Маргарет Уэй

Женские слабости

Глава 1

Такой красивой женщине восхищенные взгляды гарантированы, во всяком случае, она непременно заставит всех повернуть голову в ее сторону.

Взгляд Холта был прикован к незнакомой белокурой женщине. Она вошла в банкетный зал под руку с Маркусом Вэйнрайтом, принадлежащим к одной из пятидесяти самых богатых и влиятельных семей Австралии. Их появление мгновенно заставило смолкнуть все разговоры.

— Просто не верю своим глазам! — сказала Пола Роландс — из тех самых Роландсов, что владели сетью магазинов. — Вот тебе и доказательство, Холт! Значит, все эти разговоры были правдой. — Ее длинные точеные ноготки вонзились в тонкую ткань его дорогого костюма. — Маркус привел ее на самый большой вечер года!

Что было в высшей степени показательно.

— По крайней мере, она не пробралась сюда тайком, — заметил он. — Хотя я уверен, что даже самый крутой вышибала не осмелился бы спросить у нее паспорт.

Пола развернулась к нему:

— Холт, ты сошел с ума? Она же работает в цветочном магазине!

— И все туда ходят!

— Вот именно!

Ей не приходило в голову, что это было сказано с иронией. Пола Роландс была из породы снобов. Холт это знал, тем не менее она ему нравилась. Такое глупое высокомерие — это, конечно, минус, но у Полы были и плюсы. Она умела одеваться и всегда могла составить компанию. Как в постели, так и вне ее. Самым большим плюсом было, разумеется, то, что в широкий круг общения Полы входил и ее отец, миллионер Джордж Роландс. Джордж был гениальным самородком, предпринимателем в первом поколении и действительно человеком стоящим.

— Я думаю, она владелица этого бизнеса, — добавил Холт. — Бабушка Ровена говорила мне как-то, когда пошли сплетни, что эта девушка очень хорошо подбирает цветы.

Пола изумленно уставилась на него:

— Подбирает цветы? Дорогой, ты что, серьезно?

Он рассмеялся:

— Конечно, серьезно. Я вовсе не имел в виду, что она добывает их из-за заборов соседей и набивает ими багажник своей машины. У нее действительно есть талант аранжировщика.

— А разве это так трудно?

— Уж можешь мне поверить, составление букетов — в своем роде искусство.

— Любая гусыня могла бы это делать, — пробормотала Пола, не сознавая, что унаследовала вкус своей матери. Вернее, его отсутствие. — Накупить побольше цветов да и рассовать по каким-нибудь вазам — вот и вся премудрость!

— Если бы! — Он продолжал наблюдать за Маркусом и его красавицей, словно сошедшей с великолепной парадной картины конца XIX века. Сингер Сарджент или, может, Жак-Эмиль Бланше [1]?

— Твоя бабушка сегодня здесь? — спросила Пола, надеясь, что ответ будет отрицательным. В присутствии Ровены Вэйнрайт-Палмерстон она чувствовала себя не в своей тарелке. — Она прекрасно выглядит для своего возраста.

— Она прекрасно выглядит для любого возраста, — автоматически поправил ее Холт, не отводя глаз от белокурого видения.

— Холт? — Пола пихнула его локтем, пытаясь вернуть себе его внимание.

Он поморщился:

— Ты что, хочешь покалечить меня?

— Никогда, детка! — Ее рука начала ритмично поглаживать его спину.

«Она исключительно хороша. — Холт не смог скрыть своего восхищения. — Очень примечательная молодая леди и, без сомнения, благородного происхождения. Спокойная, невозмутимая красота, как говорят, в старинном стиле. Ничего современного. Вот это, я думаю, Маркуса и привлекло. Тут может быть романтическая история…»

— Ты заметил ее волосы? — Прекрасная Пола опять вклинилась в его мысли.

— Уж не собираешься ли ты меня уверить, что сама родилась с этими медными волосами?

Глаза Полы вспыхнули.

— Уж всего-то несколько прядей, — солгала она. — А у нее вообще ничего натурального! Откуда еще берутся такие блондинки, кроме как из флакона с краской для волос?

— Из Скандинавии, может быть? — предположил он. — Ее фамилия, кажется, Эриксон. Соня Эрик-сон. Норвежские корни? Норвегия — страна полуночного солнца, родина Ибсена, Грига, Эдварда Мунка[2], Сигрид Унсет[3] и… всех этих бесславных предателей.

Пола нахмурилась. Она не знала и половины этих имен. Она видела ибсеновскую «Гедду Габлер» в сиднейском театре и решила, что это жуткая скукотища, даже если и Кейт Бланшетт [4], как всегда, была великолепна.

— Я никогда не думала, что Маркус окажется таким глупцом, — произнесла она с неожиданной злостью. — Так же как и маман.

— Ах, маман! — Эта ужасная маман с ее чихуахуа, который встречал всех гостей со злобой ротвейлера.

Мэрилин Роландс была уверена, что если девушка не выйдет замуж до двадцати четырех лет, то, значит, ей так и суждено жить и умереть в одиночестве. А потому она хотела как можно скорее выдать замуж свою двадцативосьмилетнюю дочь.

За него, Холта. Но даже если бы Пола была единственной женщиной в мире, он, вероятнее всего, остался бы холостяком.

— Ты ведь был на ужине, который устроила маман, чтобы свести вместе Маркуса и Сьюзан Хампстед? — Пола на мгновение отвела осуждающий взгляд от мисс Эриксон. — Они оба остались без пары.

Его ответ был резким до неприличия:

— Ну да. Сьюзан Хампстед. Три мужа. Три развода. А Маркус потерял свою единственную, причем любимую, жену.

— Да, да. Я знаю, — согласилась Пола, продолжая поглаживать Холта по спине, что его страшно раздражало. Но он не мог оскорбить Полу публично, стряхнув ее руку. Значит, придется терпеть.

Они не были влюбленной парой. Холт с самого начала дал ей это понять. Никаких обязательств! Но Пола и ее мать все еще питали надежду, что между ними что-то есть или скоро будет.

Холту стало тошно.

— Маркус слишком долго был затворником. Приятно, что он снова стал появляться в обществе. — Только меньше всего семье Вэйнрайт хотелось бы, чтобы Маркус сделал ужасную ошибку. Девушка слишком молода. Слишком красива. Все слишком. Возможно, она и не имела напора Сьюзан Хампстед, но была куда более опасна…

— Маркусу, должно быть, пришлось подписать солидный чек, чтобы одеть ее для этого вечера. — Пола опустила глаза на свое дизайнерское платье, которое вдруг показалось ей не таким уж сногсшибательным. — Представляю, сколько оно стоит. Ни одна флористка не может позволить себе такого. Думаю, это «Шанель». И украшения тоже. Кажется, я где-то их уже видела…

Чистейший изумруд, окруженный сверкающими бриллиантами, украшал тонкую гордую шею. Когда-то этот изумруд принадлежал Люси… Так же как и длинные серьги. Тот самый набор, который был свадебным подарком Маркуса его зеленоглазой жене! Эти драгоценности никто не видел, должно быть, уже лет шесть, точнее — с того дня, когда милую маленькую Люси забрали умирать в онкологическую клинику…

— Любовницы никогда не выйдут из моды, — сказал Холт с неожиданной злостью.

Изумруды Люси, бог ты мой! Как если бы Люси возражала! Она что, перевернулась бы в гробу? Разве она не дала бы Маркусу еще один шанс на счастье с этой красивой молодой женщиной?

Но мужское чутье Холта забило тревогу. Спутница Маркуса была из тех женщин, которые могли изменить всю жизнь… Он заметил, что украшения сочетаются не только с платьем, но и с ее зелеными глазами. У них был очень необычный разрез. Эти глаза запросто могли бы посоперничать с драгоценным кулоном, который спускался в маленькую ложбинку между двумя небольшими округлостями… Ее кожа была удивительно белой. В Австралии очень редко можно увидеть такую фарфоровую кожу. Густые светлые волосы — Холт мог бы поспорить на миллион, что они ее собственные и натурального цвета, — были забраны в элегантный пучок, перекрученный серебряными и золотыми нитями и сияющий, словно восходящее солнце. Это было исключительно эффектно.

У Холта появилось ощущение, что перед ним молодая богиня.

Ровена, как всегда, оказалась права. Молодая женщина, работающая в цветочном магазине, выглядела настоящей аристократкой, такими спокойными и невозмутимыми были ее манеры. Не было заметно, что ее сколько-нибудь смущало это блестящее окружение — важные бизнесмены, знаменитости и общественные деятели или беспокоили откровенные взгляды. Женщина двигалась с уверенностью, в которой не было и намека, что она сознает, какой эффект произвела своим появлением. Члены королевской семьи не могли бы держаться достойнее.

— И она выше Маркуса, — заметила Пола, словно женщине запрещалось быть выше мужчины, с которым она пришла.

— Это, наверное, из-за каблуков. — Тем не менее ее рост был определенно выше среднего.

И вообще, это была очень контрастная пара. Маркус, среднего роста, с внушающей беспокойство худобой, темными волосами с легкой проседью, серыми глазами и серьезным лицом, выглядел скорее как университетский профессор, чем как глава отдела недвижимости в их корпорации. Его спутница была очень стройной. Красивые руки, шея, маленькая высокая грудь. Ее ноги, скрытые под длинным платьем, без сомнения, были также безупречны.

Хотя, возможно, она и не была продолжательницей древнего аристократического рода, как считала Ровена. Скорее уж это твердолобая искательница золотых слитков. Но женщина была настолько красива, что могла бы получить любого мужчину. Разумеется, в списке требований для ее соискателей на первом месте стоял бы его счет в банке. Это, конечно, существенно уменьшало число претендентов. Хотя Маркус все равно бы оказался на самом верху. Он был самым богатым из семейства Вэйнрайт.

Пола с силой сжала его руку.

— Послушай, Пола, эти твои занятия в спортзале действительно не прошли даром, — поморщился Холт.

— Извини. — Она чуть ослабила свою стальную хватку. — Ты обычно не такой чувствительный. Думаю, ты просто расстроился из-за Маркуса. Она определенно авантюристка!

— Немало женщин страдают этим же недугом, — заметил Холт.

Пола издала нервный смешок. По крайней мере, она была богатой наследницей. Так что к ней это не имело отношения.

— Будь внимателен, — предупредила она. — Они направляются к нам.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Почему бы и нет? В конце концов, Маркус — мой дядя.

Она узнала его по фотографиям. Дэвид Холт Вэйнрайт. Фотографии не отдавали ему должного. В жизни он олицетворял собой воплощенную мужественность. Странно, но многим красивым мужчинам как раз этого и недоставало. У Холта же, наоборот, было в избытке. Она оценила его внушительный рост, прекрасное сложение, острый взгляд — такой же, как у его дяди, уверенные манеры, которые присущи только богатым людям, плюс конечно же сексуальность. Сексуальность, которая, наверное, притягивает к нему женщин сотнями…

Его черные как вороново крыло волосы, чуть длиннее, чем обычно, лежали крупными волнами. Блестящие темные глаза, такие темные, что казались черными, доминировали на живом лице. Он хорошо выходил на фотографиях. Белозубая улыбка время от времени, словно фотовспышка, освещала смуглое лицо.

И он наверняка уже пришел к заключению, что она авантюристка, охотящаяся за богатым мужем, — именно это Соня прочла в его оценивающем взгляде. Что может быть лучше для работающей девушки, чем выйти замуж за миллионера?

— Подруга Дэвида, Пола Роландс, — шепнул Маркус ей на ухо. — Ее отец владеет сетью магазинов. Не позволяйте ей слишком себя третировать.

— Разве это имеет какое-то значение, что она обо мне думает? — спросила она тоном полного безразличия. Слава богу, сейчас она неплохо владела искусством скрывать свои чувства. Это была долгая борьба. Не просто было научиться не показывать свою уязвимость, быть осторожной с людьми, не торопиться доверять им свои мысли. Маркус был исключением.

— Нет, не имеет, — рассмеялся он.

— Ну, вот и отлично. — Соня слегка сжала его руку.

То, что она сегодня здесь, было данью уважения Маркусу Вэйнрайту. Она знала, что, приняв его приглашение, она сделала большой шаг из тени на свет. Ей этого не хотелось, но Маркус настаивал. Он сказал, что ее внешние данные непременно будут замечены и это поможет привлечь в ее магазин многих новых покупателей. Она уже начала замечать богатых клиентов среди ее обычных покупателей. Некоторые из них имели приятные манеры, другие были невозможно претенциозны. Тетя Маркуса Ровена, леди Палмерстон, вдова известного дипломата, сэра Роланда Палмерстона, была среди первых. Она часто звонила в магазин и восторженно говорила, что находит составленные Соней букеты исключительно «вдохновляющими».

— Но она непременно попытается, дорогая, — предупредил Маркус. — Женщины из этой семьи ужасно высокомерны.

— Но ваш племянник все же что-то находит в ней? Она красива и, похоже, умеет одеваться.

Маркус рассмеялся сухим смехом, который тут же перешел в кашель.

— Поверьте, Соня, моему племяннику нужно от женщины гораздо больше, чем умение одеваться. Это Пола и ее мать просто вцепились в него!

— Ну что ж, их можно понять.

— Да, Дэвиду от нас досталось все самое лучшее, — с гордостью сказал Маркус.

Внутренний голос, который всегда был начеку, подал предупредительный сигнал. Не в отношении самодовольной красотки Полы Роландс, наследницы многомиллионного состояния, а в отношении Дэвида Холта Вэйнрайта, любимого племянника Маркуса. Именно он был тем, кто мог стать причиной ее страданий. Соня привыкла доверять своей интуиции. Дэвид Вэйнрайт занимал важное место в жизни своего дяди, и у него уже возникли сомнения по поводу ее дружбы с Маркусом.

Это уже потом Дэвиду казалось, что Соня Эриксон возникла в его жизни словно вспышка на небосклоне. Очень мало кому это удавалось. И дело было не только в красоте женщины. Восхищала ее необыкновенная уверенность в себе. Одна красота не гарантировала бы такой уверенности. Например, у Полы этого не было.

Пола все продолжала шептать ему что-то на ухо, хотя Маркус и его прекрасная спутница были уже почти перед ними.

— Сделай мне одолжение, Пола, хорошо?

— Конечно, дорогой. Все, что скажешь!

— Тогда заткнись, пожалуйста! Чертовски невежливо так себя вести. — Вытянув руку, Холт сделал движение вперед: — Дядя Маркус.

— Дэвид. — Выражение глубокой симпатии отразилось на лице старшего Вэйнрайта.

Они пожали друг другу руку и коротко обнялись. У Маркуса и Люсиль Вэйнрайт не было детей, хотя они их очень хотели, поэтому Холт с самого детства был очень близок с дядей и тетей. Они любили его, а он любил их. В некотором роде Дэвид сумел заменить им сына, которого у них никогда не было.

Маркус представил свою спутницу:

— Соня Эриксон.

Никаких дальнейших объяснений. Просто Соня Эриксон. Но было абсолютно ясно, что Соня Эриксон очень много значит для него. А если нет, то почему эти изумруды?..

Изумруды Люси.

— Можно просто Соня, — сказала молодая женщина, протягивая Холту руку так грациозно, так благородно, что он чуть было не поднес эту изящную руку к своим губам. И в то же время в ее прекрасных зеленых глазах не было и намека на соблазнение, тогда как многие женщины не упустили бы подобного момента.

Вблизи она казалась еще красивее. Пола, уже вовсю трещавшая перед Маркусом, должно быть, возненавидела Соню Эриксон.

Прекрасная Соня завоевала Маркуса. Никакого легкого увлечения. Маркус был не из тех, кто после смерти жены старается утопить свое горе в новом романе. Скорее уж он превратился в затворника.

И вот нате вам! Околдовали!

Если бы Холт и дальше смотрел в зеленые глаза Сони, это могло бы случиться и с ним, таково было ее необыкновенное очарование.

— Маркус о вас много рассказывал, — сказала Соня.

— Если мне хочется послушать о себе что-то хорошее, я иду к Маркусу.

— Возможно, мне стоит сделать реверанс? — улыбнулась она своей странной полуулыбкой.

— Возможно, мне тоже стоит поклониться? Красоте.

— Нечего удивляться, что Маркус вас так выделяет, — спокойно отозвалась она на комплимент.

— Ну, вас он тоже находит особенной.

Эта благородная манера держаться определенно была у нее в генах. Стоило бы проверить, откуда она. У нее очень мягкий голос. Легкий акцент. Он не мог сказать какой. Говорило ли это о благородном происхождении?

Его рука, обнаружил он с некоторым презрением к себе, до сих пор ощущала эффект ее прикосновения. Это был словно короткий, но обжигающий контакт с электричеством. Ему нужно взять это на заметку. Соня Эриксон была опасной. Очень опасной.

— Маркус очень дорог мне.

— Значит, вы оба благословенны.

Она отвернулась от него к Маркусу, и на ее лице мелькнуло что-то вроде разочарования.

«Она знает, как разыграть партию!» — Холт едва не зааплодировал.

Пола моментально возникла рядом, с улыбкой встряв в разговор:

— Вы прекрасно выглядите, мисс Эриксон. — Это прозвучало почти искренне.

— Спасибо, — последовал легкий наклон светловолосой головы.

Пола должна быть идиоткой, если еще не поняла, что мисс Эриксон сразу же разгадала ее тактику и решила просто не обращать внимания на ее враждебность. «Мудрое решение, — подумал он. — Играть надо без эмоций».

— И этот кулон! — Пола всплеснула руками. — Само совершенство! Вы должны мне сказать, где вы его купили. Или это семейная драгоценность?

Полная бестактность!

Пока Холт раздумывал, то ли ему отойти от Полы подальше, то ли наступить на ее дорогую туфлю, мисс Эриксон подняла свою белую руку к сверкающему изумруду и сказала:

— Моя семья потеряла все в конце Второй мировой войны.

«Боже, почему, черт возьми, она занимается цветами? У нее все данные, чтобы стать кинозвездой!» — подумал Холт.

— Правда? — недоверчиво вскинула брови Пола. — Этого не может быть. Я чувствую, вы разыгрываете меня.

— Если бы… — Мисс Эриксон произнесла это так тихо, словно разговаривала сама с собой.

«Пора вмешаться!» — Меньше всего Холту хотелось, чтобы это как-то задело Маркуса.

— Не пойти ли нам к столу? — предложил он. Его голос был слаще патоки, но внутри все кипело.

Маркус посмотрел на племянника с благодарностью и мягко взял Соню за руку:

— Проводи нас, Дэвид.

Холт так и сделал, взяв на себя ответственность, как и полагалось сильному мужчине.

С того момента, как Маркус предложил ей пойти на вечер, Соня не переставала гадать, на что это может быть похоже. Ее взгляд скользил по просторному залу. Все сверкало под большими люстрами: блестки, жемчуг, кристаллы, дорогая бижутерия, смеющиеся глаза. И платья! Без бретелек, через одно плечо, с открытой спиной, да и спереди почти ничего. Калейдоскоп красок. Она знала, что попадет в окружение очень богатых людей — тех, кто привык быть на публике, а возможно, встретит кого-нибудь и из семьи Маркуса, хотя ей было известно, что его родители живут в Нью-Йорке.

О Дэвиде Холте Вэйнрайте она тоже знала. Из журналов и деловых обозрений. Он был щедро одарен природой — мужчина, на которого непременно стоило посмотреть. Его мать, Шарон Холт-Вэйнрайт, была наследницей «Холт фармацевтик». Деньги женятся на деньгах. Таково правило.

Маркус всегда звал своего племянника Дэвидом. В основном потому, что имя Холт перешло к нему из семьи его матери — от дяди Филиппа, брата Шарон, к которому и приклеилось это прозвище. Возможно, из-за его выразительной внешности и высокого роста, что было характерно для всех Холтов.

Она чувствовала, что семья Маркуса будет против нее. Разница в возрасте — существенный фактор. Хотя богатые мужчины частенько вступали в брак с молоденькими девушками, — был ли этот брак по любви или нет, — молодые жены редко удостаивались кредитом доверия. И это тоже было правилом.

Сплетники теперь из кожи повылезают. Соня работала в цветочном магазине, очень хорошем, но она была не из их круга. За ее спиной — никакой уважаемой семьи. Никаких связей. Никакой престижной школы или университета. Но хуже всего, что ей только двадцать пять. Маркус был старше этой цветочницы почти на три десятка лет! Тем не менее, прекрасно осознавая эти минусы, Соня приняла его приглашение. Она знала, что ее светловолосая красота, унаследованная от матери, а той, в свою очередь, от ее матери, давала ей определенные преимущества. Впрочем, Соня никогда и не собиралась искать себе мужа среди миллионеров.

Маркус отличался от всех. Она почувствовала в нем затаенную боль в первый же день, когда он пришел в ее магазин. Сначала он остановился возле витрины, этот достойный пожилой господин, вероятно привлеченный большим букетом — из бутонов лилий цвета лайма, роскошных тропических листьев, веток инжира с пурпурными плодами и рубиново-красных пионов, который она поставила в деревянную японскую вазу. Только одна композиция. Больше ничего отвлекающего.

Она улыбнулась, встретившись с ним взглядом. Через какое-то время он опять зашел в магазин, наполненный изумительными цветами и ароматами. Элегантный, вежливый мужчина. Было видно, что он погружен в свои мысли и одновременно поражен чем-то. «Какие-то воспоминания», — подумала она. Их дружба расцветала. Через какое-то время он попросил «проявить свою магию» в его большом красивом доме. Для одного человека дом был определенно велик. Он нанял семейную пару — экономку и шофера, но продать дом так и не смог. С этим домом было связано слишком много воспоминаний…

Соня знала все о воспоминаниях. Собственно, это и соединило их. Так случается в жизни. Подобное стремится к подобному. Потом Маркус направил к ней в магазин свою тетю, леди Палмерстон. Леди Палмерстон, в свою очередь, — своих друзей. Им обоим Соня многим обязана. Она понимала, что для молодой женщины, особенно в ее положении, Маркус Вэйнрайт был знатной добычей. Возраст не в счет. Он был красивым, умным, интересным мужчиной. К тому же принадлежал к тем людям, которым нравилось делать других людей счастливыми. Маркус был замечательным человеком.

В первый раз, когда они встретились, он сразу же заметил, что у нее зеленые глаза.

«У моей жены тоже были очень красивые глаза. Зеленые, как изумруды».

Бедный Маркус. Все его счастье развеялось как дым. Похожая трагедия случилась и с ней…

— О чем вы задумались?

Соня повернула голову. Голос звучал приглушенно, явно предназначенный только для ее ушей. Во время ужина она внимательно прислушивалась к его участию в общей беседе. Именно Холт Вэйнрайт направлял разговор в нужное русло за их столом, где сидели восемь человек. Он умел ясно излагать свои мысли и быстро схватывать суть проблемы, с легкостью управляя этой блестящей веселой компанией. И держаться при этом естественно и непринужденно.

Ее место за столом находилось между Маркусом и Холтом. Маркус был занят, отвечая на поток вопросов сидящей рядом с ним дамы, Тары Брэдфорд, главного администратора торгового банка, женщины с запоминающейся внешностью и прекрасно сохранившейся для своих пятидесяти лет. Тара Брэдфорд, разведенная, скорее красивая, чем привлекательная, была явно заинтересована в Маркусе. Это было видно в каждом ее взгляде, в каждом жесте. Тара была близким другом покойной жены Маркуса. С Соней она перебросилась лишь несколькими словами — это было очень мягкое и вежливое обращение. Общественное мнение — важная вещь. Тара хотела создать впечатление, что она знает: Маркус скоро придет в себя. Ведь зрелая женщина может предложить куда больше…

— Я вспоминала, как впервые встретила Маркуса, — сказала она.

— Он пришел к вам в магазин?

— Его привлекла одна из моих композиций в витрине.

— Мне говорили, что у вас к этому талант.

— Довольно скромный, — сказала Соня, чувствуя, что не может отвести от него глаз.

— Леди Палмерстон — еще одна из ваших поклонниц.

— У меня бизнес. Мне нужны клиенты. Хорошие клиенты, которые могут оценить то, что я делаю.

— Тогда, наверное, вам было приятно, когда Маркус и леди Палмерстон вошли в вашу дверь.

Она посмотрела в его темные глаза:

— Возможно, я когда-нибудь и вам смогу быть полезной, Дэвид. Я начала делать композиции для обедов, вечерних приемов, свадеб. Столько работы, что скоро придется приглашать помощников.

— Я возьму это на заметку, — сказал он, прекрасно зная, что постарается никогда не встречаться с ней. Слишком опасно. Лучше даже не думать об этом. — Расскажите мне о себе.

«Ей наверняка будет что рассказать», — цинично заметил его внутренний голос.

— Мне нечего рассказывать, — быстро сказала она. — Да и вообще, существует такая вещь, как неприкосновенность частной жизни. — Она чуть отклонилась назад, поднимая свой бокал.

— Дело в том, Соня, что красивые женщины обычно имеют немало скелетов в своем шкафу.

— Ну, если в моем шкафу и притаилась парочка скелетов, то вам все равно до них не добраться.

— Это предупреждение?

Соня пожала плечами.

Своими прекрасными белыми плечами. Он мог бы научиться ценить это движение. Даже ждать его. И этот ее жест руками! М-м-м…

— Так да или нет? — тихо спросил он.

Она повернула голову, зная, что он пытается на чем-то ее поймать. Его глаза были так же темны, как ее — полны света.

— Это не предупреждение. Обещание, — так же тихо ответила она.

В этот момент Маркус повернулся к Соне.

Если Холт и смутил Соню, то она сумела это скрыть. Откуда у нее столько выдержки в ее двадцать пять лет?

Он не сомневался — у мисс Сони Эриксон была история.

Сейчас она уже наверняка предвкушает свое розовое будущее с Маркусом. У Холта не было ни малейшего сомнения, что, если ей нужен брак, Соня его получит. Она уже получила драгоценности. Нужно будет спросить у Маркуса — дипломатично, конечно, — он дал их только на вечер? Или же у него совсем поехала крыша, и он их подарил?

Есть прекрасное английское выражение fall in love — «упасть в любовь». Ощущения примерно те же, что и при свободном падении. Прекрасная Соня могла бы разбить сердце кому угодно. Ее жизненный путь наверняка был устлан телами ее воздыхателей. Любовников? У Холта мелькнула мысль, что было бы потрясающим опытом разделить постель с мисс Эриксон. В конце концов, он же мужчина, хотя доверия к ней у него не было. Прекрасная мисс Эриксон носила маску. Ему нужно будет обязательно проверить ее. Так сказать, прояснить ситуацию.

Но в его голове тут же прозвучал усталый голос: «Слишком поздно».

Глава 2

Сегодня у Холта был запланирован обед с Ровеной — там же, где и всегда, у Симона. Им с Ровеной было что обсудить. А именно — будущее Маркуса. Маркус был очень дорог им обоим, и сейчас они понимали, что Маркус второй раз в жизни полностью захвачен чувством и может серьезно думать о браке с женщиной, которая по возрасту годится ему в дочери.

Ну а что в этом плохого? Это случается со многими красивыми и умными девушками. Чаще всего с блондинками. Богатые мужчины женились преимущественно на блондинках. Холт не знал почему. Красота может принимать разные обличия. Но, надо признать, блондинки все же очень хороши…

Он уже опаздывал на десять минут. Пришлось в ускоренном темпе провести деловую встречу.

Ровена, увидев его, помахала ему рукой. Холт начал пробираться между столиками, выхватывая взглядом знакомые лица. Это место было очень популярно.

— Прошу прощения. Опоздал. — Он нагнулся, чтобы поцеловать Ровену в ее бархатную щеку. Ему нравилось в ней абсолютно все. Ее хитрость и ее мудрость. И то, что она, словно опознавательным знаком, всегда пользовалась одними и теми же духами. Роза, смягченная ирисом, мускус и… что там еще? Ваниль?

Аромат был чудесный и сразу напоминал о Ровене. У прекрасной Сони были совсем другие духи — спокойные и нежные, аромат которых был ему незнаком…

— Ну и что тут у нас сегодня? — Сев за столик, он сразу же схватился за меню.

Ровене, как всегда, было приятно видеть его:

— Надеюсь, я не ошиблась в выборе. Я уже сделала для нас заказ, зная, как у тебя мало времени.

— Тебе известны мои вкусы. — Он поднял руку, чтобы заказать вино. Они брали всегда одну бутылку. Вполне достаточно. У него впереди еще работа, а Ровена, бывшая жена дипломата и хозяйка большого дома, хорошо знала свои границы. Не мешало бы, чтобы и Пола тоже знала… Она стала ужасно строптивой после того вечера, утверждая, что «эта Эриксон не только запустила свои когти в Маркуса, но и тебя тоже очаровала». Конечно, он это отрицал. Правда, не слишком горячо…

К превосходному рислингу Ровена заказала запеченные устрицы с белым трюфельным маслом, тасманского лосося со сметанным крабовым соусом и овощи. Он сказал, что пропустит десерт. Ровена на этот раз предпочла остановиться на шоколаде и мандариновом парфе. Она была из тех редких счастливчиков, которые любили поесть, но при этом не прибавляли ни фунта.

— Значит, ты думаешь, что Маркус в нее влюблен?

— Я бы этого не говорил, если бы не думал. Она очень красива. Хорошо говорит. Не дура.

— Но ты не доверяешь ей? — У Ровены были проницательные серые глаза.

— На ней были изумруды Люси! Уж чего-чего, а этого я от Маркуса не ожидал.

— Может, она обещала вернуть их, после ночи?

— Ты думаешь… она осталась еще и на ночь? — Эта мысль заставила его помрачнеть.

— Брось, дорогой! Мы живем в XXI веке. Маркус все еще очень красивый мужчина. Она вполне могла остаться.

— Счастливый сукин сын, — процедил Холт сквозь зубы.

— А ты уверен, что сам не попался? — Наклонившись, Ровена коснулась его руки.

— Я мужчина, Ровена, — сухо сказал он.

— И даже очень. А что там, кстати, у тебя с твоей Полой?

Он провел рукой по лбу:

— Ты прекрасно знаешь, что у нас с Полой никогда не было ничего серьезного. Мы просто друзья. Вот и все.

— Надеюсь. — Ровена облегченно вздохнула. — Но эта ее мамаша! — Она закрыла глаза. — Но хватит о Роландсах. Ничего удивительного, что Джордж все время проводит на работе.

— Мне он нравится.

— Мне тоже. — Ровена улыбнулась. — Настоящий самородок.

— А вот мисс Эриксон не самородок. Аристократка с ног до головы. Холодна, интеллигентна. И не любит Маркуса. Что, собственно, меня и волнует.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю, — сказал он, отводя глаза в сторону. — Маркусу нужно быть с ней очень осторожным.

— Что бы там ни было, она мне нравится.

— Твое мнение, конечно, очень ценно. Но ты хоть знаешь что-нибудь о ней? Не сомневаюсь, этой мисс найдется что о себе рассказать.

Ровена кивнула:

— Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять это. У нее очень изящная манера вести беседу. На любую тему. На любую. Свободно владеет французским. Я как-то раз случайно по-французски задала ей вопрос об одной композиции, над которой она тогда работала, — смесь бургундских и бледно-розовых лилий. Она ответила мне тоже по-французски. Очень легкий акцент. Даже легче, чем у меня. Единственное, о чем она никогда не говорит, так это о себе. Девушка кажется замкнутой, и в то же время у меня такое чувство, что она ужасно одинока. В ней есть какая-то затаенная грусть, ты этого не заметил?

— Может, это просто часть ее роли женщины-загадки? — Его голос так и сочился сарказмом. — Она неплохо бы смотрелась на сцене.

Ровена отвергла это предположение:

— Нет, она не подделка. Она настоящая.

— Настоящая? Но какая настоящая? Я пытался навести справки. Они ничего дали. Наверное, надо попробовать через Интерпол. — Это была шутка только наполовину.

— Она в Австралии, должно быть, лет пять, не больше, — предположила Ровена.

— Я уже понял, что она тут недавно. У нее небольшой акцент, и явно не французский.

— Венгерский, — кивнула Ровена.

— Венгерский? — Он поставил на стол свой бокал и посмотрел на нее. Ровена и ее муж много лет провели в Европе. — Родина Листа, Бартока, Золтана Кодая, Франца Легара[5]. Я слышал об этих знаменитых сестрах Габор[6] и их не менее знаменитой матери[7]. Ты знаешь, я ни разу не был в Будапеште, но ты и сэр Роланд, кажется, неплохо знали этот город, один из самых, как говорят, красивых городов Европы… Или же ты прямо спросила ее?

— Нет, конечно. — Ровена выпрямилась на стуле. — Но я неплохо разбираюсь и в акцентах. Ее осторожность, осмотрительность, если хочешь, имеют прямое отношение к ее прошлой жизни. Каким-то образом ей удалось выработать у себя эту…

— Маску? — предложил он. — А что скрывается под маской?

Ровена вздохнула:

— В следующую субботу я устраиваю обед. Я пригласила Соню. Ты придешь?

— А Маркус придет?

— Я хотела поговорить сначала с тобой, прежде чем позвонить ему. Он приходит, если ему нравятся люди.

— Ох, Ровена! — вздохнул Холт. — Мой совет — будь очень-очень осторожной. У меня чувство, что у прекрасной Сони есть целая тележка сюрпризов.

— Возможно, — согласилась Ровена. — Но она мне нравится, и я люблю сюрпризы. Так же как и ты.

* * *

Через неделю Холт остановился возле дома Маркуса с потрясающим видом на Сиднейскую гавань. Все прошедшие дни ему пришлось принимать участие в многочисленных встречах да к тому же заниматься бумажной работой, которую обычно делал его отец. Роберт Вэйнрайт, приверженец глубочайшей секретности и генеральный директор «Вэйнрайт энтерпрайзес», мало кому доверял, разве что членам своей семьи. Шло время, и он все больше и больше дел передавал своему единственному сыну и наследнику, добавляя дополнительный груз к его основной работе.

В результате Холт так и не смог найти времени, чтобы встретиться с Маркусом, который возглавлял отделение недвижимости и находился всего лишь на пару этажей ниже его собственного кабинета.

Дом Маркуса и Люси, в котором они прожили столько лет, достался Люси от ее бабушки со стороны матери, леди Марины Харнетт, известной своей приверженностью к филантропии и коллекционированию предметов искусства. На взгляд Холта, это был один из самых привлекательных домов в городе. Не такой большой, как фамильный дом Вэйнрайтов, но зато намного уютнее, особенно когда была жива Люси. Она была самой приятной, самой доброй женщиной из всех, кого он знал. И ей так рано пришлось умереть…

Конечно, все хотели Маркусу счастья, но красивая молодая женщина, вроде Сони Эриксон, могла вызвать только подозрения.

Холт вышел из машины, бросив быстрый взгляд на маленький голубой пикап, уткнувшийся носом в угол дома. Похоже, экономке купили новую машину. Сад радовал глаз многоцветьем красок и выглядел ухоженным. По полукруглой мощеной дорожке он направился к дому, сложенному из светлого песчаника. Дом был построен в середине 50-х годов XIX века и был абсолютно симметричен. Единственная уступка австралийскому климату — широкая терраса с рядом белых элегантных колонн с лепниной. Большая часть земли, когда-то принадлежавшая семье, была продана — слишком дорого держать столько для себя, но оригинальные помещения для прислуги, правда с самой современной начинкой, по-прежнему находились позади дома. Холт так много времени провел здесь в детстве, что на мгновение его охватило что-то вроде ностальгии…

Нечего удивляться, что Маркус замкнулся в себе после смерти Люси. Жизнь бывает очень жестокой. Порой кажется, что лучшие уходят раньше. Для клана Вэйнрайтов потребовалось бы немало времени, чтобы принять кого-нибудь вроде Сони Эриксон. Мотивы молодой женщины, желающей выйти замуж за мужчину, который годится ей в отцы, не могли быть честными.

Но Холт видел ее привязанность к Маркусу, и чувство это было явно искренним. Беспокойство вызывало то, что потребовалось бы чудо, чтобы эта привязанность переросла в любовь. Но разве не об этом мечтает каждая молодая женщина? Или каждый молодой мужчина?

Передняя дверь была открыта. Он уже готов был крикнуть «Хелло!», когда навстречу ему вышла молодая женщина с большой хрустальной вазой, щедро наполненной цветами. Но он, казалось, не заметил весь этот богатый набор бутонов, экзотических трав, роскошных роз и пионов, так как все его внимание обратилось на женщину. На ней были облегающие джинсы, которые прекрасно обрисовывали ее гибкую фигуру и подчеркивали длину ног. Короткий, до талии, джемпер точно так же выделял ее грудь. Светлые волосы, уложенные на прямой пробор, падали ей на спину крупными кольцами.

Увидев его, она остановилась как вкопанная, глядя на него расширившимися от испуга глазами, словно на голове у него был черный чулок.

— Только не уроните. — Холт сделал шаг вперед, протянув к ней руки. Ледяная принцесса по какой-то причине совершенно потеряла над собой контроль. — Держите крепче. Сейчас я ее возьму. Только не уроните, — еще раз повторил он.

Заметная дрожь пробежала по ее телу.

— Здравствуйте… Дэвид, — наконец проговорила она, тут же смутившись, что ее всегда ровный голос дрогнул.

Никогда его настоящее имя не звучало так приятно. Он взял у нее вазу и поставил на стол из красного дерева, что украшал просторный холл.

— Я испугал вас. Прошу прощения. — Они были так близко друг от друга, всего лишь на расстоянии какого-то фута. Он мог видеть, как дернулось ее горло, когда она проглотила слюну. — Все нормально?

Она выглядела растерянной. Казалось, это была совершенно другая женщина. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки.

Дэвид тоже был смущен. Его рука поднялась к ее плечу. Он хотел только успокоить ее, но его пальцы невольно согнулись и погладили эту белую кожу. Это была не прекрасная статуя, это была живая, теплая женщина… Его глаза опустились на тяжелый шелковистый локон, когда ее волосы скользнули по его руке.

Он хотел бы захватить их и притянуть ее к себе. Он хотел наклонить голову и прижаться к ее губам. Он хотел подхватить ее на руки и унести отсюда, словно какой-то дикарь… Искушение за искушением сменяли друг друга. Казалось, здравый смысл совсем покинул Дэвида. Это была какая-то мания. Или магия. Определенно черная. Наверное, Соня обладала властью Сирены. Очаровывать мужчин — своеобразная форма контроля.

Он отступил назад, восстановив самообладание.

— Извините, если я вас напугал. А что вы здесь делаете? — Вопрос прозвучал неожиданно грубо.

Несколько секунд она молчала, пытаясь вернуть себе утерянное самообладание.

— Маркус предложил мне работу — оформить цветами его дом. — Привычная невозмутимость снова вернулась в ее голос.

— Понятно. А где Маркус? — спросил он, бросив взгляд через широкий коридор, выложенный паркетной доской, в сторону библиотеки — любимого места Маркуса.

— Его нет дома. Но он скоро приедет.

Его задело, как она произнесла слово «дома». Думала ли она в этот момент, что сможет занять место Люси?

— Я подожду. — Вспышка желания сменилась тяжелым чувством недоверия.

— Хотите чего-нибудь? — спросила она, повернувшись, чтобы проводить его в гостиную. — Кофе… или покрепче?

— Мне и так хорошо. — Это опять прозвучало почти грубо. — Скорее уж вам не помешало бы чего-нибудь выпить.

— Просто вы так неожиданно появились…

— И вы сразу же решили, что я грабитель, — усмехнулся он.

— Возможно, здесь сыграла роль ваша собственная реакция. Я вам не нравлюсь, и вы не доверяете мне. — В ее голосе прозвучал вызов.

— Вопрос не в том, нравитесь вы мне или не нравитесь, мисс Эриксон. Это скорее связано с вашей ролью.

— Опять мисс Эриксон? Почему не Соня?

Он пожал плечами:

— Имя, конечно, милое. Но скажите, это ваше настоящее имя?

— Что за странный вопрос!

В голубой с золотым гостиной она остановилась под одним из русских парных подсвечников конца XIX века. Перед белым мраморным камином, как он сразу заметил, она поставила большую круглую китайскую вазу и наполнила ее цветами, добавив этим легкие пастельные тона к мейсенским фарфоровым часам, которые занимали центральное место на камине под одним из старых голландских пейзажей. Были и другие композиции из цветов, расставленные в разных местах этой большой комнаты.

— И?..

— Конечно, это мое настоящее имя, — сказала она, откидывая назад волосы.

Гостиная, на его вкус, была слишком женской, слишком яркой — шелк и парча. Но Соня Эриксон была словно создана для всего этого. Даже в узких джинсах и коротком топе она казалась здесь совершенно на месте.

Господи, с распущенными волосами и без макияжа она выглядела вообще как восемнадцатилетняя девчонка!

Он напряженно выдохнул:

— А что насчет Эриксон?

— Почему бы вам не присесть? — Соня сделала элегантный жест в сторону кресла.

— Вы прямо как у себя дома, — сухо заметил он. — В доме Люси.

— Маркус очень деликатный человек — он хотел, чтобы меня ничего не стесняло, поэтому и уехал. А вам, как вижу, не удалось обо мне ничего узнать. Какое разочарование! Значит, в этом все дело?

— Я пришел, чтобы увидеть Маркуса. — Дэвид кивнул в сторону дивана: — Почему бы вам тоже не присесть? А я устроюсь в кресле напротив. Я знаю, что вы умны, поэтому не будем тратить время на обмен «любезностями». Это ясно, вы стали очень важны для Маркуса. И за очень короткий срок. Согласитесь, что здесь могут возникнуть проблемы.

— Проблемы для вас? Для себя я не вижу здесь никаких проблем. Маркус очень милый человек. А вам я что, должна представить свои верительные грамоты? Могу сказать, что Маркус никогда меня ни о чем не спрашивал. Он мне доверяет.

Его глаза вспыхнули.

— Вот об этом я и беспокоюсь. Кто вы на самом деле, Соня? Чего вы хотите?

— Кто сказал, что я чего-то хочу? — ответила она, надменно изогнув брови. Она села не на парчовый диван, а на роскошное кресло с позолоченными подлокотниками. Прямо перед ним.

Солнечный свет падал через высокое окно, заставляя светиться ее кожу и волосы.

— На вечере на вас были изумруды Люси, — сказал Дэвид со значением.

На ее щеках выступили два бледно-розовых пятна.

— Что в этом такого? Вы слишком скоры на обвинения. Маркус хотел, чтобы я их надела. Можно сказать, настаивал. Он спросил, какого цвета у меня платье. Когда я сказала, что изумрудно-зеленое, он предложил мне ювелирный набор, который, как он сказал, слишком долго лежал взаперти. Уверяю вас, драгоценности уже в сейфе.

Было слишком трудно устоять и не спросить:

— Вы знаете комбинацию шифра?

— А вы?

— Я мог бы открыть его с завязанными глазами. Поверьте, я не хотел вас обидеть, Соня.

— Вы не могли сделать эту работу лучше, — сказала она с холодной иронией.

Да, гордая штучка… Спина прямая, длинные ноги аккуратно перекрещены.

Черт возьми, держится так, что хоть уроки бери!

— Кстати, и платье ваше тоже прелестно. Это Маркус вам его купил?

— Ах, наконец-то прямой вопрос! — воскликнула она, задрав точеный носик. — Я надела его, потому что ничего лучшего у меня не было. И купить я тоже ничего не могла. Этому платью уже не один десяток лет.

Он молча изучал ее. Похоже, она говорила правду…

— Правда, это платье от кутюрье, — добавила она.

— Так оно и выглядит. Она пожала плечами:

— Но вы сюда не затем пришли, чтобы обсуждать мое вечернее платье? — Соня помнила, что еще ее мать носила его. Но это было другое место, другой мир, другое время. Время, когда она была счастлива…

— Я пришел сюда, чтобы встретиться с моим дядей. Я забочусь и беспокоюсь о нем. Вы должны понимать это.

Ее улыбка стала насмешливой.

— Да оставьте! У вас нет никакого права вмешиваться в его жизнь. Маркус взрослый человек.

— Моя основная забота, Соня, чтобы это не принесло ему боли. Маркус в своем роде очень наивный человек, и здоровье у него не очень крепкое… Несколько лет мы боялись, что он может просто умереть от разрыва сердца. Вот как он был предан своей жене!

Она смахнула платиновый локон со своей порозовевшей щеки:

— Я его понимаю. Маркус рассказывал мне о Люси.

— Правда?

— Неужели вы ни разу не встречали человека, который бы вам напоминал кого-нибудь? — В ее глазах мелькнул злой огонек.

— Вы не сможете занять место Люси, — сказал он. — Вам никто не позволит. Вы просто не знаете, на что замахнулись. Семья Вэйнрайт — это грозная сила. И не стоит пренебрегать ею. Не стоит оскорблять ее. Семья — это очень важная вещь. Так же как и ее состояние. Никто из нас не захочет лишиться хотя бы его части, ведь у нас общий бизнес. И еще, Соня… Вы слишком молоды для Маркуса. Значит, о вас будут думать как о женщине, стремящейся к наживе. И ненавидеть за это.

— Вы хотите сказать, что я не дотягиваю до каких-то ваших высочайших стандартов? — спросила она с удивительным самообладанием. — Или все же главное препятствие — тот факт, что Маркус на тридцать лет меня старше?

Он не сдержался:

— Вы не любите Маркуса! И не пытайтесь доказать мне обратное.

Она пожала плечами:

— А я и не собираюсь вам ничего доказывать. Вэйнрайты! Господи, да кто они такие, в конце концов? Богачи? Ну и что? Это не класс, не семья с древней родословной и традициями, уходящими в века. Вашей нации всего-то двести лет! Ваш английский предок в XVIII веке только прибыл на этот континент. Нет, ваша семья не производит на меня никакого впечатления!

— Это заметно. Но тогда, может, вы расскажете мне о вашей прославленной семье? Европейской аристократии, где несколько дюжин графов и графинь? Или дать вам время, чтобы вы могли придумать достаточно складную историю? Может, вы обычная фантазерка? Откуда вы в самом деле, Соня? Эриксон — ваша настоящая фамилия?

— Может, я ее изменила. — Ее акцент стал более жестким.

— Похоже. Ровена говорит, что у вас венгерский акцент. Она много лет была замужем за дипломатом. Она знает Европу.

Ее глаза блеснули.

— Передайте, что я оценила ее проницательность!

— Господи, ну неужели это так трудно, рассказать мне что-нибудь из вашего прошлого? Ну же, давайте! Я весь внимание.

Она встала:

— Извините, Дэвид, но я не готова к такому разговору. Особенно с вами. Для такого молодого человека у вас слишком много самоуверенности.

Он тоже встал, желая заставить ее почувствовать себя маленькой рядом с ним.

— По сравнению с вами я любитель.

Кровь прилила к ее щекам.

— Вы не имеете ни малейшего представления, как нужно со мной разговаривать.

— Или как нужно к вам обращаться? Может быть, графиня? — На его лице читался открытый вызов.

— Кто знает, что может быть… — начала Соня, но тут же остановила себя, как если бы уже и так сказала слишком много. Наклонив голову, она прислушалась: — Кажется, приехал Маркус. — Облегченно вздохнув, она направилась к двери. — Мне не хочется, чтобы он видел, как мы спорим. Маркус очень одинокий человек. Возможно, он думает, что влюблен в меня, потому что у меня зеленые глаза. У его Люси тоже были зеленые глаза. А вас он любит, как сына.

— И это дает мне и права, и обязанности, верно? — сказал он, устав от ее игры. — У Люси тоже были зеленые глаза, но это все, что между вами общего. И внешне она на вас не похожа. И никогда так не актерствовала. Она была очень милой и доброй женщиной. Так что вам, в конце концов, нужно, Соня Эриксон?

Она бросила на него ледяной взгляд:

— Извините, Дэвид. Но мне кажется, это не ваше дело. А сейчас я должна пойти встретить Маркуса. Можете мне не верить, но я тоже хочу, чтобы он был счастлив.

Дэвид устоял перед искушением подойти к окну и посмотреть на их встречу. Через несколько секунд Маркус вошел в гостиную пружинящей походкой. Он выглядел лучше, чем когда-либо, — на щеках румянец, глаза блестят. «Какой Маркус замечательный человек, — подумал Дэвид, ощущая прилив теплого чувства. — Неужели он не заслуживает еще одного шанса на счастье?»

Только вот он сам не собирался отойти в сторону и дать молодой авантюристке испортить их отношения. Что, черт возьми, она скрывает?

— Я рад, что ты заехал. — Маркус пожал его протянутую руку.

— Соскучился по тебе, — сказал Дэвид. — Соня тут обо мне позаботилась…

— Прекрасно, прекрасно! — с энтузиазмом проговорил Маркус, обнимая Соню за плечи. Его лицо посветлело от удовольствия. — Я хочу, чтобы вы двое получше узнали друг друга.

Было ли в этом какое-то предупреждение? Он знал, что должен запретить себе любые вольные мысли о Соне Эриксон. Невозможно было представить, что он может разбить сердце Маркуса.

Когда Дэвид вернулся в свою квартиру, он позвонил Ровене и сказал, что придет к ней на обед в воскресенье.

— Ничего, если я приду с Полой? — спросил он. — Я знаю, ты не в восторге от нее.

— Прикрытие, дорогой, верно?

Он поморщился:

— Я не хочу, чтобы кто-то думал, будто я ее использую. Просто она действительно любит где-нибудь бывать.

— Ты не ответил на мой вопрос, дорогой.

— Послушай, Ровена, Маркус безумно влюблен в Соню, — твердо сказал он. — Я был у него сегодня. Она тоже там была — обставила цветами весь дом.

— Не сомневаюсь, они там прекрасно смотрятся, — пропел флейтой ее голос.

— О да, рука гения! Знаешь последний писк цветочной моды?

— Так уж случилось, что да, знаю. Соня уже подобрала для меня прекрасные бромелии. Они просто изумительны с этими своими огромными свисающими листьями.

— Уверен, это очень вдохновляюще, — заметил он не без иронии, — но чего все-таки хочет Соня? Она знает, что Маркус влюблен в нее. Можешь ли ты сказать, что их брак будет счастливым, несмотря на этот тридцатилетний разрыв? Она запросто может развестись с ним, оторвав при этом солидный куш. И самое главное — разбить ему сердце. Вот что меня беспокоит.

— Все возможно, дорогой, но кто может предсказывать такие вещи?

— Хорошая отговорка, если что-то пойдет не так, — проворчал Дэвид. — Видно, она и тебя очаровала. У вас с Ролли был отличный брак, так же как и у моих родителей.

— Не забудь, у твоей матери было достаточно денег, так же как и у меня. Никто не мог бы назвать нас охотницами за состоянием. Это, конечно, упрощает дело.

— Мама на четыре года моложе отца, — сказал он.

— Мой дорогой Ролли был старше меня на двенадцать лет.

— Но при этом вы оба принесли друг другу изрядные капиталы. А что Соня может принести Маркусу? И к тому же она не любит его. А он готов сделать все, стоит ей только шевельнуть пальцем. И он счастлив! Действительно счастлив.

Ровена вдруг стала серьезной:

— Я беспокоюсь не меньше тебя, Дэвид. За них обоих. Похоже, что Соню тяготит что-то, от чего она не может избавиться. Соня кажется какой-то потерянной.

— Потерянной? Эта женщина слишком любит тайны.

— Там скрыта какая-то история, дорогой. И отнюдь не счастливая.

Глава 3

Сидя перед зеркалом, Соня надевала сережки.

В эти дни она могла думать только о Дэвиде Вэйнрайте и о нарастающем между ними напряжении. Его образ снова и снова возникал в ее сознании.

«Сохраняй дистанцию. Сохраняй эмоциональные барьеры. Тебе не нужны никакие сложности».

Никуда было не деться от этого внутреннего голоса. У каждого есть такой голос, но у Сони, которая в шестнадцать лет осталась одна, этот голос, казалось, стал еще одной личностью внутри ее. Образ Дэвида Вэйнрайта был таким ярким, таким настойчивым, что впервые в жизни она осознала, каким опасным может быть сексуальное влечение. Оно могло полностью лишить ее самоконтроля! А еще, говорят, он будет на обеде у леди Палмерстон!

Все ее чувства были обострены. Она понимала, как беспокойство могло отразиться на ее поведении. Но как справиться с этой смесью возбуждения и паники, что накрывала ее словно волной? Ей хотелось избавиться от этого. Только женская слабость дает мужчине власть. Она не хотела позволять никакому мужчине доминировать в ее мыслях, не говоря уж о жизни. Она хотела покоя, покоя, покоя! Только зрелый мужчина, который страдал и сам, мог ей дать это.

История Сони была трагичной, но никому не следовало этого знать. Не сейчас. Сегодня встреча с Вэйнрайтами только усложнит ее жизнь. Ей придется решать, какой шаг делать следующим. Меньше чем через полчаса за ней заедет Маркус в своем «бентли» с шофером. Маркус был настоящим джентльменом и во многом напоминал ее отца. Было нехорошо обманывать Маркуса, но Соня знала, что с ним у нее могла быть настоящая жизнь. Никаких драм. Никакой конспирации. С ним она будет в безопасности. Разница в возрасте ее не беспокоила. Или, точнее, не беспокоила до тех пор, пока она не встретила его племянника. Дэвида.

…Десять лет назад ее родители погибли в автокатастрофе. Только та авария была подстроена, и Соня знала кем. Нет, Ласло никогда не сделал бы этого своими руками. Он никогда не предстал бы перед судом. И вообще, он жил в далекой Америке. Но у него была власть, связи, деньги, чтобы организовать убийство, находясь на другом континенте. В связи с этим событием его имя даже не упоминалось. У Ласло всегда было много друзей в высших кругах, а еще больше врагов. Но враги не могли добраться до него. Как и Вэйнрайты, Ласло был мультимиллионером с солидной долей в международной нефтяной и сталелитейной промышленности.

А она владела тем, что ему было очень нужно. Мадонна Андраши. Бесценная икона, которая хранилась в их семье с начала XVII века. Но до последнего времени Ласло думал, что Мадонна, созданная средневековым мастером (ее одеяние и нимб над головой — все в бриллиантах, рубинах, изумрудах и жемчугах), попала в руки русских во время Второй мировой войны. Отец Ласло, Кароль, поступил мудро — собрав семью и все, что мог, из имущества, уехал в Америку. А там снова разбогател.

Ее прадедушка оставался в поместье до самой смерти. Его старший сын, Маттиас, наследник, был выбран, чтобы присматривать за отцом, отказавшимся уехать. Они оба были арестованы, и больше о них никто ничего не слышал. Только ее бабушке, Каталин, тогда еще девочке, удалось спастись с помощью преданного их семье слуги. Трагическая история, и сколько их было в разоренных войной Европе и России!

Но икона, которая якобы была навеки утеряна, осталась у нее. Это придавало ей сил, но не могло защитить от Ласло. Скорее наоборот. После падения Берлинской стены поместье было возвращено семье Андраши фон Ньюманн почти полностью разрушенным. Ласло заявлял, что он наследник и должен вступить во владение, а на самом деле это она была наследницей. Только Соня никогда не могла бы объявить о своем праве. Ласло избавился бы от нее прежде, чем разрешил бы Соне взять то, что, как он считал, должно было принадлежать ему. И тогда она стала бы просто еще одной без вести пропавшей молодой женщиной. Ласло со всеми своими деньгами и командой адвокатов обладал огромной властью. У нее же не было ничего. Именно тогда Соня узнала разницу между «можешь» и «имеешь право». Закон всегда поворачивается в сторону сильного. Ласло вложил немало денег в страну своего рождения, покупая себе друзей в высших сферах. Много похищенных и пропавших картин и предметов искусства вернулось к нему. Но то, чего он больше всего желал, — Мадонну Андраши он так и не заполучил.

Теперь икона была у Сони. Единственная вещь, которую ее бабушка смогла вывезти из разоренной Венгрии…

Соня попыталась стряхнуть с себя эти горькие воспоминания. Она вдруг обнаружила себя на вражеской территории. Риск осложнялся еще и тем, что она была женщиной. Красивая одинокая женщина автоматически считалась ведущей нечестную игру. Здесь, в стране мира и свободы, она постепенно начала приходить в себя. Соня уже сожалела о некоторых вещах, что сказала Дэвиду Вэйнрайту, фактически назвав членов его семьи выскочками. А она-то считала, что уже научилась справляться со своими эмоциями!

Для сегодняшнего выхода Соня решила надеть две вещи, которые ей нравились и в которых она чувствовала себя уверенно: абрикосового цвета шелковую блузку и кремовые брюки из смеси шелка и хлопка. Дополнить наряд она решила широким кремовым с красноватым оттенком ремнем — связующее звено между блузкой и брюками. Несколько длинных ниток бус — очень милых, но недорогих. И восхитительный шелковый шарф с мазками абрикосового, розового и шоколадного цветов, который она закрутила вокруг волос, собранных на затылке. В дополнение ко всему этому у нее нашлась хорошая кожаная сумочка через плечо. И последнее — плетеные босоножки на высоких каблуках.

Она знала, что и Пола Роландс тоже будет там. Если платье от Валентино, которое Пола надела в тот вечер, не было случайным, девушка Дэвида знала, как одеваться.

Квартира леди Палмерстон была расположена в престижном районе между двумя прекрасными заливами с захватывающим видом на мост Харбор-Бридж и Оперный театр. По дороге Маркус сказал ей, что пентхаус Дэвида находится всего лишь в пяти минутах езды оттуда, возможно, поэтому он так часто видится со своей бабушкой. Жилье здесь стоило дорого, и сама Соня никогда не смогла бы снять здесь даже небольшую квартирку. Теперь же ее лучшим другом был очень богатый мужчина. Она понимала, что могла бы извлечь из этого определенную пользу. Для многих женщин главной целью было выйти замуж за состоятельного мужчину. А какая цель была у нее? Она и Маркус неумолимо двигались к следующей ступени их отношений. Влюбиться в его племянника было бы сейчас просто немыслимо!

И в то же время ее собственная бабушка родилась во дворце. Нет, это не преувеличение. Соня так никогда и не отважилась посетить роскошное владение Андраши фон Ньюманн, но ей показывали много старых фотографий, сделанных до войны. Словно завороженная, она смотрела на них снова и снова. Ее бабушка родилась во дворце? Какой-то сказочный сон. Но сон закончился. Их фамильное поместье было разрушено. Она знала, что в сорок пятом его захватили части наступавшей русской армии. После своего ухода они оставили дворец в руинах. Так же как и его долину с озером. И прекрасные сады с замечательными скульптурами. Статуи богов и богинь, речных нимф и маленьких купидонов использовались в качестве мишеней для стрельбы. Не говоря уж о всяких других актах бессмысленной мести вроде разбитой посуды и выбитых стекол. Большая коллекция хрусталя, стекла и фарфора ручной работы, так же как и множество картин, была объявлена исторической ценностью и вывезена.

Война.

Жизни свойственны крутые повороты. Русский царь, живший в великолепном дворце, вместе со своей семьей принял ужасную смерть. Последний китайский император закончил свои дни простым садовником. Ее замечательная, милая бабушка, лишенная собственности, умерла сравнительно рано, возможно, от разбитого сердца, которое время так и не сумело излечить.

Маркусу Соня конечно же ничего этого не рассказывала. Он даже не знал ее настоящего имени. Как она и сказала Дэвиду, Маркус ее никогда ни о чем не расспрашивал. Соня знала, что он ждал, когда она начнет доверять ему. Но она возвела вокруг своей жизни очень толстые стены. Рассказ о прошлом принес бы с собой приступ боли. И зачем кому-то знать о ее ранах? Все эти годы никто, кроме бабушки, ее родителей и ее самой, не видел Мадонну. Ей тоже не показывали икону до того дня, когда ей исполнилось шестнадцать. Это случилось всего за две недели до гибели ее родителей…

«Никогда не забывай, что есть Ласло, который может причинить тебе вред».

Она вспомнила зеленые глаза своей матери, нежную белую руку, гладящую ее белокурые волосы. Хорошая кровь была у них в генах.

Мужчина уже далеко не первой молодости, сообщив о смерти ее родителей, попытался обнять Соню. Она стала сопротивляться, уже тогда, в свои юные годы сумев распознать эротические мотивы, которые могли существовать даже в отношениях между родственниками. Это было ужасно — остаться такой беззащитной. Но она составила план своей дальнейшей жизни и стала ждать. А потом исчезла.

Столы, покрытые белоснежными льняными скатертями, были уставлены деликатесами. Копченый лосось, морская форель, горки мидий, креветок, морских гребешков, омаров. А также молодая баранина. Для тех, кто любил разные смеси, — горячие и холодные салаты и прочее, прочее, прочее…

Гостей было двенадцать. Четыре больших, со стеклянными столешницами, стола под темно-синими с белой каймой зонтами были накрыты для тех, кто захотел бы устроиться на открытом воздухе. Большая гостиная с белым мраморным полом и мягкими белыми диванами выходила на широкую террасу, откуда открывалась захватывающая панорама города.

Ровена провела их на купающуюся в солнечных лучах террасу, где прибывшие гости уже наслаждались бокалами выбранных напитков. Гостей обслуживали два красивых молодых человека в хорошо подогнанных по фигуре коротких белых пиджаках. Соня узнала логотип известной компании, обслуживающей подобные мероприятия. Сама она принесла Ровене большой букет — изящные бутоны лотоса среди пышного великолепия разнообразных листьев. Леди Палмерстон была такой же страстной любительницей цветов, как и сама Соня.

Улыбки со всех сторон. Теплые приветствия. Новые знакомства. Некоторых пожилых дам она знала. Теперь они тоже были ее клиентками — спасибо хозяйке дома! Хорошо, что и антагонизм Полы не был слишком явным. Пока, во всяком случае. Впрочем, Пола довольно быстро отошла от нее.

Соня смотрела, как Дэвид Вэйнрайт обнял своего дядю. Было видно, что они очень близки. Ее уже давно так никто не обнимал… А потом Дэвид Вэйнрайт поразил ее. Он наклонил голову и в знак приветствия коротко коснулся своей щекой ее щеки. Дрожь пробежала по ее телу.

Маркуса тут же захватили его старые знакомые — Доминик и Элизабет Пенри-Эвас. Один — прославленный судья, другая — известный юрист.

Дэвид обратился к ней:

— Рад вас видеть здесь, Соня.

Она холодно улыбнулась:

— Рада здесь быть, Дэвид. — Ему совсем ни к чему знать, скольких усилий ей стоило сдержать свое участившееся дыхание. — Наверное, это один из самых великолепных видов, — сказала она, глядя на бирюзовый бассейн, а за ним — на сверкающую синюю гавань с его знаменитой Вешалкой — мостом Харбор-Бридж и прославленным на весь мир Оперным театром в форме больших белых парусов. — Кажется, вы живете где-то рядом?

Дэвид боролся с желанием потянуть за шелковый шарф, что удерживал ее волосы. Он хотел увидеть их пышными и свободными, каскадом падающими ей на плечи.

— Не беспокойтесь, в свое время вы обязательно увидите мою квартиру, — усмехнулся он.

— Я не тороплюсь. — Она продолжала смотреть на гавань.

— А вот я не знаю, где вы живете. Вы ведь женщина-тайна.

Она обернулась, поднимая подбородок.

«Каким удивительно царственным может быть это простое движение, — подумал он. — Кем была эта женщина? Одно несомненно: чтобы скрыть свое прошлое, она бы пошла на что угодно».

— Разумеется, вы знаете, — сказала она. — Удивительно, что я еще не споткнулась об одного из ваших шпионов.

Он поморщился:

— Фу, шпионы! Какое некрасивое слово… Это была просто маленькая проверка.

— Значит, вы прекрасно знаете, что я живу не в вашей части города.

— Ну что ж, возьму это на заметку, — сказал он.

— Ну конечно, Дэвид.

Как все-таки хорошо звучало его имя в ее устах! Никто больше не произносил его так. Мама вообще звала его Холтом. Она была из семьи Холт и никогда не давала об этом забывать.

— Откуда такая враждебность, Соня? Вас кто-то обидел? Мужчина? — Он смотрел на ее профиль, поэтому не мог видеть ее глаз. Как бы ему хотелось узнать побольше об этой женщине!

— Я немало встречала бессердечных и недалеких мужчин, — проговорила она едва слышно. — Это может служить ответом на ваш вопрос? Уверяю вас, есть немало женщин, которые могли бы сказать то же самое. Обманутые, оскорбленные, они никогда не думали, что с ними такое может случиться… А с Маркусом я чувствую себя в безопасности.

— И это чувство безопасности вам дают ваши отношения?

— Именно. — Она стояла, не двигаясь и не глядя на него.

— Поэтому в другой ситуации, если, к примеру, вы безумно в кого-нибудь влюбитесь, вы почувствуете опасность?

Как быстро ему удалось нащупать ее проблему — отсутствие доверия к мужчинам.

— Влюбленность — это своего рода безумие, верно? — отпарировала она. — Кто сказал, что быть безумно влюбленными обязательное условие для хорошего брака? Есть и другие, не менее ценные вещи. Так почему бы вам, Дэвид, не предоставить Маркусу самому беспокоиться о себе? Он взрослый человек. Или все дело в деньгах? Вы что, его наследник?

— Осторожнее, Соня, — предупредил он.

— Дотронулась до обнаженного нерва? — Она наконец повернулась к нему: в глазах откровенная насмешка…

— Если ищете обнаженные нервы, то вы их не найдете, — отрезал Дэвид. Надо сказать, он действительно стоял первым в завещании Маркуса.

— Ну, вы не из тех, кого можно быстро довести до крайней черты, — сказала она. — Хотя не такой уж это нонсенс. Денег никогда не бывает слишком много — так, кажется, говорят?

— Также говорят, что деньги — это еще не гарантия счастья.

— Может, счастья они и не гарантируют, зато гарантируют хорошие дома с красивым видом. — Она махнула рукой в сторону гавани. — Лучшие машины, яхты. — Многочисленные яхты с вздымающимися парусами белели внизу на сверкающей водной глади. — Ну а потом — одежда, драгоценности. Да вы и сами знаете, в конечном итоге, все зависит от денег.

— И вы всего этого хотели бы? — спросил он.

— Чего я сейчас хочу, так это приятного дня, — холодно ответила она.

Он усмехнулся:

— О да, конечно. Покорнейше прошу принять мои извинения. Вы, наверно, довольны, что о вас гремит слава непревзойденной флористки. Лиз, узнав от Маркуса, уже побывала в вашем магазине. Потом две подруги Ровены, которые тоже сейчас здесь. Сама Ровена, разумеется. Она сказала, что сегодня вы подарили ей очень красивый букет.

— Я стараюсь делать закупки только у самых лучших поставщиков.

— Полагаю, следующей, кто нанесет вам свой визит, будет Пола.

— Ради бога, нет! — произнесла она, сопровождая слова очаровательным взмахом рук.

— Что такое? Она вам не нравится?

— А вам?

— Я просто обожаю ее. С самого детства.

— Значит, я вас переоценила.

Он не смог удержаться от смеха.

Это был такой заразительный смех, что все гости повернулись в их сторону и тоже улыбнулись. Дэвид Вэйнрайт определенно был здесь популярен.

— Как это невеликодушно, Соня. Вы просто Ледяная принцесса.

— Я никогда не говорила, что являюсь милой.

— Возможно, это я разбудил худшее в вас? — спросил он.

Ее кожа в ярком солнечном свете была безупречна, как у ребенка. Такая женщина могла бы покорить любого мужчину…

— Признаюсь, сейчас вы сделали свой лучший выстрел. — Она замолчала, ее тон изменился: — Ваша девушка идет сюда.

Он даже не повернул головы:

— Разве я говорил, что Пола — моя девушка?

— Разве я говорила, что Маркус — мой мужчина?

Пола Роландс скорее не шла, а надвигалась на них, без сомнения подстегиваемая кошачьей потребностью защитить свою территорию.

— Вот она идет. Прямо сама доброжелательность. Это вы, должно быть, спровоцировали ее вашим смехом. Слишком уж похоже, что все это вам очень нравится.

Он позволил своим глазам задержаться на ее лице:

— Так оно и было, Соня.

Во время всего этого большого обеда Ровена предложила своим гостям иногда меняться столиками, чтобы каждый имел возможность поговорить с другими гостями.

К своему удивлению, Соня вскоре обнаружила, что неплохо проводит время. Она ожидала встретить здесь скрытое недоверие, а вместо этого, похоже, оказалась среди друзей. Конечно, она не была постоянно привязана к Маркусу, и все с ней общались как с самостоятельной, свободной личностью. И это было именно тем, чего ей хотелось. Но всякий раз, когда она оказывалась за одним столом с Дэвидом Вэйнрайтом, у нее появлялось ощущение, что каждый нерв ее тела начинал искриться, и ей, словно сделанной из папиросной бумаги, эта близость угрожала пожаром.

Хорошенькая молодая женщина, которую звали Камилла Карстаирс, была особенно с ней дружелюбна. В середине приема они договорились где-нибудь встретиться и вместе выпить кофе. Камилла также собиралась зайти к ней в магазин.

— Я много слышала о вас, Соня. Цветы сейчас в моде. — Соня уже потом узнала, что Камилла была единственной дочерью Мака Карстаирса — короля тяжелых грузовиков.

После обеда пары постарше вернулись в дом, в то время как молодые гости решили прогуляться по саду — оазису красоты и покоя. Несколько человек отважились спуститься к бирюзовому бассейну на краю гавани.

Хотя Соня иногда и оказывалась рядом с Полой Роландс, той, казалось, нечего было ей сказать. Но теперь Пола, похоже, решила изменить тактику. Она отделилась от небольшой группы, в которой не было Дэвида, — очевидно, он остался внутри, — и прямиком направилась к Соне:

— Эй, Соня, подожди меня!

«Похоже, приближаются неприятности», — предупредил ее внутренний голос — и не ошибся.

Пола, само дружелюбие, взяла ее под руку, как если бы они были лучшими подругами, тут же заставив Соню насторожиться.

— И когда же это случилось? — спросила Соня, устояв перед желанием отпрянуть в сторону.

Пола сделала круглые глаза:

— Что случилось?

— Такая вот смена курса.

Пола рассмеялась искусственным смехом:

— Давай прогуляемся. Мне нужно с тобой поговорить.

— Скорее тебе нужно чего-нибудь выпить, чтобы успокоиться. — Соня просто кожей чувствовала кипение ее ревности.

— Ах, как остроумно! — фыркнула Пола, потянув ее за собой дальше вниз.

«Остановись! Вы должны быть на виду».

— Я думаю, ты можешь сказать все, что хочешь, прямо здесь. — Вокруг них был голубой блеск воды. Вечерний бриз хлопал ее шелковым шарфом, как флагом. — Что-нибудь случилось?

Пола еще раз коротко рассмеялась:

— Ты становишься слишком близка с Холтом. Скажу даже больше. Я знаю, ты хочешь отбить его у меня.

— Ну конечно!

— Значит, так оно и есть?! — Пола едва сдерживалась.

— Я пошутила, Пола. Да, просто маленькая шутка. И вообще, почему тебе не поговорить об этом с самим Дэвидом? О том, что тебя беспокоит?

— Дэвидом?! Ха! Дэвидом! — Она была в ярости. — Его зовут Холт!

— Наверное, ему дали это прозвище, когда он был маленьким, — сказала Соня. — Мне больше нравится Дэвид.

— Тебе нравится! — Голос Полы сорвался. — Все зовут его Холтом. Его мать, она…

— Я знаю, она наследница «Холт фармацевтик», — спокойно заметила Соня. — Думаю, что если посмотреть на каждого из вас, то все вы тут окажетесь чертовски богаты.

— Вот именно! — Лицо Полы выразило удовлетворение. — А ты… ты простая цветочница!

— Хочешь меня унизить? Это самый обыкновенный снобизм. Но на всякий случай запомни — я довольно хорошая цветочница. Если ты захочешь сделать заказ, то можешь сделать его по телефону. А если тебе нужна работа в каком-нибудь приятном месте, то я могла бы тебя порекомендовать.

Соня выдернула у нее свою руку, хотя и не слишком демонстративно на тот случай, если за ними наблюдали. Она стояла спиной к бассейну и не знала, что стоит на самом его краю.

Пола вперилась в нее своим горящим взглядом, словно желая прожечь ее насквозь:

— Разница между нами, мисс Эриксон, состоит в том, что мне не нужно работать. Ты завидуешь мне. Да-да, завидуешь! И я не могу тебя в этом винить. Я имею все, чего нет у тебя. Все, чего никогда у тебя не будет. — В ее голосе появились угрожающие нотки. — И запомни, я слежу за тобой!

И Пола резко вытянула руку.

Предупреждение должно было вспыхнуть в ее голове. Соня знала, что находится у края бассейна, и все же быстрота, с которой она упала спиной в воду, ошеломила ее. Вода оказалась на удивление холодной. Она накрыла ее с головой, заключив в свою синюю глубину. На нее накатила паника.

Ее внутренний голос тут же взял командование на себя: «Работай руками! Работай ногами! Греби вперед! Давай! Ты сможешь!»

Она почувствовала, как с ее ног соскользнули босоножки. Вся ее одежда, даже волосы тянули ее вниз. С огромным усилием ей удалось всплыть на поверхность. У нее было время, чтобы успеть сделать один судорожный вдох, а потом она снова ушла под воду. В этот раз она хотя бы сообразила не открывать рот.

Дело было в том, что она не умела плавать. Она никогда не могла понять, каким образом четырехлетние австралийские детишки так быстро учатся держаться на воде.

Стоя на краю бассейна, теперь уже не на шутку испугавшись, Пола начала звать на помощь.

Соня почувствовала чье-то большое тело рядом с собой. Сильная рука схватила ее и подтянула к себе. Она ухватилась за своего спасителя, едва видя его под водой. Но она уже знала, кто это, прежде чем их головы оказались на поверхности.

Дэвид…

Ее подбородок был на уровне воды.

— Выплюньте воду! — скомандовал он.

Она так и сделала.

— Молодец. Теперь все будет хорошо.

— О боже… — Ей не удалось сдержать стон.

Она увидела других гостей, столпившихся у края бассейна. Обеспокоенные лица. Никто не смеется.

— Все в порядке, все в порядке… — повторял Дэвид. — Вы что, не умеете плавать?

Рэймонд, молодой человек, который был очень внимателен к Соне в течение всего обеда, протянул ей руку:

— Я вытащу ее, Холт.

Пока Рэймонд и еще один мужчина помогали Соне выбраться из воды, Холт нырнул на дно бассейна, чтобы достать ее босоножки. Свои мокасины он сбросил где-то по дороге, прежде чем совершить этот незапланированный прыжок.

Ровена и Маркус были наготове, держа перед собой халаты — один розовый, другой синий.

— Давай, детка, надень его, — настаивала Ровена, с таким участием предлагая ей халат, что у Сони на глазах выступили слезы.

Маркус отдал Дэвиду синий халат, который тот использовал в качестве полотенца, чтобы вытереть голову.

— Идемте в дом, — предложила Соне Ровена. — Там мы вас высушим.

— Прошу прощения, что испортила вам день, леди Палмерстон. Я стояла слишком близко к краю и поскользнулась. К сожалению, я не умею плавать.

— Я научу вас! — с готовностью предложил Рэй.

Даже вся мокрая, Соня выглядела изумительно. Само соблазнение. Шелковая блузка облепила ее высокую грудь, обозначив заострившиеся соски с их темными ореолами.

— Бедняжка! — Камилла подошла ближе, чтобы помочь Соне вытереть голову. — Но с другой стороны, не ты первая падаешь в этот бассейн. Уж Пола должна бы это знать… Где она, кстати?

Маркус был обеспокоен:

— Мне так жаль, что это с тобой случилось, дорогая. Ты поскользнулась?

Соня протянула руку, чтобы погладить его по щеке:

— Глупая случайность. — Ей было ужасно неудобно. Казалось, она залила водой весь пол. — Давай не будем об этом.

Маркус посмотрел туда, где Ровена, наклонив голову, что-то говорила Дэвиду.

— Я отвезу тебя домой, — сказал он.

— Но тебе, по-моему, было хорошо здесь. К тому же опять придется вызывать шофера, — запротестовала она.

Он тряхнул головой:

— Не проблема. Это его работа.

К ним подошла Ровена:

— Я предложила Дэвиду отвезти вас домой, Соня. Он все равно собирался уходить. Если вы не против, он мог бы вас подбросить.

Дэвид тоже подошел к ним:

— Это не проблема, Маркус. Я, конечно, отвезу Соню. Думаю, она тоже хотела бы уйти. Твоему шоферу потребуется как минимум полчаса, чтобы добраться сюда. К тому же Ровена хочет, чтобы ты еще побыл у нее.

Соня провела пальцами по мокрым волосам.

— Да, Маркус, останься, — поддержала она, заметив, что он в нерешительности. — Меньше всего мне бы хотелось, чтобы этот глупый случай испортил тебе день. Я позвоню вечером. Обещаю.

— Я буду ждать, — кивнул Маркус.

Глава 4

Большая машина двигалась абсолютно бесшумно, лишь мягко гудел кондиционер. В первые пять минут никто из них не сказал ни слова. В воздухе нарастало напряжение, и каждый старался представить, о чем думал другой.

Соня была одета в розовый спортивный костюм, который ей дала леди Палмерстон. На Дэвиде был такой же серый. Очевидно, эти костюмы предназначались специально для гостей, падающих в воду.

— Мне кажется, что это не случайность. — Дэвид был первым, кто нарушил молчание.

Соня покачала головой. Ее волосы были уже почти сухими после нескольких минут под феном. Фен ей дала экономка леди Палмерстон, Мария.

— Это моя вина, — сказала она.

— Камилла говорит, что вы стояли рядом с Полой.

— Никто меня не толкал!

— Правда? — Он пристально посмотрел на нее.

— Ну а что с Полой? Надеюсь, вы ее там не бросили?

— Она приехала на своей машине. На ней же и уехала. Ужасно расстроенная. Или же она это так представила.

— Бедная Пола!

— Нет, я не верю! Она вас точно толкнула.

— Она и пальцем меня не тронула, — твердо сказала Соня. — Хотя я, конечно, не специально прыгнула в воду. Просто мы с Полой обменялись кое-какими замечаниями. Возможно, это и заставило меня несколько забыть об осторожности.

— Вы слишком великодушны.

— Ну, это у меня как-то выходит само собой.

— Аристократические гены, полагаю, — хмыкнул он. — В любом случае приношу свои извинения. Кстати, о чем вы там с Полой говорили?

Она смотрела в окно на прекрасный летний день. Они миновали маленький парк — милый островок природы с раскидистыми деревьями, дающими густую тень, и зелеными лужайками. Дети играли вокруг центрального фонтана, качались на качелях под присмотром своих родителей. Одна малышка в светлом платьице с орнаментом из мелких полевых цветочков радостно помахала ей своей маленькой ручкой. Улыбнувшись, Соня помахала ей в ответ.

— О вас, поверите ли, — сказала она с легкой усмешкой.

Он бросил на нее еще один быстрый взгляд. Господи, как она была хороша: ее чудесные волосы обрамляли лицо, словно сияющий ореол!

— Это что, шутка?

— Вам следует поговорить с Полой. Она сказала, что я охочусь за Маркусом и за вами!

— О нет! — Его передернуло. Пора поставить Полу на место. Если он не сделал этого раньше, то сделает сейчас.

— Пола страдает. Если вы ее не любите, то, может, вам стоит объясниться с ней? Или вы боитесь ее матери? Я так поняла, это очень серьезная женщина.

Ее квартира находилась в новом четырехэтажном доме на тихой улице на окраине Сиднея. Пока они поднимались в лифте, Соня так ни разу и не посмотрела на него. Она чувствовала себя выведенной из равновесия. Она знала, что если он дотронется до нее — даже до ее руки, — все может измениться.

Она больше не могла себя контролировать — ее тело не слушалось. Победителей здесь быть не могло. Не он и, конечно, не она.

Они зашли в маленькую двухкомнатную квартиру. Соня наполнила ее вещами, которые напоминали о ее прежней жизни.

Дэвид был приятно удивлен.

— Вы сами здесь все устроили? — Ответ он уже знал. — Откуда у вас столько старинных вещей?

Она словно завороженная смотрела, как он ходит по ее гостиной. Ей казалось, она может расплакаться. Она была так одинока. Маркус, каким бы милым он ни был, не мог заполнить в ней эту томительную пустоту. Но Дэвид…

— Я подбирала их на всяких заброшенных дворах, на дешевых распродажах, в магазинах секонд-хенд. — Ей удалось выдержать ровный тон. — Это просто удивительно, с чем люди расстаются. Мне, конечно, пришлось поработать с моими находками. Но я люблю дерево…

— Я тоже. — Дэвид провел рукой по изогнутой спинке стула с вырезанной на ней надписью. — Шрифт, похоже, старославянский.

— Я польщена, — сказала она с усмешкой.

Ее гостиная с обычной открытой планировкой. Кухня «а-ля камбуз» с мраморной столешницей и стальными аксессуарами. Балкон — зеленый уголок с растениями — приятный для релаксации. Но именно то, что Соня смогла сделать с самой обычной квартирой, произвело на него впечатление.

— Чувствуется стиль. — Красивый кусок парчи был использован, чтобы накрыть подушку на сиденье стула. — Совсем не по-австралийски… Здесь виден отблеск совсем другого мира. Неоготика, возможно? — Он посмотрел на нее через комнату, его глаза скользнули по ее гибкой фигуре.

— Что-то вроде, — согласилась она. — Мне нравится, как черное дерево мрачно темнеет на фоне белых стен. А для светлого кафельного пола мне удалось найти совсем неплохой ковер. Это, конечно, обошлось мне недешево, но оно того стоило. Квартира не моя. Я ее снимаю.

— А картина? — Он остановился перед большим полотном в тяжелой раме, написанном маслом.

— Это моя, — сказала она. — Цветы каждый может нарисовать.

— Ничего подобного! — Дэвид подошел ближе. Темный задний фон с несколькими слоями зеленого и лилового, и масса цветов — роз, пионов, лилий, занимающих всю центральную часть. — Очень живописно, — сказал он с искренним восхищением. — Где вы учились?

— У одного моего родственника, — ответила она уклончиво.

— Как всегда, максимум информации. — Его темные глаза иронично блеснули. — Знаете, Соня, как художник вы могли бы сделать неплохую карьеру. Я бы вам помог.

— Ага, значит, вы предпочли бы такой вариант. А не тот, где я бы захватила сердце вашего дяди, а вместе с ним и хороший кусок его состояния? — Это прозвучало более ядовито, чем она хотела.

Он почувствовал ее скрытое напряжение.

— Это действительно то, чего вы хотите, Соня? — Его пристальный взгляд, казалось, пришпилил ее к полу.

— То, чего я хочу, мне никогда не удастся получить, — сказала она загадочно. — А сейчас извините, но я оставлю вас на пару минут. Мне хотелось бы избавиться от этого спортивного костюма.

— Не торопитесь, — сказал он, когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты — Я в это время посмотрю ваши книги. — Он подошел к большому деревянному шкафу, плотно заставленному книгами. — Немецкие, французские, русские, венгерские… что бы все это значило? — крикнул он ей вслед. — Ладно, можете пока не отвечать.

— Посмотрим, до чего вы сами сумеете дойти, — ответила она ему из коридора.

Когда Соня вернулась, на ней было бирюзовое, с оттенком лайма, платье на тонких, словно шнурки, бретельках. Верхняя часть выразительно обрисовывала грудь, а от талии ткань спускалась к коленям легкими складками. Было видно, что она успела пробежаться щеткой по волосам, но главное — оставила их распущенными.

— На каких языках вы говорите? — спросил Дэвид, не в силах отвести от нее глаз. Она выглядела такой красивой и такой… невинной, что у него перехватило дыхание.

— На нескольких… — Она быстро прошла на кухню. Теперь между ними был хоть какой-то барьер.

— Вы читаете Гете и Шиллера в подлиннике? Я видел этот знаменитый двойной памятник, когда последний раз был в Веймаре… И на французском целая коллекция. Флобер, Гюго, Дюма, Готье… Много книг на венгерском…

— Вы прекрасно знаете, что у меня есть венгерские корни.

Он усмехнулся:

— Лично я ничего не знаю. Про венгерский акцент сказала Ровена. Норвежская фамилия… Норвежские корни? Что за секреты, в конце концов? Чего вы боитесь? Вы этим только больше всех раззадориваете. Ваши манеры, ваша необыкновенная сдержанность только добавляют топлива для пламени. Такое впечатление, что пять лет назад вас вообще на свете не было.

— Может… может, мне приходится скрываться от каких-нибудь негодяев? — проговорила она, продолжая готовить кофе.

— Меня бы это не удивило, — хмыкнул он.

— Разумеется. Вы же мне не доверяете.

— Как я могу, когда вы к себе никого не подпускаете? Что за жизнь такую вы ведете?

Похоже, его это действительно волновало. Это поразило Соню, наполнив ее тело какими-то странными ощущениями.

— Должно быть, у вас были любовники?

Она презрительно посмотрела на него:

— Почему-то у вас это прозвучало так, как если бы у меня их был целый полк. Но могу вас уверить, я не настолько люблю мужчин.

— Поэтому вы держите тех, кого считаете опасными, на расстоянии.

— Держать на расстоянии — самое безопасное, — сказала она, нажимая на кнопку кофемашины.

— Как правило, женщины, которые держат дистанцию, не искушают искры, — заметил он. — А вы… Впрочем, вы сами знаете…

Она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу:

— Откуда вам знать, что это за искры? А может, я вас просто ненавижу?

— Признаюсь, этого я не знаю. Скажите, вы ненавидите меня?

Она опустила глаза:

— Черный или со сливками?

— Ладно, можете не отвечать. Черный, два сахара.

— Хотите что-нибудь к кофе?

— Нет, спасибо… Ради бога, выйдите из-за этой вашей стойки. Клянусь, здесь нет никакой опасности. — Как он мог клясться, когда атмосфера была накалена так, что, казалось, в любой момент мог прогреметь взрыв?

Соня обошла вокруг стойки, неся перед собой поднос с чашками. Он встал, чтобы взять у нее поднос. Короткого касания пальцев было достаточно, чтобы ей мгновенно стало жарко.

— На кофейный столик, пожалуйста, — сказала она, пытаясь обрести свою привычную холодность. — Надеюсь, вам понравится кофе.

— Мне бы понравилось, если бы вы сели рядом и поговорили со мной.

— Боюсь, наш разговор может перейти в противостояние. — Она пожала плечами. — Вы знаете, как меня зовут. Сколько мне лет. Знаете, где я живу. Что вам еще нужно?

— Очень многое. — Его тон стал тверже. — Вы вовлекли себя в определенную ситуацию, как я уже говорил. Вы должны быть готовы. Вы сказали Маркусу, что позвоните ему сегодня вечером.

— Я позвоню. Не надо только представлять все так, будто это моя обязанность. — Она села на диван напротив него, оставив на столе свой кофе.

— Надеюсь, вы понимаете, что он беспокоится о вас?

— Ну что ж, я тоже о нем беспокоюсь, — сказала она несколько раздраженно. — Не так уж много на свете таких мягких и обходительных мужчин, как Маркус.

— Вы выйдете за него замуж, если он вас попросит? — прямо спросил Дэвид.

Ее глаза вспыхнули.

— Вы действительно считаете себя вправе настаивать на ответе?

— Ради бога, не кокетничайте!

— Я кокетничаю? Да вы сошли с ума! — Она вскочила с дивана и зашагала по комнате. Ее волосы развевались за ней, как парус. — Не принимайте меня за дурочку. Почему не вы отвечаете на мои вопросы?

— Могу ответить, если вы снова сядете. — Ему тоже нелегко было сохранять спокойствие. Он чувствовал, как желание разъедает его изнутри.

— Тогда не раздражайте меня. — Она снова села, вцепившись в шелковую подушку, как в спасательный круг. — Мой вопрос: ваши отношения с Полой серьезны, или вы просто так таскаете ее с собой?

— Пола и я уже давно дали задний ход.

— Вы должны быть внимательны и не нужно отмахиваться от советов. Помните — она от вас без ума.

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

— Это означает, что я обязан ей ответить тем же? Я никогда ничего не обещал. И я не таскаю Полу за собой, как вы изволили выразиться. Но я по опыту знаю, что стоит только пожать женщине руку, как в ее ушах уже начинают звучать свадебные колокола. Я встречался со многими красивыми женщинами… Правда, не в последнее время… В последнее время я был ужасно занят.

Она понимающе усмехнулась:

— Ну да, вы же наследник… Но почему тогда она так хочет унизить меня? Почему позволяет себе говорить, что я преследую вас? Получается, что я тут вообще стерва-охотница!

Он коротко рассмеялся:

— В какой-то мере мы все охотники — пытаемся найти родственную душу.

— И не нашли до сих пор?

— А вы?

Она опустила глаза:

— Мне слишком много приходится заботится о самой себе.

— О да. И конечно, быть начеку. Так вас этим привлекает Маркус? Вы думаете, что сможете контролировать ваши отношения?

Она горько улыбнулась:

— Мне никогда не удавалось ничего контролировать. — Ее старые беды снова напомнили о себе. Соня пыталась их отогнать, но они не хотели оставить ее. — Пейте ваш кофе, а то остынет. — Она тоже взяла свою чашку. Самый лучший способ защитить себя — это оставаться совершенно спокойной. Более того, отстраненной. — Когда возвращаются ваши родители? — спросила она.

— Вероятно, они останутся еще на месяц. У нас много друзей в Америке.

— Вы говорили им обо мне?

Он покачал головой:

— Но кто-то наверняка сообщит им. Многие из их знакомых были на том приеме. Надо сказать, вы произвели фурор. Но вы и так это знаете. Можно сказать, вы сами это спровоцировали. Что в некотором роде парадокс, учитывая вашу скрытность. К тому же на вас были изумруды Люси…

Она пожала плечами:

— Как ни хороши эти изумруды, но бывают и получше.

«Опять королевские игры, — подумал он. — Временами, когда спокойствие покидает Соню, ее акцент становится более заметным».

— Вы их носили?

Соня почувствовала глупое желание побежать в спальню и достать Мадонну из тайника. Там были бриллианты и рубины, изумруды и жемчуг — все необыкновенно красивые и очень ценные. Вэйнрайты, несмотря на их состояние, наверняка не имели ничего подобного.

— Может, вам трудно в это поверить, но я видела и лучше.

— В Европе, в витрине какого-нибудь ювелирного магазина? Дело в том, Соня, что эти изумруды принадлежали жене Маркуса. Моя мать очень любила ее. Они были подругами. Просто невероятно, что Маркус предложил их вам надеть.

— Никогда бы не думала, что он может такое сделать. — Ну вот, теперь ей придется защищаться. — Он устроил все так, что просто невозможно было ему отказать. Кроме того, Маркус, должно быть, знал, какой эффект это произведет на всех.

— К тому же они никогда еще так хорошо не смотрелись, — добавил он.

— Хотелось бы мне оказаться более твердой… Так, значит, ваши родители уже невзлюбили меня?

— Боюсь, что так. — Он не мог этого отрицать. — Но не это главное. Мы все чувствуем себя обязанными защищать Маркуса. Особенно мой отец.

— Так это что, катастрофа, если Маркус любит меня? — спросила она с вызовом.

— Катастрофа в том, что вы сами его не любите, Соня. Подумайте, между вами разница в тридцать лет! — Он махнул рукой. — Ладно, мы уже об этом говорили…

— Мне не нравится ваше отношение к этому. Разница в возрасте — это все, что важно? По-моему, важнее то, что Маркус чувствует себя счастливым. Весь этот упор на секс… Сексуальные отношения — это не все, что наполняет брак.

— Конечно, не все. Но это очень помогает. — Его голос понизился. — Вы еще не поняли? Нет? Очень многие возненавидят вас, Соня.

— Тогда я думаю, что и вы и они просто глупцы! — сказала она с неожиданной злостью. Она снова вскочила, распрямив спину, словно ивовый прут.

Откуда в этой женщине столько стиля, столько чувства собственного достоинства? Ее прежнюю жизнь, судя по всему, нельзя было назвать безоблачной. Она все время была начеку.

— Я хочу, чтобы вы ушли. — Царственный взмах руки в сторону двери.

— Конечно. — Он встал, терзаемый одновременно злостью и восхищением. — Проводите меня.

— Провожу! — Ее глаза блестели.

Соня быстро прошла вперед, но маленький бантик на ее балетке зацепился за складку ковра. Она споткнулась и упала бы, но Дэвид сделал шаг вперед и успел подхватить ее.

Сильные руки снова обнимали ее. Второй раз за этот день. Сердце застучало у нее где-то в горле, когда он притянул ее к себе.

— Скажите еще раз, что ненавидите меня, — прошептал ей на ухо бархатный голос.

Его щека коснулась ее щеки. Вся ее сила, физическая и моральная, казалось, покинула ее.

— Ненавижу!

— Не лгите мне, — прошептал он ей на ухо. Воздух вокруг них накалился до предела.

— Вы понимаете, что делаете? — Соня была в смятении. — Дэвид! — Она попыталась освободиться.

Презрение, которое он чувствовал к себе, было несравнимо с его желанием. В жизни Дэвида было бессчетное количество искушений, но никогда еще ничего даже отдаленно похожего на это. Было только два возможных решения: отпустить ее или поддаться этой безумной страсти.

Соня рванулась вперед, кончики его пальцев коснулись ее груди, но он не отпустил ее. Он словно находился под каким-то гипнозом, и в то же время все его чувства были обострены.

Соня отчаянно боролась.

— Дэвид… вы не должны делать этого…

— Я знаю, — сказал он хрипло, поворачивая ее лицом к себе. Это было ошибкой. Именно этого он и хотел — и все же ему придется отпустить ее. Беда была в том, что у него не было времени, чтобы взять себя в руки. С отчаянным всхлипом он наклонил голову…

Его поцелуй был очень агрессивным. Два тела, мужское и женское, соединились в экстравагантной чувственной позе. Мужская потребность наполняла его энергией. Инстинктивно он знал, что ей будет трудно справиться с такой атакой. Дэвид на мгновение прервал поцелуй, разрешая ей сделать вдох… но только затем, чтобы снова прижаться к ее губам. Он никогда еще с такой страстью не целовал ни одну женщину. Он даже не знал, что может так в ком-то нуждаться. И так отчаянно надеяться, что она ответит.

«Стоп. Ты должен остановиться. Или будешь проклят! — Его внутренний голос нанес последний удар: — Эту женщину любит Маркус».

Но Дэвид уже проиграл битву. Приговор жесткий и окончательный.

Как он мог причинить такую боль стольким людям? Классический треугольник — Маркус, он и Соня. Женщина, которую хотели они оба…

Неимоверным усилием Дэвид заставил себя отпустить ее. Он дышал, словно ему пришлось пробежать стометровку. Ее волосы были в полном беспорядке, окружая светлым облаком изменившееся лицо. Она выглядела такой беззащитной и такой юной, что его сердце дрогнуло.

— Соня, простите меня. Я не думал… что это может случиться. — Они были словно двое тайных любовников, сгорающих от стыда и страсти.

— Все вы, богачи, просто безжалостны! — Ее голос дрожал и срывался. — Кто вы такой, чтобы так хватать меня? Какие у вас планы? Наверняка они у вас есть. — О своих планах она уже не помнила.

Его ответ был резким:

— Планы? Не говорите ерунды. Вы прекрасно знаете, что я вами увлечен!

— Так. Это становится интересно. — Ее тон был почти враждебным. — Значит, вы увлечены мною! — Ее защитные барьеры были восстановлены.

— Никто из нас специально к этому не стремился. Никто не хотел этого. Это просто случилось.

— Просто случилось! О, как вы убедительны!

— Так же как и вы, прекрасная Соня. Ладно, я признаю свою ошибку. Я был наступательной стороной. Мне жаль, если я сделал вам больно. — Его темные глаза медленно скользнули по ее телу.

Она прерывисто втянула в себя воздух, чувствуя слабость и стыд.

— Вы уходите. — Это было утверждение, а не вопрос.

— Вы не хотите, чтобы я остался? — В его голосе была насмешка.

— Вы уходите, — повторила она. — Это далеко не лучший час в вашей жизни, Дэвид Вэйнрайт.

— Согласен. Боюсь, я переоценил свои способности и потерял контроль над собой. Могу ли я рассчитывать на некоторое снисхождение?

— Достаточно! Я знаю, что вам нужно. Вы вовсе не потеряли над собой контроль. Вы хотите, чтобы я в вас влюбилась. Вот ваша стратегия. Мне следовало быть готовой к этому. В конце концов, разве мужчины не привыкли извлекать выгоду из женской слабости? Таким образом, ваш драгоценный дядя был бы спасен от моих жадных когтей. Разве милый славный Маркус может сравниться с вами? Я, конечно, не стану отрицать вашей сексуальной привлекательности, но я не собираюсь подчиняться ей. У меня была непростая жизнь. У меня были годы и годы… — Она замолчала, чувствуя, что ее уже тошнит. И от себя. И от него. — Никогда, слышите, никогда больше не прикасайтесь ко мне!

— Но мы все равно не сможем забыть то, что было сейчас. — Словно какой-то демон сидел в нем.

Все в ней притягивало его. И хорошее. И дурное. Злость охватила его. Он снова прижал ее к себе, его ярость оказалась сильнее инстинкта защитника женщин. Не может отрицать его сексуальности, да? А как насчет ее сексуальности?

Его поцелуй был словно железная печать. Соня попыталась стиснуть зубы, но его язык уже успел проникнуть в ее рот. Лавина темного наслаждения едва не лишила ее сознания.

Он отстранился от нее:

— Я бы сказал, что вы ответили на мой поцелуй, маленькая притворщица.

Соня подняла руку с явным намерением оставить отпечаток своих пальцев на его лице. Дэвид перехватил ее запястье:

— Не надо со мной воевать, Соня!

— Молиться на вас я тоже не собираюсь! Может, я выйду за Маркуса специально — назло всей вашей семейке, леди Палмерстон, которая так добра ко мне, всему вашему кругу и этой ведьме Поле Роландс! Идите и хватайте ее, но меня… меня вы не получите!

— Вы так уверены? Вы уверены, что хотите ссориться со мной?

Она рассмеялась, вздернув подбородок:

— В жизни мне не раз приходилось сталкиваться с подонками. Так что у меня есть опыт.

Эти ее слова сразу заставили его стать серьезным.

— Если у вас возникнут проблемы — любого рода, — вам лучше связаться со мной. Кем бы я ни был, Соня, но я не подонок.

Глава 5

Соня никак не ожидала, что Пола Роландс появится на пороге ее магазина. Еще один «удачный» день?

И время неподходящее! Через полчаса она собиралась пообедать с Камиллой. С Полой была еще одна женщина, постарше. Обе с хмурыми лицами, одетые явно чтобы произвести впечатление.

«Чертова маман, — подумала Соня. — Сходство — очевидно; выражение лиц — идентично».

Она приветствовала обеих сдержанным кивком. Заканчивая формировать большой букет желтых геликоний, она добавила несколько листьев имбиря, которые создавали очень интересный эффект.

— Ну вот, миссис Томпсон, — Соня подала букет пожилой даме, — можно добавить сюда еще несколько темных листьев филодендрона, если они у вас есть дома. Посмотрите, как это будет выглядеть в интерьере.

Миссис Томпсон кивнула, очень довольная оригинальным букетом:

— Это просто замечательно! Благодарю вас.

— Я рада, что вам понравилось.

Проходя к двери, миссис Томпсон посмотрела на двух модно одетых женщин с надменными лицами. Судя по всему, для них она была невидимкой. Забавно…

Мэрилин Роландс шагнула к прилавку — образ матери, защищающей своего детеныша.

— Послушайте, молодая леди, — начала она без всякого вступления, — то, что вы делаете, просто возмутительно!

Соня выразительно подняла брови:

— Я с вами знакома?

— Вы знаете меня. Я мать Полы.

— Ну а Пола не может за себя говорить? — вежливо поинтересовалась Соня.

— Без шуток, молодая леди, — предупредила Мэрилин. — Наглости я не потерплю. — Ее рука, унизанная кольцами, тяжело опустилась на прилавок. Голубая эмалевая ваза полная белоснежных гардений, подпрыгнув, сдвинулась в сторону. Соня поправила ее.

— Стоит ли мне принять какие-то меры, миссис Роландс? — сказала она. — Здесь есть охранник, патрулирующий эту улицу.

Мэрилин с изумлением откинула назад голову с аккуратной прической:

— Вы мне угрожаете?!

— Я имею полное право отказаться обслуживать некоторых покупателей, которые приходят ко мне в магазин, миссис Роландс.

Наконец Пола открыла рот:

— Никому не разрешу так разговаривать с моей матерью! Мой отец вышвырнет вас отсюда в два счета!

— Сомневаюсь в этом, — сказала Соня.

— Только не надо приплетать сюда моего мужа! — воскликнула Мэрилин.

— Миссис Роландс, я прошу вас уйти, — еще раз повторила Соня.

Мэрилин не отступила:

— Сначала мне нужно, чтобы вы пообещали прекратить ваши игры.

— Какие игры?

Пола торжествующе вскинула руки.

— Разве я тебе этого не говорила, мама? — воскликнула она, как если бы ее нелестное мнение о Соне было доказано.

Мэрилин открыла свою сумочку — конечно же от Шанель — и вытащила оттуда чековую книжку:

— Не пытайтесь вывести меня из себя, молодая леди. Так сколько?

— А сколько вы можете предложить? — прищурилась Соня.

— Я знала, что вы мошенница, — процедила Мэрилин, вложив в эти слова максимум презрения.

— Пятьсот тысяч! — назвала Соня немыслимую сумму.

Мэрилин сдвинула брови:

— Это… приличная сумма. Даже для того, чтобы вы оставили его в покое!

— Кого я должна оставить? Дэвида или Маркуса? — спросила Соня, сдерживая тошноту.

— Обоих. Холт обожает Полу.

— И я не могу оставить себе даже Маркуса?

Мэрилин нахмурилась:

— Вы меня не слышите? Я повторяю — обоих. Они не вашего круга.

— Я уверена, что Холт женится на мне, — подала голос Пола.

Ее мать не мигая смотрела на Соню холодными круглыми глазами — глазами мраморной статуи:

— Двести пятьдесят — мое последнее предложение. Для таких, как вы, это целое состояние. Забудьте про свой магазин. Получите образование. Путешествуйте. А потом устройтесь где-нибудь в другом месте. Одним словом, — она порылась в сумочке, пытаясь найти свою ручку, — мы хотим, чтобы вы уехали. Многие этого хотят. Особенно Вэйнрайты.

— Послушайте меня внимательно, миссис Роландс. — Соня говорила очень тихо, но было в ее голосе что-то такое, что заставило Мэрилин прервать ее поиски. — Я ввела вас в заблуждение. Меня не интересуете ни вы, ни ваши деньги. Я вообще нахожу эту ситуацию в высшей степени недостойной. И единственное, чего я от вас хочу, чтобы вы ушли из моего магазина и никогда больше сюда не приходили.

— Ну уж позвольте! — Миссис Роландс дала выход своему возмущению.

— А я в свою очередь обещаю никому не говорить об этом визите и о тех оскорбительных словах, которые я от вас услышала.

Пола опять подала голос:

— Почему бы тебе просто не отправиться туда, откуда ты явилась? Верно, из какой-нибудь грязной дыры в Европе? Вот и убирайся туда!

— Возможно, мне действительно стоит вызвать охрану.

Миссис Роландс подняла руку:

— Прекрати, Пола! Откуда бы она ни явилась, вряд ли это можно назвать грязной дырой. — Она снова посмотрела на Соню: — Еще раз подумайте над моим предложением, мисс Эриксон. Вы не глупы. Вы скоро поймете свою выгоду. Я мягкая кошечка по сравнению с матерью Холта. Не говоря уж о его отце! Не переходите им дорогу. Я бы вам этого не советовала. Холт для них — все в этом мире. У вас нет никакого шанса получить разрешение войти в эту семью.

Соня посмотрела ей в глаза:

— Вопрос в том, нужно ли мне вообще их разрешение, миссис Роландс.

На выходные Маркус пригласил ее покататься на лодке. Погода была теплой и солнечной.

«Лодка» оказалась быстрой гоночной яхтой, разработанной известным их соотечественником, ставшим потом мировой легендой. Маркус, который выглядел на десять лет моложе в плотно облегающих синих джинсах и в синем с золотыми пуговицами блейзере, с нескрываемой гордостью показывал ей свою «Люси-Анну».

— В свое время я был неплохим яхтсменом. Потом как-то забросил это дело. Сейчас жалею. Дэвид отлично справляется с яхтой. Когда-нибудь он возьмет вас с собой в море. Вы не страдаете морской болезнью?

— Уверена, что на такой прекрасной яхте ее вообще быть не может, — улыбнулась она.

На «Люси-Анне» было три палубы с каютами и салонами. Главный салон был обшит древесиной грецкого ореха с небольшими вставками эбонита. Кроме каюты хозяина было еще четыре каюты для гостей. На кормовой части палубы, выложенной тиковым деревом, куда вел сверкающий стальной трап с поручнем, был сделан трамплин для прыжков в воду — впрочем, для Сони в ближайшее время он не представлял никакого интереса.

— Мы с Люси плавали на ней в Средиземном море, когда у маленького Дэвида были каникулы, — сказал Маркус, улыбнувшись приятным воспоминаниям. — Он был замечательным мальчиком. Замечательным молодым человеком.

— Вы его любите?

— О да! Именно таким мы и хотели бы видеть нашего сына.

Для Сони это оказался прекрасный день. Обед из морской рыбы и водорослей был сервирован на столе из дуба, покрытом толстым стеклом и отделанном эбонитом. Потом из обеденного салона они поднялись на кормовую палубу с удобными креслами вокруг кофейного столика, украшенного низкой черной вазой с желтыми гибискусами.

— Вы выглядите счастливой… — Маркус сказал это таким глубоким голосом, который сразу же выдал его. Соня была в синих джинсах, полосатой майке и белых теннисных туфлях. Простая повседневная одежда для молодой девушки со стройной гибкой фигурой.

Соня медленно повернула голову:

— Так оно и есть. Вы прекрасный компаньон, Маркус. Спасибо, что пригласили меня.

— Я сделаю все, что вы захотите, Соня. Я знаю, что вы меня не любите… Невозможно просить об этом, но… вы чувствуете ко мне хоть какую-то симпатию?

Соня выпрямилась. Это был момент, за который большая часть женщин отдали бы многое. Только она совсем не была уверена, что она одна из них. И ей уже пришлось испытать вкус страсти, как бы ни смущало ее это воспоминание. Симпатия и привязанность — вот какими были ее чувства к Маркусу. Но только не страсть.

«Выкинь из головы все мысли о Дэвиде Вэйнрайте. Сейчас же!» — скомандовал ее внутренний голос.

Мэрилин Роландс имела основания говорить, что Соня никогда не впишется в мир Дэвида Вэйнрайта. В этом она была права. У его родителей были свои представления о будущем их сына…

— Нет, дайте мне закончить! — сказал Маркус, чувствуя ее колебания. — Я богатый человек. Но без любимой женщины я не больше чем обычный бедняк. Я полюбил вас сразу же, как увидел…

— Маркус! — Она умоляюще протянула к нему руки. Как она могла обидеть этого замечательного человека? Он любил ее. Он хотел ее. И что очень важно, мог защитить ее. Ведь Ласло не успокоится, пока не найдет ее. Соня постоянно жила в страхе, что он уже где-то рядом…

— Пожалуйста, послушайте! — взмолился Маркус. — Вы ничего не рассказываете о себе. Я по опыту знаю, люди, которые пережили что-то тяжелое, никогда об этом не говорят. Они просто не могут. Вас что-то мучает, что-то, что случилось в прошлом. Но мне все равно, что это. Мне все равно, что вы сделали — если вы вообще что-то сделали. Я хотел бы на вас жениться, Соня. Я хотел бы заботиться о вас. У меня есть еще время, чтобы стать отцом ребенка. Поверьте мне, Соня, вы ни в чем не будете нуждаться! Вам не нужно отвечать мне сейчас. Я вижу, для вас это неожиданность, но вы подумайте…

Она с трудом сдержала слезы:

— Маркус, вы делаете мне честь. — В то же время она не могла избавиться от ощущения, что на самом деле ему скорее нужна дочь. Этот мужчина был страшно одинок.

Маркус будто угадал ее мысли.

— Соня, я люблю вас как женщину, — сказал он. — Прекрасную, талантливую женщину, и очень надеюсь, что вы станете матерью нашего ребенка. Вам не нужно беспокоиться, что я не смогу вам его дать. Бедная Люси не отличалась крепким здоровьем. Она не могла забеременеть. Но я уверен, она хотела бы видеть меня счастливым.

Чувства захлестнули Соню. Она вспомнила, какой была ее жизнь… Маркус мог все изменить. Она решила быть искренней.

— Маркус, — сказала она, — ваша семья может отнестись ко мне с подозрением. Вы богаты. Вы старше. Они забросают вас вопросами.

— И пускай! Мне все равно, что кто-то может сказать. Мне даже все равно, чем там озабочен Дэвид. Я люблю вас.

«Значит, Дэвид, предатель, уже успел доложить о своих подозрениях?»

— Ни один из Вэйнрайтов не имеет надо мной никакой власти, — твердо сказал Маркус. — В то время как вы имеете. — Он взял ее за руку. — Если вы выйдете за меня замуж, я сделаю все, чтобы вы чувствовали себя в безопасности и были счастливы. Клянусь в этом!

Проходили дни. Почти все время Соня была занята в магазине.

В середине недели Маркус пригласил Соню на обед в один из тех шикарных ресторанов, где обычных людей цены сразу бы привели в шок. Маркус был очень красив в своем дорогом костюме, его лицо светилось от гордости и удовольствия, что Соня составила ему компанию.

Ситуация, такая торжественная для Маркуса, давила на Соню тяжелым грузом.

«Чем дольше откладывать, тем тяжелее это будет сделать. Для тебя и для него. Ты должна дать ему ответ».

Сначала им подали маленькую горку кусочков свежих овощей с изысканной приправой — все очень вкусно. Соня потянулась за своим бокалом и в этот момент заметила, как метрдотель показывает столик высокому красивому мужчине и его изящной подруге.

И в тот же момент она приняла решение: «Это должно быть — нет. Выйти замуж за человека, которого ты не любишь, и на каждом семейном празднике видеть того, к кому тебя неимоверно влечет? Полное безумие!»

— О, это Дэвид! — воскликнул Маркус, вставая, чтобы привлечь внимание племянника. — Дэвид! — позвал он. — С ним Эмма Кортни. Милая девушка. Она без ума от него, говорят. Кому, как не мне, знать о таких вещах! Я-то без ума от вас, Соня. — Он рассмеялся, румянец выступил на его впалых щеках. — Я познакомлю вас.

Соне хотелось этого меньше всего. Она откинулась назад, отчаянно надеясь придать своему лицу невозмутимое выражение.

«Дэвид Вэйнрайт рано или поздно женится на молодой женщине из своего круга, вероятно похожей на ту, с кем он пришел сегодня. И мне нужно это усвоить».

Держа Эмму под руку, Холт шел к столику своего дяди.

Увидеть Соню снова было все равно что получить удар прямо в сердце.

«Глупец!» — шепнул его внутренний голос, предупреждая, какой это может оказаться пыткой.

На ней было простое маленькое черное платье, но сияющая красота и цвет волос заставляли ее наряд выглядеть так, как если бы оно стоило миллион, Маркус светился от гордости. Было видно, что он готов сделать все для нее. А если нужно, то положить к ее ногам и свою жизнь…

Дэвиду пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы хотя бы просто поздороваться.

Маркус обнял его за плечи:

— Какая приятная неожиданность увидеть тебя здесь! Ну, а как вы, Эмма? Выглядите прекрасно. — Маркус сделал движение, чтобы поцеловать Эмму в щеку. У нее были рыжие волосы и блестящие синие глаза.

— Соня. — Холт приветствовал ее, слегка наклонив голову. Она ответила ему надменной улыбкой.

«Все так же продолжает изображать из себя аристократку, чего бы ей это ни стоило, — подумал он. — Но нужно отдать ей должное, представление превосходное».

— Я бы хотел познакомить вас с Эммой Кортни. Эмма, Соня Эриксон.

Эмма получила искреннюю улыбку.

— Рада с вами познакомиться, Эмма.

— Я тоже. Много слышала о вас. — Эмма смотрела на нее с восхищением.

— Я так понимаю, это Дэвид вам обо мне рассказывал? — спросила Соня, по-прежнему улыбаясь.

— Только хорошее. — Улыбка Эммы чуть дрогнула. Это могло означать, что она успела обменяться на ее счет парой слов и с остальными, вроде Полы Роландс.

Еще несколько любезностей — и они двинулись к своему столику. Эмма обернулась и дружески помахала им рукой.

— Милая девочка, — заметил Маркус. — Я рад, что с Полой у него ничего серьезного. Следует быть осторожнее с этими Роландсами. Хотя, надо признать, временами Пола бывает очень даже милой, когда в настроении. Эмма должна быть внимательной: Пола ужасно ревнива, стоит кому-нибудь даже просто взглянуть в сторону Дэвида.

— Тогда бы ей пришлось трудиться не покладая рук. Каждая женщина в этом зале подняла глаза, стоило ему только здесь появиться.

— И вы тоже? — Маркус пристально посмотрел на нее.

— Почему бы и нет?

— Было бы неплохо встретиться с ними после обеда. Сходить куда-нибудь. Как вам идея?

Нет, этого она бы точно не вынесла!

— Никаких ночных клубов, Маркус, — сказала она, изображая сожаление. — Я должна быть хорошей девочкой и пораньше лечь спать. Завтра мне с утра на работу.

— Конечно, дорогая. — Его ладонь накрыла ее руку. — Хотя, надеюсь, у вас найдется минут десять, чтобы заскочить ко мне. Я хотел бы кое-что показать. Разумеется, потом Дженсен отвезет вас домой.

— Десять минут, Маркус. Не больше.

— Отлично! — Его бокал с легким звоном коснулся ее бокала.

Ее букеты, с удовлетворением заметила Соня, имели по-прежнему свежий вид. Маркус весь так и светился. На его щеках — необычный для них румянец. Учитывая его сдержанный характер, это явно говорило о том, что он взволнован. Может быть, Маркус приобрел какую-то новую картину? Она знала, что он был заядлым коллекционером. Может быть, для нее?..

— Присядьте сюда. — Он пододвинул ей кресло, обтянутое голубым шелком. — Вчера мне приснился замечательный сон. Мне приснилось, что вы ответили «да» на мое предложение. На следующий день я пошел и купил вот это. — Он достал из нагрудного кармана пиджака маленькую коробочку. — Не Фрейд ли говорил, что мы должны верить в наши самые яркие сны? — И, не ожидая ответа, добавил: — Соня, моя дорогая девочка, я хочу, чтобы вы носили это кольцо в знак моей бесконечной любви. Дайте мне вашу руку. Я уверен, что оно подойдет.

Существует ли какой-нибудь тактичный способ отказа? Нет — простой, короткий ответ. Только ни за что на свете она не могла заставить себя произнести это слово.

— Ну вот! — удовлетворенно произнес Маркус. — Что я говорил! Превосходно! Как вы думаете?

Соня была поражена. Бриллианты сияли, словно кусочки арктического льда. Она встала, чувствуя себя, словно ее сердце вот-вот покинет грудь.

— Маркус, это… то, что я думаю?

— Моя дорогая девочка, вы знаете, что это кольцо в честь помолвки, — сказал он с ласковой снисходительностью. — Я действительно хочу жениться на вас. Если бы я еще помедлил, появился бы риск, что какой-нибудь счастливчик перехватил бы вас. Нет, я не мог этого допустить. Вы — мой единственный шанс быть счастливым.

Она поняла, что Маркус может не вынести отказа.

— Вы не любите бриллианты? — спросил он, заметив ее смущение. — Потом у вас будут и изумруды.

В ее глазах отразилось отчаяние.

— Нет, дело не в бриллиантах, Маркус, — медленно проговорила она, все еще не зная, что же ей делать. — Просто… — Она запнулась, увидев, как Маркус схватился за грудь. — Маркус, что с вами? — Она вскочила, подхватила его. — Вам больно?

— Ничего, ничего. — Он пытался превозмочь боль. Румянец на его щеках сменился мертвенной бледностью.

Соня приняла решение:

— Я вызову скорую. Вам нужно в больницу.

— Нет, нет… Я запрещаю… — выдохнул он. — Так… немного заболело. Ничего серьезного… Скорее всего, просто изжога. Десерт был слишком жирный.

Ее это не успокоило.

— Нужно, чтобы вас как можно скорее осмотрел врач, — продолжала настаивать она. — Дорога каждая минута. Дайте мне позвонить в скорую помощь.

— Нет, — повторил он. — Я уже чувствую себя лучше. У меня легкая анемия… ну, знаете, в общем, не хватает железа.

— А что насчет доктора? Я могла бы позвонить ему. Еще не поздно. Я не могу вас так оставить, Маркус! Вы принимаете какие-нибудь таблетки? Я сейчас принесу воды.

Он с трудом опустился на диван:

— Можно позвонить Дэвиду. Но только без паники. Это не сердечный приступ, если вы об этом беспокоитесь. Я знаю симптомы. Может быть, это просто от перевозбуждения.

Соня побежала на кухню, налила стакан воды.

— Какой телефон у Дэвида? — спросила она, вернувшись в комнату. Она ослабила узел его галстука, расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и сунула ему в руку стакан воды. — Лекарства? Где лекарства?

— Все нормально, Соня… Пожалуйста, не беспокойтесь…

— Я позвоню Дэвиду. — Она пошла на кухню, нашла в телефонной книжке номер Дэвида. Ее руки дрожали. Ей совсем не нравилось, как выглядел Маркус. Нужно было бы сразу вызвать скорую помощь, несмотря на его возражения.

Дэвид, возможно, был все еще с Эммой. Он ответил после четвертого звонка.

— Это Соня, — сказала она, не пытаясь скрыть волнения. — Я в доме у Маркуса. Ему стало плохо. Он не разрешил вызвать скорую. Ему нужны вы. Я хочу позвонить его врачу.

— Оставьте это мне, — быстро сказал Дэвид. — Я буду через десять минут. Я тут рядом.

Когда Соня вернулась в гостиную, Маркус все так же сидел на диване — спина согнута, правая нога вытянута вперед.

Она села рядом:

— Дэвид уже едет. Он собирается позвонить вашему врачу. Они скоро здесь будут. — Она взяла его за руку. — Я люблю вас Маркус, — услышала она свой голос. — Вы замечательный человек.

Они так и сидели, держась за руки, когда в дверях появился Дэвид с врачом. Дэвид остановился рядом, а врач наклонился над Маркусом и провел быстрый осмотр.

— Я заберу тебя в больницу, приятель, — сказал он. — На всякий случай.

— Я не хочу туда ехать, Барт. Просто посижу немного, и все пройдет.

— Поверь мне, Маркус, тебе нужно в больницу. Дэвид уже вызвал машину… Вот, кажется, она подъезжает.

— Мы поедем за вами, — сказал Дэвид, гладя, как Соня начала осторожно высвобождать свою руку из руки Маркуса. На безымянном пальце блеснул крупный бриллиант.

Беспокойство за Маркуса соперничало с горькой злостью. Теперь у него было доказательство. Дэвид едва мог смотреть на нее.

— Ну и что вы думаете? — попытался улыбнуться Маркус. — Через полчаса я буду в порядке.

— Пока ясно одно — ты совсем о себе не заботишься, — сказал Барт Эббот. — На ночь ты останешься в больнице. Я еще должен сделать несколько анализов.

Глава 6

Через несколько минут Маркуса забрали. Соня почувствовала некоторое облегчение — выглядел он немного лучше, к тому же в больнице он будет под присмотром.

Дэвид словно не замечал ее.

— Я возьму такси, — сказала она, когда они вышли.

— Вас ограбят с этим кольцом, — буркнул он. — Вы поедете со мной. — Он взял ее за руку.

Презрение в его голосе заставило ее вскипеть:

— Уберите свою руку!

Он остановился:

— Не начинайте здесь. Не начинайте сейчас. Я отвезу вас домой. У меня нет выбора. Я никогда не оставлю женщину одну ночью на улице. Кроме того, Маркус ждет, что я о вас позабочусь. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы обеспечить безопасность его невесте.

— Не невесте, — отрезала она.

— А разве это кольцо не знак обручения? Когда мы будем в машине, я еще разок на него взгляну. Может, это просто знак величайшей дружбы на все времена?

— Может, как раз это оно и обозначает!

Он открыл машину.

— Залезайте!

Протестовать было бесполезно.

— А вам не интересно услышать мою версию этой истории? — спросила она, пытаясь непослушными пальцами застегнуть ремень безопасности.

Глухо выругавшись, он застегнул ее ремень и включил зажигание.

— Что с вами такое, черт возьми? — спросил он со злостью.

— Я могла бы задать вам тот же вопрос, — сказала она, отказываясь дать ему преимущество. — Вы взвинчены не только из-за Маркуса. Кольцо — вот что не дает вам покоя… — Она запнулась. — А у него раньше были проблемы с сердцем?

Дэвид не отвечал, пока они не выехали на дорогу.

— Во всяком случае, я о них не знал. Барт прав. Маркус за собой абсолютно не следит. После смерти Люси мы все боялись, что он решил совершить что-то вроде медленного самоубийства. Я знаю, что ему нужно было провести курс инъекций витамина В12… Потом железо… Но, черт возьми, критический поворот произошел потому, что он весь выложился. Из-за вас!

— Правильно. Валите все на меня. Это не неожиданность по сравнению с этим кольцом. Вам нужен козел отпущения. Но ведь ему же только пятьдесят пять, а не семьдесят или восемьдесят! — Она прерывисто втянула в себя воздух. — И я еще не дала своего согласия. И не заслуживаю, чтобы меня оскорбляли! Маркус попросил меня заехать к нему на несколько минут. Мы прошли в гостиную. Я села. Потом Маркус опустил руку в карман и, прежде чем я успела что-то сказать, надел мне на палец кольцо. Все.

Он хмыкнул:

— У вас от такой неожиданности, наверное, все в голове помутилось, дорогая.

— Сейчас не время ссориться. Я очень беспокоюсь за Маркуса. Он хороший, добрый человек, но я не просила его влюбляться в меня. Я даже не сразу поняла, что происходит…

— Но потом вы все же поняли, Соня. Вы знали, что Маркус у вас в руках. А теперь открещиваетесь от этого.

— Ну так держите его! — буркнула Соня, стягивая с пальца кольцо. — Оно весит, наверное, тонну. Держите! У вас кольцо будет в безопасности. — Она положила кольцо в бардачок.

Он рассмеялся:

— Вы потеря для сцены, Соня. А скажите, в вашей семье не было… психопатов? Наверняка были, даже если о них старались не говорить.

— О да, один точно был, — прошипела она сквозь зубы. — Вы бы и знать не захотели тех людей, среди которых мне пришлось жить, Дэвид Вэйнрайт. С вашим баснословным состоянием, с восхищением и заботой со стороны окружающих, вы бы и знать не захотели таких родственников, какие были у меня.

— Профессиональные мошенники? Криминальная семейка? Кто-то в тюрьме?

— Почему бы вам, черт возьми, просто не вести машину?

Она открыла дверцу еще до того, как машина остановилась.

— Что за глупости? — пристыдил он ее. — Я провожу вас до квартиры.

— Вы останетесь здесь! — Она уже не скрывала своей враждебности. — Вы что, не видите, я просто в шоке!

— Я тоже. Но в отсутствие Маркуса я ответственен за безопасность его невесты, — произнес он с издевкой. — Давайте поднимемся. — Он угрожающе придвинулся к ней.

Если бы она стала сопротивляться, он, наверное, просто перекинул бы ее через плечо и отнес наверх.

Пара с третьего этажа тоже ждала лифт. Они обменялись приветствиями. Молодая женщина не могла отвести глаз от Дэвида. Ее спутник точно так же уставился на Соню, и, когда лифт остановился на их этаже, он забыл, что ему нужно выходить. Его подруге пришлось ткнуть его в бок локтем.

— Я не думаю, — сказала Соня, когда они с Дэвидом вышли из лифта, — что сбилась бы с пути, если бы сама дошла до двери.

Он поднял руку. На его ладони лежало ее кольцо.

— Я не могу оставить это у себя. Кольцо подарили вам.

— Хорошо, я верну его Маркусу! — В ее голосе была смесь отчаяния и злости. — Я не собираюсь оправдываться, но Маркус действительно все преувеличил.

— Да ради бога! Будто вы не знали, к чему все идет! — Он взял ее за локоть, когда они шли по узкому коридору. — Дайте мне ваши ключи.

— Я не собираюсь пускать вас в квартиру!

Дэвид выхватил у нее ключи и открыл дверь. В следующий момент он втянул ее внутрь, замыкая их в тишине квартиры. Запах ее духов повис между ними в воздухе. Наверное, он обладал свойством афродизиака…

Дэвид был охвачен неодолимой потребностью. Он прижал Соню к закрытой двери.

Краска залила ее молочно-белую кожу. Они снова оказались у опасной черты.

— Я жду, когда вы меня остановите. — Кровь стучала у него в висках. Он чувствовал ее всем телом — мягкость женщины против твердости мужских мышц.

Она крутила головой из стороны в сторону, пытаясь ускользнуть от него.

— Даже если бы я закричала, это все равно бы вас не остановило.

— Но вы же не собирались кричать! — Он поднял руки, чтобы удержать ее голову. — Вы в ловушке, Соня. — Ее прозрачные зеленые глаза не отрываясь смотрели на него. — Сколько я вас уже знаю? — вдруг спросил он, вспомнив, что прошло совсем немного времени.

— Может быть, вы знали меня раньше… в другой жизни? — проговорила она, понижая голос почти до шепота.

Еще один трюк? Ее голос очаровывал: легкий акцент, широкий диапазон интонаций, динамика. Вот в чем состоит опасность сильного влечения. Все чувства обострены, и их невозможно контролировать.

— Странно, но я этому верю. — С приглушенным стоном Дэвид наклонил голову, захватывая своими губами ее нежный рот.

Если бы не звонок телефона, он не знал, что могло бы случиться. Одну минуту они наслаждались друг другом, а уже в следующую им пришлось отступить, задыхаясь и дрожа в попытке вернуться к реальности.

— Это телефон, — пробормотала она, чувствуя себя униженной тем, что ответила на его поцелуй.

Он рассмеялся от этого банального замечания:

— Не снимай трубку.

— Я должна. — Она тряхнула головой, пытаясь собраться с мыслями.

Ее ноги казались такими слабыми, что ей стоило немалых усилий добраться до кухни. В трубке раздался знакомый женский голос:

— Соня, это Ровена. Дэвид у тебя? Мне звонили из больницы…

— Тогда вы знаете, что случилось, — сказала Соня. — Маркус нас всех ужасно напугал. Ему стало плохо. Я позвонила Дэвиду. Потом Дэвид отвез меня домой.

— Спасибо тебе, дорогая.

Соня протянула трубку Дэвиду. Он обнял ее за талию, а потом взял трубку. Тем не менее Соня смогла освободиться, дав ему спокойно поговорить.

На балконе было тихо. Растения в горшках, цветы в корзинах, прикрепленных к кирпичной стене. Соня стояла, вдыхая прохладный ночной воздух, на глазах у нее были слезы. Она всегда считала, что плакать — это недопустимая слабость. Да и чему это могло помочь? Годами она убеждала себя, что ничего не боится. Но она боялась.

Сейчас она боялась глубины своего чувства к Дэвиду Вэйнрайту. Она знала, что все равно из этого безумного притяжения ничего не выйдет. Все могло закончиться очень и очень плохо. К тому же она беспокоилась за Маркуса. Беспокоилась о том, что должна сказать ему.

Нужно отдать Маркусу кольцо. Да, Маркусу не следовало принимать ее согласие как должное. Но миллионеры отличаются от обычных людей. Она подняла руки, чтобы вытащить шпильки из спутанных волос, и прижала ладони к лицу. Жизнь часто бывает очень жестокой. Она не любила Маркуса. Во всяком случае, у нее не было к нему никакого романтического чувства. Она любила Дэвида. Но только это был Маркус, кто подарил ей кольцо, кто хотел жениться на ней. Не Дэвид. Дэвиду от нее ничего не нужно. Только секс.

Ее глаза были по-прежнему закрыты, когда он подошел и отнял ладони от ее лица.

— Ты плачешь?

— Это не от счастья, — сказала она, поворачиваясь к нему. — Что мы делаем, Дэвид? Я не вижу никакого выхода.

— Давай сейчас опустим этот вопрос.

— Маркус хочет меня, но я не могу ответить ему тем же, — сказала она, разрываемая болью и жалостью.

— Тогда ты должна сказать ему об этом!

— Ты хочешь, чтобы я сделала это утром? — бросила она с вызовом. — О да, тогда ты вздохнешь с облегчением. Не надо делать из меня дурочку, Дэвид. Сейчас не время расстраивать Маркуса. Ты сам это прекрасно знаешь.

Эта правда взбесила его.

— Мне нужно идти, Соня, — хрипло проговорил он. — Или же в следующую минуту я унесу тебя в спальню.

Откинув назад голову, она посмотрела на него:

— И предашь Маркуса?

— Вот почему я ухожу! — отрезал он.

— Тогда иди… — Ее гнев сменился ноткой грусти. — Чем все это может закончиться, Дэвид?

— Господи, да ты только посмотри на себя! — Голос его был хриплым. — Это и называется любовью, черт возьми! — Он пошел к двери. Ему нужно было уйти от нее.

— Я не выйду замуж за Маркуса, — быстро сказала она ему вслед.

На следующее утро они узнали, что у Маркуса все же был сердечный приступ. Пригласили на консультацию очень хорошего кардиолога.

Соня принесла в больницу цветы и фрукты. Когда она вошла в палату, там была леди Палмерстон — как всегда, очень стильная в своем приталенном костюме: узкая черная юбка и черный с белым жакет.

Лицо Маркуса осветилось.

— Маркус только что сообщил мне, что вы обручились, — строго сказала она, глядя на Соню.

— Я думаю, Маркусу придется дать мне время, чтобы перевести дыхание, леди Палмерстон. — Соня подошла к кровати, чтобы поцеловать Маркуса в щеку. — Как вы себя чувствуете, Маркус?

— Намного лучше. — Его глаза наслаждались ее молодостью и красотой. — Прошу прощения, что я вчера так вас напугал. Кардиолог сказал, что это было только предупреждение. Теперь я собираюсь в точности следовать всем его предписаниям. Жизнь — такая прекрасная штука!

— Я думаю, что первым делом нужно убрать из головы все слишком возбуждающие мысли, — строго сказала Ровена. — Немного спокойствия пошло бы только на пользу.

Маркус замахал на нее руками:

— Этого спокойствия, дорогая тетушка, в последние годы у меня было предостаточно. — Он посмотрел на Соню: — М-м-м… цветы просто изумительны!

— Я принесла с собой вазу, — сказала она, легко дотрагиваясь до его руки. Если бы только он не был влюблен в нее! Ей бы так хотелось, чтобы он был ее другом. — Пойду наполню ее водой.

Через десять минут в дверях палаты появилась медсестра.

— Сейчас время отдыха, миссис Вэйнрайт, — произнесла она вежливо, но решительно.

Лифт на первый этаж был переполнен — посетители, персонал, врач в костюме в тонкую полоску, который держался так, словно был звездой этого шоу. Всюду шум, гам — нигде не найти тихого места. Когда они вышли из больницы и уже направились к стоянке, леди Палмерстон наконец заговорила:

— Не могли бы вы мне сказать, Соня, в чем все же дело? Обручение? — Выражение ее лица было серьезно, но осуждения Соня не заметила.

— Извините, леди Палмерстон, но я не знала, что это может случиться…

— Называйте меня Ровеной, дорогая, — поправила ее леди Палмерстон. — Но Маркус, кажется, совершенно потерял голову. А ведь вы почти еще ребенок…

— Мне двадцать пять.

— О да, это возраст! Маркус вас на тридцать лет старше.

— Ну а что мне было делать? Я думала, что нашла друга. Я не искала себе мужа.

— Боже, Соня, но такая умная девушка должна была бы сообразить, куда это может привести!

— Мне жаль, что я не поговорила об этом с вами раньше, леди Палмерстон. Честное слово, я этого не ожидала. Я ничем не давала ему понять, что наши отношения могут перейти на другую ступень. Простые улыбки ведь не могут считаться поощрением? Наслаждение беседой? Что-то общее в жизни? У меня тоже были потери. Беда в том, что богатые люди уверены, что могут иметь все, что пожелают.

Ровена задумалась.

— Возможно, вы правы, — сказала она. — Но зачем, зачем вы надели на тот вечер изумруды Люси, Соня? Это была огромная ошибка. Вы даже не представляете, сколько слухов вы этим вызвали!

— Слухи меня не убьют. Пусть люди думают все, что хотят. — Соня высоко подняла голову. — Маркус был очень настойчив. Я и не знала, что это за изумруды. В его глазах светилось такое счастье… Возможно, я должна была отказаться, но мне было страшно убрать этот свет из его глаз. Моя вина.

— Не знаю, — тихо проговорила Ровена. — Но из-за этого вы оказались в центре внимания. Все тут же заинтересовались вами. Узнали, что вы работаете в цветочном магазине. С моей точки зрения, вы самый лучший флорист в городе, но вы девушка, которая сама должна зарабатывать себе на жизнь.

— О да, зарабатывать на жизнь так нелегко! И поэтому я составила план, как заманить в свои сети миллионера!

Ровена взяла Соню за руку:

— Дорогая, вы знаете не хуже меня, что это основная цель каждой молодой женщины — найти себе состоятельного мужа.

— Только не моя! — отчеканила Соня. — Так уж случилось, что никто, не исключая и вас, леди Палмерстон, не имеет ни малейшего понятия о моем финансовом состоянии.

— Да откуда же мне это знать? — удивилась Ровена. — Вы же никогда ничего о себе не рассказывали! Я заметила вашу привязанность к Маркусу. Маркус, конечно, не стал бы из вас ничего вытягивать, может, поэтому вы и позволили ему к себе приблизиться. — На секунду она замолчала. — Но сейчас с вами я, дорогая. Вы мне нравитесь. Более того, ваша судьба мне небезразлична. Я готова понять, как вы смогли найти место в сердце Маркуса. Но ваша жизнь до того момента, как вы появились в этой стране, просто закрытая книга. Вы имеете высокое происхождение… — Она остановилась, заметив, как изменилось лицо Сони.

— Я обещаю вам, леди Палмерстон, рассказать о себе все… когда это будет возможно.

Через два дня после того, как Маркуса Вэйнрайта выписали из больницы, у него случился еще один, на этот раз фатальный, приступ. Тем не менее его смерть явилась для всех шоком.

Дэвид первым узнал о смерти дяди от экономки, которая нашла своего хозяина утром лежащим на краю постели.

С этого момента Дэвиду предстояло все взять в свои руки. Его родителей, конечно, нужно было известить в первую очередь. Ожидалось, что они прилетят первым же рейсом. Разумеется, по телефону он не сказал, что Маркус был влюблен в молодую женщину моложе его на тридцать лет. И что даже обручился с ней, подарив ей баснословно дорогое кольцо с бриллиантом. Это могло подождать. Сначала нужно было собрать всех Вэйнрайтов.

Но хуже всех придется Соне, если только ему не удастся взять под контроль медиа.

По своему долгому опыту Дэвид знал, что не удастся. Что же касается завещания… Если Маркус был так уверен, что может уговорить Соню выйти за него замуж, не мог ли он заставить их семейного адвоката переписать завещание? В таком случае Соня наверняка окажется наследницей. Он знал, что в прежнем завещании основным наследником был он, Дэвид. Маркус сам говорил ему об этом. Если Маркус переписал завещание, то оно могло бы быть оспорено в суде — если бы до этого дошло дело.

Маркус был больной человек, можно сказать умирающий, до безумия влюбленный в женщину моложе его на десятки лет. Маркус, скажем так, находился в состоянии легкой невменяемости. Как может неизвестная молодая женщина без всякого прошлого клясться, что она имеет право на значительную часть его состояния? Вывод очевиден — Соне пришлось поработать над Маркусом, чтобы тот изменил завещание в ее пользу.

У Дэвида пересохло во рту, когда он представил, что подумают обо всем этом его родители. Они были довольно вспыльчивыми людьми, и обходиться с ними нужно было почтительно и осторожно. Горе легко могло перейти в гнев.

Он не хотел разговаривать с ней по телефону. Это было бы слишком жестоко. Чтобы не тратить время на поиски парковки, он взял такси и поехал к торговому центру, где находился ее магазин.

Одного взгляда на его лицо Соне оказалось достаточно, чтобы понять, что случилось что-то ужасное. Сердце ее застучало о ребра. С утра в магазине было много работы, и лишь сейчас наступило временное затишье.

— Что-то с Маркусом? Приступ повторился?

Даже под загорелой кожей было заметно, как он бледен.

— Хуже. — Он встретил ее взгляд, чувствуя одновременно и горе, и стыд. Он и сейчас хотел ее, как не хотел ни одну женщину. — Мне нелегко тебе это говорить, но… Маркус умер.

— О нет… Боже, нет! — Она покачнулась и схватилась за прилавок. — Как… как это могло случиться? Его ведь выписали из больницы. Я сама с ним разговаривала вчера вечером.

— Не знаю, но… но сейчас нам нельзя терять время. Мы должны уйти отсюда.

— Я в любом случае не могла бы остаться. — Соня была совершенно убита.

— Да, тебе придется закрыть магазин. — Услышал он свой хриплый голос. — Я помогу тебе. Нужно успеть это сделать, пока кто-нибудь не пришел. Как только это известие появится в новостях, ты уже не сможешь сюда вернуться.

— Господи, как это ужасно… — простонала она. — Ты думаешь, это я убила его? — Ее всю трясло, казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Не надо казнить себя, — быстро сказал он.

— Как… как он умер? — Она всеми силами пыталась не разрыдаться.

— Его нашла экономка. Судя по всему, Маркус умер во сне.

— О боже… Леди Палмерстон уже знает?

— Еще немного — и каждый будет знать об этом. Ты должна уйти отсюда. Я сам должен уйти отсюда. Мы слишком известные люди. — Худшего сценария нельзя было и придумать.

На следующий день несколько фотографий Сони появились в газетах и в Интернете. И на всех она выглядела как кинозвезда.

Настоящая конфетка — таково было общее мнение. И всюду под руку с Маркусом. Рядом с Дэвидом Маркус казался еще старше. На снимке они смотрят друг на друга, сидя за столом вместе с другими знаменитостями на самом шикарном вечере года. На том самом вечере, когда на Соне был замечательный изумрудный комплект — колье и серьги Люси. Выражение ее лица на всех этих фотографиях было полным холодного достоинства, словно это достоинство было у нее в крови.

В Нью-Йорке стоял промозглый холодный день. В Центральном парке Ласло Андраши фон Ньюманн молча смотрел, как к нему приближается высокий крупный мужчина, одетый в серое пальто и темную меховую шапку, закрывающую уши. Мужчина остановился и вытащил из глубокого кармана коричневый конверт. Андраши фон Ньюманн уже видел эти фотографии. Эта женщина определенно принадлежала к его семье. И к его величайшей радости, она оказалась его исчезнувшей кузиной. Несколько фотографий были сделаны на улице, остальные — из австралийской прессы.

Значит, вот она, юная леди, которая хотела поиграть в прятки!

В обмен на конверт он передал мужчине другой конверт, содержащий весьма увесистую пачку денег. Эта информация стоила того. Теперь он знал, что Соня живет в Сиднее под именем Сони Эриксон. Это была удача, что человек, с которым она была связана, оказался известной фигурой, иначе искать бы ее пришлось намного дольше. Она умела путать следы не хуже профессионала. За это он не мог ею не восхищаться.

К нему Америка оказалась благосклонна. К нему и его семье. Но он был венгром. Он хотел вернуться к своим корням. Ласло уже вложил столько денег в эту страну, что смог получить назад свое родовое поместье и титул, где каждая бумага была подписана и скреплена печатью.

Каталин и Лилль, мать Сони, были мертвы. Он, Андраши фон Ньюманн, остался единственным наследником. Правда, была еще и Соня… Впрочем, он не хотел причинять вреда Соне. Все, что она должна, — это отдать ему Мадонну. Он сделает ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Десять миллионов долларов на ее банковский счет? Да, именно так. Разумеется, если она не окажется настолько глупа, чтобы заупрямиться. Из бедной флористки в миллионерши за один шаг! Ее мать и отец погибли. Конечно, она пойдет на эту сделку. В конце концов, они были одной семьей. Он был графом Андраши фон Ньюманн. Этот титул не будет оспорен. Соне не должно быть позволено предъявлять претензии, что она графиня и единственная законная наследница родового поместья. У нее не должно остаться ни единого шанса. Свидетельство Каталин уничтожено. Все ссылки на него бессмысленны. Ее отец, старый граф, который остался во дворце, как и ее брат — наследник Каталин, стали жертвами войны. Что же касается матери Сони — Лилль, то она была все равно что дочь крестьянина.

Ласло в любом случае узнал бы свою кузину — стоило бросить на нее взгляд, как исчезало последнее сомнение, что она из рода Андраши фон Ньюманн.

Телефон звонил и звонил, когда Соня влетела в квартиру. Ее преследовали от самого магазина, куда она вышла за продуктами, — машина с корреспондентами от какого-то телеканала. Все это было очень похоже на то, как на охоте загоняют несчастную дичь.

— Тебе нужно сменить квартиру, — зазвучал в трубке голос Дэвида.

— Я никуда не собираюсь! — сказала она, устояв перед его грозным тоном. — Эти медиаохотники все равно достанут меня где угодно… Твои родители дома? — Фотографии Вэйнрайтов, прибывших в аэропорт, были уже на всех страницах газет. Никаких комментариев от них, конечно. Оба выглядели расстроенными.

Он вздохнул:

— Никто из них не хочет видеть тебя на похоронах, Соня.

— А что насчет тебя, Дэвид? — с нажимом спросила она. Если он скажет, что тоже не хочет ее там видеть, ей придется немедленно выкинуть его из своего сердца.

— Ты имеешь полное право быть там. — сказал он. — Проблема в том, что твое присутствие вызовет общее недовольство.

— Ах, какой ужас! — холодно усмехнулась она. — Маркус хотел бы, чтобы я проводила его. Маркус любил меня.

— Послушай, Соня, я отчаянно устал, — вздохнул Дэвид. — Хотя мне почти тридцать, но мой отец по-прежнему любит мной покомандовать. Да и моя мать тоже неплохо умеет бить в барабан.

— Поэтому ты и будешь во всем им подыгрывать?

— Хватит! Я могу выдержать удар. Просто все это… такая грязь. Ты себе представить не можешь, какой ад тебе устроят журналисты! Поэтому я и хочу, чтобы ты переехала. У меня есть квартира, где ты будешь в безопасности…

— Спасибо тебе, Дэвид! — сказала она с ледяной вежливостью. — Но я не могу принять твое предложение. Я останусь здесь. И я приду на похороны. Твои отец и мать могут ворчать сколько угодно. Я не бесхребетная тварь. И тебя я знаю достаточно — ты так же тверд и крепок, как и твои прославленные родители. Но я постараюсь держаться как можно более незаметно и не делать ничего, чтобы привлечь к себе внимание.

Невеселый смех эхом отозвался в трубке.

— Соня, пора бы знать, что тебе и делать ничего не нужно. Стоит только посмотреть на твое лицо.

— Единственное, чего я хочу, — это выразить уважение Маркусу. Если твоя семья думает, что они кого-то могут напугать, они ошибаются. Я знала действительно ужасных людей, Дэвид. Твои родители — милейшие люди по сравнению с ними.

— А ты не боишься, что пресса может навести на тебя этих ужасных людей? Они с легкостью выйдут на твой след, если им это нужно. Хотелось бы надеяться, что Маркус позаботился о тебе в своем завещании.

— Что, ты об этом еще не знаешь? — спросила она с издевкой.

— Для этого требуется время. — Жгучий жар охватил его. Несмотря на все, что случилось, ему ужасно хотелось увидеть ее. — Соня, я хочу помочь тебе. Ты понимаешь, что тебя будут нещадно преследовать все эти дни?

Боль пронзила ее правый висок. Похоже, надвигалась ужасная мигрень.

— Наверное, это моя судьба, Дэвид. Быть преследуемой. А теперь мы должны попрощаться. Я знаю, ты хотел только добра, но в данном случае я отказываюсь подчиняться. Я буду на похоронах Маркуса.

Глава 7

Соня надеялась, что толпа будет достаточно большой, и это даст ей шанс проскользнуть в церковь незамеченной. Она постаралась придать своей внешности как можно более скромный вид, убрав под черную шляпу с широкими полями свои длинные светлые волосы. К несчастью, результат оказался прямо противоположным. Черное платье и подходящие к нему аксессуары у нее были. Проблемой было то, что черный цвет очень ей шел. Он оттенял цвет ее кожи. Волосы были не видны, но кожу скрыть было невозможно.

Она проплакала несколько ночей. И сейчас чувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Нет, ей нужно сохранять самообладание. Молодая женщина в слезах привлекла бы к себе только ненужное внимание. Впрочем, плакальщиц там было достаточно. В своем роде это чем-то напоминало костюмированное шоу. Среди высокопоставленных лиц присутствовали мэр города и представитель премьер-министра, которого сейчас не было в стране. Маркус Вэйнрайт был уважаемым человеком, членом одной из самых богатых и влиятельный семей.

Она сделала несколько шагов по каменным ступенькам и вошла в церковь. Она не смотрела по сторонам, только вперед. Сильная рука остановила ее. Она подняла глаза, предчувствуя неприятности. Перед ней стоял крепко сложенный мужчина в черном костюме. Это была его работа, поняла Соня, осуществлять наблюдение за толпой.

Мужчина отвел ее в сторону.

— Мисс Эриксон, не так ли? — вежливо спросил он.

— Пожалуйста, уберите от меня руку, — сказала она, не повышая голоса.

— Вам не надо было приходить сюда, мисс. — Ему стоило труда отвести от нее глаза. — К сожалению, семья Вэйнрайт не хотела бы вас здесь видеть.

— Я пришла сюда не ради них, сэр. Я пришла сюда ради Маркуса Вэйнрайта, моего друга. А сейчас, если вы не хотите, чтобы я повысила голос — мне будет жаль, если это придется сделать, — вы уберете свою руку. Маркус хотел бы, чтобы я была здесь. Что, в конце концов, они возомнили о себе, эти Вэйнрайты? — Ее глаза блеснули зеленым огнем.

— О, это фигуры, мисс Эриксон. — Он видел решительность в ее глазах. Было ясно, что этот человек не смог ее запугать. На самом деле он и не хотел этого.

— Ну, так и я тоже — фигура! — сказала она. — Пожалуйста, отойдите от меня. Мне нужно найти себе место, прежде чем они все будут заняты. Я не хочу никого обидеть, но я не позволю, чтобы со мной плохо обращались.

Охранник моргнул. Он отпустил ее руку, изобразив что-то вроде поклона:

— Удачи вам, мисс. Боюсь, она вам понадобится.

Все головы повернулись, когда семейство Вэйнрайт двинулось во главе процессии из дверей церкви. Соня смотрела прямо перед собой. Она не могла видеть гроб. Она не хотела этого. Она чувствовала себя действительно ужасно. Случились три совершенно невероятные вещи: Маркус влюбился в нее; Маркус умер; Дэвид похитил ее сердце, а теперь отвернулся от нее.

Служба продолжалась. Соня пела со всеми вместе, даже не зная слов, но старалась, как могла. Все было как во сне. Она слушала речи, которые произносили о Маркусе члены его семьи, его близкие друзья, все эти большие шишки. Речь Дэвида была самой трогательной. Никто так и не осмелился упомянуть тот факт, что Маркус собирался еще раз жениться. Даже пресса уже не была в этом так уверена. Семья Вэйнрайт решила сделать вид, что Сони просто не существовало.

После окончания церемонии она оставалась внутри до тех пор, пока церковь почти не опустела. Потом встала и направилась к боковой двери, но дверь оказалась закрытой. Это означало, что ей придется выйти через главный вход. Вэйнрайты, по традиции, стояли снаружи прямо перед входом, принимая соболезнования. Дэвид тоже был среди них, мрачно значительный в своем черном костюме.

Глядя прямо перед собой, Соня вышла под лучи солнца. Это могли быть лучи прожектора, потому что гул разговоров в толпе вдруг сменился звенящей тишиной.

Она взяла себя в руки, пытаясь представить, что бы могло устроить ей это семейство, если бы она надела бриллиантовое кольцо Маркуса. У нее до сих пор было это кольцо. Дэвид отказался его забрать, сказав, что раз Маркус хотел, чтобы это кольцо было у нее, значит, так и будет.

Соня была уже на последней ступеньке, когда кто-то схватил ее за руку. Пола Роландс придвинулась к ней, презрительно шепча на ухо:

— Ты все же здесь! Поверить не могу!

— Отойдите от меня. Сейчас же! — Отвращение пересилило чувство осторожности.

Они не видели, как Холт Вэйнрайт быстро спустился по ступенькам, пока не оказался возле них.

— Я отведу вас к машине, Соня, — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Вы же не собирались и дальше в этом участвовать?

Конечно, он имел в виду кладбище.

— Нет, — успокоила она его.

Он повернул голову и посмотрел на Полу. Его глаза холодно блеснули.

— Я и не представлял, что в тебе столько злобы.

— Злобы? — Глубоко обиженная, Пола с изумлением уставилась на него. — Она может быть опасна, Холт! Я же тебе — друг!

— Постараюсь не забыть. — Он придвинулся к ней, по-прежнему держа Соню за руку. — Пожалуйста, не оскорбляй моих родителей, Пола. Не оскорбляй память моего дяди. Просто уйди отсюда, ясно?

Пола покраснела:

— Хорошо, Холт.

То, что осталось от огромной толпы, текло в обратном направлении через дорогу и по другой стороне улицы, где Соня припарковала машину. Толпа включала в себя и фотографов, и телевизионщиков, хотя они и соблюдали определенный такт и старались держаться в стороне.

— Ты был жесток с ней, — сказала Соня, в душе благодаря его за поддержку.

— Пола это заслужила. Что она там сказала, кстати?

— То, что ты и ожидал. Ты думаешь, я толстокожая?

— Я думаю, ты чертовски сильная женщина. Не так уж много людей отважилось бы пойти против моих родителей.

— Ты тоже не из слабых. Иначе бы не был сейчас со мной. Или же это очередной тактический ход? Как можно быстрее убрать меня с глаз долой?

Он видел ее боль, она отражалась в ее глазах.

— Ты должна знать вот что, Соня. Я не хочу, чтобы кто-нибудь на тебя нападал. Хотя бы потому, что тебя любил Маркус.

— Так ты сейчас со мной ради Маркуса?

— Сейчас я здесь ради тебя. — Они уже дошли до ее машины. — Мне нужно поговорить с тобой, Соня. — Он с жадностью смотрел на ее лицо, словно желая впитать в себя каждую его черточку. — Ты сейчас домой?

— Нет, я собираюсь раствориться в пространстве, — зловеще пошутила она.

— Может, на пару недель это было бы кстати.

— Так куда, думаешь, мне лучше отправиться? На север Квинсленда? На мыс Йорк? — Она назвала удаленную часть Квинсленда. — А может, в Тасманию? Прилично отсюда.

— Я мог бы устроить тебя в Порт-Дуглаве. — Дэвид назвал один из фешенебельных квинслендских курортов.

«Господи, как я хочу ее!»

— Проблема в том, что я не большая поклонница солнца. Ладно, что-нибудь придумаю. Вижу, тебе не терпится от меня скорее избавиться.

Он не ответил. «Боже, что мне делать?»

— Соня Эриксон, девушка, которую никто не должен найти. — Она открыла машину и, сорвав с себя шляпу, бросила ее на заднее сиденье.

— Как ты хочешь, чтобы я доверял тебе, когда ты сама мне не доверяешь? Ты ничего не рассказываешь о себе. Что там такого ужасного в твоем прошлом, что ты не можешь сказать? Кто тебя ищет, Соня? Я так понимаю, Эриксон не настоящее твое имя?

— У меня нет имени. — Незачем было рассказывать ему об этом сейчас. — Я в том же положении, что и моя бабушка. Мое свидетельство о рождении потеряно.

Он опустил глаза и посмотрел на нее. На водопад ее волос, освободившихся от шпилек, на ее изумительную светящуюся кожу.

— Это не имеет значения.

— Это имеет значение для меня!

— Завещание будет зачитано сегодня вечером, — сказал он. — Твое имя там тоже есть.

— Ты уверен в этом? — спросила она с усмешкой. — И где я там? В самом верху? Или на втором месте? Нет, Господь не допустит, чтобы я тебя обошла.

— Хоть раз, Соня, будь собой!

— О боже, Дэвид! Ты так говоришь, как будто тебе до этого есть дело. — Она знала, что достигла критической точки в своей жизни. Она должна быть сильной. — Если Маркус и вспомнил обо мне в завещании, я уверена, это можно оспорить. Женщину, оказавшую неподобающее давление на больного человека, легко устранить.

— Дело не в деньгах, Соня.

— И в деньгах тоже! — бросила она со злостью. — Даже миллиардерам не хватает денег. Деньги для них — все! Если Маркус оставил мне деньги, я могу отказаться от них. Или еще лучше — я их отдам. К тому же ты можешь ошибаться.

— Я хотел бы увидеть тебя вечером, — сказал Дэвид, чувствуя напряжение во всем теле. — Тогда бы я мог сказать тебе наверняка.

— Но я не хочу видеть тебя. — Она села за руль с естественной грацией хорошо сложенного гибкого тела, ее глаза блестели от слез.

— Нет, ты хочешь! — Любовь — самое лучшее или самое худшее из увлечений. Можно совсем перестать мыслить здраво.

Она уехала, не сказав больше ни слова.

Среди Вэйнрайтов не было ни одного, чье лицо не выражало бы изумленного недоумения. Вечером семья собралась в библиотеке, чтобы услышать, как семейный адвокат зачитает завещание Маркуса. Холт сидел между своими родителями, время от времени накрывая ладонью руку матери.

Благотворительные заведения, столь дорогие сердцу Маркуса, были одарены очень щедро, так же как и самые молодые члены семьи. Кое-что было завещано его старым друзьям, некоторые суммы — слугам, теперешним и бывшим. Из коллекции картин три самые ценные были переданы в Национальную галерею, а остальные — его матери вместе с бронзовыми статуэтками, которыми она всегда восхищалась. Китайский фарфор, изделия из жадеита и слоновой кости были оставлены Ровене, которая была слишком расстроена, чтобы присутствовать на чтении завещания. Часть ценных бумаг перешла к отцу Дэвида, Роберту. Значительная часть состояния, включая и акции компании, была завещана самому Дэвиду. Ничего неожиданного. Все в семье знали, что он был любимцем Маркуса.

Всеобщее изумление вызвало то, что двадцать миллионов долларов были завещаны Соне Эриксон, никому не известной молодой женщине, по словам Маркуса, «в знак глубокого чувства».

Его родители ничего не сказали, но он видел, как запылали щеки матери и сжались губы отца. Позже мог разразиться скандал. Кто такая, в конце концов, эта Эриксон?

— Одно несомненно, — откомментировала Шарон Холт-Вэйнрайт. — Женщина очень красивая и очень, очень элегантная.

Его мать никогда ничего не упускала.

В полном молчании все разъехались по домам, чтобы обсудить все в тесном семейном кругу. Двадцать миллионов долларов молоденькой флористке?

Да она запросто может скупить теперь весь тропический лес!

— Налей мне виски с содовой, Дэвид. — Плечи отца поникли. Братья были очень близки.

— И мне, — сказала Шарон Вэйнрайт. Она тоже выглядела опустошенной. — Обо всем этом я имею весьма смутное представление. — Она посмотрела на сына: — Как это все случилось, Холт? Наверняка ты что-то знаешь. Конечно, ужасно говорить такое о бедном Маркусе, но он, наверное, совсем потерял голову. Она такая молоденькая, что годится ему в дочери.

— Может, он и хотел иметь дочь, — предположил Роберт Вэйнрайт. — Бедный Маркус был страшно одинок, сколько бы мы ни старались его поддержать. Он ужасно скучал по Люси… Ты что-то хочешь сказать, Дэвид?

— Он подарил ей кольцо, — сказал Холт, который уже давно привык, что родители называли его разными именами. Он протянул каждому по хрустальному стакану. Им придется это узнать. — Кольцо по случаю помолвки.

— Святой боже! — Голова Роберта Вэйнрайта откинулась на кожаную спинку кресла.

— Господи, о чем он только думал? — простонала Шарон. — Сколько женщин по нему сходили с ума все эти годы. Подходящих женщин. Одного с ним возраста.

— Ему не нужна была женщина одного с ним возраста, — сухо заметил Дэвид. — Ему нужна была Соня.

— Можно даже не гадать почему, — проворчала Шарон. — Двадцать миллионов — не так уж мало для работающей женщины.

— Она и не знает еще, что разбогатела, — сказал Дэвид.

— Такая женщина, как она, может запросто окрутить любого мужчину, — цинично усмехнулся Роберт Вэйнрайт. — Нам придется встретиться с этой девушкой, Дэвид. И сделать все, чтобы избежать возможных неприятностей. По крайней мере, ей не нужно будет продавать свою историю какому-нибудь дешевому женскому журналу. Так ты говоришь, она занимается цветами?

— Она собирается возвращать кольцо или думает оставить его у себя в качестве сувенира? — спросила Шарон, не удержавшись от сарказма.

— Она уже пыталась отдать его мне.

— И?..

— Я не взял. Кольцо подарил ей Маркус. Он хотел, что оно было у нее.

— Большая редкость, когда женщина отдает что-то обратно, — задумчиво произнес его отец. — В общем, ты должен устроить нам встречу с ней.

Было нетрудно проследить за его целью от места похорон той большой шишки, с которой Соню, видимо, что-то связывало, до ее дома. Довольно неплохой жилой комплекс, но ничего особенного. Разумеется, ей приходится экономить. Граф знал, что у нее нет денег. Что у нее было, так это икона, которая по праву принадлежала графу. И его задача была вернуть ее. Он не мог просчитаться, и он не просчитается. Граф не терпел неудач. Он будет держать кузину под наблюдением, а потом выберет правильный момент. Он собирался предложить ей изрядную сумму денег в обмен на икону и на обещание никогда не претендовать на поместье и титул Андраши фон Ньюманн.

Не будет никакого насилия. Насилие — это последнее средство. На ее месте он бы ухватился за это предложение. Ирония была в том, что с первого взгляда в ней можно было узнать внучку графини. Фамильное сходство было очевидным.

Глава 8

Дэвид подъехал к Соне около половины восьмого вечера, припарковав взятый напрокат автомобиль рядом с ее домом. Его шикарный «мерседес» был бы здесь абсолютно неуместен и сразу же привлек бы к себе внимание, а он этого не хотел.

Сегодня был один из самых плохих дней в его жизни. Ему пришлось собрать весь свой самоконтроль, чтобы не провалиться в хаос. Соня, Ледяная принцесса, тоже была вся на нервах. Возможно, и она чувствовала себя виноватой. Оба они были захвачены одной безумной, неуправляемой страстью. Была вероятность, что она вообще не захочет его видеть. Особенно после того, как узнает, что теперь она очень богата.

Она открыла ему дверь. Нет, эта женщина могла быть кем угодно, только не авантюристкой. Он сразу же заметил отсутствие ее обычной сдержанности и дразнящего флера изысканности. Ее прекрасные волосы были собраны в хвост, как у школьницы. Лицо бледное, словно лепестки белой розы. Фиолетовое платье с мерцающим орнаментом вокруг овального выреза и по подолу длинной юбки свободно облегало ее гибкую фигуру.

Дэвид почувствовал отчаяние. Он так ужасно хотел ее, что боль была почти невыносимой. Неожиданная смерть Маркуса в чем-то упростила ситуацию. Могли бы они теперь быть вместе?

Он взял ее за руку.

— Ну, как ты? — спросил он.

— Неважно. — Она не сделала никакого движения, чтобы освободить руку, хотя оба они чувствовали, что тень Маркуса еще где-то рядом.

Правила, правила, правила. Самоуважение требовало соблюдать правила.

Соня обнаружила, что у нее существуют два внутренних голоса, которые всегда конфликтовали между собой. Один гнал ее в прошлое, ругая за быструю забывчивость. Другой говорил, что у нее нет никаких обязательств по отношению к Маркусу. Это Маркус вел себя так, как если бы отношения, которые его устраивали, уже были закреплены юридически. Если ее и можно было в чем-то упрекнуть, думала она, так это в неспособности удержать их дружбу в определенных границах.

Голос Дэвида нарушил ее мысли:

— Ты поела?

— Я не голодна… А ты? — Она рискнула заглянуть в его темные глаза.

Господи, как он красив! И в то же время в нем чувствовалось какое-то странное напряжение. Прошло лишь несколько недель, как он впервые увидел ее, но почему-то казалось, что это было очень-очень давно.

— Я спросила: ты поел? — повторила она свой вопрос.

Он покачал головой:

— Мы можем пойти куда-нибудь, но, с другой стороны, нам лучше остаться здесь. У меня даже нет здесь моей машины. Мне пришлось украсть какой-то старый рыдван.

— Ни за что не поверю! — Она провела его в гостиную.

— Ладно, тогда я просто взял ее без спроса. — Дэвид попытался улыбнуться, но это оказалось слишком большим усилием. Он устало опустился на диван.

— Я могла бы сделать нам бутерброды, — предложила она. — Это быстро.

— Не торопись. Ну а если честно, как ты? — еще раз спросил он.

— Не знаю. — Ее ответ был очень тихим. Она прошла на кухню. Он никогда еще не видел ее такой подавленной. — Все это как плохой сон. Я очень хотела, чтобы Маркус был в моей жизни. Но не как муж, а как друг. А теперь я чувствую себя так, как будто предала его.

Он стиснул зубы. А разве у него не было такого чувства?

— Это все равно бы не сработало, даже если бы между нами ничего не было. Я знаю, я виноват. Я действовал под влиянием импульса. Только Маркус не хотел, чтобы ты для него оставалась только другом. Он хотел, чтобы ты была его женой. Ты… говоришь мне правду? В ваших отношениях не было секса?

Она вспыхнула. Тепло мгновенно вернулось в ее тело.

— Думай что хочешь!

Он опустил голову на руки:

— Я устал думать, Соня.

Она вышла из-за стойки:

— Мы оба расстроены. Ты ведь сейчас от своих родителей?

— Разумеется. — Его ответ был намеренно резким. — Час назад было прочитано завещание.

— Скажи мне, что ты получил львиную долю, — съязвила она.

— Я получил, — кивнул он. — Ты тоже получила. Двадцать миллионов.

— Что?! — Она успела отметить какую-то странную жесткость в его лице и тут же почувствовала головокружение. — Двадцать… — начала она. Вся комната словно наполнилась серым дымом, сузив ее поле зрение до крошечного пятнышка.

Дэвид рванулся вперед и успел подхватить ее.

— Соня! — Он разозлился на себя. Прекратит ли он когда-нибудь устраивать ей проверки? Он, конечно, мог бы подготовить ее, но хотел увидеть ее спонтанную реакцию. Его вина. Это был настоящий обморок…

Он положил ее на коврик, что лежал у ее ног. Лечь — самый быстрый способ прийти в себя. Ее глаза были открыты. Значит, это так называемое предобморочное состояние. Вот она нахмурилась, потом попыталась сесть, но он удержал ее, стащив с дивана подушку и подложив ей под голову.

— Все нормально, Соня. Через несколько минут ты будешь в порядке.

Это была полностью его вина. Злясь на себя, он опустился на ковер рядом с ней и лег на спину. Для человека, привыкшего контролировать себя, он справлялся из рук вон плохо. Хорошо, что он еще не переспал с ней. Но даже тем, что он поцеловал ее за спиной Маркуса, он уже унизил своего дядю. Предательство было не свойственно Дэвиду. И он действительно любил Маркуса. Но только Соню он хотел больше.

Никто из них не сказал ни слова. Никто из них не знал, что сказать.

Они лежали рядом, каждый погруженный в свои мысли, которые абсолютно совпадали. Наконец Соня сказала:

— Я не смогу принять такую сумму. Это слишком много. Я не хочу денег Маркуса. Подарок… что-то на память я бы еще взяла, но только не целое состояние! Как я буду жить после этого? Я не собиралась выходить за него замуж.

— Ты уверена в этом? — В нем опять вспыхнула ревность. — Какая неблагодарность!

Она резко выдохнула, заставив себя сдержаться и не повернуться к нему.

Только он сам повернулся к ней:

— Ладно, прости. Я не хотел этого говорить.

— Ты опять. Опять хочешь опустить меня как можно ниже.

— Или жду, когда ты меня опустишь, — пошутил он. — Что меня беспокоит, так это то, что я так мало о тебе знаю, Соня. Тебе придется принять наследство Маркуса. Ты не можешь отказаться от него. Никто не будет оспаривать твоего права. Это было желание Маркуса.

— А мое желание, чтобы он никогда этого не делал! Все возненавидят меня, — сказала она.

— Мне казалось, тебя не волнует, что там кто-то подумает…

— Наверное, я ошибалась. И вообще, я собираюсь встать.

После ощущения невероятного холода ее вдруг опять бросило в жар. Она знала, что это означает. Это был ответ на его близость. Так было всегда с того момента, как они встретились.

— К чему беспокоиться? — К нему вернулся юмор. — Мне нравится здесь. — Он вытянул руку и положил ей под голову. Он был так близко, что мог чувствовать присущий ей сладкий запах. — Что же мне делать с тобой, а, Соня?

— А что ты хочешь со мной делать? — В ее вопросе не было ничего провокационного.

Но это заставило его запаниковать.

— То, что я хотел сделать с тобой, как только тебя увидел, — сказал он, чувствуя, что больше уже не может притворяться.

— Дэвид, опомнись! Ты потерял своего любимого дядю. Я потеряла своего друга. Что, кстати, сказали твои родители?

— Они хотели бы с тобой встретиться.

Ее дыхание замерло.

— Хотят выяснить, что я собой представляю? Как я смогла заставить Маркуса влюбиться в себя? — Она была сейчас слишком расстроена, чтобы демонстрировать свое негодование.

— Что-то вроде того, — пробормотал он.

— Ты сказал им, что Маркус подарил мне обручальное кольцо?

— Я сказал, что ты пыталась его отдать мне.

— Значит, перед ними стоит серьезная задача, — заключила она. — Им просто необходимо узнать, кто такая Соня Эриксон.

— Я уже говорил, что если у тебя есть какая-то проблема, то лучше мне об этом сказать.

Ее взгляд уперся в потолок.

— Возможно, ты переоцениваешь свою важность в моей жизни, Дэвид. Я ведь теперь наследница, верно?

Он усмехнулся:

— Верно. Но неужели ты еще не поняла? Скоро все станет известно. Об этих миллионах, что оставил тебе Маркус, разговоры пойдут по всему городу. Твоя доля намного больше, чем получили другие. Люди начнут искать причину. Что заставило Маркуса оставить молодой женщине, которую он и знал-то всего ничего, маленькое состояние?

— Маленькое? — изумленно воскликнула она. — Двадцать миллионов — это маленькое?

— Ну, вряд ли его можно назвать большим.

Трудно было поверить, что он говорил серьезно. Тем не менее так оно и было. Между ними была вселенская разница. Она без сил села:

— Теперь я, наконец, вижу, кто ты на самом деле. Ты Дэвид Вэйнрайт — наследник огромного состояния.

— Ты только забываешь об ответственности, которая приходит вместе с капиталом, — устало заметил он. — Никто почему-то не говорит о ней. Мой отец всегда находился под огромным давлением. Теперь вот я. В будущем мне станет еще тяжелее. Вопрос не в том, чтобы иметь много денег. А в том, как сохранить их для будущих поколений. И я должен напомнить тебе, что моя семья через Фонд Вэйнрайтов делает немало хороших дел.

— Ладно, признаю свою ошибку. Но… все же это будет хорошей идеей, если ты сейчас уйдешь. Ничего, если я переберусь через тебя?

Он усмехнулся:

— Давай. Перебирайся.

— И переберусь! — Она начала медленно переносить через него свое тело.

Это было ошибкой.

Барьеры были сломаны. Сильное желание не позволило ему поступить по-другому. Несколько мгновений он держал Соню над собой, потом изменил позицию и оказался над ней, удерживая большую часть веса на руках.

Дэвид перемещал свое тело с ловкостью гимнаста, касаясь легкими поцелуями ее лица, подбородка, шеи. Потом он вернулся назад, чтобы обвести кончиком языка контур ее губ.

У нее закружилась голова. Она хотела притянуть его к себе. Стоны, что она слышала, были ее стонами. Ее спина прогнулась, отрываясь от пола, томительная тяжесть между ног перешла в боль.

— Ты такая… красивая, — пробормотал он.

Он знал, что она его хочет. А она знала о его чувстве вины. И разделяла ее. Их дорогой добрый Маркус отравил всю надежду, что между ними могло быть что-то серьезное.

— Как мне перестать целовать тебя? — пробормотал он где-то возле ее горла. — Есть какой-нибудь способ?

— Ты должен дать мне встать. — Она чувствовала жар во всем теле и все же нашла в себе силы выдержать холодный тон.

— Я не пущу тебя.

— Даже если я захочу быть свободной?

Его ответ попал прямо в точку:

— Ты перестала быть свободной с того момента, как наши глаза встретились. Твоя воля сдалась перед твоим желанием, — продекламировал он с шутливой торжественностью.

Она рассмеялась:

— Как и твоя. Хотя я думала, да ты и сам говорил, что являюсь экспертом по части скрытности.

— Скоро мы решим этот вопрос. Сколько еще мужчин целовали тебя?

— Мой отец. Но он давно умер… — призналась она едва слышным шепотом.

Соня никогда раньше не говорила о своем отце.

— Ты мне расскажешь о нем? — Он откатился на пол и оперся о локоть, ожидая ее ответа.

Только она не ответила.

— Дай мне встать, Дэвид, — приказала она.

— Слушаюсь, моя леди. — Он поднялся и помог встать Соне. Но не отпустил ее. Он чувствовал ее дрожь. — Почему бы тебе не прилечь на диван? Я тебя не побеспокою. Я посижу здесь. — Он подтянул к себе кресло. — Ты должна мне рассказать, Соня.

— Любовь — странная вещь, — сказала Соня, садясь не на диван, а в кресло. — С одной стороны, это восторг. С другой — реальная угроза, что в любой момент у тебя ее могут отнять. Для меня любовь — это потеря. Я не говорю о романтической любви. Я защитила себя от нее. Думаю, это разумно. Я не открываюсь перед тобой или перед другими, потому что трудно кому-то довериться…

— Соня, мои родители хотят встретиться с тобой, — сказал Дэвид. — Они могут задать тебе несколько вопросов. Маркус был братом моего отца. Они были очень близки… Моя мать тоже любила его. И его жену. Маркус попросил тебя выйти за него замуж. Он подарил тебе обручальное кольцо. И они… знают об этом.

Ее глаза потемнели.

— Но я пыталась отдать его тебе.

— А кстати, где оно? — вдруг спросил он. — Ценные вещи должны храниться в надежном месте.

На нее словно что-то накатило.

— А хочешь увидеть то, что в сотни раз лучше твоего бесценного кольца?

— Ну, покажи мне… — протянул Дэвид, недоумевая, что бы это значило.

— Наберись терпения. — Она вскочила на ноги и выбежала в коридор.

Через несколько мгновений Соня вернулась, держа в руках какой-то прямоугольный предмет. «Книжка, — подумал он, — или старые фотографии в этой необычной, покрытой кожей коробочке, темно-зеленой, с золотой отделкой?»

Соня села рядом.

— Можешь открыть. — Она осторожно, даже с каким-то благоговением протянула ему коробочку.

Коробочка была очень тяжелой для ее размеров и, казалось, имела почти осязаемую ауру.

— Соня! — На мгновение Дэвид опустил коробочку и посмотрел на нее. В ее глазах стояли слезы. — Что это?

— Открой ее!

— Это… что-то вроде реликвии? — спросил он.

— Открывай. — Ее рука повелительно сжала его руку.

Для нее это было словно пытка.

— Соня, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе. У тебя неприятности?

— Дэвид, я ее не украла, — твердо сказала она.

Он с облегчением вздохнул:

— Слава богу!

Две стороны коробочки открывались словно триптих. Очень осторожно он открыл сначала одну сторону. Потом другую.

Дэвид рос окруженный красивыми вещами. Тем не менее ему не удалось сдержать восторженного возгласа:

— Бог мой! Это подлинник? — Он в изумлении смотрел на очень старую и очень ценную — если не бесценную — икону с ликом Мадонны.

— Не Бог. Мадонна, — сказала она, наклонившись через его плечо.

Такого он не мог себе и представить.

— Но это совершенно уникальная вещь!

Головной убор и платье Мадонны, обрамление по краю триптиха, орнамент с обеих сторон — все было украшено бесценными камнями — бриллиантами, рубинами, сапфирами, изумрудами, жемчугом. Нимб вокруг головы Мадонны был сделан из тончайшей золотой фольги. Ее корона, украшенная бриллиантами, имела безошибочный блеск старинного, высочайшей пробы золота. На прекрасном византийском лице — выражение скорби.

Мадонна была без младенца…

Он пристально посмотрел на нее:

— Ты уверена, что какой-нибудь музей не разыскивает ее, пока мы тут сидим с тобой? Ради бога, Соня, если ты не украла ее — и я тебе верю! — не сделал ли это кто-то другой? — «Наверняка ни из одной страны не разрешили бы вывезти столь ценную вещь, — подумал он. — Польша или Венгрия? Икона явно католическая».

— Не сомневайся в этом, — сказала она, гордо поднимая голову. — Икона не краденая. Она находится в нашей семье уже несколько веков. Это единственная ценная вещь, которую моей бабушке удалось вывезти из Венгрии, когда туда пришли русские… — Ее голос оборвался. Она издала что-то вроде всхлипа, но тут же взяла себя в руки.

— Соня, я ошеломлен, — наконец проговорил он. — Прости, что я так часто иронизировал по поводу твоего аристократического происхождения. Теперь оказалось, что ты действительно аристократка. Не могла бы ты рассказать историю твоей бабушки? Мне это очень интересно.

— Я никому еще об этом не рассказывала. — Соня начала говорить, словно в каком-то трансе. — Имя моей бабушки было Каталин Андраши фон Ньюманн. Она была единственной, кому удалось убежать от русских. Ей помог ее преданный слуга. Мой прадед граф Андраши фон Ньюманн и старший брат Каталин, Маттиас, остались в замке. Брат моего прадеда, Кароль, прихватив с собой, сколько смог, уехал с семьей в Америку. Там они снова разбогатели. Возможно, теперь они богаче, чем Вэйнрайты, — усмехнулась она. — Русские арестовали моего деда и прадеда, и больше о них никто никогда ничего не слышал. Моя бабушка жила воспоминаниями о своей прежней жизни в далекой Норвегии. Ее заставили выйти замуж за одного из родственников верного слуги, когда этот слуга умер. Мою мать тоже выдали замуж, но ей удалось убежать. Она нашла своего спасителя в лице моего отца. Он был австриец, из хорошей семьи и, следовательно, человек влиятельный. До того как мне исполнилось шестнадцать лет, я и не знала о существовании иконы. А через две недели мои родители погибли в аварии… — Она замолчала.

— Мы можем прерваться, если хочешь. — Ему вдруг показалось неправильным заставлять Соню возвращаться к столь болезненным для нее воспоминаниям.

Но она решила продолжить свой рассказ:

— В один день я оказалась сиротой. Я могу поклясться могилой моей матери, что авария была подстроена моим кузеном. Теперь он называет себя графом Ласло Андраши фон Ньюманн, хотя и не имеет права на этот титул, — бросила она с презрением. — Я никогда не чувствовала себя в безопасности даже в этой стране мира и свободы, где каждый может говорить все, что хочет. Мне нужно чувствовать себя в безопасности, Дэвид.

— И ты думала, что с Маркусом ты будешь в безопасности?

— Он многое мог предложить. Я не имею в виду деньги. Я говорю о его доброте, о его желании защитить меня. В конце концов я решила впустить его в свою жизнь. Только потом я поняла, что не могу выйти замуж за человека, которого не люблю. У меня были к нему совсем другие чувства. Вот если бы он был моим дядей, о котором я всегда мечтала!

— Сделай одолжение, начни с самого начала и расскажи мне все об этом Ласло. Где он сейчас живет?

Она вздрогнула:

— Слава богу, не здесь. У него широкий круг интересов в Америке и в Венгрии. Поместье было возвращено ему как законному наследнику, вместе с некоторыми украденными картинами и другими ценными вещами. Он делит свое время между Америкой, страной, которая оказалась очень гостеприимной для него, и Венгрией. Он настоящий венгр. Только вот он хочет получить Мадонну.

Почему бы ему не хотеть? Его глаза слепил блеск множества бесценных камней, украшавших икону.

— Некоторые венгры смогли пережить это время, — сказал Дэвид. — Принцесса Мишель Кент и ее мать нашли спасение в Австралии. Несколько еврейских семей, очень богатых, приехали сюда доживать свои дни. Маркус был знаком с одной дамой из такой семьи. «Великолепная дама» — как он всегда говорил о ней.

— Да, многие европейские и русские семьи имеют такие истории, — кивнула она. — И вот что, Ласло никогда ничего не делает сам. У него есть люди, которые выполняют за него всю грязную работу. Его даже и в Германии тогда не было, когда погибли мои родители. Власти сказали, что это просто несчастный случай. Но я знаю, моя мать очень боялась Ласло… Ладно, я больше не могу говорить об этом.

— Но почему, обладая такими возможностями, Ласло до сих пор не смог… встретиться с тобой?

— Выследить, ты имеешь в виду? — Блеск ее глаз мог посоперничать с блеском драгоценных камней на иконе. — Я была очень осторожна. Кто бы подумал, что женщина, которая работает в цветочном магазине, имеет у себя дома бесценную икону? Почему я такая бедная, если бы могла быть богатой? Другие бы — варвары, конечно, — вытащили бы оттуда все камни, они одни стоили бы целое состояние. Но это кощунство! Икона останется со мной. Я настоящая наследница. Не Ласло. И мы оба это знаем.

«Да, тут могут быть большие неприятности, — размышлял Дэвид. — Соня долгое время находилась в укрытии, но теперь она вышла на яркий свет. И по иронии — из-за связи с Вэйнрайтами. И теперь именно мы обязаны защитить ее».

— Я думаю, тебе нужно уехать из этой квартиры, — сказал он.

Она повернулась к нему:

— Нет!

— Подумай только, твоими фотографиями скоро запестрят все газеты! Вся наша пресса будет из кожи лезть, чтобы узнать о тебе как можно больше. Кстати, как твое настоящее имя?

Она усмехнулась:

— Это имеет значение?

— Разумеется, имеет. — Он говорил жестко, пытаясь достучаться до нее.

— Фон Ньюманн, поверишь ли? Я Соня фон Ньюманн. Семья моего отца имела родство с графами Андраши фон Ньюманн.

— И что, после той трагедии не осталось никаких родственников, чтобы защитить тебя?

— Защитить меня? — произнесла она с горечью. — Заполучить меня. Взять меня под контроль. Выдать замуж за одного из них. Но наследницей была моя бабушка — единственная, кто тогда выжил. Она умерла. Следующая — моя мать. Ты знаешь ее историю. Теперь я. Я графиня Андраши фон Ньюманн, но теперь это не в счет. Ласло не граф, но его это не волнует. Он сам так назвался. Значит, так оно и есть.

Дэвид нахмурился, пытаясь сосредоточиться:

— Итак, скажи мне, чего ты хочешь? Ты хочешь разоблачить своего кузена? Ты думаешь начать дело, которое будет стоить тебе миллионы и длиться годами? Ты можешь унаследовать реальные деньги Маркуса, но из того, что ты рассказала мне, ясно, что Ласло очень богатый человек. К тому же если он уже, что называется, вложился в эту страну, его непременно поддержат.

Ее белые как жемчуг зубы прикусили нижнюю губу.

— Знаю. Я не могу бороться с ним. Мне бы хотелось только доказать, что он не настоящий наследник. И ты прав — это отняло бы у меня годы. Я не хочу возвращаться в Венгрию. Мне лучше остаться здесь. У него есть семья. Он мужчина. Он сделает все, чтобы восстановить поместье. Он может даже называть себя графом, если ему так этого хочется. Но Мадонну Андраши он не получит. Она моя!

— А ты уверена, что икона ему очень нужна?

— Существовало такое предание, что эта икона обладает большой духовной силой. Ласло хочет быть главой семьи. Значит, эта икона должна быть у него. Дело не в стоимости, хотя, возможно, она вообще не имеет цены. Мне говорили, что в нашей семье Мадонну всегда считали самой значительной ценностью.

Он выпрямил спину:

— И где же ты хранишь эту свою бесценную ценность? Только не говори мне, что в собственном комоде.

— Я вообще больше ничего не собираюсь говорить.

— Ага, значит, ты опять решила спрятаться в свою раковину, — сказал он, беря ее за узкую кисть. — Ты не доверяешь мне?

— Я не собираюсь больше ничего говорить, — повторила она. — И можешь передать своим родителям, чтобы они меня не допрашивали!

Ему стоило усилия сдержаться.

— Тебе нужна помощь, Соня. Если ты смогла рассказать это только мне, может, тебе стоит поговорить с психологом? Ты слишком долго держала все это в себе. И эта тайна ожесточила твое сердце.

Она покосилась на него:

— Мне и сейчас не стоило рассказывать. Я старалась не думать о тебе, но ты подбирался все ближе и ближе…

— Надо заметить, это происходило с обеих сторон. — Он выдержал ее взгляд. — Теперь для меня все сразу стало на свои места. Представляю, как это ужасно — все время жить под угрозой, что тебя могут найти.

— Ласло виноват в смерти моих родителей. И он заплатит за это!

«Каким образом?» — подумал Дэвид.

— Вернись к реальности, Соня! Если Ласло пошлет к тебе своего человека, это будет профессионал. Вот поэтому тебе и нужно уйти отсюда.

Она подняла подбородок и с вызовом посмотрела на него:

— Куда, Дэвид? В твою квартиру? В твою постель?

— Давай сейчас прекратим это! Тебя что, когда-нибудь принуждали к сексу?

— Мужчины бывают очень жестоки. — (Он застонал, боясь услышать, что она может еще сказать.) — Ответ на твой вопрос — нет. Я, и ты не ослышался, — девственница.

Несколько секунд он не мог сказать ни слова. Она говорила правду? Эта изумительно красивая двадцатипятилетняя женщина с манерами недотроги и в самом деле ни с кем ни разу не была близка?

— Не знаю, верю ли я тебе? — медленно произнес он. — Не понимаю, как ты могла обойтись хотя бы без пары романов.

Она вскинула брови и презрительно посмотрела на него:

— Двадцать пять — совсем неплохой возраст для девственницы. Я отдам себя только тому, кого полюблю.

— Ради собственного оправдания должен заметить, что ты вела себя со мной как очень страстная женщина. Маркус хотел, чтобы ты стала его женой. Ты сказала ему, что ты девственница?

— Это было не его дело! — отрезала она. — Это касается только меня.

Он отчаянным жестом поднял вверх руки, словно желая крикнуть: «Ну все, хватит!»

— Эти люди… твои родственники, они знали об иконе?

Она покачала головой:

— Конечно нет! Они думали, что икона пропала вместе с остальными ценностями. Но я сама была ценностью. Шестнадцатилетняя девочка. Такая хорошенькая… Хорошенькие женщины всегда ведь желанны, верно?

— «Хорошенькая» — не то слово, — пробормотал он. — Но чтобы убежать, нужны деньги. У тебя они были?

— Были. Не много, но достаточно, чтобы уехать из Европы. Мой отец не оставил завещания. Он не знал, что ему придется умереть так рано. Когда бы мне исполнилось восемнадцать, деньги, конечно, пришли бы ко мне, но до того времени у меня был опекун. Это он… хотел меня. Он тоже был на тридцать лет старше.

— И он не отправился за тобой? — Его голос стал жестче. «Господи, шестнадцатилетняя девочка, потерявшая родителей, испытала угрозу сексуального насилия?»

— Я же сказала, я была очень осторожна. И я могла защитить себя. У меня был пистолет. Пистолет моего отца.

Он был поражен:

— И… он до сих пор у тебя?

— Конечно нет. Я выбросила его в речку, как только почувствовала себя в безопасности. Я не могла бы попасть в эту страну с пистолетом в чемодане. Оружие — это ужасная вещь.

— Я рад, что хоть в этом мы с тобой согласны. — Он посмотрел на нее. — Соня, а ты не могла бы для меня кое-что сделать?

— Я должна сначала узнать, что это.

— Разумно. В общем, я вернусь в дом к родителям, а ты пока поживешь у меня в квартире. Там хорошая охрана. Здесь — нет. Две девушки в холле, можно сказать, были рады пустить меня. А я мог бы оказаться кем угодно…

Она пожала плечами:

— Но ты Дэвид Вэйнрайт. Да, охрана в доме не очень строгая. Вы, австралийцы, вообще не подозрительный народ.

— Тебе нужно собрать какие-нибудь вещи? Я хочу, чтобы ты взяла икону. У меня в квартире есть сейф. А потом ее можно будет положить в банк. Альтернативный вариант: у моих родителей в доме есть специально укрепленная толстым стальным листом комната — в общем, что-то вроде огромного сейфа. Можно отправить ее туда.

— Она должна остаться со мной, — твердо сказала Соня.

— Не волнуйся, никто у тебя ее не отнимет. Если только ты не будешь настаивать остаться здесь. Подумай как следует. Если ты уверена, что Ласло никогда не откажется от мысли найти тебя, то сейчас из-за Маркуса ты, можно сказать, попала в луч прожектора.

— А ты поселишься у родителей? — спросила она, пристально глядя на него.

— Обещаю. Так что можешь не бояться, я не причиню тебе вреда.

— Может, ты его уже причинил… — пробормотала она. — Ладно. Я поеду с тобой. Дай мне только несколько минут, чтобы собрать сумку.

Он сразу же увидел их, как только они вышли из дома. Его объект и высокий красивый мужчина, что был на похоронах, а потом проводил объект к машине. Он знал, кто это. Дэвид Вэйнрайт. Член богатой, очень влиятельной семьи. Отлично сложен и в хорошей форме. Двигается как атлет.

«Ничего, — подумал он, — если надо, я с ним справлюсь».

Глава 9

Дэвид был доволен собой. Соня наконец начала понимать, что значит иметь много денег. Его квартира с видом на гавань была вполне современной, выдержанной в чистых, строгих линиях, с оригинальными работами австралийских художников на стенах.

В гостиной стояли белые диваны, с полдюжины удобных кресел, покрытых ивовыми накидками, два плетеных стула. И все это напротив огромного, во всю стену, окна, выходящего на Сиднейскую гавань.

Гостиную отделял от обеденной зоны ряд массивных деревянных колонн, где в самом центре, прочно опираясь на массивные резные ножки, стоял прямоугольный стол из красного дерева. Другой, поменьше, тоже из красного дерева, был круглой формы. Было видно, что Дэвид, так же как и она, любил дерево. Великолепный пол из дуба был выложен по краю отполированным известняком. Все это очень впечатляло.

— Ты будешь здесь в безопасности. — Глаза Дэвида неотступно следовали за ее гибкой фигурой, осваивающей незнакомое пространство.

— Мне нравится твой дом, Дэвид. — Голос ее был спокойным, но изнутри Соню била дрожь.

Они были одни в его квартире. Какая-то ее часть хотела, чтобы он подхватил ее на руки, унес в спальню и занялся с ней любовью. Другая же часть приказывала, чтобы она взяла себя в руки.

— Ну, это, так сказать, для начала, — улыбнулся он. — Здесь есть еще четыре комнаты для гостей. Пойдем посмотрим, какая тебе больше понравится. Все комнаты подготовлены, белье меняют раз в неделю — все равно, есть гости или нет.

— А куда мы положим Мадонну? — спросила она.

— Верно. Сначала самое главное. Сейф у меня в гардеробной.

— Мы можем ее положить туда прямо сейчас? — Ее изумрудные глаза смотрели на него не отрываясь.

— Конечно. Но я бы посоветовал тебе сначала выбрать спальню. Потом достать икону. А я в это время открою сейф.

— Ты не хочешь, чтобы я знала шифр? — прямо спросила она.

— Если я его тебе скажу, ты можешь заплатить за это своей жизнью.

Соня выбрала первую же спальню, куда они зашли. Он поднял руку и коснулся панели, контролирующей освещение, наполнив комнату мягким золотистым светом. За окном тот же изумительный вид на гавань, широкая постель с темно-золотым покрывалом, низкая, с замысловатой резьбой скамья из красного дерева в изножье, большое удобное кресло с мягкой скамеечкой для ног. Длинная японская ткань обрамляла изголовье кровати, на полу — кофейного цвета ковер в японском стиле.

— Твои гости могут считать себя счастливчиками, — сказала она. — Мне здесь тоже будет хорошо.

— Ну вот и отлично! — Он заставил себя уйти от нее, борясь с желанием.

— Дэвид! — позвала она его через пару минут.

— Ты потерялась? Я здесь, в конце коридора.

Он сказал это так небрежно, словно она была его молоденькой кузиной. Возможно, все эти бурные эмоции были только с ее стороны. Она двигалась медленно, едва не прижимаясь к стене коридора. Ей нужно думать о Маркусе. О Маркусе. Другого выхода у нее нет.

Его спальня казалась огромной, с тем же изумительным видом и широким балконом за окном. Нейтральный цвет стен контрастировал с насыщенным темно-бордовым покрывалом на постели. Подушки из той же ткани лежали на двух больших креслах возле кофейного столика. На столике ваза с единственным цветком — белой орхидеей с тремя изящными лепестками. Рядом женский бюст из бронзы.

— Моя мать, — сказал он, проследив за ее взглядом.

— Красивая… — Соня подошла ближе.

— Ладно, пойдем положим икону в сейф.

Он произнес это так решительно, что у Сони появилось чувство, будто ему хочется скорее отделаться от нее. Гардеробная комната была открыта. Прямо за ней виднелась ванная, выдержанная в таких же тонах, как и вся квартира.

Наклонив голову, Соня прошептала несколько слов по-венгерски и благоговейно поцеловала икону. Это было вопросом фамильной гордости для ее бабушки — научить дочь языку родины, а та, в свою очередь, передала этот язык ей. От отца Соня научилась свободно говорить по-французски и по-немецки. В их семье всегда поощрялось говорить на нескольких языках. Она передала икону Дэвиду, а потом молча смотрела, как он укладывал ее в сейф, встроенный в шкаф красного дерева.

— Спасибо тебе, Дэвид, — прошептала она.

— Угу… А теперь выходим отсюда. — Его лицо было почти мрачным.

— Ты сам решил привезти меня сюда, — сказала она, поворачиваясь к двери. — А теперь думаешь, что сделал ошибку, и злишься.

— Возможно. — Он тоже двинулся к выходу.

— Итак, Мадонна в безопасности! Это все, что имело значение. Мне больше не нужно здесь оставаться. Я буду только рада вернуться домой.

— Правда? — Он развернул ее к себе, чувствуя такую же боль, что и она. Внутри его била дрожь, готовая вырваться наружу.

— Я так же, как и ты, хочу быть от тебя подальше, — бросила она зло.

Ее глаза сверкали, на щеках появился румянец. В гневе она выглядела еще более прекрасной.

— Сколько раз мне это повторять? Я хочу тебя, Соня. Но я стараюсь поступать правильно. Не делай для меня это невозможным. Я и так уже едва соображаю…

Ее глаза казались огромными.

— Спокойной ночи, Соня, — сказал он, не глядя на нее.

— Пожалуйста, Дэвид, не сердись!

— Подойди сюда. — Он подтолкнул ее к панели с кнопками.

— Я думаю, сама разберусь, как с этим справиться, — сказала она со своим приводящим его в бешенство аристократическим апломбом.

— Нет, ты не разберешься! — Он скрипнул зубами, чувствуя себя человеком, идущим навстречу своей гибели. — Просто смотри и слушай.

* * *

Она не отважилась приблизиться к нему. Не отважилась сделать ни шага к человеку, которого любила всем своим сердцем. В жизни Соня мало в чем была уверена, но это она знала наверняка.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Да, это неправильно. Да, это катастрофа.

Словно что-то ударило в него. Он сжал пальцы и стукнул кулаком стену.

— Соня…

— С каждым разом это чувство становилось все сильнее, — сказала она, чувствуя себя обнаженным клубком нервов. Все барьеры были опущены. Поток хлынул. — Это трагедия. Я не хотела этого. Я даже не знаю, как это случилось.

— Соня, я должен идти, — выдавил он из себя.

— Ну и иди тогда! Иди, иди, иди! — закричала она, чуть не пританцовывая на месте. — Я и так терпела тебя здесь, сколько могла!

Ее речь все больше и больше напоминала речь иностранки, ее прекрасный английский ей совсем изменил.

Продолжать больше было нельзя. Малейшая искра могла бы привести к взрыву.

— Вот этот! — Дэвид ткнул пальцем в кнопку. — Потом этот. — Он ткнул в кнопку в следующем ряду.

— Значит, ты собираешься уйти от меня? — спросила она.

Уж не безумна ли женщина, посылающая эти противоречивые команды?

— Уйти от тебя? Извини, но ты сама хотела, чтобы я ушел!

— Не уходи, Дэвид. — Теперь она уже молила его. — Я обидела тебя. Я знаю. Мне очень жаль…

— Соня, если я останусь… — Он замолчал, тяжело дыша, словно бегун после дистанции.

— Останься, — прошептала она. — Ты хочешь меня. Я хочу тебя. Я хочу потерять с тобой свою девственность. Обещаю, что не пожалею об этом.

В его ушах так стучало, что он поднял руки, чтобы закрыть их.

— Все хорошо. — Она подошла к нему и обняла его руками за шею. — Поцелуй меня, Дэвид. — Это была мольба. И в то же время ее голос был самым соблазнительным, что только бывает у женщины. — Обними меня… Люби меня…

Какой мужчина мог бы устоять перед таким приглашением? Теперь Дэвид не колебался ни секунды. Он подхватил ее на руки и понес в свою спальню.

Когда Соня открыла глаза, она не сразу поняла, где находится. Совершенно обнаженная, она лежала на большой широкой постели. Волна жара накатила на нее.

«Дэвид…»

Она положила руку на свой розовый сосок. Он сразу напрягся. Ей было приятно гладить себя. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя до такой степени женщиной. Она больше не была девственницей. Ее состояние было похоже на эйфорию.

— Дэвид! — прошептала она его имя. Дэвид, ее изумительный любовник…

Она перевернулась на спину и чувственно потянулась, уставившись в высокий потолок с лепниной. Мир казался ей совершенно другим. Да, он изменился. Они с Дэвидом занимались любовью. Он начал медленно и нежно, и только тогда, когда она не могла больше сдерживаться, они соединились — ее безумно возбужденное тело уже было готово для него.

— Прости меня, — пробормотал он после.

Простить? За что? Он доставил ей такое удовольствие. Потом они оба заснули. Ее обнаженное тело ощущало вокруг себя его тело, сильная мужская рука обнимала ее. На рассвете они снова занялись любовью с постепенно возрастающим желанием, которое перешло в бурную страсть. Ее сердце было окончательно потеряно. Он забрал себе все: ее душу и ее тело. Каждый его дюйм.

Теперь все зависело от Дэвида. Теперь все придется решать ему. Могут ли они стать парой? Сможет ли когда-нибудь его семья принять ее? Было столько препятствий, которые нужно было преодолеть. Но что бы ни случилось в будущем, никто не мог забрать у нее эту ночь из ночей.

Он чуть не упустил ее, когда она вышла из дома. Она, наверное, вызвала такси, потому что к ней тут же подъехала машина. Должно быть, он стареет. Заснул сразу же после того, как несколькими часами раньше Вэйнрайт уехал на своем большом «мерседесе».

Сейчас она была одна. Это хорошо.

Ему оставалось только следовать за ней. У него было предчувствие, что она решила заехать в свою квартиру. Предчувствие оказалось верным. Никаких вопросов, что эти двое вместе провели ночь. А почему бы нет? Оба молодые, красивые. Он не хотел причинять ей никакого зла. Он был венгром. Он знал все о трагедиях семьи Андраши фон Ньюманн, трагедиях, что преследовали их и после войны. Он знал, что авария, в которой погибли ее родители, была подстроена. Он не хотел этого. Он не был убийцей, но он знал имя того, кто это сделал. У него были доказательства, что граф плохой человек. Страшный человек, даже по его меркам.

Только эта молодая женщина действительно была графиней. Наследницей. Законной наследницей. Когда-то все это имело для него значение. Но с годами он превратился просто еще в одну из пешек графа.

Соня расплатилась с водителем, когда он подвез ее к дому. Ей нужно было забрать кое-что из вещей, если она собиралась пробыть еще какое-то время не у себя. Дэвид хотел, чтобы она осталась в его квартире, но потом было решено, что ей лучше перебраться к леди Палмерстон. Леди Палмерстон сказала, что с удовольствием примет ее.

Почти сразу же перед входом в подъезд Соня услышала позади себя шаги. Она обернулась и увидела следующего за ней высокого, хорошо одетого мужчину. В его движениях, впрочем, не было ничего угрожающего. Он обратился к ней на венгерском. Она не была удивлена, потому что ожидала этого.

— Доброе утро, графиня! Наконец-то я вас нашел.

Его тон был уважительным.

— Чего вы хотите? — спросила она тоже по-венгерски.

— Только поговорить с вами, графиня. — Он отвесил ей полупоклон. — Не надо меня бояться. Я не причиню вам зла. И нет смысла убегать от меня. Я все равно вас найду. Так что давайте считать этот момент пройденным. Я с посланием от вашего кузена Ласло. И пусть это вас тоже не беспокоит. Он тоже не хочет вам зла.

Она горько рассмеялась:

— Так же как не хотел зла моим родителям, да? — В этот утренний час вокруг никого не было. Большинство жильцов — молодые люди — давно уехали на работу.

— Пожалуйста, не пугайтесь! — Он сделал шаг назад, словно не желая стеснять ее. — Мы поднимемся к вам в квартиру. И там поговорим. Я думаю, вам понравится то, что хочет предложить вам граф.

— Нет ничего, что он мог бы предложить мне, — сказала она с холодным презрением.

— Пожалуйста, графиня. Наверху. Вы все равно не сможете этого избежать. Я обещаю, что не причиню вам никакого вреда. Так же как и граф. Насилия нужно избегать любой ценой.

— Только потому, что он знает: на этот раз ничто не сойдет ему с рук. Я говорила о нем с очень влиятельными людьми.

— Давайте поднимемся, графиня, — продолжал настаивать он. — Я передам вам предложение графа. И уйду.

Странно, но она поверила ему. Возможно, потому, что в его манерах чувствовались какие-то остатки достоинства и чести.

Все оказалось так, как она и думала. Ласло нужна была Мадонна. В обмен на это он перевел бы на ее счет в банке сумму, эквивалентную десяти миллионам долларов.

— Это прекрасная сделка, графиня. Вы станете богатой женщиной.

Выражение ее лица осталось бесстрастным.

— Ласло, наверно, сумасшедший, если думает, что я соглашусь.

Мужчина тряхнул головой:

— Но почему, графиня? Вы молодая красивая женщина. Вся жизнь перед вами. Почему эта икона так много значит для вас?

— Вы это прекрасно знаете, — напомнила она. — Вы венгр. Наши иконы много значат для нас. Откуда вы знаете, что не будете наказаны за то, что заберете ее у меня?

Он невесело рассмеялся:

— Я буду наказан, если не заберу ее.

— Не будете, если Ласло окажется за решеткой.

Он покачал головой:

— Этого не случится, графиня. У него слишком много связей. Он отовсюду выкарабкается и всюду вас настигнет. Лучше расстаньтесь с ним по-хорошему. Отдайте ему икону.

— Во всяком случае, сначала я хотела бы получить деньги, — сказала она, надменно поднимая брови. — Он, конечно, родственник, но к тому же еще и чудовище.

— Значит, вы согласны дать ему то, что он хочет? Икона у вас?

— Разумеется, не здесь, — сказала она. — Я не дурочка. Сначала деньги, а потом поговорим. Электронный перевод — это недолго. Я назову вам банк и номер счета.

— Мудрое решение, графиня. — Мужчина встал. Пожалуй, его можно было назвать даже красивым. Светлые волосы на прямой пробор, синие пронзительные глаза.

— Как я могу с вами связаться? — спросила Соня.

— Не беспокойтесь, графиня. Я сам с вами свяжусь. Все, что имеет значение в этой жизни, — это оставаться живыми. Для меня было честью познакомиться с вами. Андраши фон Ньюманн всегда была одной из благороднейших фамилий Венгрии.

Когда Дэвид вошел в дом, Энджи, их экономка, встретив его у дверей, сказала, что родители сейчас завтракают.

— Не надо сообщать обо мне. Я так зайду, — сказал он.

— Я сварю для вас кофе, — предложила Энджи.

Столовая, просторная и со вкусом обставленная, выходила окнами в старый ухоженный сад, которым его мать очень гордилась.

— Что такое, Дэвид? — спросил отец, увидев его. — Ты уже собрался на работу? — Он смерил взглядом стройную фигуру сына в одном из его элегантных деловых костюмов. Дэвид умел одеваться. — Тебе можно было бы не выходить, ты знаешь. Найджел бы тебя заменил.

— Ты уже позавтракал? — спросила мать, которая всегда была рада видеть своего обожаемого сына.

— Энджи готовит мне кофе. — Он сел, поставив рядом со стулом свой кейс. — Я хочу вам кое-что показать. Это нужно отправить в комнату-сейф. Вещь принадлежит Соне. И я уже договорился, чтобы Соня побыла пока у Ровены. Дома у нее небезопасно.

Роберт озадаченно нахмурился:

— Ради бога, Дэвид, не напускай на меня воров и копов! Что там у тебя?

— Сейчас увидишь. — Он наклонился за кейсом. — То, что я собираюсь показать, находится в ее семье уже несколько веков.

— В самом деле? Ты уверен, что это не подделано, так сказать, в процессе? — сказала Шарон. — Хотя Ровена, которая никогда не была дурой, вроде как доверяет этой девочке.

— Я думаю, вы сейчас сами убедитесь. — Дэвид осторожно достал икону и положил ее на стол.

— Вот это? — Вскинув брови, его мать откинулась на спинку стула. — Старая коробка? — Только на металлических креплениях были заметны приметы времени.

Он открыл одну сторону, потом другую. Через высокие сводчатые окна солнце выплескивало свой свет в комнату.

— Боже! — Роберт Вэйнрайт ошеломленно наклонился вперед. — Это же католическая святыня!

— Откуда это у нее? — Шарон была поражена не меньше чем ее муж. — Бриллианты чистейшей воды! — Она легко провела пальцем по ряду прекрасно ограненных алмазов в короне Мадонны. — И другие камни просто чудо! Они одни стоят бешеных денег! Каким образом у молодой женщины, работающей в цветочном магазине, могла оказаться эта вещь? — Она вопросительно посмотрела на сына.

— Давай, Дэвид, вперед. Рассказывай! — скомандовал Роберт Вэйнрайт.

Спустя полчаса родители Дэвида, чье отношение к Соне резко изменилось после рассказа сына, приняли решение заняться ее кузеном.

— Я прямо сейчас сделаю все необходимые звонки, — сказал Роберт Вэйнрайт. — Не думаю, что будет сложно проследить за семьей Андраши фон Ньюманн, начиная с 1945 года. А графа я знаю — он промышленник и чертовски богат, мерзавец!

* * *

Дэвид был уже у себя офисе, когда раздался звонок от Ровены. Она казалась взволнованной, что было на нее не похоже. Его сердце сжалось. Действительно ли Соня находилась в безопасности рядом с Ровеной? Соня натура импульсивная и привыкла рисковать.

— Соня у меня, — тут же успокоила его Ровена. — У нее была одна неприятная встреча сегодня утром.

Его пальцы стиснули трубку.

— Но с ней все в порядке? Ей ничего… не сделали?

— Нет, дорогой. Я бы сразу об этом сообщила. Но Соне нужно с тобой поговорить. Ты можешь сейчас уехать с работы?

Он был уже на ногах.

— Через десять минут я буду у тебя.

Его первой догадкой было, что тот, кто преследовал Соню, оказался в городе и выследил ее. Слава богу, Мадонна была в безопасности в доме его отца. Его отец уже запустил колесо расследования. Не в первый раз Дэвид был благодарен той власти и влиянию, которыми обладал Роберт Вэйнрайт.

— Скажите Прентису подать машину к главному входу, Лиз! — велел он секретарше.

Они сидели в комнате у Ровены. Маленькая сплоченная группа.

— Можешь мне не рассказывать. Я уже догадался, — сказал Дэвид, пристально глядя на ее лицо. — Ты получила известие от Ласло через посредника.

— Он держался со мной очень учтиво, — сказала Соня.

— Тогда он может считать себя счастливчиком, — отрезал он. — Мой отец уже сделал несколько звонков. Он знает твоего кузена. Довольно важная шишка.

На ее лице отразилось презрение.

— Даже самые важные шишки могут быть продажными. В высших сферах всегда коррупция. Повальное бедствие. Коррупционеры под прикрытием красивых лозунгов грабят народ, нарушают законы и преспокойно уходят от ответственности. Это случается каждый день.

— Ну, Вэйнрайтов ты можешь исключить из этого списка, — возразил он, придвигаясь к ней ближе.

— Знаете, — сказала Ровена, — я все время думала, что значит оказаться жертвой, которых было так много в те далекие послевоенные годы? Этот Ласло и в самом деле, должно быть, ужасный человек.

— Он убил моих родителей! — Обхватив себя руками, Соня покачивалась из стороны в сторону. — Его человек предложил мне десять миллионов долларов за Мадонну. Чертовы деньги… — Ее голос сорвался.

— Боже, Соня! — Ровена была поражена.

Глаза Сони встретились с глазами Дэвида.

— Не великое дело! У меня уже есть двадцать миллионов, верно?

Теперь он знал, что на подобные реплики можно не обращать внимания. Это была своего рода защитная реакция, которая говорила об ее опасной жизни в прошлом.

— Конечно, есть, — сказал он спокойно. — Так что ты думаешь насчет этого? Ты хочешь получить деньги и одновременно хочешь оставить и Мадонну?

Она коротко рассмеялась:

— Как ты догадался? Конечно, я оставлю Мадонну! Она моя! А деньги я отдам в какой-нибудь фонд. Помощи бездомным, например. Ты можешь мне в этом помочь, Дэвид?

Он долго смотрел на нее.

— Ты хочешь нарочно поставить себя под удар? Ты же не веришь, что Ласло простит тебе эту маленькую шалость?

— Ему придется, не так ли?

— Моя дорогая… — запаниковала Ровена.

Соня видела, что никого из них ее план особенно не обрадовал.

— Человек, который нашел меня, можно сказать, признал, что Ласло ответствен за смерть моих родителей! — Слезы стояли в ее глазах.

— Боже, какой ужас… — Ровена была поражена историей Сони.

— Но для этого нужен свидетель, нужны твердые доказательства… — Вертикальная морщина появилась между черными бровями Дэвида. — Этот мужчина не будет разговаривать с полицией. Меньше всего ему нужно, чтобы его разоблачили. Что же касается Ласло… Граф уже привык не соблюдать никаких этических норм.

— Так, значит, ты против меня?

Он пересел к ней на диван и взял ее за руку:

— Послушай, главное — успокойся! Мы все на твоей стороне, но это не значит, что ты поступила правильно, сделав вид, что согласна на сделку. Как ты можешь доверять этому человеку? Он же наемник!

— Он не имеет отношения к смерти моих родителей. И он венгр. Я знала, что он не причинит мне никакого зла.

Дэвид не был в этом так уверен:

— Но он поверил тебе? Он решил, что ты увидела для себя в этом какой-то смысл? Он сказал, как свяжется с тобой?

— Нет, не сказал. Он будет наблюдать за мной.

Дэвид мгновенно насторожился:

— Значит, он знает, что ты тут сейчас с Ровеной?

Соня сникла:

— Мне так жаль, леди Палмерстон. Я меньше всего хотела бы подвергать кого-нибудь опасности. Я поеду домой.

— Нет, не поедешь! — сказал он жестче, чем хотел.

Но теперь оставить Соню здесь Дэвид тоже не мог. Ровена уже далеко не молода. Самым безопасным местом был бы, конечно, дом его родителей.

Соня отнеслась к этому отрицательно. Он знал, что она так отнесется.

— Спасибо, но нет, — покачала она головой. — Я не думаю, что твоя мать настолько ко мне расположена, как ты пытаешься меня в этом уверить. К тому же мне нечего бояться. Этот человек не сделает мне ничего плохого. Мадонна защитит меня.

— Ладно, тогда я скажу, чтобы этот дом взяли под наблюдение. — Достаточно было только подключить к этому их службу безопасности.

— Думаешь, это необходимо, Дэвид? — спросила Ровена. — Здесь достаточно хорошая охрана.

— Отец разговаривал с комиссаром. Возможно, нам следует передать это дело полиции, чтобы они составили план действий. Это их работа, и они знают, как ее делать.

— Мне не нужна их помощь! — Соня занервничала, как только речь зашла о полиции.

— Тебе никто не сможет причинить вреда, если я буду вместе с тобой. Когда полиция подготовит свой план, я все равно буду рядом.

Он встал. Ему еще много чего предстояло сделать. Соня тоже встала.

Он обнял ее. Она закрыла глаза и прислонилась щекой к его плечу.

— Ты теперь целый мир для меня, Дэвид, — мягко проговорила она.

Он прижал к себе ее гибкое тело, уткнувшись подбородком в ее волосы.

«Как эти двое подходят друг другу!» — подумала Ровена, откинувшись в кресле. Ее озабоченное лицо озарила улыбка.

Глава 10

Длинноволосый парень с мобильником у уха не обратил на него никакого внимания, когда он вошел в здание. Какой-то парень как раз выходил оттуда, также болтая по телефону.

Как глупа эта молодежь! Словно то, что он хорошо одет, могло служить доказательством, что от него не следует ждать ничего неприятного.

С дверью тоже проблем не было. Через несколько секунд он был уже внутри. Он знал, куда Вэйнрайт отвез ее. И он знал, что у него достаточно времени, чтобы обыскать квартиру. И не оставить после себя никаких следов.

Конечно, он мог бы просто сказать графу, что иконы в квартире нет, но граф никого не слушал.

Прошло двадцать минут. Никаких результатов. Его нелегко было заставить нервничать, тем не менее его все же беспокоил тот факт, что на стороне графини были влиятельные люди. И это была их страна, что давало им большое преимущество.

К тому же сама графиня… Он никогда не встречал таких женщин. Сам он вышел из бедной семьи и покинул свой опостылевший дом, как только ему исполнилось шестнадцать. И десять лет жил, можно сказать, на улице, пользуясь своей силой и смекалкой, а затем граф Андраши фон Ньюманн взял его к себе, услышав о его талантах. Граф был человеком без совести, который думал, что нет ничего преступного в делах, если ты не совершил их своими руками…

Еще пара таких дел — и с него хватит! Он исчезнет. И никто не сможет до него добраться. А граф останется и дальше бесчестить свое прославленное имя.

Они решили вместе поужинать в маленьком ресторанчике на окраине. Им подали закуску, когда зазвонил ее телефон.

Она посмотрела на Дэвида, ее глаза расширились:

— Это, должно быть, он.

— Ответь, — сказал он, зная, что ее мобильник прослушивается.

Втянув через зубы воздух, Соня нажала прием.

— Алло, — сказала она с завидным спокойствием.

Через секунду она подала знак, что это был тот самый звонок, которого они ожидали.

Дэвид смотрел, как Соня говорила, его глаза ни на мгновение не отрывались от ее лица. Было видно, что она полностью себя контролирует. И все же он знал, какой опасности она подвергается. Он не мог понять ни слова. Она говорила по-венгерски, как, надо полагать, и ее собеседник. Могли ли сыграть какую-то положительную роль национальные узы? Он надеялся на это.

Посланник графа передавал свое сообщение спокойным уважительным тоном.

— Теперь вы знаете, графиня, что ваш кузен выполнил свою часть сделки. — Это было правдой. Деньги действительно пришли на ее счет. — Нам осталось организовать передачу иконы. — Он по-прежнему держался уважительного тона. — Она у вас?

— Конечно. — Ее глаза были прикованы к лицу Дэвида. Его присутствие успокаивало, заставляло ее чувствовать себя неуязвимой.

— Мне нужно, чтобы она была у меня завтра, — сказал мужчина.

— Тогда я предлагаю встретиться у фонтана Арчибальда в Гайд-парке.

— Время, графиня?

— Давайте в обед. — Время было установлено заранее. — Скажем, без десяти два.

— Вы придете одна. — Это был не вопрос.

— Разумеется! — сказала она возмущенно, словно он оскорбил ее.

— Никаких людей на заднем фоне. Никакого мистера Вэйнрайта. Я веду с вами честную игру. Вы — тоже. Мы оба знаем, что граф не тот человек, с которым можно шутить.

— Мы оба знаем, что он убийца. Даже если он и платит тем, кто это делает. Советую не опаздывать. Я не люблю, когда меня заставляют ждать.

— Не беспокойтесь, графиня. — Разговор был закончен.

Ее руки дрожали, когда она закрыла телефон.

— Соня! — выдохнул Дэвид.

— Все в порядке. И это потому, что ты рядом.

Его темные глаза блеснули.

— Именно там я и собираюсь остаться, — сказал он. — Я уловил только фонтан Арчибальда, остальное… ну, сама понимаешь.

— Дэвид, я не хочу, чтобы этого человека арестовали.

Минуту он ничего не мог сказать, так его это разозлило.

— Но почему, Соня?

— Я не хочу, чтобы у него были неприятности. У меня нет к нему никаких недобрых чувств. Он отнесся ко мне с уважением. К тому же он ненавидит Ласло.

— Он работает на него, Соня. Он сюда не на прогулку приехал. Ты можешь быть уверена, что на его счету полно грязных дел. Таким людям нельзя доверять.

Она прерывисто втянула в себя воздух.

— Возможно. Не знаю. Людей подчас заставляют вести дурную жизнь, Дэвид. Это у тебя жизнь была счастливой и благополучной.

— Но я все равно не верю, что меня могли бы втянуть в преступную жизнь.

— Ну да, с той колокольни, где ты сейчас, легко судить… Ладно. — Она протянула к нему руку. — Извини. Может, я обидела тебя. Просто я не верю, что он может сделать мне что-то плохое.

Он со стоном сжал ее пальцы:

— Соня! Он сделает то, что ему нужно сделать. Иммиграционный отдел просто хочет немного поговорить с мистером Метсгером. Да, теперь у нас есть его имя. Или, точнее, одно из его имен.

— Как и у меня, — сказала она со странной улыбкой. — Соня Эриксон, Соня фон Ньюманн. И несколько имен между ними… Однажды я даже изменила свою внешность с помощью темных контактных линз. Я почти ничего не видела через них.

Он не мог отвести от нее глаз. На ней было короткое серое кружевное платье — очень женственное, очень соблазняющее. Никаких драгоценностей, кроме серебряного браслета и сережек с капельками горного хрусталя. Свет, отражаясь от граней прозрачного камня, мерцал на ее нежной коже и светлых волосах.

— Пойдем отсюда, — сказал он вдруг, поднимая руку, чтобы принесли счет. — Мне ужасно хочется поскорее оказаться с тобой в постели.

В ее глазах появился дразнящий блеск.

— Так мы к тебе?

— А куда же еще? По правде говоря, для меня просто невыносимо хоть на минуту выпустить тебя из виду.

Соня потянулась и легко провела рукой по обнаженному телу Дэвида.

Он прерывисто втянул в себя воздух.

— Выходи за меня замуж, — проговорил он сквозь дрожь наслаждения. — Но только с одним условием. Чтобы никогда не исчезать.

Она легла на бок, подперла голову рукой:

— Ты думаешь, я когда-нибудь этого захочу?

Он взглянул в это гордо поднятое лицо:

— Ты хочешь узнать правду? Я с ума схожу по тебе. Выходи за меня замуж, Соня фон Ньюманн. Я хочу, чтобы весь мир увидел, как я безумно тебя люблю.

Она опустилась на него, чувствуя своей грудью, как бьется его сердце.

— Ты делаешь мне честь, — сказала она, целуя его в щеку. Потом подняла голову, словно собираясь сделать важное заявление: — Я согласна взять на себя эту обязанность — быть миссис Вэйнрайт.

Голубое небо без единого облачка отражалось в воде фонтана. Горожане гуляли по парку, восхищаясь играющей водой, сидели на лавочках или лежали на сочной зеленой траве, наслаждаясь принесенным с собой ланчем. Несколько таких же, как он, бегали трусцой по дорожкам. Полицейские в гражданской одежде рассредоточились в общей массе.

Он не мог выделить их, как ни пытался. Оставалось надеяться, что и Метсгер не сможет. Его маскировка была тоже совсем не плоха: синяя майка, синие шорты, широкая синяя лента вокруг головы. По крайней мере, пот не будет затекать в глаза. Он решительно настоял на своем участии в операции. Соня была для него слишком важна.

Возле большой клумбы Дэвид замедлил свое движение, увидев, как высокий крупный мужчина приближается к Соне. На мужчине была стильная соломенная шляпа, низко надвинутая на лоб.

Метсгер. Его сердце бешено застучало.

Он наклонился, делая вид, что завязывает шнурок. Со шнурком, разумеется, было все в порядке. Полицейские наблюдали и за ним, и сейчас кое-кто из них наверняка не смог сдержать улыбку. Они, конечно, знали, кто он. Была договоренность, что Дэвид присоединится к операции, но только в том случае, если что-то пойдет не так. Хотя такая возможность практически исключалась. Соня и их объект уже были окружены со всех сторон.

Метсгер в знак приветствия приподнял шляпу:

— Добрый день, графиня. Рад вас видеть, Вы принесли икону?

Она покачала головой:

— Вы что, серьезно думали, что я отдам ее Ласло?

Метсгер казался ошеломленным:

— Но, графиня, вы же получили деньги! Зачем же вы это сделали? Это же безумие!

Ее глаза вспыхнули.

— Зачем я это сделала? Почему вы вообще задаете мне такой вопрос? Икона — фамильная ценность. Она была в моей семье сотни лет. Я законная наследница. Не Ласло.

— Я понимаю, что случилось с вами, графиня. Но вы подвергаете себя большой опасности. А я уже в опасности.

Соня это прекрасно знала.

— Что вам нужно, господин Метсгер, чтобы исчезнуть? — спросила она. Вопреки всему она сочувствовала этому чужому человеку. Возможно, он вел ужасную жизнь, но ей все же казалось, что было в нем и что-то хорошее.

— Много, много денег, графиня. — Страх прокрался в его голос. — Ваш кузен ни минуты не будет сомневаться, что я заключил с вами сделку. Он как безумный. И теперь всю жизнь будет преследовать меня… Ладно. Я должен идти. — Решительным жестом он протянул ей руку.

В это мгновение случилось сразу несколько вещей.

Дэвид сорвался с места, и через долю секунды Метсгер лежал головой в траве. Самый прославленный футболист сборной страны не мог бы сделать лучшего броска. Силач Метсгер обнаружил, что стонет от боли. Было ужасно унизительно, что кому-то с такой легкостью удалось справиться с ним. Сильная нога уперлась ему в спину между лопатками. В рот попали частички травы, заставив его отплевываться.

Четверо полисменов подтягивались к месту действия с разрывающими уши криками «Полиция!».

Толпа зевак с любопытством наблюдала за разворачивающимися событиями. Всем хотелось попасть на первый план в этом наверняка телевизионном полицейском шоу, только вот почему-то нигде не было видно камер. Но ничего необычного больше не произошло, и постепенно все разошлись, возвращаясь к своим прерванным ланчам, с чувством, что их обманули.

Ирония заключалась в том, что Метсгер хотел только попрощаться с графиней, а вовсе не собирался причинить ей какой-нибудь вред. Быстро установили, что он даже не был вооружен. Тем не менее его задержали, хотя и обошлись без наручников. Ему сказали, что он не арестован, но с ним хотели бы побеседовать. Расследование жизни графа Ласло Андраши фон Ньюманн. Метсгер, или как его еще там, был его верным подручным.

Как только их оставили одних, Дэвид заключил Соню в такие крепкие объятия, словно решил ее вообще никогда больше не отпускать.

— Обещай, обещай мне никогда не делать подобных вещей!

— Я же говорила тебе, что он не сделает мне ничего плохого, — сказала она мягко. — А вот ты ударил его!

— Да, я неплохо его приложил, — усмехнулся Дэвид. — Откуда мне знать, что он просто собирался попрощаться? — Обняв Соню за талию, он повел ее к выходу из парка по направлению к Хай-стрит.

Соня улыбнулась ему, чувствуя себя легко и спокойно, как никогда в жизни.

— Ты очень сексуален в этих своих шортиках, — шутливо заметила она. — Тебе очень идет спортивный стиль.

Они шли не торопясь, чувствуя необыкновенное облегчение оттого, что неприятная часть дня уже позади.

— Как ты думаешь, что будет с Метсгером? — спросила Соня. — Мне не хотелось бы, чтобы Ласло добрался до него.

Он уставился на нее:

— Ты же сама, вредная девчонка, отказалась отдать ему икону!

— И к тому же взяла деньги, — сказала она, явно не чувствуя никакого раскаяния. — Но это мои деньги. Деньги, которые украл Ласло. Может быть, я дам часть Метсгеру, чтобы он мог спрятаться там, где Ласло его не найти. В Бразилии… или еще где-нибудь.

— Лучше в Антарктиде, — буркнул Дэвид. — Парень просто влюбился в тебя. И вообще, красивая женщина имеет большую власть. Стоит только посмотреть, что ты сделала со мной.

— Я опоила тебя зельем! И до конца жизни собираюсь держать свой рецепт под рукой, — сказала она с милой улыбкой.

Дэвид остановился на месте, чувствуя себя сраженным. Они стояли под большим раскидистым деревом. Солнечный свет рассыпался вокруг них пятнами. Пели птицы. Казалось, отовсюду на них струилась любовь.

— Лучше навечно, — сказал он голосом, от которого у нее дрогнуло сердце.

— И тебя не волнует, что некоторые могут сказать обо мне?

Он удивленно поднял брови:

— Сказать что? — Он поднял ее подбородок и наклонил голову, чтобы поцеловать. — Все, что они могут сказать, — это что Дэвид Вэйнрайт безумно влюблен в Соню фон Ньюманн и в начале следующего года они собираются пожениться. Тебя это устраивает?

Она могла бы закричать от радости. Ей больше никогда не придется прятаться.

— Больше, чем ты можешь себе представить! Бог, наверное, был очень добр ко мне.

Он поймал ее пальцы и поцеловал их:

— Он был добр и ко мне тоже.

Эпилог

Тремя месяцами позже, во время утреннего чая вместе с Шарон — ее свекровью — и Ровеной, им позвонил Роберт Вэйнрайт, чтобы сообщить свежие новости.

Граф Ласло Андраши фон Ньюманн, чья жизнь и деятельность подверглись серьезному расследованию в Штатах, Европе и Венгрии, погиб, когда его машина врезалась в дерево по дороге в поместье. Расследование еще продолжалось, но наиболее вероятной версией оставалось самоубийство. Узнав об отказе отдать ему икону, граф был разъярен, а потом погрузился в депрессию — после множества нападок на него, особенно со стороны людей одного с ним круга. От суда граф спасся только благодаря сыну Миклошу и четырем внукам, которые жили в Соединенных Штатах.

Соня и Дэвид уже целый год наслаждались своим идиллическим браком, когда дело о законном наследнике венгерского поместья наконец было решено в суде. Американские родственники Сони отказались от него. Они и так достаточно пострадали от тех историй, которые всплыли во время расследования жизни их отца и деда. Суд вынес решение: Соня фон Ньюманн-Вэйнрайт была объявлена единственной законной наследницей.

Соня и Дэвид решили, что прекрасное поместье должно быть открыто для широкой публики, как и многие другие памятники истории.

Теперь Соня и Дэвид, его родители и леди Палмерстон регулярно летали в Венгрию. Они стали очень дружной семьей и еще больше сплотились, когда Соня родила ребенка. У Роберта и Шарон появился первый внук. Это стало поводом для большого праздника. Мальчика назвали Стефаном — в честь отца Сони.

Метсгер, которого полиция вскоре отпустила, таинственным образом исчез. Очевидно, кто-то помог ему. Но имя того, кто субсидировал бегство Метсгера, так и осталось неизвестным.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.