Прокзники внуки! Сегодня они
С прогулки опять воротились:
«Нм, ббушк, скучно! В ненстные дни,
Когд мы в портретной сдились
И ты нчинл рсскзывть нм,
Тк весело было!.. Родня,
Еще что-нибудь рсскжи!..» По углм
Уселись. Но их прогнл я:
«Успеете слушть; рсскзов моих
Достнет н целые томы,
Но вы еще глупы: узнете их,
Кк будете с жизнью знкомы!
Я всё рсскзл, доступное вм
По вшим ребяческим летм:
Идите гулять по полям, по лугм!
Идите же… пользуйтесь летом!»

И вот, не желя остться в долгу
У внуков, пишу я зписки;
Для них я портреты людей берегу,
Которые были мне близки,
Я им звещю льбом — и цветы
С могилы сестры — Мурвьевой,
Коллекцию ббочек, флору Читы
И виды стрны той суровой;
Я им звещю железный брслет…
Пускй берегут его свято:
В подрок жене его выковл дед
Из собственной цепи когд-то…

Родилсь я, милые внуки мои,
Под Киевом, в тихой деревне;
Любимя дочь я был у семьи.
Нш род был богтый и древний,
Но пуще отец мой возвысил его:
Змнчивей слвы героя,
Дороже отчизны — не знл ничего
Боец, не любивший покоя.
Творя чудес, девятндцти лет
Он был полковым комндиром,
Он мужество добыл и лвры побед
И почести, чтимые миром.
Воинскя слв его нчлсь
Персидским и шведским походом,
Но пмять о нем нерздельно слилсь
С великим двендцтым годом:
Тут жизнь его долгим срженьем был.
Походы мы с ним рзделяли,
И в месяц иной не зпомним числ,
Когд б з него не дрожли.
«Зщитник Смоленск» всегд впереди
Опсного дел являлся…
Под Лейпцигом рненный, с пулей в груди,
Он вновь через сутки сржлся,
Тк летопись жизни его говорит:
В ряду полководцев России,
Покуд отечество нше стоит,
Он пмятен будет! Витии
Отц моего осыпли хвлой,
Бессмертным его нзывя;
Жуковский почтил его громкой строфой,
Российских вождей прослвляя:
Под Дшковой личного мужеств жр
И жертву отц-птриот
Поэт воспевет. Воинственный др
Являя в срженьях без счет,
Не силой одною вргов побеждл
Вш прдед в борьбе исполинской:
О нем говорили, что он сочетл
С отвгою гений воинский.

Войной озбочен, в семействе своем
Отец ни во что не мешлся,
Но крут был порою; почти божеством
Он мтери ншей кзлся,
И см он глубоко привязн был к ней.
Отц мы любили — в герое,
Окончив походы, в усдьбе своей
Он медленно гс н покое.
Мы жили в большом подгородном дому.
Детей поручив нгличнке,
Стрик отдыхл. Я училсь всему,
Что нужно богтой дворянке.
А после уроков бежл я в сд
И пел весь день беззботно,
Мой голос был очень хорош, говорят,
Отец его слушл охотно;
Зписки свои приводил он к концу,
Читл он гзеты, журнлы,
Пиры здвл; незжли к отцу
Седые, кк он, генерлы,
И шли бесконечные споры тогд;
Меж тем молодежь тнцевл.
Скзть ли вм првду? был я всегд
В то время црицею бл:
Очей моих томных огонь голубой
И черня с синим отливом
Большя кос, и румянец густой
Н личике смуглом, крсивом,
И рост мой высокий, и гибкий мой стн,
И гордя поступь — пленяли
Тогдшних крсвцев: гусров, улн,
Что близко с полкми стояли.
Но слушл я неохотно их лесть…
Отец з меня пострлся:
«Не время ли змуж? Жених уже есть,
Он слвно под Лейпцигом дрлся,
Его полюбил госудрь, нш отец,
И дл ему чин генерл.
Пострше тебя… собой молодец,
Волконский! Его ты видл
Н црском смотру… и у нс он бывл,
По прку с тобой всё штлся!»
— «Д, помню! Высокий ткой генерл…»
— «Он смый!» — стрик зсмеялся…
«Отец, он тк мло со мной говорил!» —
Зметил я, покрснел…
«Ты будешь с ним счстлив!» — круто решил
Стрик, — возржть я не смел…

Прошло две недели — и я под венцом
С Сергеем Волконским стоял,
Не много я знл его женихом,
Не много и мужем узнл, —
Тк мло мы жили под кровлей одной,
Тк редко друг друг видли!
По дльним селеньям, н зимний постой,
Бригду его рзбросли,
Ее объезжл беспрестнно Сергей.
А я между тем рсхворлсь;
В Одессе потом, по совету врчей,
Я целое лето куплсь;
Зимой он приехл з мною туд,
С неделю я с ним отдохнул
При глвной квртире… и снов бед!
Однжды я крепко уснул.
Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,
Почти н рссвете то было):
«Вствй! Поскорее нйди мне ключи!
Кмин зтопи!» Я вскочил…
Взглянул: встревожен и бледен он был.
Кмин зтопил я живо.
Из ящиков муж мой бумги сносил
К кмину — и жег торопливо.
Иные прочитывл бегло, спеш,
Иные бросл не читя.
И я помогл Сергею, дрож
И глубже в огонь их толкя…
Потом он скзл: «Мы поедем сейчс»,
Волос моих нежно ксясь.
Всё скоро уложено было у нс,
И утром, ни с кем не прощясь,
Мы тронулись в путь. Мы сккли три дня,
Сергей был угрюм, торопился,
Довез до отцовской усдьбы меня
И тотчс со мною простился.

«Уехл!.. Что знчил бледность его
И всё, что в ту ночь совершилось?
Зчем не скзл он жене ничего?
Недоброе что-то случилось!»
Я долго не знл покоя и сн,
Сомнения душу терзли:
«Уехл, уехл! опять я одн!..»
Родные меня утешли,
Отец торопливость его объяснял
Кким-нибудь делом случйным:
«Куд-нибудь см импертор послл
Его с поручением тйным,
Не плчь! Ты походы делил со мной,
Превртности жизни военной
Ты знешь; он скоро вернется домой!
Под сердцем злог дргоценный
Ты носишь: теперь ты беречься должн!
Всё кончится лдно, родня;
Жен муженьк проводил одн,
А встретит, ребенк кчя!..»

Увы! предскзнье его не сбылось!
Увидеться с бедной женою
И с первенцем сыном отцу довелось
Не здесь — не под кровлей родною!

Кк дорого стоил мне первенец мой!
Дв месяц я прохворл.
Измучен телом, убит душой,
Я первую няню узнл.
Спросил о муже. — «Еще не бывл!»
— «Писл ли?» — «И писем нет дже».
— «А где мой отец?» — «В Петербург усккл».
— «А брт мой?» — «Уехл туд же».

«Мой муж не приехл, нет дже письм,
И брт и отец усккли, —
Скзл я мтушке: — Еду см!
Довольно, довольно мы ждли!»
И кк ни стрлсь упршивть дочь
Струшк, я твердо решилсь;
Припомнил я ту последнюю ночь
И всё, что тогд совершилось,
И ясно сознл, что с мужем моим
Недоброе что-то творится…

Стоял весн, по рзливм речным
Пришлось черепхой тщиться.

Доехл я чуть живя опять.
«Где муж мой» — отц я спросил.
«В Молдвию муж твой ушел воевть».
— «Не пишет он?..» Глянул уныло
И вышел отец… Недоволен был брт,
Прислуг молчл, вздыхя.
Зметил я, что со мною хитрят,
Зботливо что-то скрывя;
Ссылясь н то, что мне нужен покой,
Ко мне никого не пускли,
Меня окружили ккой-то стеной,
Мне дже гзет не двли!
Я вспомнил: много у муж родных,
Пишу — отвечть умоляю.
Проходят недели, — ни слов от них!
Я плчу, я силы теряю…

Нет чувств мучительней тйной грозы.
Я клятвой отц уверял,
Что я не пролью ни единой слезы, —
И он, и кругом всё молчло!
Любя, меня мучил мой бедный отец;
Жлея, удвоивл горе…
Узнл, узнл я всё нконец!..
Прочл я в смом приговоре,
Что был зговорщиком бедный Сергей:
Стояли они нстороже,
Готовя войск к низверженью влстей.
В вину ему ствилось тоже,
Что он… Зкружилсь моя голов…
Я верить глзм не хотел…
«Ужели?..» В уме не вязлись слов:
Сергей — и бесчестное дело!

Я помню, сто рз я прочл приговор,
Вникя в слов роковые.
К отцу побежл, — с отцом рзговор
Меня успокоил, родные!
С души словно кмень тяжелый упл.
В одном я Сергея винил:
Зчем он жене ничего не скзл?
Подумв, и то я простил:
«Кк мог он болтть? Я был молод,
Когд ж он со мной рсствлся,
Я сын под сердцем носил тогд:
З мть и дитя он боялся! —
Тк думл я. — Пусть бед велик,
Не всё потерял я в мире.
Сибирь тк ужсн, Сибирь длек,
Но люди живут и в Сибири!..»

Всю ночь я горел, мечтя о том,
Кк буду лелеять Сергея.
Под утро глубоким, крепительным сном
Уснул, — и встл бодрее.
Попрвилось скоро здоровье мое,
Приятельниц я повидл,
Ншл я сестру, — рсспросил ее
И горького много узнл!
Несчстные люди!.. «Всё время Сергей
(Скзл сестр) содержлся
В тюрьме; не видл ни родных, ни друзей…
Вчер только с ним повидлся
Отец. Повидться с ним можешь и ты:
Когд приговор прочитли,
Одели их в рубище, сняли кресты,
Но прво свиднья им дли!..»

Подробностей ряд пропустил я тут…
Оствив следы роковые,
Доныне о мщеньи они вопиют…
Не знйте их лучше, родные.

Я в крепость поехл к мужу с сестрой,
Пришли мы сперв к «генерлу»,
Потом нс привел генерл пожилой
В обширную, мрчную злу.
«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчс!»
Рсклнявшись вежливо с нми,
Он вышел. С дверей не спускл я глз.
Минуты кзлись чсми.
Шги постепенно смолкли вдли,
З ними я мыслью летел.
Мне чудилось: связку ключей принесли,
И ржвя дверь зскрипел.
В угрюмой кморке с железным окном
Измученный узник томился.
«Жен к вм приехл!..» Бледным лицом,
Он весь здрожл, оживился:
«Жен!..» Коридором он быстро бежл,
Довериться слуху не смея…

«Вот он!» — громоглсно скзл генерл,
И я увидл Сергея…

Недром нд ним пронеслся гроз:
Морщины н лбу появились,
Лицо было мертвенно бледно, глз
Не тк уже ярко светились,
Но больше в них было, чем в прежние дни,
Той тихой, знкомой печли;
С минуту пытливо смотрели они
И рдостно вдруг зблистли,
Кзлось он в душу мою зглянул…
Я горько, припв к его груди,
Рыдл… Он обнял меня и шепнул:
«Здесь есть посторонние люди».
Потом он скзл, что полезно ему
Узнть добродетель смиренья,
Что, впрочем, легко переносит тюрьму,
И несколько слов одобренья
Прибвил… По комнте вжно шгл
Свидетель — нм было неловко…
Сергей н одежду свою покзл:
«Поздрвь меня, Мш, с обновкой, —
И тихо прибвил:- Пойми и прости», —
Глз зсверкли слезою,
Но тут соглядтй успел подойти,
Он низко поник головою.
Я громко скзл: «Д, я не ждл
Нйти тебя в этой одежде».
И тихо шепнул: «Я всё понял.
Люблю тебя больше, чем прежде..»
— «Что делть? И в кторге буду я жить
(Покуд мне жизнь не нскучит)».
— «Ты жив, ты здоров, тк о чем же тужить?
(Ведь кторг нс не рзлучит?)»

«Тк вот ты ккя!» — Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он вынул плток, н окно положил,
И рядом я свой положил,
Потом, рсствясь, Сергеев плток
Взял я — мой мужу остлся…
Нм после годичной рзлуки чсок
Свиднья короток кзлся,
Но что ж было делть! Нш срок миновл —
Пришлось бы другим дожидться…
В крету меня посдил генерл,
Счстливо желл оствться…

Великую рдость ншл я в плтке:
Целуя его, увидл
Я несколько слов н одном уголке;
Вот что я, дрож, прочитл:
«Мой друг, ты свободн. Пойми — не пеняй!
Душевно я бодр и — желю
Жену мою видеть ткой же. Прощй!
Млютке поклон посылю…»

Был в Петербурге большя родня
У муж; всё знть — д ккя!
Я ездил к ним, волновлсь три дня,
Сергея спсти умоляя.
Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?
Я всё испытл — бесполезно!»
И првд: они уж пытлись помочь,
Моля импертор слезно,
Но просьбы до сердц его не дошли…
Я с мужем еще повидлсь,
И время приспело: его увезли!..
Кк только одн я остлсь,
Я тотчс послышл в сердце моем,
Что ндо и мне торопиться,
Мне душен кзлся родительский дом,
И стл я к мужу проситься.

Теперь рсскжу вм подробно, друзья,
Мою роковую победу.
Вся дружно и грозно восстл семья,
Когд я скзл: «Я еду!»
Не зню, кк мне удлось устоять,
Чего нтерпелсь я… Боже!..
Был из-под Киев вызвн мть,
И бртья приехли тоже:
Отец «обрзумить» меня прикзл.
Они убеждли, просили.
Но волю мою см господь подкреплял,
Их речи ее не сломили!
А много и горько поплкть пришлось…
Когд собрлись мы к обеду,
Отец мимоходом мне бросил вопрос:
«Н что ты решилсь?» — «Я еду!»
Отец промолчл… промолчл семья…
Я вечером горько всплкнул,
Кчя ребенк, здумлсь я…
Вдруг входит отец, — я вздрогнул.
Ждл я грозы, но, печлен и тих,
Скзл он сердечно и кротко:
«З что обижешь ты кровных родных?
Что будет с несчстным сироткой?
Что будет с тобою, голубк моя?
Тм нужно не женскую силу!
Нпрсн великя жертв твоя,
Нйдешь ты тм только могилу!»
И ждл он ответ, и взгляд мой ловил,
Лскя меня и целуя…
«Я см виновт! Я тебя погубил! —
Воскликнул он вдруг, негодуя. —
Где был мой рссудок? Где были глз!
Уж знл вся рмия нш…»
И рвл он седые свои волос:
«Прости! не кзни меня, Мш!
Остнься!..» И снов молил горячо…
Бог знет, кк я устоял!
Припв головою к нему н плечо,
«Поеду!» — я тихо скзл…

«Посмотрим!..» И вдруг рспрямился стрик,
Глз его гневом сверкли:
«Одно повторяет твой глупый язык:
„Поеду!“ Скзть не пор ли,
Куд и зчем? Ты подумй сперв!
Не знешь см, что болтешь!
Умеет ли думть твоя голов?
Вргми ты, что ли, считешь
И мть, и отц? Или глупы они…
Что споришь ты с ними, кк с ровней?
Поглубже ты в сердце свое згляни,
Вперед посмотри хлднокровней,
Подумй!.. Я звтр увижусь с тобой…»

Ушел он, грозящий и гневный,
А я, чуть жив, пред иконой святой
Упл — в истоме душевной…

«Подумй!..» Я целую ночь не спл,
Молилсь и плкл много.
Я божию мтерь н помощь звл,
Совет просил у бог,
Я думть училсь: отец прикзл
Подумть… нелегкое дело!
Двно ли он думл з нс — и решл,
И жизнь нш мирно летел?
Училсь я много; н трех языкх
Читл. Зметн был я
В прдных гостиных, н светских блх,
Искусно тнцуя, игря;
Могл говорить я почти обо всем,
Я музыку знл, я пел,
Я дже отлично сккл верхом,
Но думть совсем не умел.

Я только в последний, двдцтый мой год
Узнл, что жизнь не игрушк,
Д в детстве, бывло, сердечко вздрогнет,
Кк грянет нечянно пушк.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со мной не говривл строго;
Осьмндцти лет я пошл под венец
И тоже не думл много…

В последнее время моя голов
Рботл сильно, пылл;
Меня неизвестность томил сперв.
Когд же беду я узнл,
Бессменно стоял предо мною Сергей,
Тюрьмою измученный, бледный,
И много неведомых прежде стрстей
Посеял в душе моей бедной.
Я всё испытл, больше всего
Жестокое чувство бессилья.
Я небо и сильных людей з него
Молил — нпрсны усилья!
И гнев мою душу больную плил,
И я волновлсь нестройно,
Рвлсь, проклинл… но не было сил
Ни времени думть спокойно.

Теперь непременно я думть должн —
Отцу моему тк угодно.
Пусть воля моя неизменно одн,
Пусть всякя дум бесплодн,
Я честно исполнить отцовский прикз
Решилсь, мои дорогие.

Стрик говорил: «Ты подумй о нс,
Мы люди тебе не чужие:
И мть, и отц, и дитя, нконец, —
Ты всех безрссудно бросешь,
З что же?» — «Я долг исполняю, отец!»
— «З что ты себя обрекешь
Н муку?» — «Не буду я мучиться тм!
Здесь ждет меня стршня мук.
Д если остнусь, послушня вм,
Меня истерзет рзлук.
Не зня покою ни ночью, ни днем,
Рыдя нд бедным сироткой,
Всё буду я думть о муже моем
Д слышть упрек его кроткий.
Куд ни пойду я — н лицх людей
Я свой приговор прочитю:
В их шепоте — повесть измены моей.
В улыбке укор угдю:
Что место мое не н пышном блу,
А в дльней пустыне угрюмой,
Где узник устлый в тюремном углу
Терзется лютою думой,
Один… без опоры… Скорее к нему!
Тм только вздохну я свободно.
Делил с ним рдость, делить и тюрьму
Должн я… Тк небу угодно!..

Простите, родные! Мне сердце двно
Мое предскзло решенье.
И верю я твердо: от бог оно!
А в вс говорит — сожленье.
Д, ежели выбор решить я должн
Меж мужем и сыном — не боле,
Иду я туд, где я больше нужн,
Иду я к тому, кто в неволе!
Я сын оствлю в семействе родном,
Он скоро меня позбудет.
Пусть дедушк будет млютке отцом,
Сестр ему мтерью будет.
Он тк еще мл! А когд подрстет
И стршную тйну узнет,
Я верю: он мтери чувство поймет
И в сердце ее опрвдет!

Но если остнусь я с ним… и потом
Он тйну узнет и спросит:
„Зчем не пошл ты з бедным отцом?..“  —
И слово укор мне бросит?
О, лучше в могилу мне зживо лечь,
Чем муж лишить утешенья
И в будущем сын презренье нвлечь..
Нет, нет! не хочу я презренья!..

А может случиться — подумть боюсь!  —
Я первого муж збуду,
Условиям новой семьи подчинюсь
И сыну не мтерью буду,
А мчехой лютой?.. Горю от стыд..
Прости меня, бедный изгннник!
Тебя позбыть! Никогд! никогд!
Ты сердц единый избрнник..

Отец! ты не знешь, кк дорог он мне!
Его ты не знешь! Снчл,
В блестящем нряде, н гордом коне,
Его пред полком я видл;
О подвигх жизни его боевой
Рсскзы товрищей боя
Я слушл ждно — и всею душой
Я в нем полюбил героя..

Позднее я в нем полюбил отц
Млютки, рожденного мною.
Рзлук тянулсь меж тем без конц.
Он твердо стоял под грозою..
Вы знете, где мы увиделись вновь —
Судьб свою волю творил! —
Последнюю, лучшую сердц любовь
В тюрьме я ему подрил!

Нпрсно чернил его клевет,
Он был безупречней, чем прежде,
И я полюбил его, кк Христ..
В своей рестнтской одежде
Теперь он бессменно стоит предо мной,
Величием кротким сияя.
Терновый венец нд его головой,
Во взоре любовь неземня…

Отец мой! должн я увидеть его…
Умру я, тоскуя по муже…
Ты, долгу служ, не щдил ничего
И нс нучил ты тому же..
Герой, выводивший своих сыновей
Туд, где смертельней срженье, —
Не верю, чтоб дочери бедной своей
Ты см не одобрил решенья!»

Вот что я подумл в долгую ночь,
И тк я с отцом говорил…
Он тихо скзл:  «Сумсшедшя дочь!» —
И вышел: молчли уныло
И бртья, и мть… Я ушл нконец…
Тяжелые дни потянулись:
Кк туч ходил недовольный отец,
Другие домшние дулись.
Никто не хотел ни советом помочь,
Ни делом; но я не дремл,
Опять провел я бессонную ночь:
Письмо к госудрю писл
(В то время молв нчл рзглшть,
Что будто вернуть Трубецкую
С дороги велел госудрь. Испытть
Боялсь я учсть ткую,
Но слух был неверен). Письмо отвезл
Сестр моя, Ктя Орлов.
См црь отвечл мне… Спсибо, ншл
В ответе я доброе слово!
Он был элегнтен и мил (Николй
Писл по-фрнцузски). Снчл
Скзл госудрь, кк ужсен тот крй,
Куд я поехть желл,
Кк грубы тм люди, кк жизнь тяжел,
Кк возрст мой хрупок и нежен;
Потом нмекнул (я не вдруг понял)
Н то, что возврт безндежен;
А дльше — изволил хвлою почтить
Решимость мою, сожлея,
Что, долгу покорный, не мог пощдить
Преступного муж… Не смея
Противиться чувствм высоким тким,
Двл он свое позволенье;
Но лучше желл бы, чтоб с сыном моим
Остлсь я дом…
       Волненье
Меня охвтило. «Я еду!» Двно
Тк рдостно сердце не билось…
«Я еду! я еду! Теперь решено!..»
Я плкл, жрко молилсь…

В три дня я в длекий мой путь собрлсь,
Всё ценное я зложил,
Ндежною шубой, бельем зпслсь,
Простую кибитку купил.
Родные смотрели н сборы мои,
Згдочно кк-то  вздыхя;
Отъезду не верил никто из семьи…
Последнюю ночь провел я
С ребенком. Нгнувшись нд сыном моим,
Улыбку млютки родного
Зпомнить стрлсь; игрл я с ним
Печтью письм рокового.
Игрл и думл: «Бедный мой сын!
Не знешь ты, чем ты игрешь!
Здесь учсть твоя: ты проснешься один,
Несчстный! Ты мть потеряешь!»
И в горе упв н ручонки его
Лицом, я шептл, рыдя:
«Прости, что тебя, для отц твоего,
Мой бедный, покинуть должн я…»

А он улыблся: не думл он спть,
Любуясь крсивым пкетом;
Большя и крсня эт печть
Его збвлял…
      С рссветом
Спокойно и крепко зснуло дитя,
И щечки его злели.
С любимого личик глз не сводя,
Молясь у его колыбели,
Я встретил утро…
        Я вмиг собрлсь.
Сестру зклинл я снов
Быть мтерью сыну… Сестр поклялсь…
Кибитк был уж готов.

Сурово молчли родные мои,
Прощние было немое.
Я думл: «Я умерл для семьи,
Всё милое, всё дорогое
Теряю… нет счет печльных потерь!..»
Мть кк-то спокойно сидел,
Кзлось, не веря еще и теперь,
Чтоб дочк уехть посмел,
И кждый с вопросом смотрел н отц.
Сидел он поодль понуро,
Не молвил словечк, не поднял лиц, —
Оно было бледно и хмуро.
Последние вещи в кибитку снесли,
Я плкл, бодрость теряя,
Минуты мучительно медленно шли…
Сестру нконец обнял я
И мть обнял. «Ну, господь вс хрнит!» —
Скзл я, бртьев целуя.
Отцу подржя, молчли они…
Стрик поднялся, негодуя,
По сжтым губм, по морщинм чел
Ходили зловещие тени…
Я молч ему обрзок подл
И стл пред ним н колени:
«Я еду! хоть слово, хоть слово, отец!
Прости свою дочь, рди бог!..»
Стрик н меня поглядел нконец
Здумчиво, пристльно, строго
И, руки с угрозой подняв ндо мной,
Чуть слышно скзл (я дрожл):
«Смотри, через год возврщйся домой,
Не то — прокляну!..»
       Я упл…

«Довольно, довольно объятий и слез!»
Я сел — и тройк помчлсь.
«Прощйте, родные!» В декбрьский мороз
Я с домом отцовским рсстлсь
И мчлсь без отдыху с лишком три дня;
Меня быстрот увлекл,
Он был лучшим врчом для меня…
Я скоро в Москву присккл,
К сестре Зиниде. Мил и умн
Был молодя княгиня,
Кк музыку знл! Кк пел он!
Искусство ей было святыня.
Он нм оствил книгу новелл,
Исполненных грции нежной,
Поэт Веневитинов стнсы ей пел,
Влюбленный в нее безндежно;
В Итлии год Зинид жил
И к нм — по скзнью поэт —
«Цвет южного неб в очх принесл».
Цриц московского свет,
Он не чуждлсь ртистов, — житье
Им было у Зины в гостиной;
Они увжли, любили ее
И Северной звли Коринной…

Поплкли мы. По душе ей был
Решимость моя роковя:
«Крепись, моя бедня! будь весел!
Ты мрчня стл ткя.
Чем мне эти темные тучи прогнть?
Кк мы рспростимся с тобою?
А вот что! ложись ты до вечер спть,
А вечером пир я устрою.
Не бойся! всё будет во вкусе твоем,
Друзья у меня не повесы,
Любимые песни твои мы споем,
Сыгрем любимые пьесы…»
И вечером весть, что приехл я,
В Москве уже многие знли.
В то время несчстные нши мужья
Внимнье Москвы знимли:
Едв оглсилось решенье суд,
Всем было неловко и жутко,
В слонх Москвы повторялсь тогд
Одн ростопчинскя шутк:
«В Европе спожник, чтоб брином стть,
Бунтует, — понятное дело!
У нс революцию сделл знть:
В спожники, что ль, зхотел?..»

И сделлсь я «героинею дня».
Не только ртисты, поэты —
Вся двинулсь знтня нш родня;
Прдные, цугом креты
Гремели; нпудрив свои прики,
Потемкину ровня по летм,
Явились былые тузы-стрики
С отменно учтивым приветом;
Струшки, сттс-дмы былого двор,
В объятья меня зключли:
«Ккое геройство!.. Ккя пор!..» —
И в ткт головми кчли.

Ну, словом, что было в Москве повидней,
Что в ней мимоездом гостило,
Всё вечером съехлось к Зине моей:
Артистов тут множество было,
Певцов-итльянцев тут слышл я,
Что были тогд знмениты,
Отц моего сослуживцы, друзья
Тут были, печлью убиты.
Тут были родные ушедших туд,
Куд я см торопилсь,
Пистелей групп, любимых тогд.
Со мной дружелюбно простилсь:
Тут были Одоевский, Вяземский; был
Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рно почил,
Безвременно взятый могилой.
И Пушкин тут был… Я узнл его…
Он другом был ншего детств,
В Юрзуфе он жил у отц моего,
В ту пору прокз и кокетств
Смеялись, болтли мы, бегли с ним,
Бросли друг в друг цветми.
Всё нше семейство поехло в Крым,
И Пушкин отпрвился с нми.
Мы ехли весело. Вот нконец
И горы, и Черное море!
Велел постоять экипжм отец,
Гуляли мы тут н просторе.

Тогд уже был мне шестндцтый год.
Гибк, высок не по летм,
Покинув семью, я стрелою вперед
Умчлсь с курчвым поэтом;
Без шляпки, с рспущенной длинной косой;
Полуденным солнцем плим,
Я к морю летел, — и был предо мной
Вид южного берег Крым!
Я рдостным взором глядел кругом,
Я прыгл, с морем игрл;
Когд удлялся прилив, я бегом
До смой воды добегл,
Когд же прилив возврщлся опять
И волны грядой подступли,
От них я спешил нзд убежть,
А волны меня нстигли!..

И Пушкин смотрел… и смеялся, что я
Ботинки мои промочил.
«Молчите! идет гуверннтк моя!» —
Скзл я строго. (Я скрыл,
Что ноги промокли)… Потом я прочл
В «Онегине» чудные строки.
Я вспыхнул вся — я довольн был…
Теперь я стр, тк длеки
Те крсные дни! Я не буду скрывть,
Что Пушкин в то время кзлся
Влюбленным в меня… но, по првде скзть,
В кого он тогд не влюблялся!
Но, думю, он не любил никого
Тогд, кроме музы: едв ли
Не больше любви знимли его
Волнения ее и печли…
Юрзуф живописен: в роскошных сдх
Долины его потонули,
У ног его море, вдли Аюдг…
Ттрские хижины льнули
К подножию скл; виногрд выбегл
Н кручу лозой отягченной,
И тополь местми недвижно стоял
Зеленой и стройной колонной.
Мы зняли дом под нвисшей склой,
Поэт нверху приютился,
Он нм говорил, что доволен судьбой,
Что в море и горы влюбился.
Прогулки его продолжлись по дням
И были всегд одиноки,
Он у моря чсто бродил по ночм.
По-нглийски брл он уроки
У Лены, сестры моей: Бйрон тогд
Его знимл чрезвычйно.
Случлось сестре перевесть иногд
Из Бйрон что-нибудь — тйно;
Он мне читл попытки свои,
А после рвл и бросл,
Но Пушкину кто-то скзл из семьи,
Что Лен стихи сочинял:
Поэт подобрл лоскутки под окном
И вывел всё дело н сцену.
Хвля переводы, он долго потом
Конфузил несчстную Лену…
Окончив знятья, спусклся он вниз
И с нми делился досугом;
У смой террсы стоял киприс,
Поэт нзывл его другом,
Под ним зствл его чсто рссвет,
Он с ним, уезжя, прощлся…
И мне говорили, что Пушкин след
В туземной легенде остлся:
«К поэту летл соловей по ночм,
Кк в небо лун выплывл,
И вместе с поэтом он пел — и, певцм
Внимя, природ смолкл!
Потом соловей — повествует нрод —
Летл сюд кждое лето:
И свищет, и плчет, и словно зовет
К збытому другу поэт!
Но умер поэт — прилетть перестл
Пернтый певец… Полный горя,
С тех пор киприс сиротою стоял,
Внимя лишь ропоту моря..»
Но Пушкин ндолго прослвил его:
Туристы его нвещют,
Сдятся под ним и н пмять с него
Душистые ветки срывют…

Печльн был нш встреч. Поэт
Подвлен был истинным горем.
Припомнил он игры ребяческих лет
В длеком Юрзуфе, нд морем.
Покинув привычный нсмешливый тон,
С любовью, с тоской бесконечной,
С учстием брт нпутствовл он
Подругу той жизни беспечной!
Со мной он по комнте долго ходил,
Судьбой озбочен моею,
Я помню, родные, что он говорил,
Д тк передть не сумею:
«Идите, идите! Вы сильны душой,
Вы смелым терпеньем богты,
Пусть мирно свершится вш путь роковой,
Пусть вс не смущют утрты!
Поверьте, душевной ткой чистоты
Не стоит сей свет ненвистный!
Блжен, кто меняет его суеты
Н подвиг любви бескорыстной!
Что свет? опостылевший всем мскрд!
В нем сердце черствеет и дремлет,
В нем црствует вечный, рссчитнный хлд
И пылкую првду объемлет…

Вржд умирится влияньем годов,
Пред временем рухнет прегрд,
И вм возвртятся пенты отцов
И сени домшнего сд!
Целебно вольется в устлую грудь
Долины нследственной слдость,
Вы гордо оглянете пройденный путь
И снов узнете рдость.
Д, верю! не долго вм горе терпеть,
Гнев црский не будет же вечным…
Но если придется в степи умереть,
Помянут вс словом сердечным:
Пленителен обрз отвжной жены,
Явившей душевную силу
И в снежных пустынях суровой стрны
Сокрывшейся рно в могилу!

Умрете, но вших стрдний рсскз
Поймется живыми сердцми,
И зполночь првнуки вши о вс
Беседы не кончт с друзьями.
Они им покжут, вздохнув от души,
Черты незбвенные вши,
И в пмять прббки, погибшей в глуши,
Осуштся полные чши!..
Пускй долговечнее мрмор могил,
Чем крест деревянный в пустыне,
Но мир Долгорукой еще не збыл,
А Бирон нет и в помине.

Но что я?.. Дй бог вм здоровья и сил!
А тм и увидеться можно:
Мне црь „Пугчев“ писть поручил,
Пугч меня мучит безбожно,
Рспрвиться с ним я н слву хочу,
Мне быть н Урле придется.
Поеду весной, поскорей зхвчу,
Что путного тм соберется,
Д к вм и мхну, переехв Урл…»
Поэт нписл «Пугчев»,
Но в дльние нши снег не попл.
Кк мог он сдержть это слово?

Я слушл музыку, грусти полн,
Я пению ждно внимл;
См я не пел, — был я больн,
Я только других умолял:
«Подумйте: я уезжю с зрей…
О, пойте же, пойте! игрйте!..
Ни музыки я не услышу ткой,
Ни песни… Нслушться дйте!..»

И чудные звуки лились без конц!
Торжественной песней прощльной
Окончился вечер, — не помню лиц
Без грусти, без думы печльной!
Черты неподвижных, суровых струх
Утртили холод ндменный,
И взор, что, кзлось, нвеки потух,
Светиться слезой умиленной…
Артисты стрлись себя превзойти,
Не зню я песни прелестней
Той песни-молитвы о добром пути,
Той богословляющей песни…
О, кк вдохновенно игрли они!
Кк пели!.. и плкли сми…
И кждый скзл мне: «Господь вс хрни!» —
Прощясь со мной со слезми…

Морозно. Дорог бел и глдк,
Ни тучи н всем небосклоне…
Обмерзли усы, бород ямщик,
Дрожит он в своем блхоне.
Спин его, плечи и шпк в снегу,
Хрипит он, коней понукя,
И кшляют кони его н бегу,
Глубоко и трудно вздыхя…

Обычные виды: быля крс
Пустынного русского кря,
Угрюмо шумят строевые лес,
Гигнтские тени брося;
Рвнины покрыты лмзным ковром,
Деревни в снегу потонули,
Мелькнул н пригорке помещичий дом,
Церковные глвы блеснули…

Обычные встречи: обоз без конц,
Толп богомолок струшек,
Гремящя почт, фигур купц
Н груде перин и подушек;
Кзення фур! с десяток подвод:
Нвлены ружья и рнцы.
Солдтики! Жидкий, безусый нрод,
Должно быть, еще новобрнцы;
Сынков провожют отцы-мужики
Д мтери, сестры и жены.
«Уводят, уводят сердечных в полки!» —
Доносятся горькие стоны…

Подняв кулки нд спиной ямщик,
Неистово мчится фельдъегерь.
Н смой дороге догнв руск,
Устый помещичий егерь
Мхнул через ров н проворном коне,
Добычу у псов отбивет.
Со всей своей свитой стоит в стороне
Помещик — борзых подзывет…

Обычные сцены: н стнциях д —
Ругются, спорят, толкутся.
«Ну, трогй!» Из окон ребят глядят,
Попы у хрчевни дерутся;
У кузницы бьется лошдк в стнке,
Выходит весь сжей покрытый
Кузнец с рскленной подковой в руке:
«Эй, прень, держи ей копыты!..»

В Кзни я сделл первый привл,
Н жестком дивне уснул;
Из окон гостиницы видел бл
И, кюсь, глубоко вздохнул!
Я вспомнил: чс или дв с небольшим
Остлось до Нового год.
«Счстливые люди! кк весело им!
У них и покой, и свобод,
Тнцуют, смеются!.. мне не знвть
Веселья… я еду н муки!..»
Не ндо бы мыслей тких допускть,
Д молодость, молодость, внуки!

Здесь снов пугли меня Трубецкой,
Что будто ее воротили:
«Но я не боюсь — позволенье со мной!»
Чсы уже десять пробили.
Пор! я оделсь. «Готов ли ямщик?»
— «Княгиня, вм лучше дождться
Рссвет, — зметил смотритель-стрик. —
Метель нчл подымться!»
— «Ах, то ли придется еще испытть!
Поеду. Скорей, рди бог!..»

Звенит колокольчик, ни зги не видть,
Что дльше, то хуже дорог,
Потлкивть нчло сильно в бок,
Ккими-то едем грядми,
Не вижу я дже спины ямщик:
Бугор нмело между нми.
Чуть-чуть не упл кибитк моя,
Шрхнулсь тройк и стл.
Ямщик мой зохл: «Доклдывл я:
Пождть бы! дорог пропл!..»

Послл дорогу искть ямщик,
Кибитку рогожей зкрыл,
Подумл: верно, уж полночь близк,
Пружинку чсов подвил:
Двендцть удрило! Кончился год,
И новый успел нродиться!
Откинув циновку, гляжу я вперед —
По-прежнему вьюг крутится.
Ккое ей дело до нших скорбей,
До ншего нового год?
И я рвнодушн к тревоге твоей
И к стонм твоим, непогод!
Своя у меня роковя тоск,
И с ней я борюсь одиноко…

Поздрвил я моего ямщик.
«Зимовк тут есть недлеко, —
Скзл он, — рссвет дождемся мы в ней!»
Подъехли мы, рзбудили
Кких-то убогих лесных сторожей,
Их дымную печь зтопили.
Рсскзывл ужсы житель лесной,
Д я его скзки збыл…
Согрелись мы чем. Пор н покой!
Метель всё ужснее выл.
Лесник покрестился, ночник погсил
И с помощью псынк Феди
Огромных дв кмня к дверям привлил.
«Зчем?» — «Одолели медведи!»

Потом он улегся н голом полу,
Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думл, думл… леж в углу
Н мерзлой и жесткой рогожке…
Снчл веселые были мечты:
Я вспомнил прздники нши,
Огнями горящую злу, цветы,
Подрки, зздрвные чши,
И шумные речи, и лски… кругом
Всё милое, всё дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумв о нем,
Збыл я всё остльное!

Я живо вскочил, кк только ямщик
Продрогший в окно постучлся.
Чуть свет н дорогу нс вывел лесник,
Но деньги принять откзлся.
«Не ндо, родня! Бог вс зщити,
Дороги-то дльше опсны!»
Крепчли морозы по мере пути
И сделлись скоро ужсны.
Совсем я зкрыл кибитку мою —
И темно, и стршня скук!
Что делть? Стихи вспоминю, пою,
Когд-нибудь кончится мук!
Пусть сердце рыдет, пусть ветер ревет
И путь мой зносят метели,
А все-тки я продвигюсь вперед!
Тк ехл я три недели…

Однжды, зслышв ккой-то содом,
Циновку мою я открыл,
Взглянул: мы едем обширным селом,
Мне срзу глз ослепило:
Пылли костры по дороге моей…
Тут были крестьяне, крестьянки,
Солдты и — целый тбун лошдей…
«Здесь стнция: ждут серебрянки, —
Скзл мой ямщик, — Мы увидим ее,
Он, чй, идет недлече…»

Сибирь высылл богтство свое,
Я рд был этой встрече:
«Дождусь серебрянки! Авось что-нибудь
О муже, о нших узню.
При ней офицер, из Нерчинск их путь…»
В хрчевне сижу, поджидю…
Вошел молодой офицер; он курил,
Он мне не кивнул головою,
Он кк-то ндменно глядел и ходил,
И вот я скзл с тоскою:
«Вы видели, верно… известны ли вм
Те… жертвы декбрьского дел…
Здоровы они? Кково-то им тм?
О муже я знть бы хотел…»
Нхльно ко мне повернул он лицо —
Черты были злы и суровы —
И, выпустив изо рту дыму кольцо,
Скзл: «Несомненно здоровы,
Но я их не зню — и знть не хочу,
Я мло ли кторжных видел!..»
Кк больно мне было, родные!  Молчу…
Несчстный! меня же обидел!
Я бросил только презрительный взгляд,
С достоинством юнош вышел…
У печки тут грелся ккой-то солдт,
Проклятье мое он услышл
И доброе слово — не врврский смех —
Ншел в своем сердце солдтском:
«Здоровы! — скзл он, — я видел их всех,
Живут в руднике Блгодтском!..»
Но тут возвртился ндменный герой,
Поспешно ушл я в кибитку.
«Спсибо, солдтик! спсибо, родной!
Недром я вынесл пытку!»

Поутру н белые степи гляжу,
Послышлся звон колокольный,
Тихонько в убогую церковь вхожу,
Смешлсь с толпой богомольной.
Отслушв обедню, к попу подошл,
Молебен служить попросил…
Всё было спокойно — толп не ушл…
Совсем меня горе сломило!
З что мы обижены столько, Христос?
З что поругньем покрыты?
И реки двно нкопившихся слез
Упли н жесткие плиты!

Кзлось, нрод мою грусть рзделял,
Молясь молчливо и строго,
И голос священник скорбью звучл,
Прося об изгннникх бог…
Убогий, в пустыне зтерянный хрм!
В нем плкть мне было не стыдно,
Учстье стрдльцев, молящихся тм,
Убитой душе необидно…

(Отец Ионн, что молебен служил
И тк непритворно молился,
Потом в кземте священником был
И с нми душой породнился.)

А ночью ямщик не сдержл лошдей,
Гор был стршно крутя,
И я полетел с кибиткой моей
С высокой вершины Алтя!

В Иркутске проделли то же со мной,
Чем тм Трубецкую терзли…
Бйкл. Перепрв — и холод ткой,
Что слезы в глзх змерзли.
Потом я рсстлсь с кибиткой моей
(Пропл сння дорог).
Мне жль ее было: я плкл в ней
И думл, думл много!

Дорог без снегу — в телеге! Сперв
Телег меня знимл,
Но вскоре потом, ни жив, ни мертв,
Я прелесть телеги узнл.
Узнл и голод н этом пути.
К несчстию, мне не скзли,
Что тут ничего невозможно нйти,
Тут почту бурят держли.
Говядину вялят н солнце они
Д греются чем кирпичным,
И тот еще с слом! Господь сохрни
Попробовть вм, непривычным!
Зто под Нерчинском мне здли бл:
Ккой-то купец торовтый
В Иркутске зметил меня, обогнл
И в честь мою прздник богтый
Устроил… Спсибо! я рд был
И вкусным пельменям, и бне…
А прздник кк мертвя весь проспл
В гостиной его н дивне…

Не знл я, что впереди меня ждет!
Я утром в Нерчинск присккл,
Не верю глзм, — Трубецкя идет!
«Догнл тебя я, догнл!»
— «Они в Блгодтске!» — Я бросилсь к ней,
Счстливые слезы роняя…
В двендцти только верстх мой Сергей,
И Ктя со мной Трубецкя!

Кто знл одиночество в дльнем пути,
Чьи спутники — горе д вьюг,
Кому провиденьем дно обрести
В пустыне негднно друг,
Тот ншу взимную рдость поймет…
«Устл, устл я, Мш!»
— «Не плчь, моя бедня Ктя! Спсет
Нс дружб и молодость нш!
Нс жребий один нерзрывно связл,
Судьб нс рвно обмнул,
И тот же поток твое счстье умчл,
В котором мое потонуло.
Пойдем же мы об руку трудным путем,
Кк шли зеленеющем лугом,
И обе достойно свой крест понесем,
И будем мы сильны друг другом.
Что мы потеряли? подумй, сестр!
Игрушки тщеслвья… Не много!
Теперь перед нми дорог добр,
Дорог избрнников бог!
Нйдем мы униженных, скорбных мужей,
Но будем мы им утешеньем,
Мы кротостью ншей смягчим плчей,
Стрднье осилим терпеньем.
Опорою гибнущим, слбым, больным
Мы будем в тюрьме ненвистной,
И рук не положим, пок не свершим
Обет любви бескорыстной!..
Чист нш жертв, — мы всё отдем
Избрнникм ншим и богу.
И верю я: мы невредимо пройдем
Всю трудную ншу дорогу…»

Природ устл с собой воевть —
День ясный, морозный и тихий.
Снег под Нерчинском явились опять,
В снях поктили мы лихо…
О ссыльных рсскзывл русский ямщик
(Он знл по фмилии дже):
«Н этих конях я возил их в рудник,
Д только в другом экипже.
Должно быть, дорог легк им был:
Шутили, смешили друг дружку;
Н звтрк втрушку мне мть испекл,
Тк я подрил им втрушку,
Двугривенный дли — я брть не хотел:
— „Возьми, пренек, пригодится…“»

Болтя, он живо в село прилетел.
«Ну, брыни, где стновиться?»
— «Вези нс к нчльнику прямо в острог».
— «Эй, други, не дйте в обиду!»

Нчльник был тучен и, кжется, строг,
Спросил, по ккому мы виду?
«В Иркутске читли инструкцию нм
И выслть в Нерчинск обещли…»
— «Зстрял, зстрял, голубушк, тм!»
«Вот копия, нм ее дли…»
— «Что копия? с ней попдешься впроск!»
— «Вот црское вм позволенье!»
Не знл по-фрнцузски упрямый чудк,
Не верил нм, — смех и мученье!
«Вы видите подпись цря: Николй?»
До подписи нет ему дел,
Ему из Нерчинск бумгу подй!
Поехть з ней я хотел,
Но он объявил, что отпрвится см
И к утру бумгу добудет.
«Д точно ли?..» — «Честное слово! А вм
Полезнее выспться будет!..»

И мы добрлись до ккой-то избы,
О звтршнем утре мечтя;
С оконцем из слюды, низк, без трубы,
Был нш хт ткя,
Что я головою кслсь стены,
А в дверь упирлсь ногми;
Но мелочи эти нм были смешны,
Не то уж случлося с нми.
Мы вместе! теперь бы легко я снесл
И смые трудные муки…

Проснулсь я рно, Ктя спл,
Пошл по деревне от скуки:
Избушки ткие ж, кк нш, числом
До сотни, в оврге торчли,
А вот и кирпичный с решеткми дом!
При нем чсовые стояли.
«Не здесь ли преступники?» — «Здесь, д ушли».
— «Куд?» — «Н рботу, вестимо!»
Ккие-то дети меня повели…
Бежли мы все — нестерпимо
Хотелось мне муж увидеть скорей;
Он близко! Он шел тут недвно!
«Вы видите их?» — я спросил детей.
«Д, видим! Поют они слвно!
Вон дверц… Гляди же! Пойдем мы теперь,
Прощй!..» Убежли ребят…

И словно под землю ведущую дверь
Увидел я — и солдт.
Сурово смотрел чсовой, — нголо
В руке его сбля сверкл.
Не золото, внуки, и здесь помогло,
Хоть золото я предлгл!
Быть может, вм хочется дльше читть,
Д просится слово из груди!
Помедлим немного. Хочу я скзть
Спсибо вм, русские люди!
В дороге, в изгннье, где я ни был,
Всё трудное кторги время,
Нрод! я бодрее с тобою несл
Мое непосильное бремя.
Пусть много скорбей тебе пло н чсть,
Ты делишь чужие печли,
И где мои слезы готовы упсть,
Твои уж двно тм упли!..
Ты любишь несчстного, русский нрод!
Стрдния нс породнили…
«Вс в кторге смый зкон не спсет!» —
Н родине мне говорили;
Но добрых людей я встречл и тм,
Н крйней ступени пденья,
Умели по-своему вырзить нм
Преступники днь увженья;
Меня с нерзлучною Ктей моей
Довольной улыбкой встречли:
«Вы — нгелы нши!» З нших мужей
Уроки они исполняли.
Не рз мне укрдкой двл из полы
Кртофель колодник клейменый:
«Покушй! горячий, сейчс из золы!»
Хорош был кртофель печеный,
Но грудь и теперь знывет с тоски,
Когд я о нем вспоминю…
Примите мой низкий поклон, бедняки!
Спсибо вм всем посылю!
Спсибо!.. Считли свой труд ни во что
Для нс эти люди простые,
Но горечи в чшу не подлил никто,
Никто — из нрод, родные!..

Рыдньям моим чсовой уступил,
Кк бог его я просил!
Светильник (род фкел) он зсветил,
В ккой-то подвл я вступил
И долго спусклись всё ниже; потом
Пошл я глухим коридором,
Уступми шел он; темно было в нем
И душно; где плесень узором
Лежл; где тихо струилсь вод
И лужми книзу стекл.
Я слышл шорох; земля иногд
Комкми со стен упдл;
Я видел стршные ямы в стенх;
Кзлось, ткие ж дороги
От них нчинлись. Збыл я стрх,
Проворно несли меня ноги!

И вдруг я услышл крики: «Куд,
Куд вы? Убиться хотите?
Ходить не позволено дмм туд!
Вернитесь скорей! Погодите!»
Бед моя! видно, дежурный пришел
(Его чсовой тк боялся)
Кричл он тк грозно, тк голос был зол,
Шум скорых шгов приближлся…
Что делть? Я фкел здул. Вперед
Впотьмх нугд побежл…
Господь, коли хочет, везде проведет!
Не зню, кк я не упл,
Кк голову я не оствил тм!
Судьб берегл меня. Мимо
Ужсных рсселин, провлов и ям
Бог вывел меня невредимо:
Я скоро увидел свет впереди,
Тм звездочк словно светилсь…
И вылетел рдостный крик из груди:
«Огонь!» Я крестом осенилсь…
Я сбросил шубу… Бегу н огонь,
Кк бог уберег во мне душу!
Попвший в трясину испугнный конь
Тк рвется, звидевши сушу…

И стло, родные, светлей и светлей!
Увидел я возвышенье:
Ккя-то площдь… и тени н ней…
Чу… молот! рбот, движенье…
Тм люди! Увидят ли только они?
Фигуры отчетливей стли…
Всё ближе, сильней змелькли огни.
Должно быть, меня увидли…
И кто-то стоявший н смом крю
Воскликнул: «Не нгел ли божий?
Смотрите, смотрите!» — «Ведь мы не в рю:
Проклятя шхт похожей
Н д!» — говорили другие, смеясь.
И быстро н крй выбегли,
И я приближлсь поспешно. Дивясь,
Недвижно они ожидли.

«Волконскя!» — вдруг зкричл Трубецкой
(Узнл я голос). Спустили
Мне лестницу; я поднялся стрелой!
Всё люди знкомые были:
Сергей Трубецкой, Артмон Мурвьев,
Борисовы, князь Оболенский…
Потоком сердечных, восторженных слов,
Похвл моей дерзости женской
Был я осыпн; слезы текли
По лицм их, полным учстья…
Но где же Сергей мой? «З ним уж пошли,
Не умер бы только от счстья!
Кончет урок: по три пуд руды
Мы в день достем для России,
Кк видите, нс не убили труды!»
Веселые были ткие,
Шутили, но я под веселостью их
Печльную повесть читл
(Мне новостью были оковы н них
Что их зкуют — я не знл)…
Известьем о Кте, о милой жене,
Утешил я Трубецкого;
Все письм, по счстию, были при мне,
С приветом из кря родного
Спешил я их передть. Между тем,
Внизу офицер горячился:
«Кто лестницу принял? Куд и зчем
Смотритель рбот отлучился?
Судрыня! Вспомните слово мое,
Убьетесь!.. Эй, лестницу, черти!
Живей!..» (Но никто не подствил ее…)
«Убьетесь, убьетесь до смерти!
Извольте спуститься! д что ж вы?..» Но мы
Всё в глубь уходили… Отвсюду
Бежли к нм мрчные дети тюрьмы,
Дивясь небывлому чуду.
Они пролгли мне путь впереди,
Носилки свои предлгли…

Орудья подземных рбот н пути,
Провлы, бугры мы встречли.
Рбот кипел под звуки оков,
Под песни, — рбот нд бездной!
Стучлись в упругую грудь рудников
И зступ и молот железный.
Тм с ношею узник шгл по бревну,
Невольно кричл я: «Тише!»
Тм новую мину вели в глубину,
Тм люди крбклись выше
По штким подпоркм… Ккие труды!
Ккя отвг!.. Сверкли
Местми добытые глыбы руды
И щедрую днь обещли…

Вдруг кто-то воскликнул: «Идет он! идет!»
Окинув прострнство глзми,
Я чуть не упл, рвнувшись вперед, —
Кнв был перед нми.
«Потише, потише! Ужели зтем
Вы тысячи верст пролетели, —
Скзл Трубецкой, — чтоб н горе нм всем
В кнве погибнуть — у цели?»
И з руку крепко меня он держл:
«Что б было, когд б вы упли?»
Сергей торопился, но тихо шгл.
Оковы уныло звучли.
Д, цепи! Плч не збыл никого
(О, мстительный трус и мучитель!), —
Но кроток он был, кк избрвший его
Орудьем своим искупитель.
Пред ним рсступлись, молчнье хрня,
Рбочие люди и стрж…
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: «Мш!»
И стл, обессиленный словно, вдли…
Дв ссыльных его поддержли.
По бледным щекм его слезы текли,
Простертые руки дрожли…

Душе моей милого голос звук
Мгновенно послл обновленье,
Отрду, ндежду, збвение мук,
Отцовской угрозы збвенье!
И с криком «иду!» я бежл бегом,
Рвнув неожиднно руку,
По узкой доске нд зияющим рвом
Нвстречу призывному звуку…
«Иду!..» Посылло мне лску свою
Улыбкой лицо испитое…
И я побежл… И душу мою
Нполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышв ужсные звуки,
Увидев оковы н муже моем,
Вполне понял его муки,
И силу его… и готовность стрдть!
Невольно пред ним я склонил
Колени, — и прежде чем муж обнять,
Оковы к губм приложил!..

И тихого нгел бог ниспослл
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот рбот змолчл,
И змерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезми в глзх,
Взволновнны, бледны, суровы,
Стояли кругом. Н недвижных ногх
Не издли звук оковы,
И в воздухе поднятый молот зстыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Кзлось, что кждый здесь с нми делил
И горечь, и счстие встречи!
Святя, святя был тишин!
Ккой-то высокой печли,
Ккой-то торжественной думы полн.

«Д где же вы все зпропли?» —
Вдруг снизу донесся неистовый крик.
Смотритель рбот появился.
«Уйдите! — скзл со слезми стрик. —
Нрочно я, брыня, скрылся,
Теперь уходите. Пор! Збрнят!
Нчльники люди крутые…»
И словно из ря спустилсь я в д…
И только… и только, родные!
По-русски меня офицер обругл
Внизу, ожидвший в тревоге,
А сверху мне муж по-фрнцузски скзл:
«Увидимся, Мш, — в остроге!..»