Челси. Правила игры АСТ, АСТ Москва Москва 2009 978-5-17-055433-1, 978-5-403-01586-8

Марина Ким

Челси. Правила игры

Около девяносто пяти процентов книги основано на реальных событиях. Имена существующих прототипов персонажей изменены, всякое совпадение является случайностью. Образ главной героини, также как и остальных участников романа, является собирательным и ни в коем случае не отражает жизнь конкретного человека.

Вступление

В некотором среднеазиатском царстве, третьего мира государстве, жила-была девочка-несмышлёночка со своими бабушкой, дедушкой, а также мамой и папой, которые, хоть и были постоянно на работе, дочку любили, холили и лелеяли. У девочки была сестрёнка-близняшка: они делились одеждой, туфлями, бантиками, а позже (иногда) и мальчиками. В общем, обычная советская семья республики Казахстан.

Как денди лондонский одет с самых своих неспелых лет в те же годы (примерно в начале восьмидесятых двадцатого века) жил в небольшом поместье в английском графстве Глоусестешир симпатичный голубоглазый мальчик, носивший благородную фамилию Вон Клозен. У него тоже была сестрёнка, хоть и не близняшка. Мальчик её любил и охранял от нападок обидчиков, но никогда не дрался, даже за сестру, потому что это был английский мальчик, а им драться не позволяется, это ниже их достоинства… «Сэр, неужели ваши дети дерутся?! Не могу в это поверить! Это же неприлично. Вы, видимо, не имеете никакого представления о манерах. Боже мой. Я теперь точно с вами водиться не буду».

Девочка из среднеазиатского царства-государства читала много сказок. Она верила в леших, вызывала домового и как-то даже утверждала, что нашла волшебную палочку.

Английский малыш верил в доблесть и честь своего рода. Он любил королеву и знал наизусть имена и годы правления всех когда-либо живших монархов Британской империи. День рождения королевы в их семье справляли как свой собственный.

Девочку учили, что все люди равны, что нельзя испытывать чувство превосходства, даже если ты лучше, что богатство и роскошь – это плохо и что «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем» за то, что они эксплуатируют рабочий класс.

Мальчик с самого детства привык к преклонению. Благородная приставка «Вон» творила чудеса. Да, его тоже учили, что людей надо любить, но добавляли, что, увы, не все люди равны. Его родители не были высокомерны, но их слуги, работники поместья, сами называли молодого мальчика хозяином и вели себя так, как будто он лучше них и членов их семей. Они даже не позволяли ему играть наравне с их детьми, говоря, что кожа маленького лорда очень нежная и с ним нельзя играть в пятнашки, что он умнее и, значит, ему следует быть судьёй, а не участником игр, что он благородных кровей и нужно привыкать к этому с самого начала. Они хотели, чтобы их дети тоже привыкли видеть в нём персону, более значительную, чем это было на самом деле.

Сначала мальчик Вон Клозен очень переживал по этому поводу и даже плакал, когда наблюдал со специально выстроенного маленького помоста, как деревенские мальчишки шли «стенка на стенку». От этого у него выработался особенный отстранённый взгляд в никуда, который вскоре будет так привлекать юных леди. Иногда к нему на помост присоединялись воспитывающиеся в таких же условиях дети других дворян, живших неподалёку.

На самом деле, лёгкие безвредные игры с детьми из равных семей поощрялись: играть можно было со всеми, кроме Джорджи, племянника королевы, семья которого тоже жила по соседству. Родители опасались, что, если вдруг их ребёнок выиграет у маленького Джорджи, их перестанут приглашать к королеве на чай. Да, среди тех, кто был на помосте, также существовал свой табель о рангах: чем ближе к трону – тем сложнее и строже!

Родители подсовывали своим отпрыскам шашки, шахматы, деревянных пони, машинки, дудочки, свистульки – но все было бесполезно. Дети, привыкшие быть созерцателями, судьями, не хотели играть. Юные дворяне стояли на помосте, каждый минимум в полуметре друг от друга (стоять ближе считалось неприличным нарушением личного пространства!), и тихо, очень тихо, лишь изредка перебрасывались словом-двумя, без выражения каких-либо эмоций или личного мнения об игре деревенских детишек. Выражение личного мнения, а тем более сожаления, что не можешь участвовать в игре, жестоко каралось родителями: за детьми тщательно следили, приставив для этого несколько воспитателей и гувернанток.

Работники поместья Вон Клозенов вовсе не были безграмотными людьми, просто они поддерживали основу английского общества – разделение на классы. Они искренне верили, что классовая система – это хорошо, и хотели, чтобы их дети тоже научились её уважать. Если люди привыкают к своему положению с детства, то не будет революций, а значит, перестроек и потрясений для общества. Если хозяева хорошие, а к статусу ты привык, то что ещё надо для того, чтобы жить хорошо и сыто?! Вопрос, естественно, риторический…

Маленькая девочка из республики Казахстан, взрослея, помимо сказок уже читала Джейн Остин. Она мечтала встретить мистера Дарси, хотела иметь лошадь и небольшой замок с камином. А однажды ей приснился он… Он целовал её в парке у реки. Палило июльское солнце. С пригорка на них взирал позолоченный Будда, покрытый панамой беседки.

Маленький Вон Клозен, взрослея, не то чтобы мечтал о девчонках, но иногда ему тоже хотелось встретить какую-нибудь такую, не похожую ни на кого, ветреную пиратку, которая не станет смотреть на него снизу вверх, а стащит его с помоста, будет искренне высказывать свое мнение и даст ему пощёчину, если он её заслужит, несмотря на всю нежность его фарфорового тела. Как-то ему приснилась она… В синем платьице до колен, идущая с красным флажком в колонне радостных демонстрантов по центральной площади какого-то странного города… Он мечтал о ней, и ему от этого было стыдно, ведь эта девочка была не такая, какую его учили хотеть… Он чувствовал себя нашкодившим двоечником и, в попытке избавиться от наваждения, пересказал сон отцу.

Отец был мудрым человеком, он не стал упрекать сына за желания, а всего лишь сказал следующее: «Не важно, какую женщину ты хочешь очаровать, не важно с какой целью, помни одно – настоящие леди всегда будут любить джентльменов. Ты легко очаруешь всех женщин, которых захочешь, если будешь безукоризненно благороден, хорошо воспитан и галантен. При этом в тебе обязательно должна чувствоваться сила и власть. Стань таким на самом деле, не притворяйся. Тогда они будут твоими. Не обещай им ничего и не обижай их. Люби в них женщину, в каждой из них люби женщину, тогда тебе будет проще не привязаться к одной из них. Если нравятся тебе иностранки – вперёд! Я тебя понимаю: то, что не такое, как ты привык, влечёт, и, если тебе открывают дороги, – иди и владей. Когда же придёт время жениться или даже если ты просто задумаешься о серьёзных отношениях, выбери такую, с которой легче. Для этого важно, чтобы у вас были похожими воспитание, образование и друзья. Она должна быть из твоего круга, не потому что мы снобы, – так просто легче, пойми, меньше различий, меньше эмоций и больше здравого смысла. Женщину из твоего круга легче примет общество. А зачем тебе с ним конфронтации? Не ищи сложных путей, не надо. Потенциальную жену нужно выбирать головой, а не сердцем».

Позже, к двадцати пяти годам, Вон Клозен переедет в столицу заново обживать трёхэтажный семейный дом на улице Понт-стрит в Челси. Он будет весело кутить в самых злачных, дорогих местах и следовать наставлениям отца очень тщательно и уже даже неосознанно. Когда-то это были наставления – сейчас же они влились в его характер. И прав был папа: женщины валились к его ногам, а точнее, в его постель еженочно, разных национальностей, профессий, внешности…

В стране девочки к тому времени случится революция, и, к сожалению, её страны больше не будет. Именно в этот тяжёлый момент она расстанется с парнем, с которым встречалась два года. Прошлое как будто поставит точку в её прежней жизни. Однажды девочке приснится небо Лондона, под которым, через некоторое время, она и окажется…

Глава 1

Прекрасное далёко

Челси – это не только футбольный клуб мистера Абрамовича и имя бывшей подруги[1] принца Гарри. То, что теперь прочно ассоциируется с достатком, довольством, добротностью, на самом деле обозначает престижный район в юго-восточной части Лондона. Цены на квартиры в этой части города растут ежегодно на дрожжах новых денег, заполонивших столицу Англии благодаря налоговому раю для богатых, устроенному Тони Блэром.

Челси соседствует с Белгравией, Бромптоном и Найтсбриджем. «Золотые» почтовые коды дорого стоят, но они себя оправдывают: именно поэтому богатые и знаменитые покупают квартиры и дома в юго-восточной части Лондона.

Сердце Челси – Слоун Сквеэр, площадь, от которой отходят артерии улиц с дорогими магазинами – Кингз-роуд (буквально «дорога королей») и Слоун-стрит. Проживая здесь, вы будете покупать подарки друзьям у «Tiffany» и «Cartier», продукты – в «Waitrose» и «Partridges», путешествовать – с чемоданами «Samsonite Black Label» или «Louis Vetton», и т. д. и т. п. В общем, скорее всего, будете довольно предсказуемы, что, на самом деле, превосходно. Именно этого от вас и ожидают другие «челсовичи», особый род людей – суперраса.

«Челсовичи» тусуются в клубах и барах, широко разрекламированных, но малодоступных простому населению. Существует два основных класса челсовичей: аристократы (их ещё называют «слонами»,[2] производное от главной площади Челси – Слоун Сквеэр) и нувориши (в основном это люди, которые поселились в Челси не так давно, а именно арабы, «новые русские» и реже недавно разбогатевшие англичане).

Аристократическая прослойка «слонов-челсовичей» распознаёт друг друга по особому «роскошному выговору», как они его называют, «posh»,[3] а также по фамилии, кругу друзей и школе, где человек учился. В наше время аристократы и просто люди из высшего англо-саксонского общества в своих привычках, традициях, образовании и воспитании почти идентичны, так что не грех объединить их в одну категорию. «Слон-челсович», настоящий, исконный – это нечто более значимое, чем просто житель определённого района Лондона, это статус, который ни за какие деньги не купишь. Дело именно в воспитании, образовании и традициях, которые проявляются в мелочах. Как говорится, джентльменами становятся минимум через три поколения джентльменов.

Другая часть, нуворишская, узнаёт своих по счёту в банке. Внешне это проявляется в особенной ухоженности человека, в дизайнерах, которых он выбирает, ресторанах, где у него забронирован столик, в машинах, на которых он ездит исключительно с красивыми людьми (даже если сам «челсович» неказист), в клубах, где он развлекается.

Жизнь «челсовичей» – сплошная вечеринка. Ежедневно они приглашают друг друга на обеды, а после – расслабляются в барах, затем идут в клуб, после клуба обязательно на «afterparty», то есть «послевечеринку», «вечеринку после вечеринки». Затем, утром, некоторые «челсовичи» идут на работу, некоторые спят до обеда, а там, глядишь, ещё один званый обед (на столе лежит десяток приглашений), после – в бар, клуб и по-новой. Нескончаемый поток высококачественного алкоголя в крови, секс и кокаин – как это ни банально, развлечения, зачастую купленные родительскими деньгами.

Я оказалась в этой части города случайно, сняв квартиру со своей английской подругой на Роземари-авеню. Не теряя времени, мы стали изучать здешние места отдыха. Разница в обслуживании, качестве заведений и особенно в ценах по сравнению с остальными районами Лондона была значительна. Однако мы особо над этим не задумывались, тратя деньги направо и налево (совершенно непонятно, откуда они брались!), так что вскоре за мной укрепилась необоснованная слава дочери «того самого потайного русского олигарха». Многие наши знакомства и неожиданная репутация супербогатой русской открывали запертые двери. Дни и ночи пролетали незаметно и весело. Ощущение праздника в душе входило в привычку.

Из ночных клубов чаще всего мы проводили время в «SW»,[4] находившемся всего через пару улиц от нашего дома. Там мы заводили новые романы, гуляли до утра, в общем, «SW» составлял значительную часть нашей ночной жизни.

Глава 2

«SW»

Эми положила мне руку на бедро и уверенно повела меня танцевать. Я не сопротивлялась её движениям, и нас закружило в танце. В начале следующей песни я осмелела, сама привлекла её к себе и, ничего не говоря, поцеловала. У меня не было эротического опыта с женщинами, но в эту ночь я словно опьянела. Её волнистые чёрные волосы, медальон в маленькой ложбинке между грудей, обтянутых весёлой тельняшкой…

В клубе царила атмосфера вседозволенности, и я ей наивно поддалась. Вокруг извивались чужие тела, особенно запомнились два, в чёрных платьях, благодаря их волнистым фигурам (волна груди, волна живота, задняя волна, волна коленок и маленькие волны пальцев ног), а также юбка в пронзительно красных цветах, и мужчины, обязательно в рубашках классических «мужских» цветов, преимущественно сити-бойз[5] и молодые аристократы, в общем, огромное количество «pernickety little bastards in your fancy dress who just judge each other and try to impress».[6] Данс-фло очень модного ночного клуба. Лондон отрывался по полной.

Ночной клуб «SW» (а по-русски «SW») – members club,[7] один из тех, в которые посторонним вход воспрещён. За 2000 фунтов в год можно приобрести членство, и тогда «шкафы безопасности» на входе приоткроют свои дверцы и позволят вам войти. Однако не каждому даётся такая возможность. Новые члены должны быть рекомендованы, по крайней мере, двумя старыми. При отсутствии подобных связей или знакомства с главным менеджером клуба извольте толпиться снаружи и не удивляйтесь, если вас, продержав добрых полчаса в очереди, не пустят-таки внутрь святыни, где звёзды озаряют небосклон простых смертных…

Остаётся неясным, что на самом деле влечёт последних в подобные заведения. Starspotting,[8] чтобы на следующий день было о чём посплетничать с друзьями? Возможный поворот в карьере (ведь здесь можно познакомиться с продюсерами фильмов, музыкальными продюсерами или завести знакомства с теми, кто вхож в высший свет)? А может быть, это решимость получить известного и богатого бойфренда или любовника? Скорее любовника… Богатые и знаменитые слишком боятся быть использованными и редко переходят через край постели в амур, предпочитая серьёзные отношения с теми, кого считают ровней… Почему же, смиряя гордость и униженно ожидая разрешения войти, разодетые в пух и прах леди и джентльмены стоят у входа в «SW»? Такие же клубы, несомненно, есть в Москве, Нью-Йорке, Риме… Знакомо?

Рука менеджера Джона была единственным, что видели толпившиеся снаружи люди. Тело Джона скрывалось за зеркальной дверью в клуб. Рука указывала на людей в толпе: «Да», «Нет», «Этот», «Та», «Да», «Нет». В зависимости от взмахов этой руки в толпе вырывались вздохи облегчения или кипела злость. Потратив целый вечер на макияж и поиск подходящей одежды, уходит прочь обиженная отказом девица из Индии… Менеджер её не знает. Она не похожа на супермодель, которую можно впустить для развлечения важных клиентов клуба. Ничем не примечательная, по всему видно, что замученная жизнью официантка в иранской забегаловке, проживающая в третей зоне в восточном Лондоне,[9] а может, Брикстоне.[10] У таких даже запах и взгляд другой, чужой. Что она о себе возомнила? Танцевать в клубе вместе с Робби Уильямсом?! Увы, на ярмарке тщеславия не каждому есть место.

Эми знала Ричарда. Ричард – друг Джейсона. Джейсон – друг Грега. Грег – сын Отиса. Отис – известный в семидесятых певец, который до сих пор водится с правильными людьми. Так, через цепочку знакомств, Эми и я в первый раз попали в этот клуб. Засветившись там однажды, было легче попасть туда в следующий раз.

Клуб не отличался особенным интерьером. Скромное и очень маленькое помещение, состоящее из четырёх комнат: одной общей и трёх VIP. Люди, составляющие ядро клуба, слишком привыкли к роскоши, им хотелось чего-нибудь попроще, им приелся шик.

На эти четыре танцевальных квадрата было четыре секьюрити, одинаково одетых в чёрное и практически сливавшихся с угрюмыми коричневыми стенами. Диджейская будка стояла в центре общей комнаты, пять прямоугольных столиков ютились вдоль одной из стенок. В VIP-комнатах было всего по два стола. На них неизменно стоял «Дон-Периньон», «Кристалл», также часто заказывали «Крэнбери шотс», фирменный коктейль «SW». Говорят, когда в одной из «особых» комнат развлекались отпрыски королевской семьи, официант всю ночь носил им обычную водку-редбул. Странная человеческая природа: те, кто наверху, хотят спрыгнуть, а которые внизу – карабкаются, карабкаются, но всё равно не дотягиваются, оттого и встают на свой толстый кошелёк в нелепо-отчаянной попытке казаться выше.

Мой поцелуй с Эми закончился разговором. Она мне призналась, что спит с Эндрю Х., владельцем известного в Англии модельного агентства. Они друзья, и Эми его постоянная любовница, хотя за секс он ей платит: 900 фунтов в час. Неплохо, при минимальном уровне зарплаты в 5, 73 £1/ph.[11]

– Он говорит, что в его агентстве, как и во многих других, заказать можно почти девяносто процентов девушек. Безусловно, быть моделью более гламурно, чем, например, эскортом, но часто эти две вещи совместимы… Известные модели стоят на порядок дороже неизвестных. – Эми показала мне мартовский номер одного глянцевого журнала, на обложке которого красовалась эффектная шатенка. – Она, например, стоит пятнадцать тысяч за ночь. Очень известная модель. Мой друг заказывал её. Правда, сказал, что деньги на ветер: легла звёздочкой и всю ночь так… Застыла, как на обложке.

– А с тобой?

– Я не модель. Я медсестра. Ха-ха.

Эндрю Х. любит игры с переодеванием, и Эми его медсестра. На самом деле, Эми работает в банке: очень серьёзная должность, ответственная работа, стресс… Не то чтобы ей нужны деньги, не то чтобы ей нравится Эндрю… Просто не хочется ей, чтобы её воспринимали только как умную, деловую железную бизнес-леди. Когда Эми не на работе, она хочет быть шлюхой. Мужчины, с которыми она знакомится на презентациях, конференциях, вечеринках, так или иначе узнают, что она занимается финансами, и автоматически вырабатывают к ней уважительно-партнёрское отношение. Правду говорят, что мужчины не любят умных женщин… Некоторые даже её побаиваются… Так что, позже, в постели, они не могут элементарно расслабиться и просто её трахнуть. Они занимаются с ней любовью, нежатся, милуются, гладят, целуют… Эми не хочет этого. Мария, Элис, Стефани, быть может, хотят. Но не Эми. Эми надоело почитание. Эндрю Х. понимает это.

Толстый некрасивый Эндрю Х. единственный, кто понимает, чего хочет Эми.

Сити-бойз вокруг нас сбрасывают стресс пережитого дня. Они опасные люди, особенно когда заходишь к ним на трейдинг-фло,[12] где работают большей частью мужчины. Шум на этаже стоит страшный! Мужчины в галстуках, продавая и покупая акции, кричат, матерятся, ругаются хуже продавцов на местном рынке. Что касается мирового, то вот он на секунду успокоился, и мальчики взяли в рот по сэндвичу. У этих мальчиков мира больших финансов часто даже на ланч нет времени. Деньги не ждут. Не возьмёшь ты – возьмут другие, и пахавший как вол финансист не получит вожделенный бонус, надбавку к основной зарплате, которая выплачивается по заслугам и часто составляет основную её часть.

В 2006 году бонус-выплаты сити-трейдерам составили рекордные девятнадцать миллиардов фунтов стерлингов, то есть, в переводе на «русские деньги», – умножаем на два – и это почти сорок миллиардов долларов! И помните, это же ещё не основная зарплата! Это прибавка, которая и так сама по себе составляет шестизначную сумму. К примеру, в 2005 году Майкл Спенсер, глава Intercapital, к своей триста шестьдесят тысячной зарплате получил прибавку в пять миллионов фунтов. Конечно, этот бонус больше, чем получает среднестатистический работник лондонского финансового мира, но тем не менее оным тоже жаловаться не приходится, ведь их обычная зарплата без бонуса составляет около девяноста тысяч фунтов. Молодые и амбициозные финансисты как один утверждают, что бонус в двести тысяч фунтов – это не предел их мечтаний. Миллионы, им всем нужны миллионы. Они жертвуют своей личной и общественной жизнью для того, чтобы заработать эти деньги, и уверены, что они достойны только лучшего.

Они даже женятся лишь потому, что у них нет времени на свидания. Свою будущую подругу жизни они находят либо через интернет-сайты знакомств, либо через «скоростные свидания», где холостые мужчины и незамужние женщины собираются вместе в каком-либо баре, женщины сидят за столиком по одной, а мужчины проходят по кругу, присаживаясь поговорить с каждой из женщин по десять минут, не больше, за это время предполагается успеть понять, поладите ли вы с человеком или нет, если да, то вы приглашаете тех, с кем поладили, на другие более продолжительные свидания, которые запланированы и внесены в дневник на определённое число и время, так чтобы всё было чётко расписано и вы не отвлекались на это в будущем до того самого дня свидания, прийти на которое вам напомнит ваш органайзер в Блекбери.[13] Знакомства также возможны благодаря стараниям участливых друзей, занятых не в сфере инвестиций, которые, имея на то время, вытащив финансиста на редкий ужин БЕЗ КЛИЕНТОВ, знакомят его с какой-нибудь необязательно красивой одинокой подругой, которая согласится терпеть вечное отсутствие мужа. И всё будет хорошо, и свадьба будет в ближайший год, что является чудом для обыкновенных английских мужчин, которые не женятся очень долго, встречаясь с девушками по три, четыре года, и даже тогда тоже не факт, что они женятся. У финансистов всё проще: свадьба – это точный математический расчёт, в котором обязанность жены является несложной: прикрывать тыл и предоставлять бесплатный секс без лишних хлопот и ухаживаний.

Вот они, мальчики-кошельки, бегут по улицам Сити, города в городе, «костюмчатые», неживые, загипнотизированные бессмертным дядей Доу Джонсом,[14] роботы бурлящего Сити, красивые роботы, подтянутые, свежие, в отполированных башмаках, постиранных и отутюженных только что полученных с доставкой на дом из прачечной брюках, в их животах перевариваются однообразные бутерброды и кофе… Они бегут в офисы, на деловые встречи, со встреч или на ланч. Перерыв на обед проходит за десять минут, которые занимает у них спуск вниз на лифте из другого мира в наш, чтобы купить бутерброд у зевающего, нагло пахнущего ленью и тишиной продавца хот-догов или тихого беззвучного японца, разложившего на витрине свои вялые суши, и – обратно, скорее, вверх, на ЭТАЖИ.

Неожиданно. Аромат лаванды. Жасмин. Ещё один. И ещё… Пробивается сквозь пот, окутавший помещение. Три девушки модельной внешности в одинаковых белых брюках и футболках зашли на трейдинг-фло. Десятки глаз оторвались от экранов, чтобы взглянуть на красавиц. Женщины, работающие в банке, так не пахнут. С часу до трёх трейдинг-фло навещают massage girls из «7 Heaven».[15]

– Мы делаем массаж головы-шеи-плеч, не отрывая вас от работы. Двенадцать фунтов без чаевых. Не желаете?

При виде этих ангелов Чарли в финансистах на мгновение просыпаются мужчины, так что каждый второй пытается вручить девушкам номер своего телефона (тогда не придётся тратить время на «скоростные свидания» и интернет-дейтинг). Однако, когда попытки остаются без поощрения со стороны девушек, которых хозяева массажных компаний строго-настрого предупреждают не злоупотреблять силой женского обаяния в таком податливом мужском обществе, мальчики вновь окунаются в компьютеры своего финансового мира. Девушки в то же время, когда финансисты ведут торги, прямо на месте доставляют их телу легальное расслабление. Всё по правилам и все довольны.

Работать Сити заканчивает очень поздно. Его подданные не спешат домой, если работа недоделана или есть возможность провернуть ещё одну сделку. Они слишком ценят престиж и серьёзность своей работы, чтобы променять её на футбол. На их рабочих местах страсти кипят не хуже. Эми говорит, чтобы выдержать такой ритм жизни, надо быть сверхчеловеком. Таких мало, поэтому часто в туалетах разных финансовых учреждений можно услышать звук вдыхаемого порошка. «To keep them going»,[16] – объясняет Эми.

Те, кто вдыхает, не выдыхаются и иногда даже ходят в ночные клубы, где бессовестно тратят не важные для них тысячи на спиртное и женщин. Они считают, что живут правильно, и думают, что «they are having fun».[17]

Небогатые, неспешные, немного ленивые аристократы, однако, с этим не соглашаются, взирая на отрывающихся в «SW» финансистов свысока, оттого, что те вынуждены тратить свою юность, чтобы получить то, что их знатные семьи уже пережили. Им уже не в новинку замки и корабли, пусть даже большинство из них сейчас всего лишь ютится в однокомнатных квартирах в районе Фулама, а не Челси или снимает комнату у одного из инвесторов в Баттерси. Но всё же богатство у них в крови, им аристократов не удивишь и не соблазнишь: если даже и захочется вдруг устроить поездку на яхтах или отдохнуть на вилле, то у них всегда найдутся необедневшие друзья, которые их туда пустят бесплатно и ещё рады будут. Так что им незачем загонять себя работой и утомляться, всё будет и так, стоит только захотеть.

В три часа ночи «SW», как и многие клубы в Лондоне, закрывается. Весь город разъезжается по домам. Эми уходит из клуба со мной и двумя новыми телефонами в записной книжке. Один парень уходит с номером телефона Эми. На три увеличилось и число моих знакомых. Все три моих англичанина оказались… иностранцами. Не знаю, позвоню я кому-нибудь из них или нет.

Позвонила:

1. Эдвину.

2. Майклу.

3. Николасу.

В Лондоне столько красивых и интересных парней и девиц, что, как в магазине сладостей, глаза разбегаются: и то хочу, и это. Выбрать то, что надо, что тебе по душе, сразу сложно, особенно если встречаешь кого-либо в ночном клубе. Поэтому обычное дело познакомиться сразу с несколькими молодыми людьми и в течение вечера не отдавать никому очевидного предпочтения и не разговаривать ни с кем подолгу, оставаясь на уровне легкого флирта и поверхностного интереса. Вообще, лучше всего просто обменяться телефонами и потом пойти на нормальное свидание с каждым человеком по отдельности, что и практикует большинство привлекательных молодых party people.[18]

Глава 3

Свидания

Пункт А. Эдвин. Свидание номер один, продолжительностью две недели.

Soundtrack:

Эдвин родился в Голландии, но вот уже восемь лет жил и работал в Лондоне. Причина переезда, как у большинства эмигрантов, весьма прозаична: сделать деньги. Лондон – одна из финансовых столиц мира, и если ты уверен, что умеешь хорошо играть с деньгами, то туда тебе и дорога. Эдвин был трейдером в банке.

На свидание он приехал на чёрном «Porshe». Как и в ночь знакомства, с его лица не сходила победная, почти завораживающая самоуверенностью улыбка. На нём были джинсы и розовый джемпер поверх белой рубашки.

В клубе я подошла к нему первая. Он стоял в углу зала, пил «мохито». Я заметила, что он не разглядывал девушек, как многие другие парни в клубе, а просто общался с друзьями и хорошо проводил время. Было видно, что он не пришёл сюда цеплять кого-то для постели. Это мне понравилось. Он был довольно худощав, высок, с потрясающе привлекательным личиком. Я подумала, что он модель (позже выяснилось, что, как обычно, банкир).

Мы перемолвились парой незначительных фраз, и я почему-то сказала, что хочу его. Наверное, в эту ночь было выпито много коктейлей или я просто испытывала, насколько расширяются границы моего любопытства и дерзости в ночь вседозволенности. Он мне ответил:

– Меня многие женщины хотят. Чем ты особенна?

– Тем, что меня тоже хотят очень многие, но я выбрала тебя.

– Я не плачу за женщин.

– Я не сплю с мужчинами, которые платят.

Да, кого-нибудь подцепить не было его целью, но мы обменялись телефонами и договорились о встрече.

Припарковать машину оказалось не так легко, но через полчаса дело всё-таки было сделано и его «Porshe» нашёл покой за три улицы от Ридженс-парк, где мы хотели погулять. Эдвин казался очень романтично настроенным и даже взял меня за руку, когда мы гуляли. Парк дышал весной, и настроение у нас было соответствующее. Ближе к вечеру мы пошли в бар, и он также держал меня за руку. Обманчиво оказалось первое впечатление, которое он произвёл на меня в ту ночь в клубе. Его дерзость проявлялась только в улыбке и отполированном блеске глаз. Он был не отчаян и смел, а напротив, робок и влюбчив. Я начинала чувствовать, что нравлюсь ему всё больше, и больше, и он боится сделать неверный шаг и всё испортить. Было жаль, что, не делая никаких шагов, в желании очаровать меня он, по сути, пятился назад.

Он держал меня за руку добрую вторую неделю, когда я решила вновь проявить инициативу и первая поцеловала его в шею. В ответ он дотронулся губами до ямочки моей улыбки. Я недоумевала, даже была в лёгкой панике, думая, что, наверное, дело в том, что не очень нравлюсь ему. Всё-таки, когда ты интересна парню, никакие доводы, если даже таковые имеются, не будут ему помехой и он попытается приблизить момент постели как можно скорее. Эдвин почувствовал моё недоумение и тревогу и на следующий день пригласил меня на ужин не в ресторан, а к себе домой. Приготовил лазанью, налил вино, мы пили, слушали музыку, даже пытались танцевать, прерываясь на поцелуи.

– Говорят, что лазанья повышает сексуальное желание, – сказал он.

– Прекрасно. Я должна благодарить лазанью за то, что твоя рука спускается всё ниже и ниже по моей спине?..

– Да, именно. Твоя прелестная попка, обтянутая джинсами, не имеет к этому никакого отношения…

– О’кей, значит, я должна сдерживать себя и не позволять себе дотронуться губами до твоей груди. Это всё происки лазаньи.

– О нет, не только. Моё неотразимое тело тоже имеет значение…

– Хочешь проверить, какое на самом деле значение имеет для меня твоё тело?

– Совсем не против.

Я начала стягивать с него рубашку. Танцуя, мы оказались в спальне.

Мы оставили свет включённым. Мне нравилось заниматься любовью при свете, наблюдать за выражением лица партнёра, как оно ненадолго теряется, оставляя лицо перекошенным от эмоций, и вот человек расслабляется с выражением полного удовлетворения, бесконечного блаженства. Вы смотрите друг другу в глаза, и между вами возникает особая связь, понимание и священная тайна. Нет, выключать свет при этом кощунственно.

Эдвин был очень нежен. Он ласкал меня, покрывая поцелуями шею, грудь; тыльной стороной ладони гладил мои колени. Возникло невольное ощущение, что я погружаюсь не в прелюдию к сексу, а в тёплую ванну, полную душистой пены, меня омывает пара юных светловолосых служанок, в тишине, как будто опасаясь, что разговор может нарушить этот ритуал очищения. Одна моет мне голову, рука второй направляет волну воды то на одну, то на другую часть моего тела, боясь до него дотронуться, создавая только эхо прикосновений. Волшебное видение ванной стало медленно рассеиваться, сменившись образом цветущего сада… Я на скамейке, сотканной из лилий, дорожек в саду нет, пространство между островками цветов покрывает плотный ковёр травы, доходящий до колена. Травинки щекочут мне ноги, я улыбаюсь. В это время где-то далеко, в лондонской спальне, Эдвин массировал мне ступни. Рой бабочек в животе не унимался. Ощущая теплоту, проходящую по всему телу, я откинулась назад, закрыв глаза. На моё плечо опустилась пара нежных рук, ещё одна рука дотронулась до моей ладони. Мои светловолосые служанки пришли ко мне в сад. Они следили, чтобы меня никто не потревожил, пока я, закрыв глаза, пропускала сквозь себя энергию Венеры.

Я почувствовала себя настолько одухотворённой и отдохнувшей после секса с Эдвином, что невольно сравнила ощущения с пребыванием в церкви. Убеждённый католик Эдвин скромно улыбнулся, ничего не сказав. Я надеялась, что не оскорбила его религиозные чувства. Если так, то лучше бы он мне признался прямо, но он голландец, он не скажет правду, если она будет неприятна. Нет, всё-таки не зря голландцев называют «китайцами Европы». Они большие мастера скрытности и неуловимости образа. Невозможно понять, что у них на уме, но, кажется, всё-таки это милые люди. Самая торговая нация Европы в совершенстве освоила искусство быть приятными.

Эдвин проводил меня до автобусной остановки. Мой автобус собирался отъезжать, так что я поспешила зайти внутрь и поцеловаться на прощание с ним не успела.

Больше мы не виделись.

Эту историю прекрасных нескольких недель можно было бы повернуть в другое, более глубокое русло, если бы он почувствовал, что я этого хочу. Эдвин был хорошим мальчиком, очень милым, как и большинство голландцев, которых я знаю в Лондоне. Он был всегда в отличном настроении, очень учтив и внимателен. Работал в банке с девяти до шести, занимаясь страхованием, после работы возвращался домой, принимал душ, переодевался и шёл в бар или клуб с друзьями, но там долго не оставался, так как утром надо было вставать на работу. По воскресеньям ходил на службу в католическую церковь. Каждую субботу звонил родителям в Голландию… В общем, каждый день его жизни был расписан, правилен и предсказуем. Некоторым женщинам как раз это и нужно, но мне хотелось некоторой безбашенности, спонтанности от мужчины. Эдвин был очень скучен, и потому даже модельная внешность не могла спасти его от неумолимой потери моего интереса.

Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает… Я была не против повстречаться с Эдвином некоторое время, иметь нечто вроде непродолжительного и неутомительного романа. Он же хотел большего. Он не хотел просто со мной переспать. Он искал серьёзных отношений. Я поторопила его, подтолкнув к постели, и он почувствовал, что, по большому счёту, мне безразличен. Эдвин был прав. От него я хотела красивого лёгкого романа, истории нескольких вечеров, не больше. Я кинула камешек в пруд, он создал несколько красивых кругов и утонул.

Пункт Б. Майкл, нувориш из национальных всё-ещё-меньшинств. Свидание номер два, проведённое из любопытства и культурного интереса, продолжительностью один вечер (с излишествами, но без секса).

Soundtrack:

Майкл отказался ехать на метро, несмотря на мои доводы, что в семь часов вечера пробки на дорогах ужасные. Как я и предполагала, он опоздал на полчаса, зато к кафе, где я его ждала, он подъехал на серебристом «Lamborghini».

– Я покупаю новую машинку, – мимоходом заметил он, приветственно целуя меня в щёку.

– Привет, Майкл, – сказала я.

Мы сели за столик, заказали по коктейлю. Майкл снял куртку, открыл сумку, и на столик вывалилось одиннадцать мобильных телефонов… Я никогда не видела, чтобы столько телефонов не только принадлежало одному человеку, но чтобы он ещё их все повсюду носил с собой?! Я не знала, что об этом и думать. Майкл любезно пояснил, что все эти телефоны нужны ему для бизнеса.

– Я продаю квартиры и дома по всей Англии. Роскошные квартиры, разумеется, в самых лучших кварталах. Челси особенно популярен. Клиенты мне звонят постоянно, я очень занятой человек, понимаешь. Я должен быть на плаву, или я не должен быть вовсе. Они мне звонят, я отвечаю. Я не могу раз – и отключиться. Я сам себе босс, значит, я ценю свою работу больше, чем ты, например, которая работает на кого-то.

– Я тоже ценю свою работу, – попыталась возразить я.

– Я ценю её больше, это факт.

Я покачала головой, но больше не спорила.

Майкл был любопытной личностью. Чёрный парень с окраин Манчестера, пробивший себе неизвестно как, чистыми или нечистыми путями, дорогу наверх и не желавший упускать ни единого шанса насладиться тем, что он теперь не из бедных. Словно в подтверждение моей мысли Майкл расстегнул пуговичку на рукаве блестящей чёрной рубашки, «невзначай» рукав спустился, и на холёном запястье Майкла блеснул золотой «Ролекс», украшенный бриллиантами. На шее была толстая цепь из золота, на пальцах – большие кольца. Униформа таких, как он, «афроришей».

Чтобы окончательно поразить меня своими фунтами, Майкл вновь заговорил о покупке новой машины:

– Она стоит сто тысяч фунтов. Вообще, девяносто пять, но с аксессуарами получается девяносто восемь. Я попросил, чтобы они ещё чего-нибудь прибавили, чтобы точно было сто тысяч. Люблю круглые суммы. Красиво звучит, да? Автомобиль за сто тысяч фунтов. У многих это зарплата за десять лет. – Майкл самодовольно заулыбался.

Говорят, что мужчина относится к машинам так же, как к своим женщинам. Судя по всему, Майклу нужна была дорогая женщина, чтобы у всех окружающих потекли слюнки.

– Неплохо, – сказала я, не скрывая удивления в глазах оттого, что он мне это всё рассказывает, а также потому, что за те полчаса, что мы были в кафе, ни один из одиннадцати телефонов Майкла ни разу не зазвонил. Будучи слишком очарованным собой, чтобы замечать чьё-либо удивление, Майкл не почувствовал подвоха в моём вопросе, есть ли у него чек на покупку машины, и с гордостью ответил:

– Конечно есть! – и полез в сумку его доставать.

Чек, подтверждавший покупку машины, лёг на стол рядом с грудой мобильных телефонов. Ситуация была странная, но мне было скорее любопытно, чем смешно, хотелось знать, чем всё это закончится.

– Вряд ли в обозримом будущем ты сможешь позволить себе машинку, как моя, – одним кивком указал он на столик, на котором лежал чек, и на окошко, за которым стоял припаркованный «Lamborghini». – Но если ты будешь встречаться со мной, то у тебя будет всё. Да и живёшь ты, наверное, сейчас в дыре какой-нибудь.

– Вовсе нет! – возмутилась я.

– Всё, что не в Челси, – дыра, – сказал он высокомерно. – Ты живёшь в Челси?

– Да. Хмм. – Признаться, меня не так легко застать врасплох провокационными вопросами, более того, я их люблю, но неожиданная наглость Майкла (ещё более неожиданная в английском политкорректном обществе) просто огорошила меня.

– А ну всё равно не так, как живу я, – продолжал он радостно опускать меня с облаков моих самоиллюзий. – Так? Ха-ха. Ты не обижайся, но я просто хочу сказать, что я в силах на несколько уровней повысить комфортность твоей жизни. У меня пентхаус в Челси, на Кингз-роуд. Понимаешь? Ты можешь жить со мной. Или, если хочешь, в соседней квартире, она тоже моя.

У меня номер двадцать три, а у тебя будет двадцать четыре. У меня вообще много квартир, ну сама понимаешь, я занимаюсь недвижимостью. Цены на квартиры растут, очень выгодный бизнес, моя дорогая. Давай заедем ко мне, покажу тебе, как шикарно я живу.

– В этом нет совершенно никакой необходимости.

– Вот увидишь мою квартиру и поймёшь, что была необходимость её увидеть. Она потрясающе красивая. – И, сменив тему, Майкл сказал: – Сегодня мы пойдём на afterparty World Music Awards,[21] можно было, конечно, заехать на саму церемонию, но почему-то как-то из головы выскочило… Она сейчас как раз идёт… Но afterparty тоже хорошая. Много дорогого шампанского, дорогие люди. Тебе понравится. Надо уже сейчас идти, если идём.

Мы встали, Майкл заплатил по чеку за напитки, вытащив двадцатку из того, что казалось пачкой пятидесятифунтовых купюр.

– Послушай, ты ведь не оставил чаевых официантке…

– А, ну да. Ты хочешь, чтобы я оставил?

Вытащив из сумочки пять фунтов, я положила их на стол. Официантка, поблагодарив, ушла.

– Знаешь, я работала официанткой первые две недели, когда только приехала в Лондон. Не могу назвать эту работу лёгкой. Люди относятся к тебе, как к подносу с едой, совершенно не замечают! Я знала, что они не обязаны меня замечать, и, вероятно, и в самом деле была подносом с едой, тряпкой, вытирающей столик, руками, уносящими и приносящими тарелки, голосом, спрашивающим о заказе. Я знаю всё это. Это некоторого рода унижение, и, думаю, справедливо хотя бы оставлять за это чаевые.

– Да, всё равно. – Майкл положил безразличную ему десятку на стол. Для него уже давно это была, на самом деле, ничего не значащая банкнота, но Мари, обслуживающей наш столик в тот вечер, пятнадцать фунтов, которые мы оставили, говорили о том, что её мечта купить сиреневые босоножки, стоявшие в витрине Карен Миллер, стала ближе.

World Music Awards afterparty проходило в новом двухэтажном клубе на последних этажах шестнадцатиэтажки на Пикадилли в центральном Лондоне. Клуб был забит людьми, желающими посмотреть на знаменитостей, которые уединились в VIP-комнате, отгороженной стеклом от основного холла. Увы, знаменитости так и остались недосягаемы, что за стеклом телевизора, что за стеклом VIP-комнаты.

Майкл знал нужных людей, и мы были допущены в VIP-зал. Чтобы вас пустили к «випам», нужно приходить в клуб с правильными людьми, например, с известными музыкантами, продюсерами, актёрами или просто с богачами. Если будете приходить с ними в одно и то же место не один раз, то вас, скорее всего, будут пускать и самих по себе.

Среди VIP были V–VIP, а среди V–VIP – V–V-VIP. Один из V–V-VIP (рэппер, имени которого я не помню) решил покинуть зал, в результате его телохранители протоптали ему дорожку, в буквальном смысле слова отшвырнув нескольких VIP-парней и грубо оттолкнув с прохода звезды пару VIP-девушек. Представляю их отношение к простым землянам в общем зале…

Вскоре мне стало скучно в этой комнате, где люди больше друг перед другом позировали, чем общались и танцевали, поэтому, через силу допив свой бокал периньона, я попросила Майкла отвезти меня домой. Он вызвал своего шофёра, потому что ему лень было рулить самому, да и в этот вечер он уже немного выпил. Шофёр приехал через сорок минут, так как было за полночь, и, когда Майкл ему позвонил, он уже спал.

Перед тем как отвезти меня домой, Майкл настоял, чтобы мы заехали к нему хотя бы минут на десять, чтобы я увидела его квартиру. Я жутко хотела спать, но Майкл чуть ли не на коленях стоял, умоляя зайти оценить его квартиру. Я согласилась при условии, что водитель будет нас сопровождать и потому, что так было больше шансов поскорее попасть домой.

Единственное, что меня поразило в фешенебельной квартире Майкла, это белый щенок по кличке Пафф, живший в маленькой клетке в зале. По его тоскливому взгляду я поняла, что с ним никто не играет. Майкл объяснил, что держит щенка в клетке, потому что тот портит мебель. В этом королевстве Пафф был всего лишь одной из украшавших его статуэток. Мне стало от этого особенно грустно, и я окончательно решила не развивать знакомство с Майклом.

Майкл названивал мне всю следующую неделю. Каждый день по несколько раз в день. Я находила разные отговорки, не желая раскрывать истинных причин моего нежелания идти на второе свидание. Однако когда настойчивость Майкла превратилась в назойливость, я сказала, что он просто мне не нравится. Майкл, привыкший получать всё, что захочет, не мог поверить в мой отказ, вырвав у меня ещё одно неприятное признание: «I think you are cheap. And it’s your money that cheapens you. And also that dog… It’s crying and you don’t hear it».[22]

Тут Майкл взорвался. Никогда в своей жизни я не слышала столько вариаций слова «fuck» в свой адрес.

– Да ты просто расистка! – кричал он. – Ты предпочитаешь этих чистеньких беленьких мальчиков?! Они же просто играют женщинами, разве не видишь? Они и с тобой поиграют и бросят! В слезах оставят. Ты меня ещё припомнишь! Они будут использовать тебя, притворяясь сладкими и милыми… Я бы спал с тобой без этой лжи. Если бы я тебя просто трахал, я бы так и сказал, что просто тебя трахаю. Я бы не вешал тебе лапшу на уши, и всё потому, что я настоящий!

Наверное, Майкл долго над этим вопросом размышлял, я не могла объяснить иначе, почему вообще зашёл разговор о белых мальчиках. Я ведь не говорила, что оставляю его ради какого-то белого принца.

– Вся эта тирада, Майкл, подтверждает моё мнение, что зачастую чёрные ещё большие расисты, чем белые.

– А в чём расизм? В том, что я говорю правду?

Я попросила его остыть, потому как выяснять, что почём, и что-то доказывать мне было лень.

– Цвет кожи – это как менталитет, – продолжил он более спокойно. – Если не обобщать, то кое-какие общие выводы, характерные для этого цвета кожи, сделать можно. Разве не так? У меня есть деньги – я их показываю. Я не притворяюсь, что у меня их нет, как эти твои белые мальчики. У меня есть крутая тачка, я тебе показываю свою крутую тачку. И так во всём. Я настоящий. На-стоя-щий.

Странно, но в устах Майкла даже слово «настоя-щий», даже сказанное по-английски, имело в своей основе слово «стоить»…

Хотя, как ни крути, в его словах была своя правда. Многое из того, что он говорил, отражало воззрения весомого количества богатых чернокожих, также как и богатых русских. Они были одинаково одеты в «Дольче-Габбана», с золотым «Ролексом» на руке, джипом (вариант – бумером), но ни у тех, ни у других не было привычки к деньгам, не было класса. Они разбогатели внезапно и ещё не успели к этому привыкнуть. Исконную аристократию в России уничтожили или растворили, чёрной аристократии (в привычном нам понимании этого слова) никогда не существовало. Покупая то, что они считали символами достатка, они не понимали, что тем самым отгораживают себя от класса «естественно-разбогатевших-людей», заработавших деньги упорным трудом, а не сорвавших куш на неоднозначных сделках, а также от тех, кому деньги достались по наследству, и записывают себя в более низкую социальную категорию «нуворишей». Интересно, что аристократы и «естественно-разбогатевшие-люди» были рады, что категория «нуворишей» существовала, потому как это давало им прекрасную возможность смотреть на них свысока и, тихо посмеиваясь, чувствовать своё превосходство.

Однако я не подозревала, что слова Майкла о чистеньких беленьких мальчиках, которые поиграют с куклой-девочкой и бросят её, окажутся для меня пророческими.

Пункт В. Николас, датчанин в Лондоне. Свидание номер три, продолжительное, страстное.

Soundtrack:

Наша первая встреча с Николасом в недорогом баре в Южном Кенсингтоне была наполнена красным вином. Хотя не знаю, может, и дорогом, я не платила. Мы пили бокал за бокалом, в баре было душно, весело и шумно.

Николас оказался очень интересным собеседником, полным сарказма и харизмы. Между нами пробежала искра, но мы пытались её контролировать: мы ещё в баре, ещё не знаем друг друга, нельзя позволить огню запылать, ещё не время. Боже, как это всё-таки прекрасно: начало неизвестно чего! Между вами ещё нет ни прошлого, ни будущего, вы смотрите друг на друга, хотите друг друга, но вас ещё не связывает даже один поцелуй. Мы весело болтали, расспрашивая друг друга обо всём на свете, начиная с любимых книг и актёров до описания стран, в которых мы побывали и куда хотим поехать. Мы говорили о том, как обычно проводим время, сравнивали Лондон и Париж (наши предпочтения здесь были схожи: Лондон), делились впечатлениями об англичанах, ведь мы оба были иностранцами в этом городе. Вино растворялось в наших венах, разговор теплел. Я улыбалась, а Николас, казалось, немного нервничал. Весь вечер он недовольно заправлял за ухо прядь светлых волнистых волос, падавших ему на глаза, и очень злился по этому поводу, что я находила довольно забавным. Мне интересно было разгадать, в чём его секрет и почему я нахожу его столь притягательным. Его внешность была приятная, но не сногсшибательная, однако он был поразительно уверен в себе. По-настоящему уверен. Знаете, иногда уверенность в себе бывает наносной, так что копни чуть поглубже, надави побольше – и человек сдаётся, проявляет самого себя. Меня это всегда раздражало. Уж если ты по натуре робок и незначителен, зачем притворяться иным? Если есть слабости, то их нельзя стесняться. Притворяясь тем, кем ты не являешься, ты, по сути, проявляешь слабохарактерность. Я презирала подобное в мужчинах. Безусловно, уверенность в себе у Николаса была подлинная. При этой мысли я одобрительно на него посмотрела. Он поймал мой взгляд и довольно улыбнулся.

В одиннадцать бар закрывался (что в Лондоне не редкость). Мы вышли на улицу и вскоре очутились в маленьком парке, огороженном забором, через который мы, пьяные, перелезли, чтобы добраться до скамейки, стоявшей в центре возле фонтана. Наверное, там он меня поцеловал. Я была в дурмане влечения с первых минут нашего общения, так что мне казалось, что мы целуемся уже давно. Когда же это произошло на самом деле, я вспомнить не решаюсь.

Мы стали встречаться. Обычно раз или два в неделю. Я не была его гёрлфренд, мы просто встречались. Смотрели кино дома, заказывали ужин на дом, общались дома. Все наши встречи проходили дома, под грифом «секретно», он не приглашал меня в рестораны, кинотеатры, театры, поездки, на прогулки. Он не говорил мне комплиментов, не знакомил с друзьями. Я была его тайной жизнью, любовницей, хотя жены у него не было.

Вскоре у Николаса появилась та, что называется гёрлфренд. Респектабельная девица примерно моего возраста, работавшая в банке «Мерилл Линч» и получавшая сто пятьдесят тысяч фунтов в год.

– Ей всего двадцать четыре, как тебе, а она уже получает такие деньги! – восхищённо говорил Николас. – С ней очень хорошо в постели, как и с тобой! У неё фигура похуже и, наверное, попроще лицо, но зато она приглашает к нам в постель своих подружек…

Меня не могло радовать, что Николас рассказывает мне в деталях про свою новую пассию, которую он приглашал на вечеринки и знакомил с друзьями и которую он, очевидно, считал более достойной кандидатурой на роль своей девушки. Я бы ушла, если бы мне позволили уйти, но я видела, что он не хочет терять ни меня, ни её. Ему было удобно иметь двух любовниц и чувствовать себя обворожительным ловеласом.

Через неделю тон его описания своей гёрлфренд сменился:

– Она больше не такая горячая, как в первый раз, и вообще я не хочу её, если с нами нет третьей. Она мне просто fuck-friend.[24] Не знаю, о чём она думает. Пишет мне по десять sms в день… Она мне безразлична. Абсолютно безразлична. К тому же она ест тонну продуктов, и в последний раз пришла в таком отвратительно безвкусном платье… Сегодня она устроила скандал по поводу моей дружелюбности с девушками на дискотеке! Удивительно, но она потребовала, чтобы я был ей верен! Какое она имеет право что-либо вообще требовать?!

Теперь я поняла, почему его отношение к ней изменилось. Николас хотел гёрлфренд, но ненавидел контроль над своей жизнью, и если уж чем пришлось бы жертвовать, то он пожертвовал бы своей девушкой, нежели свободой. Странно, но факт, мужчины могут и умеют быть верными, если они сами решают быть такими, но они ненавидят, когда их заставляют. У мужчин должна быть свобода выбрать верность, иначе будет протест, восстание и полетят головы. Больше он ей не звонил.

Мне нравилось, что Николас не стремился меня поразить и, в отличие от многих других моих ухажёров, не слишком старался мне понравиться. Он был самим собой: эгоистичным, испорченным и часто избалованным ребёнком, которому волей-неволей хотелось потакать. Он часто капризничал и вынуждал меня ему уступать. Одновременно этот ребёнок был очень требовательным, жёстким, сильным мужчиной. Когда капризы ребёнка не помогали, наступали приказы мужчины. В наших отношениях он взял командование в свои руки с первой встречи. Мне следовало сразу это почувствовать и убежать, но нет, я осталась и, более того, была рада, что он делает со мной то, что хочет. Его авторитарность действовала на меня гипнотически. Я подчинялась его командованию, становясь инструментом в руках генерала. Он играл в войну, а я была его пешкой, которой он, я знала, пожертвует не глядя во благо своих целей. Я играла в любовь, очарованная, но всегда не до конца уверенная, что на самом деле люблю его, я предпочитала думать, что люблю, иначе мне сложно было бы объяснить самой себе моё безоговорочное подчинение. Я сама согласилась на эти игры, поэтому жаловаться не приходилось.

Николас был студентом из Дании. Не удивляйтесь, если я скажу, что он изучал финансы и собирался стать банкиром. Где ещё, как не в Лондоне? Здесь воздух пахнет деньгами.

Он происходил из состоятельной семьи известных в Дании землевладельцев. Шестьдесят лет назад его дед начал скупать фермы. Ферма за фермой… Доход от одной он пускал на покупку следующей, и так, к рождению сына, у него накопилось двадцать пять ферм. Сын продолжил дело отца, так что теперь семье Ника принадлежало сорок восемь небольших ферм на юге страны. Некоторые из них были заведомо убыточными или требовали больших затрат на обновление, но дед и отец Николаса всё равно покупали их; покупка ферм для них стала уже некоторого рода хобби.

– Они во всём такие. Может, это жадность? Приходят в супермаркет за булкой хлеба, но в итоге, по непонятно какой причине, везут в тележке полмагазина, – говорил Николас о своей семье.

Он вытащил из папки, лежащей на журнальном столике, недавние фотографии: они с отцом и его друзьями на охоте. Всё по правилам: охотничьи костюмы, лошади и собаки.

– Как в кино про английских аристократов, – сказала я, задумавшись о своём детстве. Я всегда хотела иметь лошадь, но мы не могли это себе позволить. Меня увлекал дух свободы, пространства… Хотелось скакать по степям и равнинам, ни о чём не думая, теряя мысли от бешеной скорости… Я читала много английских романов, и складывалось впечатление, что каждому английскому ребёнку при рождении полагается лошадь. Тогда я жалела, что родилась не в Англии, а в южных широтах СССР.

– Датских аристократов, – поправил меня Николас.

Через полчаса он ложился спать, сказав, что я должна уйти. Уже был час ночи, метро не ходило, и я попросилась остаться, на что Ник ответил отказом.

– Я встаю очень рано… Понимаешь… Дома никого не будет… Я не могу доверить тебе быть одной дома. Ты ведь из России. Что, если ты что-нибудь украдёшь?!

Я не хлопнула дверью и не ушла. Я не могла поверить своим ушам. Я окаменела, рассыпалась, расплакалась, я не знала, что и сказать в ответ. Я доверяла ему всецело, а он не сумел почувствовать не только то, что я никогда не посмею ничего украсть, но и то, что, попроси он, я была готова ради него на очень и очень многое. Я сама бы отдала ему последние деньги! Ник увидел моё отчаяние, которое вызвали его слова, и, осознав свою ошибку, прижал меня к себе и извинился. В первый раз за долгое время я почувствовала в его голосе нотки искренности, он правда сожалел.

– Послушай, милая, – сказал он, – я не хотел тебя обидеть. Я сказал такую глупость, и я не прав. Ты знаешь, я в принципе не доверяю людям… Я должен доверять тебе, я вижу, что ты… Ты хорошо ко мне относишься, и ты никогда бы не сделала мне ничего плохого. Извини. Но послушай, по отношению к русским существует некоторое предубеждение, да, стереотип. Но разве он необоснован? Я хочу объяснить тебе… – Он усадил меня на диван. – Разве тебе не кажется, что новое поколение в России и прочих подобных странах, Восточная Европа и так далее, это своего рода «потерянное поколение»?

– «Потерянное поколение»? – Я не могла понять, о чём он говорит, но Николас терпеливо продолжал:

– Люди, пережившие новую революцию тысяча девятьсот девяносто первого года, когда их идеалы и вера в коммунизм были разрушены, ещё не обрели новую веру. Из них вытащили стержень… Люди, не имеющие никакой веры и убеждений, это циники. Им ничего не стоит украсть, обогатиться за чужой счёт, сорвать куш. Разве твоя страна с её олигархами не показывала на примере многих новых миллионеров, получивших деньги за счёт простых людей, свою бездуховность?

– Боже! Как ты можешь всё это обобщать, свалив многомиллионную нацию в одну кучу мусора?! – возмутилась я. Меня задело, что он обобщил все отрицательные стороны дельцов перестройки и приписал их всему русскому народу. – Да, идеалы были развеяны, – согласилась я, – мечты разбиты, но революция возникла, потому что общество было готово разбить свои старые мечты. Это на-бо-ле-ло. Ты не понимаешь… Мы хотели перемен! Да, не все были к ним готовы, и процесс перемен всегда болезнен, и в чём-то я с тобой согласна, что мы, наверное, «потерянное поколение». Но отказывать нам в духовности и чистоте побуждений, заключать нас в стереотип абсолютно животного поведения – это несправедливо. Не может вся нация мгновенно стать жадной, жестокой и бездуховной – наркоманами, проститутками и мафиози.

– Значит, они такими были и раньше…

– Не смешно.

– Я просто пытаюсь понять, не расстраивайся. Видишь ли, Европа боится вас. Вы другие. Немного дикие, что ли… Посмотри, кого мы видим, кто приезжает сюда? Огромное количество проституток – это факт! Разнорабочие, которые по-английски два слова связать не могут, а оттого никогда органично не интегрируются в западную культуру. Это к тебе не относится, но если вы, русские, хотите, чтобы вас адекватно воспринимали за рубежом, то, прежде чем поехать куда-либо на Запад, выучите хотя бы английский язык! Я уже не говорю о языке той страны, куда вы едете… И ещё, сколько русских я видел, такое чувство, что они в чужой монастырь едут со своим уставом, который не приемлет никаких поправок! Никакого уважения к тому, что в другой стране свои привычки и традиции, нормы поведения в обществе. Если вы не хотите принимать это и не желаете приложить усилие, чтобы понять культуру той страны, куда вы приехали, то не обижайтесь, если вас будут осуждать, не понимать, не принимать и не любить. Конечно, я верю, что со временем всё успокоится и пройдёт… Со временем мы будем понимать друг друга лучше. Россия продолжит открываться миру и так далее. Русские будут приезжать сюда, мы будем больше путешествовать по России, и лет через двадцать ситуация станет лучше, будет больше доверия.

– Что значит через двадцать лет? Что же делать нам, современному поколению? Просто смириться с предубеждением?

– Нет, почему же, просто надо знать о существовании предубеждения и прикладывать усилия хотя бы на уровне своего круга общения… У тебя же ведь получилось? Можно сказать, твоя искренняя реакция надломила мой стереотип… Теперь ты можешь остаться у меня ночевать. Вот ключи, занесёшь в следующий раз.

* * *

Наша связь с Николасом длилась вот уже три месяца, переживая редкие взлёты и частые падения. Иногда он был внимателен ко мне, и его глаза смотрели в мои с огромнейшей нежностью, особенно для меня ценной, потому что я знала её мимолётность. Мне казалось, что он оттаивает, что его отношение ко мне теплеет. Но стоило мне не видеть его более недели, не напоминать о себе, и к следующей встрече он меня забывал, забывал, как смотрел на меня в прошлый раз, – взгляд серых глаз опять каменел, и приходилось начинать всё заново.

Николас часто мне изменял и не видел в этом ничего дурного, ведь по негласному договору я была только любовницей, без права апелляции. Странно, но, несмотря на это, наша дружба мало-помалу крепла, в то время как постель оставалась постелью, отдельно от дружбы. Когда то и другое крепнет одновременно, люди женятся. У нас было полное взаимопонимание в постели, и он, и я чувствовали, что секс у нас потрясающий, влечение было огромным. В дружбе он тоже был щедр и заботлив, давал хорошие советы, прислушивался к моим. Но тем не менее оба эти аспекта наших отношений шли, как две параллельные прямые, не пересекаясь, словно он спал с одной девушкой, а общался с другой.

Что-то подсказывало мне, что он просто не может довериться женщине. Не только мне, а женщине в принципе. По тону его высказываний о тех или иных девушках я осознала, что он не испытывает большого уважения к женскому полу или даже его ненавидит. Он говорил, что не будет верен жене, ещё не имея жены, а значит, изначально отрицая даже саму возможность полюбить так, что другие женщины станут не нужны. Он говорил, что его будущая жена должна быть красивой, хорошей хозяйкой, потенциально замечательной матерью, уметь готовить, сидеть дома и слушаться его. В то время как он будет изменять ей с сексапильными девушками, желательно блондинками, «потому что они выглядят чище». В его отношении к женщинам было слишком много расчёта, так что это казалось подозрительным, и казалось, что на самом деле в этом грубом цинике просто когда-то был загублен нежный романтик.

* * *

Он любил её.

Первая неопытная любовь пятнадцатилетнего мальчишки.

Он дарил ей цветы, подарки на каждый праздник, был предан и как-то ко Дню святого Валентина даже написал для неё стих, не имея к этому особого расположения и дара. Он ухаживал за ней два года. Часто они вместе гуляли. Она была весела, ей льстило, что её любят так неистово, настойчиво и вместе с тем робко. Она принимала Его ухаживания. Как-то она пригласила Его в гости, но, когда Он пришёл, продержала на пороге, так и не впустив. Позже она все объяснила, весело пропев, что незадолго до Его прихода к ней неожиданно заглянул кое-кто, и она не хотела, чтобы тот кое-кто ревновал. То есть она понимает, что повода к этому нет никакого, так как Он ей только друг, но кое у кого вспыльчивый нрав, и он бы не понял. «А ты ведь понимаешь, правда? – спросила она, потрепав Его за подбородок. – Ну, может, мне как-нибудь понадобится твоя помощь, ну… если я вдруг захочу, чтобы кое-кто меня поревновал…» После она плакала в Его жилетку, так как кое-кто ей изменил с её лучшей подругой. Он уговаривал её его бросить, но она как-то злобно на Него посмотрела, сказав: «И с кем тогда я буду? С тобой, что ли? Да ты ведь тряпка!» Он пришёл к ней на следующий день в надежде, что она извинится за свои вчерашние слова и что она не имела в виду то, что сказала, что это у неё вырвалось… Однако ж она и не думала извиняться. Они пошли погулять. И всю дорогу она говорила о том, как любит этого кое-кого, несмотря ни на что и вопреки всему. Он попросил её замолчать. Она удивилась, в первый раз Он был с ней груб. Она попыталась возразить. Он накричал на неё, назвав дурой и шлюхой. Он сказал, что она Ему стала противна. Она покачала головой, вновь посмотрела на Него и как будто увидела в Нём нечто новое. Возможно, это и было что-то новое, ведь Он впервые был с ней жесток. Она притянула Его к себе за рубашку и поцеловала. В первый раз за два года, что Он за ней ухаживал. От этого Он осмелел, даже озверел, бросив её прямо на газон аллеи, по которой они гуляли. Она не сопротивлялась, и Он грубо ею овладел. Тело Его, почувствовав облегчение, успокоилось, но она Ему опротивела. Он чуть ли не плевался, идя домой, и первым делом, забежав в квартиру, принял душ. Не так Он представлял себе эти минуты близости… Прекрасная дама упала на газон с пьедестала, на котором стояла. То, что Он получил её так просто после стольких лет, что ей оказались не нужны все Его светлые чувства и трепет, свело на нет всё Его уважительное отношение к Женщине. Она разбила Его идеалы и Его сердце. Она была первой, кто это сделал. После были другие. Он поклялся, что больше ни одна женщина не заставит Его страдать, Он решил просто-напросто больше их не любить, так было легче; использовать женщин, как они сами того хотят.

Я не знала этой истории, но предполагала, что она с ним случилась. Благодаря своему чувству к Нику, я угадала, что вся эта чёрствость, безразличие и высокомерие, которые он кидает миру, наносные, прилипшие, я чувствовала, что это просто защита, как панцирь черепахи. Где-то далеко, в юности, он потерял теплоту. Ему пока ещё двадцать шесть, и пока не так сложно было бы вернуться и подобрать её. Я была готова помочь и так жадно искала добрых перемен в его отношении ко мне, что, почувствовав лёгкий летний ветерок, воспряла и побежала ему навстречу. Без сомнения, Николас так просто не сдастся, ему нужно было отомстить за пережитые обиды, отомстить сполна, отомстить Женщине. Я была готова принять и пережить его месть. К этому моменту моей жизни я уже его горячо любила.

* * *

Черепахи без панциря не живут, иначе это уже не черепахи, но всё-таки я не могла поверить в произошедшее. Моя жизнь замерла. Я ничего не хотела делать с тех пор, как в ночь на четырнадцатое февраля, День всех влюблённых, Николас меня бросил. Я проснулась в слезах, в то время как утренний город излучал любовь и радость. Парочки на улицах гуляли в обнимку. Я пошла купить молоко и мюсли на завтрак, но за десять минут пути до Marks&Spencer[25] я увидела по меньшей мере семь влюблённых парочек, одна из которых, к счастью, была парой геев. Поверьте, это было ужасно нетактично: все как будто сговорились держаться за руки и целоваться напоказ! Я вернулась из магазина и осталась дома, не в силах выносить бескомпромиссную гегемонию любви, царившую вокруг. Мне было очень грустно, и я целый вечер проплакала в подушку. Почему он выбрал именно этот день? Ещё одна жестокая месть женщинам за их любовь ко всяким романтическим датам? У меня для него был подарок и открытка, я была уверена, что и он мне что-нибудь подарит, безделицу, но всё-таки… Я чувствовала себя полной дурой. «Bang. Bang. My baby shot me down».

Последующие недели я занималась своей рутиной, жила незаметно, ни с кем из близких подруг, которые знали про мою проблему, не встречалась, чтобы избежать жалости и ранящего «Я же тебе говорила!». Я не могла поверить, что больше не увижу его.

В тот вечер одиннадцатого января, перед его поездкой в Данию на месяц повидать родителей, у меня была смутная тревога, что вот так мы сидим в последний раз, смотрим кино, обнявшиеся и почти счастливые, что этого мгновения больше не будет никогда. Я закрыла глаза на это тревожное предчувствие. Напротив, я была в радостном расположении духа, потому что за эту последнюю неделю мы встречались чаще, чем обычно, и я видела, что Николас почти оттаял. Во всяком случае, он уже не притворялся и не защищался от меня, он доверял мне. Ник уехал, новый, весенний, чистый…

Там, у себя на родине, он полюбил другую. Вернулся тринадцатого февраля, пригласил меня в ресторан, чего раньше не делал, был мил, но в его стальных глазах не осталось и следа от тёплых чувств, он снова меня забыл. Весь вечер он держался подчёркнуто отстранённо и казался совершенно чужим. Он не говорил мне про неё, но за него говорило всё. Я настояла, чтобы он мне рассказал, что случилось.

– Когда я приехал домой, мы часто ходили с друзьями в бары и рестораны, я пил каждый день и помногу. Я пил, и мне хотелось женщину. Я попросил моих парней познакомить меня с кем-нибудь. Так я встретил Энн.

– Так значит, её зовут Энн…

– Нет, так зовут её лучшую подругу. У нас с Энн не было секса, мы просто немного подурачились в постели, она не хотела ставить под удар свою дружбу с Розанн, боялась, вдруг та узнает, если мы переспим.

– Розанн?

– Да. Она восхитительна. Я ещё не спал с ней, но я знаю, что это будет восхитительно. Мы ходили в «SW», когда она приезжала сюда четыре дня назад…

– Я думала, что ты только приехал…

– Нет. Я приехал неделю назад, я купил ей билет на самолёт, сказав, что выбор за ней: она может приехать или не приехать, билет есть, так что пусть решает сама. Я уехал, и она приехала, представляешь?!

– Рада за тебя.

– Она приезжала на три дня. Она учится в Дании, не могла вырваться надолго…

Из моих глаз потекли слёзы, но Ник этого не видел, он не смотрел на меня, вспоминая и в деталях описывая свой начавшийся роман. Опять я ощутила это раздвоение в его отношении ко мне.

Я уверена, он не хотел причинить мне боль, он рассказывал про Розанн мне-подруге, забыв, что я-любовница тоже здесь.

– Какие планы у тебя на оставшийся вечер? – спросил он у меня-любовницы.

– Я думала, мы проведём его вместе и я останусь ночевать? Завтра День святого Валентина. То есть я понимаю, что мы с тобой не совсем нормальная пара, но я хотела бы провести этот день с тобой… Мне просто будет очень грустно, если в этот день я буду одна.

– Э-э-э. Нет, нет, прости. Завтра я очень занят, и вообще я не люблю даты… Я даже взял билет Розанн так, чтобы она уехала до этого сопливого розового праздника…

– Да, но для неё было бы символично провести День всех влюблённых вместе с тобой, а тебе, наверное, ещё рано переходить с ней к официальному признанию друг друга влюблёнными…

– Ты права.

– Но ты же знаешь, что я не испытываю иллюзий по поводу наших отношений, Николас. Я не стану фантазировать, что теперь мы обязательно поженимся, если проведём День Валентина вместе. Мне просто так грустно в последнее время, так хочется немного ласки и хорошего отношения.

– Значит, ты считаешь, я тебе чего-то недодаю? Если ты и правда так считаешь и тебя что-то не устраивает, вперёд! Я тебя не держу.

– Я знаю, что не держишь, поэтому мне и сложно уйти.

– Господи. Если ты будешь продолжать в том же духе, то я не хочу этого слушать. Я устал, и мне вообще не нужны лишние сложности.

– Да, – сказала я, – конечно, ты прав, это всё глупости.

Сердце сжигал вопрос: «Неужели же ты не видишь, что я люблю тебя?», но я промолчала. Я любила его, но не хотела надоедать и казаться навязчивой. Я надеялась, что он изменится, и он менялся, однако не в мою пользу. Надежда умирает последней, значит, мы умираем раньше нашей надежды. Моё сердце твердело. Я притворилась беззаботной, будто бы всё, что я до этого наговорила, это чепуха, а единственное, что мне от него нужно, это секс.

– Не слушай меня, – прошептала я, бросив томный взгляд. – У меня сегодня тоже был тяжёлый день. Лучше пошли к тебе.

– Ну вот, другое дело, – засмеялся он. – Теперь я тебя узнаю. Давай возьмём такси, а то мне через час спать ложиться.

Мы взяли такси и доехали до его дома в Южном Кенсингтоне. Трёхэтажный узкий дом, воткнутый посреди таких же. Мощёная улочка. Цветы в треугольных клумбах перед входом. Чёрная блестящая дверь с золотым номером «73».

Николас расплатился с таксистом, и мы вошли в дом. Открыл бутылку вина, я не пила. Музыки не было. Зашёл в спальню, в оглушительной тишине которой я разделась.

Он подтолкнул меня к кровати и, приспустив брюки, но даже не сняв рубашку, без поцелуев и прелюдий пятиминутно овладел мною. Перевернулся на спину, отдышался. Первое блюдо было горячим. Через пять минут он был готов на второе, которое, однако, также не отличалось продолжительностью. Десерт был жёсткий. Он преподнёс его во всей силе своего Danish hardcore[26] характера. Привязав мои руки к кровати галстуком от Черутти, он перевернул меня на живот и превзошёл себя. Я так хотела его, что никогда не замечала размеров его достоинства, которое, честно говоря, было довольно скромным. Основное удовольствие от секса, чаще всего короткого, я ощущала через осознание того, что вот он во всей своей красе, дикий и злой самец, получает своё быстро и яростно. Ему наплевать, что чувствую я во время секса, ещё он как-то поведал, что ему доставляет особое эротическое удовольствие то, что я, как он выразился, из «более социально низкой нации», ему проще иметь меня, считая меня «объектом», русской игрушкой для европейского джентльмена. Ему приходится быть циником и негодяем в жизни, иначе он не смог бы расслабиться и так овладеть женщиной. Да и я сомневаюсь, что сама отдавалась бы ему с такой же неистовостью, будь он иным.

После он мне сказал:

– Заплати мне.

Я подумала, что он шутит, и переспросила:

– Тебе заплатить? За секс?

– Сладкая моя, ты же знаешь, что мне всегда с тобой нравится, но попробуй понять меня. Мне будет так проще. Если ты мне заплатишь, то получится, что я вроде бы ничего и не хотел, что в секс не было вовлечено никаких чувств, а значит, можно будет считать, что я не изменял Розанн.

Его всегда волновало только то, как будет проще ему. Может быть, за эту эгоистичную прямоту я его и любила. «Хорошо. Пусть будет так, как он хочет», – подумала я, оставив на столике у измятой постели всего один фунт. Он ухмыльнулся.

* * *

Огромное количество людей в столице обеспечивает их текучесть. Новые знакомства каждый день прерывают мысли о старых друзьях. Никто и не вспомнит лёгкого флирта вчерашней ночи. Чтобы оставить хоть небольшое воспоминание друг о друге со вчерашнего вечера, нужно хотя бы переспать, тогда у вашего имени… «Простите, как, вы говорили, вас зовут? Нда-а. Как, вы сказали, зовут вас? Плохая память. На лица у меня память лучше. Хотя я почему-то думал, что вы блондинка…» Тогда у вашего имени есть шанс быть упомянутым в разговоре друзей за пивом на следующий вечер, хотя, увы, это упоминание, скорее всего, будет а-ля «Я такую тёлку вчера…», или в девичьей беседе при накладывании слоя пудры перед очередной диско-охотой на «лосей».

Неудивительно при таком раскладе, что даже у людей, которые знакомы уже давно, уходит не более месяца, чтобы совершенно забыть друг друга. Никто ни по кому не скучает. Слишком много замен вокруг, слишком легко переключиться, отвлечься, развеяться. Они не тратят эмоций на то, чтобы узнать друг друга по-настоящему. Зачем? Люди Запада не мазохисты, они не любят страдать. С глаз долой – из сердца вон! А если сердца никогда и не было, то просто: вон!

Soundtrack (финальный):

Глава 4

Сон вчерашней ночи

(номер один)

Цветы на подоконнике завяли, несмотря на то, что я обильно их поливала, а может быть, именно поэтому… Или от недостатка солнца? Ничего не хотелось делать. В сердце перегорели лампочки. Без света было страшно, но лучше уж так, в темноте, чем каждый день ждать, что они перегорят, или отключат свет, или зайдёт кто-нибудь на огонёк, когда никого видеть не хочется.

Я сижу, без движения, уставившись в окно. Сижу долго. Проходит день. Проходит ночь. День. Ночь. День. Ночь. День. Ночь. Снова ночь. Ночь не проходит. Ночь. Мне всё равно. Ночь. Ночь. Ночь. Ночь. Ночь. Ночь. Вспорхнуло усталое удивление: почему? Неужели я настолько выключила себя из жизни, что даже воспоминаний не хватает, чтобы менять картинки за окном? Ночь. Ночь. Надо что-то придумать. Разум содрогнулся и поник. Ничего не получается! Медленно закрадывается страх, грозящий обернуться паникой… Ночь. Ночь. Ночь. Нет, было же в этих отношениях что-то хорошее… Нужно всё пересмотреть. Мне обязательно надо вернуться к жизни, бессмысленно просто глазеть в окно, за которым ничего не происходит? Ничего не происходит… Это моя вина! Ничегошеньки. Только ночь. Что же мешает? Проснись же. Выйди на улицу! Оглядись! В мире много прекрасного. Нужно заново научиться смотреть на лица прохожих, на их улыбки, а не истоптанные ботинки, на которые налипла грязь.

Закапал дождь. Как ни банально, но дождь заставляет меня плакать. Уж если сама могущественная величественная природа не выдерживает этой жизни, то почему я должна? Я плачу навзрыд. Всё лучше, чем тупое безразличие от безысходности, когда все чувства срываются в пропасть и ничего от человека не остаётся. Я переживу, мне будет легче, я знаю это. Дождь льёт сильнее и сильнее. Я ненавижу тебя, Николас! Это пройдёт… Боже, как я тебя ненавижу! Никогда не горела я таким пламенем ни на одном ложе, никогда ещё моя страсть не была сильнее, но всё проходит: и любовь, и боль; всё уходит. Я теряю последние горькие капли памяти, и мне скоро будет легче. Пламя беспощадно пожирает твой дом, кровать, тебя, предающегося на ней любовным утехам с кем-то, чьего лица не разобрать. Дождь залил стекло плотным непроницаемым потоком, и я не вижу больше этих страшных образов в адском пламени. Я не вижу тебя. Наверное, пламя потухло. Мне легче. Я знаю точно, наутро, когда я проснусь, день будет сиять чистотой, день будет свеж, это будет День.

Глава 5

Тишина

Soundtrack:

Когда события в жизни развиваются слишком интенсивно, нет времени задумываться и размышлять. Когда слишком шумно, звуки натыкаются на мысли, разбивая их вдребезги или перемешиваясь так, что мысли становятся нечёткими и неясными. Гудят машины за окном, автобусы шумно распахивают двери, бурлит толпа людей, музыка в барах и клубах, плеер в ушах, ругающиеся день ото дня соседи, телевизор, радио, компьютеры… А сколько звуков создаю я сама? В большом городе тишины нет. Обитатель мегаполиса – это всепоглощающая гудящая машина, а не человек разумный.

Время от времени я, как правило на уик-энд, покидала Челси, чтобы навестить друзей и знакомых за городом. После ужина в их деревенских домиках, фермах или поместьях я всегда выходила погулять. Одна. Брожу по улице маленького трёхулочного городка – и как же приятно, что меня никто не знает. Никто не пристаёт, чтобы вручить флайер или ещё какую-нибудь ерунду. Вот я ОДНА на опушке леса. Одна иду по тропинке через луг к речке… Так тихо… Я сама становлюсь тише. Иду молча или пою песенку. Пою по-русски. Не попсовую песенку, а душевную, такую, которую в мегаполисе петь стыдно. Вроде: «Во поле берёзка стояла…» Настроение в такие моменты всегда прекрасное. Я чувствую, что живу. Полностью ощущаю своё тело: чувствую, как упруго отскакивают мои кроссовки от земли, слышу пульсирующее сердце, вдыхаю воздух и наслаждаюсь этим.

С удивлением замечаю, что начинаю осмысливать происходящее со мной. Я смотрю на прожитое время в Лондоне и сравниваю себя, юную и смелую, только что приехавшую в Англию, с той юной и смелой, что уже освоилась здесь, свила своё «синичкино гнёздышко» в Челси, завела знакомства с другими синичками, воробьями, фазанами, орлами и даже ястребами. Кто из них лучше и чище? Не знаю, сложно сказать. Сейчас я неизменно мудрее, значит, даже если и не чище, то обязательно вернусь к этому. Чем больше мудрости я усвою, тем раньше пойму, что свет всегда побеждает тьму.

Ещё через многое предстоит мне пройти, многие проблемы решить, но ведь люди кардинальным образом не меняются. Если сердце чистое, то налёт грязи с него соскрести будет несложно. Только бы найти время. Я анализирую мои романы с «англичанами», которые оказались вовсе не англичанами, а просто типичными представителями Лондона, то есть иностранцами. Англичане в Лондоне – национальное меньшинство. Я обдумываю те три свидания, разной продолжительности, которые были у меня недавно. Одно продлилось несколько недель, другое один день, а сколько я любила датчанина – не помню, очень долго, целую вечность. Прихожу к выводу, что все эти романы были полезны. Все два. Один любил меня, другого любила я. Третье не считается, потому что романа с Майклом у меня не было. Думая об этом, прихожу к тем выводам, которые упомянула, когда рассказывала об этих свиданиях. В процессе романов я не осознавала, почему поступаю так, а не иначе, не задумывалась о причинах моих чувств и оттенках их грусти или радости. В мегаполисе я живу бездумно, по инерции, тело и мозг помнят, как нужно реагировать на те или иные события, они не понимают почему, но реагируют всё-таки, как положено, пока сбоев не было.

Выходные заканчиваются, и я в машине, несущейся в Лондон.

Глава 6

Незнакомец

Помню, как я сидела одна за столиком в маленьком уютном кафе на Кингз-роуд, не курила, потому что не курю, пила сок и теребила рукой синюю салфетку. Моя подруга Бекки всё не шла, я теряла терпение и перебирала в уме тех, кто ещё может оказаться свободным, чтобы пообедать со мной. Я была в словоохотливом настроении, и мне не терпелось поболтать с кем-нибудь из моих друзей, тем более что в суматохе повседневности, когда вроде ничем не занимаешься, но отчего-то постоянно занята и ни на что нет времени, я многих из них не видела месяцами.

Я позвонила двум друзьям, но они не взяли трубку, через некоторое время прислав похожие сообщения: заняты на работе и не могут говорить по мобильному. Бекки опаздывала уже на полчаса, что, впрочем, было совершенно в её стиле, и мне пора бы уже было привыкнуть к этому. Однако я всё же злилась, думая, что хорошо бы её познакомить с моим экс-бойфрендом Оливером, который тоже не отличался пунктуальностью, хотя и был премилым человеком. И чтобы они назначили свидание друг другу, и чтобы он опоздал на двадцать минут, и она ждала, а потом она на полчаса – и чтобы ждал он. Непонятно, почему я с таким злорадством рисовала в воображении эти картинки, но ничего не могла с собой поделать. Мне даже хотелось спрятаться, как только я замечу Бекки, заходящую в кафе, да хоть в туалете, и не выходить оттуда как можно дольше, пусть даже она и уйдёт. Пришла мысль позвонить Оливеру и поболтать с ним, коли уж он пришёл мне на ум, и я уже было начала набирать его номер, как вдруг почувствовала себя не совсем уютно, словно кто-то смотрел мне в затылок, и я обернулась. Моя интуиция не подвела: мне в спину действительно смотрели. Как только я обернулась и недовольно взглянула незнакомцу в глаза, он встал и уверенно подошёл ко мне. Представившись, он попросил разрешения присесть ко мне за столик. Это было нетипично дерзкое для англичанина поведение, но молодой человек был приятен и недурён собой, так что я согласилась. Он закурил, на этот раз разрешения не спросив. Учтивости его как будто поубавилось, когда он добился того, что сел ко мне за столик.

Искоса на меня поглядев, незнакомец тихо ухмыльнулся как будто своим мыслям, что я, впрочем, заметила, и сказал:

– Ну и чем ты занимаешься? Как зовут?

Я ответила.

После нескольких общих вопросов он вдруг начал меня поучать. Казалось, что именно для этого он и заговорил со мной.

– Вот ты думаешь, что красива, – спросил он утвердительно, продолжив, также не задавая вопроса. – Ты убеждена, что именно потому я и сел за твой столик.

– Я не говорила ничего подобного. – Я была уязвлена нравоучительным и насмешливым тоном, которым он говорил.

– Между тем все люди красивы. Ты тоже. Однако ж… Зачем ты стараешься быть красивой чужой красотой? Твои глянцевые журналы настолько вдолбили тебе стандарты, что ты изо всех сил стараешься походить на куклу Барби и всё меньше на саму себя. – Он вновь не спрашивал, а утверждал.

Я и без того была раздражена тем, что Бекки, по всей видимости, забыла про нашу уговоренную встречу, и меньше всего мне сейчас хотелось наставлений. Его тон меня окончательно вывел из себя. Я вспылила:

– Я не понимаю, почему вы вообще об этом заговорили?!

– Почему бы и нет?

– Ну, если уж на то пошло… Чужой красотой? Да вы сами, мужчины, хотите Барби! Мы же всего лишь реагируем на потребности рынка. В моде шатенки – мы красим волосы в каштановый цвет. Джентльмены предпочитают блондинок – по нашим плечам спускаются златые пряди. Нынче интересны лёгкие в общении, не утомляющие своим интеллектом пустышки – мы заливаемся громким смехом, «О’кей!», и вот лёгкие непринуждённые Мэрилин Монро наводняют столицу. А если же вам и таковые наскучивают, мы тут же достаём из чуланов своей личности интеллект, надеваем очки, строгие костюмы, но всё так же стараемся тем самым угодить вам. Делаем мы это не из-за того, что безгранично глупы и податливы, нет, мы просто-напросто выживаем. Борьба за самца идёт нешуточная, приходится приспосабливаться. Это не делает нам чести, но чем это вызвано? Вашими же стереотипами, это вам вдалбливают в голову, кого любить и кого не любить, что красиво и что не красиво, это вы боитесь иметь своё мнение, боитесь чувствовать, стесняетесь, когда влюбляетесь в недостаточно привлекательную в глазах общества девушку. И это вы с жестоким расчётом, добившись её (ведь вам-то и на самом деле её очень хочется), всё же бросаете, преследуя эфемерный идеал, с которым не стыдно будет показаться, именно этот эфемерный идеал вы сделаете своей женой, может, даже и правда полюбите эту женщину, но настоящие причины, всмотритесь в себя, они же вам известны. Вряд ли вы осмелитесь сделать это, потому как вы трусы. Видите, мы квиты. Мы все обречены прогибаться под общество. Мы не мужчины и женщины, мы социалиты, отлиты из социума.

Казалось, он не ожидал от меня столь пламенной речи. Некоторое время молчал, изучающе глядя на меня и затягиваясь сигаретой. Потом наклонился и провёл рукой по моим ногам. Я опешила, но ногу не отдёрнула, будучи уверена, что делает он это не из сексуальных целей, а чтобы подвести меня к ещё какой-то мысли.

– У тебя ноги побриты, – сказал он. – Зачем ты удаляешь то, что тебе дала природа? Волосы на ногах даны природой, они защищают твою кожу.

– Это антисексуально, – ответила я.

– Всё дело лишь в том, как ты на это смотришь. Волосы на ногах ничего общего с сексуальностью не имеют, равно как и волосы на голове или лобке. Ты, поди, и лобок тоже бреешь? – спросил он как-то уж совсем бесцеремонно.

Я посчитала нужным не отвечать, чтобы он осознал свою грубость.

– Вот ты сейчас стыдишься чего-то непонятно чего, – продолжил он. – Это же часть тебя. Почему ты стыдишься волос на лобке, а не ногтей на ногах?

Я не могла сказать, что когда-либо задумывалась над этим вопросом, а оттого смешалась и не нашла нужного аргумента. Я разозлилась пуще прежнего, словно он забил гол и теперь ведёт в матче.

– Секс естественен. Чем меньше обращать на него внимание, тем естественнее он становится. Самые ярые моралисты – самые большие сексолюбы. Они до того сладострастны, что начинают стыдиться этого, потому как видят секс повсюду, в каждом человеческом движении, слове, в предметах интерьера, в природе. Секс преследует их, они боятся его и клеймят, полагая, что все испытывают такое наваждение.

– Я согласна, что секс естественен, и так же, как и вы, считаю, что по части секса много чего накручено, шум из ничего. Но всё-таки вновь о различии полов: мужчина придаёт сексу гораздо больше значения, чем женщина. Мужчина хочет секса чуть ли не с каждой привлекательной женщиной.

– Позволю себе не согласиться. – Он посмотрел на меня с почти отеческой теплотой, как будто говоря мне: «Дитя, что за фантазии, что за вздор!», и продолжил так же ласково, наставляя, а не журя: – Женщины больше любят секс, чем мужчины, я убеждён в этом. Мужчина легче соглашается на секс, да, в то время как женщина более критична в выборе партнёра, но если такой выбор делает, то отдаётся своей страсти безудержно, фантазирует и мечтает о физических ласках с тем, кого выбрала еженочно. Она растворяется в своём возлюбленном, представляет себя его собственностью. Не спорь, если её чувства сильны и правдивы, если она отдаётся им совершенно, то она рано или поздно становится их рабыней. Если же нет, мужчина не поверит, что она его любит, слишком глубоко въелось в его сердце представление о том, что женщина, которая любит, должна отдаваться вся, без остатка. Не факт, и скорее факт, что он её при этом не полюбит, но есть большая вероятность, что для удобства оставит рабыню у себя и даже, может, на ней женится. Женщина гораздо более сладострастна, она соблазняет, она излучает секс. Мужчина просто соглашается съесть яблоко, которое она ему подаёт. Не будь Евы, Адам бы и не стал утруждать себя этим.

– Что за вздор. Складно говорите, но как-то неубедительно, – сказала я, не признаваясь, что он всё же заставил меня задуматься.

На удивление самой себе, я начинала наслаждаться нашим спором. Я не соглашалась со многим, что он говорил, но так приятно было общаться с человеком мыслящим, который свободно выражал свое мнение, не прятал отсутствие независимости мыслей под маской политкорректности, вроде «я не выражаю того, что думаю, лишь бы вас не обидеть». Может, в чем-то он был груб и излишне прямолинеен, но я прощала ему это, потому что, сглаживай он все углы, столь честной беседы не получилось бы. Вероятно, мой собеседник тоже почувствовал перемену в моём отношении к его манере ведения разговора и потеплел. Теперь он смотрел на меня не по-отечески, а скорее, как друг, который делится своим опытом, но также готов чему-то поучиться и у меня. Между нами зародился ручеёк взаимопонимания: мы были другими, не такими, как все, мы поняли это и смотрели друг на друга, как сообщники. В эту минуту дверь кафе распахнулась, и вошла запыхавшаяся Бекки.

Увидев меня с симпатичным молодым человеком, она заулыбалась, и её лицо, казалось, больше не выражало сожаления об опоздании, более того, направляясь к столику, очень весёлая, она слегка смущалась того, что по глупости бежала от метро до кафе, в то время как я, по-видимому, прекрасно провожу время. Может, она даже гордилась тем, что предоставила мне шанс посидеть в кафе одной и привлечь прекрасного незнакомца.

В последующие месяцы я часто виделась с этим парнем. Как-то мы даже переспали, чтобы снять это мешающее сексуальное притяжение между нами и общаться проще, развивая дружбу. Нам нравилось проводить время вместе. Мы полюбили читать одни и те же книги, чтобы потом обсуждать их и сравнивать наши точки зрения. Мы повсюду ходили вместе, но со временем стали замечать, что спорим всё меньше и меньше, наш характер сближался, мы становились ближе, однако основой нашей дружбы, её подпиткой, была дискуссия, спор. Поскольку наш жизненный опыт становился одинаковым, эта дискуссия стала утихать. Мы превращались в семью, но при этом ею не были. Чтобы освежить нашу дружбу новыми страстными интеллектуальными диспутами, мы решили на время расстаться.

«На время» до сих пор не прошло.

Бывало, я слышала о нём от появившихся общих знакомых. Говорили, что он купил роскошный дом в Таиланде и месяцами живёт там, а также в Мадриде, и в Лондон нынче заезжает не часто.

Глава 7

Породистые Скакуны и Поло-тайм

Английские «породистые скакуны» – создания очень холёные, привередливые и «окольцованные». Они очень гордятся своим происхождением и громко стучат копытом, если кто-то зарывается и этого не замечает. Их ржание отличается от ржания обычных лошадок. В юном возрасте всех «породистых скакунов» отдают на «воспитание» королеве, чтобы, слушая по телевизору её правильный английский,[29] они ржали так, как положено их породистому клану, завели знакомства с другими породистыми скакунами (необходимо поддерживать чистоту крови), ну и вообще, престиж для породистых скакунов очень важен.

Я познакомилась с одним из них в баре в Челси. Обычное вечернее времяпровождение среднего «породистого скакуна» – как ни банально, это пивнушка, или, как они её называют, паб. Скакуны пьют много и часто. А чего бы им не пить? У них море времени и денег. Работа не волк… К тому же зачастую работа у этих «скакунов» чисто символическая, или «вечностуденческая». Нет, есть, конечно, и примерные «скакуны», которые после пахоты возвращаются домой, в стойло… Однако мой Джеймс был не из таких.

Джеймс, конечно, был окольцован, то есть носил на мизинце руки золотое кольцо с фамильным гербом, «signet ring». Его ржание отличалось роскошным posh-выговором. Posh-выговор и употребление posh-фраз для него и ему подобных было обязательно. Помнится, как-то бедная мамаша Кати Миддлтон, девушки Принца Уильяма, имела неосторожность, переспрашивая о чём-то, сказать «Пардон» (не posh!), назвала уборную комнату «туалетом» (очень не posh!), а также, если верить слухам, приветствуя королеву, сказала «Pleased to meet you!»,[30] а не «How do you do?»,[31] причём первая приветственная фраза отличается большей теплотой и заинтересованностью в собеседнике, нежели вторая, которая, хотя и является вопросом, ответа не требует. Высококультурный англичанин на вопрос: «Как вы поживаете?» – неизменно ответит вопросом: «Как вы поживаете?», при этом оба улыбнутся, и – всё. На самом деле, им глубоко безразлично, как в действительности вы поживаете. Свои проблемы и переживания оставьте, пожалуйста, для исповеди в церкви. Так вот, после того как мама Кати Миддлтон оплошала, о чём незамедлительно раструбили все местные газетёнки, я заметила, что все мои породистые знакомые поспешили сменить свои какие бы то ни было приветственные фразы на «Как вы поживаете?», а ведь большинство из них до этих историй в газетах тоже говорили «Рад вас видеть». Не совсем понятно, почему это произошло. У меня есть пара версий. Версия первая – это элементарная трусость. Англичане слишком любят судачить и перемывать друг другу косточки, так что некоторые поспешили исключить любую возможность подобных пересудов и сомнений в том, что они относятся к привилегированному классу и говорят, как положено. Вторая версия – это самодовольство и гордыня. Posh-англичане ищут любую возможность, чтобы подчеркнуть своё происхождение, и это было подходящим поводом.

Джеймс закончил Итон, одну из самых престижных частных школ Англии. Я заметила, что ребята из Итона, в общем хорошие ребята, переоценивают значение этой школы в смысле значимости для других людей, которые там не учились. За всю нашу первую беседу Джеймс упомянул то, что он учился в Итоне, не менее четырёх раз. Видя, что это не произвело на меня ожидаемого впечатления, Джеймс принялся объяснять мне, что такое Итон и что в социальном плане значит человек, который там учился. Я это прекрасно знала, так что полудетские объяснения Джеймса так и не достигли желаемого результата. «Странно, – скажет он позже, – когда я говорю: „Итон!“, обычно это производит эффект разорвавшейся бомбы…»

Если честно, то эффект был прямо противоположный. Многие ребята из Итона, с которыми мне довелось общаться, будучи образованными и приятными молодыми людьми, были также невероятно скучны, однообразны и о-о-очень степенны. В них не было жизни. Они были похожи на древних старцев, милых, умных и добрых, но, увы, совершенно сексуально непривлекательных.

Не сумев впечатлить меня своей школой, Джеймс как бы ненароком сказал, что купил дом в Челси, спросив, где живу я. Он очень удивился и, казалось, был раздосадован, узнав, что я тоже живу в Челси.

В процессе нашего дальнейшего разговора я поняла, что Джеймс был ещё и сплетником. В принципе, он был далеко не в меньшинстве, сплетничать многие английские мужчины очень любят. Причём болтают они не только о бабах, но и друг о друге, что, я так полагаю, нашими мужчинами уважалось бы мало. Он стал расспрашивать меня о нашем общем знакомом Джульене, о том, с кем, по моему мнению, он спит, сколько у него было любовниц в жизни, а не кажется ли мне, что Джульена могут уволить с работы, ведь он так много пьёт…

Джеймс играл в поло. Сказать по правде, из всех его попыток поразить меня эта была самая удачная.

В поло соревнуются две команды, по четыре человека в каждой. Игрок верхом на лошади должен забить клюшкой мяч в ворота соперников, причём клюшку можно держать только в правой руке. На воротах никто не стоит, но их, разумеется, охраняет вся команда.

Поло очень красивый спорт. Всадник и его конь составляют единое целое, «породистые скакуны» становятся таковыми в прямом смысле слова. Быстро несущиеся лошади из одного конца поля в другой излучают дикую мощь и силу, наездники должны не только суметь укротить их, но и, придерживая лошадей, уметь орудовать клюшками с математической точностью, отбиваясь от атак соперников, и, оторвавшись от них, забить мяч в ворота.

Поло-стиль заслуживает особого внимания. Рубашки поло сочетают в себе элегантность классики и удобство спортивного стиля. Такие рубашки в большой моде, если такое слово вообще уместно в отношении стиля, который выше моды и быстро меняющихся тенденций и настроений. Все рубашки поло имеют небольшой отложной воротник на стойке – одно из правил поло-моды.

В Англии проводится множество поло-матчей. Самый известный, со светской точки зрения, это Cartier International, проходящий в июле, который иногда посещают члены королевской семьи. После матча проходит традиционная Chinawhite[32] вечеринка, на которой собираются представители светской тусовки, socialites, которые не факт, что любят поло, просто вечеринка в Chinawhite на Cartier International слишком известна и привлекает всех любителей хороших «party».

Билеты на Cartier International лучше брать заранее, иначе их просто-напросто может не быть, ввиду огромной популярности данного мероприятия.

Также в начале июня в Англии ежегодно проходит Кубок Ивана Грозного, посмотреть который приезжает много представителей русской московско-питерской элиты. Кубок Ивана Грозного проходит под патронажем известного любителя России принца Майкла Кентского. Российским спортсменам, чтобы участвовать в Кубке Ивана Грозного, нужно выиграть Кубок России. Московский поло-клуб в данное время является лидером российского поло.

Джеймс выглядел по-настоящему увлечённым, когда рассказывал про поло. Было заметно, что для этого мальчика поло – настоящая страсть. Признаться, я была удивлена, что он вообще способен на какое бы то ни было проявление чувств…

Глава 8

Скачки

Поло – это хорошо, но почтенные англичане не меньше любят и скачки. Довольно быстро скачки из общенародной игры, какой они первоначально являлись, превратились в забаву аристократии.

Приобретение английских скаковых лошадей – признак хорошего вкуса во всех аристократических обществах мира. На самые престижные скачки в Великобританию в карете с открытым верхом, запряжённой четырьмя лошадьми, приезжает сама королева Великобритании, а также члены королевских семей Европы и мира.

Я думаю, не преувеличу, если скажу, что подавляющее большинство английских аристократов умеет ездить верхом. Многие имеют своих лошадей и уделяют им огромное внимание. Содержание скаковых лошадей – удовольствие не из лёгких и не из дешёвых. Оттого многие призовые места занимают именно представители элиты. На недавних скачках одно из призовых мест заняла внучка королевы Елизаветы Зара Филлипс, настоящая спортсменка, ну не то чтобы комсомолка, однако же просто красавица!

Не все девушки столь увлечены участием в скачках, интерес многих ограничивается мужчинами, в них участвующими, а у большинства – и просто теми молодыми людьми, которые на подобные мероприятия приходят. Понимая, что скачки – это восхитительное место для знакомства, молодые леди надевают лучшие платья и в сопровождении подруг отправляются на поиски своих «породистых скакунов». Многие находят.

Дресс-код на таких мероприятиях очень консервативен. Сексуальные наряды ни к чему хорошему вас не приведут. Более того, вас могут даже не пустить на скачки или поло, если вы одеты неподобающе, то есть если ваше платье слишком откровенно или юбка выше колен и просвечивает. Нет, конечно, есть мероприятия, где нет строгого дресс-кода, но англичане из «правильных» сословий всегда одеты по правилам, пусть даже на этот матч и пускают девиц в полупрозрачных платьях и гопников, прослышавших о тусовке, настоящие леди неизменно будут в строгих платьях, а джентльмены – в классических сюртуках. Это всего лишь ещё раз подчеркнет разницу в классах, а леди и джентльмены это любят, хоть никогда в этом и не признаются.

За несколько месяцев до начала грандиозных пяти дней скачек Royal Ascot, полных шампанского и общения, ваша голова начнёт раскалываться от неминуемого вопроса окружающих: «В каком секторе у вас билеты?», а ноги болеть от походов по магазинам в поисках шляпки. Если у вас билеты в самый престижный сектор соревнований, то дресс-код будет очень строгий. Мужчинам на Royal Ascot необходимо быть во фраке и цилиндре, а женщинам – в строгих платьях и шляпах.

От того, в каком секторе вы приобретаете билеты, зависит ваш социальный статус в глазах общества. Билеты можно приобрести в Silver Ring, Grandstand seats, и, конечно, самые престижные билеты – это места в Royal Enclosure. Однако не всё решается деньгами: для того чтобы иметь возможность купить эти билеты, нужно, чтобы один из членов Royal Enclosure пригласил вас лично, – он будет за вас ответственным в течение вашего там пребывания. Если вдруг вы будете себя неподобающе вести, то пригласивший вас человек тоже рискует своим пребыванием в Royal Enclosure.

Первый год доступ в Royal Enclosure новичку разрешён только в субботу, в последующие разы приходить уже разрешено в любые дни. В общем, всё это не так легко и довольно претенциозно. Большинство довольствуется менее престижными билетами. Вообще, атмосфера праздника и торжественности присутствует повсеместно, так что скучно вам нигде не будет.

Ladies Day на Royal Ascot является кульминацией светской стороны скачек. В этот день женщины надевают платья и, главное, оригинальнейшие шляпки! Если в другие дни шляпки – это желательный атрибут женского туалета, то на Ladies Day это просто обязательный аксессуар. Вы сами почувствовали бы себя не в своей тарелке, не будь у вас на голове шляпы-параллелепипеда сине-красного цвета с жёлтой орхидеей. Этот день даёт безграничную волю безумству идей и фантазий. Каждая женщина стремится перещеголять другую по уникальности своей шляпки. Розово-красные каскады роз украшают шляпу одной, белоснежные широкие поля другой подчёркивают конус шляпы третьей, а вот ещё одна, похожая на свадебный торт, с разными декоративными слоями, а вот простая сиреневая шляпка с перьями… Что хотите, то и творите! Дамский день на скачках несомненно представляет собою очень красивое зрелище, и наряды посетителей освещаются присутствующей прессой больше, чем сами скачки.

Моя группа друзей в этот раз была немногочисленна, семь человек – три мальчика и четыре девочки. Мальчики в твидовых костюмах (а как же иначе!) уверенно делали ставки. Девушки, в большинстве своём, не знали, на какую лошадь лучше ставить, а потому спрашивали совета у парней. Алиса Крюг, которая следила за чемпионатом внимательнее всех нас, вместе взятых, тем не менее тоже спрашивала совета у мальчиков, главным образом, у холостого красавчика Майкла Д’Эвенора. Майкл был тронут женским вниманием и с жаром объяснял каждой из них, что «…вот эта лошадь, несомненно, должна победить, хотя вот у той тоже есть неплохие шансы, хотя его друг-жокей советовал ставить на ту гнедую кобылу, в общем, точно сказать нельзя, ведь скачки могут быть так непредсказумы» – подводил итог он!

Имена у участвующих в скачках скакунов были самые разнообразные. Лошади были слишком важны для своих хозяев, чтобы просто давать им номера: 1, 2, 3… Имена выбирались самые красивые: Серебряный Дождь, Западный Ветер, Труженик, Икона Шестидесятых, Трюфель. Скакуны, спонсируемые русскими бизнесменами, получали русские имена, вроде Московский Волк, Удача, Русский Знак и даже Водка! Я не шучу.

У нас была своя «box», то есть комната со своим баром, столиками для ланча, креслами с хорошим видом на ипподром. На наш «бокс» было два официанта, несмотря на то что нас было всего семеро. Один из моих друзей работал в одном американском банке на довольно-таки высокой должности и занимался организацией развлечений для служащих банка. Скачки, поло, футбол и прочие спортивные события – в общем, всё, что любил мой друг, составляло часть плана развлечений. С целью сэкономить их банк выкупил один из боксов на Royal Ascot, однако в итоге оказалось, что боксом пользовались только в пятницу и субботу. Работники банка не любили отгулы. Они любили работать. Приобретённый «бокс» простаивал пустым, что было чудовищным упущением и растратой со стороны банка, но радостью для моего друга, так как во все остальные дни он, взяв неделю отгула, просто заполнял «бокс» друзьями и, не стесняясь, развлекался за счёт родного банка, как будто у него был там вклад на миллиард фунтов или хотя бы долларов…

Вообще, иметь свой собственный «бокс» на скачках было не только очень престижно, но и являлось очень хорошим долгосрочным вложением денег. Цены на место в «боксе» были огромными и каждый год увеличивались. Так что у владельцев «боксов» было преимущество: не тратя денег на билеты, в один из дней скачек они могли пригласить сколько угодно человек к себе в «бокс», а в другие дни просто его сдавать.

Целый день мы провели, выпивая шампанское в «боксе», набивая себе живот всевозможными закусками, целуясь друг с другом, ну и, конечно, делая ставки. Вид на ипподром с нашего балкона был превосходный. После скачек мы все пошли в один из местных баров, которые во время таких событий делают огромные деньги для своих хозяев. Потом были танцы в одном из клубов.

Глава 9

Рэгби

Мы привыкли думать, что самый популярный спорт в Англии – это футбол. Так, да не так – футбол действительно массовый спорт у простого населения. Однако же рэгби – это по-настоящему популярный спорт у элиты. Рэгби – это, можно сказать, футбол аристократов.

Правила игры тем не менее очень отличаются от футбола. Мяч в рэгби не круглый, а овальный. Цель игроков – донести его как можно ближе к зачётной зоне. Если игрок атакующей команды заносит мяч в зачётную зону и касается им земли, его команда получает 5 очков и право на дополнительный удар. Другие способы получить необходимые очки включают в себя забивание мяча в ворота со штрафного удара или после удара, специальным образом выполненного в ходе игры. Можно давать «пас» игроку своей команды, но лишь назад, «от ворот соперника», хотя ногой мяч можно посылать также и вперёд.

Рэгби – один из видов спорта, которому учат в школе, учат в школе, учат в школе-е-е-е. В хорошей английской школе. Одна из старейших привилегированных английских школ даже носит название Рэгби-школы (Rugby School), что ещё раз доказывает значимость данного вида спорта для английских джентльменов. Именно в данной школе более трёхсот пятидесяти лет назад и зародился этот зрелищный спорт для настоящих мужчин. В 1845 году трое учеников этой школы впервые письменно договорились об условиях игры, и… понеслась!!!

Страны, которые традиционно сильны в этом виде спорта, это, конечно, Англия, Новая Зеландия, Австралия, Южная Африка, Шотландия, Уэльс, Ирландия и Франция. Six Nations Rugby Cup, Кубок Шести Стран, является одним из самых важных состязаний.

Королева Великобритании Елизавета Вторая – патрон Уэльского Союза Рэгби, Принцесса Анна – патрон Шотландского Союза Рэгби. Дочь принцессы Анны и внучка королевы, ранее упомянутая Зара Филлипс, встречается с профессиональным игроком сборной Англии по рэгби, Майком Тиндаллом. Быть потенциальной rugby player’s wife, несомненно, более престижно, чем входить в ряды уже набивших оскомину своей тупостью и безделием footballers’ wives.

Глава 10

Футбольные ВАГины

[33]

Феномен Footballers’ Wives настолько захватил британское общество, что про жён и гёрлфрендз футболистов даже сняли одноимённый телесериал. Виктория Бекхэм (в девичестве Адамс), известная своим участием в группе «Spice Girls», стала неофициальной королевой содружества жён футболистов национальной лиги, когда её путь пересёкся с футбольной тропой красавчика Дэвида Бекхэма и она стала его женой. В этом содружестве жён и гёрлфрендз существует всё, кроме дружбы. Подруги футболистов конкурируют между собой, стараясь привлечь как можно больше общественного внимания к своему гардеробу, машинам, времяпровождению, которое, по большей части, занимает бесконечный шопинг, посещение ресторанов, баров и ночных клубов. Красивые, они хотят, слыть Самыми Красивыми. Обычные, они хотят, чтобы про них говорили, что они Экстраординарные и Великолепные. Хихикающие блондинки, они не возражают, когда газеты пишут про очередную сказанную ими глупость и случившиеся конфузы.

Девочки-подростки Англии мечтают выглядеть, как Виктория Пош,[34] а именно быть анорексично худыми, обтянутыми в чёрную одежду и, конечно, при этом носить огромные солнечные очки. Пош довольно привлекательна, хотя в последнее время подвергается многочисленным нападкам со стороны организаций по здравоохранению как «плохой пример для молодых девочек», которые доводят себя до изнеможения, стараясь похудеть и выглядеть, как Пош.

В Интернете проводятся опросы «Кто является Королевой W.A.G?». Пош удерживает первенство не первый год, несмотря на новые лица, такие как, например, Шерил, подруга футболиста Эшли Коуэла, которая мне, на самом деле, нравится. Фотографии Колин МакЛаулин, помолвленной с Уэйном Руни, занимают первые страницы многих глянцевых журналов. Абигали Клэнси, подруга Питера Крауча, которую он время от времени бросает, также занимает не последнее место среди объектов сплетен в светских хрониках множества журналов.

Во время различных чемпионатов по футболу у ВАГин происходит свой собственный. Кто круче одет? У кого дороже сумка? Чей искусственный загар ровнее?

Деньги ВАГины тратят беззаботно, ведь это не ими заработанные фунты-доллары. Колин Мак-Лаулин недавно отличилась тем, что потратила на одни только сумочки порядка шестнадцати тысяч фунтов, что в переводе на рубли составляет более восьмисот тысяч.

Королева ВАГин Виктория Бекхэм в последнее время всё более и более от них дистанцируется, становясь всё более Пош. Исчезли из волос «экстеншенс»,[35] загар выглядит настоящим, лейблами она не светит. Видимо, корону ВАГин у миссис Пош в ближайшем будущем отберут.

Что касается русских ВАГин в Англии, то они держатся как-то обособленно и не вписываются в стандартный стереотип. Новая спутница Романа Абрамовича – модель Дарья Жукова, дочь нефтяного магната Александра Жукова, однозначно в него не вписывается. Её красота не пошлая, её понятие моды – это не «обнажёнка», ей не нужно дополнять свои волосы искусственными, у её папы и без того много денег, чтобы не жить на содержании бойфренда-футбольного босса.

Дарья из нового племени русских моделей в светском футбольном сообществе, ухоженная, красивая и с хорошим образованием. Такие, как она, заставляют задуматься молодых англичанок о своём имидже и внешнем виде, иначе в жёсткой борьбе за новых молодых футбольных звёзд им не победить.

Глава 11

Гольф и Сомс Форсайт

Гольф – это традиционно спорт королей, если уже не по крови, то по духу. Размеренный, степенный, хладнокровный расчёт удара гольфиста скрывает и сдерживает бурю эмоций внутри. По накалу внутренних страстей гольф может поспорить с любым видом спорта.

В «Саге о Форсайтах» Джон Голсуорси подробно описывает гольф в деталях.

«…Когда Сомсу стукнуло шестьдесят девять лет, Джек Кардиган, муж его племянницы Имоджин, преподнёс ему набор палок для гольфа.

…Аннет, находчивая, как все француженки, рассердила его, посоветовав ими воспользоваться. Это было нетактично. В его-то годы! Но как-то в мае, в конце недели, приехал сам Кардиган с Имоджин и сильным ударом палки перебросил мяч через реку.

– Дядя Сомс, держу пари на ящик сигар, что до нашего отъезда вы этого сделать не сумеете, а уезжаем мы в понедельник.

– Я не курю и никогда не держу пари, – сказал Сомс.

– Пора бы начать! Слушайте, завтра я вас обучу игре в гольф.

– Вздор! – сказал Сомс.

Но вечером он заперся в своей комнате, облачился в пижаму и стал размахивать руками, подражая Джеку Кардигану».

<…>

«Те, что пишут пророческие статьи и книги, всегда забывают, что у людей есть страсти. Он пари готов держать, что и в 3400 году страстью англичанина будет: играть в гольф, ругать погоду, сидеть на сквозняках и изменять текст молитвенников».[36]

Это правда. Сейчас на дворе 2009 год, но англичане высшего сословия, как и прежде, увлечены игрой в гольф. Многие молодые люди, особенно из Лондона, не имеющие возможности играть в гольф так часто, как хочется, играют в гольф компьютерный, обычно по вечерам, после работы. Так, например, поступали и мои хорошие друзья Джеймс 2 и Алекс, и мои ленивые друзья Чарли и Генри.

Вынуждена уточнять, что Джеймс 2 это не тот Джеймс, про которого я говорила ранее. Вообще проблема с нехваткой имён в английском аристократическом обществе довольно остра. Каждого второго зовут Уильям, Джеймс, Томас, Генри или Чарли. Ага! Меня осенило! Именно поэтому они называют друг друга по фамилии! Иначе же не разобраться…

Родина гольфа – Шотландия, чем шотландцы, несомненно, гордятся, подчёркивая свою значимость в культуре Великобритании. Официальные правила игры в гольф были написаны на бумаге в 1754 году в шотландском городке Сейнт Эндрюс. Шотландцы обидятся, если вы из-за своей неосведомлённости вдруг скажете, что родина гольфа – Англия. Они очень трепетно относятся ко всему исконно шотландскому и постоянно подчёркивают преимущества шотландской культуры и быта перед английскими.

Глава 12

Chavs

[37]

Soundtrack:

В одном из распространённых определений понятие «chav» расшифровывается как «люди с низким социальным статусом, отсутствием перспектив и целей в жизни, с полным отсутствием культуры и моральных ценностей». Иначе говоря, этакие тупорылые недочеловеки, которые живут только ради «траха» и наркоты, периодически воруют и дерутся. Они гордятся тем, что так асоциальны, отличаются агрессивностью и ненавидят аристократов.

Их также называют: hoodies, neds, yobs, kevs, charvers, steeks, spides, bazzas, yarcos, ratboys, skangers, scutters, janners, stigs, scallies, hood rats.

Распознать английского гопника можно за версту. Обычно на голове у него бейсбольная кепка, надетая козырьком назад или набок. О-о-очень круто иметь кепку от Burberry. Это любимый бренд богатых гопников. Альтернативой кепке может послужить огромный капюшон, который надвигается на глаза, чтобы скрыть лицо как можно больше, – это делается для создания свирепого образа. На тело обычно наброшена (именно наброшена!) спортивная брендовая одежда, особенно популярна классика от Reebook. Ноги вставлены в белые кроссовки, шнурки которых, конечно, развязаны. Это крутой парень, иначе и быть не может. Ювелирные украшения гопники тоже любят, особенно они уважают огромные «золотые» цепи поверх майки, на которую наброшен спортивный костюм. Однако куртку от спортивного костюма застёгивать строго запрещено, иначе фальшивую голд-цепь не будет видно. Настоящий гопник-король также носит огромные кольца и серёжку в одном ухе. Когда я говорю «огромные», я именно это и имею в виду.

Слушают гопники исключительно рэп, например Sean Paul. Yo, baby! Другая музыка для них недостаточно крута. Брутальный образ завершает… собака. Первый выбор гопника – бультерьер, злая и дерзкая псина, чтоб никто не рыпался! Тяв! Тяв! Панятнааа?!

У гопников, конечно, есть гоп-подружки. Они носят суперкороткие кожаные юбки, спортивные кофточки, обнажающие полгруди, и обычно проживают в Эссексе.[39] Гоп-девочки также любят разноцветные полупрозрачные маечки, так чтобы сквозь них просвечивал бюстгальтер, желательно леопардового цвета. Их лиц не видно из-за густо нанесённого макияжа. Их гоп-мальчикам так больше нравится… Девочки знают все секс-позы – и только благодаря практике с десятилетнего возраста, а вовсе не чтению камасутры (они вообще мало что читают). Волосы у них обычно затянуты в тугой хвостик. Это очень удобно, потому что можно реже мыть голову, а кроме того, во время драки – а они, конечно, дерутся не реже мальчиков – соперницам тяжелее вцепиться друг другу в волосы. Белые гоп-девочки окрашивают себя в тёмно-коричневый цвет, чтобы благодаря искусственному загару быть поближе к своим чёрным «сёстрам».

Гопники живут в бедных районах, они мало что видели в жизни, не понимают её реалий и оттого в глубине души чувствуют себя отверженными. Если ты всеми отвергнут и не знаешь правил игры в нормальном обществе, то, конечно, проще всего «забить» на себя и других и начать это общество ненавидеть, прикрывая свою обиду щитом показной бравады и горькой злобы. К сожалению, подобных созданий становится больше с каждым днём. Значит ли это, что мы стали жить хуже, или просто наше общество всё больше, всё сильнее расслаивается?!

Все англичане из среднего и высшего общества осведомлены о существовании этой неоднозначной прослойки в обществе. Челсовичи смотрят на гопников чрезвычайно высокомерно, это их противоположность во многом, и они часто шутят по этому поводу. Пожалуй, каждый англичанин из высшего общества хоть раз примерил на себя образ гопника на одной из костюмированных тематических вечеринок, которые так любят в Челси. Те и другие настолько противопоставляют себя друг другу, что старательно избегают попадать в ситуации, в которых им пришлось бы друг с другом общаться. Гопникам так же неуютно в Челси, как и челсовичам в Эссексе.[40]

Глава 13

Вечер дома

В нашей суетной жизни просто провести вечер дома – это уже роскошь. Как-то раз мы с подругой Бекки, с которой я снимала квартиру, решили эту роскошь себе позволить. Приготовили закуски и вино. Наши знакомые мальчики вот-вот должны были прийти. План: посидеть дома, а потом – гулять. В Челси, как уже было сказано выше, баров и ресторанов – немерено. Всё же оставалось непонятно почему, несмотря на все плюсы домашних посиделок, нас всё время куда-то несло дальше, в этом была какая-то насущная, почти физическая потребность. Расслабившись пару часиков после работы перед телевизором, приняв ванну, проверив e-mail и посмотрев новости, нам обязательно нужно было куда-нибудь пойти. Интересно, что «куда-нибудь» означало вовсе не парк и не прогулку по набережной. Мы хотели видеть много лиц, не хотели покоя. «Куда-нибудь» однозначно направляло нас в бар или клуб. Выпить, потанцевать… Разговор? Нет, вряд ли. Слишком шумно для разговоров. Клубы и оживлённые бары – это сплошные немые картинки. Наиболее остро это осознаёшь после выходных за городом, а недавние выходные я провела в деревне, оттого гам и отсутствие в нём смысла мне были особенно неприятны. Вроде и шумно, но разговоры бегут ни о чём, их как будто и нет: рты двигаются, звук исходит, воздух сотрясается, но нет ни как такового предмета общения, ни целей, помимо самых примитивных, а именно затащить «объект» в постель, ни самих участников, которые давно уже устали от самих себя, поэтому даже не пытаются заинтересовать кого-то ещё.

Грег Стиллз был давним другом Бекки. Он служил в армии, и Бекки давно собиралась меня с ним познакомить. По её словам, за такие, как у него, глаза и накаченный торс можно умереть. Также он обладал громким командным голосом и твёрдой походкой, хотя при ходьбе его корпус странным образом наклонялся вперёд почти на сорок пять градусов по отношению к земле, причём верхняя часть туловища намного превышала нижнюю, так что многие удивлялись, как он при этом не падал и даже никогда не спотыкался. Грег был очарователен и мил с дамами, когда ему выпадала возможность насладиться их обществом. Впрочем, жаловаться ему не следовало: выходные ему давали часто, так что его друзья порой даже забывали, что он служит в армии. Грег умудрялся не пропускать ни одной вечеринки, которые они устраивали.

Роберт Эллиот, в свою очередь, был приглашён мною для Бекки. Роберт работал c derivatives[41] в «Citygroup».[42] Примечательный своей стабильностью в работе, отношениях и развлечениях, Роберт был потенциально идеальным мужем. Я познакомилась с ним через Джона, с которым я тоже хотела подружить Бекки, чтобы та, по возможности, пристроила его к своей сестре: на недавней вечеринке Джон пленился Бекки-младшей, но, вот незадача, всё стеснялся к ней подойти. По телефону он с грустью поведал мне о своих симпатиях к сестре Бекки, и я предложила помочь организовать для них рандеву. Джон сразу повеселел. Очарованный девушкой английский мужчина часто не начинает наступательные действия из-за опасения показаться нахальным и грубым. Вежливость и личное пространство – прежде всего. Несчастным девушкам всё чаще приходится брать инициативу в свои руки, иначе рождаемость в этой стране была бы около нуля.

Роберт пришёл первым. Я представила ему Бекки и, сославшись на занятость на кухне, оставила их вдвоём. Они говорили о музыке, фильмах, отношениях. Украдкой разглядывая её формы, застенчивый Роберт обдумывал, как перевести разговор на более эротические темы. Он спросил Бекки про поступок, которого она стыдится больше всего. Бекки ответила, что года два назад, когда ей было двадцать два, она переспала с мужем женщины, в семье которой она была няней двух малышей. «Шалунья», – прокомментировал Роберт, распаляя своё воображение мыслью о том, что «если эта девушка совершила подобное, её сексуальное влечение бывает таким сильным, что она не в состоянии его контролировать». При этом внешне он оставался по-прежнему непроницаем и холоден, серые глаза смотрели ровно, на лице играла небрежная улыбка, невозможно было догадаться, о чём он на самом деле думает: «Интересно, умеет ли она ездить верхом… В ковбойских сапогах нагая на коне… Я иду по полю, она спрыгивает с коня, подходит ко мне, я опускаюсь с ней на траву, не целуя, имею её, как хочу, а она просит не прекращать, и я продолжаю до тех пор, пока не почувствую, как сотрясается её тело от множества…»

– Ты в порядке? – спросила Бекки, удивлённая, что Роберт неожиданно замолчал.

– Да, всё о’кей. – Роберт перевёл дух, решив не продолжать поток своих сексуальных мыслей.

Бекки вздохнула, отчего пульс Роберт бешено забился. «Я хочу слышать тысячу вздохов, как этот, – фантазировал он. – Я хочу, чтобы эти вздохи были вызваны мной, предназначались мне, принадлежали мне».

– Знаешь, мне любопытно, какой нехороший поступок, в свою очередь, совершил ты, – сказала Бекки, требуя откровенности за откровенность.

«Красавица, если бы ты знала… Я готов совершить нехороший поступок прямо сейчас. – Он уже еле себя контролировал, хотя мысли его пока ещё были невысказанными. – Расстегни верхнюю пуговицу своей кофты, а лучше две или три пуговицы. Можешь не снимать её. Она тебе идёт. Хорошо, что ты в юбке. Люблю юбки».

То ли он обдумывал ответ подозрительно долго, то ли она перехватила его раздевающий взгляд (отчего он даже слегка зарделся), Бекки догадалась, чем заняты его мысли. Сдерживаемое горячее желание мужчины передалось ей, и она притянула Роберта к себе, вложив всю страсть своей натуры в долгий поцелуй, от которого у него потемнело в глазах, а сердце бешено забилось. Забыв о моём присутствии в соседней комнате, не боясь прихода остальных гостей, он стянул с неё юбку и колготки, и мечты об обладании Бекки осуществились прямо в зале нашей квартиры.

«У меня просто так давно никого не было», – скажет она мне потом.

Роберт ничего не скажет, по обыкновению напустив на себя безразличный вид, когда я войду в комнату через пятнадцать минут после того, как они закончат.

Я слышала шорох раздевания и одевания, шёпот и приглушённые вздохи, поэтому не торопилась вернуться в зал. «Боже мой! Нельзя оставить одних без присмотра!» – улыбалась я при мысли о Бекки и Роберте, особенно при мысли о Роберте. Все мои представления о стабильности его характера были поставлены под удар его поведением сегодня. Никогда не могла бы я предположить, что он осмелится на столь решительные действия по отношению к девушке, которую знает чуть более двух минут. Бекки же меня мало удивила. Она часто засматривалась на мужчин, размышляя вслух, с кем она смогла бы переспать, а с кем вряд ли.

Вообще, судя по недавнему социологическому опросу, проведённому одним известным глянцевым журналом, почти половина молодых людей в Англии имеет опыт секса на одну ночь. Более того, не иметь подобного опыта становится всё более и более странным в среде прогрессивной молодёжи.

Ещё более удивительно количество вкусивших однополую любовь: 80 % девушек и 75 % юношей.

У большинства этот опыт был в boarding schools.[43] В таких учебных заведениях школьники не только учатся, но и живут вместе с ровесниками. В boarding schools детей отправляют в любом возрасте, примерно лет до восемнадцати. Продолжительность обучения варьируется от одного года до двенадцати и даже больше. В Англии много очень хороших и престижных школ такого профиля, попасть в которые может не каждый. Часто эти учебные заведения практикуют разделение по половому признаку: школы только для мальчиков и школы только для девочек. Видя вокруг себя подростков только своего пола, взрослеющий мальчишка или девчонка невольно переносят возникающее сексуальное влечение на тех, кто их окружает. Не в каждой школе найдётся молодой симпатичный учитель противоположного пола, поэтому юное воображение отдаётся грёзам об однокласснике или однокласснице. Вероятно, по этой причине такое количество молодёжи имеет опыт однополого влечения.

Грег и пришедшие с ним братья Отис и Ларри закончили Винчестер-колледж в графстве Хемпшир. Мне стало любопытно, был ли у них опыт однополой любви, но я постеснялась спросить.

– Почему бы не позвать Ингрид и Джонатан? – спросила Бекки, душа которой после хорошего секса жаждала хорошей вечеринки. Я была не против. Ингрид и Джонатан пришли со Стефани, Майклом и Элеонор. Мне позвонили ещё пару человек, звали в бар. Я пригласила их к нам домой, потому что, похоже, pre-party дома переходила в home-party.[44] Я любила домашние вечеринки, они были несравнимо уютнее походов в клуб. Мальчики пошли купить ещё несколько бутылок вина, я достала не выпитую с прошлого раза огромную бутылку водки, принесённую тогда моим русским товарищем.

Я была слишком занята организацией дринков и закусок, и когда, наконец, я освободилась, Грег вовсю флиртовал с Элеонор. Они сидели рядом на софе, и он поглаживал ей пальцы. Он предназначался мне, но ни он, ни Элеонор об этом не знали. По большому счёту, Грег мне был безразличен, так что я не переживала. Ближе к ночи у меня тоже произошёл поцелуй. На этот раз с Майклом.

К часу ночи вечеринка стала утихать, и, наконец, выпроводив гостей, я легла спать в гордом одиночестве. Бекки хотела проводить их до порога, но вышла вместе со всеми и, неожиданно для себя оказавшись в такси, направлявшемся в клуб, вернулась только под утро.

Я проснулась в двенадцать дня. Бекки смотрела кино. Оказалось, она даже не ложилась спать.

– В этом клубе работает такой бармен! Зря ты не пошла! – говорила она, в то время как я, зевая, листала утреннюю газету. – Кстати, Майкл такой негодяй! Целовался с тобой, а в клубе подцепил какую-то девчонку и уехал с ней в неизвестном направлении!

– А, всё равно, – отмахнулась я, такого рода новости давно перестали меня волновать.

– Элеонор и Грег танцевали вместе всю ночь, но она не поехала к нему. Она ушла раньше него, а он уехал, когда клуб закрылся, с каким-то парнем, которого он знает, Робин, кажется, к нему на afterparty. По-моему, Стефани поехала с ними. Мне кажется, ей тоже нравится Грег.

– Мне показалось или Грег загорел? – спросила я Бекки.

– Он ходил в солярий с друзьями. Они купили десять сеансов и теперь ходят в солярий каждые три дня.

– В армии?

– Нет, каждый раз, когда они приезжают в Лондон. Мне кажется, загар ему к лицу. Там же они делают маникюр.

– Н-да. Знакомьтесь, британские солдаты.

Я иронизировала, хотя мне самой нравились метросексуальные мальчики. Я любила хороший парфюм на их изнеженном теле, руки, мягкие от крема и масел, маникюр и загар. Однако я считала, что ухоженность ни при каких условиях не должна выходить за рамки мужского поведения.

К сожалению, чаще всего бывает именно наоборот. В наше время мужественность тает на глазах, оставляя след гигиенической помады с лёгким розовым оттенком. Многие обласканные хорошей жизнью мальчики переигрывают, переступая через привлекательную гордую отстранённость и становясь обыкновенными капризными себялюбами, для которых основным жизненным приоритетом становится следить за потребностями тела, а интеллекту и тем более душе отводится довольно мало внимания. Огромное количество женщин, падких на предметы роскоши (и всем, что с этим ассоциируется, включая роскошно выглядящих парней), развращает их неразвитые души, заставляя верить, что раз им сопутствует такой успех среди женщин, значит, они на верном пути и должны оставаться такими, какие они есть.

В Лондоне немало таких манекенов. На них приятно смотреть, но любые отношения с ними обречены на провал. Секс с такими мальчиками пресен и бесполезен. Они настолько уверены, что превосходны во всём, что не стараются приобрести какие-либо навыки в постели. Увы, от их фаллосов меньше проку и наслаждения, чем от искусственных. Манекену с кукольным лицом лучше оставаться на своём подиуме, не разочаровывая людей своей никчёмностью.

У меня был опыт с одним из них. Я уже не помню его имени, настолько я хотела выветрить его из моей памяти. К примеру, назовём его Карлом…

Мы пришли к нему домой после home-party у одного нашего общего знакомого, тоже «манекена». Квартира Карла, по меркам Лондона, была огромная: четыре большие комнаты, сад на крыше, широкий балкон. В столовой стояли «те самые» прозрачные пластиковые итальянские стулья. Над круглым зеркальным столиком в зале висела чёрная элегантная люстра с лампами-свечками, диван кремового цвета стоял у стенки, ручки дивана были немного откинуты в стороны, казалось, он распростёр свои сыновьи объятия антикварному кожаному креслу напротив. Чёрный барный шкафчик был установлен у окна. На нём красовалась пустая серебристая ваза с узким горлышком и рельефной поверхностью. У окна были брошены два упругих пуфа. Обстановка была красивая, ненавязчивая и располагающая к вальяжной беседе. Мне понравилась квартира Карла, и я хотела было похвалить его за прекрасный вкус, но он опередил меня гордым пояснением, что квартиру декорировал итальянский дизайнер N. Спальня с гигантской кроватью была уставлена свечами, Карл зажёг несколько на тумбах рядом с туалетным столиком, заставленным парфюмом pour l’homme.

Он разделся и лёг в постель, раздвинув ноги и заложив руки за голову. «Вперёд, красавица!» – сказал он тоном, который я любила, но впереди меня ждало разочарование…

Он кончил не начав.

Он перепутал ноты.

– Супер, – сказал он, перестав меня мучить.

– Супер, – ответила я машинально, но холодно, поэтому он переспросил:

– Тебе понравилось?

– Да, да. – Я просто была не в силах сказать правду этому восторженному юнцу, который ожидал похвалы. Он не перенёс бы правды. Правда может сломать «манекена». Я не была убийцей, потому и солгала. Карл просиял.

– Cool. В любом случае, у тебя есть мой номер, – сказал он с видом заправского плейбоя.

Правда же была в том, что мне было не то что неприятно, но даже больно заниматься с ним сексом. Было ощущение, что меня лишает девственности прыщавый семиклассник, а не доставляет удовольствие холёный лондонский денди. О, как я была удивлена!

«Невероятно, – думала я. – Как он не заметил, что мне нисколько не понравилось?! Скорее всего, он просто предпочёл не заметить. Лёгкие мысли думать легче. И ведь ещё улыбается, доволен, как слон».

Полежав на кровати ещё минутку, я встала и пошла на кухню приготовить себе чай. Карл последовал за мной, и не успела я допить чашку чаю, как он в порыве страсти толкнул меня на кухонный стол. В результате я ушиблась.

– Грёбаный Джеймс Бонд, – пробормотала я еле слышно по-русски и, сказав, что мне пора, убежала домой.

– О’кей, детка. До встречи! – подмигнул он мне напоследок, весёлый и, благодаря моему милосердию, не потерявший ни грамма своей самоуверенности.

* * *

Утренние часы перетекали в обеденные. Мы с Бекки так же лениво сидели на диване и, уставившись в телевизор, болтали.

– Что у тебя с Робертом? – осторожно спросила я Бекки.

– Ну, он взял мой номер телефона. Всё как всегда. Он неплохой парень, я не прочь с ним повстречаться, – сказала она с лукавым блеском в глазах. Он нравился ей, но она не была уверена, что с его стороны это увлечение не пройдёт на следующий день вместе с похмельем, а потому осторожничала.

– Знаешь, я думала, что он образец идеального супруга, что он сумеет остепенить тебя, – рассмеялась я.

– У меня давно никого не было, – наконец сказала она робко.

– Как давно? А как же… Как же его звали… Кучерявый с серыми глазами… – Я силилась припомнить последнего парня Бекки. Я видела его всего пару раз, потому что она старалась держать его вне круга своих друзей, надеясь на флирт и большее с другими юношами, в то время как бойфренд надёжно охранял её тыл.

– Я имею в виду, давно не было секса с незнакомцем. – Казалось, Бекки ужасно стеснялась своих животных желаний, стараясь их прикрыть хотя бы страстью и влюбчивостью. – Знаешь, когда отдаёшься своим чувствам необдуманно и не ожидаешь последствий… Бывают ведь такие люди, к которым тянет волей-неволей. Разум говорит тебе, что ты ещё не знаешь этого человека, а тебя, хоть убей, тянет к этому незнакомцу и хочется быть с ним уже чуть ли не всю жизнь.

– Роберт не совсем незнакомец. Я тебе уже столько про него рассказывала, что ты можешь биографию его издавать!

– Да, но вряд ли выйдет написать его биографию более подробно, чем ты рассказывала… Я не думаю, что он позвонит, – сказала она скептично.

– Ты хочешь сказать, что не ожидаешь, что из этого вечера что-нибудь получится? – удивилась я.

– Посмотрим, – нахмурилась Бекки. – Я просто почувствовала в тот момент, что хочу его, и позволила себе его получить. Вот и всё, – сказала она, давая мне понять, что разговор об этом продолжать более не желает, и решительно уставилась в телевизор.

– О’кей. Не играй с ним только, ладно? Он хороший парень. Может, тебе и показалось, что он легкомысленный, но на самом деле он может отнестись к произошедшему довольно серьёзно.

– Я?! Ну, конечно… Постараюсь не играть. Меня напрягает, когда от меня ожидают большего, чем я могу дать, – ответила она нервно и не скрывая раздражения, что я даю ей наставления.

Роберт ей не позвонил. Бекки никогда бы в этом не призналась даже самой себе, но она ждала звонка и была глубоко уязвлена, что его не последовало ни через два, ни через три дня после того вечера. Роберт был хороший и скромный парень, а оттого произошедшее с Бекки его очень смущало, он не хотел никакого напоминания о своём «животном» поведении в тот вечер, а продолжение отношений с Бекки стало бы самым живым и очевидным свидетельством того, что у него есть эмоции, которые он ещё не научился контролировать. Ни он и ни она не состояли в отношениях с другими людьми, но Роберту всё равно было не по себе. Несколько раз он, томимый страстью, набирал её номер, но стыд и страх пересиливал, и, в конце концов, он заставил себя о ней забыть.

Глава 14

PIMMS o’clock

[45]

В жаркий летний день нет ничего лучше, чем стаканчик «пиммз», названный так по имени его изобретателя Джеймса Пиммза ещё в 1840 году. «Пиммз» – это очень английский напиток, как правило, не менее традиционный летом, чем чай. Ни одно барбекю не обходится без «пиммз». Каждый уважающий себя бар летом ставит его в своё меню. «Пиммз» освежает, расслабляет и, в отличие от большинства алкогольных напитков, обладает превосходным вкусом.

Готовится «Пиммз» просто:

Апельсин, лимон, яблоко, клубника и огурец режутся на ломтики (в расчёте один ломтик на одного человека), добавляется мята, и всё это заливается смесью 2:1 лимонной газировки и самого Pimms № 1. Более «взрослая» версия «Пиммз» состоит из лимонада, Pimms № 1 и джина в пропорции 5:2:1.

«Пиммз» пьют везде. «Пиммз» пьют всегда. «Пиммз» пьют везде и всегда только летом.

Ещё одна достопримечательность лета, помимо «Пиммз», – это велорикши, велосипедные таксисты, которые работают в центре Лондона. Почему-то очень мало туристических справочников по Лондону упоминают езду в повозках велорикш. И зря! Это очень забавно! Пусть скорость и меньше, чем у такси, но зато можно полюбоваться красотами города на свежем воздухе, так легче с ними соприкоснуться и ощутить город. В основном велорикши – это молодые парни арабско-индусской внешности, изредка попадаются и девушки. Тарифы на проезд в велоповозках ниже, чем в такси, зато наслаждение неимоверное! Особенно ночью, когда вы, обнявшись со своим любимым, сидите в повозке, которую заносит то вправо, то влево, и вы подпрыгиваете вверх и вниз, вверх и вниз, «up and down», пытаясь удержать любимого/ую, чтобы он/а из этой повозки случайно не выпал/а. В общем, с какой стороны ни посмотри, поездки на велоповозках стоят того, чтобы их испробовать.

Вообще, лето в Англии очень тёплое и весёлое. Конечно, дожди не редкость, но большей частью они кратковременны и к ним вскоре начинаешь привыкать, так что они не отвлекают от обычных летних развлечений. Единственная досада – это то, что из-за дождей могут отменить поло-матч и другие спортивные соревнования. Здесь не рассеивают облака искусственно, чтобы провести какое-либо мероприятие, как в Москве.

Многие лондонцы выезжают на выходные за город. Побережье также тянет городских жителей как магнитом. Курортный городок Брайтон находится всего в часе езды от Лондона. Жизнь в Брайтоне менее напряжённая, чем в столице, и кажется, что здесь все люди относятся к жизни как-то проще, по-летнему. Многие горожане выезжают именно туда, чтобы позагорать на пляже, прогуляться по красивой набережной или просто расслабиться в местных кафешках, в которых самый популярный напиток конечно же «Пиммз». Вообще, «Пиммз» – это самое часто употребляемое летом слово, настоящий английский символ лета.

Глава 15

Life is a laugh!

[46]

Золотая молодёжь большого города относится к жизни легко. Такое чувство, что всё, что происходит в их жизни или в жизни других людей, они не воспринимают серьёзно. «It’s such a good laugh!»[47] – говорят они обо всём. Например, когда мой друг Джеймс Пробс описывал, как он попал в аварию и разбил папину «Ауди», в его голосе не было и тени сожаления. Он чуть от смеха не лопался, когда рассказывал, как въехал в дерево и чудом остался жив. Конечно, не последнюю роль в том, что многие так беспечны, играет и наличие обязательной страховки на имущество.

Ещё один знакомый как-то признался, что причина его несерьёзного отношения к жизни не столь забавна и состоит в том, что многие из его друзей и знакомых уже ушли в мир иной. Большинству из них не было и тридцати. Причины смерти самые разные: один умер от лейкемии, второй погиб на упавшем в ущелье вертолёте, когда его семья отдыхала в горах Швейцарии, третий утонул… А бывшая девушка моего знакомого, только начинавшая делать первые шаги в шоу-бизнесе, умница и красавица, подписавшая за несколько дней до своей смерти контракт на показ новой коллекции одного из магазинов на Хай-стрит, погибла на улице, когда её пырнул ножом обкуренный подросток, пытавшийся отобрать у неё сумку.

Все эти трагичные истории молодых людей, умерших в самом расцвете жизни, ещё раз доказывают, что стабильности и совершенства в ней нет: всё может измениться в мгновенье ока, более того, всё может закончиться, а оттого расстраиваться по пустякам, злиться или страдать не стоит. Нужно получать удовольствие от каждого дня и не заморачиваться. Убиваться в связи с чьей-то смертью – признак дурного тона. Когда человек умирает, рассудительные англичане вспоминают его жизнь, а не ужас его последних минут, и, мне кажется, это правильно. В этом году, на юбилее трагически погибшей Дианы Уэльской, принц Гарри и Уильям попросили всех, кому она была дорога: «Давайте отпразднуем Её жизнь!», и организовали рок– и поп-концерт на стадионе; они танцевали и смеялись, вспоминая свою горячо любимую маму; звёзды со всего мира собрались спеть для неё, посвящая её памяти весёлые и нежные песни, песни про любовь и жизнь.

Естественно, английские аристократы тоже люди, и они плачут и переживают, если человек, который был им дорог, уходит в мир иной, но они точно не пустят свою собственную жизнь под откос в связи с этим. Проживающие в провинции имеют больше шансов засвидетельствовать факт рождения и смерти, когда в стойле на их ферме появляются новые телята и поросята, когда умирает их старый верный пёс, больше, чем люди города, они имеют возможность почувствовать смену времён года, ведь листья под окном их замка не подметают дворники, и со временем эти упавшие осенние листья засыплет снег. Аристократы провинции понимают, что смерть – это часть жизни, а отрицать это – глупый и грубый самообман.

Англичане радуют меня тем, что не относятся к себе серьёзно и умеют смеяться над собой. Они уверены в себе, и, видимо, это помогает легче относиться к сарказму и шуткам в свой адрес. В англичанах присутствует какая-то сила, стержень в характере. Они не боятся быть самими собой. Проблем, склок, ссор и диспутов они избегают, предпочитая, чтобы всё решалось само собой, без их участия. Они любят лёгкую жизнь. Мы тоже любим, но отличие в том, что они не напрягаются, умея жить легко. У них никогда не возникнет чувства вины от того, что им так хорошо, они на самом деле считают, что если всё складывается удачно, значит, так и должно быть, они не ждут подвоха и просто наслаждаются радостными мгновениями.

Привилегированная английская молодёжь умеет развлекаться на славу. Молодые аристократы не стесняются ничего, если это «fun».[48]

Постоянно проводятся разные тематические костюмированные вечеринки: «80-е годы», «стиль диско», «цирк», «герои мультфильмов», «балет». Молодые люди заранее подбирают костюмы: покупают или берут их в аренду. Также часто бывает, что мальчики переодеваются в девочек, а девочки в мальчиков. Причём, замечу, это никак не связано с ориентацией, просто они ничего не стесняются, а самое главное, они не стесняются себя, не боятся экстравагантности. Ведь самый большой «fun» именно в том, чтобы быть самим собой и получать от этого удовольствие. Парадоксально, но факт: проявлять свободу самовыражения – это очень важно, это здесь является правилом. Жизнь – несерьёзная штука, и прав был уважаемый Вильям Шекспир, когда говорил, что «весь мир театр и люди в нём актёры!».

Глава 16

Деревня – это хорошо

Интересно, что в России отношение городских жителей к сельским большей частью снисходительно-презрительное. «Деревенщина!», «Колхозники!», «Аульские!», «Понаехали тут!», «Жуки сельские…» – говорят считающие себя продвинутыми горожане. Они с презрением смотрят на убогую одежду деревенских жителей и считают, что правы морщить носик при их виде.

В Англии же, напротив, деревенские жители смотрят свысока на городских. «Какой ужас, они всю жизнь прожили в дыму мегаполиса, их дети никогда не дышали свежим воздухом, – говорят сельчане. – Они не умеют ездить верхом, живут в своих малюсеньких квартирках, ежедневно толпятся в метро, автобусах и тратят время в пробках. Их продукты из супермаркетов, несвежие, запакованные в три слоя полиэтилена, не то что наши яблочки – прямо с деревца! Они не знают своих соседей, сутками не видят своих детей, не замечая, как те взрослеют, постоянно куда-то бегут… Им элементарно не хватает времени на то, чтобы жить!»

Доводы сельчан очень убедительны, с ними сложно не согласиться. Пожалуй, причина такого различного отношения к деревне в Великобритании и России состоит в том, что красивая и поэтичная русская провинция вечно пьяна, кособока и бедна, в то время как в очень живописной английской провинции помимо потребления алкоголя есть и другие забавы: постоянно устраиваются званые обеды, на которые жители деревни приглашают друг друга, обязательно в окрестностях есть поло-клуб, футбольные поля, площадки для гольфа, или просто можно покататься верхом, взяв в аренду лошадь (или содержать свою). Уютные красивые английские пабы поднимают культуру выпивки на высокий уровень, потому как гораздо приятнее упасть лицом в салат а-ля-бомере после пяти кружек хорошего пива, чем в грязь на грядке после бутылки самогона. (Шучу.) Было бы здорово, если бы самоуважение вернулось в русскую деревню.

Большинство английских аристократов проживает в сельской местности. Ребёнок рождается у себя в имении, первые лет десять проводит дома, потом его отправляют в подготовительную школу в другой провинции, где он живёт на полном пансионе, возвращаясь домой только на выходные. Затем настаёт очередь частной школы, за обучение в которой (также на полном пансионе) родители отдают немалые деньги: от двадцати до двадцати пяти тысяч фунтов, то есть это почти сорок тысяч долларов в год! Затем повзрослевшее и поумневшее дитятко отправляют в университет либо в военную академию. Учёба в университете обычно занимает три года. Военные академии забирают чуть больше времени, к тому же, получив военную специальность, молодой человек обязан отслужить на благо Отечества несколько лет.

Среди аристократических семей очень престижно учиться в военной академии «Сандхёрст», русским эквивалентом которой когда-то было Суворовское училище. В Англии нет обязательного призыва, что, думаю, правильно. Пиар-кампаний по призыву в армию не счесть, хотя желающих пойти в армию и так хоть отбавляй. В армии очень хорошо платят; начальство на регулярной основе устраивает вечеринки для военнослужающих; на выходные, если это не сезон тренировок, молодые люди могут поехать домой – так что с пятницы по понедельник гарнизоны зачастую пустуют, так как молодые офицеры расслабляются в ночных клубах Лондона, цепляя девочек для непродолжительных отношений.

Вообще, отношение военных к романтике очень несерьёзное. Мало кто заводит постоянную девушку, так как служба в армии очень «ревнива» и требует полной самоотдачи от офицеров. Когда наступает срок поехать служить после окончания офицерского обучения, многие мальчики вынуждены на несколько месяцев отправляться в Афганистан или Ирак, страны, в войну с которыми Великобритания втянута вместе в Америкой. Мальчики из хороших семей, за которыми всю жизнь присматривали, которым потакали и прислуживали, вдруг оказываются в пустыне Афганистана, где по ним стреляют отнюдь не резиновыми пулями, как когда-то дома, когда они играли в пейнтбол… Многие мгновенно взрослеют, и их жизнь, обретая цену, получает смысл. Даже принц Гарри прошёл военную службу в Афганистане, личным примером вдохновив своих ровесников, служащих не только в английских вооружённых силах. Мне сложно представить, чтобы сын какого-нибудь высокопоставленного российского чиновника добровольно вызвался поехать в Чечню, в то время как его отец безразлично посылал туда тысячи солдат.

После военной службы или университета молодые аристократы обычно оказываются в Лондоне, где устраиваются на работу, а также прожигают деньги и сажают печень. Лет в тридцать они женятся/выходят замуж и уезжают обратно в свои имения – заниматься фермерским хозяйством. Быть фермером – одно из условий провинциальной аристократической жизни. Если вы не любите заботиться о животных, никогда не согласитесь исполнять обязанности пастуха или покормить свиней, находите рыбалку скучной, охоту кровожадной и не испытываете восторг от верховой езды, то вам ни в коем случае не рекомендуется связывать свою жизнь с провинциальным аристократом. Помимо гламура превосходных вечеринок их жизнь на самом деле посвящена фермерству. Также если вы не уверены, что этот мужчина или эта женщина именно тот человек, с которым вы хотите быть отныне и навсегда, то вам следует дважды подумать перед тем, как принять предложение руки и сердца.

Глава 17

Секс и Соколова

Ещё до того, как я приехала в Англию, в одной из местных газет в разделе «Юмор», в котором, как обычно бывает в подобных разделах, шутки отличались топорным юмором и были безынтересны, я увидела следующий анекдот про англичан, который в тот момент меня позабавил (но и насторожил!):

«Два англичанина в твидовых жакетах и шляпах-цилиндрах сидят в креслах одного из огромных залов в „Клубе для джентльменов“ и беседуют:

– Скоро Рождество, – говорит один.

– Да, скоро Рождество, – соглашается второй.

– Рождество – это хорошо.

– Да, Рождество – это хорошо.

– Рождество – это хорошо, но секс лучше.

– Да, секс лучше, но Рождество чаще…»

Описание англичан в этом анекдоте полностью соответствовало существующим и поныне у русских людей стереотипам: англичане курят трубки, являются членами «Клуба для Джентльменов», носят твидовые жакеты и не любят заниматься сексом.

Я помню, как подумала тогда: «Неужели это так?» – и расстроилась.

Приехав в Англию, я попыталась проанализировать и понять отношение англичан к сексу и отношениям. Как ни странно, однозначного ответа на этот вопрос не оказалось.

Молодые парни в любой стране мира – это всего лишь молодые парни, то есть самцы с играющими во всех местах гормонами, а значит, ими правит похоть. Многие молодые английские «слоны-челсовичи» лет до тридцати действительно гуляют направо и налево, и некоторые делают это, несмотря на наличие постоянных подруг. Как любые молодые самцы, они охотятся на самок, где и как только возможно. Они будут пытаться переспать с вами на первом же свидании, и очень важно при этом сказать «нет!», даже если вам тоже очень хочется секса. С вами, конечно, переспят или, хуже того, перепихнутся, но уважать точно не будут. Это особенно важно помнить, если вы – девушка из Восточной Европы. Проблема в том, что у нас плохая репутация легкодоступных девиц, поэтому если англичанке негласно разрешается переспать с парнем на четвёртом свидании, то русской девушке этого не следует делать даже после десятого. Иначе стереотип переломить будет сложно, а местные слепо верят стереотипам, поэтому русским девушкам нужно быть вдвойне осторожными с мужчинами в этой стране.

Как-то на балу после охоты я познакомилась с тридцатипятилетним мужчиной по имени Саймон, которого организаторы бала также посадили за наш стол. Это был очень миловидный мужчина, но ничего особенного. Я лениво взирала на него и бессмысленно улыбалась, думая лишь о том, что я надену в театр в понедельник. Внезапно Саймон перебил мои мысли, сказав:

– Послушай, милая моя, ты безумно привлекательна, но у меня есть жена, – и показал кольцо.

Я опешила:

– Я рада за вас, но почему вы мне это говорите?

– Ты смотришь на меня призывно и флиртуешь. Я решил остановить тебя сразу, пока ты не напридумывала себе всего, что только можно. Ты мне очень нравишься, и поверь, если бы у меня не было жены, то я бы давно уже тебя целовал прямо здесь, прямо сейчас. Однако у меня есть жена, и я её люблю. У тебя очень красивые губы, как лепестки розы, алые, зовущие, так и хочется их поцеловать, но ты должна перестать об этом фантазировать, так как у меня есть жена. Даже твои зовущие глаза не смогут сломить моё сопротивление. Да, я бы, возможно, позволил себе захотеть тебя, так как у тебя есть всё, что нужно, чтобы заставить мужчину тебя захотеть, но, пойми же ты, у меня есть жена! Я женился на ней семнадцать лет назад. – Тут он опять показал обручальное кольцо. – Семнадцать лет назад! Я ни разу не пожалел о своём решении, у нас уже трое детей. Старшей дочке столько же лет, сколько и тебе.

– Ну это вряд ли, – только и успела вставить я словечко.

– Да, и голос у тебя тоже приятный, кто-то, может быть, и задумался бы, как твой голос станет шептать приятные слова, когда окажется в постели с тобой. Но не я. Я женатый человек, пойми.

– Я понимаю, и знаете, если честно, я и не имела на вас совершенно никаких видов. – Признаться, меня не разозлила самоуверенная тирада Саймона. Напротив, было черезвычайно мило наблюдать, как он преданно и с радостью описывает свои чувства к дорогой жене и отвергает меня, хотя я себя ему совершенно не предлагала. При этой мысли я улыбнулась.

– Нет, я знаю, что я, наверное, единственный человек на этом балу, который устоит перед тобой. Ты потрясающе красива, но ты не должна с ними спать.

– С кем???

– С ними! С этими мальчишками… Они пришли сюда, чтобы с кем-нибудь познакомиться и переспать. Секс – это единственное, что у них на уме.

– Да я, собственно, пока и не собиралась…

– И не надо. Вот как у тебя фамилия?

– Соколова.

– Вот именно.

– ?

– Они обязательно захотят переспать с Sokolova, потому что ты русская, не обижайся. Они все здесь ублюдки, на уме у них только: секс, секс, секс.

– Но у многих есть постоянные подруги, я уверена…

– Когда это кого-либо останавливало? Уж точно не этих малолетних ублюдков, у них гормоны ещё как шалят. Посмотри на них, они все кружат по залу в поисках, с кем бы сегодня переспать.

Я медленно оглядела зал. Мальчики, на которых я до разговора с Саймоном смотрела либо равнодушно, либо заинтересованно, но всё-таки как на нормальных людей, больше таковыми не являлись. Блеск их глаз стал казаться бесконечно озабоченным, я обратила внимание, что смотрят-то они действительно всё больше на грудь и ноги девушек, чем в глаза, когда говорят с ними. Я даже заметила, что члены у многих парней не то что не были расслаблены, но чуть ли не разрывали им брюки!

– Боже мой… – только и вымолвила я.

– Они все здесь такие, – удовлетворённо сказал Саймон, заметив ужас, возникший на моём лице. – Балы после охоты – это не то место, где нужно искать жениха, если ты хочешь жениха. С потенциальным парнем нужно знакомиться, например, когда ты работаешь в баре, наливаешь кружку пива клиенту, он заводит с тобой разговор, вы узнаёте друг друга без навязчивой идеи, что после охотничьего бала обязательно нужно с кем-нибудь перепихнуться. Также лучше знакомиться с мальчиками без этой мишуры и блеска. Это всё фальшивка. Он должен ценить в тебе личность, а не то, что ты богата или у тебя хорошие связи, если можешь посещать такие балы. Понимаешь? И также они должны полюбить тебя, несмотря на то что твоя фамилия Соколова, а не Вон Штрустерберг-Виндзор. Смешно так, знаешь, они будут упрекать тебя в том, что ты голддиггер,[49] а на самом деле, они и сами голддиггеры!! Они будут думать: «Ага, у Соколовой есть деньги и связи. Соколова красива. Я буду встречаться с Соколовой!», когда, на самом деле, чтобы всё было по-настоящему, отношения и любовь, они должны думать: «Соколова очень красива. Она рассказывает много интересных историй, не вульгарна, добра и заботлива. Я буду встречаться с Соколовой!» Понимаешь? Они не должны видеть, что у тебя есть что дать, помимо себя. Если они на первом же свидании лезут тебе под юбку, сразу же останавливай их. Скажи: «Отвали!»

– Ага.

– Ну, давай, скажи: «Отвали!»

– Отвали.

– Нет, ты не так твёрдо сказала. Давай, ещё раз: «Отвали!»

– Отвали!

– Вот, молодец. И если они будут к тебе здесь приставать и я увижу, я им сам это скажу. Я знаю, чего они хотят. Они все просто трахнуть тебя хотят. Не позволяй им этого. Скажи: «Отвали!», тогда они будут тебя уважать. Если ты на самом деле будешь им интересна, то они подождут, будет и второе свидание, и третье, и четвёртое, и пятое. Но каждый раз, пока ты не удостоверишься, что они тебя по-настоящему ценят, твёрдо говори им: «Отвали!», и точка. Пусть только попробуют тебя тронуть. Ублюдки, члены ходячие, идиоты.

Речь Саймона, конечно полная преувеличений насчёт отсутствия морали у большинства присутствующих джентльменов, была тем не менее весьма полезна и пугающе правдоподобна. Скорее всего, он был прав, что многие действительно хотели бы только затащить меня в постель, а после вернуться в свою комфортабельную налаженную жизнь к постоянным подружкам, и всё: «Спасибо и… прощай, Соколова!»

Однако есть и вторая категория английских «слонов-челсовичей», они уже нагулялись или не верят, что «чем больше, тем лучше». Такие парни, найдя себе постоянную подружку, вполне этим довольны. Как их ни соблазняй, они не поддадутся, потому что верят в то самое подчёркнуто английское правило «of doing the right thing».[50] И если вы покажетесь им исключительно сексуальной и привлекательной, но у них есть девушка, они не станут ей изменять, даже если уверены, что она никогда об этом не узнает. Они считают, что это слишком безответственно, неправильно и простительно только зелёным юнцам. То есть, таким образом, они действительно кажутся безразличными к сексу, но я считаю, что поступать по совести более важно, чем уступать животному порыву, разве не так?

Ну а уж если англичанин, не только из «верной категории» Саймонов, женится, то шансы, что он хоть раз изменит жене, ещё меньше. Здесь это не принято. Изменяют, наверное, всего десять процентов английских мужчин. «Мой дом – моя крепость», – говорят они, и это правда, подрывать основы семейного счастья – взаимное доверие – они вряд ли станут. Конечно, в каждом стаде не без чёрной овцы, но изменять жене в среде благовоспитанных англичан не поощряяется, и вряд ли кто из женатых английских мужчин, даже если вдруг такое случится, будет рассказывать об этом даже своим близким друзьям. Просто неспособность устоять перед позывами похоти настолько сильно осуждается, что даже близкие друзья могут не понять вас, пойди вы на измену. Ещё одним подтверждением этого является то, что мало распространены анекдоты про измены мужа жене или жены мужу. Изменять – это неправильно, и точка. Они женятся поздно, и только после того, как поживут с девушкой хотя бы несколько лет вместе, чтобы понять, что их избранница именно Та Самая и на всю жизнь.

Мужчины из «менее верной категории» тоже женятся, и тоже очень поздно, после тридцати, причина такого поведения довольно проста: они стремятся нагуляться, пока свободны. И уж если они женятся, то так, чтобы это было по-настоящему, и хотя бы стараются жить без измен, трагедий и разводов, хотя нет-нет, всё равно изредка и незаметно изменяют.

Семья для англичан не пустой звук. Большинство никогда не решится на развод, даже если любовь угаснет, они останутся вместе не только ради детей, но и потому, что так принято. Общество очень неблагосклонно смотрит на развод и разведённых, и особенно на измены. Женские измены вдвойне опасны. Англичане, как известно, очень остерегаются общественного мнения и стараются никого не разочаровать. В высшем свете слухи о неблаговидных поступках распространяются молниеносно, так что лучше подумать, за кого выходишь замуж, чем потом совершать светское самоубийство.

Глава 18

Русские в Лондоне

Soundtrack:

Русские в Лондоне – это своеобразная забавная нация. Это не англичане, но уже и не русские. Дикая смесь, которая очень не хочет перемешиваться. Да, как это ни странно, русские за границей не любят общаться с русскими. Те, кто добился хорошего положения в местном обществе, особенно настороженно относятся к русским дебютантам в английском социуме. Ещё больше, чем англичан, их преследует паранойя, что другие будут пытаться пробиться в обществе за их счёт. Они настолько пытаются интегрироваться в английский быт, что с большой лёгкостью обрубают русские корни. Общаются они только с теми представителями своей страны, которые тоже чего-то достигли в жизни, у кого хорошая работа и уважаемые друзья. Они ревностно оберегают свой хрупкий мирок материальных ценностей, с разборчивостью проверяя, насколько хороши их новые друзья, не замарают ли они их репутацию. Удивительно, но факт: русские в Лондоне зачастую стыдятся русских в Лондоне.

Евреи поддерживают друг друга. Тут и там проводятся французские, немецкие, итальянские, японские, арабские вечеринки, балы, организовываются клубы и культурные сообщества. У английских русских тоже организуются праздники, тусовки и массовые гуляния, но, главным образом, на эти мероприятия приходят русские из восточного Лондона. Представители русского Челси предпочитают не мешать сажу со сливками. Так что, увы, мечтам бедных провинциальных девиц приехать в Лондон и влюбить в себя какого-нибудь молодого Абрамовича вряд ли суждено сбыться.

В Лондоне проводится несколько благотворительных русских балов: «Ежегодний Летний Бал», «Сезонный Русский Бал в поддержку фонда „Сердце для России“, „Бараново Русский Бал“, „Бал „Война и Мир““» и т. п. Билеты на эти балы стоят сотни долларов. На балах проводятся аукционы, на которых тоже тратятся сотни и тысячи долларов.

Также в Лондонграде проводится дискотека в клубе «N». Недорогой вход, пиво и русская попса.

Таким образом, проводится чёткая жирная линия между русскими Челси и русскими клуба «N», очень ясно делящая население русского Лондона на «Урюпинск» и «Москву».

Иногда они пересекаются в интернет-пространстве, когда заскучавшая Мисс Рашн Челси просматривает странички www.rupoint.co.uk или www.russianlondon.com, где отчаявшийся найти работу Мистер Рашн Лузер[52] заявляет на весь интернет-форум, что «…англичане идиоты, блядь, и рожи у них туполицые, и вообще Лондон – говно». На минуту Миссис Рашн Челси почувствует что-то своё родное, давно забытое, лёгкая улыбка пробежит волной по её губам, однако через мгновение обернётся ухмылкой и презрением: «Вот потому и не общаемся».

Миссис Рашн Челси рада, думает, что утратила тот позорный русский менталитет. Ах нет, вот её муж хохочет во всё горло в ресторане… Ах нет, джинсы с надписями «Диор» по обеим штанинам её дочери… Ах нет, её мать никак не может избавиться от авоськи в руке, даже когда идёт покупать продукты в «Partridges» на Слоун Сквеэр… Ах нет, она сама уже столько раз так неловко проявляла свою «русскость», надевая очень короткое леопардовое платье, обнажающее полгруди.

«Ну, несправедливо мне напоминать об этом! Это же было ещё в первые пару лет, когда я приехала! Сейчас я ношу только классику скромных тонов… Посмотрите, вот, на мой кремовый жакет от Шанель, например…»

Вы правы, простите, это и правда было давно, сейчас вашему гардеробу завидуют многие английские леди… Но как же ваша ужасная и такая откровенно неанглийская черта говорить то, что думаете, мадам?! Она-то ведь до сих пор мешает вам по-настоящему прижиться в английском обществе. По-прежнему вы искренне отвечаете на вопрос: «Как у вас дела?» По-прежнему переживаете, и грустите, и делитесь этими грустными переживаниями с другими. Вглядитесь в себя. Вы до сих пор утомляете своих английских гостей разговорами по душам: они уходят эмоционально выжатые как лимоны, а вы не понимаете, почему они предпочитают видеться с вами только на больших вечеринках со множеством гостей или когда вы устраиваете дорогие приёмы с шампанским и икрой. Вгляделись? Видите? Вы обнаруживаете свою «русскость» по сей день. Она – часть вас, а потому ничего не поделаешь, нужно просто с этим смириться. Да, и перестаньте вы, наконец, посылать детей на каникулы к родителям в Волгоградскую область. Они пока ещё маленькие, не возражают, но ведь наберутся они «русскости» там так, что тоже не вытравишь, пощадите вы детей. Ведь вашего сына зовут Эндрю, а не Андрей, поймите в конце-то концов! Отправьте своих детей в настоящую английскую частную школу-пансионат, кузницу высшего общества, воспитывайте их покорными тихими английскими мальчиками и стервозными английскими леди. Так, чтобы благодаря вашим детям, при условии, конечно, что вы будете помалкивать, а с мужем разведётесь, больше никто и никогда не посмеет усомниться в исконной английскости вашей семьи.

Глава 19

Хорош дынь, арбуз и персик в Челси

Soundtrack:

Казахи в Челси уже не редкость. С экономическим бумом в Казахстан хлынули инвестиции, а из Казахстана на Запад хлынули казахи…

Казахская община пока меньше русской, но процветает неплохо. Узбеки тоже есть. Даже узбекский кафе-мафе есть. Находится в восточном Лондоне, продвинутые казахи туда, правда, не ходят, только узбеки. «Да ну, зачем, это же в восточном Лондоне! Да, ой бай, это же забегаловка!» – с ужасом отвечает один богатый казахский предприниматель на мой вопрос, почему такие, как он, не посещают вышеупомянутое кафе.

Я была в том кафе. На самом деле, это даже не кафе, а откровенная забегаловка, так что понтовый казах был прав. В Узбекистане или Казахстане я бы порог такого «кушательного» заведения в жизни не переступила бы. Дизайн нулевой, потёртые скатерти на маленьких столиках, маленькие, совсем не азиатские по своей щедрости, порции… Однако в Лондоне, в очередной раз проникшись ностальгией по Союзу Советских и Социалистических, я пошла-таки с друзьями в это кафе. Я уже как-то лечила один из таких ностальгических приступов в русском ресторане и в армянском «Еребуни», нынче настала очередь узбекской кухни.

Вечер в «Чайхане» прошёл довольно весело, несмотря на скромные порции. Также удивило присутствие в «кафе-мафе» нескольких арабов и одного афроамериканца, которые не говорили по-русски, но дружелюбно кивали всем заходившим в кафе бышим гражданам СССР и топали ногами в такт узбекским мелодиям.

Как говорится, казах без понтов – это беспонтовый казах. Мой знакомый тусил стильно, так что предыдущая фраза не имеет к нему никакого отношения. На самом деле, его стиль мне очень импонировал. Да, он тратил деньги направо и налево, но это делалось без глупой показухи, а от щедрости. В этом жесте проявлялось тонкое, но очень важное отличие «понтового казаха» от некоторых представителей прочих прекрасных стран, включая арабские. Он оставлял красные пятидесятикратные купюры официантам на чай, не пытаясь их поразить, а просто… «почему бы и нет?!». Он покупал скромные, красивые, но дорогие костюмы, которые хорошо сидели, он ездил на лимузинах с водителем, но лишь потому, что с ним было шесть человек друзей и они все просто не помещались в обычную четырёхместную машину.

Как-то я пошла на встречу с щедрым казахом после пикника с одним французом. На тот пикник я принесла два сэндвича. Француз принёс вино и одну сладкую булочку. Бутылочку вина мы выпили вдвоём (хотя свой бокал он пополнил два раза, а мой один!), потом съели по сэндвичу, однако сладкой булочкой француз со мной не поделился, сказав, что он, дескать, очень сожалеет, но сэндвича было два, а вот булочка-то одна, значит, он не может её мне дать. Заметив моё удивление при этом, он смутился и всё-таки разломил булочку, но, как говорится, поделился «по-братски», сознательно дав мне меньшую её часть. Удивительно, но это называлось свидание! Как же они относятся к тем, с кого потом в принципе ничего не смогут взять?

Товарищ-казах тем не менее пригласил меня на богатый ужин в ресторане «Мишеллин». Там были его друзья и подруги, пир был горой, и он ещё за всех заплатил. Хочу заметить, что француз был не менее состоятельный, чем товарищ-казах! Конечно, я не утверждаю, что таков любой богатый казах в Лондоне, но мне довелось дружить именно с таким, чему я очень рада. Подобные ситуации напоминают мне о том, как сильно контрастирует азиатская щедрость с европейской.

Более того, я уверена и знаю это по собственному опыту, что, когда женщина, находящаяся в компании мужчин в Казахстане, пытается за себя заплатить, мужчины очень на это обижаются. Дело не в их намерении затащить её в постель – они могут быть просто друзьями, но существует негласное правило, традиция: мужчина всегда платит. Это очень сложно объяснить иностранцам, но такая обида не показная: пытаясь заплатить, женщина как бы сомневается в платёжеспособности своих спутников, отвергает гостеприимство, считает их недостаточно хорошей компанией, не позволяет им проявить себя джентльменами. Как бы то ни было, подобные попытки они воспринимают категорически отрицательно.

В Англии, в отличие от некоторых других европейских стран, мужчины всё-таки джентльмены и тоже платят за даму в ресторане, но при этом они ожидают, что девушка хотя бы предложит оплатить свою долю счёта за ужин.

Один мой «аглицкий» знакомый рассказывал, как отсутствием манер некая девушка навсегда убила его интерес. Когда они были в ресторане и официант принёс счёт, положив его на середину стола, девушка мгновенно подтолкнула блюдце со счётом в его сторону. В глазах моего знакомого это выглядело невероятной грубостью. Он ничего не сказал ей и расплатился, но больше никогда той девушке не звонил.

Короче говоря, даже если это свидание, девушке стоит хотя бы потянуться за кошельком, это считается проявлением вежливости, однако при этом воспитанный мужчина должен её остановить. Вывод один: если дама приглашена, то не платит, просто в Англии больше друг перед другом расшаркиваются. Значение хороших манер не стоит недооценивать.

Глава 20

Экологически чистая

Челсовичи всегда любили зелёный цвет. Это цвет садов в их поместьях, лугов и пастбищ, это цвет, олицетворяющий сельскую жизнь, он повсеместно присутствует в их гардеробе, интерьере, а в последнее время этот цвет стал отражать и их общественно-политические взгляды. Быть «зелёными» стало правилом.

Сознательные челсовичи всегда готовы постоять за провинцию и поддержать фермеров, поэтому они, безусловно, предпочитают продукты с фермерского рынка, которые к тому же гораздо лучше тех, что в супермаркетах (но и дороже!), и поддерживают акции протеста, если принимаются какие-либо антифермерские законы. Правительство Тони Блэра приняло немало бестолковых решений, осложнивших жизнь фермерам и любителям английского быта. Маленькие частные фермерские лавочки в городах закрываются, уступая место однообразным супермаркетам. Недавно я обнаружила новое грустное подтверждение этому. Гуляя по магазинам Челси, я вдруг увидела надпись «РАСПРОДАЖА» на дверях моего любимого магазинчика на Кингз-роуд, продававшего одежду в стиле винтаж. Поначалу я обрадовалась, но оказалось, что распродажа происходила потому, что магазин закрывался НАВСЕГДА, так как его хозяева не могли больше справляться с увеличившейся арендной платой. Магазинчик, одежда в котором была так необычна, индивидуальна, где не было ни одного повторяющегося изделия и все датировались тридцатыми—сороковыми годами двадцатого века, магазинчик, в котором я всегда покупала такие превосходные шляпки, закрывался, задавленный конкуренцией мегашопов, уступая место рыночному гиганту, печально известному «GAP».

Отис Ферри, сын известного музыканта Брайана, как-то прославился, обклеив стены своего дома в Челси баннерами, призывающими лондонцев бойкотировать сети супермаркетов. И ведь на самом деле, сердце кровью обливается, когда видишь, как безликие мегашопы проглатывают маленькие неповторимые магазинчики, имеющие «характер и душу».

В общем, неудивительно, что правительство лейбористов многие не любят. При Тони Блэре[54] был введён запрет на охоту на лис и белок. Я понимаю любителей животных, но охота – это не просто забава бездельников-аристократов, это и естественный способ контролировать популяцию белок и лис в стране. Например, после того как был введён запрет на охоту на белок, популяция традиционной красной английской белки катастрофически снизилась, потому что её с места обитания вытеснила более наглая и дерзкая серая белка, родом не из Англии, а ведь именно на неё всегда и охотились. Это всего лишь один из аргументов в пользу охоты из тех, что могут вам привести одержимые охотой аристократы, которые вполне оправданно все как один ненавидят Тони Блэра. Ненависть подогревается и тем неловким для Тони фактом, что когда-то он тоже был одним из тех, с кем сейчас ведёт борьбу. Он ходил в правильную школу, воспитывался в традициях старой доброй Англии, знал всю жизнь аристократов изнутри, но отвернулся от консерватизма и, преследуя популярность и политическую карьеру, перешёл в лейбористы. Тони Блэр предал свой класс, а это является непростительным предательством с отягчающими обстоятельствами. Запомните, быть «зелёным», поддерживать консервативную партию и не любить предателя Блэра, недалёкого Гордона Брауна,[55] да и всех лейбористов в придачу, – вот три важных правила английских аристократов.

Быть «зелёным» также означает не покупать вещи, изготовленные в sweat-shops[56] где-нибудь в Малайзии, где работников эксплуатируют не меньше, чем когда-то рабов. Ваши вещи должны быть сделаны с любовью, а платья, созданные тайскими швеями, загнанными пятнадцатичасовой работой в душном подвале, скорее всего, будут пропитаны слезами. Да и вообще, если вы осведомлены о «недобром» происхождении вещи, покупать её просто неэтично.

Также некрасиво и «не по-зелёному» растрачивать электричество, воду, отопление и газ. Всем известно, что англичане традиционно не любят включать отопление на полную катушку, и в их домах часто холодно не из-за того, что они жадные и толстокожие, просто экономность у них в крови, что в наш век озабоченностью глобальным потеплением является довольно-таки ценным качеством.

Ещё лучше, если вы поставите на крыше вашего дома солнечные батареи и будете получать электричество для своего дома именно таким образом. Машины, которые не производят вредных выбросов в атмосферу, также становятся всё более и более популярными. Быть «Carbon neutral»[57] стало настолько важно, что этот слоган теперь популярен даже в гламурных ночных клубах:

«Сегодна проводится экологически чистая вечеринка в клубе „Тантра“»!

«Carbon neutral event[58] в клубе „Сад на крыше“»!

«Зелёные ночи в клубе „Маддокс“. Дресс-код: элегантный, с элементами зелёного цвета».

Миллионы зарабатываются на carbon-offsetting.[59] Если вы знаменитость и время от времени летаете на самолёте, особенно частном, то общество обязательно будет оказывать на вас огромное моральное давление, заставляя делать carbon-offsetting, либо выделяя на это дополнительные денежные средства, либо, если есть такая возможность, самому высаживая гектары леса где-нибудь в Африке.

Особенно тяжко приходится королевской семье. Принца Чарльза такие «зелёные» упрёки настолько задели, что он совершает carbon-offsetting каждый раз, когда куда-либо летит, причём ему постоянно приходится оправдываться, почему он вообще летит в данную страну, так ли уж это необходимо и действительно ли ему нужен весь этот антураж и сопровождение самолёта с охраной. Более того, бедный принц даже начал строительство экологически чистого дома с ветряными мельницами и солнечными батареями для электричества. Очевидно, что он более чем заслужил титул Самого Зелёного Принца в мире и подаёт восхитительный пример всем «зелёным» душам Великой Британии.

Глава 21

Пути Господни неисповедимы

Всю ночь я плохо спала, ворочалась из стороны в сторону, несколько раз даже порывалась выйти на балкон на минутку подышать свежим воздухом, развеять кошмары, но отчего-то я так и не встала, продолжая мучиться. Казалось бы, никаких причин для дурного сна у меня не было. Вчерашний вечер я провела спокойно. Дома было тихо: каждые выходные Бекки уезжала домой в Хампшир. Я сходила в кино с подругой по имени Дженни, а после мы пошли ко мне домой попить чаю и поболтать. К одиннадцати вечера она ушла, и я легла спать. Всё.

Может, мы слишком много и долго говорили о мужчинах нашего прошлого и настоящего? Наболевшая тема бередит воспоминания и, как доказала сегодняшняя бессонная ночь, провоцирует плохие сновидения.

Дженни недавно рассталась с парнем, который вынудил её сделать аборт, когда она забеременела. Питер был безответственным парнем, который думал только лишь о том, с кем бы сегодня переспать и где достать денег на марихуану. Он работал на стройке два дня в неделю, и получаемых от этого денег едва хватало на оплату жилья, которое он снимал. Продукты ему покупала Дженни, его родители также время от времени переводили на его счёт пару сотен. Его устраивала такая жизнь. Непонятно, как она устраивала Дженни, девушку из хорошей семьи, умную и симпатичную. Её мать всегда учила её близко общаться только с людьми из её круга и, если замечала, что среди её друзей появляются ребята неподобающего социального положения, урезала содержание дочери, тем самым давая ей понять, что всё вернётся в норму, как только та перестанет дружить с теми, с кем не следует. «NOT. Not Our Type»,[60] – слышала она всю жизнь от своей матери.

Невозможно передать шок её семьи, когда в жизнь Дженни вошёл Питер. Сын продавщицы и бармена, он едва окончил школу, а об университете даже и не думал. Он вообще мало о чём думал. Он просто жил, много пил, курил, гулял направо и налево.

В его пристрастии к алкоголю во многом было виновато детство, проведённое в пабе, где работал его отец. Они жили в комнатах на втором этаже бара, сдаваемых за копейки людям, там работающим. Его отец пил на работе каждый вечер, и всё своё детство мальчишка считал это нормой. Едва достигнув четырнадцати лет, Питер и сам начал выпивать, получая алкоголь от отца бесплатно в баре, хотя закон запрещал даже продавать спиртное детям. Примерно в одно и то же время с алкоголем в его жизни появилась марихуана. Этот наркотик уже тогда был нормой среди подростков из обеспеченных и необеспеченных семей, несмотря на всё чаще появляющиеся статьи о том, что он только кажется безвредным, а на самом деле развивает шизофрению. Дети из обеспеченных семей курят марихуану чаще. Количество обкуренных и обдолбанных молодых людей в Англии не поддаётся описанию. Пожалуй, каждый второй делает это регулярно. И когда Питеру исполнилось двадцать пять, его привычки мало изменились.

Уговоры матери и подруг на Дженни не действовали, урезание расходов, связанное с её отношениями с Питером, также оставляло её равнодушной. Она упрямо любила его. Увы, чем сильнее была её любовь, тем больше он злоупотреблял своей властью над её чувствами. Он не скрывал, что изменяет ей, и даже рассказывал о своих похождениях. Когда они вместе смотрели телевизор, он комментировал, с кем из актрис переспал бы и как бы он это сделал. В ответ Дженни лишь смиренно просила: «Пожалуйста, перестань…» Он не замечал её грусти и был уверен, что если перестанет быть таким же грубым и бесчувственным, то она его разлюбит. Дженни говорила: «Неправда. Ты удивишься, насколько сильнее я буду тебя любить, если мы станем нормальной парой». Он ничего не отвечал, убеждённый в своей правоте.

Недавно она забеременела и была вынуждена сделать аборт. Ни разу за всё время, что она была в больнице, он не позвонил узнать, как у неё дела и как всё прошло. Когда она сказала, что ей было очень больно и до сих пор всё внутри болит, он очень удивился.

Она бросила его вскоре после этого. Просто не могла больше заниматься с ним сексом. После аборта даже мысль о сексе с ним вызывала у неё неприятные ощущения. Она всё так же любила его и была уверена, что через некоторое время сможет снять этот внутренний запрет, но, не предоставляя ему секс в любое время в любом месте, как раньше, становилась всё менее и менее ему интересна. Она чувствовала, что он вскоре бросит её, и, скрепя сердце, ушла первая.

Дженни делилась со мной воспоминаниями, слезами и мучениями, последовавшими за их расставанием. Я не думала, что так расчувствуюсь, но я плакала с ней за компанию, сопереживая и также рассказывая ей о своём разбитом романе.

Глава 22

Любовь

Soundtrack:

Моя недавняя история, по мотивам которой мне даже как-то в сумерках приснился сон, была не из весёлых, хотя менее трагичной, чем у Дженни. Всё-таки она принесла мне некоторую пользу, предоставив возможность лучше понять характер английских мужчин.

Его звали Сэмьюил Тимоти Энтони Вон Клозен. Он происходил из хорошей семьи, выпускник Итона и Эдинбургского университета, его родителям принадлежало родовое имение в Глоусестешире. Его внешность полностью соответствовала происхождению и образованию. Полный мальчишеского задора, высокий, синеглазый, с копной кучерявых каштановых волос, он разбил немало сердец молодых английских леди. Ядро круга его друзей состояло из бывших однокурсников, обосновавшихся в Лондоне, и одноклассников из Итона, многие из которых, также родившись в английской провинции, приехали начинать карьеру в Лондон. У Сэма Вон Клозена была очень симпатичная сестра, за которой он следил с ласковостью старшего брата.

Я познакомилась с ним на afterparty после «SW», где я была с хорошим знакомым по имени Джонни Макгрейв, а также с Костей, сыном русского банкира, проживающего в Белгравии.

В последнее время Костя был невесел. Говорят, что его недуг называется английский сплин, или русская хандра. Косте не нравилось ни то, ни другое обозначение. Его нельзя было назвать патриотом, он не был в России уже лет десять и особого желания поехать туда не имел, хотя его мать, разведённая с отцом, вот уже шесть лет жила в Москве. К Англии он тоже относился прохладно. Костя любил Италию. «Только в Милане умеют одеваться. Стиль Лондона – отсутствие стиля», – говорил он, разочарованный английской столицей. «Только в Милане хорошая кухня. Лондон понапичкан всякой ерундой, и англичане, как овцы, проглатывают всё, чем их кормят, – описывал он своё восприятие местной культуры еды. – Ну, например, как можно питаться одними бутербродами из Старбакса?! Как можно пить безвкусный кофе из Кафе Неро?!» В этом отношении я его прекрасно понимала.

Джонни Макгрейв являлся бывшим сокурсником Кости по Бристольскому университету.

Джонни был очень спокойным, уверенным в себе парнем, который не витал в облаках и по пустякам не волновался. К любви он относился довольно скептически и девушек менял часто. Он был не прочь завести гёрлфренд, но не прилагал к этому никаких усилий. Чтобы ему понравиться больше, чем для постели, девушке надо было очень постараться. Пока ещё никому это не удавалось. Кто-то мог бы назвать его циником, но я знала Джонни довольно хорошо и часто замечала проявление ранимости и доброты в его агрессивном характере.

В этот вечер Джонни был в настроении плейбоя и пошёл в «SW» исключительно для того, чтобы подцепить какую-нибудь девочку. Костя же пошёл за компанию, хотя тоже был не против с кем-нибудь познакомиться. У него была девушка, но он считал, что ещё слишком молод, чтобы ей не изменять.

Вечер пролетел незаметно, но выпитые котейли зарядили нас энергией, и идти домой после того, как клуб закрылся, нам хотелось меньше всего. В «SW» у нас было много знакомых, и один из них направлялся на afterparty к друзьям. Он пригласил нас с собой.

Дом его друзей располагался неподалёку от «SW», поэтому такси мы не брали. В квартире уже было несколько человек. Они пили вино и общались между собой, совершенно не заметив нашего прихода. Только хозяйка квартиры и её бойфренд подошли к нам (было бы уж совсем странно, если бы и они нас проигнорировали). Она предложила нам вино и коньяк на выбор. Я попросила воды и, получив своё, прошла в зал. На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Попытавшись заговорить с парой человек, я не могла не заметить отсутствие искреннего интереса на их лицах. Фальшивый разговор меня смущал, поэтому я села на диван и просто наблюдала за людьми.

«Удивительно, – думала я, – как различается поведение людей в похожих ситуациях в разных странах… В России и прочих бывших советских республиках, особенно среднеазиатских, хозяйка давно представила бы гостей друг другу, чтобы все чувствовали себя комфортно, а гости были бы любезнее к новоприбывшим… Кто-то сказал мне однажды, что подобная холодность к незнакомцам объясняется очень просто: англичане не знают, какого ты социального положения (раз они тебя видят впервые, значит, невысокого), и оттого опасаются, что ты станешь набиваться в друзья и т. д. и т. п. Им придётся знакомить тебя с их друзьями, а так как ты из себя ничего не представляшь (не имеет абсолютно никакого значения, что ты интересная личность и многосторонне развит!), если у тебя нет денег, титула, положения, значит, ты ноль, значит, ты не можешь им ничего дать. В общем, обоюдно неприятная ситуация, которая только всех смутит. Ещё хуже, если ты иностранка: придётся иметь дело с несовершенным английским и непонятным акцентом, да и друзьями получается становиться только с теми, с кем схожи взгляды на жизнь, а для некоторых англичан такое по определению невозможно с человеком не из англо-саксонской культуры. Они признают только тех, кто с ними во всём идентичен. Так что для всех лучше не знакомиться с новыми людьми, общаться с теми, кого знаешь, и не морочить друг другу голову».

Костя и Джонни удалились с хозяйкой на кухню, где тусовалась вторая часть компании. Я осталась в зале, просидев на диване добрые полчаса в совершенном одиночестве. Я допила воду, поставила стакан на стол и уже поднималась, чтобы уйти, как вдруг ко мне подошёл молодой человек и спросил, как меня зовут. Он был очень мил, и его синие глаза светились теплотой. Меня растрогало, что он ко мне подошёл, единственный человек, проявивший участие, заметивший, что я никого не знаю и сижу одна. Он представился просто: «Сэм Вон Клозен». В его кругу было принято говорить имя и фамилию при знакомстве. Одно из правил.

Он расспрашивал меня о России, задавал много вопросов, вёл разговор непринуждённо и весело. Он всё время улыбался и исключительно располагал к себе, хотя, как я помню, меня очень поразил и насторожил его взгляд. Я не могла понять, чем именно. У него были восхитительно красивые глаза, но некая отстранённость проявилась в них несколько раз в течение нашего разговора, накрыв их выразительность мутными волнами безразличия, поглотив эмоции. Вроде минуту назад он открывался, рассказывал о чём-то с большим увлечением и излучал нежность, как вдруг неожиданно взгляд мутнел, и его душа, вот только что выглядывавшая в окошко его глаз, вдруг отбегала от них прочь. Потоп! Потоп! В такие моменты нельзя было разобрать, что у него на уме, открыто ли его сердце для искренней беседы, слышит ли он тебя вообще. Он как будто вот только что доверял тебе, но вдруг беспричинно одумывался. Тогда всякая откровенность пропадала, и он начинал обдумывать свои слова, а разговор терял текучесть. Его глаза были очень выразительны, и безразличие длилось в них всего мгновение. Это было робким свидетельством некой нестабильности в его характере, однако должного внимания этой его особенности я не уделила. Я была слишком очарована им, чтобы быть критичной. Он оказался первым настоящим Джентльменом, с которым мне довелось познакомиться, именно таким, как описывают в бесконечных английских романах. Он был иной – по своим манерам, безукоризненной вежливости и обходительности, пришедший как будто из семнадцатого века. Я была зачарована. Даже не знаю, как это объяснить. Мой первый настоящий мистер Дарси.[62]

– Пожалуйста, те, кого я знаю не очень хорошо, покиньте мою квартиру! – раздался голос хозяйки дома, такой пронзительный, что я невольно очнулась от гипнотического очарования Сэма и вспомнила, что мы с ним всё-таки не одни в квартире.

– Что такое, Аманда? – зашушукались перепуганные гости. – Что случилось?

– Кто-то пролил вино на ковёр в коридоре. Я не могу уследить за стольким количеством народа, поэтому прошу половину уйти.

Я поднялась, хотя весь вечер пила только воду и в коридор даже не выходила. Англия, что поделаешь, гостеприимства и проявления широкой натуры здесь не дождёшься. Так меня и ещё пять человек вычеркнули из guestlist[63] этой домашней вечеринки.

Позже я узнала, что на самом деле избавиться хотели только от меня, и причиной этому была банальная ревность. Одна из подруг Аманды давно была влюблена в Сэма, у неё даже была с ним интрижка, лишившая её девственности, с тех пор прошло довольно много лет, но она им всё ещё «болела». Увидев нас с ним беседующих долгое время и заметив, что мы беззастенчиво флиртуем, она расстроилась, пожаловавшись хозяйке квартиры Аманде на то, что он уделяет никому не известной мне подозрительно много внимания.

Аманда, потакая подруге, сама разлила белое вино в коридоре и без смущения устроила этот цирк с обвинениями, прогнав половину присутствующих, в основном девушек. Подруга обрадовалась, но трюк ожидаемого результата не принёс. Сэм ушёл вскоре после нас.

Наутро я получила sms от Сэма. Тон сообщения был очень сердечный. Он даже добавил два поцелуя «хх». Сэмми извинялся за вчерашний вечер, сказал, что ему неудобно, что так вышло с Амандой и что мне пришлось уйти, а также признался, что, к его стыду, он не может помочь мне с работой, как обещал вчера на вечеринке. По тону его сообщения я почувствовала, что он, вероятно, даже покраснел, когда писал это. Признаться, не напомни он, я даже и не вспомнила бы, что он обещал мне вчера. Пьяный разговор – можно наговорить с три короба. Я никогда не доверяла обещаниям, полученным от людей в нетрезвом состоянии. Однако было приятно, что, в отличие от многих других, кто забывал о своих обещаниях едва протрезвев, Сэм хотя бы прислал sms и извинился. Моё уважение и теплота к нему, родившиеся вчера, стали расти. Я хотела продолжить с ним общаться. Я послала ему сообщение, предложив как-нибудь встретиться. Он ответил, что будет рад. Мы назначили день свидания.

Мы встретились у метро «Sloane Square». Он сказал, что у него нет денег, чтобы пойти в бар «X», куда все ходят, и что нам придётся пойти в бар «Y», который подальше и подешевле. Я не возражала. Бар, в который Сэм меня привёл, был очень уютный и гораздо лучше того бара, в который ходят все. Он был полупустой, и нам не пришлось долго дожидаться напитков. Я никогда не пробовала английского пива и потому заказала кружку тёмного, себе он взял бокал белого вина. Пиво оказалось ужасным, но я мужественно его пила. Он предложил мне купить что-то другое, так как видел, что мне оно не нравится. Помня его слова, что у него нет денег, я не хотела его разорять, поэтому отказалась. Когда через полчаса в баре моя кружка так и осталась почти полной, он встал и направился к бару, настояв, что всё же купит мне что-то иное. На этот раз я согласилась, попросив бокал домашнего красного вина.

Мы говорили обо всём на свете. У меня было чувство, будто я знаю его всю жизнь, настолько мне было легко и радостно в его компании. Меня поразило сходство наших взглядов, как это ни странно. Я имею в виду буквально взглядов глаз. У него были поразительно красивые глаза, и они смотрели на меня моим взглядом, с той же степенью интенсивности, экспрессивности и эмоциональности. Разница была лишь в цвете этого взгляда. Его был пронзительно синий.

Сэм был моего возраста, но мне казалось, будто я – взрослее. Не проходило ощущение, что он несколько невиннее и наивнее меня. Наверное, я повидала больше трудностей в жизни и пережила больше лишений. Казалось, что его жизнь оберегалась кем-то свыше, что он умудрился избежать боли и разочарований. С его лица не сходила улыбка, он радовался жизни, как ребёнок.

Мы провели прекрасные три часа вместе в баре. После нашей встречи у него был запланирован ужин с друзьями. Он сказал, что его приглашают на званые обеды и ужины, практически каждый день, то к одним, то к другим знакомым, и поэтому свободного времени у него немного, но он уверил меня, что с удовольствием продолжит наше знакомство.

Через несколько дней он прислал мне сообщение (вновь с двумя поцелуями «хх»), пригласив пойти в «SW». Собралось человек пять его друзей, в основном ребята из его школы. Ночь была весёлой. Мы танцевали, и всё было хорошо.

После этого вечера он пропал на неделю. Я написала ему sms (конечно, добавив «хх»). Он ответил, что готовится к экзаменам и совсем не гуляет. «Хх». Он обещал увидеться сразу после экзаменов. «Хх».

Прошло три недели. Он так и не объявился. Меня удивляло, что его экзамены так затянулись, но тем не менее жизнь на месте не стояла. На лето я устроилась в «SW» поработать в баре. Однажды ночью, вытирая стаканы и с грустью взирая на толпу, среди которой вот ещё недавно была сама, я увидела его. В глазах Сэма стояло удивление. Он был с друзьями и, казалось, смутился, что девушка, работающая в баре, его знакомая. Тем не менее он меня им представил. Странно, Сэм был более высокомерен, чем обычно. «Может, так действует обстановка в „SW“», – подумала я, но сказала лишь то, что освобожусь часа через два и мы сможем поболтать. Под конец ночи работы было мало, и пара барменов вполне справлялись без меня. «Да, да, конечно, я тебя подожду здесь», – сказал он и растворился среди танцующей толпы. Я отпросилась у менеджера пораньше и, переодевшись, пошла его искать. Его нигде не было. Я обошла весь клуб. Он ушёл, отправив перед уходом мне sms, что неважно себя чувствует и поэтому пошёл домой. Меня удивило это сообщение, он выглядел вполне здоровым.

– Сэм пошёл домой, – сказал один из его друзей.

– Да, и Анна тоже, – сказал другой.

– Наверное, грипп, – предположил третий.

– Целоваться меньше надо, тогда не будет грипп передаваться, – озвучил четвёртый то, что я уже почувствовала.

Они ушли вместе. Почему же он просто не дал мне понять, что уже с кем-то встречается? Не хотел скандала? Но я не стала бы устраивать скандал. Как глупо. Зачем?! Нельзя человека принудить тебя полюбить. Если ты неинтересен кому-то, то ничего с этим не поделаешь. Я ненавидела ложь. Ложь мешает понять, где, на каком квадратике отношений с человеком, ты стоишь. Я была сбита с толку. Я не могла понять, хочет ли он чего-то от наших отношений вообще или нет. Интуиция подсказывала мне, что если он и хочет отношений, то только сексуальных. Он не считал меня себе ровней, поэтому вероятность серьёзных отношений даже не рассматривал. Однако, судя по тому, что он потакал моему увлечению его персоной, он был не против со мной поразвлечься. Причём эти намерения Сэма были ненарочными. Наверное, он сам не вполне осознавал, чего хочет.

– Что ты делаешь после клуба? – спросил его друг, приобняв меня за плечи. Я опешила. Неужели они ничего не подозревают обо мне и Сэме? Видимо, нет.

– Я иду домой, – сказала я, решительно убрав его руки с моих плеч.

– Русские девушки любят хорошо поразвлечься. Они, я уверен, очень раскованны в постели и не против поэкспериментировать. Как ты считаешь?

Я не могла понять, с чего он взял, что может мне всё это говорить. Поведение друга Сэма было довольно бесцеремонно и нагло, но я не хотела грубить его друзьям и поэтому, под предлогом усталости, попрощалась со всеми и пошла домой.

Позже через общего с Сэмом знакомого я узнала, что его друг, говоривший мне пошлости в клубе, сказал Сэму, что в ту ночь я его поцеловала и, казалось, даже была не против закончить ночь у него дома. Я была в шоке и очень расстроена, опасаясь, что Сэм перестанет меня уважать. Меня и так терзали сомнения, что он не очень заинтересован во мне. Кроме того, было очевидно и то, что он не испытывал большой радости от моей работы. В общем, он не был уверен, что я ему нравлюсь, а тут ещё его друзья говорят обо мне пошлости. Я была очень расстроена.

Через несколько дней он всё-таки позвонил. Мы встретились вновь, в парке у реки. Было жарко, и мы устроили пикник на солнце. На пригорке стояла сверкающая позолотой статуя Будды, или, как его ещё называют, Peace Pagoda, монумент, олицетворяющий единство всех наций и рас во имя мира на земле.

Я так ждала нашего свидания, хотелось объяснить ему и показать, что я хорошая, что он мне на самом деле нравится и что слова его друга ложь, мне неинтересен был никто, кроме него. Меня тянуло к нему всем сердцем.

Он тоже оказывал мне внимание, хотя и более спокойное. Тем не менее, к моему удивлению, он знал наизусть все мои sms-сообщения, их было много, но он не стёр ни одного и цитировал мне меня же, поражая своей внимательностью и давая мне понять, что ему важно, что я пишу и говорю ему. Сэм помнил практически всё, что я ему говорила, даже то, что я уже сама забыла, повторяя мне мои собственные высказывания. Моя подруга заклеймила это типичным трюком профессионального обольстителя, но я ей не поверила.

Мы провели превосходный день вместе, и, в конце концов, он поцеловал меня. Сэм долго собирался сделать это, но не решался, признавшись, что не хочет обнадёживать меня и ранить. Я не могла понять, о чём он, и сказала, что меня ранит больше, если он меня не поцелует вовсе. Он рассмеялся и поцеловал. Осмелюсь сказать, это был лучший поцелуй в моей жизни. Я отдалась ему всеми чувствами, застелив белым полотном всё, что до него было и не было. Как будто и не существовало никогда в моей жизни других мужчин, как будто я никогда не любила раньше. Я дрожала всем телом от счастья, упиваясь одним поцелуем. Эмоций было больше, чем у иных от секса. Я была по-настоящему счастлива, с облегчением заметив, что он тоже целует меня искренне и я ему нравлюсь.

Тот день с ним у реки до сих пор чётко стоит у меня в памяти. Я помню всё: наш разговор вплоть до интонаций и то, как он на меня смотрел, когда говорил, помню, где мы сидели, и ещё некую торжественность момента, как будто тот день был судьбоносный.

Он проводил меня до дома. По дороге Сэм был крайне немногословен. Казалось, что он о чём-то напряжённо думал, как будто принимая нелёгкое решение. Я чувствовала, что его мысли касаются нас («быть или не быть»), но не могла понять, зачем он так серьёзно об этом думает. Меня удивило, что он не мог расслабиться и позволить событиям развиваться естественно. Подведя меня к двери дома, он неожиданно сказал мне, что должен перестать мне нравиться.

– Как? – удивилась я. – Я не могла придумать свои эмоции… Я чувствовала, что ты отвечаешь им, Сэм.

Он опустил голову и ничего не ответил. Минута вязкой тишины… – мы оба собирались с мыслями. После чего он повторил, что не должен мне нравиться, – и ушёл. Я ничего не могла понять.

Как только я в полной растерянности поднялась к себе домой и в слезах упала на кровать, от него пришло доброе, радужное sms с благодарностью за пикник, со словами, что он надеется увидеться в скором времени. В конце сообщения значилось: «С любовью, Сэм хх».

Так изящно и жестоко он исчез из моей жизни. После этого ласкового сообщения Сэм больше не объявлялся. Он ушёл без объяснений, безмолвно, по-английски, оставив в моём сердце тупую необъяснимую тоску, недосказанность, тишину, от которой болит голова.

Наш общий знакомый как-то сказал мне, что скорее всего Сэм исчез из-за сомнений, что я не соответствую его имиджу, я слишком для него «иностранка». Если бы я закончила такую-то английскую школу, имела такую-то работу, то, может быть, он бы ещё подумал. Я не помещалась в рамки, которыми, казалось, он измерял потенциальных подруг. Я была какой-то абстракцией, в то время как ему хотелось чётко написанного портрета.

А ещё я была дельфином. Глупым и добрым. Дельфин смотрел на беспечную русалку, плещущуюся в волнах у песчаного пляжа, и плакал. Он не мог подплыть ближе, для него там было слишком мелко. Он знал, что ближе к берегу надо соблюдать особые правила, лавируя между водой и песчаным дном, он был слишком наивен для всех этих правил игры. Русалке же было хорошо, она била хвостом по воде, играла сама с собой и между делом мечтала о принце и хорошем загаре.

Как бы то ни было, раз и навсегда я сделала положительное заключение о Сэме и без раздумий отдалась чувствам. Я не играла. Это были чувства зрелые, влюблённость иного рода, чем когда-то с Николасом. Николаса любило только моё сердце, в то время как мой разум восставал против этого. В моём отношении к Сэму была гармония чувств и разума. Это прекрасно – быть влюблённой в хорошего человека. С тех пор как мы стали с ним видеться, я не хотела даже смотреть на других мужчин. Мне никто не был нужен. Я очень уважала Сэма. Безусловно, никто не идеален, и пусть он не был честен со мной до конца, но я верила, что его порывы благородные, а сердце чистое. Я не могла заставить его полюбить меня, если он не хотел этого, но я была счастлива чувствовать свою любовь к нему. Жаль только, что он мне не поверил.

Много воды утекло с тех пор. Жизнь продолжается, но иногда проявляют себя затоптанные воспоминания, и становится грустно от осознания, что у моих отношений с тем, кто мне действительно был дорог, не было ни одного шанса. Я не знала правил общения между противоположными полами в Великобритании. Я знала, как это делается у нас, и недооценила разницу менталитетов. Некоторых мужчин различия привлекают, но по-английски консервативный Сэм предпочитал стопроцентную предсказуемость.

Он знал, что ещё очень молод и ветренен, и испугался, что причинит мне боль, если закружит меня в коротком романе, а ведь я была готова и странным образом даже желала принять такой поворот событий. Уж лучше перегореть и погаснуть, чем испытывать тягучее и непонятное чувство, на которое он меня невольно обрёк.

А вообще, мне кажется, дело в том, что он сразу и очень хорошо осознавал, какого рода девушку ему следует хотеть, а раз так, то знакомство с ним изначально было ошибкой, он это знал и не хотел вводить меня в ненужное заблуждение. Однако так оно и получилось: заблуждение. Я заблудилась в нём. Подруги говорили, что я маюсь ерундой, а он волк в овечьей шкуре. Я возражала им. Да, я была наивна, ну и что. Мне очень хотелось в него верить. Окончательной правды о нём я не знала, и мне оставалось только строить предположения. Я, наверное, никогда так и не узнаю о нём правды.

Недавно я увидела его на улице. Он был с девушкой. Я шла одна, разговаривая по телефону. Заметив меня, он вздрогнул и опустил глаза. Моё сердце бешено заколотилось, я очень разволновалась оттого, что увидела его, но он притворился, что погружён в свои мысли и не замечает меня. Не став его смущать, я молча прошла мимо. Он также бессловно оглянулся мне вслед.

Немало воды утекло с тех пор, как я видела Сэма в последний раз, с тех пор как я стёрла его номер в моей записной книжке. Но как символ наивной и нелепой верности ему, я больше никогда не ходила на свидания с другими в тот парк у реки и никому не посылала двойных поцелуев «хх».

Глава 23

Сон вчерашней ночи

Будильник прозвенел, но я не встала, не хотелось подчиняться безумному электрическому гудку. Позже, часов в двенадцать, меня разбудил смех детей, играющих во дворе. Я вскочила, выглянула в окно. День был в самом разгаре. Хотелось выбежать на улицу мгновенно, не теряя ни минуты. Я не стала тратить времени: расчёсывать волосы и одеваться. Я выбежала во двор как есть: лохматая, босиком и нагая (хорошо, что это был сон!). Весёлая, я закружилась вокруг себя, забавляя этим танцем детей во дворе. На секунду дыхание перехватило, и я остановилась, посмотрев вокруг осмысленно, без этого бешеного кружения, и неожиданно увидела мужчину. Это был тот самый, кого узнаешь из тысячи «по словам, по глазам, по голосу», чей образ «на сердце высечен ароматами гладиолуса».[64]

Ах, ну почему так всегда? Встречаешь свою судьбу, когда меньше всего к этому готова? Выглядишь не лучшим образом, ведёшь себя легкомысленно, да ещё и настроение слегка пьяное. Мало ли, что он подумает…

Он не подумал ни-че-го. Просто смотрел на неё, не обдумывая, как она выглядит или ведёт себя, не замечая её взлохмаченных волос и наготы. Мужчина не видел её, потому как увлечённо наблюдал за маленькой, едва различимой капелькой пота на её теле, такой нежной и восторженной, похожей на каплю росы на траве, стекающей по выпирающей косточке шеи на плато груди. Вот капелька на минуту застыла, повиснув на розовом взволнованном соске, – и сорвалась по прямой на низ живота. Там, подобрав ещё одну капельку, вместе с ней дружным ручьём стекла вниз по ноге, куда, он не мог уже разобрать…

Подняв глаза, мужчина натолкнулся на испуганный взгляд девушки, от которого смутился. «Почему она испугана? Она за мной наблюдала? Кто она такая?» Он захотел отвернуться, но она, почувствовав это, сказала:

– Пожалуйста, останься.

Он остался, хотя ему предстоял день встреч и переговоров с президентом и вице-президентом, ужин с премьер-министром, а вечером бал у королевы-матери. Слишком доверчивые глаза были у девушки, и слишком изящная капелька пота только что скатилась по её телу. Он понял, что не может сказать ей «нет», ему не дано её потерять.

Он не знал точно, что будет делать с ней, зачем она ему в его комфортной жизни, как он её туда впишет. Но делать было нечего: эта девушка здесь неспроста, именно ему предназначался её испуганный взгляд, и теперь ему необходимо её успокоить, она должна дополнить что-то важное в нём, без неё в нём никогда не будет гармонии.

Они начали встречаться. Встречались день, встречались два, поженились, у них родились дети. Всё было хорошо в его солнечном королевстве.

Да, да, у него было королевство, и он был наследным принцем. Она же стала принцессой. Она всегда знала, что рождена быть принцессой, и всё своё детство и юность недоумевала, как так вышло, что у неё всё это время нет даже очень маленькой короны?! Приходилось во время прогулок в саду или на лугу вить себе венки из одуванчиков или вплетать лилии в волосы… Зато осанка у неё всегда была королевская, и очень властный взгляд. Ещё с детства она ощущала восторг окружающих.

Родившиеся дети не сделали её толще, хуже, некрасивее. Это ведь были дети принца! Напротив, она расцвела, похорошела, стала ещё более чувственна. Принц не мог надышаться на своё королевское сокровище.

Вдруг.

То ли после грозы, то ли вовсе в неопределённую погоду принцессе взгрустнулось, и в одиночестве она пошла погулять в парк. Принца дома не было, он ушёл с друзьями в бар. Через пару суток принцевой служанке Аруне пришлось бежать из бара в бор, чтобы передать принцессе письмо на белоснежнейшей бумаге, с выбитыми на нём золотейшими буквами от самого его высокого высочества.

Принц написал принцессе, что ну уж очень ему нравится в баре, и он намеревается там остаться на ближайшие месяц-два. Принцесса удивилась, но возражать принцу не полагалось. Прочитав его послание, она согласно кивнула, хотя от её мнения совершенно ничего не зависело.

В коротеньком постскриптуме в игривом стиле «а, кстати!» принц просил принцессу за эти месяц-два, что его не будет, успеть собрать все вещи из тех двадцати—тридцати—шестидесяти комнат для переодевания, что находились в её распоряжении, и, оставив детей, переехать туда, где случилась их первая встреча, переехать навсегда. Прекрасная, она вновь удивилась, но в постпостскриптуме он объяснил ей: «Поверь, тебе будет легче, если считать, что королевство и жизнь со мной тебе привиделись».

Может, даже и не привиделись, может, даже и дети в доказательство есть, но что с того? Пустое! Принц на то и принц, чтобы капризничать, передумывать, когда ему вздумается, и казнить-нельзя-помиловать тоже…

Даже если вам немного за тридцать, и правда можно выйти замуж за принца.

А можно и не выйти.

Можно встретить его, но не узнать.

Может быть, он узнает вас, но вы будете заняты поглощением шампанского.

А ещё может случиться так, что вы оба друг друга узнаете, но по какой-то причине предпочтёте всё-таки не знать. Да, и такое тоже бывает.

Так, ключи в руках, и окно. Та же комната. Те же мысли. Те же дети во дворе, и новая ночь.

Раскоронованной принцессе уже не хочется рассвета, лучше уж спать и ни о чём не думать.

Пока принцесса, ведь даже раскоронованная она всё равно принцесса, спит, замечу, что переживать ей, на самом деле, было не о чём. Произошёл закономерный урок жизни, а это главное: получать хорошие уроки и опыт, чтобы становиться мудрее в том, в чём буксуешь. Пора привыкнуть ей, уже такой большой девочке, что всё в этой жизни меняется так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь… Пора привыкнуть и смириться… Это естественный ход событий. Как ни банально это звучит, но ТАКОВА ЖИЗНЬ! Нельзя загадывать.

Сегодня он есть. Да, пожалуй, и завтра он есть… Просто нет тебя.

* * *

Наутро я осознала, что, к сожалению, мне всё ещё больно и сон про принца не прошёл бесследно. Мудрых уроков, увы, я не извлекла и пошла по обычному в таких случаях пути: после произошедшего во сне разочарования ласковая принцесса во мне превратилась в стерву.

Глава 24

Белый танец

Вторник. «SW». Бум-бум-бум. Дынц-Дынц-Дынц. Пам-парам. Парарарарам. Парам. Бум-бум-бум. «Энд броукен хатц…».[65] Пам. Парам. Парарарарам. «И весь мир мой…» Дынц-дынц. Арбузный мартини. Мохито. Крэнбери шотс. Мохито. Беллини. Шампанское. Шампанское. «Не хочу больше!» – «Да ладно, бери! Последний бокал!» – «Коук?» – «Нет, спасибо». Бум-бум-бум. Дынц. Шампанск. Шампонсайэ… Й-и-ик. «Псадитэ менья в таксы-ы!» – «6 фунтов!» – «Гуднай-й-йкт». Раз ступенька, два ступенька, три ступенька. Дверь. Кровать. Спать.

Наутро я осознала, что, к сожалению, мне всё ещё больно и всё тело ноет от развлечений вчерашнего вечера. Я выпила свою месячную норму алкоголя и натанцевалась всласть. Однако я также думала о нём. Мне нужно было вытеснить его из сердца кем-нибудь другим, и это должно быть наиболее «хартбрейкинг». Я хотела разбить себе сердце как можно больше, чтобы стать циничнее и безразличнее, потому что пора было взрослеть.

Странно, что я до сих пор не смогла понять, что не надо влюбляться в мужчин, пока они до безумия не полюбят тебя. Глупо, что я позволяла себе чувствовать, а не играла, как другие женщины. При этом я соглашалась с теорией, что мужчина способен на серьёзные отношения либо до 20 лет, пока он ещё полон романтики и не очень циничен, либо с 28 до 33 – когда он решает, что созрел и надо завести семью, либо уже после 45, когда он окончательно решает, что надо завести семью. В промежутке между 33 и 45 он понимает и в принципе хочет завести семью, но настолько уже привык к жизни одиночки, что чувствует себя очень неуютно от мысли, что вот сейчас его, уже зрелый фрукт, разрежут и поделят с кем-то. С 20 до 28 промежуток несерьёзности (в который попадал и мой милый) – мальчики, как говорится, нагуливаются: вечерики, девочки, измены, тусовки, одна, вторая гёрлфренд, секс, эксперименты, амур-амур-амур.

Всё прекрасно. Пусть они спят, с кем хотят, но и девушки должны иметь не меньшую свободу. Это нечестно, что до сих пор существуют подобные стереотипы: если девушка спит со многими – то шлюха, а если парень – то плейбой. Мужчине можно, он, видите ли, природой так запрограммирован – семя разносить. Бред. Когда-то, давным-давно, умные мужчины придумали этот стереотип, чтобы мы молча ожидали их дома, тряслись над ними, всячески угождая, всего лишь потому что им так было удобно. Им и до сих пор так удобно. Мы же, дуры, до сих пор на это ведёмся. Можно ведь тоже сказать, что если слушать природу, то женщинам нужно иметь много разных партнёров, чтобы рожать детей от разных самцов и тем самым укреплять и разнообразить наследственность. В общем, да здравствует свободная любовь!

Сердце было разбито, и это помогло восстать против стереотипов. Вдруг стало безразлично, что обо мне будут думать, и я решила вылечить мою глупую склонность всем сердцем любить мужчин через череду one night stands.[66]

Soundtrack:

Я не пошла в «SW». На Пиккадили, в центре Лондона, было много разных баров и клубов. Я направилась именно туда. Там можно было затеряться в толпе, так что если даже кто и переспит с тобой, то наутро даже не вспомнит твоего лица из-за огромного количества народа, который там ежедневно и еженочно тусуется. Все лица сплываются в одно, и ты уже не различаешь ничьих индивидуальных особенностей, имена тоже не имеют значения. Одно условие: запах должен быть запахом молодости. Ты вылавливаешь кого-то из толпы в клубе, баре, да хоть где, на Пиккадили и на улице неплохая тусовка, знакомишься, говоришь одни и те же заезженные фразы, делаешь заинтересованное лицо, хотя, на самом деле, большинству плевать, откуда ты, да хоть из Гондураса, не важно, как тебя зовут и насколько ты в Лондоне. Хотя нет, на этот вопрос ответ, пожалуй, мальчикам нужен, таким образом они пытаются подтвердить информацию, что ты туристочка, с которой можно хорошо поразвлечься и которая скоро уедет, не оставив головной боли в стиле: «Ах, как ты мог? Обещал любить вечно, а теперь даже трубку не берёшь, когда я звоню!»

Ещё на выходе из метро за мной увязался какой-то шалопай из Испании. Я от него быстренько отделалась, потому что не доверяла уличным знакомствам, предпочитая клубные. Хотя в этот раз разницы не было бы ровным счётом никакой, потому что в те бары и клубы, куда я сегодня направлялась, пускали кого ни попадя, то есть все те же, кто тусовался в этот вечер на улице, вполне могли закончить вечер в этих заведениях.

В «People’s Lounge» было битком. Люди толпились у стойки бара, за и между столиками.

В воздухе стоял запах алкоголя и языков всех народов мира. Я протиснулась к бару, взяла сразу три стакана мохито, чтобы не проходить эту процедуру несколько раз, и наконец выдавила себя сквозь толпу на улицу, где те же посетители бара распивали купленные напитки, стоя прямо на тротуаре, что для Лондона является вполне привычным явлением. Здесь было свежее и свободнее. Я поставила напитки на тротуар и огляделась.

Мой оценивающий взгляд поймал довольно симпатичный парень лет двадцати пяти, скорее всего, иностранец, я подумала было улыбнуться ему, но вовремя заметила в его глазах нездоровый сексуально озабоченный блеск и испугалась. Возникло ощущение, что этому парню никто не давал уже добрую пару лет, и мне стало не по себе.

Вдруг меня под локоток взяла чья-то мягкая рука и повернула к себе. Ему было лет тридцать. Этот Джеймс Бонд властно и вместе с тем ласково на меня посмотрел, так что я почувствовала безумный рой бабочек в животе. Я и сама вспорхнула бабочкой, весело затрепетав крылышками.

– Ты можешь остаться у меня, – сказал он.

И тут я поняла, что, как бы ни старалась, я не могла сделать это. Секс на одну ночь, видимо, был не для меня. Я очень злилась на себя из-за того, что не смогла на это пойти. Незнакомец был обворожительно прекрасен, но моя глупая душа до сих пор любила принца, и я почувствовала, что плотские утехи с кем-то другим, скорее всего, сделали бы эту боль по нему только острее. Невидимой плёнкой его прикосновения всё ещё покрывали мою кожу, словно я всё ещё была его, хотя больше не с ним. Мне нужно было перебороть чувства к нему через романтику новых знакомств и отношений. Необходимо было кем-то увлечься, чтобы стряхнуть с себя его образ. Лучший способ забыть одного принца – это влюбиться в другого. Оставив два стакана недопитого мохито на тротуаре, я пошла домой.

Глава 25

Ветер на мельнице

Soundtrack:

Где они, настоящие друзья? Стоят ли чего-то и сколько стоят дружеские отношения, если другом называется каждый знакомый. Слово «friend»[69] употребляется повсеместно. Я только познакомилась с человеком, а он уже называет меня «friend». Самое смешное, что и я, удивляясь и не соглашаясь с подобной лингвистикой, сама называю его так же. Я на самом деле верю, что эта лингвистическая неточность оказывает значительное влияние на поверхностное отношение к дружбе.

К сожалению, в начале моего пребывания в Челси я была не осведомлена о правилах игры на здешнем поле. Более того, я не имела понятия, что челсовичи играют. Я верила в их искренность и думала, что, если люди улыбаются мне, значит, они мне рады. Боже, как я буду вскоре разочарована. Все вежливы и любезны, улыбаются друг другу, чтят манеры и хороший тон, но, увы, как окажется, не имеют понятия о том, что такое настоящая человеческая сердечность. По большому счёту, каждый ищет лишь свою выгоду, и все друг другу глубоко безразличны. Лицемерие под маской заинтересованности. Я пойму: то, что они говорят, это только слова, а не их мысли. К счастью, это так, потому что их мысли друг о друге часто гораздо хуже, чем слова.

Наглухо запертые сердца людей удивляли и огорчали меня. Я была открыта и искренна, но их сердца оказались настолько иссушены, что всякая честность и открытость казались им подозрительными. Они как будто даже чувствовали себя неуютно, если к ним относились с теплотой. Я думала, что смогу сломить их сопротивление, но, увы, это оказалось неблагодарным занятием. Чем больше я старалась найти в них душу, тем сильнее отчаивалась и теряла свою. Самое интересное, большинство челсовичей никогда в этом не признаются, тем более самим себе.

«Я думаю, что люди меня используют, поэтому я никому не доверяю», – говорил один мой знакомый по имени Вильям. Он опасался сближаться с людьми. Было невероятно сложно ему понравиться. Если это происходило, то новому другу предстояла череда испытаний на верность, и, сто процентов, никто не смог бы их пройти. Жизненные ситуации можно интерпретировать по-разному, можно обратить внимание на хорошую сторону поведения человека, а можно заметить только недостатки.

Вильям считал, что его недоверие оправдано. Однако же не кажется ли вам, что, если человек подозревает в людях плохие намерения прежде хороших, это значит, что у самого этого человека иссушено сердце? Да, может быть, это вполне оправданные разочарования, разбитые окружающими иллюзии, но чем бы ни была вызвана эта сухость сердца, она однозначно не делает человека лучше тех, кого он осуждает.

* * *

В английском обществе существует много неписаных законов, один из них – сплетничать. В кругу френдов, я слышала, многие вещи говорились друг у друга за спиной. Это было в порядке вещей, никто этого не стеснялся.

Лучший френд моего френда Сэма, Джеймс, был убеждён, что Сэм не совсем здоров, излишне бурно реагирует на незначительные события и что ему нужен психотерапевт, но ничего об этом Сэму не говорил. Сэм, в свою очередь, говорил, что Джеймс заядлый лгун, и советовал мне ему не доверять. Орландо, френд Джеймса, считал, что девушка Джеймса дура, но на вечеринках всегда ей улыбался, подносил коктейли и был с ней подчёркнуто вежлив. Девушка Джеймса считала, что его френды самовлюблённые кретины, но при этом всегда приходила на обеды и вечеринки, которые они устраивали. Грегори, френд Мэта, не помог тому, когда тот потерял работу и перебивался с хлеба на воду. Джеймс спал с девушкой Мэта, которая потеряла интерес к Мэту, когда у того возникли финансовые трудности. «Джеймс такой идиот, но мы к нему привыкли», – говорил Мэт своей девушке, которая уже не была его девушкой, хотя Мэт ещё этого не знал. Она же просто бессмысленно улыбалась, не зная, что сказать.

* * *

На повестке сегодняшнего дня была Майев. Вчера Викки, жена Грегори, спросила у Майев:

– Майев, мой друг часто заказывает девочек. Очень хорошо платит. Тебе дать его номер? Он немного извращенец, но платит действительно хорошо, говорит, что девушки не жалуются.

Майев была родом из Польши, её семья переехала в Лондон несколько лет назад. Последние два года Майев работала официанткой в ночном баре в Сохо.[70] Она снимала квартиру на Эджверроуд вместе с двумя подругами, которые танцевали стриптиз в клубе «Windmill», старейшем в Англии стрип-клубе на улице Пиккадили.

Много лет назад, когда стриптиз был запрещён, а обнажённые натуры разрешены (они нужны были художникам), хитрые владельцы «Ветряной Мельницы» до прихода клиентов расставляли хорошеньких молодых девушек в обнажённом виде на сцене. Двигаться девушки не могли, а значит, это был уже не стриптиз, а просто элемент декора, и закон при этом не нарушался.

Сейчас девушки двигались, и ещё как! Они танцевали на сцене, соло или вдвоём, с шестом и без. В клубе работало около двадцати девушек, и каждая была обязана по очереди выходить танцевать на общую сцену, хотя выход на сцену отдельно не оплачивался.

Свой доход девушки получали от частных танцев (lapdancing, буквально «танец на коленях»), когда клиент сидел за столиком, а девушка танцевала прямо перед ним, хотя дотрагиваться до неё он не имел права, за этим строго следили секьюрити. За один танец платили около двадцати фунтов. Также деньги платили за услугу sit-down,[71] когда клиент платил определённую сумму в час (обычно около сотни), чтобы пообщаться с девушкой. Иногда девушки умело выманивали больше, но брать слишком много денег с клиента им не разрешалось, так как владелец «Windmill» опасался, что на следующий день, протрезвев и осознав, что с него содрали огромную сумму, клиент будет требовать, чтобы ему вернули деньги обратно, а проблемы клубу были не нужны. Или, тоже вариант, потратив слишком много за одну ночь, человек вряд ли захочет в скором времени вернуться или вообще заклеймит это заведение «обдираловкой» и больше туда соваться не будет, а это клубу, разумеется, невыгодно.

В этом стрипклубе на девушках было только нижнее бельё, которое при танцах они снимали полностью, так называемый full-strip.[72] В некоторых клубах девушки носили вечерние платья, которые снимали во время приватного танца.

– Знаешь, я не сплю с мужчинами за деньги. – Майев не могла поверить своим ушам. – Почему ты решила, что меня вообще заинтересует это? – Я думала, что мы подруги, а ты всё это время думала обо мне подобное?

– Нет, ничего страшного нет. Ты мне всегда нравилась, но, понимаешь, раз мы так близко сошлись, я должна быть в курсе, проститутка ты или нет. Ну чтобы знать, можно ли тебе доверять или всё-таки держать дистанцию…

– Ха. Спасибо, что сказала, дорогая. Нет, не общаться, потому что после этого я сама не имею намерения с тобой общаться.

– Перестань. Не принимай это так близко к сердцу. Я просто откровенна с тобой.

– Откровенна? Нет, это вовсе не откровенность. Зачем ты придумала эту идиотскую лживую уловку с другом, который хочет заказать девочку?

– Понимаешь, ты должна быть благодарна мне, что я поговорила с тобой об этом, даже несмотря на то, что я немного тебя обманула. Дело в том, что среди наших общих знакомых многие думают, что ты проститутка, просто они перестраховываются и решают не общаться с тобой, не утруждая себя выяснением подробностей. Они пе-ре-стра-хо-вы-ва-ют-ся, понимаешь? Разве ты не замечала довольно холодного отношения к тебе в этой компании?

Это была правда. Майев не понимала, почему, при всей её любезности и доброжелательности, некоторые френды соблюдали в отношениях с ней очевидную дистанцию, не приглашали на вечеринки и ужины, как других. Даже самые беспросветные зануды часто были приглашены, но не она. Она видела, что нравится людям, поэтому не могла понять, в чём проблема. Теперь она знала причину, и это её откровенно шокировало.

– Я не понимаю, что могло заставить тебя и всех остальных подумать обо мне такое.

– Майев, ты точно хочешь услышать это?

– Да.

– Ты познакомилась с Майклом по Интернету. Так?

– Так. Что с того?

– Что с того? Девушка из Восточной Европы знакомится с парнем по Интернету… Узнаешь сценарий? Многие девушки из той части света поступают так ради визы и денег некоторых западных идиотов, которые до сих пор на это попадаются. Уже звучит подозрительно, не так ли? Я не хочу сказать, что Майкл идиот, но он довольно наивный и доверчивый человек, его легко обвести вокруг пальца.

– Я знаю, о чём ты. Но нельзя же записывать меня в категорию проституток только поэтому.

– Да, но дальше – больше: ты целыми ночами работаешь в баре. Не совсем респектабельная работа, согласись. Живёшь с двумя стриптизёршами… Куда ни глянь – всё кажется исключительно подозрительно. Любишь флиртовать.

– А ты ну совсем флиртовать не любишь? Ты ведь знаешь меня, Викки! То есть да, наверное, со стороны это и кажется подозрительным, но я же с тобой столько общалась! Неужели ты совсем не доверяешь своей интуиции?!

– Интуиции я верю, хотя, как говорят в вашей части света, доверяй, но проверяй.

– Это в России так говорят.

– Всё равно. Почти одно и то же.

– Викки, подумай сама. Люди, которые и правда делают что-то не совсем легальное, скрывают любой факт, способный натолкнуть других на подобные мысли. Если бы я занималась проституцией, разве стала бы я говорить о том, что живу с девушками, танцующими стриптиз, что я работаю по ночам в баре. Да и то, что я недавно приехала из Польши, вы могли бы не узнать! Я легко могла бы соврать, сказав, что закончила университет, имею две степени магистра, что давно здесь живу, слава богу, акцент у меня незначительный. Я могла бы наврать что угодно, и вы никогда даже не посмели бы подумать, что со мной что-то нечисто.

– Да, пожалуй.

– Я говорила всё о себе честно, исключительно потому, что знаю: мне нечего скрывать.

– Нечего скрывать? Ты из Восточной Европы! Сама знаешь, какая у вас репутация. Вы развратно одеваетесь, соблазнительно разговариваете даже с хворым и престарелым дворником, который вам даром не нужен. Вы «вешаетесь» буквально на всех наших мужчин. У вас не хватает стыда хотя бы не делать этого в присутствии их жён. Вам как будто бы необходимо всё время что-то доказывать самим себе и окружающему миру. Конечно, мы, англичанки, с обгрызенными ногтями и неглаженой одеждой тоже не образец для подражания, но в некоторых ситуациях гламур бывает неуместен. Только девушка из Восточной Европы может прийти в сауну в спортцентре при полном макияже и надушенная вечерними духами. Как-то я видела девушку на высоченных каблуках со стразами и в бриллиантовом колье на пляже! Я даже не стану пояснять, откуда она была… Такое ощущение, что без бриллиантов и в естественном виде они сами себя людьми не считают.

Я не хочу читать тебе проповеди, Майев, но, поверь, ты обязана вести себя в два раза скромнее, чем это позволено англичанке. Ломать стереотипы очень сложно и болезненно, лучше просто их избегать. Мой совет всем польским, украинским, русским и прочим восточноевропейским девушкам: никаких коротких юбок! Не важно, что англичанки их носят. Возьмите себе за правило носить брюки или платье до колена. Консервативное поведение в соответствии со скромным внешним видом – только тогда, может быть, у вас появится шанс быть принятыми в приличном обществе, если вы того хотите.

На следующее утро все общие знакомые Викки и Майев обсуждали разговор, произошедший между подругами накануне. Кто-то поддерживал Викки, кто-то был на стороне Майев, но все посчитали обязательным высказать свою точку зрения. Для них было бы совершенно противоестественно не обсудить очередной слух. В общем, это было довольно невинно, но странно, что они всё время кого-то обсуждали, как будто не было у них своей жизни, чтобы жить, своих проблем, чтобы о них думать. Может, их жизнь была слишком пресной, и хотелось горячих историй, пусть даже и чужих.

После разговора с Викки Майев вернулась домой в расстроенных чувствах. Она прошла к себе в комнату, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась. Гнев, душивший её, прошёл, и теперь осталась только жуткая боль от произошедшей несправедливости. Она думала, что её любят и уважают. Оказывается, то, что она принимала за любовь, было ласковым снисхождением, а уважения не было вовсе.

Кэролин и Саша, подруги и соседки Майев по квартире, зашли к ней в комнату и, увидев её в слезах, расстерялись.

– Майев, что-то случилось? – растерялась Кэролин. – Хочешь чаю?

– Майев. – Саша молча её обняла.

Кэролин и Саша танцевали стриптиз. Майев не одобряла их выбор профессии, но разве то, чем они занимались, делало их плохими людьми? Майев была убеждена, что нет. Обе девушки были исключительно милы и внимательны к людям. Они не были потаскухами, напротив, очень разборчиво относились к выбору бойфрендов. Они никогда не встречались с парнем, чтобы переспать с ним один раз и разойтись. Как это ни странно, но Саша была даже безразлична к сексу. Кэролайн против физической близости ничего не имела, но упоминание орального секса вызывало у неё откровенно рвотный рефлекс.

Девушки знали, что люди могут подумать о них очень плохо из-за их занятия, а потому относились особенно внимательно к своему поведению. Можно сказать, их мораль была в два раза выше, чем у среднестатистической английской гражданки. Смешной парадокс, но Эми, работающая в банке и излучающая стабильность и респектабельность, спала с Эндрю за деньги, в то время как стриптизёрша Кэролин не спала ни с кем уже целый год. А у стриптизёрши Саши, внешность которой в точности соответствовала самым горячим мужским фантазиям (длинноволосая платиновая блондинка с большой грудью и красивой попкой), был постоянный бойфренд уже два года. Но Кэролин и Саша были на виду и, значит, постоянно попадали под удар людского осуждения, в то время как Эми всё делала за ширмой, а значит, её репутация оставалась незапятнанной.

В который раз жизнь подтверждает, что опасно впадать в крайности и осуждать людей. Никогда не знаешь, куда, в какие дебри, занесёт тебя самого в этой жизни (или следующей). Нельзя забывать, что очень и очень часто вещи/люди/события вовсе не такие, какими кажутся на первый взгляд.

Кэролин говорила, что если бы за какую-нибудь другую работу платили такие же хорошие деньги, то она бы делала что-то другое. Саша с ней соглашалась. Конечно, никто их не заставлял заниматься стриптизом и, по правде говоря, обе девушки вполне могли бы устроиться на другую работу. У Саши было неоконченное высшее, а у Кэролайн – опыт работы продавцом. Они сделали свой выбор скорее от лени, чем от отсутствия денег или чего-то ещё. Просто-напросто, им хотелось хорошо жить, но не хотелось работать, они искали лёгких денег.

По большому счёту, Майев было бы всё равно, если бы она не видела, что, несмотря на то что сами девушки называли их деньги лёгкими, это было неправдой. У их работы было много побочных эффектов, незаметных на первый взгляд. Кэролин часто пребывала в расстроенных чувствах, если предыдущей ночью ей попадался какой-нибудь извращенец, который просил пойти с ним в отель и отсосать ему по полной или что-то подобное. Она приходила домой и плакала от стыда и отвращения. Саша была пожёстче, но и она иногда срывалась.

Саша и Кэролайн очень болезненно относились к тому, что люди говорили об их профессии. Их очень задевало, если кто-то говорил, что стриптиз – это грязное и низкое дело. Кэролайн знала, что танцевать голой для толпы разных мужиков не очень хорошо, но это был её выбор, и теперь уже поздно было что-либо менять, поэтому ей сильно портило настроение, если кто-то напоминал ей, что это плохо. Да, среди девушек, работающих в клубе, были и не самые прекрасные люди, некоторые, в прошлом или даже настоящем, были проститутками. Некоторые не были проститутками, но были стервами. Всё как в любом обществе: были хорошие, но были и плохие. И несправедливо было бы всех грести под одну гребёнку: стриптизёрши – значит, суки и шлюхи. Майев знала, что Кэролайн и Саша милее и приветливее некоторых её «достопочтенных» upperclass[73] подруг. Возможно, они пошли не по тому пути, но они старались не терять честь и чистоту перед самими собой, а это самое главное. Будучи очень чувствительным человеком, от всех отрицательных разговоров Кэролайн легко расстраивалась и даже впадала в депрессию.

Soundtrack:

Однако же как ни противься этому, любая профессия накладывает отпечаток на характер людей. Если не сопротивляться – влияние будет сильным, если сопротивляться – поменьше. Профессия стриптизёрши сделала Сашу и Кэролайн очень внимательными к своей репутации, но также, незаметно, она отрицательно повлияла на их отношение к мужчинам. К примеру, Саша говорила, что настолько привыкла к деньгам, к тому, что мужчины выкладывают кругленькие суммы за её компанию в клубе, что не смогла бы и не стала бы встречаться с тем, кто небогат и не тратит на неё огромных денег. Кэролайн, в свою очередь, была очень категорична с мужчинами и иногда непроизвольно жестока. Она могла познакомиться с парнем в клубе, пообщаться с ним некоторое время, а потом, в лучшем случае, сказать ему: «Ты не в моём вкусе, пока!» Тут же познакомиться с другим, пригласить его за свой столик и, неожиданно решив, что нет, пожалуй, он не такой сексуальный и у него слишком волосатая грудь, сказать ему нечто в том же духе и попросить покинуть столик. Потом пригласить за столик следующего и так ещё и ещё, перепробовав огромное количество мужчин за один вечер. Казалось, что она относится к мужчинам так же, как некоторые из них относились к ней, когда она была на работе: «Нет, у тебя слишком маленькая грудь, не пойдёт!», «Нет, ты для меня коротковата!», «Нет, ты блондинка!». Некоторые мужчины заслужили подобное отношение, но многие мальчики, с которыми Кэролайн знакомилась, были удивлены и обижены её отношением, потому что часто она им искренне нравилась. Они уходили сконфуженные, не понимая, в чём провинились и что сказали или сделали не так. Увы, это чувство конфуза и обиды не проходило бесследно, впоследствии они «мстили» другим девушкам, с которыми знакомились.

Положительное влияние профессии Саши и Кэролайн выражалось в том, что они научились не осуждать физическое несовершенство других людей. Большинство девушек, работающих в клубе, были очень симпатичными, и они привыкли к обществу красивых людей настолько, что уже не обращали внимания на то, что несимпатичные люди тоже существуют в природе. К тому же в приватном танце им приходилось соблазнять мужчин разного возраста и внешности, так что они приспособились не обращать на оболочку большого внимания.

Обеим девушкам было небезразлично, что подумают о них другие люди, что хорошо, но в наши дни не так часто. Они были очень восприимчивы и ранимы, а значит, у них было живое сердце, которое не разучилось чувствовать. Их душевная чуткость была прекрасным качеством, которое они проявляли во всём, кроме взаимоотношений с мужчинами, в которые для них навсегда вошла грязь. Зная, чего на самом деле хотят мужчины, и видя все стороны их жизни (многие мужчины, приходящие в клуб, были «примерными семьянинами», но жена стареет, а им, естественно, хотелось свежатины), девушки не доверяли им. Им было очень трудно заставить себя полюбить, они боялись открыться, боялись животной сути мужского начала.

Повседневная жизнь стриптизёрш ничем не отличалась от стандартного времяпрепровождения секретарш, менеджеров, продавщиц, дизайнеров. Девчонки болтали о шмотках, парнях, завистницах, звёздах, кино, телевизионных шоу… Хотя, пожалуй, их разговоры были более девичьими, чем у среднестатистической ровесницы. К тому же они едва ли усложняли себе жизнь чтением книг, и вопрос «быть или не быть?» у них возникал только в момент покупки очередной кофточки в магазине.

Они любили женскую компанию, привыкнув к ней на работе, и часто устраивали девичьи выходы в свет. У них всегда было много историй про клиентов, чтобы было о чём посплетничать. Вот и сегодня Кэролайн пришла с новой историей:

– Представляешь, Майев, – захлёбываясь от смеха, сказала она, – вчера к нам в клуб пришёл мужик, страдающий нарколепсией.

– Это что? – спросила Майев.

– Человек неожиданно для себя самого засыпает, буквально вырубается, и может так проспать неизвестно сколько. Так вот, он заказал трёх девушек для «сит-даун» и через полчаса общения заснул! На целых три с половиной часа!

– И что? С него всё равно сняли деньги?

– Ну да. Конечно! Они ведь не дуры, остались с ним, сидели, болтали между собой, пока он спал, а потом выставили ему счёт, – объяснила Саша. – Плата за каждый час, а он заказал трёх, счёт получился приличный.

– Вот как они его утомили, аж заснул, бедняга.

– Кэролайн была с ним.

– Ну, тогда неудивительно… Ха-ха.

– Нет, на самом деле, обидно. Она могла бы мне сказать, что он такой, засыпает… Я бы тоже тихонько присела, а потом он бы и не вспомнил, кого заказывал и что. – Саша надула губки и пошла к себе в комнату. Вчера она заработала всего сорок фунтов за два танца.

– Да, всё хорошо, но мне нужно быстренько сбегать в «Sainsbury’s», – сказала Майев и пошла в магазин.

Когда она вернулась, из зала раздавался заливистый смех, девушки всё ещё были дома. По всему залу на полу были разбросаны журналы с полуголыми девицами.

– И что это? – удивилась она.

– Саша сделала фотосессию топлесс. Выбирала, какие позы лучше принимать… Какие фотки будут смотреться наиболее удачно, – объяснила Кэролайн.

– Они потом будут в Интернете. Мне станут платить за то, что они там висят, и ещё мальчики могут распечатывать постеры, и за каждый постер мне на счёт тоже будет идти «копейка».

– Понятно.

– Здорово же, я ничего не буду делать, а деньги будут капать!

– Ей повезло. Фотограф в неё влюблён. Всё сделал для неё бесплатно.

– Н-да… Смотри, какой добрый.

Саша была мечтой каждого среднестатистического мужчины. Длинные золотые волосы (дополненные искусственными) – её основное достоинство – обрамляли хорошенькое личико. В свою грудь Саша инвестировала несколько тысяч фунтов, дорастив её до третьего размера, и было очень сложно понять, настоящая она или нет. Рожать она не собиралась вообще никогда, а большая грудь в стриптизе очень важна, это как инвестиции в бизнес, которые окупаются с лихвой. Тело средней комплекции покрывал загар, появившийся без всякого солнца, благодаря «Dove» и «L’Oreal». Он был нанесён довольно неравномерно и кое-где уже сходил. Многие женщины морщились при виде этого, а может быть, просто завидуя и радуясь, что никто не совершенен и даже у таких пышногрудых блондинок бывают недостатки! Эстетов-мужчин в природе существовало немного, а основной массе мужиков было наплевать, какой у неё загар – ровный или нет, главное, что коричневый. Ресницы у Саши были накладные, но она так искусно их прилепляла, что нельзя было отличить от настоящих (во всяком случае, большинство мужчин не могли этого сделать). Она не снимала ресницы на ночь, накладные волосы были «вшиты» (она меняла их раз в месяц), но утром, проснувшись, бывало, говорила: «Не хочу сегодня наносить макияж. Лучше быть естественной!» В этой игривой непосредственности было особое Сашино очарование.

В последнее время её очарование предназначалось только одному человеку. Его звали Роберт Смит. Всё вроде бы складывалось прекрасно. Они проводили много времени вместе, и он звонил каждый вечер пожелать ей спокойной ночи. Но неожиданно в их отношениях произошла трагедия: медленно, но верно Роберт стал теряться. На Сашины sms отвечал расплывчато, обещал перезвонить позже, но не перезванивал. Наконец он вовсе пропал, оставив её в полном недоумении по поводу причины своего исчезновения.

Он тупо ушёл по-английски. Тихо, вежливо, без объяснений, как это делает большинство здешних мужчин. Хуже этого нет. Такое исчезновение заставляет девушку гадать, почему и как, и она мучается сильнее, чем если бы ей сказали, в чём причина, просто по-человечески поговорили. Конечно, просто пропасть легче, меньше стресса, поэтому многие мужчины выбирают именно этот способ прекращения отношений.

После беззвучного исчезновения Роберта Саша заявила на одном из девичьих собраний, что ненавидит мужчин и уходит в отрыв. Она заявила о предстоящей череде свиданий, хотя не знала пока, с кем они будут. Находить новых парней для этой девушки никогда не было проблемой. Однако на общем женском совете под бокал вина ей было рекомендовано, на всякий случай, в будущем не сообщать своему ухажёру, чем она зарабатывает на жизнь.

Глава 26

Эротические вечеринки

Джо был полон гениальных идей ещё с детства. Он ходил в дорогую частную школу, но вынужден был её покинуть и перейти в простую, когда директриса школы засекла его продающим картинки из журнала детям по два фунта за штуку. Тогда Джо было всего восемь лет. Директрисе очень не понравилось, что среди детей такой уважаемой школы появился ребёнок-спекулянт, но её недовольство перешло в гнев и ярость, когда она увидела, какие именно картинки он продавал… Джо нашёл среди папиных журналов небезызвестный «Playboy», разорвал его по страницам и принёс в школу. Он показал одну из неприличных картинок соседу по парте, тому понравилось, он попросил Джо дать ему картинку. Джо сказал: «Один фунт!» – и сосед согласился. Тогда Джо показал всех девушек из журнала всем своим одноклассникам и уже стал продавать их по два фунта. Через полчаса в карманах Джо уже было двадцать фунтов, а вокруг него толпа осчастливленных одноклассников. Один из тех, кому не досталась та картинка, которую он хотел, обиделся и пошёл рассказать об инциденте директрисе, которая быстро прикрыла секс-лавочку Джо и вызвала в школу его родителей.

– Я разрешу вам оставить вашего ребёнка в НАШЕЙ школе, если вы не будете показывать вашему ребёнку, что вы его любите, в течение месяца. Это будет ему наказанием, – сказала она.

– Я не могу на это согласиться, – возразил отец Джо.

– Я тоже не могу не показывать своему ребёнку, что я его люблю. Это неправильно, – взволнованно сказала его мама.

– Тогда прошу прощения, но вам придётся немедленно забрать вашего ребёнка из нашей школы, – был вынесен приговор неумолимой директрисой, в результате которого непослушному Джо пришлось пойти в простую государственную школу.

Джо сохранил в себе черты детского непослушания на всю жизнь. Он решил не тратить время на университет, а делать то, к чему у него всегда была склонность: зарабатывать деньги на сексе. Джо стал организатором VIP-эротических вечеринок в Лондоне, под незамысловатым названием «Эрос и я».

«Эрос и я» собирается ежемесячно, для этого Джо либо снимает какой-нибудь ночной клуб, либо устраивает вечеринки в огромных резиденциях в пригороде. Чтобы вступить в общество, важно, чтобы один из его действующих членов был с вами знаком и мог дать вам рекомендательное письмо. Ваше общественное положение и счёт в банке играют не последнюю роль. Однако приятная внешность – обязательное условие. В «Эрос и я» не терпят уродов. Оно и понятно, гораздо легче привлекать новых членов в общество, если оно состоит исключительно из красивых, богатых и авторитетных персон. Для многих эти три компонента являются основой сексуальной привлекательности. Джо это знает, и он мудр.

Мы стучим в дверь малопримечательного дома в Гилфорде, что находится в тридцати минутах езды от центрального Лондона. Нам открывает дверь молодая девушка в белом чепчике и длинном сиреневом платье с кружевами по краю подола. Мы показываем наши членские карточки, она кланяется нам и сверяет имена со списком гостей на сегодня, затем кланяется опять, в этот раз ниже. Она встаёт на колени и целует наши ноги. Мы ничего не говорим и тихо заходим в зал. В зале играет музыка, люди беседуют. «Это красивые люди, – замечаю я. – Я первый раз в клубе в качестве его члена».

Карточку членства мне подарил сам Джо, которого я знала не очень хорошо, но он решил, что я достаточно привлекательна, и пригласил меня на ознакомительный вечер. Он сказал, что если мне не понравится, то я смогу вернуть ему карточку в любой момент и уйти с вечеринки, забыв всё, что там происходило. Моё любопытство увидеть этот странный мир было огромным, так что я согласилась, предупредив Джо, что буду только наблюдателем, а не участником. Он ответил, что не возражает и на его вечерах никто никого ни к чему никогда не принуждает.

Мы проходим через зал, где всё кажется досадно приличным. Люди беседуют. В одежде: длинные платья, фраки. Официанты приносят напитки. Стаканы имеют форму фаллоса, но это не шокирует. Признаться, я разочарована. Я ожидала большей откровенности от эротической вечеринки.

– Потерпи, – говорит мой компаньон. Мы садимся, пьём по коктейлю, от которого у меня моментально начинает кружиться голова.

– Что было в коктейле?

– Не важно.

– Что в коктейле? – говорю я и чувствую, как волна желания охватывает меня. Я смотрю на людей вокруг и понимаю, что хочу и мужчин, и женщин.

Мой собеседник улыбается:

– Теперь ты можешь посмотреть комнаты.

Из питейного зала мы переходим в танцевальный, там громко играет тяжёлая музыка, на огромных экранах показывают жёсткое порно, и плакаты с голыми девушками в провокационных позах висят повсюду с призывом: «Трахни меня».

Я снимаю рубашку и остаюсь в бюстгальтере; несмотря на это, мне кажется, что я слишком одета для этой вечеринки. Люди вокруг полураздеты, хотя всё ещё в рамках приличия. Секс только на экранах, но некоторые уже целуются. Мой друг и я расслабляемся и тоже пробуем поцелуй.

Он проводит меня дальше, в комнаты. Мы открываем дверь, идём по коридору и видим первую комнату, в которой находится пять парочек. Они все познакомились на этой вечеринке сегодня, но двое из них уже вовсю занимаются сексом. Четвёртой стены у комнаты нет, так что все желающие могут смотреть, участвовать, проходить мимо – что угодно. Мы идём дальше. Вторая комната выполнена в виде клетки, в ней, прикованная наручниками к прутьям клетки, сидит на корточках рыжеволосая женщина лет тридцати. Я внимательно вглядываюсь в её лицо и понимаю, что передо мной – известная телеведущая одного из главных ТВ-каналов. Члены клуба знают друг друга, и всем важна репутация за пределами этого заведения, так что вероятность того, что кто-то продаст историю газетам, практически равна нулю, да даже если это случится, подтвердить достоверность информации будет невозможно.

Секс совершается без разговоров. Разрешены только стоны. Играет классическая музыка, и атмосфера происходящего сексуального таинства напоминает мне фильм «С широко закрытыми глазами». Участвовать в сексуальном действе приглянувшегося человека члены клуба приглашают ненавязчиво: взглядом или взяв за руку. Отказываться разрешено, навязывать себя – ни в коем случае. Если вы будете кого-нибудь принуждать к сексуальному действию, то вас лишат членской карточки общества навсегда, без права апелляции. Это свободная любовь с правом выбора.

Опыт в обществе «Эрос и я» был интересен, но членскую карточку Джо я всё-таки вернула.

Я не верила в секс без любви. Для кого-то, может быть, это работает, но мне нужно чувствовать человека, отдавать ему эмоции, чтобы, наслаждаясь, я занималась любовью, а не механическим сбрасыванием сексуального напряжения. Не важно, бойфренд ли это, секс на одну ночь или свидание; если вы идёте на близость с человеком, то не скупитесь, дарите ему чувства.

Глава 27

Братья Смейленгхёрст-Фратт

Как-то на очередной вечеринке я познакомилась с Джорджем. Джордж Смейленгхёрст-Фратт был братом представленного мне ранее Джеймса Смейленгхёрст-Фратта. Оба брата – высокие и мускулистые брюнеты с зелёными глазами, кожу которых в любое время года покрывал ровный нежный коричневый загар, как будто они жили в Сент-Тропе, а не Лондоне. Их внешность была даже немного чересчур привлекательна и неприлично гламурна для стандартного «слона-челсовича» (гламур для большинства «слонов» недостаточно консервативное явление, и многие его остерегаются). Но братьям было всё равно, и от недостатка внимания со стороны противоположного пола они, безусловно, не страдали. На первый взгляд братья были очень похожи, но разница в характере, образе жизни и положении между ними была огромная.

Речь Джеймса была быстрой и чёткой, но как будто немного нервной. В этом парне не было уверенности в себе, которая отличала его брата Джорджа, с которым можно было говорить о чём угодно, и он ничего не стеснялся. Для Джорджа не существовало запретных тем, он спокойно воспринимал шутки в свой адрес и мог умело ответить. Его не раз находили в самых непристойных ситуациях после многочисленных вечеринок, без которых его жизнь потеряла бы смысл: в постели с молоденькой чёрной официанткой с банкета; заснувшим после бурной пьянки в ванне у подруги, в одежде и с подушкой… Как-то раз, после бала, его даже стошнило на персидский ковёр в прихожей в имении дедушки, после чего он жаловался, что горничной пришлось заплатить и даже переспать с ней, чтобы она ничего не сказала об этом инциденте деду.

Джеймс был более осторожен в поведении, аккуратен в выборе темы беседы, в выборе друзей. Его больше, чем брата, волновало, что о нём подумают и как он будет выглядеть со стороны. Кто-то мог бы сказать, что Джеймс просто-напросто был невероятный зануда.

Несмотря на то что Джеймс был младше всего на один год, он во всём полагался на мнение Джорджа, который принимал как должное это восхищённое повиновение брата.

Джеймс часто жаловался на то, как ему приходится работать с утра до вечера в офисе в Сити. Он был ещё молод и только начинал двигаться по карьерной лестнице, но уже работал с полной отдачей сил и времени. Тем временем Джордж, казалось, не напрягал себя подобным образом. Он работал в офисе – половину рабочего дня, три раза в неделю. Остальное же время просто развлекался: ездил за границу и устраивал званые ужины для друзей у себя дома.

Позже я выяснила, что в среде английской аристократии до сих пор принято, что старший брат получает всё: титул от отца, имение родителей и деньги. Делить состояние между детьми на равные порции не принято. Проблема в том, что если делить имение между всеми потомками, то, в конце концов, от него ничего не останется, а сохранить и преумножить накопленное предыдущими поколениями, не запятнать доброе имя и не пошатнуть положение своего рода очень важно.

С титулом и положением старший брат также получает и обязанности, самая главная из которых – это вести фермерское хозяйство родителей и не позволить имению прийти в упадок, а также ответственность помогать остальным членам семьи, если они попадают в беду. Это правило, и старшего брата с детства воспитывают так, чтобы он следил за своей семьёй, даже если он не очень любит некоторых её членов: он родился первым и стал главой семьи, он обязан заботиться о ней, это даже не обсуждается. Конечно, у старшего брата есть возможность просто забыть о своих моральных обязанностях и делать, что он хочет, прокутить все деньги… Но слухи в обществе распространяются очень быстро, и если кто-то поступает недобросовестно и не в соответствии с правилами и традициями, то его мгновенно и повсеместно исключают из списка приглашённых на ужин, забывают здороваться, отказываются помнить, что они вообще когда-то знали такого человека. Вероятность подобного наказания со стороны общества очень высока и, несмотря на кажущуюся жестокость, помогает контролировать мораль его членов. Если бы всем всё прощалось, то мало кто заботился бы о соблюдении правил. Забота о репутации – это самое важное правило.

Глава 28

Сёстры Сейморз

Через братьев Смейленгхёрст-Фратт я познакомилась с сёстрами Сейморз. По материнской линии девушки были наполовину итальянками, а оттого их характеры казались менее предсказуемы, чем у остальных местных девиц.

Челси – это как маленькая деревня, в которой все друг друга знают. Оказалось, что не только старшая из Сейморз мисс Лора была бывшей девушкой Джорджа Смейленгхёрст-Фратта, но также она вдохновила моего знакомого Александра Кейлибсса на создание портрета современной Джоконды, ставшего хитом в Лондоне. Её сестра Татьяна разбила сердце красавчика Джонни, известного плейбоя: говорят, она была первой девушкой за последние двенадцать дней, которая отказалась переспать с ним. Я была наслышана об этих девицах, а оттого мне было особенно любопытно их увидеть.

Лора казалась очень дружелюбной, но несколько отдалённой: будто ей все нравятся, и вы сами достаточно приятны, но на самом деле она не считает, что вы достойны того, чтобы тратить на вас время. Это не было снобизмом. Она никогда никого не унижала и не отзывалась с презрением. Просто Лора на самом деле была исключительно высокого о себе мнения, и совершенно оправданно. Высокая стройная девушка с длинными каштановыми волосами, с потрясающей подтянутой фигурой, она заставляла трепетать сердца даже самых заядлых холостяков. Характер её тоже был очень милым: добрая, заботливая и нежная, она одновременно была очень сильная духом и, на удивление, нескучная. Мамы всех её знакомых парней мечтали, чтобы те с ней встречались. Конечно, ведь она всегда была исключительно вежлива, знала, как поддержать светскую беседу, умела готовить и, главное, её репутация у других мам была отменная, значит, в будущем это могло бы помочь поднять планку личного социального положения мамы парня, которого она выберет в мужья, ещё выше, а что может быть важнее?

Лоре прощалось всё. Иногда это доходило до смешного. Если она забывала выполнить обещание прийти на встречу или позвонить, что случалось, на удивление, часто для такого совершенного создания, это списывалось на рассеянность того человека, которому было назначено: «Что он о себе думает, даже не напомнил Лоре о встрече! Как будто у такой девушки, как она, есть время вести дневник. Она не пришла, а он, как идиот, прождал полтора часа, теперь это ставит её в нелепое положение. Как можно быть таким бесхарактерным!» Если она выражала какую-то мысль, которая была некорректна или не совсем логична, то люди говорили: «С ней обычно такого не случается. Она всегда вежлива и умна. Наверное, просто сегодня не её день. У нас у всех такое бывает…» Обществу необходимо ставить кого-то на пьедестал, чтобы поклоняться, и часто, сама того не желая, на нём оказывалась Лора.

Сразу после школы Лора на два года записалась в армию. Она обожала физические нагрузки, а также любила парней. Она знала: чтобы поразить настоящего мужчину, нужно быть более чем просто красоткой. Армия – идеальный способ доказать силу характера, а кроме того – это бесплатный тренажёрный зал. В общем, у неё было достаточно причин, чтобы туда пойти.

Вернувшись из армии, но не найдя там кавалера, Лора тем не менее заручилась поддержкой десятков офицеров, которые волей-неволей тянулись к ней и уважали её, создавая своеобразный «шлейф ледяной королевы». Они все хотели Лору, но были ей безразличны. Её взгляды на жизнь отличались от общепринятых: она не оценивала людей по количеству денег, также её не беспокоила биография семьи молодого человека, как многих других девиц, которые, как только узнавали фамилию избранника, сразу же неслись домой порыться в Дебретт[75] – дворянин ли он, есть ли у него титул, какие семьи составляют его семейное дерево. Более того, она была единственной англичанкой на моём лондонском пути, которая не сплетничала о своих друзьях (возможно благодаря итальянской крови). Невольно казалось, что уж слишком эта девушка совершенна… Иногда она заводила роман, но «челси-мальчики» были слишком примитивны и с Лорой не справлялись. Они либо сильно в неё влюблялись и становились покорными легкодоступными рабами, которых она не уважала, либо пытались добиться её признания через высокомерие и, исходя из теории «девушки любят плохих парней», высказывали слишком заносчивые суждения о других людях, не зная, что Лора не выносит снобов! В данное время за Лорой одновременно ухаживало четыре парня.

У Лоры была сестра, которая также была её лучшей подругой:

Татьяна была очень своенравна. Малопривлекательная внешне, она очаровывала своим дерзким характером. Её фигура не была полной, но до отточенной совершенной фигуры её сестры Татьяне было далеко. Чёрные волосы обрамляли приятное личико, большие глаза которого смотрели без какого-либо выражения. Татьяна как будто не хотела, чтобы глаза открывали её мысли и чувства, – пелена безразличия всегда покрывала взгляд этой девушки. Единственной привлекательной чертой на её лице была улыбка. Только по улыбке можно было определить её настроение. Когда Татьяна по-настоящему радовалась, её улыбка растекалась по лицу, как шоколадный соус по торту, покрывая все ямочки и неровности кожи, проглатывая попадавшиеся на пути веснушки. Если она улыбалась из вежливости, улыбка казалась нераспустившимся цветком. Вот он пока ещё нежный бутон и хочет открыться, но чего-то ему не хватает – солнца ли, воды ли… Но цветок улыбки ещё не готов распуститься: он как будто выглянул посмотреть, что за погода на улице, не желая отдавать свою красоту даром, если нет вокруг тех людей, которых он хочет поразить. Если Татьяна посмеивалась, то левый кончик улыбки поднимался резко вверх, а правый оставался практически на прежнем уровне, лишь немного искривляясь в маленькую игривую волну. Татьяна и сама не знала, что её настроение можно прочитать по улыбке, она успешно следила за выражением глаз, но про улыбку забыла. Девушка не любила открываться незнакомым людям, впрочем, и знакомые тоже не могли бы похвастаться, что знают её.

Татьяна жила сама по себе и для себя, много читала, увлекалась искусством и пела, но никогда не стремилась показать себя другим. Она не любила дебаты и дискуссии, считая их тратой времени. «Люди, которые в них участвуют, приходят, по большей части, уже имея сложившееся мнение о предмете дебатов, – говорила она. – Да, может быть, в процессе разговора они и переубедят кого-то, но это будет им стоить времени, усилий, а главное, энергии. Возникает вопрос: зачем? Я люблю присутствовать на подобных дискуссиях только в качестве наблюдателя. Изменить или повлиять на кажущееся мне ошибочным мнение интересно только в тех людях, которые очень дороги, и только если станет больно, что они идут в другую сторону, если я чувствую опасность их выбора. Дискуссии – это тоже хорошо, но только с теми, кто вам действительно небезразличен, а не просто ради спора или самоутверждения, я не люблю тратить себя на всех и вся».

В любви Татьяна была застенчива. У неё были кавалеры, но немного. Она утверждала, что никогда не стала бы встречаться с английскими мужчинами. Несмотря на свои итальянские корни, она на самом деле считала себя англичанкой, любила и уважала эту страну, но всем сердцем презирала её мужчин.

«Английские мужчины очень слабохарактерны, – морщилась она. – Они боятся заступиться за тебя, когда ты в беде. Было дело, за мной ухаживал мальчик, хороший, симпатичный, неглупый, добрый, милый, и, скажу не тая, он мне нравился. Он был англичанином (да, тогда я была менее категорична). Мне было всего двадцать один год, а ему – двадцать два. Его жизненные идеи и взгляды мне импонировали, и я думала, мне встретился тот, кто мог бы через несколько лет стать настоящим мужчиной, моим мужчиной. Однако представьте моё разочарование, когда несколько раз я была свидетельницей того, как его слова разошлись с поступками. Он просто начитался книг про то, как должны поступать настоящие мужчины, но не видел перед собой примера этому, ведь большинство его друзей были избалованными и бесхарактерными молокососами, а когда его родители развелись, отец тоже поступил отнюдь не по-джентльменски, отсудив у жены большую часть их совместно нажитого имущества и постоянно обсуждая с друзьями, какой стервой она была».

По некоторым пунктам я соглашалась с Татьяной. Английские джентльмены только и умеют, что прекрасно и правильно говорить, потому что не дураки и хорошо знают, какими следует быть, каких мужчин любят женщины, но характера и мужественности часто им на это не хватает. Это всё безосновательное и лапшеобразное «бла-бла-бла» существует, чтобы они могли чувствовать себя увереннее. Можно всю жизнь прожить в иллюзии, и окружающие не узнают правду о тебе, так как тоже живут в своих иллюзиях. Если не раскрывать друг другу глаза, то всем хорошо и комфортно, а правда… да ну её… ну кому нужна правда?!

«Однажды мы пошли на вечеринку, – рассказывала Татьяна. – И вот в течение в общем-то хорошего вечера произошла ссора, во время которой одна из девиц меня оскорбила, а её кавалер с ней согласился, обозвав меня самыми последними словами. Мой же молодой человек предпочёл не вмешиваться, ничего им не сказал и даже вежливо с ними попрощался, расцеловав на прощание мою обидчицу. По пути домой он утешал меня и говорил, что она последняя дрянь, но важной поддержки от него во время ссоры я не получила, а поэтому за тот вечер я его так и не простила. В другой раз ситуация была ещё неприятнее: на одной из безлюдных улиц возле его дома меня сбило такси. Я отлетела на два метра в сторону на тротуар. Таксист остановился и, не открывая двери, в окошко спросил, всё ли в порядке. Мой мальчик подошёл ко мне и поднял на ноги: мои коленки кровоточили, а лицо было поцарапано. Он же, увидев, что я жива и стою на ногах, махнул таксисту: „Всё нормально, езжай!“ Я была в шоке даже не от своих ушибов, а оттого, что мой кавалер даже не попросил таксиста отвезти меня в пункт травматологии или хотя бы домой. Он просто довёл меня до метро. Он считал себя джентльменом, но таковым не являлся».

Грустная правда состоит в том, что его поступок вполне типичен для большинства английских «джентльменов». С одной стороны, они очень вежливые и в общем-то хорошие, но с другой стороны, участливости и, особенно, умения обращаться с женщиной от них не дождёшься… Да не только это мне не нравится в английских мужчинах… В них совершенно нет страсти, они… Они как роботы, они боятся отдаться чувству всем сердцем… Да, пожалуй, это главное, что я ненавижу в них: они всё тщательно взвешивают, каждую эмоцию, каждую мысль, они не умеют чувствовать…

«Я учился в хорошей частной школе Хэрроу, – сказал как-то раз очередной ухажёр Татьяны Джордж, после того как их роман также не получился. – Меня всю жизнь учили, как учителя, так и родители, что эмоции – это дурной тон. Меня учили перестать чувствовать, учили презирать людей, которые не могут контролировать свои чувства…»

Таковыми они и были. Холодными, рациональными, бесстрастными – и даже гордились тем, что они именно такие. Испанская и итальянская горячая кровь – это, конечно, тоже перебор, и я бы с ней тоже не справилась, но правда всегда в гармонии. Уметь себя контролировать – это хорошо, но чувства даны человеку не просто так, они даны ему, чтобы испытывать какие-то эмоции, и не обязательно для этого быть женщиной.

Татьяне было лень разбираться с этим и надоело пытаться чему-то учить английских снобов. Она решила, что это не для неё, и была так категорична, что даже секс с английскими мужчинами сравнивала с кувырканем в постели с неумелыми телепузиками.

Моё отношение к английским мальчикам остаётся неоднозначным. Несмотря на все минусы, они мне нравятся. С ними сложно, но весело, и они исключительно очаровательны. До их сердца чрезвычайно сложно достучаться, но если это случается, они открываются, любят всей душой и наконец-то (!) становятся искренни.

Глава 29

Благотворительность

Все приличные состоятельные англичане в той или иной степени занимаются благотворительностью. В целом за год благотворительным обществам удаётся собрать до сорока миллиардов фунтов стерлингов.

Многие молодые «слоны-челсовичи» участвуют в сборе средств для благотворительности. Например, один из моих знакомых участвовал в Лондонском марафоне, представляя благотворительную организацию, собирающую средства на исследования клеток рака и борьбу с этой болезнью «Cancer Research UK». Его мать умерла от этой страшной болезни, поэтому у него были свои личные причины для того, чтобы преуспеть в сборе средств.

Обычно при этом ставится определённая финансовая цель, например десять тысяч фунтов, и человек, который зарегистрировался в благотворительной организации как волонтёр, должен собрать определённую сумму. Для этого он агитирует всех своих друзей, знакомых, пишет письма в разные компании с просьбой его поддержать и внести свой посильный вклад в благое дело. При этом волонтёру выделяется собственная страничка на одном из сайтов по сбору средств, например www.justgiving.com, и любой желающий может посмотреть по «финансовому термометру», как продвигается сбор средств. Все люди, перечисляющие деньги на счёт друга-волонтёра, регистрируют своё имя (хотя это необязательно), и становится сразу видно, что мистер А.Х. выделил двадцать фунтов, а господин П.Р. только десять, зато миссис Л.Д. не пожалела две сотни. Сколько бы кто ни выделил – всё хорошо, и осуждать кого-то за маленький вклад никто не будет. Естественно, доходы у людей разные, и десять фунтов, выделенные человеком, зарабатывающим пятьсот фунтов в месяц, значат не меньше, чем пара тысяч, отданные миллиардером.

Волонтёры на улицах тоже не редкость, хотя часто это не бескорыстные волонтёры, а студенты, подрабатывающие таким образом себе на карманные расходы. Поэтому они иногда бывают очень навязчивы, так как их зарплата зависит от того, сколько денег они соберут за день. Нет, нет, это также зарегистрированные благотворительные организации, и у сборщиков средств есть специальный блокнот, который проверяется их менеджерами. В этом блокноте сборщики средств указывают количество выделенных денег на данный вид благотворительности, а также записывают свои имя и фамилию и расписываются.

Однако с уличными сборщиками средств нужно быть осторожными. Как-то возле «Harrods»[77] промышляла группа мошенников, притворявшихся волонтёрами по сбору средств больным бездомным детям. Собрав нехилую сумму, они обычно шли в ближайший ресторан и гуляли по полной. Так что лучше всего, выделяя деньги на благотворительность, делать это через официальные, зарекомендовавшие себя организации.

В ноябре, месяце Памяти жертв Первой и Второй мировых войн, на верхней одежде многих англичан можно увидеть прикреплённые с левой стороны, там, где сердце, алые бумажные маки. Многие иностранцы удивляются: что это? И почему внезапно весь город начинает носить эти цветы – ведущие на телевидении, продавцы в супермаркетах… А на выходах у метро, у магазинов появляются старушки и старички, продающие эти самые бумажные красные маки. Положить в коробочку по сбору средств, которые держат эти старички, можно сколько угодно. Это благотворительность, проводимая организацией «Royal British Legion»,[78] собирающей средства в помощь ветеранам Второй мировой войны, а также прошедшим через новые военные кампании в Афганистане и Ираке.

Каждый год в одиннадцать часов одиннадцатого числа одиннадцатого месяца наступает минута молчания. Именно в этот день и месяц 1918 года произошло подписание мирного договора, положившего конец Первой мировой войне. После Второй мировой войны день стал называться просто Днём Памяти: в это время люди вспоминают погибших и высказывают уважение пострадавшим в военных конфликтах. Большинство сознательных граждан покупает эти бумажные алые маки в знак того, что они помнят, любят и чтят.

Некоторые супермаркеты, уловив желание людей время от времени творить добро, тоже стали проводить акции вроде «Десять копеек со стоимости этой ручки пойдёт на благотворительность» или же «Эта футболка была создана инвалидами в Конго и 5 % с её продажи пойдёт им на премии». Пусть эти магазины и преследуют корыстную цель: сыграв на чувствах людей, продать тот или иной товар, – но такие заявления на продуктах не могут быть голословными, иначе лавочку быстренько бы прикрыли. Поэтому каждый покупатель может быть уверен, что какая-то часть средств действительно пойдет на благотворительность.

Глава 30

Английская свадьба

В субботу мой товарищ-гей Генри, у которого не было постоянного парня, пригласил меня сопровождать его на свадьбу лучшего друга Эндрю Чамберлейна в Дорсете. Помимо того, что мне нужно было выручить приятеля, который по какой-то причине ну никак не хотел ехать туда без сопровождения дамы, мне было очень любопытно посетить английскую свадьбу, и я с удовольствием согласилась.

Обычный ритуал английской свадьбы незамысловат:

1) Приблизительно часов в двенадцать начинается церемония в церкви. Храм заранее красиво украшают под надзором специально нанятого организатора свадеб, главная обязанность которого состоит в том, чтобы свадьба прошла чётко, гладко и без стресса.

Приглашённые друзья и родственники рассаживаются по местам. Жених ждёт у алтаря появления невесты, которую должен вывести под руку отец. По традиции в наряде невесты должно быть «something old, something new, something borrowed, something blue».[79]«Боже, как она сегодня красива», – смахивая слезу, вздыхают гости. Жених сияет от счастья. Отец подводит дочь к жениху и оставляет её у алтаря безмолвно, не обнимая и не целуя. Священник скрепляет влюблённых узами брака. Жених и невеста клянутся в вечной любви, пока смерть не разлучит их, и обмениваются кольцами. Церемония закончена. Гости и молодожёны покидают церковь. Фото у выхода из церкви. Улыбки, поздравления.

2) После церемонии обручения происходит официальный приём, на котором гостям подают шампанское, вино, лёгкие закуски и кексы.

3) На вечерний приём обычно остаётся только молодёжь. Люди более старшего возраста тоже могут прийти на вечерний банкет, это не возбраняется, но мало кто это делает.

4) Брачная ночь…

5) Медовый месяц (обычно где-нибудь на тропических островах).

* * *

Свадьба, на которую меня пригласил Генри, была не совсем обычная. Отношения между его другом Эндрю и невестой Шардонне стали Сплетнями Года в определённых кругах. Конечно, ведь это был такой очевидный мезальянс!

– Эндрю поступает так безрассудно, связывая свою жизнь с дочерью продавца «Tesco»![80] – восклицали мамы приличных леди в разговоре с мамами других приличных леди. Их мечты выдать собственных дочерей замуж за красавчика Эндрю Чемберлена были окончательно разрушены. И кем?! Какой-то выскочкой из низшего класса!

– Вы знаете, что эта Шардонне (господи, что за имя!) не ходила в частную школу?! Подумать только… Удивительно, как он вообще додумался на ней жениться?! Да, она закончила Оксфорд, получив стипендию от правительства,[81] ну и что? Это совершенно не значит, что она теперь нам ровня и может претендовать на руку и сердце человека из нашего круга.

– Её прадедушка был лакеем! Я не удивлюсь, если с такой-то наследственностью она ради денег позировала голой для эротических журналов во время своей учёбы в Оксфорде.

– Н-да… Такой безрассудный поступок… Я даже не знаю, стоит ли продолжать принимать родителей Эндрю у нас дома… Ведь это они воспитали и вырастили такого сына… У меня у самой ещё двое неженатых мальчишек, я не хочу, чтобы Эндрю оказал на них дурное влияние… Меня удар хватит, если они тоже женятся на какой-нибудь Шардонне… Так опустить свой социальный статус… Немыслимо. Немыслимо… Их детям, очевидно, будет трудно найти место в жизни с такими родителями…

– Моя дочь Джорджина как-то сказала, что Эндрю и Шардонне даже не стесняются целоваться и, извините за выражение, щупать друг друга на глазах у всех. Эндрю как-то даже ущипнул Шардонне за попку, и это видели по меньшей мере семь человек на вечеринке у Лукасов…

– Да, я знаю, мой сын тоже мне об этом рассказал. Он тоже был на той вечеринке у Лукасов. Говорит, что Руперт Лукас сомневался, стоит ли приглашать Шардонне, но Эндрю Чемберлен его хороший друг, и тот сказал, что не придёт, если Шардонне не будет приглашена.

– Нет, всё-таки у него не осталось никаких манер, а вроде бы он учился в Амплфорсе… Да, бывает, конечно, некоторые влюбляются в людей не из своего круга, но чтобы жениться?! Моя знакомая Александра тоже встречалась с одним плебеем, но она имела совесть не приводить его на наши вечеринки и обеды. Она всё повторяла, что это только всех смутит, и держала его на стороне.

– Молодец!

– Ну и, конечно, когда он ей наскучил, она его бросила, и всё. Никаких проблем.

– Так и надо… Так вот, я не договорила насчёт моего сына… На той вечеринке эта выскочка Шардонне сама подошла и познакомилась с ним!

– Боже мой…

– Её никто ему не представил, но она посмела подойти и познакомиться с ним! Я просто не могла в это поверить… Однако мой сын неглуп, поэтому он только кивнул ей в знак приветствия, чтобы не быть грубым, и отошёл. Вы бы видели, с каким негодованием он мне об этом рассказывал после той странной вечеринки. Я была так им горда…

Интересно, но факт: многие из этих так называемых дам высшего света, обсуждавших несчастных Шардонне и Эндрю, принадлежали вовсе не к высшему классу, а к среднему и стремились забраться повыше. Именно таким семьям соблюдать условности и правила было важнее всего. Они настолько стремились «принадлежать», что забывали о том, что реально делает аристократию высшим обществом: вовсе не круг знакомств, не хорошая родословная, а, главным образом, настоящие манеры, воспитание, вкус – это и есть настоящий высший класс. К тому же те, кому не нужно ничего доказывать, гораздо проще относятся к разным условностям и правильному поведению. Для среднего класса, который яростно защищает свою принадлежность к верхушке, восстать против условностей – значит вычеркнуть себя из общества. Так что они играют и живут по двойному стандарту, постоянно поглядывая на тех, кто на самом деле составляет высшее общество, и вымещая свою уязвлённую пресмыканием перед настоящими аристократами непомерную гордыню на простых людях.

Казалось, на дворе двадцать первый век и подобный разговор о неравном браке ну уж никак не мог бы случиться в наше время. Увы, напротив, подобные разговоры до сих пор ведутся, просто они стали тише и подобные темы обсуждаются только в среде «своих». Кто кому пара или не пара, решают по целому ряду критериев: хорошая частная школа (например, Итон, Харроу, Винчестер, Амплфорс, Челтенхем), университет (обычно Оксфорд, Кеймбридж, Сиренсистер, Сейнт Эндрюс, Нью-Касл, Дарем или Бристол), семья (предпочтение носителям двойных аристократических фамилий, маркизам, лордам, а также всяческим «Вон» и «Де»), друзья (см. скобки пункта «семья»), развлечения (охота, рыбалка, уикэнды в поместьях друзей, горнолыжные курорты).

Понятия «ровня» и «неровня» выводятся из множества признаков.

Молодых людей с юного возраста настраивают выбирать невесту из среды себе подобных. С одной стороны, разумеется, прижиться с кем-либо, кто разделяет твои взгляды на жизнь, проще, но с другой стороны, кажется, что они просто опасаются альтернативных мнений и взглядов. Дело не только и не столько в традиции, сколько в трусости или лени, они не осмелятся или поленятся противостоять мнению общества и отстоять свой выбор перед ним, если он отличается от общепринятого. Пусть Шардонне и закончила Оксфорд с отличием, немного смягчив этим тот факт, что она не училась в частной школе, но её зовут Шардонне, это-то никак не исправишь!

Выбирать в партнёры иностранцев сейчас более-менее приемлемо, и, скорее всего, причиной этому является то, что все местные аристократы настолько уже переженились на своих ближайших кузенах и кузинах, что их генетика стала катастрофически страдать от отсутствия свежей крови: их дети стали дурнеть и болеть. Оттого негласно было разрешено впустить в высшее общество образованных и привлекательных иностранцев. Как сказала одна моя особенно классозависимая знакомая: «Лучше уж образованная жена из Польши, чем английская плебейка из Брикстона или восточного Лондона…»

Глава 31

Охота

Охота – это очень важный признак класса для «слонов-челсовичей». Если вы проводите уикенды на охоте в поместьях друзей, значит, вы вращаетесь в правильных кругах. Быть приглашённым на охоту, как правило, имеет большое значение.

Нувориши-челсовичи также любят охоту, однако проблема в том, что чаще всего они не принадлежат к касте «избранных», и «слоны-челсовичи» не стремятся приглашать нуворишей-челсовичей. «Слон» скорее предпочтёт позвать в гости своего друга Чарльза из обедневшей, но аристократической семьи, чем богатого, но «не такого, как они» американца Кевви. Интересно, но «не такой, как они» необязательно означает отсутствие манер и образования. Нувориш может быть вполне вежлив и интеллигентен, но класс, в глазах «слонов», это больше, чем образование и манеры, и уж тем более больше, чем деньги. Класс – это абсолютное негласное взаимопонимание, когда вы разделяете взгляды на мир и жизненные ценности, это принадлежность к общему прошлому и осознание настоящего, которое исходит из абсолютного и безоговорочного консерватизма.

Традиции на охоте свято блюдут. Иногда это удивляет, ведь некоторые из них очень устарели. Например, женщинам разрешено сопровождать мужчину на охоту, но только в качестве зрителя. Конечно, есть женщины, которые протестуют против такого положения вещей, но это мало помогает, ведь на охоту, если это не вы устраиваете её в своём имении, необходимо приглашение, а приглашают традиционно только мужчин. Мужчина, в свою очередь, может, и приглашает даму сопровождать его, но никак не участвовать.

По этикету дама должна поддерживать приятную беседу в перерывах между сессиями стрельбы, молчать, когда её мужчина сосредоточен и стреляет, подавать ему картриджи для перезарядки ружья и восторгаться, когда он попадает в цель. Ни в коем случае приглашённая дама не должна сравнивать успехи её молодого человека с результатами его друзей. Она может скромно поздравить человека, убившего больше всего зверей или птиц, но ни в коем случае не должна их сравнивать и кого-либо смущать: «Вот какой ты мазила! Даже в цель попасть не можешь в отличие от Мистера N. Какая жалость, что я с тобой пришла! Вот досада!» Если вы произнесёте нечто подобное, то пиши пропало, не видать вам больше никогда приглашения на охоту как своих ушей.

* * *

На эти выходные у меня была запланирована поездка в Дербишир[82] к друзьям, один из которых пригласил меня сопровождать его на охоту на фазанов и куропаток. Охота начиналась рано утром в субботу, поэтому я взяла билет на вечерний поезд в пятницу.

У Эвансов, которые устраивали охоту, собралось человек пятнадцать. На ребятах были традиционные охотничьи костюмы: твидовые бриджи, джемпер поверх рубашки с галстуком и длинные гольфы по колено со специальными подвязками. На ногах были начищенные ботинки, которые после обильного завтрака они сменят на высокие охотничьи сапоги. Английские аристократы. Меня не покидало ощущение, будто эти мальчики сошли с картин восемнадцатого века, герои романов ожили, воскресли из мёртвых – в общем, каким-то неведомым образом попали в двадцать первый век, настолько их внешний вид и великолепные манеры, неспешность в разговоре и деликатность отличались от мира небоскрёбов и самолётов. Признаться, мне эти отличия очень нравились.

Дом, в котором жила семья Эвансов, был построен несколько столетий назад их прадедами. Это было просторное двухэтажное здание с большим винным погребом. Уютная гостиная была любимым местом времяпровождения старшего мистра Эванса. В гостиной стояло пианино, на котором он часто играл мелодии времён своей юности. Во время таких музыкальных вечеров все многочисленное семейство собиралось вместе: из винного погребка доставались лучшие вина, и из гостиной не переставал слышаться радостный смех, музыка, разговоры.

Две конюшни, курятник, индюшатник и свинарник составляли хозяйство, за которым следил нанятый их семьёй джакартский фермер по кличке Молли (его настоящее имя было слишком сложным для английского уха). Эвансам нравилось то, как он справляется со своими обязанностями, они доверяли ему и хотели, чтобы он остался у них следить за поместьем. Они даже привезли в Англию его жену и ребёнка, проживавших в Малайзии, чтобы ему было совсем комфортно у них жить, а главное, чтобы он у них остался. Жена Молли вступила в свои новые обязанности домработницы. Ребёнка отдали в местную школу. Эвансы были хорошими хозяевами и отдали во владение новоприбывших небольшой коттедж для гостей, располагавшийся рядом с хозяйским домом.

В девять утра мы вышли на охоту. Я сопровождала моего друга Энтони. Я пыталась было убедить Эвансов дать мне возможность попробовать выстрелить хотя бы разок, но они были непреклонны.

– У тебя нет ружья, нет разрешения на ношение оружия, и я не уверен, что ты умеешь стрелять. И вообще, не забывай, что по традиции женщины просто сопровождают мужчину и наблюдают за охотой, а не участвуют. Вы слабый пол. Вы ждёте мужчину в пещере и следите за детьми, пока он добывает пищу. Ха-ха-ха. – Энтони находил мою настойчивость забавной.

Имение Эвансов простиралось на несколько километров. Мы расселись по машинам и поехали к лесу. У опушки мы остановились. Джордж Эванс вытащил номерки и раздал ребятам. Это были их места на охоте. Энтони и мне достался номер три. Охотничьи места были отмечены столбиками, которые располагались в пятидесяти метрах друг от друга. Охотники не искали свою добычу. Они дожидались её на местах, отмеченных столбиками, в то время как несколько простых селян специальными палками стучали по деревьям, сгоняя птиц в сторону охотников.

В тот день Энтони удалось убить восемнадцать фазанов и двух куропаток. Он был недоволен собой, рассказывая, как на предыдущей охоте убил тридцать куропаток. Вся добыча передавалась хозяину поместья, но каждый охотник, по традиции, мог забрать домой пару птиц.

Было время, они охотились на лис, но правительство лейбористов запретило такую охоту, также как и охоту на белок. «Это не что иное, как классовая борьба, – говорили местные аристократы. – Наши семьи всегда охотились. Лейбористы же пришли к власти и в своей озлобленности и ненависти хотят отнять последнее, что у нас осталось. И так налоги на наследство составляют сорок процентов, так что, когда умирают родители, наследник поместья вынужден выплатить почти половину его стоимости государству, только лишь чтобы иметь возможность остаться жить там, где жили его предки…»

После охоты нас ожидал прекрасный ужин. Первое, второе, третье блюдо и огромное количество вина. Наши сытые тела млели от еды, тепла, исходящего от камина, и весёлых разговоров. «Какие прекрасные люди, – неслись мои пьяные мысли. – Такие простые, интересные и совсем не позёры».

Я была не одинока в своём восхищении семейством Эвансов. Элис, американка, приглашённая друзьями Эвансов на первую в её жизни охоту, особо прельстилась двадцатидвухлетним Хью Эвансом.

– В Америке любят британский акцент. Не важно, из какой ты английской глубинки, даже самого неказистого крестьянина считают чуть ли не принцем Уильямом всего лишь из-за его акцента, – говорила Элис.

Что бы это ни было, британский акцент или нечто иное, но Хью оказался верным выбором. Большинство присутствовавших на охоте мальчиков были застенчивы в женском обществе, Хью Эванс же вёл себя вполне раскованно и даже считал себя экспертом по части женщин. За ним укрепилась слава сердцееда, о которой американка не знала. Она вызвалась сопровождать его на охоте, строила ему глазки весь день, посылая многообещающие взгляды, на что все обратили внимание во время ужина.

На следующий день сияющий и довольный собой Хью не переставал улыбаться за завтраком. Позже он рассказал своему другу Грегу, что переспал с американкой. Грег мало что умел держать в секрете, так что вскоре об успехе Хью знали все его знакомые.

– Она меня шокировала.

– Да? Чем?

– Она безумно хороша в постели. Представляешь, я целую её, говорю, что у неё потрясающее тело. Преувеличиваю, конечно. У неё красивая грудь и… да, наверное, это всё. Она молча так слушает, вроде верит, а потом неожиданно так говорит: «Трахни меня, дебил». Я, честно говоря, опешил. Работу свою сделал, конечно. Американки, хм-м. Она из Нью-Йорка, одним словом.

– Американки они так себе: для развлечения, разумеется, неплохо, но они не леди. На таких, как Элис, не женятся.

Бедная Элис. Как и многие другие приезжие, она была мало знакома с местными правилами игры и недооценила значение, которое придают в Англии правильному поведению, положению в обществе, репутации, манерам. Напрашивался вывод: чтобы тебя считали воспитанной леди, лучше всего быть ханжой. Безопаснее. Многим мужчинам, в принципе, отличие иностранок от англичанок нравилось, однако английские женщины были гораздо менее готовы принять иностранку в свою стаю. Жаль, но это так. Англичанки нередко очень завистливы, ревнивы и с неприятным подозрением относятся к тому, чего не знают. Они не будут затруднять себя, чтобы «войти в положение». Не желая узнать человека и понять, они предпочтут отпихнуть, отвернуться, заклеймить непонятное и не такое, как они, и с наигранной улыбкой захлопнут дверь в общественную гостинную прямо перед вашим носом.

Через неделю после охоты я написала благодарственное письмо её устроителям. Элис и здесь оплошала. Она не знала, что благодарственные письма до сих пор в ходу у определённой прослойки английского общества, и проигнорировала это правило. Все возмущались: «Американцы. Никаких манер!» Тут даже Хью смутился, что он с ней переспал. «Вот, блин, замарался», – тихо ругал он себя.

Глава 32

Про Уродов и Людей

Soundtrack:

Вновь «SW». Час ночи. Вторник – день, когда в «SW» пытается попасть в два раза больше народу, чем обычно. По пятницам и субботам в столицу съезжаются провинциальные девочки из Эссекса, известные Лондону как довольно красивые, но без вкуса, стиля и мозгов. Настоящие лондонские знатоки развлечений и «СВ» (Света Высшего) предпочитают «свою» тусовку, оттого они и придумали «свой день» и развлекаются во вторник. В клубе не протолкнуться. Самая шумная вечеринка недели.

Я внутри, за столиком моего друга Стивена. Разговорилась с подругой:

– На прошлой неделе здесь был скандал, – сказала мне она. – Вон за тем столиком сидела Тамара К. Она пишет для глянцевых журналов, а также малокалиберная актриса-модель. Одна из официанток наливала шампанское её друзьям, и те с ней разговорились, так Тамара буквально взбесилась и стала орать, чтобы та немедленно пошла прочь от их столика. Нагрубив, она залепила девушке по лицу!

– Да ну?

– Она была разодета, в вечернем платье, макияже и т. д. и т. п. Хотя в тот вечер она была абсолютно никакая. Конечно, всё как всегда: кокаин и алкоголь. Здесь по-другому не бывает.

– Кокаин? Она ведь недавно участвовала в движении «Шоу-бизнес против наркотиков»!

– Да, это как, помнишь кокаиновый скандал с одной известной моделью? Безусловно, утверждать ничего не буду, но у меня было невольное чувство, будто его специально заказали наркодельцы на крупном уровне, чтобы сделать ещё больший промоушн наркотикам, а её просто подставили. Она модель для подражания у многих, и, смотри, её лицо повсюду, и теперь оно чётко ассоциируется с кокаином, я думаю, не только у меня. Всё это сделано, чтобы сделать кокаин абсолютно нормальным, естественным продуктом для потребления. Это всё равно что повесить рекламу: «Кокаин – модно, стильно, для тебя».

– Да, я не задумывалась об этом, и правда, её билборды опять повсюду… Мне она, кстати, тоже нравится. Говорят, что её заработки после скандала утроились.

– Лондон давно торчит. Ему всё равно, что делает или делала эта мисс.

– Да, я знаю. Дело в том, что никто ничего не хочет делать по этому поводу, потому что мафия давно подсадила на кокаин тех, кто имеет значение. Многие высокопоставленные чиновники, полиция и даже судьи время от времени употребляют кокаин. Они никогда не примут меры, ужесточающие наказание за потребление накротиков, и уж точно не будут стремиться избавить Лондон от кокаина, потому что это будут меры против них самих.

– На самом деле, меня больше беспокоит, какие дети родятся у тех, кто злоупотреблял или всё ещё балуется наркотиками.

– Да, наркотики плюс антибиотики, которые местные врачи прописывают даже от кашля, не добавят здоровья матери.

– В «СВ» семьдесят процентов точно нюхают. Люди настолько пустые, что без допинга им друг с другом неинтересно.

– Ну, обобщать, конечно, не стоит.

– Ты понимаешь, о чём я.

– Я недавно ходила на день рождения к подруге и за столом оказалась рядом с одним мужчиной лет сорока. Господи, какой мужчина!

– Хмм. У тебя новый кавалер?

– Ну да, послушай. Позже оказалось, что этот мужчина супербогатый и т. д. и т. п. Мы провели весь вечер вместе так весело и легко, болтая буквально обо всём на свете!

– Как давно это было, если не секрет? Разве ты не встречалась с Джеком последние три года?

– Да. Да. Конечно… Я в то время встречалась с Джеком, так что о свидании с Маркусом, так его звали, мы не договаривались, но утром следующего дня моя подруга Эмили, которая его пригласила на эту вечеринку, позвонила мне, расспрашивая, что я о нём думаю и как у нас всё прошло. Она не скрывала, что хотела нас свести. Ей всегда казалось, что я достойна большего, чем Джек. Я сказала, что Маркус мне понравился, но у нас ничего не было. Она была разочарована, сказала, что я дура, упускаю такого парня, что он не просто при деньгах, а мультимиллионер и очень известная личность. Она звонила собрать горячие сплетни, но мы даже телефонами с ним не обменялись, не то чтобы…

– О нет…

– В общем, к чему я это? А, вот что, интересный момент был в том, что ни разу за весь вечер он не упомянул в разговоре о своих деньгах! Ни разу не заставил меня почувствовать себя неловко. Он был сверхпредупредителен, вежлив и внимателен. Я ему сказала, что у меня есть бойфренд, и мы просто общались. Это было так чисто и свежо, глоток воздуха в загазованном городе. Он был самим собой. Я уважаю таких людей. Я даже скучаю по нему.

– Настоящих людей, да ещё с хорошими манерами, единицы. Я недавно познакомилась с тремя неприлично богатыми болгарами, и мы пошли в один известный бар в Сохо. Он особенно известен своим чёрным туалетом. Заходишь в туалет и почти на ощупь ищешь дверь в кабинки. Стены освещают неоновые звёзды, есть небольшая подсветка умывальников – и всё.

– Да, я там была! – воскликнула я, вспомнив своё прошлогоднее свидание с одним итальянцем. Там красиво и необычно. Туалет забавный, хотя и не совсем практичный. Салон бара кожаный, выполненный в чёрно-коричневых тонах с меховыми накидками для стульев в виде коровьих шкур. Забыла, как называется…

– Я тоже, но ты поняла, о каком месте идёт речь. Там всегда хорошая публика. Хороший бар, приятная атмосфера, и, веришь или нет, сколько туда хожу, мне всегда там нравилось. Однако же эти трое с кислыми лицами оглядели присутствовавших и не задумываясь тут же окрестили их: «Лохи». Причин назвать не смогли. Я не сомневаюсь, что им просто по поводу и без повода нравилось чувствовать себя выше. Сказать по правде, внешне эти три болгарина совершенно сливались с присутствовавшей толпой, поэтому я искренне не могла понять, как они определяют, что другие – лохи, а они нет?

Позже, изрядно напившись, болгары стали совершенно невыносимы: начали пихать друг друга, поворачиваться к соседним столикам, приставая со скользкими комплиментами к девушкам. Один поднялся позвать официанта, но задел кружку пива на столе, которая опрокинулась мне на юбку. Тогда, в порыве гнева от того, что официанта не было так долго и он успел разлить пиво мне на юбку, парень выпустил из рук на пол другую кружку, чтобы привлечь к себе внимание, и самое смешное, он излучал такое самодовольство! Посмотрите, тупые англичане, – вот он какой, брутальный самец из Восточной Европы, суперпривлекательный в своей ярости, о да, так и только так поступают настоящие мужчины. «Боже! Эти русские не умеют себя вести!» – услышала я шёпот за соседним столиком. «Плебеи из Восточной Европы. Никакой культуры! – раздалось за другим. – Пускают кого попало».

Глава 33

Брайтон

Поезд в Брайтон отходил с шестнадцатой платформы. Мы с Бекки, обе в лёгких летних платьях, очках, а я ещё и в шляпке, сломя голову, совсем не как леди, бежали на высоких каблуках по платформе к нашему вагону.

«Поезд Лондон—Брайтон отправляется с четвёртого пути!»

Мы запрыгнули в первый попавшийся вагон экономкласса и там остались. В билетах на такие короткие дистанции места не указывались.

– Тебе там понравится! – говорила Бекки. – Высокие мускулистые парни, все милые и улыбаются. Когда я была в Брайтоне в прошлый раз, мы гуляли по разным кафе с Анжелой, и все с нами знакомились. Анжела моя подруга, она там живёт, если ты не знаешь. Она банкирша, но неплохой человек и даже не скучная.

– Ты взяла воду?

– Да, да. Тебе в Брайтоне понравится, сто процентов. Мальчики там не такие зажатые, как в Лондоне. Они знакомятся с девушками, радуются жизни, и всё это наполнено ветром, морем и свободой. Там очень много австралийцев – понимаешь, о чём я? В Брайтоне люди приятнее и позируют меньше, чем в Лондоне.

Красивые и весёлые столичные штучки, преисполненные надежд, – мы шли по набережной солнечного Брайтона. Люди и правда улыбались, а в воздухе пахло пивом и морем.

Пару часов мы провели на пляже, обновляя загар, а потом пошли на аттракционы. Первым делом взяли билет на американские горки. Надо сказать, это были самые ужасные горки в моей жизни. Въехав на первую вертикальную горку, вагончик остановился на пятнадцать минут. Видимо, что-то сломалось, но нам никто ничего не объяснил. Так в тишине в полусотне метров над уровнем моря мы с Бекки сидели в хлипком вагончике, держа друг друга за руки. Мы всё проклинали и молились одновременно, зарёкшись на всю оставшуюся жизнь ходить на горки. Когда вагончик наконец тронулся и, проделав положенный маршрут, прибыл обратно, перед нами даже никто не извинился. Контролёр лишь сказал: «Эм… Это было, эм… специально, ну, эм… для того, чтобы предоставить вам прекрасную обзорную панораму Брайтона. Ха-ха».

К вечеру мы забрели в один из многочисленных пабов, раскиданных по горизонтали набережной, и там, расслабленные бокалом вина, стали плакаться друг другу в жилетку, сетуя на всех мужчин в нашей жизни, начиная с лондонских денди и заканчивая местными мачо, в которых мы разочаровались.

– Ты заметила, с нами сегодня никто даже не флиртовал.

– Не флиртовали, но смотрели.

– Почему же даже не пытались познакомиться?

– У нас на лицах написана такая грусть-тоска… На моём, по крайней мере, точно. Мальчиков привлекает беззаботность, а у меня на лице – сплошная работа мысли и грусть.

– Я тоже постоянно в расстроенных чувствах, наверное, это подает мужчинам тревожный сигнал… Наши бывшие нас заколдовали.

– Чунг-бочанга. Гху!

– С ума сошла?

– Расколдовываю нас.

Увы, моя магия не помогла. За весь день в этом славном городе мы так и не встретили ни одного высокого мускулистого австралийца. С нами не пытались познакомиться даже меленькие черноволосые пакистанцы. В расстроенных чувствах, отвергнутые Брайтоном, к двенадцати часам ночи мы вернулись в постель Лондона.

Глава 34

The happiest man in Jamaica

[84]

Soundtrack:

Нарядившись с особенной тщательностью, я была весела, раскованна и красива в эту ночь в «SW». Со мной пытались познакомиться, угощали напитками, улыбались мне. Вроде всё шло, как обычно, но меня не покидало чувство, что сегодняшний вечер не будет банальным. Я доверяла предчувствиям и была, в некотором роде, мистиком. Я знала, что сегодня увижу того, кто мне всегда нравился, но кого я до сих пор не знала.

Мои глаза соприкоснулись с зелёным взглядом очень привлекательного брюнета. Взгляд был тёплый, игривый, но робкий. Возникло ощущение, что взгляд чего-то недоговаривает. Он посмотрел на меня с желанием, и я откликнулась. Мы разделили три секунды влечения: я смотрела исключительно на него, он на меня, но неожиданно портрет расширился, превратившись в пейзаж, и я стала различать диваны, столики, людей… Эти люди, стоявшие рядом с ним, ясно указывали на то, кто был передо мною, и… это очень, очень сильно огорчило меня. Он был всё так же прекрасен, но теперь между нами возникли люди, классы, предрассудки. Так хотелось верить, и я верила, верила со всей своей наивностью, хотя бы эти секунды, что это реально – подойти к нему и сказать, что он мне тоже понравился. Я подошла бы к нему, даже если бы это я была очень известной личностью (которой, к сожалению, являлся он), а этот красавец стоял на общем «данс-фло».[86] Если бы с него сняли все регалии, если бы он был такой, какой есть, – с его характером, воспитанием, манерами, но без титула и денег, и, может быть, даже без его столь симпатичной внешности, я бы всё равно потянулась к нему. В нём чувствовалось достоинство, ум, величие, ранимость и нежность. Он был светел, и я это почувствовала, наверное, потому, что тоже была светлой.

Вдруг я услышала, как его друг, заметив, что он на меня смотрит, сказал с усмешкой: «Да, она довольно миленькая. Я помню эту девушку – она работала официанткой в мамином ресторане на Глен-стрит. Я там каждый день обедал. Интересно, что она здесь делает и как её вообще пропустили. Я думал, что здесь все такие, как мы…»

Во взгляде Господина N волной прошло разочарование. Я почувствовала, что он не станет больше так на меня смотреть. Теперь я точно переброшена по другую сторону забора. Я не понимала почему. У меня ведь тоже хорошее образование и воспитание, почему он считает, что он лучше меня?! Как так вышло, что я оказалась заперта в определённом социальном кубике без окон и дверей?! Не вырваться, не разбить. Кто позволил ему ставить свой социальный кубик на мой?!

За вечер мы столкнулись несколько раз, но он избегал на меня смотреть.

Я встретила его через две недели в том же месте, в то же время. В этот раз я всё же подошла к нему и заговорила. Мне хотелось доказать ему, что он не прав в своём высокомерии. Он был любезен и сказал, что узнал меня, чему я удивилась, потому как знала, что в прошлый раз он действительно старался на меня не смотреть.

Он был очень мил, хотя говорил со мной осторожно, опасаясь, что каждое его слово может завтра оказаться в газетах (типичный страх известных людей). Мне было немножко неприятно, потому что я-то знала, что он не должен бояться меня. Изо всех людей я, пожалуй, была одной из последних, кто причинил бы ему вред. Я чувствовала его позитивную энергетику. Он был очень и очень хорошим человеком. Он излучал теплоту. Однако, к сожалению, не знал, что может мне доверять, и оттого совершенно не мог расслабиться – чувствовалось, что он был напряжён и контролировал каждое слово.

К тому же каждый раз, когда мы заговаривали, даже перебрасываясь парой незначительных фраз, за нами наблюдали полицейские, которые были с ним, а также три гувернанта, которые по части своей бдительности были хуже полицейских. Вероятнее всего, это были детективы в штатском, но один из его братьев уверял меня, что они всё-таки их гувернанты. Вся эта засекреченность и отсутствие доверия были очень неприятны. Тебя заранее подозревали в предательстве, пока не докажешь обратное.

На первый взгляд, у Господина N было всё: положение, богатство, власть, любые материальные ценности, но не хватало одного важного компонента, чтобы всем этим наслаждаться сполна: свободы. Он не мог расслабиться и делать всё, что ему вздумается, потому что на его плечах лежало бремя ответственности за своё положение. Во многом это бремя было преувеличено, но он не был революционером, как один из его знаменитых дальних родственников. Он молча принимал правила, построенные до него, даже если эти правила во многом устарели, а некоторые даже в корне своём были неправильны. На него оказывалось огромнейшее давление со стороны старших, и он ему поддавался. Это не делало его хуже или лучше (на самом деле, не поддаться этому давлению было сложно), просто он был пассивен, впрочем, как и большинство английских мужчин…

Как-то я встретила его ещё раз. Я не заметила его и просто танцевала сама по себе. Потом, решив пойти в туалет подправить макияж, спиной к залу я стала протискиваться сквозь плотные ряды танцующих. Вдруг кто-то ласково потрепал меня по голове. Это был он. Нет, он не узнал меня. Он потрепал по голове Девушку, а не Меня. Прошло три недели, и всякое воспоминание о том, что мы уже встречались несколько раз, изчезло из его памяти. Я не виню его, ведь он встречает столько новых людей каждый божий день. Было совершенно естественно, что я не осталась в его памяти, но всё-таки это огорчило меня. Так я впервые поняла разницу между людьми известными и неизвестными: ты их помнишь, а они тебя нет. Я в некотором роде казалась себе героиней рассказа Стефана Цвейга «Письмо Незнакомки», но в отличие от неё никаких романтических чувств к N я не испытывала, хотя и находила его привлекательным. Даже не знаю, как это объяснить, я просто очень хотела с ним пообщаться, потому что он был другой, не такой, как все, а это интересно. К сожалению, в его глазах я ничем не выделялась: симпатичная девушка из клуба, каких вокруг миллион. Все эти противоречивые чувства промелькнули во мне, но я беззаботно улыбнулась ему. Он, смеясь, стал показывать на парня, танцующего рядом с ним: «Это не я, это он. Ха-ха. Это он».

Наша последняя встреча с N произошла месяц назад. Он был с друзьями. Я не стала к нему подходить. От меня не осталось и следа в его информационном поле, я знала это, поэтому у меня не было никакого права на его пространство. Ему было хорошо, весело, он танцевал.

Я танцевала с друзьями в том же зале. Мне тоже было хорошо. Атмосфера в клубе была очень позитивная. Я танцевала от души, я чувствовала музыку, и моё тело пропускало её сквозь себя. Я полностью растворялась в музыке, отдаваясь ей, чувствуя слова и мелодию каждой клеточкой своего тела.

Вдруг меня остановили: «Сейчас же перестань так танцевать!»

Я обернулась. Его детектив-гувернант стоял передо мною. Оказалось, что один из близких друзей N наблюдал за моим танцем, и детектива-гувернанта это беспокоило. Запретив мне танцевать, он попытался вытеснить меня из зала, но друг N его остановил, покачав головой и сказав: «Нет, нет. Нельзя». Детектив-гувернант посмотрел на меня злобно, но отошёл. Я больше не танцевала, настроение у меня пропало. Да, я не спорю, что танцевала откровенно и сексуально. Да, я привлекала чьё-то внимание, но это не было моей целью, потому что тот, чьё внимание мне уже давно было дорого, не видел моего танца, а никого другого мне привлекать не хотелось. Я танцевала для себя и именно так, как чувствовала музыку, я бы не двигалась так под волынку или контрабас, музыка была сексуальной, и я не могла танцевать хорошо, не будучи на такой же волне. Я недоумевала. Если это неприлично – танцевать так, то значит, неприлично и ставить подобные песни. Зачем тогда вообще ходить в клубы? Запретить! Всё запретить! Девушки в его компании не танцевали, они переминались с ноги на ногу или стояли у стенок в красивых платьях. Комильфо.

Я села на софу и задумалась. Я не понимала, зачем эти англичане напридумали себе столько негласных законов, загнали себя в рамки и обобщили все ненужные «правила» с нужными «приличиями», назвав всё «правилами приличия».

С этими мыслями я вытащила мобильник и начала писать невесёлое сообщение подруге, жалуясь на детектива-гувернанта. Неожиданно знакомый голос неласково сказал: «Да чтоб тебя… Не будь такой задницей!» Я не расслышала его, поэтому переспросила: «Простите, что-что?» Детектив-гувернант двинулся ко мне. Я подумала, что он, вероятно, хочет попросить прощения за произошедший полчаса назад инцидент, и, бог свидетель, меня это растрогало. Я поднялась обнять его. Однако детектив остановил меня, прошипев: «Я знаю, что у тебя на уме. Я знаю, что, fucking, происходит!» С этими словами он выхватил у меня телефон. Я не могла понять, в чём дело. «Я знаю, я точно знаю, что ты фотографировала его. Я знаю, что, fucking, происходит», – не унимался злобный гувернант. Он проверил все фотографии в моём телефоне, прочитал все отправленные сообщения и без извинений швырнул мне телефон обратно. Я не могла поверить, что он даже не извинился. Все люди равны, но некоторые «равнее». Детектива-гувернанта волновали только те, кого он охранял, ему было безразлично, что подумаю я, как и то, что мне будет обидно от такого обращения, что мой вечер будет безнадёжно испорчен его паранойей. Я спросила его, почему он не извиняется, если то, что он обо мне подумал, оказалось неправдой. «Извини», – брякнул он и быстро отошёл, заметив, что у меня на глаза наворачиваются слёзы.

Безусловно, часто бывает, что неизвестные люди фотографируют известных в не самых лестных ситуациях, а потом продают эти фотографии. Я не могла понять, как у них хватает на это подлости. Подлавливать человека в неловкой ситуации и с радостью потирать руки, предвкушая гонорар, который принесёт эта фотография. Наверное, поэтому известные люди ужасно боятся расслабиться, опасаясь подвоха в каждом разговоре с незнакомцами, думают, что завтра несколько безобидных фраз могут быть переиначены, преувеличены и проданы жёлтой прессе, которая всё это прежуёт и выплюнет тебе в лицо, чтобы ты и тебе подобные знали, что рая на земле нет.

Естественно, детектив-гувернант не мог догадываться, что я никогда не стала бы этого делать, потому его решимость защитить своего подопечного была объяснима. Но я недоумевала, зачем нужно было делать это в такой откровенно грубой и высокомерной форме. Тот, кого он охранял, я уверена, был в миллион раз вежливее и наверняка не потерпел бы, что его детектив-гувернант столь по-хамски относится к людям.

Мой вечер веселья оказался непоправимо испорчен. Я пошла домой, размышляя о том, что мне всё больше начинает импонировать беззаботное отношение к жизни и прессе мисс Пэрис Хилтон, наследницы империи отелей «Хилтон». Похоже, что ей было наплевать, кто и что её увидит, не важно, при каких обстоятельствах её сфотографируют. Несколько раз я видела её саму в клубе с фотоаппаратом. Немного пообщавшись с ней, я сложила о ней очень хорошее мнение, противоположное тому, что я думала, начитавшись бесплатных газет, что раздают у входа в метро. Она оказалась очень мила, красива, дружелюбна и легка в общении, гораздо приятнее многих известных людей. Притворяясь глупой блондинкой, она получала то, что многие знаменитости не имели: ту самую свободу. Конечно, её социальное положение было несопоставимо с высоким положением и ответственностью, лежавшей на тех, с кем я пересеклась сегодня, но, как говорят, истина где-то рядом и «где-то рядом» обычно находится посередине. На мой беглый взгляд, в своём отношении к жизни господин N переоценивал свою ношу, а мисс Хилтон – недооценивала.

Глава 35

Без лица

Сегодня я была приглашена на домашнюю вечеринку к новой знакомой по имени Стефани Поттс-Стронг. Это была очаровательная шумная девушка со взбалмошным характером, который сдерживало лишь её воспитание в школе для леди. Родись она в Нигерии, без сомнения, она бы собственноручно убивала леопардов и каталась на аллигаторах. В Лондоне она слыла укротительницей «тигров». Самые непокорные мужчины превращались в домашних кошек, общаясь с нею.

Эта девушка была очень богата, хотя никогда в жизни не работала. За неё в своё время поработали родители, так что ей повезло: она могла делать в своей жизни только то, что ей хотелось. У неё был очень красивый голос, и иногда она развлекала друзей оперными ариями. В остальное время она ходила по магазинам, в театры, кино, занималась декоративным дизайном, смотрела телевизор и навещала друзей по всему миру.

Неудивительно, что именно она организовала вечеринку с безумной темой, доставившей мне немало хлопот. Я перевернула весь шифоньер, пытаясь найти, что надеть. Вот так всегда: шкаф полон одежды, а надеть нечего. Поиск подходящей одежды был затруднителен из-за того, что тема вечеринки звучала так: «То, что вы всегда мечтали надеть, но стеснялись». Ожидалось, что толстушки придут в мини-юбках, консервативные девочки – в леопардовых колготках, мальчики – в кожаных брюках и т. д. и т. п. Я всегда одевалась так, как мне нравилось. Часто мой стиль в одежде был провокационным, и, как его определил один мой знакомый дизайнер, создавал «феерический образ консервативной революционерки». Я решила пойти от противного и нарядиться скромной монашкой на каникулах. Не то чтобы образ монашки был тем, о чём я мечтала, но всё же случались времена, когда внимание мальчиков настолько мне надоедало, что хотелось надеть волшебную шапку-невидимку и исчезнуть. Значит, решено. Нужно приобрести какое-нибудь «Сексу НЕТ!» платье. Я поехала по магазинам. Оказалось, что найти нечто вопиюще скромное на прилавках современных магазинов очень сложно… После долгого и упорного поиска я купила-таки серое невзрачное платье, доходившее мне до пят. В довершение образа макияж я делать не стала. Кроткий взгляд на смиренном лице. Странно, но, посмеявшись над самой собой, выглядящей нелепо и тускло, я вздохнула с облегчением. Наконец-то не будет внимания, а только свобода. Мужчины в метро смотрели сквозь меня, женщины не брали на заметку сочетание одежды, оно было слишком простым, я растворилась в толпе, и мне это так понравилось! Я решила устраивать такие дни безликости почаще.

Странно, но на вечеринке, также как и прежде, я не была обделена вниманием, хотя выглядела скромно и старалась вести себя незаметно, однако репутация есть репутация. Мои друзья и знакомые слишком хорошо меня знали, и вот уже через пару часов алкоголя и хорошей компании я безудержно болтала, во мне возродилась выброшенная было сексуальность, и, к моему удивлению, серое платье перестало быть бесформенным: при движении я невольно обозначивала изгиб своего бедра, очертания груди. Платье было длинным и скрывало ноги, но, оказалось, многих мужчин эта недосказанность и закрытость в одежде только сильнее заводит. Я была удивлена, насколько всё-таки настроение человека определяет его восприятие окружающими. Одежда, как таковая, имеет мало значения. Если ты чувствуешь себя уверенно и сексуально, интерес мужчин к тебе гарантирован.

Перед ужином где-то в течение часа «ресепшен» традиционно подавали алкогольные и безалкогольные напитки. В основном гости пили шампанское и белое вино.

На ужин были спагетти с мясной подливкой. Вообще, итальянские рестораны у англичан были одними из самых любимых. Типично английская кухня, то есть рыба и жареная картошка, была довольно банальна, наверное, поэтому многие англичане научились готовить блюда итальянских мастеров. Лазанья, пицца, паста, спагетти, гночи были частыми угощениями на лондонских столах.

Десерт высококультурный англичанин называет пуддингом. Рабочий класс называет десерт десертом, но не аристократ. Таких словесных ловушек у англичан очень много, так что по разговору клерка из восточного Лондона и лорда становится сразу ясно «ху из ху» – кто есть кто. Определённый акцент, выбор слов, обозначающих те же самые понятия, – и человек сразу выдаёт своё происхождение. Особенно такие вещи важны представителям среднего класса. Они ещё не являются аристократией, но и не принадлежат рабоче-крестьянскому классу. Стараясь казаться выше, чем есть на самом деле, «среднеклассовые» люди прилагали огромные усилия, чтобы усвоить манеры аристократов, уловить и скопировать их акцент, подмечали, какие слова предпочтительны в том или ином случае, и, безусловно, называли «toilet» – «lavatory» (русским эквивалентом противопоставления этих двух слов, скорее всего, будет «туалет» и «уборная») или, по крайней мере, «bathroom», то есть «ванная комната».

Настоящие аристократы не придавали огромного значения деньгам и считали, что нувориши, которые только и делают, что выставляют своё богатство напоказ, покупая предметы роскоши, просто-напросто не имеют манер и вкуса. В последнее время нувориши поняли, что престижно иметь не только дорогую одежду, машины и яхты, но и картины. Иногда это доходило до абсурда. Один из присутствовавших на вечеринке гостей рассказал про некоего украинца, который пришёл на распродажу картин в галерее современных мастеров и спросил: «Какие картины считаются красивыми?» Ему порекомендовали несколько художников. Он заявил: «Упаковывайте. Я украшаю загородную дачу под Киевом, мне туда нужно современное искусство». Услышав эту историю, весь стол рассмеялся. Я смутилась. Деньги – это, конечно, замечательно, но настоящий аристократ всегда скромен и приуменьшает свою значимость, стараясь замаскировать богатство. В этом состоит одно из фатальных отличий аристократов от нуворишей. Для элиты важным материальным признаком «своих» является наличие старинного семейного имения в одном из графств Великобритании (как правило, в Англии или Шотландии), куда можно было бы приезжать на охоту.

На этой вечеринке было много представителей английской знати. Как часто бывает, когда представители разных национальностей собираются вместе, мы много говорили о культурных различиях между нами, о традициях, о русских писателях, о прошлом и настоящем бывших империй. Английские аристократы считали, что их страну многое связывает с Россией. В высшем обществе любить Россию считалось хорошим тоном. Главным образом, их интерес, конечно, был к дореволюционной России, к той, которую, как они считали, исковеркали коммунисты, лишив страну интеллигенции и культуры, отдав на растерзание замки и дворцы, упразднив церкви… Коммунисты лишили Россию аристократии. Особое возмущение у англичан вызвали недавние сообщения в прессе о том, что нынешнее российское правительство производит «распродажу» семейных замков. В Санкт-Петербурге несколько олигархов приобрели старинные дворцы, хотя оставшиеся в Санкт-Петербурге потомки русских дворян просили вернуть им их фамильные дома.

Вечеринка закончилась поздно ночью. Один из присутствующих на ней молодых людей пригласил меня на бал, который каждый год организовывает его отец. Я была польщена, тем более мальчик этот был очень симпатичен и мил.

Глава 36

Бал у Ван Грейсов

Синее шёлковое платье облегало мою фигуру. Я надела довольно простое золотое украшение на шею и длинные серьги. Причёску мне помогла сделать подруга, бывший парикмахер. Макияж я всегда делала сама. Довольная собой, я была готова к выходу в свет.

Карета за мной не приехала, поэтому, как полагается современной Золушке, я взяла такси. По дороге я размышляла, почему в России исчезла традиция балов. Да, они существуют, но их так мало, да и сконцентрированы они, я уверена, в Петербурге и Москве. Каждая молодая девушка хочет почувствовать себя Наташей Ростовой, встретить своего князя Болконского среди элегантно одетых людей в роскошном зале дворца, а не по пьяни на дискотеке, когда от твоего князя, одетого в спортивный костюм и кроссовки, несёт пивом.

Я вошла в зал, меня поприветствовал дворецкий. Также на входе милая женщина в сиреневом платье попросила у меня пригласительный билет и вручила программку вечера. При входе в главный зал стоял ящик для дотаций на благотворительность. Я положила в него энную сумму. Это было необязательно, но никто не проходил мимо. Благотворительность была негласным правилом. Было бы очень неуважительно пройти мимо. Говорят, лучший способ продемонстрировать обществу свой высокий социальный статус – это добровольные пожертвования. Ван Грейсы собирали деньги в помощь бездомным детям. Они даже учредили собственный фонд для этого, и миссис Ван Грейс уделяла значительную часть своей жизни работе фонда.

В зале было около двух десятков круглых столов, подготовленных к обеду. В программке сообщалось, что вечер начнётся с приёма, на котором гости смогут отведать шампанское и итальянские вина. Такие дообеденнные «ресепшен» устраивались для того, чтобы люди могли познакомиться друг с другом до того, как они сядут за столы, потому что за обедом они проведут большую часть вечера, а значит, их возможности завести новых знакомых будут ограничены соседями по столикам. Официант с подносом, заставленным шампанским, подошёл ко мне. Я взяла бокал, и мой вечер развлечений официально начался.

До того как мы сели за столики, я выпила около трёх бокалов шампанского и познакомилась с десятком человек. Большинство людей были очень милые и улыбчивые, но дистанцию всё-таки держали. В общем, типичный светский приём. Наконец я увидела Александра Ван Грейса. Он был восторжен и от этого красив. Александр поговорил со мной очень тепло и нежно, потом, извинившись, убежал на десять минут, вернулся с другом, представил меня другу, убежал опять, вернулся ещё с парой друзей, и мы весело проболтали до начала обеда.

За каждым столиком было по шесть мест, каждое из которых было обозначено именем и фамилией гостя. На двери приёмной висел план зала с обозначением, где кто сидит. Мой столик был под номером семь. За ним сидели Мэри-Энн, с которой я была знакома, и Джордж, о котором я слышала, но ещё никогда не видела. Александр сидел через два столика от меня.

Гости расселись по местам. Мальчик, девочка, мальчик, девочка, мальчик, девочка. Мужья и жёны, бойфренды и гёрлфренды сидели за одним столом, но никогда не рядом друг с другом. Организатор бала, старший Ван Грейс, обратился к присутствующим с приветственной речью. Время от времени люди аплодировали, поддерживая его. Официанты разносили первые блюда и разливали вино. Сидящие за столиками знакомились друг с другом. Звучали разговоры и смех.

После обеда были танцы. Для гостей играла модная группа. Признаться, я немного расстроилась оттого, что танцы были не в стиле восемнадцатого века. Мелодичная музыка всё же звучала слишком современно. Танцевали в основном парами, то есть мальчики имели возможность пригласить девочек, но затем отплясывали уже, как на дискотеке.

Парные танцы на английских дискотеках отличаются от тех, к которым привыкли в России. Я заметила, что многие английские мужчины умеют очень хорошо танцевать. Многие научились этому в своих частных школах или посещали специальные кружки. Особенно популярен ceroc,[87] который иногда называют современным джазом, это смесь танцевальных движений из джаза, сальсы, бального танца, танго и хип-хопа. Для английских мужчин с хорошим происхождением уметь профессионально кружить не только головы девушек считалось само собой разумеющимся. Девушки настолько привыкли, что мальчики умеют танцевать, что даже не рассматривали кандидатуры тех, кто не умеет.

Александр предложил мне составить ему пару. Весь вечер он поглядывал в мою сторону, так что я не была удивлена, что, как только начались танцы, он сразу подошёл ко мне.

К одиннадцати часам гости стали расходиться. Я тоже начала собираться. Александр проводил меня до выхода и вызвал мне такси. Он чмокнул меня в щёку и, смутившись, быстро заговорил о том, как ему было хорошо сегодня, он был рад, что гостям понравилось, и т. д. и т. п. Приехало моё такси. На прощание Алекс ласково сжал мою руку.

Глава 37

Александр

Александр позвонил мне через несколько дней, выдержав обычную паузу «незаинтересованности», и как бы между делом пригласил меня в ресторан. Я сказала, что посмотрю в дневнике, не запланировано ли что-то у меня на этой неделе. Так, немного повыпендривавшись, я конечно же нашла свободный вечер и пошла с Алексом на ужин.

Он был очень рад меня видеть, я ему нравилась, и он уже не скрывал этого. Мы встретились у метро «Южный Кенсингтон» и пошли на Олд Бромптон-роуд, одну из самых богатых по части кухни и напитков улиц Лондона. Во французском ресторане, который он выбрал, было много народу. Мы ели устриц, пили вино. После ужина он проводил меня до метро и перый раз поцеловал меня в губы. Я вышла на станции «Слоун Сквеэр» и через десять минут уже была дома. Даже когда я ложилась спать, мои губы ещё горели от его поцелуя. Я уснула с улыбкой на лице. Непонятно почему, но я была счастлива.

Мы встретились опять. Ещё и ещё. Ходили в галереи, музеи, кафе, знакомились с друзьями друг друга. Отношения всё так же были невинными. Мы проводили много времени вместе, целовались, но переспать не решались, как будто пересечёшь границу – и всё, обратного пути не будет.

Алекса воспитали так, что он уважал женщин. Он никогда не стал бы навязывать свою волю. Он не подавлял своё «я», но и не ставил себя во главе. Алекс не признавался в этом, но женщин он боготворил. Он никогда не стал бы изменять, никогда не сделал бы женщине нарочно больно, с детства он привык к тому, что людей надо любить, и не жалел своих чувств, обозначивая их со всей страстностью своего характера.

Мы виделись регулярно в течение нескольких месяцев. Когда не виделись, он мне звонил или мы перебрасывались сообщениями. Это были хорошие здоровые отношения без слёз и грусти. Алекс, по возможности, старался сделать всё, чтобы мне угодить. Наш общий друг признался, что он уверен, Алекс в меня влюблён.

Мужчина влюбляется, когда считает, что эта женщина – лучшее, на что он мог когда-либо рассчитывать. Если мужчина не циничен, это решение влюбиться будет неосознанным. Если мужчина не слишком заносчив и любит людей, то большинство женщин для него будет казаться близким к идеалу. Таков был случай Алекса. При первой же встрече он по достоинству оценил мою внешность и характер, а позже и его друзья подтвердили, что выбор удачный. Одобрение друзей для него было чрезвычайно важно. Таким образом, и без того влюбчивый Александр утвердился в своём решении быть во мне заинтересованным и отдался своей страсти безудержно, осыпая меня нежностью, подарками, цветами. Он был ко мне очень ласков.

Однажды мы перешли границу. Это был чувственный, но не жестокий секс. Он говорил мне только самые нежные слова на свете, и моё сердце оттаивало. Моя вера в мужчину возвращалась. Я чуть не плакала от счастья. В те минуты близости я не пыталась завоевать его любовь через секс, как часто бывает с девушками, в том числе как некогда было со мной. Я ничего не хотела от него, просто позволяла ему дарить любовь. Мы обменивались взглядами, и он не прятал свои глаза, как делают иные, чтобы, не дай бог, женщина не обнаружила в них нежность. Он не стеснялся, что чувствует так, как чувствует, что радуется, что я разделяю эти мгновения с ним. Это был не механический акт, а именно занятие любовью. Мы заснули в обнимку и проснулись в той же позе. Я почувствовала к нему огромную нежность, даже некоторую любовь… Однако не влюблённость. Хотелось расцеловать его всего, каждую его клеточку… С ним как за каменной стеной, он верен, откровенен, с чутким сердцем и способен любить. Я смотрела на него и понимала, насколько мне с ним хорошо.

Однако каждую мою эмоцию к Алексу сопровождала грусть о том, что я не могу полностью ему отдаться, несмотря на все его старания, и как будто даже не имею права… Недавно я перестрадала свои чувства к Сэму, но он всё ещё был в моём сердце. Я думаю, именно в этом было всё дело. К сожалению, невозможно легко вытолкнуть кого-то из своих мыслей и души, если этот человек на самом деле что-то значил для тебя. Я любила Сэма и, встречаясь с Алексом, не могла ничего поделать с моим упрямым сердцем. Разум говорил мне, что с Алексом всё будет проще и у меня есть шанс быть счастливой. В то время как даже если бы я и стала серьёзно встречаться с Сэмом, мне предстояло бы жить с его неизбежным взвешиванием каждой эмоции, недосказанностями, неустойчивостью и непостоянством. Сэм пережил много разочарований и, наверное, решил больше не испытывать глубоких чувств. Он был добр к людям, но не хотел разочаровывать их, то есть подвергать тому, что пережил сам. Поэтому каждая эмоция, которую он испытывал, подвергалась тщательному анализу, и выносился вердикт: чувствовать или нет. Увы, такова была ситуация. Что бы ни делал Алекс, я не могла полюбить его до того, как разлюблю Сэмми. Проблема была также в том, что я не хотела избавляться от любви к Сэму, мне казалось, что таким образом я его предам. Глупо, не спорю.

Алекс тем не менее не терял уверенности, что добьётся меня и его любовь растопит моё сердце. Признаться, был момент, когда я тоже так думала, но жизнь доказала, что я ошибалась. Моё сердце, раненное мужчинами моего прошлого, почти оттаяло благодаря преданности Алекса, но, притягивая и отталкивая его, я, в свою очередь, губила его прекрасную душу. Клянусь, это правда, я полюбила его очень сильно, но какой-то родственной любовью. Сердце женщины всё так же принадлежало не ему.

Алекс был очень чутким и чувствовал это. Он становился всё раздражительнее и злее. Наблюдая за этим, я расстраивалась. Ситуация становилась совсем запутанной, и одним осенним днём, обстоятельно поговорив обо всём, мы решили приостановить наши отношения, хотя бы временно. Я очень боялась разбить ему сердце. «Ну почему я стала встречаться с таким хорошим мальчиком? – думала я. – Почему он не выбрал кого-то другого?» Он был так ко мне добр, и я не хотела убивать в нём любовь, хотя всё к тому шло… Оттого я и остановилась. Я надеюсь, что приняла верное решение перестать видеться в настоящем, не отвергая возможности отношений в будущем, не торопить события, подождать и посмотреть, как сложится наше чувство друг к другу, как только из моих мыслей выветрится устойчивый образ Сэма. Мы положили наши отношения в холодильник на сохранение, не заметив, что он уже давно не работал.

Глава 38

Место под солнцем

Soundtrack:

В Лондоне очень много прекрасных парков. В тёплые дни всё население города выползает понежиться на солнышке в Гайд-парке, Грин-парке, Реджентс-парке. Любовь населения, не избалованного солнечными днями, к отдыху на природе распространяется даже на самые непритязательные, маленькие и неухоженые садики и лужайки. Даже на лице Канари Ворф, делового района Лондона, остались непобритые островки травы между небоскрёбами. Такие лужайки – излюбленное место обеда многих работников финансовой индустрии. На одной из них был установлен огромный телевизионный экран, по которому в основном транслируются спортивные соревнования. Мужчины и женщины в деловых костюмах, обычно в промежуток с двенадцати до двух дня, с нескрываемой радостью выходят из офисов, устраивая часовые пикники на траве. Некоторые приносят вино и на целый час совершенно выпадают из рабочей атмосферы, расслабившись и наслаждаясь солнцем. Ланч на траве настолько популярен, что если вы придёте в час пик, то практически невозможно найти место присесть, особенно если идёт трансляция Уимблдонского теннисного турнира.

На ланч, куда пригласил меня Грегори, я пришла пораньше, заранее купив сэндвичи и вино. Грегори – мой друг. Работает на Канари Ворф в Ситигруп. Мы познакомились благодаря моему бывшему парню. С экс-бойфрендом я уже давно не общаюсь, а вот с Грегори у нас возникла очень нежная дружба. У нас никогда не было с ним романтических отношений, хотя иногда меня влекло поцеловать его строгие сжатые губы, разделить их языком и заставить критичный взгляд его глаз покрыться томной любовной дымкой. Я ценила нашу дружбу и не хотела портить её эмоциональностью и неустойчивостью любовных отношений, поэтому Грегори никогда не догадывался, что время от времени вызывает во мне лёгкий романтический трепет.

Грегори пришёл на ланч с другом Свеном, топ-менеджером в Credit Suisse,[89] и очень симпатичным молодым человеком по имени Этам, который от нечего делать присоединился к их компании. Признаться, я засмотрелась на Этама. Приятный мужчина, на вид лет двадцати с небольшим, задумчивый, вежливый. Мы сразу с ним поладили, и разговор полился рекой. Однако, когда я спросила, чем он занимается, Этам забеспокоился и нахмурился. Река превратилась в ручеёк и вскоре вовсе пересохла. Он дал мне свою визитку, пояснив, что следит за деятельностью своей компании по продаже бриллиантов. Их семья занималась драгоценностями уже более ста лет, уделяя особое внимание бриллиантам. На самом деле, компанию, доходы которой постоянно росли, курировал управляющий директор, который отлично справлялся со своими обязанностями, поэтому семья Этама продолжала просто спокойно снимать деньги со своих счетов. Причём парадоксально: чем больше снимала, тем больше денег на них становилось.

Второй раз я встретила Этама в «SW». Да, этот клуб и впрямь был пупом земли. Все дороги вели в «SW». Если тусоваться там каждый день, можно было перевидать всю элиту города и многих международных знаменитостей.

Soundtrack:

Этам был в «SW» с очень пьяными друзьями. Эндрю, друг Этама, угостил меня мартини. Я отказалась. Он сказал:

– Дорогая моя, я тебя уважаю. Ты единственная женщина на этом празднике жизни, кто отказался от моего вина. Любая другая давно бы согласилась и залезла мне в штаны, потому что все здесь знают, кто я и сколько стою.

С усмешкой выплюнув эти слова, Эндрю сжал губы, нахмурил брови и прищурил левый глаз, застыв так на несколько секунд. Я догадалась, что таким он выглядит в газетах, во всяком случае, в его представлении. Эндрю пытался помочь мне понять, кто он. Я почувствовала, что мне знакомо это лицо, и усиленно начала перебирать в своём сознании главных героев светской хроники из газет и глянцевых журналов, но, видимо, процент его появления в подобных изданиях всё же уступал изображению разных голливудских звёзд, поэтому моё сознание твердило мне: «Бред Питт, Том Круз, Джордж Клуни». Я не слышала слабого писка памяти: «Эндрю Клоуш, сын английского виконта и владельца „Double Music Records“».

– Милая моя, – ласково шептал Эндрю, – я очень богат. Ты себе не представляешь. Я та-а-а-ак богат. Я не знаю, что мне делать с моими деньгами. Есть их, что ли? Да, я и так их ем… Проедаю в ресторанах Мишеллин,[91] пропиваю с друзьями… Мне так надоело. Так скучно жить. Я не знаю, что мне делать с деньгами.

Я понимала, что он несёт полный бред и никогда в жизни добровольно не расстался бы даже с половиной своего богатства, но он так печально всё это говорил, что мне и в самом деле стало его жаль. Ему приелись деньги, бедный мальчик. Иметь много денег так же сложно, как и не иметь их. Ах да! Ты катастрофически богат и не понимаешь, куда же тратить свои миллиарды. Ужасное ощущение, когда можешь позволить себе всё, – это значит, нет стимула и не к чему больше стремиться…

– Эти девушки в клубе… Охотницы. Голддиггеры. Фальшивки, – продолжал он. – Они легко покупаются. Легко. Тем, кто непривлекателен, немного сложнее, но я молод, богат, хорош собой. Я могу спокойно получить любую женщину в этом заведении, да и в любом другом. Они все настолько доступны и предсказуемы, что мне день ото дня всё скучнее. У меня столько денег. Столько денег… Бог мой! Когда я говорю им об этом, у них загораются глаза и рука автоматически кладётся мне на ширинку.

Признаться, мне тоже понравился Эндрю, но я не могла понять, зачем он рассказывает всем девушкам о своих несметных богатствах, если ему не нравится, что они начинают любить его за деньги. Он вполне мог очаровать их, просто оставаясь самим собой – своим разговором, манерами. Быть озабоченным деньгами вульгарно, это касается и тех девушек, которые охотятся за богатыми мужьями, и тех мужчин, которые устраивают показуху.

Также и Этам Джонс сильно разочаровал меня тогда на обеде в парке. Он был мне исключительно приятен до тех пор, пока не дал свою визитную карточку, сообщавшую, что он владелец «Jones Diamonds».[92] Я была знакома со множеством богатых людей, да и я сама, хотя и не купалась в золоте, была достаточно обеспечена, так что понять, почему он так напрягся, было сложно. Дав мне визитку, он мгновенно ушёл в оборону, посылая мне нервный сигнал: «Теперь ты знаешь мою тайну. Я владелец „Jones Diamonds“, но ты так просто меня не получишь. Я не отдам свои деньги. Это моё, моё! Вы все хотите заполучить мои деньги. Я знаю это!» Тогда я очень пожалела, что вообще завела разговор о его работе. С того момента наш оживлённый разговор поутих, стал фальшивым и неинтересным.

В тот вечер в «SW» Этам сам подошёл ко мне поздороваться. Мы заговорили, но когда светский разговор ни о чём исчерпал себя, мы оба почувствовали себя неловко и замолчали, с облегчением вздохнув, когда к нам присоединился Эндрю, пытавшийся угостить меня мартини. Этам воспользовался случаем и отошёл.

Несколько минут Эндрю потратил на уговоры принять бокал, но я так и не согласилась. Дело было вовсе не в глупых принципах, что, дескать, не пристало девушке брать что-либо от незнакомых мужчин, зная, что их целью является девушку покорить и совратить, и если девушка принимает напитки, значит, она тайно согласна быть совращённой. Я просто-напросто не любила мартини. Все девушки любят мартини, поэтому Эндрю быстро интерпретировал мой отказ как пренебрежение его ухаживаниями, несмотря на все его деньги и некоторую славу. Это заинтересовало парня и заинтриговало. Однако его положительные суждения обо мне, хотя и были правдой, оказались столь же поверхностны, как и его вышеизложенные скороспелые, предвзятые, отрицательные суждения о девушках в клубе. Мне «повезло», что именно в этот момент ему хотелось поиграть со мной в «доверие», а главным образом, выплакаться и пожаловаться. Такие, как он, никому по-настоящему не доверяют. Задней мыслью у них всегда проскальзывает змея сомнения, что люди выражают ему симпатию только из-за корысти и своих эгоистических интересов.

Я спросила Эндрю, чем он занимается, раз у него так много денег. Ответ был прост: «Это деньги моих родителей». Эндрю был на последнем курсе университета, изучал антропологию в LSE,[93] и деньги, на которые он кутил, были не его. Этам и Эндрю, представители золотой молодёжи города Лондона, оба жили весело, горя не знали, прожигая жизнь в клубах и на вечеринках в разных концах света.

В компании этих молодых людей также был Джеймс Х, новая звезда лондонской поп-музыки. Эндрю представил меня Джеймсу. Я слышала его музыку, поэтому мне было любопытно с ним пообщаться. Однако меня поразило высокомерие и отстранённость, с которой он со мной заговорил. Обычно звёзды боятся, что их будут любить только за то, что они звёзды. Но мне была безразлична его популярность, я видела уже столько звёзд покрупнее его! Как ни странно, но это самому Джеймсу было исключительно важно, что он – звезда. Молодой певец не общался просто, он «звездил» добрые полчаса, позируя и фальшивя, хотя в своих песнях он сам осуждал подобное в людях. К счастью, выпив побольше, он наконец расслабился и стал вести себя более естественно. Я сказала, что он выглядит гораздо привлекательнее, когда пьян. Повсюду его сопровождала имидж-помощница, которая молниеносно отреагировала на мою реплику:

– Нет, он не пьян. Посмотри на него. Он не пьян. Пара бокалов вина и всё. Он просто расслабился, но он не пьёт, он не пьян.

В зрачках Джеймса скакали черти, его пошатывало, и от него откровенно несло перегаром. Он был пьян. Пьян в доску. Честно говоря, мне было непонятно, к чему притворяться и лепить из него образ святоши, который не пьёт, по клубам не ходит, с девушками не флиртует. Образ для газет? Да. Но зачем? Я не думаю, что его песни будут меньше любить, если узнают, что он тоже живой человек и развлекается, как все.

Джонатан Ромерс-Вегел также присутствовал сегодня в клубе. Он жил на той же улице, где был «SW», и заходил сюда на пару часиков по пути домой посмотреть, кто есть из знакомых, и повидаться с друзьями-завсегдатаями. Как обычно, он был пьян: три верхние пуговицы белой рубашки расстёгнуты, на дорогих серых брюках – пятно от вина.

Джонатан работал в банке, но очень любил вечеринки и никогда от них не отказывался, поэтому часто просыпал работу или приходил утром с тяжёлой головой. Это был банк, работавший с частными клиентами, а богатых друзей и родственников у Джона было много, поэтому его не снимали с должности, чтобы не потерять клиентов, которых он привёл.

Джон любил халяву и пользовался своим положением, получая дринки из бара бесплатно, хотя, если бы было нужно, он смог бы купить даже этот дорогой и раскрученный клуб. Джон просто не хотел платить там, где можно этого не делать. Хозяину клуба было необходимо, чтобы некоторые посетители приходили в него постоянно. Джон был одним из таких «полезных» клиентов, ведь он часто приводил очень важных гостей, появление которых, в свою очередь, привлекало других людей. Хозяину и менеджерам клуба приходилось сильно крутиться, чтобы держать заведение на плаву уже пять лет. Большинство клубов, просияв на ночном небе Лондона года три, сходили на нет, появлялись новые, но тусовки в «SW» были неподвластны времени, становясь самой непоколебимой английской традицией.

– Сладкая моя, я по тебе скучал, – заговорил Джон со мной.

– Я тоже, Джонни, – сказала я.

– Можно я приглашу тебя завтра на ланч или ужин? – вкрадчиво промурлыкал он, поглаживая меня по руке.

– Нельзя, дорогой мой, у тебя есть девушка, а у меня – молодой человек.

– Я его знаю?

– Какая разница. Большую часть времени он существует. Иногда мы даже с ним видимся.

– Я здесь сегодня с девушкой, но она мне надоела. Ты гораздо лучше, – сказал он. Хитрые красивые глаза приступили к традиционному «раздеванию взглядом»…

– Ой. Даже не соблазняй, – вздохнула я.

– О’кей. Извини.

– С кем ты сегодня?

– Эва. Из Польши. С Рейчел я вижусь ещё реже. В последнее время мне больше нравится Клэр.

– У тебя сейчас три гёрлфренд?

– Да.

– Не много тебе?

– Я докажу тебе, что не много, если мы завтра пойдём на ланч…

– Перестань.

– А что? Неужели я совсем не нравлюсь тебе?

– Плейбои не мой тип мужчин.

– Понимаешь, если бы я встретил девушку моей мечты, я бы бросил их всех…

– Ну-ну. Как бросил, так и подобрал бы. Кособокая отговорка, которой ты оправдываешь свои гулянки.

– Нет, я не знаю, не понимаю. Сама посуди, зачем быть верным одной женщине, если ты не собираешься на ней жениться?! Я бы только мог постараться быть верным той, которая станет моей женой. А так… Зачем? Я просто не вижу смысла.

– Ну тебя. Не хочу спорить. Пойдём лучше танцевать.

Мы танцевали с Джонатаном, а его Эва стояла у бара и смотрела на нас. Мы танцевали довольно невинно, но я заметила, что на её глазах наворачиваются слёзы. Мне стало неуютно. Я нашла предлог отойти от Джонни и ушла в другой зал.

Эва была осведомлена, что у них с Джоном свободные отношения, но ей, как женщине, то есть созданию более эмоциональному и влюбчивому, было сложнее с этим согласиться. Джон не стал бы возражать, он даже одобрил бы, если бы Эва познакомилась в эту ночь с каким-нибудь мужчиной. Эва тоже не стала бы устраивать скандал, если бы сегодня он ушёл с другой женщиной. Разница была лишь в том, что ему, на самом деле, было наплевать, а она бы тихо, не тревожа его, переплакала свою боль и обиду, промолчала бы, чтобы показаться сильной.

От этих мыслей меня отвлёк разгоравшийся скандал в VIP-комнате, рядом с которой я стояла, оживляя себя водой «Восс».

– Ты его поцеловала в губы!

– Нет! Я не целовала его в губы! Ты же не видел! Я наклонилась к нему и чмокнула его в щёку. Вот и всё!

– Ты хотя бы не делай это так бесстыдно, в открытую, будь добра. Прячься уж, если целуешь других парней!

Девушка двадцати лет, блондинка по имени Келли, ссорилась со своим парнем Тони. В прошлом году Тони снимался в реалити-шоу «Большой Брат».

– Я не целовала его! – кричала Келли, растирая слёзы по лицу. – Я чмокнула его в щёку. Он уходил, и я на прощание его поцеловала!

– Смотри-ка, какой близкий друг! – злобно ухмылялся Тони, оглядывая девушек в зале.

– Я не целовала его!

– Целовала! Я видел! Отвяжись от меня! – Взгляд Тони становился всё более похотливым, он откровенно рассматривал танцующих девушек.

– Пожалуйста, не злись. Я правда ничего не делала, Тони. Прости меня. Я не делала ничего. Спроси у него. Спроси у Марка.

– Мне не нужно ничего ни у кого спрашивать! – рявкнул Тони. Рядом сидели его друзья, стараясь утешить и успокоить его гнев. Их было человек восемь. Друзья пытались угомонить парочку, расшумевшуюся на радость публике, жадной до скандалов. Прекрасное реалити-шоу. Просто превосходное. Самое настоящее. Видимо, Тони заскучал без объектива телекамер и миллионов зрительских глаз.

Я верила, что Келли говорит правду. Более того, у меня возникло ощущение, что Тони специально нашёл повод, чтобы избавиться от наскучившей ему гёрлфренд. По телевизору мы видели истинного джентльмена, который любит свою прекрасную Джульетту и умрёт с ней в один день. Настоящий Тони не мог избавиться от этого имиджа. Он джентльмен, он рыцарь. Увы, случилось недоразумение, роковое несчастье: ему надоела его девушка. Как же джентльмену-рыцарю от неё избавиться? На самом деле, легко! Так, как делают многие мужчины с подобным имиджем: она должна бросить его сама либо совершить нечто такое, что злыми самцами не прощается – измену.

Выставив её виноватой, Тони, окружённый друзьями, со спокойной совестью игриво подмигивал девушкам на танцполе. Его теперь уже эксгёрлфренд стояла и плакала, наверное сожалея о том, что чмокнула Марка, не подумав, как это может выглядеть со стороны, перебирая в мыслях прочие сцены за сегодня, которые могли аккумулировать гнев и ревность Тони. Наивная. Ничто сегодня не спасло бы их пару от разрыва.

Тони давно принял решение и всего лишь искал повод. Помните, как в школе, на уроке истории, учителя подчёркивали разницу между поводом войны и причиной. Поцелуй Келли был прекрасным поводом для разрыва. Тони вцепился в него и ничего понимать не собирался. Причиной же являлось то, что две недели назад Тони познакомился с Бьянкой, очень красивой блондинкой. Сначала он говорил себе: «У меня есть девушка. Я её люблю». Через некоторое время голос совести смягчился: «У меня есть девушка, но мы не подходим друг другу по характеру. Она слишком пресная и скучная…» Ах, а ведь ещё совсем недавно «пресная и скучная» воспринималось им как «девушка с ангельским терпением, восхитительно спокойная».

Он столкнулся с Бьянкой на днях в супермаркете. На ней было полупрозрачное белое платье, а волосы, распущенные волнами по плечам, были перевиты розовой лентой. С тех пор её образ преследовал Тони. Он хотел её днём и ночью, но, будучи джентльменом, упрекал себя в том, что позволяет себе думать о Бьянке, в то время как у него есть Келли. Упрекать себя долго, как и многим из нас, ему свойственно не было, поэтому вскоре из жертвы его гёрлфренд превратилась в стерву, которая контролирует каждый шаг бедного мальчика и не даёт ему воздуха. Так среди эротических грёз и фантазий о прекрасной Бьянке созревал его коварный план избавления от Келли.

Келли, потрясённая случившимся разрывом с любимым, вышла из клуба сама не своя. Разговор с Тони не закончился миром. Её теперь уже бывший оставался непреклонен: у них всё кончено. Девушка проклинала себя за то, что пошла сегодня в клуб, ненавидела Марка, хотя знала, что ничего плохого не сделала, снова и снова прокручивала в памяти произошедшую ссору, думая, что нужно было бы сказать, чтобы Тони смягчился и простил её. Вернувшись домой, она не спала всю ночь, плача и взрывая себе мыслями мозги. Под утро девушка настолько накрутила себя, что была готова совершить самоубийство, но в последний момент передумала, пожалев родителей.

После того как Келли ушла, Тони провёл вечер в компании разных девушек. Он был не прочь переспать с какой-нибудь из них в эту же ночь, но опасался омрачнения своей репутации: его друзья могли не понять того, что он так быстро забыл Келли и кинулся искать замену. Да и ему самому было от этого не по себе. Ссора с Келли оставила неприятное послевкусие. Тони ощущал себя подлецом и лгуном.

Мой вечер тоже не прошёл как по маслу. Помимо изобилия высокомерных молодых людей произошло ещё одно разочарование: с моего жакета от Армани срезали бирку. Мне было не принципиально, есть ли у меня на одежде лейбл или нет, но сам факт того, что кто-то поглумился над моей собственностью, к тому же пытаясь что-то мне этим доказать, был очень неприятен. Ненавижу, когда кто-то пытается высказать свою точку зрения втихомолку и за чужой счёт, не считаясь с чужими доводами, которые также могут быть разумны и не менее аргументированны.

Наличие лейбла Армани на моём жакете ничего для меня не значило. Мне просто понравился этот жакет в витрине магазина, и я его купила. Всё было очень незаметно и вежливо: один маленький лейбл на внутренней стороне жакета. Кому он мешал? Кого он оскорблял? Я не понимала, хотя ситуация меня позабавила. Хитрый ход, если бы я и правда придавала лейблам большое значение, осуждая тех, кто их не носит.

Я оказалась не единственной жертвой идеалиста-революционера-провокатора-психопата. Многие в зале заметили, что с их куртками, пиджками, накидками, которые лежали без присмотра всю ночь на софах, произошло то же самое. Посетители никак не могли понять, кто из присутствующих сделал подобное.

– Здесь же все такие, как мы! – воскликнул кто-то в сердцах, выразив общее недоумение.

Вокруг раздавались охи и ахи вперемешку с именами всех мыслимых и немыслимых дизайнеров. Однако, конечно, всех успокаивало то, что будет о чём завтра поболтать с друзьями. Возможно, эта ситуация даже попала в газеты.

Глава 39

Другой день

Анна Кулад недавно приехала в Лондон из Бразилии. Её отец был крупным предпринимателем, так что у Анны имелись деньги, и в свои двадцать шесть лет она ещё ни разу не пробовала работать и зарабатывать деньги самостоятельно. Её лёгкая и беззаботная жизнь идеально вписывалась во времяпровождение её новых английских знакомых. Вчера Анна Кулад впервые побывала в «SW».

– Он такой красивый, – говорила она, воодушевлённая своим новым ухажёром. – Но самое главное – настоящий джентльмен! Очень галантный! Исключительно очаровательный! Он честен, говорит напрямую то, что думает, но такое чувство, что он не думает дурных мыслей, потому что ни разу за всё время нашего с ним разговора он не сказал ни о ком ничего плохого. Нет, не смейся. Мы правда интересно пообщались, несмотря на то что были в клубе! Ну то есть я выпила, он выпил, так что мы не могли сдерживать наши мысли, понимаешь… Он правда очень хороший. Английский джентльмен, именно такой, каким я себе его и представляла!

– Ты идёшь с ним на свидание? – спросила её новая подруга, лениво поглаживая свою сексуальную чёрную сумочку от «Шанель».

– Сегодня утром он прислал мне sms. Говорит, что было приятно познакомиться, и даже поставил два поцелуя в конце сообщения…

– Хмм… – на самом деле, подруга обдумывала своё собственное свидание и только делала видимость, что слушала Анну.

– Он живёт возле парка и пригласил встретиться там, – продолжала рассказывать Анна.

– Ты идёшь?

– Да! Безусловно! Сегодня днём! Через полтора часа! Мне надо успеть к парикмахеру, хочу создать образ «только что с постели», и ещё я записалась к визажисту, мне также нужен вид а-ля натюрель… – Анна говорила возбуждённо и порывисто, выдавая своё волнение.

– Смешная ты… Ну, удачи! – с усмешкой сказала подруга.

– Спасибо! Я знала, что ты поймёшь мои чувства. – Анна не заметила её иронии. – Нет, правда, понимаешь, в Бразилии много горячих мужчин, а мне всегда хотелось степенного и холодного, в общем англичанина, но вместе с тем добросердечного и очаровательного, а он, кажется, именно такой…

– Да, ты влюбилась, моя дорогая. – При этом подруга опять посмотрела на свою новую сумочку.

– Может, и так. Не знаю. – Девушка пожала плечами и принялась за макияж.

* * *

Они устроили пикник в парке. Светило солнце. Анна сняла топ, обнажив загорелое тело в купальнике. Шумели дети, залезая на статую Будды, спрыгивая с него, толкая друг друга, визжа, смеясь. Её визави лежал на спине, расстегнув белую рубашку в розовую полоску. На покрывале лежали нетронутые бутерброды и полупустая бутылка белого вина.

Он поцеловал её, страстно, по-настоящему, переживая каждую эмоцию, вызываемую в её теле движением его губ. Рука его спускалась вниз по её спине, но не навязчиво, а едва касаясь. Это было так учтиво с его стороны, что Анна уже ни минуту не сомневалась, что перед ней настоящий джентльмен. Она совершенно расслабилась, решив, что должна дать ему понять, что для него горит зелёный свет, иначе вежливость не позволит ему начать действовать. Она притянула его к себе. Он понял намёк и уже смелее и смелее ласкал её тело. Она таяла. «Он такой красивый, но ещё и очень-очень хороший! Он просто… идеален?!» – думала она. Девушка уже горела от желания, тело изнемогало, желая ощутить его в себе полностью, принадлежать ему, доставлять ему удовольствие, радовать его, баловать, нежить. Её глаза сказали: «Да…», но тут он остановился.

– Я не могу так, Анна… Пойми, я очень хочу тебя, но ты… ты такая прекрасная. Я не очень хороший, правда. Я не должен тебе нравиться. Ты достойна большего…

Анна пропустила его слова мимо ушей, она уже не готова была остановиться. Анна промолчала, прислонившись всем телом к его телу, чтобы ощутить его через одежду. «Зачем нужна одежда?» – удивилась она. Она стала стягивать с него рубашку. Он её остановил.

– Мы всё ещё в парке.

– Ах да. Забыла… Где ты живёшь?

– Пять минут от парка, возле метро…

Они молча встали и пошли по направлению к его дому.

Он не просил. Он вообще не сказал больше ни слова до момента её ухода. Анна разделась сама, час или два он тихо принимал её дары, после она оделась и поцеловала его. Он прошептал: «Спасибо…» Она улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь. Когда Анна уже шла через парк домой, она услышала быстро приближающиеся шаги.

«Постой! – раздался голос Сэма. – Я был так ослеплён… очарован красотой твоего тела, и, знаешь, моё сознание полностью отключилось, я даже забыл тебя проводить… Прости, пожалуйста».

Он довёл Анну до двери дома и поцеловал, после чего сказал, что она была бесконечно прекрасна, и он, несомненно, пожалеет о том, что должен сказать «прощай!», несмотря на такой прекрасный день. «Я недостоин тебя. Ты слишком хороша, Анна. Ты очень красива, а я ещё очень молод. Я не могу… Я даже элементарно не могу быть верен. Ты мне очень нравишься, пойми, но я не хочу, чтобы ты страдала. Ты слишком хороша, чтобы заставлять тебя страдать… Пожалуйста, не думай больше обо мне».

Она почувствовала такой прилив благодарности за эти слова: «Сэм не хочет меня использовать! Боже, он так благороден…» Она всё думала и думала о том, какой он замечательный, и из-за обилия эмоций даже не заметила, как его физическое тело исчезло. Её кожа всё ещё была пронизана его запахом, однако, когда запах пропал, она сильно засомневалась, существовал ли на самом деле сегодняшний день с ним в парке.

Глава 40

Сеть

Soundtrack:

Для того чтобы считаться успешным в обществе челсовичей, нужно не стесняться «to network». Networking – буквально переводится «построение сети», а именно сети знакомств с правильными людьми. Англичане всецело доверяют старой пословице: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», поэтому всегда очень разборчивы в знакомствах. Они ненавидят, когда кто-то себя навязывает, так как люди, которые знают себе цену и действительно имеют вес в обществе, никогда не будут ни к кому набиваться в друзья, но именно дружбы таких людей челсовичи будут искать. Повсюду и все ткут свою сеть полезных знакомств, и если вдруг кто-то не желает протягивать ниточку от своей паутины к вашей, значит, он опасается за свои связи, думает, что вы захотите ими воспользоваться. Челсовичи, как злые паучки, сидят в центре паутины своих знакомств и без сомнения и жалости пожирают незваных гостей. Так что мухи-цокотухи с позолоченными брюхами должны быть очень аккуратны, им не стоит рваться в центр паучьих сетей, иначе себе дороже выйдет.

Вьётся, вьётся незаметно и тонко огромная сеть на престижных вечеринках и коктейль-пати, когда среди дюжины гостей «муха-цокотуха» подсаживается именно к известной светской львице или просит прикурить у богатого «жука-мудака», жужжащего о своих инвестиционных планах на балконе перед собравшимися молодыми «бабочками». «Мухе-цокотухе» неинтересны те, кто не может ей ничего дать. Мисс Светская Львица Наталья ей нужна, так как она встречается с Мистером Топ-Банкиром, и на домашние вечеринки, которые та устраивает, он часто приводит своих друзей Топ-Банкиров. Наталья вообще очень занудлива и скучна, но «мухе-цокотухе» настолько хочется с ней подружиться, что она закрывает на это глаза и заставляет себя думать, что Наталья очень интересная, но её просто не понимают. «Муха-цокотуха» оправдывает разговоры Натальи «ни о чём» и заносчивую манеру общения, считая, что так и должно быть, если ты настолько важная персона. Но наша «муха» никогда в жизни не потерпела бы подобного поведения от своей знакомой Алисы, которая, как муравей, безвылазно и усердно работает менеджером в магазине. Наталье Бесподобной прощается всё.

У Натальи, в свою очередь, мотивы общения с «мухой-цокотухой» также небескорыстны. Благодаря «мухе», влетевшей в огромную, мощную сеть Натальи, последняя выиграла дважды. Во-первых, у неё появилась преданная служанка, которая постоянно делает ей комплименты, лебезит и превозносит её достоинства в обществе других людей, иначе говоря, повышает ей рейтинг, и к тому же готова быть где угодно по первому зову Натальи. Во-вторых, «муха-цокотуха» довольно привлекательна, а в её огромных зелёных глазах поблескивает блядский огонёк. Так что можно её держать при себе и приглашать на эти самые «золотые вечеринки», куда «муха» так стремится попасть, чтобы ею развлекать банкиров, которые, в свою очередь, тоже не прочь провести время в постели с привлекательной «мухой». Проблема в том, что «муха» хочет отношений с банкирами, так как просто секс с ними не приведёт её к обладанию совместной банковской картой. Однако банкиры эти на то и «топ», что не дураки, и потому всего лишь берут «мухино» тело в аренду. Оно ведь, в конце концов, состарится или просто надоест, поэтому выгоднее не покупать её, как она того хочет, а обладать ею временно, «снимать».

«Муха» горда и беззастенчива, она считает, что никому не следует её осуждать, так как все вокруг заняты networking. Вот, например, Роджер-Доджер, всеми уважаемый «таракан». Он общается исключительно с теми, кого считает себе ровней. Как же он заводит новые знакомства и отношения? Очень просто, через ту же всемогущую сеть! Через знакомых, которые у него уже есть и которые, он знает, богаты. Встречая знаменитостей, Роджер-Доджер тоже старается с ними подружиться, и они согласны на его дружбу, так как знают, что этот «таракан» богат, а оттого расслабляются и не думают, что он может их использовать. Постойте! Так неужели же можно считать, что «муха-цокотуха» поступает плохо, сплетая сеть вокруг себя, а в поступках «таракана» Доджера нет ничего предосудительного? Их networking проходит на разных уровнях, но разве по сути дела это не одно и то же?

Дальше больше.

Знаменитости, с которыми хочет подружиться Роджер-Доджер, тоже не такие уж невинные лапочки. Например, известный актёр Тонтик стал встречаться с Алебастой, сестрой уважаемого продюсера Кобертикса, который недавно задумал новый проект мегафильма и в данное время подбирает актёра на главную роль. Алебаста, конечно, тоже ничего себе девушка: красива, добра, мила, умна. Однако сколько есть на свете красивых, умных, добрых и милых девушек, которые, к сожалению, не являются сёстрами уважаемого продюсера Кобертикса? Почему же актёр Тонтик, несмотря на свою знаменитость, предпочитает встречаться с Алебастой? Да, да, вот именно. Мне смешно, когда он это отрицает.

Facebook

Soundtrack:

Особенно интересна на «FACEBOOK PROFILE» секция View Friends. «Facebook» – это не сайт знакомств, чтобы стать друзьми здесь, нужно знать людей в реальной жизни, этим он и отличается от прочих. «Facebook» создан для общения с вашими существующими друзьями. «Facebook» – это социальная сеть, выставляющая на всеобщее обозрение все реальные достижения вашего networking; это «кто есть кто», «кто знает кого», Debrett’s современности. Сеть становится таковой в прямом смысле слова. Вы добавляете в список своих друзей, знакомых, друзей друзей, тех, с кем вы давно утратили контакт или потеряли связь, вы добавляете, вас добавляют, вы добавляете, вас добавляют.

Вообще, «Facebook» очень полезная вещь. Его гениальный создатель американец Mark Elliot Zuckerberg, парнишка двадцати трёх лет, только что закончивший Гарвард, уже заработал на своём полезном изобретении миллионы миллионов!

Для многих «Facebook» уже успешно заменил электронную почту. Данная социальная сеть позволяет писать сообщения друзьям, хранить и показывать фотографии, делиться видеозаписями, да и просто общаться, что в наш век всеобщей занятости, а главное при огромном и постоянно увеличивающемся количестве знакомых и друзей, благодаря networking, стало проблематичным. Так что «Facebook» является этакой палочкой-выручалочкой и спасает отношения между людьми, не давая им угаснуть в суете. Многие западные знаменитости также оценили «Facebook», одно из важных достоинств которого – это то, что при желании вашу личную страницу можно спрятать так, что никто не найдёт вас по поисковой системе и никогда не узнает, что вы вообще зарегистрированы на этом сайте. Говорят, даже у принца Вильяма есть своя Facebook-страничка.

Многие юзеры оценили значимость marketplace[96] на «Facebookе», где можно «купить-продать», сдать жильё или найти компаньона для аренды квартиры, что является очень полезной функцией «Facebook». Многие жители Лондона снимают квартиру с другими людьми, поэтому очень полезно посмотреть Facebook-страничку вашего потенциального сожителя по квартире, чтобы по фотографиям, надписям на стене, которые оставляют его друзья, личным данным, а именно школе, в которую он ходил, месту работы и др., хотя бы примерно знать, что человек из себя представляет.

Основное правило «Facebook» – делать профайл только на своё настоящее имя и фамилию, клички и псевдонимы оставьте для MySpace, а здесь это не принято, пропадёт весь смысл.

«Facebook» хорош тем, что если вам наскучат просьбы незнакомых людей о «дружбе» или вы захотите, чтобы никто не знал, что вы находитесь «on-line», то профайл можно сделать невидимым, так что только вы сможете искать по поисковику своих друзей, но никто не сможет найти вас. Если вы хотите быть невидимыми только для определённых людей, то можно сделать выборку по определенной группе.

В России появилась местная версия «Facebook» – социальная сеть «В Контакте», как две капли воды похожая на своего прародителя, с теми же принципами networking, но не такая мудрёная.

Visitor’s book

Книга для посетителей – это тот же «Facebook», только в кожаном переплёте. Эта книга обычно хранится в холле дома, приезжающие к хозяевам гости в ней расписываются и иногда оставляют пожелания. Пролистав эту книгу, можно увидеть, кто именно бывает в этом доме, как часто, и с кем вообще водят знакомство хозяева дома. В книге для посетителей нужно расписываться, только если вы остаётесь на ночь.

Важное правило: никогда не закрывайте книгу после того, как в ней расписались, так как это означает, что вы больше не вернётесь в этот дом.

Некоторые посетители пишут замысловатые пожелания и многострочные восхваления гостеприимству хозяев. Это всё, конечно, мило, но гораздо более правильно просто написать «Спасибо» и поставить свою роспись и имя. Красота всегда в простоте. Класс всегда в красоте.

Debrett’s

«Дебретт» – это не просто серия книг, а очень уважаемый в Англии источник информации об этикете, вкусе, социальном статусе. Это «светская Библия». В жизни есть красота и уродство, утончённость и пошлость: признание и продвижение самых прекрасных вещей в жизни составляет наследие Дебретта. Популярность этой серии книг не сходит на нет уже второе столетие.

«Дебретт» – это своего рода арбитр качества, на него ориентируются мамы, воспитывая детей: «Этикет для девушек», «Как себя вести молодому человеку», «Свадебный гид», «Правила поведения», «Дневник леди», «Дневник джентльмена». По нему же особо любопытные мамаши проверяют «качество» кавалеров дочерей и подруг сыновей. Зачем же ещё существует «Дебретт: полный список пэров и баронетов Великобритании» – уже в его сто сорок пятом тираже, а также недавно опубликованная книга о выдающихся личностях современной Великобритании под названием «Люди сегодняшнего дня»?

«Дебретт» есть в домашней библиотеке, практически у каждого англичанина из высшего общества. Даже если он никогда в эти книги не заглядывал, иметь их на книжной полке является правилом хорошего тона. Это традиция, которую англичане уважают.

Глава 41

Арабские ночи

В августе в Лондон съезжаются богатые арабы со всего мира. Именно в это время ливанский клуб «Джун», находящийся на границе Челси и Мэйфэир, делает свою основную выручку, намного превышающую доход, полученный за несколько месяцев обычной работы. Посмотреть на одну из таких ночей меня пригласил один мой хороший друг.

«Джун» очень симпатичное местечко, шикарно оформленное в арабском стиле. Секьюрити на входе: бритоголовый турок лет тридцати, молодой поляк и улыбчивый румын неопределённого возраста. У дверей с пяти вечера до закрытия также присутствует симпатичный ливанец в национальных шароварах, жилетке и шапке, который открывает посетителям дверь. На кассе при входе русская девушка – блондинка с задумчивыми голубыми глазами, нежной улыбкой, подчёркнутой перламутровым блеском, искренне приветливая. Позолоченная лестница от дверей вниз, в клуб, находящийся ниже уровня первого этажа, осыпана лепестками бордовых роз. Спускаясь по ней, посетители попадают на ресепшен, где их встречает другая русская девушка – карие глаза, брюнетка. Улыбается, но как-то по-английски, с безразличием. Её обязанность – встречать гостей, что она и делает. Пол здесь также позолочен. Вдоль стен стоят свечи и цветы. Палочки с сандаловыми, лавандовыми и прочими эссенциями разносят запахи востока по залу, который заставлен столиками с фруктами и вином. Мы пришли рано. Садимся за круглый маленький арабский столик, ждём, пока все соберутся.

В августе «Джун» становится очень закрытым местом, куда вхожи только арабские принцы, нефтяные магнаты, богатые бизнесмены, очень дорогие арабские проститутки и шлюхи рангом пониже – 99 % девушек, присутствующих в клубе во время арабских ночей, приглашены для «эротических» развлечений гостей.

«Джун» открыт с пяти вечера, но на самом деле начинает свою работу в три часа ночи, когда большая часть других клубов Лондона закрывается. Вход на арабскую ночь стоит сто фунтов с человека. Пускают далеко не всех. Заказать столик стоит тысячу фунтов – цена, впрочем, типичная для многих модных столичных клубов. Если столик заказан на четверых парней и к ним в процессе вечеринки присоединились девушки, с которыми они только что познакомились, то с их столика снимают ещё по сотне за каждую девушку, присевшую к ним более чем на полчаса.

Особенно престижным считается сидеть с арабскими девушками в парандже. Кажется, что эти недотроги волей какой-то нелепой случайности (даже не случая!) попали в подобное заведение, но нет, их выбор вполне осознанный. Арабские мужчины дорого платят за то, чтобы понежиться с этими девочками. В их странах большая часть девушек – девственницы, и если они и лягут с мужчиной в постель, то только в первую брачную ночь. Именно поэтому арабские девушки, развращённые жизнью в Лондоне, пользуются такой популярностью среди этих мужчин. Они являются тем, чего нельзя получить, а значит, олицетворением, пусть и поддельным, самой лакомой добычи. Девушки в парандже – самые дорогие проститутки. За вуалью можно увидеть лишь то, что их губы очерчены помадой, глаза обведены чёрным карандашом, а брови тщательно отсмолены. В принципе, это очень даже симпатичные девушки. Проходя по залу, они неизменно оставляли терпкий след дорогих духов.

Польские шлюхи, которых было немного, несмотря на свой экзотичный для арабов вид, популярностью не пользовались. Они смотрелись пошло по сравнению с девушками в парандже. С разгаром ночи девочек становилось всё больше и больше. У этого мира была своя мода. 70 % девушек были одеты в цвета зебры и леопарда. Одна кудрявая красавица отличилась своей прямотой, заявившись в джинсах «Oh, My Gold!!!»[97] и двумя симметричными коронами на обеих половинках её задницы. Топ другой гласил: «F…CK. All I need is U».[98] Такая прямота упрощала бизнес.

Мальчикам не нужно было гадать, обидят ли они девушку, если предположат, что она такая же, как и все. Особенно контрастно по сравнению с окружающей обстановкой смотрелась надпись «Too bored to FCUK»[99] на чёрном фоне майки у поклонника магазина «French Connection UK». Такой вызов оскорбил нескольких девушек. «Наверное, у него просто нет денег», – решили они.

Большинство арабов, которые приходили в «Джун» каждый день, уже знали друг друга. При встрече они целовались три раза в щёки и нежно называли друг друга «хабиби».[100] За стол и девочек они неизменно платили наличкой. Дело было даже не в том, что деньги были грязными, а в особенном чувстве удовлетворения от энергетики толстых пачек с красными купюрами. Очевидно, они получали огромное наслаждение, расплачиваясь с изумленными официантами множеством банкнот. Однако то, что десять минут назад чуть ли не до драки спорили с менеджером из-за каждой копейки в предъявленном счёте, они не афишировали.

Что касается чаевых, то их они оставляли не всегда и часто скупились. Зато у всех на устах было то, как кто-то из посетителей осыпал пятидесятифунтовыми купюрами певицу, певшую арабские песни в проходе между столиками. Говорят, у него ушло около сотни таких банкнот. Другой завсегдатай приходил с большой коричневой сумкой, из которой, расплачиваясь, зачерпывал горсть денег и вываливал их на поднос официанту. Если их было мало, он подкидывал ещё горсть, и так, пока не становилось достаточно. Если же он давал слишком много, то обычно просто махал рукой и позволял официанту унести прочь поднос с деньгами, естественно не ожидая сдачи.

Говорят, как-то одному арабскому нефтянику понравилась официантка в «Джуне». Сейчас она уже там не работает. Она была из Бразилии, очень эффектная, большой бюст, чёрные глаза. Он наблюдал за ней целый вечер, когда она расставляла напитки, слегка наклоняясь над столом, и грациозно проходила с подносом между столиками, его поражало величие и гордая отстранённость её лица от происходящего вокруг. Бедняга так увлёкся, что сразу же предложил ей быть его девушкой. К сожалению, прекрасную бразильянку он не впечатлил. Нефтяник не любил, когда ему отказывали, но настаивать не стал, а нашёл превосходное решение, предложив ей за ночь любви тридцать тысяч фунтов. История умалчивает, согласилась ли она на это.

Деньги были главным достоинством большинства присутствующих, и они при каждом удобном случае демонстрировали эту добродетель. Как-то один шейх, пожаловавшись, что его кофе недостаточно горячий, решил его подогреть: для этого он поджёг неизменную пятидесятифунтовую бумажку (поджечь двадцать фунтов было бы недостаточно солидно). Другой посетитель, приехав на традиционном лондонском такси «black cab», где каждый метр дороги фиксируется зверским счётчиком, попросил водителя его подождать, пока он проводит время в клубе, потому что ему было лень ловить такси для того, чтобы ехать обратно. Выйдя из клуба часа через четыре, он просто отсчитал пару сотен таксисту. Однако же тот начал возмущаться и потребовал ещё сотню, сказав, что счётчик автоматически сбрасывает показания на ноль каждый час. Конечно, это была полная чушь, но всё же свои деньги таксист урвал. Вообще, во время арабских ночей происходило много чего любопытного. Арабы гуляли с размахом.

Глава 42

Огни ночного Лондона

Leicester square.[101] Промоутеры местечковых клубов зазывают эффектных девиц на пати в их заведения, обещая бесплатный вход. Мы уже устали от них отбиваться. Остановились. Решаем, куда идти. Натали, моя подруга, не любит «SW», ей там неуютно. Мне всё равно, куда идти. В итоге, направляемся в «Мовида».

Очередь на улице. Множество красивых девиц и не очень симпатичные парни. Девушки полураздеты, парни большей частью в дорогих рубашках и джинсах. Иногда одежда скрывает недостатки внешности, но далеко не у всех. Мы не надеемся на многообещающие знакомства. Скорее всего, нам предстоит танцевать друг с другом. Натали хмурится. Мы заходим в клуб.

Первым делом, в туалет. Подправить макияж, подтянуть чулки, улыбнуться себе в зеркало на счастье, посплетничать о других девицах в клубе. Через добрых двадцать минут мы, наконец, выползаем на танцпол. К Натали мгновенно приклеивается пьяный «шоколадный заяц».[102] Она хмурится ещё больше. Я отвожу её прочь, доверительно сообщая «зайцу», что у девушки есть бойфренд. Неудавшийся кавалер грустно кивает, но отходит.

Сегодня среда, но вечеринка ещё та. Очень много людей, все толпятся, толкаются, кипешатся, куда-то спешат, кому-то улыбаются. Мы танцуем. У меня сносит крышу. Я обожаю танцевать, и, наверное, я одна из немногих девушек, пришедших сегодня в клуб именно для этого, а не цеплять мужиков. Более того, мне очень не хочется ни с кем знакомиться, и я старательно избегаю заинтересованных взглядов и «случайных» прикосновений. Полночи, примерно до часу сорока, мне это удавалось, но неожиданно по пути в туалет я натолкнулась на восхитительного парня. Невольно я замерла в соблазнительной позе и взглянула на него. Он мельком посмотрел на меня и прошёл мимо. Я пожала плечами: не больно-то и хотелось. Возвращаясь из туалета, я опять увидела его. Он говорил со своим другом по-русски! Я не могла в это поверить. Ура, англичанин оказался русским! Под предлогом радости встречи с соотечественником я с ним заговорила. Мы мило поболтали минут десять, обменялись телефонами, и я отошла. Роберт оказался наполовину русским, а наполовину… всё-таки англичанином. Он был очень и очень красив. Тело Аполлона. Чёрные волнистые волосы, недлинные, до середины шеи, красиво уложенные. Глубокие синие глаза в оправе длинных чёрных ресниц. Чётко вычерченная линия губ. Я стояла очарованная, любуясь им. Невольно возник странный страх, что заниматься сексом с ним будет подобно святотатству. Таким, как он, можно только ставить статуи и поклоняться, принося в жертву юных девственниц. Через некоторое время я узнала, что и он сам так о себе думает. Высокомерие его ясных глаз было бесконечным. Он говорил величественно, держался гордо, и от него веяло холодом Антарктики. Русский мальчик оказался холоднее известных своей сдержанностью англичан. Видимо, влияние его английской стороны оказалось сильнее безбашенности русских.

В клубе с Робертом было несколько его друзей и подруг, которым он меня представил. Девушки критично меня оглядели и фальшиво улыбнулись. При них Роберт меня нежно приобнял, на что они мгновенно отреагировали ещё более фальшивыми улыбками и злыми взглядами. Я почувствовала себя так, как будто пытаюсь съесть чей-то долгожданный обед.

К счастью, мальчики оказались любезнее. Они стали расспрашивать, чем я занимаюсь и давно ли в Лондоне. Обычный разговор, но очень приятный. Лица у его друзей мужского пола были искренние и добрые. Я расслабилась и вскоре уже весело с ними болтала. До того весело, что в конце вечера друг Роберта Джон, очень холёный симпатичный мальчик, попросил у меня номер телефона. Его просьба меня смутила. Я не знала, как мне следует на неё отреагировать. С одной стороны, я не хотела, чтобы Джон на меня обиделся, если я откажусь дать ему телефон, но, с другой стороны, я не знала, что может об этом подумать Роберт. Я растерялась. Джон настаивал. В итоге я дала ему номер, надеясь, что он всё-таки понимает, что меня интересует Роберт.

На неделе Роберт позвонил мне и пригласил в кино меня и мою подругу, сказав, что тоже будет с другом. У большинства моих подруг были парни, поэтому я не знала, кого позвать с собой. Неожиданно мне позвонила Викки Шарп, у которой, насколько я знаю, давно не было парня. По какому поводу она позвонила, уже и не вспомнить, но в тот день выбор сопровождающего меня лица был сделан.

Викки Шарп не была обделена внешними данными, но, к сожалению, она не всегда обращала внимание на то, как выглядит. Часто получалось, что её гораздо менее красивые от природы подруги выглядели эффектнее и привлекательнее, чем Викки. Она могла надеть на себя совершенно сумасбродный бесформенный балахон, скрутить шикарные каштановые волосы в дохлую косичку и нацепить некрасивые очки. Я предупредила её, что это свидание, поэтому надеялась, что она осознает, как нужно одеться.

Без четверти восемь я стояла у входа в «Одеон».[103] Викки опаздывала на десять минут.

– Прости, опоздала, – сказала она, наконец подлетев ко мне. – Я бегала по делам целый день, не успела зайти домой переодеться. Надеюсь, ты не очень злишься.

В принципе, в этот раз Викки выглядела нормально, но я опасалась, что этим исключительно ухоженным, модельным мальчикам она не понравится. Так и вышло. Роберт даже не стал сдерживать усмешки, когда увидел, кого я привела. Я также не стала сдерживать своих эмоций, когда увидела, с кем, в свою очередь, пришёл он. Я не могла понять, и в моих глазах стоял огромный немой вопрос, почему из всех друзей на свидание Роберт выбрал Джона?!

Мы прошли в кинозал, начался фильм. Наша компания молча жевала попкорн и пила воду. Это было самое безмолвное свидание, на котором я когда-либо была.

Когда фильм закончился, было уже около двенадцати. Джон пригласил нас в клуб, но я отказалась, сославшись на то, что надо «рано вставать». Викки, казалось, была не прочь. Я заметила, что Джон ей понравился, и она знала, что я заинтересована исключительно в Роберте. Джон не хотел идти с Викки, я не хотела идти с Джоном, Роберт не хотел идти ни с кем. Возникла неловкая пауза, которую завершил Роберт, сказав, что вообще-то уже ночь на дворе и нам всем лучше пойти домой спать. Мудрое решение. На том и разошлись.

Через несколько месяцев я натолкнулась на Роберта в супермаркете. «Подожди минутку», – сказал он и убежал прочь, вернувшись с Джоном. Я подумала, что они, наверное, вместе живут, раз постоянно ходят парой.

Я поздоровалась с Джоном, но долго разговаривать с ними не стала. Мне нравился Роберт, но было очевидно, что он уступил поле другу. Ссориться из-за девушки мужчинам не пристало. Менее заинтересованный отдал меня более заинтересованному. Это не совпадало с моими нуждами, поэтому я вернула себя себе и навсегда забыла об этих прекрасных молодых людях.

Глава 43

Вечер без любви

Soundtrack:

Дни шли, неслись недели. На соседней улице прошёл год. Ничего в моей жизни не менялось. «SW», «Cuckoo», «Chinawhite». Всё те же люди (даже если лица были разными) толпились в тех же заведениях, говорили об одном и том же. Можно было прийти на следующий вечер в то же место и, ничего не упустив, влиться во вчерашний разговор. Мексиканский сериал. Подчас я забывала, какое из этих раскрашенных и гордых лиц моё, забывала, мужчина ли я или женщина, настолько мы смешались и не отличались друг от друга.

Перед выходными на «мясном рынке» всегда шла бойкая торговля. Всё больше и больше красивых молодых девиц из английских провинций, Бразилии, Восточной Европы появлялось на его прилавках. Голодные мужчины скупали мясо оптом, не разбираясь, что и с чем будут есть и не много ли им.

Было время, на моём письменном столе лежали книги Солженицына, Достоевского, Монтеня. Как-то недавно я зашла в «Borders» за очередным глянцевым журналом, и взгляд упал на «Тошноту» Сартра. Когда-то давно, в России, я уже прочитала эту книгу запоем: настроение книги совпадало с атмосферой, царившей вокруг, – с грустными неулыбчивыми лицами людей на улицах, окроплёнными водкой разговорами по душам, мыслями, прояснёнными морозным воздухом. Сидя на полу в «Borders», я пролистала пару страниц и отложила книгу. Мне стало от неё дурно. Мгновенно всё вокруг, обретя смысл, опротивело. Задумавшись о сути вещей, я увидела их в истинном свете.

Весь лоск и блеск померк. Карлики с длинными носами с отчаянной злобой трахали друг друга и прекрасных леди, заплывших жиром, с обвисшими грудями и дешёвыми побрякушками наперевес. На их некогда женских лицах перекошенное многотысячными оргазмами выражение подчёркивалось размазанной под глазами тушью и помадой, накрашенной намного выше контура губ. Карлики, которым некого было трахать, играли в карты на деньги, жульничая и воруя друг у друга. Вся эта вакханалия проходила под аккомпанемент тысячи музыкальных инструментов одновременно, так что мелодии не создавалось никакой, но шум стоял поразительный.

Я отложила книгу, и всё вновь пришло в норму. Улыбающиеся люди, лоск и блеск. Глянец! В мои руки нежно спустился «Hello»,[105] а Сартр остался спать на полке. Я вздохнула с облегчением. Мне не до того сейчас. Пусть Сартра усыновит какой-нибудь сумасшедший профессор, а я смиренно говорю миру: «Хеллоу!» Я не могу позволить себе думать. Меня и так постоянно в этом упрекают, говорят, я усложняю себе жизнь. Неужели я сама не вижу, что каждый раз, когда я думаю, пропадает весь fun. Надо прожигать жизнь, веселиться, куражиться, болтать, бегать, прыгать. Я не хочу быть выброшенной на берег из общего потока или, ещё хуже, быть утопленной. Не забывайте, потерянных не ждут, печальных не хотят.

На моё тело надевается короткая юбка, браслеты, кольца, макияж, высокомерный взгляд. Начинается ночь. Ведьмы выходят на шабаш. Вечер без любви, утро без обиды. Я снова на танцполе в «SW».

ГЛАВА 44

Торт слоёный, с кремом «де ла крем» на самой верхушке, представлен вашему вниманию на витрине магазина де плю шер дю монд сёльман пур бо монд

Прекрасный Сэм был так очарователен, что я, как и позже бразильская красавица Анна, ошибочно приняла его внимательность за настоящий интерес к себе. Я не знала, что свою деликатность и шарм он демонстрировал каждой девушке, с которой ходил на свидание. Даже процедура и приёмы обольщения были похожи, и место действия – парк – достаточно романтично и непритязательно, так, что не кажется, что он хочет девушку обольстить, наоборот, в парке мы на людях и там спокойно, «расслабьтесь, красавица!».

Раз за разом повторяясь, свидания в парке сливались в одно, так что, в конце концов, Сэму уже казалось, что он ходит туда с одной и той же девушой, просто она настолько восхитительна, что всегда разная. Он полюбил эту девушку и был с ней очень ласков. Причиной этому было воспитание и та самая вежливость, по сути, самое важное для него качество, которое он ценил в людях и самом себе. Он не мог и мысли допустить, что поступает некорректно по отношению к ней. Его репутация тактичного и удивительно вежливого джентльмена привлекала многих девиц, но спал то он с ней одной!.. Он играл искренне, так что вполне закономерно, что я, как и все, как и он сам, верила ему. Я всё больше и больше восхищалась этим мужчиной и даже не думала ставить под сомнение искренность его слов, которые были столь изящны и нежны, что аж коленки подкашивались от умиления.

Когда пришло время, Сэм завёл девушку. Челсовичи играют с кем угодно, но женятся, как правило, только на «Челси-девочках». Девушку Сэма звали Вивиан Паркер-Роуз.

Где-то в спальне на втором этаже небольшого трёхэтажного дома на Найтсбридже, открыв двери балкона на узкую и для этого района на редкость тихую улочку, мисс Паркер-Роуз беседовала по телефону с подругой:

– Надеюсь, у тебя всё хорошо. У меня – превосходно, просто восхитительно. Я ещё тебе не говорила, но я встречаюсь с… Сэмом Вон Клозеном! Ну, знаешь, тот самый…

– Да ну?! – воскликнула подруга Вивиан и аж вскочила с кресла, на котором сидела. – Ты встречаешься с Сэмом?!

– Правда. Этого стоило ожидать, конечно. Мы рождены друг для друга.

– IT-boy[106] для светской львицы.

– Ха-ха. Да, точно.

– Чем он тебя взял?

– Ну, как сказать…

– Ха-ха, я не сомневаюсь…

– Как я могла ему отказать, он ведь не привык, чтобы ему отказывали.

– Я так и не поняла, чем он тебе нравится.

– Не задавай глупых вопросов. Он от меня без ума. Правда, по нему так и сохнут девочки, с некоторыми из которых он спит. Я прошлый раз тоже одной русской девчонке на вечеринке у… Я не могу сказать у кого, они слишком богаты и известны… В общем, на одной вечеринке я объясняла ей, что Сэма нельзя не знать. Она мне представляешь, что сказала?! «Значит, ты с ним дружишь именно поэтому?» Овца. Эти русские все такие простолюдины. Я вот, например, ходила в католическую boarding-school.

– Да? Мой парень тоже ходил в католическую школу.

– Не знаю, что за школа была у твоего мальчика, но моя школа практически наравне с Итоном. Моя школа была только для девочек. Одним словом, меня с детства хорошо воспитывали, у меня правильное образование и хорошая наследственность. На самом деле, несложно понять, что я, скажу без ложной скромности, была рождена, чтобы быть наверху, быть э-э-э… элитой британского общества. Естественно, что я могу встречаться только с такими мальчиками, как Сэм. Для него я тоже являюсь предначертанным выбором. Подумай сама, меня не стыдно показать маме. Я попадаю под определение «подходящей пары» благодаря всему тому, что я перечислила ранее. Ты думаешь, мальчикам плевать на это? А вот и нет. Им это очень и очень важно. Тем, кого они считают ниже себя по социальному статусу, они просто-напросто не доверяют, так как думают, что за счёт них те хотят подняться на ступень повыше. Если ты не из их круга, то максимум, на что ты можешь рассчитывать, девочка, это секс. Может, это слишком откровенно с моей стороны, но это правда. Друзьям и родителям они покажут только ту, которую считают себе ровней, то есть меня и тебя. Мы лучше, легко и просто, мы лучше, запомни это, малыш.

– Но если мы лучше других девчонок и ровня ему, почему ты терпишь измены?

– Я знаю, что Сэм в то время, как мы встречались, ходил на свидания с одной русской, а потом ещё, кажется, с бразильянкой… И что? Где они сейчас? Так же, наверное, батрачат у себя в кафешках, вытирают столики, прислуживают. Он переспал с ними и всё. Он никогда бы даже и не подумал с ними встречаться. Такие измены – это не измены. Вот если бы он бросил меня ради одной из этих золушек, тогда, конечно, я бы очень удивилась.

– Случилась бы потеря мировоззрения…

– Представляешь, та русская так и подумала! Он мне показывал её сообщения. Такой бред…

Знаешь, когда он с ней флиртовал, она влюбилась и имела наглость вообразить себе, что нравится ему. Бедный Сэм. Все его друзья знали об этой «истории любви». Я уже даже сама иногда отвечала на её сообщения, у него уже не хватало терпения.

– Боже мой. Куда мы катимся… Люди уже забывают своё место. А эти иностранцы и подавно.

– Ха-ха… Вот именно. Но мы же понимаем, что этого не будет. Она для него могла быть только сексуальным объектом, да и то, казалось, радоваться должна, а она, дура, отказалась.

– Забавно! Пошли лучше погуляем. Хороший вечер. Тепло.

– На моей улице всегда тепло.

* * *

Три месяца и – «До свидания!». Вивиан была не права, и, несмотря на весь её блеск и лоск, отношения с Сэмом долго не продлились. Новость об этом разлетелась мгновенно. Вновь он холост и на охоте. Быть может, вы встретите его сегодня ночью в «SW». Берегите сердца, модные девочки английской столицы!

Глава последняя

Правила, свод правил, как правило, за правило, правильно

Soundtrack:

Молодые «слоны-челсовичи» (нувориши из Челси похожи на нуворишей в любом другом месте, поэтому их так не табулируем и внимания им достаётся тоже меньше):

Место действия: Челси, Лондон, Англия, GB.

Имена мужские: Чарльз, Джордж, Генри, Руперт, Томас, Берти.

Имена женские: Джорджина, Кэтрин, Сесилия, Клэйр.

Прописка: Кингз-роуд, Челси.

Работа: банки; агентства по продаже недвижимости; отсутствие таковой.

Друзья: со старинными двойными фамилиями, а также с европейскими приставками «Вон» и «Де».

Места тусовок: Челси, Кенсингтон, Фулам, Мэйфэйр,[108] загородные резиденции, закрытые вечеринки.

Как уже говорилось ранее, есть два вида челсовичей: аристократичные «слоны» и нувориши. Хочу подчеркнуть, что, если человек аристократ, это совершенно не значит, что он автоматически является «слоном-челсовичем». Основное отличие состоит, пожалуй, в том, что жизнь «слоновчелсовичей» более гламурна (хотя они и ненавидят это слово) и усыпана деньгами, чем у общей категории аристократов.

Если же вы нуворишский челсович, то ваш статус богатого человека также значим. Обедневшие «слоны-челсовичи» с радостью женятся на «нувочелсовичках» в расчёте восстановить свои обедневшие имения и привнести ещё больше необходимого им гламура и шика в свою жизнь. В то же время «нуво-челсовички» мечтают выйти замуж за «челси-слонов», чтобы добавить аристократизма в свой социальный статус.

Так и живёт «аглицкое» общество снобов, лицемеров, безразличных друг другу и самим себе людей. С одной стороны, они ратуют за свободу самовыражения и свободу личности, а с другой – разделяют общество на классы и ставят жёсткие рамки условностей, выход за которые карается осуждением и отвержением. Это противоречие быстро вырабатывает в человеке привычку к двойным стандартам. Лицемерие и ханжество стали естественными средствами поддержки общественного положения, правилами игры у высших и средних классов.

Тем не менее я не согласилась бы жить ни в каком другом обществе. Здесь комфортно и весело. Означает ли это, что я сама стала безразличной лицемеркой? Не знаю. Надеюсь, что нет. Надеюсь, что не совсем. Просто, выбрав жизнь в этом обществе, надо играть по его правилам. Это не обсуждается, иначе – штраф и удаление с поля. Правила игры очень важны. Даже те из челсовичей, которые проводят всю свою жизнь на вечеринках, постоянно употребляя алкоголь и наркотики, осознают и понимают значимость этих правил, они привиты им с детства, навсегда.

Играют везде, в какой бы стране мира ты ни был, в каком бы обществе ни вращался, здесь это делать интереснее. Игра более сложная, sophisticated.[109] Также Англия хороша тем, что игроки друг друга уважают, а значит, если ты играешь в «рэппера» или «гея», тебя не станут мутузить на улице играющие в «патриотов». Если ты играешь в «аристократа», на тебя не посмотрят удивлённо играющие в «крутых». Если ты играешь в «монашку», тебя не сочтут сумасшедшей. Пусть иногда это уважение наносное и на самом деле они осуждают тебя за то, что ты такой, какой ты есть, зато вежливость и воспитание не позволит им это тебе высказать, вежливость не позволит им пытаться повлиять на тебя и изменить тебя, как им хочется.

Вежливость – это неоспоримое правило, местный must-have,[110] аналог русскому must-have – повсеместному хамству. Быть пробивным и грубым – огромнейшая ошибка и проблема многих новоприбывших в Челси. Даже не вдаваясь в особенности поведения человека и его следование «своду правил игры», становится понятно в одно мгновение, кто родился в обществе «слонов-челсовичей», а кто нет.

Как правило, челсовичи позволяют тебе быть кем и чем угодно. Вопрос только в том, будут ли они общаться с этим «чем угодно». Скорее всего, это возможно, если вы совпадаете по стилю. И напротив, общаться не станут, если есть хоть самые малейшие сомнения в том, что совпадаете. Англичане не стараются понять друг друга и войти в положение. Мы разные – до свидания. Совпасть очень сложно, поэтому их миры так отгорожены и персонифицированы. Подчас они стекают в общие радужные лужи, но чаще всего просто весело падают отдельными каплями дождя на землю из разных тучек, которых здесь, на туманном Альбионе, всё же меньше, чем думаем мы в России.

Послесловие

Моя книга была задумана, чтобы поделиться опытом с теми соотечественниками, которым небезынтересно, что происходит по ту сторону «забора», чем живут соседи. Это реальные истории из жизни моих друзей и знакомых, а также моей жизни, попытка помочь нашим людям понять обитателей этого загадочного маленького острова, поделиться моим взглядом на те неписаные правила, что заставляют работать скрытый механизм английского высшего общества. Свод правил поведения в обществе челсовичей бесконечен, и нюансов очень много. В Англии это больше чем наука. Вы скорее умрёте от истощения, чем всё поймёте и запомните. Но основа всех правил на удивление проста – поступайте по совести, будьте собой, не зазнавайтесь и не фальшивьте. Удивлены? Да, это всего лишь правила любого приличного общества. Не важно, примет ли вас общество челсовичей или нет. Возможно, особо зазнавшиеся снобы и не примут, но подумайте, разве оно вам надо?

Самое главное, это не предавать свои взгляды и мнения, не потерять себя и не отречься. Тогда те из челсовичей, чьи жизненные ценности и приоритеты также на месте, а такие здесь тоже есть (да, среди уродов есть люди!), будут вас уважать и, если вы того хотите, Челси станет вам настоящим домом.

Я думаю, стоит извлечь кое-какие полезные уроки из жизни челсовичей, ведь перенимать что-то хорошее никогда не зазорно, тем более многие из всё ещё существующих здесь традиций Россия когда-то имела, но потеряла из-за революции, когда всё, что не считалось рабоче-крестьянским, было объявлено вне закона. Англичане никогда не знали ни нашей Октябрьской революции, ни французского Дня взятия Бастилии, и это факт, что здешнее общество всё ещё сильно расслоено, но я думаю, что даже такая, на первый взгляд, несправедливость на проверку не обязательно оказывается стопроцентно отрицательным явлением. Просто поведение, манеры и привычки представителей разных классов английского общества очень сильно отличаются, и это сегодняшняя английская действительность, с которой нужно считаться, описывая эту страну и её обитателей.

Это сложно заметить и понять нам, рождённым в СССР, привыкшим, что все равны, хотя, если задуматься, то ведь и у нас общество разделено на «интеллигенцию» (грубо говоря, «слоны-челсовичи»?), «новых русских» (нуворишские челсовичи?), «средних» (мидл-класс; большинство; прослойка между теми, кто наверху, и теми, кто внизу; существует в большинстве цивилизованных стран), а также «прочих» (chavs-тире-гопники?).

Однако в России эти общественные разделения всё же не так однозначны. Сын учительницы литературы и хирурга может носить рваные джинсы и даже слушать «гангста-рэп», а их дочь может ходить в короткой леопардовой юбочке и кофточке с кружками Шанель, но не потому, что она лёгкого поведения и любит бренды, а потому, что так ходят все, а кофту она просто купила на рынке, не обратив внимания на то, что эти два круга обозначают марку какой-то фирмы. Точно так же, не имея определённого образования, сын владельца алюминиевого завода ходит в неброских, но безупречных костюмах от Бриори не потому, что он ценит качество, а только из-за престижа бренда. Внешне он одет правильно, хотя образования, интеллигентной семьи у него нет. В то же время вышеупомянутые дети врача и учительницы одеты неправильно, но у них правильные хобби: в свободное время девочка пишет стихи, читает книги и ходит в театр, а сын любит охоту и рыбалку, а в музыке «рэп» ищет свой особый глубокий смысл, а не только ритм.

Думая об этом, я пришла к выводу, что всё-таки важно иметь внешние различия в одежде и акценте, хотя бы потому что это помогает сразу определить своих по духу. Дочери учительницы не стоит зря терять время с мальчиком в Бриори, ведь у них изначально мало общего. Он терпеть не может литературу, однако девочка будет стараться помочь ему понять красоту прозы и утончённость стихов, будет вежливо убирать локти его дорогого костюма со стола, когда он кушает, но всё это обернётся пустой тратой сил, ведь он так никогда и не простит ей её бедности.

Я поняла, что, оказывается, поддерживаю разделение на классы, но, скорее, не по рождению, а по личному достоинству. Если человек гнилой и глупый, то я никогда не буду считать его аристократом, в моих глазах он утрачивает этот титул, пусть и полученный им при рождении. Человек должен соответствовать своему положению. Лорд, который ведёт себя как гопник, будет для меня именно гопником. Причём дело совершенно не в одежде, а исключительно в качестве человека.

Классовая система и её аристократы, купцы, нувориши, середнячки и гопники также необходимы для определения человека, включая самоопределение. В возрасте от тринадцати лет до двадцати одного года, когда у мечущихся юнцов проклёвывается личность и они ищут себя, важно иметь сложившиеся социальные стереотипы для выбора направления развития. Если таковым будет только принцип: «у кого больше денег, тот и прав», то наше общество далеко не уйдёт.

Как бы то ни было, дорогие читатели, согласны ли вы со мной или нет, я надеюсь, что прочитанное оказалось для вас полезным и во время своей следующей поездки в Лондон вы глубже прочувствуете характер города и его людей, а также, по возвращении, лучше поймёте свой собственный.