж и не знаю в каком болоте мог очутиться. Потом, когда война началась, отговорил уходить из города, к себе в команду взял. А я, падла этакая, его в Одинцово бросил, свалил вместе с Крайчеком и кинул батю на верную смерть.

На это мы с Лешим промолчали, хотя, судя по всему, Николай не ждал ни сочувствия, ни укора, он просто хотел выговориться:

— Я когда Иваныча здесь встретил, подумал, что судьба дает шанс все исправить. Тогда я и поклялся, что обороню батю, не повторю свою подлость. И вон оно как получилось… Я живой, а он… — тут Николай, наконец, оторвал взгляд от мертвого лица и перевел его на меня. — Почему именно он? Почему такой лютой смертью?

— Потому, что только он и мог, — прохрипел я вдруг ссохшимся горлом.

— Кабы он мне сказал: «Надо, мол, Колян!», я бы прыгнул, ей богу прыгнул! — в голосе нашего собеседника зазвучала неподдельная решимость.

— Ты не понял, Коля, — я едва заметно покачал головой. — Мог только он. А ты или кто другой… вы бы просто сгорели. Я бы вас не увидел.

— Откуда знаешь? — Загребельный сразу понял, что я намекаю на инопланетный имплантат, который и позволил телу покойного милиционера так долго продержаться в энергетическом потоке.

— Откуда-то знаю, — угрюмо буркнул я в ответ.

Все сказанное мной заставило Николая зябко поежиться. По его лицу проскользнула тень непонимания, подозрения, может даже страха. Как мне показалось, сперва одинцовец собирался задать кое-какие вопросы, однако потом передумал. Наверное, сейчас он просто не хотел ничего знать. У истощенного, изнеможенного человека имелось лишь одно огромное желание - пусть поскорее все это закончится.

— Давайте сваливать, мужики, — слова Николая, как нельзя лучше подтвердили мои мысли. — Только вот Иваныча да капитана вашего похороним, чтоб по-людски все было, они ведь как никто другой этого достойны, а потом ходу. Я готов хоть пешком, хоть на карачках, хоть ползком, только бы подальше отсюда.

— Идемте хоронить, — произнес Леший, и всем стало понятно, что именно это для него сейчас самое важное.

— Тогда берем. Я батю за ноги возьму, а вы за руки. — Николай вдруг скривился как от боли и добавил: — Он легкий, стал, будто выгорел весь изнутри.

Эта боль, этот страх прикоснуться к нашему старому боевому товарищу, другу и почувствовать, что он превратился в изжаренный, высушенный овощ, передались как мне так и Андрюхе. Наши движения стали судорожными и неловкими, словно у сопливых пацанов, которые первый раз в жизни увидали настоящую смерть.

— Полковник, а лопату свою ты можешь кинуть, — Николай постарался мне помочь. — Могилу там уже копают. Один из ваших взялся.

— Из наших? — переспросил я и в нерешительности глянул на штыковку в своей руке: действительно выкинуть или нет?

— Да, из ваших, — подтвердил одинцовец и нагнулся, чтобы подцепить Нестерова за ноги. — Белорус. Не помню как звать… Ну, тот что в сером плаще и бандане. И еще помповик у него двенадцатого калибра.

Слова Николая стали раскатом грома, от которого покачнулась земная твердь. После них лопата вывалилась из моей руки и со звоном ударилась о пол инопланетной Базы.

Глава 28.

Мы долго и пристально глядели на ханха, а он на нас. Молчали, изучая друг друга глазами, и все не знали с чего начать. Мне довелось видеть Главного разным… очень разным. В Одинцово это был спокойный, уверенный в себе человек со слегка снисходительным и вместе с тем пронизывающим насквозь взглядом, таким, каким он и должен быть у высшего существа. В Подольске я повстречал усталого, сутулящегося под бременем невзгод одиночку, чужого в созданном им же самим мире. И вот сейчас… сейчас мне доводилось наблюдать третью ипостась — встреча равных, может людей, может богов, но равных по силе и по духу существ. Вот как раз этот момент и вгонял меня как в растерянность, так и в искушение. Хотелось сделать сразу много и притом противоречивых вещей. Например, памятуя ту ложь, которая сейчас всплыла на поверхность, как следует засадить Главному в рыло. А может, учитывая все пережитое, все пройденное вместе, крепко обнять его? Как пить дать что-то аналогичное испытывал и Леший. В результате мы с Андрюхой продолжали молчать, тем самым предоставляя право первого слова богу.

— Давайте закончим дело, — тембр и тональность этого голоса, словно пришли из прошлого, в которое я уже и не чаял вернуться. — Иваныча и Костю надо похоронить по-человечески. Они как никто другой этого достойны.

Слова ханха заставили меня вздрогнуть. Конечно, сказано хорошо, правильно, да только все это я уже слышал. Всего каких-то десять минут назад почти то же самое произнес стоящий над трупом милиционера Николай. Кто знает, может это и совпадение… но все же в моей душе вдруг зародился, заворочался маленький гаденький червячок сомнения. Подумалось, а вдруг все приключившееся с нами происходило с ведома нашего старого знакомого, что это именно он руководил всеми нашими поступками и даже мыслями.

— Молодец, мужик! Быстро могилу соорудил, — в ход этих черных мыслей вломился голос одинцовца. Николай спрыгнул в яму, высвободил ноги из осыпавшегося вслед за ним крупного алого песка, а затем махнул нам с Андрюхой: — Давайте Иваныча! Потихоньку. А мы тут его примем.

Обвинение и укор, готовые сорваться с моего языка, прилипли к нему, да так и не появились на свет. Вовсе не дело устраивать разборки над телами погибших, тем более когда не знаешь всей правды. Да и Главный… Вот же цирк-зоопарк, могилу взялся рыть… И сам вроде как из мертвецов…

В гробовой тишине мы опустили Нестерова на дно ямы. Николай поправил тело так, чтобы оно лежало ровно, и протянул руку за свертком, который Леший оставил у края могилы.

— Давай сюда. Теперь очередь вашего капитана.

Несколько секунд Андрюха молча глядел на пропитанную кровью камуфлированную ткань. Должно быть прощался, мысленно обращаясь к памяти старого боевого друга и товарища. К памяти… черт побери, как это верно сказано. Только память от Соколовского и осталась, и уже никак, даже при самом сильном желании не заставишь себя поверить, что вот эти несколько костей да кусков разорванного мяса и есть он.

— Как погиб капитан? — голос Главного прервал тягостную минуту молчания.

— Разве ты не знаешь? — проскрежетал я, буравя ханха глазами.

— Не знаю, — Главный выдержал мой взгляд. — Я пришел позже, когда погасла темпоральная петля. Только тогда мы смогли отследить объект.

Короткая фраза, произнесенная ханхом, особо ничего не объяснила, но зато от нее так и повеяло ложью, может нынешней, совсем свеженькой, может старой и замшелой, благодаря которой все мы и отправились в это смертельно опасное путешествие. Точно сказать сложно, однако ложь была, как пить дать была. Я ее чувствовал, и все больше вскипал от справедливого гнева.

— Костя блокировал главную шлюзовую камеру на входе в инкубатор, — ледяной, почти механический голос Загребельного обрушился на меня как ушат ледяной воды. — По-другому ее было не заклинить, и он остался, спас всех тех, кто прятался внутри, включая Серебрянцева.

— А потом старик нашел способ открыть запасной ход, — ханх не спросил, а скорее закончил за Лешего.

— Хорошо, что ваши успели и прорвались внутрь, — встрял в наш разговор не сведующий о его потаенной глубинной сути одинцовец. — А то бы в женском блоке никто не выжил. — Произнеся это, Николай повторно указал на сверток с останками капитана. — Ну, кто-нибудь подаст мне его или нет?

Именно в этот самый миг окровавленный баул пошевелился, вздрогнул и одним своим краем стал тонуть в багровом песке.

— Черт! Черт! Эти твари… они здесь! — Прокричал одинцовский разведчик и шарахнулся в дальний конец ямы.

Честно говоря, жутко стало не только ему одному. Мы с Андрюхой тоже отскочили в сторону. Единственный, кто казалось не испытал страха, был Главный. Вообще-то, почему казалось? Точно не испытал! Он довольно легко выскочил из могилы и, не секунды не колеблясь, схватился за покрытую бурыми пятнами камуфлированную ткань. Ханх выдернул баул из красного песка, и я отчетливо заметил, как за окровавленной тканью потянулись черные, словно сделанные из полуистлевшей марли щупальца. Правда, этот рывок длился всего одно короткое мгновение. Оказавшись на свету, щупальца смялись, свернулись и молниеносно втянулись в толщу алого песка.

— Все! Он ушел! — ханх обернулся и для полного нашего успокоения добавил: — Сейчас контроллеры больше не опасны. Они самоаннигилируются при первой же попытке перехода. Мира, в который они могли бы вернуться, больше нет. Вы уничтожили его.

Слова ханха все еще звучали в наших ушах, когда их перебил растерянный сдавленный то ли вздох, то ли стон:

— Товарищи! Не может быть! Да как же это…?

Главный медленно повернул голову и едва заметно кивнул:

— Здравствуйте, Даниил Ипатиевич. Я рад, что мы снова встретились.

— Я тоже рад, но ведь вы… — младший научный сотрудник физического института имени Лебедева поборол внутреннюю деликатность и резко выдохнул: — Но ведь мы вас сожгли!

— Тело, дорогой Даниил Ипатиевич, только тело. — Тут ханх горько улыбнулся. — Поверьте мне, оно умирало уже не раз.

— Так быть может Костя…

В глазах ученого на мгновение вспыхнула надежда на чудо, но она тут же погасла, когда Главный отрицательно покачал головой.

— Что за херню он несет? — одинцовец с подозрением покосился на странного человека в сером плаще и выгоревшей зеленой бандане.

— Расслабься, все нормально, — отмахнулся от него Леший и сделал шаг по направлению к Серебрянцеву.

— Я не мог не прийти, — прошептал старик. — Не мог не попрощаться… Костя спас меня… этих несчастных женщин... Одним словом всех нас.

— Да-да, конечно, — Леший поддержал Ипатича под руку. — Мы должны были вас позвать.

Когда Андрюха и Серебрянцев приблизились к Главному, тот приподнял окровавленный баул и негромко произнес:

— Вот он.

Старик протянул руку и провел ей по старому перемазанному в кровь камуфляжу. Единственное, что он выдавил из себя при этом, было:

— Почему все так?

На мгновение мне показалось, что Ипатич специально задал этот вопрос именно сейчас. Он словно хотел, чтобы Костя Соколовский и Толя Нестеров услышали, узнали правду до того, как навечно погрузятся в вечное ничто, мрак, пустоту. Ведь они как никто другой вправе ее знать.

— Потому, что война.

От этого ответа ханха я вздрогнул. Цирк-зоопарк, именно так мы всегда и отвечаем. Война, и этим все сказано.

— И когда она закончится? — в разговор вступил уже Леший.

— Она уже закончилась, — Главный скользнул взглядом по останкам капитана и мертвому телу одинцовского милиционера. — Они помогли остановить ее.

Не дожидаясь следующих вопросов, ханх подошел к краю ямы, опустился на колено и положил окровавленный сверток рядом с телом Нестерова.

Могилу мы зарыли молча. Гребли все. Кто лопатой, кто руками. Может это и выглядело глупо, нелепо и наивно, но именно таким способом каждый из нас хотел отдать дань, проявить последнюю заботу о навсегда ушедших друзьях.

Когда над поверхностью песка образовался невысокий холмик, Главный подровнял его до прямоугольной формы, а затем перетянул из-за спины свой неизменный помповик. Наблюдая за его действиями, я подумал, что сейчас последует полагающийся в таких случаях салют, однако ничего подобного не произошло. Ханх взялся за ствол оружия и резко провернул его в ствольной коробке. Буквально одновременно с этим послышался звонкий щелчок, и приклад ружья распался на три лепестка. Они тут же приоткрылись, и всем нам стало видно, что в глубине этого бутона вращается светящийся зеленоватый сгусток. Главный поставил образовавшийся треножник точно на центр могилы и пальцем два раза надавил на спусковой крючок. Когда ружье негромко загудело, ханх быстро отошел в сторону и жестом приказал всем присутствующим сделать то же самое. Не успели мы отступить и на пару шагов, как оружие с негромким хлопком взорвалось. Следствием этого взрыва стала какая-то странная ударная волна, которая ушла, можно сказать впиталась в песок.

— Теперь звери их не отроют, — с только что образовавшейся могильной плиты ханх ладонью сгреб горку так хорошо всем нам знакомых темно-золотистых опилок. — Песок спекся на десять метров в глубину. Сейчас это камень, цельный монолит.

Произнеся эту фразу, Главный поглядел на Загребельного. Он как бы желал услышать похвалу человека, придумавшего хоронить людей в металлических бочках. Похвалы не последовало. Прозвучал вопрос, заданный самым серьезным тоном, каким, наверное, и ведут допросы дознаватели из ФСБ:

— Это ведь было не ружье?

— Не только ружье.

Ханх ответил тоном достойным своего оппонента, да и весь вид у него вдруг стал, мягко говоря, странный. Нет, не покойник. Скорее робот, гребаный Железный дровосек без души и без сердца.

— С вами все в порядке? — ощутив эту перемену, забеспокоился Серебрянцев. — Что-то произошло?

— Все нормально, — голос бога не потеплел ни на градус. — Просто вместе с моим индивидуальным комплектом отключился и адаптер эмоций. Теперь эмоциональная составляющая человеческого разума мне полностью не доступна.

— Подожди, ты хочешь сказать, что без этой штуки, — Леший указал на рассыпанную вокруг могилы металлическую труху. — Без нее ты полностью лишен чувств и эмоций.

— Это нормальное состояние для расы Создателей. Оно способствует принятию верных решений.

— Насчет верных решений это ты своевременно заметил, — я сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив Главного. — Какое же оно будет? Что нас ждет дальше?

— Дальше? — тот, кого мы называли богом, распрямился и поглядел мне в глаза холодным бесстрастным взором: — Дальше решать тебе, Судья. Этот мир всецело в твоей власти.

Глава 29.

Низкие серые облака над головой вдруг пронзили лучи ослепительного бело-голубого света. Это даже близко не походило на солнце. Свечение одновременно заполнило собой практически все небо, оставляя грязными и угрюмыми лишь самые отдаленные границы, те самые, что судорожно цеплялись за низкий горизонт. В какой-то момент свет перестал быть просто светом, лучистой энергией, он стал твердеть, приобретая причудливые геометрические формы. Я даже не успел подумать, представить, что за всем этим последует, что произойдет, а оно уже последовало и произошло. Угрюмые облака вдруг исчезли, как и не бывало, а вместо них в небе повис сияющий, будто построенный из чистейшего горного хрусталя город.

Сила, энергия, исходившая от него, чувствовалась буквально во всем. Она напитывала собой сам воздух, искрилась в песчинках алого песка, обволакивала купола зловещей Базы. О том, что База и впрямь являла собой сосредоточение вселенского зла, мне подумалось, когда из висящего в небе хрустального города на нее хлынул водопад света. Это выглядело настоящим очищением. Под его действием страшная обитель головастых вдруг стала изменяться. Ее купола начали быстро светлеть. Их словно покрывала искрящаяся изморозь. Ее становилось все больше, она сверкала все ярче, и вот уже всего через несколько минут База превратилась в крохотный осколок исполинского заслоняющего все небо бриллианта. Поэтому я даже не удивился, воспринял это как само собой разумеющееся, когда они решили воссоединиться. Гигантские купола отделились от земли и стали медленно всплывать в небо.

— База — она ведь и есть твой модуль общей активности? — я спросил, не отрывая взгляда от величественной картины.

— Да, — Главный ответил невероятно лаконично.

— И с помощью него можно управлять «Облаком»? — в моих словах прозвучала горькая ирония, которую собеседник теперь уже, наверное, не мог оценить.

— Нет, — ханх понял, что мне все известно, а потому не стал юлить. — Модуль управляет процессами трансформации Земли.

— Выходит, ты солгал. А, бог? — я удостоил ханха пристального испепеляющего взгляда.

— Это была лож во спасение. Модуль нужен был нам всем, и только Cудья мог его отыскать. В своем мире только он видит то, что скрыто от глаз других.

— Грубо говоря, вы меня поимели. Мурат правильно говорил, вам нихрена нельзя доверять!

— Проблема, которая возникла с зодчими, это не только наша проблема, — Главный отрицательно покачал головой и при этом на его лице не дрогнул ни единый мускул. — Судье все равно пришлось бы ее решать.

— Зодчие… — задумчиво повторил я и поглядел туда, где всего минуту назад возвышались гигантские купола. — Конечно же, их нельзя простить, но, кажется, я могу их понять.

Произнося эти слова, я уже который раз прокручивал в памяти всю ту историю, которую поведал мне Главный. Всемогущие Создатели вселенной нуждались в помощниках, которые должны были делать и доделывать за них всю черную, рутинную работу. Вот тогда-то на свет и появились низкорослые существа с большими головами и землисто-серой кожей.

Зодчие создавались только для работы. Это были живые разумные роботы, лишенные родины, семьи, репродуктивной функции. Миллионы лет они верно служили своим создателям и заслужили их полное и безграничное доверие. Однако всему когда-то приходит конец, пришел он и этому «милому» союзу рабов и господ. В среде зодчих появились те, кто стал мечтать о свободе, о собственном мире, о новом поколении, рожденном не из пробирок. Вот тогда-то и настал черный день для человечества.

Выбор зодчих определили не только физико-химические свойства планеты, ее расположение в энергетическом поле галактики, но и биологический фактор, именуемый не иначе как люди. Земляне оказались генетически очень похожими на зодчих. Это был первоклассный материал для скрещивания, в результате которого на свет должна была появиться новая раса: сильная, выносливая, способная быстро размножаться и заселять пригодные для обитания миры. После этого Создателям непременно пришлось бы потесниться.

Разумеется, на все это потребовалось бы время, тысячи, а может даже миллионы лет, но зодчих это не страшило, они умели ждать. Вытолкнув Землю в одно из самых дальних измерений, бывшие рабы имели шанс спрятаться от взора своих господ и приступить к исполнению своих планов. И, судя по всему, у них это действительно могло выгореть, однако произошло одно странное непредвиденное событие, феномен, который случается раз в миллион лет. Израненная, истерзанная, залитая кровью миллиардов погибших живых существ планета, произвела на свет Судью.

— Судья воплощает в себе высший разум этого мира и высшую справедливость, — ханх явно прочел мои мысли. — Может поэтому ты не уничтожил зодчих и даже позволил им уйти с планеты.

— А что сделаете с ними вы, если найдете, конечно?

— Зодчие владеют нашими технологиями… — Произнеся это, мой собеседник запнулся, а затем поправился: — Всеми нашими технологиями. Их разум необычайно изворотлив и изобретателен. Можешь оценить сам, если вспомнишь эльфов превращенных в ту разумную жидкую взрывчатку, которую вы окрестили «тянучкой».

— Мерзость, — я зябко поежился, припоминая мощь этого разрушительного оружия.

— Мы сами создали зодчих именно такими. Результат любой ценой, неразрешимых задач не существует, самое невероятное решение — лучшее. Само собой их будет сложно найти, но рано или поздно мы это сделаем.

— И тогда…

— В твоем вопросе заключена вся людская суть. — На этом месте тому Главному, которого я знал, просто полагалось ухмыльнуться, но лицо стоящего рядом со мной существа оставалось бесстрастным, как гипсовая маска. — Ты спрашиваешь, что будет с ними, в то самое время, когда еще не решена ваша собственная судьба.

— Землю и в самом деле не спасти? Даже если Создатели приложат все свои силы?

— Зодчие изменили нашу технологию перестройки планет. Они применили активные катализаторы. Примером может служить то «железное море», в котором ты повстречал своего сына. Из него чистое железо напрямую поступало в ядро планеты, тем самым меняя его состав и магнитные свойства. Аналогичных зон оказалось…

— Очень интересно… — прервал я ханха, — но ты не ответил на мой вопрос.

— Земля полностью провалится в параллельное измерение уже через пять-шесть лет. Разумеется, мы можем это остановить, но в таком случае запущенные зодчими внутренние процессы развалят планету на куски. По большому счету Земля уже не принадлежит этому миру.

— Пять лет… Всего пять лет… — протянул я угрюмо и тут же спохватился: — Но ведь Серебрянцев давал нам двадцать?

— Появление Судьи заставило зодчих форсировать работы.

— Выходит Максим Ветров отнял у людей целых пятнадцать лет жизни? — я даже сгорбился под тяжестью этого известия.

— Вряд ли кто-нибудь из них… — Главный обвел взглядом соседние барханы, на которых расположились изнеможенные узники с Базы чужих, и поправился: — Даже окажись прогноз Серебрянцева верным, не уверен, что кому-либо из людей удастся просуществовать на планете более пяти лет.

— Кентавры, — я даже не спросил, потому как знал ответ.

— Они практически адаптировались к новому миру. И мы приступили к массовому переселению.

— Но это наш мир! Вы не можете так поступать! Мы ни в чем не виноваты!

Когда-то я уже кричал в лицо ханху что-то подобное. Тогда это не произвело ровным счетом никакого эффекта. Однако сейчас кое-что изменилось. Сейчас к нему обращался… Ага как же… хер тебе! Вовсе не обращался! Ему приказывал Судья.

— Перестань, — Главный едва заметно покачал головой. — Я уже не в твоей власти. Это раньше ты действительно мог сделать со мной, что угодно. Ты даже заставил меня явиться на Землю в человеческом теле и отправиться вместе с вами. Ты натравливал на меня эльфов и поджаривал в «сварке»…

— Видать и на улице у Судьи тоже должен быть праздник.

Кровожадно ухмыльнулся я и вдруг вспомнил, как испугался ханх, когда первый раз увидел «черную метку». Да, наверное, это действительно страшно чувствовать себя пластилином, из которого могут слепить что угодно, включая коврик для ног или рулон туалетной бумаги. И это только фантазии, рожденные в человеческом мозгу. Даже страшно себе представить, что может прийти в голову Судьи из мира чужих. Тут и впрямь жидко обгадишься со страха.

— Судья ничего не делает просто так, — ровный и бесцветный голос бога вновь вернул меня в русло разговора. — Это все часть его плана.

— Какого нахрен плана?! — разгневанно выкрикнул я, да так громко, что сидящий на броне танка Леший покосился в нашу сторону, и это даже несмотря на то, что до того места, где замерла боевая машина, было почти полсотни шагов. — У нас есть только один план — выжить!

— Не может быть, чтобы у Судьи не было плана, — Главный глядел на меня не мигая. Он словно сканировал мой мозг, пытался отыскать в нем то, что я и сам не мог найти. Да вот только видать нихрена не отыскал. Поэтому все, что оставалось богу, так это дать мне дельный совет: — Ты просто должен оттолкнуться от чего-то и понять, вспомнить. Например… — он помедлил. — Например, зачем ты насадил меня на ту проклятую ржавую трубу.

Вопрос ханха рубанул что называется по живому. Я много думал о том случае, искал скрытую подоплеку трагедии, ее истинного виновника. И вот теперь бывший мертвец обвиняет во всем меня.

Мне было хорошо видно, как вдруг напряглось лицо Создателя, как он вздрогнул. Цирк-зоопарк, неужто и впрямь вздрогнул, или мне это только показалось? Как бы то ни было, я почувствовал, что внутри Главного что-то происходит. Он смотрел не на меня, а скорее сквозь меня, в прошлое, в тот роковой день, когда умирал… по-настоящему умирал, наглухо замурованный в человеческом теле. Может сейчас он вспомнил ту адскую боль, которую причинил разорвавший его тощее брюхо старый зазубренный металл? А может это был страх перед смертью, настоящей, окончательной, безвозвратной гибелью, от которой бессмертный Создатель впервые за миллионы лет своей жизни оказался всего на волосок?

— Ты уверен? — я с трудом проглотил застрявший в горле комок. — Ты уверен, что это было не стечение обстоятельств, не несчастный случай? — я не оправдывался, я просто и в самом деле все никак не мог поверить во всю эту почти мистическую чертовщину.

— Уверен.

— И для чего мне все это понадобилось?

— Не думаю, что Судья с планеты Земля старался продемонстрировать Создателям свою силу и свои возможности. Хотя, если говорить откровенно, тебе действительно удалось совершить небольшое чудо. Перевести меня из биологической формы в энергетическую… До этого случая считалось, что такое под силу лишь нашим самым мощным энергоконверторам.

— Польщен такой похвалой, — буркнул я, — но не думаю, что ты пришел… что вы пришли именно для этого.

— Ты прав, — ханх кивнул. — Вместе мы должны решить будущее этой планеты.

— Согласен, — пришла моя очередь кивнуть. — Какие будут предложения?

— Сейчас я выскажу не лично свою точку зрения, а мнение коллективного разума, в который объединены все Создатели, — ханх в упор уставился на меня. — Ты готов его услышать?

— Всегда готов, — сострил я, хотя сам почувствовал, что внутри у меня все похолодело.

— Ты не понял, — Главный укоризненно покачал головой. — Я обращаюсь не к человеку Максиму Ветрову, а к Судье планеты Земля.

— А в чем разница?

— В том, как ты сейчас прореагируешь. — Видя, что я продолжаю не понимать, главный пояснил: — Серебрянцев был абсолютно прав. Все мы энергетические существа, а все вокруг нас, включая эту планету, та или иная форма энергии. Вот и Судья, он тоже сгусток энергии, только особой, можно сказать антиэнергии. Так вот, если ты сейчас впрыснешь свою антиэнергию в этот мир, то его уже никто и ничто не спасет. Конечно, Земля не развалится на куски прямо сейчас, но ты как бы заразишь ее смертоносным вирусом, от которого она рано или поздно скончается. Процесс разрушения может длиться десятки или даже сотни тысяч лет, но конец обязательно настанет. Планета превратится в черную дыру.

Слова Главного заставили меня не на шутку опешить. Цирк-зоопарк, сбрендил он что ли совсем? Кто знает, может у меня и впрямь открылись кое-какие необычные способности, может я действительно могу влиять на ход событий, выходить из собственного тела, путешествовать во времени и пространстве, оставляя послания самому себе, но чтобы развалить такую здоровенную штуковину, как Земля… Это уже точно перебор!

— Зодчие тоже знали это, — ханх явно решил привести доказательства своих слов. — Судья представлял серьезную опасность для мира, который они задумали выкрасть. Даже сотни тысяч лет — это мгновение в той борьбе, в которую эти предатели вступили. Зодчим нужна была база на миллионы лет, а ты мог ее разрушить гораздо раньше и тем самым свести на нет все их усилия. Тогда-то они и решили с тобой покончить. Для этого подходил либо несчастный случай, либо происки коварных ханхов. В первом случае Судья просто не знал на кого именно обратить свой гнев, во втором обидчики находились за пределами его власти. В обоих вариантах зодчие оставались в тени. У Судьи не возникало мотива активировать в их новом доме мину замедленного действия. — Главный дал мне несколько секунд на переваривание всей этой информации, а затем добавил фактов: — Вспомни те маяки, которые то и дело подбрасывали в места ваших стоянок, или атаку на подземное танкохранилище. А как тебе уничтожение контролерами твоего БТРа и последовавшее за этим нашествие упырей?

Я молча слушал. Верил и в то же время не верил. Ладно, хрен с ними, с этими гребаными головастыми или как Главный их предпочитает величать — зодчими. От этих уродов и впрямь можно было ожидать любых пакостей. Но вот что касается лично меня… Каких-то особых сил или сверхвозможностей совершенно не чувствовалось, ни тогда, ни сейчас. Все как всегда. Я даже поглядел на свои руки, но и они были такими же, как и прежде, грубыми, мозолистыми, с трещинками, в которые глубоко въелась почерневшая оружейная смазка. Оторопь понемногу стала отступать, и я уже почти собрался выпалить ханху в лицо нечто типа: «Что за пургу ты тут несешь!», но вдруг спохватился, вспомнил, для чего мой собеседник сделал это небольшое, но жуть какое интересное отступление.

— Так как мне следует прореагировать на приговор великих и всемогущих Создателей? — я поднял глаза и поглядел на сверкающие конструкции исполинской космической станции. Я чувствовал, знал, оттуда за нами внимательно наблюдали, оценивали каждое мое слово, каждый поступок.

— В том-то и заключается смысл моего предупреждения… — Главный запнулся и поправился: — моей просьбы. Ты не должен на него реагировать, по крайней мере до того, как выслушаешь все доводы. Ты ведь Судья, а не хер собачий?

Я медленно, очень медленно перевел взгляд на бога… нашего бога, в доску нашего, и не смог удержаться от усталой улыбки. Вдруг все стало яснее ясного. Сейчас Главный выполняет свои, так сказать, служебные обязанности, но душой, сердцем, (Или что там у него?) он всецело на нашей стороне.

— Говори. Я готов выслушать. Спокойно выслушать, — я кивнул в знак того, что ВСЕ понял.

— Когда-то я уже рассказывал тебе, Земля — это одно из самых удачных наших творений, мы всегда, если так можно выразиться, гордились ей.

— Угу, — я подтвердил, что помню этот эпизод.

— Естественно, что мы заинтересованы в ее сохранении. Для планеты у нас имеются девять миллиардов перспективных колонистов, которые через какой-то миллион лет обещают построить здесь очень высокоразвитую цивилизацию. Казалось бы, выбор очевиден. Выжившие шестьдесят тысяч индивидуумов человеческой расы, а именно столько их сейчас осталось на Земле, не могут быть приняты в расчет, так как на кону стоит потеря девяти миллиардов. Цифры, как ты понимаешь, не соизмеримы. В другом мире и при других обстоятельствах смена обитателей планеты произошла бы автоматически. Но на Земле все вышло иначе. В процесс вмешался Судья.

Хоть мое тело и колотил мелкий озноб, а мысли слегка путались, я не смог удержаться и не помахать тем, кто наблюдал за нами сверху. Привет, мол, от полковника Ветрова. Я вам, сукины дети, еще покажу Кузькину мать! В этом можете не сомневаться!

— Хорошо, что палец не показал… средний. Как куратору Земли, мне пришлось бы краснеть за твои манеры, — ханх произнес это совершенно серьезно.

— Ты разучился краснеть, — напомнил я и тут же потребовал: — Давай не тяни кота за яйца, выкладывай, чего вы там надумали?

— Если оставшиеся люди будут перемещены на другую планету, ты отдашь нам Землю?

— На другую планету? — я прищурился. — Существует планета похожая на Землю?

— Нет, — Главный отрицательно покачал головой и уточнил: — Те немногие из планет, которые имеют азотно-кислородную атмосферу, уже давно заселены, но мы дадим вам все необходимое для строительства поселений под куполами, а в будущем обязуемся начать процесс тераформирования.

— Заманчивое предложение. Лучше, чем…

Я начал и вдруг запнулся. Произошло это потому, что наткнулся взглядом на глаза ханха. Они были холодные, можно сказать ледяные и притом буравили меня словно два толстых алмазных сверла. От них будто завибрировали сами черепные кости. Через какое-то мгновение эта вибрация трансформировалась в гул, который начал делиться на отдельные звуки, а затем и слова: «Шестьдесят тысяч переселенцев не могут дать жизнь новой цивилизации. В условиях враждебного мира потери будут превосходить рождаемость. Для успешного освоения планеты требуется как минимум миллион колонистов. Все это означает…»

Я встряхнул головой и прервал контакт. Цирк-зоопарк, я сам прекрасно понимал, что все это означает. От нас просто хотят отмахнуться, запихнуть куда подальше и забыть как о старой наскучившей игрушке. И если мы согласимся на это, то окажемся в одной огромной тюремной камере, из которой не будет выхода.

— Другая планета, говоришь, — я очень выразительно взглянул на Главного, тем самым давая понять, что все понял. — Премного благодарен, однако вынужден отказаться от этого предложения.

— Ты изменил свое первоначальное мнение. Почему?

— Мы говорим откровенно.

— Вполне.

Ну, раз «вполне»… Максим Ветров набрался наглости и выпалил в лицо всемогущим богам:

— Я больше не хочу полностью от вас зависеть. Я вам не доверяю.

— Мне понятен твой страх.

Ханх спокойно кивнул, и этот кивок можно было расценивать по-разному. Я оценил его правильно… надеюсь, что правильно.

— У вас имеются другие варианты? — окрыленный поддержкой бога я пошел вперед. Эх, знать бы только куда?!

— Пока нет, — мой собеседник отрицательно покачал головой. — Но может они есть у тебя? Подумай еще раз. Хорошенько подумай.

— У меня…?

Я было хотел удивиться, да не успел. Яркая, как взрыв ядерного боеприпаса вспышка озарила мой мозг. Постепенно это свечение стало тускнеть, сжиматься, концентрироваться в одной точке, пока, наконец, не превратилось в небольшой шар, испускающий лучистый белый свет. И я был внутри него. Вернее не так. Я был им. Я парил под облаками и был свободен, абсолютно свободен и счастлив. А еще видел весь мир. Он был мрачный и угрюмый: мертвый лес на горизонте, обветшалые сельские дома, абсолютно черная церковь, возле которой навечно припарковался дырявый бронетранспортер, разрушенный мост, догорающая трава, вертолет на асфальте старой дороги и четверо людей, замерших над распростертым на земле мертвым телом. Один из них смотрел вверх. Мне даже не пришлось напрягаться, чтобы разглядеть его лицо. Я просто захотел и увидел, взглянул в наполненные болью и отчаянием свои собственные глаза.

— Черт, что все это значит? — мой шепот прозвучал, как будто со стороны.

— Сукин ты сын, Ветров, — произнес Главный, и сразу стало понятно, что он видел то же, что и я. — Значит, все-таки был план. Это для него я тебе понадобился. Ты сделал из меня то, что мы обычно делаем с другими — ты превратил меня в подопытного кролика.

Глава 30.

Сфера была размером с пятиэтажную хрущевку. Она светилась и переливалась всеми оттенками синевы, начиная от густого морского ультрамарина и заканчивая чистой полупрозрачной бирюзой высоких небес. Этот огромный магический шар отделился от космической станции и беззвучно опустился меж застывших волн алого песка. Таких ярких красок я уже не видел очень и очень давно, я отвык от них, а потому волей-неволей воспринимал все происходящее, как какое-то ретушированное кино, демонстрируемое на гигантском киноэкране. Точно кино! Образовавшаяся в нижней части сферы сияющая белая воронка, как и появившиеся из нее две размытые, будто приведения фигуры, не могли быть ни чем иным, как киношной компьютерной графикой.

— Все готово, — бесстрастный голос Главного напомнил, что Максим Ветров никакой не зритель и даже не актер этого кинофильма, а самый настоящий сценарист.

— Вы сделали так, как я и просил? — я перевел взгляд на ханха, который появился неизвестно откуда. Всего секунду назад его не было около танка, а вот теперь стоит, облокотившись на правую надгусеничную полку.

— Разумеется, — бог кивнул. — Теперь люди не испытывают страха. На их выбор влияет лишь разум, чистый разум.

— Я бы и со страхом пошел, — тихо протянул Крайчек. — Особого выбора у меня нет. По-другому все равно не выжить. — Произнося эти слова, бывший начальник одинцовского поселения уткнул взгляд в залитые кровью тряпки, которые заменяли ему повязку. Помолчав пару секунд, Томас добавил: — Нина умерла… Теперь мне все равно… Меня ничто и нигде не держит.

Под словами «ничто и нигде» подразумевалось «здесь, на Земле». Это поняли все… поняли и промолчали. А что тут скажешь? Только в плохих романах отыскиваются слова, способные утешить, облегчить боль утраты. Поэтому я просто присел рядом с носилками Крайчека и по-дружески стиснул его плечо, крепись, мол, мужик.

— Не стоит тянуть. Чем слабее организм, тем сложнее процесс перехода, а нам еще придется выходить за пределы атмосферы, — бесстрастный голос Главного нарушил тишину.

В отличие от ханха, я не имел права форсировать события и навязывать кому-либо свою волю. Именно поэтому Максим Ветров продолжал молчать и даже не пошевелился.

— Ладно… Ему виднее… — Томас сделал свой выбор. — Поможет мне кто-нибудь?

— А ну, парни, взяли! — Николай и еще трое оставшихся в живых одинцовцев бережно подняли своего командира.

— Увидимся на том свете, — Крайчек едва заметно улыбнулся.

— Томас! — Я остановил носилки и задал вопрос, который все как-то не получалось прояснить уже больше двух лет: — Скажи, почему тогда… еще до войны… Почему твоя контора так и не связалась со мной вновь?

Лицо бывшего американского шпиона вдруг стало серьезным, можно сказать каменным. Несколько бесконечно долгих секунд он, не моргая, глядел на меня и только лишь потом негромко ответил:

— Ты не предатель, Ветров. Мы понимали это с самого начала. На этом и строилась вся операция. Мелкий воришка — может быть, но не предатель.

— И все-то вы знаете, янки проклятые!

Я с наигранным возмущением хмыкнул. Очень уж хотелось поднять настроение старому приятелю. Да только из этого нихрена не вышло. Оставаясь все таким же угрюмым, Томас с усилием поднял и протянул мне свою горячую и влажную от лихорадки пятерню.

— Прощай, друг.

— Прощай, — стискивая ладонь Крайчека, я догадался, что он все понял.

— Максим, ты идешь? — Лиза улыбнулась мне и призывно замахала рукой. Она, Олег, Пашка и наш бессменный посыльный Васька остановились на полпути к огромному голубому шару. Юная смена, как и носилки Томаса, находилась в голове первой группы людей, которая двинулась к ковчегу, или вернее сказать к той двери, которую Судья с планеты Земля потребовал открыть для своих соплеменников.

— Ступайте, мы следом, — крикнул я им.

Глядя вслед этой молодой, даже сейчас шумной компании, я попытался их хорошенько запомнить. Олега, таким, каким он стал теперь. Лизу, огромные карие глаза которой сейчас наполняла не только грусть по так и не найденному отцу, но и упрямая решимость продолжать этот поиск, с новыми силами, с новыми возможностями, с новым верным другом… А еще там то и дело вспыхивали искорки настоящей страсти. Страсти, а вовсе не той нежной материнской любви, которой она жила, будучи рядом со мной. Да будет так! Я кивнул самому себе и перевел взгляд на белобрысого Пашку и его нового приятеля — бесстрашного сорвиголову Ваську. Они тоже должны навсегда остаться в моей памяти, потому… Потому, что я их тоже больше никогда не увижу.

Когда бездонный портал поглотил всех родных и приемных детей Максима Ветрова, он еще долго глядел в его белое, ослепительное сияние. Ни о чем не думал. В голове было абсолютно пусто. Только где-то там… на самых задворках сознания покинутым псом подвывала одинокая отныне душа.

— На самом деле ты ведь не пойдешь с ними? — то ли спросил, то ли поделился своими наблюдениями Главный.

— Не пойду, — я отрицательно покачал головой.

— Почему?

— А ты разве не понимаешь? — улыбка далась мне с немалым трудом.

— Хочешь остаться человеком… обычным человеком… до конца.

— Считаешь, что это глупо? — я только теперь оторвал взгляд от входа в огромный энергоконвертор и взглянул на своего собеседника.

— Переход даст тебе новые возможности, свободу о которой люди даже не мечтали.

— А что отберет? — в разговор вмешался Леший, по-прежнему сидящий на броне Т-64.

— Почти ничего из того, о чем стоило бы жалеть: алчность, зависть, ненависть, страх, боль. У вас будет все, что пожелаете, вы будете равны и независимы, вам будут не страшны болезни и смерть, вселенная откроет вам все свои секреты.

Слова Главного вдруг воскресили в моей памяти картины из того сна, что так часто снился мне в последнее время. В нем я мчался между звезд, хватал кометы за длинные огненно-рыжие хвосты, купался в нежно-розовых облаках какой-то далекой планеты, вбирал свежесть зеленой травы, стелясь по ней словно утренний туман. Я и вправду был счастлив, по-настоящему счастлив, без границ, без предела, и никто никогда не мог отобрать у меня этого.

Когда накатившее нереальное сказочное марево слегка отступило, в поле зрения тут же попала отвратная бурая масса, состоящая из песка, перемешанного с внутренностями контролеров. Она плотно набилась и уже успела основательно подсохнуть в тронутой ржавчиной гусенице моего танка. Затем, подняв глаза, я увидел Андрюху. Большого, смертельно усталого человека в грязной армейской футболке и прожженных камуфлированных штанах. Подполковник сидел рядом с люком механика-водителя и курил сигарету. Тот самый «CAMEL», что он отыскал на американском авианосце. Надо же, все пропало, пошло прахом, а курево Леший сохранил. Вот она, какова — природа человеческая.

И тут я понял, почему ни за что не уйду с Земли. Цирк-зоопарк, я не могу оставить эту планету. Она держит меня. Может это судьба Судьи, а может просто потому, что моя жизнь, моя душа состоит не только из бесконечной радости и светлого лучистого счастья. В ней навсегда поселились и грусть, и боль, и жажда борьбы и весь наш умирающий мир, вместе вот с этим гребаным старым танком. Без всего этого я уже буду совсем не я.

— Переход сохранит наши прежние человеческие воспоминания?

Этим своим вопросом я как бы пошел на попятную, и ханх даже как будто оживился. Кстати, не один он. Оживился, только со знаком «минус» и Серебрянцев. Пожилой ученый весь напрягся. Очевидно, ответ на этот вопрос был необычайно важен для него.

— Конечно. Подумай сам, что стоит разум без памяти? — Главный свалил гигантскую каменную глыбу с плеч младшего научного сотрудника, о чем можно было судить по вырвавшемуся у того вздоху облегчения.

— Это хорошо, — я вновь поглядел в сторону энегоконвертора. — Значит, они будут помнить обо мне.

— Будут, — подтвердил Главный, но тут же оговорился: — Только вот сразу после перехода их захлестнет настоящая эйфория, восторг от совершенно нового восприятия мира. Они еще очень и очень долго не будут вспоминать Землю, эту войну, тебя.

— И это тоже хорошо, — я кивнул. — Значит ни мой сын, ни Лиза, не станут тосковать, им не будет больно. А когда пройдет время… Время лечит все, это я точно знаю.

— Вижу, ты действительно сделал свой выбор. Упрямец.

— Что есть, то есть, — вторая попытка улыбнуться далась мне уже гораздо легче.

— Тогда, пожалуй, разговор окончен. Нам пора. — Главный поглядел на Загребельного и Серебрянцева, и сделал им приглашающий жест.

В этот миг у меня от страха душа ушла в пятки. Вот сейчас я останусь один, совсем один на целой планете… навсегда! Правда, скорее всего, это самое «навсегда» не продлится слишком уж долго. Какая-нибудь хищная тварь или аномалия проворно разделаются с упрямым оружейником. Но самое удивительное, что к сему досадному факту я относился спокойно, как к чему-то обычному, можно сказать, будничному. Вот против чего категорически протестовало мое перепуганное естество, так это против смерти в одиночестве. Собачья смерть, черт ее побери!

Помимо воли мой взгляд заметался по окрестным барханам, а в душе затеплилась эгоистичная тайная надежда: «А может уйдут не все? Может хоть кто-нибудь тоже решит остаться?». Однако, увы, я глядел и ничего подобного не наблюдал. Усталые измученные люди все шли и шли к сфере, и те, что по каким-либо причинам оказались в хвосте этого потока даже переходили на бег. Они словно страшились, что дверь в мир счастья и благоденствия вот-вот захлопнется прямо у них перед носом.

Колоссальным усилием воли полковник Ветров попытался взять себя в руки. Цирк-зоопарк, это ведь твой выбор! Ты сделал его осознано и самостоятельно, так чего уж теперь? Попрощайся с товарищами. Пусть они запомнят тебя твердым и несгибаемым, таким как и положено быть подлинному сыну рода человеческого. Это воспоминание, эта гордость должны жить в них всегда, помогать им, делать их сильнее. И кто знает, может когда-нибудь, насладившись полной свободой, впитав в себя всю мудрость вселенной, они пожелают вновь стать людьми. Это будет значить, что все было не напрасно, что все горе, все жертвы послужили пьедесталом, на который взойдет истинный победитель, имя которому ЧЕЛОВЕК.

От таких мыслей я слегка приободрился и даже почувствовал некоторое уважение к своей миссии. Теперь в моей руке, протянутой для прощального рукопожатия, не будет чувствоваться дрожи.

— Не буду я жать твою долбанную клешню, — спрыгнувший с брони Леший, демонстративно заложил руки за спину.

— Андрюха, ты чего? — я недоуменно поглядел на приятеля.

— Мудак ты все-таки, Ветров! — в сердцах выругался подполковник. — Как в твои куриные мозги только могла втемяшиться мысль, что я тебя здесь брошу одного?

— Мое место на Земле, я это знаю, — мне пришлось добавить в голос металла.

— А не дохрена ли тебе будет, вся Земля? — Леший саркастически улыбнулся. — Так что я намерен тебя чуток потеснить.

От слов Загребельного вдруг сладко защемило сердце. Андрюха, друг, он хочет остаться со мной! Бешенная безотчетная радость длилась всего одно короткое мгновение, после чего я безжалостно взнуздал свои эмоции и призвал на помощь рассудок:

— Зачем тебе это надо?

— Затем же, зачем и тебе. Или думаешь, ты один тут такой уникальный патриот.

— Подполковник, ты хорошо подумал? — Похоже, для Главного решение моего приятеля стало полной неожиданностью. — В таких вопросах нельзя поддаваться импульсу.

— Какой там к дьяволу импульс! — Леший с горечью хохотнул. — Я уже давно смекнул, что все не так просто, и к старым временам возврата не будет. Все только ждал, что за вариант вы тут придумаете.

— И как он тебе? — ханх взял Андрюху под прицел своих темных немигающих глаз.

— Мне не подходит. — Леший скривил кислую рожу и отрицательно покачал головой. — Если я уйду, кто же будет мочить всю эту шестилапую нечисть? Или Создатели что-нибудь имеют против такой моей позиции?

— Абсолютно ничего не имеют, — Главный плавно, будто робот покачал головой. — Мы признаем за человечеством право защищаться. А кроме того своим сопротивлением вы только помогаете переселенцам, заставляете их мозг работать интенсивней, развиваться, приспосабливаться к новым условиям. Таким образом, старая вымирающая раса помогает новой, молодой.

— Оригинальный способ, — Андрюха хмыкнул, — Но он мне по душе. Зовите, мы с Ветровым всегда рады помочь в таком увлекательном занятии.

После этого Леший полез в карман за новой сигаретой, и на несколько секунд наступила тишина. Я понимал, что упрямого ФСБшника уже не переубедить, да и ханх как видно тоже не собирался этого делать. Так что оставалось одно, самое последнее дело:

— Счастливо вам, Даниил Ипатиевич.

Я обернулся к старику ученному. Памятуя недавний опыт, руку не протягивал. Черт его знает, а вдруг и светило науки пожелает присоединиться к нашему двинутому на всю голову, вернее на две головы, дуэту. Хотя, зная Серебрянцева…

— Максим Григорьевич, голубчик, вы простите меня ради бога, — вдруг сбивчато затараторил тот. — Вы понимаете, ведь такой случай, такая возможность… Я же могу узнать, увидеть все… То, даже о чем не мечтал…

Старик нервно мял свои тощие сморщенные пальцы и прятал глаза, его старые очки с треснутыми стеклами стали покрываться испариной. Видно было, что ученому очень стыдно. Вместе мы прошли через многое, через очень многое. Ипатич буквально прикипел к нам, стал настоящим членом команды, другом, и вот теперь…

— Идите Даниил Ипатиевич, — я поспешил оборвать душевные муки младшего научного сотрудника. — Там вы будете на своем месте, да к тому же присмотрите за нашими сорванцами.

— Я присмотрю, обязательно присмотрю! — буквально выкрикнул ученый. Сделал он это так поспешно, что сразу стало понятно, Ипатич цепляется за эту возложенную на него миссию, как за спасительную соломинку. Ей он хоть как-то мог оправдать свой уход.

— Вот и огромное вам спасибо, — я поддержал Серебрянцева в этом его стремлении и тут же крепко обнял.

Наши объятия длились довольно долго. Когда же я наконец оторвал старика от себя, то увидел, что по щекам того текут слезы. Лишь на мгновение сверкнув в лучистом сиянии «Облака», они исчезли в глубоких морщинах, а затем увлажнили седую нечесаную бороду.

— Ну-ну, будет вам, друг мой, — я похлопал ученого по плечу. — Мы ведь пока еще живы.

— Точно. Рановато нас хороните, товарищ ученый, — поддержал меня Леший.

— Да, конечно, Андрей Кириллович, это я так… раскис по-стариковски, — Серебрянцев поспешил вытереть глаза тыльной стороной ладони. — Удачи вам, товарищи.

Старик и Андрюха тоже крепко обнялись, и я как будто только теперь заметил какой наш Ипатич маленький и худой. Он выглядел чуть ли не ребенком, уткнувшим лицо в широченную грудь Загребельного. В этот момент мне подумалось, что он точно должен уйти с Главным. Здесь старик долго не протянет, а ханхи дадут ему новую жизнь, новую молодость.

— Нам пора, — вновь повторил бог, тем самым прерывая церемонию прощания.

— Понятно, — я кивнул.

— Ты разрешишь пожать твою руку? — неожиданно спросил ханх.

— Рукопожатие, это эмоциональный жест, а эмоций у тебя больше нет. Так что…

Я еще не договорил, а Главный уже протягивал мне свою узкую худощавую пятерню. Пару секунд я колебался, но затем все же пожал ее. Во время этого рукопожатия мы смотрели друг другу в глаза. Что можно отыскать во взгляде ханха? Конечно же, ничего. Это все равно, что пялиться в бесстрастный объектив кинокамеры. Я прекрасно понимал это, а потому очень удивился, когда в самых уголках немигающих темных глаз заметил грусть. Цирк-зоопарк, неужели Главный действительно чувствовал! Как это объяснить? Да черт его знает как! Может он не такой как остальные, выродок и мутант, ну а может… Может путь, пройденный вместе с нами, изменил его. Не знаю. Да наверное уже и не узнаю никогда.

Они ушли, оставив нас с Андрюхой наедине с завыванием ветра и едва различимым гудением небесного города. Пока две фигуры не скрылись в белом сиянии входа, мы молчали. Когда же портал стал сжиматься, зарастать непроницаемой для взора голубой скорлупой, я попросил:

— Давай подождем, пока они уйдут.

— Подождем, — согласился Леший. — Нам спешить некуда. — Произнеся это, он стал карабкаться на броню. — Ноги не держат, — признался подполковник. — Устал. А может нервы... Уж больно много сегодня всего навалилось.

— Согласен, — я последовал примеру друга, и всего через минуту мы оба сидели на башне.

— Эх, закурить бы! — я тяжело вздохнул и окинул взглядом мертвый, чуждый человеческому глазу пейзаж красной пустыни.

— Нету больше курева, — Загребельный продемонстрировал пустую сигаретную пачку.

— Жаль.

— Чего тебе жаль? — воскликнул чекист. — О здоровье пора позаботиться. Самое время уже.

В словах Андрюхи было столько уверенности и мастерски наигранного возмущения, что я тут же зашелся диким смехом. Меня буквально изогнуло пополам, из глаз брызнули слезы. В этот момент полковник Ветров впервые в жизни мог спикировать с танка носом в землю. Но видать не судилось. Его поддержала сильная дружеская рука.

— Ты чего? — Леший вернул меня в сидячее положение.

— Тоже нервы, — я пытался отдышаться и одновременно протирал глаза.

Я был так занят этим делом, что не заметил первых изменений, произошедших с энергоконвертором.

— Кажется, ханхи решили продемонстрировать нам, что держат слово, — Андрюха толкнул меня в плечо. — Гляди!

— Как уже? Здесь, на Земле? — я повернул голову и стал внимательно наблюдать за изменениями, происходящими с голубой сферой.

Пока сама установка оставалась на месте. Все что изменилось, так это источник белого свечения. Теперь он находился не снизу, а сверху огромного шара. Складывалось впечатление, что над энергоконвертором вспыхнула миниатюрная быстро вращающаяся галактика, такая, какой мы ее привыкли видеть во всяких там ученых телепередачах. Скорость этого вращения быстро возрастала. В моей голове вдруг возникла ассоциация с гигантской пращой, которая вот-вот должна выстрелить. Только я об этом подумал, как с края спирали один за другим сорвались несколько сияющих как маленькие солнца бело-голубых шаров. Они тут же взмыли высоко в небо и закружились там в каком-то невероятном диком танце.

— Один, два, три, четыре, — негромко сосчитал Загребельный.

— Думаешь это наши? — прошептал я, ощущая, как сбивается мое дыхание и бешено колотится сердце.

— Может они подадут знак… — начал было Леший, и тут же, будто расслышав его слова, один из шаров устремился к нам.

Этот рывок занял всего долю секунды, по истечению которой шар повис прямо перед нами, так, что до него можно было дотянуться. Не задумываясь ни на миг, я протянул руку и коснулся лучистой светящейся поверхности. Она мигом отреагировала на прикосновение и обволокла мою ладонь нежным, живительным теплом.

Кто был этим существом, кто пришел проститься со мной, я не знал. Может мой беспутный сын решил отдать своему родителю последний сыновний долг, может Лиза благодарила за все то хорошее, что между нами было, а может руку мне пожимал старик ученый, в котором чувство долга все-таки взяло верх над безудержным водоворотом эмоций. В любом случае я был благодарен моему неизвестному, но от этого не менее близкому другу. Ведь теперь я точно знал, что это действительно они.

— Лети и удачи вам всем, — таким было мое последнее напутствие.

Шар умчался ввысь и присоединился к своим товарищам, играющим и резвящимся среди ажурных конструкций «Облака». Спустя мгновение все они помчались вдоль ее гигантского светящегося тела и скрылись за линией облаков где-то на северо-востоке. Мне казалось, что именно там находится северо-восток, а значит Серпухов, Чехов, Климовск, Подольск и Домодедово — последние из уцелевших поселений Подмосковья. Подумалось, быть может дети великого Судьи ушли исполнять его волю, спасать тех, кого еще можно спасти? Или Главный был прав, их просто захватило чувство свободы, силы и всемогущества, которым они хотят сполна насладиться. В любом случае, я был рад за них.

Доказательством того, что все виденное нами это не сон и не галлюцинация оставалась сфера энергоконвертора. Правда, не надолго. Вскоре, окутавшись в кокон из белых молний, она беззвучно всплыла в небо и скрылась в чреве космической станции.

— Вот и все, — глядя в пустоту перед собой, прошептал я.

— Эт-т-о точно, — голосом всеми любимого героя из «Белого солнца пустыни» подтвердил Леший. — Уходят.

— Уходят, — мне даже не надо было поднимать глаза и глядеть вверх. Я и так знал, что цитадель Создателей исчезает в низких свинцово-серых облаках.

— А что дальше?

— Будем выбираться. Чем черт не шутит, может отыщем других любителей экстрима. Вместе все-таки куда как веселей. — Подполковник покрутил головой по сторонам и добавил: — Давай-ка, друг Максим, забираться внутрь. Проклятые земли, все-таки. Лафа закончилась. Боги вычеркнули нас из списка своего личного состава. Теперь мы сами по себе.

Загребельный как всегда оказался прав. Я понял это, так как разглядел небольшую группу кентавров, пришедшую отлежаться на теплом, скорее всего слегка радиоактивном песочке, очень похожем на пляжи их родного мира.

— О, легки на помине! — Андрюха тоже заметил.

— Поехали! — из груди полковника Ветрова вырвался ох, какой недобрый рык. — А то эти суки, по-моему, всерьез решили, что они тут хозяева.

Перед тем, как тронуться с места, я прогорланил: «Выстрел!», и Леший отправил конкурентам горячий осколочно-фугасный привет. Взрыв разметал с полдюжины проклятых ящеров, а остальных заставил броситься наутек. Вот только, как выяснилось, в барханах кентавры буксовали куда больше, чем мой танк. Что ж, приятная неожиданность!

Когда «шестьдесят четверка» нагнала в панике отступающего противника и подмяла под себя первую шестилапую тварь, на моих губах мелькнула улыбка. Цирк-зоопарк, мы дома и, кажется, тоже по-своему счастливы. Эх, с каким удовольствием я бы сейчас пожал Лешему руку! Но только на этот раз руки у нас оказались заняты. Они делали то, что умели лучше всего — они несли смерть врагу, защищали мир, который мы не предали, который навсегда останется нашим.

Сарагоса, 2013