Максим Шахов

Команда. Люди-торпеды

Пролог

Небольшое кафе – всего полдюжины столиков прямо под открытым небом – привлекло внимание Сергея не своей непосредственной близостью к спокойной в этот час глади Женевского озера, а тем, что в глубине под навесом он еще издали заметил железную жаровню с торчащими наружу изогнутыми рукоятками кофейных «турок».

«Значит, все-таки, по-турецки, или по-восточному, – удовлетворенно подумал Сергей. Без этих прессов, сжатий, процеживаний и продавливаний – всего того, что в изобилии предлагалось в барах и холлах пятизвездочного отеля, в котором остановилась их делегация. Варианты по-венски, итальянские капучино и эспрессо, глясе – он отметал сразу, и, в общем-то, уже смирился, что в благословенной Швейцарии не попробует своего излюбленного напитка. А тут такая случайная удача!

Расположившись за ближайшим к воде столиком и дождавшись, пока неторопливый официант поставил перед ним изящную чашечку с благоухающим напитком, Сергей закурил и начал сосредоточенно размышлять: а не заказать ли ему рюмку чего-нибудь этакого... Вот только чего? Выглядеть профаном и невеждой в глазах четырех-пяти посетителей и утомленного официанта не хотелось. На ум, кроме избитого кофе с коньяком, ничего не приходило, а как раз коньяк-то Сергей категорически не любил.

Наверно, у него даже на лице отразились эти бесплодные муки «питейного» выбора, потому что поднявшийся из-за соседнего столика элегантный господин средних лет сделал пару шагов по направлению к Сергею, вежливо улыбнулся и что-то пролепетал. Даже не вслушиваясь в произнесенную фразу, Сергей изобразил смущенное непонимание, приправленное виноватой полуулыбкой. Подошедший продолжал что-то любезно излагать, делая плавные жесты руками то в сторону озера, то куда-то себе за спину, даже положил на столик газету и легонько потыкал в нее пальцем, пока, видно, не осознал бесплодность своих попыток установить даже минимальный контакт с чуждой цивилизацией. Тогда он тоже смущенно, по-доброму, улыбнулся, слегка приподнял шляпу и, плавно отступая, удалился к ухоженному газону, где начиналась по-швейцарски до блеска отмытая каменистая тропинка, ведущая вдоль озера. Сергей провожал эту джентльменскую ретираду легкими наклонами головы, стараясь, чтобы затвердевшие мышцы губ не превратили вежливо-разочарованную улыбку в неприличную гримасу.

Впрочем, воспоминания об интеллигентном швейцарце тут же покинули голову Сергея, как только он задумался о том, как бы расплатиться за кофе. Но усталый официант оказался настоящим профессионалом: на листочке бумаги, появившемся рядом с пустой чашкой, была четко выведена цифра, устраняющая любое непонимание при расчете. Высыпав на листок пригоршню мелочи, Сергей неторопливо поднялся, кивнул куда-то в сторону заведения и почти торжественно удалился, прихватив оставленную швейцарцем газету. Не из любопытства: прочесть ее он все равно бы не смог, а от любви к порядку – выбросить в ближайшую урну.

Завтра рано утром Сергей улетал домой в Москву. Сказка заканчивалась. Самая настоящая сказка. Он – офицер Военно-Морского флота России, действующий капитан 2 ранга, оказался на международном симпозиуме в Лозанне. Кто б его туда пустил-отпустил, будь он хоть адмиралом? Но с международными договорами не поспоришь. Особенно если они приносят его стране многомиллиардные прибыли. А за рубежом глубоко наплевать, какой он военный да какой у него допуск секретности. Важно, что с недавних пор он возглавляет новый отдел в Инспекции по ядерной безопасности, координирующий и контролирующий практически все работы по приему, транспортировке, захоронению и даже, частично, переработке использованного ядерного топлива и еще кое-каких очень дрянных отходов из этих зарубежных стран на территории России. Конечно, начальников над ним более чем достаточно и гражданских специалистов – хоть пруд пруди, но вряд ли кто-нибудь более обстоятельно мог бы ответить на вполне конкретные вопросы западных коллег о фактическом состоянии дел на этом новом поприще.

Вообще, все иностранные заказчики чрезвычайно любили точный учет вложенных ими средств, а тут еще и колоссальный интерес всяких «зеленых Гринписов» – друзей диких животных и идейных борцов за выживание человечества.

Поэтому наверху решили: пусть выступит с отчетом начальник отдела Редин, ответит на самые каверзные вопросы специалистов и журналистов, а потом уже настоящие участники подпишут соответствующий меморандум, обговорят детали и займутся целым ворохом других, весьма значительных, интересных, привлекательных в финансовом плане проблем.

Симпозиум был многодневным, а Сергею Редину отвели на все про все менее двух суток. Его сольное выступление заняло около часа, и еще полтора – ответы на вопросы. Теперь он был свободен. Билеты на Москву лежали в номере отеля, где проходили совещания, а сам капитан 2 ранга совершал свой первый и последний пеший туристический променад вдоль берега знаменитого озера и по вылизанным, но уютным улицам швейцарского курорта.

«А вот и у вас, господа бюргеры, свои проблемы с подрастающим поколением, – подумал Сергей, заметив на одной из аллеек группу молодых людей на роликах и скейтбордах, которые никак не вписывались ни своими экстравагантными нарядами, ни громогласной агрессивностью и задиристостью в строгие правила истинно буржуазной благопристойности. – Сейчас еще закурить попросят и в морду дадут».

Он, вероятно, оказался близок к истине, так как в центре группы возникла какая-то свалка, раздались громкие выкрики, даже без перевода очень напоминающие простой русский мат. Это было знакомо и неинтересно, поэтому Сергей свернул на боковую тропку и вскоре оказался уже на неширокой улице с привычными маленькими магазинчиками в первых этажах жилых домов и сувенирными лавками прямо на тротуаре. Редин поискал глазами урну, куда можно было бы выбросить прихваченную им из кафе газету. Наверно, его оглядывания не так истолковал продавец одного из ближайших лотков, потому что, заступив перед Сергеем на тротуар, начал истово рекламировать свой товар.

Вновь Редину пришлось прибегнуть к жестам и мимике, добавив выражение твердого нежелания что-либо приобретать «на память». Впрочем, уличный торговец здесь оказался благовоспитанным и с поклонами, скрестив на груди руки, удалился за свой лоток.

Однако уже через сотню метров, на перекрестке, Сергей вновь столкнулся с гримасами свободного самовыражения: его просто атаковала какая-то молоденькая девчушка в очках, уперев ему в грудь тощенькие кулачки с зажатыми в них листовками зеленого цвета и что-то азартно и сердито проповедуя. Сергей покорно взял прокламации, обошел девчушку и фургон за ее спиной, весь покрытый рекламными щитами, и свернул на более широкую, многолюдную улицу, ведущую к центру города. Он возвращался в отель. Однако сумел пройти не более пяти-шести шагов: внезапно резко закружилась голова, очертания предметов перед глазами расплылись, ноги в коленях подогнулись, а из разжавшихся рук выпали на мостовую газета и листовки. Сергей успел еще если не увидеть, то почувствовать подхватившую его чужую руку, неудачно попытался что-то сказать, поймал краем сознания ускользающую мысль о чашечке черного кофе и провалился в нее, как в бездонный мрачный колодец...

Глава 1

– Это же какой-то шизоидный бред! – Талеев горячился, нервно расхаживая по кабинету помощника Президента. – Как такое вообще кому-то могло прийти в голову?!

– Ты ведь, Гера, только что ознакомился со всеми документами, – помощник кивнул на папку, лежащую посередине стола. – Наши «органы» опираются сугубо на факты, а тобой сейчас движут лишь эмоции.

– Какие факты?! Единственный неоспоримый момент – это исчезновение среди белого дня в цивилизованной европейской стране нашего соотечественника!

– А конверт с фотографиями и весьма занимательными комментариями к ним, подброшенный на следующее утро в наше консульство?

– Во-во! – еще больше горячился обычно спокойный и выдержанный Талеев, – анонимные доброжелатели, бывшие друзья бывшей страны Советов. Хотя, такой поступок уже говорит по крайней мере о том, какое направление наших мыслей и предполагаемых действий хотят видеть такие «друзья». Но уж больно топорная работа. А вот наши органы, конечно, уцепились за этот конверт, как утопающий за соломинку. Отсюда все их «факты», «улики» и неопровержимые выводы.

Талеев вернулся к столу и взял из папки несколько снимков.

– Кстати, эксперты уже подтвердили их подлинность, – добавил помощник.

Гера ничего не ответил, а продолжал пристально разглядывать отличные по качеству цветные фотографии. Одна из них запечатлела Сергея Редина, сидящего за столиком кафе и беседующего с пожилым господином, другая – факт оставления незнакомцем газеты, еще одна – как Редин эту газету берет и собирается уходить. Комментарии характеризовали собеседника Сергея как атташе по культуре одной заокеанской страны и штатного сотрудника ее же спецслужб. Впрочем, как и еще двух других. Не стоило даже утруждаться: этот факт был прекрасно известен и нашим.

Вот следующий контакт – лоточный торговец: исходя из комментариев , следовало, что он известный проводник в цепочке торговцев наркотиками и живым товаром из стран третьего мира.

Последняя фотография зафиксировала Редина на железнодорожном вокзале около билетной кассы, а приписка поясняла, что здесь объект приобрел билет на ближайший поезд до Берна.

Вообщем, классическая комбинация ухода за бугор по предварительной договоренности предателя и изменника Родины. Под чем с видимым облегчением и удовольствием подписались представители нашей внешней разведки в Швейцарии.

– А куда смотрели швейцарские спецслужбы, которые отвечали за секретность проведения конференции и личную безопасность каждого ее участника? – поинтересовался Талеев.

– Эти сведения пришли чуть позже и не попали в письменный отчет. Дело в том, что их агент, как и положено, последовал за Рединым на прогулку, но возле самого озера недалеко от кафе случайно оказался в центре разборки между группами каких-то местных не то рокеров, не то панков и получил такой удар чем-то тяжелым по голове, что скончался в больнице через несколько часов, не приходя в сознание.

Талеев хмыкнул:

– Вот уж воистину великая случайность!

– Власти Лозанны завели дело и будут искать зачинщиков беспорядков...

– ...До второго пришествия!

Помощник лишь пожал плечами.

– Да я в Сережке Редине больше, чем в себе самом, уверен. В его честности, неподкупности, верности долгу и присяге.

– А зачем, ты думаешь, я тебя вызвал? Чтобы комментировать всякую бредятину? В том-то и дело, что я тоже знаю этого человека еще задолго до событий в Баренцевом море.

Гера удивленно поднял глаза от фотографий.

– Учились мы вместе когда-то... Хотя, к нашему делу это никак не относится. По моему мнению, капитан 2 ранга Редин в силу специфики своей служебной деятельности оказался на стыке интересов соперничающих группировок в борьбе за большие деньги. Такие большие, что стираются границы между «нашими» и «зарубежными», «белыми» и «красными», а в ход идут абсолютно любые средства... Да. И разобраться с этим можешь только ты со своими ребятами. Так что забирай снимочки, папочку, обмозгуй план первичных мероприятий и часов в... 14 зайди ко мне во всеоружии, господин кремлевский журналист. Я тебе интервью дам.

– Понятно.

– Тогда, вперед!

* * *

О существовании Команды, работающей по личным указаниям Президента и управляемой его помощником, не подозревали даже самые крупные и информированные фигуры в кремлевской администрации и в Правительстве России. Смутные слухи шелестели иногда по коридорам всесильного ведомства на Лубянке, не оставляя, однако, за собой никаких вещественных следов, кроме, разве что, неожиданно удачно разрешенных запутанных проблем в различных областях политики и экономики, и культуры... Причем способы разрешения были далеко не всегда чисты и честны с юридической точки зрения, но всегда эффективны, хотя иногда и смахивали на гангстерские разборки времен американской Великой депрессии. О таких случаях чистые руки, холодные головы и горячие сердца предпочитали не распространяться.

В Команде практически не существовало служебной иерархии, и постоянный состав ее был до смешного малочисленным. Зато к ее услугам была вся тайная мощь государства, что позволяло в случае необходимости привлекать для проведения отдельных операций любых специалистов самого высочайшего уровня, тайно использовать их и оставаться вне сферы контроля самых въедливых чиновников.

Герман Талеев, он же Герард Усольцев – журналист с университетским образованием, везучий, ироничный, талантливый, полный неиссякаемой кипучей энергии, аккредитованный в официальном Кремле – был одним из непосредственных руководителей этой Команды, ее старожилом и безоговорочным авторитетом во всех решаемых ею вопросах. А статус кремлевского журналиста и особы, приближенной к императору, открывал любые заветные двери.

Сейчас он раз за разом просматривал фотоснимки и печатные страницы, выискивая малейшую зацепку. Что-то тут было не так! Это «что-то» промелькнуло в его сознании несформировавшейся мыслью еще в кабинете помощника Президента. Теперь он не столько вчитывался в текст, знакомый уже наизусть, и не так пристально вглядывался в мелкие детали снимков, как надеялся вернуть себя в то же состояние осознания уже замеченной вскользь неточности...

Кафе, столик, газета. Улица, лоток, опять газета. Пожилой господин, зазывала-торговец. Вокзал, кассы, вновь газета в руке...

Они хотели, чтобы мы поверили во все это. Они сделали и подбросили фото. Они упирают на газету, как на некий опознавательный знак, пароль. Значит, это на самом деле не так. Значит, дело в чем-то другом. Фу, черт, совсем можно запутаться. Надо быть попроще. Что же все-таки показалось подозрительным? Гера вглядывался в такое знакомое лицо Редина. В общем-то, молодое лицо, а волосы седые. Шрам на левой щеке...

Секундочку! Вот она, особенность! На всех трех «вокзальных» фотографиях не видно лица Сергея. Седые волосы есть, шрам запечатлен, но все вполоборота или вообще почти сзади. Неудачно выбранный фотографом ракурс? Это после-то чуть не десятка полноценных лиц Редина в кафе и на улице?! Даже не смешно.

Что-то еще заинтересовало Талеева. Подойдя к окну, он начал пристально всматриваться в одну конкретную точку на всех вокзальных фотографиях. Потом, порылся, больше для порядка, в ящиках письменного стола, но не нашел самой простой лупы. «Черт», – выругался про себя Гера и схватился за телефонную трубку.

– Ну-ка, Сеня, включай свою аппаратуру на прогрев, я тебе через 10 минут подвезу одну проблемную фотографию, а ты мне ее отсканируешь, отретушируешь и от... В общем, готовься, бабка, к тебе журналист едет!

А заинтересовала Талеева еще одна общая особенность этих трех снимков. Одна точка. В самом прямом смысле. Еле заметная точка на мочке левого уха Редина. Многократно увеличенная на мощном компьютере, приближенная чуть ли не на весь экран, подчищенная, она безусловно выглядела не зарастающим следом от постоянно носимой там серьги!

Запечатленный на фотографии человек был лишь искусно загримирован под Редина. В этом теперь не было сомнений. Как и в том, что Сергей действительно был и в кафе, и на улице. Первые кубики мозаики заняли свои родные места: завлечь Редина на вокзал не получилось, или это даже не пытались сделать, чтобы не сорвать всю операцию. Его похитили где-то между отелем и улицей с торговцем. Всего-то два квартала. А всю игру с фотографиями затеяли, чтобы изначально направить поиски по ложному следу. Вот только мотивация похищения выглядела какой-то малоубедительной.

«Черт с ней, с мотивацией, – решил Талеев, – нам слишком дорого время, чтобы выстраивать безукоризненно полноценные версии, а потом отметать их одну за другой. У нас будет свой, «неправильный» метод: я рвану вперед за любой заманчивой версией, а ребятишки подчистят «хвосты» самостоятельно».

Первой понравившейся идеей оказалась нестареющая народная мудрость: искать надо там, где потерялось.

* * *

В Швейцарию известный российский журналист Герард Усольцев прилетел, чтобы всесторонне осветить проходящий в Лозанне европейский форум по защите прав и свобод ВИЧ-инфицированных и больных гепатитом «С». Состав делегатов форума был чрезвычайно разношерстным, однако не менее дюжины посланцев, прилетевших из самых отдаленных уголков Европы, быстро сконцентрировались в двух-трех фешенебельных отелях Лозанны и даже на частных квартирах, предоставленных разными общественными и благотворительными организациями.

Это была Команда, которая без промедления включилась в работу по всем возможным направлениям. Жестко, зло, напористо.

Вечером того же дня прямо из особняка канадского консульства был похищен атташе по культуре. Охранники и обслуживающий персонал только недоуменно разводили руками, обнаружив в подвале дома выломанную каменную плиту настила и открывшийся за ней лаз старинной городской канализации, давно уже не используемой и заброшенной. По одному из полуразвалившихся тоннелей удалось добраться до вертикального люка, который вывел преследователей через тяжеленную чугунную крышку с отлитым штампом «Лозанна 1881» прямо на одну из старинных улиц города. Здесь все следы обрывались: вероятно, похитителей на этом месте ожидала машина.

Тревожная для сотрудников консульства ночь завершилась вполне обнадеживающим рассветом: исчезнувший накануне «культуролог» был обнаружен нарядом водной полиции, дрейфующим на угнанной от причалов лодке метрах в пятистах от берега по величавой и покрытой утренним туманом глади Женевского озера. Пикантная особенность состояла в том, что дипломат был не только сам абсолютно голым, но и находился в обществе столь же мало одетой дамы. Оба были абсолютно невменяемы от действия наркотиков и чудовищной дозы алкоголя, принятых ими совместно, о чем убедительно свидетельствовала гора пустых и не очень бутылок в лодке. По картотеке быстро определили даму: это была известная полиции весьма дорогостоящая проститутка по вызову, работающая в фешенебельных районах Лозанны.

Полицейский врач сокрушенно констатировал, что вряд ли они оба смогут хоть что-либо вспомнить о своем приключении, даже когда окончательно придут в себя. Суток через трое-четверо, и это при интенсивном и профессиональном медицинском обслуживании.

В нейрохирургической клинике, куда доставили потерпевшего, прогноз оказался еще менее утешительным: очень велика возможность, что жертва вообще никогда и ничего уже не вспомнит о своей прошлой жизни. Слишком велика была доза принятых весьма специфических галлюциногенных препаратов нервно-психотропного действия.

Вот так. Это уже можно рассматривать, как дружескую помощь от Команды нашим контрразведчикам. Все-таки одним шпионом меньше. Благодарности не надо.

Конечно, дело тут же замяли, несмотря на то, что, кроме целого букета тяжелых наркотиков и крепкого алкоголя, в крови канадца удалось обнаружить следы пентотала натрия – «сыворотки правды». И черт с ней, с правдой, лишь бы лицо не потерять!

* * *

А Герман Талеев, не выспавшийся, но бодрый, подводил первые неутешительные итоги. Атташе по культуре действительно не знал тех двух мужчин, которые несколько дней назад предложили ему сыграть одну совсем необременительную роль эдакого добродушного уроженца Лозанны, демонстрирующего заезжему туристу красоты швейцарской природы. Простенько, коротко, со вкусом. А вот аргументы «работодателей» были очень серьезны. Помимо значительной суммы денег эти господа на ушко сообщили канадцу такие подробности его же взаимодействия с рядом спецслужб весьма враждебных друг другу стран, что бедный двойник готов был и Макбета исполнить и даже цыганочку с выходом.

Несмотря на очевидный обрыв этой ниточки, Гера отметил для себя один момент: люди, обладающие такими сведениями о разведчиках других стран, скорее всего, не были ни вымогателями, ни террористами, ни какими-нибудь криминальными деятелями даже высокого уровня. Тогда, кто же? Напрашивался очевидный ответ, в который все-таки пока не хотелось верить.

* * *

С лоточником-торговцем обошлись более грубо: без политесов, ненужной траты драгоценного времени и дорогостоящих препаратов – в общем, в соответствии с его «заслугами» в наркобизнесе и в преступной торговле людьми.

Два агента налоговой полиции, предъявив свои служебные удостоверения, прямо с улицы забрали продавца вместе со всем товаром за нарушение элементарных правил торговли и отсутствие каких-то разрешительных бумаг, подписанных городскими властями. Погрузили в служебный минивэн, натянули на голову непроницаемый мешок и вывезли километров за сорок по мало оживленной трассе в развалины какого-то бывшего фермерского хозяйства.

Здесь насмерть перепуганный бандит быстро выложил всю историю своего грехопадения от самой колыбели до позавчерашней продажи крупной партии наркотиков владельцу сети ночных клубов. В таком бизнесе не принято запираться, когда под угрозой оказывается жизнь или здоровье. А в серьезности намерений похитивших его конкурентов ему не дали возможности усомниться, время от времени стимулируя откровенность беседы самым элементарным мордобоем.

Торговец быстро вспомнил двух иностранцев, молодого человека и девушку, которые за вознаграждение просто попросили разыграть их приятеля. Никаких ссылок на бандитско-криминальное прошлое и настоящее. Случайно подошли, случайно попросили. Дали денег – не откажешь в любезности.

«Как же, «случайно»! Все они знали и выбрали тебя, паскуда, как раз из-за твоей специализации. Как лоха переиграли. Умненькие!» – Гера в полной мере оценил точность выбора и виртуозную простоту исполнения. Ладно, посмотрим, как там дела у наших топтунов.

Накрепко связанного бандита засунули в неглубокий сухой колодец, а кассеты с записью его признательной исповеди отправили в полицейское управление и одному местному наркобарону, наиболее часто упоминаемому в показаниях. Интересно, кто быстрее отреагирует?

* * *

Все это время несколько человек из Команды под видом дорожной полиции и коммунальных служб обходили жилые дома, магазины и всякие заведения на территории последних двух кварталов перед отелем Редина. Они выясняли, не сдавал ли кто недавно квартиры приезжим, куда могли затащить Сергея; не видел ли кто на улице подозрительно оставленных автомобилей, не оказался ли случайным свидетелем каких-то незначительных ДТП. По сводкам из городской полиции сколько-нибудь серьезных аварий на этом участке в интересующее их время не фиксировалось.

В начале следующего дня эти поиски подарили первый проблеск какой-то надежды. Несколько человек уверенно упомянули рекламный фургон белого цвета, простоявший какое-то время у перекрестка, въехав на тротуар. Даже цитировали на память отдельные рекламные слоганы с его бортов. Что-то о защите бедных животных, любви к ближнему и о собачье-кошачьем корме.

После более настойчивых расспросов одна девушка-продавец из крохотного бутика вспомнила мужчину с приметами Сергея Редина, на которого просто неприлично наскакивала эта крашеная выдра из «защиты бродячих псов». Потом девушку отвлекли настырные покупатели-иностранцы, но она еще долго возмущалась беспардонностью этой эмансипированной потаскушки.

Зато продолжение или, точнее, завершение уличного эпизода увидела другая женщина, жительница первого этажа дома, стоящего на самом перекрестке. Элегантному седому мужчине то ли стало неожиданно плохо, то ли он оступился или поскользнулся на тротуаре. «Знаете, эти туристы столько всякой грязи с собой понавезли, просто ужас! Так вот, его поддержал другой импозантный мужчина. Не перевелись еще настоящие джентльмены! И помог сесть в авто. Как это какое? Конечно, элегантное большое черное. Да-да, они сразу же отъехали. И белый фургон с плакатами тоже. Такая вопиющая безвкусица!»

* * *

Два плюс два равняется четыре. В момент личного прямого контакта агент вкалывает жертве дозу специального препарата, уже через несколько секунд обездвиживающего и отключающего ее. Дальше подхватили, понесли, посадили, отъехали.

Белый фургон был обнаружен полицией уже через несколько часов на безлюдной окраине. Он был угнан в тот же день с парковки у городской ветеринарной станции. Следов не осталось.

* * *

Конечно, можно поздравить себя с подтверждением версии о подмене Редина на железнодорожном вокзале. Только это не бог весть какое достижение. Талеев практически не сомневался в этом еще в Москве, заметив прокол в мочке уха статиста на фото.

Еще один агент, работавший на вокзале, сообщил, что билет на поезд из Лозанны до Берна был приобретен Сергеем Рединым. Указанный господин благополучно проследовал до конечной станции, где и сошел с поезда. Это уже из беседы непосредственно с проводником вагона.

* * *

В номере отеля Гера задумчиво листал атлас.

– А ты бы лучше глобус купил, – посоветовал лежащий на диване Анатолий, – за это время, если воспользоваться самолетом, можно в любую точку Земли попасть.

– Самолетом, говоришь... Да-да, слишком уж настойчиво нас выводят на поезда. Пароходы тоже отпадают...

– Ага, «оленя лучше».

– ... автомобиль – это палка о двух концах. С одной стороны – центр Европы, сеть шикарных автострад, езжай с комфортом в каком угодно направлении. С другой – в любой момент могут тормознуть и обыскать.

– Да многих ли обыскивают?

– Здесь важна сама возможность. Они не хотят никакого риска. Но даже не это главное.

– Что же тогда?

– Расстояние. Скорость. А тут мы опять упираемся в первопричину похищения. Точнее, в ее отсутствие. Хотя наш главный патрон и связал события со служебной деятельностью Сергея за последний год, но мне лично как-то все меньше в это верится.

– Это ты, Гера, конкретно, ядерные отходы имеешь в виду? – поинтересовался Анатолий. – Ну, то, что Серж координирует работу множества разных подразделений в этом направлении, да?

– Да. Только посмотри, какая картина-то получается. Мы стали предельно открыты последнее время в этом вопросе. Вон, международные симпозиумы за рубежом проводим и посылаем на них выступать еще недавно очень засекреченного руководителя. Знаешь, я еще в Москве прочитал его доклад. Он же там открыто обо всем говорит. Как будем модернизировать производство, тьфу, то бишь, утилизацию эту; где захоранивать, какие центры намереваемся создать и даже где! Контролеров и инспекторов из всех заинтересованных стран к себе приглашаем. Что еще у такого руководителя выведывать можно? А если бы, на что упирал наш патрон, дело в деньгах было, то Редина просто ликвидировали бы, не задумываясь. По крайней мере попытались бы. Так ведь нет же ничего этого! – Талеев даже хлопнул с досадой по толстому атласу.

Толя задумчиво почесал голову:

– А может, мстят за что, а? Серега ведь многим дорогу перешел и кислород перекрыл. Причем, кое-кому и навечно, ха!

– Так опять же, при чем тут похищение? Наши олигархи или заокеанские спецы занялись бы ликвидацией. Не стали бы огород городить.

Толя лишь обреченно вздохнул:

– Я и сам все это понимаю. Но ничего другого в голову не лезет.

– Может, мыть надо чаще или шампунь сменить?

– На свою лучше посмотри! От непомерных мыслительных усилий шевелюра редеть начала, а толку никакого.

– Ну, какой-никакой, а все-таки есть. Решительно отметаем указанные причины, как не получившие фактического подтверждения, и что имеем?

– Ни-че-го!

– Врешь, подлец! Лукавишь. Имеем самолет!

– Чего-чего?

– Са-мо-лет. Похитили Сергея с неизвестной нам пока целью. Но не банальный выкуп, не ликвидация и не попытка выведать какие-то великие секреты. Это мы установили...

Анатолий с дивана пробурчал что-то подтвердительно-сомневающееся.

– ...В таком случае нужно в максимально короткие сроки переместить объект как можно дальше от места похищения.

– Это азбука.

– Ну, тогда только самолет!

– В принципе, логично...

– Еще как! Кончай бока пролеживать и терять квалификацию! Давай мне все местные аэродромы. И ближайших окрестностей. Особый упор на коммерческие, частные, мало афишируемые. Не забудь о военных. Действуй через наше представительство. Напомни им кстати, что у нас «красный штрих».

– Да их уже и так известили.

– Лишнее напоминание не вредит, а дисциплинирует, – назидательно произнес Талеев и резко добавил: – Бегом, марш!

Толю как ветром сдуло с дивана: такие распоряжения командира привыкли исполнять мгновенно и беспрекословно.

«Красный штрих» был кодом для всех без исключения государственных организаций, как внутри страны, так и работающих за рубежом; его обладателю нужно было немедленно оказывать максимально возможное содействие без дополнительных согласований, подтверждений и вопросов. Он применялся нечасто и поэтому действовал чрезвычайно эффективно.

* * *

Уже через час перед Герой на столе лежал довольно внушительный список, где, кроме координат аэродромов, были указаны многочисленные характеристики: число взлетно-посадочных полос, их длина, среднесуточная загруженность, примерное количество пользователей, самолетный парк. С военными было посложнее, поэтому Гера отправил на их разработку отдельную группу из четырех человек.

Для себя лично после внимательного изучения всего списка он отобрал пять аэродромов: два частных, два коммерческих и один государственный, но небольшой и работающий, в основном, по спецзаказам.

Теперь были заняты абсолютно все члены Команды. Как воздух была нужна хоть какая-то зацепка. И она появилась на следующий день, когда предельно уставший Талеев на своей четвертой «точке» – коммерческом аэродроме в 70 километрах к востоку от Лозанны – беседовал с техническим директором.

– Нет-нет, – убежденно настаивал директор, предъявляя для проверки господину инспектору по техническому и противопожарному состоянию всю необходимую документацию на свой объект, – никаких неисправностей! Обе полосы в идеальном состоянии. Это можно немедленно проверить, Каждый самолет тщательно готовится прекрасными специалистами. Мы не можем позволить себе никаких огрехов, ведь господин инспектор знает, что это самый ближайший аэродром к горам; сюда прилетает масса иностранных альпинистов, просто масса! А сколько было таких случаев, когда самолет требовался просто немедленно! Без предупреждений и заказов. У нас всегда есть наготове пара надежных машин для таких непредвиденных обстоятельств. Да вот, кстати, несколько дней назад понадобилось срочно эвакуировать тяжело раненого альпиниста. Разбился при восхождении на Монте-Розу чуть ли не насмерть, такой ужас! Первую помощь ему в местной больнице оказали, привычное для них дело, но посоветовали для окончательного лечения выбрать специализированную клинику с большими возможностями. – Гера ни разу не перебил словоохотливого директора, интуитивно почувствовав в его рассказе что-то важное для себя. – А юноша оказался итальянцем, у него очень богатые родители где-то на юге страны. Весьма неблизко, надо сказать. Но мы без единого слова предоставили самолет, и отважный юноша был спасен!

– А вы сами видели этого альпиниста?

– Нет-нет, его очень быстро прямо на носилках перегрузили в самолет из большой машины, на которой привезли...

– Что это за машина была, медицинская?

Директор недоуменно пожал плечами:

– Нет-нет, обычная машина, черный «Мерседес», как маленький автобус.

– Мини-вэн?

– Да-да, это так называется. Пострадавший весь в свежих бинтах был и без сознания, глаза закрыты. Шок, знаете ли. Даже лицо пострадало, я сам большой шрам заметил у левого глаза.

– Вы так близко подходили к раненому?

– Вообще-то, это не моя прямая обязанность, но я просто посчитал своим долгом... э... засвидетельствовать...

«Любопытен ты, батенька, безгранично, – подумал Гера, – хорошо еще, что это качество не стоило тебе головы».

– А кто сопровождал раненого? Вы с ними разговаривали?

– Конечно! Проверил документы у всех троих. Двое мужчин и девушка. Все тоже итальянцы, соотечественники. Это даже по сильному акценту заметно. И медицинские справки в порядке.

– Судя по технической документации, которую вы мне любезно представили, все ваши самолеты пригодны для перевозки значительно большего числа пассажиров, чем один тяжелораненый, пусть даже с сопровождением. Кто еще следовал на этом самолете?

– Видите ли, господин инспектор, желающих воспользоваться нашими услугами в любое время года предостаточно. Мы даже принимаем предварительные заявки, как настоящий большой государственный аэропорт! – В голосе технического директора слышалась неприкрытая гордость. – Но, в конечном счете, мы частное предприятие, и вопросы... э... финансирования весьма существенно... э... определяют...

– Понятно-понятно, – перебил Талеев смутившегося швейцарца, – кто больше платит...

Директор часто-часто закивал согласно головой, а вслух произнес:

– Мы безусловно уважаем желания наших наиболее... э... почетных клиентов..., – видя, что господин инспектор вновь готов перебить его, директор скороговоркой закончил, – но никогда не ущемляем интересы других пассажиров! Им вовсе не пришлось долго ожидать: мы подготовили другой самолет.

– Если я правильно вас понял, сопровождающие тяжело раненного альпиниста зафрахтовали весь рейс?

– Мы вошли в положение несчастного молодого человека – ему безусловно нужен был полный покой, никаких контактов, уход в полете... Да и желание его родителей, переданное нам по телефону, – закончил директор предельно честно, – если они готовы с лихвой компенсировать материальные затраты нашей фирмы, то почему бы не исполнить их вполне естественные в таком положении требования?

– Вы отменно справляетесь со своими обязанностями, господин директор. Руководство компании должно быть вами довольно. Могу ли я взглянуть на самолеты, побеседовать с летчиками?

– Ну конечно же, какие вопросы! Все к вашим услугам, кроме находящихся в полете.

– А тот героический экипаж, спасший пострадавшего альпиниста?

Круглое, румяное лицо технического директора как-то на глазах осунулось и посерело, он замялся на несколько секунд, а потом скорбно проговорил:

– Видите ли, на обратном пути из Италии их самолет попал в грозовой фронт, был отнесен с курса в открытое море, хотя и недалеко от берега... В общем, бесследно пропал над прибрежными водами Адриатики. Но мы совсем не теряем надежды, что все они живы. Уже несколько дней ведутся поиски.

– А какой был конечный пункт их маршрута?

– Бриндизи.

«Ну, конечно, а на обратном пути концы в воду! Свидетели-очевидцы опять случайно гигнулись. И совсем уж маленький нюансик: для итальянцев, каковыми представились сопровождающие, совсем не характерен сильный, специфичный акцент».

На пути обратно в Лозанну Гера принял решение: вдвоем с Анатолием они отправятся в Италию, а остальные ребята пока отработают здесь другие возможные варианты. Ведь то, что поломанный спортсмен – это и есть Сергей, пока точно не установлено.

«Хотя, шрам у левого глаза – это теперь «фирменный знак» Редина, а гибель самолета на обратном пути лишь значительно усиливает подозрения».

* * *

Бриндизи оказался типичным портовым городом южной Италии: суетливый, неугомонный ни днем ни ночью, громогласно вещающий на всех языках Средиземноморья, он был совершенно хаотично разбросан на довольно большом пространстве вдоль Адриатического моря.

Главным отличием от расположенного неподалеку более крупного порта Бари был паром, ведущий на греческий полуостров Пелопоннес.

«Вот этот-то паром и интересовал в первую очередь наших похитителей. Иначе, гораздо логичнее им было прилететь в Бари: это город покрупнее – легче затеряться и больше возможностей улизнуть незаметно в любом направлении. А на то, чтобы запутывать следы, делать несколько остановок и пересадок у них просто не было времени. Да и «груз» хлопотный. А вот чувствовали они себя здесь уже, вероятно, в полной безопасности. Значит, паром...» – так рассуждал Талеев по дороге на аэродром, где, как сообщил им швейцарский технический директор, приземлился самолет с раненым альпинистом на борту.

Однако расспросы там ничего не дали. Никто из обслуживающего персонала близко к частному лайнеру не подходил; что или кого выгружали не видели. Может, и человека. Носилок точно не было. Вообще, их встречала своя машина, на которой они сразу же и уехали с территории аэродрома. Да кто же будет номера записывать? А самолет заправили и проводили. Вот только улетел он недалеко, упал в грозу в море. До сих пор ищут.

– Ну что, Толя, не такой уж это и отрицательный результат. По крайней мере, их присутствие здесь не подлежит сомнению. Значит, будем искать. Ты двигай в порт, покрутись у парома. А я пока пообщаюсь с нашими местными кадрами на предмет получения, так сказать... – Талеев изобразил руками в воздухе нечто вроде шара, – полной ретроспекции...

– О чем это ты, Гера?

– Ладно, не парься, Толя, это по-нашему, по-научному, по-журналистски.

– Ну уж, где уж, нам уж.

Проводив Анатолия, Талеев сделал несколько телефонных звонков по известным только ему кодовым номерам и договорился о встрече с интересующим его человеком через 20 минут в баре напротив.

* * *

– Привет, земляк! – поздоровался с ним подошедший к барной стойке мужчина средних лет неприметной наружности. – Узнал тебя по описанию сразу. Я – Вирген Семен Николаевич, торговый представитель... ну, да, неважно, чего. И еще кое-чего, что важно, но непроизносимо вслух.

– Да ты прямо философ, казуист.

– Это есть немного. А ваш «красный штрих» и до меня уже долетел. Так чем могу быть полезен?

– Ты давно здесь... торгуешь?

– Почти восемь лет.

– Солидно. Значит, абориген.

Забрав заказанную выпивку, собеседники от стойки перекочевали за небольшой столик для двоих сбоку от окна в самом углу помещения. Здесь им никто не мешал спокойно разговаривать. Вот только на все вопросы журналиста Семен не смог сообщить ничего, заслуживающего внимания.

– Понимаешь, земляк, – сокрушенно разводил руками Вирген, – в интересующее тебя время, вообще, затишье какое-то во всех преступных делах наблюдалось. Прямо обеденный перерыв, сиеста. Про упавший самолет слышал, но он ко мне никаким краем. Контрабанды или ценностей на нем не было. А вот, кстати, о контрабанде – вспомнил. Может, тебе как-то пригодится одна коротенькая история. Сам решай, куда ее пристегнуть. Или совсем выбросить.

Семен лихо опрокинул в рот стопку итальянской водки и, не прерываясь, продолжил:

– Самая крупная по местным меркам заваруха произошла тут несколько месяцев назад. Понимаешь, один из каналов поставки наркотиков в Европу проходил через юг Италии, да и через наш Бриндизи. Это в основном товар с Ближнего Востока – Афганистан, Иран, ну может, совсем чуть-чуть из Юго-Восточной Азии. Конечно, все происходило под полным контролем сицилийской мафии. Здесь она всем заправляет. Канал был надежный, кому надо сколько надо отстегивали – и жили все припеваючи, без проблем. И вдруг очередную партию наркоты прогнали по этому маршруту, минуя карманы боссов мафии. Тех чуть удар не хватил от такой наглости. Начали разбираться, и выяснилось, что караван прошел под другой крышей. То есть, там, где «караван» формировался – Иран ли, Афган, – сменились сами хозяева дела. Наши сицилийские крестные отцы предложили обговорить новые условия, ну и, конечно, чтобы новые хозяева неустоечку заплатили. Так вот, их посланцев просто замочили без всяких разговоров прямо тут, в Италии, на «стрелке».

Заметив, что журналист собирается задать какой-то вопрос, Вирген упреждающе поднял обе руки:

– Не спрашивай, кто стал новым хозяином караванов. На это тебе ни один человек здесь ответить не сможет. Слухи разные ходят...

– Давай, Семен, мне и слухи пригодятся.

– Ну, смотри. Как говорят, за что купил... В общем, подозревают, что поставку наркотиков взяло в свои руки само государство-производитель через собственные силовые структуры.

Талеев даже присвистнул.

– Какие-нибудь факты говорят об этом?

– Ну, как выражаются юристы, имеются лишь косвенные улики. Так нагло можно вести себя, лишь ощущая за спиной непробиваемые тылы. Еще караваны стали значительно больше по объему, а сами наркотики уже прошли первичную обработку. Причем, не кустарную, а в стационарных фабрично-заводских условиях. Кроме того, охрана раз в десять увеличилась, и все сплошь кадровые вояки. От таких перемен доходы в десятки раз выросли.

– Что ж, так все и сейчас происходит?

– Ну, когда же это мафия сдавалась? Да еще у себя на родине! Разве что при Муссолини. В общем, наши крестные папы забыли на время все свои внутренние распри, замирились, объединились, поднатужились и разгромили вчистую один караван. Заодно прихватили главные транзитные пункты. Чтоб неповадно было иностранцам продаваться. А в результате, отстояв свою бандитскую честь, лишились львиной доли прибыли.

– Как это получилось? – уже всерьез заинтересовался Гера.

– Вместо былого потока остался лишь тонюсенький ручеек случайных партий, а главные караваны пошли в обход другим путем. – Семен щелкнул пальцами бармену, указав на пустые стопки.

– Ну не томи ты, Сеня! Где этот новый путь?

В это время официант принес заказ, забрал пустые рюмки и сменил пепельницу. Вирген поднял бокал и блаженно понюхал напиток:

– Привык уже, понимаешь. Больше русской водки стало нравиться. Ладно-ладно, не кипятись! Вовсе я не издеваюсь. Только тут мы опять в область догадок переходим. Хотя и со значительно большей степенью вероятности правильного угадывания. Похоже, что через Грецию путь пошел. А к грекам забираться даже у нашей сицилийской мафии кишка тонка, и...

В этот момент выходящее на улицу большое окно, рядом с которым они сидели, словно взорвалось, засыпав осколками стекла все небольшое помещение бара. Уже затем донесся стук автоматных очередей с улицы, и раздались истошные вопли раненых внутри. Сидевший в самом углу Талеев при первых же звуках бьющегося стекла нырнул под стол и, вытянув руку, ухватил за ногу Семена Виргена. Тот почему-то явно задерживался с поисками надежного укрытия.

«Вот ведь как расслабляет людей спокойная тихая жизнь в среде миролюбивой итальянской мафии», – подумал Гера и дернул за ногу сильнее. Семен Николаевич сполз на пол. Точнее, на пол расслабленно опустилось лишь его тело, потому что пуля, попавшая в затылок Виргена, просто снесла всю левую половину черепа. «Эх, ну что же ты так неаккуратно!» Однако, на соболезнования времени у Талева не было. В этом крохотном зальчике он был как в мышеловке. «Сюда еще пару гранат, и не останется ни одной живой души!» Только Гера успел так подумать, как через выбитое окно к барной стойке шлепнулась граната, очень напоминающая по виду российскую «РГД». «Накаркал, сама припрыгала!» – с такой мыслью журналист резко выпрямился, сворачивая спиной стол, а потом, падая, придержал его руками, отгородившись таким образом, как щитом, от готовой уже взорваться гранаты, понимая, однако, что вся его защита очень ненадежна. А потом все звуки потонули в грохоте взрыва.

Ударной волной вынесло наружу и два оставшихся окна вместе с рамами, столы и стулья, стоявшие у этих окон, разметало всю стойку бара, а Талеева перевернутым столом сильно прижало к диванчику, на котором он еще недавно сидел.

Огненный смерч вырвался на улицу, как струя из десятка мощных огнеметов, словно подчищая за собой все зло, недоделанное взрывной волной и многочисленными осколками. И разом все стихло. Осталось лишь негромкое потрескивание догорающих головешек, в которое ворвался отдаленный вой подъезжающих к месту взрыва полицейских и пожарных машин.

С трудом отодвинув ногами повалившийся стол, журналист поднялся, инстинктивно отряхиваясь и озираясь, и тут же понял, почему в такой смертоносной круговерти не получил, похоже, даже мелкой царапины: тело Семена было прижато к крышке стола с наружной стороны. Это оно приняло на себя сначала убийственный рой гранатных осколков, а потом испепеляющий огненный шквал.

«Вот тебе, друг, и красный штрих», – почему-то подумалось Талееву. Больше, чем сделал для него этот неунывающий соотечественник – сначала живой, а потом даже мертвый – невозможно было себе представить. Гера на миг наклонился, прикоснулся пальцами к изувеченному телу: «Прости и прощай, земляк. Мне нельзя оставаться. Все будет нормально, безвестным ты не останешься. Еще раз прости!»

Вот такая панихида.

* * *

А в нескольких километрах к юго-востоку от этого многострадального кафе, в порту, по грязным закоулкам до предела захламленного старого причала прыгал, как резвый зайчик, боец Команды Анатолий, ругаясь на чем свет стоит и приговаривая себе под нос в такт бешеным, непредсказуемым скачкам:

– Да вот уж хрен тебе! Если с первого выстрела не попал, ни за что достать меня не сможешь. А вот я до тебя точно допрыгаю, заодно еще и пистолетиком разживусь. А то ведь черт знает что творится: посылают на задание как в кино: один и без оружия, мать... – Пуля впилась в самый край деревянного ящика в паре сантиметров от головы. – А это уже шесть. Скоро расплачиваться будем по счетчику. Пора мне к тебе поближе круги нарезать, а то ведь могу и опоздать подскочить в самый интимный момент! – С этими словами Толя вместо того, чтобы скрыться за огромным ящиком, отпрыгнул назад, приземлившись на корточки, а затем перекатился через левый бок на новое место. Тут же туда, где он только что находился, стукнула пуля.

– Ну вот, да мы с тобой словно у одного инструктора обучались. Только я гораздо способнее! Напрягись, противничек, момент истины приближается. Уже семь пуль за тобой, а толку – ноль.

Еще один выстрел прозвучал, когда Анатолий, изогнувшись в невероятном кульбите, преодолевал последнюю значительную преграду – кучу металлолома. Пуля, ударившись о железку, срикошетила, издав противный визг. Теперь у неудавшегося киллера шансов не было. Он еще потерял последние мгновения, судорожно пытаясь вогнать в пистолет новую обойму, но был просто сметен сильнейшим ударом всей девяностокилограммовой массы тренированного тела Анатолия.

В таких поединках жизнь врагу не дарят. Захватив шею противника в замок локтевого сгиба, Толя резко дернул рукой в сторону. Послышался характерный треск ломающихся шейных позвонков, и безжизненное тело соперника тряпичной куклой опустилось к ногам победителя.

Анатолий поднял отброшенный пистолет с уже вставленной полной обоймой, внимательно осмотрел его, передернул затвор и, удовлетворенно хмыкнув, затолкал за пояс брюк. Это была классическая «беретта» 9-мм – безликий атрибут высокопрофессиональных киллеров в любой точке планеты, очень надежное и грозное оружие. Хотя, сам Анатолий предпочитал более длинноствольные пистолеты меньшего калибра. Тут явно сказывалась профессиональная привычка к спортивному оружию: как-никак серебряный призер Олимпиады!

Больше в карманах убитого ничего не было. «Так кто же ты такой, мистер Икс?» – подумал Толя, вглядываясь в запрокинутое лицо трупа. Среднего роста мужчина крепкого телосложения, лет 28–32, волосы и усы черные, кожа светлая. «А тип не итальянский. Скорее, Турция, Албания или Ближний Восток».

Поначалу казалось, что ознакомительный визит Анатолия в порт не сулит никаких сюрпризов. Ему неожиданно быстро удалось найти людей из обслуги парома, которые вспомнили по предъявленной им фотографии представительного мужчину весьма странного поведения в сопровождении девушки и еще двоих, вероятно, друзей или родственников. Уж очень он неуверенно двигался, низко опустив голову, поддерживаемый с обеих сторон своими спутниками. Возможно, был изрядно пьян. В пути из каюты выходила только девушка. Даже пищу она туда сама приносила. А в Эйоне, на Пелопоннесе, их уже машина на причале поджидала. Вся троица с парома враскачку выбиралась, чуть не попадали на трапе. Точно, пили всю дорогу! Можете со стюардом поговорить, который в их каюте прибирался. Хотя, что он вам нового расскажет? Да-да, вот так прямо и идите мимо хозяйственного причала; он сейчас в конторе очередной нагоняй получает. Непременно встретитесь. По нашей форменной одежде узнаете. Не ошибетесь!

«Точно, встретились. Без всяких ошибок. Только не с тем и не там. Когда же мне на хвост сели? А в общем, картина вполне логичная вырисовывается. Трюк с бинтами и носилками свое отыграл. Кроме того, такой пассажир сразу же привлекал ненужное внимание. Вот они Сереге и отключили башку наркотиками, но оставили способность ноги переставлять, хотя и не без посторонней помощи. Тут они слегка просчитались: такая группа людей бросайся в глаза еще больше.

В общем-то, мне и от стюарда уже ничего не надо. Могу даже об заклад побиться, что в их каюте ни одной бутылки из-под спиртного не осталось. Трезвые были. А на трапе цирк разыгрывали.

Короче, надо немедленно связаться с шефом!»

* * *

Разговор по телефону получился вовсе не таким, как ожидал Анатолий. Едва его выслушав, Гера безапелляционно приказал: «Немедленно все бросай и возвращайся ко мне в гостиницу. Такси не пользуйся, добирайся на частнике. Войдешь с хозяйственного двора через служебный вход, я заранее оставлю открытой дверь. Можешь изобразить посыльного на всякий случай, только какую-нибудь коробку прихвати, поубедительней и, главное, почище. Я сказал, немедленно! Все. Через час жду!» Во, обласкал, а?!

Уже потом, спокойно уединившись в гостиничном номере, друзья обменялись полученными сведениями и попытались сформулировать первые выводы:

– Не зря мы, в общем-то, гнались сюда, как угорелые: успели-таки наступить им на хвост в самый последний момент. Эх, чуток бы пораньше... Надо ребятишек сюда высвистывать или сразу можно в Грецию – и загонять паразитов до конца, не давая ни сна, ни отдыха!

Гера задумчиво посмотрел на своего воинственного напарника:

– Толя, я сейчас скажу тебе парадоксальную вещь. Даже не одну, а две. Только ты не вскакивай, не начинай размахивать руками, как ветряная мельница, и бросаться на меня, как цепной пес. Ты попытайся понять. Спокойно и обстоятельно.

– Ты меня совсем за тупого идиота держишь, да?

– Сам прекрасно знаешь, Толя, что нет. Разве стал бы я работать с человеком, которого не ценю, не уважаю, к мнению которого не прислушиваюсь?!

Анатолий примирительно хмыкнул.

– Вот и отлично. Значит, парадокс первый. Все наши героические подвиги гроша ломаного не стоят. А единственная ценная, точнее бесценная информация содержалась в коротенькой истории Семена Виргена, которую я тебе пересказал. У меня было время до твоего приезда ее проанализировать, и очень многое встало на свои места.

– Может, я не слишком внимательно слушал, но эти внутренние мафиозные разборки меня мало заинтересовали, – пробурчал Анатолий.

– Не скажи. – Гера раскрыл атлас, лежавший у него на коленях. – Куда эти похитители так целенаправленно волокли Редина? – Его указательный палец уперся в середину Греции: – Вот куда. А из Семеновой истории следует, что как раз в это место теперь приходят, точнее, прилетают наркотические караваны, у которых не так давно сменились главные хозяева. Как любил говорить наш друг Серж: «совпадений не бывает». Именно там, – палец снова потыкал в карту, – для него уже было приготовлено местечко в самолете.

– Что же получается? Птичка упорхнула?

– В данный конкретный момент, да. Но ты помнишь две страны из рассказа Виргена?

– Афганистан и Иран.

– Во! Это уже почти точное определение географических координат цели.

– Ничего себе, точное! Семен ведь только слухи пересказывал, мог и ошибиться.

– Мог. Но только к его косвенным уликам еще кое-какие добавились. Например: нас в баре обстреливали из российского оружия. Звук «АК» я ни с каким другим не спутаю. Граната тоже наша была, факт. Итальянцы, если предположить, что это была мафия, ни тем, ни другим отродясь не пользовались. А вот в Афгане, да и в Иране целые склады нашего вооружения и боеприпасов.

– Согласен. Афган...

– Не торопись! Вот тебе одно маленькое наблюдение из области военной стратегии и тактики. Наверно, ты уже задавался вопросом, где же это тебе или нам обоим хвост прицепили?

Анатолий смущенно глянул в пол.

– Не казнись. Это мы были их хвостом, а нам никто ничего не прицеплял.

– Это что, твой второй парадокс?

– Отнюдь! Просто глава из учебника по тактике. Мы оба нарвались на «отрубщиков».

Толя знал, что так на специфичном жаргоне оперативники и полевики называют спецгруппу, которая не следит за слежкой, а расположившись в известной контрольной точке, после прохода через нее основных сил уничтожает на месте любого подозрительного субъекта, следующего за этими силами. Отрубает навсегда. Причем, приказ у отрубщиков жесткий и однозначный: никаких выяснений и проверок. Короче, мементо море.

– А знаешь, шеф, очень похоже.

– Потому и похоже, что это и наша тактика, и тактика практически всех диверсионных и прочих спецподразделений в мире. Так учат!

– Это я понимаю, но куда ты все-таки гнешь?

– Так учат в спецслужбах! Причем государственных. Вот это и есть еще одна сцепочка со слухами Виргена о том, что контроль над «караванами» захватили какие-то спецслужбы. А дальше еще проще. Сбрасываем со счетов столь милый тебе Афганистан...

– Эй-эй, как это сбрасываем? Да там же...

– ... по банальным причинам практически полного отсутствия там сейчас этой самой государственной власти и подчиненных ей спецорганов – кроме, конечно, чисто бандитских формирований. Раньше власть была. Потом еще, может, и будет, когда доблестных блюстителей демократии под звездно-полосатым флагом оттуда выдворят, а сейчас – нету!

– Значит, Иран... – задумчиво протянул Анатолий.

– Да, Толик. И этот вопрос для меня решенный.

– Где же второй парадокс?

– Пожалуйста. Мы не только сами ни за кем не побежим вдогонку и не будем высвистывать сюда или в Грецию ребят, а спокойно свернем манатки и ближайшим рейсом убудем в стольный город Москву.

Анатолий долго и пристально смотрел на изображавшего абсолютное спокойствие журналиста. Потом очень серьезно спросил:

– Ты ничего не желаешь добавить, командир?

– Да запросто! – весело сказал Талеев. – Как говорил один беззаветно любимый мною классик: «Мы пойдем другим путем!»

Глава 2

УКРАИНА, КРЫМ. НЕЗАДОЛГО ДО ЭТОГО

Телефонный звонок в квартире майора Петренко раздался в 6 часов утра в понедельник. Уже одно это могло мгновенно превратить самого кроткого праведника в разъяренного монстра. А Петренко праведником не был. Тем более вчера. Да и в субботу вечером тоже. С утра рыбалочка в дружной компании единомышленников, потом ее достойное завершение за обильным и гостеприимным домашним столом, затянувшееся далеко за полночь. Пожалуй, не стоило лишь в воскресенье соглашаться на продолжение банкета. Да ведь так редко случались выходные дни, свободные от дежурств и вахт или просто бессмысленно-утомительного и никому ненужного торчания в казарме! Вот и расслабились по полной программе…

– Кто у телефона? Мне нужен майор Петренко! – надрывалась трубка.

– Чего раскричался-то? – хриплым со сна голосом пробурчал майор, узнав собеседника, несмотря на отвратительную слышимость, писки, шорохи, какие-то перезвоны и всхлипывания на линии. «Может, у меня это и вовсе в голове? Синдром какой-нибудь. Алкогольный».

Петренко явно наговаривал на себя. Он вовсе не был пьяницей, а уж тем более алкашом. Обычный советский, тьфу, российский офицер; вполне добросовестный, дисциплинированно исполняющий свои обязанности. Но и не чурающийся в свободное (!) время отдать должное великим традициям славянского хлебосольства...

– Володя, выручай! Без ножа меня режут! – на том конце провода явно паниковали. – Все под угрозой: карьера, перевод...

– Тихо, Коля, тихо, – зная импульсивность своего давнего приятеля, Петренко весьма спокойно относился к таким преувеличениям.

– Не Коля, а Мыкола! Олейник Мыкола Опанасович!

– Ага. Был всю жизнь Колькой Масловым, а как украинскую присягу принял – переродился. Как это там: «Тяжела и неказиста жизнь державного штабиста!» Вот я со своей более подходящей фамилией продолжаю служить в Российских Вооруженных Силах.

– Вова, Вовочка, не до юмора мне сейчас и не до упреков. Жизнь так повернулась.

Майор уже начинал заводиться.

– Сам повернул! Как у всех нас, у тебя был выбор. Польстился на головокружительную карьеру и деньги. У вас же прапоры частями стали командовать, а лейтенанты в Генштабе заседать, не забыв обвешать себя орденами, медалями и огромаднейшими звездами на погонах. Ты-то сам в каком сейчас ранге и чине, а?

В трубке послышалось натужное сопение, но видно собеседнику вовсе не хотелось обострять дискуссию. Потому что он примиряющее, но вместе с тем отчетливо горделиво произнес:

– Полковник. Командую отделом вооружения в Главном штабе Военно-Морского Флота.

– Фью-ю-ю! Чего же такой державной шишке потребовалось от бедного русского командира развалившейся торпедной базы в Крыму, откуда вы же нас и пытаетесь вытурить в три шеи?

– Володечка! Давай всю эту государственную политику оставим в стороне. – Было даже слышно, как собеседник раздраженно поморщился. – У меня ведь просто безвыходное положение.

– Что, в НАТО не принимают? Так вы это дело горилкой и сальцем…

– Можешь ты хотя бы выслушать-то нормально?!

– Ладно, излагай. Только честно и коротко.

– В общем, к нам завтра приезжают инспекторы. Оттуда.

Петренко мужественно воздержался от вертевшихся на языке комментариев, а Олейник продолжал:

– Это все связано с ликвидацией определенных видов вооружения. Или окончательной их передачи вам.

– О, старая песня! Мы же в свое время упрашивали: отдайте нам все, мы и вывезем, и уничтожим сами. Так нет, уперлись. Решили, что сможете не отдать, а продать кому-нибудь. Хохлы чертовы! А оказалось, что хрен вам по всей жирной морде! Вот и выкручивайтесь теперь сами!

– Не выкрутиться мне, Володя. Слишком много еще чего у нас по разным складам и арсеналам распихано. И все на мне висит. Три дня уже и по телефону, и лично по всей стране мотаюсь. Договариваюсь, пристраиваю, куда только смогу, по частям. А сколько денег истрачено!

– Ну, это, конечно, самое обидное.

Полковник не обратил на юмор внимания:

– Ведь почти не осталось российских баз, где попрятать можно. Вас-то никакие евро-американские проверки не коснутся.

– Сами же наши базы с кровью вырвали, превратили в гадюшники, разорили и бросили, – снова не сдержался майор.

– Володька! Ты же меня уже трижды выручал так.

– А, вспомнил! А как ты меня надул, тоже не забыл? Ведь что обещал, а? Скоро как раз три года, как жду исполнения.

Тут повысил голос сам Олейник:

– Ага, это тебе что, ведро горилки с перцем и полвагона сала в шоколаде? Ты же перевод в Севастополь запросил и должность ого-го какую...

– Так, – строго и безапелляционно перебил его майор, – а теперь еще позаботишься о служебной квартире там же! – Почувствовав, что на том конце телефона вот-вот взорвутся, добавил: – Или бросаю трубку!

– Ладно-ладно, договорились. Только не кочевряжься больше. К вечеру тебе на двух «Уралах» подвезут «изделия». Документы будут в полном порядке, из Главного штаба. Прими их поаккуратней, размести где-нибудь подальше от посторонних глаз на всякий случай, а через три-четыре дня я их обратно заберу, когда эти охламоны умотают.

– Не учи ученого! Только смотри, Колька, попытаешься надуть с оплатой, я ведь запросто устрою, что державный Главный штаб понесет невосполнимую потерю.

– Да какое надувательство между старыми друзьями?! Учились же вместе столько лет и служили. Просто времени побольше потребуется для осуществления. Вообщем, я как-нибудь к тебе лично подскочу, в море покупаемся, рыбалочку знатную организуем... Эх! Ну, спасибо огромное, Володька, выручил, так выручил. Я знал, что на тебя можно положиться. Жене привет передай. Удачи!

Закончив беседу, полковник Олейник задумчиво погладил намечающуюся лысину. Начиная разговор, он вовсе не собирался лукавить, но потом, возможно, почувствовав в голосе собеседника какую-то нерешительность… нет, не соврал, а лишь воздержался от уточнения кое-каких технических деталей. Сейчас он похвалил себя за эту интуитивную предусмотрительность. «Изделиями» были четыре торпедные боеголовки. Конечно, Вовка Петренко без труда разместит их на своей торпедной базе под Балаклавой: там на стеллажах давно уже шаром покати, одни тараканы, и контроля сверху никакого. Так что, ему вовсе не обязательно знать такую пикантную подробность, что одна из боеголовок – ядерная. Фу, какая мелочь! И в чем, скажите, разница, пока не взорвалась? То-то!

«Надо будет дать команду, чтобы упаковали все понадежней, а наружные ящики гвоздями забили и несколько раз опечатали. Да чтоб снаружи никаких бирок и пояснительных надписей и знаков! Только «Груз №…, изделие такое-то, изготовитель – завод железобетонных конструкций или резиновых изделий г. Выпендрюжинск».

Отлично, полковник!

* * *

ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ, КРЫМ, БАЛАКЛАВА, ТОРПЕДНАЯ БАЗА ВМФ РОССИИ

Дежурный капитан уже перебрался в комнату отдыха, чтобы вздремнуть, не раздеваясь, отведенные ему Уставом четыре часа, когда тоненько запищал допотопный телефон на рабочем столе.

– Дежурный по части капитан Леснев!

– Товарищ капитан, тут помощник дежурного по базе с проверкой приехали. Я без вашего разрешения не пропускаю. А он матерится и вас требует.

– Ох, Таранов! Когда же я научу тебя представляться как положено. Что не пропускаешь – это правильно. Вежливо предложи подождать. Я через две минуты прибуду.

– Хорошо.

– Да не «хорошо», а «есть!» – капитан сокрушенно покачал головой. – Ведь полгода уже служишь.

– Есть, товарищ капитан!

– На ж... шерсть. Сейчас подойду.

У входного КПП майор с красной повязкой на рукаве нервно прохаживался вдоль забора с колючей проволокой:

– А вы не торопитесь, капитан, – грозно встретил он перешедшего на легкую трусцу на последних метрах офицера.

– От дальних складов пришлось бежать, товарищ майор, – не моргнув глазом соврал тот. – А вообще, к нам с базы уже года полтора никто не заглядывает. Хранилища практически пустые.

– Ну, как же это пустые? Вам только вчера ночью доставили «изделия» на хранение.

Это произошло еще до вступления капитана в дежурство, и он знал о таком факте лишь со слов сменщика.

– Я в курсе. Принял при заступлении, как положено. Замечаний нет.

Фу, черт! Для капитана это было самое опасное место. Дело в том, что тот же сменщик передал распоряжение командира торпедной базы Петренко не вносить новые изделия в перечень, так как через день их должны забрать.

«А вот отдуваться теперь мне придется, – тоскливо подумал капитан, – ведь этот штабист точно бумаги затребует. Совру, что до утра в канцелярии закрыты, чтобы перепечатать».

– А я потому и появился, что теперь есть, что проверять, – подытожил майор.

– Так точно.

– Тогда, капитан, давай до хранилища прогуляемся, а номера потом у тебя в рубке дежурного сверим.

«Выкручусь как-нибудь».

Видя, что офицер замялся, проверяющий усмехнулся и вытащил из кармана бумаги:

– Вот мое удостоверение, вот разрешение на право проверки в ночное время, вот допуск в хранилища.

Бегло просмотрев документы, капитан предложил:

– Прошу вас. Только я в рубке ключи и фонарик захвачу, там темно.

– Поторопитесь, капитан!

У хранилища дежурный окликнул часового и осветил свое лицо и фигуру майора.

– Проходи!

Внутри помещения действительно было темно. Капитан, вооруженный фонариком, шагнул вперед, а майор плотно прикрыл входную металлическую дверь. Четыре ящика находились на самых дальних стеллажах, аккуратно прикрытые толстой парусиной. Капитан наклонился и приподнял ее край.

В это время жестокий удар в затылок свалил его на землю. Потом майор вытащил из кармана изогнутый в форме полумесяца нож и не торопясь, от уха до уха, перерезал горло потерявшему сознание капитану. Подумав секунду, он одним взмахом отсек еще и ухо, которое аккуратно завернул в платок и спрятал в карман.

Распахнув дверь хранилища, внутрь вошел человек в черном комбинезоне, волоча за ногу безжизненное тело часового. Он бросил его прямо у двери, приблизился к майору с повязкой и, осветив своим фонарем изуродованный труп дежурного, удовлетворенно хмыкнул:

– Красиво исполнено.

– Так еще во время войны крымские татары с русскими расправлялись.

– Те, которые в карательном батальоне СС служили?

Майор не ответил, снова вытащил нож и отошел к трупу у двери. Потом, взглянув на часы, распахнул изнутри большие створки ангара. Приглушенно урча, крытый «КамАЗ» медленно въехал в хранилище и, развернувшись, подкатился бортом прямо к стеллажу с четырьмя ящиками. Из кузова выпрыгнули трое в черных комбинезонах и быстро, но несуетливо и осторожно, вскрыли все ящики. Подошедший майор внимательно осмотрел их содержимое, сверил нанесенные на изделиях номера с вытащенной из кармана бумажкой. Потом поколдовал над каждым ящиком приборчиком со светящейся шкалой и, удовлетворенно кивнув, указал на один из них:

– Грузите этот!

Вылезший из кабины шофер помогал погрузке, а к майору приблизился только что вошедший в ангар мужчина.

– Снаружи все спокойно. Зачистку мы произвели качественно. Один на КПП, один в рубке дежурного, часовой по периметру и двое спящих в комнате отдыха.

– А разводящий где?

– Они уже давно без него обходятся. Осталось всего два поста, так что дежурный по части сам их меняет.

Майор кивнул:

– С трупами все, как я приказал, сделали?

– Да.

– Как дела у второй группы?

Теперь посмотрел на часы подошедший:

– Через десять минут все будет закончено.

– Тогда поторопитесь здесь. После того как мы отъедем, оставьте снаружи одного бойца для контроля. Уходит пусть в одиночку.

– Ясно.

* * *

Точно в указанный срок все было закончено. Из ворот части выехал «КамАЗ» и быстро скрылся в бархатной темноте южной ночи. Почти сразу же над всеми постройками внутри периметра торпедной базы заколыхались языки пламени, а когда огонь вполне разгорелся, раздалась целая серия взрывов.

Первые пожарные машины, визжа на поворотах тормозами, прилетели уже через пару часов.

* * *

ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ НА ПОБЕРЕЖЬЕ ЧЕРНОГО МОРЯ ГДЕ-ТО МЕЖДУ ФОРОСОМ И СИМЕИЗОМ

Быстроходный вместительный катер, хищными обводами корпуса напоминавший барракуду, легко подошел к деревянному настилу, всего на несколько метров выдающемуся в море. Понадобилось не более пяти минут, чтобы деревянный ящик из кузова военного «КамАЗа» перекочевал в его глубокий трюм и компактно расположился на заранее подготовленном месте.

От импровизированного причала катер отходил практически бесшумно, на малых оборотах двигателя. Благодаря специальной светопоглощающей окраске, он полностью сливался с темной и маслянистой поверхностью спокойного моря.

В другую сторону от того же причала так же бесшумно отъезжал грузовой автомобиль. Сидящий рядом с водителем мужчина в черном комбинезоне по-хозяйски уверенно придерживал на коленях небольшой чемоданчик-дипломат.

А под досками настила ленивый чуть заметный прибой небрежно шевелил волосы уткнувшегося лицом в песок сухопутного майора с едва заметной черной дырочкой во лбу.

Внезапно грузовик резко затормозил. Мужчина в черном легко спрыгнул с подножки кабины и пробежал десяток метров до настила. Там он приподнял голову майора над водой и одним взмахом кривого ножа рассек ему горло от уха до уха.

– Действительно, татары так делают.

Так же быстро он вернулся обратно, и машина, легко преодолев полосу бездорожья, выкатилась на трассу.

До рассвета была еще уйма времени.

Глава 3

Он устал. Так, как никогда еще в жизни. Да и сама жизнь осталась где-то за пределами этой всеобъемлющей усталости. Кроме нее, не было ничего. Ни боли, ни желаний, ни воспоминаний. Пожалуй, осталось еще время. Каким-то образом он ощущал его неспешное течение вокруг себя, но не принадлежал и ему, укрывшись в коконе своей фантастической усталости.

* * *

Рядом с кроватью, на которой неподвижно лежал осунувшийся человек, стояли двое в белых халатах. В одном из них легко можно было опознать медика. Он и заговорил первым:

– Вы понимаете, это редкий случай в моей обширной и весьма разносторонней практике. Его организм, – врач кивнул на лежащего, – живет... автономной жизнью; я бы сказал, на своем клеточном уровне.

– Поясните, доктор.

– Видите ли, методика поддержания и восстановления таких пациентов нами весьма хорошо изучена. В основном, конечно, благодаря вашему ведомству, – последовал слегка ироничный поклон в сторону собеседника. – Постепенно и осторожно возвращая сознание пациенту, то есть, пробуждая клетки его головного мозга, мы лишь наблюдаем, как он самостоятельно берет под контроль собственное тело, восстанавливает, так сказать, работоспособность всех составляющих его частей и органов, запускает и синхронизирует химические реакции, стабилизирует водный режим, витаминный и гормональный обмены. В общем, процесс небыстрый и редко обходящийся, так сказать, без потерь – причем иногда весьма значительных, а порой и необратимых...

Собеседник нетерпеливо перебил:

– Вы хотите сказать, что такой человек может утратить какие-то ранее имевшиеся у него способности?

– Да-да, в том числе и элементарные. Ходить, например, правильно усваивать пищу или даже чихать! Но! – доктор поднял указательный палец и чуть не с любовью посмотрел неподвижному пациенту в лицо, – этот организм все время продолжал заботиться о себе сам. Каждой клеточкой! Мне пока трудно многое сформулировать просто и понятно, но если вы позволите образное сравнение...

– Только кратко, доктор.

Врач кивнул:

– Вот именно так светлые воины ислама ждут великого откровения своего небесного Господина. В постоянной несокрушимой готовности, занеся над головой неверных карающий меч, шагая вперед, напрягая мускулы и ожидая не помощи и поддержки Аллаха, но лишь Его указующего взгляда или намека...

– Да вы просто великий правоверный поэт, доктор! Теперь мне все стало ясно, спасибо. Только как это все проявится фактически? Чего и когда нам следует ожидать?

Недовольный, что его так бесцеремонно оборвали, медик задумался – теперь надолго.

– Не знаю. Повторюсь: это пока единственный случай в моей практике. Вместе с вами я с огромным удовольствием пронаблюдаю его. Потом напишу отчет или монографию. Вы сможете ее прочитать.

Собеседник чуть было не взорвался, но вовремя понял, что доктор вовсе не шутил, а был совершенно искренен. А врач продолжал:

– И ведь вовсе не богатырский организм! Он перенес множество физических страданий. – Теперь доктор посмотрел на собеседника угрюмо и неодобрительно. – Это я к тому, что в работе с ним вряд ли принесут положительный результат ваши обычные методы воздействия. У него дух и тело настоящего воина! Этот неверный никогда не станет вашим другом. А сроки... Что ж, думаю, что через 3–4 дня мы вернем ему сознание. Тогда уже ему не потребуется никакой раскачки, он сразу вступит в бой.

– Говорите, не станет другом? – Доктор утвердительно наклонил голову. – Что ж, попытаемся, чтобы он не стал нашим врагом.

* * *

В Москве, получив допуск к разведывательным данным по Ирану, собранным ФСБ, ГРУ и даже пограничной службой, Талеев очень пожалел, что раньше ему не приходилось близко сталкиваться с этой удивительной древней страной. Разобраться самому заочно во всех хитросплетениях ее внутренней и внешней политики оказалось чрезвычайно трудно, практически невозможно.

К тому же катастрофически не хватало времени: похищать человека «про запас» никто не станет. Значит, что-то неминуемо должно произойти в ближайшее время. А еще дамокловым мечом висел главный вопрос: зачем вообще похитили Сергея Редина? Гера понимал, что ответ на него тут же открывал путь для целенаправленных оперативных действий. Но... Даже навскидку все предлагаемые версии выглядели неубедительными, фантастическими или вздорными. Пришлось снова отказаться от попыток разобраться в первопричинах похищения и сосредоточить все усилия на подготовке общей операции по Ирану. Анатолий определил это все, как «удар по площадям».

От официального журналистского прикрытия Талеев отказался сразу: он не мог позволить себе быть постоянно на виду. Кроме того, несмотря на вполне добрососедские отношения с Советским Союзом, а теперь с Россией, и со своими недавно образовавшимися северными соседями из числа бывших советских республик, Иран был страной закрытой, отношение к иностранцам – настороженным, а в некоторых районах просто враждебным.

Основные сведения Гера надеялся получить у резидента в Тегеране, а пока по агентурным данным определил 2–3 места, где национальные спецслужбы имели свои лагеря подготовки или крупные центры сбора и обработки информации.

Действовать решили двумя небольшими группами, проникнув на юг страны через порт Харк, а на север – через границу Ирана с Арменией, на погранзаставах которой несли службу российские военные и могли обеспечить безопасность нелегального проникновения.

Сам Талеев пойдет со второй группой. Хотя на каждом направлении существовали секретные лагеря, которые необходимо было проверить, Гере как-то сразу приглянулось одно место сравнительно недалеко к юго-востоку от Тегерана у озера с каким-то чрезвычайно заковыристым двойным названием. Кроме того, там брал начало горный хребет Кухруд, пересекающий затем полстраны. Очень привлекательное место, которым воспользовались иранские спецслужбы, соорудив на высоте около 2 тысяч метров неприступный с трех сторон центр, оснащенный самой современной разведывательной аппаратурой.

Маскироваться под местных жителей было глупо, тем более что во многих районах Ирана работали российские специалисты: строили ГЭС и дороги, прокладывали линии электропередач и даже разведывали залежи полезных ископаемых. Вот под геологов и строителей выправили надежные документы, обговорили все нюансы связи, возможные пути отхода и обозначили точную дату начала операции.

«Продержись еще немного, Серж!»

* * *

– Посмотрите! – Доктор ткнул пальцем в один из мониторов. – Он приоткрыл глаза!

Тут же операторы вывели изображение еще на несколько экранов, и все, находящиеся на главном посту, смогли увидеть картинку из спецпалаты в 4-м блоке.

Пациент не просто открыл глаза. Он пошевелил руками, сначала осторожно, начиная с пальцев, а затем широко развел их в стороны, проверил подвижность каждого сустава. То же самое он проделал с ногами. Потом приподнялся на локтях и сел.

* * *

А для Сергея Редина это было далеко не первое «ознакомительное мероприятие». Он пришел в себя уже некоторое время назад. Трудно было сказать точно, когда именно, потому что часов в палате не было, как и окон, а неяркий свет всегда оставался постоянным. Сергею пришлось ориентироваться на то, как часто меняли капельницы, делали уколы и вообще появлялись посторонние в палате. Он считал, что прошло около двух суток. Приходящие люди были или абсолютно молчаливы, или переговаривались между собой на незнакомом Сергею языке, лишь изредка переходя на английский, познаний в котором Редину все равно не хватало, чтобы понять, где он находится и как сюда попал. Последним его реальным впечатлением было Женевское озеро в Лозанне и тихая узкая швейцарская улица по дороге в отель.

Впервые очнувшись, Редин не стал звать кого-то или пытаться самостоятельно слезть с кровати. Интуиция подсказала ему, что неплохо бы сначала осмотреться и сориентироваться. Делал он это чрезвычайно осторожно, когда никого в палате не было, сквозь едва приподнятые ресницы. Шевелиться себе не позволял. Сразу удивило отсутствие окон. Потом оказалось, что среди обслуживающего персонала нет ни одной женщины. Это в больнице-то! И уж вовсе непонятным был язык. Так какая же это, к черту, больница! Да и не страдал Сергей пока никакими хроническими заболеваниями. Сердце было еще более-менее, да и в остальном... Кроме многочисленных шрамов и переломов, разве что иногда геморрой.

После очень осторожного, тщательного и неторопливого самообследования Редин понял, что на его теле не добавилось ни одной новой царапины.

«Может я в психушке? Крыша поехала, галлюцинации?»

Однако ремней на нем не было, а из книжек Сергей знал, что настоящие психи такими вопросами не задаются. «Ладно, – подумал он, не найдя разумного объяснения своему положению, – пусть они делают первый шаг. У меня терпения хватит».

Но потом пришла другая мысль, и появился новый план.

* * *

Доктор рванулся было из помещения охраны, но его остановил тот высокий мужчина, с которым они впервые беседовали у постели пациента. Здесь он был главным.

– Не торопитесь, доктор. У вас еще будет время с ним пообщаться. Теперь это мой пациент. Вспомните ваши собственные слова о том, что он уже готов к бою.

Медик что-то недовольно пробурчал и плюхнулся в кресло около низкого зеркального столика. Мужчина продолжал:

– Предоставим ему возможность первому пойти на контакт. Это уже психологически определит его зависимое положение.

Из кресла послышалось:

– А вы уверены, что контакт будет для вас... э... приятным?

– Спасибо, доктор, что подсказали.

Мужчина повернулся к одному из сидящих у пульта и отдал распоряжение:

– Убрать охрану из 4-го блока, двери во внутренние помещения закрыть на ключ, а ведущие к выходу распахнуть. Внизу охрану оставить, но отобрать всякое оружие и предупредить, что пропускной режим остается в силе, но задерживать нарушителя, если таковой появится, придется голыми руками. Пусть считают это для себя контрольным проверочным тестом. Тревогу не объявлять! – Подумав, он добавил еще: – Все автомашины на стоянке закрыть и заблокировать, а мост на время поднять. – Потом повернулся к доктору. – Думаю, что мы можем послать к нему санитара чуть раньше положенного времени?

Медик лишь пожал плечами, давая понять, что подчинится любым распоряжениям.

– Отлично! И чтобы при нем никакого оружия не было!

Спустя несколько минут, получив сообщение по внутреннему телефону, он подсел к зеркальному столику.

– Вот, доктор, мы и проверим ваши теории и мои предположения.

* * *

Дверь в палату открылась совершенно бесшумно, и вошел уже знакомый Сергею санитар в белом халате поверх цивильного костюма. Даже заметив своего подопечного сидящим на постели, санитар не произнес ни слова, а просто начал манипуляции с капельницей.

По лицу Редина бродила доброжелательная, слегка виноватая и смущенная улыбка. Он сам протянул руку со введенным в вену катетером и выдавил из себя:

– Пли-и-з!

Вошедший молча склонился над его рукой. Тогда стремительно взлетела нога Сергея, согнутая в колене, и ударила санитара точно в висок.

* * *

Люди перед мониторами охнули и как по команде обернулись к своему начальнику. Тот предупреждающе поднял руку и сам, не торопясь, приблизился к экрану.

В это время Редин легко соскочил с высокой кровати, поднял бесчувственное тело и аккуратно уложил его на то место, где только что лежал сам. Потом неторопливо раздел его, а жгутами от капельниц крепко связал руки и ноги не пришедшего в себя санитара и даже примотал их к спинкам кровати. Рот жертвы он заклеил скотчем от иголок. Затем также неторопливо надел на себя костюм, халат и ботинки. Даже прошелся несколько раз по палате, оглядывая и охлопывая себя. Обнаружив в кармане расческу, причесался, провел рукой по недавно выбритому подбородку, удовлетворенно кивнул и спокойно направился к двери.

* * *

Доктор все-таки не выдержал:

– Что же вы смотрите?! Остановите его немедленно!

Начальник лишь криво усмехнулся:

– Как вы не понимаете, это же демонстрация. При желании он мог убить санитара, вооружиться какими-нибудь подсобными средствами и тайно ползком выбраться в коридор. А тут... Он понял, что мы за ним наблюдаем и ждет нашей реакции. Разведка боем. Молодец, моряк!

* * *

В коридоре было абсолютно пусто. Разминая на ходу затекшие ноги, Редин неторопливо шел вперед, дергая за ручки всех дверей. Закрыто. За поворотом начиналась ведущая вверх лестница. Преодолев по ней два пролета, Сергей оказался в холле перед приоткрытой стеклянной дверью. Еще дальше располагалась высокая стойка, перегораживающая проход, и арка металлодетектора, возле которой маячил один из служащих.

Редин направился прямо к нему, держа в руках какую-то пластиковую карточку, обнаруженную им в кармане костюма. Охранник был впечатляюще усат и черен. Начал Сергей издалека:

– Дяденька чурка... – дальше следовал совершенно непечатный текст, произнесенный тем не менее вполне доброжелательным тоном. Любой черножопый урюк на московском рынке взорвался бы уже на половине такой тирады. Этот, однако, не отреагировал, а протянул волосатую ручищу к карточке.

«Что ж это за место такое, где чучмек не понимает русского мата?» Протянув вперед пропуск, Сергей одновременно нанес сильный и точный удар кованым носком ботинка в коленную чашечку охранника. Такой язык был понятен всем. Тут же последовал ответ в виде неглубокого вежливого приседания и взвизга от боли и ярости. Обижать недотепу сильнее Редин не собирался, но тот перекрывал ему путь к выходящей на улицу двери. Поэтому сцепленными в замок руками Сергей со всего размаха ударил противника в район левого уха, легко перескочил через поверженное тело и бросился вперед, заметив краем глаза, что наперерез ему кинулся второй страж, видно, родной брат первого, судя по усам.

Лучший способ драки – ошеломить нападающего. Не добегая до двери буквально пару метров, Редин сильно оттолкнулся левой ногой, но вместо предпоследнего шага вперед, изменив уже в воздухе направление и сгруппировавшись, он метнулся в ноги подбегающему охраннику. Насчет ошеломления неизвестно, но с катушек тот полетел кубарем, опрокинув головой тяжелую металлическую урну около входа. Сергей молниеносно вскочил на ноги и выбежал во двор, не забыв провериться: его пока никто не преследовал.

Вот только никакой радости это не принесло, стоило ему лишь мельком оглядеться вокруг.

Сравнительно небольшой и по-современному комфортабельный дворик с бетонированными подъездами и удобной парковкой был зажат между высокими отвесными скалами. Такие же скалы виднелись впереди на горизонте. Причем, их вершины были сплошь покрыты снегом!

«Ни хрена себе, Альпы! – успел подумать Сергей, как услышал позади себя спокойный громкий голос. Речь была русская, акцент незначительный; как раз такой, когда понимаешь, что перед тобой иностранец, но национальность определить не можешь. – «Ну хоть этот без усов и не черный».

– Вам не тяжело так скакать с непривычки?

Говоривший стоял на ступеньках, а сзади него в проеме двери копошились обиженные охранники. Он выглядел лет на 45, был худощав, спортивен, с зачесанными назад седоватыми волосами и длинным породистым носом. «Может, англичанин?» Оценив ситуацию, Сергей с достоинством изрек:

– Ай лав ю.

– Я тоже, – по-русски произнес длинноносый.

– Вот и славненько, – Редин демонстративно отвернулся и шагнул в сторону выхода с парковки.

– Не думаю, господин Редин, что это хорошая идея – покинуть нас так внезапно и быстро.

«А мне насрать, что ты думаешь», – чуть слышно пробурчал себе под нос Сергей и продолжил движение. «Носатый» был вынужден сойти со ступенек и двинуться следом.

– Кстати замечу, что через несколько десятков метров, вон за тем некрутым поворотом, имеется мост над глубоким ущельем. В настоящий момент этот мост поднят. У вас нет оснований мне не доверять.

Теперь Редин остановился:

– Вот даже как? Наверно, вы просто горите желанием объяснить мое присутствие здесь. Да и, черт возьми, что такое «здесь»?

– Думаю, что единственной причиной, почему это до сих пор не сделано, было ваше физическое состояние.

С таким доводом трудно было не согласиться.

– Ну, начинайте объяснять!

– Господин Редин, вы сами прекрасно понимаете всю несерьезность такого подхода. Вопросы, которые мы намереваемся обсудить с вами, не решаются на проходном дворе. Пройдемте в мой кабинет.

В общем-то, главную информацию из своего спонтанного «побега» Сергей уже извлек: вопросам охраны здесь не уделяют приоритетного значения, больше полагаясь, вероятно, на естественно-природные ограничители – крутые горы и отвесные ущелья.

Чуть поколебавшись, он шагнул за незнакомцем. Тот отдал какие-то распоряжения охранникам и, обернувшись к Сергею, пояснил по-русски:

– Я приказал вернуть охранные и сигнализационные системы в исходное положение, выставить недавно снятые посты, разблокировать автомобили на стоянке и вернуть всем положенное по правилам оружие. Вас удовлетворяет моя откровенность, господин Редин?

«Без комментариев! Я уже утираюсь. Один ноль в пользу черных».

Сергей молча прошагал внутрь здания.

Глава 4

Инфильтрация через границу обеих групп прошла успешно. Талеев вместе с Анатолием и Вадимом на поезде добрались до Тегерана и, прямо с вокзала связавшись по кодовому телефону с нужным человеком, договорились о встрече.

В старом городе было шумно и многолюдно, зато безопасно. Через час удалось отыскать условленное место. Им оказался небольшой магазинчик, вход в который вместо двери закрывал весьма потрепанный ковер. Зато чего только не было внутри! Сувениры и сладости, аптека и парикмахерская, продукты, одежда, холодное оружие... Гера не переставал удивляться, проходя через несчетное число комнатушек-кладовок вслед за сгорбленным иранцем лет двухсот. Наконец они оказались в тупиковом помещении, застланном коврами, в углу которого на диване сидел полный мужчина в неописуемом головном уборе и потрепанном длинном халате, под которым виднелся вполне приличный европейский костюм и дорогие модные туфли. Старик-иранец исчез таким таинственным образом, что у неверующего Талеева появилось сильное желание осенить себя крестным знамением. Испарился, наверное.

Лицо незнакомца Гера изучил еще в Москве по фотографии, как и все анкетные данные. После обмена паролями тот произнес:

– Мне уже сообщили, что прибыли вы благополучно. Рад приветствовать. Зовите меня просто Юрий.

Выслушав вопросы журналиста, он слегка усмехнулся, ровно настолько, чтобы это не обидело собеседника, и также спокойно проговорил:

– Если бы вы дали мне год, чтобы подготовиться к ответу, я вряд ли что-нибудь смог сообщить. Но вы хотите получить информацию прямо сейчас, и возможно, я попаду в десятку своими наблюдениями и выводами «не для протокола»...

«Как же все-таки сильно влияет на человека страна пребывания! Речь, манеры, образ мыслей… – Гера тут же вспомнил Семена Виргена. – Но только такой разведчик и может принести весомую пользу».

Юрий продолжал:

– В Москве мало понимают специфику нашей работы здесь. Письменные отчеты не дают никакого представления о, так сказать, внутренней атмосфере.

– Вот вы и дайте мне это представление. Я, видите ли, имею чрезвычайно отдаленное отношение к тому ведомству в Москве, на которое вы намекаете. Я – журналист. Возможно, слегка специфический.

Юра очень вежливо не то хмыкнул, не то кашлянул:

– Конечно-конечно, все, что в моих силах. Особенно для журналистов, имеющих «красный штрих». Нет-нет, это вовсе не укор. Я по складу характера аналитик и всегда завидовал таким людям, как вы. Здесь, – Юрий плавным широким жестом рук как бы охватил все пространство комнаты, но Гера понял, что говорит он о чем-то гораздо более значительном, – витает дух тысячелетий. Он не просто неистребим, он культивируется. И если мир давно забыл о тех временах, то внутри страны по-прежнему жива не только древняя Персия, но и Ассирия, Вавилон… вы понимаете, о чем я говорю?

– Стараюсь, но у меня не слишком-то получается.

– Прошу извинить мою многоречивость. Заразился этим уже здесь. Наверно, неизлечимо. Итак, во всем мире спецслужбы – одно из самых закрытых образований, согласны? Для Ирана это характерно в десятикратном размере. Кроме того, каждый отдел этого уважаемого ведомства категорически не приемлет вмешательства и даже сотрудничества от своих же коллег другой, так сказать, направленности. Это создает массу дополнительных трудностей для нас по сбору информации, по внедрению наших людей. Но, с другой стороны, наши агенты чувствуют себя внутри более защищенными… – Заметив, что Талеев хочет перебить его, Юра добавил: – Сейчас вы поймете, к чему этот маленький исторический экскурс.

Так было до недавнего времени. Сейчас обстановка в стране резко меняется, что, конечно, отражается и на ее спецслужбах. В руководство приходят новые люди, часто обученные и даже воспитанные в Европе и Америке. Совершенствуется стратегия, тактика, техническая оснащенность. Вот, в общем-то, ответ на один из ваших главных вопросов. Похищенный человек, тем более российский военный, обладающий какой-либо информацией и занимающий известный пост, не минует «Высокого орлиного неба».

– Чего-чего?

– Так приблизительно переводится на русский название нового современного Центра сбора и обработки информации. В просторечьи, между собой, просто «Небо».

– Где это?

– Всего в 150 километрах отсюда и пару километров вертикально вверх.

«Ай да молодец, Гера! Интуиция тебя не подвела».

– Но мне трудно чем-то обрадовать вас. Центр новый, своего человека удалось внедрить пока только в его охрану. Но и от него пока не поступало действительно ценной информации. Попробуем ускорить, так сказать, процесс.

– Ничего, на месте разберемся.

– Простите, Гера, вы упомянули, что этот русский офицер как-то связан с ядерной энергетикой?

– В общем-то, да.

– В эту сферу Иран последнее время вкладывает колоссальные деньги. Целые институты, лаборатории, новые проекты...

– У нашего офицера узкая специализация – ядерные отходы. Он не ученый или разработчик. Бывший подводник-атомщик.

– Вот как?! Вы раньше не говорили об этом.

– Почему это вас так заинтересовало?

– Видите ли, совсем недавно – так что эти сведения еще мною не перепроверены, не обработаны и не переданы в Москву – создано новое сверхсекретное подразделение, а может, отдел или комитет. У него нет пока официального статуса. Нам не известны ни круг его задач, ни штатная численность, ни дислокация. Только кодовое наименование и то, что во главе стоит иранский подданный, родившийся в Европе, обучавшийся в США и Японии, проживший вне страны большую часть жизни и, возможно, связанный с британской разведкой.

– А какое это может иметь отношение к моему делу?

– Возможно, никакого. Вот только... – и тут Гера услышал поразительные слова, так часто повторяемые его другом Рединым и уже ставшие для него самого чем-то вроде неоспоримого постулата, – совпадений не бывает! Интересы этого подразделения устремлены на юг страны, в Персидский залив и далее к выходу на мировые океанские просторы. Простите, это всего лишь несколько случайно попавших к нам обрывков телефонных разговоров и, извините, пьяных полунамеков.

– Да, мы это непременно будем иметь в виду. Только пока давайте уточним все известные вам практические детали по этому «Птичьему небу».

– Высокому орлиному.

– Да хрен с ним, с названием. Расположение, подходы, численность охраны, ее расстановка, сигнализация...

– Простите, что не заметил с вами десантной дивизии.

– Будет, Юра, будет, если понадобится. А мы пока начнем. Но неужели все так серьезно?

– А вот посмотрите.

И они оба склонились над большой и подробной картой с приколотыми к ней листками каких-то схем, чертежей, набросков, просто рукописного текста, извлеченных Юрием, как заправским фокусником, из необъятных складок его замызганного халата.

«А ведь ты, служивый, просто титаническую работу проделал за такое короткое время. Преклоняюсь. Прямо старик Хоттабыч! Кстати, тот ведь тоже вроде из этих мест происходил».

* * *

Кабинет длинноносого начальника меньше всего походил на строгое казенное помещение. Мягкие широкие кресла около невысокого стола, по форме напоминающего бумеранг, большое окно с тяжелыми однотонными шторами, у одной стены расположился изящный открытый бар со множеством бутылок, у другой – огромных размеров плоский экран. «Сюда, наверно, можно вывести картинку с любого монитора из центра охраны», – Сергей уже побывал там и в полной мере представлял разветвленность сети контрольных видеокамер как внутри здания, так и на подступах к нему, включая даже прилегающие отвесные скалы.

Редину отвели небольшую уютную комнату рядом с палатой, где он лежал и куда теперь приходил для разных медицинских процедур по окончательной очистке организма и восстановлению его психофизических качеств в полном объеме.

Этот блок находился ниже уровня земли, поэтому окон в комнате не было. Зато работал телевизор с подключенной игровой приставкой. Подбор программ был весьма специфичным: американские и японские мультики и музыкальные видеоклипы. От такого разнообразия поневоле схватишься за пульт игровой приставки и начнешь нещадно мочить выползающих из всех дырок монстров! Без особой нужды и специального разрешения покидать эту территорию не рекомендовали. Сергей добровольно подчинился.

Кроме врача, ведущего разговоры только на медицинские темы, и начальника, умудряющегося не сказать ни о чем конкретном, весь другой персонал продолжал молчать. В комнате не было даже часов и календаря.

«Ладно, ладно, сами же первыми начнете раскрываться. Это не я вас спер, а наоборот. Значит вам что-то надо еще, кроме анализов. Все-таки, чем же привлекла вас моя заурядная в мировом масштабе фигура?»

Ответа Сергей пока не находил. Расспрашивать не считал нужным. Но его интерес постоянно возрастал. «Ишь, психологи хреновы! Все правильно рассчитали. Фрейды недоделанные. Был бы на моем месте железный Талеев...»

* * *

Уже судя по началу сегодняшнего разговора, он явно должен был отличаться от предыдущих вежливых раскланиваний.

– Вы, господин Редин, можете обращаться ко мне просто Смит.

– Как оригинально! Никогда раньше не встречал столь заковыристого имени.

– Конечно для вас не секрет, что русский язык для меня не родной, поэтому тонкая ирония, трюизмы и некоторые метафорические обороты не находят желаемого отклика в моем сознании.

«Ха-ха! Еще как находят! Хотя русский для тебя действительно не родной язык».

Сергей только кивнул и вслух добавил:

– Тогда вам, наверно, удобнее звать меня Серж.

Смит слегка приподнялся из кресла и церемонно поклонился.

«Ну, прямо тебе Букингемский дворец!»

– Надеюсь, за проведенное здесь время вы заметили, Серж, что мы стараемся быть с вами предельно откровенными и правдивыми. То, что по каким-то причинам не может быть разглашено, мы обходим молчанием, не пытаясь обманом создать у вас ложную картину происходящего.

– Благодарю.

– Возможно, о чем-то вы догадываетесь, но конкретное подтверждение сможете найти лишь в моих словах. Организовали и осуществили ваше похищение из Лозанны иранские спецслужбы.

Трах! Вот именно так бьют обухом по голове. Секунд через десять Редин почти очухался:

– Дайте мне сигарету, Смит.

Выкурив «Кэмел» до половины, Сергей уже спокойно поинтересовался:

– А эти иранские спецслужбы, часом, ничего не напутали, а? Вроде бы я для гарема староват и некрасив...

– Это не имеет никакого значения.

«А еще говорил, что у него с юмором плоховато!»

– Сейчас вы находитесь на территории государства Иран в одном из центров наблюдения и информации.

– Я бы с удовольствием ответил вам взаимной откровенностью, но боюсь, что вовсе не обладаю интересующей вас информацией. Даже в Лозанне на симпозиуме я не делал никаких секретов из деятельности моего отдела в России.

– Нас абсолютно не интересует ваша теперешняя работа в России и любые связанные с ней секретные данные.

Трах! Еще раз обухом по голове.

– Чего же вы от меня-то хотите, – не выдержал Редин, – рецепт макаронов по-флотски или чертеж самогонного аппарата в разрезе?!

– Пожалуйста, не волнуйтесь, Серж. Об этом еще не настало время говорить...

– Не настало... твою мать?! А держать меня здесь заложником настало?! У вас своих подопытных кроликов не хватает, да?!

Смит абсолютно спокойно ответил:

– Если вы имеете в виду медицинские эксперименты, то никто не собирается...

– Насрал я на ваши эксперименты! Катитесь в жопу со своей психологией, ублюдки азиатские.

– Выпить хотите?

– Че...го?!

– Что предпочитаете пить: водку, пиво, виски? Может коньяк, джин, абсент, ликер...

Сергей машинально ответил:

– Шило, – но тут же добавил, – врач не рекомендовал.

– Какой врач, наш или российский?

– Да на российских-то я... положил давно.

– Ну а с нашим я как-нибудь сам этот вопрос урегулирую. Или, как вы сказали, «положу», да?

– Не надо, Смит. Идиомы – это не ваш конек. А выпью действительно с удовольствием. Все, что нальете. Побольше и покрепче. Кстати, как же такое изобилие алкогольных напитков сочетается с официальной мусульманской религией в стране?

– Серж, предоставьте мне самому разбираться с законами шариата. Не забивайте голову неведомыми вам тонкостями.

Смит выбрал абсент. Его вкус не понравился Сергею, однако 70 % спирта произвели должное успокаивающее действие. Собеседник тоже пригубил из своего стакана.

– Если вы считаете, что со мной еще рано беседовать на конкретные темы, к чему все эти посиделки?

– Это я могу объяснить. Предположим, вам предстоит решить непростую задачу. Быстрота и правильность ее решения будут напрямую зависеть от известных вам данных: чем их больше, тем гарантированней верный результат.

Сергей согласно кивнул.

– Так как же я могу поставить перед вами задачу, не сообщив даже минимального набора данных?

– Да, это вполне логично. Если, конечно, поставленную задачу предстоит решать именно мне.

– Неужели у вас еще остаются какие-то сомнения на этот счет?

Сергей уже докурил вторую сигарету и попросил:

– Знаете, Смит, я готов внимательно вас выслушать, вот только это, – он приподнял над столом стакан и покачал остатками зеленоватой жидкости в нем, – не подходит для спокойного, неторопливого разговора. Налейте лучше коньяк.

Смит принес из бара бутылку «Хеннесси» и два чистых бокала, потом плеснул в оба и занял свое место в кресле напротив Редина. Над столом поплыл терпкий и чистый аромат благородного напитка. Согревая в ладонях дно пузатого бокала, Смит поинтересовался:

– Скажите, Серж, много ли вы знаете об Иране?

– Ну... – Вопрос был слишком неожиданным. Сергей хотел собраться с мыслями. – Вас интересуют мои познания в истории, географии или современной политике и экономике?

– Да, в общем-то, все вместе.

Еще некоторое время Редин помолчал, а потом медленно, с остановками проговорил:

– Это древняя страна. Богатая. В древности Персия завоевала чуть не половину тогдашнего мира. Очень удобное географическое положение. Были великие полководцы – Дарий, Кир, кажется. Потом Персию захватил Александр Македонский... Тигр и Евфрат... Нет, это, вроде, уже Ирак. Да, вот Омар Хайам точно ваш! Стихи хорошие писал, рубаи. Про баб и водку. Впечатляет, если поймешь. Но, кажется, весь расцвет и подъем закончился еще в первом тысячелетии. Во втором хронически загнивали с редкими всплесками. И еще убили нашего Грибоедова!

– Приношу свои извинения и соболезнования по поводу Грибоедова. Вслед за персидским шахом. Только алмаза у меня нет, чтобы откупиться. Насчет тысячелетия увядания вы, конечно, чересчур размахнулись, но, по сути, правильно. Нельзя долго жить былым величием, прославлять древние победы, но не совершать новые. Нельзя, отгородившись от всего мира, загнивать в убогом феодализме. Нельзя вопросы процветания страны и нации доверять религиозным фанатикам и мракобесам. Вот к чему все это приводит! – Смит широким жестом руки указал на окно.

– Да вы, батенька, еретик-с!

– Что?

– Не обращайте внимания, это я о своем. А с вами полностью согласен. Продолжайте.

– Так вот, теперь, когда появились все предпосылки для возрождения великой страны, это очень многим пришлось не по вкусу. А кое-кто не откажется и от применения силы...

– Кажется, что-то подобное уже не один десяток раз случалось в истории. Последний раз, если мне не изменяет память, нечто подобное организовал какой-то бывший ефрейтор...

– Не надо сравнений с Адольфом Гитлером! Ни захватывать чужие территории, ни воевать за новый передел мира мы не собираемся. Это и есть принципиальное отличие. Мы хотим возрождать свою нацию не за счет ущемления чьих-то интересов, а используя свой огромный национальный потенциал, который сознательно принижали и унижали не одну сотню лет.

– Это вы сейчас конкретно Америку имеете в виду?

– Именно! Или вам мало Вьетнама, Ирака, Югославии?! Но сейчас другое время, и мы совсем не так беззащитны! Народ прозрел и избрал себе достойных руководителей, настоящих патриотов.

«В общем-то, верно. Хотя и такое мы уже где-то слышали».

От высказываний вслух Редин, однако, воздержался.

Смит сделал глоток коньяка, но вкуса похоже не почувствовал. Он встал с кресла, подошел к окну и оттуда заговорил:

– Но нам всегда были чужды террористические методы борьбы. Никто не может упрекнуть Иран в поддержке терроризма! Не на словах, а на деле мы боремся с любыми его проявлениями. «Мировая ось зла» – это выдумка американцев. Единственное, главное зло – это они сами и их приспешники. Но ни у кого не получится поставить на колени народ, почувствовавший свою силу и правду!

Смит вернулся к столу с пустым бокалом в руке:

– Я думаю, Серж, вы не можете обвинить меня в искажении фактов или недостаточной откровенности. Вам уже сейчас будет о чем серьезно подумать. А в следующий раз мы вплотную подойдем к основной цели нашего сотрудничества. Желаю вам доброго отдыха и быстрейшего восстановления сил!

Глава 5

Юра явно поскромничал, когда говорил, что обрадовать нечем: карта прилегающих к Центру гор была очень точна, на ней были обозначены даже тропки древних контрабандистов и новейшие доработки последнего времени: наблюдательные посты, следящие камеры, ловушки. Молодец!

Еще через день пришло первое сообщение от внедренного во внутреннюю охрану Центра агента. Это уже было попадание в яблочко. На одном из инструктажей всем бойцам показали фотографии двух новых сотрудников. И хотя вживую их никто еще не видел, прилагаемое словесное описание не оставляло никаких сомнений: седые волосы, шрам на левой щеке, оттянутый вниз внешний уголок глаза, отчего лицо имело выражение мрачной настороженности, волевой упрямый подбородок, короткий прямой нос... Здорово, Серж! Все-таки удача на нашей стороне! Второй субъект был Гере не знаком, да и не очень пока интересовал.

Теперь процесс подготовки можно было форсировать. Со второй группой, следовавшей на Шираз, связаться не удалось, но Юра успокоил, что такое здесь довольно часто случается. Всему виной большой горный хребет, пересекающий страну с севера на юг.

Впереди было еще более двух суток, и Талеев нимало не встревожился. Он оставил короткие сообщения на явочных точках.

Через своих агентов Юрий поднял на ноги всю сеть контрабандистов и разных криминальных торговцев: Гера дал ему внушительный список необходимой экипировки, оснащения и оружия. В нем были весьма специфичные вещи, достать которые законным путем в Иране было абсолютно невозможно.

Сам журналист с друзьями занялся скрупулезной разработкой плана нападения на Центр. Он не колебался ни секунды. «В Афганистане в свое время 16 человек из группы «Альфа» в считанные минуты взяли штурмом дворец Амина. Нас будет 5, зато каждый по подготовке как минимум четверых стоит. Так что у нас еще и превосходство! К тому же, способ действия у нас принципиально другой».

* * *

Группой из двух человек, которая высадилась в иранском порту Харк и должна была продвигаться на Шираз, командовала молодая девушка по имени Галя. Ее младенцем подобрали советские войска в горах недалеко от афганского города Герат близ афгано-иранской границы. Как она там одна оказалась, никто не знал. Ребенок умирал от жажды, истощения и пулевой раны в боку. В бреду девочка лепетала какое-то слово, похожее на гю-иль. Так она стала Гюльчатай, а в дальнейшем, по паспорту – Галиной Алексеевой, по фамилии командира спасшего ее отряда.

Спецназовцы нарушили правила: они не оставили девочку в первом же приемнике-распределителе на советской территории, а подлечив в полевом госпитале, привезли в Москву, где устроили в самый лучший детский дом. Гюльчатай никогда не чувствовала себя одинокой. Ее спасители регулярно посещали детдом, дарили игрушки и одежду, забирали по очереди на все выходные, праздники и каникулы. В общем, дочь полка.

Девочка выросла в статную черноокую и черноволосую красавицу с мраморно-белой кожей и неподражаемой грацией уроженки горных районов северного Афганистана. Немудрено, что имея такое покровительство, после получения юридического образования в Московском университете, она поступила в высшую школу КГБ.

Девушку всегда тянуло на родину. Чрезвычайно способная к языкам, она в короткий срок освоила в совершенстве несколько наречий не только Афганистана, но и Ирана. Даже успела побывать в Тегеране с разведывательным заданием. Ее физической подготовке мог позавидовать атлетически сложенный мужчина из ОМОНа.

В Команде она быстро стала всеобщей любимицей и полноправным бойцом.

Напарник Гали был специалистом в области электроники, компьютеров и связи, проходивший в свое время подготовку в частях спецназа и тайно привлеченный к операции из одного отдаленного регионального Управления ФСБ. Звали его Севой, и он не сомневался, что работает сейчас в спецназе ГРУ.

Из Харка они без приключений попали в Шираз, прозондировали там почву на предмет подготовки или проведения каких-либо операций государственными спецслужбами. Не обнаружив никакой активизации деятельности в этом районе, направились, как было условлено, в сторону Бендер-Аббаса, города на берегу Ормузского пролива: там находились морские части иранских спецслужб.

Сначала Талеев был против привлечения Гюльчатай к работе. Иран – не та страна, где девушка могла свободно расхаживать одна по улице. Но Гале удалось убедить его, сославшись на отличное знание языков, свою восточную внешность и кое-какие послабления внутри страны в отношении соблюдения строгих законов шариата в последнее время.

И все-таки теперь на встречу со связником в городской сквер отправился Сева, а Галя с головой укрытая темным покрывалом, присела за столик вблизи от выходящего на этот сквер окна маленькой кофейни при женском магазине: такие теперь стали появляться во многих городах Ирана.

Вот Сева неторопливо догнал медленно идущего по тропинке чрезвычайно толстого иранца, и они двинулись дальше вместе, вполголоса о чем-то переговариваясь. Деревьев в сквере было мало, и Галя прекрасно видела обоих мужчин.

Но тут ее внимание привлекла темно-красная автомашина, стоявшая на противоположной стороне сквера, метрах в 150. Мужчины на аллее приближались именно к ней. В какой-то момент три дверцы машины распахнулись, и на тротуар быстро выскочили несколько человек в черных костюмах. Потом произошло на первый взгляд непонятное: по короткой и негромкой команде одного из них остальные тут же скрылись обратно в машине за поднятыми, несмотря на жару, сильно тонированными стеклами. Теперь Галя заметила в руке отдавшего команду мобильный телефон. Цепочка событий в ее голове замкнулась.

В Бендер-Аббас они прибыли только что и наследить не успели. Также навряд ли их вели от Шираза: они несколько раз меняли транспорт и тщательно проверялись. Значит, агент-связник провален и играет на чужой стороне. Определенно, взять Севу хотели сразу же, но на толстяке явно был микрофон, позволявший людям в красной машине прослушивать разговор. В самый последний момент Севой было сказано что-то такое, что вынудило агентов изменить на ходу свой первоначальный план.

Варианты Галя просчитывала молниеносно. У возникшей ситуации возможны были три основных продолжения: взять сразу после окончания встречи, дождавшись, пока Сева весь выговорится; вести на «коротком поводке», чтобы определить место укрытия остальных членов группы; сделать поводок длинным, то есть отпустить на вольные хлеба, уверившись, что приезжие агенты будут постоянно контактировать со связником. Последний путь предполагал долгую игру.

Надо быстро выбрать универсальный вариант ответа. Но кому звонил или кого слушал старший группы захвата? Галины глаза быстро обежали все видимое открытое пространство. Конечно, еще один или даже несколько наблюдателей могли спрятаться, где угодно, но шанс был.

Вот старичок на скамейке что-то проговорил в свой небольшой телефончик. Вообщем-то, даже в Иране мобильная связь уже не редкость, но плохо сообразуется с очень преклонным возрастом говорящего. И тут же вдоль тротуара медленно двинулся вперед красный лимузин. Несуразность плюс совпадение дают в итоге максимальную вероятность плановых действий.

Галя метнулась к выходу. Только бы еще не оказалось наблюдателя за руководителем! Ее тонкая черная накидка мгновенно перекочевала в рюкзачок за спиной, а на девушке оказались спортивные темные брюки, белые кроссовки и бесформенная фуфайка с какой-то надписью на груди. Волосы были коротко по-мальчишески подстрижены. Жаль, усов нет!

Из дверей магазинчика на улицу выскочил уже студент-первокурсник, готовый к пробежке, с доской для скейта под мышкой. Широкими беговыми шагами Гюльчатай в считанные секунды догнала поднявшегося со скамейки старичка, опиравшегося на палку и успевшего отойти не далее трех метров. Обняв его сзади за плечи, она склонилась головой к самому лицу. Со стороны могло показаться, что заботливый внук уговаривает любимого дедушку присесть на скамейку. И дедушка действительно согласился! Как-то очень по-стариковски, неуверенно, бочком, поддерживаемый внуком, он вернулся к своей скамейке, опустился на нее и, скрестив на коленях руки, задумчиво опустил голову на грудь. Внук чмокнул деда в щеку, прокричал что-то задорное и рванул дальше по дорожке сквера.

Из «дедушкиной» шеи сзади, прикрытая съехавшим париком, торчала короткая, не более 2–3 сантиметров, рукоятка длинной спицы. Удар был филигранно точным и сильным: перебив шейные позвонки, он обездвижил тело; пробив трахею и гортань, лишил способности издавать любые звуки, а проникнув еще дальше, предрешил наступление неминуемой смерти в течение 3–5 минут. Прощай, «дедушка»!

Двигаясь наперерез машине, Галя оказалась впереди нее метров на десять. Развернувшись и перехватив поудобнее тяжелый, обитый металлом скейт, она начала встречное движение. Резкий трехшаговый разбег завершился мощным прыжком вдоль капота машины прямо в лобовое стекло. Скейт выполнял роль тарана. Стекло не вылетело полностью, а мгновенно покрылось сетью мелких трещин и наполовину загнулось в салон со стороны водителя. В образовавшуюся дыру влетел и сам скейт, и осколочная граната с выдернутой чекой до этого зажатая в кулаке девушки. Сама Гюльчатай, перевернувшись через голову, оказалась на тротуаре и следующим прыжком влетела в плотные кусты какой-то колючей зелени на газоне сквера. Тут же раздался взрыв. Вместе с оторванными дверцами и выбитыми стеклами из машины метнулись огненные факелы, которые быстро опали, явив немногочисленным очевидцам мгновенно обуглившийся остов автомобиля, продолжавший неторопливо катиться вперед.

Толстый связник и Сева на взрыв обернулись одновременно. Также быстро оба поняли что произошло и синхронно выхватили оружие. Толстяк оказался на удивление проворным и нажал курок за мгновение до того, как черный безбликовый нож Севы воткнулся ему между ребер, безошибочно отыскав сердце.

Шума выстрела никто не услышал. Приходящие в себя люди без излишней торопливости приближались к автомобилю. Истошно закричали несколько раненных осколками прохожих. Из встречной машины, врезавшейся в фонарный столб, тоже с воплями и стонами выбирались шофер и пассажир.

Галя, никем не замеченная, метнулась к двум опустившимся на тротуар телам. Сева был в сознании. Он зажимал ладонью рану в левом боку. Галя попыталась подхватить его под руки и помочь подняться, но Всеволод отрицательно замотал головой:

– Уходи, Галчонок! Вдвоем нам не выбраться. Не раскусил я этого борова до самого конца, пока ты фейерверки не начала устраивать. А сомнения кое-какие все же появились, когда он слишком заинтересованно стал расспрашивать о нашем дальнейшем маршруте. Ну, я, возьми и ляпни первое попавшееся название, которое запомнил еще в Москве, изучая карту – Джаск. Это какой-то вшивый городишко дальше по побережью. Нас он никаким краем не интересовал. А этот гад даже переспросил дважды...

«Вот когда появилось изменение в плане захвата», – успела подумать девушка.

– Беги! Уже полиция подъезжает и «скорая помощь». Я выкручусь. В суматохе сойду за жертву теракта, документы у меня железные, отправят в больницу, а уж оттуда я сумею слинять. Заодно еще заштопают и подлечат!

Это действительно был редкий спасительный шанс. Пока Сева говорил, Галя успела осторожно осмотреть его рану. Пуля не задела основные органы, но кровотечение было сильным, и пострадавший нуждался в квалифицированной медицинской помощи.

– Севочка, если не будет прямой угрозы, оставайся в больнице. На днях мы тебя заберем оттуда официально. Если же придется линять, то добирайся до Шираза и там заляг на одной из точек. Оставь нам сообщение во всех «почтовых ящиках».

Площадь со сквером уже начинала походить на растревоженный муравейник. Галя метнулась в сторону и, никем не остановленная, быстро скрылась в грязных кривых улочках старых районов города. Там же в укромном месте она снова изменила внешность. Теперь это была иностранка. С открытым лицом, на котором был минимум косметики, в рыжем парике, но подчеркнуто уважающая законы страны прибывания: под юбкой надеты длинные брюки, на плечах темная шаль, которая мгновенно могла быть накинута на голову, закрывая лицо. Вообщем, иностранный специалист среднего звена в одной из крупных фирм, прочно занявших в последнее время твердые позиции, особенно в больших городах.

«Что же так заинтересовало или встревожило наших противников? Какой-то взятый с потолка Джаск? Или сама направленность поисков?»

В любом случае девушка понимала, что ни соваться туда в одиночку, ни оставаться в Бендер-Аббасе после случившегося она не имела права без риска поставить под угрозу срыва всю операцию Команды.

Надо было самой пробираться к Талееву. А связи с ним не было.

* * *

О теракте на юге Талеев узнал из телевизионных новостей. А вскоре появился Юра, который, получив информацию по своим каналам, внес существенные коррективы в официальное сообщение.

Гера всерьез насторожился, когда узнал, что жертвами взрыва в Бендер-Аббасе стали сотрудники спецслужбы. Именно в этом городе должна была работать южная группа: Галя и Сева. Талеев снова пожалел, что, поддавшись на уговоры, взял девушку на операцию. Он ничуть не сомневался в ее уме, способностях, боевых качествах, но Иран оказался слишком непредсказуемой страной. Не место здесь женщинам.

Успокаивало, что организаторы теракта не были задержаны, а у органов не появилось пока ни одной зацепки. Все погибшие участвовали в какой-то секретной акции, не оставившей время на детальную разработку и планирование. Недоумевали даже руководители спецслужбы в Бендер-Аббасе. На вопрос о возможности прямой связи с заброшенной группой Юра огорченно развел руками.

Конечно, коррективы в разработанный план они обязательно внесут прямо сейчас, но отказываться от своих намерений Талеев не собирался, тем более что был абсолютно уверен в благоразумии Гюльчатай и в ее строгом следовании полученным инструкциям.

Значит, до приезда Гали и Севы в Тегеран оставалось еще полтора суток. Если...

***

После обеда, когда Редин собрался прилечь отдохнуть, в дверь комнаты вежливо постучали, и на пороге возник дюжий охранник в обнимку с легким небольшим креслом, которое, не произнеся ни слова, водрузил около стола. Интерьер помещения, в котором содержался Сергей, не предполагал наличия лишней мебели, поэтому нетрудно было догадаться, что вскоре стоит ожидать гостей.

Мистер Смит появился тут же, разминувшись в дверях с уходящим охранником, которому отдал какое-то короткое распоряжение.

– Я решил, – начал он, – что для очередной беседы больше подойдет ваша комната, – он обвел руками вокруг. – Здесь вы, наверно, в более привычной обстановке, ведь так, Серж? Вам импонируют небольшие уютные помещения. Сказываются годы, проведенные на подводных лодках.

«Вот это уже горячо, мой любезный друг и похититель». Сергей вежливо привстал:

– Здесь нет ничего моего. Тем более, целой комнаты.

– Не придирайтесь к словам. Тем более, – он выделил это голосом, – я как раз собирался уточнить некоторые детали вашего положения.

Сегодня мистер Смит был значительно более жестким и напористым. Сергей промолчал.

Устроившись в принесенном кресле, собеседник сразу же приступил к делу:

– Я хочу, чтобы вы отчетливо понимали то положение, в котором сейчас находитесь. Прошу вас не перебивать, – заметив протестующее движение Сергея, повысил голос Смит. – Вы, господин Редин, вовсе не были похищены с симпозиума в Лозанне. Такая мысль обязательно придет в голову вашему руководству после того, как они проанализируют тот запас информации, которым вы официально обладаете. Подчеркиваю, официально! И еще некоторые... хм... улики, «случайно» попавшие в их распоряжение. Вот, пожалуйста, вы тоже можете с ними ознакомиться.

Смит вытащил из кармана несколько фотографий и разложил их на столе перед Сергеем.

– Вот на этой вы беседуете в кафе с представителем канадского консульства, который известен в России как агент-двойник. Вот забираете переданную им газету. Здесь вы что-то уточняете у уличного торговца, демонстрируя ему эту самую злополучную газету. Явно условный знак. Тем более что этот торговец занимается незаконной переправкой людей из одних стран в другие. А вот вы уже на Лозаннском вокзале покупаете билет в Берн. И из поезда в Берне вы тоже вышли живым и невредимым. После этого вас уже никто и нигде не видел.

Сергей сосредоточенно разглядывал фото:

– Но это же...

– Что, подделка? Нет. Разве что на вокзале. Да кто обратит на это внимание, когда все другое не подлежит сомнению? Какой же вывод сделает ваше руководство? Риторический вопрос. Капитан 2 ранга Сергей Редин, получив в свое распоряжение какую-то неофициальную информацию, просто сбежал с ней из страны. Иначе, кто бы вас принял на Западе?

«Спокойно, Серега. Ты уже научился быть спокойным. И мордоворот стоит за приоткрытой дверью. Что толку в припадке ярости? Собственно, и так было понятно, что тебя сюда не чай пить позвали. Кстати...»

– Мистер Смит, а не испить ли нам кофею?

– Что-что?

– По-турецки, желательно.

Внимательно посмотрев на Сергея, Смит что-то негромко произнес. Тут же, как черт из табакерки, на пороге нарисовался охранник, но другой; Смит добавил еще несколько слов и страж скрылся.

– Вы действительно необычный человек, мистер Редин.

– Можно просто Серж. Мы же договорились...

Собеседник согласно кивнул:

– Наверно, именно эта необычность позволила вам захватить американскую субмарину «Сигурн» в Баренцевом море и заставить ее экипаж выполнять ваши приказания.

Господи! Как же не хватает сейчас чашечки кофе, чтобы уткнуться в нее носом и не показать собеседнику всю меру своей ошарашенности. Вот тебе и мировая известность!

– Это была фантастическая операция, Серж! Ничего подобного в мире еще не случалось. Ведь все было произведено без единого выстрела, без единой жертвы. Только потрясающие знания современной техники и человеческой психологии.

«Да нет, не только. И не это было главным. Хотя, носатенький, ты все равно не поймешь».

Молчаливый охранник принес две чашки кофе и неслышно удалился. А Редин уже полностью держал себя в руках.

– Так вы украли меня, чтобы об этом сообщить? Или автограф желаете?

– Мы были вынуждены пойти на такой шаг. Ведь добровольно вы не поехали бы с нами. А транспортировка вас сюда – это очень хлопотное занятие. Учитывая ваш характер, мы не могли рисковать и потому применили достаточно сильные и совершенные наркотические препараты. Жаль, что нейтрализация их действия и процесс полного выведения из организма столь затянулся и причинил вам неудобства.

«Да уж, неудобства...»

– Но сейчас наши медики дают отличную оценку вашему психофизическому состоянию.

– Врут, мерзавцы! Геморрой тревожит.

– Я понял юмор.

– Какой тут юмор, сидеть больно.

– Мы это уладим, обещаю. Вообще-то, это профессиональная болезнь подводников. Вам нравится кофе?

Вот его-то вкуса Сергей пока не уловил. Он отхлебнул глоток:

– Прекрасно! Хотя в другой раз можно поменьше сахара.

Смит тем временем собрал фотографии со стола и снова спрятал во внутреннем кармане пиджака.

– Видите, Серж, насколько я откровенен с вами. Могу поделиться еще многими подробностями тех трагических, а правильнее, героических событий в Баренцевом море.

– Мне это, вроде, ни к чему.

– Все-таки, согласитесь, что вас очень заинтересовала такая осведомленность.

– Да, мистер Смит. Я тоже не скрываю очевидных вещей.

Впервые лицо собеседника посетила довольная улыбка.

– Вы хорошо помните всю вашу великолепную семерку на американской подлодке?

– Конечно.

Данные у Смита действительно были точными. Изображать забывчивость или потерю памяти не имело смысла. Хотя, это никогда не поздно.

– И наверняка помните человека по фамилии Рахимов?

Еще бы! Молодой матросик, исполнительный, грамотный. Хотя в их «семерку» попал больше за превосходные физические данные и владение восточными единоборствами. Да, у него еще напрочь отсутствовало чувство юмора. Кто же он был по национальности? Узбек, таджик, казах?

– Знаете, Серж, он мало изменился за прошедшие годы. Возмужал, конечно...

– Значит, это от него вы так хорошо осведомлены. А я-то уж, честно признаюсь, терялся в догадках.

Про себя Сергей подумал, что в этом случае Смиту практически ничего не известно о тайне груза, похороненного на борту российского спецсудна. «Черт возьми, я опять начал думать совершенно не в том направлении. Что же тогда может быть от меня надо этим серьезным людям?» Редин совершенно искренне терялся в догадках.

Породистый начальник верно уловил его состояние:

– Вы, Серж, конечно, недоумеваете еще больше, чем во время первой беседы. Вспомните, я говорил о решении задачи. Вам сейчас вновь не хватает данных. Ну что ж, восполним некоторые пробелы. Сразу после тех событий Рахимова демобилизовался. Он вернулся к себе домой в маленькую деревушку недалеко от афганской границы. Там его ждали мать и пять младших братьев и сестер. Он не мог никуда уехать – детей надо было кормить и смотреть за домом. За полгода до этого его отец погиб в перестрелке на границе: в составе вооруженной банды он занимался переправкой наркотиков. Его трудно осуждать, это был единственный способ в тех краях заработать хоть немного денег. Также трудно осуждать и его сына, который вскоре занял место отца. От безысходности. Принести вам еще кофе?

Сергей отрицательно покачал головой, а Смит продолжал рассказывать:

– Весь мир очень мало знает о нашей борьбе с терроризмом. Думаю, это сознательная политика враждебных нам государств, прежде всего США и Израиля. Проводимые нами успешные операции по уничтожению отдельных формирований и целых лагерей по подготовке террористических групп мало кому известны. Но вы не можете отрицать, что с Россией нас связывают вполне добрососедские отношения.

– Во-во, поэтому вы не только похитили ее подданного, но и подбросили гнусную ложь...

– Об этом чуть позже. Никогда через ирано-советскую границу не доставлялись наркотики, оружие, контрабанда. Мало того, под нашим контролем находится и значительная часть афганской границы. Таким образом однажды силами наших спецчастей был ликвидирован большой караван с таким незаконным грузом прямо на территории Афганистана. Было захвачено несколько пленных. Обычно, в их отношении принимаются предельно жесткие решения, но тут... Один молодой контрабандист заинтересовал нас своей откровенностью, честностью и стремлением к нормальной человеческой жизни. Да, правильно, это и был Рахимов.

«Сколько же испытаний выпало на твою долю, парень! Но мне казалось, что ты не предашь своих внутренних убеждений».

И тут Смит уже второй раз словно бы прочитал мысли Сергея:

– Нет, он не был предателем и не стал им. Нам не нужны изменники и отщепенцы. Вы хорошо воспитали этого молодого человека. Но... поправьте меня, если я не совсем правильно выражусь по-русски. Вы не дали ему вектор.

Сергей пожал плечами :

– Смотря, что вы под этим понимаете.

– Объясню: сами по себе честность, преданность, жажда справедливости – это абстрактные понятия. Только вектор определяет их точку приложения и направленность.

– Кажется, я начинаю понимать.

Смит кивнул:

– В Советском Союзе вектор существовал. Россия его утратила. Ведь теперь половина вашего населения считает, что Америка – это друг и партнер! Что капиталистический Запад желает вам добра и готов к сотрудничеству на паритетных условиях. А другая половина озабочена лишь проблемами собственного выживания и готова продать душу шайтану или дьяволу за эти зеленые американские бумажки!

Но и у вас есть еще много истинных патриотов, особенно среди военных, которые по роду своей деятельности видят лицо настоящего врага. Вы что, на американскую субмарину к друзьям в гости пришли и вежливо попросили о братском одолжении? Нет. Вы прекрасно знали, что это ваш исконный враг, с которым нельзя договориться, которого можно только победить силой. Тем самым, вы на деле показали, что у вас этот вектор есть!

Сергей молчал, а его собеседник перевел сбившееся дыхание и уже спокойно проговорил:

– Прошу извинить меня за излишнюю эмоциональность. Спасибо, что выслушали, не перебивая.

«Ну, положим, мистер Смит, эмоциональность у вас строго дозированная. И психолог вы великолепный. Я уже был готов под каждым вашим словом подписаться».

Вслух же Сергей спросил:

– Так что же с этим Рахимовым дальше было?

– А, ну это совсем просто. Мы дали ему недостающий вектор. Парень начал свою вторую, настоящую жизнь. Да и его семья перестала в чем-либо нуждаться. – Немного подумав, Смит добавил: – Возможно, в самом скором времени вы с ним встретитесь. А сейчас, господин Редин, позвольте мне откланяться. Думаю, что теперь у вас достаточно данных для решения задачи. Или, по крайней мере, для серьезных размышлений.

Быстрым шагом он вышел из каюты, плотно прикрыв за собой дверь.

Да, Сергею действительно было, о чем подумать.

Глава 6

Дело о взрыве на российской торпедной базе в Крыму грозило очень быстро перерасти в крупный политический скандал. Горели и взрывались склады вооружений в Сибири, на Дальнем Востоке и на Кольском полуострове. Были человеческие жертвы и большой материальный ущерб. Но, во-первых, это происходило на территории России, а во-вторых...

Первые же осмотры места трагедии однозначно показали, что никакой речи о неисправной электропроводке или о курении в неположенных местах быть не может: налицо спланированное вооруженное нападение извне. А поскольку похищать из разваливающейся и практически пустой базы было, в общем-то, нечего, версия вырисовывалась одна – террористический акт.

Подтверждение ей нашли сразу же и местные украинские сыщики из военной прокуратуры и Управления государственной безопасности, и приехавшая из Москвы группа экспертов-криминалистов. Мало того, главной обозначилась версия националистической провокации экстремистских элементов из внушительной татарской диаспоры в Крыму!

Все материалы по делу были тут же строжайше засекречены с одобрения Москвы и Киева. Ни одного слова не должно было просочиться в прессу. Под угрозой оказался летний курортный сезон в Крыму. А если поползут слухи о трупах с перерезанным по древним татарским обычаям горлом и отсеченными ушами? Или, не дай Бог, где-то в прессе, в Интернете мелькнет подобная фотография из дела? Катастрофа международного масштаба!

На события обратили свое личное внимание оба президента. В и без того далеких от идиллии отношениях между странами возник дополнительный узел напряженности. Следствие взяли под контроль где только возможно. Привлекли огромные средства и опытных специалистов, начали «перетряхивать» все татарские общины Крыма, искать связи с Аль-Кайдой и руку Лондона... В общем, «хотели как лучше, а получилось…»

Сосредоточившись на политико-националистической и террористической специфике происшествия, следствие упустило из поля зрения элементарные факты. Даже не то, чтобы упустило, а сознательно проигнорировало, разрабатывая утвержденную на самом верху версию. Никто не спросил: «А что же, ребята, собственно, взорвалось?! Не слишком ли громко для нескольких килограммов тротиловых шашек и десятка отсыревших гранат, числящихся на торпедной базе по всем накладным?»

Сказали – теракт, значит – теракт!

* * *

В первый день после трагедии на торпедной базе начальник отдела, полковник Мыкола Опанасович Олейник, достал с антресолей дорожный чемодан и собрался идти сдаваться, куда следует. Для храбрости он выпил чуть водки. Потом еще чуть самогона и позвонил в Балаклаву. Майора Петренко на месте не оказалось. «Значит, уже...» От волнения принял пару стаканов горилки и завалился спать.

На следующий день он проснулся живой и невредимый в своей постели. Тяжелым было только похмелье. Устранив это недоразумение стаканом первача, Олейник весело подумал: «Вам надо, сами и приходите!» Даже стол накрыл на всякий случай. До вечера никто не пришел. По телевизору о ядерном взрыве не сообщали. Чтобы за ночь ничего не выдохлось и не прокисло, пришлось расправиться с накрытым столом в одиночку.

Третий день как-то вообще вывалился из памяти державного полковника. Кажется, на вопрос по телефону: «Вы заболели, Мыкола Опанасович?», он утвердительно покивал и икнул.

Потом – какой же это уже был день или ночь? – он все-таки дозвонился до Володьки. Тот строгим голосом попросил не отвлекать его в скорбный час прощания с жертвами злодейского теракта и подчеркнул, что это просто счастье, что на торпедной базе в это время не было НИКАКИХ боеприпасов. Иначе могли бы пострадать даже жители окрестных деревень.

«Сам выкручивается и поневоле меня вытаскивает. Это отлично! Но куда же подевались боеголовки, одна из которых...»

Раздался телефонный звонок, и начальственный голос в трубке категорически приказал, невзирая на болезнь, в час, когда трудно всей Державе, немедленно прибыть...

Колька опять схватился за чемодан, но случайно уловил здравую мысль в мрачном тумане алкогольной интоксикации: преступникам не приказывают, их берут и сажают. Кое-как приведя себя в относительный порядок и поглубже натянув на лоб огромную фуражку с высоченной тульей, кинув в рот полпачки «Орбит», он прибыл, куда ему было приказано.

Оказалось, городской морг! А ему демонстрируют какой-то отвратительного вида трупешник. «Пугают, что ли?» Выяснилось, что нет, играют: предлагают с двух попыток узнать, кто же это. Мыкола Опанасович наклонился над изуродованным лицом, и мгновенный судорожный спазм желудка заставил фонтаном вырваться наружу всему, что этот желудок принял за последние тревожные дни. Прямо в неожиданно показавшийся знакомым оскал трупа. Хорошо, что в помещении густо пахло хлороформом.

Покойника вытерли платками заботливые патологоанатомы, а бледный как смерть полковник подписывал в углу протокол, что тело на столе с пулевым ранением в голову и напрочь перерезанным горлом есть, а точнее был, не кто иной, как его заместитель майор Зеников Энвер Накипович.

Потом полковника отвезли домой на служебной машине. Нацедив на кухне полный стакан успокоительного, он опрокинул его в рот дрожащей рукой. Все двести граммов тут же вылетели наружу. Олейник осознал, что вряд ли в ближайшее время рискнет еще раз воспользоваться таким проверенным способом снятия стресса и восстановления душевного равновесия. Грядущая ночь представилась ему непереживаемым кошмаром, а мысли вновь потянулись к дорожному чемоданчику.

Из ступора полковника вывел телефонный звонок. Не представившись, собеседник предложил:

– Господин полковник, мы бы хотели с вами побеседовать.

«Эх, не успел все-таки сам сдаться!»

– Пожалуйста. Я готов. В любое время.

– Думаем, вечер еще не совсем поздний, выходите в скверик перед вашим домом, пересеките его по диагонали и увидите черную «Тойоту». Ждем вас.

Никто с шумом, грохотом и выбитой дверью не врывался в его скромную обитель, не заковывал в наручники, никуда не конвоировал. В недоумении и растерянности выходя из дома, полковник даже не вспомнил про многострадальный чемоданчик.

Кроме водителя, в затемненном салоне находился только один мужчина средних лет, в бежевом летнем костюме и при галстуке. Черты лица разглядеть не удавалось. Как только Николай устроился на сиденье, машина тронулась с места и, набирая ход, отправилась в позднее путешествие по опустевшим улицам Киева.

– Скажите, господин полковник, что вы думаете об исчезнувшей с торпедной базы в Балаклаве ядерной боеголовки повышенной мощности?

Николай отшатнулся к окну:

– Кто вы такие? Что вам надо?!

– На ваш второй вопрос ответ, я думаю, будет минут через пять, а вот на первый, – мужчина развел руки в стороны, – уж не обессудьте... Определенно могу лишь сообщить, что мы не имеем никакого отношения к тем органам, для ожидаемого свидания с которыми вы уже не один день прячете в доме под кроватью собранный дорожный чемодан. Спокойно! – заметив, как снова дернулся Олейник, незнакомец крепко ухватил его за запястье. – Посмотрите пока вот это.

В салоне зажегся свет, а на колени полковника лег пакет с фотографиями, которые тот настороженно и опасливо стал перебирать. На них были засняты все стадии погрузки и отправки боеголовки со спецсклада вплоть до торпедной базы. На большинстве снимков присутствовал майор Зеников, но на некоторых был и сам полковник, отдающий какие-то распоряжения.

– Ах, какая сволочь! – вырвалось у Николая.

– Не надо так уж плохо о свежих покойниках. Кроме того, послушайте еще одну занимательную аудиозапись. Надеюсь, голос вы узнаете без подсказки.

Из кармана пиджака незнакомец извлек миниатюрный диктофон и включил его. Запись была очень четкой, голос Зеникова узнавался сразу, а вот говорил он просто страшные для Олейника вещи:

– ...по личному приказу полковника Олейника для дальнейшей передачи... Деньги в сумме... Олейник взял себе, пообещав расплатиться со мной после завершения операции... Эту запись я делаю специально на тот случай, если полковник решит каким-либо способом расправиться со мной...

Перед глазами державного полковника поплыли круги. Не хватало воздуха. Он рванул воротник белой рубашки так, что отлетели обе верхние пуговицы.

– Это... это же провокация!

– Что провокация? Что вы, воспользовавшись служебным положением, организовали похищение с секретного склада ядерной боеголовки?

– Не так все было!!! – истерически завопил Олейник.

– Успокойтесь немедленно, – резко одернул его мужчина. – Кого теперь будет интересовать, какие в действительности цели вы преследовали, а? Что решат ваши органы, когда у них в руках окажется такой материал, а под полом гаража у вас обнаружат указанную сумму денег и нож, которым вы перерезали горло Зеникову, с отпечатками ваших пальцев? Это уже исключительная мера!

Заметив, что полковник вот-вот потеряет сознание, незнакомец брезгливо поморщился и протянул ему под нос фляжку:

– Выпейте!

Николай снова дернулся, как от удара, и панически замахал руками. Мужчина пожал плечами и сам отхлебнул из фляжки.

– Вы, полковник, в состоянии продолжать разговор?

Олейник закивал.

– Ваше положение настолько безвыходно, что я не собираюсь что-либо растолковывать, уговаривать. Отмечу только, что у нас в руках есть и кое-какие другие свидетельства, однозначно указывающие на майора Зеникова, как на главного организатора не только похищения и преступной подделки документов, но и теракта на торпедной базе на почве разжигания межнациональной вражды. Вам известно, что ваш заместитель урожденный крымский татарин? Да, это мало кто знает. А документы существуют. И о его связях с одной нелегальной организацией татарских боевиков, имеющей прямые контакты с Аль-Каидой. Это все в высшей степени удовлетворит правительства обеих стран. О вас никто и не вспомнит. Как и о вашем друге майоре Петренко.

Пока незнакомец спокойно и неторопливо все это излагал, полковник вполне оправился от шока, и его мелкоизворотливый ум заработал в нужном направлении.

– Кроме того, – продолжал мужчина, – оговоренная в магнитофонной записи сумма может стать вашей.

– Что вы хотите от меня? – На этот раз тон вопроса полковника был не истеричным, а вполне практичным.

Собеседник внимательно оглядел Николая, удовлетворенно хмыкнул и сказал:

– В преддверии ожидаемого вступления вашей страны в НАТО и возможности уже сейчас проведения совместных военных учений, ваш Главный штаб совсем недавно получил специальные кодовые опознавательные пароли. В просторечьи они именуются «свой-чужой».

Это была правда, и Олейник, как начальник отдела вооружений, мог получить к ним допуск в секретной части.

– Вы передадите нам эти коды в ближайшие 48 часов. А потом убудете в очередной отпуск на целый месяц в какой-нибудь привилегированный военный санаторий. В Саки, например, или во Фрунзенское. – Не давая Олейнику вставить слово, мужчина закончил: – Вопрос с вашим начальством и путевкой мы решим самостоятельно. Надеюсь, сроки исполнения поставлены вполне реальные?

Николай быстро понял, что здесь невозможны никакие увертки или отговорки. Его так крепко держали в железных тисках, что он лишь постарался придать своему голосу непоколебимую твердость, озвучивая свой положительный ответ.

***

К вечеру следующего дня Юрий привел с собой Гюльчатай. От усталости девушка еле держалась на ногах. Пыль и грязь покрывали не только одежду, они въелись в кожу рук и лица. И без того темные глаза стали вовсе бездонными, вокруг них залегли глубокие синие тени. Губы запеклись и потрескались.

Не принимая никаких возражений и отказываясь что-либо выслушивать, Талеев отправил Галю в ванну.

– И не смей выходить оттуда раньше, чем через час!

На кухне к нему подсел Юра:

– Я здесь уже достаточно много лет, но если бы кто-нибудь сказал мне, что без всякой предварительной подготовки, практически по бездорожью, используя только попутные средства, молодая девушка в одиночку пересечет страну с юга на север менее чем за сутки, я не стал бы даже спорить, посчитав его сумасшедшим.

– Думаю, когда мы узнаем от нее подробности событий на юге, еще не так удивимся. Придется поверить в любые чудеса.

– Аллах Всемогущий! – Юрий вместе со всеми выслушал рассказ девушки. – Да ведь это же Терминатор!

– Она еще и крестиком вышивать может, – с гордостью сообщил Вадим.

– Ладно-ладно, – на правах командира Гера остановил дискуссию, – все бы так свою работу выполняли. – Он кивнул головой в сторону маленькой спаленки, где Гюльчатай, едва успев прилечь, забылась тяжелым, без сновидений, сном. – Горячку пороть не будем, но к утру... Думаю, больше никаких изменений в завтрашнюю программу вносить не будем. А вот ты, – обратился он к Юрию, – разошли по цепочкам соответствующие распоряжения. Контакты всякого рода сократить до минимума, никаких активных действий...

– Не волнуйся, Гера. Наш механизм тоже отработан, как часы. Толстяк мог сдать только двух-трех своих подручных, завербованных им из местных. Твоя девушка все хвосты подчистила.

– Кстати, позаботься, чтобы Всеволод в больнице был под хорошим присмотром. Лучше это делать по легальным каналам – у него прекрасные документы, в нашем посольстве он есть в списках командированных сюда специалистов для каких-то работ.

– Нет проблем. В Аббасе есть наши торговые представители и работает какая-то фирма. Наведут справки о пострадавших во время теракта и возьмут под опеку. Еще и компенсацию от иранского правительства получит.

– Хорошо бы из бюджета спецслужб!

– Ладно. Теперь всем надо как следует отдохнуть.

– А... – Юрий показал рукой в сторону спаленки.

– Конечно, завтра она пойдет с нами. Для этой работы она сюда и приехала. Тем более, мы потеряли – временно, конечно – одного бойца из нашего и так немногочисленного коллектива.

Сам журналист спать пока не собирался. Он снова и снова анализировал ситуацию. Конечно, предательство агента – событие печальное, досадное, очень неприятное, но, увы, случающееся. Подчас чаще, чем об этом подозревают дилетанты. Его настораживало другое. То же, что и Галю, и Севу, и Толстяка. Положив перед собой атлас, Талеев долго водил пальцем по побережью Оманского залива. Вот он, Джаск. Точка на карте, которая случайно отложилась в голове Севы. Потому и ляпнул, не задумываясь. Для всех них это сочетание букв абсолютно ничего не значило. Тогда получается, что для кого-то значило, да? Для наших противников? Но даже в том случае, если их заинтересовало только предполагаемое направление движения группы, следует внимательней приглядеться к этому району.

Впрочем, все это потом. На досуге. А еще правильнее будет подбросить эти сомнения нашим разведчикам в Москве. Пусть поковыряются. Не журналистское это дело...

* * *

Четырехколесного монстра, которого откуда-то выкопал Юрий, внимательно выслушав все пожелания Талева, назвать автомобилем мог только человек с очень богатой фантазией. В своей прошлой жизни это сооружение явно было средневековой крепостью или дредноутом на колесах. Но Юра клятвенно заверил, что на каменистых горных отрогах или в пересохшем русле реки, где им предстояло проделать большую часть пути, лучшего транспортного средства не сыскать. С сомнением покачав головой, Гера согласился. И в дальнейшем не пожалел об этом.

Официальная дорога к «Орлиному Небу» на ближних и дальних подступах просматривалась и простреливалась на каждом метре своей длины. Подобраться к нему незаметно можно было лишь используя древние контрабандные тропы, по которым последние лет двести скакали разве что архары.

Только благодаря неожиданной прыти и потрясающей проходимости своего колесного бронтозавра, группа сумела пройти по руслу и обогнуть почти половину озера. До цели оставалось вроде бы недалеко, когда их нового верного механического друга пришлось оставить в неглубокой расщелине, взвалить на себя всю поклажу и постепенно переквалифицироваться в альпинистов, шаг за шагом поднимаясь вверх по каменистым кручам.

Изначально было решено выйти на небольшой естественный карниз метров на 250–300 выше «Неба» и чуть в стороне, там внимательно осмотреться еще при свете дня и разведать налегке возможные спуски. Затем подготовить снаряжение и несколько часов отдохнуть в наступившей темноте. В три часа утра Команда должна начать операцию.

Под этим словом вовсе не понимался штурм, захват, истребление, скорее, тайное проникновение. Все должно было обойтись без жертв. Нейтрализовать охрану и персонал предполагалось пулями и дротиками с мгновенно действующим снотворным нового поколения. Это даст свободу действий минут на 30–40. Вполне достаточно, чтобы отыскать Редина и скрыться вместе с ним.

* * *

Третья встреча Сергея с мистером Смитом вновь состоялась в уютном кабинете последнего.

– Вот теперь, господин Редин, мы подошли к закономерному финалу.

– Момент истины, – пробормотал Сергей.

– Да-да, я слышал, очень точное русское выражение. Жаль, что при переводе на фарси оно теряет свой главный скрытый смысл.

Мне осталось лишь перебросить маленькие смысловые мостики между вполне откровенно высказанными ранее постулатами и выслушать ваш ответ. Хотите что-нибудь выпить? Может, кофе?

– Нет, спасибо. Разве что после. Русские говорят «обмоем».

– Как пожелаете. – Смит, так и не присев, прошелся по кабинету. – Реформы в Иране начались почти одновременно с вашей перестройкой. Мы сумели разбудить самосознание людей. За десятилетие вывели страну из международной изоляции. Но застой оказался слишком тяжел и долог. Мы были очень слабы экономически, научно-технически, чтобы достойно отвечать на прямые угрозы сильных внешних врагов. Теперь все изменилось. Мы способны постоять за себя во всех отношениях, включая военный аспект. И не только за себя! Иран сейчас – единственный, кто готов дать немедленный отпор этому зарвавшемуся империалистическому агрессору, который норовит диктовать свою волю во всех уголках мира под лозунгом защиты своей прогнившей демократии, вмешивается во внутренние дела других стран, карает ослушавшихся. Мы не просим помощи ни у кого. Тем более, военной, но осознанно-добровольную поддержку истинных патриотов и борцов с американским империализмом всегда примем с глубочайшей благодарностью из любой точки мира.

По духу, по своим убеждениям, по воспитанию вы наш единомышленник. Разве не так? – Своими горящими глазами Смит не мигая смотрел на Редина. – Вот он, мой главный вопрос и ваша задача: вы с нами? Отвечайте!

Сергею не надо было лукавить и притворяться:

– Я согласен с вашей оценкой сложившейся в мире ситуации. И с той ролью, которую вы отвели США. Даже с настоятельной необходимостью самым решительным образом ограничить преступную распущенность и мировую вседозволенность. Однако думаю, что между нами возникнут противоречия в определении степени этой самой решительности...

– Это уже частные вопросы выбора тактики борьбы.

– Не скажите. Из-за неверного решения таких вот «частных вопросов» весь мир уже не один раз ввергали в кровопролитнейшие войны, локальные конфликты перерастали во вселенский пожар. Да, я не отрицаю возможности силовых решений, но только как ответ на такие же жесткие силовые методы. Никаких превентивных ударов, никакой мести за старые прегрешения. Иначе мы сами уподобимся тем, против кого выступили на борьбу.

– А избиение соседнего нам Ирака?! Вооруженное свержение там законной власти и насаждение чуждого всему мусульманскому миру режима? А во что они сейчас превратили Афганистан?

– Но начинали там мы, русские...

– Вы вовремя поняли свою ошибку и ушли. Поверьте, американцы не остановятся ни перед чем! Пока в этом регионе есть хоть капля нефти, они отсюда не уйдут. Но мы сами хотим распоряжаться своими богатствами. Посмотрите, что сейчас происходит в Южной Америке. Венесуэла, Колумбия, Аргентина – это революция. Они национализируют свою собственность и гонят паршивых янки коленом под зад! Я правильно выразился по-русски?

– Ну, по-русски привычнее в морду.

– Вот видите, мистер Редин, наши устремления имеют один общий вектор. Это пока самое главное. А в нашей стране позвольте нам самим определять ту самую «степень решительности». Сохрани нас Аллах, чтобы чужими руками устранять собственные проблемы.

«Интересно, чьими же вы считаете мои руки?»

– Вот теперь я уверен, что могу сформулировать для вас главную задачу. Мы хотим, чтобы свой огромный практический опыт подводника вы передали нашим морякам. Обучили их обслуживанию корабельной техники, поделились секретами ее использования в экстремальных режимах.

Вот этого Сергей совершенно не ожидал. В своих догадках и предположениях он был слишком далек от подобных мыслей. Перестроиться мгновенно было очень трудно.

– Могу я задать несколько вопросов?

– Пожалуйста, Серж. Я обещаю ответить на них с полной откровенностью.

– Ну тогда... Я, видите ли, специалист-атомщик. А насколько мне известно, таких подводных лодок у Ирана нет.

– Прежде всего, вы – инженер. – Было видно, что именно такой вопрос и ожидал услышать Смит. – Вы руководите погружением и всплытием, отвечаете за ход корабля, совершаете тот или иной маневр. Под вашим началом – сотни механизмов от носа до кормы. Столь ли принципиальное значение имеет способ движения субмарины? Атомный реактор или аккумуляторная батарея. Кроме того, по образованию вы инженер-электрик. Что еще нужно для электрической подводной лодки? Да и на вашем атомоходе была своя аккумуляторная батарея. Правда, как резервное средство движения.

– Вы прекрасно осведомлены, мистер Смит. Хотя в этом я и раньше мало сомневался. Но не будут ли лучшими наставниками ваши ученые, проектировщики, строители ПЛ?

– Здесь зависимость не такая прямолинейная. Нас очень поджимают сроки. На полноценный курс теоретического обучения и практической отработки у нас нет времени. Мы не располагаем многими месяцами, а всего лишь от силы полутора-двумя неделями. В таких условиях именно ваш опыт становится уникальным.

– Хорошо. Но, как вы упомянули, я специалист-механик. А знания потребуются и в кораблевождении, связи, минно-торпедном деле.

– Не волнуйтесь. У нас есть и другие специалисты.

– На тех же условиях, что и я, то есть пленники?

– Господин Редин, я думал, мы уже договорились, что вы вовсе не пленник. А временное ограничение свободы – вынужденная мера.

– Так есть или нет?

– Да, – коротко, без пояснений ответил Смит.

«Вроде бы все чинно, прилично и по правилам. Почти цивилизованная договоренность. Но некоторые концы никак не желают вязаться. Кто же будет такой огород городить – с похищением, доставкой, обработкой – ради какого-то учительства, пусть и самого уникального? А с другими спецами как? В этой коробочке, бесспорно, есть второе дно. И я до него докопаюсь, черт возьми! Эх, в Россию бы как-нибудь обо всем сообщить...»

– Предположим, мистер Смит, что, поскольку это не противоречит моим внутренним убеждениям, я соглашусь на ваши предложения. Как все будет обстоять дальше?

Вероятно, Смит предвидел и подобный интерес, потому что его ответы были короткими и точными, но не раскрывали истинного положения вещей.

– Мы все вместе переберемся на юг страны, на одну из наших военно-морских баз. Там уже подготовлено все необходимое. Естественно, – предваряя логичный вопрос Сергея, продолжил Смит, – там же находится и главный объект – подводная лодка. Вы конечно понимаете, что все передвижения, размещение и сам учебный процесс будут проходить в режиме строгой секретности.

– Это уж безусловно!

– Вот и замечательно. – На сарказм Сергея Смит никак не прореагировал. – Я не сомневался, что мы обязательно найдем общий язык, мистер Редин. Наш отъезд отсюда будет весьма скорым. Хотя, вам нечего собирать и готовиться не надо. А вот мне предстоит отдать немало распоряжений.

Сергей понял, что ему вежливо предлагают удалиться. Он вовсе не возражал: впереди еще будет время для любых вопросов. А до истины он все равно докопается.

Глава 7

Данные Юрия о системе внешней безопасности Центра оказались абсолютно точными.

В 3 часа утра группа миновала камеры видеонаблюдения на дальних подступах, используя несколько еле заметных горных расщелин, остававшихся вне зоны видимости. В тех местах, где были установлены датчики давления, реагирующие на превышение нагрузки свыше 20 килограммов, они не пользовались даже обычными альпинистскими крючьями, а датчики движения миновали в тех местах, где из-за частых оползней эти датчики просто нельзя было устанавливать.

В 4 часа, преодолев последний противолавинный барьер, вся четверка собралась на крохотном уступе метрах в пятидесяти от крыши Центра. Здесь они должны были разделиться: Толя с Вадимом уходили в сторону, чтобы выйти к дверям здания со стороны подъездной дороги, нейтрализовав по пути двух охранников, патрулирующих там. Путь Талеева и Гали вел через крышу. Оттуда Гера, так сказать, с тыла должен был помочь ребятам разобраться со стационарным постом охраны рядом со стоянкой автомобилей и входной дверью. Гале предстояла самая трудная задача: проникнуть внутрь через узкую трубу вентиляции, выходящую наверх и тщательно замаскированную. Сами вентиляторы до 5 часов утра не включались, а проделать себе проход сквозь защитные решетки Гюльчатай должна была с помощью жидкого азота, который мгновенно заморозив металл, делал его чрезвычайно хрупким.

По сведениям Юры внутри Центра в это время бодрствовали лишь 4–5 человек, операторы видеонаблюдения и дежурные на главном узле связи. Также на Гале был и коридор жилого блока, куда выходили двери всех помещений, и где дежурил охранник в будке за стеклом.

Каждый из четверки точно знал не только свой маневр, но и любой шаг по времени своих товарищей. Связь через переговорники Гера приказал максимально ограничить и пользоваться только английским языком, который все более-менее знали. Их лица закрывали черные с прорезями маски. Конспирация должна быть соблюдена неукоснительно.

Анатолий с другом начали смещаться вдоль отвесной стены, огибая небольшой выступ скалы с отрицательным углом наклона. Преодолевать его им пришлось только на руках, используя силу пальцев.

Талееву с девушкой предстояло совершить затяжной прыжок прямо на крышу, пролетев не только полсотни метров вниз, но и сместившись в сторону примерно на такое же расстояние: скалы не вплотную подступали к их «посадочной площадке». Никакой парашют не мог быть здесь использован, только специальное «крыло» – последняя разработка лаборатории одного из авиационных НИИ, специализирующейся на конструировании дельтапланов. Внешне такой аппарат действительно представлял собой крыло, как раз половинку дельтаплана. Крепился он на спине и был чуть более полутора метров в длину. Главная особенность заключалась в применении сверхпрочных материалов на полимерной основе. «Крыло» в лаборатории как бы «выращивали», постепенно удлиняя цепочку внутримолекулярных связей. Кроме того, оно было необычайно легким и могло складываться до размеров обычного альпенштока. В скором времени «крыло» должно было поступить на вооружение десантных спецподразделений, потому что позволяло кратковременно парить, например, за летящим самолетом или свободно перемещаться на небольшие расстояния при отвесных спусках, используя уникальные аэродинамические свойства своей конструкции. Нигде в мире такое «крыло» еще не применялось.

Спуск прошел безукоризненно. Гера оказался на самом козырьке над входом в Центр. Солнце к этому времени осветило лишь пики высоких горных вершин. Здесь же еще царил серый сумрак, делающий практически невидимыми силуэты людей в темной защитной одежде. Распластавшись на карнизе, Талеев не спеша вытащил из заплечного мешка небольшой арбалет, уложил в него две пластиковые стрелы с крохотными ампулами и тщательно прицелился в дверь сторожевой будки, которая была метрах в сорока от него. Гера знал, что по инструкции обход фасада здания снаружи и территории автостоянки должен осуществляться каждые 15 минут. Он не торопился. Толя и Вадим как раз только начали свое движение от подъемного моста через пропасть.

Вот распахнулась дверь будки и один из двух охранников, потягиваясь и поправляя на ходу неудобный бронежилет, зашагал вдоль фасада. Талеев сверху проводил его взглядом и нажал на спусковой крючок, лишь когда стражник шагнул за угол и не мог быть виден оставшемуся на посту товарищу. Стрела попала точно в незащищенное основание шеи. Охранник даже не вскинул вверх руки, беззвучно и медленно осев на землю, а потом завалился набок.

Не дожидаясь, пока забеспокоится и поднимет тревогу оставшийся за стеклом сторож, Гера уложил в опустевший желоб арбалета несколько пластиковых шариков и выстрелил в дверь будки. На раздавшийся дробный стук охранник среагировал, как положено обычному человеку, то есть распахнул дверь и выглянул наружу. Вторая стрела из арбалета попала ему в бедро. Теперь можно было спускаться с крыши.

Как раз в это время громко щелкнул разблокированный входной замок. «Ну, Гюльчатай, как тебе все так быстро удается?» Открытая входная дверь означала, что Галя прошла весь свой путь без единой задержки и уже разобралась с дежурными на пульте управления сигнализацией.

Когда Гера спрыгнул вниз, от стены отделилась темная фигура и предупредительно вытянула вперед руку. Это был Вадим. Затем он показал пальцем вглубь здания, давая понять, что Толя уже там. Талеев сделал одобрительный жест и первым проследовал внутрь. «Даже я не заметил, как ребята через двор прошли! Наверно, пока с козырька спускался».

В правом ухе раздался тихий Галин голос:

– Командир, можно начинать обход. Нейтрализованы двое дежурных на главном пульте, два человека в комнате отдыха и охранник жилого блока в туалете. Все аварийные сигналы я заблокировала, двери открыты. Жду вас на втором этаже жилого блока. Конец связи.

Итак, Гюльчатай медленно обследует жилые помещения, но не будет предпринимать никаких активных действий, пока они к ней ни присоединятся. Просто не даст никому покинуть блок.

За 10–15 минут они втроем должны пробежать все закоулки Центра, начиная с подземного этажа. План расположения внутренних помещений каждый выучил назубок еще при подготовке. Вперед!

* * *

Служебные помещения были пусты. Никаких неожиданностей их не подстерегало, пока они не оказались в медицинском блоке. За одной из разблокированных сейчас дверей, в глубине короткого коридорчика оказалась еще одна, наполовину стеклянная перегородка, с затейливым механическим замком. Внутри на кровати сидел человек, обхватив руками подтянутые к подбородку колени, и неотрывно смотрел на них в упор горящими полубезумными глазами.

Гера быстро сообразил, что стекло было с односторонней видимостью, но слышал незнакомец, вероятно, очень хорошо. Не теряя времени на вскрытие, Толя направил на замок струю жидкого азота из маленького баллончика, а потом просто ударил по нему кулаком. Замок рассыпался, дверь распахнулась. Гера предупредительно поднял руку, чтобы его товарищи не применяли оружие, а сам быстро шагнул к кровати, приложив палец к губам, призывая к молчанию сидящего на ней человека.

Кажется, тот и не собирался кричать. Он лишь блуждал по их закрытым масками лицам, горящим нездоровым взглядом, даже не двигая головой. Гера подал знак Анатолию находиться на охране снаружи, а сам, положив арбалет на пол, присел на кровать в ногах неизвестного.

– Кто вы? – спросил Талеев по-английски.

Человек что-то забормотал. Гера решил сначала, что это какой-то неизвестный ему язык. Однако, прислушавшись внимательно, понял, что незнакомец бормочет одну фразу на французском:

– Это моя расплата! – или что-то похожее.

– Вы говорите по-английски? – Талеев плохо знал французский и вряд ли смог бы объясняться самостоятельно.

– Уже свершилось?! – по-английски человек говорил с заметным акцентом.

– Что должно было свершиться?

Внезапно глаза незнакомца стали вполне осмысленными:

– А кто вы тогда такие?

– Мы не собираемся причинить вам никакого вреда. Кто вы? – еще раз спросил Талеев.

Теперь мужчина испугался. Он дернулся на кровати, словно намереваясь спрыгнуть. Гера положил ему ладонь на колено:

– Вам не надо никуда бежать. Постарайтесь ответить на мои вопросы. Кто вы такой?

Мужчина был абсолютно лыс, с ввалившимися щеками и крючковатым носом, нависающим над узкой верхней губой. Когда он что-то говорил, было видно, что во рту у него осталось не больше полудюжины зубов. Возраст не поддавался никакому определению. Вспыхивающие время от времени нездоровым блеском темные глаза могли принадлежать и юноше, и глубокому старику. Голос от шепота до визга постоянно менял тембр и модуляцию.

– Разве вы меня не знаете? Не работали вместе со мной? Вы пришли убить меня? Нет! В этом нет никакого смысла!

Время катастрофически убывало. Талеев вызвал Галю:

– Галчонок, как там у тебя?

– Абсолютная тишина. Жду вас.

– Спустись к нам в подземный этаж. Толя тебя встретит.

Потом по-английски обратился к Вадиму:

– Выйди наружу, осмотрись. Потом на центральный пульт.

Вадим кивнул и скрылся. Почти тут же в палату зашла Галя и молча встала рядом с кроватью.

– Успокой его по-французски и попытайся вызвать на беседу.

Галин голос произвел чудесное действие. Человек на кровати весь как-то потянулся к ней. Взгляд стал осмысленным, рот приоткрылся в подобие улыбки, и он тихо, но вполне отчетливо заговорил, неотрывно глядя на девушку:

– Теперь я здесь кто-то, вроде пленника. Но это ненадолго. Вряд ли я доживу даже до вполне заслуженной кары. Я безнадежно болен, и наверное, в моем распоряжении всего несколько дней. Простите, мне трудно ориентироваться во времени. Я его просто не замечаю. А они-то не знали, что я уже болен! Иначе все свершилось бы раньше. Значит, я все-таки задержал это страшное преступление! Я могу управлять событиями.

– Гюльчатай, – негромко обратился к девушке Талеев, – у нас не более пяти минут. Не давай ему рассредоточиться, держи в напряжении, задавай короткие прямые вопросы...

– Я понял! Я все понял, что вы говорите. Вы такие же, как они. Только... другие. Против них!

«Недаром же говорят, что психи бывают чрезвычайно проницательны», – подумал Талеев.

– Я не сумасшедший. Моя болезнь – это... – он прошептал несколько латинских фраз и заметил, что Галя недоуменно развела руками, – ... это когда разрушаются изнутри разные клетки организма. Я не могу объяснить по-другому. У меня это клетки головного мозга. Их некому восстанавливать. В нашем роду все мужчины так умирали. А они не знали об этом!

– Галчонок! Уводи его от медицинской темы.

Девушка кивнула:

– Кто вы такой, как здесь оказались?

– Да-да, я понимаю. Нет времени. Для меня его нет вовсе. Я расскажу. – Мужчина не отводил взгляда от Гали. – Эта девушка... я не вижу ее лица, только глаза... Она так похожа на мою дочь! Моя дочь – красавица! И она не больная. Это передается у нас только по мужской линии. Они не посмеют причинить ей вред! Я все сделал, как они говорили.

– Как вас зовут?

– Да-да. Зовут. Я родился в Канаде, долго жил в Штатах и во Франции. Учился там и работал. Меня зовут Анри Клеман. Я никогда не был военным, но стал ведущим специалистом в области военных вооружений и работал в Военно-морских силах Канады, Франции. Специализировался на торпедном вооружении подводных лодок. Ну, еще мины. Но главное – торпеды. Я лично разрабатывал комплексы, которые состоят на вооружении НАТО. А сколько еще предстоит сделать по моим идеям! Я много плавал на разных кораблях и субмаринах. Поэтому они меня и похитили...

Гера вздрогнул. Это уже была прямая аналогия с делом Редина. Он быстро спросил:

– Где вас похитили? Как вы потом оказались в Иране?

– Я отдыхал. С дочерью. Она приехала ко мне, и мы решили провести неделю на Балеарских островах. Это недалеко от Тулона, где я работал. Помню, что вернулся с пляжа в гостиницу и вошел в номер. Больше ничего не помню. Я иногда приходил в сознание, меня везли на корабле, потом посадили в самолет...

«Все правильно. Даже путь совпадает: по Средиземному морю до Греции, оттуда проторенная самолетная «тропа».

Галя дотронулась до плеча Геры:

– Командир, если в пути его безжалостно накачивали психотропными препаратами или сильными наркотиками, то это, естественно, спровоцировало резкое обострение наследственной болезни.

– Да-да, после переезда сюда мне все время становилось хуже. Марк, это местный доктор, постоянно давал мне лекарства.

– Что вы делали в Центре?

– Сначала со мной беседовал мистер Смит. Он здесь самый главный. Он предложил мне работать. А потом угрожал, что расправится с дочерью.

– Что конкретно вы должны были делать?

– Торпеду. Это была сложная работа. Надо было сначала совместить корпус торпеды с чужой боеголовкой. Необходимо было учитывать размеры торпедного аппарата. Мы работали непосредственно на субмарине. Где-то на юге, не могу сказать точнее. Хотя в разговорах слышал упоминание города Джаск – оттуда привозили технику, материалы...

– Что это за лодка, где она находилась, на плаву или на стапелях?

– Нет-нет. Где-то в горе был выдолблен огромный грот, и там у причала стояла лодка. По внешнему виду она очень напоминала французские и английские дизельные субмарины, но внутри была полностью переоборудована, а сверху ее корпус покрыт слоем какого-то неизвестного мне материала. Он делает лодку практически неуловимой для сонара. Мне для работы предоставили десятки чертежей. Там были пояснения на английском, французском, русском и даже китайском языках! Мне удалось за пару месяцев сделать почти невозможное. Весь торпедный комплекс стал работать как часы.

Потом я обучал работать с ним тупых местных матросов. Но это пришлось быстро прекратить: я не мог ничего вспомнить, провалы в памяти становились просто катастрофическими. Я понимал, что долго не протяну. И все-таки я успел своими руками установить боеголовку. Я сам все отладил. Она была прекрасна! Хищная, неумолимая смерть колоссальной силы. Я дал ее атомам настоящую жизнь. Вместо моих умирающих в голове клеток и нейронов на волю вырвется нейтронная мощь сотен миллиардов атомов.

– Галя! Успокой его!

Девушка подошла ближе. Анри уткнулся лицом в ее протянутые к нему ладони и затих.

– Мистер Клеман, я правильно понял, что боеголовка была ядерная?

Человек только часто-часто закивал головой, плечи его затряслись, но сквозь подступающие рыдания и горловые спазмы он выдавил:

– Когда я увидел вас, то решил, что это пришла моя расплата за гибель миллионов человек.

– Успокойтесь. Ваша торпеда еще не взорвана. Постарайтесь вспомнить, может вы случайно слышали в разговорах упоминание о том месте, где ее собираются использовать, и мы спасем жизни людей.

Клеман, чуть задумавшись, твердо проговорил:

– Нет. При мне никогда не произносилось никаких названий или географических координат. Абсолютно никаких!

– Ну, хорошо. – Хотя, чего уж тут хорошего? – А не встречали вы здесь вот этого человека?

Гера показал мужчине фотографию Редина.

– Он офицер-подводник, его недавно тоже похитили.

– Нет, – Клеман посмотрел и вернул фото, – я никого здесь не видел. Но меня привезли сюда всего несколько дней назад. Теперь я понимаю: специально, чтобы умирать. Но я слышал разговоры Смита и Марка о новом пленнике. Он был им очень нужен на субмарине. Вместе с ним еще позавчера они все уехали. Наверняка на юг, на морскую базу, в этот подземный грот...

В дверь просунулась голова Анатолия:

– Командир!

Гера встал и направился к выходу. Внезапно с кровати раздался громкий крик:

– Никто не знает, что она – ядерная! Никто!

Мужчина зашелся в хриплом кашле. Галина бережно, но решительно и сильно надавила ему на плечи, заставляя лечь. Она низко наклонилась над головой Клемана и что-то тихо шептала ему. Несчастный мгновенно затих и только сильно сжал руку девушки двумя исхудавшими ладонями.

В коридоре Толя сказал:

– Командир, надо уходить. Время вышло. Вадик передал, что одного охранника пришлось снова успокоить.

Талеев оглянулся на одностороннее стекло, потом кивнул Толе и решительно вернулся в палату. Глаза Клемана были закрыты, но руку девушки он так и не выпустил. Гера помедлил секунду, потом достал маленький пластиковый шприц и воткнул иглу за ухо мужчины. Тот даже не дернулся, лишь разжались пальцы рук, и дыхание сразу стало редким, неглубоким, но ритмичным.

– Вот так. Это будет лучше для него. Пошли, Галя.

Девушка задержалась в палате совсем ненадолго. Откуда-то из недр грубого комбинезона она извлекла маленький шелковый платочек с монограммой «А» и незаметно для Талеева засунула его в полусжатую ладонь Клемана. Потом укрыла одеялом до самого подбородка его измученное тело и бегом покинула палату. Догнав в коридоре Геру, она неожиданно тихо сказала:

– А ты знаешь, его дочь зовут Алоиза.

Талеев ничего не ответил, и все трое легким бегом покинули здание Центра. В районе автостоянки к ним присоединился Вадим.

Путь до отвесного обрыва рядом с заблокированным мостом группа преодолела за несколько минут. Они специально не стали опускать мост с главного пульта Центра, чтобы сразу не указывать противнику направление своего отхода.

Для спуска со скалы каждый воспользовался «крылом». У Анатолия это получилось наименее удачно: попав крылом в восходящий поток воздуха, он вместо вполне пологого скольжения вниз отлетел в сторону метров на двести, перед самой землей провалился в воздушную яму и чуть ли не камнем преодолел последние метры спуска.

Вылез Толя из-за огромного валуна, ругаясь вполголоса, но на чем свет стоит. К тому же он сильно хромал на подвернувшуюся при приземлении ногу:

– Все! Никогда и никуда больше без вертолета не полезу! Сами летайте на этом акульем плавнике. – Толя с силой стучал по земле тростью-альпенштоком, в которую сложилось «крыло».

– Толечка, – нежно пропела Гюльчатай, – у тебя всегда были проблемы с координацией движений. Тебе и в космос нельзя, в невесомость.

Анатолий аж задохнулся от такой несправедливости:

– Да... я...

– Не переживай, дорогой, я обязательно займусь с тобой, когда вернемся в Москву. А сейчас уж пропрыгай как зайчик с полкилометра до нашего лимузина. Можешь на меня опереться. – Гюльчатай игриво подставила плечико.

– Девчонка сопливая! – Толя, прихрамывая, двинулся вперед.

Пока они были на «Орлином Небе» один из людей Юрия перегнал их вездеход по высохшему руслу совсем недалеко от места ожидаемого приземления. Дальше все складывалось крайне удачно, и в город они возвратились, когда огромный говорливый Центральный базар уже во всю ширину распахнул свои гостеприимные ворота. В его многоголосой и многолюдной толчее четверка растворилась быстро и бесследно.

Глава 8

Третий день Сергей занимался самообразованием. «На старости-то лет, как юный лейтенант, готовлюсь к сдаче на самостоятельное управление. Дожили!» Однако процесс изучения незнакомой техники всерьез захватил его. Это была родная стихия. «Ха, незнакомая техника! Да мне здесь каждый проводок знаком, щиты, клапаны, автоматы, переключатели, приборы. Дизель – он и в Африке дизель. А генератор таковым и в Иране останется. Валы, турбина, маневровое устройство... Что-то принципиально новое вряд ли изобретут в ближайшую сотню лет».

К его услугам предоставили всю техническую документацию – сотни пухлых папок схем, графиков, чертежей, описаний. Правда, к ним он прибегал редко. Назначение и принцип действия неизвестных ему узлов – а таких оказалось до смешного мало – Сергей определял «силой интеллекта» и «памятью рук», обползав и обшарив все закоулки чужой субмарины.

Лодка была чуть больше 60 метров в длину – просто малютка для привыкшего к 120–150 метровым громадинам Сергея. От первоначального проекта, который мало знакомый с дизельными ПЛ Редин затруднялся определить, остался разве что сам корпус. Внутренности были полностью заменены, и все системы соответствовали новейшим разработкам. Причем Сергей сразу определил, что механизмы и агрегаты лишь устанавливались в иранских доках, а произведены они были в самых разных уголках света. Америка, Италия, Англия, Франция, Китай. Но претензий по подгонке и синхронизации работы у него не возникло. «А все огрехи только море покажет, – в этом у Сергея было много случаев убедиться. – Не оказалось бы поздно и необратимо».

* * *

Сам лодочный причал находился в огромном гроте внутри прибрежной скалы. Грот был естественного происхождения, но перепланированный руками людей. Была создана целая сеть складских и ремонтных помещений, оборудованы жилые отсеки и подведены все коммуникации. Все это соединялось лабиринтом узких переходов и двумя транспортными лифтами. Была даже узкоколейная железная дорога, ведущая куда-то вглубь материка.

Сергею отвели уютную каютку размером с два купе в отдельном коридорчике. Туда же стюард приносил пищу. Мистер Смит лишь дважды поинтересовался, всем ли обеспечен Редин, и не возражал, чтобы Сергей задерживался на лодке, как угодно долго.

На причале постоянно дежурили два вооруженных матроса-иранца, несколько человек находились внутри ПЛ, но занимались в основном поддержанием чистоты и порядка. К технике никто практически не прикасался, хотя механизмы и арматура не выглядели ржавыми и закисшими. Смит пояснил, что обслуживанием на стоянке занимаются те рабочие, которые и монтировали все механизмы. Сейчас, по окончанию работ, их отправили в отпуск, а обучать Редину придется настоящих матросов как только он сам будет к этому готов. Его никто не торопит, но...

От любых других контактов Сергея любезно оберегали.

* * *

А вопросы копились и копились, сомнения множились, а за наигранной откровенностью мистера Смита маячила основная цель всего этого таинственного предприятия. Ее Сергей пока не мог разгадать. Но не желая раньше времени настораживать своего нового шефа, он воздерживался от любых выяснений.

Наконец еще через день к нему в каюту зашел сам мистер Смит.

– Ну что, Серж, вы готовы начать обучение?

– Наверно, лучше было бы спросить, достаточно ли я сам изучил объект.

– Вы пытаетесь преуменьшить свои знания и опыт. Не сомневаюсь, что это лишь проявление вашей скромности. Поверьте, будь у нас хоть небольшие сомнения в вашей квалификации и подготовленности, мы никогда не стали бы прибегать к таким... радикальным способам вашего привлечения.

– Кстати, мистер Смит, я напоминаю, что вы как-то говорили о моей свободе выбора после выполнения нашего соглашения.

– Я никогда не отказываюсь от своих слов! Если вы пожелаете остаться у нас на службе, вам будет предоставлен очень высокий пост, абсолютно безбедное и свободное существование. Если захотите вернуться на свою Родину, мы не будем чинить препятствий, а наоборот, окажем в этом всяческое содействие.

– Как это?

– Через третьих лиц мы предоставим вашему Правительству неопровержимые доказательства, что переданные им ранее компрометирующие вас документы – это искусная подделка, дезинформация. А наше невольное вмешательство и ваше временное пребывание на территории дружественного Ирана были направлены исключительно на срыв террористической акции и физическую защиту лично вашей особы до окончания секретной операции иранских спецслужб по нейтрализации целой международной террористической организации.

«Красиво излагает, сукин сын! А вот не верю. Не верю! Хоть я и не Станиславский».

– Хорошо. Тогда отложим этот разговор до окончания нашего сотрудничества. Пока я еще и не начал движения в этом направлении.

– Для того я и зашел к вам, Серж. Ваша группа готова приступить к занятиям. Это десять человек из числа наиболее грамотных и образованных иранских матросов.

– Всего десять?

– Я еще раз подчеркну вашу главную задачу. Не прочитать курс по устройству ПЛ, теории гидродинамики или электрическим дисциплинам. Вы должны натренировать этих матросов безукоризненно точно выполнять любые переключения механизмов, сетей, обслуживать агрегаты в самых экстремальных режимах; наконец, научить каждого работать за четверых. Именно поэтому вы здесь. Именно это вы сами доказали на борту американской субмарины. Поделитесь практическим опытом, раскройте секреты и хитрости, о которых не написано ни в одном учебнике. Я даже думаю, что не все ваши ученики усвоят эти премудрости в той степени, которая им понадобится в очень скором времени. Но даже если останется 7 или 5 человек, это должны быть «до автоматизма отработанные» специалисты.

– Но это практически невыполнимо!

– Нет! Это теоретически невыполнимо. А практически вы как раз тот человек, может единственный в мире, который способен это сделать. Приступайте сегодня же. Никаких ограничений по времени занятий. По всем вопросам напрямую обращайтесь ко мне лично. В любое время дня и ночи. Помните, у вас есть не более двух недель. Да, не переживайте по поводу языкового барьера: в группе есть очень грамотный переводчик, как раз по вашему профилю.

* * *

Этим переводчиком оказался недавний матрос Российского флота Шамиль Рахимов. Как много хотел узнать Редин у своего бывшего подчиненного! А вот встретились лицом к лицу и...

Перед Сергеем был совсем уже не мальчик, юноша, каким он помнил его два года назад. Дело даже не во внешности, хотя черные усы и небольшая борода «состарили» Шамиля на десяток лет. Это просто был чужой мужчина. Чужой по манерам, повадкам, по тем очень скупым и коротким ответам на расспросы Редина, чужим даже по молчанию. «Как эфиоп для эскимоса».

А молчал Рахимов всегда, если не переводил речи Сергея для десяти таких же молчаливо-черных юношей-мужчин в однотонной рабочей одежде. Не было задано ни одного вопроса! В конце концов эти естественные вопросы по устройству, эксплуатации, борьбе за живучесть стал задавать Редин. Вслух. Сам себе. И отвечал, показывал, требовал повторить, снова показывал...

Ему безропотно подчинялись, запоминали, отрабатывали до автоматизма, но без малейшей заинтересованности. Неподдельный интерес в глазах слушателей Сергей заметил лишь однажды, когда в ходе объяснения каких-то действий сослался на похожий пример собственных манипуляций на американской подводной лодке. Сначала Редина насторожил чересчур длинный перевод. Потом раздались какие-то междометия из уст матросов. Это было столь необычно, что Сергей поинтересовался у Рахимова, чем их так взволновало устройство клапанов вентиляции цистерн главного балласта.

– Они искренне радуются нашей победе над проклятыми американскими империалистами в Баренцевом море. Вы для них теперь – ангел справедливой мести, посланец Аллаха. Хотя и неверный.

Во как!

Идеологическая подготовка, конечно, сильное оружие, но технических знаний и навыков она не заменяет. Трудно лозунгами с пожаром бороться, а идеей ходовой винт крутить. Ну да это их проблемы.

Ой, не лукавь, Серега! Все это одна большая твоя проблема. Ты уже давно обдумал один убийственный довод. Даже если ты оказался вдруг гениальным учителем, а они – талантливейшими учениками и за две недели освоили все технические премудрости, все равно это – обезьянничанье, бездушное, механическое исполнение. Они же ничего не смогут сделать самостоятельно! Им постоянно будет нужен дрессировщик. Командир, который приказывает. А такая персона в обозримом пространстве одна – ты сам!

Только так вся картина приобретает законченный смысл. Место Редина именно на этой подводной лодке. Как же дальше поведет себя мистер Смит? Ведь это будет уже качественно иное предложение. Одно дело побыть эдаким инспектором-наставником и совсем другое – выйти в море на боевом корабле чужой страны, пусть даже из самых благородных побуждений, и участвовать... стоп!

В чем участвовать? Вот мы и пришли, дорогой мистер Смит, к моменту истины. И в самом скором времени ты обязательно заговоришь!

* * *

ИЗ СООБЩЕНИЙ ВЕДУЩИХ МИРОВЫХ СРЕДСТВ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ ЭТИМ ЖЕ ЛЕТОМ

«В полном соответствии с недавно провозглашенной новой доктриной НАТО о переориентации главных усилий его участников на бесконфликтное взаимодействие на принципах демократии и плодотворного равностороннего сотрудничества со всеми свободолюбивыми государствами планеты, американский ударный авианосец «Ройял Стар» совершит в ближайшие дни беспрецедентный по своей политической значимости поход вокруг Африканского континента в Персидский залив с миссией мира.

На борту этого грозного морского гиганта будет находиться гуманитарный груз, предназначенный для населения Эфиопии и Сомали, трагически пострадавших от невиданной многомесячной засухи...»

* * *

У торца бумерангообразного стола неловко переминался с ноги на ногу доктор Марк. Хозяин кабинета не предложил ему сесть, а сделать это самостоятельно доктор не решился, хотя и не являлся прямым подчиненным мистера Смита.

Ощущение вины немилосердно давило сейчас на каждого из немногочисленных обитателей Центра информации. И каждый из них при всем желании не мог пролить и капли света на вчерашнее загадочное происшествие.

Голос мистера Смита был сух и жесток:

– Неужели вы думаете, доктор, что я, бросив ответственейшее дело на юге страны, совершил сумасшедший перелет сюда только для того, чтобы и от вас услышать фантастическую нелепость?! Это простительно тупым охранникам, выдумывающим небылицы, чтобы спасти свою шкуру, хотя, на самом деле, они действительно ничего и никого не видели. Но вы – врач...

Марк неловко пожал плечами:

– Я уже несколько раз передал вам слова нашего канадца.

– Вы использовали препараты?

– Безусловно.

– То есть, то, что он говорит – это правда?!

– Не совсем так. Это кажется ему правдой.

– Но в таком случае мы не сможем получить от него никакого другого свидетельства.

– Простите меня, но думаю, что в отношении канадца дело обстоит гораздо серьезнее.

– Как это?

– С лекарствами или без них, никто и никогда уже не услышит от него здравой речи. Видите ли, шаткое равновесие в его мозгу оказалось необратимо нарушенным. Обширный участок коры головного мозга перестал реагировать на любые воздействия. Клетки мозга погибли.

– И это произошло без всякого воздействия извне?

– Если я правильно понимаю смысл, который вы вкладываете в слово «воздействие», то ничего подобного не происходило. Это скорее колоссальный эмоциональный стресс.

– Ну да, еще бы, явление родной дочери!

Доктор уныло развел руками:

– У меня нет никакого научного объяснения этому факту...

– Факту? Бросьте. Его дочь находится сейчас за десятки тысяч километров отсюда под постоянным контролем наших людей. Вот это факт!

– А как же платок? – почти прошептал врач.

– Его безусловно подбросили те люди, которые проникли в Центр. Они же оказали на канадца и психологическое воздействие.

– На платке была монограмма «А». Его дочь зовут как раз Алоиза.

– Возможно, что эти люди как-то связаны с семьей Клеман. Хотя, по докладу наших агентов, не зафиксировано ни одного контакта дочери с кем бы то ни было.

– Вот видите! А он без колебаний говорит, что к нему приходила его дочь. И с ней был черный ангел, который покарает мучителей ее отца!

– Хватит мистики! Мы отыщем эту связь. Здесь побывали вполне конкретные преступники. Вопрос только, зачем? Анри Клеман – использованный материал. Да он и в здравом-то уме вряд ли представлял действительную ценность для серьезных профессионалов.

Мы без труда обнаружили следы проникновения в Центр через систему вентиляции. Хотя, примененные средства... ну да ладно. Километром ниже найдены свежие следы транспортного средства, которое забрало диверсантов. В этом направлении уже работает полиция. Странно полное отсутствие следов на скалах. Не сработал ни один датчик, ни одна камера ничего не зафиксировала!

Доктор покивал с видом: «Я же говорил», но вслух промолчал.

– Мы привлекли лучших специалистов. Кроме того, вплотную займутся охранниками. Если утечка информации была в их среде, мы ее обнаружим. Так вы, доктор, говорите, что наш канадец выглядит счастливым?

– Это несомненно. Я никогда его таким не видел. Жаль, что это чувство пришло к нему слишком поздно. Он его заслужил.

– Вот пусть и останется с ним навечно. Сделайте так, чтобы он покинул нас счастливым. Это будет прекрасной платой за его труды. Вот это он действительно заслужил.

– Но...

– Это приказ, доктор! Через... – Смит посмотрел на часы, – полтора часа мы с вами улетаем. Поторопитесь!

* * *

Оставшись в кабинете один, Смит надолго задумался. В нем не было и четверти того оптимизма, что он демонстрировал медику или всем своим подчиненным.

Можно красиво бросаться такими громкими эпитетами, как преступники, диверсанты... А что похищено? Ничего. С главного пульта не пропал и не был переписан ни один диск. Там, вообще, ничего не трогали, кроме систем охраны и сигнализации. Да и те не вывели из строя, а просто отключили на время. Ни одного пострадавшего. Поспали – и снова бодрячком за работу. Оборвалась и ниточка со снотворным: специалисты сказали, что подобный препарат вообще не зафиксирован в их каталогах! Ничего не взорвали, не уничтожили. Никого не допрашивали. Кроме этого сумасшедшего канадца.

Но как они вообще узнали о нем?! Его всего пару недель, как перевели в Центр из морской базы, потому что он уже не мог работать и нуждался в постоянных медицинских процедурах. Значит, шли не за ним? Может, за этим русским? Абсурд. Никто не знает о его местонахождении.

Чего же они хотели? И получили ли то, зачем пришли?

Так еще и этот платочек, Шайтан его раздери! Прямо шекспировский Отелло!

Смит почувствовал, что за потоком необъяснимых пока мелочей совершенно теряются истинные цели противника. О, Аллах, сколько раз он сам поступал так!

К бесспорным же фактам, о чем он не стал говорить доктору, относится то, что канадец был в курсе ядерной начинки их оружия возмездия. А пришельцы говорили с ним (и только с ним!). Значит, сейчас, не поддаваясь ни на какие уловки врага, он обязан любыми средствами защитить свой главный проект.

Что ж, идите ко мне, черные ангелы мести. Я знаю, как вас встретить…

* * *

В пути Талеев категорически запретил все разговоры о только что завершенной операции. Даже в квартире, пока с ними был Юрий, Гера лишь предельно сухо информировал его о чисто технических вопросах проникновения в Центр, поблагодарил за помощь и попрощался до завтра.

Журналист был мрачен и неразговорчив. Глядя на него, молчали и все остальные.

– Спасибо, друзья, за сегодняшнюю работу и за то, что потом не утомляли расспросами и предложениями.

– Если честно, командир, то по крайней мере у нас с Толиком это не от вежливой деликатности, а от недостатка ума, – очень самокритично констатировал Вадим.

– Что ты тут меня еще приплел, а? Мне ума вполне хватает! – возмутился Толя и тут же добавил: – Только не давайте слова этой маленькой черноволосой язве: если бы не ее издевки, моя нога перестала бы болеть еще на горе.

– Толечка, хочешь, ножку твою поцелую прямо при всех? Мы, восточные девушки, привыкли угождать мужчине-господину. – Гюльчатай смиренно сложила руки на груди и потупила взгляд.

– Во-во, смотрите, язва!

– Меня поцелуй, Галчонок! Зачем тебе это бесчувственное бревно?

Гюльчатай с притворным вздохом еще ниже поклонилась и прошептала:

– Как жаль, что у восточной девушки может быть только один господин! И тот – бесчувственный чурбан.

Талеев не вмешивался. Ему хорошо думалось под этот безобидный треп. Он даже слегка усмехнулся, потому что в последних словах девушки угадывался двойной смысл. Все в Команде знали, что Гюльчатай всем своим пылким сердцем безнадежно влюблена в красавца-журналиста. Конечно, знал это и Гера, только искренне считал, что ни роль добропорядочного мужа, ни, тем более, сердцееда-любовника в его амплуа не входят, и всеми силами старался не выпускать их отношения за дружественно-подчиненные рамки. Поэтому «бесчувственный чурбан», скорее всего, предназначался именно ему.

– Ну-ка, юная восточная леди, ты ближе всех общалась с этим канадцем, поэтому постарайся поточнее определить, что в его словах реальность, а что – бредовые галлюцинации разрушающегося мозга.

Девушка посерьезнела:

– Поточнее, командир, даже врач-психиатр не определит эту границу. Клеман живет в собственной реальности, а вот когда и насколько она совпадает с нашей, общечеловеческой...

– То есть, с одинаковой непоколебимой уверенностью он может рассказывать сказки и диктовать таблицу умножения?

– Да. Причем, сам искренне верит и в то, и в другое.

– Так-так-так...

Талеев надолго задумался, потом уверенно произнес:

– Мы не имеем права игнорировать слова Клемана об иранской торпеде с ядерной боеголовкой. Хотя, ума не приложу, откуда она у них могла появиться. Такие утраты и приобретения во всем мире не происходят незамеченными.

– Вот поэтому я считаю, что это бред сумасшедшего, – безапелляционно заявил Вадим. – Наша главная и единственная задача – поиск и спасение Редина. Вот ее и надо решать.

Анатолий лишь неопределенно пожал плечами, а командир подвел итог короткой дисскуссии:

– Вадик, ты прав. Но что-то говорит мне, что обе эти проблемы уже сплелись в один общий клубок. В любом случае наш путь теперь лежит на юг. Начнем с Бендер-Аббаса.

* * *

От Юрия Талеев знал, что «террористический акт» в Аббасе не получил широкой огласки. В первую очередь из-за того, что жертвами взрыва стали сотрудники спецслужб. Очень быстро нашлась какая-то нелегальная ультрареакционная суннитская организация, взявшая на себя всю ответственность.

В числе других пострадавших русский геолог Петров был помещен на излечение в один из местных госпиталей, а правительству России принесены соответствующие извинения на международном уровне.

Зато этот взрыв вызвал панику в рядах иранской контрразведки, но и она пока не докопалась до истинных причин трагедии. Зато режим работы своих служб в городе крайне ужесточила. Так что любую активную деятельность там даже немногочисленным агентам Юрия пришлось прервать. Группа Талеева могла рассчитывать только на собственные силы, получив от Юры лишь немногие сведения самого общего характера.

В городе располагалось одно из Управлений ВМС, ведающее в основном охраной береговой линии и маломерными военными судами: погранкатера, сторожевики. Понаблюдав пару дней за деятельностью Управления, Гера начал реализовывать свой план.

Ночью Анатолий и Вадим проникли в помещение интендантской службы, расположенное в отдельном здании и практически не охраняемое, как не представляющее стратегического интереса для врага. Они трудились почти до рассвета и не только скопировали все компьютерные файлы, но и перефотографировали ворох отчетной документации по всем поставкам ведомства чуть не за полный последний год.

Теперь вся группа занялась скрупулезным анализом добытых документов. Изучались и сравнивались расчетные ведомости и накладные, бухгалтерские отчеты и продовольственные заявки, расход горюче-смазочных материалов и ремонтные графики...

К концу второго дня адовой работы Талеев мог с полной уверенностью сказать, что где-то на побережье Оманского залива недалеко от города Джаск находится весьма крупный военно-морской объект. Причем максимально засекреченный и имеющий важное значение, так как пользуется преимущественным правом по всем каналам обеспечения. Численность его персонала составляет ориентировочно 120–150 человек, доставка грузов осуществляется водным и железнодорожным транспортом по специальной узкоколейке. Судя по набору оборудования и материалов, там ведутся строительные работы, хотя и с меньшей интенсивностью, чем в начале года. Четыре месяца назад туда доставили большой груз аккумуляторных батарей, используемых обычно на дизельных подводных лодках...

Были еще десятки незначительных подробностей, полностью подтверждающих слова Клемана о месте, где он работал над торпедой.

– Ну что, ребятки, последние сомнения отпали. Из этих бумаг мы не можем подтвердить наличие ядерной боеголовки на торпеде, но вряд ли при таких совпадениях во всех сферах эпизод с торпедой – сказка. Тем более что как раз над ней-то он и работал. Так что, принимая во внимание Галин диагноз, реальность нашего канадца в этой части совпала с нашей, общечеловеческой, на все 100%. И мне, поверьте, сейчас стало страшно. – Талеев был так серьезен, что даже вездесущий Вадим воздержался от любых комментариев. – Теперь всем отдыхать. Новые планы будем строить на свежую голову.

– Командир, – это заговорила Гюльчатай, – а как мы поступим с Севой? – Беспокойство о своем напарнике было вполне естественным.

– Галчонок, Галчонок... Может, в самом скором времени мы все позавидуем его чистой и уютной медицинской палате.

– Черный юмор у тебя, Вадька! Может, Севу выписать и забрать оттуда?

– Категорически нет! Даже если он вполне для этого выздоровел. Наше количество в дальнейших действиях вряд ли будет иметь решающее значение. Вообще, я сказал всем спать! С планами завтра определимся.

Самое трудное было заставить себя отдыхать. Десятки вертящихся в голове мыслей не давали сосредоточиться даже на подсчете баранов, проходящих через новые ворота.

Тогда Гера стал считать подводные лодки, выплывающие из фешенебельного грота. На удивление, это подействовало. Напряжение последних суток куда-то отступило. Очередная субмарина, зачем-то вильнув русалочьим хвостом, погрузилась в пучину, куда за ней последовал и сам Талеев...

Он все-таки заснул.

Глава 9

Джаск, расположенный на берегу Оманского залива, был не маленьким по иранским меркам городом – более сотни тысяч жителей. С севера подступали отроги горного хребта, в которых брали свое начало десятки мелких речушек. Но большинство из них по пути к заливу пересыхали, а вот глубокая и быстроходная Пираб, хоть и не отличалась завидной протяженностью, но без потерь несла в соленые воды Оманского залива пресную чистоту горных источников и даже тающие снега вершин. Из города было рукой подать до ее устья.

Российских фирм и компаний в городе практически не было. Правда, существовали две посреднические торговые организации, числящиеся на бумаге собственностью российских предпринимателей, но все посты в них занимали иранцы. Лишь корпорация «Роспосэл» была русским оазисом, к сожалению, немногочисленным. Занималась она строительством ГЭС и открыла свой офис в Джаске, когда было подписано соглашение с иранскими властями о разведке на реке Пираб подходящего участка и строительстве небольшой электростанции, способной обеспечить этот южный регион.

На этой компании Талеев и остановил свой выбор. Связавшись через Юрия с консульством в Тегеране, Гера убедился, что через день нужные ему директивы поступят в главный офис в Джаске, и там с распростертыми объятиями встретят московских корреспондентов и телеоператоров.

Так все и произошло. В кабинет исполнительного директора Гера зашел вместе с «оператором» Анатолием. Из-за стола от большого во всю стену окна к ним навстречу вышел подтянутый, сильно загорелый молодой мужчина лет 35 и, сверкая белозубой улыбкой, радостно затараторил:

– Привет, привет, земляки! Боже, вы же не просто редкие гости, вы – единственные гости! Аркадий Лукич из консульства накануне вечером позвонил, встречай, говорит, известного московского журналиста. А я и так вас знаю. Нет-нет, не лично, конечно, но читаю прессу и репортажи видел. Классно! Вся планета. Великолепно! – с одинаковой теплотой и сердечностью он уже по второму разу самозабвенно тряс руки Гере и Анатолию, вероятно все-таки сомневаясь, кто же из них этот известный журналист.

Чтобы не мучить вежливого человека неопределенностью, Талеев чуть выступил вперед и вполне официально заговорил:

– Я Усольцев, Герард Дмитриевич. Вы явно преувеличиваете мою популярность.

– Ох, забыл представиться! Здесь не только хорошие манеры позабудешь, русский язык за стенами этого офиса не услышишь. Меня зовут Ролан Филиппович Кулик, и здесь я отвечаю за все. Это ни в коем случае не похвальба. Генеральный директор окончательно в Москве обосновался, технический – постоянно на объектах. А штаты нам пришлось основательно сократить. Нестыковочки стали появляться в первоначальных планах... Ну да мы ведь не об этом. Проходите, пожалуйста, располагайтесь, где понравится. Сейчас чай принесут.

Гера понял, что если он не возьмет все нити беседы в свои руки, придется тут заночевать.

– Это хорошо, что мы у вас тут первые. Я не люблю это слово, но «Иран» – это сейчас в мире очень модный бренд.

– Да, в столице кого только ни встретишь.

– Вот видите, в столице. А мы покажем, какими прочными и взаимовыгодными отношениями наши страны связаны уже давно, невзирая на мировую моду. И не на столичных дипломатических раутах, а в глубинке, помогая строить эффективную экономику этой страны. Кроме того, у нас есть еще одно задание от наших, так сказать, смежников. Телепередачи «Путешествие вокруг света», «Живая природа» видели?

– Да-да, приходилось, с удовольствием.

– Вот обещали им видовой фильм минут на 30. Горы, знаете, бурная река... Сценарий у нас есть. Но главное, конечно, ваше строительство, электростанция.

– Ну, ничего грандиозного здесь нет. Это не Нурек и не Саяны, хотя, кое-какие оригинальные решения просто уникальны. Вот только...

– Какие-то проблемы?

– Нет-нет, скорее, местная специфика.

– ?

– У государства почти в этом же районе появились свои интересы. Нам порекомендовали слегка переместить вверх по реке основной узел. Пришлось на ходу менять проект, проводить новые изыскания. Все это существенно затормозило работу.

– Неужели даже государственные интересы в таком захолустье стоят затяжек в строительстве?

– Иран – страна закрытая. Много национальной специфики. Если тебе советуют не заниматься изысканиями в каком-то секторе, то лучше даже не смотреть в ту сторону. Но это ни в коем случае не ущемит ваших интересов. Наш техдиректор уже много лет здесь работает, всю округу как свои пять пальцев знает. Он будет надежным гидом.

– Не хотелось бы отрывать человека от работы...

– Ну, что вы, тем более что как раз его работы и пришлось значительно свернуть из-за этих национальных интересов. Он сам русский, но женат на иранке, дети здесь воспитываются. Я попрошу его подойти к вам в гостиницу в удобное время. Договоритесь обо всем.

* * *

Технического директора звали Василием Степановичем. В противоположность своему коллеге он был неразговорчив, неулыбчив и нетороплив. Первый ознакомительный поход занял у Талеева и Вадима двое суток. Василий показал остов будущей плотины, участок шлюзов и еще какой-то узел станции выше по течению. Он коротко давал необходимые технические пояснения и совершенно не интересовался окружающим пейзажем. От сопровождения корреспондентов по местам будущих натурных съемок вежливо уклонился. Лишь отметил на карте для Талеева наиболее проходимые места и красным фломастером провел границу, пересекать которую категорически не разрешалось иранскими властями. На расспросы о причинах такой секретности лишь пожимал плечами и проронил фразу о возможном военном объекте.

Гера не настаивал. Основной поход они решили совершить после суток отдыха, с другим вооружением и уже без всяких гидов.

О том, что они ищут в правильном направлении, свидетельствовало почти регулярное появление дозорных вертолетов и чуть различимые издалека гудки поездов. Никакой железной дороги, естественно, даже на самой подробной карте обозначено не было.

* * *

Анатолия в горы не взяли – еще не до конца зажила нога, поврежденная на «Орлином Небе», – а отвели ему роль морского туриста, решившего полюбоваться красотами береговой линии со стороны залива. Сразу же возникли трудности: рыболовных шхун и прогулочных яхт на побережьи оказалось катастрофически мало. Но и их владельцы ни за какие деньги не соглашались взять на свой борт иностранного туриста, желающего «просто покататься вдоль берега».

Наконец, согласился местный хозяин небольшой яхты, прельстившийся внушительным гонораром. Но ничего существенного разведать Анатолию не удалось. Сразу за городом вдоль береговой линии стали появляться предупреждающие и запрещающие проход плакаты, а потом и вовсе колючая проволока.

Попытка подойти чуть ближе со стороны моря была мгновенно пресечена невесть откуда появившимся быстроходным военным катером. Судно едва не протаранило яхту, а из его динамиков раздались такие недвусмысленные предупреждения, что окончательно струсивший хозяин-иранец был готов вернуть Толе даже часть гонорара, но немедленно уйти из небезопасного района. Почти до самого причала на окраине Джаска их сопровождал вызванный вероятно с катера вертолет берегового охранения.

Значит, действительно, объект находился прямо у них под боком.

* * *

А на улицах самого города было полно подростков: курьеров и посыльных. Для них, казалось, не существовало никаких преград. С утра и до позднего вечера они сновали по всем закоулкам, забегая в конторы и агентства, магазины и салоны, таская на себе то образцы товаров, то просто рекламные проспекты и деловые бумаги. Компьютерам доверяли далеко не все.

Поэтому ни у кого не вызвал подозрений появившийся среди этой крикливой и непоседливой братии высокий и стройный юноша-курьер со скейтом за спиной и пухлой папкой для бумаг в руках. Он колесил по всему городу, спрашивая, уточняя, разыскивая, иногда ссорясь со своими коллегами, иногда вместе с ними же перекусывая на какой-нибудь парковой скамейке и непринужденно болтая на любые животрепещущие темы.

...К вечеру Гюльчатай на подгибающихся от усталости ногах, предварительно переодевшись в укромном месте, еле смогла вползти в свой гостиничный номер и тут же рухнула на кровать.

Завтра предстоял не менее суматошный день, и разбором всей информации девушка решила заняться потом, а сейчас спать, спать, спать...

* * *

О том, что в Главном Управлении ВМС США разрабатывался план похода большой авианосно-ударной группы, мистеру Смиту стало известно несколько месяцев назад. Свою работу отлично выполнил агент, внедренный туда еще его предшественником.

Сроки похода постоянно изменялись в угоду сиюминутным политическим интересам, корректировался маршрут и пункты стоянок. Результаты всех этих штабных маневров тут же ложились на стол начальника службы разведки в Тегеране и становились известны Смиту. Уже почти месяц он был готов нанести свой карающий удар практически в любой точке планеты. И вдруг такая сказочная удача!

Мысль о стоянке на рейде Могадишо в тупые головы американцев мог вложить только сам Великий Аллах. Смит не сомневался, что это Всемилостивейший предопределил место и время Великой расплаты неверных. А он, Аль-Амир, только воплотит Его замыслы, выполнит Его волю!

...От благочестивых мыслей его отвлек осторожный стук в дверь кабинета, и на пороге возник начальник службы безопасности:

– Поступило сообщение от Визиря, что двое русских журналистов побывали на строительстве электростанции, осматривали окрестности, интересовались железной дорогой и вертолетами охраны. Продвигались по направлению к объекту, но прямых попыток разведки или проникновения не отмечалось. Третий русский на яхте почти дошел до объекта, но приблизиться не дал корабль береговой охраны.

– Что за яхта? Кто хозяин?

– Он сейчас в полицейском участке.

– Тупые ублюдки. Немедленно освободить! Хотя... не торопитесь. Пусть они знают, что со стороны моря подобраться невозможно. Визирю передайте, чтобы не надоедал гостям, пусть самостоятельно бродят, где хотят. Всякое наблюдение снять! Вызовите ко мне начальника охраны Грота.

Шеф внутренней безопасности бесшумно скрылся за дверью.

* * *

Когда Гера узнал о начавшемся походе «Ройял Стар», исчезли его последние сомнения в достоверности рассказа Анри Клемана. И все-таки трудно было поверить, чтобы в чьей-то здравомыслящей голове мог родиться такой сумасшедший замысел.

«А Хиросима и Нагасаки, а Кубинское противостояние? А сколько еще неизвестных миру моментов, когда чей-то палец уже ложился на красную кнопку? Последнее время это всегда удавалось предотвратить. Что же на этот раз? Обстановка в Персидском заливе и так до предела взрывоопасная, там простой гранаты может хватить, чтобы вспыхнула война. А тут ядерная боеголовка!»

Талеев представил узкое горло входа Ормузского пролива, и ему стало вовсе не по себе. Он составил шифровку в Москву, но постарался быть предельно сдержан в оценках и выражениях. Время у них еще было, никак не меньше недели. Но это у них, в Москве, а он должен действовать незамедлительно.

Не допустить вакханалию может сейчас только его группа. И, пожалуй, еще... Сергей Редин! Пока же надо пробираться на объект. Гера позвонил в офис «Роспосэла», откуда ему сообщили, что сегодня по вызову руководства Ролан Филиппович улетел в столицу, в Тегеран. Будет не раньше понедельника, то есть через два дня. А Василий Степанович отпросился на выходные домой, к семье.

«А я и забыл, какой сегодня день недели. Оказывается, пятница». Впрочем, на планы Талеева не влиял теперь ни календарь, ни отсутствие на рабочем месте сотрудников «Роспосэла». Это было, скорее, на руку. Мешаться не будут.

* * *

Интересные сведения принесла Гюльчатай из своих двухсуточных мотаний по городу и постоянного общения с самой информированной публикой.

Не обошлось, конечно, без мистики и магов. Кое-кто всерьез полагал, что сам Верховный бог Ахурамазда готовится к Великой битве с силами зла, а из распахнувшегося чрева Земли ему на помощь поднимается солнцеподобный Митра... Реальность же, как всегда, была примитивнее и страшнее.

Старшего брата одного посыльного из магазина ковров недалеко от таинственной пещеры, куда по рельсам уходили целые поезда, подстрелили неизвестные люди с автоматами и сбросили с обрыва в реку. Брат чудом выплыл, но до сих пор не может оправиться от ранения.

А отец и дядя другого паренька в прошлом месяце бесследно исчезли во время рыболовного промысла совсем недалеко от берега. Погода была очень тихая, никакого волнения на море, а к берегу на следующий день прибило лишь мелкие щепки от их шаланды. И на многих были следы от пуль!

Вот такой Ахурамазда!

* * *

Поздно вечером, как всегда, Команда в полном составе собралась в номере Талеева на традиционные «посиделки». Сам журналист был необычно серьезен, сосредоточен и не принимал никакого участия в дружеской пикировке своих коллег-подчиненных. Он устроился в глубоком мягком кресле у окна, перебирал на коленях какие-то разрозненные бумаги и, казалось, не обращал никакого внимания на все происходящее в комнате. Однако минут через двадцать, когда он оторвал взгляд от очередной записки и лишь слегка приподнял голову, все разговоры вокруг моментально стихли, и воцарилась напряженная пауза.

Гера чуть заметно усмехнулся – понимающе и далеко не радостно, положил стопку листков на край низкого журнального столика и негромко произнес:

– Не готовы мы. Изначально мы не были готовы к тому, как могут повернуться события. У нас нет достаточных собственных ресурсов для осуществления сколь-нибудь эффективных действий. И в отличие от большинства предыдущих случаев, ни на какую помощь извне, так сказать, мы не можем рассчитывать.

– Подумаешь, удивил! – Со своего места на диване непринужденно откликнулся Вадим. – Да мы на такую помощь и раньше-то никогда не рассчитывали. Всегда обходились.

– Вот тут ты неправ. Всегда у нас за спиной стояла такая мощь государства, которая не снилась ни ФСБ, ни военной разведке, никому. Правда, мы прибегали к ней чрезвычайно редко, да и то лишь на самом заключительном этапе уже практически выполненной операции. Вспомни хотя бы доставку уранового стержня в Обнинск. Были подняты целые армейские подразделения!

– А из пушки все-таки мы палили! И в гнилом болоте тоже сами бултыхались. И где же тогда эти доблестные вояки отсиживались, а?

– Вадик, Вадик! Это в тебе говорит уязвленная гордость и неуемное тщеславие. Никто наших заслуг не отрицает. Правда, и не говорит о них, и не отмечает даже каким-нибудь самым тривиальным способом, вроде почетной грамоты, фотографии у развернутого знамени или благодарственного письма на Родину.

– А вот тебе-то вручили денежную премию и орден. В самом Кремле, из рук Президента!

– Зависть твоя необоснованна и прискорбна, сын мой. И то, и другое я получил за серию очерков из горячих точек.

– Как будто мы там не были и не знали, чем ты занимался, – поддержал друга Анатолий. – Гюльчатай не даст соврать, что лучшим твоим очерком стал труп Абу-Бакара. Может и его ты карандашиком или шариковой ручкой зарезал?

– Я, в отличие от тебя, просто очень красочно описал это потом. А мою премию мы вместе пропили в «Праге» в тот же вечер. Кстати, не после этого ли события ты сам начал разъезжать на красном «Ягуаре»?

– Ну, ведь...

– Да ладно, Толик. Я понимаю, что все это так, для разрядки. – Талеев вновь посерьезнел. – Раньше все происходило на нашей территории. Отсюда и уверенность в поддержке, пусть даже просто моральной, и в конечной победе. Да, были кое-какие операции и за пределами, так сказать. Но все они носили локальный характер и уж вовсе не могли бы серьезно повлиять на межгосударственные отношения или иметь какие-то глобальные последствия. Не перебивай! – Это Талеев заметил, что порывается высказаться Вадим. – Такой же локальный характер по задумке носила изначально и операция по поиску и возможному спасению Сергея Редина, даже несмотря на то, что пришлось пересечь не одну границу. Однако теперь все кардинально изменилось. Наши, – Гера медленно обвел рукой все пространство номера, переводя взгляд поочередно на каждого из присутствующих, – вполне справедливые цели пересеклись с интересами целого иностранного государства. Ну, по крайней мере, его силовых структур. Мне категорически предложено Москвой, – он похлопал ладонью по пачке бумаг на столе, – ограничить сферу нашей нелегальной деятельности вопросами сбора информации, прекратить любые контакты с местной резидентурой... Короче, закругляться и уматывать восвояси.

Послышался тихий удивленный присвист. Настолько тихий, что было непонятно даже от кого он исходил.

– Значит, бросить Серегу.

Ни на свист, ни на фразу Талеев никак не прореагировал.

– Я резюмирую факты, которые имеют отношение к цели нашей операции – Сергею Редину. Его похищение с детально разработанной операцией прикрытия и задействованием значительных агентурных ресурсов безусловно говорит о том, что ни о ликвидации, ни о выкупе не может быть и речи. Оно говорит о том, что в планах этих силовых структур фигуре Редина отводится ключевое, решающее место. Чем же он мог так заинтересовать? Ну уж во всяком случае не своей теперешней деятельностью по переработке и ликвидации ядерных отходов. Меньше, чем когда-либо, у нас сейчас делают из этого государственную тайну. Значит причины надо искать в его прошлой жизни и службе. Я опускаю подробную цепочку логических выводов, которые один за другим отсеивали неубедительные варианты, и озвучиваю то единственное, что осталось. Сергей Редин – безусловно, талантливый организатор, человек, способный повести за собой, особенно в сложных, экстремальных ситуациях. Кроме того, он хороший стратег и тактик, что безусловно подтверждают все его действия в Баренцевом море по захвату американской ядерной субмарины. А главное, он обладает незаменимым практическим опытом эксплуатации всего технического оборудования современных подводных лодок в нештатных режимах и при запредельных нагрузках. Сочетание в одном человеке всех этих качеств и делает его поистине уникальным специалистом. Возможно, такие существуют еще на нашем флоте, но добраться до них в закрытых сверхсекретных военных базах маловероятно для любой иностранной спецслужбы. А этот сам выехал на конференцию за границу. И редкий случай незамедлительно был использован. Это еще говорит и о том, как пристально наблюдают «из-за бугра» даже за отдельными нашими соотечественниками, отслеживают их перемещения, карьеру, семью. И, как пионеры, всегда готовы. Подвернется случай – и слямзят, не раздумывая. Может, даже впрок. Такой вариант я сначала и определил за главный. Именно впрок. Это было бы весьма прискорбно для нас, потому что в таком случае мы просто не смогли бы получить даже крохи информации о его местонахождении в стране. Но все последние события говорят об обратном. Какое там впрок! Успеть бы использовать его по назначению в ближайших событиях. – Талеев потряс газетной вырезкой о визите в Залив американцев.

– Гера, – Галина недоуменно пожала плечами, – но откуда иранские спецслужбы могли об этом, – она кивнула головой в сторону заметки, – так точно знать?

– Во-первых, думаю, от своей американской агентуры. А во-вторых... – Журналист задумался лишь на секунду. – Как ты думаешь, насколько часто американцы устраивают показательные визиты в этот регион?

– Ну раз в год, или в два... не знаю.

– А вот и нет! В 3–4 раза чаще. Так что не надо быть большим стратегом и предсказателем. Готовься, к чему задумал, не торопясь, а супостат сам вот-вот и заявится. Так, значит, отсутствие возражений со стороны остальных считаю подтверждением правильности моих выводов. А теперь совсем уж коротенько. В каком качестве конкретно используют Редина, предсказать невозможно, но от их этой новейшей лодки с торпедой на борту он теперь неотделим. Теперь о главном. Вы все прекрасно знаете, что в силу специфики нашего существования как Команды, любая помощь и поддержка из Москвы, даже само признание нашего существования, категорически исключены. Мы ведь и создавались, как совершенно автономная независимая боевая единица для решения самых специфичных проблем. Если еще точнее, то не как единица, а как подвижная группа из абсолютно независимых профессионалов высочайшего класса, способных в одиночку решать сложные тактические вопросы в условиях максимальной автономности. И не только решать, а находить, анализировать, делать выводы. Я у вас что-то вроде координатора. Согласитесь, работа ведь совсем не так часто сводит нас всех вместе. В таком вот составе это впервые в моей практике...

Его продолжительную речь неожиданно перебил Вадим:

– Ну, раз координатор, то я смело вопрошаю: куда ты гнешь?

Гера на этот раз усмехнулся вполне по-доброму:

– Ну, я же говорил, анализировать и самостоятельно делать выводы. Вадик – блестящее тому подтверждение.

– А уж какой воспитанный и любезный...

– И красивый, душка.

– Черти, я же серьезно!

– А если серьезно, то, не отступая слишком уж далеко от указаний из Центра, мы все-таки форсируем наши шпионско-разведывательные действия. Исключительно с целью не отстать от темпа наших иранских оппонентов. Для недостаточно понятливых подчеркиваю: разведывательные! Поэтому исключительно такой характер и будет носить наша ближайшая операция. Смотрите, – Талеев встал и продолжал говорить, неспешно меряя большими шагами все пространство помещения, – чтобы иметь об интересующем нас объекте максимально детальное представление, просто необходимо разглядеть его поближе.

– Желательно, изнутри, – сказал Вадим.

Гера кивнул:

– Трудно не согласиться с блестящим оперативником. Так вот, с моря наш объект прикрывается более чем надежно. – Здесь усиленно закивал головой Анатолий. – Это вполне оправданно и не может вызывать какие-то подозрения у любопытствующих: военно-морская база, прикрывающая узкий проход в зону повышенных стратегических интересов. А вот со стороны суши...

– Там, наверняка, еще более сильное противодействие...

– Да нет, думаю, наоборот. Несложный парадокс: попробуйте где-нибудь в глухом лесу начать размещать воинскую часть, расставьте посты, патрули, заборы, проволоки, собаки... и все, тут же слетится воронье: всяких представителей, своих и иностранных – чего угодно, можно будет отлавливать сачком для бабочек в любое время суток. А нужен ли подобный интерес нашим иранским друзьям? Вопрос риторический.

Галя легонько подтолкнула локтем сидящего рядом на диване Анатолия:

– Ты не напрягайся, родной: риторический – значит, по-научному, не требующий ответа.

– Командир, – взмолился Толя, – позволь мне выкинуть пресмыкающихся из номера! Гадюкам и ехиднам тут нечего делать.

– Ну вот опять, – Гюльчатай притворно глубоко вздохнула, – полное незнание элементарной зоологии. Ехидна – это не пресмыкающееся, это сумчатое, покрытое иглами животное семейства млекопитающих подкласса яйцекладущих. Обитает в Австралии и Новой Гвинее...

– А-а-а-а !!! – завопил Анатолий. – Оно еще и говорящее!!!

Тут за товарища решил вступиться сам Гера:

– Уважаемая Галина. С огромным почтением относясь к вашим поразительным разносторонним знаниям, позволю себе маленькое уточнение. Наш общий друг конечно имел в виду ехидн, как род ядовитых змей семейства аспидов, размером до двух метров, обитающих в тех же краях, или чудовище из греческой мифологии Эхидну – полудеву-полузмею, прародительницу Сфинкса, Цербера и Химеры. Выбирайте на свой вкус!

– Во-во, я же сказал, химера!

Галя виновато промолчала, а рассмеялся один Вадим:

– Сдается мне, что когда-то, проводя утомительное совместное многочасовое скрытное наблюдение за объектом, вы читали один и тот же том энциклопедии.

Теперь смущенно поморгал и Гера, но быстро восстановил равновесие и продолжил:

– Относительно нашего случая: зачем привлекать внимание, демонстрируя повышенные меры безопасности? Тем более что мы с Вадимом уже убедились, как чрезвычайно трудно приблизиться к объекту со стороны лесистых гор в силу особенностей местного рельефа. Так что усиленная охрана наверняка существует, но уже непосредственно на самом объекте. Да и узкоколейкой они пользуются регулярно для доставки грузов. А это – слабое место, им можно воспользоваться. Короче, проникаем на максимально возможную глубину, даже внутрь, если удастся. Цель – детальная разведка. При малейших намеках на возможность разворачивания крупномасштабных боевых действий – с их стороны, разумеется – возвращаемся в лес. Если придется уходить поодиночке, завтра в пути договоримся о конкретном месте встречи. Думаю, вся операция не займет у нас более суток-полутора. Здесь, на базе остается Галина. Возражения не принимаются. Ты добываешь ценнейшие сведения в городе. Любые слухи, сплетни. А если я не ошибаюсь, их в ближайшее время появится в городе немерено. Только будь осторожна: вместе с ними сюда придет взрыв патриотизма или его намеренно спровоцируют. Думаю, дело дойдет и до погромов. Неверным придется туго, но тебя-то это не касается. Шучу. План конкретных действий будем составлять после нашего возвращения с учетом всех собранных к этому времени нюансов. Давайте отдыхать, да и подсобраться всем не мешает. Разбегаемся.

* * *

Ребята быстро покинули номер, а Гюльчатай осталась сидеть на диване, только скинула легкие тапочки и поджала под себя ноги. Она пристально и озабоченно смотрела в спину командира, неподвижно застывшего у окна и, казалось, предельно погруженного в свои думы. Однако секунд через пять Гера, не оборачиваясь, задумчиво произнес:

– Никогда еще я не был настолько мало уверен в своих силах.

Галя тут же откликнулась:

– Это было заметно, командир.

– Неужели?

– По твоей многословности.

– А мне-то, наоборот, казалось, что я все так логично и последовательно излагаю. Никаких колебаний и неуверенности.

– Слишком логично и слишком последовательно. Хотя, думаю, ребята не обратили на это особого внимания...

– Значит, опять пресловутая женская интуиция.

– Ну, почему же пресловутая? Да и не у каждой женщины она есть. Точнее, есть, наверное, у каждой, а вот проявляется далеко не всегда. Нужны какие-то особые обстоятельства, причины.

– А у тебя сейчас они есть?

Галя только медленно прикрыла свои восхитительные черные глаза и утвердительно опустила вниз голову. Талееву был понятен и этот ее молчаливый ответ. Он отошел от окна, присел рядом с девушкой и неловко пристроил свои руки на собственных коленях, не решаясь обнять такие беззащитно трогательные сейчас хрупкие плечи:

– Понимаешь, Галчонок, мы не можем вступить в открытое противоборство с такой громадиной, таким отлаженным механизмом, как силовые структуры целого государства. Эта махина нас попросту раздавит и вряд ли заметит. Но еще я очень хорошо знаю Сергея Редина, чтобы поверить в то, что он даст слабину, сломается, изменит хоть на йоту своим принципам, перестанет бороться до последнего вздоха – и еще какое-то время потом. Он не станет грузить себя проблемами межгосударственной политкорректности и определять количество своих противников. Он будет действовать. И ему нужна моя помощь. Иначе зачем еще стоит жить на этом прекрасном свете?

* * *

Кроме тепловоза, в составе были всего три вагона. Причем последний, вероятно, предназначался для охраны: он был пассажирский, а над его крышей выступал козырек небольшой будки, так что находившийся в ней вооруженный боец мог не только просматривать, но и простреливать крышу состава и местность вдоль насыпи. Впереди тепловоза двигалась автодрезина с еще несколькими вооруженными людьми.

Такая усиленная охрана должна была компенсировать невысокую скорость состава. Полотно дороги часто петляло, объезжая каменистые выступы и глубокие неровности почвы. Да и сами рельсы прокладывались второпях, отчего некоторые деревянные шпалы уже расшатались и даже начали подгнивать.

В то время, когда поезд совершал один из наиболее крутых поворотов, из-за невысоких деревьев взметнулся вверх высокий столб огня и дыма, а затем разнесся оглушительный грохот взрыва. Тепловоз не затормозил, но из окон последнего вагона высунулись сразу несколько автоматных стволов, а охранник в будке переместил в направлении взрыва длинный ствол пулемета, установленного на вращающейся турели.

Тут же с противоположной стороны состава прямо из-под насыпи к вагонам метнулись три человеческие фигуры. Помогая друг другу, они быстро взобрались на сцепку между первым и вторым вагонами.

Состав также неторопливо продолжал свой путь, охранники успокоились, решив, что это опять строители ГЭС расчищают динамитом какой-то каменистый участок, а трое мужчин, расположившись поудобнее между вагонами, приготовились к путешествию вместе с поездом до конечного пункта маршрута.

Им оказался тоннель, вход в который был вовсе незаметен со стороны из-за постоянной тени и низко нависающих ветвей деревьев. Выхода с противоположной стороны не было.

Воспользовавшись царящим вокруг полумраком, зайцы быстро покинули насиженное место и укрылись за штабелями коробок, ящиков и контейнеров слева от заканчивающихся тупиком рельсов.

Состав уже встречала бригада рабочих и два автопогрузчика. Из распахнутых вагонов начали сноровисто извлекать мешки, пакеты, тюки, какое-то техническое оборудование и грузить в два больших лифта справа от состава. Входы в лифты охраняли двое вооруженных людей в пятнистом камуфляже. По мере заполнения лифты поочередно уходили и появлялись обратно пустыми через несколько минут.

Незаметно оглядев помещение, наши друзья не обнаружили больше никаких дверей или отверстий, ведущих куда-либо. Значит, проникать внутрь надо было вместе с грузом. По крайней мере на этих же лифтах.

Оружие было у четырех охранников поезда, которые, собравшись в кружок около своего вагона, курили и что-то оживленно обсуждали; и у двух охранников лифтов, внимательно наблюдавших за разгрузкой. Этих взял на себя Толя, так как приблизиться к ним незаметно было просто невозможно.

Негромко хлопнули два выстрела с интервалом в полсекунды, и оба охранника осели на землю, выронив из рук автоматы. Одновременно с этим Гера и Вадим из-за вагона с двух сторон атаковали четверку поездных сторожей. Своим оружием они не пользовались. Несколько классических ударов из арсенала рукопашного боя повергли противников на землю.

Затем, угрожая двумя автоматами, Гера загнал в один из вагонов всю рабочую бригаду. Туда же втащили бесчувственных сторожей, а из тепловоза Вадим привел двух связанных помощников машиниста, коротко пояснив Гере: «Сопротивлялись».

Всей этой публике Талеев продемонстрировал гранату и вытащил из нее чеку. Потом жестами объяснил, что вставит ее снаружи в засов вагонной двери, и при малейшей попытке эту дверь открыть, граната взорвется. Затем он действительно захлопнул вагон, закрыл на щеколду и вставил гранату. Правда, предварительно Гера вернул на место чеку, зацепив ее за торчащую из доски двери шляпку гвоздя.

Подошел Вадим:

– Ну, можно трогать. Машинисту я все очень доступно объяснил. Он даже понял, что весь состав заминирован и взорвется, как только поезд затормозит. Да в одиночку у него не будет времени ни на что, кроме управления тепловозом.

Гера повернулся к будке машиниста и махнул стволом «трофейного» автомата. Тепловоз тут же завелся и задним ходом, но с максимальной скоростью выкатился из каменного ангара. Через сто метров была развязка, где состав мог развернуться.

Проследив, что все произошло, как надо, Талеев и Вадим подошли к лифту. Там уже сидел и неторопливо курил Толя рядом с телами раздетых и уложенных внутри охранников. Гера быстро переоделся и нажал единственную кнопку на стене лифта.

Тяжелая дверь медленно закрылась, однако сам лифт не сдвинулся с места. Ребята начали осматриваться, но неожиданно из невидимого динамика раздался громкий голос:

– Я рад приветствовать вас в моих владениях! – Речь была русской, с небольшим английским акцентом. – Мы очень скоро увидимся, а пока, в целях безопасности...

Тут же с потолка раздалось шипение поступающего в кабину бесцветного газа, и уже через несколько секунд все трое друзей лежали без сознания на полу рядом с телами охранников. Включился двигатель, и лифт поехал вниз.

* * *

Гера очнулся на диване в по-спартански обставленной маленькой комнатке без окон. «Ну конечно, я же под землей. Точнее, в скале». Мысль понравилась. Не сама мысль, а то, что он, во-первых, помнит все произошедшее, а во-вторых, рассуждает вполне логично. Только ужасно ломило затылок. На нем была надета новая роба, напоминающая матросскую, а на полу перед диваном стояли легкие тапочки без пятки. «В таких не побегаешь». На небольшом столике Гера увидел бутылку с прозрачной жидкостью, но пить поостерегся.

Встав на ноги, он сделал несколько дыхательных упражнений, потом прошелся по своей обители как по тюремному двору: опустив голову и заложив руки за спину. Входная дверь была сплошная, без глазков и каких-либо откидных окошек. «Значит, помещение не предназначено для арестованных, но наблюдение явно ведется».

Талеев приподнял над столом бутылку с водой и постучал по ней пальцем, оглядывая стены по периметру. Через несколько минут раздался металлический щелчок разблокированного замка, дверь открылась, и в комнату шагнул высоченный иранец с подносом в руках. В дверном проеме маячил еще один, но в комнату следующим шагнул не он, а европейской внешности мужчина, тоже высокий, с породистым лицом и длинным носом. Это был Смит.

Вошедший присел на единственный стул у стола и подождал, пока перед ним поставят поднос.

– Угощайтесь. Здесь сок, кола, минеральная вода.

Высокий иранец отступил к двери, но не вышел. Пока Талеев пил прямо из бутылки оранжад, мужчина внимательно его разглядывал, потом одобрительно произнес:

– Вы в отличной спортивной форме, господин Усольцев. Ваш приход сюда – достойное восхищения зрелище. – Голос был тот же самый, что в лифте.

Гера присел на диван:

– Благодарю. Жажда, знаете ли, замучила. А где же это я оказался?

– Как раз там, куда и стремились. Вы не любитель откладывать дело в длинный ящик.

«Долгий ящик», – про себя поправил Талеев, но вслух произнес:

– Извечное профессиональное любопытство. Журналистская привычка выискивать сенсационный материал.

– Да-да, и не только журналистская. Хотя ваше имя было совсем нетрудно отыскать в Интернете, вместе с фотографиями.

– Увы, тщеславие...

– Нет-нет. Вы прекрасный профессионал, и известность ваша вполне заслуженна. С другой стороны, я получил окончательное подтверждение своим сформировавшимся на основе личного опыта убеждениям, что все советские – простите, российские – журналисты, имеющие какой-то вес среди коллег и определенную известность, непременно сотрудничают с КГБ.

– ФСБ, – на этот раз вслух поправил Гера.

– Ну, вам виднее...

– А вот вы захватили меня и двух моих коллег, как самые настоящие террористы.

– Это мы террористы?! О, Аллах! Мы – овечки по сравнению с вами.

– В каком смысле?

– А два наших простых сторожа у входа?

– Обычное парализующее и усыпляющее средство.

– Странно, когда мы их хоронили, они были, знаете, абсолютно мертвыми. Вот фотографии, вот медицинское свидетельство...

– Что-что?!

– А целый вагон трупов, взорванный гранатами? Посмотрите, даже привычному ко всяким зверствам человеку не по себе становится.

Говоря все это, носатый мужчина не торопясь раскладывал перед журналистом целую пачку цветных глянцевых фотографий, от взгляда на которые действительно бросало в дрожь. Гера мгновенно понял, в какие жесткие руки он попал. Мужчина, между тем, продолжал:

– А ваш коллега-оператор голыми руками сломал шею зашедшему справиться о его здоровье санитару.

– Наверное, тоже есть фото?

– Зачем? Я думаю, он об этом сам скоро расскажет. Так что я бы не назвал ваше положение завидным.

– Вы всерьез обо всех этих подделках?

– Аллах не наградил меня чувством юмора. Но на что рассчитывали вы, прорываясь на столь охраняемый секретный государственный объект? Даже если бы мы не были извещены о вашем появлении в городе, эта авантюра была бы обречена на провал.

«Достаточно ли надежно я заблокировал всякую информацию о Гюльчатай? С нами ее никто не видел, даже в «Роспосэл» она не заходила. Кстати, кто же нас сдал?»

Приняв молчание Геры за отсутствие веских доводов, мистер Смит уверенно продолжал:

– Больше всего я ценю в людях высокий профессионализм и преданность делу. Мне, урожденному иранцу, пришлось большую часть жизни провести вдали от Родины, но я всегда верно служил ей и своему народу. Я предпочитаю открытую борьбу тайным проискам...

«Да уж. Особенно с похищениями людей, грубыми провокационными подделками да еще и караванами наркотиков».

– ...примите, как жест доброй воли, всякое отсутствие принуждения с моей стороны. Я даже готов поверить всему, сказанному вами. Журналистское любопытство? Погоня за сенсацией? Отлично! Как я понимаю, именно с этой целью вы проникли в «Высокое Орлиное Небо» и своими бесцеремонными вопросами довели до критического состояния крупного ученого...

– И его тоже? – перебил Гера.

– Увы! Слабый организм не выдержал. Но вам многое стало известно, поэтому вы поспешили сюда. Вы правы! Сенсация именно здесь. Мало того, я постараюсь предоставить вам возможность полностью удовлетворить свое профессиональное любопытство. Вы прикоснетесь к этой тайне! Даже станете полноправным участником самой выдающейся сенсации на планете. – Мужчина резко понизил голос и абсолютно спокойно закончил: – Извините, сейчас меня ждут неотложные дела. Мы очень скоро увидимся. Если что-то понадобится, попросите у охраны о свидании с мистером Смитом. Это я.

Он наклонил голову и, не дожидаясь любого вопроса Талеева, быстрым шагом вышел из комнаты. Потом свернул в одно из многочисленных ответвлений коридора и оказался в таком же небольшом помещении, заполненном от пола до потолка экранами мониторов и всевозможной аппаратурой.

– Ну что, доктор, вы внимательно за всем следили?

– Да. Эти бесконтактные дистанционные датчики неплохо улавливают основные параметры организма. Мне потребуется какое-то время, чтобы расшифровать показания приборов, проанализировать данные...

– Сейчас меня интересуют ваши первые, самые приблизительные впечатления.

– Хм, ну что ж... – он замолчал так надолго, что Смит собрался вновь расшевелить его вопросом, когда услышал:

– Разумеется, от использования полиграфа лучше вовсе отказаться, если не хотите зря потратить время. Все естественные реакции организма у этого человека находятся под железным контролем. Причем постоянно и автоматически! Бесподобная тренированность и самовнушение. Он будет говорить о своих беседах с пророком Мухаммедом, и все приборы этому поверят.

– А более сильные и действенные средства?

– Вы опять о ваших примитивных пытках?

– Сейчас нет.

– «Сыворотка правды»?

Смит утвердительно кивнул.

– Позвольте, я выскажу одно предположение? В научной печати мне попадались гипотетические рассуждения о возможности организма противостоять химическому воздействию, в частности пентотала натрия. Это целый комплекс из медикаментозных мер, психологического воздействия, гипноза, активного тренинга. Теперь я подозреваю, что, по крайней мере, в России продвинулись значительно дальше лабораторных исследований. Иначе просто не объяснить того состояния, в котором сейчас находится этот другой бешеный русский, после того, как мы ввели ему соответствующий препарат. Это почти кома. Но какая-то очень стабильная, здоровая, что ли...

– Ладно, ладно. Вы скоро сможете продолжить свои эксперименты на двух русских. Выясняйте, исследуйте, препарируйте. А этот, – Смит кивнул на экран монитора, – выполнит по-настоящему полезную миссию. И мне плевать, из какого он ведомства, что он знает, с каким заданием появился здесь. Теперь все это не имеет никакого значения. Час пробил. Ничто уже не остановит колесо истории!

* * *

С утра Смит побывал на подводной лодке, послушал и посмотрел, как Сергей натаскивал иранских матросов, а потом пригласил его зайти в командирскую каюту.

– Поверьте, я просто поражен успехами, которых вы добились всего за несколько дней, и без ложной скромности могу похвалить не только вас, но и себя за то, что принял очень верное решение привлечь вас к этому делу. Еще бы несколько недель... Но, увы, у нас в резерве не осталось даже нескольких дней. Посмотрите вот на эти материалы, – Смит передал Редину папку с десятком печатных листов. – Здесь находятся выписки из официальных сообщений крупнейших мировых СМИ за последние несколько дней. После текста на языке оригинала следует русский перевод.

Сергей брал листы из папки, неторопливо их просматривал, читал перевод и аккуратно вкладывал обратно. Смит в это время продолжал говорить:

– Как видите, все сообщения на одну тему: американская АУГ во главе с авианосцем «Ройял Стар» следует в Персидский залив, чтобы демонстрацией силы и мощи предотвратить якобы назревающий там вооруженный конфликт. Но вы понимаете, что этот вооруженный конфликт зреет не в нашем заливе. Его везут с собой американцы. Как делали это и раньше, стоило лишь кому-то ущемить их нефтяные интересы. После таких демонстраций оставались разрушенные города и сожженные деревни, горы трупов, рыдающие вдовы и сироты. Мы были беззащитны. Теперь все изменится. Благодаря этой новейшей подводной лодке и торпедам на ее борту мы встретим зарвавшегося агрессора еще на дальних рубежах и сами нанесем первый удар! Мы не допустим его в наш залив, не позволим вмешиваться в наши внутренние дела.

Мистер Смит был прекрасным оратором, но Сергей мыслил практическими категориями.

– У вас нет ни единого шанса против АУГ даже с такой прекрасной субмариной.

– Да, у нас, может, и нет. Зато у вас он появляется.

– Не понял, – хотя все он прекрасно понял уже давно, – не понял!

– Под вашим командованием подводная лодка выйдет в море и выполнит свою историческую миссию на глазах всего мира. Она торпедирует этот оплот империализма.

– Мистер Смит, поберегите свои лозунги для другой аудитории. Я же сразу говорил, что при совпадении наших идеологических установок их практическое воплощение может оказаться для меня неприемлемым. Так и вышло. Потом, какой же из меня командир лодки? Я разве что грамотный механик.

– Номинальным командиром будет наш высокопоставленный офицер, имеющий опыт командования подводными лодками. Но любое ваше распоряжение будет им неукоснительно исполняться. Однако вернусь к тому, о чем мы уже говорили. Наиболее вероятно, что при такой охране авианосца наша торпеда будет уничтожена еще на дальних подступах безо всякого вреда для корабля. Важен политический резонанс! Возможно, что если бы вы успели закончить обучение, мы справились бы своими силами. Но враг уже в море, уже на территории наших интересов, и никакого иного пути нет ни у нас, ни у вас. Только вы сможете совершить главный маневр, уйти от преследования после нанесения удара.

– А если я откажусь?

– Господин Редин, мы не настолько наивны, чтобы не подкрепить вашу недостаточно зрелую идеологическую убежденность в правоте и правильности совершаемых поступков эффективным воздействием более близкими и понятными вам средствами, хотя на самом деле есть и такие вещи, как самосохранение, борьба за выживание, наконец, личная ответственность за жизни шести десятков человек, которые будут находиться с вами на одной подводной лодке.

Кроме того, сегодня вы познакомитесь еще с несколькими специалистами-подводниками, о которых мы с вами один раз упомянули вскользь. Это штурман-француз, десяток лет проплававший на разных субмаринах. Профессиональный лодочный акустик из Англии. Еще несколько человек, помощь которых лично вам, Серж, будет просто необходима. Это специалисты по дизелям, по эксплуатации аккумуляторных батарей и электрических сетей, турбинам. Все они – специалисты в своем деле, но – достаточно узкие. Замечу, кстати, что все они были оторваны от своих семей и родных, за которыми, однако, мы продолжаем самое пристальное наблюдение.

«Еще и запугивает мимоходом, гад!» – однако вслух Редин ничего не сказал.

– Так вот, – продолжал Смит, – объединить усилия всех этих людей и сохранить их жизни сможете вы один. Разве не это стало главным побудительным мотивом для вас в Баренцевом море?

– Я уже говорил вам, мистер Смит, что вы отличный психолог. Просто законченный Фрейд.

– Это комплимент или ругательство?

– А вам-то не все равно? Цель оправдывает любые средства, так?

– Если эта цель государственная, как в нашем случае – то безусловно!

Вот черт возьми! Недавно Сергей самостоятельно, с неожиданным для себя интересом, прочитал внушительный том сочинений Макиавелли. И, в общем-то, согласился с его точкой зрения на приоритет интересов государства над интересами отдельной личности. И вот теперь это коснулось его самого. Да и государство-то чужое.

Ладно, побоку всякие философские мудрствования. Этот хладнокровный маньяк не оставит ему ни малейшей лазейки. «А вот в море мы еще поглядим, что к чему. Там моя стихия! И весь огромный опыт настоящих мореходов подсказывает, что никогда еще на суше не удавалось предвидеть всех перипетий морского плавания!»

* * *

В своем кабинете Смит неторопливо снял трубку стоящего отдельно от всех аппаратов перламутрового телефона:

« Господин Министр Обороны! Завтра на рассвете операция «Возмездие» вступает в завершающую фазу. Подводная лодка «Кабир» покинет Грот и направится к условленному месту.

Никаких неожиданностей! Строгое соответствие всем разработанным техническим и навигационным параметрам. Экипаж полностью подготовлен. Да, даже объект «Герой».

Ученые еще раз подтвердили свои расчеты, что образовавшаяся при взрыве волна перевернет «Ройял Стар» и выбросит его на берег. Той же ударной волной лодке будут причинены тяжелейшие повреждения, и она затонет на месте. Это расчетный прогноз.

Да, мы подстраховались и на этот случай. Если понадобиться, лодка будет затоплена принудительно.

Благодарю вас, господин Министр. Ни секунды не сомневаюсь в успехе. Можно начинать дипломатические демарши.

Хвала Аллаху!»

Глава 10

Симпатичный юноша со скейтом очень быстро стал своим в большой армии разносчиков, доставщиков, подавальщиков. Коллеги узнавали его на улице, приветливо махали руками, были не прочь перекинуться словечком, если выпадала свободная минута, а то и посидеть в дешевом открытом кафе за чашкой чая или кофе. Можно было просто побездельничать, устроившись прямо на газоне с бутылочкой напитка, поделиться ворохом новостей, слухов и городских сплетен, среди которых ежедневно проходили 10–12 часов их суматошного рабочего дня.

Сейчас Гюльчатай сидела на парапете маленького фонтанчика в центре города рядом с совсем молоденьким чернявым пареньком, который что-то быстро и озабоченно рассказывал. Слушала Галя вполуха, но потом заинтересовалась, дважды уловив знакомое наименование фирмы.

– Как ты говоришь, «Роспосэл»? Это что за зверь такой? Никогда не слышал.

– Я же говорю тебе, что это русские. Они только документы изредка получают да ланч себе заказывают. Строят что-то на реке, а тут главный офис. Вот мой брат двоюродный туда и попал: принес почту. Пока сдавал секретарю, из своего кабинета главный босс вышел и сразу им заинтересовался. Предложил подработать. Говорит, что у него на яхте матрос уволился, некому за порядком и чистотой приглядеть. Брат, конечно, согласился. Вечером нашел на причале яхту. Говорит, классная вещь! Сам хозяин все по телефону трепался, на брата только изредка поглядывал, пока тот работал. Через пару часов отличные чаевые дал и на берег выпроводил. А сам в море пошел. Договорились, что брат и завтра явится.

Галя уже знала, что личная яхта – это большая роскошь. Содержать ее могли позволить себе единицы самых богатых людей в городе. Она поинтересовалась:

– Странно, что я о такой фирме не слышал. Наверно, очень солидная и богатая?

– Ха! Три занюханные комнатенки да одна секретарша. Даже без охранника. Стены грязные, и ни одного ковра!

Вот уж это по местным меркам никак не вязалось с наличием шикарной яхты у босса. А паренек продолжал:

– На следующий день, а это позавчера было, мой брат снова на яхту пошел. Русский веселый был такой и пьяный. Накормил его и тоже заставил вина выпить. А потом приставать начал...

– С чем приставать? – не поняла Галя.

– Ну ты прямо, как маленький! Не знаешь, зачем взрослые мужики к детям и парням пристают? Русский за это большие деньги пообещал. Ну, брат и согласился. Дурак. Хотя, по-другому, может, все бы еще хуже закончилось. Русский босс, когда брат разделся, совсем озверел: стал его бить, щипать, связал веревками... В общем, издевался по-всякому. Потом заснул. Тогда брат сумел кое-как освободиться и убежать. Домой еле приполз; лежит, стонет, боится даже в клинику пойти, чтобы русский его через врачей не нашел.

– Да это же в полицию надо идти!

– Много ты добра от полиции видел? Брат еще рассказывал, что как раз полицейские вокруг его яхты прогуливаются, как бы охраняют. А при его появлении честь отдают и кланяются. А босс им деньги дает.

Полная путаница получается. Исполнительный директор заштатной российской фирмы имеет шикарную яхту, «кормит» полицейских и почти открыто удовлетворяет свои извращенные сексуальные наклонности. Да еще пьет. И где? В Иране!

В это время Галин собеседник продолжал:

– А вот мне сегодня пакет для «Роспосэла» дали. Боюсь я теперь туда идти. Вдруг этот русский на меня прямо в кабинете набросится, а? Лучше я пакет потеряю.

– Тебя же с работы выгонят и денег не заплатят.

– Зато живым и здоровым останусь!

Гюльчатай задумалась:

– Ладно, давай я занесу его. Мне как раз по дороге.

– Не шутишь?

– Давай-давай.

– Ну, ты только не говори потом, что я тебя не предупредил. Ты вон какой красивый парень. Точно боссу понравишься.

– Не дрейфь! Я от него вот на этом укачусь, – Галя похлопала ладонью по доске скейта, – вовек не догонит!

– Ну, разве что так... – паренек не очень уверенно протянул пакет. – Спасибо тебе. Будь поосторожнее!

* * *

В пакете оказались какие-то накладные на песок и цемент, несколько рекламных проспектов и счет за электроэнергию. Ничего подозрительного. Прежде, чем отнести пакет в офис, Галя решила посмотреть поближе на яхту. Она быстро отыскала ее по описанию знакомого курьера. Да, это оказался действительно шикарный корабль, место которому было где-нибудь в Ницце, а не у замызганного причала мелкого азиатского городка. Вот только цвет совсем не выигрышный, в России такой называют «мокрый асфальт». Зато абсолютно незаметен на фоне вечернего моря и прибрежных скал. Кому что надо.

Немного поколебавшись, девушка решила не упускать шанс и попытаться проникнуть на борт. Ни одного полицейского поблизости не было видно. Юркнув через ограждающий леер и быстро справившись со входным замком, она оказалась в просторной жилой каюте. Внутреннее убранство соответствовало шикарному внешнему облику. Натуральная кожаная мебель, плоский телевизор, супермощный и навороченный музыкальный центр. В баре полно дорогих спиртных напитков (при тотальном запрете на такой алкоголь). Стол тоже был из дорогого красного дерева. «Да это Рокфеллер какой-то местный», – подумала Галя.

Еще минут десять ей понадобилось, чтобы отыскать замаскированный деревянной стенной панелью сейф и открыть его. Вот тут отвлеченное любопытство сменилось на профессиональный интерес. Мощный «Кольт» без кобуры лежал поверх внушительной кучи денег. В пачках были только американские доллары. Ближе к задней стенке рука девушки наткнулась на несколько фотографий. Сначала она даже не поверила своим глазам: на снимках были такие знакомые лица ее друзей и напарников!

Вот Талеев, Анатолий и Вадим, улыбаясь, беседуют в офисе с директором, вот они идут по улице, заходят в гостиницу. Название гостиницы видно крупным планом. Вот Гера и Вадим на строящейся ГЭС, а вот они у полотна железной дороги, явно что-то разглядывают. Теперь один Анатолий на пирсе у какой-то рыбацкой шаланды. «Это ведь когда он в море выходил! Господи, здесь нас с самого начала встречали и пасли…»

Фотографии не оставляли сомнений: «русский босс» работал на иранскую безопасность. Завербованный осведомитель и, судя по оплате услуг, весьма высокого ранга.

«А может даже не осведомитель, а штатный сотрудник?» Это уже интересовало Гюльчатай из чисто практических соображений. Штатный сотрудник обладает большим объемом информации. То, что она эту информацию добудет, Галя решила мгновенно и бесповоротно. Потому что времени на раздумья не оставалось. Может быть, ребятам еще удастся помочь.

Вернув все на место, она прошла в ходовую рубку. Оборудование здесь было самым современным. Поисковый радар, сонар для подводного сканирования, бортовой компьютер. «Это же отлично», – подумала девушка и вывела на монитор последний проложенный маршрут, обозначенный позавчерашним днем. Фью-ю-ю! Было от чего присвистнуть: линия вела вдоль берега, как раз там, куда не пускали другие суда, а Анатолию еле удалось сбежать на рыбацкой шлюпке. Кроме того, были подробно указаны все глубины, расстояния, створные знаки, бакены и маяки. Путь заканчивался в скальном гроте, о котором говорил еще Анри Клеман. «Что и требовалось доказать!»

Теперь понятно, что наличие яхты – это сочетание приятного с полезным. Скорее всего даже, что не один директор ей пользуется. Поэтому она так хорошо охраняется полицейскими. Да, кстати...

Галя осторожно выглянула в иллюминатор. Как вовремя! Пожалуйста, вот он, коп, неспешно прогуливается по пирсу. Еще, чего доброго, на яхту заглянет. Линять надо!

Незаметно и тихо спустившись за борт, девушка добралась до берега под настилом причала, пересекла узкую линию песка и скрылась в прибрежных колючих кустах.

* * *

В офисе «Роспосэла» молодой красивый курьер громко настаивал на личной передаче пакета господину директору. Секретарша не была склонна уступать. Перепалку прекратило лишь появление из двери кабинета самого Ролана Филипповича Кулика.

Он протянул руку за пакетом, в то время как светлые чуть навыкате глаза самым бесстыдным образом обшарили стройную фигуру посыльного. Потом он сделал приглашающий жест рукой в свой кабинет. Из-за стола секретарши раздалось чуть слышное фырканье.

Подписывая отрывной контрольный талон, директор на очень плохом фарси поинтересовался, не желает ли милый юноша заработать немного денег, наведя порядок на его яхте. Посыльный не возражал. Директор назначил вечернее время и объяснил, где найти яхту на причалах.

* * *

День подходил к концу, а ребята не возвращались. Пока, конечно, никаких оснований для беспокойства не было – истекла только треть оговоренного срока, – но тревога в душе Гюльчатай потихоньку разрасталась, не желая подчиняться ни логике, ни срокам, ни здравому смыслу.

События развивались именно так, как рассказывал чернявый мальчишка о своем брате. Только главное «действо» Ролан Филиппович не собирался откладывать на следующий день. Ему чрезвычайно понравился молодой иранец. Какая кожа! Какое тело! В сравнительно тесной каюте директор несколько раз, вроде ненароком, сильно прижался к парню и даже ухватил того за ягодицы. Это была просто сказка! Круглые и упругие, они сами ложились в его вспотевшую ладонь.

Посыльный что-то проворчал по-своему и слегка отодвинулся. Никуда ты, родимый, теперь не денешься! Ролан, подходя к бару, незаметно запер входную дверь, а ключ опустил в карман брюк. Потом плотно прикрыл стекло иллюминатора и опустил темную непрозрачную занавеску. Включил музыкальный центр, и каюту наполнили слегка визгливые, тягучие и возбуждающие звуки восточной музыки. Можно было никуда не спешить.

От стакана со спиртным парень категорически отказался, сверкнув глазами из-под черной челки, и отодвинулся в угол. Директор, пожав плечами, осушил свой бокал и, будучи не в силах больше сдерживать выплескивающиеся через край желания, обхватил бедра красавчика-курьера.

По-кошачьи грациозным движением посыльный вывернулся и оказался за спиной Ролана Филипповича. «Ну что ж, поиграемся, гаденыш!» – подумал директор, но тут же сильная уверенная рука обхватила его за шею, надавив на горло и сбивая дыхание. Одновременно ладонь другой Галиной руки уперлась ему в затылок.

– Ах, ты... – тело директора обмякло, руки безвольно повисли, глаза медленно закатились и прикрылись мгновенно отяжелевшими веками.

...Ролан Филиппович лежал распластанный на своем массивном столе из красного дерева. Его руки и ноги были крепко стянуты под крышкой тонким капроновым жгутом, конец которого петлей обвивал и шею. Из одежды на директоре была только широкая полоса скотча, надежно закрывающая рот. Молодой курьер-иранец, заметив, что блуждающий взгляд Кулика сумел наконец сфокусироваться на нем, наклонился над столом и проговорил отчетливо и внятно на чистом русском языке:

– Если ты понимаешь, о чем я говорю, медленно прикрой глаза.

Веки Ролана часто-часто заморгали, он судорожно напрягся всем телом, и тут же тугая петля больно врезалась в шею, вызвав приступ удушья. Курьер сильно надавил ему ладонью на голую грудь:

– Прекрати дергаться, козел! А то сейчас вторую петлю на яйца накину. Сам себя кастрируешь!

Директор затих и понемногу восстановил дыхание.

– Ну-ка, попробуем снова. Если понимаешь меня, моргни медленно один раз.

Теперь Ролан Филиппович очень добросовестно исполнил приказание.

– Хорошо. Тогда слушай. Самое строгое правило: говорю и спрашиваю здесь только я. Ты будешь отвечать коротко и точно на мои вопросы. Если мне что-то не понравится в твоих ответах, – девушка поднесла к самым глазам жертвы длинный, тускло поблескивающий и причудливо изогнутый клинок, какие десятками можно было встретить в любой сувенирной лавке, где, кстати, Гюльчатай его и приобрела, – наказание будет жестоким и очень болезненным.

В подтверждение своих слов она сильно ткнула острием под коленную чашечку. Глаза директора от боли буквально выкатились из орбит и мгновенно наполнились слезами. Он утробно закряхтел.

– Очень эффективный метод: крови немного, а боль еле переносима. Я сказал, переносима. Заткнись и не хрюкай! Мой русский язык тебе уже наверняка многое объяснил, так что спасти свою гнусную душонку ты можешь только честными ответами.

Ролан энергично заморгал, отчего слезы крупными каплями скатились по вискам прямо на стол.

– Итак, что за фотографии лежат в твоем секретном сейфе?

Было видно, что директор ожидал совсем другой вопрос, и поэтому просто опешил. Галя резко сорвала один край скотча с его губ:

– Говори!

– Это русские журналисты. Они приехали недавно, чтобы снимать фильм о нашей стройке на реке!

– Чем же они тебя так заинтересовали, что целую фотосессию им посвятил?

– Я не знаю.

Кинжал воткнулся в локоть директора, и тот истошно завопил. Гале пришлось заткнуть его рот трусами. Немного подождав, она вытащила кляп, и Ролан тут же сам затараторил:

– Мне приказали! Я ничего не знаю! Сказали, чтобы я сообщал обо всех людях, кто к нам на фирму приходит. А когда я доложил про русских журналистов, приказали фотографировать. Вот и...

– Кто все это тебе приказывает?

Ролан замялся, но тут же заговорил снова:

– Разве можно в этой стране что-то делать, если не будешь сотрудничать с властями?

– Ты имеешь в виду службу безопасности?

Мужчина нехотя кивнул:

– Без нее здесь ни один вопрос с иностранцами не решается.

– Что дальше произошло с этими русскими?

– Я не... Я только догадываюсь, что их могли захватить.

– Зачем?

– Мне сказали, что они вовсе не журналисты, а сотрудники российской разведки. И обязательно докопаются, что я... ну, в общем сотрудничаю с властями.

– То есть стал предателем и работаешь на разведку чужой страны?

– Я ничего не сделал плохого для России. Я же не знаю никаких секретов! Передаю всякие городские сплетни; еще, что мне известно о намерениях некоторых российских компаний в отношении Ирана, и вообще...

– Экономический шпионаж.

Директор промолчал.

– Неужели за это платят такие деньги, снабжают оружием и дарят шикарные яхты?

– Она принадлежит службе безопасности. Я только числюсь хозяином, а на самом деле вожу их...

– Куда?

Директор уже совсем успокоился, и Галя поняла, что от нее требуется какое-то неординарное воздействие, чтобы раз и навсегда сломить этого трусливого ублюдка и выяснить абсолютно все, что ему известно. Она выдернула из настольной лампы провод, ножом зачистила два конца и воткнула вилку в розетку.

Ролан беспокойно закрутился на столе, не видя, что делает его мучитель, но уже подозревая что-то нехорошее.

– Что ты там делаешь? – взвизгнул он.

– А ты как думаешь? Тебе сообщили, что твои посетители вроде бы работают на ФСБ, и ты тут же сдал их со всеми потрохами иранской контрразведке, сообщив ожидаемые маршруты передвижения. Во всем мире за это бывает только одно наказание.

Гюльчатай быстрым движением вогнала кляп в уже распахнувшийся для вопля рот и заклеила сверху скотчем. Потом решительно ткнула оголенными концами провода прямо в то место, которое стало «путеводным» в общении господина Кулика с местными мальчиками.

Тело директора выгнулось дугой, как у гимнаста на мостике, что-то протяжно захлюпало, петля на горле опасно затянулась, по ногам пробежали судорожные конвульсии. Потом пленник обмяк на столе, а в каюте резко запахло человеческими испражнениями.

Галя брезгливо сморщила нос. Затем проверила пульс на шее и взглянула на часы. Пусть приходит в сознание самостоятельно. Везет же некоторым людям: чуть сильнее на них надавишь, хлоп – и в обмороке! Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу... И не чувствую! Да если бы так со всеми женщинами происходило, человечество давно бы вымерло по причине невозможности появиться на свет самостоятельно.

Очнулся Ролан Филиппович быстро. Он все понял и помнил! Гюльчатай покачала перед его дикими глазами оголенным проводом:

– Я тебя не быстро убью. Ты сполна заплатишь за смерть наших товарищей, за свое подлое предательство.

Однако вместо того, чтобы повторить экзекуцию, она освободила рот своей жертве, и директора прорвало! Он говорил, бормотал, шептал, заикался, давился словами, не успевающими слетать с губ.

Он поведал, что его шантажировали пьянством и гомосексуализмом, на этом и завербовали. Яхта нужна, чтобы со стороны моря можно было попасть в секретный комплекс ВМС, выдолбленный в скале. Руководит всем мистер Смит, очень высокопоставленный офицер иранской спецслужбы. Там сейчас находится какая-то суперсекретная подводная лодка, какой якобы нет ни у кого в мире. Это Смит называет оружием возмездия. Ролан, когда приплывал на яхте туда, ее видел. Так себе, невзрачная. Куча людей вокруг нее вечно крутятся. Туда же и трое... журналистов собирались проникнуть. Только со стороны суши. Им там засаду приготовили и, наверное, взяли. Ролан клянется своей жизнью, что ничего не ведает об их судьбе! Да и обо всем этом узнал лишь несколько часов назад от своего контактера при условленной встрече в невзрачной чайхане на окраине города.

Девушка задумалась, хотя излияния директора все продолжались, смешивая в одну кучу украденные в России чертежи каких-то технических узлов и вербовку наших граждан в основном на почве нетрадиционной сексуальной ориентации и других половых извращений, провокации в Персидском заливе, контакты с контрабандистами, террористами, наркотики, оружие...

«Геру и ребят никак не могли взять в лесу или в горах. Кто-то из них непременно сумел бы выкрутиться и уйти, независимо от числа нападавших. Значит, их сначала заманили внутрь, в ловушку. Это уже обнадеживает. Прошло не так много времени, и они, вероятно, все еще живы, иначе их убили бы уже при захвате».

* * *

Тут Галя вновь вспомнила весь короткий разговор, который у нее состоялся с Талеевым в ночь перед их уходом.

– Понимаешь, Галчонок, вот ведь какой еще парадокс: проблема, на которую мы вышли, уже переросла в глобальное зло. С ним надо бороться на межгосударственном уровне. И борются! И будут бороться. Эффективно, но... медленно. Я передал сообщение в Москву, но ничего не могу подкрепить конкретными фактами. Знаю, что они обязательно появятся. Но тогда будет уже поздно. Да пусть бы они были и сейчас... Не откажется Америка от своей «миссии мира». Все равно повезут гуманитарный груз, куда объявили. Даже если им напрямую позвонит наш Президент и постращает. Усилят меры безопасности, и все! Слону дробина. Решить проблему здесь и сейчас можно только изнутри. Фактически изнутри! Из самой подводной лодки. Там есть Сергей Редин, в этом я ни секунды не сомневаюсь. Он разберется во всем и приложит все свои силы для верного, нашего разрешения ситуации. Но, как бы этих сил не оказалось мало. А самое главное – ему катастрофически недостает информации. И только я могу ее предоставить.

В общем, завтра мы идем не громить и взрывать эту иранскую военно-морскую секретную базу. Завтра я иду к нему. Даже ребята об этом не знают: все должно получиться предельно естественно. Против нас хоть и сумасшедший, но совсем не дурак!

Вот поэтому, Галчонок, ты останешься «снаружи», так сказать, для подстраховки. Будь на связи с Москвой. Продолжай отслеживать события. Ты ведь у нас самая автономная боевая единица. Добывай сведения, анализируй, делай выводы, но ничего не предпринимай, пока я не подам сигнал. Можешь Севу из больницы забрать.

– Как же ты сигнал сможешь подать? Где ребята будут? Куда...

Гера очень нежно прикоснулся кончиками пальцев к ее губам:

– Не знаю, Галчонок, пока не знаю. Если ребята вернутся без меня, привлеки их к своей работе. Я предупрежу, что на время моего отсутствия ты для них – главный координатор. А мой сигнал ты ни с чем не спутаешь, обещаю.

Он приподнял подбородок девушки двумя пальцами:

– А слезинки мы сейчас высушим.

По очереди поцеловав каждый глаз, Гера сильными руками обнял послушно прильнувшее к нему тело Гюльчатай, глубоко вдохнул пряный аромат ее густых темных волос и, не разжимая объятий, осторожно опустился на вышитые диванные подушки...

* * *

– Заткнись! – Галя приняла окончательное решение. – Сейчас мы с тобой на яхте пойдем в этот секретный Грот посмотреть на таинственную субмарину.

– Я же не могу мотаться туда, когда захочу, да еще ночью!

– Наверняка у вас существует договоренность об особой процедуре при необходимости экстренного посещения Грота. Так что напрягись и вспомни все, как следует. И не дай тебе Бог ошибиться в какой-нибудь мелочи! Это твой последний и единственный шанс остаться в живых. Ведь не зря же я сюда специально из России направлен! Твое дело на личном контроле директора ФСБ, а у меня самые широкие полномочия, вплоть до...

– Нет, нет, не надо! Я все сделаю. Я буду сотрудничать. Я все подпишу!

– Куда же ты денешься, если хочешь спасти свою драгоценную шкуру. И с меня будешь пылинки сдувать, волноваться и переживать, чтобы я не простудился и не задержался где-нибудь в пути. Тогда здесь появятся настоящие чистильщики. Ты хорошо знаешь расположение помещений на этой базе?

– Ну, бродил несколько раз.

– Как только причалим, потребуешь личной встречи с этим Смитом. Я дам тебе настоящую бумагу, которую курьер-нарочный якобы только что доставил тебе в офис, как дипломатическую почту из российского консульства. Там в самой строгой форме предписано, чтобы ты немедленно сообщил, где находятся трое русских журналистов, которые отправились к тебе на фирму. Вот поэтому ты среди ночи и примчался к своему шефу. Вопрос слишком серьезен, чтобы можно было довериться телефону. Пусть он тебе объяснит, что делать. А пока туда-сюда ходишь, выясни, где они там русских держат.

– Да как же я...

– Постарайся! – отрезала Гюльчатай. – А я останусь на яхте и осмотрюсь на причале. Да перестань свои драгоценные причиндалы ощупывать! Подумаешь, распухли и посинели немного. Через неделю пройдет. Если сам меня не спровоцируешь... Лучше дерьмо свое подотри, как следует, чтоб не воняло. Обосрался, как маленький!

* * *

Во время плавания их действительно сопровождал сторожевой катер, невесть откуда появившийся. На катере яхту сразу узнали и потому весь путь выполняли роль боевого охранения.

Внутри грота, несмотря на поздний ночной час, царило суматошное оживление. Это оказалось новостью и для Ролана Филипповича. Он озабоченно сказал Гюльчатай:

– Тут всегда очень тихо, только один вооруженный охранник на причале стоит.

– Что же тогда сегодня за светопреставление? Ладно, разберемся. Пришвартовывайся поближе к лодке и делай все как договорились.

По причалу разгуливали десятка полтора вооруженных людей. На лодку грузили какие-то мешки, ящики, коробки. Гюльчатай бесшумно скользнула в воду под прикрытием борта яхты и легко добралась невидимой до корпуса субмарины. Здесь она достала из кармана плоскую черную коробочку, не больше спичечной, с четырьмя неизвлекаемыми крепежными штырями. Затем выбрала место рядом с рубкой лодки на полметра ниже ватерлинии, расчистила участок соответствующего размера и вырезала ножом неглубокое посадочное место в резиново-пластиковом покрытии корпуса. Черная коробочка встала туда как влитая и была незаметна даже с двух шагов. Девушка в душе порадовалась собственной предусмотрительности: это сигнальное устройство она прихватила, чтобы установить на яхте, а вот теперь оно так удачно пригодилось для гораздо более серьезных целей. Правда, у Гали оставались сомнения, будет ли работать этот сверхчуткий прибор на глубине, но выбирать не приходилось. Тем же путем девушка вернулась на яхту.

На причал из какой-то боковой двери вышел Ролан Филиппович в сопровождении высокого представительного мужчины с начальственными манерами и внушительным носом.

«Это и есть мистер Смит», – догадалась Галя. Парочка дошла до самой яхты. Говорил только Смит, а русский директор подобострастно ловил каждое слово. Здесь Смит развернулся и направился к подводной лодке, а Ролан засеменил к яхте.

«Ишь, как идет, будто обгадился только что. Хорошо я его приложила, надолго запомнит. И главный эффект достигнут: не заложил меня».

Когда Ролан Филиппович кряхтя перебирался на борт яхты, мистер Смит оглянулся и долго смотрел на его неуверенно балансирующую на планшире фигуру.

* * *

На городской причал Галя и директор вернулись без происшествий и без сопровождения. В пути Ролан рассказал, что необычное оживление в Гроте вызвано со скорым отходом лодки, возможно уже через несколько часов. Потом объяснил, что такая же сумятица царила во всех внутренних помещениях, что дало ему возможность проникнуть в жилой коридор. Там, около двух кают дежурили вооруженные охранники. Значит, скорее всего, русских содержат именно в них.

«Две каюты на трех человек? Возможно, конечно, но более вероятно, что кому-то из ребят удалось избежать захвата». О чем-то плохом думать вовсе не хотелось. Или Гере удалось-таки пробраться на лодку? Девушка заставила директора нарисовать подробный план внутреннего устройства Центра и обозначить известные ему помещения. Потом категорически запретила куда-либо отлучаться из города и уже знакомым путем, под досками причала, незаметно выбралась на берег.

Ждать сигнала – это был приказ командира. Он должен быть выполнен. Но она – автономная боевая единица и не будет сидеть сложа руки, а, наоборот, будет использовать все свои таланты и способности, в полном объеме отпущенные ей матушкой-природой и удесятеренные тщательно скрываемой от посторонних личной заинтересованностью.

* * *

– Ну вот, господин Усольцев, теперь ваше журналистское тщеславие будет удовлетворено. Вы примете участие в великом событии. О нем станет говорить весь мир. Я не нарушаю своих обещаний.

– А как же мои друзья?

– Не будем лицемерить. Они останутся пока здесь и послужат дополнительной гарантией вашего успешного возвращения. Обещаю, что оба будут целы и невредимы, когда вы за ними вернетесь. Извините, мне еще нужно отдать кое-какие распоряжения. Прощайте! Вас проводят.

У мистера Смита был своеобразный личный кодекс чести. Он знал, что журналисту не суждено вернуться из этого похода, но жизнь двоих оставшихся русских будет неприкосновенна до того момента, пока подводная лодка «Кабир» не затонет вместе со всем экипажем, выполнив свою историческую миссию. Воины Аллаха не унижаются до обмана неверных.

Но некоторые умрут раньше. Смит вызвал начальника службы безопасности и приказал передать распоряжение Визирю, чтобы тот позаботился об исполнительном директоре российской компании «Роспосэл» в самое ближайшее время. Но без всякого шума, желательно, на сугубо бытовой почве или неподлежащем сомнению несчастном случае.

С русскими надо дружить, а не ссориться. Ликвидация предателя в их рядах – тоже жест доброй воли. Никчемный человечишко. Скользкий. Трусливый. И ходит как-то враскорячку...

Глава 11

Подводная лодка покинула Грот, когда над горизонтом только-только возгоралась заря, предвестница восхода солнца. Редин занял место главного механика на центральном посту перед пультами управления забортными отверстиями и сигнализацией положения всей лодочной арматуры. Громкая связь с отсеками находилась тут же и позволяла Сергею отдавать все необходимые распоряжения. Вооруженный охранник находился прямо у него за спиной. Второй пристроился в небольшой нише между командирским креслом и перископом.

Погружение произвели сразу, как только вышли на чистую воду. Лодка была небольшая, гораздо легче тех, на которых плавал Сергей, и поэтому чрезвычайно верткая, быстро реагирующая на любое изменение положения рулей или заполнения цистерн главного балласта. В этом были и положительные, и отрицательные стороны. Подвижность давала большую свободу маневра, но малейшая неточность в управлении могла вызвать крен или дифферент, которые окажутся необратимыми и «провалят» лодку на запредельную глубину.

От механика требовалась максимальная сосредоточенность. Сидя спиной к входному люку, Редин никак не отреагировал на то, что кто-то спустился по трапу в центральный пост: это мог быть только командир-иранец с верхнего мостика, задраивший за собой перед погружением верхний рубочный люк.

Поэтому слова, которые он услышал за спиной, повергли его в полный ступор:

– Ты только не утопи нас всех раньше времени! Я не большой любитель морских глубин и по болотам, в отличие от некоторых, ужас как не люблю нырять!

Сергей очень медленно начал поворачивать голову влево, предварительно ощупывая взглядом через опущенные ресницы постепенно открывающуюся панораму у себя за спиной. Вот показался неясный темный силуэт, вот высветилось лицо...

На своем вращающемся кресле Редин мгновенно повернулся на 180 градусов, задрал голову, чтобы смотреть в глаза стоящему перед ним человеку, и негромко прошептал:

– Го-о-о-споди!

– Опять не угадал! Просто Герард Дмитриевич.

– Ты – здесь?!

Опережая новые, столь же нелепые и провокационные вопросы, готовые сорваться с губ Сергея, Талеев ответил:

– Вот и простому смертному журналисту было милостиво позволено приобщиться к сонму будущих небожителей. На общих основаниях.

Главное Редин понял: откровенный разговор откладывается до подходящего момента. Но как же трудно было отвести в сторону взгляд!

– Ты не исчезнешь, если я отвернусь?

Гера отрицательно помотал головой:

– Исчезать мы будем только вместе. Работай пока.

В центральный пост уже спустился массивный иранец по имени Малик, командир субмарины, и плотно устроился в персональном кресле. Сергей начал погружение, отдавая негромкие команды матросу-рулевому, сидящему слева от него. Начинался ответственный момент выравнивания и одержания корабля.

Внутри подводная лодка была значительно и весьма специфично переделана. Но не для улучшения работы каких-то механизмов, а для максимального удобства бдительных церберов-охранников, чтобы те ежесекундно контролировали действия всей ходовой команды.

Наиболее опасные объекты, с точки зрения мистера Смита, были вообще превращены в неприступные цитадели. Так, первый отсек, где располагались торпедные аппараты, максимально изолировали от всей ПЛ, заварив люк, ведущий на верхнюю палубу, а на входной переборке установили кодовые секретные замки. Впрочем, такие замки были установлены по всей ПЛ, и у каждого из них постоянно дежурил вооруженный охранник.

Святая святых – рубка радиста в центральном отсеке, была просто заварена вместе с находящимся внутри специалистом-иранцем. Оставлено лишь небольшое откидывающееся окошко, через которое подавали пищу два постоянно бодрствующих сторожа.

Также не имели свободного выхода из своих рубок штурман и акустик. С этими собратьями по несчастью Редин даже не успел нормально пообщаться, кроме кратковременного знакомства в Гроте под бдительным присмотром Смита.

Жилые каюты для экипажа, перегородки, большие щиты были убраны совсем, чтобы предельно сократить места возможных укрытий. Для сна и отдыха на просматриваемых участках соорудили подвесные сетки.

На два десятка «полезных» членов ходового экипажа приходилось чуть не в полтора раза больше неразговорчивых, до зубов вооруженных охранников, подчиняющихся только командиру Малику.

Все эти нововведения, однако, привели к появлению одного страшного для подводников свойства: малейшая авария почти неизбежно грозила катастрофой всей субмарине и ее экипажу. Борьба за живучесть в таких условиях была практически невозможна. А может, так все и было задумано?

Еще Редина предупредили, что многие помещения просто заминированы на случай попытки силового захвата. Казалось, Смит предусмотрел все.

* * *

– …Вот так я оказался на подводной лодке.

Гера и Сергей удобно устроились в небольшой выгородке дизельного отсека подальше от чужих глаз и ушей. По сравнению с коротким рассказом Редина повествование журналиста было значительно красочнее и подробнее. Но тут как ни раскрашивай, а сидели они в прочном корпусе рядышком, надежно и весьма убедительно. – Какие-нибудь предложения будут?

– Ты, Гера, не торопись. Нам бы сначала правильные выводы сделать, потом уже направление главного удара определить...

– Стратег! Это – авианосец «Ройял Стар».

– Нет-нет, я о направлении нашего главного удара.

– А что, есть мысли, варианты?

– Что-то ты, журналист, за год совсем подзабыл мой характер. Ну разве без этого я бы полез в такую задницу?

– Думаю, что в последнее время этот мистер Смит мало в чем ориентировался на твои желания.

– Не скажи. Наши беседы были весьма поучительны во всех отношениях, и будущее сотрудничество планировалось на вполне паритетных началах...

– Ага, теперь он там, на берегу, а ты тут, как слива в... паритете!

– Зато оттуда, с берега, он уже мало чем может управлять здесь. Но все равно, спасибо тебе. Я понял, что таким способом ты поднимаешь мой боевой дух и зовешь на очередной героический подвиг.

– Если бы я сомневался в силе твоего духа, только бы ты меня и видел. У меня, знаешь, и дома подвигов хватает. Почему-то большинство героических.

– Ну конечно, выцарапал себе теплое местечко и обхаживаешь кремлевских дамочек...

– Да ведь это же ты выслужился до целого начальника большущего отдела! По Лозанским симпозиумам ездишь, в Иране отдыхаешь...

– Типун тебе на язык!

Мысли обоих друзей были очень далеки от такого невинного трепа. В конце концов Сергей, кажется, принял какое-то решение:

– Значит, Гера, ты уверен, что боеголовка ядерная?

– Ни секунды не сомневаюсь.

Редин утвердительно кивнул.

– Тогда, один из моих вариантов отпадает. Кстати, самый простой и надежный.

– ?

– Без помех доставить лодку в точку «Х», не препятствовать залпу, который не причинит авианосцу серьезного вреда, а все силы сосредоточить на том, как, не дав себя после этого потопить, уйти от преследования и высадиться на каком-нибудь берегу.

– Не стану даже опровергать всю эту наивность.

Сергей снова кивнул.

– Да. Мистер Смит разработал куда более изощренный план. Во-первых, сам подводный ядерный взрыв на небольшой глубине, недалеко от побережья...

Талеев перебил:

– Серж, я успел получить из Москвы ответ на мой гипотетический вопрос о возможных последствиях такого взрыва. Слишком мало исходных данных я мог сообщить. Ни мощности заряда, ни места взрыва. Так, одни догадки. Но ответ все равно весьма неутешительный. Весь этот район Мирового Океана сейсмоопасный. Вот где действительно возможны глобальные тектонические разрывы, а уж цунами просто ждут не дождутся своей очереди. Тогда волна не только выбросит на берег всю АУГ, как детские игрушки, но пройдется по береговым и прибрежным районам. Возможны сотни тысяч жертв и немереный материальный ущерб.

– Это я и говорю. Смит, конечно, обо всем знал. Ни о каком нашем отходе не могло быть и речи. Так сказать, обреченные на заклание. Когда, спустя время, стали бы разбираться в причинах, нашли бы нашу субмарину. Или, что там от нее останется, с весьма странным экипажем на борту... Постой-ка!

Талеев терпеливо ждал, пока промелькнувшая в голове Сергея обрывочная мысль воплотится в оформленную идею.

– Наш экипаж настолько странный, что вряд ли возможно его идентифицировать в плане какой-либо государственной принадлежности. Как и нашу субмарину. Значит мы – международные террористы, морские шахиды! Получается, что все разглагольствования мистера Смита о том, что именно возрождающийся Иран остановит деспотию зарвавшегося агрессора перед лицом всего мира, сплошной блеф. Все будет свалено на международный терроризм. Наверняка еще какие-нибудь свидетельства подбросят, документы, фотографии. Любят они это дело! Не получается из Смита благородного рыцаря в белых одеждах.

– Я даже думаю, Серж, что он предусмотрел случай, когда почему-либо не произойдет взрыва торпеды, и подстраховался, заминировав всю субмарину.

– Да, взрывчатку можно разместить в таких местах, куда нам не добраться. Снаружи корпуса, например. Вот так развалился и мой второй вариант.

– А третий?

Сергей огорченно развел руками:

– Я тебе что, Золотая рыбка, да? Третье желание ему, видите ли. Будем думать. Какое-то время у нас в запасе есть.

– Пока не доберемся до Сомали. Теперь понятно, что вблизи от своего берега иранцы такой взрыв не планировали. «Ройял Стар» встанет на рейде Могадишо. Это наиболее вероятная точка атаки.

– Треть пути мы уже прошли. Давай, Гера, разделим сферы влияния. Ты займешься всем, что может иметь отношение к силовым действиям: охранники, вооружение, взрывчатка. На мне остается техническая сторона и люди их ходового экипажа. Может, союзники отыщутся.

– Ты, Серж, не откровенничай ни с кем. Упор надо все же делать на свои силы.

– Будем посмотреть, так, что ли?

– Угу.

– Тогда разбежались. Скоро всплытие для зарядки аккумуляторных батарей.

* * *

Об одном своем наблюдении Редин не сказал даже журналисту. Оно было совсем не оформившимся и каким-то даже личным, что ли. Потому что относилось к его бывшему подчиненному Шамилю Рахимову.

На иранской субмарине Рахимов выполнял обязанности специалиста-трюмного, еще переводил с русского и командовал всеми матросами ходового экипажа. С первых же часов выхода в море Сергей обратил внимание, что молодой человек на глазах меняется. Исчезли угрюмость и нелюдимость, ставшие его отличительными признаками на берегу, вместо равнодушия и недоверчивости в глазах появился обычный мальчишеский блеск.

Во время первого всплытия не сработал гидроманипулятор одной из донных захлопок, и Редин, не задумываясь, послал туда Рахимова. Неисправность оказалась заковыристой: матрос часа четыре просидел в мокром холодном трюме на этой захлопке, подгоняя износившийся шток и нарезая новую резьбу. Потом отыскал Сергея и доложил, как в старые времена, хотя и не по Уставу:

– Сергей Михай... – матрос осекся, сам удивившись вырвавшемуся обращению, но быстро справился с собой и твердо закончил: – Ваше приказание выполнено, товарищ капитан-лейтенант!

Тогда опешил уже Редин:

– Да я давно уже капитан 2 ранга, вообще-то! А здесь – и вовсе никто.

– В море для меня вы всегда капитан-лейтенант.

Эпизод на этом закончился, но невидимая нить уже прочно связала этих людей.

Вот и решил Сергей поговорить с Рахимовым откровенно. Шамиль сразу охотно пошел на контакт, словно давно и с нетерпением ждал этого разговора:

– Товарищ капитан-лейтенант, честное слово, я сам хотел к вам подойти, но боялся. А может, в чем-то и не был окончательно уверен. Но это пока мы были на берегу. А как только в море вышли, я сразу себя человеком почувствовал. Как раньше. Только ребят наших нет, зато командир остался.

– Эх, Рахимов, Рахимов! Ведь я же еще когда тебе предлагал на сверхсрочную службу оставаться.

– Да мне тогда домой надо было, в семью...

– И много ты им помог контрабандой, а? Даже если бы треть своей сверхсрочной зарплаты домой посылал, и то они лучше бы жили! И сам, глядишь, российское гражданство получил бы, потом квартиру. Женился бы. Может, братьев и сестер своих куда пристроил.

Рахимов стоял, опустив голову.

– Я, Сергей Михайлович, тогда не думал об этом. Как про отца узнал, сразу решил, что не смогут они там без хозяина выжить. А кто же еще, кроме меня? Мать совсем надорвалась, младшие чуть с голода не пухли, а мне, здоровому и сильному, негде было кусок хлеба заработать. Вот и закрутило. У нас ведь там все мужчины в горы с караванами ходят, чтобы семьи кормить. Правда, мало кто выживает. Или в стычках со спецотрядами погибают, или свои же тайком из-за денег зарежут. Мне даже поначалу везло вроде.

В Россию мы не ходили, все больше по Афгану. Вот там на крупный отряд и нарвались. Конрабандистов обычно в плен не берут. Да они и сами не сдаются: не для того ведь в горы пошли, чтобы где-то в тюрьме сидеть и знать, что дома дети все равно умирают. А меня еще в начале боя гранатой сильно контузило. Сознание потерял и ничего не помнил! Очнулся в палате госпиталя. Потом мне рассказали, что я все время в бреду море вспоминал, службу свою, ребят. По-русски говорил. Это мне жизнь спасло. Доложили своему начальству, а там как-то все до Аль-Амира дошло. Он сам ко мне в госпиталь часто приходил, разговаривал. Очень убедительно все у него выходило, я поверил. Да и сейчас, наверное, верю...

– Аль-Амир, это кто?

– Для всех он мистер Смит. Очень большую власть имеет в службе государственной безопасности. Все, что он говорил, правильным было: американцы – враги, нельзя позволять им творить беззаконие, где захочется... Вы ведь сами так нас учили!

– Эх, парень! Я и сейчас то же самое скажу. Главный вопрос здесь в размерах и формах нашего противодействия. Вот если, например, сосед у тебя в ауле овцу украл, он виноват?

– Конечно!

– А ты бы взял пулемет, перестрелял бы всю его родню до девятого колена и дом спалил?

– Конечно нет. Морду ему набить надо и заставить овцу отдать. Или деньги.

– Вот так и с американцами. Терпеть их наглость конечно нельзя. Надо заставить овцу отдать или деньги. Но не устраивать мировую войну, чтобы извести весь американский род. Ведь в конечном счете именно это предлагал Смит?

Рахимов согласно опустил голову.

– А еще обязательно надо быть честным. Никогда в мире ни одно правое дело не решалось нечестными, подлыми способами. Исподтишка не победишь! Помнишь ведь, как мы на перегрузчике честно дрались с этими американскими «котиками». И подводную лодку их захватили, чтобы свой экипаж спасти! Мы даже никого на субмарине не убили, хотя имели на это все права, после их подлого нападения...

Я тебе верю, Рахимов. Потому что всегда помню твою честность и справедливость. Хочу, чтобы и ты мне верил.

– Я верю вам, товарищ капитан-лейтенант.

– Подожди. Сначала выслушай. Не стану тут всякие психологические эксперименты устраивать, вроде Смита. Скажу сразу самое главное. Ты знаешь о том, что боеголовка у нашей торпеды ядерная?

– Что-о-о-о?!

– Повторю по-другому. Тебе известно, что лодка собирается использовать ядерное оружие?

– Этого не может быть!

– Вот видишь, ты мне уже не веришь.

– Я... Верю, – матрос замялся. – Но этого не может быть, – повторил он уже не так уверенно и твердо.

– Почему же это?

– Но ведь ничего такого Аль-Амир не говорил...

– Вот это уже к вопросу о честности. Ты знаешь такого человека Анри Клемана?

Рахимов задумался, потом что-то вспомнил:

– Да, знаю. Это француз такой. Не в себе малость.

– Канадец он. Да это неважно сейчас. Чем он на этой подводной лодке занимался?

– Все время в первом отсеке ковырялся, торпеду до ума доводил, регулировал, настраивал.

– Вот от него мы и узнали, что он собственноручно подгонял ядерную боеголовку к обычной электрической торпеде. Его ведь специально для этого выкрали с одного средиземноморского курорта. А до этого он в НАТО работал, крупнейшим специалистом по торпедам был.

– Почему был? А где он сейчас?

– Умер. Скоропостижно. Чтобы еще кому-нибудь не рассказал об этом секрете. А перед смертью его сильно заела совесть за то, что он сотворил. Но, по-моему, это потому, что Клеман понял, к кому попало страшнейшее в мире оружие. Даже не просто попало, а он своими руками его вложил. Тут, знаешь, даже здоровая крыша может поехать. Вот он и просил нас остановить ядерное безумие.

– Вы-то сами откуда все это можете знать? И кто это – «мы»?

– Молодец, Шамиль! Вот теперь я понял, что не ошибся, доверившись тебе. Ты прекрасно сохранил способность трезво смотреть на вещи и не упускать никаких мелочей. Не смог Смит окончательно тебе мозги запудрить! А узнал я все от человека, которому безоговорочно доверяю. С ним вместе это «мы».

– От этого русского журналиста, который каким-то непонятным образом попал сначала к Смиту, а потом сюда?

– Вот зрительная память у тебя, видно, не стопроцентная. А он тебя прекрасно помнит, – тут Редин слегка покривил душой, – с того самого времени, когда два года назад принимал спасенный экипаж перегрузчика с американской субмарины.

– Так он находился на спасателе? Там же никаких журналистов не было. Они потом появились, на берегу. Да и то всех моментально разогнали, чтобы даже случайно ничего сфотографировать не смогли или у спасенных что-то выведать.

– Доверю тебе еще одну очень конфиденциальную информацию. Этот человек не совсем журналист...

– Понятно. Так, значит, он и здесь не совсем случайно, да?

– Ты догадливый парень, Шамиль. И неразговорчивый. Это хорошо. Вот и догадайся сам, стали бы сюда из России такого человека присылать из-за какой-то обычной торпеды, которую охранение авианосца может десять раз уничтожить еще на безопасном для себя расстоянии.

Видя, как задумался Рахимов, Сергей пустил в ход свой следующий козырь:

– Ты, Шамиль, грамотный военный моряк. И мои лекции по оружию массового поражения слушал внимательно. Теперь скажи, какой процент вероятности у такой подводной лодки, как наша, пережить подводный атомный взрыв без катастрофических последствий?

– Практически никакого, – быстро ответил моряк.

– А что вам мистер Смит на эту тему говорил?

– Что вас специально в море взяли, чтобы вы после нашей торпедной атаки по авианосцу вывели лодку из-под удара и невредимой привели обратно на базу.

– Я, по-твоему, похож на джинна-волшебника?

Рахимов хмыкнул. Потом беззвучно пошевелил губами, но ничего не произнес. Редин видел, как матрос собирается с духом, но не стал ему ни помогать, ни мешать: решение для Рахимова было трудным, и принять его он должен был самостоятельно. Наконец парень заговорил:

– Я действительно хочу вернуться. Я хочу жить в России и служить в ее Военно-морском флоте. Сейчас, в море, я понял это безоговорочно. Вы, Сергей Михайлович, были и всегда останетесь моим командиром. Честное слово, я очень постараюсь!

Сергей протянул матросу руку. Потом слегка приобнял его и похлопал по плечу:

– Нам тяжело придется. Надо очень точно рассчитать свои действия и, главное, домой живыми вернуться.

– Да что там, Сергей Михайлович, мы вон как америкосов на их гиганте обуздали. А уж с этой живопыркой и подавно справимся!

«Ладно, матрос. Пусть у тебя лучше будет такое настроение, чем апатия или паника».

Хотя сам Редин не был так оптимистически настроен.

«Зато вы, мистер Смит, можете засунуть в свою фрейдистскую задницу ваш «новый вектор»!

* * *

На следующих «посиделках» Сергей и Гера обменивались добытой информацией и пытались наметить конкретный план своих действий.

– Во-первых, не допустить ядерного взрыва. Это главная задача, которая должна быть решена любыми средствами. – Талеев изобразил руками жест полного согласия. – Во-вторых, выжить. Конечно, если после выполнения первой задачи это еще на кого-то будет распространяться. В-третьих, провернуть все так, чтобы там, на воле, злой и нехороший мистер Смит не смог или не успел сделать гадости нашим друзьям, чьим-то родственникам... Да просто, чтоб он сдох!

Гера добавил:

– Не мешало бы и кого-нибудь из экипажа спасти.

– Это все во втором пункте. Хотя, думаю, что желающих немного отыщется, а на перевоспитание у нас не будет времени. В общем, исходя из этих трех задач, я вижу три главные точки приложения сил. Тьфу ты, вот-вот начну Смита цитировать! И его векторы рисовать. Итак, торпедный отсек. Мы даже не знаем точно, сколько там человек и какая конкретная задача им поставлена. Скорее всего, это выдрессированные исполнители: никакой самостоятельности, никакого выбора. Все параметры в торпеду заведены заранее. Остается запеть гимн и нажать кнопку. Хотя, возможно, даже кнопка находится где-то в другом месте. Это – шахиды. С помощью нашего нового юного друга постараемся получить максимум информации и кое-что сделать.

Теперь рубка радиста. Ему нельзя дать выйти в эфир. То ли погрузиться поглубже, то ли все антенны заломать к чертовой матери, то ли его самого. Здесь есть простор для творчества.

И, наконец, командирская каюта. Туда надо проникнуть. По некоторым техническим симптомам у меня зародилось подозрение, что туда заведен контроль за многими параметрами лодки и даже независимое управление некоторыми из них. Если первые две проблемы надо решать непосредственно на месте и в момент начала наших боевых действий, то третью – чем раньше, тем лучше. Обзор закончил, господин главнокомандующий!

– Нет, дружок, в море на подводной лодке ты у нас главком… С охранниками все проще и понятней. Не профессионалы. Скорее, слабенько обученные боевики. Такие с оружием не расстаются ни на секунду и палят во все стороны без раздумий при малейшем намеке на опасность. Умрут на посту. Вовсе не было бы проблем, если бы не их количество и разбросанность по всей лодке...

Сергей перебил:

– То есть, желательно чтобы по необходимости они собрались в одном месте?

– Было бы замечательно.

– Будет. Гарантирую.

– Помня прошлый опыт, я сразу же становлюсь спокойным, когда слышу от тебя это слово. А вот взрывчатку я внутри так и не нашел. Правда, очень уж ограниченные были у меня возможности.

– Ну и шут с ней. Понимаешь, Гера, утопить наш ковчег я и сам могу в считанные секунды, причем чужими руками. Того же командира Малика или рулевого.

– Как это?

– Элементарно, Ватсон! Все благодаря электричеству. Управление практически всеми механизмами происходит с пультов от ключей или кнопок. А что есть управляющий сигнал? Небольшой электрический импульс, перемещающийся в пространстве по проводам. Почти всегда по двум, иногда по трем. Не хочешь, чтобы механизм управлялся, – разорви цепь управляющего сигнала. В удобном или просто доступном для тебя месте. Проще, оторви провод! Хочешь, чтобы двигатель в другую сторону вращался, – поменяй провода местами. И вот уже кто-то щелкнул ключ на пульте в положение «закрыть», а вместо этого на корме открывается какая-нибудь донная захлопка или клапан вентиляции, и забортная вода туда хлыщет потоком. А тот, кто щелкал, ничего этого не видит, потому что у лампочек сигнализации на его пульте тоже с проводками поработали. Когда он почувствует неладное, будет уже поздно. Но если все-таки он попытается исправить дело – например, рулями, и быстренько переведет их на всплытие, – опять будет облом, враги и там успели похозяйничать: рули бодро реагируют на импульс и переводятся на погружение. А тут еще и ходовой винт перестает крутиться... Хана!

За время всего этого примечательного монолога Талеев не произнес ни слова. Он отрешенно смотрел куда-то в угол, а перед его мысленным взором разворачивалась впечатляющая картина всех описываемых событий.

– Ты страшный человек, Редин! Ох, как же я не завидую тем американским подводникам с «Сигурна», куда тебя черт занес!

– Ты, журналист, и половины их скорбной участи себе не представляешь. Субмарина-то атомная была! Да и нас семеро. И все как один – специалисты по ядерной энергетике.

– Так какого же черта они все там сразу не застрелились?!

– А мы у них и такую возможность быстренько отняли. Кабы все сдохли, кто б нас домой довез?

– Изыди, сатана!

– Было бы куда и как... Вот этим мы, кстати, и занимаемся. Только нам сейчас нужно кое-что другое. Пока не придумал, что конкретно. А ты иди, тренируйся, качайся, отрабатывай удары и блоки. Будешь совсем скоро взвод бандюганов нейтрализовывать. Да присмотрись к Рахимову, парень очень неплохо владел восточными единоборствами, может, пригодится.

«Эх, Вадимчика бы сюда с Толяном на пару!»

Глава 12

Сигнальный чип, установленный Галей на корпусе подводной лодки, позволял отслеживать ее местонахождение в любой точке планеты. Через систему разведывательных спутников непрерывный кодированный импульс на сверхвысокой частоте поступал на пост слежения, расшифровывался и выводился на экран монитора в виде мерцающей красной точки. Кроме того, он мог передаваться на миниатюрные считывающие приборы – такие, например, как изящные часики на руке Гюльчатай. Теперь в Москве знали весь путь субмарины. Так, вроде бы, должно было быть, но...

Техническая конструкция Галиного чипа не предусматривала длительную работу под сколь-нибудь значительным давлением, и также не имела дополнительной защиты для нормального функционирования в агрессивной среде, каковой безусловно являлась морская вода. Конечно, существовали определенные допуски, запасы прочности, коэффициенты надежности, а вот гарантий стабильности и бесперебойности не существовало вовсе. Пока красная точка на Галиных часах исправно подмигивала, но надолго ли?

Да и хоть как-то помочь своим захваченным контрразведкой друзьям могла сейчас только она, Галина Алексеева. Действия любого члена Команды всегда были максимально самостоятельными. Над ними не было пресса начальственных распоряжений, отчетов, согласований, докладов. Иначе это давно была бы не Команда, а филиал какой-нибудь забюрокраченной спецслужбы. Даже свои задания они получали не в виде конкретных приказов или разработанных инструкций, а скорее, как некое пожелание о том, что должно в итоге произойти или, наоборот, не случиться. Формы и методы решения возникающих по ходу проблем полностью относились к их личной компетенции. За дополнительными инструкциями никогда не обращались. Просто потому, что было некуда. А мерилом правильности совершаемого всегда служили честь, совесть и справедливость.

Может, поэтому Команда и была столь немногочисленна, зато максимально эффективна и уникальна в обширности сфер приложения своих талантов.

Гюльчатай была ее плотью и кровью, настоящей автономной боевой единицей.

* * *

Назавтра к обеду в джаскском офисе «Роспосэла» появилась высокая девушка-блондинка. Она оказалась корреспондентом одного крупного российского строительного журнала, собирала информацию для большого итогового обзора и непременно должна была взять интервью у директора Кулика.

– Ох, девушка, в какое же неудачное время вы тут появились, – трагическим шепотом поделилась с ней секретарша.

Действительно, офис фирмы напоминал растревоженный муравейник. Еще бы: утром самого исполнительного директора Ролана Филипповича Кулика сбила машина прямо в двух шагах от входной двери!

Даже не машина, а целый грузовой микроавтобус. Старые, громоздкие, дребезжащие, они постоянно сновали по всему городу, развозя скоропортящиеся продукты в бессчетные лавки, забегаловки, чайные. Сюда тоже регулярно заезжали, вон в то кафе напротив. Но сегодня за рулем оказался новый шофер. Где только выкопали этого неандертальца?! Он не только дорожных правил не знает, а и на своем-то горном наречии еле-еле объясняется. Полиция ничего понять не могла!

Конечно, здесь было очень-очень много полицейских: ведь пострадал иностранец, да еще такая крупная фигура. А задавили-то насмерть! Да-да, знаете, ужасное зрелище! Мы все его опознавали для протокола. Как будто это кто-то другой мог быть. Эти полицейские такие же тупые, как и шофер!

Информация от секретарши огорчила Галю. «Криминальному» директору отводилась заметная роль в реализации ее плана, особенно на начальном этапе. Гюльчатай сама осмотрела место наезда. Как же надо было исхитриться, чтобы насмерть задавить человека на узком пешеходном тротуаре, когда он двигался от своей только что запаркованной машины к входу в офис, находящемуся не далее пяти метров! Ас-водитель! Кстати, по словам той же секретарши, он не отпирался, вину свою сразу признал, даже плакал. Увозили его уже в наручниках.

Конечно, в Москву сообщили. Теперь надо ждать, кого оттуда пришлют на замену. Пока же всем распоряжается Василий Степанович, технический директор. Работы на объектах все равно приостановлены. Может быть, девушке попытаться взять интервью у него? Он сейчас в кабинете директора с бумагами работает.

Коренастый угрюмый мужчина лет сорока, технический директор Василий Степанович, в коротком разговоре не смог поведать девушке ничего нового. Для интервью у обоих не оказалось ни времени, ни желания.

Для Гюльчатай и так все было предельно ясно: спецслужбы ликвидировали своего ненадежного информатора. Вряд ли главной причиной было их ночное путешествие в Грот. Там все было хорошо замотивировано. Просто трусливый гомосексуалист и наркоман изначально числился слабым звеном. А теперь, когда основная операция в Гроте завершена, стал вовсе не нужен и даже опасен.

На морском причале, куда прогулялась Галя, директорской яхты уже не было. Что ж, значит будем обходиться своими силами. Но все равно, проникать в их скалистую нору надо со стороны моря! Только не так, как могло бы получиться на яхте, то есть вдоль берега, под плотным контролем вооруженной морской охраны, а со стороны Оманского залива, перпендикулярно к береговой черте.

Залив – оживленное место, там курсируют десятки самых разнообразных судов под флагами любых стран мира. Прежде, чем какое-нибудь из них обратит на себя внимание охранного патруля, оно должно приблизиться к берегу на недопустимое для морского судоходства расстояние и уверенно продолжать сближение. Тогда его предупредят, блокируют, обстреляют, даже, может, потопят. На все это уйдет достаточно времени, чтобы тайно покинувшие его борт в последний момент подводные пловцы достигли Грота.

А вот уходить придется через «заднее крыльцо», в сторону гор по железной дороге. Организовать эдакий забег по пересеченной местности, то есть по внутренним помещениям их Центра, конечно на предельной скорости. Это станет неожиданностью для противника, который успеет блокировать ожидаемый выход в сторону моря. Минимум перестрелок, никаких взрывов и уничтожений, точно в соответствии с нарисованной Куликом схемой забрать из камер ребят и удалиться.

Главное подольше оставаться не замеченными. Если повезет, тьфу-тьфу-тьфу, то до самого конца. Задержка может возникнуть еще из-за того, в каком состоянии будут находиться пленники. Но подобные проблемы Гюльчатай привыкла решать в порядке их поступления.

В одиночку проделать все это, пожалуй, трудновато, а вдвоем уже вполне реально. Зря, что ли, в больничной палате Севка прохлаждается, отдыхает, отъедается. Пусть попашет теперь за двоих, троих, четверых...

* * *

В городской больнице Бендер-Аббаса строгую представительницу российского консульства встретили с должным уважением. На оформление официальных бумаг потратили минимум времени и с огромным почтением приняли письменную благодарность от дипломатической миссии за успешное излечение российского подданного.

Сам подданный, румяный и ухоженный, вольготно расположился на заднем сиденье взятого напрокат вместительного лимузина и, устало помахав рукой вышедшему из здания госпиталя для проводов медицинскому персоналу, неторопливо отбыл, вероятно прямо в Россию, для длительного восстанавливающего лечения.

В пути было достаточно времени, чтобы девушка подробно описала Севе все произошедшие события. Они еще раз вдвоем прошлись по пунктам Галиного плана. Если у Севы и появлялись какие-то сомнения в реальном воплощении отдельных моментов, он тут же вспоминал сквер в Бендер-Аббасе, полет Гюльчатай со скейтом и гранатой в лобовое стекло движущегося лимузина, и на их место приходила твердая уверенность, что с такой девушкой получится абсолютно все.

* * *

В Джаске им долго пришлось разыскивать подходящее плавсредство. Наконец, Сева набрел на огромный допотопный швербот, который лет, наверно, тридцать тому назад вполне мог служить рыболовным траулером целому колхозу нищих обитателей иранского побережья, а теперь просто догнивал у полузатопленного причала. Владельцем оказался бедный иранец, ютящийся со своей многочисленной семьей в хибарке здесь же на берегу. Продал он личную собственность с нескрываемой радостью, а за дополнительное вознаграждение взялся самостоятельно приобрести поношенный, но вполне надежный мотор, установить его на борту и подлатать самые зияющие дыры в корпусе.

Зато акваланги и плавательные костюмы они приобрели самые современные вместе с целым набором инструментов для подводных работ.

Старый иранец не подвел и в назначенный день передал Севе вполне пригодный швербой. Кое-что Галя и Сева сделали уже самостоятельно: загрузили на борт максимальное количество горючего, свободные места в трюме забили всяким не тонущим хламом для большей непотопляемости и предельно жестко отрегулировали рули. Наконец, все было готово. Операцию решили проводить этой ночью.

* * *

Чтобы не вызывать подозрений, в море вышли еще засветло, когда обычно производят вечерний лов немногочисленные местные рыбаки. Девушка даже обзавелась настоящей справкой, разрешающей ловить рыбу в прибрежных водах, заплатив в каком-то местном муниципалитете сразу и вперед за весь предполагаемый улов.

Швербот по большой дуге отошел на значительное расстояние, где не привлекал чьего-либо внимания и свободно раскачивался на усиливающихся волнах в ожидании самого темного ночного часа. Галя и Сева были одеты в гидрокомбинезоны и обвешаны водонепроницаемыми мешками с оружием и инструментом.

Наконец час пробил, и корабль, развернув нос точно к берегу, начал набирать крейсерскую скорость. Пока все расчеты оправдывались: сторожевые корабли ринулись на перехват пришельца со значительным опозданием, потом несколько раз громогласно приказывали что-то через мощный мегафон. Первая предупредительная пулеметная очередь прозвучала уже в пределах неплохой видимости с берега. Затем к стрельбе подключился подоспевший вертолет. Еще несколько выстрелов из бортовых пушек были предупредительными. Поняв, наконец, что таинственный гость и не думает тормозить, за него взялись вплотную.

В ответ на град пуль «Летучий Голландец» только слегка отвернул нос от прямого перпендикулярного направления к берегу и продолжал мчаться вперед. Теперь патрули не на шутку встревожились. С вертолета в упор выпустили две ракеты по ходовой рубке, а катера приблизились менее, чем на полкабельтова. «Дредноут», разогнавшись, неукротимо рвался вперед, никак не реагируя на появившиеся в разных местах очаги пожара и вырываемые мощными залпами из деревянного корпуса целые фонтаны щепок и опилок.

Вскоре пожар на борту усилился так, что противник мог продолжать канонаду лишь со значительного расстояния. А корабль все летел вперед, продолжая немного забирать в сторону и описывая у самого берега большую дугу. Теперь это был уже целый огнедышащий дракон, плюющийся во все стороны залива головешками отломанных мачт и пылающими листами бортовой обшивки. От входа в грот он уже удалился на значительное расстояние и приближался к берегу по очень пологой касательной.

Возбужденные этим односторонним боем сторожевые катера и вертолет охраны продолжали набрасываться на безобидное судно, как свора охотничьих псов на смертельно раненого зверя...

Галя и Сева давно покинули борт швербота, застопорив рычаги управления рулями и разогнав мотор до критических оборотов.

Под водой за несколько минут они достигли входа в Грот. Специальные защитные сети от проникновения внутрь кораблей, субмарин и подводных диверсантов удалось преодолеть быстро и бесшумно. Запас времени давал необходимую свободу маневра.

Охотники за шверботом еще не скоро разберутся с разметенным на значительное расстояние корабельным хламом, среди которого отыщется множество окровавленных обрывков одежды, спасательных кругов, остатков выловленной рыбы и предметов такелажа. Сам же корабль исчезнет в полыхающем столбе огненного взрыва: в глубоком трюме были припрятаны бочки с горючим и несколько гранат, чтобы избежать преждевременного катаклизма.

* * *

Причалы внутри Грота были пусты, не считая шикарной яхты директора «Роспосэла». Это был хороший знак: значит, рабочие и обслуживающий персонал субмарины уже вывезены, а число вооруженной охраны наверняка значительно сокращено.

Не задерживаясь у воды, Галя и Сева быстро проскользнули во внутренний коридор. Здесь их пути расходились: девушка отправлялась к охраняемым каютам в глубине скалы, а Сева устремился к лифту. Надо было убедиться в его работоспособности, подняться наверх, где в скальном ангаре днем разгружались товарные поезда, и нейтрализовать возможные стационарные посты охраны или передвижной дозор. Этот участок Центра покойный Кулик знал плохо и никак не отобразил на схеме. Приходилось надеяться на Севину интуицию и отличную боевую подготовку. Неожиданных встреч следовало избегать.

Гюльчатай, не встретив никого по дороге, пробралась в нужный сектор. Распластавшись на полу, она осторожно из-за угла осмотрела короткий тупиковый коридорчик. Охранник оказался всего один. Он сидел на стуле метрах в шести от нее с автоматом в руках и неторопливо поводил головой из стороны в сторону. «Дисциплинированный, дурак! – подумала девушка. – Придется стрелять отсюда на поражение». Ее пистолет с надежным глушителем производил шума не больше, чем хлопок в ладоши, а случайно произведенный выстрел из «АКМа» под каменными сводами мог растревожить весь муравейник.

Чуть высунув дуло пистолета из-за угла, Галя тщательно прицелилась и выстрелила. Пуля попала точно в висок охранника. Его голова откинулась на левую сторону груди, пальцы, удерживающие лежащий на коленях автомат, разжались и... больше ничего не произошло.

В два прыжка Гюльчатай подскочила к двери, сорвала связку ключей с пояса мертвого стража и быстро подобрала нужный. Внутри на постели сидел Анатолий, внимательно вглядываясь в открывающуюся дверь. За несколько дней плена он осунулся и сильно побледнел. Заметно отросшая щетина только подчеркивала впалость щек. Взгляд был вполне осмысленный и настороженный.

– Толечка! В гляделки будем наверху играть! И в викторину с вопросами и ответами тоже. Здесь только я и Сева. Тревога пока не поднималась, так что поторапливайся. – Оглядевшись в почти пустой каюте и не обнаружив никакой одежды, Галя кивнула в сторону коридора: – Оденься в то, что имеется.

Анатолий мгновенно оценил ситуацию и молча выскользнул за дверь еще раньше девушки, но метнулся не к продолжавшему оставаться на стуле телу охранника, а к такой же двери на другой стороне коридора ближе к тупику. По дороге он выхватил из замочной скважины ключи. Когда Галя заглянула во вторую каюту, то увидела, как Толя пытается руками развязать кожаные ремни, удерживающие запястья и лодыжки распростертого на койке человека. Выхватив нож, она начала резать толстую кожу пут, а заодно и стянутые сзади рукава смирительной рубашки.

Освобождаемый Вадим уже балагурил вовсю:

– Хорошо, что на ночь рот не затыкают, а то вы бы намучились с моей маской: она наполовину стальная.

– За что же тебя так?

– Вот это, – Вадик поднял руки с обрывками ремней, – после того, как я свернул башку одному местному нахалу. Входят без спроса, лезут, понимаешь, без разрешения... А вот маску – это уже когда я доктора укусил. Верткий, гад, оказался; я его хотел обоняния лишить, а удалось только маленький кусочек щеки отхватить.

Анатолий пристально всматривался в лицо друга, сосредоточив взгляд, в основном, на его глазах.

– Что тебе вводили, Вадик?

– Заметно, да?

Толя медленно кивнул.

– Ну, ведь не от хорошей жизни я стал кусаться. Эскулап этот, мать его... какие-то производные «сыворотки правды» решил на мне поиспытывать. Ему-то, понятно, развлечение, а я из сил выбился, постоянно напрягаясь. Его и остановило только, что лежащий перед ним коматозник вдруг подпрыгнул и зубы оскалил. А уж как он верещал! Наверно, Толяну даже слышно было. Грозился что-то такое придумать, о чем прикладная медицина со времен Гиппократа не слыхивала. Так что вы очень вовремя сюда заглянули. Это с моей точки зрения. А мировая наука, возможно, не получит теперь какого-нибудь гениального открытия. Слышишь, Галчонок, опять все из-за вмешательства женщины.

Освобождение от пут было закончено.

– Вадик, ну-ка, пройдись по палате. Так. Старайся не охватывать взглядом широкую панораму, а сосредоточься на каком-нибудь близком предмете. На собственных ногах, например. Вот теперь уже лучше. Держись ко мне поближе и не выскакивай на открытое пространство. Если почувствуешь сильное головокружение или слабость, не пытайся их перебороть, ложись на землю лицом вниз и закрой глаза. Когда тебя кололи последний раз?

– Больше суток назад.

– Ну, тогда ты быстро восстановишься.

– Да я и сейчас уже практически нормален.

Гюльчатай протянула Вадиму несколько метательных ножей:

– Специально для тебя сохранила. А вот побегать тебе придется в этой идиотской нижней рубашке: костюм с охранника я уже Толику подарила.

– Конечно, бедному инвалиду опять при раздаче ничего не досталось.

Вадим вместе со всеми выскочил в коридор, бросил взгляд на мертвое тело:

– Ну, не век же мне в рубашонке скакать; сейчас еще жмуриков понаделаем и приоденемся.

Он взял в руки автомат, а Галя протянула Анатолию два пистолета. Обнаружив на поясе охранника гранату, Толя хмыкнул:

– Ну почему эти усачи так любят хлопушки?

– Так ведь дети же неразумные, – ответил уже на бегу Вадим.

– Не скажи! Это у них...

Договорить ему не дали отрывистые команды и топот ног в соседнем коридоре. Тревога была поднята, вероятно, по докладу от сторожевых катеров.

* * *

До лифтов было совсем недалеко, и Галя, хорошо запомнившая схему, вместе с Вадимом метнулись туда. Анатолий вжался в небольшой уступ стены и присел на корточки. Из-за поворота вылетели сразу три вооруженных бойца. Толя лишь укоризненно покачал головой и, слегка выдвинувшись из уступа, не вставая с корточек, несколько раз выстрелил попеременно с обеих рук. Если на охранниках и были бронежилеты, они им никак не помогли: Анатолий стрелял всегда только в лоб. Не оглядываясь на результаты своей стрельбы, он бросился вслед за друзьями.

Около лифта поджидал Сева.

– Только что мимо меня в сторону Грота пробежала вооруженная группа. А наверху все спокойно, то есть никого нет.

Толя и Вадим переглянулись:

– Странно, что не прикрывают все возможные пути отхода.

– Так ведь они думают, что мы уйдем тем же путем, что и пришли, то есть морским. Или на своем каком-нибудь средстве, или их яхту прихватим.

– Может быть, может быть... Все-таки подстраховаться не мешает.

Из кабины лифта все четверо через вентиляционную решетку выбрались на его крышу, и только после этого двинулись вверх. Когда лифт остановился, в автоматически раскрывающиеся двери ударили очереди десятка автоматов.

Перекрывая грохот выстрелов, Вадим все-таки поинтересовался у Севы:

– Говоришь, нет никого наверху?

– Да я... – тот замолчал, заметив прижатый к губам палец Вадима.

Анатолий опустил вниз обе руки с пистолетами и расстрелял в густую дымовую завесу остатки обойм. Затем, с двухсекундным интервалом, швырнул туда же гранату. Едва переждав грохот взрыва и веер ударивших даже по лифту осколков, вниз спрыгнули Галя и Вадим. Они тут же выскочили в разные стороны от лифта и открыли огонь из автоматов по оглушенным и растерянным охранникам. Через несколько секунд к ним присоединился Толя, успевший поменять обоймы. Исход короткой схватки был предрешен.

– Сева, застопори лифт чем-нибудь! Не хватает, чтобы сюда еще снизу тараканы поползли, – крикнул Вадим.

* * *

Поезда с вагонами в ангаре не было, зато в углу на запасных рельсах примостилась небольшая автодрезина. Лучшего и желать было нельзя. Друзья быстро проверили ее работоспособность и приготовились вручную перекатить на основную ветку.

– Вадик, твои корявые волосатые ноги, торчащие из-под ночной рубашки, просто оскорбляют мой тонкий эстетический вкус. – Анатолий даже картинно отвернулся. – Смени гардеробчик – теперь есть, во что переодеться.

– Ага, порвали своими гранатами все модели Армани и Версаче, как Тузик тряпку, а теперь говорят: «Переодевайся!» И потом, плевать я хотел на твою эстетику, зато Гюльчатай просто балдеет от моего ножного стриптиза. Решено, так домой и поеду.

– У, как тебя сильно-то накололи! Уж не виагрой ли местный Айболит побаловался? – Толя шутливо отодвинулся в сторону. – Я бы тебе посоветовал на собственные ноги смотреть, а не на мои или Галочкины.

Вадим же под пристальным, но вполне доброжелательным взглядом девушки отправился к ближайшему распростертому на полу телу.

* * *

В это время все услышали негромкий стук колес по стальным рельсам, и в каменный ангар по основной железнодорожной ветке медленно въехала ручная дрезина. Она была до предела заполнена вооруженными людьми, так что даже сосчитать их было трудно. Тем более что они тут же начали соскакивать на землю и разбегаться в разные стороны.

Ствол пистолета в руке Анатолия мгновенно нашел первую мишень. Автомат стоявшей рядом с ним Галины тоже был изготовлен к стрельбе. Но тут с площадки дрезины раздался голос, принадлежащий невысокому коренастому мужчине, поднявшему правую руку в приветственном жесте:

– Друзья, не стреляйте! – Речь была русской. Толя и девушка сразу узнали этого человека, как и Вадим, который чуть в стороне бросил натягивать камуфляжные штаны кого-то из убитых охранников и поднимал свое оружие. Это был Василий Степанович из «Роспосэла», недавно сопровождавший мужчин в экскурсии по объектам строительства, а с Галей разговаривавший уже как исполняющий обязанности директора фирмы. Но откуда он здесь?

– Я привел своих людей вам на помощь!

Толя замешкался лишь на секунду, но и такая задержка едва не стоила жизни всем троим. В левой руке Василия на уровне пояса полыхнул огонь пистолетного выстрела. Но даже прежде, чем Анатолий и Гюльчатай услышали его звук, тело и.о. директора резко дернулось назад, а из груди вылетели клочки одежды и фонтанчики крови. Теперь картинка получила и звуковое оформление: негромкий пистолетный выстрел слился с короткой автоматной очередью из четырех трескучих хлопков, донесшейся откуда-то из глубины ангара.

Там, около лифта, возился Сева, пытаясь заблокировать его ход коротким, но тяжелым обломком рельса. Увидев чужую дрезину и вооруженных людей, он автоматически поступил, как отлично тренированный боец: мгновенно определил главную цель – мужчина с поднятой вверх рукой, очевидно, командир – и ликвидировал ее короткой автоматной очередью из-за спин своих замешкавшихся было товарищей. Слов вожака он не услышал, до лифта было сравнительно далеко, но конечно же это была команда подчиненным рассредоточиться и атаковать. К счастью, с представителем «Роспосэла», в отличие от трех других своих напарников, он не был знаком. Судьба ведь тоже иногда бывает справедливой.

Теперь Анатолию хватило доли секунды, чтобы понять свою роковую ошибку. Одновременно с выстрелом в уже падающее с дрезины тело Василия, он начал отклоняться в сторону и разворачиваться. И то, и другое Толя успел сделать лишь наполовину: вместо прямого попадания в сердце пуля Василия впилась ему в мякоть плеча. Его же запоздалый выстрел не оставил фирменной дырочки между глаз жертвы, а разворотил ей затылок.

«Да и черт с ним!» – подумал Толя, падая на колени и пригибаясь низко к земле, чтобы уйти от обрушившегося на них шквала автоматных очередей. Но это было уже не так опасно. Галя, укрывшись за массивной створкой входной двери, успела расправиться с одним из нападавших. Вадим, так и не натянувший штаны, исчез где-то в лабиринте коробок и ящиков. Сева, надежно защищенный в кабине лифта, огнем прижал к земле еще двух бандитов.

Потерявшая в самом начале боя своего командира группа была обречена. Уже через пять минут на середину пещеры неторопливо, в полный рост, вышел Вадим. Он тщательно вытер окровавленный нож о подол своей медицинской рубахи и еле слышно процедил сквозь зубы, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Понабирают, понимаешь, дилетантов! – Потом, повернувшись к лифту, громко крикнул: – Вылезай, истинный спаситель православного человечества.

Подошедший Сева, отряхиваясь, скромно заметил:

– Ну, что вы, куда мне до вас, Вадим. Мои оппоненты, – он ткнул стволом автомата в сторону двух безжизненных тел за ящиками, – панически боялись даже глянуть в вашу сторону, чтобы, помилуй Аллах, не привлечь к себе внимания бесштанного Джека-Потрошителя. Вот и стали моей легкой мишенью.

Вадим обнял товарища за плечи:

– Да я ведь абсолютно серьезно, Севка! Мы, трое «зубров», лоханулись, как новобранцы, а... Э-х! Хорошо, все-таки, что так бывает иногда в жизни. – Он покрутил головой. – Ладно, побегу быстрее переодеваться, а то ведь приползет сейчас этот олимпиец с пистолетами, опять издеваться начнет...

– А почему «олимпиец»?

– Вообще-то, наш стрелок – настоящий олимпийский чемпион по пулевой стрельбе. Как-нибудь потом расскажу тебе одну увлекательнейшую историю...

Около аккуратно уложенного на коробках Анатолия хлопотала Гюльчатай. Плечо раненого было аккуратно перевязано, а девушка выбирала шприц для инъекции.

Внезапно, совсем близко от них, раздался сигнал вызова мобильной рации. Галя подскочила от неожиданности, но быстро определила направление и вытащила небольшую черную коробочку из нагрудного кармана скорчившегося под колесами дрезины мертвого Василия.

Она тут же протянула рацию Анатолию.

– Визирь! Визирь! Отвечайте! Вызывает Аль-Амир.

– Рад слышать вас, мистер Смит, – произнес Толя, отчего трубка на время замолчала. – Очень сожалею, что не пришлось попрощаться лично: катастрофически не хватает времени. Но не теряю надежды, что мне или моему другу еще выпадет счастье увидеться с вами в более непринужденной обстановке.

После небольшой задержки из мембраны раздался ровный голос с заметным английским акцентом:

– Вы и ваш друг очень талантливые... журналисты. Я вас недооценил. Это непростительный промах с моей стороны. Уж вас-то, Анатоль, мне стоило хорошо запомнить еще с Олимпиады. – При этих словах Толя вздрогнул. – Вы удивлены? За эти долгие годы я очень сильно изменился внешне, и совсем не похожу на того юного Смита из сборной Великобритании, с которым вам пришлось в перестрелке решать судьбу золотых медалей. Тогда фортуна оказалась на моей стороне. Как видно, сейчас она решила извиниться перед вами и подарила шанс. Поверьте, мне совсем не хотелось бы отпускать вас именно теперь, но другие дела... А, может, мне все-таки стоит подняться наверх?

– Разве что во главе похоронной команды, здесь для нее найдется много работы. А вот мы вряд ли вас дождемся. Знаете, другие дела... Да, я не узнал вас в теперешней ипостаси, зато характер, привычки, натуру запомнил на всю жизнь!

Оборвав связь, Анатолий отшвырнул рацию и скомандовал:

– Быстро сбрасывайте с рельсов эту ручную тачку и выкатывайте на основной путь автодрезину. Уйти вовремя – это тоже великое военное искусство. А уж если имеешь дело со Смитом – просто насущная необходимость. Это, – он кивнул в сторону мертвого Василия-Визиря, – не последний его козырь. Очень сильный козырь, но слишком поспешно и неумело извлеченный из рукава. Это нас и спасло.

– Ни хрена! Нас спас Севка.

– О, работничек ножа и топора, наконец-то, облачился в мужской костюм.

Тут вмешалась Гюльчатай, закончив делать инъекцию:

– Знаешь, Толя, – она внимательно оглядела подошедшего Вадима, – раньше я была не права: тощие, кривые и волосатые ноги все-таки очень украшали этого самца...

Вадим шутливо замахнулся на нее кулаком:

– Выпорю!

– Только обещаешь…

В перепалку пришлось вмешаться Анатолию:

– Ребята, у этого человека, – все без уточнений поняли, кого он имел в виду, – дьявольски-коварный, извращенный ум. Если мы еще тут задержимся, новых сюрпризов от мистера Смита не избежать. И уж теперь они станут во сто крат опаснее. За работу!

Вадим, Галя и Сева ловко и быстро выкатили автодрезину на основной путь, уложили потерявшего много крови Анатолия на мягкие скамейки внутри кабины и, приготовив на всякий случай оружие, выехали из пещеры-ангара.

Глава 13

До «дома» они добрались быстро и без происшествий. Гюльчатай еще раз, уже в спокойной обстановке, осмотрела и обследовала рану Анатолия. Края обеих отверстий – входного и выходного – были чистыми и не воспаленными. Это замечательно сработала почти моментально проведенная в полевых условиях дезинфекция и своевременно наложенная повязка. Для верности Галя еще обработала рану антисептиком, крепко перебинтовала и закрепила руку на груди с помощью повязки-косынки, перекинутой через шею, а сделанная ею повторная инъекция обезболивающего препарата окончательно вернула Анатолию хорошее настроение и почти полную работоспособность.

Однако сама Галя все больше хмурилась и покусывала свои нежные пухлые губы.

– Эй-эй, доктор, нельзя делать такое озабоченное лицо в присутствии пациента. – Здоровой рукой Толя попытался разгладить появившиеся морщинки над переносицей девушки. – Это может отрицательно сказаться на его самочувствии...

– Да как же! На твоем самочувствии отрицательно сказывается только недостаток жратвы и длительное отсутствие практических упражнений в стрельбе из короткоствольного оружия.

Вадим, расположившись в кресле, внимательно и даже удивленно разглядывал свои штаны.

– Скажите пожалуйста, они же на мне лучше собственных сидят, удобно и комфортно. Не поверите, но я ощущаю в них какую-то особенную ауру, что ли...

Тут и Гюльчатай не смогла удержаться от улыбки:

– Бедненький мой! Аура – это больше к голове относится, а штаны, они вовсе на другое место натянуты. Хотя...

– Стоп. Молчать! Ты, Галка, договоришься у меня! Убью на фиг. Теперь Толик вполне сможет обойтись без сестры-сиделки, а мы все только отдохнем, наконец, в нормальном мужском обществе.

– Да я-то, конечно, обойдусь без сиделки. Только вот всем нам никак не обойтись без единственного участника нашего боевого коллектива, который относительно спокойно может теперь показаться на улице. – Анатолий не принял шутливого тона разговора и был озабочен никак не меньше Гюльчатай.

Та согласно покивала головой и добавила:

– Положение у нас, ребята, хуже некуда.

– Вот еще! Руки-ноги целы... Пардон. Что-то я зарапортовался. Наверно, чертово докторское зелье не до конца выветрилось. Поймаю паскуду – засажу все ампулы ему в ж...живот! Руки-то наши как раз того-с, не совсем как бы и целы: у Тольки, вон, к шее пристегнута, а моя еще со времен «Обнинского радиоактивного похода» не совсем нормальна.

– Это как это, а? Я сколько времени с вами, и ничего не заметил. – Сева со своего стула удивленно переводил взгляд с Анатолия на Вадима, потом на Галю. – Это шутка такая, да?

Лицо Вадима просто засветилось от удовольствия и возможности подробно и красочно описать столь дорогие его сердцу события, но Анатолий опередил его:

– Вадик, честное слово, я вовсе не хочу лишать тебя такого бенефиса, но не время сейчас, – и, обращаясь уже к Севе, коротко объяснил: – После сложного ранения руки Вадиму сделали множество пересадок сухожилий, мышц, даже встроили какие-то фантастические имплантаты, и теперь его рука по подвижности не уступает обычной человеческой, а по силе даже превосходит ее. Так что, Вадик, это твое преимущество вполне компенсирует мою временную нетрудоспособность. Тем более ты знаешь, что я абсолютно одинаково владею обеими руками.

Вадим все-таки надулся, больше для порядка, но проворчал:

– Нам не только стрельба понадобится, а если поднять, поднести чего, или лазать где...

Толя лишь сокрушенно отвел в сторону здоровую руку.

– Ладно, мальчики, теперь поговорим серьезно. Прежде всего нам необходимо выбраться из города. – Вадим пренебрежительно хмыкнул. – Во-первых, это будет вовсе не так просто, как некоторые думают. А во-вторых, решение этой первой проблемы само по себе ну никак не приближает нас к успешному завершению всего задания. Командир недавно сказал мне, что мы не можем вступать в открытое противоборство с силовыми структурами целого государства. К тому же на его территории. Они раздавят нас. Но, похоже, нам не оставляют выбора. Мы обязаны прорваться. Любой ценой. Не считая противника, не беспокоясь о всякой там политкорректности и возможности межгосударственных осложнений.

– Тю-тю-тю, да в тебе, оказывается, прятался горячий революционный трибун. Прямо, Жанна Д’Арк и Роза Люксембург в одном флаконе.

Девушка неожиданно смутилась и замолчала. Вадим тоже сразу понял глупость своей издевки и притих. Сглаживая возникшую неловкость, Сева негромко и спокойно поинтересовался:

– Как ты, Галя, правильно сказала, выбраться из города – это необходимое, но вовсе не достаточное условие. А что же дальше? Ведь нам практически ничего неизвестно...

– Вот тут ты как раз и ошибаешься! – Анатолий поудобнее откинулся на валик дивана, подложив под раненое плечо небольшую подушечку-думку. – Добавляйте, если я что-нибудь пропущу или не так интерпретирую...

– Да уж, и постарайся пользоваться дальше простыми и понятными русскими словами.

Толя лишь серьезно кивнул на ехидное замечание Вадима:

– Нам известно, что должно произойти – теракт. Известна цель – американский авианосец «Ройял Стар». Даже способ известен – торпедная атака с подводной лодки. Мало того, мы знаем, что среди исполнителей этого теракта находятся Талеев и Редин. Это все вам никаких соображений не навевает?

– Да ни командир, ни Серега никогда не допустят подобного скотства! Уж они-то найдут возможность помешать этим ублюдкам.

– А если им не оставили для этого ни единого шанса, а?

– Ну, для этого их надо было непременно убить, расчленить на сотню кусочков и закопать в разных местах земного шара на километровой глубине.

– Красиво! Но, зная мистера Смита чуть лучше остальных, могу сказать, что он непременно уже давно сделал бы это, не колеблясь, если бы не придумал другой, наверняка коварный план, во все нюансы которого почему-то не посчитал нужным нас посвятить.

– Да, кстати, мальчики, вы же какое-то время провели у него в гостях. Вам, случаем, никто ничего не рассказывал, не намекал?

– Знаешь, красавица Востока, нас почему-то все больше спрашивали. Притом с особым пристрастием, черт побери! – Вадим всерьез раскипятился, но быстро обмяк под многозначительным взглядом друга.

– Да нет, Галчонок, пребывание в гостях не принесло в этом плане никакой пользы. Но не так уж и трудно самостоятельно домыслить некоторые детали. Вот, смотрите.

Анатолий развернул рядом с собой на диване любимый командирский атлас. Сева подошел со стороны окна и встал рядом с сидящей у ног раненого Галей, а Вадим подъехал прямо с креслом.

– Вот наш Джаск, а вот порт Могадишо, куда следует авианосец и где он встанет на рейде. – Палец Толика уверенно скользил по карте. – По прямой здесь 3000 км, а вот так, по воде, огибая Аравийский полуостров, получается километров на 500–600 больше, учитывая еще всякие там морские штучки, вроде отмелей, течений и пр. Подводная лодка хоть и новейшая, скоростная – для нее 30–35 узлов не проблема, то есть 60 км в час, – но длительное время по такой насыщенной судами акватории она на максимуме двигаться не может. Кроме того, всякие всплытия-погружения много времени отнимают. Да и наш друг мистер Смит явно подстраховался со временем. В общем, думаю, что суток за четверо-пятеро они вышли. Почти сутки уже прошли, а значит у нас на все про все максимум четыре дня. Можно еще корректировать это время по американцам: они хотя и не сообщают открытым текстом, когда прибудут в точку, но постоянно в новостях отслеживают путь своей «миссии мира».

На минуту в комнате воцарилось молчание. Сева продолжал пристально разглядывать карту. Гюльчатай явно задумалась о чем-то своем, глядя в угол затуманенным взглядом, и только Вадим уставился на своего друга с нескрываемым восхищением. Он же первый и нарушил, как всегда, тишину:

– Анатолий Петрович, не подскажете, где записывают в секцию фанатов-обожателей профессора... ну, да фамилия значения не имеет, если он сегодня почтил нас личным присутствием. Пожалуйста, академик, ваш автограф! Это просто невероятно: такие энциклопедические знания в такой с виду маленькой и тупенькой головке. Потрясающе! Феноменально! Доскональное знание проблемы, географический кругозор, блестящий математический расчет. Лауреат, личный друг Нобеля. Я искренне преклоняюсь. Вот только совсем не перед тем, о чем вы все, наверняка, подумали. Это же очевидно. А я, коллеги, восхищен тем, что наш глубокоуважаемый, ученый, раненый друг совершенно естественно заговорил сразу не о том, как откуда-то выбраться или, наоборот, спрятаться и отсидеться, а представил всеобщему вниманию развернутый театр наших будущих боевых действий, где...

– Заткнись, а?!

– Профессор, что за жаргон?

– Он прав, – негромко произнесла Галя, – охолонись чуток, голь беспортошная. Все! – Девушка так решительно подняла вверх руку, что Вадим только громко сглотнул и промолчал. – Хотя упрек в свой адрес по поводу того, что нам прежде нужно выбраться отсюда, я не принимаю: этот серьезный вопрос нам еще предстоит решить. Но направление нашего движения Толя указал совершенно правильно. И не забывайте еще, что перемещения подводной лодки мы можем отслеживать и на экране нашего ноутбука, и вот здесь, – девушка постучала ноготком по стеклу своих наручных часов. Там, на черном фоне крупного, мужского по своим размерам циферблата, при нажатии чуть заметного выступа рядом с головкой завода, появлялась пульсирующая красная точка – сигнал от установленного на корпусе подлодки датчика, наложенная на еле заметную зеленоватую сетку географических координат, – вот только светится она как-то неуверенно, иногда даже вовсе пропадает.

Сева тут же раскрыл ноутбук и защелкал клавишами. Отыскав нужную картинку, он попытался максимально улучшить изображение: сфокусировать, приблизить, изменить параметры настройки. Ничего не помогало. Красная точка на глазах исчезала с экрана, потом вдруг вспыхивала и снова гасла. То же самое происходило на циферблате Галиных часов, куда сосредоточенно уставился подошедший к девушке Вадим.

– Вот ведь, хакер-самоучка! Нажми «поиск» и отслеживай!

Сева никак не реагировал на дилетантские замечания. Помучившись еще минут пять, он с досадой отодвинул в сторону ноутбук:

– Нет, ничего не получается. Все зависит от самого датчика. Он не приспособлен к таким большим перепадам давления при глубоких погружениях, не та модель. В любой момент может совсем выйти из строя. Да и уже сейчас нельзя безоговорочно доверять его показаниям. Расхождение с фактическим местом положения объекта может быть очень значительным.

Галя и Анатолий переглянулись. Обоим одновременно пришла одинаковая мысль: третья точка наблюдения, кроме ноутбука и часов, была в Москве, значит, и там...

– Не расстраивайся, Галчонок, ты сделала все, что могла. Кто же мог заранее предвидеть такие фантастические повороты в наших поисках! Пришлось бы всегда с собой целый арсенал таскать. Ну-ну, не казнись! Куда они движутся, мы знаем. А Москву предупредим.

Гюльчатай вздохнула и произнесла, словно оправдываясь, споря с кем-то или кого-то убеждая:

– Командир при прощании приказал мне поддерживать связь с Москвой, отслеживать события, ждать его сигнала, – про «ничего не предпринимать» девушка просто не посчитала нужным упомянуть, – значит, пока вы отдыхаете, я прогуляюсь по городу, отслежу события и разведаю обстановку, потом через спутник свяжемся с Москвой.

– А как насчет сигнала?

– Мне почему-то кажется, что к моменту моего возвращения у нас появится целый ворох привнесенных изменений, уточнений и корректировок. Тогда и поговорим о сигнале.

Во время всего Галиного монолога Анатолий чуть заметно покачивал головой, явно соглашаясь и поддерживая девушку. Теперь он лишь добавил:

– Смотри, Галчонок, то что за нами не организовали немедленную погоню, – это не сознательное решение Смита, а, вероятнее всего, давление каких-то внешних обстоятельств, нам пока неизвестных. Он непременно отыграется. Скорее всего, уже поднял на ноги всю службу безопасности не только в этом городе, но и по всей стране. Будь предельно осторожна.

Девушка согласно кивнула и неслышно выскользнула за дверь.

– Ну что, сильная половина человечества, прежде чем заслуженно отдыхать, не пошевелить ли нам слегка мозговыми извилинами? План действий должен быть неординарным, даже с сумасшедшинкой...

– Вот это нам подходит! Это нам только подавай, мы тут все такие – разумеется, за исключением здравомыслящего Всеволода. Поэтому степень сумасшествия будем определять по нему.

– Не, ребята, ничего у вас не получится. После работы в паре с нашей единственной дамой в Бендер-Аббасе и у меня крыша съехала. Так что у нас тут налицо полный кворум единомышленников!

* * *

Через несколько часов Гюльчатай вернулась до предела измотанная и мрачная. Она присела в услужливо пододвинутое Вадимом кресло, вытянула натруженные ноги, откинула голову на мягкий валик высокой спинки и прикрыла глаза. Стояла полная тишина. Мужчины, казалось, перестали даже громко дышать, чтобы не потревожить ее короткий отдых.

Минут через пять девушка встряхнула головой, провела обеими ладонями по коротким волосам и лицу, прогоняя остатки мимолетного забытья, и распахнула свои огромные черные глаза. В них не было и следа усталости, только озабоченность и тревога.

– Нечем мне вас порадовать, друзья мои. Нас явно разыскивают. На улицах, помимо обычных полицейских нарядов, появились военные патрули. Одиночек они мало беспокоят, зато не пропускают ни одной компании: проверяют документы, иногда обыскивают. Я даже оказалась свидетельницей, как такую компанию из четырех человек грузили в тут же подъехавший фургон. Особенно их много на приморских улицах и в порту. Наверняка есть и на автовокзале. Думаю, что предельно надежно блокированы все выездные дороги, и там церемонятся еще меньше.

– Ничего нового и необычного. Естественная реакция мистера Смита, – констатировал Анатолий.

Девушка кивнула:

– Да и я ничего другого не ожидала. Только, когда видишь это собственными глазами, какой-то неприятный холодок между лопаток возникает, и ноги сами в другую сторону несут... Ладно, пережили. По домам, квартирам, всяким общественным заведениям не ходят. По крайней мере, я не видела. Значит, это все-таки не тотальный розыск по-ирански.

– Слава богу, что и у Смита возможности здесь ограничены.

Толя поднял руку, призывая всех к тишине:

– Мы тут, Галчонок, без тебя слегка помозговали и, худо-бедно, кое-какие наметки плана выработали. Даже несколько вариантов. Но в любом случае нам никак не обойтись без помощи нашего друга Юрия и небольшого содействия из Москвы. Да-да, я все знаю! – Анатолий заметил, что девушка порывается возразить, и успокаивающе опустил на ее плечо здоровую руку. – Ты выслушай, прикинь, прокрути все в своей светлой головке. Наверняка, появятся уточнения, дополнения, даже возражения. Обсудим. Вот, смотри...

И вся Команда склонилась над картой.

* * *

– Ну, коллеги, не первый год я в этой стране, а вот так волноваться и переживать, пока к вам добирался, еще ни разу не приходилось.

Юрий мерил комнату энергичными шагами. Возбуждение никак не отпускало его, выработанный организмом адреналин заставлял сердце сокращаться с удвоенной частотой, разгоняя по жилам кровь. От этого лицо Юрия покраснело больше обычного, на лбу и шее выступали крупные капли пота, которые он постоянно смахивал своей большой, как лопата, ладонью с зажатым в пальцах насквозь уже промокшим клетчатым платком. Успокоение приходило медленно.

– Нет, конечно, бывали времена и покруче, со взрывами, стрельбой, массовыми драками и прочим карнавалом, но я же тогда из дома не выходил. Просто носа не высовывал! А сейчас – через всю страну. Господи, спаси! И везде проверяют, допрашивают, чуть ли не обыскивают. Это при том, что я ведь не последняя фигура в российском консульстве!

– Да вот как раз поэтому-то все и происходит.

– Возможно, возможно... Что же тогда такое вы тут отчебучили? Сожгли на площади портрет Хомейни? Или плевались в сторону мечети, когда с нее вопил муэдзин? А может, изнасиловали весь гарем местного олигарха или самого градоначальника?!

– Ну, не такие уж мы гиганты.

– Ничего, ничего, Вадимчик, не стесняйся. Раз уж есть чем похвастаться, не обращай на меня никакого внимания. Бедная, неопытная девушка стремительно краснеет и стыдливо прикрывает свои пунцовые ушки...

– Вот и прикрой свои «локаторы»! И помолчи, женщина, когда джигиты беседуют!

– Слушаю и повинуюсь, мой повелитель! Только вот последний джигит ускакал куда-то в море, а бедную девушку оставил надзирать за своими тупыми и ленивыми соратниками. Аллах!

– Веселитесь? Это хорошо. Коллективное помешательство, да? А я-то все никак не мог себе объяснить тот странный набор предметов, которые вы попросили доставить. Дикость какая-то! Инвалидная коляска, плотные паранджи, какая-то униформа Армии спасения, грим, парики... На сцену собрались? В национальный театр? Так вы ж ни бельмеса на фарси не смыслите, за исключением дамы. А для уличных факиров слишком жирноваты. Тьфу ты, черт побери, это я уже начинаю вашими интонациями разговаривать! Неужели здесь все так заразно?

– Да нет, конечно, уважаемый Юрий! Ребятки волнуются, напряжение снимают.

– Н-да! В моей юности напряжение снимали другими способами...

– Ну-ка, ну-ка, поделитесь-ка опытом, любезный! Только начинайте сразу не с водки, а с женщин, пожалуйста. – Вадим всем телом изобразил необычайную заинтересованность.

– Все. Повеселились, и будет! – Анатолий тоже повернулся к присевшему на стул Юрию. – Вас тоже в пути останавливали, проверяли? Не обратили внимания на какую-нибудь излишнюю заинтересованность, на необычные детали?

– Ну, тут, как говорится, не было бы счастья, да... Это я к тому, что мой приезд в Джаск абсолютно официален, замотивирован лучше некуда. Самое крупное российское представительство в этом городе – «Роспосэл» буквально затерроризировало наше консульство откровенными сигналами бедствия и просьбами о немедленной помощи. Конечно же, их можно понять: в течение буквально считанных дней погибает в автокатастрофе директор фирмы и пропадает его заместитель, или технический директор. Совершенно бесследно, среди бела дня. Оба – русские. Конечно, весь персонал в панике. Люди боятся за свои жизни. Практически не знают, что им делать, как работать. Пока дождешься реакции Москвы, как говорят, рак свистнет? Вот наш консул и направил меня, вероятно, как самого опытного и еще старшего юриста, чтобы со всем разобраться на месте, успокоить людей, утрясти, если надо, всякие недоразумения с властями и полицией... Вот такое несчастье, которое нам помогло.

Тут гость заметил, как Анатолий переглянулся с Гюльчатай.

– Та-а-а-а-к, соратнички. Подозреваю, что знаете вы гораздо больше, чем незаинтересованные сторонние наблюдатели. Или даже приложили к событиям свои умелые ручки? Все-все, умолкаю!

Толя удовлетворенно кивнул и поинтересовался:

– Вы все сумели доставить, что я просил?

– Безусловно. Что бы ни случилось, я же помню «красный штрих». Вот только на документы – не обессудьте. Слишком мало времени было. Хотя бланки удостоверений подлинные.

– Ничего-ничего, Юра, мы уж тут все сами до ума доведем. – Деятельная натура Вадима просто требовала немедленной загруженности работой.

– Юрий, мы с вами по телефону начали обсуждать одну очень занимательную тему, да вот опять же не хватило времени. А нам были бы очень интересны и полезны ваши оценки внутриполитического положения – так сказать, подковерная борьба в высших эшелонах власти, некоторые закулисные интриги…

– Я понял, понял. Вам нужны, скорее, практические выводы из всего перечисленного, а чтобы их сформулировать, мне, безусловно, понадобилось время. Благо в пути такая возможность представилась. Так что теперь я, пожалуй, смогу удовлетворить ваше любопытство. Но, конечно, не стоит принимать мои обобщения, как некую истину в последней инстанции.

Гость очередной раз прошелся платком по лбу и шее и спрятал его в карман брюк.

– Восток – это, вообще, отдельная малоизученная Вселенная...

Судя по такому началу, всей Команде предстояло выслушать как минимум трехчасовую лекцию об особенностях развития всей восточной цивилизации с незапамятных времен. Однако сам Юрий мгновенно уловил только еще зарождающееся на лицах слушателей выражение вежливой заинтересованности, призванное не столько скрыть, сколько продемонстрировать докладчику откровенную скуку и настойчивое желание максимально сократить процесс познания. Он понимающе хмыкнул и совершенно другим тоном продолжил:

– Вы не пояснили мне конкретной направленности своих внутриполитических изысканий, но нетрудно догадаться, что у вас есть насущная необходимость, говоря по-русски, смыться. Но не просто сбежать или спрятаться, а двигаться... м-м-м... в определенном направлении. Нет-нет, это не вопрос, – Юрий заметил, что девушка порывается что-то сказать, – это логический вывод, причем, безо всякой личной заинтересованности. Кстати, мое путешествие к вам весьма обогатило предлагаемые ниже выводы.

Так вот, вы, дорогие мои, ощутимо прищемили хвост кому-то из сильных мира сего. Вычислить это не так трудно: к обычным крупным деятелям в сфере государственной политики и экономики, как водится в Европе, здесь обязательно надо добавить религиозных лидеров и высшее руководство силовых структур. Как я понял, первые вас не интересуют, а вот из вторых...

Знаете, Иран вовсе уж не такое военно-полицейское государство, как, например, соседний Пакистан. Здесь, наоборот, особенно в последнее время, считается модным подчеркивать свою близость к Европе, стремление к идеалам демократии, свободы и другим ценностям цивилизованного общества. Но Восток...

– ...дело тонкое! – откликнулись хором Вадим и Сева.

– ...есть Восток, – договорил Юрий. – Армия, полиция, спецслужбы – это наиболее влиятельные силы общества. Недаром же, например, иранская разведка считается одной из лучших в мире.

Теперь о том, что я видел сам и что додумал. Налицо заметная концентрация полицейских сил по мере продвижения с севера на юг страны. Здесь, в Джаске, она просто зашкаливает. Что это значит? Ну, во-первых, что обидели вы какого-то силовика, способного так быстро мобилизовать на ваши поиски и поимку огромные полицейские и спецсилы. Во-вторых, произошло это, конечно, здесь, на юге, предположительно в самом Джаске. В-третьих, ваше продвижение на север считается маловероятным, там вас почти не ждут. А еще есть нюансы...

– Господи, к этому всему еще и нюансы?!

– Нюанс такой, что людей с европейской внешностью и без знания языка в стране, вообще-то, не так много. Поэтому сказать, что любые ваши перемещения трудно осуществимы, было бы неправдой: они невозможны. Даже думаю, что при том маскараде, который я вам обеспечил, сколь-нибудь длительные передвижения обречены на провал.

– А если, как в том анекдоте: блызэнько и нызэнько, а?

– Ну... – Юрий только развел в стороны руки, а потом обратился к Анатолию и Гале: – Позвольте, я предложу некоторые свои рекомендации?

– Конечно же, Юрий, – мгновенно отреагировала девушка, а Толя сделал приглашающий жест рукой.

– Кажется, я как-то уже говорил вам, что при всей мощи и влиятельности силовые структуры весьма... обособленны. Они не представляют единый организм, каждое ведомство считает себя главным и борется за единоличное господство. Распри, склоки, подкуп, предательство – полный букет восточной изощренности...

– Ну, и... – нетерпеливо перебил Вадим, опасаясь возможности возврата к лекционному многословию.

– Вероятно, на этом можно как-то сыграть, использовать в своих интересах.

– Так-так-так, – заинтересовался Толя, – в этом есть какое-то рациональное зерно, точно. Юра, а каких бы ты выделил особенно непримиримых соперников?

– Понимаю, что вас интересует. Если с одной стороны взять разведку, ну, или контрразведку, то самые заклятые ее соратники – это, бесспорно, таможенная служба. Таможенники держатся в этой стране очень обособлено, как бы одни против всех.

– Неужели удается?

– Ну, нельзя сказать, что они побеждают. Но уж не проигрывают – это точно. У них есть один очень весомый аргумент, этакая охранная грамота, обеспечивающая не только неприкосновенность и расположение со стороны официального руководства страны, но и прямую заинтересованность последних в успешной работе этого ведомства. Догадываетесь, что за аргумент?

– Конечно, деньги! – молниеносно среагировала Галя.

– Очень умная девочка! Взнос таможни в бюджет государства даже по официальным данным превышает доходы от большинства других отраслей хозяйства. Ну, а по неофициальным... Из этой кормушки едят большинство высших чиновников и даже религиозных деятелей. Так что, воевать с ними – себе дороже выйдет. И поэтому, туда, где они правят бал, стараются не соваться ни полиция, ни спецвойска, ни даже разведка.

– А это аэропорты, вокзалы, морские порты, все перевалочные пункты и еще, еще, еще...

На каждое новое определение Гюльчатай следовал согласный кивок круглой массивной головы Юрия, а потом он продолжил:

– Но, как вы понимаете, у такого мощного ведомства имеются своя полиция, разведка и даже спецназ.

– Только с одним очень существенным именно для нас отличием: мы не обижали ихних Верещагиных! И ничего не собираемся вывозить беспошлинно, – Анатолий машинально попытался радостно потереть руки, но тут же скривился от боли в раненом плече. – Ничего, ничего, не обращай внимания. Так, легкий вывих, уже вправили, – успокоил он встревожившегося Юрия. – А как с уточнением расписания авиарейсов?

– Я просмотрел все данные в компьютере, сверил со свежими распечатками в Консульстве, сделал несколько звонков. В общем, отыскал не более десятка изменений. Вот тут все указано, в дополнение к тому, что вы прочитаете в своем ноутбуке. – Юрий протянул бумажку с ровными столбцами цифр. – Пойду распоряжусь о багаже.

– Да-да, возьмите с собой Севу, он поможет. – Анатолий был уже весь поглощен изучением Юриной записки.

– А ну-ка, приятель, не делай вид, что весь из себя так занят, – Вадим требовательно смотрел на друга. – Я же сразу заметил, как ты сделал стойку при одном упоминании о таможне.

– Вадик, не отвлекай меня! Пока появилось только отдаленное предчувствие, что в этом направлении можно покопать. Если только оно оформится в конкретную идею, ты об этом первый узнаешь, клянусь!

– А можно я, как та мартышка из мультфильма, тоже твою мысль подумаю?

– Конечно, родной, я даже подвинусь.

– Ну-ну, как бы только, пока мы здесь в посиделки-размышлялки играемся, командира вместе с Рединым не утопили!

Времени оставалось чуть более двух с половиной суток.

***

Печатные листы с докладами из полицейского управления ложились на стол мистера Смита каждые два часа в течение первых суток после этого совершенно дикого вторжения в Грот. Подобная авантюра не поддавалась никакой логике. И он оказался к ней не готов! Под рукой не нашлось даже достаточных сил, чтобы организовать немедленное преследование. А русские тем временем просто растворились. Конечно, залегли в каком-то укромном месте и боятся высунуть нос. Это подтверждают и полицейские рапорты, и донесения его тайных агентов. Поток задержанных подозреваемых в первые часы быстро превратился в хилый ручеёк, а потом и вовсе практически иссяк: кому охота тратить свои силы, нервы и время на арест, составление протоколов, доставку в и без того переполненный участок, чтобы потом извиняться и отпускать. Тем более, что за все время не попалось ни одной группы людей, хоть отдаленно подходящих под описание. Так, вылавливали каких-то подозрительных одиночек европейской наружности, то ли пьяных, то ли обкурившихся до состояния полного невладения вообще никакими языками.

Потом стали докладывать каждые четыре часа и то по телефону: «Не выявлено, не установлено, не задержано...» А дальше, и вообще, только при смене, дважды в сутки. Это пока не слишком тревожило Смита. У противника было два пути: бежать или затаиться. Они выбрали последнее. Что ж, ждать мистер Смит умел. Правда, такое поведение русских никак не вязалось с его личным представлением о взрывном характере того парня, Анатолия, с которым судьба свела его еще много лет назад на Олимпийских играх. Именно горячность соперника позволила тогда Смиту при перестрелке за золото выиграть всего одно очко. Правда, было это в другой его жизни. И выступал он тогда за сборную Англии... Сколько воды утекло! Но люди не меняются. И взрыв обязательно случится. А хладнокровный мистер Смит победит и в этот раз.

Он не сомневался, куда устремится русская группа, поэтому не стал даже усиливать северное направление. Только на юг, в точку «Х», где произойдет «Возмездие». Правда, самому себе он признавался, что изначально ошибся в предположениях: не уделил повышенного внимания аэропортам, сосредоточив все внимание на морском пути, где возможностей просочиться сквозь заслон было неизмеримо больше, чем воспользовавшись самолетом. Даже добился у министра разрешение на проверку любых судов в зоне Персидского и Оманского заливов. Но теперь время все расставило по своим местам.

Его на водный путь у русских больше не было.

Глава 14

Площадь, с которой отправлялись пригородные и междугородные автобусы, находилась почти в самом центре города и являла собой тот самый восточный базар, живописнейшие описания которого непременно можно было встретить в записках любого путешественника, хоть раз побывавшего на нем.

Собственно, для стоянки автобусов и посадки на них был выделен лишь крохотный пятачок в дальнем углу, а все остальное пространство площади занимали нескончаемые торговые ряды, палатки, какие-то микроскопические вагончики, прилавки и столики, коробки, ящики, стеллажи, низкие и широкие скамьи, просто небольшие возвышения, устланные пестрыми коврами. Кое-где товары были разложены прямо на земле или подвешены на веревках, начало и конец которых безнадежно терялись в кричащем пестром море зонтов и зонтиков, тентов, навесов, козырьков. В царящем над всем этим средневековым великолепием шуме невозможно было выделить какие-то отдельные звуки как в прекрасно сыгранном большом оркестре.

Поэтому полной неожиданностью оказался громогласный взрыв эмоций, выплеснувшихся на площадь как раз с этого автобусного пятачка. Начальник охраны базара, толстый сержант-иранец, поперхнулся четвертой чашкой крепкого ароматного напитка, которую он самозабвенно дегустировал, сидя на корточках на открытой веранде крохотной кофейни. Натянув поглубже форменную фуражку с высоченной тульей и безуспешно попытавшись нащупать кобуру с пистолетом, висящую где-то значительно ниже объемистого живота, он досадливо махнул жирной рукой и энергично зашагал в сторону автостоянки.

Там к нему незамедлительно подскочил рядовой охранник базарного порядка. Шмыгая разбитым в кровь носом и отчаянно жестикулируя, он в бешеном темпе строчащего пулемета попытался что-то объяснить начальнику, однако сержант, грозно шевеля густыми черными усами, небрежно отодвинул его в сторону мощной дланью и, едва сдерживая нарастающее негодование, уверенно шагнул вперед.

Вокруг рейсового автобуса на Шираз уже собралась приличная толпа народа. В центре ее находилась весьма живописная группа из четырех человек. В инвалидном кресле-каталке сидела, гордо выпрямившись, женщина-иранка, с головы до ног закутанная в плотную черную паранджу. За креслом, положив на его спинку прикрытые развевающимися складками такого же одеяния руки, стояла другая женщина, высокого роста и мощного телосложения. Лица обеих были прикрыты чачванами[1]. На шаг впереди, в позе готового к броску леопарда, замер молодой мужчина, почти юноша, еще не отпустивший бороду, но уже безмерно гордящийся узенькой полоской растительности на верхней губе. Одет он был в изысканно дорогие материи и добротную обувь из мягкой натуральной кожи. На полшага в стороне с абсолютно невозмутимым, даже безучастным лицом стоял представитель иранского отделения Армии Спасения, что безусловно подтверждалось фотографией и английским текстом на его бэйдже, прикрепленном к нагрудному карману небесно-голубой униформы этой организации. Глаза юноши метали молнии, а выставленный вперед сжатый кулак правой руки со свежесбитыми в кровь костяшками пальцев явно указывал в направлении разбитого носа незадачливого стража порядка и надежно удерживал другие особо рьяные головы от опрометчивых движений. Даже, наверно, сильнее, чем поблескивающий под развевающейся полой длинного сюртука горский кинжал в серебряных ножнах.

Остановился даже сержант, прислушавшись, наконец, к безудержному стрекотанию своего обиженного подчиненного:

– ...я собрался уже надеть на него наручники...

– Да на кого?!

– Так вон, на этого молокососа.

– Понятно. А нос у тебя к тому времени уже был разбит?

Полицейский потрогал свой поврежденный орган и нехотя кивнул:

– Это нападение на представителя власти! Я собрался надеть наручники...

– А документы у них ты проверил?

Подчиненный недоуменно воззрился на сержанта:

– Нет. Я ведь просто хотел помочь! Это моя обязанность – следить за порядком при посадке в автобус. А из-за них, – он махнул рукой в сторону всей четверки, – полная... неразбериха началась.

– Так что же конкретно произошло? Хватит свой шнобель теребить! Докладывай четко и ясно, по порядку.

– Я ж ведь уже говорил... В общем, автобус, хотя и самый современный, даже с кондиционером и телевизором, но без специальной двери для инвалидных колясок. А в обычную дверь эта бандура никак не пролезает! Я приказал водителю открыть заднюю дверь. Туда можно было бы затолкать, но только, если положить каталку на бок. А для этого старуху надо из кресла выгрузить и просто на руках занести внутрь. И всего-то делов! Я так и объяснил этому щенку, а он стоит, как истукан, только посадку задерживает. Вот я и взялся сам...

– Чего сам?

– Ну, эту черную кикимору на руках внести в автобус. Я ведь должен помогать, это моя обязанность!

Сержанту многое начинало становиться понятным. Куда смотрел Аллах, посылая таких помощничков?

– И что ты сделал?

– Ну, так раз все вокруг просто окаменели, я сам попробовал вытащить старуху из кресла. Честное слово, я только-то и успел едва к ней прикоснуться! Очень вежливо и осторожно. Так этот... сумасшедший меня и ударил!

– Хорош же полицейский, который позволяет бить себя по лицу.

– Да у меня же руки были заняты! Я не ожидал…

– А дальше что?

Страж хлюпнул носом, неуверенно переступил с ноги на ногу и примолк. Сержант понял, что подчиненный просто опускает момент своего падения на землю, бултыхания в грязи и пыли, наверняка, под хохот собравшихся вокруг зевак и не стал его понукать. Тот продолжил сам:

– И тут я собрался надеть на него наручники. А вон та вторая карга, которая уцепилась за кресло, так его развернула, что мне было вовсе не пройти вперед, и еще подставила мне подножку!

«Та-а-к. – Сержант понял, что было еще и второе валяние по земле к дикому удовольствию всех рыночных шалопаев. – Но каков же идиот! Ошибка за ошибкой. Поделом ему. Мало еще досталось. Я сам при случае добавлю, только где-нибудь наедине, без посторонних. Однако честь мундира... Хотя, кто знает, что здесь превыше. Но документы проверить не помешает. Это дисциплинирует людей. Оч-ень дисциплинирует. Заодно и подтвердится, правильно ли я догадался сам».

Он уверенно шагнул вперед, выпятив внушительный живот и строго оглядывая всех из-под козырька низко надвинутой на глаза фуражки. Через два шага, слегка изменив направление движения, сержант оказался прямо перед симпатичным юношей, который к этому времени полностью овладел собой и смотрел на полицейского невозмутимо гордым и строгим взглядом.

Сержант незаметно оглянулся: где же сейчас находится агент тайной полиции, который вот уже три дня вместе с ними несет службу на этом рынке? Он ведь никогда не отходит далеко от автовокзала. Самого сержанта в Управлении тоже ознакомили с описанием четверых беглых преступников, а в нагрузку дали еще и этого агента. С одной стороны, хорошо: уж больно серьезные эти беглецы, по всему миру Интерполом разыскиваются, террористы. Так пусть, в случае чего, тайный агент и лезет первым.

Но, с другой стороны... Служба на городском рынке имеет массу нюансов, которые посторонний не сразу может уразуметь, да и вовсе ни к чему их знать постороннему-то. Место здесь хлебное, и если вести себя правильно, твой язык никогда не забудет вкуса халвы. А сержант здесь уже восьмой год. Начинал с простого полицейского и дослужился до начальника всей охраны. Разобрался, понял, что к чему, сумел уловить эту узкую грань между личным благополучием, служебным долгом, естественными, но не афишируемыми, желаниями начальства и процветанием крупных рыночных воротил.

А этот соглядатай может ведь и донести чего не следует куда следует. Так пусть видит, как лично он, сержант, начальник охраны блестяще улаживает любые конфликты. Кстати! А территория-то как раз под контролем агента. Ему бы уже давно тут, перед автобусом, выплясывать, а он... Где ты, паразит? Ну, конечно! Как всегда, попивает кофе у Махтума. Хорошо пристроился! Все ему видно, даже, возможно, слышно. Так ведь быстро сообразил, что террористами тут и не пахнет, а ввязываться в склоку себе дороже выйдет. Эх, мой бы дурак подчиненный так рассудил!

Ничего, я-то разберусь, а вот тебя, пакостник, заложу по полной программе при первом удобном случае. Не знаешь еще, с кем связался!

– Ну-с, уважаемый, попрошу вас предъявить документы. – Несмотря на строгую обязательность требования, тон сержанта был предельно вежлив и даже почтителен.

Именно это и сыграло решающую роль. Молодой мужчина тоже решил не обострять конфликт и неторопливо достал из внутреннего кармана внушительных размеров бумажник из прекрасно выделанной тонкой кожи. Раскрыв его, он протянул стражу порядка толстую кипу документов и справок. Наметанным взглядом сержант успел заметить в бумажнике целую пачку денежных купюр большого достоинства.

Так... Удостоверения, паспорта на всех троих. Понятно. Имя, фамилия, год рождения. Проживают... Вот! Я же так и думал! Все правильно! Сержант не смог удержаться, чтобы не обвести притихшую толпу победным взглядом. Ничего-то вы все не понимаете! Я один сразу догадался. Потому что сам родом из этих мест. Ну, по крайней мере, не очень далеко, по нашим горным меркам. Ираншехр! В этом городе оформляли документы, а проживают в крупном горном селении километрах в двухстах к северу. Все мы – горцы. А эти еще и богатые. Это было сразу заметно. Очень богатые! Кто ж еще мог позволить себе такие наряды или разъезжать в самоходных инвалидных креслах ценой с настоящий автомобиль?! Такие владеют всем в округе и обязательно имеют массу знатных родственников во всех крупных городах, даже в столице. Они руководят общинами и заседают в правительстве. Один такой господин жил в соседнем селе. Ох, и знатен был, настоящий шариф. А как почитают Коран! Такого давно уже не встретишь в городах.

А этот мой плюгавый помощничек вздумал своими вонючими лапами прикоснуться к женщине из такого рода! О, Аллах! Как его еще не убили.

Конечно, никогда женщина не выйдет из дома с открытым лицом и без сопровождения мужчины. А обе эти уважаемые женщины – родственницы самого шейха. Молодой мужчина – его сын! Очень достойный сопроводитель. Только он имеет право разговаривать с женщинами, а уж прикасаться... Помилуй Аллах!

Так они, оказывается, на лечение едут. Вот приглашение в закрытый лечебный пансионат для женщин в пригороде Шираза под патронатом Армии спасения и Общества милосердия матери Терезы.

Сержант с максимальной почтительностью вернул документы и, приложив к пухлому животу обе руки, начал многословно извиняться за неподобающие действия своего неразумного подчиненного. Юноша гордым жестом остановил его излияния:

– Думаю, сержант, что инцидент исчерпан. Пусть он убирается! – Последовал небрежный кивок в сторону провинившегося полицейского. В речи молодого человека отчетливо звучал акцент уроженца горных районов, так хорошо знакомый сержанту. – Мы прекрасно справимся теперь сами. Будем вам очень благодарны, если вы чуть придержите эту дикую толпу, рвущуюся в автобус, пока мы не займем свои места. Кстати, вы не видели еще документов сопровождающего нас служителя пансионата, я не стал их брать себе. Он англичанин, нашего языка не знает, но хорошо воспитан, и не позволяет себе, как некоторые...

– Прошу вас не волноваться, уважаемый! Вам никто не помешает, будьте спокойны.

Сержант самолично, не особо церемонясь, отодвинул руками наиболее рьяно лезущих в автобус пассажиров. Потом подошел к «небесно-голубому» джентльмену. Необходимыми познаниями в разговорном английском языке сержант обладал, однако их явно было недостаточно не только для искрометной светской беседы, но даже для того, чтобы уловить некоторый акцент в речи «чистокровного» англичанина.

А тот, ну как назло, чрезвычайно обрадовался первым же словам представителя власти на родном английском языке и, отринув внешнюю чопорность, затараторил так, что бедный сержант просто захлебнулся в потоке наплывающих друг на друга слов, оборотов, уточнений и «чисто английских» недоговоренностей. Перестав что-либо воспринимать, он лишь тупо разглядывал аккуратный иностранный паспорт со всеми положенными штампами и отметками и несколько справок с красивым гербом Армии Спасения. Потом, несколько раз пробормотав «сорри» и «плиз», быстренько отошел к входной автобусной двери.

Здесь уже все было практически закончено. Старую больную даму на руках внесла в салон рослая служанка и бережно пристроила на удобных мягких сидениях. Через заднюю дверь автобуса шофер с помощью добровольцев из очереди без труда втиснули внутрь инвалидное кресло. Пассажиры расселись по местам. К сержанту шагнул молодой горец:

– Я рад, что в стране остались еще настоящие правоверные, которые чтут Коран и незыблемо следуют всем его заповедям. Мой отец возблагодарит Аллаха, когда я расскажу ему об этом. А ваши деяния должны быть отмечены прямо сейчас.

С этими словами он протянул сержанту несколько больших купюр. Оба одновременно произнесли такбир[2] и расстались очень довольные друг другом.

Междугородный автобус медленно отъехал со стоянки и, искусно маневрируя в узких и кривых улочках-проходах, отправился в свой неблизкий путь в Шираз. Начальник охраны столь же неторопливо вернулся в маленькую комнатенку на втором этаже административного здания, гордо именуемую им офисом. Время дежурства подходило к концу. Осталось лишь написать короткий рапорт: «не обнаружено, не задержано лиц, подходящих под описание ориентировки не выявлено» и с чувством до конца выполненного долга и приятно похрустывающими в кармане штанов купюрами отправиться на заслуженный суточный отдых.

* * *

В припаркованной недалеко от автовокзала легковой машине Юрий не мог сдержать эмоций:

– Ай да молодцы! А ведь были, были у меня сомнения. Не советовал я им привлекать внимание. Документы все равно положено было проверять; сунули потихоньку взяточку, и все шито-крыто. Хотя, конечно, была опасность для мужчин: они же ни слова на фарси не знают, да и голоса у обоих никак не женские. А Севка, вот умора, он же на аглицком с таким нижегородским акцентом изъясняется, что «ухи вянут», но по манерам – денди. Да... Но Галина – это что-то, я вам доложу. Мне б одного такого агента, и вся контрразведка наша! Ну, психологи! Как все идеально рассчитано! Балаган, шапито, поле чудес, а каждый жест, каждое слово – в строку. Класс!

Машина неторопливо покатилась по мостовой вслед за отъехавшим автобусом. Закончилась лишь первая, самая легкая часть плана.

* * *

Загородная дача российского Президента была меньше всего похожа на особняк главы крупного государства. Ни тебе высокого кирпичного терема, ни чего-то похожего на уменьшенную копию средневекового европейского замка, ни даже трех-четырех этажей под землей. Даже забор не казался со стороны какой-то неприступной твердыней, хотя на самом деле почти таковым и являлся. Пожалуй, только в плане личной охраны обитателей дачи были соблюдены все положенные повышенные меры безопасности. Потому что в этом вопросе мнение самого Президента, если отчасти и учитывалось, то никак не было решающим.

Президент появлялся здесь редко. Одно дело любить подмосковную природу, а другое – сочетать ее со своими обязанностями. Он понял это уже давно, и потому так ценил каждый час, проведенный вдали от строгости кабинетов и протокольной официальности деловых встреч, переговоров, раутов, бесед. Даже если они были «без галстуков».

Сегодняшний его приезд сюда не значился ни в одном плане и стал неожиданностью для него самого. Но об этом попросил его Помощник. За столько лет личного знакомства и совместной работы всего второй раз. Отказывать Президент не мог и не хотел. Поэтому в плотном деловом графике всеми правдами и неправдами были выкроены четыре часа, и теперь он, сидя на раскладном кресле под плотной кроной старого дуба, не только внимательно слушал своего подчиненного, но с наслаждением вдыхал этот чистый воздух со слабым запахом трав и цветов, наблюдал за деловой беготней по лужайке любимой собаки и прислушивался к доносящимся с веранды звукам: там уже вовсю хозяйничала супруга, лично готовя нехитрый дачный перекус.

– ... Вот такие у меня сведения, господин Президент. – Речь Помощника, как всегда, была по-военному четкой, краткой, предельно информативной.

Как же не хотелось сейчас Президенту так стремительно возвращаться в жесткий мир непредвзятого анализа, логичных выводов и ответственных решений!

– Послушай, Володя, – он просто слегка тянул время, – оставь ты их обоих за дверью!

– Кого-кого? – недоуменно переспросил Помощник.

– Ну, этих: «господина» и «Президента», ладно? Мы с тобой уже давно об этом договаривались.

Помощник усмехнулся: с чувством юмора у Президента было все в порядке. Они понимали друг друга.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– ?

Помощник усмехнулся во второй раз:

– «Господина» оставляем, а вот с «Президентом» не так все просто. Ведь именно у него я испрашивал аудиенции, его решение мне необходимо. Ну, и соответствующие действия тоже.

– А чего ты можешь от меня ждать после всего сказанного? Что вот сейчас я возьму трубу, свяжусь прямо с «Ройял Стар» и скомандую: «Стоп машина. Полный назад»?

Помощник сокрушенно развел руками.

– Ты не изображай тут Ваньку бессловесного или всемирную скорбь и раскаяние! Думаешь, я не понимаю, зачем ты выбрал именно дачу для разговора? Все ты заранее просчитал. Свидетелей контакта нет, чужих ушей, даже самых благожелательных, тоже. И еще воспользовался моим добрым отношением, пониманием... – Президент начал раздражаться, но тут же взял себя в руки. – А где хоть одно доказательство? Ну, где? Да, не встревай ты. Сам понимаю, что на их поиски уйдет не один день, а то и месяц. А предполагаемая катастрофа случится уже через часы. Решил переложить на мои плечи весь груз вселенской ответственности? – Это было несправедливое обвинение, но Помощник промолчал. – Кстати, всегда возможны варианты: ошибка, неправильные выводы, дезинформация, вербовка наконец. Да-да, и с твоими ребятами тоже. Непогрешим только...

Помощник молчал. Он тоже очень хорошо изучил Президента. За такой заградительной завесой неконкретных рассуждений скрывалась напряженная работа мысли, причем, подчас в абсолютно неожиданном направлении. Хотя сам Владимир Викторович в таких случаях предпочитал полнейшее молчание и тишину.

– Кстати, уточни-ка для меня начало всего этого, – Президент сделал витиеватый жест рукой. – А то ведь поскакал прямо с места в карьер.

– Так ваше же время экономлю.

– Для этого у меня есть целое министерство экономики и финансов, – перебил Президент.

– Хорошо. Зато в нашем случае финансов не потребуется, – все-таки не удержался и ввернул Помощник.

– Как знать, как знать...

– В общем, ребята занимались изначально совсем другим делом. Об исчезновении нашего военного с симпозиума в Швейцарии.

– Да, мне докладывали. Но там, вроде, быстро со всем разобрались.

– Наши официальные структуры – да. Правда, опять же, благодаря оперативной помощи извне. Улики были шиты белыми нитками. Противника больше интересовал выигрыш во времени. Потому по горячим следам и удалось выйти на этого самого нашего южного соседа.

– Но уже негласным порядком, так? Откуда же взялась такая заинтересованность?

– Ну, это только по крутым американским фильмам кочует фраза «Ничего личного!» А у нас в стране все происходит благодаря именно личной заинтересованности.

– Прямо психолог.

– Вы помните события в Баренцевом море? А чуть позже – похищение уранового стержня?

– Даже знаю, что во всех случаях главный фигурант – морской офицер с такой простой короткой фамилией...

– Редин, – подсказал Помощник.

– Понятно. Твой протеже из далекого военно-морского прошлого.

– Не только. Еще и друг одного известного журналиста...

– Достаточно. Мне все понятно. Я вовсе не принадлежу к тем людям, для которых дружеские или родственные связи являются каким-то настораживающим моментом. Скорее, наоборот. Я им больше доверяю. А ведь, знаешь, положение у нас весьма непростое и двусмысленное.

Владимир Викторович с внутренней благодарностью отметил это «у нас».

– Кстати, ты в курсе, где сейчас находится эта таинственная подлодка?

Помощник досадливо кашлянул, но ответил предельно искренне:

– Гм! Датчик, который удалось установить на ее корпус, не предназначен для работы под водой. Поэтому доверять его показаниям не стоит. А несколько часов назад его сигнал вообще исчез с моего монитора. Но район, куда лодка движется, мы знаем определенно.

– Предполагаем! С большой долей вероятности.

Теперь не выдержал уже Помощник:

– Это вы предполагаете. А я знаю! Простите за резкость.

– Вот, Владимир Викторович, как сказывается твоя подчеркнутая отстраненность от публичной политической жизни! Не приобрел еще привычку к демагогии и пространным рассуждениям. Это не упрек. Это констатация факта. И напоминание, что мне, возможно, придется поговорить с Белым домом… Итак, – взгляд Президента стал жестким, – к вопросу о непростом положении и двусмысленности. Любое развитие событий для нас не сулит ничего хорошего. Состоявшийся взрыв наделает много шума и неминуемо повлечет за собой очень тщательное расследование, в ходе которого неминуемо всплывет фамилия русского военного офицера-подводника. Не сомневаюсь, что иранские спецслужбы позаботились, чтобы соответствующие документы не пропали и не утонули. Ими же наверняка предусмотрен вариант, так сказать, насильственного взрыва торпеды или даже всей подводной лодки с аналогичными последствиями. Кроме того, как я тебя понял, с большой долей вероятности мы можем предполагать, что на борту подлодки находится еще и известный российский журналист. Что мы сможем противопоставить обвинениям в международном терроризме?

– Господин Президент, в мировой практике схема поведения в подобных ситуациях достаточно хорошо отработана.

– Ну, конечно, мы будем все отрицать! И Редина, и журналиста. Вот только само положение оправдывающихся уже серьезно влияет на общественное мнение. А если еще окажется верной гипотеза о ядерной начинке торпеды? Хоть звучит цинично и жестоко, но оставим пока в стороне огромные масштабы разрушений и человеческие жертвы. И мы, и американцы прекрасно знаем, что у Ирана нет своего ядерного оружия. Не научились еще производить. Так откуда же на торпеде ядерная боеголовка? За последнее время в мире зафиксирован не один случай утраты как готовых ядерных боеприпасов, так и различных компонентов для их быстрого и легкого производства. Причем особенно много таких случаев приходится на долю наших друзей из бывших республик Советского Союза. Процесс уничтожения ядерного арсенала кое для кого оказался прекрасной кормушкой, золотым дном. А все стрелки будут переведены на нас! Те же украинские коллеги с радостью спишут на такой случай всю свою неразбериху с учетом оставшихся на их территории советских ракет. В общем, с какой стороны ни глянь – плохо, очень плохо или вовсе отвратительно.

– А я, господин Президент, могу предложить по крайней мере один вариант вполне благополучного разрешения ситуации. От ваших рассуждений он отличается тем, что присутствие на борту субмарины Редина и журналиста я рассматриваю как важный положительный фактор. Это не те люди, которые безропотно согласятся на заклание. Они сумеют обратить ситуацию себе на пользу. Я верю в них. Ведь нас всех устроил бы вариант, когда не только не прозвучал бы взрыв, но и сама подводная лодка бесследно исчезла то ли в пучине морской, то ли в геенне огненной. Поверьте, эти люди именно так думают, рассуждают и действуют. А более квалифицированных специалистов для работы в таких условиях вы не найдете во всем мире. Кроме того, за ними по пятам идет Команда. Нужна лишь маленькая своевременная помощь. Ну, например, почему бы вам в диалоге с американским президентом не обговорить возможность посещения авианосца в самые ближайшие дни малой группой – человека 2–3 – российских экспертов в области, скажем, безопасности. Для обмена опытом и проведения локальных антитеррористических учений?

– Больше ты ничего не хочешь?

– Если бы я сказал все, что действительно хочу, вы меня выгнали бы, не дослушав, и даже чаю не предложили бы.

А про себя Владимир Викторович подумал: «Если есть хоть малейшая возможность решить вопрос самостоятельно, сделай это сам». А возможность есть. Скорее, шанс, которым он просто обязан воспользоваться. Невероятно счастливый случай. Прошло уже больше двух месяцев со дня окончания поста месяца Рамадан, завершившегося Праздником разговения – Ид аль-Фитр. Вот-вот наступит Ид аль-Адха или Курбан-Байрам – Праздник жертвоприношения. Каково звучит, а? Сплошная тарабарщина не только для атеиста, пусть и крещеного, каким был Владимир Викторович, но и для всякого христианина. Но теперь помощник Президента понимал в этом певучем наборе чужих звуков каждое слово. И не только понимал, а видел реальный путь, как помочь попавшей в сложную ситуацию Команде выбраться из столь неласково встретившей их, хотя и официально дружественной России, страны. Теперь это уже были не отвлеченные знания. Президент прав: его помощник перед их встречей выяснил и просчитал все: за какие подергать ниточки, на какие надавить рычаги, какие из старых нужных связей можно реанимировать в кратчайшие сроки, куда обратиться самому и где лучше действовать через проверенных посредников. А учитывая его теперешнее весьма высокое положение в правительственной элите страны, личное знакомство со вторым человеком в религиозной иерархии мусульманского мира России, а также весьма теплые межгосударственные отношения с одной бывшей союзной республикой, Владимир Викторович не сомневался, что реально сможет все урегулировать самостоятельно.

В это время из дома послышался голос супруги Президента:

– Мужчины! На улице стало совсем прохладно, так что дачное чаепитие на свежем воздухе отменяется. Перебирайтесь ко мне на веранду, все уже накрыто. Здесь почаевничаем.

– Не будем испытывать терпение хозяйки. А то нам сейчас устроят учения. По правильной организации приема пищи. – И возвращаясь в последний раз к разговору, Президент уточнил: – Ты сам-то веришь в благополучный исход?

Помощник пару секунд помолчал, а потом тихо произнес:

– Они постараются.

* * *

Не доезжая нескольких километров до Шираза, междугородный автобус притормозил у перекрестка с большим указателем на двух языках – английском и фарси – и плавно съехал на обочину. Справа от главной трассы, метрах в двухстах-трехстах, за цепью небольших холмов виднелись крыши характерного небесно-голубого цвета. Это был лечебный санаторий-пансионат.

Обе двери автобуса с негромким шипением одновременно открылись, и из первой на землю высадилась в полном составе та экстравагантная группа, которая запомнилась пассажирам еще по инциденту на автовокзале в Джаске. Теперь первым со ступеней спрыгнул молодой мужчина, внимательно огляделся и подал разрешающий знак рукой. Тут же могучая служанка вынесла на руках неподвижную старую даму. Последним сошел сопровождающий англичанин.

В это время из задней двери шофер с добровольными помощниками из числа пассажиров аккуратно выгружали кресло-каталку. Англичанин, разминая затекшие в дороге ноги, прошелся вдоль автобуса и даже попытался снаружи помочь подправить негабаритное «транспортное средство» в нужном направлении, однако был тут же остановлен коротким и резким гортанным приказом молодого горца. Выгружавшие кресло мужчины тут же мгновенно вспомнили взрывной характер предводителя, его вполне реальную возможность молниеносного применения не всегда адекватных мер, и в едином порыве, за секунду преодолев последние сантиметры автобусного салона, аккуратно опустили свою ношу на землю. Едва колеса кресла коснулось дорожного покрытия, как все «грузчики» уже сидели на своих местах, а водитель торопливо закрыл обе двери и запустил двигатель, не став даже дожидаться, пока «больную» разместят в ее персональном самоходном средстве.

Выпустив легкое облачко сизого дыма, автобус резво отъехал от перекрестка, подняв за собой густую завесу из придорожной пыли, мгновенно скрывшую от любопытных глаз только что высадившуюся компанию. Впрочем, в самом автобусе таковых не нашлось ни единой пары.

Поэтому на пустынном в этот вечерний час шоссе никто не заметил неприметный с виду из-за грязно-серой окраски и притушенных фар, но мощный и вместительный, внедорожник с тонированными стеклами, который минуту спустя тихо остановился около «великолепной четверки». В высоко поднятую заднюю дверь обе «женщины» в черных одеяниях слаженно и легко погрузили кресло-каталку и сами устроились внутри на удобных кожаных сиденьях вместе с «англичанином» и «предводителем». Джип, не задерживаясь, вырулил на неприметную грунтовую дорогу, противоположную той, что вела к пансионату, и направился в сторону Шираза по объездным тропам, минуя дополнительный полицейский кордон.

* * *

Вадим и Анатолий громко переводили дыхание, стянув с голов черные клобуки.

– Фу-у-у...Ну, Гюлька, я тебе этого по гроб жизни не прощу!

Голос девушки был мелодичен и подчеркнуто любезен, и она, в отличие от обоих мужчин, вовсе не спешила расставаться с так подходящим ее стройной подтянутой фигуре мужским одеянием:

– Вадичка, да за что же меня так?

– Ага, ведьма! Опять прикидывается. А чья это была великолепная идея вырядить нас в эти черные саркофаги и еще на башку непроницаемый космонавтский шлем пристроить?

– Миленький! Кто же виноват, что твой гордый и мужественный профиль никак нельзя было демонстрировать широкой публике. А генетическая невосприимчивость к восточным языкам вынуждала закрыть тебе и рот.

– А я, может, тоже, как Севка, хотел англичанином быть.

– Увы, родной, эта проклятая генетическая невосприимчивость распространяется у тебя и на все другие иностранные языки. Конечно Севочка – отнюдь не Шекспир и не Черчилль, и вряд ли его сумел бы понять даже рядовой англичанин, зато он не брякнет «бонжур» вместо «гуд монинг» и не завопит неожиданно «ахтунг», а то еще и «банзай». Ты вот даже не понял, что он втолковывал на автовокзале толстому копу-сержанту, – при этих словах девушки Сева покраснел и опустил голову, – а наш юный лорд Байрон беззастенчиво втюхивал этому черноусому деревенскому пасынку иранских гор урок из вузовского учебника «аглицкого» языка еще советских времен под названием: «Природные обитатели и полезные ископаемые Британских островов».

Анатолий и сидящий за рулем джипа Юрий от души расхохотались.

– Так ведь прошло же.

– Севочка, если бы толстяк не ретировался столь поспешно от этого убийственного града зоологических и геологических фактов, боюсь, тебе больше нечего было бы ему преподнести.

– Вот еще. Я и половины урока не выдал...

– А главное, Вадик, что из всех трех особей мужского пола в нашей дружной компании ты один оказался не раненым. Ну, по крайней мере в недавнем прошлом. Да и таскать на руках Толю – занятие только для очень крепкого мужчины.

Лесть и комплименты Вадим благосклонно принимал в любое время и в любом виде. Поэтому без возражений и комментариев он начал стягивать с себя черную паранджу, что оказалось вовсе не таким легким делом в условиях постоянной тряски на неровной дороге и ограниченного объема салона автомобиля. Пришлось им с Анатолием постоянно помогать друг другу, да еще время от времени обращаться к Галине, больше разбирающейся во всяких подвязках, крючочках и прочих аксессуарах мудреного женского восточного одеяния.

Говорил теперь только Юрий, уверенно ведя машину по еле заметной в надвигающихся сумерках дороге:

– Знаете, ребята, а давайте я вам всем грамоты выпишу от российского консульства, как лучшему самодеятельному коллективу, гастролирующему в этой благословенной стране?

Конечно, такое заявление никак не могло остаться без мудрых комментариев Вадима:

– Видите ли, любезнейший, во-первых, ни о какой самодеятельности не может быть и речи. Мы – заслуженные профессионалы и берем только деньгами. Во-вторых, то, чему вы оказались свидетелем и благодарным зрителем, было лишь генеральной репетицией...

– Ну, хватит, – перебил его уже переодевшийся в удобную униформу Анатолий, – по моим приблизительным подсчетам в нашем распоряжении около 40 часов, и прежде всего это означает, что попытка прорыва будет только одна. Юра, как обстоят дела со связью с Центром?

– В городе проблем с этим не будет. Есть небольшое российское представительство... – Заметив недовольную гримасу на Толином лице, Юрий поспешно добавил: – ...И очень надежная нелегальная сеть. Мое, так сказать, детище.

– Вот им и воспользуемся. Наши передвижения по городу надо максимально сократить, а лучше – вовсе исключить. Поэтому постарайся сразу доставить нас на такую точку, чтобы...

– Мы как раз туда и направляемся. Все необходимое там под рукой или может быть доставлено в считанные часы.

– Да-да, часы, действительно, считанные. Гюльчатай, что с сигналом?

Девушка машинально посмотрела на циферблат часов, но только огорченно развела руками.

– Да не расстраивайся так, я ведь больше для порядка спросил. Теперь это не главное. Только конкретная реакция Москвы может воплотить в жизнь наш план.

– А если нет?

– Ну, тогда, как обычно, переходим к плану «Б».

– Понятно. И значительно более привычно: не рассчитывая ни на какую помощь извне, решать все проблемы собственными силами.

Анатолий коротко вздохнул:

– Жаль, конечно, что докладывать пришлось мне, а не шефу. У него там, – Толин указательный палец уперся в крышу машины, – свои личные контакты. Ну да, что имеем...

– По-моему, ты все очень убедительно аргументировал, – попыталась ободрить Галя.

– Ладно. Вон уже город показался. Как у нас, Юра, с легендой прикрытия на самый неожиданный случай?

– Железная. Этот небольшой объезд – просто дополнительная мера предосторожности. А по самым настоящим документам все вы являетесь сотрудниками Джаскского филиала российской фирмы «Роспосэл», которые эвакуируются из страны под патронатом нашего Консульства из-за трагической гибели всего руководства филиала – то ли от теракта, то ли от пьянства и других излишеств... Шучу, конечно.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок. Это я о «Роспосэле».

В салоне автомобиля наступила тишина. Они въезжали в Шираз, который на ближайшие сутки должен был стать ареной последнего акта захватывающего триллера под названием «Исход. Часть последняя», как окрестил его вездесущий Вадим.

Глава 15

«Кабир» первым прибыл в заданный район и теперь ожидал появление авианосца. Благодаря уникальному корпусному покрытию и почти полной неподвижности, обнаружить местонахождение лодки поисковыми сонарами было практически невозможно. Кроме того, на самый непредвиденный случай у радиста имелись кодовые опознавательные пароли, согласно которым подводная лодка идентифицировалась как принадлежащая Военно-морским силам Украины. Получение дополнительных подтверждений этого факта потребовало бы не только значительного времени, но и согласования предпринимаемых действий на таком высоком уровне, что не стоило и затевать подобную волокиту; лучше просто разойтись с миром.

Связь «Кабира» с Центром на территории Ирана была прекращена еще сутки назад, чтобы исключить всякую дополнительную возможность пеленгации субмарины.

* * *

Редин потребовал у командира, чтобы ему была предоставлена подробная карта морских глубин в акватории Могадишо. Как иначе можно заранее проложить маршруты отхода лодки или рассчитать маневр уклонения? Пришлось Малику принести от штурмана такую карту. Теперь Сергей мог сориентироваться, куда следовало попытаться вывести лодку: район был достаточно глубоководным, и нацеливаться приходилось на немногочисленные банки-отмели, расположенные не слишком далеко от берега. Лишь оттуда можно было рассчитывать на спасение.

Внутри лодки все было готово к операции, как с одной, так и с другой стороны. Опять же по категоричному настоянию Сергея в торпедный отсек был допущен Рахимов, чтобы проверить и подготовить общекорабельную арматуру и забортные отверстия. Под бдительным присмотром двух охранников он обползал все магистрали, сделал необходимые переключения и подсоединения, а заодно убедился, что в отсеке постоянно находятся пять человек.

Сам Сергей отыскал-таки пучки проводов, выходящие из каюты командира Малика и подключенные параллельно двум основным пультам управления на центральном посту, и специальный экранированный кабель от всех видеокамер на корабле.

«А, так ты еще и кино на досуге любишь посмотреть!»

Теперь он мог за секунду лишить Малика этого удовольствия. Кроме того, на небольшом пульте командира имелся общий ключ, которым он мог блокировать все другие сигналы.

В общем-то, план Редина и Талеева был максимально прост. Захватить полный контроль над субмариной предполагалось во время последнего ночного всплытия для зарядки аккумуляторных батарей. Сама торпедная атака на «Ройял Стар» должна была произойти ровно через час после восхода солнца. Об этом неоднократно упоминал командир Малик в своих коротких разговорах с неверным русским механиком. Талеев предположил, что на этот срок завязаны какие-то действия иранского Центра, например, подрыв внешних зарядов на подводной лодке. Сергей же больше склонялся к мысли, что о таком «благословенном часе» было что-то написано в одной из сур Корана.

Как бы то ни было, все задуманное друзья спланировали завершить как минимум за час до этого срока. Потом выстрелить обычной торпедой в какой-нибудь подводный каменный риф, чтобы факт взрыва мог быть подтвержден агентами Смита, в наличии которых на сомалийском берегу сомнений не было. Ну а уж потом спасаться с готовой взорваться лодки как получится, на любых подсобных средствах. Эта часть плана выглядела самой непроработанной, но ведь до нее еще надо было дожить!

Обычно, во время всплытия наверх в рубку поднимался Малик в сопровождении одного или двух стражей, но недавно Рахимов случайно подслушал разговор, что в последний «священный час» командир разрешил всем не стоящим на постах охранникам подняться наверх взглянуть на зарождающуюся новую зарю.

«Вот тогда и мы начнем, благословясь!» – подытожил Сергей. Основным же, конечно, оставался вопрос о моментальной нейтрализации всех в торпедном отсеке, чтобы ни один из этих шахидов каким-нибудь легким и элегантным движением не сотворил мировое зло.

За корму Редин был спокоен. Ему удалось поговорить с тремя своими помощниками-механиками. Все они были молодыми ребятами из канадских ВМС. Что-то вроде наших сверхсрочников-контрактников. Их похитили из отеля во время отдыха на одном из Средиземноморских курортов пару месяцев назад. Выяснять подробности у Сергея не было времени, но для себя он отметил, что наверное, тут не простое совпадение. Анри Клеман – тоже канадец, а сильная иранская агентура проявляла себя уже неоднократно именно в тех краях.

«Пусть потом с этим Гера разбирается».

Все трое отлично справлялись со своими обязанностями и были хоть сейчас готовы выполнить любые приказания Редина, лишь бы «вырваться с этой консервной банки, а потом разобраться с черножопыми усачами всей мощью канадского флота!».

Радиста в рубке вместе с охранниками Талеев взял на себя.

* * *

Ближе к ночи появился, наконец, «Ройял Стар» в полном боевом окружении. Акустик уловил его приближение еще за десятки миль, но лишь через полтора часа громадина авианосца заняла свое место на дальнем рейде. Сергей поинтересовался у командира Малика, не опасно ли будет всплывать на подзарядку АБ. Тот довольно усмехнулся в густые черные усы и гордо вымолвил:

– Мы для них теперь свои. Украинцы, новые друзья!

«А ведь ты и впрямь похож на западного хохла: слишком самонадеян, не слишком умен, упрям, зол, фанатичен. Родственник, что ли?»

– Тогда пора всплывать. – По лодке разнесся сигнал боевой тревоги.

Когда открыли рубочный люк, наверх, как обычно, первым поднялся Малик, а за ним потянулись свободные от дежурства охранники. Сергей запустил оба главных вентилятора. Переборки внутри лодки открыли, и по отсекам распространился свежий аромат ночного прибрежного африканского воздуха.

Только переборка первого торпедного отсека продолжала оставаться закрытой. Так было всегда, а Сергей сам открывал с пульта межотсечные клапаны, и свежий воздух поступал в первое помещение небольшими порциями, выравнивая давление там с общекорабельным. Сейчас он этого не сделал, а лишь внимательно следил по барометру, как падает давление в торпедном отсеке. Такое общее вакуумирование было совсем незначительным, постепенным и никак не ощущалось находящимися в отсеке людьми.

Математические расчеты были элементарны и давно известны Редину. При общей площади переборочного люка около одного квадратного метра снижение давления в отсеке до одного килограмма на квадратный сантиметр дает суммарную нагрузку на весь люк снаружи около 10 тонн! Вот такой силы воздушный удар ожидает тех, кто окажется перед такой дверью, если какому-нибудь идиоту взбредет в голову распахнуть ее, не выровняв предварительно давление.

Стрелка на барометре медленно подползала к нужной отметке. Сергей взглянул на часы и вызвал в центральный пост Рахимова.

– Время подавать чай нашим затворникам-торпедистам, – громко распорядился он. Дремлющий в углу охранник приоткрыл один глаз, посмотрел на корабельный хронометр и снова ушел в себя. Никаких нарушений режима не было.

Шамиль кивнул и отправился выполнять приказание. Чай и восточные сладости были уже приготовлены на камбузе. Он принес бачок и коробку к переборке торпедного отсека и передал ее, как заведено, двум охранникам снаружи. Потом сам быстро покинул отсек. Охранники, нажав на кнопку сигнализации, вызвали изнутри торпедистов, чтобы те приняли передачу.

Дальнейшее произошло за доли секунды. После отдраивания кремальеры легкое нажатие на пружинную ручку переборки вызвало катастрофический эффект. Под огромным давлением люк мгновенно распахнулся, и естественный воздушный насос силой более десяти тонн втянул обоих стражей внутрь, прихватив заодно и двух подошедших с другой стороны за чаем торпедистов. Всех четверых в мгновение ока просто размазало по проходному коридору торпедного отсека, добавив в студень из человеческих внутренностей и окровавленных обрывков одежды нугу, шербет и рахат-лукум.

А переборочный люк, ударившись о металлическую раму какого-то клапана, отлетел в исходное положение, захлопнув с громким щелчком пружинную ручку. В этот момент Сергей с пульта из центрального поста полностью открыл клапан подачи воздуха в первый отсек. Воздушная струя с диким ревом устремилась в герметичное помещение. Для оставшихся внутри живых торпедистов наступил полный армагеддец.

Спустя несколько секунд, Редин закрыл клапан и быстро выравнил давление в отсеке. Заходить туда с проверкой результатов не было никакой необходимости. Общую атаку надо было продолжать с максимальной быстротой. Каждый точно знал, что ему предстояло сделать.

* * *

Рахимов, завершив свою миссию с чаем, устремился в корму, где приказал собраться всем матросам ходовой команды якобы для ремонта маневрового устройства и набивки подтекающих сальников на валу гребного винта. После его прохода один из канадцев полностью и заблокировал переборку дизельного отсека. Любопытному охраннику Сергей из центрального поста подтвердил правильность действий своего электрика.

Теперь в кормовых отсеках оказались заблокированы полтора десятка матросов-иранцев и шестеро вооруженных охранников. Правда, среди них остался и Шамиль, но его они воспринимали как своего командира и пока не догадывались о подвохе.

Более тонкую работу осуществлял Талеев прямо под ЦП на второй палубе. Надо было абсолютно бесшумно и быстро убрать двух вооруженных стражей у рубки радиста. Здесь блестяще сработал высочайший профессионализм Геры. Совершив акробатический прыжок с проходной палубы вглубь маленького тупикового коридорчика, журналист умудрился, не замедлив движения, воткнуть точно в горло стоящему охраннику заостренный металлический стержень и всей своей массой обрушиться на второго, сидящего на стульчике. С силой вдавив колено под диафрагму поверженного врага, Талеев лишил его возможности что-то выкрикнуть, а еще, прежде чем пальцы охранника сомкнулись на рукоятке ножа, он двумя руками резким рывком потянул его голову вперед и вниз, ломая шейные позвонки. На негромкий шум снаружи из-за заваренной двери каюты радиста не раздалось ни звука, не хлопнуло и откидывающееся окошко. Талеев выждал, прильнув к палубе, несколько секунд и уже спокойно собрал с обоих тел все оружие.

Еще продолжая вертеть в руках найденную гранату и размышляя, куда бы ее пристроить, он заметил боковым зрением, что в бесшумно приоткрывшемся окошечке рубки показался черный глазок ствола автомата. Не раздумывая, Гера ударил кулаком в окошко, заставив его распахнуться во внутрь, и, вырвав чеку, бросил туда же гранату. Потом упал на палубу, прикрыл на всякий случай голову руками и просчитал про себя: «Раз, два, три, четыре...» Послышался грохот, под Талеевым ощутимо вздрогнула палуба, дверь рубки с одной стороны оторвалась от переборки, и в образовавшуюся щель вместе с языками пламени вырвался большой клуб дыма.

Он быстро вскочил, передернул затвор короткого пистолет-пулемета и ринулся к кормовой переборке, зная, что именно оттуда следует ждать появления двух или трех охранников, не отсеченных в кормовом блоке. Так и случилось. Два иранца с оружием наперевес уже вылезали из переборочного люка и настороженно оглядывались по сторонам. Пулемет в Гериных руках ожил, изрыгая огонь и бешеный град пуль, пока в магазине не кончились патроны. Нашпигованные свинцом тела отбросило обратно к переборке. Талеев внимательно посмотрел на входные отверстия от пуль. «Говорил же ваш начальник, носите бронежилеты, а вы все «жарко, да жарко». Теперь охладитесь». Заглянув в открытую дверь, он окинул взглядом соседний отсек, убедился в отсутствии там людей и только потом поспешил на центральный пост.

А по ЦП, матерясь и рыча, катались два сплетенных в клубок тела. Сергей и дремавший охранник услышали взрыв одновременно и недоуменно переглянулись. Но первым из своего кресла прыгнул все-таки Редин, вышибая автомат из рук противника. Ну а дальше понеслась бестолковая махаловка в замкнутом объеме и танцы в обнимку, лежа на палубе. Каждый почему-то упорно стремился другого именно задушить, отчего крики становились невнятными, а рычанье чрезвычайно угрожающим. За всем этим с диким испугом на лице наблюдал вжавшийся в кресло щупленький рулевой-иранец. Гера, поднявшийся на ЦП с нижней палубы, даже понаблюдал какое-то время за этой «борьбой нанайских мальчиков», прежде чем одним ударом приклада по жирному затылку иранца положил конец неприличному зрелищу.

Потом он опустил тяжелую ладонь на плечо рулевого, заставляя еще глубже вжаться в сиденье, и поднес указательный палец к губам, призывая к молчанию. Щуплый иранец мелко-мелко закивал и даже закатил глаза. Потом Талеев помог подняться Сергею:

– Ведь сам говорил, чтобы не отвлекаться, а устроил тут, понимаешь, детский сад.

– Спасибо, нянечка! А сам-то ты зачем раньше времени победный фейерверк устроил, а?

– Так уж вышло. Зато все вопросы со связью одним махом решены: ни тебе связи, ни радиста, ни рубки, ни проблем!

– Черт с ним! Пора нырять.

Сергей быстро поднялся по вертикальному трапу до верхнего люка в рубке, тихонько снял его со стопора и, резко захлопнув изнутри, повернул до упора рукоятку кремальерного замка, которую тут же подпер припасенным заранее обрезком трубы. Бешеный стук снаружи был верным сигналом, что находящиеся там охранники во главе со своим командиром правильно оценили маневр.

Редин соскользнул вниз, занял свое место за пультом и, дав по кораблю сигнал срочного погружения, занялся необходимыми переключениями.

Лодка уходила на глубину. Экипаж ее стал значительно малочисленней, но при этом не потерял ни одного полезного своего члена. Делов-то осталось – раз плюнуть.

Глава 16

Сообщение о возникновении аварийной ситуации на борту RX-157 поступило в центр управления полетами аэропорта города Шираз в 15 часов 43 минуты. Самолет принадлежал компании «Люфтганза» и совершал рейс из столицы Узбекистана Ташкента. «Люфтганза» работала там уже несколько лет и заслужила репутацию надежного партнера. Основная доля авиаперевозок приходилась на страны Ближнего Востока, Северную и Северо-Западную Африку, а также на бывшие южные республики Советского Союза и в Россию.

Рейс RX-157 был не совсем обычным во многих отношениях. Во-первых, выполнялся он аэробусом «А-320», тогда как в основном на вооружении «Люфтганзы» в Ташкенте были старенькие, но надежные самолеты российского производства: «Яки», «Ту», «Илы». Во-вторых, он не был плановым, хотя и совершался с определенной регулярностью. Дело в том, что конечным пунктом его маршрута была Мекка. Паломничество к Каабе (хадж) является одной из основных обязанностей мусульманина, гарантирующая ему прощение за все грехи и достижение вечного блаженства в загробной жизни, и сотни тысяч правоверных устремляются в Мекку на самый большой праздник ислама – Ид аль-Адха. Вот тогда и организовываются по всему миру дополнительные рейсы, чтобы любой мусульманин, накопивший достаточно денег и получивший визу Королевства Саудовской Аравии, не был лишен возможности воплотить свое самое богоугодное деяние.

А в-третьих, рейс RX-157 был беспосадочным. Иран, в соответствии со всеми международными договорами, предоставлял таким самолетам определенный воздушный коридор и контролировал и координировал их пролет над своей территорией.

В 15 часов с борта самолета поступило уточнение: авария не грозила немедленными катастрофическими последствиями, так как привела пока лишь к исчезновению управляемости горизонтальными рулями и перебоям в подаче гидравлики в систему управления шасси, а также к некоторым второстепенным вспомогательным механизмам. Высота полета снижена до 4000 километров. Причина выясняется.

В 16 часов с аварийного борта сообщили, что наиболее вероятно замыкание или обрыв в электрической цепи управления рулями, но установить его конкретное место не представляется возможным, так как скорее всего оно произошло под бортовой обшивкой. Кроме того, выяснилось, что утечка гидравлики явилась следствием износа шлангов, которые нуждаются в немедленной замене, но экипаж попытается произвести необходимый ремонт в полете.

Однако в 17 часов очередное сообщение в Ширазский центр управления полетами было уже не столь оптимистичным. Протечки гидравлики устранить своими силами не удалось – не хватает подсобных средств и инструментов. Кроме того, стали наблюдаться перебои в управлении рулями набора высоты. Возможно, и здесь протерлись топливные шланги. Высота снижена еще на 800 метров. Борт RX-157 просит разрешения на экстренную посадку в аэропорту Шираза для проведения экстренного ремонта.

Через три минуты такое разрешение было получено.

Однако, кроме пунктуального выполнения всех статей международных договоров, которое постоянно декларировал Иран, и которые, надо признать, действительно, и соблюдал, существовала еще одна не маловажная причина принятия властями столь быстрого положительного решения. Соответствующие службы страны успели за короткий срок радиопереговоров с аварийным бортом установить, что в самолете, помимо почти трех сотен паломников разных национальностей, находились почти два десятка работников средств массовой информации. Это были журналисты многих известных иностранных агентств, которые вместе с телеоператорами намеревались подробно освещать празднование Курбан-Байрама в Мекке. А попасться на язык этой братии, на кончик их ядовитых перьев или в объективы их телекамер, как не оказавшие своевременной помощи терпящим бедствие... Сохрани Аллах!

* * *

Донесение об аварийной ситуации на борту иностранного самолета в воздушных пределах Ирана легло на рабочий стол мистера Смита в 15 часов 46 минут. Собственно, это не было каким-то из ряда вон выходящим событием: такое случалось и раньше, будет и впредь. Система оказания необходимой помощи была отлично отработана соответствующими авиационными службами. Если бы не одно «но». Даже, не одно, а целых четыре. Четверо русских агентов, как сквозь землю провалились. На его территории!

И пусть он сам уверен, что им не удалось еще покинуть пределы Джаска: не было ни одного мало-мальски подозрительного сигнала или донесения. Пусть этот чертов самолет не имеет никакого отношения к России, а до Шираза почти 700 километров. Пусть. Еще на заре своей стремительной карьеры в разведке Смит твердо усвоил одну незыблемую истину: в этом подлунном мире для КГБ нет ничего невозможного. А КГБ, НКВД или ФСБ – какая разница! Эти могут невозможное. Невыполнимое, нелогичное, противоестественное. Потому они так смертельно опасны.

Мистер Смит снял трубку телефона и приказал немедленно соединить его с начальником аэропорта в Ширазе.

– Слушайте и запоминайте каждое мое слово. Для вас оно равносильно самому строгому приказу, за неукоснительное исполнение которого лично вы отвечаете головой. Через несколько минут по соответствующим каналам это подтвердит ваш министр. Я в курсе того, что сейчас вы готовитесь принять аварийный борт RX-157. Отведите его на самую дальнюю полосу и предоставьте охрану людям из спецподразделения, которые уже двое суток несут вспомогательную антитеррористическую службу на вашем объекте. Командира спецотряда я лично проинструктирую по радиосвязи. Запомните: ни один человек не должен подняться на борт этого самолета. Да-да, вы правильно меня поняли. Ни один! Ни медицинские работники, ни ремонтно-технический персонал, никто! Что? Какие запчасти? А-а-а... Пусть все необходимое оборудование, инструменты для ремонта, медикаменты, если кому-то в самолете они понадобятся, воду для питья и продовольствие доставляют к командиру охраняющего подразделения. Он сам организует их передачу. За пределы тройного кольца оцепления не должен выйти ни один пассажир. Ну вот и пусть себе ковыряются под брюхом самолета с этими топливными шлангами! Вас это не касается. И улетают побыстрей к... шайтану!

Смит швырнул трубку на рычаг. Тупоголовый плебс! Все надо разжевывать и объяснять. Так еще и вопросы какие-то задает, ублюдок. Надо немедленно связаться с Министром, а потом проинструктировать командира спецподразделения. Ну, хоть насчет этого он мог быть спокоен, он лично знал полковника, провел вместе с ним не одну операцию. Надежный служака, звезд с неба не хватает, но голова на плечах имеется. Исполнителен, инициативен. Такому можно доверять. И людей у него там достаточно, не меньше сотни.

Смит прошелся взад-вперед по кабинету, чтобы собраться с мыслями перед разговором с Министром. Беседа быстро перейдет на самую животрепещущую тему: операция «Возмездие», и он должен быть готов к ответу на любой вопрос. Последние переговоры с «Кабиром» подтвердили, что настал момент, когда все находится в руках Аллаха.

Никто уже не в силах предотвратить «Возмездие»!

* * *

Начальник аэропорта не был ни ублюдком, ни тупоголовым. И понятие «плебс» уж никак не подходило к потомку древнего рода четвертого праведного халифа – Али, зятя и двоюродного брата Мухаммеда.

Он был отличным организатором, координатором, руководителем такого большого и разнообразного хозяйства как современный аэропорт, неплохо разбирался в технических вопросах, в свое время изучал менеджмент и право, а вот умение и способности безошибочно лавировать в хитросплетениях тонкого и коварного восточного «придворного» этикета приобрел, вероятно, благодаря наследственной памяти десятков поколений своих знаменитых предков.

Вопросы, которые по ходу телефонного разговора он задавал Смиту, были точными и существенными. Они помогли ему четко определить ту зыбкую грань между проблемами технической и материальной помощи аварийному самолету и какими-то высшими, неведомыми ему до конца, государственными или политическими интересами, которую не следует переступать ни при каких условиях. Что ж, таков мир Востока, в котором он жил и где всегда идут рука об руку уважение и коварство, почитание и предательство, любовь и изощренные интриги, истинная вера и бесконечная ненависть, преданная дружба и жестокая кровная месть.

Наверное в силу всех этих причин, начальник мгновенно и безошибочно уловил в одной из просьб, поступившей с аварийного борта, великолепную возможность самому оставаясь в стороне, столкнуть лбами два всесильных ведомства: Службу безопасности и Таможенное министерство. Просьба была самой невинной: разрешить на короткий срок выгрузить из самолета багаж пассажиров, пусть даже прямо на поле аэродрома. Связано это с необходимостью устранить обрыв в электрической цепи, который, как теперь установили техники на борту, находится под бортовой обшивкой как раз в зоне грузового отсека. Но всё, связанное с багажом и личными вещами, относилось к юрисдикции таможенной службы аэропорта. В этом-то уж ее руководитель был просто фанатичным педантом, прекрасно ощущая за своей спиной мощь и поддержку одного из богатейших министерств страны. И «охранный» полковник вряд ли составит ему серьезную преграду. А через него начальник аэропорта преподаст отличный урок и его высокому командиру, этому снобу мистеру Смиту.

Никому не позволено неучтиво обращаться с прямым потомком четвертого праведного халифа!

* * *

Тем временем аэробус без каких-либо осложнений совершил посадку в аэропорту Шираза. К этому моменту все наземные спасательные и вспомогательные службы отработали безукоризненно: вдоль посадочной полосы выстроились в ряд автомобили пожарной охраны, за ними – аварийные спасатели, еще дальше – транспорты технической поддержки. Даже медицина сегодня постаралась: вместо обычных в таких случаях двух автомашин прислали целых три. Последняя, приехавшая минуты на полторы позже других, сразу заняла место несколько в стороне, около таможенного крыла здания аэропорта.

Самолет сразу же отбуксировали в дальний угол летного поля, а бойцы спецподразделения организовали тройной кордон. Их начальник – полковник, не поднимаясь в кабину лайнера, через переводчика лично пообщался с пилотами, изложил все требования иранской стороны и заверил, что повышенные меры безопасности предприняты исключительно в целях предотвращения возможной террористической атаки против пассажиров со стороны религиозных сепаратистов. Экипаж самолета ответил полным пониманием ситуации.

Пассажиры также не проявляли никаких признаков беспокойства. Большинство паломников своими мыслями и душами давно уже были в благословенной Мекке и ни секунды не сомневались, что всемилостивейший Аллах никогда не допустит любых неприятностей со своими самыми преданными слугами. Журналисты и репортеры были народом привычным к любому экстриму и потому, быстро уразумев, что непредвиденная посадка не грозит им никакими личными неприятностями и вряд ли сулит сенсационные неожиданности, в большинстве своем вернулись к самому приятному времяпровождению, то есть блаженно уснули в мягких и удобных эргономичных креслах.

Лишь трое из них продолжали работу, начатую сразу после взлета: эти фанаты журналистской профессии и необузданные трудоголики решили, очевидно, начать свой репортаж не с прибытия на Священную землю, а с прекрасной организации доставки туда паломников. Поэтому с самого начала пути пропадали то в кабине экипажа, то в многочисленных служебных помещениях, или просматривали в темном кинозале рекламные ролики-проспекты компании «Люфтганза». Поэтому с двумя из них коллеги не успели не только познакомиться, а даже запомнить в лицо. Третий, водрузив на плечо громоздкую камеру, изредка проносился рысью по пассажирскому салону, также не оставляя после себя ни впечатлений, ни воспоминаний.

Запасов воды и продуктов на борту аэробуса хватило бы еще на три таких перелета. Был даже свой врач, специально назначенный на этот рейс ввиду преклонного возраста и далеко не богатырского здоровья многих паломников. Из подсобных материалов для ремонта непосредственно через руки полковника были переданы лишь новые шланги. А потом в ЦУП поступила просьба о выгрузке багажа.

* * *

После короткого раздумья начальник аэропорта связался по интеркому с таможенной службой, располагавшейся в отдаленном крыле здания, и пригласил ее руководителя на пост управления полетами.

– Значит, ваша задача – это бдительный контроль за действиями экипажа аварийного борта при выгрузке багажа пассажиров в тележки и загрузки его обратно по окончанию ремонтных работ. Разумеется, нельзя допустить никаких эксцессов, пока этот багаж находится на поле нашего, – он особенно подчеркнул это слово, – аэропорта. Чтобы ни одна вещь не попала за пределы временной стоянки самолета.

– Уважаемый! Разве моя служба когда-нибудь вас подводила?

– В данный момент ваша задача усложняется тем, что со введением на территории аэропорта дополнительных мер антитеррористической безопасности существенная часть полномочий оказалась возложена на спецподразделения...

– Эти грубияны, – вновь перебил главный таможенник, закипая от праведного возмущения, – постоянно суют нос туда, где их ничего не касается и в чем они ничего не смыслят. Я еще удивляюсь вашему великому долготерпению.

– Для всех нас святы и незыблемы распоряжения руководства.

– Не беспокойтесь, начальник! Буква Закона ни в чем не будет нарушена, но эти крысы, – намек на серую униформу спецназовцев, – получат хороший урок. Позвольте мне прямо отсюда связаться с их полковником.

– Думаю, что это лишь поможет нашему богоугодному делу.

В глазах руководителя таможни сверкал огонь праведного возмущения и непреклонной решительности, когда он вызывал по рации командира спецназа:

– Полковник! С вами говорит руководитель таможенной службы аэропорта. Сейчас с борта аэробуса будет выгружен багаж. Временно, в специальные емкости. После окончания ремонта его загрузят обратно. Да, он не покинет зоны охраны. Но все время, пока багаж находится вне самолета, его будут контролировать мои люди. Я не нуждаюсь в ваших советах. И мне глубоко наплевать на любые приказы вашего руководства. За багаж здесь отвечаю я один, понятно? И я буду выполнять свои обязанности неукоснительно, даже если для этого придется поднять все службы аэропорта и разогнать к свиньям ваш хваленый спецназ с оружием в руках! Не-ет, это вы будете меня слушать! И не посмеете препятствовать официальной процедуре таможенного контроля!.. Вот так-то лучше, полковник. Предупредите своих людей, чтобы они беспрепятственно пропустили к самолету моих представителей. Да, их будет... – таможенник на секунду задумался, – два человека и еще водитель специального багажного контейнеровоза. Прекратите меня учить! Займитесь лучше своими непосредственными обязанностями. Одобряю ваше благоразумие. Все!

Оборвав на этом внешнюю связь, таможенник уже совсем другим, вежливым тоном испросил у начальника аэропорта разрешения удалиться в свой кабинет, чтобы немедленно отдать необходимые распоряжения. Получив его, он с гордо поднятой головой, по-военному печатая шаг, покинул помещение поста управления полетами.

Бравый полковник на летном поле тоже одобрил в душе свое решение. Опытный служака, он прекрасно понимал, что нарушить отработанную процедуру таможенной службы означает для него поставить жирный крест на своей военной карьере, а невыполнение распоряжений мистера Смита и вовсе подобно самоубийству. Только удовлетворив интересы обеих сторон, можно с честью выйти из сложившейся щекотливой ситуации. Командир спецназа мгновенно «прокрутил» в голове разговор со Смитом. Согласившись, с самыми небольшими оговорками, на требования таможни, он ничем не нарушал приказы своего командования: ни один человек из самолета не выйдет за пределы даже первого кольца охранения, не будет вынесен ни один предмет, а всё, переданное экипажу для ремонта, уже прошло через его собственные руки. Никто из таможенников не взойдет на борт и не будет близко контактировать с экипажем, уж об этом-то полковник позаботится с особым пристрастием. Пусть себе пялятся на багаж, сколько угодно. Кстати, всегда можно будет свалить на них какие-то неожиданно возникшие неувязки.

Душа начальника аэропорта пела от восторга. С аэробусом не возникало никаких проблем. Таможня полностью удовлетворена своей ролью в контроле за багажом пассажиров. Три кольца вооруженной до зубов спецназовской охраны стоят на позициях, чтобы и мышь не проскочила. А мистер Смит получил великолепный щелчок по своему длинному задранному носу. Хвала Аллаху!

* * *

Два инспектора таможенной службы, назначенные и проинструктированные самим начальником, вышли из дверей левого крыла здания аэровокзала во внутренний дворик и направились к стоянке спецтранспорта, расположенной за углом. Туда водитель уже подогнал автокар с просторной кабиной и тремя вагончиками с емкостями для погрузки багажа. Таможенникам предстояло преодолеть вдоль стены здания расстояние в 5–6 шагов, которое не просматривалось ни из каких окон, а со стороны автостоянки было загорожено как раз той третьей санитарной машиной, что появилась чуть позже других.

Уже на третьем шаге следовавший чуть позади таможенник неожиданно запнулся, взмахнул руками, но, так и не сумев поднять их выше пояса, без единого звука мягко осел на тротуар. Еще через мгновение та же участь постигла и следовавшего впереди, более плотного и пожилого иранца. Это сопровождалось двумя еле слышными хлопками. В тот же момент задние дверцы «Скорой помощи» распахнулись, и из нее выскочили два санитара в белых халатах и с носилками, на которые в считанные секунды погрузили бесчувственные тела обоих таможенников. Пригибаясь под тяжестью внушительного веса двух тел, санитары той же торопливой рысью преодолели несколько метров обратно до своей машины, втолкнули носилки внутрь и запрыгнули туда сами. Дверцы плотно закрылись изнутри.

– Галя! Твой худенький и помоложе.

Девушка споро начала снимать одежду с одного из таможенников.

– Вадим! Ты почему еще здесь, а не в кабине автокара?!

– Так… вдруг что у вас...

– Марш на место!

– Деспот и тиран! Ну, что ж, прощай, Севка. Может, в Москве свидимся. Кстати, за тобой должок: пари-то ты проиграл. Все-таки двух таможенников назначили, а не трех. Так что для тебя все равно не нашлось бы места, не расстраивайся. Хороший ты парень!

С этими словами Вадим, уже переодетый в форму шофера, выскочил из санитарной машины, пробежал несколько метров и расположился за рулем автокара.

Анатолий быстро натянул на себя форму второго таможенника, не переставая по ходу давать последние наставления Всеволоду:

– Как только мы уйдем, засунь тела поглубже под скамейки, прикрой носилками и покрывалами, оставь торчать наружу голые пятки. Если вдруг кто заглянет – сойдут за покойников. Все трое до утра не проснутся, да и потом вспомнить им нечего будет. Главное, очень внимательно следи сейчас за частотой, на которой работают рации таможенников; не глуши сильно, чтобы нас «начальство» не потеряло вовсе, но и не отпускай, а то смогут что-нибудь по голосу заподозрить. Машину с телами потом оставишь во дворе станции «скорой помощи» – ворота будут открыты, а о ее судьбе есть кому позаботиться. Наши ребята с самолета сами тебя здесь найдут. Что делать дальше, их командир знает. В Россию пойдешь вместе с ними, а в пути поможешь знанием местного колорита, как выразился бы Вадимчик. С тобой было приятно работать. Извини, время вышло. Прощай!

Уже переодетая в форму таможенника Гюльчатай сначала ласково провела ладонью по Севиной щеке, потом чмокнула куда-то рядом с ухом и прошептала:

– Удачи тебе, напарник! Прости, что не уберегла там, на площади в Джаске. Даст Бог – свидимся.

Толя и девушка, подтягивая на ходу непривычное обмундирование, быстро подошли к вместительной кабине грузового автокара. Дверца была уже предусмотрительно распахнута Вадимом.

– Ну как, Вадик, мы со стороны смотримся?

– Ты прямо вылитый аятолла Хомейни, только без бороды. И эту наглую девчонку, надо честно признать, не отличишь от юного солдатика таможенных войск.

Девушка ответила резким кивком головы и отданием воинской чести по всем правилам .

– Тогда трогай! На нас сейчас «начальство» из окна своего высокого кабинета, наверно, в бинокль смотрит, волнуется: не пропали ли куда.

– А вот мы и туточки. – Вадим, не торопясь вырулил на летное поле и устремил машину в самый дальний угол, где освещенный прожекторами в темноте южной ночи величественно замер огромный аэробус «А-320».

* * *

Учитывая предварительную договоренность с начальником таможенной службы, подтверждение по рации факта их прибытия и безупречную вежливость самих инспекторов, они без всяких проволочек вместе с водителем и своим грузовым транспортом были пропущены через кольцо вооруженной охраны под самое «брюхо» самолета. Там, у открытого багажного люка, уже ожидали трое членов экипажа, чтобы начать выгрузку вещей пассажиров. Как бы удивились «коллеги» в салоне самолета, узнав в них троих своих товарищей, столь активно начавших это воздушное путешествие!

Молодой «таможенник» по рации доложил своему начальству и на главный пост управления полетами о начале работ. Слышимость была просто отвратительная: какие-то щелчки, шорохи, эфирная трескотня на линии еле-еле позволяли расслышать его голос. «Надо бы заказать новые рации, – подумал главный таможенник. – Несолидно это – иметь такую ненадежную связь на самом главном участке работы аэропорта».

На улице было уже абсолютно темно, однако в свете прожекторов полковник постоянно наблюдал фигуры обоих таможенников, контролирующих размещение багажа на тележках, и водителя за рулем автокара. С багажом возилась троица самолетных рабочих. Ничто не нарушало полученных полковником приказов об усилении чрезвычайных мер охраны. Он еще раз в душе похвалил себя за правильное поведение и, прохаживаясь вдоль ряда своих вооруженных подчиненных, продолжал визуальное наблюдение.

В узком пространстве между уже заполненными выгруженным багажом двумя тележками-контейнерами встретились «таможенник» и один из «грузчиков». В это время другой «грузчик» мгновенно занял место, с которого отошел «инспектор». Странно, но одеты они оказались почему-то в практически одинаковые униформы, так что подмена произошла незаметно даже для зоркого взгляда бдительно наблюдавшего за всем полковника.

– Ну, привет, Толян! Опять я вынужден отрывать свою задницу от теплого дивана и мчаться куда-то за тыщу верст, чтобы снова вытаскивать вас из очередного дерьма. – Здесь был намек на недавнюю историю с доставкой уранового стержня в Обнинск. – В следующий раз, кроме как на Канары, никуда не полечу!

– Во-первых, полетишь, Макс, еще как! И в Антарктиду, и даже на Луну. Во-вторых, не очень-то и нуждаемся. Сами бы запросто такой самолетик угнали. Зато уж долетели бы до места без пересадок. А в-третьих, очень рад тебя видеть. Если здесь сам Лифанов, я абсолютно спокоен.

Перебрасываясь такими быстрыми, негромкими фразами они проворно, но не спеша снимали и обменивались своими униформами.

– Польщен, польщен. Мы, конечно, узнаваемы, медийны, а все равно так приятны всякий раз новые проявления нашей безграничной мировой известности. Лично моей! – В Команде добродушный Максим Лифанов действительно был известен не меньше самого Талеева. – Но уж до вас-то мне как до солнца. Запоминай, герой тайных операций: вон в том коричневом кейсе – документы на всю вашу троицу, деньги, оружие. В ноутбуке – пароли для контакта в Мекке – встретят прямо с самолета и доставят на частный аэродром, оттуда до Могадишо меньше двух часов лета, – и специнструкции лично от помощника по связям с американцами. Высоко вы, однако, на этот раз подпрыгнули!

– Стараемся...

– Ты смотри мне: Герку не привезешь – в порошок сотру!

– Да, куда он, на фиг, денется?! Еще и мир успеет спасти. В очередной раз. У вас с «неисправностями» на борту все в порядке?

– Добросовестно устранены. Большинство пассажиров дрыхнут в салоне. Никто из коллег-журналистов ничего о нас не знает и практически не видел в лицо. Все рабочие корреспондентско-операторские причиндалы найдешь на выходе из грузового отсека в пластиковом мешке. Наши, а теперь уже ваши, контакты в экипаже – второй пилот и бортинженер.

– Тогда, сразу по окончании погрузки багажа обратно в самолет и по-моему сигналу, вы на автокаре без всяких контактов отправляетесь к стоящей на отшибе у левого крыла здания карете «скорой помощи». Там Всеволод, он пойдет с вами...

– Ладно, ладно, дальше у меня свои инструкции, не напрягайся.

– А сейчас разбегаемся. Надо же уступить раздевалку другим участникам шоу. Подошли сначала Галку, мой боец с ней по комплекции схож. Эх, кабы не годы и живот, сам бы не прочь уединиться с ней на пять минут в раздевалке!

Они глянули друг другу в глаза, неслышно стукнулись правыми кулаками и незаметно выскользнули в разные стороны из узкого пространства между двумя вагончиками с багажом.

* * *

Когда с положенными ему по комплекции ревом и грохотом красавец-аэробус «А-320», борт RX-157, взмыл в черное небо над Ширазом, а машина «скорой помощи» от таможенного терминала в составе других спасательных сил спокойно выехала за пределы аэропорта, мистеру Смиту поступил успокаивающий доклад о благополучном разрешении экстренной аварийной ситуации. Ни одного прокола, ни малейшей подозрительной детали.

Смутное чувство тревоги никак не покидало настороженную душу Аль-Амира, но он относил это к естественному волнению перед воплощением самого грандиозного в его жизни замысла. До рассвета оставалось около пяти часов. Все безукоризненно сходилось, Аллах получит свое настоящее жертвоприношение к празднику Ид аль-Адха – Курбан-Байрам.

Глава 17

Беда, как всегда, пришла, откуда ее вовсе не ждали, и в самое неподходящее время. Кто-то из отрезанных в корме иранцев заподозрил неладное. Быстро убедились, что переборка дизельного отсека действительно наглухо задраена. И тут началась паника. Рахимов, где увещеваниями, где приказами, а то и кулаками пытался привести в чувство обезумевших людей. Ему это уже почти удалось, но на пространстве нескольких отсеков невозможно было уследить за каждым.

Поэтому никто не остановил одного охранника, решившего вскрыть злополучную переборку с помощью гранаты. Эффект оказался столь же закономерным, сколь и трагичным. Вся сила ударной волны и рой осколков, отразившись от непробиваемого барьера, ударили внутрь отсека. Незадачливый охранник, не потрудившийся даже как следует укрыться, был убит на месте. Самими же осколками оказались перебиты масляная и воздушная магистрали, в электрощитах произошли короткие замыкания. Вспыхнувший пожар молниеносно охватил весь отсек. Поступающий от вентиляторов воздух подпитывал горение. Не успев воспользоваться противогазами, люди теряли сознание от избытка угарного газа.

По кабельным трассам и через выгоревшие сальниковые уплотнения огонь проник уже в соседний отсек. Под угрозой полного выгорания оказалась вся корма, а это означало, что и жизнь всей субмарины повисла на тоненьком волоске.

Рахимов доложил обо всем в центральный пост Редину. Тот принял единственно возможное решение: выводить оставшихся в живых людей в последний кормовой отсек и наглухо задраивать межотсечную переборку. Ни о каком тушении пожара силами матросов не могло быть и речи. Абсолютно неопытные, они погибли бы все в первые же секунды.

Существовала еще общекорабельная система пожаротушения, но в ее эффективности Сергей сильно сомневался. Тем не менее он включил подачу фреона в оба аварийных отсека. По крайней мере, это на какое-то время собьет пламя. Со своей, носовой стороны у переборки дизельного отсека он поставил двух канадцев, чтобы они вручную поливали водой раскаляющийся докрасна металл.

* * *

Редин остановил погружение на глубине 60 метров. Потом повернулся к Талееву, молчаливо следящему за всеми его манипуляциями на пульте:

– Гера, приведи сюда из рубки штурмана, а то он, кажется, до сих пор боится самостоятельно выйти.

– Я просто не хотел как-то мешать вашим действиям, – приведенный Герой штурман на самом деле не выглядел испуганным или растерянным.

– Жак, ведь вас так зовут, я не перепутал? – Штурман кивнул. – У вас огромный опыт плавания. А не приходилось ли сталкиваться с торпедным оружием?

– В каком смысле «сталкиваться»?

– О, нет-нет, совсем не в прямом! Ну, там, знакомиться с устройством, разбирать...

– Знаете, капитан, я даже несколько месяцев обучался на курсах минно-торпедного оружия. Но потом предпочел навигацию и стал штурманом. Правда, это уже давно было.

– Ах, милый Жак, да нам тебя сам бог послал! – У Сергея мелькнула мысль, что мистер Смит, прежде чем похитить этого канадца, очень внимательно изучил все его досье и, возможно, надеялся как-то использовать такие знания. – Неважно все это сейчас. Давай-ка прогуляемся в торпедный отсек, я тебе кое-что любопытное покажу. А за центральным постом журналист наш пока присмотрит.

Картина, открывшаяся перед ними в отсеке, могла бы у кого угодно вызвать животное отвращение – прямо нападение садистов-вампиров на городской морг. Редин старался не задерживать взгляд на изувеченных телах и комьях кровавых ошметков. Однако штурман был на удивление спокоен. «Железные нервы», – позавидовал Сергей.

– Смотрите, Жак, вот в этом аппарате № 3 находится торпеда с ядерной боеголовкой. Вы сами в этом убедитесь, когда вытащите ее наружу. Можно ли сделать так, чтобы она не взорвалась самостоятельно от детонации, например, от сильного удара, пожара или воды?

– У меня слишком примитивные знания, но отвечу: да, можно.

– Вот и чудненько. В вашем распоряжении минут 10–15, потом доложите мне в ЦП обо всем.

– Минутку, капитан. Вы не могли бы кого-нибудь дать мне в помощь? И желательно иметь элементарный инструмент.

– Сейчас же пришлю сюда двух электриков.

– Этого будет достаточно.

– Жду доклада от вас. Удачи!

* * *

Сергей почти бегом вернулся на центральный пост. Еще в первом отсеке он почувствовал, что палуба под ногами заколебалась и слегка наклонилась в корму. Пощелкав переключателями и манипуляторами на главном пульте, он повернулся к уступившему ему место Талееву:

– Знаешь, Гера, в действительности все гораздо хуже, чем на самом деле. Пожар в отсеках хоть и затих, но не прекратился. Половина оборудования уже вышла из строя: нет связи и видеоконтроля, невозможно управлять кормовыми рулями, разорваны воздушный и масляный трубопроводы, нет гидравлики, выгорели все электрические щиты... да не перечесть всего! Счастье, что еще винт крутится. Но в этом главная заслуга Рахимова. Молодец, парень!

Однако самое страшное для нас, что остался лишь минимальный запас воздуха на перемычке в носовом отсеке. Понимаешь, нам его еле-еле хватит, чтобы поднять лодку на поверхность. Да и то может не удастся...

В это время в ЦП вбежал запыхавшийся штурман:

– Капитан, мы вытащили торпеду. Вы были правы, боеголовка ядерная. Она во многом похожа на ту, по которой меня обучали. Удивительное и невероятное совпадение: наша красавица тоже, определенно, русского производства! Электрики уже отстыковали ее от корпуса. В принципе, она уже сейчас безвредна, но мы разрушим ее еще больше.

– Это безопасно?

– Абсолютно!

– Я не могу дать вам больше пяти минут.

– Мы постараемся.

– После этого засуньте ее обратно в третий аппарат и подготовьте воздушную систему для его продувки. Мы просто вытолкнем ее наружу. Какая здесь глубина?

– Мы как раз находимся над впадиной. Метров 200–250.

– Тогда действуйте!

Канадец так же бегом покинул ЦП.

– Ну что, Герман Талеев, основная задача решена?

– Будет. Когда мы живыми отсюда выберемся.

– А вот это весьма проблематично.

– Ты не философствуй, а командуй, ясно?

Сергей уткнулся в карту рельефа дна. Вот ведь совсем рядом торчит замечательная баночка-отмель. Чуть не наружу высовывается. Подползти бы к ней хоть черепашьим ходом, подпрыгнуть невысоко и плюхнуться пузом. Он еще раз проверил оставшийся запас ВВД[3]. На «подползти, подпрыгнуть и плюхнуться» было маловато. А вот подкрасться и вскарабкаться – может получиться.

* * *

Из динамика внутренней связи послышались шорохи, треск и еле слышный прерывающийся голос Рахимова:

– Товарищ капитан-лейтенант! Сергей Михайлович!!

– Я слышу тебя, Шамиль. Говори!

– В кормовом отсеке нас осталось в живых восемь человек. Дышать трудно, не хватает воздуха. Я немного... ранен. Когда вы фреоном пожар пригасили, несколько человек попытались переборку отдраить. Они же тут хуже салаг-первогодков, не понимают, что там верная смерть. А если к нам пламя прорвется, выгорит сальник вала гребного винта, всю корму затопит, да и ход невозможно будет дать. Это верная смерть всей лодке. В общем, я их пока остановил, только вот один выстрелить успел...

– Шамиль, родной, продержись еще полчаса! Говори с ними, убеждай, сказки рассказывай, как Шехерезада. Мы уже начинаем всплывать! Все закончено. Только продержись еще чуть-чуть!

– Так точно, Сергей Михайлович! Я все сделаю, не сомневайтесь. Только... если что, вы... меня простите...

– Шамиль! Шамиль!

Связь прервалась.

Редин крепко выругался и пристально посмотрел на съежившегося рядом в кресле рулевого:

– А ну, чурка, берись за рычаги! Не всплывем – я тебе руки лично пооткусываю, – и хищно оскалил зубы.

Потом вызвал на связь торпедный отсек:

– Жак! Время вышло!

– Все в порядке, капитан. Мы освободились от... груза.

– Отлично! – Сергей знал, что ни о какой стрельбе обычной торпедой для имитации взрыва уже не может быть и речи. – Бросай там все, как есть. Отсек загерметизировать. Электрикам – на дизеля и к аккумуляторной батарее. Сам – ко мне на центральный пост!

– Слушаюсь!

Редин обернулся от пульта в другую сторону:

– Акустик!

– Я здесь, – из рубки высунулось худощавое лицо.

– Как там на воле?

– Что-что? Не понял.

– Обстановку доложи, мать твою!

– Горизонт чист!

– И это радует, – пробурчал Редин себе под нос. Потом окликнул, не оборачиваясь: – Гера! Вон та большая труба с ручками и глазком позади тебя называется перископ. Потренируйся пока с ним управляться. Кстати, оружие у тебя есть?

– Думаешь, потребуется, чтобы через перископ стрелять?

– Не исключено. А может, придется отстреливаться от акул.

Тут появился штурман:

– Капитан...

Сергей перебил, не дослушав:

– Жак, прикинь по карте наш курс вот на эту «банку». Будешь ежеминутно докладывать мне.

– Слушаюсь, капитан!

– А сколько времени прошло после восхода солнца, штурман?

Жак скрылся в своей рубке, чтобы посмотреть расчетные таблицы. Потом сверился с хронометром.

– Восемнадцать минут, сэр!

– Тогда боевая тревого!

Вперед и вверх!

Глава 18

На переднем сиденье тесной кабинки старенького пикапа «Додж», только что угнанного с бесплатной общественной стоянки недалеко от универмага взамен оставленной у больницы кареты «Скорой помощи», Макс Лифанов разложил на коленях подробную карту Шираза и окрестностей и, подсвечивая себе карманным фонарем, водил по ней пальцем, отыскивая одному ему известные ориентиры.

– Теперь, сынок, поворачивай налево и вот сюда направляйся, – обращался он к сидящему за рулем Севе. Молчаливые напарники Макса неподвижно застыли на заднем сиденье. – А ведь вся эта операция непременно войдет когда-нибудь в анналы силовых структур. Нет, не по своей политической значимости или какой-то исключительной стратегической важности. Это, сынок, тот редкий случай, когда удалось воплотить почти неосуществимую на практике мечту каждого истинного силовика: достичь поставленную цель без стрельбы, взрывов, пожаров и, главное, без человеческих жертв. Только боюсь, что теперь нам этого не удастся избежать. Но это будет уже другая операция, прикрытия.

– Нам предстоит еще какое-то дело? – поинтересовался Сева.

– Какое дело? Так, безделица. В ней главное – максимальная аккуратность. Это все равно, что последний штрих, заключительный мазок великого мастера на своем гениальном творении. Но именно он должен придать шедевру неподражаемую классическую завершенность.

Сзади бурно зааплодировали в четыре руки. Макс обернулся вполоборота и картинно склонил голову.

– Мы воюем не с идиотами, и не было бы наших успехов и побед без их промахов. Ну, или наоборот. Что тоже случается, хотя значительно реже. – Сзади раздалось одобрительное покашливание. – А настоящий профессионал, – Лифанов внимательно оглядел Севу с головы до ног, – тем и отличается от рядового бойца, что никогда не совершает двух промахов подряд. Если, конечно, ему в этом не помочь максимально талантливо. – Послышалось дружное ржание. – А ваш мистер Смит, безусловно, профессионал высочайшей квалификации. Вот мы и направляемся ему талантливо помогать повторно промахнуться. – В машине сохранилась тишина, потому что на заднем сиденье лишь согласно и в унисон кивнули головами. – Я слышал, что у Анатолия с ним даже имеются какие-то личные счеты, да?

Теперь уже Всеволод многозначительно пожал плечами.

– Ну-ну.

Присмотревшись к темноте за окном и сверившись с картой, Макс сообщил:

– Приближаемся к объекту.

Сзади тут же передали тяжелую спортивную сумку. В ней оказались миниатюрные пистолет-пулеметы, похожие на израильский «узи», но еще компактнее и производства другой, незнакомой Севе фирмы. Были там и странного вида гранаты с разноцветными пометками. «Наверно, оглушающие и ослепляющие, – догадался он, – а еще дымовые и со слезоточивым газом».

Перехватив его взгляд, Лифанов уточнил:

– Это, сынок, не для тебя. Возьмешь автоматическую «пукалку» на всякий случай. Хотя вряд ли такой подвернется, потому что будешь ты неотлучно сидеть за рулем со включенным двигателем – там, где я тебе потом укажу. И никакой самодеятельности! А то знаю я Талеева, распустил вас до невозможности со своей демократией.

Еще через какое-то время Лифанов приказал:

– Теперь выключи фары и съезжай на обочину. Смотри сюда, – он развернул на коленях другую карту, более мелкого масштаба, – это бывший военный аэродром. Сейчас от военных там остались только несколько учебных самолетов и ангар. Территория перешла в частные руки. Не исключено, что эти руки тянутся из службы безопасности. Но нам это без разницы. Организуя широкомасштабное блокирование территории, чтобы не дать вашей группе покинуть страну, Смит, конечно, учел не только официальные аэропорты в крупных городах, но и частные, и военные аэродромы. Их на интересующей нас территории Ирана не так уж и много. Наверняка, разосланы соответствующие приказы, усилена охрана и все такое... Наша задача – лишить мистера Смита последних сомнений в том, что группе не удалось выскользнуть из страны, хотя бы на том же аэробусе. Потому что, судя по его влиянию на отдельных министров правительства, он легко может убедить кого надо в принятии самых решительных мер, если только заподозрит что-то неладное. Думаю, вплоть до физического уничтожения в воздухе любого самолета, взлетевшего несанционированно. Даже пассажирского, со своими единоверцами на борту.

Поэтому, сейчас мы сымитируем захват какого-нибудь самолета на этом аэродроме. Шума, пальбы и взрывов будет более чем достаточно, чтобы окончательно убедить нашего оппонента в провалившейся попытке вашей группы выскользнуть из его цепких лап. Пока они тут станут разбираться, мы спокойно продолжим наше движение по заранее утвержденному плану, как говорил Лёлик из «Бриллиантовой руки». И, чтоб у меня без единой царапины! – добавил Макс, обернувшись назад. – Ни с одним раненым не стану возиться! Пристрелю сам к чертовой матери.

После секундной паузы впервые послышался низкий голос одного из лифановских подчиненных. Слова явно предназначались для Севиных ушей:

– Это он так у нас шутит. Ха-ха!

Макс, как ни в чем не бывало, продолжил:

– А ты, сынок, как только мы скроемся из вида, перебазируешься на машине вот сюда, – он указал пальцем место на карте, – и будешь дожидаться нас даже в случае Всемирного потопа или повторного извержения Везувия, а не то...

– ... пристрелю сам к чертовой матери! – раздался сзади дружный хор.

– Аминь! – резюмировал Лифанов.

* * *

Все трое в черных комбинезонах и черных шлем-масках мгновенно и беззвучно растворились в чахлых придорожных кустах. Выждав несколько минут и не услышав ни единого подозрительного звука, Сева тихо тронул машину и, не включая фары, медленно двинулся вдоль внешнего периметра объекта к указанному Максом месту.

Он уже отыскал точку рандеву и притаился в машине около какого-то обветшалого деревянного строения, сжимая в руках миниатюрный автомат, когда черное небо над аэродромом внезапно взорвалось яркими всполохами огня. В небо взлетели осветительные ракеты, сквозь нарастающий шум застрекотали очереди из автоматического оружия и защелкали отдельные выстрелы, ухнул залп из гранатомета. «Вроде, у наших такого не было», – подумал Всеволод с нарастающим беспокойством.

В это время около заросшей травой взлетной полосы, на самом дне неглубокой ложбины, перекрикивая грохот боя, Лифанов обращался к одному из бойцов:

– Похоже, Костя, нас здесь ожидали. С нетерпением. Готовили торжественную встречу...

– Да, лишь бы не проводы, командир!

– Ну, это мы им вряд ли позволим. Стас где?

– Метрах в тридцати дальше к ангару. И нас, похоже, туда же гонят.

– Не дилетанты, мать их... А уж народу-то насобирали.

– Прорвемся!

– Не сейчас. Вспомни главное правило дзюдо...

– Поддаться, чтобы победить.

Макс утвердительно кивнул:

– Отступаем в ангар! А ведь этот самолетик, что мы начали обрабатывать, они нам специально подсунули. Тут я промухал.

– И на старуху...

Очередной громкий и совсем близкий разрыв заглушил слова Кости, но приказ Лифанова он все-таки расслышал:

– ...из ангара... поодиночке... Машина – у деревянной развалюхи... Не ждать! После третьего звонка в зрительный зал... щается.

«Конечно воспрещается, – подумал Константин, – без билетов-то». – И заячьими прыжками, постоянно меняя направление движения и поливая все вокруг очередями из автомата, ринулся к ангару.

Прислонившись к его боковой стенке из гофрированной толстой жести, сидел Стас в окружении пяти или шести мертвых тел в пятнистом камуфляже.

– Вот, поджидал вас, расчистил дорогу. Знал, что обязательно тут появитесь. Где командир? – Ответом был недалекий разрыв, характерный для оглушающей гранаты.

– Так он совсем близко! Заходим внутрь. Не заперто, и уже никого нет.

– Это-то и подозрительно, – пробормотал Костя, осторожно ступая в приоткрытую створку двери.

Внутри, как и положено, валялись в беспорядке какие-то ящики, деревянные поддоны, разнокалиберные жестяные бочки, штабелями громоздились картонные коробки. Стоящие в углу стеллажи были до предела забиты всяким механическим хламом.

– Очень натурально, – по-прежнему настороженно проговорил Константин, – только не чересчур ли?

– Тебе что-то не нравится? – спросил идущий след в след за ним Стас.

– Если так тщательно готовились к нашей встрече, то почему здесь-то такой неимоверный бардак?

Стас легкомысленно пожал плечами:

– Обычное внутреннее состояние рабочего ангара любого аэродрома средней руки.

– Полностью с тобой согласен. Только момент, к которому они готовились, вовсе не обычный.

– Да, ладно. На самолет-подставу мы наткнулись в самом начале. Дважды такое не срабатывает.

– Как знать, как знать...

Они продвинулись еще чуть в глубь помещения и обнаружили в дальнем углу небольшой пассажирский биплан с салоном человек на шесть в отличном состоянии.

– Вот видишь, – указал на него Стас, – просто припрятали нужную вещь подальше от возможных катаклизмов. Обычная практичность...

– ...так несвойственная восточным народам, – закончил Константин. – Поглядим...

Однако ничего предпринять он не успел: в ангар ворвался Лифанов.

– А у них тут посиделки! Пока я один, в поте лица... – Он закашлялся и, обернувшись, увидел самолет. – Как бы нам не пришлось для дальнейшего передвижения этим стратегическим гигантом воспользоваться.

– Боюсь, это плохая идея, – вставил Костя.

– ?

– Нам не то, что взлететь, невысоко подпрыгнуть на нем и то не позволят.

– Логично. Именно для этого его сюда и пристроили. – Лифанов переглянулся с Костей. – А что, продолжим дзюдо, а?

– Эй-эй, мужики, я врукопашную не согласен!

– Не боись, Стас. Ты побежишь к дальней стене ангара и за пять минут организуешь в ней удобную для прохода дыру. Потом, не дожидаясь нас, разыщешь машину с сынком и, если удастся, подгонишь её поближе к этому чертову амбару.

– А...

– Хоть гранатой рви, но чтоб дыра была! Иначе...

– ...пристрелю сам к чертовой матери. Знаю. Понял. Исчезаю. Будет дыра через три минуты. – С этими словами Стас пропал где-то в районе хвоста самолета.

– Ну а мы запрыгнем внутрь и от души настреляемся во все щели. За четверых. Смотри, Константин, не заиграйся, по моей команде немедленно наружу. Во, гляди, уже поперли через двери! Ну, ни засовы на них не действуют, ни замки...

– Дихлофосом не пробовал?

– Чичас оформим!

Задержавшись еще на какое-то мгновение, чтобы преследователи определенно увидели, куда скрылись беглецы, друзья нырнули в салон биплана и тут же выпустили град пуль через иллюминаторы, вовсе не заботясь о точности попаданий. Мгновенно перемещаясь по салону, меняясь местами, используя для стрельбы и приотворенный входной люк, и опущенное стекло пилотской кабины, они не давали преследователям высунуть головы из-за случайных укрытий. То тут, то там слышались вскрики и стоны. Значит, не всё «в молоко»!

Постепенно смещаясь к хвосту самолета, Лифанов, мельком взглянув на часы, увидел, что завершается уже четвертая минута их огненной круговерти. Пора! Хвостовой люк был совсем рядом. Константин находился метрах в пяти у разбитого иллюминатора и продолжал огонь. Макс резко и оглушительно свистнул. Костя на секунду повернул к нему разгоряченное боем лицо и пальцами левой руки изобразил жест, означающий: «Иди вперед, я следом через 10 секунд».

Лифанов мгновенно понял его замысел: стоит только резко прекратить стрельбу, как противник мгновенно поймет, что «птичка упорхнула», и тогда весьма проблематично станет втроем незаметно проскользнуть в дыру, преодолеть расстояние до ожидающей их машины и оторваться от неминуемого преследования. А вот когда двое уже будут в кабине авто, у последнего, третьего, появляется шанс незаметно к ним присоединиться.

В Команде привыкли каждому бойцу доверять как самому себе. В экстремальной ситуации нет времени для коллективного анализа или вдумчивой оценки предложения коллеги. Каждый из них по праву мог в любой момент взять инициативу на себя, и тогда другие беспрекословно подчинялись.

Макс, не раздумывая, прыгнул в люк и оказался на земляном полу ангара. Он быстро откатился в сторону кувырком через левое плечо и тут же изо всех сил прыгнул дальше, к стенке ангара, в том направлении, куда недавно сам указал Стасу. Это и спасло ему жизнь. За спиной раздался колоссальной силы взрыв. Целый железный самолет, как картонная игрушка взлетел под самую крышу ангара в гигантском огненном смерче. Вместе с ним, как огромные полыхающие факелы, устремились вверх горящие бочки и ящики. Некоторые из них, пробив жестяную крышу, отлетели на десятки метров в сторону, другие, поднявшись в небо на 20–30 метров, вертикально обрушились вниз, уже не встречая никакого сопротивления до самой земли: крышу ангара сорвало взрывной волной и отбросило на взлетную полосу. Вертикальные стены, лишенные верхних перекрытий, взрывом вывернуло наружу наподобие огромного раскрывшегося цветка, явившего миру свое расплавленное нутро. Мириады огненных искр превратили густую черную ночь над аэродромом в ослепительно сверкающий южный полдень.

Основная сила взрыва оказалась направленной вертикально вверх. Лишь незначительная часть ударной волны прошла параллельно земле, но и то на расстоянии не ближе полуметра от нее – как раз в тот момент, когда Лифанов после прыжка всем телом распластался на земляном полу. Его лишь протащило до стены и основательно припечатало к ребристой жестяной поверхности, на несколько секунд лишив сознания. Полуоглохший, потерявший пространственную ориентацию, с несколькими сломанными от удара ребрами, он, тем не менее, быстро обнаружил большой провал в стене и даже успел как-то отвлеченно подумать, что зря, однако, Стас долбил дыру, все прекрасно само образовалось. Согнувшись чуть не пополам и сильно раскачиваясь, Макс почти наугад двинулся вперед, ориентируясь на запомнившуюся ему низко висящую над горизонтом и почему-то кроваво-красную луну. Уже через несколько шагов его подхватили чьи-то руки, и знакомый голос чуть слышно прошептал на ухо:

– Вперед, командир, осталось два шага!

На самом деле, Стас громко кричал и тащил его, взвалив на себя, из последних сил. Больше Лифанов ничего не запомнил.

* * *

Севу, сидящего за рулем, защитила такая неприметная с виду деревянная развалюшка, оказавшаяся как раз на пути ударной взрывной волны. На самом деле, когда-то это была небольшая мастерская-склад, сооруженная из железобетонных блоков. Потом, вероятно, решили, что можно использовать ее в качестве помещения для отдыха экипажей и обслуживающего персонала, и обшили снаружи и изнутри досками, которые, со временем сильно обветшав, и придавали строению такой непрезентабельный вид.

Но железобетон оставался по-прежнему прочным. Он спас и жизнь Стаса, который, уже на пути к автомашине, присел за угол барака, чтобы удостовериться, что двое его друзей выбрались из жестяного ангара.

На заднем сиденье пикапа заворочался Лифанов, приходя в сознание. Опасных для жизни повреждений у него не было. Контузия средней тяжести да несколько сломанных или сильно помятых ребер. Постепенно возвращался слух. Все события до самого момента взрыва Макс запомнил очень отчетливо. Вот только не к месту услужливая память постоянно рисовала перед глазами сосредоточенное и напряженное лицо Константина, его последний жест рукой. Лифанов скрипел зубами и встряхивал головой. На время видение отступало, но потом появлялось снова и снова.

– Макс, тебе плохо?

– Костика нет. Понимаешь – нет! – Голос Лифанова был неестественно громок, а некоторые слова он выговаривал с трудом, повторял дважды. – Я успел выпрыгнуть, а он остался. Сам остался, понимаешь?! Все понимал. И подарил нам несколько секунд. Он жизни нам подарил!

– Не заводись! – непривычно жестко окрикнул Стас. – Вот и будем жить. За себя, за него, за всех наших.

– А его-то нет! Нет. Я должен был остаться там...

– А здесь, сейчас, я что ли твою работу буду делать? – Тон Стаса продолжал оставаться строгим и непреклонным. – Мы выполнили задание. На все сто. Но это для начальства и отчета. А для нас, сам знаешь, задание оканчивается, когда мы дома. Большинство провалов происходит как раз «на выходе». Вот и не раскисай, очухивайся побыстрей и принимайся за свою работу.

– Может, ему укол какой сделать? – поинтересовался Сева. – Аптечка-то есть.

– Я знаю, какой укол ему нужен. – С этими словами Стас откуда-то из-под сиденья выудил небольшую металлическую фляжку. – Хлебни! И за Костика тоже.

Макс беспрекословно отхлебнул большой глоток из фляжки, тут же закашлялся, покраснел и просипел:

– Зря, что ли, учил вас, идиотов: одно из двух – надо или разводить, или предупреждать!

– Ну, извини! Но вот таким ты мне уже больше нравишься.

– Психолог хренов! А ты, что лыбишься за рулем, сын... – Лифанов оборвал себя на полуслове. – Так, никакой ты не сынок. Ты – боец! А если кто впредь назовет тебя так...

– ...пристрелю сам к чертовой матери. – Раздался спереди дружный дуэт.

* * *

Мышеловка сработала! Хвала Всевышнему!

А то ведь Смит начал уже подумывать, что имеет дело с гениями или идиотами. Первых он не признавал, вторых ненавидел. Но русские оказались вполне нормальными людьми со всеми слабостями этой нации. Просчитать их действия для него не составило особого труда. Правда, эти проявили потрясающую выдержку: их ход был сделан в последнюю секунду. Но, каким бы хорошо подготовленным и сильным он ни оказался, предвидение действий противника давало мистеру Смиту неоспоримое преимущество.

Русские никогда не отступали и очень редко сворачивали, а оказавшись в условиях жесткого противодействия, всегда бились до конца, не идя ни на какие компромиссы и не сдаваясь. Окажись они на любом другом из десятков иранских аэродромов, взятых под плотный контроль спецслужбами, результат был бы таким же. Недаром Смит потратил столько времени, инструктируя командиров всех спецгрупп, запретив под страхом смерти хоть на йоту изменять разработанный им лично план.

Теперь он торжествовал. Блестящий ход с двумя самолетами-подставами! Очень индивидуальная задумка. Это не сработало бы, например, с англичанами или, уж тем более, с израильтянами. Но каково знание психологии русских!

– Опишите еще раз, полковник, заключительную стадию операции со всеми подробностями. – Смит предельно внимательно выслушивал по телефону доклад командира объединенного спецподразделения на небольшом аэродроме «Накфиль» в Ширазе. – Почему противник не отступил, встретив такое организованное противодействие явно превосходящих сил? Сколько человек было под вашим командованием?

– Свыше двух сотен, сэр! Но эта группа – настоящие профи. Они великолепно маскировались, использовали самое современное оружие, вплоть до «Стингеров» и неизвестных нам гранат...

– Сколько же их было?

– По разным докладам от 14 до 30 человек.

«Как все верно: темнота удваивает число врагов. Значит, уже 8. А страх удваивает и это количество, вот и 16. Ну а те, кто докладывает о 30-и – это еще и желающие выслужиться тупые карьеристы. А из «Стингеров» бравые подчиненные полковника друг друга поливали, наверное».

– Каковы наши потери?

– В строю 27 человек, включая меня. – Гордость в голосе полковника явно указывала, что успех операции он совершенно искренне соотносит с величиной потерь. Причем в прямой зависимости.

«Ну, что ж, без таких людей любая армия не существовала бы. Надо его наградить максимально показательно и повысить в должности»

– Как сработал самолет-ловушка?

– Великолепно, сэр. По вашему приказу мы заминировали весь его корпус, уделив особое внимание брюху. Кроме того, вокруг были расставлены бочки с горючим и ящики со старым боезапасом, подлежащим уничтожению. Мои люди огнем загнали врагов в ангар, больше деваться им просто некуда было. И тогда террористы решили воспользоваться этим самолетом, ха-ха! Как вы приказывали, мы дождались момента, чтобы все они забрались внутрь, и тут же, не мешкая ни секунды, подорвали заряды. Ну и фейерверк получился, доложу я вам! Весь ангар – к шайтану! От самого аэродрома мало что осталось.

«Ты-то небось его наблюдал из очень отдаленного и максимально безопасного места. А полсотни твоих бойцов – тоже к шайтану вместе с ангаром. Но так и должно было происходить. Малейшее промедление позволило бы русским выскочить. Молодец, полковник, никаких колебаний. Служака до мозга костей. Надо тебя и в звании повысить».

– Место взрыва обследовали?

– Так точно, как вы приказывали, сэр! Еще и сейчас продолжают сортировку останков, хотя...

Почувствовав заминку собеседника, Смит резко спросил:

– Что «хотя», полковник?

– Видите ли, сэр, взрыв был настолько силен, что...

«Ну, чего же ты мнешься? А-а-а, кажется понимаю: то, что ты сейчас скажешь, можно проверить в лаборатории, а это тебя никак не устраивает. Куда же тогда испарятся 30 террористов? Ладно, успокою».

– Я понимаю вас, полковник. В эпицентре взрыва температура достигла таких величин, что многие тела, а уж тем более одежда и всякие аксессуары, просто испарились. Даже оружие могло расплавиться и не подлежит никакой идентификации. Однако кое-что должно было сохраниться, хотя бы фрагментарно. Так вот, меня только интересует, фрагменты скольких тел мы могли бы представить в нашу лабораторию для окончательного анализа? Думаю, много не потребуется.

«Вот теперь ты не станешь врать и сообщишь мне как раз то, что требуется».

Действительно, полковник сразу воспрянул духом и бодро доложил:

– В таком случае, учитывая, сохранность останков и возможность дублирования отдельных частей тела и органов... думаю, что хоть сейчас готов представить фрагменты четырех тел, сэр!

– Отлично, полковник. Вы прекрасно справились с поставленной задачей. Продолжайте «раскопки». С вами свяжутся мои люди. Можете быть уверены, что в ближайшем приказе министра ваше имя будет упомянуто в самой верхней строке. – Смит положил трубку.

Всё! Устранено даже такое гипотетическое препятствие на пути «Возмездия». И сам мистер Смит посчитался со своими обидчиками. Хотя последнее и мелковато для такой грандиозной фигуры, как Аль-Амир, но все равно чертовски приятно.

Он побеждает всегда и во всем.

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Глава 19

Банка представляла собой небольшую каменную гряду, начинавшуюся у самого берега и полого опускающуюся в глубины Индийского Океана. Она не была сплошной, а изобиловала седловинами, глубокими разрывами и откосами. Такое невозможно было запечатлеть ни на одной карте. А поскольку лодка не имела никакого запаса хода и плавучести, чтобы, продвигаясь вдоль гряды, выбирать подходящее место для посадки, оставалось надеяться на везение и счастливый случай. На лобовую атаку у них была только одна попытка.

– Капитан, – раздался голос акустика, – нас засекли радары. Только я не могу определить, кто это и откуда.

– Да и... с ними! Мы сейчас сами так обнажимся перед всем светом, что хоть в порнозвезды записывайся.

Редин чуть повернул голову в сторону:

– Рулевой! Все, что можно – на всплытие! Полный вперед! Продуваю ЦГБ[4].

Медлить и колебаться было уже нельзя: последние минуты корма тяжелела на глазах, тоннами принимая внутрь забортную воду. Связи с Рахимовым не было, из динамика вперемежку со скрежетом и треском доносились какие-то странные звуки.

– Серж, – Талеев ткнул пальцем в динамик, – а ведь там поют.

Теперь и Редин разобрался в странных звуках. На незнакомом гортанном языке три или четыре человека явно исполняли какой-то гимн. Сергей попытался еще раз вызвать Рахимова, но безрезультатно.

Лодка тем временем приближалась к поверхности и продолжала «взбираться» на мелководное плато. Ее крен и дифферент были абсолютно немыслимыми в обычных условиях. Из-за этого уже не функционировали большинство систем и механизмов. Воздуха на спрямление не осталось.

Последние метры были преодолены просто по инерции. Наконец над поверхностью воды ненадолго показался весь нос субмарины, включая обтекаемую рубку, и тут же попытался снова нырнуть в глубину. Но скрылся лишь до половины, зацепившись передними рулями за какой-то скалистый уступ.

В это время уже окончательно затопленная корма, ломая винты, все-таки умудрилась взгромоздиться на одну из седловин и, смяв кормовое оперение, утвердилась там, грузно и монументально, придав всей лодке просто-таки неприличное положение с дифферентом на корму градусов сорок и креном на правый борт. Над поверхностью воды оказалась верхняя часть округлого носа и примерно треть обтекаемой рубки. Вода плескалась чуть ниже, как раз в районе рубочного люка.

Это был тот самый счастливый случай.

* * *

Первым наверх начал подниматься Редин. Вытащив из-под кремальеры металлическую распорку, он прихваченной снизу кувалдой сумел открутить поворотный механизм. Сверху потекла соленая вода. С большим трудом Сергею удалось наполовину откинуть крышку и самому продраться наружу.

Скопившаяся вода протекла вниз, и стало понятно, что мешало открыться люку до конца: это было тело командира Малика, мертвой хваткой окостеневших пальцев вцепившегося снаружи в поворотный механизм. Кое-как отодвинув труп в сторону, Сергей полностью откинул люк и крикнул вниз:

– Всем оставаться на своих местах! Наверх подняться одному журналисту!

Только потом он посмотрел на наручные часы. С момента восхода солнца прошло почти 50 минут. Вместе с Талеевым они выбрались на самую верхнюю часть рубки к капитанскому мостику, откуда можно было увидеть все окружающее их пространство.

* * *

Транспортный двухлопастной вертолет приближался к ним на небольшой высоте со стороны солнечного восхода. Редин глянул на журналиста:

– Это ты такси заказывал?

Внимательно вглядываясь в приближающуюся машину, Гера отрицательно покачал головой:

– Надписи видишь?

Вертолет слегка развернулся в воздухе, и стало хорошо заметно большие буквы на борту.

– Фью-ю, родные американские ВМС!

Прямо в середине надписи распахнулась широкая дверь, и вниз свалился веревочный трап, достающий почти до воды. В проеме показалась фигура в черном комбинезоне и сделала приглашающий жест рукой.

– На этом поедем или подождем следующий? А то можно и пешком, тут недалеко.

Талеев продолжал также внимательно смотреть вверх:

– Ты лучше поторопи очередь внизу. Пусть продвигаются с вещами на выход, – и он демонстративно постучал пальцем по циферблату наручных часов. Сергей склонился над люком.

Вертолет опустился еще ниже. В проеме двери появился второй человек и сел рядом с первым, свесив вниз ноги. Они о чем-то оживленно переговаривались и показывали вниз пальцами. Не узнать обоих было невозможно. Но не орать же от радости на всю акваторию! Гера взялся рукой за веревочную ступеньку и обернулся к Редину:

– Я наверх. Надо кое о чем наших спасителей предупредить. Быстрее эвакуируйтесь!

Он ловко полез по трапу.

В распахнутую дверь вертолета его втаскивали сразу с двух сторон. За правое плечо очень мощная, но аккуратная хватка широкой мужской ладони, а за левое – надежная поддержка гибкой и сильной женской руки...

– Ну-ну, вам дай волю, вы меня еще и за ноги подхватите!

– Командир! – Вадим похлопывал Талеева по плечу, а девушка просто уткнулась лицом в грубую ткань его морской робы. Рассыпавшиеся в этот момент волосы надежно скрыли от всех ее глаза.

– Ох, ребятки, как же я рад видеть вас! И солнце… А то болтались, понимаешь, по морям и океанам, как этот... Гвидон в бочке. Бр-р! Нет, ни за что не получится из меня подводника. А где наши остальные боевые товарищи?

Ответил Вадим, не особо вдаваясь пока в детали:

– Севка сейчас на пути в Москву. Наверно, даже раньше нас там окажется. А вот Анатолий в большие люди выбился: сейчас заседает в самом главном конференц-зале на «Ройял Стар» вместе с какими-то конгрессменами и многозвездными генералами.

– Господи, помилуй! Как же вы дошли без меня до жизни такой?

– А ты думаешь, что только журналисты могут по разным иностранным симпозиумам разъезжать или на подлодках, словно Кусто, кувыркаться? Мы все теперь участники супер-пупер-секретных учений – разумеется, совместных с НАТО – по противодействию терроризму в Мировом Океане! А Толик – наш главный представитель в Координационном штабе учений.

«Вот это уже даже для нашего случая круто! Готов биться об заклад, что знаю имя единственного человека в нашей стране, способного действовать на таком уровне, – Талеев даже чуть не присвистнул вслух, – и еще имя второго, который смог его на это спровоцировать!»

Гера внимательно оглядел вместительный салон вертолета и заметил несколько человек в форме американских ВМС, явно готовящихся к экспедиции на затопленную субмарину.

– Нет, нет, господа. Со всеми работами на борту подводной лодки придется подождать. – Английский Талеева был безупречен. – Сначала доставьте спасенных в безопасное место.

Вперед шагнул высокий светловолосый американец, тон его был решительным:

– Я командир спасательной группы, и у меня на этот счет совсем другие инструкции.

– Вы опытный моряк, командир, и знаете, что по международным морским законам не имеете права ступить на борт чужого корабля без разрешения его капитана. Это суверенная территория другого государства. – Гера не очень задумывался над точностью формулировок и юридической грамотностью своих обоснований. Гораздо важнее сейчас было любым способом выиграть время, не раскрывая американцам никаких подробностей происходящего. – Я вижу, что подъем по трапу уже начал командир лодки, а он, как известно, последним покидает борт судна.

Действительно, цепочка людей по спасательному трапу уже начала втягиваться в вертолет. Наконец в салон помогли взобраться последнему человеку, Редину. Придержав его за руку, Талеев продолжал говорить:

– Вот видите, это русский командир субмарины. Думаю, что любые действия в отношении потерпевшего аварию иностранного судна могут быть предприняты только после согласования их с капитаном. – Гера обратился за подтверждением к Редину, и тот солидно кивнул. – Ему придется связаться со своим руководством в России, а обеспечить такую связь возможно лишь с борта вашего авианосца. Кроме того, некоторым из спасенных моряков требуется незамедлительная и квалифицированная медицинская помощь. Так что, командир, чем быстрее мы начнем движение на «Ройял Стар», тем легче в дальнейшем будут разрешены десятки мелких, но неизбежных формальностей межгосударственного урегулирования.

Талеев знал, на что надавить: какому моряку охота заморачиваться соблюдением всяких протоколов, конвенций, международных соглашений и пактов. Пусть юридические каверзы утрясают те, кому это положено! А дело спасателей в первую очередь – это спасать. Русский капитан, безусловно, прав.

Кинув последний взгляд на поднимающийся над поверхностью океана дым из чрева полузатопленной субмарины, командир спасателей спросил уже просто для очистки совести, указывая на разместившихся прямо на железном настиле измученных людей:

– Это все живые?

Гера переглянулся с Сергеем, и оба уверенно кивнули.

Американец скрылся в кабине пилотов. Его бойцы втянули наверх веревочный трап, и вертолет, заложив крутой вираж, лег на обратный курс.

* * *

У открытых дверей, пристегнувшись страховочными поясами, плечом к плечу стояли Редин и Талеев. Оба неотрывно смотрели на торчащую из воды ходовую рубку. Из-за спины журналиста раздался негромкий голос Гюльчатай:

– Командир, там много людей осталось?

Повисла пауза, а потом ответил Сергей:

– Там один Человек остался.

* * *

Небольшая зализанная рубка подводной лодки быстро скрывалась из вида. Вот она превратилась в еле заметную на фоне бескрайнего океана точку. И вдруг вокруг нее образовался четкий замкнутый контур, внутри которого уровень воды поднялся почти на метр, а в центре вверх взметнулся столб дыма.

Из столба вырывались длинные языки пламени, но образовавшаяся сверху объемистая дымовая шапка продолжала оставаться поразительно белой, пока, оседая вниз и растекаясь над поверхностью воды, не дала выхода бушующему внутри нее огненному смерчу.

На высоту многих десятков метров полетели обломки лодочного корпуса и фрагменты внутрикорабельных конструкций. Повалил густой черный дым, полностью скрывший от глаз наблюдателей подробности последнего акта разыгравшейся трагедии.

С вертолета за происходящим наблюдали в полном молчании. Только Редин незаметно взглянул на свои часы, а Талеев уловил этот взгляд и понимающе кивнул.

Прошел ровно час после восхода солнца.

Эпилог

Женщина смотрела в небо. Туда, где над снежными вершинами высоких гор только-только появлялись первые лучи восходящего солнца. Ей почему-то казалось, что вот так же должно выглядеть море, которого она никогда в жизни не видела. Но о нем ей столько рассказывал ее сын!

Ее мальчик. Ее любимый Шамиль. Она всегда знала, что он жив. Не верила ничьим словам. Не спорила, не кричала, не плакала. Она продолжала жить и ждать. Время проходило мимо неё. Просто день сменял ночь, а зима – лето. Никто не видел новых седых прядей в ее всегда аккуратно убранных под темный платок волосах.

Сейчас на ее губах блуждала спокойная улыбка, а из глубоких темных глаз совершенно исчезли казалось бы навсегда поселившиеся там выражение покорной тоски и опасливой настороженности. Это было так необычно для ее рано постаревшего, изрезанного глубокими морщинами лица. Ничего, она привыкнет. Так теперь будет всегда.

Ее сын был жив!

* * *

Вчера в их маленькую горную деревушку, затерявшуюся где-то у границы с Афганистаном, прилетел большой вертолет. В нем были такие важные люди, что сам глава их района, в который входили больше двух десятков сел, деревень и даже город Пяндж, боялся сказать слово! И все эти важные люди искали ее. Она уже давно ничего не боялась: это чувство просто умерло в ее душе вместе с другими, столь же ненужными, – но тут неприятный холодок настоящего страха пополз где-то между лопаток. Нет, вовсе не за себя, а за своих детей. За них она была готова биться даже с этим огромным военным вертолетом.

Только воевать ни с кем не пришлось. Два больших человека, оба русские: самый знаменитый журналист из Москвы и высокий мужчина с седыми волосами и строгим лицом, несильно опирающийся на тонкую трость, очень вежливо поздоровались с ней. Потом, приказав своей свите заняться разгрузкой вертолета и важными делами в деревне, прошли в ее убогую хижину и не побрезговали сесть за один стол с простой бедной женщиной.

Дальнейшие подробности разговора она плохо запомнила. Ей показывали какие-то бумаги, документы, она что-то подписывала... Но главное, главное она поняла сразу: ее сын жив! Это он попросил таких важных людей приехать к ней. Потому что сам никак не мог этого сделать: он теперь снова служит в русской армии. Он плавает на подводных лодках по всему свету и скоро будет офицером!

А еще... Ох!.. Шамиль прислал ей деньги. Много денег. Столько она не видела никогда. Тысячу долларов! Всей семье этого хватит на полтора-два года. А русские сказали, что деньги будут приходить всегда. Сын много получает. И она, его мать, никогда больше не будет работать на других людей. Она сможет заплатить за учебу обоих сыновей, выдать замуж дочек и построить новый дом, какого нет ни у кого в деревне. А еще он пришлет ей кучу всяких дорогих лекарств, чтобы мама перестала задыхаться, и у нее не болели по ночам ноги. А в самом Пяндже, в банке, уже открыт личный счет на ее имя. В этом она мало разбиралась, но ей объяснили, что каждый месяц будет на вертолете прилетать посланец из этого банка и выполнять все, что ей потребуется, что она скажет. Сам глава их района всегда будет справляться о ее здоровье.

Вот только повидаться с сыном в скором времени никак не удастся: очень важная у него служба, и пока хоть где-то в мире неспокойно, он обязательно будет там на своей подводной лодке. Потому что он сильный и справедливый. Потому что любит свою мать. Потому что так велит ему священный долг и настоящая мужская честь.

Женщина смотрела в небо и видела в нем море: бескрайнее, доброе, спокойное и ласковое.

Море ее сына.