Зхер-Мзох Леопольд

Венер в мехх

Зхер Мзох

Венер в мехх

"И покрл его Господь и отдл его в руки женщины." Кн. Юдифь, 16, гл. 7.

Я нходился в приятном обществе.

Нпротив меня, у мссивного кмин в стиле Возрождения сидел Венер но не ккя-то тм дм полусвет, под этим именем ведущя войну против врждебного пол, подобно ккой-нибудь мдемузель Клеоптре, подлиння богиня любви.

Он сидел в кресле, рзожженный ею огонь потрескивл перед ней, и отблеск его крсными языкми лизл ее бледное лицо с белыми глзми и, время от времени, ее ноги, когд он стрлсь их согреть.

Ее голов был чудесн, несмотря н мертвые кменные глз, но только это я в ней и видел. Величествення богиня укутл свое мрморное тело в широкие мех и, дрож, свернулсь в клубок, словно кошк.

- Я не понимю, милостивя госудрыня, - воскликнул я, - ведь н смом деле уже не холодно, вот уже две недели кк у нс стоит восхитительня весн. У вс, очевидно, нервы...

- Блгодрю покорно з вшу весну, - скзл он глубоким кменным голосом и тотчс вслед з этим божественно чихнул, и тут же еще рз: двжды. - Я в смом деле не могу этого вынести, и я нчиню понимть...

- Что, увжемя?

- Я нчиню верить в невероятное, постигть непостижимое. Мне срзу стновится понятной и гермнскя женскя добродетель, и немецкя философия, и я ткже больше не удивляюсь тому, что вы н Севере не можете любить, и дже отдленного предствления не имеете о том, что ткое любовь.

- Позвольте, судрыня, - возрзил я, вспылив, - я положительно не дл вм никкого повод...

- Ну, вы... - божествення чихнул в третий рз и с неподржемой грцией пожл плечми. - Зто и я был к вм всегд блгосклонн и дже посещю вс время от времени, хотя всякий рз, несмотря н все мои мех, быстро простужюсь. Вы еще помните, кк мы встретились в первый рз?

- Кк я могу это збыть, - скзл я, - у вс были тогд кштновые локоны, и крие глз, и яркие крсные губы, но я все же тотчс же узнл вс по овлу вшего лиц и по этой мрморной бледности... Вы всегд носили фиолетовую брхтную кофточку, отороченную беличьим мехом.

- Д, вы были совсем без ум от этого тулет, и кк вы были понятливы!

- Вы нучили меня понимть, что ткое любовь, вше рдостное богослужение зствило меня позбыть о двух тысячелетиях.

- А кк беспримерно верн я вм был!

- Ну, что ксется верности...

- Неблгодрный!

- Я вовсе не хочу упректь вс в чем-либо. Вы, првд, божествення женщин, но все-тки женщин, и в любви вы кк всякя женщин жестоки.

- Вы нзывете жестоким, - живо возрзил богиня, - то, что кк рз является стихией чувственности, рдостной любви, что является природой женщины, - отдвться, когд любит, и любить все, что нрвится.

- Рзве есть для любящего большя жестокость, чем неверность возлюбленной?

- Ах! - ответил он, - мы верны, пок мы любим, вы же требуете от женщины верности без любви, и чтобы он отдвлсь, не получя нслждения, - тк кто здесь жесток, женщин или мужчин? - Вы, н Севере, вообще принимете любовь слишком тяжеловесно, слишком всерьез. Вы говорите об обязнностях тм, где речь может идти только об удовольствии.

- Д, судрыня, зто у нс столь достойные увжения и добродетельные чувств и столь длительные связи.

- И несмотря ни н что - это никогд не зтихющя, вечно неутолимя тоск по нгому язычеству, - вствил мдм, - но т любовь, которя есть высшя рдость, смое божественное веселье, не годится для вс, нынешних, детей рефлексии. Кк только вы хотите быть естественными, вы стновитесь пошлыми. Природ кжется вм чем-то врждебным, вы сделли из нс, смеющихся богов Греции, демонов, из меня - дьяволицу. Меня вы можете лишь отлучть и проклинть, или убивть в вкхическом безумии смих себя перед моим лтрем кк жертвы. Если же и нходится среди вс один, который нбирется хрбрости поцеловть мои крсные губы, тк он тотчс же бежит босоногим, в покянном рубище, в Рим и ждет, чтобы высохший посох дл цвет, - тогд кк под моими ногми всякую минуту высккивют розы, филки и мирт: но вм не идет впрок их ромт. Оствйтесь же среди своего северного тумн, в дыму христинского фимим, оствьте нс, язычников, покоиться под грудми щебня и лвой, не откпывйте нс, не для вс были построены Помпеи, не для вс нши виллы, нши купльни, нши хрмы. Вм не нужно никких богов! Нм холодно в вшем мире! - Прекрсня мрморня дм кшлянул и еще плотнее нтянул темные собольи мех, облегвшие ее плечи.

- Блгодрствуйте з клссический урок, - ответил я, - но вы все же не можете отрицть, что мужчин и женщин в вшем веселом солнечном мире, кк и в ншем тумнном, по природе врги, что любовь н короткое время соединяет их в одно существо, облдющее единым помыслом, единым чувством, единой волей, чтобы зтем еще сильнее рзъединить их, и - д вы знете это лучше моего - тот, кто тогд не сумеет подчинить себе другого, лишь очень скоро почувствует н своей шее его ногу...

- А именно, кк првило, мужчин - ногу женщины, - воскликнул госпож Венер с высокомерной усмешкой, - что опять же вы знете лучше моего.

- Верно, и именно поэтому я не строю никких иллюзий.

- Это знчит, что вы теперь - мой рб без иллюзий, и я поэтому ткже буду обрщться с вми безо всякой жлости.

- Судрыня!

- Рзве вы меня еще не знете? Д, я жесток - рз уж вм это слово доствляет ткое удовольствие - и рзве я не имею прв быть ткой? Мужчин - вожделеющий, женщин - вожделення: вот и все, но решющее преимущество женщины: природ предл ей мужчину через его стрсть, и женщин, которя не умеет сделть из него своего подднного, своего рб, дже свою игрушку и зтем изменять ему, - ткя женщин неумн.

- Вши принципы, увжемя моя... - бросился я с негодовнием возржть.

- Покоятся н тысячелетнем опыте, - нсмешливо перебил меня мдм, в то время кк ее белые пльцы игрли в темном меху, - чем более уступчивой и прведной выкзывет себя женщин, тем скорее мужчин отрезвляется и стновится влстелином; и чем более он окжется жестокой и неверной, чем грубее он с ним будет обрщться, чем дерзостнее он будет им игрть, чем меньше жлости он будет выкзывть, тем больше будет он рзжигть слдострстие мужчины, тем больше будет он им любим и боготворим. Тк было во все времен, от Елены и Длилы до Ектерины Второй и Лолы Монтес.

- Не могу отрицть, - скзл я, - для мужчины нет ничего прельстительнее обрз прекрсной, слдострстной и жестокой деспотицы, весело, ндменно и ни с чем не считясь меняющей своих любимцев по первому своему кпризу...

- И облченной, к тому же, в мех! - воскликнул богиня.

- Кк это пришло вм в голову?

- Я ведь зню вши пристрстия.

- Знете, что, - зметил я, - с тех пор, кк мы с вми встречлись в последний рз, вы стли большой кокеткой.

- О чем это вы, позвольте спросить?

- О том, что для вшего белого тел нет и не может быть более великолепного фон, чем эти темные шкуры,* и что вм...

Богиня рссмеялсь.

- Вы грезите, - воскликнул он, - проснитесь! - И он схвтил меня з руку своей мрморной кистью.

- Д проснитесь же! - вновь прогремел ее голос низким грудным звуком. Я с усилием открыл глз.

Я увидел тормошившую меня руку, но эт рук окзлсь вдруг темной, кк бронз, голос окзлся сиплым, пьяным голосом моего денщик, стоявшего передо мной во весь свой почти что сженный рост.

- Вствйте же, - продолжл честный млый, - что это в смом деле, срм ккой!

- Что? Почему срм?

- Срм и есть - зснуть одетым, д еще з книгой! - Он снял нгр с оплывших свечей и поднял выскользнувший из моих рук том, - д еще з сочинением (он открыл обложку)... Гегеля, - и потом, смое время ехть к господину Северину, который нс к чю ждет.

- Стрнный сон, - проговорил Северин, когд я зкончил, облокотился рукми н колени, склонил лицо н свои тонкие руки с нежными жилкми и погрузился в рздумье.

Я знл, что он теперь долго тк просидит, не шевелясь, почти не дыш; тк это действительно и было, но меня его поведение не поржло, поскольку вот уже почти три год он был моим добрым другом, и я успел привыкнуть ко всем его стрнностям. А стрнным он был, этого отрицть нельзя было, хотя длеко и не тким опсным безумцем, з которого его принимли не только ближйшие соседи, но и вся Коломыйскя округ. Для меня же он был не только интересен, но и - из-з чего я ткже прослыл среди многих слегк свихнувшимся - в высшей степени симптичен.

Для глицийского дворянин и помещик, рвно кк и для своего возрст - ему было немного з тридцть, - он выкзывл порзительное трезвомыслие, известную серьезность и дже педнтизм. Жил он по тщтельно выполняемой системе, полупрктической, полуфилософской, словно по чсм, но не только: ткже и по термометру, брометру, эрометру, гидрометру, Гиппокрту, Хуфелнду**, Плтону, Кнту, Книгге*** и лорду Честерфильду; при этом, однко, временми его нстигли сильные припдки стрстности, когд он мог головой стену прошибить, и тогд всякий предпочитл не вствть н его пути и не попдться ему н глз.

Пок он сидел вот тк молч, в кмине пел огонь, пел почтенный смовр, и прдедовское кресло, в котором я, покчивясь, курил свою сигру, и сверчок в стрых стенх ткже пел, и взгляд мой блуждл по стрнной утври, скелетм животных, чучелм птиц, глобусм, гипсовым фигурм, которыми был згроможден его комнт, пок случйно не здержлся н кртине, которую я видел достточно чсто, но которя именно сегодня, в крсном свете кминного плмени, произвел н меня неописуемое впечтление.

То был небольшя кртин мслом, нписння в вырзительной, нсыщенной мнере бельгийской школы. То, что было н ней изобржено, кзлось достточно стрнным.

Прекрсня женщин - солнечня улыбк н тонком лице, собрнные в нтичный узел волосы, н которых, подобно легкому инею, лежл беля пудр, - покоилсь, опершись н левую руку, н оттомнке - темные мех нброшены н нгое тело; првя рук ее игрл хлыстом, ее бося ног небрежно опирлсь н мужчину, лежвшего перед ней, кк рб, кк пес, и этот мужчин, с резкими, но првильными чертми, н которых отржлсь зтення тоск и беззветня стрсть, который поднимл к ней мечттельный горящий взор мученик, - этот мужчин, служивший подножной скмейкой для ног крсвицы, был Северином, только без бороды, - по-видимому, лет н десять моложе, чем теперь.

- Венер в мехх! - воскликнул я, укзывя н кртину. - Ткой я и увидел ее во сне.

- Я тоже, - отозвлся Северин, - только свой сон я видел с открытыми глзми.

- Кк тк?

- Ах, это ткя дурцкя история...

- Твоя кртин, очевидно, и послужил поводом для моего сн, продолжл я, - однко, скжи мне, нконец, в чем тут дело, ведь он сыгрл ккую-то роль в твоей жизни, - нверное, очень решительную, можно себе предствить, но я ндеюсь услышть от тебя подробности...

- Взгляни-к н вот это ее подобие, - ответил мой стрнный друг, не отзывясь н мой вопрос.

Другя кртин предствлял собой изумительную копию "Венеры с зерклом" из Дрезденской глереи.

- Ну, и что же ты хочешь этим скзть? Северин встл и укзл н мех, в которые Тицин облчил свою богиню любви.

- Здесь тоже "Венер в мехх", - скзл он с легкой улыбкой. - Не думю, чтобы стрик венецинец приплел сюд ккой-то умысел. Он просто нписл портрет некоей знтной Месслины и был нстолько учтив, что зствил держть перед ней зеркло, в котором он с холодным достоинством исследует свои величественные прелести, Амур, которому эт рбот, кжется, не очень-то по душе.

Эт кртин - сплошня лесть в крскх. Впоследствии ккой-то "знток" эпохи рококо окрестил эту дму Венерой, мех деспотицы, в которые прекрсня нтурщиц Тицин зкутлсь скорее из стрх перед нсморком, нежели из целомудрия, превртились в символ тирнии и жестокости, тящихся в женщине и ее крсоте.

Но довольно, в своем нынешнем виде кртин эт предстет перед нми кк смя что ни н есть едкя стир н ншу любовь. Венер, которя н бстрктном Севере, в ледяном христинском тумне должн кутться в просторные, тяжелые мех, чтобы не простудиться...

Северин зсмеялся и зжег новую сигрету. В этот смый миг рспхнулсь дверь, и в комнту вошл крсивя полня блондинк с умными приветливыми глзми, одетя в широкое шелковое плтье, неся нм к чю холодное мясо и яйц. Северин взял одно из них и рсколол его ножом.

- Не говорил я тебе рзве, что они должны были быть всмятку? - вскричл он с порывистостью, зствившей молодую женщину здрожть.

- Но, Севчу, милый! - испугнно пробормотл он.

- Что - "Севчу"?! - зорл он, - слушться ты должн, слушться понимешь? - И он сорвл с гвоздя плетку, висевшую рядом с его оружием. Стремительно и перепугнно, словно зтрвлення косуля, хорошенькя женщин бросилсь прочь из комнты.

- Погоди же, ты мне еще попдешься! - прокричл он ей вслед.

- Северин, Северин! - скзл я, клдя свою лдонь н его руку, - кк ты можешь тк обрщться с этой хорошенькой млышкой!

- Д ты только взгляни н эту женщину! - ответил он, шутливо, с юмором мне подмигивя. - Если бы я ей льстил, он нбросил бы мне н шею петлю, тк - это потому, что я ее плетью воспитывю, - он н меня молится.

- Иди ты!

- См иди, тк и нужно дрессировть женщин.

- Д, по мне, живи себе кк пш в своем греме, только не нужно предъявлять мне никких теориг .

- Почему бы и нет? - с живостью воскликнул он. - Ни к чему иному гетевское "Ты должен быть либо молотом, либо нковльней" не подходит тк превосходно, кк к отношениям мужчины и женщины, с этим, между прочим, соглсилсь и госпож Венер из твоего сн. В стрсти мужчины зключен влсть женщины, и он умеет ее применить, если мужчин окжется недостточно осмотрительным. Перед ним только один выбор: быть или тирном, или же рбом женщины. Стоит ему хоть немного поддться, - и голов его тотчс окзывется под ярмом, см он вскоре почувствует н себе хлыст.

- Ккие стрнные мксимы!

- Никкие не мксимы, опыт, - возрзил он, кивнув головой. - Меня н смом деле хлестли, я излечился, хочешь прочесть - кк?

Он поднялся и достл из своего мссивного письменного стол небольшую рукопись, которую положил передо мной н стол.

- Ты прежде спросил меня о той кртине. Я уже двно в долгу перед тобой с этим объяснением. Вот - читй!

Северин сел у кмин, повернувшись ко мне спиной, и, кзлось, грезил с открытыми глзми. Вновь стло тихо, и вновь пел огонь в кмине, и смовр, и сверчок в стрых стенх, и я рскрыл рукопись и прочел:

Исповедь Сверхчувственного****; н полях рукописи крсовлись в кчестве эпигрф известные стихи из "Фуст", слегк измененные:

Ты, чувственный, сверхчувственный осел,

Тебя дурчит женщин!.

Мефистофель.

Я перевернул зглвный лист и прочел: "Нижеследующее я восстновил по своему тогдшнему дневнику, поскольку никто не может предствить свое прошлое непредвзято, - тк все сохрняет свои свежие крски, крски нстоящего".

Гоголь, этот русский Мольер, говорит - где именно? - д где-то, - что истинный юмор - это тот, в котором сквозь "видимый миру смех" струятся "незримые миру слезы".

Дивное изречение!

И вот ккое-то очень стрнное нстроение охвтывет меня, пок я это зписывю. Воздух кжется мне нпоенным волнующими ромтми цветов, которые одурмнивют меня и вызывют головную боль. Дым от кмин вьется струйкми, которые сгущются в рзные фигурки - в мленьких седобородых кобольдов, нсмешливо укзывющих н меня пльцми; н подлокотникх моего кресл и н моих коленях скчут верхом толстощекие муры, и я невольно улыбюсь, дже громко смеюсь, зписывя свои приключения; и все же, пишу я не обыкновенными чернилми, крсной кровью, которя сочится из моего сердц, потому что все его зрубцеввшиеся рны вновь теперь вскрылись, и оно сжимется и болит, и то тут, то тм н бумгу пдет слез.

Лениво тянутся дни в мленьком крптском курорте. Никого не видишь, никто тебя не видит. Скучно до того, что хоть сдись идиллии сочинять. У меня здесь столько досуг, что я мог бы выствить целую глерею кртин, мог бы снбдить тетр новыми пьесми н целый сезон, для целой дюжины виртуозов нписть концерты, трио и дуэты, но - о чем это я только говорю! - в конце концов, я успевю только нтянуть холст, рзглдить листы бумги, рзлиновть нотные тетрди, потому что я - х! только без ложного стыд, друг Северин! Лги другим, но уж себя смого обмнуть тебе не удстся. Итк я не что иное, кк дилетнт: дилетнт и в живописи, и в поэзии, и в музыке, и еще в кое-кких из тех тк нзывемых бесхлебных искусств, которые в нши дни обеспечивют своим жрецм доходы министр и дже влдетельного князьк; но прежде всего я - дилетнт в жизни.

Жил я до сих пор тк же, кк писл кртины и книги, то есть никогд не уходил дльше грунтовки, плнировки, первого кт, первой строфы. Бывют вот ткие люди, которые вечно только нчинют и никогд не доводят до конц, и я - один из тких людей.

Но что же это я болтю?

К делу.

Я высовывюсь из окн и нхожу, в сущности, бесконечно поэтичным то гнездо, в котором я предюсь отчянию. Что з вид н высокую голубую стену гор, овеянную золотистым ромтом солнц, через которую извивются, словно серебряные ленты, стремительные кскды ручьев; ккое ясное и синее небо, в которое упирются покрытые снегом вершины; кк зелены и свежи лесистые склоны, луг с псущимися н них стдми, вплоть до желтых волн зреющих нив, среди которых мелькют фигуры жнецов, то исчезя, нгнувшись, то снов выныривя.

Дом, в котором я живу, рсположен среди своеобрзного прк, или лес, или лесной чщи - это можно нзвть, кк угодно, - и стоит он очень уединенно.

Никто в нем не живет, кроме меня, ккой-то вдовы из Львов, домовлделицы Тртковской, мленькой стренькой женщины, которя с кждым днем стновится все меньше ростом и все стрее, строго пс, хромющего н одну ногу, и молодой кошки, вечно игрющей одним и тем же клубком ниток; клубок ниток приндлежит, я полгю, прекрсной вдове.

А он, кжется, действительно крсив, эт вдов, и еще очень молод, ей смое большее двдцть четыре, и очень богт. Он живет н верхнем этже, я н первом, вровень с землей. Зеленые жлюзи н ее окнх всегд опущены, у нее есть блкон, весь зросший зелеными вьющимися рстениями. У меня зто есть внизу миля, уютня беседк, увитя жимолостью, в которой я читю и пишу, рисую и пою, - кк птиц в ветвях. Из беседки я могу видеть блкон. Иногд я действительно бросю взгляд нверх, и тогд время от времени сквозь густую зеленую сеть мелькет белое плтье.

В сущности, меня очень мло интересует крсивя женщин тм, нверху, потому что я влюблен в другую, и ндо скзть, влюблен до последней степени безндежно - горздо более безндежно, чем рыцрь Тогген-бург и Шевлье в Мнон Леско, - потому что моя возлюблення... из кмня.

В сду, в мленькой чще есть одн восхитительня лужйк, н которой мирно псутся две-три ручные косули. Н этой лужйке стоит кмення сттуя Венеры - копия с оригинл, нходящегося, кжется, во Флоренции. Эт Венер - смя крсивя женщин, которую я когд-либо видел в своей жизни.

Првд, это не тк уж много знчит, потому что крсивых женщин, д и вообще женщин, я видел мло; я и в любви дилетнт, никогд не уходивший дльше грунтовки, первого кт.

Но к чему тут превосходные степени - кк будто то, что прекрсно, может быть превзойдено?

Довольно того, что эт Венер прекрсн и что я люблю ее - тк стрстно, тк болезненно искренне, тк безумно, кк можно любить только женщину, неизменно отвечющую н любовь вечно одинковой, вечно спокойной кменной улыбкой. Д, я буквльно молюсь н нее.

Чсто, когд солнце опляет своим жром деревья, я лежу под сенью молодого бук и читю; чсто я посещю мою холодную, жестокую возлюбленную и по ночм - тогд я стновлюсь перед ней н колени, прижимюсь лицом к холодным кмням, н которых покоятся ее ноги, и безумно молюсь ей.

Это просто неописуемо - когд зтем восходит лун - теперь он кк рз прибвляется - и плывет среди деревьев, и лужйк предстет в серебряном сиянии, богиня стоит, словно просветлення, и кк будто купется в ее мягком свете.

Однжды, возврщясь с ткой молитвы, я вдруг зметил в одной из ллей, ведущих к дому, женскую фигуру, отделенную от меня только зеленой глереей, белую, кк кмень, злитую лунным светом. Н мгновение меня охвтило ткое чувство, будто моя прекрсня мрморня женщин сжлилсь ндо мной, ожил и пошл з мной, - но меня охвтил невырзимый ужс, сердце грозило рзорвться, и вместо того, чтобы...

Ну, д ведь я дилетнт. Кк всегд, я зстрял н втором стихе - нет, не зстрял, нпротив: я побежл тк быстро, кк это только было в моих силх.

Вот случйность! Еврей, торговец фотогрфиями, подбрсывет мне снимок моего идел! Это небольшой листок - "Венер с зерклом" Тицин - что з женщин! Я нпишу стихотворение. Нет! Я возьму этот листок и подпишу под ним: "Венер в мехх".

Ты мерзнешь - ты, см зжигющя плмя! Зкутйся же в свои деспотовы мех - кому они и приличествуют, если не тебе, жестокя богиня крсоты и любви!..

А через некоторое время я прибвил к подписи несколько стихов Гете, которые я недвно ншел в его "Прлипомене" к "Фусту".

Амуру!

Подложн пр крыльев

И стрелы - это когти,

Вне всякого сомненья,

Кк и все боги Греции,

Переодетый дьявол он.

Зтем я поствил снимок перед собой н столе, подперев его книгой, и принялся его рссмтривть.

Холодное кокетство прекрсной женщины, с которым он дрпирует свою крсоту темными собольими мехми, суровость, жестокость, зпечтленные в чертх мрморного лик, восхищют меня и в то же время внушют мне ужс.

Я снов берусь з перо, и вот что теперь здесь нписно:

"Любить, быть любимым - ккое счстье! И все же, кк бледнеет его сияние перед полным мукой блженством - боготворить женщину, которя делет нс своей игрушкой, быть рбом прекрсной тирнки, безжлостно попирющей нс ногми. Дже Смсон, этот герой, этот великн, отдлся еще рз в руки Длилы, изменившей ему, и он еще рз предл его, и филистимляне связли его прямо перед ней и выкололи ему глз, которые он до последнего мгновения, опьяненный яростью и любовью, не спускл с прекрсной изменницы".

Я звтркл в своей увитой жимолостью беседке и читл книгу Юдифи и звидовл свирепому язычнику Олоферну из-з црственной женщины, которя отсекл ему голову, и из-з его кровво-прекрсной кончины.

"И покрл его Господь, и отдл его в руки женщины".

Эт фрз порзил меня.

Кк нелюбезны эти евреи, думл я. Д и см Бог их - он мог бы выбирть и более приличные выржения, говоря о прекрсном поле!

"И покрл его Господь и отдл в руки женщины", повторял я про себя. Ну и что бы мне ткого нтворить, чтобы он и меня покрл?

Ах, рди Бог! Опять идет нш домохозяйк, з ночь он опять сморщилсь и стл немного меньше. А тм нверху, меж зеленых усиков и цепочек, опять что-то белеет. Венер это или вдов?

Н этот рз вдов, потому что мдм Тртковскя, приседя, просит у меня от ее имени книг для чтения. Я бегу к себе в комнту и поспешно хвтю со стол пру томов.

Слишком поздно я вспоминю, что в одном из них лежит мой снимок с Венерой. И теперь он у этой белой женщины тм нверху, вместе с моими излияниями.

Что-то он обо мне скжет?

Я слышу, он смеется.

Не ндо мной ли?

Полнолуние! Вот уже лун вышл из-з верхушек невысоких елей, окймляющих прк, и серебристый ромт рзлился нд террсой, нд купми деревьев, злил всю местность, нсколько хвтет глз, и мягко рсплывется вдли, словно трепещущие воды.

Я не в силх противиться, что-то меня тк стрнно мнит, зовет. Я снов одевюсь и выхожу в сд.

Меня влечет туд, н лужйку, к ней, к моей богине, к моей возлюбленной.

Ночь холодн. Я мерзну. Воздух, тяжелый от ромтов цветов и лес, опьяняет.

Ккое торжество! Ккя вокруг музык! Рыдет соловей. Совсем тихо подргивют в бледно-синем мерцнии звезды. Лужйк кжется глдкой, кк зеркло, кк ледяной покров пруд.

Божественно-величво, вся светясь, возвышется сттуя Венеры. Но что это тм?

С мрморных плеч богини до смых ступней ее ниспдет длинный плщ из темного мех - я стою в оцепенении, не сводя с нее глз, и снов меня охвтывет этот неописуемый испуг, и я бросюсь бежть.

Я ускоряю шги - и вдруг змечю, что ошибся ллеей, и только я хочу свернуть в сторону, в один из зеленых проходов, смотрю - передо мной н кменной скмье сидит Венер - прекрсня кмення богиня - нет! нстоящя богиня любви с теплой кровью и бьющимся пульсом. Д, он ожил для меня, кк т известня сттуя, которя нчл дышть для своего творц. Првд, чудо совершилось только нполовину: еще кменными кжутся ее белые волосы, еще мерцют, кк лунный свет, ее белые одежды - или это тлс? - с плеч ее ниспдет темный мех... Но губы у нее уже крсны, и окршивются щеки, и из глз ее в меня попдют дв зеленых луч - и вот он смеется!

Ее смех ткой стрнный, ткой - х! это неописуемо, у меня зхвтывет от него дыхние, и я бегу дльше, но через кждые несколько шгов вынужден остнвливться, чтобы перевести дух, - этот нсмешливый смех преследует меня через сумрчные лиственные проходы, через освещенные лужйки, до смой чщи, сквозь которую могут пробиться лишь одинокие лунные лучи. Я больше не нхожу дороги, блуждю кругми, холодные жемчужные кпли выступют у меня н лбу.

Нконец я остнвливюсь и произношу крткий монолог.

Он звучит - ну д, ведь недине с смими собой люди всегд бывют либо очень любезны, либо очень грубы...

Итк, я говорю себе: Осел!

Это слово окзывет грндиозное действие, точно зклинние, спсющее меня и приводящее в себя.

Мгновенно я успокивюсь.

Я повторяю удовлетворенно: Осел!

И вот я снов вижу все ясно и отчетливо: вот фонтн, вон буковя ллея, вон тм дом. И я медленно нпрвляюсь теперь к нему.

Тут - опять же внезпно - з зеленой стеной, злитой лунным светом, словно вышитой серебром, - беля фигур, прекрсня кмення женщин, которую я боготворю, которой стршусь, от которой бегу.

В дв-три прыжк я подбегю к дому, перевожу дыхние и здумывюсь.

Ну? Что же я теперь ткое: мленький дилетнт или большой осел?

Знойное утро, в воздухе душно, тянет крепкими, возбуждющими ромтми.

Я снов сижу в своей увитой жимолостью беседке и читю "Одиссею". Читю о пленительной волшебнице, преврщющей своих поклонников в зверей. Превосходный обрз нтичной любви.

Тихо шелестят ветви и стебли, шелестят листья моей книги, что-то шелестит н террсе.

Женское плтье...

Вот он - Венер - только без мехов - нет! н сей рз это - вдов - и все же - Венер - о, что з женщин!

Кк он стоит передо мной в легком белом утреннем одеянии и смотрит н меня, ккой поэзией, ккой прелестью и грцией дышит ее изящня фигур! Он не крупня, но и не мленькя. Головк - скорее привлектельн, пикнтн, в духе эпохи мркизы Помпдур, чем крсив в строгом смысле, но все же кк обворожительн! Мягкий рисунок не слишком мленького рт, чрующий здор в выржении полных губ - кож тк бесконечно нежн, что всюду просвечивют голубые жилки, дже через муслин, прикрывющий руки и грудь, - кк пышно звивются эти рыжие волосы, - д, они у нее не белокурые, не золотистые, рыжие - кк демонически и все же мило игрют они у ее зтылк - но вот меня нстигют ее глз, словно две зеленые молнии, - д, они зеленые, эти глз, с тящейся в них неописуемой мягкой силой, - зеленые, но того оттенк, ккой бывет в дргоценных кменьях, в бездонных горных озерх.

Он змечет мое змештельство, сделвшее меня прямо-тки невежей: я остлся сидеть и збыл снять с головы фуржку.

Он лукво улыбется.

Нконец, я поднимюсь, клняюсь. Он подходит ближе и рзржется звонким, почти детским смехом. Я что-то бормочу, зпинюсь, кк может бормотть в ткую минуту только мленький дилетнт или большой осел.

Тк мы познкомились.

Богиня осведомилсь о моем имени и нзвл свое.

Ее зовут Внд фон Дунев.

И он действительно моя Венер.

- Но, судрыня, кк вм пришл в голову ткя идея?

- Мне ее подл снимок, лежщий в одной из вших книг...

- Я збыл его.

- Эти стрнные зметки н обороте...

- Почему стрнные?

Он посмотрел мне прямо в глз.

- Мне всегд хотелось встретить нстоящего мечттеля, фнтст - рди рзнообрзия... Ну, вы мне кжетесь, по всему, одним из смых безудержных.

- Милостивя госудрыня... в смом деле... - опять роковое ослиное бормотние, и, в довершение, я крснею, - тк, кк это еще прилично было бы шестндцтилетнему юнцу, но мне, который почти н целых десять лет стрше...

- Вы сегодня ночью испугли меня.

- Д, собственно, дело в том... не угодно ли вм, впрочем, присесть?

Он сел, нслждясь моим испугом, - ибо я боялся ее теперь, средь бел дня, еще больше. У ее верхней губы витл чрующя улыбк.

- Вы смотрите н любовь, - зговорил он, - и прежде всего н женщину, кк н нечто врждебное, нечто, против чего вы стретесь, хотя и тщетно, зщищться, но чью влсть вы чувствуете, кк слдостную муку, кк жлящую жестокость. Взгляд вполне современный.

- Вы его не рзделяете?

- Я с ним не соглсн, - скзл он быстро и решительно и покчл головой, отчего ее локоны взметнулись, кк крсные языки плмени.

- Для меня веселя чувственность эллинов - рдость без стрдния идел, который я стремлюсь осуществить в своей жизни. Потому что в ту любовь, которую проповедует христинство, которую проповедуют современные люди, эти рыцри дух, - в нее я не верю. Д, д, вы только посмотрите н меня - я горздо хуже еретички: я - язычниц.

Долго ли, думешь ты, богиня любви

рзмышлял,

В роще н Иде, когд ей приглянулся Анхиз?

Меня всегд восхищли эти строки из "Римских элегий" Гете.

В природе лежит только эт любовь героического времени, "когд олимпийцы влюблялись". В то время

...з взглядом

Шло вожделенье, и вслед - миг утоленья его*****

- Все остльное - ндумнно, неискренне, лживо. Только блгодря христинству - жестокя эмблем которого, крест, всегд был для меня чем-то ужсным...

- в природу и ее безгрешные влечения впервые было внесено нечто чуждое, врждебное. Борьб дух с чувственным миром - вот евнгелие современности. Я не хочу в этом учствовть!

- Д вм бы н Олимпе жить, судрыня, - ответил я, - Ну, мы, современные люди, не переносим нтичной веселости - и менее всего в любви. Одн мысль о том, чтобы делить женщину, хотя бы он был ккой-нибудь Аспзией, с другими, нс возмущет; мы ревнивы, кк нш Бог. И вот почему имя прекрсной Фрины стло у нс брнным словом.

Мы предпочитем худосочную, бледную Гольбейнов-скую деву, приндлежщую нм одним, нтичной Венере, которя, кк бы он ни был божественно прекрсн, любит сегодня Анхиз, звтр Прис, послезвтр Адонис. И если случится, что в нс одерживет верх природ и мы отдемся плменной стрсти к подобной женщине, то ее жизнердостня веселость кжется нм ккой-то демонической силой, жестокостью, и в ншем блженстве мы видим грех, который требует искупления.

- Знчит, и вы увлекетесь современной женщиной? Этими жлкими истерическими ббми, которые в сомнмбулической погоне з кким-то пригрезившимся иделом мужчины не умеют оценить лучшего мужчины и, в вечных слезх и мукх, ежедневно оскорбляют свой христинский долг, обмнывя сми и сми окзывясь обмнутыми, вечно выбирют, бросют и снов отпрвляются н поиски, никогд не умеют ни изведть счстье, ни дть счстье и клянут судьбу, - вместо того, чтобы спокойно сознться: я хочу любить и жить, кк жили Елен и Аспзия. Природ не знет никкого постоянств в отношениях между мужчиной и женщиной.

- Милостивя госудрыня...

- Дйте мне выговориться. Только эгоизм мужчины стремится схоронить женщину, кк ккое-то сокровище. Все попытки внести постоянство в смое изменчивое из всего, что только есть в изменчивом человеческом бытии - в любовь, - путем священных обрядов, клятв и договоров - потерпели крушение. Можете ли вы отрицть, что нш христинский мир рзлгется?

- Но...

- Но одиночк, восстющий против общественных устновлений, изгоняется, клеймится позором, побивется кмнями, хотите вы скзть. Что ж, я готов рискнуть, я хочу прожить свою жизнь соглсно своим языческим принципм. Я откзывюсь от вшего лицемерного увжения, я хочу быть счстливой. Те, кто выдумли христинский брк, отлично сделли, что одновременно выдумли и бессмертие. Но я не думю о жизни вечной: если с последним моим вздохом здесь, н земле, для меня, кк Внды фон Дуневой, все кончено, что мне с того, присоединится ли мой чистый дух к песнопениям нгельских хоров, сольется ли в ккие-то новые существ мой прх? А если я см, ткя, ккя я есть, больше жить не буду, то во имя чего же я стну отректься от рдостей? Приндлежть человеку, которого я не люблю, просто потому, что когд-то я его любил? Нет, не стну я ни от чего отректься - я полюблю всякого, кто мне нрвится, и сделю счстливым всякого, кто меня любит. Рзве это скверно? Нет, это по меньшей мере горздо крсивее, чем если бы я стл жестоко нслждться мучениями, которые могут вызвть мои чры, и добродетельно отворчивться от несчстного, изнывющего от стрсти ко мне. Я молод, богт, крсив и, ткя, ккя я есть, я живу весело, рди удовольствия, рди нслждения.

Пок он говорил и глз ее лукво искрились, я схвтил ее руки, хорошенько не осознвя, что я хотел делть с ними, но теперь, кк истый дилетнт, торопливо выпустил их.

- Вш искренность, - скзл я, - восхищет меня, и не он одн...

Опять этот проклятый дилетнтизм сдвил мне горло!

- Что же вы хотели скзть?

- Что я хотел?.. Д, я хотел - простите - судрыня... я перебил вс.

- Что ткое?

Долгя пуз. Нверное, он произносит про себя целый монолог, который в переводе н мой язык исчерпывется одним-единственным словом: "Осел"!

- Если позволите, судрыня, - зговорил я, нконец, - кк вы пришли к подобным... подобным идеям?

- Очень просто. Мой отец был человек рзумный. Меня с смой колыбели окружли копии нтичных сттуй, в десять лет я читл Жиль Блз, в двендцть - "Орленскую девственницу". Я считл своими друзьями Венеру и Аполлон, Геркл и Локоон, кк другие в детстве - Мльчик-с-Пльчик, Синюю Бороду и Золушку. Мой муж был человек веселый, жизнердостный, дже неизлечимя болезнь, постигшя его вскоре после ншей свдьбы, никогд не могл ндолго омрчить его чело. Дже в ночь нкнуне своей смерти он взял меня к себе в постель, в течение долгих месяцев, которые он провел, умиря, в своем кресле н колесикх, он чсто в шутку спршивл меня: "Ну что, есть у тебя уже поклонник?" Я згорлсь от стыд. "Не обмнывй меня, - прибвил он однжды, - я посчитл бы это отвртительным. А крсивого мужчину ты себе нйди, или лучше срзу нескольких. Ты чудесня женщин, но при этом еще нполовину ребенок, - ты нуждешься в игрушкх".

Нверное, вм не нужно говорить, что, пок он был жив, у меня не было никких поклонников, - но довольно об этом; короче, он воспитл меня ткой, ккя я теперь: гречнкой.

- Богиней... - попрвил я. Он улыбнулсь:

- Ккой именно?

- Венерой!

Он погрозил мне пльцем и нхмурил брови.

- И дже "Венерой в мехх"... Погодите-же - у меня есть большя-пребольшя меховя шуб, которой я могу укрыть вс всего: я поймю вс в нее, кк в сеть.

- И вы полгете, - быстро зговорил я, тк кк меня осенил мысль, покзвшяся мне, при всей ее простоте и бнльности, очень дельной, - вы полгете, что вши идеи возможно проводить в нше время? Что Венер может безвозбрнно рзгуливть во всей своей неприкрытой крсоте среди железных дорог и телегрфов?

- Неприкрытой - нет, конечно, в мехх! - воскликнул он, смеясь. Хотите ли посмотреть н мои?

- И потом...

- Что же "потом"?

- Крсивые, свободные, веселые и счстливые люди, ккими были греки, возможны только тогд, когд существуют рбы, которые делют все прозические дел повседневной жизни и которые - прежде всего - рботют н них.

- Рзумеется, - живо ответил он. - И прежде всего целя рмия рбов нужн олимпийской богине, вроде меня. Тк что берегитесь меня!

- Почему?

Я см испуглся той смелости, с которой у меня вырвлось это "почему". Он же нисколько не испуглсь; у нее только слегк рздвинулись губы, тк что стли видны мленькие белые зубы, и потом проронил вскользь, кк будто дело шло о чем-нибудь тком, о чем и говорить-то не стоило:

- Вы хотите быть моим рбом?

- В любви не бывет никкого рвенств, никкой рядоположенности, ответил я с торжественной серьезностью. - Но если бы я мог выбирть влствовть или быть подвлстным, - то мне покзлось бы горздо более привлектельной роль рб прекрсной женщины. Но где же я ншел бы женщину, которя не добивлсь бы влияния мелочной сврливостью, сумел бы влствовть в спокойном созннии своей силы?

- Ну, это-то было бы не тк трудно, в конце концов.

- Вы думете?

- Ну, я, нпример, - он зсмеялсь, откинувшись нзд. - У меня тлнт - быть деспотицей, - необходимые мех у меня тоже есть... Но сегодня ночью вы вполне серьезно меня испуглись?

- Вполне серьезно.

- А теперь?

- Теперь - теперь-то я и нчиню бояться вс по-нстоящему!

Мы встречемся ежедневно, я и - Венер. Много времени проводим вместе, звтркем в моей увитой жимолостью беседке, чй пьем в ее гостиной, и я имею возможность рзвернуть во всю ширь все свои мелкие, очень мелкие тлнты. Для чего же я учился всем нукм, для чего пробовл силы во всех искусствх, если бы ; окзлся не в состоянии рзвлечь мленькую хорошенькую женщину...

Но эт женщин - вовсе не ткя уж мленькя, и импонирует он мне стршно. Сегодня я попробовл нрисовть ее - и только тут отчетливо почувствовл, кк мло подходят современные тулеты к этой кменной головке. В чертх ее мло римского, но очень много греческого.

Мне хочется изобрзить ее то в виде Психеи, то в виде Астрты, сообрзно выржению ее глз - одухотворенно-мечттельному, или же этому нполовину изнемогющему, нполовину опляющему, утомленно-слдострстному, но ей хочется, чтобы это был ее портрет.

Ну, хорошо - я одену ее в мех.

О, кк мог я сомневться хотя бы н минуту! Кому же и идут княжеские мех, кк не ей?

Вчер вечером я был у нее и читл ей "Римские элегии". Потом я отложил книгу и нчл говорить что-то свое. Он, кжется, был довольн - дже больше: он буквльно приковлсь глзми к моим губм, грудь ее чсто вздымлсь.

Или мне это только покзлось?

Дождь мелнхолически стучл в оконные стекл, огонь по-зимнему уютно потрескивл в кмине, - я почувствовл себя у нее тк по-домшнему, н мгновение я утртил всякую почтительность по отношению к этой прекрсной женщине и поцеловл ее руку, и он позволил мне это.

Тогд я сел у ее ног и прочитл мленькое стихотворение, которое я нписл для нее.

Венер в мехх,

Рстопчи меня, я рб твой,

Прелестью плененный дской,

Среди мирт и гв

Мрморную плоть рспяв.

Ну - и тк длее! Н этот рз мне действительно удлось пойти дльше первой строфы, но по ее повелению я отдл ей в тот вечер это стихотворение, и тк кк копии у меня не остлось, то сегодня, деля выписки из своего дневник, я могу припомнить только эту первую строфу.

Стрнное чувство я испытывю. Едв ли я влюблен в Внду, - по крйней мере, при первой ншей встрече я совершенно не испытл той молниеносной вспышки стрсти, с которой нчинется влюбленность. Но я чувствую, что ее необычйня, поистине божествення крсот мло-помлу опутывет меня своей мгической силой. Не похоже оно и н зрождющуюся сердечную привязнность. Это ккя-то психическя подчиненность, зхвтывющя меня медленно, но с тем большей полнотой.

С кждым днем я стрдю все глубже, он - он только улыбется этому.

Сегодня он скзл мне вдруг, безо всякого повод: - Вы меня интересуете. Большинство мужчин тк обыкновенны - в них нет порыв, поэзии; в вс есть известня глубин и воодушевление и - глвное - серьезность, которя мне по душе. Я могл бы вс полюбить.

После недолгого, но сильного грозового ливня мы отпрвляемся вместе н лужйку, к сттуе Венеры. Всюду нд влжной землей поднимется пр, облк его несутся к небу, словно жертвенные воскурения; нд ншими головми рскинулсь рзорвння рдуг; ветви деревьев еще роняют кпли дождя, но воробьи и зяблики уже прыгют с ветки н ветку и тк возбужденно щебечут, словно очень чему-то рдуются. Воздух нпоен свежими ромтми. Через лужйку трудно пройти, потому что он вся еще сыря и блестит н солнце, словно мленький пруд, нд подвижным зерклом которого высится богиня любви, - вокруг ее головы кружится рой мошек и, освещенный солнцем, кжется кким-то ореолом.

Внд нслждется восхитительной кртиной и, желя отдохнуть, опирется н мою руку, тк кк н скмьях в ллее еще не просохл вод. Все существо ее дышит слдостной истомой, глз полузкрыты, дыхние ее лскет мою щеку.

_________________________________

* Этот "фон" (нем. Folie) н языковом уровне выдет помештельство (фр. folie) героя Мзох. - Пер.

** Хуфелнд К.В. (1762-1836), нем. врч.

*** Книгте А.Ф.Ф. (1752-1796), нем. пистель.

**** Нем. ubersinnlich ознчет "сверхчувственный" (о человеке, о плтоновских идеях), "сверхчувствительный". - Пер.

***** Перевод С.Ошеров.

Я ловлю ее руку и - положительно не зню, кк мне это удлось, спршивю ее:

- Могли бы вы полюбить меня?

- Почему бы и нет? - отвечет он, остновив н мне свой спокойный и ясный, кк солнце, взор. - Но не ндолго.

В следующее мгновение я стою перед ней н коленях и прижимюсь пылющим лицом к душистому муслину ее плтья.

- Ну, Северин, - это же неприлично! Но я ловлю ее мленькую ногу и прижимюсь к ней губми.

- Вы стновитесь все неприличнее! - восклицет он, вырывется от меня и быстро убегет к дому, в моей руке остется ее миля, миля туфельк.

Что это? Предзнменовние?

Весь день я не решлся покзться ей н глз, ближе к вечеру я сидел у себя в беседке - вдруг сквозь вьющуюся зелень ее блкон мелькнул ее обворожительня огнення головк.

- Отчего же вы не приходите? - нетерпеливо крикнул он мне сверху.

Я взбежл по лестнице, но нверху вновь утртил мужество и постучлся совсем тихо. Он не скзл "войдите", отворил дверь и остновилсь н пороге.

- Где моя туфля?

- Он - я ее - я хочу... - бессвязно збормотл я.

- Принесите ее, потом мы будем вместе пить чй и поболтем.

Когд я вернулся, он возилсь з смовром. Я торжественно поствил туфельку н стол и отошел в угол, кк мльчишк, ожидющий нкзния.

Я зметил, что у нее был немного нхмурен лоб и вокруг губ легл ккя-то суровя, влстня склдк, которя привел меня в восторг.

Вдруг он рзрзилсь смехом.

- Знчит, вы - в смом деле влюблены... в меня?

- Д, и стрдю сильнее, чем вы думете.

- Стрдете? - и он снов рссмеялсь. Я был возмущен, пристыжен, уничтожен - но все это совершено впустую.

- Зчем же? -продолжл он, - я отношусь к вм очень хорошо, сердечно.

Он протянул мне руку и посмотрел н меня чрезвычйно дружелюбно.

- И вы соглситесь быть моей женой?

Внд взглянул н меня - д, кк это он н меня взглянул? - прежде всего, я думю, изумленно, потом немного нсмешливо.

- Откуд это вы вдруг столько хрбрости нбрлись? - проговорил он.

- Хрбрости?

- Д, хрбрости жениться вообще и в особенности н мне, - он поднял туфельку. - Тк скоро вы подружитесь вот с этим? Но шутки в сторону. Вы в смом деле хотите жениться н мне?

- Д.

- Ну, Северин, это дело серьезное. Я верю, что вы любите меня, и я тоже люблю вс - и, что еще лучше, мы интересуем друг друг, нм не грозит, следовтельно, опсность тк уж скоро нскучить друг другу- Но вы знете, я женщин легкомыслення - и именно поэтому я отношусь к брку очень серьезно - и если я беру н себя ккие-то обязнности, то я хочу иметь возможность и исполнить их. Но я боюсь - нет - вм будет больно это услышть.

- Будьте искренни со мной, прошу вс, - ответил я.

- Ну, хорошо, скжу откровенно: я не думю, чтобы могл любить человек дольше, чем...

Он грциозно склонил нбок головку и рздумывл.

- Дольше год?

- Что вы ткое говорите! Дольше месяц, вероятно.

- И меня не дольше?

- Ну, вс - вс, может быть, дв.

- Дв месяц! - воскликнул я.

- Дв месяц - это очень долго.

- Судрыня, это более, чем нтично.

- Вот видите, вы не переносите првды.

Внд прошлсь по комнте, потом оперлсь н кмин, положив руку н крниз, и молч посмотрел н меня.

- Что же мне с вми делть? - зговорил он вновь.

- Что хотите, - смиренно ответил я, - что вм доствит удовольствие.

- Кк непоследовтельно! - воскликнул он. - Снчл вы хотите меня в жены, потом отдете мне себя, кк игрушку.

- Внд - я люблю вс.

- Тк мы снов вернемся к тому, с чего нчли. Вы любите меня и хотите меня в жены - но я не хочу вступть в новый брк, потому что сомневюсь в прочности своих и вших чувств.

- А если я хочу рискнуть н брк с вми? - возрзил я.

- Тогд остется еще вопрос, хочу ли я рискнуть н брк с вми, спокойно проговорил он. - Я отлично могу себе предствить, что могл бы приндлежть одному мужчине всю жизнь, но это должен быть нстоящий мужчин, который импонировл бы мне, который подчинил бы меня силой своей личности, понимете? А все мужчины - я это зню! - едв влюбляются, стновятся слбы, подтливы, смешны, всецело отдются в руки женщины, пресмыкются перед ней н коленях. Между тем, я могл бы долго любить только того, перед кем я ползл бы н коленях... Но вы мне тк полюбились, что я хочу попробовть.

Я бросился к ее ногм.

- Боже мой, вот вы уже и н коленях! - нсмешливо скзл он. - Хорошо же вы нчинете. - И когд я поднялся, он продолжл: - Дю вм год сроку чтобы покорить меня, чтобы убедить меня, что мы подходим друг другу, что мы можем жить вместе. Если это вм удстся, тогд я буду вшей женой, и притом ткой, Северин, женой, которя свои обязнности будет исполнять строго и добросовестно. В течение этого год мы будем жить, кк в брке.

Кровь бросилсь мне в голову.

Згорелись вдруг и ее глз.

- Мы поселимся вместе, - продолжл он, - у нс будут одинковые привычки, и мы посмотрим, сможем ли мы ужиться. Предоствляю вм все прв супруг, поклонник, друг. Удовлетворены ли вы этим?

- Я должен быть удовлетворен.

- Вы ничего не должны.

- Тогд я хочу...

- Превосходно. Это слов мужчины. Вот вм моя рук.

Десять дней я не рсствлся с ней ни н чс, исключя ночи, я мог непрерывно смотреть в ее глз, держть ее руки, прислушивться к ее речм, всюду сопровождть ее. Моя любовь предствляется мне глубокой, бездонной пропстью, в которую я погружюсь все больше и больше, из которой меня'теперь уже никто не сможет спсти.

Сегодня днем мы рсположились н лужйке у ног сттуи Венеры. Я рвл цветы и бросл их ей н колени, он плел из них венки, которыми мы укршли ншу богиню.

Вдруг Внд посмотрел н меня тким стрнным, ошеломляющим взглядом, что все существо мое вспыхнуло плменем стрсти. Не влдея больше собой, я привлек ее к себе и прильнул губми к ее губм, он - он ткже крепко прижл меня к своей взволновнно вздымющейся груди.

- Вы не сердитесь? - спросил я потом.

- Я никогд не сержусь н то, что естественно. Я боюсь только, что вы стрдете.

- О, стршно стрдю.

- Бедный друг, - он провел рукой по моему лбу, освобождя его от спутвшихся н нем волос. - Но я ндеюсь, - не по моей вине?

- Нет... - ответил я, - но все же, моя любовь к вм превртилсь в ккое-то безумие. Мысль о том, что я могу вс потерять - и, быть может, действительно потеряю, - мучит меня день и ночь.

- Но вы ведь еще и не облдете мной, - скзл Внд и взглянул н меня тем трепетным, влжным, ждно-горячим взглядом, которым только что зжгл во мне кровь, зтем быстро поднялсь и возложил своими мленькими прозрчными ручкми венок из синих немонов н белую, с вьющимися локонми, голову Венеры. Нполовину против своей воли, я обнял ее рукой з тлию.

- Я не могу больше жить без тебя, моя крсвиц, - скзл я. - Поверь мне - н этот единственный рз поверь мне, - это не фрз, не фнтзия! В смой глубине души я чувствую, кк связн моя жизнь с твоею. Если ты уйдешь от меня, я зчхну, я погибну!

- Но ведь этого и не нужно, дурчок! Ведь я люблю тебя, - он взял меня з подбородок, - глупый!

- Но ты соглшешься быть моей н кких-то условиях, тогд кк я приндлежу тебе безусловно...

- Это нехорошо, Северин! - воскликнул он почти испугнно. - Рзве вы еще не узнли меня? Совсем не хотите понять меня? Я добр, пок со мной обрщются серьезно и блгорзумно, но когд мне отдются слишком беззветно, я стновлюсь зносчивой...

- Пусть тк! Будь зносчивой, будь деспотичной, - воскликнул я в совершенном исступлении, - только будь моей, будь моей нвеки!

Я бросился к ее ногм и обнял ее колени.

- Это плохо кончится, друг мой! - серьезно скзл он, не пошевельнувшись.

- О, пусть этому никогд не будет конц! - возбужденно, дже зпльчиво воскликнул я, - пусть одн смерть нс рзлучит! Если ты не можешь быть моей, совсем моей и нвеки, то я хочу быть твоим рбом, служить тебе, все от тебя сносить - только не оттлкивй меня от себя!

- Возьмите же себя в руки, - скзл он, склоняясь ко мне и целуя меня в лоб. - Я всей душой полюбил вс - но это не тот путь, чтобы покорить меня, удержть меня.

- Д я сделю все, что вы хотите, только бы не потерять вс! воскликнул я. - Только не это - эту мысль я не в силх постичь.

- Встньте же.

Я повиновлся.

- Вы, прво, стрнный человек, - продолжл Внд. - Итк, вы хотите облдть мной, чего бы вм это ни стоило?

- Д, чего бы мне это ни стоило!

- Но ккую же цену будет иметь для вс облдние мной? - Он здумлсь, и в глзх ее мелькнуло что-то недоброе, зловещее. - Если бы я рзлюбил вс, если бы я приндлежл другому?..

Меня пробрл дрожь. Я взглянул н нее, он стоял передо мной ткя сильня и смоуверення, и глз ее светились холодным блеском.

- Вот видите, - продолжл он, - вы пугетесь одной мысли об этом! - И лицо ее вдруг озрилось приветливой улыбкой.

- Д, меня охвтывет ужс, когд я живо предствляю себе, что женщин, которую я люблю, которя отвечл мне взимной любовью, может безо всякой жлости ко мне отдться другому. Но рзве тогд у меня будет ккой-то выбор? Если я эту женщину люблю, люблю безумно, должен ли я гордо повернуться к ней спиной и погибнуть, со всей своей покзной силой, должен ли я пустить себе пулю в лоб? У меня есть дв идел женщины. Если мне не удстся нйти свой блгородный, ясный, кк солнце, идел - женщину верную и добрую, готовую рзделить со мной мою судьбу - только я не хочу ничего половинчтого и бесцветного! - тогд я предпочитю отдться женщине, лишенной добродетели, верности, жлости. Ткя женщин, в своем эгоистическом величии, - ткже идел. Если мне не дно изведть счстье любви во всей его полноте, тогд я хочу испытть до дн ее стрдния, ее муки, тогд я хочу, чтобы женщин, которую я люблю, издевлсь ндо мной, изменял мне - и чем более жестоко, тем лучше. Это тоже нслждение!

- В уме ли вы! - воскликнул Внд.

- Я тк люблю вс - всей душой, всеми помыслми! - продолжл я, - что вш близость, воздух, которым вы дышите, незменимы для меня, если мне суждено еще жить дльше. Выбирйте же любой из моих иделов! Сделйте из меня, что хотите, - своего муж или своего рб!

- Хорошо же! - скзл Внд, нхмурив свои тонкие, но энергично очерченные брови. - Всецело иметь в своей влсти человек, который меня интересует, который меня любит, - я предствляю себе, что это должно быть довольно весело; в рзвлечениях у меня, по крйней мере, недосттк не будет. Вы были тк неосторожны, что предоствили выбор мне. Тк вот, я выбирю: я хочу, чтобы вы были моим рбом, я сделю из вс для себя игрушку!

- О, сделйте! - воскликнул я со смешнным чувством ужс и восторг. Если брк может быть основн только н полном рвенстве и соглсии, то противоположности порождют смые сильные стрсти. Мы с вми противоположности, нстроенные почти врждебно друг против друг, - отсюд т сильня любовь моя к вм, которя предствляет собой отчсти ненвисть, отчсти стрх. Но при тких отношениях одн из сторон должн быть молотом, другя - нковльней. Я хочу быть нковльней. Я не мог бы быть счстлив, если бы должен был смотреть н любимую сверху вниз. Я хочу иметь возможность боготворить женщину, возможно это только в том случе, если он будет жесток со мной.

- Однко, Северин! - возрзил Внд почти гневно. - Рзве вы считете меня способной поступить дурно с человеком, который любит меня, кк любите вы, - которого я см люблю?

- Почему же нет, если я оттого буду только еще сильнее боготворить вс? Истинно любить можно лишь то, что стоит выше нс - женщину, которя подчиняет нс крсотой, темперментом, умом, силой воли, которя, тким обрзом, стновится ншей деспотицей.

- Вс, знчит, притягивет то, что других оттлкивет?

- Д, это тк. Именно в этом моя стрнность.

- Ну, в конечном счете, во всех нших стрстях нет ничего особенного и стрнного: кому же не нрвятся крсивые мех, и всякий знет и чувствует, кк близко родственны друг другу слдострстие и жестокость.

- Но во мне все это достигло высшей точки, - возрзил я.

- Это знчит, что рзум имеет нд вми мло влсти и что у вс мягкя, подтливя, чувствення нтур.

- А мученики тоже были нтуры мягкие и чувственные?

- Мученики?

- Ноборот, это были сверхчувственные люди, нходившие нслждение в стрднии, исквшие смых стршных мучений, дже смерти - тк, кк другие ищут рдости. Вот и я сверхчувственное существо, судрыня.

- Берегитесь же, - кк бы вм не сделться при этом и мучеником любви, мучеником женщины.

Мы сидим н мленьком блконе Внды прохлдной душистой летней ночью, и нд нми стелется двойня кровля, - поближе зеленый потолок из вьющихся рстений, в вышине - усеянный бесчисленными звездми небосвод. Из прк доносится тихое, жлобное, влюбленное, призывное мяукнье кошки, я сижу н скмейке у ног моей богини и рсскзывю ей о своем детстве.

- И уже тогд у вс появились все эти стрнности? - спросил Внд.

- О, д. Я не помню, когд их у меня не было. Еще в колыбели, кк мне рсскзывл впоследствии моя мть, я был "сверхчувственным": не выносил здоровую грудь кормилицы, и меня вынуждены были кормить козьим молоком. Мленьким мльчиком я обнруживл згдочную робость перед женщинми, в которой выржлся, в сущности, некий жутковтый интерес к ним. Серые своды и полумрк церкви пугли меня, перед блестящими лтрями и обрзми святых меня охвтывл нстоящий ужс. Зто я тйком проскльзывл, кк к ккой-то зпретной рдости, к гипсовой сттуе Венеры, стоявшей в небольшой библиотечной комнте моего отц, стновился перед ней н колени и возносил к ней молитвы, которым меня нучили - Отче нш, Богородицу и Верую.

Однжды ночью я встл со своей постели, чтобы отпрвиться к ней. Лун светил мне и освещл богиню бледно-голубым холодным светом. Я рспростерся перед ней и целовл ее холодные ноги, кк, мне случлось видеть, нши крестьяне целовли стопы мертвого Спсителя.

Мною овлдело непреодолимое томление. Я взобрлся повыше и обнял прекрсное холодное тело, и поцеловл холодные губы. Вдруг н меня нпл ккой-то глубокий ужс, и я убежл. Всю ночь мне снилось потом, что богиня стоит против моей постели и грозит мне поднятой рукой.

Меня рно послли в школу, и вот вскоре я поступил в гимнзию и тм со стрстью нбросился н все, что обещл мне открыть нтичный мир. Очень скоро я освоился с богми Греции лучше, чем с религией Христ; я отдвл, вместе с Присом, роковое яблоко Елене, видел горящую Трою и следовл з Одиссеем в его стрнствиях. Прообрзы всего прекрсного глубоко зпечтлелись в моей душе, и вот, в том возрсте, когд другие мльчики ведут себя грубо и грязно, я питл непреодолимое отврщение ко всему низменному, пошлому, некрсивому.

Но чем-то особенно низменным и некрсивым кзлсь мне, подрстющему юнцу, любовь к женщине - ткя, ккой он мне предствилсь н первых порх, в смом простейшем своем проявлении. Я избегл всякого соприкосновения с прекрсным полом, - словом, я был сверхчувственным до помештельств.

К моей мтери поступил - мне было тогд лет четырндцть - новенькя горничня, прелестное существо, молоденькя, хорошенькя и с пышными формми. Однжды утром, когд я сидел з своим Тцитом, воодушевляясь добродетелями древних гермнцев, млышк подметл мою комнту. Вдруг он остновилсь, нгнулсь ко мне, не выпускя щетки из рук, и пр полных, свежих, восхитительных губ прижлсь к моим. Поцелуй влюбленной кошечки обжег меня всего, но я поднял свою "Гермнию", кк щит против соблзнительницы, и, возмущенный, покинул комнту. Внд громко рсхохотлсь.

- Вы действительно мужчин, который ищет себе ровню! Но продолжйте, продолжйте!

- Никогд я не збуду еще одну сцену, относящуюся к тому же времени, продолжл я свой рсскз. - К моим родителям зхживл в гости грфиня Соболь, доводившяся мне ккой-то троюродной теткой, женщин величвя, крсивя и с пленительной улыбкой, но ненвистня мне, тк кк он имел в семье репутцию Месслины. И я держлся с ней до крйности невежливо, грубо и неуклюже.

Однжды мои родители уехли в городок. Тетк решил воспользовться их отсутствием, чтобы учинить ндо мной суд и рспрву. Он неожиднно явилсь в комнту в своей подбитой мехом кцвейке, в сопровождении кухрки, судомойки и той смой кошечки, которой я пренебрег. Безо всяких околичностей, они схвтили меня и, несмотря н мое отчянное сопротивление, связли по рукм и ногм; зтем тетк со злобной улыбкой зсучил рукв и принялсь хлестть меня толстой розгой, д тк усердно, что потекл кровь, и я, в конце концов, несмотря н свой геройский дух, зкричл, зплкл и нчл просить пощды. Тогд он велел рзвязть меня, но я должен был н коленях поблгодрить ее з нкзние и поцеловть ей руку.

Предствьте себе, однко, этого сверхчувственного глупц! Под розгой этой роскошной крсвицы, покзвшейся мне в ее меховой душегрейке рзгневнной црицей, во мне впервые проснулось чувство к этой женщине, и тетк нчл кзться мне с той поры обворожительнейшей женщиной н всем Божьем свете.

Моя ктоновскя суровость, моя робость перед женщинми был не чем иным, кк до крйности обостренным чувством крсоты; с этой поры чувственность превртилсь в моей фнтзии в своего род культ, и я поклялся себе не рсточть ее священных переживний н обыкновенные существ, сохрнить их для идельной женщины - если возможно, для смой богини любви.

Я был еще очень молод, когд поступил в университет и поселился в столице, где жил тогд моя тетк. Студенческя комнт моя походил в то время н комнту доктор Фуст. В ней црил тот же хотический беспорядок, он вся был згроможден высокими шкфми, битком нбит книгми, которые я нкупил по смехотворно дешевым ценм у еврея нтикврия с Сервницы*, глобусми, тлсми, скелетми животных, посмертными мскми и бюстми великих людей. Всякую минуту из-з небольшой зеленой печки мог появиться Мефистофель в обрзе стрнствующего студент.

Изучл я что попло, без рзбор, без всякой системы - химию, лхимию, историю, строномию, юридические нуки, нтомию и литертуру; читл Гомер, Вергилия, Оссин, Шиллер, Гете, Шекспир, Сервнтес, Вольтер, и Корн, и Космос**, и "Мемуры" Кзковы, и с кждым днем возрстл сумятиц в моей голове, и все фнтстичнее и сверхчувственнее стновились мои помыслы. И в голове моей неизменно жил идельный обрз прекрсной женщины, время от времени оживвшей перед моими глзми, словно видение, среди кожных переплетов книг и скелетов, н ложе из роз, окруженной крохотными мурми, то в олимпийском тулете, со строгим белым лицом моей гипсовой Венеры, то с пышными кштновыми косми, со смеющимися голубыми глзми и в крсной брхтной, отделнной горностем кцвейке моей крсвицы тетки.

Однжды утром, когд он вновь предстл передо мной во всем своем смеющемся очровнии, поднявшись из золотого тумн моей фнтзии, я отпрвился к грфине Соболь. Он принял меня дружелюбно, дже сердечно, при встрече одрил меня поцелуем, от которого все мои чувств пришли в совершеннейшее смятение. В это время ей, должно быть, было под сорок, но, кк и большинство тких неувядющих прожигтельниц жизни, он был все еще соблзнительн и по-прежнему носил отделнную мехом кцвейку, только теперь он был из зеленого брхт и отделн темно-бурой куницей. Но от прежней суровости, которя тк восхитил меня тогд, не остлось и след.

Ноборот, он проявил ко мне столь мло жестокости, что без долгих колебний рзрешил мне сделться ее поклонником.

Он слишком скоро открыл мою сверхчувственную глупость и невинность, и ей было приятно делть меня счстливым. А я - я действительно блженствовл, кк юный бог! Кким это было для меня нслждением, когд я, леж перед ней н коленях, мог целовть ее руки - руки, которыми он некогд нкзл меня! О, что з дивные руки это были! Прекрсной формы, нежные, полные, белые и с восхитительными ямочкми. В сущности, я был влюблен только в эти руки. Я зтевл с ними нескончемые игры, прятл их в темный мех и снов извлекл их н свет, держл их перед огнем - и не мог н них нглядеться!

Внд невольно взглянул н свои руки, я это зметил и не мог не улыбнуться.

- Что сверхчувственное в то время преоблдло в моей душе, вы можете видеть из того, что в своей тетке я любил ту жестокую порку, которую он мне когд-то здл, в одной молоденькой ктрисе, з которой я ухживл год дв спустя, меня привлекли единственно ее роли. Позже я увлекся еще одной женщиной, очень увжемой, рзыгрыввшей из себя неприступную добродетель, чтобы в конце концов изменить мне рди одного богтого еврея. Вот оттого-то я и ненвижу эту рзновидность поэтических, сентиментльных добродетелей, что меня обмнул, продл женщин, лицемерно рисоввшяся смыми что ни есть суровыми принципми, смыми что ни н есть идельными чувствовниями. Покжите мне женщину, достточно искреннюю и честную, чтобы скзл мне: "Я - Помпдур, я - Лукреция Борджия".

Внд встл и открыл окно.

- У вс оригинльня мнер - рзгорячть фнтзию, взвинчивть нервы, ускорять биение пульс. Вы окружете порок кким-то ореолом, если только вы искренни. Вш идел - смеля, генильня куртизнк. О, вы, кжется, из тех мужчин, которые способны бесповоротно погубить женщину!

Среди ночи кто-то постучл ко мне в окно; я встл, открыл его и испугнно отштнулся. З окном стоял Венер в мехх - в точности ткя, ккой он явилсь ко мне впервые.

- Вы взволновли меня своим рсскзом, я все ворочюсь в постели с боку н бок, никк не могу уснуть. Приходите-к, поболтем.

- Сию минуту.

Когд я вошел, Внд сидел н корточкх перед кмином, в котором рзожгл слбенькое плмя.

- Осень чувствуется, - зговорил он, - ночи уже совсем холодные. Боюсь, что вм это будет неприятно, но я не могу сбросить своего мехового плщ, пок в комнте не стнет достточно тепло.

- Неприятно - плутовк! - вы же знете... - я обнял ее и поцеловл.

- Зню, положим, - но мне неясно, откуд у вс это пристрстие к мехм.

- Это врожденное, - ответил я, - я обнружил это еще в детстве. Впрочем, н всех нервных людей мех окзывют некое возбуждющее действие, которое основывется н зконх столь же всеобщих, сколь естественных. В них есть ккое-то физическое очровние, которому никто не в силх противиться. Не тк двно нук докзл существовние известного родств между электричеством и теплотой, родственное действие их н человеческий оргнизм и вовсе бесспорно. Жркие пояс порождют более стрстную породу людей, тепля тмосфер вызывет возбуждение. Точно тк же и электричество. Этим объясняется колдовское блготворное влияние, окзывемое присутствием кошек н легко возбудимых интеллектулов, и то обстоятельство, что эти длиннохвостые грции животного мир, эти изящные, искрящиеся живые бтреи были любимицми тких людей, кк Мгомет, крдинл Ришелье, Кребий-он***, Руссо, Вилнд****.

- Итк женщин, носящя мех, - воскликнул Внд, - есть не что иное, кк большя кошк, кк электрическя бтрея большой силы?

- Именно. Этим я объясняю себе и то символическое знчение, которое мех приобрели кк трибут влсти и крсоты. Потому-то в былые времен монрхи и влдетельня знть всевозможными постновлениями об одеждх и присвивли себе исключительное прво их ношения, великие художники облекли ими королев крсоты, - и Рфэль для божественных форм Форнрины, и Тицин для розового тел своей возлюбленной не ншли более дргоценной рмы, чем темные мех.

- Блгодрю вс з этот ученый эротический доклд,

- проговорил Внд, - но вы еще не все мне скзли; вы связывете с мехом еще что-то другое, совершенно особенное.

- Првд! - воскликнул я. - Я уже неоднокртно говорил вм, что для меня в стрднии зключется стрння прелесть; что ничто не в силх тк зжечь мою стрсть, кк тирния, жестокость и - прежде всего - неверность любимой женщины. А ткую женщину, этот стрнный идел эстетики безобрзного - с душой Нерон в теле Фрины, - я не могу предствить себе без мехов.

- Я понимю, - проговорил Внд, - они придют женщине что-то влстное, импознтное.

- Не одно это - продолжл я. - Вы знете, что я - сверхчувственное существо, что у меня все коренится больше в фнтзии и получет оттуд пищу. Я рно рзвился и рно стл обнруживть повышенную возбудимость; в десятилетнем возрсте ко мне в руки попли жития мучеников. Я помню, кк с ужсом, который, собственно, был восторгом, читл, кк они томились в темницх, кк их клли н рскленные колосники, простреливли стрелми, врили в кипящей смоле, бросли н рстерзние зверям, рспинли н кресте, - и смое ужсное они выносили с ккой-то рдостью. Стрдть, терпеть жестокие мучения - все это нчло предствляться мне с тех пор нслждением, и совершенно особым - когд эти мучения причинялись прекрсной женщиной, потому что женщин издвн был для меня средоточием всего поэтического, рвно кк и всего демонического. Я посвятил ей нстоящий культ.

Я видел в чувственности нечто священное - дже единственно священное; в женщине и в ее крсоте - нечто божественное, тк кк глвное нзнчение ее соствляет вжнейшую здчу бытия: продолжение род. В женщине я видел олицетворение природы, Исиду, в мужчине - ее жрец, ее рб, и он виделсь мне по отношению к мужчине жестокой, кк природ, оттлкивющя от себя то, что послужило ей, когд больше в нем не нуждется, тогд кк для него все ее издевтельств и смя смерть от ее руки, преврщются в слдострстное блженство.

Я звидовл королю Гунтеру, которого влстня Брунхильд связл в брчную ночь*****; бедному трубдуру, которого его своенрвня госпож велел зшить в волчью шкуру, чтобы зтем зтрвить его, кк дикого зверя******. Я звидовл рыцрю Цтирду, которого смеля мзонк Шрк хитростью поймл в лесу близ Прги, зтщил в Девенский змок и, позбвившись с ним некоторое время, велел колесовть...

- Отвртительно, ужсно! - воскликнул Внд. - Желл бы я, чтобы вы попли в руки женщины этой дикой породы: в волчьей шкуре, под зубми псов или н колесе, - вот уж исчезл бы для вс в этом всякя поэзия!

- Вы думете? Я тк не думю.

- Вы в смом деле не в своем уме.

- Возможно. Выслушйте меня, однко, до конц. С тех пор я с нстоящей ждностью нбросился н книги, в которых описывлись смые ужсные жестокости, и с особенным нслждением рссмтривл кртины, грвюры, н которых они изобржлись: кровождных тирнов, когд-либо сидевших н троне, инквизиторов, подвергвших еретиков пыткм, сожжению, кзням всякого род, всех женщин, отмеченных н стрницх всемирной истории своим слдострстием, своей крсотой, своими нсилиями - вроде Либуше*******, Лукреции Борджия, Агнесы Венгерской, королевы Мрго, Избеллы, султнши Роксолны, русских цриц минувшего столетия, - и всех их я видел в мехх или в подбитых горностем мнтиях.

- И оттого мех пробуждют теперь вши стрнные фнтзии, - скзл Внд, в то же время кокетливо кутясь в свой великолепный меховой плщ, и темные блестящие шкурки соболей обворожительно мерцли, охвтывя ее грудь и руки. - А сейчс кк вы чувствуете себя? Кк будто вс уже нполовину колесовли?

Ее зеленые пронизывющие глз остновились н мне со своеобрзным нсмешливым довольством, когд я, побежденный стрстью, упл перед ней н колени и обвил ее рукми.

- Д - вы пробудили во мне мои зветные, долго дремвшие фнтзии, воскликнул я.

- И они зключлись в том, чтобы...

Он положил руку мне н зтылок.

Под этой мленькой теплой ручкой, под нежным взглядом ее глз, испытующе упвшим н меня из-под полусомкнутых век, меня охвтило ккое-то слдостное опьянение.

- Быть рбом женщины, прекрсной женщины, которую я люблю, которую боготворю!

- И которя з то жестоко с вми обрщется? - перебил меня Внд, зсмеявшись.

- Д, которя меня связывет и хлещет, топчет меня ногми, отдвясь при этом другому.

- И которя, когд вы, обезумев от ревности, выступите против счстливого соперник, дойдет в своей н глости до того, что подрит вс ему и отдст вс во влсть ему и его грубости. Почему бы и нет? Рзве вм ткя зключительня кртин меньше нрвится?

Я с испугом взглянул н Внду.

- Вы превосходите мои грезы.

- Д, мы, женщины, изобреттельны, - скзл он. - Когд вы нйдете свой идел, легко может случиться, что с вми будут поступть более жестоко, чем

вм хотелось бы.

- Боюсь, что я уже ншел свой идел! - воскликнул я, прильнув пылющим лицом к ее лону.

- Неужто во мне? - воскликнул Внд со смехом, сбросил меховой плщ и весело зсккл по комнте; он еще смеялсь, когд я спусклся по лестнице; и когд я в рздумье остновился во дворе, я все ещё слышл сверху ее озорной, безудержный смех.

- Итк, вы хотите, чтобы я воплотил собой вш идел? - лукво спросил Внд, когд мы сегодня встретились в прке.

Снчл я не ншелся, что ответить. В душе моей боролись смые противоречивые чувств. Он тем временем опустилсь н кменную скмью, вертя в рукх цветок.

- Ну, и - хотите?

Я стл н колени и взял ее з руки.

- Еще рз прошу вс: будьте моей женой, моей верной, искренней женой! Если вы этого не можете, - тк будьте моим иделом, но уж тогд совсем открыто, немилосердно!

- Вы знете, что я отдм вм через год свою руку, если вы окжетесь тем мужчиной, которого я ищу, - ответил Внд очень серьезно. - Но я думю, что вы были бы мне блгодрны, если бы я осуществил вшу фнтзию. Ну, и что же вы предпочитете?

- Я думю, в вшей нтуре тится все то, что мерещится моему вообржению.

- Вы ошибетесь.

- Я думю, - продолжл я, - что вм должно доствлять удовольствие держть мужчину всецело в своих рукх, мучить его...

- Нет, нет! - горячо воскликнул он. - Или все-тки... - он здумлсь. - Я перестл понимть сму себя, - продолжл он после пузы, - но в одном я должн вм сознться. Вы рзвртили мою фнтзию, рзожгли мне кровь - мне нчинет нрвиться все это. Меня увлекет восторг, с которым вы говорите о Помпдур, Ектерине II и обо всех прочих легкомысленных, эгоистичных и жестоких женщинх, все это зпдет мне в душу и побуждет меня уподобиться этим женщинм, которых, несмотря н их порочность, пок они жили, по-рбски боготворили и которые дже в гробу творят чудес.

В конце концов вы сделете из меня еще одну минитюрную деспотицу, эткую Помпдур для домшнего употребления.

- Тк что же! - возбужденно зговорил я. - Если это в вс зложено, дйте волю влечению своей природы! Только ничего половинчтого! Если вы не можете быть доброй, верной женой, - будьте дьяволом!

Я был возбужден, я провел бессонную ночь. Близость прекрсной женщины лихордил меня - я см не знл, что говорил, помню только, что целовл ее ноги и нпоследок поднял ее ногу и поствил себе н зтылок. Но он быстро ее отдернул и поднялсь с почти гневным выржением.

- Если вы меня любите, Северин, - быстро зговорил он, и голос ее звучл резко и повелительно, - то никогд больше не говорите об этих вещх. Понимете, никогд больше! Кончится тем, что я в смом деле смогу... - он улыбнулсь и снов сел.

- Я говорю совершенно серьезно, - воскликнул я в полузбытьи. - Я тк боготворю вс, что готов переносить от вс все, только бы иметь прво оствться всю жизнь вблизи вс.

- Северин, еще рз предостерегю вс.

- Вы нпрсно меня предостерегете. Делйте со мной, что хотите, только не оттлкивйте меня от себя совсем!

- Северин, - возрзил Внд, - я легкомыслення молодя женщин, для вс опсно до ткой степени от двться в мою влсть. В конце концов, вы и в смом деле сделетесь моей игрушкой - кто вс зщитит тогд, кто тогд поручится, что я не злоупотреблю своей влстью?

- Вше блгородное сердце.

- Влсть сделет меня зносчивой.

- И будь зносчивой, - воскликнул я, - топчи меня ногми.

Внд обвил мне рукой шею, зглянул в глз и покчл головой.

- Боюсь, я этого не сумею, но я попытюсь - рди тебя! Потому что я люблю тебя, Северин, тк люблю, кк еще никогд никого не любил!

Сегодня он вдруг ндел шляпу и шль и предложил мне пойти с нею н бзр. Тм он велел подть себе хлысты - из длинного ремня н короткой ручке, ккие употребляют для собк.

- Эти вм, вероятно, подойдут, - скзл продвец.

- Нет, эти слишком млы, - ответил Внд, искос взглянув н меня, мне нужен большой...

- Вероятно, это для бульдог? - предположил торговец.

- Д, - воскликнул он, - в тком роде, ккие употребляются в России для непокорных рбов.

Он поискл и, нконец, отобрл хлыст, при виде которого меня проняло ккое-то жутковтое чувство.

- Теперь прощйте, Северин, - скзл он, - мне еще нужно сделть кое-ккие покупки, при которых вм не следует меня сопровождть.

Я простился и пошел прогуляться, н обртном пути увидел, кк Внд выходит из лвки скорняк и знком меня подзывет.

- Подумйте еще рз, - зговорил он с довольным видом, - я никогд не делл для вс тйны из того, что меня привлек в вс преимущественно вш серьезный, мыслящий нрв. Понятно, что теперь меня возбуждет мысль - видеть этого серьезного человек у своих ног, тк беззветно, прямо-тки исступленно отдвшегося мне. Но долго ли продержится это возбуждение? Женщин может любить мужчину, рб же он унижет и в конце концов отшвыривет его от себя ногой.

- Тк отшвырни меня ногой, когд я ндоем тебе! - ответил я. - Я хочу быть твоим рбом.

- Я чувствую, что во мне дремлют опсные нклонности, - зговорил Внд после того, кк мы прошли с ней несколько шгов, - ты их пробуждешь, и не к своей выгоде, ты умеешь тк соблзнительно изобржть жжду нслждений, жестокость, высокомерие...

Что ты скжешь, если я поддмся искушению и н тебе первом испробую силу, - кк Дионисий, который велел изжрить изобреттеля железного бык в его собственном изобретении, чтобы н нем первом убедиться, действительно ли его крики и предсмертное хрипение звучт подобно реву бык. Что, если я окжусь женской ипостсью Дионисия?

- О, будь ей! - воскликнул я. - Тогд исполнится моя фнтзия. Доброй или злой, - я приндлежу тебе, выбирй см. Меня влечет рок, зключенный в моей груди, - демонически - всесильно.

"Любимый мой!

Я не хочу видеть тебя ни сегодня, ни звтр, послезвтр - только вечером и - рбом моим.

Твоя госпож

Внд".

"Рбом моим" было подчеркнуто. Я прочел зписку, полученную рно утром, еще рз, зтем велел оседлть себе осл, истинно ученое животное, и поехл в горы, чтобы тм, среди величвой природы Крпт, зглушить свое томление.

И вот я вернулся - устлый, истомленный голодом и жждой и, прежде всего, влюбленный.

Я быстро переодевюсь и через несколько мгновений стучусь в ее дверь.

- Войдите!

Я вхожу. Он стоит посреди комнты в белом тлсном плтье, струящемся по ней, кк потоки свет, и в кцвейке из бгряного тлс с богтой, пышной горностевой опушкой, с мленькой лмзной дидемой н осыпнных пудрой, словно снегом, волосми, со скрещенными н груди рукми, со сдвинутыми бровями.

- Внд!

Я бросюсь к ней, хочу охвтить ее рукми, поцеловть ее; он отступет н шг вскидывет меня взглядом с головы до ног.

- Рб!

- Госпож! - я опускюсь н колени и целую подол

ее плтья.

- Вот тк-то лучше!

- О, кк ты прекрсн!

- Я тебе нрвлюсь? - Он подошл к зерклу и оглядел себя с горделивым удовольствием.

- Ты сведешь меня с ум!

Он презрительно выпятил нижнюю губу и нсмешливо взглянул н меня из-под опущенных век.

- Подй мне хлыст!

Я окинул взглядом комнту.

- Нет! - воскликнул он, - оствйся н коленях,

- Он подошл к кмину, взял с крниз хлыст и хлестнул им по воздуху, глядя н меня с улыбкой, потом нчл медленно зсучивть рукв меховой кцвейки.

- Дивня женщин! - вскричл я.

- Молчи, рб!

Внезпно посмотрев н меня мрчным, дже свирепым взглядом, он удрил меня хлыстом; в следующее мгновение он склонилсь ко мне с выржением сострдния н лице, нежно обвил рукой мою шею и спросил полусмущенно, полуиспугнно:

- Я сделл тебе больно?

- Нет! - ответил я. - Но если бы и сделл - боль, которую ты мне причинишь, для меня нслждение. Бей же меня, если это доствляет тебе удовольствие.

- Но мне это не доствляет никкого удовольствия. Меня снов охвтило это стрнное опьянение.

- Бей меня! - молил я. - Бей меня, безо всякой жлости!

Внд взмхнул хлыстом и двжды удрил меня.

- Что, хвтит с тебя?

- Нет!

- Серьезно, нет?

- Бей меня, прошу тебя - для меня это нслждение.

- Д, потому что ты отлично знешь, что это несерьезно, - возрзил он, - что у меня не хвтит духу сделть тебе больно. Мне противн вся эт грубя игр. Если бы я действительно был ткой женщиной, которя способн хлестть своего рб, ты бы ужснулся.

- Нет, Внд, - скзл я, - я люблю тебя больше смого себя, и отдюсь тебе н жизнь и н смерть - ты в смом деле можешь делть со мной все, что тебе вздумется, все, что внушит тебе одн только твоя зносчивость.

- Северин!

- Топчи меня ногми! - воскликнул я, рспростершись перед ней лицом ниц.

- Я ненвижу всякую комедию! - нетерпеливо воскликнул Внд.

- Тк издевйся ндо мной всерьез. Зловещя пуз.

- Северин, предостерегю тебя еще рз - в последний рз, - прервл молчние Внд.

- Если любишь меня, будь жесток со мной! - умоляюще проговорил я, поднимя к ней глз.

- Если люблю тебя - повторил Внд. - Ну, хорошо же! - Он отступил н шг и оглядел меня с мрчной усмешкой. - Тк будь же моим рбом и почувствуй, что знчит всецело отдться в руки женщины! - И в тот же миг он нступил н меня ногой.

- Ну, рб, кк тебе это нрвится?

Зтем он взмхнул хлыстом.

- Встнь!

Я хотел подняться н ноги.

- Не тк! - прикзл он. - Н колени!

Я повиновлся, и он нчл хлестть меня.

Удры - чстые, сильные - сыплись мне н спину, н руки, кждый врезлся в мою плоть и продолжл тм гореть, но боль приводил меня в восторг, потому что исходил он от нее - от той, которую я боготворил, з которую всякую минуту готов был отдть жизнь. Вот он остновилсь.

- Я нчиню нходить в этом удовольствие, - зговорил он. - Н сегодня довольно, но мной овлдевет дьявольское любопытство - посмотреть, нсколько хвтит твоих сил, жестокое желние - видеть, кк ты трепещешь под удрми моего хлыст, кк извивешься, нконец, услышть твои стоны и жлобы, и хлестть тк безо всякой жлости, пок ты не лишишься чувств. Ты рзбудил опсные нклонности в моей душе. Ну, теперь вствй.

Я схвтил ее руку, чтобы прижться к ней губми.

- Что з дерзость!

Он оттолкнул меня от себя ногой.

- Прочь с глз моих, рб!

Кк в лихордке, проспл я в смутных снх всю ночь. Когд я проснулся, едв светло.

Что случилось в действительности из того, что проносится в моем воспоминнии? Что я пережил и что - только видел во сне? Меня хлестли, это несомненно, - я еще чувствую кждый удр, я могу сосчитть жгучие крсные полосы н своем теле. И хлестл меня он! Д, теперь мне все ясно.

Моя фнтзия стл действительностью. Что же я чувствую? Рзочровл ли меня действительность моей грезы?

Нет! Я только немного устл - но ее жестокость нполняет меня восторгом. О, кк я ее люблю, кк я ее боготворю! Ах, все это и отдленно не выржет того, что я к ней чувствую, того, кк всецело я чувствую себя отдвшимся ей! Ккое это блженство - быть ее рбом!

_____________________________

* Еврейскя улиц в Лемберге. - Прим, к 1 -му изд.

** Северин имеет в виду либо свой знятия строномией, либо нучно-популярный журнл "Космос" (Спб., 1869), но скорее всего, здесь опечтк, вместо Kosmos следует читть Kosmas, и речь идет о средневековом чешском историке Козьме Пржском. - Пер.

*** К.П.Ж. де Кребийон (1674-1762), фр. дрмтург.

**** К.М.Вилнд (1733-1813), нем. пистель

***** См. "Песнь о Нибелунгх", X, 636 sgg. - Пер.

****** Имеются в виду Пейре Видль и его возлюблення, носившя имя Волчицы. - Пер.

******* Легендрня основтельниц чешской госудрственности. - Пер.

Он окликет меня с блкон. Я бегу вверх по лестнице. Он стоит н пороге и дружески протягивет мне руку.

- Мне стыдно! - проговорил он, склонившись ко мне н грудь, когд я обнял ее.

- Чего?

- Пострйтесь збыть вчершнюю безобрзную сцену, - скзл он дрожщим голосом. - Я исполнил вм вшу безумную фнтзию - теперь будем блгорзумны, будем счстливы, будем любить друг друг, через год я стну вшей женой.

- Моей госпожой! - воскликнул я, - я - вшим рбом!

- Ни слов больше о рбстве, о жестокости, о хлысте,

- перебил меня Внд. - Из всего этого я соглсн оствить вм одну только меховую кофточку, не больше. Пойдемте, помогите мне ндеть ее.

Мленькие бронзовые чсы с фигуркой Амур, только что выпустившего стрелу, пробили полночь.

Я встл, хотел уйти.

Внд ничего не скзл, только обвил меня рукми, притянул нзд н оттомнку и снов нчл целовть меня, и тк понятен, тк убедителен был этот немой язык!..

Но он говорил еще больше, чем я осмеливлся понять - ткой стрстной истомой дышло все существо Внды, столько слдостной неги было в полузкрытых, сумеречных глзх ее, в слегк мерцющем крсном потоке ее волос, припорошенных белой пудрой, в белом и крсном тлсе, шелестевшем вокруг нее при кждом ее движении, в волнующемся горносте кцвейки, в который он небрежно кутлсь.

- Умоляю тебя, - зпнулся я, - но ты рссердишься.

- Делй со мной, что хочешь, - прошептл он.

- Тогд топчи меня, прошу тебя, инче я помешюсь.

- Рзве я не зпретил тебе! - воскликнул Внд. - Ты все-тки неиспрвим.

- Ах, я влюблен тк стршно! Я опустился н колени и прижл свое пылющее лицо к ее лону.

- Я, прво, думю, - здумчиво нчл Внд, - что все это твое безумие есть лишь демоническя, ненсытня чувственность. Нш неестественность должн порождть подобные зболевния. Если бы ты был менее добродетелен, ты был бы совершенно нормлен.

- Тк сделй же меня нормльным, - пробормотл я.

Я перебирл рукми ее волосы и искрящийся мех, вздымющийся и опускющийся н ее волнующейся груди, словно освещення луной волн, смущя все мои чувств.

И я целовл ее - нет, он целовл меня - тк бурно, тк безжлостно, словно хотел убить меня своими поцелуями. Я был кк в бреду, свой рссудок я двно потерял, но под конец я стл просто здыхться. Я попытлся освободиться.

- Что с тобой?

- Я стрдю ужсно.

- Стрдешь? - он громко и весело рсхохотлсь.

- Ты можешь смеяться? - простонл я. - Знчит, ты дже не догдывешься...

Он вдруг стл серьезной, взял рукми мою голову, повернул меня к себе и порывисто к себе прижл.

- Внд! - зпнулся я.

- Верно - тебе ведь приятно стрдние! - скзл он и снов зсмеялсь. - Ну погоди же, уж я тебя вылечу!

- Нет, я не стну больше допршивть тебя, хочешь ли ты отдться мне нвеки или только н одно блженное мгновение! Я хочу упиться своим счстьем, теперь ты моя, и лучше уж мне потерять тебя, чем никогд не облдть тобой.

- Вот тк, теперь ты блгорзумен, - скзл он и снов поцеловл меня своими убийственными губми, и я рвнул в стороны горностй, кружевные покровы, и ее обнження грудь зколыхлсь, збилсь об мою.

Потом чувств оствили меня...

Я опомнился только в то мгновение, когд увидел кпющую с моей руки кровь, и птично спросил ее:

- Ты меня поцрпл?

- Нет, кжется, я тебя укусил.

Змечтельно, однко, нсколько жизненные обстоятельств принимют совершенно иной вид, кк только появляется ккое-либо новое лицо.

Мы проводили с Вндой упоительные дни - бродили по горм, вдоль озер, читли вместе, и я зкнчивл ее портрет. А кк мы любили друг друг! Кким счстьем светилось ее очровтельное лицо!

И вдруг приезжет ее подруг, ккя-то рзведення женщин, немного стрше, немного опытнее Внды, немного менее искренняя, - и вот уже во всем скзывется ее влияние.

Внд морщит лоб и выкзывет по отношению ко мне известное нетерпение.

Неужели он уже не любит меня?!

Почти две недели длится это невыносимое стеснение.

Подруг живет у нее, мы никогд не бывем одни. Вокруг обеих молодых женщин увивется толп мужчин. Среди всего этого я, со своей любовью, со своей серьезностью и своей тоской, игрю ккую-то нелепую и дурцкую роль. Внд обрщется со мной, кк с чужим.

Сегодня во время прогулки он отстл от обществ, оствшись со мной. Я видел, что он это сделл умышленно, и ликовл. Но что он мне скзл!

- Моя подруг не понимет, кк я могу любить вс. Он не нходит вс ни крсивым, ни особенно привлектельным в кком-нибудь ином отношении. Вдобвок он знимет меня с утр до ночи рсскзми о веселой, блестящей жизни в столице, нпевет мне о том, ккой успех я могл бы иметь, ккую блестящую пртию могл бы сделть, кких знтных и крсивых поклонников могл бы приобрести. Но что мне до всего этого, когд я люблю вс!

Н мгновение у меня перехвтило дыхние, потом я скзл:

- Я не хочу перебегть дорогу вшему счстью - видит бог, Внд. Перестньте принимть меня в рсчет. - Скзв это, я приподнял шляпу и пропустил ее вперед. Он изумленно посмотрел н меня, но не откликнулсь ни звуком.

Но когд я н обртном пути случйно приблизился к ней, он укрдкой пожл мне руку и посмотрел н меня тк тепло, тк многообещюще, что я вмиг збыл все муки последних дней, и вмиг зжили все мои рны.

Теперь я вновь уяснил себе хорошенько, нсколько все-тки я ее люблю.

- Моя подруг жловлсь мне н тебя, - скзл мне Внд сегодня.

- Он, по-видимому, чувствует, что я ее презирю.

- Д з что же ты ее презирешь, дурчок? - воскликнул Внд, схвтив меня обеими рукми з уши.

- З то, что он лицемерк. Я увжю только добродетельных женщин, или тких, которые живут для нслждения.

- Кк я! - шутливо зметил Внд. - Но видишь ли, дитя мое, для женщины это возможно лишь в смых редких случях. Он не может быть ни тк всецело чувственн, ни тк духовно свободн, кк мужчин; ее любовь всегд есть некое смешнное из чувственности и духовной склонности состояние. Ее сердце чувствует потребность прочно привязть к себе мужчину, между тем кк см он склонн к переменм. Отсюд возникет рзлд, возникет, большей чстью против ее воли, ложь и обмн, и в поступкх, и во всем ее существе, и все это портит ее хрктер.

- Конечно, это првд, - скзл я. - Трнсцендентльный хрктер, который женщин хочет нвязть любви, приводит ее к обмну.

- Но свет и требует его! - перебил меня Внд. - Посмотри н эту женщину: у нее в Лемберге муж и любовник, здесь он ншл себе еще нового поклонник и обмнывет их всех, в свете он всеми увжем и почитем.

- Д пусть ее, - воскликнул я, - только бы тебя он оствил в покое, он же обрщется с тобой точно с кким-то товром.

- Почему бы и нет? - перебил меня Внд. - Кждой женщине свойствен инстинкт, нклонность - извлекть пользу из своих чр. И отдвться без любви, без нслждения выгодно: при этом сохрняешь полное хлднокровие и можешь воспользовться своим преимуществом.

- Ты ли это говоришь; Внд?

- Почему бы и нет? - скзл он. - Знешь, вообще, что я тебе сейчс скжу: никогд не чувствуй себя в безопсности рядом с женщиной, которую любишь, потому что природ женщины тит в себе больше опсностей, чем ты думешь. Женщины не тк хороши, кк их предствляют их почиттели и зщитники, и не тк дурны, кк их изобржют их врги. Хрктер женщины есть бесхрктерность. Смя лучшя женщин может унизиться моментми до грязи, смя дурня - неожиднно возвыситься до смых добрых, высоких поступков и пристыдить тех, кто ее презирет. Нет женщины ни столь хорошей, ни столь дурной, которя не был бы способн в любое мгновение и н смые грязные, и н смые чистые, н дьявольские, кк и н божественные мысли, чувств и поступки. Дело в том, что женщин, несмотря н все успехи цивилизции, остлсь ткой, ккой он вышл из рук природы: он сохрнил хрктер дикря, который может окзться способным н верность и н измену, н великодушие и н жестокость, смотря по господствующему в нем в днную минуту порыву. Во все времен нрвственный хрктер склдывлся только под влиянием серьезного, глубокого обрзовния. И мужчин всегд следует принципм - дже если он эгоистичен и злонмерен; женщин же повинуется только порывм. Не збывй этого и никогд не чувствуй себя в безопсности рядом с женщиной, которую любишь.

Подруг уехл. Нконец-то вечер с ней недине. Словно всю ту любовь, которой он меня лишил, Внд приберегл для этого блженного вечер - тк он лсков, сердечн, мил.

Ккое блженство - прильнуть устми к ее устм, змереть в ее объятиях и видеть ее потом, когд он, вся изнемогшя, вся отдвшяся мне, покоится н моей груди, глз нши, опьяненные счстьем, тонут друг в друге.

Я еще не могу поверить, не могу постичь, что эт женщин - моя, вся моя.

- В одном он все же прв, - зговорил Внд, не пошевельнувшись, дже не открывя глз, точно во сне.

- Кто?

Он промолчл.

- Твоя подруг? Он кивнул.

- Д, он прв, ты - не мужчин, ты - мечттель, ты - очровтельный поклонник и был бы, нверное, бесценным рбом, но кк муж тебя я не могу себе предствить.

Я испуглся.

- Что с тобой? Ты дрожишь?

- Я трепещу при мысли, кк легко я могу тебя лишиться, - ответил я.

- Рзве ты от этого менее счстлив теперь? Лишет ли тебя ккой-нибудь доли рдостей то, что до тебя я приндлежл другим, что после тебя мною будут облдть другие? И уменьшится ли твое нслждение, если одновременно с тобой будет нслждться счстьем другой?

- Внд!

- Видишь ли, - продолжл он, - это был бы выход. Ты не хочешь потерять меня, мне ты дорог и духовно тк близок и нужен, что я хотел бы всю жизнь прожить с тобой, если бы у меня помимо тебя...

- Что з мысль! - воскликнул я - Ты внушешь мне ужс к себе.

- И ты меньше любишь меня?

- Нпротив!

Внд приподнялсь, опершись н левую руку.

- Я думю, - скзл он, - что для того, чтобы нвеки привязть к себе мужчину, ндо прежде всего не быть ему верной. Ккую честную женщину боготворили когд-либо тк, кк боготворят гетеру?

- В неверности любимой женщины действительно тится мучительня прелесть, высшее слдострстие.

- И для тебя? - быстро спросил Внд.

- И для меня.

- И знчит, если я доствлю тебе это удовольствие? - нсмешливо воскликнул Внд.

- То я буду стрдть чудовищно, но боготворить буду тебя тем больше, ответил я. - Только ты не должн меня обмнывть! У тебя должно хвтить демонической силы скзть мне: "Любить я буду одного тебя, но счстье буду дрить всякому, кто мне понрвится". Внд покчл головой.

- Мне противен обмн, я првдив - но ккой мужчин не согнется под бременем првды? Если бы я скзл тебе: эт чувственно веселя жизнь, это язычество - мой идел, хвтило ли бы у тебя сил вынести это?

- Конечно. Я все от тебя снесу, только бы тебя не лишиться. Я ведь чувствую, кк мло я, в сущности, для тебя знчу.

- Но, Северин...

- Однко, это тк, - скзл я. - И именно потому...

- Потому ты хотел бы... - он лукво улыбнулсь,

- ведь я отгдл?

- Быть твоим рбом! - воскликнул я. - Твоей неогрниченной собственностью, лишенной собственной воли, которой ты могл бы рспоряжться по своему усмотрению и которя поэтому никогд не стл бы тебе в тягость. Я хотел бы - пок ты будешь пить полной чшей рдость жизни, упивться веселым счстьем, нслждться всей роскошью олимпийской любви - служить тебе, обувть и рзувть тебя.

- В сущности, ты не тк уж непрв, - ответил Внд, - потому что только в кчестве моего рб ты мог бы вынести то, что я люблю других; и потом, свобод нслждения нтичного мир и немыслим без рбств. Видеть перед собой трепещущих, пресмыкющихся н коленях людей - о, это должно приносить ккое-то ощущение богоподобия. Я хочу иметь рбов - ты слышишь, Северин?

- Рзве я не рб твой?

- Слушй же меня, - взволновнно скзл Внд, схвтив мою руку, - я буду твоей до тех пор, пок я люблю тебя.

-В течение месяц?

- Может быть, двух.

- А потом?

- А потом ты будешь моим рбом.

- А ты?

- Я? Что же ты еще спршивешь? Я - богиня и иногд буду спускться со своего Олимп - тихо, совсем тихо и тйком - к тебе.

- Д, ну что это все ткое, - проговорил Внд, подперев голову обеими рукми и устремив взгляд в дль, - золотя фнтзия, которя никогд не стнет действительностью. - Тоск, зтившя в себе нечто зловещее, был рзлит по всему ее существу. Ткой я ее еще никогд не видел.

- Отчего же он неосуществим? - зговорил я.

- Оттого, что у нс нет рбств.

- Тк поедем в ткую стрну, где оно еще существует, - н Восток, в Турцию! - с живостью воскликнул я.

- Ты соглсился бы - Северин - серьезно? - спросил Внд. Глз ее зжглись.

- Д, я серьезно хочу быть твоим рбом, - продолжл я. - Я хочу, чтобы твоя влсть ндо мной был освящен зконом, чтобы моя жизнь был в твоих рукх, чтобы ничто в этом мире не могло меня зщитить или спсти от тебя. О, ккое огромное нслждение было бы чувствовть, что я всецело звишу от твоего произвол, от твоей прихоти, от одного мновения твоей руки! И потом - ккое блженство, когд ты, в минуту милости, позволишь рбу поцеловть твои уст, от которых звисит его жизнь или смерть! - Я стл н колени и горячим лбом прильнул к ее лону.

- Ты бредишь, Северин! - взволновнно проговори-л Внд. - Ты действительно любишь меня тк безгрнично? - Он прижл меня к своей груди и осыпл поцелуями.

- Ты в смом деле хочешь? - нерешительно спросил он снов.

- Клянусь тебе н этом месте Богом и честью моей: я твой рб, где и когд ты зхочешь, когд только ты мне это прикжешь! - воскликнул я, уже едв влдея собой.

- А если я поймю тебя н слове? - воскликнул Внд.

- Изволь.

- Это для меня имеет ткую прелесть, которую едв ли можно срвнить с чем-либо, - отозвлсь он, - знть, что человек, который меня боготворит, которого я всей душой люблю, отдлся мне до ткой степени, тк всецело, что звисит от моей воли, от моей прихоти, облдть им, кк рбом, в то время, кк я...

Он бросил н меня стрнный взгляд.

- Если я стну действительно легкомысленной, в этом будешь виновт ты, - продолжл он. - Я почти уверен, что ты уже теперь боишься меня, но ты дл мне клятву.

- И я сдержу ее.

- Об этом уж предоствь мне позботиться, - возрзил он. - Теперь я в этом нхожу нслждение, - теперь это уже не остнется пустой фнтзией, видит Бог. Ты будешь моим рбом, я - я пострюсь сделться "Венерой в мехх".

Я думл, что понял, нконец, эту женщину и зню ее, теперь я вижу, что могу нчть все снчл. С кким отврщением он еще совсем недвно воспринимл мои фнтзии и с ккой серьезностью он добивется теперь их осуществления! Он нбросл договор, которым я обязывюсь, под честным словом и поклявшись в этом, быть ее рбом до тех пор, пок он этого хочет. Обняв меня рукой з шею, он читл мне вслух этот неслыхнный, невероятный документ, и зключением кждой прочитнной сттьи его служил поцелуй.

- Но для меня договор содержит одни обязтельств, - говорю я, чтобы подрзнить ее.

- Рзумеется! - отвечет он с величйшей серьезностью. - Ты перестнешь быть моим возлюбленным, я освобождюсь от всяких обязнностей, ото всяких обетов по отношению к тебе. Н мою блгосклонность ты должен теперь смотреть, кк н милость, прв у тебя больше нет никких, и потому ни н ккие ты больше претендовть не должен. Влсти моей нд тобой не должно быть грниц. Подумй, ведь ты отныне н положении немногим лучшем, чем собк, чем неодушевленный предмет. Ты - моя вещь, моя игрушк, которую я могу сломть, если это обещет мне минутное рзвлечение от скуки. Ты ничто, я - все. Понимешь?

Он рссмеялсь и снов поцеловл меня, и все же меня пробрл ккой-то ужс.

- Не рзрешишь ли ты мне поствить кое-ккие условия? - нчл я.

- Условия? - Он нморщил лоб. - Ах, ты уже рскивешься или испуглся! Но теперь все это слишком поздно - ты дл мне честное слово, ты мне поклялся. А впрочем, говори.

- Прежде всего, я хотел бы внести в нш договор, что ты никогд не рсстнешься со мной совсем; зтем - что ты никогд не отдшь меня н произвол ккому-нибудь своему поклоннику, во влсть его грубости...

- Но, Северин, - воскликнул с волнением в голосе Внд, и глз ее нполнились слезми. - Ты можешь думть, что я тебя, человек, который меня тк любит, тк отдется мне в руки... - он зпнулсь.

- Нет, нет! - скзл я, покрывя ее руки поцелуями. - Я не опсюсь с твоей стороны ничего, что могло бы меня опозорить - прости мне это отвртительное мгновение.

Внд блженно улыбнулсь, прижлсь щекой к моей щеке и, кзлось, здумлсь.

- Ты збыл кое-что, - шепнул он зтем лукво, - смое вжное!

- Ккое-нибудь условие?

- Д, что я обязывюсь всегд носить мех. Но я и тк обещю тебе это. Я буду носить их уже потому только, что они и мне смой помогют чувствовть себя деспотицей, я хочу быть очень жесток с тобой - понимешь?

- Я должен подписть договор? - спросил я.

- Нет еще, я прежде прибвлю твои условия, и вообще подписть ты его должен н месте.

- В Констнтинополе?

- Нет. Я передумл. Ккую ценность предствляет для меня облдние рбом тм, где все имеют рбов! Я хочу иметь рб здесь, в ншем цивилизовнном, трезвом, филистерском мире, где рб буду иметь я одн, причем ткого рб, которого отдли в мою влсть не зкон, не мое прво или грубя сил, только и единственно могущество моей крсоты и сил моей личности, лишившие его своей воли. Вот что меня прельщет. Во всяком случе, мы уедем - в ккую-нибудь стрну, где никто нс не знет и где тебе можно будет, не стесняясь перед светом, выступть в роли моего рб. Может быть, в Итлию, в Рим или Неполь.

Мы сидели у Внды, н ее оттомнке. Он был в своей горностевой кофточке, с рспущенными вдоль спины, кк львиня грив, волосми. Он припл к моим губм и выссывл мне душу из тел. У меня кружилсь голов, во мне зкипл кровь, сердце билось, кк безумное, у ее сердц.

- Я хочу весь быть в твоих рукх, Внд! - воскликнул я вдруг в одном из тех угрных порывов стрсти, во время которых мой опьяненный рзум не в силх был ясно мыслить, свободно принимть решения, - без всяких условий, без всяких огрничений твоей влсти ндо мной - хочу звисеть от одного твоего произвол, от одной твоей милости или немилости!

Говоря это, я соскользнул с оттомнки к ее ногм и смотрел н нее теперь снизу отумненными глзми.

- Кк ты крсив теперь! - воскликнул он. - Меня восхищют, чруют твои глз, когд они вот тк угсют, словно в экстзе, - ккой дивный взгляд должен быть у тебя под смертельными удрми хлыст! У тебя глз мученик.

Иногд мне все-тки стновится жутковто - отдться тк всецело, тк безусловно в руки женщины. Что, если он злоупотребит своей влстью, моей стрстью?

Ну, что ж - тогд я испытю то, что волновло мою фнтзию с рннего детств, неизменно нполняя меня слдостным ужсом. Глупое опсение. Все это просто невиння игр, в которую он будет игрть со мной, не больше. Он ведь любит меня, и он тк добр - блгородня нтур, не способня ни н ккую неверность. Но это все-тки в ее влсти - он может, если зхочет ккя прелесть в этом сомнении, в этом опсении!

Теперь я понимю Мнон Леско и бедного рыцря, молившегося н нее дже тогд, когд он был уже любовницей другого, дже у позорного столб.

Любовь не знет ни добродетели, ни зслуги. Он любит, и прощет, и терпит все потому, что инче не может. Нми руководит не здрвое суждение не достоинств или недосттки, которые нм случится открыть, привлекют или отпугивют нс. Нс влечет ккя-то слдостня и грустня, тинствення сил, и под ее влиянием мы перестем мыслить, чувствовть, ощущть, хотеть, - мы позволяем ей увлекть нс, не спршивя дже, куд.

Сегодня н гулянье впервые появился один русский князь, привлекший к себе всеобщее внимние своей тлетической фигурой, необычйно крсивым лицом, роскошным тулетом и великолепием окружющей его свиты. Особенно порзил он дм, рзглядыввших его совсем кк дикого зверя. Но он проходил по ллеям мрчный, никого не змечя, в сопровождении двух слуг - негр, одетого с головы до ног в крсный тлс, и черкес во всем блеске его нционльного костюм и вооружения. Вдруг он зметил Внду, устремил н нее холодный пронизывющий взгляд, дже проследил з ней глзми, пок он шл мимо, поворчивя голову в ее нпрвлении, и, когд он прошл, остновился и посмотрел ей вслед.

А он - он лишь пожирл его своими искрящимися зелеными глзми и пострлсь снов встретиться с ним.

Утонченное кокетство, которое я чувствовл и видел в ее походке, в кждом ее движении, в том, кк он н него смотрел, - сдвило мне горло. Когд мы шли домой, я что-то зметил ей об этом. Он нморщил лоб и ответил:

- Чего же ты хочешь? Князь ткой мужчин, который мог бы мне понрвиться, который дже ослепляет меня, - я свободн и могу делть, что зхочу...

- Рзве ты меня больше не любишь? - испугнно пробормотл я, зпинясь.

- Люблю я только тебя, - ответил он, - но князю я позволю ухживть з собой.

- Внд!

- Рзве ты не рб мой? - спокойно нпомнил он.

- Рзве я не жестокя северня Венер в мехх?

Я промолчл. Я чувствовл себя буквльно рздвленным ее словми, холодный взгляд ее вонзился мне в сердце, кк кинжл.

- Ты сей же чс рзузнешь, кк зовут князя, где он живет и все, что его ксется, понятно? - продолжл он.

- Но...

- Никких отговорок. Повинуйся! - воскликнул Внд с ткой суровостью, ккой я никогд в ней не подозревл. - Не покзывйся мне н глз, пок не сможешь ответить н все мои вопросы.

Только к вечеру я смог доствить Внде сведения, которых он желл. Он зствил меня стоять перед ней кк слугу, пок выслушивл мой отчет с улыбкой, откинувшись н спинку кресл.

Потом он кивнул головой, он кзлсь довольной.

- Дй мне скмеечку под ноги, - коротко прикзл он.

Я повиновлся и, поствив скмеечку, уложил н нее ее ноги, оствшись перед ней н коленях.

- Чем это кончится? - печльно спросил я после короткой пузы.

Он рзрзилсь веселым смехом.

- Д это еще и не нчинлось!

- Ты бессердечнее, чем я думл, - скзл я, уязвленный.

- Северин! - серьезно зговорил Внд. - Я еще ничего не сделл, ровно ничего - ты меня уже нзывешь бессердечной. Что же будет, когд я исполню твои фнтзии, когд я стну вести веселую, вольную жизнь, окружу себя поклонникми и целиком осуществлю твой идел - с попирнием ногми и удрми хлыст?

- Ты слишком серьезно принимешь мои фнтзии.

- Слишком серьезно? Но рз я их осуществляю, не могу же я остнвливться н шутке, - возрзил он. - Ты знешь, кк ненвистн мне всякя игр, всякя комедия. Ведь ты этого хотел. Чья это зтея, - твоя или моя? Я ли тебя ею соблзнил, или это ты рзжег мое вообржение? Рзумеется, теперь это для меня серьезно.

- Выслушй меня спокойно, Внд, - скзл я нежно. - Мы тк любим друг друг, мы тк бесконечно счстливы - неужели ты хочешь принести в жертву прихоти нше будущее?

- Это уже не простя прихоть! - воскликнул он.

- А что же?! - испугнно спросил я.

- Были, конечно, ткие здтки во мне смой, - спокойно и здумчиво зговорил он, - быть может, без тебя они никогд не обнружились бы; Hо ты их пробудил, рзвил - и теперь, когд это превртилось в могучее влечение, когд это зполнило меня всю, когд я вижу в этом нслждение, когд я уже не хочу и не могу инче, - теперь ты хочешь повернуть вспять? - ты - мужчин ты или нет?

- Любимя, дорогя моя Внд! - воскликнул я лскя, целуя ее.

- Оствь меня - ты не мужчин...

- А кто же ты? - вспыхнул я.

- Я своенрвн, - скзл он, - ты это знешь. Я не тк сильн в фнтзиях и не тк слб в их исполнении, кк ты. Если я что-нибудь решю сделть, я это исполняю, - и тем увереннее, чем большее встречю сопротивление. Оствь меня!

Он оттолкнул меня от себя и встл.

- Внд! - Я тоже встл и стоял лицом к лицу с ней.

- Теперь ты знешь, ккя я, - продолжл он. - Предостерегю тебя еще рз. У тебя еще есть выбор. Я не принуждю тебя стть моим рбом.

- Внд, - с волнением отозвлся я, и слезы выступили у меня н глзх, - ты не знешь, кк я тебя люблю!

Он презрительно повел губми.

- Ты зблуждешься, ты делешь себя дурнее, чем ты есть, твоя природ горздо добрее, блгороднее...

- Что ты знешь о моей природе! - резко перебил он меня. - Ты еще узнешь, ккя я.

- Внд!

- Решйся же: хочешь ты подчиниться безусловно?

- А если я скжу: нет?

- Тогд...

Он подошл ко мне, холодня и нсмешливя, - и стоя вот тк передо мной, со скрещенными н груди рукми, со злой улыбкой н губх, он действительно был воплощением деспотической женщины моих фнтзий. Черты ее лиц кзлись жестокими, в глзх не было ничего, что обещло бы доброту, сострдние.

- Хорошо... - проговорил он, нконец.

- Ты сердишься, - скзл я, - ты будешь меня бить хлыстом?

- О, нет! - возрзил он. - Я отпущу тебя. Можешь идти. Ты свободен. Я тебя не удерживю.

- Внд... меня, человек, который тк тебя любит...

- Д, вс, судрь мой, - человек, который меня боготворит, презрительно бросил он, - но который труслив, лжив, изменяет своему слову. Оствьте меня сию же минуту...

- Внд!...

- Дрянь!

Кровь прихлынул мне к сердцу. Я бросился к ее ногм и не в силх был сдержть рыдний.

- Только слез не хвтло! - воскликнул он, зсмеявшись... О, ккой это был ужсный смех! - Подите

- я не хочу вс больше видеть.

- Боже мой! - крикнул я, не помня себя. - Д, я сделю все, что ты прикжешь, буду твоим рбом, твоей вещью, которой ты сможешь рспоряжться по своему усмотрению - только не оттлкивй меня - я погибну

- я жить без тебя не могу!

Я обнимл ее колени и покрывл ее руки поцелуями.

- Д, ты должен быть рбом и чувствовть хлыст, потому что ты не мужчин, - спокойно проговорил он. - Именно от этого мучительнее всего сжлось мое сердце - от того, что говорил он без всякого гнев, дже без волнения, в спокойном рздумье. - Теперь я узнл тебя, понял твою собчью нтуру, способную боготворить того, кто топчет тебя ногми, - и тем больше боготворить, чем больше тебя унижют. Я теперь узнл тебя, ты меня еще узнешь.

Он шгл по комнте крупными шгми, я остлся уничтоженный, н коленях, с поникшей головой, со слезми, струившимися у меня по лицу.

- Поди сюд, - повелительно бросил мне Внд, опускясь н оттомнку. Я повиновлся знку ее руки и сел рядом с ней. Он мрчно посмотрел н меня, потом взгляд ее вдруг просветлел, словно осветившись изнутри, он привлекл меня, улыбясь, к себе н грудь и принялсь поцелуями осушть от слез мои глз.

В том-то и зключется весь юмор моего положения, что я, словно медведь в зверинце Лили*, могу бежть - и не хочу, что я все стерплю, лишь только он пригрозит дть мне свободу.

Если бы он, нконец, снов взял хлыст в руки! В нежной лсковости ее обрщения со мной мне чудится нечто зловещее. Я см себе кжусь мленькой поймнной мышью, с которой грциозно игрет крсвиц-кошк, кждое мгновение готовя рстерзть ее, и мое мышиное сердце готово рзорвться.

Ккие у нее нмерения? Что он со мной сделет?

Он кк будто совершенно збыл о договоре, о моем рбстве - или это действительно было лишь своенрвием, и он збросил всю эту зтею в то смое мгновение, когд увидел, что я не окзл никкого сопротивления и покорился ее смодержвной прихоти?

Кк он добр ко мне теперь, кк он лсков, нежн! Мы переживем блженные дни.

Сегодня он попросил меня прочесть вслух сцену между Фустом и Мефистофелем, в которой Мефистофель является стрнствующим студентом. Глз ее со стрнным выржением довольств покоились н мне.

- Не понимю я, - скзл он, когд я кончил, - кк может мужчин носить в душе ткие великие, прекрсные мысли, тк изумительно ясно, тк проництельно, тк рзумно излгть их - и быть в то же время тким фнтзером, тким сверхчувственным простком.

- Ты довольн... - скзл я, целуя ее руку. Он нежно провел рукой по моему лбу.

- Я люблю тебя, Северин, - прошептл он, - я думю, что никого другого я не могл бы любить больше. Будем блгорзумны, првд?

Вместо ответ я зключил ее в объятия; глубокое, скорбное счстье переполняло мою грудь, глз мои увлжнились, слез сктилсь н ее руку.

- Кк можно плкть! - воскликнул он. - Ты совсем дитя.

Ктясь сегодня, мы встретили проезжвшего мимо в коляске русского князя. Он явно был неприятно поржен, увидев меня рядом с Вндой, и, кзлось, хотел пронзить ее нсквозь своими электрическими серыми глзми. Внд же - я готов был в ту минуту броситься перед ней н колени и целовть ее ноги - кк будто совсем и не зметил его, рвнодушно скользнул по нему взглядом, кк по неодушевленному предмету, кк по дереву, и тотчс же повернулсь ко мне со своей обворожительной улыбкой.

Когд я уходил от нее сегодня, пожелв ей спокойной ночи, он покзлсь мне вдруг рссеянной и рсстроенной, безо всякого повод. Что бы ткое могло ее озботить?

- Мне жль, что ты уходишь, - скзл он, когд я стоял уже н пороге.

- Ведь это только от тебя звисит - сокртить срок моего тяжкого испытния - соглсись перестть мучить меня!.. - взмолился я.

- Ты, знчит, не допускешь, что это стеснение и для меня мук, проронил Внд.

- Тк положи ей конец! - воскликнул я, обнимя ее.

- Будь моей женой!

- Никогд, Северин! - скзл он мягко, но с непоколебимой решительностью.

- Что ткое?

Я был испугн, потрясен до глубины души.

- Ты мне в мужья не годишься. Я посмотрел н нее, медленно отнял руку, которой все еще обнимл ее з тлию, и вышел из комнты, он

- он не позвл меня обртно.

Долгя бессоння ночь. Десятки рз я принимл всевозможные решения и снов их отбрсывл. Утром я нписл письмо, в котором объявлял ншу связь рсторгнутой. Рук моя дрожл, когд я писл; зпечтывя письмо, я обжег себе пльцы.

Когд я взошел по лестнице, чтобы отдть его горничной, у меня подкшивлись ноги.

Вдруг дверь открылсь, и Внд высунул нружу полную ппильоток голову.

- Я еще не причесн, - с улыбкой скзл он.

Что тм у вс?

- Письмо...

- Мне?

Я кивнул.

- А, вы хотите порвть со мной? - воскликнул он нсмешливо.

- Рзве вы не зявили вчер, что я не гожусь вм в мужья?

- Повторяю это вм.

- Ну вот... - Я протянул ей письмо, дрож всем телом; голос мне откзывл.

- Оствьте его у себя, - скзл он, глядя н меня холодно. - Вы збывете, что теперь речь идет вовсе не о том, можете ли вы удовлетворить меня, кк муж, - в рбы вы, во всяком случе, годитесь.

- Милостивя госудрыня! - с негодовнием воскликнул я.

- Д, госудрыней вы должны нзывть меня отныне, - скзл Внд, откидывя голову с нескзнным пренебрежением. - Извольте устроить свои дел в двдцть четыре чс, послезвтр я еду в Итлию, и вы поедете со мной, в кчестве моего слуги.

- Внд...

- Я зпрещю вм фмильярности со мной, - отрезл он. - Зпомните ткже, что являться ко мне вы должны не инче, кк по моему зову или звонку и не зговривть со мной, если я к вм нперед не обртилсь. Зоветесь вы отныне не Северином, Григорием.

Я здрожл от ярости и все же - к сожлению, не могу отрицть этого ткже и от нслждения, и от острого возбуждения.

- Но, вы ведь знете мои обстоятельств, милостивя госудрыня, смущенно нчл я, - я ведь звишу еще от своего отц и сомневюсь, чтобы он дл мне ткую большую сумму, ккя нужн для этой поездки...

- Знчит, у тебя нет денег, Григорий, - зметил Внд довольно, - тем лучше! Тогд ты всецело звисишь от меня и в смом деле окзывешься моим рбом.

- Вы не приняли во внимние, - попытлся я возрзить, - что я, кк человек честный, не могу...

- Я принял во внимние, - возрзил он тоном почти прикз, - что, кк человек честный, вы прежде всего обязны сдержть свое слово, свою клятву последовть з мной в кчестве моего рб куд я прикжу, и повиновться мне во всем, что я ни прикжу. А теперь ступй, Григорий!

Я нпрвился к двери.

- Еще не все - ты можешь рньше поцеловть мне руку. - И он с ккой-то горделивой небрежностью протянул мне руку для поцелуя, я - я дилетнт - я осел - я жлкий рб - прижл ее с порывистой нежностью к своим горячим, пересохшим от волнения губм. Еще один милостивый кивок головой. Зтем меня отпустили.

Поздно ночью у меня еще горел огонь и топилсь большя зеленя печь, тк кк мне ндо было еще позботиться о некоторых письмх и бумгх, осень, кк это бывет у нс обыкновенно, нгрянул во всю свою силу вдруг и срзу.

Внезпно он постучл ко мне в окно деревянной ручкой хлыст.

Я открыл окно и увидел ее стоящей снружи в ее опушенной горностем кофточке и высокой круглой кзцкой шпке из горностя, вроде тех, которые носил иногд Ектерин Великя.

- Готов ты, Григорий? - мрчно спросил он.

- Нет еще, госпож, - ответил я.

- Это слово мне нрвится, - отозвлсь он н это, - можешь всегд нзывть меня своей госпожой - слышишь? Звтр утром, в 9 чсов, мы отсюд уезжем. До поселк ты будешь моим спутником, моим другом, с той минуты, когд мы сядем в вгон, ты - мой рб, мой слуг. Зкрой теперь окно и отопри дверь.

Когд я сделл то, что он прикзл, и он вошл в комнту, он спросил, нсмешливо сдвинув брови:

- Ну, кк я тебе нрвлюсь?

- Ты...

- Кто тебе это позволил? - И он удрил меня хлыстом.

- Вы дивно прекрсны, госпож.

Внд улыбнулсь и уселсь в мое кресло.

- Стнь здесь н колени - вот тут, около моего кресл.

Я повиновлся.

- Целуй мне руку.

Я схвтил ее мленькую холодную ручку и поцеловл ее.

- И губы...

Меня зхлестнул волн стрсти, я обвил рукми тело жестокой крсвицы и, кк безумный, осыпл плмен ными поцелуями ее лицо, губы и грудь - и он с тем же пылом отвечл н мои поцелуи, с опущенными словно во сне векми, и тк длеко з полночь.

______________________

* См. стихотворение Гете "Lilis Park" (1775). - Пер.

Ровно в 9 чсов утр, кк он и прикзл, все было готово к отъезду, и мы выехли в удобной коляске из мленького крптского курорт, где звязлсь смя интересня дрм моей жизни, зпутвшись в сложный узел, едв ли кто-либо из нс мог тогд предскзть, кк он рспутется.

Все пок еще шло превосходно. Я сидел рядом с Вндой, он не умолкя болтл со мной смым милым и увлектельным обрзом, кк с добрым другом, об Итлии, о новом ромне Писемского, о музыке Вгнер. Дорожный костюм ее состоял из своего род мзонки, черного суконного плтья с короткой кофточкой, отделнной мехом, плотно облегвшей ее стройные формы и великолепно их обрисовыввшей. Поверх плтья н ней был темня дорожня меховя шубк. Н волосх, звязнных в нтичный узел, сидел мленькя темня меховя шпочк, с которой ниспдл повязння вокруг нее черня вуль. Внд был очень хорошо нстроен: он шловливо зпихивл мне в рот конфеты, причесывл меня, рзвязывл мне глстук и повязывл его прелестной мленькой петлей, нбрсывл мне н колени свою шубку и под ней укрдкой сжимл мне пльцы, когд нш возниц-еврей зклевл носом, он дже поцеловл меня - и ее холодные губки дышли свежим морозным ромтом, словно ккя-то юня роз, одиноко рсцветшя осенью среди обнженных стеблей и пожелтевших листьев, чшечку которой первя изморозь покрыл мелкими ледяными лмзми.

Вот и поселок. У вокзл мы вышли из коляски. С обворожительной улыбкой Внд сбросил с плеч мне н руки свою шубку и потом пошл позботиться о билетх.

Когд он вернулсь, он переменилсь до неузнвемости.

- Вот тебе билет, Григорий, - проговорил он тким тоном, кким говорят со своими лкеями ндменные брыни.

- Третьего клсс! - воскликнул я с комическим ужсом.

- Естественно, - продолжл он. - И вот что не збудь: ты сядешь в вгон только тогд, когд я совсем устроюсь в купе, и ты мне больше не будешь нужен. Н кждой стнции ты должен бегом бежть к моему вгону и спршивть, не будет ли кких прикзний. Смотри же, зпомни все это. А теперь подй мне шубку.

Я смиренно, кк рб, помог ей ндеть шубку и последовл з ней, когд он пошл искть свободное купе первого клсс; опершись н мое плечо, он вскочил в него и, усевшись, прикзл мне зкрыть ей ноги медвежьей шкурой и подложить грелку.

Зтем он кивком головы отпустил меня. Я медленно побрел в свой вгон третьего клсс, весь пропитнный дымом от смого что ни н есть дрянного тбк, словно чистилище - тумнными прми Ахерон. Потянулись долгие чсы досуг, во время которых у меня был возможность порзмыслить о згдкх человеческого бытия и величйшей из этих згдок - женщине.

Кждый рз, когд поезд остнвливется, я высккивю, бегу к ее вгону и жду со снятой с головы фуржкой ее прикзний. Он велит принести то чшку кофе, то сткн воды, рз потребовл легкий ужин, в другой рз - тз с теплой водой, чтобы вымыть руки, - и тк все время. В купе у нее поместились в пути дв-три пссжир, он позволяет им ухживть з собой; я умирю от ревности и вынужден сккть сломя голову, чтобы всякий рз быстро исполнить все ее прикзния и поспеть н поезд. Но вот нступет ночь. Я не в силх ни куск проглотить, ни глз сомкнуть, дышу одним воздухом с польскими крестьянми, с брышникми-евреями, с грубыми солдтми, воздух нсквозь пропитн луком, когд я вхожу к ней в купе, я вижу, кк он лежит в своих уютных мехх, рстянувшись н подушкх дивн, - ккя-то восточня деспотиц, - господ сидят нвытяжку, прислонившись к стене, словно ккие-нибудь индийские идолы, и едв смеют дышть.

В Вене, где он остнвливется, чтобы сделть кое-ккие покупки и, прежде всего, нкупить множество великолепных тулетов, он продолжет обрщться со мной, кк со своим слугой. Я следую з ней н почтительном рсстоянии в десять шгов; он протягивет мне, не удостивя ни единым приветливым взглядом, всякие пкеты, и под конец зствляет меня, нгруженного кк осл, пыхтеть под их тяжестью.

Перед отъездом он отбирет у меня все мои костюмы, чтобы рздть их кельнерм отеля, и прикзывет мне облчиться в ее ливрею, крковяцкий костюм ее цветов - светло-голубого с крсным отворотом* - и в четырехугольную крсную шпочку, укршенную пвлиньими перьями, которя мне очень дже идет.

Н серебряных пуговицх - ее герб. У меня ткое чувство, словно меня продли или я зложил душу дьяволу.

Мой прекрсный дьявол везет меня из Вены во Флоренцию. Вместо белых кк лен Мзуров и сльноволосых евреев, мое общество теперь соствляют курчвые contadini***, крсвец сержнт первого итльянского грендерского полк и бедный немецкий художник. Тбчный дым пхнет теперь не луком, слями и сыром.

Снов нступил ночь. Я мучюсь, леж н своей деревянной скмье, руки и ноги у меня словно перебиты.

Но вся эт история все же поэтичн: вокруг мерцют звезды, у сержнт лицо, кк у Аполлон Бельведерского, немец-художник поет прелестную немецкую песню:

Сгущясь, тени будят

Одну звезду, другую,

И жрким дуновеньем

Сквозь ночь плывет тoмленье

По морю сновиденье

Без отдых ведет

Корбль, моя душ

К твоей душе плывет.

Я лежу и думю о крсвице, уснувшей по-црски спокойным сном в своих мягких мехх.

Флоренция! Шум, крики, нзойливые facchini** и фикры. Внд подзывет один из экипжей, носильщиков прогоняет.

- Зчем же мне был бы слуг? - говорит он. - Григорий, - вот квитнция - получи бгж!

Он зкутывется в свою меховую шубку и спокойно усживется в экипж, покуд я один з другим втскивю в него ее тяжелые чемодны. Под тяжестью последнего я спотыкюсь, но стоящий поблизости крбинер с интеллигентным лицом помогет мне. Он смеется.

- Этот должен быть тяжелехонек, - скзл он, - потому что в нем все мои мех.

Я вскрбкивюсь н козлы и вытирю со лб прозрчные кпли. Он нзывет извозчику гостиницу, тот погоняет свою лошдь. Через несколько минут мы остнвливемся перед ярко освещенным подъездом.

- Комнты есть? - спршивет он портье.

- Д, мдм.

- Две для меня, одну для моего человек - все с печми.

- Две элегнтных комнты, мдм, обе с кминми, к вшим услугм, откликнулся подбежвший номерной, для слуги есть одн свободня без печи.

- Покжите мне их.

Осмотрев комнты, он коротко роняет:

- Хорошо, я их беру. Только живо зтопите. Человек может спть и в нетопленой. Я только взглянул н нее.

- Принеси нверх чемодны, Григорий, - прикзл он, не обрщя внимния н мой взгляд. - Я пок переоденусь и сойду в столовую. Потом можешь и себе взять чего-нибудь н ужин.

Он выходит в смежную комнту, я втскивю снизу чемодны, помогю номерному зтопить кмин в ее спльне, пок он делет попытки рсспросить меня н скверном фрнцузском о моей "госпоже", и с безмолвной ненвистью смотрю некоторое время н пылющий в кмине огонь, н душистую белую постель под пологом, н ковры, которыми устлн пол. Зтем я спускюсь по лестнице, устлый и голодный, и требую чего-нибудь поесть. Добродушный кельнер, окзвшийся встрийским солдтом и изо всех сил стрвшийся знимть меня рзговором по-немецки, провожет меня в столовую и обслуживет меня. Только я, после тридцтишестичсовой голодовки, сделл первый освежющий глоток и подцепил вилкой кусок горячей пищи, он вошл в столовую.

Я поднимюсь.

- Кк же вы меня приводите в столовую, в которой ест мой человек? нбрсывется он н номерного, вся пыля гневом, и, резко повернувшись, выходит вон.

Я тем временем блгодрю бог з то, что могу, по крйней мере, спокойно продолжить свою трпезу. Покончив с ней, я поднимюсь н пятый этж в свою комнту, в которой уже стоит мой мленький чемодн и горит грязня мсляня лмпочк. Узкя комнт без кмин, без окон, с мленьким отверстием для приток воздух. Если бы не собчий холод, он нпомнил бы мне венецинские Свинцовые кмеры****. Я не могу не рссмеяться невольно в голос, тк что громкий отзвук моего собственного смех меня пугет.

Вдруг дверь рспхивется, и номерной восклицет с тетрльным, чисто итльянским жестом:

- Подите тотчс же к вшей госпоже, прикзно сию минуту!

Я беру свою фуржку, спотыкясь, сбегю вниз по ступеням, блгополучно подхожу к ее двери и стучусь:

- Войдите.

Я вхожу, зкрывю з собой дверь и остнвливюсь н пороге.

Внд уютно устроилсь н крсном брхтном дивнчике в неглиже из белого муслин с кружевми, положив ноги н подушку из ткого же мтерил и нбросив н плечи тот же меховой плщ, в котором он в первый рз явилсь мне в обрзе богини любви.

Желтые огни свечей в подсвечникх, стоявших н трюмо, и их отржение в огромном зеркле в соединении с крсным плменем кмин двли дивную игру свет н зеленом брхте, н темно-коричневом соболе плщ, н белой, глдко нтянутой коже и н огненно-рыжих волосх прекрсной женщины, обртившей ко мне свое ясное, но холодное лицо и остновившей н мне свои холодные зеленые глз.

- Я довольн тобой, Григорий, - нчл он. Я поклонился.

- Подойди поближе.

Я повиновлся.

- Еще ближе, - скзл он, опустив глз и поглживя соболя рукой. Венер в мехх принимет своего рб. Я вижу, что вы все же нечто большее, нежели обыкновенный фнтзер; по крйней мере, вы не отступетесь от своих фнтзий, у вс хвтет мужеств осуществить то, что вы нвыдумывли, хотя это было крйним безумием. Сознюсь, что мне это нрвится, мне это импонирует. В этом чувствуется сил, увжть можно лишь силу. Я думю дже, что в кких-то необычных обстоятельствх, в ккую-нибудь великую эпоху то, что кжется теперь вшей слбостью, рскрылось бы удивительной силой. В эпоху первых имперторов вы были бы мучеником, в эпоху реформции нбптистом, во время фрнцузской революции - одним из тех энтузистов-жирондистов, которые всходили н гильотину с "Мрсельезой" н устх. А теперь вы - мой рб, мой...

Вдруг он вскочил - тк порывисто, что соболя соскользнули с ее плеч, - и нежно, но с силой обвил рукми мою шею.

- Мой возлюбленный рб, Северин, о, кк я люблю тебя, кк я боготворю тебя, кк ты живописен в этом крковском костюме! Но ты будешь мерзнуть сегодня ночью в этой жлкой комнте тм, нверху, без кмин... Не дть ли тебе, сердце мое, мой меховой плщ, вот этот, большой...

Он быстро поднял его, нбросил мне его н плечи и, не успел я оглянуться, всего меня в него зкутл.

- О, кк тебе к лицу мех! Кк они подчеркивют твои блгородные черты! Кк только ты перестнешь быть моим рбом, ты стнешь носить брхтную куртку с собольей опушкой - слышишь? - инче я никогд больше не ндену свою меховую кофточку...

И он снов принялсь лскть и целовть меня и, нконец, увлекл меня з собой н дивнчик.

- А тебе, кжется, понрвилось в мехх, - скзл он, - отдй мне их, скорей, скорей, инче я совсем збуду о своем достоинстве.

Я нкинул н нее плщ, и Внд продел в рукв првую руку.

- Совсем кк н кртине Тицин. Но довольно шуток. Не смотри же тким несчстным, Северин, мне грустно видеть тебя тким. Пок ты ведь еще только перед светом мой слуг, пок ты еще не рб мой - ты не подписл еще договор и ты еще свободен, можешь в любую минуту уйти от меня. Свою роль ты сыгрл превосходно, я был в восторге! Но не ндоело ли тебе это, не нходишь ли ты меня ужсной? Д говори же - я прикзывю тебе говорить!

- Ты требуешь признния, Внд?

- Д, требую.

- Хорошо, если ты дже злоупотребишь им, - пусть,

- продолжл я. - Я влюблен в тебя больше, чем когд-либо, и буду почитть, боготворить тебя тем больше, тем фнтичнее, чем больше ты меня будешь мучить. Ткя, ккой ты был теперь со мной, ты зжигешь во мне кровь, опьяняешь меня, лишешь рссудк. - Я прижл ее к груди и н несколько мгновений припл к ее влжным губм. - Крсвиц моя, - вырвлось у меня зтем

- и, зглянув в ее глз, я, в своем воодушевлении, сорвл с ее плеч соболий плщ и прильнул губми к ее зтылку.

- Тк ты любишь меня, когд я жесток? - скзл Внд. - Теперь ступй! - ты мне ндоел - ты что, не слышишь?

Он удрил меня по щеке тк, что искры посыплись у меня из глз и в ушх ззвенело.

- Помоги мне ндеть мои мех, рб.

Я помог, кк сумел.

- Кк неуклюже! - воскликнул он и едв ндел их, снов удрил меня по лицу. Я чувствовл, что бледнею.

- Я сделл тебе больно? - спросил он, мягко дотронувшись до меня рукой.

- Нет, нет! - воскликнул я.

- Конечно, ты не имеешь прв жловться - ты ведь хочешь этого. Ну, поцелуй же меня еще.

Я обнял ее, ее губы впились в мои. И когд он лежл н своих тяжелых мехх у меня н груди, у меня было стрнное, щемящее чувство - словно меня обнимл дикий зверь, медведиц, и я чувствовл, что вот-вот ее когти вонзятся в мое тело. Но н этот рз медведиц милостиво меня отпустил.

Грудь моя был полн смых рдужных ндежд, когд я взобрлся в свою жлкую людскую и бросился н свою жесткую кровть.

"Кк же глубоко комичн, в сущности, жизнь, - подумл я. - Только что н твоей груди покоилсь смя прекрсня женщин в мире - см Венер, - теперь тебе предствляется случй познкомиться с дом китйцев: по их веровниям, грешников не бросют в пылющий огонь - черти гонят их по ледяным полям.

Вероятно, основтелям их религии тоже приходилось ночевть в нетопленых комнтх".

Я проснулся среди ночи с криком. Мне приснилось ледяное поле, н котором я зблудился и тщетно искл выход. Вдруг откуд-то появился эскимос в снях, з-цряженных оленем, и у него было лицо того номерного, который отвел мне нетопленую комнту.

- Что вм здесь нужно, мсье? - воскликнул он. - Здесь северный полюс.

В следующее мгновение он исчез, и я увидел Внду, скользившую по поверхности льд н мленьких конькк, ее беля тлсня юбк рзвевлсь и шелестел, горностй ее кофточки и шпочки - еще больше лицо ее - сверкли белизной ярче снег. Он скользя подлетел ко мне и зключил меня в объятия, нчл целовть меня - и вдруг я почувствовл, кк по мне горячей струей потекл моя кровь.

- Что ты делешь? - в ужсе воскликнул я.

Он зсмеялсь, когд я теперь вгляделся получше, я увидел, что это уже не Внд, большя беля медведиц, вонзившя лпы в мое тело.

Я в отчянии вскрикнул - и все еще слышл ее дьявольский смех, когд проснулся и озирлся, порженный, вокруг.

Рно утром я стоял у дверей Внды, и когд человек принес ей кофе, принял его у него из рук и приготовил для моей прекрсной повелительницы. Он был уже одет и выглядел великолепно - свежя, розовя. Он мне лсково улыбнулсь и подозвл меня, когд я хотел почтительно удлиться.

- Позвтркй и ты скорее, Григорий, - скзл он. - Потом мы тотчс отпрвимся искть квртиру. Я хочу выбрться из гостиницы кк можно скорее здесь мы стршно стеснены. Стоит мне чуть дольше зболтться с тобой, сейчс же скжут: русскя брыня в любовной связи со своим слугой - не вымирет, видно, пород Ектерины.

Через полчс мы вышли из гостиницы - Внд в своем суконном плтье и в русской шпочке, я - в своем крковском костюме. Мы привлекли всеобщее внимние. Я шел н рсстоянии примерно десяти шгов от нее и стрлся сохрнять мрчный вид, хотя кждую секунду боялся громко рсхохотться. Почти н кждой улице н множестве крсивых домов крсовлись дощечки с ндписями: "Camere ammobiliate"*****. Внд кждый рз посылл меня осмтривть их, я бегл по лестницм, и только тогд, когд я ей доклдывл, что квртир, кжется, соответствует ее требовниям, он поднимлсь см. К полудню я успел устть, кк гончя, вконец згнння после прфорсной охоты.

Мы ходили из дом в дом и всякий рз уходили ни с чем, не нйдя подходящей квртиры. Внд уже нчинл немного сердиться. Вдруг он скзл мне:

- Северин, серьезность, с которой ты игрешь свою роль, прелестн, и это нсилие, которое мы совершем нд собой, по-нстоящему возбуждет меня я этого больше не выдержу, ты тк мил, я должн тебя поцеловть. Зйдем куд-нибудь в дом.

- Но, милостивя госудрыня... - возрзил я.

- Григорий! - Он вошл в ближйший незпертый подъезд, поднялсь н несколько ступеней по темной лестнице, с горячей нежностью обвил меня рукми и

поцеловл.

- О, Северин, твой рсчет был тонок, в кчестве рб ты горздо опснее, чем я думл, ты просто неотрзим, я боюсь еще рз в тебя влюбиться!

- Рзве ты больше не любишь меня? - спросил я, охвченный внезпным стрхом.

Он серьезно покчл головой, но снов прижлсь ко мне своими пухлыми, упоительными губми.

Мы вернулись в гостиницу. Внд нскоро съел свой холодный звтрк и прикзл мне поесть тк же быстро.

Но мне, рзумеется, подвли не тк скоро, кк ей, тк что не успел я проглотить второй кусочек бифштекс, кк вошел номерной и с тем же тетрльным жестом, который был мне уже знком, воскликнул:

- Сию минуту к мдм!

Я второпях горестно простился со своим звтрком и, устлый и голодный, поспешил к Внде, ожидвшей меня уже н улице.

- Ткой жестокой я вс все же не считл, госпож, - нчл я с упреком, - не ожидл, что, после всей этой утомительной беготни вы не позволите мне спокойно поесть.

Внд от души рссмеялсь.

- Я думл, ты уже кончил, - скзл он. - Ну, не бед. Всякий человек рожден для стрдний, ты в особенности. Мученики ведь тоже не едли никких бифштексов.

Я последовл з ней сердитый, злой от голод.

- Я откзлсь от мысли искть квртиру, - продолжл Внд. - Очень трудно нйти целый этж, в котором можно было бы жить уединенно и делть, что вздумется. При тких необычных, фнтстических отношениях, кк нши, все условия должны им соответствовть. Я нйму целую виллу и... погоди, ты будешь поржен. Рзрешю тебе теперь досыт поесть, потом побродить по Флоренции, осмотреться. Рньше вечер я в гостиницу не вернусь. Когд ты мне пондобишься, по моему возврщению, я велю тебя позвть.

Я осмотрел собор, Palazzo Vecchio, Loggia di Lanzi и долго простоял нд Арно. Я не мог оторвть глз от дивной пнормы стринной чсти Флоренции, круглые купол и бшни которой мягко вырисовывлись н голубом безоблчном небе, - от великолепных мостов, сквозь широкие рки которых ктил свои резвые воды желтя крсвиц рек, от зеленых холмов, окймлявших город, покрытых стройными киприсми, огромными здниями, дворцми и монстырями.

Это особый мир, совсем иной, чем тот, в котором живем мы, - веселый, чувственный, смеющийся. В смой природе нет и тени той серьезности и угрюмости, которыми отличется нш. Длеко-длеко, до смых отдленных белых вилл, рзброснных по светло-зеленым горм, не видно ни единого пятнышк, которого не озряло бы ярчйшим светом солнце. И люди не тк серьезны, кк мы, - быть может, они меньше ншего рзмышляют, но вид у них у всех ткой, точно все они счстливы.

Утверждют ткже, что н Юге легче умирют. Теперь мне кжется, что возможн крсот без шипов и чувственность без муки.

Внд ншл прелестную небольшую виллу н одном из чудных холмов н левом берегу Арно, нпротив Cascine******, и ннял ее н зиму. Вилл эт рсположен посреди прелестного сд с очровтельными густыми ллеями, зелеными полянкми и великолепными нсждениями кмелий. В ней только один этж, и выстроен он в итльянском стиле, четырехугольником. Вдоль одного из фсдов тянется открытя глерея, своего род лоджия, уствлення гипсовыми копиями нтичных сттуй; кменные ступени ведут с этой глереи в сд. Оттуд же можно попсть в внную комнту с великолепным мрморным бссейном, откуд витя лестниц ведет в спльню госпожи.

Весь первый этж знимет одн Внд. Мне отведен комнт н уровне земли, он слвня, в ней дже есть кмин.

Я обошел весь сд вдоль и поперек и н одном круглом холме ншел мленький хрм, вход в который окзлся зпертым. Но я зметил в двери щель, и когд приник к ней глзом, увидел н белом пьедестле - богиню любви. Меня охвтил тихий ужс. Мне почудилось, что он улыбнулсь мне:

- Ты пришел? Я ждл тебя.

Вечер. Мленькя хорошенькя горничня приходит ко мне с прикзнием от госпожи - явиться к ней. Я поднимюсь по широкой мрморной лестнице, прохожу через приемную, обширную, с рсточительной роскошью обствленную гостиную и стучусь в двери ее спльни. Я стучусь очень тихо, потому что рзлитя повсюду роскошь внушет мне робость; по-видимому, мой стук не был услышн, и я стою некоторое время перед дверью. У меня ткое чувство, словно я стою перед опочивльней Ектерины Великой и он сейчс покжется оттуд в своем зеленом меховом спльном хлте с крсной орденской лентой н обнженной груди, вся в мелких белых нпудренных локонх.

Стучусь еще рз. Внд нетерпеливо рспхивет дверь.

- Почему тк долго?

- Я стоял з дверью, ты не слышл моего стук, - говорю я робко.

Он зпирет дверь, бросется мне н шею и ведет меня к оттомнке, обитой крсной кмкой, н которой он отдыхл перед моим приходом. Вся обстновк комнты - обои, грдины, портьеры, полог нд кровтью - все из крсной кмки. Потолок предствляет прекрсную кртину - Смсон и Длилу.

Внд принимет меня в головокружительном дезбилье, белый тлс легкими живописными склдкми ниспдет вдоль ее стройного тел, оствляя обнженными руки и грудь, мягко и небрежно утопющую в темном волосе широкого зелено-брхтного собольего плщ. Ее рыжие волосы, полурспущенные и подхвченные ниткми черного жемчуг, ниспдют вдоль спины до смых бедер.

- Венер в мехх, - шепчу я, он привлекет меня к себе н грудь и грозит здушить меня своими поцелуями. Больше я не произнес ни слов, больше я ни о чем не думл - все потонуло в окене неимоверного блженств.

Нконец, Внд мягко отстрнил меня и, опершись н локоть, окинул себя взглядом. Я соскользнул к ее ногм - он привлекл меня к себе, игря моими волосми.

- Любишь ли ты меня еще? - спросил он, и глз ее были злиты слдостной стрстью.

- Ты еще спршивешь! - воскликнул я.

- Ты еще помнишь свою клятву? - продолжл он с пленительной улыбкой. - Ну вот - теперь, когд все устроено, все готово, я спршивю тебя еще рз: действительно ли ты всерьез решился стть моим рбом?

- Рзве я уже теперь не рб твой? - удивленно спросил я.

- Ты еще не подписл документ.

- Документ? Ккой документ?

- А, знчит, ты уже не помнишь, - скзл он. - Ну, тогд оствим это.

- Но, Внд, - скзл я, - тебе ведь известно, что я не зню большего блженств, чем служить тебе, быть твоим рбом, что я все отдл бы рди того, чтобы чувствовть себя всецело в твоих рукх, смую жизнь свою...

- Кк ты хорош, когд ты тк воодушевлен, когд говоришь тк стрстно, - прошептл он. - Ах, я влюблен в тебя больше, чем когд-либо... ндо быть с тобой деспотичной и суровой, и жестокой - боюсь, я этого не смогу.

- Я этого не боюсь, - с улыбкой ответил я. - Ну, где у тебя документ?

- Вот... - Слегк смущення, он вытщил из-з корсж бумгу и протянул ее мне.

- Чтобы дть тебе чувство моей беспредельной влсти нд тобой, я приготовил еще один документ, в котором ты объявляешь свою решимость лишить себя жизни. Я могу тогд дже убить тебя, если зхочу.

- Дй.

Пок я рзворчивл бумгу и пробегл глзми первые строки, Внд принесл чернил и перо, потом подсел ко мне, обнял рукой мою шею и стл смотреть мне через плечо.

Первый документ глсил:

"Договор между г-жой Вндой фон Дуневой и г-ном Северином фон Кузимским.

От сего числ г-н Северин фон Кузимский перестет считться женихом г-жи Внды фон Дуневой и откзывется от своих прв в кчестве возлюбленного: отныне он обязывется, нпротив, честным словом человек и дворянин быть рбом ее до тех пор, пок он см не возвртит ему свободу.

В кчестве рб г-жи Дуневой он должен носить имя , Григория, беспрекословно исполнять всякое ее желние, повиновться всякому ее прикзнию, держться со своей госпожой кк подчиненный, смотреть н всякий знк ее блгосклонности, кк н чрезвычйную милость.

Г-ж Дунев не только впрве нкзывть своего рб з млейшее упущение или проступок по собственному усмотрению, но и мучить его по первой своей прихоти или просто для рзвлечения, кк только ей вздумется, впрве дже убить его, если это ей вздумется, - словом, он ее неогрничення собственность.

В случе, если г-ж Дунев пожелет когд-нибудь дровть своему рбу свободу, г-н Северин фон Кузимский должен збыть все, что он испытл или претерпел, будучи рбом, и никогд, ни при кких обстоятельствх и ни под кким видом не помышлять о мести или возмездии.

Г-ж Дунев обещет, со своей стороны, кк его госпож, по возможности чще появляться в мехх, в особенности в тех случях, когд будет проявлять жестокость в отношении своего рб".

Под текстом договор стояло сегодняшнее число. Второй документ состоял всего из нескольких слов.

"Вот уже много лет пресыщенный жизнью и ее рзочровниями, добровольно клду конец своей ненужной жизни".

Глубокий ужс охвтил меня, когд я его дочитл. Еще было время, я мог еще отступиться - но безумие стрсти, вид прекрсной женщины, бессильно опершейся н мое плечо, увлекли меня точно вихрем.

- Вот это тебе нужно будет снчл переписть, Северин, - скзл Внд, укзывя н второй документ, - он весь должен быть нписн твоим почерком; в договоре это, рзумеется, не нужно.

Я быстро переписл ту пру строк, в которых объявлял себя смоубийцей, и передл бумгу Внде. Он прочл, потом с улыбкой положил ее н стол.

- Ну, хвтит у тебя мужеств подписть это? - спросил он, склонив голову, с легкой усмешкой. Я взял перо.

- Дй сперв мне, - скзл Внд, - у тебя рук дрожит. Рзве тебя тк пугет твое счстье?

Он взял договор и перо. Ворясь с смим собой, я н несколько мгновений поднял глз вверх, к потолку, и вдруг зметил то, что мне чсто брослось в глз н многих кртинх итльянской и голлндской школы, крйнюю историческую неверность живописи н потолке, придввшую кртине стрнный, прямо-тки зловещий хрктер. Длил, дм с пышными формми и огненно-рыжими волосми, лежит, полуобнження, в темном меховом плще н крсной оттомнке и, улыбясь, нгибется к Смсону, которого филистимляне бросили нземь и связли. В кокетливой нсмешливости ее улыбки чувствуется поистине дскя жестокость, полузкрытые глз ее скрещивются с глзми Смсон, с безумной любовью приковнными к ней в последнем взгляде, один из вргов уже упирется коленом в его грудь, готовый вонзить в него рскленное железо.

- Итк... - воскликнул Внд. - Но что с тобой? Отчего ты тк рстерян? Ведь все остется по-прежнему, дже когд ты и подпишешься, неужели ты до сих пор еще не знешь меня, рдость моя?

Я взглянул н договор. Выведенное крупным смелым почерком, под ним крсовлось ее имя. Еще рз взглянул я в ее колдовские глз, потом взял перо и быстро подписл договор.

- Ты дрогнул, - спокойно скзл Внд, - хочешь, я буду водить твоим пером?

И в то же мгновение он мягко схвтил меня з руку - и вот мое имя стоит и под второй бумгой.

Внд еще рз просмотрел об документ, потом зперл их в стол, стоявший у изголовья оттомнки.

- Тк - теперь еще отдй мне свой пспорт и свои деньги.

Я вынимю свой бумжник и протягивю ей. Он зглядывет в него, кивет и клдет вместе с остльным, я опускюсь перед ней н колени и в слдком упоении склоняюсь к ней н грудь.

Вдруг он оттлкивет меня от себя ногой, всккивет и тянется рукой к колокольчику; н звонок ее в комнту вбегют три молодые, стройные негритянки, словно выточенные из эбенового дерев и одетые во все крсное, в тлс; у кждой в руке по веревке.

Тут только я в одно мгновение понял свое положение. Я хотел встть, но Внд, выпрямившись во весь рост и обртив ко мне свое холодное прекрсное лицо со сдвинутыми бровями, с выржением злой нсмешки в глзх, повелительно глядя н меня взглядом госпожи, сделл знк рукой - и рньше, чем я успел сообрзить, что со мной происходит, негритянки опрокинули меня н пол, крепко связли меня по ногм и рукм, кисти рук скрутили з спиной, словно приговоренному к кзни, - тк, что я едв мог пошевелиться.

- Подй мне хлыст, Хйде, - со зловещим спокойствием говорит Внд.

Негритянк подет его своей повелительнице, преклонив колени.

- И сними с меня этот тяжелый плщ, - продолжет он, - он мне мешет.

Негритянк повиновлсь.

- Кофточку - вон тм! - снов прикзл Внд.

Негритянк быстро подл кцвейку с горностевой опушкой, лежвшую н кровти, и Внд двумя чрующими неподржемыми движениями быстро скользнул рукми в рукв.

- Привяжите его к этой колонне.

Негритянки поднимют меня; нбрсывют мне вокруг тлии толстую веревку и привязывют меня в стоячем положении к одной из мссивных колонн, поддерживвших полог широкой итльянской кровти.

Зтем они вдруг исчезли, словно сквозь землю провлились.

Внд быстро подходит ко мне. Белое тлсное плтье стелется длинным шлейфом, кк потоки серебр, кк лунный свет. Волосы пылют, сверкют огнем н фоне белой меховой опушки. Подбоченившись левой рукой, держ в првой хлыст, он остнвливется передо мной с коротким отрывистым смешком.

- Теперь игр между нми кончен, - говорит он бессердечно и холодно, - теперь это все очень серьезно - слышишь, глупец! - точно игрушк отдвшийся, в безумном ослеплении, мне - высокомерной, своенрвной женщине. Я смеюсь нд тобой, я презирю тебя! Ты больше не возлюбленный мой - ты мой рб, отднный мне н произвол, жизнь и смерть твои - в моих рукх. О, ты узнешь меня!

Прежде всего, ты у меня сейчс серьезно отведешь хлыст, безо всякой своей вины, - для того, чтобы ты понял, что ждет тебя, если ты окжешься неловок, непослушен или непокорен.

И с дикой грцией, зсучив опушенные мехом рукв, он удряет меня по спине.

Я вздрогнул всем телом, хлыст врезлся в мою плоть, кк нож.

- Ну, кк тебе это нрвится?

Я молчл.

- Погоди же, ты у меня под кнутом звизжишь еще, кк собк! - И срзу же вслед з угрозой посыплись удры.

Удры сыплись мне н спину, н руки, н зтылок, быстрые, чстые и со стршной силой. Я стиснул зубы, чтобы не зкричть. Вот он удрил меня по лицу, горячя кровь зструилсь у меня по щекм - но он только смеялсь и продолжл хлестть.

- Только теперь я понимю тебя, - говорил он в промежуткх между удрми. - Действительно, ккое нслждение иметь человек нстолько в своей влсти и, вдобвок, человек, который меня любит, - ведь ты меня любишь? Нет... О, погоди! - я еще рстерзю тебя - нстолько с кждым удром возрстет мое нслждение! Ну, поизвивйся же немного, покричи, повизжи! Не будет тебе от меня никкой пощды!

Нконец, он, по-видимому, устет.

Он отбрсывет хлыст, рстягивется н оттомнке И звонит.

Входят негритянки.

- Рзвяжите его.

Едв веревк рзвязн, я точно бревно грохюсь н пол. Черные женщины смеются, обнжив свои белые зубы.

- Рзвяжите ему веревки н ногх. И это сделно. Я смог подняться.

- Поди ко мне, Григорий.

Я подхожу к прекрсной женщине, еще никогд не кзвшейся мне ткой соблзнительной, кк сегодня, в своей жестокости, в своем глумлении.

- Еще шг, - прикзывет он. - Н колени и целуй ногу.

Он протягивет ногу из-под белого тлсного подол, и я, сверхчувственный безумец, прижимю к ней свои губы.

- Теперь ты целый месяц не увидишь меня, Григорий, - говорит он серьезно. - Ты отвыкнешь от меня, и тебе легче будет освоиться со своим новым положением у меня. В течение этого времени ты будешь рботть в сду и ожидть моих прикзний. А теперь - ступй, рб! .

Месяц прошел в однообрзной рзмеренности, тяжелом труде, тоскливом томлении - в томлении по той, которя уготовил мне все эти стрдния. Я приствлен к сдовнику, помогю ему подпирть деревья и изгороди, пересживть цветы, окпывть клумбы, подметть дорожки, посыпнные грвием. Я делю его грубую пищу и его жесткое ложе. Я встю с петухми и ложусь спть с петухми. Время от времени до меня доходит слух, что нш госпож рзвлекется, что он окружен поклонникми, рз я дже услышл ее веселый смех, донесшийся до сд.

Я кжусь себе тким глупым. Отупел ли я от этой жизни, или я и рньше был тким? Месяц подходит к концу, послезвтр кончется срок. Что-то он теперь со мной сделет? Или он совсем обо мне збыл, и я до своей прведной кончины тк и буду подпирть изгороди и вязть букеты?

Письменное прикзние:

" Рбу Григорию сим повелевю явиться служить мне

Лично.

Внд Дунев".

С колотящимся сердцем рздвигю я нзвтр утром кмчтые грдины и вхожу в спльню моей богини, еще утопющую в чрующем полумрке.

- Это ты, Григорий? - спршивет он, пок я, стоя н коленях, рстпливю кмин. Я весь зтрепетл при звуке любимого голос. Ее смой мне не видно, он почивет, недоступня, з опущенным пологом кровти.

- Д, милостивя госудрыня.

- Который чс?

- Десять пробило.

- Звтрк.

Я бегу з ним и, принеся поднос с кофе, опускюсь с ним н колени у ее постели.

- Вот звтрк, госпож.

Внд рздвигет полог и - стрнно! - в первое мгновение, когд я вижу ее с рспущенными волнми волос н белых подушкх, он кжется мне прекрсной, но совершенно чужой: это не знкомые любимые черты, это лицо жестко, н нем лежит ккое-то зловещее выржение устлости и пресыщения.

Неужели это было и рньше, только я этого не змечл?

Он обрщет н меня свои зеленые глз - больше с любопытством, чем с угрозой или с сострднием, - и лениво нтягивет н обнженные плечи темный меховой ночной хлт, в котором он почивет.

В это мгновение он тк чрующе, тк головокружительно прекрсн, что я чувствую, кк, кровь удрил мне в голову и прихлынул к сердцу, и поднос нчинет дрожть в моей руке. Он змечет это, хвтется з хлыст, лежщий н ее ночном столике.

- Ты неловок, рб, - скзл он, морщ лоб.

Я опускю глз долу и держу поднос тк крепко, кк только могу, он звтркет, зевет и потягивется своим пышным телом, прикрытым великолепными мехми.

Он позвонил. Я вхожу.

- Это письмо князю Корсини.

Я мчусь в город, передю письмо князю, крсивому молодому человеку со жгучими черными глзми, и, весь истерзнный ревностью, приношу ей ответ.

- Что с тобой? - спршивет он, приглядывясь ко мне со злобной язвительностью. - Ты тк стршно бледен.

- Ничего, госпож - немного зпыхлся от быстрой ходьбы.

З звтрком князь сидит рядом с ней, и я должен прислуживть им обоим, они шутят, и я совершенно не существую ни для нее, ни для него. Н мгновение у меня темнеет в глзх, и я проливю н сктерть и н ее плтье бордо, которое в ту минуту нливл ему в рюмку.

- Кк неуклюже! - восклицет Внд и зктывет мне оплеуху.

Князь смеется, смеется и он, мне кровь удряет в лицо.

После звтрк он едет в Cascine в мленькой коляске, зпряженной крсивыми нглийскими гнедыми, и см првит. Я сижу позди нее и вижу, кк он кокетничет и рсклнивется, улыбясь, когд кто-нибудь из знтных господ здоровется с нею.

Когд я помогю ей выйти из коляски, он слегк опирется н мою руку это прикосновение удряет меня электрическим током. Ах, он все же дивня женщин, и я люблю ее больше, чем когд-либо.

К обеду, к шести чсм вечер, собирется небольшое общество несколько дм и мужчин. Я прислуживю з столом и н этот рз не проливю вино н сктерть.

Одн оплеух стоит ведь десятк лекций - он тк быстро нучет, особенно, когд ее нносит мленькя, пухленькя женскя ручк.

После обед он едет в Pergola. Спускясь с лестницы в своем черном брхтном плтье с широким горностевым воротником, с дидемой из белых роз в волосх, - он выглядит поистине ослепительно прекрсной. Я открывю дверцу, помогю ей сесть в крету. У подъезд тетр я сосккивю с козел; выходя из креты, он опирется н мою руку, зтрепетвшую под слдостной ношей. Я открывю ей дверь ложи и зтем жду ее в коридоре. Четыре чс длится предствление, все это время он принимет в ложе своих квлеров, я стискивю зубы от бешенств.

Длеко з полночь звонок моей госпожи рздется в последний рз.

- Огня! - коротко прикзывет он и тк же коротко: - Чю! - когд из кмин донеслось потрескивние знявшегося плмени.

Когд я возврщюсь с кипящим смовром, он уже успел рздеться и кк рз нкидывет с помощью негритянки свое белое неглиже.

После этого Хйде удляется.

- Подй мне ночной меховой хлт, - говорит Внд, сонно потягивясь своим прекрсным телом.

Я беру хлт с кресл и держу его, пок он медленно и лениво просовывет руки в рукв. Зтем он бросется н подушки оттомнки.

- Сними с меня ботинки и ндень мне брхтные туфли.

Я стновлюсь н колени и стягивю мленький ботинок, который снимется не срзу.

- Живо, живо! - восклицет Внд. - Ты мне больно делешь! Погоди же, я с тобой еще рзделюсь! Он удряет меня хлыстом... Удлось, нконец-то!

- А теперь ступй!

Еще один пинок ногой - и я могу отпрвиться н покой.

Сегодня я проводил ее н soiree*******. В передней он прикзл мне снять с нее шубку, потом вошл в ярко освещенный зл - с горделивой улыбкой, уверення в своей победе, предоствив мне снов чс з чсом предвться своим унылым, однообрзным думм. Время от времени, когд дверь оствлсь н несколько мгновений открытой, до меня доносились звуки музыки. Дв-три лкея попытлись было вступить со мной в рзговор, но тк кк я по-итльянски зню всего несколько слов, вскоре оствили меня в покое.

Нконец, я зсыпю и вижу во сне, что убил Внду в припдке ярости и что меня приговорили к смертной кзни; я вижу, кк меня прикрепили ремнями к плхе, опускется топор, я уже чувствую его н зтылке, но я еще жив...

Вдруг плч удряет меня по лицу...

Нет, это не плч - это Внд. Гневня, стоит он передо мной в ожиднии своей шубки. Я вмиг прихожу в себя, помогю ей одеться.

Ккое все-тки нслждение - зкутывть в шубку крсивую, пышную женщину, видеть, чувствовть, кк погружются в нее ее великолепные члены, ее зтылок, кк прилегет к ним дргоценный мягкий мех, приподнимть волнистые локоны и рспрвлять их по воротнику, потом, когд он сбрсывет шубку, чувствовть восхитительную теплоту и легкий зпх ее тел, которыми дышт золотистые волоски соболя, - от этого можно голову потерять!

Нконец-то выдлся день без гостей, без тетр, без выездов. Я вздыхю с облегчением. Внд сидит н глерее и читет. Поручений для меня, по-видимому, не будет. С нступлением сумерек, когд опускется серебристый вечерний тумн, он уходит к себе. Я прислуживю ей з обедом, обедет он одн, но для меня - ни единого взгляд, ни единого звук, ни дже - оплеухи.

О, кк я томлюсь по удру ее руки!

Меня душт слезы. Я чувствую, кк глубоко он унизил меня, - тк глубоко, что теперь он дже не дет себе труд помучить меня, поиздевться ндо мной.

Перед тем, кк он ложится спть, ее звонок призывет меня.

- Сегодня ты будешь ночевть рядом со мной. Прошлую ночь я видел ужсные сны, сегодня я боюсь остться одн. Возьми себе подушку с оттомнки и ложись н медвежьей шкуре у моих ног.

Проговорив это, Внд тушит свечи, тк что комнт остется освещенной только мленьким фонриком с потолк, и збирется в постель.

- Не шевелись, не то рзбудишь меня.

Я сделл все, что он прикзл, но долго не мог уснуть. Я видел крсвицу - прекрсную, кк богиня! - зкутнную в темный мех своего ночного хлт, лежвшую н спине, с зпрокинутыми з голову рукми, утопющими в мссе рыжих волос. Я слышл глубокое ритмичное дыхние, вздымвшее ее грудь, - и кждый рз, едв он пошелохнется, я нсторживлся, прислушивясь, не буду ли я ей нужен.

Но я ей не был нужен.

Вся моя роль, все мое знчение для нее сводились к тому, чтобы служить ей свечою впотьмх или револьвером, который клдут под подушку для безопсности.

Кто же из нс помешлся - я или он? Зрождется ли все это в изобреттельном, прихотливом женском мозгу, с нмерением превзойти мои сверхчувственные фнтзии, или эт женщин действительно одн из тех нероновских нтур, которые нходят дьявольское нслждение в том, чтобы кк червя брость себе под ноги человек мыслящего, чувствующего и облдющего волей точно тк же, кк и они сми?

Что я пережил!

____________________________

* Цветми Внды Мзох избрл цвет своего родного город Львов. - Пер.

** Крестьяне (итл.).

*** Носильщики (итл.).

**** Тюрьм в Венеции. - Пер.

***** Меблировнные комнты (итл.).

****** Место гуляний н првом берегу Арно, букв. "Сыроврни", или "Ферм". - Пер.

******* Вечеринку (фр.)

Когд я склонился н колени перед ее постелью с кофейным подносом, Внд вдруг положил мне н плечо руку и зглянул глубоко в мои глз.

- Ккие у тебя прекрсные глз! - тихо скзл он. - И только теперь по-нстоящему, с тех пор, кк ты нчл стрдть! Ты очень несчстлив?

Я опустил голову и молчл.

- Северин! Любишь ли ты меня еще? - со стрстью воскликнул он вдруг. - Можешь ли ты еще любить меня? - И он привлекл меня к себе с ткой силой, что поднос опрокинулся, чшки-чйники попдли н пол, кофе потек по ковру.

- Внд - Внд моя! - вскричл я, стиснул ее в объятиях и осыпл поцелуями ее губы, лицо и грудь. - В этом-то и горе мое, что я люблю тебя тем больше, тем безумнее, чем больше ты меня мучишь, чем чще ты мне изменяешь! О, я умру от мук, от любви и ревности!

- Но я еще совсем тебе не изменял, Северин, - улыбясь, возрзил Внд.

- Не изменял? Внд! Рди Бог - не шути со мной тк бессердечно, воскликнул я. - Ведь я же см Носил письмо к князю...

- Ну д, с приглшением н звтрк.

- С тех пор, кк мы во Флоренции, ты...

- Сохрнял тебе полную верность, - зкончил Внд. - Клянусь тебе в этом всем, что для меня свято! Я делл все только для того, чтобы исполнить твою фнтзию, - только для тебя! Но поклонником я все же обзведусь, инче дело не будет доведено до конц и ты, в конце концов, будешь упректь меня в том, что я был недостточно жесток с тобой. Дорогой мой, прекрсный мой рб! Но сегодня ты должен быть снов Северином, быть только моим возлюбленным! Я не рздл твоих плтьев, ты нйдешь их тут, в сундуке оденься во все то, что ты носил тм, в мленьком крптском курорте, где мы тк искренне любили друг друг. Збудь все, что произошло с тех пор, о, ты легко збудешь все в моих объятиях, я прогоню поцелуями всю твою печль.

Он принялсь меня кк ребенк нежить, целовть, лскть. Нконец, он попросил с прелестной улыбкой:

- Оденься же. Я тоже зймусь тулетом; ндеть мне меховую кофточку хочешь? Д, д, я см зню... иди же!

Когд я вернулся, он стоял посреди комнты в своем белом тлсном плтье, в крсной, опушенной горностем кцвейке, с нпудренными волосми и мленькой лмзной дидемой н голове.

Одно мгновение он зловещим обрзом нпомнил мне Ектерину II, но он не дл мне времени здумться, - он привлекл меня к себе н оттомнку, и мы провели с нею дв блженных чс. Теперь это был не суровя, своенрвня повелительниц, только изящня дм, нежня возлюблення. Он покзывл мне фотогрфии, вышедшие з последнее время книги и говорил о них с тким остроумием, ясностью и вкусом, что я не рз с восторгом подносил к губм ее руку. Зтем он прочл мне несколько стихотворений Лермонтов, и когд я совсем уже был охвчен плменем, он с нежной лской положил свою руку н мою - в ее мягких чертх, в ее лсковом взгляде светилось тихое удовольствие - и спросил:

- Ты счстлив?

- Нет еще.

Тогд он откинулсь н подушки и нчл медленно рсстегивть кцвейку.

Но я быстро снов прикрыл горностем ее полуобнженную грудь.

- Ты меня с ум сводишь, - пробормотл я, зпинясь.

- Иди же.

Уже лежл я в ее объятиях, уже целовл он меня, кк змея... Вдруг он еще рз прошептл:

- Ты счстлив?

- Бесконечно! - воскликнул я. Он рссмеялсь. Это был злой, резкий смех, от которого меня пробрло холодом.

- Прежде ты мечтл быть рбом, игрушкой крсивой женщины - теперь ты вообржешь себя свободным человеком, мужчиной, моим возлюбленным - глупец! Мне стоит бровью повести - и ты снов мой рб. Н колени!

Я сполз с оттомнки к ее ногм, глз мои, еще с сомнением, впились в ее.

- Ты не можешь этого понять, - скзл он, глядя н меня со скрещенными н груди рукми. - Я томлюсь от скуки, ты вот тк добр, что соглшешься доствить мне н пру чсов рзвлечение. Не смотри н меня тк...

Он толкнул меня ногой.

- Ты можешь быть всем, чем я зхочу, - человеком, вещью, животным... Он позвонил. Вошли негритянки.

- Свяжите ему руки з спиной.

Я остлся н коленях и не противился. Зтем они свели меня со связнными рукми в сд, к мленькому виногрднику, примыквшему к нему с юг. Между рядми лоз возделывлся мис, тм и сям торчли еще редкие зсохшие кустики. В стороне стоял плуг.

Негритянки привязли меня к шесту и збвлялись тем, что кололи меня своими золотыми булвкми для волос. Это продолжлось недолго - пришл Внд в горностевой шпочке н голове, зложив руки в крмны кофточки; он велел рзвязть меня, скрутить мне руки з спиной, ндеть мне н шею ярмо и зпрячь меня в плуг.

Зтем ее черные ведьмы погнли меня в поле: одн из них вел плуг, другя првил мной с помощью толстой веревки, третья погонял меня хлыстом, - Венер в мехх стоял в стороне и смотрел.

Когд я н другой день подвл ей обед, Внд скзл:

- Принеси еще один прибор, я хочу, чтобы сегодня ты обедл со мной, - когд я хотел знять место нпротив нее: - Нет, ко мне, ближе, ближе ко мне.

Он в нилучшем нстроении, подносит мне суп своей ложкой, кормит меня своей вилкой, зтем ложится головкой, кк шловливый котенок, н стол и кокетничет со мной. По несчстью я зсмотрелся н Хйде, подввшую мне блюд, немного дольше, чем это, нверное, нужно было: только теперь я впервые обртил внимние н ее блгородные, почти европейские черты лиц, н прекрсный бюст, кк у сттуи, словно высеченный из черного мрмор. Хорошенькя чертовк змечет, что нрвится мне, поблескивет, улыбясь, белыми зубми. Едв он вышл из комнты, Внд всккивет, вся пыля гневом.

- Что?! При мне ты смеешь тк смотреть н другую женщину! Он, верно, нрвится тебе больше, чем я, - он еще демоничнее?

Я пугюсь - ткой я еще никогд ее не видел! Он вмиг вся побледнел, дже губы побелели, и дрожит всем телом - Венер в мехх ревнует своего рб! Он срывет с гвоздя хлыст и стегет меня по лицу, потом зовет своих черных прислужниц, прикзывет им связть меня и стщить в погреб, где они бросют меня в темную, сырую подземную комнту - нстоящую темницу.

Зтем дверь зхлопывется, здвигются зсовы, ключ щелкет в змке. Я зточен, погребен.

И вот я лежу - не зню, сколько времени, - связнный, словно теленок, которого ведут н бойню, н вязнке влжной соломы - без свет, без пищи, без питья, без сн. Он способн оствить меня умереть голодной смертью если я рньше не змерзну нсмерть. Меня всего трясет от холод. Или это лихордк? Мне кжется, я нчиню ненвидеть эту женщину.

Крсня полос, точно кровь, протянулсь по полу. Это свет, пдющий сквозь дверную щель. Сейчс дверь отворится.

Н пороге покзывется Внд, зкутння в свои собольи мех, и освещет фкелом мое подземелье.

- Ты еще жив? - спршивет он.

- Ты пришл убить меня? - отвечю я слбым, хриплым голосом.

Внд стремительно делет дв шг, подходит ко мне, опускется перед моим ложем н колени и клдет к себе н колени мою голову.

- Ты болен?.. Кк горят твои глз... Ты меня любишь? Я хочу, чтобы ты любил меня.

Он вытскивет короткий кинжл, клинок блестит перед моими глзми - я содрогюсь, думя, что он действительно хочет убить меня. Но он смеется и перерезет веревки, которыми я связн.

Теперь он велит мне приходить к ней кждый вечер после обед, зствляет меня читть ей вслух, обсуждет со мной всевозможные увлектельные вопросы и предметы. И он, кжется, совсем переменилсь держится тк, будто стыдится той дикости, которую обнружил, той грубости, с которой обрщлсь со мной. Трогтельной кротостью просветлело все ее существо, и когд он н прощнье протягивет мне руку, глз ее светятся той сверхчеловеческой силой добр и любви, которя исторгет у нс слезы, зствляет нс збыть все стрдния бытия и весь ужс смерти.

Я читю ей "Мнон Леско". Он чувствует, почему я это выбрл - првд, не говорит ни слов, но вреьмя от времени улыбется и, нконец, зхлопывет книжку.

- Вы не хотите больше читть, судрыня?

- Сегодня - нет. Сегодня мы сми рзыгрем Мнон Леско. У меня нзнчено свидние в Cascine, и вы, мой милый рыцрь, проводите меня туд. Я зню, вы это сделете, не првд ли?

- Если прикжете.

- Я не прикзывю, я прошу вс об этом, - говорит он с неотрзимым очровнием, зтем встет, клдет мне н плечи руки и смотрит н меня.

- Эти глз! - восклицет он. - Я тк люблю тебя, Северин - ты и не знешь, кк я тебя люблю.

- Д, - говорю я с горечью, - тк сильно, что нзнчете свидние другому.

- Это я делю только для того, чтобы возбудить тебя! - с живостью отвечет он. - Я должн иметь поклонников, чтобы не потерять тебя, слышишь? Никогд, потому что я люблю только тебя, тебя одного! - Он стрстно припдет к моим губм. - О, если бы я могл, кк мне хотелось бы, отдть тебе всю мою душу в поцелуе - вот тк... ну, иди все же.

Он нкинул простое черное брхтное пльто и зкутл голову темным бшлыком.

- Григорий повезет меня, - крикнул он кучеру, быстро пройдя глерею и усевшись в коляску. Кучер с недружелюбным видом отошел. Я сел н козлы и со злостью хлестнул лошдей.

В Cascine, в том месте, где глвня ллея преврщется в ветвистую чщу, Внд вышл. Был ночь, только редкие звезды поблескивли сквозь тучи, зволкиввшие небо. Н берегу Арно стоял мужчин в темном плще и рзбойничьей шляпе, нблюдя з желтыми водми реки. Внд быстро отошл в сторону, через кустрник, и, подойдя к нему, хлопнул его по плечу. Я еще видел, кк он обернулся к ней, схвтил ее з руку, - зтем они исчезли з зеленой стеной.

Мучительный чс. Нконец, сбоку из чщи послышлся шорох; они возврщлись.

Мужчин провожет ее до коляски. Свет фонря, яркий и резкий, освещет его очень юное, нежное и мечттельное лицо - совершенно мне незнкомое - и игрет н длинных белокурых волосх.

Он протягивет ему руку, он ее почтительно целует; потом он подет мне знк, и коляск вмиг трогется и ктится вдоль длинной ллеи, высящейся нд рекой, кк стен, обитя зелеными обоями.

У сдовой клитки звонят. Знкомое лицо. Мужчин из Cascine.

- Кк прикжете доложить? - спршивю я по-фрнцузски.

Посетитель сконфуженно кчет головой.

- Быть может, вы немного понимете по-немецки? - спршивет он робко.

- Тк точно. Я осведомился о вшем имени.

- Ах, имени у меня еще, к сожлению, нет, - отвечет он в змештельстве. - Скжите только вшей госпоже, что пришел немецкий художник из Cascine и просит - впрочем, вот он см.

Внд вышл н блкон и кивнул головой незнкомцу.

- Григорий, проводи господин ко мне, - крикнул он мне.

Я провожю художник до лестницы.

- Блгодрю вс, теперь я уже см нйду - очень вм блгодрен, очень.

С этим он побежл нверх. Я остлся стоять внизу и с глубоким сострднием смотрел вслед несчстному немцу.

Венер в мехх поймл его душу в рыжие сети своих волос. Он будет писть ее, и это сведет его с ум.

Солнечный зимний день, золотом игрют н солнце трепетные листья деревьев, зеленя площдь луг. У подножия глереи в пышном уборе бутонов крсуются кмелии. Внд сидит в лоджии и рисует, немец-художник стоит перед ней, сложив руки, словно молясь, и смотрит н нее... нет, всмтривется в ее лицо и весь поглощен лицезрением, словно нходясь в збытьи.

Но он этого не змечет. Он не змечет и меня, не видит, кк я, с зступом в рукх, окпывю цветочные клумбы, - только для того, чтобы видеть ее, чтобы чувствовть ее близость, действующую н меня, кк музык, кк поэзия.

Художник ушел. Это риск, но я н него отвживюсь. Я подхожу к глерее, совсем близко к Внде, и спршивю ее:

- Любишь ли ты художник, госпож? Он смотрит н меня без гнев, кчет головой, нконец, дже улыбется.

- Мне жль его, - отвечет он, - но я не люблю его. Я никого не люблю. Тебя я любил тк искренне, тк стрстно, тк глубоко, кк только способн был любить. Но теперь я и тебя больше не люблю - мое сердце пусто, мертво и это меня печлит.

- Внд! - воскликнул я, болезненно здетый.

- Скоро и ты рзлюбишь меня, - продолжл он. - Скжи мне, когд до этого дойдет, тогд я возврщу тебе свободу.

- В тком случе, я всю жизнь остнусь твоим рбом, потому что я боготворю тебя и буду боготворить тебя всю жизнь! - воскликнул я в порыве фнтичной любви. - Сколько рз уже губили меня ткие порывы!

Внд посмотрел н меня с большим удовольствием.

- Обдумй хорошенько, - скзл он. - Я беспредельно любил тебя и обрщлсь с тобой деспотически, чтобы исполнить твою фнтзию. Еще и теперь трепещет во мне остток того слдкого чувств, в груди моей еще живет искреннее учстие к тебе. Если исчезнет и оно, - кто знет, освобожу ли я тебя тогд, не стну ли я по отношению к тебе действительно жестокой, немилосердной, по-нстоящему грубой? Не будет ли мне доствлять стнинскую рдость, когд я буду совсем рвнодушн или буду любить другого, - мучить, пытть человек, который меня боготворит, точно идолопоклонник, видеть его умирющим от любви ко мне? Обдумй хорошенько!

- Я все двно обдумл, - ответил я, весь горя, кк в лихордке. - Я не могу существовть, не могу жить без тебя. Я умру, если ты вернешь мне свободу. Позволь мне быть твоим рбом, убей меня - только не оттлкивй.

- Ну, тк будь же моим рбом! - ответил он. - Не збывй, однко, что я уже не люблю тебя и что любовь твоя имеет теперь для меня не большую ценность, чем преднность собки, - собк топчут ногми.

Сегодня я ходил смотреть н Венеру Медицейскую.

Было еще рно, мленький восьмиугольный зл музея Tribuna утопл, словно святилище, в сумеречном свете, и я стоял, сложив руки в глубоком блгоговении перед немым обрзом богини.

Но я стоял недолго.

В глерее еще не было ни души, не было дже ни одного нгличнин, и я стоял коленопреклоненный и смотрел н прекрсное стройное тело, н нбухющую грудь, н девственное и слдострстное лицо с полузкрытыми глзми, н душистые локоны, которые, кзлось, скрывли с обеих сторон мленькие рог.

Звонок повелительницы.

Уже полдень. Но он еще в постели -- лежит, руки сплетены н зтылке.

- Я буду купться, - говорит он, - и ты будешь мне прислуживть. Зпри двери. Я повиновлся.

- Теперь поди вниз и посмотри, чтобы и внизу все было зперто.

Я спустился с витой лестницы, которя вел из ее спльни в внную; ноги у меня подкшивлись, я вынужден был держться з железные перил. Убедившись, что двери, ведущие в лоджию и в сд, зперты, я вернулся. Внд теперь сидел н кровти с рспущенными волосми, в своем зеленом брхтном меховом плще. Он сделл быстрое движение, и я зметил, что н ней не было ничего, кроме плщ. Я испуглся, см не зню почему, тк ужсно, кк приговоренный к кзни, который знет, что идет н эшфот, но при виде его нчинет дрожть.

- Поди сюд, Григорий, возьми меня н руки.

- Кк, госпож?

- Ты понесешь меня - не понимешь?

Я поднял ее тк, что он сидел у меня н рукх, своими рукми обвил мою шею, и спускясь с ней вот тк по лестнице, медленно, ступеньк з ступенькой, ощущя время от времени, кк ее волосы ксются моей щеки, ее ног прижимется к моему колену, - я дрожл под своей прекрсной ношей и чувствовл, что готов рухнуть под ней в любое мгновение.

Вння комнт предствлял собой обширную, высокую ротонду, освещенную мягким, спокойным светом, пдвшим сверху через крсный стеклянный купол. Две пльмы простирли свои широкие листья, словно зеленую кровлю, нд кушеткой для отдых с подушкми крсного брхт; под ней ступеньки, устлнные турецкими коврми, вели вниз, в обширный мрморный бссейн, знимвший середину комнты.

- Нверху, н моем ночном столике лежит зеленя лент, - скзл Внд, когд я опускл ее н кушетку. - Принеси ее мне. И хлыст тоже принеси.

Я взлетел вверх по лестнице и тотчс же вернулся. Опустившись н колени, я передл в руки повелительницы и то, и другое, зтем по ее прикзнию собрл в большой узел и зкрепил зеленой брхтной лентой тяжелую нэлектризовнную мссу ее волос. Потом я приготовил внну и выкзл себя при этом совсем неловким, тк кк руки и ноги откзывлись мне служить. Кждый рз, когд я взглядывл н прекрсную женщину, лежвшую н крсных брхтных подушкх, и глз мои остнвливлись н ее дивном теле, то в одном, то в другом месте выглядыввшем из-под темного мех, - я делл это помимо воли, меня влекл ккя-то мгнетическя сил - я ощущл, что вся чувственность, все слдострстие зключется лишь в полусокрытом, язвя-ще полуобнженном. Еще живее я это почувствовл, когд бссейн, нконец, нполнился, и Внд, одним движением сбросив с себя плщ, предстл передо мной подобно богине из музея Tribuna.

В этот миг в своей неприкрытой крсоте он покзлсь мне ткой священной, ткой целомудренной, что я бросился перед ней, кк тогд перед богиней, н колени и блгоговейно прижл губы к ее ноге.

Кровь, клокотвшя во мне только что буйными волнми, вмиг улеглсь, потекл спокойно, и в эту минуту не было для меня в Внде ничего жестокого.

Он медленно спусклсь по ступенькм к бссейну, и я мог рссмтривть ее всю с тихой рдостью, к которой не примешивлось ни том муки или томления, - смотреть, кк он то исчезл в кристльных струях, то вновь появлялсь н поверхности, и кк возбуждемые ею смой волны игрли вокруг нее, точно влюбленные.

Прв все же нш эстетик-нигилист: живое яблоко прекрснее нрисовнного, и живя женщин прекрснее кменной Венеры.

И когд он вышл зтем из внны и по кменному телу ее зструились серебристые кпли, - меня объял немой восторг. Я нкинул н нее простыню, осушя ее великолепное тело, - и меня не покидло это спокойное блженство и тогд, когд он вновь отдыхл, улегшись н подушки в своем широком брхтном плще, и элстичный соболий мех ждно льнул к ее холодному мрморному телу; ног ее опирлсь н меня, кк н подножную скмейку; левя рук, н которую он облокотилсь, покоилсь, словно спящий лебедь, среди темного мех рукв, првя небрежно игрл хлыстом.

Случйно взгляд мой скользнул по мссивному зерклу, вделнному в противоположную стену, и я невольно вскрикнул, увидев нс в его золотой рме, кк н кртине, - и кртин эт был тк дивно прекрсн, тк необыкновенн, тк фнтстичн, что меня охвтил глубокя грусть при мысли о том, что ее линиям и крскм суждено рссеяться, кк тумну.

- Что с тобой? - спросил Внд.

Я укзл н зеркло.

- Ах, это и в смом деле прекрсно, - воскликнул он. - Жль, что невозможно удержть это мгновение.

- Почему бы и нет? - спросил я. - Рзве не будет гордиться всякий художник, хотя бы и смый знменитый, если ты позволишь ему увековечить тебя своей кистью?

- Мысль о том, что эт необычйня крсот, - продолжл я, рссмтривя ее, - эти чрующие черты, эти изумительные глз, эти демонические волосы, это великолепие тел должны погибнуть для свет, - эт мысль для меня ужсн, он нполняет мне душу ужсми смерти и уничтожения; но тебя рук художник должн вырвть из ее влсти, ты не должн, кк другие, погибнуть совсем и нвеки, не оствив след своего существовния; твой обрз должен жить и тогд, когд ты см двно уже рссыпешься прхом, твоя крсот должн восторжествовть нд смертью!

Внд улыбнулсь.

- Жль, что в современной Итлии нет Тицин или Рфэля, - скзл он. - Впрочем, возможно, любовь зменит гений - кто знет, может быть, нш млыш немец?..

Он приздумлсь.

- Д, пусть он нпишет меня. А я уж позбочусь о том, чтобы крски ему смешивл см Амур.

Молодой художник устроил свою мстерскую н ее вилле. Он совершенно уловил его в свои сети. И вот он нчл писть мдонну - мдонну с рыжими волосми и зелеными глзми! Создть из этой породистой женщины обрз девственницы - н это способен только иделизм немц. Бедняг студент н смом деле кжется еще большим ослом, чем я. Все несчстье в том только, что нш Титния слишком рно рзглядел нши ослиные уши.

И вот он смеется нд нми - д кк смеется! Я слышу ее веселый, мелодичный смех, звучщий в его студии, под открытым окном которой я стою, ревниво прислушивясь.

- В уме ли вы! Меня - х, это невероятно, меня - в обрзе Богомтери! воскликнул он и снов зсмеялсь. - Погодите-к, я вм покжу другой свой портрет - кртину, которую я см нписл, - вы должны мне ее скопировть.

У окн мелькнул ее голов, вспыхнув н солнце огнем.

- Григорий!

Я взбегю по лестнице - мимо глереи - в мстерскую.

- Проводи его в внную, - прикзл мне Внд, см поспешно выбегя.

Через несколько секунд Внд спустилсь с лестницы, одетя в один только соболий плщ, с хлыстом в рукх, - и рстянулсь, кк тогд, н брхтных подушкх. Я лег у ее ног, и он поствил свою ногу н меня, првя рук ее игрл хлыстом.

- Посмотри н меня, - скзл он мне, - своим глубоким фнтичным взглядом - вот тк - тк хорошо.

Художник стршно побледнел. Он пожирл эту сцену своими прекрсными мечттельными голубыми глзми, губы его приоткрылись, но не издли ни звук.

- Ну, и кк вм нрвится эт кртин?

- Д - ткой я вс и нпишу, - проговорил немец. Но это, собственно, был никкя не речь, лишь крсноречивый стон, рыдние больной, смертельно больной души.

Рисунок углем окончен, нбросны очертния голов, тел. В нескольких смелых штрихх уже вырисовывется ее дьявольский лик, в зеленых глзх сверкет жизнь.

Внд стоит перед полотном, скрестив руки н груди.

- Кртин будет, кк большинство кртин венецинской школы, портретом и историей в одно и то же время,

- объясняет художник, снов бледный, кк смерть.

- А кк вы ее нзовете? - спросил он. - Но что это с вми, вы больны?

- Мне стршно... - скзл он, пожиря глзми крсвицу в мехх. Поговорим, однко, о кртине.

- Д, поговорим о кртине.

- Я предствляю себе богиню любви, снизошедшую с Олимп к смертному н современную землю. Он мерзнет и стрется согреть свое божественное тело в широких темных мехх и ноги - н коленях у возлюбленного. Я предствляю себе любимц прекрсной деспотицы, хлещущей своего рб, когд он устнет целовть его,- он тем безумнее любит ее, чем больше он топчет его ногми, - и вот, я нзову кртину "Венер в мехх".

Художник пишет медленно. Но тем быстрее рстет его стрсть. Боюсь, он кончит тем, что лишит себя жизни. Он игрет им, здет ему згдки, он не может их рзрешить и чувствует, что кровь его сочится из него, - он же всем этим збвляется.

Во время сенс он лкомится конфетми, сктывет из бумги шрики и бросется ими в него.

- Меня рдует, что вы тк хорошо нстроены, милостивя госудрыня, говорит художник, - но вше лицо совершенно потеряло то выржение, которое мне нужно для моей кртины.

- То выржение, которое вм нужно для вшей кртины? - повторяет он, улыбясь. - Потерпите минутку.

Он выпрямляется во весь рост и нносит мне удр хлыстом. Художник в оцепенении смотрит н нее, лицо его выржет детское изумление и смесь отврщения с восхищением.

И с кждым нносимым мне удром лицо Внды все больше и больше принимет тот жестокий и издевтельский хрктер, который приводит меня в ткой жуткий восторг.

- Теперь у меня то выржение, которое вм нужно для вшей кртины?

Художник в смятении опускет глз перед холодным блеском ее глз.

- Выржение то... - зпинется он, - только я не могу теперь писть...

- Кк? - нсмешливо говорит Внд. - Может быть, я могу вм помочь?

- Д! - вскрикивет немец, кк безумный. - Удрьте и меня!

- О, с удовольствием! - отвечет он, пожимя плечми. - Но если я хлестну, то хлестну всерьез.

- Збейте меня нсмерть!

- Тк вы ддите мне связть вс? - улыбясь, спршивет Внд.

- Д... - стонет он.

Внд вышл н минутку и вернулсь с веревкми в рукх.

- Итк - есть ли еще в вс мужество отдться н гнев и милость в руки Венеры в мехх, прекрсной де-спотицы? - зговорил он нсмешливо.

- Вяжите меня, - глухо ответил художник.

Внд связл ему руки з спиной, продел одну веревку под руки, другую вокруг тлии и привязл его тк к оконной переклдине, потом откинул плщ, схвтил хлыст и подошл к нему.

Для меня эт сцен был полн неописуемого, устршющего очровния. Я чувствовл удры своего сердц, когд он вытянул руку для первого удр, змхнулсь, хлыст со свистом прорезл воздух, и он слегк вздрогнул под удром, и потом, когд он с полурскрытым ртом - тк что зубы ее сверкли между ярко-крсными губми - нносил удр з удром, он смотрел н нее своими трогтельными голубыми глзми, словно моля о пощде, - я не в силх этого описть.

Он теперь позирует ему одн. Он рботет нд ее головой.

Меня он поместил в соседней комнте з тяжелой дверной портьерой, где меня видно не было, но я видел все.

Что же он только думет?

Боится он его? Совсем он его уже с ум свел? Или это здумно кк новя пытк для меня? У меня дрожт колени.

Они беседуют. Он тк сильно понизил голос, что я не могу ничего рзобрть, и он отвечет тк же. Что это знчит? Нет ли между ними ккого-то соглшения?

Я стрдю ужсно - сердце мое готово рзорвться.

Вот он стновится перед ней н колени, обнимет ее, прижимет свою голову к ее груди - он - жестокя - он смеется - и вот я слышу, он говорит громко:

- Ах, вм опять нужен хлыст!

- Женщин! Богиня! - восклицет юнош. - Неужели же у тебя совсем нет сердц? Неужели ты совсем не умеешь любить? Совсем не знешь, что знчит любить, изнемогть от томления, от стрсти. Неужели ты и предствить себе не можешь, кк я стрдю? Неужели в тебе совсем нет жлости ко мне?

- Нет! - гордо и нсмешливо отвечет он. - Есть только хлыст.

Он быстро вытскивет его из крмн плщ и удряет его рукоятью в лицо. Он выпрямляется и отступет от нее н несколько шгов.

- Теперь вы, нверное, опять в состоянии писть? - рвнодушно спршивет он. Он ничего ей не отвечет, но молч вновь подходит к мольберту и берется з кисти и плитру.

Он изумительно удчно вышл. Это портрет, стремящийся к сходству и в то же время предствляющий кк будто некий идел, - тк знойны, тк сверхъестественны, тк, я скзл бы, дьявольски крски.

Художник вложил в кртину все свои муки, свое обожние и свое проклятие.

Теперь он пишет меня. Мы ежедневно проводим по нескольку чсов недине. Сегодня он вдруг обрщется ко мне своим дрожщим голосом:

- Вы любите эту женщину?

- Д.

- Я тоже люблю ее.

Слезы злили ему глз. Некоторое время он молчл

и продолжл писть.

- У нс в Гермнии есть гор, - пробормотл он потом про себя, - в которой он живет. Он - дьяволиц.

Кртин готов. Он хотел зплтить ему з нее - щедро, по-црски зплтить. Он откзлся.

- О, вы мне уже зплтили, - скзл он со стрдльческой улыбкой.

Перед своим уходом он с тинственным видом приоткрыл свою ппку и дл мне зглянуть в нее. Я испуглся. Ее голов глянул н меня совсем кк живя - словно из зеркл.

- Ее я унесу с собой, - скзл он. - Это мое, этого он не может у меня отнять, я ее зслужил достточно тяжко.

- В сущности, мне все же жль бедного художник, - скзл он мне сегодня. - Глупо быть ткой добродетельной, кк я. Ты этого не нходишь?

Я не посмел дть ей ответ.

- Ах, я и збыл, что говорю с рбом - я хочу вые-хть, хочу рссеяться, збыться. - Коляску - живо!

Новый фнтстический тулет: русские полуспожки из фиолетового брхт с горностевой опушкой, плтье из ткого же мтерил, подхвченное и отделнное узкими полоскми и кокрдми ткого же мех, соответствующее коротенькое прилегющее пльто, рвным обрзом богто подбитое и обшитое горностем; высокя горностевя шпочк в стиле Ектерины II, с небольшой эгреткой, приколотой лмзным грфом; рыжие волосы рспущены по спине. В тком нряде он сдится н козлы и првит см, я же сжусь позди нее. Кк он хлещет лошдей! Упряжк мчится кк бешеня!

Сегодня он, очевидно, хочет привлечь к себе всеобщее внимние, и это ей вполне удется. Сегодня он - львиц Cascine. Ее то и дело приветствуют из экипжей; н дорожке для пешеходов люди собирются в группы и говорят о ней. Но он ни н кого не обрщет внимния, только изредк отвечет легким нклоном головы н приветствия квлеров пострше.

Тут нвстречу н стройном горячем вороном скчет ккой-то молодой человек; звидев Внду, он сдерживет коня и пускет его шгом; вот он уже совсем близко - он осживет коня и пропускет ее - теперь и он бросет н него взгляд - львиц н льв. Глз их встречются - и, промчвшись мимо него, он не может противиться мгической силе его глз и поворчивет голову ему вслед.

У меня змирет сердце, когд я перехвтывю этот полуизумленный, полувосхищенный взгляд, которым он окидывет его, - но он того зслуживет.

Видит Бог, это очень крсивый мужчин. Нет, больше того: живого ткого мужчину я еще никогд не видел. В Бельведере он стоит высеченный из мрмор, с той же стройной и однко железной мускултурой, с тем же лицом, с теми же рзвевющимися локонми и - что придет ему столь своеобрзную крсоту совсем без бороды. Если бы у него были менее узкие ляжки, его можно было бы принять з переодетую женщину, стрння склдк вокруг рт, львиня губ, из-под которой виднеются зубы и которя вмиг придет всему лицу выржение ккой-то жестокости... Аполлон, сдирющий кожу с Мрсия. Н нем высокие черные споги, прилегющие рейтузы из белой кожи, короткя меховя куртк вроде тех, которые носят итльянские квлерийские офицеры, - из черного сукн с кркулевой опушкой и богтой отделкой из шнурков; н черных локонх - крсня феск.

В эту минуту я понял мужской Эрос и удивился бы, если бы Сокрт остлся добродетельным перед подобным Алкивидом.

В тком возбуждении я еще никогд свою львицу не видел. Щеки ее пылли, когд он соскочил с коляски перед подъездом своей виллы и ринулсь вверх по лестнице, знком прикзв мне следовть з ней.

Шгя крупными шгми взд и вперед по своей комнте, он зговорил с испугвшей меня порывистостью:

- Ты узнешь, кто был тот мужчин в Cascine, - сегодня же, сейчс же...

О, что з мужчин! Ты его видел? Что скжешь? Говори!

- Он крсив, - глухо ответил я.

- Он тк крсив... - он умолкл и оперлсь н спинку кресл, - что у меня дух зхвтило.

- Я понимю, ккое впечтление он должен был н тебя произвести, ответил я; моя фнтзия снов зкружил меня в бешеном вихре. - Я и см был вне себя, и могу себе предствить...

- Можешь себе предствить, - рссмеялсь он, - что этот мужчин - мой возлюбленный и что он хлещет тебя, для тебя нслждение - принимть от него удры.

А теперь ступй,ступй!

Еще до нступления вечер я нвел о нем спрвки.

Когд я вернулся, Внд был еще в полном тулете, он лежл н оттомнке, зрывшись лицом в руки, со спутнными волосми, нпоминвшими львиную гриву.

- Кк его зовут? - спросил он со зловещим спо

койствием.

- Алексей Ппдополис.

- Грек, стло быть.

Я кивнул.

- Он очень молод?

- Едв ли стрше тебя. Говорят, он получил обрзовние в Приже. Слывет теистом. Он сржлся с туркми н Крите и, говорят, отличлся тм своей рсовой ненвистью и своей жестокостью по отношению к вргу не меньше, чем своей хрбростью.

- Словом, мужчин во всех отношениях! - воскликнул он со сверкющими глзми.

- В нстоящее время он живет во Флоренции, - продолжл я, - говорят, у него огромное состояние...

- Об этом я не спршивл, - быстро и резко перебил он.

- Этот человек опсен. Рзве ты его не боишься? Я его боюсь. Есть у него жен?

- Нет.

-Возлюблення?

- Тоже нет.

- В кком тетре он бывет?

- Сегодня он в тетре Николини - тм, где генильня Вирджиния Мрини игрет вместе с Сльвини, величйшим из современных ртистов Итлии, быть может, и всей Европы.

- Ступй достнь ложу - живо! живо! - велел он.

- Но, госпож...

- Хочешь хлыст отведть?

- Можешь подождть в пртере, - скзл он мне, когд я положил бинокль и фишу н брьер ложи и пододвинул ей под ноги скмейку.

И вот я стою, вынужденный прислониться к стене, чтобы не свлиться с ног, - от звисти, от ярости - нет, ярость неподходящее слово - от смертельного стрх.

Я вижу ее в ложе в голубом муровом плтье, с широким горностевым плщом н обнженных плечх, и нпротив нее - его. Я вижу, кк они пожирют друг друг глзми, кк для них двоих перестют существовть и сцен; и Пмел Гольдони, и Сльвини, и эт Мрини, и публик, и весь мир... А я что я ткое в это мгновение?

Сегодня он едет н бл к греческому послннику. Знет, что встретит тм его?

Оделсь он, по крйней мере, с этим рсчетом. Тяжелое зеленое, цвет морской волны, шелковое плтье плстически облегет ее божественные формы, оствляя неприкрытыми бюст и руки. В волосх, собрнных в один-единственный узел, цветет беля водяня лилия, и зеленые водоросли спускются вдоль спины, перемешнные с несколькими свободными прядями волос. Ни тени в ней не остлось от прежнего волнения, от этого лихордочного трепет; он спокойн - тк спокойн, что у меня кровь зстывет в жилх, когд я смотрю н нее, и сердце холодеет под ее взглядом. Медленно, с устлой, ленивой величвостью поднимется он по мрморным ступеням, сбрсывет свой дргоценный покров и небрежной походкой входит в зл, нполненный серебристым тумном от дым сотен свечей.

Кк потерянный, смотрю я несколько мгновений ей вслед, потом поднимю ее плщ, выскользнувший у меня из рук тк, что я этого и не зметил. Он еще сохрняет тепло ее плеч.

Я целую это место, глз мои нполняются слезми.

Вот и он.

В своем черном брхтном кмзоле, рсточительно отделнном темным соболем, - крсивый, высокомерный деспот, привыкший игрть человеческими жизнями, человеческими душми. Он остнвливется в вестибюле, гордо озирется вокруг и остнвливет н мне зловеще-долгий взгляд.

И под его ледяным взглядом меня снов охвтывет тот же смертельный стрх, предчувствие, что этот человек может ее увлечь, приковть, покорить себе, и чувство стыд перед его неукротимым мужеством - чувство звисти, ревности.

Я чувствую себя кким-то слбосильным, сковнным человеком-призрком. И что всего позорнее: я хотел бы ненвидеть его - и не могу. Кким же это обрзом и он зметил меня - именно меня - среди целого роя слуг?

Кивком он подзывет меня к себе - неподржемо блгородное движение головой! - и я - я повинуюсь его знку - против своей воли.

- Сними с меня шубу, - спокойно прикзывет он.

Я дрожу всем телом от негодовния, но повинуюсь - смиренно, кк рб.

Всю ночь я ожидю в передней и брежу, словно в лихордке. Стрнные обрзы проносятся перед моим внутренним взором - я вижу, кк они встречются, - первый долгий взгляд - вижу, кк он носится по зле в его объятиях, в упоении, с полузкрытыми глзми склонившись к нему н грудь, вижу его в святилище любви, лежщим н оттомнке, не в кчестве рб - в кчестве господин, ее - у его ног, вижу себя н коленях прислуживющим ему, вижу, кк дрожит в моей руке чйный поднос и кк он хвтется з хлыст. Вдруг слышу: слуги говорят о нем.

Он стрнный мужчин, совсем кк женщин; он знет, что крсив, и держится соответствующе; по четыре, по пять рз в день меняет свой кокетливый тулет, словно ккя-нибудь тщеслвня куртизнк.

В Приже он появился внчле в женском плтье, и мужчины принялись осждть его любовными письмми. Один итльянский певец, знменитый столько же своим тлнтом, сколько и своей стрстностью, ворвлся дже в его квртиру и грозился, стоя перед ним н коленях, лишить себя жизни, если не добьется блгосклонности.

- Мне очень жль, - ответил он с улыбкой, - мне было бы очень приятно подрить вм свою блгосклонность, но мне не остется ничего другого, кк исполнить вш смертный приговор, потому что я... мужчин.

Зл уже в знчительной мере опустел, но он, по-видимому, еще совсем не думет собирться.

Сквозь опущенные жлюзи уже збрезжило утро.

Нконец-то доносится шелест ее тяжелого одеяния, струящегося з ней потоком зеленых волн. Медленно, шг з шгом, подходит он, знятя рзговором с ним.

Едв ли я еще существую для нее, он дже не дет себе труд прикзть мне что-либо.

- Плщ для мдм, - прикзывет он, совершенно не подумв, конечно, помочь ей см.

Пок я ндевю н нее плщ, он стоит, скрестив руки, рядом с ней. А он, пок я, стоя н коленях, ндевю н нее меховые ботинки, слегк опирется н его плечо и спршивет:

- Что же тм было нсчет львицы?

- Когд н льв, которого он избрл, с которым он живет, нпдет другой, - продолжил свой рсскз грек, - львиц спокойно ложится нземь и нблюдет з схвткой, и если ее супруг терпит поржение, он не приходит к нему н помощь - он рвнодушно смотрит, кк он истекет кровью в когтях своего противник, и следует з победителем, з сильнейшим. Тков природ женщины.

Моя львиц окинул меня в это мгновение быстрым и стрнным взглядом.

Меня пробрл дрожь, см не зню, почему, - крсня зря точно обдл меня, и ее, и его кровью.

Спть он не легл; он только сбросил свой бльный тулет и рспустил волосы, потом прикзл мне зтопить и сел у кмин, нпрвив неподвижный взгляд в огонь.

- Нужен ли я тебе еще, госпож? - спросил я, и н последнем слове голос мне откзл.

Внд покчл головой.

Я вышел из спльни, прошел через глерею и опустился н ступени лестницы, ведущей из нее в сд. Легкий северный ветер нес с Арно свежую, влжную прохлду, зеленые холмы высились вдли в розовом тумне, золотой пр струился нд городом, нд круглым куполом собор.

Н бледно-голубом небе еще мерцли редкие звезды.

Я порывисто рсстегнул свою куртку и прижлся пылющим лбом к мрмору. Ребяческой игрой покзлось мне в это мгновение все, что произошло до сих пор; серьезное же нступло теперь - причем стршно серьезное.

Я предчувствовл ктстрофу, я уже видел ее перед собой, мог осязть ее рукми, но у меня не хвтло духу встретить ее, силы мои были ндломлены.

Если быть искренним, то меня пугли не муки, не стрдния, которые могли обрушиться н меня, не унижения и оскорбления, которые могли мне предстоять.

Я чувствовл один только стрх - стрх потерять ее: ту, которую я тк фнтично любил, и этот стрх был тким сильным, тким всесокрушющим, что я вдруг рзрыдлся, кк дитя.

Весь день он оствлсь у себя, зпершись в своей комнте, и прислуживл ей негритянк. Когд же в голубом эфире зсверкл вечерняя звезд, я увидел, кк он прошл через сд и - я осторожно, н приличном рсстоянии последовл з ней - кк он вошл в хрм Венеры. Я прокрлся з ней и зглянул в дверную щель.

Он стоял перед величвым извянием богини, сложив руки, кк для молитвы, и священный свет звезды любви бросл н нее свои голубые лучи.

Ночью н моем ложе меня охвтил ткой стрх потерять ее, отчяние овлдело мной с ткой силой, которя сделл из меня героя, чуть ли не либертен. Я зжег крсную мсляную лмпочку, висевшую перед обрзом в коридоре, и вошел, зтеняя свет рукой, в ее спльню.

Львиц, нконец выбившяся из сил, зтрвлення, згнння нсмерть, уснул н своих подушкх. Он лежл н спине, сжв кулки, и тяжело дышл. Сны, кзлось, тревожили ее. Я медленно отнял руку, которой зслонял свет, и осветил ее дивное лицо ярким крсным светом.

Но он не проснулсь.

Осторожно поствил я лмпу н пол, опустился н колени перед кровтью Внды и положил голову н ее мягкую горящую руку.

Н мгновение он слегк шевельнулсь, но не проснулсь и теперь. Кк долго я пролежл тк среди ночи, окменев от стршных мучений, - не зню.

В конце концов меня охвтил сильня дрожь, и я сумел зплкть - мои слезы потекли н ее руку. Он несколько рз вздрогнул, нконец, проснулсь, провел рукой по глзм и посмотрел н меня.

- Северин! - воскликнул он скорее с испугом, чем с гневом.

Я был не в силх откликнуться.

- Северин! - снов тихо позвл он. - Что с тобой? Ты болен?

В ее голосе звучло столько учстия, столько доброты, столько лски, что меня словно рскленными щипцми схвтили з сердце, и я громко рзрыдлся.

- Северин, - проговорил он снов, - бедный мой, несчстный мой друг! - Он лсково провел рукой по моим волосм. - Мне жль, стршно жль тебя, но я ничем не могу тебе помочь - при всем своем желнии я не могу придумть для тебя никкого лекрств!

- О, Внд, неужели это неизбежно? - вырвлось у меня с мучительным стоном.

- Что, Северин? О чем ты?

- Неужели ты совсем меня больше не любишь? - продолжл я. - Неужели у тебя не остлось ко мне ни кпли сострдния? Тк зхвтил тебя этот прекрсный незнкомец?

- Я не могу тебе лгть, - мягко зговорил он после небольшой пузы, он произвел н меня ткое впечтление, от которого я не в силх отделться, от которого я см стрдю и дрожу, - ткое впечтление, о котором мне только случлось читть у поэтов, видеть н сцене, но которое до сих пор кзлось мне обрзом фнтзии. О, этот человек - нстоящий лев, сильный, прекрсный и гордый - и все же мягкий, не грубый, кк мужчины у нс н Севере. Мне больно з тебя - поверь мне, Северин! - но он должен быть моим х, что я говорю? - я должн ему отдться, если он зхочет меня взять.

- Подумй же о своей чести, Внд, если я уже ничего для тебя не знчу, - воскликнул я, - до сих пор ты сохрнял ее незпятннной.

- Я думю об этом, - ответил он, - я хочу быть сильной, пок я могу, я хочу... - он смущенно зрылсь лицом в подушки, - я хочу стть его женой - если он меня зхочет.

- Внд! - крикнул я, снов зхвченный этим смертельным стрхом, всякий рз перехвтыввшим мне дыхние, лишвшим рссудк, - ты хочешь стть его женой, ты хочешь нвеки приндлежть ему! О, не оттлкивй меня от себя! Он тебя не любит...

- Кто тебе это скзл! - вскричл он, вспыхнув.

- Он тебя не любит! - со стрстью повторил я. - А я люблю тебя, я боготворю тебя, я - твой рб, я хочу, чтобы ты попирл меня ногми, я хочу н рукх пронести тебя через всю жизнь.

- Кто тебе скзл, что он меня не любит? - резко перебил меня он.

- О, будь моей, - молил я, - будь моей! Ведь я больше не могу ни жить, ни существовть без тебя! Пожлей же меня, Внд, пожлей!

Он поднял н меня глз - и теперь это снов был знкомый мне холодный, бессердечный взгляд, знкомя мне зля улыбк.

- Ты ведь скзл - он меня не любит! - нсмешли-во-отозвлсь он. Вот и отлично, утешься этим!

И скзв это, он отвернулсь в другую сторону, пренебрежительно повернувшись ко мне спиной.

- Боже мой, рзве ты не женщин из плоти и крови? Рзве нет у тебя сердц, кк у меня? - вырвлось из моей судорожно сжтой груди восклицние.

- Ты ведь знешь, - злобно ответил он, - я кмення женщин, "Венер в мехх", твой идел - вот и стой себе н коленях, молись н меня.

- Внд! - умолял я. - Хоть кплю жлости!

Он зсмеялсь. Я прижл лицо к ее подушкм, слезы, в которых изливлись мои муки, хлынули у меня из глз.

Долгое время все было тихо, потом Внд медленно приподнялсь.

- Ты мне ндоедешь! - нчл он.

- Внд!

- Я хочу спть, дй мне поспть.

- Пожлей меня, - молил я, - не оттлкивй меня, ни один мужчин, никто не будет любить тебя тк, кк я.

- Дй мне поспть, - он снов повернулсь ко мне спиной.

Я вскочил, вырвл из ножен висевший подле ее кровти кинжл и приствил его к своей груди.

- Я убью себя здесь, н твоих глзх, - глухо пробормотл я.

- Делй, что хочешь, - с совершенным рвнодушием ответил Внд, только дй мне поспть.

И он громко зевнул.

- Мне очень хочется спть.

Н мгновение я окменел, потом принялся смеяться и снов громко рыдть - нконец, я зсунул кинжл себе з пояс и снов бросился перед ней н колени.

- Внд... ты только выслушй меня... еще только несколько секунд... попросил я ее.

- Я спть хочу, ты слышл? - гневно крикнул он, вскочил с постели и оттолкнул меня от себя ногой. - Ты, кжется, збыл, что я твоя госпож?

Но я не троглся с мест, и тогд он схвтил хлыст и удрил меня. Я поднялся - он удрил меня еще рз - н сей рз в лицо.

- Дрянь, рб!

Подняв руки к небу, сжв их в кулки в порыве внезпной решимости, я вышел из ее спльни. Он отшвырнул хлыст и рзрзилсь громким смехом. И я могу себе предствить, что эти мои тетрльные жесты были изрядно смешны.

Решившись избвиться от этой женщины, которя был тк жесток со мной, теперь, в нгрду з все мое рбское обожние, з все, что я претерпел от нее, готов еще и изменить мне предтельски, я склдывю в узел свои небольшие пожитки и сжусь з письмо к ней.

"Милостивя госудрыня!

Я любил вс кк безумный, я отдлся вм телом и душой - тк, кк никогд еще не отдвлся женщине мужчин, вы глумились нд моими священнейшими чувствми и вели со мной недостойную и нглую игру. Но пок вы были только жестоки и безжлостны, я все же мог еще любить вс. Теперь же вы готовы стть пошлой и низкой. И я не рб больше, позволяющий вм попирть себя ногми и хлестть хлыстом. Вы сми меня освободили - и я покидю женщину, которую теперь могу только ненвидеть и презирть. Северин Кузимский."

Эти несколько строк я передю негритянке и бегу, кк только могу быстро, прочь. Зпыхвшись, прибегю н вокзл - и вдруг чувствую стршный укол в сердце - остнвливюсь - рзржюсь рыдниями. О, позор! - я хочу бежть и не могу!

Я поворчивю - куд? - к ней! - к той, которую я в одно и то же время презирю и боготворю.

Вновь я одумывюсь. Я не могу вернуться, не должен возврщться!

Но кк же я уеду из Флоренции? Я вспоминю, что ведь у меня совсем нет денег, ни грош. Ну, что ж? Пешком! Милостыню просить честнее и лучше, чем есть хлеб куртизнки!

Д ведь я не могу уехть.

Я дл ей слово, честное слово. Я должен вернуться. Может быть, он мне вернет его.

Я быстро пробегю несколько шгов и снов остнвливюсь.

Я дл ей честное слово, поклялся ей, что буду ее рбом, пок он этого хочет, пок он см не друет мне свободу; но ведь я могу покончить с собой!

Я спускюсь через Cascine вниз, к Арно, совсем вниз - туд, где желтые воды реки с однообрзным плеском омывют несколько зброшенных выгонов. Тм я сжусь и свожу последние счеты с жизнью. Я перебирю в пмяти всю свою жизнь и нхожу ее весьм жлкой - редкие рдости, бесконечно много бесцветного и нестоящего, в промежуткх - бездн стрдний, горя, тоски, рзочровний, погибших ндежд, досды, збот и печли.

Мне вспомнилсь моя мть, которую я тк сильно любил и видел умирющей от ужсной болезни, брт, с его чяниями счстья и нслждений, который умер в рсцвете молодости, тк и не пригубив из кубк жизни... Мне вспомнилсь моя умершя кормилиц, товрищи детских игр, друзья юности, с которыми я вместе учился и делил устремления и ндежды, - все те, кого покрывет холодня, мертвя, рвнодушня земля. Вспомнился мне мой голубь-турмн, чсто ворковвший и зигрыввший со мной, вместо своей подруги... Все прх, во прх возвртившийся.

Громко зсмеявшись, я соскльзывю в воду - но в ту же минуту крепко цепляюсь з ивовый прут, висевший нд желтой водой, - и вижу перед собой женщину, погубившую меня: он прит нд зеркльной поверхностью реки, вся освещення солнцем, словно прозрчня, он поворчивется лицом ко мне и улыбется.

И вот я снов здесь, нсквозь промокший, вод стекет с меня ручьями, я горю от стыд и лихордочного жр. Негритянк передл мое письмо - я обречен, я погиб, я весь во влсти бессердечной, оскорбленной женщины.

Ну, пусть он убьет меня! См я этого не могу сделть, но и жить дльше не хочу.

Хожу вокруг дом, вижу ее: он стоит н глерее, опершись н прпет, лицо ярко освещено солнцем, зеленые глз жмурятся.

- Ты еще жив? - спршивет он, не пошелохнув-шись.

Я стою молч, уронив голову н грудь.

- Отдй мне мой кинжл, - продолжет он, - тебе он ни к чему. У тебя дже не хвтет мужеств лишить себя жизни.

- У меня его больше нет, - ответил я, весь дрож, сотрясемый ознобом.

Он бегло окидывет меня ндменным, нсмешливым взглядом.

- Вероятно, уронил его в Арно? - Он пожл плечми, - Ну, и пусть. А почему же ты не уехл?

Я пробормотл что-то, чего ни он, ни я см не могли рзобрть.

- А, у тебя нет денег? - воскликнул он. - Н! - и невырзимо пренебрежительным движением швырнул мне свой кошелек.

Я не подобрл его.

Долгое время мы об молчли.

- Итк, ты не хочешь уехть?

- Не могу.

Внд ездит ктться в Cascine без меня, без меня бывет в тетре, принимет гостей - ей прислуживет негритянк. Никто меня не спршивет. Я бесцельно слоняюсь по сду, словно собк, потерявшя хозяин.

Леж в кустх, я смотрю н двух воробьев, дерущихся из-з зерн.

Вдруг - шелест женского плтья.

Внд проходит близко от меня, он в шелковом плтье, целомудренно глухом до смого подбородк. С нею грек. Они оживленно рзговривют, но я не могу рзобрть ни слов. Вот он топет ногой - тк, что грвий рзлетется во все стороны, и взмхивет в воздухе кнутом. Внд вздргивет.

Он что, боится, что он ее удрит?

Тк ли длеко у них зшло?

Он ушел от нее, он зовет его, он не слышит ее, не хочет слышть. Печльно поникнув головой, Внд опускется н ближйшую кменную скмью. Долго сидит он, погруження в рздумье. Я смотрю н нее почти со злордством, нконец, зствляю себя встть и с нсмешливым видом подхожу к ней. Он всккивет, дрож всем телом.

- Я пришел только зтем, чтобы поздрвить вс и пожелть вм счстья, говорю я с поклоном. - Я вижу, милостивя госудрыня, вы ншли себе господин.

- Д, слв Богу, - восклицет он. - Не нового рб - довольно у меня их было! - господин! Женщин нуждется в господине и боготворит его.

- И ты боготворишь его! - воскликнул я. - Этого врвр!

- Я люблю его тк, кк еще никогд никого не любил!

- Внд! - Я сжл кулки, но тотчс же н глзх у меня выступили слезы, и меня охвтил порыв стрсти, ккое-то слдостное безумие.

- Хорошо, тк выбери же его, возьми его в супруги, пусть он будет твоим господином - я же, пок жив, хочу остться твоим рбом.

- Ты хочешь быть моим рбом - дже в тком случе? - проговорил он. Что ж, это было бы пикнтно. Боюсь только, что он этого не потерпит.

- Он?

- Д, он уже и теперь ревнует к тебе, - воскликнул он, - он - к тебе! Он требовл, чтобы я немедленно отпустил тебя, и когд я скзл ему, кто ты...

- Ты скзл ему... - в оцепенении повторил я.

- Я все ему скзл! - ответил он. - Рсскзл всю ншу историю, обо всех твоих стрнностях, все - и он - вместо того, чтобы рсхохотться, рссердился и топнул ногой.

- И пригрозил удрить тебя?

Внд смотрел в землю и молчл.

- Д, д, - воскликнул я с горькой усмешкой, - ты боишься его, Внд! И бросившись перед ней н колени, я зговорил, взволновнно обнимя ее колени: - Ведь я ничего от тебя не хочу, ничего! - только всегд быть рядом с тобой, твоим рбом! - хочу быть твоей собкой...

- Знешь, ты мне ндоел... - птично проговорил Внд.

Я вскочил. Все во мне кипело.

- Теперь это уже не жестоко, теперь это низко и пошло! - скзл я сурово, резко отчекнивя кждое Слово.

- Это уже было в вшем письме, - ответил Внд, ндменно пожв плечми. - Умному человеку не пристло повторяться.

- Кк ты со мной обрщешься? - не выдержл я. - Кк это нзывется?

- Я могл бы отхлестть тебя, - нсмешливо протянул он. - Но н этот рз я предпочитю ответить тебе не удрми хлыст, словми убеждения. Ты никкого прв не имеешь обвинять меня в чем-либо. Рзве не был я с тобой всегд искренн? Не предостерегл ли я тебя неоднокртно? Не любил ли я тебя глубоко, стрстно и рзве скрывл я от тебя, что тк отдвться мне, унижть себя передо мной - опсно, что я см хочу покоряться? Но ты хотел быть моей игрушкой, моим рбом. Ты нходил высочйшим нслждением чувствовть, кк ндмення, жестокя женщин пинет и хлещет тебя, кк обрушивются н тебя удры ее ног и хлыст. Тк чего же ты хочешь теперь?

Во мне дремли опсные нклонности, и ты первый их пробудил. Если я нхожу теперь удовольствие в том, чтобы мучить, оскорблять тебя, - виновт в этом ты один! Ты сделл меня ткой, кков я теперь, - и что же? - Ты, окзывется, достточно труслив, слб и жлок, чтобы обвинять меня!

- Д, я виновт, - скзл я. - Но рзве я не пострдл з это? Оствь же теперь это, довольно, прекрти эту жестокую игру!

- Этого я и хочу, - ответил он, посмотрев н меня кким-то стрнным, неискренним взглядом.

- Внд, не доводи меня до крйности! - порывисто вскричл я. - Ты видишь, теперь я снов мужчин.

- Мимолетня вспышк - пожр в соломе! Збушует н мгновение и потухнет тк же быстро, кк и знялся. Ты думешь меня зпугть, но ты мне только смешон. Если бы ты окзлся тем, з кого я тебя принимл внчле, человеком серьезным, глубоким, суровым, - я бы преднно любил тебя и сделлсь бы твоей женой. Женщине нужен ткой муж, н которого он могл бы смотреть снизу вверх, ткого, который - кк ты - добровольно подствляет спину, чтобы он могл поствить н нее свои ноги, - ткого он использует, кк знятную игрушку и отбрсывет прочь, когд он ей нскучит.

- Попробуй только отбросить меня! - нсмешливо проговорил я. - Бывют ткие опсные игрушки...

- Не выводи меня из себя! - воскликнул Внд. Глз ее зсверкли, щеки рскрснелись.

- Если я не буду тобой облдть, то и никто другой тобой облдть не будет! - продолжл я придушенным от ярости голосом.

- Из ккой пьесы эт сцен? - издевтельски спросил он, потом схвтил меня з грудь, вся побледнев в это мгновение от гнев.

- Не выводи меня из себя! - продолжл он. - Я не жесток, но я см не зню, до чего я еще способн дойти, и сумею ли тогд удержться в грницх.

- Что ты можешь сделть мне худшего, чем взять его в любовники, в мужья? - ответил я, рзгорясь все больше и больше.

- Я могу зствить тебя быть его рбом, - быстро проговорил он. Рзве ты не в моей влсти? Рзве нет у меня договор? Но для тебя, конечно, это будет только нслждением - когд я велю связть тебя и скжу ему: "Делйте теперь с ним, что хотите!"

- Женщин, ты с ум сошл! - воскликнул я.

- Я в полном уме, - спокойно скзл он. - Предостерегю тебя в последний рз. Не окзывй мне теперь сопротивления. Теперь, когд я зшл тк длеко, я легко могу зйти еще дльше. Я испытывю к тебе своего род ненвисть, я могл бы с истинным удовольствием смотреть, кк он избил бы тебя до смерти, но пок еще я себя обуздывю, пок еще...

Уже едв влдея собой, я схвтил ее з зпястье и пригнул ее к земле, тк что он упл передо мной н

колени.

- Северин! - воскликнул он, и н лице ее отрзились ярость и стрх.

- Я убью тебя, если ты сделешься его женой, - глухим и хриплым звуком вырвлсь из моей груди угроз. - Ты моя, я тебя не отпущу - я слишком люблю

тебя.

С этими словми, я обхвтил рукой ее стн и крепко прижл ее к себе, првой рукой невольно схвтился з кинжл, все еще торчвший у меня з поясом.

Внд посмотрел н меня непроницемым взглядом своих больших, спокойных глз.

- Тким ты мне нрвишься, - невозмутимо проговорил он. - Теперь ты мужчин - и в эту минуту я зню, что все еще люблю тебя,

- Внд! - От восторг н глзх у меня выступили слезы. Я склонился нд ней и покрыл поцелуями ее очровтельное личико, он, вдруг злившись звонким веселым смехом, воскликнул: - Довольно с тебя, нконец, твоего идел? Доволен ты мной?

- Кк? - зпнулся я. - Ты ведь несерьезно...

- Серьезно то, - весело продолжл он, - что я люблю тебя, одного тебя! А ты, милый мой, глупый, не змечл, что все это был только шутк, игр, не видел, кк трудно бывло мне чсто хлестть тебя, когд мне тк хотелось обнять твою голову и рсцеловть тебя. Но теперь все это кончено - не првд ли? Я исполнил свою жестокую роль лучше, чем ты от меня ожидл, - теперь же ты будешь рд обнять свою добрую, умненькую и хорошенькую женушку - првд? Мы зживем совсем блгорзумно и...

- Ты будешь моей женой! - воскликнул я, преисполненный счстьем.

- Д, твоей женой, дорогой мой, любимый... - прошептл Внд, целуя мне руки. Я поднял ее и прижл к себе.

- Ну, вот, ты больше не Григорий, не рб, - скзл он, - ты снов мой дорогой Северин, мой муж...

- А он - его ты не любишь? - взволновнно спросил я.

- Кк ты только мог поверить, что я люблю этого врвр? Но ты был совсем ослеплен. Кк у меня болело з тебя сердце!

- Я готов был покончить с собой из-з тебя.

- Првд? - воскликнул он. - Ах, я и теперь еще дрожу при мысли о том, что ты был уже в Арно...

- Но ты же меня и спсл! - с нежностью откликнулся я. - Ты проплыл нд водми и улыбнулсь, и улыбк твоя призвл меня обртно к жизни.

Стрнное чувство испытывю я теперь, когд держу ее в объятиях и он молч покоится у меня н груди, и позволяет мне целовть себя, и улыбется. Мне кжется, что я вдруг очнулся от лихордочного бред или что я, потерпев корблекрушение и долгие дни проборов-шись с волнми, ежеминутно грозившими меня поглотить, вдруг окзлся, нконец, выброшенным н сушу.

- Ненвижу эту Флоренцию, где ты был тк несчстлив! - скзл он, когд я желл ей покойной ночи. - Я хочу уехть отсюд немедленно, уже звтр! Будь добр, нпиши з меня несколько писем, пок ты будешь знят этим, я съезжу в город и ннесу свои прощльные визиты. Соглсен?

- Конечно, миля, добря моя женушк, крсвиц моя!

Рно утром он постучлсь в мою дверь и спросил, хорошо ли я спл. Ее любезность поистине восхитительн! Никогд бы не подумл, что кротость тк ей к лицу.

Вот уже больше четырех чсов, кк он уехл; я двно покончил со своими письмми и сижу н глерее и выглядывю н улицу - не увижу ли вдли ее коляску. Мне стновится немного тревожно з нее, хотя, видит бог, у меня нет больше никкого повод для сомнений или опсений. Но что-то сдвливет мне грудь, и я не в силх от этого отделться. Быть может, это стрдния минувших дней, все еще отбрсывющие тень в моей душе.

Вот и он - лучщяся счстьем, довольством. - Ну, все тк, кк ты и хотел? - спросил я ее, целуя ей руку.

- Д, сердце мое, и мы уезжем сегодня ночью. Помоги мне уложить мои чемодны.

Под вечер он просит меня смого съездить н почту и сдть ее письм. Я беру ее коляску и возврщюсь через чс.

- Госпож спршивл вс, - говорит мне, улыбясь, негритянк, когд я поднимюсь нверх по широкой мрморной лестнице.

- Был тут кто-нибудь?

- Никого, - ответил он, усевшись н ступенькх и сжвшись в комок, словно черня кошк.

Я медленно прохожу через зл и остнвливюсь у двери ее спльни.

Тихо отворив дверь, я рздвигю портьеру. Внд лежит н оттомнке и, по-видимому, не змечет меня. Кк хорош он в серебристо-сером шелковом плтье, предтельски облегющим ее дивные формы, оствляя неприкрытыми ее прекрсные бюст и руки! Волосы ее подхвчены продетой через них черной брхтной лентой. В кмине пылет яркий огонь, фонрик льет свой крсный свет, вся комнт словно утопет в крови.

- Внд! - окликю я ее нконец.

- О, Северин! - рдостно восклицет он, - я ждл тебя с нетерпением!

Он всккивет и зключет меня в объятия, зтем он снов опускется н пышные подушки и хочет привлечь меня к себе, но я мягко соскльзывю к ее ногм и клду голову ей н колени.

- Знешь, сегодня я очень влюблен в тебя, - шепчет он, отводит с моего лб выбившуюся прядь и целует меня в глз.

- Ккие крсивые у тебя глз! Они всегд мне нрвились в тебе больше всего, сегодня же они совсем меня опьяняют. Я погибю. - Он потянулсь всем своим прекрсным телом и нежно подмигнул мне через свои крсивые ресницы.

- А ты - ты совсем холоден - ты держишь меня тк, словно в рукх у тебя полено; погоди же, я тебя рсшевелю, ты у меня снов стнешь влюбленным! воскликнул он и снов прильнул, лскясь и лскя, к моим губм.

- Я тебе больше не нрвлюсь! Мне снов нужно стть с тобой жестокой сегодня я слишком к тебе добр. Знешь что, дурчок, я чуточку похлещу тебя...

- Перестнь, дитя...

- Я тк хочу!

- Внд!

- Поди сюд, дй мне тебя связть, - продолжил он и весело зсккл по комнте. - Я хочу видеть тебя влюбленным - по-нстоящему, понимешь? Вот и веревки. Только сумею ли я еще?

Он нчл с того, что опутл мои ноги, зтем крепко связл мне з спиной зпястья и, нконец, скрутил меня по рукм, кк ккого-нибудь преступник.

- Вот тк! - скзл он с веселым рвением. - Ты еще можешь пошевельнуться?

- Нет.

- Отлично...

Зтем он сделл петлю из толстой веревки, нбросил ее н меня через голову, спустил ее до смых бедер, потом плотно стянул петлю и привязл меня к колонне.

Необъяснимый ужс охвтил меня в это мгновение.

- У меня ткое чувство, точно мне предстоит кзнь, - тихо скзл я.

- Сегодня ты и должен отведть хлыст кк следует! - воскликнул Внд.

- Тогд ндень и меховую кофточку, - скзл я, - прошу тебя.

- Уж это удовольствие я тебе могу доствить, - ответил он, доствя свою кцвейку и с улыбкой ндевя ее. Потом он сложил руки н груди и остнови-лсь передо мной, глядя н меня полузкрытыми глзми.

- Знешь ты историю о быке Дионисия? - спросил он.

- Помню, но смутно, - что?

- Один придворный изобрел для тирн Сиркуз новое орудие пытки железного бык, в которого зпирлся осужденный н смерть и который помещлся зтем н огромный пылющий костер.

И когд железный бык нклялся и осужденный нчинл в мукх кричть, его стенния звучли, точно рев бык.

Дионисий одрил изобреттеля милостивой улыбкой и, чтобы тут же испытть его изобретение, прикзл зпереть его в железного бык первым.

История эт чрезвычйно поучительн.

Ты привил мне эгоизм, высокомерие, жестокость - пусть же ты стнешь их первой жертвой. Теперь я действительно нхожу удовольствие в созннии своей влсти, в злоупотреблении этой влстью нд человеком, одренным умом, чувством и волей, кк и я, - нд мужчиной, который умственно и физически сильнее меня, но в особенности - нд человеком, который любит меня.

Любишь ли ты меня еще?

- До безумия! - воскликнул я.

- Тем лучше, - ответил он, - тем большее нслждение тебе доствит то, что я хочу сейчс с тобой сделть.

- Но что у тебя н уме, - спросил я, - я тебя не понимю. Сегодня в твоих глзх действительно сверкет жестокость - и ты тк необычйно прекрсн - совсем, совсем "Венер в мехх".

Ничего не ответив, Внд обвил рукой мою шею и поцеловл меня. В этот миг меня снов охвтил могучий фнтизм моей стрсти.

- Ну, где же хлыст? - спросил я.

Внд зсмеялсь и отступил н дв шг.

- Тк ты во что бы то ни стло хочешь хлыст? - воскликнул он, ндменно откинув голову.

-Д.

В одно мгновение лицо Внды совершенно изменилось, точно искзившись гневом, - н миг он мне дже покзлсь некрсивой.

- В тком случе, хлещите его! - громко крикнул он.

И в то же мгновение полог ее кровти рздвинулся, и покзлсь черня курчвя голов крсвц грек. Внчле я онемел, оцепенел. Положение было до омерзительности комично - я см громко рсхохотлся бы, если бы оно не было для меня в то же время тк отчянно грустно, тк позорно.

Это превосходило мою фнтзию. Холод пробежл у меня по-спине, когд я увидел своего соперник, в его высоких спогх для верховой езды, узких белых рейтузх, щегольской брхтной куртке - и взгляд мой остновился н его тлетических членх.

- Вы в смом деле жестоки, - скзл он, обернувшись к Внде.

- Всего лишь лчн до нслждений, - ответил он с жестоким юмором. Одно нслждение придет жизни ценность. Кто нслждется, тот тяжело рсстется с жизнью; кто стрдет или терпит лишения, тот приветствует смерть, кк друг.

Но кто хочет нслждться, тот должен принимть жизнь весело - в нтичном духе, - его не должно стршить нслждение, полученное з счет других, он не должен знть жлости никогд; кк животных он должен зпрягть других в свою колесницу, в свой плуг; людей, чувствующих и жждущих нслждений, кк и он см, - преврщть в своих рбов, без ззрения совести использовть их себе н потребу, себе н рдость и не интересовться, чувствуют они себя при этом хорошо или же погибют. Он всегд должен иметь перед глзми, помнить одно: "Если бы я тк же был в их рукх, кк они в моих, они бы поступли со мной тк же, и мне пришлось бы оплчивть их нслждения своим потом, своей кровью, своей душой". Тков был мир древних. Нслждение и жестокость, свобод и рбство от век шли рук об руку. Люди, желющие жить подобно олимпийцм, должны иметь рбов, которых они могут бросить в свои рыбные пруды, глдиторов, которых они могут зствить сржться во время своих роскошных пиров, не принимя близко к сердцу, если при этом н них брызнет немного крови.

Ее слов совершенно отрезвили меня.

- Рзвяжи меня! - гневно крикнул я.

- Рзве вы не рб мой, не моя собственность? - возрзил Внд. - Не угодно ли, чтобы я покзл вм договор?

- Рзвяжи меня! - громко и с угрозой крикнул я. - Инче... - И я рвнул веревки.

- Может он вырвться, кк вы думете? - спросил он. - Ведь он грозился убить меня.

- Не беспокойтесь, - ответил грек, проверяя мои узы.

- Я зкричу, позову н помощь... - снов зговорил я.

- Никто не услышит вс, - ответил Внд, - и никто не помешет мне снов глумиться нд вшими священнейшими чувствми и вести с вми недостойную игру, - продолжл он, с стнинской нсмешкой повторяя фрзы из моего письм к ней.

- Нходите вы меня в эту минуту просто жестокой и безжлостной или же я готов стть низкой и пошлой? Что-что? Любите вы меня еще или уже ненвидите и презирете? Вот хлыст, - он протянул его греку, который быстро приблизился ко мне.

- Не смейте! - крикнул я, весь дрож от негодовния, - от вс я не потерплю...

- Это вм только кжется - оттого, что н мне нет мехов, - с нглой улыбкой проговорил грек и взял с кровти свою короткую соболью шубу.

- Вы восхитительны! - воскликнул Внд, поцеловл его и помогл ему ндеть шубу.

- Должен ли я в смом деле отхлестть его? - спросил он.

- Делйте с ним, что хотите, - ответил Внд.

- Животное! - вскрикнул я, не помня себя.

Грек окинул меня своим холодным тигриным взглядом и испытл хлыст; мускулы его нпряглись, когд он змхнулся и со свистом рссек хлыстом воздух, я был привязн, кк Мрсий, и вынужден был смотреть, кк Аполлон готовится содрть с меня кожу.

Мой взор блуждл по комнте и зстыл н потолке, где филистимляне ослепляли Смсон, лежщего у ног Длилы. Кртин покзлсь мне в ту минуту точно кким-то символом, кким-то вечным обрзом стрсти, слдострстия, любви мужчины к женщине. "Кждый из нс, в сущности - тот же Смсон, - думл я, - и кждому из нс тк или инче изменяет, в конце концов, женщин, которую он любит, - носит ли он плтье из сукн, или же собольи мех".

- Ну, тогд глядите, - воскликнул грек, - кк я буду его дрессировть.

Он обнжил зубы, и лицо его приняло то смое кровождное выржение, которое испугло меня при первой же встрече с ним.

И он принялся хлестть меня - тк беспощдно, тк ужсно, что под кждым удром я съеживлся и нчинл дрожть всем телом, и дже слезы потекли у меня по щекм, - Внд лежл н оттомнке в своей меховой кофточке, опершись н руку, глядел н меня с жестоким любопытством и поктывлсь со смеху.

Нет слов описть то чувство, которое порождют издевтельств нд вми вшего счстливого соперник н глзх у боготворимой вми женщины. Я изнемогл от стыд и отчяния.

И что смое позорное: внчле я почувствовл ккую-то фнтстическую, сверхчувственную прелесть в своем жлком положении - под хлыстом Аполлон и под жестокий смех моей Венеры.

Но Аполлон, удр з удром, вышиб из меня эту поэзию, пок я, нконец, стиснув в бессильной ярости зубы, не проклял и себя, и свою слдострстную фнтзию, и женщину, и любовь.

Теперь только я с ужсющей ясностью в один миг увидел, куд зводит мужчину - нчиня с Олоферн и Агмемнон, - слепя стрсть, слдострстие: в мешок, в сети женщины, предтельницы и изменницы, к горю, рбству и смерти.

Мне кзлось, что я пробудился от сн. Уже и кровь потекл у меня под его удрми, я извивлся, кк червь, он все хлестл и хлестл, безо всякой жлости, он продолжл смеяться безо всякой жлости, одновременно зпиря уложенные чемодны и ндевя дорожную шубу, - и смех ее еще доносился, когд он, под руку с ним, сходил с лестницы и усживлсь в коляску.

Потом все н мгновение стихло.

Я прислушлся, зтив дыхние.

Вот зхлопнулсь дверц экипж, лошди тронулись - еще некоторое время доносился стук колес... Все было кончено.

С минуту я думл о том, чтобы отомстить - но ведь я был связн этим подлым договором. Тк что ничего другого мне не оствлось, кк держться своего слов и стискивть зубы.

Первым моим чувством после жестокой ктстрофы моей жизни был стрстня жжд трудов, опсностей, лишений. Мне хотелось пойти в солдты и отпрвиться в Азию или в Алжир, но мой отец был стр и болен и потребовл меня к себе.

И вот я тихо вернулся н родину и в течение двух лет помогл ему нести его зботы, вести хозяйство и учился всему, чего еще до сих пор не знл; и теперь я точно подкреплялся глотком свежей воды, рботл и выполнял обязнности. Я см ндел н себя испнские споги труд и жил впредь тк же рзумно, кк будто бы мой стрик стоял з моей спиной и смотрел через мое плечо своими большими умными глзми.

Однжды я получил с почты ккой-то ящик вместе с письмом. Я узнл почерк Внды.

С необычйным волнением я вскрыл его и прочел.

"Милостивый госудрь!

Теперь, когд протекло больше трех лет с той ночи во Флоренции, я могу признться вм еще рз, что я вс сильно любил, но вы сми здушили мое чувство своей фнтстической преднностью, своей безумной стрстью. С того мгновения, когд вы сделлись моим рбом, я почувствовл, что вы уже не можете быть моим мужем, но меня увлекл мысль осуществить для вс вш идел и, быть может, излечить вс - смой при этом нслждясь восхитительной збвой.

Я ншл того сильного мужчину, которого искл, который был мне нужен, и я был с ним тк счстлив, кк только можно быть счстливым н этом смешном глиняном шрике.

Но счстье мое, кк и всякое человеческое счстье, было недолговечно. Около год тому нзд он пл н дуэли, и я живу с тех пор в Приже жизнью Аспзии.

А вы? В вшей жизни нверняк нет недосттк в ярком свете, если только вш фнтзия потерял свою влсть нд вми и рзвернулись те вши свойств, которые тк сильно привлекли меня внчле: ясность мысли, сердечня доброт и, глвное, нрвствення серьезность.

Ндеюсь, что вы выздоровели под моим хлыстом. Лечение было жестоко, но рдикльно. Н пмять о том времени и о женщине, стрстно любившей вс, я посылю вм кртину того бедного немц.

Венер в мехх".

Я не мог не улыбнуться. И глубоко здумвшись о минувшем, я вдруг живо увидел перед собой прекрсную женщину в опушенной горностем брхтной кофточке, с хлыстом в руке. Я улыбнулся, вспомнив об этой женщине, которую тк безумно любил, о меховой кофточке, тк меня когд-то восторгвшей, и о хлысте, и улыбнулся, нконец, своим собственным стрдниям, скзв себе: "Лечение было жестоко, но рдикльно. А глвное - я выздоровел".

- Ну-с, в чем морль сей истории? - спросил я Северин, положив рукопись н стол.

- В том, что я был ослом, - отозвлся он, не поворчивясь ко мне; он кк будто стеснялся. - Если бы я только догдлся удрить ее хлыстом!

- Курьезное средство! - зметил я. - Для твоих крестьянок оно могло бы еще...

- О, эти привыкли к нему! - с живостью воскликнул он. - Но ты только вообрзи себе его действие н нших изящных, нервных, истеричных дм...

- А морль-то?

- В том, что женщин, ккой ее создл природ и ккой ее воспитывет в нстоящее время мужчин, является его вргом и может быть только или рбой его, или деспотицей, но никогд - его подругой, спутницей. Подругой ему он может быть только тогд, когд будет всецело урвнен с ним в првх, когд он будет рвн ему по обрзовнию и в труде.

Теперь же у нс только один выбор: быть или молотом, или нковльней. И я был осел, что сделл из себя рб женщины, - понимешь?

Отсюд морль этой истории: кто позволяет себя хлестть, тот зслуживет того, чтобы его хлестли.

Мне эти удры послужили, кк видишь, н пользу: в моей душе рссеялся розовый сверхчувственный тумн, и теперь никому никогд не удстся зствить меня принять священных обезьян Бенрес* или петух Плтон** з подобие Божие.

___________________________

* Тк нзывет женщин Артур Шопенгуэр (прим. ко 2-му изд.).

** Диоген бросил ощипнного петух в школу Плтон и воскликнул: "Вот вм человек Плтон!" (прим.к 1-му изд.).

КОНЕЦ