1998 ru Roland FB Editor v2.0 04 November 2009 OCR & SpellCheck: Larisa_F 4a007ecb-1a6d-102d-ae6e-05a52be70666 1.0 Маски любви Вагриус Москва 1998 5-7027-0541-6

Людмила Князева

Маски любви

1

– Нет, нет! Умоляю, увези меня отсюда сейчас же! – Сверкнув полными слез голубыми глазами, она бросилась мужу на грудь.

Спина вздрагивала, тонкие руки вцепились в легкую ткань его спортивной рубашки, длинные пряди блестящих темных волос рассыпались, закрыв лицо. Но ее успели узнать.

– Да это же Мона Барроу! – восторженно сообщила своей спутнице глазастая куколка из породы голливудских старлеток. – Та самая, что снималась в «Молчании», а в «Томми-бой» получила приз MTV «За лучший поцелуй» года три назад.

– Вспомнила старину! – хихикнула вторая. – Когда все знатоки писались по поводу «Молчания», я еще мочила пеленки в коляске… Может, для ветеранов кино надо ввести номинацию «Поцелуй моей бабушки»? – Она с вызовом уставилась на обнявшуюся пару, ничуть не смущаясь тем, что ее услышат. – А красавчик с Моной – тот самый Берт Уэлси, от которого балдеют автомобильные фэны! Похоже, он умеет не только крутить руль. Я бы не отказалась проверить его способности.

Прижимая к себе всхлипывающую жену, Берт заметил, как напряглись ее плечи. Конечно, Мона не пропустила реплики юных нахалок и теперь с трудом доигрывала роль нежной, трепетной молодой леди.

Прогулка на выставку «Роковые спутники обреченных» оказалась не лучшей затеей. Устроители из кожи вон лезли, чтобы вогнать посетителей в суеверный трепет. От этих саркофагов, мумий, амулетов и впрямь тянуло могильным холодом. Даже в августовскую калифорнийскую жару пальцы Моны заледенели. У напугавшего ее экспоната толпилось немало людей, не без интереса наблюдавших за разыгравшейся сценой. Они узнали Мону, а ведь она все еще считала себя актрисой и не могла ударить лицом в грязь перед публикой. Выпрямившись во весь рост, Мона откинула назад шелковистые каштановые волосы и сомнамбулически уставилась огромными круглыми глазами на груду искореженного ярко-красного металла. Казалось, она видела тот далекий день, когда в своем спортивном «порше» погиб знаменитый киногерой Джеймс Дин.

– Пойдем, детка. Здесь, действительно, душновато. И слишком много страшных сказок. – Взяв жену за руку, Берт презрительно глянул на любопытных и добавил: – Для сопляков, считающих себя очень крутыми.

– Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я узнал вас, мистер Уэлси, поскольку являюсь большим поклонником «Формулы-1» и, конечно, вашей жены. – Стройный загорелый блондин с фотокамерой протянул Берту руку. – Дастин Морис, журналист. Репортер отдела культурных новостей «Ироничного наблюдателя». Меня потрясла реакция миссис Барроу. Это не женская истерика, а порыв тонко чувствующей натуры, одаренной способностями провидения. – Морис улыбнулся, словно извиняясь за свои слова. – Я отнюдь не мистик и разделяю ваш скептицизм, мистер Уэлси: здесь наворочено много всякого вздора. Но готов поспорить, что истории некоторых экспонатов, представленных в этом зале, – далеко не сказки. Может, выпьем чего-нибудь в баре и поболтаем? Такая жара!

– Извините, дружище, мы с женой заглянули сюда на минуту. Мона играла в фильме «Проклятье дома Хоупов» и хотела взглянуть на роковой камень. – Берт ободряюще похлопал жену по плечу. – Но, кажется, бедняжка больше напугана, чем заинтересована.

– Красивые женщины необычайно впечатлительны. – Дастин окинул Мону взглядом знатока, отметив, что бывшая звездочка несколько потускнела, хотя и не потеряла форму. Ноги, открытые короткими шортами, выглядели классно, тонкий шелк рубашки цвета киви соблазнительно обрисовывал упругую грудь, но вот личико… Голубые глаза запали, скулы обтянуты слишком сухой, тонкой кожей и уголок рта нервно подергивается.

– Позвольте, Мона, я сделаю пару ваших снимков на фоне этого динозавра автомобилестроения?

Неопределенно пожав плечами, она подошла поближе к обломкам «порше», расположенным на стенде с надписью: «Он убил всех, кто имел с ним дело», и поманила к себе мужа:

– Здесь более уместен Берт. Мне было бы куда приятнее иметь снимок с «бриллиантом Хоупа».

– Сочту за счастье подарить вам его, миссис Барроу. – Дастин быстро защелкал фотокамерой. – Тем более что для этого, очаровательная Мона, вам придется сделать всего несколько шагов вместо того, чтобы отправляться в Даллас, где постоянно находится камень.

– Не в Даллас, а Ньюхемш. Это в получасе езды к северу. – Пояснила, застенчиво улыбнувшись, подошедшая дама. – Поскольку я не столь знаменита, как миссис Барроу и ее супруг, и не могу рассчитывать на то, что меня здесь узнают, позвольте представиться: Линда Маклин. Я прибыла в Лос-Анджелес сегодня утром.

Женщина сделала значительную паузу. Берт, Мона и Дастин недоуменно переглянулись.

– Фу, черт! Простите, миссис Маклин! Мне полагается знать в лицо героев этой выставки. Большая честь для меня. – Дастин галантно поцеловал руку Линды, затянутую в тонкую белую перчатку, и обратился к Берту и Моне. – Миссис Маклин – владелица главного экспоната – того самого «бриллианта Хоупа»!

– Боже мой! Это вы… Я столько всего прочла о вашей семье, когда снималась в фильме… Потрясающе! – Мона с волнением заглянула в лицо женщине. – Это, действительно, правда? Все ужасы, смерти, убийства?

– Ах, дорогая моя, ваши вопросы не для пятиминутной беседы. – Линда Маклин с тяжелым вздохом опустила слегка подкрашенные веки.

– Мне кажется, нам просто необходимо посидеть где-нибудь. Здесь на крыше приличный бар. Можно выпить освежительного и полюбоваться побережьем с высоты. – Предложил журналист, обаятельно улыбнувшись хозяйке бриллианта. – Не сомневаюсь, нашей гостье есть о чем рассказать.

– К сожалению, у нас с женой сегодня много дел и пора откланяться. – Берт твердо подхватил Мону под руку.

– Ну, нет! Я ни за что не уйду отсюда, пока не выслушаю Линду. – Выдернув локоть, она угрожающе посмотрела на мужа и вдруг нежно улыбнулась. – Пожалуйста, дорогой, я так люблю мрачные легенды!

– Ах, милая моя девочка… – Линда секунду колебалась, бросив взгляд на новых знакомых. – Дело в том, что далеко не все страшные истории, случающиеся на этом свете, можно назвать вымыслом.

* * *

Выставка «Роковые спутники обреченных» была затеяна устроителями ежегодного фестиваля телеканала MTV, транслирующего в течение суток видеоклипы и всевозможные музыкальные программы. Фестиваль привлекал знаменитостей и легкомысленную молодежь, обожающую попсу и «ужастики». Устроителям пришлось потратить немалые усилия, чтобы вытянуть из Смитсоновского института в Вашингтоне самого профессора Хиршмана, считающегося главным специалистом в области паранормальных явлений, а главное, обеспечить безопасность экспонатов, представляющих в большинстве баснословную материальную ценность.

Наибольшие волнения были связаны с доставкой кинжала Тамерлана из Стамбульского музея и сорокачетырехкаратного «бриллианта Хоупа». К тому же их демонстрация требовала повышенного внимания и усиленной круглосуточной охраны в течение целой недели. Но овеянная мистическими тайнами выставка придавала особый блеск этому фестивалю. Группа «Аэросмит» сделала видеоклип «Убийца», посвященный жуткой истории красного «порше», а фильм «Проклятье дома Хоупа», снятый по мотивам романа Уилки Коллинза пять лет назад, вновь привлек внимание благодаря демонстрации легендарного камня. Организаторы продали право на съемки музыкальных видеоклипов, в которых использовались кадры из старых кинолент и, конечно же, уникальные экспонаты выставки, извлеченные на короткое время из личных коллекций и банковских сейфов.

Не многие владельцы «проклятых предметов» согласились принять участие в этой затее. Более половины получивших приглашение прислали отказ.

Линда Маклин, последняя обладательница «бриллианта Хоупа», без колебаний дала согласие на демонстрацию легендарной ценности. Камень хорошо застрахован, устроители выставки оплатили затраты на путешествие хозяйки и транспортировку камня, а кроме того, избрали миссис Маклин почетной гостьей фестиваля, что обещало немало интересных впечатлений.

Пятидесятилетняя вдова давно мечтала о заслуженном внимании. Она слишком засиделась в своем старомодном имении, чтобы пропустить возможность попасть в голливудское общество, завести знакомства среди звезд и, возможно, чем черт не шутит, – найти свою судьбу. Овдовев восемь лет назад, Линда долго не помышляла о втором браке. Казалось, трагическая гибель мужа и девятнадцатилетнего сына навсегда лишила ее возможности радоваться. Но жизнь брала свое. Одинокая женщина стала замечать, что годы безвозвратно уходят, а судьба так и не расплатилась с ней по счетам, отняв больше, чем подарила.

Для Линды путешествие в Лос-Анджелес было серьезным событием, способным, как она чувствовала, изменить всю ее жизнь. Даже в лучшие годы юности она не заблуждалась относительно собственной внешности. Заехав в Даллас, чтобы обновить гардероб перед визитом в Калифорнию, она с удивлением поняла, что тянется к экстравагантности, броскости, шику, чем ранее пренебрегала. В дорогом салоне миссис Маклин покрасила седеющие волосы в рыжий цвет, сделала укладку а ля Маргарет Тетчер и впервые в жизни позволила визажисту поработать со своим лицом.

Новая Линда Маклин – в малиновом, облегающем костюме из плотного атласа с блеском ожидания в подведенных терракотовыми тенями глазах и старательно очерченным помадой ртом – была готова к сюрпризам судьбы.

Собираясь на встречу с профессором Хиршманом, прибывшим в Лос-Анджелес из Вашингтона, она решила, что никогда еще не выглядела столь привлекательно. Профессор оказался дряхлым занудой, зацикленным на паранормальных явлениях и собственных теориях их толкования. Но в выставочном зале, куда заглянула Линда, чтобы насладиться успехом своего бриллианта, ее ожидало неожиданное приятное знакомство. Уже издали она узнала темноволосую Мону, блеснувшую на голливудском небосклоне лет пять – семь назад. В фильме «Проклятие дома Хоупов» она играла жену последнего из представителей этого несчастного рода, закончившую жизнь в клинике для умалишенных. Поговаривали, что брак актрисы не слишком удачен, а множество личных потрясений исковеркали ее кинокарьеру. Последние два года о ней вообще вспоминали редко. Зато имя Берта Уэлси звучало все громче в спортивном мире.

Он неожиданно вошел в пятерку лидеров «Формулы-1» и явно претендовал на призовое место. Обозреватели писали о бесстрашии, настойчивости и некоем шестом чувстве Уэлси, помогавших ему управлять болидом в самых сложных ситуациях. Знатоки прочили Берту лавры победителя на ближайшем этапе «Гран-при Европы». Чрезвычайно привлекательный и мужественный гонщик не раз отказывался от предложений сняться в кино, давая тем самым повод доброжелателям говорить о его скромности, а завистникам – о высокомерии. Кроме того, отличавшийся сдержанностью герой скоростных трасс не подпускал прессу к своей жизни и резко пресекал сплетни, что придавало его образу еще большую привлекательность.

Линде Берт не понравился. Наверно, потому, что пренебрежительно высказался о легендах, окружавших выставочные экспонаты, и теперь, сидя за столиком ресторана, сохранял скептически-насмешливый вид. Дастин Морис излучал очарование. Он заказал прекрасное шампанское, провозглашал изящные тосты за миссис Линду Маклин, живо интересовался всем, что связано с историей рокового камня, и не упускал возможности сказать дамам комплименты. Очень скоро у Линды создалось впечатление, что она является героиней милого, веселого торжества, а рассказанная ею новым знакомым история – не более страшная, чем сюжет наивного телесериала.

– Бабушка купила бриллиант в 1947 году и завещала его Мелани и мне – своим внучкам, как бы в совместное владение. Мы лишь поставили отпечатки пальцев в «паспорте владельца», заведенном на этот камень еще в прошлом веке, а затем упрятали его в банковский сейф… Мелани моталась по свету в поисках счастья, а я… я вышла замуж за Джима, считая его первой и последней любовью. – Линда вздохнула, опустив глаза к своему бокалу, и поняла, что изрядно опьянела. – К тому времени я уже была круглой сиротой – мамы я практически не помню, а отец погиб в авиакатастрофе, когда мне исполнилось семнадцать… Мой муж, не обладавший ни родословной, ни состоянием, возглавил наше фамильное дело и был руководителем «Маклин энд Керри компани» до того дня… Знаете, друзья, если уж говорить откровенно, – рок нашей семьи не бриллиант, а самолеты.

– Но ведь ваши рано ушедшие родители не являлись наследниками камня? – Уточнил Дастин.

– Нет. Бриллиантом владели я и Мелани. И… и… я не знаю… Право, не знаю. Мелани приехала в Ньюхемш погостить – я как раз кончала школу… Это было так ужасно! – Линда схватилась за голову и бросила извиняющийся взгляд на притихшую Мону. – Честное слово, дорогая моя, – возможно, это простое совпадение. Я же повторяю – у Мелани было много сомнительных поклонников…

– Ее убийц не нашли, так? Я читала об этом случае, когда мы снимали фильм. Вообще, эта история меня просто заворожила. – Оживилась Мона. – Слишком много роковых случайностей. Ваш камень – убийца!

– Ты излишне экспансивна, детка! – Берт придержал руку жены, нервно крутящую десертный нож. – Миссис Маклин говорила скорее про авиацию.

– Да, но ведь Мелани убили в доме Маклинов! Ей было всего двадцать пять – об этом писали все газеты… Ее нашли лежащей на кровати в голубых джинсах, свитере и без каких-либо признаков насильственной смерти. Я хорошо помню эти детали.

– А что показала экспертиза? Ведь ваша сестра, насколько я понял, не жаловалась на здоровье? – Попытался внести в беседу рациональную ноту Берт.

– Экспертиза пришла к выводу, что причиной смерти стала внезапная остановка сердца. Это случается даже с очень здоровыми людьми… А потом владелицей камня стала я. – Голос Линды дрогнул, и Дастин поторопился наполнить бокалы.

– За ваше мужество, миссис Линда! За то, что вы сумели вопреки всему остаться столь очаровательной женщиной! Вы не позволили страхам превратить себя в запуганную старуху.

– Вы, действительно, не боитесь, Линда? – Мона в упор посмотрела в помрачневшее лицо наследницы бриллианта. Светло-голубые глаза Моны были похожи на искрящиеся льдинки. – Ведь вам грозит опасность.

– Увы, дорогая, мне уже бояться нечего. Кажется, я расплатилась сполна. Восемь лет назад на собственном самолете разбились мой муж и сын. Было прекрасное майское утро. Воскресенье. Они хотели покружить над весенними лугами, но продержались в воздухе всего полчаса… – Миссис Маклин запрокинула голову, пытаясь удержать стоящие в глазах слезы. Но они хлынули, и Линда поднялась из-за стола. – Простите.

– Успокойтесь, успокойтесь, миссис Маклин. Прошу вас, в жизни так много печального и непонятного. – Дастин остановил ее и заботливо вернул на место. – Не так давно я задумал написать книгу о проклятиях и стал собирать материал. Да, именно, о проклятиях. Некоторые парапсихологи и наш уважаемый профессор Хиршман в том числе утверждают, что именно проклятье лежит в основе необычайной судьбы какого-либо предмета. Обычно путь негативного заклинания можно проследить, обнаружив некую изначальную трагедию. Согласно гипотезе, сильно сконцентрированные мысли могут каким-то образом реализоваться в материальном мире. Этому нет доказательств, но примеров тьма, хотя бы на представленной здесь выставке.

– Скорее, в основе этих таинственных историй лежит способность человеческого разума подтасовывать факты, превращая случайности в закономерности, а гипотезы в теории, – скептически заметил Берт, не обращая внимания на уничижительный взгляд Моны.

Журналист не смутился и даже одобрительно кивнул гонщику.

– У вас крепкая логика, дружище. Человеку вашей профессии необходимы стальные нервы и умение пренебрегать черными кошками, перебегающими трассу… Но обратимся к легендам, связанным с бриллиантом Линды. – Дастин пожал плечами. – Это всего лишь занимательные домыслы. Говорят, что камень в 44,5 карата был извлечен из лба индусского идола и попал в руки французского путешественника, позднее растерзанного на куски сворой бешеных собак. Французский король Людовик XIV, по слухам опять же, преподнес его красавице де Монтеспан в качестве знака своего расположения, которое она вскоре после этого утратила. Людовик XVI, как гласит легенда, преподнес бриллиант Марии Антуанетте, а когда она в 1793 году была казнена вместе с королем, таинственный камень исчез и довольно долго не всплывал на свет истории.

– Вы же сами, Дастин, признаете, что пересказали нам не более чем исторический анекдот, сюжет для приключенческого фильма или повести, каковых, кстати, предостаточно, – парировал Берт.

– Да, но это история. Чем ближе мы подходим к сегодняшнему дню, тем легче отделить домыслы от фактов. – Журналист достал блокнот. – Послушайте, это данные Смитсоновского института, предоставленные профессором Хиршманом.

В 1814 году владелец камня Жак Коле покончил жизнь самоубийством. Его следующий хозяин – князь Иван Канитовицкий – был убит. Турецкого султана Абдуллу Хамида свергнули с престола. Его любовницу, носившую бриллиант как украшение, задушили, а Симон Монтиаридес, заполучивший роковой камень у турков, упал в пропасть вместе с женой и ребенком.

– Внушительный список злодеяний. Пример того, как легко подобрать необходимые факты в доказательство занимающей нас идеи. В данном случае мы просто-напросто увидели неприглядную картину человеческого бытия через призму злополучного камня. А кто может сказать, сколько жертв, к примеру, на счету вот этой стекляшки? – Берт поднял свой бокал. – Можно было бы подсчитать, вспомнить, сколько голливудских неудачников и прочих искателей приключений захаживало сюда и какое число из них трагически закончило свою жизнь. Мы получили бы возможность говорить о зловещей роли в их судьбе любого предмета, к которому они прикасались в этом ресторане… Сегодня Мону напугали останки автомобиля, пользовавшегося дурной славой на протяжении четырех десятилетий. Я прочитал табличку, прикрепленную к груде металла. Впечатляющая картина!

Все началось в 1955 году, когда в новеньком спортивном «порше» был убит известный в то время киноактер Джеймс Дин. Искореженную машину купил владелец мастерской Баррис, но при разгрузке она сломала обе ноги механику. Тогда Баррис решил разобрать автомобиль на части. Но это отнюдь не уменьшило силу проклятия. Двигатель был продан врачу, который увлекался спортивными гонками, и первая авария, в которую бедняга попал после оснащения машины новым мотором, оказалась для него смертельной. В той же катастрофе погиб и водитель другого автомобиля, который нес в себе детали «порше»-людоеда.

– Ужасно! Меня словно током ударило при виде этих обломков. Честное слово, я не собиралась разыгрывать вас! От них исходит какая-то потусторонняя, пронизывающая жуть, словно веет из преисподней. – Мона зябко поежилась, обхватив руками худые загорелые плечи. Молчавшая в оцепенении Линда ободряюще погладила ее длинные волосы. Женщины тревожно переглянулись, вдохновив тем самым журналиста.

– Но это еще не все, дорогие дамы! Смотрите, Мона, я записал дальнейшую убийственную биографию этого катафалка вплоть до прибытия в виде останков корпуса на выставку. – Дастин перелистал свой блокнот и обвел присутствующих торжественным взглядом. – В мастерской, где чинили проклятый «порше», кому-то пришла в голову блестящая идея восстановить кузов машины и выставить его как «экипаж смерти» кинозвезды. Эта жуткая затея увенчалась успехом, и машину поволокли на буксире через южные штаты для обозрения публики. В Сакраменто она сорвалась со своей привязи и сломала бедро любопытному подростку; по пути к следующему месту проведения аттракциона «порше» вывалился из кузова и убил пешехода; в Орегоне тот самый грузовик, что вез автомобиль, врезался в стену магазина; в Нью-Орлеане «экипаж смерти» сорвался с поддерживающих его конструкций и тут же развалился на части. В 1960-м машина надолго исчезла из виду после того, как свалилась с платформы во время путешествия в Лос-Анджелес…

Нынешний владелец реликвии нашел ее в подвале гаража, торгующего старыми моделями, и купил почти за бесценок. Он показывал автомобиль друзьям и туристам, рассказывая страшные байки. Дом чудака сгорел. Погибла младшая дочь. Теперь он приволок печальные останки на выставку в надежде продать их за приличную сумму.

– Невероятно! – Тихо выдохнула Мона. – Эта чертова штука находится совсем рядом!

– Но пока, я надеюсь, новых жертв у сатанинских железок нет? – усмехнулся Берт.

– Если не считать вашу супругу, Уэлси. Сегодня, не подоспей я вовремя, похоже, миссис Мона Барроу была готова потерять сознание? – Дастин улыбнулся и было непонятно, чего больше в его улыбке – насмешки или желания ободрить.

– И все-таки мы зря веселимся. У меня такое чувство, будто нас кто-то подслушивает и готовит новые козни, – заметила Линда. – Хмель веселого застолья прошел. От рассказанных историй ей стало не по себе. Она решила, что после закрытия выставки незамедлительно расстанется с бриллиантом.

– Ну, вы же, уважаемая миссис Маклин, только что были склонны винить в бедах вашего семейства самолеты и нелепые случайности? – не сдавался Берт. – Или кошмары, описанные мистером Морисом, подогрели суеверия? А может, напротив, склонность к суевериям подстегивает страхи?

– Судите сами, мистер Уэлси, как вам больше понравится. Я просто изложу факты. – Линда задумалась. – Если говорить откровенно, меня они настораживают. Моя бабушка, Эвелин Уолш Маклин, завещавшая нам с сестрой камень, умерла собственной смертью. Но она успела получить свою порцию несчастий – ее муж, мой дед, закончил свои дни в психиатрической лечебнице, первый сын – отец Мелани – погиб в авиакатастрофе, а дочь – моя мать – скончалась, приняв слишком большую дозу снотворного. Если принять во внимание нелепую смерть Мелани, Джека и моего сына, – получается слишком большая доля несчастий для одного семейства… Вы скажете – дурная наследственность, большие деньги порождают большие неприятности… Мне тоже спокойнее так думать. А иногда, наоборот, хочется свалить всю вину за преследовавшие нас беды на какой-то злой рок, воплощенный в бриллианте.

– Как ни крути, вам, действительно, не повезло, миссис Маклин. Но если я сейчас начну перечислять жертвы автомобильных гонок и ралли, то вам станет жутко. Иногда и в самом деле создается впечатление, что над человеком или его машиной тяготеет проклятие…

– А знаешь, Берт, ради нашего знакомства я готов подарить тебе одну идейку. – Прищурив зеленые ироничные глаза и внезапно переходя на дружеский тон, Дастин испытующе посмотрел на гонщика. – Похоже, ты любитель острых ощущений, и эта штука как раз для тебя. Его называют «проклятым мерседесом». Я собираюсь посвятить автомобилю целую главу в своем труде. Вам известно, господа, откуда берет свое начало история самой знаменитой «машины-убийцы»? – Дастин сделал эффектную паузу и, убедившись, что никто из присутствующих не догадывается, о чем пойдет речь, продолжил: – 15 июля 1914 года в Сараево приехал эрцгерцог Австро-Венгрии Франц Фердинанд. В то солнечное утро он выехал на праздничную площадь, запруженную толпами приветствующих его граждан. С очаровательной женой, в открытом сверкающем черным глянцем автомобиле, молодой, полный сил и государственных планов. Некий человек по имени Гаврила Принцип выстрелил в наследника австро-венгерского престола, убив на месте его и супругу. Кровь невинных жертв обагрила сидение «мерседеса». Австро-Венгрия объявила войну Сербии, Германия – России и так далее, и так далее. Началась первая мировая война, в которую было вовлечено 38 государств.

– Не сомневаюсь, у автомобиля, явившегося причиной мировой бойни, должна быть зловещая судьба. Ведь он не мог остаться незамеченным, а вокруг бушевала война, – заметил Берт, слегка иронизируя.

– Уверяю тебя, Берт! Есть от чего схватиться за голову! Помимо 10 миллионов убитых на полях сражений, на счету автомобиля двадцать две жертвы. И, представь себе, в основном среди мирного населения. – Дастин Морис наполнил бокалы. – Выпьем за отважных мужчин и нежных дам, которых они будут защищать от козней злосчастного рока!

– Меня заинтересовал этот «мерседес». Что там еще числится за ним, кроме провокации мировой войны?

– Леденящий душу список злодеяний. – Журналист поморщился. – На сегодня мы пощадим нервы наших дам. Но, если хочешь, можешь все узнать о «мерседесе» подробно и даже полюбоваться на него.

– Значит, можно приобрести «убийцу» или хотя бы то, что от него осталось? – оживился Берт.

– Вот это, полагаю, исключено. Знаменитый «мерседес-бенц» надежно спрятан в Венском музее. Оттуда я и почерпнул изложенные сведения. И свой оптимизм. Думаю, музей – лучшее место для содержания «преступника».

Линда вздохнула.

– Я собираюсь сделать то же самое со своим бриллиантом… Смитсоновский институт в Вашингтоне давно просит у меня эту историческую реликвию.

Но дело в том, друзья, что этот камень имеет фантастическую цену, и так велик соблазн продать его восточному шейху, любителю древностей и раритетов или какому-нибудь безумному коллекционеру. Профессору Хиршману, располагающему лишь несколькими миллионами, придется подождать.

– И тем самым продолжить список злодеяний? Нет, Линда, вы далеко не бедны и должны как можно скорее отделаться от злого рока, преследующего вас! Умоляю – мне страшно! Страшно за ваше будущее… – Вцепившись в рукав миссис Маклин, Мона с мольбой смотрела на нее полными слез глазами. – Ведь вы еще не стары и можете прожить долгие счастливые годы!

– Дорогая моя! – Линда дружески сжала в ладонях холодные пальцы Моны. – Все даже хуже, чем вы думаете… Сразу после смерти мужа и сына я составила завещание. В соответствии с ним камнем после моей смерти должна владеть моя дочь.

– Боже! Так у вас есть дочь, и вы подвергаете ее страшной угрозе? Немедленно сообщите профессору Хиршману, чтобы он забрал проклятый камень! – воскликнула Мона.

– Не драматизируй, детка, ты слишком впечатлительна и сейчас снова вошла в роль жены Хоупа. Не стоит пугать миссис Маклин пустяками. Мне кажется, она достаточно рассудительная женщина, чтобы удачно распорядиться своим имуществом и уберечь дочь от происков зловредного камня. – Попытался Берт успокоить жену. – Речь идет о колоссальных деньгах, и надо как следует подумать. Ведь я прав, Дастин?

– Н-не уверен. Женская психология – загадка для исследователя. – Он широко улыбнулся, продемонстрировав великолепный голливудский оскал. – Во всяком случае, для меня пока прекрасный пол – самая сложная материя. Я бы посоветовал, нет, вернее, намекнул миссис Линде, чтобы для решения всех роковых проблем она обзавелась надежным советчиком или спутником жизни. Ну, не стоит так горевать, прелестная Линда, посмотрите – ночь нежна, океан внизу сияет мириадами огней, и в синих сумерках печально блуждают сотни изысканных аристократичных, благородных, сильных и совершенно одиноких мужчин… Вот как я, например! – Рассмеявшись своей шутке, Дастин картинно приосанился и гордо откинул со лба русую прядь. – Но настоящий герой – это Берт Уэлси. Все знатоки твердят, что венец чемпиона мира уже коснулся этой головы.

– Не собираюсь скромничать. Я не стал бы ввязываться в эти игры, если бы не был уверен, что смогу победить. – Берт пожал плечами. – Возможно, я излишне самоуверен, но я же не девица, чтобы стыдливо опускать глаза, разыгрывая невинность. Мне просто необходимо стать первым, правда, детка?

Мона сжала губы, превратившиеся в узкую бледную полоску и выдавила короткое: «Правда».

– Через несколько дней отправлюсь в Будапешт, где состоится «Гран-при Венгрии». Не самые престижные соревнования, но я не намерен уступать. Следите за репортажами – и я постараюсь попасть на первую ступеньку.

– Я буду болеть за вас, Берт, хотя плохо представляю, о чем вообще идет речь. Знаю только, что это очень опасно. Теперь «Формула-1» перестанет быть для меня некой непонятной абстракцией. Буду вспоминать вас и Мону. – Линда улыбнулась своим новым знакомым. – Спасибо за вечер, господа. Не знаю, какому счастливому случаю приписать нашу сегодняшнюю встречу. Мне кажется, я обрела добрых друзей. Чтобы ни случилось, я всегда рада видеть вас в своем доме в Ньюхемше. И моя дочь, уверена, тоже.

– А может стоит начать «список благодеяний» вашего камня? Кто знает, возможно, вещи способны исправляться и с сегодняшнего дня роковой камень начнет творить добро… Во всяком случае, последний бокал я предложил бы выпить за это. – Берт ободряюще подмигнул Моне. – Раз уж мысли способны материализоваться, то пожелаем друг другу удачи и фантастического везения.

– С радостью поддерживаю Берта. Пью за счастье присутствующих прекрасных дам. – Поставив фотоаппарат на автоматический спуск, Дастин занял место между Моной и Линдой. – Общий снимок на память об этом чудесном, полном загадок и обещаний вечере!

Вспышка блица осветила улыбающиеся лица, торжественно поднятые бокалы и черную бездну за спинами людей, в которой притаился невидимый сейчас, дышащий опасной мощью ночной океан.

2

В окрасе лесов, покрывающих предгорья швейцарских Альп, чувствовалась осень. Еще стойко держали летнюю зелень могучие дубы, но клены и ясени все чаще вспыхивали ярким багрянцем и охрой, особенно там, где пологие склоны ласкало красноватое вечернее солнце.

Далеко внизу, за аккуратными полосками убранных полей и садов, виднелись черепичные крыши Гриндельвальда, теснившиеся вокруг центральной площади. Можно было даже разглядеть круглый купол на башне городской ратуши и устремленный в небо шпиль собора с золотящимся на верхушке крестом.

Сандра видела лишь горящую в прозрачном воздухе искорку, но хорошо представляла старый белокаменный собор с потемневшими статуями святых у высоких деревянных ворот, чистенький серый булыжник площади со стайками голубей, алеющие на клумбах кусты пышных бегоний, высокие окна ратуши, светлые полотняные зонтики уличного кафе и приткнувшиеся к разогретой солнцем стене дома велосипеды. Ей нравилось мысленно бродить по уютному городку, который она пересекала в автомобиле уже несколько раз, представлять людей, живущих под крышами старых домов, тех мирных обывателей, что рождаются, взрослеют, производят потомство, не ведал о своем счастье обыкновенности – праве нормального существования здорового, сильного человека.

Сандре исполнилось двадцать четыре, но она чувствовала себя умудренной горьким опытом и обессиленной долгой жизнью старухой. Особенно острым это ощущение было здесь – на площадке больничного парка, куда она приезжала на своем инвалидном кресле, чтобы провести вечер в одиночестве, наблюдая, как гаснет закат на склонах гор, а в Гриндельвальде зажигаются теплые огоньки. Долгие часы раздумий и созерцания приводили все к тому же болезненному ощущению пустоты, бессмысленности собственного бытия, усиленному неожиданной потерей.

Сандра могла признаться себе, что скучает по забавному человеку, появившемуся здесь однажды и назвавшему ее Феей.

Последние четыре года Сандра проводила сентябрь в швейцарском санатории, известном своими целебными водами и медицинским персоналом, успешно справлявшимся с травмами костей и позвоночника, или, как здесь говорили, нарушениями опорно-двигательного аппарата.

Она принимала ванны, сеансы массажа и физиотерапии, охотно «прогуливалась» по аллеям большого парка, выбирая самые уединенные уголки. Обществу разговорчивых дам Сандра предпочитала чтение. Она основательно изучила неплохую санаторную библиотеку, открыв для себя английскую поэзию XIX века.

В тот день после массажа и завтрака Сандра «сбежала» от навязывающейся ей в подружки соседки по столу – грузной дамы, страдающей артритом. С томиком Уильяма Блейка она затаилась среди кустов барбариса, усеянного лаково-красными продолговатыми ягодами. Отрывая взгляд от страниц, Сандра витала в мечтах над Гриндельвальдом, беззвучно шевеля губами:

Именно эти слова должны были стать девизом ее существования, ограниченного тесными рамками физической немощи.

Услышав приближающиеся шаги, она поспешила откатить кресло за прикрытие ветвей, но медсестра в сером монашеском платье и крахмальном головном уборе, скрывающем волосы, искала именно ее. За медсестрой в кресле с электроприводом бесшумно двигалось изваяние из бинтов и гипса.

– Прошу прощения, мадемуазель Сандра. У нас новый пациент. Он тоже американец и не в ладах с французским. Вы могли бы объяснить мсье правила нашего «монастыря»? – Сестра Анна с некоторым испугом покосилась на инвалида, словно опасалась, что он сбежит или будет протестовать, и отошла в сторону, открывая пациентам путь к сближению. Но оба кресла не сдвинулись с места, напоминая насторожившихся животных.

– Не беспокойтесь, я постараюсь помочь месье… – Сандра выехала из-за кустов, рассматривая безмолвного соотечественника.

Пожелав пациентам приятного отдыха, монахиня поспешила скрыться. Человек в бинтах не торопился представиться, и Сандра подумала, что, вероятно, он сильно страдает от боли. Его левая нога представляла собой произведение медицинского зодчества под названием «сложный перелом бедра». Лангетка, спускающаяся от затылка к плечам, свидетельствовала о травме шейных позвонков, а белый кокон на голове с прорезями для рта и глаз не оставлял сомнений в том, что бедняге здорово досталось.

– Вы можете молчать, месье. Я здесь уже четвертый раз и кое-что понимаю в травмах. Думаю, вы не расположены болтать.

– Я и говорить-то не могу. – Прошипел незнакомец. – Трещина в нижней челюсти. Да и вижу плоховато. Санаторий с его правилами меня мало волнует, я не собираюсь здесь задерживаться и плевать хотел на всякие монастырские уставы. Опишите лучше себя. Это, думаю, подействует благотворно – у вас чарующий голос. – Пренебрегая мотором, он катанул кресло здоровой рукой, вплотную приблизившись к Сандре.

Она пригляделась к белой маске – веки незнакомца были опущены.

– Я стройна и золотоволоса, как фея. В огромных васильковых глазах отражается бездонная синева сентябрьского неба… Ну… и что там еще положено иметь фее?

– Фея должна уметь очень многое… – Мужчина сосредоточился, опустив голову. – К примеру – «В одном мгновенье видеть вечность, огромный мир – в зерне песка…»

Сандра метнула быстрый подозрительный взгляд на своего собеседника, процитировавшего четверостишие из лежащего на ее коленях томика.

– Вы не даете фантазии разгуляться… Могли бы подольше притворяться слепцом и дать мне возможность поиграть в золотоволосую красавицу. Вы торопливы, месье…

– Немо. – Представился больной. – Загадочность – это все, что у меня осталось. А вы навсегда будете для меня Феей, пусть даже я обрету невероятную остроту зрения.

– Не возражаю. Если бывают носатые феи, передвигающиеся в инвалидном кресле. – Сандра непроизвольно отвернулась, злясь на разыгравшего ее мужчину.

– Ну, форма носа, положим, это дело вкуса. А инвалидное кресло – дело времени. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику, нечаянно нажав сигнал. – Фу, черт! Никак не совладаю с этим экипажем. Интересно, сколько в нем лошадиных сил и какова максимальная скорость?

– Может, попробуем наперегонки? Хотя, у вас, кажется, более новая модель. Поэтому сдаюсь без сопротивления.

– А зря. Вы правильно подметили, Фея: я тороплив в этой жизни. Жадничаю – и от этого ломаю шею. Но сдаваться не собираюсь! – Он поднял кулак, но вовремя остановился, едва коснувшись клаксона. Сигнал тихонечко крякнул. Оба засмеялись.

– Да, мне кажется, процесс вашего выздоровления идет ускоренными темпами. Полчаса назад сестра представила мне полуслепого и молчаливого человека. – Сандра глянула в блеснувшие в прорезях глаза мужчины. – Видимо, челюсть уже срослась?

– Вы все правильно подметили. Если честно, то скулу здорово сводит, конечности налились свинцом и в башке – полная муть. Час назад, общаясь с доктором Вальнером, я едва ворочал языком, а сейчас болтаю. Почему? Да просто потому, что мне нравится это утро, ваш голос, это идиотское кресло, в конце концов… И то, что я, вопреки всему, остался жив… Наверно, я неисправимый жизнелюб… Я обязательно выкарабкаюсь – вот увидите. Мне не впервой.

– Вы так грозно все это произнесли, словно бросили вызов кому-то.

– Вам, дорогая Фея, вам. Мы будем сражаться вместе. Но вы должны забыть о своем смирении – ведь вы не монашка?

Сандра рассмеялась. В санатории, опекаемом обителью святой великомученицы Терезы, образ монахини был настолько привычен, что она невольно стала копировать их сдержанные жесты и напевный, монотонный говор.

– Нет, я даже не задумывалась о монастыре, хотя, наверняка, это был бы для меня самый разумный выход… А смирение – от безысходности. Молите Бога, чтобы воля к жизни не покинула вас. Моих просьб он не слышит.

– Ну вот еще! Я не буду молить и выпрашивать то, что принадлежит мне по праву. По праву гомо сапиенса – двуногого, двурукого разумного существа! Мне больше нравится бой. Я чувствую себя сильнее со сжатыми кулаками. – Он с трудом разогнул забинтованную правую руку и, глядя на свою ладонь с дрожащими пальцами, медленно сжал кулак. Сандра услышала глухой стон, увидела, как прикусил мистер Немо сухую, растрескавшуюся губу, и физически почувствовала пронзившую его боль.

– А вы не слишком рано начинаете атаку? – она посмотрела на кулаки, стиснутые с такой силой, что побелели косточки.

Он отрицательно покачал головой.

– Завтра мы встретимся здесь же, и я научу вас это делать… Признайтесь, Фея, вам не приходилось отвоевывать право собственности кулаками?

Они стали встречаться каждый день у балюстрады, открывающей вид на Гриндельвальд. Такого рода долгие и откровенные беседы завязываются, как правило, со случайными попутчиками, которым предстоит навсегда расстаться на ближайшей остановке. Они по-прежнему пользовались придуманными в первую встречу шутливыми именами, но доверили друг другу очень многое из того, что не отважились бы поведать близким людям.

Считавшая себя скрытной и замкнутой, Сандра неожиданно разоткровенничалась.

– Меня тянет исповедоваться. Наверно, оттого, что я не вижу вашего лица, называю вас цирковой кличкой и воображаю себя Феей… И еще потому, что мы больше никогда не увидимся и разлетимся по своим, таким разным, таким несоприкасающимся жизням…

Он не ответил, задумчиво глядя вдаль, туда, где в голубоватой дымке воображения виднелся дом Сандры – респектабельный, тихий, ухоженный. С преданной старомодной прислугой, тяжелыми шторами на высоких окнах, запахом левкоев из сада и сердечных капель из спальни матери. По мягким коврам и блестящему паркету бесшумно движется кресло Сандры, разносятся в сумрачных комнатах печальные звуки фортепиано… Размеренно и сонно течет время для двух живущих здесь женщин… Проходит лето, осень, зима, – бледное худое лицо Сандры постепенно увядает, и однажды она видит в зеркале сморщенную старуху, даже не пугаясь ее и не жалея о том, что тонкие высохшие губы ни разу не обжег поцелуй…

– Я никогда не считала себя красоткой, но в школе были и пострашнее меня… Во всяком случае, комплексами я не страдала и мечтала о любви, как любая девчонка… Вы не поверите, но у меня даже был поклонник – один из самых симпатичных ребят в нашей школе – отличник, заводила, спортсмен… Мы ездили по окрестностям на велосипедах и однажды… Ну, мы случайно потерялись, отстали от компании. Это произошло в начале лета. Все цвело и благоухало, трещали кузнечики. Я налетела на камень, упала и ободрала колено. Арни вначале пытался зализать мою ссадину, а потом повалил меня в траву, и я почувствовала его губы вот здесь, у щеки… Я так испугалась, рванулась… Наверно, потому, что очень ждала поцелуя… Если бы вы знали, сколько раз я потом жалела об этом. Откуда мне было знать, что больше никто не посягнет на мою невинность… Это в смысле поцелуя, конечно. – Сандра почувствовала, как запылали ее щеки. – Собственно, это было где-то в другой жизни, до того, как произошла катастрофа…

– Вам жутко идет румянец, Фея! Хотите, я сорву повязку, и мы навсегда покончим с историей о несостоявшемся поцелуе?

– Вы мужественный человек, Немо. Но все же побережем вашу челюсть… А вот через десять дней…

– Через девять. Мне снимут бинты, и вы в ужасе будете скрываться от меня в дебрях этого сада. – Усмехнулся он, но Сандра уже знала, что тема уродства не так уж безразлична ее собеседнику…

Однажды, когда они мирно беседовали после ужина, на площадке появилась стройная брюнетка в сопровождении медсестры.

– Это ваш муж, мадам. – Указала монахиня на застывшую в кресле загипсованную фигуру.

– Боже! Что они с тобой сделали, дорогой! – Воскликнула женщина, бросаясь на колени у кресла больного. Сандру она, казалось, не заметила, и та поспешила скрыться в аллее, унося с собой поразивший ее образ.

– А ваша жена – красавица. Вот уж, действительно, фея! И, кажется, очень любит вас. Это сразу заметно. – Попробовала Сандра на следующий день подступиться к теме, которую ее собеседник упорно обходил. – Вчера она просто сразила меня.

– Да, у нас были чудесные времена. Любящая, прекрасная жена – счастье для победителя, но кара для побежденного. – Угрюмо заметил он.

– Вы же не собирались сдаваться. А красота для мужчины, насколько я понимаю, понятие относительное. Известно ведь, что шрамы лишь украшают героя. Как-то не верится, что женщина способна замечать недостатки внешности возлюбленного, полученные в честном бою.

– А если эта женщина считает, что шрамы ее мужа – свидетельства жизненных поражений? А еще – малодушия… Да, именно… Тогда, думаю, обезображенное лицо способно вызвать отвращение. – Его глаза тревожно сверкнули в прорезях бинта, и Сандра едва удержалась, чтобы утешить, назвав его настоящим именем.

Она давно уже знала, что изувеченного гонщика зовут Берт Уэлси. Тайком, порывшись в старых журналах, Сандра нашла свадебную фотографию, на которой юная, но уже знаменитая Мона Барроу – та самая красотка, что с воплем упала к ногам забинтованного мужа, стояла рядом с обаятельным шатеном, глядящим на нее с преданностью и восторгом. Чувствуя, что совершает нечто постыдное, Сандра изучила газетные сплетни о Берте Уэлси, разраставшиеся по мере того, как шла в гору его спортивная карьера.

И вот, последнее сообщение о случившейся с претендентом на мировое первенство в «Формуле-1» трагедии. Авария произошла на соревнованиях «Гран-при Венгрии», проходивших в середине августа в Будапеште. Эксперты придерживались версии о том, что мотор болида, над которым целый год экспериментировал сам Уэлси – конструктор по специальности, не выдержал нагрузки. Берт чудом остался жив и, после того как венгерские медики подлечили ожоги и ушибы, отправился в санаторий «Кленовая роща», рекомендованный ему коллегами. Враги и друзья потерпевшего спорили в многочисленных статьях о том, удастся ли Берту вернуться к гоночному спорту. Перелом бедра, смещение шейных позвонков, сотрясение мозга, вывихи, ожоги – все это было известно Сандре по собственному опыту. И еще то, что, залечив травмы, человек может навсегда остаться прикованным к инвалидному креслу. Во всяком случае, с ней произошло именно это. А надежды и боевой задор, помогающий сражаться с недугом Берту, не спасли Сандру. Испытав все предлагаемые врачами способы, она сдалась, сказав себе, что неподвижность – ее судьба. К несчастью, рядом с девушкой не оказалось человека, способного вдохновить на подвиг. Тот юный кавалер, что был не прочь поухаживать за благополучной наследницей огромного состояния, исчез, когда Сандра вернулась домой в инвалидном кресле. Да она и сама не успела влюбиться, чтобы потом, в трудную пору беды, держаться за свое чувство, как за спасательный круг. Берту повезло – у него была Мона.

Расторгнув контракт на съемки в Америке, Мона примчалась в Швейцарию. В маленькой гостинице Гриндельвальда она ждала того часа, когда сможет вернуть окрепшего, сбросившего гипсовые оковы мужа. Это вдохновляло, но и пугало Берта. С появлением Моны он стал редко видеться с Сандрой. Теперь мадам Барроу проводила долгие часы в санатории, катая по аллеям своего знаменитого мужа. Сандра удивилась тому, как больно ее ранила нечаянно подсмотренная сценка – под прикрытием живой изгороди супруги обнимались, как влюбленные гимназисты. Мона пристроилась на здоровом колене Берта и прильнула к нему, запустив руки под шерстяной свитер.

Сандра даже обрадовалась, когда начались дожди и в горле появилось неприятное першение. «Ангина», – постановил доктор и предписал постельный режим.

Отделавшись от простуды, Сандра тут же поспешила на площадку и напрасно прождала до обеда – Берт не появился.

Все казалось особенно печальным в тот день – даже торопливо меркнущий солнечный сентябрьский день с его радостно порхавшими последними мотыльками, золотыми паутинками, неторопливо слетавшими с каштанов разлапистыми листьями… Сандра не заметила, что пропустила обед.

– Весь санаторий обегал – искал мою Фею! Как я вам, честно, а? – Небрежно припав на трость, Берт стоял в тени огромного клена в позе классической статуи. Он был в джинсах и белом пуловере, на фоне которого багровые рубцы на подбородке и шее казались особенно яркими. Сандра присмотрелась. Увы, этот человек лишь отдаленно напоминал победителя-гонщика, запечатленного на фотографиях. Вместо буйной, всегда словно взлохмаченной ветром шевелюры ежик едва отросших каштановых волос, пересеченная шрамом бровь, распухший нос… Вот только широкая улыбка была все той же, но и она померкла – Берт заметил недоумение Сандры.

– Умоляю, скажите правду – это так ужасно? – Он коснулся пальцем слегка приплюснутого носа и поморщился от отвращения, словно раздавил червяка.

– Да нет же, нет! Подойдите сюда, мистер Немо. Ближе… Так странно видеть ваше лицо без маски бинтов… Я уже не смогу откровенничать с вами. – Сандра печально посмотрела в глаза присевшему рядом с ней на корточки Берту. Этого человека она совсем не знала.

– Глупости. А знаете, как мне больно сгибать это чертово колено, но я сижу у ваших ног и думаю «Друг, это твой добрый друг, старик. Так взвали же на него кучу своих проблем».

Сандра улыбнулась:

– Давай, Немо. Нам пора перейти на «ты». Кажется, больше такой возможности не будет. Меня зовут Сандра.

– Я знаю, Фея. Давно знаю. – Он виновато опустил глаза. – Доктор Вальнер завтра собирает консилиум. Если они найдут меня пригодным к вольной жизни – вечером мы с Моной уедем. Это не далеко – у нас дом под Лозанной. Но они сочтут меня здоровым, непременно сочтут. Иначе я уеду больным. – Берт засмеялся.

– А у тебя чудесные ямочки на щеках. И вообще – обаятельнейшая улыбка.

– Осталась только одна ямочка, вторая погибла под шрамом. А улыбаться так больно, точно я получил хороший нокаут… Вообще-то я побывал в разных переделках. Были и покруче этой, но обходилось без ущерба красоте – череп трескался, конечности ломал, ребра, но вот чтобы так… – Он поморщился, строя невероятные гримасы.

– Что за глупости, Берт! Герой скоростных трасс копается в своей внешности, словно кокетливая девица. У Бельмондо, к примеру, куда меньше оснований для любования собой, и это не помешало ему стать кумиром дам.

– Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. – Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув обломки.

– А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще – достойным своей возлюбленной… Твоя жена – счастливая женщина.

– Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе – отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. – Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. – Думаю, я вернусь не ранее чем к завтраку.

– Ясно. Романтическое рандеву.

– Да что тебе ясно, Фея! – Берт потрепал ее по щеке, и она отпрянула от неожиданного прикосновения. – Вам, волшебницам, воздушным существам, не понять всей греховности плотских созданий… – Он поднялся, размял ноги и повел плечами, проверяя упругость мышц. – А как приятно грешить, детка!.. И зачем я все это говорю девице?

– Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…

– Но скорее – счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…

– Послушай, а ты нервничаешь, герой. Истоптал всю лужайку, издергался, все время щупаешь нос и залатанную челюсть. Смелее – она сумеет разглядеть своего прекрасного принца.

Ухватившись здоровой рукой за спинку кресла Сандры, Берт прокатил его вокруг себя. Альпийская панорама мелькнула перед Сандрой, напомнив что-то детское, радостное. «Как на карусели», – подумала она, подняв на Берта благодарный взгляд.

– Спасибо, что показал мне, как надо бороться и хотеть. Это уже много…

– Я же обещал научить… – нахмурился Берт, – научить тебя любить жизнь и не упускать возможности сделать ее… ну, как бы тебе сказать, – поудобнее в эксплуатации.

– Это говорит конструктор, имеющий дело с послушными механизмами. А я, увы, не слишком благодатный материал для совершенствования… Знаешь, что сказал доктор Вальнер коллегам после моего осмотра? «Сплошной нонсенс». – Сандра засмеялась. – Надеялся, что я не пойму.

Берт нагнулся к ней, опершись руками о подлокотники:

– Вот что, Фея, быть аномалией, конечно, лестно. Но я предпочел бы увидеть тебя в следующий раз нормальной, здоровой девахой. Договорились?

Сандра усмехнулась:

– Постарайся сам не очень-то дрожать, оптимист. У тебя от напряжения даже желваки на скулах ходят.

– Да, я боюсь, Сандра! Ни разу не трясся перед стартом. И не помню, что чувствовал накануне первого свидания. Но этот вечер я запомню! – Он победно поднял сжатый кулак, салютуя оставшейся на площадке Сандре.

«Я тоже», – прошептала она вслед удаляющейся по аллее прихрамывающей фигуре.

Она осталась одна, пытаясь восстановить в душе прежний покой и смирение, ту холодную пустоту, которая царила в ней до встречи с Бертом. Всматриваясь в огни вечернего города, далекие и крохотные, Сандра старалась не думать о влюбленных, прижавшихся друг к другу в теплом сумраке неведомого ей гостиничного номера.

Вздрогнув от вечерней прохлады, она плотнее закуталась в толстый вязаный жакет. Клетчатый плед, укрывающий ноги, уютно лежал на коленях. На мгновение ей показалось, что она может встать и спокойно уйти на послушных, надежно держащих тело ногах. Сандра в волнении насторожилась, откинула плед, напряглась, всматриваясь в белые кривые насечки шрамов на коленях. Когда-то рубцы, оставленные ожогами, были толстыми и багровыми, как те, что обезобразили лицо Берта. Теперь их почти не видно, а ступни, обутые в спортивные туфли, кажется, вот-вот готовы оказаться на каменных плитах, покрывающих площадку. До чего же безжалостны иллюзии! Спина Сандры покрылась испариной, но ни одна мышца ног даже не напряглась. Стукнув кулаками по бесчувственным коленям, Сандра бессильно откинулась в кресле.

В тот день, когда она пришла в себя после катастрофы, врачи с преувеличенной радостью сообщили ей, что огонь, к счастью, успел повредить только ноги, пощадив лицо и тело. Боже, кому понадобилось сохранять ее лицо!

Как часто потом Сандра жалела о том, что ожоги не уничтожили этот ужасный нос, тонкие, тоскливо изогнутые губы… Вдобавок, после сотрясения мозга ей пришлось надеть очки и целый год отращивать опаленные волосы. Уродство в шестнадцать лет… Разве можно когда-нибудь смириться с тем, что у молодой женщины, обнимающей сейчас Берта, – лицо нежной куколки, вдохновляющей на любовные грезы, а прикованная к креслу никому не нужная инвалидка способна вызывать лишь сострадание. Ей вдруг захотелось одним движением кнопки направить свое кресло под откос, мчаться вниз, теряя рассудок от ударов и раствориться в темноте, опустившейся над засыпающим городком…

Сандра заметила среди деревьев светлую фигуру. Конечно же, это медсестра – кинулась на поиски запропастившейся пациентки. Она поторопилась скрыться в кустах и притвориться спящей.

– Эй, Фея, где ты? Не прячься же, я нюхом чую – ты здесь. Явись, светлейшая, мистера Немо пора расколдовать.

– Что стряслось? А где обещанные пирожные? – Выехав на площадку, Сандра с недоумением рассматривала Берта.

Прислонившись к столбу, он зло смотрел на вьющуюся в свете фонаря мошкару.

– Меня прогнали. Мона не поверила твоим сказкам. Она сказала, что ее муж – круглый идиот и трус. Потому что занимается черт знает чем, рискуя оставить ее вдовой… А еще она утверждает, что я превратился в урода. – «Перед камерами фоторепортеров тебе теперь лучше позировать спиной», – сказала Мона. А я несся к ней, как эти полуслепые мотыльки на гибельный свет.

– Ужасно… – Выдохнула Сандра, сжавшись в своем кресле. – Я думала, вы доедаете десерт.

– Черта с два. Я голоден как волк. Мы орали друг на друга, сидя в автомобиле, пока Мона не сбежала… – Берт сжал зубы и с ненавистью посмотрел вокруг. – Дерьмо, чертово дерьмо! Как же я ненавижу все это. – Отшвырнув трость, он повернулся спиной к Сандре и облокотился на парапет.

Она молчала, испытывая вместо сочувствия неподдельную радость: его свидание не состоялось! Он вернулся и он – с ней!

– Если честно, я рада, что ты вернулся. Хотя это и подло. Но мне было очень одиноко, и я страшно завидовала… Всем, кто сейчас там, в городе, в нормальной человеческой жизни, жует, обнимается, танцует…

– Ах, так! А знаешь ли ты, детка, что я сам довел сюда машину – старичка «рено», взятого напрокат Моной? Я крутил по серпантину, как чокнутый, и мне так хотелось выжать из бедного мотора все его силенки, чтобы нестись, нестись… К черту на рога, в никуда!

– Я мечтала о том же! Вспорхнуть с этого обрыва в темноту, в неизвестность, забыть обо всем… Сбежать от себя, от тоски и всяких глупостей, лезущих в голову. – Смутившись, Сандра отъехала в тень облетающего каштана и подняла большой, слегка тронутый увяданием лист.

Нахмурив брови, Берт задумчиво присмотрелся к ней.

– А не страдает ли Фея, мечтающая о полете, морской болезнью? Нет? Ты уверена? Сейчас проверим!

Сандра не успела обрадоваться или испугаться, летя в своем кресле по дорожкам парка вниз, к главному выходу, за которым стояли машины. Берт почти бежал, ловко управляя ее креслом.

Распахнув дверцу «рено», он на секунду поколебался и подхватил ее на руки.

– К черту эту коляску! Надеюсь, здесь ее никто не стащит. Ну, как? – Спросил он, усадив на переднее сиденье Сандру.

– Отлично… – Едва слышно прошептала она, понимая, что наступили самые счастливые часы ее жизни. Неважно, куда они поедут, справится ли Берт с рулем или они слетят с обрыва, неважно, что руководит им – желание доказать себе, что он – прежний Берт Уэлси, или отомстить жестокой, капризной Моне. Неважно… Сандра сидела рядом с самым замечательным гонщиком мира, самым отважным, мужественным человеком на свете. Сидела без своего проклятого кресла и могла мечтать о том, что сумеет выйти из машины, как самая обыкновенная влюбленная женщина…

– Ну, с Богом! – Берт резко сорвал машину с места и вырулил на шоссе, ведущее в Гриндельвальд. – Старенькая, но послушная «лошадка». Эй, ты что, хочешь вернуться?

– Нет! – Сандра в испуге посмотрела на своего похитителя. – Ни за что!

– Мне показалось, ты немного струхнула, Фея. Притихла, как ребенок, впервые севший на карусель. Здесь крутые виражи. – В подтверждение его слов взвизгнули на повороте шины – автомобиль миновал очередной виток «серпантина».

В широко открытых глазах Сандры было странное выражение – смесь ужаса и восторга, отличающая азартных игроков.

– Можно, я расскажу, что тогда произошло со мной? Я запрещала себе вспоминать это и никогда ни с кем не делилась. Но сейчас, сейчас я почувствовала что-то похожее… Мы летели над небольшим, едва зазеленевшим кукурузным полем низко-низко… В ушах шумело, и мои волосы разметал ветер. Я не знала, что такое похмелье, но чувствовала себя счастливо пьяной от стремительности этого полета, от грохота мотора и какой-то сумасшедшей радости риска…

– О, я хорошо понимаю это! Скорость опьяняет, она действует как наркотик… Опасность будоражит нервы, адреналин закипает в крови – ты уже не человек, ты почти Бог!

– Да! Мы все чувствовали это – я, отец и мой брат Майкл. Наш маленький самолет стал птицей… А потом упал. Я осталась в живых одна. Узнала об этом, когда вынырнула из комы. Потом поняла, что разучилась ходить. А еще позже – что никогда уже не стану прежней. В тот день мне исполнилось шестнадцать. Папа хотел сделать мне сюрприз – заразить чувством полета. Он служил в авиации и считался отличным пилотом во время войны во Вьетнаме. Как странно шутит судьба…

– В сущности, тебе страшно повезло. Жизнь особенно сладка в соседстве со смертью. Этим и притягателен риск. Ты вырвалась, спаслась и значит – победила!

– Но это горькая победа, Берт… Зато теперь я ничего не боюсь! – Гордо вздернув подбородок, Сандра смотрела вперед, в пронизанную фарами черноту, несущуюся им навстречу. Дорога вилась по краю горы, свет фар выхватывал на мгновенье камень, дерево, череду полосатых столбиков, идущих вдоль обрыва… Они летели по горному шоссе, слыша свист ветра в ушах и панические гудки встречных автомобилей.

В эйфории лихого отчаяния и восторга они словно теряли рассудок, заигрывая со смертью и посмеиваясь над испугом шарахающихся от сумасшедшего «рено» водителей.

– Ты хочешь попасть в полицию или поужинать? – Спросила Сандра, опустив самый реальный вариант – «или разбиться»?

– Вообще-то мне лучше было бы сейчас слететь в ущелье вон на том повороте… Такое чувство, что ничего хорошего никогда уже в жизни не будет.

– У меня тоже. Я лично не возражаю – живописное место для надгробных венков, – согласилась Сандра. – Это верно – все равно ничего хорошего больше не будет. Ничего лучше, чем есть сейчас…

– Прекрати, Фея! – покосился на нее Берт, сбавляя скорость. – А ну, покажи, как я научил тебя сжимать кулаки. Ну вот, отлично. А теперь двинь меня, пожалуйста, в ухо. Сильнее! Ой! Звенит. Но жрать все равно хочется. Это у моего дружка, когда мы крутились в африканских ралли и голодали трое суток, была такая заморочка – мол, двинешь в ухо – аппетит пропадет.

– Ну, тогда я тоже попробую. – Сандра ладонью шлепнула себя по уху. – Я ведь только слегка позавтракала.

– Помогло?

– Не пойму. Но что-то изменилось. Ах, ясно – я весь вечер мечтала о пирожных, а сейчас хочу кусок жареного мяса.

– Отлично, вдвоем мы опустошим весь ресторан.

Городок показался Сандре волшебно прекрасным. Узкие улочки, прижавшиеся друг к другу, островерхие дома с кустами герани на окнах и светящимися внизу витринами крохотных магазинчиков. Увидев нужную вывеску, Берт подрулил к входу в ресторан и остановился, несмотря на запрещающий стоянку знак.

– Парковка за углом! – Кинулся к нему метрдотель.

– Прошу прощения! – Берт распахнул дверцу автомобиля и осторожно поднял на руки Сандру.

Она затаила дыхание, чувствуя, как напряглось под ее ладонью плечо, и молилась, чтобы еще не окрепшая нога Берта выдержала. Он внес ее в полупустой зал и посадил на мягкий диванчик за угловым столиком.

Сандра заметила, что лоб Берта покрылся бисеринками пота, и ласково провела по нему ладонью.

– Я очень тяжелая?

– Ерунда. А доктора – идиоты. Вместо тросточки им следовало бы давать пациентам хрупких девушек. Знаешь – я держался за тебя и, кажется, не упал!

Они засмеялись и уже не могли остановиться. Все казалось чрезвычайно забавным: жующие посетители, оркестр из трех музыкантов – по виду глухонемых, тупая физиономия метрдотеля, объясняющегося с восточного вида иностранцем.

Берт заказал «много мяса и шампанское». Сандра засмеялась над его совершенно невразумительным французским, а молоденькая официантка тут же перешла на английский:

– Простите, сэр, я не поняла. Повторите, пожалуйста!

Сандра взяла меню и, пробежав список блюд, выдержанных в духе деревенской кухни, отложила его.

– Нам хотелось бы много хорошо поджаренного сочного мяса и молодого вина. А на десерт – яблочный пирог и взбитые сливки. Но мясо должно быть сильно перченое, в остром соусе и с кровью. А взбитые сливки – не слишком сладкие.

– Что это ты ей так долго объясняла? Девушка с ужасом таращилась на меня, наверно, решила, что перед ней матерый преступник или гурман-извращенец.

– Я попросила мясо с кровью.

– Ну, значит, она уже звонит в полицию. Они опять долго смеялись, предвкушая вкусный ужин, вспоминая самые нелепые кулинарные истории.

– Я однажды выпил в китайском ресторане воду из пиалы, в которой полагается мыть руки. Это было очень давно. – Признался Берт. – Вообще-то, я в детстве не увлекался ресторанами.

– А я за десертом во время обеда на мамином юбилее слишком сильно нажала на баллончик с кремом и попала прямо в нашего адвоката, сидевшего напротив в черном костюме и бабочке!.. Похоже, мне в рот смешинка попала, как говорила наша учительница. Я раньше любила смеяться. – Тщетно пыталась остановиться Сандра, утирая навернувшиеся от смеха слезы.

– Мне кажется, мы радуемся, потому что одержали победу над собой. И ты, и я.

– Ну, скорее ты. Протащил меня на руках целую милю. А вчера еще маялся в гипсе. Ведь мог запросто рухнуть под этакой тяжестью.

– Ты тоже – не промах! Сидишь, как ни в чем не бывало и даже не вспоминаешь кресло. Смотри, здесь танцуют! Мне почему-то кажется, что, если я приглашу Фею на тур вальса, Фея не сможет мне отказать.

– Раньше я любила танцевать! И мне все еще так хочется!

Берт решительно положил свою крепкую горячую ладонь на ее худенькую руку.

– Не надо считать, что все осталось там – за пределами твоей беды. Не надо устанавливать границу между «раньше» и «потом». Пожалуйста, Фея, говори почаще: «Я буду смеяться, танцевать, любить». И все травмы затянутся, как рубцы на твоих коленях.

– Ты видел?! Пока нес меня через зал?

– Ну, уж красивые колени я всегда замечаю.

– Обычно я надеваю брюки… И обычно меня никто, кроме санитаров, не носит на руках, – нахмурилась Сандра.

– А теперь будут. И я буду ездить и обязательно стану первым. Я боец, Фея… Надеюсь, это заразно, как гонконгский грипп.

– Ты обязательно поднимешься на первую ступеньку в мировом чемпионате. А твои рубцы здесь и вот здесь, – кончиками пальцев Сандра коснулась подбородка и шеи, – превратятся в совсем незаметные царапины. Ведь у меня на ногах были ужасные ожоги.

– Плевать на рубцы. Главное – не выпускать руль! – Берт упрямо сжал губы, и Сандра тихо сказала:

– Она все поймет и оценит, твоя Мона.

– К черту! К черту все это, где наше мясо? Гарсон!

– Нас обслуживает девушка! Прекрати буянить, уже, кажется, пахнет жареным.

Они жадно наблюдали за расставлявшей блюда официанткой и тут же набросились на аппетитно шкворчащую на углях чугунную сковороду, полную ломтей сочного мяса.

– Это ассорти из молодого барашка, свинины и телятины. – Объяснила официантка. – «Обед по-тирольски».

– Но почему по-тирольски? – Удивился Берт, жадно набросившись на еду.

– Это же тирольский ресторан, ты что, не слышишь, как поют вон те парни на сцене? – Пояснила Сандра, которой почему-то страшно нравилось, что они ужинают в тирольском ресторане и парень поет не как-нибудь, а именно переливчатым подвывающим голосом. Она смеялась и жевала, жевала и смеялась, стараясь не думать о том, как бежит время и неумолимо истекают минуты ее нежданного счастья.

Мона возникла около столика как из-под земли.

– Привет, дорогой. Прости меня. – Она села на диванчик рядом с Сандрой, решительно не замечая ее. Закинув ногу на ногу, щелкнула зажигалкой и закурила, пуская дым в сторону Сандры.

– Здесь не курят, – заметил Берт.

– Это все, что ты хотел мне сказать? – Сделав пару затяжек, она загасила сигарету в хлебной тарелке.

– Прости, Сандра, – это моя жена Мона. Мона, это моя подруга Сандра.

– Не валяй дурака! Ты и так не выглядишь слишком умным. Лучше налей вина. Ты страшно обидел меня сегодня, Берт.

Сандра с удивлением заметила, что в голосе гордой Моны зазвенели слезы.

– Не стоит вспоминать, детка. Будем считать, что мы оба наговорили друг другу глупостей. Сгоряча. – Берт виновато посмотрел на жену, и Сандра увидела в его взгляде нечто призывное, жадное, заглушившее и его злость, и ребячливое веселье.

Она смущенно сжалась, сожалея, что не может уйти, оставив супругов наедине. Но Мона и не замечала присутствия девушки. Ее рука скользнула по шее, груди Берта, спустилась под стол, губы капризно изогнулись.

– Я ненавижу тебя, ненасытное животное! Ты ухитрился сломать все, кроме своего недремлющего «дружка». – Она вдруг в упор посмотрела на Сандру. – Не правда ли, это чудо, моя дорогая, – сохранить чудовищную потенцию в таких испытаниях? Но муж уверяет, что так реагирует лишь на меня. Правда, Берти? – Приподняв подбородок мужа, Мона призывно заглянула в его глаза.

– Перестань. Сандра здесь ни при чем. Мы просто друзья.

– Тогда пусть катится к черту! – Взвизгнула Мона и бросила на пол наполненный Бертом бокал. На них с любопытством оборачивались сидящие за соседними столиками, подошла официантка и затараторила что-то по-французски. Берт достал деньги, Сандра отвернулась, чтобы не видеть его растерянное лицо.

– Дело в том, дорогая, что Сандра не может ходить. Она лечит в санатории поврежденные ноги, – объяснил он извиняющимся тоном.

– Ну, значит, пусть вылетает, как влетела сюда. Или мне помочь? – Мона очаровательно улыбнулась Сандре. Это был оскал тигрицы, готовой перегрызть сопернице горло.

Берт склонился, чтобы подхватить Сандру на руки. Но Мона оттолкнула его.

– Сиди спокойно, дорогой. С твоими травмами не стоит перенапрягаться. Тем более что я рассчитываю на страстную ночь.

Мона поднялась и походкой Клеопатры направилась к метрдотелю. Берт опустил глаза:

– Извини. Я бы все равно не смог донести тебя. У меня подкашиваются колени.

– От любви? – насмешливо уточнила Сандра.

– Не знаю. От любви или от ненависти. Не знаю. А может, это так и бывает – одно воспламеняется от другого? Иногда я, действительно, чувствую себя идиотом, сходящим с ума от бешенства.

– В присутствии Моны, – понимающе кивнула Сандра. Власть этой прекрасной и одновременно отталкивающей женщины над силачом и добряком Уэлси казалась ей загадочной. Ей было обидно за его унижение и в то же время противно.

– Да что тут непонятного, Фея? Я хочу ее. Всегда хочу… Когда-нибудь мы перегрызем друг дружке горло… Нет, я сдамся ей без сопротивления. Ведь я очень, очень виноват перед Моной… – Берт болезненно поморщился и закрыл ладонями лицо, увидев возвращающуюся жену.

Она торжественно шествовала между столиками в сопровождении спортивного мужчины в фуражке таксиста.

– Я заплатила этому человеку, чтобы он отвез ее на место. – Мона кивнула и мужчина подошел к Сандре. Она сжалась и шумно вдохнула воздух, чувствуя, что теряет сознание. Сильные руки подхватили ее.

– Извините, мадемуазель. Я не сделаю вам больно. – Сказал крепыш, поднимая Сандру.

– Спокойной ночи, милочка… – кивнула Мона. – Надеюсь, тебя не преследуют эротические сны? – Она захохотала, но, заметив гневный взгляд Берта, тут же расцвела нежнейшей улыбкой. – А что тут у нас на десерт, любовь моя?

Последним, что видела уносимая прочь Сандра, был поднос с фруктовым пирогом и сливками, проплывающий на уровне ее лица в руках спешащей к столику официантки.

3

Дастин с тоской осмотрел содержимое холодильника. В морозильной камере одиноко лежал покрытый инеем бифштекс, на полках валялся кусок сыра, мумифицированная ножка индейки, пакетик с расплывшимся творожным пудингом. От подгнивших листьев шпината исходил тошнотворный душок – запах нищеты. «Покажи мне свой холодильник, и я скажу кто ты», – с тоской Дастин захлопнул дверцу. – Ты – протухший неудачник, слабак, возомнивший себя суперменом и «Золотым пером»».

Год назад преуспевающего молодого журналиста с позором выгнали из культурных новостей престижного еженедельника.

– Уж очень круто взял, сынок, – покачал головой его шеф, выложив на стол исполнительный лист, в котором сообщалось, что редакция еженедельника должна возместить моральный ущерб пострадавшему в размере 40000 долларов. В качестве истца выступал некий театральный экспериментатор, показавший в Лос-Анджелесе спектакль «Голубая свеча» по мотивам произведений Оскара Уайльда.

Дастин, ехидно отстегав в своей статье претенциозного дебютанта, назвал его произведение «медицинским пособием геев». Он не рассчитал, что за спиной смазливого парня стоит сильный покровитель. Покровитель оплатил судебное разбирательство, работу театральных экспертов, просмотревших спектакль и нашедших, что терминология журналиста Мориса грешит непрофессионализмом, а определения «анальный реализм» и «яркое дарование извращенца» являются прямым оскорблением личности режиссера.

Дастину пришлось выложить половину суммы из своего кармана и покинуть редакцию «до лучших времен», как он пообещал коллегам. Затем он перебрался из небольшой, но элегантной квартиры в крошечную и неопрятную. Единственным ее достоинством являлся адрес, который было не стыдно назвать знакомым и работодателям. Из предметов роскоши, составлявших одну из главных забот плейбоя Мориса, остался лишь новенький «шевроле» и хороший персональный компьютер.

Дастин мечтал о постоянной работе, но такой, которая позволила бы ему отыграться. Приз «Золотое перо», присуждаемый ассоциацией журналистов самому популярному из представителей этой профессии, служил Дастину надежным ориентиром. Он знал, что может добиться очень многого, хотя и получил щелчок по носу.

Сын владельца обувного магазина в Детройте всегда думал, что он – найденыш. В очаровательном ребенке, а затем – в привлекательном юноше трудно было отыскать что-либо общее с его родителями. Всякому, увидевшему его породистое тонкое лицо и стройную гибкую фигуру наездника, мерещились фамильные поместья английских аристократов, а не склады толстобрюхого обувщика. Покинув дом после окончания школы, Дастин придумал себе новую биографию и очень скоро сам в нее поверил. В Лос-Анджелес в поисках славы приехал выпускник Принстонского университета, побочный отпрыск ливерпульского банкира Мориса и капризной аристократки из старинного рода Викфельдов.

С ранней юности Дастин пользовался бешеным успехом у женщин всех возрастов. На него заглядывались и неравнодушные к красоте мужчины. Но с женщинами Дастину было легче. Они не только с охотой верили всем его байкам, желая видеть в своем кавалере натуру неординарную, но и старались помочь ему отвоевать законное место под солнцем. Тринадцатилетнему школьнику тайком носила булочки и пирожки дебелая дочь кондитера, в университете по нему сохла госпожа Менсон – профессор филологии, устроившая своему протеже «зеленый коридор» в достижении научных степеней. А в «голливудском раю» Дастин тут же попал в заботливые и крепкие объятия Клер Ривз.

Тридцативосьмилетняя актриса блистала в зените поздней славы благодаря телесериалу из эпохи войны Севера и Юга. Дастину исполнилось двадцать шесть, но он выглядел совсем неопытным и юным. Во всяком случае, с трудом затесавшийся в ряды внештатных корреспондентов небольшой газетки начинающий журналист понимал, что должен производить именно такое впечатление, отправляясь на съемочную площадку для интервью с участниками популярного телесериала. Пронырливых, въедливых журналистов здесь явно недолюбливали. Но хрупкому юноше, тушующемуся в присутствии знаменитостей, охотно помогли разобраться в творческих проблемах съемочной группы.

Фигуру Клер, исполнявшей роль супруги богатейшего плантатора-рабовладельца, эффектно подчеркивала синяя бархатная амазонка, до ужаса перетянутая в талии. При взгляде на эту инквизиционную модель одежды у впечатлительного репортера перехватило дыхание. Клер поняла его замешательство по-своему. «Я с первого же мгновения почувствовала, что должна завладеть тобой, мое сокровище», – шептала она ему позже на бирюзовых простынях своей освещенной, как цирковая арена, кровати. В зеркальном потолке, высоко над бирюзовым океаном спальни, Дастин видел крепкие розовые ягодицы Клер и мощный торс валькирии, закрывавшие собой поджарое бронзово-загорелое тело любовника. Только за счет роста, величественной осанки и ухищрений портных Клер удавалось выглядеть на экране сильной и значительной, а не толстой и вульгарной, каковой она была на самом деле.

Клер Ривз имела очень богатого семидесятилетнего мужа, ворочавшего делами в Нью-Йорке. «Он просто обожает меня, мой дурашка!» – сообщала всем Клер, дополняя эту реплику рассказом об очередном подарке мужа – яхте, колье или породистом скакуне. Супруги виделись не часто, проводя вместе то время, которое могла «вырвать у студийных акул» Клер.

В Голливуде о нравах этой перезрелой кинодивы ходили самые обычные, скучные слухи. Разумеется, она любила красивых мальчиков, разнузданные оргии и была сексуально ненасытна. Дастин вскоре убедился, что большинство из живописных историй о себе распускает сама Клер, убежденная, что душок скандала подзаводит зрителей, продюсеров и даже самого «дурашку»-мужа.

Она действительно не пропускала смазливых юнцов, но больше из-за того, чтобы блеснуть ими в обществе завистливых молоденьких соперниц. Клер обожала шоколадный пудинг и попкорн, но постоянно изводила себя диетами, что придавало ее бирюзовым выпуклым глазам особую томность и некую потаенную страстность. Она была далеко не так безалаберна и легкомысленна, как старалась подать себя публике. Все голливудские «деловые люди» хорошо знали, сколь отчаянно сражается Ривз за каждый пункт своих контрактов.

Дочери простых фермеров из Огайо безумно нравился диплом Дастина и его аристократическое происхождение, выгодно оттеняющие мужские достоинства. «Ах, дорогая! – доверительно сообщала она очередной приятельнице, – молоденьких жеребцов здесь у нас пруд пруди, хоть отстреливай. Но у этого парня – голова на плечах. И талант! Еще бы – настоящая порода не такая уж фикция, как внушают нам нувориши… Кровь – это кровь. Кому, как не мне, знать это». Тут Клер тяжко вздыхала, так как по официальной легенде, муссируемой журналистами, являлась внучкой польского аристократа-эмигранта и русской танцовщицы, естественно, графских кровей.

Дастин, несмотря на обаяния интеллигентности и наивности, повидал достаточно, чтобы не впадать в иллюзии относительно искренности и утонченности Клер. Но даже он должен был признать, что кинодиве удавалось многих обвести вокруг пальца. При необходимости она умела блеснуть поистине королевским достоинством. Очевидно, бесчисленные рольки аристократок, сыгранные Клер в исторических фильмах, наложили отпечаток на ее манеры и вкусы, что самым немыслимым образом сочеталось с врожденной махровой вульгарностью. Она была просто невыносима в тех случаях, когда хотела изобразить экстравагантную богемность и романтическую страсть. В постели увядающая секс-бомба разыгрывала целые баталии, читая при этом какие-то куски из стихотворных пьес, стонала и завывала с диапазоном Эллы Фицджералд, сквернословила не хуже портового грузчика или сюсюкала, как институтка прошлого столетия. Но никогда не молчала.

После месяца пылкого романа Дастин решил оставить Клер – он почувствовал, что становится импотентом. Выражения Клер типа «сладость моя», «мой луноликий Нарцисс», срывающиеся с ее уст в самые ответственные моменты, убивали его. А ему надо было, ой как надо было продержаться: Клер всерьез занялась устройством карьеры «своего херувимчика».

Вскоре он стал сотрудником весьма престижного еженедельника. Клер преподнесла «своему сладкому мальчику» маленькие подарки – уютное гнездышко в двухквартирном доме на набережной и серебристый «шевроле».

Дастин решил, что по-своему любит эту женщину и пустился в отчаянные приключения. Он говорил: «Ах, ну что тебе за дело до этих шлюшек, детка. Они не дают мне прохода, а потом еще сами распускают слухи, потому что знают, как я люблю тебя». Он доказывал свою преданность патронессе, с увлечением посвящая ее ролям репортажи. Под пером Мориса дарование актрисы заблистало новыми красками, а ее личность приобрела ореол экстравагантной пикантности. На богемных вечеринках и солидных банкетах, куда Клер выводила Дастина, он не терял случая обронить невзначай: «Да, я люблю эту необыкновенную женщину».

Их связь длилась уже четвертый год – огромный срок для голливудских быстротечных романов, – когда Дастин узнал, что Клер, уехав к мужу в Нью-Йорк, вернулась с «секретарем» – смуглокожим спортсменом латинских кровей. «Секретарь», исполнял по совместительству обязанности телохранителя, завладел сердцем и постелью Клер, начавшей устраивать ему актерскую карьеру.

Сделав обиженный вид, Дастин облегченно вздохнул. Он взгрустнул о потерянной любви лишь во время инцидента с судебным процессом. Вмешательство Клер Ривз могло бы помочь ему. Но звезда умчалась в Испанию на съемки нового сериала. Чуть позже Дастин узнал, что Клер была прекрасно осведомлена о его неудаче, но не пошевелила и пальцем, чтобы спасти его. Потом Дастину рассказали, что Клер беззаботно и легко, как всегда, доверила «подружкам» свою «тайну» – юный красавчик Морис оказался импотентом! Растерянный Дастин понял, что далеко не так хитер, как воображал, и что ему отнюдь не удалось приручить «великолепную Клер Ривз».

В тот неудачный день, когда Дастин, заглянув в пустой холодильник, назвал себя слабаком, на вилле Клер Ривз должна была состояться грандиозная вечеринка по случаю завершения работы в мини-сериале совместного американо-испанского производства под названием «Месть игуаны».

Глядя в ослепительно улыбающееся лицо Клер, сфотографированной под руку со своим мужем и в обрамлении «приближенных особ», среди которых нагло ухмылялся смуглый «секретарь», Дастин почувствовал, что его загнали в угол, вынуждая показать коготки. Он тщательно разорвал фото на мелкие клочки и с наслаждением спустил обрывки в унитаз. Затем распахнул свой гардероб и порадовался, что еще не заложил великолепный смокинг от самого Гарднери, приобретенный в лучшие времена для сопровождения Клер.

Тщательно одевшись, Дастин не без удовольствия изучил свое отражение. Затем грациозно присел на подлокотник кресла и щелкнул золотой зажигалкой с монограммой, выдаваемой за фамильную. Неторопливо закурив, Дастин продолжал рассматривать себя в зеркальной дверце старомодного шкафа. «А эта визгливая потаскуха не зря величала меня Нарциссом», – подмигнул он себе, небрежно откидывая назад шелковистую русую прядь. Общение с собственным отражением всегда поднимало настроение Дастина. В отрочестве ему не требовалось картинок с голыми красотками, чтобы распалить воображение. Дастин возбуждался, разглядывая себя. Позже, глядя в свои зеленые, чуть вытянутые к вискам широко поставленные глаза, он внушал себе мысли о славе и фантастическом финансовом процветании. Потом это стало своеобразным ритуалом – отваживаясь на решительный ход, Дастин черпал силы в своей неординарной красоте.

Самым завораживающим в его облике было сочетание видимой хрупкости и потаенной силы, наивности и скрытого цинизма. «Кто он – ангел или дьявол?» – спрашивали себя покоренные им женщины, но так и не могли найти ответа, обожая именно эту головокружительную двойственность, отраженную во внешнем облике. У Дастина были прямые шелковистые светлые волосы и смоляные брови в дополнение к черным, густым девичьим ресницам. Его большой рот мог казаться нежным и властным, а изящные, быстрые руки – принадлежать пианисту, фокуснику или изощренному маньяку-убийце.

– Что, заперли тебя, драгоценнейший, на этом вонючем чердаке? Забросали счетами, облили дерьмом, наказали презрением… Ха! – Дастин рассмеялся, подмечая, как прекрасно выглядит его чуть закинутая голова и сверкнувшие ровные зубы. – Вставайте, сэр, вас ждут великие дела! Скорее – великие подлости. Это звучит куда увлекательней. – Дастин положил во внутренний карман небольшой конверт и портмоне с оставшимся, весьма скромным, капиталом.

По пути к вилле Клер Ривз он приобрел на все деньги шикарный букет мелких орхидей и, оторвав одну, сунул к себе в петлицу.

Владения Ривз на склоне каньона Бенедикт представляли собой ансамбль затейливых сооружений в восточном духе, где жилые помещения сочетались с внутренними двориками, спрятанными под стеклянные купола или прикрытыми вьющимися растениями. Бассейны, гроты, фонтаны были страстью и гордостью Клер. Она любила рассказывать о том, что ее «дурашка»-муж обожает калифорнийское гнездышко, где чувствует себя султаном. Было общеизвестно, что нью-йоркский магнат всегда путешествует с собственным штатом прислуги, в который входят две представительницы медперсонала и впечатляющая шестипудовая мулатка-делопроизводитель. Клер нравилось изображать главную жену в «гареме» и то, что ее Дик отнюдь не скупится оплачивать ее капризы. «Мои гонорары целиком поглощает содержание двора – двести тысяч в месяц едва хватает, чтобы свести концы с концами. Семь ртов в этом доме, включая шофера, специалиста по водным сооружениям, плюс обслуга звезды – от агента по рекламе до спортивного гуру… Ну, и всякие побрякушки – шпильки-булавки тоже чего-то стоят». Она задорно подмигивала Дастину, отнеся его в разряд «побрякушек». Подъезжая сейчас к ее дому, он покрылся холодной испариной от ярости, вспомнив, как покорно сносил унижения, изображая паиньку. Настал момент отыграться, «словить свой кайф». Дастин представил, как зальется фальшивым, рассыпчатым смехом Клер, бросив взгляд на фотографии. «Ее сладкий мальчик» не терял время даром, собирая «любовное досье» на свою героиню. Ему посчастливилось поймать удачные кадры: Клер с известным чернокожим боксером, схватившиеся в весьма живописном «бою», Клер на загородном ранчо с тренером по верховой езде: ворох свежего сена в конюшне целомудренно скрыл от объектива обнаженный зад кавалера, в то время как вывалившийся из тугого «мексиканского» корсажа бюст дамы и ее взметенные к потолку ноги в розовых чулках не давали усомниться в истинном характере их встречи. Были здесь и эпизоды в бирюзовой спальне, предусмотрительно запечатленные Дастином «на память» о днях счастливой любви…

Он прибыл в самый разгар вечеринки. У ворот парка, освещенных как на Рождество, собрались несколько десятков автомобилей. Сообщив хорошо знавшему его охраннику, что прибыл по личному приглашению хозяйки, Дастин двинулся в центр празднества, ища глазами Клер.

Небрежно поздоровавшись с несколькими знакомыми, Дастин целеустремленно направился к беседке, откуда раздавался знакомый всем американцам смех. На возвышении в центре овального зала располагалось «ложе страсти», вдоль стен стояло множество банкеток, покрытых персидскими коврами. Безвкусная, дорогостоящая эклектика не смущала Клер.

«Значит, сегодня изображаем бордель, а не прием в Виндзорском дворце», – сообразил Дастин, увидев возлежащую на ложе Клер. Длинное платье из тончайшего трикотажа, имитирующего змеиную кожу, было надето на голое тело, позволяя оценить удачную работу врачей. Перед съемками в испанском мини-сериале Клер провела неделю в клинике, «поднакачав» силиконом бюст и согнав жировые наслоения на животе и бедрах. Кроме того, как поговаривали, она удалила два нижних ребра, чтобы сделать полнеющую талию девственно-стройной. Для сорока двух лет выглядела Клер потрясающе. Даже самые пристальные и въедливые наблюдатели не дали бы роскошной брюнетке тридцати. Конечно же, Клер не раз делала подтяжку, о чем свидетельствовала не только гладкость кожи и обильные смоляные пряди, спущенные на лоб и виски с высоко поднятого шиньона. Дастину к тому же было известно, что время от времени Клер пользовалась линзами интенсивного бирюзового цвета, чтобы подчеркнуть необыкновенную яркость глаз.

Рядом с «царицей» на «ложе страсти» томно возлежали две красотки – блондинка и брюнетка, а у их ног – кавалеры разного цвета кожи и физических достоинств.

«Накурились травки», – с ходу догадался Дастин и решительно шагнул к хозяйке.

– Поздравляю, дорогая. Говорят, ваш фильм побьет все рекорды популярности, а ты получишь приз как самая яркая телезвезда. – Протянув орхидеи, он поцеловал протянутую руку.

– Славно, что ты не забыл о былых привязанностях. Я имею в виду – критику культурных событий… Девочки, перед вами Дастин Морис, тот самый, что когда-то подавал надежды. Как журналист, разумеется. А это… – Клер хотела представить дам, но Дастин остановил ее.

– У меня неплохая зрительная память, особенно на выдающиеся достопримечательности. – Он присел возле Долли Бастер – пышногрудой красотки в стиле Мэрилин Монро, прозванной Сисястой Куколкой.

– Ну, что, Долли, – Дастин выразительно заглянул в ее более чем откровенное декольте, – не похудела? По-прежнему держим планку на 122 сантиметрах?

– Ну, малыш, этого добра никогда не бывает слишком много. – Она обеими руками приподняла тяжелые груди, как это делала обычно, позируя перед объективом для эротических журналов. – Если выпадет свободная минута, залью в моих любимиц еще полкило силикончика.

– Хорошо нашим крошкам – где надо, там и увеличили размер, заметил «секретарь» Клер, уже снявшийся в двух кинолентах. – А вот нам, мальчишкам, труднее: что выросло, то выросло. А что нет – так уж нет! Я не о себе, конечно. – Он нагло подмигнул Дастину, и все засмеялись.

– Вот ты опять задираешься, Мэл. – Надула губы смуглянка, говорившая с сильным испанским акцентом. – Едва-едва от меня отвязался, теперь наезжаешь на Мориса. – Она подтянула колено в красном чулке с подвязкой так, что стало совершенно очевидно – под коротким черным платьем красотки не было трусиков.

– Напрасно стараешься, Фарра, весь мир знает, что ты предпочитаешь посещать рестораны и приемы без белья. А уж господин Морис и подавно знает. Тем более зря позируешь – он без фотоаппарата. – Заметила Долли.

– Мне доподлинно известно, что очаровательная Фарра Фосетт считается самой сексапильной звездой испанского экрана. Естественно, бедняжка, не выносящая никаких ограничений, стала жертвой пронырливых фотографов. – Дастин улыбнулся длинноволосой смуглянке. – Я кляну себя, что не прихватил камеру, – пропускаю возможность сделать великолепный портрет. – Он показал глазами на задравшуюся юбку актрисы. Сжав ноги, она привстала. Черную ткань оттянул тяжелый бюст.

– У вас в Америке так любят сплетничать! Написали, что мне 47 лет и я усиленно занимаюсь вакуумной стимуляцией сосков… И поэтому «Плейбой», якобы, на меня клюнул. – Оскалив крупные зубы, фыркнула Фарра.

– Так что тут ложь, милочка? – Клер удивленно приподняла высокие тонкие брови. – Хотя больше сорока пяти тебе, действительно, не дашь.

Присутствующие живо загалдели, пытаясь то ли разжечь, то ли предотвратить скандал. Всем было хорошо известно, что Клер и Фарра, снимавшиеся в сериале в роли закадычных подруг, не сумели поладить. Они без устали третировали друг друга, подчиняясь лишь команде «Мотор!». Тогда в ход шли обворожительные улыбки и горячие слезы сочувствия, ведь у героини Клер обнаружился неизлечимый недуг.

Дастин под шумок скрылся. Он решил перехватить пару рюмок коньяка, прежде чем попросить Клер о короткой беседе наедине. Ему удалось избежать пьяных компаний, пытавшихся втянуть его в разговор, и притаиться на террасе второго этажа, откуда площадка увеселений просматривалась как футбольное поле из кабины комментатора.

Подсвеченная розовыми лампочками вода в бассейне напоминала пенящийся яблочный сидр, а яркие фигуры гостей на темной зелени лужаек – угощения праздничного стола. Обтянутая змеиной кожей, Клер выглядела лакомым украшением. Дастин наслаждался мыслью, что все это скоро разрушится по его воле. Подобное волнение испытывает, наверно, пилот бомбардировщика, пролетающего над мирно веселящимися селениями. Нет – над станом лживого, коварного врага. Буйствуя в мыслях, Дастин знал, что сумеет проявить на деле необходимую выдержку. Месть Клер – самое приятное из всей программы – можно отложить на десерт. В первую же очередь следует попытаться вытянуть из нее все, что возможно, мирным путем. Это было бы лучшим результатом встречи. Оружие Дастин пустит в ход лишь в крайнем случае… Но уж тогда – держитесь, миссис Ривз!

Потратив полчаса на созерцание гулянки, Дастин засек Клер, озабоченно направлявшуюся к дому. Очевидно, хозяйка бала размазала грим или просто захотела пи-пи. Он двинулся к спальне, чтобы перехватить Клер у входа в ванную, совмещенную с огромной гримуборной.

Каблучки застучали по мраморным плитам коридора, Дастин выступил из тени и преградил ей путь.

– Ты не хочешь поговорить со мной, милая?

Испуг на лице Клер сменился приятным удивлением, которое тут же скрыла маска деланного негодования.

– Я не звала тебя, что ты здесь ищешь?

– Не слишком горячая встреча после долгой разлуки. – Дастин быстро провел по лицу ладонью, словно пряча подлинную боль, прорывающуюся сквозь браваду. – А что, если я просто скучал? Мне не хватало тебя, Клер.

Они все еще стояли в коридоре. Осанка красавицы приобрела гордое величие. Она посмотрела на него сверху вниз, как умела смотреть даже на тех, кто был выше ее ростом. Испепеляющий взгляд, предназначенный провинившимся подданным и жалким плебеям.

– Тебе не хватало моих денег и моих связей, дружок!

– Прости, милая. Я не продавал свою любовь. – Гневно сверкнув глазами, он повернулся, делая вид, что собирается уйти – разбитый, оскорбленный в лучших чувствах.

Клер распахнула дверь в спальню и, сбросив туфельки, устало опустилась на кровать.

– Устала, детка? Я следил за твоей работой – по-моему, ты молодец. Если бы бездарь Сальви не крутилась у тебя под ногами… – Дастин намеренно затронул самую волнующую для Клер тему соперничества с Эвой Сальви. – Я написал статью для «Глоба», где разнес эту спесивую хрюшку в пух и прах… – Он виновато опустил глаза. – Естественно, статью не взяли.

– После того как ты оставил редакцию, никто не сумел по-настоящему вникнуть в суть дела, никто не понял, что Клер Ривз – звезда телесериалов, – прежде всего, актриса, а не вешалка для костюмов. – Измученная непониманием критиков, Клер тяжко вздохнула. – Все они, твои собратья по перу, вонючие скунсы. Им надо одно – чтобы от их статей смердело за версту. Так и копаются в отбросах, вытаскивая самые гнилые и мерзкие!

– Ах, дорогая, они производят то, что хорошо покупают. Жаль, что я не могу больше писать о тебе. Писать так, как считаю нужным. По-настоящему жаль… – Дастин поперхнулся, отошел к окну. Клер показалось, что в его зеленых глазах блеснули слезы.

– Я тоже частенько вспоминала тебя, глядя в эти опустевшие зеркала…

Даже стоя спиной, Дастин представил, как томно возвела к потолку Клер свои бирюзовые очи. Он ехидно ухмыльнулся, смекнув, что Мэлу, вероятно, оказалось не под силу прелюбодействовать в этих покоях. Спальня Клер могла не испугать только слепца. Но главное – освещение – яркое и назойливое, как на съемочной площадке. Клер включала его в минуты страсти и зачастую, приступая к делу, Дастин мысленно командовал себе: «Мотор!» Но сейчас он был готов на все, чтобы добиться примирения с Клер. Она нужна была ему совсем не надолго, чтобы сделать мощный рывок наверх. А уж потом он не сваляет дурака, как прежде – сумеет и сам продержаться на плаву. И нанести спесивой дуре мощный удар.

Обернувшись, он увидел, что Клер за туалетным столиком торопливо снимает линзы. Дастин, сделав несколько шагов к столику, включил полное освещение. Спальня превратилась в съемочную площадку.

– Мне так не хватало всего этого… Я безумно хочу тебя, детка… – Он расстегнул длинную молнию на спине Клер и обомлел: под змеиной шкуркой была отнюдь не нагота. От бедер до подмышек Клер стягивал тонкий комбинезон из прочного эластика цвета ее кожи. Между ног зияла предусмотрительно оставленная прорезь. Не веря своим глазам, Дастин пробежал руками по упакованному телу Клер, тугому и блестящему, как пластик витринного манекена, и восторженно застонал – как раз то, что надо!

– Я сама сниму это, – прошептала она, слабея.

– Ни за что! Ты сразила меня наповал, Клер!

Сорвав с себя одежду в порыве внезапно вспыхнувшей страсти, Дастин повалил пластиковую куклу на кровать и овладел ею, не переставая выкрикивать самую немыслимую смесь сквернословия и сусальных пошлостей. Он вообразил себя одним из тех безмозглых чучел, что демонстрировали одежду за толстыми стеклами универмагов. Он не раз видел их раздетыми и вдруг отчетливо представил, как они занимаются любовью – резко, ритмично, без устали и без всякого выражения на застывших лицах. Суперсексуальные заводные монстры, озвученные магнитофоном. Клер молчала, сраженная красноречием любовника, и только шумно выдыхала горячий, насыщенный перегаром воздух.

– Уфф! Мне, действительно, жарко пришлось! Ты преуспел, малыш. – Едва отдышавшись, Клер поспешила выключить софиты и заторопилась в ванную.

«Очень вовремя, еще минуту, и меня стошнило бы», – подумал Дастин, отворачиваясь и жадно закуривая. Женщина, которой он только что так страстно овладел, представляла омерзительное зрелище, – пропитанный потом комбинезон сполз и обвис, словно складки старушечьей кожи. Высвободившиеся груди, начиненные силиконом, торчали, как у надувной куклы из секс-шопа, грим на лице растекся, в волосах едва держался отколовшийся кудрявый шиньон.

Минут через двадцать Клер вернулась. Это была совсем другая женщина – почти без макияжа, с хорошо расчесанными волосами, волнами падающими на плечи. Атласный белый пеньюар позволял видеть часть груди и ноги. Сейчас она была очень хороша – спокойная, чуть утомленная, величественная. Прекрасные, четкие черты лица, крупная, сильная фигура, природная грация движений – женщина, достойная славы и поклонения. От Клер пахло приятными цветочными духами, а во всем облике было что-то мягкое, домашнее, нежное.

Но глаза! С такими глазами миссис Ривз выходила на бой, чтобы подчистую разделаться с неугодным ей человеком. Дастин встал и быстро, но с достоинством оделся. Клер наблюдала за ним, не говоря ни слова. Она сидела на банкетке возле туалетного столика, втирая в руки крем, а потом протянула Дастину мягкую, крепкую кисть:

– Ты был на высоте. Спасибо, что вспомнил. До встречи. – Она отвернулась и подняла трубку телефона. – Поль? Скажи Терезе и Мэри – пора провожать гостей. Я валюсь с ног от усталости… Ты еще здесь? – Клер через плечо взглянула на Дастина.

– Нам все же надо поговорить. Что произошло, почему тебе вдруг понадобился Мэл? Разве я что-то делал не так? – Откинув назад волосы неподражаемым взмахом головы, Дастин, прищурившись, смотрел на Клер.

– Ну, уж раз ты сам об этом заговорил… Мэл здесь ни при чем. Один ушел, другой пришел…

– У тебя нелады с памятью, детка – ушла ты. Я был оскорблен, унижен. А потом свалилась вся эта шумиха с судом. Меня смешивали с грязью, а ты – ты отдыхала где-то в экзотических краях… Ведь я доверял тебе, Клер.

Она вдруг залилась звонким смехом.

– Ты что, так ничего и не понял? Правда, нет? О, боги! Бедный, бедный дурашка… Ну, конечно, не стоило доверять гадкой девочке Клер. – Она внезапно замолчала и окатила Дастина ледяным презрительным взглядом. – Мой сладкий, нежный, наивный мальчик жил припеваючи. Беспечная птичка – юность. Он нашел тупую, безропотную дойную корову, подбрасывая ей изредка корм в виде выспренней лести в своих статейках и скудного пайка дежурного секса. Он надеялся на то, что «любимая Клер» проглотит все, вместе с караваном шлюх, побывавших в твоей постели. Ха! Так ошибиться можно лишь раз, а ты погряз во грехе!

Несмотря на комизм мешанины из высокопарных цитат, монолог Клер испугал Дастина – он понял, что опять просчитался.

– Но ты же никогда не была ревнивой!

– Ошибаешься! Я не устраиваю любовникам визгливые сцены, как эта сучка Эва Сальви. Клер Ривз не дешевка, она умеет постоять за себя. Я ждала того часа, когда мой возлюбленный падет на колени, моля о прощении. Я надеялась, что найду в себе силы забыть об изменах, вернуть любовь… Но тот парень, что приглядывал за тобой, стал обходиться мне слишком дорого. Он просто надрывался от работы, не успевая следить за всеми похождениями моего игривого малыша. Смотри! – Рванув ящик туалетного столика, Клер картинно вышвырнула из него толстую папку – листы разлетелись, усеяв толстый шелковый ковер. – Я хранила это, чтобы бросить тебе в лицо. Отчеты! Здесь отчеты о твоих мужских подвигах, милый!

– Ты шпионила за мной…

– Мне поздно учиться быть дурой, красавчик. И у меня, к счастью, достаточно возможностей, чтобы наказать изменника.

Дастин опустился на ковер у ног Клер, собирая листы. Ему предстояло произнести последнюю реплику в этом сценарии, и она должна была прозвучать очень точно – с нотами вины, обиды, мужской гордости, но и подлинного восхищения своей возлюбленной. Для этого эффекта необходимо коленопреклонение и взгляд, разрывающий сердце.

Подняв затененные длинными ресницами глаза, Дастин протянул руку, словно не решаясь коснуться колена Клер:

– В моей душе никого не было, кроме тебя. Шлюхи не конкуренция королеве… Накажи, но не прогоняй меня, умоляю…

– Довольно. – Она встала и направилась к кровати, еще хранившей следы недавней схватки. – Довольно иллюзий. Согласись, удар был нанесен нежной рукой: скандал с рецензией на «Голубую свечу» подстроила я. И проследила за тем, чтобы дерзкий писака получил по заслугам… Прости, – не рассчитала сил. Мой мальчик оказался таким слабеньким… Слюнтяй, неженка, дерьмо!

Дастин поднялся, дрожа от негодования, – оказывается, эта стерва сама уничтожила его! Он смирил взрыв ярости – наступил момент решительного удара. Его следовало нанести хладнокровной рукой.

– Я понимаю, тебе нужны деньги, поддержка, влиятельные покровители. Ты по природе жиголо и слабак. – Раздеваясь, Клер бросила на Дастина презрительный взгляд. – Надеюсь, твоя смазливая мордашка и темперамент жеребчика не останутся незамеченными. То бишь неоплаченными. Я бы помогла тебе сосватать кого-нибудь из состоятельных матрон, жаждущих ласки. Кстати, как ты смотришь на Фарру Фосетт? Ей скоро полтинник и, как я поняла, проблемы с постелькой. Фарра не пропустила никого в нашей съемочной группе, включая негра-рабочего. Но бедняжка так ждет любви… В сущности, нежная, поэтическая малышка… Она могла бы раскошелиться на профессионального альфонса…

– А как ты смотришь на это? – Дастин метнул перед улегшейся в постель Клер фотографии и довольно долго любовался выражением ее лица. Борьба была непростой: наконец, актриса Ривз, исполняющая роль всесильной повелительницы, победила взбешенную женщину.

– Мило. – Сказала она, стряхивая с одеяла фотографии. – Ступай. Ты заговорил меня. Уже поздно и чудовищно хочется спать. Напомни Полю, чтобы не забыл выключить свет у ворот. – Она зевнула и повернулась спиной к Дастину.

– Мне надо сто тысяч баксов и возвращение в редакцию с победным маршем.

– Шутишь. Как папарацци ты ничего не стоишь, да и как модель… Я бы на твоем месте не стала предлагать эти снимки в «Плейбой». – Клер повернулась, приподнявшись на локтях. – Ты далеко не первый, кто вздумал развлечься подобным образом. Обычно я плачу не больше двадцати штук. Все знают, что мой «дурашка» Дик выше всей этой грязи. У него совсем другие проблемы. Чековая книжка в тумбочке. Будь добр, подай мне, – второй ящик слева.

– Я все же думаю, что твой «дурашка» заплатит больше, чтобы эти снимки не попали в самые скандальные издания. Статью я уже написал. Знаешь, как называется? «Одна из моих шлюх. Заметки профессионала». – Развернувшись на каблуках, Дастин поспешно направился к двери. Ему в спину полетели баночки с кремом и площадная брань, свидетельствующая о том, что крошка Клер в полном экстазе.

Сука! – процедил сквозь зубы Дастин и сплюнул на египетский ковер ручной работы, устилавший холл.

Ему очень хотелось побить стекла в окнах, смахнуть на пол оставшиеся на столах блюда, а еще лучше – сунуть голову Клер в бурлящий вином фонтанчик и держать до тех пор, пока ее выпученные от ужаса глаза, глядящие сквозь розовый мускат, не остекленеют.

– Пшел вон, ублюдок! – Оттолкнул Дастин услужливо поспешившего к нему охранника автостоянки. У мулата застряла в горле заготовленная фраза, и он лишь махнул рукой в сторону «шевроле», припаркованного к самым воротам виллы. Большинство гостей уже разъехалось. Нырнув на сиденье автомобиля, Дастин врубил оглушительную музыку и резко рванул с места.

… В полдень следующего дня Дастин Морис покинул Лос-Анджелес. С фотокамерой через плечо, в легком спортивном костюме, он был похож на студента, возвращающегося домой после каникул.

Стюардесса «Боинга» приветливо улыбалась симпатичному пассажиру, пившему лишь минеральную воду и задумчиво листавшему каталог выставки «Роковые спутники обреченных».

4

Они завтракали на террасе, как бывало только в те дни, когда оба супруга оказывались дома. В последнее время это случалось не часто. Через неделю Берт собирался возобновить тренировки, прерванные сражением с травмами. Уже на следующий день после возвращения из санатория «Кленовая роща» он усиленно навалился на свои тренажеры, проводя по полдня в полуподвальной комнате, совмещавшей функции кладовой и спортзала.

Небольшой дом под Лозанной они смогли купить три года назад, когда Берт Уэлси, заключив контракт с командой «Ренетон», взял второе место на «Гран-при Канады» в Монреале. Для всех это было настоящей неожиданностью, особенно для главного пилота команды Жана Барнези, претендовавшего на лидерство и ставшего с тех пор весьма ревнивым соперником Берта.

После скитаний по арендованным квартирам собственный дом был не просто радостью, он знаменовал новый этап семейной жизни, ставшей, наконец-то, на прочные, устойчивые рельсы.

Мона целый месяц разъезжала по окрестностям Женевского озера с агентами по продаже недвижимости, стараясь примирить не слишком большие материальные возможности с экстравагантными потребностями.

Мона родилась в актерской семье, и хотя ее родители не сделали значительной карьеры и не достигли материального благосостояния, она считала себя созданной для звездной высоты. Уже в школе девушка отнюдь не считалась гадким утенком, а в шестнадцать лет сбежала со своей подружкой в Голливуд попытать счастья. Родители к тому времени давно разошлись. Мать, певшая комические куплеты в ресторанном шоу и активно пытавшаяся найти спутника жизни, вздохнула с облегчением, когда Мона сообщила, что нашла хорошую работу на киностудии. На самом же деле она стала содержанкой пятидесятилетнего Рона Дениса – хозяина фирмы холодильных установок, известной на калифорнийском побережье.

До того как встретиться с Бертом, Мона прошла суровую жизненную школу, самым печальным эпизодом в которой была ее страсть к человеку, оказавшемуся сутенером. Однако именно Хилл познакомил Мону с помощником режиссера запускавшегося на «Каламбия пикчерз» триллера, и тот предложил хорошенькой старлетке попробоваться на эпизодическую роль.

Уже на пленке оказалось, что Мона не просто симпатичная обаяшка. Ее неординарная красота обладала некой горьковатой изюминкой. Никто не знал, что своеобразная пластика высокой и очень худой девушки объясняется перенесенным ею в детстве нервным заболеванием. В тех случаях, когда Мона начинала волноваться, ее движения в результате мышечного напряжения становились резкими и угловатыми, как у марионетки. Руки и ноги казались особенно длинными, а фигура приобретала патологическую хрупкость. Девятнадцатилетняя Мона как нельзя лучше подходила для роли героини триллера – затравленной маньяком, доведенной до сумасшествия девушки. В ее огромных голубых глазах застывало выражение запредельного ужаса, так что оператору удалось сделать эффектные кадры с силуэтом преступника, отраженным в зеркальных зрачках. Особую ценность приобрела шевелюра Моны – тяжелая копна густых каштановых волос, обладавших какой-то подвижной нервозностью. Отдельные пряди искусно высветлили, брови и ресницы окрасили в светло-золотистый тон, придав взгляду дополнительную сумасшедшинку.

Этот облик, получивший широкую известность после выхода фильма, стал визитной карточкой Моны Барроу. Фильм «Молчание» был выдвинут на «Оскара» по трем номинациям. Девятнадцатилетняя дебютантка стала «лучшей исполнительницей женской роли», начав кинокарьеру с самой высокой точки. Не удивительно, что ярко вспыхнувшая звезда вскоре померкла.

На счету двадцатилетней актрисы имелось несколько ролей, очень похожих на первую, но менее интересных. Неудачный роман с одним из партнеров кончился печально – Мона пристрастилась к наркотикам. Ее пресс-агент изо всех сил старался сделать так, чтобы информация не просочилась в прессу, но девушку угораздило устроить шумный скандал на фестивальной презентации и «засветиться» перед любопытными объективами.

Ни у кого не оставалось сомнений, что «звездочка» избрала самый банальный вариант для своего творческого некролога – очень многие молодые дарования, вырвавшиеся внезапно на голливудский небосклон, не выдерживали испытания славой и искушения вседозволенностью. Моне чудом удалось заключить контракты с косметической фирмой «Нью-Вест» на съемки в рекламных роликах и журнальные фотографии.

Подготовив новую серию парфюмерии, связанную со спортивной тематикой, съемочная группа «Нью-Вест» отправилась в Монако, приурочив работу к гонкам «Формулы-1».

Рекламу мужского дезодоранта и массажного крема «Ренетон», названного в честь знаменитой гоночной команды, предполагалось снимать на фоне соревнований, для чего фирма «Нью-Вест» заключила контракт с директором команды Флавио Бриалоне, а один из болидов должен был провезти по трассе рекламный щит новой парфюмерной серии.

Это были тяжелые дни для Моны. Неотступно следовавший за своей подопечной менеджер пристально следил за тем, чтобы девушка не сорвалась. Она злилась, тщетно пытаясь приглушить нарастающую нервозность седативными таблетками.

– Ну, уж неделю, дорогая, ты выдержишь. – Убеждал ее Мартин Брандл, пересматривая небрежно отобранные Моной для поездки вещи. Не приходилось сомневаться, что интересовал Мартина отнюдь не фасон костюмов, а наличие в их карманах припрятанного Моной зелья.

– Ты в сто раз хуже моей мамы. Проинспектировал даже белье. Может, еще обыщешь сумочки? – Без злобы спросила Мона, наблюдая с балкона за действиями Мартина. Она все еще арендовала хорошенький домик в Лос-Анджелесе, в котором поселилась во время съемок в «Молчании». Тогда после консультации с дизайнером, Мона произвела реконструкцию и обставила свое жилище чрезвычайно стильно, как и подобало юной звезде поколения тяжелого рока, компьютерной графики и смертоносного СПИДа. Никель, стекло, огромные полотна модернистов на белых и черных стенах, минимум тряпок и цветов. Металлические конструкции и композиции из туманного, будто искромсанного и обожженного взрывом стекла, служили украшением интерьера. Мартину Брандлу, тучному сорокалетнему немцу, не раз приходило в голову, что в такой обстановке обойтись без наркотиков далеко не просто. И, действительно, богемная публика, собиравшаяся в доме Моны, выглядела весьма подозрительно, демонстрировала «открытость» и плюрализм в сексуальных отношениях, без зазрения совести дымя травкой, что было, конечно, самым невинным из ее грехов.

Мартин отбросил на страшную кровать с массивной чугунной спинкой кучу вещей, которые должна была упаковать для поездки горничная. Остальные, тщательно развесив на плечики, он возвратил в гардеробную.

– Знаешь, о чем я мечтал, детка? – Выйдя на балкон, Мартин с сожалением оглядел запущенные клумбы – садовник приходил теперь сюда лишь раза два в месяц. – Думается, тебе нужен хороший хозяин. Двадцать один год – это, в сущности, только начало, а у тебя уже есть имя.

– Изрядно подпорченное. – Вздохнула Мона, накручивая на палец длинную блестящую прядь. – К тому же я не научилась быть расчетливой, и совсем разучилась любить…

– Эх, детка, рассчитывать за тебя буду я. И знаешь, что у нас на повестке дня? – Продержаться неделю в Монако. Чтобы комар носа не подточил. Ты поняла меня, Мона? – Он строго посмотрел на нее, и Мона отвела глаза: у этого добродушного, рыхлого мужичка был взгляд гипнотизера, способного усыпить кобру.

Мартин вдруг улыбнулся:

– А потом, потом мы подумаем, как бы нам повыгодней влюбиться. – Он подмигнул, но Моне почему-то не стало весело.

В съемочной группе «Нью-Веста», прибывшей в Монако, кроме Моны Барроу были еще две модельки второго плана и великолепный представитель мужественности – Алекс Гир. Про Алекса ходили вполне определенные слухи. Однако он никогда не афишировал свои гомосексуальные пристрастия – кому нужен гей в роли парфюмерного секс-символа?

Вся команда разместилась в отеле «Хилтон», и режиссер Арвин Левис, не теряя времени, отправился искать «натуру». Три двухминутных рекламных ролика должны были создавать ощущения молодости, силы, здоровой сексуальности и одержимости спортивными успехами.

Поскольку «Нью-Вест» спонсировала рекламирующую ее команду «Ренетон», Арвину Левису удалось быстро заполучить в качестве реквизита подиум, устроить удачный уголок у боксов команды и подобрать статистов.

– Ты будешь довольна, Мона, я нашел симпатичных мальчиков прямо в конюшне «Ренетона», – сообщил Арвин в микроавтобусе фирмы, отправлявшемся на площадку.

– Почему в конюшне? – Не поняла невыспавшаяся Мона заявления Арвина. Подниматься в шесть утра, увы, не стало ее привычкой за время работы на киносъемках. Кроме того, она вообще чувствовала себя прескверно, думая о недельном посте, в течение которого необходимо было вести себя паинькой.

– Проснись, детка! Алекс, толкни нашу красотку – я уже третий раз бубню, что конюшнями на гонках «Формулы-1» называют состав команды, состоящий из технарей, то есть обслуги, и пилотов, как здесь называют водил. Они так летают, детка, что шины не выдерживают, приходится менять на трассе прямо во время гонок.

– Что, на ходу? – Зевнула Мона, далекая от гоночных страстей.

– Ах, какая тебе разница, детка! Скажите спасибо, что нашему шефу не взбрело в голову заставить вас принимать участие в гонках. – Арвин с издевкой посмотрел на Алекса, отличавшегося трусоватостью. Говорили, что даже для съемок рекламы шампуня Гиру требуется дублер, ведь он не выносит щиплющей глаза пены.

– Ну, мне-то придется залезть в эту штуку и, наверно, проехать пару кругов. – Небрежно заметил Алекс, упорно строивший из себя супермена.

Когда они приехали, на площадке уже все было готово: поставлены бледно-голубые выгородки, на фоне которых возвышался подиум. Осветители расставили аппаратуру. У боксов с пластиковыми стаканчиками кофе в руках стояли трое парней в синих комбинезонах. Они с интересом уставились на выгрузившуюся из автобуса парочку – Мону и Алекса.

– Так, ребята, вчера я обо всем договорился с вашим директором. Мне необходимы человек пять техников для толпы и еще хотя бы одного «чемпиона», допустим, завоевавшего второе место. Он попадет в кадр мельком, но все же хотелось бы, чтобы парень был в комбинезоне вашей команды. Думается, два призовых места устроят «Ренетон»?

– Это, пожалуй, слишком, маэстро. Или вы снимаете фантастику? – Поинтересовался низенький чернявый парень с итальянским акцентом.

– Прошу всех сюда. Господа гонщики, будьте любезны, – на площадку… Хорошо. – Оценил Арвин высыпавших из бокса мужчин. – Вот вы, молодой человек, да, вы! – Он подозвал высокого лохматого шатена, одетого в джинсы и футболку. – Простите, я Арвин Левис, режиссер. Вы представляете «Ренетон»?

– Так точно, маэстро. Берт Уэлси – тест-пилот. – Шутливо представился тот, отсалютовав двумя пальцами.

– Берт, у меня к вам личная просьба – переоденьтесь, голубчик, в ваш рабочий костюм и сыграйте нам серебряного призера.

– Э, нет! Дурная примета топтаться на подиуме. Я мечу так высоко – будет обидно сорваться.

– Ну, это же кино, голубчик!.. И… и вас просит дама! Мона, детка, я знаю, ты устала, но будь умницей, попроси господина Уэлси помочь нам.

Солнце уже появилось за пальмами, колышущимися резными листьями в потоках утреннего бриза. Мона сморщила носик и сделала пару шагов к строптивому гонщику. Понятно, почему Арвин вцепился в этого парня – обаяшка, дерзкий подбородок и ямочки на щеках.

– Господин Уэлси, неужели вам не хочется видеть себя двадцать раз в день на экране телевизора рядом со мной?

– Телевизор смотрит моя бабушка. А тебя я узнал. «Молчание» – классный фильм… – Он смущенно опустил глаза. – Идет. Пойду принаряжусь… А стрижку сделать под этого парня? – Берт скосил глаза на Алекса.

– Ничего не надо. Спасибо, дружище, умеешь ладить со спонсорами. – Подбодрил парня Арвин, ставя кадр.

– Он умеет ладить с длинноногими крошками. – Сказал коротышка-итальянец, когда Берт исчез в боксе.

… Они сняли восемь дублей, окончательно измучившись и разомлев под лучами поднявшегося солнца. Команде «Ренетона» надо было готовиться к тест-заездам, все торопились и нервничали. А настроение Моны, напротив, неудержимо поднималось. Несколько раз, кидаясь на шею Алексу, она коснулась стоявшего на ступеньку ниже Берта и успела поймать его взгляд. Ей было приятно обниматься с геем, чувствуя, как ревнивый взгляд Уэлси прожигает обнаженную бретельками платья спину.

Уезжая после завершения съемок с площадки, Мона с удовольствием подумала, что на этом история с Бертом Уэлси не окончится. И оказалась права. Хотя ей и пришлось подождать.

Соревнования начались, по трассе носилась с жутким ревом стая страшных, приплюснутых, вытянутых как снаряд машин. Арвин снимал трибуны и болиды, чтобы смонтировать потом с крупными планами героев. Он был доволен, оставалось заснять лишь сидящего в болиде Алекса и летящий к нему с трибун букет.

Рано утром следующего дня красно-синюю приплюснутую машину с рекламой «Нью-Веста» подогнали к пустынному повороту трассы. Напялив шлем и обведя собравшихся прощальным взглядом, Алекс под руководством маленького итальянца втиснулся в болид.

– Руки кладешь сюда, ноги туда. Откидываешься и балдеешь. – Инструктировал итальянец. – Только, ради Бога, ни к чему здесь не прикасайся. И не описайся от страха, малый, если она поедет… Ладно, я пошутил. Давай! Надеюсь, кровавых мозолей от руля у твоего жениха не будет. – Сказал он Моне, выходя из кадра.

Но работа не клеилась. Алекс должен был поймать букет и улыбнуться девушке, при этом откинув на мгновение забрало шлема, чтобы зрители успели увидеть его лицо. Он страшно боялся дотронуться до щитка, пестревшего рычагами и кнопками, и никак не мог ухитриться проделать необходимые действия в определенной последовательности.

Алекс тяжело вздыхал, крутя шеей в жарком комбинезоне.

– Что тут происходит? Вы просто загоняли вашего парня. – Рядом с Моной стоял Берт, насмешливо наблюдая сцену. – Считайте, что он трижды покойник. Ну, то есть гонщик, отпустив руль, взлетит вон к тем пальмам, переворачиваясь в воздухе… Идиоту ясно, что его тачка прилипла к асфальту и даже не двинется с места.

– Мы же не снимаем документальную ленту о героях скоростных трасс. – Насмешливо прищурилась Мона.

– Смешно ловить цветочки во время гонок и еще перемигиваться с девушками. – Не уступал Берт.

– А рекламировать дезодорант с названием «Ренетон» – не смешно? – Мона покосилась на фирменный комбинезон Уэлси. – Не волнуйтесь, сэр, у Арвина все будет о'кей. Он и не из такой фигни лепил конфетки. Алекса поставят на фон мелькающего ландшафта и смонтируют с кадрами вашего заезда. Получится клево. Только по мне лучше бы там сидел ты… – Она значительно посмотрела на пилота.

– Я еду сегодня в двух заездах вместо Жана. Он вчера свернул ключицу. Слышала, как двое вылетели?

– Вылетели?

– Да, с трассы. Слава Богу, на травку. И машину Жан сумел сберечь. – Берт посмотрел на нее с вызовом. – А мне, знаешь, чего хотелось бы? – Стоять там, на первой ступеньке, и прижимать хорошенькую девчонку. Такую, как ты… И, знаешь, я это непременно сделаю.

… Соревнования окончились, Арвин Левис отснял свои ролики, группа «Нью-Вест» уехала, отбыли члены команды «Ренетон» и совсем неохотно покинул Монако Мартин Брендл.

– У меня еще четыре свободных дня. Менеджер мне не нужен. Нянька – тоже. – Категорически заявила Мона. – Ты ведь сам настаивал, что мне пора найти подходящего мужа.

– Неплохая мысль. Наследник престола еще свободен.

– Мне ни к чему занудный принц. Я выбираю короля гонок.

– Неплохой финт, Мона. Надеюсь, речь идет о Берте Уэлси?

– Ты хорошо проинформирован. Который раз убеждаюсь, что не зря плачу тебе деньги.

– Я знаю еще кое-что. Во-первых, твой избранник нищ. А во-вторых, он способен собственной рукой придушить наркомана. Если тот, к примеру, полезет на трассу. Или – к нему в постель.

– Ну, ведь именно этого ты мне и желаешь всей душой! – Мона весело обняла Мартина. Ночь накануне она провела с гонщиком, и теперь ей казалось, что других допингов, кроме близости с Бертом, ей не понадобится.

Пять дней в Монако, проведенные Бертом и Моной, стали сплошным сумасшествием. Они почти не выходили из номера гостиницы, пьянея от любви, несметного количества продегустированных вин и фантастического полета воображения.

Они решили стать «звездной парой», для чего Моне предстояло завоевать Голливуд, а Берту – заполучить лавры мирового лидера. Через неделю они поженились в Лос-Анджелесе, а через два дня Берт уехал в Хоккепхайм для подготовки к «Гран-при Германии».

Мартин Брандл ликовал – его подопечная решительно изменила образ жизни, активно рванув к своей цели. Ей была необходима хорошая роль, способная поднять на приличную высоту. Мартин устроил серию удачных выступлений звездочки в прессе и один выход на телеэкран. Брызжущая радостью и творческой энергией, Мона покаялась в прежних прегрешениях и заявила о своей потребности в настоящей работе. Роли появились, правда, не совсем те, что хотелось бы. Но Мартин решил: «Тебе, детка, сейчас главное – побольше мелькать. Дать зрителям возможность вспомнить о тебе, чаще появляться на экране, а тем временем стараться отловить крупную рыбу». Мона послушалась и с головой ушла в работу, регулярно отчитываясь мужу о своих достижениях.

Между супругами началось своеобразное соревнование – оба карабкались к славе, вырывая короткие дни для того, чтобы побыть вместе.

Не менее чем раз в месяц, в соответствии с годовым календарем, Берт принимал участие в гонках на каком-либо из автодромов мира. Он носился по континентам, поскольку именно в этом году программа «Формулы-1» была необыкновенно насыщена – шестнадцать гран-при, в четырнадцати из которых принимал участие Берт.

Мона, к своему удивлению, узнала, что кроме участия в заездах пилоты принимают участие в подготовке машин, работая вместе с конструкторами и техниками. Совершенствование болида и его «объездка» занимали большую часть времени Берта, пришедшего в гоночный спорт из конструкторского бюро автомобильного завода.

В Лос-Анджелес он прилетал на несколько дней, сваливаясь как снег на голову. Мартину приходилось изобретать предлоги для устройства маленьких каникул своей подопечной. Увы, это удавалось далеко не часто. График съемок соблюдался с неумолимой четкостью, нарушители платили колоссальные неустойки. Даже опоздания на съемочную площадку, оговоренные в специальных пунктах контракта, имели самые серьезные последствия.

Пару раз Моне удавалось вырваться на чемпионаты «Формулы-1» в Аргентину и Бразилию, чтобы обнять своего мужа на второй ступеньке пьедестала.

– Кажется, эта роль прилипла ко мне намертво, – кривился Берт, в то время как его засыпали цветами и ослепляли вспышками блицев. Ему было необходимо стать первым.

… Когда фильмы, в которых играла небольшие роли Мона Барроу, вышли на экраны, их, казалось, никто не заметил. А в один прекрасный день Мона прочла статью того самого критика, что вознес ее дебют в «Молчании». Анализируя состояние американского кинематографа, критик с презрением говорил о трясине пошлости, засасывающей даже тех, кто вдыхал воздух большого искусства. В качестве примера загубленного дарования в статье упоминалась Мона Барроу – «начисто лишившаяся своей своеобразной индивидуальности».

– Я читал статью, детка. Пошли ты его… Напыщенный маразматик. – Кричал Берт по телефону из Будапешта, где проходил «Гран-при Венгрии». – Ты лучше всех. Ты – редкость. Да они должны на тебя Богу молиться… Мона, Мона! Ты слышишь? Я люблю тебя! Все будет хорошо… Обязательно будет…

Мона еще держала трубку, укающую короткими гудками, а в ее груди нарастал знакомый противный холодок, предупреждающий о приближении ужасающего, мерзкого голода, утолить который может только наркотик. Запершись в спальне, она сделала инъекцию и облегченно вздохнула – все! Погоня за звездной славой окончена…

Через три месяца, кое-как отработав контракты, Мона покинула Лос-Анджелес, простившись со своим домом и верным Мартином.

– Наконец ты станешь моей женой. Нам пора завести бэби и подумать о собственном гнездышке. – Сказал Берт, обняв жену в аэропорте Буэнос-Айреса, где готовился очередной чемпионат.

Гнездышка они не завели. Став боевой подругой пилота Уэлси, неумолимо прокладывающего путь к лидерству, Мона следовала за ним по всему земному шару. Все чаще в обществе фанатов-гонщиков, зацикленных на своем деле, она чувствовала себя лишней. Попытки вырваться из наркотической зависимости оканчивались неудачами, даже Берт оказался бессильным заполнить жизнь Моны.

К трехлетию их брак превратился в кошмар. Находясь в трансе, Мона пыталась вскрыть себе вены, обвиняя во всех своих неудачах Берта.

– Это ты изломал мою жизнь. Ты, как вампир, питался моей кровью, чтобы прорваться в герои. Ты – безумный робот, Берт, а я – кусок истерзанного мяса! – Вопила Мона, отбиваясь от уводящих ее санитаров.

Мона попала в клинику, где провела несколько месяцев, отвыкая от своей пагубной привычки. Забрав ее оттуда, Берт привез супругу в маленькую квартирку в Женеве, которую арендовал в течение нескольких лет, и выложил перед ней кругленькую сумму.

– Мне бы хотелось, чтобы наше гнездышко находилось на берегу озера. Вокруг – сосны, а среди них – сиреневый туман цветущего вереска. Сосновый воздух очень полезен для детей. Дети любят кататься на велосипедах в тенистых аллеях и кормить с ладони белочек… – Он говорил, говорил, настороженно присматриваясь к жене, выглядевшей так безрадостно и тускло, как опустевший дом с темными окнами.

Она подняла на него спокойные глаза и покорно придвинула к себе банковскую карточку с премиальным вкладом Берта.

– Я позабочусь о покупке дома… Но я никогда не смогу заполучить тебя, Берт… Я видела, как ты целовал на финише свою тачку… Она твоя настоящая жена, милый.

– Ну, это уже лучше, детка! – обрадовался Берт. – Значительно лучше, чем ревновать меня к несуществующим любовницам. Ведь ты же знаешь, что для меня не существует других женщин. Уж так получилось – ты приворожила меня, Мона… Машина – это совсем другая страсть… Знаешь, что я сделаю? Да разобью к чертовой матери эту треклятую железку! – Он прижал к себе жену, но она отстранилась, криво усмехнувшись.

– Я помню, как ты буквально заболел, повредив на тренировке какую-то подвеску и носовой обтекатель… К шлюхам ты куда менее внимателен. И, думаю, беспощаден, как и ко мне…

Берт тяжело вздохнул – тема его супружеской неверности и потребительского отношения к жене стала навязчивым бредом Моны. Она подозревала его в бесчисленных изменах и обвиняла в жестокости. Иногда, сдерживая тонкие руки Моны, стремящейся нанести ему удар, Берт и вправду чувствовал себя виноватым. Ведь он всегда знал, что, посвятив себя гонкам, не имеет права на семейное счастье. Эта женщина пожертвовала своей карьерой, блестящим обществом, славой, работой – ради того, чтобы стать подругой фанатика, слишком часто заигрывающего со смертью.

Но дом Мона купила и даже повеселела, занявшись обустройством семейного очага. Сквозь сосновый лес проглядывало синее озеро с песчаными берегами, поросшими ежевикой. В устилающем землю зеленом мхе, словно пасхальные яички, лежали яркоголовые круглые сыроежки, а в августе все вокруг благоухало медовым запахом вереска.

Они были очень счастливы здесь, вернув горячую страсть первых дней своей любовной истории. Но теперь ее вдохновлял иной смысл – тела Моны и Берта сливались, чтобы дать начало новой жизни.

Однажды, стоя в лучах вечернего солнца, пронизывающего копну шелковистых волос и прозрачное платье, Мона сказала:

– Скоро ты станешь отцом.

В порыве нежности Берт целовал ее пальцы и губы, посиневшие от ягод черники, и твердил:

– Спасибо, девочка. Теперь все, наконец, будет хорошо…

Действительно, он вышел в пятерку лидеров на трех последних чемпионатах, теперь никто не сомневался в победе Берта Уэлси на мировом первенстве. В их доме воцарился покой и уют. Мона под попечительством пожилой валлийки Карлы, исполнявшей обязанности домоправительницы, превратилась в очаровательную супругу с едва обозначившимся животиком.

Навестивший их Мартин застал молодую женщину в саду. Сидя в удобном шезлонге, она вязала что-то крошечное, в лукошке у ее ног прыгали клубки голубой шерсти.

– Сыночка ждем, мадам Уэлси? – Улыбнулся Мартин, уже знавший о том, что после лечения в клинике Мона окончательно «завязала» с наркотиками. Он протянул будущей матери большой пакет с ушастым Микки Маусом и поделился планами относительно будущего Моны.

Мартину удалось договориться со Спилбергом, планировавшим съемки грандиозной ленты.

– Он помнит тебя, детка. И полгода еще потерпит с выбором главной героини. – «Мне виделось в роли Тифани нечто вроде Моны – нервной девственницы с ледяным ужасом в крови», – сказал мэтр. Думаю, трехмесячный бэби не остановит тебя. И не нарушит имидж святой невинности.

– Вообще-то я жду девочку. И хочу выкормить ее сама. К черту Спилберга, к черту всю эту голливудскую свору. Здесь мое место… – Она обвела взглядом садик и сосновую рощу за ним. Между красноватыми стволами поблескивала слюдяная гладь озера. Но Мартину показалось, что в глазах будущей матери таится какой-то страх, словно за кустами жимолости спрятались страшные чудовища, дожидающиеся сумеречного часа. Он улыбнулся репликам Моны и не стал переубеждать ее… «Время покажет», – решил Мартин, покидая Лозанну.

Через месяц чудовище протянуло к Моне когтистую лапу: случилось то, чего она давно ждала. Боязнь потерять мужа стала навязчивой манией беременной. Раньше Мона относилась к опасностям профессии Берта спокойно – она верила, что провидение спасет их.

«Фортуна – баба хмельная и взбалмошная, да к тому же еще и слепая, а потому сама не ведает, что творит», – любил повторять Берт популярное у гонщиков высказывание Сервантеса. То же самое, словно извиняясь, сказал Моне коллега Берта, принимавший участие в «Гран-при Испании». И добавил:

– Держись, Мона, у нас это часто случается. Берт – парень крепкий, он не сдастся.

Прилетев в Барселону, Мона тут же помчалась в клинику, куда доставили пострадавших на трассе гонщиков. Медсестра проводила ее в отделение экстренной помощи и предложила подождать, протянув стакан с водой. Мону трясло, она не могла сделать глоток, стуча зубами о тонкое стекло. Страшные подробности катастрофы, в которой разбились, столкнувшись, шесть машин, постоянно муссировались по радио и в телепередачах. Когда на экране телевизора, подвешенного в салоне «Боинга», Мона увидела санитаров, вытаскивающих из металлических обломков окровавленные тела, она едва не потеряла сознание. Только взрыв и столб пламени, взвившийся над одним из разбившихся болидов, вывел ее из шока – Мона уже точно знала, что провидение, обещавшее им обоим так много, обмануло ее: еще не став матерью, она стала вдовой.

В приемной экстренной помощи она дрожала, как затравленный зверь, безуспешно стараясь собрать разбегающиеся мысли. Чувство смертельного ужаса заставляло ее бежать, спрятаться от того, что не в силах перенести потрясенное сознание.

Когда из двери операционной санитары выкатили закрытое простыней тело, Мона направилась по коридору прямо к зияющему в тупике черному окну. Прежде чем люди в холле сообразили, что произошло, молодая женщина с гривой развевающихся волос стояла на подоконнике в раме распахнутого окна. Еще секунда – и женщина исчезла, сделав шаг в пустоту…

Вышедшего из комы на вторые сутки Берта поджидал доктор с печальным смуглым лицом.

– «Фортуна – баба хмельная…» – испанец начал было цитировать Сервантеса, но Берт прервал.

– Знаю, знаю. На этот раз она вышибла меня из седла. Но я в порядке, док. У меня так и чешутся руки разобраться кое с кем из ребят. – Берт побледнел от негодования, вспомнив, как поджал его сзади финский гонщик, толкнув в колесо. Болид развернуло, одна за другой с жутким грохотом врезались в него машины, итальянец на «феррари» рухнул, перевернувшись в воздухе, а японского гонщика вынесло за оградительный барьер. Берт услышал взрыв и свирепый вой взметнувшегося пламени…

– У меня для вас печальная новость, сеньор Уэлси. – Доктор замялся. – Вы действительно чувствуете в себе достаточно сил, чтобы выслушать меня?

– Что еще там? – Поднялся на локтях Берт, потянув прибинтованные к запястьям проводки приборов.

– Ваша жена, сеньор… Она будет жить. Но вы потеряли ребенка. Очень сожалею, сеньор Уэлси, но у нас не было ни единого шанса спасти его…

Покидая с Моной клинику, Берт мельком взглянул на роковое окно и похолодел, представив себе, как тяжело рухнуло тело беременной женщины на бетонный навес у второго этажа. Мона осталась жива… Но радость не захлестывала Берта. Он никогда уже не будет отцом и вряд ли сумеет вернуть себе прежнюю Мону. Хотя, наверно, ее никогда и не было – той окрыленной жизненной радостью, задорной, страстной девушки, которую Берт повстречал в Монако. Врачи установили, что Мона Барроу, перенесшая в детстве тяжелое нервное заболевание, психически неуравновешенна. Негативные изменения, происшедшие под воздействием наркотиков, сделали недуг хроническим, а последствия нервного срыва, по всей вероятности, не замедлят проявиться.

– У вашей супруги возможны рецидивы. Я бы даже сказал, – они неизбежны. – Сказал психиатр. – Бережное отношение со стороны близких, хорошее взаимопонимание с мужем, ну, конечно, – постоянный медицинский контроль, могут со временем придать заболеванию вполне безопасную для жизни, вялотекущую форму.

«Бережное отношение», «взаимопонимание» – да, Берт не мог убедить себя в том, что когда-либо был способен дать это Моне. Тем более – теперь, когда он не находил в себе никаких иных чувств к этой женщине, кроме вины и жалости. Глядя в ее огромные голубые глаза с остановившимися черными зрачками, Берт видел в них свое отражение – хладнокровного убийцы, монстра, загубившего жизнь любимой.

Но, как ни странно, сосуществование Берта и Моны принесло, наконец, желанную стабильность. Они уже знали, что могут ждать от себя и друг от друга, ничему не удивлялись и ничего не боялись. Приступы депрессии, регулярно сражавшие Мону, сменялись периодами агрессии, сочетавшимися с гиперсексуальностью. Она становилась настоящей чертовкой – опасной, жадной, ненавидящей Берта и жаждущей его близости. В такие дни Мона была ненасытна, возбуждая у Берта какие-то новые ощущения, замешанные на садомазохистских комплексах. Отвращение к бешеной фурии, изрыгающей оскорбления и брань, чувство вины перед ней и презрение к самому себе смешивались с сильнейшим желанием. Обладая Моной в такие моменты, он уничтожал что-то в себе – остатки трепетной нежности, ответственной любви, которые мешали ему жить.

Вытащив Берта из швейцарского санатория, Мона заперлась с ним в гостинице Гриндельвельда. Трое суток прошли как в бреду. От выпитого виски у Берта ломило голову, перед глазами стоял туман. Его лицо покрылось колючей щетиной, от слабости подкашивались колени, но он продолжал хотеть Мону, занимаясь любовью, как одержимый.

Под вечер третьего дня, сжимая в объятиях жену, Берт понял, что она в обмороке. Но не мог вспомнить, как долго он обладал покрывшимся холодной испариной, безжизненным телом.

«Так дальше нельзя. Мы погибнем оба», – решил Берт, распахивая окно. Прохладный осенний воздух ворвался в душную, смердящую испарениями комнату.

Вернувшись домой, Берт подумал, что жуткие гостиничные сцены скорее всего приснились ему. Бледная, слабенькая, но нежная и робкая, как Гретхен, Мона ничем не напоминала безумную нимфоманку, завладевшую им в швейцарском отеле.

… Они завтракали на террасе, обсуждая перепланировку цветника и необходимую реконструкцию дома. Запертую детскую комнату, о которой они боялись вспоминать целых три года, было решено превратить в спальню для гостей. Мона все ждала Мартина, который не появлялся после ее попытки самоубийства и последующего лечения в психиатрической больнице. Других гостей, вроде, не предвиделось.

Во время поездки в августе на фестиваль MTV в Лос-Анджелес Мона возобновила кое-какие голливудские знакомства. Но через неделю Берт оказался в больнице и еще почти месяц долечивался в «Кленовой роще». Отснявшись в незначительном эпизоде, Мона ринулась в Гриндельвальд, чувствуя нарастающую агрессивность. Она регулярно навещала искалеченного мужа и пришла в бешенство, когда бинты были сняты. Он все-таки умудрился еще раз насолить ей, изуродовав рубцами свое тело. Он решил ускользнуть от ее притязаний под прикрытие болезни и слабости.

Мона была готова убить этого человека. Но вечером в ресторане Берт ужинал с другой – с несчастной уродиной, глядящей на него влюбленными глазами. И он смеялся, смеялся так, как уже давно не умел смеяться с Моной! Берт остался мужчиной, и этот мужчина мог принадлежать только ей.

В маленьком номере провинциального отельчика Мона взяла реванш за причиненную ей боль. Она стала ненасытной фурией, мечтая умереть в его объятиях. Длительный обморок принес разрядку. Наступил период расслабленного покоя, поддерживаемый транквилизаторами. Мона снова почувствовала себя ласковой женой и заботливой хозяйкой уютного дома, который требовал реконструкции.

– Не беспокойся, дорогой, комнаты для гостей не будут пустовать. Нам надо быть готовыми к встрече с твоей славой. – С обожанием посмотрела на мужа Мона. – Друзья, поклонники, журналисты – обычное окружение спортивных звезд… Кстати, тот симпатичный блондин, что затащил нас пообедать в Лос-Анджелесе и все бубнил про таинственных спутников человека, – он, кажется, собирался писать книгу об автомобилях…

– Да нет, малышка, ты не поняла, не об автомобилях вообще, и тем более не о гоночном спорте, а о тех роковых машинах, которых преследует проклятье. Моя карьера его вряд ли заинтересует… Тебе подлить молока?

– Пожалуй, этот рокфор чересчур солоноват. Надо сказать Карле, чтобы не брала продукты в «Энтоне». Мне кажется, мы можем позволить себе более дорогие магазины. Даже без наследства твоего милого батюшки.

– Конечно, детка. Я получаю достаточно, чтобы не вспоминать об экономии и скаредности моего отца. – Берт порадовался смирению Моны. Обычно она называла старика Уэлси «мерзавцем», «жмотом», «маньяком», помешавшимся на вонючей стерве и выгнавшим из дома единственного сына.

– Ну, я ведь сам ушел. Ушел, чтобы сделать свою жизнь собственными руками. – Говорил он, избегая подробных объяснений.

– Не прикидывайся бескорыстным святошей, Берт, ты получил коленом под зад и вылетел без гроша. Это и заставило тебя вцепиться зубами в глотку удачи… Или, как у вас говорят, «хмельной бабе Фортуне».

– Интересно, – задумчиво спросила Мона, – старик Уэлси знает о твоих успехах или затыкает уши, когда по радио или телевизору произносят твое имя?

– Думаю, его больше интересуют биржевые новости. И к тому же в офисе Дика Уэлси телевизор не бубнит с утра до вечера, как у нас. – Он кивнул в сторону дверей, распахнутых в столовую, и вдруг рванулся к телевизору.

– Что случилось, Берт? – Встревожилась Мона, поспешив в комнату. На экране передавали спортивные новости.

– Детка… – У Берта был ошарашенный вид. – Детка, сейчас сказали, что погибла Линда Керри…

– Керри? – Мона сморщила лобик. – Она что, – гонщица?

– Ах, нет же! Помнишь ту даму на выставке, что потом обедала с нами и рассказывала про свой загадочный камень – «бриллиант Хоупа»?

– Да! Она еще утверждала, что все невзгоды ее семейства отнюдь не от камня… И правда… – Мона печально посмотрела на Берта. – Мы не владеем ничем таким, и вот… ну, как-то не все ладится…

– Верно, но ведь ее нашли мертвой в собственной постели! В августе она выглядела такой бодрой и совсем не старой… А до этого погибли ее муж, сын, сестра… И ведь все они не состояли в «группе риска» и даже не были гонщиками… Мона! – Глаза Берта сузились в темные щелки.

– Что, дорогой?

– Мона, я, кажется, знаю, кто будет следующим… – Берт растерянно потер лоб. – Ты с ней знакома… – Он резко умолк.

– Ну, с кем, договаривай же, черт возьми! – В голосе Моны появились визгливые нотки, и по тому, как напряглись ее локти, прижавшиеся к туловищу, Берт почувствовал, что жена близка к истерике. Каким-то невероятно обостренным нюхом она улавливала «горячие точки» в окружающем ее психологическом пространстве. И теперь скорее ощутила, чем поняла то, что хотел от нее скрыть Берт.

– Пойдем на воздух, милая. Может, еще кофе? – Он усадил Мону за стол и придвинул к ней чашку. Сгорбившись над своим прибором, Мона усиленно ковыряла ножом скатерть, не поднимая глаз на мужа.

– Хорошо, хорошо, я все тебе объясню… Там, в санатории у доктора Вальнера, я познакомился с инвалидкой. Ты еще, кажется, приревновала меня к этой девушке, застав нас в ресторане…

– Помню. Нисколько! Жалкая уродина, рохля.

– Дело не в этом, Мона. Сандра – дочь этой несчастной Линды Керри. Именно она наследует «проклятый бриллиант»… И, боюсь, у бедняги не слишком радужные перспективы…

– Думаешь, камень убьет и ее? – Глаза Моны сверкнули радостной мстительностью. Она захохотала. – Это весело, чертовски весело! Ты убил меня, убил мою нерожденную девочку – и ты – любимый муж… Камень убивает обреченных уродин – и он – проклятый! Как, как все смешно в этом сентябре, как много листьев! Какая хитрая нынче осенью смерть…

Напоив Мону успокоительной микстурой, Берт уложил ее в постель. Он вспомнил Сандру, уносимую из ресторанного зала наемным верзилой. Ее прощальный взгляд, колени с тонкими ниточками шрамов, выставленные на всеобщее обозрение, пока она пересекала зал под любопытными взглядами. Легонькая, хрупкая, словно поломанная игрушка.

«Бедная малышка-Фея, ты осталась совсем одна», – подумал Берт, прощаясь с печальным видением.

5

Большие часы в гостиной показывали без четверти семь. Через пятнадцать минут Сандра направится в столовую. Она заранее знает, как вздрогнет ее сердце перед большим овальным столом, накрытым на одну персону. Старая горничная Кэт держит у кресла покойной хозяйки вазочку с цветами и каждый раз опускает глаза, пронося мимо тарелки, блюда и соусники.

Уже два месяца Сандра живет в доме одна, завтракает, обедает, ужинает в одиночестве за огромным столом, боясь взглянуть на пустующее место матери. Совсем недавно они вместе бережно хранили память о погибших отце и брате, оберегая их места за столом, вещи, любимые уголки в саду и в доме. Теперь Сандре кажется, что она осталась среди могил и вот-вот сама растает, растворится во мраке тихого, покинутого всеми дома.

После вылазки с Бертом в ресторан Гриндельвельда она чувствовала себя потерянной, оскорбленной. Ей не хватало дружбы с человеком, к которому она успела привязаться со всем тайным пылом своей замкнутой, ожесточившейся натуры. Но тот, кто остался в ресторанном зале с пьяной красоткой, позволив шоферу унести Сандру, как ненужную вещь, тот незнакомец был малопонятен ей. О нем следовало как можно скорее забыть, не пытаясь разобраться в происшедшем и ни в коем случае не возвращаясь в мыслях к тем вечерам, когда сердце радостно билось от предстоящей встречи.

Схитрив перед собой, Сандра не выбросила с обрыва, как намеревалась, а сохранила и привезла домой подарок Берта.

Однажды, когда он мог уже держать в руке перочинный нож, Берт, оторвав кусочек сосновой коры, вырезал нечто, похожее на большого жука, и протянул Сандре.

– Здесь колеса! – Обрадовалась она. – Понимаю, это твой автомобиль, по которому ты скучаешь.

– Вовсе нет! Это автомобиль, о котором я мечтаю. Смотри – он двухместный, с откидным верхом, очень мощный и красивый. Обтекаемый, с усовершенствованными подвесками, сверхпрочным шасси и повышенной безопасностью! Когда-нибудь я обязательно разработаю до конца эту модель и пущу на конвейер!

– Сколько же у тебя планов! – С завистью вздохнула Сандра, держа на ладони мечту Берта.

– Самому страшно. Так много еще хочется сделать… И башкой, и вот этими руками, и сумасшедшей волей к победе…

Берт покинул санаторий, даже не попрощавшись с Сандрой. Все вокруг опустело, и сразу стали заметны осенние холода, зачастил нудный, моросящий дождь. «Все, пора домой», – решила Сандра, не дожидаясь конца оплаченного срока. Она попросила медсестру о визите к главному врачу и тут же была приглашена в его кабинет.

К владельцу и главному врачу «Кленовой рощи» профессору Ференцу Вальнеру здесь относились с особым уважением. Хорошо знали о бескорыстном чудаке и в медицинском мире. Блестящий специалист, прославившийся еще в юности сложнейшими операциями на позвоночнике, унаследовал состояние отца – крупного швейцарского банкира и вложил все средства в «Кленовую рощу».

Его клиника, оснащенная новейшим оборудованием, могла похвастаться высококвалифицированным персоналом. Вальнер не скупился на оплату хороших специалистов, приборов и медикаментов, хотя плата за его услуги была подчас чисто символической. Тяжелых пациентов, не имеющих средств, Вальнер зачастую лечил совершенно бескорыстно. Постепенно контингент несостоятельных больных вытеснял богачей, и деятельность «Кленовой рощи» переходила в сферу благотворительности. Вальнер разорялся, теряя квалифицированных специалистов и возможность выдержать высокий уровень лечения. С ним остались энтузиасты, работавшие за небольшие гонорары, а среди постоянных пациентов попадались такие, кто мог оплачивать счета с излишней щедростью, жертвуя крупные суммы на поддержание клиники. Среди таковых была и Сандра Керри. Но она понимала, что частые вложения в фонд клиники способны лишь ненадолго поддержать жизнь погибающей «Кленовой рощи».

Подъезжая к дверям кабинета профессора, Сандра вздохнула – по всей видимости, она здесь в последний раз.

Высокий худой человек с прилизанными редкими волосами кинулся к ней навстречу, тревожно блестя круглыми очками.

– Мисс Сандра… Дорогая девочка… – Он пожал ей руку, стушевался и вернулся к себе за стол. Там, под прикрытием телефонов и массивного чернильного прибора из бледного нефрита он чувствовал себя уверенней. – Дело в том, мисс Сандра, что… Ваша мать, кажется, страдала сердечным заболеванием?..

– Что произошло, доктор? Мама больна? – Сандра подкатила кресло к большому столу Вальнера, пытаясь заглянуть в его опущенные глаза.

– Н-нет… У вас остался кто-нибудь из близких, друзей, подруг, кто бы мог приехать за вами?.. Выпейте вот это. – Он быстро накапал что-то в стакан, плеснул воды из сифона и протянул ей. Запахло ментолом и ландышем. – Дело в том, что ваша мать скончалась.

Сандра не взяла бокал. Побледнев, она осела в кресле, чувствуя холод, сковавший губы, и подступающую дурноту. Когда она открыла глаза, медсестра, сделавшая ей какой-то укол, и доктор Вальнер с облегчением вздохнули.

Вечером прибыл адвокат и друг семьи Маклин-Керри – Самуил Шольц, чтобы забрать Сандру. Вскоре они были дома.

– Ужасная трагедия, девочка, ужасная… Миссис Линда – полная сил, бодрая женщина… Мы можем лишь благодарить Господа, что он послал ей легкую кончину… – Тихо говорил Самуил, чтобы как-то отвлечь впавшую в столбняк Сандру. Девушка молчала, глядя перед собой сухими, ничего не выражающими глазами. – Это случилось вечером. Линда проводила визитера и осталась в спальне. Когда Кэт зашла к ней, чтобы расстелить на ночь постель, твоя мать спала одетая поверх покрывала, в костюме и туфельках, словно прилегла на минутку. Очевидно, она почувствовала слабость и вздремнула…

– Вы приглашали полицию? – Вдруг спросила Сандра.

– Доктор Креминский, лечивший ваше семейство, приехал немедля после звонка Кэт. Увы, он лишь констатировал смерть и вызвал полицию… Была проведена медицинская экспертиза… Выводы однозначны – острая сердечная недостаточность, усугубленная неправильным приемом лекарств.

– Как? Креминский очень хороший и опытный врач, он давно лечил маму…

– Он утверждает, что мадам Линда никогда не превышала предписанных им дозировок. Но она просто напросто могла забыть, обеспокоенная чем-то, сколько раз принимала таблетки. И выпить их два или даже три раза.

– Это достаточно, чтобы убить человека?

– В том случае, если у больного начался приступ, передозировка могла сыграть губительную роль… Будь умницей, Сандра, держись, тебе надо пережить тяжелые дни. – Адвокат, работавший в семействе Сандры еще до того, как она появилась на свет, с сочувствием сжал ее холодные руки.

– Зачем? – Глухо спросила Сандра. Шольц недоуменно пожал плечами:

– Ну… чтобы жить дольше, девочка.

Панихида и похороны стали мучительным испытанием для Сандры. Пышная церемония, устроенная для представительницы одной из богатейших семейств города, привлекла множество неизвестных Сандре людей. В основном это были служащие корпорации «Маклин энд Керри компани», основанной прадедом Сандры. Отец возглавлял далласский филиал, а после его смерти Линда Маклин передала ведение дел совету директоров. Самуил Шольц остался консультантом Линды по деловым вопросам и преданным другом последних представителей семьи Маклин-Керри.

Кроме Сэма, дворецкого Фила и горничной Кэт у покойной и провожавшей ее в последний путь дочери близкий людей не было.

Вернувшись после пышной церемонии в дом, Сандра почувствовала себя особенно одинокой и ненужной.

– Я бы хотел ознакомить тебя с завещанием, девочка. – Мягко сказал Шольц, с тревогой замечая, как похудела и подурнела за эти дни Сандра. Она была больше похожа на отца. Но, если тот считался красивым и представительным мужчиной, его дочь росла явной дурнушкой. Все ожидали, что гадкий утенок превратится в лебедя – черты продолговатого лица уравновесятся, приобретут гармонию, а расцветшая женственность сгладит угловатость фигуры. Казалось, что-то уже начало меняться в Сандре – заблестели глаза, округлились и порозовели щеки, сделав менее заметным крупный хрящеватый нос, а улыбка, освещавшая ее лицо юношеской радостью, придавала ему очарование.

Но первое мая 1987 года, когда в шестнадцатилетний юбилей дочери Джек поднял в воздух спортивный самолет, стало последним днем юности Сандры.

Через месяц, потерявшая мужа и сына, Линда выкатила из клиники на инвалидной коляске поблекшую, сгорбившуюся дочь, будто проделавшую длинный путь от нерасцветшей юности к унылой, немощной старости. Страшнее всего было то, что Сандра, потерявшая волю к жизни, смирилась со своим увечьем, так и не покинув кресла вопреки прогнозам врачей.

Теперь Сандра осталась совсем одна. Самуилу предстояла нелегкая миссия. Настал момент, когда он должен был открыть то, что упорно скрывала от дочери мать. Так уж получилось, что финансовые неприятности обрушивались на Линду и Сандру в момент потери близких, дополняя трагедию растерянностью и отчаянием. После смерти мужа Линда Маклин узнала, что Джек промотал ее состояние, потеряв, в сущности, права на участие в руководстве компании. Тайная страсть игрока сгубила отважного авиатора. Единственное, чем он не мог распорядиться, были бриллиант и поместье в окрестностях Далласа, переходившие по наследству представителям рода Маклинов. Помимо спортивного самолета, находившегося в пользовании Джима и Майкла, бывший летчик сохранил «Ласточку» – личный самолет, являвшийся неотъемлемой частью существования владельца крупнейшей компании.

С помощью хитрейших операций Самуилу удалось за последующие после гибели Джека девять лет вернуть Линде часть акций семейной компании и сделать так, что доброе имя Маклинов не пострадало. Удалось скрыть от общественности пагубную страсть Дика и сделать вид, будто вдова просто отошла от дел компании, вложив средства в банковские счета. Миссис Маклин мужественно держала свою беду в тайне от дочери, не желая омрачать ее память о покойном отце.

Теперь Самуилу, прибывшему к наследнице с папкой деловых бумаг, предстояло открыть Сандре правду. Одна из самых богатых невест Далласа имела не больше средств, чем средней руки служащая. Не считая, конечно, бриллианта, самолета и дома, которыми следовало разумно распорядиться.

– К сожалению, мне надо посвятить тебя, девочка, в состояние семейных дел. – Вздохнув, выдавил из себя Сэм, но, увидев отсутствующее выражение лица Сандры, решил подойти к делу с другого конца. – Что ты думаешь насчет бриллианта, который теперь принадлежит тебе?

– О чем ты, Сэм? С камнем что-то не так?

Сэм замялся, эта тема всегда казалась ему скользкой. Он не был суеверным человеком, но держать у себя в кармане бомбу с часовым механизмом тоже не стал бы. Тем более что этот механизм, похоже, многоразового действия. Он неоднократно пытался убедить Линду продать камень в частную коллекцию или в музей, но ей почему-то не хотелось терять «семейный талисман». Сэм даже догадывался, почему. Злой рок – удобный предлог, чтобы свалить на него все неудачи и бедствия, выпадающие на долю каждого семейства. Сумасшествие деда, окончившего дни в клинике для алкоголиков, как и смерть тети Сандры, злоупотреблявшей транквилизаторами и снотворным, а может, и далеко не случайную катастрофу спортивного самолета, поднятого в воздух опытной рукой бывшего военного летчика, удобнее было объяснять дурным воздействием камня, чем естественной, малоприглядной причиной. А что, если Джим Керри, пораженный страстью к игре и муками совести промотавшегося банкрота, был не совсем нормален, думал иногда Шольц, стараясь отогнать страшную мысль и свалить вину на роковой бриллиант, приносящий несчастье. Возможно, и для бедняжки Сандры «бриллиант Хоупа» – запасной путь к отступлению и нужен ей лишь для того, чтобы покинуть этот свет, подыграв страшной легенде?

– Я думаю, детка, нет, я уверен, что пришла пора избавиться от этого проклятия. Если позволишь, я начну переговоры с покупателями, давно мечтающими приобрести легендарный камень.

– Отлично, Самуил. Хотя, нет, погоди… Давай, подождем совсем немного, ведь мама только что ушла и она завещала его мне.

– Я не тороплю тебя, но в принципе мы ведь договорились, Сандра?.. Дело в том, что есть еще кое-какие обстоятельства. – Замявшись, Сэм открыл папку с бумагами. – Здесь отчет по ведению дел компании и состоянии финансов Сандры Керри на сегодняшний день.

– Умоляю тебя, Сэм, потом! Я ничего не понимаю в этом и ничего не хочу… Пожалуйста, продолжай все, как было, – ведь ты, по существу, давным-давно наш главный финансист и директор! – Сандра обняла Шольца за шею. – Спасибо. Не покидай меня, ладно? Я ведь теперь… – Она с облегчением почувствовала, как по щекам побежали слезы. Она плакала впервые за все эти дни, с мучительным наслаждением, прощаясь со всем, что отняла у нее эта жизнь.

Гулко и мерно часы пробили семь. Сандра направила кресло через анфиладу комнат в столовую, где уже ждал ее мучительный, одинокий ужин. Два месяца одиночества, а впереди – долгие годы.

– Мисс Сандру просят к телефону. Господин Морис – знакомый мадам Линды. Он хочет выразить соболезнование.

Сандра услышала в трубке тихий, мелодичный голос. Господин Морис просил ее о встрече, утверждая, что имеет к мисс Керри неотложное дело. Не сумев отказать, Сандра назначила визит на следующий полдень.

Она решила, что самым уместным будет принять посетителя в библиотеке, где она любила читать, греясь у большого, мирно потрескивающего камина. А мама в соседней гостиной смотрела телевизионные шоу или музицировала на чудесном старом Бехштейне, принадлежавшем еще бабушке.

Теперь читать не хотелось. Положив на колени томик Диккенса, Сандра смотрела в огонь, завораживающий ее своей изменчивой, победной пляской. Ей нравилось ворошить поленья, пробуждая слабеющие язычки пламени к новой жизни.

Дворецкий доложил о прибытии мистера Мориса. Сандра развернула кресло к дверям. Молодой человек в темном костюме сделал пару шагов и остановился, не решаясь преподнести Сандре букет белых роз. Она кивнула ему и предложила сесть на стоящий напротив камина диван.

– Прошу прощения за неуместный визит, мисс Керри… Не так давно я имел честь познакомиться с вашей матерью, это было на выставке в Лос-Анджелесе. Она была столь любезна, что обещала уделить мне время и рассказать историю вашего бриллианта. Дело в том, что я пишу небольшое исследование…

– Извините меня, мистер Морис, но я сейчас не в состоянии касаться этой темы. Возможно, немного позже…

– О нет, что вы! Я не собирался мучить вас расспросами. Мне хотелось лишь выразить сочувствие… Эти цветы должны стоять в ее комнате. – Он положил на стол букет.

– Хотите выпить чего-нибудь? – Машинально предложила Сандра.

Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Хочу лишь сказать… Когда я видел миссис Линду второй раз, мне показалось, что она была чем-то встревожена.

– Вы виделись с ней после выставки? – удивилась Сандра.

– Да, я был здесь в сентябре. Как раз в тот день, когда умерла ваша мать… Мы полчаса беседовали с ней вон в той гостиной, выпив английского чаю с бисквитами, и договорились о встрече на следующий день. Миссис Линда хотела показать мне кое-какие документы, хранящиеся в банковском сейфе вместе с самим камнем… мы расстались. А на следующий день я узнал от прислуги, что миссис Линда так и не проснулась… Я очень сочувствую вам… Миссис Линда Маклин произвела на меня впечатление славной и достойной женщины…

Они помолчали. Сандра теребила корешок книги, не зная, с чего начать. В голове у нее кружилось множество смутных вопросов, и участие молодого человека было столь искренним.

– Скажите… Скажите, мистер Морис, что именно показалось вам необычным в поведении моей мамы в тот день? Она чего-то боялась?

– Не совсем так… Видите ли, мы говорили о камне, несущем проклятье. Сама тема, связанные с ней воспоминания миссис Линды, очевидно, взволновали ее. Я даже заметил, как она пару раз проглотила таблетки. Кажется, ваша мама страдала сердечной недостаточностью?

– Но ведь вы провели здесь всего полчаса, что можно наговорить за это время, кроме светских любезностей?

– Да, я поспешил уйти, заметив, как напряжены нервы миссис Маклин. Наш разговор был продолжением довольно откровенной беседы в Лос-Анджелесе. Мы спорили о способностях отдельных предметов нагнетать вокруг их владельцев пагубную атмосферу. Но, кажется, миссис Линда относилась к этому скептически, несмотря на беды, выпавшие вашему семейству… – Морис исподлобья бросил взгляд на Сандру.

– Если хорошенько покопаться в биографиях людей, не связанных с «проклятыми предметами», думаю, мы найдем не меньше несчастий. Просто объяснение их причин будет носить более прозаический характер… Во всяком случае, мне бы не хотелось думать, что бездушный камень, который я, в сущности, видела лишь один раз, виноват вот в этом. – Сандра коснулась ладонями подлокотников кресла. Молодой человек вопросительно сдвинул темные прямые брови, разлетающиеся к вискам.

– Простите, я не знал о вашем недуге. Миссис Линда упоминала лишь о несчастье, постигшем ее мужа и сына.

– Я была с ними в самолете. И чудом осталась жива… Хотя подчас я совсем не рада этому чуду.

В глазах Мориса мелькнула боль, он даже подался вперед, отрицательно качая головой:

– Нет! Прошу вас, вы не должны так думать! Никогда. Вы так молоды, мисс Керри, так умны и добры… Вы нужны вашим друзьям, близким…

– Теперь у меня не осталось никого. – Почувствовав подступившие слезы, Сандра резко переменила тон. – Вы надолго в Даллас? Насколько я поняла, мистер Морис, вы живете в Калифорнии?

– Да. Я работаю в Лос-Анджелесе. После того как окончил университет, сразу же стал сотрудником редакции «Ироничного наблюдателя» в отделе культурных новостей.

– Вероятно, вы учились в Санта-Барбаре?

– Да. И получил диплом бакалавра в Принстонском университете.

– Удивительно! Значит, мы с вами коллеги. Я тоже окончила Принстон. Только прошла заочное обучение… А что бы вы все-таки хотели узнать для вашей книги?

– Если вы позволите, мы встретимся как-нибудь потом. Еще не время для разговоров об этом камне. И, знаете, несмотря на весь мой скептицизм, мне самому он что-то начинает не нравиться. – Молодой человек поднялся. – Разрешите проститься. Я предполагал сегодня навестить могилу миссис Линды.

– Спасибо. Спасибо за добрые слова, и вообще… что вы вспомнили и зашли. – Сандра протянула гостю руку. Он поцеловал ее, заглянув Сандре в глаза.

– Можете рассчитывать на мою поддержку… Ну, многого я, конечно, не могу… Но вот просто так поболтать… – в любую минуту. Прощайте, мисс Керри.

Сандра сама не поняла, почему окликнула уходящего гостя.

– Погодите, мистер Морис! Я ведь тоже собиралась на кладбище. Я навещаю маму ежедневно. Думаю, ей будет приятно, если мы появимся вместе…

Сумрачный ноябрьский день окутывал кладбищенские владения серым промозглым туманом. Изящная часовня с фамильным захоронением Маклинов-Керри представляла удручающее зрелище – слишком много надгробий с датами, свидетельствующими о преждевременной смерти.

Погруженная в печальные мысли, Сандра не заметила, как побледнел ее спутник.

– Простите, мне лучше выйти на воздух… Все это так тяжело, – пробормотал он, устремившись к выходу.

Они возвращались молча. У площади генерала Биркаса Морис попросил:

– Если не возражаете, я выйду здесь. Мой отель неподалеку.

– А вы не отказались бы пообедать со мной, мистер Морис? Если это не нарушит ваших планов.

– С радостью. У меня нет больше знакомых в Далласе. – Согласился молодой человек, улыбнувшись Сандре.

Оставшееся до обеда время они провели в саду. Сандра, давно избегавшая прогулок в отдаленные уголки усадьбы, напоминавшие ей о прежних счастливых днях, решила совершить памятную экскурсию.

– Вот в этом летнем павильоне, устраивали дни рождения для меня и брата… Последний раз я была здесь, когда мне исполнилось пятнадцать. Играл школьный оркестр, и мы очень много танцевали. Майкл уже окончил школу и впервые присоединился к нам в качестве студента. Он собирался стать математиком. А Лиз – такая хорошенькая вертушка из моего класса – была влюблена в него. Я все изобретала разные способы, чтобы свести брата со своей подружкой, а он злился… Майкл был серьезным парнем… Если бы он знал, что жить оставалось всего год и что мы танцевали здесь последний раз.

– Сандра, простите, мисс Керри… Я, право, не умею утешать. Но мне очень тяжело видеть ваше горе… Я заметил, что в западной части парка есть конюшни и спортплощадки. И, кроме того, у вас прекрасный садовник – все так цветет, словно на дворе май!

Развернув кресло, Сандра устремилась в боковую аллею на полной скорости. Морис трусцой бежал сзади. Но Сандра не замедляла ход – ей не хотелось, чтобы Дастин видел ее слезы.

Теннисный корт, давно никому не нужный, содержался в образцовом порядке. Сандра с удивлением въехала в калитку.

– Я была уверена, что здесь уже ничего нет. Ведь последний раз мы играли девять лет назад…

– Не может быть! Все выглядит так, словно площадку только что покинули игроки… Отличный корт… э-эх! – Морис рассек воздух воображаемой ракеткой. – Как же я люблю это занятие!

– Правда? Говорят, я неплохо играла. Была второй в школьных турнирах, а Майкл! Ах, я с завистью смотрела на него… Знаете, такая особая манера подачи и легкость… – Сандра вдруг умолкла, поймав себя на неуместном воодушевлении. Почему это вдруг она разговорилась с посторонним человеком, выкладывая все, что хранила в душе как дорогие реликвии? Сандра нахмурилась.

Морис мимолетно коснулся ее руки.

– Не надо… У всех нас есть дорогие потери, которые никогда не сотрет из памяти ни новое горе, ни огромная радость. – Он посмотрел в сторону. – Не люблю говорить об этом, но… когда я был на третьем курсе, в нашей компании вдруг заболела одна девушка… А к Рождеству ее не стало – злокачественная опухоль мозга. Вэл была моей девушкой…

Сандра потупилась, чувствуя себя виноватой в том, что затронула больное место гостя, и старалась загладить свою ошибку.

– Мистер Морис, мне пришла в голову дурацкая идея… Может, устроим здесь маленький домашний турнир, а? – Сандра просительно подняла на него блеснувшие энтузиазмом глаза.

– Как? Вы хотите, чтобы я сыграл?

– Ну, просто так, конечно… Может, я смогу отбивать мячи, сидя в кресле… Если вы, конечно, сможете попасть прямо мне в ракетку…

– А это не повредит вашему здоровью, мисс Керри?

– Сандра. Наверно, мы достаточно знакомы и молоды, чтобы оставить эти церемонии.

– Дастин. У вас чудесное имя. Она пожала плечами:

– Никогда не задумывалась. Это в честь бабушки отца. А насчет моего здоровья не беспокойтесь. Знаете, как меня мучили в санатории? Заставляли плавать и заниматься на велотренажере. Да, да! Стопы укрепляются на педалях, включается мотор, и ноги движутся, неизбежно напрягая мышцы… Ведь врачи сейчас больше всего озабочены, что из-за моей неподвижности произойдет атрофия мускулатуры и, конечно, сердечной мышцы… У мамы тоже было слабое сердце.

– Перестаньте, Сандра, ведь вы совсем девчонка!

– Мне двадцать четыре, и восемь лет я не покидаю этого кресла. – Она вздохнула. – Треть своей жизни.

– Но ведь жизнь еще впереди! Поймите, думать иначе – это самоубийство. – Дастин с досадой отбросил веточку, которую задумчиво покусывал. – Я согласен. Вызываю вас на корт! Но обувь, ракетки…

– Ах, того, что есть у нас в доме, хватило бы на целую команду, – обрадовалась Сандра. – Однако мы здорово опоздали к обеду…

… Впервые за целый месяц Сандра сидела за столом не одна. Напротив она видела лицо молодого человека, от которого не могла отвести взгляд. Ей хотелось смотреть и смотреть, набирая впечатления впрок, чтобы потом рассматривать оставшуюся в памяти картинку – высокий лоб, небрежно откинутые назад длинные русые пряди, выгоревшие сверху до соломенной желтизны. Удивительные ресницы и глаза – зеленоватые, мерцающие, печальные и завораживающие одновременно.

Казалось, что они знали друг друга давным-давно, так много общего оказалось в их вкусах и отношении к жизни. А юность Дастина, проведенная в большом родительском доме, напоминала Сандре ее отрочество.

– Я, в принципе, сбежал из дома, заставив родителей смириться с тем, что их сын не станет опорой фамильного бизнеса. Отец руководит крупной фирмой в Огайо. В свое время он так же сбежал из родительского дома в Манчестере. Мои английские предки относились к аристократическому клану и хотели вырастить из него нечто утонченно-мемориальное…

– Увы, я не только не испытываю потребности работать в деловой сфере, но просто боюсь свалившейся на меня ответственности. Знаете, Дастин, я слишком богата, чтобы чувствовать себя спокойно… Владение капиталом – это ответственность. Практически, у меня находится основной пакет акций корпорации «Маклин энд Керри компани», но я совершенно бессильна в деловом плане… Ах, впрочем, я даже не слишком задумываюсь об этом… – Сандра усмехнулась. – Когда являешься хозяйкой «бриллианта Хоупа», загадывать на будущее просто неразумно.

– Черный юмор, Сандра… Но вы правы – думать надо о хорошем… Я влез в дебри парапсихологии в связи с работой над своей книгой. Там много муры и шарлатанского блефа… но все же я убежден, что сильные мысли или эмоции имеют способность материализоваться. Мы же знаем множество случаев не только осуществления жестоких проклятий, но и чудес, совершаемых добрыми чувствами – жалостью, состраданием, любовью… У всех народов существует примета, что думать или говорить о плохом – это значит накликать беду. – Дастин тепло улыбнулся Сандре. – Пообещайте мне одну вещь. Ну, хотя бы в ответ на мою героическую попытку выйти завтра на корт… Сандра, вы должны потихоньку приучать себя к светлым мыслям. Вот что вы, например, любите больше всего?

– Теперь?.. – растерялась Сандра. – Не знаю… Наверно, смотреть в камин и читать…

– И только? А понежиться на солнышке летним утром в саду? А путешествовать, окунаться в морскую прохладу, любоваться восточными базарами, европейской архитектурой, смотреть на полотна великих мастеров, слушать музыку?.. – Дастин горячо убеждал, встряхивая волосами, и вдруг пристально посмотрел на Сандру. – А мечтать? Мечты – самое полезное лекарство. Мечтать – значит желать. А хотеть – значит мочь!

– Мне надо мечтать о выздоровлении, да? – Сандра беспомощно пожала плечами. – Я очень старалась. Мне страшно хотелось порадовать маму. Да я и сама верила докторам, убеждавшим, что если я очень захочу, то смогу ходить… Но, увы, у меня ничего не вышло. Мне даже не удалось пошевелить пальцем ноги. Хотя люди, получившие более серьезные травмы, сумели покинуть кресло. У каждого, наверно, свой путь. И нам не дано изменить его… В последние годы мой организм вообще стал сопротивляться недугам значительно хуже. Вероятно, он смирился. Ах, ладно! Я затеяла беседу, как семидесятилетняя старуха… Каковой себя частенько ощущаю.

– Нет, что-то тут не так, Сандра. Мне кажется, вы испробовали не все средства. А ведь есть на этом свете одно сильнодействующее лекарство…

– О чем вы, Дастин?

– Я… я просто подумал, что, если завтра мы выйдем на корт, я подам мяч и вдруг увижу, как моя партнерша рванулась за ним, покинув свою коляску! Чудеса происходят, когда в них нуждаются.

– Вы очень милый… И наивный, Дастин… Вы не станете побеждать на корте беззащитную партнершу…

Проводив гостя, Сандра подумала о том, что практически провела с ним чуть ли не весь день, не заметив, как пролетело время. Ничего подобного с ней еще не случалось. Девушка попыталась отвлечься, но перед глазами стоял образ Дастина, в ушах звучал его мягкий, участливый голос. Он странно смотрел на нее… Сострадание, жалость? Нет… Скорее, интерес и симпатия. Сандра поспешила в ванную, включив весь свет, вопросительно всмотрелась в большое зеркало. С каждой секундой этого пристального изучения собственной внешности смутная радость увядала, как брошенный без воды цветок.

Глядя в лицо Дастина, она словно любовалась своим отражением в его загадочных глазах, в мягкой улыбке насмешливых губ. А он видел перед собой вот это – скучную худобу длинного лица, бледную кожу нездорового сероватого оттенка, крупный, уныло обвисший нос… Черное, глухо застегнутое платье Сандры подчеркивало впалость ее груди и остроту опущенных плеч… Она закрыла глаза и обреченно покинула комнату.

Завтра она откажет ему в визите, сославшись на недомогание. Тем дело и кончится. Не устраивать же, действительно, жалкое представление на теннисном корте…

– Мисс Сандра, эти ракетки подойдут? Я нашел их в кладовой. И еще целый ящик с одеждой и обувью. – Фил кивнул на плетеный ящик, заполненный, как дровами, теннисными ракетками.

– Отнеси все на место, Фил. Мне нездоровится. А когда завтра придет мистер Морис, будь добр, скажи, что я не выхожу, и попроси прощения. Мы поговорим по телефону.

На следующий день Сандра сидела у окна, прислушиваясь к звукам проезжающих автомобилей. У подъезда дома царила тишина, нарушаемая лишь щелканьем ножниц садовника, подстригающего кусты. Ноябрьский день блекло серел в раме бархатных занавесей. Развернув кресло, Сандра собралась задернуть шторы, но задержала в руке шнур: на ее колени упал мягкий, теплый луч.

Сквозь тучи внезапно выглянуло солнце, и вскоре весь небосвод очистился от мрачной дымки, обнажив яркую осеннюю синеву. Внизу зашуршали шины, и пальцы Сандры вцепились в подлокотники. Она застыла, прислушиваясь к голосам в холле. Через минуту в комнату вошел Самуил Шольц.

– Я без доклада, детка, Фил предупредил, что тебе нездоровится. Решил взглянуть и незаметно скрыться, если у тебя нет сил для деловых бесед.

Сандра облегченно вздохнула и улыбнулась, словно избежала какой-то опасности. Полное добродушное лицо Сэма с грустными еврейскими глазами излучало покой и надежность. Он стал частью их семьи, оставшись без жены, когда Сандра была еще малышкой. Теперь у шестидесятилетнего Самуила была совсем маленькая семья, состоящая из старушки-матери, обожающей своего единственного сына, и пуделя Принца, лысеющего, сонного существа.

– Мне хотелось бы поделиться кой-какими соображениями. – Усевшись возле камина, Сэм положил в рот мятную конфетку. – Переговоры о камне идут успешно. Институт Смитсона в Вашингтоне готов уплатить за него восемь миллионов долларов. Это, конечно, копейки в сравнении с его подлинной ценностью. Хотя, как они утверждают, – камень бесценен. Они хотят изучить его ауру и всерьез считают, что трагическая история «бриллианта-убийцы» должна быть прекращена. Ты принесешь его в дар институту, отрекаясь тем самым от всякой связи с камнем. Ведь заперли же австрийцы в музее «черный мерседес», начавший свою траурную историю с застреленного на его сиденьях принца Франца Фердинанда и последовавшей за этим событием первой мировой войны.

– Я согласна с тобой, Сэм. Так тому и быть. Продав камень какому-то конкретному лицу, я бы с ужасом следила за его судьбой, чувствуя свою вину… Прости… – Сандра сняла трубку внутреннего телефона.

– Здесь мистер Морис, – сообщил из холла Фил. – Он хочет сказать вам пару слов.

– Да, пожалуйста, – пролепетала Сандра с замирающим сердцем и тут же услышала встревоженный голос Дастина:

– Сандра, я чувствую себя ужасно виноватым! Очевидно, вчера вы слишком переутомились, уделив мне столько внимания. Надеюсь, ничего серьезного?

– Легкая слабость. Наверно, от перемены погоды. Не стоит беспокоиться, такое со мной бывает часто.

– Сегодня вечером я улетаю и боюсь показаться вам слишком навязчивым… Но… мне надо увидеть вас буквально на пару минут.

Сандра поколебалась.

– Я в кабинете, жду вас.

Дастин держал в руках большую коробку с эмблемой спортивного магазина. Смущенно оглядевшись, он поставил ее у ног Сандры.

– Это Дастин Морис, журналист. Знакомый мамы. Самуил Шольц – мой адвокат и друг, – представила она.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Дастин замялся.

– Мистер Шольц, я сделал попытку отвлечь мисс Сандру от печальных мыслей. И вообще, я думаю, ей не повредит почаще бывать на свежем воздухе.

– Представляешь, Сэм, Дастин вчера уговаривал меня заняться путешествиями, посмотреть экзотические края… Ах, я так часто раньше воображала себя на золотом песке под пальмами… Разогреваешься и бежишь в прохладную, чистую волну.

– Это вполне реальные и разумные планы. Миллионы людей путешествуют в инвалидных креслах, ничуть не смущаясь этим… Я солидарен с мистером Морисом, Сандра. Тебе стоит подумать о перемене места.

– Рад, что нашел в вашем лице союзника. Титул друга, которым величала вас Сандра, получен не напрасно, – обрадовался Дастин.

– Но Самуил еще не знает о других ваших планах, – Сандра кивнула на запечатанную коробку. – Думается, он сочтет меня сумасшедшей.

Ее настроение в присутствии Дастина сразу изменилось. И то, что вчера вечером казалось невозможным и глупым, сегодня вызывало радость. Ведь он говорил, что чудо непременно произойдет, если этого сильно хотеть!

– Вот посмотрите, – раскрыв коробку, Дастин извлек из чехлов две ракетки. – Взгляните, Самуил! По-моему, это отличная фирма. Я взял для Сандры 16 унций. Попробуйте рукоятку, Сандра – как? Удобно?

Лицо Самуила недоуменно вытянулось. Вопросительно взглянув на Сандру, он отметил, что визит жизнерадостного парня пошел ей на пользу. «А чем черт не шутит! – подумал он. – Может, девочке рано записываться в монастырь?!»

Сандра взяла ракетку, ощутив ее приятную тяжесть, и виновато посмотрела на Самуила.

– Я просто подумала, что смогла бы отбивать мячи, сидя в кресле… Глупо, конечно…

– Нет, девочка! Совсем не глупо. Миссис Линда пришла бы в восторг. Мы сейчас же направимся на площадку, и я стану судить игру. Только предупреждаю, я ни разу в жизни не играл в теннис.

В коробке Дастина оказались теннисные тапочки и полное обмундирование.

– Я на всякий случай приобрел для себя кое-что. Дома не будет времени позаботиться о спортивном гардеробе, а я, видимо, снова увлекусь теннисом, – весело сообщил он. – Вам стоит тоже натянуть что-нибудь не сковывающее движений, Сандра. Я собираюсь вас здорово погонять!

Отыскав просторный шерстяной пуловер, Сандра с сомнением надела его, повязав на шею кашемировый платок. Она осталась в темно-синих брюках и туфлях на мягкой подошве, а гладко зачесанные назад светлые волосы стянула резинкой. Когда-то радовавшие Сандру-школьницу золотистые кудряшки, вьющиеся непокорной копной, уже давно раздражали ее. По утрам тщательно зачесывая назад волосы, Сандра старалась избавиться от неуместной кокетливости завитков, выбивавшихся на лбу и висках. Но сейчас она, поколебавшись, одним взмахом щетки выпустила их на свободу.

Когда Сандра увидела ожидающих ее появления в садовой аллее Самуила и Дастина, то даже заулыбалась от радости. Мужчины беседовали, низенький полный Сэм, подбоченясь, доказывал что-то подпрыгивающему от нетерпения Дастину. В белых шортах и тенниске, молодой человек выглядел просто потрясающе. Достав из коробки мячик, он ловко подкидывал его ракеткой. Уронив, вновь подбрасывал, действуя носком кроссовки и кончиком ракетки. Так поднимал с земли мячи Майкл.

Впервые Сандра вспомнила о брате без боли. Ей даже казалось, что, возвращаясь на корт, она совершает нечто знаменательное в его честь.

Мужчины радостно приветствовали Сандру, и по аллее, просвеченной солнцем сквозь поредевшую золотую листву, кортеж, возглавляемый инвалидным креслом, двинулся в глубь парка.

Заняв позицию на корте, Сандра быстро забыла о неловкости. Конечно, кресло не позволяло ей соблюсти и видимость игры. Зато как приятно было возвращать Дастину заботливо посланный точно в ее ракетку мяч, как весело наблюдать за его неудавшимися попытками взять подачу и взволнованным Самуилом, некстати дующим в свисток! Разогревшись, Сандра повязала лоб снятой с шеи и скрученной в жгут косынкой. Она так увлеклась игрой, стараясь не пропустить подач, что даже ухитрилась ловко передвигаться по площадке, крутя левой рукой колесо…

– Конец! Первый сет завершен. Пора передохнуть, ребята! – замахал руками, Сэм, испугавшийся за разрумянившуюся, тяжело дышащую Сандру.

– Уф! В жизни не имел более опасного противника! – Пружиня на носках, Дастин протянул Сандре руку. – Поздравляю с первой победой!

– Я выиграла?

– Ну, конечно, девочка – ты победила! Ты вернула себе радость игры, движения… – Сэм горячо сжал ее плечи. – Отсюда уже совсем близко… до Олимпийских игр.

– Ты хотел сказать… – Сандра виновато посмотрела на мужчин. – Вчера Дастин предполагал, что азарт игры заставит меня забыть о болезни и выпорхнуть из этого кресла…

– Ну, не сразу же, детка! Необходимо регулярно разминаться. Я позабочусь о хорошем тренере… – Самуил протянул руку Дастину. – Отличная идея, мистер Морис, благодарю.

– Доктор Вальнер был бы доволен. Он чрезвычайно озабочен состоянием моих мышц.

– В чем дело, Сандра? Вы держали ракетку крепкой рукой. И, если позволите… – Присев на корточки, Дастин запустил руку под брючину Сандры, ощупывая икроножную мышцу. – Ну, на спринтера вы пока не тянете, а вообще – прекрасная форма.

Сандра замерла, ошеломленная его поступком. Ей показалось, что ее кожа ощутила прикосновение теплой ладони, сердце гулко ударило, и щеки залила краска…

– Тренировка пошла тебе на пользу. Совсем другой цвет лица, – обрадовался Сэм. – Как у йоркширской фермерши. Жаль, что господин Морис нас покидает.

– Черт бы побрал эти дела! Мой визит и так затянулся. Признаться, я не рассчитывал, что так приятно проведу время. – Дастин поцеловал руку Сандре. – Надеюсь, наша следующая встреча пройдет в более деловой обстановке. Не провожайте меня, господа, я тороплюсь на самолет. Если еще не опоздал. – Он улыбнулся задорной мальчишеской улыбкой и легко побежал прочь, растворяясь в пятнистой тени сада.

Сандра не успела перевести дух, а Дастин уже исчез. Она втайне надеялась, что они успеют пообедать вместе. И что впереди хотя бы пара часов…

– Мистер Морис пишет книгу о «роковых спутниках» и хотел разузнать кое-что насчет моего злополучного камня, – объяснила Сандра бесцветным, погасшим голосом. – Порой мне как-то неприятно осознавать, Сэм, что этот «убийца» принадлежит мне. – Она сняла с головы косынку и закутала шею, зябко съежившись.

– Выше голову, девочка. – Самуил посмотрел в ту сторону, где скрылся Дастин, и в раздумье почесал плешь. – Сдается мне, у тебя скоро появится защитник.

Надув щеки, Сэм шумно выпустил воздух. Он подумал о том, что необходимо срочно собрать досье на журналиста Дастина Мориса и повременить с объявлением о банкротстве Сандры.

6

– О, Боже мой, Дик! Наконец-то я дома… – Раскинув руки, Клер бабочкой кружила в огромном зале нью-йоркской «конуры» мужа. – Веришь, дорогой, только тут, в нашем гнездышке, я чувствую себя спокойно! И так возвышенно…

Она выбежала в сад, бурно разросшийся на крыше пятидесятипятиэтажного здания. Гул ночного города, сияющего внизу мириадами огней, едва доносился на эти высоты. По лиловому небосклону неслись рваные, грозные облака. Резкий январский ветер сеял мелкую водяную пыль.

Закутавшись в манто из русской лисицы, Клер втянула ноздрями знакомый, бодрящий и в то же время настораживающий воздух. Воздух сражения и победы. Приятно было думать о том, как не прост оказался путь смазливой девчонки из кварталов бедноты, где в чаду подгоревших гамбургеров светятся пестрым неоном полуподвальные забегаловки, к роскоши парящего в небесах пентхауза.

… Клементина Бривзски, дочь польского эмигранта, вкалывающего с утра до вечера в автомастерской, могла бы считать вершиной жизненного везения работу барменши в ночном клубе с развлекательным шоу. Но, вместо того чтобы опуститься на дно, загубив красоту синяками и запойными отеками, Клементина открыла в себе талант, над развитием которого старательно работала. Она решила, что профессионализм в сексе получше университетского образования, и отнеслась очень серьезно к своей связи с пожилым, обрюзгшим, опустившимся развратником, достигшим вершин мастерства в искусстве любви.

Гарри провел жизнь в путешествиях, старательно изучая достижения различных эротических школ. Прожив с ним два года в качестве прислуги и ученицы, Клементина почувствовала себя намного уверенней. Однажды Клер исчезла. Она решила, что готова к самостоятельной борьбе за личное счастье.

С подачи Гарри сообразительная полька выкрасила волосы в иссиня-черный цвет и стала называть себя Клер Ривз. Очевидно, она была настолько хороша в постели, что новый покровитель позволил ей петь со сцены в поставленном им для третьеразрядного ресторанчика шоу. Здесь Клер увидел спившийся, но все еще плодовитый режиссер музыкальных комедий и вдохновился идеей сделать из аппетитной польки новую Мэрилин Монро. Затея не имела особого успеха. Пять лет кинокарьеры Клер принесли жалкие плоды. Ей исполнилось тридцать лет, энтузиазм борьбы за место под голливудским солнцем иссякал, когда на пути Клер появился Дик Уэлси.

Однажды, на презентации музыкальной комедии в ресторане «Модерн палас», Клер представили мрачного человека с лицом сицилийского крестьянина и впечатляющей бриллиантовой заколкой на траурном черном галстуке. «Ну вот ты и попала в компанию «коза ностры», душенька», – решила Клер, прикидывая, стоит ли овчинка выделки. Они весь вечер провели вместе – молчаливый пятидесятипятилетний брюнет и развеселая секс-бомбочка в суперобтягивающем платье из сверкающего василькового трикотажа. В разгар вечеринки Клер попросили спеть куплеты из кинофильма, а потом на пару со своим загадочным незнакомцем она станцевала бразильское танго. Танцевал брюнет превосходно и на комплимент Клер ответил:

– Многому пришлось научиться, детка. Я, между прочим, и любить умею. – Он неожиданно улыбнулся, обнажив крепкие крупные зубы.

Ночь они провели в скромной, но уютной квартире Клер. Проснувшись утром, она нашла Дика на кухне – полностью одетый в вечерний костюм, он был занят приготовлением завтрака.

– Поешь ты скверно. Не умеешь одеваться и держать себя. Слишком много пены. Только это не шампанское, девочка, нет… Это – прокисшее пиво, моча…

– Признайся, я многое умею! – Игриво возразила она. – И к тому же – хорошенькая!

– Наполовину. Я хочу сказать, что ты использовала свои материальные ресурсы от силы на пятьдесят процентов. Нерентабельная эксплуатация природного богатства. Тебе тридцать лет?

– Тридцать. – Призналась Клер, хотя ей очень хотелось назвать ту цифру, которую она говорила всем, скосив себе почти десяток лет.

– Гм… Еще есть время, чтобы взять разгон. От силы полгода… – Дик призадумался, выписывая на клеенке черенком вилки какие-то цифры. Затем достал калькулятор и защелкал кнопками. – Так… – Подвел он, наконец, итог. – Я обеспечиваю возможность для повышения твоего творческого потенциала. Затем состоится экзамен. Учти, в комиссии будут крепкие специалисты. Остальное зависит от тебя.

… Вскоре у Клер появился учитель актерского мастерства – соотечественник, занимавшийся с ней по собственной системе, синтезировавшей сценическую технику Станиславского и Ежи Гротовского.

Некая засушенная старушка, смахивающая на вдовствующую королеву, обучала ее манерам, упорно истребляя вульгарность. Клер чувствовала себя Элизой Дулитл, которой предстояло блеснуть на великосветском балу. Она изо всех сил старалась оправдать ожидания Дика, потому что после первого же визита к нему поняла – Клементина Бривзски получила именно тот шанс, который выпадает только раз в жизни и лишь одной из миллиона.

Дик Стеферсон Уэлси стоял во главе гигантской корпорации. Он был человеком, финансовое могущество которого трудно переоценить даже с первого взгляда. Встреченная в аэропорте помощником Дика Клер была доставлена на «кадиллаке» в шикарные апартаменты босса, которых он, кажется, стеснялся. Во всяком случае, заметил, что дом на собственном средиземном острове и имение в Канаде любит гораздо больше, но вынужден ночевать в «конуре», проводя по двадцать часов в сутки в своем офисе.

– Ты должна меня спасти, детка. Работа стала моим наркотиком, и я все чаще чувствую, как превращаюсь в ходячий компьютер. У меня остались лишь мозги и то сдвинутые набекрень. Они умеют только одно – делать деньги. – Сказал Дик, проведя в постели Клер целых восемь часов. – Ты напомнила мне, что у меня есть и другие штучки, которые я когда-то неплохо использовал.

– Не стоит скромничать, милый. Ты и сейчас не уступишь в любви двадцатилетним. Ты просто чудо, мой господин. – Призналась Клер с интонациями Клеопатры. Она уже поняла, что Дик ценит породу и элегантность, скрывающие самые разнузданные манеры и фантазии в интимной сфере.

Порочный ангел, прячущий дьявольский огонек под белоснежными одеждами добродетели. Такой она и предстала ровно через полгода перед лицом просвещенной «комиссии» – приглашенными Диком знатоками из сферы шоу-бизнеса. А через неделю она получила роль, о которой могла только мечтать. Фильм из сорока восьми серий получил очень высокий рейтинг. Клер, проявившая многогранное дарование в роли дерзкой интриганки, шпионки и обольстительницы времен первой мировой войны, мгновенно стала знаменитостью.

– Вот теперь можно и жениться. У невесты неплохое приданое. – Сказал Дик, перелистывая журналы и газеты с восхищенными отзывами о работе Клер Ривз.

Они поженились на Гавайях, устроив чрезвычайно экзотическую свадьбу. Бракосочетание происходило в воде в лучах восходящего солнца. А потом чернокожие атлеты носили новобрачных в увитых цветами носилках по кромке прибоя. Под босыми ногами шелестела волна, негры ритмично выкрикивали заклинания, а новобрачные, уединившись на ложе дурманяще благоухающих цветов, неистово занимались любовью.

Клер получила бриллианты, дом в Лос-Анджелесе, автомобиль, сделанный по специальному заказу на заводах Форда, и несколько сногсшибательных шуб. Но самым большим подарком для нее оказалось то, что Дик, чрезвычайно расчетливый и прижимистый в финансовых операциях, был щедр и даже расточителен в личной жизни. Кроме того, как выяснилось позже, слишком уверенный в собственном могуществе, он не умел ревновать.

… Клер покинула сад и вошла в просторный зал, отделанный черно-синим мрамором с большой овальной ванной и полукруглой стеклянной стеной, открывающей вид на крыши Нью-Йорка. В галерею второго этажа, нависающую над ванной комнатой, выходили спальни хозяев. Зажгла подсветки, превратившие воду в сапфировый кристалл, и, сбросив на блестящий никелем шезлонг махровый халат, погрузилась в ванну. С бокалом в руках спустился Дик и молча сел в кресло, равнодушно созерцая светящийся за стеной ночной Нью-Йорк.

– Не возражаешь поболтать? – спросил он Клер, нежащуюся в бурлящих струях. – Что ты не поделила с этой сучкой-мексиканкой, все время кусающей тебя за пятки? Мой пресс-секретарь недоволен скандалами. В них появился поганый душок.

Замечание Дика насторожило Клер. Он редко напоминал ей о границах пристойности, допустимых для имиджа телезвезды, а значит, имел какие-то более веские претензии к поведению жены. Она сделала вид, что не заметила надвигающейся грозы.

– Ах, дурашка! Разве ты еще не понял – это игра. Ее нападки нисколько не вредят моей карьере и лишь подогревают воображение зрителей.

– Не скрою, мое тоже. Пришлось устроить маленькое расследование. – Дик все так же спокойно отхлебывал мартини, лениво бросая реплики.

Клер внутренне напряглась. Она так и не знала, осуществил ли Дастин свое намерение перепродать снимки Дику. Конечно, она подготовила оправдательную версию. Но кто его знает, этого «дурашку»: возможно, с угасанием его потенции разгорелось чувство подозрительности и ревности? А может, охлаждение постельных отношений объясняется вовсе не изложенной Диком версией, а появлением молоденькой красотки? Клер надо было разобраться в реальном положении дел.

– Я не всегда считаю нужным вводить в бой «тяжелую артиллерию» и палить из пушки по воробьям. Я берегу твой покой, Дик. Мне тоже доводилось проводить свои расследования по поводу анонимных клеветников и принимать меры по отношению к вполне легальным врагам… Я тоже кусалась, Дик, царапалась, не спала ночей… Моя прислуга ловила в саду наглых папарацци, меня шантажировали, подбрасывая гнусные снимки… – Клер всхлипывала, сдерживая рыдания… – Меня пытались купить или взять силой… Ах, нет, дорогой, ты не должен знать все эти мерзости…

– Я и не знаю, детка. Не знаю, пока не хочу знать… И все же, думаю, твоего секретаря, как его? А Мэла Фитцби, пора рассчитать. Тот парень из «Наблюдателя» справлялся со своими обязанностями куда лучше. Тебе не кажется, детка?

– Конечно, Дастин Морис был лучшим из тех, кто создавал мое актерское имя. И он не проявлял чрезмерной жадности. К сожалению, скандал с гомосексуалистами… Я не сумела замять судебный процесс…

– Теперь уже поздно вспоминать об этом… И вообще, поздно для деловых бесед. – Дик поднялся и с улыбкой посмотрел на возлежащую в пене жену. – Чертовски люблю аппетитных, нежных, развратных малышек! Ты молодец, Клер, сохраняешь свой рабочий инструмент в порядке, несмотря на военную обстановку.

– Естественно, дорогой. Массажистка, диетолог, спортивный тренер и другая помощь специалистов в поддержании женских прелестей… Ах! Обязательная программа для тех, кто хочет продлить свою молодость.

Клер намеренно пропустила двусмысленное высказывание мужа по поводу «рабочего инструмента». Неторопливо и грациозно, как Венера, рождающаяся из пены, она вышла из ванны и подставила спину Дику, держащему в руках махровый халат. Он набросил на ее роскошные плечи ослепительно-яркую оранжевую ткань и пробежал руками по обнаженной груди. Обернувшись, Клер заключила мужа в объятия, прильнув к нему с самым страстным из своих знаменитых поцелуев. Но Дик не взвыл, не бросил ее на пушистый ковер, покрывающий мраморные плиты, не ощерил своих хищных крепких зубов, выбирая на теле Клер место поаппетитней.

– Пора бай-бай, девочка. – Он легонько подтолкнул жену к лестнице, ведущей в спальню.

Клер не думала сдаваться. Супруги не виделись полтора месяца, да и прошлую встречу нельзя было назвать уж очень пылкой. Шестьдесят три – не возраст для такого мужчины, как Дик. Сильный, жилистый, хваткий и дерзкий, как дикий зверь, он источал животную энергию. Год назад личный доктор Дика Уэлси объявил пациенту о хроническом воспалении предстательной железы, могущем оказать отрицательное влияние на его потенцию. Словно вопреки этому, в редкие встречи с женой Дик старался доказать противное. Но хотя Клер и делала вид, что в их интимных отношениях ничего не изменилось, она чувствовала, как охладел Дик.

Упав на черные атласные простыни, Клер прикрыла глаза и тихо застонала, приманивая мужа. Сквозь ресницы она видела, как он стоял перед ней, словно прицеливаясь к пышному сильному телу. Потом, взяв с туалетного столика помаду и карандаш, сел рядом и скомандовал «Замри!» Клер, не шелохнувшись, позволила Дику разрисовать свое лицо.

– Вот теперь я узнаю свою малышку! Ты такая же, как в тот вечер, когда я подобрал тебя на панели – развратная, неразборчивая, но очень умелая шлюха.

Клер с трудом сдержалась, чтобы не влепить пощечину этому наглому старику, забывшему, что увел он ее не с панели, а из престижного клуба, где отмечалась премьера фильма с ее участием. Но здесь была совсем другая игра. Прежде чем выпускать коготки, следовало все выяснить до конца. Проглотив обиду, Клер сделала вид, что она лишь подыгрывает фантазиям Дика. Он хочет иметь шлюху? – Пожалуйста. Сегодня – развратная продажная девка, завтра – королева, – она способна справиться с любой ролью.

Но, несмотря на пущенный в ход арсенал самых изощренных эротических приемов, Дик остался безучастен. Поражение привело его в бешенство.

– Черт бы побрал этих врачей! Они твердят о необходимости воздержания, я воздерживаюсь и превращаюсь в импотента! – Он с ненавистью смотрел на свой поникший, безучастный к действиям Клер орган.

– Дорогой, это же временное явление. К тому же ты устал. Немыслимо просиживать сутками в офисе. Тебе уже не двадцать пять!

– А что мне еще остается делать? Записаться в общество евнухов?

«Но это лучше, чем связь с молоденькой дрянью, – удовлетворенно подумала Клер. – По крайней мере хоть что-то выяснила».

Пожелав ей спокойной ночи с какой-то издевательской церемонностью, Дик удалился в свою спальню, что было впервые за их восьмилетний брак. Клер не огорчилась, ей надо было хорошо обдумать ситуацию. Мэл прилетел вместе с ней в Нью-Йорк и поселился в гостинице, ожидая ее звонка. Похоже, увидеться им здесь не придется. Да и вообще Клер не думала отвергать «советы» Дика. Ему неугодно видеть рядом с женой Мэла? – О'кей! Она расстанется с любовником тут же по прибытии в Лос-Анджелес. Это и к лучшему – у плейбоя появилась слишком бурная личная жизнь после съемок в нескольких незначительных эпизодах. Пора было подумать о смене кадров. Вот только выяснить вначале самый важный момент – вопрос с завещанием Дика.

Эта тема стала закрытой после того, как из дома ушел единственный сын и наследник Дика Стеферсона Уэлси. Все произошло через год после их свадьбы. Приехав «на каникулы» в Нью-Йорк, Клер была представлена Берту. Крепкий шатен с приятным волевым лицом разминался на тренажерах. Под загорелой, блестящей от пота кожей вздувались жгуты мощной мускулатуры.

– Это мой сын. А эта красотка – взгляни-ка сюда, мальчик – твоя мачеха! Представил «родственников» Дик.

Берт нехотя оторвался от турника и обратил на Клер долгий, тяжелый взгляд. У нее похолодело в животе и дрогнуло сердце. «Твоя мачеха и любовница», – мысленно дополнила она Дика, сразу же оценив мужской потенциал пасынка.

Анабелла – мать Берта, умерла десять лет назад. Получив техническое образование, парень не вернулся в Нью-Йорк. Он стал инженером на одном из заводов отца в Огайо, выпускавшем вошедшие в моду малолитражки. Его увлекло конструирование скоростных двигателей и самостоятельная жизнь. Очевидно, Берта не порадовал брак отца и, особенно, выбор жены. Тридцатилетняя актриска с биографией уличной девки была не парой Дику Уэлси, имевшему неограниченный выбор невест. К тому же внешне она больше соответствовала Берту, недавно отметившему двадцатипятилетие.

«Он еще и не подозревает, как здорово я подойду ему в постели, – усмехнулась про себя Клер. – Кажется, мой брак не будет слишком скучным».

Дику, заметившему антипатию Берта к молодой мачехе, захотелось примирить их. Уговорив сына провести июнь в их канадском имении, он нагрянул туда с женой, а через три дня умчался в Нью-Йорк.

Оставшись один на один с Бертом, Клер внутренне напряглась – совращение строптивого парня, избегающего новую хозяйку дома, казалось ей приятной задачей.

Целую неделю Клер придерживалась осторожной тактики, стараясь попадаться на глаза Берту в самом соблазнительном виде. Возвращаясь утром с пробежки, он видел распростертое у бассейна обнаженное тело, вечерами из окон ее спальни доносилась чувственная музыка и гибкий силуэт появлялся на фоне прозрачных шелковых штор. А днем образ Клер преследовал его повсеместно.

Они обедали в саду, на террасе или в столовой, не перебросившись и десятком слов. Попытки Клер наладить отношения Берт резко пресекал. Ей пришлось занять выжидательную позицию, меняя роскошные туалеты, духи, изображая томление и одиночество. Возможно, она бы сдалась, выбросив из головы мысль о Берте. Но ведь нельзя было не заметить, как напрягалось при ее появлении сильное тело парня и как упорно избегал он взгляда прекрасной мачехи.

Однажды Клер попросила Берта научить ее кататься на водных лыжах. Она давно, с первого же раза, овладела этим нехитрым занятием. Но теперь, удачно стартовав с плотика и подождав, пока сидящий за рулем катера Берт выйдет в плавный вираж, она уронила фал и исчезла под прохладной зеленоватой водой.

Поспешив на помощь, Берт поднял на борт катера тяжело дышащую красотку.

– Голова… Я, видимо, перегрелась. Прости… неудачно вышло. – Прикрыв глаза, Клер откинулась на кожаное сиденье, «не заметив» обнажившейся из-под расстегнутого бюстгальтера груди и расслабленно раскинув загорелые ноги. Катер мягко покачивался на пологих волнах, резко покрикивали чайки, она глубоко дышала полуоткрытым ртом, ожидая жадных губ Берта.

Но он стоял над распростертым телом женщины, стиснув зубы и кулаки, с ожесточением пытаясь усмирить закипающую кровь.

– Черт! – вырвалось из его стиснутых губ. Через секунду загрохотал включенный мотор – катер рванулся к берегу.

Клер ликовала, заметив смущение парня, – ему так и не удалось охладить пыл зверя, таившегося в плавках. Выйдя на причал, он подал Клер руку, заметил улыбку и косой взгляд, брошенный на оттопыренную ткань, и, не оборачиваясь, зашагал к дому. Ужинать Берт не вышел. Клер услышала, как дворецкий заказал по телефону один билет на утренний рейс в Штаты.

Ночью она пришла к нему в спальню и молча нырнула под одеяло. Парень хотел ее, в этом не было никакого сомнения. Она целовала его, лишая рассудка и способности сопротивляться. Берт оказался очень сильным. Клер не удавалось победить в этой борьбе. Она изворачивалась, стремясь к слиянию, зная, что упрямец будет завоеван, лишь только окажется в ее горячем лоне. Она уже оседлала его, прижавшись к груди и животу, но руки Берта подняли Клер в воздух и отбросили прочь. Сильная пощечина обожгла ее щеку.

– Вон! И никогда, запомни, никогда больше не смей ко мне прикасаться, дрянь! – Он ушел в ванну, захлопнув за собой дверь и предоставив возможность Клер выть от злости, разрывая зубами тонкую ткань его брошенной на постели рубашки.

Вернувшись к мужу, озлобленная Клер, рассказала «правду»: Берт преследовал ее и, получив отпор, чуть не изнасиловал, вначале на катере, а потом – ворвавшись в ее спальню.

Дик мрачнел, молча слушая рассказ жены. Его кулак ритмично и тяжело опускался на инкрустированную поверхность изящного флорентийского столика. Когда Клер зарыдала, пряча в ладонях пунцовое «от стыда» лицо, Дик обрушил удар такой силы, что старое дерево не выдержало – с хрустом подломились выгнутые ножки стола, на пол полетели сигареты и пепельница.

– К чертям старый хлам! К черту родительское терпение и слюнтяйские благодеяния!

Клер нежно обняла плечи мужа.

– Не торопись с выводами, дорогой. Берт еще так молод… И похоже, по части темперамента он пошел в тебя. Чего нельзя сказать о деловых качествах. Он говорил мне, как противны его характеру сидение в офисе и грызня с конкурентами за каждый миллион. За каждый поганый миллион, – уточнила Клер, искоса следя за реакцией мужа.

– Эти миллионы не угрожают Берту, – мрачно сказал Дик.

– Дорогой, но ты же не можешь лишить единственного сына возможности продолжить твое дело… Со временем он, вероятно, почувствует вкус к работе…

– Жаль, что тебе не удалось родить мне наследника. Очень жаль, Клер…

Клер всхлипнула:

– Ты же знаешь, как больно мне сознавать это…

Она забеременела еще до свадьбы. И в тот момент, когда Дик надевал на руку будущей жены бриллиантовый перстень в виде виноградной грозди, он думал о том, что скоро станет отцом. Но вскоре оказалось, что Дик просчитался. Беременность Клер оказалась внематочной. Врач знал о том, что перенесшей в ранней юности аборт Клер вообще не следовало думать о беременности, которая никак не могла оказаться удачной. Но она сумела представить историю неудачного материнства в ином свете, заставив Дика принять на себя часть вины за потерю ребенка, едва не убившего свою мать.

«Слава Господу, что это случилось после того, как я стала супругой денежного мешка мистера Уэлси», – успокаивала себя Клер, понимая, что лишилась одного из самых сильных козырей в борьбе за супружеское счастье и капиталы мужа.

Опорочив Берта, она ликовала. Месть могла оказаться очень удачной, устранив с пути потенциальной наследницы опасного конкурента.

– Но не станешь же ты, дорогой, лишать мальчика состояния из-за такого пустяка? – шептала Клер, ласкаясь.

– А почему бы и нет? Мое терпение имеет границы. Парень перешел их и должен быть наказан.

Вскоре Берт получил письмо от адвоката отца, где говорилось, что он – нежелательный гость в доме мистера Уэлси и должен ознакомиться с новым вариантом завещания. В соответствии с присланной копией Берт наследовал завод малолитражек и дом в предместье Огайо. Хозяйкой основного капитала и недвижимости в случае смерти мужа становилась Клер.

Все это чрезвычайно подогрело супружеские чувства актрисы. Отказавшись от выгодного контракта, она полгода провела с мужем, стараясь закрепить свое влияние. Газеты писали, что супруга Дика Стеферсона Уэлси не только талантливая актриса, но и по-настоящему светская женщина, завоевавшая нью-йоркское высшее общество.

Регулярные приемы, устраиваемые Клер в пентхаузе, напоминали светским хроникерам салоны времен наполеоновской империи. Здесь собирался цвет богемы, интеллектуальная элита, влиятельнейшие представители деловых кругов. В самой хозяйке находили все больше сходства с императрицей Жозефиной, муссируя подробности ее изящно сочиненной пресс-секретарем Дика биографии. Здесь и всплыли на свет общественного мнения родовитые предки Клементины Бривзски – польский граф и представительница русского аристократического рода.

– Мы все с тобой сделали отлично. Я – удачливый бизнесмен и супруг. Об этом знает вся Америка. А теперь, детка, тебе пора продолжить актерскую карьеру. Не дело, если твой успех в сериале забудется. – Ласково, но безапелляционно заявил Дик после трех месяцев совместной жизни в Нью-Йорке.

Клер побледнела и обронила пару слез на груди мужа, внутренне ликуя, – ей не терпелось вернуться в «голливудский зверинец».

Она меняла любовников, не слишком опасаясь супружеского гнева. При каждой жаркой встрече с мужем она обсуждала подробности очередной «утки», описывающей ее похождения, не сомневаясь, что пикантные подробности даже подогревали его страсть.

– Как с тремя? Сразу с тремя неграми? Ха-ха! Ну и воображение у этих извращенцев. Бросить мою хрупкую нежную девочку на растерзание орангутангов! Это забавно… – Дик любил называть ее малышкой, хотя был на голову ниже жены и килограмм на десять легче. Его покойная супруга – нежная, субтильная брюнетка, без конца страдавшая какими-то женскими недомоганиями, не могла удовлетворить сексуальные притязания мужа. Овдовев, он с головой погрузился в дела, тратя на связи с дорогими проститутками немного драгоценного времени. Привязанности, а тем более любовь владелец мощной корпорации позволить себе не мог. Участь Клер оказалась бы не столь блестящей, не сумей она завладеть телом Дика и распалить в нем угасающие мужские инстинкты.

Все шло хорошо, пока Дик не постарел и не стал ускользать из-под ее власти.

Засыпая одна на черных простынях, Клер так и не решила, что предпринять, как вновь подчинить себе утратившего мужскую силу «дурашку».

Утром он сам пришел к ней и, сбросив простыню, зло уставился на разомлевшее от сна тело. Похоже, Дик только сейчас заметил, как помолодели после силиконовых инъекций обрюзгшие груди Клер. Они торчали, призывно задрав розовые верхушки. Руки Дика протянулись к приманке и вдруг больно ущипнули соски. Взвизгнув, Клер приподнялась.

– Я думал, они не настоящие. Болтали – ты залилась пластиком.

– Идиот! – Она вспыхнула, но тут же сдержалась. – Тебе же не шестнадцать лет, дурашка. Я люблю острые ощущения, но у тебя прямо железные клешни… А я так жажду ласки. – Она выпятила грудь, приближаясь к мужу. Дик поднялся и бросил на кровать принесенные газеты.

– Погляди, возможно, это тебя заинтересует, – сказал он, покидая спальню.

Клер с трудом вникала в суть кричащих, предельно ясных и совершенно невероятных заголовков: «Сандра Керри – одна из самых завидных невест Америки – вышла замуж за Дастина Мориса, голливудского хроникера!», «Молодожены отправились в свадебное путешествие на собственном самолете. Помимо прислуги вместе с ними путешествует персональный врач невесты», «Сандра Керри – наследница огромного состояния – в объятиях авантюриста», «Плейбой продал себя инвалидке», «Будут ли счастливы эти двое?» – на разные голоса вопили газеты. А снимки! Клер впилась глазами в большое цветное фото: радостно улыбающийся Дастин держит на руках окутанную белой вуалью невесту. И подпись: «Большая любовь творит чудеса!»

Спешно пробежав статьи, Клер выудила главную информацию: неудачливый журналист Морис чрезвычайно ловко устроил свое будущее. Крошка Сандра – слаба и безвольна. К тому же дурна собой и, кажется, не способна двигаться. Она не будет помехой для похождений супруга. А деньги откроют перед ним зеленую улицу.

«Мой сладкий мальчик оказался не промах, – с удовлетворением подумала Клер. – Ведь это не может быть правдой! Бредни писак: «Ах, они так любят друг друга», «Ах, молодожен носит супругу на руках!» И фотографии – сияющий Морис у кресла жены, счастливая физиономия уродки, наконец-то ставшей женщиной… Хотя этот малый способен поднять из гроба и мертвую!» – Клер отшвырнула газеты, испытав острую ревность.

Она вообразила супружеские радости новобрачных и то, как ублажает парализованную инвалидку Дастин. Это взволновало ее больше, чем если бы Морис выбрал себе нормальную, здоровую женщину. Клер не сомневалась, что в данной ситуации Дастин сделает все возможное, чтобы подчинить себе богатую женщину. Пусть она далеко не красавица, но именно ущербность Сандры, ее неопытность, девственность способны возбудить пресыщенного женскими прелестями Дастина больше, чем любая из голливудских шлюх.

Одновременно с ревностью, Клер ощутила болезненное сожаление. Растоптанный, униженный, отвергнутый любовник не являлся для нее желанной добычей. Но этот юный авантюрист, так быстро превратившийся в миллионера и хозяина ситуации, жутко волновал Клер.

Она пока не знала, чего хочет больше – испортить его брак или вернуть себе привязанность Дастина. Наверное, и то и другое. В груди Клер клокотала энергия, а разыгравшаяся ревность подталкивала к отчаянным поступкам.

«Вот и хорошо, вот и отлично, сукин сын Дастин. Я помню, как ты трахал меня совсем недавно – маньяк-извращенец с невинными глазами», – бормотала она, перебирая в уме планы мести. – «Ты сбросил со счетов Клер Ривз… Думаешь, так просто забыть «чертовку»?..»

Когда принесшая завтрак горничная сообщила, что мистер Уэлси уехал на срочное совещание совета директоров, Клер досадливо поморщилась. Проблемы с Диком отступили на второй план. Она еще успеет разобраться в его хитростях. А пока надо разделаться с куда более увлекательными вопросами.

Хрустя гренкой, Клер уже знала, что станет делать в ближайшее время. Сражение обещало стать необычайно захватывающим! Понадобится весь арсенал средств, которым владела Клер – женщина, актриса и, как частенько величали ее коллеги, – интриганка, авантюристка, гадюка.

Налив себе джина без тоника, она разом осушила бокал и подмигнула своему отражению в роскошном венецианском зеркале: «За удачу, чертовка Клементина!» Умело растрепанная и эффектно подкрашенная красотка хитро глянула на нее бирюзовым глазом – нет, такие женщины не ведают поражений.

7

Надувной матрас Сандры покачивался метрах в десяти от суши. Песчаный берег здесь был очень пологим, а голубоватая вода прозрачна, как хрусталь. За верхушками пальм, растущих прямо из песка, виднелась крыша бунгало, принадлежащего молодоженам. Изгибающаяся полоска пляжа светилась в утреннем солнце девственной чистотой. Казалось, на целом свете нет больше никого, кроме тех, кто так фантастически счастлив.

Молодожены наслаждались друг другом уже целую неделю, поспешно меняя места и впечатления. Они поднимались на Эйфелеву башню, посетили Лувр, корриду в Мадриде, вкусили удовольствие светского общения, занимая самые роскошные номера в отелях фешенебельных курортов, и упивались одиночеством, прибыв на Сейшельские острова.

Необычная пара везде производила приятное впечатление. Когда очаровательный молодожен вносил на руках в волны свою хрупкую супругу, с такой любовью обвивающую его шею тонкими руками, на глаза сентиментальных пожилых дам наворачивались слезы. Это был пример настоящей высокой любви, о которой писали в старых романах. И не так уж страшно, что бедняжка не может ходить, у нее такие чудесные глубокие глаза. Вот только нос мог бы быть покороче. Романтическая любовь скорее разгорается от сострадания, но увядает в присутствии некрасивости. А юный влюбленный невероятно хорош!

Вначале Сандра стеснялась появляться на людях, но обожание и преданность, светящиеся в глазах Дастина, переполняли ее таким счастьем, что сомнения и неловкость улетучивались сами собой. Она боялась лишь одного: проснувшись однажды, убедиться, что все случившееся с ней – сон.

… После визита в Даллас Морис пропал, а через пару недель появился вновь. Он изучал архивы, сопоставляя происшествия в роду Маклинов и Керри с возможным влиянием камня. Сандра и Дастин много времени проводили вместе, болтая обо всем на свете, словно школьники. В один мрачный декабрьский вечер, когда за окнами хлестал дождь, а в камине завывал ветер, Дастин засиделся в кабинете, разбросав вокруг книги и старые журналы. Легенда «бриллианта Хоупа», давшая повод для множества детективов и приключенческих повестей, навевала приятный страх, как детская сказка, рассказанная на ночь толстушкой-няней.

– Возможно, и о нас когда-нибудь напишут книгу, – сказал Дастин, присев рядом с Сандрой. – Только я бы предпочел объективное научное исследование, развенчивающее страшный миф.

– А мне больше нравятся сентиментальные романы, завершающиеся колокольным звоном, как рождественские истории. – Задумчиво произнесла Сандра, глядя в огонь.

Вдруг она почувствовала, как руки Дастина коснулись ее шеи. Склонившись, он бережно запрокинул ее голову, держа в ладонях, как драгоценный сосуд, и прильнул к губам. Сандра задохнулась, подхваченная смерчем неведомых чувств. Она не могла объяснить себе, что значил для нее этот первый настоящий поцелуй. Но все изменилось – мир Сандры стал иным, и она ни за что не хотела бы вернуться в прежний.

В середине декабря Дастин объявил Самуилу Шольцу о намерении жениться на Сандре.

– Насколько я понимаю, именно у вас я должен просить руки этой чудесной девушки. – Сказал Дастин, оставшись наедине с Самуилом. – Я понимаю ваши опасения, уважаемый мистер Шольц. Все произошло слишком быстро. Сандра – не обычная девушка. К тому же она очень богата. В качестве контраргумента могу привести только один – свое чувство, вспыхнувшее неожиданно для меня самого… – Дастин усмехнулся, заметив ироническую улыбку Шольца. – И, кроме того, я готов подписать документ, в котором отказываюсь от каких-либо прав на собственность жены до тех пор, пока и вы, и Сандра не подарите мне свое доверие.

– Разве Сандра сомневается в вашей внезапной влюбленности? – поднял брови Сэм.

– Ах, вы же хорошо знаете эту девушку. Сандра – непрактичное дитя, ничего не смыслящая в делах и бумагах… Признаться, я тоже думал о том, что она будет лакомым кусочком для любого искателя богатых наследниц. Мы должны позаботиться о ее будущем, Самуил. Вы и я.

Сандра сияла – они планировали пожениться в начале нового года и уже подробно обсудили план свадебного путешествия.

С болью в сердце Самуил решил развеять ее иллюзии, заставить взглянуть трезво на собственную неполноценность и совершенно иллюзорное богатство. Он очень боялся, что не сумеет защитить девушку от наглого и дерзкого врага, окажись таковой в положении ее мужа.

– Девочка, поверь мне, меньше всего на свете мне хочется омрачать твою радость. – Они сидели в гостиной, в теплом свете ламп, напоминавшем о прежнем домашнем уюте, вечеринках и семейных торжествах. – Пожалуйста, не смотри так враждебно, я твой единственный преданный друг и к тому же – осторожный, старый еврей.

– Не надо так говорить, Сэм! Я ценю твою преданность, но боюсь гнусных подозрений. Дастина тоже беспокоят твои сомнения. Я знаю, о чем ты хочешь напомнить мне, – мы слишком мало знаем мистера Мориса, и я далеко не идеальная партия для красивого и талантливого мужчины. Но чтобы почувствовать сердечное влечение и то, что называют близостью душ, не нужны годы…

Самуил вздохнул – ему трудно будет просить об осторожности и осмотрительности эту неопытную девочку, изучавшую жизнь по романтическим книжкам и, конечно же, влюбившуюся со всей пылкостью в юного плейбоя. Он подсел поближе к Сандре и примирительно пожал ее руку.

– Попытаемся здраво проанализировать ситуацию. Извини, мне придется быть резким и даже жестоким… Я, конечно же, разузнал о твоем новом приятеле кое-что. Три года назад его с треском выгнали из редакции «Ироничного наблюдателя» за резкую статью о постановке молодого режиссера.

– Я знаю! Дастин терпеть не может, когда гомики вовсю распоясываются на сцене или на экране. Этот режиссер был самым поганым, воинственным геем, – пылко возразила Сандра.

– Допустим… Мистер Морис действительно окончил университет и считался неплохим журналистом. Однако своей карьерой он обязан некой голливудской звездочке, весьма неравнодушной к молодым красавчикам.

– И что же? Мы же не в восемнадцатом веке, Сэм. Такие отношения не казались странными даже Бальзаку. Дастин слишком деликатен и порядочен, чтобы пробиться самостоятельно в голливудском зоопарке. Кроме того, он лишен возможности устраивать свою карьеру при помощи денег. – Закончив монолог, Сандра опустила глаза. – Не трудись рассказывать мне о его многочисленных интрижках. У меня нет на этот счет иллюзий. Да я и не хотела бы получить мужа из монастыря.

– Ладно, детка… Но раз уж речь зашла о замужестве… Ты хорошо все обдумала?

– Что? Дастин хочет составить брачный контракт в мою пользу. Он намерен отказаться от притязаний на мое состояние.

– Великолепно! Бескорыстная, романтическая любовь! А ты представляешь, что такое быть женой… ну, в обычном, житейском смысле? Брак – это не только восторженные вздохи – это физическая близость, дети.

Закрыв глаза, Сандра проглотила комок и молча кивнула.

– Знаю. Я советовалась с доктором. Он считает, что препятствий к материнству нет. Хотя я вряд ли смогу родить самостоятельно. Но кесарево сечение – распространенный прием даже для вполне нормальных женщин.

– Я вижу, ты все обдумала, детка. – Самуил поколебался. – А скажи, почувствовал бы Морис это, как ты выразилась, «сердечное влечение», объяви Сандра Керри о своей финансовой несостоятельности?

– Как ты можешь, Сэм! Ведь это гадко, гадко… Гадко так думать прежде всего обо мне… Я не стала бы покупать себе мужа, если бы даже совершенно потеряла голову от любви! Нет… Дастин любит красивые вещи, жизнь на широкую ногу, но ему противны деньги.

Самуил глубоко вздохнул. Аргументы Сандры свидетельствовали как раз о том, что она полностью ослеплена вспыхнувшим чувством.

– Раз так – отлично. Мистеру Морису противны деньги, он отказывается от них, а значит – мы ничем не обязаны ему… Я лично верю в бескорыстные чувства. И тебе пора узнать, что не все обстоит так благополучно в унаследованных тобой капиталах. Видишь ли, детка, из колоссального состояния Маклинов осталось…

– Я знаю, знаю! Оставь этот чертов бриллиант, Сэм. Скажи лучше, что с нашей «Ласточкой»? Дастин мечтает совершить свадебное путешествие на личном самолете. Ведь мы хотим облететь весь мир! Сэм, я так счастлива!

Самуил опустил голову, подавив желание рассказать Сандре правду. Уж если девочка собралась в свадебное путешествие – она вправе получить его в самом лучшем виде. Что бы там ни случилось позже – песчаный замок не должен рухнуть, пока обездоленная сирота не получит хоть толику женского счастья. Сэм поклялся себе, что сделает все от него зависящее, чтобы Сандра провела медовый месяц как невеста с блистательным приданым.

– Не беспокойся, девочка. Все будет обставлено наилучшим образом. Самолет, прислуга, номера в лучших отелях… Я думаю, тебе стоит прихватить с собой доктора и небольшой автомобиль с устройством для кресла.

Сандра подняла на Самуила полные восторга и благодарности глаза.

– Ты делаешь то, что сделал бы для меня отец, Сэм. Я просто не знаю, как благодарить тебя…

– Постарайся быть счастливой как можно дольше. И не очень огорчайся, если… если… Эх, черт! Никаких «если»!

Самуил замолк и отвернулся. Он не мог вынести слез Сандры. Она тихонько всхлипывала, совсем как маленькая девочка, потерявшаяся в лесу. Сэм обнял худенькие плечи и прижал к себе.

– Не надо бояться, детка. Я – старый осел. Ты достойна счастья, и оно обязательно явится. Чтобы вознаградить тебя за все страдания… Все будет просто прекрасно, малышка… – Гладя ее волнистые, стянутые на затылке волосы, Самуил подумал: «Пусть этот красавчик только покажет коготки, и я сотру его в порошок».

… Из парижского отеля «Плаза», где прошла первая брачная ночь молодоженов, Шольц получил телеграмму: «Помолись за меня, Сэм. Я слишком счастлива».

Сандра понимала, что не в состоянии дать мужу полноценную близость. О том, сможет ли она сама получить радость от интимных отношений, Сандра не думала. Находиться рядом с Дастином, смотреть на него, слышать его голос, называть мужем – было таким неизъяснимым блаженством, что мечтать о каких-то иных радостях не приходилось. Но Сандра даже не могла вообразить, каким наслаждением окажется для нее брачная постель.

Апартаменты для новобрачных отличались особой роскошью, распаляя воображение. На стенах – копии Ватто, мебель в стиле Людовика Красивого напоминала о любовных приключениях галантного века. Бережно раздев, Дастин отнес жену на огромное пышное ложе, увенчанное балдахином. Глядя на ее обнаженное, неподвижное тело, он начал медленно раздеваться. Сандра следила за движениями мужа как завороженная. Она впервые видела обнаженного мужчину, а Дастин был похож на молодого греческого бога. Он присел у ее длинных, ничего не чувствующих ног и медленно провел руками по всему телу.

– Ты прекрасна, девочка… У тебя чудесная, девственная грудь и эта трогательная, прозрачная худоба… А здесь и здесь (он прикоснулся губами к бедру и коленям в тех местах, где остались следы от ожогов) тебя поцеловал огонь.

От волнения Сандра начала дрожать, он лег на нее, согревая своим телом, и закрыл побледневшие губы страстным поцелуем.

Сандре казалось, что они занимались любовью бесконечно. Она была послушной игрушкой в руках Дастина, получавшего огромное удовольствие. Это нельзя было сыграть или изобразить – Сандра возбуждала мужа, а ее полуобморочное состояние доставляло ему особое наслаждение, как и полная безучастность нижней части тела. Он мог делать с ней все, что вздумается, ловя в расширившихся зрачках искорки смятенного сознания.

– Тебе было больно? – Спросил он, прижимаясь к ней после продолжительной атаки. Сандра отрицательно покачала головой и пролепетала вспухшими губами:

– Мне хорошо…

Дастин поменял простыню, убрав испачканную кровью.

– Ты и вправду ничего не почувствовала?

– О нет! Я никогда, никогда не догадывалась, что может быть так… Господи, если от любви умирают, то я не жилец, Дастин. – Она прижала его к себе, со всей серьезностью ожидая прихода смерти.

– Ты будешь жить, девочка. А я открою тебе еще очень, очень много интересного…

Они продолжили путешествие на личном самолете Сандры, заказывая лучшие номера в самых роскошных отелях. Везде их встречали с помпой, как самых дорогих гостей, а журналисты спешили запечатлеть счастливую пару для светской хроники. Дастин не обманул – он не упускал случая доказать супруге свое физическое влечение. Под магнетическим влиянием его пылкой страсти таяли и исчезали комплексы Сандры. Она даже начала думать, что выгодно отличается от других женщин, представляя идеальный предмет для наслаждения.

– Ты моя чудная, заколдованная принцесса.

Тряпичная Коломбина, насилуемая сластолюбивым троллем… Я обожаю тебя, девочка… – шептал он в перерывах между любовными схватками.

… Надувной матрас мягко покачивался, убаюкивая и превращая сонные мысли в поток сладостных видений. Эти крошечные трусики натягивал на ее непослушное тело Дастин. Он купал ее в ванне, как заботливая нянька, целуя порозовевшие груди. Он не позволял ей надевать бюстгальтер и сейчас, возвращаясь после заплывов, каждый раз припадал к соскам. Солнце над головой Сандры темнело, обрушиваясь в головокружительный мрак.

Вдоволь наплававшись, Дастин занял свое место на «двуспальном» резиновом ложе, едва не перевернув в воду Сандру. Очевидно, заметив это, из кустов появился негр с подносом в руках. Бедра перепоясаны голубой тканью, в шапке смоляных волос алеют огромные цветы, рот широко улыбается, обнажив лошадиные зубы и розовые десны.

Вода у плавающего матраса достает услужливому «гарсону» почти до пупка. Почтительно согнувшись, негр протягивает поднос с запотевшими бокалами, фруктами и, конечно, цветами. Взяв гирлянду нежных сиреневых соцветий, Сандра поспешно прикрыла ею обнаженную грудь. Улыбнувшись, Дастин небрежно отбросил цветы в море и подал жене бокал с кампари.

… Они колесили по свету, выискивая самые живописные уголки. Третья неделя путешествия подходила к концу, когда молодожены увидели на телевизионном экране репортаж о соревнованиях «Формулы-1», проходящих на трассе курортного местечка Маньи-Кур. С грохотом и свистом пронеслись мимо трибун автомобили, а затем появилось знакомое лицо. Сняв шлем с лохматой головы, гонщик серьезно посмотрел в камеру: «Я не сомневался, что снова стану чемпионом».

– Невероятно! Я знаю его! Это тот самый человек, что лечился в швейцарском санатории. Его зовут… – попыталась припомнить Сандра…

– Берт Уэлси. Стыдно не знать героев. Правда, у нас в Штатах этот спорт не так популярен, как в Европе. Но последнее время Уэлси просто носят на руках… Неожиданный мощный взлет. – Словно в подтверждение слов Дастина, комментатор сообщил, что Берт Уэлси уже победил в двух первенствах, взяв подряд гран-при в Бразилии и Аргентине.

– Лихой малый. Я тоже, помнится, встречался с ним… – Дастин с сомнением посмотрел на жену, думая о том, стоит ли рассказывать о знакомстве с четой Уэлси. Ведь вместе с ними в ресторане Лос-Анджелеса была Линда Маклин. Поколебавшись секунду, он заявил: – А не отправиться ли нам во Францию? С нее мы начали наше путешествие и ею завершим. К тому же было бы недурно поболтать с Бертом. Хоть я не спортивный комментатор, а материал может получиться интересный… У него хорошенькая, но, кажется, совершенно сумасшедшая жена.

– Правда? Мне тоже так показалось. Я видела ее мельком, но появление этой женщины было похоже на ураган. Не лучшие впечатления. – Сандра задумалась. – Мне бы не хотелось видеть ее снова.

– Ерунда! Эта психопатка вряд ли таскается за мужем. И ты забываешь, куколка, что у тебя есть защитник. Ну что, – едем? – Дастин весело подмигнул Сандре и протянул ладонь. – По рукам?

– Идет! – Сандра шлепнула своей ладошкой по крепкой руке мужа. Поймав ее, Дастин не дал жене вывернуться и, стянув ее с кресла на пол, начал расстегивать шелковую юбку.

С тех пор как она вышла замуж, Сандра не носила брюк и даже трусов. Длинные юбки с застежкой спереди оказались самой удобной одеждой для медового месяца.

* * *

Только-только расположившись в отеле Маньи-Кур, переполненном съехавшимися на соревнования любителями автогонок, Дастин шепнул:

– Я оставлю тебя ненадолго, детка. Вздремни и помечтай о том, чем бы ты хотела заняться после моего возвращения.

Дастин вернулся довольный.

– Мне удалось пробиться на церемонию вручения призов и даже заснять это зрелище. Уэлси узнал меня и пригласил нас на вечеринку по поводу победы. Ее устраивает Феликс Ране – шизик, настолько зацикленный на гонках, что приобрел собственные резиденции поблизости от каждой трассы. А их, знаешь, сколько? Около двадцати на всех континентах… Я одену тебя, как игрушку, моя девочка… Кстати, Берт вспомнил о тебе и поздравил меня с удачным браком. – Болтая, Дастин распаковывал их багаж. В этом трехзвездочном отеле рассчитывать на сервис не приходилось. Выбрав себе костюм и платье для Сандры, Дастин отдал горничной вещи для глажки.

Пока он весело насвистывал под душем, Сандра перебирала свои украшения, приобретенные по настоянию мужа. Она выбрала изумрудные сережки, подвеску и браслет и занялась волосами. Сандра не раз собиралась сделать стрижку, но Дастин категорически запретил это.

– В твоих распущенных длинных прядях таится какая-то святая греховность. Словно соблазняю монахиню… И кроме того, гладкая голова – это всегда стильно.

– Хочешь освежиться, девочка? – предложил Дастин, появляясь из ванной с полотенцем вокруг бедер.

– Чуть-чуть… Только, пожалуйста, без ласк… Нам ведь еще сидеть в гостях… А я не смогу сосредоточиться и сказать пару слов… Знаешь, милый, после нашей любви я как-то дурею. Не знаю, как действуют наркотики, но, наверно, человек испытывает что-то вроде этого…

Дастин с сомнением посмотрел на жену – физиология Сандры оставалась для него загадкой. Ее тело отвечало на его ласки, но Сандра не ощущала ничего, что происходило ниже пояса. При этом Дастину не часто приходилось видеть женщин, способных впадать в транс от любовных игр. Но Сандра, конечно, не лгала. При всей уверенности в своих мужских возможностях, Дастин не ожидал, что получит такую власть над парализованной женщиной.

– Хорошо, малышка. Оставим «наркотики» на потом. А сейчас лучше подумаем, как повеселее провести вечер. Кажется, у Феликса собирается довольно забавное общество.

Дом фанатика автогонок был виден издалека. Зимний парк светился как ярмарка аттракционов, в воздух взлетали фейерверки, рассыпая искры над блестящим от дождя парком.

– Кажется, мы немного опоздали. – Дастин ловко вывел из автомобиля кресло Сандры. Закутанная в палантин из голубой норки, она выглядела величественно. Длинное платье из серебристого трикотажа обтягивало, словно узкий чехол, ее хрупкое тело, придавая сходство с русалкой.

Под предводительством дворецкого молодожены проследовали в большой зал, заполненный шумной компанией.

Лишь только дворецкий доложил о прибытии супругов, в зале воцарилась тишина. Все повернули головы в сторону необычной пары. Пронеслась волна приглушенного говора, и к прибывшим тут же кинулся худой бледный господин с большой плешью в белесых волосах, оказавшийся хозяином дома. Он радушно приветствовал Дастина, поцеловал руку Сандры и, обернувшись к подошедшему высокому шатену, представил:

– А это наш венценосный герой! Чемпион «Формулы-1» Берт Уэлси.

– Мы знакомы! – В один голос сказали все трое и засмеялись.

Сандра во все глаза рассматривала виновника торжества, не находя в нем особого сходства с изувеченным пациентом санатория. Лицо Берта покрывал сильный загар, почти скрывший боевые шрамы. Когда он улыбался, на щеках появлялись обаятельные ямочки, странно сочетающиеся с грубоватой мужественностью его манер.

– Вы не узнаете меня, Сандра? А эту «картошку»? – Нажав пальцем на кончик, он еще сильнее расплющил перебитый нос. Сандра улыбнулась:

– Вас невозможно с кем-либо спутать.

– Нос, как у Бельмондо. Мечта парфюмерных красавчиков, – деликатно заметил Дастин.

– Ну, раз вы меня узнали, позвольте поздравить вас, друзья, с законным браком и пожелать…

– Да нет, это мы должны поздравлять и превозносить тебя, Берт! Не возражаешь, если я по ходу вечеринки пощелкаю – несколько снимков для семейного альбома?

– Будь так любезен. Меня не убудет. А дамы, по крайней мере, не станут огорчаться, что зря потратили время на макияж и прическу. – Берт оглянулся по сторонам, ища кого-то глазами. – А вот и Мона! Ее тоже не надо представлять.

Он замялся, но Мона приветливо улыбнулась и, нагнувшись, чмокнула Сандру в щеку.

– Поздравляю! Твой муж – загляденье! Да ты и сама так похорошела…

Сандра поморщилась от плохо скрытой фальши, прозвучавшей в ее словах. Как могла эта замечательная красавица говорить комплименты Сандре? Коротенькое алое платье с длинными рукавами и открытой до предела спиной притягивало глаз. Когда она отвернулась, чтобы взять бокал, Сандра заметила взгляд Дастина, устремленный к острому вырезу, в котором призывно маячил начинающийся разрез ягодиц.

– Впечатляющий фасон. В комнате довольно прохладно, бедняжку может просквозить… – кисло пошутила Сандра. – Она еще не испытывала ревности, но взгляд ей не понравился. А главное, в присутствии Моны она не нравилась сама себе.

Но вскоре настроение поднялось. Сандра выпила бокал шампанского и даже раскраснелась от оживления.

– Ты позволишь мне, дружище, на пару минут увести твою жену? – Спросил Берт не отходящего от кресла Сандры Дастина.

– Увезти – будет точнее. – Дастин с улыбкой развернул кресло в сторону Берта. – А я здесь пока пригляжу за Моной.

– Я хочу показать тебе фейерверки. Кстати, мы давно перешли на «ты». Посмотри – с балкона все выглядит сказочно. Выходит, я не зря крутил руль, выжимая все силы из моей помолодевшей старушки. Мне удалось внести кой-какие усовершенствования в двигатель, и – ура!

С террасы второго этажа был хорошо виден большой пруд, окруженный голыми деревьями. В свете фонарей блестели мокрые от дождя ветки, каменные плитки, выстилающие дорожки парка.

– Невеселый пейзаж. Еще вчера я нежилась на экваториальном солнышке и даже думать не хотела, что где-то зима, дождь, противный ветер… – Сандра зябко укуталась в мех.

– Так всегда бывает, когда счастлив. Не можешь поверить, что кто-то мучается, бесится, сходит с ума от ненависти… Я, собственно, хотел извиниться за тот вечер в Гриндельвальде. Мне не хотелось бы ставить точку на фальшивой ноте. Больничная дружба не хуже «окопного братства». Считай, мы прошли плечом к плечу нелегкую войну… Прости меня, ладно? – Берт примирительно сжал лежащую на подлокотнике руку.

– Не стоит беспокоиться – я все забыла. – Сандра зажмурилась, отгоняя мучительные воспоминания. – Многое изменилось за последнее время… Я теперь поняла, что ты имел в виду, говоря о сильнодействующем «лекарстве», творящем чудеса. Любовь, действительно, – волшебная сила. Только вот… – Сандра посмотрела на свои неподвижные нога, – бегать я все же не стала.

– Наверно, важнее, что ты перестала ощущать себя обделенной, ненужной. И научилась любить. – Берт закурил, облокотившись на дубовые балки парапета. Что бы он ни говорил, Сандре почему-то казалось, что думает Берт о своей собственной боли, своих сомнениях и какой-то иной, странной любви.

– Мне тоже жаль, что так неловко тогда получилось с Моной. Может, ты измучил ее, возбуждая ревность. Вот сейчас – полон дом девиц, и мне кажется, все они поглядывают на тебя.

– А как же! Я герой дня, как пишут журналисты, – «событие года». Кроме того, я, кажется, становлюсь богачом! – Берт подмигнул. – И это чертовски приятно, ты не будешь спорить?

– Я только сейчас поняла, что такое богатство… Быть богатой – это значит иметь все, что хочется… Правда, сначала надо научиться хотеть… Раньше я этого не умела.

– Вот видишь, еще одно чудо любви – быть жадным и требовательным к жизни.

– Замечательно подмечено! Это как раз про тебя, – сказала Сандра, почувствовавшая еще в санатории притягательную энергию изувеченного, но не унывающего человека.

– Да я родился с этим! Поторопился даже на свет появиться на целых два месяца. Потом рос быстрее других и к десяти годам успел переломать все конечности… Мона прибавила мощности моему жизненному «мотору», будто в него влили целый бак супертоплива… Только… – Он замолчал и как-то беспомощно пожал плечами. – Большие скорости вообще опасны.

– Нам пора возвращаться, – напомнила Сандра, хотя Берт явно не спешил к гостям.

– Но мы же не видели фейерверка. – Он взглянул на часы. – Ты все испортила. Я хотел сделать сюрприз. Хозяин имения велел стрелять каждые полчаса… Вот, смотри… Загадай желание… И-и-ба-бах!

С треском взвились в небо петарды, завертелись в воздухе огненные колеса, осыпая пруд и парк звездопадом. Стало светло и весело, как в новогоднюю ночь.

– Эти залпы я посвящаю тебе, Фея! И знаешь, что бы там ни было в твоей жизни, постарайся не выпустить руль. Даже если на ладонях кровавые волдыри и в глазах чернота – жми на газ, черт подери! Бери эту жизнь за горло, и она обязательно подчинится!

Берт протянул Сандре руку. Она пожала его крепкую пятерню, ощутив, что слова о кровавых мозолях не были лишь впечатляющей метафорой.

– Спасибо. Я рада, что ты попался на моей «трассе», Берт. Я, кажется, понимаю, как не просто держать скорость, опережать, лидировать… И как трудно ухватить Фортуну за хвост… Но все же желаю тебе этого.

Берт рассмеялся:

– Вот не знал, что у Фортуны есть хвост! Утверждают, следуя мнению Сервантеса, что она – хмельная баба!.. – Он дружески сжал плечи Сандры. – Спасибо за пожелания. Ты храбрая Фея.

На террасу, привлеченные фейерверком, высыпали гости.

– Где наш герой? – Пробился к Берту Феликс. – За тебя, парень! Сегодня пушки грохочут в твою честь.

Хлопнуло шампанское, заискрилось в бокалах, переливаясь пестрыми огнями, рассыпающегося в бархатном небе салюта.

– Вот вы где! – Ведя за руку Мону, Дастин протиснулся к Сандре и Берту. Взяв у официанта шампанское, он протянул бокал Моне. – За верную спутницу самого отчаянного в мире мужчины!

– Наконец-то кто-то вспомнил о супруге героя – его музе и вдохновительнице. Признайся, Берт, если бы не наша встреча в Монако, ты до сих пор бы копался в моторе!

Снисходительно улыбнувшись, Берт обнял жену.

– На тебе, детка, было тоже красное платье… Только вырез, пожалуй, был поскромнее. Да и я занимал лишь вторую ступеньку!

– И то – не вошел в кадр! – засмеялась Мона. А знаете ли, друзья, наш лидер начал со съемок в рекламе дезодоранта!

– Ты забываешь, дорогая, что мистер Морис – журналист. Введенный в заблуждение, он может завтра же опубликовать новую версию моей спортивной биографии, – шутливо заметил Берт.

– Вот и отлично! Пусть хоть кто-то напишет правду! Пойдем, Дастин, я расскажу тебе все, как на исповеди. – Мона подхватила его под локоть, но Дастин не позволил увести себя.

– Здесь, пожалуй, слишком свежо. Тебе лучше вернуться в гостиную, Сандра.

– Я тоже дрожу. – Мона обхватила руками плечи, чуть не выскользнув из платья. Берт поспешил прикрыть жену с тыла, и все переместились в гостиную, к ароматам десерта.

Вечеринка продолжалась на более высоком градусе веселья. Кто-то танцевал, кто-то уже возлежал на коврах. Наиболее трезвые любители спортивных историй собрались вокруг Берта, где автомобилисты наперебой рассказывали случаи из своей богатой приключениями жизни.

– Позвольте представить вам, миссис Морис, Фернанда Леоподиса. – Хозяин подвел к Сандре вылощенного и прилизанного, как манекен, старика. Фернанд был похож на карнавальный персонаж в своем костюме по моде начала века и с моноклем, болтающимся на шелковом шнуре.

– Мечтал, давно мечтал посмотреть своими глазами (он вооружил слезящийся глаз моноклем) на хозяйку «бриллианта Хоупа»… А ведь я знавал вашу бабушку, детка… – Он печально покачал головой, словно ему показали приговоренного к смертной казни. – У каждого своя стезя… Да, увы, своя…

– Простите, любезнейший, моя жена не настроена на исторические беседы. – Дастин оттеснил от Сандры старика, но все уже с интересом смотрели на нее.

– Выходит, вы та самая Керри, о которой писали газеты? – радостно взвизгнула одна из девиц. – Ой, как интересно! Ведь он всех убил! Ну, буквально всех! Это так страшно, ну, как в кино…

– Сибил, помолчи! – Грозно рявкнул Берт. – Не станем же мы все сейчас устраивать стриптиз, отчитываясь о своих болезнях, наследственных капиталах и дурных знамениях… Достаточно того, что эта пара – молодожены, полные надежд на долгую счастливую жизнь.

– Вот что бы ты ни говорил, Берт, ты всегда думаешь только обо мне. – Мона вышла в центр, демонстрируя фигуру и длинные точеные ноги. – Ну, ведь правда?

– Ничего удивительного – ведь вы, Мона, красавица! – Деликатно вставил Дастин. Он не отходил от Сандры, держа ее за руку, а при каждом возможном случае слегка подмигивал ей, напоминая, что они состоят в заговоре – тайном заговоре, связывающем влюбленных.

– Да нет, вы только послушайте – «болезни, дурная наследственность» – это же он говорил обо мне, а не о бедняжке Сандре… – Мона истерически захохотала. – И мой муж завидует этим молодоженам, их какой-то там мифической счастливой жизни!.. Да ты взгляни на них, Берт, какое здесь может быть счастье? – Мона презрительно посмотрела на Сандру и Дастина. Дастин рванулся к ней, но его остановил Берт.

– Постой, парень. Это мои проблемы. – Осторожно обняв за плечи Мону, он притянул ее к себе. – Пойдем, девочка, подышим немного свежим воздухом, и я тебе все хорошенечко объясню.

Берт увел хохочущую жену. Его напарник Жан со вздохом объяснил:

– Она сегодня опять сорвалась. Черт! Говорил же я Берту, чтобы не пускал жену и близко к трассе… Она так волнуется за него после той злополучной аварии… Простите, Сандра, что так вышло… Да у нас вообще ни одни гонки не проходят без приключений. Вчера была такая «куча-мала»! – Он начал рассказывать любимые истории автогонщиков.

Дастин шепнул Сандре:

– Может, уйдем?

– Ты же хотел поснимать гоночных знаменитостей. Не надо срывать свои планы из-за меня, дорогой. Возможно, статья о гонках будет хорошим началом в твоей новой работе? – Сандра готовила мужу сюрприз. Убеждая Дастина о необходимости расширить сферу своих журналистских интервью, она двигалась к намеченной цели. Неделю назад, улучив пару минут, Сандра позвонила Самуилу, дав необычное задание, которое он должен был выполнить к возвращению молодоженов в Штаты. Она нежно прильнула к руке мужа. – Не беспокойся, милый, шофер Феликса отвезет меня в отель. У меня, действительно, разболелась голова. Кроме того, я давно мечтаю выспаться. Нет, дорогой! Я только немного посплю и буду с нетерпением поджидать тебя.

Впервые после свадьбы Сандра ложилась спать одна. Дома ей помогала Кэт, а после нянькой стал Дастин. В санатории Сандра прошла специальный курс, предназначенный для инвалидов. Считалось, что, научившись обслуживать себя, человек получал независимость и уверенность в своих силах.

Кресло Сандры, оснащенное всеми необходимыми приспособлениями, позволяло ей без посторонней помощи совершить вечерний туалет, но она ограничилась умыванием и мысленно поздравила себя, сумев перебраться в постель. Выпитое вино давало о себе знать – голова кружилась, неудержимо клонило в сон, и она, не переодевшись и лишь успев натянуть одеяло, мгновенно уснула.

Разбудили Сандру гудки подъехавшего автомобиля. Она забыла выключить настольную лампу – спальню озарял мягкий голубой свет. Постель Дастина была не тронута. Часы показывали пять. Сандра в панике села, откинувшись на подушки, и постаралась вспомнить минувший вечер. Но мысли никак не могли собраться, распугиваемые все нарастающим страхом.

Дастин исчез или его никогда не было в ее жизни? «Боже, Боже, что же случилось на самом деле?» Стуча зубами о край стакана, Сандра выпила успокоительные капли и закрыла глаза. Из темноты выплыли яркие всполохи фейерверка. Она вспомнила разговор с Бертом на террасе и немного пришла в себя. «Все нормально, вечеринка затянулась, Дастин скоро появится, извиняясь за долгое отсутствие», – внушала она себе, стараясь заглушить настойчиво пробивающийся из глубины души вопль. Крик прорвался, превратившись в нетерпящее возражений решение: без Дастина Сандра жить не будет. Всего, что случилось в последние недели, достаточно, чтобы уйти, благодаря судьбу за великий подарок.

Погасив свет, Сандра неподвижно смотрела в начинавшее светиться окно. Она не замечала, как по ее щекам текли медленные, тяжелые слезы… Услышав поворот ключа в двери, Сандра затаила дыхание. В комнату на цыпочках вошел Дастин. Увидев сидящую Сандру, он бросился к ней, целуя холодные пальцы.

– Господи, почему ты не спишь, дорогая! Я не мог и предположить… Понимаешь, я, конечно, выпил лишнего и не рискнул сесть за руль… Прохлаждался на балконе, пил кофе, пока из головы не улетучился туман… Сворачивать шею в автомобиле – не мое хобби. Здесь предостаточно любителей острых ощущений. Я думал, что больше нужен тебе целым и невредимым. – Дастин поднял лицо, озаренное такой преданностью, что Сандра зарыдала.

– Ты, ты нужен мне всякий. Я не стану жить без тебя, любимый…

– Девочка, бедная моя девочка! Обними меня… Все это время я думал, как люблю тебя…

Они долго сидели обнявшись, шепча друг другу признания и клятвы.

Дастин уснул в объятиях Сандры. Проклиная себя за то, что не может уложить его, раздеть, укутать в одеяло, Сандра прижимала любимого к груди. Ее руки затекли, но душа ликовала. Ей хотелось поскорее вернуться домой, чтобы осуществить намеченные планы.

Встретивший молодоженов в аэропорту Самуил исподволь приглядывался к Сандре, но не мог обнаружить в своей подопечной ничего, кроме заполнившего все ее существо счастья. Она сильно изменилась, став взрослее и уверенней. Даже тихий, мелодичный голос окреп, приобретя прелестные интонации любящей и любимой женщины.

Сандра кокетничала! Совершенно по-новому она мельком смотрела на себя в зеркало, поправляя выбившуюся прядь, сережку или воротничок новой блузки. Ее внешность обрела некую особую привлекательность, подчеркнутую новым стилем одежды: длинные юбки из твида или мягкой шерсти, нарядные блузки нежных пастельных тонов, английского типа пиджаки или удобные вязаные жакеты очень шли Сандре.

– Ну вот, мы и приступаем к устройству нашей новой жизни, – объявила за десертом миссис Морис. Стол, накрытый с праздничной торжественностью, украшали букеты изысканных вишневых хризантем, подобранных в тон шелковому штофу, покрывавшему стены. Они обедали втроем, и Самуил чувствовал, что приближается время решительного разговора.

– Я вижу, пора перебраться в кабинет и вооружиться пером. Готов выслушать ваши распоряжения, миссис Морис, да и я кое-что могу доложить вам, – сказал Самуил, поднимаясь из-за стола. Он не сумел удержать тяжелый вздох – было совершенно очевидно, что предстоящий разговор не порадует ни одну из сторон.

– Итак, что у тебя нового, Сэм? Надеюсь, корпорация «Маклин энд Керри» не обанкротилась? – приступила к делу Сандра после того, как они расположились в кабинете.

– Думаю, настал момент коснуться вопросов корпорации. Хотя мистеру Морису совсем неинтересно вникать в эти дела. Ведь он добровольно отказался стать совладельцем «Маклин энд Керри» и занять пост в администрации компании.

– Верно, верно, мистер Шольц, я умываю руки в этом вопросе. Но кое-что все-таки хотел бы изменить в жизни моей жены.

– Погоди, милый, давай выслушаем Сэма до конца, – остановила его Сандра. Она взяла руку мужа в свои ладони и прижала ее к груди, словно давая ему почувствовать биение своего сердца. Ее лицо озарилось непередаваемой нежностью.

– Спасибо, детка. У меня, собственно, маленькое сообщение. – Сэм смутился, ругая себя за трусость.

Он проявлял чудеса изворотливости, ухитряясь обеспечить шикарный уровень свадебного путешествия. Поручение, данное Сандрой по телефону, требовало огромных средств. Самуилу удалось заложить имение Маклинов под Далласом, провернуть удачную операцию с акциями компании, а также найти покупателя на бриллиант. Теперь все имевшиеся у Сандры деньги были истрачены на оплату подарка, который она собиралась преподнести мужу.

Самуил твердо решил, что незамедлительно изложит молодоженам подлинное положение дел. Ему очень хотелось посмотреть на выражение лица «бескорыстного» Мориса, узнавшего о несостоятельности супруги. Но эти счастливые глаза Сандры! Самуил чувствовал, что правда, которую он собирался открыть, убьет ее счастье. И он снова промолчал, переведя разговор к бриллианту.

– Ты высказывала пожелания насчет передачи камня институту. Я навел подробные справки. Четыре миллиона, которые дает институт, это треть или даже четверть тех денег, которые можно было бы получить на аукционе или взять с какого-нибудь сумасшедшего восточного креза. И, кажется, я его нашел.

– Ах, нет! – Горячо запротестовала Сандра. – Мы же договорились, Сэм. Камень необходимо отправить в заточение. Витрина института, где бриллиант будет находиться под присмотром изучающих его ученых, – лучшее место для этого преступника.

– А вы не торопитесь, господа? Простите, мне странно слышать, как взрослые здравомыслящие люди могут потерять десять миллионов из-за своих предрассудков… – насупился Дастин.

– Выходит, проведя свое историческое исследование, вы пришли к оптимистическим выводам? – поинтересовался Шольц.

– Исследование не завершено. Но пока нет никаких оснований отрицать, что «проклятые спутники» – лишь повод для преступников списать свои злодеяния на безмолвный предмет… Мне кажется, Сандра, владение этим камнем – символ твоего рода, черный талисман… Наше дело превратить его в светлый. Может, стоит все же попытаться? – Он весело взглянул на Сандру, и она поняла намек. Уже целых десять дней Сандра думала, что беременна.

– Хорошо, повременим с этим вопросом. – Согласился Самуил. – Я готов выслушать ваши предложения, уважаемые супруги.

– Сэм, мы можем объявить Дастину о нашем подарке? – Спросила Сандра, уже знавшая, что Самуил выполнил ее просьбу, купив у владельца издательство еженедельника «Ироничный наблюдатель». Взяв у адвоката папку, она протянула ее мужу, любуясь его недоумением.

– Что случилось? Я не понимаю. – Дастин шумно листал бумаги.

– Читайте внимательней, дорогой. Там ясно написано, что владельцем еженедельника находящегося в Лос-Анджелесе, является мистер Дастин Морис. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Закрыв глаза, Дастин застыл в кресле. Его ноздри трепетали, вдыхая восхитительный запах мести. Плотно сжатые губы искривила улыбка.

– Это самый большой подарок, после Сандры. Кажется, я баловень Фортуны. – Поднявшись, Дастин налил бокал мартини и залпом осушил его. – Простите, господа, мне надо прийти в себя. Спасибо, любимая, благодарю вас, мистер Шольц. – Поцеловав жену и пожав руку адвокату, Дастин вышел.

– Приятно видеть человека, обалдевшего от радости. Кажется, мы его здорово удивили. – Сказал Самуил, не ожидавший такой реакции. Может, и нам стоит выпить?

– Налей. Я боюсь, как бы после моего заявления с тобой не случилось нечто подобное. Только наоборот. Прости, Самуил, я знаю, что удивлю тебя… – Отпив вина, Сандра подняла глаза на своего собеседника. – Мы перебираемся в Калифорнию. Дастин будет руководить редакцией, а я – греться на солнышке… Честно говоря, этот дом… Здесь слишком много печальных воспоминаний. Мне хочется начать все заново и по-другому!

– Понимаю, понимаю, детка… Это вполне логично…

– Ты беспокоишься о моей компании? Я все решила, Сэм. Поправь меня, если скажу глупость. В общем, не важно, как это осуществить, ты знаешь сам. Важна суть. Ты покупаешь у меня ровно столько акций, сколько нужно, чтобы войти в совет директоров компании. И я оформляю все необходимые доверенности на ведение дел на твое имя… Не улыбайся моей наивности, Сэм. Я знаю, что ты не миллионер. Но сумму моей прибыли за год я дарю тебе. Ее хватит на приобретение акций?

– Господи, девочка, ты совсем ребенок! В деловом мире не ведут себя столь расточительно, если не хотят попасть в долговую тюрьму.

– Нет, в деловом мире сомнительные подарки прикрывают выгодную сделку. – Возразила Сандра. – Я буду спокойна за компанию и свое состояние лишь в том случае, если мои интересы будет представлять друг… Ведь ты единственный человек на свете, на кого я могу положиться в делах «Маклин энд Керри».

– Спасибо, детка, ты растрогала старика. – Самуил с трудом сдержал слезы. Эта щедрая девочка делала ему царский подарок, не подозревая, что сама она – нищенка. «Ну постарайся, старина Сэм, продержись, сколько сможешь, – убеждал он себя. – А там что-нибудь решится само собой. Возможно, ты выиграешь в лотерею или сумеешь потрясающе сыграть на бирже. Бывают же чудеса. И тогда Сандра, сама того не ведая, снова разбогатеет».

– Могу заверить, что буду защищать твои интересы до последнего зуба… Надеюсь, со временем ты получишь возможность убедиться в этом, – сказал он и вдруг понял, что испытывает к этой девочке несколько иные чувства, чем преданность и дружеское участие. – Ведь я люблю тебя, детка.

– Ну, тогда последний удар, Сэм. – Сандра передвинулась к Самуилу и протянула ему руку. – Пообещай, что будешь объективен и справедлив, как с собственной дочерью. – Самуил подхватил ее ладонь и слегка пожал ее. – Послушай внимательно мои соображения. – Сандра набрала побольше воздуха, как старательная ученица на ответственном экзамене. – У меня нет близких родственников и людей, которых я могла назвать моими наследниками… Не исключено, что я стану счастливой матерью… Но возможно и другое. Ты же знаешь, я не слишком здоровая женщина, и роды могут стоить мне жизни… И если даже не роды… Я не могу оставить все просто так.

Самуил напряженно молчал, предполагая дальнейший ход мысли Сандры.

– Мне известно, что ты не очень доверяешь бескорыстию Дастина. Если подумать – это справедливо… Хотя я убеждена, что муж любит меня. Конечно, все может измениться, и прочее, прочее… Дастин отказался в брачном контракте заявлять претензии на мою собственность. Думаю, его не надо смущать моим завещанием. Эта бумага будет храниться у тебя, Сэм, на всякий случай… Ну, на всякий ужасный, идиотский, невозможный случай. И никто не будет знать об этом. О'кей?

– О чем, детка? Ты не сказала, что хочешь написать в своем завещании, – кисло заметил Самуил.

– Ах, это же ясно. Основным наследником в случае отсутствия детей я объявляю Дастина… Согласись, будет он меня любить по-прежнему или охладеет – Дастин достоин богатства и сумеет распорядиться им справедливо.

Самуил вздохнул:

– Не стану спорить. Но условие секретности должно быть соблюдено. Зачем взваливать на плечи парня такую ответственность.

– Верно. – Сандра нахмурилась. – Я думала о том, что своим завещанием как бы покупаю любовь мужа. Дастин почувствовал бы себя очень неловко в роли наследника миллионов. Бедняге пришлось бы проявлять нежность и участие, когда любовь угаснет. Ему лучше не знать о завещанных мною деньгах.

– Ну, не стоит так печально смотреть на семейную жизнь, множество пар доживают до золотой свадьбы, не утратив привязанности друг к другу, – сказал Самуил и подумал: «Эх, детка! Все равно наоборот: страсть красавчика не иссякнет до тех пор, пока он не узнает, что женился на бедной и стал наследником мифического состояния».

8

Несмотря на вертящиеся под потолком лопасти мощного вентилятора, в комнате стояла влажная духота. Сквозь спущенные жалюзи пробивались лучи утреннего бразильского солнца, оставляя на пестром коврике в изголовье кровати яркие полосы. С плетеных кресел свешивались наскоро сброшенные вещи, вокруг вазы с фруктами, стоящей на низеньком столике, кружили мухи. Одна из них неспешно обследовала стенки пустых стаканов с желтоватой жидкостью на донышке.

Клер ненавидела эту комнату и этот жалкий поселок с гордым названием Лос-Энсимас, где проходили съемки бесконечного сериала «Сладкая месть», и сам сериал, в котором ей приходилось изображать благороднейшую, но властную матрону, испытывающую порочную страсть к собственному конюху.

Уже три дня она страдала от жары, отсутствия привычного комфорта в убогом кемпинге, куда бразильский администратор фильма засунул приехавших американцев. Конечно, она не удержалась бы от грандиозного скандала, если бы все не переменилось вчера вечером. Протянув руку, Клер коснулась груди лежащего рядом мужчины, провела ладонью по его крепкому, подтянутому животу, опускаясь все ниже.

Он сел, протирая глаза и морщась от головной боли.

– Что, немного перебрал, малыш? – Налив виски, Клер плеснула содовой и протянула стакан своему любовнику. Тот выпил и глубоко вдохнул жаркий воздух, раздувая грудную клетку. Потом выдохнул через нос, по-йоговски подтянув под ребра брюшной пресс, и весело посмотрел на нее:

– Кажется, полегчало. Послушай, ты сегодня ни разу не назвала меня «сладким», и я не услышал ни одного лестного слова в адрес предмета, который тебе так нравился. Это что – обида или охлаждение?

Клер засмеялась:

– Это перестановка фигур. Рокировка, как говорят шахматисты… Думаешь, я не знала, что бешу тебя своими постельными монологами? Хм, конечно, знала. Но ты принадлежал мне, понимаешь? Ты был моей собственностью, и я имела полное право вести себя так, как хочется мне. А мне нравилось помучать тебя, мой нежнейший эстет, предпочитающий трахаться под Бетховена. Теперь ситуация изменилась: преуспевающая, но, увы, не совсем юная звезда Клер Ривз заманила в постель главу солидной газеты, чтобы усладить и привязать к себе. Она с нетерпением ждет, когда «Ироничный наблюдатель» вспомнит о «яркой, колоритной актрисе», которой он некогда уделял столько внимания. – Голос Клер, продолжавшей ласкать Дастина, перешел на томное мурлыканье. – Ведь ты еще способен замечать кого-то, кроме своей парализованной куклы?

– Если сомневаешься, то зачем выманила меня сюда? Репортаж со съемочной площадки «Сладкой мести» должен превратиться в сплошные дифирамбы в твой адрес, я правильно понял?

– А разве не так? Ты не доволен мной, милый?

– Ты неподражаема и знаешь это. Сегодня у меня возникло такое чувство, что я провел ночь с абсолютно неизвестной мне женщиной. Но это была именно та женщина, о которой я мечтал все эти месяцы.

– Естественно, дорогой, я же провожу на съемочной площадке по десять часов в день. И знаешь, чем я там занимаюсь? Млею от страсти, ну, буквально плавлюсь, как масло на солнце. Бразильский костюмер упаковывает мою грудь в такие корсажи, что не обнажиться просто невозможно. И, знаешь, всякий раз, как он появляется рядом, вот эти штуки (Клер приподняла свои груди) буквально рвутся к нему навстречу! Это и есть великая сила искусства.

– Кто же так возбудил мою девочку?

– Ах, милый! Ты совсем не в курсе нашего сериала. Конюх! Мой личный конюх – здоровенный детина с приплюснутым носом, весь в волосах и с огромными ручищами! Педро Фуэнтос действительно был жокеем… – Клер опустила ресницы. – Интимные сцены удаются ему совсем неплохо. Такие мощные данные…

– Об этом я тоже должен писать? – усмехнулся Дастин, оттолкнув руку Клер.

– Да нет же! Мы с ним партнеры – и только. Сегодня ночью моим конюхом и господином был ты, радость моя. Боже! Ты восхитительно мучил меня, Дастин!

– Пожалуй. – Дастин вонзил зубы в спелое манго, не обращая внимания на стекающий по руке сок. – Пожалуй, ты, действительно, отлично вошла в роль, Клер. Я получил то, по чему здорово истосковался – знойную бразильскую страсть.

– Так значит, миллионные подарки, полученные от юной жены, обходятся не дешево?

Вздохнув, Дастин поднялся и с хрустом потянулся, разминая тело.

– Боюсь, ты опоздаешь. Уже семь. Плюс час на грим и костюм.

– Пустяки! Сегодня я буду тонуть. В батистовой рубахе на голое тело и в накладных ресницах. Полчаса вполне достаточно. Ах, черт, он уже здесь! – Услышав гудок машины, Клер быстро поднялась. – Экипаж подан. Крикни этому уроду-шоферу, что я выйду через десять минут… Извини, извини, я забыла, что твой визит в мою спальню теперь следует держать в тайне. – Сегодня у меня трудный день. Ровно в восемь, во что бы то ни стало, жди меня здесь, бэби. – Чмокнув Дастина в щеку, Клер внезапно нахмурилась. – Мне необходимо с тобой очень серьезно поговорить. Понимаешь, – очень!

Заинтригованный Дастин поджидал Клер, соображая, куда клонит его экстравагантная любовница. Она применила все свое влияние и женскую власть, чтобы вытащить его сюда.

Это было не так-то просто – ведь речь шла не о праздном репортерчике, а главе крупного издания.

Появление нового хозяина «Ироничного наблюдателя» произвело фурор.

– Я же сказал, что покидаю вас до лучших времен, друзья. Так вот – для «Наблюдателя» и меня лично они настали, – объявил Дастин на собрании коллектива. – Прежде всего, я хочу сообщить вам, что освобождаю от должности заведующего отделом культурных новостей мистера Баклина, считающего, что голос нашей газеты является предметом купли-продажи…

Расправившись со своим бывшим шефом, Дастин провел крупную реорганизацию в редакции, удалив тех, кто явно не симпатизировал ему или не обнаружил достаточно деловых качеств. Он и впрямь собирался сделать свою газету самым влиятельным печатным органом Лос-Анджелеса.

Начало благоприятствовало удаче. Пресса с наслаждением раздула романтическую историю женитьбы Мориса на наследнице «бриллианта Хоупа». Ни одной колонки светской хроники не обходилось без репортажа о молодой семье, купившей в Беверли-Хиллз очаровательную виллу. Дом, построенный в 30-х годах, был известен тем, что принадлежал представителям трех поколений звезд, сверкнувших и разорившихся.

Дастин проявлял особую заботу о супруге, требуя от дизайнеров и архитекторов учета специфики ее передвижения и образа жизни. Все небольшие подъемы в доме были снабжены пандусами, а межэтажные переходы – лифтами. Ванная и бассейн в саду имели специальные приспособления, чтобы Сандра без особых усилий могла самостоятельно пользоваться всеми услугами комфорта. Садовники хлопотали над сооружением цветущих оазисов, создающих ощущение первозданных зарослей.

– Спасибо, милый! Я даже не догадывалась, что так люблю все это – красивые вещи, комфорт, цветы! – Сандра поднимала на Дастина полные обожания и трепета глаза. Похоже, она считала его чуть ли не святым.

Перебравшись в новый дом, Сандра взяла новую прислугу. Дастин настоял, чтобы старуха Кэт и дворецкий Фил получили расчет. Попечалившись, Сандра выделила верным слугам пожизненный пенсион и получила у мужа разрешение заняться подбором горничных и повара. Похоже, она не ошиблась – в доме поддерживался порядок и покой, а все попытки хозяина подловить служащих на злоупотреблениях окончились неудачей.

Завершив реорганизацию редакции, Дастин вернулся к журналистике. Теперь он сам мог отбирать для себя самые выгодные темы и характер их освещения. Ряд репортажей с крупных кинофестивалей и выставок придал имени Мориса профессиональный блеск.

Поездка в Лос-Энсимас на съемки заурядной «мыльной оперы» ни в какой степени не вдохновляла Мориса. Мотаться по всему земному шару за плохонькими репортажами – не дело хозяина редакции. Для этого он держит целый штат хорошо оплачиваемых сотрудников, готовых вылететь хоть на Аляску в любое время суток.

Клер пригласила его выпить кофе в крошечном баре неподалеку от здания с огромной вывеской «Ироничный наблюдатель». Пары минут им было достаточно, чтобы понять друг о друге главное. Клер убедилась, что все еще хочет вернуть себе Дастина, получившего в новом статусе еще большую мужскую привлекательность. Достаток и власть идут без исключения всем, придавая даже низкосортным экземплярам человеческой породы некую магнетическую значительность. А таких редких птичек, как мистер Морис, они наделяют неотразимой привлекательностью.

«Кажется, мой план совсем не утопия. Мальчик не прочь вернуться к прежним забавам, но пока еще не осознал этого. Надо не спугнуть его, действуя осторожно», – подумала она, меняя окраску своего поведения от былого интимного панибратства на дружескую доверительность, плохо скрывающую неугасающую страсть.

«Клер изменилась к лучшему. Такие женщины созданы для власти. И, что не говори, – очень хороша». – Решил Дастин, заново, после блеклой Сандры, оценив женские достоинства Клер.

Через полчаса они расстались. Клер получила обещание Дастина лично навестить съемочную площадку в Лос-Энсимасе.

И вот он здесь. Ночь, проведенная в номере Клер, довела Дастина до исступления. Он чувствовал усталость, изнеможение и при этом – прилив бурлящей энергии, постепенно вливающейся в его стосковавшееся по настоящему сексу тело. Поджидая Клер под ветвями пальм, скрывающих от дороги бунгало, Дастин решил, что постарается сохранить близость с Клер, расплачиваясь за нее потоком хвалебных статей. «Она этого стоит! – Улыбнулся он, вспомнив отснятый сегодня эпизод «самоубийства» героини Клер. – Сколько самообладания, силы и мастерства понадобилось этой женщине, чтобы после бурной ночи раз восемь «захлебываться» в мутных волнах, пенящихся у каменного утеса! В сорокаградусную жару, с колоссальным париком и прилепленными водостойким клеем ресницами!»

– Ах, ты уже здесь! Извини, задержалась, дорогой… Не представляешь, как я вымоталась. – Клер поставила на столик бумажный пакет с промасленными пятнами. – Прихватила в гриль-баре цыплят и кукурузные лепешки. Это как раз то, что мне категорически запрещено. Но ведь у нас праздник, да, милый? Я быстренько. – Взъерошив волосы Дастина, она исчезла и минут через десять появилась, свежая и прохладная после душа, набросив просторный хитон с бразильским орнаментом. Мокрые волосы Клер зачесала щеткой, но они спадали на лоб и щеки крупными завитками.

– А ты не пробовала сниматься без горы макияжа, Клер? Выглядишь фантастически.

– О чем ты? Меня же не приглашают в «большое кино», где требуется психологическая достоверность и неприукрашенная натура. Увы, моя участь – умереть эффектной куколкой в полном гриме, прическе и не более чем двадцати пяти, ну, максимум тридцати лет.

– Тебе почти сорок?

– Тридцать девять, и ни годом больше. Выпьем за это.

Когда цыплята были съедены, а бутылка «Кальвадоса» наполовину опустела, Дастин значительно посмотрел в глаза Клер. Низкая скрипучая кровать в тесной комнате казалась ему сейчас самым вожделенным ложем.

– Как насчет того, чтобы порезвиться в соломе? Конюху не терпится объездить горячую лошадку. И хорошенько отхлестать.

– Постой. Вначале я хочу знать все.

– Все?

– Ну, как ты сумел подхватить эту дуреху? Или, может, она столь умна, что прибрала к рукам романтичного красавчика?

Дастину давно хотелось излить душу. Игра в любящего супруга стала доводить его до бешенства. Чем горячее пылали чувства Сандры, тем больше ожесточался Дастин. Поселившись в новом доме, молодая жена посвятила свою жизнь обожаемому супругу. Она ждала его, готовая выполнить любой каприз, она хотела знать о всех его делах, чтобы ободрить или утешить. Она не мыслила своего существования без Дастина, стремясь стать его наперсницей, помощницей, любимой.

Прикованный к Сандре, Дастин частенько жалел о своей «счастливой» женитьбе и чувствовал панический ужас, словно попавший в капкан зверь.

– Клер, я запутался. Наверно, ты была права: я – слабак… Вначале все шло просто здорово, будто кто-то подталкивал меня в спину… Мне нужны были сведения о «бриллианте Хоупа». Но миссис Линда, пообещавшая мне рассказать о судьбе своего семейства, связанную с влиянием камня, неожиданно скончалась. Прибыв в Даллас, я познакомился с ее дочерью… Сандру нельзя назвать даже хорошенькой. Однако она из тех милых, добрых дурнушек, которые могут нравиться. Ну, чисто по-человечески, из чувства жалости, сострадания…

– Ой, не надо мне пудрить мозги милосердием. Может, у кого-то оно и есть. Но у тебя, мальчик… У тебя в голове щелкал компьютер, подсчитывая ее наследство. И это, конечно, «возбуждало сострадание». – Клер засмеялась. – Я так хорошо тебя понимаю, милый! Мой дурашка хоть и не в инвалидном кресле, но тоже не подарочек. А я вот держусь. И тоже – чисто из милосердия…

Они захохотали, подбодренные солидарностью.

– Не скрою, какое-то время радость победы над Диком – вожделенным для тысяч красоток денежным мешком – давала мне не меньше удовольствия, чем сексуальные приключения. Уверена, ты тоже не слишком мучился. – Клер с хрустом разломила поджаренного цыпленка и протянула Дастину половину.

– Знаешь, вначале меня это даже возбуждало. Инвалидное кресло, парализованные ноги и такая страсть!

– Она способна испытать удовольствие? – удивилась Клер, обгладывая ножку.

– Сандра любит меня. Как только может любить двадцатипятилетняя девственница-калека своего кумира и соблазнителя. И она успела поверить в то, что близость с ней вдохновляет меня… Пару недель нашего медового месяца я творил чудеса супружеского усердия. Это было неосмотрительно… Откуда знать наивной дурехе, что страстная ночь «от и до» – далеко не норма и не обязательство, взятое на весь супружеский срок? Но именно это я доказывал ей целый месяц. Сперва по собственному энтузиазму, потом – по инерции. А теперь – как на эшафоте. Порой я думаю о разводе…

– Ну уж на мученика ты никак не похож! И аппетит будь здоров – что за столом, что в постели. – Клер разломила второго цыпленка. – А каковы условия брачного контракта?

– Идиотские! Ее адвокат – этакий святой друг семейства диккенсовских времен, естественно, заподозрил меня в корысти. Советовал девочке не торопиться со свадьбой, получше приглядеться к своему избраннику. Это пугало меня больше всего. Чутье подсказало, что надо разыграть бескорыстного влюбленного, уступая свои позиции. Я отказался от всех притязаний на имущество жены, проявляя полное равнодушие к миллионам, и сорвал приличный куш – получил издательство.

– Но что будет в случае развода? Сумеешь ли ты удержать в руках свою «фабрику сплетен»? Да-а… Похоже, надо вновь прицениться к той квартире на чердаке, которую ты занимал после ссоры со мной…

– Перестань, Клер! Меня никто не выгоняет из дома. Сандра скорее даст отрезать себе руку, чем согласится потерять обожаемого мужа.

– Тогда приобрети себе искусственный член и трахай свою калеку с утра до вечера. Все равно она ничего не чувствует, бедняжка.

– Вариантов много. Я просто куплю доктора, который под страшной тайной расскажет моей жене, что у меня опухоль предстательной железы и каждая попытка совокупления – шаг к мучительному концу.

Брови Клер изумленно взлетели. Она впервые отчетливо поняла, что «история болезни» Дика может иметь именно такое происхождение. «Значит, этот сукин сын Уэлси завел другую! А следовательно, Клементина, тебя скоро выкинут с очень скромным «выходным пособием», – сказала себе Клер, очередной раз выругав за легкомыслие. Она тоже не была достаточно опытна, чтобы составить брачный контракт в свою пользу. Рассчитывать приходилось только на наследство. Но если этот козел Дик присмотрел себе молоденькую козочку – в его воле переписать бумаги, забыв и о Берте, и о любимой Клер. «Самое лучшее для меня – вовремя стать вдовой», – решила она, подогретая кальвадосом.

– А не подумал ли ты о том, мальчик, как хорошо живется вдовцу? – Клер с вызовом посмотрела на Дастина.

– Признаться откровенно – думал… Вначале эта крошка показалась мне такой тщедушной, слабенькой. «Э-э… Да невеста, видать, долго не протянет», – с болью в сердце думал я и форсировал заключение брака… И знаешь, что теперь нашептывает мне ее доктор? Что здоровье моей супруги пошло на лад. Она практически ничем не хворает и даже может произвести на свет здорового ребенка!

– Ребенка? Он-то тебе на что? Мамаша отдаст богу душу, оставив завещание наследнику, а ты останешься на содержании собственного отпрыска… Это если он еще родится нормальным. – Клер задумалась. – А вы не подумали о том, чтобы подготовить завещание? Когда владелица такого состояния поражена скрытым недугом, может случиться всякое…

– Нет… Это было бы уж как-то слишком. Составлять завещание юной женщине, собирающейся стать матерью… К счастью, эта история завершилась удачно. У Сандры была большая задержка, связанная с перестройкой организма… А теперь-то я принимаю меры предосторожности. Благо, ей действительно не дано заметить, что у нее происходит между ног.

– Не понимаю! Зачем же ей тогда секс? И в чем проблема?

– Эта страдалица невероятно сексуальна! Она получает удовольствие, отдаваясь мне и чуть ли не теряет сознание от восторга, когда я кончаю… Думаю, ей кажется, что таким образом она получает власть надо мной. – Дастин тяжело вздохнул, вернувшись к своим проблемам.

– Странная история. И волнующая. Надо подкинуть идею нашему сценаристу – можно раскрутить блестящий мыльный сериал.

Дастин сжал руку Клер и придвинулся к ней вплотную, ощущая сквозь ткань обнаженную грудь.

– Ты не оставишь меня? Иначе я свихнусь, прежде чем придумаю какой-то выход.

– Разумеется, я не брошу своего сладкого мальчика в беде. Пойдем, ты изобразишь парализованного, а я попробую, как это получается. Твой рассказ взволновал меня. Я вообразила эту вялую куклу, словно набитую сырыми опилками. И вдобавок – невинную!

– Ну, девственницу мне сыграть не удастся. – Подхватив Клер, Дастин унес ее в комнату и послушно лег на кровать.

– Я мыл ее, одевал и раздевал… А когда она лежала вот так, глядя на меня полными ужаса и страсти глазами, я просто свински насиловал ее… Раз за разом…

– За этим дело не станет. Замри, милый, я покажу тебе, что значит настоящее скотское насилие…

– Ну, может быть, теперь ты расколешься до конца? – Спросила Клер, глядя на вентилятор, после того, как они разлепили потные тела и отвалились подальше друг от друга, позволяя воздуху овевать пылающую кожу.

– Что ты еще хочешь знать, Клер?

– Мне было бы небезынтересно услышать, как тебе удалось отправить на тот свет Линду.

– Что?! Откуда ты взяла, стерва! – Дастин вцепился в горло Клер. Его выпученные глаза остекленели от ненависти.

– Оставь… – прохрипела женщина, вырываясь из рук Дастина. – Маньяк, ублюдок! Ты придушил ее? Ах, нет, – ведь следов насильственной смерти не обнаружили. Как тебе это удалось, пройдоха?

– Откуда ты знаешь, что Линда умерла не своей смертью?

– Узнав, что ты приударил за наследницей бриллианта, я послала хорошего профессионала узнать, как и что… Он привез мне совершенно неожиданные факты – оказывается, твой визит в Даллас к миссис Маклин кончился для нее более чем плачевно. – Клер прищурилась, изучая выражение лица Дастина. Этот ход она придумала только что… «Насилуя» Дастина, Клер подумала о том, что бурная близость с человеком преклонных лет (допустим, с Диком), который, к тому же, проглотил какой-нибудь вполне невинный препарат, влияющий на сосуды или сердечную мышцу, может оказаться для него трагической. – Признайся, ты затащил ее в постель и затрахал до смерти?

– Нет. Хотя был близок к тому, чтобы приударить… Я приехал в Даллас с целью разведать ситуацию. После того как ты оскорбила меня, выгнала, растоптала, я решил, что сумею постоять за себя. Во время нашей встречи на выставке в Лос-Анджелесе, где пожилая дама демонстрировала свой бриллиант, она показалась мне очень милой. Пятьдесят лет – не катастрофа, если женщина богата и умеет ухаживать за собой. Да и я ей тоже приглянулся.

Под предлогом интервью я прибыл в Даллас. Роскошная вилла, одинокая дама, глотающая сердечные капли… Мы пили чай, мирно беседуя у камина. Глаза и бриллианты дамы блестели. Я понимал, что означает этот блеск, и решил попытать счастья.

Но тут Линда сообщила мне, что у нее есть дочь Сандра, проходящая лечение в Швейцарии. Она – единственная наследница камня и состояния. Ей двадцать четыре, она умна и добра… Сама понимаешь, Клер, мой выбор оказался не в пользу Линды… Зачем мне старая жена и падчерица, распоряжающаяся всем состоянием? – Дастин приуныл, вспоминая совершенное преступление. – Но ведь я почти не рисковал… Выходит, эта ведьма Кэт все же проговорилась…

– Что ты бормочешь, милый? Выкладывай все начистоту и по порядку. Значит, дама напоила тебя чаем… А потом… – Опершись на локти, Клер впилась глазами в лицо Дастина, чтобы не упустить и крупицы лжи. Ей было необходимо чистосердечное признание… Само провидение давало Клер велико-ленный шанс. Теперь-то она сумеет удержать Дастина, в тайну которого столь неожиданно проникла.

– А потом миссис ойкнула и говорит: «Простите, мистер Морис, мне необходимо принять лекарства. С утра нелады с сердцем. Сегодня тяжелый день». И вышла.

Я незаметно последовал за ней в спальню, еще не зная, что буду делать. Притаился. В открытую дверь виднелась часть комнаты с краем кровати, покрытой синим шелковым покрывалом, и тройное зеркало на противоположной стене, в котором отражалась прилегшая Линда. В костюме, чулках и туфельках, как если бы у нее закружилась голова. Она показалась мне привлекательной. Я вышел из засады и появился в дверях.

«Простите, Линда, вы побледнели и удалились такой неровной походкой. Я опасался за вас». – «И очень кстати, – она притронулась к своему запястью, – в груди пустота и никак не могу прощупать пульс». «Позвольте». Присев рядом, я нашел пульс. Он был чересчур слабый и редкий. «Да-а… Не меньше ста двадцати. Жуткое сердцебиение», – почему-то соврал я. «У меня часто бывает страшная тахикардия. Вот здесь лекарства, они немного разрежают частоту сердечных ударов. Будьте добры, Дастин, налейте мне 20 капель…»

Я поцеловал ее руку и слегка задержал в своей. В это мгновение решалась судьба человеческой жизни, смешно… Если бы она посмотрела на меня более нежно, я сделал бы выбор в ее пользу… Но Линда выдернула руку и вздохнула, посмотрев на портрет гужа, висящий прямо напротив ее кровати. «Потеря Джима загубила мое сердце. Я никогда не смогу забыть его», – прошептали ее побелевшие губы.

Тогда я взял рюмочку и налил в нее много, очень много того лекарства, которое могло остановить ее сердце. «Слишком горько», – сказала Линда и опустилась на подушки. Я сидел рядом, наблюдая, как она засыпала. Ее черты заострялись, рука бессильно повисла. Я сжал запястье, но пульса не было… Тогда мне вдруг стало страшно… Убить человека совсем непросто. Мне захотелось кричать, звать на помощь…

И вдруг глаза Линды открылись. В них застыл смертный ужас – она поняла все! Но бедняжка не смогла закричать. Лишь тихий хрип вырвался из зажатого моей ладонью рта… Я придержал руку совсем немного, клянусь! Продолжая смотреть на меня, она потеряла сознание.

Не знаю, сколько я сидел рядом, все еще раздираемый противоречивыми желаниями – спасти или убить. Когда я коснулся щеки миссис Маклин, она была холодна. Так жутко, неприятно холодна… И тут… тут я увидел в дверях застывшее лицо старухи. В белой кружевной наколке на седых волосах и крахмальном переднике, она показалась мне покойницей. Наверно, из-за выпученных глаз и гримасы ужаса, исказившей синеватое морщинистое лицо.

Стискивая хрупкую шею старухи, я не думал ни о чем, кроме того, чтобы освободиться и убежать. Пальцы разжались сами собой от охватившей меня слабости.

«Клянусь, я ничего не скажу. Не убивайте меня», – прохрипела она в то время, как я уже бежал к лестнице…

На следующий день при опросе прислуги полицейскими выяснилось, что в доме был гость. Горничная Кэт подтвердила, что мой визит длился не более получаса и я ушел, когда миссис Линда почувствовала себя неважно.

Клер заметила, как дрожали руки Дастина. В его рассказе была странная смесь ужаса и восторга перед содеянным. Да, малыш боялся, но ему нравилось то, что он сумел отнять чужую жизнь. Убийство – привилегия супермена.

– А тебя, я вижу, развлекла вся эта история – холодеющее тело, безумные, полные страха глаза… Признайся – приятно ощущать безграничную власть?

– Как ты можешь такое говорить, чертовка! Целый месяц я не спал, сходя с ума от ужаса… Я даже хотел во всем признаться.

– Ну, конечно, ты дрожал, пока шло дознание. А как только следствие было закрыто, ты возликовал и направился к дочери своей жертвы! Ну, просто современный Ричард Третий. Тот поклялся в любви к женщине на могиле ее мужа, которого собственноручно прикончил… А ты мне все больше нравишься, зеленоглазый ангелочек! – Клер опустила ресницы, откинувшись на подушки. – Самый момент задушить меня… А ну, попробуй!

– С удовольствием! – Дастин с силой вдавил ее плечи в матрас. – Клянусь, я разделаюсь с тобой, если ты вякнешь еще хоть одно слово!

– Пусти, мне не нравятся эти игры. – Высвободившись, Клер села и прикрыла грудь простыней. – Скажи лучше, как ты осмелился вновь явиться в Даллас? Ведь эта старуха горничная могла узнать тебя?

– Разумеется, – улыбнулся Дастин. – Она ошалела, словно увидела призрак, и никак не хотела отпускать со мной Сандру… Мы последовали на кладбище в сопровождении дворецкого. Дура! Когда затеялась свадьба, старуха просто обезумела. Я боялся, что она способна наделать глупостей и слегка припугнул ее. Больше я ее не видел. Перебравшись в Лос-Анджелес, я заставил Сандру избавиться от старой прислуги. Значит, чертовка надула меня, продав секрет детективу! Она может здорово испугать Сандру.

– Послушай, а это неплохая идея! – Клер оживилась. – Кэт умерла от инсульта. Но я могу прислать к миссис Морис своего детектива, и он все изложит нашей страдалице в лучшем виде. Ее бедное сердце не вынесет правды.

– Идиотские шутки, Клер.

– Ну, ты же сам просил о помощи, оплакивая свою супружескую долю. И я неспроста пригласила тебя для очень серьезного разговора. Ты уже догадался, о чем пойдет речь, дорогой?

– Кажется, понял. – В прищуренных глазах Дастина сверкнула ненависть, и Клер поспешила успокоить его:

– Нет, я не буду шантажировать тебя, выжимая хвалебные статейки или любовь. Все это ты отдашь мне и так, Дастин. А к тому же – многое другое. – Она встала, возвышаясь над ним, как античная статуя. В зеркале туалетного столика отражалась монументальная спина амазонки и пухлые ягодицы блудницы.

Наполнив стаканы, Клер протянула один Дастину.

– Пора скрепить вином и любовью наш союз. Клянусь, – я знаю, как помочь тебе, Дастин.

9

– Ума не приложу, чем занять тебя, детка. – Нежно обняв жену, Дастин присел к накрытому на лужайке столу.

Семейная трапеза была обставлена так изысканно, будто в доме ждали королевскую чету. Полные обожания глаза Сандры, устремленные на него, бесили Дастина, как и ежедневный обеденный ритуал. Он с трудом подавил вздох. Увы, с посещениями ресторанов, составлявших приятный момент повседневного быта богатого, свободного мужчины, пришлось покончить. Сандра ждала мужа, озадачивая повара изобретением новых блюд. Син уже продемонстрировал чудеса китайской и филиппинской кухни. Теперь он дерзнул представить коронное японское блюдо – суши из самых разнообразных морепродуктов.

– Ты стараешься устроить мне райскую жизнь. – Дастин с улыбкой потрепал жену по щеке. – Мне, право, жаль, что моя любимая жена превращается в домашнюю клушу. Посмотри, что на тебя надето?

Сандра в растерянности поправила ворот скромного шелкового платья, которое считала даже слишком нарядным.

– Стиль – дело тонкое. Чтобы не попасть впросак, юной леди, предпочитавшей монашескую строгость и превратившейся в светскую даму Лос-Анджелеса, неплохо бы обзавестись опытной наставницей… Но речь не только об этом… Я знаю, другие женщины твоего возраста и общественного положения уделяют больше времени своей внешности и развлечениям – каким-то благотворительным сборищам, клубам, спорту…

Глаза Сандры наполнились слезами.

– Я… Я не знаю… ты же обещал дать мне возможность попробовать что-то написать для «Наблюдателя». Возможно, я могла бы вести какой-то раздел хроники…

– Для этого надо постоянно вращаться в гуще событий. Ты могла бы заняться лишь кабинетной работой – каким-нибудь историческим, искусствоведческим или социальным исследованием.

– Скажи, какой я должна стать – и я стану… Но ведь я могу только то, что позволяет мне недуг… Все эти месяцы я жила мечтами о беременности… Я уже слышала голос нашего малыша, представляла, как он будет играть на этой лужайке, разбрасывая погремушки… Я даже тренировалась, чтобы ловко подхватывать с травы разные предметы… Глупости, конечно.

– Рад, что ты сама это понимаешь. За нашим ребенком будет ухаживать няня. Но, очевидно, мы должны подождать, ведь с твоим здоровьем далеко не так просто, как кажется нашему доктору. Твой организм упорно отказывается подчиняться. Если бы не его капризы, мы сейчас играли бы с тобой в теннис. Без инвалидного кресла. И не было бы никаких трудностей с зачатием.

Сандра молчала, чувствуя себя симулянткой или преступницей. Ее немощь относилась к разряду тех, перед которыми медицина пасует.

В противном случае она смогла бы не просто ходить – жена Дастина Мориса должна летать от счастья. Тайное чувство вины мучило Сандру. Она была готова на все, чтобы ничем не омрачать жизнь любимого.

Однажды вечером Дастин приехал домой не один. Его сопровождала высокая, потрясающе элегантная женщина. Сандра сразу узнала Клер Ривз, поскольку именно ее фотографии не сходили со страниц «Ироничного наблюдателя».

– Это моя славная девочка, Клер. Она очень хотела с тобой познакомиться. – Дастин ободряюще потрепал Сандру по бледной щеке, а очаровательная брюнетка протянула ей то, что Сандра издали приняла за сумочку.

– Это знаменитые парижские пралине. Горькие, с миндалем и ромом. Ах, как я обожаю погрызть сладенького в постели! Но, увы… Не могу позволить себе даже лишний орешек. – Она провела руками в тонких перчатках по своему стану, обтянутому лимонно-желтым полотняным костюмом. Темные волосы Клер прикрывала белая соломенная шляпа с большими плоскими полями. Бирюзовый шарф, опоясывающий тулью, массивные украшения из золота и иранской бирюзы подчеркивали яркость ее необыкновенных глаз.

– Спасибо… Я тоже люблю как раз эти конфеты, правда, Дастин? Как мило, что вы угадали…

Клер присела на пододвинутое Дастином поближе к Сандре кресло. – Детка, мы давно дружим с вашим мужем. Мой супруг просто обожает Дастина. Собственно, много лет назад именно он откопал молодое дарование – начинающего журналиста Мориса и заставил его обратить внимание на актрису Ривз…

– Не заставил, а попросил, – поправил Дастин. – Я не мог отказать Дику, он столько для меня сделал. А теперь мои ребята прославляют тебя по традиции, Клер.

– Ну как тебе не стыдно, Дастин! Клер великолепно сыграла в «Сладкой мести»! Эта сцена в воде, когда вы тонете, Клер… Брр! Просто жутко…

Клер весело расхохоталась:

– Великая сила искусства! Вообще-то я тоже не слабенькая. Умею постоять за себя и за своих друзей. Собственно, с этим и заявилась. Дастин много рассказывал о тебе, детка. Я понимаю, есть определенные проблемы, но когда два человека так сильно любят друг друга, чем-то можно пренебречь, а что-то поправить. – Взяв за руки Сандру, Клер с сочувствием посмотрела ей в глаза. – Я знаю, как трудно оказаться без матери. Мне пришлось жить самостоятельно с шестнадцати лет. До сих пор благодарю провидение, что оно послало мне хороших наставников. Все, чему я научилась у них, сильно помогло мне в жизни.

– Ну, насколько я в курсе, попадались на пути молоденькой звездочки и злые волки – завистники, соблазнители, – шутливо заметил Дастин.

– Судьба актрисы – не простая штука. – С королевским достоинством согласилась Клер. – Спасибо тем, кто помог мне преодолеть трудности… Быть может, когда-нибудь эта девочка тоже вспомнит меня добрым словом.

С тех пор Клер и Сандра стали подругами. Несмотря на свою занятость, кинодива находила время, чтобы навестить миссис Морис, поболтать с ней по телефону или прислать шофера с коробками подарков.

– Детка, я, к сожалению, не имею свободной минутки даже на то, чтобы липший раз принять массажистку, поэтому намерена руководить тобой издали. Учти, ты должна стать послушной ученицей, ведь мое шефство – просьба Дастина. – Интонации благородной патронессы аристократических кровей сразили Сандру.

– Я постараюсь, миссис Ривз… Но мне, право, неудобно обременять вас своими проблемами.

– Об этом ни слова. И называй меня просто Клер. А ты для меня крошка Сандра. Договорились? И еще: запомни, я никогда не делаю того, что мне обременительно или неприятно. Я очень многим обязана Дастину как журналисту. Но этого мало, чтобы присматривать за его женой. – Она лучезарно улыбнулась. – Ты мне очень симпатична, девочка. Да к тому же, я уверена, что скоро смогу гордиться своей ученицей.

Личный портной Клер, ее тренер, парикмахер, массажист зачастили в дом Морисов. Умащенная питательными кремами, Сандра послушно загорала у бассейна, выполняла изнуряющий комплекс упражнений на тренажерах, осваивала управление автомобилем.

– Фи, девочка! Всегда зависеть от шофера – это все равно, что брать с собой в постель няньку! – сказала Клер, обязав Сандру в кратчайший срок получить водительские права.

Через месяц, подводя итог проделанной работе, Клер с удовлетворением отметила, что усилия портных, косметичек и парикмахеров слегка преобразили Сандру. Вместо того чтобы обращать на себя внимание некрасивостью, она просто стала незаметна – одна из тысяч женщин, которых пропускает глаз. Клер установила и другое: характер Сандры отличался настойчивостью и упорством, а ее организм отнюдь не оказался столь хрупким, как хотелось бы Дастину.

– Ты со всех сторон просчитался, радость моя, – мурлыкала она, лаская любовника. Они встречались теперь с большими предосторожностями в специально снятой квартире на окраине города. – Твоя супруга намерена дожить до ста лет, нарожав кучу детей. И, насколько мне известно, доктора всячески поддерживают ее энтузиазм в вопросе материнства. Они надеются, что роды могут излечить паралич Сандры. Кроме того, это хваткая и упорная женщина, которая никогда не выпустит тебя из рук. Я пыталась прощупать ситуацию с наследством. Кажется, она об этом еще не задумывалась. Значит – пора поднажать. Ведь наша святая влюблена, как кошка… В общем-то я ее понимаю. – Обжигающий взгляд Клер обволакивал Дастина. – Рядом с таким мужем и я чувствовала бы себя счастливейшей женщиной в мире…

– Тебе, куколка, достаются сливки. Сандра довольствуется кислыми остатками. – Сбросив одеяло с обнаженного тела, Дастин попросил. – Попробуй-ка вспомнить свои былые речи. Я соскучился по «ненаглядному Нарциссу» и «сладкому мальчику». Это получается у тебя так пошло, аж колени дрожат.

– Иди ко мне, медовый мой, сахарный… – простонала Клер и, отдаваясь любовнику, взяла телефонную трубку. – Сандра, девочка… ах… я вся в жару… да, простуда… Мм… Малышка, деточка… постарайся быть умницей и не огорчать Дастина… Помнишь, что я говорила про постель? Ах, я не могу… все тело ноет… Так вот – многие мужчины любят, когда жена осыпает их в интимные моменты ласковыми словечками… Ну, например, «славный рыцарь, пронзающий мое чрево» или «могучее копье страсти, несущее наслаждение»… ты понимаешь, о чем я? будь умницей, чао… – Клер уронила трубку. – А ты действуешь совсем неплохо, «рыцарь наслаждений»! Эта вечная девственница вдохновляет тебя даже по телефону…

… Потом случилось непредвиденное – в жару свалился Дастин. Он мужественно сносил страдания, отказываясь позвать доктора.

– У меня такие приступы были в юности, – объяснил он жене, тяжело дыша. Это, кажется, наследственное. Какие-то спазмы в животе… Мой дед умер, не приходя в сознание, в сорок пять лет.

Испуганная Сандра тайно от мужа вызвала врача. Доктор Тиферсон провел с полчаса наедине с пациентом и вышел из его спальни с озадаченным лицом.

– Что? – тихо спросила дрожащая Сандра.

– Повода для тревоги пока нет. Спазмы кишечника. – Он посмотрел на часы. – Думаю, мы госпитализируем вашего супруга завтра. Если приступ не пройдет через сорок восемь часов, придется оперировать.

– Это настолько опасно? – едва пролепетала сраженная горем Сандра.

– Успокойтесь, дорогая, примите капли. На этом свете полно всяких неожиданностей. Но если я правильно понимаю ситуацию, положение вашего мужа не угрожающее.

Проводив доктора, Сандра ринулась к Дастину. Он дремал, разметавшись на широкой кровати. Пряди светлых волос прилипли к влажному лбу. Сандра чуть прикоснулась пальцами – кожа была холодной. Дастин открыл глаза:

– Что он сказал тебе?

– Все будет хорошо, милый… Возможно, придется сделать операцию… Но ты же сильный, смелый… И я все время буду рядом.

– Послушай, Сандра… это серьезно. Я верю, что все кончится благополучно. Умоляю, не думай ни о чем плохом, детка. У меня железный организм… Но выслушай меня… – Дастин с трудом ворочал языком, облизывая пересохшие губы. – Я хочу составить завещание… Моя редакция и то, что осталось у меня от родителей… Ерунда, в сущности… Но мне необходимо знать, что все это останется тебе.

Сандре не удалось переубедить и успокоить мужа. Срочно вызванный им адвокат составил завещание, в котором мистер Морис оставлял все принадлежащее ему имущество супруге.

– Ну, теперь я действительно чувствую себя лучше. – Он обнял и притянул к себе жену, пересевшую из кресла на край кровати. – И еще я хочу, чтобы ты всегда помнила – я очень любил тебя, с той самой первой встречи в Далласе…

Глагол «любить» в прошедшем времени и прерывистая речь больного разрывали сердце Сандры – она зарыдала, бормоча сквозь слезы о своих чувствах к Дастину.

– Если что-то случится с тобой, я не переживу этого. Я не смогу существовать без тебя… – Она обвела взглядом стены и вещи вокруг, будто уже прощаясь с ними. – Ты не знаешь, как тяжело жить в пустом доме…

… На следующий день навестить больного прибыла Клер. Пробыв четверть часа у постели Дастина, она увела Сандру в гостиную. И там, глядя потемневшими глазами в окно, выдавила из себя признание:

– Я завидую тебе, девочка… Мой брак никогда не был таким пылким. Скорее – это сделка… Дастин редкий мужчина – в наше время рыцари перевелись.

– Знаю, знаю… Он даже составил завещание, – всхлипнула Сандра. – Боже, он не знает, как я его люблю! Не может понять, как у меня ноет в груди от одной мысли, что он может остаться один, без меня…

– Ах, зачем думать о грустном, детка! Возможно, твой организм окончательно преодолеет немощь, и ты сумеешь обнять его по-настоящему. И к тому же не думай об этом проклятом бриллианте. К черту суеверные бредни, чур, чур… Фу! – Клер отмахнулась, как от привидения. – Я, к сожалению, жутко мнительна и суеверна. Ни за что не стану играть роль, если предшественница сломала ногу или угодила под колеса… – бодро «утешала» взволнованную Сандру Клер, точно рассчитав, куда метнуть невидимые стрелы…

– Нет, Клер. Все не так просто. Я часто думаю о будущем. Моя болезнь может прогрессировать. В один прекрасный день вдруг отнимутся руки или вообще – откажет мозг… Нет, не успокаивай меня. – Нахмурив брови, Сандра смотрела прямо перед собой. – Я никому не хочу говорить об этом, но рок страшного бриллианта тяготеет надо мной… Этот камень, как ядовитый цветок убивает всех, кто прикоснется к нему… Знаешь, Клер, поклянись, что не скажешь Дастину, он очень обидится, если узнает…

– Что, что, девочка? – Присев рядом, Клер обняла дрожащие плечи Сандры.

– Я составила завещание. Уже давно. Оно хранится у моего адвоката. Сэм обещал сохранить это в тайне, пока… пока… В общем, если со мной что-то произойдет, Дастину придется многое взвалить на свои плечи.

– Взвалить? О чем ты?

– Все, что у меня есть, я оставляю ему.

– Господи, Сандра! Это так неблагоразумно… И Дастин… С его щепетильностью… Если ему станет известно о завещании, он может просто прийти в ярость. И без того многие склонны считать его ловким авантюристом… Послушай меня, детка, ни при каких обстоятельствах не проговорись. Пусть все останется в тайне. Ты ведь собираешься жить долго-долго, на радость своему мужу… И, пожалуйста, никогда не думай, а тем более не говори о плохом. Не стоит накликать беду…

… Приступ колик благополучно прошел прежде, чем доктор забил тревогу. Болезнь пошла Дастину на пользу. Он повеселел, стал больше времени проводить дома и даже пообещал устроить каникулы.

– Я отвезу тебя на край света, голубка. Мы будем совсем одни, как тогда на островах, – лишь золотой песок, тихий шелест волны и полумрак в нашей спальне… – Дастин только что вышел из ванной и выглядел необычайно свежим и бодрым. Опустившись на диван, он посадил Сандру к себе на колени. Она прижалась к нему щекой, обвив шею руками.

– Тебе действительно лучше? Все прошло, правда? Ты так напугал меня, милый.

– Глупости. Наследственная анатомическая аномалия. Теперь я могу признаться, – доктор Тиферсон опасался, что найдет у меня какую-нибудь опухоль в животе. Я сделал обследования и совершенно успокоился. – Дастин подмигнул жене грустными зелеными глазами.

– Но что-то не так, я вижу, милый… – Сандра вцепилась в воротник махрового халата, не давая ему возможности отвернуться и спрятать лицо. – Мне необходимо знать правду!

Он ласково погладил ее по спине, отметив, что косметические ухищрения, рекомендованные Клер, лишь подчеркнули некрасивость носатого лица.

– Мне не хочется признаваться, детка… Ах, право, пустяки… Ну, не смотри на меня так, милая… Я не собирался говорить… Врачи рекомендовали мне временно сократить супружеские отношения до минимума. Ну, понимаешь, что-то не совсем так с предстательной железой. Но это пройдет…

– Что-то серьезное?

– Ерунда, бывает со всяким. Ужасно то, что я не смогу вынести эту пытку – быть рядом с тобой и не сметь любить тебя… И ты останешься без ласки, детка… Нет, мне все же не следовало говорить этого. Забудь. Через неделю улетим в самое экзотическое и волнующее местечко и повторим наш медовый месяц – будь что будет! Врачи идиоты, а моя детка – чудо! – Подхватив Сандру, Дастин закружил ее по комнате.

– Сумасшедший, ты разобьешь вазы!

– Здесь слишком много ваз. Нам нужен пустынный песчаный пляж.

– И не думай! Я никуда не поеду. Сегодня же перехожу в отдельную спальню. А если ты заявишься ко мне – прогоню и тут же наябедничаю доктору Тиферсону.

Дастин усадил жену в кресло и склонился над ней:

– Мы все равно отправимся путешествовать, даже если за мной станут присматривать самые строгие врачи в мире. А на страже будут стоять преданные друзья.

– Идея! – оживилась Сандра. – А что, если мы уговорим Клер составить нам компанию? Ну, хотя бы пять дней она может оторвать от студии? Дастин поморщился:

– Не слишком удачная мысль – путешествовать втроем! Да я не смогу и поцеловать тебя как следует.

– Вот это и замечательно. Я позвоню ей, хорошо?

– Постой, не торопись. Зачем все портить? Да я еще не могу точно назвать время, а у миссис Ривз всегда очень плотный график…

– Может, она прихватит мужа, и мы немного отдохнем вчетвером. Ведь вы с Диком, кажется, старые друзья?

Дастин не мог сдержать смех. Выдумка Клер, направленная на то, чтобы усыпить подозрения Сандры, выглядела нелепым фарсом.

Дастин легонько щелкнул жену по носу:

– Дай мне подумать, ладно? Поверь, я устрою все самым наилучшим образом.

Лежа в постели с Дастином во время очередного свидания, Клер сказала:

– У меня поднялся тонус после того, как мы затеяли этот спектакль, вернее, «мыльную оперу». Кажется, я не плохо справляюсь с ролью?

Дастин закурил, пуская дым в потолок.

– А мне даже как-то скучно… Ее слишком легко дурачить… Когда я «заболел», то просто смачивал себя губкой и часто дышал. А доктору наговорил таких глупостей про наследственную склонность к опухолям, что он тут же кинулся обследовать меня, и радостно объявил: «Это психосоматическое нарушение. Вы очень внушаемы, и наследственное заболевание создает негативный стереотип мышления…». Идиоты! Их морочить легче, чем детей!

А знаешь, что я наплел женушке? Мне взбрело в голову признаться ей в недуге, который препятствует супружеским отношениям! Теперь я почти холостяк.

– Почти вдовец, милый, – серьезно поправила Клер, и Дастин заметил, каким пронзительным и беспощадным стал ее обволакивающий бирюзовый взгляд. – Дорогой, мне все чаще и чаще приходит в голову одна фантазия… Я думаю, а не стать ли мне миссис Дастин Морис?

– Шутишь? Твой «дурашка» крепкий малый. Да и я – не завидная партия.

– Ну уж, не стоит прибедняться. Мы оба знаем о завещании твоей страдалицы. Бедняжка подписала себе приговор и сделала нам хороший подарок.

– Ты отвратительно жестока, Клер. Не надо так часто говорить об этом. Мне все-таки хочется думать, что нас опередит рок, воплотившийся в бриллианте. Он уже изуродовал ее девять лет назад, а теперь довершит свое жуткое дело.

– Я люблю тебя, мой мистер сочинитель. Именно так оно и должно быть. Камень расправится с очередной жертвой. Мы только укажем ему путь… И поторопим, конечно… – Клер хмыкнула. – А то, кажется, ему больше по вкусу старушки. Что там у них в роду происходит с юными дамами, ты ведь изучил «досье» камня-убийцы?

– Тетя Сандры, сестра покойной Линды, скончалась при загадочных обстоятельствах в возрасте двадцати пяти лет.

– Отлично, это подходит. А что стряслось, где и как?

– Ее нашли мертвой в собственной постели. Девица даже не успела переодеться на ночь. После смерти Линды еще писали, что она точно воспроизвела кончину сестры. Правда, спустя двадцать восемь лет.

– Н-нет. С этим методом пора распрощаться. Ты и так чудом не влип, милый. Да и наша крошка не страдает слабым сердцем. – Клер задумалась. Подсев к туалетному столику, она приводила в порядок лицо. Срок свидания истекал, и ей еще предстояли деловые встречи.

– Насколько я помню, наша подопечная едва не сгорела в самолете, в котором совершала прогулку с отцом и братом в день своего шестнадцатилетия. Когда у нее юбилей?

– Сандре исполняется двадцать пять первого мая.

– Через две недели. Неплохо. – Гладко зачесав блестящие волосы, Клер любовалась своим отражением. Смоляные брови и густо подведенные глаза придавали ее облику нечто демоническое. – Как актрисе мне импонируют эффектные сцены. К тому же нашему камню не помешает блеснуть в истории с новой ужасной жертвой. Представляешь заголовки в газетах: «Наследница «бриллианта Хоупа» погибла в день своего двадцатипятилетия. Ровно девять лет назад «ядовитый цветок» убил ее отца и брата» или «Камень-убийца довел до конца свое страшное дело – ставшая в юности калекой, наследница бриллианта погибла через девять лет после первой катастрофы»… Классно? Подумай над этим, милый, мне, к сожалению, пора.

Уже полностью одетая в экстравагантный черно-белый туалет от Шанель, Клер приладила к собранным на затылке волосам крошечную шляпку-«таблетку» и опустила сетчатую вуаль. Сквозь темный флер ее глаза смотрели порочно и властно.

– Ты великолепна, – шепнул Дастин, подумав о том, что ему вряд ли когда-либо захочется повести под венец эту женщину.

Вскоре супруги Морис отправились путешествовать в Испанию. А за три дня до юбилея Сандры на остров Форментера, где остановились влюбленные, прибыла Клер.

– Здесь действительно чарующее местечко.

Лучшего я и не могла себе представить. – Она кивнула на пустынный морской берег, далеко просматриваемый с каменного мыса, на котором стояла уединенная вилла «Орлиное гнездо».

– Вам удалось выбрать самый крошечный из Болеарских островов. Я вижу даже какие-то развалины вон за теми деревьями… – По-моему, на нашем острове и вправду чудесно! Ну, взгляни отсюда на море! – Сандра направила свое кресло вдоль террасы, опоясывающей дом. Оказавшись на пятачке, нависающем над водой, она широко раскинула руки, подставляя лицо ветру. – Когда дует соленый ветер и кричат чайки, мне кажется, что я лечу… Над водой, над камнями, над полями и рощами! Как андерсоновская Русалочка, превратившаяся в морскую пену.

Заглянув вниз, Клер схватилась за резные гранитные перила:

– Жутко! Да здесь метров тридцать… Бр-р… У меня, к несчастью, нет крыльев… Дастин, увези отсюда Сандру и не позволяй ей фантазировать над бездной. В два счета схватит воспаление легких. – Клер поспешила в круглую гостиную с выходящими во все стороны узкими окнами. – А здесь весьма романтично. Если, конечно, кто-то любит замковый готический стиль. Неплохие декорации для фильма ужасов. Кстати, как насчет привидений в этом «Гнезде»?

– Прекрати, Клер. Я чувствую себя виноватым, – опечалился Дастин. – Но, думаю, мы подберем кое-что приятное и для тебя. Знаешь, что я приметил в селении вон за тем утесом? Маленький аэродром для спортивных самолетов и дельтапланов. Сюда съезжаются любители острых ощущений, чтобы полетать над морем и утесами.

– Правда? Это уже интересно. – Клер бросила спичку в камин и приготовленная прислугой растопка занялась трепетным пламенем.

Сандра подъехала к огню и протянула перед собой руки:

– Странно, я не боюсь огня, хотя горела, не боюсь высоты, хотя падала вниз камнем… Но я и слышать не могу о самолетах… Дрожу и пальцы похолодели, а ведь здесь жара…

– Жара на солнце. В этой комнате промозгло, как в склепе. Жалею, что не захватила меха. – Подойдя к Сандре, Клер взяла ее за руки. – Нельзя поддаваться страхам. Они растут, пожирая наш мозг, как раковая опухоль, они превращаются в демонов, неумолимо преследующих свою жертву, и в конце концов – душат ее. – Увидев полные ужаса глаза Сандры, она расхохоталась. – Эта цитата из фильма «Улыбка смерти». Идиотский фильм, глупейшая «страшилка». А вот тебе, детка, и вправду не стоит создавать эти, как их там называют психоаналитики?..

– Фобии, – вставил Дастин, внимательно наблюдавший за диалогом женщин. Он запаниковал, услышав, что Сандра боится самолетов. Ведь именно полету отводилась главная роль в их «сценарии».

– Но ведь мы облетели чуть ли не весь земной шар! Ты ни разу не задрожала. Может, это я действовал на тебя ободряюще?

– Дастин, это же совсем другой самолет. В большом салоне не слышно шума, не чувствуется качки… И вообще, он надежный, крепкий… Не знаю, очевидно, я боюсь именно того страшного летающего ящика, который не мог удержаться в воздухе… Обними меня, милый, вот так. Когда я слышу, как бьется твое сердце, мне ничего не страшно…

– Браво, браво, девочка! Это похоже на слова из какой-то мелодрамы. А что, если мы рискнем испытать судьбу?.. Вернее, наши нервишки и силу нашей любви. Нет, я не сомневаюсь, что Сандра становится храброй в объятиях мужа. Ну, а сам наш герой?

– Я? Пару раз мне довелось управлять спортивным самолетом. Это проще, чем автомобилем, тем более вот на таких петлистых дорогах. – Он кивнул в сторону крутого берега, по краю которого пролегала лента шоссе. – Не скажу, чтобы полеты стали моим увлечением… Попробовать еще раз я не прочь. Тем более держа в объятиях Сандру. Как ты смотришь на это, смелая девочка?

Сандра пожала плечами:

– Я ничего не боюсь вместе с тобой. Ничего. Хотя Клер и смеется над моими выспренними заявлениями… Но это правда, Клер! Клянусь, если этот дом загорится и Бог даст мне возможность спастись, я останусь в пожаре с Дастином!

– Фу, совсем не обязательно устраивать землетрясения или пожар, чтобы проверить клятвы, данные перед алтарем… Я, например, обожаю летать. Чувство парения в высоте делает меня сильнее и, я думаю, победоносней!.. Правда, прыгать в воду с этого балкона я бы не стала. Но когда сжимаешь штурвал и чувствуешь, как подчиняются тебе несущие в небо крылья… Ах, это не объяснишь…

Клер эффектно всплеснула руками, обтянутыми перчатками цвета лаванды, в цвет ее дорожного костюма из тонкой, как шелк, замши. – Довольно спорить, друзья! Запомни, Дастин, жена всегда права. И если хочешь устроить ей сюрприз, хорошенько посоветуйся с ее лучшей подругой.

– Именно так я и поступлю. Ведь через три дня у нас большой бал!

Проснувшуюся в день своего рождения Сандру ждали корзины с цветами и круглая коробка с очаровательной шляпкой из итальянской соломки. Отгоняя отголоски неприятного сна, Сандра посмотрела в окно – день выдался пасмурный. Хотя погода в этих краях отличалась капризами: с утра дождь, как в туманном Альбионе, а в полдень печет средиземноморское солнце.

Сандра уговорила Дастина занять отдельную спальню – она не хотела, чтобы ее близость служила для мужа опасным искушением. Одной в огромной чужой комнате с высокими сводчатыми потолками было неуютно, тем более что обстановка этого романтического замка напоминала о привидениях. Хозяин дома, усиленно поддерживающий легенду, способную привлечь туристов, все время шамкал про какую-то старую даму, блуждающую в полнолуние и хохочущую леденящим кровь смехом.

Сандра готова была поклясться, что слышала ночью отдаленный женский смех и какое-то движение. Естественно, это могла быть только прислуга, но ей не спалось, а когда все же удалось задремать, гадкие видения заставляли вновь просыпаться, холодея от ужаса. В полутьме незнакомой комнаты Сандра видела человека, ласкающего другую женщину. Когда он оборачивался к ней, из мрака выступало искаженное гневом лицо – лицо Дастина.

В дверь тихо постучали:

– К тебе можно, девочка? Я только что вернулся с пробежки. И кое-что принес. Смотри – это для тебя. Они растут между камней и напоминают твои глаза. Поздравляю, любовь моя! – Дастин протянул жене букет лиловых колокольчиков и нежно поцеловал ее в щеку.

– Какая прелесть! Спасибо. – Сандра погрузила лицо в букет. – А эти корзины с розами и шляпка?

– От меня, Клер и Дика. Он звонил из Нью-Йорка и просил передать тебе наилучшие пожелания.

– Ох, дорогой, сегодня я такая счастливая! – Сандра протянула к мужу руки, но он поспешно отошел от кровати.

– Погоди, это только начало. Знаешь, что ждет тебя на завтрак? К черту скучные гренки и овечий сыр! Я поднапрягся и вспомнил, что наша юбилярша любит больше всего.

– Неужели королевские креветки в кляре? На завтрак?

– Сегодня можно абсолютно все. Даже запивать их шампанским. Через полчаса все собираемся в столовой. Кстати, горничная не разбудила тебя, когда принесла эти корзины?

– Нет, я уснула только под утро и, наверно, очень крепко. Обними меня… Мне было страшно ночью, но когда я увидела цветы и подарок Клер, все сразу прошло… Значит, это горничная заходила сюда… Выходит, она и смеялась. Я хотела встать и посмотреть, но потом не захотела подниматься. Мне ведь это не просто.

– Ты о чем, милая? Кто смеялся?

– Пустяки, ступай, прими душ. Я все сделаю сама и явлюсь в столовую по удару часов.

Закрыв за собой дверь, Дастин облегченно вздохнул – совсем немного и они могли попасться. Комната Клер находилась этажом выше, любовники провели бурную ночь. Наверно, они выпили слишком много, как бойцы перед решающим сражением. Дастина временами бросало в дрожь, и Клер сочла необходимым взбодрить его сильным сексуальным допингом. Раздевшись догола, с тяжелым подсвечником в руках, она носилась по переходам замка, маня охваченного волнением сообщника. Они занимались любовью в самых опасных и неожиданных местах, наилучшим из которых Клер сочла холл у спальни Сандры. Представив, что бедняжка замирает от страха под своими пуховиками или безуспешно пытается залезть в инвалидное кресло, Клер хохотала, как сумасшедшая.

Опьяненный сексом и вином, Дастин плохо соображал, насколько реален придуманный Клер план. Ему он казался невероятно сложным. Не легче ли слегка подтолкнуть инвалидное кресло, когда Сандра будет сидеть, созерцая морской горизонт, у крутой каменной лестницы? Или «уронить» ее за перила террасы?

– Надо действовать наверняка и настолько необычно, чтобы обвинить в несчастье можно было только некие темные силы, руководимые бриллиантом, – убеждала Клер.

В соответствии с ее замыслом, они втроем отправятся на аэродром и арендуют для прогулки небольшой спортивный самолет. Самое трудное – уговорить Сандру. Но она подчинится воле мужа, это несомненно. Клер, как опытный пилот, сядет за штурвал и поведет самолет к морю. У местных рыбаков Дастин узнал, что за острыми утесами, выступающими из воды в пятистах метрах от берега, проходит сильное подводное течение. Рыбаки туда не заходят, а туристов пока мало. Где-то в этом месте все и должно произойти. А насколько успешно – зависит от Дастина.

– Вот ты и покажешь, на что способен, сладенький мой. – Категорично постановила Клер.

– Нет, нет! Я не смогу. Давай придумаем что-то другое. В конце концов, я в состоянии нанять специального человека! – взмолился Дастин.

Клер закрыла его рот ладонью:

– Шш… Никто не собирается сделать ничего плохого. Мы просто хотим повеселиться. И все. Ты понял? – Гипнотический взгляд пригвоздил Дастина. Ему легче было подчиняться, чем брать инициативу в этом деле на себя.

«А может, и впрямь, все это бредни? Ничего не случится. Полетаем и вернемся обедать. В самый лучший ресторан на побережье», – решил он, тщательно одеваясь для прогулки. От его костюма зависело многое. Дастин натянул очень узкие, плотные джинсы и рубашку из легкой ткани, которая так легко рвется.

После завтрака все трое отправились на прогулку.

В машине, несущейся по шоссе вдоль высокого, извилистого побережья, Клер вдруг весело замахала рукой:

– Я вижу ангары! Здесь, кажется, водятся самолетики… У меня идея… – Она скорчила страшную гримасу, букой уставившись на Сандру. – Детка, мне кажется, сегодня подходящий момент, чтобы рассеять страхи. Новый год жизни лучше начать чистенькой, не таща на себе груз прошлых бед. Да и не пропадать же моему изумительному костюму!

– Вы хотите меня посадить в самолет? – догадалась Сандра, взглянув на странный туалет Клер. Конечно же, она надела его не для ресторана.

– Ну, ты же уверяла, что ничего не боишься рядом со мной. А во время всего полета я буду держать тебя за руку! – улыбнулся Дастин.

Сандра помолчала.

– Ничего, если я закрою глаза?

– Конечно же, радость моя! Ведь мы будем целоваться! Я никогда не занимался этим в самолете.

– Рекомендую попробовать, – загадочно заметила Клер.

Небольшой шестиместный самолет выглядел не страшнее, чем маленький автобус, оснащенный веселыми красно-желтыми крыльями.

– Эта синьора полетит вместе с креслом? – нахмурился хозяин ангара. – Такие случаи у меня бывали. Только покрепче пристегните ее экипаж к пассажирскому креслу. И пожалуйста, сеньор супруг, держите свою женщину в крепких объятиях.

Так они и поступили. Для страховки кресло Сандры Дастин закрепил ремнями рядом со своим. Обняв Сандру, он прижал ее голову к своей груди и шепнул:

– Ты со мной, девочка. Я так хотел этого.

Клер в шлеме и защитных очках, весело отсалютовав, заняла место в кабине пилота. Ее кожаный костюм в стиле экипировки первых авиаторов так и просился на рекламную фотографию.

– Жаль, камеру не прихватил! Клер выглядит, как женщина-летчик времен первой мировой войны, – улыбнулся Дастин, но Сандра не поддержала шутку. Ее лицо окаменело, побледневшие губы сомкнулись в тонкую полоску. Пальцы нервно стянули на шее трикотажный шарф.

Когда они взлетели, Дастин прижался губами к стиснутым губам Сандры. Она не отвечала на поцелуй, словно потеряв способность к каким-либо ощущениям.

«А, черт с ней. Так даже лучше», – решил Дастин.

Покружив над морем и берегом минут пятнадцать, Клер тревожно постучала в стекло, подзывая Дастина.

– Фу, черт, у нее барахлит датчик горючего, – объяснил он Сандре.

В тот же момент что-то щелкнуло и салон стало заволакивать дымом, мотор взвыл. Клер, отчаянно крича, сделала крутой вираж.

– Проклятье, ничего не видно! Да здесь не возможно дышать! – Дастин распахнул дверцу. В кабину со свистом ворвался холодный воздух. Мотор угрожающе выл.

Одним движением, дернув за край ремня, пристегивавшего к металлическим поручням кресло Сандры, Дастин освободил его. Но Сандра ничего не заметила, – плотно зажмурив глаза, она беззвучно шевелила губами. Наверно, молилась.

– Мы падаем! – истерически закричала Клер, но понять ее мог только Дастин, ждавший команды. Вопль Клер означал, что они приближаются к тому месту, где человеку легче всего отправиться на тот свет.

Дастин толкнул кресло Сандры к двери. Передние колеса нависли над пропастью. Заглянув вниз, он отпрянул, почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота.

«Пора кончать, иначе я не смогу этого сделать никогда». – Он заставил себя взяться за спинку кресла Сандры и наклонить его вниз. Потеряв опору, она в ужасе открыла глаза. Руки инстинктивно вцепились в подлокотники, рот открылся в беззвучном крике.

– Ну, давай же, давай, милая! Иначе мы все разобьемся! – Он встряхнул кресло, пытаясь скинуть тело женщины. Самолет швыряло из стороны в сторону. Сандра едва держалась.

– Я падаю, Дастин! – закричала она, ухватившись за его плечи. Их взгляды встретились. Мгновение показалось Дастину вечностью. Как тогда – над телом умирающей Линды, он панически испугался. Мысли метались, не решаясь принять окончательного решения. Огромные зрачки Сандры, в которые он так любил впиваться взглядом в первые ночи их близости, выражали почти то же: обожание и трепет, ужас и преклонение.

– Помоги мне… – неслышно прошептала она. Дастин резким рывком оторвал от себя цепляющиеся руки жены. Сжимая лоскуты его рубашки, Сандра полетела в ревущую пустоту…

Потом время понеслось вскачь. Дастин подстегивал его, прикладываясь к плоской бутылочке рома, которую прихватил с собой.

Клер посадила самолет на площадку среди виноградников, предназначенную, очевидно, для парковки сельхозтехники. Широкая лента пустого шоссе оказалась прекрасной посадочной полосой для маленькой машины.

До прибытия пожарных и скорой медицинской помощи Клер успела избавиться от дымовых шашек, которые помогли создать видимость пожара в воздухе, а также поджечь провода за щитком рулевого управления. Теперь было очевидно, что авария произошла из-за короткого замыкания, выведшего из строя двигатель. Только после этого Клер заглянула в пассажирский салон, где без сознания, в окровавленной разорванной рубашке лежал Дастин. Пощупав пульс на шее любовника, она удовлетворенно улыбнулась и выбралась из самолета, наполненного едким дымом тлеющего пластика. В тени придорожных кустов было прохладно и тихо. Клер с наслаждением вытянулась в пыльной, колкой траве. Следы копоти на ее лице, разбитые очки и синие пятна расплывшейся туши создавали жуткое впечатление. Расстегнув узкую кожаную куртку, Клер рванула на груди тонкий шелк блузки, под которым не было бюстгальтера, и расхохоталась, глядя в низкое пасмурное небо. В этот день ждать солнца, видимо, не приходилось.

Прибывшие на место происшествия спасатели обнаружили женщину-пилота, в истерике катающуюся по асфальту, и молодого мужчину со свежей кровоточащей раной на затылке. Американец был в шоке, твердя лишь одно: «Где она? Где? Верните, пожалуйста, мою жену. Скажите, что с ней?

Подоспевший хозяин самолета, вызвавший помощь, рассказал, что третьим пассажиром была парализованная женщина. Ни кресла, ни ее самой в самолете не было.

… Три дня не прекращались поиски тела. Водолазам удалось извлечь на поверхность инвалидное кресло и длинный шарф, в котором американец узнал вещь, принадлежавшую его жене.

– Очень сожалею, мистер Морис, дальнейшие поиски, очевидно, бессмысленны. – Смуглый полицейский с участием посмотрел на Дастина. – Понимаю ваше горе, но у меня чересчур мало людей, чтобы заставлять их сидеть в воде несколько дней, в то время как на этом островке происходит черт знает что. Два селения, ведущие вражду, вчера устроили целое побоище. Это называется месть. Пять трупов и целое стадо поджаренных в амбаре овец.

– Я могу оплатить поиски. Скажите, какая сумма вам необходима? – упорствовал обезумевший от горя американец. Уже трое суток он провел на берегу вместе со спасателями, твердя лишь одно: «Где она, где? Верните мне мою девочку!»

– Это бессмысленно, мистер Морис. Увы. Здесь очень сильные подводные течения, они уносят тело на большую глубину, где оно становится добычей хищных рыб. О, прошу прощения, это и вправду ужасно! Хотя мы здесь привыкли ко всему. Прошлой весной…

Сжав голову руками, Дастин отошел от полицейского, глядя остановившимися глазами вниз. Под крутым обрывом шумно разбивались волны. Вокруг острых утесов, торчавших метрах в пятистах от берега, закипала белая пена. Громко галдели стаи гнездящихся на камнях чаек.

Полицейский крепко сжал плечи американца:

– Вам надо возвращаться домой, дружище. Подлечить голову, посидеть за бутылочкой с друзьями. Помянуть как бы… А мы незамедлительно сообщим вам, если обнаружим что-нибудь… – Он виновато улыбнулся, заглянув в пустые глаза Дастина. – Ну, только не ждите, мистер Морис. Не ждите… Когда-нибудь наступит момент, и вы поймете, что способны начать жизнь заново…

Дастин молча пожал руку маленького смуглого человека в форме бригадного капитана…

Тело Сандры так и не нашли. Дастин ездил в Даллас, чтобы провести поминальную службу. В склепе Маклинов-Керри появилась новая мемориальная доска.

Самуил Шольц, не поднимая глаз на вдовца, ознакомил его с оставленным Сандрой завещанием и полным отчетом финансового состояния погибшей супруга. Рухнув на жесткий стул, Дастин разрыдался. Его голова, все еще обвязанная бинтами, в отчаянии билась о край дубового письменного стола.

Представленные Шольцом бумаги свидетельствовали о том, что супруги жили в долг. Вилла в Лос-Анджелесе была оплачена за счет кредита, взятого Шольцем под бриллиант. Деньги, вырученные от продажи самолета и кое-какого имущества, поступали Сандре на ежемесячные расходы.

– С этого дня вы являетесь владельцем «бриллианта Хоупа», мистер Морис. Таким образом, договоренность о продаже камня институту Смитсона можно считать недействительной. А четырехмиллионный кредит, потраченный, как я понял, на приобретение недвижимости, переходит к вам по наследству. – В деревянном голосе Шольца не было и тени иронии, но Дастин с трудом сдерживался, чтобы не придушить так жестоко обманувшего его мерзавца.

В газетах поднялась волна страстей вокруг «проклятого бриллианта». Происшествие на острове Форментера муссировалось на все лады. Но лишь немногие репортеры осмелились задать вопрос – что делала Клер Ривз в этом глухом местечке и почему сопровождала молодоженов. Всплыли даже сплетни о ее давней связи с Морисом. Но, кроме скандальных домыслов, никто не мог откопать ничего конкретного.

В «Ироничном наблюдателе» появилась большая статья шефа. Морис писал о том, как стал суеверен. Искренне и со слезой поведал он историю знакомства с Сандрой и трагедиях в семействах, владеющих бриллиантом. Катастрофа спортивного самолета над скалистым берегом была описана с леденящей душу достоверностью. «Не дай Господи кому-либо из смертных пройти тот путь, который довелось пройти мне», – горестно восклицал журналист.

– Это уж слишком, – прокомментировала статью Дастина Клер. – Ты здорово наигрываешь легкое умопомешательство и приступ бредового мистицизма. Но развозить сантименты – не в твоем стиле. Это может насторожить. Не стоит перегибать палку.

– Да пошла ты к дьяволу, ведьма! Я любил ее… В самом деле любил.

Клер смеялась очень долго, подперев руками бока.

– Хорошо получается. Искренне… Но мне надоело вытирать сопли, голубчик. Твой траур и посыпанная пеплом голова начинают приедаться. Пора менять амплуа. Советую взять в редакции какую-нибудь экзотическую работенку и отправиться на три-четыре недели к черту на рога – в Китай или лучше в Россию. Пусть здесь все утихнет. А ты тем временем совершишь какой-нибудь подвиг на войне. Там ведь стреляют какие-то мусульмане.

– А вдруг тело найдут?

– Ага – найдут, и оно поведает всем правду… Дастин Морис верит в говорящие привидения? Брось, ты не в «мыльной опере». Не стоит переигрывать. Впереди нас ждет самое интересное. Пока мой сладкий мальчик-вдовец будет сражаться с русской мафией или воевать в горах, малышка Клер поставит точки над i в своей семейной жизни. – Клер со вздохом отправила в рот крошечный тост с горкой черной икры. Она позволила себе это высококалорийное пиршество на нервной почве. – К тому же пора худеть. Из-за тебя я уже проглотила килограмм икры. Не хочешь шампанского? Совсем плохой.

Клер выпила одна, с некоторым раздражением поглядывая на Дастина. Иногда у нее возникали опасения, что он может проговориться. Нежный мальчик, слюнтяй.

– Милый! Ты меня слышишь? Хватит разводить нюни. Ты же такой сильный и смелый. И тебе нравится убивать… Вспомни миссис Линду… Забыл? А я очень хорошо помню. И мой детектив оставил все необходимые для приятных воспоминаний бумаги.

Если захочешь развлечься – почитай. – Клер сделала значительную паузу. – А если вздумаешь уж очень предаваться угрызениям совести, то я дам эти бумажки почитать полиции… Да у меня найдется, что-нибудь еще интересненького добавить про самолетные прогулки. Это тебя взбодрит.

– Стерва! Я всегда знал, что ты стерва. – Дастин смачно сплюнул на белый ковер у ног Клер. Очаровательно улыбаясь, она поднялась, и вся в волнах духов и белого пуха какаду, на пеньюаре, двинулась к нему.

– Не подходи! – стиснул зубы Дастин.

– Укуси, укуси меня, зверь! Глаза зеленые, волчьи, и горло свело от ярости – вот-вот зарычишь!

Ударом кулака Дастин сбил ее с ног. Он еще не знал, как умела драться Клер, прошедшая школу уличных потасовок.

Они катались по мягкому ковру, круша столики и вазоны с цветами. Трещал шелк пеньюара Клер, разбегались, как горох, оторванные пуговицы рубашки Дастина…

Минут через пять в воцарившейся тишине были слышны лишь потрескивания огня в камине и сладострастные всхлипы Клер: «Погибель моя, ненаглядный монстр, насильник!»

10

С тех пор как восемь лет назад Берт покинул его дом, Дик Стеферсон Уэлси вычеркнул сына из своей жизни. Вместе с ним из круга его интересов исчезли все сообщения, касающиеся гонок «Формулы-1». Никто из друзей и персонала не вспоминал в его присутствии ни о чем, связанном с запретными темами. Никому бы не пришло в голову, что суровый человек, сумевший раз и навсегда забыть единственного сына, знает о нем все. В тайне от окружающих просматривая отчеты спортивных комментаторов, Дик следил за карьерой Берта. Но делал это так, как если бы речь шла об изменении климата на африканском континенте – формально и отстраненно.

Катастрофа на гонках в Барселоне тронула Дика за живое. Запершись в своем кабинете, он с волнением изучал сообщения обозревателей.

Дик представил, как взвыли медицинские машины, рванувшиеся к месту катастрофы, как под ливнем побежали к дымящимся обломкам санитары с носилками и спасатели, извлекая из груды раскаленного металла изувеченные тела в ярких комбинезонах, пропитанных кровью…

«… Для двоих из гонщиков «Гран-при Испании» окончился трагически. Беда постигла и чемпиона мира Берта Уэлси. После пятичасовой операции врачам удалось спасти его ногу. Но этого времени оказалось достаточным, чтобы жена чемпиона – актриса Мона Барроу исчезла.

Известно, что молодая женщина, перенесшая психическую травму четыре года назад во время неудачного заезда Берта, очень болезненно воспринимала смертельный риск, связанный с профессией гонщика. – Юна, вероятно, подумала, что я погиб, – сказал потрясенный исчезновением Моны Берт. – Такое уже случилось однажды, и я боюсь, что на этот раз моя жена снова не выдержала».

Как помнят наши читатели, Мона Барроу пыталась покончить жизнь самоубийством. До сих пор неизвестно, что произошло с несчастной женщиной в Барселоне. Поиски Моны Барроу продолжаются».

Внимательно перечитав спортивные газеты, Дик задумался. Поиски Моны пока не увенчались успехом. И хотя Дик не испытывал никакой симпатии к этой незнакомой женщине, что-то вроде сочувствия к беде сына сжало его грудь.

У него вообще в последнее время частенько пошаливало сердце. А ведь Дик Стеферсон Уэлси был уверен, что сделан из высокопрочного материала.

Женщины играли в жизни Дика эпизодическую роль. Заполучив на вечер самую обольстительную красотку, он утром забывал о ней, поглощенный интереснейшими баталиями в деловом мире. Там он чувствовал себя главнокомандующим, героем, мужчиной, неудержимо стремясь к новым победам.

При встрече Клер не заинтересовала Дика. Но после проведенной с ней ночи опытный делец отчетливо понял, что подобрать замену этой талантливейшей проститутке будет не просто. «Девка – гений в постельных делах. Если она хоть на сотую долю столь же талантлива, как актриса, я постараюсь сделать из нее нечто пригодное для постоянных отношений», – решил он, организовав полугодовую «стажировку» Клер. Девушка отлично справилась с заданием, порадовав учителей. Она проявила заметные актерские способности, приобрела светский лоск и даже ухитрилась забеременеть. «Пора отважиться на это приобретение, – сказал себе Дик, ощутив плотскую привязанность к молодой женщине. – Она нужна моему телу, а значит, я должен доставить ему это удовольствие».

Дик догадывался, что сексуальная красотка – лакомый кусочек не для него одного. Первой жертвой всеподчиняющей саксапильности Клер стал Берт. Парень пытался взять Клер силой, забыв о том, что она принадлежит отцу. Подобное предательство не прощают. Дик произвел мгновенную очень болезненную операцию – вырвал сына из сердца и вычеркнул его из завещания.

Семейную жизнь магната можно было назвать удачной. Клер стремительно делала актерскую карьеру, становясь любимицей публики. Дик чувствовал себя сильным, властным и чрезвычайно чувственным мужчиной. Воспоминания о любовных баталиях с Клер освещали его рабочие будни, поднимая уровень адреналина в крови.

Конечно, вскоре появились «доброжелатели», стремящиеся продать Дику информацию об интимных похождениях его супруги в стороне от семейного гнездышка. Дик пренебрегал сплетнями, сжигал анонимки и с позором прогонял доносчиков.

Закрывая глаза на лос-анджелесскую жизнь жены, Дик оберегал свой покой. Душевное равновесие было необходимо ему для делового преуспевания. К тому же, пока в его руках не было достоверных фактов, подтверждающих дурное поведение жены, Дик был спокоен за свою репутацию. Он имел достаточно средств, чтобы припугнуть шантажистов или заткнуть рот сплетникам.

Но около года назад Дик допустил промашку. Он согласился встретиться с журналистом Дастином Морисом, певшим дифирамбы актерским победам Клер Ривз. Некоторое время назад журналист покинул редакцию «Ироничного наблюдателя», как сказала Клер, по причине судебного разбирательства с геями. Дик, не любивший «голубых», испытывал некоторую симпатию к пострадавшему молодому журналисту.

– Мне, видимо, следует помочь ему выкарабкаться. Ведь малый усердно исполнял обязанности твоего борзописца. – Предложил жене Дик.

– Не беспокойся, милый. Я сама предприму что-нибудь. В Лос-Анджелесе у меня хорошие связи.

Но журналист не вернулся на свой пост, и Дик забыл о нем до того утра, когда Дастин Морис появился в его кабинете. Мужчины пристально посмотрели друг на друга, оценивая возможный результат встречи. Дик предполагал, что услышит просьбу о помощи в журналистской карьере. Дастин прикинул, насколько сильным может быть удар этого коренастого, седовласого крепыша.

– Давать оценку моему поступку – ваша привилегия, мистер Стеферсон Уэлси. Я мог бы наплести с три короба об уважении к вам и желании защитить ваше доброе имя… Это было бы ложью. Но поймите одно – мне не нужны деньги. Я лишь хочу отомстить. За свое профессиональное имя и за мужское достоинство, оскверненное женщиной.

Выложив на стол перед Диком серию сделанных снимков, Дастин предусмотрительно отступил к двери, делая вид, что рассматривает японскую статуэтку эпохи Минь.

Подняв руку, чтобы смахнуть в корзину всю эту мерзость, Дик не мог отвести взгляд от фотографий. В объятиях темнокожих атлетов Клер выглядела так упоительно-беззащитно, словно попавшая в лапы насильников тринадцатилетняя школьница. А потом Мэл, ее секретарь, занимающийся со своей хозяйкой совсем иным делом в бассейне. И наконец, Дастин! Дик затрясся от ярости – смазливый подонок тайно снимал собственные упражнения с Клер! Он хотел вызвать охрану, но ослабевшая рука задержалась и, механически нащупав в коробочке капсулу с сердечным лекарством, сунула под язык.

– Убирайся вон, подонок! Я не стану преследовать тебя. Но если хоть что-то из этой коллекции появится в прессе, обещаю, ты – не жилец!

Дик упаковал полученные от Дастина снимки в плотный конверт и спрятал его в сейф. После того как сердце успокоилось и вернулась способность мыслить трезво, Дик решил, что разумнее забыть обо всем, сохранив с Клер прежние отношения. Он изменил лишь одну деталь – изъял завещание, делающее Клер мультимиллионершей. С этого времени Дик стал втайне приглядываться к жизни Берта и тихо радовался победам сына, а также хорошим отзывам о нем коллег и любителей гоночного спорта. Берт стал отличным конструктором, доведя до совершенства свой болид. Вместе с инженером команды «Ренетон» Уэлси собственноручно поддерживал боевое техническое состояние победоносного автомобиля.

Дику удалось скрыть от Клер встречу с Морисом, но вот заставить себя исполнять супружеские обязанности он не смог. Вместо прежнего возбуждения, возникавшего всякий раз при встрече с Клер, Дика охватывал паралич. Его тело холодело от прикосновений жены, будто он прикасался к змее.

Клер должна была навестить его через неделю, чтобы отметить свой день ангела в кругу нью-йоркских друзей. Дик заказал у «Картье» именной браслет с изображением киноленты из агатов и бриллиантов. В центральный «кадр» была вмонтирована живописная миниатюра, сделанная со свадебного фото, – Клер обнимала счастливого мужа. Дик собирался выдержать встречу в прежних, теплых тонах и даже прошел курс гормонотерапии, улучшающей потенцию. Кто знает, может, дело именно в этом, и охлаждение к жене предопределяется естественным для шестидесятипятилетнего мужчины снижением сексуального влечения?

Сообщение о гибели молодой супруги Дастина Мориса потрясло Дика. Конечно, он не попал под обаяние гнусного плейбоя, и уверения писак о том, что ставший наследником состояния жены, Морис теряет рассудок от горя, не убедили Дика. Ситуация казалась ему предельно ясной. Лишь идиоты и любители романтических историй могли поверить в скорбь развращенного авантюриста, но Дика сразило участие во всей этой истории Клер. Она, а не кто-либо другой, стала ближайшей приятельницей Сандры, она оказалась в Испании, ни словом не заикнувшись о поездке мужу, и она же управляла самолетом в тот злосчастный день!

Дик застонал. Его изворотливый ум, старавшийся найти уловку для оправдания жены, не находил ничего лучшего, как подхватить версию о роковом бриллианте, добившем свою хозяйку.

«Чушь. Этого не может быть, потому что это невозможно», – с отчаянием постановил Дик и лег, чувствуя ломящую тяжесть в затылке.

Врачам не удавалось сбить приступ гипертонии, угрожающий кризом. Дик проводил дни в кровати. Он изображал сон, успокаивая бдительность сиделки. Но в черепной коробке дремлющего больного происходили бурные баталии. Даже сильные успокоительные средства не могли усмирить его ярость. Дику казалось, что его голова гудит от напряжения как высоковольтный трансформатор.

Клер явилась прямо к постели мужа. Ее растерянное, непривычно бледное лицо и вздрагивающие от подступающих слез пухлые губы свидетельствовали о сострадании.

– Дик, любовь моя, разве можно так пугать свою девочку! Ты – самое дорогое, что есть у меня в жизни… – Клер расплакалась, целуя лежащие на одеяле руки мужа.

– Детка, мне уже лучше. Но врачи настаивают на постельном режиме. Как же твои именины? Я уже разослал приглашения, – тихим голосом сказал Дик. – Думаю, тебе лучше вернуться в Лос-Анджелес, чтобы успеть организовать все там.

– Нет, я не оставлю тебя! Я боюсь, я не смогу пробыть и часа вдали отсюда!

– Не стоит преувеличивать. У меня и раньше бывали такие ситуации. Это скоро пройдет, и тогда я смогу сам навестить тебя. А сейчас прими вот это. – Дик достал из ящика тумбочки футляр с браслетом.

– Боже, что за чудо! – упавшим голосом, означавшим легкое потрясение, прошептала Клер. – Милый! – Она прижалась к Дику, намереваясь запечатлеть страстный поцелуй, но он отвернулся.

– Не надо. Не сейчас. Ты же знаешь, как умеешь воспламенять мою кровь. – Дик усмехнулся. – Думаю, для нас двоих будет лучше, если мы на недельку расстанемся.

Клер нехотя согласилась.

– Я буду звонить врачу каждые полчаса. Уверена, все будет отлично, любовь моя. – От двери она послала мужу воздушный поцелуй.

– Постой, дорогая. Я хотел задать тебе один вопрос: ты давно научилась водить самолет?

Тонкие смоляные брови Клер удивленно поднялись:

– Ты же помнишь, с каким блеском я сыграла турецкую летчицу в «Гневном зове»? Мы с неделю торчали на частном аэродроме возле Стамбула, и мне не оставалось ничего лучшего, как потренироваться с местными инструкторами.

– Неграми?

– Откуда в Турции негры? Нет, один из них был, кажется, немец. А что стряслось?

– Старческое любопытство… – Дик замолк, закрыв глаза, и Клер с облегчением вздохнула.

– Может, тебе поставить кассету с какой-нибудь старой комедией?

– Лучше расскажи про путешествие на Болеарские острова. Говорят, ты подружилась с четой Морисов?

– Ах, да! Извини, дорогой, мне страшно хотелось поделиться с тобой переживаниями по поводу этой ужасной истории… Но я боялась усугубить твое состояние. Мне самой пришлось проваляться в постели несколько дней – стресс и легкое сотрясение мозга. Все произошло так неожиданно! Бедняжка Сандра! – Присев у постели мужа, Клер накапала в стаканчик успокоительных капель и поднесла к дрожащим губам. Лекарство не помогло – крупные слезы покатились по бледным щекам.

– К чему так расстраиваться, детка? Кажется, этот Морис выиграл изрядный куш. К тому же избавился от инвалидки. Вы отлично провели сложнейшую операцию.

– Может, тебе лучше поспать? Я ничего не понимаю! Послушай, как колотится сердце. – Клер быстро положила себе на грудь ладонь мужа. – Я еще не оправилась от переживаний. Зачем ты огорчаешь меня?

Дик не отнял руку, которой Клер начала поглаживать свою грудь. Он почувствовал ее затвердевший сосок и волнение, замутившее бирюзовый взор. Правая рука Дика пробралась под узкую обтягивающую юбку, нащупывая подвязки и трусики. Эта женщина сохранила повадки шлюхи.

– Ты покупаешь белье в секс-шопе?

– Раньше тебе это нравилось, милый, – прошептала, замирая от вожделения Клер. Дик резко высвободил руки и приподнялся на подушках. Он снова хотел эту женщину – развратную, грязную, преступную – такую, как есть.

– А этот Морис хорош в постели? – спросил он в упор, боясь расслабиться и потерять желание мести. – Ты отличная актриса, детка. Интимные сцены – твое высшее достижение. Я почти поверил, что нужен тебе, как мужчина. Благодарный зритель, не правда ли?

Клер встрепенулась, скрывая под маской обиды подлинное смятение.

– Ты решил меня помучать – я знаю, болезнь меняет человека. Оставляю тебя на попечение врачей. – Клер поднялась и гордо посмотрела на Дика сверху вниз. – Только ты зря гонишь волну, дорогой. Клянусь, у меня никогда ничего не было с мистером Морисом!

– Ах, так? Ну и отлично, детка. Прости меня и забудь дурацкие разговоры. Я действительно не в своей тарелке. – Дик поманил пальцем жену, и когда та наклонилась к нему, больно ущипнул за щеку. – Мир?

– Мир, – скривилась Клер, выдавливая улыбку. – Я позвоню тебе сразу же, как приеду в Лос-Анджелес.

– Чао, малышка… Да, чуть не забыл, возьми в сейфе пакет с надписью «Сюрприз». Но распечатай его в день именин. Думаю, это поднимет твой тонус.

Когда за Клер захлопнулась дверь, Дик улыбнулся – впервые за две последние недели. «Послезавтра, послезавтра она получит сполна!» – думал он, представляя, как задохнется от бешенства эта похотливая сучка, получив его подарок – фотографии, сделанные Морисом, и копию аннулированного завещания.

Дик просчитался, предполагая, что ему придется ждать звонка из Лос-Анджелеса целых двое суток.

Задремав, он проснулся от шума в коридоре. Часы показывали семь вечера. Шум превратился в вопли, с треском распахнув двойную дверь, в спальню ворвалась Клер. Вышвырнув замявшуюся от неожиданности сиделку, она бросила в лицо Дика обрывки растерзанных фотографий.

– Это что такое? – Клер за кончик подняла над Диком экземпляр завещания, перечеркнутый адвокатом.

– А как ты представляла себе выражение моей любви после таких картинок? И ведь это далеко не единственные экспонаты в «семейном альбоме».

– Грязная свинья! Ты покупал фальшивки, чтобы унизить меня и отобрать свои денежки. Деньги – это единственное, что способно возбуждать тебя. Больше ничего. Не думай, что девять лет в браке с импотентом и садистом – пустяк. Я устрою очень громкий процесс и сумею вывалять твое хваленое имя в дерьме. Ты хлебнешь сполна навозной жижи, а потом отстегнешь оскорбленной женщине, не выдержавшей издевательств, кругленькую сумму.

– Шутишь, девочка. Прелюбодействовала ты, а не я. У меня достаточно негативов, чтобы устроить эффектный просмотр. – Дик не испытывал ожидаемой радости от того, что взбесил Клер. Боль в голове становилась нестерпимой.

– Я найду врачей, которые подтвердят, что мой супруг давно перестал быть мужчиной. Ты же сам все время ныл о болезнях предстательной железы. Прошлый раз я покинула этот дом нетронутой, как девственница. А ведь я далеко не ледышка и на тридцать пять лет моложе тебя, старый, вонючий козел! Что ты вообще знаешь о сексе… Я пришлю к тебе Мориса, пусть он расскажет, как это делается.

Клер бушевала, не замечая, что лицо Дика побагровело. Его глаза закатились, из приоткрывшегося рта вырвался сдавленный хрип. Пятясь к дверям, Клер не могла отвести взгляда от скрюченных пальцев Дика, вцепившихся в горло.

Врачи установили тяжелый инсульт с почти полной потерей речи. Дик остался жив, но он еле-еле ворочал языком, а левая часть тела была полностью парализована.

Клер умчалась в Лос-Анджелес, чтобы срочно подготовиться к подаче судебного иска. Ситуация складывалась явно не в ее пользу. Она впервые за последние годы потеряла точку опоры, чувствуя, как земля уходит из-под ее ног. Узнав про попытку Клер опротестовать аннулирование завещания, Дик дал ей понять, что знает достаточно про историю с Сандрой, чтобы упрятать свою любимую женушку за решетку. Она поняла, что проиграла сражение.

Вдобавок Дастин все еще находился в Югославии, куда отправился как журналист. Он не звонил Клер, и она даже не знала, что за идеи крутятся в голове любовника. Хорошо еще, что в списках погибших или пропавших без вести Дастин не значился.

«Только бы он вернулся живым, и я сумею устроить так, что прямо после развода пойду под венец. Мальчишка не сумеет противостоять мне, даже если любовные чары Клер Ривз потеряют всякую власть над ним, – подумала Клер и улыбнулась. – Последнее, конечно, не более вероятно, чем появление инопланетян на бульваре Голливуд с целью взять интервью у покойной Мэрилин Монро».

Берт узнал о болезни отца, находясь в больнице. Он лишился двух пальцев на левой ноге, раздробленной во время катастрофы, но уже мог передвигаться без посторонней помощи. Похоже, для победителя Уэлси настала черная полоса – авария на трассе, потеря автомобиля, на усовершенствование которого он потратил целый год, исчезновение Моны, болезнь отца… «Что там еще ожидает неудачника в ближайшем будущем?» – спрашивал себя Берт, отгоняя тяжелые мысли.

Мона покинула гостиницу в Барселоне, как только услышала о трагедии на гоночной трассе. Учитывая ее тягу к самоубийству, можно было предположить самое страшное. Во всех газетах Берт опубликовал обращение к Моне. Даже в телевизионных новостях прозвучал его голос: «Мона, вернись. Я навсегда оставил гонки». Эта история тронула журналистов и поклонников чемпиона. Его пропавшую жену искали везде, и чуть не каждый день Берту приходилось опознавать фотографии трупов женщин, найденных в разных странах. Он даже перестал вздрагивать при очередном визите полицейских, доставлявших свежую информацию.

Болезнь отца заставила Берта срочно вылететь в Нью-Йорк.

– Я не хочу пугать, мистер Уэлси, но состояние вашего отца критическое. Неизвестно, как поведет себя его организм. Если процесс поражения мозговых тканей будет прогрессировать, больной может впасть в кому, имеющую самые непредсказуемые последствия, – предупредил Берта лечащий врач Дика.

Обида на отца, сумевшего мысленно похоронить единственного сына в угоду молодой жене, не покидала Берта. Как бы коварна и лжива ни была эта женщина, отец должен был поверить сыну, который никогда не предавал его. Но Дик Стеферсон Уэлси – осмотрительный, справедливый, прекрасно разбирающийся в людях Дик, позволил обвести себя вокруг пальца молоденькой шлюхе, едва не изнасиловавшей пасынка. Попав под влияние магнетической животной чувственности Клер, он жестоко обидел сына. Но ничто на свете не могло заставить Берта нанести ответный удар.

У них никогда не было особо теплых отношений. Дик не отличался тягой к мирным родительским радостям. Да и Берт, с пятнадцати лет живший вдали от дома, не испытывал особой привязанности к жестокому, холодному человеку. Но он всегда уважал отца, гордясь тем, что носит фамилию Уэлси.

После того как Дик изгнал сына, Берт постарался забыть о родственных отношениях с известным промышленным магнатом. В интервью он упорно обходил эту тему, заявляя, что совершенно свободен от сыновних и деловых обязательств.

В глазах Дика, обращенных к вошедшему молодому мужчине, промелькнуло радостное удивление. Правой рукой он указал на стул возле кровати и подал знак сиделке покинуть комнату.

– Здравствуй, я очень сожалею, – сказал Берт.

– Ты… ты вырос, мальчик. – Прошамкал Дик, и сердце Берта сжалось. – Он никогда не поверил бы, что его отец станет столь беспомощным и слабым.

– Я не мог не приехать к тебе. Прости, что нарушил запрет.

Дик опустил веки. Из-под них выкатились две крупные тяжелые слезы, побежавшие к вискам. Он протянул сыну руку ладонью вверх, и Берт вложил в нее свою.

– Ты должен меня простить, сын. Я оказался силен и проницателен лишь в делах… Женщины оставались для меня загадкой. Теперь я поумнел, но – поздно… Я знаю – ты не виноват, и все эти годы жил с обидой в сердце… Тебе удалось стать победителем… Я горжусь, сын…

– Наверно, тогда мне следовало все объяснить… Но я был молод, горяч… А ты так счастлив с женой.

– Я расплатился за свои ошибки. Она убила меня, Берт… Но только пообещай… пообещай, что простишь меня… Ты не дашь угаснуть делу всей моей жизни… Возьми бумагу… Это моя последняя воля. Я оставляю все тебе, мальчик. Это очень, очень много.

Взяв листок завещания, Берт почувствовал небывалую тяжесть. Ответственность за империю отца казалась непосильным грузом.

– Мне хочется быть достойным твоего доверия, отец. Но я боюсь, что не смогу стать вторым Диком Уэлси. Пойми – меня интересуют совсем другие вещи. И тот завод, что ты раньше завешал мне, – огромная награда и забота. Я не испытываю потребности в больших деньгах.

Дик отрицательно замотал головой:

– Нет! Не огорчай меня, мальчик. Деньги – это власть… Это риск, игра… Это так, словно ты летишь на скорости по трассе… Впереди всех!.. Ты похож на меня, только пока не знаешь этого…

Берт промолчал, подумав о том, что, действительно, унаследовал отцовский азарт, фанатизм в избранном деле. И еще – невезение с женщинами.

– У меня совершенно нет опыта в управлении огромной компанией. Может, ты подскажешь, на кого можно опереться в работе, если врачи будут долго держать тебя в постели.

Дик улыбнулся одними глазами. Вернее, его застывшее лицо немного сморщилось. И все же – это была счастливая улыбка.

– Спасибо. Я верю в тебя, Берт. Главное – не пасовать перед трудностями. Это как раз у тебя здорово выходит. Все необходимое тебе расскажет мой заместитель – Ричард Экем. Можешь доверять ему во всем… Займешься делами сам, когда почувствуешь к этому тягу… Но я постараюсь выкарабкаться, мальчик, и стану твоим учителем сам… Запомни, у Стеферсонов Уэлси очень крепкие жилы… Нас не так-то легко сбросить с коня, сын…

– Да и с трассы тоже. Я не бросил бы гонок, если бы не слово, данное Моне. Она слишком тяжело переносит мои неудачи.

– Ты нашел жену?

– Пока нет. Но я поклялся, что, если найду ее, никогда больше не сяду в болид. – Берт сжал зубы. Это решение далось ему не легко.

– Выходит, все к лучшему. – Правый уголок рта Дика чуть искривился, выражая оптимизм и надежду. – Я поднимусь, ты найдешь Мону, и мы станем жить здесь все вместе. А каждое утро ты будешь садиться за стол в своем кабинете «Стеферсон Уэлси компани». Клянусь, там погорячее, чем на гоночной трассе… Да и шансов вылететь куда больше… Но ведь ты из породы победителей, мальчик… Весь в своего… – Голова Дика упала на бок, глаза закрылись.

– Он уснул, – тихо сказал вызванный Бертом врач.

Дик Уэлси умер через три дня и был похоронен на кладбище в Лунсвилле, где покоился прах его родителей и жены. Прибывший на церемонию погребения Берт заметил среди многочисленной толпы даму в эффектном траурном костюме, которую непрестанно фотографировали репортеры.

Она развернулась так, чтобы позволить ветру поднять длинную густую вуаль, опускающуюся с широких полей шляпы. Защелкали блицы, целясь в бледное, скорбное лицо. На мгновение глаза Берта и Клер встретились. Друзья увели безутешную вдову к черному кадиллаку. Берт остался, чтобы побыть в одиночестве у засыпанного цветами надгробия.

Клер не ошиблась в оценке брошенного на нее взгляда бывшего пасынка: Берт объявил ей войну.

* * *

Клер удалось достойно выдержать роль вдовы, потерявшей горячо любимого мужа.

Она ловко избегала каверзных вопросов о наследстве мужа, делавшем ее одной из богатейших женщин Америки.

– Разумеется, Дик позаботился о том, чтобы обеспечить мое существование. Однако большая часть его капитала вложена в предприятия. Из меня плохой бизнесмен, а тем более – директор завода. Думаю, что тяжкий труд продолжения фамильного дела возьмет на себя сын Дика – Берт Уэлси, известный автогонщик. Берт намерен оставить блестящую карьеру и посвятить себя «Стеферсон Уэлси ком-пани», – сказала в интервью Клер…

Фыркнув, Дастин вернул стюардессе стопку журналов. Он возвращался из Белграда, где провел три недели, беседуя с государственными деятелями и простыми жителями бывшей столицы Югославии. В район военных действий журналист Морис, естественно, соваться не стал. Пусть делают карьеру на кровавых репортажах прыткие молокососы. Шефу «Ироничного наблюдателя» такие трюки ни к чему. Дастина совершенно не волновали политические эксцессы и всевозможные бойни, идущие под теми или иными лозунгами. Однако он упорно строил из себя гуманиста и крутого американского парня, пекущегося о мире и справедливости. Трехнедельная щетина на его щеках свидетельствовала о том, что журналист Морис возвращается домой после трудного и опасного дела.

Суровое и скорбное выражение стало часто появляться на лице Дастина после встречи с Шольцем. Получив завещание Сандры с подробным описанием перешедшего к нему состояния в виде старых шкафов, ламп и комодов, а также с долгом в четыре миллиона долларов, несчастный вдовец едва не лишился рассудка от злости. Первым порывом Мориса было поделиться горем с Клер – его надули, да еще как! Но он сдержался, решив хорошенько обдумать ситуацию. Уже в Белграде Дастин понял, что ему выгодней оставаться в глазах окружающих несчастным миллионером, чем одураченным нищим. К тому же – в его руках теперь находился легендарный бриллиант, и можно было попытаться сыграть еще раз на дурной репутации камня.

Узнав о смерти Дика, Дастин возликовал. Невеста с приданым – хороший шанс в его положении, и надо постараться не упустить его. А значит, молчать о собственном проигрыше. Не хватает еще, чтобы второй раз Мориса заподозрили в корысти. Нет, для всех, а тем более для Клер он останется богачом. Сделав крюк, Дастин заехал в Даллас, чтобы завершить одно важное дело.

По прибытии в Лос-Анджелес он тут же нанес визит Клер. Вдова, в элегантнейшем трауре, встречала его в подавленном состоянии. На ковре возле дивана валялась куча журналов со статьями о внезапной смерти Дика Уэлси и высказываниями его несчастной Клер.

– Ты, действительно, скорбишь о том, что потеряла мужа, или завещание «дурашки» не оправдало твоих ожиданий? – поинтересовался Дастин, кивнув на интервью Клер. Он сильно загорел, бородка с усами придавали его внешности щеголеватость. Дастин рассчитывал, что будет выглядеть более солидно и мужественно, но темная полоска усов в сочетании со светлыми волосами казалась нарочито кокетливой.

В гостиной Клер горели многочисленные лампы под черными абажурами. Сейчас они как нельзя лучше шли к темному платью вдовы. Высоко закинув ногу на ногу, Клер сидела в глубоком кресле, обтянутом, как и вся мягкая мебель, сборчатой мягкой лайкой цвета слоновой кости. Горжетка из серебристой лисицы, небрежно наброшенная через левое плечо, свешивалась до пола, лаская ее икры и лодыжки. Она закуривала уже вторую сигарету, хотя визит Дастина длился не более двадцати минут.

Он коротко рассказал о своих белградских впечатлениях, о том, что намерен, наконец, взяться за серьезную журналистскую работу, пожертвовав личной жизнью. Клер слушала, высоко вскинув крутые брови и думая о том, как получше разыграть сложившуюся комбинацию. Дастин видел в ней богатую наследницу, и не стоило разочаровывать его. Узнай он об истинном положении дел, Клер оказалась бы в роли искательницы состоятельного мужа. Мужчин такие женщины пугают, тем более – «сладких мальчиков».

Но ей не терпелось отомстить Дастину за подсунутые Дику фотографии. В сущности, это он виноват в том, что Клер осталась ни с чем. Руки чесались закатить звонкую плюху этому самоуверенному хлыщу, заполучившему с ее помощью колоссальное состояние. Но Клер сдержалась. «Я расскажу ему, что кроме долгов имею лишь этот дом и небольшую сумму, достаточную для маленьких дамских капризов. Но сделаю это, составив подробный брачный контракт в качестве жены Мориса. На этот раз я не продешевлю. И преподнесу муженьку хорошенький подарок, – решила она. – Что посеешь, то и пожнешь. Так-то, красавчик».

– Дик любил меня и многое прощал, он всегда был благодарен за счастье, которое я сумела подарить ему… Взгляни, – подтянув повыше рукав черного платья, Клер продемонстрировала браслет со свадебной миниатюрой, – эту вещицу «дурашка» преподнес мне за пять дней до смерти… Он страшно переживал, что портит своей болезнью мои именины… Ах, не многим дано любить так, как он.

Дастин с печальной улыбкой склонил голову. Русая прядь упала на лоб, скрывая хищный блеск его глаз. Значит, Дик так и не решился взгреть жену за более чем легкомысленное поведение. Он пренебрег фотографиями, подаренными ему Морисом. Еще бы! Шестидесятипятилетний импотент не хотел лишаться горячей женщины. А может, Клер сумела оправдаться?

– Откровенно говоря, из меня не получился бы такой милый муж. – Дастин испытывающе посмотрел на вдову, но она не клюнула на его удочку. Отрешенность монахини светилась в бирюзовых глазах Клер.

– Таких, как Дик, больше нет и не будет. Он баловал меня постоянно и даже после смерти продолжает осыпать благами… Ах, я чертовски богата, Дастин… Ты-то как раз хорошо понимаешь меня. Это так тяжело!

– Детка, я не пойму, что за спектакль! Совсем недавно ты смеялась над моими чувствами после гибели Сандры, а теперь, кажется, переигрываешь сама. К чему это заточение, трагические интервью, слезы – ведь игра сделана. Надо позаботиться о будущем.

Клер выпустила дым через нос, презрительно хмыкнув.

– Неужели ты думаешь, что я подпущу к себе кого-нибудь из плейбоев, охотящихся за чужими миллионами? Увы… Приключения мне наскучили, а с подлинными чувствами нынче плоховато…

– Да ты сама не способна привязаться к мужчине по-настоящему, – вздохнул Дастин. – Слишком часто изображала это чувство перед камерами.

– Подлец. Ты все-таки бессердечный подлец, Дастин… – Клер отошла к окну, содрогаясь от тихих рыданий. – Чего ради я рисковала жизнью на этом проклятом самолете? Тратила недели, чтобы завоевать доверие пугливой калеки, а потом… Потом я не сумела ее спасти… Это была жуткая, непоправимая трагедия. Роковая случайность.

– Умница, детка, произносишь хороший текст. Можно подумать, что у тебя полон дом «жучков» или я – шеф криминального отдела полиции. – Дастин обнял плечи Клер. Обернув лисий мех вокруг ее шеи, он притянул ее к себе. – А ну, посмотри мне в глаза, сладкая девочка!

Всхлипнув, Клер подняла на него полные слез глаза.

– Я любила тебя, Дастин… Раньше даже не думала об этом, владея тобой. Но безумства молодости прошли, оставив слабый аромат увядшего цветка…

«Аромат блевотины и наркоты», – подумал он в стиле Генри Миллера, но промолчал.

Не отрывая глаз от зрачков Клер, Дастин впился в ее губы и понял, что он на пороге победы. Опустив еще бурно дышащую от волнения женщину, он достал из внутреннего кармана сафьяновый чехол.

– Взгляни сюда, малышка.

Выложив на столешницу молочного нефрита стальной футляр, Дастин извлек из него сандаловую коробочку не больше яблока, испещренную иероглифами. Склонившись над ней, они стукнулись лбами. Щелкнул невидимый замок, и в лунке черного бархата засиял прозрачный, искусно ограненный камень.

– Это он. – Сказал Дастин со священным трепетом.

– Он?! – Клер присела, не в силах отвести взгляда от легендарного «ядовитого цветка». Она не осмелилась притронуться к камню, спрятав руки за спину. – Но как ты решился носить его с собой? Ты подвергаешь себя смертельной опасности. Кто-нибудь знает, что бриллиант у тебя?

– Я только что изъял его из ячейки Маклинов-Керри в далласском банке, чтобы положить в свой именной сейф. Но, вместо того чтобы направиться прямо в хранилище, я заехал к тебе. Мне хотелось, чтобы мы вместе взглянули на этот «сувенир». Кажется, мы заслужили его оба?

– Дастин, что ты хочешь сказать? – Клер мастерски разыграла недоумение, прекрасно сообразив, куда клонит любовник.

Он закрыл глаза ладонью и тяжело опустился в кресло.

– Наверно, не так надо делать предложение. Но мы знакомы не первый день. Ты – мое наваждение, Клер. Какая бы женщина не оказалась рядом со мной, мне захочется уничтожить ее, чтобы вернуться к тебе.

– Милый! Великолепные слова! – Клер опустилась на колени у ног Дастина. – Это из какого фильма?

– Фильма?! Да я предлагаю тебе стать моей женой, детка!

11

У Амелии Гарсия, старшей медицинской сестры частной клиники «Тесса», выдался непростой день. Всего восемнадцать пациентов и почти столько же членов медицинского и обслуживающего персонала, а забот не меньше, чем в центральном госпитале Барселоны. Правда, жалованье у Амелии в три раза больше, чем она могла бы иметь на государственной службе. Хозяин «Тессы», профессор Грэм Салливен, пять лет назад прибыл из Америки, чтобы стать преемником дела своего учителя – замечательного хирурга-травматолога Винаро Фернандеса. Старик скончался в возрасте 92 лет, продолжая работать чуть ли не до последнего дня. Врожденные дефекты скелета и черепа были коньком Фернандеса, вписавшего яркую главу в историю хирургии. Сменивший профессора Грэм Салливен предпочитал пластические операции, отбирая для своей клиники узкий круг пациентов со всего мира. Он брал колоссальные гонорары, но никто еще не остался в претензии на работу Салливена. К тому же далеко не все происходившее в клинике Салливена могло стать достоянием общественности – в «Тессе» умели хранить профессиональные тайны.

Амелия Гарсия работала в «Тессе» почти двадцать лет. Последний год в обязанности Амелии входил круглосуточный надзор за всеми службами клиники, который она осуществляла при помощи начальника охраны, старшей сиделки, дежурного врача и ведущей санитарки.

В воскресенье, восьмого мая, ровно в 22 часа, получив отчеты от всех служб, Амелия принялась просматривать записи, сделанные врачами в журналах назначений, заведенных отдельно на каждого пациента.

Сигнал с пульта охраны поступил в 0.45. Встревоженный голос начальника смены просил Амелию срочно выйти к центральной проходной клиники.

Направляясь к воротам, охраняемым круглосуточным караулом, Амелия решила, что имеет дело с попыткой проникновения какого-нибудь папарацци. В клинике уже неделю находилась жена премьер-министра, пожелавшая помолодеть на десять лет. И это событие не могло не взволновать любителей сенсаций.

– Что произошло, Алонсо? Вы уверены, что так необходимо отрывать меня от дел среди ночи из-за какого-нибудь репортеришки?

– Прошу прощения, сеньора. Но тут такое дело… – Лицо начальника охраны выражало крайнее недоумение. Подведя Амелию к окошечку в проходной, он пропустил ее вперед. – Ну, сеньора Грасси, что прикажете с этим делать?

На ступеньке у левой двери, скорчившись, сидело странное существо. Обрывки одежды. Грязные тряпки, намотанные на голову, полностью скрывали лицо. Обняв себя за плечи худыми руками, существо раскачивалось, не обращая никакого внимания на подошедших людей.

– Кто вы? – строго спросила Амелия, подозревая хитрость пронырливого журналиста, решившего таким образом проникнуть в клинику. Ответа не последовало.

– Алонсо, помогите ей подняться… Ничего не понимаю… Я вызову санитаров с носилками.

Дежурный врач, пятидесятилетний Феодоно Вальехо, задумчиво смотрел на изувеченную молодую женщину. На теле были видны многочисленные поджившие ссадины, возле левого плеча зияла довольно большая рваная рана, залепленная какой-то дурно пахнущей, очевидно, самодельной мазью. Но самое страшное зрелище представляла голова. Левое ухо пострадавшей, вероятно, чуть ли не полностью оторванное, уже начало кое-как срастаться. Вся левая часть лица и расплющенный нос, покрытые струпьями, нуждались в немедленном хирургическом вмешательстве. Женщина находилась в сознании и позволяла себя осматривать без всяких эмоций.

– Здесь нужны невропатолог, травматолог и лицевой хирург. Приведите больную в порядок, проделайте все необходимые антисептические процедуры. Завтра утром мы с профессором сделаем обследование и решим, что делать.

На следующий день Грэм Салливен имел данные разнообразных исследований и подробный отчет о ночном происшествии. Осмотрев загадочную больную, он задумался. Ее состояние вызывало множество вопросов. Имеющиеся повреждения не были похожи ни на побои, ни на последствия транспортной катастрофы, скорее напоминали травмы альпиниста, но сама она явно не являлась спортсменкой.

Судя по языку – американка. Охотно отвечает на все вопросы, но о себе ничего не помнит. Ни документов, ни каких-либо предметов, по которым можно было бы установить личность, больная не имеет.

– Что будем делать, коллеги? – задал вопрос профессор собранным на экстренное совещание помощникам.

– Разумеется, первым делом необходимо сообщить в полицию. И постараться избавиться от нее. – Заместитель главы клиники доктор Кастро сильно боялся столкновений с правовыми органами. В «Тессу» он попал после судебного процесса, связанного с незаконными операциями по изменению пола.

– Я убежден, что прежде всего мы должны оказать посильную медицинскую помощь пострадавшей. Женщину явно подбросили к нашей клинике. Кто-то хотел, чтобы она осталась жива, но побоялся обратиться в госпиталь. Следовательно, история не совсем чистая. – Сказал Вальехо. – Полиция должна быть поставлена в известность. Но мы – врачи. То, что сделали с бедняжкой дикари-целители, ужасает. Если не принять срочных мер, молодая женщина навсегда останется уродом – человеком без лица.

– Для сумасшедшей это не такая уж беда, – вставил доктор Кастро.

– Позвольте, коллега, я успел осмотреть больную. Психически она здорова. Ну… скорее всего, – вмешался невропатолог Лоуренс. – Ее состояние – последствие пережитого шока и сотрясения мозга, вызвавшего частичную амнезию. Случай достаточно распространенный и, как правило, имеющий оптимистический прогноз. Если даже больная никогда не сумеет восстановить собственную биографию, она сможет начать вполне приемлемую новую жизнь. Ведь ей, насколько я могу судить, не более тридцати лет. Плюс-минус пять.

– Таким образом, как выяснилось, у нас две неотложные задачи – приглашение представителей властей и срочная помощь пострадавшей в области реконструктивной хирургии.

Профессор Салливен, наблюдавший за беседой невропатолога с загадочной пациенткой, успел составить некое представление о больной, свидетельствующее о том, что загадочная история может оказаться весьма кстати. Руки женщины, ее манера говорить и держаться, указывали на благородное происхождение. Она плохо осознавала ситуацию и, очевидно, неадекватно воспринимала боль, поскольку сохраняла удивительное спокойствие. Шок плюс какой-то болеутоляющий самодельный наркотик, которым ее накачивали «добрые люди» (как называла больная мужчину и женщину, у которых находилась последние дни), плюс, конечно, порода. Это уже что-то.

– Доктор Вальехо, прошу вас задержаться. Остальные могут быть свободны, – объявил профессор, закончив совещание. – Я сообщил о происшествии своему знакомому капитану полиции Лухасу. Через полчаса он будет здесь. Мы с вами должны выработать тактику. Нам необходимо объяснить полиции, что больная нуждается в немедленной и квалифицированной помощи. Они могут, если найдут угодным, держать ее под стражей, но прежде всего свой долг должны выполнить медики.

– Похоже, вам чем-то приглянулась эта синьора, профессор.

– Ни для кого не секрет моя предрасположенность к добрым делам. Провидение привело к нашему порогу страждущую. Мы поможем ей, если даже судьи впоследствии сочтут необходимым посадить беднягу на электрический стул. Я убежден, что она американка.

– Но ведь это все, что мы знаем о ней, – скептически напомнил доктор Вальехо. – Я понял, что вы намерены доверить лицевую пластику мне. А к чему я должен стремиться – к обобщенной маске манекена или все же к тому, чтобы вернуть ей ее лицо?! Возможно, у женщины найдутся родные, дети, муж. Им будет не просто смириться с чужим обликом любимого человека.

– Дорогой Феодоро, – профессор положил на плечо доктора легкую, пахнущую лавандой руку. – Дело, естественно, не в личной симпатии. Я не знаю эту женщину и предпочел бы не встречаться с ней, тем более в такой ситуации. Но интуиция подает мне сигналы, которыми я не могу пренебречь… У меня к вам просьба, коллега, поприсутствуйте во время беседы капитана с больной. Мне тоже любопытно взглянуть на их встречу. А вдруг нам в голову придет что-то интересное?

– Это наш друг, Фидель Лухас. Он прекрасно знает английский и постарается помочь вам, дорогая сеньора, прояснить ситуацию. – Представил профессор энергичного, коренастого человека с шапкой густых вьющихся волос.

Больная, лежащая на высокой кровати, приподнялась на подушках и коротко поздоровалась. Ее голос звучал чуть слышно, в глазах, блестящих в прорезях повязки, не было и тени беспокойства: чтобы снять последствия шока, ее поддерживали нейролептическими препаратами. На столике стоял свежий букет роз из оранжереи «Тессы», сквозь легкие шелковые занавеси пробивалось солнце, придавая комнате домашнюю уютность.

– У вас чудесная клиника, профессор. Совсем не похожа на больницу. Я чувствую себя почти как дома.

– Дома? Вы можете вспомнить, где находится ваш дом или как он выглядит? Простите, я не представился – Фидель Лухас – сотрудник отдела происшествий федеральной службы безопасности. Я хочу помочь вам найти родных. Мы располагаем большой базой данных. Любая мелочь, которую вам удастся вспомнить, была бы очень полезна. Какие-то детали о вашем доме, близких людях, друзьях… Судя по всему, сеньора – американка?

– Да. Меня считают американкой, ведь мы находимся в Испании?

– На острове Неиса. А я прибыл к вам из Валенсии. Барселона, Мадрид… вам что-то говорят эти названия?

– Не утруждайтесь, капитан, я даже знаю, как зовут президента Америки… Но про себя не могу ничего вспомнить… Глухая, черная стена…

– Выходит, вы путешествовали. И конечно, не одна. Кто был с вами – семья, муж, друзья? Вы замужем?

– Н-нет. Не уверена. Не знаю… Я помню шум моря и этот запах – жареной рыбы и каких-то горьких трав… Они ухаживали за мной, давали воду, питье… Мужчину звали Каха… Да, точно. Женщину… Нет, не помню, кажется, он называл ее «старуха». Они испанцы, но, наверно, говорили на каком-то диалекте. Я плохо понимала. Мне было совсем, совсем… – Голова больной упала на грудь, будто она внезапно уснула.

– Достаточно. – Профессор положил пальцы на ее запястье. – Я думаю, Лухас, вам лучше побеседовать через пару дней. А пока мы постараемся восстановить ее силы.

– Ну, что ж, – капитан поднялся, – не буду настаивать на продолжении разговора. Но дактилоскопия пострадавшей может пригодиться. Позволите? – Достав коробочку с краской, капитан ловко снял отпечатки пальцев. – Вы действуйте со своей стороны, а мы – со своей. Возможно, удастся разгадать и эту загадку.

За три дня состояние больной заметно улучшилось – курс релаксирующей терапии и отличное питание сделали свое дело. Профессор решил, что откладывать операцию не имеет смысла. Поврежденные ткани рубцевались, сломанные хрящи фиксировались, а самое тяжелое – переделывать застаревшие травмы. Значительно эффективнее действовать по горячему следу, пока деформация не приобрела «жесткость».

– Проведенные измерения лицевых костей не дают мне достаточно оснований, чтобы смоделировать подлинный облик этой женщины. Придется фантазировать, – вздохнул доктор Вальехо, прикрепляя на экране рентгеновские снимки. – Как бы там ни получилось, будет лучше, чем сейчас. Нос и левая скула полностью изуродованы, надбровная дуга иссечена, челюсть, очевидно, вывихнутая, вправлена кем-то, но имеются многочисленные мелкие трещины. Ткани подбородка смещены, а ухо, вероятно, неделю назад было сильно надорвано. Придется починить и его… Но вот губы… Три крупных рубца, образовавшиеся на месте рваных ран, полностью исказили рисунок рта… Зубами, естественно, займутся уже после нас стоматологи. В общем, работа большая и не на одну операцию. У меня всего две руки. И я пока плохо представляю, как должна выглядеть эта загадочная сеньора. – Доктор Вальехо поколебался, прежде чем задать вопрос. – Вы хорошо представляете, шеф, в какую сумму обойдется нашей клинике работа с этой пациенткой? Разве мы перешли к благотворительной деятельности?

– Ваши усилия, коллега, в любом случае будут хорошо оплачены. – Профессор Салливен посмотрел на часы. – Скоро прибудет капитан Лухас. Возможно, ему удастся прояснить ситуацию. – Он улыбнулся. – А может быть, это удастся сделать кому-то еще.

Все последнее время профессор усиленно просматривал прессу, выискивая сообщения о пропаже молодых женщин, приходившиеся на начало мая. Наконец ему удалось обнаружить нечто, заставившее сердце заколотиться от радости. Очень многое совпадало. Если это, действительно, окажется так, то «Тесса» получит отличную рекламу, а имя профессора Салливена появится во всех газетах.

К прибытию Лухаса больную привели в кабинет Фернандеса, где была создана самая домашняя, располагающая к беседе обстановка. На маленьком круглом столике, сервированном к чаю, красовалось разнообразное печенье в высокой трехъярусной хрустальной вазе, и ждала дегустации коробка французского шоколада.

Приведенная медсестрой больная осмотрела комнату, скашивая к переносице более открытый бинтами правый глаз, и опустилась на удобный диван перед чайным столиком.

– Может быть, начнем с конфет? Вы любите шоколад?

– Н-не помню… – Больная пожала плечами. – Я, кажется, волнуюсь. Возможно, капитан уже знает, кто я…

– Расслабьтесь, уважаемая пациентка Икс. Еще немного терпения, и вы сможете вернуться в свою прежнюю жизнь.

– Я? Но ведь я не знаю, где моя прежняя жизнь. И даже не чувствую, хочу ли вернуть прошлое. Меня никуда не влечет, ничто не тяготит сердце… Только вот это… – Она обеими руками коснулась забинтованной головы. – Что будет с этим?

– Хотелось бы, чтобы этот вопрос вы постарались решить сами. А я и капитан Лухас попробуем помочь. – Профессор нетерпеливо потер руки и ринулся к вошедшему капитану. – Наконец-то… Ну что, вы можете нас порадовать, дружище?

– Кое-что у меня есть. Рад приветствовать, сеньора. Сегодня у вас более бодрый вид. – Расположившись в кресле напротив, капитан начал издалека. – Моя племянница сегодня прилетела из Милана, где проходили соревнования на воздушных шарах. Знаете, это очень красиво – все небо в разноцветных летучих пузырях. И, оказывается, опасно! Двое из ее команды получили серьезные увечья. Как жаль, что такой умелец, как наш профессор, не может лечить страждущих со всего мира.

Невропатолог предупредил капитана, чтобы он ни в коем случае не задавал прямых вопросов. Женщина, возможно, перенесла страшное потрясение, и внезапный возврат к пережитым событиям способен сильно ухудшить ее состояние. В то время, как Лухас весело излагал придуманную историю, профессор внимательно следил за больной. Она с интересом рассматривала коробку конфет.

– Парижские трюфели! Я чувствую, что люблю эти конфеты и даже помню их вкус – горьковатый, с миндалем… Да-да, – она попробовала конфету, – именно такой!

– А вам ничего не говорит фамилия Морис? Керри или Ривз? – Спросил капитан.

– Это американские фамилии. Кажется, я их слышала… Но вот с чем связаны, не помню… Морис? Нет. Точно не знаю.

Профессор с чувством превосходства взглянул на капитана. Он сразу понял, куда клонит Лухас, затеяв разговор о полетах и воздушных шарах. Салливен тоже видел сообщение о трагическом происшествии на острове Форментера. Жена американского журналиста Мориса упала из терпящего аварию самолета. Водолазам так и не удалось обнаружить тело. Место и время в общих чертах совпадало. Но ведь парализованная женщина была прикована к своему креслу, которое удалось выловить у берегов.

– А вот если мы подумаем в другом направлении. Забудем о самолетах и перенесемся мысленно на автомобильную трассу, где много симпатичных, сильных и смелых ребят. Взгляните на этот снимок. – Профессор протянул больной приготовленный журнал. На фотографии полугодичной давности был изображен победитель «Гран-при Европы» Берт Уэлси в обнимку со своей женой. Той самой, что пропала в конце апреля после чемпионата в Барселоне и до сих пор не была найдена.

Больная жадно вгляделась в снимок, ее руки задрожали. Она хотела что-то сказать, но не смогла справиться с голосом. Профессор, державший наготове нюхательные соли, живо подскочил к потрясенной пациентке.

– Вы узнали кого-то?

Она усиленно закивала:

– Берт Уэлси… Разбитая голова, нога в гипсе… Он рисковал, он всегда рисковал… А эта женщина – Мона. Прекрасная Мона. Она была счастлива. Очень счастлива…

– Вы знакомы с этим семейством? – спросил с надеждой капитан. – Я немедля вызову Уэлси, и он опознает вас.

– Нет, умоляю! – С неожиданной силой больная вцепилась в рукав Лухаса. – Он не узнает меня… Я не хочу, чтобы кто-то видел меня такой. Не надо…

– Успокойтесь, милая. Возможно, вам лучше повидаться с Моной?

– С Моной? – Больная снова ощупала свои бинты. – Но ведь она здесь. Под этой маской.

– Значит, вы можете утверждать, что являетесь супругой сеньора Уэлси – Моной Барроу? – впрямую задал вопрос Лухас. Больная сжалась в кресле, обхватив руками плечи, словно ее собирались бить.

– Нет… Не могу утверждать. Я запуталась… Я совсем запуталась… Можно мне немного поспать? – Она посмотрела на Салливена как загнанный зверь.

– Не волнуйтесь, уважаемая, вы будете спать, сколько пожелаете. – Вызвав сестру, профессор попросил ее увести больную.

– Ну, что, капитан? Кажется, мы, наконец, можем приступить к реконструкции лицевых тканей. Больше тянуть нельзя. Иначе ей придется вторично пройти через все мучения, испытав к тому же ужас встречи со своим изуродованным лицом! Пока его скрывают бинты. Но скажу вам, Лухас, зрелище не для слабонервных. – Профессор пристально посмотрел на капитана. – Кроме подозрений, что это миссис Морис, у вас нет других вариантов?

– Увы, поиски пропавших женщин со схожими данными не увенчались успехом. Мы отправили запрос в международное бюро информации, приложив отпечатки пальцев. Дактилоскопия ничего не дала. Эта свалившаяся с самолета крошка никогда не снимала отпечатков. И, похоже, она единственный подходящий вариант.

– А почему вы исключили Мону Барроу?

– У нас имеется, по крайней мере, три несоответствия. Во-первых, актриса с детства страдает весьма специфическим нервным расстройством, симптомы которого ваш специалист вряд ли мог не заметить. Во-вторых, у нее явно выраженная наркотическая зависимость. И, третье, – у сеньоры Барроу голубые глаза и прямые каштановые волосы.

– Вы позволите, капитан, опротестовать ваши аргументы? – Салливен взял из вазы миндальное печенье и аккуратно положил в рот. – Простите, я пропустил обед. И, пожалуйста, не стесняйтесь – кофе, чай?

Капитан отрицательно покачал головой. Он привык не есть сутками, и уж если сейчас и перехватил бы что-нибудь, то, конечно, не сладости.

– Так вот, – продолжил профессор, – психическое состояние больной в данный момент не дает возможности выявить хронические нервные заболевания. Все это время больная получает инъекции седативных и обезболивающих препаратов. Это не позволяет судить о степени ее зависимости от наркотиков. Можно лишь отметить, что в больших дозах ее организм не нуждается. Что касается волос и глаз, то это вопрос специального исследования. Здесь нельзя полагаться на визуальные данные. Сеньора Барроу актриса, а следовательно, любит экспериментировать со своей внешностью. Цветные линзы способны менять окрас радужки, а уж волосы – это совсем иллюзорная примета.

– У Моны Барроу природный голубой цвет глаз и гладкие каштановые волосы. Это указано в досье, полученном из клиники, где она проходила длительное лечение. А у вашей пациентки, насколько я понял, глаза серые и волосы, как вы отметили, – светлые вьющиеся.

– Я понимаю, капитан, что для идентификации волос требуется специальная экспертиза. В данном случае мы могли бы полагаться лишь на показания личного парикмахера или близких людей. Вероятно, мы должны были пригласить сюда мужей обеих подозреваемых нами сеньор. Но мне известно, что журналист Морис находится на линии фронта где-то в Сербии или России, а гонщик прикован к кровати после травм на трассе в Барселоне. – Салливен строго посмотрел на Лухаса. – Хочу еще раз подчеркнуть, уважаемый капитан, что затягивать реконструктивную операцию – медицинское преступление.

– Я вижу, вы пришли к какому-то решению, профессор.

– Да. Как профессионал, я привык брать ответственность на себя. Иногда от этого зависит жизнь пациента и репутация врача… Женщина признала себя Моной. И это, надеюсь, вы зафиксируете в протоколе допроса. А у меня имеется и более веское основание. Известно, что миссис Морис страдала параличом в течение десяти лет. Наша пациентка не испытывает затруднений в передвижениях, невропатолог находит рефлексы нижних конечностей в пределах нормы. Конечно же, она слаба и едва держится на ногах, но паралич – это совсем другое.

– Так значит, вы предполагаете «создать» из вашей пациентки сеньору Барроу? – Капитан задумчиво покачал головой. – Если бы речь шла о разыскиваемых преступниках, нам, конечно же, пришлось бы пренебречь аргументами медиков, спешащих провести пластическую операцию, транспортировать больную в специальный госпиталь и заняться тщательной экспертизой… В нашем случае проблема скорее этического или эстетического характера… По мне – так любое лицо лучше для молодой женщины, чем дополнительные страдания или пожизненное уродство. К тому же вы понимаете, Салливен, мы не оставим без внимания эту женщину после того, как она примет человеческий вид. Мы возьмем ее под свою опеку, если ее не признает муж. Вот его-то и надо будет в первую очередь пригласить в качестве эксперта. – Лухас поморщился, представив, во сколько может обойтись ложный вызов человека, если этот человек окажется скандалистом. Поэтому последовавшие аргументы профессора показались ему разумными.

– Не раньше чем через три недели, капитан. Мы же должны показать господину Уэлси нечто большее, чем ворох бинтов. А за это время многое может проясниться. «Не торопись и не подгоняй природу», – так я сформулировал бы одно из главных правил врача.

– Охотно соглашусь. И добавлю. «Не торопись с выводами и не полагайся на эмоции», – сказал бы я любому полицейскому. Во всяком случае, в данном деле ожидание – самый верный тактический ход. – С некоторым облегчением признал капитан.

– А как в таком случае поступают с оплатой содержания больного и оказанной ему медицинской помощью? – на всякий случай поинтересовался профессор.

– Но уж это – как вам повезет, Салливен. Могу вам сказать по собственному опыту – ситуация плохо предсказуема. Есть шанс, что ваша сеньора после всех затраченных на нее усилий попадет в следственную тюрьму. Это в том случае, если мы опознаем в ней скрывающуюся преступницу. И тогда вам тоже придется принять участие в судебном расследовании в качестве свидетеля. – Лухас усмехнулся, отметив тревогу Салливена. – Вариант второй: она не преступница, но и не сеньора Барроу. В этом случае родные пациентки могут потребовать у вас вернуть ей собственное лицо. Степень вашей выгоды зависит от настроения и кармана этих людей. Ну, и наконец, существует большая вероятность, что ваша дохленькая рыбка окажется золотой. Могу вас заверить – столь запутанных историй с нищими не происходит. Изувечив, их отвозят не к порогу дорогой частной клиники, а на свалку.

– Я могу заручиться вашей поддержкой, Лухас, на случай ошибки? Ведь я действую из чисто гуманных побуждений.

– Не беспокойтесь, профессор, никаких противоправных действий вы пока не совершаете. Я имею заключения всех специалистов, свидетельствующие о том, что больная не в состоянии адекватно оценивать ситуацию и восстановить в памяти собственную личность. Кроме того, она назвалась сеньорой Барроу. И вы исходите из этого факта.

– Спасибо, Фидель. Тогда еще одна просьба – наш компьютер моделирует внешность человека по имеющимся визуальным данным – рисункам, фотографиям. Мы имеем лишь снимки из газет и журналов. Было бы очень неплохо получить какие-либо более вразумительные данные.

– Возьмите кинопленку – это отличная возможность изучить внешность. Буду рад, если наша сказочка получит с помощью «Тессы» счастливый конец. – Лухас пожал руку Салливену, отметив ее мягкость и хрупкость. – Желаю удачи, профессор!

До поздней ночи Салливен сидел в своем кабинете, прикидывая «за» и «против». Увы, его чутье, кажется, подвело – у Моны Барроу оказались ярко-голубые глаза и шелковистые, тяжело падающие на плечи каштановые волосы.

Он с тоской рассматривал фотографии, собранные из разных журналов. Да, актриса, конечно же, очень хороша. Жаль отказываться – доктору Вальехо было бы приятно поработать над таким лицом… «Но ведь она вполне могла носить парик, а цвет глаз усиливать с помощью линз… – уговаривал себя Салливен. – Возможно, только ради чего такой риск? Лухас дал ясно понять, что вариант ошибки и судебного разбирательства наиболее вероятен. Не проще ли переправить пациентку в госпиталь Валенсии и перепоручить ее судьбу полицейским службам?..» В конце концов он решил отказаться от операции, но вместо облегчения почувствовал на душе какую-то тяжесть, будто у него перехватили увлекательную, сулящую интересные открытия работу.

Во втором часу ночи профессору позвонила старшая медсестра Амелия Гарсия.

– Шеф, безымянная пациентка хочет видеть вас. Я объясняла, что в такое время… Мы сделали успокоительный укол.

– И какова ее реакция? – Профессор насторожился, ожидая подтверждения версии о наркотической зависимости Моны Барроу. Он понимал, что после длительного лечения, которое прошла молодая женщина, ее тяга к наркотикам могла пропасть. Конечно, с малой степенью вероятности, но теоретически возможно. Возможно так же, что нервное заболевание, вызванное перенесенной в детстве психической травмой, «загасилось» повторным сильным стрессом. Ведь амнезия пока отступает очень медленно и, быть может, где-то в зоне «затемненной психики» остался и очаг нервного раздражения.

– Что стряслось с ней после укола? Ей стало хуже?

– Она немного успокоилась, но все еще просит о встрече с вами. Она знает, что ей предстоит операция.

– Ах, понятно. Попытайтесь увеличить дозу снотворного. Нет, погодите. Через пять минут я буду в ее палате.

Больная сидела на своей кровати, с трудом размыкая слипающиеся веки. Да, ее глаза никак нельзя было назвать голубыми. Но при известном освещении и одежде – возможно… Серая радужка очень изменчива, подчиняясь эффекту «хамелеона».

– Вы хотели меня видеть, мисс Икс? Вы боитесь предстоящей операции? Не стоит – доктор Вальехо очень хороший специалист. И мы не будем делать ничего страшного.

– Н-нет… – Она зевнула. Я, кажется, забыла, зачем звала вас… Вы мне были очень, очень нужны…

– Поспите, детка. – Профессор поправил подушки с вышитой зеленым шелком монограммой «Тессы» и осторожно уложил больную. Плечи худенькие и рост совпадает… Но почему ее не тянет к наркотикам и легкий тик не сводит конечности? «Я идиот, – подумал профессор. – Ищу закономерности в абсолютно аномальной ситуации. И, право, лучшая тактика – ожидание».

– Не тревожьтесь, не думайте ни о чем. Как бы там ни было, в конце концов вы получите вполне привлекательное лицо. Это ведь даже забавно, правда? – Профессор не мог сказать ей, что намерен переправить ее в госпиталь Валенсии, отказавшись от реконструктивной пластики. Чем позже она узнает об этом, тем лучше.

Больная поднялась на локтях и открыла глаза:

– Лицо? – Ее левый глаз, наполовину скрытый бинтами, сверкнул синим огоньком. – Вы сказали, лицо? Вспомнила! – Она цепко схватила Салливена за руки. – Вспомнила! Я позвала вас… Хотела сказать… Господи! Я – Мона Барроу!

Утром следующего дня у стола в операционной стояли сразу двое. Сам шеф счел необходимым принять участие в работе совместно с доктором Вальехо. Накануне они внимательно посмотрели кассеты с фильмами Моны, подолгу изучая стоп-кадры. На основании введенных в компьютер данных был получен объемный портрет, представляющий любые ракурсы лица женщины.

Когда пациентка уснула, погрузившись в бездны наркоза, и бригада анестезиологов дала «добро», профессор Салливен скомандовал: «Начали! Да поможет нам Дева Мария!»

Оба хирурга одновременно взглянули на экран компьютера, с которого на них смотрела очаровательная молодая женщина с синими глазами и копной разметанных ветром каштановых волос.

Все ньюйоркцы без устали твердили о необычайной жаре. Середина лета – не лучшее время для жителей колоссального мегаполиса. Но Берт не замечал ничего вокруг. Из окна кабинета директора «Стеферсон Уэлси компани» был виден лес небоскребов Манхеттена. Днем они казались мощными сталагмитами, устремленными, вопреки законам притяжения, в небо. Вечерами и ночью Берту казалось, что он парит в мириадах огненных искр, заполняющих безмолвную бездну. Перемен погоды он вообще не чувствовал, потеряв ориентацию в пространстве и времени. Мир Берта Уэлси вот уже целый месяц ограничивался стенами кабинета и бесконечными отчетами о делах компании, в которые он вгрызался усилием воли.

Заместитель Дика Уэлси делал все возможное, чтобы помочь новому шефу. Но часто Берту хотелось бежать подальше от этого шикарного кабинета и проблем, в которых он разбирался не лучше собственной секретарши.

Когда капитан Лухас из Валенсии попросил его приехать, Берт обрадовался. Он горячо благодарил капитана и судьбу и, лишь опустив трубку, понял, что радуется необходимости оторваться от дел, а не возможности вновь обрести Мону.

Он довольно просто смирился с мыслью о потере жены и принял решение: с начала следующего года он официально признает себя вдовцом. Восемь месяцев – достаточный срок, чтобы понять: не возвращается тот, кто не может или не хочет вернуться.

Время, прошедшее после турнира в Барселоне, оказалось настолько напряженным, что у Берта не оставалось сил даже для личных эмоций. Пропажа жены, лечение в клинике, смерть отца, лавина обрушившихся проблем, связанных с руководством компанией, мешали ему задумываться над собственной жизнью.

Как никогда, Берт чувствовал себя одиноким и злым. Он не собирался прощать Клер и не верил, что Мона мертва.

– Мы обнаружили в одной из частных клиник женщину, похожую по описанию на миссис Барроу. – Сказал капитан. – Она была сильно изувечена и не помнила ничего, что с ней произошло. За пределами досягаемости памяти больной оставалось и все ее прошлое.

– Откуда же вы взяли, что эта женщина – моя жена?

– Из ее собственных утверждений. Уже два месяца она находится на излечении в клинике «Тесса» и называет себя Моной Барроу.

– Благодарю вас, капитан. Завтра же вылетаю.

Профессор Салливен волновался. Хотя невропатолог, курирующий больную, находил в состоянии ее психики заметные улучшения, у профессора было достаточно оснований предполагать, что визит мистера Уэлси окажется напрасным. Действительно, силы и память постепенно возвращались к молодой женщине. Она уже могла самостоятельно совершать прогулки по парку, но старалась держаться подальше от других пациентов. В «Тессе» действовал раз и навсегда установленный порядок: инкогнито пациентов поддерживалось неукоснительно, а общение между ними деликатно пресекалось.

Миссис Барроу аккуратно соблюдала все предписания докторов, ничего не требовала и терпеливо сносила физические и душевные муки, связанные с сеансами психотерапии. На этих сеансах невропатологу удавалось раз за разом все глубже внедряться в память пациентки, выуживая из нее информацию о прошлой жизни. Она охотно, но очень немногословно рассказала о победах своего мужа и его многочисленных травмах, а также о том, что часто бывала несправедлива по отношению к Берту, его друзьям и профессии. От помощи гипноза в восстановлении отдельных моментов ее прошлого Мона категорически отказалась.

– Я помню все, что хотела бы вспомнить. Согласитесь, доктор, вы бы и сами не отказались вымарать кое-что из своей памяти. Как и любой другой человек. Будем считать, что мне повезло, – сказала она.

Когда миссис Барроу сообщили, что ее муж отрекся от гоночного спорта ради сохранения ее душевного спокойствия, она очень погрустнела. «Берт очень хороший муж. Любая может позавидовать мне», – заметила она и промолчала целый день.

Салливен не помнил, чтобы судьба какого-то пациента вызывала такой интерес у персонала клиники. За состоянием больной из палаты № 9 следили не менее внимательно, чем за развитием сюжета популярного телесериала.

Просмотрев еще раз кассету с первым фильмом Моны Барроу «Молчание», Фернандес решил, что психика молодой женщины была не совсем в порядке уже в те времена – девять лет назад. Зато ее лицо он теперь мог бы узнать из тысячи хорошеньких женщин.

И вот наступил день, которого обычно с трепетом ожидают все пациенты, сделавшие лицевую пластику. Заботясь о своей внешности, они совсем не думают о том, что снятие повязки – ответственный экзамен для хирурга.

Конечно, то, что скрывали бинты, было известно Салливену и Вальехо, как свои пять пальцев. Нижняя часть лица была делом рук Вальехо, носом и глазом занимался профессор. А процессы приживления, рубцевания, стягивания они наблюдали этап за этапом, внося необходимые коррективы.

Теперь полностью завершенное лицо должно было быть представлено его владелице в соответствующем оформлении – парикмахер клиники покрасил волосы пациентки и даже ухитрился прикрыть верхними прядями участок, выстриженный над ухом.

Кроме Амелии Гарсиа и доктора Вальехо в кабинете Салливена никого не было. Вопреки всем правилам, они решили, что встреча с собственным лицом должна произойти в уже привычной пациентке обстановке. С внутренней стороны дверцы стенного шкафа имелось большое зеркало, перед которым обычно шеф клиники облачался в свою докторскую форму – бледно-зеленый костюм с эмблемой «Тессы» на верхнем кармашке и пластиковой карточкой с его именем на трех языках.

По просьбе шефа Амелия приобрела в универсаме шерстяное платье, соответствующее размерам пациентки и специфике ситуации. Белый гипюровый воротничок и манжеты украшали строгое синее джерси. Но когда профессор собственноручно освободил лицо миссис Барроу от повязок, все трое не могли не признать, что женщина выглядит очень мило.

Амелия протянула ей набор косметики, приобретенный вместе с платьем, и открыла дверцу шкафа, указав на большое зеркало.

– Пожалуйста, миссис Барроу, взгляните на себя и сделайте макияж сами, как вы привыкли.

– Подождите, дорогая, – остановил пациентку профессор. – Вы не должны пугаться следов, оставленных операцией. Они исчезнут, но кое-что останется – белые ниточки шрамов возле виска и на скуле, которые легко скрыть гримом. А кроме того, ваше левое ухо. Увы, – ушная раковина – очень сложное архитектурное сооружение. Мы могли восстановить его лишь в общих чертах. Но когда отрастут волосы, проблем не будет.

– В общем-то вы должны знать, Мона, что мы с профессором Салливеном считаем свою работу удачной. Вы должны помнить, что перед нами стояла чрезвычайно сложная задача. Мы не совершенствовали, мы, по существу, строили заново. Собирали из кусочков чудесное творение, подвергшееся разрушению. – Преградив путь пациентки к зеркалу, Вальехо закончил свою длинную речь. Но она не проявляла нетерпения и, похоже, даже пыталась оттянуть это мгновение.

В полной тишине миссис Барроу сделала несколько шагов и застыла, приглядываясь к изображению. Затем кончиками пальцев пробежала по лицу, охнула и закрыла его ладонями.

– Что? Вас что-то напугало? – Профессор осторожно усадил женщину в кресло. – Не волнуйтесь, прошу вас. Время в данном случае работает на вашу красоту, и с каждым днем вы будете встречать в зеркале молодеющее и хорошеющее лицо.

– Нет, нет, спасибо… – Пациентка поднялась и горячо сжала руку Салливена. – Благодарю вас, профессор, и вас, доктор. Я очень, очень довольна. И непременно оплачу всю работу…

– Не стоит беспокоиться. Завтра прибудет ваш муж, и мы решим все финансовые проблемы с ним. Вы уже, конечно, знаете из газет, что за время своего пребывания в «Тессе» сказочно разбогатели. Ваш тесть скончался, оставив сыну все свое состояние. А оно принадлежит к числу самых крупных в Америке.

Женщина, казалось, не слышала слов профессора.

– Завтра?! Он будет здесь уже завтра? – Глаза пациентки округлились от страха. Профессор отметил, что цвет платья в данном случае пошел ей на пользу. Радужка приобрела оттенок синевы, свойственный перьям диких голубей.

– Мистер Уэлси прибудет после обеда. Постарайтесь выспаться и потренироваться в подборе необходимой косметики. Трудно представить радость человека, нашедшего потерянную жену через целых три месяца! – Профессор изобразил оживление, всплеснув руками. На самом деле он никогда не был женат и не мог вообразить ничего подобного.

Лухас, со своей стороны, готовил американца к предстоящей встрече, в то время как его автомобиль несся по пустынной лесной дороге.

– Местечко здесь тихое. «Тесса» – частная клиника для богатых клиентов, специализирующаяся на всех видах телесного совершенства… Во всяком случае они обещают совершенство своим пациентам, и мне кажется, никто еще не имел к профессору Салливену особых претензий.

– Странно, почему Мону подбросили именно сюда?

– Если вас заинтересует, мы можем провести расследование. Хотя зацепка только одна – прозвище какого-то нищего старика, который, очевидно, где-то нашел и пытался спасти вашу жену, исчезнувшую в Барселоне. Что произошло с ней за две недели между уходом из гостиницы в Барселоне и появлением у подъезда «Тессы», неизвестно. Очевидно, что-то весьма неприятное, поскольку память миссис Барроу отказывается восстановить этот отрезок времени.

– Хм… У моей жены давно были проблемы с психикой.

– Знаю, знаю, уважаемый мистер Уэлси. Я уже так много знаю про Мону Барроу, что мог бы написать ее биографию. А вами я просто восхищаюсь. Жаль, что бросили гонки.

– Всему когда-то приходит конец… И что-то всегда начинается. Я стал дельцом, богачом… Это, оказывается, не сладко. Не стремитесь разбогатеть, капитан, – прогадаете.

Берт нервничал. Он боялся сцен, которые в последнее время их супружества сопровождали чуть ли не все его встречи с женой. Боялся своей жалости к ней, смешанной с отвращением. «А вдруг это жуткое испытание послано нам для того, чтобы все переосмыслить и начать заново?» – думал он, и эта мысль тоже волновала, но по-другому, как та Мона, которая появилась на его пути в Монако.

Он плохо соображал, что ему говорили врачи, сосредоточившись на двери, в которой должна была появиться Мона.

Профессор Салливен подумал, что не зря полгода назад провел полную реконструкцию собственного кабинета. Его апартаменты, выдержанные в стиле английского салона времен Шерлока Холмса, стали основной сценой в разыгравшемся спектакле. Он заметил, как с утра шушукались в клинике, поджидая прибытия знаменитого гонщика. Желающих взглянуть краешком глаза на встречу супругов было столько, что профессор мог бы продавать билеты. Особенно любопытствовали его пациенты, умолявшие разрешить им «подсмотреть» душещипательную сцену за любые деньги.

Слухи о необычном событии просочились за пределы клиники, с утра у ворот дежурили репортеры. Профессор усилил охрану территории и ограничил зрительскую аудиторию Вальехо и Лухасом. Ему совершенно не нужны были лишние свидетели.

Чем меньше времени оставалось до встречи Уэлси с женой, тем сильнее мучили Салливена сомнения. Сопоставив заново факты и многочисленные мелкие детали, профессор пришел к неутешительному выводу: он превратил в Мону Барроу совсем другую женщину.

Незаметно сунув под язык сердечную таблетку, Салливен призвал гостей к спокойствию и попросил Амелию привести в его кабинет миссис Барроу. Уэлси, Вальехо и Лухас застыли, выжидающе глядя на дверь.

«Идет, идет!» – зашептали в коридоре, Амелия распахнула дверь, пропуская вперед пациентку. Та на секунду задержалась, обводя глазами комнату и с криком «Берт!» бросилась на шею мужу. Они долго стояли обнявшись. Лухасу было видно лицо женщины, по которому текли слезы. А доктор Вальехо мог полюбоваться каменной физиономией гонщика.

Затем супруги долго смотрели друг другу в глаза. Мона коснулась щеки рукой:

– Это все потом будет не так заметно. Как шрамы на твоей скуле, появившиеся после той аварии в Венгрии. Помнишь, в Гриндельвальде?

– Конечно, дорогая. Пустяки. Ты выглядишь просто чудесно. – Уэлси повернулся к профессору: – Нельзя ли нам побыть наедине?

– О, конечно, простите, я как-то не подумал! Мы все так взволнованы вашей встречей! – засуетился Салливен, выпроваживая Лухаса и Вальехо.

Поджидавшим результатов опознания Амелии и невропатологу предстали изумленные лица шефа и доктора Вальехо.

– Что, признал? – Амелия уже держала наготове руку, собираясь осенить себя крестным знамением.

– Вроде бы, – пожал плечами Вальехо.

– Она не собирается биться в истерике?

– Нет, доктор. Ваша помощь, к счастью, не понадобилась. Мона в полном порядке. – Успокоил невропатолога Вальехо.

– Слава Деве Марии и святой Амелии! – Медсестра перекрестилась. – Ведь это в ее праздник я нашла на пороге бедняжку.

– Вы можете быть свободны, друзья. Мы с капитаном постараемся довести дело до конца. Всем спасибо, – сказал профессор деревянным голосом. – Надеюсь, ничьи старания не останутся незамеченными – мистер Стеферсон Уэлси буквально остолбенел от счастья.

Нахмурив брови, Берт смотрел на молодую женщину. Она могла бы сойти за сестру Моны. Но то, что это была подделка, не вызывало сомнений. Лицо могло измениться как угодно, но Берта никогда не обманули бы эти глаза, руки, голос. Бесспорно, кто-то пытался ввести его в заблуждение. Молодой миллионер – хорошая добыча для авантюристки. Но на что она рассчитывала? На его сотрясение мозга, прошедшее без последствий через неделю после аварии? Или все они в заговоре – профессор и Лухас, надеясь соблюсти лишь видимую формальность и «продать» ему подделку, имитирующую облик жены. Берт усмехнулся: какая бы игра ни велась за его спиной, эта женщина ему не нужна.

– Что вам от меня надо? – спросил он, сурово глядя в ее припухшее от операций, старательно накрашенное лицо.

– Умоляю, тише. Я объясню все потом. Только забери меня отсюда скорее! И никому ни слова – прошу тебя, Берт!

Женщина упала на колени и зарыдала, уткнувшись в подлокотник кресла. Худенькая спина вздрагивала от плача. Берт попытался вызвать в себе жалость, но он не любил лжецов.

– Встаньте и объясните хоть что-то. – Он помог женщине подняться и усадил ее на диван. Она попыталась заговорить, но слова застревали в ее горле, а из глаз, серых чужих глаз катились тяжелые слезы. Берт заметил плешь над левым ухом и само ухо, словно вылепленное неумелым подмастерьем. «Очевидно, бедолаге пришлось нелегко, – подумал он. – Но уж я тут совершенно ни при чем».

– Успокойтесь и говорите правду, иначе я позову шефа – пусть он объяснит все как следует.

– Нет, умоляю! – всхлипнула женщина. – Помоги мне! Я – Сандра Керри. Когда-то ты называл меня Феей, там, в швейцарском санатории, а потом пытался носить на руках… Помнишь, как мы ехали на стареньком «рено»?

– Но где твое кресло, Фея?

– Не знаю. Я очень многого не знаю. У меня плохо с головой. Ты должен помочь мне, Берт. Я чудом осталась жива и второй раз мне вряд ли удастся спастись. Умоляю…

Берт в недоумении смотрел на женщину, назвавшуюся Сандрой, пытаясь понять, кто и зачем старается ввести его в заблуждение.

В дверь постучали.

– Может быть, ты узнаешь это? – Приподняв платье, она показала на свои колени с тонкими ниточками старых шрамов.

– Войдите! – громко сказал Берт. – Мы уже успели поцеловаться. Вы отлично поработали, профессор. – Сжав руку Сандры, он притянул «жену» к себе и обнял, поглаживая волосы. Салливен с облегчением выдохнул.

Способность мгновенно принимать решения, выработанная скоростной трассой, сработала и на этот раз. Берт понял, что не может оттолкнуть молящую о помощи женщину.

– Как я должен оформить свою благодарность? Ваши условия, профессор, – я не намерен скупиться. Мне бы хотелось поскорее разделаться со всеми формальностями и забрать жену. Ей пора в домашнюю обстановку.

– Не так быстро, мистер Уэлси, – ссадил Берта Лухас. – Вы должны подписать протокол расследования по поводу неизвестной дамы, попавшей в «Тессу», и оставить письменное заявление, что опознали в ней свою жену.

– Давайте живее сюда бумаги. И ваш чек, сеньор Салливен. Я очень вам благодарен. Поработали чудесно. Мона помолодела на десять лет. – Он подмигнул застывшей в оцепенении Сандре. – Мы начнем новую жизнь, верно, малышка?

– Берт, мы поедем домой?

– Непременно, сегодня же. Ты будешь ночевать в своей постельке. А по дороге я все объясню тебе подробно. За это время кое-что произошло, – монотонно бубнил Берт, подписывая бумаги, в смысл которых никак не мог вникнуть.

В заключение он выписал чек на имя Салливена, значительно превышавший названную сумму.

– Чтобы ваша клиника время от времени могла позволить себе подобрать на улице нищего пациента. Ведь вы проявили доброту и великодушие, док. Хотелось бы, чтобы все принимавшие участие в спасении моей жены получили вознаграждение.

Если можно, еще одна просьба, профессор, – будьте так добры не разглашать случившееся здесь. Мне понадобится пара недель, чтобы провести расследование. Не хотелось бы насторожить преступника – ведь мою жену, по всей видимости, пытались убить. Рад, что вы поняли меня, господа. Еще раз благодарен всем. Надеюсь, я могу вызвать такси?

– Вы можете добраться до города вместе со мной. – Лухас улыбнулся счастливым супругам. – Буду рад содействовать в таком приятном деле. Нам, полицейским, редко удается устраивать свадьбы. А у вас впереди, похоже, второй медовый месяц.

– Очень благодарен, капитан. Я постараюсь быть вам полезным. Не могли бы вы оказать еще одну услугу? Думаю, в этом парке имеется запасной выход?

Не хотелось бы попадать в пчелиный улей разгоряченных репортеров.

– Пойдемте. Все ходы и выходы здесь известны мне как вам – трасса Барселоны. Миссис Барроу будет собирать вещи?

– Не буду. Это все, что я имею. – Она развела руками. – И документов, кстати, у меня тоже нет.

– Я уже отдал вашему супругу выписку из протокола расследования. Вас признал муж, и мы это зафиксировали законным образом. Основные протокольные церемонии вас ожидают на родине, – объяснил Лухас.

Распрощавшись с профессором и доктором Вальехо, «супруги» Уэлси покинули кабинет Грэма Салливена в сопровождении капитана.

– Счастливого пути, господа. – Сказал Вальехо сладким голосом в спину удалявшимся «супругам» и значительно посмотрел на шефа. Ни слова не говоря, они заперлись в кабинете.

– По-моему, стоит выпить. – Профессор достал из спрятанного в книжных стеллажах бара бутылку и рюмки. – Необычный денек.

Сразу же после операции, обменявшись с доктором Вальехо впечатлениями, он начал серьезно сомневаться в своей правоте. Иное строение лицевых костей, немного другие пропорции, форма скул, челюсти – то, что может почувствовать лишь хирург, работающий с живым «материалом».

– Мне показалось, у нас что-то не сходилось во время работы. А стоматологи намучились с губами. У этой женщины, очевидно, иной прикус и угол развода челюсти… А может, так показалось…

– Наверно. Мне тоже показалось, что надбровные дуги иной формы, а носовой хрящ несколько тяжеловат.

Тогда они умолчали об этом и с трепетом ждали встречи своей пациентки с мужем. В конце концов, она сама назвала себя Моной, а невропатолог подтвердил ее психическую вменяемость. Разыгравшаяся сцена «узнавания» потрясла обоих врачей.

Выпив рюмку коньяка, профессор прямо посмотрел на Вальехо:

– И что ты обо всем этом думаешь, коллега? – Он впервые обратился к своему заместителю на «ты», и Вальехо это понравилось, как и благополучное разрешение сомнительной истории и тепло коньяка, разлившееся внутри.

– Думаю? Я думаю, что в Голливуде сидят чертовски умелые и хитрые ребята, мастера пускать пыль в глаза… Вот откуда, дорогой, берутся все их красотки. Надо просто хорошо поставить свет и схватить нужный ракурс. Наш компьютер, воссоздавший лицо Барроу, имел дело с иллюзией, а не с реальностью. Вот мы с тобой и запутались в несоответствиях.

– Выходит, нас ввели в заблуждение гримеры, осветители и операторы «фабрики грез»?

– Именно. И лучшее тому доказательство – выписанный супругом счет. Насколько мне известно, обманутые мужья редко бывают столь щедрыми.

– А я к тому же намерен помочь этому малому разобраться в ситуации. Здесь все далеко не так просто, а он просил нас пару недель сохранить тайну. Пойду объявлю персоналу, что американец увез свою соотечественницу, в которой не признал жену. Что поделаешь – многим женщинам хотелось бы иметь внешность кинозвезды. Особенно таким шизанутым, как наша бывшая пациентка.

12

– Так что же все-таки случилось, детка? – спросил Берт, закрыв за собой дверь номера маленькой гостиницы в районе Даунтауна, дававшей приют любовным парочкам. Он твердо решил скрыть возвращение «супруги». Сенсационное происшествие могло повлечь за собой шумный скандал, если откроется фальсификация. Кроме того, Сандра настояла на том, что ей необходимо вернуться в Лос-Анджелес и умоляла сохранить это в тайне.

– Мне понадобится совсем немного времени. Совсем немного, – твердила она с неожиданным упорством. – Только не мешай мне, прошу, не мешай!

Больше за весь перелет в Лос-Анджелес Берту не удалось вытянуть из нее ни слова. Сандра молчала с такой напряженной сосредоточенностью, будто решала в уме сложнейшие математические задачи.

– Я думала все это время в клинике, думала во время перелета в Штаты… Голова разламывается, а туман не рассеивается. Хотя мне удалось вспомнить достаточно, чтобы принять решение. – Сандра подняла на Берта строгие глаза. – Ты выручил меня, не уличив в обмане перед врачами и полицией. Я должна была попасть в Америку неузнанной, и мне необходимо еще несколько дней… Думаю, дня через три-четыре ситуация разрешится. Только еще одна просьба – мне понадобится немного денег, чтобы приобрести кое-что из вещей и расплатиться за номер. Берт протянул Сандре бумажник:

– Возьми, сколько надо.

– Спасибо. Я возмещу все расходы. Хотя, конечно, я перед тобой в неоплатном долгу. Если бы ты знал, Берт, как много ты для меня сделал! – Сизые, цвета грозового неба глаза смотрели на него с такой преданностью, что сердце Берта дрогнуло. Давно, очень давно, Мона не дарила его таким взглядом.

– Рад был помочь тебе, детка.

– Спасибо. Возможно, мы больше не увидимся. Тебе лучше держаться подальше от меня, пока… Пока все не закончится. Прощай. – Сандра протянула Берту руку, но, вместо того чтобы пожать ее, Берт удобно расположился в кресле.

– Так не пойдет, детка. Я не привык играть втемную. Меня использовали, заставили разыграть непонятную роль, а теперь – «Гуд бай, дружище!»

Берт нажал на кнопку. Появилась заспанная горничная с фальшивой улыбкой на отекшем лице.

– Господам что-то угодно?

– Угодно позавтракать. Что там у вас из деликатесов? Ну, чтобы не пришлось промывать желудок после отравления. Чизбургеры? Тащи, только побольше. И еще хрустящий картофель, попкорн, «пепси»… И будь добра, крошка, устрой хороший кофе. Этого достаточно? – Берт протянул пятьдесят долларов.

– Я живо управлюсь, – пообещала довольная негритянка.

Берт озабоченно присмотрелся к Сандре:

– По-моему, тебе надо отдохнуть. А все разговоры потом, хотя я умираю от желания узнать, кому обязан счастьем обзавестись такой миленькой супругой… Если честно, у тебя измученный вид.

– Пойду приму душ и хорошенько подумаю еще раз. Это здорово, что ты согласился меня выслушать.

Уж очень тяжело держать все в себе. – Она закрылась в пластиковой кабинке в углу номера и сквозь шум воды Берт услышал:

– Совсем не просто признаться в том, что тебя хотели убить.

– Завершай купанье и расскажи все по порядку. Я умираю от любопытства, – крикнул Берт, на самом деле озадаченный случившимся. Когда эта худенькая девочка, так потрясающе похожая на Мону, протопала в душ на своих еще совсем недавно неподвижных ногах, он потряс головой, отгоняя наваждение. Все было очень похоже на сон или болезненный бред после черепной травмы.

Сандра вернулась, закутавшись в полотенце.

– Извини, у меня не во что переодеться, а платье далеко не свежее. Я сразу залезу под одеяло и буду говорить, пока не усну… Потом высплюсь… А завтра – убью их. – Она сняла с мокрых волос полотенце.

– Смешно… Ты и впрямь – вылитая Мона. Только волосы тебе зря покрасили. Были такие славные, детские русые кудряшки…

– Удивительная память для мужчины. Обычно меня в упор не замечали представители сильного пола.

– Но это же совсем другое дело! Все, что касается внешности моей жены, – священно. Но кого ты собираешься пристукнуть?

Сандра вздохнула:

– Кажется, лучше начать все по порядку. Иначе ты ничего не поймешь… Первые дни в клинике прошли в каком-то полусне. Я почти ничего не могла вспомнить о себе, только имена и лица тех людей, что ухаживали за мной после того, как я пришла в сознание. Они и подбросили меня к воротам клиники. Пожилого мужчину с длинными седыми патлами звали Каха, а свою жену он называл просто «старуха». Они испанцы, их лачуга, похожая на избушку туземцев, стоит, очевидно, где-то на берегу. Мне был слышен шум волн. И еще я вспомнила запах трав – старуха варила снадобья, чтобы лечить мои раны. Они говорили по-испански, и я ничего не понимала, да и вообще – проваливалась в сон или, возможно, теряла сознание… Было очень больно… – Сандра поморщилась, стараясь сосредоточиться. – Потом в клинике врачи стали допытываться, кто я, но мне абсолютно не за что было уцепиться. Я знала лишь, что я американка, вспомнила конфеты, которые любила, запахи духов…

На одной из бесед профессор назвал имя Моны и показал ваши фотографии в журналах. У меня в голове словно вспыхнул прожектор, выхватывая из прошлого отдельные картины – гонки, тебя в гипсе и в вечернем костюме, женщину в ярко-красном платье с огромным вырезом на спине – тогда, на вечеринке после гонок в Бельгии и еще раньше… Помнишь, меня унесли из ресторана, а рядом с тобой осталась здоровая, прекрасная женушка… И, кроме того… – Сандра смутилась. – Ты нравился мне, Берт. Наверно, я здорово завидовала твоей жене.

Сознание сыграло со мной злую шутку – выдало желаемое за реальность… Я назвалась Моной, а доктора и капитан с радостью ухватились за это!

Мне надо было срочно делать операцию на изуродованном лице и требовался образец… Образцом стала Мона…

Ужасное началось позже – я стала вспоминать собственное прошлое… Однажды в парке мне попалась дама в инвалидном кресле, и я физически почувствовала подлокотники и кнопочки у пальцев, которыми регулировала движение… Из мрака всплыло имя – Сандра! И тут же отказали ноги. Я сидела на скамейке, окаменев от ужаса, и даже не могла позвать на помощь находящуюся рядом санитарку… Минут пять или десять я чувствовала себя полностью оглушенной, а потом мысли заработали быстро-быстро.

Я вспомнила сразу все и поняла, что, вернув свое настоящее имя, попаду в руки моих преследователей. А если мне не удастся подняться со скамейки и пойти, я не смогу больше скрываться под именем Мона. Все было так просто, так очевидно… Я встала и пошла…

Закрыв глаза, она откинулась на подушки, и Берт испугался, что слишком упорствовал в своем допросе. В дверь постучали – негритянка вкатила скрипучую тележку, сопровождаемую букетом запахов уличного гриль-бара. Жадно принюхавшись, Сандра подняла голову:

– Ого, целое пиршество. Я, оказывается, страшно проголодалась.

– Ну и хорошо, миссис! Аппетит – главное в жизни. Нет аппетита – и жизнь ни к чему… Моему брату удалили язву желудка… – начала длинный рассказ горничная, но Берт категорически пресек его:

– Нам не терпится побыть наедине с завтраком, дорогуша.

Разломив поджаренную курицу, он протянул половину Сандре и, постелив на одеяло салфетку, устроил на кровати поднос с тарелками.

– Теперь, с полным ртом, мне, наверно, не удастся выглядеть убедительной. Но так даже лучше – не очень страшно…

И вот я уже совсем была готова признаться профессору и полицейскому Лухасу в том, что перепутала свое прошлое. Я твердила свое настоящее имя, как крючком выуживая с его помощью из памяти все новые детали… Берт, ты не думаешь, что я сумасшедшая? Поклянись!

Он поднял два пальца с зажатым картофельным чипсом:

– Клянусь, что буду воспринимать все сказанное тобой как правду и только правду.

– Ладно. У тебя просто нет другого выхода. Налей мне «пепси» для храбрости и слушай. – Сандра положила на тарелку недоеденную ножку курицы и в упор посмотрела на Берта. Он застыл с полным ртом, сделав серьезное лицо.

– В конце апреля, накануне моего дня рождения, мы поехали с Дастином в маленькое путешествие, выбрав чрезвычайно экзотическое место у берегов Испании. Через два дня к нам прибыла Клер Ривз… Ты, наверно, видел ее в фильмах. Клер давно дружила с Дастином и даже взяла в Лос-Анджелесе надо мной шефство. Я была польщена такой дружбой…

Клер стала уговаривать меня отметить двадцатипятилетие как-то оригинально. Она придумала совершить символическую прогулку на спортивном самолете, убеждая меня, что таким образом я избавлюсь от преследовавших меня страхов… Ведь я рассказывала тебе о том, как «отпраздновала» шестнадцатилетие…

Мой муж сказал, что сумеет выручить меня в любой ситуации… Когда мы стали набирать высоту, я уцепилась за его шею и зажмурилась… Нет, я не боялась, мне было хорошо… – Округлившиеся глаза Сандры неподвижно смотрели сквозь Берта, различая там, в неведомой дали роковой майский день. Берт осторожно прикоснулся к ее плечу:

– Девочка, где ты? Возвращайся ко мне!

– Извини. Тот страшный полет притягивает мои мысли, как бездна обессилевшего пловца. Я много раз пыталась восстановить дальнейшие события, но будто натыкалась на стену, за которую мне никак не удавалось заглянуть… Самолет загорелся. Мы с Дастином стали задыхаться. Он распахнул дверь…

– Постой, а кто же пилотировал самолет?

– Клер. Она даже специально привезла спортивный костюм и шлем в стиле первых лет авиации… Не знаю, как я оказалась в дверях – ведь мое кресло намертво прикрепили к сиденьям салона…

Остальное я узнала из газет, которые нашла в библиотеке клиники… Там, конечно, печатают много идиотских домыслов… Но мне стало казаться… Нет, Берт, я убеждена: Клер затеяла все это нарочно. Она хотела избавиться от меня и заполучить Дастина. На днях они объявили о помолвке. Об этом на все голоса трезвонят репортеры. – Голос Сандры дрогнул, плечи опустились – она казалась маленькой и беззащитной. Присев на край кровати, Берт погладил ее по голове.

– Послушай, девочка, ты недостаточно сильный противник, чтобы вызвать на поединок Клер Ривз.

– Я просто застрелю ее. А потом – будь что будет.

– Тебя мучает ревность или желание отомстить?

– Мне хочется уничтожить ее. И еще – освободить Дастина. Эта женщина – ведьма. Она приворожила его, завлекла. Она способна на все…

Берт с сомнением посмотрел на Сандру. Вся эта история предстала перед ним в несколько ином свете. Он был слишком погружен в свои переживания, связанные с катастрофой на трассе, уходом из гоночного спорта, исчезновением Моны, потерей отца и необходимостью возглавить компанию, что не обратил особого внимания на сообщение о трагическом полете супругов Морис. Гибель Сандры не потрясла его – он понял, что наследница «бриллианта Хоупа» обречена еще в тот день, когда услышал о смерти Линды Маклин. Тогда он усмехнулся, подозревая, что охотники за наследством не оставят в покое бедную девочку. Усмехнулся – и только. А ведь мог и помочь. Теперь информация об участии в деле Клер открыло Берту глаза. Тайная нить интриги обнаружила себя со всей очевидностью. Любовная связь Мориса с Клер, его странный брак с Сандрой, загадочная катастрофа на далеком островке, помолвка с вдовой Дика Уэлси – вся цепь неоспоримых фактов приводила к печальному выводу: Сандра стала жертвой беспощадных убийц.

– А ты не пыталась, детка, взглянуть на всю историю своего замужества с другой стороны? Ну, слегка взять под сомнение искренность чувств мистера Мориса?

– Нет, нет! Этого не может быть! Ты циник, Берт. Он любил меня. Я знаю это наверняка, – горячо возразила Сандра.

Берт понял, что она и сейчас любит своего обаятельного супруга.

– Выслушай меня… Как только я услышал сообщение о гибели твоей матери, то сказал Моне: «Я знаю, кто будет следующим на счету «проклятого бриллианта». Я имел в виду тебя. Но когда увидел вас вместе с Дастином на вечеринке в Швейцарии, подумал было, что ошибся. Лишь несколькими часами позже я понял, что ты действительно попала в беду.

– Когда? Не помню – разве в тот вечер произошло что-то плохое? Кажется, я отправилась в отель, а Дастин задержался, чтобы сделать снимки и взять интервью. Он вернулся под утро целым и невредимым.

Берт опустил глаза:

– Я пожалел тебя, а не его. Хотя руки чесались расквасить красивенькую мордашку этого кобеля… Я застал их с Моной в ванной комнате, они даже не заперлись…

– Что?! – Сошвырнув с одеяла еду, Сандра вскочила. – Не верю! И никогда не поверю! Твоя жена – нимфоманка, сумасшедшая. Она приставала ко всякому и пыталась, конечно, заманить Дастина… Но он не смог бы изменить мне.

– Я тогда промолчал, предполагая именно такую реакцию. Ты любила его, и я, идиот, счел себя не в праве вмешиваться. – Берт постучал костяшками пальцев по лбу. – В результате ты чудом осталась жива и, думаю, подвергаешь свою жизнь новой опасности, не желая смотреть правде в глаза: твой муж был любовником Клер Ривз, и они вместе решили ловко избавиться от наивной глупышки, свалив вину на коварный бриллиант. Я мог бы предоставить тебе доказательства!

После смерти отца Берт обнаружил в сейфе негативы и пришел в бешенство от отвращения, узнав участников оргий. Он понял, что эти снимки нанесли последний удар отцу.

– Мне не нужны доказательства. Но прежде чем разделаться с Клер, я хотела бы услышать от нее правду!

Берт горько рассмеялся:

– Как же ты плохо оцениваешь противника и свои силы! Я слишком хорошо знаю эту женщину, у меня с ней особые счеты… Клер Ривз исковеркала мою жизнь и, по существу, убила моего отца. Не отнимай у меня добычу, детка, и не лишай удовольствия мести.

– Что ты намерен предпринять? – Сандра тяжело опустилась на кровать, чувствуя себя совершенно разбитой.

Предательство Дастина казалось ей столь же невероятным, как снег на Калифорнийском побережье в разгар лета. Любовные похождения в медовый месяц – это отвратительно. Но вообразить Дастина убийцей, выталкивающим из самолета женщину, которую называл своей женой и только что страстно целовал, – просто невозможно. Нет! Рев мотора и запах гари ворвались в сознание Сандры с ужасающей реальностью. Она схватилась за голову, ломящуюся от боли. Там, в самом центре смятенного сознания, огненной искрой мерцала какая-то мысль, смутное воспоминание – опасное, жгущее, ранящее. Усилием воли Сандра прогнала его.

– Нет! Я не хочу, чтобы ты вредил Дастину. Ведь ты не собираешься наказывать мужа за то, что он, как тебе показалось, соблазнял Мону?

– Собираюсь. Он издевался над всеми нами, а кроме всего прочего, был тем самым человеком, который нанес удар моему отцу, передав ему снимки своих развлечений с Клер.

– Неправда. – Сандра гордо вздернула подбородок. – Не трогай его. Я должна убедиться во всем сама.

– Предлагаю заключить союз и разработать план совместных действий. Главным предлагаю назначить меня. Надеюсь, мой возраст и принадлежность к мужскому полу расцениваются как преимущества. Вот и хорошо, умница. – Берт заботливо уложил поникшую Сандру в постель и присел рядом, взяв ее руку. Худенькая ладошка показалась ему невесомой, и было страшно думать о том, сколько бед обрушилось на эту хрупкую молодую женщину. Инстинкт защитника и покровителя подал свой грозный голос: Берт дал себе слово уберечь Сандру от новых потрясений.

– Вот что, детка, нам надо действовать быстро и тайно, пока журналисты не вышли на твой след или не появилась настоящая Мона. Я не отстраняю тебя от мщения, я лишь хочу сделать самостоятельно предварительную работу. Пообещай, что не покинешь эту комнату без моей команды. Я постараюсь как можно быстрее провести маленькое расследование. Надеюсь, его результаты позволят нам вынести справедливый приговор.

– Ты поедешь в Нью-Йорк?

– Нет, в Испанию. И постараюсь отыскать твоего спасителя, этого седого старика Каху. Сдается мне, ему известно больше, чем полицейским, проводившим дознание. Негритянке-горничной я оставлю деньги. Она принесет тебе все необходимое… Ну, детка, поклянись на Библии, что не станешь высовывать носа на улицу или звонить кому-то. – Берт протянул маленький томик Библии, лежащий, по обычаю всех отелей, на прикроватной тумбочке.

– Не надо, – отстранила его руку Сандра. – Я постараюсь вести себя благоразумно и не подвести замечательного друга Берта Уэлси… Скажи честно, Берт, я действительно похожа на Мону?

– Для тех, кто не знает этих коленок, отмеченных шрамами, твои ножки вполне могут сойти за прославленные конечности «великолепной Моны Барроу»… Да и все остальное весьма правдоподобно.

Под изучающим взглядом Берта Сандра до подбородка натянула одеяло.

– Что касается лица… – Он отступил на пару шагов и прищурился, как знаток живописи в картинной галерее. – Мордашка недурна. Но требует отдыха и незначительных Косметических усилий. Мона изводила косметику килограммами… Если честно, мне это не нравилось.

– Спасибо за критический анализ. Когда-нибудь, возможно, я даже сумею тебе понравиться. – Сандра улыбнулась. – Когда буду смотреться в осколок зеркала на тюремных нарах…

– Надеюсь, ты не наделаешь глупостей? – Берт подозрительно посмотрел на Сандру. – Моя союзница – послушная девочка?

– Дело не только в моем послушании. В любую минуту может вернуться настоящая миссис Берт Уэлси. И тогда я снова окажусь за бортом. Сандру Керри просто вычеркнут из жизни, как тогда, в ресторане Гриндельвальда.

Берт потрепал ее по щеке:

– Ты ведь давно простила меня, правда? Я оказался не таким уж плохим парнем и совсем не уродом, как предполагал кое-кто. – Он картинно напыжился, демонстрируя фигуру. Под тонким хлопчатобумажным пуловером обозначился мощный рисунок мышц. – Согласись, именно так должен выглядеть мститель. Гуд бай, малышка! Мне стоит поторопиться. – Быстро наклонившись, Берт поцеловал Сандру в лоб. – Жди моего звонка.

От двери он обернулся и помахал рукой.

– Берт, посмотри! – Сандра подняла перед собой сжатые кулаки. – Ты учил меня быть сильной. Кажется, я, наконец, поняла, что это значит.

В доме Клер все сияло праздничным блеском – в комнатах благоухали цветы, сияли чистотой люстры, зеркальные оконные стекла, мраморные плиты, покрывающие пол в холле и коридорах. Очаровательно дополняли интерьер дорогие антикварные безделушки, к которым Клер воспылала вдруг неуемной страстью.

Дворецкий с особой угодливостью распахнул дверцы парадного автомобиля хозяйки и засиял счастливой улыбкой. Молодожены вышли, держась за руки, и осмотрелись вокруг, словно ступали на землю Эдема.

– Ни единого папарацци! Видимо, нам удалось пока сохранить сенсационную весть в тайне, – тихо сказала Клер Дастину и будничным голосом поздоровалась с дворецким.

– Но почему тогда твой лакей так заговорщически улыбался и еле удержался, чтобы не поздравить новобрачных, а в саду не хватает только плакатов с целующимися голубками и цветочных гирлянд? – насторожился Дастин, обратив внимание на царившее вокруг парадное великолепие.

Кресла и столики возле бассейна ждали хозяев, струи фонтана падали в идеально чистую воду мраморной чаши, гостиная и холл были похожи на выставочный зал.

– Все просто, дорогой, я увеличила оплату прислуге и наняла лишних людей для работы в доме и в саду, а все эти пустяковины приобрел на аукционах мой дизайнер. Жутко ценные штучки, между прочим, – старинные и стильные… Я подумала, что владельцам исторической реликвии в виде «проклятого бриллианта» подобает жить в обстановке изысканной роскоши. Слава Богу, мы теперь с тобой можем позволить себе такую блажь.

Горничные и шофер безмолвно прошествовали мимо воркующей четы, нагруженные чемоданами и сумками. Дастин и Клер отсутствовали около полутора суток, успев посетить штат, славившийся простотой брачной церемонии. Но Клер умудрилась менять туалеты каждые два часа. Дастин подозревал, что они составляли лишь третью часть гардероба, упакованного в четырех чемоданах.

– Я распорядилась отнести наш багаж наверх. Не возражаешь, милый?

– Завтра же о том, что я поселился в твоем доме, узнает весь город.

– Ну и что с того? Мы же объявили о помолвке. Кроме того, в гражданском браке здесь проживает половина населения.

– Но далеко не все они только что избавились от своих супругов, причем не совсем традиционным способом. – Дастин налил себе виски. – Тебе приготовить кампари, милая?

– Скажи «жена»! Ну, хотя бы шепни мне это на ушко, бесценный супруг! Ты не представляешь, как взволновала меня брачная церемония, хотя, кроме нас и свидетелей, в гостиничном номере не было никого… Я так вдохновенно произнесла слова клятвы, словно мне шестнадцать, и я впервые вышла к венцу в роскошном, полном гостей соборе.

– Женушка! Ну-ка выпей это. – Дастин протянул Клер бокал. – За нас, дорогая. Жаль, конечно, что пришлось сохранять конспирацию, словно за нами гнались злые родители…

– Но это так романтично! И к тому же месяцев через пять, когда приличия позволят нам объявить о браке, здесь будет настоящий праздник! Мы переполошим весь Голливуд… Спасибо за кольцо – прелестная вещица, право! – Клер полюбовалась подарком Дастина, думая о том, что он мог бы быть куда дороже и эффектней.

– Но ведь теперь у нас «бриллиант Хоупа» – ты будешь владеть половиной его роковых чар, – заверил Дастин.

Он согласился на предложение Клер не медлить с заключением брака, поскольку просто боялся, что невесте удастся узнать о подлинном состоянии его финансов. Клер торопилась стать женой мистера Мориса по тем же самым причинам. И оба изображали романтическую любовь.

– Да, кстати о бриллиантах. Завтра в одиннадцать я назначила встречу с мистером Бриски, моим адвокатом. Ты ничего не имеешь против того, чтобы он составил наш брачный контракт?

– Разумеется. Но будет справедливым, если и с моей стороны выступит защитник в лице мистера Хиттера, – улыбнулся Дастин с обезоруживающей простотой.

– Им будет над чем поломать голову. Супруги далеко не бедны, хотя и поставили телегу позади лошади. А если я, допустим, не соглашусь с какими-то статьями контракта, что будем делать, требовать расторжения брака? – Клер обиженно надула губки.

– Ты иногда шутишь не очень изящно. Мы же доверяем друг другу и поэтому поспешили вступить в брак, а уж потом – делить наши игрушки. Заметь, Клер, никто никому ничего заранее не обещал… – Дастин строго погрозил жене пальцем.

– Твои шутки тоже не отличаются тонкостью. Что значит «ничего не обещал»? – вдруг вскипела неподдельным гневом Клер. – Хочешь сказать, что твой камушек – из коллекции голливудских фальшивок?

– Я лишь напоминаю, что никогда не выпытывал у тебя отчета о твоем состоянии, дорогая. Мне это вовсе безразлично. Хочется думать, моя сладкая женушка так же абсолютно бескорыстна. Дастин притянул ее за талию. Она слегка поникла в его объятиях.

– Мне что-то нездоровится после самолета, да и все эти волнения… Не каждый день случается выходить замуж за любимого человека… Дастин! – Густо подведенные глаза Клер приблизились к его лицу. – Клянусь, что ничто не в силах уничтожить мою любовь к тебе… Я – твоя. В здравии и болезни, в богатстве и бедности…

– Конечно, конечно, малышка. – Прикрыв глаза, Дастин с жадностью впился в покрытые слоем помады губы. – Я с тобой до конца. До самого конца.

… Оба адвоката прибыли одновременно и настороженно переглянулись. Они оказались до смешного похожими друг на друга – худые, высокие, спешно теряющие на темени волосы сорокалетние джентльмены в сизых костюмах, очках с дымчатыми стеклами и сейфовыми кейсами одной и той же фирмы.

Молодожены заняли места по обе стороны большого письменного стола, составлявшего преимущественно декоративный фон делового кабинета Клер.

– Позвольте мне предложить порядок нашей встречи. – Сверкнул очками Бриски. – Насколько мне известно, вначале каждый из нас – я и доверенное лицо мистера Мориса обрисуем состояние дел наших клиентов. Затем выслушаем их пожелания. Соизмерим возможности с запросами, зафиксируем результат по всей форме и подпишем документ. Думаю, часа нам будет достаточно.

Адвокаты, одновременно щелкнув замками, достали из сейфов папки с бумагами.

– Хочу предупредить вас еще раз, господа, что в силу ряда причин мы с мужем хотим пока сохранить наш брак в тайне. Вам известны голливудские нравы… Женщина должна быть верной вдовой даже в том случае, если она девять лет страдала в браке с негодяем… Ах, это не имеет значения… – вздохнула Клер. – Приступим к делу и постараемся обойтись без липших эмоций.

… Но эмоции разгорались как пожар в летнем лесу. Клер несколько раз вскакивала, чтобы проверить, подслушивает ли под дверью любопытная прислуга. Ей совсем не хотелось, чтобы эпизоды жуткой склоки стали достоянием общественности. Подумать только, Дастин надул ее! Конечно, он и сам сильно промахнулся, клюнув на состояние Сандры… Его, разумеется, никак нельзя назвать бедняком, один камень оценивается в десяток миллионов… Но все же! Больше всего возмущало Клер то, что Дастин молчал о подлинном положении дел до последней минуты. Но Клементина здорово насолила муженьку! Он чуть не задохнулся от ярости, услышав доклад мистера Бриски. Клер Ривз удалось удачно промотать свои немалые гонорары, так что в данный момент ее долги перекрывали доходы. Он взял в жены нищенку!

– Естественно, супруга Дика Стеферсона Уэлси могла себе позволить жить на широкую ногу. И не моя вина, что какой-то подлец оклеветал меня перед мужем и, по существу, лишил наследства. – Клер метнула молнии в сторону Дастина. – Его следовало бы отдать под суд.

– Наверно, он был ослеплен страстью. А ты играла ею чувствами, – мягко заметил Дастин и объяснил адвокатам. – Кинозвезды – особая порода женщин. Я бы не рискнул сунуть голову в пасть тигрице, если бы не сходил с ума от любви. Согласитесь, господа, мой брак никак нельзя объяснить расчетом. В данный момент моя личная секретарша представляет куда больший интерес – я хорошо плачу своим работникам.

Клер наградила его очаровательной улыбкой и мысленно поклялась себе, что за весь этот спектакль и за богачку-секретаршу Морис еще поплатится.

Во втором часу Бриски устало подвел итоги:

– В результате, мы поделили поровну этот баснословный камень, а также имеющуюся в распоряжении супругов недвижимость в виде издательства «Ироничный наблюдатель» и двух имеющихся домов.

– Один из которых, а именно, в Ньюхемше, принадлежащий моей бывшей супруге, заложен. – Чистосердечно признался Дастин. Ему удалось скрыть от адвоката, что бриллиант заложен, а деньги истрачены на покупку виллы в Лос-Анджелесе и содержание издательства.

– Не будем мелочиться, – примирительно улыбнулась Клер, довольная хотя бы тем, что завладела половиной имущества супруга, в то время как он получил женушку с приданым из долговых обязательств. – Благодарю вас, господа, за проделанную работу. Мы с мистером Морисом с наслаждением подписали составленный вами документ.

Адвокаты поднялись, откланялись, торопясь покинуть супругов, готовых вцепиться друг другу в горло.

Действительно, как только за благообразными представителями закона захлопнулась дверь, Клер, широко размахнувшись, отвесила пощечину Дастину. – За твои гнусные фальшивки, отравившие жизнь Дику.

– Фальшивки? Может, это Сандра спала с неграми? Шлюха! – Ударом в плечо, он свалил новобрачную на пол.

– По крайней мере, они умели доставить мне удовольствие! – Отбиваясь, шипела Клер.

– Я тоже не оплошал! Ха! – Кажется, сегодня ты полдня потела здесь от страсти. От тебя так и несло жаром, бескорыстная девочка! Дастин рванул шелковую блузку Клер, уже зная, чем кончится эта потасовка…

… Ночь после подписания контракта прошла неспокойно. Каждый из супругов заперся в своей комнате, обдумывая совершенную глупость.

Конечно, Клер рассчитывала на большее. Но молодой красавчик Дастин – владелец крупного издательства и знаменитого бриллианта был все же совсем недурной партией. К тому же – он очень устраивал ее в постели. Клер решила, что сумеет в ближайшие же дни наладить с мужем тесный интимный контакт, а к Рождеству устроит грандиозную свадьбу. В конце концов, чертов бриллиант можно выгодно заложить или, еще лучше, потихоньку продать в частную коллекцию подпольного магната. «А там, – там жизнь подскажет», – Клер подмигнула своему отражению в зеркале и густо покрыла лицо кремом. Все равно ей предстояло провести одинокую ночь.

Дастин бесился, проклиная предавшее его трижды везение. Линда, Сандра, а теперь Клер. Куча долгов и полная неопределенность. Скрыть брак с Клер и спешно развестись вряд ли удастся. К тому же Клер слишком много знает и вряд ли захочет отпустить мужа. «Выходит, – решил Дастин, – и вторая моя жена трагически погибнет. Не везет мне, бедолаге».

Обдумывание способов уничтожения Клер доставило Дастину такое удовольствие, что он почувствовал разгоревшийся аппетит и спустился в кухню с намерением перехватить кусок ростбифа.

За столом, в роскошном ночном белье и жирной маской на лице, сидела Клер, жадно поедая холодное мясо.

– Я не пожелал тебе спокойной ночи, дорогая, и не мог уснуть. – Он обхватил руками шею жены. Клер с испугом попыталась высвободиться. Усмехнувшись, Дастин сел рядом и придвинул к себе блюдо с едой. – Хотел извиниться за глупую сцену с брачным контрактом. Ты же понимаешь, в какое положение я попал, когда узнал об истинном наследстве Сандры Керри. Если бы злополучная крошка еще не была бы на том свете, я с удовольствием отправил бы ее туда. Но у меня есть определенные идеи, как выкрутиться из этого положения. Надеюсь, ты поможешь мне? – Дастин очаровательно улыбнулся. – А пока я хотел бы оплатить твои последние капризы. Во сколько обошлось нам удовольствие превратить дом в музей антикварных безделушек?

– Как ты мил, мой сладкий! – Клер вскочила, горя желанием выразить благодарность. Дастин отшатнулся – лицо в креме и руки, перепачканные майонезом, вызывали отвращение. Нагнувшись, Клер потерлась грудью о его плечо. Из глубокого декольте высвободились пышные силиконовые прелести. Дастин хмыкнул, прицеливаясь к предложенным яствам ножом и вилкой.

– Мы всегда сумеем найти компромисс, мальчик мой. Даже если нас свяжут по рукам и ногам… Я хотела сделать тебе сюрприз, но теперь проговорюсь. – Клер сделала интригующую паузу. – Я знаю, как вернуть миллионы Дика.

Клер обычно успевала запомнить текст эпизода, сидя в автомобиле или за столиком в гримерной, и никто не мог обвинить ее в накладках перед камерами. Теперь с ней творилось что-то ужасное. Костюмы не застегивались в талии, парики отклеивались, она наступала на шлейф партнерши и в самый неподходящий момент дергалась от икоты.

«Пора устроить каникулы и всерьез заняться делом», – решила она, отказавшись от выгодного контракта на съемки в рекламе. Сердце Клер сразила ненависть.

Увидав в нью-йоркском журнале огромную статью о наследнике империи отца Берте Стеферсоне Уэлси, она, наконец, вычислила подлинного врага. Конечно же, это Берт нашептал парализованному старику кое-что о поведении мачехи. Он вернул себе любовь отца, уничтожив Клер.

Журналисты на все лады расхваливали молодого президента компании, муссируя подробности его завершившейся спортивной карьеры и неудачного брака. Выходило, что Берт – отличный парень, смельчак, умница, надежный товарищ, словом, настоящий герой. А вот Мона Барроу – истеричка и наркоманка, загубившая свою собственную карьеру и совершенно измучившая своими припадками не в меру терпеливого мужа. Мона исчезла, и, не смотря на все принятые меры, так и не появилась в поле зрения полиции и детективов. «Да ты просто напросто избавился от нее, голубчик, – решила Клер, рассматривая фотографию супругов. – Поэтому так плохо искал».

Берт улыбался с прошлогоднего снимка, излучая притягательное мужское обаяние. Милые ямочки на щеках и толстогубая улыбка напоминали молодого Бельмондо. Его каштановые волосы разметал ветер, а к надежному плечу прильнула прелестная головка Моны.

«А что, если Клер Ривз постарается отыскать тебя, малышка, и вернуть законному мужу? Ты ведь сумеешь рассказать всем нам, чего стоит на самом деле Берт Уэлси, доведший до сумасшествия и наркотиков талантливую, полную сил молодую актрису?» – думала Клер, прикидывая план действий.

Отыскать Мону и сделать с этой козырной картой хорошую игру – припереть к стенке мерзавца Уэлси, заставив его хорошенько раскошелиться. Если ему уж так необходимо оставаться холостяком, несколько миллионов долларов сумеют усыпить гражданскую совесть Клер. Она забудет о Моне.

На следующее утро из дома Ривз вышел человек, получивший задание отыскать Мону Барроу на земле или под землей. «Неплохо, если вам удастся, Ричард, докопаться до трупа этой красотки. – Сказала миссис Ривз. – Меня устроит любой результат поиска, кроме слова «неизвестность»… Ну, а если малышка все же попадет в сети ваших ребят, тащите ее сюда без малейшего шума. Считайте, что порученная вам операция не менее секретна, чем маневры ООН под кодовым названием «Вихрь в пустыне».

Клер уже потеряла терпение, когда на третий день поисков голос Ричарда в телефонной трубке сообщил: «Подарок у меня. Прикажете доставить?»

– Немедля! – Опустив трубку, Клер победно закурила и по внутренней связи проворковала Дастину, работавшему в кабинете:

– Милый, спустись через часик в гостиную. Мне бы хотелось кой-кого тебе представить.

Клер давно рассказала мужу плачевную историю с мерзким пасынком, оклеветавшим ее перед мужем в первый же год после свадьбы. Клер удалось оправдаться, но Берт нанес новый удар, не задумываясь о том, что своей клеветой убивает отца.

– Хотя, скорее всего, он сделал это намеренно, уничтожив одним ударом двух зайцев. Циничный подонок, изображающий святошу и «славного парня».

Дастина, казалось, не очень вдохновила версия Клер.

– Я коротко знаком с Уэлси. Кажется, ты ошибаешься – он совсем из другой породы… Что, впрочем, не меняет суть дела – сейчас голубчик шикует на твои законные капиталы, крошка. Мне бы это не понравилось.

Дастин не отрицал возможности выжать из Уэлси деньги, но скептически отнесся к идее Клер отыскать Мону.

– Если она и жива, то скорее всего безумна. Иначе давно бы вернулась с разбогатевшему до неприличия мужу. Что ты станешь делать с сумасшедшей?

– Предъявлю общественности с самым душещипательным комментарием. Ну, естественно, если Берт не захочет втихаря перекупить у нас это сокровище и разделаться с ней самостоятельно.

… Клер мало волновало состояние Моны. Главное, чтобы это оказалась, действительно, она. «Прошедшие восемь лет и супружество не пошли на пользу бедняжке», – решила Клер, основательно изучив последние снимки бывшей актрисы.

Когда дворецкий сообщил о прибытии мистера Ричарда с дамой, Клер едва удержалась, чтобы не выскочить на лестницу, ведущую в холл. Она заняла кресло возле камина и даже склонила голову над попавшейся под руку газетой, изобразив полное спокойствие.

– Добрый вечер, миссис Ривз. Эта дама утверждает, что она была супругой Берта Уэлси.

Рядом с Ричардом стояла худая женщина в одежде нищей бродяжки. Ее драные холщовые туфли с потерянными шнурками странно выглядели на пушистом белом ковре. Руки с грязными ногтями нервно теребили четки.

– Подойди сюда, детка! Присядьте, Ричард, и расскажите все подробно.

Женщина нерешительно приблизилась к хозяйке дома, и Клер поморщила нос от исходившего от нее запаха заношенного белья.

– Как тебя зовут?

– Мона. Мона Барроу. Родилась в 1965 году в штате Огайо, – отчеканила та, исподлобья поглядывая на Клер.

– У меня такое впечатление, что ты играешь эпизод из «Молчания». – Клер благодушно улыбнулась, задав провокационный вопрос.

– Да, тогда мне было страшно перед Олвисом-Душегубом. А теперь я боюсь вас. Я всех теперь боюсь. Они охотятся за мной…

– Послушай, детка, хочешь поесть? Анна отведет тебя на кухню, где ты сможешь хорошенько перекусить, а потом мы поболтаем, хорошо? Только запомни – у меня в доме тебя никто не тронет. Вокруг высокий забор и много смелых охранников. Они защитят нас… Но и тебе не стоит пытаться улизнуть. Это совершенно исключено, понятно?

Горничная с недоуменным видом увела странную гостью.

– Я слушаю тебя, Ричард.

– Как вам она показалась? Похоже, не врет, хотя и слабовата умом. Еще бы – если бы вы видели, из какого подвала я ее вытащил! Мои ребята получили задание прочесать все норы наркоманов в Лос-Анджелесе.

– А почему здесь? Я думала, она постарается быть поближе к мужу – в Нью-Йорке!

– Напротив, девка прячется от него. И всерьез (Ричард хрипло хохотнул) намерена продолжить свою карьеру в Голливуде. Она твердила мне всю дорогу, что скоро «завяжет» с наркотой и возьмется за роль, которую ей предлагают. А у самой все вены исколоты и лицо измордовано… Тьфу!

Клер пожала плечами:

– Я расплачусь с тобой, как обещала. Но только после беседы. Мне не нужна фальшивка.

Клер около часа выспрашивала женщину о жизни с Бертом и ее работе в кино. Что-то она, конечно, путала, поскольку находилась в очевидном наркотическом опьянении. Но даже опухшее, подурневшее лицо и заплетающийся язык не сбили Клер с толку.

Дастин застал жену задумчиво сидящую у камина.

– Опоздал, радость моя. Здесь состоялся неплохой спектакль. Чувствуешь вонь?

– Что случилось? Убили собаку сторожа? – Дастин повел носом и поморщился.

– Не придуривайся. Я нашла ее.

– Ох, Клер, мне как-то не до этого. Завтра в номер идет огромная статья за твоей, между прочим, подписью. Может, потрудишься хотя бы прочесть? – Дастин протянул жене несколько только что распечатанных листов.

– О чем это? – нехотя взяла бумаги Клер.

– О том, как замечательная, любимая всеми актриса Клер Ривз решилась рассказать женщинам о своей несчастной брачной жизни. «Кто бы вы ни были – продавщица или удачливая бизнеследи, красавица или дурнушка, не думайте о деньгах, когда рядом с вами мужчина. В любви и только в любви залог счастливого брака!» – восклицает очаровательная Клер, измученная бывшим мужем-монстром и его сыном-извращенцем.

– Хорошо. Я полностью доверяю тебе. Кому как не красавчику Дастину знать все ужасы моей прошлой жизни?! Эй, дорогой, может, взглянешь все же на нашу гостью?

– Завтра. У меня еще не готов финал. Хочется порадовать читателя чем-то трогательным, интимным…

– Напиши, как некий мерзавец подсунул бедняжке Клер фотографии ее мужа, развлекающегося в борделе. Она не выдержала – ударила этого подонка по лицу. Дик выругался, плюнул и переписал завещание…

– Очень трогательно. Я как раз думал о чем-то подобном. Спокойной ночи, крошка…

На следующее утро нежный супруг проснулся в одиночестве – в шесть часов Клер умчалась на съемочную площадку, оставив записку: «Позавтракайте вместе. Мы обо всем договорились. Твоя девочка». В столовой Дастина ждала молодая женщина. Платье Клер мешком висело на ее худом теле, руки беспокойно бегали, ощупывая ткань, прическу, – она волновалась или нуждалась в дозе наркотика. Гостья выглядела далеко не блестяще, и все же в ней сразу можно было узнать бывшую кинозвезду и ту яростную нимфоманку, которая соблазнила Дастина на вечеринке в Швейцарии.

– Садись, Мона. Не стесняйся и постарайся поплотнее перекусить – выглядишь ты не лучшим образом.

– Да, в тот день, когда чествовали взявшего гран-при Берта, я, кажется, тебе понравилась. Ты что-нибудь помнишь, лапуся?

– Еще бы! Как сейчас вижу – ярко-красное платье, которое так легко падало вниз. А под платьем-то ничегошеньки не было. – Дастин с аппетитом ел гренки с сыром и ветчиной.

– Да… точно! Огромное декольте на спине!

– Огромнейшее! Не забуду физиономию твоего болвана-гонщика, когда он застал нас в ванной… Кстати, почему ты не заперлась? Любишь, когда на тебя смотрят в горячие минуты? Признайся, ты сделала это специально и еще приняла такую позу, будто знала, что появится сам муженек… Смешно!

– Было весело. Я вообще люблю мучить. Особенно мужчин… Иногда мне кажется, что я могла бы убить… Нет… тсс… – Пододвинув свой стул вплотную к Дастину, Мона горячо зашептала ему в щеку. – Еще в том, первом фильме, где я играла жертву, я поняла, как приятно убивать… Вернее, будоражит сам ужас – собственный и жертвы, а потом – победа… Не знаю, как объяснить… Мне не раз хотелось задушить Берта или отравить… А потом смотреть, как из него уходит жизнь… Ты понимаешь меня, милый? Ведь ты убивал, правда? – В глазах Моны светился сумасшедший огонь. Она вцепилась в рукав Дастина, и его словно пронзило током.

– Ты веселая девочка. – Оторвав ее руку, Дастин налил себе вина.

Обычно утром он не употреблял спиртного. Но встреча с безумной красоткой взволновала его. Выпив второй бокал виски, он прикидывал, не затащить ли эту извращенку на второй этаж в свою спальню или запереться с ней в ванной Клер. Это могло оказаться забавно и чрезвычайно возбуждающе.

– Слушай, я тоже могу рассказать тебе кой-какие увлекательные истории и даже кое-что показать. – Он подмигнул. – Ведь тебе понравилось в прошлый раз? Пошли, сегодня заказываю музыку я!

– А миссис Ривз?

– К сожалению, она не сможет нас застукать. И прислуга тоже. Я не забуду запереть дверь. Идем, идем, моя необузданная лошадка! – Он потащил упирающуюся женщину к лестнице и чуть ли не на руках поднял наверх.

– Отпусти, я боюсь! – Изо всех сил отбивалась она. – Я не хочу, пусти!

– Вот и хорошо. Кричи погромче. – Бросив добычу в высокое вращающееся кресло перед гримерным столом Клер, Дастин включил музыку. – Я люблю, когда сопротивляются, в любви и вообще… Знаешь, первая моя жертва даже не пикнула. Кажется, она не поняла, что я убил ее… – Дастин быстро избавлялся от одежды. – Она тихо умирала в собственной спальне, а подглядывавшая старуха-служанка проглотила язык от страха…

Мона бессильно откинулась в кресле. Казалось, она потеряла сознание. Дастин задрал шерстяную клетчатую юбку и рванул колготки. Женщина взвизгнула, ее руки впились в подлокотники, ноги согнулись, отталкивая наваливающегося Дастина. Но он оказался сильнее. Мона застонала, извиваясь всем телом.

– Вот этого мне и надо было от Сандры. Так звали мою калеку-жену. Она разъезжала вот в таком почти кресле. Но вырываться не могла… Что бы я ни делал с ней, как ни старался заставить кричать – она была покорна, словно овечка на жертвоприношении, даже когда висела на краю бездны… – Дастин не мог остановиться. Жуткие признания возбуждали его. Овладевая Моной, он снова переживал те минуты, испытывая эротическое наслаждение. Женщина перестала сопротивляться, издавая слабые стоны.

Он хотел бы продолжать это бесконечно, но внезапный взрыв ослепил его – уж очень все было похоже на тот полет – и кресло, и музыка популярной рок-группы, напоминающая завывание самолетного мотора… И даже эта женщина.

– Ладно… я немного поторопился. Может, все повторим вечерком? Ведь ты погостишь у нас? – Дастин аккуратно оделся, поправив галстук и запонки – он уже опаздывал в издательство, где наметил на утро несколько встреч.

– Эй, ты что, уснула? Приберись здесь и надень что-нибудь!

– У меня ничего нет – только веши миссис Ривз… – еле прошептала Мона, поправляя платье. Она стояла, прижавшись спиной к дверям, и пыталась незаметно повернуть ручку.

– Так что за проблема? Ее вещей хватит на целый кордебалет. Поройся в шкафах. Тебе можно, ты же, ясное дело – сумасшедшая. И учти, – Дастин сжал зубы и угрожающе приблизился к ней, – если заикнешься о том, что случилось здесь, – пожалеешь. Сильно пожалеешь… Чао, милашка!

Секретарша весь день просила мистера Мориса соединиться с миссис Ривз, но он игнорировал ее просьбы.

– Шеф, у меня телефон уже раскалился. Миссис Ривз звонит каждые полчаса и даже… Она… она оскорбляла меня… – губы девушки дергались от обиды. – Сказала, что я слишком много зарабатываю для непрофессиональной шлюхи.

– Успокойся, я заеду к ней вечерком и обязательно отчитаю. Не дело обижать моих любимых сотрудниц. – Дастин примирительно ущипнул девушку за обтянутый тонким трикотажем зад.

– Может, она что-то узнала, милый?

– Ерунда, Ингрид. Ей нечего узнавать. Пару раз не считается. Кроме того, моя невеста не ревнива.

– Вы уже просмотрели сводки новостей? – Секретарша приняла официальный тон, заметив появление сотрудников.

– Нет, не успел. Положите материалы на мой стол. И чашечку кофе, пожалуйста. – Дастин удалился в свой кабинет, с удовольствием вспоминая утренний эпизод. Почему его так тянуло к физическим или душевным уродам? Вот секретарша Ингрид – красотка, умница, добрая душа. Готова отдаться в любую минуту и в любом месте, – но только Дастину, которого боготворит. Преданна до самозабвения. И влюблена, словно деревенская невеста. А ему нужны другие. Совсем другие. Гадюка-Клер или полубезумная нимфоманка Мона… В них есть нечто непредсказуемое, опасное, омерзительное… Дастин почувствовал, что даже от мыслей о ночном свидании с Моной начинает возбуждаться. Он возьмет ее прямо на столе в кабинете, где был подписан этот оскорбительный брачный контракт! Оторвавшись от воображаемых картин, Дастин нехотя взял стопку новостей, перепечатанных из разных изданий, но никак не мог сосредоточиться. Раза три он пробежал глазами крупный заголовок с тремя восклицательными знаками: «Берт Стеферсон Уэлси нашел свою жену!!!»

Далее сообщалось, что женщина, потерявшая память в результате травмы, долгое время находилась в частной испанской клинике на острове Неиса. Усилиями капитана полиции из местного Бюро расследований удалось вернуть мужу любимую жену, которую он уже считал погибшей.

Дастин поднял трубку:

– Ингрид, соедини меня с мисс Ривз…

– Ты что, вздумал отправить меня на тот свет, ублюдок? Я вырывалась прямо из-под камер, чтобы поговорить с тобой, звонила раз сто из гримерной – что случилось, ты схватил ВИЧ, потерял дар речи?

– У меня забавные новости, Клер. Я скоро приеду. Пропусти стаканчик успокоительного и жди меня. Ну как же мы посмеемся, крошка!

… Встретив Дастина в холле, Клер ткнула ему под нос газету.

– Я увидела это еще днем… Разыскивала тебя, извелась, послала к такой-то матери режиссера и укусила за ухо Тифани. У нее отвратительные духи! И такая рожа изображает мою любимую сестру!

– Постой, ты же не от этого завелась?

– Идиот! Она сбежала!

– Кто? Твоя подопечная? – Дастин нахмурился. – Поздравляю!

– Она исчезла, перевернув вверх дном мой шкаф. Драгоценности и всякая чепуха на месте. Наверно, искала наркоту.

– Постой, но утром она была здесь. Мы вместе завтракали. Это было… В половине десятого… Да, верно. И насколько я понял, она никуда не спешила. Что говорят слуга? У тебя полон дом людей!

– Ничего. Они ее не видели… Но дело не в этом, кретин. Смотри! – Она потрясла перед ним газетой. – Берт нашел свою супругу, судя по утверждению писак, несколько дней назад. А вчера вечером Ричард приволок сюда женщину, которая явно неделю не мылась… Невероятно… Я ничего не понимаю!

Дастин задумчиво присвистнул:

– Выходит, этот хитренький автомобилист пригрел совсем другую крошку под видом законной супруга… В общем-то его можно понять. Жаль, что вонючая наркоманка сбежала. Это был бы отличный сюрприз твоему бывшему пасынку!

От обиды Клер едва не плакала:

– Черт! Если бы нам удалось снова поймать настоящую Мону! Представляешь этот скандал? Двоеженство, подлог, умышленное злодеяние… Ах, ну почему она сбежала? Решительно – у Клер Ривз началась полоса невезения!

– Не преувеличивай, радость моя. – Дастин с трудом скрывал злорадство. – Ты на редкость везучая женщина. А девка сбежала потому, что не нашла у тебя наркоты. Надо было позаботиться о дорогой гостье и предоставить ей все необходимое.

– Какая же я дура! И еще, как нарочно, эти гребаные съемки! Переснимали вчерашний эпизод и сегодняшний запороли… Я действительно не в форме… Еще бы – здесь и впрямь крыша поедет…

– Дорогая, поужинаем хорошенько и сосредоточимся на приятном, – попытался Дастин успокоить пылающую Клер. Он давно уже не получал такого удовольствия от общения с ней, упиваясь ее неудачами. – Как все-таки хорошо, что я рядом. Есть кому разделить твои беды. Обещаю, я что-нибудь обязательно придумаю!

– Да что тут размышлять! Сейчас же звоню Ричарду – пусть он достанет ее из-под земли. Наверняка, сучка уже сидит в своем вонючем подвале со шприцем в вене… и балдеет… Кажется, я ей завидую, Дастин… Ну, пожалей меня, сладкий, – захныкала Клер, уткнув покрытое слоем косметики лицо в изящный галстук мужа.

Он с отвращением поморщился, сделав усилие, чтобы не оттолкнуть обливающуюся слезами жену: галстук был недавно подарен шефу Ингрид, посетившей Париж с деловым визитом.

13

Сандра ждала Берта. Она не откликалась на стук горничной и не могла бы сказать точно, сколько прошло времени. Иногда, выныривая из забытья, она слышала перебранку грузчиков, привозивших продукты в гриль-бар, реплики постоянных жильцов гостиницы, обсуждавших ночных клиентов через раскрытые окна. Порой сквозь дрему доносился чей-то смех, пьяные вопли и смачная ругань. В маленький двор-колодец, куда выходила комната Сандры, никогда не заглядывало солнце – стены многоэтажных домов поднимались высоко вверх, в серое, затянутое гарью небо большого города.

Однажды в дверях звякнул ключ и рядом пробасил озабоченный голос горничной Жанны:

– Извините, я много раз стучала, вы не отвечали. Я думала, вы незаметно ушли, воспользовавшись своим ключом… Простите… но уже прошло три дня… Вы были здесь? – Она замялась и положила на кровать номер свежей газеты. Лежащая с открытыми глазами Сандра не прореагировала. Горничная попятилась, соображая, стоит ли звать полицию. В комнате ничего не изменилось, похоже, странная женщина не покидала постель все это время. И ничего не ела. – Если чего-то захотите, кликните, я принесу.

– Спасибо, Жанна. Мне нездоровится. Я позову, когда будет надо. Можешь идти, – чуть слышно сказала Сандра, не поворачивая головы.

– Вы, мисс, в газету все же гляньте. Там много написано, наверно, про вашу сестру и того господина, что был здесь. Такие чудеса, ну просто кино! – Шмыгнув носом в доказательство того, что газетная история ее очень растрогала, горничная скрылась.

Фотография Берта, обнимающего Мону, очевидно, была сделана в парке клиники «Тесса». Под крупным заголовком «Президент компании «Стеферсон Уэлси» нашел пропавшую жену» излагалась длинная история поисков Моны и счастливого воссоединения супругов в испанской клинике.

– Выходит, я успела как раз вовремя, – подумала Сандра. Сев в постели, она закрыла глаза ладонями и постаралась сосредоточиться, медленно восстанавливая в памяти события последних дней. Осторожно подступая к опасной точке, Сандра ждала острой, пронизывающей боли. Но даже вспомнив все, абсолютно все, Сандра осталась спокойной. «Мое сердце окаменело, – с облегчением подумала она. – Сандра Керри умерла – мир ее праху!»

Она очень рисковала, задумав эту авантюру, но потребность убедиться в невиновности Дастина была настолько сильна, что ее можно было бы назвать одержимостью. Распрощавшись с Бертом, уехавшим в Испанию на поиски свидетелей катастрофы спортивного самолета, Сандра тут же позвонила Самуилу. Он сразу узнал ее голос, и, когда она коротко объяснила ему, что произошло, не задавая липших вопросов, взялся помочь.

Человек от Самуила позвонил после полудня следующего дня:

– Я ожидаю тебя у входа в гостиницу, крошка. Не задерживайся. И слушайся малого, который попросит у тебя пятьдесят пять центов.

Он выглядел отвратительно – щербатый коротышка в отрепьях бродяги:

– Пятьдесят пять, всего пятьдесят пять центов, мэм, мне не хватает для полного счастья! – От него разило перегаром и потом. Сандра инстинктивно отпрянула, но тут же потянулась к кошельку. Парень, подмигнув, увел ее за угол. В переулке, полном мусорных бачков и зловонных луж, Сандра вслед за своим провожатым уселась в автомобиль, слишком дряхлый даже для свалки.

Отъехав подальше, в какие-то узкие улочки, водитель остановил свою тачку и обернулся к сидящей сзади Сандре.

– Меня зовут Бик, или Кривой, как тебе удобней. Сосредоточься, внимательно выслушай и еще раз оцени свои возможности. При самом худшем стечении обстоятельств сутки у нас есть. Ты можешь это время пользоваться именем Моны, не слишком рискуя влипнуть. Далее – Клер Ривз усиленно занята поисками этой крошки, наняв некоего проныру Ричарда. У него здесь целая сеть агентуры и среди них есть мои дружки. В связи с этим выработан следующий план. – Бик окинул Сандру быстрым цепким взглядом. – Ладно, я тебя подстрахую. Ты не очень-то смахиваешь на Мату Хари. Самуил Шольц сообщил, что тебе надо поговорить с мистером Морисом, сохранив маску Моны Барроу. Этот господин, как известно, являлся женихом Клер Ривз.

– Являлся?

– Да, несколько дней назад парочка заключила брак и пока держит это событие в полном секрете. Но супруг в горячем нетерпении поселился под крышей жены… Теперь слушай внимательно… Сейчас я отвезу тебя в одну из грязнейших клоак Бронкса и свистну агенту Ричарда, что видел там крошку, похожую на Мону. Они заберут тебя и доставят прямо в объятия Клер.

– Боже, я совсем не хотела бы ее видеть! – сжалась Сандра.

– Не трусь, детка, дамочка тебя не съест. Кажется, она разыскивает Мону, чтобы навредить бывшему пасынку… Тебе важно хорошо разыграть свои карты, то есть не провалить роль. Роль простецкая – шизанутой, опустившейся наркоманки, ненавидящей своего мужа и не желающей возвращаться домой. Ну, ты ведь знаешь их семейную драму – об этом галдела вся пресса.

– Да, я хорошо представляю Мону. И читала весь вздор о ней и Берте. Но как выглядят и ведут себя наркоманки?

– Не беспокойся, у тебя есть все, что надо. Эти шрамы, плешь за ухом и даже обколотые вены! Откуда бы? Я прихватил необходимые причиндалы для татуировок и легкого грима, но у тебя все натуральное. Думаю, ты вылитая Мона.

– Я вышла из клиники два дня назад. Мне каждый день делали внутривенные капельницы каких-то витаминов. – Она посмотрела на синяки в локтевых сгибах. – А рубцы – от операций.

– Ладно, я не вникаю и не хочу знать липшего. Все, что мне надо для работы с тобой, я уже понял. Надень-ка вот это! – Бик бросил на колени Сандры пластиковый пакет, из которого она извлекла вонючее тряпье.

– Жутко. Это ты, конечно, нашел в мусорном бачке.

– Точно, мэм. И свой прикид тоже. Вдобавок хорошенько помусолил в отбросах. Запах – вещь чрезвычайно убедительная. Да, еще ручки. – Возьми это и хорошенько поскреби ногтями и потри шею, волосы. – Он протянул Сандре кусок чего-то темного и жирного, похожего на кусок слипшейся грязи.

Сандра повиновалась. Натянув на себя отрепья и вымазавшись с излишним старанием, она почувствовала себя отвратительно-опустившейся и одинокой.

– Кажется, я начинаю входить в роль, меня даже бросает в дрожь.

– Отлично. Значит так: говоришь мало, невпопад, озираешься, словно загнанный зверь, ощупываешь себя – вообще, изображаешь неврозное беспокойство. Не бойся запутаться в каких-то ответах – у тебя в голове тараканы и что бы ты ни выкинула – все подходит к роли. Проведешь в доме сколько тебе надо времени, но постарайся управиться побыстрее. Не стоит затягивать удовольствие. Потом, рассмотри-ка это. – Бик протянул ей план виллы и сада Клер. – Вот этот коридор в первом этаже ведет к выходу на задний двор. Дверь будет открыта, но там полно прислуги. Постарайся не сглупить. Идешь по этой аллейке прямо к ограде. Вот видишь крестик – это огромный старый орех. Представляешь, как выглядит?

– Угу. У нас в саду растут такие деревья.

– Стой у стены, я явлюсь за тобой, красотка! – Бик поморщился. – Ну, и духи у вас, мэм! – Он завел мотор и двинулся в глубь квартала.

– Как раз для твоего «кадиллака»… Но мне все же страшно…

– Тогда, может, бросим эту затею? Не дешевый розыгрыш, между прочим. Самуил Шольц оплатит приличный счет после того, как ты вернешься с победой. А пока я уже получил половину… Мне ведь еще предстоит подстраховать тебя и, возможно, вытаскивать из переделки. Но не будем ныть заранее – плохая примета… Если передумала – я поворачиваю обратно.

– Нет. Мне надо довести это дело до конца. Я не могу жить в неизвестности… Хотя и жить-то, вообще, не слишком хочу… Этот Морис был моим мужем. Мне необходимо убедиться, что я не ошибаюсь…

– Ха! Ошибаются все. Твой бывший муженек сильно промахнулся, получив завещание. Он-то метил на миллионную компанию, которую давным-давно заложил твой покойный батюшка.

– Откуда вам известно это? – гордо выпрямилась на своем сидении Сандра, забыв про унизительный костюм и тошнотворный запах.

В телефонном разговоре Шольц сообщил ей, что Морис не получил огромного наследства, на которое, очевидно, рассчитывал. Адвокат не вдавался в подробности, объяснив Сандре бедственное финансовое положение семейства Керри и то, как тщательно скрывал правду от любопытных. Бесцеремонность Бика не понравилась ей.

– Ты напрасно излагаешь мне сплетни. Шольц не мог рассказать ничего подобного.

– Избави Бог! У тебя преданный друг, детка. Мистер Шольц умеет хранить секреты. А вот писаки способны разнюхать все. Ну, и конечно, приврать с три короба… Возможно, твой папаша был удачливым бизнесменом, а красавчик Морис и в самом деле ангел… – Он затормозил у облезлого дома с черными от копоти окнами. – Во всяком случае, я искренне желаю тебе этого. Извольте выходить, мэм. И ни на что не обращайте внимания. Пристройтесь в углу, закройте глазки и делайте вид, что балдеете… Не дрожи, крошка! – Бик встряхнул Сандру за плечи. – Смелее! Там все такие. Бери пример с компании – и все будет о'кей!

По выщербленным, заляпанным блевотой и грязью ступеням они спустились в полутемный подвал. К горлу Сандры подкатила тошнота от жуткой вони смердящих нечистотами тел. Бик, быстро сориентировавшийся в темноте, подтолкнул Сандру вперед, и она почти упала, споткнувшись о чьи-то ноги.

– Сиди здесь и никуда не рыпайся, поняла? Попробуешь улизнуть – все зубы выбью, падла… – ласково сообщил на прощание Бик и скрылся.

Сандра закрыла глаза, стараясь не думать о том, что храпящая, бредящая, изрыгающая ругательства серая масса – живые люди, разлагающиеся заживо в зловонном подвале. Оставленный номер в жалкой гостинице показался ей царским чертогом. «Хоть бы только успеть завершить все до возвращения Берта! Хоть бы Клер не было дома, а Дастин… Дастин оказался жертвой жестокой и хитрой ведьмы», – молила она, плохо представляя, что будет делать после того, как разоблачит мерзавку.

– Мона? – раздался у щеки вкрадчивый голос. Сандра вздрогнула.

– Кто вы?

– Я друг. Давайте выйдем на улицу, и я накормлю вас хорошим ужином. Вы помните свою фамилию, мэм?

– Барроу. Весь Голливуд знает меня. Вы, верно, совсем ослепли, если не узнали звезду.

– Здесь темно, мэм. Прошу прощения. И рад сообщить, что друзья ждут вас. – Он цепко взял Мону под локоть. Она резко выдернула руку:

– Ступайте прочь! Я знаю – вас послал он! Этот мерзавец, растоптавший меня…

– Клянусь, ваш муж здесь ни при чем. Если вы, конечно, имели в виду…

– Имела в виду Берта Уэлси – вот кого! Всем это прекрасно известно!

Наклонившись к уху Сандры, мужчина прошептал:

– Вас хочет видеть Клер Ривз, мачеха вашего бывшего мужа. Вы меня поняли?

– Ривз? У нее есть связи в Голливуде… Мне предлагают хорошую роль, скоро начнутся съемки.

– Вот и отлично, мэм. Мисс Ривз непременно поможет вам.

Сандра неохотно поднялась и, следуя за своим «спасителем», вскоре оказалась в гостиной Клер.

Вначале ей показалось, что пол уходит из-под ее ног, в висках зазвенело, предупреждая о грозящем обмороке. Ей понадобилось все самообладание, чтобы не рухнуть на белый ковер гостиной. Сандра плохо соображала, о чем спрашивала ее Клер и совсем не думала над ответами. Но Клер попалась! Она признала в ней Мону.

Сандра с трепетом ждала встречи с Дастином. Он был здесь, рядом, в этом доме… Что значит для него потерянная жена – отступившую боль утраты или страшные угрызения совести? А может, торжество победившего цинизма и жестокости? «Нет. Не может быть». – Убеждала себя Сандра после того, как вымытая и переодетая в платье Клер, вновь предстала перед хозяйкой.

– Ты плохо соображаешь, детка… Впрочем, это не столь важно. – Подвела итоги переговоров Клер, убедившаяся, что Мона не слышала и половины сказанного ею.

– Я… я… я согласна, – выпалила Сандра. – Мне хочется спать.

– Ну ладно, ступай. Пока ты поживешь в моем доме. Если что-то будет нужно, скажи… И помни, Берт Уэлси – наш злейший враг… Если ты поможешь мне отомстить ему за нас – нас обеих, я постараюсь устроить тебе отличную роль.

… На следующее утро, сидя в одиночестве за столом, Сандра задумчиво ковыряла ломтик дыни. Она просто не представляла, что сделает, когда перед ней окажется Дастин. Боже, как она истосковалась по нему! Только бы удержаться, не броситься к нему на грудь, не разрыдаться… И не поднимать на него глаза – ведь он сразу узнает ее взгляд, ее голос, ее руки, которые любил целовать…

Дастин появился неожиданно и тут же начал флиртовать, признав в гостье Мону. Когда он с наслаждением стал вспоминать свою близость с Моной, Сандра чуть не закричала от боли – ведь она тогда безоговорочно верила ему и прогнала бы любого, кто посмел бы сказать про Дастина гадость. Отвратительные подробности, смакуемые Дастином, настолько потрясли ее, что все дальнейшее происходило словно в тумане.

Он силой увлек ее в гримерную Клер, не переставая говорить о каких-то мерзостях… Без конца смеялся, вспоминал волнующие моменты своей жизни – какую-то убитую им женщину, выброшенную из самолета калеку… Он насиловал тело Сандры, но то, что он делал с ее душой, было неизмеримо страшнее…

Сандра пришла в себя на бирюзовом шелковом ковре роскошной спальни. В зеркалах над головой она увидела маленькое скорчившееся тело в изорванной чужой одежде. В ушах снова и снова звучал хохот и глумливый рассказ Дастина, до тех пор пока Сандра не поняла то, о чем он рассказывал ей, занимаясь «любовью». «Любовь», впервые узнанная ожившим телом Сандры, оказалась омерзительной. Не менее чем сами признания садиста. Невыносимая боль пронзила мозг Сандры.

«Бежать, бежать подальше от этого дома!» – только одно желание владело ею. Достав из шкафа какое-то платье, Сандра машинально переоделась и через дверь в хозяйственном помещении выскочила во двор. Провидение покровительствует чудакам и безумным. Действуя с бессознательной отрешенностью, Сандра ловко миновала все преграды и оказалась в глухом конце сада.

У старого ореха она остановилась, пытаясь вспомнить, зачем стремилась к этому дереву. Тут же на верху трехметровой каменной ограды показался мужчина, перебросив Сандре веревочную лестницу.

– Скорее сюда! Я Бик. Ты что, окаменела, детка? – Протянув Сандре руку, он поднял ее на гребень стены, а потом помог спуститься и сесть в машину. Новенький, сверкающий «форд» тут же сорвался с места.

Сандра без сил рухнула на мягкие сиденья, окунаясь в атмосферу приятных запахов, комфорта и тихой музыки.

– Я заждался. Целую ночь торчал под стеной, как Ромео. Все о'кей? Похоже, тебя запугали, детка? – Широко улыбнувшись, Бик прибавил скорость. В светлом элегантном костюме он казался совсем другим человеком, а его безукоризненные зубы сияли белизной. – Тебя смутили черные фиксы. Но я тот самый малый, кого ты называла Кривым. Думаю, знать настоящие имена нам не обязательно. Что я должен передать мистеру Шольцу?

– Чтобы до конца расплатился с вами… Спасибо. Все прошло очень хорошо.

– А мне кажется, тебе впору удавиться, детка.

– Я узнала то, чего лучше было бы не знать никогда.

– Иллюзии – вещь очень удобная для мерзавцев. Честный человек предпочитает заблуждаться на их счет, не желая терять веры в человечество и портить свою жизнь местью. Иным легче думать, что кошелек потерян, чем поверить в грязного воришку.

– Да. Я как-то примирилась с мыслью о том, что маму подвело слабое сердце. Теперь я знаю точно, кто, как и зачем убил ее… С этим жить невыносимо.

– Трудно советовать, когда не знаешь всего. Отдохни и обмозгуй все с хорошими друзьями. А если понадобится – свистни мне. Сэм знает, в каких «джунглях» водится Бик.

Сандра вновь оказалась в своем маленьком номере. Простояв пару минут в недоумении посреди пустой комнаты, она бросилась в душ и долго терла себя, смывая следы минувшего кошмара. Но омерзительные, страшные признания, которые она услышала от самого Дастина, не укладывались в сознании. Страх Сандры усиливался, обретая физическую реальность. Она задыхалась под тяжестью обрушившейся на нее правды, не в силах справиться с хаосом роящихся мыслей.

Сандра распахнула окно – серые громады домов двинулись на нее, смыкая бетонное кольцо. Стуча зубами, она встала на подоконник и зажмурила глаза. Гулко и часто колотилось сердце, тело сотрясал озноб. Из черноты, из ревущего мрака выплыло самое страшное – то, что никогда не должна была видеть Сандра Керри: глаза любимого человека, сталкивающего ее в бездну. Этот же жуткий взгляд, полный сладострастной жестокости, впивался в нее, пронзая мозг, в то время как обезумевший садист насиловал ее тело. Все! Наконец-то она сумеет уйти.

Один шаг – и наступит спасительное забвение. Тело неизвестной женщины найдут возле мусорных бачков, выстроившихся в ряд у стены далеко внизу. Дастин Морис никогда не узнает, что Сандра узнала о нем все. Нет! Захлопнув окно, Сандра с головой нырнула под одеяло, сжалась в комок, притихла. Теперь она знала, зачем провидение спасает ее. «Проклинаю тебя, Дастин!» – горячо шептала она, проваливаясь в черноту, в долгий-долгий горячечный сон…

Сандра вызвала Жанну и попросила принести еду. Пища вызывала отвращение, а горячая вода чуть не привела к обмороку. Но она заставила себя взбодриться, настойчиво шепча: «Я – Сандра Керри. Я сильная. Я ничего не забыла. Я отомщу за тебя, мама!»

Берт ворвался под вечер и бросил на стол кипу газет:

– Вот сволочи! Профессор или полицейский растрепались, не выждав и недели. Но ничего страшного. Я все обдумал. Одевайся, детка, – заявил он прямо с порога и только потом присмотрелся к Сандре.

– Ты, вроде, побледнела. И настроение кислое. Еще бы – сидела в этой норе трое суток. – Он обнял ее за плечи. – Одевайся! Собирай шмотки, а еще лучше – брось все. Мы улетаем.

– Я не могу так сразу… У меня появились кое-какие дела. Мне необходимо остаться в Лос-Анджелесе.

– У меня тоже достаточно дел. Я расскажу тебе все по пути. В аэропорту ждет мой самолет.

– Берт, я знаю правду. Моя жизнь отныне посвящена возмездию.

– Вот как раз этим нам и предстоит заняться. Поверь, у меня тоже достаточно причин, чтобы собственными зубами перегрызть этой парочке глотку… Поторопись и доверься мне. Ведь наш договор еще в силе? Или ты уже лишила меня полномочий главнокомандующего?

– Куда мы летим? – Сандра послушно натянула на себя синее платье.

– Ах, детка, – в рай! Я оставлю тебя в нашем южном поместье, а сам займусь оформлением документов. Теперь вся Америка знает, что мы с тобой законные супруги.

Во время полета Берт пытался расспросить Сандру, но она едва бормотала что-то, уходя от разговора. «Девочка и вправду нуждается в отдыхе. И, наверно, в счастье, – думал Берт, глядя на дремавшую Сандру. – Так много несчастий за столь короткую жизнь. И еще Морис. Это уж слишком…»

Берту удалось разыскать старика по имени Кахино, которого местные рыбаки звали просто Каха. Минут десять он прикидывался юродивым, но, увидев в руках американца крупную купюру, повел его в свою лачугу.

Устроив старику подробный допрос, Берт понял, что жизнь Сандры спас случай. Ее хотели убить и, несомненно, добились бы своего, если бы опасливый Каха не притаился за остроконечным валуном, прячась от кружащего над побережьем самолета. Вероятно, старик занимался контрабандой. Посредник, прибывавший с моря, оставлял ему некий груз, бросив его на дно у камня под названием Акулий зуб. Каха, найдя поплавок, доставал груз и тайком переправлял на берег. Естественно, боясь конкурентов, таможенников и полиции, он изображал сумасшедшего рыбака, плавающего среди камней в своей утлой плоскодонке.

В тот день старик чуть не обезумел от ужаса – самолет кружил прямо над его лодкой – то с ревом проносясь над морем, то удаляясь в сторону берега. Он притаился у камня, следя за происходящим. Самолет задымил и стал резко спускаться вниз.

– Он падал прямо на меня! Я начал молиться, потому что думал – настал конец света. Когда я посмотрел вверх – а глаз у меня зоркий, то увидел не архангела, а эту адскую машину с крыльями и грохочущими винтами – ни дать ни взять, сатанинская колесница… В окне или в двери кто-то сидел… Ну, я не понял, как… Это все было очень быстро… Вниз рухнуло что-то тяжелое, я даже пригнулся, потому что это – с руками и ногами – летело прямо на меня!

Тело упало совсем рядом. Оно словно проскользнуло по крутому уступу Акульего зуба, а потом – плюх! Вода стала красной…

Самолет улетел, но я готов поклясться Божьей Матерью, что видел в нем чье-то лицо… Человек смеялся и скинул в море какую-то штуку. И я нырнул, синьор! Каха уже три года не плавал в море, но тут – нырнул… Не знаю, как я достал эту женщину, наверно, нам помогал Господь.

Моя старуха взялась лечить ее сама. Отвары и мази из трав варила, горячку сбивала… Ну, сами посудите, сеньор, куда нам было ее девать, женщину эту? В полиции расспросов не оберешься, в деревне тоже. Одна беда, куда ни кинь. Старуха сообразила – умная она. Говорит, надо больную к «Тессе» подкинуть. Отправились утром на осле и добрались к вечеру… Еле живы остались. А за что, спрашивается? Ведь не за награду – за чистую душу радели.

– Вот так и бывает, Каха. Когда о душе беспокоишься, награда сама приходит. – Берт выложил на стол тысячу американских долларов.

Старик даже онемел, увидев купюру:

– Да мы со старухой отродясь таких бумаг в руках не держали. Куда уж больше – и эти брать боязно… Не привычно-то богатеть в старости.

– А ты лодку себе новую купи. Телевизор. – Посоветовал Берт. – Скажи, Каха, то лицо, что из самолета глядело, на женщину похоже?

– Похоже… Но врать не хочу – разглядел плохо.

Рассказав о своем путешествии в Испанию полусонной Сандре, Берт заключил:

– Так что вопрос о виновности Дастина Мориса остается открытым. Для тебя, разумеется.

Сандра открыла сверкнувшие гневом глаза:

– А ведь ты говорил, что все понял про Мориса еще тогда, когда погибла моя мать! Ты знал, что я – следующая жертва «проклятого бриллианта»… Ты видел Дастина с Моной в ванной на вечеринке в твою честь! Ты… ты… – Губы Сандры задрожали, по щекам побежали слезы. – Ты гонял на своих машинах, как одержимый, забывая о живых людях! Я зря завидовала твоей жене, герой Уэлси.

– Сандра! – Берт в сердцах саданул кулаком о подлокотник кресла. – Да, я жил в каком-то своем иллюзорном мире, прячась от проблем. Но я поплатился за это. Я остался совсем один, позволив негодяям убивать и мучать близких мне людей… Ведь я понял, что любил отца лишь после того, как потерял его. И только сейчас я осознаю, что та маленькая Фея, промелькнувшая в моей жизни, по-настоящему дорога мне… Я больше не предам тебя, детка.

– Спасибо. Мне, действительно, нужна твоя помощь.

– Но почему ты вдруг так изменила свое мнение о Морисе?

Сандра отвернулась, глядя на белые поля облаков за круглым окошком. Она никак не могла выдавить из себя страшное признание. Казалось, что сами слова о преступлениях Мориса наделены зловещей силой.

– К несчастью, это, действительно, правда. Мне все рассказал сам Дастин. Это он в сговоре с Клер выбросил меня на камни из самолета… Он не любил меня никогда. И… и… – Голос Сандры задрожал, она бросилась на грудь Берта. – Он убил мою мать…

Берт осторожно поглаживал рыдающую Сандру, изнывая от жалости. В эти минуты он поклялся себе, что отомстит мерзавцам сполна – за себя, за Сандру, за отца и миссис Линду.

Перестав рыдать, Сандра замерла, уткнувшись мокрой щекой в его рубашку. Берт заметил, что в проборе ее темных волнистых волос появилась светлая полоска, – подлинная природа Сандры побеждала фальшивую Мону. И это почему-то очень радовало его.

Крошечный островок Алеанти в Адриатическом море отец Берта приобрел для своей жены, когда врачи заявили, что у молодой женщины слабые легкие. Берту было всего пять лет, и цветущие владения величиной в десять квадратных километров означали для него целую вселенную. А после смерти матери отец перестал посещать остров, следя за тем, чтобы в имении поддерживался полный порядок. Не приезжал в дом своего детства и повзрослевший Берт – уютный мирок казался ему игрушечным, тесным, словно колыбель долговязому школьнику.

Оставляя Сандру в маленьком нью-йоркском отеле, он уже знал, что увезет ее на Алеанти.

Катер ждал их у причала Ровенны. Всматриваясь в очертания стремительно приближающегося островка, Сандра вздохнула:

– Это, действительно, похоже на сказку. Ты хочешь превратить меня в Фею, а я должна быть злой ведьмой, Берт.

– Прежде всего, ты должна быть спокойной и сильной. Ведь мы скоро объявим войну. – Берт улыбнулся.

– Жаль, что Мона не знает, какую жертву ты ей принес, отказываясь от гонок… – Сандра нахмурилась. – Если бы знала, то давно вернулась бы. Ведь только этот остров невозможно забыть.

– Мона никогда не была здесь. После смерти мамы дом принадлежал отцу. Поэтому мне следует представить слугам свою жену. – Предупредил Берт, прежде чем высадить на берег Сандру.

У подъезда, окруженного колоннами, с букетами цветов выстроилась прислуга. Чету молодых хозяев, счастливо воссоединившихся после разлуки, встречали с помпой, приготовив праздничный ужин.

Берт показал Сандре дом, принадлежавший до второй мировой войны крупному промышленному магнату. Здесь все было устроено с чрезмерным шиком, льстящим внезапно разбогатевшему простолюдину.

Берт тронул вазу в стиле рококо, стоящую на чрезвычайно помпезном камине.

– Вся эта дребедень мне нравится. Кажется, еще секунда – и ты перенесешься в пропахший попкорном и пивом зал плохонькой киношки, где крутят фильм «из красивой жизни»… Господи, я и не знал, что так приятно возвращаться в детство! Оказывается, я страшно люблю дом, в котором не был пятнадцать лет!

Берт искренне радовался, заметив оживление Сандры. Алиенте, несомненно, действовал на нее целительно. Лишь в спальне она вдруг нахмурилась и поспешила покинуть пышные покои.

– Ладно, оставим это гнездышко нетронутым… Я думаю, его законная хозяйка еще вернется…

Берт промолчал, но при напоминании о Моне его настроение резко ухудшилось.

За ужином, устроенным при свечах и горящем камине, хозяин дома не отличался многословием. Когда он поднимал глаза на сидящую напротив женщину или обращался к ней по имени, иллюзия была настолько сильной, что Берт внутренне сжимался, как перед стартом. Общение с женой в последние месяцы их семейной жизни стало похоже на затяжное сражение, а нападающей стороной всегда была Мона. Берт поймал себя на мысли, что истеричность и невропатию считает неотъемлемой чертой каждой женщины, и все ждет, когда же придется успокаивать взбунтовавшуюся Сандру.

В синем платье с белым кружевным воротничком, приобретенным для нее медсестрой «Тессы», Сандра была похожа на ученицу строгого колледжа. Она выглядела подавленной, уставшей, но вовсе не агрессивной или раздраженной.

– Хорошее вино. Нам необходимо отпраздновать кой-какие события. – Он наполнил бокалы – гранатовый напиток заиграл в хрустале драгоценным блеском.

– Да… – Сандра подняла свой бокал, сосредоточенно глядя перед собой.

– Знаешь, Берт, я пока не могу понять все случившееся с нами, но получается, что единственный ценный подарок, на который расщедрилась моя судьба за двадцать пять лет, – это встреча с тобой.

«Бог мой! Да она на шесть лет моложе Моны, как же это никому не пришло в голову!» – подумал Берт, присматриваясь к Сандре.

– Ты сделал для меня то, что мог бы сделать отец, брат… В общем, спасибо…

– Возможно, ты еще возненавидишь меня, девочка. Так много предстоит натворить… – Глаза Берта недобро сверкнули. Насколько я понял, главная ближайшая цель нашей жизни – возмездие. Без этого мы просто никогда не сумеем беззаботно смеяться. А я так люблю смотреть на смеющихся красивых женщин, которые ужинают со мной на сказочном острове. – Поймав строгий взгляд Сандры, Берт спохватился. – Не станем взвешивать, у кого большие счеты с преступниками Морис-Ривз. Как бы там ни было, на тропу войны первым выйдет мужчина. – Берт протянул через стол Сандре руку. – Послушайся меня, девочка, доверься и не капризничай. Я уже все продумал. Завтра я улечу в Америку и начну точить ножи. А ты постараешься потолстеть и позагорать. О ходе операции «Мстители» я буду тебе докладывать по телефону. Обещаю – ты не останешься в стороне, приговор должен прозвучать из твоих уст… Только не торопись. Нам никак нельзя промахнуться.

– Но мы не должны медлить. В любую минуту может вернуться хозяйка этого дома, и мне придется исчезнуть.

– Мы что-нибудь придумаем, если Мона появится. Честно говоря, я в это уже не верю.

– Понимаю, как тебе больно. Ты летел в Испанию, надеясь найти ее. А встретил меня… Ты очень сильный человек, Берт.

– Сильный и самоуверенный. Я даже не спросил тебя, какой приговор ты готовишь Дастину… Возможно, помилование? Мне очень трудно представить, что ты любишь этого монстра. Для меня он – злодей, черная мишень без лица и души, воплощение зла и всяческой мерзости… Извини, Сандра.

– Я думаю так же. А чувствовать не могу… У меня в груди дыра, пустота, в которой зачем-то бьется сердце. Может быть, эта страшная, ослепляющая пустота и есть ненависть?

– Ты уверена, что не хочешь рассказать мне о своей встрече с Морисом?

Закрыв глаза, Сандра покачала головой:

– Мне было бы лучше забыть об этом навсегда, провалиться в беспамятство, как в те дни, когда я попала в «Тессу»… Но ты должен знать все…

– А ты отчаянная девчонка – сунула голову в гадючник! Да еще разыграла целый спектакль. Не ожидал! – Берта искренне поразил рассказ Сандры.

– Я и сама не ожидала от себя такого. Наверно, я очень хотела убедиться в невиновности Дастина и вернуть свою любовь. Только безумная любовь могла толкнуть меня на сумасшедший поступок… Берт, мне страшно! – В расширившихся зрачках Сандры отражались огоньки свечей. Сейчас она была до жути похожа на затравленную маньяком героиню Моны в ее первом фильме «Молчание». – Он убил меня и маму.

Берт вскочил, обнял за плечи сидящую Сандру и прошептал:

– Все позади, девочка. Ты в безопасности. Я не позволю никому причинить тебе вред.

Закрыв лицо ладонями, Сандра притихла:

– Кажется, я слишком напоминаю Мону? Жаль. Не скажу, чтобы она была мне очень симпатична. Мне кажется, тебе не повезло с женой. Это правда, хотя и жестокая… Думаю, ей лучше не возвращаться в твою жизнь… У тебя должно быть очень много хорошего… – Сандра подсела к камину. – Мне до сих пор как-то странно передвигаться самостоятельно. Даже когда я сижу в обычном кресле, руки механически нащупывают кнопки мотора.

– Да ты еще будешь танцевать! Честное слово, Сандра, я не пропущу твою свадьбу.

– А разве мы уже разводимся?

– Нет, девочка. У нас очень крепкий, надежный союз. Никто не помешает нам восстановить справедливость. И ухватить для себя немного счастья.

Сандра поднялась и поцеловала Берта в щеку, покрытую колкой щетиной.

– Пора бриться, колючка. Ты же не какой-то там бесхозный холостяк. Кажется, мне придется заняться твоим имиджем – мне бы хотелось, чтобы хозяин «Стеферсон Уэлси компани» выглядел безукоризненно.

– А у меня непростая женушка. – Присвистнул Берт, глядя на Сандру прищуренными глазами. – Знаешь, что хотелось бы хозяину этой самой компании? Будь добра, детка, верни свои волосы.

… Утром Сандре, устроившейся в уютной спальне для гостей, горничная доложила, что ее ожидают в гостиной мадам Лурье и господин Карменсини.

– Я назначала им встречу? – удивилась Сандра.

– Модистку и парикмахера распорядился пригласить для вас хозяин. Это лучшие специалисты на побережье.

– А где сам господин Уэлси?

– Сеньор покинул остров в восемь утра. Просил не будить вас. Сейчас он, наверно, уже летит над океаном.

14

Клер полулежала в гримерном кресле, пытаясь сосредоточиться на тексте роли. Но из головы не выходила история с Моной. Никто из прислуги не видел, куда делась странная гостья. Обыскали подвалы и чердаки, но кроме брошенной в спальне одежды никаких следов беглянки не обнаружили. Клер с недоумением посмотрела на доставленные горничной улики – разорванное платье и белье, накануне подаренные бродяжке, выглядевшие так, будто ее насиловали садисты.

– Что ты на это скажешь, дорогой? – Спросила Клер мужа, кивнув на истерзанные тряпки.

– По-видимому, она не очень любит тебя, моя радость. Расправилась с подарками так усердно, будто имела дело со злейшим врагом. Не так уж плохо, что она сбежала. Жить под одной крышей с сумасшедшей, способной сделать с тобой такое (Дастин концом туфли поддел клочки трусиков), небезопасно.

– Кто же собирался с ней жить? У нас не психушка. Черт побери! Изгадить такое беспроигрышное дело – ведь все уже было на мази! Сегодня я пригласила бы Берта Уэлси сюда, и, надеюсь, нам удалось бы уладить проблемы без лишнего шума и с хорошим наваром.

Клер немедля предупредила Ричарда о пропаже наркоманки и нацелила его на активный поиск. Пока она никак не могла понять, что означал газетный трюк с сообщением о возвращении Моны в лоно семьи. То ли Берт под видом Моны заполучил себе свеженькую девочку, то ли найденная Ричардом бродяжка была совсем другой женщиной.

При виде доставленной Ричардом Моны Клер испытала злорадство, смешанное с досадой, – он предпочел ей эту омерзительную девку! Провонявшая наркоманка была той самой Барроу, что уже восемь лет морочила голову Берту! «Так ему и надо мерзавцу – нашел сокровище, дубина!» – Кипела она от злости, забыв про текст лирического диалога.

Когда в телефонной трубке раздался мужской голос, Клер не узнала его. И, даже услышав имя Берта Уэлси, не могла поверить, что не ослышалась.

– Клер, я разыскал тебя в связи с чрезвычайно важным делом. Не откажешься поужинать в «Марат-Саде»? Я уже заказал отдельный кабинет с видом на океан.

– Похоже, ты собираешься меня отравить. Или утопить. Предупреждаю, плаваю я отлично. И после девяти ничего не ем.

– У меня совсем другие планы. – Многозначительно сказал Берт, с интимной интонацией.

… – Надеюсь, из ведерка торчит «Дом Периньон»? – Войдя в отдельный кабинет, где ждал ее Берт, Клер эффектно замерла у синей шелковой портьеры, оттенявшей ее снежно-белый туалет. Костюм из атласного трикотажа с глубоким декольте и смелой драпировкой на бедрах идеально обрисовывал ее фигуру. В ушах и на шее Клер сверкали бриллианты.

Берт поднялся, чтобы поцеловать руку даме и усадить ее в кресло за столом, накрытым на двоих.

– Чудесно выглядишь. Еще лучше, чем на экране. Признайся, ты знаешь какое-то магическое слово? – Карие глаза Берта ласкали Клер бархатным взглядом.

– Любовь! Это поистине волшебное слово…

– Мы так хорошо понимаем друг друга, Клер. Я рад, что этот вечер ты подарила мне.

– Здесь совсем не плохо. А я была уверена, что «Марат-Сад» – место для дам полусвета. Проходя через зал, я заметила две-три скандальные парочки.

– Именно поэтому я и спрятался за этими шторами и букетами. Нас не увидит никто, а мы будем смотреть на океан.

Они чудесно провели целый час, флиртуя как влюбленная парочка.

– Ну, приступай к делу, наконец! Я не выдержу больше и грамма икры. Кстати, она была неплохой. Ты, кажется, не беден, правда?

– Увы… Я очень волновался весь вечер. Клер, я не могу выкинуть тебя из головы…

– И это все?! Я прихватила золотой «Паркер», чтобы ты поставил свою подпись на дарственной. Разве «сынок» не хочет поделиться с «мамочкой» этими противными, обременительными деньгами? Ведь ты же бескорыстный парень, Берт. – В глазах Клер прыгали чертики.

– Не настолько, чтобы отказаться от желанной цели. – Берт потер ладонью лоб. – Понимаешь, тогда, давным-давно, я сумел устоять, потому что не мог подвести отца. Но ты осталась в моей крови, детка… У меня было не так уж много женщин… Но о них не стоит и вспоминать. Мне нужна ты.

– Как, а Мона? Кажется, семья счастливо воссоединилась?

– Клер, Мона – это мой кошмар. Если бы ты знала – ее нашли в притоне наркоманов… А на следующий день она снова пропала. Понимаешь, мне вовсе не хотелось, чтобы она нашлась… Но она вернулась – сама! Чтобы шантажировать меня, угрожая скандалом. Она сказала, что была у тебя. Я, кажется, понял, что ты затеяла, дорогая. – Берт накрыл лежащую на столе руку Клер горячей ладонью и пристально посмотрел ей в глаза.

– Постой, а как же насчет клиники в Испании?

– Там оказалась другая, похожая на Мону. Но я воспользовался этим, чтобы скрыть от прессы правду. Совсем не хочется трубить на весь мир, что твоя жена… Да ты ее видела…

– Увы, от бедняжки смердело, как из мусорного бачка. И все руки исколоты… Она – конченый человек. Не беспокойся, тебе легко удастся упрятать ее в психушку. Если она, конечно, не отправится на тот свет.

– Перспектива моей жизни, как видишь, выглядит оптимистически. А вот твоя судьба пугает меня, детка.

– В чем дело? Мы помолвлены с Морисом. Он вдовец, я тоже. Несколько поспешно, конечно. Но ведь твой отец был моим мужем, мягко говоря, условно. Ты же понимаешь… А бедняжка Сандра – мы сдружились с ней за несколько месяцев до этой страшной поездки – девочка была калекой. И к тому же очень дурна собой. Только доброе сердце Дастина могло тронуть сочувствие и сострадание…

– Клер, не играй роль. Пойми, у меня очень веские причины говорить с тобой откровенно. Первое, ты – женщина, которую я хотел бы заполучить. Второе, – тебе необходимо как можно скорее избавиться от Мориса. Того и гляди, он потянет тебя под венец…

– Что, он – банкрот или тайный гомик? – Усмехнулась Клер. – Не сомневайся, я хорошенько проверила его на этот счет.

– Детка, сумасшедшая Мона провела в твоем доме меньше суток. Твой муж успел соблазнить ее и рассказать, что собственноручно прикончил мать Сандры, а потом выкинул свою жену из самолета, в то время как за штурвалом сидела ты.

Клер остолбенела. Ее глаза вылезли из орбит, как у больной щитовидкой, а челюсть катастрофически отвисла. Она чувствовала это, но ничего не могла поделать со своим лицом. Наконец, поднеся ко рту дрожащей рукой бокал шампанского, Клер сделала несколько глотков и обрела дар речи.

– Ты чуть не довел меня до обморока, дурашка! Такое наплести! У меня стало плохо с юмором. А твоя Мона – идиотка. По ней плачет смирительная рубашка…

– А твой жених – извращенец, садист и лгун. Я не могу допустить, чтобы он упрятал тебя за решетку. Согласись – в моей спальне гораздо уютней. – Берт сжал в своих ладонях похолодевшую руку Клер.

– Мне необходимо подумать. – Мысли Клер лихорадочно метались. Она не могла понять, на чем и кто надувал ее. Но один из этих мужчин затеял плохую игру.

– Я понимаю, ты хочешь поговорить с Дастином и не тороплю с ответом, – примирительно сказал Берт. – Не думаю, что он все выложит тебе. Ведь бедняга уверен, что половина состояния Уэлси принадлежит тебе, и будет изображать ангела. До брачной церемонии. А потом ты последуешь вслед за Сандрой… Пойми, ты страшно рискуешь! – Берт был так искренен. Клер одарила его обнадеживающим взглядом. На всякий случай, в то время как в ее голове лихорадочно прокручивались возможные версии.

Она давно поняла, что Дастин далеко не бескорыстен. Сцена составления брачного контракта осталась в ее памяти неизгладимым кошмаром. Она знала, что Берт прав во всем, что касалось ее мужа. Но ему не было известно очень многое – об истинной роли бывшей мачехи в убийстве Сандры и, главное, что она уже состояла в законном браке с Морисом. Женское чутье подсказало Клер, что надо немедленно сделать выбор. Берт всегда нравился ей. К тому же он был сказочно богат. Отделаться от Моны не составит труда, но что делать с Дастином? Стоит ему лишь пронюхать о новых планах Клер, и она пополнит список его жертв. Но и внезапная страсть Берта вызывала подозрения. Абсолютно непонятно, что вдруг так воспламенило его?

– Послушай, меня в этой истории больше всего волнуешь ты. – Она бросила на Берта один из своих коронных взглядов – долгий, призывный, как говорили на студии, – «укладывающий в постель». – Ведь все это время я была убеждена, что ты ненавидишь меня. Отец не признавал тебя, и ты, конечно, верил в мою вину… Увы, Берти. Я уговаривала Дика вернуть сына – ему было не просто самому тянуть все дела. К тому же, когда я убедилась, что у меня не будет собственных детей, то умоляла мужа подумать о будущем семьи и компании… Но… твой отец был очень ревнив. Он не мог допустить, чтобы молодой, привлекательный человек встал на его пути… Ему не откажешь в проницательности… Ах, я была молода и не сумела скрыть, как увлечена тобой… Это была настоящая, большая и трагическая любовь!..

Полные слез глаза Клер блестели сапфирами. Берт вскочил, целуя ее руки.

– Успокойся. Теперь все будет хорошо. Я завтра же заберу тебя в Нью-Йорк… Конечно, мы не сможем тут же пожениться… Но когда минует траурный год… Клер, давай попробуем поймать нашу жар-птицу… – Казалось, он был готов упасть на колени у ее ног.

– Я благодарна судьбе за этот подарок, Берти. Бери меня, и я стану самой счастливой женщиной на свете. Но не так быстро, милый. Мне надо уладить здесь кое-какие дела. И я должна обезвредить Дастина.

– Да что тут думать! Умоляю, оставь это дело мне. Я найму хороших детективов, они раскопают всю правду. Тем более твой жених сказал Моне, что у него были свидетели. Служанка в Ньюхемше и какие-то рыбаки в Испании. Мы выведем его на чистую воду и навсегда избавим общество от этого ублюдка.

– Нет! Только не это, милый! Я же чертовски известна, и мое имя давно связано с именем Мориса. Скандал убьет меня как актрису… Это… это… Да я не переживу этого!

– Так что же делать? – возмутился Берт. – Ты отталкиваешь меня, отвергаешь мою помощь!

Клер змейкой скользнула на колени к Берту и прильнула к нему в какой-то полуобморочной истоме.

– Я терпела почти восемь лет, мечтая обнять твое тело… Ты заставил меня страдать, Берт… Ожесточившаяся, отвергнутая женщина способна наделать много глупостей…

– Морис – одна из них? – Берт попытался отстранить Клер. Но она обвила его шею руками, покусывая ухо и жарко шепча:

– Я улажу все дело тихо. Вначале отстраню его подальше от себя, а потом устрою так, чтобы он никогда не попадался на нашем пути. – Клер загадочно посмотрела на чернеющий океан.

– Что ты задумала?

– Я? Ничего… Но ведь Дастин – владелец «проклятого бриллианта». Может, камень оправдает свое прозвище и на этот раз?

Получив уже второй конверт с необычной красной печатью, Дастин изучил его содержание и постучал в уборную Клер. Усердный массажист занимался ее телом обычно сорок минут, затем следовала серия каких-то загадочных косметических процедур, которым Клер уделяла большое внимание.

– Может, сократишь сегодня свои мазюканья, ненаглядная? Есть о чем поболтать.

– Я не мажусь, а священнодействую. – Недовольно отозвалась она через дверь. – Ты сам писал, что красота любимицы миллионов зрителей – народное достояние. И все, что я делаю для ее сохранения, – жертва, принесенная моему народу.

– Боюсь, что представление о жертвах принимает более серьезный оборот. Послушай, что здесь написано:

«Жертве велят целовать бронзовую статую Святой Девы, стоящую в подземелье. Она тут же распахивается, обнаруживая внутренность, утыканную острыми длинными гвоздями и заостренными клинками. Посредством тайного механизма жертва втягивается во внутренность страшной статуи и дверцы затворяются. Несчастную пронзают ножи и гвозди. Изувеченная, ослепленная жертва падает в разверзнувшееся под ногами отверстие и попадает в мясорубку из шести деревянных валов, снабженных клинками…»

– Эй, я не снимаюсь в фильмах ужасов. Кто подсунул тебе этот сценарий? – Клер впустила Дастина и, отослав косметичку, опустилась в кресло. Ее лицо, шею и грудь покрывал густой слой зеленоватой массы.

«Кажется, ужасы уже передо мной», – подумал Дастин, глядя на распростертое тело и с наслаждением представляя, как взбесилась бы Клер, узнав о происходившей здесь несколько дней назад баталии. Он частенько вспоминал Мону, жалея, что она сбежала. Иметь под рукой безумную нимфоманку для сексуальных разминок было бы совсем неплохо.

– Слушай дальше. – Дастин присел на высокий табурет массажистки. «Пройдя через три пары валов трепещущее, обезображенное человеческое тело превращается в сплошную массу, падающую в протекающий под камерой ров. Таким образом, не остается и следа от того, кто предал нас». – Он протянул Клер лист плотной бумаги с мелким, похожим на готический, шрифтом.

– Что это? – Брезгливо взяла она послание, обтерев руку салфеткой. – Обращаются к тебе – «Почтеннейший брат». Неудачная шутка.

– Но очень навязчивая. Я уже второй раз получаю подобное устрашающее извещение с описанием устава тайного общества «Amolitio malorum», что в переводе с латыни означает «Удаление несчастий». А в данном случае имеет целью спасение от злого рока владельцев «проклятых предметов». Им, к сожалению, не известно, что мы владеем бриллиантом на паритетных началах. А то бы все эти мясорубки касались и вот этого сдобренного пряностями тела. – Дастин больно ущипнул Клер за ляжку.

– Идиот! Что они хотят от тебя, взносов?

– Требуют, чтобы я принял присягу и вступил в их союз. Они посвятят меня в смысл своей доктрины, объясняющей, кстати, принцип воздействия на судьбы людей этих талисманов. Здесь даже есть намек: «Всякий свет рождается из мрака и должен пройти сквозь огонь, чтобы стать светом. Другого пути нет, кроме того, что идет через мрак или смерть». Выходит, все жертвы камешков – это как бы очищение человеческого рода от скверны. Ну, вроде санитары общества, – объяснил Дастин.

– Вот уж, верно, «брат»! Не сомневаюсь, что промотавший состояние жены Джек Керри, сама его вдова и даже наша любимица Сандра – как раз подходят под эту статью. Неудачники, слабаки, уроды… – фыркнула Клер.

– Да уж не совсем. Здесь как раз приводится список злых духов, которыми одержимо человечество. «Злые духи были: распутство, насилие, жадность, жестокость. Но портят породу людскую также и демоны – демон голода, холода, бедности, бесплодия, нищеты, невежества».

– Бред! Мне это не нравится, Дастин. Что ты думаешь делать?

– Напечатать у себя в газете. «Переписка с собратьями по греху»… Да, но ведь мне угрожают, Клер. Все эти целующие девы с гвоздями, выкалывающими глаза, и мясорубки предназначаются для того, кто нарушил клятву молчания.

– Постой, ты ведь еще не принял присягу?

– Мне бы хотелось поглубже влезть в это дело и все разузнать хорошенько. – Дастин еще раз прикинул все «за» и «против». – Либо это наивные шантажисты, вымогающие «членские взносы», либо – сумасшедшие фанатики, нуждающиеся в пополнении своих рядов.

– И те и другие не представляют интереса. Отойди подальше, дорогой. Я буду смывать с себя маску. – Сбросив простыню, в которую была завернута, Клер направилась под душ. Сквозь стекла, усеянные мелкими брызгами, подсвеченное изнутри розоватым светом ее тело выглядело чарующе.

– А мне нельзя присоединиться, мое сокровище? – Клер промолчала, и, подойдя поближе, стараясь перекричать шум воды, Дастин прокричал. – Эй, здесь осталось самое интересное. Знаешь, кто считается ехиднейшим и вреднейшим из демонов? – Некто Питаш, специалист по клевете.

Клер выключила воду.

– А зачем ты мне все это тут бормочешь. Я не из пугливых. К тому же на встречу братьев приглашают не меня. Кстати, когда они хотят тебя видеть?

Обнаженный Дастин снова втолкнул Клер в душевую кабину и захлопнул дверь.

– Насладись мной, детка. Возможно, это последняя наша игра. – Он включил сильные веерообразные струи, падающие со всех сторон. – Похоже на кинжалы в бронзовой статуе?

– Только один из них заслуживает внимания. – Клер прижалась к Дастину, удивляясь пробуждению его страсти. Последние недели интимную жизнь молодоженов нельзя было назвать бурной.

– Попробуй запомнить: 24 августа на мосту Винктус в Амстердаме… Естественно, в ноль часов.

За оставшиеся до назначенной встречи дни Дастин получил еще два послания и, воодушевленный необычной темой, начал печатать серию статей. Кто-то из знакомых и поклонников Мориса предполагал мистификацию, кто-то умолял не вступать в контакт с таинственной сектой. Развернулась целая полемика по материалам приходящих в издательство писем, которые сочинил в основном сам Дастин. Ему уже казалось, что вся история с письмами – плод его журналистской фантазии.

За три дня до назначенной встречи Дастина позвали к телефону. Глухой мужской голос, – так обычно говорят те, кто желает остаться неузнанным, зажимая нос и губы платком, – произнес:

– Не заходи слишком далеко, мальчик. Запомни – ты лезешь в опасную переделку.

– Что вам надо – предостеречь или подстегнуть мое любопытство?

Мужчина засмеялся:

– Мне поручено передать привет от Линды Маклин и Сандры Керри… Запомни адрес и постарайся не опаздывать… И не перепутай – ровно в 22 часа 25 августа.

Дастин с омерзением бросил трубку. Неизвестный назначал встречу в Лос-Анджелесе на следующий день после амстердамской, – следовательно, это действовали разные люди и, скорее всего, с разными целями. Шантажист, намекнувший на убийство Линды и Сандры, мог работать только на одну из двух женщин, которые были посвящены в тайну. Наркоманку Мону, узнавшую от Дастина о его подвигах во время совокупления, можно было не принимать всерьез. Ни доказательств, ни свидетелей, ни ума у нее не было для того, чтобы навредить Дастину. Но Клер! Клер затеяла против него дурную игру, решив припугнуть и, вероятно, вытянуть деньги. Только Клер знала о времени его встречи с неизвестными в Амстердаме и потому назначила атаку шантажиста на следующий день. Она должна была знать, чем завершится сговор мужа с тайным обществом, и в зависимости от этого установить условия продажи опасной информации. «Ну, что же, она сама подписала себе приговор», – решил Морис.

– Дорогая, мне не хотелось бы отправляться в Голландию неподстрахованным. И совсем нет резона втягивать в это дело посторонних людей, – сказал он жене. – Ведь я могу стать жертвой глупого розыгрыша. Очевидно, человек, подстроивший шутку, предусмотрел возможность заснять ее. После поднятой в печати шумихи какой-нибудь финт с ведром помоев, вылитым мне на голову, или с голой девушкой из «красного квартала», поджидающей журналиста, будет выглядеть достаточно смешно. Клер, у меня есть идея. Ты такая же владелица этого камня, как и я, а значит, имеешь полное право вступить в тайное общество.

Клер изумленно подняла брови:

– Да? Не могу описать свою радость… Если уж ты, мой сладкий, заигрался настолько, что собираешься появиться в полночь на амстердамском мосту, то у меня все же осталась в голове капля здравого смысла. Скорее всего ты попадешь в дурацкую историю. Тебя посадят в дерьмо, да еще снимут это и покажут по телевизору.

– Для этого мне нужна ты. С камерой в руках, бесшумная и незаметная, как нинзя. Ты снимешь все, что произойдет там, и мы сумеем хорошенько распорядиться этой пленкой, обыграть ситуацию в нашу пользу.

– Ну, а если они уведут тебя в тот страшный подвал с орудиями пыток? – усмехнулась Клер.

– Я и шагу не ступлю из поля твоего зрения. А если кто-то применит насилие, кричи и зови на помощь, но не забывай снимать.

– Может, прихватить парочку крепких ребят?

– Нам не нужны свидетели, Клер. Согласись, там может случиться всякое.

– Да ты трусишь! – Клер обольстительно взмахнула ресницами.

– Напротив, я отказываюсь от охранников с пушками… Хм, дорогая, ведь на нашей стороне сильнейший союзник. Не забыла, как его звать?

– Ну? – насторожилась Клер.

– Питаш – демон клеветы. Он честно служил нам все это время. Сработает и еще раз.

– Надеюсь, ты никому больше не сообщал о времени и месте встречи? Или растрезвонил всем читателям?

– Не глупи. Мы отправимся туда вдвоем. Но так, чтобы комар и носа не подточил. Тебе ведь удается иногда быть незаметной, детка?

– Да. Зато тебе очень трудно держать язык за зубами. Болтливость, мой милый, злейший из твоих врагов. – Она выразительно посмотрела в глаза Дастина, заставив его на минуту задуматься.

Выходит, он не ошибся в своих расчетах – именно от Клер исходила идея шантажа. Ей просто не терпелось завладеть бриллиантом полностью, а может, и прибрать к рукам издательство. Но, чтобы оказать давление на мужа, ей надо было располагать более вескими доказательствами, чем голословные утверждения. Возможно, Клер соврала, что горничная Линды скончалась, и придерживает ее в качестве свидетеля, а может, собирается сама выступить обвинителем в убийстве Сандры. Кто знает, как могла заранее подстраховаться эта гадюка – записать на магнитофон их постельные разговоры о предстоящей расправе с Сандрой? Собственно, теперь уже не имеет значения, какой информацией располагает Клер. Ей осталось жить чуть более суток.

Получив письмо с приглашением на встречу в Амстердам, Морис мгновенно сообразил – судьба дает ему знак. Если кто-то и собирается нанести ему удар под прикрытием таинственного общества, то он промахнется – жертвой «братьев» станет законная совладелица бриллианта. А вся затеянная шумиха в прессе лишь пойдет Дастину на пользу.

Морису пришлось найти человека по имени Илия, имеющего репутацию первоклассного киллера. В качестве характеристики он представил журналисту список своих жертв, гибель которых так и осталась загадочной для полицейских. В пользу профессионала-ликвидатора свидетельствовал и тот факт, что его именем прикрывалось множество желающих пробиться в этом бизнесе новичков. Но подлинный Илия был один – высокий худощавый человек с внешностью добропорядочного клерка, мягким голосом и манерами воспитанного буржуа. Стекла в дорогих очках Илии были без диоптрий, а в тонких пальцах чувствовалась спокойная уверенность.

Побывав заранее в Амстердаме, Илия привез подробный план района вокруг моста Винктус и внимательно выслушал пожелания клиента. Морис хотел, чтобы женщина, прячущаяся под мостом с видеокамерой, была уничтожена. Это должно было произойти не раньше, чем она успеет заснять эпизод встречи Дастина с неизвестным, но не позже того, как он и неизвестный покинут место встречи. Все должно будет выглядеть, как преднамеренное убийство со стороны секты. Неважно, кем на самом деле окажутся эти люди – шутниками или вымогателями. Дело Дастина смонтировать отснятую Клер пленку так, чтобы все выглядело пострашнее, а дальнейшие репортажи с места происшествия нагнали ужас на обывателей. Илия гарантировал качество исполнения. Убийцу не найдут, несмотря на все «старания» удрученного вдовца, – история с тайным браком тут же всплывет на свет. А следовательно, и то, что Клер являлась совладелицей бриллианта. И тут закрутится такое…

У Дастина дух захватывало от предвкушения шумных событий и еще от того, что ему предстоит проявить сообразительность и изрядную смелость. Риск опьянил Дастина, а сознание того, что часы Клер сочтены, вдохновляло и поднимало тонус. «Завтра я увижу все это – носилки с телом Клер, запечатанным в целлофан, кровь на камнях, озабоченные лица полицейских», – думал он, собираясь в поездку.

– Ты сияешь, как жених, отправляющийся в церковь, – заметила Клер.

– Еще бы! Не каждый день выпадает столь интересная работка! А знаешь, как я назову статью о своей поездке? «Амстердамский кошмар». Что бы там ни случилось, я сделаю из этого дерьма конфетку.

– Не сомневаюсь, сладкий! Хотя до сих пор ты действовал как раз наоборот. – Заявила Клер, нежно перебирая волосы мужа. – Я рада, что ты доверил мне запечатлеть на пленку пикантную сценку. Как ты думаешь, из меня получилась бы комедийная актриса?

Они прилетели в столицу Голландии разными рейсами и с разных сторон – Клер через Бельгию, а Дастин через Люксембург – и поселились в маленьких гостиницах на краю города.

Осмотрев днем место предстоящей встречи, Дастин остался недоволен – узкий грязный канал, спрятанный в глубокое каменное русло, явно не входил в популярные туристические маршруты. Бетонные стены, отгораживающие жилой квартал от фабричных строений, разрисованы метровыми непристойностями. Под арками моста в горах мусора и тряпичного хлама ютились оборванные существа с безумными остановившимися глазами. Пустые ампулы и использованные одноразовые шприцы валялись повсюду.

«Ничего себе, тихое местечко выбрали «братья» тайного общества! – подумал Дастин с разочарованием. – Для полноты картины «Амстердамского кошмара» не хватает только американского журналиста и его верного папарацци в виде переодетой кинозвезды!»

Прогуливаясь за час до встречи по ближайшим переулкам, Дастин изучал пути к отступлению, местонахождение полицейских служб и телефонных автоматов. Большинство телефонов оказались варварски разбитыми, а стражи порядка сюда, похоже, захаживать не любили.

Словно в ответ на размышления Дастина послышалось завывание сирены, громкие голоса, крики. Выглянув из-за угла, Дастин увидел оживленную потасовку. Через пять минут все было кончено – полицейский патруль в фургончиках увез захваченных наркоманов. «Чтобы накормить, обогреть и снабдить набором одноразовых шприцев – вот он – истинный гуманизм цивилизованного общества!» – усмехнулся Дастин.

Смеркалось, и «декорации» ночной встречи приобретали все более зловещие очертания. Дастин непроизвольно съежился, представив, что где-то на крыше или за черным окном пустого дома уже несет свой дозор Илия.

Помня, что его изображение, скорее всего, появится на экранах, Дастин постарался выглядеть достаточно эффектно для «съемок» подобного эпизода. «Слуги сатаны», конечно, явятся в черном, значит, ему следовало надеть светлое. Кроме того, белый цвет лучше ляжет на пленку в ночной темноте.

Длинный тонкий плащ цвета сливок делал Дастина отличной «мишенью» для объектива. И для того, кто и впрямь захотел бы убрать его. Выругав себя за неуместное пижонство, Дастин почувствовал адское напряжение. Знакомое сомнение вонзило в его мозг ядовитые когти. Как тогда – с Линдой и Сандрой. «Немедля скрыться, улететь, исчезнуть…» – приказывал ему испуганный голос. Но другой, знакомый, бархатный, ехидно подначивал: – Ты не слабак, Дастин. Ты отлично умеешь убивать. И тебе это очень нравится, мальчик».

Выпив в баре пару коктейлей, Дастин неторопливо направился к мосту Винктус. «Vinctus… vinctus… – что-то знакомое. Что-то из университетского курса латыни… Что бы это могло значить? Разузнаю позже, когда приступлю к статье».

Ровно без пяти двенадцать Дастин прибыл на место, но не стал выходить из тени мрачного, полуразвалившегося дома, оценивая обстановку. Из двух фонарей, освещавших мост, тускло светил только один, отбрасывая на темную поверхность воды мертвенные блики.

«Может получиться совсем неплохо, если Клер не испугается и не сглупит». – Дастин старался думать о мелочах, избегая сосредоточиваться на главном. А. главное состояло в том, что он явно трусил и сейчас считал себя идиотом, наивно выполнившим поставленные ему условия, – явился на встречу безоружным. Созваниваясь накануне с Клер, он посмеивался над ночным рандеву и пытался в шутку припугнуть ее.

– Может, тебе отсидеться в номере или подождать меня в баре, куколка?

– Разве я упущу возможность пройтись по Амстердаму в обтягивающем черном комбинезоне и с камерой через плечо?

– Ты сбрендила? Тебя похитят местные лесбиянки. – Дастин был огорчен, что Клер выбрала черное, – похоже, стрелку придется туго.

– Может, подберешь что-нибудь красное? Будет лучше выглядеть, если придется беседовать с полицейскими.

– Не беспокойся, я успею переодеться. Скажи, что хочешь видеть меня.

– Дрожу от нетерпения. Особенно, у моста Vinctus. Кстати, не помнишь, что бы это значило?

– Это помнит каждый школьник. Телесериал из греческой мифологии – «Prometheus vinctus».

– Хм. Поверженный Прометей. Что-то уж очень многозначительно. К тому же сегодня – Варфоломеевская ночь – ночь резни между гугенотами и католиками. Ты католичка, Клер?

– Я из тех, кто побеждает в любой резне. А тебе, случаем, не пора поменять веру? – Промурлыкала она. – Да, не забудь поинтересоваться у «братьев», сколько они могут дать за бриллиант? Уж наверно у них имеется собственный прейскурант. А если сторгуетесь – продавай. Мне надоела эта возня.

– Тебе не идет наивность, детка. Поверь, здесь что-то совсем другое… Надеюсь, ты не опоздаешь и не спутаешь место. Запомни – моя жизнь в твоих руках.

– Звучит очень возбуждающе, – ухмыльнулась Клер.

Башенные часы где-то вдали пробили полночь. Дастин посмотрел на циферблат и тут же увидел темную фигуру на середине моста – высокий силуэт, склонившийся над каменным парапетом. Возможно, случайный прохожий решил поплевать в воду. Дастин не спеша двинулся к мосту.

С расстояния десяти метров он понял, что его ждет женщина – в черном плаще с капюшоном, наброшенным на голову. Выругавшись в сердцах, Дастин чуть не окликнул ее, приняв за Клер. Подойдя ближе, он в тупом недоумении выдохнул:

– Мона?!

– Не ожидал? А еще меньше ты думал о том, что пришел на собственный суд.

Дастин усмехнулся, увидев сверкнувший в руке женщины пистолет, и, облокотившись на холодный камень, сплюнул в воду.

– В чем дело, детка? Это ты атаковала меня письмами?

– Нет. Я выследила тебя, чтобы казнить.

– Красиво. Жаль только, здесь нет ни зрителей, ни режиссеров. И кинокамеры тоже. Ты рассчитываешь снова покорить Голливуд? Поздновато, гнилая развалина. – Он повернулся, чтобы уйти, но задержался, решив все выяснить до конца. Если Клер затаилась сейчас поблизости, стоило заснять этот эпизод – он может пригодиться.

– Я могла выстрелить тебе в спину, но ты бы так ничего и не понял. Слушай! Я, Сандра Керри, приговорила тебя к смерти. За мою мать, мою душу, которую ты растоптал, и жизнь, которую намеревался отнять. Ты не человек, Дастин. Я не испытываю ни злости, ни страха – лишь отвращение. – Она подняла пистолет и взвела курок, целясь в Дастина.

Одним молниеносным выпадом ему удалось перехватить руку женщины и завладеть пистолетом. Завернув ее правую руку за спину, Дастин вплотную приблизился к пылающему ненавистью лицу. Капюшон упал. В светлом ореоле вьющихся волос белело лицо Моны.

– Ты – Сандра?..

– Я та, которую ты называл женой. Ты поклялся в любви, а потом вытолкнул прочь из самолета, глядя в глаза и наслаждаясь смертным ужасом.

– Пожалуй, у меня есть возможность получить это удовольствие еще раз. Нежданный подарок. – Дуло пистолета ткнулось в грудь Сандры. – Ну, покажи свои глазки, восставшая из ада, я хочу видеть, как в них отразится смерть.

Сандра плюнула в гнусное лицо, казавшееся ей некогда прекрасным, и впилась взглядом в безумные зрачки. В их глубине метался ужас, и вдруг что-то хлопнуло: глаза Дастина закатились, он начал медленно оседать к ногам Сандры. С тяжелым стуком выпал из разжавшихся пальцев пистолет, на светлом плаще расплылось темное пятно. Сандра стояла над распластанным телом Дастина, словно заколдованная. Его рука, схватившаяся за грудь, бессильно упала, из уголка рта побежала тонкая струйка крови, казавшаяся черной. Сандра подняла пистолет, опустила предохранитель и сунула его в карман.

Через два часа она сидела в самолете, улетающем в Милан…

В это же время в «Боинге» компании «Пан-Америкен» пил содовую благообразный джентльмен в дорогих очках. Сосредоточенно просматривая журнал Гринписа с волнующими статьями о загрязнении океана нефтяными отходами, он думал о том, что потратил время зря. Аванса, полученного от Мориса, хватило лишь на перелет из Штатов и обратно, а больше от клиента ждать было, увы, нечего.

Илия умел делать выводы из собственного печального опыта и поэтому редко допускал ошибки. На этот раз он решил, что связываться с представителями богемы больше не будет. Только полный кретин, витающий в облаках бредового вымысла, мог запланировать ликвидацию убийцы после собственной смерти!

Морис дал точные указания – уничтожить женщину с видеокамерой после того, как она отснимет эпизод встречи на мосту. Илия удачно нашел место и держал под прицелом затылок прячущейся под мостом женщины. Он сто раз проклинал ее черный костюм, сливающийся с тенью. Хорошо еще, что она сообразила натянуть на голову красную каскетку, а потом, начав снимать фигуры на мосту, и вовсе покинула свое укрытие.

Илия умел приглушать удары сердца, чтобы не сбить прицел, его стойка была безукоризненной – он мог бы простоять за окном пустой квартиры заброшенного дома и целый час. Но все произошло слишком быстро. Парочка на мосту в темпе разыграла целый сюжет, в результате которого Морис завладел пистолетом. Женщина с камерой увлеклась съемкой.

«Как только журналист сделает шаг, чтобы покинуть мост, стреляю», – скомандовал себе Илия. Но вместо этого Морис вдруг свалился за каменный парапет, а женщина с камерой растворилась в тени. Киллер понял, что слабый хлопок, сливающийся с шумом идущего за железнодорожной насыпью шоссе, означает нечто совершенно определенное. Разобрав и аккуратно сложив в специальный чемоданчик свой рабочий инструмент с оптическим прицелом, Илия поднялся на мост.

«Это вам не кино, мистер писака! Второго дубля не будет». – Глянув на мертвое тело, он поспешил покинуть неприглядное место.

15

Все, кто бывал на Алиенте, восхищались его пляжами. Берег островка, изрезанный бухточками, очаровывал парковых дизайнеров, а финансовые возможности его владельцев позволяли осуществить самые смелые фантазии. Кроме главного причала, выходящего из морских волн прямо на центральную лестницу четырехэтажной виллы, здесь имелось еще шесть береговых зон, предназначенных для отдыха. Пляжи, представлявшие различные вариации приморской цивилизации – от стилизованного под рыбацкий поселок участка до суперроскошного солярия с баром, сауной и душевыми кабинами, могли удовлетворить любой вкус.

Пройдя по берегу островка, Сандра выбрала маленький «дикий» пляж, скрытый кустами вьющихся роз и пышно разросшихся азалий. Развернутый в сторону открытого моря и восходящего солнца, этот участок берега был особенно хорош утром. В пять часов вечера сюда заглядывали редкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь кроны низких длинноигольчатых сосен.

Берт ворвался на пляж прямо через цветник, пренебрегая пологой лестницей. Он был в деловом костюме, но выглядел так, будто сделал кругов тридцать по скоростной трассе – каштановые пряди прилипли к взмокшему лбу, галстук свободно болтался под расстегнутым воротом рубашки, в глазах металась досада – досада неожиданного поражения.

– Сандра, ты сошла с ума! Я же доверял тебе, твоему слову! – Сорвав пиджак, Берт бросил его на плетеное кресло и уселся прямо на него. – Можешь себе представить, что я почувствовал, когда услышал сообщение из Амстердама! Ринулся сюда, как сумасшедший, прямо с утра, послав к черту все дела. Ты до смерти напугала меня! Это конец, детка, – мы расторгаем наш договор!

Лежащая в низком шезлонге Сандра едва пошевелилась. Черный купальник подчеркивал ее хрупкость, золотистый загар едва тронул кожу, светлые волосы развевал морской ветер.

– Хорошо. Но по твоей вине. Это ты обманщик, Берт. – Она приподнялась и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты пообещал предоставить Мориса мне. Но решил расправиться с ним самостоятельно.

– Тяжело иметь ненадежного напарника в таком деле. Я привык работать в связке. Если бы мой механик хоть раз забыл притянуть одну единственную гайку, мой автомобиль в миг разлетелся бы на куски. Ты хоть понимаешь, что значит взаимное доверие?

Сандра села, убирая с лица растрепанные пряди.

– Извини. Спасибо, что спас… Хотя лучше было бы дать возможность Дастину добить меня.

– Эй, детка, в Мориса стреляла ты! Меня, к сожалению, не было рядом. Как идиот, я слушал на автоответчике твой голос, просящий не беспокоить. А дворецкий уверял меня, что ты гуляешь в парке или отдыхаешь на пляже. Потом у меня были дела. А за это время слабенькая, тихая девочка успела смотаться в Голландию, пристрелить негодяя и даже немного позагорать на адриатическом солнце. Непостижимо! Нет, я никогда не научусь понимать женщин.

– К сожалению, мне пришлось хитрить. Оказалось, обманывать доверчивых людей не так уж трудно. Дворецкий ни в чем не виноват – ведь я – хозяйка, и он получил от меня строгие указания.

– Ты хоть понимаешь, что наделала, Сандра?! – Каменное спокойствие девушки заставило Берта усомниться в состоянии ее рассудка. – Это же совсем не шутка – ты убила его!

– Да, это не шутка. Но я не стреляла в Мориса!.. Я хотела это сделать, но он вырвал пистолет и прижал его к моей груди, вот тут. – Сандра коснулась сердца. – Со стороны, наверно, казалось, что мы обнимаемся… А потом он упал… Я ушла и прилетела сюда.

– Пистолет – куда ты дела свое оружие?

– Оставила в камере хранения аэропорта.

– Слава Богу! Номер ячейки, код! Я пошлю туда немедленно. Пойми, это твой единственный шанс выпутаться.

Сандра смотрела на Берта широко открытыми глазами.

– Честное слово, я сама не все понимаю. Вот лежу здесь, пытаюсь сосредоточиться, расставить все по местам, а в голове туман. Кажется, что я загораю давным-давно, а про Амстердам все придумала или увидела во сне.

– Увы, это правда. Сегодня ночью Морис найден мертвым на мосту Винктус. Стреляла в него женщина, невероятно похожая на Мону. – Лицо Берта стало непривычно суровым. – Как ты вообще попала туда, черт возьми?

– Не надо кричать, Берт. Ты думаешь, я зомби, запрограммированная на убийство? Или сумасшедшая, не отдающая себе отчета в своих поступках… – Сандра горько усмехнулась. – Увы, я действовала в полном сознании и достаточно целеустремленно. Я хотела только одного – возмездия. И не сомневалась, что смогу осуществить его.

– Но ведь это не так-то просто. Тебе удалось выследить Мориса, встретиться с ним и благополучно скрыться! Это под силу лишь опытному агенту. Кто помогал тебе?

– Прежде всего, думаю, моя неопытность и абсолютное пренебрежение осторожностью. Как в тот день, когда я под видом Моны проникла в дом Клер. Ну, и человек, назвавший себя Кривым. Еще тогда он сказал мне, что связан с детективом, нанятым Клер, неким Ричардом. Именно Ричард по заданию Ривз забрасывал Мориса письмами, которые имитировали послания некоего тайного общества. В этих письмах она назначила ему встречу в Амстердаме, подстроив все так, чтобы это действительно выглядело как шантаж со стороны какой-то организации владельцев «проклятых предметов». Клер стремилась к особому эффекту, выбрав для черного дела Варфоломеевскую ночь. Она, со всей очевидностью, собиралась разделаться с ненадежным мужем сама. А серия статей Мориса подготовила удобное прикрытие.

Я и в самом деле вела себя как зомби, узнав от Бика, что Дастин будет на мосту в полночь. Не сомневаюсь, там была Клер… Ты же знаешь эту женщину, Берт! Она не могла промахнуться – часы Мориса были сочтены… И здесь… – Сандра зябко сжалась, ее кожа покрылась мурашками. – Здесь меня подхватила и понесла какая-то ярость, сатанинская сила. Не могла же я доставить это удовольствие Клер! И допустить, чтобы Морис отправился в преисподнюю, так и не услышав мой приговор!

Берт покачал головой:

– Не понимаю… Дело в том, что я давно начал действовать. Оставив тебя здесь, встретился с Клер и пообещал ей руку и сердце, если она освободится от Дастина. Мне пришлось сообщить ей, что жених (я сделал вид, что не знаю о заключении брака) болтает на каждом углу о своих «подвигах» – убийстве наследницы бриллианта. Клер чуть не подавилась собственным языком. Клянусь, от страха она напустила в штанишки. Представляешь, красотка сильно промахнулась, выйдя замуж за обманувшего его ожидания вдовца. Она помогла ему освободиться от жены и стала сообщницей не слишком состоятельного и, вдобавок, болтливого маньяка.

Я тоже сообразил, что письма к Морису – ее затея, а вся шумиха в прессе о таинственной секте – прикрытие готовящегося убийства. Тогда я назначил Морису встречу, а Клер предупредил, что ее сожитель явится на тайную квартиру для сговора с киллером, которому поручает расправиться с нищей невестой. Ведь Клер является для Мориса опасной свидетельницей.

Естественно, я разыгрывал влюбленного, клялся в горячих чувствах, в общем, действовал по той же схеме, что некогда применила к своему пасынку моя мачеха… Клер пообещала, что совсем скоро будет свободна и сможет составить мое счастье. Разумеется, я хорошо понял, что это означает для Мориса.

– Ты предложил Дастину встретиться двадцать четвертого на том мосту?

– Да нет же, Сандра! Откуда мне было знать, что Клер опередит меня на сутки. Я специально снял маленький домик на окраине Лос-Анджелеса, куда должны были явиться мы с тобой, и хорошенько побеседовать с Дастином. Ты предъявила бы ему свои обвинения, а я бы попридержал мерзавца до появления Клер и проследил бы за тем, как разъяренная фурия расправится со своим неверным сообщником. В этом месте было запланировано появление полиции, берущей преступницу с поличным. Уфф! Я просидел со своими парнями десять часов, продумывая все детали… И вдруг! Мне страшно не повезло: наша месть должна была свершиться сегодня ночью, а Мориса убили вчера. Я все хорошо рассчитал, намереваясь одним ударом расправиться с обоими, не пачкая руки в крови. Если честно, охота – не моя страсть. Мне даже по воронам никогда не приходилось стрелять, – смущенно пожал плечами Берт.

– Я бы тоже не смогла убить и мышонка. Но для Мориса у меня не было жалости. Это страшный монстр, подлежащий уничтожению… Клянусь, я ни секунды не колебалась, чтобы нажать на курок. Просто он действовал быстрее, перехватив пистолет.

– Слава Богу, Сандра! Если бы ты знала, как я рад, что стреляла все же не ты! Ведь с этаким грузом нелегко выжить… Поэтому мне и хотелось, чтобы в капкан угодила Клер. – Сев на песок у кресла Сандры, Берт взял ее за руку.

– Да мне совсем не нужно жить! Как ты этого не поймешь! – Выдернув руку, она судорожно вздохнула. Рыдания удалось сдержать – глаза Сандры остались сухими. Лиловые, как грозовая туча, они светились мрачным торжеством. – Я успела сказать ему все! Он испугался, честное слово – он здорово испугался! Поэтому и вырвал у меня пистолет… А мне уже было все равно – я знала, что победила, и даже испытывала странное ликование, находясь под двойным прицелом – его и Клер. Не понимаю, почему она не убила меня, если, действительно, была там. Говоря откровенно, я не рассчитывала остаться в живых.

– Девочка! Это так жутко… Ведь я же клялся оберегать тебя! – Переполненный нежностью, Берт обнял колени Сандры. – Хрупкая, маленькая птичка ринулась в ястребиную драку – и выиграла! Ты добилась своего, Сандра. Миссис Линда отомщена, а на твоих руках нет крови.

– Крови было очень много… – Сандра закрыла ладонями лицо. – Я даже не поняла, что произошло, просто стояла и смотрела. За несколько секунд в моем сознании промелькнуло все – от нашей первой встречи в Ньюхемше до недавнего столкновения в доме Клер… Я забрала пистолет и ушла. Я оглохла и ослепла, и даже не знаю, как добралась в аэропорт, потому что видела только его лицо и черную кровь, бегущую изо рта…

– Забудь, забудь об этом, Сандра! Надеюсь, он попадет в ад. Во всяком случае, здесь, на земле, дышится уже легче. – Закинув голову, Берт улыбнулся. – Смотри, какие чудесные, высокие, кругленькие облака! И чуть румяные от солнца с одного бока… Они залетают сюда частенько. Мама говорила, что это белые барашки, которых заколдовала насмешливая фея. И я рисовал их – с хвостиками и рожками…

В вечерних телевизионных новостях главное место занимала сенсация: «Недописанный репортаж Дастина Мориса, или Амстердамский кошмар».

Сандра и Берт, застывшие у экрана, увидели мост над черным каналом и силуэт женщины, закутанный в темную накидку. Светлым пятном выделялся плащ приближающегося к незнакомке Дастина. Они перебросились несколькими словами, и объектив крупным планом выхватил пистолет, направленный в грудь Морису. Затем появилось лицо женщины, в котором сразу же можно было узнать Мону. Она бросилась к Дастину, на секунду казалось, что встретившиеся обнялись. Потом на экране замелькало и вновь возникло окаменевшее лицо Моны, с ужасом глядящей себе под ноги.

И уже другая, по видимому, камера сняла распростертого на камнях Дастина, кровавое пятно на его груди и валяющийся рядом пистолет. Вокруг суетились врачи и полицейские.

«Страшное злодеяние свершилось ровно в полночь на мосту Винктус, считающемся местом сборища наркоманов. Имя стрелявшей женщины нашим экспертам удалось сразу же установить. Это Мона Барроу – недавно нашедшаяся жена Берта Стеферсона Уэлси. Преступница скрылась. На пистолете с глушителем отпечатки пальцев не обнаружены – женщина была в перчатках.

О мотивах преступления остается пока только догадываться. Следствие рассчитывает, что об этом лучше всего расскажет сама убийца, которая вскоре предстанет перед судом, – сообщил комментатор. – Одной из загадок этой таинственной и мрачной истории является видеокассета, обнаруженная вместе с камерой под злополучным мостом. Возможно, отправлявшийся на встречу с представителями тайного общества Морис намеревался снять репортаж, попросив кого-то поработать в качестве оператора. Это мог быть один из его друзей или просто первый попавшийся наркоман, ночующий под мостом. Вероятно также, что видеоматериал готовил кто-то иной, подставивший ловушку журналисту. Скорее всего, ни «оператор», ни сам Морис не ожидали трагического финала, которым завершился «Амстердамский кошмар».

Это мрачное дело преподнесет нам еще немало сюрпризов. Ведь в нем замешан «проклятый бриллиант», которым владели Морис и его супруга Клер Ривз. Кстати, до последнего момента брак сохранялся в тайне… Сама Мона Барроу не раз проходила лечение от наркомании, а ее супруг – гонщик мирового масштаба, ныне – глава компании «Стеферсон Уэлси», являлся пасынком Клер Ривз. Что связывает всех их в этой истории? Много вопросов, не правда ли?

Следите за нашими сообщениями в следующих выпусках».

Берт и Сандра молча переглянулись. Взяв телефонную трубку, Берт позвонил в ФБР. После долгих переговоров с многочисленными инстанциями его соединили с начальником отдела криминальных новостей.

– Господин Фортинс? Вас беспокоит Берт Стеферсон Уэлси. Мы с супругой только что увидели сообщение в телевизионных новостях о гибели журналиста. Да, она вчера действительно находилась в Амстердаме с намерением увидеться с Морисом. На пленке снята именно эта встреча. Но Мона не стреляла. Ее оружие находится в камере хранения аэропорта, ячейка 143, код 750054. Там должны быть отпечатки пальцев. Из него не производилось ни одного выстрела. Найденный на месте преступления пистолет с глушителем, со всей очевидностью, подброшен убийцей. Кроме того, вам, очевидно, уже известно, что стреляли в спину, в то время как из видеоматериала вполне очевидно, что Мона стояла перед погибшим…Увы, господин Фортинс, я не могу выполнить вашу просьбу и официально заявляю – до тех пор пока не будет обнаружен подлинный преступник, я постараюсь уберечь от вас свою жену… Да, знаю, что сокрытие преступления карается по закону… Но моя совесть покарает меня, если я не смогу защитить человека, в невиновности которого убежден. – Положив трубку, Берт нахмурился.

– Что же мы будем делать? Может быть, мне действительно лучше явиться в полицию?

– Еще успеешь. Этого все равно не избежать. Но торопиться не стоит. Тебе сейчас нельзя попадать к ним в лапы. Представляешь, какая начнется возня вокруг подмены Моны Сандрой Керри? Это надолго. А нам никак нельзя терять время. Ведь предстоит еще самое интересное.

– Клер?

– Угу. Я тоже почти не сомневаюсь, что сняла пленку и выстрелила в Дастина именно она, а потом оставила свое оружие возле трупа. Но доказать пока мы этого не сможем, как и твою невиновность, Сандра. На отснятой пленке то ли случайно, то ли намеренно, не запечатлен сам момент убийства. Надеюсь, специалисты разберутся в ситуации. А мы отправимся в бега.

– Берт… – Сандра подозрительно прищурилась. – Признайся честно, не ты ли взял на себя роль амстердамского мстителя? Уж очень боишься попасть в лапы к полицейским.

Берт с упреком посмотрел на Сандру:

– Оставь свои фантазии, девочка. Нам предстоит прокатиться с ветерком. Подумай о гардеробе для путешествия. Через полчаса мы уезжаем. Тебе необходимо быть чертовски привлекательной.

– Куда мы отправляемся?

– Развлекаться. И еще вот что, детка, я забыл сообщить тебе самое интересное – с этими волосами ты мне страшно напоминаешь одну прекрасную фею.

Черный «мерседес-бенц» образца 1914 года взбирался вверх по извилистой альпийской дороге. Внизу оставались городки, селения, казавшиеся игрушечными среди зелени долин, полей и лесов. Австрийская провинция неподалеку от границы Швейцарии дышала покоем и миром в этот солнечный сентябрьский день. Прилетев в Инсбрук с подложными паспортами, о которых заранее позаботился Берт, беглецы направились в маленький городок Ландек.

Усатый владелец захолустной ремонтной мастерской выдал Берту ключи, искоса наблюдая за реакцией его спутницы. Сандра и впрямь не могла удержаться от удивления, увидав выезжающий из гаража автомобиль.

– Господи, Берт! Старичку не менее ста лет!

– Ровно восемьдесят. И, согласись, для своего возраста он выглядит прекрасно. Извольте, милейшая барышня. – Он распахнул перед Сандрой тяжелую дверцу и пожал на прощание руку усатому австрийцу.

– Ну, как ощущения? – спросил Берт, выруливая на проселочную дорогу.

– Похоже на катафалк. Но чертовски удобно! – Сандра расслабилась в мягком, высоком кресле. – Ты специально решил шикануть – на нас все водители таращат глаза.

– Правильно, детка. Пару дней мы будем изображать блесну, ожидая, когда из засады выплывет крупная щука.

– Ты надеешься продержаться два дня? Удивительно, как нас еще не поймали. С этим автомобилем трудно спрятаться. На автозаправке ты произвел настоящий фурор!

– Не удивительно, ведь отправляясь в путешествие, я сообщил газетчикам, что автомобиль, принадлежавший отпрыску династии Габсбургов, готовится к автопробегу по альпийским дорогам. Хотя парень давно утратил имперские права и состояние предков, он имеет право на свадебное путешествие в этой машине.

В историческом музее Вены прониклись симпатией к демократичному и обаятельному экспринцу, позволив ему взять на месяц фамильный экипаж. Конечно, он это сделал по моей просьбе… Тогда я еще и не предполагал, что найду в испанской клинике свою жену, а потом закрутится вся эта катавасия. Мне просто очень хотелось порыться в таинственных железках. Как конструктору и автомобилисту, разумеется.

– У тебя потрясающе оригинальные интересы и знакомства.

– С Рудольфом я познакомился три года назад, когда взял свой первый «Гран-при». И мы подружились. А про автомобиль узнал год назад. И, знаешь, от кого? От Мориса. Сам того не ведая, он подсказал мне одну идею.

– Когда ты приволок меня в заброшенную мастерскую и вывел этого красавца, я была уверена, что в него придется впрягать лошадь, но мы едем, да еще как!

– Еще бы, я провозился с машиной целую неделю! И получил огромное удовольствие. Это не была работа слесаря, нет, Сандра. Я выполнял миссию прозектора.

– То есть человека, который вскрывает в морге трупы?

– Именно. – Кивнул головой Берт.

– Что же ты искал в старых внутренностях?

– Печать сатаны. У этого автомобиля биография матерого убийцы.

– Значит, он из компании «бриллианта Хоупа»? Жутко!

– Не хочу тебя пугать, детка, но самое страшное состоит в том, что мне ничего не удалось обнаружить. Ничего такого, что могло бы свидетельствовать о вмешательстве потусторонних сил.

– Ты стал мистиком, Берт?

– Мистическим авантюристом. Наверно, мне скучно жилось с моими миллионами. Скучно без трассы, ежедневного риска и гонок, гонок, гонок… Сандра, помнишь, как мы летели с тобой по серпантину в темноте… Я в гипсе или, кажется, с палочкой, ты – в кресле…

– Без кресла. Ты же вытащил меня и посадил в машину… Не поверишь – я была жутко счастлива тогда. Отчаянно счастлива… Мы так неслись, словно хотели ухватить жар-птицу…

– Ты сказала, что любишь скорость…

– Это было естественно для человека, прикованного к креслу. Сейчас я предпочла бы спокойно пообедать.

– Изволь, дорогая Фея. – Круто свернув на тенистую лесную дорожку, Берт вскоре выехал к небольшому, скрытому под сводами старых кленов дому. – Похоже, стол уже накрыт.

– Здесь, кажется, никого нет, – засомневалась Сандра. Дом выглядел необитаемым. Но из трубы поднимался дымок.

– А нам никто и не нужен. Выходи, я загоню старичка в стойло, а потом мы посмотрим, устроит ли нас меню.

Выбравшись из машины, Сандра огляделась – уютное местечко, обиталище лесных гномов. Стены домика увиты лозами густо цветущего лиловыми звездами клематиса, распахнутые ставни на низких окошках покрыты кружевной резьбой. За островерхой черепичной крышей и кронами старых каштанов поднимаются горные уступы, по которым извивается блестящая лента бурной речки. Попадающая с каменной гряды хрустальная вода вращает скрипучее мельничное колесо, а круглые валуны, окружающие маленькую запруду, покрыты бархатным мхом.

– Ну, просто картинка из детской сказки! Смотри, какие великолепные гладиолусы под окнами, а кусты боярышника снова цветут как в мае. – Взяв под руку подошедшего Берта, Сандра кружила его на полянке перед домом, показывая окрестности. – Ты думаешь, здесь можно остановиться?

Берт неопределенно хмыкнул:

– Кажется, это местечко нам не очень подходит. Вряд ли здесь есть телевизор.

– Разумеется, есть! Без телевизора старой волшебнице скучно прясть шерсть… Не пытайся одурачить меня. Я вижу антенну и знаю, что в кармане у тебя торчит радиотелефон.

– Господи, ну что за скучная Фея! Не веришь в волшебство?

Сандра грустно вздохнула.

– А я сегодня попробую свою колдовскую силу. – Берт напыжился, сделал пассы руками, и дверь в дом отворилась.

– Хватит, хватит, не перенапрягайся! Я верю. Это настоящее сказочное жилище. Сверкающая медная посуда над еще теплящимся очагом, стол, накрытый свежайшей деревенской снедью… – Сандра с любопытством обошла вокруг тяжелый квадратный стол:

– На две персоны, чудесный подсвечник и кружевная скатерть ручной работы. А этот синий кувшин с колокольчиками! Да ты ворожишь со вкусом, Уэлси!

– Мне очень хочется понравиться тебе, девочка. Я распускал хвост еще в санатории. Но там было другое. – Берт значительно посмотрел на Сандру и обнял ее за плечи. – Тогда я чувствовал потребность взбодрить и поддержать попавшую в беду крошку. А теперь мне страшно хочется поцеловать тебя, Фея!

– Не стоит. Это всего лишь иллюзия, Берт. – Сандра высвободилась. – Я знаю, что похожа на Мону и поняла еще там, в Гриндельвальде, какую власть имеет над тобой жена.

– Имела. Это было словно болезнь… Мы ведь поженились совсем молодыми и по большой страсти… А потом все пошло как-то не так… Но не будем об этом, ладно? Ты хотела перекусить – и все тут как тут. Деревенский сыр, ветчина, лепешки, отличное вино. Поверь, здесь все – самое лучшее. Я знаю это с детства.

– Да? Ты жил здесь?

– Здесь родилась моя мать. И мы навещали бабушку с дедом. Но отцу не очень нравилась крестьянская родня. Он к тому времени стал основателем целой империи… и поселил нас на острове Алиенте.

– А где они, твои старики?

– Я отведу тебя к ним позже. А пока, давай вспомним всех, кому мы были дорога. – Усадив Сандру за стол, Берт наполнил бокалы.

– Отличное вино, терпкое! – сказала Сандра.

– Это из терна, который покрывает склоны. Когда я был маленьким, мне наливали сок и обманывали, что это вино.

– Да ты и сейчас не очень взрослый, Берт. Сильный, отважный, но совсем «маленький», – ласково улыбнулась Сандра. – Говорят, что мужчины с ямочками на щеках никогда не взрослеют. Как ты думаешь, это хорошо или плохо?

– Для деловой империи «Стеферсон Уэлси», наверно, не слишком здорово. А мне нравится.

– Потому что ты сама – малышка. – Берт взял ее за руку. – Пойми, это будет самый лучший подарок мне, если Сандра-девочка навсегда победит Сандру-мстительницу.

– Очень, очень постараюсь, Берт. Родители говорили, что я послушная. Ты сказал – и я буду слушаться. Только у меня не всегда теперь стало получаться. Уж извини. Может быть, я – уже не я?

– Вот уж вопрос не из простых, детка. Во всяком случае, я здорово ошибся, думая, что имею дело с покладистой крошкой. Ты дважды сбегала от меня и оба раза чуть не свернула себе шею. Отчаянная, самоуверенная и непослушная девчонка.

– Все. Я теперь исправлюсь. Правда. – Сандра подняла ресницы, и Берта снова поразила темная глубина ее бархатных глаз.

Его все время удивляли золотистые волосы Сандры, ее кроткие глаза, мягкость движений, нежные модуляции тихого голоса – все то, что внешне отличало ее от Моны. Время и усилия хирургов сыграли замечательную шутку – к Берту вернулась молоденькая Мона, которую он когда-то безумно любил, а потом забыл, потерял под страшной маской истеричной фурии.

Сандра представляла идеальный образ – образ возлюбленной, созданной мечтами Берта. В ней было даже то, что он и не чаял встретить в женщине, – дружеское понимание, надежность, готовность подыграть его настроению. Ему было интересно и легко с ней, и все время хотелось нравиться. Давно уже Берт не ощущал в себе подобного куража: он словно гарцевал на белом коне под балконом прекраснейшей в мире принцессы, а все, что делала или говорила она, приобретало особый, волнующий смысл.

Вот только одна догадка настораживала и пугала его. Не желая признаваться себе в этом, Берт чувствовал, что Сандра любила и, вероятно, всегда будет любить придуманного ею Дастина – того, которого создало ее романтическое воображение. Возможно, Морис так и останется единственным мужчиной ее жизни.

– Ты бы смогла прожить в таком домике целую жизнь? Не одна, конечно, а с тем, кто станет твоей парой? Разжигать очаг, выращивать цветы, варить джем и делать терновую наливку?

– А еще я бы завела большую лохматую собаку и кота, чтобы спал и мурлыкал у печки. И, наверно, была бы очень счастлива.

– С тем, конечно, кто должен быть очень похож на Мориса?

Задумчиво посмотрев на Берта, Сандра отрицательно покачала головой:

– Н-нет. Совсем, совсем другим… А что бы ты сказал, Берт, если бы я призналась, что представляю в этом доме веселые детские голоса и доброго, сильного хозяина – ну, приблизительно такого, как сидит напротив меня?

– А что бы сказала ты, Сандра, если бы я рискнул поцеловать тебя?

– Я бы сказала: «Пойдем прогуляемся, Берт. Тут вокруг такая красота. А ты еще обещал мне рассказать кое-что».

Ни слова не говоря, Берт подал Сандре жакет и распахнул дверь в теплую, дышащую осенними ароматами ночь.

– Ого! Здесь, оказывается, живут все звезды. – Задрав голову, Сандра закружилась на освещенной бледным светом поляне. – И такие огромные, яркие!

– Естественно, мы же забрались поближе к небу! Осторожно, не сбейся с тропинки. Стоп!

Они поднялись на площадку у края утеса. Небосвод, опирающийся на горные хребты, казался опрокинутой гигантской чашей. В удивительной тишине были слышны всплески ручья, бегущего среди камней, и отдаленное уханье какой-то птицы.

– Смотри, Берт, кресты! Это могилы…

– Не бойся, детка. Здесь спят мои старики, Элизабет и Генрих. Они прожили долгую жизнь и умерли, как в сказке, – в одночасье.

– Как это?

– Домик засыпала снежная лавина. И они просто не проснулись в своей деревянной спаленке… Так будут спать вечно – рядом, в любви и покое. – Берт положил на холмик сломанную по дороге терновую ветку с лиловыми ягодами. – Не беспокойтесь за меня, я постараюсь стать счастливым. А это Сандра – она будет защищать и оберегать меня. Правда? – Берт обнял Сандру и заглянул ей в лицо.

Ему пришлось хорошенько взять себя в руки, чтобы не прильнуть к нежным, чуть приоткрытым губам. Сандра прижалась щекой к его плечу – хрупкая, беззащитная, она доверяла ему свою жизнь. Который раз за это путешествие Берт упрекнул себя в преступном легкомыслии. Ему не впервой было заигрывать с опасностью, он привык рисковать, не воспринимая угрозы всерьез. Но подвергать испытаниям Сандру – непростительное мальчишество. Он сильнее прижал ее к себе, гладя ладонями теплую спину с торчащими лопатками.

– Ой, что-то просвистело и чиркнуло! – вздрогнула Сандра.

– Постой-ка… – Оглядевшись, Берт склонился над деревянным крестом. – Ничего… Здесь иногда падают метеориты… Шучу – просто камешки срываются с высоты. Пошли-ка в дом, девочка. Становится слишком прохладно.

Они стремительно зашагали обратно. Правой рукой Берт поддерживал локоть Сандры, а левой сжимал в кармане пулю, только что извлеченную из дубовой перекладины могильного креста.

16

На похоронах Дастина Клер пришлось положиться на силу охранников, окружавших ее мощным кольцом. Толпа любопытных и репортеров, пробивающихся к знаменитой вдове, выглядела угрожающе. Страшно было представить, что может произойти, если кто-то из секьюрити или полицейских не выдержит напора.

Камеры в вытянутых руках щелкали над головами, звезду слепили блицы и оглушали прорывающиеся сквозь гул голосов вопросы. Но на ее лице, полускрытом густой вуалью, не дрогнул ни один мускул – мраморная маска глубокой скорби, не чувствительная к подлостям рода человеческого.

Уши Клер отлично улавливали реплики журналистов, и в голове сложились определенные версии – те самые, которые со всей очевидностью всплывут на свет общественного мнения в ближайшие дни.

Самым пронырливым и вредным писакам удалось угадать правду. К счастью, они лишь предполагали то, что никому еще не удалось доказать: Дастина Мориса убила Клер Ривз.

Подлинные мотивы ее поступка не могли прийти в голову даже любителям фантастики. Клер подозревали в ревности, в желании завладеть бриллиантом или издательством мужа. На все лады обсуждались причины скоропалительного тайного брака, истории внезапного вдовства обоих супругов, вызывающие массу вопросов. Но никто не сообразил связать имя Клер с таинственными посланиями, хорошо известными читателям «Ироничного наблюдателя».

Письма, приходившие Морису, состряпал по заданию Клер Ричард. Ему пришлось покопаться в университетской библиотеке и покорпеть над текстом посланий. Эпистолярные усилия детектива обошлись миссис Ривз-Морис не дешево, но она добилась своего.

Дастин к тому же невольно подыграл ей, попросив снять на пленку «забавный» эпизод в Амстердаме. Вместо того чтобы воспользоваться услугами киллера, Клер решила осуществить операцию самостоятельно. Стрелять она научилась давно, проведя с инструктором по стрельбе горячую неделю в Гималаях, где снимались эпизоды крутого триллера. Собственно, с этим узкоглазым малым ничего больше не оставалось делать, как только заниматься любовью и стрелять. Он не знал ни одного слова на доступных Клер языках, но то, что умел, – делал отлично.

Готовясь к расправе с Морисом, Клер не гналась за эффектами. Встреча журналиста с посланцами таинственной секты должна была выглядеть куда скромнее. Клер рассчитывала убрать Мориса без всякого шума и незаметно покинуть Европу прежде, чем труп злополучного журналиста обнаружат возвращавшиеся в свое логово наркоманы.

Звонком в полицию ей удалось спровоцировать облаву. Клер слезно вопила, что ее, туристку из Великобритании, обокрали и едва не изнасиловали у моста Винктус. Затем, очистив место предполагаемого убийства, Клер оставалось лишь подкараулить Дастина, вырядившегося в белый плащ, выстрелить в него и скрыться. Она собиралась также отснять на камеру одинокого журналиста и его внезапную смерть. Это должно было выглядеть так, будто кто-то и впрямь заманил Мориса, чтобы уничтожить. На всякий случай Клер оставляла за собой и признание в слежке с камерой по просьбе мужа. Если ее визит в Голландию не удастся скрыть – у нее найдется веский оправдательный аргумент: да, она снимала встречу, но, услышав выстрелы и увидев мертвого мужа, в страхе скрылась. Ведь она – равноправная владелица бриллианта, а значит, подвергается такой же опасности со стороны загадочной секты, как и Морис.

Притаившись под мостом с видеокамерой и пистолетом, Клер была потрясена, увидев на мосту окутанную накидкой женщину. По ее сценарию, ничье явление здесь в этот час запланировано не было. Но еще больше взволновала Клер беседа, состоявшаяся между ее мужем и таинственной незнакомкой.

Сандра жива и к тому же – отнюдь не парализована!! Это она под видом Моны проникла в ее дом, выведывая у болтливого Дастина опасные секреты! Клер едва сдержала крик удивления. Наблюдал «объятия» Дастина и Сандры, она колебалась, кого уничтожить первым. Но, когда пистолет Сандры перешел в руки Дастина, решение пришло само собой: она уничтожит того, кто уцелеет в схватке. Отбросив камеру, Клер взвела курок и, приглядевшись, поняла: Дастин успел выстрелить в Сандру: темная фигура замерла, медленно наваливаясь на Мориса. Клер выстрелила в спину Дастина и притихла. Поскольку и пистолет Сандры, по всей видимости, был с глушителем, никто не спешил к месту происшествия.

Поднявшись на мост с видом прогуливающейся дамы, Клер обнаружила лишь один труп. Сандра пропала. Бесспорно, она скрылась на своих собственных ногах. Взвыв от досады, Клер оставила свой пистолет у тела Дастина и намеренно «забыла» под мостом камеру. Она работала в перчатках и могла не беспокоиться о следах. Вокруг валялись оставленные наркоманами кучи мусора и хлама, в которых невозможно было бы обнаружить волосок или ниточку, способные стать уликой.

Вернувшись в свой отель, Клер дала волю чувствам. Берт обманул ее! Ловко действуя в паре с Сандрой, превратившейся в Мону, он выведал секреты Дастина, а затем послал Сандру к нему, разузнав откуда-то о назначенной Дастину встрече. Неужели ему удалось выследить и «мачеху», тайно прибывшую в Амстердам? Кожа Клер покрылась мурашками, когда она поняла, что все это время Берт был где-то рядом, целясь ей в сердце. Конечно же, он подстраховывал Сандру и должен был уничтожить ее, ту, которой недавно клялся в любви.

Ненависть оскорбленной львицы ослепила Мону. Вернувшись в Лос-Анджелес, она объявила жестокую охоту. Ричард получил срочное задание – отыскать и уничтожить Берта Уэлси и Мону Барроу.

– Сразу обоих? – кивнул Ричард на фотографию супружеской пары.

– Разумеется. Но вначале – найди их. Эти голубчики не так уж просты. Боюсь, что тебе придется рыть землю или отправляться в Москву.

– До их пор они действовали достаточно смело. Очевидно, под руководством хорошего специалиста. Многие бывшие сотрудники госслужб безопасности пустились во все тяжкие, организуя подобные спектакли. Не удивительно, миссис Ривз, что вы дважды попались в ловушку.

– Не станем дожидаться третьего раза, Ричард. Богатой вдовушке, как никогда, хочется пожить. – Клер обольстительно улыбнулась. Ричард шагнул к ней. – Потом, потом, дорогой. Мне по вкусу дерзкие и сообразительные мужчины. Твои письма о тайном обществе были вовсе неплохи. Но все остальное… – Она поморщилась.

– Вы же сами отстранили меня от поездки в Амстердам…

– Некоторые приятные вещи лучше делать своими руками.

– Согласен с вами, мэм! А как быть с нашими подопечными?

– Фи! Оставь свои плебейские замашки. Для тебя я просто Клер… – Она потрепала смоляные кудри мускулистого латиноса. – Ты поищи их, мой дорогой, и доложи. Посмотрим, какое у меня будет к тому времени настроение: красивые женщины невероятно капризны!

… Получив сообщение о том, что Берт вместе с «женой» покинул остров Алиенте, Клер насторожилась. С его хитростью и возможностями ничего не стоило раствориться в людском океане. Но нет, Берт объявился в австрийских Альпах, очевидно, решив совершить с Сандрой романтическое путешествие. Подобрав антикварный автомобиль, заметный за три километра, он двинулся к избушке в горах, принадлежавшей когда-то его предкам. Клер знала, что полиция подозревает в убийстве Мону, а потому охотится за ней и скрывающим «жену» Бертом. Но она впервые не желала удачи полицейским. Стоит Сандре попасть в лапы закона и заговорить, как тут же представители власти явятся к Клер с наручниками.

Сандра, купившая себе хорошенькую мордашку, в два счета сумеет доказать права наследницы «проклятого камня». Вступив в наследование бриллиантом, Клер узнала, что, по давнишней традиции, отпечатки пальцев всех законных владельцев камня хранятся вместе с ним в специальном «паспорте хозяина». Сандре не составит труда установить свою личность и поведать о совершенном злодеянии. Арест Сандры, таким образом, означал приговор для Клер.

Она бесилась от того, что Берт, словно специально, заигрывал с полицией – выбрал эту уникальную машину и отправился навещать могилы стариков. Понятно, он заманивал Клер, мечтая о том моменте, когда сможет впиться зубами в ее горло. Сообразив это, Клер тут же отказалась от идеи личной охоты – она не клюнет на грубую блесну.

– Что прикажете делать, мэм? – Спросил выследивший беглецов Ричард. – Место пустынное, они без охраны.

– Стрелять, идиот! Я слишком занята, чтобы лететь в Европу за такой ерундой…

– Надеюсь, что скоро смогу порадовать тебя хорошими новостями, Клер…

– Вот так-то лучше, мой сладкий. Жду.

Хотя в спальне Сандры было очень тепло, она не могла остановить дрожь. Маленький домик, выглядевший днем так уютно, сейчас казался крошечной, затерянной в горах песчинкой. Особенно после того, как стихли за стеной шаги Берта.

Как странно распоряжается людскими судьбами жизнь! Всего год назад в такие же осенние дни Сандра безнадежно и сладко мечтала об упакованном в бинты незнакомце, замирала от счастья, несясь с ним по горной дороге, и плакала от унижения, изгнанная из его жизни истеричкой Моной. Мона – красавица, актриса, жена и хозяйка Берта… Разве могла Сандра мечтать дотянуться до ее блеска, славы, власти?

Теперь ей подарено все – внешность, движение и, кажется, привязанность Берта, а хочется выть от тоски, проклиная ужасную участь. «Дастин! Что ты сделал со мной, Дастин?!», – шептала она, раздираемая мучительным противоречием. Она тосковала, она звала его, ощущая кончиками пальцев шелк его волос, который так любила перебирать.

– Детка, ты не спишь? Мне послышалось, кто-то позвал меня. – В дверях показался Берт и смущенно улыбнулся. – Это дедов халат. Он считал его роскошеством и приберегал к праздникам. Только их, видать, было совсем мало. Вещица-то совсем новая!

Атласный стеганый халат с бархатным воротником и затейливыми шелковыми бранденбурами развеселил Сандру.

– Я видела такой в музыкальной комедии. Только эту одежду положено носить не по праздникам, а в будни. Преимущественно – аристократам.

– Дед был крестьянином. Халат, конечно, дареный. Возможно, на юбилей, всей родней, в складчину. Ему бы самому ни за что не пришло в голову сделать такое приобретение. – Берт присел на край ее кровати. – А почему ты завывала?

– От тоски. Спасибо, что пришел. Сейчас уже лучше.

– Я должен тебе признаться кое в чем. Ты сегодня величала меня сильным и храбрым. А я, прежде всего, возмутительно легкомыслен. Это от ямочек на щеках. Понимаешь, привык к риску и почему-то решил, что рискую, как всегда, только собой. А сегодня… Смотри. – Берт протянул ей пулю. – Она просвистела возле твоей щеки, детка, и впилась в дерево креста… Что бы я делал, если бы стрелок оказался более метким?

– Похоронил бы меня рядом со стариками. Правда, мне здесь очень нравится – много воздуха, неба!.. И ты бы часто навещал нас.

– Я выпорю тебя, если когда-нибудь услышу что-то подобное. – Взяв Сандру за плечи, Берт встряхнул ее и строго посмотрел в глаза. – Ты нужна мне, понятно? Все это идиотство, что я творил в последнее время – из-за тебя. Резвился, как школьник перед хорошенькой девчушкой. Это и понятно – я давно не влюблялся. Забыл, как это опасно – терять голову…

В общем, Сандра, я, по существу, сделал тебя мишенью. Ведь я вывел на прогулку этот автомобиль, чтобы выманить из норы Клер. Я рассчитывал, что ее агенты тут же обнаружат машину и выследят нас, а полиции Клер доносить не станет – ведь это для нее равносильно самоубийству.

– А почему ты думаешь, что Клер не опередят полицейские?

– Я направил их по ложному следу, запустив «двойника» с моими документами в Аргентину.

– И с твоей «женой»? Этот парень взял с собой девушку?

– Да, подходящую под твое описание. Я рассчитывал, что недельки нам будет достаточно, чтобы успеть перехватить Клер. Но она решила нанять киллера. Ночью в горах эта красотка стрелять бы не стала, тем более что я подсказал ей другой ход.

– Какой же?

– Прекрасную и почти безопасную возможность уничтожить сразу двоих. Двоих пассажиров этого автомобиля… Про «мерседес-убийцу» знают все. Я взял его в Венском музее, где он спокойно стоял последние десятилетия. Принц Рудольф помог мне. Как автомеханик я воспользовался предлогом изучить двигатель и все потроха чертовой машины. Ничего не нашел и обещал вернуть «мерседес» на место. Но, когда заварилась эта каша, я не мог удержаться от соблазна пустить в ход «секретное оружие» – старую развалину, навевающую ужас на посетителей исторического музея. Меня словно кто-то подначивает проверить на себе силу проклятья, сопровождающую этот катафалк… Если бы ты все это знала, то наверняка сбежала бы в самом начале.

– Вот смешной! Разве мне – владелице «проклятого бриллианта» пристало бояться старой развалины?

– Действительно, поскольку Клер владеет камнем незаконно, он все еще властен над тобой… Сандра, я боюсь за тебя…

– Берт, ты сам говорил, что надо бояться людей, а не вещей, какую бы дурную славу не создавали им сами владельцы. Ты же видел, сколько жертв на счету моего камня, и виной всему жадность. Обыкновенная, пошлая, банальная жадность…

– Об этом ты тосковала здесь одна? Сандра отрицательно покачала головой.

– Мне было жаль тех времен, когда я сидела на площадке парка в инвалидном кресле, а медсестра привела ко мне мистера Икс… А как же мне хотелось танцевать в ресторане! Боже, как хотелось! Я отдала бы всю свою жизнь за один тур вальса с тобой…

– Ты никогда не простишь меня за тот вечер?

– Ерунда. Это была вовсе не я. Какая-то другая, романтичная дурочка, мечтавшая о любви…

– Это самое чудесное, что есть в тебе, Сандра. Не надо уверять меня, что ты превратилась в каменную статую. Нет, девочка, нет… Я знаю то, чего не знаешь ты. Потому что я вижу твои глаза, твои губы…

Берт тихонько коснулся ее губ, и Сандра не отпрянула, опустив ресницы. Запустив руки в ее пушистые волосы, он удержал голову Сандры, попытавшуюся уклониться. Ловя сомкнутые губы, Берт понимал, что не может отступить сейчас, уйти, не сломив ее страха.

Он был очень нежен и ласков, а Сандра робка и безучастна. Но когда он, проклиная себя за неумение ждать, остановился на полпути к финалу и быстро встал, натянув халат, Сандра тихо попросила:

– Не уходи! Делай, что хочешь, только не уходи, мне страшно.

– Ударь меня, детка! – Встав на колени рядом с изголовьем кровати, Берт подставил лицо. – Так мог поступить только подонок. Я больше не прикоснусь к тебе. Клянусь памятью моих стариков.

– Ладно, только полежи рядом. Ты такой теплый, сильный. Я верю тебе… Мне хочется уткнуться в твое плечо и спать сладко-сладко.

– Так в чем же дело! Спи, малышка, а я буду охранять тебя.

Прижавшись к Берту, Сандра скоро засопела, уткнув нос в его шею. Он лежал без сна, думая о том, что никогда еще не хотел ни одну женщину так, как эту, ставшую для него неприкасаемой.

– Отчаянные мы все же ребята! Едем куда-то есть копченую форель, будто только этим и заняты наши мысли. – Откинув голову на высокую спинку кресла, Сандра зажмурилась. Солнечные блики, пробивающиеся сквозь осеннюю листву, скользили по ее лицу, превращали лесную дорогу в пеструю круговерть светотени.

– Ну почему же только есть форель – мы непременно должны поплясать под гармошку. Ведь сегодня воскресенье. Поля убраны, молодое вино бродит в крепеньких бочках, в подвалах вялятся розовые окорока, а на столах…

– Ты голоден. Я зажарила на завтрак плохую яичницу. Впервые готовила на очаге. Да и вообще, если честно, кулинаркой мне быть не приходилось. Хотя теоретически я постигла таинства самых экзотических кухонь мира.

– Все равно я выберу хорошенький ростбиф, который умею волшебно поджаривать сам. Перед гонками идет не плохо – полторы минуты на одной стороне, полторы – на другой. И никакого жира. Заглатываешь – и ты – супермен! – Беззаботно болтая, Берт внимательно следил за дорогой. Вдруг, резко крутанув тяжелый руль, он въехал на поляну, подминая молодую поросль ежевичных кустов. – Тсс!

Совсем близко что-то скрипнуло, зашуршало, гулко ухнуло.

– Похоже, свалилось бревно, – предположила Сандра.

– Увы, очень старое и крепкое. Да к тому же на той дороге, где сейчас должны были проезжать мы.

– Как ты угадал?

– Дорогая моя! Я чувствую машину всем телом – нервами, кишками, сосудами, будто мы составляем единое целое, как сиамские близнецы… Как же мне не почуять близкую опасность? Поехали дальше. Думаю, в ближайшие часы нам ничего не грозит – враг должен успеть перезарядить пушки. – Берт засмеялся. – Мне нравится эта игра в кошки-мышки.

– Да не такие уж мы с тобой мышки… Ведь я была готова выстрелить в Дастина. Если бы он не выхватил пистолет…

– А где ты взяла его?

– Купила в Амстердаме. Там можно приобрести все, что угодно. И, кстати, мне предлагали знаменитый «бриллиант Хоупа». Разумеется, не дешево… Тогда я даже не оценила юмора зарвавшихся жуликов. И заявила продавцу в этой сомнительной лавчонке, что уже владею этим камнем. Он решил, что имеет дело с больной.

– Ты запомнила, где это было?

– Конечно. Зрительная память у меня отменная. Когда девять лет только и занимаешься тем, что наблюдаешь жизнь со стороны, то начинаешь обращать внимание на каждую мелочь.

– Прекрасно. Возможно, на следствии это пригодится. Мы сможем сразу доказать, что пистолет, оставленный в камере хранения, был приобретен тобой. И он – ни разу не стрелял.

– Скажи, Берт, а о чем ты думал, вытаскивая из музея эту машину?

– Вначале я просто заинтересовался ею как конструктор. Потом был заинтригован и увлечен. А сейчас – мечтаю использовать как орудие мести… Даже не представляю, как это выйдет, наверно, вмешается справедливое провидение… Но Клер должен уничтожить этот автомобиль. Она будет двадцать третьей жертвой…

– Как? Не «мерседес», а какой-то ангел смерти… Это не сказки?

– Похоже, нет. Впервые я узнал о существовании зловещего автомобиля в Лос-Анджелесе, где познакомился с твоей матерью и журналистом Морисом. Это он предложил нам дружеский ужин, затеяв разговор о роковых предметах… Причем именно ему принадлежала идея покопаться в этой машине. Он явно меня к чему-то подстрекал, этот симпатяга-репортер. А мне было досадно и скучно. Досадно от того, что все говорили какие-то глупости о «проклятых вещах». А скучно… В общем, вне гонок мне было тоскливо. Тогда я еще не знал, что на свете существуешь ты…

– А Дастин, наверняка, еще в тот вечер успел положить глаз на Мону.

– Вероятно. Она всегда привлекала мужчин и была готова на любые приключения. Я к этому привык.

– Разве можно привыкнуть к неверности любимой жены? Все равно что сидеть на пороховой бочке…

– А разве не этим сейчас занимаемся мы? Не испытываем судьбу, став пассажирами печально знаменитого «мерседеса»?

– Я чувствую, что у него на душе тяжело. Слышишь, как печально пыхтит?

– Готовит новую пакость… Представь, Сандра, солнечный летний день, толпы народа, встречающие приехавшего в столицу Сербии Сараево наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда… Он молод, красив. С ним рядом нарядная жена в белой шляпе с широкими полями… Крики приветствий, цветы, летящие в открытый кузов… И вдруг – выстрелы, кровь, крики, ужас разбегающейся с воплями толпы.

Сандра нахмурилась, оглядывая черную кожу сидений, словно отыскивая на ней пятна крови.

– Салон дважды переоборудовали, обивку меняли. Да и от мотора того автомобиля осталось не так уж много. У этого дряхлого инвалида пересажено не мало органов – заменены детали двигателя, колеса и прочее… Но кто знает, в каком уголке его темной души таится материализовавшееся проклятие? Ведь он не переставал приносить несчастья всю свою долгую жизнь – убитый принц лишь возглавил список жертв. Сразу же после начала войны в Европе автомобиль перешел в руки прославленного офицера австрийской кавалерии генерала Патевека. «Мерседес» использовался как штабная машина, заработав репутацию черного вестника, а его владельца преследовали военные неудачи. После катастрофического разгрома при Вальво Патевек вышел в отставку и вернулся к себе на родину, где вскоре сошел с ума.

– Ну уж, автомобиль здесь совсем ни при чем, – вступилась Сандра.

– Да? Слушай дальше. Наш «мерседес» перешел к капитану того же полка. В начале 1915 года он врезался в бампер грузовика и погиб вместе с водителем и двумя солдатами.

– Все это происходило на дорогах войны, где никто не был застрахован от гибели.

– Ладно. После подписания мирного договора «мерседес» оказался в руках коменданта Югославии, который пользовался им чрезвычайно редко. Но осенью 1919-го машина перевернулась на повороте, убив шофера и лишив самого коменданта руки.

В 1923 году власти продали экипаж с аукциона, и он стал собственностью преуспевающего врача. Через два года тот встретил смерть за рулем, разбившись насмерть, когда «мерседес» снова перевернулся.

Погибли также два крестьянина, стоявшие на обочине.

– Невеселая судьба у этой железки, – вздохнула Сандра. – Мне теперь он вовсе не кажется таким уж симпатичным.

– Погоди. На этом кровавая сага не закончилась. Из четырех гражданских владельцев автомобиля лишь один не умер в результате аварии. Этот человек оказался единственным исключением.

– Вот видишь! – обрадовалась Сандра. – Исключения делают твой рассказ более оптимистическим.

– Если не вспомнить, что этот четвертый – богатый ювелир, лишил себя жизни сам.

Заметь, что страдали не только хозяева: попал под колеса сербский фермер, погиб владелец гаража, когда проверял зловещий автомобиль после сделанного им ремонта. Последний собственник машины, Тибор Хиршфилд, умер при лобовом столкновении с автобусом, когда возвращался со свадьбы, и вместе с ним четыре пассажира. Число жертв несчастных случаев, связанных с этим автомобилем, составляет таким образом двадцать два человека!

– Господи, и зачем ты вытащил этого монстра из Венского музея, где он пугал посетителей, как мумия какого-нибудь фараона, «убивающая» исследователей.

– А тебе не кажется, что мой странный шаг объясняется не капризом и не странным замыслом мести. – Лицо Берта стало серьезным. – Иногда я чувствую, будто просто-напросто явился орудием чьей-то злой воли, выпустив черного убийцу на свободу…

– Довольно. Тормози. Я не настолько люблю приключения, чтобы ехать дальше в этом гробу на колесах!

– Но мы уже прибыли – слышишь, гармошка!

Сельский праздник был в самом разгаре. Гудела ярмарка, развернувшаяся на краю леса. Из бочек разливали вино и пиво, на длинных деревянных столах, покрытых трепещущими на ветру скатертями, красовались блюда с мясными сельскими деликатесами, круглились головки сыров, радовали глаз яркие овощи и фрукты, а над всем этим пиршеством вился дымок коптящейся на вертелах форели.

На образовавшемся среди столов пятачке плясали, подпрыгивая и хлопая в ладоши, несколько пар. Толстяк в коротких баварских штанах и клетчатом пиджаке с наслаждением растягивал свою гармонь, а мальчишка лет тринадцати подыгрывал ему на «чертовой скрипке» – народном инструменте, напоминающем трехструнную виолончель.

– Надеюсь, все страхи позади? – Усадив Сандру за деревянный стол, Берт заказал самые экзотические сельские яства и, конечно же, форель.

– Ты бы здорово выглядела в такой цветастой юбке и кружевных штанишках. А корсаж на шнуровке – прелесть! – разглядывал Берт пляшущую крестьянку в национальном костюме.

– Никогда бы не подумала, что ты способен замечать, во что одета женщина.

– Вчера ты уснула на моем плече в такой трогательной, совсем детской пижамке – беленькой, усыпанной крошечными цветочками. Я запомню их навсегда.

– Я была не права, Берт, прости… Ведь у меня никогда не было настоящей близости с мужчиной. Я почему-то страшно боюсь этого, особенно, с тобой.

– Боишься, что тебе будет плохо? Ладно, пойдем-ка попляшем! – Потянув Сандру в круг, Берт изобразил какой-то лихой танец. Когда они вернулись на место, стол был покрыт разнообразной снедью.

Они не торопясь отведали принесенные блюда, затем долго гуляли по ярмарке, приобретая глиняные свистульки, сушеные специи, какие-то пояски, вышитые ленты, перочинные ножи с оленьей головой на рукоятке. Солнце готовилось скрыться за горный хребет, толпа редела, засидевшиеся компании все громче и невпопад затягивали веселые песни.

– Все, тянуть больше невозможно. Пора отправляться домой.

Сандра с опаской посмотрела на автомобиль, поджидавший их на стоянке.

– Пойди, хорошенько «обнюхай» нашего страшилу. Не задумал ли он что-нибудь? – подтолкнула Сандра Берта к припаркованному среди других автомобилей и велосипедов «мерседесу».

Возле древнего автомобиля толпились знатоки, обсуждая дату выпуска, мощность двигателя и прочие достоинства ветерана.

– Разойдись, ребята, заводиться буду! – весело крикнул Берт и попросил Сандру. – Отойди на всякий случай подальше, детка. Может оказаться много дыма.

Из-за кустов Сандра наблюдала, как Берт осторожно и внимательно обследовал автомобиль, открыл дверцу, осмотрел салон и махнул ей рукой:

– Экипаж подан, Фея. Извольте занять свое место!

Сандра с опаской села на переднее сиденье и пристегнула ремень. Берт улыбнулся:

– Не доверяешь. Хочу предупредить, у меня здесь выставлены собственные «капканы». Похоже, никто в автомобиль не совался.

Уже стемнело, и дорога к избушке выглядела совсем по-иному, особенно когда машина свернула в лес.

– Здорово. И мне кажется – мы возвращаемся домой. А там, как по волшебству, все прибрано, затоплен очаг, на столе ждет ужин… У тебя такие чудесные гномы…

– Старики Виркаши уверены, что я привез жену и, наверно, сильно удивлены, что мы ночуем в разных комнатах.

– Конечно, Мона не позволяла тебе такой роскоши. У нее, кажется, бурный темперамент. – С отвращением вспомнила Сандра гадкую сцену в ресторане и то, что рассказал ей Дастин. Кроме того, все, что он проделывал с ней в кресле гримерной и что говорил при этом – предназначалось Моне. Не хотелось думать, что эротические фантазии полубезумной наркоманки притягивали и Берта.

– В последние годы у нас ничего не ладилось. Даже то, что сильно привязывало друг к другу раньше… Я видел рядом с собой жалкую, разбитую женщину, зачастую превращавшуюся в сексуально озабоченную чертовку. Первая вызывала сострадание и чувство вины. Ведь это мои рискованные шутки со смертью толкнули Мону к наркотикам, перенапрягли и без того ослабленные нервы… А другая, та, что готова была уйти с первым встречным или подчинить меня своему безумному бреду, чаще всего вызывала отвращение и ненависть…

– Но иногда тебя неудержимо влекло к ней, через отвращение и злость на самого себя. Я не забуду твое лицо в ресторане Гриндельвальда, когда таксист уносил меня, словно поломанную, ненужную вещь… Растерянность и бессилие противостоять чему-то мощному, животному, что возбуждала в тебе Мона…

– Я рад, что освободился от этого наваждения. Мона имела надо мной странную власть. Смесь вины перед ней и осознание собственной тайной порочности привязывало сильнее, чем священные узы брака. Это ушло, как страшный сон, как твой брак с Дастином.

– Ушло. Только какая-то отрава бродит в крови, окрашивая все окружающее в мрачные краски… Бесцветность и траурная чернота… Хотя сегодня мне почему-то так легко! Утром я надела голубое платье – легкое, летящее, с необъятной юбкой и расшитым незабудками лифом. Мне хотелось быть очаровательной. Знаешь, это впервые за всю мою взрослую жизнь.

– Ты даже не представляешь, как тебе это здорово удалось! – Берт не отрываясь следил за дорогой. – Залезь ко мне в карман. В правый, не бойся, я не ношу оружия. Ну, как?

Сандра извлекла нитку бус из граненого хрусталя.

– Ой, словно капли родниковой воды – все переливаются! Спасибо… – Сандра надела бусы.

– Такие же в точности носила моя бабушка. Это старинный секрет местных мастеров. Твоя шейка в вырезе голубого платья так и просилась в объятия прозрачных камушков… Платье тебе необыкновенно идет. Ты вся новенькая, искрящаяся, как рождественский подарок.

– Это правда, Берт. Я словно вынырнула на поверхность из мутного омута, увидев яркий, солнечный день. А эта ночь, пронизанная фарами… Туман, клубящийся в ущелье, смотрящие на нас звезды – все такое щемяще-прекрасное, словно мир только что народился для счастья и радости всех в нем живущих… Берт, ты не слишком увлекся?

Машина стремительно неслась вниз, набирая скорость. Слева – резко падающий в ущелье обрыв, справа – поднимающаяся вверх каменная стена.

– Согни коленки, девочка, и упрись в переднюю панель. Держись крепче. У нас отказали тормоза.

«Ну, вот и все, – подумала Сандра, закрывая глаза. – Хорошо, что так сразу и сейчас, когда я полюбила мир и, кажется, готова по-настоящему привязаться к Берту».

Ветер свистел в окно, взметая волосы Сандры.

Глянув в окаменевшее, строгое лицо Берта, она пожалела, что это не свершилось тогда – на петлистой дороге в Гриндельвальде. Не было бы Дастина, Клер, унижений и ужасов, пережитых за этот год. Тогда ее сразила наивная и безответная влюбленность в человека, называвшего ее Феей. И с этим надо было бы уйти – с надеждой, что все могло быть невероятно прекрасно!..

– Мистер Немо, я влюбилась в тебя тогда, в санатории, и была безумно счастлива, несясь рядом с тобой в автомобиле вниз, в черноту… Я хочу, чтобы ты знал это прежде…

Шины резко взвизгнули на повороте, Берт застонал, едва справившись с рулем. Накренившийся автомобиль чуть ли не на двух колесах миновал полосатые столбики, отгораживающие пропасть.

– Потрясающе! Думаю, я не нарушу обет, если успею поцеловать тебя, пока мы будем падать на дно ущелья.

– Только не забудь сделать это. Я жду. Жуткий вираж отбросил Сандру к дверце, ее зубы лязгнули, прикусив губу, в колени врезались рычажки и кнопки приборной доски.

Придя в себя, Сандра поняла, что лежит на дверце завалившегося автомобиля. Тело Берта бессильно повисло на пристяжных ремнях.

– Берт! – Сандра дотянулась до лохматых волос и тут же отдернула руку – лоб и лицо Берта покрывала теплая кровь. – Боже мой, умоляю, не умирай! – Она подняла его лицо, вытирая шелковым подолом юбки. – Что, что мне делать? Берт! – Сандра дернула дверцу – она не открывалась. Звать на помощь некого…

Сандра заметалась, пытаясь выбраться из машины. Выбраться, достать Берта и постараться помочь ему, если еще не поздно… Она изо всех сил колотила кулаками по тяжелой двери.

– Не паникуй, детка… И постарайся не делать резких движений – мы висим на ветвях, как клетка с птичками… Мм… здорово я приложился башкой. Так и следует учить дураков. Они открутили тормозные колодки, но так хитро, чтобы болты вылетели уже при нагрузке… Кретин… Это же детские игры. Фу! Дай платок… Так. Чудесные духи.

– Это моя юбка.

Берт осторожно открыл свою дверцу и подал Сандре руку:

– Попробуй очень осторожно перебраться на мое сиденье. Неплохо. – Он вылез из стоящего на боку автомобиля и вытащил Сандру. Оба рухнули в кусты, взвыв от боли.

– Это же ежевика! Целые заросли, похоже, что мы попали в подушку для иголок, – поморщилась Сандра, вырывая из цепких колючек порванный в лохмотья подол.

– Эх! Какой же ты ловкий малый, Берт Уэлси! Ведь я искал именно такое местечко. Заросли ежевики поймали нас, как страховочная сетка. Давно приметил полянку – все ягоды уже черные. Не думал, что мы врежемся в них совсем другим местом.

– Выходит, мы совсем близко от дома! Я позову твоих друзей.

– Их уже и след простыл. Теперь «гномы» явятся только рано утром, чтобы протопить дом и убрать остатки вечернего пиршества. – Берт поднялся и тут же со стоном сел в траву. – Черт! Левая нога – опять этот проклятый перелом! Чуть что – немеет все бедро. Я совершенно не чувствую ногу…

– Знакомая история… А вдруг ты снова сломал ее?

– Не похоже. – Берт ощупал ногу. – Во всяком случае, открытых повреждений нет… Жаль, что ты не можешь отплатить мне взаимностью – протащить на руках до дома. Ведь я носил тебя, детка.

– А мне жаль, что здесь нет шофера. Я бы поручила ему утащить тебя подальше… Ладно, цепляйся. – Сандра подставила плечо и осторожно помогла Берту подняться.

– Худая. Страшно даже наваливаться. Придется прыгать на одной ноге.

– Перестань капризничать, нам надо скорее добраться до дома, у тебя рассечен лоб.

– Это не страшно, я буду зачесывать чуб до бровей, как у Битлов. – Он незаметно переводил дух – каждый шаг отдавался резкой болью в ноге.

… Огонь очага, действительно, еще теплился. На столе ждал хозяев заботливо приготовленный ужин. Берт прилег на диван, покрытый пестрым шерстяным покрывалом с ярким геометрическим орнаментом.

– Вытяни ногу. Сейчас проверим, что там стряслось. Но вначале – голова. – Засуетилась Сандра, принеся кувшин с водой и полотенце.

– Приятно болеть в заботливых руках… Я буду стонать погромче, можно?

– Просто обязательно. Те, кто испортил тормоза, наверняка уже знают, что нам удалось выбраться… Теперь они бродят под окнами и будут рады услышать вопли раненого.

Обмыв волосы и лицо Берта, Сандра обнаружила большую кровоточащую ссадину, пересекающую лоб.

– Нужен йод и бинты.

– Загляни в шкаф с цветочками, там должна быть аптечка.

Найдя все необходимое, Сандра профессионально наложила повязку.

– Ты и не знаешь, что, отсиживаясь в санатории, я окончила курсы сестер первой медицинской помощи.

Сандра ощупала ногу Берта.

– Ого! Здесь будет здоровенная гематома. Но лучше, конечно, снять брюки.

– Нет-нет, детка! – Берт присел. – Уже все в порядке. Мне приходилось выходить из значительно более крутых ситуаций, не теряя мужского достоинства. То есть брюк… Поди, приляг, а я останусь здесь. Не хочется ковылять в мансарду. – Берт зевнул. – Лучшее лекарство от стресса – сон.

Накрыв раненого пледом, Сандра направилась к себе. От пережитого волнения сон улетучился. Ей хотелось говорить, смеяться, праздновать чудесное спасение.

… Сандра просидела в кресле у себя в комнате, пока прямоугольник окна не начал бледнеть. Жалко было покидать этот гостеприимный дом, и появилось ощущение, что самое главное она не успела сделать или сказать… Потихоньку спустившись вниз, Сандра прислушалась – дыхания Берта не было слышно. В испуге подбежав к дивану, она обнаружила лишь смятый плед, и похолодела: в зябкой предрассветной тишине не слышалось ни шороха – она осталась совсем одна. Знакомое холодное оцепенение сковало Сандру. «Остается только ждать, когда убийцы явятся за мной, – решила она обреченно, опустившись на половик возле очага, и разожгла огонь. – Пусть эти пляшущие языки веселого, дерзкого, согревающего кровь пламени будут последним, что мне дано увидеть на этом свете». Долго, словно завороженная, она следила за бурной жизнью огня, рвущегося вверх, стремящегося захватить все новые и новые поленья. И вдруг поняла – так же жадно, из последних сил должна сражаться и она – Сандра, и не за себя – за жизнь Берта.

Забыв набросить жакет, в одной легкой рубашке, она выскочила из дома. Печальный туманный рассвет поднимался над лесом. Где-то стучал дятел и поскрипывало мельничное колесо. Сандра свернула на дорогу, ведущую вниз, туда, где остался перевернутый автомобиль. Наверняка убийцы уже успели сбросить его в пропасть. Она почти бежала, зная, что не остановится до тех пор, пока хватит сил или не попадется навстречу кто-нибудь, кого можно позвать на помощь.

«Только бы увидеть его живым. Только бы увидеть! Клянусь, я больше ничего не попрошу у своей судьбы», – твердила она, вглядываясь вдаль, и вдруг остановилась, пораженная неожиданным зрелищем: на шоссе, целый и невредимый, блистал черными боками «проклятый мерседес». Из-под машины торчали ноги Берта.

– Господи! Я чуть не сошла с ума – что ты тут делаешь? – тяжело дыша, приветствовала Сандра вылезшего из-под машины Берта. Вместо бинтов на его лбу красовался лист подорожника.

– Ты умница, детка, пришла вовремя. У меня, кажется, все готово. – Он бросил в багажник инструменты.

Заметив, что Берт сильно прихрамывает, Сандра подошла к дверце водителя:

– Давай ключи. Машину поведу я. И вообще, как ты ухитрился извлечь ее оттуда?

– Детка, тебе в темноте померещилось черт знает что. Смотри сюда – «мерседес» благополучно прилег в кювет на коврик из пружинистых кустов ежевики. Я мастерски уложил его баиньки.

– Ой! – Заглянув за край дороги, Сандра отшатнулась – примятые кусты свидетельствовали о том, что ночью машина висела над самой бездной.

– Но я же сильный и смелый парень, ты сама вчера говорила. У меня к тому же был домкрат и трос. А вон то дерево не отказало в помощи… Быстренько ныряй на свое место. Нам надо удирать.

– В чем дело? Я не закрыла дом. Там остались мои вещи и документы! А это – ночная рубашка!

– Черт! Что же ты не прихватила все с собой?

– Да я же искала тебя, чучело. – Сандра покрепче прилепила на ссадину отвалившийся подорожник. – Бинты тебе шли больше. Вчера умирал, а сегодня богатырские подвиги!

Сев на свое место, она поморщилась, физически ощутив боль, пронизавшую ногу Берта, нажимавшую на газ.

– Быстренько подкатим к дому, забирай вещи и через три минуты – в путь. – Скомандовал он. Кто-то обчистил автомобиль, пропали все документы, пока мы зализывали раны. Я немного опоздал. Было еще темно, вор орудовал с фонариком. Сандра, я забыл о всех ранах и переломах – это была женщина! Смотри, кажется, это дамские духи? – Берт протянул Сандре маленький флакончик-спрей «Нина Ричи».

– Неужели тебе все же удалось выманить Клер?! Так куда же мы бежим?

– В полицию. Я не хочу больше рисковать тобой, детка. Никакая месть в мире не стоит того, что тебе пришлось пережить этой ночью. – Берт остановился на площадке перед домом под ветвями старого вяза.

– Чрезвычайно трогательно, но неразумно, – стиснула зубы Сандра. – Как я только представлю ее лицо… Хочется взять большую гранату и…

Прогремел страшный взрыв, со звоном вылетели стекла. На крышу автомобиля обрушился, казалось, метеоритный дождь.

Когда шум в барабанных перепонках утих, Сандра приподнялась – в двадцати метрах от них горели останки взорвавшегося дома. Чадя, обугливались ветки кленов и лишь сизый, едкий дым поднимался в том месте, где только что сияли в лучах восходящего солнца окошки сказочной избушки.

Берт сидел неподвижно, не пытаясь стряхнуть осколки стекла, осыпавшие ледяной крошкой его плечи и грудь. В потемневших глазах стояли слезы. Он даже не шевельнулся, когда на поляну перед домом с воем выехали патрульные машины. Часть полицейских, вооруженных огнетушителями, ринулась к пожарищу, трое, под предводительством высокого блондина с капитанскими погонами, бросились к «мерседесу».

Распахнув дверцу и увидев живых пассажиров, офицер с облегчением вздохнул.

– Капитан Зупан. Отдел федеральной службы уголовных правонарушений Австрии. – Представился он по-немецки. – Вы – хозяева пострадавшего дома, господин и госпожа Уэлси?

– Капитан, там могут быть два человека, старики… – Берт рванулся к горящему дому. Офицер бессильно развел руками, останавливая его:

– Увы. Подложенной взрывчатки хватило бы на то, чтобы уничтожить Капитолий. А здесь…

Он осмотрел машину.

– Вам удивительно повезло! Посмотрите, господа, на крышу этого «старика»! Новую модель размяло бы в лепешку от обломков… Я видел эту машину в музее. Прошу прощения, это за мной! – Козырнув, офицер направился к выехавшему из леса полицейскому фургону.

Берт вновь рванулся к огромному гаснущему костру. Сандра видела, как его удержали за руки двое полицейских, не подпуская к тому, что осталось от дома. Берт стоял, чуть раскачиваясь, и вдруг сел в траву, сжав голову руками.

Она подбежала, вцепившись в ладони, скрывающие лицо, и крича сквозь шум голосов и шипение умирающего огня:

– Что с тобой, что? Это я, Сандра!

Он отвернулся, не откликаясь. И тогда Сандра тихонько опустилась рядом и заплакала, не утирая мокрых щек. Она же не гонщик-герой, супермен-победитель, чтобы скрывать свои слезы…

Поднимающееся из-за деревьев солнце осветило висящий над пепелищем сизый дым. Все вокруг чернело от гари.

Сандра едва узнала блондина-капитана, превратившегося в негра. Размазывая по лицу копоть, Берт поднялся:

– Кого-нибудь нашли?

– Труп мужчины лет тридцати недалеко от дома. Скончался от ранения в грудь. Вы не могли бы опознать его?

Капитан махнул рукой санитарам, уносящим в медицинский фургон покрытые пластиком носилки. Они остановились, ожидая приказа. Капитан приоткрыл синий полиэтилен, показывая Берту черноволосую голову смуглого красавца. Берт отрицательно покачал головой.

– Тогда еще одна формальность, господин Уэлси, кроме тех, которые, очевидно, вам предстоит хлебнуть в ближайшие дни… Пройдемте к машине. И вы, фрау Барроу, будьте добры… На всякий случай – в качестве предварительных данных.

Стоящий у темно-серого микроавтобуса с зарешеченными окнами сержант распахнул дверь, пропуская вперед Берта и Сандру.

– Нет, вам туда заходить совсем не обязательно, – улыбнулся капитан. – Достаточно взглянуть издали – дамочка заметная.

Из полутьмы фургона на них смотрели горящие ненавистью глаза Клер.

17

Сандра ритмично отбивала мячи, стоя у стенки. Одна на пустом корте ньюхемшского поместья, с которым вскоре предстояло расстаться. Сейчас она прощалась с воспоминаниями 6 том дне, когда привела на корт Дастина. «Этого не было, не было, не было…» Послушно отскакивая от плотного дерна, мяч возвращался к ракетке и снова взлетал, перечеркивая прошлое. С каждым ударом Сандра удалялась от всего, что должна была навсегда оставить в прошлом.

«Ну, просто невероятно! Боже, если бы миссис Линда могла хоть одним глазком взглянуть на эту красоту!» – Вздохнул Самуил, наблюдавший за Сандрой из аллеи. Он искал ее с папкой бумаг и остановился, любуясь издали стройной фигуркой в коротком белом платьице. Перехваченный на затылке хвост светлых кудрявых волос метался в такт движениям, мягкие туфли легко переступали по травяному ковру. Самуил не мог отделаться от ощущения, что его подопечную, годами прикованную к инвалидному креслу, бледную, унылую Сандру – расколдовали. Дурнушка превратилась в принцессу, такую же прекрасную, как ее доброе, преданное сердце.

«Не было бы счастья, да несчастье помогло». – Самуил машинально пригладил прядь на лысеющем темени и вздохнул, – вот счастья-то как раз у этой прелестной молодой женщины не было. Который раз за последние дни он подумал, как мог бы беречь и лелеять ее, сделав своей женой.

– Ну как я, Сэм? Не потеряла форму? – Подхватив полотенце, Сандра села на скамейку и пригласила адвоката сесть рядом.

– Такое впечатление, что ты разгромила армию противника. Это у тебя получается здорово, но только здесь, на корте. В делах, увы, не та хватка. Смотри-ка сюда. – Самуил положил на колени папку.

– Уфф! Я уж было подумала, что ты просто наблюдал за игрой… Опять эти скучные цифры… К чему? Я и так все давно решила.

– Может, пойдем в дом, ты не простудишься? – заботливо покосился Сэм на разгоряченное игрой тело под тонкой тканью. – Ведь вчера начался ноябрь.

… – Ну вот, теперь лучше. Теплый свитер как раз по погоде. – Самуил спешно пододвинул вошедшей в кабинет Сандре кресло. – Все никак не могу привыкнуть, извини…

– Что я передвигаюсь на своих двоих? – усмехнулась Сандра. – Я и сама каждое утро удивляюсь. Проснусь и вдруг вспомню, что могу встать! Во сне-то я все еще калека… А потом вскакиваю от страха, что снова стала неподвижной, и просто хожу, хожу… Какое невероятное блаженство!

– Это главное, детка. А все остальные недоразумения, которые касаются нелепого мира – дребедень. Честное слово, дребедень! – Сэм так ласково посмотрел на Сандру, что она смутилась. – Никогда не догадывался, что у малышки Керри чудесные волосы. Зачем же ты скручиваешь их в пучок, девочка?

– Эх, ты забыл, старина, кем я была? Кудряшки не спасли бы положения. Они выглядели как насмешка.

Сэму не понравилось обращение «старина» и то, что Сандра не заметила его новый костюм. Он выпятил грудь и приосанился.

– Да ты тоже здорово изменился, Сэм! Постой, впервые я вижу тебя в светлом костюме. Ты же всегда предпочитал темные. В чем дело, нашел невесту?

Самуил страшно покраснел и даже почувствовал, как покрылась испариной лысина и спина… «Сейчас или никогда!» – решил он, зная, что завтра Сандра должна покинуть Ньюхемш.

– Послушай, тебе совсем не обязательно серьезно относиться к моим словам… Но я должен сказать… Я одинок. После того как умерла моя мама, я страшно, беспросветно одинок… И… никого не встречал в жизни лучше, чем ты… Вот таким образом… – Сэм беспомощно развел руками.

– Да, деловые речи у тебя выходят лучше… Спасибо, Самуил. Я всегда ценила и любила тебя… Как друга… Не знаю, что я скажу тебе потом, но сейчас мое сердце не способно чувствовать ничего другого. Ты ведь знаешь лучше других – я и так чудом выжила. Не физически – душевно. Нашла в себе силы радоваться деревьям, солнцу, цветам… Доверять людям, сострадать и жалеть… А сегодня мне хватило смелости, чтобы выйти на теннисный корт. Я ведь не просто отбивала мяч – я сражалась со своим прошлым – и победила. – Сандра сжала руку Сэма. – Спасибо. Но не будем об этом, ладно?

– Забыли! – Сэм вздохнул. Нелегко ему было спрятать в тайный уголок души едва распустившийся нежный цветок любви. – Теперь о делах.

Он разложил на столе бумаги с печатями, гербами и витиеватыми подписями.

– Смотри внимательно: все имевшееся в твоем распоряжении имущество в виде лос-анджелесского дома и двух автомобилей – продано; долги, оставшиеся от миссис Линды, а также мистера Мориса, возвращены.

– Это приятно слышать. Ты мастер освобождать людей от мучительных обязательств. Тем более что о том доме и вспоминать страшно.

– Но, к сожалению, это поместье Керри, давно заложенное, ты тоже теряешь. С завтрашнего дня оно принадлежит новому владельцу. А мисс Керри окалывается на улице. – Самуил неодобрительно вздохнул. – Ты чрезвычайно упряма и щедра, девочка. Зато теперь имеешь вот это. – Самуил протянул Сандре гербовую бумагу. – Красивый сертификат является дарственной – Сандра Керри преподнесла институту Смитсона в Вашингтоне знаменитый «бриллиант Хоупа». – Сэм нахмурился. – Подарок в полтора десятка миллионов. Королевское подношение.

– Но ведь тут написано, что владельцем камня теперь является научный центр, имеющий намерение изучить его необычные свойства. Прощайте, миллионы, прощай, зловещий талисман! – Сандра бросила в огонь камина бумагу, в которой перечислялись все владельцы камня – его именной паспорт.

– И, наконец, в качестве сюрприза – вот эта сумма. – Самуил протянул Сандре купчую на издательство «Ироничный наблюдатель».

– Ого! Не ожидала – огромные деньги.

– Твой подарок, сделанный Морису, вернулся обратно. Издательство выкупил прежний владелец, имевший большой зуб на своего авантюрного наследника. Так что ты отправишься к доктору Вальнеру с хорошим приданым. Сегодня он сообщил мне по телефону, что рад встретить совладелицу клиники «Кленовая роща».

– Поверь, Сэм, это самое лучшее помещение капитала – ведь в «Кленовой роще» и впрямь творят чудеса. Только я предпочитаю стать реальной медсестрой, нежели неким мифическим совладельцем. Надеюсь, доктор не будет обделять меня работой – ведь я многое умею и буду продолжать учиться. – Сандра радостно улыбнулась. – Представляешь, «Кленовая роща» сможет брать на лечение детей-инвалидов из бедных семей! Вальнер всегда мечтал об этом, но не мог найти средства…

– Уверен, у тебя будет все отлично, девочка.

– Отчего же ты так печален, Сэм?

– Тебе больше не нужен финансовый директор.

– Но зато я нуждаюсь в преданном друге… Поехали со мной, Сэм! Думаю, клинике не помешает опытный юрист.

Попыхтев несколько секунд, Сэм отрицательно покачал головой:

– Здесь могилы моих хозяев, моей матери… А кроме того, я забочусь о двух племянниках… Правда, все это отговорки, Сандра. Мне нелегко было бы находиться рядом и знать, что я не нужен тебе. Только очень прошу, не отказывай мне в доверии и дружбе. Я бы никогда не смог смириться с этим…

– Дорогой Самуил… Поверь, мне тоже не легко, как бы я ни пыжилась… Жалкий, испуганный воробей…

Они обнялись, и, сдерживая слезы, Самуил в последний раз вышел из дверей этого дома.

… Сандре хотелось побыть одной. Слуги давно рассчитаны, дожидаются завтрашнего дня подрядчик и рабочие, уже притащившие в холл строительные леса, отбойные молотки и прочие устрашающие инструменты, чтобы начать реконструкцию. Часть мебели продана, остальную завтра вынесут в ангар на краю парка, где она будет медленно гнить в ожидании того дня, когда о ней вспомнит хозяйка.

Сандра с прощальной грустью смотрела на пандусы, хранившие следы от колес ее кресла, на большие часы в столовой, скликавшие когда-то домочадцев. Их гулкого боя тоскливо дожидалась Сандра в тот день, когда дворецкий доложил о прибытии визитера. Она выехала в кабинет и увидела Дастина…

Заметив у камина оставшиеся поленья, Сандра разожгла огонь и протянула к нему озябшие руки. Она физически ощущала, как из старого дома уходит жизнь, и никогда не испытывала столь щемящего, острого одиночества.

Зазвонил телефон. Удивленная Сандра подняла трубку.

– Добрый вечер, мэм. Это Питер Элвис, подрядчик. Я хотел бы уточнить время вашего отбытия. Бригада ждет моей команды, чтобы приступить к работе.

– Такси будет здесь в полдень. Вы можете начинать сразу же, как я выеду за ворота парка.

– Благодарю, мэм. Ребята постараются аккуратно перенести в сарай всю мебель. И желаю вам удачи.

– Она у меня уже есть, – ответила Сандра и положила трубку.

Весь последний месяц, пока шел процесс над Клер Ривз, Сандра повторяла себе это. О невероятной удаче Сандры Керри и Берта Уэлси твердили на все голоса газеты. А сколько новых легенд выросло вокруг «бриллианта Хоупа» и «проклятого мерседеса»!

Такого скандала давно не видела голливудская публика. Клер Ривз обвинялась в убийстве Дастина Мориса, незаконно считавшегося ее мужем, поскольку нашлась настоящая супруга погибшего. Адвокат настаивал на мотиве ревности и психической невменяемости подзащитной, доведенной до отчаяния ложью, изменами и постоянными запугиваниями своего любовника. Вся история с тайными обществами, якобы сфабрикованная самим Морисом, должна была усыпить бдительность Клер, вывести ее из равновесия, свести с ума… Не мудрено, что, застав на мосту в Амстердаме своего мужа в обнимку с женщиной, Клер выстрелила в изменника…

Каково же было потрясение бедняги, когда она узнала в преобразившейся в Мону Барроу женщине бывшую жену Дастина! Подозревая заговор, Клер начала выслеживать псевдо-Мону и, находясь в психическом помрачении, взорвала дом, где должна была скрываться женщина-оборотень. Правда, она успела застрелить своего агента Ричарда, которого приняла якобы за идущего по ее следам убийцу. А в доме погибла чета стариков, следивших за хозяйством…

Всего этого было более чем достаточно, чтобы отправить красавицу на электрический стул.

Установить личность Сандры оказалось не трудно, как и то, что стреляла в Мориса не она. Но весь этот спектакль с многочисленными свидетелями и противоречивыми версиями адвокатов способен был сбить с толку любого. Некий человек по имени Илия, случайно оказавшийся в Амстердаме у моста Винктус, предложил Уэлси свои услуги в качестве свидетеля. Он безупречно описал происшествие и стрелявшую в журналиста женщину. Свою встречу с Морисом и угрозы в его адрес Сандра сочла благоразумным объяснить ревностью. Ведь потерявший во время полета горячо любимую жену Дастин поспешил тут же жениться на своей любовнице, связь с которой поддерживал и во время брака с ней.

Сандре удалось уговорить своего адвоката не поднимать историю с инсценировкой аварии самолета. – «Я сама упала вниз, когда Дастин распахнул дверь… Ну, а дальнейшее вы знаете…»

Берт негодовал, не принимая занятую Сандрой позицию. Однако он тоже постарался спрятать от глаз общественности свои личные горести.

– У отца был длительный и вполне благополучный брак с миссис Ривз, – сказал он на процессе.

А Сандре объяснил:

– Вся эта грязь пострашнее приговоров. Мне не хочется марать имя отца. Да и самому давать пишу для личных сплетен, устраивая стриптиз. Миссис Ривз уже все равно не отмыться, а взывать к ее совести бессмысленно. Мне еще предстоит многое сделать, и лучше сохранить воротничок белым. Хорош герой, вынырнувший из выгребной ямы.

– У меня такое же чувство, Берт. Тянет хорошенько отмыться и поскорее забыть все это… Завтра же я улетаю в Ньюхемш. Пора налаживать новую жизнь. У меня потрясающие планы.

– Надеюсь, вполне мирные?

– Чрезвычайно. Я получила работу медсестры в санатории «Кленовая роща». Клиника переживает трудные дни, у доктора Вальнера не хватает средств для содержания необходимого медперсонала. А я готова работать бескорыстно – совсем как монашка.

– У меня тоже кое-что начинает вырисовываться, – выпалил Берт. Они сидели в сквере Дворца правосудия, где проходило заседание суда. Постоянное внимание репортеров настолько выводило из себя, что героям процесса пришлось отработать специальную тактику исчезновения – через туалет к запасному выходу, затем на боковую аллею в укрытие кустарников и стены кирпичного гаража. – Из меня получился плохой бизнесмен. Пусть этим занимаются компаньоны. Кажется, отцу удалось сколотить преданную команду. А у меня – автозавод, реконструкцию которого я затеял. Столько идей насчет электродвигателя и новых моделей малолитражек – дешевых, удобных и быстрых, как жучки!

– Я буду первой покупательницей. Свистни, когда твоя букашка появится в магазинах. – Сандра весело улыбнулась. Она так и не сказала Берту, что осталась на нулях и даже вынуждена была продать родительский дом.

– Можешь не сомневаться – ты получишь его в коробочке, перевязанной подарочной лентой.

– Вместо того автомобильчика, вырезанного их сосновой коры?

– Ах, правда! – обрадовался Берт. – Я уже тогда прикидывал разные конструкции, искал технические решения… У тебя прекрасная память, Сандра.

– Просто мне редко делали подарки и только один человек называл Феей. – Она смущенно отвела взгляд, и Берт поспешил перевести разговор на другую тему.

Мучительное судебное разбирательство чуть не сделало их врагами. Превращение Сандры в Мону казалось большинству не столь уж безобидной случайностью. В «супругах» видели любовников, хитро отделавшихся от своих законных спутников жизни. Адвокат Клер настаивал на возобновлении поисков Моны Барроу, в убийстве которой подозревал Берта, а Сандру называл авантюристкой, сумевшей провести и его легковерную подзащитную, и Дастина Мориса, женившегося на нищей калеке из чувства сострадания и христианской любви.

Копания в грязном белье браков Берта и Сандры были столь отвратительными, что они не смели поднять друг на друга глаза в течение всего процесса и, кажется, с облегчением расстались.

Сидя у догорающего камина в не принадлежавшем уже ей доме, Сандра думала о том, как жестоко играет с ней судьба. Берту удалось вывести ее из душевного паралича, в который ее повергло предательство Дастина. Она почувствовала вкус простых радостей жизни. Смотреть, слушать, поглощать аппетитные лакомства, наслаждаться прикосновением воды, солнечных лучей, вдыхать ароматы увядающей листвы, осеннего леса, земли… – все приносило какое-то новое, ранее неведомое удовольствие. Сандра начала верить, что она родилась заново для иной, радостной, полной любви и света жизни. Во мраке прошлого маячили страшные, растворяющиеся в тумане забвения тени, впереди ожидало нечто прекрасное, воплотившееся в Берте.

И вот краски поблекли, волшебный мираж исчез, словно в кинозале внезапно зажегся свет. Сандра обнаружила то, что не хотела замечать раньше, – она одинока и, в сущности, никому не нужна. А главное – она не нужна ему! Летя в опасную темноту с отказавшими тормозами, балансируя на грани жизни и смерти, Берт мечтал о поцелуе. Но потом забыл. Забыл обо всем, что нашептывал ей в черном автомобиле и сгоревшей избушке, будто вместе с погибшим домом ушли в небытие и его чувства к Сандре.

Она достала из кармана жакета свой талисман – маленький автомобиль, вырезанный из сосновой коры Бертом в те дни, когда он еще был для нее мистером Немо.

Подержав на ладони легонькую игрушку, Сандра бросила ее в огонь.

«Обман, мираж. Ты приняла желаемое за действительность, увидев райские кущи в бесплодной пустыне, – безжалостно упрекала себя Сандра. – И это уже стало твоим постоянным занятием, жалкая фантазерка! Стоило ли превращаться из Золушки в принцессу, чтобы получить по носу?»

Заглянув в зеркало над камином, Сандра улыбнулась – никогда прежде ей не удавалось сделать этого – кресло находилось слишком низко. Новое отражение словно явилось из небытия, как будто вызванное девичьими мечтами. Несмотря на более чем скромное серое платье, приобретенное для зала суда, и мрачный взгляд, пышноволосая изящная женщина выглядела чрезвычайно привлекательно.

«Завтра же в Женеве накуплю себе платьев, шляпок, каких-нибудь немыслимых костюмов и пальто, – решила она. – Надену обтягивающие джинсы, пушистый белый пуловер – и все будет просто отлично!» – Сандра закружилась по комнате и вдруг рухнула на диван, бурно оплакивая свою неудавшуюся жизнь.

Телефон зазвонил часто и настойчиво. «Кажется, строители собираются выдворить меня из дома немедля!»

– Алло! – грозно крикнула она в трубку. – Дом Маклин-Керри.

– Будьте добры, попросите миссис Сандру.

– Это ты, Берт?! Вот только что думала, почему этот подлец променял на какие-то холодные железки живую человеческую душу?

– А что, у «души» насморк и приступ агрессии?

– Видишь ли, завтра я уезжаю в Гриндельвальд. Сегодня прощаюсь с друзьями, рассказываю о наших приключениях. Никто не хочет верить, что знаменитый Берт Уэлси мог заставить хрупкую женщину тащить себя на руках через ночной лес под предлогом ничтожного вывиха!

– Сандра, позволь мне замолить грехи. Я как раз хотел исправить свою ошибку – готов пронести тебя на руках ровно триста метров… Только это нельзя откладывать. Ты должна быть у меня завтра же. Нет, лучше сегодня.

– Где это? На автозаводе?

– На Алиенте. Вчера прикатил на остров по делам. Ты мне срочно нужна, серьезно. Иначе я могу влипнуть в жутчайшую переделку.

– Новые приключения – понадобилась опытная Мата-Хари?

– Считай так. Только будь осторожна, детка. Я буду ждать тебя сегодня.

– Эй, господин Уэлси, вы пьяны или снова ударились головой? Ты же звонишь в Америку, чудак!

– Ну, пусть даже на Луну! Не может же мой пилот ждать, пока ты выпроводишь всех гостей. – Берт возмущенно фыркнул, и Сандра замолкла, сраженная неожиданностью.

– Детка, пусть гостями займется прислуга. Я не шучу – мне грозит страшная опасность… Сейчас здесь едва занимается рассвет, надеюсь к обеду ты застанешь меня живым, если поторопишься, конечно. – Разговор прервался.

Сандра машинально набрала номер приемной «Кленовой рощи» и сообщила дежурной медсестре, что ее приезд в клинику задерживается. Потом решила предупредить Самуила об изменении своих планов, но часы угрожающе пробили двенадцать раз. Сандра опустила трубку.

Катер ждал ее у причала Ровенны в полдень. Сандра успела выспаться в самолете и чувствовала себя по-утреннему бодрой. Уже из окна автомобиля, присланного в аэропорт сеньором Уэлси, американская гостья с наслаждением созерцала адриатическую осень – яркую, солнечную, теплую, словно собирающуюся непосредственно перейти в весну.

Берт, вероятно, высмотрел ее издали в бинокль с палубы катера и тут же рванулся навстречу – загорелый, подтянутый, в белом щегольском спортивном костюме.

– Привет! Да ты стал пижоном. А где потертые джинсы? – удивилась Сандра.

– Ах, я же сказал, что попал в переделку. Меня преследуют мастера «высокой моды» – теперь я под опекой самого Версаче. – Берт смущенно вытащил из кармана роскошный платок с сине-золотым королевским орнаментом. – Это следует повязать на шею, когда встаешь у штурвала. А, каково? Похож на «голубого»?

– Нисколько. Неотесан и грубоват. Даже не взял у меня сумку.

– Постой, я жду, когда шофер поднесет чемоданы. Где твой багаж? Я не выпушу тебя с Алиенте до тех пор, пока не решу самых важных проблем.

– Багаж весь на мне. А проблемы мы решим в два счета. Только вот не хотелось бы снова попадать в руки правосудия. – Сандра смущенно запахнула неизменный твидовый пиджак и покосилась на узкую коричневую юбку, вынесшую испытание многочасовых судебных заседаний. Ей вдруг захотелось выглядеть сногсшибательно, как те женщины, что прохаживались по набережной или отдыхали на палубах выходящих в море яхт.

«Глупости, – решила она. – Берту нужна помощь, а не девица для развлечений. За ней не стоило посылать самолет в Даллас». И все же настроение испортилось. Особенно противно было от того, что сердце колотилось все сильнее, по мере приближения к знакомому островку. Только сейчас она призналась себе, как сильно соскучилась по Берту, его насмешливым глазам, ямочкам на щеках, полоске шрама у шеи…

Она зажмурилась – дом, возвышающийся на берегу за зеленым бархатом газонов, показался ей ослепительным. Белый камень стен и спускающихся к воде лестниц, блеск стекол в высоких окнах, гигантские резные вазоны, переполненные цветами – все захватывало дух торжественным великолепием.

– Боже, что за царская «избушка»! – выдохнула Сандра, вцепившись в металлические поручни.

– Я немного прибрался здесь. Давай, спускайся ко мне! – Выпрыгнув на причал, Берт распахнул объятия, и Сандра бросилась в них, теряя голову.

– Ну сколько мы будем стоять так? – наконец отстранилась она. – Нести меня не надо. Лучше рассказывай, что стряслось.

Подхватив ее сумку, Берт направился вверх по ступеням.

– Не все сразу. Погляди лучше, какое у меня образцовое хозяйство!

– Совсем неплохо. Сдавай это поместье в аренду киношникам, пусть снимают исторические фильмы о романтической любви графов и принцесс… Но уж слишком много цветов и вазонов, – поморщилась Сандра.

– А ты чересчур тепло одета. Здесь еще в разгаре курортный сезон, детка. Ну, почти.

Пройдя вслед за Бертом по широкой лестнице к центральному подъезду, Сандра вошла в зал и остановилась, пораженная красотой дворца. Двухъярусная колоннада окружила огромный парадный зал, предназначенный, по-видимому, для грандиозных празднеств.

– Когда мы приезжали сюда в сентябре, я не смог показать тебе дом во всей красе. А теперь вот постарался, даже велел достать из хранилища и вывесить все картины. Видишь – устроил Лувр, и все для тебя.

– Я польщена, – пролепетала Сандра. – У тебя грандиозно! Как жаль, что автомобильные цеха манят хозяина этого дома больше, чем великолепные покои.

– Хозяин холостяк, бука, обожает корпеть над чертежами и железками. Пошли дальше, ты разве не помнишь, где располагается твоя комната?

Сандра с сомнением покачала головой.

– У меня такое впечатление, что я здесь впервые. Хотя, конечно, помню, как мы ужинали при свечах и мечтали о мести…

– А потом я нашел тебя загорающей на «диком» пляже и устроил допрос насчет ночи, проведенной в Амстердаме.

– Странно… Будто все это было не со мной. Да ведь и правда – Сандра Керри не Мона Барроу. Теперь это знают все.

– Жаль, та малышка мне очень нравилась. И я ни минуты не огорчался, что считался ее мужем. – Ну, как?

– Помню! Перед этими зеркалами модистка снимала с меня мерки… А что потом?

– Потом мы сбежали в Альпы, а мне пришлось лично примерять весь доставленный сюда гардероб. Ну-ка, смотри!

Сандра с изумлением притрагивалась рукой к висящим в шкафу платьям:

– Не знаю точно, но кажется, я этого не заказывала. К тому же для медсестры туалеты слишком шикарны – шелка, бархат, бисер… Боже! – перья… Нет… милый, это не для меня.

– Разве я вызывал медсестру? Или «скорую помощь»? Мне нужна была компания для вечера у моря. Вот и все.

– А как же беда, в которую ты попал?! – нахмурилась Сандра.

– Ты что, жалеешь, что видишь меня без гипса и бинтов, и никто не подкладывает динамит в подвал этого замка?

– Я удивляюсь, зачем ты вытащил меня сюда. По набережной прогуливались такие красотки…

– Согласись, за «красоткой» не обязательно было летать в Даллас. Мне была нужна именно ты. И не бойся – я же клялся, что не трону тебя. Можешь погасить негодующий взгляд, посмотри на меня с дружеским состраданием. Тебе ничего не угрожает, детка. Кроме моей братской любви.

– Прости, Берт, я сама плохо понимаю, что говорю и делаю… Возможно, это стресс. Я не ждала, что ты позовешь меня… А вчера был не лучший день в моей жизни.

– Вот и отлично! Значит, сегодня будет лучший. Ну, по сравнению со вчерашним… – Берт отвернулся, борясь с искушением обнять Сандру. Разве объяснишь, что обнять, прижать и поцеловать – желания человеческие и добрые, не имеющие отношения к похоти изголодавшегося зверя. – Я пойду пройдусь под твоими окнами. Как только бросишь в меня розу вот из этого букета – буду поджидать у лестницы. Мне надо показать тебе кое-что.

– Так пошли сейчас же – я вовсе не устала!

– Ты и впрямь полагаешь, что все эти платья буду носить я? Чтобы успеть перемерить все, надо начать уже сейчас и менять туалет каждые полчаса. Только учти – в одиннадцать у нас торжественный ужин. А пока – сойдет деловой костюм.

Разбросав на огромной кровати платья, Сандра растерялась – ей не приходилось еще решать подобные задачи, тем более в предельно короткое время. Клер пыталась разбудить в Сандре вкус к дорогим, нарядным вещам, но лишь для того, чтобы подчеркнуть убожество калеки.

Сандре еще не приходилось украшать себя, любуясь своим отражением и думая о том, чтобы понравиться кому-то. Встречи с зеркалом вызывали раньше горькое разочарование и желание стать невидимкой.

Протянув руку к облакам шелков, крепов, муслинов, Сандра ухватила край чего-то светлого и нежного. Платье из палевого шифона, обтягивающее сверху, имело широкую плиссированную юбку, порхающую вокруг икр при каждом движении. Распустив волосы, Сандра старательно расчесала их щеткой у овального туалетного столика и взвизгнула от радости – что за восхитительное чувство – довольство собой! Заметив флакон парижских духов, она, не задумываясь, надушилась, и аромат весенних цветов словно поднял ее над землей.

И вот такой – грациозной, соблазнительной, нежной, она предстанет сейчас перед ним!

Перегнувшись через подоконник, Сандра увидела затылок Берта, присевшего на каменную балюстраду.

– Эй! Я иду! – Вытащив из букета розу, она бросила ее вниз.

В одно мгновение Сандра оказалась внизу. Окинув ее изучающим взглядом, Берт нахмурился.

– Что-то не так? Я же говорила: эти наряды не для меня, – растерялась Сандра, непроизвольно ссутулившись.

– В том-то и дело, что они – для тебя! Но не я… – Берт тут же спохватился. – Извини, иногда я бываю противным. Особенно, если мне что-то не по зубам. Пошли. Вот это стеклянное сооружение – вовсе не оранжерея. Это мой цех. А сегодня – выставочный зал.

Они вошли в просторный ангар, в центре которого на возвышении стоял небольшой автомобиль удивительной формы.

– Какая прелесть! Эта машинка похожа на ракушку – перламутровая, изогнутая… Нет – на цветок лотоса! Как живая! Можно потрогать?

– Давай-ка лучше садись. Крышу пока не поднимай. – Распахнув дверцу двухместного автомобиля, Берт помог Сандре сесть. – Не помни свои волшебные шелка. Удобно?

– Чудесно! В ней уютно, словно в колыбели. И все необыкновенно красиво устроено – неужели ее делали мужчины? Такая изящная, очаровательная игрушка!

– Но она еще и ездит! – Берт подошел, открыл дверцу. – Можно присесть рядом, шеф? Мне и самому она нравится. Послушай, когда я вернул «мерседес» в музей, я понял, что должен создать противовес. Ну, понимаешь, – черному року противопоставить светлое везение. Хотя тот старик и спас нас своей мощной крышей, в нем, действительно, таилось что-то хищное…

– Я рада, что его заперли в музее. – Сандра чуть не проговорилась, что избавилась от своего бриллианта. Все таки в этом шаге помимо всего было и проявление трусости.

– Да, я вернул его в Вену. И тут же кинул клич моим знакомым ребятам, имеющим дело с гонками. И вскоре имел целый ящик болтов, гаек, шлангов, насосов, тормозов и прочих деталей. Все они были когда-то частями победивших в гонках автомобилей.

Я сам сконструировал эту машинку и буквально начинил ее победой. Ты представляешь – десятки мировых рекордов в этом маленьком теле!

– Чудесная идея, Берт… Ты просто… – Она повернулась, чтобы обнять его, но опасливо отдернула руки. – А я могу к тебе прикоснуться? Это в смысле того обета?

– Да, вроде… – Берт подставил щеку, и Сандра поцеловала его с восторгом и нежностью. Берт перевел дух. – Спасибо, что оценила. Я очень старался… А когда мне стало известно, что ты принесла в дар Смитсоновскому институту свой знаменитый бриллиант, меня осенило! Эта машина станет твоим талисманом, Сандра. Забирай!

– Это грандиозная идея! Я даже не знаю, что сказать, – ты сразил меня, Берт… Но куда же я возьму ее?.. Мне необходим собственный музей.

– Достаточно гаража у дома.

– У меня нет больше дома. Прости, мне не хотелось говорить о грустном.

– Ну и не надо. Потеря дома, хранящего столько мрачных воспоминаний, – удача. Тем более что этот дом всегда готов принять свою бывшую хозяйку.

– Тогда я была Моной Барроу. В качестве кого же я появлюсь здесь теперь?

– Хм, сегодня – ты моя желанная гостья. У нас масса поводов подурачиться за столом, ведь мы даже не отметили тот факт, что избежали электрического стула! – засмеялся Берт.

– Зря смеешься. Мы были совсем рядом.

– Детка! Ты забыла. – Берт встревоженно посмотрел на часы. – Тридцать минут прошло. Пора менять платье.

– А можно пропустить пару переодеваний? У меня в жизни не было ничего лучше этого платья. И потом… я не знаю, что выбрать, – это, оказывается, так утомительно, быть кокеткой и модницей.

– Не стану навязывать тебе свой вкус. Но могу составить конспект на ближайшие часы. – Так и быть, мы пропускаем одну смену – и впрямь, мне обидно терять из поля зрения это дивное сооружение из облаков и мечты… Мы завтракаем вон на том балконе, созерцая морской горизонт и верхушки пальм… Затем ты надеваешь купальный костюм и халат, спускаешься к бассейну, где мы проводим время в водных забавах. К сожалению, вода в море холодновата. Не забудь прихватить смену – сидеть в мокром купальнике вредно. Так… – Берт почесал затылок. – Задачка… А, сообразил! Меняем «мокрую резину» на «сухую» – так говорят, когда меняют шины на трассе в зависимости от погоды. Иначе говоря – ты поднимаешься к себе, надеваешь пеньюар – это такая штука с кружевами и вышивкой, и следуешь в ванную. Позвони Фанни, она подготовит купание. А потом… Черт возьми, хотел бы хоть краешком глаза взглянуть на это «потом»!..

Тяжело вздохнув, Берт продолжил:

– Появляешься из ванной – разморенная, розовая, благоухающая и падаешь на кровать… Не надолго. Предстоит вечерний выход. Надо основательно заняться собой. На туалетном столике найдешь все необходимое… Надеваешь платье… и ровно в одиннадцать я у твоих ног.

– Это платье?

– С ума сошла! Мадемуазель Керри, вы воспитывались в монастыре?

– Я любила проводить время в больницах, – грустно усмехнулась Сандра.

– Прочь старые привычки! Я же сумел изобрести новый прогулочный двухместный автомобиль, хотя был помешан на гоночных одиночках. Слушай внимательно: среди прочих соблазнов ты увидишь в шкафу нечто черное, прозрачное, длинное, усыпанное звездами. Откровенно говоря, не знаю, что это – рубашка, пеньюар или костюм для покера… Но я предпочитаю его. О'кей?

– Хозяин барии… Берт, а это все мне не снится?

– Нет, нет и нет! Я точно знаю – это все приснилось мне.

И все-таки Сандра чувствовала себя, как во сне, хотя никогда в жизни ей не снилось ничего подобного. До сих пор она видела себя в снах калекой и уродиной, радуясь каждому пробуждению. Но теперь она так боялась проснуться!

Все происходило в этот день точно так, как описал Берт. Он не сказал лишь об одном – с каждой минутой Сандра влюблялась все больше, теряя голову с фантастической быстротой. Нет, она чувствовала, что все время носила это чувство в себе, но теперь оно выходило из-под контроля, росло, угрожая сильнейшим взрывом.

Отдых в бассейне оказался испытанием для обоих. Берт старался не смотреть на Сандру, а она все время несла чепуху, боясь остановиться хоть на минуту. На языке вертелась фраза, готовая прорваться в первую же паузу: «Берт, обними меня покрепче!»

– Ну, я пойду немного займусь делами. Смотри, не перегрейся, к ужину требуется хороший аппетит!

– Кинув в Сандру краснобокий персик, Берт торопливо зашагал через газон прямиком к дому. Полы вишневого халата, наброшенного на плечи, развевались подобно королевской мантии.

Сандре захотелось плакать – она сама возвела между ними стену, через которую не могла теперь пробиться.

Горничная приготовила ванну. Словно впервые увидела Сандра великолепие отделанной мрамором комнаты с большим полукруглым венецианским окном, за которым между темными верхушками кипарисов синела полоска моря. К овалу изумрудно-зеленой ванны, расположенной между четырьмя колоннами, поднимались две ступеньки. Она нежилась в ароматной воде, поглаживая кожу мягкой рукой, но это лишь подогревало волнение.

Сандра посмотрела на свои ноги, вспоминая, как неподвижно, словно чужие, лежали они в воде, едва реагируя на перемену температуры. Ей показалось, что пальцы онемели, и спазм страха стиснул сердце. «Спокойно, спокойно…» – скомандовала она себе и тихонько попробовала согнуть колено. Нога, наполненная свинцовой тяжестью, неохотно подчинилась и, словно чужая, снова упала в воду.

«Все!» – молнией взорвалось в сознании Сандры. Нащупав кнопку вызова горничной, она тихо сказала:

– Попросите, пожалуйста, мистера Берта немедленно прийти.

– К тебе можно? – нерешительно застыл в дверях Берт, не ожидавший увидеть такую сцену.

– Ноги! Они опять не хотят слушаться… – Чуть слышно прошептала Сандра.

Не медля ни секунды, он достал ее из воды и отнес в спальню. Сандра натянула шелковое одеяло и затаилась от страха, боясь пошевелиться.

– Неужели все кончилось? Короткое освобождение от неподвижности было дано мне лишь для возмездия… – Сандра с трудом приподнялась на локтях – в ее глазах застыл ужас. – Берт, дай мне зеркало, скорее? Я стала прежней?

– Ну что ты, девочка… Что за нелепые страхи. Ты просто переутомилась. Я вызову доктора. Столько волнений и слишком резкая смена погоды. – Присев рядом, Берт нежно поправил разметанные по подушке мокрые волосы. – Ты только что простилась со своим домом и тут же попала в новый… Ведь я готовил его к твоему приезду. – Он в раздумье посмотрел на покрытый росписью потолок и сжал кулак. – Ладно. Все равно ты должна знать, лучше прямо сейчас… Я бы хотел, чтобы ты опять стала моей женой… Ах, не так, наверно, говорят об этом!

Вскочив, Берт нервно заметался по комнате. Сандра тихо заплакала. Разве может она теперь стать женой? Таких, как она, ждет инвалидное кресло и совсем другая судьба.

– Подойди сюда, дай руку… – позвала Сандра и, сжав протянутую Бертом ладонь, коснулась губами жестких, напрягшихся костяшек пальцев. – Спасибо… Спасибо за все, что ты дал мне, за сегодняшний день, за автомобиль, за хрустальные бусы… – Сандра не утирала бегущих слез. – За то, что сейчас сказал мне… Но ведь я не могу…

– Перестань! Если бы ты была мужчиной, я накричал бы на тебя, назвал малодушным трусом, слабаком. Так не бывает, Сандра! Ты же поняла, что сама, только сама – хозяйка своей судьбы. А она у тебя удивительная. Посмотри на меня! Ты веришь мне?

Решительно шагнув к Сандре, Берт сбросил одеяло и, взяв ее за руки, приказал:

– Вставай! Довольно страхов, смирения, безвольной обреченности! Ты сильная и смелая, ты встанешь и пойдешь!

Он поднял Сандру на ноги и поставил, подхватив под руки, как учат ходить делающего первые шаги ребенка. Панический взгляд Сандры встретился с яростно прищуренными глазами Берта.

– Иди, иди! Смотри мне в глаза и не думай о ногах, они будут работать сами. Ну, Сандра! – Отпустив ее, Берт отошел к окну. Она стояла, покачиваясь, широко разведя руки, словно канатоходец, и не отрывала глаз от магнетических зрачков Берта.

– Ты прекрасна, как Ева, детка. Иди ко мне, или мы не увидимся уже никогда. – Он вскочил на подоконник открытого в сад окна. – Я много раз умирал, но сегодня шутить не намерен. Иди сюда, я люблю тебя, Сандра…

– Возьми меня с собой, Берт! Не бросай меня! – Она кинулась к нему, попав в распахнутые объятия…

… Берт с ненавистью взглянул на звонящий телефон. Они лежали в постели, боясь хоть на секунду отпустить друг друга. Шквал ослепительной страсти пронесся, оставив щемящую нежность и тихую грусть, которые сопровождают счастье, кажущееся непомерным.

Не отпуская Сандру, Берт осторожно поднес к уху трубку.

– Пришел доктор Будейрос, – сообщил дворецкий.

– Извинитесь перед ним, Макс. Необходимость миновала. Позже я позвоню ему сам… – Берт посмотрел на лежащую на его плече Сандру. – Что скажешь, девочка?

– Мне нужен только ты.

– Ты уверена, что все нормально?

– Н-нет. Это не нормально. Это необыкновенно! – Прижавшись к Берту, Сандра пробормотала. – Ты первый мужчина моего проснувшегося тела. И единственная любовь ожившей души… Нет, врач мне не нужен, ведь от любовной горячки исцеляет только любовь.

– Уверяю тебя, мы совершенно неизлечимы. У нас злокачественная, прогрессирующая страсть – это я постараюсь доказать на деле, как опытный «больной». А как специалист по двигателям, я могу утверждать – «техпомощь» в виде доктора Будейроса нам, действительно, не нужна. Сейчас бы к месту был священник, способный провести впечатляющую брачную церемонию.

… Берт ушел за десять минут до назначенного ужина, оставив Сандру в полном парадном блеске. Он сам надел и застегнул на ее спине узкое черное платье, расчесал волосы и придирчиво подобрал украшения.

– Если бы я раньше знал, какое удовольствие наряжать женщину, то стал бы или портным, или парикмахером. – Сказал он, любуясь своим произведением.

– Еще не поздно переменить профессию. У тебя здорово получается. Я никогда не смогу найти лучшего мастера… – Сандра смотрела на себя в зеркало широко открытыми глазами, стараясь навсегда запомнить важное мгновение этого необыкновенного дня. «Какие бы подарки ни преподносила мне жизнь – лучше быть уже не может!» – Думала она, наблюдая в зеркало за руками Берта, застегивающими ожерелье, зачесывающими и вновь распускающими ее волосы.

– Можно, я тоже выберу тебе костюм?

– В другой раз, Фея. Боюсь, эта процедура может затянуться на всю ночь. Если честно, мне больше хочется раздеться, чем одеться… Не удивительно, что мастера дамской красоты – по преимуществу геи. Организм не выдерживает постоянного перенапряжения.

– Берт, а что мы сегодня празднуем?

– Как, разве ты не поняла – я выиграл гран-при своей жизни!

Едва Берт скрылся за дверью, Сандра вытащила из ваз белые розы и разложила их на ковре. Плести венок из крепких колючих стеблей оказалось не просто. Быстро сообразив, Сандра вытащила длинный пояс тафтового малинового платья и перевила им цветы, завязав концы бантом. Получился великолепный венок.

Работа завершилась вовремя. Сандра увенчала появившегося на пороге комнаты Берта. В серебристо-красном комбинезоне команды «Ренетон», с венком цветов на шее, он выглядел точь-в-точь, как на обложках журналов, – сияющий, непобедимый чемпион мировых первенств.

– А вот и мой главный кубок! – Подхватив Сандру на руки, Берт прошептал:

– Закрой глаза. Я тоже умею колдовать, любимая.

Сандра зажмурилась. Прижавшись к Берту, она слышала, как бьется его сердце, ощущая запах роз, колко уткнувшихся в ее щеку, и вдруг – вместе с ароматом ночной свежести навстречу ей полетели звуки. Это был вальс, грустный и нежный, известный на весь мир вальс Нино Рото.

Опустив Сандру, Берт обнял ее за талию.

– Можешь осмотреться, не просто кружить вслепую в таком тесном пространстве.

– Я открыла глаза, но сон продолжается. Это невероятно!

Они стояли в центре большого круглого зала, образованного грядой белых колонн. Густо переплетенные цветущие лозы составляли стены, а вместо потолка возвышался купол из вьющихся роз, сквозь которые светили крупные южные звезды. Великолепная мозаика, покрывающая пол, изображала смеющееся солнце в ореоле разбегающихся во все стороны золотых лучей.

Сандра увидела накрытый стол. Шеренга высоких канделябров с бледно-розовыми свечами озаряла все вокруг трепетным, теплым светом. На специальном возвышении расположились музыканты, одетые по последней моде эпохи «короля вальсов».

– Извини, они прибыли прямиком из XIX века и никогда не слышали не только рок, но даже чарльстон. Вальсы и полонезы – гвоздь программы этих любителей старины.

– Тогда начнем с вальса. Только держи меня крепче, Берт, я не танцевала последние десять лет!

Они закружились по залу, сбиваясь и налетая друг на друга и хохоча от счастья.

Усадив Сандру за стол, Берт посмотрел очень строго.

– Предупреждаю, с сегодняшнего дня мы основываем новые традиции клана Стеферсонов Уэлси-Керри. Мы будем без устали тренироваться и танцевать вальс каждый год третьего ноября – в годовщину нашего обручения. – Достав из кармана комбинезона сафьяновый футляр, Берт протянул его Сандре. – Кажется, я угадал размер и цвет.

Сандра приподняла крышку – в бархатной лунке сумрачно светился овальный аметист в обрамлении алмазных искр.

– Это самый темный камень, который удалось найти моему ювелиру. Точно так темнеют твои глаза, когда ты начинаешь колдовать, становясь феей. – Надев кольцо на палец Сандры, Берт сжал ее руку. – Мне хочется, чтобы отныне каждый час разлуки стал для нас океаном.

– Боже, Берт, ты, наверно, сочинял стихи в школе или печатался в студенческом альманахе! Постой, я сейчас вспомню… Ах, вот:

– В школе я, к сожалению, бил окна футбольным мячом. А о сонетах Шекспира узнал много позже. – Берт с улыбкой поморщился. – Не смейся. Я нашел томик сонетов в здешней библиотеке и был зачарован всем, над чем посмеивался раньше… Это колдовство, Фея. Никогда не переставай колдовать. – Берт наклонился к Сандре, и поцелуй надолго соединил их объятия.

Музыка замолкла. В нависшей тишине громом прозвучал гневный голос, переходящий на истерический визг:

– Надеюсь, вы успели пожениться! Теперь я смогу обвинить тебя и в двоеженстве! Мерзавец, подонок, убийца! – Мона бросилась к Сандре. – А тебе я выцарапаю аметистовые глазки, фальшивая куколка с купленным лицом. Ха-ха! Да ты вся в шрамах, как уличная девка!

Берт едва удерживал рвущуюся в драку Мону. Ее искаженное ненавистью лицо было ужасно. На посиневших губах повисла пена.

– Макс, врача, немедленно! – Крикнул Берт появившемуся дворецкому.

Закатив глаза, Мона навалилась на стол и рухнула, потянув за собой скатерть. С грохотом и звоном посыпалась на мозаичный пол праздничная сервировка. Судороги сотрясали тело Моны, Берту пришлось схватить за волосы ее колотящуюся о камни и разбитый хрусталь голову. Опустив смычки, безмолвно созерцали происходящее одетые в черные смокинга музыканты.

Никто не заметил, как исчезла Сандра.

18

Альпийская зима в окрестностях Гриндельвальда радует туристов, направляющихся в полной спортивной экипировке на горнолыжные курорты. Здесь покоряют снежные склоны, катаются на санях с колокольчиками, бегают, прыгают, плавают, выделывают на лыжах трюки высшего пилотажа, балдеют вечерами в полутемных барах, до утра танцуют на дискотеках и без устали занимаются любовью. Пациенты «Кленовой рощи» проводят время намного скромнее.

С октября у большинства страдающих костной патологией начинаются обострения. Постоянные боли и мрачная погода способствуют депрессии, которую трудно преодолеть даже при помощи приобретенных недавно супертелевизоров и компьютеров с набором игр, которые так любят лишенные движения дети.

Доктор Вальнер, вдохновленный поступившими ему от Сандры Керри крупными вложениями, изменил профиль клиники. Теперь сюда попадали преимущественно больные с врожденными аномалиями опорно-двигательного аппарата или с последствиями тяжелых травм. В основном это были подростки и дети из семей, неспособных оплачивать сложное лечение в дорогих клиниках.

Официально Сандра считалась совладелицей «Кленовой рощи», но она редко вмешивалась в организационный процесс, ограничивая свою деятельность функциями медицинской сестры.

Патрику Жуве почти год назад исполнилось пятнадцать. «Его буквально отскребали от фонарной тумбы, а потом склеивали по кусочкам. То, что осталось, никогда не сможет двигаться, – сказал доктор Вальнер Сандре про нового пациента. – И всю жизнь ему придется лечиться». Маленькое смуглое лицо парня, некогда, очевидно, чрезвычайно подвижного и смешливого, стало похоже на физиономию грустной обезьянки: огромные, переполненные тоской глаза и бороздки недетских бегущих вниз от уголков губастого рта морщинок.

Сандра удивилась, обнаружив, что подросток выбрал ту же самую площадку, что когда-то так понравилась ей. Однажды она застала его там с кипой журналов на коленях. Заметив медсестру, Патрик попытался скрыться в круто поднимающихся вверх аллеях. Его руки с трудом крутили колеса громоздкого кресла, на землю посыпались журналы.

Подобрав, Сандра протянула их мальчику. Он нахмурился и опустил глаза, показывая всем своим видом, что к беседе не расположен.

– Ты любишь автомобили? – Спросила Сандра не без удивления – Патрик читал «Скоростную трассу» и «Спортивный экспресс» за прошлый год.

– Эти парни все время рискуют, ломают руки, ноги, даже позвоночник, а потом снова начинают сначала. Даже с протезами… Конечно, без ноги гран-при не потянешь… Но ведь крутить руль можно.

– Ты правильно заметил – все относительно. Ты завидуешь тем, у кого есть ноги. А тот мальчик из двенадцатой палаты с гипсом до самых ушей многое отдал бы, чтобы пошевелить пальцем и почесать свой нос… Его гран-при – это суметь самостоятельно помочиться. И мы постараемся помочь ему преодолеть беспомощность. Уверяю – это будет огромный праздник в его жизни… А у тебя здорово получится крутить руль – кажется, ты ловкий парень, Пат.

– Вас послушать, так мне страшно повезло!

– По сравнению с теми несчастными, которые ежедневно погибают в автокатастрофах, – очень. И даже среди тех, кто выжил, – ты не самый обиженный. Смотри, какие сильные руки, и вообще, – Сандра улыбнулась: – ты симпатичный парень, Пат. Может, для мужчины это менее важно, чем здоровые ноги, но еще важнее – вера в себя.

Она пролистала журналы и показала Патрику фотографию: на носилках лежало изломанное тело в серебристом красном комбинезоне. Санитары погружали в «скорую помощь» изуродованного гонщика.

– Это Берт Уэлси. После катастрофы в Будапеште он лечился здесь. А потом трижды брал гран-при.

– Правда?! Берт был в этом санатории?

– На этой самой полянке. В таком же кресле и весь упакованный в гипс. И знаешь, с чего он начал? – Он учился заново сжимать кулаки. Вот так!

– Сандра протянула перед собой руки. – У меня это упражнение совсем не получалось. Но Берт заставил меня сражаться… Сейчас пора обедать, но если ты прикатишь сюда вечером, я расскажу тебе много интересных вещей…

… С того дня Сандре приходилось урывает время, чтобы встречаться на площадке с Патриком. Ей так хотелось рассказывать о Берте, вспоминая историю их знакомства, заново проходя шаг за шагом этапы его нелегкой гоночной карьеры.

К шестнадцатилетнему юбилею Сандра подарила Пату кресло с электродвигателем, взяв с него слово, что он примет участие в весенних гонках инвалидов. Тогда же она рассказала Патрику, как стала калекой в праздничный майский день.

– Но у тебя остались целы ноги… – Недоверчиво посмотрел на стройную медсестру Пат. Они недавно перешли на «ты», чувствуя себя друзьями-заговорщиками.

– Я потеряла большее – отца и брата. Он был немного старше тебя и тоже любил мечтать сразу о многом… Я знаю, как не просто возвращать себе умение двигаться, веселиться. Если честно, мне и улыбаться-то пришлось учиться заново…

… Сандра, действительно, много и охотно улыбалась, радуясь победам своих маленьких подопечных. Улыбалась даже тогда, когда на душе скребли кошки, а на глаза навертывались слезы. Она по-настоящему оценила силу улыбки и милосердия, от всей души даря их увечным детям. И только теперь Сандра поняла, как много значил для нее Берт.

Господи, все было фантастически, неправдоподобно прекрасно… Слишком хорошо, чтобы стать правдой.

Появление Моны уничтожило праздник. Сандра спешно покинула остров, видя растерянность Берта. Он был сражен и сбит с ног. А ей не хотелось становиться свидетельницей поражения своего возлюбленного – героя и чудодея, подарившего ей мир. Она наотрез отказалась остаться в доме до утра и взять что-либо из новых вещей. В твидовом пиджаке и черной юбке, с небольшой спортивной сумкой в руке, Сандра покинула Алиенте. Меньше суток счастья выпало на ее долю. Но что за ослепительный фейерверк чувств! Она увозила их с собой, как бесценный дар, который до конца будет принадлежать ей.

– Я разыщу тебя, как только улажу дела с Моной. – Берт провожал Сандру у причала, на волнах покачивался, ожидая пассажирку, катер. – Прошу тебя, не забывай вчерашнего дня и все, что я сказал тебе.

– Я никогда не смогу забыть, как сказочно была счастлива. Но я не возьму это. – Сняв с пальца, она протянула Берту кольцо. – У женатых мужчин не бывает невест.

– Жди меня, девочка. Очень прошу, жди.

С кормы удаляющегося катера Сандра видела светлую фигуру в лучах причальных прожекторов. Сунув руки в карманы брюк и широко расставив ноги, Берт прочно стоял на бетонном молу. Ветер трепал его волосы, и, даже не видя лица, Сандра чувствовала, как крепко стиснуты его зубы. Что это – стойка борца, готового к трудным сражениям, или ожесточенность человека, прощающегося со своими иллюзиями?

… Читая в газетах о чудесном возвращении жены бывшего чемпиона, а ныне владельца автомобильной империи, Берта Уэлси, Сандра все больше убеждалась, что ждать ей нечего.

Историю несчастной женщины перепевали на все голоса так, что было очевидно: фанатикам скоростных трасс лучше не обзаводиться женами. А если и выбирать спутницу жизни, то не из числа утонченных, нервных и художественных натур, каковой являлась незаурядная актриса Мона Барроу.

Газеты и журналы охотно печатали ее интервью, сопровождая их фотографиями, на которых изможденная, постаревшая, с затравленными глазами Мона выглядела невинной жертвой.

Очевидно, кто-то хорошо инструктировал Мону, и в беседах с журналистами ей удавалось избегать острых углов и выглядеть пострадавшей даже в весьма сомнительных ситуациях.

– Самым волнующим моментом в вашей истории было появление принявшей ваш облик Сандры Керри и то, что Берт Уэлси признал ее своей женой. Вплоть до процесса над Клер Ривз «супруги», по-видимому, чувствовали себя вполне счастливыми. Как вы относитесь к этому моменту, миссис Барроу? – спрашивал интервьюер.

– Увы, Берт считал меня погибшей. Отчаяние толкнуло его на столь экстравагантный шаг. Он мог бы заполучить любую голливудскую красотку, но предпочел плохую копию жены. Я поняла, как велика любовь моего мужа, когда увидела лицо этой женщины, исполосованное шрамами косметических операций. Жалость к бедняжке и ее сходство со мной объясняют их временный союз.

… Сандра в сердцах бросила журнал в камин. Ее ранило каждое слово Моны, тем более что Берт давать интервью отказывался. Попадались и статьи, сопоставляющие фотопортреты Моны и Сандры. Несмотря на старательно подчеркнутые ретушью шрамы на лице самозванки и разницу причесок, нельзя было не признать невероятное сходство женщин. К тому же Мона, со всей очевидностью, представила фотографии пятилетней давности, и разница в возрасте совсем не бросалась в глаза. «Уэлси запутался – и его можно понять», – гласил заголовок заметки, намекавшей на то, что подлинная Мона вернулась совсем не кстати.

Журналист «Ироничного наблюдателя» Терри Букс был самым ядовитым из всех, кто осмелился копнуть поглубже, вытащив на свет брак Сандры и Дастина Мориса, к которому испытывал очевидную неприязнь. Его версия происшедших событий поразительно близко подбиралась к истине. Букс с теплотой писал о Сандре, попавшей в лапы жестокого авантюриста, и сочувствовал терпимости Берта, сохранявшего на протяжении многих лет брачные узы с психически ненормальной женщиной.

В толковании того, где провела это время Мона, было немало противоречий. Находились свидетели, подтверждавшие ее пребывание в клинике для душевнобольных, куда неизвестная пациентка попала в состоянии глубокой амнезии. Монахини ордена Искупления, ведущие замкнутый образ жизни в альпийском монастыре, не отрицали, что в течение нескольких месяцев опекали молодую женщину, не помнящую своего имени и пожелавшую скрыться от мирской суеты. Некий полусумасшедший актер, прославившийся лет десять назад в комических ролях, а затем спившийся, вдруг вылез на страницы прессы с утверждением, что Мона Барроу состояла все это время в его общине, или «семье», исповедовавшей культ наркотического забвения и свободных половых отношений. А его оппонент в лице репортера «Светских новостей» настаивал на том, что «признания» алкоголика, порочащие Мону, куплены Сандрой Керри.

Все это было настолько ужасно, что Сандра полностью исключила всякое общение с внешним миром, всерьез думая о том, чтобы скрыться в монастыре. Клинику осаждали репортеры, желавшие получить информацию у одной из главных героинь скандальной истории. Но Сандра упорно избегала встреч, будто дала обет молчания.

– «Существует только одна истинная версия – та, которую найдет нужным сообщить Берт Уэлси. Я присоединяюсь к любому его толкованию событий», – сказала она в самом начале и более не добавила к этому ни слова.

Она заставляла себя не обращать внимания на злые домыслы и не вспоминать о Берте, но это было гораздо сложнее, чем отказываться от интервью. Лишь общение с больными детьми, нуждавшимися в помощи Сандры, приносило ей радость. А страдания и боль маленьких подопечных заслоняли ее собственные. Принимая на себя обязанности медсестры, Сандра не предполагала, что сумеет по-настоящему увлечься своим делом. И вдруг оказалось, что «Кленовая роща», где Сандре была отведена уютная квартира в коттедже медперсонала, станет ее домом, заменит ей близких, родных, семью. А когда в клинику попала пятилетняя парализованная девочка, потерявшая родителей в автокатастрофе и сама чудом уцелевшая, Сандра так привязалась к ней, что решила оформить удочерение.

Теперь они гуляли втроем – Патрик, Сандра и маленькая Кетлин, уже научившаяся управлять детской каталкой.

Однажды перед самым Рождеством, когда вся компания по установившейся привычке уединилась на круглой площадке, к ним явился визитер.

– Сандра, там мсье Уэлси! – Воскликнул Пат и открыл рот от удивления.

– Привет. Какая симпатичная компания! У вас здесь весело. И зима… – Он собрал с парапета белый тонкий налет и, слепив снежок, запустил им в сосну. Снежный пластырь точно залепил выемку в коре – ту, что осталась от кусочка, пошедшего когда-то на изготовление игрушечного автомобильчика.

– А какие здесь славные девочки! – Берт подошел к Кетлин. – Тебя можно немного поносить на руках? Хватайся за шею, если не боишься. Я очень высокий.

Подхватив девочку, он помахал всем рукой:

– Мы посмотрим на самую большую елку в этом парке и скоро вернемся.

Сандра застыла, не вымолвив ни единого слова. В голове так звенело, что казалось, она вот-вот потеряет сознание.

– Какой-то верзила отобрал у меня малышку. Сказал, что он доктор и просил вернуть коляску. – Появившийся Берт растерянно пожал плечами. – Но елку мы успели посмотреть и даже хорошенько тряхнуть, чтобы посыпалась настоящая метель. А этот здоровяк…

– Знаю, знаю! Доктор Жуве – он очень любит порядок. – Воскликнул Патрик. – Он ведь не знает, что говорил с самым замечательным… – Парень замялся. – А скажите, мистер Уэлси…

– Вот что, парень, я расскажу тебе самые удивительные истории всех мировых гонок. Только вначале я хочу поговорить с Сандрой. – Берт подмигнул Патрику. – Ты меня понял? Совершенно наедине.

– Ага, мистер Уэлси, я уже исчезаю и заодно прихвачу каталку Кэт. Мое кресло самое быстроходное в мире…

– Я покажу тебе еще пару секретных приемов, как обойти соперника на поворотах… – Крикнул Берт вслед удаляющемуся по узкой аллее Пату.

Они молча посмотрели друг на друга, и Сандра отвела глаза. Облокотившись о парапет, она рассматривала зимние склоны и нарядный, предрождественский Гриндельвальд.

– По вечерам видно, как зажигаются цветные огни и даже светится здоровенная елка на центральной площади… У нас здесь тоже будет грандиозный праздник.

– Сандра… – Берт взял ее руку и, сняв пуховую перчатку, нежно поцеловал. – Это не просьба о прощении. Это благодарность за смех и праздник, который будет у твоих подопечных… Бессмысленно оправдываться – я просто не мог поступить иначе…

– Ты правильно сделал, что пожертвовал мной. Я сильная. Как видишь, хожу, бегаю и даже не спиваюсь. Кажется, мне удалось выжить. Хотя вначале это было непросто…

– Мне тоже. Но сейчас – еще хуже… Я надеялся быстро уладить все с Моной – я предлагал ей огромные деньги, оплачивал лечение в лучших клиниках мира. Мне нужно было ее согласие на развод. В конце концов, я решил, что обойдусь без согласия.

Суд и так расторг бы наш брак, несмотря на всю кампанию в прессе, которую затеяла Мона. Она наняла хорошего адвоката, и тот сумел объяснить ей, как должна вести себя жертва.

– Это естественно – ты богат. Мало кто мог бы удержаться от искушения отсудить у мужа-миллионера половину состояния. Мона не исключение.

– Ах, детка… Нам хватило бы и десятой части моих богатств… А в общем-то – и того домика, что взорвала Клер.

– А еще – твоего завода и этой клиники… Почему мы не можем быть вместе, Берт? – Сандра с мольбой подняла на него полные слез глаза. – Если бы ты знал…

Распахнув полы подбитой мехом куртки, Берт обнял ее и прижал к себе:

– Я все знаю, девочка. Ты никогда не покидаешь меня, ты всегда внутри, в моих мыслях, сердце, в моих мечтах и надеждах… Но этого так мало!

– И так жаль того, что уже никогда не случится.

– Случится! Пожалуйста, запусти свою ладошку под свитер. Чувствуешь, в кармане рубашки? Достань. – Берт надел на палец Сандры аметистовый перстень. – И никогда не снимай. Скоро я заберу тебя, детка…

В голосе Берта прозвучала мрачная угроза.

– Что ты задумал?

– Мона обещает покончить с собой, если я подам на развод. Значит, так тому и быть. Она сама выбрала свою участь.

– Нет, Берт! Разве мы сможем начать нашу жизнь у ее могилы, зная, что сами толкнули ее на этот поступок?

– А ты думаешь, я должен ждать, пока не задохнусь от тоски или какой-нибудь везучий парень не завоюет твое сердце?

– Мы должны подождать… А вдруг добрый Санта-Клаус привезет в своем сказочном мешке подарки и для нас?..

– Ты сама не веришь в то, что говоришь, детка. У тебя такой голос, словно ты уже отреклась от всего, смирилась…

– Смирение – подвиг. Или дар свыше. Может, его и просить у Санта-Клауса?

– Не смей так говорить, Сандра. Борьба труднее смирения. И я выбрал ее…

– Мсье Уэлси, скоро обед, я совсем замерз, пока караулил вас. Боялся, что вы сбежите… – Из-за кустов опасливо выглянул Патрик. – Не торопитесь, я буду ждать. Только вы не забудьте, пожалуйста, что обещали мне. А еще Кетлин уверяет, что вы хотели прокатить ее в замечательном автомобиле.

– Не стоило обнадеживать ребенка, Берт. Девочка потеряла родителей. Она просит у Санты вернуть ей мать. И, кажется, я знаю, как это сделать. – Сандра строго посмотрела на Берта. – Для меня это очень важно, и я очень постараюсь завоевать ее любовь.

– Да она и так в тебе души не чает! – С грустной насмешкой заметил Патрик. – Ни на минуту не отстает…

Берт насупился:

– А знаете, я завидую вам… Может, доктор Вальнер возьмет меня санитаром или тренером по езде на каталках?

– Вот было бы здорово! – оживился Патрик. – Но вначале расскажите совсем немного про себя. Это очень страшно – носиться на такой скорости – фю-ить!

Берт с мольбой посмотрел на Сандру, но она попятилась.

– Патрик, мсье Уэлси уже свободен. А у меня срочные дела в клинике. Я и так задержалась. – Сандра улыбнулась Берту. – С наступающим Рождеством, победитель!

– Не бросай свое колдовство, Фея. Я очень рассчитываю на него. И хорошо помню все, что обещал. Даже малышке Кетлин.

Сандра быстро направилась к зданию клиники, оставив на круглой площадке Берта и Патрика. Она с трудом сдерживала рыдания – было такое чувство, что еще несколько шагов – и она не выдержит, бросится обратно, прижмется к нему и ни за что, никогда не отпустит…

Не оглядываясь, Сандра удалялась от Берта, а боль в груди становилась невыносимой. Казалось, что-то острое вонзилось прямо в сердце и вот-вот разорвет на части. Вот-вот случится нечто ужасное, непоправимое.

Вбежав в палату Кетлин, Сандра обняла девочку, прислушиваясь к ее ровному дыханию.

– Сандра, скушай мое пирожное. Очень вкусное и веселое. Только пожалуйста, пожалуйста, не плачь…

Приближались праздники, но Сандру не покидало ощущение угрозы – каждый день она ждала плохих вестей, и они появились – крупные заголовки в газете, лежащей на тумбочке больного. «Мона Барроу покончит счеты с жизнью, если муж бросит ее». И ниже: «Я убью себя и его», – сказала миссис Барроу, доведенная до отчаяния».

Сандра оценила серьезность ситуации и приняла решение.

Самуил Шольц часто звонил ей, предлагая помощь. Недавно он намекнул, что собирается провести праздники в полном одиночестве. Позвонив ему, Сандра сказала:

– На Рождество мне не выбраться – здесь затевается большой детский праздник. А к Новому году готовь нарядную елку – я прилечу в Ньюхемш. Нам надо обсудить кое-какие важные вопросы.

– Вдвоем? – Не поверил своему счастью Сэм.

– Консультанты нам, я думаю, не понадобятся. Возможно, я прихвачу с собой маленькую девочку. Ты познакомишься с Ней и начнешь оформлять бумаги.

Какой-то сумасшедший кураж подстегивал Сандру. Ей казалось, что выход найден: своим замужеством она избавит Берта от мучительной дилеммы.

Двадцать третьего декабря в клинике творился настоящий переполох. Праздничная суета увлекла даже тех, кто не мог до этого побороть депрессию. Все принимали участие в украшении комнат и, главное, – зала с нарядной елкой. Костыли, гипс, инвалидные коляски казались маскарадными принадлежностями – так весело сверкали глаза детей, готовящихся к празднику. А их радость вдохновляла взрослых.

Сандра взвалила на себя множество всяких обязанностей – заказ лакомств к столу, закупку заранее продуманных подарков, подготовку призов для игр и соревнований, постановку церемониала появления Санта-Клауса с неизбежными санями и эльфами.

Она помогала развешивать цветные гирлянды вдоль стен, когда ее вызвали к центральному входу.

– Вон та дама в красном автомобиле немедленно желает видеть вас, миссис Сандра, – сообщил привратник.

Она сбежала по ступенькам, как была – в голубом костюме медсестры и легких парусиновых туфлях. Дверца распахнулась.

– Садись, – раздался хриплый голос. За рулем сидела темноволосая женщина в зеркальных очках и меховом жакете. Лишь когда она повернула мрачно усмехающееся лицо с ярко очерченным алым ртом, Сандра узнала Мону.

– Берт прислал меня за тобой. Мы остановились в Гриндельвальде. Муж, наконец, решил во всем разобраться. Мы должны обсудить нашу ситуацию втроем, не правда ли, детка?

– Я не могу отлучиться сегодня. Скоро начнется детский праздник.

– Пустяки, это не займет много времени. Поставишь свою подпись на бумажке – и катись обратно.

Сандра колебалась. На ее волосы и плечи ложился мелкий снег.

– Хорошо, я предупрежу, что скоро вернусь.

– Эй! У меня нет времени. И у Берта тоже. – Мона засмеялась. – Наш герой слегка «того» – наверно, в голове что-то треснуло.

– Едем. – Сандра села сзади. – Только быстрее.

Мона резко нажала на газ.

– Хорошая машинка – подарок Берта. Он любит скорость. Вот это настоящая езда, не хуже, чем в «Формуле-1»!

– Но мы не на гоночной трассе, нас остановит дорожный патруль, – предупредила Сандра, глянув на спидометр.

– Патруль не успеет! Ты же сама просила поторопиться. – Мона странно захохотала, и Сандра поняла, что имеет дело с умалишенной.

– Останови сейчас же! – Она попробовала встряхнуть Мону за плечи, но машина лишь резко вильнула в сторону, едва не врезавшись в придорожные столбики.

– Не рыпайся, еще не время. Я ненавижу тебя. Ты украла мое лицо и мою судьбу. Я должна быть счастлива с Бертом – я!.. Жалкая маленькая добродетельная мышка! Тебе не понять Мону Барроу – величайшее трагическое дарование современности. Да! Так писали, и это была чистая правда… Мне не нужны его вонючие деньги и его гребаное сострадание!..

– Ты все еще любишь Берта, Мона. Отпусти его…

– Я?! – Истеричный смех сотряс тело женщины. Не сбавляя скорости, она неслась по горной трассе вверх, пренебрегая резкими гудками встречных автомобилей. – Любовь! Я предпочла бы остаться в притоне секты «Затмение», забыть обо всем… Мы курили, кололись и трахались с кем попало и где попало, всей «семьей» – вот это и есть «любовь»…

Мона вдруг повернула к своей спутнице побледневшее лицо, сорвала очки, и Сандра содрогнулась – перед ней сидела старуха.

– Не так свежа, не правда ли? Не гожусь для экрана и для роли супруги магната? Но я еще могу кое-что…

Приступ истерики прошел – Мона уверенно вела машину, ловко избегая столкновений. Сандра сжалась на сиденье в полной растерянности. Она понимала, что бороться на такой скорости означало неизбежную гибель.

– Вон там, наверху, видишь площадку? Я заприметила ее раньше. Ремонтные работы на сегодня прекращены, и мы выпорхнем в пустоту совершенно без зрителей. Только добренький боженька и его ангелы не подхватят наши души. За нами прибудут черти, чтобы утащить прямиком в ад. Это как раз по мне – жарко и никакой нравоучительной дребедени.

– Не думай, что тебе удастся обойтись без свидетелей. Над нами уже кружит патрульный вертолет – они засекли автомобиль.

– Тем лучше. Сопливые полицейские сумеют описать газетчикам последнюю роль Моны Барроу: «Полет над проклятой жизнью».

– Нет! Ты получишь за развод кучу денег и сможешь наслаждаться своими игрушками еще многие годы. Это вернее, чем рассчитывать на компанию в преисподней.

– Я не смогу наслаждаться ничем, пока живы вы с Бертом… А знаешь, еще в ресторане Гриндельвальда, когда ты, вроде улитки, приросла к своему креслу и выглядела как невеста из фильмов ужасов, я поняла все. У вас с Бертом на лбу сияла печать – печать сатаны. Вы были обречены на общее горе.

– На счастье, Мона. Мы сумеем дать друг другу так много, что даже сейчас, перед казнью, я с радостью признаю свою жизнь удавшейся. Мне фантастически повезло, Мона. Я встретила Берта – лучшего человека на свете. Да посмотри же, я улыбаюсь! Я смеюсь над твоей жалкой, беспомощной местью!..

Не переставая улыбаться, Сандра закрыла глаза. Она совсем не боялась смерти: Берт любит ее, а все остальное – мелочи. Даже небытие.

– Ну, вот мы и прибыли. Молись, если умеешь. А я проклинаю тебя! – Мона резко свернула на закрытый для проезда участок дороги. Сбив щиток с предупреждающими об опасности красными лампочками, машина устремилась к пропасти. Развороченные булыжники заставили сбавить скорость, из уст Моны вырвалось грязное ругательство.

– Берт! – С неожиданной силой Сандра рванула дверцу и вывалилась в строительный щебень. Не чувствуя боли, поднялась, рванулась к краю площадки. – Берт!

Маленький белый автомобиль с открытым верхом – тот самый, что был собран из трофеев победы руками Берта, преградил путь машине Моны.

Уэлси улыбался, сжимая руль, ветер трепал его волосы, в свете фар кружил и искрился снежок. Все выглядело, как на картинке рекламного проспекта.

Два колеса машины висели в воздухе. Водитель не мог пошевелиться – каждое движение приближало конец. Время распалось на гряду значительных, весомых мгновений. Красный автомобиль, предвкушая последний, роковой удар, медленно двигался к цели. Сандра бежала, протягивая к любимому руки. Что-то шумело и грохотало над ее головой, вздымая пыль и сухую листву. Она ничего не понимала, вся обратившись в желание – дотянуться, припасть к его груди…

– Берт, любимый! – Сандра зажмурилась. Ладонь Берта крепко ухватила ее запястье и приподняла вверх. Машина накренилась, сорвалась с точки опоры и… поплыла в воздухе. Прямо под ней, ударившись крышей о колеса, пронеслась красная молния. Сандра видела лишь лицо Берта совсем рядом со своим. Закусив губу, он напрягся всем телом и втащил ее на сиденье. Выглянув, Сандра в ужасе отшатнулась – они висели в воздухе над глубоким ущельем. Внизу огромным костром пылала разбившаяся о камни красная машина, а в вечернем небе кружил, распугивая усиливающуюся метель, винт вертолета. Маленькая глазастая стрекоза с трудом тащила на тросе все сильнее раскачивающийся над пропастью автомобиль.

– Пора сажать, Жан. Того и гляди, мы врежемся в гору или уроним наших пассажиров. – Сказал сержант дорожной полиции, сидящий рядом с пилотом. Они уже давно преследовали взбесившийся красный автомобиль и ничего не могли сделать, чтобы предотвратить трагедию, – водитель, несомненно, мчался навстречу гибели.

Сержант поспешил выбросить спасательный трос, но спуститься сам не успел. Откуда не возьмись, появился белый автомобиль и, развернувшись на краю площадки, преградил дорогу красному.

– Что он делает, батюшки! – Пилот взвыл от собственной беспомощности, преодолевая желание отвернуться от разыгравшейся внизу сцены. К тому же к открытой игрушечной машине бежала девушка в голубом костюме медсестры.

– Цепляем их, Жан! – Скомандовал пилот. Это единственный шанс. Конечно, нулевой. Но ведь сегодня праздник!

Он видел, что водителю удалось поймать конец троса. Надо было резко поднять его, но что делать с медсестрой? И тут вертолет напрягся – пилот облегченно вздохнул – парню удалось прицепиться! Одной рукой он втаскивал в кабину девушку.

В то же мгновение автомобиль-убийца, промахнувшись, слетел в пропасть, а игрушечная машина повисла на тросе, описывая в воздухе опасные круги.

Раскачиваясь, словно маятник, автомобиль Берта то нависал над пропастью, то приближался к отвесной стене, рискуя разбиться о камни. Вертолетчик точно рассчитал момент: подпрыгнув на упругих шинах, белый автомобиль встал на землю в метре у обрыва.

– Мы с тобой, кажется, молодцы. Сматываемся, пока целы. – Набрав высоту, пилот кивнул на прибывшую к месту происшествия патрульную машину с красно-синей мигалкой. – Вон и ребята подоспели. Как раз под занавес.

– Эй, Генри, мы поднимаемся. Присмотри за нашими клиентами, – сказал сержант в микрофон полицейскому. – Жаль, вы немного опоздали, здесь был такой цирк!

– Спасибо, парни, за представление. С Рождеством! – Грузный водитель отключил радио и, выскочив на площадку, побежал к маленькому автомобилю. За ним поспешил худенький молоденький напарник, взявшийся дежурить в канун праздника.

Пассажиров не было видно. Полицейский нажал кнопку вызова «скорой помощи» и распахнул дверцу. На сиденье, крепко обнявшись и не проявляя признаков жизни, лежали двое. Снежок припорошил куртку мужчины и его темные, растрепанные волосы.

– Приятель, ты цел? – Осторожно тронул за плечо пострадавшего толстяк, не получив ответа, попытался приподнять его. – Эге, вот это дела! Да они целуются! – Изумленно сказал он напарнику. – Этот парень и медсестра…

– Ребята, вам не нужна помощь?

– Оставьте нас, мы так давно не виделись… – пробормотал Берт, прижимая к себе Сандру.

– Это шок. – Вздохнул полицейский. – Подождем медиков.

– А что у него в руках, кроме дамочки, конечно?

– Вертолетный трос, он зацеплен где-то в кузове. И крепко, если выдержал такую переделку… Интересная машинка! Похоже, они и вправду из цирка. – Толстяк с интересом разглядывал автомобиль.

… – Сандра, смотри… – Берт разжал окровавленную ладонь, в которой поблескивал стальной канат. – Знаешь, что это? Ах, детка! Неужели не помнишь? Ведь я давным-давно обещал подарить тебе радугу!