Горький Максим

О Бальзаке

А.М.Горький

[О Бальзаке]

Вспоминать о творчестве Бальзака мне так же приятно, как путнику, идущему по скучной, бесплодной долине, вспомнить когда-то пройденный им край - плодородный, богатый красотой и силой.

Мне было лет тринадцать, когда я прочитал первую книгу француза. Это была книга Эдмонда Гонкура "Братья Земганно" - трогательная история жизни артистов, людей, обречённых роком на духовное одиночество в тесном, искажающем душу круге враждебного любопытства к ним.

Эта славная книга взволновала меня своей человеческой грустью и навсегда внушила мне особенно внимательное, страстное и сочувственное отношение ко всем людям, отдающим миру лучшее своей души.

В то же время Гонкур разбудил у меня жажду ознакомиться с литературой Франции, историю которой я в то время немного и отрывочно знал и которая представлялась мне страною рыцарей, страной героев. Я стал спрашивать у знакомых гимназистов, какие есть авторы во Франции, и просил их доставать мне переводы французских книг.

Мне пришлось проглотить бесчисленное количество томов Дюма-отца, Понсон дю-Террайля, Буагобея, Законнэ, Габорио, Ксавье де-Монтепена и с десяток других авторов, прежде чем в руки мои попал томик Бальзака, - это была "Шагреневая кожа".

Ясно помню то неописуемое наслаждение, с которым я читал страницы, где описывается лавка антиквария, - это описание остаётся для меня одним из лучших образов пластики слова. Другое место в этой книге, поразившее меня своим мастерством, - диалог на банкете, где Зальзак, пользуясь только бессвязными фразами застольного разговора, рисует лица и характеры с поражающей отчётливостью.

Я стал искать Бальзака, и следующая его книга, прочитанная мною, была "Pere Goriot" ("Отец Горио"); это окончательно победило меня, и долгое время я чувствовал себя Растиньяком, грозящим миру местью за попранное достоинство человека, за те боли, которыми люди наполнили его грудь. Мне в те дни плохо жилось, но я был здоров и поэтому стал романтиком.

"Человеческая комедия" была прочитана мною уже лет в двадцать; эта книга нанесла сильнейший удар моему неоформленному романтизму, и я почувствовал в ней гений Бальзака и полюбил его горячей любовью, как, вероятно, любят учителя и друга.

Двумя-тремя годами позднее в России явился перевод полного собрания сочинений Бальзака, я дважды прочитал все его книги и тут понял всю величину этого писателя, эпический размер его таланта изумил и пленил меня. Широта его планов, смелость мысли, правда слова и гениальные предвидения будущего, уже во многом оправданные настоящим, - делают его одним из величайших учителей мира.

Шекспир, Бальзак, Толстой - вот для меня три монумента, воздвигнутые человечеством самому себе. Без Бальзака я менее понимал бы Францию, ту страну, которая всегда шла и поныне идёт впереди человечества, всегда вырабатывая в той или иной области новые формы творчества, новые формы жизни... Её позорят банкиры, о чём мне однажды пришлось говорить и что вызвало в стране, любимой мною, непонятное и не тронувшее меня возмущение, но - антикультурная, античеловеческая деятельность французской биржи, подставившей ногу русскому народу на его пути к свободе, - эта деятельность, я знаю, никогда не затемнит чистого сияния таких имён, как имена Гюго, Бальзака, Флобера - истинных детей Франции, страны великих дел и великих имён.

Я не могу учесть, я не знаю, чем я лично обязан Бальзаку, но что его влияние вообще на русскую литературу было значительно, это несомненно и засвидетельствовано однажды Львом Толстым. Он спросил меня:

- Кого вы читаете чаще других?

Я сказал.

- Это хорошо. Но - читайте больше французов. Бальзака, у которого в оное время учились писать все, Стендаля читайте, Флобера, Мопассана. Они умеют писать, у них удивительно развито чувство формы и умение концентрировать содержание. Рядом с ними можно поставить только Диккенса да, пожалуй, Теккерея. Если бы я не читал "Пармскую шартрезу" Стендаля, я не сумел бы написать военные сцены в "Войне и мире".

На этом кончу моё письмо к вам.

Бальзак - бесконечная тема и непосильная для меня, к тому же воспоминания о нём слиты в моей жизни с её труднейшими днями, а это волнует.

Мне хочется сказать ещё, что книга играла в жизни моей роль матери и что книги Бальзака наиболее дороги мне той любовью к людям, тем чудесным знанием жизни, которые с великой силою и радостью я всегда ощущал в его творчестве.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано (в переводе на французский язык) в журнале "La Revue", Париж, 1911, номер 14 от 15 июля; на русском языке - в журнале "Молодая гвардия", 1927, номер 1, январь. В 1938 году И.А.Груздев опубликовал статью по рукописи в своей книге "Горький и его время".

В авторизованные сборники не включалось.

Печатается по тексту публикации 1938 года, сверенному с текстом журнала "Молодая гвардия" и публикацией на французском языке.

...лет тринадцать...

- в указанной французской публикации: "пятнадцать лет". ...о чём мне однажды пришлось говорить... - М.Горький имеет в виду памфлет "Прекрасная Франция".