1

Очень долго длился его сон…

Глубоко внизу в мрачном подземелье, на юге, вда­ли от жилья Людей Льда, Тенгель Злой открыл свои древние глаза.

Это происходило медленно, ему стоило большого труда приподнять веки, отяжелевшие от старости и покрытые серым прахом.

Наконец, собрав последние силы, он открыл их. Желтые зрачки с трудом привыкали к сырому полу­мраку, стелившемуся вокруг. Казалось, что Тенгель Злой отвык от света, но на самом деле зрение его было все так же зорко. Он направил свой взор вдаль, к покинувшим его Людям Льда.

Сон его в течение многих столетий не был ровным и одинаково глубоким. Время от времени он бывал потревожен. Кто-то из потомков пытался найти зако­панный котел с водой в долине Людей Льда, и тогда приходилось напрягать все силы, чтобы защитить драгоценность. Спящий не мог пошевелиться. Глубо­кий сон сковал его мозг, неистовый бег мыслей за­медлился, поэтому смертельно опасная воля не мог­ла проявиться полностью. Но Тенгелю все же удавалось посылать в долину свой призрак, соткан­ный из полупрозрачных волокон тумана. Много раз плод его воображения бывал там, отпугивая излиш­не самонадеянных и дерзких.

Труднее всего пришлось ему в тот раз, когда в долину отправились Хейке и Тула. Хейке, один из могущественнейших потомков, один из тех, кто восстал против Тенгеля Злого, угрожал ему заклинани­ями, оставшимися от первых Людей Льда. Это был тяжелый момент, поставивший под сомнение силу Тенгеля к сопротивлению. Но еще хуже стало, когда Тула, эта проклятая девчонка, натравила на него че­тырех демонов.

Отвратительное воспоминание!

После случившегося Тенгелю Злому пришлось долго отлеживаться в глубоком сне, чтобы снова со­браться с силами.

Но разве он совсем не переживал мгновений уда­чи?

Его гадкие глаза скользили туда-сюда; медленно и с наслаждением устремлялся желто-серый взгляд в темноту в поиске более приятных событий среди мира воспоминаний.

Не все его избранные потомки оказались отступ­никами. (Тут перед наполненным ненавистью взором Тенгеля Злого снова на минуту предстал Тенгель Добрый, обративший проклятие вспять и поднявший презренных наследников против своего великого пред­ка.)

Да, у Тенгеля Злого был повод для радости. Он многое помнил. Взять хотя бы того красавца, кото­рый много лет назад отрезал голову своей жене. Или вспомнить Колгрима, хотя из него ничего так и не вышло. Не считая, естественно, что он убил опасного Тарье, но ведь это сам Тенгель Злой управлял его поступками. Сельве тоже был подходящим челове­ком для Тенгеля Злого. А Ульвар! О, тот был, навер­ное, самым многообещающим. Проклятие! Из-за Ульвхедина весь этот лицемерный сброд оказался испорчен! И все же, Ульвар был хорош.

Флейты! Всякий раз, когда какой-либо потомок находил колдовскую флейту, росла сила и мощь Тенгеля Злого. Тула обнаружила одну такую, но поме­шала та дьявольская свора покойников, противосто­явших Тенгелю. Но даже эта ее несовершенная, ди­летантская игра на флейте помогла ему. Он взбодрился. Сил прибавилось настолько, что Тенгель начал открывать глаза. Сначала просто попытался слегка, а теперь вот сумел сделать это.

Он мигнул веками всего лишь единственный раз, только чтобы вновь пережить знакомое ощущение, и одно это незначительное движение подняло зловон­ное облачко пепельно-серой пыли в пустой комнате вокруг него.

Незатейливая игра на флейте разбудила его ров­но настолько, чтобы он смог направить одного из сво­их глупых родственников к Эльдафьорду, где нахо­дилась собственная флейта Тенгеля Злого, которую он так постыдно потерял.

Эльдафьорд… Эскиль ведь уже был там. Тогда почти все было подготовлено, чтобы разбудить Тен­геля Злого. Руками самого Хейке, одного из самых сильных его противников. При этой мысли в черной душе Тенгеля заклокотал зловещий смех.

Но теперь пред его взором появилась ОНА . Та, ужасная! Та, отвратительная! Тенгеля передернуло от ненависти при горьком воспоминании. Та, кото­рой удалось завладеть живой водой!

Шира, его смертельный враг.

И флейта, его драгоценная флейта! ОНА испор­тила ее навсегда.

Злоба резала его тело, словно множество ножей.

Нет, он не должен больше думать о стыде и уни­жении.

В душе он возрадовался снова. Ибо вспомнил, как у него однажды появился новый потомок. Звали его Ульвар, и был он верным последователем Тенгеля Злого. Ульвар нашел похожую флейту – по совету Тенгеля, конечно, – и даже одно это знание делало злобного праотца сильнее.

Но и та флейта тоже была уничтожена.

И теперь Тенгель не знал больше ни об одной.

Проклятый сброд, испачканный в его крови! Все время, пока он лежал здесь заколдованный, прихо­дилось следить за ними, чтобы не расстроили, не ис­портили его планы.

Как раз сейчас круг его последователей был ос­лаблен. Во всем роду был лишь один избранный, единственная девушка – и та была почти ничем. Кажется, ее звали Бенедикте, о, он знал почти все о Людях Льда. Потому что возле черного источника зла Тенгель был наделен вечной жизнью – и влас­тью над человечеством. Полной власти у него еще не было, ибо он был парализован сном. Но из своего тайного логова он мог отслеживать судьбы Людей Льда; особенно судьбы избранных. И все зло в мире было дано ему с помощью земли и воздуха, огня, воды и камня, пяти символов – древних покровите­лей Людей Льда. Ведь когда он нашел Источник Жизни и выпил мертвой воды, эти стихии тоже стали его рабами, его средством достичь высшего Знания. Однажды он почти было завладел властью над всей землей…

О, как он раскаивался, как он сожалел о пришед­шей к нему тогда мысли погрузиться в сон! Ведь он был предан! Предан своими! Сотни раз Тенгель рас­каивался, тысячи раз бесновался и неистовствовал, но безо всякой пользы. Он был околдован, и ему пред­стояло оставаться неподвижным до тех пор, пока не найдут новую флейту с магическим звучанием или какую угодно, лишь бы на ней можно было сыграть нужный сигнал.

Эта не находившая выхода злость отняла у него силы. Тенгель прикрыл свои жуткие глаза и сконцен­трировался на происходящем сейчас. Это было не­сложно, флейта вернула ему способность видеть пред­меты, находящиеся вдалеке. Только лишь тело все еще оставалось слабым, скованным. Поэтому его опас­ная для всего живого оккультная мощь не могла быть использована полностью; до сих пор она была лишь слабым предзнаменованием того, что произойдет од­нажды.

Теперь, даже если сама по себе Бенедикте была нулем, пустым местом, ему надо было бдительно на­блюдать за ней. Потому что она была одной из «них», из избранных. Неверные, они пытаются бороться с Тенгелем Злым. В одиночку Бенедикте не сможет сде­лать ровным счетом ничего, но если ей помогут…

Нет, он должен быть осторожен с этой идиотской девчонкой.

А что, если направить ее по дороге, которая при­ведет к верной гибели?

Да! Как раз можно будет избавиться и от этого проклятого заточения.

Но все должно свершиться в тайне.

Глаза Тенгеля Злого мерцали в темноте. По телу пробежала дрожь, пронизывая холодом страха. Какое-то место… Откуда-то грозила другая опасность. Шира была не единственной. Он не знал того, другого, потенциаль­но опасного. Тот исчез, спрятался от своего злобного прародителя. Но Тенгель Злой чувствовал, как этот другой силен, адски силен!

Поэтому избавиться от девушки надо тайно. Там, где тот неизвестный и опасный человек не сможет найти ее и прийти на выручку.

Мысли Тенгеля обострились, в сознании как буд­то что-то копошилось и протягивало длинные, извивающиеся щупальца над миром, обследуя земли на Севере…

Проснулось одно воспоминание.

Верно, он помнит то место, удаленное от челове­ческого жилья. На редкость скверное, он сам это знал, ведь был там однажды по пути на юг.

Оно было связано с самим злом. Тенгель почувство­вал себя хорошо, когда провел там некоторое время.

Он запомнил кое-что… Тенгель сосредоточился, напрягся, чтобы оживить картину давних событий.

Ну да! Паромщик! Конечно, это он.

В нем снова неслышно забулькал зловещий смех. Паромщик, без сомнения, точно он!

Было забавно работать с этим человеком. Тен­гель размышлял, как же он мог упустить такое неза­бываемое воспоминание. После того как он покинул ту местность, уже прошло несколько сотен лет. Было бы интересно разузнать…

Прекрасная деревня в горах Норвегии была оск­вернена еще задолго до его прибытия туда. Она была так заражена примесью откровенного зла, что по телу Тенгеля снова пробежала невольная дрожь, на этот раз от удовольствия. Итак, это было абсолютно под­ходящее место, чтобы разделаться с доброй Бенедик­те.

Громадная, несокрушимая мысленная сила Тен­геля Злого должна направить девушку туда.

Но все должно произойти как бы невзначай, околь­ными путями, ведь действовать напрямик сейчас нельзя. Каким же образом ему осуществить этот план?

Словно гигантский паук, он начал плести длин­ные, тонкие и прочные сети. Приятное развлечение для злейшего существа на свете, воплотившего в себе саму ненависть.

2

Луна виднелась за темными тучами, которые проно­сились по небу. Время от времени бледный круг луны показывался между ними и бросал короткий холод­ный отблеск голубовато-зеленого света на дом, сто­явший на гребне холма.

Это был большой двухэтажный особняк со мно­жеством окон, отражавших лунный свет. Может быть, когда-то он и был покрашен, но теперь серая древе­сина проступала среди полос отслоившейся краски. Черепица заросла мхом, и столбы под верандой про­гнили сверху донизу. На первом этаже за старомод­ными гардинами было заметно слабое свечение; вто­рой этаж выглядел безлюдным, в его окнах висели потрепанные остатки портьер.

Когда луна снова скрылась за облаками, дом предстал во всей своей угрюмости. Но вот внезапно показался мимолетный отблеск в окнах второго эта­жа – слабый и рассеянный, словно кто-то нес стеа­риновую свечу за многослойной занавесью паутины.

Луна вышла опять, и свет тут же исчез.

Но не было никого на дороге, ведущей к холмис­той гряде, кто бы увидел это. Не было желающих посетить дом, как и тех, кто бы согласился повстре­чать живущих там, да и не было ни у кого стремле­ния выяснить, почему этот дом пользовался такой дурной славой. Он напоминал дом с привидениями, да и был на самом деле им, как утверждали окрест­ные жители. Говорили даже о криках в ночи и дру­гих не менее странных вещах.

Только луне было позволено любить этот дом. Пришел день, и луна погасла.

Гури Мартинсен ослабила туго затянутый ворот­ник и обмахнула лицо перчатками. Она была полной женщиной тридцати пяти лет, ее красное лицо блесте­ло от пота. На ней была неудобная юбка с турнюром, шляпа сползла на лоб и держалась лишь на заколках.

– Нет, я больше не в силах ступить и шага. Я спущусь вниз к реке и отдохну.

Ее муж слегка раздраженно поставил чемодан перед собой. Ему тоже было жарко.

– Гури, у нас мало времени. Уже поздно, и те­тушки ждут нас.

Гури как раз спускалась вниз к реке.

– Ты сказал, что здесь от станции недалеко. А мы уже идем целую вечность!

– Вечность, – пробормотал он. – Всегда ты пре­увеличиваешь.

Но он должен был признать, что дорога оказа­лась значительно длиннее, чем запомнилось ему. Как же давно он был здесь последний раз! В то время и железных дорог-то не было.

– Пойдем, Сисель, – позвала жена их восьми­летнюю дочь.

Сисель боязливо ступала по траве, тщедушная маленькая девочка с редкими, светлыми волосами и взглядом, который как будто всегда просил проще­ния. Ее отец покорно вздохнул и поплелся следом.

– Но нам нельзя надолго задерживаться, – крик­нул он. – Время идет, а нам надо идти дальше.

Сисель всунула свою маленькую ручонку в папи­ну ладонь.

– Можно мне остаться с вами? – протянула она жалобно.

– Мы ведь уже говорили об этом. Папа и мама отправляются в первую в своей жизни заграничную поездку. Нам надо немного побыть одним, ты пойми. Тебе придется пока пожить у дедушкиных сестер. Они наверняка добрые, а мы скоро вернемся.

Уве Мартинсен надеялся, что его тетки окажутся приятными. Он не видел родственниц с детства. Тог­да он слегка побаивался их. Но это было давно; они наверняка оттаяли на старости лет. Уве было извест­но об оригинальности тетушек, ведь вся остальная семья с ними не общалась. Но Гури и он планирова­ли разбить лед, оставив Сисель у бабушек (и изба­вившись от нее на время). Три очаровательные ста­рушки…

Им будет так приятно заполучить малышку к себе в дом! Раз уж они живут в деревне и все такое…

Сисель больше не говорила о поездке. Все равно не поможет.

Вместо этого она начала бегать вдоль берега, пока родители сидели и отдыхали каждый на своем кам­не. Сисель была такая легкая и худенькая, что жара от палящего солнца не беспокоила ее. Она рассмат­ривала всякие чудесные камешки на песке и бросала изредка какой-нибудь из них в протекавшую рядом воду.

Девочка нагнулась, чтобы ближе разглядеть что-то, блестевшее на дне, прямо у берега. Что бы это могло быть? Она опустила руку, почувствовала, как поток подхватил ее, но все-таки достала предмет.

Разжав кулак, она увидела, что это была просто монета со странным узором. Похоже на какие-то бу­ковки или значки. Монета была в плачевном состоя­нии, вряд ли кто-то взял бы ее себе, но девочка тща­тельно вытерла ее о траву и положила в карман. Мама позвала дочку, и Сисель вернулась к родителям. Они снова продолжили свой изнуряющий путь вдоль берега.

– А ты уверен, что мы правильно идем? – спро­сила Гури своего мужа.

У него уже не было прежней уверенности.

– Должно быть, да, – сказал он с тяжелым сер­дцем. – Но, с другой стороны, мы теперь были бы уже на месте. Здесь все так переменилось с тех пор, как я был ребенком. Железная дорога и …

– Дурная голова! – фыркнула Гури. – Ну так спроси вон тех мальчишек возле лесопилки!

Они действительно сбились с пути. Лишь через несколько часов они снова вышли на нужную доро­гу.

С некоторым недоумением они рассматривали дом на вершине холма. Уже опустились сумерки, ветра в этот вечер не было, и снова взошла луна. Ее изум­рудный, струящийся свет освещал знакомый дом.

– Что за страшный замок с привидениями! – прошептала Гури. – Твои тетки действительно жи­вут здесь?

– Адрес правильный. Но это хуже, чем я ожи­дал, – сообщил Уве. – Его не ремонтировали сотню лет.

Сисель ничего не сказала. Ее трясло от страха.

– Но ведь они охотно приглашали девочку, – Уве попытался успокоиться.

– Ну спасибо, если ты называешь это «охотно», – ответила Гури. – «Девочка может приехать. Но мы рассчитываем, конечно, на скромное вознагражде­ние». И точка.

– Они же старые и наверняка бедные, – всту­пился за теток Уве. – Пойдем, внутри, должно быть, находиться приятнее.

Хриплый звонок прозвучал, когда потянули за шнур возле входа. Через некоторое время дверь при­открылась на дюйм, не больше. Дверная цепочка была туго натянута.

– Добрый вечер, – бесстрашно поздоровался Уве, обращаясь к щели. – Это мы, привезли девоч­ку.

Дверь медленно отворилась, и семью впустили в прихожую, обставленную черной мебелью и скудно освещенную старомодной лампой.

– Здравствуйте, здравствуйте, тетя… мм-м… Герд, давно мы не виделись! – произнес Уве.

Сисель уставилась на огромную камею и на два рыбьих глаза над ней. Тетя Герд с тусклыми, без­жизненными волосами выглядела расплывшейся. У двери стояла такая же бледная, но более худая стар­шая сестра, Агнес. В комнате сидела пухлая млад­шая сестра Беата, она была поглощена пасьянсом и жевала конфеты.

– Проходите, – проквакала тетя Герд. – По­здно вы заявились.

Уве пролепетал что-то о том, как они заблуди­лись, и после взаимных приветствий тетя Агнес отру­била:

– Деньги на стол, Уве! Твой отец всегда был не­брежен с деньгами, так что лучше будет, если мы получим плату за девочку немедленно. После отпус­ка у тебя, наверное, не останется ни гроша. Я подсчи­тала почем нынче жилье и хлеб. К тому же мы выч­тем за дрова, износ мебели и за другие убытки. И не забудь почасовую оплату для нас, ведь за твоей до­черью нужен присмотр. Двадцать пять крон будет вполне приемлемо, не так ли?

– Двадцать пять крон? – вскрикнула Гури ошеломленно. – За восемь дней? Нет, но…

– Да, мы можем потребовать и тридцать.

– Нет, спасибо, сойдемся на двадцати пяти, – вздохнула Гури.

Это был почти весь их бюджет на поездку.

– А где она будет жить? – поинтересовался Уве.

– Мы выбрали коричневый салон, – сказала тетя Герд. – У нас нет лишних спален, а в коричневом салоне стоит часть менее ценной мебели. Для нас будет лучше, если она будет спать там.

Мнение самой Сисель, естественно, не учитывалось.

– Но это не значит, что она сможет распоряжаться мебелью как захочет, – вмешалась тетя Агнес. – Это фамильные реликвии, и мы к ним сильно привя­заны.

«Часть мебели» было слабо сказано, старухи явно поскромничали. Комната напоминала магазин с ба­рахлом, которое антиквар уже не рассчитывал про­дать, там стояла мебель разных эпох в загадочных сочетаниях, и вычурные предметы сомнительной цен­ности занимали все свободное место. Уве проклады­вал себе дорогу к расшатанной кровати, пробираясь между столами и стульями, этажерками и раскра­шенными гипсовыми статуями.

– Здесь ты будешь спать, Сисель, – успокои­тельно сказал он девочке, но по ее полным слез гла­зам увидел, что вся эта затея оставить дочку в доме у теток оказалась ужасной ошибкой. Отец понимал ее, он и сам бы не стал здесь жить.

Гури отозвала его в сторону для разговора с гла­зу на глаз. Она выглядела недовольной.

– Неужели нельзя оставить Сисель у кого-нибудь другого?

Уве покачал головой.

– Слишком поздно.

– Теперь нам придется заночевать! – заявила Гури. – Из-за этого целый день пропадет. Но, по крайней мере, мы составим девочке компанию. Прав­да, в этой комнате мы не сможем остаться, здесь слиш­ком мало места.

После множества жалоб и возражений сестры со­гласились, чтобы родственники легли в дальней ком­нате. Но вначале Уве поклялся заплатить за ночлег. Тетки утверждали, что это принесет им совершенно ненужные дополнительные хлопоты.

Когда они получили от Уве тяжелым трудом за­работанные деньги, их довольные лица говорили о возможности компромисса.

Сисель стояла у окна. В ярком лунном свете вид­нелись лишь самые крупные звезды. Если от Ориона провести черту, то получатся чьи-то плечи. А еще ма­ленькие злые глазки и рот с кривой ухмылкой.

Луна освещала коричневый салон, который на­зывался так вполне заслуженно. Свет падал на кро­вать несчастной Сисель, которая лежала под одея­лом и изредка всхлипывала. Восемь бесконечных дней и ночей ей предстояло провести в этом ужасном доме среди неприветливых теток! Вот если бы ей разреши­ли остаться с папой и мамой! Но они твердят о том, чтобы «побыть немного одним», «попытаться что-то сохранить» и о других глупостях.

Она должна завтра сбежать, подумалось девоч­ке. Ей было все равно куда, замерзнет ли она, умрет с голоду или получит солнечный удар, придется ли ей ночевать в лесу. Все, что угодно лучше, чем эти холодные старухи и их страшный дом!

Внезапно Сисель замерла и высунула голову из-под одеяла. Было трудно различить отдельные пред­меты в странной меблировке, но она и не видела ни­чего необычного. Она только слышала что-то. Что-то неопределенное.

Ее отделяли от родителей несколько комнат. Звать на помощь не имело смысла. Да она и не смела кри­чать. Подумать только, а вдруг и впрямь еще кто-то находится в комнате?

Но нет, она слышала этот звук не рядом с собой. Он шел сверху. Шаркающие шаги на верхнем этаже. Пустом.

Кто-то ходит там, наверху, скорее, крадется на цыпочках. Половицы скрипят и повизгивают.

Тем не менее Сисель немного успокоилась. Кто бы ни бродил там, наверху, он не смог бы достать ее.

Возник новый звук. Девочка узнала его, она слы­шала такой же много раз из родительской спальни. Приглушенное поскрипывание кровати. Размеренное и ритмичное. Ей никогда не нравился этот звук, хотя она и не знала, что он означал. Обычно он усиливал­ся через некоторое время, а затем Сисель всегда чув­ствовала толчки в стену и слышала учащенные силь­ные вздохи.

Эти звуки пробуждали в ней неясное чувство не­удовлетворенности и разочарования.

Там наверху продолжался скрип, прямо как дома, он становился сильнее и быстрее – и вдруг стало тихо. Через мгновение Сисель опять услышала пре­жние шаркающие шаги.

Все стихло, и она снова забралась под одеяло.

Дорога очень утомила ее. В конце концов она зас­нула.

Спала она тревожно. Все вокруг грохотало, зве­нело и трещало.

Необычайно пугающий сон, полный сильных и страшных звуков.

Внезапно она проснулась, словно дрожь пробе­жала по телу. Ее разбудил настоящий шум, резкий хлопок и удар. Но теперь это было в комнате, без всякого сомнения!

Луна светила все так же ярко. Сисель всматрива­лась в темноту, ее сердце готово было разорваться, зубы стучали. Она жалобно застонала.

Что-то в комнате было не так, но что?

Ну да! Кто-то, должно быть, только что был здесь, ведь те два стула возле стола посреди комнаты были развернуты к ней, словно кто-то отпихнул их или спот­кнулся. А где же столик у стены?

Здесь разве не было маленького столика? Разве вместо него лежала эта перевернутая статуя негра?

Может быть, папа заходил чтобы проверить как она спит? И наверное, споткнулся…

Она не была очень-то уверена с этим столом, мо­жет, его и не было вовсе. А скульптура вполне могла все время спокойно лежать, ведь в этой комнате ни­чего не разберешь, так все заставлено.

Это наверняка папа приходил.

Она выдохнула, отдышалась как будто после бега. На ее осторожное «Папа?» никто не ответил. Ну да, он ушел к себе и лег спать. Сисель опустила голову и закрыла глаза.

Но мгновенно открыла их снова. Что-то скреблось и шуршало на полу. Она вглядывалась снова и сно­ва в темноту, но там все было тихо.

Но вот…

Сердце замерло, словно боялось биться.

Ее взгляд упал на огромное зеркало на подстав­ке, украшенной ужасными узорами непонятного сти­ля и эпохи. В зеркале отражалась часть комнаты, которая раньше была скрыта от глаз Сисель.

И девочка увидела высокую этажерку, полную отвратительных ваз, раковин и безделушек, которая медленно двигалась, скользя наискосок по полу в ее часть комнаты.

Сисель закричала, выпрыгнула из кровати, натыкаясь на мебель, которой здесь вечером не было, и бросилась наружу. Проносясь сквозь комнаты с ди­ким криком, она, естественно, разбудила весь дом.

– Что это, что случилось? – испуганно спраши­вали ее полусонные родители.

Тетки появились незамедлительно, и, выслушав невнятные объяснения девочки, зажгли по свече и вошли в коричневый салон.

Там царил неописуемый хаос. Мерцающий свет выхватывал из темноты опрокинутую мебель и пред­меты интерьера, оказавшиеся в другом конце комна­ты, вдребезги разбитый фарфор и ящики для белья, вытащенные наружу.

– Вы только посмотрите! – вымолвила тетя Агнес, вначале надолго лишившаяся дара речи. – Не­плохо для восьмилетнего ребенка!

– Ну не Сисель же это натворила, – пытался протестовать Уве.

– Вы ведь не думаете, что она смогла передви­нуть вон тот шкаф?

Нет, сестры должны были с этим согласиться.

– Но кто тогда был здесь? – спросила тетя Беа­та, круглая, как шарик, в своем потрепанном утрен­нем халате. – Ты ходишь во сне, Уве?

– Нет, я уверен… Сисель всхлипнула:

– Нет, это был не. папа. Я видела вот эту боль­шую полку, она двигалась сама собой. Ее никто не толкал.

– Глупости и вздор, – сказала тетя Герд, ее об­ширная грудь колыхалась от негодования.

– Ах, мой бедный книжный шкаф! – запричита­ла Агнес, имея в виду старого отвратительного мон­стра.

– Стекло разбито. Посмотрите! В него влетела ваза и испортила мои лучшие книги! Вам это дорого обойдется, обещаю вам!

– Но мы… – начала было Гури и умолкла. Яс­но, что им невозможно доказать свою невиновность, старухи хотели найти козла отпущения или, лучше, сразу трех. И, кстати, заработать на этом немного денег.

Пока они стояли, не в силах собраться с мысля­ми, старые каминные часы пролетели наискосок че­рез комнату и врезались в стену с ужасным грохо­том.

– Вот, вы видите, – сказал Уве. – Даже взрос­лый не сможет швырнуть их с такой силой.

Внезапно они услышали сдавленный стон тети Герд. Казалось, что у нее острый сердечный приступ, но это был только вскрик. Дрожащей белой рукой она безвольно показывала куда-то на стену за их спи­нами.

Все вместе уставились на обнаруженное ею.

Высоко вверху на стене, примерно в полуметре от потолка, на коричневых обоях виднелся глубокий от­печаток. Такой глубокий, что под обоями было смято дерево.

Все увидели, чем был оставлен след. Огромная звериная лапа с когтями.

Но каждый знал, что подобного животного не су­ществует.

3

Он был просто турист, и только.

Вежливо обращаясь к людям с нижнего хутора, он интересовался дорогой на Ферьеусет.

– Что тебе там надо? – спросили его.

Молодой человек с дружелюбной улыбкой пояс­нил, что его интересуют безлюдные места. На его любезности никто не ответил.

– Я немного занимался фольклором, – продол­жал он. – И до меня дошли некоторые слухи о Ферьеусете…

Он рассмеялся. Ответом было сосредоточенное молчание трех крестьян. Турист замолчал, почувство­вав неловкость.

– Думается мне, тебе не следует даже пытаться туда ходить, – вымолвил наконец крестьянин. – То, что место это обезлюдело, еще ничего не значит.

– Да, вот как? Ну, с этим я и сам как-нибудь разберусь. Но если вы только покажете мне дорогу, то…

– Дороги туда больше нет. Но если тебе так уж нужно, иди до кромки леса. Там водопад. Иди отту­да вверх в гору и окажешься как раз в Ферьеусете.

– Да? – задорно переспросил турист. Но когда его веселая улыбка не вызвала никаких эмоций в от­вет, он распрощался и отправился в путь.

Хуторской люд глядел ему вслед из-за занавесок.

Он был хорошо подготовлен для походов по ле­сам и полям. Брюки-гольф и тяжелые шнурованные башмаки, непромокаемая куртка, шляпа набекрень и туго набитый рюкзак, на котором висели, позвяки­вая, различные части снаряжения. Ему не пришлось бы страдать от нехватки оборудования.

Но в остальном…

Крестьянки качали головой и снова принимались за свою работу.

Ферьеусет совершенно увлек молодого человека, как только он услышал о нем на Рождество. Видимо, в свое время это был довольно большой хутор. Там даже ходил паром. «Усет» – Устье – означает, что имелась и река, которая впадала куда-то возле хуто­ра. Следовательно, было и озеро.

Человек, рассказавший об этом, упоминал еще и маленькую церковь.

Надо было случиться чему-то невероятному, что­бы люди покинули селение с церковью.

Правда, в Норвегии полно захолустных деревень. Одни из них ютились на головокружительных обры­вах, другие прятались глубоко в долинах. Из-за ур­банизации страны и бурного потока эмигрантов в Америку множество подобных хуторов осталось пус­тыми. Лес подкрался вплотную и постепенно забрал назад всю ту землю, что люди когда-то отвоевали у него.

Заросшая дорога вдоль водопада была крутой и долгой. Ничего странного в том, что люди в конце концов переселились в долину. Непроходимая доро­га была лучшим тому подтверждением.

Но была и другая причина, из-за которой он от­правился в путь в одиночестве.

Предание о пустом хуторе, который постигла кара, дразнило его воображение.

Сперва он хотел взять с собой свою невесту, но тяжелые пешие переходы были не для нее. Кроме того, ее пугали эти жуткие народные предания. Нет уж, спасибо, она предпочла остаться летом в городе. Там было так захватывающе интересно! Многие извест­ные лица отсутствовали, но вместо них прибыли но­вые.

Поэтому он путешествовал один.

Но, может быть, это и к лучшему. Женщины бы­вают слишком разговорчивыми; или жалуются, если их что-то не устраивает.

Местность постепенно начала выравниваться. Дорога долго шла по густому лесу, но путешествен­ник заметил, как водопад превратился в спокойную реку, и почувствовал, что дышать стало легче.

Внезапно в просвете перед ним замелькала ранее скрытая панорама обжитой земли. Он продрался сквозь мохнатый ельник – и в следующий момент уже вышел на открытый простор.

Было довольно поздно, уже, должно быть, насту­пил вечер, но как обычно бывает ранним летом, зем­ля освещалась закатом далеко к северу.

Этнограф-любитель и археолог, или как его еще можно было назвать, остановился, как зачарован­ный.

Да, там было озеро. Но не большое, он бы назвал его горным озером, пусть даже горы находились вда­ли. Устье реки действительно виднелось у другого, высокого, берега. Вернее, угадывалось, потому что над водой поднималась бледная завеса тумана, скры­вавшая противоположный берег.

Юноша улыбнулся слегка, гордый оттого, что его догадка подтвердилась.

Теперь он понял, почему место называлось Ферьеусет. Там, где он стоял, было лишь каменистое без­дорожье. Но другой берег был чрезвычайно красив в лучах заходящего солнца, он наверняка когда-то ма­нил к себе первых поселенцев. И туда добирались единственным способом: вдоль заросшего берега вверх до устья реки – там течение было не таким стреми­тельным, – а дальше переправлялись на лодке.

«Немыслимо поселиться тут», – подумал он, в то же время понимая здешних жителей. Домики, кото­рые он мог разглядеть на другом берегу, располага­лись необычайно живописно на зеленых лужайках, спускавшихся прямо к озеру. Остатки маленькой цер­кви возвышались над полосой тумана, собственно, церковь была почти невредима; он увидел мельком черно-серые развалины домов, заметил большой полутораэтажный дом – посмотрите, должно быть де­ревня покинута не так давно! Дом как будто моргал ослепшими окнами, а крыша прогнулась, как спина у дряхлой клячи.

Прямо у церкви находилось кладбище, которое он намеревался посмотреть. Рядом шла узкая полос­ка земли, взбегающая на высокий холм, поросший ветвистыми деревьями, образовавшими круглую рощицу.

Над озером расстилался туман. Становилось все труднее рассматривать хутор.

Какая невероятная тишина! Все здесь пребывало в печальных воспоминаниях о прошедших днях.

Даже если люди здесь жили совсем изолирован­но от мира, трудно догадаться, почему они захотели покинуть свой родной край. Что могло случиться? Эпидемия? Или хутор умирал медленно и естествен­но, с годами постепенно пустел? А может быть, молодежь хотела в город?

Или все-таки есть что-то в этих загадочных леген­дах о хуторе, одержимом дьяволом? Предание не было особенно древним, оно внезапно появилось, как молния на небе, – так рассказывал ему приятель.

Нет, разумеется, нет, – он горько ухмыльнулся про себя. Конечно, не эти глупые слухи привели его сюда. Ему хотелось исследовать заброшенный хутор, может быть, даже сделать открытие, чтобы блестяще сдать университетский экзамен.

Но как ему перебраться на тот берег?

В худшем случае, ему придется плыть. Вода, на­верняка холодная, но устье водопада вверху не каза­лось бурным. Там не было коварных подводных тече­ний. Нужно попробовать.

Он уверенно начал двигаться через густые зарос­ли вдоль берега, стараясь не сбиться со старой, едва виднеющейся тропинки.

Пройдя чуть больше половины пути, он внезапно остановился. Наморщив лоб, он всматривался в сто­рону устья. Глаза слезились от напряжения, так как туман стал действительно плотным.

Разве там остались люди?

Кругом все было так спокойно, стояла мертвая тишина. Однако он угадывал какое-то слабое дви­жение внутри молочно-белой, колышущейся массы тумана.

Его сердце забилось быстрее. Этот звук? Шлепа­ющий, скрипучий, ритмичный…

Господи, да это же лодка! Разве не стоит человек на корме? Кажется, он медленно шевелит веслом. Это… паромщик?

Он не мог как следует разглядеть. Лодка и фигу­ра в ней казались только лишь серыми тенями. Де­ревня теперь целиком скрылась в дымке, даже цер­ковную башенку не видно.

Но поскрипывание и плеск весла на корме слы­шались отчетливо.

Что ж, теперь он сможет переправиться.

Юноша поспешил вперед, крикнул «Эгей!» и по­забыл все те кошмарные истории, которые слышал о Ферьеусете. Было бы чудесно попасть на другой бе­рег сухим, как для него самого, так и для его рюкза­ка.

Он почти было оказался у кромки воды, когда мысль пронзила его: «Они же все уехали… Паром­щик? Но не об этом ли как раз все легенды…»

Он не двинулся с места. Глядя прямо перед собой, не веря собственным глазам, закричал «Нет!» – и… затих.

Далеко отсюда, в южной Норвегии, рыбак вые­хал поутру на лодке, чтобы вытащить сети. Он уми­ротворенно прислушивался к крику озерных птиц, раздававшемуся в рассветной тишине, к плеску ве­сел, мягко опускаемых в воду, к каплям, сбегавшим вниз при каждом новом погружении.

Этот утренний час казался ему лучшим временем дня. Сейчас ему не надо было думать о скотине в хлеву, о деньгах, которых вечно не хватало для боль­шой семьи. Здесь он был свободен. Поэтому он ни­когда не брал с собой в лодку помощников, хотя дело пошло бы тогда быстрее.

Он и сам вытащит свои сети!

Взгляд рыбака скользил вдоль камышовых зарос­лей. Как раз в это время года лебеди выводят птен­цов, поэтому он перестал грести, проплывая мимо гнезд. Невольно зауважаешь лебяжьи парочки, ког­да они шипят, вытянув шеи и хлопая крыльями.

Он поднял весла на корму. Что это там лежит в камышах? Это ведь не камень! Нет, что-то слабо ко­лыхалось в воде на волнах, расходящихся от лодки.

Рыбак осторожно подплыл ближе, приглушенное тревожное чувство усиливалось.

Он не стал подплывать совсем близко. Потому что там было как раз то, что он больше всего боялся увидеть. Мускулы быстро начали работать, унося лодку прочь от страшного места к берегу, к людям!

Но ведь никого не объявляли пропавшим без вес­ти?

Должно быть, это случилось ночью.

– Нет, это невыносимо.

Пристав Свег – вальяжный, обветренный чело­век пятидесяти лет – выпрямился и отряхнул свои насквозь промокшие брюки.

– Он долго лежал в воде, – продолжал он ехид­ным тоном. – Очень долго. Ты видишь это, Ульсен, не так ли? На нем остались явные следы этого пре­бывания. Но меня на самом деле удивляют несколь­ко другие вещи. Посмотрим, сумеешь ли ты догадать­ся, какие!

Юный помощник пристава, который, как ему ка­залось, лучше разбирался во всем, чем этот дубовый Свег, сосредоточенно разглядывал набухший от воды труп на земле.

– Да-а, протянул он неуверенно. – Он с кем-то дрался.

– Да это же совершенно очевидно! Нет, ну ты больше ничего не видишь?

Ассистент чувствовал себя неважно, его тошнило.

– Да-а, – сказал он. – Да-а-а…

– Да снесись же ты, наконец, цыпленок ты эта­кий, а не кудахтай! – нетерпеливо вспыхнул при­став. – Посмотри на руки, на ноги и горло!

У молодого Ульсена было, очевидно, не так уж много мозгов, чтобы он мог разглядеть хоть что-ни­будь. Но, чтобы выглядеть, как подобает человеку с высшим образованием, он все же нагнулся и при­нялся усердно изучать тело.

Наконец он выпрямился.

– У него рана на шее! Свег продолжил:

– Он, этот человек, был связан по рукам и ногам, это ты видишь? Все еще остались следы от затянутой веревки вокруг щиколоток и на запястьях. И… За­помни хорошенько, это самое странное. Да, да, я вижу рану на горле. Но обрати внимание на другое! Его тело выглядит так, как будто из него выкачали всю кровь!

– Да, точно, я это тоже заметил, – быстро про­изнес Ульсен. – Но я думал, что это и так хорошо видно.

«Ты думал! Мякинная голова! Если ты более об­разован, чем я, это вовсе не значит, что ты всеведу­щий! Господи, что мне сделать, чтобы с меня свалил­ся этот мельничный жернов?»

Но пристав не высказал свои мысли вслух. Роди­тели Ульсена принадлежали к влиятельнейшим кру­гам волости, они были порядочными людьми. Жаль, что у них такой сын, надутый как пузырь.

Он перевернул мертвеца. Большинство деталей одежды расползлось, но сохранился пояс, на кото­ром болтались темные гнилые лохмотья.

На спине одежды не было. И там Свег обнару­жил то, что заставило его обратиться за помощью к экспертам.

Перед ним стоял еще один молодой человек с выс­шим образованием. Но на этот раз более симпатич­ный.

Сандер Бринк учился в университете, но, обладая талантом, добился таких успехов, что его профессор, к которому, собственно, и обратился Свег, рекомен­довал своего юного ученика. Сам научный руководи­тель собирался в Италию на раскопки и заодно в отпуск. Он, казалось, не мог обмануть ожиданий сво­ей семьи. Поэтому и пришлось привлечь Сандера Бринка.

Свег осмотрел студента скептически. «Слишком молод и слишком хорош собой», – подумалось при­ставу. Но у Сандера оказалась мягкая, дружелюб­ная улыбка и приятный голос. «Женщины, должно быть, так и вешаются на него, – ухмыльнулся Свег. Карие глаза, необычно светлые волосы. Девушки, на­верняка, не могут устоять перед его обаянием и пре­даются любовным грезам».

Но даже Свег должен был признать, что парень знает, о чем говорит. Сандер изучал историю культу­ры и религии, именно поэтому его и пригласили.

Этот молодой человек – наверняка ему нет еще двадцати трех – легко касался обнаженной спины, стоя у стола. Тело несчастного было прикрыто про­стыней, виднелась лишь бледно-синяя, сморщенная от воды кожа.

– Верно, это языческий символ, – произнес Сан­дер Бринк. – Разумеется, весьма примитивно и не­уклюже вырезанный на коже, но эти птичьи головы…

– А что? – спросил Свег, который ничего не по­нимал в этих бессмысленных царапинах на спине.

– Здесь. Два клюва, повернутые друг к другу.

– Ну да, – сказал пристав, который по-прежне­му не видел никаких клювов.

– Они были типичными для времени Меровингов.

– Что?

– Шестое – восьмое столетие. В Швеции этот пе­риод называется Вендель, после того, как нашли Вендель в Упланде. Здесь мы пользуемся термином «эпо­ха Меровингов», образовавшимся под влиянием древнего французского государства.

– Понятно. А что они делают на спине у этого человека?

– Вот в этом-то как раз и состоит проблема. Я не считаю причину их появления особенно приятной. Ученые знают очень мало об обычаях жертвоприно­шения в то время.

– Жертвоприношения?

– Да, но кое-что нам известно. Этот случай – по всем правилам совершенное ритуальное убийство, когда людям перерезают горло и собирают всю кровь в сосуд, который потом приносят богам в жертву. Затем убитых развешивают на деревьях.

– Аппетитно, – промямлил Свег.

Ульсен также присутствовал, но тотчас же вышел вон, как только Сандер Бринк начал рассказывать о языческих обычаях.

– Упсальские жертвоприношения наиболее изве­стны. Это происходило каждые девять лет, и один сви­детель рассказывал христианскому монаху Адаму из Бремена, что он собственными глазами видел семьде­сят два мертвых тела. Там были лошади, собаки и люди, и все они висели в священном жертвенном лесу возле Упсалы в Швеции, – продолжил Сандер.

– Черт побери, но мы же сейчас в Норвегии 1891 года, – воскликнул Свег. – Вы хотите сказать, что и этот бедняга висел на дереве?

– Может быть, у него ведь остались ясные следы веревки вокруг рук и ног, но точно определить нельзя.

– Вокруг шеи тоже, – сухо добавил Свег.

– Да, сколько лет могло ему быть?

– Во всяком случае, не мальчишка. Рискну пред­положить, что около шестидесяти. Но теперь нелегко делать выводы, он плохо сохранился. Сейчас у меня мало времени, меня вызывают в один дом, наверху, в долине. Мой округ слишком велик. Вот и там еще одна удивительная история, я не знаю пока точно, в чем дело. На хуторе живут весьма примечательные сестры, и они утверждают, что у них в доме ночью бушевало привидение.

– Разве это дело волостного пристава? – улыб­нулся Сандер, и Свег в очередной раз отметил нео­бычайное обаяние молодого человека. Если бы у при­става была дочь подходящего возраста, он бы не преминул мимоходом представить ее. Но дочери не было.

– Собственно, нет, но старухи настаивают на воз­мещении убытков, и мне надо подняться туда, чтобы оценить ущерб.

Сандер задумчиво смотрел на него.

– А можно ли мне поехать с вами? Мне все рав­но надо остаться здесь на время, чтобы попытаться выяснить как можно больше о мертвом, и я не начну свою работу раньше завтрашнего дня.

– Да, конечно, – сказал пристав Свег. – Если только вы согласитесь поехать в моей старой бричке в компании с Ульсеном и со мной.

– С удовольствием! Благодарю за любезность! Свег хмыкнул. Уж кем-кем, но любезным челове­ком он себя не считал.

По дороге вдоль реки, поднимаясь в бричке вверх по извивающимся долинам, Свег подробнее расска­зал о трех сестрах.

– Дамы определенно истеричны и агрессивны, они требуют неслыханного возмещения за то, что, оче­видно, было сломано заранее.

– А кто должен платить?

– Какие-то родственники, которые были в гос­тях. Восьмилетняя девочка спала в комнате, когда началось это безобразие.

– Должно быть, сильная девчонка!

– Да. Родителям сегодня нужно отправиться за границу, они уже заказали места в отеле, а бедную девочку не на кого спихнуть. И родители не выдума­ли ничего лучше, чем оставить ее в этом доме!

– Почему же?

– Страшные дамы! Мне только пару раз доводи­лось с ними встречаться, но худших гарпий стоит по­искать. Они изолированы в этом странном доме, да ты и сам скоро увидишь. Раньше им прислуживал один простоватый деревенский малый, но даже и он с ними долго не выдержал. На всем экономили, дро­жали над каждой крошкой, а он, вероятно, не полу­чил и эре за свою работу. Местные жители называют его «дом с привидениями», и никто не хочет туда хо­дить. Теперь осталось недалеко, за поворотом.

Сандер признался:

– Знаете, что я сделал, пока дожидался вас в волостной управе? Я послал приглашение одному лицу, наверняка сильно заинтересованному всем, что связано с этим домом.

– Ну да?

– Точно. Молодая девушка. Я ее лично не знаю, никогда не встречал, но мой отец в дружеских отно­шениях с ее дедом, его зовут Вильяр Линд. Девушке около двадцати лет, но она принадлежит к весьма известному роду…

– Люди Льда, вероятно?

– Вы правы. Вы знаете ее? Свег пробормотал:

– Думаете, еще одна экзальтированная душа выискалась?

– Нет, такие действительно существуют. И вы, наверное, также знаете, про них говорят, что они об­ладают сверхъестественными способностями. И эта девушка – ее зовут Бенедикте – должна быть весь­ма одарена в этом отношении. Если в этом вашем страшном доме есть привидение, она его быстро вы­тащит на свет.

– Хотел бы я сперва в этом убедиться. И будьте так любезны, не говорите о привидении при мне!

Дорога сделала поворот, и Сандер Бринк широ­ко раскрыл глаза.

– О, Господи, – произнес он. – Я думаю, здесь и впрямь найдется работа для Бенедикте! Она скоро будет здесь, ее дом расположен не очень далеко от­сюда.

– Да, тебе пришлось довольно долго нас ждать, так что она уже должна быть в пути, не так ли?

– Да. Я надеюсь на это, – сказал Сандер Бринк. – Только бы она оказалась дома и пожелала приехать!

Молодой Ульсен, который к своему стыду был от­сажен назад, указал через плечо.

– За нами скачут два всадника. И очень быстро! Сандер повернулся.

– Да, это мой гонец. И с ним женщина, видите, как развеваются юбки. Слава Богу, теперь мы спра­вимся с вашей головной болью! Пристав, мы можем смело заходить в этот дом со старыми каргами. Там не останется ни одного привидения!

Бенедикте играла с маленькой Ваньей дома в Линде-аллее, когда примчался посыльный. Девушке было девятнадцать; Ванье – дочери Ульвара и Агнеты – семь. Но поскольку Бенедикте была весьма ребячлива и, кроме того, обожала свою приемную сестру, они замечательно играли вместе.

Ванья обещала вырасти грациозной, изящной красави­цей. Бенедикте не была особенно привлекательна. Вы­сокого роста, плотная девушка с непослушными волосами, которые никак не хотели укладываться в ко­кетливые прически. Голос, как сигнальный горн, а руки, как два молота. Лицо несло много характер­ных особенностей Людей Льда, и поскольку она унас­ледовала от Хеннинга приятные, но довольно круп­ные черты, ее нельзя было назвать симпатичной.

Тем не менее Бенедикте завоевала расположение необычайно большого числа друзей. Кто-то, казалось, жалел ее. «Бедная девушка, она никогда не выйдет замуж с такой внешностью. Жаль, ведь она такая милая! Посмотрите только, как она приняла Ванью, словно свою младшую сестру, хотя они и не родствен­ники совсем, во всяком случае, не близкие!» Такие разговоры несли оттенок двусмысленности. Но боль­шинство друзей принимали ее такой, как есть, не за­мечая ничего, кроме теплых, ласковых глаз и всегда дружелюбной улыбки.

Хеннинг с облегчением видел, что Бенедикте не переняла многих отрицательных черт своего окруже­ния, не поддавалась зову злой крови. Ребенком она, однако, бывала страшно вспыльчива, когда видела, что с ней обошлись несправедливо. Но с годами ее дружелюбие рождало только такие же ответные чув­ства, и она стала спокойнее.

Между тем никто не знал, что творилось в душе Бенедикте. Никому не было известно о кошмарных фантазиях, преследовавших ее по ночам. Маленькой девочкой она часто вбегала к отцу и Агнете в слезах, прося защиты и утешения. Но никогда не проговари­валась. Тот мир мрака, в который уносилась она, оставаясь одна в пустом и тихом доме, был ее соб­ственным. Девочка бродила там над головокружи­тельной бездной по темным коридорам, где ужасные создания выныривали из глубины, разглядывали ее и так же беззвучно исчезали. В те ночи ей открылись многие тайны потустороннего мира, она получила представление о сокровенных знаниях, но никогда, никогда этого не выдавала. Ибо она знала, что не нашлось бы ни одного человека на земле, кто смог бы разделить ее опыт и переживания.

Много раз она вступала в контакт с предками Людей Льда. Они помогали ей в полных опасности путешествиях в подсознание, они научили ее многим премудростям. Именно далекие предки стали насто­ящими друзьями, которые знали, что ей пришлось вынести. И они наделили девушку необходимой си­лой для того, чтобы с достоинством относиться к оп­рометчивым оценкам ее внешности от людей благо­желательных и выслушивать откровенно злые комментарии недругов.

Она обладала волшебными знаниями. Отчасти собственными, до поры скрытыми. Частью теми, ко­торыми ее одарили предки. Бенедикте могла выяс­нить происхождение и историю любого предмета, просто взяв его в руки. Были у нее и другие сверхъестественные способности. В тот день, когда ей испол­нилось восемнадцать, Хеннинг позволил ей стать хо­зяйкой сокровищ Людей Льда, до этого он считал это опасным. Бенедикте пришла в восторг и была преисполнена благоговения, но отец знал, что она читала древние книги и экспериментировала с фа­мильными рецептами. Она изучала наследие пред­ков с удовольствием, когда-нибудь это должно было ей пригодиться.

Но волшебный корень мандрагоры – алруне – Хеннинг оставил у себя.

Ему казалось, что он поступил правильно. Однаж­ды, много веков назад, черный ангел дал ему корень, чтобы Хеннинг смог очутиться в краю Легенд. Он хорошо справился с задачей, так думалось ему, и это заслуга мандрагоры. Ибо что смог бы сделать ма­ленький одиннадцатилетний мальчишка с двумя из­бранными братьями-близнецами, если бы не полу­чил помощи?

Что ж, эти восемь лет с 1883 по 1891 были спокой­ными для Людей Льда.

Хеннинг был крепким крестьянином в Линде-ал­лее. Брак с Агнетой стал весьма счастливым и вывел ее из депрессии того, первого, года. Разумеется, то, что с ней сделал Ульвар, тяжело отразилось на Агнете, но когда она родила его дочь Ванью, терзания оставили ее. И в этом была большая заслуга Хеннинга. Его неизменная приветливость и понимание означали для Агнеты все. Он принял Ванью как сво­его собственного ребенка, и теперь у него уже были две маленькие дочери. Старшая сестра Ваньи, его род­ная дочь Бенедикте, любила маленькую сестричку, как она называла девочку. Лучшей няньки было не найти.

Малин, и ее Пер, и сын Кристофер по-прежнему жили в уезде, они так и не вернулись назад в Шве­цию. От их родителей, Кристера и Магдалены, в 1889 году пришло письмо, в котором говорилось, что два дворянских рода, которым Люди Льда верно слу­жили на протяжении столетий, породнились. Сын Шарлотты Поссе Аксель Рейтерскьольд женился на дочери Оксенштернов Габриэлле. Круг замкнулся, служба Людей Льда была окончена.

Но в тот летний день во двор на Линде-аллее при­скакал человек и стал спрашивать дочь Хеннинга Бенедикте. У гонца было письмо к ней, от какого-то незнакомого Сандера Бринка. Но отец этого Бринка был знаком с отцом Хеннинга Вильяром. Вся семья, включая незнакомца, собралась в большом доме на совет. Что ж, Вильяр хорошо отозвался о Сандере Бринке, оканчивающем университет, сказал, что тот, без сомнения, является многообещающим исследова­телем. Собственно, его имя Александер, но люди по­стоянно называют его коротко – Сандер.

Итак, юному Бринку требуется помощь Бенедик­те. Дом с привидениями? В письме говорилось, что он занимается еще одним важным делом, но надо было без промедления браться за этот таинственный дом. И он хотел иметь рядом с собой настоящего зна­тока. Такого, кто смог бы разоблачить мошенников или выяснить истину в этом деле.

Бенедикте умоляюще посмотрела на папу Хеннинга. Разрешит ли он поехать? Никто и никогда не со­ветовался с ней раньше, никто, кроме ближайших родственников, так как Хеннинг не желал, чтобы спо­собностями дочери злоупотребляли, превратив ее в нечто вроде общественного оракула-предсказателя.

– Мне кажется, ей надо быть там, – спокойно сказал старый Вильяр. – Она теперь взрослая де­вушка, и томится здесь на хуторе совсем одна. Этот Бринк – надежный парень.

– Да это и недалеко отсюда, – вставила Белинда.

Хеннинг с сомнением представил себе, какое не­понимание его милая, но физически некрасивая дочь может встретить среди чужаков. Будет ли она в си­лах достойно противостоять тому потоку грязи, кото­рый может быть вылит в ее доверчивую детскую душу?

– Да. Хотя… – сказал он нерешительно. – Если только ты обещаешь вернуться домой как можно ско­рее. Здесь у нас ни у кого нет времени, чтобы сопро­вождать тебя, даже если бы мы захотели. Но ты ведь уже достаточно большая, чтобы справиться самосто­ятельно, не так ли?

Лицо Бенедикте просветлело и она бросилась отцу на шею.

Тогда Хеннинг отстранил дочь от себя и серьезно посмотрел ей в глаза, с трудом пряча сентименталь­ную улыбку.

– Теперь пришло время тебе получить остаток наследства, – сказал он печально, снимая с себя алруне . – Ты сможешь теперь применить его, и я знаю, что он защитит тебя. Присматривай за ним хорошенько!

Бенедикте затаила дыхание. Ее душа торжество­вала, когда она нагнула голову, чтобы принять ко­рень мандрагоры, глаза были широко раскрыты и светились светло-зеленым цветом. Только когда ал­руне занял свое место на ее шее, она смогла наконец выдохнуть, заметно волнуясь:

– Мне кажется, словно… словно он теперь на сво­ем месте, – наивно сказала она. – Мы с ним будто одно целое.

– Точно, – кивнул Хеннинг. – Вы знаете, я ведь никогда не был истинным избранным, моя сила на­много меньше. Я лишь взял амулет на время. – Он вздохнул. – Единственный недостаток в том, что я внезапно почувствовал себя таким незащищенным. Благословляю вас обоих! И тебя, дочь моя, и верного спутника нашего рода – мандрагору!

В своем тайном убежище Тенгель Злой удовлет­воренно улыбнулся в ожидании больших перемен.

Все шло, как и было задумано, он по-прежнему мог на расстоянии управлять судьбами людей.

Но это доставляло ему массу хлопот, особенно за­получить Бенедикте в выбранное им место. Потребо­валось напрячь все силы, пришлось воздействовать на множество посторонних людей.

Он почувствовал усталость. Позднее, когда он од­нажды проснется, ничто, естественно, не будет утомлять его. Но теперь ему надо было действовать в та­ких тяжелых условиях. Далеко от места событий. Не видя и не слыша людей непосредственно. Это глубо­кий сон сковал его чувства, сделал невыносимой каж­дую попытку собраться с мыслями. Он должен был многократно напрягаться, чтобы добиться своего с помощью этих презренных людских тел.

Ему делалось плохо при одном слове «человечес­кое тело». Ведь именно так его называли боги и духи в Тарангае, его, который в тот раз все-таки нашел до­рогу в пещеру зла. Он отправлялся в тот путь со стра­хом и отвращением. Это было ужасное путешествие сквозь все круги ада. Там ему было обещано, за то, что он не совершил ни одного доброго или милосерд­ного поступка в своей прежней жизни, что он добе­рется до источника мертвой воды.

Он не сделал ничего доброго в этом мире, и в этом ему повезло, иначе с ним обошлись бы так же безжалостно, как и с теми несчастными созданиями, останки которых он видел по пути, и чьи кости пре­зрительно отшвыривал с дороги. Он, только он, един­ственный среди людей, обнаружил Источник Зла! Но, подумать только, чего ему это стоило. Его собствен­ный крик боли и ужаса все еще пронзительно звучал в ушах с тех пор, как он достиг цели.

Но цель того стоила. Ныне он был властителем всей земли.

Только бы ему удалось выбраться отсюда!

4

Бенедикте с любопытством входила в старый страш­ный дом. Она держалась настороженно. Если бы сей­час ее видел папа Хеннинг, он бы все понял, потому что никто так хорошо не знал Бенедикте, как он – хотя он и не имел представления об изнуряющем мире ее ночных грез. Но по ее поведению ему сразу стало бы ясно, что у этого дома была… можно ли это на­звать «атмосферой»?

Пока она осматривала дом, собравшиеся рассмат­ривали ее. Три хозяйки были настроены критически, они кидали на нее косые взгляды и обменивались словечками о слишком любопытных девчонках. Пара Мартинсен, торопившаяся скорее отправиться в путь, глядела на нее с любопытством. Свег был настроен скептически, Ульсен высокомерно-всезнающе, а Сан­дер Бринк был разочарован.

Он ведь слышал, и не раз, о Бенедикте и составил себе представление о ней. Он ожидал увидеть эфе­мерное создание, загадочное и притягательное. Од­нако Бенедикте не обладала ни тем, ни другим. Она была такого высокого роста, что Ульсен должен был смотреть на нее снизу вверх, а Сандер смотрел ей прямо в глаза, когда они стояли друг напротив дру­га. Пышная фигура, широкое, как у эскимоса, лицо, по-монгольски раскосые черты – но впечатление ос­тавалось все же приятное, благожелательное. В ней не было ни малейшего демонического или гипноти­ческого налета, который, как ему представлялось, должна иметь всякая ясновидящая.

Сама Бенедикте даже не осмеливалась глядеть в его сторону. Он внезапно рассеял все ее мысли. Она никогда раньше не встречала такого притягательного мужчину и с горечью думала, что в его глазах являет­ся полным ничтожеством. Если бы ей было позволено, она бы сидела в темной комнате и смотрела на него, сидящего в круге света. Она бы так смотрела и смот­рела, сама оставаясь незамеченной, купалась бы в лучах, рисующих перед ней эту картину, бесхитростно наслаждалась бы каждой его чертой, каждым дви­жением, каждым словом, которое он произносил.

Но теперь ей надо было думать совсем о другом, и он не должен был видеть ее лица. Иногда необхо­димо отступать в тень, теперь Бенедикте поняла это.

Она глубоко дышала, не смея даже подумать о том, что он стоит и изучает ее. Она сконцентрирова­лась на доме.

Эта маленькая девочка знает много важного.

Бенедикте присела на корточки перед Сисель и взяла ее руки в свои. Девочка была насторожена, но не испугалась.

– Ты слышала смех на втором этаже? – тихо спросила Бенедикте.

Сисель кивнула. Тетки напряглись, чтобы расслы­шать, но Бенедикте умышленно говорила так тихо, чтобы они не слышали. Она знала, что сестры на­строены враждебно к девочке.

– Мы должны в этом разобраться, – сказала она успокаивающе, она всегда замечательно ладила с детьми. – Ты, конечно, не можешь здесь жить, мы подыщем тебе другое место, но сначала нам надо недолго побыть в доме. Я думаю, нам не придется оставаться здесь на ночь.

Она заметила, что Сисель почувствовала облег­чение.

– Не бойся, – сказала Бенедикте. – Я буду все время с тобой.

Теперь надо было быть дипломатичной. Бенедик­те чувствовала, что здесь ей многого недоставало, она была слишком наивной, открытой и простой там, где следовало действовать похитрей. Тетки были настро­ены враждебно, и это она понимала. Они уже успели вступить в серьезную битву сегодня утром. Мысль о появлении в доме полиции глубоко их шокировала, но в то же время они осознавали, что не получат ка­кого-либо возмещения, если не заявят о случившем­ся.

Уве и Гури Мартинсен тоже их потревожили. Они не желали оставлять дочь в доме, где так неистово бушуют привидения. Тетки гневно заявили, что по­скольку в их доме никогда раньше ничего подобного не происходило, то это, должно быть, сами Мартинсены привели с собой полчища призраков. Сестры были сильно раздосадованы большим количеством людей, сновавших туда-сюда по дому, а при виде Бенедикте они лишь пожимали плечами и презри­тельно усмехались.

Сисель старалась что-нибудь вспомнить…

Ее взгляд ускользал в сторону, когда Бенедикте пыталась уточнить характер звуков, шедших с верх­него этажа.

Нет, так не пойдет. Вначале тетки!

Бенедикте попробовала забыть о впечатлении, ко­торое она должна была производить на Сандера Бринка, и напряженно улыбнулась трем излучавшим недружелюбие дамам.

– Фрекен Мартинсен, – сказала она Беате, ко­торая была младшей и, вероятно, самой общитель­ной из них. – Я с удовольствием пообщаюсь со все­ми вами несколько позже, если мне будет позволено. Я уверена, что вы дадите мне множество ценных пояснений. Но, в первую очередь, я должна поговорить с родителями Сисель, им ведь надо немедленно ехать. Поэтому, не будете ли вы так любезны пройти пока в свои комнаты, а я скоро с вами побеседую.

Была ли она достаточно дипломатична? Похоже, что нет, ибо три старухи отправились восвояси явно недовольные, что ими командуют в собственном доме.

Бенедикте повернулась к Уве и Гури Мартинсен, стараясь не смотреть на Бринка.

– В этом доме так много странного. Здесь, по крайней мере, три загадочные вещи, которые не скла­дываются друг с другом.

Ах, если бы только она могла выражаться учено и элегантно! Но это был не ее стиль. Она была довольно простодушной – и очень, очень чувствительной.

– Во-первых, все тут, в салоне, разбросано и раз­ломано в щепки.

Нет, так не говорят. Она быстро поправилась:

– В этом коричневом салоне. Во-вторых, этот то­пот наверху. Кстати, господин пристав, вы сказали, что прохожие пару раз видели на втором этаже ка­кой-то неясный свет. И в-третьих, здесь есть что-то еще, что я не могу ухватить. Я не понимаю этого…

Она задумалась. Что-то сильно раздражало ее, и хотя ей следовало почувствовать, откуда это исходит, у нее не получалось. Какой-то чужеродный элемент.

– Ты имеешь в виду звериную лапу? – тихо ска­зал пристав Свег, он не знал точно, как ему себя вес­ти с этой девушкой. Но она казалась такой открытой и уверенной, что он не посмел смеяться над ней.

– Что? – очнулась она. – Нет, лапа… Я почти наверняка знаю, что произошло в этой коричневой комнате. Но сперва мне надо проверить, и малень­кая Сисель должна быть со мной. К сожалению! Но я могу все время держать ее за руку, если она хочет.

Мартинсен нетерпеливо топнул ногой.

– Но нам пора идти, мы опоздаем…

– Да, конечно, – сказала Бенедикте. Она подо­шла и взяла фру Мартинсен за руку. – Не беспокой­тесь за Сисель, с ней ничего плохого не случится.

Она замолчала, держа руку Гури в своей, и серь­езно посмотрела на нее.

– Неприятности кроются в вас самой, фру Мар­тинсен, я это чувствую. Но их можно избежать, ведь во многом это ваша собственная вина. Вы ревнивы, вам не надо быть такой.

– Да, я все время это говорил, горячо добавил Уве. – Ты только выдумываешь себе всякие глупос­ти, Гури.

– Не только, – возразила Бенедикте, которая выпустила руку Гури и повернулась к мужчине. – Я узнала о вас многое, поздоровавшись с вами. Вам нравятся женщины, вы легкомысленны, но лишь чуть-чуть, как многие мужчины в вашем возрасте. Только легкий флирт, ничего больше, вы вполне верны ва­шей супруге. Отправляйтесь в путь, но мне кажется, вам надо больше думать о Сисель. Она нуждается в вас обоих. Вы разве не видите незащищенность в ее глазах? Вы часто ссоритесь, не так ли?

– О, Господи, что ты за девчонка? – сказал Уве бесцеремонно, но тотчас же умолк. – Верно, верно, нам надо разобраться в нашей частной жизни, но мы ведь не об этом должны были говорить, или как?

– Нет, конечно. Извините, – сказала Бенедикте и кивнула им на прощание. Обращаясь к приставу, она спросила: – Я думаю, мне лучше начать со вто­рого этажа. Как туда можно попасть?

– Да, я тоже спрашивал об этом, но хозяйки ска­зали, что туда никак нельзя добраться. Этажом уже много лет никто не пользуется, – утверждают они.

Маленькая Сисель, которая попрощалась с роди­телями и поэтому держалась возле добродушной Бе­недикте, выглядела взволнованной.

Бенедикте повернулась к ней.

– Ты слышала шаги, не так ли?

– О, да! – прошептала девочка. – В этом я уве­рена, клянусь!

– Я верю тебе. Но… ты ведь не все мне рассказа­ла, так?

Сисель покраснела.

Бенедикте, которая чутко улавливала настроение других, увела ее от мужчин.

– Что там было? Ты можешь мне рассказать. Я должна знать, понимаешь?

– Нет, это было так противно!

– Да, я понимаю. Шепни, я не проболтаюсь!

После долгих колебаний Сисель прикрылась ла­дошкой и, багровея от стыда, прошептала на ухо Бе­недикте:

– Я слышала, как скрипела кровать.

– Как будто бы там кто-то был? Девочка запнулась.

– Это были такие неприятные звуки. Бенедикте нахмурила брови.

– Ты имеешь в виду…? Как если бы там люди любили друг друга?

– Я не знаю, – быстро прошептала Сисель. – Может быть, они там это делали, я не знаю.

– Ну, разумеется, нет, тебе ведь всего восемь лет. Но все равно спасибо, чудесно, что ты рассказала. Я никому не проболтаюсь.

Нет, она бы действительно никогда не сказала. Хотя Бенедикте было известно о всех таинствах люб­ви, этот мир никогда не станет ее собственным, это она знала наверняка. Она была создана для дружбы и преданности, ни один мужчина никогда бы не увлекся ею до такой степени, чтобы лечь с ней в по­стель. Она давным-давно смирилась с этим. До сих пор это ее не беспокоило. Но девушка и не встречала никогда такого парня, как Сандер Бринк.

Нет, она ничего не скажет о переживаниях Си­сель.

Но Бенедикте догадывалась, что все это должно означать нечто ужасное. На запертом этаже – и та­кие звуки?

– Туда совершенно нельзя попасть? – спросила она у мужчин, вернувшись от Сисель.

– Хозяйки утверждают, что абсолютно невозмож­но, – ответил пристав Свег.

– А где лестница?

– За этой дверью. Она, естественно, закрыта, но теперь, когда этих ужасных теток поблизости не вид­но, мы попробуем отпереть ее. Ульсен, ты владеешь этим ремеслом! Пора тебе уже сделать что-нибудь полезное, а то стоишь только и целый день меня по­учаешь.

Молодой всезнайка Ульсен выглядел обиженно, но вытащил из кармана связку отмычек. Вскоре он справился с замком.

Бенедикте приоткрыла дверь, надеясь, что тетки не услышат пронзительный скрип.

Сырой воздух ударил им навстречу, когда дверь отворилась. Бенедикте скорчила недовольную грима­су, увидев картину, открывшуюся впереди.

Лестничный пролет полностью обвалился. На полу как попало лежали гнилые балки и лестничные сту­пеньки, а высоко на потолке висело то, что когда-то было лестницей. Это напоминало зубы во рту, за ко­торым никогда не ухаживали. Верхний зал зиял чер­ной дырой за облаком паутины.

– Спасибо, – пробормотала Бенедикте и закры­ла дверь. – Я увидела достаточно!

Затем Бенедикте попыталась побеседовать с тре­мя сестрами.

Сандер Бринк взял Сисель с собой на длитель­ную прогулку, так как ей не стоило пока появляться в этом доме. Но пристав и его тень Ульсен присут­ствовали вместе с Бенедикте при разговоре с фурия­ми.

Беседа превратилась в битву против стены подо­зрений и исковерканных представлений. Говорить с ними один на один не отважился бы никто, тетки в гостиной объединились в воинственный отряд.

– Здесь никогда не было привидений, – с досто­инством произнесла высокая, тощая Агнес. – У де­вочки нездоровая фантазия.

– Но ведь вам было сказано, что люди видели пару раз какой-то свет на верхнем этаже? – сказал Свег ровным голосом.

– Люди говорят о нас много гадостей, – сказа­ла Герд, и брошь затряслась от негодования. – Как будто бы трех беззащитных маленьких женщин не могут оставить в покое. Только потому, что мы не хотим общаться с кем попало! Лестница начала раз­рушаться двадцать пять лет назад. С тех пор никто так и не был наверху. Мы достаточно уютно устрои­лись внизу.

– Вы унаследовали этот дом?

– Да, наш дорогой отец в молодости приобрел его. А мы изо всех сил пытались сохранить все в пер­возданном виде.

Бенедикте подумала, что есть некоторая разница в том, чтобы сохранять старый дом или пускать все на самотек, когда он приходит в упадок.

Беата облизала шоколад с пальцев.

– Для нас это было нелегко. Мы, бедные, одино­кие женщины, живем только на наши скромные сбе­режения.

Пристав переменил тему.

– Вечером мы заберем девочку с собой, после того как Бенедикте обследует феномен с привидения­ми в коричневом салоне. Поскольку для всех будет лучше, если маленькая Сисель уедет отсюда.

– Нет, это мы не хотим видеть у себя такого ужас­ного ребенка! Они, видите ли, утверждают, что мы не можем рассчитывать на большое возмещение за все эти разрушения нашей любимой старой мебели.

– Ну, вы же уже получили часть платы за девоч­ку, – сказал Свег укоризненно. После бесконечных дискуссий тетки вынуждены были вернуть половину денег чете Мартинсенов. Супруги отказались взять остаток обратно, ведь девочка оставалась на одну ночь, да к тому же все эти осколки, вся мебель!

Разговор топтался на месте, поэтому все облег­ченно вздохнули, когда Сандер вместе с Сисель по­явился на крыльце. Все, кроме теток, вышли наружу, чтобы их встретить. Бенедикте спрятала счастливую улыбку, увидев Сандера.

Ветхая веранда заскрипела от такого количества встречавших.

– Не прислоняйся вон к тому столбу, – предос­терегающе сказал Ульсену Свег. – Малейший тол­чок – и мы погребены под этой рухлядью.

Бенедикте посмотрела наверх и убедилась, что он был прав.

– Вы знаете, мне жаль этих трех пожилых жен­щин, – тихо сказала она. – Подумать только, они так бедны и им так одиноко живется в этом доме с привидениями!

– Тебе их жаль? – сдавленно фыркнул пристав. – Сытый голодного не разумеет. Более скупых сестриц вам не найти, я слышал, они экономят на всем, выга­дывают каждую мелочь. И они любят этот дом. Они сентиментально до отвращения привязаны к нему. Ну как же! Дом их детства, юности, дом дорогого папочки и мамочки и так далее. Нет, спасибо, ника­кого сочувствия!

Когда они пообедали, съев бесцветное и безвкус­ное блюдо – и прилично заплатив за него, – опус­тились сумерки, и пристав объявил теткам, что им лучше всего убраться подальше, потому что теперь Бенедикте необходимо выяснить, что же все-таки про­исходило в коричневой комнате.

Вначале, правда, она предложила помочь с мы­тьем посуды, но тетушки единодушно отказались. Кухня была одной из священных комнат в доме, куда никому из посторонних вторгаться было нельзя.

Тетя Агнес строго посмотрела на пристава.

– А если еще что-нибудь будет разбито в нашем чудесном салоне, именно вы будете обязаны возмес­тить нам ущерб!

Казалось, что все трое надеялись на это. Они, без сомнения, не были так уж сильно привязаны к фа­мильным раритетам.

Если бы только Бенедикте могла припомнить, что же это так копошилось в ее подсознании! Здесь было что-то большее, чем просто воспоминания. Нечто скры­тое, неясное, что явно было здесь не на своем месте. Но все же весьма существенное.

У двери в коричневый салон Сисель заартачи­лась.

– Нет! Я не хочу входить в эту комнату!

– Ты можешь сесть прямо возле двери, успокаи­вала Бенедикте. – И…

Наконец она встретилась взглядом с Сисель. У нее зарябило в глазах.

– Ну, может быть, Сандер хочет посидеть с то­бой?

Если Бринк и был задет тем, что его назначили нянькой, он не подал и виду. Он только повернулся к Бенедикте со своей обезоруживающей улыбкой и при­тянул Сисель к себе.

– Разумеется! Пойдем, мы сядем здесь и будем сидеть тихо, а если что-то случится, убежим, не так ли?

Сисель молча и решительно кивнула.

Комната уже была убрана, все черепки вымете­ны, и мебель стояла на своих старых, странным об­разом выбранных местах. Три раздраженные хозяй­ки отрядили для этой цели Ульсена. Глубоко оскорбленного, уязвленного Ульсена.

Только отметина вверху на стене была на пре­жнем месте и, естественно, разбитые окна. Пристав стоял и смотрел снизу вверх на отпечаток и задумчи­во качал головой.

– Мне бы не хотелось повстречать хозяина этой лапы, – сказал он Бенедикте.

– Вы разве не догадались, кому принадлежит отпечаток? – удивленно спросила она. – Я думала, что все знают.

Пристав хмуро уставился на нее.

– Я не ясновидящий.

Бенедикте принялась было объяснять, что требо­валось только немного логики, чтобы понять это, но заметила, что и Сандер Бринк, и Ульсен смотрят на нее вопросительно. Она сочла лучшим замолчать, так как не хотела ставить под сомнение их сообразитель­ность.

Сисель дрожала всем телом, сидя в объятиях Сандера. Бенедикте было ужасно жаль ее, но присут­ствие девочки было абсолютно необходимо.

Бенедикте не смотрела на Сандера, но ощущала его близость каждым нервом. Его фантастическая притягательность почти парализовала ее, и ей даже хотелось, чтобы его сейчас не было рядом. Она не могла полностью сконцентрироваться.

Девушка попросила принести светильники с зак­рытым фитилем, чтобы осветить комнату. Она не хо­тела рисковать и устраивать пожар среди этой рух­ляди. Безобразная комната предстала во всем своем запустении. Богато меблированное помещение часто может выглядеть уютно и спокойно, но это казалось холодным и голым.

Бенедикте, пристав и Ульсен сели подальше, от­куда был свободный обзор происходящего. Девушка прокричала Сандеру, сидевшему у двери:

– Дайте немедленно знать, если увидите что-ни­будь необычное!

– Нам можно громко разговаривать, да?

– Это не имеет значения.

Они молчали и ждали. Шли минуты, но дом был спокоен. Сестры Мартинсен, очевидно, пошли спать. Сисель зевала.

Тут пристав Свег увидел, как Бенедикте почти не­заметно повернула голову, прислушиваясь, словно она что-то почувствовала в комнате.

Даже Сандер, находившийся вдалеке, тоже обра­тил внимание на ее реакцию.

Все, не считая Сисель, замерли в ожидании. Но ничего не происходило. Пристав снова расслабился и вытащил свою курительную трубку, чтобы набить ее табаком.

В тот же момент трубка вырвалась из рук и про­неслась наискосок через комнату. С сильным шлепком она ударилась в стену. Куски дерева разлете­лись в разные стороны.

Одновременно с этим массивное зеркало приподня­лось с подставки и упало на пол со зверским грохотом.

– Бенедикте! – закричал Сандер Бринк. – Это – полтергейст!

– Да, это он, без сомнения! – ее голос едва пере­крывал шум. – Выводи девочку наружу, быстро! Нам здесь больше нечего смотреть.

Приближаясь к выходу, они увидели стол, дви­гавшийся вверх ногами, и сразу же догадались, кто оставил после себя след на стене.

Сисель плакала, и Бенедикте попросила Ульсена немедленно отвезти ее на постоялый двор и оставить там на ночь. Впрочем, он мог вернуться назад, как только выполнит поручение.

Они услышали какое-то жужжание в воздухе за дверью и постучали по стене.

– Полтергейст, – сказал Свег задумчиво. – Я читал об этом, но не имею ни малейшего понятия, что это за штука. «Гейст» означает привидение, не так ли?

– Привидение или дух, призрак, – ответил Сан­дер. – Но полтергейст не вызван привидением, это физический феномен. Сила.

Они вопросительно смотрели на Бенедикте, кото­рая беспокойно прислушивалась к спектаклю, разыг­рывавшемуся внутри.

Все трое подошли ближе к двери.

– Каким же идиотом я был, – сказал пристав. – Не увидел львиные лапы на ножке стола.

– Это было, наверное, нелегко в такой перепол­ненной комнате, подтвердила Бенедикте с отсутству­ющим видом.

Стол, который как раз стоял тихо возле двери, был круглым, на одной ножке, из которой выходили еще три, заканчивавшиеся необычно украшенными фан­тастическими лапами с когтями. Присутствовавшие замерили расстояние до отметины вверху на стене.

– Неплохой прыжок для льва, – сказал Свег. – Ты думаешь, что стол сам взлетел на такую высоту?

Он пригнулся, чтобы уклониться от летевшей в его сторону фарфоровой безделушки.

– Это все детские игрушки для полтергейста, – сказал Сандер. – Но что же тебя так сильно беспо­коит, Бенедикте?

Она увела их с собой в более спокойную часть комнаты.

– Я не совсем понимаю. Видите ли, когда возни­кает полтергейст, причиной являются необычно силь­ные напряжения. На свете существуют отдельные люди, выступающие в роли своеобразных спусковых меха­низмов, высвобождающих эти аномальные напряже­ния, витающие, например, в этой комнате. Тогда и возникает так называемый феномен полтергейста.

– Ага! – сказал Сандер и посмотрел на нее бле­стящими, заинтересованными глазами. – Малень­кая Сисель?

– Да. Так, по крайней мере, я думала. Но гляди­те! Ее больше нет в этой комнате, а буйства продол­жаются. Вы понимаете, я все время ощущала здесь какую-то постороннюю силу – и я не имею в виду сам полтергейст.

– Я знаю, сказал Сандер. – Я заметил, что что-то тебя беспокоило.

Бенедикте спокойно посмотрела в его глаза.

– Да. Мне представляется, что именно эта сила вызвала полтергейст, а не сама Сисель. О, Господи! Там летит целая полка с фарфором!

– Наплевать! Мы ведь все равно не сможем ос­тановить погром!

– Поскольку это не прекратилось, когда Сисель покинула помещение, мы должны отыскать источник. Он должен находиться где-то внутри.

– Лучше бы нам поберечься, – пробормотал пристав и стянул куртку. – Но необычные вещи на­чали твориться вчера ночью, не так ли?

– Верно. Я не думаю, что тетки долго мирились бы с тем, что их фамильные сокровища уничтожают­ся, – сказал Сандер. – Поэтому, девочка как-то свя­зана с происходящим. Кстати, она забыла в комнате свою курточку, она лежит там на стуле.

– Курточку? – сказала Бенедикте, насторожив­шись. – Мы должны забрать ее… Ой!

Стул ударил ее по ноге так, что она вскрикнула, как от ожога. Сандер проворно схватил куртку.

– Пойдем, нам лучше выйти на веранду, – ска­зал он.

Все последовали наружу. Внезапно они услыша­ли, как за их спинами наступила полная тишина.

– Видите! – сказала Бенедикте. – Это она.

– Значит, разгром продолжится, если мы снова зайдем в комнату с этой несчастной курткой?

– Нет, я так не думаю. В той комнате были слиш­ком сильные напряжения, причину этого я не знаю, да это и не имеет значения, – ответила Бенедикте. – Для нас представляет интерес куртка, которая их высвободила.

Они вышли на ветхую веранду и сели на ступень­ки лестницы, спускавшейся в запущенный сад. Лет­няя ночь была завораживающе темна, нельзя было как следует разобрать очертания предметов. Но Свег захватил с собой один из светильников, и в его свете люди принялись рассматривать куртку.

– Обычная маленькая детская куртка, – сказал Сандер. – Хорошего качества, довольно новая, я бы сказал…

Он механически опустил руку в карман. Сначала в один, затем в другой. Его рука на мгновение за­мерла. Затем он ее вытащил.

– Посмотрите! Что это?

– Большая монета? – сказал Свег. – Хотя по­дождите, здесь дырка.

Бенедикте протянула руку, чтобы взять монету. Внезапно она отпрянула назад.

– Я обожглась, – прошептала она. Мужчины удивленно посмотрели на нее. Сандер протянул монету, и Свег осветил ее фонарем.

– Выглядит, как будто она была чем-то вроде медальона, – сказал Сандер. – Или амулета. Он перевернул монету.

– Здесь и узор имеется… Что здесь написано? И он, и пристав вздрогнули.

– Сдается мне, что я уже видел этот узор рань­ше, – зловеще произнес Свег.

– Ну да! Тот же знак, те же символы, что и на спине того мертвеца, – ответил Сандер.

– Значит, здесь имеется связь! Между трупом и привидениями в этом проклятом доме.

– Нет, – сказала Бенедикте. – Появление аму­лета в доме было лишь случайностью. Вопрос в том, как он попал к Сисель.

– Ты права, – сказал Сандер, и ей показалось почти невероятным то, что он вот так запросто сидит рядом с ней и обсуждает серьезные дела, как будто бы ее мнение тоже берется в расчет! Словно не имеет значения ее беспомощная угловатость и рыхлость фигуры.

– Нам нужно поговорить с Сисель.

– Она уже, наверное, спит, – возразил пристав. – Нам придется подождать до утра.

– Да, – кивнула Бенедикте. – К тому же мне хочется поближе взглянуть на другой загадочный феномен.

– Какой?

– Шаги на втором этаже. И… Она спохватилась и замолчала. Она не могла рассказать о том, что еще услышала Сисель.

– Ты права, – сказал пристав и поднялся с мес­та. – Как ты думаешь, что там у них наверху?

– Я не знаю. Скажу только, что в этом доме нео­бычайно плохая атмосфера.

– Ну, это и я могу заметить, даже не будучи экс­пертом в этой области. Но каким образом ты собира­ешься попасть наверх? Взлетишь?

– Нет, в этом нет нужды, – вмешался Сандер. – Я осмотрел дом снаружи, пока все было тихо. Со сто­роны кухни имеется совершенно непонятное окно, и на втором этаже такое же, наискосок от первого. Я ду­маю, что там должна быть лестница.

– Если она в том же состоянии, что и первая, я по ней не полезу, – сказал пристав.

Бенедикте вспомнила обвалившийся лестничный пролет, и дрожь пробежала по ее телу.

– Нет, вы должны остаться внизу и отвлечь сес­тер. В самом худшем случае вам придется их припуг­нуть. А если мне понадобится ваша помощь…

– Но ты не можешь идти туда одна, ты разве сумасшедшая, девочка? Сандер пойдет с тобой, а я займусь старухами.

– Нет, – начала Бенедикте горячо, ей не хоте­лось брать с собой молодого человека, ведь там мо­жет оказаться нечто… нечто непристойное? Но что может быть непристойного на пустом этаже? Она от­ступила, внезапно почувствовав, что не хочет поднимать­ся туда одна.

– Но если вам понадобится моя помощь, то кричи­те, – сказал пристав Свег. – Хотя мне никогда не доводилось арестовывать привидения.

Бенедикте ответила ему едва заметной улыбкой. Ей показалось, что все становится теперь еще более запу­танным, ее чувства были в смятении.

А тут еще Сандер неверно истолковал ее неуверен­ность и ободряюще положил руку ей на плечо.

Этот жест для него был вполне естественным, он вырос в такой обстановке, где объятия, поцелуи и дру­гие знаки внимания были привычными, вошли в по­вседневность. Бенедикте была не такой.

Дома на Линде-аллее все были глубоко привязаны друг к другу, но выражали это не более чем теплым, понимающим взглядом или дружеским жестом. Домаш­ние редко прикасались друг к другу, только в торже­ственных случаях: при прощании или выражая глубо­кую благодарность.

Поэтому жест Сандера поразил ее, словно удар молота, и она потеряла способность отличать спо­койные, нормальные мысли от напряженных роман­тических грез.

«Он прикоснулся ко мне! Его ладонь покоится на моем плече, его рука лежит на моей спине, я даже могу почувствовать ее, через ткань я ощущаю то, что теплотой и искренней любовью разливается по телу. Он обнял меня за талию, он любит меня, наверняка любит!

Или, может быть, нет? Может, он просто жалеет меня, да, так оно и есть. Но ощущение его руки, ле­жащей на моем плече, никто не отнимет у меня. Оно навсегда останется со мной».

Она попыталась замедлить шальное сердцебиение, но ничего не смогла с ним поделать.

Бенедикте безнадежно, полностью, невероятно влю­билась в человека, о котором мечтали сотни ее сверст­ниц – и который мог получить любую из них, лишь протянув руку.

Она угодила в безнадежную ситуацию, словно в ловушку.

5

Они договорились, что Бенедикте, которая обладала способностью чувствовать присутствие оккультных сил и предметов, должна подниматься первой. Сандер же пойдет следом. Но пока он ждал на лестничном пролете – не случится ли чего. Свегу предстояло сто­ять внизу и следить за лестницей.

Им оставалось только надеяться, что в этот са­мый момент не ворвется, грохоча башмаками, Ульсен и не испортит все дело.

Дверь в кухню, в это святилище сестер, была за­перта, но другого они и не ожидали. Свег, бормоча что-то, порылся в кармане и извлек маленькую удоб­ную отмычку. Пока он стоял и ковырялся в замке, они услышали звук – тот же звук, о котором Сисель рассказывала днем ранее.

Мягкие шаги над головой.

– Господи, только бы нас не услышали, – тихо взмолилась Бенедикте.

– Мне придется пойти за тобой, – прошептал ей пристав.

В замке что-то слабо щелкнуло, и дверь откры­лась. Бенедикте и Сандер взялись за руки и просколь­знули внутрь.

На кухне было темно, им нельзя было зажигать свет. Приходилось полагаться только на собственные чувства. Бенедикте была так взволнована присутстви­ем Сандера в темноте, что ее руки дрожали, и прихо­дилось внушать себе мысль: «Ты – ничто, Бенедик­те, тебя нет! Он даже не смотрит на тебя, хотя и очень дружелюбен». И все это отнимало силы и отвлекало внимание от главного. Было необходимо почувство­вать, если рядом появится что-либо необъяснимое.

Между тем все шло прекрасно, они добрались до противоположной стены. В темноте они плохо ориен­тировались. Подумать только, если бы они ошиблись дверью и ввалились прямо в спальню к хозяйкам? Никто не имел представления, где они сейчас нахо­дились, должно быть, на своей половине дома.

По ногам Бенедикте тянуло холодом, и она почув­ствовала дверь прямо перед собой. Здесь не должно было быть спальни; она не могла бы представить Агнес, Герд или Беату спящими с открытым окном. Кроме того, она не ощущала присутствия людей за дверью.

Рука Сандера легла поверх ее руки и сжала ла­донь, Бенедикте сильно покраснела. Она благодари­ла Бога за то, что в темноте не было видно ее лица. Сандер хотел лишь показать ей правильный путь, он тоже обнаружил дверь.

Девушка осторожно взялась за дверную ручку. Дверь приоткрылась, и сразу же вокруг них стало холодно.

Бенедикте могла теперь лишь вспоминать, как самый удивительный мужчина в ее жизни стоял и держал ее за руку. Казалось, она была опечалена.

Они увидели контуры небольшого окна высоко вверху на стене. Комната, в которой они находились, была узкая, с высоким потолком. В следующее мгно­вение нога Бенедикте наткнулась на лестничную сту­пеньку.

Хорошо помня ту первую лестницу, они шарили руками наверху, не осмеливаясь сделать и шага. Ле­стница, однако, казалась весьма прочной.

Бенедикте начала осторожно и медленно подниматься. Она слышала легкий шорох одежды Санде­ра, шедшего сзади. Он двигался так тихо, что его шаги вообще не были слышны.

Вот и дверь наверху. Открываясь, она издала ко­роткий, визгливый звук, но затем все стихло. Бене­дикте услышала, как Сандер остановился прямо в дверном проеме.

Бенедикте сделала пару шагов и замерла непод­вижно. До сих пор все удавалось легко. Они двига­лись прямо к цели, ни разу не совершив ошибки. Те­перь она была наверху, на загадочном втором этаже.

Она попыталась почувствовать атмосферу. В тем­ноте наморщила брови.

Бенедикте ощутила перед собой большое пустое пространства, возможно, зал или комнату. Она не смела сделать и шага, поскольку знала, как обман­чив может быть лестничный пролет. Но не только поэтому она оставалась на месте, было и нечто дру­гое.

Чувство того, что она не одна на этом темном чер­даке. Поблизости от нее кто-то находился – и этот кто-то желал причинить ей зло.

Надо ли ей вернуться под защиту Сандера Бринка? Нет, это выглядело бы глупо.

В попытке немного сориентироваться, она присло­нилась к ближайшей стене недалеко от двери. Рукой пошарила вдоль стены. Что-то зашуршало в паути­не, которую Бенедикте порвала… Но вот она на что-то наткнулась! Мягкое и податливое.

Когда девушка поняла, что это было, она стала лихорадочно шарить по стене в поисках дверной руч­ки, но было поздно. Темнота вокруг нее начала ожи­вать, окружать чем-то удушливо мягким, необычай­но сильные руки-лапы обхватили ее, что-то туго обвилось вокруг ног, так что она не могла ими пошевелить. Ее крики о помощи Сандеру и Свегу потону­ли в какой-то клубящейся испарине и обволакиваю­щем плотном тумане.

Пытаясь освободиться, она бросилась на пол и покатилась в сторону. Одновременно она успела за­метить, что и Сандер со страшными проклятиями уго­дил в этот хаос. На лестнице грохотал Свег, подни­маясь к ним наверх. Но невидимые создания, должно быть, неплохо ориентировались в темноте, они схва­тили Бенедикте за руку и потащили по полу, упрямо поволокли за собой. Сандер, казалось, был более или менее невредим, насколько она могла судить по его сдавленным стонам и наступившей затем тишине. Девушка услышала, что и его тоже потащили по полу. Нападавшие обладали неожиданной силой, между собой они обменивались непонятными, шипящими словами. Их действия были неуклюжими, но, в то же время, неприятно последовательными и целеустрем­ленными.

На полу лежала пыль и отвратительно пахло, на лицо Бенедикте упала паутина, девушка пыталась вырваться» из той бесформенной массы, которая не­умолимо тащила ее в каком-то определенном направ­лении. Внезапно они оказались под окном, и в сла­бом ночном свете Бенедикте увидела разверзшуюся в полу дыру, которая была затянута паутинным по­крывалом. Заброшенная лестница, этот символ всего гибельного в доме!

Она закричала. Закричала что было сил. Ведь Сандер был без сознания и не мог сопротивляться намерению сбросить его в эту ужасную пропасть.

Но вдруг рука, закрывавшая ей рот и гасившая крик, ослабла и отдернулась, а из темноты появился при­став Свег. Ульсен, очевидно, уже вернулся, посколь­ку на лестнице внезапно стало людно. Ульсен держал в руке фонарь! В изумлении перед многочислен­ными свидетелями и ослепляющим светом, фурии на мгновение остановились, и Бенедикте проворно, слов­но кошка, отползла от опасного провала. Свег в это время освобождал ее ноги от пут, а Ульсен отвел Сан­дера в безопасное место. В течение всего нескольких минут всех сестер Мартинсен одолели и надежно свя­зали бельевым шнуром, который был протянут ранее в зале от стены до стены.

– Итак, мои дорогие дамы, – холодно начал пристав. – Теперь мы посмотрим на содержимое вто­рого этажа.

Бенедикте облегченно вздохнула. Ответом Свегу от трех женщин был лишь не достигший цели плевок Беаты.

– Я… мне лучше спуститься вниз, – сказала Бе­недикте боязливо.

– Нет, зачем же? – сказал Сандер, который сто­ял, покачиваясь и держась за голову, но выглядел неплохо.

– Мои особые способности здесь, кажется, не при­годятся, – тихо отвечала она.

– Об этом мы ничего пока не знаем, – сказал пристав. И он, и Сандер задумчиво посмотрели на нее. – Чего ты боишься, девочка?

– Ничего, – слишком поспешно произнесла она. – Мне просто не хочется.

– Маленькая Сисель рассказала тебе что-то еще, не так ли? – мягко спросил Сандер. – Я обратил внимание, что ты казалась весьма встревоженной, когда поговорила с ней.

Бенедикте смотрела в сторону.

– Нет, уверяю вас, там не было ничего особенно­го. Ну, хорошо, вы идите вперед, а я за вами.

Мужчины лишь посмотрели на нее, но начали двигаться вперед к середине зала. Ульсена посадили присматривать за женщинами.

Пристав Свег уже открыл первую из множества дверей; они вошли в старую, заброшенную спальню. Перед собой в гротесковом мираже Бенедикте увиде­ла замок Синей Бороды со всевозможными несчасть­ями, таившимися за закрытыми дверями.

С неприятным чувством она вошла вслед за при­ставом в маленькую, душную комнату. Трое связан­ных женщин в зале осыпали их градом таких слов и выражений, которые, как думала Бенедикте, женщи­ны просто не могут произносить. Они ругались, кри­чали, даже грозили полицией – пока не поняли, что подобная угроза не возымеет действия.

Пристав осветил комнату.

– Нет, ну такого я никогда не видел… – сказал он.

В этой комнате не было видно окон, они были задрапированы тяжелыми бархатными гардинами. Это была потайная комната. Сердце дома.

Здесь не экономили на роскоши. Вокруг белого стола стояли три великолепных стула для отдыха. Были здесь и чудесные сундуки, и комоды вдоль стен, и драгоценный ковер ручной работы на полу.

На столе лежали какие-то большие, рукописные книги. Свег взял одну, раскрытую посередине.

Это оказалась бухгалтерская книга, и последняя элегантно выполненная запись была о том, сколько денег получено за два прошедших дня. Был записан безвкусный обед, ночлег Мартинсенов, но были и день­ги за Сисель, которые старухи уже почти держали в руках, но отчасти были вынуждены вернуть. Должно быть, это была истинная катастрофа для такой акку­ратной кассовой книги. Им пришлось подчищать чер­нильные строчки и – ах! ах! – как они, видимо, были разочарованы!

И Сандер, и Бенедикте старались сохранять серь­езность. Бедные тетушки!

– Поглядите, – сказал Свег голосом, не предве­щавшим ничего хорошего. – Вам не кажется, что эта книга выглядит совсем не так, как если бы она принадлежала трем маленьким, бедным, ангелопо­добным старушкам?

Он приподнял крышку одного из сундуков и при­свистнул, вытащил ящик из комода и побледнел. Деньги, деньги. Повсюду деньги.

Он покачал головой.

– Именно это притягивает к себе взломщиков. Ну хорошо, не доверять банкам. Но не до такой же степени! Все это таинственное запугивание, эта смер­тельная битва против вас там в зале – и только ради этого?

Бенедикте наморщила лоб.

– Но это еще не все! Вы разве не чувствуете, что здесь есть кое-что еще? Ах, нет, извините, я забываю, что другие не обладают таким же как у меня ощуще­нием тревоги. На этом этаже еще что-то есть, при­став, и я не могу оставаться здесь далее!

– Ты замечательная девушка, – сказал Сандер упавшим голосом. – И откуда ты все это берешь?

Бенедикте отвела глаза от него, она не была еще достаточно сильна, чтобы выдержать его взгляд. Она слабо улыбнулась.

– Это уверенность, понимаете. Как например, когда соседка ждала ребенка этой весной. Я подума­ла, что будет мальчик, и была совершенно уверена в этом. Такое абсолютное спокойствие чувствуешь, ког­да уверена – и это всегда сбывается. Если попыта­ешься думать о другом исходе, обязательно что-ни­будь помешает. Все будет наоборот.

– У нее родился мальчик?

– Ну конечно! А теперь во мне зреет мучительное беспокойство, пока мы не выяснили все. В этом доме имеются и другие червоточины, мы не разобрались пока до конца. Но я не думаю, что здесь осталось что-то сверхъестественное. Поэтому вы можете открыть остальные двери в замке Синей Бороды сами, без меня.

– Нет уж, спасибо, – сказал пристав жестко. – У меня нет никакого желания убивать здесь время. Если ты чувствуешь, где прячется болезнь, так веди нас прямо туда! Это приказ.

Для Бенедикте стало неожиданностью, что он пой­мал ее на слове. Она не привыкла к такому, посколь­ку встречала обычно лишь насмешки, когда речь за­ходила о ее необычных способностях.

Они снова вышли в зал. Женщины сидели возле стены под надзором Ульсена. Они исподлобья, испу­ганно смотрели в сторону группы во главе с приста­вом. Бенедикте остановилась и прислушалась к себе, воспринимая испуг теток, определяя его направле­ние.

Еще одна дверь…

Она нерешительно шагнула к ней. В тот же миг дамы устроили адский спектакль, в гневе перекрики­вая друг друга. Они были взволнованы и не понима­ли, что таким образом направляют Бенедикте по вер­ному пути.

Но она и не нуждалась в их помощи. Она ощуща­ла поверхность двери, заметила сильные вибрации.

– Идите сюда, – сказала она, чувствуя себя не­важно. – Здесь… Здесь еще один человек!

– Что еще за черт? – сказал пристав.

– Точно. Я ощущаю исходящий оттуда безотчет­ный страх. Нечистую совесть. Опасение… опасение быть обнаруженным.

Женщины ужасно закричали, Бенедикте стара­лась не слышать их презрительных слов.

Дверь была заперта, но это не помешало приста­ву Свегу. Он быстро обнаружил ключ, спрятанный наверху на дверном косяке, и открыл.

Крайне странный запах, чтобы не сказать злово­ние, встретил их. Человеческие запахи смешивались с небывало сильным запахом духов.

– Освети комнату, Сандер, – сказал Свег, и они услышали жалостливое всхлипывание из темноты.

– Я ничего не сделал, я ничего не сделал, не по­зорьте меня перед всеми, я ничего не мог с этим поде­лать…

Свет выхватил из темноты комнату с большой, удобной кроватью. По расчетам Бенедикте, эта ком­ната должна находиться как раз над коричневым салоном. Она прикрыла глаза, сглотнула, затем сно­ва открыла их.

Довольно молодой мужчина сидел, скорчившись, на кровати в дальнем углу комнаты. Он был полуоб­нажен, одет только в нижнюю рубаху, и по его выра­жению лица было легко понять, что он не совсем нор­мальный. В нем было нечто, переходившее границу рассудка.

– Полиция… полиция… – испуганно повторял он.

– Успокойся, успокойся, Август, – сказал Свег. – Мы тебе ничего не сделаем. Так значит, здесь ты был последние месяцы?

– Я ничего не мог поделать, – всхлипнул он. – Они… они…

– Они держали тебя здесь взаперти, не так ли? А мы как раз гадали, что же сталось с их деревенс­ким слугой. Но почему?

Парень вытер нос и глаза.

– Вначале это было забавно. Они в меня влюби­лись, а у меня никогда не было женщин, а им их родители не разрешали даже думать о таком. Все началось с того, что они захотели немного посмот­реть на меня, я им разрешил, а они сказали, что я красивый и трогали меня так, что у меня брызнуло, а потом уже я должен был приняться за них, одну за другой, каждый день, для них это было приятно, и для меня тоже, они мне разрешили, и было так за­бавно. Но они хотели все больше и больше, а их было трое, а я только один, они были как сумасшедшие и, Господи, как они стонали, но я был уже не в силах и хотел отказаться, но тогда они заперли меня внутри и сказали, что пристав арестует меня, если узнает, что я делал с ними, и мне нельзя выходить наружу! Шуметь тоже нельзя было, надо было сидеть совсем тихо.

Только теперь они увидели, что бедняга был при­кован к кровати.

Он продолжил, подвывая:

– И они снова приходили сюда и все хотели и хотели, а я нет, но он меня не слушался, он делал то, что хотели они, ведь они точно знают, что им надо делать, чтобы заставить его стоять…

– Они что, все втроем сюда приходили? – скеп­тически спросил пристав.

– Нет, не все сразу, и эта старая Агнес приходи­ла не так часто, потому что она немного суховата, собственно, она приходила только, когда выпивала вишневого вина, тогда она была влажная, как надо. Но эта маленькая пухлая Беата здесь бывала посто­янно, она номер один, но фрекен Герд хуже всех. Я ее боюсь! Она такая тяжелая, сильная и жесткая с ним, и скачет на мне верхом, и когда приходит сюда, то мне кажется, что у меня все косточки рассыпятся. Чер­товы бабы!

Он заплакал от отчаяния.

Они стояли молча. Бенедикте упорно смотрела в пол, Сандер беспокойно переминался с ноги на ногу.

– Слушай, Август, – сказал пристав мягко. – Меня ты не бойся, ты не совершил ничего серьезного. Теперь ты можешь идти, и при первой же возможно­сти попросись к добрым людям. Теперь все будет хо­рошо.

Пока он снимал цепи, Свег дружелюбно продол­жил:

– А твои наездницы, ужасные дамочки, тебе не надо их больше опасаться. Они свое получат за то, что держали тебя в заточении против твоей воли. Они совершили и кое-что похуже, только что они попыта­лись убить вот этих двух молодых людей. Такое не останется безнаказанным.

Август осмелился на неуверенную, нервную улыбку при мысли о том, как будут наказаны его всадницы-мучители.

Они сидели в бричке. Уже наступило утро, обла­ка тумана клубились над болотом и у реки в долине.

Сестры были взяты с поличным. С привидениями было покончено.

Бенедикте ехала молча. Ею овладела усталость, мысли разбрелись. Она была весьма сконфужена рассказом Августа о женщинах и не смела смотреть в сторону Сандера Бринка.

Он тоже молчал. То ли устал, то ли по другим причинам, она не знала.

Когда показалась деревня, пристав Свег вздох­нул и сказал:

– Ну вот, одно дело сделано. Теперь займемся нашим покойничком.

Бенедикте была не в настроении шутить.

– И амулетом, – сказала она коротко.

– Да, – поддержал ее Сандер, встряхнувшись. – Если бы мы не вошли в этот страшный дом, мы бы не нашли то, что было у Сисель в кармане. И по­скольку они так явно совпадают, амулет и символы на спине у мертвого, нам следует поговорить с девоч­кой.

– Ты прав, – сказал Свег. – Нам необходимо знать, откуда она это взяла. Он вытащил медальон.

– Так значит, ты не можешь дотронуться до него, Бенедикте? Он жжется?

– Да. Он… заражен чем-то.

– Что ты имеешь в виду?

Она не могла рассказать о волшебном корне ман­драгоры, о том, что он сильно завибрировал в тот момент, когда она обожглась об амулет. Не сейчас. Может быть, позднее. Поэтому она сказала только:

– Он опасен. Я думаю, он… Сандер Бринк вмешался:

– Подлинный?

– Нет, об этом я ничего не знаю. Мне кажется… злой.

Бринк взял медальон у пристава и принялся его изучать.

– Я тоже не могу утверждать однозначно, под­линный он или нет. Но в его злой силе у меня нет никаких сомнений. Собственно, это и не медальон, это брактеат .

– А это еще что такое? – спросил Свег. Сандер улыбнулся.

– Вы хотите выслушать лекцию?

– Нет, ради Бога! Обрисуй коротко!

– Это будет нелегко, но я попробую. Во время большого переселения людей до Севера дошли отголоски Римской империи. Тогда-то у нас и появились брактеаты. Частью это были монеты, частью украше­ния-подвески из тонкого, благородного металла, че­каненные лишь с одной стороны, обычно с изображе­нием Цезаря…

– Но не этот, – сказал Свег. – На нем только масса закорючек.

У Сандера были такие красивые руки, тонкие и чувствительные. Бенедикте была совершенно очаро­вана ими, она смотрела, как они вертели этот… как он его назвал? Брактеат? Какой он умный и образо­ванный!

Он, возможно, заметил ее взгляд, потому что спро­сил дружелюбно:

– Тебе не холодно, Бенедикте?

Его голос был словно самый мягкий бархат, так ей показалось. Девушка была просто счастлива от подобной предупредительности, поэтому смогла лишь покачать головой. Сандер мимолетно улыбнулся ей.

Он продолжил лекцию для пристава:

– Да, на нем множество символов. Потому что он изготовлен у нас в Норвегии, но под влиянием римской традиции. Эти руны обладают колдовской силой, а особенно символическая фигура: две птицы, повернутые клювами друг к другу.

Пристав Свег помолчал секунду, пока инстинк­тивно натягивал поводья на крутом спуске. Бенедик­те покрепче схватилась за край повозки.

Местность снова выровнялась.

– Руны с колдовской силой? – сказал Свег. – Почему ты так думаешь?

– По двум причинам, – ответил Сандер Бринк. – Сперва Бенедикте обожглась о брактеат. К тому же на нем руны разрушения. И некоторые другие злове­щие символы.

– А мы можем найти объяснение этому? Я не понимаю!

– Черт возьми, – улыбнулся Сандер. – Вот, смот­рите…

Они склонились над круглой, бледной пластин­кой брактеата. Бенедикте даже почувствовала тепло щеки Сандера, настолько близко они сидели. Оше­ломляющее, фантастическое чувство!

– Здесь, по краю, вы видите руны, не так ли? – начал Сандер. – Здесь вот руна Науд, то есть буква «Н». Она означает бедствия, колдовство и судьбу. А эта, напоминающая букву «Т», означает ведьм и троллей.

– Да, получается не очень-то приятно, – про­бормотал Свег.

– Нет, будет и еще похуже! Здесь у нас еще одна руна, похожая на «Т», она выглядит, как переверну­тая стрела, верно?

– Ну да.

– Это руна бога Тюра. И она означает жертву. Жертвоприношение силам воды!

– Спасибо! – сказал Свег. – Мне все ясно!

Он откинулся назад. Но Сандер не закончил по­яснения, поэтому пристав был вынужден снова на­гнуться к нему.

– Тут есть и руна «Л», – сказал юный исследо­ватель. – Даже два раза.

– Ага, а что это значит? – спросил пристав. – Я не понимаю, почему ты придаешь такое значение вто­ростепенным подробностям. Здесь, наверное, стоит имя?

Сандер выпрямился и посмотрел на собеседника.

– Все эти руны магические. Каждая руна что-нибудь означала. По крайней, мере в первые столе­тия, во времена викингов. Потом уже люди начали пренебрегать магией.

– Но этот брактеат относится к древним време­нам?

– Конечно! Итак, руна «Л». Ее называют Лаукр, и она была чрезвычайно важна при жертвоприно­шении. Она означает, что мы имеем дело с Волсе.

– Я что-то не уловил смысла.

– Лук и Лен – вот два весьма специфических предмета, использовавшихся в особой последователь­ности, чтобы получить Волсе. А Волсе является очень сильным магическим средством.

– Можно ли узнать, что это все означает? Сандер бросил быстрый взгляд на Бенедикте.

– Нам, наверное, стоит с этим подождать.

– Что за выдумки! Что означает Волсе? – возму­тился Свег.

Ученому стало слегка не по себе.

– Ну, хорошо. Помня о том, что Бенедикте при­шлось вынести сегодня ночью, ей придется вытерпеть и это тоже…

Она не отвечала. Только смотрела прямо перед собой, вперед на спящее селение, так напоминавшее ее собственный хутор. Птицы пели в прозрачном ут­реннем небе, днем такой песни не услышишь. Ло­шадь теперь трусила спокойно и сонно.

Сандер набрался смелости и начал:

– Волсе был особенно почитаем на хуторах. Ког­да забивали жеребца, то его член забирали деревен­ские женщины, которые потрошили его и бальзами­ровали луком и травами, а затем заворачивали в самый лучший лен, чтобы он мог там сохраниться.

– Ага, – сказал Свег. – Вот к чему Лук и Лен.

– Да. На протяжении всей осени хозяйка дома каждый вечер доставала Волсе, конский член, из его великолепного футляра. Торжественный момент на­ступал, когда вся семья была в сборе. Тогда Волсе передавали от одного человека к другому, и все рас­певали над ним песни плодородия.

– Господи! – сказал пристав. – Эти заклина­ния наверняка не были особенно пристойными?

– В те далекие времена никто не воспринимал это плохо, – спокойно сказал Сандер. – Таким об­разом люди хотели сохранить плодовитость скота и жизненные силы в течение долгой зимы. Но я дол­жен признать, что некоторые из песен довольно… н-да.

По выражению лица пристава Бенедикте поняла, что Свег охотно бы прослушал избранные фрагмен­ты и ради этого послал бы ее к черту. Но если уж быть откровенной, она и сама немного заинтересова­лась. Но не показала бы этого никогда.

– Но, насколько я понимаю, этот ритуал имел мало общего с жертвоприношением, – возразил Свег.

– Имел, но косвенное, – ответил Сандер. – По­скольку руны Лука и Льна были выцарапаны также и на жертвенном ноже. На том, которым пользова­лись и чтобы изготовить Волсе, и чтобы надрезать шею жертвы, а потом собрать кровь.

Свег отвернулся в сторону.

– Мы угодили в щекотливую ситуацию! Остальные были с ним вполне согласны.

– Но что общего все это имеет с тремя ужасными сестрами? – спросил Свег.

– Ничего, – ответил Сандер. – Ничего, кроме того, что медальон, найденный Сисель, случайно ока­зался в их доме.

– Ну, хорошо, нет худа без добра, – сказал Свег. – Во всяком случае, мы спасли беднягу от уча­сти, худшей, чем сама смерть.

– Это уж точно, – согласился Сандер, и Бене­дикте тоже согластно кивнула.

Не дав себе времени на отдых после бессонной ночи в опасном доме, они поехали прямиком на по­стоялый двор.

Сисель уже проснулась и приветствовала их лег­кой улыбкой как старых знакомых.

– Тебе здесь было хорошо? – спросила Бенедик­те.

– Да, – прошептала Сисель в ответ.

Утренний свет был неласков с Бенедикте. Ее гру­бые черты резко выступили в нем, всеми своими се­рыми тенями и жесткими линиями. Но все равно было что-то беззащитное в улыбающихся глазах, что тро­гало двух стоявших с ней рядом мужчин.

После нескольких подбадривающих фраз, обра­щенных к ребенку, Свег вытащил брактеат.

– Откуда ты это взяла? – мягко поинтересовал­ся он.

Сисель попыталась обойти расставленную ловушку.

– Я не украла его, – сказала она поспешно.

– Мы знаем. Но откуда же он взялся?

– Я нашла его.

– Где?

– В речке. Он лежал в воде, прямо у берега. Он так блестел, что я подумала, это золотая монетка.

– Так. Нет, это не деньги. Это что-то вроде аму­лета. Сисель, мы с удовольствием купим его у тебя. Ты получишь настоящую монету. Хочешь?

Посмотрев на амулет, она кивнула несколько раз.

– Замечательно, – сказал Свег. – Но сначала ты должна показать нам, где ты его нашла. Ты ска­зала, в реке?

Он повернулся к спутникам.

– Исключена всякая связь между мертвым и этим амулетом. Поскольку речь идет о двух совершенно различных водных бассейнах. Река не впадает в озе­ро, где был найден труп.

– Но, несмотря ни на что, это ведь приблизи­тельно тот же район, – возразил Сандер.

– Ну да, с длинным горным хребтом посереди­не. Как раз через него мы недавно перебрались. Итак, Сисель. Ты нашла его поблизости от дома те­тушек?

Девочка смутилась.

– Нет, я не думаю. Пристав вздохнул.

– Нам придется, наверное, снова ехать на поис­ки. Ужасно долгая дорога, но…

– Нет, это было не там, – быстро сказала девоч­ка. – Мы заблудились.

– Как это?

Бедный ребенок явно был сбит с толку. Но Сан­дер Бринк, очевидно, тоже мог ладить с детьми. «Его направляют боги», – подумала Бенедикте.

Он присел на корточки и приветливо обратился к девочке:

– Вспомни, ты сказала, что нашла его раньше, не так ли? Вы сначала шли вдоль другой реки?

– Да, – ответила она, облегченно вздохнув при мысли, что и о ней кто-то подумал.

– Вы приехали сюда на повозке с лошадью?

– Нет, мы ехали на поезде. Меня укачало.

– Это было наверняка неприятно, – посочувство­вал Сандер.

– Железнодорожная станция, – сказал пристав, который был совершенно нечувствителен к детским дорожным страданиям. – Если они шли от станции, они могли двигаться вдоль реки в этой долине. Сисель, ты не помнишь, не протекала ли река рядом со станцией? А вы шли вдоль нее?

– Да. Да. Мы так и шли.

– Значит, ты нашла монету в той самой реке?

–Да.

– Блестяще! Эта река как раз впадает в озеро здесь неподалеку. Вперед, в бричку, все вместе, мы отправимся к месту находки.

Когда они ехали вдоль реки, Бенедикте сказала:

– Но что вы собираетесь найти?

– Я не жду ничего особенного. Но мы должны знать, не так ли?

– Ну да, – отвечала она покорно. Ее настроение отличалось от общего. Что толку, если они увидят, где именно лежал брактеат? Они что, ожидают уви­деть новую жертву?

Им пришлось отъехать довольно далеко, когда Сисель пропищала:

– Здесь!

Повозка остановилась. Они спрыгнули. Девочка была уже внизу и старательно разглядывала берег. Она была не вполне уверена, но в конце концов на­шла место.

– Здесь. Я стояла на этих камешках. А монетка лежала там.

– Господи, ты же могла свалиться в реку, девоч­ка! – сказал пристав. – Но все же спасибо тебе!

Они смогли увидеть все вместе: между двумя кам­нями застрял кожаный ремень, который колыхался от сильного течения. Ремень был весьма потрепан.

Свег протянул руку и схватил его.

– Холодная вода, – заметил он.

Ремень прочно застрял. Свегу пришлось отвалить один из камней, чтобы освободить его.

Пристав торжествующе вытянул руку, демонстри­руя находку остальным.

– Узкий и потрепанный. Можно предположить, что мертвое тело держалось здесь на ремне. И отвя­залось, когда он перетерся?

– Правдоподобная теория, – ответил Сандер Бринк. – Едва ли она взята с потолка.

– Нет, но она, во всяком случае, объясняет все повреждения на трупе. Его несло течением, и он за­девал камни и мусор.

Сандер был настроен скептически.

– Все время, пока мы ехали вдоль реки, она ка­залась довольно спокойной. Вряд ли могла причи­нить такие серьезные повреждения.

– Не разрушай мою теорию, – проворчал Свег.

Они потратили еще некоторое время на осмотр места, но согласились с тем, что убитый вряд ли был сброшен в воду отсюда.

– Может быть, река становится более бурной выше по течению? – спросила Бенедикте.

– Нет, я так бы не сказал, – ответил Свег. – Она вытекает из небольшого озера. Нет! Теперь мы отправимся назад и взглянем на мертвого еще раз, прежде чем свалимся с ног от усталости.

На обратном пути им повстречался Ульсен, кото­рый успей отправить уважаемых дам под арест. Он сообщил им новость.

– Пришла какая-то женщина, она хочет взгля­нуть на мертвого, – сказал он. – Ее жених, по-ви­димому, пропал.

– Ну да, – ехидно сказал Свег. – Хочет потре­бовать пособие на ребенка?

Он, очевидно, был невысокого мнения о челове­ческой натуре, добряк Свег.

Юная дама приехала из Кристиании и выгляде­ла вовсе не так, чтобы претендовать на пособие. Она была очень элегантно одета, хороша собой и весьма самоуверенна. Наверняка привыкла выезжать в свет, сообразил Сандер Бринк, который очень хоро­шо знал этот тип женщин. Девушка немедленно при­нялась посылать ему долгие, манящие взгляды. Бе­недикте выглядела все более и более несчастной. Словно у нее разболелся живот или что-то в этом роде.

– Нет, Господь хранит меня, это не мой жених Мортен Хьортсберг, – заявила дама, с гримасой от­вращения осмотрев мертвеца. Они быстро вышли из комнаты. – Мортен – молодой, у него светлые воло­сы, а этот – лысый, притом гораздо старше.

Пристав, кстати, хотел узнать, как давно пропал ее жених. Ответом ему был взгляд, который словно говорил, что это его не касается, но дама все же заго­ворила.

– Шесть недель назад. Но я едва ли ожидала найти его здесь, ведь он хотел отправиться куда-то в горы и обследовать вымерший хутор. Он и меня хо­тел с собой взять, но об этом я и думать не могла!

Ну, это они понимали.

– И что, с тех пор он не давал о себе знать? Дол­жно быть, весьма интересный хутор!

Женщина послала приставу новый уничтожаю­щий взгляд, но Свег был не настроен любезничать после длинной бессонной ночи.

Она ответила строго:

– Мой жених чрезвычайно одаренный студент. И его личный друг, доцент Кламмер, поделился с ним сведениями об этой удивительной деревне.

– Доцент Кламмер? – сказал Сандер Бринк. – Я слышал о нем, хотя он и не на моем факультете. Разве он не пропал без вести…

Он поспешно умолк.

Остальные ждали.

– Я не знаю, как он выглядит внешне, – продол­жил Сандер Бринк. – Но может быть, вы знаете, фрекен Виде?

Она сделала вид, что не заметила колкости, что было не похоже на нее.

– Я видела его лишь мельком в одной компании как-то раз дома у одного управляющего (она, оче­видно, любила окружать себя людьми с громкими титулами.) И он был… пожилой. И… лысый.

– А когда он пропал? – вырвалось у Свега.

– Я не знала, что его ищут.

– Я думаю, это случилось ранней весной, – ска­зал Сандер Бринк. – Ходили какие-то глупые слухи по университету. Будто супруга не хотела объявлять его в розыск, поскольку считала, что он сбежал от нее в другую страну.

– Нет, я так не думаю, – сказала фрекен Виде. – Мортен говорил мне, что доцент Кламмер, так же как и он, безумно хотел отыскать и исследовать тот заброшенный хутор. Доцент говорил о древних обы­чаях. И о паромщике, который мерещится людям. Глупости, конечно, но мужчины теперь стали словно большие мальчишки. У них появилась своя забава: кто доберется туда первым.

– Так ваш жених не знал, что Кламмер исчез?

– Нет, я уверена, что он не знал. Мортен сказал, что ему нужно попасть в Ферьеусет как можно рань­ше, чтобы доцент Кламмер не опередил его.

– И Кламмер пропал в начале весны. А ваш же­них шесть недель назад – он точно отправился в покинутую деревню?

– Да. Похоже, так.

– Ферьеусет? – сказал Ульсен, до сих пор без­молвствовавший. – Это же так далеко в горах, ря­дом ни одной живой души.

Он поедал глазами фрекен Виде, но она была за­интересована лишь Сандером Бринком.

– Ты знаешь, где это находится, парень? – грозно сказал Свег своему беспокойному помощни­ку.

– Во всяком случае, я знаю, в каком это направле­нии.

– А можно ли отсюда найти попутную повозку? Ульсен размышлял. Это придало ему глупый вид.

– Нет, туда никто не ездит. Но…

– Хорошо, выскажись же, а не кудахтай как на­седка!

Ульсен укоризненно посмотрел на своего началь­ника. Разве можно так выражаться в присутствии столь симпатичной дамы, на которую, к тому же, хо­чешь произвести впечатление?

– Нет, я подумал только…

– Избавь нас от своего общества, – простонал Свег. – Иди отсюда со своими гениальными идея­ми!

Сандер и Бенедикте обменялись насмешливыми взглядами, которые посторонний не заметил бы.

– Нет, я подумал, что эта система рек и водо­емов…

– Вот, наконец хоть что-то умное! Обещаю, что ты дослужишься до брандмейстера в моей конторе. Ты имеешь в виду, что эти реки текут из Ферьеусета?

Ульсен посмотрел на него строго.

– Я не знаю. Но это весьма вероятно.

– Немедленно! – сказал Свег. – Я думаю, мы должны сконцентрировать наши усилия на том, что­бы получить как можно больше сведений о Ферьеусете. А что касается вашего жениха, то хотел бы я искренне надеяться, что мои недобрые предчувствия о его судьбе не оправдаются. Она сильно побледнела.

– О чем вы говорите?

– Слишком долго объяснять. Сейчас, молодежь, отправляйтесь на постоялый двор и отоспитесь хо­рошенько. Я тоже посплю. Но сперва посажу сво­бодного человека за книги, чтобы выяснить, где же находится Ферьеусет. А потом мы все отправимся туда.

– Мне надо бы сообщить домой, – тихо сказала Бенедикте, смирившись с быстрым развитием собы­тий.

– Мы отправим того же гонца, что и в первый раз, – вмешался Сандер Бринк. – Ты нужна нам, понимаешь?

Когда она встретила его теплый взгляд, все ее внутреннее сопротивление растаяло.

Бенедикте даже не знала, зачем она отправляет­ся в путь в этот неизвестный Ферьеусет.

Она ничего не знала и о том, что ее взор украд­кой скользил по фигуре Сандера Бринка. Словно взгляд самки, которая выбирает самца для спари­вания. Если бы она поняла это, то умерла бы со сты­да.

Но теперь она лишь рассеянно отмечала его ши­рокие плечи, узкие бедра, обтягивающие брюки, ос­тавлявшие мало простора для фантазии, мелко вью­щиеся волосы в разрезе воротника, эти чувствительные руки и невероятно очаровательное лицо.

Она смотрела на него и думала, какие вести о себе ей надо послать домой на Линде-аллее.

Бенедикте была переполнена удивительным горя­чим томлением, о котором никогда раньше не имела представления, но не могла связать его с воспоминаниями о родном доме. И когда пристав что-то сказал, она очнулась и неожиданно осознала, что эта эроти­ческая волна была вызвана ее рассеянным изучением Сандера.

Сам он совершенно ничего не подозревал о том, ка­кие чувства пробудил в душе Бенедикте. Он даже не смотрел в ее сторону и был бы испуган и озадачен, если бы догадался об этом.

6

Сандер Бринк был весьма любезен с Бенедикте в этот вечер и ужинал вместе с ней на постоялом дворе – явно нисколько не стесняясь показаться на людях рядом с такой некрасивой девушкой, как она.

Даже из-за одного этого Бенедикте могла бы от­дать жизнь за Сандера.

Что ж, говоря по правде, у Сандера просто не осталось ни гроша, а она платила так охотно за них обоих. Дома на Линде-аллее ее хорошо снабдили деньгами, и теперь она была счастлива. Подумать только, можно угощать его, можно для него что-то сделать! Она предложила Сандеру одолжить неко­торую сумму на поездку – ведь никогда не знаешь, в какую ситуацию попадешь, и он, поколебавшись, все же взял деньги.

Бенедикте сказала:

– Но только с тем условием, что ты не будешь чувствовать себя обязанным мне. Это может убить самую преданную дружбу.

– Я обещаю, – улыбнулся он. – Ты получишь их назад, как только я встречусь с отцом. Я ведь не рассчитывал оставаться здесь надолго.

– Я тоже, – смущенно улыбнулась она в ответ. – Спасибо, что ты послал мне тогда приглашение! Это все так захватывающе!

– Мне тоже так кажется, – сказал он с понима­ющей улыбкой.

Бенедикте была так счастлива, что чуть не плака­ла.

Но тут пришла фрекен Аделе Виде и села за их столик. Сандер завел с ней скучный разговор о сту­денческих делах. Было мало толку в том, что он пы­тался изредка привлечь Бенедикте к беседе, (фрекен Виде и вовсе не пыталась). Бенедикте потеряла нить разговора и хмурилась все больше и больше.

Они уже выспались, но должны были отправлять­ся в путь лишь завтра. Аделе Виде подчас забывала казаться печальной из-за пропавшего жениха, по­скольку была полностью сосредоточена на Сандере, мечтая о том, как бы покорить его сердце. Она была слегка неуверена, стоит ли ей ехать вместе со всеми, но колебалась недолго.

Наконец Бенедикте отправилась в свою комнату. Сандер вежливо проводил ее до двери, но сразу же возвратился к столу.

У Бенедикте перехватило дыхание. В груди было так пусто и печально.

На следующее утро все было готово к поездке. Дома на Линде-аллее уже получили известие о том, что Бенедикте будет отсутствовать еще несколько дней.

Сандер приветствовал ее звонким: «Привет, Бене­дикте», и это радостно отозвалось в ее сердце. «Как приятно быть влюбленной», – подумала она. Коле­баться между надеждой и сомнением. Вынужденно смиряться, чтобы в следующий момент снова воспа­рять духом от нежной и ободряющей улыбки. Видеть его вместе с другими, слышать, как он непринужден­но болтает со всеми, и с фрекен Виде тоже. Не сметь ничего сказать, не сметь спросить о его чувствах и тем более признаться в своих собственных пережива­ниях!

Пристав Свег оглядел свой отряд. Ульсен присутствовал тоже, «поскольку невозможно отделаться от этого шарлатана», – подумал пристав. Сандер и Бенедикте вызвались ехать добровольно, и Аделе Виде также согласилась следовать с ними. Лишь малень­кая Сисель должна была остаться в гостинице, где она замечательно устроилась. Они собрали деньги, чтобы оплатить ее пребывание. То есть, Сандер, ко­нечно, не мог помочь материально, но средств, со­бранных другими, и так хватало на неделю, в тече­ние которой девочка должна была ждать своих родителей.

Они были уже на пути вверх в долину. Пришлось ехать вдоль реки, потому что никто не мог расска­зать точно о местонахождении рокового хутора; толь­ко Ульсен располагал слабыми представлениями о том, где мог находиться Ферьеусет. То, что это было ему известно, объяснялось его дружбой со школьным приятелем, жившим где-то в тех краях. Товарищ как-то раз упоминал ту вымершую деревню, не вдаваясь в подробности.

И фрекен Виде тоже знала только приблизитель­но, в каком направлении отправился ее жених. Но она и не была заинтересована в конкретном выясне­нии этого.

К ее большой досаде, пристав отправил ее сидеть в бричке рядом с Ульсеном. Она-то думала во время пути завоевать расположение замечательного, но странно уклончивого Сандера Бринка, этого удиви­тельнейшего из всех мужчин. Ну что ж, она не так много потеряла, ведь у нее не было здесь соперниц. Эту неуклюжую Бенедикте Линд она вообще не бра­ла в расчет, естественно; та была никуда не годной по всем меркам.

Сандер Бринк был, по наблюдениям фрекен Виде, необычайно уклончивым человеком. Возможно, это жизнь сделала его таким. Он так привык, что девуш­ки – и зрелые женщины тоже – часто смотрят на него, пытаясь поймать ответный взгляд, что даже пытался защищаться. Многие рассказывали ему, что он обладал необычайной притягательностью, и что узнававшие его ближе все больше и больше восхи­щались им. Конечно, он частенько пользовался сво­им обаянием, когда хотел завоевать девушку. Но он был настолько непостоянен, что порой это беспокои­ло даже его самого. Ему не составляло особого тру­да заводить друзей, ему нравилось встречаться с но­выми людьми. Но через некоторое время он, казалось, пресыщался ими и постепенно отходил почему-то в сторону. Он был весьма непостоянен, и та жизнь, ко­торую он вел, не нравилась ему. Но Сандер был не в силах что-либо изменить.

Больше всего его интересовала его профессия. У него был свой особый подход в изучении предмета, и поэтому он стал сильным исследователем. Эта поезд­ка в неизвестную деревню привлекала его. Он вертел брактеат в руках, пытаясь определить, настоящий ли он или это современная копия.

Он попросил Бенедикте взглянуть поближе на медальон, но она не могла прикоснуться к нему, что­бы не обжечься. Поэтому он должен был держать брактеат в руке, нагнувшись к девушке, что могло быть ею неверно истолковано.

Она выглядела так, словно боялась медальона.

Это чрезвычайно заинтересовало Сандера.

Было приятно сидеть и изучать необычное лицо Бенедикте. Последние месяцы он вел разгульную жизнь со многими скоротечными романами и слеза­ми брошенных им девушек. Это не удовлетворяло его, но он воспринимал такую жизнь лишь как часть про­цесса превращения в полноценного мужчину. Бенедикте была для него чем-то новым. Господи, конечно же, он заметил ее влюбленность, но она вела себя сдержанно, не делала попыток завоевать его, как раз наоборот. Она вела себя крайне внимательно и осто­рожно, чтобы не сойтись с ним слишком близко, ее тон был столь категоричен, что казался почти агрес­сивным. Но это было естественно для девушки, кото­рая не хотела страдать от разочарования, насколько Сандер знал женщин. Поэтому он отвечал таким же сдержанным отношением, ни на минуту не давая волю ничему другому, кроме дружелюбия и любезности. Ему нравилась эта высокая девушка со смущенным и застенчивым взглядом.

У них вошло в привычку вместе сидеть за ужином на почтовой станции. Им было о чем поговорить, ему и Бенедикте. Невероятно много общего, хоть они вы­росли в абсолютно разном окружении. Они часто мыслили похоже, а когда их мнения не совпадали, усердно старались понять аргументы собеседника. В такие моменты оба расцветали, говорили с энтузиаз­мом и доверяли друг другу вещи, о которых, каза­лось, им раньше не с кем было поговорить. Но до определенной границы.

Однако вечера постоянно заканчивались одним и тем же. Приходила принаряженная (ради Санде­ра) Аделе Виде и переводила разговор за столом на себя. Тут Бенедикте не могла за ней угнаться. Этот флирт с намеками на что-то раздражал ее, а еще хуже было видеть, как Сандер легко перенимал стиль ее разговора.

Поэтому Бенедикте всегда прощалась через неко­торое время, несмотря на попытки Сандера вовлечь ее в беседу. Он провожал ее до двери и сразу же возвращался к Аделе.

Установился твердый вечерний распорядок, и Бенедикте переживала все муки ада. Но она все же предпочитала уходить в свою комнату, чем смотреть как эти двое непринужденно болтают.

Если бы она узнала, что произошло между Сан­дером и Аделе на третий вечер их путешествия, она бы расстроилась еще больше.

Сандер выпил довольно много – он не всегда мог контролировать себя. Он почувствовал необычай­ную легкость и вседозволенность, и когда обольсти­тельная Аделе доверительно прошептала, что у нее в комнате припрятана еще одна бутылочка, он счел вполне естественным отправиться туда вместе с ней.

Они сидели рядом и болтали о несущественных вещах, которые моментально вылетали у Сандера из головы, – но вот Аделе начала рассказывать о себе. О не приносившей удовлетворения совместной жиз­ни с женихом. Она поведала ему довольно много пи­кантного, превозносила сама себя и перешла к скры­тым намекам на свой горячий темперамент, пожаловалась, что никогда не получала того, что хо­тела от Мортена Хьортсберга.

В следующее мгновение она перевернула все с ног на голову и рассказала о своем глубоком одиноче­стве и о том, как несчастна она была с тех пор, как пропал ее суженый. Аделе пододвинулась к Санде­ру, требуя утешения.

Он только позволил событиям идти своим чере­дом. Она страстно гладила его бедра, как будто он замерз, а она хотела согреть его, ее блузка распахну­лась сама собой… Сколько раз с ним происходило такое? Но для него это не имело никакого значения тогда, он достаточно набрался опыта, чтобы считать подобные безответственные встречи лишь частью пол­ноценной жизни.

Хоть они и не знали друг друга до этого, они вышли из одинаковой среды, где не считалось большой трагедией угодить в чью-нибудь постель на ночь. Такое обходилось без последствий и обязательств. Да и девушки охотно участвовали в игре. Когда внешний фасад благопристойности означает бесконечно мно­го, когда мораль ценится превыше всего и все, что ниже пояса, считается постыдным, всякие фриволь­ности совершаются в тайне. Аделе была довольно искусна в любовной игре и поняла, что Сандер тоже знал в этом толк.

Сандер тоже считал вполне естественным, если девушка открыто показывает, что ищет короткого эро­тического приключения и ничего больше. Это совпа­дало с его представлениями. Никогда речь не шла о продолжении таким образом завязавшихся отноше­ний, и Аделе также это подчеркивала, стараясь ка­заться весьма целомудренной в новой компании: она ведь обручена!

Было очень хорошо и приятно. Но днем позже, когда Сандер поздоровался с Бенедикте, он почув­ствовал себя нехорошо, испытывая недовольство са­мим собой. Он не мог понять, почему, ведь в такого рода истории он раньше часто попадал после вече­ров с обильной выпивкой. И это совершенно не тро­гало его. Ведь Бенедикте была только другом!

Путешествие продолжалось, оно было довольно утомительным.

Время от времени пристав Свег останавливался, чтобы спросить дорогу. Но повсюду ему отвечали лишь покачиванием головы. Нет, никто не слышал о Ферьеусете.

Та же история повторялась, когда они в течение двух с половиной дней двигались вверх вдоль беско­нечного водного бассейна. Они подошли к Хенефоссу и ехали на пароходе вдоль Спериллен, вверх по Бегне до Серума. Там им снова пришлось нанять лоша­дей и повозку.

На почтовой станции в Серуме они впервые услы­шали о Ферьеусете.

Ну да, тамошний хозяин слышал это название. Но им надо ехать еще долго, затем надо двигаться вдоль притоков, а потом… Он объяснял им дорогу весьма приблизительно, так как не был уверен сам. Если даже до него доходили дурные слухи, связан­ные с покинутым местом, он не упомянул об этом. Но он чувствовал себя неловко, утверждал впоследствии Сандер.

По дороге они обсуждали, мог ли мертвый про­плыть такое расстояние. Они сочли это вполне воз­можным. Поскольку доцент Кламмер был наверху в Ферьеусете весной, течение в реках было довольно стремительным и сильным и оно могло протащить его через озера и дальше, через Одальсэльвен вниз к бурному водопаду Хенефоссу, где тело крепко заце­пилось ремнем за прибрежные камни, а затем его вынесло в озеро.

Долгое путешествие для ученого мужа.

Продолжая свою поездку через узкие долины, они гораздо чаще слышали о Ферьеусете. И теперь было ясно, что люди что-то знали…

Хотя, собственно, что они знали? Люди слышали. Они перешептывались, бормотали тайные намеки. Поговаривают, там небезопасно. Там призраки. Нет, точно никто не знает, какие. Но место было покинуто. Все жители спаслись бегством!

Фрекен Аделе Виде стала сама не своя. В тех кра­ях она не могла уже царить полновластно, она чув­ствовала себя неуверенно, ведь ее наимоднейшие на­ряды не интересовали деревенских соперниц, молчаливо пялившихся на ее Сандера. Платья были непрактичны здесь, к тому же они требовали почин­ки. Она чувствовала себя скверно и выглядела не­ряшливо.

Такая же неудача постигла и ее план молниенос­ного завоевания Сандера Бринка. Ну да, конечно, он был внимателен, и он все так же нежно смотрел на нее при разговоре, но… Он становился уклончив и своенравен. Та разгульная ночь совсем не помогла ей, как раз наоборот! Стоило ей обратиться к нему, как он оказывался увлечен беседой с этим убийствен­но скучным приставом или, того хуже, с девчонкой. Господи, и как это можно так одеваться! Аделе была полна презрения к Бенедикте. Рослая, как парень, и широколицая, словно амбарные ворота, и одета так неизящно. Хотя, должна была признать Аделе, ее одежда была весьма практична.

Бедная девушка казалась ей так безнадежно оди­нокой!

Но в этом Аделе ошибалась. Бенедикте вовсе не была одинокой, наоборот, это Аделе не повезло, словно она вытащила самую короткую соломинку. Но этого ей никогда было бы не понять. Сандер, напротив, давным-давно решил, кто из его спутниц представ­лял наибольший интерес. Возможно, он флиртовал с Аделе по старой привычке, но она ничего не значила для юноши. Его все больше интересовала Бенедикте. Он толком еще не разобрался в ней, она скрывала свою истинную душу. В ней оставалось множество загадок, и Сандеру хотелось побольше узнать о юной девушке из рода Людей Льда.

Но Бенедикте, казалось, не хотела подпускать его к себе слишком близко.

Однако он ошибался. Бенедикте сделала бы что угодно, чтобы только ей было позволено поделиться с ним своими мыслями и чувствами. Но она уверилась, что не может быть интересной. Вечером, на пос­ледней почтовой станции, когда все уже легли спать, она вышла наружу и спустилась к воде. В теплых сумерках она медленно шла вдоль берега и размыш­ляла. Тихо молилась высшим силам, чтобы они по­зволили ей стать другой. Нет, это было глупо, ни один человек никогда не желает стать кем-то другим, с другим именем, надо оставаться самим собой, а осо­бенно сохранять душу. Но можно ведь выглядеть ина­че. Со временем у многих девушек возникает подоб­ная несбыточная мечта. Поскольку, собственно, лишь немногие здесь на земле удовлетворены своей вне­шностью.

Бенедикте, во всяком случае, была ей недоволь­на. Раньше она не думала так много об этом, но теперь…

Особенно теперь, когда ее сравнивали с этой хо­рошо сложенной, удачливой Аделе Виде. С Аделе, которая могла запросто поговорить с Сандером. «Од­нажды я поколочу ее, – подумала Бенедикте. – Я искренне надеюсь, что не сделаю этого, но если уж разозлюсь как следует… Она просто украла его у меня. Он, конечно, не был моим, разумеется, но до того, как она появилась, мы с Сандером могли разговари­вать как лучшие в мире друзья. А она переманила его. Он по-прежнему приветлив со мной, но она-то выглядит так, будто он ее собственность, ее находка, а со мной он говорит просто из вежливости. Ух, как мелочно я теперь думаю, но я не в силах управлять моими чувствами. Может быть, это ревность? Да, с одной стороны, это она, но тут еще и разочарование, абсолютное бессилие. Сознание того, что я ничего не могу поделать, чтобы помешать ей. Я теряю его. Те­ряю то, что никогда не было моим.

Никогда не думала, что могу быть такой мелочной! Надо стать сильной, такой, чтобы достойно от­пустить его, надо учиться принимать поражения. В тот день, когда он больше не захочет говорить со мной или даже просто быть вежливым, я ни за что на све­те не должна устраивать сцен. Ничто не заставит меня заплакать. И тогда я действительно потеряю его».

Но с каждым часом ее чувства к Сандеру крепли. Она была словно околдована им, ощущала боль в груди от страха, что теперь лучшие времена позади, он влюбился в Аделе Виде…

Ни один человек на свете не страдал так, как Бе­недикте Линд из рода Людей Льда в эти чудные теп­лые дни позднего лета в одной из затерянных долин Норвегии.

Наконец они достигли той деревни в долине, вы­соко в горах. Именно отсюда начиналась заросшая тропинка к Ферьеусету.

– Нам нужно взять проводника, – сказал при­став Свег. У него было усталое лицо, песок набился в уголки глаз. Всех утомила долгая поездка.

Но теперь цель была близка.

– Да, – поддержал Сандер. – Нам нельзя бро­дить в горах наугад. Но вы можете обратиться к ме­стному приставу. Он бы нам помог.

Они вошли на первый, самый добротный двор.

Трое в доме подавленно смотрели на них.

– Ферьеусет, – проворчал крестьянин. – Что за ужасный интерес к подобному месту!

– Правда? – вырвалось у Свега. Аделе Виде внимательно смотрела на крестьяни­на.

– А не появлялся ли у вас мой жених, Мортен Хьортсберг?

– Я не знаю, они никогда не говорят своего имени, эти горожане не утруждают себя разговорами с нами, «каннибалами», или как они там еще о нас думают. Но тот хотел идти наверх и упрямо стоял на своем.

Аделе описала своего жениха и назвала время, когда он мог быть здесь.

– Ну да, да, это, должно быть и был он, тот, последний. Ужасно легкомысленный и самоуверен­ный господин.

Эти слова не понравились Аделе, но пристав не дал ей никакой возможности протестовать. Он обра­тился с новым вопросом:

– Вы сказали, их было несколько? Как много?

– Нет, в этом году был еще только один.

– Такой пожилой человек?

– Да, он был гораздо старше, чем этот нахаль­ный юнец, который знал все лучше нас.

Пристав Свег почувствовал симпатию к крестья­нину. У него у самого была подобная обуза, которую надо было волочить за собой – милый Ульсен.

– Но тот пожилой пришел пораньше?

– Еще снег лежал, как он появился.

– Следовательно, ранней весной, когда все тая­ло?

– Можно и так сказать.

– А больше здесь наверху никого не было?

– В этом году не было, я же сказал. Но в про­шлом году было несколько. Целая куча.

– И все одновременно?

– Ну да. Хотя они пришли двумя группами. Каж­дая в свой день.

– А сколько их было?

– Нет, этого я не припомню. Я думаю, они были иностранцами.

Слово взяла его жена.

104

– В первый день их было двое. А на следующий день пришли еще трое. Это были немцы. Свег повернулся к ней.

– И они не вернулись?

– Нет. Но ведь они могли пойти дальше. Через горы.

– Да, конечно, – тихо сказал пристав. Он обратился к Аделе:

– Ваш жених тоже мог пойти дальше. Она кивнула:

– Я знаю.

Бенедикте, Сандер и Ульсен до сих пор молча сто­яли позади. Сандер произнес:

– Но в таком случае фрекен Виде должна была получить от него какие-нибудь известия?

– Он мог пропасть и в горах, – угрюмо ответил Свег. – Во всяком случае, я хочу подняться и по­смотреть на это место. К тому же мы здесь не для того, чтобы гоняться за привидениями, а чтобы выяс­нить, что происходит там наверху, – закончил он, обращаясь к хозяевам.

– Может быть, нам стоит взять проводника? – прохрипел Ульсен.

– Верно. Вы не можете нам подсказать, к кому нам обратиться за помощью? И где живет пристав?

Крестьяне задумались. Они посовещались друг с другом, трое за столом, быстро пошептались и смол­кли.

– Пристав в отъезде.

– Единственный, кто осмелится, это Ливор, – наконец произнес крестьянин. – Думаю, вы можете спросить у него. Но как раз сейчас он наверху на своем пастбище. Возможно, вы встретите его по до­роге, он сегодня собирался спускаться вниз, так он мне сказал. Или вы можете повернуть направо, когда подниметесь к Ферьеусету. Там наверху идет до­рога направо, то есть она пересекает ту дорогу, по которой пойдете вы.

– Но если она пересекает, то Ливор по ней и пой­дет сюда вниз?

Крестьянин сдержанно улыбнулся.

– Ливор никогда не боялся привидений. И, на­сколько я его знаю, он ходит кратчайшей дорогой.

Они поблагодарили за помощь и тотчас же от­правились в путь. Они шли по той же тропинке вдоль водопада, которую жених Аделе, Мортен Хьортсберг, выбрал шесть недель назад. Лето уже перевалило за свою половину, но до осени было еще долго.

Был неприятный хмурый день, моросил мелкий дождь, а рваные облака почти касались верхушек елового леса. Влажная одежда прилипала к телу, было холодно, и путешественники представили себе, что никогда уже не будет тепло и сухо. Они не виде­ли ничего впереди, кроме ближайших кустов и дере­вьев. Тропинка, по которой они шли, вела их прямо в заоблачный мир.

Они ступали тяжело, без лишних разговоров. Бе­недикте чувствовала, с каким нежеланием Аделе вос­принимала эту необходимость быть здесь, измотан­ной и некрасивой, со спутавшимися под дождем волосами и лицом, немилосердно открытым ветру. Сандер ничего не говорил, лишь временами протяги­вал руку, чтобы помочь Бенедикте, сопровождая это движение быстрой улыбкой на самых крутых подъе­мах. Ульсен был раздражен и мечтал лишь о том, как бы поскорее добраться до места, потому что вся эта затея представлялась ему только пустой тратой его драгоценного времени. Ведь тут он не мог прово­дить какую-нибудь грандиозную работу с примене­нием дедуктивного метода, например, расследование или сбор доказательств. Всю дорогу он терпел сар­кастические замечания Свега и ждал только случая, чтобы отомстить своему начальнику сразу за все, вос­пользовавшись своим восхитительным талантом сы­щика.

Свег тоже шел молча, не открывая никому своих мыслей. Поскольку они были прискорбно прозаичес­кими.

Он натер ногу.

Постепенно моросящий дождь прекратился. По­явился снег на склонах.

Чем выше они поднимались, тем плотнее стано­вился этот белый слой. Но нигде он не казался кра­сивым. Снег просто скапливался в рыхлых ямах меж­ду кустами черники на траве, пытаясь растаять при первом же луче солнца.

Все согласились с тем, что вполне могли бы обой­тись и без снега в это время года.

Никого по имени Ливор они так и не увидели. Но они легко нашли дорогу сами.

Внезапно они вышли из леса, и перед ними от­крылся облачный пейзаж. Здесь снег казался бело-серым, поскольку на большой площади он местами стаял. Озеро едва выступало из облаков и было не­приятного серо-стального цвета. Дул пронизывающий ветер и навевал печальные мысли.

Они увидели ту же картину, что и Мортен Хьорт­сберг, но теперь погода была гораздо хуже. Горные березы, мокрые от продолжавшего таять снега, река, видневшаяся на другом берегу озера. Деревня Ферьеусет лежала, съежившись, и выглядела еще тоскливее, чем обычно.

– Что, черт подери, привлекает сюда наверх этих ученых парней? – сказал Свег, кислый, как уксус. Его мозоль давала о себе знать все сильнее. – И каким, к черту, образом можно перебраться на тот берег?

– Нет никаких оснований сквернословить, – рез­ко сказала Аделе. – Попрошу избегать крепких вы­ражений в моем присутствии!

– Иди к черту, – фыркнул пристав. – То есть, нет, я не хотел никого обидеть. Я сожалею. Пойдем, нам надо двигаться вперед!

Сандер взял Бенедикте под руку, поскольку заме­тил, что она неважно себя чувствствует. Да, ее ду­шевный настрой беспокоил молодого человека.

– В чем дело, Бенедикте? – тихо спросил он.

Она задержала его руку в своей, пока они шли вдоль заросшего берега. Не то, чтобы она уцепилась за него, но сжала ладонь достаточно сильно, чтобы он мог понять ее желание чувствовать рядом силь­ную руку и благодарность за это.

– Это дурное место, – прошептала она. – Ман­драгора вибрирует.

Она уже рассказала ему об алруне . Только ему одному. Другие бы ничего не поняли.

– Здесь все кажется таким мирным, – возразил он.

– Ты так считаешь?

– Нет. Я же сказал «кажется». Твой страх пере­дается мне. Так, что я чувствую – вся местность чем-то заражена.

– Это так. Я не знаю, что прячется здесь. Но я очень хорошо понимаю, почему люди покинули это место.

– Да? А почему, собственно, они сделали это? Бенедикте посмотрела на деревню, лежавшую в серой дымке.

– Должно быть, это случилось совсем недав­но…

– Ты судишь по тому большому дому? С черда­ком? Да. Похоже, дома здесь ветхие, особенно вон те, маленькие, я говорю о них. И обвалившиеся.

– Да. Мы можем предположить, что люди поки­нули их приблизительно… сейчас… лет тридцать на­зад?

– Звучит достоверно. Глупо, что мы не спросили внизу в деревне.

– Глупо, что мы не встретили этого Ливора. Он наверняка что-то знает, поскольку он не боится этого места.

– Начинает смеркаться. Подъем наверх отнял у нас много времени.

Бенедикте поежилась от неприятного ощущения и покрепче взяла Сандера за руку. Сандеру был по­нятен ее страх.

«Да, – подумал он. – Она права. Все дышит спокойствием. Но что-то скрывается в тенях возле этих серых маленьких домишек.

Церковь там вдали выглядит совсем беспомощно. Как будто бы зло взяло верх».

Они смотрели вдаль, на устье реки. Безнадежная затея – попробовать перебраться туда.

Аделе Виде мечтательно произнесла:

– Сейчас бы в какой-нибудь уютный и теплый ресторан в Кристиании! С тихой музыкой. Красиво одетые люди. Вкусная еда…

– Этим ты не облегчаешь нам жизнь, – Сандер прервал ее мечты.

– Но мне холодно, и я промокла до костей! – фыр­кнула она. – Даже хуже. До самого нутра.

– Кстати, мы ищем твоего жениха, – напомнил ей пристав Свег.

– Я знаю. Проклятый идиот, что он здесь за­был?

На это ни у кого не нашлось, что ответить.

Бенедикте шла, стараясь наступать в следы Санде­ра, продираясь сквозь густой подлесок. Они больше не могли держаться за руки; то, что когда-то было доро­гой, сузилось до крайности.

Бенедикте охватило чувство беспокойства. Она была сама не своя, ведь рядом с этим маленьким озером притаилось что-то ужасное. Девушка хотела предос­теречь остальных, но знала, что это бесполезно. Они бы не поняли ничего. Может быть, за исключением Сандера. Но было видно, что и ему передалось ее бес­покойство.

Когда они достигли противоположного конца озе­ра, дневной свет погас за стеной облаков, и воцарил­ся рассеянный полумрак.

Они остановились.

Над снежным пейзажем стояла необычная тишина, только слабо журчала река. Если бы они сейчас заго­ворили, то их голоса звучали бы приглушенно над ту­манной местностью.

С того низкого берега, где они стояли, они видели лишь силуэт Ферьеусета на фоне облаков. Церковь, не­большая и скромная. Высокий дом с чердаком. И ма­ленькие, обвалившиеся одноэтажные домики, хлева, построенные из камня и необычно толстых стволов, ос­тавшихся со времен, когда сосновый лес горделиво взды­мался здесь наверху, в горах. Прошли столетия, и лес был теперь далеко. Крыши из дерна обвалились, сквозь них прорастали горные березы и маленькие елочки. Некоторые из домов завалились на бок, словно устав­шие животные. Деревня была образцом заброшеннос­ти и стояла в испуганной тоске по людям, давным-дав­но покинувшим ее.

Наконец, Свег заговорил, и его голос был довольно сильно прихвачен здешним холодом:

– Здесь мы не переберемся. Нам надо идти выше по реке. Может быть, там брод или…

– Тише! – прошептал Сандер. – Слушайте!

Они мгновенно замерли.

Со стороны деревни слышался приглушенный плеск воды и скрип весла.

Вдали, в сумеречном свете показалась лодка. Лод­ка, направлявшаяся к ним с противоположного бе­рега.

7

– Ну вот, слава Богу, – сказал Ульсен. – Кто-то едет нас встречать.

– «Паромщик», – пробормотал Свег. – Ну, те­перь держись!

– Нонсенс, – фыркнула Аделе. – Это всего лишь обычный человек.

– Да, точно, я так и говорю. Здесь не место ка­ким-то полоумным суевериям!

Сандер ничего не сказал. Он смотрел на Бенедик­те, одновременно наблюдая за лодкой, которая каза­лась все еще слишком расплывчатой, чтобы они мог­ли различить детали.

Бенедикте стояла неподвижно. Она почувствова­ла, как на лбу выступил пот. Корень мандрагоры крутился, как от боли.

– Разумеется, это человек, – пробормотал Уль­сен. – Теперь я его вижу. Он стоит на корме и шеве­лит веслом. Как и все паромщики.

– Но что он здесь делает? – поинтересовалась Аделе.

– Это, наверное, как раз тот самый Ливор, кото­рый не боится никого, ни чертей, ни колдунов, – ска­зал Свег.

– Это похоже на правду, – кивнул Сандер.

Но ему не нравилось выражение лица Бенедик­те.

Пристав сложил ладони рупором и поднес их ко рту, чтобы подозвать лодку. Но Бенедикте крепко вцепилась в его руки.

– Не кричите, – тихо сказала она. – Я не ду­маю, что это… хорошо.

– Почему? – так же тихо спросил Сандер.

– Я не знаю. Возможно, это может придать ему… силу. Я всего лишь чувствую это.

– Что за чушь! – снова вспыхнула Аделе.

Лодка была уже ближе к ним, чем к деревне. Сум­рак был настолько глубокий, что они не могли раз­личить черты лица паромщика, было заметно лишь, что он высокого роста, с перекошенными плечами, почти горбун. Голова была посажена низко и опуще­на, так что плечи почти сходились над ней.

Внезапно Бенедикте очнулась. Она резко сорвала с себя алруне и побежала по берегу к самому краю воды.

Она держала большой корень мандрагоры высо­ко в поднятой руке и направляла его точно против лодки, видневшейся невдалеке посреди глубокой воды. Голосом, который для всех присутствовавших казал­ся незнакомым, таким сильным и властным он был, она выкрикнула слова, из которых никто не понял ни единого.

Сандеру произнесенные ею слова показались длинным, запутанным заклинанием, в котором оди­наковые слоги повторялись раз за разом во все более усложняющемся порядке.

Он не был особенно силен в языкознании, но от­метил, что этот язык нес на себе черты одного из вос­точно-норвежских диалектов. Судя по произношению, он пришел далеко с Востока.

Лодка остановилась. Ульсен сбежал вниз к Бене­дикте и прошипел:

– Что это ты делаешь? Ты что, хочешь совсем отпугнуть парня?

Бенедикте отмахнулась от него. Казалось, что паромщик будто увеличился в размерах, он выглядел огромным, опасным и преисполненным мести.

Но это был, по-видимому, лишь обман зрения, созданный окружающей обстановкой и теми непри­ятными слухами.

Сандер сгреб Ульсена сзади и закрыл ему рот рукой. Аделе закричала:

– Ты что, с ума сошел?

Но Свег на этот раз стоял, словно парализован­ный, не смея пошевелиться. Его мозг отказывался воспринимать происходящее.

– Продолжай, Бенедикте! – прокричал Сандер.

Его слова снова разбудили ее. Сандер верил в нее!

Лодка подошла уже близко. Теперь она напоми­нала обычный паром, круглый и старомодный. Па­ромщик отвернулся в сторону, он был поглощен сво­им веслом и, очевидно, хорошо знал свое дело.

Бенедикте снова подняла мандрагору и стала по­вторять свое странное предостерегающее заклинание с начала.

Плоскодонка сразу же остановилась. Ульсен ба­рахтался, пытаясь освободиться из объятий Санде­ра, его глаза отчаянно и беспомощно искали приста­ва Свега. Но из этого ничего не вышло. Он уставился на лодку.

Бенедикте возвысила голос так, что он гремел над водой.

И тут, прямо на их глазах, лодка стала погру­жаться в пучину, вместе с паромщиком, все еще сто­явшим с веслом на корме. Он не делал каких-либо попыток спастись, словно был целиком захвачен сво­им размеренным движением на веслах.

Ни звука не донеслось до них, когда лодка и че­ловек на ней пропали. На воде не было заметно ни единого колебания, ни мельчайшей ряби. Паром лишь соскользнул вниз под воду и исчез.

Пятеро неподвижно стояли на берегу.

Аделе начала всхлипывать, словно ребенок.

Бенедикте наконец опустила руку и снова надела на шею свой амулет, запрятав мандрагору под блуз­ку.

– Спасибо тебе, – прошептала она. Наконец и Сандер ожил. Он выпустил Ульсена, которого трясло от обиды.

– Что это ты выкрикивала? – спросил Сандер Бенедикте. – На совершенно неизвестном языке!

– Это было заклинание против злых сил, – отве­тила она, побледнев. – А может быть, и благослове­ние, я не знаю. Я вычитала его в книгах Людей Льда, туда записал его мой прапрадед Хейке. Он выучился ему у Мара и Ульвхедина – так было написано в книге. Я выучила его наизусть – в надежде, что оно мне пригодится. Вот и пригодилось теперь.

– Я верю тебе! Но язык?

– Сокровенный язык Людей Льда. Map говорил на нем. А некоторые из избранных могли произно­сить такие заклинания спонтанно, они внезапно сами к ним приходили. Но не ко мне, мне пришлось зуб­рить их.

– Ты же натуральным образом уничтожила зло­го духа!

– Похоже, так. Но мне ничего не известно о силе этого заклинания, и о его смысле тоже. Я могла сто­ять здесь и выкрикивать что угодно!

– Во всяком случае, это на него подействовало.

Всхлипывание Аделе за их спинами переросло в истеричный крик. Сандер вернулся и помог осталь­ным успокоить ее.

Ульсен тоже позеленел от страха, но Свег сказал сухо:

– Есть все же какой-то предел для человеческого восприятия. Подобные картины просто отодвигают­ся, представляешь себе, что вообще ничего не про­изошло. Как раз сейчас я сильно сомневаюсь в том, что мы вообще видели какой-то паром.

Сандер собирался было ему ответить, но был пре­рван внезапно раздавшимся поблизости криком. Приглушенный, тоскливый возглас:

– Эй! Есть здесь кто?

Они повернулись на звук, исходивший со стороны реки на их стороне.

Сначала все посмотрели друг на друга, затем Сандер кивнул, и Свег отвечал:

– Эгей! Мы здесь. На берегу.

Они немного подождали, потом послышались шаги, и человек вынырнул из темноты на пригорке. Молодой и полный сил. Когда он подошел ближе, они увидели, что это типичный представитель этой части страны. Крестьянин с гор, длиннолицый, с боль­шим носом и выступающим подбородком, глаза гус­того голубого цвета. Он казался очень симпатичным, спокойным, немного медлительным, одновременно бодрым и настороженным.

– Мне показалось, что я слышу голоса, – сказал он, спускаясь к ним и протягивая руку приставу Све­гу, в котором он мгновенно вычислил руководителя их маленькой группы.

Пристав представился и спросил:

– А вы, очевидно, тот самый Ливор, которого мы искали?

– Вы искали меня? – улыбнулся мужчина.

– Да, в качестве бесстрашного эксперта по Ферьеусету.

– Ну, экспертом я, наверное, все же не являюсь, но храбрым – пожалуй. Так вы хотите перебраться через озеро Неттес?

– А оно так называется? Я думал, это Ферьеусет

– Деревня, – да. Но не озеро. Хотя… – Ливор колебался. – Вы разве не получали приглашение переправиться?

Он заинтересованно и немного беспокойно пере­водил взгляд с одного на другого.

– От паромщика? Нет, почему же, – сказал Свег. – Но оно нас не заинтересовало.

Ливор внимательно посмотрел на них, ожидая разъяснений, но они не последовали. Тогда он сказал:

– Обычно им не удается так легко отделаться.

– Кому «им»?

– Тем, кто хочет на другой берег.

Река тихо плеснула. Облачная стена расступилась и открыла далекие горы, которые задумчиво и спо­койно лежали в сумерках, храня свои секреты. В воз­духе пахло снегом.

Сандер сказал:

– Давайте на минуту забудем про паромщика. Каким еще образом можно перебраться?

Ливор сделал движение большим пальцем руки.

– Дальше вверх по реке. У меня там спрятана маленькая лодка. Вы можете воспользоваться ею, если хотите.

Казалось, он был немного изумлен тем, что не появился паромщик.

– Мы назначим большое вознаграждение, если ты захочешь остаться с нами, – сказал Свег.

– Но я как раз спускался вниз в деревню.

– Нам надо так много разузнать. Мы хорошо заплатим, если ты останешься здесь на ночь и, мо­жет быть, еще немного утром.

Ливор долго колебался. Наконец, он кивнул.

– Меня ведь никто не ждет. Домашнюю работу сделают и другие. Вы меня немного заинтересовали. Что ж, пойдем!

Они отправились за ним вдоль реки, молча, в сгу­щающихся сумерках.

Сандер держался поблизости от Бенедикте, как будто бы хотел поговорить с ней и не имел возможности для этого. Она замедлила шаг и притворилась, что поправляет туфлю. Сандер ждал вместе с ней.

– О чем это ты думаешь, Сандер? – тихо спро­сила она.

– Ты все ведь знаешь, – улыбнулся он. – Ты видела, откуда выплыл паромщик?

– Нет, я об этом не подумала.

– А я заметил, – сказал Сандер, на этот раз вполне серьезно. – Паром отчалил от того неболь­шого мыска недалеко от церкви.

– Полуостров с небольшой рощей наверху?

– Точно.

– Да, когда ты увидел это, то… Почему это тебя пугает, Сандер?

– Нет, все дело в названии озера. Озеро Неттес… Мне не нравится все это.

Бенедикте молча смотрела на него. Наконец они снова пошли. Она крикнула вперед, обращаясь к Ливору:

– Почему озеро называется Неттес? Он остановился и пожал плечами.

– Вероятно, какая-нибудь девушка по имени Нетте утонула здесь однажды, – крикнул он в ответ.

– Да нет, ошибаешься, – процедил Сандер сквозь зубы, так что его слышала одна Бенедикте. – Я думаю, здесь имеется другое объяснение.

– Какое же? – тихо спросила Бенедикте.

– Его, конечно, Ливор не знает. Поскольку оно весьма древнее. Но я догадываюсь, отчего озеро так называется. Брактеат у тебя, Бенедикте?

– Нет, я думаю, он у пристава.

– Ладно, это не играет роли. Я прекрасно по­мню, как он выглядит. Там была еще одна руна, тай­ная , понимаешь?

Они снова отстали от всех, так что их никто не мог слышать.

– Тайная руна? – сказала она. – Я не видела ее. Там были только… Ты имеешь в виду ту малень­кую веточку внизу, в середине?

– Точно. Вертикальный штрих с двумя малень­кими «ветками» с каждой стороны. Это означает, что за ним скрывается еще одна руна из другого рода.

– В этом я ничего не понимаю.

– С одной стороны два штриха. Это означает еще одну руну. А два штриха с другой стороны означают другой род. Род – это группа рун. Всего их три, у каждого рода свое имя, но в это я не буду сейчас вдаваться, чтобы не запутать тебя окончательно.

– Так что же это за руна?

– Руна «Н».

– Ага, – сказала Бенедикте. – Ты имеешь в виду, что она имеет какое-то отношение к имени Нетте?

– Самое прямое! Только, по всей вероятности, это озеро называлось не Неттес, а озеро Нертхюс . И тог­да смысл совершенно меняется!

– Ты, очевидно, знаешь, кто такой был Нертхюс?

– Еще бы! В таком случае многие фигуры стано­вятся на свои места. Только паромщик не совсем впи­сывается сюда.

– Эй вы там! – крикнул пристав Свег. – Вы полезете в лодку или как?

Было уже довольно темно, но они все же могли разглядеть группу, столпившуюся на речном берегу. Большинство уже уселось в маленькую лодку, толь­ко Ливор стоял и ждал отставших.

– А нам хватит места? – спросил Сандер.

– Все будет в порядке, – ответил Ливор. – Река здесь совершенно спокойная.

Бенедикте увидела, что как раз там, где они нахо­дились, русло реки расширилось до небольшого озе­ра. Она полезла через борт, и естественно, умудри­лась плюхнуться в лодку так, что она опасно закачалась. Но Сандер поддержал ее, и все закончилось благопо­лучно. «Черт возьми, – подумала она. – Почему я такая неуклюжая? Когда люди смотрят на изящную, элегантную Аделе Виде, им наверняка кажется, что неуклюжее меня не бывает».

Сандер сел рядом с Аделе. Чтобы согреть ее, он принялся растирать ей спину, дружески улыбаясь. Бенедикте отвернулась.

Они быстро переплыли на другой берег и выта­щили лодку на сушу.

– Ты совсем не боишься Ферьеусета? – спросил Сандер у Ливора.

– Нет, сама деревня совершенно не опасна. Но вот паром…

– Да, а что это за штука такая? Ливор снова пожал плечами.

– Я не знаю.

– У него есть какая-то история?

– Я тебе расскажу все, что сам знаю, когда мы придем.

Дальше они шли молча.

У всех было неважное настроение. Подъем наверх был изнурительным, да и холод брал свое. К тому же они проголодались, но не ждали гостеприимного приема в Ферьеусете, этой заброшенной горной де­ревне.

Ульсен начал нервно рассказывать о старых ис­ториях с привидениями, о которых ему доводилось слышать. Его хвастливый кристианский диалект зву­чал так неуместно здесь, наверху, на себе посреди притихшей пустынной местности, несшей отпечаток вечности. Свег резко попросил его заткнуться.

Силуэты домов вынырнули из темноты пугающе близко. Бенедикте невольно вздрогнула.

– В чем дело? – спросил Сандер осторожно. Она остановилась.

– Давайте повернем, – сказала она. Он тоже не двигался.

– Почему это?

Она снова пошла вперед.

– Нет, ничего. Мы ведь должны отыскать жени­ха Аделе.

Эта задача стала для нее важной, правда она не могла определить, почему. Если бы Бенедикте была более опытной, она сразу бы догадалась, что это рев­ность. Она хотела убрать Аделе с дороги, и жених бы оказался замечательным выходом из создавшегося положения.

Но у нее не было таких явно выраженных мыслей. Она была необычайно чувствительным человеком, почти по-детски чистосердечным. Если бы она поня­ла, что шевелилось в ней, она бы испугалась самой себя. Она не стала бы влиять на Сандера, чтобы зас­тавить его выбрать «правильную» девушку!

Она ведь считала себя ничтожной!

Ливор остановился у первых домов.

– Здесь только один более-менее обжитой, вон тот, самый большой, – сказал он. – Я был здесь никак не меньше двух лет тому назад.

– Ты здесь с тех пор так ни разу и не был? – спросил Свег.

– Нет, здесь нечего искать. И то, я почти всегда грелся на солнышке и отдыхал на крыльце. Внутрь заходил один-единственный раз, да и что делать в нежилом доме, если на улице нет ни дождя, ни снеж­ной бури?

– Но теперь дождь затянулся слишком надолго, – сказала Аделе и поглубже закуталась в свое паль­то. – Мы попробуем зайти внутрь и развести огонь в очаге – если, конечно, он там есть, – закончила она недоверчиво и подавленно.

Она была в ужасном настроении. Сандер все бо­лее и более отдалялся от нее, ускользал из рук. Ока­залось, что она допустила непростительную ошибку, переспав с ним. Но ей-то казалось, что она доско­нально изучила его, она знала многих мужчин его типа – и она могла действительно положиться на свою неотразимость в постели. Ведь это она постоян­но говорила «спасибо» и «прощай» после одной или двух ночей с мужчиной. И все униженно просили о продолжении.

Но не Сандер Бринк! Что с того, что он по-пре­жнему был вежлив и любезен, вел светские разгово­ры и был слегка ироничен, в точности как она, но он не влюбился в Аделе! Все ее тонкие намеки на то, чтобы провести несколько вечеров наедине в ее комнате, он пропускал мимо ушей, как будто бы и не слышал их!

Проклятие!

Но ей приходилось признать, что он был необы­чайно мил и приветлив с этой бедной неудачницей Бенедикте, это было сильно заметно по нему. Только бы он теперь не внушил бедной девочке чего-нибудь, ведь она не сводит глаз с него! Когда-нибудь Аделе придется серьезно поговорить с ней, ведь не вообра­жает же она, что Сандер хочет чего-то большего, чем просто поболтать? Насколько, собственно, эта дев­чонка глупа?

В душе Аделе разозлилась. Отчасти потому, что Сандер и Бенедикте взяли другую манеру для разго­вора друг с другом, и она не могла больше вмеши­ваться. Но главное потому, что, к своему ужасу, по­чувствовала, как сильно влюбилась в Сандера. И это она – всегда сохранявшая хладнокровие!

Нет, так нельзя! С раскаянием она вспомнила о своем собственном женихе, Мортене Хьортсберге. В последние дни она бессовестно мало думала о нем! Ее мысли все это время блуждали в другом месте…

Ливор привел их к входу в большой дом и выта­щил щепочки из засовов на каждой половинке две­ри. Они распахнулись с неприятным скрипом.

Люди вошли внутрь. Ливор отпер внутреннюю дверь, и они очутились в комнате, они это заметили, хотя повсюду было темно.

– Уфф, – тихо вздохнул кто-то.

И был прав. Старый дом, простоявший долгое время незаселенным, вряд ли выглядит особенно при­влекательно.

– Я зажгу свет и разведу огонь, – ободряюще сказал Ливор.

– Да, зайдя в холодный дом, не согреешься, – сказал Ульсен.

Они проследовали далее, в другие комнаты, по скрипящим, местами провалившимся половицам. Но Бенедикте осталась на месте. Сандер ждал вместе с ней.

– Что там, Бенедикте?

– Тихо! Я пытаюсь понять атмосферу этого дома. Он подождал, пока она опять расслабится. Слышались лишь слабые звуки голосов из дальних ком­нат.

– Ну?

Бенедикте провела рукой по лбу. Прошло некото­рое время, прежде чем она ответила.

– Здесь нечто примечательное. Я с таким рань­ше никогда не встречалась. У дома нет вообще ника­кой атмосферы! Здесь так стерильно, как … в только что протопленной бане.

– Ну да. Да, но это же, наверное, хорошо?

– Нет, это совсем не хорошо. Мы в очень старом, запущенном доме, где должны были происходить сот­ни событий. Здесь рождались дети, в этом доме уми­рали старые и больные, здесь разыгрывались траге­дии и бывали моменты радости. Здесь ужасно пахнет, но это не имеет никакого отношения к самой атмос­фере дома. Здесь не чувствуется никаких следов про­шлой жизни, никаких вибраций, никакого чувства смерти или чего угодно другого. Дом с такой длин­ной и богатой событиями историей – и ничего! Как будто бы…

–Да?

– Как будто бы дом испуган. Словно он умыш­ленно скрывает подробности, прячет их от меня… Я не понимаю этого. Я не потеряла своих сверхъесте­ственных способностей. Только они здесь не работа­ют. Я ощущаю себя, ощущаю свои чувства и впечат­ления. Я чувствовала также огромную тоску во всей деревне, пока мы шли сюда. Но внутри дома… все мертво.

Она сделала знак, говоривший, что им надо при­соединиться к остальным.

Пока она шла за Сандером, внутри возникла боль и тоска. «Он никогда ничего не узнает, – подумала она. – Он никогда не узнает, как я скучаю по нему, как я стремлюсь быть с ним день и ночь. Пока он ничего не почувствовал, я могу сохранить его друж­бу. Затем – если он догадается – всему конец. Он отвернется от меня с отвращением. С удивлением и презрением.

Мне необходимо придерживаться нейтральной дружбы, чего бы мне это ни стоило».

В соседней комнате стояла Аделе и беспомощно озиралась вокруг. Они ее понимали. Весь дом гово­рил о запустении. В стенах можно было пробить дыру хоть пальцем, нависающий потолок, вздувшийся пол. Нет, последнее было не совсем верно, таким он был лишь в гостиной. В этой же комнате был только зем­ляной пол.

– Здесь дурно пахнет, – пожаловалась Аделе. – Словно старой, забытой половой тряпкой.

Да, все это чувствовали. Запах гнилого, разло­жившегося тряпья.

Ливору удалось зажечь и очаг, и лампу, и теперь они соперничали между собой, освещая неверным, колеблющимся светом углы старого дома. Но свет местами не достигал их. Беспокойные тени лежали и двигались, крадучись, в дальних частях комнаты и внутри, в спальне, маленьком помещении, напоми­навшем альков. Бенедикте стояла неподвижно и всматривалась в эту бесформенную, постоянно ме­нявшуюся темноту, несшую отпечаток древности из-за этих невероятно толстых бревен, время от времени выступавших из мрака. Это должна была быть са­мая старая часть дома, остальное пристроили поз­же.

Почему? Откуда это чувство пустоты, стерильнос­ти в таком старом и много пережившем доме?

Теперь ей бы очень пригодился кто-нибудь из рода Людей Льда. Но ныне живущие не обладали особыми способностями. А к мертвым обращались лишь при крайней необходимости.

Ее глаза приобрели особый, резкий блеск, они словно буравили темноту в углах.

В результате она почувствовала исходящую отку­да-то трепещущую настороженность и неусыпную бдительность. Но дом выдержал атаку. Не выдал ничего из своей истории.

Бенедикте показалось, что между ней и домом идет война. Или, может быть, она борется не с са­мим домом? А с чем-то, что скрывается среди его те­ней?

Внезапно она почувствовала себя беспомощно-юной и неопытной. Но она утешала себя тем, что та­кие же чувства должен был испытывать Хейке в тот раз, когда он сражался с ведьмой в Штрегешти. Ему было не намного больше лет, чем ей сейчас. И ему удалось победить, значит, она обязательно должна хотя бы попробовать решить загадку Ферьеусета.

Но у Бенедикте было нехорошее предчувствие, что на этот раз в игру вступили более могущественные силы. Ее амулет вращался с невиданной силой с тех пор, как они подошли к этому обреченному и покину­тому месту.

Она глядела на мертвые, трухлявые стены и при­слушивалась к звукам снаружи.

Никогда ей не встречалось ничего подобного.

– Но мы же не станем ночевать здесь, – пожа­ловалась Аделе. – Разве нет дома получше? Ливор покачал головой.

– Остальные совсем обвалились.

– Господи, Боже мой, – прошептала Аделе. – Многое мне пришлось вытерпеть в этой ужасной по­ездке, но это – предел! Это же не дом, а свинарник!

– Если калоши не подходят, можешь отправляться домой, – зарычал Свег, который был, в общем-то, согласен с ней.

Аделе бросила взгляд в темноту за окно и смолк­ла. Поездка домой в одиночестве не особо привлека­ла ее.

– Мы можем подмести пол в ближней комнате, – спокойно сказала Бенедикте, хотя сама и чувствова­ла сильнейшее желание выскочить наружу на све­жий воздух и убежать как можно дальше от этого ужасного дома. – А что у нас, собственно, находится на чердаке?

– Я не знаю, – ответил Ливор с извиняющейся улыбкой. – Но достаточно, по-моему, взглянуть на потолок, чтобы…

Все подняли глаза и скептически посмотрели на прогнувшийся потолок.

– Нет, – сказал Свег. – В этом ты прав. К тому же… Сдается мне, я узнаю ситуацию.

Остальные кивнули. Все, за исключением Аделе и Ливора, недавно побывали в похожем доме. С заб­рошенным вторым этажом.

– Остается только надеяться, что этот чердачный этаж не прячет столь же много непристойного, как и тот, прежний. С нас довольно подобных секретов, спа­сибо! – сказал Сандер.

– Ну-ну, – сказал Свег. Он осмотрелся вокруг. – Так, здесь внутри земляной пол, но имеется и пара кроватей. Хоть они и ужасно короткие, должен я за­метить. Если дамы лягут здесь, то мы, мужчины, раз­местимся в ближней комнате. Все равно посреди ночи мы не придумаем ничего лучше.

Аделе и Бенедикте печально смотрели на две кро­вати. Старые деревянные доски с мусором, пылью и мышиным пометом.

Но земляной пол был еще хуже.

Только Сандер выглядел бодро и жизнерадостно.

– Но сперва нам необходимо немного подкре­питься! А потом Ливор расскажет нам о Ферьеусете.

Мысль о еде заставила всех просветлеть. Они со­брали на стол нехитрую дорожную провизию и ели, сидя на отчищенных кроватях за единственным в доме столом, запивая теплой водой, которую кое-как уда­лось вскипятить. Сандер вытащил оставшуюся у него фляжку с вином. Ему казалось, что момент для этого настал вполне подходящий.

Настроение у большинства поднялось. Только Бенедикте сидела неподвижно и прислушивалась к странной тишине стен.

Ливор набил свою трубку и поднес к ней лучинку с огнем, прежде чем начать:

– Я знаю не более того, о чем говорит народная молва.

– И этого вполне достаточно, – поддержал его пристав Свег.

Ливор кивнул. Бенедикте сидела и изучала про­филь Сандера, который казался ей замечательным, интересным и оживленным. Он повернул голову и встретил ее взгляд. Он смотрел жизнерадостно и слег­ка заинтересованно. Она быстро отвернулась и ста­ла прислушиваться к словам Ливора.

– Здесь, в Ферьеусете, всегда болтали. О ведь­мах, домовых и всяких потусторонних вещах. О ноч­ных криках и еще не знаю о чем. Собственно, расска­зывать-то и нечего, все ведь так расплывчато и неясно. Но вот случилось… постойте… лет двадцать пять тому назад это произошло, мне тогда было лет пять.

Сандер и Бенедикте обменялись взглядами. Они довольно точно угадали время.

– Ты жил там тогда? – спросил Свег.

– Ну да, внизу в деревне и сейчас живут несколько семей отсюда. И которые сбежали туда. Я не знаю точно, что случилось, но, во всяком случае, здесь был большой переполох. Шептались о какой-то женщине, найденной мертвой с… Извините, милые дамы! С перерезанным горлом и выкачанной кровью.

– Где ее нашли? – резко спросил Свег. Ливор погрузился в свои воспоминания, он раз­мышлял.

– Я не помню точно, поскольку я не присутство­вал. Но мне кажется, она всплыла в озере, там собра­лось много народу на берегу. И как раз в это время-неожиданно показался паромщик. Это от него все сбе­жали, потому что он был действительно опасен. Но я так и не знаю точно, чем именно. Не знаю. Позднее сюда поднимались порой какие-то незнакомцы и про­сили переправить их на тот берег, но их всех находили потом мертвыми в воде. Не всех, конечно, нашли. Я-то уцелел, потому что я никогда не кричу ему, когда он появляется, я притворяюсь, словно не вижу его.

Он наморщил лоб.

– Но вот перед этим, еще раньше случилось тоже…

– Перед чем? – сказал пристав.

– Перед тем, как нашли первую мертвую жен­щину. Мне так никогда и не удалось выяснить, что там произошло, но у меня осталось слабое воспоми­нание, что люди говорили о какой-то находке. На­ходке, которая потом опять пропала…

– Но кто-нибудь в долине должен знать о тех событиях?

– Я не верю в это. – Ливор сделал на этой фра­зе ударение. – Вы понимаете, я так не уверен, мне было всего пять лет, но мне кажется, что эта женщи­на и ее друг что-то нашли. И они никогда уже не скажут, что это было.

– Но друг должен был, наверное…

– Его-то как раз первого и взял паромщик. Его ви­дели садящимся в лодку, которой раньше не было – и прямо посередине озера Неттес она исчезла. Он утонул.

Пристав Свег вытащил брактеат.

– А вот предмет, который они нашли… Могло это быть чем-то подобным?

Ливор вздрогнул так, что они все это заметили.

– Откуда вы это взяли?

Пристав рассказал о трупе далеко внизу в смеж­ном озере.

Молодой крестьянин кивнул.

– Значит, еще один! Нет, они вряд ли в тот раз нашли именно этот, поскольку он лишь один из мно­гих. У всех, найденных мертвыми, были такие.

– У всех, ты сказал? – повторил Сандер. – Сколько их, собственно, было?

– Нет, не так уж и много. Люди нечасто подни­маются сюда. Так, считаем эту пару, и потом за все время было два-три случая.

– И никто не расследовал этого? – спросил при­став Свег.

– Ну почему же? Но они никогда ничего не нахо­дили. А все амулеты пропали.

– В прошлом году здесь были какие-то немцы? – поинтересовался Ульсен, уверенный, что сказал что-то крайне своевременное и умное.

Ливор повернулся к нему.

– Да, я о них слышал. Но никогда не видел эту группу. Они, наверное, пошли дальше через горы.

Аделе хотела больше узнать о своем женихе, но тут Ливору было нечего прибавить к тому, что они уже выяснили.

Сандер прислонился к стене.

– Мне бы очень хотелось подробнее услышать о деревенских разговорах, про которые ты поминал, – сказал он. – О ведьмах и всем таком.

– Но ведь это все только предрассудки! – возра­зил Ульсен.

Сандер строго посмотрел на него.

– Так мы же здесь имеем дело именно с «пред­рассудками», разве ты еще не понял? Кем, по-твое­му, был паромщик? Живым человеком?

На это Ульсен не нашелся, что ответить, но скри­вил губы, как старая дева, хранящая невинность.

Ливор немного замялся, прежде чем решился рас­сказать обо всей той чепухе. Он был здравомысля­щим молодым человеком.

– Да что там, это обычные истории в горных де­ревнях. Давным-давно здесь был повешен один раз­бойник с большой дороги, и болтали, что он возвра­щается опять. Пустая болтовня! Потом одна женщина почувствовала ледяную ладонь на своем лице. В од­ном хлеву никак не могли держать коров, так ужас­но разыгралась там нечистая сила. Мужик увидел в окне женское лицо как-то раз, когда выглянул лун­ной ночью наружу. Стада скота, которые были ни­чьи, паслись сами по себе. Нет, это все слишком расплывчато, обще, происходит только из фантазий и страха темноты. Здесь когда-то была большая пе­реправа, с севера на юг, с платой за перевоз и всем остальным. Много народу было!

– Но в паромщика-то ты веришь?

– Да, с головой у меня нормально, но его я мно­го раз видел.

Он посмотрел на них.

– Но не в этот раз. Почему?

Все молчали. Наконец пристав сказал:

– Среди нас есть один, кто умеет ворожить. Па­ромщик утонул, вместе с лодкой.

Молодой житель гор переводил внимательный взгляд с одного на другого. Потом медленно произ­нес:

– Паром всегда тонет. Но только когда на нем есть пассажиры.

Никто не ответил. Никто из них не отважился вы­дать способности Бенедикте влиять на сверхъесте­ственное. И сама она, конечно, предпочла промол­чать о них.

Все отправились спать. Бенедикте лежала на же­стких досках, завернувшись в свое пальто. Задум­чиво провела кончиками пальцев по старым, шел­ковистым стенам. И быстро отдернула руку к себе. Не было ничего странного, на что бы стоило обра­тить внимание, это обычное, старое и гнилое дере­во, но все равно ее пальцы мгновенно вернулись под одеяло.

Этот неодушевленный, показавшийся ей почти стерильным, дом! Интересно, остальные ее спутни­ки таким же образом ощущали его атмосферу? Как здесь, должно быть, мертво и скучно! Для нее ожи­вал каждый отдельный дом, каждое дерево и ка­мень в природе, она могла чувствовать здания, как друзей, счастливых или несчастных, – или наобо­рот, врагов, отстраненных, угрожающих, даже впря­мую опасных.

Но этот…

На нее давило молчание дома. В этом было что-то ненормальное, но дом отказывался давать какие-либо объяснения. Словно бы он знал, что она могла уничтожить злые и горькие воспоминания. То, что находилось здесь, не хотело быть обнаруженным и уничтоженным. Оно хотело продолжать вершить свое злое дело.

Она лежала, разметавшись по кровати, и не могла уснуть битый час, пока наконец не начала осознавать, что в комнате вот уже некоторое время что-то происхо­дит.

В глубокой темноте горели два глаза. Так незамет­но, что она только сейчас смогла увидеть их.

Бенедикте оцепенела. Она лежала, повернувшись к центру комнаты, но не помнила, как она должна выглядеть, не могла различить, висят ли глаза пря­мо над ней или бесконечно далеко в стороне. Каза­лось, что они возникли в далекой неизвестности вне времени и пространства.

Или они осязаемы, а в комнате кто-то? Но кто…?

Они не были красными и вообще не светились ка­ким бы то ни было цветом. Больше всего это было похо­же на холодное, бледное олово – но это были именно глаза, потому что они даже двигались, один раз морг­нули, спокойно и бесчувственно.

И они были направлены прямо на нее. На нее, Бенедикте, и во взгляде была ледяная непримири­мость. Они ее изучали, словно хотели знать, с кем имеют дело, кто она, собственно, такая. Беспощад­ные, жестокие и пугающе спокойные!

От Аделе было мало проку, она крепко спала и ужасно закричала бы, если бы Бенедикте посмела ее разбудить. Звать остальных… Сандера? Или приста­ва Свега?

Нет, она бы не решилась. К тому же не знала, где находится дверь в ближнюю комнату, и тем более, что произойдет, если она все-таки крикнет.

Но никогда в жизни она бы не осмелилась убе­жать от этих неприятных глаз!

Губы Бенедикте сами собой сложились в корот­кие, пугающие слова. Заклинание, которое она выу­чила из книги Людей Льда.

Холодные светящиеся глаза сразу же потухли, уб­рались, откуда пришли, ведь она могла успеть причи­нить им боль.

Девушка замолчала, прервала заклинание, так как опасалась, что кто-нибудь из попутчиков проснется и испугается. Она не узнала существо в темноте, боялась, что оно может снова напасть – на нее или на любого, кто пошевелится.

Но в одном она была уверена: кто бы ни прятал­ся там в темноте, он обладал необычной силой вну­шения – и он был злым до содрогания.

Она заметила и кое-что другое. Пока глаза свети­лись, запах старой половой тряпки был необычайно сильным. Словно это неизвестное создание стояло очень, очень близко к ней. Или находилось в таком бесконечно сильном напряжении, что запах клубил­ся над ним.

Она была почти уверена, что неявное присутствие именно того ночного гостя она ощущала все это вре­мя, и лишь случайно увидела его, на мгновение по­казавшегося из темноты. И все это время он ощущал себя безнаказанным.

Тотчас на улице начался сильный ветер. Осенний шторм, который гудел и завывал над бедным старым Ферьеусетом, жалобно вздыхал под крышами, застав­ляя двигаться какой-то предмет снаружи на стене. Что-то скреблось и стучало, словно кто-то просился, чтобы его впустили в дом.

Бенедикте закуталась в пальто с головой и лежа­ла так, прислушиваясь к болезненно-сильным ударам своего сердца. Впоследствии она не понимала, как могла заснуть в тот раз, наверху в Ферьеусете, но она все же сделала это. Смогла расслабиться и успо­коилась до такой степени, что сон наконец овладел ею.

Когда ночь превратилась в серый рассвет, она проснулась. Ветер перешел в рокочущий гул, кото­рый проносился над горами и снова умирал где-то вдали.

Но вот посреди этого шума ей показалось, что она услышала крик. Протяжный и жалобный крик смер­тельно испуганного человека.

И все снова стихло.

8

Молодому, целеустремленному Ульсену не спалось.

Он тоже лежал и прислушивался к ветру, кото­рый гудел между домами. Как раз у его стены что-то шуршало снаружи. Сильные удары врезались в его сознание с неровными промежутками, так что он не мог уснуть.

– Проклятый шум, – разозлился он. Не остава­лось ничего другого, как встать и положить этому конец.

«Остальные сладко спят, – с завистью подумал он. – Как сурки, не обладающие моей чувствитель­ной нервной системой». Он выбрался наружу и от­крыл скрипучую дверь.

На улице было холодно, дождливо и ветрено. Вет­рено – это еще мягко сказано, штормило так, что его прижало к стене, и он почувствовал, как ветер сры­вает с него одежду. Рассвет был неясным и загадоч­ным. Пригнувшись к земле, Ульсен испытывал не­приятную дрожь, пробиравшую его с ног до головы.

Он подавил желание вернуться обратно в дом и зашел за угол. На стене висел старый деревянный черпак, именно он вызывал этот ужасный шум. Уль­сен сильно дернул его вниз. Он крепко сидел на сво­ем гвозде, поэтому и мог так долго противостоять рез­ким порывам ветра.

Ульсен вернулся к двери, но остановился на поро­ге, взявшись за дверную ручку. И даже не заметил, как черпак прогарцевал в траве через двор и при­землился на другую стену дома.

Проклятый пристав Свег, который всегда унижал его! Который издевался над ним в присутствии по­сторонних! Над ним, Ульсеном, который в тысячу раз больше, чем пристав, знал о преступлениях и о том, как решают эти загадки. Этому он выучился. А Свег, наверное, ни разу даже книгу не открыл!

Теперь у Ульсена был шанс. Теперь он мог сам решить проблему с брактеатом и тем мертвецом, с женихом Аделе и его исчезновением. Вот тогда они все удивятся и будут говорить себе, как умен оказал­ся этот Ульсен и какими глупцами были они.

И у Аделе появится заинтересованный блеск в гла­зах.

С чего бы ему такого начать?

У него была собственная теория того, по какой причине Мортен Хьортсберг погиб здесь наверху. Он должен был находиться здесь, в деревне, может быть в одном из этих домишек. Например, на него обру­шился потолок…

Но это не решает загадку с трупом, который они обнаружили в озере у себя дома.

Он должен сейчас быть похитрее. Надо все тща­тельно продумать…

Да, было нелегко придумать что бы то ни было, когда все казалось таким невероятно загадочным и иррациональным. Ульсену также не нравился этот налет сверхъестественности. Паромщик. Его-то он действительно видел…

Но ведь он теперь исчез, утонул в озере. В этом Ульсен мог быть уверен и немного приободрился.

Брактеат… Ливор сказал, что их было много.

Лучше всего было начать поиски с них. С запаса брактеатов и, заодно уж, Мортена Хьортсберга.

Ветер снова подхватил его, но он укрылся за бли­жайшим домом.

Это была лишь куча бревен, беспорядочно раски­данная, без входа или чего-то похожего на него. Ульсен обошел вокруг нее и решил, что тут не может быть спрятано ничего интересного.

Он продолжил путь через деревню, размышляя про себя о том, что он справится с решением загадки самостоятельно, без вмешательства призраков и кол­дунов, всего того, о чем болтали остальные.

Ведьмы? Призраки? Нонсенс!

Он подошел к маленькому дому, который прова­лился так, что два фронтона уперлись друг в друга. Надо было войти, и Ульсен с удовлетворением поду­мал, что он сейчас ужасно рискует жизнью из-за Свега. Ну да, частично по вине Свега.

Но дом не скрывал ничего ценного. Ульсен спра­вился с порывом выскочить наружу, а вместо этого важно прошествовал через необычно низкий дверной проем.

Он осматривал дом за домом…

Проделав половину пути, он оказался возле церкви.

Хотя окна были выбиты, а дверь и чердак зияли черной пустотой, маленькая деревянная церковь со­хранилась неплохо. Слегка нерешительно он прибли­зился к входу и вошел внутрь.

В церкви было темно. Скамеек не было, но ал­тарь был на месте.

Или…?

Это был самый удивительный алтарь, который ему приходилось когда-либо видеть. Что, в самом деле, означало вон то? А что это там … светится? Глаза?

Ульсен замер посреди церкви.

Он недоверчиво глядел прямо перед собой, потом по сторонам. Его взгляд все быстрее метался по уг­лам – и тут он закричал тонким, пронзительным криком.

Его-то и услышала Бенедикте, наполовину погру­женная в сон. Но она приняла его за крик птицы, озерной птицы, пытавшейся противостоять шторму.

Ведь все было так спокойно в Ферьеусете.

– А где Ульсен? – спросил Сандер за скромным завтраком.

– Да ну его, – фыркнул пристав Свег. – Он наверняка бродит по деревне сам по себе и делает находки, которые должны подействовать на мое са­молюбие, этим он любит заниматься. Мне это тоже неприятно. Вот увидите, он придет с самым серьез­ным выражением лица и принесет свои «доказатель­ства», которые наверняка несущественны. Он, веро­ятно, скоро появится.

Но Ульсена все не было. А Бенедикте сидела и смотрела, как Аделе время от времени обвивает ру­кой шею Сандера и что-то доверчиво шепчет ему, улы­баясь. Но Сандер выглядел немного настороженно.

«Как они близки, – подумала Бенедикте. – Боже, не делай мне так больно!»

После еды Сандер объявил, что намеревается про­извести осмотр верхнего этажа. Остальные принялись его отговаривать, но он настаивал. К тому же он хо­тел пойти один, потому что считал, что пол наверху не выдержит слишком большого веса.

Да, с этим они были согласны.

Бенедикте попыталась чем-нибудь себя занять в его отсутствие. Прибраться в комнате или сделать еще что-нибудь полезное. Но она не могла собраться с силами. Она рассказала о ночных глазах, но толь­ко Сандер, казалось, поверил ей.

Если бы он общался только с Аделе, это, может быть, было бы легче переносить. Или нет, конечно, нет, Бенедикте приросла к нему всей душой. Он всегда так заинтересованно слушал то, что рассказыва­ла Бенедикте, они вдвоем так мило беседовали. Так доверяли друг другу. Но не в такой интимной мане­ре, как Сандер вел себя с Аделе.

Безжалостная действительность состояла в том, что Бенедикте так и не смогла съесть ни кусочка за завтраком из-за Сандера. Она вела себя, как луна­тик, чувствовала комок в горле, но не могла запла­кать, она лишь сидела за столом, слушая разговоры. Не смела открыть рот из опасения, что слезы немед­ленно начнут капать. Разумеется, пристав Свег рас­сказывал что-то забавное, но она не смогла как сле­дует улыбнуться, улыбка превратилась в унылую гримасу. Единственное, что ее занимало, это то, с ка­кой легкостью, словно это было самое естественное движение на свете, Аделе могла класть свою руку на руку Сандера и шептать ему на ухо какие-то их об­щие секреты. Бенедикте даже и представить себе не смела, о чем они шепчутся.

После того, как Сандер поднялся наверх, она пред­приняла решительную попытку починить стул, кото­рый пристав Свег раздавил своим весом. На корот­кое мгновение у нее мелькнула надежда сделать хоть что-нибудь полезное, но вскоре она снова выпустила стул из рук. Она была похожа на птицу, которая не в силах расправить крылья. Бенедикте села на свою кровать с метлой в руках, не в силах пошевелиться, ее лицо выглядело печальным и постаревшим на сот­ню лет. Она была так некрасива, так некрасива!

Ее мысли молниеносно взлетали и бросались вниз, и, словно когти, оставляли глубокие раны. И вот в такой ошеломляющий миг, когда Аделе вошла и ехид­но поинтересовалась, что это она здесь сидит, Бене­дикте почувствовала, как ее переполняют злые чув­ства, унаследованные от Людей Льда. Нестерпимое желание выместить свою злость, выпустить пар. Она крепко схватилась за край кровати и держалась так, пока волна гнева, ненависти и недостойной ревности не миновала.

Затем она неуверенно улыбнулась Аделе и сказа­ла прерывающимся голосом что-то о своем неваж­ном состоянии.

Аделе не стала сочувствовать ей.

– Никто из нас, наверное, не чувствует себя в форме в этой ужасной деревне. Но это вовсе не зна­чит, что надо сидеть на кровати и жалеть себя. И к тому же пытаться заинтересовать собой некоторых людей, рассказывая лживые истории о светящихся глазах в темноте. Господи! И когда ты повзросле­ешь?

На это Бенедикте не нашлась, что сказать, чтобы защитить себя. Она поднялась и попыталась выгля­деть занятой полезным делом.

Сандер осторожно пробирался вперед вдоль чер­дачной стены наверху, поскольку пол не вызывал ни­какого доверия. В худшем случае, Сандер мог прова­литься прямо на голову своим товарищам.

Это был довольно неряшливый чердак, юноша не видел никаких следов того, что он когда-то использо­вался для жилья. Если там и жили, то, во всяком случае, очень давно. Здесь хранились старые дере­вянные бочонки, корыта и другая домашняя утварь, а поодаль стоял разломанный шкаф, повернутый дверцами к стене. Похоже, что его забросили на чер­дак, как только он сломался.

Сандера больше всего заинтересовал этот шкаф, поскольку все остальные предметы не представляли для него никакой ценности. Подобраться туда оказа­лось нелегко, потому что у стен лежал всевозможный мусор, вынуждавший его ступать по полу, но в конце концов, Сандер эту задачу выполнил.

Свет скупо падал внутрь сквозь немыслимо пыль­ное окно. Сандер слегка вытер стекло рукавом, стало немного светлее.

Шкаф содержал даже больше интересного, чем он мог надеяться. В одном из выдвижных ящиков он нашел изъеденную мышами тетрадь. Кто-то записы­вал в нее давние события, происходившие в Ферьеусете.

«Женщина», – догадался он по почерку и содер­жанию. Даты не встречались вовсе, но пожелтевшие листы свидетельствовали о давным-давно прошедших днях. Там и сям мыши сгрызли довольно много слов, но Сандер погрузился в захватывающее повествование, забыв про своих товарищей и прислонившись прямо к стене у окна. Он читал и читал.

В основном рассказывалось о повседневных до­машних заботах. Наполовину это была амбарная книга, где доходы были занесены изящными, ровны­ми столбиками. Были записаны удачные годы с боль­шим количеством запасенного козьего сыра, сосчита­ны возы с сеном, которые надо было везти вниз, в деревню, отелившиеся коровы и так далее. Записи становились немного более личными, когда расска­зывалось о дождливой погоде, все лето продержав­шей коров в стойле, и о походах в лес и на болото за черникой и морошкой.

Но иногда попадались рассказы о предрассудках. Сандер читал и становился все мрачнее и мрачнее. Было похоже, что здесь в 1600-е и 1700-е годы про­изошло несколько убийств, может быть, оставшихся не столь заметными, поскольку это было оживленное место с паромной переправой. Упоминалось и о раз­бойнике, о котором рассказывал Ливор.

Но вот Сандер дошел до историй о призраках и ведьмах. Все, что касалось нечистой силы, водяных и леших, он быстро пролистал, поскольку ему казалось, что этого не существует на самом деле. Нет, он хотел прочитать о злодеях и призраках в человеческом об­личии.

«Посвященные люди»? Это выражение встреча­лось два-три раза, и как раз этими людьми Сандер заинтересовался больше всего. Потому что ему каза­лось, он знал, что означало имя озера Неттес. «Озеро Нертхюс». Он был уверен, что именно так оно когда-то называлось.

Он нашел упоминания о многих призрачных су­ществах, о которых рассказывал Ливор. Было напи­сано и о ничьих стадах, и о коровах, которые не хоте­ли идти в свой собственный хлев, о холодной руке на лице у женщины. Было сказано, что мучитель женщин, скряга и садист вернулся снова и бродил по округе, пугая своим наполовину человеческим лицом всех, встречавшихся у него на пути, до потери рас­судка. Чаще всего это происходило на берегу озера. А что касается одного из убийств – здесь Сандер читал более внимательно, – что касается одного из убийств, было сказано, что призрак убитой женщи­ны разорил двор в деревне, на котором оно произош­ло.

Возможно, это именно ее глаза увидела Бенедик­те? Он верил в ее рассказ. Были ли еще секреты в этом доме? Убитая женщина? Которая не хочет по­казаться?

Да, удивительная маленькая девушка из рода Людей Льда утверждала, что это был плохой дом. Хотя, маленькой ее вряд ли назовешь, но Сандер все равно находил ее неописуемо трогательной. И совер­шенно беззащитной против нападок Аделе. Ох, он надеялся, что Аделе вряд ли захочет рассказать об их маленьком ночном приключении! Надо бы ей ска­зать, чтобы она помалкивала.

А вдруг он этим только навредит, и станет хуже? Аделе имела склонность к злорадству, он это хорошо заметил.

Он снова сосредоточился на богатой событиями рукописи. Та, что написала ее, производила впечат­ление одинокого человека. Она могла довериться лишь чистому листу бумаги. Она рассказывала мно­го. Выглядело так, словно она записывала свои мыс­ли для себя. Время от времени встречались малопо­нятные намеки на мужчину, который, кажется, должен прийти в Ферьеусет. Она трепетно радовалась этим визитам, понял Сандер. А затем тон становился сми­ренным. Очевидно, мужчина уезжал и снова ничего не происходило, женщина оставалась одна, наедине со своим «дневником». Да, это был именно дневник, даже если она сама называла его только амбарной книгой.

Очень интересная глава рассказывала о большой панике, царившей в Ферьеусете много сотен лет на­зад. Об одном человеке – или, скорее, существе, – оказавшемся там проездом. Это было только древнее сказание, поэтому женщина описала его мимоходом. Сандеру уже приходилось слышать, что когда-то эта деревня была местом паромной переправы между севером и югом.

Этот неприятный человек «призывал к себе злые силы из далекого прошлого, силы, которым следовало оставаться погребенными». Сандер кивнул. Это под­тверждало его теорию. Потом были снова упомянуты «посвященные люди», и было что-то еще более необъяс­нимое – здесь мыши постарались – о какой-то не­справедливости, совершенной с паромщиком.

«Ага, – подумал Сандер. – Вот, значит, какая древняя эта история с паромщиком!»

Но рассказ был запутанным, поскольку сам этот человек выглядел необычайно подлым. Злобное со­здание, которое… Угол страницы сгинул в голодном мышином животе, и Сандеру не пришлось узнать, что же совершил паромщик. Между тем казалось, что тогда он понес свое наказание. Изуродованный при жизни, он не имел покоя и после смерти.

Женщина, написавшая этот невероятно важный дневник, казалось, любила свой Ферьеусет. Но мно­го раз со страниц книги проступало, что над этим опасным для жизни местом нависла неотвратимая кара.

Но почему-то нигде не упоминалось о бегстве из Ферьеусета двадцать пять лет назад. Очевидно, этот дневник относился к более раннему времени.

Значит, место было связано с суевериями намно­го раньше, в точности как сказал Ливор. Но вот как-то раз чаша терпения переполнилась, и люди поки­нули Ферьеусет навсегда.

Только паромщик все продолжал свои вечные рей­сы туда и обратно, не замечая, что люди сбежали.

Сандер медленно спускался по лестнице с весьма потрепанной амбарной книгой в руке. Уже по пути вниз он услышал укоризненный голос Свега:

– Этот окаянный хвастунишка, что он о себе во­ображает? Вы знаете, как он похвалялся перед од­ним из своих коллег как-то раз? Да, я слышал каж­дое слово. «Погодите, вот я стану министром юстиции, – сказал Ульсен. – Вот тогда Свег полу­чит за все свои презрительные словечки. Он уйдет в отставку с волчьим билетом, и это будет мое первое официальное распоряжение!» Министр юстиции, как же! Самое ужасное в том, что он настолько глуп, что сможет им стать! Ага, а вот и Сандер, ну, что ты нашел?

Сандер рассказал им о самом главном в амбар­ной книге, которую Свег немедленно конфисковал, состроив недовольную гримасу. Здесь внизу, при днев­ном свете, книга выглядела действительно довольно неопрятно.

Остальные проявили более-менее вежливый инте­рес к рассказу Сандера о ее содержании. Аделе была хмурой, а Ливор заинтересовался.

Бенедикте усмехнулась.

– Если бы это не было столь немыслимо, я бы сказала, что это мой прародитель Тенгель Злой по­бывал здесь как-то раз много сотен лет назад.

Это заставило Сандера слегка улыбнуться. От сво­его отца он немного знал историю рода Людей Льда.

Наконец, все решили идти искать пропавшего Ульсена.

– Сандер, не объяснишь ли ты подробнее, что ты имеешь в виду, когда называешь это озеро Нертхюс? – сказала Бенедикте. – Кто такой Нертхюс?

Ливор остановился на пороге, держась рукой за дверную ручку. Все посмотрели на Сандера.

– Нет, это не совсем приятно, – беспокойно ска­зал он. – Нертхюс – это богиня плодородия в гер­манской мифологии – предшественница нашего Ньерда во времена викингов, так считают многие ученые. Она обитала на острове посреди воды, и у нее была повозка, на которой она объезжала свои владения и благословляла те места, которым оказы­вала честь своим посещением…

– Каким образом она добиралась до суши? – лаконично спросил Свег. – Она что, летала со своим экипажем и всем остальным?

– Я не знаю, – улыбнулся Сандер. – Но на острове росла вечнозеленая роща, и там находилась ее повозка, скрытая под покрывалом. Это покрывало мог трогать только ее верховный жрец. Он мог пред­чувствовать, когда Нертхюс окажется возле своей по­возки в потайном месте и почтительно сопровождал ее на протяжении всего пути. Повозка была запря­жена коровами…

– Как прозаично, – заметил Свег.

Сандер улыбнулся, сохраняя серьезность в глазах.

– С собой она несла не только добро, но и зло. В тех местах, где она появлялась, люди складывали все оружие наземь, все железное запиралось на замки и засовы, а жители праздновали ее посещение на про­тяжении нескольких радостных дней. Возможно, с довольно дикими ритуалами плодородия, но об этом мы знаем мало.

– Более? – поинтересовался Свег.

– Да, – кивнул Сандер. – И вот, когда богиня получала достаточно много даров от людей, жрец доставлял ее обратно на священный остров. Там по­возка, покрывало и сама богиня должны были быть омыты в озере рабами, которых затем сразу же топи­ли в воде. Я думаю, приносили в жертву.

– Как мерзко, – прошептала Аделе.

– Э-э-э-э… – протянул Свег. – Она была совре­менницей этих… э-э-э-э… брактеатов?

– Если принять во внимание, что верования мед­ленно добирались с континента в Норвегию, они были здесь одновременно, – ответил Сандер. – Во време­на Меровингов.

– Сдается мне, что дело начинает запутывать­ся, – хмуро сказал Свег. – Время Меровингов – примерно с 600 по 800 годы после Рождества Христо­ва, так ты сказал?

– Точно.

– А теперь эта история с тем злобным человеком, который совершил что-то несправедливое с таким же злобным паромщиком. «Много сотен лет назад». Те­перь вот что: двадцать пять лет назад здесь что-то произошло. Да, да, я не говорю уже об этих проме­жуточных историях с привидениями…

– А мне кажется, что мы должны обратить на них внимание, – серьезно сказал Сандер. – Все вме­сте совпадает, я не понимаю только, каким образом.

– Пусть будет так, но во всяком случае паром­щик появился опять, и это произошло двадцать пять лет назад. К тому же какой-то вид жертвоприноше­ния. Или что?

Он говорил достаточно агрессивно. Сандер отве­тил лишь коротким «Да».

– Хорошо, выйдем наружу, ради Бога, – смяг­чил свой тон Свег.

Посреди этого ветреного утра они начали кричать, разыскивая Ульсена. Их голоса носились над дерев­ней, как листва на ветру.

Сандер повернулся к Ливору.

– Ты не рассказывал о жутком призраке, у кото­рого уцелела только одна половина лица.

– Раньше я эту историю никогда не слышал, – с улыбкой отвечал молодой крестьянин. – Она, долж­но быть, старая и до моих времен не дошла. Но я слышал об этой убитой женщине, которая разруши­ла свой двор. Только забыл рассказать вчера.

– Это произошло в большом доме? Где мы оста­новились?

– Нет, нет, это в разрушенном доме, там вдали на холме.

– А «посвященные люди»?

– Я никогда не слышал о них. Старая сказка, возможно. Слишком старая для меня.

– Невероятно, как такая маленькая деревня мо­жет собрать вокруг себя столько суеверных разгово­ров, – сказал Свег.

Сами не сознавая этого, они шли почти той же самой дорогой, что и Ульсен этим утром. И подошли к церкви.

Бенедикте замедлила шаг. Ее глаза приняли ис­пуганное выражение.

Сандер слышал об избранных в роду Людей Льда и их трудностях при входе в церковь. Но казалось, что Бенедикте кроме этого беспокоит что-то другое.

– Что с тобой? – тихо спросил Сандер.

– Я не знаю. Я… мне лучше остаться здесь, – сказала она неуверенно.

– Как хочешь. Мне трудно представить себе Уль­сена, увлеченного молитвой в церкви, поэтому мы только на минутку заглянем внутрь. И сразу же назад.

– Изящная работа, – сказала Аделе, разгляды­вая церковь. Свег был невосприимчив к эстетическим тонкостям, он вошел прямо внутрь. Остальные, не считая Бенедикте, последовали за ним.

Они остановились немного нерешительно в двер­ном проеме, их охватило обычное чувство уважения к религии.

Это была совершенно обыкновенная деревенская церковь, разумеется, без скамеек, но с настоящим алтарем и единственной иконой, большую часть ко­торой занимало изображение распятого Христа. Ни­чего неожиданного, на первый взгляд.

– Такое впечатление, что церковь замечательно сохранилась, по сравнению с тем, что мы видели до сих пор в деревне, – сухо сказал Сандер.

– Да, во всяком случае, не Ульсен здесь пыль вытирал, – сказал Свег. – Он испытывает сильное отвращение ко всякого рода уборкам и чисткам с тех пор, как я тысячу раз поручал ему навести порядок в конторе пристава. Только чтобы вышибить из него немного нахальства. Но что ему сделается, этому по­лоумному?

Сандер подошел к самому алтарю, медленно, тихо и с уважением, как люди невольно ведут себя в церк­ви. Аделе последовала за ним, но пристав и Ливор остались у двери.

– Что ты ищешь, Сандер? – спросил Свег при­глушенным голосом.

Молодой человек присел на корточки и тщатель­но изучал алтарь. Провел пальцем вдоль нижнего края.

Но внезапно повернулся и встал прямо.

– Тихо! Что там? Они прислушались.

– Бенедикте с кем-то разговаривает, – сказала Аделе.

– Значит, она нашла Ульсена, – предположил Свег.

– Нет, – задумчиво возразил Сандер. – Может и так, но я слышу там несколько голосов.

Они стояли неподвижно, даже не могли решиться приоткрыть церковную дверь.

– Несколько голосов здесь? – скептически ска­зал Ливор. – Этого я не понимаю. Деревенские жи­тели настолько боятся этого места, что…

– Тише, – решительно прошептала Аделе.

Они в недоумении посмотрели на нее. Она стояла и прислушивалась, напряженная, словно натянутая тетива. На ее лице читалось удивление, смешанное с надеждой и скепсисом.

Они напряженно замерли, пытаясь всеми чувства­ми уловить звуки снаружи. Из-за двери церкви по­слышались приближающиеся тяжелые шаги.

Казалось, что…

Аделе первая очнулась от парализовавшего их изумления и смущения. Она широко распахнула дверь и выскочила наружу, бросив молниеносный взгляд на трех мужчин, которые шли по тропинке в траве с испуганными лицами.

– Мортен! Господи, это Мортен, мой жених!

– Вы что, с ума посходили? – крикнул он. – Вы ночевали в этом Ферьеусете?

Аделе не слушала его. Она демонстративно горя­чо обняла своего суженого – быстро обернувшись в сторону Сандера, чтобы проверить, видит ли он эту сцену, – и все заговорили, перебивая друг друга.

Свег еле сдерживался, чтобы говорить разборчи­во.

Главное было в том, что те трое, оказавшиеся Мортеном Хьортсбергом и двумя немцами, были ох­вачены страхом. Как Свег и его группа отважились переночевать в этой ужасной деревне?

Свег, в свою очередь, интересовался тем, что слу­чилось с ними, и услышал в ответ, что они жили на горном пастбище в километре отсюда и что три дру­гих немца были мертвы.

– Но где ты пропадал все это время? – пожало­валась Аделе.

– Я встретил их возле Ферьеусета в тот же день, как добрался сюда, – объяснил Мортен Хьортсберг, высокий и элегантный мужчина, но с несколько над­менной, декадентской манерой держаться. – И они спасли меня от… Да, вы мне не поверите, но меня схватил паромщик, который…

– Да, достаточно, мы тоже видели его, – спо­койно сказал Свег. – Каким образом им удалось вас спасти?

– Они бросились ко мне и крепко держали меня, потому что я уже почти угодил на борт лодки, – ответил Мортен. – Я был, конечно, смертельно испу­ган, но они объяснили мне, что паром утащит меня на дно.

Бенедикте тихо подошла к группке на церковном дворе. Она пристроилась к Сандеру, стоявшему с краю группы.

Мортен Хьортсберг продолжал:

– Да, и немцы рассказали мне, что они верну­лись назад сюда, чтобы попытаться найти одного из своих пропавших друзей.

– Только одного из них? – сказал Сандер. – Разве их было не трое? Вас разве с самого начала было не пять человек?

Один из немцев отвечал на ломаном норвежском:

– Почему же. Но остальных мы… нашли. Один утонул, а другой…

– Я знаю, – сказал мрачно Свег. – Повешен и обескровлен, так?

– Да, точно так. И мы хотели выяснить, что же случилось с третьим.

– Выяснили?

– Нет. Еще нет. Он пропал бесследно.

– Они пропали одновременно? – спросил Сан­дер.

– Да, двое последних. Это было осенью, и они держали в строжайшем секрете то, чем они здесь за­нимаются. Но один из нас слышал короткий разго­вор между ними, и тогда один из них сказал что-то о «большой чистке». Мы так и не поняли это, но они пропали.

– Где вы нашли того мертвого? – спросил Сан­дер. – Того… принесенного в жертву.

– На берегу, он плавал в озере. Сандер замер.

– Но, Господи, какие же мы глупцы!

– В чем дело? – сказал Свег.

– Жертвенная роща!

Сандер бросился бежать, обогнув церковь. Осталь­ные последовали за ним, сперва неуверенно, затем постепенно все убыстряя шаг.

За церковью к озеру сбегала луговина. Вначале они попали на маленькое кладбище, сразу за церко­вью, затем вышли на луг. Они видели Сандера дале­ко впереди себя, он спускался по дороге к маленько­му возвышенному полуострову, вдававшемуся в озеро. К холму с венком из деревьев на вершине.

Уже издалека они увидели, что с деревьями на полуострове творилось что-то необычное. На одном из них висел, покачиваясь на ветру, непонятный пред­мет или, скорее, странный плод.

9

Бенедикте казалось, что ее ноги парализованы, но они продолжали механически двигаться по траве, по этой невероятно красивой горной траве с вкрап­лениями колокольчиков, погремков и пустырника. Внезапно она почувствовала, как это, должно быть, жестоко – топтать всю эту красоту грубыми баш­маками.

– Нет, Боже мой, – жаловался Свег, пока бе­жал, и Бенедикте услышала, что на этот раз он не бессмысленно использовал эти слова, но действитель­но вкладывал в них свое чувство, это была настоя­щая молитва. Может быть, и раскаяние тоже, за все те моменты, когда он издевался над Ульсеном и да­вал ему обидные прозвища.

Они бежали, вытянувшись в длинную цепочку, по узкой полоске суши. Зачем они бежали, наверное, никто из них не знал, ведь они все равно не могли успеть вовремя.

Они так и не успели.

Ульсен был мертв. Очень, очень бледный, да, мраморно-белый, поскольку в теле не осталось ни капли крови. На горле был виден глубокий надрез. А ниже, на груди, болтался, как зловещая насмешка, белый, с металлическим блеском кружочек на тонком кожа­ном ремешке.

– О, нет, нет, – вскричала Бенедикте, словно она хотела убрать это жуткую картину только с помо­щью магических слов.

Не надо было внимательно рассматривать кружок, чтобы понять, что это брактеат с изображением таинственной «Н»-руны. «Н» в честь Нертхюс.

Никому, собственно, особо не нравился Ульсен. Но никто не пожелал бы ему такой участи.

Немцы и Мортен настаивали на том, что все дол­жны покинуть Ферьеусет, и в этом случае было бы лучше добраться до пастбища, где они жили. Оттуда шла более короткая и ровная дорога вниз, в дерев­ню. В другую деревню.

Свег с этим согласился. Он попросил остальных забрать с собой мертвого на носилках, которые они сделали заранее. Сам же он хотел остаться здесь и предпринять расследование вместе с Сандером и Бе­недикте.

– Но вам нельзя здесь оставаться, – возразил Мортен. – Вы разве не понимаете, что это опасно для жизни?

– Вместе с этими двумя я в безопасности, – за­верил Свег. – Они эксперты, каждый в своей облас­ти.

Мортен посмотрел вопросительно, но не добился больше ни слова в ответ.

Когда остальные скрылись в лесу, образовав длин­ную процессию на другой окраине Ферьеусета, Свег начал свои поиски.

– Что ты об этом скажешь, Бенедикте? – спро­сил он, пока искал следы на земле.

– Я не знаю, – сказала она неуверенно. – Я действительно ничего не знаю. Это злое место, вот и все, что я могу сказать, но я… я думаю, что мы взя­лись не с того конца. И не в том месте.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Сандер. Она обернулась.

– Я не могу точно выразить свои мысли, потому что я и сама не все понимаю. Вы знаете, здесь что-то прячется…

– Довольно, мы это знаем, – сказал Свег.

– Нет, я имею в виду не это. Здесь кто-то или что-то словно упирается. Скрывает все, хоть мало-мальс­ки значимое, от меня. Это необычайно мощные силы.

Она задумалась.

– Но единственная возможность состоит в том, чтобы попытаться их вымотать.

– Каким же образом ты хочешь это сделать?

– Я попытаюсь что-нибудь придумать. Бенедикте освободилась от своих мыслей.

– Но я не думаю, что мы что-нибудь здесь най­дем, – быстро сказала она. – Это не само место…

– Оно должно быть здесь, наверное, – убежден­но сказал Сандер.

– Ну, ну, но то зло, то, которое ты на самом деле ищешь, оно… его здесь больше нет. Так я думаю, – спокойно закончила она.

Остальные молчали.

Тогда Свег сказал:

– Вы обратили внимание на руки мертвого? На кончики его пальцев?

– Да, – ответил Сандер. – Я их как раз разгля­дывал. Они были сморщенные, словно он держал их в воде.

– Или полоскал что-то.

– Большая чистка. Это и есть та религиозная це­ремония, и она посвящена Нертхюс. Ульсен, должно быть, был превращен в ее раба. Вопрос только в том, что же он полоскал? Я не вижу ни повозки, ни како­го-нибудь покрывала. Ты это имеешь в виду, Бене­дикте? То, что мы ищем, находится в каком-то дру­гом месте?

– Да. Может быть. Я так думаю.

– Но почему Ульсен висел здесь? Почему он не плавал в воде? – пристав Свег был озадачен.

– Это… убийство, или, скажем так, жертвопри­ношение, произошло сегодня рано утром, – ответил Сандер. – Ритуал, очевидно, еще не завершен. Нет, я не думаю, что мы здесь еще что-нибудь найдем, Свег. Может быть, пойдем вслед за остальными?

Свег выпрямился и вздохнул.

– Придется поступить так. Но я абсолютно не понимаю одну вещь: куда делась вся кровь? Бенедикте медленно произнесла:

– Вот поэтому-то я и имела в виду, что убийство произошло в другом месте. Мы ищем не там, где надо.

– Да, очевидно, – сказал Сандер. – Выглядит так, словно они собрали всю кровь в специальный жертвенный сосуд. Но где, в свою очередь, он? Нет, пойдем, нам надо двигаться! От этого места у меня мурашки бегают по спине.

– В этом мы с тобой согласны, – сказал Свег. – Мне бы хотелось выяснить еще кое-что у этих немцев.

Им было нетрудно отыскать дорогу на пастбище, туда вела хорошо утоптанная тропинка. Их встрети­ли приветливыми словами и стаканом вина, которым немцы запаслись в большой деревне внизу.

– Ливору необходимо было вернуться назад, в деревню, – сказала Аделе. – Но он обещал под­няться снова сюда завтра вечером.

– Чудесно, – сказал Свег. – Нам может пона­добиться его крестьянская сметка.

В камине потрескивал огонь, и по замерзшему телу Бенедикте разливалось тепло. Оказалось, что немцы были неплохо обеспечены продовольствием, на столе был собран вкусный обед, и трое новоприбыв­ших смогли как следует поесть.

– Как хорошо, что нам не придется больше ночевать в этом страшном доме в Ферьеусете, – сказал Сандер.

– Да, а особенно тот запах, – сказала Бенедик­те с недовольной гримасой. – Он был невыносим. Особенно посреди ночи, когда я увидела эти глаза.

Об этом немцы и Мортен ничего не знали, и Бене­дикте пришлось рассказать. Они смотрели на нее с удивлением, и Сандер пояснил:

– Да, Бенедикте не такая, как мы. Она обладает способностями, в которых мы, простые смертные, не очень-то разбираемся.

На нее стали смотреть с нескрываемым почтением. Все они пробыли достаточно долго в Ферьеусете, что­бы больше не посмеиваться над сверхъестественным.

Бенедикте, которая весьма внимательно относи­лась к таким вещам, заметила ледяное молчание, установившееся между Аделе и Мортеном Хьортсбергом. «Здесь что-то случилось», – подумала она. Ей не совсем это нравилось, поскольку она также замечала многозначительные, манящие взгляды, которые Аделе посылала Сандеру Бринку.

«Ее интерес направлен на другой объект, – поду­мала Бенедикте. – Она теперь хочет быть вместе с Сандером. Она, должно быть, порвала со своим воз­любленным женихом».

Бенедикте снова почувствовала боль в груди. Ведь она так хорошо понимала Аделе. Сандер был в тыся­чу раз привлекательнее, чем этот надменный Мортен Хьортсберг.

Свег решительно произнес:

– Теперь я хочу знать, что вам известно о Ферье­усете. Вы ведь провели там достаточно времени, не так ли?

Тот немец, который был наиболее силен в нор­вежском, ответил:

– Мы пробыли здесь некоторое время осенью, чтобы найти наших друзей. Пришлось снять этот дом…

– Подожди, – сказал Свег. – Я понимаю это так, что вы пришли сюда в первый раз двумя груп­пами?

– Да, точно. Мы были в пешем походе по горам Норвегии, и случайно услышали о Ферьеусете, исто­рия которого заинтересовала нас. Случилось так, что я и еще один приятель пришли в первый день. Нас предупредили в деревне внизу, что здесь, наверху, не все в порядке. Призраки и тому подобное. Но мы лишь посмеялись над этим. Ах, если бы мы только послушались их!

– Что случилось?

– Мы поднялись в Ферьеусет. И тут появился паромщик, чтобы нас перевезти. Мы же не слышали о нем, поэтому воспользовались его услугами.

– Как это так? – одновременно вскричали Сан­дер и Свег. – Вы плыли на пароме?

– Да, – вздохнул немец. – Но он хотел брать на борт только одного человека за раз.

– Как он выглядел? – спросила Бенедикте. Немец вздрогнул.

– Мне бы не хотелось говорить о нем, – если позволите. Спасибо! Я переезжал на другой берег первым, и все прошло прекрасно. Меня высадили на сушу на маленьком мысу внизу у церкви.

– И ничего с тобой не случилось? – спросил Сан-дер.

– Ничего – не считая того, что мне было крайне не по себе. У меня… было такое чувство, что я сижу в воде. Словно лодка наполнена водой. Вы понимае­те?

Они нерешительно кивнули.

– Это было… ужасно.

– А паромщик говорил что-нибудь? – поинтере­совалась Аделе и прижалась к Сандеру, который ос­торожно отодвинулся в сторону на пару сантимет­ров.

– Ни одного слова. Потом он вернулся, чтобы забрать моего товарища. И… когда они были на се­редине озера… по дороге ко мне… то… лодка утону­ла. Просто исчезла. Растворилась. Мой приятель звал на помощь, я видел, как он размахивал руками, но лодки и паромщика не было – и что-то неумолимо утащило его под воду.

Немцу пришлось как следует собраться с духом, чтобы не предаться вновь печальным и неприятным воспоминаниям.

Остальные сидели молча.

Наконец Сандер сказал:

– Скажи, а была ли какая-то разница между тобой и твоим другом? Вы чем-то сильно отличались?

– Нет, я бы так не сказал. Он был, может быть, ниже меня ростом. И еще он был… Нет, это, есте­ственно, глупо!

– Нет, скажи!

– Он собирался стать священником. А я – ате­ист.

– А что случилось дальше? – спросил Свег пос­ле паузы.

– Ничего. Я бегал как угорелый туда и обратно по берегу, но ничего не мог поделать, потому что я не умею плавать. Естественно, я забрел в воду, насколько было возможно, но…

Он всплеснул руками.

Свег повернулся к другому немцу.

– Ну, а вы?

Второй мужчина был вынужден говорить по-немецки, чтобы его поняли. К счастью, почти все учили этот язык в школе и могли довольно сносно пони­мать, о чем идет речь. Сандер переводил для Свега.

– Мы пришли днем позже, – сказал немец. – И мы шли не той дорогой, что нам показали крестьяне, а другой, поскольку несколько позднее выяснили о существовании лучшего маршрута. Мы вернулись к другой деревне и уже оттуда начали восхождение на это пастбище, где заранее арендовали домик.

– Так значит, вы поднялись по той же стороне реки, на которой стоит Ферьеусет, и поэтому вам не пришлось прибегать к услугам паромщика?

– Верно. Мы хотели добраться до Ферьеусета как можно скорее. И обнаружили там нашего друга, охва­ченного отчаянием. Мы, конечно, не поверили ни еди­ному слову из его рассказа о паромщике и лодке. Но мы нашли труп нашего друга в воде в тот же вечер.

– А он не был… принесенным в жертву?

– Нет. Он всего-навсего утонул.

– Так. А потом?

– Да, мы переночевали в Ферьеусете. На откры­том воздухе, поскольку стояла чудесная погода. Но­чью те двое исчезли, те, что потом умерли. Они отсут­ствовали какое-то время той ночью, а когда они утром пришли, то выглядели невероятно возбужденными, заинтригованными и таинственными. Именно в тот день мы услышали, как они шептались о «большой чистке».

– Понятно, – сказал Свег. – А дальше?

– Мы ничего не знали о том, что должно было произойти следующей ночью. Мы решили остаться, потому что пошел дождь, и нам было бы трудно спу­стить нашего мертвого товарища вниз, да к тому же эти двое настаивали на том, чтобы подождать до сле­дующего дня. Мы так и сделали…

– Где вы ночевали – ведь пошел дождь?

– В большом доме.

Свег переглянулся сперва с Бенедикте, а потом с Сандером.

– Что вы почувствовали там? Ночью? Немцы замялись.

– Там было… неприятно. Мы не можем точно сказать, почему, но там было как-то не по себе. И когда настало утро, те двое наших друзей исчезли. Как уже было сказано, мы обнаружили одного на берегу днем позже, но другого мы так и не нашли.

В разговор вступил его товарищ, так что Сандеру больше не надо было переводить, второй немец знал норвежский язык.

– Мы пробыли наверху всю осень, насколько у нас хватило сил, но быстро похолодало, и мы долж­ны были возвращаться в Пруссию. Но мы вернулись в этом году, чтобы продолжить поиски.

– И что вы нашли?

– Много интересных деталей – но не нашего друга.

– Я бы хотел услышать об этих деталях несколь­ко позднее. Но сначала ты, Мортен Хьортсберг. По­чему ты оставался здесь наверху целых шесть недель? Не дав никому о себе знать?

Безукоризненно одетый молодой человек выгля­дел надменно. Они даже могли прочитать его мыс­ли. «Вульгарный деревенский пристав, было бы на что обращать внимание!» Но он все же снизошел до ответа.

– Я нашел доказательства того, что мой хоро­ший друг, доцент Кламмер, побывал здесь. Мне ка­жется, что и он сделал какую-то находку… А потом с ним что-то случилось, поскольку его одежда по-пре­жнему находится здесь.

– Мы это знаем, – ответил Свег. – Он найден.

Затем они рассказали подробнее о том, как дале­ко внизу, в сообщающемся водном бассейне, был най­ден труп Кламмера – проделавший опасный путь через озера и водопады. Мортен сжал челюсти в ти­хом отчаянии.

Бенедикте сидела и смотрела на двух немцев. Пер­вого, который знал норвежский язык, звали Вальтер. Он был молод и выглядел довольно симпатично, но­сил очки. Второго звали Герт. Он был полноват и немного старше. Но оба производили впечатление умных, начитанных и гораздо более привлекатель­ных молодых людей, чем этот надменный Мортен Хьортсберг.

– Но шесть недель! – настаивал пристав Свег. – Ты, по крайней мере, мог свистнуть о себе, дать знать своей невесте!

Выражение лица Мортена говорило, что «свист» – это слишком оскорбительный звук, когда речь идет о нем.

– Я позабыл обо всем на свете, – сказал он обеспокоено. – Так как здесь, в Ферьеусете мы нашли предметы, которые совершенно поглотили все наше внимание.

Сандер вмешался в разговор.

– Какие, например? – сказал он спокойно.

– О, вам этого не понять, – сказал Мортен с презрительной улыбкой.

Но Сандер сдержался, сохранив хладнокровие.

– Ну, например, древний культ богини Нертхюс? Все трое настороженно уставились на него.

– Откуда ты это знаешь?

– Знать все это – входит в мою профессию. Что, если объединить наши наблюдения, ведь тогда мы, может быть, сможем решить загадку Ферьеусета и принести деревне долгожданный покой? С нами ведь Бенедикте, которая может многое для этого сделать, только она знает, против чего ей придется бороться.

Немцы придвинули свои стулья поближе, заинте­ресованные и готовые к сотрудничеству, но Мортен Хьортсберг явно не одобрял предложения.

– Давай, давай, Сандер Бринк! – предостерег он. – Ты не получишь здесь никаких бесплатных разъяснений! Это моя область исследования, так и знай, и я намереваюсь написать диссертацию по Ферьеусету. Как раз это, связанное с культом Нертхюс, должно расставить все точки над «i» для меня.

Подобное заявление Сандер проигнорировал по­чти самым бесстыдным образом. Как будто бы он не слышал Мортена, он просто отвернулся к немцам.

– Да, вам, как германцам, должно быть извест­но больше о Нертхюс, чем нам, северянам?

Вальтер, знавший норвежский язык, ответил:

– Вряд ли. Вообще, людям мало что известно о Нертхюс, собственно только Тацит описал этот культ.

– Да, – сказал Сандер. – И это как раз все, что мы знаем. Что он был распространен в землях вок­руг Балтийского моря. Но что вы скажете о брактеатах? Мы нашли два. Один на доценте Кламмере, другой на помощнике пристава Ульсене.

– Мы нашли только один, – ответил Вальтер. – На нашем друге. Другой парень утонул, свалившись с… этого ужасного парома.

– Так на нем не было никакого амулета?

– Нет.

Они задумались.

– Я так и не понял, где обитает этот паромщик, – сказал Сандер. – Если бы это не было настолько невероятно, можно было бы подумать, что мы имеем дело с двумя сверхъестественными феноменами в Ферьеусете.

– И это как минимум! – сказал Вальтер. – С одной стороны, паромщик, с другой стороны, жертвы для Нертхюс, а еще, очевидно, само место несет в себе массу необычного. Не то, чтобы мы что-то виде­ли, но мы слышали внизу, в деревне поблизости, о женском лице в оконной раме и о коровах, которые не хотели идти в свой хлев…

Сандер наморщил лоб. Он поинтересовался, была ли это та же самая деревня, через которую проходи­ли он и его друзья, но выяснилось, что другая. Тогда он спросил, слышали ли они о пугающем призраке с одной уцелевшей половиной лица, но и об этом они не знали.

Свег и Сандер посмотрели друг на друга, затем, поколебавшись немного, Свег протянул им найден­ный дневник. Все трое жадно набросились на него. Нет, они не нашли его в Ферьеусете, они лишь взгля­нули на чердачный этаж в большом доме и решили не рисковать жизнью, пытаясь пройти по ненадеж­ному полу наверху.

– Как много времени мы потратили попусту, – сказал Вальтер. – Если бы мы обнаружили его рань­ше…

Сандер не мог понять, что тот имел в виду, но пока они втроем читали, остальные вышли на лу­жайку снаружи. Бенедикте провела руками по шел­ковистой траве, которая сильно колыхалась на ветру.

– Как прекрасно, что мы покинули Ферьеусет, – сказала она немного потерянно, поскольку Аделе за­сунула свои ладони в руки Сандера и делала вид, что дрожит от холода.

– Да, – согласился Свег.

Сандер попытался поймать взгляд Бенедикте, чтобы послать ей утешающую улыбку, но она упорно смотрела вниз.

Посчитав, что немцы и Мортен, должно быть, закончили чтение, они снова вошли внутрь.

– Так, так, – сказал Герт. – Здесь всего понем­ножку! А это ужасное существо, которое однажды пришло в Ферьеусет… Что бы это могло быть? Я уже не говорю о ваших призраках.

– Можно ли всему этому верить? – спросил Мортен недовольно.

– Возможно, нет, – ответил Сандер, все время противоречивший Мортену. – Но меня интересуют, главным образом «посвященные люди». Вы что-ни­будь знаете о них?

Вальтер выглядел задумчиво.

– Я думаю, они могут иметь какое-либо отноше­ние к культу Нертхюс, – неуверенно сказал он.

– Вряд ли, – довольно решительно заявил Герт. – Я сомневаюсь в том, что та женщина, которая напи­сала книгу, вообще знала что-либо о них. Кажется ведь, что она была довольно религиозна.

– Да, возможно, ты прав, – сказал Вальтер при­мирительно.

– Абсолютно, – встрял Мортен Хьортсберг. – Никогда не упоминались какие-либо «посвященные люди», когда речь шла о Нертхюс.

– Но что это тогда за находка, о которой было упомянуто в книге и о которой рассказывал Ливор? – спросил Сандер, который по-прежнему не сдавался.

Трое посмотрели друг на друга и затем покачали головами.

– Нет, этого мы не понимаем.

– Может быть, была найдена повозка? – пред­положила Бенедикте. – Священная повозка богини Нертхюс?

– Не могу себе представить, – ответил Мортен. – Да мы и не видели ничего подобного. И как раз та­кие находки мы рассчитывали найти.

– Так значит, вы поэтому и остались? – спросил Свег.

– Отчасти, – сказал Мортен. – Я искал и Кламмера тоже, естественно. Остальные искали своего про­павшего друга.

Свег был раздражен.

– Но если ты ничего не нашел за шесть недель, то какого черта ты делал здесь так долго?

Мортен был так возбужден, что даже покраснел.

– Я сделал находку, – огрызнулся он неожидан­но и опрометчиво. – Поэтому я продолжил поиски.

– Итак, – сказал Свег и приподнялся властно и слегка угрожающе. – Можем ли мы сейчас посмот­реть на эти находки?

Все трое выглядели обеспокоенно.

– Сейчас не стоит… У нас здесь дамы…

– Ага, – сказал Сандер. – Волсе? Вальтер удивленно посмотрел на него.

– Ты знаешь и об этом?

– Я уже сказал: это моя профессия. Бенедикте знает почти все про Волсе, конский член, и я не ду­маю, что Аделе будет в этом случае слишком стесни­тельной.

Последнюю фразу он произнес очень, очень сухо, так что Аделе внезапно негодующе покраснела.

Сандер продолжал:

– Вопрос в следующем: это новый Волсе? Или древний?

– Очень, очень древний, – ответил Вальтер.

– Можно на него взглянуть? Они снова заколебались.

– Он находится не здесь, – наконец сказал Вальтер. – Мы спрятали его в надежном месте. Мортен, ты не принесешь его?

– Сейчас? – сказал Мортен обиженно.

– Сейчас.

В этой фразе проявилось что-то по-прусски власт­ное. Мортен лишь кивнул и исчез за дверью.

– Он заносчив, наш друг Мортен, – сухо сказал Герт. – Но он знает довольно много о таких вещах, как древние ритуалы. Поэтому мы простим его. Те­перь хотел бы я знать, что ты сам, Сандер, думаешь обо всех этих сказаниях в книге. Насколько им мож­но доверять?

Сандер взглянул на Бенедикте ища поддержки, а потом ответил:

– Прежде всего, стоит поверить в то, что сами деревенские жители были убеждены в существова­нии этих сверхъестественных явлений.

– Да, это ясно, – кивнули Вальтер и Герт.

– А затем я хочу отсеять часть слухов таким об­разом, чтобы осталась лишь пара событий…

– Да? – Герт смягчил интонацию. Сандер колебался.

– Бенедикте, ты согласна со мной? В том, что мы имеем дело, во-первых, с культом Нертхюс, а во-вто­рых, со злобным созданием, появившимся в Ферьеусете много сотен лет назад…

– Так ты не относишь это событие к тому же вре­мени, что и поклонение Нертхюс? – сказал Герт.

Снова Сандер искал помощи у Бенедикте, кото­рая едва заметно кивнула в ответ.

– Нет, мы их не связываем, – ответил Сандер. – Это существо пришло значительно позднее. Когда, мы не знаем. И еще я думаю, что мы должны отбро­сить в сторону все слухи о ведьмах, домовых и при­видениях – за исключением одной истории: той, о вызывающем жуткий страх садисте с половиной лица.

– Это почему?

– Поскольку он так живо описан в книге. Это могло быть рассказано только тем, кто своими гла­зами наблюдал эту кошмарную картину.

– Самой женщиной?

– Нет, она только пересказывает историю.

– А паромщик?

– Да, разумеется, ведь мы все его видели. Он совершенно повисает в воздухе, не встраивается ни в одну цепочку. Но теперь я думаю, что он исчез. Что скажешь, Бенедикте, о моей теории?

Она задумалась.

– Я полагаю, ты прав. Здесь несколько феноме­нов: жертвы для Нертхюс, паромщик, неизвестная фигура, наводящая страх в далеком прошлом, и этот ужасный призрак с изуродованным лицом. Я бы еще добавила глаза, что я видела в темноте – и запах старой половой тряпки. Во все это я верю, но ни во что больше. Но я думаю также, что все эти события следует каким-то образом связать между собой, что­бы все вместе не торчало так сильно в разные сторо­ны. Мы по-прежнему не нашли ключа.

Сандер обратился к немцам:

– Где вы нашли Волсе?

Они помедлили с ответом, словно не желали да­вать объяснения. Сандер ничего не сказал им на это, он и сам бы не мог полностью доверять незнакомцу. Но его группа была так доброжелательна – даже Свег немного смягчился в этом вопросе и позволил им прочитать книгу, которую они нашли, – так что у немцев не оставалось другого выбора.

– Мы нашли Волсе в железном сундуке, – объяс­нил Вальтер. – Снаружи, на мысе, он был там закопан. Найти место было несложно, сундук, очевидно, выкапывали раньше, в земле осталась заметная ямка. Заросшая, конечно, но…

– Могло быть так, что его выкапывали недавно?

– Точно определить невозможно.

– Приблизительно двадцать пять лет назад? Было сказано о какой-то находке в те времена. Немец пожал плечами.

– Возможно. А возможно, и нет.

Сандер согласился. Он хотел еще спросить, не на­шли ли они что-нибудь, кроме Волсе, но это могло бы оскорбить их. Если бы они действительно откопа­ли что-то еще, они бы уже об этом рассказали. По­этому он решил, что железный сундук с Волсе был единственной находкой.

– Так, а брактеаты? – продолжил он. – Вы нашли один, у нас два. Можно ли сравнить их?

– Естественно! – Герт поднялся с места и вышел в другую комнату. – Тот самый, что висел на шее у нашего друга, принесенного в жертву.

Бенедикте хотела бы, чтобы он употребил другое выражение. Она находила все эти несчастья здесь наверху в горной деревне столь омерзительными, что ее почти тошнило.

Они положили все три брактеата рядом и приня­лись внимательно изучать их. Аделе сидела вплот­ную к Сандеру, почти нависала над ним, а руку по­ложила ему на шею. Еще немного, и Бенедикте могла бы ударить ее.

– Выглядит так, словно они были отлиты в од­ной форме, – сказал Свег. – Хотя ваш немного по­мят.

– Да, – сказал Вальтер. – Но это дает нам немного. Поскольку он мог изменить форму уже в то время.

– А что это за металл? – поинтересовался Сан­дер.

– Мы выяснили это. Это сплав, содержащий медь и олово, возможно с примесью цинка.

– Латунь?

– Едва ли. Скорее бронза. Сандер вздохнул.

– Значит, его трудно датировать, да?

– Да. Без химического анализа ничего не поде­лаешь.

Сандер снова вздохнул.

– Как глупо! Тогда бы мы смогли определить, подлинные они или нет.

Они обсуждали до тех пор, пока не пришел Мортен, держа высушенный предмет, завернутый в ткань. Он положил символ плодородия на стол, так, чтобы они могли рассмотреть его. Аделе фыркнула и поис­кала глазами Сандера, но Бенедикте чувствовала себя очень скверно. Она думала о животных, которые дол­жны были умирать таким жестоким образом, она думала о всем том, что символизировал Волсе, и от­вернулась.

– Нет, Бенедикте, – сказал Сандер. – Мне надо, чтобы ты посмотрела на это. Дотронься до него и скажи, что ты ощущаешь!

– Нет! – отказалась она.

– Это как с брактеатом? Ты боишься обжечься о него?

– Я ничего не знаю. Я… просто не хочу.

– Да ничего с тобой не случится, – коротко ска­зала Аделе. – Господи, почему эта девчонка все вре­мя пытается кого-то собой заинтересовать?

Сандер сказал с ангельским терпением в голосе:

– Сделай то, о чем я тебя прошу, Бенедикте! У нее в горле застряли слезы.

– Оставь ее в покое, если она не хочет, – сказал Вальтер, который не совсем понимал Бенедикте.

– Нет, я должна сделать это, – сказала она хрип­лым голосом.

Очень нерешительно она положила руку на этот отталкивающий предмет. Она держала ее несколько секунд, а затем выскочила наружу со слезами, ка­тившимися по щекам.

Сандер сразу же выбежал за ней.

– Что, Бенедикте? – сказал он мягко и взял ее за локоть.

Она вытерла глаза и несколько раз всхлипнула.

– Я увидела, как забивали коня, Сандер, – не­разборчиво всхлипнула она.

– И ничего больше?

Он был так печален, голос его звучал понимаю­ще.

– Ну почему же, – напряженно сказала она. – Но я не хочу об этом рассказывать.

– Но я должен это знать.

– Нет! – почти крикнула она.

– Это было… ты видела какие-то эротические вещи?

Бенедикте быстро кивнула.

– Да. Ужасные. Но они не имели отношения к какому-либо жертвоприношению.

– А ты не видела жертвенный нож? Тот, который обычно украшен руной «Л». В честь Лука и Льна?

– Нет, я не думаю. А почему ты спросил?

– Нет, я просто думал, что это его упоминают все предания в качестве «находки». Или, может быть, был найден всего-навсего Волсе.

Бенедикте подняла голову. Небо было такое уди­вительно неясное и расплывчатое из-за слез в глазах.

– Нет, нашли не Волсе. И не нож…

– Теперь ты выглядишь, словно настоящая ясно­видящая, Бенедикте.

– Да. У меня появилось некое ощущение. Там было найдено… это что-то большое. Что-то… страш­ное и отталкивающее.

Она снова расслабилась.

– Нет, я не могу увидеть больше ничего. – Она повернулась к Сандеру, несмотря на то, что знала, как ужасно некрасиво выглядит, когда плачет.

– Сандер, мне страшно! Я боюсь за твою жизнь. И за твою, и за мою жизнь! По моему телу пробегает холодная дрожь, ты понимаешь? Некое предчувствие. Давай уедем отсюда! Немедленно!

10

Налетел порыв ветра и подхватил, растрепал ее во­лосы, заставил цветки в траве вздрогнуть. Лето дли­лось уже так долго, что желтые соцветия завяли и коробочки с семенами высохли.

– Да, – медленно сказал Сандер. – Да, я ду­маю, нам надо как можно скорее покинуть Ферьеусет. Но я по-прежнему заинтересован.

– Я знаю это.

Он принял решение.

– Бенедикте, я хочу знать больше. Думал пойти сегодня вниз, в другую деревню. Там я хочу подроб­нее расспросить об истории Ферьеусета. И я намере­вался взять тебя с собой.

– Но можем ли мы оставить…

– Свега и Аделе? Пока они находятся у немцев, все будет хорошо. И к тому же, мы скоро поднимемся обратно.

С Сандером? И не будет никакой Аделе, которая доверчиво прижимается к нему? Бенедикте эта мысль показалась заманчивой и пугающей одновременно.

Но глаза уже выдали ее.

– Так значит, ты идешь со мной, – утвердитель­но сказал Сандер с теплой улыбкой.

Бенедикте пошла в дом, чтобы попрощаться. Бро­сила быстрый и печальный взгляд на дровяной са­рай, где стояли носилки с мертвым Ульсеном. Бене­дикте надеялась, что им с Сандером не придется участвовать в переносе тела вниз в деревню.

Между тем, на улицу вышла Аделе. Она демонстративно не замечала Бенедикте и направилась пря­мо к Сандеру с такой интимной улыбкой, что Бене­дикте похолодела.

Прямо на пороге она поддалась искушению и обернулась. И тотчас же увидела Аделе, которая, приподнявшись на цыпочки, целовала Сандера в щеку, и все выглядело так естественно, словно проис­ходило не в первый раз. Рука Сандера автоматичес­ки легла на спину Аделе, пусть мимолетно и не очень-то с большим желанием, но его блуждающую улыбку все равно было нетрудно понять.

Слезы снова брызнули из глаз Бенедикте. Теперь уже войти внутрь было невозможно. Она молниенос­но повернула и скрылась за жилым домом. Там она остановилась, пытаясь справиться с потоком слез.

– Почему я такая некрасивая, – тихо жалова­лась она. – Дорогие, милые предки Людей Льда, не могли бы вы сделать меня немного симпатичнее? Я бы так хотела стать маленькой и складной, иметь красивые волосы и правильные черты лица. Разве мне все время надо быть пухлой и неуклюжей, разве я не могу стать привлекательной и желанной? Я про­шу лишь только об одном этом. Я выполню все, что вы мне прикажете, я одолею какие угодно опасности, если я только смогу стать привлекательной и более женственной! Будьте так сердечно добры, выслушай­те мою единственную просьбу! Я знаю, что вы може­те выполнить невозможное. Я не могу обращаться к Богу всех остальных людей, ведь он лишь призывает их принимать беды и несчастья как испытания! Но я знаю, что вы можете. Шира может, с помощью чис­той воды. Хотя, ей вряд ли будет позволено истра­тить несколько капель на что-то такое ничтожное и несущественное. Но для меня это несущественное сей­час очень важно. Именно сейчас!

Внезапно она почувствовала, что Сандер стоит прямо за ее спиной и слушает. Он так нежно смотрел на нее своими невероятно красивыми глазами, его рука ласкала ее щеку так понимающе и осторожно, что слезы потекли еще сильнее, и она, должно быть, стала выглядеть еще хуже.

– Аделе совершенно ничего не значит для меня, – прошептал он так мягко, так мягко. – Она лишь одна из тысячи таких же обыкновенных девушек. Нет никого похожего на тебя, Бенедикте. То общее, что есть у нас с тобой, это же совершенно особое. Пони­маешь?

Она быстро кивнула и неуверенно вздохнула, что­бы успокоиться.

– Я войду в дом и скажу, что мы идем, – сказал он. – Тебе что-нибудь нужно взять там?

– Куртку мою, пожалуй.

– Я захвачу ее с собой. Подожди здесь!

Она снова кивнула. Проглотила комок, но горло словно что-то сдавило. Она быстро стерла с лица все следы слез.

Он вышел наружу и протянул ей руку, Бенедикте поспешила за ним.

Она запуталась. Она была неописуемо счастли­ва, но внутри по-прежнему сидела маленькая заноза по имени Аделе и терзала бедную ее душу.

Но Сандер оживленно рассказывал что-то прият­ное и нейтральное, так что ей удалось расслабиться. И хотя она была благодарна ему за эту ни к чему не обязывающую легкую беседу, но хотела бы все же поговорить о более личных вещах. Хотела рассказать ему, что он значил для нее.

Но этого она, естественно, не могла сделать. Она бы тогда разрушила чуткое взаимопонимание, сло­жившееся между ними.

В березовой роще ветер почти стих. Они слышали его только как далекий шум. Сандер шел быстро, но ей не составляло труда поспевать за ним.

– Собственно, нам больше нечего делать в Ферьеусете, – сказал он. – Мы нашли жениха Аделе. И хуже того, мы потеряли Ульсена, это было трагично, но этого уже не исправишь. Но я не отступлю перед обстоятельствами, и Свег тоже, я знаю это точно. Он пообещал не ходить в Ферьеусет, пока мы не вернем­ся, ни вместе с немцами, ни в одиночку. Впрочем, немцы и Мортен Хьортсберг весьма напуганы, так что не отправятся туда без основательных причин.

– Что ты думаешь о них? – спросила Бенедикте.

– Точно не могу сказать. А что тебе кажется?

– Я тоже не знаю, – медленно ответила она. – Они выглядят мило. Да, не считая Мортена, его пусть Аделе заберет себе.

– Кажется, она не очень-то горит желанием это сделать, – сказал Сандер.

«А что ты об этом думаешь?» – хотела спросить Бенедикте, но не осмелилась.

По дороге в нижнюю деревню Сандер еще немно­го рассказал о себе. В настоящий момент у него не было никакой подруги, так он сказал, и давно не было. Казалось, что для него было важно, чтобы Бе­недикте стало известно об этом. Сама она не знала, каким образом воспринимать это признание.

– А ты, Бенедикте? У тебя есть друг?

– Нет, ты в своем уме? – внезапно вспыхнула она. – Наверное, никто на свете не заинтересуется мной!

– Ты не должна себя недооценивать, – сказал он серьезно и сжал ее руку, они как раз выходили из леса и увидели деревню в долине. – А если я спрошу так: у тебя есть парень, о котором ты мечтаешь и хочешь быть рядом с ним?

Бенедикте молчала довольно долго.

– Мне бы не хотелось на это отвечать, – тихо произнесла она наконец.

Он попытался поймать ее взгляд, но она упорно смотрела вниз на цветущую лесную дорогу, по кото­рой они шли.

– Ты мне очень нравишься, Бенедикте, – тихо сказал он.

Она невольно замедлила шаг.

– Аделе такая красивая, – ответила она совер­шенно невпопад.

Но он понял цепочку ее мыслей.

– Аделе немного легкомысленна, изящна. Хоть она и обручена с Мортеном, она невероятно навязчи­ва. Мне до нее нет никакого дела, но она не хочет этого понять.

– Но ты весьма любезен с ней, – робко сказала Бенедикте. – Отвечаешь взаимностью на ее объятия и все такое…

– Это потому, что в моей натуре заложено ры­царское отношение к женщинам, я никогда не оби­жаю их, Бенедикте. Это не имеет никакого отноше­ния к чувствам.

– Может быть, она просто не понимает?

– Она и не сможет никогда понять, этого нельзя не заметить.

Она не отвечала, но Сандеру послышалось, что она всхлипнула.

Он сразу же остановился и взял ее безвольно ви­севшие руки в свои. Он стоял к ней близко и Бене­дикте показалось, что от него исходит притягатель­ная сила. Она не смела поднять глаза.

Он выпустил одну ее руку и осторожно припод­нял ее подбородок. Его глаза были наполнены такой нежностью и любовью, что у Бенедикте закружилась голова. «Не смотри на меня так, – подумала она. – Иначе я выдам свои чувства к тебе».

Но Сандер и так прочитал их полностью, ей не удалось, наверное, скрыть их от него!

Когда он увидел, как сильно она была смущена, он быстро и сердечно обнял ее, а затем отпустил, а потом начал спускаться по тропинке и болтать, как будто бы совсем ничего не произошло.

«Ему не надо было делать этого со мной, – зву­чало в голове у Бенедикте. – Разве он не понимает, что моя любовь к нему усиливается до штормовой силы, и что он заставил меня поверить в невероят­ное?

Никогда не обижать женщину? Может быть, по­этому он казался таким нежным? Ах, разве он не понимает, что ранит меня таким образом вдвойне? Дарит надежду – которая никогда не может осуще­ствиться!

Сандер, Сандер, никто кроме тебя не делал меня такой счастливой и такой отчаявшейся! Ты волнуешь меня, разбиваешь мне сердце, и я совершенно безза­щитна против твоего невероятного обаяния.

Сколько продлится это, когда закончится? Где мне взять силы, чтобы жить – потом, когда наше путе­шествие завершится, и мы пойдем каждый своей до­рогой? Моя жизнь никогда уже не станет прежней.

Потому что я люблю тебя так, что сердце может разорваться. Я думала, что это лишь банальная фра­за, но теперь, когда на меня саму обрушились все эти напасти, я чувствую, что ничего банального тут нет. Это тяжелая, горькая реальность».

После продолжительных расспросов в деревне их направили к пожилому человеку по имени Эмиль. Он сидел возле своего маленького дома, опершись руками на корявую палку, под носом висела малень­кая прозрачная капля. Зубов у него больше не оста­лось, взгляд был затуманенный, но слышал он по-прежнему хорошо и мог довольно внятно объясняться.

– Чтоб тебя, – сплюнул он в сторону, что озна­чало его мнение о Ферьеусете. – Это проклятое мес­то, и оно было таким все время своего существова­ния!

– Да, мы понимаем, – сказал Сандер, который действительно мог разговорить любого. Его обаяние и врожденная любезность заставляли каждого встреч­ного чувствовать особое расположение к нему. – Но никто не может нам толком рассказать о том, что случилось давным-давно там, наверху. Мы спросили Ливора с соседнего хутора, но он…

– Ливор? – прыснул старик с особенным пре­зрением. – Этот хлыщ ходит петухом и хвастает, как много он знает о Ферьеусете. Ничего он не знает. Ничего!

– Я так понимаю, что ты прожил там много лет? – осторожно начал Сандер.

– Всю свою жизнь. Кроме двадцати пяти после­дних лет. Я бы не сказал, что я скучаю по родной деревне, хотя там наверху было чертовски красиво осенью.

Сандер сочувственно кивнул и присел рядом со стариком, а Бенедикте пристроилась с другой сторо­ны. Затем Сандер нерешительно сказал:

– Есть одно из многих преданий, которое мы ре­шительно не понимаем. Вот это, о неприятном незна­комце, который пришел в Ферьеусет, мимоходом. И который несправедливо обошелся с паромщиком?

Старик беспокойно поежился.

– Лучше бы забыть обо всем этом.

– Нет, мы никак не можем этого сделать. Потому что мы здесь, чтобы снять проклятие, наложенное на деревню.

– Ты разве священник, парень? – сказал Эмиль и искоса посмотрел на Сандера. – Ты выглядишь совсем не так, я бы сказал, скорее наоборот. Бойкий парень, подумал я сразу же, как только тебя увидел. Но священнику нечего делать в Ферьеусете, там пра­вит совсем другая религия.

Сандер усмехнулся. Он внезапно положил руку на талию Бенедикте и быстро прижал ее к себе в порыве тайного взаимопонимания. «Не делай этого, – поду­мала она. – Было бы намного лучше, если бы ты прямо сказал, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего».

Но она, конечно же, наслаждалась его обществом!

– Нет, ты прав, – сказал Сандер Эмилю. – Я, наверное, больше жизнелюб, чем аскет. Но среди нас есть один человек, который действительно может заг­нать зло обратно туда, откуда оно пришло. Чтобы мы могли сделать это, нам необходимо больше знать о том колдовстве.

– Хм, – сказал старик. Он долго размышлял, вре­мя от времени испытующе посматривая на них. – Что ж, это, наверное, правдоподобно. И вы, разумеется, пришли к нужному вам человеку. Но этот паромщик…

– Да, что там с ним случилось, собственно? Эмиль долго молчал, стиснув десны так, что нос почти касался подбородка. Потом выдавил:

– Их было двое.

– Что за черт? – удивленно сказал Сандер. – Два паромщика, ты говоришь? Ну да, это же, навер­ное, вполне нормально. То, что они время от времени сменялись на работе?

– Один из них был не вполне… нормальный.

– Ты имеешь в виду, что он был душевнобольной?

– Нет, нет! Он был… привидением! Сандер тревожно поерзал.

– Подожди… Подожди-ка! Ты же, наверное, не хочешь сказать, что тот паромщик мерещился с тех самых пор… с тех незапамятных пор?

– Нет, не тот самый. Вначале там был священник…

– Священник???

– Да, я точно не знаю. Так говорят.

– Продолжай, – пробормотал Сандер довольно устало.

– Да, а потом пришел тот незнакомец.

– Так, значит, он стал паромщиком?

– Нет, уф, не сбивай меня!

– Извини! Расскажи все в точности так, как ты слышал!

– Мне начать с самого начала?

– Сдается мне, что придется. Конечно, если ты захочешь.

– Ну вот, – вздохнул старик. – В Ферьеусете постоянно было что-то нездоровое. Тот паромщик, который мерещился и который, как говорили, рань­ше был священником, плавал на лодке туда и обрат­но с тех самых незапамятных пор, как люди посели­лись там. Но ведь с ним никто не ездил. Никто, кроме чужаков, когда настоящий паромщик не успевал их предупредить.

– А что случалось с теми, кто все-таки попадал на борт к привидению?

– Им приходилось плохо, говорит предание. Но никто не знал, почему и каким образом.

Лето было удивительно красивым. А они сидели во дворе и беседовали об ужасных вещах!

– И вот мимо Ферьеусета шел этот злой незнако­мец, – сказал Сандер. – Ты не жил, наверное, в то время?

Старик рассмеялся беззубым ртом.

– Нет, нет, упаси Господи, мне же не шестьсот лет, вот еще! Но тот, кто шел мимо, был наверняка ужасно отвратительным и гадким, так было сказано. Подобного ему никогда не найти, ни до, ни после, хотя Ферьеусет тоже мог похвастаться своим страш­ным привидением.

– Ну вот, мы смогли определить время, – про­шептал Сандер Бенедикте. – Что случилось, когда пришел тот незнакомец?

– О, он напустил такие несчастья на призрака, скажу я вам! Он наверняка был колдуном, тот чуже­земный изверг, ибо он загнал лодку-призрак обрат­но на глубину. И паром исчез, вместе с паромщиком и всем остальным.

Сандер и Бенедикте уставились друг на друга. Это было ведь в точности то же самое, что сделала девушка!

– Шесть столетий назад, – прошептала она, за­метно побледнев. – Совпадает точно!

– Ты имеешь в виду твоего предка?

– Да.

Сандер набрал побольше воздуха и медленно выдохнул. Потом снова повернулся к Эмилю.

– И с тех пор призрак не появлялся? Вплоть до последних двадцати пяти лет?

– Нет, нет, тут еще кое-что случилось, пока здесь был колдун. Паромщик снова вынырнул. Но уже не как паромщик.

– Как это так? Тебе придется объяснить.

– Да, я, пожалуй начну с этого коварного колду­на. Он сотворил еще много злодеяний, пока был здесь.

– Какого рода злодеяния?

– Я не знаю! Только он произносил какие-то уди­вительные слова, отложившиеся в памяти у людей.

Что-то вроде: «Я заклинаю землей, силой Ворсе и тре­мя мудрыми людьми, не трогайте мою власть и ис­чезни с лица земли под темные своды!» Люди тогда не поняли ничего из этих слов, да и сейчас тоже, но это, во всяком случае, были сильные слова, потому что рассказывали, что земля дрожала и стонала, ког­да он замолчал.

Бенедикте и Сандер снова посмотрели друг на друга. Они многое поняли. Ворсе должен был озна­чать Волсе. Снова всплыли «посвященные люди», и теперь их стало трое. «Не трогайте мою власть!» дол­жно было означать, что та сила, обитавшая в Ферьеусете, была настолько мощной, что даже Тенгель Злой опасался ее настолько, что загнал ее глубоко под зем­лю. В глубокие сводчатые подземелья…

Да, у них уже была возможность убедиться в дей­ственности этой силы.

Наконец Сандер сказал:

– Ты упомянул, что паромщик вернулся в дру­гом облике?

Старый пес Эмиля медленно бродил вокруг по двору, медленно и философски задирая ногу над по­садками ревеня. Он был такой толстый, что с трудом держался на ногах. Поведение собаки как будто сни­жало значительность той кошмарной темы, которую они обсуждали.

– Да, так о чем это я… паромщик, да… – Эмиль собирал свои разбежавшиеся мысли. – Так вот, тот старый паромщик, то есть священник, вы знаете, ко­торого тот колдун утопил в озере, он выглядел ужас­но… Было бы неприятно оказаться с ним лицом к лицу, нет! И теперь, значит, тот колдун думал, что загнал его в пучину смерти навсегда, послав его ко дну вместе с лодкой и всем остальным, но он оши­бался. Потому что некоторое время спустя, когда тот незнакомый негодяй уехал, паромщик вернулся нео­жиданным образом.

– Каким?

– В то время в Ферьеусете проживал невероятно злобный и подлый бездельник, какого свет не виды­вал. Он бил свою жену и мучил всех, кого видел. Но как-то раз внезапно с ним случилось несчастье, я не знаю, точно, что произошло, но, во всяком случае, он потерял половину лица. В точности так же, как свя­щенник. То есть, я имел в виду паромщика.

Теперь молодые люди действительно запутались.

– Мы слышали о призраке с изуродованным ли­цом, – сказала Бенедикте.

– Да, да, – проговорил Эмиль. – Это он и есть! Говорили, что у того священника-паромщика было такое ужасное лицо, что люди боялись смотреть. И что тот злобный мужик разбил себе лицо до смерти и умер.

– Он умер сразу же?

– Этого я не знаю. Но ведь все когда-нибудь уми­рают. Я не думаю, что он прожил долго после этого несчастья, но когда он умер, то его видели снова. Он бродил в окрестностях Ферьеусета, словно беспокой­ный дух, туда и сюда по берегу озера и что-то искал. Я думаю, искал свою лодку.

Сандер медленно произнес:

– Или что-то другое. То, что сгинуло внизу, в «глу­боких сводах». Ту необычайно могущественную силу, о которой говорила Бенедикте.

Эмиль вопросительно посмотрел на него.

– Ты так считаешь?

– Но я ведь не уверен. Ты видел того злого при­зрака?

– Я увидел его не раньше, чем двадцать пять лет тому назад. Тогда в Ферьеусете наступили проклятые времена, и в один из вечеров люди снова увиде­ли паром. На прежнем месте! И на нем снова стоял тот отвратительный человек с изуродованной поло­виной лица.

– Тот первый паромщик, очевидно. Священник, как ты называешь его. Когда тот колдун загнал его глубоко в озеро, он лишь переместился в другое тело. Каким-то образом теперь он заполучил свой паром обратно. А что, собственно, случилось двадцать пять лет назад?

– Мы не знаем, – сказал Эмиль почти сердито. – И мы никогда не знали. Там была одна молодая пара…

– Да, мы слышали о них. Женщина, принесен­ная в жертву и парень, утонувший на пароме. Мо­жет быть, им довелось что-то увидеть? – спросил Сандер.

– Они лишь намекали о том, что нашли какой-то предмет. Имели очень таинственный вид. Но позднее… Нет, увольте!

– Ну, скажи то, что ты хочешь сказать!

– Нет, это было так чертовски глупо. Некоторые люди утверждали, что глаза того парня светились, когда он намекал о своей находке. Светились по-на­стоящему, изнутри, а не просто от желания поведать сенсацию или что-то там такое…

Сандер посмотрел на Бенедикте: и она тоже виде­ла глаза, светившиеся в темноте.

Но это вряд ли были глаза того молодого челове­ка. Ведь он стал добычей паромщика.

Сандер поднялся решительно.

– Теперь мы не смеем тебя больше задерживать, Эмиль. Ты оказал нам большую помощь, спасибо тебе! Вот небольшие деньги для собаки, если хочешь, купи ей хорошую мясную кость. И… эти другие сверхъестественные истории про Ферьеусет, они, наверное, не имеют отношения к паромщику?

– Нет, это так, обычные предрассудки. – Эмиль повертел в пальцах монетку и затем бережно опус­тил ее в карман.

Бенедикте сказала:

– А тот большой дом наверху… Там не случалось чего-то особенно необычного?

– Что? Ах да, дом, нет, насколько я знаю. Они попрощались и вышли со двора.

– Я проголодался, – сказал Сандер.

– Я тоже, – ответила Бенедикте. – Но я не сме­ла намекать на что-либо подобное у Эмиля. Иначе он пригласил бы нас на кашу из ревеня.

Сандер улыбнулся и крепко взял ее за руку. Ей было приятно, что они легко понимают друг друга. Жизнь в этот момент была чудесной и замечатель­ной, Бенедикте хотела забыть про все на свете, не видеть и не помнить будущего и прошлого, Ферьеу­сет и Аделе…

Но мысли не давали ей покоя.

– Так странно, – вздохнула она. – Как часто мы, из рода Людей Льда, натыкаемся на следы Тенгеля Злого. Пути Эскиля привели его в Эльдафьорд, где находилась флейта Тенгеля Злого. А я пришла в Ферьеусет, где он, по всей видимости, был и бесчин­ствовал. Тебе не кажется это странным, Сандер?

Да, и это он должен был признать.

Бенедикте ни на миг не могла представить себе, что и Эскиль, и она сама были направлены туда, куда они в конце концов пришли, по собственной воле Тенгеля Злого. Эскиль – чтобы найти флейту, а сама Бенедикте – чтобы быть уничтоженной таинствен­ной злой силой, все еще жившей и действовавшей в Ферьеусете.

11

В своем причудливом потайном убежище Тенгель Злой с трудом пошевелил веками. Но он не смог от­крыть глаза, поскольку очень устал. Да и что было в этом толку, он увидел бы все ту же непроглядную темноту вокруг себя.

Но он все-таки мог видеть. Далеко, далеко в зате­рянную Норвегию был устремлен его взор. В Ферьеусет, который он сам посетил однажды много веков назад.

Тенгель Злой был доволен. Но невыразимо устал. Управлять на расстоянии людьми и событиями было нелегко, это требовало необыкновенной концентра­ции мысли. Когда он, наконец, придет к власти, он сколь угодно долго сможет меряться силами со всем миром, но сейчас он был парализован глубоким сном…

Но когда он обретет свою полную мощь?

О, он сумеет этого добиться! С помощью своих сверхъестественных способностей он выберется из за­точения.

Но он знал, что это было не так. Только заколдо­ванная флейта могла открыть все запоры, сковываю­щие свободу его яростной воли и разума.

Предатели! Быть преданным своими потомками! Теперь ему оставалось только ждать, долго ждать. Нестерпимо долго должен был он лежать здесь, за­таив дыхание, он, властитель мира!

Он должен был ждать до тех пор, пока снова не появится избранный потомок рода Людей Льда с частицей его крови. Злой, а не один из отступников, не такой, как эта глупая Бенедикте.

Он должен был положить этому конец, избавить­ся от нее, потому что она успела причинить ему слиш­ком много страданий.

Уже в тот раз, шесть сотен лет назад, когда он покидал долину Людей Льда, он оставил там своего духа-двойника, призрака, чтобы тот мог защитить котел с мертвой водой.

Но сейчас там не было никого, кто бы мог подвер­гнуть драгоценный сосуд опасности. Поэтому он мог высвободить свою мысленную энергию, чтобы унич­тожить Бенедикте. Для него не составляло труда пе­реместить эту энергию в Ферьеусет, ведь он там уже побывал однажды в те далекие времена. Но заста­вить свой призрак покинуть долину Людей Льда и послать его в горы – было уже не так просто, это отняло бы во много раз больше сил.

Между тем, в этом не было особой необходимос­ти. Ему не надо было вмешиваться лично. Та злоб­ная сила в Ферьеусете была по-прежнему могуще­ственной и кровожадной настолько, чтобы в одиночку убить Бенедикте.

Она бы и так не смогла вырваться из щупальцев, протянувшихся вслед за ней. И что толку вытягивать еще одно или два дополнительно?

Сандер понял, что они не успеют вернуться об­ратно наверх, к немцам в избушку, до наступления темноты. И к тому же друзья проголодались. Поэто­му, когда они услышали, что в паре километров вниз по долине есть дешевый постоялый двор, то отправи­лись туда, чтобы поесть и переночевать там.

Таким образом, Бенедикте пришлось сидеть за поздним ужином вместе с Сандером, за одним столом, но только уже никакой навязчивой Аделе рядом не было.

Чудесно! Да и Сандер радовался возможности поговорить с Бенедикте, она не могла понять, поче­му, но лучше и быть не могло.

Он волновал все ее чувства, когда сидел рядом, и его темные глаза загадочно блестели в неверном све­те стеариновых свечей. Сандер так сильно был увле­чен разговором, как может быть заинтересована толь­ко очень яркая, необычная личность. Он всегда смотрел прямо в глаза собеседнику и выглядел по-настоящему увлеченным. Это наверняка составляло существенную часть его обаяния. Время от времени он, забываясь, брал руки Бенедикте над столом и сжимал их, пока рассказывал об использовании брактеатов в качестве монет и амулетов. В такие моменты она часто погружалась в несбыточные мечты и слу­шала его не так внимательно, как следовало.

За ужином подавали вино. Сандер пил довольно много, поскольку имел иные привычки, чем Бенедик­те. Она была более осторожна.

Но… вино ударило ей в голову! Она так приятно кружилась, очертания Сандера слегка расплывались, но он по-прежнему был хорош собой! Опасно хорош!

Что это он там сказал? Хозяева, оказывается, за­канчивают обслуживание, но разве они с Сандером не могут продолжить разговор наверху в ее комнате, ведь там просторнее?

Ах! Не забыла ли она убрать шерстяную куртку и мокрые носки? И как там, вообще, выглядит все на­верху?

Хотя нет, у них с собой было не так уж много вещей, так что она не могла раскидать их по комнате в слишком ужасном беспорядке.

Но мужчина в комнате? Прилично ли это?

Черт с ним, никто не увидит, что Сандер зашел к ней. К, тому же она хотела быть рядом с ним. Это был лишний повод поговорить, шанс, который, воз­можно, никогда не повторится.

Вскоре они сидели в ее комнате и углубились в беседу о его научной карьере и будущих исследова­ниях. Он был слегка увлечен самим собой, милый Сандер, но это ровным счетом ничего не значило, ведь он рассказывал об этом в такой обезоруживающей манере. «У нас есть общий интерес, у него и у меня, – подумала Бенедикте с оттенком иронии. – А имен­но: молодой ученый Сандер Бринк».

Но через некоторое время – когда они сидели рядом друг с другом на кровати, чтобы можно было делать пометки, как сказал он, – разговор снова за­шел о событиях в Ферьеусете.

– Нам надо обобщить их, – сказал Сандер и записывал, пока говорил. Бенедикте не могла думать вообще ни о чем, так как чувствовала его плечо ря­дом со своим, поэтому лишь кивнула в знак согласия.

– Давным-давно, в незапамятные времена здесь поклонялись Нертхюс, мне кажется, мы это доказа­ли, или как?

– Да, – кивнула Бенедикте и почувствовала при­ятное возбуждение, когда ее грудь случайно косну­лась его плеча.

– В то время в честь богини приносили челове­ческие жертвы, – продолжил Сандер. – Мы нашли много доказательств этому: название озера – Неттес, языческая роща, принесенные в жертву люди, брактеаты с таинственной руной «Н» и двумя «Л»-рунами, обозначающими Лук и Лен, Волсе – и все эти старые неясные предания.

– Паромщик, который раньше был священником… О, Господи, какие же мы дураки!

Бенедикте вопросительно посмотрела на него. Ее взгляд был слегка затуманен, мысли тоже расплылись.

– Он, конечно же, не был обычным священни­ком. Он был жрецом Нертхюс, и должен был сопро­вождать богиню в ее поездках по окрестным владе­ниям! Кто-то из нас, ты или я, а может быть, Свег, я теперь не помню, кто это был, спрашивал, каким об­разом она добиралась с острова на сушу. Теперь мы это знаем: на лодке, то есть на пароме, которым уп­равлял ее жрец!

– Но Сандер, зачем им нужна была лодка? Ведь можно же спуститься в деревню через пастбище, где остановились немцы. Я хочу сказать, конечно, что нем­цев тогда не было, да и домика их на лужайке тоже…

Нет, теперь язык у нее совсем заплетался. Лучше помолчать.

– Вспомни легенду, Бенедикте, – сказал он, и его глаза лучились от воодушевления. – Нертхюс жила на острове, а не на полуострове или мысе. Мож­но предположить, что та небольшая жертвенная роща когда-то была целиком отрезана от суши? Ведь сей­час только узенькая полоска земли соединяет ее с хол­мом, на котором стоит церковь. – Она торжественно кивнула. Бенедикте почувствовала разливающееся тепло внизу живота, и ее охватило беспокойство. Луч­ше бы не смотреть прямо на него, глаза могут вы­дать ее.

– Поэтому и нужна была лодка. То есть паром, – поправился Сандер. – Затем, можно, наверное, пред­положить, что пришло христианство. Это только до­гадка, но разве не правдоподобно, что жрец защи­щал свою богиню? И как раз тогда был ранен. Ему изуродовали лицо. Возможно, убили. А христиане отлучили его душу от церкви. Если, конечно, тогда существовали такие обряды.

– Я думаю, существовали, – сказала Бенедик­те. – В те дни люди ревностно поклонялись своим богам. Или, может быть, это были викинги с их ве­рой в асов и капищами, именно они покалечили его? Но он продолжал все так же плавать и плавать, даже после смерти. Чтобы отыскать жертвы для своей бо­гини?

– Возможно. Но люди же тонули, так что с этим моментом не совсем все ясно. А потом появился твой знаменитый предок, Тенгель Злой. Это было в 13 веке?

–Да.

– И он учинил скорый суд, быстро расправился со всем этим. Он загнал паромщика глубоко в воду, а все остальное в «глубокие своды».

– Да, но Сандер, что означают «трое посвящен­ных»?

– Над этим я размышлял. Мы так мало знаем о культе Нертхюс. У нее был жрец, были рабы, кото­рые отмывали все дочиста после того, как она воз­вращалась к себе. Тех рабов приносили в жертву воде. Но кто-то же должен был исполнять и это тоже. Предположим, что имелись три человека, которые убивали рабов? Следили, чтобы они утонули в озе­ре? А жертвы? Жрец не мог, наверное, один со всем этим справиться? Вероятно, могли быть трое посвя­щенных людей, об этом мы ничего не знаем.

– Но это звучит правдоподобно, – сказала Бе­недикте.

– Да. Паромщик-жрец приобрел другой облик. Переселился в тело того злобного женоненавистни­ка. Сам-то он умер, но дух жреца мог жить дальше в его оболочке. Но призрак так и не нашел свою лодку, или что он там искал, пока беспокойно бродил в ок­рестностях Ферьеусета, пугая людей по берегам озе­ра.

– И все это закончилось двадцать пять лет на­зад, – заключила Бенедикте. – Именно тогда моло­дая пара что-то нашла. Паромщик и его паром смог­ли снова вынырнуть, а пара была убита.

Сандер повернулся и внимательно посмотрел на нее.

– Ты хочешь сказать, что они нашли что-то дей­ствительно опасное? Что-то необыкновенно злобное?

– Да, у меня такое чувство. И это зло по-прежне­му находится в Ферьеусете, тому мы видели множе­ство доказательств.

Сандер смотрел в сторону.

– Что бы это мог быть за предмет, найденный юной парой? И где они это нашли? Если бы мы уз­нали это, мы бы далеко продвинулись по пути к ре­шению загадки.

– Нам надо искать на том месте, где немцы об­наружили Волсе.

– Они наверняка уже все тщательно обшарили там.

Он опустил руку за спину Бенедикте и оперся о кровать. Она почувствовала, как ее тело слабо за­вибрировало, и едва справилась с желанием вско­чить и броситься прочь от него. Но одновременно ей мучительно захотелось прижаться к юноше как мож­но сильнее.

Внезапно Сандеру пришла в голову какая-то идея. Он положил руки ей на плечи и обнял с радостным восклицанием.

– Бенедикте, у меня есть теория! Его лицо находилось так близко, что она могла видеть лишь неясные очертания.

– Какая?

– Ну это же ясно! Это так и должно быть! Как же мы раньше об этом не подумали!

Еще не остыв от своей догадки, он совершенно неожиданно поцеловал ее, коротко, но горячо.

Щеки Бенедикте мгновенно запылали. Она совер­шенно не ожидала ничего подобного, поэтому не ус­пела предотвратить очень сильную реакцию организ­ма. По телу прокатились горячие волны, они сконцентрировались внизу живота и там сделалось тепло и влажно. Она была безнадежно сбита с толку и смущена, поэтому не смогла собраться с мыслями, чтобы спросить подробнее о его теории. Она была просто-напросто выбита из колеи.

Сандер сидел тихо. Он хорошо понял ее реакцию, так как мог все прочитать на ее несчастном лице с испуганным взглядом. Бенедикте безвольно опусти­ла дрожащие руки, не зная, что с ними сделать.

Сандер Бринк был удивлен. Не ее поведением, а самим собой. Он был совершенно сбит с толку.

«Мне ведь нравится она, – подумал он, – я хочу ее! Но, Господи, что это со мной? Я что, стал теперь всеядным?

Это же Бенедикте, высокая и толстая, просто-на­просто некрасивая девушка! Очень хороший друг и товарищ, но что в ней можно найти притягательного, это же странно!

Но мне больше не кажется, что она некрасивая. Вовсе нет! Я что, снова перебрал за ужином?

Что же, в самом деле, мне с ней делать? Я ведь не могу показаться вместе с ней в ресторане в Кристиании или на улице Карла Юхана, только этого не хва­тало, мои друзья умрут со смеху. Хуже всего: посме­ются над ней, обидят эту милую, но обделенную красотой девочку.

Этого не должно произойти!

Но мне понравилось целовать ее. Я расположен к ней гораздо больше, чем я когда-нибудь мог мечтать!»

Он заметил, что его тело давным-давно решило, что он ее хочет. В брюках у него все напряглось и сладостно тянуло внизу живота. Сандер никогда раньше не испытывал такого сильного желания, и это было вызвано не опьянением. Девушка внезапно стала вожделенной.

Может быть, потому что она из рода Людей Льда? Ему ведь приходилось слышать, что избранные были также чрезвычайно интересны в эротическом плане. В том числе и необычно безобразные, но все же при­влекательные мужчины, и прелестные женщины. Но Бенедикте не попадала ни в одну категорию из на­званных. Она была необычайно некрасивой женщи­ной, и таких было немного даже среди Людей Льда. Вильяр Линд знал только о трех: одна ведьма по имени Ханна, новорожденное дитя, которому они не позволили выжить, – и Бенедикте.

Но она вовсе не была уродиной! И как ему только могло такое показаться?

Внезапно Сандер обнаружил, что он уже долгое время сидит, как парализованный, уставившись на девушку и рассеянно лаская рукой ее плечи. Он ска­зал:

– Я никогда не думал, что все будет так, Бене­дикте. Ты, должно быть, не поверишь, что я не про­сто обычный соблазнитель.

Но не таким ли как раз он был? Бессчетное коли­чество девичьих лиц мысленно проплывало перед его взором – красивых, милых, покорных, вызывающих… Но все они сознательно желали участвовать в лю­бовной игре, они знали, на что они шли.

Бенедикте была совершенно неопытна. Ей было страшно, она была преисполнена сознания серьезно­сти момента, – по крайней мере так казалось Сан­деру.

Его рука словно сама по себе легла ей на бедро, он попытался притянуть ее поближе. Бенедикте взи­рала на это, как заколдованная.

«Как же мне выйти из этой ситуации, которую я сам создал так опрометчиво, и при этом не обидеть девушку? – подумал Сандер. – Ведь если я пойду дальше, то ее разочарование впоследствии может стать во много раз сильнее».

По ее короткому, отрывистому дыханию он мог почувствовать, что она была так же возбуждена, как и он сам. Она сидела так напряженно, словно была из дерева. Теперь ему надо действовать решительно, но где взять силы для этого? В теле колотилась и пульсировала каждая жилка, а предмет его мужс­кой гордости был тверд, как камень.

Здесь бы Сандеру отстраниться, отодвинуться с легкими, дружескими словами, но он не нашел нуж­ных фраз, его язык не смог пошевелиться. Потому что Бенедикте наконец подняла глаза и смотрела на него, так доверчиво, беззащитно и умоляюще, что он сделал единственное, на что был способен: еще раз поцеловал ее.

Бенедикте увидела его рот совсем близко. Этот безупречно вылепленный рот с такими чувственными губами. Она хотела отстраниться, так как чувствова­ла, что больше не управляет ситуацией, но была не в силах пошевелиться. И сама того не замечая, скольз­нула ближе и ощутила, как его губы прикоснулись к ее губам.

Мысли путались, волнение в теле переросло в не­выносимое возбуждение, но вместе с тем она почув­ствовала бесконечную тоску, словно бы увидев себя и Сандера сквозь призму вечности. Она видела Зем­лю, медленно кружившуюся на протяжении милли­онов лет, с пустынными лесами без людей и животных. Перед ней промелькнули народы, пришедшие заселить ее лишь на короткое время, только чтобы снова исчезнуть, а Земля вращалась дальше, пустая и покинутая в этом бесконечном мировом простран­стве.

Она не могла до конца осознать невероятное – это Сандер целует ее! И он выглядит таким же, как и она, захваченным всей фантастичностью происходя­щего.

Бенедикте Линд из рода Людей Льда… «Бедняж­ка, она никогда не сможет выйти замуж… Никогда у нее не будет мужчины… Никогда не попадет в лю­бовную историю, у нее не будет даже одной, един­ственной ночи любви». Так говорили дамы в Линде-аллее. И теперь она здесь!

Руки Сандера легли на ее плечи снова, осторож­но и нежно обнимая их.

Она заметила, чего хотели эти руки. Они медлен­но и осторожно положили ее на кровать, и теперь девушка лежала, вытянувшись, рядом с Сандером. Одна его рука устремилась вниз, погладила ее по груди и скользнула ниже, на живот.

Бенедикте рывком села на постели.

– Нет! – крикнула она. Он снова был рядом, лицом к лицу с ней.

– В чем дело, Бенедикте? – спросил он ошара­шено, но в то же время мягко и убеждающе. – Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

– Нет, нет, так нельзя, так не пойдет, Сандер.

– Почему?

Она закрыла лицо руками.

– Ах, ну как же ты не понимаешь? Я думаю, что ни одна девушка не пойдет на такое, не чувствуя себя… красивой. Чистой и притягательной и желанной. Я такая… безнадежная, и кроме того, мы целый день шагали, двигались, а мне хотелось бы быть вымы­той, с чистыми волосами, свежей и… красивой! Я хочу, чтобы ты думал, что я прекрасная и хрупкая, а я не такая. Никогда у нас ничего не будет.

– Но, Бенедикте…

Она энергично покачала головой.

– Мне кажется, что это вот, ну… быть уверенной в себе и знать, что мужчина… соблазнен тобой, это самое главное в…

Она хотела сказать «акте любви», но нашла эти слова слишком торжественными и к тому же немно­го смешными. Поэтому закончила коротко:

– Ты знаешь, в чем.

Последние фразы она сказала, чуть не плача. Сан­дер взял ее голову в свои ладони, попытался окру­жить ее теплом, защитить, но он все же понимал ее.

– Я в точности знаю, что ты имеешь в виду, ми­лый дружок. Потому что и сам не выношу мысли о том, чтобы быть грязным и неухоженным, но мы же ведь одинаково испачкались оба, к тому же здесь нет ни одной ванной, да и не так уж мы плохо выглядим! От нас ведь не пахнет, правда?

Она невольно улыбнулась, и он вытер ее слезы. Но он не сказал: «Я могу пойти к себе, если хочешь». Потому что он не мог идти, не мог найти в себе силы для этого. Его тело было так возбуждено, с таким пылом жаждало другого тела, что он с трудом мог говорить, едва сдерживая неуправляемую дрожь в руках. Должно быть, на него так действовала вски­певшая кровь Людей Льда.

– Ты всегда такой обходительный, – произнес­ла Бенедикте. – А я… я ничто. Только некрасивая, неуклюжая, толстая. Ах, как бы я мечтала сейчас иметь хоть немного приятных черт. Таких, на кото­рые ты бы смог обратить внимание.

– Бенедикте, у меня никогда не было такого хо­рошего друга, как ты. И теперь я страстно желаю тебя. Я хочу тебя. Разве этого не достаточно?

– Ты, должно быть, пьян.

– Нет! Я никогда не чувствовал себя более трез­вым.

В это она не верила, но с удовольствием слушала, как и что он говорит. Не в силах сопротивляться его легкому нажиму, она снова опустилась на кровать, словно отвечая этим движением на его нежные сло­ва. И теперь она лежала совершенно спокойно, пока он осторожно, осторожно и с явным самообладани­ем целовал ей щеки, подбородок и шею, а его паль­цы расстегивали блузку.

«Он дотрагивается до меня, – подумала она ошеломленно. – Руки Сандера обнажили мою грудь и гладят живот под блузкой. Здесь, рядом со мной, Сандер, и он, кажется, целиком и полностью владеет собой».

Ее дыхание было прерывистым, словно она купа­лась в холодной воде. Она лежала в таком оцепене­нии, что ныли напряженные мускулы.

«Теперь он пододвигается ближе, я чувствую, как его тело касается моих бедер, он такой теплый, почти горячий и… О, нет, я ощущаю…»

Бенедикте даже мысленно не смела назвать то, что она ощутила рядом с собой. Тот кусочек его тела, на который она лишь изредка бросала взгляд, сты­дясь при этом своих мыслей, украдкой наблюдая за Сандером, пока он стоял и разговаривал с кем-то другим, а чаще с другой. Она закрыла глаза и глу­боко вздохнула. Его рука – вокруг ее талии – дви­галась вниз, под подол юбки…

Теперь она ощущала, как горячо и влажно стало у нее между ног, там что-то набухло и нестерпимо сладко ныло. Сандер легко водил кончиком языка по ее щекам, щекотал за ушком, его руки осторожно под­няли юбку.

«Боже мой, а на мне-то эти тяжелые ботинки! Пря­мо в кровати, это должно выглядеть ужасно. Нелов­ко и смешно». Она осторожно сняла их и отшвырну­ла от себя.

Сандер заметил это движение и улыбнулся. От­части – ей, сочувствующе, так как и он тоже лишь недавно сбросил свои ботинки, а еще с ощущением некоторого триумфа, или, как ей показалось, счас­тья.

Она больше не решалась встречаться с ним взгля­дом, только позволила всему идти своим чередом. И когда он поднял юбку высоко над коленками, она почувствовала себя обнаженной, открытой и незащи­щенной, но была не в силах отказаться от этого. Вне­запный холодок заставил кожу на бедрах покрыться мурашками, по телу пробежала дрожь, и сама того не осознавая, она выгнула спину и потянулась к его руке, прильнув к ней животом в поисках тепла.

Быстрым и привычным движением он снял с нее трусики и чулки. Нагота сделала ее смелее в прояв­лении своих чувств, она снова пробудилась к жизни и позволила своим рукам гладить его затылок, пле­чи и спину. «И я сказала, что это он выпил слишком много, – смущенно подумала она. – Да это же я забыла про всякое приличие. Но я знаю, что он хочет этого. Я знаю, что ему нравятся мои ласки».

Он показал ей жестом, что она должна стянуть с него рубашку. Она сделала это дрожащими руками и почувствовала кончиками пальцев его горячую кожу. Она слабо застонала, когда гладила его по спине, и ощутила, как курчавые волоски у него на груди коснулись ее обнаженного живота. Ее соски набухли, а приятная долгая дрожь перешла в мяг­кие толчки по всему телу.

Прерывисто вдыхая воздух, с плотно закрытыми глазами, она поняла, что он сбросил с себя всю одеж­ду. «Это сон, это происходит не со мной, – подумала Бенедикте, – я скоро проснусь в моей одинокой по­стели».

Но колени Сандера, осторожно раздвигавшие ей бедра, были вполне осязаемыми. Все это время он осыпал ее долгими, страстными поцелуями и пылки­ми ласками, он дотрагивался губами до ее груди, так что все в ней трепетало, он склонил голову вниз, к ее животу, и… Нет, но он не может ведь сделать такое?

Сандер опустился еще ниже, его пальцы дотраги­вались до самых интимных уголков ее тела и вот дос­тигли… своей цели… У Бенедикте перехватило дыха­ние, она никак не могла подобрать нужного слова, она не могла поверить в то, что произошло, она по­чувствовала его язык, влажный, ласковый и шерша­вый, по ней прокатились волны самого невероятного наслаждения и желания продолжить игру дальше.

Когда Сандер заметил, что она достигла этой ста­дии, он быстро повернулся таким образом, что все чувства слились в одной, самой напряженной точке его тела, которой он касался ее нетерпеливого лона. Бенедикте глубоко вздохнула, чуть не застонав от неожиданности, но у нее больше не было сил, чтобы сдерживаться, вместо этого она встретила его так, что у него не возникло никаких трудностей. Впрочем, оба были настолько хорошо подготовлены предше­ствовавшей игрой, что он вошел в нее очень легко.

Он начал осторожно. Медленно и нежно, он ни­когда раньше не чувствовал такого наслаждения, он должен был сдерживать себя, чтобы не впиться ногтями в ее кожу. Приблизилась та неизбежная боль, но Бенедикте слышала об этом и была готова вынес­ти все.

Она мельком увидела лицо Сандера, его глаза светились счастьем, несли оттенок почти священной страсти. Она слышала его тихие, постанывающие вздохи и понимала, что он сдерживается из-за нее. Поэтому она показала ему телом, что хочет и готова принимать его любовь полностью и целиком, и, вы­давив из себя еще один стон, он окончательно поте­рял самообладание.

Ей стало больно. Безумно больно, но она хотела отдаться ему целиком, она больше не хотела щадить себя. И в короткую, пронзительную минуту, остано­вив потные тела в тишине и взаимном понимании, они оба оказались совершенно вне времени и про­странства. Все было кончено и, завершив заключи­тельные ласки, прошептав нежные, утешающие сло­ва, Сандер и Бенедикте заснули, обнявшись.

Сандер Бринк интуитивно знал, что нужно жен­щинам. Но в этот раз его сердце не осталось равно­душным. И он не мог вспомнить, чтобы хоть раз преж­де испытывал подобное наслаждение.

Когда наступило утро и забрезжил рассвет, Сан­дер все еще находился в комнате у Бенедикте. С неко­торыми затруднениями он все же пробрался незаме­ченным к себе, мимо бодрых горничных, занимавшихся утренней уборкой, и путешественников, которым надо было рано отправляться в дорогу.

Но Бенедикте счастливо сидела на кровати и рас­сматривала свое тело. Обнаружила внизу несколько синяков и улыбнулась.

Посмотрели бы на это те дамы из Линде-аллее!

Нет, впрочем, не надо. Эту ночь она сохранит для себя.

После завтрака они отправились назад. Они шли рука об руку, улыбались, разговаривали и время от времени останавливались, чтобы обнять или поцеловать друг друга. Пройдя половину пути, они свернули с тро­пинки, ведущей наверх, и нашли солнечную, укромную полянку, на которой с удовольствием повторили ноч­ную авантюру. И на этот раз Бенедикте почувствова­ла, что все может быть не только больно и мучительно. Она получила представление, хоть и небольшое, о том, какой сладкой любовь может стать однажды.

Сандеру нравилась ее застенчивая, счастливая улыб­ка, он предвидел, как сможет открыть перед ней все радости любви.

Но затем, немного спустя, она попросила его не показывать окружающим слишком открыто, что про­изошло между ними.

– Я боюсь Аделе, – сказала она.

Аделе никогда не любила ее, и что-то говорило Бенедикте, что красивая городская девушка не будет чересчур воодушевлена возникшей связью между ней и Сандером.

Собственно говоря, он был весьма благодарен за ее просьбу. Ему никогда не нравилось показывать свои чувства к девушке перед другими. И если ка­кая-нибудь из многочисленных завоеванных им слиш­ком открыто демонстрировала их интимные взаимо­отношения, он обычно становился холоден. После такого урока девушки, как правило, пугались и умолкали.

Поэтому он лишь кивнул в знак согласия и сжал руку Бенедикте, сказав, что было бы действительно разумно просто тихо и спокойно войти в дом.

Они пришли к обеду и были так заняты друг дру­гом, что Бенедикте совершенно забыла спросить Сан­дера о его теории.

Теперь же пугающие события вокруг Ферьеусета снова в полную силу захватили их. Но они находились в летнем домике у немцев, и Бенедикте не знала, что именно Сандер считал бы необходимым рассказать ос­тальным, поэтому ничего не спрашивала о его предпо­ложениях.

Но она обратила внимание на то, что Сандер стал более молчалив. Он вежливо отвечал на вопросы ок­ружающих, но казалось, что ему необходимо перего­ворить с приставом Свегом. Многое из того, что им пришлось узнать от старого Эмиля, он оставил при себе.

Но вот, наконец, на исходе дня они на минуту остались одни на лужайке: Свег, Бенедикте и Сан­дер.

Сандер немедленно начал:

– Свег, мне кажется, что я почти наверняка знаю, где находятся спрятанные секреты.

– Ну да? – требовательно произнес Свег.

– Да. Но для этого необходимо, чтобы мы верну­лись назад в Ферьеусет. Вы готовы?

Пристав посмотрел наверх, на вечернее небо, ко­торое только начинало темнеть.

– Я не боюсь. Но в таком случае я бы хотел иметь рядом с собой эту замечательную девушку из рода Людей Льда.

– Да, но она ведь вызвалась добровольно, – сказал Сандер. – Отважишься ли ты, Бенедикте?

«С тобой я готова отправиться куда угодно», – подумала она. Но вслух, хоть и дрожала от нехоро­ших предчувствий, сказала только:

– Конечно! Когда мы идем?

– Через десять минут, – коротко ответил Сандер.

12

Ни Аделе, ни Мортен, ни немцы не могли понять, что они хотят от Ферьеусета так поздно вечером. И как они отважились? Даже переночевать?

Ничего особенного, им надо только поближе взгля­нуть на тот большой дом, – объяснил Сандер. Ведь Бенедикте испытала там необъяснимые, загадочные переживания.

– Фу! Те глаза, – фыркнула Аделе. – Она по-прежнему пытается казаться интересной, разве вы не понимаете?

– Думай, что хочешь, – добродушно ответил Сандер. – Во всяком случае, я хочу исследовать фе­номены в этом доме еще раз, и лучше всего будет это сделать ночью.

Ни у кого из них не было желания идти вместе с ними.

Они шли по узкой, хорошо утоптанной тропинке в Ферьеусет.

– Когда мы придем, я бы хотел все же услышать о твоей теории, – сказал пристав Свег решительно. – Что это ты там придумал, Сандер?

– Нет, – вмешалась Бенедикте. – Мне бы не хотелось, чтобы мы говорили об этом в большом доме. Лучше нам сделать это сейчас.

Никто не возражал. Они знали, что дом необы­чайно плохо влиял на нее.

– Охотно, – сказал пристав. – Расскажи нам, Сандер!

– Ну что ж, – начал Сандер, который шел вслед за ним. Бенедикте шла последней и поэтому немного боялась.

Она вслушивалась в слова Сандера:

– Я полагаю, что все эти рассказы о Нертхюс отчасти лишь дымовая завеса. Я вовсе не думаю, что немцы остались здесь, чтобы разыскать товарища. Они охотятся за сокровищами, именно поэтому они в этом году вернулись в горы. И взяли с собой Мортена Хьортсберга. По какой другой причине он бы за­держался здесь на шесть недель? Тем более, что они признались, что уже нашли кое-что.

Пристав так резко остановился, что они наткну­лись друг на друга в темноте.

– Ищут сокровища? На чем основывается твое предположение?

– Прежде всего на том, что они утверждали, что брактеаты изготовлены из какого-то металлического сплава. Но брактеат в форме подвесного украшения может быть сделан только из чистого золота, и те три, что мы видели, выглядят именно так.

– Понятно! – сказал Свег. – Это становится интересным. Дальше!

Они стояли на тропинке, словно три заговорщи­ка, плотно прижавшись друг к другу.

Сандер продолжил:

– Да, и поэтому я думаю, что знаю, где они ищут. Вы обратили внимание на траву, которая растет на мысе, на котором, как они утверждали, ими был най­ден Волсе в железном сундуке?

– Нет, – отозвался Свег. – А что?

– Я могу поклясться, что там за последние годы не было вынуто ни лопаты грунта. А Бенедикте, об­ладающая способностью чувствовать присутствие потустороннего мира, даже не ощутила хоть что-либо отдаленно напоминающего то, что она называет злыми силами. Где в Ферьеусете Бенедикте не успела побывать? В каком единственном здании?

– В церкви? – неуверенно сказала она.

– Точно! Вы помните, что Тенгель Злой говорил о «темных сводах»? Что он загнал что-то обратно под них? И когда мы были в церкви, я заметил, что ал­тарь двигали – причем совсем недавно. А церкви часто строят на том же фундаменте, что и древние языческие храмы. Я думаю, что немцы занимаются раскопками. В подземелье под церковью.

– А что они ищут?

– Что-то, о чем они наслышаны. Возможно, это связано с культом Нертхюс. Но тогда, мне кажется, им стоит поостеречься!

– Да, если все так, как ты говоришь, мы должны их предупредить, – сказала Бенедикте. – Ибо та сила, что живет в Ферьеусете – ужасно злая. Опас­нее, чем они когда-либо могли себе представить.

– Мне кажется, они ощущают опасность, – ска­зал Сандер. – Иначе бы они не продвигались так медленно вперед, как сейчас.

Они остановились в березовом лесу. Гигантский диск луны, не совсем круглый, выкатился из-за гори­зонта. Все вокруг них казалось колдовским, бледно-синим и зачарованным.

Сандер сказал:

– Бенедикте, я бы попросил тебя подержать брактеат в руке. Я хочу знать, настоящий он или нет.

– Но…

– Разве ты не можешь просто попытаться? Свег уже вытащил из кармана брактеат. Бене­дикте протянула руку весьма нерешительно. Он положил в нее амулет.

– Ай! – вскрикнула она, отдернув руку назад так, что брактеат упал на землю. Свег недоверчиво посмотрел на нее. В этом призрачном лунном свете его лицо напоминало посмертную маску.

– Можно мне взглянуть на твою руку, Бенедик­те, – сказал Сандер, пока Свег ползал внизу, пыта­ясь найти маленький блестящий брактеат. Она про­тянула ладонь к Сандеру.

– Амулет не оставил никаких ожогов, – сказал он. – Подумай, ты сможешь выдержать еще?

– Он обладает бесконечно могущественной си­лой, – сказала она дрожащим голосом, но внутрен­не уже была готова принять неизбежное. Она снова позволила Свегу осторожно положить брактеат на ее ладонь.

Бенедикте застонала, но взяла себя в руки.

– Я теперь могу вытерпеть боль, – выдавила она сквозь зубы. – Но теперь я знаю… что такое… настоящий ожог…

– К тебе пришли какие-нибудь видения?

– О, да! О, да, помогите!

Не выдержав больше ни секунды, она бросила амулет прямо на землю. Бенедикте терла ноющую, пылающую руку, но не только боль заставила ее про­сить о помощи. Это были и жуткие впечатления и видения, которые понеслись перед ней с пугающей быстротой и отчетливостью. Она бессильно опусти­лась вниз, прижала руку к животу, потом снова под­няла и подула на нее – но на ладони не было видно ни одного ожога.

С ненавистью она рассматривала брактеат, кото­рый блестел, словно бледный и злобный глаз в тра­ве.

– Он подлинный, – прошептала она. – К тому же древний, очень-очень древний. Из него сочится кровь.

– В это я охотно верю, – сухо сказал Сандер. – Ты поступила разумно, Бенедикте, но не можешь ли ты рассказать подробнее?

– Он был посвящен обряду жертвоприношения. Ты ошибался, Сандер, жрец был один.

– Он один прислуживал Нертхюс?

– Не упоминай это злое имя! Ужасная богиня!

– Но ведь Нертхюс была не такая уж плохая. Богиня плодородия.

– Спасибо, я заметила это!

– Там было что-то ужасное, да? На ее лице отразилось отвращение.

– Такие оргии, такие ритуалы! Уф-ф, меня тош­нит. Нет, священник был один.

– Что ж, это совпадает со всеми рассказами. Но мне не доводилось слышать, что Нертхюс была та­кая уж кровожадная, не считая того, что рабы долж­ны были умереть, наведя чистоту и красоту вокруг нее. А откуда тогда взялись «посвященные люди»? Если жрец на самом деле был один?

– Как раз они-то и становились жертвами, – всхлипнула она при воспоминании о всех тех молни­еносных картинах, что пронеслись перед ней, пока брактеат был у нее в руках. – Каждый раз, когда богиня отправлялась в путь, на каждого из трех ра­бов надевали свой брактеат, и они должны были мыть все дочиста, ее повозку, покрывало и ее саму. Затем их приносили в жертву и бросали в воду.

– Подожди-ка, – сказал Сандер и помог Бене­дикте снова подняться на ноги. – Разве их не прино­сили в жертву в самом начале? Они не были обеск­ровлены, а затем повешены?

– Да, – сказала она жалобно, вспомнив то, что увидела. – Кровь использовали, чтобы… омывать богиню. Этот обряд последнего очищения жрец ис­полнял сам. А рабов бросали в воду.

– Но что это за смешение ритуалов? Все совер­шенно не сходится! Но подождите, если рассуждать логически, то… Нертхюс была германским божеством. Кимбры и тевтонцы по берегам Балтийского моря поклонялись ей. Затем, должно быть, это поклонение было перенесено сюда, в горы, впрочем, здесь оно не очень-то прижилось. В первые столетия после Рож­дества Христова было большое переселение народов, поэтому какой-нибудь тевтонец мог прийти сюда и захватить с собой своих богов. Впоследствии… затем, возможно, здешнее население ввело элементы культа Нертхюс в свои собственные древние кровавые риту­алы. Поклонявшиеся Нертхюс люди не приносили человеческих жертв, это мы знаем, но так поступали северяне. Но подобное жертвоприношение в воду имелось как в культе Нертхюс, так и в культе Тюра. Еще позднее имя Нертхюс было нашими предками переделано в мужское Ньерд, так звали бога плодо­родия. Здесь перемешались две религии, Свег! Не удивительно, что результат получился чудовищный!

Они снова продолжили свой путь. Бенедикте от­чаянно попыталась сохранить, удержать возникшее чуткое взаимопонимание между ней и Сандером, но окрестности Ферьеусета были не самым лучшим мес­том для выживания едва зародившейся любви. Чем ближе они подходили, тем сильнее ее охватывали гру­бые, жестокие и жуткие предрассудки, так что она даже затаила дыхание.

– А сколько же всего, собственно, было брактеатов? – спросил Свег.

– Только три, – решительно ответила Бенедик­те. – Их использовали снова и снова. Я смогла по­чувствовать исходящие от него страдания многих людей.

Свег был удивлен.

– И мы, значит, нашли все три? Тысячу двести лет спустя?

– Они были спрятаны, – рассеянно сказала Бе­недикте, она пыталась снова вызвать в своей памяти промелькнувшие видения. – Я ощущаю вечную тем­ноту и сырой запах камня и земли.

– Значит, немцы нашли их совсем недавно, – сказал Свег огорченно, он продирался сквозь кустар­ник, который почти совсем скрывал узкую тропинку.

– Нет, нет, – ответила Бенедикте. – Брактеаты вышли на свет несколько десятков лет назад. Я виде­ла мужчину и женщину, державших их в руках.

– Ага, – сказал Сандер. – Я тоже сперва ду­мал, что их нашли немцы. Хорошо, значит всю эту ужасную цепь несчастий запустили мужчина и жен­щина двадцать пять лет назад. Но ведь они и сами умерли.

– Так ты хочешь сказать, что немцы каким-то образом узнали об этой находке? – сказал Свег. – И втянули в неприятности Мортена Хьортсберга, а теперь ищут на свою голову дополнительные?

– Это всего лишь моя теория. Потому что мне кажется, что парень с девушкой нашли не только брактеаты. Они, должно быть, пробудили к жизни более могущественные силы, а для этого недостаточно этих маленьких амулетов. Тихо, кто-то идет!

Они замерли. На тропинке перед ними выросла тень, внезапно остановилась и шарахнулась в сторо­ну кустов с протяжным криком.

Свег расслабился.

– Слава тебе, Господи, это только лось!

– А я испугалась, – сказала Бенедикте и вздох­нула.

– Ты испугалась? – улыбнулся Сандер, он на мгновение прижал ее к себе, чтобы успокоить. – Но я знаю, что ты имеешь в виду. Мы сейчас в окрестно­стях Ферьеусета, а это место на кого хочешь подей­ствует мрачно.

– Я почти уже думал, что это Ливор, – сказал Свег. – Разве он не должен был вернуться к вечеру?

– Он так сказал, но я думаю, вряд ли, – сказал Сандер. – Ему понравилась Аделе, но она отвергла его с таким холодом, хуже которого я ничего не ви­дел. Вам надо было ее слышать! «Деревенский ду­рак» и «навозная амеба» были самыми мягкими вы­ражениями. Он обиделся довольно сильно, это можно было видеть по его печальным глазам.

– Жаль, мы бы нашли ему применение сегодня вечером, – сказал пристав.

Бенедикте охватило сочувствие.

– Подумать только, он увлекся Аделе! Да, она очень красивая. Но Ливор?

– Бедный парень, – пробурчал Свег. – А она просто холодная, хитрая потаскушка!

Бенедикте чуть не расцеловала его за эти слова.

В лунном свете Ферьеусет казался особенно не­приветливым. Но теперь они почувствовали также и то магическое, заразившее все вокруг зло, царившее здесь.

Большой дом возвышался над маленькими пост­ройками, словно французский собор в маленьком го­родке. Подавляюще и безвкусно. На первый раз они решили не заходить в церковь, а пошли прямо к дому. С величайшей осторожностью они отворили скрипу­чую дверь и вошли внутрь.

Бенедикте втянула воздух.

– Сегодня здесь пахнет лучше.

– Да, мне тоже так кажется, – сказал Свег.

– И к тому же я больше не чувствую ту стерильную пустоту, не пропускавшую ни одного впечатле­ния для меня, – сказала Бенедикте. – Теперь дом выглядит, словно самый обычный старый дом. В нем происходили и добрые, и злые события…

Остальные выжидающе смотрели на нее, пока она определяла атмосферу дома.

Что ж, она была права, противодействие, которое она ощущала здесь две ночи назад, ушло отсюда.

Теперь дом был открыт, все те чувства и картины, которые она получала, войдя в обычный дом, устре­мились к ней. Ощущения, которые имелись внутри подавляющего большинства старых домов…

Видения проплывали мимо, быстро и переменчи­во. Вот сидела женщина у очага, на стуле, которого сейчас там не было. На полу безрадостно играл ка­кой-то ребенок. Женщина выглядела невыразимо ус­талой. В другом видении кто-то лежал в постели, там, где сейчас стоял шкаф. Бенедикте ощутила голод, нужду, холод, одиночество без любви. Она увидела также и другую женщину, она сидела за столом с книгой перед собой и что-то писала в ней. Та одино­кая женщина, хозяйка дневника. Так ли она выгля­дела? Бенедикте почувствовала сильную симпатию к ней. Женщина, которая, очевидно, так и не смогла быть вместе с мужчиной, о котором мечтала.

Внезапно комнату наполнил почти невыносимый страх, это появилась другая картина! Из дальней ком­наты послышался плач, слабый, жалобный, безна­дежный плач. И внезапно на полу она увидела кровь. Кровь высохла и исчезла, но Бенедикте успела по­чувствовать волну насилия рядом с собой и поняла, что стала свидетелем преступления. Драка, избиение или убийство, сказать точнее было невозможно, но, вероятнее всего, не последнее из перечисленного, ина­че бы им пришлось услышать об этом.

И все же: такой относительно новый полутораэтажный дом имел удивительно мрачную историю!

Но все-таки, что-то наиболее существенное по-пре­жнему ускользало от нее.

Вызывающий страх элемент не показывался.

– Нет, здесь все как обычно, – сказала она. – Я увидела жизнь и историю прошедших поколений, их беды и радости, их болезни и смерть.

– Ты считаешь, что это нам поможет? – сказал Сандер.

– Да, конечно! К подобному я привыкла. И это означает, что злобные силы, которые были здесь по­завчера вечером и ночью, ушли отсюда, здесь их боль­ше нет.

– Глаза?

– Именно их я и боялась. Это существо, должно быть, теперь исчезло.

– Это приятно, не отрицаю, – сказал Свег. – Но мы же не будем ложиться спать? Мы ведь не за этим сюда пришли?

– Нет, конечно же, нам надо заглянуть в цер­ковь, – сказал Сандер.

– Следует только проследить за тем, чтобы мы ничего не забыли. У нас достаточно фонарей?

Несмотря на свою уверенность в том, что дом был свободен от потусторонних сил, Бенедикте продолжа­ла с опаской смотреть вокруг. Она искала те глаза. Те самые, которые увидела позавчера ночью и кото­рые напугали ее. Они были такие злобные, такие не­человечески холодные, выжидающие, расчетливые.

Она не хотела бы снова увидеть их. Никогда, ни­когда больше.

Поэтому она прижалась плотнее к Сандеру, пока он разглядывал их снаряжение. К своему ужасу, она увидела, как пристав Свег вытащил револьвер и принялся чистить его. Она не знала, что у него с собой было оружие.

Что это он задумал? Стрелять в охотников за со­кровищами? Или в призраков?

Допустим, что Сандер прав, и Мортен с немцами действительно искали сокровища, это звучит правдо­подобно. В таком случае, они пока ничего не нашли. Но это никоим образом не объясняет присутствие паромщика (который теперь был уничтожен) или не­давнее человеческое жертвоприношение.

Она хотела бы теперь подольше подержаться за брактеат, чтобы получить дополнительные разъясне­ния. Но Бенедикте могла вытерпеть боль только до определенной границы, дальше она вряд ли бы вы­несла. Ни секундой больше она не могла бы дер­жать в руке этот отвратительный предмет.

– Вы готовы? – сказал пристав Свег.

– Да, но почему мы должны идти туда в самую темень? – спросил Сандер. – Не лучше ли нам по­дождать хотя бы до рассвета?

– Нет, я так не считаю. Мне кажется, нам надо идти немедленно, когда мы можем быть уверены в том, что кладоискатели не придут и не опередят нас. Вы можете подождать только две секунды, пока я отойду за угол?

– Черт побери, – проворчали они.

Он скрылся за углом. Сандер смотрел на Бене­дикте, мягко улыбался и погладил ее по щеке. Ниче­го больше. Но в тот момент она нуждалась как раз в этом. Это едва заметное движение сказало ей так много.

Свег снова зашел в дом с загадочным и возбуж­денным видом.

– Потушите фонари, – прошептал он. Они сделали это.

– А что такое? – спросил Сандер.

– Когда я был за домом… Нет, пойдем, вы уви­дите сами!

Они вышли наружу вслед за ним. Стоя за домом, они увидели нечто неожиданное. Пара домов закры­вали обзор, но между ними они могли различить очертания церкви. Они увидели окно – из него стру­ился призрачный свет.

– Я думаю, ты прав, Сандер, – прошептал Свег. – Искать надо как раз в церкви, а не на мысе у озера.

– Вспомни, Бенедикте первая вычеркнула мыс из списка. А они не могли нас увидеть?

Свег посмотрел вверх на стену дома. Окон на ней не было.

– Нет. Но они, естественно, знают, что мы здесь, мы ведь сами им об этом сказали.

– Черт возьми! Значит, охотники за кладом опе­редили нас, – сказал Сандер. – Что нам теперь делать?

Глаза Свега поискали его в темноте.

– Мы пойдем туда, – сказал он коротко. – У тебя есть оружие, Сандер?

– Ничего, кроме ножа, но мы же не будем напа­дать на обычных кладоискателей? Которые, к тому же, являются нашими друзьями?

– Нет, конечно, нет, но кто его знает. Лучше быть вооруженным. Бенедикте?

– Ей не надо никакого оружия, – сказал Сан­дер. – По трем причинам: первая: мы можем ее за­щитить. Вторая: она все равно никогда не поднимет руку ни на кого, и третья: она может просто отпра­вить их своим заклинанием в какое-либо не совсем приятное место.

Последнее он произнес так серьезно, что они улыб­нулись.

– Нам надо будет войти в саму церковь? – спро­сила Бенедикте. – Они не испугаются нас?

– Мы пока будем держаться снаружи. Там пол­но окон без стекол, мы без труда сможем заглянуть внутрь, – сказал Свег.

– А если они нас увидят?

– Ну, мы ведь не будем видны на фоне открытой местности. За нами лес, мы всегда можем скрыться в нем. Пошли!

Чем ближе они подходили к церкви, тем более сильные сомнения охватывали их. Свет, пробивавший­ся из окон, выглядел сверхъестественным. Он имел странный красноватый оттенок и, казалось, пульси­ровал. Словно церковь ожила, и люди рассматрива­ли ее, ощущая запах крови.

– Чертовски неприятно, – прошептал Сандер.

Он держал руку на плече Бенедикте, заботливо и осторожно. У Бенедикте, которая запретила себе даже думать о любви, чтобы не разочароваться впослед­ствии, больше не было причин сомневаться в искрен­ности его чувства.

Последние события парадоксальным образом еще более сблизили их. Теперь она была беззащитна. Бес­помощно доверилась его воле.

Они остановились за углом последнего дома и осмотрели местность.

– Нам следует обойти вот этот дом, – прошеп­тал Сандер. – Тогда мы окажемся с другой стороны церкви.

– Да, – согласился Свег. – Там возле стены растет густой кустарник. Если только мы нарочно не засунем голову внутрь, то у нас есть большие шансы остаться незамеченными.

Несколько минут спустя они стояли возле кустов. Окно находилось немного выше, чем им казалось издали, но на церковной стене имелись выступы, на которые можно было встать.

Окно было достаточно широким.

Среди глубокой темноты Свег кивнул им. Они метнулись к стене и беззвучно вскарабкались наверх.

Осторожно выглянули из-за карниза.

Бенедикте услышала, как Свег тихо выдохнул:

– Какого черта…

Ей самой пришлось крепче схватиться за водо­сток, чтобы не упасть. Ее охватил смертельный страх.

Глаза… Она видела глаза, но теперь их было не­сколько пар. Направленных не на нее, но Бенедикте все равно видела, как они светятся там, внутри, пока их обладатели бродят серыми тенями в красноватом полумраке.

Свет исходил от плоского корыта, стоявшего на алтаре. Но алтарь был уже не тот, что они видели раньше. Теперь на нем стояла скамья, так по край­ней мере им казалось, и была покрыта чем-то отвра­тительным, ржаво-коричневого цвета – словно за­пекшаяся кровь?

С одного конца скамьи стояла другая, прямоу­гольная лохань.

– Господи, – прошептал Сандер почти беззвуч­но. – Жертвенная скамья, готовая к жертвоприно­шению! А там не кладоискатели. Там кто-то гораздо хуже!

– «Посвященные люди», – автоматически про­изнесла Бенедикте.

Да, их было трое, тех, со светящимися глазами. Но их глаза не были похожими на те, которые Бене­дикте видела в большом доме, эти были краснова­тые, но несмотря ни на что, более человеческие. Ужас­ные глаза, которые ей пришлось увидеть той ночью, выглядели словно маленькие оловянные кружочки.

Существа остановили свои приготовления. Очевид­но, они были готовы. Двое из них пропали из виду. Сандер вопросительно посмотрел на Свега.

– Что нам делать? – читалось в его взгляде.

– Ждем, – прошептал Свег в ответ.

По спине Бенедикте побежали мурашки. Несмот­ря на невероятную картину, открывшуюся перед ней, она вообразила, что сзади их поджидает еще одна опасность, хотя это было маловероятно.

Те двое снова показались во мраке. Но теперь они волокли безвольно обмякшее создание.

Женщина? Это можно было предположить, уви­дев юбки.

– Аделе! – прошептал Сандер. – Но, Боже мой…

Женщину положили на жертвенник головой в сто­рону корыта. На ее груди блеснул амулет. Один из брактеатов.

– Отец Небесный, – прошептал Свег. – Ее при­несут в жертву? Нет, этого не может быть! Или она уже мертва?

– Возможно, оглушена, – ответил Сандер почти неслышно. – У нас есть надежда. А эти существа… Мне кажется, я могу узнать в этом круглом создании Герта.

– Да, – испуганно прошептала Бенедикте. – А еще Вальтер и Мортен. Пойдем, нам надо вмешать­ся…

Она замерла. Красно-бурый свет стал еще более неясным. «Посвященные люди» отодвинулись немно­го назад, склонились в почтительном поклоне. Из тени над кафедрой настоятеля выступило вперед новое существо. Бенедикте затаила дыхание. Это был высо­кий, сгорбленный человек с опущенной головой.

– Паромщик, – прошептал Сандер. – Которого ты прогнала в глубину!

Паромщик, священник, этот бессмертный! Жрец богини Нертхюс.

У Бенедикте свело скулы, она сильнее вцепилась в оконную раму, чтобы не свалиться вниз от охватив­шего ее отчаяния. Потому что она поняла, что унич­тожение этого ужасного создания станет именно ее долгом, а не чьим-нибудь еще. Но как ей справиться с ним, когда не помогает никакое заклинание? Она не помнила больше ни одного, кроме того единствен­ного.

Помещение приобрело теперь такой отвратитель­ный темно-красный цвет, словно плацента новорож­денного ягненка, Бенедикте однажды видела такое. Стало трудно различать детали. Только три вещи видела она: жертвенный нож в руках священника. Глаза с металлическим блеском, направленные на Аделе. И в быстром отблеске лицо, где левая полови­на выглядела, словно разверзшаяся дыра.

Немцы солгали, когда сказали, что никогда не видели призрака.

Все трое, стоявшие на церковной стене, спрыгну­ли вниз и устремились за угол к входной двери. Те­перь речь шла о жизни и смерти Аделе – действо­вать надо было немедленно.

Свег высадил дверь. Он ударил так сильно, что даже не заметил, что она была заперта – он сорвал ее с петель.

Без лишних церемоний, даже не представившись, он выпустил пулю в того, кто прижимал плечи Аделе к скамье. Герт рухнул на пол.

Вальтер и Мортен бросились на пол и укрылись за алтарем.

Только зловещий призрак остался на месте. Оло­вянные глаза были мгновенно направлены на при­шельцев, остановились на Бенедикте – и священник растворился в темноте. «Мое заклинание оставило горький след в его памяти», – невесело подумала она.

Сандер попытался было преследовать его.

– Стой, нам не удастся его схватить, нет, – крик­нул Свег. – Твоя жизнь тебе еще пригодится, Сан­дер, лучше помоги мне здесь!

Сандер неохотно остановился и вернулся назад.

Свег и Бенедикте присели на корточки возле ал­таря и сняли оттуда Аделе. Пристав дал знак Бене­дикте, чтобы она позаботилась о девушке.

Сам он бросил взгляд на лежавшего Герта и едва сдержал очередное проклятие.

– Я слишком точно попал в него, – пробормо­тал он. – Я не хотел.

– Я думаю, это даже к лучшему, что так с ним получилось, – утешала пристава Бенедикте, пока тащила Аделе к выходу. – Он перестал быть челове­ком, его личность давно разрушена.

Красноватые глаза уставились прямо в потолок. Горевший в них огонь медленно угасал и, наконец, потух. Герт умер.

Бенедикте вынесла потерявшую сознание Аделе наружу из оскверненной церкви. За собой она услы­шала ужасный шум, это означало, что Сандер и Свег вступили в схватку с Вальтером и Мортеном. Но спра­вятся ли они? Ведь те двое все еще находились под воздействием колдовства священника, об этом совер­шенно четко говорили их светящиеся красные глаза.

Но они, несмотря на это, не стали опаснее, обыч­ная револьверная пуля сразила Герта…

Как раз в дверях Бенедикте вздрогнула и оберну­лась на звук еще одного выстрела – и сразу все по­зади нее стихло.

Сандер…

Она облегченно вздохнула и поволокла свою ношу дальше. Голос Сандера звучал сухо:

– С этим покончено. Давайте вытащим их отсю­да, эти стены действуют на меня отвратительно!

Она услышала быстрые шаги и звук, издаваемый тяжелыми телами, которые Сандер и Свег тащили за собой по полу.

Но ведь раздалось всего два выстрела? Один, по­павший в Герта и…

Как только они показались в дверях, Бенедикте получила объяснение.

Пристав Свег сказал:

– Если бы я знал, что студент может уложить парня на пол таким ударом!

Сандер был польщен и улыбался.

– По правде сказать, это была моя первая по­пытка.

– Новичкам всегда везет, только и всего. Давай свяжем этих двух!

Наконец Бенедикте смогла окинуть взглядом всю картину. Мортен был отправлен Сандером в нокаут, а Вальтер ранен в руку. Оба были без сознания и, следовательно, безропотно позволили себя связать. Свег и Сандер также смогли вытащить наружу тело мертвого Герта – и Сандер стоял, рассматривая дра­гоценность, которую он нашел на полу возле алтаря. Он завернул ее в носовой платок, поскольку ужас­ный священник успел подержать ее в своих мертвых руках: жертвенный нож!

Пока они перетаскивали все четыре безжизнен­ных тела в большой дом, Сандер поднял руку с но­жом, завернутым в платок.

– Посмотри, Бенедикте! Здесь написано «Лук и Лен» руническим шрифтом! Во всей Норвегии имеется еще только один такой. Это ценная находка, понимаешь!

Бенедикте была бы рада никогда не видеть по­добной находки, но не сказала этого, не хотела разо­чаровывать Сандера. Напротив, она даже вяло про­изнесла какие-то слова поздравления. Бенедикте продрогла, остальные тоже стучали зубами.

Постепенно начало рассветать. Не то, чтобы игра света, нет, но все же ночное небо приобрело более мягкий оттенок. На полпути к дому им повстречался Ливор, который, как выяснилось, задержался внизу из-за больной коровы. Увидев Аделе в таком плачев­ном состоянии, он упал на колени рядом с ней и взял ее ладони в свои, пытаясь согреть. Он взволнованно выслушал их рассказ.

– Мне надо было бы пойти с вами, – сказал он печально. – Но вы, кажется, и сами отлично справи­лись.

– Могло быть и хуже, – ухмыльнулся Свег. – Но я думаю, с нас на сегодня достаточно. У меня нет никакого желания драться с тем типом!

– Я думал, что он тогда навечно исчез, – сказал Ливор.

– Да и мы так думали, – сказал Свег.

Бенедикте промолчала. Она-то знала, что призрак все это время постоянно находился в Ферьеусете. С тех самых пор, как в первую ночь она увидела те неумолимые глаза в темноте, она подозревала, кто это с такой ненавистью пристально рассматривал ее. Жрец богини Нертхюс!

Они чувствовали себя уставшими, когда наконец вошли внутрь, и Ливор зажег свет. Устали не только физически, но еще больше психически. Безжизненное тело Герта положили на какой-то стол в прихожей, огнестрельная рана Вальтера оказалась не очень опасной, и они с Мортеном начали приходить в себя. Остальные восприняли это с сильным беспокойством.

Как они будут себя вести? Находятся ли они по-пре­жнему под влиянием колдовства священника?

Казалось, что это не так. Их глаза стали вполне нормальными, а в слабых, жалобных стонах было много человеческого. Но рассудок был все еще силь­но затуманен, поэтому их пока оставили в покое.

Аделе была окружена всеобщим вниманием.

Похоже было, что она получила какое-то снот­ворное или наркотическое средство, поскольку ее зрачки были ненормально расширены. Когда ее ста­ли тормошить, чтобы заставить проснуться, она лишь пробормотала что-то нечленораздельное и зас­нула опять.

Ливор поинтересовался, не хотят ли они переку­сить, и сначала все были немного шокированы такой мыслью, но затем внезапно заметили, что жутко про­голодались. Немыслимо, после того, что случилось! У всех троих по-прежнему дрожали руки.

Для надежности Свег оставил немца и Мортена связанными.

Они накрыли весьма скромный стол из продук­тов, припрятанных Ливором в доме еще с прошлого раза. Там была всего одна краюха хлеба, они запи­вали ее жидким кофе. Но все вместе оказалось неве­роятно вкусным, пища придала им сил, они почти успокоились. Огонь в камине постепенно угасал, но язычки пламени еще метались и давали свет, пока они сидели в ожидании утра.

– Что нам делать с ними? – спросил Сандер.

– Ну, я не собираюсь вот так запросто отсылать их обратно в домик на пастбище, – холодно сказал Свег. – Нам придется, наверное, доставить их вниз, в деревню к тамошнему приставу. Пусть у него те­перь голова болит.

– Но пристав живет в моей деревне, – сказал Ливор. – Да и дорога там короче. К тому же я и лодку свою перегнал выше по реке сегодня ночью.

– Что? – сказал Свег. – А как же паромщик?

– Я не знал, что он по-прежнему появляется! К тому же я не видел никакого парома. Да, он же был, по-видимому, занят этой ночью. В церкви, как я по­нял.

– Конечно, – сказал Свег решительно. – А эту церковь мы должны тщательно осмотреть. Вот толь­ко наступит утро и Божье светлое солнце осветит этот заброшенный Ферьеусет снова. Что ж, мы поступим, как ты предлагаешь: спустимся вниз кратчайшей до­рогой. Я не думаю, что призрак появится вместе со своим паромом, пока с нами Бенедикте.

Ливор замер.

– Тише! Там кто-то есть?

– Я ничего не слышал.

– Слабый звук из внутренней комнаты, но он по­тонул в разговоре.

Они сидели совершенно тихо.

– Эй, там есть кто-нибудь? – крикнул Свег.

Ни звука.

Они встали и отправились сплоченной группой, с огнем в руках в соседнюю комнату. Но несмотря на то, что они осветили каждый уголок, она оказалась совершенно пустой. Свег опустил свой фонарь.

– Могла быть мышь, которая скинула что-то вниз, – сказал он.

– Звук раздался так тихо, – сказал Ливор изви­няющимся голосом. – Словно кто-то прокрался мимо двери.

– Ну, все это ерунда, – сказал Свег. – Пойдем, а то кофе остынет.

Они снова расселись за столом, и вскоре среди усталых людей воцарился покой. Начались разговоры о нейтральных вещах, обо всем, что происходило в мире далеко от Ферьеусета, о том, как прекрасно было бы вернуться назад, к цивилизации.

В комнате забрезжил слабый рассвет, когда Бе­недикте внезапно почувствовала в доме какое-то из­менение.

Вначале оно было весьма неопределенным. Но затем медленно поползли смутные ощущения какой-то незнакомой силы, притаившейся в комнате.

Наконец, преодолев свой страх, Бенедикте осмот­релась вокруг, но глаз, – тех, пугавших ее глаз, ниг­де не было видно.

Напротив, что-то другое…

Это был запах, который сначала был слишком слабым, чтобы она могла идентифицировать его. Но когда она задумалась, то поняла, что он уже распро­странялся по комнате некоторое время, она просто была слишком захвачена разговором, чтобы реаги­ровать на него. Она посмотрела на остальных, но они, казалось, не замечали ничего.

Но здесь было и еще что-то, нечто ужасное, что она не могла увидеть…

Запах усиливался. И теперь она могла назвать его. Такая же вонь бывает, когда где-нибудь забу­дешь мокрую половую тряпку, она там лежит и гни­ет, покрывается плесенью. Несвежий, тошнотворный запах.

Аделе пыталась проснуться. Мужчины спокойно и вполголоса все вместе что-то обсуждали.

Бенедикте охватило парализующее ощущение зла, присутствовавшего совсем близко. Потом появился необыкновенный страх, он исходил от нее самой, хо­телось крикнуть, чтобы все как можно скорее убега­ли отсюда, но ужас сдавил ее, для возгласа не хвати­ло воздуха. Она поднялась с места и посмотрела в окно. Ветер гонял грязно-серые облака над верхуш­ками гор, которые неясно вырисовывались в уходя­щей ночи. По руинам Ферьеусета носился стонущий вихрь, и когда Бенедикте прислушалась, то показа­лось, что в этом жалобном вое раздаются голоса мер­твых.

Но увиденная картина навевала лишь скорбное, торжественно-печальное чувство. Настоящая опас­ность находилась внутри – в доме.

В сумерках Бенедикте различала постройки как расплывчатые силуэты на фоне неба. Сумрак по-пре­жнему преобладал, лишь слабое свечение на востоке предвещало утро.

Она почувствовала сильную дрожь, прокатившу­юся по спине и обернулась. Но там, в круге света сидели лишь трое мужчин: Сандер, Свег и Ливор. Аделе все пыталась пробудиться от глубокого сна, лежа на одной из двух кроватей. На другой лежал Мортен, со связанными руками и заткнутым ртом, они хотели поговорить с ним позднее, когда полнос­тью освободятся от мрачного воздействия Ферьеусе­та. Вальтер лежал на полу.

Но в комнате имелся лишь один полюс – центр злобной силы. В нем таилась смертельная опасность – но она не хотела показываться на свет. Это зло уважа­ло ее, Бенедикте. Девушка почувствовала, что стоит между этой силой и остальными. Возможно, защища­ет их, но, может быть, только временно задерживает, продляет отсрочку исполнения приговора.

– Как там на улице, Бенедикте? – спросил Сан­дер. – Уже наступило утро?

Бенедикте автоматически снова посмотрела в окно.

– Рассветает потихоньку, словно… – начала она. И замерла. Она почувствовала, как волосы на затылке зашевелились.

Комната отражалась в черном, блестящем окон­ном стекле.

И там она увидела, что же на самом деле было не так как надо за ее спиной. Злая сила не могла пред­положить, что будет отражаться в оконном стекле.

Теперь Бенедикте видела ее. Она с ужасом раз­глядывала отражение, не в силах мыслить ясно и чет­ко.

Это было даже хуже, чем она могла себе предста­вить. Как теперь с этим справиться?

13

Бенедикте должна была вести себя, словно ничего не произошло.

Нельзя, чтобы злобное создание поняло свою ошибку. Тогда бы все пропало.

Вначале, когда она только увидела это в окне, оно ощущалось как нечто недостающее в комнате, что Бенедикте не могла раньше заметить. Оно долж­но было находиться здесь, но его просто-напросто не было видно! И теперь Бенедикте поняла, почему. Ибо вся его ужасная сущность медленно проявлялась в размытых очертаниях, выступала вперед, заставляя содрогаться от отвращения.

Некоторое время Бенедикте стояла, как вкопан­ная. Нервы собрались в тугой комок.

Бенедикте поняла, что не сможет долго скрывать свое состояние. Лицо могло ее выдать.

Поэтому она извинилась и сказала, что ей необхо­димо на минуту выйти. В этом не было ничего необыч­ного, время от времени все выходили по своим делам, так что остальные лишь кивнули в ответ. Впрочем, они были так заняты Аделе, которая наконец приподня­лась на кровати, что не думали о Бенедикте.

Как же их теперь можно спасти?

Она обошла вокруг дома, пытаясь сконцентриро­ваться. Внутри, в комнате у нее не получалось со­браться с мыслями. Теперь она знала, что ее закли­наний было недостаточно; она, наверное, смогла бы снова загнать священника в глубину, но он вскоре бы появился опять. Потому что сперва надо было уничтожить ту ужасную силу, поддерживающую его «живым». Иначе он бы приходил опять и опять, и опять…

Ферьеусет должен быть очищен!

Бенедикте должна была отыскать первородную силу, ту, которая вызывала все зло в этой красивой, но покинутой горной деревушке. Надо сделать так, чтобы люди могли свободно передвигаться в этих прекрасных горах, чтобы они не плевали в сторону Ферьеусета при мучительных размышлениях о том, не слишком ли близко они подошли к проклятой де­ревне. Тогда бы им не пришлось бояться этого нео­бычного места, словно чумы.

Да, ведь Бенедикте и ее друзья давно уже знали, что здесь имелось нечто большее и гораздо более опасное, чем этот мерзкий призрак на пароме. При­зрачный священник сам по себе не был достаточно силен, чтобы превратить трех современных, трезвомыслящих молодых людей – Мортена, Вальтера и Герта – в послушных рабов своего мрачного жерт­венного культа. Правда, они, очевидно, заранее были избраны паромщиком, поскольку смогли невредимы­ми перебраться на другой берег в его пароме.

Источник всего этого зла должен был находиться в церкви. Внизу, под «глубокими сводами», разве не туда Тенгель Злой загнал могущественное колдов­ство? Чтобы оно не смогло разрушить его собствен­ную власть?

Это должна быть бесконечно могущественная сила, поскольку даже сам Тенгель Злой посчитал ее опас­ной.

Ибо Тенгель хотел в одиночку царить на земле, когда придет его время.

Сама не заметив этого, Бенедикте дошла до церк­ви и была не видна со стороны дома. Она остановилась у входа – крыльца больше не существовало – и задумчиво посмотрела на него, охваченная священ­ным трепетом. Церковь была такой маленькой и не­взрачной, что, на первый взгляд, вряд ли могла та­ить в себе такую ужасную загадку. Она так мирно стояла в утренних сумерках. По-прежнему все вокруг было серым или черным, ни один живой цвет еще не проступил.

Бенедикте должна попытаться решить загадку; только она одна способна на это, ведь в ней течет кровь Людей Льда. Но как ей отважиться?

И как они не поняли того, что, казалось бы, нахо­дилось у них прямо перед глазами! Да, было нечто очевидное, единственно логичное и последовательное во всем том, что касалось священника!

Она услышала шаги за спиной и испуганно обер­нулась. Но это был Сандер, который спросил, куда это она подевалась. Он волновался за нее.

Все обостренные чувства Бенедикте смягчились, когда она увидела его и услышала любимый голос. Он мог видеть, с каким неестественным облегчением она неуверенно улыбалась ему. Она быстро расска­зала Сандеру о своих намерениях.

Сандер испугался.

– Но тебе нельзя входить в эту церковь, Бенедик­те, ты не можешь этого сделать! Естественно, я и сам понимаю, что первородная сила спрятана здесь, но я никогда в жизни не позволю, чтобы ты вошла внутрь. Мы должны получить помощь, подкрепление снизу, из Кристиании, мы…

– Кто? – мягко сказала она.

Это единственное слово заставило его замолчать. Он раздумывал. Кто во всей Норвегии сможет бо­роться с неизвестными силами?

Никто. Священники со святой водой, изгоняющие дьявола, ученые-парапсихологи… Никто и ничто не сможет ничего поделать с тем, что прячется под глу­бокими сводами церкви.

Никто, кроме представителя рода Людей Льда.

И единственным избранным потомком, который жил сейчас, была маленькая Бенедикте.

– Я не боюсь, Сандер, – сказала она мягко, пы­таясь убедить его. – Не так уж и страшно. Ведь у меня есть теперь ты.

Было неожиданно услышать подобные слова от, казалось бы, робкой и неуверенной девушки. Сандер понял, чего ей стоило произнести их, ведь она безро­потно считала себя самой непривлекательной девуш­кой в Норвегии. С гордостью он понял, что фактичес­ки придал ей уверенности в себе.

Сандер Бринк всегда умел ладить с женщинами. Он интуитивно чувствовал, каких слов они ждали от него, какого обращения. Но ей все равно нельзя вхо­дить в церковь!

Он решительно взял ее за руку.

– Бенедикте, мы все сейчас слишком устали, мы продолжим в другой день. Остальные уже начали переправлять раненых на другой берег озера. Пой­дем, нам надо уйти отсюда!

– Нет!

Это испуганное восклицание заставило его обер­нуться и посмотреть на нее. Она помертвела, что осо­бенно подчеркивалось сумеречным светом. Ее боль­шие темные глаза смотрели тревожно.

Она почти не могла говорить.

– Вы не должны спускаться к озеру! Разве ты не понимаешь, где находится паромщик, вы там все с ума посходили!

Последние слова она выкрикнула, бросившись на­зад, в сторону дома.

Сандеру пришлось напрячь все свои силы, чтобы не отставать.

– Кого перевозят первым? – крикнула она через плечо, ее голос казался смертельно испуганным.

– Двоих раненых, Вальтера и Мортена, – отве­тил Сандер. – В лодке Ливора больше ни для кого не хватило места, поскольку те двое должны лежать.

– Ага, – буркнула Бенедикте, и в этом «ага» ему послышалось «слава Богу».

Показался дом, но Бенедикте бежала дальше, пря­мо к озеру. Они видели пристава и Ливора рядом с лодкой. Аделе сидела на берегу, погруженная в разду­мья, ее колени были сжаты, а лицо опущено вниз.

Как раз в тот момент, когда Бенедикте и Сандер приблизились, Аделе подняла голову и жалобно ска­зала приставу Свегу:

– Я хочу на тот берег, я сказала! Что толку пере­возить их первыми? Они-то не боятся этого ужасного места!

– Все будет так, как сказал Ливор, он лучше зна­ет, – проворчал Свег. Он повернулся к Бенедикте и Сандеру. – Вы так чертовски быстро бежали, вы что, увидели привидение?

Довольно неуместное замечание, он и сам дол­жен был это признать.

– Нет, но мы видим его сейчас! – крикнула Бе­недикте. – Остановите лодку! Ей нельзя выходить в озеро!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Лодке нельзя выходить в озеро!

Бенедикте была в отчаянии. Она бежала так быс­тро, что у нее не осталось сил собраться как следует с мыслями, – и они ничего не понимали.

Ливор уже оттолкнул лодку от берега и баланси­ровал, проходя на свое место.

– Стой, ты, злобный дух из преисподней! – крик­нула Бенедикте, вытянув руки в сторону лодки. Она схватила корень мандрагоры и подняла его высоко вверх.

Ливор обернулся. Его дружелюбное крестьянское лицо медленно скривилось в омерзительной ухмыл­ке, он стал больше, его тело раздулось, голова опус­тилась вниз между плечами, и прямо на их глазах его лицо превратилось в отвратительную, оскален­ную маску, где левая половина лица отсутствовала от глаза до горла, так что зубы оголились.

Он повернулся, взмахнул веслом так, что смог сно­ва сойти на берег, но одновременно отпихнул лодку так сильно, что она зачерпнула воды и начала то­нуть. Аделе закричала, как сумасшедшая, и спрята­лась за Сандера, все четверо попятились назад, в то время как призрак надвигался на них.

Слишком поздно Сандер понял очевидное: по­скольку священник появился в другом обличье в тот раз, когда Тенгель Злой загнал его в глубину озера, он мог сделать это снова, после того, как Бенедикте отправила его на дно. И кого же они встретили сразу после этого, кто помогал им перебраться на лодке? Где сейчас находился настоящий Ливор, они не зна­ли, но наиболее вероятно, что он мертв, убит тем, кто завладел его телом и земной жизнью. Вот почему «Ливор» никогда не слышал о призраке!

Они снова побежали вверх, преследуемые звуком целенаправленных шагов сзади. Паромщик издал какой-то угрожающий, невнятный рев, преисполнен­ный слепой ярости. И все поняли, что не будет на этот раз им спасения, если только Бенедикте…

Она решительно попыталась вспомнить заклина­ние, которое она выучила наизусть, но в голове было пусто.

– Беги! – крикнул Сандер. – Спасайся!

Призрак больше не ревел. Они слышали только шаги за собой, неуклюжие, упорные, хромающие шаги.

Определенно, не шаги Ливора.

А если они успеют забежать в дом? Но он вид­нелся так бесконечно далеко. Да и помогут ли им его стены?

Вряд ли.

Бенедикте была последней, так как ей казалось, что она должна защитить остальных. Попытки вновь начать заклинание только замедляли ее шаги. Она остановилась и повернулась лицом к преследовате­лю.

Сандер вытянул руку.

– Бенедикте, любимая, ради меня… попробуй убежать, спастись!

Аделе была прямо перед ними, и истерически вык­рикнула:

– Чего ты о ней заботишься, она ведь не твоя любовница, ты же не мог и с ней тоже переспать? Быстрей, Сандер, беги!

Бенедикте подняла руки навстречу чудовищу, не­смотря на то, что его вид вызывал отвращение, и на­чала произносить первые слова заклинания. Призрак сразу же остановился. Но слова Аделе не укладыва­лись в голове.

«Тоже? Переспать с ней тоже?» Значит, он…

– Нет! – крикнула она. – Нет, нет, это неправ­да!

Священник-паромщик начал снова оживать.

– Заклинание, Бенедикте! Это кричал Сандер, обращаясь к ней. Она попыталась начать снова, произнесла закли­нание почти до середины, так, что жрец надолго оцепенел, но мысли ее сбивались. Когда Сандер успока­ивающе взял ее за руку, она отчаянно вырвалась и ударила его прямо в лицо.

– Не прикасайся ко мне, – по-кошачьи проши­пела она.

– Бенедикте…

– Не смей больше говорить со мной! – крикнула она. – Не смей! Я не желаю больше тебя видеть, не мешай мне!

Она снова и снова начинала заклинание, но ры­дала при этом слишком сильно, поэтому слышались только отдельные слоги, которые могли держать па­ромщика в оцепенении, не причиняя ему особого вре­да. Как только она останавливалась, он продолжал преследование.

– Бенедикте, для меня Аделе ничего не значит, – быстро сказал Сандер, опасаясь, что она снова пре­рвет его. Он догадался, чем был вызван ее припадок ярости, и, говоря откровенно, он понимал девушку. Нельзя сказать, что он был не виновен в создавшем­ся затруднительном положении, но он проклинал Аделе, которая выбрала такой неподходящий момент, чтобы выболтать его маленькие секреты. Ревнивая женщина всегда непредсказуема.

Бенедикте испытывала более серьезное чувство, чем ревность. С бессильным отчаянием Сандер вспом­нил ее робость и страх оттого, что она не понравится ему. Она, возможно, так никогда по-настоящему и не поверила его заверениям в любви. А сейчас… для нее все было кончено. Все!

С раздирающим сердце волнением Сандер при­слушивался к ее неуклюжим попыткам остановить духа из преисподней. Почему же его возражение о том, что Аделе ничего не значит для него, не подей­ствовало так, как он рассчитывал?

Как раз наоборот! Он получил удар кулаком в лицо, да так, что зашатался и упал. Тут он внезапно понял, кем была Бенедикте на самом деле: одной из избранных среди Людей Льда. Бенедикте была силь­ной, и кровь избранных в соединении с праведным презрением к нему сделала ее физическую силу сверхъестественной. Пристав Свег, которого практи­чески парализовало появление призрака, бежал вме­сте с Аделе, которая выкрикивала что-то истеричес­кое и дергала Бенедикте за руку.

– Останови его, останови его, – звучали ее моль­бы, но Бенедикте, которая почувствовала себя затрав­ленной, а внутри представляла собой клубок отчаяния, с разворота ударила прелестную девушку из Кристиании, да так, что у той чуть не вылетела челюсть. При­став тоже получил увесистый шлепок наискось по лицу, но, поскольку был хорошо закален в стычках с распус­кавшими руки пьяницами, все же смог схватить Бене­дикте и крепко держать ее. Во всяком случае, до тех пор, пока не прорычал ей прямо в ухо:

– Призрак оживает!

Все уставились туда. Ужасное создание начало медленно шевелить телом, у него опустились застыв­шие было руки, оно занесло ногу для решительного шага в направлении людей.

Аделе испуганно закричала, сидя на земле, и на­чала отползать назад, на горку, невероятно быстро перебирая руками и ногами. Сандер был парализо­ван, приставу пришлось как следует пихнуть его в бок, чтобы заставить очнуться, а Бенедикте…

Она не могла ничего с собой поделать. Она не могла думать, не могла произнести ни единого сло­ва, она сверх всякой меры была потрясена. Единствен­ными звуками, доносившимися от нее, были беспо­мощные и горькие рыдания.

– Мы умрем! – кричала Аделе. – Мы умрем, мы все умрем, Господи, сделай что-нибудь, я умираю!

Тяжело, неповоротливо надвигался на них жрец богини Нертхюс во всем своем колоссальном, отвра­тительном уродстве. Его отталкивающее лицо было искривлено в бешеной ярости, и теперь он не знал пощады. Сандер мельком увидел, что лодка почти затонула, исчезла с поверхности воды, но он был не в силах оценить расстояние до нее, его мозг отказы­вался работать, смертельный страх охватил его. Не­выносимый могильный холод, поскольку на этот раз они имели дело с самой Смертью.

– Беги, Бенедикте! – вырвалось у него.

Она издала лишь жалобный стон, она понимала, что вся ответственность теперь лежит на ней, но была не в силах предпринять хоть что-нибудь. Аделе попы­талась добежать до дома, но споткнулась о кочку и упала навзничь с отрывистым криком. Пристав за­мер на месте рядом с ними, он боролся между ин­стинктом самосохранения и чувством ответственнос­ти. Сандер хотел помочь Бенедикте, но знал, что теперь она презирает его, и поэтому стоял в нерешительнос­ти, охваченный страхом.

Теперь все четверо поняли: им пришел конец.

Паромщик был совсем рядом с Бенедикте, и ей ка­залось, что она сейчас потеряет сознание, так ужасно он выглядел. Ее губы беззвучно двигались, но она не смогла произнести ни единого слова, не вспомнила ничего, чувствуя один только бесконечный страх. И так же сильно она расстроилась из-за измены Сандера, эта скорбь накрыла все ее мысли черным платком.

Корень мандрагоры стал теперь ее единственной защитой, но и он был здесь как бумажная стена про­тив шторма.

Она услышала, как пристав Свег шептал молитвы, но поняла, что они не возымеют никакого дей­ствия. Ничто. Ничто на свете не могло бы им теперь помочь!

В следующий момент все вздрогнули и поежились от ослепительного света, словно ударила молния, и в ушах у них загрохотало.

Раз за разом сверкали немилосердно-яркие мол­нии, воздух дрожал и раскалывался от взрывов так сильно, что ни один человек не вынес бы этого.

Призрак замер на ходу, не окончив последнего движения. Черты его лица исказились в таком же ужасе, как и у людей, которых он преследовал. Ведь это в него попадали эти ужасные огненные стрелы. Священника окружил мучительно яркий белый свет, и когда их ослепшие глаза снова смогли что-то раз­личить, его корчили какие-то страшные судороги. Паромщик побледнел, стал тоньше, прозрачнее, в него попали еще две режущие глаз вспышки со звуком, от которого люди оглохли…

А потом все стихло.

Священник исчез. Ферьеусет был освобожден от своего жуткого паромщика.

Некоторое время они не могли пошевелиться. За­тем повернулись направо, откуда пришли огненные молнии.

Там расстилался цветущий луг, освещенный ут­ренним солнцем. А на лугу стоял самый красивый мужчина из всех, которых они видели до сих пор. Молодой парень с черными, как уголь, вьющимися волосами, одетый довольно просто в куртку и жел­тые бархатные брюки. Он улыбался им, и от этой улыбки на его загорелом лице у Аделе закружилась голова. Сандер, которого она до сих пор считала са­мым привлекательным мужчиной на свете, казался невзрачным рядом с этим красавцем.

Но незнакомец не смотрел на нее. К своей нескры­ваемой досаде Аделе заметила, что он поглощен этой Бенедикте.

– У тебя, я вижу, проблемы, – улыбнулся он девушке из рода Людей Льда.

Бенедикте напрягла память. Так давно! Так неве­роятно давно это было!

Тогда она была маленькой девочкой. Картина всплыла в памяти… Двор на Линде-аллее. Тот слу­чай она пыталась забыть всю жизнь. Ульвар, этот ужасный Ульвар, который никогда ни с кем не был добр… Он крепко схватил ее. Приставил лезвие ножа к горлу. Произносил злобные слова. Слова, которые ранили ее больше, чем нож. Слова о том, что она ничтожество, с которой никто не захочет иметь дело. Что она самая уродливая на свете. Эти слова навсег­да отложились в ее памяти и причиняли ей невыно­симую боль, разрушая остатки уверенности в себе, – чувства, в котором каждый человек очень нуждается.

Ульвар тогда умер. Погиб от руки своего брата-близнеца. А брат проливал потом горькие слезы. Ведь он был единственным, кто по-настоящему любил Ульвара.

– Марко! – вскрикнула Бенедикте с благогове­нием в голосе, и трое остальных – Сандер, Свег и Аделе с удивлением посмотрели на нее. – Марко, неужели это действительно ты? Мы думали, что боль­ше никогда тебя не увидим!

Он подошел к ней, мягко улыбаясь и взял за руку. Десять лет прошло с тех пор, как они в последний раз видели друг друга, но он остался прежним. Разве что стал немного старше, возмужал, естественно, но ах, как удивительно было видеть его снова! Бенедикте прижа­лась к его сильному плечу и тихо заплакала, это были слезы измученного, доверчивого человека.

– Моя милая Бенедикте, – сказал он нежно. – Я знал, что ты хочешь вырасти и стать сильной, спо­собной и красивой девушкой. Но произошедшее здесь стало слишком сильным испытанием для тебя, и я это понимаю.

Поскольку в ней уже проснулась женщина, Бене­дикте больше всего обрадовалась слову «красивая». Именно в этом она сейчас больше всего нуждалась.

Сандер почувствовал угрызения совести. Он знал, что именно его поведение стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, несмотря на то, что Аделе произнесла те совершенно убийственные сло­ва.

– Но где ты был, Марко? – спросила Бенедикте и припомнила все те дни, когда он помогал ей соби­рать цветы для бабушки Белинды или утешал ее, ког­да другие дети говорили про нее обидные вещи. – И откуда ты пришел теперь?

– У меня своя собственная жизнь, – мягко отве­тил он. – А сейчас я случайно проходил мимо.

– Нет, в это я никогда не поверю.

– Ты права. Но ты же избранная, Бенедикте, и меня попросили присмотреть за тобой. Это опасное место.

Она не стала спрашивать о том, кто попросил его присмотреть за ней. В такое лучше не вмешиваться.

– Поэтому я и пришел сюда, – непринужденно продолжил он. – Похоже, я появился вовремя.

– Да, – нервно улыбнулась она. – Спасибо! Тысячу раз спасибо! Он… он ведь не появится снова?

– Нет, теперь он исчез. Навсегда. И он, и его лодка.

– Но здесь есть нечто еще более страшное.

– Здесь есть даже больше того, о чем тебе извес­тно, Бенедикте. Наш злой предок охотится за тобой.

– За мной? Но почему?

– Он начинает просыпаться. Не то, чтобы при­шло его время, но флейта разбудила его, правда, толь­ко совсем чуть-чуть. И он хочет уничтожить все, хоть как-то угрожающее его власти. Ты одна из этих уг­роз, даже если он не очень-то считается с тобой.

– А ты?

Марко улыбнулся.

– Меня ему не достать. Я скрыт от его взгляда. Он знает только, что существует нечто или некто, и это его ужасно беспокоит, но он не может увидеть меня.

Бенедикте было приятно слышать об этом.

Марко отстранил ее от себя и серьезно взглянул ей в глаза.

– Он умышленно послал тебя сюда, чтобы ты погибла в этом опасном путешествии. В его планы не входит дать тебе шанс выбраться отсюда.

Она вздрогнула. Затем просветлела.

– Но ты теперь здесь.

Тогда он печально улыбнулся.

– Я не знаю, насколько силен окажусь в схватке.

– Против Тенгеля Злого?

– Нет, против здешней первородной силы. Я еще не закончил своего обучения. Своих приготовлений.

Для Бенедикте его слова прозвучали странно, но она не хотела казаться излишне любопытной.

– Так значит, дух Тенгеля Злого не придет сюда?

– Этого я не знаю. Это станет возможным, если ты вырвешься из смертельных объятий другой силы. Но если он заметит, что к тебе пришла подмога…

– То не осмелится появиться здесь и останется в стороне, – улыбнулась она, воодушевленная присут­ствием Марко рядом с ней. Ах, как часто им не хва­тало Марко дома на Линде-аллее! Они так горевали от того, что он покинул их. Но теперь все снова было хорошо, теперь он отправится домой вместе с ней и…

– Нет, Бенедикте, – тихо сказал он, словно про­читав ее мысли. – Мой дом теперь совсем в другом месте. Но все же передавай им всем привет – если нам удастся выбраться отсюда. Я так часто думаю о них. Хеннинг, Малин… Обо всех родных. Я никогда не забываю вас.

Ее глаза невольно заблестели. Но они не успели сказать друг другу ничего больше, поскольку Аделе поднялась на ноги, справилась с последствиями шока и побежала к ним. Очевидно, она поняла, что ее прическа сейчас не так красиво уложена, как обычно. На бегу она успела поправить волосы и отряхнуть платье. Чисто рефлекторными движениями, выработанными за многие годы.

Бенедикте поискала глазами Сандера. Но он и Свег уже давно спустились вниз, к озеру, и Сандер бросил­ся в воду, чтобы попытаться спасти тех двоих, скрыв­шихся в глубине. Она даже разглядела тело одного из них, наполовину погруженное в воду, но не успела уви­деть больше ничего, потому что Аделе завладела вни­манием Марко. Она крепко вцепилась в его руку, по­этому он вынужден был отпустить Бенедикте.

– Спаси меня! – взмолилась Аделе. – Забери меня отсюда, я не хочу оставаться здесь больше ни минуты!

Марко спокойно ответил:

– У меня здесь еще много дел. Разве мы не дол­жны сперва помочь им вытащить людей из воды?

– Нет! – дико вскрикнула она. – Я хочу домой! Немедленно, я больше не вынесу!

– В таком случае, фрекен Аделе, вы найдете до­рогу сами. Через лес, к пастбищу, а потом вниз, в деревню.

– Одной? Никогда!

Аделе так крепко схватилась за его локоть, что он должен был освободиться от нее мягким движением. Но она настаивала на том, чтобы держать его за руку и шла, тесно прижавшись к Марко, пока они спускались вниз, к остальным.

Сандеру удалось вытащить одного на берег. Это оказался Вальтер, и он был мертв. Сандер стоял ря­дом, насквозь промокший и расстроенный. Марко жестом показал ему, где надо искать Мортена Хьортсберга. Сандер сразу же нырнул снова.

Остальные ждали. Аделе стиснула зубы и всхли­пывала.

– Ах, я была неприветлива с Мортеном! Я была груба с ним, это моя вина, если он умрет. Я флирто­вала с Сандером прямо на его глазах, мне не надо было делать этого.

Ей никто не отвечал. Она должна была пережить угрызения совести в одиночку. Но если бы Мортен сейчас умер, то в этом вряд ли была вина Аделе.

После нескольких погружений под воду Сандер вытащил и Мортена Хьортсберга. Его тело положи­ли на берег и пристав Свег принялся делать искусст­венное дыхание. Но все попытки оживить Мортена оказались напрасными.

– Мне кажется, так даже лучше, – сказал Мар­ко. – Никто из них так и не стал бы снова полноцен­ным человеком.

– Что за жестокая богиня, – прошептала Бене­дикте. – Смерть, только смерть вокруг нее. Она не­насытна!

Сандер стиснул зубы. Бенедикте поняла, о чем он думает. Нертхюс не отличалась кровожадностью, в честь нее обычно устраивали оргии плодородия.

Все это только сильнее запутывало ситуацию.

Они положили двух утопленников вместе с Гертом в дровяной сарай, поскольку им надо было как можно скорее заняться другим делом. Аделе, кото­рая успокоилась настолько, что начала осознавать шансы, которые у нее появились – подумать только, показать Марко в Кристиании как свое завоевание – снова испуганно вскрикнула, когда они начали гово­рить о церкви.

– Вы что, собрались вниз, в этот склеп? – возму­щалась она. – Нет! Я не пойду с вами, я решительно отказываюсь!

– В этом нет необходимости, – ответил Марко. – Будет лучше, если остальные подождут снаружи. Но я хотел бы взять с собой Бенедикте, ибо она может усилить мои возможности.

– Я пойду тоже, – сказал Сандер.

– И я, – сказал пристав Свег.

– И оставите меня снова одну? – крикнула Аде­ле. – Только попробуйте!

Марко оценивающе смотрел на мужчин.

– Мне кажется, что парень может пойти с нами. Тебя зовут Сандер, не так ли? Но держись подальше за нашими спинами!

– А почему он, а не я? – спросил Свег.

– Поскольку Сандер разбирается в мифологии и религиях. Брать с собой еще и вас означает подвер­гать вашу жизнь опасности без крайней на то нуж­ды. Здесь, в Ферьеусете, находится весьма могуще­ственная сила, и если вы спуститесь вниз, то ваши глаза приобретут такой же раскаленный блеск и вы станете рабами, в точности так же, как эти молодые люди.

Ни Аделе, ни Свег не нашли эту перспективу осо­бенно привлекательной, а Сандер нервно сглотнул.

– Я буду защищать тебя, – заверил Марко. – Но будет лучше, если ты сможешь идентифицировать эту силу для нас. Таким образом мы поймем, как с ней бороться.

– А ты сможешь победить ее? – спросил Сан­дер.

– Я не могу ничего сказать, пока не узнаю, что она собой представляет, – признался Марко, и этот ответ был не таким успокаивающим, как они надея­лись.

– Но тебе известно, что она находится в церкви? – сказал Свег.

Марко медленно осмотрелся вокруг.

– Все свидетельствует об этом, – наконец произ­нес он.

И вот они были готовы. Свег и Аделе ждали на безопасном расстоянии, но могли хорошо видеть вход в церковь. Остальные посмотрели друг на друга и набрали побольше воздуха, как перед прыжком в воду. Потом вошли внутрь.

Солнце давным-давно взошло, и церковь на пер­вый взгляд казалась спокойной и миролюбивой. Лучи света пробивались сквозь окна и падали на пол, не достигая алтаря. Там по-прежнему стояла та богохульственная жертвенная скамья с корытами для кро­ви, а на стене, где должна была быть икона, они теперь увидели какой-то символ, который Сандер не смог расшифровать.

– Это должно означать один из множества язы­ческих культов, – сказал он и принялся рассматри­вать плоский камень с выцарапанным на нем треу­гольником. Камень находился слишком высоко, чтобы Сандер мог прочитать рунические знаки посередине, но рисунок напоминал птичьи клювы. Камень был укреплен на стене при помощи нескольких загнутых гвоздей, вбитых вокруг. «Не очень-то аккуратно сделано», – подумал Сандер, но понял, что они, навер­ное, спешили, прикрепляя его и снимая затем снова.

– Мы пойдем туда, где скрылся священник, – храбро сказал Сандер; смелости у него было в из­бытке. Бенедикте решила целиком сосредоточиться на порученном ей задании и на время забыла о сво­ей маленькой трагедии. Она старалась не смотреть в сторону Сандера.

Они обошли кафедру настоятеля. За ней оказа­лась небольшая дверь, ведущая, возможно, в ризни­цу. Они вошли внутрь, Марко сам пожелал идти пер­вым.

Ризница оказалась крохотной и совсем пустой. Но их внимание привлекла другая дверь.

Сандер смотрел на своих спутников. Он был удив­лен выражениями их лиц. Раньше он ни разу не ви­дел Бенедикте такой напряженной, а Марко был на­сторожен. Но Сандер чувствовал, что оба они находились в сильной концентрации, пока их взгля­ды были направлены в сторону двери.

– Я думаю, тебе стоит подождать здесь, Сандер, – наконец произнес Марко. Слова давались ему с тру­дом.

– Нет, теперь я хочу быть рядом с вами, – быс­тро сказал Сандер. – Мне любопытно, я много знаю о богах, так что могу оказаться вам полезен – и я не желаю оставлять Бенедикте на произвол судьбы. Я очень хочу показать, как много она для меня зна­чит.

Она не повернулась в его сторону, так как именно в этот момент была не в силах смотреть на Сандера, не могла выйти из концентрации. Марко был крайне озадачен, но в конце концов сдался. Только попро­сил Сандера беречь глаза. Если он заметит, что под­вергается какому-либо воздействию, сильному или слабому, он должен немедленно отвернуться. Мгно­венно! Это касалось и Бенедикте тоже.

– И приготовьтесь спасаться бегством! Никакого бессмысленного геройства нам здесь не нужно. Вы поняли?

Они кивнули.

И Марко открыл дверь.

Их встретило странное свечение. Собственно гово­ря, за дверью было темно, но темнота жила своей собственной жизнью. Пульсирующий, крайне слабый свет, который нельзя было описать, он был как бы… осязаем? Когда их глаза привыкли к необычной тем­ноте, они увидели ступени или, скорее, приставную лестницу, уходящую вниз.

Марко сделал знак рукой, чтобы они позволили ему пойти первым. Но когда он наполовину скрылся из виду, Бенедикте последовала за ним без пригла­шения, а Сандер сразу за ней.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – прошептал он. – Я имею в виду… неприятное или нечто в этом роде?

– Сопротивление, – прошептала она в ответ. – Это пугает меня.

– И никакого чувства опасности?

– Необычайно сильное!

«И все же ты идешь», – подумал он. Сам он ниче­го не чувствовал, не считая своего собственного, лич­ного страха. Но об этом он молчал.

– И никакого запаха? – спросил он, когда они стояли внизу в тесном склепе. Свет стал сильнее, он словно насытился всеми цветами спектра и ритмич­но пульсировал.

– Почему же, – ответила она. – Но не этот мер­зкий запах паромщика. Другой, более…

Она не могла сказать, какой. Слишком далеки они с Сандером стали друг от друга за последние часы. А это был невыносимо сильный запах сладост­растия, никаким другим словом она не могла этого выразить.

Марко стоял впереди, повернувшись к ним спи­ной. Он поднял руку вверх, чтобы остановить их в случае, если бы они надумали идти дальше. Но они замерли и так. Им было очень страшно, поэтому Марко почувствовал, что самый сильный удар ему придется принять на себя.

Сколько себя помнил Марко, он мог испускать удивительные вспышки света. Еще с тех пор, когда едва стоял на ногах, он обладал этой необычной спо­собностью, ведь он был сыном Люцифера. Он сделал незаметное движение, и подвал осветился быстрой, яркой молнией.

Ее короткого проблеска хватило для того, чтобы они смогли увидеть в углу какой-то предмет. Он на­поминал по форме статую, но был закутан в темные лохмотья. Сандер слегка попятился назад, поскольку почувствовал мощное воздействие, исходившее от предмета, парализующую силу.

– Зажмурьте глаза, как я говорил! – приказал Марко.

Они повиновались. Были слышны его шаги по зем­ляному полу, он направлялся прямо в угол.

Несмотря на то, что они изо всех сил зажмурили глаза, они все же заметили режущий яркий свет, вспыхнувший с быстротой молнии, он шел от Марко. Сандеру и Бенедикте пришлось подхватить его, ког­да он зашатался и отпрянул назад, но сразу же сно­ва выпрямился, и молнии с треском засверкали вок­руг них. Они чувствовали себя смертельно уставшими, беспомощными, будто загипнотизированными незна­комой силой, которая пыталась завладеть их волей, душой и разумом. Бенедикте громко закричала, обхватив голову руками, чтобы не впускать это ужас­ное воздействие. Но вот она вспомнила свою задачу, и теперь она знала заклинание. Оно само сорвалось с ее губ, девушка услышала, как Марко поблагода­рил ее, но он, похоже, был совершенно занят своим собственным делом. Это можно было понять по не­выносимо ярким пучкам света, раз за разом напол­нявшим комнату.

Бенедикте заметила, что Сандер лежит на полу. Но он был жив, она слышала, как он стонал от на­пряжения, пытаясь удержать первородную силу, не допустить, чтобы зло завладело его душой.

Наконец они услышали голос Марко, Бенедикте бессильно опустила руки.

– Вот! – кричал он торжествующе. – Я достал-таки тебя. Теперь и тебе больно, гадина!

Мерцающие молнии и грохот прекратились.

– Продолжай, Бенедикте! Заклинание!

Она произносила его как можно отчетливее, гром­ко выговаривая странные и непонятные слова. Одно­временно она услышала, как Марко что-то говорил, это были совершенно непонятные звуки – не считая тех, которые появлялись с равными промежутками. И эти слова были: «Тенгель Злой».

Она набрала побольше воздуха, чтобы продол­жить.

– Теперь можешь остановиться, Бенедикте, – спокойно произнес Марко.

Она поняла. Подвальное помещение было свобод­но от всякого зла, от мерзкого запаха, от пугающих ощущений.

Сандер смог подняться на колени и встать прямо. Он медленно открыл глаза. Даже это легкое движе­ние причинило им боль, настолько сильно он сжал их, когда почувствовал опасность.

В склепе было темно. Но Марко спокойно взмах­нул рукой, и вокруг них заструился мягкий, теплый свет.

Сандер уставился на статую идола, выделявшую­ся в углу. Теперь она была безжизненной – хотя они прекрасно понимали, что эти ужасные каменные гла­за когда-то принадлежали существу, чрезвычайно яростно боровшемуся за свое существование. Но те­перь Марко победил его.

Голос Сандера дрожал.

– Это не богиня Нертхюс, – сказал он. – Но Боже мой, что же это?

14

Они рассматривали древнего, омерзительного идола из камня.

Конечно, время поистерло его края, к тому же вырубили его весьма грубо и примитивно, но он был раскрашен разными цветами, теперь уже поблекши­ми. Сандер мог различить лишь следы красок под высохшей кровью, которая покрывала статую с голо­вы до ног. Но глаза выделялись отчетливо, они были сделаны из рубинов кроваво-красного цвета и встав­лены в черный камень. На шее, вернее там, где она должна была быть, висели драгоценные подвески.

Эти глаза, должно быть, наводили смертельный ужас, пока чудовище не погибло. Теперь они были неопасными, хотя по-прежнему злыми и отвратитель­ными, взгляд их был устремлен на вошедших людей.

У каменного идола недоставало правой руки. Хотя, в другом отношении, он был снабжен впечат­ляющими атрибутами.

– Гермафродит? – недоверчиво сказал Сандер. – Такие встречаются среди многочисленных африканс­ких божков. Но откуда здесь взяться африканцам?!

Бенедикте отчетливо видела то, что вызвало его удивление. У статуи, которая была примерно метро­вой высоты, были и женские груди – весьма пыш­ные – и невероятных размеров мужской член. Все вместе выглядело нелепо.

– Ну и что в этом хорошего? – весьма наивно вырвалось у Бенедикте.

– Африканцы считают, что это придает божеству двойную силу. А зачем это здесь… – Было похоже, что не­что стало ясным для него. – По крайней мере… – Они ждали. Мифы и населявшие их божества были его специ­альностью. – Здесь имеются явные символы культа Нертхюс, – сказал он наконец. – Женская грудь. Плодородие. Не считая того, что мы выяснили до сих пор: жрец, брактеаты и все такое. Но эта недостающая правая рука… Она прямо указывает на то, что перед нами очень старый скан­динавский бог Тюр. Люди поклонялись ему еще раньше, чем викинги придумали своих асов, он был богом войны и пожертвовал свою правую руку. Ему приносили человечес­кие жертвы. В том числе и в воде, здесь проступают общие черты с культом Нертхюс. Нет, этого я не понимаю! Наконец высказался и Марко.

– Было весьма поучительно тебя послушать, Сан­дер. Теперь я лучше понимаю всю эту историю и могу вызвать картины прошлого. Я знаю, где их искать. Пой­дем, нам надо выбраться из этой дыры!

– А как же идол? Марко задумался.

– Мы пока оставим его здесь. Он долго еще будет напоминать о своем кровавом предназначении, так что пусть постоит в углу. Мы, разумеется, сообщим о наход­ке, пусть музеи решают, что с ним делать.

Сандер кивнул, и они вышли наружу.

Пристав Свег и Аделе почти уже потеряли надежду когда-нибудь увидеть их живыми. Они рассказали, что увидели сияние неземной яркости, исходящее от церкви и подумали, что наступил конец света. Упав на колени, они молились о спасении жизни своих товарищей.

Только убедившись в том, что церковь больше не опас­на, пристав и Аделе отважились спуститься в склеп с фо­нарем в руке и взглянуть на источник всех бед Ферьеусета. Затем они захотели выслушать подробный рассказ.

Все вместе сели на солнышке, расположившись на лугу, подальше от церкви, жертвенной рощи и дома с привидениями. Они прислушивались к звучному голосу Марко. Слушать этот голос было наслаждением.

– Сандер помог мне своими историческими знания­ми, – мягко сказал он. – А Бенедикте своим заклина­нием, которое она произнесла просто замечательно.

Оба испытывали гордость оттого, что удостоились похвалы. Аделе выглядела обиженной и попыталась при­влечь к себе внимание, растянувшись на траве как мож­но соблазнительнее.

Казалось, что Марко не обратил внимания на ее маневры.

– Теперь я попробую воспроизвести полную карти­ну всех событий, а если у вас по ходу возникнут дополне­ния, то, прошу вас, высказывайте их!

Все торжественно кивнули. Пристав сидел в типично мужской позе, подобрав ноги, сжав колени и обхватив их руками. Не хватало только травинки во рту. Он глядел по­верх озера Неттес и внимательно слушал рассказ Марко.

Тот также смотрел на озеро, но глаза его были уст­ремлены вдаль, туда, куда ему самому не добраться, поскольку это находится вне времени и пространства.

– Это началось в очень древние времена, – сказал он. – Ты совершенно прав, Сандер, это было небольшое тевтонское племя, которое неизвестно каким ветром за­несло сюда, в горы холодного Севера. Они принесли с собой свою веру, в том числе и культ богини плодоро­дия Нертхюс. Остатки этого народа вымерли или пере­мешались с местным населением. Вы, должно быть, помните, что когда-то давным-давно это было важное место – пересечение миграционных путей и оживлен­ная паромная переправа.

Но религиозные течения вступили друг с другом в конфликт. Здешнее население имело своих собственных богов, мы сейчас назовем лишь самого могущественно­го из них, бога войны Тюра, одного из множества пред­шественников самого Одина. Тюру приносили жертвы, в том числе человеческие, к тому же они сопровожда­лись ужасными ритуалами. Один из них – жертвопри­ношение в воду. Здесь местные верования совпадают с культом Нертхюс, богиней воды. Она также была боги­ней плодородия, как мы уже знаем.

Тевтонцы исчезли. Но их вера по-прежнему жила. Здешние жители захотели сделать что-то по-настояще­му величественное, прославляющее их богов. И тогда они велели умелому скульптору изготовить изображение идо­ла, в котором Тюр и Нертхюс были бы объединены в одно целое. Жители продолжали поддерживать и сохра­нять свои обычаи с помощью жреца, который исполнял ритуалы жертвоприношения, оставались и рабы, кото­рые должны были затем омывать Нертхюс и ее повозку. Впрочем, повозку мы так и не нашли, вероятнее всего, она рассыпалась со временем в прах. Чтобы совместить два культа и умилостивить обоих богов, древние люди сперва убивали жертв по законам Тюра, то есть выпус­кали из них всю кровь. А затем их бросали в озеро, ибо так поступали тевтонцы с рабами Нертхюс.

Это смешение религий сделало каменного идола весь­ма могущественным. Сильнее, чем было необходимо. По­началу это было не так опасно; единственным необычным происшествием стало то, что последний священник приоб­рел такую неизмеримую власть, что испугавшиеся викин­ги убили его. Викинги верили в асов, поэтому… можем ли мы назвать их… миссионерами? По-моему, немного бого-хульственно. Во всяком случае, когда они пришли, то уби­ли жреца довольно жестоким образом – как раз тогда он потерял половину лица – но его призрак начал появлять­ся снова. Как паромщик, ведь раньше он возил статую Нертхюс-Тюра по окрестным деревням.

– А сама статуя? – сказала Бенедикте. – Что стало с ней?

– Она осталась лежать в склепе под тем язычес­ким храмом, который построили викинги. На том мес­те, где сегодня стоит церковь. Туда бросили также брактеаты, жертвенный нож и Волсе, все это лежало в же­лезном сундуке, так что дошло до наших дней практи­чески без изменений. Священник продолжал мерещиться в своей лодке, но никто здесь не обращал внимания на его паром, поскольку, конечно же, здесь имелся настоя­щий паром с паромщиком. Время от времени погибал кто-то из чужеземцев, это действительно так, но в ос­тальном здесь царил относительный мир и спокойствие. Со временем пришло христианство, языческий храм снесли и построили церковь.

И вот, Тенгель Злой проходил мимо. Он поехал в лодке с привидением. Между двумя злобными созда­ниями завязалась жестокая борьба. Паромщик не смог потопить Тенгеля Злого, но наш ужасный праотец за­интересовался призраком. Мне представляется, что те двое могли каким-то образом общаться между собой – это меня не удивляет – и Тенгель Злой захотел как можно больше узнать о той скрытой силе, которую он почувствовал здесь, в Ферьеусете. – Марко умолк. Ка­залось, что он смотрит вдаль, вызывает в памяти новые картины. Затем он продолжил.

– Да, ибо уже в тот раз идол был силен и полон злобы. Возможно, паромщик был горд и показал Тенгелю каменную статую, которая была спрятана и всеми забыта в подвале с «глубокими сводами», расположен­ном под церковью. Входа в него в те времена не суще­ствовало, он давно уже был замурован. Но Тенгель снова пробил стену. Он… – Марко снова прикрыл глаза. – Тен­гель… быстро определил, что источник первородной силы находится здесь. Каменный идол на самом деле обладал огромной злой властью, поскольку пропитался выливав­шейся на него человеческой кровью. Жертвоприношения происходили под руководством священника, который при­давал им дополнительную силу своими мрачными риту­альными заклинаниями. К тому же на протяжении веков к идолу были обращены молитвы жестоких воинов. Да, предметы могут накапливать человеческую волю, если только выражающие ее призывы достаточно пламен­ные. – Марко стиснул зубы, было видно, что погруже­ние в прошлое продолжалось. Не очень-то приятные кар­тины пришлось ему там увидеть. – Паромщик… – нере­шительно продолжил он. – Или священник, это ведь был один и тот же человек… Он страстно попросил Тенгеля о том, чтобы его возлюбленное двуполое божество снова получило бы власть и почитание. А Тенгель… с ухмылкой сказал, что это можно устроить. Но Тенгель Злой никогда не был чьим-либо другом, не стал он им и на этот раз. Поэтому его помощь полному воодушевления священни­ку оказалась лишь коварным обманом. Тенгель был дос­таточно силен, чтобы простереть руки над каменным бо­жеством – и рубиновые глаза начали светиться, отвра­тительная злобная сила наполнила их… – Марко повел плечами, словно освобождаясь от неприятного воспоми­нания. – И потом, когда священник решил, что Ферьеусет снова находится в его власти, а люди станут опять поклоняться его любимому идолу… Тогда-то Тенгель Злой разразился дьявольским хохотом. Он стоял здесь внизу, на берегу озера, а священник отплывал на своем пароме. Тенгель погрузил каменную статую в лодку, и священник решил, что теперь его Нертхюс снова отправится в путь по своим владениям, но Тенгель задумал нечто другое. Он решил, что каменный идол таил в себе власть, кото­рая может стать опасной для него в будущем. Но знаете ли вы, зачем он все же оживил его, наделив смертельно разрушительной силой?

Нет, они даже не могли предположить.

– Нет, это было вовсе не для того, чтобы показать паромщику свою собственную власть, а потом нанести еще более коварный удар. Нет, у Тенгеля были другие планы. Он превратил божество в своего собственного раба, рассчитывая использовать его в будущем в каче­стве союзника.

Я хочу сказать тебе, Бенедикте, что нам, всем Лю­дям Льда, придется сражаться со смертельной опаснос­тью, когда Тенгель Злой однажды проснется и оживет: тогда он соберет свое войско, хотя нет, это слишком сильно сказано, поскольку я не думаю, что их так уж много. Подручные, назовем их так. Но их не мало, это я сейчас понимаю. Мы должны передать это знание дальше, тем, кто придет после нас, Бенедикте! Предупредить их о его шайке.

Бенедикте кивнула.

– Ты считаешь… что проклятые из нашего рода так­же принадлежат к ней?

Марко серьезно посмотрел на нее своими серыми глазами, затянутыми дымкой воспоминаний.

– Большинство из нас со временем начинают раз­мышлять, от кого они, собственно, ведут свой род. Да, чтобы ты знала, Бенедикте, за нами стоят наши добрые предки, они помогают нам. Но мы ничего не знаем о других, злых.

– В этом таится опасность, не так ли?

– Да, Бенедикте, это так. Они могут присоединить­ся к банде Тенгеля Злого, встать за его спиной.

– Скорее, впереди, – сказала она с иронической улыбкой. – Он наверняка ими пожертвует ради соб­ственной безопасности.

– Без сомнения, – сказал Марко. Остальные не совсем понимали, о чем беседуют двое из рода Людей Льда, но Сандер и Свег прислушивались, по меньшей мере, с уважением. Чего нельзя было сказать про Аделе: она нетерпеливо вздыхала, и Марко продолжил:

– И теперь, когда мы обезвредили каменного бога и разрушили все планы Тенгеля, он, должно быть, при­шел в ярость. Но давайте вернемся на шесть сотен лет назад, в тот день, когда два злобных создания снова сошлись на берегу! Тенгель вытянул свои руки и про­читал заклинание, которое вам уже пришлось слышать раньше: о том, чтобы паромщик, его лодка и статуя вместе с ним исчезли в глубине.

– Нет, но он сказал не совсем так, – запротесто­вал Сандер. – Он сказал, что идол должен убраться под «глубокие своды».

– Так запомнили люди, – дружелюбно улыбнулся Марко. – Но воспоминания часто меняются со време­нем. Он сказал: «вниз, в глубину». И затем все это вме­сте утонуло и пропало. Только Тенгель знал, где нахо­дится божество.

Бенедикте сидела тихо и слушала. Она знала, что Сандер находился совсем близко, но по-прежнему не смотрела в его сторону.

– Но Тенгель просчитался в своем коварном замыс­ле насчет паромщика, – продолжил Марко. – Закли­нание не до конца поразило его. Он появился снова, все­лившись в тело жестокого человека, и продолжал наво­дить ужас в Ферьеусете. Но паром его утонул вместе с любимым божеством. Поэтому не только паром свой он искал, шатаясь вдоль берега, но прежде всего Нертхюс-Тюра, который покоился на дне озера.

И затем случилось нечто двадцать пять лет назад. Молодые супруги отправились утром на озеро, чтобы вытащить сети. Но сеть погрузилась слишком глубоко и крепко за что-то зацепилась. Парень нырнул – и смог вытащить со дна изображение Нертхюс-Тюра. Дальнейшая его судьба была предрешена. Ведь тем самым с идола было снято проклятие, и паромщик, он же свя­щенник, появился опять. И немедленно устроил жерт­воприношение своему дорогому божеству. Одновремен­но он хотел расквитаться с теми двумя беспокоившими его людьми. Молодой человек сразу же попал под мрач­ное влияние идола. Он отнес статую туда, куда ему при­казал священник, на его старое место под церковью. Женщина была принесена в жертву – а потом жрец взял с собой «раба» в плавание на пароме. Оно, конечно же, оказалось для парня последним. Его труп всплыл несколькими днями позднее.

Над озером появилась по­лоса облаков. Она была неприятного серо-синего цвета и предвещала дождь и грозу. Но солнце все еще светило на пятерых людей, расположившихся на траве.

Сандер захотел помочь своими собственными раз­мышлениями:

– Призрак на пароме вернулся в Ферьеусет. Жите­ли сбежали из деревни, ведь все это было невыносимо. Мы слышали о нескольких несчастных случаях в после­дующие годы, но насколько можно доверять этим слу­хам, я не знаю. Ведь нам о них рассказывали Мортен и немцы. И видите, почти точно в такой же последователь­ности все это повторилось с ними.

– Да, – сказал Марко. – Было пять немцев. Трое из них были принесены в жертву, один за другим…

– Одного так и не нашли, – возразил пристав Свег.

– Нет. – Марко снова смотрел куда-то вдаль. – Он… он… его унесло течением. Он очень далеко отсюда. Почти у самого моря. Его тело никогда не найдут.

Они задумались. Очевидно, Марко обладал способ­ностью заглядывать и в будущее тоже.

– А затем весной сюда пришел научный руководи­тель Мортена, – сказал Свег. – Профессор или кто там он был. По-моему, доцент Кламмер?

– Да, – сказала Аделе. Казалось, однако, что смерть своего жениха она восприняла достаточно спокойно и уже успела о нем забыть. Что ж, Аделе действительно была холодной женщиной.

– Кламмер тоже стал жертвой. Потом пришел Мортен Хьортсберг – и присоединился к немцам, – сказал Марко. – Я не знаю, как много из происходящего с ними осознали те трое, Мортен, Герт и Вальтер, но бог и его жрец не знали пощады. Рано или поздно они все бы были убиты в честь Нертхюс-Тюра.

Это заставило всех задуматься. Догадывались ли те трое о чем-нибудь или нет? Были ли они наивными, а может быть, восприняли свою судьбу со спокойствием фаталистов? Жаждали смерти во имя своего божества?

Этого уже никогда никто не узнает.

– Сейчас происходит нечто весьма странное, – сказал Марко. – Тенгель Злой подготавливает свое возвращение, теперь он хочет стать властителем мира. И поэтому все, беспокоящее его, должно быть уничтожено. Его самые страшные враги – да, фактически единственные, кто в состоянии угрожать ему, это избранные из его рода, впос­ледствии отвернувшиеся от него. Обо мне он знает не много, ибо я скрыт от его глаз. Но есть и другой избранный – это Бенедикте. Тенгель хотел ее уничтожить. Для этого он и послал ее в одну из своих ловушек: Ферьеусет, где, как он думал, злобный священник сможет справиться с ней в оди­ночку. – Марко улыбнулся девушке. – Но Бенедикте ока­залась более способной, чем он рассчитывал. Да, мне не надо, наверное, рассказывать, как вы все здесь оказались, какие дороги привели вас сюда, вы и сами знаете. Все это были лишь происки Тенгеля Злого: сначала маленькая девочка нашла брактеат, затем загадочный труп заставил пристава Свега вызвать на помощь Сандера Бринка, ко­торый впоследствии послал приглашение Бенедикте. Вспомните, что сделала Бенедикте, как только вы пришли сюда? В точности то же самое, что сам Тенгель Злой сде­лал однажды: она загнала жреца-паромщика в глубину. Тенгель, должно быть, рассвирепел! – Марко улыбнулся при этой мысли. – Но священник снова вынырнул. Теперь уже в облике Ливора. Кстати, Ливор не умер, он находится внизу, в деревне, и ничего не знает о том, что кто-то восполь­зовался его внешностью. Поскольку до сих пор находится без сознания после того, как упал и сильно ударился голо­вой. Но он выживет – теперь наверняка. Священник не­навидел Бенедикте, но одновременно боялся ее. Она видела его глаза в том большом доме в первую ночь. Это был «Ли­вор», который стоял и рассматривал ее. Ужасный запах шел, естественно, тоже от призрака. Да, а дальше вы все знаете, что происходило, но… – Приглушенный голос Мар­ко, человека, которого они невероятно сильно уважали, вывел Бенедикте из числа пассивных слушателей: – Те­перь, Бенедикте, твоя очередь рассказывать. О том, как тебе удалось разоблачить «Ливора».

– Да, – сказала она смущенно. С чего ей начи­нать? – Да… Итак, вчера вечером мы некоторое время сидели в большом доме, перед тем, как пойти в церковь, и тогда дом был свободен от всякого зла и ничем не пахло. Той стерильной пустоты также не было, я думаю, что она была чем-то вроде защиты против моего проник­новения в чужую душу. Если, конечно, теперь у призра­ков появились души, я точно не знаю. Но что-то вроде того. Я могла ощутить атмосферу дома, узнать всю его историю. Но когда мы вернулись обратно, дом снова «зак­рылся», не давая мне никаких картин или видений. К тому же начал чувствоваться запах… Я ощутила, что что-то опять не в порядке. Зло находилось в доме вместе с нами, совсем рядом, кто-то нас изучал. На этот раз я не видела эти жесткие, ненавидящие глаза, но я чув­ствовала их присутствие. И зловоние.

Свег кивнул.

– В тот раз с нами был Ливор.

– Да, – сказала Бенедикте. – Никто из нас, надеюсь, не скажет, что настоящий Ливор плохо пахнет, но это был собственный запах призрака, напоминавший тот, что бывает от прокисшей, забытой половой тряпки.

Теперь она осмелела и даже могла шутить, когда Марко был рядом. Небольшая пауза возникла, пока она обдумы­вала, как ей лучше объяснить решение этой загадки.

– Но потом я встала и посмотрела в окно. На улице было по-прежнему так темно, что комната отражалась в оконном стекле. И что-то там насторожило меня. Чего-то не хватало. Я повернулась, чтобы рассмотреть – и тут взгляд снова упал на оконное стекло. И тогда я поняла: там не было Ливора, не было его отражения. Стул, на котором он сидел, оказался пуст.

– Уфф, – сказал Сандер. – А мы-то хороши! Сиде­ли и болтали с ним.

– Да. Он потерял бдительность и не обратил внима­ние на свое отражение.

– Не говори чепухи, – вспыхнула Аделе. – Он же приставал ко мне!

– Да, – сказал Марко. – Он действительно мог создавать иллюзии и перевоплощаться. Но все же это был призрак.

Аделе просто позеленела. Она вспомнила то отвратитель­ное создание, которое с ревом гналось за ними по берегу.

Марко поднялся и за ним все остальные. И как раз вовремя. Солнце исчезло за грозовыми тучами, и вся при­рода внезапно помрачнела.

– Давайте-ка убираться отсюда, – пробормотал Свег.

Случилось как раз то, чего опасался Марко. Тенгель Злой рассвирепел. Он был так расстроен, что мог почув­ствовать это всем своим оцепеневшим телом. Некоторое время он размышлял над тем, стоит ли ему послать свой призрак в Ферьеусет, чтобы окончательно разделаться с этой Бенедикте, которая оказалась намного сильнее, чем он мог предположить. Пока что она была только неуверен­ной молодой девушкой, но уже приобрела слишком много отвратительных на его взгляд, добрых и хороших черт ха­рактера. Он отогнал эти мысли прочь. Отчасти потому, что слишком устал, будучи вынужденным так долго на­прягать свои мысли, с другой стороны, что-то в окружении девчонки пугало его. Если бы только он понял, что там находилось! В этом случае его железная воля смогла бы покончить с неизвестным, но оно скрывалось от его взора.

Сильный страх охватил его. Все должно идти точно по плану! Он уже потерял могущественного союзника, божество Нертхюс-Тюра, и Бенедикте просто не могла в одиночку совершить эту расправу над идолом. Тенгелю больше нельзя было терять никого. Ему оставалось только ждать. Рано или поздно он уничтожит ее.

Тенгель Злой снова погрузился в глубокую спячку, чтобы собрать новые силы. Его охватило мучительное разочарование и невыносимая скорбь.

В тот же день все спустились в деревню. Тамошний пристав чесал в затылке во время удивительного докла­да, полученного им от своего коллеги. Но он сам, еще будучи ребенком, как-то раз видел паромщика на лодке, и, в конце концов, поверил во все, что они рассказали. Он пообещал устроить экспедицию наверх, если только Свег останется здесь на несколько дней и поможет ему.

Сандер также оставался. Потому что не хотел сопро­вождать Аделе, а Бенедикте больше не впускала его в свою жизнь.

Сам того не желая, он все же понимал ее. Он смер­тельно ранил сердце застенчивой, неуверенной в себе девушки. Сможет ли она когда-нибудь довериться дру­гому мужчине – он не знал. Все его попытки объясниться с ней словно натыкались на холодную стену. Она не была обиженной, а только бесконечно грустной, почти все время молчала. Он признался, что та глупая ночь, когда он угодил в постель к Аделе, была одной из пер­вых в их путешествии, что он был пьян, и что впослед­ствии ужасно раскаивался.

«В ту ночь со мной ты тоже был пьян», – тихо ответила Бенедикте, отвернувшись в сторону.

«Не так уж и пьян, Бенедикте, – он попытался переубедить ее. – У нас с тобой все было совершенно по-другому».

Тогда она посмотрела на него серьезными, насквозь прожигающими глазами и сказала: «Мне ка­жется, что ты имел в виду что-то, когда сказал – у нас с тобой». «Да, конечно», – сразу же заверил он. Но она продолжала: «Но что потом, Сандер? Пусть даже сей­час ты относишься ко мне действительно так, как все время уверял. Но что произойдет, когда ты встретишь девушку гораздо более красивую чем я, или более при­влекательную, а если к тому же она будет сочетать кра­соту и ум? Что будет тогда?» Она быстро отошла от него, пока он не начал возражать.

Но Сандер задумался над тем, что сказала Бенедикте. И он признал, что она права. Он сильно привязался к Бенедикте, она была замечатель­ной девушкой, у них было много общего, он фактически полюбил ее сейчас…

Но, если быть до конца откровенным, то по прежне­му опыту он знал, что никогда бы не смог устоять перед действительно красивой и соблазнительной женщиной. Это было заложено в его природе, не случайно же Сан­дер постоянно был избалован весьма откровенным жен­ским вниманием.

Поэтому он больше не говорил с Бенедикте о буду­щем. Они расстались друзьями, он обнял ее, попытав­шись вложить в это движение все тепло и печаль, на которую был способен. Кроме того, Сандер хотел пока­зать, как сильно он страдал оттого, что был неправильно понят, все же сохранив свое чувство к ней. И… как нера­зумно она поступает, отвергнув его. Это было первое поражение Сандера Бринка на любовном фронте.

Сердце Бенедикте словно умерло. Девушка была даже не в силах разобраться в своих чувствах к нему.

Значительно хуже она перенесла расставание с Мар­ко. Ей показалось, что она теряет всякую защиту и опо­ру в окружающем жестоком мире, когда он отказался возвратиться домой к Людям Льда.

– Я не могу, – сказал он с сожалением. – Мне нельзя делать этого. Но, Бенедикте, милая сестричка… Не печалься из-за Сандера Бринка! Ты поступила со­вершенно правильно, позволив ему идти своей дорогой, поскольку душа его не возмужала, он долго еще будет оставаться ребенком в этом отношении. Ты намного пре­восходишь его – у тебя сильно развито чувство ответ­ственности. Ты сильнее, Бенедикте.

– Нет, Марко, – отчаянно взмолилась она. – Как раз сейчас я чувствую себя особенно слабой. Поскольку не могу забыть его, как бы сильно ни пыталась.

– Я знаю, и считаю, что так и должно быть, – сказал Марко и погладил ее по щеке теплой, словно заряженной электричеством, рукой. – Но ты прекрасно справишься и с этим, я знаю. Другие будут искать помощи у тебя.

– Это пугает меня, – печально улыбнулась Бене­дикте. – Ах, Марко, спасибо, что мне было дозволено увидеть тебя! Как бы я хотела, чтобы у меня был стар­ший брат, похожий на тебя. Ты знаешь, пока ты жил дома на Линде-аллее, всем казалось, что никто тебя тол­ком не знает. Вот и сейчас я ничего не понимаю, но ты такой сильный!

Он устремил взгляд вдаль, это было так характерно для него.

– Еще не достаточно, – тихо произнес он. – Пока не достаточно.

Он попрощался с ней, позаботился, чтобы она удоб­но уселась на повозку, которая должна была доставить ее домой. Затем помахал ей с улыбкой, которая навсег­да осталась в сердце Бенедикте, согревая ее на протя­жении долгих последующих лет. Марко повернулся и пошел по дороге обратно, скрывшись за поворотом. Бе­недикте долго наблюдала за дорогой в том месте, где она снова выпрямлялась, но он так и не появился там.

Через несколько месяцев Бенедикте пришлось обра­титься к своему отцу Хеннингу и мачехе Агнете для се­рьезного разговора. Для нее было очень трудно выло­жить всю правду, они никогда не видели эту бодрую, жизнерадостную девушку такой несчастной. Но они вос­приняли все гораздо спокойнее, чем она ожидала. Вна­чале были, конечно, шокированы, но это быстро прошло.

– Но, дорогая моя девочка, – сказала Агнете и, пытаясь утешить, обняла ее, и Бенедикте залилась сле­зами облегчения. – И с твоим отцом, и со мной случи­лось «несчастье», как некоторые глупые люди называют это. Твоя мать Аннели и твой отец слишком страстно любили друг друга и должны были пожениться из-за твоего появления. Я сама должна была родить ребенка от твоего родственника Ульвара, и твой отец был так добр, что женился на мне. Ну как нам тебя не понять? Мы рады за тебя!

Бенедикте шмыгала носом и продолжала реветь.

– Пойми, мы будем заботиться о тебе, дочка, – ска­зал Хеннинг. – Но отец ребенка, Сандер Бринк, как ты думаешь, что он на это скажет, ведь он тоже имеет за­конное право голоса в этом деле?

– Нет, – поспешно возразила она. – Нет, нет! Я этого не перенесу, если он будет вынужден жениться на мне, нет, я не смогу!

Хеннинг был озадачен.

– Он имеет право знать о своем ребенке. А ребенок имеет право иметь отца.

– Я знаю, – жалобно всхлипнула Бенедикте. – Я думала об этом и меня мучила совесть. Ну а вдруг это будет… избранный ребенок? Не будет ли лучше, если Сандер ничего об этом не узнает?

Старшие задумались над ее словами. И решили по­дождать, пока не подойдет срок рожать.

Все встретили новость о том, что Бенедикте виделась с Марко, с сильнейшим волнением. Но поскольку он ус­тоял перед ее упорными мольбами и не вернулся домой на Линде-аллее, вся семья была глубоко опечалена его нежеланием возвратиться. Между тем, он ведь заверил Бенедикте в том, что находится в курсе всего происходя­щего в их семье, в роду Людей Льда, но что по причи­нам, которые не хочет называть, вынужден оставаться там, где пробыл все это время.

Это, наверное, очень далеко!

В 1892 году Бенедикте родила чудесного крохотного мальчика, которого назвала Андре, таким образом тай­но дав ему имя отца. Но Сандер Бринк к тому времени уже успел жениться на самой красивой девушке Кристиании. Ведь правда же, что больше всего обращают внимание на самое привлекательное лицо в любой ком­пании. Поэтому-то и нет ничего удивительного, если два чрезвычайно красивых внешне человека находят друг друга. Насколько такой брак бывает счастливым, су­дить не нам, ибо происходит это нечасто.

Но Бенедикте выстояла и неплохо справлялась с ма­теринскими обязанностями. Ответственность за сына пре­вратила ее из довольно робкой и неуверенной девушки в необыкновенно сильную женщину. Она стала достаточ­но сильной, чтобы выдерживать колкости соседей и вне­запное молчание кумушек-сплетниц, когда она входила в чью-либо комнату. Настолько сильной, что могла за­щищать маленького Андре, когда он прибегал домой в слезах, поскольку во время игры другие дети назвали его незаконнорожденным. Необычайно сильной, чтобы жить и дальше с мыслью о том, что никогда ни один мужчина больше не будет за ней ухаживать. Теперь она была не только некрасивой, но имела также внебрачно­го сына. Разве можно принести с собой такой позор в новую семью, в чужой дом? В ее положении нечего было и думать о том, чтобы выйти замуж.

Но Бенедикте не позволяла слишком часто одолевать себя таким мыслям. Она держалась. Она выстояла, имея за спиной поддержку всей семьи. Помогала по дому, во дворе, поскольку ухаживала за мальчиком и не могла наняться на работу.

Внешне она старалась выглядеть радостной и доволь­ной, поэтому стала надежным источником утешения для других. «Все устроится», – рассудительно говорила она, и для несчастных и обиженных все вставало на свои места.

И только сама она знала, что иногда вечером могла замереть посреди своей комнаты, разглядывая своего спящего чудесного малыша. Замереть от нахлынувших мыслей. От раскаяния. Не то, чтобы она сожалела о том, что устроила все для себя именно так, а не иначе, да и можно ли сожалеть о таком подарке судьбы, как Анд­ре? Нет, но правильно ли поступила она в тот раз, когда отклонила всякую возможность дальнейших отношений с Сандером, надо ли было ей подобным образом поры­вать с ним? Теперь она не думала, что его проступок был таким уж непростительным. Сандеру следовало бы увидеть своего сына, который был так похож на него, ему следовало бы стать настоящим отцом для Андре. Может быть, она слишком мелочна? И слишком много думает о своей собственной гордости?

Но в такие дни она ненавидела Сандера, вернее сказать, была жестоко разочарована в нем. Представляла себе, что он лишь пытался быть дружелюбным с несча­стной девушкой, которая только немного нравилась ему, но никогда не воспринимал их отношения так же серьез­но, как она.

Что ж, теперь все равно было поздно. Сандер был женат, поэтому, возможно, было лучше, что все произошло именно так. Когда она мысленно делала такой вывод, Бе­недикте обычно вздрагивала и приходила в себя, чувствуя, как слезы капают на ночную рубашку. Она плакала из-за маленького Андре, ведь она не могла поделиться своей радостью с Сандером. И Андре должен был и дальше спра­шивать с недоумением, почему все ребята дразнят его. И почему у него нет такого же папы, как у остальных? Бене­дикте готова была разорваться, чтобы заменить ему обоих родителей. Конечно, приятно было, что и Хеннинг, и Агнете, и Ванья жили рядом с ней, и дедушка Вильяр, и бабушка Белинда, и Малин, и Пер, и их Кри­стофер! Все любили Андре и весело проводили с ним время.

Но они не могли высушить ее слез и заглушить чув­ство тяжелой утраты при одной только мысли о том, что она навечно лишила отца и сына возможности узнать друг друга.

И было так, как предсказал Марко.

И Ванья, сводная сестра Бенедикте, и Кристофер, сын Малин, оказались в трудных ситуациях. И конечно, только Бенедикте могла их спасти.

Но тогда уже старое столетие сменилось новым.

Наступил 20 век.

Столетие, в котором судьба рода Людей Льда окон­чательно определилась.