Мйк Резник

Зимнее солнцестояние

Нелегко жить в обртном времени, дже если ты — Мерлин Великий. Иной подумл бы, что это не тк, что все чудес будущего сохрнятся в твоей пмяти… однко воспоминния тускнеют и исчезют горздо быстрее, чем можно было ндеяться.

Я зню, что Глхд победит в звтршнем поединке, но имя его сын уже выветрилось, исчезло из моей пмяти. Д и будет ли у него сын? Проживет ли сей рыцрь достточно долго, чтобы передть свою блгородную кровь потомству? Сдется мне, проживет — вроде бы я кчл н колене его внук, — но и в этом я не уверен. Воспоминния ускользют от меня.

Когд-то я знл все тйны Вселенной. Одним лишь усилием мысли я мог остновить Время, повернуть его течение, обмотть его шнурком вокруг пльц. Одной лишь силой воли я мог бродить среди звезд и глктик. Я мог сотворить живое из ничего и обртить в прх целые миры живого.

Время шло — хотя и не тк, кк идет оно для вс — и больше эти чудес не были мне подвлстны. Однко я все еще мог выделить молекулу ДНК и прооперировть ее, вывести урвнения, которые позволяли путешествовть в космосе, вычислить орбиту электрон.

Опять-тки текло время, и эти дры покинули меня, но все же я умел выделять пенициллин из плесени, понимл общую и специльную теории относительности и летл между континентми.

Но и это ушло безвозвртно, остлось сновидением, которое я вспоминю лишь изредк, если вообще могу вспомнить. Был когд-то — нет, будет, вм еще предстоит повстречться с ней — болезнь стриков, когд постепенно, чстиц з чстицей, исчезют рзум и пмять, все, что ты передумл и перечувствовл — пок не остется лишь зернышки первичного «я», беззвучно вопиющего о тепле и блгодти. Ты видишь, кк исчезют чстицы тебя, ты пытешься спсти их из небытия, но неизменно терпишь поржение, и все это время ты осознешь, что с тобой происходит, пок не исчезет и это осознние… Я оплчу вс в грядущем тысячелетии, но сейчс вши мертвые лиц исчезют из моей пмяти, вше отчяние покидет мой рзум, и очень скоро я дже не вспомню о вс. Ветер уносит все, ускользя от моих безумных попыток поймть, удержть, вернуть…

Я пишу все это зтем, чтобы когд-нибудь кто-то — быть может, дже и ты — прочтет эти зписи и поймет, что был я человеком добрым и нрвственным, что стрлся, кк мог, исполнять свое преднзнчение, и дже смый пристрстный Бог не потребовл бы от меня большего, что дже когд имен и события исчезли из моей пмяти, я не уклонялся от своего долг — я служил сородичм своим кк мог и умел.

Они приходят ко мне, мои сородичи, и говорят: мне больно, Мерлин. Сотвори зклинние, говорят они, и прогони боль.

Мой ребенок горит в лихордке, говорят они, у меня пропло молоко. Сделй что-нибудь, Мерлин, говорят они, ты же величйший мг в королевстве, во всем мире, и нет рвного тебе среди живущих. Уж верно, ты можешь сделть хоть что-нибудь!

Дже Артур ищет моей помощи. Войн идет плохо, признется он. Язычники воюют с христинми, среди рыцрей рздоры, он не верит своей королеве. Он нпоминет, что именно я когд-то открыл ему тйну Эсклибур (но это было много лет нзд, и я, конечно же, ничего пок о том не зню). Я здумчиво гляжу н него и, хотя мне уже ведом Артур, согбенный годми и измученный причудми Рок, Артур, потерявший свою Джиневру, и Круглый Стол, и мечтнья о Кмелоте, — я не могу отыскть в себе ни приязни, ни сострдния к юноше, который сейчс говорит со мной. Я не зню его, кк не буду знть вчер и неделю нзд.

Вскоре после полудня ко мне приходит струх. Ее изрнення рук нлилсь нездоровой бледностью и источет ткую вонь, что у меня слезятся глз, жужжщие мухи густо вьются нд рной.

Мерлин, плчет он, я не могу больше сносить эту боль. Это похоже н роды, но только длится долго, чересчур долго. Мерлин, ты моя единствення ндежд. Сотвори свое чродейское зклинние, требуй от меня, чего ни пожелешь, только уйми эту боль!

Я смотрю н ее руку, которую рзорвл клыкми брсук, и меня тянет отвернуться, тошнот подктывет к горлу. Все же я принуждю себя осмотреть рну. Я смутно чувствую, что мне пригодилось бы нечто — не зню дже, что именно — дбы прикрыть лицо, если не лицо, то хотя бы рот и нос, — но не могу вспомнить, кк это нзывется.

Рук рспухл почти вдвое, и хотя см рн посредине предплечья, струх кричит от боли, когд я осторожно шевелю ее пльцми. Ндо бы дть ей что-нибудь, чтобы утишить боль.

Смутные видения мелькют перед моим мысленным взором — нечто длинное, тонкое, кк игл, вспыхивет и исчезет. Я могу что-то сделть для нее, думю я, могу что-то дть ей, совершить чудо, которое совершл и рньше, когд мир был стрше, я моложе… но что это — я уже не помню.

Однко снять боль — этого еще мло; вовнутрь проникл зрз, это-то я еще помню. Я исследую рну, и вонь стновится нестерпимей, струх кричит. «Гнг»… внезпно приходит мне в голову. Слово, обознчющее состояние этой рны, нчинется с «гнг», но что дльше — не помню… если бы дже и вспомнил, я больше не могу лечить эту болезнь.

Но ведь ндо же кк-то прекртить мучения этой женщины.

Он верит в мою мощь, он стрдет, и сердце мое рвется к ней. Я бормочу зклятие, то шепчу, то монотонно нпевю.

Струх думет, что я призывю своих бестелесных слуг из Нижнего Мир, что я призывю свои мгические силы, дбы помочь ей; поскольку ей нужно верить во что-то, хоть во что-нибудь — я не могу скзть ей, что же я шепчу н смом деле. Господи, молюсь я, позволь мне вспомнить, хоть один-единственный рз. Когд-то много лет тому вперед, з миллионы лет в будущем я бы мог излечить эту женщину, верни же мне это знние хоть н чс, хоть н минуту. Я не просил у Тебя учсти жить обртно ходу Времени, это мое проклятие, и я готов нести его… но не дй из-з моего проклятия умереть этой строй женщине! Дй мне исцелить ее, зтем можешь сызнов обкрдывть мой рзум и отбирть пмять.

Однко Господь не отвечет, женщин все кричит и плчет, и нконец я осторожно злепляю рну грязью, чтобы мухи не кружились нд ней. Должно быть ккое-то лекрство — оно содержится во флконх (Флконы? То ли это слово?), но я не зню, кк изготовить его, не помню его цвет, зпх, соств, и я дю струхе корень, и шепчу нд ним волшебные слов, и велю ей спть, положив этот корень меж грудей, и верить в его целительную силу — тогд боль скоро прекртится.

Он верит мне — не зню, почему, но я вижу веру в ее глзх — и целует мне руки, и прижимет корень к груди, и нконец уходит, и, о диво, ей действительно кк будто бы полегчло, хотя вонь из рны долго еще держится в комнте и после ее уход.

Теперь очередь Лнселот. Н будущей неделе или в будущем месяце он убьет Черного Рыцря, но прежде я должен блгословить его меч. Он толкует о том, что мы говорили друг другу вчер — я не помню этого рзговор, зто помню, о чем мы будем говорить звтр.

Я пристльно гляжу в его темно-крие глз, ибо мне одному ведом его тйн, и я не зню, скзть ли о ней Артуру. Я зню, когд-нибудь они нчнут войну именно по этой причине, но буду ли я тем, кто откроет тйну, или Джиневр см покется в своей неверности — не помню, кк не помню и того, чем зкончится битв. Я пытюсь сосредоточиться и узреть будущее — но вижу лишь город из стекл и стли, и в нем нет ни Артур, ни Лнселот, зтем видение исчезет, и я все еще не зню, идти мне к Артуру со своим тйным зннием или же хрнить молчние.

Я понимю, что все это уже случилось, и что бы я ни скзл или сделл, и Круглый Стол, и рыцри, и см Артур превртились в прх… но они живут по ходу Времени, и для них вжно то, что н моих глзх рсплось и ушло в небытие.

Лнселот говорит, и я изумляюсь силе его веры, чистоте его добродетели, пронизнной вечным сомнением. Он не боится погибнуть от руки Черного Рыцря, но боится предстть перед Господом, если причин его смерти будет в нем смом. Я смотрю н него — человек, который изо дня в день чувствует, кк крепнут узы ншей дружбы, в то время кк я с кждым днем зню его все меньше и меньше — и нконец клду руку ему н плечо и говорю, что он победит, что мне было видение Черного Рыцря, лежщего мертвым н поле боя, и нд ним он, Лнселот, в победном торжестве подъемлет свой окроввленный меч.

— Ты уверен, Мерлин? — с сомнением спршивет он.

Я говорю, что уверен. Я мог бы скзть и больше — что я вижу будущее, что теряю его с той же быстротой, с ккой позню прошлое, — но у него свои трудности, д и у меня, кк я понимю, тоже, ибо чем меньше я зню, тем стртельней должен проклдывть путь для Мерлин-юнц, который вовсе ничего не будет помнить. Это о нем я должен думть прежде всего — я говорю о нем в третьем лице, поскольку совершенно ничего о нем не зню, д и он вряд ли помнит меня; тем более он не вспомнит ни Артур, ни Лнселот, ни мрчного злодея Мордред — ибо с кждым моим прошедшим днем, с кждым рзвернувшимся витком Времени он все меньше будет способен совлдть со своими трудностями, дже определять их, не говоря уж о том, чтобы рзрешть. Я должен оствить ему оружие, чтобы он мог зщищть себя, оружие, с которым он спрвится, кк бы мло он ни помнил меня, и этим оружием я избрл — суеверие. Когд-то я творил чудес, зписнные в книгх и обосновнные зконми природы, теперь же, когд тйны тех чудес одн з другой исчезют в небытии, я должен зменить их чудесми, которые ослепляют зрение и поржют стрхом сердц, ибо лишь обезопсив прошлое, смогу я обеспечить будущее — его, будущее, я уже прожил. Ндеюсь, я был добрым человеком, мне бы хотелось тк думть, но тк ли это н смом деле — не зню. Я исследую мой рзум, ищу слбости, кк в телх моих пциентов ищу источники болезни — но я есть лишь сумм моего опыт и пмяти, то и другое бесследно исчезло, и остется лишь ндеяться, что я не посрмил ни себя, ни Господ своего.

Лнселот уходит, я поднимюсь и иду бродить по змку, и стрнные видения нполняют мой рзум, мимолетные кртины, которые кжутся дже осмысленными, покуд я не пытюсь н них сосредоточиться — и тогд они стновятся непостижимы. Я вижу, кк бьются громдные рмии, кждя из которых числом превосходит все нселение Артуров королевств, и я зню, что в смом деле видел эти битвы, стоял н поле боя, быть может, дже сржлся н той или иной стороне… но цвет их мне незнкомы, оружие, которым они бьются, дже мне кжется нстоящим колдовством.

Я помню огромные межзвездные корбли, которые без прусов и мчт бороздят небесные моря, и н миг мне кжется, что это сон, но почти тут же я вижу себя стоящим у оконц — я гляжу н звезды, мимо которых мы пролетем, вижу кменистые лики и многоцветье длеких миров, зтем — миг спустя — я снов в змке, и боль безмерной потери терзет и мучит меня, точно я зню, что дже этот сон никогд уже больше не придет ко мне.

Я решю сосредоточиться, зствить себя вспомнить — но видения больше не появляются, и я чувствую себя стрым дурнем. И зчем только я это делю? Не зню. Это не мог быть ни сон, ни воспоминние, ведь всем хорошо известно, что звезды суть огни, которыми Господь освещет ночное небо, они прибиты к черному брхтному плщу… и в тот миг, когд я понимю это, я больше уже не в силх вспомнить, кк выглядели межзвездные корбли, и зню, что очень скоро збуду дже, что когд-то они мне снились.

Я продолжю бродить по змку и, дбы обрести уверенность, ксюсь знкомых предметов: вот эт колонн был здесь вчер, будет звтр и пребудет вовеки, ибо он вечн. Мне приятно постоянство вещей, предметов не тких эфемерных, кк моя пмять, ведь их нельзя стереть с лиц земли с той же легкостью, кк из моего рзум стирется прошлое. Я остнвливюсь около чсовни и читю ндпись н нстенной плите — по-фрнцузски он глсит, что «Чсовню сию… Артур, король Бриттов». Третье слово мне незнкомо, и это беспокоит меня, ибо до сих пор я всегд мог прочесть ндпись н плите, зтем я вспоминю, что звтр утром спрошу у сэр Эктор, ознчет ли это слово «построил» или «возвел», он ответит «открыл», и я зпомню знчение этого слов до конц моих дней.

Но сейчс меня охвтывет пнический стрх, ибо вот я уже збывю не только обрзы и воспоминния, но и слов, и остется лишь гдть, не придет ли день, когд люди зговорят со мною, я не пойму ни слов из их речи и буду лишь глядеть н них в немом смятении, глядеть большими, лсковыми и бессмысленными глзми теленк. Я понимю, что пок потерял всего лишь одно фрнцузское слово, но и это тревожит меня, ибо в будущем я бегло говорю по-фрнцузски, и по-немецки, и по-итльянски, и… я зню, есть еще язык, н котором я могу читть, говорить и писть, но вдруг это знние исчезет, и тогд я понимю, что еще одно знние, еще одно воспоминние, еще одн чсть меня кнул в бездну, откуд нет возврт.

Я отворчивюсь от плиты и иду нзд в свои покои, стрясь не глядеть по сторонм — из стрх увидеть здние или предмет, которого нет в моей пмяти, что-то постоянное, но неведомое мне… в покоях меня ждет судомойк. Он молод и весьм хорош собой, и звтр я узню ее имя, буду перектывть его н языке и дивиться тому, кк оно мелодично дже когд слетет с моих дряблых губ; но сейчс я смотрю н нее и осозню, что не могу вспомнить, кто он ткя. Я ндеюсь, что не рзделял с ней лож — мне кжется, что чем моложе я буду стновиться, тем больше буду склонен к сумсбродствм, — но ндеюсь лишь потому, что не хочу здеть ее чувств; немыслимо было бы объяснить ей, что я никк не могу ее помнить, что восторги прошлой ночи, прошлого год мне еще неведомы.

Однко он явилсь сюд не возлюбленной, но просительницей — у нее сын, который прячется в тени у моего порог, женщин зовет его, и он, хромя, подходит ко мне. Я смотрю н мльчик и вижу, что он колченог — лодыжк искривлен, ступня вывернут вовнутрь — и явно стыдится своего уродств.

— Можешь ты помочь ему? — спршивет судомойк. — Можешь ты сделть тк, чтобы он бегл сломя голову, кк другие мльчики? Я отдм тебе все, что у меня есть, все, чего ты ни пожелешь, только сделй его тким, кк все.

Я смотрю н мльчик, н его мть и снов перевожу взгляд н мльчик. Он тк юн, он почти не знет жизни, и мне тк хочется помочь ему, но я уже не зню — кк. Когд-то знл…

Когд-нибудь нстнет время и дети не будут идти по жизни, хромя, стрдя от боли и унижения; я зню, тк оно и будет, я зню, что когд-нибудь сумею излечивть и худшие болезни, чем колченогость; во всяком случе, я думю, что зню это, нверняк зню лишь одно — этот мльчик родился клекой, клекой он проживет жизнь и клекой умрет, и я ничего не могу с этим поделть.

— Ты плчешь, Мерлин, — говорит судомойк. — Неужели вид моего сын тк оскорбил тебя?

— Нет, — говорю я, — не оскорбил.

— Тк почему же ты плчешь? — спршивет он.

— Плчу потому, что ничего другого мне не остется, — отвечю я. — Плчу о жизни, которой не узнет твой сын, и о жизни, которую я збыл.

— Не понимю, — говорит он.

— Я тоже, — отвечю я.

— Знчит ли это, что ты не поможешь моему сыну? — спршивет он.

Я не зню, что это знчит. Я вижу, кк ее лицо стновится стрше, худее и горестней, потому зню, что он еще не рз придет ко мне, но ее сын я вовсе не могу увидеть и не зню, помогу ли ему, если помогу, то кк именно? Я зкрывю глз, вновь пытясь сосредоточиться и увидеть будущее. Можно ли излечить колченогих? Будут ли люди хромть и н Луне?

Будут ли стрики плкть оттого, что не в силх помочь? Я пытюсь вспомнить — но воспоминния, кк всегд, ускользют.

— Мне ндо все обдумть, — говорю я нконец. — Приходи звтр, может быть, я сумею тебе помочь.

— Колдовством? — ждно спршивет он.

— Д, — говорю я, — колдовством.

Он подзывет мльчик, и они уходят вдвоем, и я понимю, что ночью он вернется одн, во всяком случе, я почти уверен, что звтр узню ее имя. Мэрин, либо Мирнд, или еще ккое-то имя, нчинющееся н «М», может быть, Элизбет.

Но я зню, я почти уверен, что женщин вернется, ибо сейчс лицо ее кжется мне более рельным, чем когд я только увидел ее. Или я не видел ее прежде? Все труднее и труднее отделять события от воспоминний, воспоминния от сновидений.

Я сосредотчивюсь н ее лице, лице Мэрин либо Мирнды, но видится мне совсем иное лицо, прекрсное лицо со светло-голубыми глзми, с высокими скулми и сильным ртом; лицо, обрмлённое длинными кштново-рыжими волосми. Это лицо некогд много знчило для меня, и когд я вижу его, то ощущю нежность, тревогу, боль потери, но почему — не зню.

Я инстинктивно чувствую, что это лицо знчило… будет знчить для меня больше, горздо больше, чем другие, что оно принесет мне горе и счстье, подобных которым я не ведл рнее. Есть еще имя — не Мэрин или Мирнд, кк-то инче; я пытюсь вспомнить его, но бесполезно — чем ожесточеннее мои попытки, тем легче оно ускользет от меня.

Любил ли я ту, которой приндлежит это лицо? Принесем ли мы друг другу рдость и счстье? Произведем ли н свет здоровых крепких ребятишек, чтобы утешли нс в стрости?

Не зню, ведь моя стрость прошл, ее еще не нступил, и я збыл то, чего он еще не знет.

Я пытюсь яснее предствить ее лицо. Кк мы встретимся?

Что привлечет меня к тебе? Есть, верно, сотни мелких привычек, недосттков и достоинств, из-з которых я полюблю тебя.

Ккую жизнь ты проживешь, ккой смертью умрешь? Буду ли я при тебе, чтобы облегчить последние минуты, и кто облегчит мое существовние, когд тебя не стнет? К лучшему ли, что я не могу больше вспомнить ответ н эти вопросы?

Мне кжется, что если я сумею кк следует сосредоточиться, то непременно вспомню все. Ничье лицо никогд не было тк вжно для меня, дже лицо Артур, и я отсекю все прочие мысли, зкрывю глз и сотворяю ее лицо (ну д, сотворяю — в конце концов, Мерлин я или нет?) — но сейчс я уже не уверен, что это именно ее лицо. Ткой ли формы был ее рот? Тк ли светлы глз, ткого ли кштнового оттенк волосы? Сомнения овлдевют мной, и я вообржю, что глз ее темнее, волосы светлей и короче, нос тоньше; и тогд я понимю, что никогд в жизни не видел этого лиц, что мои же сомнения обмнули меня, что пмять еще не окончтельно мне изменил, и я снов пытюсь воссоздть ее портрет н холсте моего рзум, но ничего не выходит — пропорции неверны, цвет рсплывчты, — но все рвно я цепляюсь з это сходство, ибо если я потеряю ее сейчс, то потеряю нвеки. Я обрщю все внимние н глз, делю их больше, синее, светлее, и нконец остюсь ими доволен, но теперь они н лице, которое совершенно мне незнкомо, истинное ее лицо ускользет от меня с тон же легкостью, что и ее имя, и ее жизнь.

Я прихожу в себя и понимю, что сижу в собственном кресле. Я вздыхю. Не зню, сколько я просидел вот тк, пытясь вспомнить лицо… лицо женщины, но теперь я и в этом не уверен… и тут я слышу деликтное покшливние, поднимю голову и вижу, что рядом стоит Артур.

— Нм нужно поговорить, мой стрый друг и учитель, — говорит он, придвигя другое кресло и усживясь.

— Нужно? — переспршивю я.

Он твердо кивет.

— Круглый Стол рспдется, — говорит он серьезно. — В королевстве нелдно.

— Тк зщити свои прв и восстнови прежний порядок, — говорю я, все еще не зня, что он имеет в виду.

— Это не тк-то легко, — говорит он.

— Это всегд нелегко, — отвечю я.

— Мне нужен Лнселот, — говорит Артур. — Он лучший из лучших, и после тебя он смый близкий мой друг и советник. Он думет, я не зню, что он творит, но я зню, хотя делю вид, что не зню.

— Что ты предлгешь сделть? — спршивю я.

Артур оборчивется ко мне, в глзх его мук.

— Не зню, — говорит он. — Я люблю их обоих, я не желю причинять им боли, но смое глвное — не я, не Лнселот, не королев, Круглый Стол. Я создл его, чтобы он существовл вечно, и он должен уцелеть.

— Нет ничего вечного, — говорю я.

— Есть, — убежденно отвечет он. — Иделы. Есть Добро и есть Зло, и тех, кто верит в Добро, должно поднять и счесть.

— Рзве ты не сделл этого? — спршивю я.

— Д, — говорит Артур, — но до сих сделть выбор было легко. Теперь я не зню, ккой путь мне избрть. Если я перестну притворяться незнющим, я должен буду убить Лнселот и сжечь королеву н костре, это нверняк рзрушит Круглый Стол.

Он умолкет и глядит н меня.

— Скжи мне првду, Мерлин, — говорит он. — Будет ли Лнселот лучшим королем, нежели я? Я должен это знть, ибо если это спсет Круглый Стол, я готов отступить, и он обретет все — трон, королеву, Кмелот. Но я должен знть нверное!

— Кто знет, что сулит будущее? — отзывюсь я.

— Ты знешь, — говорит он. — Во всяком случе, тк ты говорил мне, когд я был еще мльчишкой.

— В смом деле? — с любопытством спршивю я. — Должно быть, я ошиблся. Будущее тк же непознвемо, кк прошлое.

— Но ведь все знют прошлое, — говорит он. — Люди боятся именно будущего.

— Люди боятся неведомого, в чем бы оно ни крылось, — говорю я.

— По-моему, — говорит Артур, — только трусы боятся неведомого. Когд я был молод и создвл Круглый Стол, я не ждл, когд нстнет будущее. Я просыплся з чс до рссвет и лежл в постели, трепещ от волнения, мечтя увидеть, ккие новые победы принесет мне новый день. Вдруг он вздыхет и словно нчинет стреть у меня н глзх. Но я уже не тот, продолжет он после глубокомысленного молчния, и теперь я боюсь будущего. Я боюсь з Джиневру, з Лнселот, з Круглый Стол.

— Ты не этого боишься, — говорю я.

— О чем ты? — спршивет он.

— Ты боишься того, чего боятся все люди, — говорю я.

— Не понимю, — говорит Артур.

— Верно, — отвечю я. — А теперь ты боишься дже признться в собственном стрхе.

Он делет глубокий вдох и прямо, не мигя, смотрит мне в глз, ибо он воистину хрбр и честен.

— Лдно, — говорит он нконец. — Я боюсь з себя.

— Это же естественно, — говорю я.

Он кчет головой.

— Мерлин, — говорит он, — это чувство неестественно.

— Вот кк, — говорю я.

— Я потерпел неудчу, Мерлин, — продолжет он. — Все рспдется вокруг меня — и Круглый Стол, и причины, по которым я его создл. Я прожил лучшую жизнь, ккую только мог прожить, но, видно, вышло это недостточно хорошо. Теперь мне остлось только умереть, — он неловко умолкет, — и я боюсь, что умру не лучше, чем жил.

Сердце мое рвется к нему, юноше, которого я не зню, но когд-нибудь узню, и я ободряюще клду руку ему н плечо.

— Я король, — продолжет он, — если король ничего иного не делет, он должен умереть достойно и блгородно.

— Госудрь, — говорю я, — ты умрешь достойно.

— Првд? — неуверенно переспршивет он. — Погибну ли я в бою, сржясь з свою веру, когд другие покинут меня — или я умру дряхлым, болтливым, выжившим из ум стриком, который не осознет, что творится вокруг?

Я решю еще рз зглянуть в будущее, чтобы успокоить его.

Я зкрывю глз и смотрю перед собой, но вижу не безумного лопочущего стрц, бездумного лепечущего млденц, и этот млденец — я см.

Артур пытется зглянуть в будущее, которого он боится, я, живущий в обртном нпрвлении, гляжу в будущее, которого боюсь я… и я понимю, что рзличья между нми нет, что именно в тком унизительном состоянии человек вступет в мир и покидет его, и лучше бы ему нучиться сполн использовть время между приходом и уходом, ибо ничего иного не дно.

Я повторяю Артуру, что он умрет смертью, о которой мечтет, и нконец он уходит, я остюсь недине со своими мыслями. Ндеюсь, что смогу встретить свою кончину с той же отвгой, с которой Артур готов встретить свою… но сомневюсь, что мне это удстся, ибо Артур может лишь догдывться, в кком обличье придет к нему смерть, я вижу свой конец с ужсющей ясностью. Я пытюсь вспомнить, кк же умрет Артур, но и это воспоминние исчезло, рстворилось во мгле Времени, и я понимю, что остлось совсем немного чстиц меня, которым суждено рспсться — и я преврщусь в того смого млденц, знющего только голод и стрх. Не конец мучет меня, но осознние конц, ужсное понимние того, что это происходит со мной — я лишь бессильно нблюдю з рспдом того, что некогд сделло меня Мерлином.

Юнош проходит мимо двери и мшет мне рукой. Я не помню, чтобы видел его рньше.

Сэр Пеллинор остнвливется, чтобы поблгодрить меня.

З что? Не помню.

Почти стемнело. Я жду кого-то. Я полгю, что это женщин; я почти вижу ее лицо. Верно, ндо приготовить спльню до ее появления… и вдруг я понимю, что збыл, где нходится спльня. Ндо поскорее зписть все, пок еще я не лишился др письменности..

Все исчезет, ускользет, уносится с ветром.

Пожлуйст, кто-нибудь, помогите мне.

Мне стршно.