Лиза Клейпас

Сладкоречивый незнакомец

Глава 1

— Не отвечай, — сказала я, когда услышала музыкальные трели телефонного сигнала в нашей квартире. Назовите это предчувствием, паранойей, но мне почудилось в этом звуке что-то зловещее, что разрушит мое комфортное существование, которое мне удалось создать для себя.

— Начинается с 281, — сказал мой бой-френд Дэйн, добавляя натуральный томатный соус в блюдо из тофу, которое готовил. Дэйн был убежденным вегетарианцем, а это означало, что мы использовали соевый белок вместо говяжьего фарша в лазанье. Это могло довести любого коренного техасца до слез, но ради Дэйна я старалась к этому привыкнуть. — Высветилось на определителе номера.

281. Хьюстон. Этих трех цифр хватило, чтобы привести меня в состояние паники.

— Это моя мама или сестра, — в полном отчаянии сказала я. — Пусть сработает автоответчик. — Я не общалась ни с одной из них, по крайней мере, последние два года. Замкнутый круг.

Замерев с горстью замороженных овощей для соуса в руке, Дэйн сказал:

— Ты не сможешь просто так убежать от своих страхов. Разве не это ты всегда говоришь своим читателям?

Я вела колонку советов в «Vibe». Этот журнал специализировался на статьях о человеческих отношениях, и влиянии на них городской культуры. Свою колонку, которая называется «Спросите мисс Независимость», я придумала еще тогда, когда была студенткой и публиковалась в студенческой газете — там она довольно скоро стала очень популярной. После получения высшего образования, я предложила мисс Независимость в «Vibe», и получила еженедельную колонку. Большинство советов печатались публично, но были так же частные платные услуги — для ответов тем, кто хотел конфиденциальности. Чтобы увеличить свои доходы, я также писала статьи и в другие женские журналы как внештатный сотрудник.

— Я не бегу от своих страхов, — ответила я Дэйну. — Я убегаю от своих родственников. Замкнутый круг.

— Просто возьми трубку, Элла. Ты всегда советуешь людям встречать проблемы лицом к лицу.

— Да. Но сама предпочитаю игнорировать раны и позволять им нагнаиваться, — я осторожно подошла к телефону и украдкой взглянула на светящиеся цифры. — О, Боже. Это — мама.

Замкнутый круг.

— Ответь, — сказал Дэйн. — Что такого плохого может произойти?

Я уставилась на телефон с тихой ненавистью.

— Она может в течение тридцати секунд сказать такое, что пустит насмарку всю ту терапию, что я прошла.

Замкнутый круг.

— Если ты не узнаешь, чего она хочет, то будешь переживать из-за этого всю ночь, — сказал Дэйн.

Я глубоко вздохнула и взяла трубку.

— Алло?

— Элла, чрезвычайная ситуация!

Для моей мамы, Канди Варнер, все было чрезвычайной ситуацией. Она была из тех мамочек, которые всегда пребывали в состоянии шока и страха, по-актерски драматизируя любую ситуацию. Но она делала это настолько умело, что очень немногие из окружающих подозревали, что на самом деле происходило за закрытыми дверями. Она требовала от своих дочерей поддерживать миф о нашей счастливой жизни, а я и Тара не могли ей отказать.

Время от времени мама хотела полного родства душ со мной и моей младшей сестрой, но очень быстро становилась нетерпеливой и неприветливой. Мы научились определять признаки изменения ее настроения. Мы были, своего рода, исследователями торнадо, которые должны быть рядом с ним, но стараются не попасть в его эпицентр.

Я направилась в гостиную, подальше от Дэйна и грохота кастрюль.

— Как дела, мама? Что случилось?

— Я тебе только что сказала. Катастрофа! Сегодня приезжала Тара. Без предупреждения. И у нее есть ребенок.

— Ее собственный ребенок?

— Зачем ей нужен чужой ребенок? Конечно, ее. Ты не знала о том, что она беременна?

— Нет, — удалось сказать мне, когда я на ощупь дотянулась до спинки дивана. Я прислонилась к ней: наполовину присев, наполовину согнувшись. И почувствовала нервную тяжесть в животе. — Я не знала. Мы не созванивались.

— А когда ты вообще в последний раз брала телефон в руки, чтобы ей позвонить? Или подумала о ком-то из нас, Элла? О своей семье? Мы вообще есть в твоем списке приоритетов?

Я онемела, а сердце застучало, как электрическая сушилка полная мокрых тапочек из воспоминаний моего детства. Но я больше не была ребенком. Вспомнив, что я женщина со степенью бакалавра, успешной карьерой, постоянным приятелем и широким кругом хороших друзей, я смогла спокойно ответить:

— Я присылала открытки.

— Они были совершенно не искренние. В открытке к последнему Дню Матери не было ни слова обо всем том, что я делала для вас, когда вы росли. О счастливых временах.

Я прижала руку ко лбу в надежде, что мой мозг не разлетится на кусочки.

— Мама, Тара с тобой?

— Я звонила бы тебе, если бы она была здесь? Она… — моя мама была прервана громким младенческим воплем. — Слышишь, с чем я имею дело? Она оставила его здесь, Элла! Она ушла! И, что, собственно говоря, я должна делать?

— Она сказала, когда вернется?

— Нет.

— Она была без парня? Она сказала, кто отец ребенка?

— Я думаю, она сама не знает. Она разрушила свою жизнь, Элла. Ни один мужчина не захочет ее после этого.

— Может, ты удивишься, но многие незамужние женщины имеют детей в наше время, — сказала я.

— Это же такое клеймо! Ты знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы уберечь от него тебя и Тару?

— После твоего последнего мужа, я думаю, мы предпочли бы иметь клеймо, — отозвалась я.

Ее тон стал ледяным.

— Роджер был хорошим человеком. Наш брак мог продлиться дольше, если бы вы приложили усилия, чтобы мы были вместе. В этом нет моей вины, что мои собственные дети изгнали его. Он вас, девочек, любил, но вы не дали ему ни малейшего шанса.

Я закатила глаза.

— Роджер любил нас слишком сильно, мама.

— Что ты имеешь в виду?

— Нам приходилось спать со стулом в дверной ручке, чтобы держать его подальше от нашей спальни. И я не думаю, что у него на уме было поправить нам одеяла.

— Это все только плод воображения. Никто не поверит в то, что ты говоришь, Элла.

— Тара мне верит.

— Она ничего не помнит о Роджере, — торжествующе заявила мне мама. — Вообще ничего.

— Ты считаешь, что это нормально, мама? Огромные временные промежутки детства, которые полностью исчезли? Разве ты не думаешь, что она должна хоть что-то помнить о Роджере?

— Я считаю, это из-за того, что она употребляет наркотики или алкоголь. Это из-за наследственности вашего отца.

— Это также признак детской психологической травмы или насилия. Мама. Ты уверена, что Тара просто не ушла в магазин за чем-то?

— Я уверена. Она оставила прощальную записку.

— Ты пробовала позвонить ей на сотовый?

— Естественно, я звонила! Она не отвечает, — моя мама почти задыхалась от негодования. — Я потратила лучшие годы своей жизни, заботясь о вас. Я не собираюсь повторять это снова. Я слишком молода, чтобы иметь внуков. И я не хочу, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Приедь и забери его, прежде чем кто-нибудь увидит, Элла! Сделай что-нибудь с этим ребенком, или я отдам его Социальной Службе.

Я побледнела, потому что услышала в ее голосе истеричность и знала, что это была не пустая угроза.

— Ничего не предпринимай, — сказала я. — Не отдавай никому ребенка. Я буду через несколько часов.

— Мне придется сегодня отменить свидание, — мрачно констатировала она.

— Мне очень жаль, мама. Я приеду. Прямо сейчас выезжаю. Продержись еще немного. Подожди, хорошо?

Телефон отключился.

Я беспокойно задрожала, когда моей шеи коснулся порыв свежего воздуха из кондиционера. Ребенок, подумала я несчастно. Ребенок Тары.

Я поплелась на кухню.

— До этого момента, я думала, что худшее, что может сегодня вечером со мной случиться — это необходимость есть твою стряпню.

Дэйн снял неглубокую сковороду с горелки. Затем налил ярко-оранжевую жидкость в стакан для мартини. Повернувшись, он вручил его мне. Его зеленые глаза смотрели на меня с дружеской симпатией.

— Выпей это.

Я сделала глоток сладкого густого напитка и скривилась.

— Спасибо. Я так и подумала, что сейчас мне просто необходим хороший свежевыжатый морковный сок. — Я отложила стакан. — Но мне нужно успокоиться. Сегодня вечером я должна уехать.

Когда я увидела, как сочувственно смотрит на меня Дэйн, его спокойствие и здравомыслие дали мне возможность почувствовать себя защищенной, как будто завернутой в мягкое одеяло. Он был симпатичным белокурым худощавым слегка отрешенным, будто не от мира сего. Большую часть времени Дэйн носил свободную одежду из хлопка и сандалии, имея вид человека, который в любую минуту готов отправиться в тропики. Если бы вы попросили, чтобы Дэйн описал, как он предпочитает провести отпуск, он бы ответил, что это был бы поход сёрвайвелистов — участников борьбы за выживание в экстремальных ситуациях — через непроходимые джунгли, с одной лишь канистрой воды и карманным ножом.

Хотя Дэйн никогда не встречал мою мать или сестру, я не слишком много рассказывала ему о них, делясь воспоминаниями, как хрупкими сокровищами. Нелегко было говорить о моем прошлом, о любой его части. Я доверилась Дэйну в основах: мои родители развелись, и мой отец оставил нас, когда мне было пять лет. Все, что я знала об отце, это то, что он женился во второй раз, у него есть другие дети, но для нас с Тарой нет места в его новой семье.

Несмотря на то, что отец отказался от нас, я не могла обвинять его в том, что он хотел сбежать. Меня волновало лишь то, что он знал, с какой матерью нас оставил. Возможно, он думал, что девочкам лучше остаться с мамой. А может, он думал, что наша мать со временем изменится. Или, он боялся, что одна из нас, а может быть и обе, окажутся точно такими же, как она, и он не сможет справиться с этим.

В моей жизни не было существенного мужского присутствия, пока я не встретила в Техасском Университете Дэйна. Он всегда был нежным, понимал меня, и никогда не требовал от меня слишком многого.

И все же, чего-то не хватало в наших отношениях, и это беспокоило меня, как камушек в обуви. Независимо от того, что было той недостающей вещью, это мешало мне и Дэйну достичь абсолютной близости.

Пока мы стояли на кухне, Дэйн ободряюще положил свою теплую руку мне на плечо. Застывший холод внутри меня стал проходить.

— Из того, что я услышал, я понял, что Тара бросила своего ребенка вашей матери, которая собирается продать его на И-Бэй — интернет-компании, проводящей аукционы.

— Социальной службе, — сказала я. — Она еще не думала об И-Бэй.

— Что она ждет, чтобы ты сделала?

— Она хочет, чтобы я избавила ее от ребенка, — сказала я, обнимая себя за плечи. — Я не думаю, что она размышляла о чем-то большем.

— Никто не знает, где Тара?

Я отрицательно покачала головой.

— Хочешь, чтобы я поехал с тобой? — мягко спросил он.

— Нет, — тут же ответила я, прежде чем он смог продолжить. — У тебя здесь и так слишком много дел. — Дэйн основал собственную компанию по экологическому контролю за оборудованием, и его бизнес стремительно расширялся, не давая ему возможности передохнуть. Для него будет очень трудно выкроить свободное время. — Кроме того, я не знаю, сколько времени займут поиски Тары, и что она решит, когда я ее найду, — сказала я.

— А, что, если ты останешься с ребенком на руках? Нет. Позволь спросить по-другому — что ты сделаешь, чтобы не остаться с ребенком на руках?

— Может, я привезу его сюда на пару дней? Ненадолго.

Дэйн решительно покачал головой.

— Не привози его сюда, Элла. Никаких младенцев.

Я бросила на него угрюмый взгляд.

— А что, если бы это был детеныш белого медведя или пингвина с Галапагосских островов? Держу пари, что тогда бы ты согласился.

— Я сделал бы исключение для вымирающих видов, — согласился он.

— Этот ребенок тоже подвергается опасности. Он с моей матерью.

— Поезжай в Хьюстон и урегулируй ситуацию. Я буду ждать тебя. — Дэйн сделал паузу и добавил твердо. — Одну. — Повернувшись к плите, он взял кастрюлю с вегетарианским соусом, насыпал порцию на тарелку. Щедро посыпал еду тертым соевым сыром. — Съешь немного прежде, чем поедешь — это придаст тебе энергии.

— Нет, спасибо, — отказалась я. — У меня пропал аппетит.

Кривая усмешка появилась на его губах.

— Черта с два. Через десять минут после того, как отъедешь, ты свернешь к ближайшему окошку «Whataburger».

— Ты думаешь, что я могу тебя обманывать? — спросила я с самым невинным видом, который смогла изобразить.

— С другим парнем — нет. С чизбургером… мгновенно.

Глава 2

Я всегда ненавидела трехчасовую поездку от Остина до Хьюстона. Но долгое пребывание в одиночестве и тишине дало мне возможность воскресить воспоминания о детстве и попытаться понять, что заставило Тару завести ребенка, о котором она не была готова заботиться.

Я довольно рано поняла разницу между мной и красавицами. Мне повезло родиться достаточно симпатичной: с синими глазами, светлыми волосами и бледно-молочным цветом кожи, которая под жестоким техасским солнцем сразу же становилась ярко-красной. («У тебя совершенно отсутствует мелатонин, — восхитился как-то Дэйн. — Похоже, что ты родилась, чтобы прожить жизнь в библиотеке»). Со своими пятью футами и четырьмя дюймами1 я была обычного среднего роста, с неплохой фигурой и стройными ногами. Тара же принадлежала к царству богинь. Создавалось впечатление, что природа, поэкспериментировав надо мной, создала идеальный образец. Тара получила усовершенствованные гены, которые выразились в восхитительно-точеной фигуре, густых платиновых волосах и мягкой форме губ, которой невозможно достичь никаким коллагеном. Со своими пятью футами десятью дюймами2 и стройными длинными ногами ее часто принимали за супермодель. Единственной причиной, почему Тара не пошла по этому, предопределенному ей природой, карьерному пути — это отсутствие самого минимального запаса дисциплинированности и амбиций.

По ряду причин я никогда не завидовала Таре. Ее красота, бросающаяся в глаза, одновременно отталкивала одних людей и притягивала других, обманывающих ее. Красота заставляла людей думать, что она была глупой, и по правде говоря, это обстоятельство никак не заставляло Тару доказывать свой интеллектуальный уровень. Великолепная женщина, по всеобщему ожиданию, никогда не будет умна, а если была — большинство людей находило это отталкивающим. Слишком много достоинств — нормальный человек просто не мог простить этого. Поэтому избыток красоты только добавлял неприятностей моей сестре. Когда я, наконец, обратила на это внимание, в жизни Тары уже было слишком много мужчин.

Точно так же, как у нашей матери.

Некоторые из «друзей» мамы были хорошими мужчинами. Вначале она видели красивую, веселую мать-одиночку, всецело преданную своим двум дочерям. В конечном счете, однако, они понимали, кем на самом деле она была — женщиной, отчаянно нуждавшейся в любви, но совершенно не способной на ответное чувство… женщиной, которая из всех сил пыталась управлять и доминировать над людьми, пытающимися быть с ней рядом. Она увлекала их всех, постоянно находя все новых и новых друзей и любовников.

Ее второй муж, Стив, продержался целых четыре месяца, прежде чем подал на развод. Он был добрым и ответственным, его присутствие благотворно отразилось на укладе нашего хозяйства, и его, такое недолгое присутствие в нашей жизни, показало мне, что не все взрослые похожи на нашу маму. Когда он прощался с Тарой и со мной, то с сожалением сказал, что мы были хорошими девочками, и ему жаль, что он не может забрать нас с собой. Но позже мама сказала, что Стив уехал из-за нас с Тарой. У нас никогда не будет нормальной семьи, пока мы не станем вести себя лучше.

Когда мне было девять лет, мама вышла замуж за Роджера, своего последнего мужа, не предупредив ни единым словом ни Тару, ни меня. Он был харизматичным и красивым, живо интересовался своими новыми падчерицами, поэтому сначала мы любили его. Но прошло немного времени, и человек, который рассказывал нам сказки на ночь, стал также показывать нам страницы из порножурналов. Он любил щекотать нас слишком долго и в таких местах, где взрослый мужчина не должен трогать маленьких девочек.

Роджер особо интересовался Тарой, брал на пикники на природу, покупал особые подарки. У Тары начались ночные кошмары, нервные припадки, она перестала есть. В конце концов, она попросила, чтоб я не оставляла ее наедине с Роджером.

Мама пришла в неописуемую ярость, когда Тара попыталась ей пожаловаться. Она даже наказала нас за то, что мы лжем. Мы боялись рассказать об этом кому-то постороннему, считая, что если наша собственная мать нам не верит, то другие и подавно не поверят. Единственное, что мне оставалось — защищать Тару по мере своих сил. Когда мы были дома, я оставалась с ней каждую минуту. Ночью она спала рядом со мной, а я засовывала ножку стула в дверную ручку, чтобы к нам нельзя было зайти.

Однажды ночью Роджер стоял под нашей дверью почти десять минут.

— Подойди, Тара. Впусти меня, или я не буду больше покупать тебе подарков. Я только хочу поговорить с тобой. Тара… — Он сильнее толкнул дверь, и стул протестующе заскрипел. — Нам же было хорошо на днях вместе, не так ли? Я говорил, как я тебя люблю. Но я больше не буду с тобой хорошим, если ты не уберешь этот стул от двери. Открой, Тара, или я скажу твоей маме, что ты капризничала. Ты будешь наказана.

Моя маленькая сестра сжалась в клубок возле меня, ее била дрожь. Она закрывала уши руками.

— Не впускай его, Элла, — шептала она. — Пожалуйста!

Я тоже боялась. Но, укрыв поплотнее Тару одеялом, все же встала с кровати.

— Она спит, — сказала я этому монстру достаточно громко, чтобы он хорошо меня услышал.

— Открой сейчас же, ты, маленькая сучка!

Петли двери заскрипели — он еще сильнее налег на дверь. Где была в это время моя мать? Почему ее не было рядом, чтобы сделать хоть что-нибудь?

При неясном свете ночника, я в отчаянии стала искать под кроватью корзинку для рукоделия, где лежали наши принадлежности для шитья. Мои пальцы наткнулись на холодный металл ножниц. Мы использовали их для того, чтобы вырезать из журналов одежду для бумажных кукол, всякие картинки и логотипы с коробок от воздушной кукурузы.

Я услышала глухой звук удара, когда Роджер плечом стал выбивать дверь, отчего ножка стула стала соскальзывать. Между каждым его ударом о дверь я слышала рыдания своей сестры. Адреналин в моей крови достиг максимума, приводя меня в состояние бешеной ярости. Набрав побольше воздуха в легкие, я пошла прямо к двери, сжимая в руке ножницы. Следующий глухой удар сопровождался треском расколовшейся древесины. Яркий свет из прихожей проник в нашу комнату через расстояние, достаточное, чтобы Роджер мог просунуть свою руку. Но когда он стал пытаться вытащить ножку стула из дверной ручки, я бросилась вперед и ударила по его руке ножницами. Я чувствовала, как металл вонзился во что-то живое. Прозвучал приглушенный рев боли и ярости, а затем… ничего, кроме звука отступающих шагов.

Все еще держа ножницы в руке, я вернулась в кровать к Таре.

— Я боюсь, — сквозь рыдания шептала моя маленькая сестра, орошая мою ночную рубашку горючими слезами. — Не позволяй ему забрать меня, Элла.

— Он никогда тебя не получит, — сказала я жестко и уверенно. — Если он вернется, то я заколю его, как свинью. А ты постарайся теперь заснуть.

И она заснула, крепко прижимаясь ко мне всю ночь, в то время как я бодрствовала до самого утра, с замиранием сердца прислушиваясь к малейшему шуму.

Утром Роджер оставил наш дом навсегда.

Мама никогда не спрашивала нас ни о той ночи: ни о том, что случилось, ни о том, почему на наш взгляд, Роджер резко ушел из нашей жизни. Единственное, что она сказала по этому поводу, было:

— У вас никогда не будет нового папы. Вы его не заслуживаете.

Были и другие мужчины после этого, некоторые хуже, некоторые лучше, но уже никогда столь же плохие, как Роджер.

И что самое странное из всего этого, это то, что Тара совершенно не помнила Роджера, или ту ночь, когда я ударила его по руке ножницами. Она была искренне изумлена, когда несколько лет спустя, я рассказала об этом.

— Ты уверена? — спросила она с озадаченным хмурым взглядом. — Возможно, тебе это только приснилось.

— Мне пришлось отмывать ножницы на следующее утро, — ответила я. Меня испугало, что она выглядела искренне недоумевающей. — На них была кровь. И стул был сломан в двух местах. Ты совершенно ничего не помнишь?

Тара отрицательно покачала головой, совершенно заинтригованная.

После такого опыта, после всего того парада мужчин, которые, как в калейдоскопе, появлялись ненадолго в нашей жизни, я стала замкнутой и настороженной, боясь довериться другому человеку. Но когда подросла Тара, она пошла совершенно по другому пути. У нее было бесчисленные поклонники и много секса. Я часто задавалась вопросом, сколько удовольствия на самом деле она получает от этого, если вообще получает.

Уверенность в необходимости моей защиты и заботы о Таре никогда не покидала меня. В течение всего подросткового периода, в каких только местах мне не пришлось побывать, чтобы забирать ее, когда очередной ухажер бросал ее… Я отдавала свои карманные деньги, чтобы она могла купить себе очередной наряд… Я отвела ее к доктору, чтобы ей выписали противозачаточные таблетки. Ей в то время исполнилось пятнадцать.

— Мама говорит, что я — бесстыжая, — шептала мне Тара в приемной врача. — Она сходит с ума от того, что я больше не девственница.

— Это — твое тело, — шептала я ей в ответ, сжимая ее ледяную руку. — Ты можешь делать с ним все, что пожелаешь. Но не беременей. И… Я думаю, что ты не должна позволять мальчику делать это с тобой, если ты не уверена в том, что он тебя любит.

— Они всегда говорят, что любят, — ответила мне Тара с горькой улыбкой. — Как можно узнать, когда кто-то на самом деле имеет это в виду?

Я беспомощно покачала головой.

— Ты все еще девственница, Элла? — пораженно спросила Тара.

— Угу.

— Поэтому Брайан бросил тебя на прошлой неделе? Потому что ты ему отказала?

Я покачала головой.

— Это я бросила его, — глядя в ее мягкие синие глаза, я попыталась выдавить из себя улыбку, но получилась лишь жалкая гримаса. — Я пришла со школы и застала его с мамой.

— Что они делали?

Я поколебалась мгновение, прежде чем ответить:

— Вместе выпивали.

Это было все, что я сказала. Я думала, что уже столько слез выплакала, что их уже и не осталось, но они снова выступили у меня на глазах, поэтому я лишь кивнула. И хотя Тара была младше, она положила руку мне на голову и прижала к своему плечу, предлагая утешение. Так мы и сидели, прижавшись друг к другу, пока не пришла медсестра и не назвала имя Тары.

Я не думаю, что смогла бы пережить свое детство без Тары, или она без меня. Мы были друг у друга, были связаны прошлым… в этом была наша сила, но, в то же время, и источник нашей слабости.

* * * * *

Справедливости ради, нужно сказать, что Хьюстон мне нравился бы гораздо больше, если бы я не воспринимала его сквозь призму воспоминаний. Хьюстон был плоский, влажный, как мокрый песок и удивительно зеленый, находясь на окраине огромного лесного массива, начинающегося в Восточном Техасе. В паутине его просторов яростно росла стройка: дома и квартиры, служебные и офисные строения. Это был очень жизнерадостный город: роскошный и захватывающий, грязный и деловитый.

Со временем выжженные солнцем пастбища сменились на океаны асфальтового покрытия с островками огромных коробок офисов и торговых центров. Тут и там одинокий небоскреб выстреливал в небеса, как побег, посланный из густых зарослей центра делового Хьюстона.

Мама жила на юго-западе города, в районе среднего класса, построенного вокруг городской площади, которую когда-то занимали рестораны и магазинчики. Теперь вместо них площадь поглотил огромный супермаркет Хоум-Дипо. Дом моей матери выглядел, как типичный колониальный дом ранчеро, с тощими колонами на переднем крыльце, и имел две спальни. Я вела машину по этой тихой улочке, боясь того момента, когда придется выключить двигатель.

Остановившись перед гаражом, я выпрыгнула из своего Prius, и поспешила к передней двери. Прежде чем я успела нажать звонок, мама сама уже открыла мне дверь. Она разговаривала с кем-то по телефону проникновенным обольстительным тоном.

— …Обещаю, что сделаю это для тебя, — проворковала она. — В другой раз. — Она засмеялась низким грудным голосом. — О, я думаю, что ты знаешь, как…

Я закрыла за собой дверь и стала терпеливо ждать, пока она продолжала разговаривать.

Мама всегда выглядела одинаково: стройная, привлекательная, по-молодежному ярко накрашенная, несмотря на то, что по возрасту приближалась к пятидесяти годам. Она была одета в облегающую черную блузку, мини-юбку, инкрустированную на поясе фальшивыми бриллиантами, и босоножки на высоких каблуках. Кожа на лице была столь же тугой, как виноградная кожура. Ее волосы были выбелены до платинового оттенка и уложены в продуманно-беспорядочные локоны. Когда она посмотрела на меня, я точно знала, что она думает о моей простой белой хлопчатобумажной блузке — практичном предмете одежды — застегнутой на все пуговицы.

Слушая своего собеседника, мама махнула мне рукой в сторону прихожей, которая вела к спальням. Я кивнула и пошла искать ребенка. Дом пах старыми коврами и освежителем воздуха с тропическим ароматом, комнаты были темными и тихими.

В хозяйской спальне на туалетном столике горел ночник. Мое дыхание участилось от взволнованного удивления, когда я подошла к кровати. Ребенок лежал посредине, такой маленький, не больше хлебного батона. Мальчик. Он был одет в синее и лежал, раскинув ручки в стороны, не шевелясь, потому что крепко спал. Я присела на кровать и уставилась на это беззащитное существо, похожее на старичка с розовой кожей. Его веки были столь хрупки, что отливали синевой. Маленькая головка была покрыта мягкими темными волосиками, а пальчики слегка согнуты, напоминая когти птицы своими крошечными острыми ноготками.

Абсолютная беспомощность ребенка меня очень разволновала. Когда он проснется, то будет кричать. И требовать. Он будет нуждаться в таких таинственных вещах, о которых я понятия не имела и никогда не испытывала желания узнать.

Я почти сочувствовала Таре из-за свалившейся на нее проблемы заботиться еще о ком-то. Почти. Но главным образом, я хотела ее убить. Потому что моя сестра знала, что ее приезд с ним к маме был глупой идеей. Она знала, что мама никогда не оставит его у себя. И она знала, что я буду вынуждена вмешаться и сделать с этим что-нибудь. Я всегда была в семье тем, кто решает проблемы, пока я совершенно осознанно не устранилась от этого. Они не могли мне этого простить.

С тех пор я часто задавалась вопросом, могла бы я воссоединиться с моей матерью и сестрой, если мы все достаточно изменимся, чтобы мирно сосуществовать друг с другом. Мое воображение рисовала картинку, как в одном из тех кинофильмов, когда царит любовь, радость, дружба и смех.

Это было бы прекрасно. Но это была не моя семья.

Пока ребенок спал, я слушала его тихое мягкое дыхание. Его крошечность и одиночество пробудили во мне печаль, смешанную с гневом. Я не позволю Таре избежать ответственности, клятвенно пообещала я себе. Я собиралась найти ее, и на этот раз ей придется иметь дело с последствиями ее поступков. Придя к такому выводу, я решила найти отца ребенка и убедить его, что он тоже несет ответственность.

— Не буди его, — сказала моя мама от двери. — Я целых два часа его укладывала.

— Привет, мама, — сказала я. — Великолепно выглядишь.

— Я занимаюсь с личным тренером. Он едва удерживает свои руки от меня. Ты прибавила в весе, Элла. Ты должна быть осторожнее… Ты пошла в отца, а у него в семье всегда толстели.

— Я тренируюсь, — раздраженно возразила я. Я совершенно не была полной. Я была достаточно соблазнительной и накаченной, и три раза в неделю занималась йогой. — Дэйн не жалуется, — добавила я, защищаясь, прежде чем смогла остановиться. Тут же мне захотелось себе самой стукнуть по голове. — Не имеет значения, кто и что думают о моей фигуре, пока я сама ей довольна.

Моя мама снисходительно посмотрела на меня.

— Ты все еще с ним?

— Да. И я хотела бы как можно скорее к нему вернуться, а это означает, что нужно найти Тару. Ты можешь рассказать, что случилось, когда вы встретились?

— Пошли на кухню.

Поднявшись с кровати, я вышла из комнаты и последовала за ней на кухню.

— Тара появилась без телефонного звонка, — объяснила она, когда мы пришли на кухню. — И сказала: вот твой внук. Слово в слово. Я впустила ее, угостила чаем и мы сели, чтобы поговорить. Тара сказала, что жила с вашей кузиной Лизой и работала в агентстве временным секретарем. Она забеременела от одного из своих приятелей, который, по ее словам, не имеет возможности ей помогать. Ты понимаешь, что это должно означать. Или у него нет и двух центов за душой, или он уже женат. Я сказала Таре, что она должна отдать ребенка на усыновление, но она не захотела. Поэтому я сказала ей: «Твоя жизнь никогда уже не будет прежней. Все меняется, когда появляется ребенок». Тара сказала, что уже начинает это понимать. Потом она развела молочную смесь и стала кормить ребенка, а я пошла в свою спальню, чтобы вздремнуть часок. Когда я встала, Тара ушла, а ребенок был здесь. Ты должна будешь забрать его завтра отсюда. Мой друг не должен о нем узнать.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы он думал обо мне, как о бабушке.

— У других женщин твоего возраста есть внуки, — сухо заметила я.

— Я не такого возраста, Элла. Все думают, что я намного моложе. — Она казалась оскорбленной моим замечанием. — Ты должна радоваться этому. Ты знаешь, как будешь выглядеть в будущем.

— Я не думаю, что буду похожа в будущем на тебя, — раздраженно сказала я. — Я и сейчас не похожа на тебя.

— А могла бы, если бы приложила немного усилий. Почему у тебя такие короткие волосы? Этот стиль не подходит к форме твоего лица.

Я подняла руку к своим густым прямым волосам, которым подходила единственная стрижка в стиле боб.

— Я могу посмотреть на записку, которую оставила Тара?

Мама принесла пластиковую папку и положила на стол.

— Это здесь, вместе с бумагами из больницы.

Я открыла папку и сразу же увидела записку, написанную от руки. Почерк моей сестры — слегка с наклоном и неровный — был мне знаком. Слова были написаны шариковой ручкой, почти порвавшей бумагу, с такой силой их выводили.

Дорогая мама.

Я должна уйти и понять некоторые вещи. Я не знаю, когда вернусь. Тем самым даю право тебе или моей сестре Элле заботиться о моем ребенке, быть его опекуном, пока я не буду готова вернуться и забрать его.

С уважением, Тара Сью Варнер

— Тем самым, — пробормотала я с несчастной улыбкой, прислоняясь лбом к руке. Моя сестра, вероятно, думала, что юридически звучащее слово даст записке большую убедительность для всякого рода чиновников. — Я думаю, что мы должны связаться с Социальной Службой и сообщить, что случилось. Иначе, могут посчитать, что ребенок брошенный.

Перебирая бумаги в папке, я нашла свидетельство о рождении. В графе отец — пусто. Ребенку была неделя от роду, и его звали Люк Варнер.

— Люк? — удивилась я. — Почему она его так назвала? Среди наших знакомых есть Люк?

Мама подошла к холодильнику и достала порцию «Diet Big Red».

— Ваш кузен Порки считал, что его настоящее имя Лука. Но Тара его не знает.

— У меня есть кузен Порки?

— Троюродный брат, или что-то вроде того. Он — один из сыновей Big Boy.

Один из легиона огромной семьи, к которой мы никогда не имели никакого отношения. Слишком много темпераментных личностей и хаоса, чтобы оставить нас всех в одном помещении — мы были живым воплощением DSM-IV — учебника для врача-психиатра. Возвращаясь к свидетельству, я спросила:

— У нее был посетитель в больнице. Ты знаешь, кто это был? Она не говорила?

— Ваша кузина Лиза была у нее, — кисло сообщила мама. — Тебе придется позвонить ей, чтобы узнать подробности. Мне она ничего не скажет.

— Хорошо, я… — я обреченно покачала головой. — Как Тара выглядела? Она показалась тебе подавленной? Она была испугана? Она выглядела больной?

Мама налила «Diet Big Red» в стакан со льдом и наблюдала, как пенистая жидкость поднимается к краю стакана.

— Она плохо выглядела. Была очень уставшей. Это все, что я заметила.

— Возможно, это стресс, депрессия. Может, она нуждается в антидепрессантах.

Мама плеснула порцию водки в «Diet Big Red».

— Не имеет значения, какие пилюли ей дадут. Она никогда не будет хотеть этого ребенка. — Глотнув шипучей яркой жидкости, она добавила, — Она создана, чтобы иметь детей не больше, чем я.

— Почему ты завела детей, мама? — мягко спросила я.

— Потому что так поступали все женщины, когда выходили замуж. Я прикладывала все возможные усилия. Я приносила себя в жертву, чтобы дать вам счастливое детство. Но ни одна из вас этого не ценит. Это позор — неблагодарные дети. Особенно дочери.

Я не стала отвечать, что у меня не хватает слов описать с какой тщательностью, по крупицам, я храню хорошие воспоминания. Каждый запомнившийся момент материнских объятий, сказка на ночь — как подарок небес. Но в основном, мое детство, как и Тары, походило на коврик, который вытаскивают из-под ног. И полное отсутствие у нее материнского инстинкта даже в основном — защищать свое потомство — привело к тому, что Тара и я испытывали трудности в отношениях с людьми.

— Мне жаль, мама, — удалось сказать мне с нескрываемым сожалением. Но я была абсолютно уверена, что моя мать не понимает в полной мере, о чем я сожалею.

Громкий требовательный крик донесся из спальни. Этот звук заморозил меня. Ему что-то нужно.

— Время для его кормления, — объяснила мама, подходя к холодильнику. — Я подогрею смесь. Пойди и принеси его, Элла.

Другой крик, еще более требовательный. От этого звука у меня свело зубы, и во рту появился металлический привкус. Я поспешила в спальню и увидела извивающего на кровати ребенка. Мое сердце застучало так быстро, что казалось, будто между его ударами почти не было промежутков.

Я наклонилась, пытаясь понять, как нужно брать его на руки. Я не умела обращаться с детьми. Я никогда не брала на руки детей своих друзей — мне никто и не предлагал. Я просунула руку под извивающееся тельце. И голову. Я знала, что обязательно нужно поддерживать голову. Неловко взяв младенца и прижав к себе, я ощутила его хрупкость и вес; крик прервался и младенец взглянул на меня испытующим взглядом Клинта Иствуда, а затем крик возобновился. Он был настолько беззащитен. Беспомощен. У меня в голове билась только одна мысль, пока я несла его на кухню — никому в моей семье, в том числе и мне, нельзя доверять детей.

Я села и неуклюже устроила Люка на руках, когда мама подала мне бутылочку. Осторожно приблизила соску, которая совершенно не имела ничего общего с формами человеческого тела, к его крошечному ротику. Он ухватился за нее и замолчал, поглощенный кормлением. Я и не осознавала, что задержала дыхание, пока оно не вырвалось из меня со вздохом облегчения.

— Ты можешь остаться здесь сегодня вечером, — сказала мама. — Но завтра ты должна уехать и забрать его отсюда. Я слишком занята, чтобы им заниматься.

Я со всей силы сжала зубы, чтобы сдержать взрыв протеста — это было несправедливо… это была не моя ошибка… Я тоже занята… У меня была своя собственная жизнь, к которой я хотела вернуться. Но молчать меня заставил факт, что моя мать не будет о нем заботиться, она и о себе не слишком могла позаботиться, не говоря уже о других. Люк был насущной проблемой, которую необходимо решить, иначе его будут перекидывать из рук в руки, пока кому-то не придется взять это на себя.

А затем мне пришло в голову, что его отцом может оказать наркоман или преступник. Тара спала с таким количеством парней. И теперь мне придется их всех разыскать и проверить? Что, если кто-то из них откажется? Я окажусь перед необходимостью нанимать адвоката?

О, это будет еще та забава.

* * * * *

Мама показала мне, как нужно сделать, чтобы он отрыгнул после еды и как менять памперсы. Ее компетентность удивила меня, тем более, что она никогда не была похожа на человека, который может ухаживать за младенцем, и к тому же прошло очень много времени, когда она была вынуждена этим заниматься. Я попыталась представить ее молодой матерью, терпеливо внимающей бесконечным проблемам ребенка. Я не думала, что она получала удовольствие от этого. Моя мама, поглощенная только ребенком: нуждающимся, шумным, требовательным… нет, такое невозможно было представить.

Я принесла свою сумку, где была пижама, из автомобиля, и взяла малыша в гостевую спальню.

— Где ему спать? — спросила я, не понимая, как выйти из положения, если нет детской кроватки.

— Положи его рядом с собой на кровати, — предложила мама.

— Но я могу придавить его, когда буду переворачиваться, или случайно столкнуть вниз.

— Тогда постели ему на полу.

— Но…

— Я ложусь спать, — сказала мама, выходя из комнаты. — Я устала. Я должна была целый день заботиться о ребенке.

В то время как Люк лежал в своей переносной люльке, я соорудила для нас на полу постель. Я скатала стеганое одеяло, чтобы сделать между нами барьер. Уложив Люка на одной стороне импровизированной кровати, я уселась на другую и достала сотовый телефон, чтобы позвонить своей кузине Лизе.

— Тара с тобой? — тут же спросила Лиза, едва я успела сказать привет.

— Я надеялась, что она с тобой.

— Нет. Я пыталась до нее дозвониться тысячу раз. Но она не берет трубку.

Хотя Лиза была моей ровесницей и нравилась мне, мы никогда не были близки. Как большинство женщин-родственниц со стороны моей матери, Лиза была белокурой и длинноногой, и обладала неуемным аппетитом к мужскому полу. С ее слегка вытянутым, как у лошади, лицом, она была не так красива, как моя сестра Тара, но и у нее было качество, которому не могли сопротивляться мужчины. Вы могли идти с ней по ресторану и мужчины буквально сворачивали шеи, заглядываясь, как она идет.

Несколько лет назад Лизе удалось получить доступ в определенные высшие круги. Она назначала свидания богатым хьюстонским парням и их друзьям, став своего рода плей-герл, или, если говорить недоброжелательно, местной звездной подстилкой. Я без сомнения считала, что, если моя сестра жила с Лизой, то стала ее последовательницей.

Мы поговорили несколько минут, и Лиза сказала, что у нее есть несколько предположений, куда могла уехать Тара. Она пообещала сделать несколько звонков. Она считала, что с Тарой все в порядке — она не казалось подавленной или психически неуравновешенной. Только неопределенной.

— Тара все время думала о ребенке, — сказала она. — Она не была уверена, что хотела его. Она столько раз за прошедшие месяцы меняла свое мнение, что я бросила пытаться понять ее дальнейшие планы.

— Она получала какую-то поддержку?

— Я так не думаю.

— А что по поводу отца ребенка? — потребовала я ответа. — Кто он?

Последовало длительное молчание.

— Я не думаю, что Тара сама точно знает.

— Но у нее должны же были быть какие-то предположения.

— Ну ладно, она считала, что знает, но… Ты же знаешь Тару. Она такая неорганизованная.

— Насколько же надо быть неорганизованной, чтобы не знать, с кем спишь?

— Ну хорошо, мы тогда некоторое время развлекались вместе… и очень бурно, понимаешь? Я думаю, что смогла бы составить список парней, с которыми она тогда была.

— Спасибо. Кого можно поставить на первое место в списке? Кто, по мнению Тары, наиболее вероятный отец?

После долгой паузы, прозвучал ответ:

— Она говорила, что думает, что это был Джек Тревис.

— Кто это?

Лиза издала недоверчивый смешок.

— Неужели это имя тебе ни о чем не говорит?

Мои глаза изумленно расширились.

— Ты имеешь в виду того самого Тревиса, который из клана Тревисов?

— Средний сын.

* * * * *

Главой известной хьюстонской семьи был Черчилль Тревис, владеющий миллиардным состоянием, инвестированным в различные отрасли экономики, финансовый воротила. Он был золотой жилой для СМИ — входил в список самых известных политических деятелей и знаменитостей. Я много раз видела его на Си-Эн-Эн, во многих техасских газетах и журналах публиковались о нем статьи. Он и его дети населяли закрытый мирок, представители которого редко оказывались перед необходимостью отвечать за последствия своих действий. Они были выше экономики, выше законов людских и государственных, выше ответственности. Они существовали сами по себе.

Любой сын Черчилля Тревиса должен был быть привилегированным испорченным типом.

— Отлично, — пробормотала я. — Я так понимаю, что это была одноразовая связь?

— Ты не должна быть такой высокомерной, Элла.

— Лиза, я не знаю, как я еще могу задать такой вопрос и не выглядеть при этом высокомерной.

— Это была одноразовая связь, — кратко подтвердила моя кузина.

— Таким образом, следует начать с Тревиса, — размышляла я вслух. — Или нет. Может быть, он сталкивается с таким все время. С младенцами, выскакивающими, словно из-под земли.

— У Джека много женщин, — признала Лиза.

— Ты с ним когда-то была?

— Мы вращались в одних кругах. Я дружу с Хейди Донован, которая с ним выходит время от времени.

— Чем он занимается, кроме того, что получает подачки от Большого Папы?

— О, Джек не такой, — вступилась Лиза. — У него своя собственная компания…, что-то связанное с управлением недвижимостью…, она находится в 1800 Мэйн. Ну, знаешь, такое высотное здание в форме стакана в центре города с необыкновенной крышей?

— Да, я знаю, где это, — мне нравилось это здание, похожее на стакан с его расцветкой в стиле арт-деко и стеклянной пирамидой вместо крыши. — Ты можешь узнать для меня его номер телефона?

— Я могу попробовать.

— И, тем временем, займешься списком?

— Постараюсь. Но я не думаю, что Тара будут счастлива, когда узнает об этом.

— Я не думаю, что Тара вообще сейчас счастлива, — сказала я. — Помоги мне найти ее, Лиза. Я должна ее увидеть, и сделать для нее все возможное. Я также хочу узнать, кто отец ребенка и устроить будущее этого бедного брошенного малыша.

— Он не был брошен, — возразила кузина. — Ребенок не брошен, если ты знаешь, где ты его оставила.

Я видела недостаток логики в ее словах, но не стала опровергать, чтобы не тратить напрасно время.

— Пожалуйста, поработай над списком, Лиза. Если Джек Тревис не отец малыша, мне придется каждого мужчину, который спал с Тарой в прошлом году, убедить пройти тест на отцовство.

— Зачем нарываться на такие неприятности, Элла? Разве ты не можешь просто позаботиться о ребенке некоторое время, как она и просила?

— Я… — на мгновение я лишилась дара речи. — У меня есть своя жизнь, Лиза. У меня работа. У меня есть друг, который не хочет иметь ничего общего с младенцами. Нет, я не могу на неопределенное время стать неоплачиваемой нянькой из-за Тары.

— Я только спросила, — защищаясь, сказала Лиза. — Некоторые мужчины сами как младенцы — сама знаешь. И я не думаю, что твоя работа будет мешать… ты же, главным образом, печатаешь, правильно?

Я придержала готовый вырваться смешок.

— В мою работу определенно входит необходимость печатать, Лиза. Но мне нужно время и для размышления.

Мы поговорили еще несколько минут, в основном о Джеке Тревисе. Очевидно, что он был типичным мужчиной, который любил охотиться, ловить рыбу, быстро ездить и получать все слишком легко. Женщины выстраивались в ряд от Хьюстона до Амарилло в надежде стать его очередной подружкой. Из того, что рассказала Хейди по секрету Лизе, выходило, что Тревис готов на все что угодно в постели, и он необычайно вынослив. Но…

— Хватит, — прервала я Лизу в этот момент.

— Хорошо. Но позволь мне рассказать: Хайди говорила, что как-то в одну из ночей, он…

— Хватит, Лиза, — настойчиво повторила я.

— Разве тебе не интересно?

— Нет. Для своей колонки я получаю массу писем с рассказами об интимных отношениях. Меня уже ничего не сможет удивить. И я не хочу знать о сексуальной жизни Тревиса, особенно если учесть, что мне придется с ним встретиться и просить пройти тест на отцовство.

— Если Джек — отец, то он поможет, — убежденно сказала Лиза. — Он очень ответственный парень.

Я не купилась на это.

— Ответственные парни не имеют одноразовых половых связей и некстати беременных подружек.

— Он тебе понравится, — заявила она. — Он нравится всем женщинам.

— Лиза, мне никогда не нравились парни, от которых все женщины без ума.

После того, как я закончила разговор с кузиной, я уставилась на ребенка. Его глаза казались большими круглыми синими пуговичками, а лицо морщилось с обезоруживающим выражением беспокойства. Я задалась вопросом, какие он получил впечатления за свою первую неделю в этом мире. Рождение и перемещение, автомобильные поездки, изменяющиеся лица вокруг и разные голоса. Он, вероятно, хотел видеть лицо своей матери, слышать ее голос. В его возрасте еще нельзя было его ни о чем спросить. Я осторожно погладила его по головке, чувствуя нежные, как пух, волосики.

— Еще один звонок, — сказала я ему и снова открыла телефон.

Дэйн взял трубку после второго гудка.

— Как проходит операция по спасению ребенка?

— Ребенка я спасла. Теперь хочу, чтобы кто-нибудь спас меня.

— Мисс Независимость не может хотеть спасения.

Я почувствовала намек на зарождающуюся, первую за последнее время, подлинную улыбку, раскалывающую мое лицо, как трещина на зимнем льду.

— О, конечно. Я и забыла, — я рассказала ему все, что произошло, а также о возможном отцовстве Джека Тревиса.

— Я бы посоветовал отнестись к этому обстоятельству с большой долей скептицизма, — прокомментировал Дэйн. — Если бы Тревис был биологическим отцом ребенка, разве Тара не обратилась бы к нему? Из того, что я знаю о твоей сестре, заарканить сына миллиардера — самая большая ее мечта.

— Моя сестра никогда не руководствовалась логикой нормальных людей. Я не могу сказать, почему она так поступила. Я совершенно не уверена, что когда ее найду, она окажется способной заботиться о Люке. Когда мы были маленькими, она не могла удержать в руках даже серебряного карася.

— У меня есть связи, — спокойно сообщил Дэйн. — Я знаю людей, которые могут помочь поместить его в хорошую семью.

— Я даже не знаю, — я посмотрела на ребенка, который к этому времени закрыл глазки и спал. Я не была уверена, что смогу примириться с мыслью о необходимости отдать его чужим людям. — Я должна выяснить, что для него лучше. Кто-то должен позаботиться о его потребностях. Он ведь не просил рождаться.

— Постарайся хорошо выспаться. А потом выяснишь правильный ответ, Элла. Ты всегда это делаешь.

Глава 3

Слова Дэйна о том, что у меня могла быть спокойная ночь, давали понять: он никогда не имел дела с младенцами. Мой племянник оказался просто королем бессонницы. Это была без преувеличения самая худшая ночь, которую я когда-либо проводила: бесконечное пробуждение от крика, смешивание детского питания, кормление, срыгивание, смена подгузников, после этого примерно пять минут отдыха и все начиналось сначала. Я не понимала, как другие могли терпеть это не один месяц. Уже после одной пережитой ночи я была полной развалиной.

Утром, стоя в душе и максимально повернув ручку крана горячей воды, я надеялась дать облегчение моим страдающим мускулам. Жалея, что не была столь дальновидной и не привезла с собой больше вещей, я надела единственную чистую одежду, которую имела: джинсы, хлопковую рубашку и кожаные туфли. Расчесав волосы, пока они не стали гладкими и блестящими, я посмотрела на свое измученное и белое, как мел, лицо. Мои глаза были так воспалены и сухи, что я не стала надевать контактные линзы. А решила надеть свои практичные прямоугольные очки, в тонкой металлической оправе.

Не улучшало мое настроение и то, что когда я вошла на кухню с Люком в люльке, там за столом уже сидела мама. На ее руках красовались кольца, а волосы свободно ниспадали и завивались. На ней были надеты шорты, которые обтягивали ее гладкие загорелые ноги, а на одном из пальцев с идеальным педикюром, видневшихся из босоножек, блестело кольцо с маленьким кристаллом. Я поставила люльку Люка на пол с другой стороны стола, недалеко от нее.

— У малыша есть другая одежда? — спросил я. — Все вещи грязные, не считая того, что на нем.

Мама покачала головой.

— Есть дисконтный магазин ниже по улице. Ты можешь купить все необходимые вещи там. Также нужен будет большой пакет подгузников — их надо очень много в этом возрасте.

— Кто бы мог подумать, — устало сказала я, направляясь к кофеварке.

— Ты говорила с Лизой вчера вечером?

— Мм.

— Что она сказала?

— Она думает, что Тара в порядке. И собирается сделать несколько звонков сегодня, чтобы попытаться найти ее.

— Что известно об отце ребенка?

Я уже принял решение не рассказывать ей ничего о возможной причастности Джека Тревиса. Потому что, если и есть какой-либо гарантированный способ привлечь внимание моей матери, так это упомянуть имя богатого человека.

— Не имею представления, — сказала я небрежно.

— Куда вы сегодня отправитесь?

— Кажется, мне придется найти номер в гостинице, — мои слова не были обвинением. Да мне это и не было нужно.

Она выпрямилась на стуле.

— Мужчина, с которым я встречаюсь, не должен об этом узнать.

— О том, что ты бабушка? — я получала извращенное удовольствие, наблюдая, как ее передернуло при слове «бабушка». — Или потому что Тара не была замужем, когда у нее появился ребенок?

— И то и другое. Он моложе меня. Он консервативен. Он не поймет, почему я ничего не смогла сделать с непослушным ребенком.

— У Тары и у меня не было детей до этого, мама, — я сделала глоток черного кофе — горькое варево вызвало у меня дрожь отвращения. Живя с Дэйном, мне пришлось привыкнуть к растворимому кофе с соевым молоком. Черт побери, подумала я, потянувшись к коробке, стоящей на полке, и насыпала большую ложку сахара в кофе.

Мамины губы, покрытые помадой, сжались в тонкую линию.

— Ты всегда была всезнайкой. А сейчас говоришь, что тебе ничего неизвестно.

— Поверь мне, — пробормотала я. — Я первая признаю, что ничего о нем не знала. И не имею к этому никакого отношения. Ведь это не мой ребенок.

— Тогда отдай его Социальной службе, — взволнованно проговорила она. — Если вдруг с ним что-то случится, это будет твоя ошибка, а не моя. Избавься от него, если ты не можешь с этим справиться.

— Я смогу справиться с ним, — сказала я тихим голосом. — Все будет хорошо, мама. Я буду заботиться о нем. Не волнуйся ни о чем.

Она успокоилась, как ребенок, который получил долгожданный леденец на палочке.

— Ты сможешь узнать то, что я не смогла, — сказала она, поправляя кольцо на пальце ноги. Намек удовлетворения звучал в ее тоне, когда она добавила, — счастливого пути.

День был в самом разгаре, когда мы с Люком попали в дисконтный магазин. Он все время кричал, пока мы двигались вверх-вниз по проходам, сердито корчился, пускал слюни изо рта, и высовывал ручки из люльки. Успокоился он лишь от вибрации колес корзинки, когда мы выехали на неровный асфальт, направляясь к месту для стоянки автомобилей.

На улице воздух был обжигающе горячим, в то время как в помещении он охлаждался кондиционером. Когда мы вышли с помещения наружу, то покрылись липким слоем пота и выглядели мы, как вареные креветки.

И это перед тем, как я собиралась встретиться с Джеком Тревисом.

Я позвонила Лизе, надеясь, что ей удалось узнать его номер телефона.

— Хайди не дала его мне, — недовольно сказала Лиза. — Говорит, что это невозможно. Я думаю, что она испугалась, подумав, что я сама пойду к нему! Мне пришлось прикусить язык и удержаться от того, чтобы не напомнить ей о некоторых временах нашей дружбы. С другой стороны, она верит, что может получить Джека Тревиса.

— Поразительно, как ему вообще удается поспать.

— Джек не способен устоять ни перед одной женщиной, и никто не ждет этого от него. Но Хайди встречается с ним так долго, и я думаю, она убедила себя, что сможет заставить его сделать предложение.

— Удачи ей в этом. Но, все-таки, как я смогу с ним встретиться?

— Я не знаю, Элла. Единственное — это поехать к нему и попытаться лично встретится, больше я ничего не могу придумать.

— К счастью, я умею вести переговоры.

— Я была бы очень осмотрительна, — осторожно сказала моя кузина. — Джек хороший парень, но он не из тех, кого можно третировать.

— Я тоже так думаю, — согласилась я, а в моем животе что-то нервно сжалось.

* * * * *

Движение в Хьюстоне имело свои собственные таинственные правила. Только хорошая реакция и богатый опыт позволяли мне маневрировать. Естественно, мы с Люком стали заложниками движения в пробке, которое превратило пятнадцатиминутную поездку в сорокапятиминутную.

К тому времени, как мы добрались до главного здания на 1800 на Мэйн-стрит, Люк кричал, не переставая, а неприятный запах заполнил автомобиль, показывая, что ребенку пора сменить пеленку.

Я подъехала к подземному гаражу здания, но коммерческая половина оказалась полностью заполнена, и мне пришлось ехать дальше. Проехав вниз по улице, я нашла платную общественную стоянку. После парковки на одном из освободившихся мест, мне удалось поменять на заднем сидении памперс Люку.

Люлька ребенка, казалось, весила тысячу фунтов, пока я тащила ее вдоль улицы к нужному зданию. Ледяной воздух окутал меня, когда я вошла в роскошный вестибюль, который весь состоял из мрамора, сверкающей стали и дерева. Как только я увидела стеклянную перегородку, отделяющую доступ к офисным этажам, я беззаботно направилась в сторону стойки администратора. Я прекрасно понимала, что у меня нет никакой возможности пробраться к лифту незамеченной.

— Мисс… — один из мужчин позади стола жестом показал мне, чтобы я подошла к нему.

— За нами почему-то не спустились, чтобы встретить, — сказала я уверенно. Потянувшись к сумке, висящей на моем плече, я вытащила полиэтиленовый пакет Ziploc, в котором лежал грязный подгузник. — У нас случилась чрезвычайная ситуации…, поблизости есть туалет?

Бледнея при виде памперса в пакете, мужчина торопливо направил меня к уборной с другой стороны от лифтов.

Обойдя стол портье, я помчалась с Люком к центральному ряду двойных лифтов. Как только дверь открылась, мы вошли внутрь вместе с еще четырьмя людьми.

— Сколько ей уже? — с улыбкой спросила женщина в строгой черной юбке.

— Это он, — сказала я. — Ему неделя.

— Вы очень хорошо выглядите, учитывая, как мало времени прошло.

Я не стала говорить о том, что я не его мать, потому что это привело бы к другому вопросу, на который я не собиралась давать ответ: как мы с Люком обрели друг друга. Я только улыбнулась и пробормотала:

— Мы уже большие.

В течение следующих нескольких секунд я размышляла о том, как Тара приходила в себя после родов. Прибыв на одиннадцатый этаж, мы с Люков вышли из лифта и направились в сторону двери с табличкой «Travis Management Solutions».

Мы вошли в помещение, оформленное в натуральных цветах и обставленное современной мебелью, обтянутой тканью. Я переложила люльку Люка в другую руку, потерев свою бедную, ноющую от нагрузки конечность, и подошла к секретарю. На ее лице застыла профессиональная маска вежливости. Ее глаза были накрашены черной подводкой, которая над верхними веками расширялась к уголкам глаз, создавая впечатление, что она поставила там галочки, которые ставят в списках. Правый глаз? — проверен. Левый глаз? — проверен. Я улыбнулась ей, пытаясь изобразить из себя светскую женщину.

— Я знаю, что это неожиданно — сказала я, придерживая очки, которые начали сползать с носа, — но мне срочно нужно увидеть мистера Тревиса. Я не записана. Но мне необходимо всего лишь пять минут. Меня зовут Элла Варнер.

— Вы знакомы с мистером Тревисом?

— Нет. Но у нас общие знакомые.

Ее лицо стало непроницаемым. Я ожидала, что она сейчас нажмет кнопку под столом и вызовет службу безопасности. И в любую минуту появится мужчина в бежевой униформе и выведет меня прочь.

— Зачем вы хотите увидеть мистера Тревиса? — спросила секретарь.

— Я уверена, он не хотел бы, чтобы о цели моего визита кто-нибудь узнал раньше него.

— Мистер Тревис сейчас на встрече.

— Я подожду его.

— Это будет долгая встреча, — сказала она.

— Чудесно. Я подожду, пока он освободится.

— На встречу нужно записаться и прийти в назначенное время.

— Когда он сможет принять меня?

— У него все распланировано на следующие три недели. Возможно, только в конце месяца…

— Я не могу ждать и до конца дня, — настаивала я. — Послушайте: все, что мне нужно, это пять минут. Я приехала из Остина. У меня неотложное дело, о котором мистер Тревис должен знать… — я замолчала, когда увидела ее невозмутимое лицо.

Она посчитала меня сумасшедшей. Я и сама уже начинала думать так же. Позади меня малыш начал кричать.

— Вы должны успокоить его, — строго сказала секретарша.

Я подошла к Люку, взяла его и захватила бутылочку с холодной молочной смесью. У меня не было возможности нагреть ее, поэтому я просто засунула бутылочку с соской ему в рот.

Но моему племяннику не понравилась холодная смесь. Выплюнув ее изо рта, он начал кричать еще громче.

— Мисс Варнер… — сказала секретарь умоляюще.

— Смесь холодная, — сказала я, примирительно улыбнувшись, — прежде, чем вы отошлете нас, вы бы не могли нагреть ее? Поместите бутылочку в чашку с горячей водой на минутку. Пожалуйста.

Она издала короткий драматический вздох.

— Давайте это мне. Я сейчас разогрею.

— Спасибо, — примирительно улыбнулась я, но она уже ушла.

Я блуждала по приемной, делая все возможное, чтобы отвлечь Люка.

— Люк, я не могу никуда с тобой ходить. Ты все время устраиваешь сцены. И ты никогда не слушаешь меня. Я думаю, что тебе нужно начать думать и об окружающих людях.

Услышав приближающийся по одному из коридоров шум, я с благодарностью повернулась. Я предполагала, что это была секретарь из приемной. Вместо этого я увидела троих мужчин, одетых в темные, явно дорогие костюмы. Один из них был хорошо сложенный худощавый блондин, второй — невысокий и полный, а третий был самым поразительным мужчиной из всех, кого я когда-либо встречала.

Он был высокий и стройный, весь состоящий из твердых мускулов и неопровержимой мужественности, с темными глазами и густыми, идеально подстриженными волосами. То, как он держался, его уверенная походка, разворот его плеч — все кричало о том, что он привык быть главным. Сделав паузу в середине разговора, он послал мне заинтересованный взгляд, и у меня перехватило дыхание. Румянец расползался по моим щекам, а беспокойный пульс бился где-то у горла.

Только один взгляд на него, и я точно знала, кто он такой. Классический альфа, вид, который подгонял эволюцию пять миллионов лет назад, приковывая к себе внимание каждой встречающейся женщины. Такие мужчины очаровывали, обольщали, вели себя как ублюдки, но женщины биологически были неспособны сопротивляться их волшебной ДНК.

Все еще глядя на меня, он заговорил глубоким голосом, от которого мои руки покрылись гусиной кожей.

— Мне кажется, где-то здесь я слышал ребенка.

— Мистер Тревис? — решительно спросила я, подталкивая моего маленького племянника.

Он коротко поклонился.

— Я надеялась, что мне удастся поймать вас между встречами. Меня зовут Элла. Я из Остина. Элла Варнер. Мне необходимо поговорить с вами. Я не отниму у вас много времени.

Секретарь вышла из другого коридора, держа в руке пластмассовую детскую бутылочку.

— О Боже, — бормотала она, торопливо подходя к нам. — Мистер Тревис, я сожалею…

— Все в порядке, — сказал Тревис, жестом предлагая отдать мне бутылочку.

Я взяла ее, попробовала температуру на внутренней стороне запястья, и дала соску ребенку. Люк удовлетворенно заурчал, и, наконец, установилась тишина.

Взглянув в глаза Тревиса, такие же темные и насыщенные, как патока, я спросила:

— Можно поговорить с вами в течение нескольких минут?

Тревис задумчиво изучал меня. Я была поражена противоречием между его дорогой одеждой и неотразимой внешностью, вызывающей мысли о неотполированных гранях. Он был тем типом непреклонного мужчины, когда следовало либо попытаться воззвать к его доброй половине, либо убраться ко всем чертям с его пути.

Я не могла удержаться от сравнения Тревиса с моим бой-френдом Дэном, золотая красота которого и щетина, смягчающая линию подбородка, всегда были настолько доступными и успокаивающими. А в Джеке Тревисе не было абсолютно ничего спокойного. Кроме, возможно, его глубокого баритона, тягучего, словно кленовый сироп.

— Это зависит от того, — легко сказал Тревис, — собираетесь ли вы мне что-то продать.

У него был тяжелый техасский акцент, напоминающий звук удара летнего града о землю.

— Нет. Это личный вопрос.

Легкая пренебрежительная усмешка притаилась в уголке его рта.

— Я обычно решаю личные вопросы после пяти часов, — сказал он мне.

— Я не могу долго ждать, — я глубоко вздохнула, прежде чем смело добавить, — и я должна предупредить: даже если вы избавитесь от меня сейчас, то вам придется иметь со мной дело позже. Я могу быть очень настойчивой.

Тень улыбки скользнула по его губам, когда он поворачивался к другим мужчинам.

— Вы не могли бы подождать меня в баре на седьмом этаже?

— Без проблем, — сказал один из них с британским акцентом. — Мы не будем терять время даром. Мне заказать для вас, Тревис?

— Да, я не думаю, что это займет много времени. Dos Equis с лаймом и не в стакане.

Когда мужчины ушли, Джек Тревис обратил внимание на меня. Хотя я была среднего роста, то есть далеко не низкорослой, он оказался намного выше.

— Прошу в мой офис, — он обогнал меня. — Последняя дверь справа.

Неся на руках Люка, я прошла в угловой офис. Через огромные окна открывался отличный вид на здания, от стеклянных стен которых отражался солнечный свет. В отличие от полупустой приемной, офис был удобно обставлен глубокими кожаными креслами и завален грудами книг, папок и семейными фотографиями в черно и белых рамках.

Предложив мне кресло, Тревис расположился на столе, полусидя передо мной. Его лицо было строго очерчено: прямой нос, четкий подбородок.

— Давайте поторопимся, Элла-из-Остина, — сказал он. — У меня дела, и я не могу заставлять тех парней ждать.

— Вы собираетесь управлять их собственностью?

— Сетью отелей. — Его пристальный взгляд остановился на Люке. — Наклоните бутылочку, тогда ей в рот не будет попадать воздух.

Я нахмурилась и приподняла бутылочку.

— Это мальчик. Почему все думают, что он — девочка?

— На нем надеты носки Hello Kitty.

В его голосе звучало неодобрение.

— Они были единственными, которые подошли по размеру.

— Вы не должны надевать на мальчика розовые носки.

— Ему всего неделя. Я должна волноваться о его половой принадлежности?

— Вы действительно из Остина, не так ли? — спросил он. — Чем я могу вам помочь, Элла?

Объяснение было настолько нелегкой задачей, что я не знала, с чего начать.

— Как хорошо, что вы готовы, — сказала я деловым тоном. — История, которую я собираюсь рассказать, заканчивается непросто.

— Я привык к этому, продолжайте.

— Моя сестра — Тара Варнер. Вы познакомились в прошлом году.

Видя, что это имя ни о чем ему не говорит, я добавила:

— Вы знаете Лизу Парселл? Она — моя кузина, она познакомила вас с Тарой.

Тревис на мгновение задумался.

— Я помню Тару, — наконец сказал он. — Высокая, светловолосая, длинноногая.

— Правильно. — Видя, что Люк закончил есть, я убрала пустую бутылочку в сумку и устроила ребенка у себя на плече, чтобы он срыгнул. — Это — сын Тары, Люк. Она родила его, оставила у матери и сбежала куда-то. Мы пытаемся найти ее. А я, тем временем, пытаюсь обеспечить ребенку нормальную жизнь.

Тревис агрессивно напрягся. Атмосфера в офисе наполнилась ледяным холодом. Я видела, что он воспринимал меня как угрозу, или, возможно, только как неприятность. Слабая улыбка на его губах теперь превратилась в гримасу презрения.

— Я думаю, что не заслуживаю таких язвительных интонаций, — сказал он. — Это не мой ребенок, Элла.

Я заставила себя выдержать хмурый пристальный взгляд.

— Согласно Таре, именно ваш.

— Имя Тревис вдохновляет многих женщин искать сходство между мной и их детьми. Но это невозможно по двум причинам. Во-первых, я никогда не занимаюсь незащищенным сексом.

Несмотря на серьезность беседы, я чуть не улыбнулась этой фразе.

— Вы имеете в виду презерватив? Этот метод защиты имеет средний показатель эффективности до пятнадцати процентов.

— Спасибо, профессор. Но я не его отец.

— Как вы можете быть в этом уверены?

— Поскольку я никогда не спал с Тарой. Той ночью, когда мы встретились, она выпила слишком много. А я не сплю с женщинами в таком состоянии.

— Действительно? — спросила я скептически.

— Действительно, — прозвучал мягкий ответ.

Люк срыгнул и обосновался в изгибе моей шеи, тяжелый, как мешок бобов.

Я думала о том, что Лиза рассказала мне о гиперактивной жизни Джека Тревиса, о его почти легендарном распутстве, и не смогла сдержать циничную улыбку.

— Потому что вы — человек высоких моральных принципов? — спросила я едко.

— Нет, сударыня. Просто потому, что я предпочитаю, чтобы женщина тоже в этом участвовала.

Только на одно мгновение я вообразила себе это участие, которое он мог потребовать, если бы я была его женщиной, и разозлилась, почувствовав, как запылало лицо. Не улучшило мое состояние и то, что его прохладно-заинтересованный взгляд прошелся по мне, как будто я была преступником, которого он только что схватил.

Это сделало меня более решительной.

— А вы пили что-нибудь той ночью, когда были с Тарой?

— Вероятно.

— Тогда вашим словам не стоит верить, как и вашей памяти. Таким образом, вы не можете быть абсолютно уверены, что ничего не случилось. И у меня нет веской причины, чтобы верить вам.

Тревис молча смотрел на меня. Я поняла, что ни одна деталь не избежала его взгляда — ни темные круги под глазами, ни высохшая отрыжка малыша на моем плече, ни то, что я постоянно поглаживала головку Люка.

— Элла, — сказал он спокойно, — вряд ли я единственный парень, к которому вы пришли с этим.

— Нет, — призналась я. — Если окажется, что вы не его отец, тогда я собираюсь навестить других счастливых кандидатов, и заставить их пройти тест на отцовство. Но я даю вам шанс сделать это прямо сейчас, без суеты и гласности. Пройдите тест, и если он отрицательный, вы вне игры.

Тревис посмотрел на меня так, будто я была одной из техасских крошечных зеленых ящериц, которые любили заползать в дома.

— Я могу поручить своим адвокатам заставить вас ходить по кругу в течение многих месяцев, милая.

Я послала ему насмешливую улыбку.

— Попытайтесь, Джек. Не лишайте меня удовольствия наблюдать за вами, когда будете сдавать образец ДНК. Я даже заплачу за это.

— Это предложение могло бы заинтересовать меня, — сказал он, — если бы оно включало нечто более захватывающее, чем взятие слюны у меня изо рта.

— Я сожалею. Мне жаль, но я не могу поверить, что вы не спали с Тарой. Тем более, если это не вы, то почему бы вам не согласиться?

Он посмотрел на меня глазами цвета пережженного кофе. Горячая незнакомая волна ощущений прокатилась вниз по моему позвоночнику.

Джек Тревис был большим сексуальным котом, и я не сомневалась, что моя сестра дала бы ему все, чего бы он не пожелал. Меня не волновало, был ли он в презервативе, или дважды не кончил, или вообще завязал свое хозяйство в узел. Он наверняка мог сделать женщину беременной, только подмигнув ей.

— Элла, если вы позволите мне… — Он ошеломил меня, потянувшись к моему лицу и аккуратно сняв очки. Я смотрела на его размытое очертание, с изумлением осознав, что он протирал запачканные линзы. — Вот так, — бормотал он, заботливо вернув их на место.

— Спасибо, — прошептала я, увидев его в новых, захватывающих дух, деталях.

— В какой гостинице вы остановились? — я изо всех сил попыталась собраться с мыслями, услышав его вопрос.

— Еще не знаю. Я собиралась поискать что-то после того, как побываю здесь.

— Не нужно. Если у вас нет других вариантов, вы можете подъехать в «Pearland» и получить номер. У нас здесь, в Хьюстоне, с ними договоренность.

— Не думаю… — проговорила я.

— Но вы нуждаетесь в помощи.

— Спасибо, но нет…

— Элла, — прервал он бескомпромиссным тоном. — У меня нет времени спорить с вами. Все претензии выскажите позже, а пока помолчите и идите за мной, — и, встав, он потянулся к ребенку.

Несколько ошеломленная, я прижала Люка к себе.

— Все хорошо, — проговорил Тревис. — Я понесу его.

Его большие руки потянулись к Люку, и ловко взяв его, прижали к себе. Я была удивлена той непринужденностью, с которой Тревис обращался с ребенком, а также моей реакцией на него. Его аромат — запах кедра и свежести — начал посылать сигналы удовольствия в мой мозг. Я увидела тень щетины, которую даже при тщательном бритье невозможно полностью удалить, и густые темные завитки волос строгой деловой стрижки.

— У вас, очевидно, имеется опыт обращения с младенцами, — проговорила я, проверяя сумку с пеленками и удостоверяясь, что застежка полностью закрыта.

— У меня есть племянник, — Тревис положил Люка в люльку, легко подхватил ее и, не спрашивая разрешения, направился прочь из офиса, остановившись лишь в дверях. — Элен, — сказал он женщине с темно-рыжими волосами, сидевшей за столом с папками, — это мисс Элла Варнер. Я хочу, чтобы вы поселили ее в гостиничном номере на следующие несколько ночей. Где-нибудь недалеко.

— Да, сэр, — Элен послала мне стандартную улыбку и подняла трубку.

— Я сама заплачу за него, — проговорила я. — Вам понадобится номер моей кредитной карточки, или…

— О деталях мы поговорим позже, — прервал Тревис. Он вывел меня в приемную, положив Люка около стула, и предложил мне сесть рядом. — Ждите здесь, как хорошая девочка, — пробормотал он. — Элен все сделает.

Хорошая девочка? Преднамеренный шовинизм этого высказывания заставил меня сжать зубы. Мой пристальный взгляд метнулся в его сторону, но я проглотила возмущенный ответ, поскольку поняла, что он точно знал, какой будет моя реакция. Он также знал, что я была не в состоянии ответить на оскорбление.

Достав бумажник, Тревис вытащил визитную карточку и вручил ее мне.

— Мой номер телефона. Я свяжусь с вами вечером.

— Так вы согласны пройти тест на отцовство? — спросила я.

Тревис наклонился и посмотрел на меня взглядом, в котором был вызов.

— А я не знал, что у меня был выбор, — сказал он и вышел из офиса.

Глава 4

Гостиничный номер, который Элен зарезервировала для меня, оказался роскошным помещением с отдельно расположенной гостиной и маленькой кухонькой, снабженной современной мойкой и микроволновой печью. Один взгляд на убранство номера в стиле европейских курортных гостиниц из разряда пяти звезд, и я поняла, что баланс моей кредитной карточки значительно уменьшится в течение нескольких часов. Возможно, даже минут.

Но номер был шикарен: полы сплошь устланы коврами, ванная облицована мраморной плиткой, и даже нашелся мини-бар, заполненный деликатесами.

— Пора отпраздновать, — сказала я Люку. — Сейчас совершим набег на мини-бар.

Я открыла банку с детской смесью, которую взяла с собой из машины, сделала несколько бутылочек и поставила их в крошечный холодильник. Потом наполнила белоснежную ванную теплой водой и искупала Люка.

Когда он после ванны поел и стал засыпать, я положила его в центре кровати огромных размеров. Я закрыла шторы, и яркий свет дня был погашен гладкой тяжелой парчой. Смакуя прохладу и тишину гостиничного номера, я направилась в ванную, чтобы принять душ. Но задержалась, засмотревшись на малыша. Люк выглядел очень одиноким и маленьким, неподвижно уставившись в потолок. Я не могла пройти мимо и оставить его одного, пока он не заснул. Не тогда, когда создавалось впечатление, словно он гадает, что еще с ним может случиться. Я опустилась на кровать и легла рядом с ним, поглаживая темный пушок на его голове.

Живя с Дэйном, я слушала, обсуждала и обдумывала огромное количество несправедливостей в жизни. Но едва ли нашлось бы что-то худшее, чем нежеланный ребенок. Наклонившись, я поцеловала хрупкую бледную кожу на его голове. Я наблюдала, как закрылись его веки, а рот сжался, как у сварливого старика. Его ручки лежали на груди, как крошечные, розовые морские звезды. Я тронула одну пальцем, и его рука тут же схватилась за него с удивительной силой.

Он заснул, держа мой палец. Это была такая близость, которую я никогда раньше не ощущала. И совершенно незнакомое, сладкое чувство, подобное боли, разлилось у меня в груди, как будто раскрылось сердце.

Я некоторое время подремала. После этого я долго принимала душ, а затем оделась в непритязательную широкую серую футболку и простые хлопчатобумажные шорты. Вернувшись в кровать, я открыла ноутбук и проверила электронную почту. Одно сообщение было от Лизы:

дорогая Элла, вот список парней, о который я знаю наверняка, что они спали с Тарой; я пришлю еще, если вспомню, хотя чувствую себя просто ужасно, делая это за спиной у Тары — она имеет право на личную жизнь, которая никого не…

— Черта с два, — пробормотала я, отвергая эту мысль: моя сестра утратила право на неприкосновенность личной жизни в тот момент, когда оставила своего ребенка в доме нашей матери.

…я думаю, что знаю, где может быть Тара, но я пока я жду звонка, чтобы убедиться в этом наверняка, о чем сообщу тебе завтра в течение дня.

— Лиза, — с жалостью сказала я, — неужели тебе никогда не показывали, что можно пользоваться клавишей SHIFT, чтобы писать заглавные буквы?

Я открыла приложенный список и со стоном покачала головой… как могло столько поместиться в ограниченный объем файла?

Я закрыла файл и нажала кнопку сохранить.

Прежде чем просмотреть остальные письма, я запросила в Гугле имя Джека Тревиса, любопытствуя, что он выдаст.

Был длинный список результатов, загроможденных ссылками на отца — Черчилля Тревиса, и его старшего брата Гейджа.

Но было несколько интересных статей, посвященных именно Джеку, одна из них в «Национальном деловом журнале». Она называлась «Сын не отстает от отца».

Еще несколько лет назад Джек Тревис, средний сын миллиардера Черчилля Тревиса, был более известен в частных клубах Хьюстона и на светских тусовках, чем в деловом мире. Все изменилось, когда Джек вышел на рынок с собственными проектами и предприятиями, которые ввели его в разряд основных застройщиков Техаса.

Хотя он и занимается предпринимательством в другой сфере бизнеса, Джек Тревис подтверждает правило, что яблочко от яблоньки недалеко падает. На вопрос о его амбициях, Джек отшучивается, что ему просто случайно повезло. Факты же противоречат его легкомысленному ответу, а количество контрактов говорит о ложной скромности.

Приложение А: Капитал Тревис — недавно образованная дочерняя компания TMS — после месяца переговоров приобрела Аллигатор крик, 300-акровое поле для гольфа в Южной Флориде. Сумма сделки не разглашается. Процессом руководит партнерская фирма в Майами.

Приложение В: TMS в настоящее время отстраивает центральную часть Хьюстона, равную по площади десяти Манхэттенским кварталам, в которую входят офисы, жилые дома, торговые павильоны, кинотеатры; после реконструкции всем этим будет управлять недавно сформированное подразделение TMS…

Статья описывала и другие проекты, находящиеся сейчас в работе. Вернувшись к ссылкам, я нажала на иконку с фотографиями. Мои глаза чуть не вылезли из орбит, когда я увидела выложенную фотографию, изображающую Джека, катающегося на водных лыжах, и демонстрирующую его сильное, подтянутое тело, во всей красе. На другой фотографии Джек и популярная комедийная актриса отдыхали на Гавайском побережье. Джек и ведущая новостей в танце на благотворительном балу.

— А ты занятой мальчик, Джек, — пробормотала я.

Прежде чем я открыла следующие фотографии, раздался звонок моего сотового. Схватив кошелек, чтобы достать телефон, я надеялась, что его звук не успеет разбудить ребенка.

— Алло?

— Как дела? — спросил Дэйн.

Я расслабилась, услышав знакомый голос.

— У меня связь с молодым человеком, — сказала я ему. — Он слегка маловат ростом для меня, и немного несдержан…но мы работаем над этим.

Дэйн хохотнул.

— Ты у мамы?

— Ха. Она выставила меня сегодня с утра. Но я с Люком устроилась в клевой гостинице. Господин Тревис сделал так, чтобы его секретарша нашла нам номер. Я думаю, что он в сутки стоит примерно столько же, сколько моя ежемесячная оплата за автомобильную стоянку.

Пока я рассказывала ему события прошедшего дня, налила себе чашку кофе. Я не смогла сдержать ухмылку, когда добавила в него несколько пакетиков смеси сахара и сливок.

— Таким образом, Тревис согласился пройти тест на отцовство, — закончила я, с удовольствием потягивая кофе. — А Лиза пока разыскивает Тару. Пришло время для моей колонки, поэтому мне придется закончить статью сегодня вечером.

— Как думаешь, Джек лгал, когда утверждал, что не спал с Тарой?

— Возможно, но не специально. Я думаю, есть шанс, что он ошибается. Но совершенно очевидно, что он сам в этом уверен, иначе ни за что не согласился бы пройти тест.

— Хорошо. Если бы Люк оказался его сыном, Тара вытащила бы свой счастливый билет, не так ли?

— Очень может быть, что именно так она к этому и отнесется, — нахмурилась я. — Но я надеюсь, все же, что она не станет использовать Люка, чтобы вытаскивать деньги из Тревисов всякий раз, когда ей этого захочется. Он заслуживает большего, чем отношения как к банковской карточке.

Я посмотрела на маленькую спящую фигурку. Люк дернулся во сне, словно видел какой-то сон. Я задалась вопросом, какие можно видеть сны в недельном возрасте.

Аккуратно наклонившись, я поправила одеяльце на его груди.

— Дэйн, — мягко позвала я, — помнишь, ты рассказывал мне историю об утке и теннисном мяче? О том, что утенок принимает за мать первый же предмет, который видит после рождения?

— Припоминаю.

— Как это действует?

— После того, как утенок вылупится, есть небольшой промежуток времени, когда любое существо, или даже неодушевленный объект отпечатываются в его нервную систему, и он испытывает к нему привязанность. В том исследовании я прочитал, что утенок привязался к теннисному мячу.

— А на сколько времени?

— Почему ты спрашиваешь? — голос Дэйна прозвучал наполовину настороженно, наполовину удивленно. — Боишься, что ты — теннисный мяч?

— Я не знаю. Возможно, Люк — теннисный мяч.

Я услышала, как он выругался вполголоса.

— Не привязывайся к нему, Элла.

— Я не буду, — тут же пообещала я. — Я вернусь в Остин как можно скорее. Я, конечно, не буду… — я была прервана стуком в дверь. — Подожди минутку, — попросила я Дэйна.

Как была босиком, я бросилась через весь номер к двери, чтобы открыть ее.

За дверью стоял Джек Тревис. Его галстук был ослаблен, а растрепанные волосы непокорными прядями падали на лоб. Он посмотрел на меня, замечая мое лицо без косметики, голые ноги и отсутствие обуви. Медленно его взгляд поднимался обратно к лицу. Я почувствовала горячий спазм внизу живота от этого взгляда.

Мои пальцы сжались на мобильном телефоне.

— Это обслуживание номеров, — сказала я Дэйну. — Можно я перезвоню попозже?

— Конечно, малышка.

Закрывая телефон, я неуклюже отошла в сторону, жестом приглашая Джека войти в номер.

— Привет, — сказала я. — Когда вы сказали, что будете на связи, я думала, что дело ограничится общением по телефону.

— Так быстрее. Я встречался со своими клиентами. Они остановились в этой же гостинице. Они устали после перелета и пришлось прекратить переговоры. Вам понравился номер?

— Да. Спасибо.

Повисла неловкая тишина. Голыми пальцами ног, с ненакрашенными ногтями, я зарывалась в ворс коврового покрытия. Я чувствовала себя неуютно, будучи одетой только в шорты и футболку, тогда как он был в деловом костюме.

— Мой доктор будет ждать нас завтра утром, чтобы сделать тест, — сказал Джек. — Я зайду за вами в районе девяти.

— У вас есть предположения, когда приблизительно будет готов результат?

— Обычно три-пять дней. Но, заинтересовав доктора, можно рассчитывать получить результат уже завтра к вечеру. Есть какие-то известия от вашей сестры?

— Я надеюсь узнать о ней в самое ближайшее время.

— Если с этим проблемы — у меня есть парень, который находит людей очень быстро.

— Частный детектив? — уточнила я. — Не думаю, что он справится быстрее.

— Если у вашей сестры мобильный телефон с собой, то потребуется не больше пятнадцати минут, чтобы определить ее местонахождение.

— А что, если телефон отключен?

— Если он новой модели, то все равно можно отследить. Есть и другие способы разыскать кого-то… Оплаты в магазинах, след SSN, отчеты кредитной карточки…

Что-то в его холодном рассудительном тоне заставило меня почувствовать себя неудобно. У него мышление охотника, подумала я.

Думая о Таре, я в волнении прижала руку к своим воспаленным глазам и несколько секунд постояла с закрытыми глазами.

— Если я не смогу найти ее до завтра, я подумаю о других способах, — сказала я.

— Вы уже ели? — Услышала я вопрос Джека.

— Кроме закуски из мини-бара, нет.

— Хотите пойти на обед?

— С вами? — удивленно глядя на него, я ответила вопросом на вопрос. — У вас впереди, должно быть, интересный вечер. Разве у вас нет целого гарема, чтобы пойти пообедать?

Джек глянул на меня сузившимися глазами.

Я тут же пожалела о вырвавшихся словах. Я не хотела выглядеть озлобленной. Но в своем нынешнем состоянии физического и умственного истощения, я потеряла способность нормально общаться.

Прежде чем я смогла принести свои извинения, Джек спросил меня тихим голосом:

— Я что-то сделал вам, Элла? Кроме помощи в получении гостиничного номера и ничем не обоснованного согласия пройти тест на отцовство?

— Я заплачу за номер. А по поводу теста… Если бы это было необоснованно, то вы не согласились бы на него.

— Я в любой момент могу отказаться. Мне приходится столько всего выносить, не говоря уже о тесте.

Примирительная улыбка невольно появилась на моих губах.

— Простите, — сказала я. — Я голодна и хочу спать. У меня не было времени подготовиться к такому состоянию дел. Я не могу найти свою сестру, моя мать ненормальная, а друг находится в Остине. Боюсь, вам пришлось столкнуться со всем моим накопившимся раздражением. И, думаю, что на подсознательном уровне, вы представляетесь мне всеми теми парнями, которые имели мою сестру.

Джек бросил на меня сардонический взгляд.

— Намного легче представлять кого-то, когда у тебя на самом деле был с этим человеком секс.

— Мы уже установили, что вы не на сто процентов уверены, спали вы с Тарой или нет.

— Я на все сто процентов уверен. Единственное, что мы установили — это то, что вы мне не верите.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы удержать еще одну улыбку.

— Ну ладно, я благодарна за предложение пообедать. Но, как сами видите, я не одета для обеда. И мало того, что я безумно устала от ношения восьмидесятипятифунтового младенца, так нет ни одного места, куда вы можете меня пригласить, потому что я — строгая вегетарианка, а в Хьюстоне никто понятия не имеет, как можно приготовить еду без мяса животных.

Упоминание об обеде, должно быть, усилило мой аппетит, потому что в этот момент мой живот громко протестующее заурчал. Смущенная, я прижала руку к животу. В то же мгновение со стороны кровати донесся нетерпеливый крик. Я посмотрела в ту сторону и увидела, что Люк уже бодрствует и размахивает ручками.

Я поспешила к холодильнику, достала бутылочку и поместила ее под струю горячей воды. Пока я таким образом разогревала смесь, Джек прошел к кровати и взял Люка на руки. Держа его аккуратно и удобно, Джек что-то нежно бормотал ребенку. Это не произвело ни малейшего эффекта. Люк начал орать еще громче, широко открыв рот и крепко зажмурив глаза.

— Бесполезно его успокаивать, — я рылась в сумке с памперсами, пытаясь найти салфетки для срыгивания. — Он только кричит громче и громче, пока не получает того, что хочет.

— Я ничего не имею против этого, — сказал Джек.

Через несколько минут я взяла бутылочку, проверила температуру смеси, и устроилась на мягком стуле. Джек принес мне Люка и положил на мою согнутую в локте для кормления руку. Ребенок захватил соску и начал есть.

Джек стоял рядом и пристально смотрел на меня.

— Почему вы строгая вегетарианка?

Я знала из опыта, что беседа, начинающаяся с этого вопроса, не несет ничего конструктивного.

— Я предпочитаю не вдаваться в подробности по этому поводу.

— Нелегкая диета, — заметил Джек. — Особенно в Техасе.

— Я обманываю, — призналась я. — Иногда я хочу немного масла или французского жаркого.

— Вам нельзя картофель-фри?

Я покачала головой.

— Неизвестно, не приготовлен ли он на том же масле, где жарилась рыба или мясо.

Я посмотрела на Люка, который двумя ручками ухватился за бутылочку. В животе у меня заурчало еще громче, чем в первый раз. Я покраснела от неловкости.

Брови Джека удивленно поднялись.

— Такое ощущение, что вы не ели несколько дней подряд.

— Я всегда голодна. Я всегда хочу есть. — Я вздохнула. — Я придерживаюсь вегетарианства, потому что так делает мой друг Дэйн. Я никогда не чувствую себя сытой больше, чем двадцать минут, и мне трудно сохранять энергичность.

— Тогда зачем вы это делаете?

— Мне нравится польза для здоровья, которую это приносит. Мой холестерин и давление на самом деле в норме. И моя совесть спокойна оттого, что я не ем животных.

— Я знаю несколько отличных рецептов от совестливости.

— Уверена, что знаете.

— Создается ощущение, что если бы не ваш друг Дэйн, вы бы прекрасно ели мясо.

— Вполне возможно, — допустила я. — Но я соглашаюсь с Дэйном, чтобы не иметь проблем, и большую часть времени это не вызывает у меня никаких трудностей. Но, к сожалению, я очень легко поддаюсь соблазнам.

— Это качество мне очень нравится в женщинах. Оно почти компенсирует вашу совесть.

Я рассмеялась. Какой же он плут, подумала я. В первый раз в моей жизни это качество в человеке походило на достоинство. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся мне так сногсшибательно, что даже урчание в моем животе прекратилось.

Волшебная ДНК, напомнила я себе с грустью.

— Джек, вам, наверное, уже пора идти.

— Я не собираюсь бросать голодную женщину с одними лишь с несвежими чипсами из мини-бара. И я уверен, что в номере вы точно не найдете ничего вегетарианского.

— Внизу есть ресторан.

— Это закусочная.

— Я уверена, что у них найдется овощной салат. И, может быть, какие-нибудь фрукты.

— Элла, вы явно слишком хотите есть, чтобы удовлетвориться такой ерундой.

— Да. Но у меня есть принципы. И я пытаюсь по ним жить. Кроме того, когда я делаю себе послабление, потом гораздо труднее возвращаться.

Джек уставился на меня с игривой улыбкой. Медленно он взялся за свой галстук и снял его. У меня зашевелились волосы на затылке, когда я наблюдала за этим. Он неторопливо свернул галстук и положил в карман пиджака.

— Что вы делаете? — удалось мне спросить.

Джек скинул пиджак и повесил его на спинку соседнего стула. У него было великолепное тело: стройное, подтянутое. Вне всяких сомнений, под его консервативной деловой одеждой скрывалась отличная мускулатура. Когда я уставилась на такой образец мужественности, то почувствовала невольное притяжение, вызванное миллионами лет эволюционного развития.

— Собираюсь узнать, насколько вы подвержены соблазнам.

Я принужденно рассмеялась.

— Послушайте, Джек, я не…

Приложив палец к губам, Джек дал мне знак помолчать, и направился к телефону. Он набрал номер, подождал, раскрыв в это время гостиничную книгу услуг в кожаном переплете.

— Обслуживание номеров для двоих, — сказал он в трубку.

Я удивленно моргнула.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Почему нет?

— Из-за вашей репутации плейбоя.

— У меня была бурная молодость, — согласился он. — Но это же делает меня интересным собеседником во время обеда. — Он переключил свое внимание на телефонный разговор, — Да, с доставкой в номер.

— Мне эта идея тоже не нравится.

Джек посмотрел на меня.

— Очень жаль. Потому что я ставлю обед условием моего посещения доктора завтра. Если вы хотите получить образец моей слюны, вам придется накормить меня сегодня обедом.

Я серьезно задумалась об этом. Обед с Джеком Тревисом… один на один в гостиничном номере.

Я посмотрела на Люка, который деловито сосал смесь из бутылочки. Я была с ребенком, уставшая, издерганная, я не могла вспомнить, когда в последний раз приводила в порядок свои волосы. Бог знает, я не собиралась вызывать у Джека Тревиса хоть какой-то сексуальный интерес. У него был трудный долгий день, и он хотел есть. Может, он относился к той категории людей, которым не нравится есть в одиночестве.

— Хорошо, — неохотно согласилась я. — Только никакого мяса, рыбы или молочных продуктов. А так же масло и яиц. И никакого меда.

— Почему? Пчелы не животные.

— Они артроподы — членистоногие. Точно так же, как омары и крабы.

— Ради Бога… — начал Джек, но его внимание отвлек человек, с которым он говорил по телефону. — Да. Бутылку каберне от Хоббса.

Я заинтересовалась, сколько же мне это будет стоить.

— Узнайте, не изготовлено ли оно с продуктами животного происхождения.

Джек проигнорировал меня и продолжал заказывать.

— На закуску мы будем перепелиные яйца на подстилке из колбасы чоризо. И два стейка на кости, настоящие ковбойские порции из высококачественной говядины. Угадали.

— Что? — с расширившимися глазами спросила я. — Что вы делаете?

— Я заказываю несколько порций лучшей говядины в США, — сообщил он мне. — Она содержит белок.

— Вы садистский ублюдок, — удалось сказать мне, потому что мой рот заполнился слюной. Я не помнила, когда в последний раз ела стейк.

Глядя на выражение моего лица, Джек послал мне понимающую улыбку и снова возвратился к разговору по телефону:

— Печеная картошка, — сказал он. — Вот это дело. И соус со сливками, беконом…

— И сыр, — словно со стороны услышала я свой голос. Настоящий сыр, который таял во рту. Я громко сглотнула.

— И сыр, — повторил Джек. Он посмотрел на меня с ехидством. — Что по поводу десерта?

Все мысли о сопротивлении пропали. Если уж я решила нарушить все правила строгого вегетарианства и диетического питания, предавая Дэйна, то стоило сделать это по полной программе.

— Что-нибудь с шоколадом, — затаив дыхание, сказала я.

Джек посмотрел в меню.

— Две порции шоколадного торта. Спасибо, — записывая номер телефона, он послал мне торжествующий взгляд.

Еще было не слишком поздно. Я еще могла настоять, чтобы он отменил мою половину заказа, и заменил его на зеленый салат, отварной картофель и овощи на пару. Но я потеряла всю свою силу воли при мысли о сочном стейке.

— Когда принесут мой стейк? — спросила я.

— Через тридцать пять минут.

— Я должна была бы послать вас к черту, — пробормотала я.

Он самодовольно улыбнулся.

— Я знал, что вы этого не сделаете.

— Откуда?

— Потому что женщин, которые могут обмануть в малом, всегда можно уговорить обмануть в большом. — Джек рассмеялся, когда я, недовольно нахмурившись, посмотрела на него. — Расслабьтесь, Элла. Дэйн об этом никогда не узнает.

Глава 5

Два официанта принесли наш заказ в гостиничный номер и накрыли стол. Они расставили горячие блюда на застеленном белоснежной скатертью столе и закрыли их куполообразными серебряными крышками. К тому времени, когда они налили вино в бокалы, я уже тряслась от голода.

Люк, однако, не на шутку раскапризничался после того, как я поменяла ему памперс, и начинал кричать всякий раз, когда я пыталась уложить его на кровать. Держа его одной рукой и прижимая к плечу, я смотрела на свою порцию горячего стейка и задавалась вопросом, как я смогу справиться одной рукой.

— Позвольте, я помогу, — сказал Джек и подошел к моей стороне стола. Он нарезал стейк маленькими аккуратными кусочками с такой ловкостью, что я посмотрела на него с деланным испугом.

— Вы, конечно, знаете, как обращаться с ножом.

— Я охочусь при первой же подвернувшейся возможности, — заметил Джек, пододвигая ко мне тарелку и засовывая салфетку в вырез моей футболки. Его пальцы дотронулись до моей кожи, вызывая дрожь. — Я могу освежевать оленя за пятнадцать минут, — заявил он.

— Это отвратительно. Впечатляет, но отвратительно.

Вернувшись на свое место за столом, он без малейшего раскаяния улыбнулся мне.

— Если это поможет вам чувствовать себя лучше, то могу сказать, что я всегда ем то, что ловлю или убиваю.

— Премного благодарна, но это нисколько не дает мне чувствовать себя лучше. О, я знаю, что мясо не появляется волшебным образом на прилавках в магазине сразу упакованное в целлофан. Но не думаю, что могла бы есть мясо, если бы мне пришлось самой охотиться на животное и…

— Разделывать?

— Да. Давайте не будем об этом говорить.

Я откусила кусочек стейка. Или у меня был слишком длительный период воздержания, или повлияло качество мясо, или мастерство повара…, но этот сочный, в меру прожаренный, тающий во рту стейк был самым вкусным из всех, что я когда-либо пробовала. Я на мгновение закрыла глаза, смакуя.

Он тихо рассмеялся над моим выражением лица.

— Проглотите уже, Элла. Признайтесь, не так уж и плохо быть плотоядным.

Я взяла кусочек хлеба и намазала его мягким желтым маслом.

— Я не плотоядное, я — предприимчивое всеядное существо.

Я откусила кусочек хлеба и смаковала сладкое богатство свежего масла. Я и забыла, какова на вкус хорошая еда. Вздыхая, я заставляла себя медленно прожевывать и смаковать.

Его пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

— А вы умная женщина, Элла.

— Вас пугает женщина с большим словарным запасом?

— Чертовски верно. Я ухожу, если у женщины показатель интеллекта выше, чем температура в комнате. Если, конечно, она не платит за обед.

— Я могу разыграть из себя идиотку, а вы заплатите за обед, — предложила я.

— Слишком поздно. Вы уже использовали слово с пятью слогами.

Чувствуя, что Люк потяжелел, я поняла, что он заснул. Можно было уложить его в кровать.

— Извините меня… — я попыталась встать со стола. Джек тут же оказался рядом, отодвигая мой стул.

Я пошла к кровати и осторожно уложила ребенка, укрыв вязаным покрывалом. Возвращаясь к столу, я увидела, что Джек все еще стоит и ждет, чтобы подвинуть мне стул.

— Опыт с Люком подтвердил все, что я думала о материнстве, — сказала я. — И самое главное — я никогда не буду готова для него.

— То есть, когда вы с Дэйвом поженитесь, то некоторое время повремените, прежде чем заведете одного из таких? — спросил он, кивая в сторону, где спал Люк.

Я добралась до картофеля, обмакивая ломтики, пропитанные маслом, в растопленный чеддер.

— О, я и Дэйн никогда не поженимся.

Джек пораженно глянул на меня.

— Почему нет?

— Ни один из нас не верит в это, потому что это — всего лишь листок бумаги.

Он, казалось, задумался над моими словами.

— Я никогда не понимал, когда люди говорят, что это — только листок бумаги. Некоторые бумаги дорогого стоят. Дипломы. Контракты. Конституции.

— В таких случаях я согласна, что бумага стоит кое-что. Но брак включает в себя контракт, подкрепленный кольцом и пышным подвенечным платьем, напоминающим бизе — это ничего не стоит. Я могу дать Дэйву юридическое обещание любить его вечно, но как я могу быть уверена, что буду? Невозможно узаконить эмоции. Вам не может кто-то принадлежать. Таким образом, получается, что брак — это соглашение по разделу собственности. И, конечно, если есть дети, нужно установить правила совместного воспитания…, но это возможно сделать и без брака. Институт брака утратил свою необходимость.

Я попробовала кусочек картофеля с сыром, который оказался настолько восхитительно вкусным, что мне казалось, я ощущаю его всем своим существом.

— Желание принадлежать кому-то — естественно, — сказал Джек.

— Один человек не может принадлежать другому. В лучшем случае это — иллюзия. В худшем — рабство.

— Нет, — не согласился он. — Только потребность в привязанности.

— Ну, хорошо, — я сделала паузу, чтобы откусить еще один кусочек. — Я прекрасно могу чувствовать привязанность к кому-то, не считая необходимым превратить это в юридическое соглашение. Фактически, смею утверждать, что мое отношение — более романтичное. Единственной вещью, которая должна удерживать двух людей вместе, должна быть любовь. А не законность.

Джек сделал несколько глотков вина и откинулся на спинку стула, неотрывно наблюдая за мной. Он держал стакан в руке, его длинные пальцы слегка обхватывали хрустальный бокал. Для меня несколько неожиданно было осознать, что рука такого богатого человека будет крепкой, загорелой, с коротко обрезанными ногтями. Совершенно не изящная рука, но все же привлекательная при всей своей мозолистости… держащая хрупкий стакан так мягко… Я не могла оторвать взгляда. И в течение какого-то мгновения, я представила себе прикосновение этой довольно грубой на вид руки к своей коже, и со стыдом поняла, что меня это возбудило.

— Чем вы занимаетесь в Остине, Элла?

Вопрос отвлек меня от опасных мыслей.

— Я веду рубрику советов. Пишу о личных отношениях.

На лице Джека отразилось изумление.

— Вы пишите об отношениях и не верите в брак?

— Только для себя. Но это вовсе не означает, что я неодобрительно отношусь к браку других людей. Если это та форма отношений, которые они для себя сами выбирают, я только за. — Я улыбнулась ему. — Мисс Независимость дает советы женатым людям.

— Мисс Независимость.

— Да.

— Это — антимужская колонка?

— Нисколько. Мне нравятся мужчины. Я большая поклонница вашего пола. Но в тоже время, я просто напоминаю женщинам, что мы не нуждаемся в мужчине, чтобы чувствовать себя полноценными.

— Дерьмо, — он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Вам не нравятся свободные женщины?

— Нравятся. Но они требуют больше усилий.

Я не знала, о каких усилиях он говорил. И, конечно, не собиралась спрашивать.

— Таким образом, как я понимаю, вы знаете ответы на все вопросы, — в пристальном взгляде Джека светилась заинтересованность.

Я скривилась от того, как высокомерно это прозвучало.

— Я никогда не возьмусь утверждать, что знаю все ответы. Я только пытаюсь помочь другим людям найти ответы на свои вопросы, насколько это возможно.

Мы поговорили еще о моей колонке, а затем выяснили, что оба закончили UT — Техасский университет, а выпуск Джека был на шесть лет раньше, чем у меня. Мы так же обнаружили, что разделяем мнение о джазе Остина.

— Я имел обыкновение ходить слушать «Crying Monkeys» всякий раз, когда они исполняли Elephant Room, — сказал Джек, рассказывая об известном подвальчике на Конгресс-стрит, где играли некоторые из самых известных джазовых музыкантов в мире. — Мы с друзьями просиживали там в течение многих часов, слушая джаз и выпивая неразбавленный…

— И снимая женщин направо и налево.

Его рот напряженно сжался.

— Я действительно встречался со многими женщинами. Но я не вступаю в сексуальные отношения со всеми, с кем встречаюсь.

— Какое облегчение, — сказала я. — Поскольку, если бы это было не так, вам пришлось бы сдавать кое-то посущественней, чем слюна.

— У меня есть и другие интересы, помимо преследования женщин.

— Да, я знаю. Вы еще преследуете напуганных оленей.

— И снова скажу для отчетности, я не спал с вашей сестрой.

Я скептически глянула на него.

— А она сказала, что это было. Ваше слово против ее слова. И вы не будете первым в мире парнем, который отнекивается и избегает такой ситуации.

— И она не будет первой женщиной, которая солжет, от кого залетела.

— Вы встречались с ней. Вы не можете отрицать, что заинтересовались ею.

— Конечно, я заинтересовался. Сначала. Но спустя пять минут после начала свидания, я знал, что не буду с ней спать. Были определенные сигналы.

— В смысле?

Его пристальный взгляд стал еще более пронизывающим.

— Было похоже на то, что в ней все было слишком. Слишком громкий смех. Постоянное возбуждение. Вопросы и ответы не совпадали.

Я поняла, о чем он пытается сказать.

— Гипернастороженная, — сказала я. — Безумная. Словно тысячи маленьких иголочек постоянно заставляли ее вертеться. Как будто она пытается думать на два шага вперед.

— Точно.

Я кивнула, перебирая воспоминания, которые никогда надолго не покидали меня.

— Это из-за того, как мы были воспитаны. Родители развелись, когда мне было пять, а Таре — три года, и после этого папа пропал с нашего горизонта. Мы остались с матерью, которая старается сделать всех вокруг себя сумасшедшими. Взрывы. Драмы. Такого понятия, как нормальный день не существовало. Живя с нею до самого окончания школы, мы привыкли ожидать бедствия в любой момент. Мы развили множество защитных функций, включая гипербдительность. Это привычка, от которой трудно избавиться.

Джек не сводил с меня взгляда.

— Вы смогли. Все же.

— У меня была хорошая передышка в колледже. Но в основном мне помог Дэйн. Он научил меня, что проживание с другим человеком вовсе не означает ежедневный хаос и драму. Я не думаю, что Тара встречала в своей жизни кого-то, столь же надежного, как Дэйн.

Я подвинула свой бокал к нему, и он любезно снова его наполнил. Глядя в чернильные глубины каберне, я продолжила, — я чувствую себя виноватой, что не поддерживала с ней отношения несколько последних лет. Но я просто устала от попыток спасти ее. Это было все, что я могла сделать, чтобы спасти себя.

— Никто не может обвинять вас в этом, — пробормотал он. — Вы не хранительница своей сестры. Не вините себя, Элла.

Я была озадачена той связью, которая у нас возникла, хотя она не имела не малейшего смысла вообще. Он был незнакомцем. А я рассказала ему слишком много. Я решила, что устала даже больше, чем думала. Я попыталась непринужденно улыбнуться.

— Мне необходимо каждый день испытывать чувство вины. Сегодня была очередь Тары, — подняв свой бокал, я сделала небольшой глоток. — Так, интересно. А что парень из семьи финансовых гуру делает в области управления недвижимостью? — спросила я. — Действительно ли вы негодяй?

— Нет, серединка на половинку. Я не могу выдержать разговор об инвестиционных стратегиях, вложениях, покупку с оплатой части суммы за счет кредита… Ничего из этого меня не интересует. Мне нравится строить. Устанавливать вещи. Я парень «винтиков и механизмов».

Пока я слушала Джека, мне пришло в голову, что у него и у Дэйна было одно редкое человеческое качество: они точно знали, кем были, и это их полностью устраивало.

— Я начал работать в компании по управлению еще в колледже, — рассказывал Джек. — А, в конечном счете, получил ссуду в банке и открыл свое дело.

— Помог Ваш папа?

— Нет, черт побери, — печально ухмыльнулся он. — Я совершил слишком много ошибок, на которые и указывал мой отец. Но я не хотел, чтобы кто-то говорил, что он сделал меня. Я взял на себя ответственность за весь риск. И у меня было много причин доказать, что я чертовски уверен в том, что не потерплю неудачу.

— Очевидно, что не потерпели, — я изучающее рассматривала его. — Интересно. Вы похожи на мужчину-лидера, но, в то же время, вы — средний сын. Обычно средние дети более непринужденные.

— Для Тревисов я достаточно непринужден.

— О'кей, — усмехнулась я и принялась за свой кусок шоколадного пирога. — Сразу после десерта я вас выгоню, Джек. У меня впереди длинная ночь.

— Как часто ребенок просыпается?

— Каждые три часа.

Мы закончили десерт, и допили вино. Джек позвонил в обслуживание номеров, чтобы убрали со стола, и взял свой пиджак.

Остановившись у двери, Джек посмотрел на меня сверху вниз и сказал:

— Спасибо за обед.

— Пожалуйста. И предупреждаю, что если вы после этого попытаетесь отступиться от посещения доктора, я лично освежую вас.

— Я заеду за вами в девять.

Джек не двигался. Мы стояли очень близко друг к другу, почему-то это привело меня в смущение и мое дыхание участилось. Хотя его поза была легкой и непринужденной, он был намного больше меня, и у меня появилось подозрение, что он так остановился нарочно, чтобы показать свое физическое доминирование. Но что еще больше меня удивило, так это то, что мне такое положение не было неприятно.

— Дэйн, в действительности, альфа? — спросил он.

— Нет. Полностью бета. Не выношу альфа.

— Почему? Они вас раздражают?

— Нисколько, — я глянула на него с деланным запугиванием. — Я их ем на завтрак.

Искра ехидства промелькнула в его глазах.

— Тогда я приеду пораньше.

И он ушел прежде, чем я смогла придумать достойный ответ.

Глава 6

Я не думала, что такое возможно, но моя вторая ночь с Люком прошла даже хуже, чем первая. Удовольствие, которое я получила от удивительного стейка, превосходного вина и оживленной беседы во время ужина, сошло на нет после второго кормления.

— Ты настоящий губитель удовольствия, Люк, — сказала я малышу, который вовсе не был этим обеспокоен.

Я потеряла счет, сколько раз я просыпалась и сколько подгузников поменяла, но, вроде бы я проспала не больше двадцати минут кряду. Когда мой будильник зазвонил в половину восьмого, я с трудом выбралась из постели и поплелась в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ.

Пятнадцатиминутный душ и две чашки несвежего кофе из миниатюрной кофеварки с верхней полки каким-то образом привели меня в чувство. Я надела брюки цвета хаки и светло-голубую блузку с короткими рукавами, а также сандалии из плетеной пеньки на плоском ходу. Я подумывала над дилеммой: высушить мне волосы феном или нет, опасаясь, что шум разбудит ребенка, а потом мрачно решила, что он все равно когда-нибудь должен заплакать.

После того, как я уложила волосы в гладкий «боб», я выключила фен.

Тишина.

Что случилось с Люком? Почему он такой спокойный? Я поспешила в спальню и проверила его. Он спокойно лежал на спинке, его грудь поднималась и опадала, щечки были нежно-розового цвета. Я дотронулась до него, только чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Он зевнул и крепче закрыл глаза.

— А теперь ты хочешь спать, — проворчала я.

Я села возле него, глядя на удивительно тонкую кожу, изящные реснички, крохотные сонные черты лица. Его бровки были настолько редкими и шелковистыми, что их почти не было заметно. Он был похож на Тару. Я могла видеть сходство в форме носа и рта, — хотя его волосы были иссиня-черными. Как у Джека Тревиса, подумала я, касаясь пальцем мягких прядок.

Отойдя от кроватки, я отправилась снимать свой мобильный со штепсельной зарядки. Я набрала номер кузины Лизы.

Она сразу ответила.

— Алло?

— Это Элла.

— Как поживает малыш?

— С ним все в порядке. А у тебя наметился хоть какой-то прогресс в поисках Тары? Потому что, если нет…

— Я нашла ее, — триумфально заявила Лиза.

Мои глаза широко раскрылись.

— Что? Где она? Ты с ней говорила?

— Не напрямую. Но есть этот парень, к которому она ходит, когда нее тяжелые времена…

— Ходит? — настороженно повторила я. — Ты имеешь в виду, типа встречается?

— Не совсем так. Он женат. Но все-таки, я подумала, что Тара могла отправиться к нему. Поэтому я нашла его номер и оставила ему сообщение, а он, наконец, перезвонил мне. Он сказал, что у нее все нормально, и она была с ним последние пару дней.

— Кто этот парень?

— Я не могу тебе сказать. Он не желает, чтобы его имя всплыло в таком деле.

— Держу пари, что не желает. Лиза, я хочу точно знать, что происходит с моей сестрой, где она, и…

— Она в клинике в Нью-Мексико.

Мое сердце вдруг так стремительно забилось, что я испытала головокружение.

— Что это за клиника? Реабилитационная? Принимает ли она наркотики?

— Нет, нет, никаких наркотиков. Я полагаю, что у нее что-то вроде нервного срыва.

Слово «нервный срыв» напугало меня, и я резко спросила:

— Как называется эта клиника?

— Оздоровление Маунтин Вэлли.

— Это тот парень записал ее, о котором ты говорила? Или она сама? В каком она состоянии?

— Не знаю. Тебе нужно спросить ее саму.

Я сильно зажмурилась, когда заставила себя спросить:

— Лиза… она… не пыталась себе навредить, верно?

— Ах, ничего подобного. Все, что я могу сказать, это что она не справилась с ребенком. Вероятно, ей необходим отдых.

При этом я безрадостно улыбнулась, вспомнив, что Таре необходимо больше, чем просто отдых.

— Все равно, — говорила моя кузина, — вот телефонный номер этого заведения. И я думаю, что ты сможешь ей позвонить сейчас с мобильного.

Я записала данные, попрощалась, и отправилась прямо к своему лэптопу.

Поиск этой клиники в Гугле выдал, что этот Центр Краткосрочного местного лечения находился в маленьком городке возле Санта-Фе. Судя по фотографиям на его веб-сайте, это место было больше похоже на спа-курорт или курорт для отдыхающих, а не клинику для умственного оздоровления. Вообще-то, там были упомянуты несколько общих и диетологических сеансов терапии. Но это место, оказалось, обладало сертифицированным и лицензированным персоналом и предоставляло интенсивные психиатрические услуги. «Лечебная» страница, в основном, акцентировала внимание на оздоровлении разума и тела, с целью использования По-минимуму, или вовсе не используя медитацию.

Оздоровление в Маунтин-Вэлли казалось слишком несерьезным заведением для человека с нервным срывом. Есть ли у них возможности оказать ей помощь? Предоставляют ли ни консультации у психолога, наряду с косметическими процедурами и педикюром?

И хотя я очень хотела позвонить в приемную, но знала, что там не при каких обстоятельствах не нарушат конфиденциальность одного из их пациентов.

Сидя за столом в углу комнаты, я сжала голову руками. Я думала о том, в насколько плохом состоянии сейчас моя сестра. Страх. Жалость, мука, гнев, все смешалось внутри меня, когда я вспомнила, что для большинства людей, воспитанных в такой среде так, как мы, было бы невозможным нормально существовать.

Я подумала о театральных выходках моей матери, о причудливых зигзагах логики, о тех диких порывах, которые ошеломляли и пугали нас. Все эти мужчины, которые приходили и уходили, являясь частью отчаянных усилий матери стать счастливой. Но все было напрасно. Наши жизни не были обычными, и наши усилия, которые мы прилагали, чтобы показать, что это не так, оставили меня и Тару в горькой изоляции. Мы выросли, сознавая, что отличаемся от других.

Ни одна из нас, казалось, не могла быть близка ни с кем. Даже друг с другом. Близость означала, что тот, кого ты любишь больше всего, причинит тебе наибольший вред. Как от такого отучиться? Это было глубоко впитано во все волокна и сосуды. Подобное невозможно вырезать.

Я медленно подняла трубку и набрала номер мобильного Тары. На сей раз, в отличие от предыдущих попыток, она ответила.

— Алло?

— Тара, это я.

— Элла.

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — голос моей сестры был высоким и нерешительным.

Голос маленького ребенка. При этом звуке на меня нахлынула тысяча воспоминаний. Я вспомнила того ребенка, каким она была. Я вспомнила, как читала ей в те дни и ночи, когда мы оставались одни очень надолго, когда не было достаточно еды, и мы понятия не имели, где наша мама. Мне приходилось читать про волшебных созданий, храбрых детей, кроликов — любителей приключений. А Тара все слушала и слушала, крепко прижавшись к моему боку, но я не жаловалась, хотя нам обеим было жарко, и мы потели, потому что не было кондиционера.

— Эй, — мягко сказала я. — Что с тобой происходит?

— Ой…, да почти ничего.

Мы обе хихикнули. Я испытала облегчение, что, даже если моя сестра, возможно, сошла с ума, у нее осталось чувство юмора.

— Тара Сью… — я прошла к кровати, чтобы взглянуть на Люка. — Ты единственная из моих знакомых, кто ненавидит сюрпризы так же, как и я. Разве небольшое предупреждение — это так сложно? Ты могла мне позвонить. Написать на электронную почту. Послать мне эссе на тему «Как я провела лето». Вместо этого мне позавчера ночью позвонила мама.

Прошло долгое молчание.

— Она на меня злится?

— Она всегда злится, — разумно ответила я. — Если ты хочешь знать, как она отреагировала на Люка… ну, я думаю, если бы ей, хотя бы раз, пришло в голову, что одна из нас может совершить непростительный грех и сделать ее бабушкой, она бы нас стерилизовала до периода полового созревания. К счастью для Люка, мамочка не очень-то думает наперед.

Теперь Тара словно плакала.

— С ним все в порядке?

— Замечательно, — тут же ответила я. — Он здоров и хорошо кушает.

— Я полагаю… я полагаю, что ты теряешься в догадках, почему я оставила его с мамой.

— Да. Но прежде, чем ты мне об этом расскажешь, где ты находишься? В той клинике, о которой мне рассказала Лиза?

— Да, я попала сюда прошлой ночью. Это милое местечко, Элла. У меня личная комната. Я могу приходить и уходить, когда хочу. Они сказали, что мне желательно остаться здесь хотя бы месяца на три.

Я ошеломленно молчала. Почему три месяца? Откуда они знали, сколько времени необходимо, чтобы решить проблемы Тары? Они что, прикинули и решили, что ее безумие стоит трех месяцев? Явно, что если бы она была психопаткой или склонной к самоубийству особой, они бы пожелали оставить ее на более долгое время. Возможно, они не хотели говорить Таре правду, что она записана в их дополнительную местную программу? Я сразу захотела задать с дюжину вопросов. И все из них были настолько срочными, что создали затор, и я не могла издать ни звука. Я прокашлялась, пытаясь очистить горло от скопившихся слов, которые на вкус были солеными.

Как будто ощутив мою беспомощность, Тара заговорила:

— Мой друг Марк купил мне билет на самолет и всё устроил.

Марк. Тот женатый мужчина.

— Ты хочешь там быть? — мягко спросила я.

Вздох.

— Я не хочу быть нигде. Элла.

— Ты уже с кем-нибудь разговаривала?

— Да, с женщиной. Доктором Джеслоу.

— Тебе она понравилась?

— Она показалась мне очень милой.

— Как ты думаешь, сможет ли она тебе помочь?

— Я так полагаю. Не знаю.

— О чем вы говорили?

— Я рассказала ей, как оставила Люка с матерью. Я не собиралась поступать так — просто оставить ребенка.

— Можешь ли ты мне сказать, почему ты так поступила, милая? Что-то случилось?

— После того, как вышла из больницы с Люком, я поехала домой в квартиру с Лизой на пару дней. Но всё было так странно. Ребенок казался не моим. Я не знаю, как должен вести себя родитель.

— Разумеется, нет. Наши родители совсем не были настоящими родителями. У тебя не было примера, которому ты могла бы следовать.

— Казалось, что я не могу ни секунды находиться в своей шкуре. Каждый раз, посмотрев на Люка, я не знаю, чувствую ли я то, что должна чувствовать. И потом стало казаться, что я отплываю из собственного тела и ускользаю. И даже, когда я приходила в себя, я была словно в тумане. Я полагаю, что я все еще в тумане. Мне это совсем не нравится. — Долгое молчание, а потом Тара осторожно поинтересовалась, — я схожу с ума, Элла?

— Нет, — тут же ответила я. — У меня возникала та же проблема пару раз. Терапевт, к которому я ходила в Остине, сказал, что это своего рода отходной путь, который мы вырабатываем для себя. Способ пережить травму.

— Ты все еще испытываешь подобное?

— Чувство, словно я вне своего тела? Нет, уже давно. Терапевт может помочь попасть тебе туда, где это прекратиться.

— Знаешь ли ты, что бесит меня, Элла?

Да. Я знала. Но все равно спросила:

— Что?

— Я пытаюсь думать о том, каково было жить с мамой и ее истериками, и всеми этими мужчинами, которых она приводила в дом…, а единственное, что я ясно помню, это только то время, когда я была с тобой…, когда ты готовила мне ужин в тостере и читала истории. Что-то вроде этого. А остальное — большой пробел. И когда я стараюсь что-то вспомнить, я начинаю чувствовать испуг и головокружение.

Мой голос, когда я смогла ответить, был густым и дрожащим, как рассыпчатая сахарная глазурь, которой я пыталась посыпать тоненький пирог.

— Ты рассказывала доктору Джеслоу о том, что я рассказывала тебе про Роджера?

— Я кое-что ей рассказала, — ответила она.

— Хорошо. Может быть, она поможет тебе вспомнить больше.

Я услышала хриплый вздох.

— Это сложно.

— Я знаю, Тара.

Наступило долгое молчание.

— Когда я была маленькой, я чувствовала себя, как собака за электрическим забором. Вот только мама все время меняла границы. Я не была уверена, куда можно пойти, чтобы не быть битой. Она была безумной, Элла.

— Была, — сухо спросила я.

— Но никто не хотел слышать об этом. Люди не хотят верить, что матери могут быть такими.

— Я в это верю. Я там была.

— Но ты не осталась, чтобы я могла с тобой поговорить. Ты уехала в Остин. Ты меня бросила.

До этого момента я никогда не испытывала настолько сильное чувство вины, чтобы все мои нервы одновременно кричали от боли. Я так отчаянно пыталась убежать от той удушающей жизни, с ее разрушающими душу рамками, что оставила свою сестру бороться в одиночку.

— Мне жаль, — сумела произнести я. — Я…

Послушался стук в дверь.

Было девять пятнадцать. Я должна была быть в вестибюле с Люком и ждать Джека Тревиса.

— Черт, — пробормотала я. — Подожди секунду, Тара, — это горничная, не вешай трубку.

— Ладно.

Я подошла к двери, открыла и жестом пригласила Джека Тревиса войти резким движением руки. Я была взволнована, как будто распадалась на части.

Джек зашел в номер. Каким-то образом его присутствие успокоило грохочущий шум в моих ушах. Его глаза были темными и безмерно глубокими. Он встревожено взглянул на меня, полностью оценив ситуацию. Кратко кивнув, что означало «все просто зашибись», он подошел к кроватке и посмотрел на спящего младенца.

На нем были слегка мешковатые джинсы и зеленая рубашка поло, с прорезями по бокам: такой костюм мужчина мог надеть только, если у него была идеальная фигура, и ему было наплевать на то, чтобы выглядеть выше, мускулистее, стройнее, потому что он и так был таким.

Мои чувства послали мне первое предупреждение, когда я увидела этого крепко сложенного мужчину, стоящего над малышом, который был слишком беспомощным, чтобы даже самому перевернуться. На долю секунды, я была изумлена своими защитными инстинктами в отношении ребенка, который даже не был моим. Я была словно тигрица, готовая разорвать когтями. Но я успокоилась, когда заметила, что Джек поправил одеяльце на крохотной груди Люка.

Я сидела на оттоманке, расположенной у мягкого кресла.

— Тара, — осторожно сказала я. — Я немного ошеломлена участием твоего друга Марка во всем этом. Он платит за твое пребывание в клинике?

— Да.

— Я хочу за это заплатить. Я не желаю, чтобы ты была ему должна хоть что-то.

— Марк никогда не потребует от меня выплатить ему долг.

— Я имею в виду, что ты ему должна на эмоциональном уровне. Тяжело сказать «нет» кому-то, кто уже выкинул такие деньги на тебя. Я твоя сестра. Я позабочусь об этом.

— Все в порядке, Элла, — ее голос дрожал от досады и крайней усталости. — Забудь об этом. Мне не это от тебя нужно.

Я вмешивалась так осторожно, как только могла. Это было похоже на удаление лепестков из сердцевины цветка так, чтобы он не распался.

— Он — отец ребенка?

— У этого ребенка нет отца. Он только мой. Прошу, не спрашивай об этом. Со всем этим дерьмом, которое уже свалилось на меня…

— Ладно, — поспешно сказала я. — Ладно. Просто… если ты не укажешь отца Люка, то он не сможет законно претендовать на отцовскую поддержку. И если ты когда-нибудь подашь прошение штату на финансовую помощь, они будут настаивать на том, чтобы ты указала личность отца ребенка.

— Мне это не нужно. Папочка Люка поможет, когда в этом возникнет необходимость. Но он не желает ни опеки, ни прав на посещения, ничего в этом духе.

— Ты в этом уверена? Он так сказал?

— Да.

— Тара… Лиза говорила, ты утверждаешь, что отец — Джек Тревис.

Я заметила, что спина Джека напряглась, линии крепких мускулов обозначились под превосходной зеленой рубашкой с разрезами.

— Это не так, — просто ответила она. — Я ей это сказала только потому, что она все время меня спрашивала об этом, и я знала, что это ее заткнет.

— Ты уверена? Потому что я была готова заставить его пройти тест на отцовство.

— О, Боже. Элла, не надоедай Джеку Тревису. Он не отец. Я даже никогда с ним не спала.

— А почему сказала Лизе, что переспала?

— Я не знаю. Полагаю, что мне было неловко, что он меня не захотел, и не хотела признаваться в этом Лизе.

— Я не думаю, что была хоть одна причина для того, что ты чувствовала себя неловко, — мягко сказала я. — Я думаю, что он повел себя, как джентльмен. — Краем глаза, я заметила, что Джек сел на краешек кровати. Я чувствовала, что он смотрел на меня.

— Ерунда, — моя сестра казалась уставшей и обиженной. — Мне пора идти.

— Нет. Подожди. Еще пара вопросов. Тара, ты не будешь возражать, если я поговорю с доктором Джеслоу?

— Ладно.

Я была изумлена таким быстрым согласием.

— Спасибо. Скажи ей, что она может поговорить со мной. Она также захочет письменное разрешение. И вот еще что… Тара… Что ты хочешь, чтобы я сделала с Люком, пока ты в клинике?

Наступила такая долгая и абсолютная тишина, что я было подумала, что телефонная связь оборвалась.

— Я думала, ты о нем позаботишься, — наконец ответила Тара.

Я чувствовала себя так, словно мой лоб прибили к черепу. Я потерла его, передвигая натянутую кожу, крепко нажимая на небольшую ложбинку, где верх моего носа переходил в глазную долю. Я была в ловушке. Загнана в угол.

— Я не думаю, что смогу уговорить на это Дэйна.

— Ты могла бы переехать к Лизе. Бери мою часть арендной платы.

Я слепо уставилась на дверь в номер, и подумала, что, наверное, к лучшему, что Тара не могла видеть моего лица. Я уже платила месячную арендную плату пополам с Дэйном. А мысль о том, чтобы переехать к моей кузине, которая приводила бы в квартиру мужчин в любое время суток…, не говоря уже о том, какова будет ее реакция на жизнь с кричащим младенцем… нет, это не сработает.

Тара снова заговорила, каждое слово следовало за предыдущим, словно веревка грохочущих консервных банок.

— Тебе придется найти решение. Я не могу об этом думать. Я не знаю, что тебе сказать. Найми кого-нибудь. Я попрошу Марка заплатить за это.

— А я могу поговорить с Марком?

— Нет, — пылко ответила она. — Просто решай, что хочешь сделать. А все, что мне от тебя требуется — позаботиться три месяца о ребенке. Три месяца из всей твоей жизни, Элла! Ты не можешь сделать это ради меня? Это единственное, что я когда-либо просила тебя сделать! Ты не можешь мне помочь, Элла? Не можешь?

Ее голос был наполнен паникой и яростью. Когда Тара заговорила, я услышала в ее голосе тон нашей матери, и это меня напугало.

— Да, — мягко ответила я. И повторяла до тех пор, пока она не замолчала. — Да… да.

И потом нам нечего было сказать, и мы просто дышали в трубку.

«Три месяца, — слабо подумала я, — для Тары, чтобы разобраться со своим полностью испорченным детством и всеми его отвратительными отголосками». Сможет ли она это сделать? И смогу ли я уберечь мою жизнь от взрыва до того момента?

— Тара… — сказала я, спустя несколько минут, — Я участвую, я участвую в этом. Ты позволишь мне поговорить с доктором Джеслоу. И ты дашь мне говорить с тобой. Я не буду часто названивать, но когда я позвоню, не избегай меня. Ты же хочешь узнать, как поживает ребенок, верно?

— Ладно. Да.

— И на заметку, — не могла не добавить я, — ты просила меня что-то сделать много раз.

Ее тоненький смех зашелестел в моих ушах.

Прежде чем Тара повесила трубку, она сообщила мне номер своей комнаты и местную линию, по которой я могу дозвониться до нее в клинике. И хотя я хотела поговорить с ней дольше, она резко закончила разговор. Я закрыла мобильный телефон, вытерла его мокрый от пота корпус о джинсы, и отложила его с невероятной осторожностью. Ошеломленная, я пыталась подумать о том, что происходит. Это было похоже на бег за движущимся автомобилем.

— Кто, черт побери, этот Марк? — выразила я свои мысли вслух.

Я была парализована. Я не двигалась и не посмотрела вверх, даже, когда заметила туфли Джека Тревиса. Жесткие кожаные туфли без шнуровки со сложным плетением. Он держал что-то двумя пальцами… сложенный клочок бумаги. Молча отдал его мне.

Открыв листок, я увидела адрес клиники в Нью-Мексико, а под ним имя Марка Готтлера, вместе с телефонным номером и адресом Братства Вечной Правды.

Я покачала головой в замешательстве.

— Кто он такой? Каким образом тут замешана церковь?

— Готтлер — второй пастор, — Джек присел передо мной так, что наши лица оказались на одном уровне. — Одной из его кредиток оплачено пребывание Тары в этой клинике.

— Боже мой. Как вы… — я запнулась, вытирая рукой пот со лба. — Ух ты, — нетвердо заметила я. — Ваш сыщик на самом деле хорош. Как он так быстро получил информацию?

— Я позвонил ему вчера, сразу после того, как встретил вас.

Разумеется. С такими невообразимыми ресурсами в его распоряжении, Джек мог проверить все. Без сомнения, меня он тоже проверил.

Я снова посмотрела на листок.

— Как моя сестра связалась с женатым пастором церкви?

— Кажется, агентство по временному трудоустройству, на которое она работает, посылало ее туда время от времени.

— Делать что? — горько спросила я. — Собирать пожертвования?

— Это мега-церковь. Большой бизнес. Они нанимают магистров административного бизнеса, предлагают консультации по инвестициям, заведуют собственным рестораном. Это похоже на какой-то проклятый Диснейленд. Тридцать пять тысяч прихожан, и их число растет. Готтлер выступает по телевидению всегда, когда главному пастору нужна замена. — Он наблюдал, как я переплела пальцы, отпустив адреса и номера телефонов в свободный полет до пола. — У моей компании есть пара контрактов на техническое обслуживание Вечной правды. Я встречался с Готтлером пару раз.

Я пытливо посмотрела на него.

— Правда? И какой он?

— Гладкий. Дружелюбный. Семьянин. Не похож на того, кто изменяет своей жене.

— Они никогда не выглядят так, — пробормотала я. Не сознавая, что делаю, я поставила руки как в детской игре, — вот церковь… вот колокольня… я расцепила пальцы и сжала руки в кулаки. — Тара не признается, что он — отец ребенка. Но зачем еще ему делать подобное для нее теперь?

— Есть единственный способ точно узнать. Но я сомневаюсь, что он охотно пройдет тест на отцовство.

— Нет, — согласилась я, пытаясь все это осознать. — Внебрачные дети точно не способствуют карьерному росту. — Казалось, кондиционер охладил температуру комнаты до градусов ниже нуля. Я дрожала. — Мне необходимо с ним встретиться. Как это сделать?

— Я бы не советовал вваливаться туда без приглашения. Мой офис в этом отношении проще. Но вы никогда не пройдете через входную дверь Вечной Правды.

Я решила сказать прямо.

— Вы могли бы мне помочь устроить встречу с Готтлером?

— Я подумаю об этом.

Я посчитала, что это значит «нет». Мой нос и губы онемели. Я посмотрела через плечо Джека на кровать, думая, не холодно ли ребенку.

— Он в порядке, — мягко заметил Джек, как будто читая мои мысли.

— Все наладится, Элла.

Я немного подскочила, когда почувствовала его руку на одной из моих. Я посмотрела на него, округлив глаза, раздумывая, чего же он хочет. Но в его взгляде и в прикосновении не было ничего определенного.

Его рука была ошеломляюще сильной и горячей. Что-то в этой здоровой хватке оживило меня, как наркотик, впрыснутый прямо мне в кровь. Такая интимная вещь, рукопожатие. Комфорт и удовольствие, которые я от этого черпала, казались нечестными по отношению к Дэйну. Но прежде, чем я смогла возразить или даже понять это ощущение, это теплое прикосновение исчезло.

Всю свою жизнь мне приходилось бороться с потребностями, вызванными отсутствием отца. Из-за этого, глубоко внутри, меня привлекали сильные мужчины, со способностью доминировать, и это настолько пугало меня, что я всегда отправлялась в другом направлении, к мужчинам вроде Дэйна, который позволяет тебе самой убивать пауков, нести портфель. Это было именно то, что я хотела. И вот такой мужчина, как Джек, совершенный мужчина, такой чертовски самоуверенный, тайно, словно фетиш, привлекал меня.

Мне пришлось облизать сухие губы прежде, чем я смогла заговорить.

— Вы не спали с Тарой.

Джек покачал головой, его взгляд был устремлен в мои глаза.

— Простите, — смиренно сказала я. — Я была так уверена в обратном.

— Знаю.

— Я не знаю, почему я так уцепилась за это.

— Не знаете? — прошептал он.

Я моргнула. Я все еще чувствовала свою руку там, где он ее держал. Мои пальцы дернулись, чтобы удержать это ощущение.

— Ну, — сказала я, странным образом задыхаясь, — вы свободны. Отмените визит к доктору, вы сорвались с крючка. Я обещаю, что больше вас не побеспокою.

Я стояла, и Джек тоже. Его тело было настолько близко, что я могла почти почувствовать сильный жар от него. Слишком близко. Я бы отступила, но вот оттоманка оказалась прямо позади меня.

— Вы будете заботиться о малыше, пока ваша сестра не встанет на ноги, — это было скорее утверждением, а не вопросом.

Я кивнула.

— Надолго?

— Она сказал, что на три месяца, — я попыталась, чтобы мой голос был сдержанным. — Я побуду оптимисткой, и предположу, что это не затянется.

— Вы отвезете его в Остин?

Я беспомощно пожала плечами.

— Я позвоню Дэйну. Я… Я не знаю, как это получится.

Совсем не получится. Я слишком хорошо знала Дэйна, чтобы с полной уверенностью ожидать проблем между нами.

Я вдруг подумала, что могу вовсе его потерять из-за всего этого.

Позавчера моя жизнь была великолепной. Сейчас она разваливалась. Как мне найти место в моей жизни для ребенка? Как я буду работать? Как мне быть с Дэйном?

Из кровати донесся тоненький плач. Каким-то образом, он заставил меня сосредоточиться. В данный момент Дэйн не имел никакого значения. Логика, деньги, карьера, ничто не имело значения. А сейчас самым важным был голодный и беспомощный младенец.

— Позвоните мне, когда решите, что делать, — сказал Джек.

Направившись к мини-бару, я поискала бутылочку охлажденной молочной смеси.

— Я больше вас не побеспокою. Правда. Мне очень жаль, я…

— Элла, — он подошел ко мне, сделав пару спокойных шагов, схватив меня за локти, когда я выпрямилась. Я напряглась от ощущения его теплых сильных пальцев. Он ждал, пока я смогла справиться с собой и посмотреть на него.

— Вы здесь не причем, — сказала я, пытаясь выразить благодарность, но несерьезно. Освобождая его.

Джек не позволил мне отвести взгляда.

— Позвоните мне, когда решите.

— Разумеется, — в мои намерения не входило снова встретиться с ним, и мы оба это знали.

Его губы скривились.

Я напряглась. Мне вовсе не нравилось, когда кто-то находил меня забавной.

— До свидания, Элла.

И ушел.

Люк пронзительно кричал с кровати.

— Я уже иду, — сказала я ему, спеша подготовить его бутылочку.

Глава 7

Я покормила Люка и сменила ему подгузник, а вот звонок Дэйну пришлось отложить, пока Люк снова не был готов уснуть. Я осознала, что уже начала подстраивать свою жизнь под уклад жизни Люка. Его кормление и сон, и время бодрствования сформировали ту базу, вокруг которой должно было строиться все остальное.

Положив его на спину, я склонилась над ним, напевая отрывки и куплеты из колыбельных, выкапывая их из глубин детских воспоминаний. Люк подскакивал и выгибал спинку, следя за мной глазами. Я взяла одну его движущуюся ручку и приложила к своей щеке. Его ладони были размером с четвертак. Его рука осталась на мне, а он глядел на меня, впитывая мое лицо, и ища связь так же, как и я.

Никогда в жизни я никому не была настолько нужна и желанна. Младенцы очень опасны… они заставляют тебя влюбиться в них до того, как ты осознаешь, что это происходит. Это маленькое священное создание даже не могло произнести мое имя, и полностью зависело от меня. Полностью. Я его знала чуть больше суток. Но ради него я бы бросилась под автобус. Я была потрясена им. Это было ужасно.

— Я люблю тебя, Люк, — прошептала я.

Он, похоже, был совершенно не удивлен таким открытием. Разумеется, ты меня любишь, казалось, говорило его выражение лица. Я ребенок. Это моя заслуга. Его ручка немного дернулась на моей щеке, пробуя ее на мягкость.

Его ноготки царапались. Как же стричь ногти у малыша? Можно ли использовать обычные маникюрные ножницы для взрослых или необходима специальная штука? Я подняла его ножки и поцеловала его крохотные розовые ступни, невинно мягкие, словно подушечки лапок котенка.

— Где же твоя инструкция по эксплуатации? — спросила я у него. — Как позвонить в службу поддержки клиентов, которые приобрели детей?

Я осознала, что недостаточно уважала и понимала свою замужнюю подругу Стейси, когда она обзавелась ребенком. Я пыталась проявить хоть какой-то жалкий интерес, но я и понятия не имела, с чем ей пришлось столкнуться. Ты не можешь этого представить, пока сама не окажешься в подобной ситуации. Чувствовала ли она себя такой же ошеломленной, такой же некомпетентной в отношении ответственности за воспитание человека? Я всегда считала, что женщины обладают инстинктом к этому, что есть некий тайничок материнской мудрости, который открывается, когда тебе это необходимо.

Но я ничего подобного не испытывала.

Единственное, что я могла точно определить, была сильнейшая потребность позвонить моей лучшей подруге Стейси и поплакаться. И так как я всегда верила в терапевтическую ценность того, чтобы иногда хорошенько и с чувством выплакаться, я ей позвонила. Я оказалась на новой территории, опасности и ловушки которой были хорошо знакомы Стейси. Она встречалась с лучшим другом Дейна Томом много лет. Так я с ней и познакомилась. И когда она неожиданно забеременела от Тома, он поступил, как полагается, и женился на ней. Ребенку, девочке по имени Томми, сейчас уже исполнилось три года. Стейси и Том божились, что она — лучшее из того, что с ними случалось. И Том, казалось, действительно так думал.

Дейн и Том оставались лучшими друзьями, но я знала, что в глубине души Дейн считал Тома предателем. Том был либеральным активистом и прямым индивидуалистом, а теперь он женился и обзавелся мини-фургоном с заляпанными ремнями безопасности, а на его полу громоздились пустые пакеты из-под сока и игрушки Хэппи Мил.

— Стейси, — тут же выпалила я, испытывая облегчение оттого, что она сняла трубку, — это я. У тебя есть минутка?

— Ну, разумеется. Как дела, девочка? — Я представила себе, как она стоит в кухне своего домика, переделанного в стиле «искусства и ремесла», глаза яркие, как чупа-чупс на гладкой коже лица цвета мокко, ее волосы сложно переплетены, подняты в высокий узел, открывая линию шеи.

— Я разбита, — ответила ей я. — Я совершенно разбита.

— Проблемы с колонкой? — сочувствующе поинтересовалась она.

Я запнулась.

— Да. Я должна дать совет незамужней женщине, чья младшая сестра нагуляла ребенка и хочет, чтобы та позаботилась о нем, по крайней мере, месяца три. А тем временем, сестричка побудет в психиатрической лечебнице и постарается стать разумной настолько, чтобы быть матерью.

— Да, это напрягает, — ответила Стейси.

— Дальше — хуже. Старшая сестра живет в Остине с парнем, который уже сказал ей, что она не может взять ребенка к ним.

— Мудак, — ответила она. — И по какой причине?

— Я полагаю, он не желает ответственности. Я полагаю, он боится, что ребенок помешает его планам по спасению мира. И, вероятно, он боится, что это может повлиять на их взаимоотношения, и его девушка захочет от него большего, чем прежде.

Наконец, до Стейси дошло.

— О. Боже. Мой. Элла, ты говоришь о себе и Дэйне?

Просто чудесно иметь такую верную подругу, как Стейси: она автоматически приняла мою сторону. И хотя именно я попыталась изменить правила в отношениях с Дэйном, желая взять ребенка в нашу жизнь, но все симпатии Стейси были со мной.

— Я в Хьюстоне с ребенком, — сообщила ей я. — Мы в номере отеля. Он тут рядом со мной. Я не хочу делать этого. Но он первый парень, которому я сказала «я тебя люблю» со старшей школы. О Стейси, ты не поверишь, какой он обалденный.

— Все малыши обалденные, — мрачно заметила Стейси.

— Да, знаю, но этот — выше среднего.

— Все дети выше среднего.

Я промолчала, чтобы состроить рожицу ребенку, который пускал пузыри.

— Люк занимает пальму первенства среди детей выше среднего.

— Подожди. Том дома, обедает. Я хочу, чтобы он это услышал. Тооооооом!

Я подождала, пока Стейси объясняла ситуацию своему мужу. Из всех друзей Дейна, Том являлся моим любимчиком. Когда Том был рядом, для скуки и меланхолии места не оставалось… вино лилось рекой, люди смеялись, беседа шла легко. Когда Том рядом, ты чувствуешь себя остроумным и неглупым. Стейси была надежным укрытием, из-за которого жизнерадостный Том мог веселиться сам и развлекать окружающих.

— Ты можешь переключить Тома на другую линию? — спросила я у Стейси.

— Пока что у нас только один телефон. Томми уронила другой в ночной горшок. Так что… ты уже разговаривала с Дэйном?

Мой желудок перевернулся.

— Нет, я хотела сначала позвонить тебе. Пока тяну время. Я ведь знаю, что Дейн на это ответит. — На мои глаза опустилась резкая пелена. Мой голос стал тоненьким и полным эмоций. — Он не согласится, Стейси. Он мне велит не возвращаться в Остин.

— Отстой. Ты имеешь право вернуться туда с ребенком.

— Я не могу. Ты же знаешь Дэйна.

— Да, знаю, поэтому я считаю, что ему пора взять на себя ответственность. Это обязанность взрослых и он сможет с этим справиться.

По какой-то причине, я была вынуждена принять сторону Дейна.

— Дейн взрослый, — сказала я, утирая глаза рукавом. — У него собственная компания. От него зависит много людей. Но это другое. Дейн всегда ясно давал понять, что не собирается иметь дела с детьми. И просто потому, что я не по своей воле оказалась в этой ситуации, которую я не могла предвидеть, не означает, что Дейн тоже должен пострадать.

— Разумеется, означает. Он — твой партнер. И заботиться о ребенке не значит страдать. Это… — Она запнулась от замечания своего супруга. — Заткнись, Том. Элла, когда в твоей жизни появляется ребенок, тебе нужно многим пожертвовать. Но ты получаешь больше, чем отдаешь. Ты увидишь.

Люк стал медленно моргать, по мере того, как на него находила сонливость. Моя рука лежала на его животике, ощущая ладонью легкое пищеварительное бульканье.

— …было ужасное детство, — продолжала Стейси, — и он как раз достаточно взрослый, чтобы остепениться. Все его знакомые считают, что из него получится замечательный отец. Тебе следует настоять на своем решении, Элла. Как только Дейн поймет, насколько чудесно иметь детей, сколько всего они привносят в твою жизнь, он будет готов к обязательствам.

— Он едва может уследить за своими носками, — ответила я. — Ему просто необходима полная свобода, Стейси.

— Ни у кого нет полной свободы, — заметила она. — Сам смысл отношений в том, чтобы иметь кого-то рядом, когда ты в нем нуждаешься. В противном случае, это просто… погоди минутку. — Она замолчала, и я услышала приглушенный голос на заднем плане. — Хочешь, чтобы Том с ним поговорил? Он говорит, что с удовольствием это сделает.

— Нет, — тут же ответила я. — Не хочу, чтобы на Дейна давили.

— Почему это не должно его касаться? — возмущенно спросила Стейси. — Тебя же заставили, правда? Тебе приходится справляться с трудной ситуацией, — почему он не должен помогать тебе в этом? Клянусь тебе, Элла, если Дейн не поступит с тобой по совести, я собираюсь так наподдать ему…

Она замолчала, услышав комментарий своего супруга.

— Я действительно так считаю, Том! Ради Бога, а если бы Элла забеременела так же, как я? Ты взялся исполнить свои обязательства… разве ты не думаешь, что Дейн тоже обязан так поступить? Мне наплевать его ли это ребенок или нет. Факт в том, что Элле необходима поддержка, — Она перенесла все свое внимание снова на меня. — Что бы ни сказал Дейн, Элла, возвращайся в Остин с ребенком. Тут твои друзья. Мы поможем тебе с ним.

— Не знаю. Я буду сталкиваться с Дейном… Странно будет жить так близко, но не с ним. Вероятно, я просто должна попытаться найти меблированную квартиру тут в Хьюстоне. Это же только на три месяца.

— И ты отправишься обратно к Дейну, когда проблемы не станет? — в ярости переспросила Стейси.

— Ну… да.

— Я полагаю, что если у тебя обнаружат рак, тебе придется самой о себе заботиться, чтобы не причинять ему неудобства? Пусть Дейн будет частью этого. Ты должна уметь рассчитывать на него, Элла! Ты… вот, Том хочет что-то сказать.

Я ждала, пока не услышала его покорный голос.

— Привет, Элла.

— Привет, Том. Прежде, чем ты начнешь… не говори мне того, что Стейси хочет мне поведать. Скажи мне правду. Ты — его лучший друг и ты знаешь его лучше, чем кто-либо. Дейн не уступит, ведь так?

Том вздохнул.

— Для него ловушка, все, что попахивает домом, собакой, женой и двумя с половиной ребятенками. И в отличие от Стейси, и очевидно ото всех наших знакомых, я не думаю, что из Дейна выйдет замечательный отец. Он не такой уж мазохист.

Я грустно улыбнулась, зная, что Том получит нагоняй от Стейси за свою честность.

— Я знаю, что Дейн скорее попытается спасти мир, чем попытается спасти одного ребенка. Но я не могу понять причину.

— Дети очень требовательны, Элла, — ответил Том. — За спасение мира ты получаешь больше признания. И это не так сложно.

Глава 8

— Я оказалась в безвыходной ситуации, — сказала я Дэйну по телефону. — Сейчас я расскажу тебе, что я хочу предпринять, и после того, как ты меня выслушаешь, ты скажешь, какой у меня есть выбор. И есть ли он вообще.

— Боже мой, Элла, — тихо ответил он.

Я нахмурилась.

— Не говори «Боже мой, Элла», я же тебе еще не изложила свой план.

— Я знаю, в чем он заключается.

— Неужели?

— Я знал это уже в ту минуту, когда ты уезжала из Остина. Ты всегда подчищала за своей семьей, — смиренная доброта Дэйна звучала почти как жалость. Я бы предпочла враждебность. Он заставил меня почувствовать себя так, словно жизнь — это цирк, и я всегда была обязана убирать за слоном.

— Никто не заставлял меня делать то, чего мне не хотелось, — возразила я.

— Насколько я знаю, забота о ребенке твоей сестры не была в списке твоих приоритетов.

— Ребенок только неделю назад родился. И я имею права пересмотреть мой список приоритетов, ведь так?

— Да. Но это не значит, что я должен пересматривать свой. — Он вздохнул. — Расскажи мне все. Веришь ты или нет, но я на твоей стороне.

Я рассказала о том, случилось, о разговоре с Тарой, и закончила фразой в свою защиту:

— Это только на три месяца. И ребенок вряд ли вообще доставит беспокойство, — если только не считать недостаток сна, подумала я. — Так что я подыщу меблированную квартиру в Хьюстоне, и останусь тут, пока Таре не станет лучше. Я полагаю, что Лиза также поможет. И потом вернусь назад в нашу квартиру. К тебе, — я постаралась побыстрее закончить. — Разве это не хороший план?

— Это похоже на план, — ответил он. Я услышала тихий, медленный выдох, словно все это Дэйн боялся вздохнуть. — Что ты хочешь, чтобы я ответил, Элла?

Я хотела, чтобы он ответил: «Приезжай домой. Я помогу с ребенком». Но я сказала ему:

— Я хочу знать, что ты на самом деле думаешь.

— Я полагаю, ты застряла в старых рамках, — тихо ответил Дейн. — Твоя мать щелкнет пальцами или твоя сестра напортачит, и ты жертвуешь своей жизнью, чтобы позаботиться обо всем. Но это не просто три месяца, Элла. Может пройти три года, прежде чем Тара сможет ясно мыслить. А если у нее будут еще дети? Ты их всех возьмешь к себе?

— Я об этом думала, — неохотно призналась я. — Но я не могу волноваться о том, что может произойти в будущем. В данный момент есть только Люк, и я ему нужна.

— А что насчет того, что нужно тебе самой? Ты же собиралась написать книгу, так? И как ты сможешь продолжать вести колонку?

— Я не знаю. Но другие люди могут работать и заботиться о детях.

— Но это не твой ребенок.

— Он — часть моей семьи.

— У тебя нет семьи, Элла.

Хотя я сама говорила подобное в прошлом, я испытала раздражение, услышав подобное от него.

— Мы индивидуалисты, связанные рамками взаимных обязательств, — ответила я. — Если группа шимпанзе в Амазонке может называться семьей, то Варнеры тоже считаются, я так полагаю.

— Принимая во внимание тот факт, что шимпанзе иногда поедают друг друга, то я могу с этим согласиться.

Я подумала, что мне не стоило рассказывать Дэйну о своей семье.

— Мне не нравится с тобой спорить, — проворчала я. — Ты слишком многого обо мне не знаешь.

— Тебе не понравится это еще больше, если я позволю тебе принять неверное решение, ничего не сказав.

— Я полагаю, это верное решение. С моей точки зрения, только с этим решением я смогу жить.

— Это честно. Но я с этим решением жить не могу.

Я глубоко вздохнула.

— Так что же с нами произойдет, если я все же решусь и сделаю так? Что произойдет с отношениями, которые длятся четыре года? — Мне трудно было поверить в то, что человек, на которого я так надеялась, мужчина, которому я так доверяла, и о котором так сильно беспокоилась, мог вот просто подвести под всем черту.

— Я полагаю, мы можем считать это перерывом, — ответил Дейн. Я размышляла об этом, а по моим венам бурлило холодное чистое беспокойство.

— И когда я вернусь, мы начнем с того самого места, где остановились?

— Мы можем попытаться.

— Что ты имеешь в виду под «попытаться»?

— Ты можешь засунуть что-то в морозилку и вынуть оттуда через три месяца, но это не будет тем же самым.

— Но ты обещаешь меня подождать, так?

— Как это подождать?

— Ну, не спать ни с кем другим.

— Элла, никто из нас не может этого обещать.

Моя челюсть отпала.

— Не можем?

— Разумеется, нет. В зрелых отношениях нет ни обещаний, ни гарантий. Мы не владеем друг другом.

— Дэйн, я полагала, что мы — особенные, — я осознала во второй раз за день, что плачу. И мне пришла в голову еще одна мысль. — Ты мне изменял когда-либо?

— Я бы не назвал это изменой. Но нет, не изменял.

— А если бы я переспала с кем-то? Ты бы ревновал?

— Я бы не стал отказывать тебе в шансе набраться опыта во взаимоотношениях, если бы ты того пожелала. Это вопрос доверия. И открытости.

— У нас свободные отношения?

— Если ты так хочешь их назвать, то да.

Я вряд когда-либо была настолько сильна изумлена. Все, что я думала о себе и Дэйне, оказалось внезапно перевернутым с ног на голову. — Боже мой. Какие же это свободные отношения, когда я даже об этом не подозревала? Каким правилам они подчиняются?

Казалось, что Дэйн слегка забавляется.

— Для нас нет никаких правил, Элла. Никогда не было. Это единственная причина, почему ты оставалась со мной так долго. В ту же минуту, как я попытался бы ограничить тебя, ты бы сбежала.

Моя голова уже просто раскалывалась от всех этих новостей. Я размышляла о том, был ли он прав. И боялась, что был.

— Почему-то, — медленно проговорила я, — я всегда думала о себе, как об обычном человеке. Слишком обычном для таких отношений.

— Мисс Независимость такая и есть, — ответил он. — Советы, которые она дает другим людям, всегда подчиняются определенным правилам. Элла… нет, ты не обычная.

— Но я и мисс Независимость, и Элла, — возразила я. — Которая же из них я настоящая?

— Очевидно, что настоящая ты сейчас в Хьюстоне, — ответил он. — И я бы хотел, чтобы ты вернулась.

— Я бы с удовольствием привезла ребенка домой всего на несколько дней, пока я не решу кое-какие вопросы.

— Так не пойдет, — сразу ответил Дэйн.

Я нахмурилась.

— Это также и моя квартира. Я хочу остановиться на своей половине.

— Прекрасно. Я позависаю где-нибудь, пока ты не уедешь с ребенком. Или я перееду, и ты сможешь пользоваться всем пространством…

— Нет, — инстинктивно я понимала: если я заставлю Дэйна переехать, потому что решила заботиться о Люке, я могу навсегда его потерять. — Ничего, ты останешься там. Я найду временное жилье для себя и Люка.

— Я помогу тебе, чем смогу, — сказал Дэйн. — Если хочешь, я могу пока оплачивать твою часть арендной платы.

Его предложение меня разозлило. Я злилась, словно раненый бык, потому что он отказался принять Люка. Но больше всего меня испугало то открытие, что в наших отношениях не было ни правил, ни обещаний. И это означало, что я больше не была в нем уверена.

Или в себе.

— Благодарю, — мрачно ответила я. — Я дам тебе знать, где мы будем жить.

— Первое, что нам нужно сделать, — сказала я Люку на следующий день, — это найти уютное жилье, которое мы можем снять. Сконцентрируемся на районе бизнес центров? Монтроз? Или ты бы хотел найти что-то поближе к Шугар Лэнд? Мы можем всегда поехать в Остин, но нам нужно старательно избегать сам-знаешь-кого. И в Остине аренда намного дороже.

Люк выглядел погруженным в размышления, неспешно посасывая бутылочку, как будто действительно рассматривал все варианты.

— Ты обдумываешь варианты? — поинтересовалась я у него. — Или ты продолжаешь работать над созданием еще одного грязного подгузника?

Прошлым вечером я много лазила в поисковике Google, в основном на сайтах, посвященных детям. Я читала страницы по правильным и неправильным подгузникам, особенностям первого месяца жизни, и графикам визитов к педиатру. Я даже нашла указание, как стричь ногти у ребенка.

— Тут говорится, Люк, — сообщила я, — что ты должен спать от пятнадцати до восемнадцати часов в сутки. Ты должен над этим поработать. Тут также сказано, что я обязана продезинфицировать все, что ты тащишь себе в рот. И сообщается, что ты научишься улыбаться к концу месяца.

Я провела несколько минут, склонив лицо к нему, улыбаясь и надеясь на ответ. Люк ответил важной гримасой, и я ему сообщила, что так он похож на Уинстона Черчилля.

Поставив закладки на дюжину сайтов по уходу за ребенком, я стала искать свободные меблированные квартиры в округе Хьюстона. Те, которые я могла себе позволить, казались дешевыми и тоскливыми, а те, которые мне понравились, были просто астрономически дороги. К сожалению, было сложно найти что-то в приличном районе с уютной обстановкой, что предлагалось бы по средней цене. Я легла спать, чувствуя тревогу и тоску. Вероятно, из сострадания, Люк просыпался всего трижды за ночь.

— Мы обязаны найти что-нибудь сегодня, — сказала я ему. — И убраться из этого дорогого номера отеля. — Я решила провести утро в поисках по Сети, и отправится посмотреть несколько вариантов после полудня. Когда я записала первый адрес и номер телефона, мой сотовый зазвонил.

«Тревис», высветилось на дисплее. Я подняла трубку, испытывая некоторое смятение из-за нервозности и любопытства, охвативших меня.

— Алло?

— Элла, — услышала я четкий баритон Джека, такой же текучий, как расплавленный металл. — Как дела?

— Прекрасно, благодарю. Мы с Люком занимаемся поиском квартиры. Мы решили жить вместе.

— Мои поздравления. Вы ищите в Хьюстоне, или собираетесь обратно в Остин?

— Мы останемся здесь.

— Хорошо, — короткая пауза. — У вас есть планы на обед?

— Нет.

— Давайте я заеду за вами в полдень.

— Я не могу позволить себе снова поесть с вами, — ответила я, а он рассмеялся.

— За этот я заплачу. Я хочу кое-что с вами обсудить.

— Что же вы желаете со мной обсудить? Хоть намекните.

— Вам не нужен намек, Элла. Все, что от вас требуется, это согласится.

Я заколебалась, выбитая из колеи тем, как он со мной говорил: по-дружески и в то же время настойчиво, так, как говорит мужчина, не привыкший к слову «нет».

— Может, пойдем в обычное местечко? — спросила я. — В настоящий момент ни у Люка, ни у меня нет подходящей светской одежды.

— Без проблем. Только не одевайте его в розовые носки.

К моему удивлению, Джек заехал за нами на маленьком компактом Кроссовере. Я ожидала увидеть пожирающего бензин монстра, или, возможно, невероятно дорогую спортивную машину, но никак не такую. За рулем такой машины я, скорее, могла бы представить Дэйна или одного из его друзей.

— Вы водите кроссовер, — в изумлении выпалила я, пытаясь втиснуть основу детского кресла Люка на заднее сиденье. — Я полагала, что вы ездите на Денали или Хаммере или в чем-то похожем.

— Хаммер, — фыркнув, повторил Джек, протягивая Люка в его сиденье и мягко отодвигая меня в сторону. Он сам занялся устройством основы. — В Хьюстоне достаточно токсичных выбросов. Я не собираюсь усугублять проблему.

Я подняла брови.

— Это звучит прямо как речь защитника окружающей среды.

— А я и есть защитник окружающей среды, — мягко ответил Джек.

— Вы не можете им быть, вы же охотник.

Джек улыбнулся.

— Есть два типа защитников природы, Элла. Тип, который обнимает деревья и думает, что обычная амеба так же важна, как и ново-шотландский лось… а есть мой тип, который считает, что регулярная охота является частью ответственного управления дикой природой. И так как мне нравится бывать на природе так часто, насколько это возможно, то я против загрязнения, слишком рьяной рыбалки, глобального потепления, вырубки лесов, и всего того, что привносит хаос на мою излюбленную территорию.

Джек взял Люка вместе с сиденьем и осторожно поставил кресло на основу. Он остановился, чтобы прошептать что-то ребенку, который был привязан, как маленький астронавт, готовый к опасной миссии.

Стоя позади него, я не могла не отметить всю красоту открывшегося мне зрелища, когда Джек наклонился внутрь машины. Он был крепко сложенным мужчиной: мне были видны очертания тугих мускулов, затянутых в обрезанные до ботинок джинсы; его широкие плечи облегала голубая рубашка с подогнутыми рукавами. Его фигура была бы идеальной для капитана футбольной команды, достаточно плотной, чтобы выдержать натиск нападающего, высокой, чтобы бросить точный пасс над защитниками, и достаточно стройной, чтобы быть проворным и быстрым.

Как частенько случалось в Хьюстоне, дорога, которая должна была занять пятнадцать минут, заняла почти полчаса. Но мне понравилась поездка. Я не только радовалась тому, что выбралась из номера отеля, но также тому, что Люк спал, убаюканный кондиционером и движением машины.

— Что случилось с Дэйном? — просто спросил Джек. — Вы расстались?

— Нет, вовсе нет. Мы все еще вместе, — я неловко замолчала, а потом добавила. — Но у нас… перерыв. Только на три месяца, пока Тара не приедет за ребенком, а я не вернусь в Остин.

— Это значит, что вы можете встречаться с другими людьми?

— Мы всегда могли встречаться с другими людьми. У нас с Дэйном свободные отношения. Ни обещаний, ни обязательств.

— Такого быть не может. Отношения состоят из обещаний и обязательств.

— Вероятно, для обычных людей. Но Дэйн и я, мы считаем, что нельзя владеть другим человеком.

— Разумеется, можно, — ответил Джек.

Я подняла брови.

— Вероятно, это по-другому в Остине, — продолжал Джек, — Но в Хьюстоне собака не делится своей косточкой.

Он был настолько возмущен, что я не могла не рассмеяться.

— А вы когда-нибудь серьезно встречались с кем-то, Джек? По-настоящему серьезно, например, были помолвлены?

— Однажды, — признался он. — Но ничего не вышло.

— Почему же?

— Почему?

Он так долго колебался, прежде чем ответить, что я поняла, как редко он это обсуждал.

— Она влюбилась в другого, — наконец сказал он.

— Простите, — искренне сказала я. — Большая часть писем, которые я получаю в адрес моей колонки, посланы людьми, отношения которых зашли в тупик. Мужчины, которые пытаются жить с неверными женщинами, женщины, влюбленные в женатых мужчин, которые им обещали оставить своих жен, но так никогда и не выполнили своих обещаний… — Мой голос замолк, пока я смотрела, как его большой палец беспрерывно двигался по блестящей коже руля, как будто там было неровное место, которое следовало разгладить.

— Что бы вы посоветовали мужчине, чья девушка переспала с его лучшим другом? — спросил Джек.

Я все сразу поняла. Я попыталась скрыть свое сочувствие, чувствуя, что ему оно не понравится.

— Было ли это однажды или они встречались?

— Они поженились, — мрачно сказал он.

— Это неправильно, — сказала я. — Хуже всего, когда они женятся, потому что все считают, будто это освобождает их от всех грехов. О, да, они обманули вас, но они поженились, так что теперь все в порядке. Так что вам приходится проглотить горькую пилюлю, отправить дорогой свадебный подарок, иначе вы будете выглядеть придурком. В любом случае, это скверно.

Его палец застыл на руле.

— Все правильно. Откуда вы это знаете?

— Мадам Элла знает всё, — легко ответила я. — И моя следующая догадка касается того, что теперь их брак не очень-то складывается. Потому что отношения, которые так сложились, всегда имеют трещины в основании.

— Но вы не осуждаете измены, — заметил он. — Потому что один человек не владеет другим, ведь так?

— Нет, я очень даже осуждаю измены, когда правила неизвестны всем участникам. Если вы не согласны на открытые отношения, есть скрытое обещание того, что вы будете хранить верность. Нет ничего хуже, чем нарушить обещание, данное кому-то, кто заботиться о тебе.

— Да, — его голос был тихим, но это одно слово было наполнено таким чувством, которое показывало, насколько это было ему близко.

— Ну, так что, я права насчет их брака? — продолжила я. — С ним не все в порядке?

— В последнее время, — признал он, — кажется, что он немного испортился. Вероятно, они разведутся. И это плохо, потому что у них двое детей.

— Тогда она снова станет свободной. Вы полагаете, что будете все еще интересоваться ею?

— Не могу сказать, что не думал об этом. Но нет, я снова не стану на ту же дорожку.

— У меня есть теория насчет таких мужчин, как вы, Джек.

Казалось, это подняло ему настроение. Он взглянул на меня, забавляясь.

— И что же это за теория, Элла?

— О том, почему вы все еще не связаны обязательствами. Это вопрос эффективных функций рынка. Вы встречаетесь в основном с одними и теми же женщинами. Вы проводите с ними время, а потом, когда пора перейти к следующему этапу, вы просто уходите, а они гадают, почему отношения не продлились. Они просто не осознают, что на рынке успех не получается у того, кто предлагает то же, что другие, несмотря на то, какой бы красочной не была упаковка. Так что единственное, что сможет изменить ваше положение, это если произойдет что-то редкое и неожиданное. Что-то, чего вы еще не видели на рынке. Вот почему, в конце концов, вы окажетесь с женщиной, совершенно отличающейся от тех, кого вы и другие считают подходящими для вас. — Я увидела, что он улыбается. — Что вы думаете?

— Я думаю, что вы можете заговорить любого, — ответил он.

Ресторан, куда привез нас Джек, был, вероятно, обычным по его стандартам, но там была стоянка со служащим, роскошные машины на парковке и белоснежный навес перед дверью. Нас проводили к замечательному столику у окна. Судя по тому, как старинно и со вкусом было обставлено это заведение, а также по звукам элегантной фортепианной музыки на заднем плане, я ожидала, что нас с Люком вышвырнут оттуда прямо посреди трапезы. Но Люк удивил меня своим хорошим поведением. Еда была восхитительной, я пила шардоне, которое доставило мне своим вкусом несказанное наслаждение, а Джек, вероятно, был самым очаровательным мужчиной, которого я когда-либо встречала. После обеда мы поехали в деловую часть города и оказались на подземной парковке на 1800 Мэйн.

— Мы идем в ваш офис? — поинтересовалась я.

— В жилую часть, где работает моя сестра.

— Чем она занимается?

— В основном, она управляет финансовыми операциями. Ежедневная рутина, до которой у меня не всегда руки доходят.

— Я с ней познакомлюсь?

Джек кивнул.

— Она вам понравится.

Мы поднялись на лифте до маленького, сверкающего мрамором вестибюля, в котором стояла современная бронзовая статуя и роскошный стол консьержа. Консьерж, молодой человек, одетый в аккуратно сшитый костюм, улыбнулся Джеку и искоса посмотрел на спящего малыша. Джек настоял на том, чтобы нести его, за что я была ему благодарна. Мои руки еще не привыкли к новой обязанности таскать Люка и его вещи повсюду.

— Сообщите мисс Тревис, что мы поднимаемся, — сказал ему Джек.

— Да, мистер Тревис.

Я последовала за Джеком к стеклянным дверям с гравировкой, которые открылись с тихим звуком, и мы прошли к лифтам.

— На каком этаже находится офис? — спросила я.

— На восьмом. Но Хэйвен встретит нас в своей квартире на седьмом этаже.

— Почему там?

— Эти меблированные апартаменты одна из привилегий работы Хейвен. Но ее жених живет в трехкомнатной квартире на верхнем этаже, и она уже перенесла почти все свои вещи в его квартиру. Так что ее квартира теперь пустует.

Когда я поняла, к чему он клонит, я ошеломленно уставилась на него. Мой желудок упал куда-то вниз, и я не была уверена, случилось ли это из-за движения лифта или от искреннего изумления.

— Джек, если вы думаете, что я и Люк поживем здесь следующие три месяца… я ценю это, но это просто невозможно.

— Почему? — мы остановились, и Джек жестом показал, чтобы я вышла впереди него из кабины лифта.

Я решила ответить прямо.

— Я не могу себе этого позволить.

— Мы найдем решение, с которым вы сможете жить.

— Я не хочу ничем быть вам обязанной.

— Вы и не будете. Это между вами и моей сестрой.

— Да, но вам принадлежит это здание.

— Нет, не принадлежит. Я просто им управляю.

— Не будем вдаваться в тонкости. Это собственность Тревисов.

— Ладно, — в его голосе слышалось веселье. — Это собственность Тревисов. Но вы не будете мне обязаны. Это временное решение. Вам нужно место, где жить, а тут есть свободная квартира.

Я все еще хмурилась.

— Вы ведь живете в этом же здании, ведь так?

Он выглядел обиженным.

— Мне не требуется заключать сделки на квартиру, чтобы привлечь внимание женщины, Элла.

— Я не это имела в виду, — возразила я и покраснела от унижения с головы до пят. На самом деле, я имела в виду именно это. Как будто я, Элла Варнер, была настолько неотразима, что Джек Тревис пошел бы на такие крайние меры, чтобы я жила в одном с ним доме. Боже мой, из какой части моего эго это взялось? Я попыталась осторожно ответить. — Я просто имела в виду, что вам может не понравиться перспектива присутствия шумного новорожденного в Вашем здании. Для Люка я сделаю исключение. После такого вступления в жизнь ему необходимы изменения к лучшему. — Джек прошел к квартире в конце коридора с серым ковром на полу, которая являлась частью проекта в форме буквы «Н». Он позвонил в звонок, и дверь открылась.

Глава 9

Хэйвен Тревис, по сравнению со своим братом, была очень тоненькой и маленькой. Казалось сомнительным, что они родились от одних и тех же родителей. Но по-цыгански темные глаза были такими же. Она была красивой, черноволосой и утонченной. Ее лицо светилось умом, и все же было в ней что-то… некий намек на уязвимость, указывавший на то, что жизнь ее потрепала.

— Привет, Джек. — Ее внимание тут же привлек спящий в переносной люльке ребенок. — Ох, какой прелестный малыш! — У нее был очень характерный голос, чистый и теплый, с легкой хрипотцой, как будто она только что глотнула дорогого ликера. — Дай мне люльку, ты трясешь его.

— Ему это нравится, — спокойно возразил Джек, игнорируя ее попытки забрать Люка. Он наклонил голову для поцелуя. — Элла Варнер, эта командирша — моя сестра Хэйвен.

Сестра Джека крепко и доверительно пожала мою руку.

— Входите, Элла. Надо же, какое совпадение, я начала читать вашу колонку несколько недель назад.

Хэйвен провела нас в свои апартаменты: маленькую комнату, оформленную в белых и кремовых тонах с мебелью из темного дерева. Сдержанная цветовая гамма оживлялась свежей зеленью. В углу стояли напольные часы из шведского дерева. Основное жилое пространство занимали несколько простых предметов мебели: антикварные французские кресла и мягкий диван, покрытый черно-кремовым покрывалом.

— Отделкой занимался мой лучший друг Тодд, — сказала Хэйвен, заметив мой интерес.

— Замечательно. Похоже на картинку из журнала.

— Тодд говорит, что многие люди совершают ошибку, выбирая для украшения небольших пространств множество мелких предметов. Вам нужно сделать основным предметом интерьера что-то крупное, вроде этого дивана.

— Комната по-прежнему маленькая, — сказал Джек, пока ставил детскую переноску на низкий широкий кофейный столик.

Хэвен улыбнулась.

— Ни один из моих братьев, — проинформировала она меня, — не считает диван удобным, если он не размером с багажник небольшого грузовика. — Она подошла к спящему малышу, глядя на него с нежным интересом. — Как его зовут?

— Люк. — Ответив, я была удивлена, ощутив внезапный прилив гордости.

— Джек немного рассказал мне о вашей ситуации, — сказала Хэйвен. — Я думаю, то, что вы делаете для вашей сестры, прекрасно. Понятно, что это не самый легкий путь. — Она улыбнулась. — Но это именно то, что я ожидаю от Мисс Независимость.

Джек взглянул на меня с любопытством.

— Я прочту одну из твоих работ.

— На столе лежит пара номеров Vabe, — сказала ему Хэйвен. — Это может быть неплохой заменой для Troutmaster Digest.

К моему испугу, Джек поднял один из новых выпусков, который содержал одну из моих наиболее провокационных колонок.

— Может, вам не стоит… — начала я, но мой голос затих, пока он листал журнал. Я могла назвать момент, когда он нашел страничку с карикатурным портретом, где меня изобразили на неправдоподобно высоких каблуках и в модном развевающемся пальто. И я точно знаю, что он прочитал прежде, чем его брови начали медленно подниматься.

Дорогая Мисс Независимость,

Я встречаюсь с фантастическим парнем — красивым, успешным, заботливым, потрясным в постели. Но есть проблема. Он маленький, я имею в виду в сексуальном плане. Я всегда слышала, что размер не имеет значения, но я не могу не пожелать, чтобы он мог предложить мне нечто более внушительное. Я хочу остаться с ним, несмотря на то, что у него лишь мелкая сосиска, но как мне перестать желать палку колбасы?

Любительница Длины.

Дорогая Любительница Длины,

Несмотря на утверждения, содержащиеся в куче спама, заполнившего почтовый ящик мисс Н., невозможно увеличить размер мужских гениталий. Но вот несколько фактов для рассмотрения: в клиторе приблизительно 8.000 нервных окончаний, большая их концентрация на внешней трети влагалища и, практически, ни одного на двух третях внутри. Поэтому, короткий пенис способен обеспечить необходимую стимуляцию лучше, чем длинный.

Для большинства женщин опыт партнера куда важнее, чем его размер. Попробуйте разные позиции и техники, придайте большее значение прелюдии, и помните, что все дороги ведут в Рим.

В конце концов, если вам нужно что-то большое для игр во время секса, возьмите в кровать какие-нибудь игрушки. Думайте об этом как о аутсорсинге3.

Мисс Независимость.

Выражение лица Джека было ошеломленным, как будто он пытался согласовать персону Мисс Независимости с тем, что он пока видел во мне. Опускаясь на маленький диван цвета мха, он продолжал читать.

— Пойдемте, осмотрим кухню, — сказала мне Хэвен, таща меня к выложенному плиткой помещению с гранитными поверхностями и с приборами из нержавеющей стали. — Хотите чего-нибудь выпить?

— Да, спасибо.

Она открыла холодильник.

— Холодный чай с манго или малиновый с базиликом?

— Манго, пожалуйста. — Я села на табурет у барной стойки.

Джек достаточно надолго оторвался от журнала и запротестовал:

— Хэвен, ты же знаешь, я этого не выношу. Просто дай мне обычный чай.

— У меня нет обычного чая. — Отпарировала его сестра, вытаскивая кувшин с чаем цвета апельсина. — Ты можешь попробовать с манго.

— Что не так с чаем со вкусом чая?

— Хватит хныкать, Джек. Харди пробовал пару раз и ему понравилось.

— Дорогая, Харди понравится, даже если ты нарвешь траву во дворе и сваришь ее. Он подкаблучник.

Хэвен сдержала улыбку.

— Попробуй сказать это ему в лицо.

— Не могу, — последовал лаконичный ответ. — Он подкаблучник, но он по-прежнему может выбить из меня дерьмо.

Мои глаза расширились, когда я представила, что за человек может ухитриться выбить дерьмо из Джека Тревиса.

— Мой жених был сварщиком на буровой установке, и он упрямый, как черт, — проинформировала меня Хэвен, блеснув глазами. — И это здорово. Иначе три моих старших братца заставили бы его сбежать к этому моменту.

— Мы сделали все, разве что медаль не дали, за то, что он забирает тебя, — парировал Джек.

По тому, как они общались, было ясно, что они радуются обществу друг друга. Продолжая препираться, Хэвен отнесла брату чай и вернулась на кухню.

Вручив мне стакан, Хэвен оперлась руками на крышку барной стойки.

— Вам нравятся эти апартаменты? — спросила она.

— Да, они прекрасны. Но есть проблема…

— Я знаю. Это сделка, Элла, — сказала она с обезоруживающей откровенностью. — Я никогда не платила аренду за эти апартаменты, они шли вместе с работой. А после того, как я выйду замуж, я перееду к Харди на восемнадцатый этаж. — Застенчивая улыбка пересекла ее лицо, когда она добавила, — большинство моих вещей уже там. Так что мы имеем свободные меблированные апартаменты. Я не знаю, почему вы с Люком не можете остаться здесь на несколько месяцев, самостоятельно заботясь о ваших потребностях, конечно, пока не придет время вернуться в Остин. Я с вас ничего не возьму, ведь апартаменты в любом случае пустовали бы.

— Нет, я буду арендовать их, — сказала я. — Я не могу принять их бесплатно.

Она состроила гримаску и провела рукой по волосам.

— Я не знаю, как разрешить это деликатно… но сколько бы вы мне не заплатили, это будет не более, чем просто символический жест. Я не нуждаюсь в деньгах.

— Но иначе я не могу.

— Тогда возьмите сумму, которую вы хотели заплатить за аренду и потратьте ее на Люка.

— Могу я спросить, почему вы не превратили эти апартаменты в приносящую доход собственность?

— Мы говорили об этом, — призналась она. — Этот вопрос в листе ожидания. Но мы все еще не уверены, что в итоге будем с ними делать. Когда или если мы наймем нового менеджера, он или она будет жить здесь, поэтому мы будем держать их наготове.

— Почему вам может понадобиться новый… — начала я, но передумала и закрыла рот.

Хэвен улыбнулась.

— Харди и я скоро попытаемся создать семью.

— Мужчина, который хочет ребенка, — сказала я. — Понятно.

Ни звука от Джека. Я услышала только шелест глянцевых страниц журнала.

Я взглянула на Хэвен и беспомощно пожала плечами.

— Я поражена тем, что вы делаете для совершенно незнакомого человека.

— Вы не совершенно незнакомый человек, — сказала она рассудительно. — В конце концов, мы знаем вашу кузину Лизу, и Джек встречался с вашей сестрой Тарой…

— Однажды, — прервал он из другой комнаты.

— Однажды, — с усмешкой повторила Хэвен. — Будете считаться другом друга. К тому же… — Выражение ее лица стало задумчивым. — Не так давно у меня были тяжелые времена, пришлось пройти через отвратительный развод. И несколько человек, в том числе и Джек, помогли мне справиться с этим. Так что я хочу поддержать хорошую карму.

— Я не пытался помочь тебе, — сказал Джек. — Мне была нужна дешевая рабочая сила.

— Оставайтесь здесь, Элла, — убеждала Хэвен. — Вы можете въехать сейчас же. Все, что вам нужно, это кроватка для малыша, и вы устроены.

Я почувствовала сомнение и неловкость. Я не привыкла просить о помощи или получать ее. Я должна была вычислить все возможные осложнения.

— Если бы у меня было немного времени обдумать это?…

— Конечно. — Ее карие глаза заискрились. — Просто из чистого любопытства, что сказала бы Мисс Независимость?

Я улыбнулась.

— Я обычно не спрашиваю ее совета.

— Я знаю, что она сказала бы. — Джек вошел в кухню, неся пустой стакан из-под чая. Одной рукой он схватился за угол стойки, остановившись так близко, что мне захотелось сжаться. Но, хотя я не шевельнулась, нервные окончания, подобно кошачьим усам, безошибочно улавливали движение. Его аромат был свежим и сухим, подкрепленным кедровым мужским запахом, который мне хотелось вдыхать снова и снова.

— Она бы сказала тебе, чтобы вы сделали то, что будет лучше для Люка, — сказал Джек. — Не так ли?

Я кивнула и прислонилась к стойке, обхватив локти ладонями.

— Так сделайте это, — пробормотал он.

Он снова давил, более настойчиво, чем какой-либо другой человек, имевший дело со мной. И по какой-то причине, вместо того, чтобы оттолкнуть, я хотела расслабиться.

Почувствовав, что покраснела, я не посмела взглянуть на него, вместо этого я сосредоточила свое внимание на Хэвен. Она пристально уставилась на брата, как если бы он сделал, или сказал что-то совершенно не в его духе. Затем она отнесла пустой стакан к раковине и сказала, что ей пора возвращаться в офис, что-то с контрактами и назначениями.

— Закроете сами, — сказала она бодро. — Оставайтесь столько, сколько понадобится, чтобы все обдумать, Элла.

— Спасибо. Была рада познакомиться с вами.

Ни Джек, ни я не двигались, пока она не ушла. Я напряглась, сидя на табурете, пальцами ног зацепившись за одну из нижних перекладин. Он наклонялся ко мне, пока я не начала думать, что чувствую, как его дыхание шевелит мои волосы.

— Вы были правы, — хрипло произнесла я. — Она мне понравилась.

Я скорее ощутила, чем увидела короткий кивок Джека. Его молчание вынудило меня продолжить.

— Мне жаль, что ей пришлось пройти через развод.

— Единственное о чем я сожалею, это о том, что она не сделала этого еще раньше. И что мне не удалось стереть его с лица земли.

В его голосе не было бравады, только смертельно серьезная невозмутимость, от которой мне стало тревожно. Я посмотрела на него.

— Вы не можете всегда защищать людей, которых любите, — произнесла я.

— Я так воспитан.

Он не спросил, собираюсь ли я остаться. Каким-то образом мы оба это знали.

— Это очень отличается от моей жизни, — через мгновение сказала я. — Я никогда не собиралась посещать такие места, и тем более жить в одном из них. Я не соответствую этому месту, и у меня нет ничего общего с теми, кто соответствует.

— А чему вы соответствуете? Возвращению в Остин к Дэйну?

— Да.

— Кажется, он так не думает.

Я нахмурилась.

— Это удар по больному месту.

Джек не выглядел раскаявшимся.

— Люди в этом здании такие же, как и все другие, Элла. Некоторые хорошие, некоторые нет. Некоторые умные, а от некоторых толку как от мокрой спички в темной пещере. Иными словами, все как обычно. Вы отлично справитесь. — Его голос смягчился. — Вы найдете здесь друзей.

— Я не собираюсь оставаться здесь на столько, чтобы узнать кого-нибудь. Я буду занята с Люком и буду пытаться помочь Таре поправиться. И, конечно, я буду работать.

— Вы собираетесь поехать в Остин за своими вещами или их сюда привезет Дэйн?

— Вообще-то, у меня немного вещей. Я думаю, Дэйн упакует большую часть моей одежды и отправит их экспресс-доставкой. Может быть, он приедет навестить нас через несколько недель.

Я услышала, что в соседней комнате проснулся Люк. Автоматически я слезла с табурета.

— Пора есть и менять подгузник, — сказала я, подходя к люльке.

— Почему бы вам не остаться здесь с Люком и не расслабиться, пока я съезжу в гостиницу и заберу ваши сумки? Я выпишу вас из гостиницы сейчас, чтобы вам не пришлось платить еще за один день.

— Но моя машина…

— Я отвезу вас за ней позже. Сейчас отдых.

Это звучало неплохо. Последним делом, которым я хотела бы заняться, было вернуться в машину с Люком и ехать куда-нибудь, особенно в такой жаркий день. Я устала, а в апартаментах было прохладно и спокойно. Я уныло поглядела на Джека.

— Я должна вам слишком много за все, что вы для меня делаете.

— Тогда еще одно дело не будет иметь большого значения. — Он наблюдал, как я отстегиваю Люка и вытаскиваю его из люльки. — У вас есть все, что нужно?

— Да.

— Я скоро вернусь. У вас есть номер моего сотового телефона.

— Спасибо. Я… — Чувствуя признательность, я дотянулась до отдельного кармана сумки и вытащила холодную бутылочку. — Я не знаю, почему Вы делаете все это. Тем более, после всех тех проблем, в которые я вас втянула. Но я ценю это.

Джек задержался у двери и оглянулся на меня.

— Вы нравитесь мне, Элла. Я уважаю то, что вы делаете для сестры. Большинство людей в такой ситуации отступились бы, не желая рисковать. Я не возражаю помочь кому-нибудь, кто, как проклятый, пытается совершить хороший поступок.

Когда Джек ушел, я позаботилась о Люке, а затем пронесла его по апартаментам. Мы зашли в спальню, в которой стояла медная кровать, застеленная старинным белым кружевом, со стволом ротанговой пальмы, использовавшийся как ночной столик, и стеклянной лампой с круглым абажуром в викторианском стиле. Я посадила Люка на кровать и села рядом с ним, держа свой телефон в руке.

Я набрала номер Тары, прослушала ее автоответчик и оставила свое сообщение.

— Привет, родная… Люк и я чувствуем себя отлично. Мы останемся в Хьюстоне в течение следующих трех месяцев. Я думала о тебе. Изумлялась, каково тебе было… И, Тара… — мое горло сдавило от сострадания и нежности — Я представляю, через что ты прошла. Как это тяжело говорить о… ну хорошо, о маме, прошлом, и обо всех тех вещах. Я горжусь тобой. Ты делаешь правильные вещи. Ты будешь в порядке.

Когда я повесила трубку, то почувствовала горячее давление в глазах. Но собравшиеся слезы исчезли, когда я увидела, что Люк повернул голову и смотрит на меня пристальным невинно-вопрошающим взглядом. Я медленно придвинулась ближе и уткнулась ему в голову, в темные волосики, тонкие и шелковистые, как птичьи перья.

— С тобой тоже все будет в порядке, — сказала я ему.

Согретые теплом наших тел, мы вместе задремали: Люк скользнул в свои невинные сны, я — в свои непокорные.

Я проспала дольше, чем ожидала, проснувшись, когда в комнате уже было темно. Удивленная тем, что Люк не издал ни звука, я потянулась к нему и ощутила острый приступ паники, когда мои руки не нашли ничего, кроме пустоты.

— Люк! — задыхаясь, прохрипела я, вскакивая.

— Эй… — Джек вошел в комнату и включил свет. — Полегче. Все хорошо, Элла. — Его голос был успокаивающим и мягким. — Ребенок проснулся раньше вас. Я забрал его в другую комнату, чтобы дать вам поспать подольше. Мы смотрели игру.

— Он плакал? — сипло спросила я, протирая глаза.

— Только когда понял, что Асторс потерпели еще одно поражение в первом раунде плей-офф. Но я сказал ему, что нет ничего позорного в оплакивании Асторс. Это то, что нас, мальчиков из Хьюстона, тесно связывает.

Я попыталась улыбнуться, но была опустошена и еще не до конца проснулась. И к моему ужасу, когда Джек приблизился к кровати, у меня появилось ужасное инстинктивное побуждение протянуть к нему руки. Но он был не Дэйном, и было неуместно, почти ужасно думать о нем в таком плане. Понадобилось четыре года с трудом завоеванной уверенности и эмоционального риска для того, чтобы я и Дэйн достигли той близости, которую сейчас разделяли. Я не могла представить себе этого ни с каким другим человеком.

Прежде, чем я пошевелилась, Джек встал перед кроватью и посмотрел на меня мягкими темными глазами. Я немного отклонилась, мой живот сжался от удовольствия, когда я на долю секунды вообразила, как он опускается на меня и его тяжесть будет такой твердой и волнующей…

— Ваша машина будет в гараже для жильцов дома через несколько часов, — пробормотал он. — Я заплатил парню из отеля, чтобы он пригнал ее сюда.

— Спасибо вам, я… Я верну деньги…

— В этом нет необходимости.

— Я не хочу быть должна вам больше, чем уже должна.

Он покачал головой, выглядя удивленным.

— Иногда, Элла, Вы можете расслабляться и позволять кому-нибудь сделать что-нибудь приятное для вас.

Я моргнула, когда услышала камерную музыку, доносившуюся из соседней комнаты.

— Что Вы слушаешь?

— Я поставил DVD для Люка, пока меня нет. Запись какого-то балета Моцарта.

На моих губах появилась усмешка.

— Я не думаю, что Люк в этом возрасте может увидеть что-то дальше, чем в десяти дюймах от его лица.

— Это объясняет отсутствие интереса с его стороны. Я думал, может, он предпочитает Бетховена.

Он протянул руку, чтобы помочь мне подняться с кровати. Я поколебалась прежде, чем принять ее.

Конечно, я могла встать с постели самостоятельно. Но было невежливо игнорировать этот жест.

Моя рука отлично устроилась в его руке, его большой палец скрестился с моим, и наши ладони мягко соприкоснулись. Я отдернула руку, как только встала. Я попыталась вспомнить, было ли мое влечение к Дэйну таким прямым и откровенным. Нет… оно развивалось постепенно, распускалось медленно и терпеливо. У меня была стойкая неприязнь к стремительным вещам.

— Ваш чемодан в соседней комнате, — сообщил мне Джек. — Если вы голодны, можете заказать что-нибудь в ресторане на седьмом этаже. Если будет нужно что-нибудь еще, позвоните Хэвен. Я оставлю ее номер рядом с телефоном. Я не увижу вас в течение нескольких дней — меня не будет в городе.

Я хотела спросить, куда он собирается, но вместо этого кивнула.

— Благополучного путешествия.

Его глаза сверкнули юмором.

— Спасибо.

Он ушел, по-дружески отмахнувшись, и от его обыденного ухода я почувствовала одновременно облегчение и странное разочарование. Я прошла в гостиную, обнаружила свой чемодан и заметила лежащую сверху квитанцию из гостиницы, вложенную в белый конверт. Открыв конверт, я увидела итоговый счет и съежилась. Но, просмотрев список услуг, я заметила, что кое-то отсутствует: обед в номер.

Должно быть, он заплатил за это, подумала я. Почему он изменил свое решение? Это была жалость? Может, он подумал, что я не могу себе этого позволить? Или может он никогда и не собирался позволять мне платить? Озадаченная и раздраженная, я отложила гостиничный счет и пошла, чтобы взять Люка на руки. Я вместе с ребенком смотрела балетное представление и пыталась не думать о Джеке Тревисе. Больше всего я старалась не задаваться вопросом, когда он вернется.

Глава 10

Несколько следующих дней я обзванивала всех моих друзей, чтобы рассказать им о случившемся. Казалось, я раз сто повторила историю о неожиданном ребенке моей сестры, пока у меня не получилась хорошо отредактированная версия. Хотя большинство меня поддерживали, некоторые, как Стейси, были недовольны тем, что я решила остаться в Хьюстоне. Я испытывала вину, зная, что на долю Дэна достается множество звонков и комментариев. Казалось, мнения наших друзей разделились по половому признаку. Женщины заявляли, что, конечно же, у меня нет иного выбора, кроме как заботиться о Люке, тогда как мужчинам было намного ближе решение Дэна не брать на себя ответственность за ребенка, к которому он не имел никакого отношения.

Само собой разумеется, некоторые из разговоров плавно переходили в референдум на тему должна ли я заставить Дэна жениться на мне теперь, так как ситуация к этому весьма располагает.

— Да чем располагает-то? — спросила я Луизу, личного тренера, чей муж — Кен — работал парамедиком в Лайк Тревис, — Даже если бы Дэйн женился на мне, он по-прежнему не хотел бы детей.

— Но он должен был бы помочь тебе с Люком, — ответила Луиза. — Я имею в виду, что в таких обстоятельствах человек не может взять и просто-напросто выгнать жену из дому.

— Конечно, он не выгнал меня, — сказала я, защищаясь. — Но я никогда не смогла бы принуждать Дэйна, только лишь потому, что мы женаты, делать то, что он не хочет. Он имеет право на собственный выбор.

— Это смехотворно, — ответила Луиза. — Единственный способ заставить их жениться, это лишить всякого выбора. И, в результате, они счастливы.

— Счастливы?

— Точно.

— Получается, брак лишает выбора и нас?

— Нет, брак дает нам намного больше выбора, и, к тому же, безопасность. Вот почему женщины намного больше хотят выйти замуж, чем мужчины жениться.

Я была озадачена взглядами Луизы на брак. Я подумала, что брак может превратиться в циничное соглашение, если из этого уравнения исключить любовь. В конечном счете, он все равно разрушится, как кирпичная стена, возведенная без раствора.

Преодолевая себя, я позвонила матери, чтобы сообщить ей свежие новости о Таре, о ребенке, и о том, что я на некоторое время осталась в Хьюстоне, чтобы помочь ей.

— После всех тех лет, которые ты прожила невесть где, сбежав из Остина, — ответила она мне, — ты не имеешь никакого права жаловаться.

— А я и не жалуюсь. И вовсе я не сбегала. Я работала и училась, и…

— Это наркотики, да? Тара вовсе не невинна. Она втянулась в эту гламурную жизнь с ее богатенькими дружками… Вся эта кокаиновая пыль, витающая вокруг, вероятно, она случайно вдохнула раз, другой, а потом…

— Мама, нельзя вдыхать бывший в употреблении кокаин.

— Значит, на нее надавили, — резко ответила мать, — Ты и понятия не имеешь, что значит быть красивой. И какие проблемы это может это навлечь.

— Тут ты права, этого я действительно не знаю. Но я совершенно уверена, что Тара наркотики не принимала.

— Возможно, она хотела только привлечь внимание. Можешь быть уверена, она знает, что я не ни цента не заплачу за ее трехмесячный отпуск. И, позволь заметить, что я нуждаюсь в отпуске более чем кто-либо. Все эти стрессы совершенно подкосили меня. И почему никто не подумал о том, чтобы послать меня на спа?

— Мама, никто и не ожидает, что ты заплатишь.

— А кто заплатит?

— Пока не знаю. Сейчас нужно сконцентрироваться на том, чтобы помочь Таре поправиться. И позаботиться о Люке. Мы с ним сейчас в миленькой меблированной квартирке.

— Где это?

— О, где-то в районе окружной дороги. Так, ничего особенного. — Я подавила смешок, оглядев роскошное окружение. Узнай она, что я проживаю на 1800 Мэйн, она была бы здесь спустя полчаса. — Здесь нужно кое-что сделать. Не хочешь помочь? Может быть, завтра…

— Я бы, конечно, хотела, — поспешно ответила она, — но не могу. Я сейчас занята. Тебе придется обходиться самой, Элла.

— Ладно. Но, может быть, ты как-нибудь заглянешь к Люку? Думаю, ты хотела бы побыть с ним.

— Да… Но мой бой-френд предпочитает заезжать ко мне неожиданно. А мне бы не хотелось, чтобы он видел ребенка. Я позвоню тебе, когда буду свободна.

Когда я позвонила Лизе и рассказала ей, что остановилась в квартире на 1800 Мэйн, она была очень впечатлена и ужасно заинтригована.

— Как тебе это удалось? Ты, что, спишь с Джеком или с кем-нибудь еще?

— Конечно, нет! — оскорбилась я. — Могла бы знать меня получше!

— Ладно, думаю, это просто фантастика, что Тревисы позволили тебе остановиться в таком месте. Хотя, полагаю, у них столько денег, что они могут позволить себе делать красивые жесты. Для них это вообще капля в море.

* * * * *

Кто мне больше всех помог, так это Хевен Тревис. И не только в эмоциональном, но и практическом плане. Она давала полезные советы по организации нашей жизни, подсказала, где можно найти необходимые вещи, и даже порекомендовала приходящую няню, которая нравилась ее невестке.

Хевен никого не осуждала и не лезла ни в чьи дела. Она умела выслушать, и обладала прекрасным чувством юмора. С ней я чувствовала себя свободно, почти так же свободно, как со Стейси, а это о чем-то говорило. Мне подумалось, что людям, которые потеряли с кем-то связь и не могут рассчитывать на их поддержку, жизнь порой восполняет эту потерю, сведя их в нужное время с нужным человеком.

Как-то мы вместе пообедали, а потом купили всякие детские припасы, и пару раз погуляли утром, пока было не слишком жарко. Осторожно обменявшись некоторыми историями из наших жизней, мы сразу же обнаружили, что у нас с ней возникли те редкие дружеские отношения, которые позволяют немедленно все понять. Хотя Хевен не особенно распространялась о своем неудавшемся браке, она дала понять, что речь идет о насилии. Я понимала, что ей пришлось проявить немалую храбрость, чтобы оставить те отношения в прошлом и начать строить жизнь заново, и что процесс обретения себя будет длительным.

Брак, в котором было насилие, отдалил Хевен от ее старых друзей. Кто-то испытывал неловкость, столкнувшись с подобной проблемой, другие задавались вопросом, а что она сделала, что привело к таким последствиям. Были и те, кто вообще не верил ей, считая, что богатая женщина не может подвергнуться жестокому обращению. Как будто деньги были щитом против любого насилия или безобразия.

— Некоторые у меня за спиной говорили, что если муж меня поколачивал, то, очевидно, я сама этого хотела, — сказала Хевен.

Мы молчали под громыхание колес прогулочной коляски по тротуару. Хотя верно утверждение, Хьюстон это не город пешеходов, в нем все-таки есть районы, где приятно гулять, особенно Райс Виладж с его тенистыми деревьями. Мы проходили мимо магазина электротоваров, бутиков, ресторанов и клубов, салонов. И магазина детских товаров, от цен в котором кружилась голова. Просто невероятно, сколько можно потратить на детскую одежду.

Обдумывая то, в чем Хевен только что призналась, я жалела, что не могу придумать ничего утешительного. Я могла только сказать, что я верю ей.

— Людей пугает мысль о том, что они беспричинно могут пострадать или подвергнуться насилию, — сказала я, — и поэтому они считают, что, так или иначе, причина была в тебе самой, и тем самым уверяют себя в том, что уж они-то безопасности.

Хевен кивнула:

— Но я считаю, что куда страшнее, когда родители поступают так со своим ребенком. Потому что ребенок думает, что он или она, заслуживает подобное обращение, и всю жизнь несет это чувство вины.

— Это проблема Тары.

Она проницательно взглянула на меня.

— Но не твоя?

Я неловко пожала плечами.

— У меня было несколько лет, чтобы поработать над этим. Думаю, я свела все к приемлемым масштабам. Я уже не так беспокоюсь, как раньше. С другой стороны… у меня проблемы с привязанностью. Я с трудом сближаюсь с людьми.

— Но ты привязалась к Люку, — заметила она, — И всего за пару дней. Правильно?

Я подумала и кивнула.

— Думаю, что младенцы исключение.

— А как насчет Дэйна? Вы с ним вместе уже давно.

— Да, но в последнее время я стала осознавать, что отношения-то есть, но они никуда не ведут. Как неуправляемый автомобиль на дороге.

И я рассказала ей о наших свободных отношениях, и о том, что Дэйн сказал, что если он попытается хоть в чем-то меня ограничить, то я его брошу.

— И бросила бы? — спросила Хевен, придерживая дверь кафе, пока я закатывала коляску внутрь. Нас окутала живительная прохлада.

— Не знаю, — честно ответила я, наморщив лоб. — Возможно, он прав. Возможно, я нечто большее мне просто не по силам. Может быть, у меня аллергия на обязательства.

Я остановила коляску у крошечного столика, сложила у нее гофрированный верх и бросила взгляд на Люка, который сучил ножками, радуясь прохладе.

Все еще стоя, Хевен изучала детское меню на доске объявлений. Ее ослепительная усмешка напомнила мне ее брата.

— Не знаю, Элла. Возможно, это стародавняя психологическая проблема, а возможно… ты просто пока не встретила того самого парня.

— И не нужно нам никаких тех самых парней, — заворковала я, склонившись над ребенком, — кроме тебя, мой молочный язычок, — Я поймала крошечные босые ножонки и поцеловала их. — Есть только ты, и вся моя страсть брошена к твоим к маленьким потненьким ножкам.

Я почувствовала, как Хевен легонько похлопала меня по спине, огибая стол.

— Ты знаешь, о чем я подумала, Элла… кроме того, что я собираюсь заказать мятное мороженое и капучино со взбитыми сливками, посыпанное шоколадной стружкой? Я подумала, что в нужных обстоятельствах ты сможешь повести тот автомобиль куда и когда посчитаешь нужным.

* * * * *

Джек фигурировал во множестве воспоминаний Хевен о детстве. Как старший брат, он поочередно был то героем, то злодеем. Чаще злодеем. Но сейчас, во взрослой жизни, в семье со сложными взаимоотношениями, между ними установились доверительные отношения.

По мнению Хевен их старший брат Гейдж всегда был средоточием жестких отцовских требований, высочайших похвал и непомерных амбиций. Единственный ребенок от первого брака Черчилля Тревиса, Гейдж, упорно трудился, чтобы заслужить одобрение отца и стать безупречным сыном. Он был серьезен, деловит, сверхответственнен, прекрасно зарекомендовал себя в элитной закрытой школе, а позже закончил UT — Университет Техаса — и Школу бизнеса в Гарварде. Но он не был таким упрямым ослом, каким был их отец. Он был добр от рождения и снисходительно относился к человеческим слабостям, что было совсем несвойственно Черчиллю Тревису.

Второй брак Черчилля оборвался со смертью его жены Авы. В этом браке на свет появилось трое детей: Джек, Джо и Хевен. Так как Гейдж уже взял на себя основную ношу отцовских надежд и обязательств, у Джека были полно возможностей, чтобы вволю играть, вытворять все, что ему заблагорассудится, проказничать, заводить друзей. Он всегда первым начинал драку, но и первым же потом протягивал руку своему противнику. Он занимался всеми видами спорта, какие только были возможны, очаровывал своих учителей так, что они выставляли ему оценки более высокие, чем он заслуживал, назначал свидания самым симпатичным девочкам в школе. Он был верным другом, который всегда платил по своим долгам и никогда не нарушал обещаний. Ничто не могло взбесить его больше чем, если кто-то либо заключал сделку, а потом не выполнял ее.

Когда Черчилль решал, что не мешало бы напомнить своим младшим сыновьям, что такое тяжкий труд, он заставлял их укладывать дерн под жарким южным солнцем Техаса, или вручную возводить каменную стену по периметру их владений. И заставлял работать до тех пор, пока мускулы ребят не загорались огнем, а темный загар не ложился на кожу в несколько слоев. Из всех троих мальчиков только Джек действительно наслаждался работой на открытом воздухе. Пот, грязь, физическая нагрузка, были для него своего рода очищением. Он чувствовал потребность испытать себя на земле, на природе, потребность, проявившуюся в пожизненной любви к увлечениям на свежем воздухе: к охоте, рыбалке, ко всему тому, что позволяло сбежать от кондиционированного изобилия Ривер Оукс.

Хевен была избавлена от специфических уроков отца. Вместо этого ей постоянно приходилось выслушивать поучения своей матери относительно воспитания девочки как леди. Само собой разумеется, Хевен была девчушкой-сорванцом, хвостиком таскающимся за тремя своими братьями. Из-за существенной разницы в возрасте между Хевен и Гейджем, тот взял на себя в некотором роде отеческую роль, вставая на ее защиту, если он считал это необходимым.

Но Джек воевал с Хевен из-за тысячи причин. Как-то раз, она без приглашения вошла в его комнату и без спроса поиграла с его железной дорогой. В отместку, он дал ей покурить индейскую трубку и когда она об этом проболталась, отец порол Джека ремнем до тех пор, пока Хевен не заплакала. Воспитанный на техасских представлениях о мужественности, Джек гордился тем, что не проронил ни единой слезинки. Позже Черчилль сказал Аве, что Джек самый упрямый мальчишка из всех ему известных. Такой же чертовски упрямый, как и я, сказал отец, разочарованный тем, что не может справиться с непослушным Джеком, так же, как он справлялся с Гейджем.

Хевен рассказывала, что очень страдала, когда Гейджа, ее кумира, отправили в школу. Но, вопреки ее опасениям, Джек в отсутствие брата ее не доставал. И когда она как-то плача пришла домой, потому что один мальчика в школе задирал ее, Джек выслушал ее, сел на велосипед и поехал разбираться с ее проблемами. И больше этот хулиган никогда не беспокоил Хевен. И даже близко к ней не подходил.

Они потеряли связь друг с другом, когда Хевен вышла замуж за человека, которого не одобрил ее отец.

— Я никому не рассказывала, через что я прошла, — печально сказала она. — Я тоже довольно упряма. И слишком горда, чтобы позволить всем узнать, какую ошибку я совершила. А к тому времени, когда мой муж свел на нет мою уверенность в себе, я уже слишком боялась и стыдилась попросить помощь. Но, в конце концов, мне удалось вырваться, и Джек предложил мне работу, чтобы я могла встать на ноги. Мы стали друзьями… скорее, даже приятелями… какими никогда не были раньше.

Мне было любопытно, что означало «мне удалось вырваться», так как я подозревала, что в виду имелось нечто очень важное. Но об этом можно будет поговорить в другое время.

— А что ты думаешь о его отношениях с женщинами? — не удержалась я. — Он когда-нибудь угомонится?

— Несомненно. Джеку нравятся женщины, я имею в виду, он действительно любит их, но это не означает, что, он некий браконенавистник, который стремится оставить как можно больше меток на столбике кровати. Просто он не намерен связывать себя до тех пор, пока не встретит ту, которой сможет доверять.

— Это из-за женщины, которая вышла замуж за его лучшего друга?

Он стрельнула в меня невинным взглядом.

— Он рассказал тебе об этом?

Я кивнула.

— Джек почти никогда не упоминает о ней. Это было для него тяжелым ударом. Если Тревисы в кого-то влюбляются, то они влюбляется очень сильно. И испытывают чрезвычайно глубокие чувства. Не все готовы к подобного рода отношениям.

— Как и я, — ответила я со слабым смешком, хотя что-то во мне отторгало этот образ. Вряд ли я когда-либо захочу узнать глубоко чувствующего Джека Тревиса.

— Думаю, что он очень одинок, — сказала Хевен.

— Но он же так занят?

— Я думаю, что самые занятые люди чаще всего самые одинокие.

При первой же возможности я сменила тему беседы. Разговор о Джеке Тревисе сделал меня беспокойной и какой-то раздражительной, как всегда бывает со мной, когда я начинаю желать что-то, от чего мне будет плохо.

* * * * *

Каждую ночь я разговаривала с Дэйном по телефону, рассказывая ему о моем новом окружении и о Люке. Хотя Дэйн не хотел иметь к ребенку никакого отношения, он, конечно, не возражал слушать о Люке и о том, как о нем я забочусь.

— Как ты думаешь, захочешь ли ты когда-нибудь этого? — спросила я Дэйна, расслабившись на диване, с Люком, посапывающим у меня на груди.

— Не могу сказать ничего определенного. Это мог бы быть другой этап моей жизни, когда бы я… но мне трудно это представить. То, что я мог бы получить от этого, я уже получаю от моей работы по экологии и благотворительности.

— Да, но как насчет того, чтобы воспитать ребенка, который впоследствии будет заботиться об этом же? Чем не способ сделать мир лучше.

— Брось, Элла. Ты же знаешь, что этого не будет. Будь у меня ребенок, он непременно закончит тем, что станет лоббистом либо республиканцев, либо финансовым директором химической компании. Жизнь непременно извратит наши лучшие намерения.

Я хихикнула, представив ребенка, только начинающего ходить, — ребенка Дэйна, одетого в миниатюрный костюм-тройку, и с калькулятором.

— Возможно, ты прав.

— А ты думала о том, чтобы когда-нибудь завести ребенка?

— Упаси господь, — сразу ответила я. — Я попытаюсь продержаться, пока не смогу передать Люка Таре. Я умираю от желания хоть раз проспать всю ночь. А это бесконечное кормление! И хоть раз выйти бы куда-нибудь без всего его добра. Это полнейшее безумие. Коляска, подгузники, влажные салфетки, салфетки при отрыжке, соски, бутылочки… Я уже забыла, что это такое — просто взять ключи и выйти за дверь. А еще все эти визиты к педиатру по графику — оценка развития, осмотр, прививки, — так что хорошо, что я не сплю, потому что мне будет нужно дополнительное время для работы.

— Возможно, самое главное заключается в том, что ты узнаешь все это теперь, и больше не будешь сомневаться.

— Думаю, это похоже на ревень, — сказала я. — Его либо любишь, либо ненавидишь. Но тебе никогда не удастся приобрести к нему вкус, если нет предрасположенности от природы.

— Ненавижу ревень, — сказал Дэйн.

* * * * *

К концу первой недели пребывания на 1800 Мэйн, я все еще осваивала трюк одновременного прохода через дверной проем с большой продуктовой сумкой и прогулочной коляской. Это случилось в пятницу, ближе к вечеру. Движение транспорта было таким интенсивным, что вместо того, чтобы ехать куда-нибудь, я решила пройти пешком четверть мили до «Экспресс бакалеи и кулинарии», и назад. После короткой прогулки по жаре, Люк и я чувствовали себя так, словно нас ошпарили кипятком. Пластиковые ручки продуктовой сумки скользили в моих влажных ладонях, а полотняная сумка грозила соскользнуть с плеча, когда я вкатила коляску в холл. Ребенок капризничал.

— Знаешь, Люк, — задыхаясь, еле выговорила я, — насколько легче была бы жизнь, если бы ты мог ходить. Тьфу ты, пропасть, нет, только не плачь, потому что взять тебя на руки я все равно не могу. Боже, Люк, пожалуйста, тише…

Ругаясь и обливаясь потом, я провезла коляску мимо стола консьержа.

— Мисс Варнер, вам помочь? — спросил, приподнимаясь, консьерж.

— Нет, спасибо. Не стоит. Все нормально.

Пошатываясь, я прошла через тонированные стеклянные двери и подошла к лифту, который в этот момент открылся.

Из него вышли двое, рыжеволосая красавица в тесном белом платье и золотыми сандалиями на ремешках… и Джек Тревис, в простом черном костюме, свежей белой рубашке с расстегнутым воротом и гладких черных оксфордах — кожаных мужских туфлях. Джек мгновенно оценил ситуацию. Он одновременно забрал у меня сумку с продуктами и придержал ногой двери лифта. Его карие глаза блеснули.

— О, Элла!

У меня перехватило дыхание. Я обнаружила, что улыбаюсь ему идиотской улыбкой.

— Привет, Джек!

— Подержать? Похоже, не хватает рук.

— Нет. Все в порядке. Спасибо.

Я вкатила коляску в лифт.

— Помочь добраться до квартиры?

— Не стоит. Я справлюсь сама.

— Это займет всего лишь минуту, — сказал он. — Соня, ты не возражаешь?

— Конечно, нет.

Женщина выглядела дружелюбной, приятной и, шагнув назад в лифт, одарила меня широкой улыбкой. Я не могла придраться к вкусу Джека. Соня была потрясающе красива, с сияющей совершенной кожей, яркими рыжими волосами и великолепной фигурой. Когда она склонилась поворковать над капризничающим малышом, то комбинации прекрасного лица и глубокой ложбинки между грудями оказалось достаточно, чтобы Люк затих.

— О, какое прелестное маленькое создание! — воскликнула она.

— Он капризничает из-за жары.

— Посмотрите только на его темные волосики… должно быть, он унаследовал их от отца.

— Думаю, да, — согласилась я.

— Как вы, — спросил Джек, — уже освоились?

— Да, все хорошо. Ваша сестра замечательный человек, не знаю, что бы мы делали без нее.

Соня, слышавшая наш короткий разговор, кинула на меня быстрый, осторожный взгляд, словно прикидывая, что за отношения могут быть у меня с Джеком. В секунду я увидела, что она решила, что тут не может быть никакого соревнования. С чистым лоснящимся лицом, волосами, собранными в незамысловатый пучок, и фигурой, спрятанной под безразмерной футболкой, мой вид просто кричал «молодая мамочка».

Лифт остановился на шестом этаже, и Джек придержал двери, пока я выкатывала коляску.

— Я возьму, — сказала я, дотягиваясь до продуктовой сумки. — Спасибо за помощь.

— Мы проводим вас до двери, — настоял Джек, не выпуская сумку.

— Вы переехали сюда недавно? — спросила меня Соня, когда мы шли по коридору.

— Да, с неделю тому назад.

— Вам повезло, что вы живете здесь, — сказала она. — А чем занимается ваш муж?

— На самом деле я не замужем.

— О, — нахмурилась она.

— У меня есть друг в Остине, — сжалилась я. — И месяца через три я туда вернусь.

Хмурый взгляд Сони прояснился.

— О, это чудесно!

Мы дошли до моих дверей, и я набрала комбинацию на кодовом замке. Пока Джек придерживал дверь, я вкатила коляску и взяла Люка на руки.

— Еще раз спасибо, — сказала я, глядя, как Джек ставит сумки с продуктами на журнальный столик.

Соня окинула квартиру восхищенным взглядом.

— Прекрасный интерьер.

— Это не моя заслуга, — сказала я. — Но мы с Люком вносим и свой вклад.

С кривой усмешкой я направилась в угол комнаты, где стояла большая картонная коробка, из которой были вынуты различные металлические и деревянные детали.

— Что это вы собираете? — спросил Джек.

— Детскую кроватку со съемным столиком. Я купила ее в Райс Виладж, когда была с Хевен. К сожалению, они требовали сто баксов за сборку, так что я сказала, что вполне способна сделать это сама. Парни из службы доставки принесли коробку в комплекте с несколькими инструкциями, и я пока пытаюсь в них разобраться. Было бы, конечно, легче, если бы я могла прочесть руководство. Пока я нашла его на японском, французском и немецком, но, увы, ничего на английском. Теперь я уже подумываю, что лучше было бы заплатить эту злосчастную сотню баксов, — понимая, что плету невесть что, я улыбнулась и пожала плечами, — Но, тем не менее, мне нравится вызов.

— Нам пора, Джек, — не выдержала Соня.

— Да, — ответил он, но не двинулся с места и только перевел взгляд от меня с Люком на груду деталей кроватки. Это мгновение выжидательной тишины заставило мое сердце сделать дополнительный глухой удар. Его взгляд вернулся ко мне. Короткий кивок содержал невысказанное обещание: позже.

Я не хотела этого.

— Вам нужно идти, — бодро сказала я. — Счастливо повеселиться!

Соня улыбнулась.

Ухватив Джека за руку, она вытащила его из квартиры.

* * * * *

Три часа спустя Люк из переносного детского сидения наблюдал за тем, как я, окруженная деталями детской кроватки, сижу на полу. Я покончила с обедом, состоявшим из спагетти с томатным соусом, говяжьим фаршем и свежим базиликом. Когда остатки еды остыли, я собралась заморозить их отдельными порциями.

Устав от Моцарта и куклы-петрушки, я переключила свой iPod в голосовой режим. Все вокруг наполнилось чувственным, сексуальным мурлыканьем Этты Джеймс.

— Лучшее в блюзах, — сказала я Люку, прервавшись, чтобы сделать глоток из бокала с вином, — это то, что они о чувствах, любви, желании жить на полную катушку. Ни у кого не хватает мужества, чтобы жить именно так. Кроме, возможно, самих музыкантов.

Я услышала стук в дверь.

— Кто бы это мог быть? Ты кого-то пригласил, не сказав мне об этом?

Держа бокал с вином, я поднялась и босиком пошлепала к двери. На мне была пижама цвета розовой сахарной ваты. Ранее я сняла линзы и теперь была в очках. Приподнявшись на цыпочки, я посмотрела в глазок. У меня участилось дыхание, когда я увидела знакомый абрис мужской головы.

— Я неподобающе одета, — сказала я через дверь.

— И все равно впустите меня.

Я открыла замок, распахнула дверь и обнаружила Джека Тревиса в джинсах и белой рубашке. При нем был небольшой брезентовый портфель, потертый, как от длительно использования. Он окинул меня медленным взглядом.

— Ну и как, удалось собрать кроватку?

— Мы в процессе. — Я пыталась игнорировать тяжелые удары сердца. — А где Соня?

— Мы с ней пообедали. И я только что отвез ее домой.

— Уже? Так скоро?

Уставившись на меня, он чуть пожал плечами.

— Могу я войти?

Я хотел отказать ему. Я чувствовала, что между нами что-то происходит. Что-то, что требует обсуждения условий, компромисса… и я не была готова к этому. Но я не смогла выдумать повод, чтобы его не впустить. Я неуверенно отступила назад.

— А что в сумке?

— Инструменты.

Джек вошел в квартиру и закрыл дверь. Он двигался осторожно, словно попал в неведомое окружение, таящее скрытую опасность.

— Привет, Люк, — тихо сказал он, присев у малыша. Он осторожно притормозил кресло-качалку, и Люк с энтузиазмом забулькал и засучил ножками. Не отрывая взгляда от ребенка, он спросил:

— Ты слушаешь Этту Джонс?

Стараясь казаться легкомысленной, я ответила:

— Когда я что-то собираю, я всегда слушаю Джонни Ли Хукера, Бонни Рэйт…

— А ты слышала что-нибудь из Дип Элэм бойз? Техасский блюз… Блайнд Лемэн Джефферсон, Лидбели, Ти-Бон Уокер?

Я задержалась с ответом. Мое внимание попало в ловушку зрелища широких плеч и сильной спины, напрягшейся под рубашкой.

— О Tи-Боне Уокере слышала, об остальных нет.

Джек глянул на меня.

— Слышала когда-нибудь «See That My Grave Is Kept Clean»4?

— Да, но я считала, что это песня Боба Дилана.

— Нет, это перепев. Первым ее спел Блайнд Лемон. Я запишу тебе ее на диск, — теперь его не так-то легко отыскать.

— Не думала, что парень из Ривер Оукс5 может так много знать о блюзе.

— Элла, дорогая… блюзы — это то, к чему хороший человек не может относиться плохо. Особенно, если этот человек из Ривер Оукс.

Просто сумасшествие, до чего мне нравился его голос. Протяжная медлительность баритона, казалось, проникала внутрь моего тела и резонировала в совершенно невероятных местах. Мне хотелось сесть на пол рядом с ним, провести рукой по его густым, коротким, эффектно постриженным волосам, и позволить моим пальцам замереть у основания шеи. Расскажи мне все, сказала бы я. О блюзе, о том, как было разбито твое сердце, о том, чего ты больше всего боишься, о том, что тебе хотелось бы сделать больше всего, но ты не можешь себе этого позволить.

— А чем это так вкусно пахнет?

— Я готовила спагетти.

— Что-нибудь осталось?

— Но вы же только с обеда.

Джек казался обиженным.

— Мы были в одном из этих причудливых мест. Мне дали кусочек рыбы размером с домино и ложку ризотто. Я жутко голоден.

Его плачевное положение рассмешило меня.

— Я приготовлю тарелку.

— А я пока поколдую над кроваткой.

— Спасибо. Я разложила все эти детали согласно схеме, но на ней нет пояснений на английском.

— Не нужно никаких пояснений. — Джек глянул на схему, отбросил ее в сторону, и начал сортировать деревянные детали. — Это довольно просто.

— Просто? Вы видели, сколько разных винтиков в этом пластиковом пакете?

— Разберемся.

Он открыл брезентовый портфель и вынул беспроводную электродрель.

Я нахмурилась.

— А вы знаете, что сорок семь процентов всех ран на руках люди получают при использовании электроинструментов в домашних условиях?

Джек ловко вставил сверло в патрон.

— Множество людей также получают травмы, закрывая двери. Но это же не означает, что нужно прекратить пользоваться дверями.

— Если Люк начнет плакать из-за шума, придется пользоваться обычной отверткой.

Он вскинул брови.

— Разве Дэйн не пользуется электроинструментами?

— Редко. За исключением того лета, когда он, с «HFHI» — международной неправительственной организацией — помогал строить дома в Новом Орлеане. И то только потому, что я была на расстоянии в триста пятьдесят миль и не могла его достать.

У него на губах появилась слабая улыбка.

— Дорогая, а в чем заключаются ваши проблемы во взаимоотношениях с дрелью?

— Не знаю. Я к ним не привыкла, вот и все. Они действуют мне на нервы. Я не росла с отцом или братом, которые пользовались бы ею.

— Ну, упускаются некие важные обстоятельства, Элла. Нельзя встать между техасцем и его электроинструментами. Мы их уважаем. Большущие, такие, чтобы сажали национальную энергосистему. Мы так же любим завтраки в придорожном кафе, большие движущиеся объекты, футбол в понедельник по ночам, миссионерскую позу. Мы терпеть не можем светлое пиво, водить смарт-автомобили, признаваться, что различаем более пяти-шести цветов. Да, еще мы не удаляем воском волосы с груди. Никогда, — он поднял дрель. — А теперь позвольте мне воспользоваться этой штукой, пока будете на кухне. Поверьте, это отличная договоренность.

— Люк будет плакать, — мрачно заметила я.

— Не будет. Ему это понравится.

К моей досаде, Люк не издал ни звука и с удовольствием наблюдал, как Джек собирает кроватку.

Я подогрела тарелку спагетти с соусом и накрыла для Джека стол на кухне.

— Пойдем, Люк, — сказала я, взяла ребенка на руки и пошла с ним на кухню. — Мы с тобой развлечем кроманьонца, пока он будет есть.

Джек с наслаждением набросился на макароны, над которыми поднимался пар, и, благодарно урча, прикончил, по крайней мере, треть, прежде чем перевести дух.

— Здорово. Что вы еще можете готовить?

— Только основное. Запеканки, макароны, тушеное мясо. И могу пожарить цыпленка.

— А мясной рулет?

— Да.

— Выходи за меня замуж, Элла.

Я смотрела в его грешные темные глаза, и, хотя знала, что он шутит, чувствовала дикое биение пульса, у меня дрожали руки.

— Согласна, — небрежно ответила я. — Еще хлеба?

Поев, Джек вернулся на пол и стал собирать кроватку с ловкостью, обусловленной накопленным опытом. Он был мастеровит, уверен и умел. Должна признаться, я наслаждалась, наблюдая, как он, закатав рукава выше поросших волосками предплечий, стоял на коленях перед деревянным каркасом. Его атлетическое тело было прекрасно натренировано. Я сидела рядом на полу со стаканом вина и подавала ему винтики. Время от времени он оказывался так близко ко мне, что я ловила его запах, сексуальный фимиам мужского пота и чистой кожи. Он пару раз ругнулся, потому что несколько винтиков оказались без резьбы, но сразу за это извинился.

Джек Тревис был новым явлением в моем жизненном опыте старомодной особы. Мальчики, с которыми я училась в колледже, были не более чем мальчиками, пытающимися разобраться кто они и каково их место в этом мире. Дейн и его друзья были впечатлительными, экологически подкованными парнями, ездящими на велосипеде и имеющими учетные записи на Facebook. Я не могла представить себе Джека Тревиса, ведущего свой блог, или беспокоящимся, что его опознают, и я была уверена, что он не сыпал проклятиями относительно того, что его одежда неэкологична.

— Джек, — задумчиво произнесла я, — вы относитесь к женщинам, как к равным?

Он приладил брусок в основание каркаса.

— Да.

— И позволяете женщине платить за обед?

— Нет. Я никогда не позволяю женщине платить за мою еду. Я сказал, что обед за тобой, только потому, что это был единственный способ, чтобы остаться.

— Но если женщины равноправны, почему мне нельзя заплатить за обед?

— Потому что я мужчина.

— Нанимая руководителя для одного из проектов, и имея выбор между мужчиной и женщиной, при этом зная, что эта женщина находится в детородном возрасте, вы предпочли бы ей мужчину?

— Нет. Я выбрал бы лучшего специалиста.

— Но если бы они были равны по способностям?

— Я не посчитал бы ее возможную беременность как фактор против, — Джек насмешливо улыбнулся мне. — Что ты пытаешься разузнать?

— Я размышляю, на какое место эволюционной шкалы вас поместить.

Он ввинтил на место еще один шуруп.

— Ну и как высоко я забрался?

— Пока не решила. А что относительно инакомыслия?

— Ничего не имею против. Но в разумных пределах. Подожди-ка минутку, — дрель зашумела и завизжала, так как Джек скреплял каркас скобами. Он сделал паузу и повернулся ко мне с выжидающей усмешкой, — что еще?

— Какие женщины вас привлекают?

— Верные. Любящие. Те, кому нравится проводить время вместе, особенно на природе. И я бы не возражал, если бы ей нравилась охота.

— Разве не создается впечатление, что вы были бы счастливы с лабрадором?

Джеку не понадобилось много времени, чтобы закончить сборку кроватки. Я придерживала большие секции вместе, пока Джек соединял их. Он даже добавил дополнительное крепление.

— Ну, в эту кроватку теперь можно слоненка спать уложить и она не поломается, — засмеялась я.

— Оставить ее здесь или перенести в спальню? — спросил Джек.

— Спальня маловата. Я бы лучше оставила ее здесь. Или это странновато — ставить детскую кроватку в главной комнате?

— Нисколько. Это квартира и Люка тоже.

С помощью Джека я поставила кроватку возле дивана и постелила простынку поверх матраса. Я осторожно положила сонного малыша в кроватку, укрыла его одеяльцем, и завела над кроваткой карусель. Медведи и другие игрушки медленно закружились под нежную колыбельную.

— Очень уютно, — прошептал Джек.

— Правда?

Увидев, как замечательно устроен Люк, я ощутила порыв признательности. За стенами бурлил темный город, заполоненный транспортом, толпы людей пили и танцевали, пока земля медленно отдавала накопившийся за день жар. Мы были отгорожены ото всех в этом прохладном, защищенном месте, как будто так и должно было быть.

Мне нужно было приготовить Люку бутылочки с питанием, нужно было самой готовиться ко сну. Рутинные дела. Есть нечто глубоко успокаивающее в том, чтобы принять ванну и вовремя лечь спать.

— Прошло много времени с тех пор, когда я заботилась о ребенке, — сказала я, едва осознавая, что говорю во весь голос. Моя рука охватила верхнюю перекладину кроватки, — Тогда я и сама была ребенком.

В ответ, Джек накрыл мою руку своей, и я ощутила его теплое пожатие. Прежде чем я взглянула на него, он убрал руку и пошел собирать инструменты. Он методично складывал все отходы картона и пластика в плоскую прямоугольную коробку, в которую была упакована кроватка. Ухватив коробку одной рукой, он понес ее к двери.

— Я все это вынесу.

— Спасибо, — улыбаясь, я пошла проводить его, — Я очень признательна. За все.

Вино, должно быть, уничтожило последний атом здравого смысла, которым я располагала, поскольку я потянулась обнять его, как обняла бы Тома или другого приятеля Дэйна. Но каждый нерв, от головы до пальцев на ногах, закричал «Ошибка!», едва только мое тело встретило его тело и прилипло к нему, словно свежий тополиный лист.

Руки Джека сомкнулись за моей спиной, окружив меня барьером мускулов, и он был таким большим, таким теплым, и мне было так жутко хорошо, что я замерла. Горячее дыхание у моей щеки заставило мое сердцебиение сойти с ума, и мгновенное возбуждение заполнило промежутки между ударами сердца. Я задыхалась, прижавшись лицом к его плечу.

— Джек, — я едва могла говорить, — Я вовсе не положила на тебя глаз.

— Я знаю, — одна его рука скользнула мне на затылок, пальцы зарылись в волосы. Мягко удерживая мою голову, он заставил меня посмотреть на него. — Это не ты, это я.

— Джек, не надо…

— Они мне нравятся, — пробормотал он, касаясь прямоугольной оправы моих очков, а затем взяв их за дужки, — Очень. Но они мешают.

— Чему? — я напряглась, когда он снял мои очки и отложил их.

— Держись, Элла.

И его голова склонилась ко мне.

Глава 11

Если бы я думала рационально, я бы никогда не позволила этого. Рот Джека медленно двигался вокруг моего, обхватив его с нежным давлением. Я двинулась навстречу его сильному телу, пока не достигла прекрасной, неожиданной гармонии, от чего по всему телу прошел заряд энергии, сотрясший всю меня. Мои колени подгибались, но это не имело значения, потому что он надежно держал меня в своих объятиях. Одна из его ладоней ласково обхватила мой подбородок.

Каждый раз, когда я делала попытку завершить поцелуй, он надавливал сильнее, уговаривая тем самым оставаться открытой, продолжая медленно смаковать поцелуй. Все это так отличалось от того, к чему я привыкла раньше, это было что-то совершенно другое, чем просто поцелуй. Я поняла, что мои поцелуи с Дэйном были своего рода формальностью, традиционным обрядом в конце разговора. Этот же поцелуй был более мягким, более настойчивым и беспощадным. Дикие, новые, разрушительные поцелуи, нарушающие мое равновесие. Я обхватила руками плечи Джека, мои пальцы коснулись его затылка.

Он судорожно вздохнул и опустился ниже, его рука коснулась моей пижамы, уговаривая мои бедра, напряженные и сжатые. Его давление было ошеломляющим, возбуждающим. Он был невероятно тверд. Везде. Он держал себя под контролем, бесконечно мужественный, и он хотел, чтобы я это знала.

Он целовал меня, пока ощущения не приняли оборот, который я не могла контролировать, томно протекая и поглощая. Когда я почувствовала, как отчаянная боль пронзила мое тело, я наконец поняла, что если бы я спала с этим человеком, он взял бы все до конца. Все мои возведенные оборонные укрепления были бы разрушены.

Дрожа, я отодвинулась от него и ухитрилась повернуть голову достаточно далеко от него для того, чтобы выдохнуть:

— Я не могу. Нет. Хватит, Джек.

Он остановился сразу. Но продолжал держать меня рядом, его грудь вздымалась тяжело и часто.

Я не могла смотреть на него. Мой голос показался хриплым, когда я сказала:

— Этого не должно было произойти.

— Я хотел этого с того момента, как впервые увидел тебя. — Его руки напряглись, и он склонялся ко мне до тех пор, пока его рот не оказался совсем близко у моего уха. И тогда он прошептал: — И ты хотела этого тоже.

— Я не хотела. Я не хочу.

— Тебе нужно немного развлечься, Элла.

Я скептически усмехнулась.

— Поверь мне, я не нуждаюсь в развлечениях. Мне нужно… — я замолкла, задохнувшись, когда он теснее прижал мои бедра к своим. Чувствовать его казалось выше того, что могли выдержать мои чувства. К моему позору, я прильнула к нему раньше, чем смогла остановить себя, жар и влечение затмили мне рассудок.

Почувствовав мой ответный отклик, Джек улыбнулся в мою пылающую щеку:

— Ты должна принять меня. Я был бы хорош для тебя.

— Ты такой самоуверенный… И ты не был бы хорош для меня — со своими стейками и электрическими инструментами, и со своими вечно неудовлетворенными инстинктами, и… Держу пари, что ты член Национальной стрелковой организации. Согласись, так и есть, — казалось, я не могла заткнуться. Я болтала слишком много, дышала слишком часто, дрожала, как заведенная игрушка с неисправным механизмом.

Джек провел носом по чувствительному местечку у меня за ухом.

— Почему это так важно?

— Это, да? Так должно быть. Боже. Это имеет значение потому что… — прекрати это! Это важно, потому что я лягу в постель только с человеком, уважающим меня и мои взгляды. Мои —… — я прервалась с непонятным звуком, когда он слегка впился зубами в мою кожу.

— Я уважаю тебя, — пробормотал он. — И твои взгляды. Я думаю о тебе как о равной. Я уважаю твой ум и все то огромное количество слов, что ты обожаешь использовать. Но я также хочу сорвать с тебя одежду и заниматься с тобой любовью, пока ты не будешь кричать, рыдать, пока не увидишь самого Господа бога. — Его рот скользил по моему горлу. Я беспомощно содрогалась, мышцы сокращались от удовольствия, а его руки обхватили мои бедра, удерживая меня на месте. — Я собираюсь хорошо провести с тобой время, Элла. Начиная с того, что секс у нас будет по принципу «пленных не брать», по полной программе. Так, чтобы ты потом не могла вспомнить собственное имя.

— Я была с Дэйном в течение четырех лет, — удалось произнести мне. — Он понимает меня так, как тебе никогда не понять.

— Я смогу изучить тебя.

Казалось, внутри меня начало что-то зарождаться, распространяя слабость, а мое тело противилось этому. Я закрыла глаза и удержалась от всхлипа.

— Когда ты предложил мне квартиру, — сказала я слабо, — ты говорил, что у тебя нет никаких скрытых мотивов. Я не могу поблагодарить за то положение, в котором я из-за этого оказалась.

Его голова приподнялась, и он губами коснулся кончика моего носа.

— А какое положение ты бы предпочла?

Мои глаза распахнулись. Каким-то образом мне удалось отодвинуться подальше от него. Полусидя, полулежа на подлокотнике дивана, я указала на дверь дрожащим пальцем.

— Уходи, Джек.

Джек выглядел чертовски сексуально: взъерошенный и возбужденный.

— Ты выгоняешь меня?

Я с трудом могла поверить сама себе.

— Я выгоняю тебя, — я отошла в поисках своих очков, неуклюже возясь с ними, чтобы водрузить их на место.

На его лице появилось угрюмое выражение.

— Нам многое нужно обсудить.

— Я знаю. Но если я позволю тебе остаться, то не думаю, что нам удастся поговорить о многом.

— А что, если я пообещаю не трогать тебя?

Когда наши взгляды скрестились, казалось, вся комната заполнилась напряженными электрическими разрядами.

— Ты бы солгал, — сказала я.

Джек потер затылок и нахмурился.

— Ты права.

Я склонила голову в сторону двери.

— Пожалуйста, уходи.

Он не двигался.

— Когда я смогу увидеть тебя снова? Завтра вечером?

— У меня есть работа.

— Послезавтра?

— Я не знаю. У меня полно материала для работы.

— Черт возьми, Элла, — он пошел к дверям, — ты можешь отложить это сейчас, но тебе придется иметь с этим дело позже.

— Я большой сторонник откладывания вещей. По большему счету, я даже откладываю откладывание.

Он послал мне пылкий взгляд и ушел, захватив с собой пустую коробку из-под детской кроватки.

Я неторопливо убралась на кухне, вытерла столешницы, сделала бутылочку для Люка. Я продолжала посматривать на телефон — было как раз самое время для ночного разговора с Дэйном — но он продолжал молчать. Должна ли я рассказать ему о том, что случилось между мною и Джеком? Свободные отношения предполагают тайны? И если я расскажу Дэйну о том влечении, что я испытываю к Джеку, что хорошего из этого может выйти?

Обдумав ситуацию, я решила, что единственным поводом рассказать Дэйну о поцелуе было бы то, если бы это привело к чему-то серьезному. Если бы я увлеклась Джеком. А я не увлеклась. Поцелуй был совершенно бессмысленным. Поэтому, самый мудрый выбор — не говоря уже о самом легком — состоял в том, чтобы притвориться, что его никогда не было.

И отложить разговор об этом, пока все это не забудется.

На следующий день я позвонила своей сестре. Я была расстроена, но не особо удивлена, когда Тара не дала мне разрешения поговорить с ее лечащим врачом — доктором Джеслоу.

— Ты же знаешь, я не хочу делать что-то в ущерб тебе, — сказала я ей. — Я лишь хочу помочь.

— Я прекрасно справляюсь сама. Ты сможешь поговорить с моим доктором позже. Может быть. Но это не то, что мне нужно прямо сейчас.

Была какая-то оборонительная нотка в тоне Тары, и мне она казалась слишком знакомой. Я чувствовала, что жила с подобным ощущением где-то год после того, как начала терапию. Как только ты начинаешь понимать, что имеешь право на свою собственную личную жизнь, ты всеми силами стараешься защитить ее. Конечно, Тара не желала моего вмешательства. Но, с другой стороны, я должна была знать, что происходит.

— Не могла бы ты хоть немного рассказать мне о том, что ты делаешь?

Повисла напряженная тишина перед тем, как Тара произнесла.

— Я начала принимать антидепрессанты.

— Хорошо, — сказала я. — Ты можешь сказать об изменениях?

— Их нужно принимать в течение нескольких недель, но я думаю, что это уже помогает. И я много разговаривала с доктором Джеслоу. Она говорит, что то как нас воспитывали, нельзя назвать нормальным или здоровым способом воспитания. И когда твоя собственная мать сумасшедшая, которая тобой пренебрегает или конкурирует с тобой, то ты должна понять, что это делалось по отношению к тебе как ребенку, а затем, ты должна воздействовать на установку этого. Или…

— Или потом мы можем закончить тем, что повторим некоторые из ее ошибок, — сказала я мягко.

— Да. Таким образом, мы с доктором Джеслоу говорим о тех вещах, которые всегда беспокоили меня.

— Таких как…

— Похожих на то, как мама говорила, что я симпатичная, а ты умная… Это неправильно. Это заставляло меня думать, что я тупая, и что у меня нет ни одного шанса стать умнее. Я сделала много глупых ошибок из-за этого.

— Я знаю, милая.

— Возможно, я никогда не буду нейрохирургом, но я умнее, чем мама думает.

— Она не знает ни одну из нас, Тара.

— Я хочу встретиться с мамой лицом к лицу, хочу заставить ее понять, что она нам сделала. Но доктор Джеслоу говорит, что мама наверняка никогда не поймет этого. Я могу объяснять и объяснять, но она будет отрицать или просто скажет, что не помнит такого.

— Я согласна. Все мы, ты и я, можем поработать сами над своими проблемами.

— Я делаю это. Я узнаю многое, чего не знала раньше. Я становлюсь лучше.

— Хорошо. Потому что Люк соскучился по своей маме.

Тара отреагировала с недоверчивым рвением:

— Ты правда так думаешь? Он был со мной так мало, не знаю даже, помнит ли он меня.

— Ты носила его в течение девяти месяцев, Тара. Он знает твой голос. Твое сердцебиение.

— Он спит ночью?

— Хотела бы я этого, — сказала я с сожалением. — В большинстве своем он просыпается раза по три за ночь. Я привыкаю к этому — я стала спать настолько чутко, что как только он хотя бы немного начинает шуметь, я уже просыпаюсь.

— Может быть, даже лучше, что он с тобой. Я никогда не умела просыпаться быстро.

Я хихикнула.

— Он поднимает шум в один миг. Поверь меня, он сделает так, что ты выскочишь из постели, как вафля из тостера. — Сделав паузу, я осторожно спросила. — Как думаешь, Марк захочет увидеть его хоть на немножко?

Резко теплая дружеская атмосфера испарилась. Голос Тары стал плоским и холодным.

— Марк не отец. Я же сказала тебе, нет никакого отца. Люк только мой.

— Я не куплюсь на то, что Люк найден в капусте, Тара. Я имею в виду, что кто-то участвовал. И кто бы это ни был, он задолжал тебе некоторую помощь, более того, он должен Люку.

— Это мое дело.

Было трудно удержаться от замечания, что с тех пор как забота о Люке легла на мои плечи и на мой банковский счет, это было и мое дело тоже.

— Есть много практических нюансов, о которых мы не начали говорить, Тара. Если отец Люка помогает тебе, если он делает определенные обещания… Что ж, эти обещания должны быть зафиксированы юридически. И однажды Люк захочет узнать…

— Не сейчас Элла. Я опаздываю на занятия.

— Но если ты только позволишь мне…

— Пока, — телефон замолчал в моей руке.

Сердясь и волнуясь, я подошла к груде счетов и каталогов на кухонном столе, и нашла листок, оставленный мне Джеком с номером общества "Вечной Истины».

Я задавалась вопросом, какова была моя роль во всем этом. Мне было ясно, что Тара еще не созрела для принятия решения о будущем. Она была уязвима и, вероятно, обманывалась, думая, что Марк Готтлер позаботится и о ней, и о ребенке, что он будет обеспечивать и ее, и малыша постоянно. Возможно, он преследовал ее и воспользовался преимуществом, думая, что не будет никаких последствий, ведь у нее фактически нет семьи. Но у нее есть я.

Глава 12

В течение следующих двух дней я много раз звонила в общество Вечная Истина, прося о встрече с Марком Готтлером. В ответ я получала только уклончивые обещания, молчание или неправдоподобные оправдания.

Я использовала разные методы. Я знала, что самостоятельно мне не добиться встречи с Марком Готтлером. Он был одним из руководителей церкви, изолированным и недосягаемым для простых смертных.

Когда я рассказала Дэйну о своей проблеме, он сказал, что, возможно, у него есть некоторые полезные знакомства. У церкви была обширная сеть благотворительных учреждений, и его давний приятель имел отношение к пропаганде Вечной Истины в Центральной Америке. К сожалению, все эти усилия провалились, и я снова осталась одна там же, откуда и начинала.

— Ты должна поговорить с Джеком, — сказала Хэвен после того, как пришла с работы. — Это именно та проблема, в решении которой он удивительно хорош. Он знает всех. И он не стыдится быть навязчивым. И если я не ошибаюсь, у компании много контрактов с этой церковью.

Мы выпивали в квартире, которую она делила со своим женихом Харди Кейтсом. Хэвен сделала кувшин белой сангрии, смешав белое вино рислинг, с кусочками персиков, апельсинов и манго, и обильно плеснула туда персикового ликера.

Из квартиры с тремя спальнями отрывался вид на Хьюстон через сплошную стеклянную стену. Она была оформлена в утонченных естественных тонах, с не громоздкой мебелью, обитой дорогими тканями и мягкой кожей.

Такую квартиру я видела только в телешоу и кинофильмах. Я не доверяла тому удовольствию, которое получала от пребывания в такой красивой обстановке. Это не имело отношения к предубеждениям или зависти. Я всего лишь поняла, насколько временным было мое пребывание в этом мире, и я не хотела привыкать к нему. Хотя я никогда не считала себя честолюбивым человеком, я обнаружила потрясающее очарование роскоши. Со скрытой усмешкой я подумала о том, насколько я нуждалась в Дэйне, чтобы корректировать мои приоритеты.

Люк лежал на одеяле на полу, перевернувшись на животик. Я наблюдала за ним, очарованная, так как он редко поднимал головку. Он становился сильнее, сосредоточившись на своем деле. Казалось, он изменялся с каждым днем. Я знала, что он не сделал ничего такого, чего еще не делали миллионы младенцев в мире, что большинство людей скажет, что он обычен… но для меня он был удивителен. Я столь многого хотела для него! Я хотела, чтобы у Люка было все самое лучшее, а вместо этого он получил даже меньше, чем просто обыкновенное. Ни семьи, ни дома, ни даже матери на худой конец.

Лаская его макушку, я обдумывала то, что только что сказала Хэвен о Джеке.

— Я знаю, что он может помочь, — сказала я. — Но уж лучше я найду другой выход в этой ситуации. Джек и так много сделал для нас с Люком.

Хэвен взяла свой стакан сангрии и присела на пол рядом с нами.

— Я уверена, что он не возражал бы. Ты ему нравишься, Элла.

— Ему нравятся все женщины.

Это вызвала кривую ухмылку у Хэвен.

— Я не буду с этим спорить. Но ты отличаешься от обычных бикли-банни, которых я привыкла видеть рядом с ним.

Я бросила на нее быстрый взгляд и открыла рот, чтобы протестовать.

— О, я знаю, что ты не с ним, — сказала она. — Но очевидно, что интерес есть. По крайней мере, с его стороны.

— В самом деле? — я всеми силами пыталась, чтобы мой голос и выражение лица оставались спокойными. — Я не заметила этого. Я имею ввиду, Джек действительно был очень мил, помогая мне поселиться здесь… но он наверняка понимает, что я вернусь к Дэйну… и что я недоступна и… что за бикли-банни?

Она усмехнулась.

— Вообще-то это было название девчонок, которые бродили вокруг ковбоев родео, выискивая, кого бы подцепить. Сейчас это означает любую техасскую авантюристку, выискивающую сладкого папочку.

— Я не авантюристка.

— Нет, ты даешь советы в своей колонке. Ты советуешь, что нужно быть собой и следовать прямо к поставленной цели.

— Все должны меня слушаться, — сказала я, и Хэвен засмеялась, поднимая свой стакан.

Я поддержала тост и отпила глоток.

— Пей столько, сколько захочешь, к слову сказать, — сказала Хэвен мне. — Харди не прикоснется к этому. Он сказал, что выпьет фруктовый напиток лишь только в том случае, если мы окажемся на тропическом острове, и никто из тех, кого мы знаем, не будет этого видеть.

— Каково это, с хьюстонскими парнями? — спросила я потрясенно.

Хэвен усмехнулась.

— Я не знаю. У меня есть подруга из Массачусетса, она наведывалась недавно, так вот она сочла здешних мужчин настоящими находками.

— Они ей понравились?

— О да. Единственной ее жалобой было то, что они не болтали достаточно много, на ее вкус.

— Возможно, она заводила с ними не ту тему разговора, — сказала я, и Хэвен хихикнула.

— Без шуток. На прошлой неделе я вынуждены была выслушивать дискуссию Харди и Джека о всех возможных способа разжигания костра без спичек. Они насчитали семь.

— Восемь, — послышался глубокий голос из дверного проема, и я обернулась, чтобы увидеть человека, появившегося в квартире. У Харди Кейтса было поджарое, мускулистое телосложение, избыток сексуальной притягательности, и самые голубые в мире глаза, которые мне когда-либо приходилось видеть. Его волосы не были так черны, как у Джека, скорее имели насыщенный богатый оттенок коричневого. Кладя набитый кожаный портфель, он подошел к Хэвен. — Мы вспомнили, — продолжал он свою мысль, — что еще можно отполировать основание банки кока-колы, а отражение использовать для поджога трута.

— Восемь, в таком случае, — сказала Хэвен, смеясь, и подняла лицо, так как он склонился к ней для поцелуя. Когда он поднял голову, она сказала, — Харди, это Элла. Девушка, что остановилась в моей квартире.

Харди наклонился и протянул мне руку.

— Приятно с вами познакомиться, Элла. — Его улыбка стала шире, когда он увидел Люка. — Сколько ему?

— Около трех недель.

Он послал ребенку одобряющий взгляд.

— Красивый мальчик. — Ослабив узел галстука, Харди посмотрел на кувшин светлой жидкости на журнальном столике. — Что вы все пьете?

— Сангрию, — Хэвен улыбнулась появившемуся выражению на его лице. — В холодильнике есть пиво.

— Спасибо, но сегодня вечером я начну с чего-нибудь покрепче.

Хэвен с тревогой посмотрела вслед своему удаляющемуся на кухню жениху. Харди казался расслабленным, но, видимо, Хэвен тонко чувствовала его настроение, потому что тоненькая тревожная морщинка пересекла ее лоб. Она встала и пошла к нему.

— Что случилось? — спросила она, когда он налил себе порцию «Джека Дэниэлса».

Харди вздохнул.

— Сегодня выяснял отношения с Роем, — взглянув на меня, он пояснил: — один из моих партнеров. — Его внимание вернулось к Хэвен. — Проанализировал месторождения старой скважины, и он думает, что мы можем обнаружить нефтегазоносную зону, если продолжим бурение. Но анализ при бурении показывает, что даже если мы и найдем месторождение, оно не обязательно будет стоить, чтоб его разрабатывали.

— Рой не соглашается? — спросила Хэвен.

Харди покачал головой.

— Он борется, чтобы держать чековую книжку открытой. Но я сказал ему, что бюджет должен оставаться прежним до тех пор, пока… — он извиняющее улыбнулся мне, — простите, Элла. Мой язык становится грубым после моего общения с рабочими парнями.

— Нет проблем, — сказала я.

Хэвен аккуратно обняла его за плечи, когда он опрокинул еще рюмку.

— Рою следовало получше все разузнать, прежде чем спорить с тобой. Твое чутье в поисках нефти поистине стало легендарным.

Отодвинув рюмку, Харди послал ей скорбную улыбку.

— По мнению Роя, мое эго тоже.

— Рой сам полон этого, — она наклонилась к нему, — нуждаешься в крепком объятии?

Я склонилась к Люку и играла с ним, пытаясь проигнорировать то, что быстро переходило в нечто сугубо личное.

Я услышала приглушенный шепот Харди о том, что он получит все, что хочет, позже, сопровождаемый Хэвен в другую комнату. Глянув на них, я увидела, что его голова склонилась к ней. Я быстро обратила все свое внимание на ребенка. Им нужно немного побыть наедине, подумала я.

Когда она вернулась в комнату, я начала собирать свою большую цветастую сумку.

— Пора нам уже идти, — торопливо сказала я. — Хэвен, это была лучшая сангрия, которую я когда-либо…

— О, останьтесь на обед! — воскликнула она. — Я сделала много цыпленка-эскабеш6. У нас будет немного острых закусок, оливки и сыр Манчего.

— Она — великий повар, — сказал Харди, обхватывая ее за плечи руками и притягивая к себе. — Оставайтесь, Элла. Или я закончу тем, что буду пить эту проклятую сангрию вместе с нею.

Я смотрела на них с сомнением.

— Вы действительно уверены, что не хотите побыть немного наедине?

— Даже если вы уйдете, у нас все равно ничего не получится, — сказал Харди. — Джек поднимается сюда.

— Джек идет сюда? — спросили Хэвен и я одновременно. Волна беспокойства окатила меня.

— Да, я встретил его в холле и позвал на пиво. Он в отличном настроении. Он только что встретился с районным юристом по вопросу реконструкции собственности на Mаккини Стрит.

— Они смогут обойти ограничения?

— Адвокат говорит так.

— Я говорила Джеку не волноваться. Хьюстонское зонирование — миф. Такого никогда не было, — Хэвен послала мне одобрительный взгляд. — Все пройдет отлично, Элла. Вы сможете уговорить Джека посетить Вечную Истину.

— Вы хотите, чтобы Джек пошел в церковь? — спросил Харди безучастно. — Дорогая, он был бы поражен молнией, как только вошел бы через парадный вход.

Хэвен усмехнулась ему.

— По сравнению с тобой, Джек — певчий мальчик из церковного хора.

— Только потому, что он твой брат, — сказал он ей доброжелательно, — я позволю тебе сохранить свои иллюзии.

Зазвенел дверной звонок, и Хэвен пошла, чтобы ответить на него. Я была так раздражена, что чувствовала биение своего пульса. Поцелуй ничего не означал, говорила я сама себе. Ощущение его тела рядом с моим ничего не значило. Его личный сладкий вкус, его жар…

— Эй, босс, — поднявшись на пальчики, Хэвен порывисто обняла Джека.

— Ты называешь меня боссом, только когда тебе что-то нужно, — сказал Джек, следуя за ней в квартиру. Он застыл с непроницаемым выражением лица, увидев меня. Он, должно быть, заглянул домой перед этим, чтобы переодеться после работы, потому что на нем были линялые джинсы и свежая футболка, которая, казалось, светилась белизной на фоне его бронзовой от загара кожи. Я расстроилась этому открытию, потому что это лишний раз ударяло по моему самообладанию.

Он непреодолимо сочетал в себе жизненную энергию, уверенность, мужественность все это смешивалось в нем в идеально-пропорциональный коктейль.

— Привет, Элла, — сказал он мне, слегка кивнув головой.

— Привет, — сказала я слабо.

— Вы с Эллой остаетесь на обед, — сообщила ему Хэвен.

Джек встревожено посмотрел на нее, а потом обратно на меня.

— В самой деле?

Я кивнула, схватив свою сангрию, ухитрившись каким-то образом не опрокинуть ее.

Притормозив около меня, Джек поднял с пола Люка и прижал его к своей груди.

— Привет, малый. — Ребенок внимательно его разглядывал, пока Джек играл с его крошечной ручкой. — Как кроватка? — спросил меня, в то время как его внимание все еще было сосредоточено на Люке.

— Все отлично. Очень крепкая.

Тогда он встретил мой пристальный взгляд. Мы сидели очень близко. Радужные оболочки его глаз были на удивление ясны и прозрачны, как некая экзотическая специя, растворенная в бренди. Тебе нужен вызов, говорил он мне, и в его взгляде, наряду с обещанием, что мне не победить, я прочитала, что я буду еще и наслаждаться своим поражением.

— У Эллы кое-какая проблема, и мы надеялись, что ты сможешь помочь, — сказала Хэвен из кухни, открывая холодильник.

Джек внимательно на меня уставился, а один уголок его рта нахально пополз вверх.

— И что же у тебя за проблема, Элла?

— Ты хочешь пиво, Джек? — послышался голос Харди.

— Да, — ответил Джек. — "Клин Лайм", если у меня есть возможность выбора.

— Я пытаюсь устроить встречу с Марком Готтлером, — сказала я Джеку, — чтобы поговорить с ним о моей сестре.

— С ней все в порядке?

— Да, думаю, что да. Но мне не кажется, что она делает хоть что-нибудь, чтобы защитить свои интересы, или Люка. Я должна встретиться с Готтлером и надавить на него кое в чем. Он не собирается оплачивать больничный счет Тары и умывает руки, думая, что его все это не касается. Он должен справедливо поступить с Тарой и Люком.

Укладывая Люка обратно на одеяло, Джек подобрал небольшого набивного кролика, и подвесил его над ним, заставляя Люка барахтать ножками от удовольствия.

— То есть, ты хочешь, чтобы я доставил тебя туда, — сказал он.

— Да, я должна встретиться с Готтлером лично.

— Я могу организовать встречу, только единственный способ попасть туда лежит через проникновение.

Я бросила на него оскорбленный взгляд, не в силах поверить, что он предлагает мне такое, когда его сестра слышит каждое наше слово.

— Если думаешь, что я пересплю с тобой только для того, что бы встретиться с Готтлером…

— Я сказал через проникновение, а не через постель.

— Ох, — виновато произнесла я, — ты имел в виду что-то типа компьютерного вируса?

Джек кивнул, выглядя сардонически.

— Я придумаю какую-нибудь причину для встречи с ним и возьму тебя с собой. Не подразумевая никакого секса. Хотя, если ты чувствуешь себя признательной…

— Я не столь признательна. — Однако все же я не смогла сдержать улыбку, потому что мне еще не приходилось встречать человека, источавшего столько сексуальной энергии, держа в руках игрушечного кролика.

Джек проследил за моим пристальным взглядом к игрушке в его руке.

— Что за чепуху ты покупаешь ему? Такое не годится для мальчиков.

— Ему нравится, ответила я. — Что не так в кроликах?

Хэвен сидела рядом на пуфике, улыбаясь с сожалением.

— Наш брат Гейдж такой же, — сказала она мне. — Очень уж схожи идеи относительно того, что касается воспитания мальчиков. Хотя, не думаю, что у него возникли бы проблемы с кроликом, Джек.

— У него бант на хвосте, — послышалось мрачное заключение Джека. Но, тем не менее, он продолжал держать игрушку, прыгая ею по грудке Люка, и заставляя его тем самым приподнимать головку.

Хэвен и я засмеялись очаровательному выражению личика Люка.

— Мужчины и женщины по-разному относятся к детям, — сказала Хэвен. — Гейдж более грубо играет с Мэтью, подбрасывает его в воздух, удивляет его, и малыш, кажется, любит его. Я полагаю, именно поэтому хорошо иметь обоих… — она быстро прервалась и покраснела, слишком поздно вспомнив, что у Люка не было отца, о котором можно было бы поговорить. — Прости, Элла.

— Все в порядке, — тут же ответила я. — Видимо, некоторое время Люк не будет столь уж избалован мужским вниманием. Но, я надеюсь, что однажды моя сестра найдет порядочного мужчину, и у Люка будет отчим когда-нибудь.

— С ним все будет хорошо, — сказал Джек, все еще держа кролика, в то время как Люк схватил кролика за ухо. — Бог свидетель, нашего отца практически никогда не было рядом. А когда и был, то мы не могли дождаться мига, когда сможем избавиться от него. Мы росли без отца большую часть времени.

— И посмотрите, какими мы стали, — сказала Хэвен. Они посмотрели друг на друга, она и Джек, и рассмеялись, как будто над какой-то шуткой.

Мы чудесно пообедали, и каждый поочередно держал Люка. Хэвен продолжала разливать сангрию, и я пила до тех пор, пока не почувствовала приятное головокружение. Я смеялась больше, чем за несколько недель. Я все задавалась вопросом, что это значит, как я могу наслаждаться обществом людей, которые так сильно отличаются от Дэйна и моих друзей из Остина.

Я была уверена, что Дэйн найдет многое, что можно раскритиковать в Джеке и Харди, они оба были специалистами в закулисных сделках и в отклонении от правил. Они были старше, чем мужчины, к которым я привыкла, и намного более циничны и, возможно, более безжалостны, когда приходилось добиваться желаемого. И все же, дьявольски обаятельны.

Это опасно, думала я. Любезные манеры и очарование затмевали то, кем они на самом деле являлись. Это такой тип людей, ведущих вас от компромисса к компромиссу, заставляя думать, что вы будете счастливы от этого. И только после того, как вы попадетесь в ловушку, то поймете, какую ошибку совершили. И даже осознавая это, меня все равно непреодолимо тянуло к Джеку Тревису.

Я сидела рядом с ним на одном из глубоких бархатных диванов, пытаясь понять, что за чувство закралось в меня. Я, наконец, поняла, что же это было — расслабление. Я никогда не была особо мягким человеком, всегда взвинченная и ждущая чрезвычайной ситуации, чтобы отразить удар. Но сегодня вечером я была странно непринужденной. Возможно, дело было в том, что я была в ситуации, когда мне не надо было защищать себя или что-то доказывать. А возможно, дело было в теплом тельце малыша, спящего на моих руках.

И когда я отклонилась назад с Люком, я оказалась под теплым боком Джека, так как одна из его рук была закинута на спинку дивана. Закрыв глаза, я позволила себе положить голову ему на плечо. Только на одно мгновение. Одна из его рук коснулась моего лица, а затем начала поглаживать мои волосы.

— Что ты добавляла в эту проклятую сангрию, Хэвен? — услышала я мягко заданный вопрос Джека.

— Ничего, — сказала она, защищающимся тоном. — Белое вино, в основном. Я выпила столько же, сколько и Элла, и все в порядке.

— Я в порядке тоже, — запротестовала я, пытаясь удерживать свои глаза открытыми. — Только… — я сделала паузу, пытаясь сконцентрироваться, чтобы правильно построить слова. На языке я чувствовала привкус скотча. — В сон клонит.

— Элла, дорогая, — голос Джека дрожал от смеха, а его рука отодвинула мои волосы. Через его пальцы пробивался свет, а он продолжал перебирать пальцами, нежно поглаживая мои виски. Я снова закрыла глаза и спокойно сидела, надеясь, что он не остановится.

— Который час? — пробормотала я, зевая.

— Восемь тридцать.

Я услышала, как Хэвен спросила:

— Может, мне сделать кофе?

— Нет, — сказал Джек, прежде чем я успела ответить.

— Ликер может ударить в голову уставшему человеку, — произнес Харди с сочувствием. — Похожее происходит на буровой установке. Несколько недель ночной сменой, и устаешь так, что банка пива сваливает с ног.

— Я все еще привыкаю к режиму Люка, — сказала я, растирая сонные глаза. — Нельзя сказать, что он хорошо спит. Даже для младенца.

— Элла, — сказала Хэвен доброжелательно и заботливо, — у нас есть еще одна спальня. Почему бы тебе не расположиться там сегодня? Я позабочусь о Люке, а ты сможешь немного отдохнуть.

— Нет. Все так хорошо… Вы такие… Мне всего лишь надо… — я сделала паузу, чтобы зевнуть, и забыла о том, что хотела сказать. — Надо найти лифт, — сказала я неопределенно.

Хэвен подошла ко мне и забрала ребенка с рук.

— Я положу его в люльку.

Мне было жаль, что я не могла провести еще пять минут под боком у Джека. Мускулы под его футболкой подпирали мою щеку так упруго, так чудесно.

— Еще чуть-чуть… — пробормотала я, прячась глубже. Я вздохнула и начала дремать, смутно прислушиваясь к тихой беседе вокруг.

— …трудно то, что она делает…

— … как там дела с парнем из Остина?… — спросил Харди.

— Все еще не завершено, — ответил Джек полным презрения тоном. И хотя я хотела сказать хоть что-то в защиту Дэйна, но была слишком измотана, чтобы издать хоть звук.

А потом или я слишком долго дремала, или вокруг установилась тишина, но я ничего больше не слышала в течение некоторого времени.

— Элла, — в конце концов услышала я, и раздраженно покачала головой. Мне было очень удобно, и я хотела, чтобы голос исчез.

— Элла, — что-то мягкое и горячее пощекотало мою щеку. — Позволь мне провести тебя в твою квартиру.

Я была слишком измучена, чтобы понять, что во сне я буквально вырубилась перед ними и сейчас оказалась на коленях у Джека.

— Хорошо. Да. Извиняюсь, — я изо всех сил рванулась вверх, пытаясь поймать равновесие.

Джек протянул руку, чтобы поддержать меня.

— Полегче.

Раскрасневшаяся и хмельная, я нахмурилась.

— Я не пила слишком уж много.

— Мы знаем это, — сказала Хэвен успокаивающе, и бросила на своего брата предупреждающий взгляд. — Ты — последний человек, который может ее дразнить, мистер Спящая Инерция.

Джек усмехнулся и пояснил мне:

— Я встаю в семь утра каждое утро, но на самом деле толком не просыпаюсь до самого обеда. — Он продолжал поддерживать мои плечи своими руками. — Давай, голубоглазка! Я помогу тебе найти лифт.

— Где ребенок?

— Я только что покормила и переодела его, — сказала Хэвен.

Харди поднял люльку Люка и передал ее Джеку, который взял ее свободной рукой.

— Спасибо, — я бросила на Хэвен печальный взгляд, когда она подала мне сумку с памперсами. — Приношу извинения.

— За что?

— За то, что уснула вот так.

Хэвен улыбнулась и подалась вперед, чтобы обнять меня.

— Не о чем сожалеть. Какие могут быть счеты между друзьями? — Ее тело было гибким и сильным, а маленькая ручка поглаживала мою спину. Этот жест удивил меня своей простотой и непринужденностью. Я неловко обняла ее в ответ. — Она мне нравится, Джек.

Джек ничего не ответил, а лишь подтолкнул меня к прихожей.

Я едва передвигалась, полуслепая от утомления, пошатываясь из стороны в сторону. Потребовалась большая концентрация, чтобы делать шаг за шагом.

— Не знаю, почему я так устала сегодня вечером. Полагаю, все это просто копилось во мне, вот и все. Просто меня все вымотало, я полагаю… — Я чувствовала, как рука Джека спустилась к моей пояснице, подталкивая меня вперед. Я решила говорить как можно больше, чтобы поддерживать себя в сознании. — Знаешь, хроническое нодо… недосып…

— Недосыпание.

— Да, — я помотала головой, чтобы прояснить ее. — Это становится причиной пробелов в памяти и повышения кровяного давления. И это приводит к профессиональным рискам. Какая удача, что я не могу быть им подвержена. Единственное, что может произойти со мной на работе, так это то, что я упаду вперед и стукнусь головой о клавиатуру. Если когда-нибудь отпечаток клавиатуры будет у меня на лбу, то будет совершенно понятно, что случилось.

— Идем сюда, — сказал Джек, подводя меня к лифту. Я искоса посмотрела на ряд кнопок и добралась до одной. — Нет, — сказал он терпеливо. — Это девять, Элла. Нажми на перевернутую вверх тормашками девятку.

— Они все тут вверх тормашками, — сказала я, но все же сумела найти шестерку. Встав в углу, я сложила руки на животе. — Почему Хэвен сказала «она мне нравится»?

— А почему ты должна ей не нравиться?

— Просто… просто если она говорит это тебе, то это подразумевает… — я пыталась сфокусироваться на одной мысли, — …кое-что…

Послышался его тихий смешок.

— Не стоит думать об этом сейчас, Элла. Оставь это на потом.

Это казалось хорошей идеей.

— Хорошо.

Дверь лифта открылась и я, шатаясь, выбралась оттуда в сопровождении Джека.

Скорее благодаря удаче, а не собранности, я правильно набрала код на моей двери. Мы вошли в квартиру.

— Нужно сделать бутылочку, — сказала я, направляясь к кухне.

— Я позабочусь об этом. Пойди, надень свою пижаму.

Я с благодарностью вошла в спальню и переоделась в футболку и фланелевые штаны. К тому времени, когда я закончила чистить зубы, умываться, и пошла на кухню, Джек уже наполнил бутылочки, положил их в холодильник и уложил Люка в манежик. Он улыбнулся, когда я нерешительно подошла к нему.

— Ты похожа на маленькую девочку, — пробормотал он, — с таким чистым и светящимся лицом. — Он коснулся моего лица одной рукой, а большим пальцем другой руки начал поглаживать темные круги под моими глазами. — Усталая девочка.

Я вспыхнула.

— Я не ребенок.

— Я знаю это, — он притянул меня ближе, крепче обняв, контролируя мое равновесие. — Ты сильная, умная женщина. Но даже сильным женщинам иногда необходима помощь. Ты сама себя гробишь, Элла. Да, я знаю, что ты не любишь советов, только если сама их не даешь. Но тебе придется выслушать несколько в любом случае. Ты должна наперед подумать о том, что ты будешь делать с Люком.

Я была так поражена, что смогла лишь когерентно ответить.

— Вся эта ситуация вовсе не займет много времени.

— Ты не знаешь этого. Особенно, если все зависит от Тары.

— Я знаю, что люди могут измениться.

— Люди могут изменить свои привычки, возможно. Но вряд ли они могут изменить то, кем они являются глубоко в душе, — Джек начал растирать мои спину и плечи, и разминать напряженные мускулы на затылке. Я издала тихий стон от давящих прикосновений его пальцев.

— Я надеюсь, черт возьми, что Тара будет в состоянии решить свои проблемы, стать хоть немного приличной матерью и спустить тебя с крючка. Но, будь я проклят, если такое случится. Я думаю, что ситуация становится все более сложившейся, чем ты сама можешь себе позволить представить. Ты — новая мать, готова ты к этому или нет. Ты перегоришь, если не будешь сама заботиться о себе. Ты должна спать, когда ребенок спит. Ты должна найти дневную помощницу: или няню, или сиделку.

— Я не собираюсь быть здесь так долго. Скоро Тара приедет, а я вернусь назад, в Остин.

— Назад к чему? К парню, который полагается на тебя, когда тебе самой нужна помощь? Что такого делает Дэйн сейчас, что это намного важнее, чем помощь тебе? Борется за права подверженных опасности папоротников?

Я напряглась и отодвинулась от него, раздраженная вмешательством в мое сугубо личное.

— Ты не имеете никакого права осуждать Дэйна или мои с ним отношения.

Джек издал насмешливый звук.

— Да как можно простить в таких отношениях уже то, что он запретил тебе привозить ребенка в Остин? Знаешь, что он должен был сказать?… «Черт, Элла, да, я поддержу тебя независимо от того, что ты делаешь. Всякая дрянь случается. Мы справимся с этим. А сейчас приди домой и ложись в постель».

— У Дэйна не было никакой возможности справляться с этим и еще держать на плаву компанию, и ты понятия не имеешь, сколько причин у него было, скольким людям он помогает…

— Его женщина должна быть номер один в списке дел.

— Избавь меня от философских умозаключений. И прекрати набрасываться на больные места Дэйна. Ты-то сами когда-нибудь отводил женщине почетное первое место?

— Я собираюсь сделать тебя первой прямо сейчас, дорогая.

Это высказывание можно было истолковать по-разному, но блеск в его глазах придал ему исключительно непристойный подтекст. Мои мысли рассыпались, а пульс начал сходить с ума. С его стороны было несправедливо наступать на меня, когда я была так вымотана. Но, очевидно, в списке приоритетов Джека Тревиса справедливость находится намного ниже, чем секс. И мы ходили вокруг да около него. И так было с самого начала. И не было никакого способа одному из нас покинуть этот дикий замкнутый круг.

Я сбежала за журнальный столик, как оскорбленная девственница в каком-то Викторианском мелодраматическом спектакле.

— Джек, сейчас не подходящее время. Я действительно устала и не могу думать здраво.

— Именно это и делает этот момент весьма подходящим. Если бы ты была отдохнувшей и трезвой, то мне стоило бы чертовских усилий спорить с тобой!

— Я ничего не делаю в порыве импульса. Я ничего не… — я замолкла, резко втянув воздух, когда он преодолел расстояние между нами и схватил меня за запястье. — Отпусти… — казалось, мой голос едва был слышен.

— Сколько парней у тебя было, Элла? — мягко спросил он, обводя меня вокруг журнального столика.

— Я не думаю, что люди должны говорить друг другу о количестве… А вообще, однажды я написала колонку…

— Один, два? — прервал он, подбираясь все ближе.

Я задрожала.

— Один с половиной.

Улыбка коснулась его губ.

— Как у тебя может быть полтора парня?

— Мы встречались с ним в старшей школе. Мы экспериментировали. Я должна была подготовиться ко всему с ним, но до того, как все произошло, однажды я вернулась домой и застукала его в постели с моей матерью.

С полным сочувствия вздохом, Джек притянул меня так близко, и держал столь заботливо и надежно, что у меня, черт возьми, не было ни одного шанса противостоять ему.

— Я уже справилась с этим, — добавила я.

— Правильно, — он продолжал держать меня.

— Секс с Дэйном всегда был замечательным. Поэтому я никогда не смотрела на сторону.

— Хорошо.

— Вообще-то, я не очень-то сведуща в этих делах.

— Конечно, — его руки удерживали меня до тех пор, пока у меня не осталось иного выбора, как откинуть голову назад ему на плечо. Я медленно расслаблялась. В комнате было настолько тихо, что был слышен только звук его и моего дыхания и гул кондиционера.

Боже правый, он пах великолепно.

Я не хотела иметь дела ни с чем из этого. Это было, как будто тебя прикрепили к сиденью американских горок, и ты ожидаешь начала поездки, зная, что это будет просто нечто. Бросить вызов смерти.

— Когда-нибудь представляла, каково это будет с кем-то еще? — мягко спросил Джек.

— Нет.

Я чувствовала, как он щекочет губами мои волосы.

— У тебя никогда не было спонтанного мгновения, когда бы ты сказала «Какого черта?» и пошла на это?

— У меня не бывает спонтанных мгновений.

— Так вот одно такое для тебя, Элла, — губы Джека нашли мои, настойчиво подчиняя, когда я попыталась уклониться от него. Сильными пальцами он обхватил мою шею. Шок пронзил меня, заставляя мое сердце выбивать сильный, безумный ритм. Он продолжал целовать меня долгими неприличными поцелуями, прикосновение его кожи было подобно горячему шелку. Я задыхалась от трения его чистовыбритых щек, от настойчивого исследования его языка.

Вслепую я поймала его запястья, одно позади моей шеи, другое сбоку, и крепко держала, кончиками ногтей впиваясь в каменные мускулы. Я не знала, пыталась ли я оттолкнуть его руки, или же наоборот, притянуть их ближе. Он продолжал целовать, тщательно и мастерски изучая меня. Я отпустила его запястья и прильнула к его возбужденному естеству. Я никогда не существовала в таком исключительно физическом смысле, ни о чем не думая, ничего не сознавая. Только нуждаясь. Требуя.

Он опустил одну руку на мое самое сокровенное место, побуждая меня прильнуть к нему еще плотнее, и я задыхалась, выгибаясь в отчаянном усилии удержать его. Его поцелуи охмеляли, а его рот заглушал всхлипы, рвавшиеся из моего горла. Я прижималась к нему, мои ощущения обострились, а мышцы были напряжены, как натянутая тетива, от каждого точного нажима его руки. Ничто и никогда не было столь восхитительно, как его рот, его тело, его руки, направляющие меня до тех пор, пока наши бедра не слились в ленивом тонком ритме.

Напряжение накатывало волной, обещая вот-вот выплеснуться наружу… неудержимо, неконтролируемо… взрывом сексуального удовлетворения, что заставило бы меня умирать от унижения. Начиная с поцелуя и заканчивая объятиями при полном параде. Не собираясь допустить продолжения, я лихорадочно обдумывала ситуацию, чувствуя, как рот буквально разрывается от поцелуя.

— Подожди, — сказала я судорожно, мои пальцы беспомощно заплутали в его рубашке. Мое тело пульсировало в каждой точке. Мой рот, казалось, совершенно распух. — Я должна остановиться.

Джек посмотрел вниз на меня, тяжело поднимая веки, его скулы и переносица окрасились румянцем.

— Еще нет, — сказал он четко. — Мы только подходим к самой главной части, — и прежде, чем я успела издать хоть звук, он наклонился ко мне, чтобы снова завладеть моим ртом. На этот раз в движениях была некая целенаправленность, бесстыдная, сводящая с ума неспешность. Он подталкивал меня, дразнил, позволяя моему извивающемуся телу самому контролировать темп.

Вкус, движение, горячее ритмичное поглаживание, все это посылало исступленные импульсы в одну точку. Я судорожно рванулась к нему, издавая низкий крик. Порыв был настолько силен, что я не могла поспеть за своими собственными движениями. Я задрожала и выгнулась, сжимая в руках его рубашку. И Джек продлил удовольствие, поддержав неторопливый скользящий ритм, совершенно точно зная, что он делает. Когда последние спазмы покинули мое тело, рассыпавшись в раскаленном добела зареве, я захныкала и осела около него.

— О нет. О боже. Ты не должен был этого делать.

Джек покусывал мой подбородок, мою пылающую щеку, нежную кожу моего горла.

— Это хорошо. Это все хорошо, Элла.

Мы оба затихли, ожидая, пока я восстановлю дыхание. Будучи так тесно прижатой к нему, мне было трудно не заметить, что он все еще возбужден. Каковы были правила секса в такой ситуации? Я должна была отплатить, так?

— Я полагаю, — я запнулась после продолжительной паузы, — теперь я должна сделать что-то для тебя?

Черные как ночь глаза Джека озорно блеснули.

— Все в порядке. К моему удовольствию.

— Это несправедливо по отношению к тебе.

— Отдохни немного. Позже ты сможешь сказать мне, что там есть в меню.

Я смотрела на него в замешательстве, задаваясь вопросом, что он может ожидать от меня. У меня была нормальная здоровая сексуальная жизнь с Дэйном, но мы никогда не касались чего-то такого, что любой другой может назвать эксцентричной крайностью.

— Моё меню довольно ограничено.

— Учитывая, насколько мне понравилась закуска, я не буду жаловаться. — Джек осторожно освободил меня, одной рукой придерживая, чтобы я не шаталась. — Хочешь, чтобы я отнес тебя в постель? — Его тон был дразнящим и нежным. — Заправить одежду?

Я покачала головой.

— Тогда продолжим, — пробормотал Джек. Я почувствовала, как он ласкает мое естество.

Позже он покинул квартиру, в то время как я смотрела вслед ему, чувствуя себя ошеломленной, ликующей и ужасно виноватой. Я закусила губу, чтобы удержаться от возгласа и не позвать его обратно.

Я проверила Люка, который крепко спал, а затем вернулась в спальню и плюхнулась на покрывало. И вот я лежала в темноте, а моя совесть махала мне маленьким белым флагом, выползая из канавы.

Я вдруг отдала себе отчет в том, что мы с Дэйном не разговаривали ни этой ночью, ни прошлой. Привычная модель моей жизни блекла, как наколотая татуировка.

Я в беде, Дэйн. Думаю, я собираюсь совершить ужасную ошибку. И, кажется, я не буду этому сопротивляться.

Я заблудилась.

Позволь мне вернуться домой.

Если бы я не была так измотана, я бы позвонила Дэйну. Но я знала, что не смогу говорить связно. И в каком-то ожесточенном, обиженном уголке моего сердца я хотела, чтобы Дэйн позвонил мне.

Но телефон продолжал молчать. И когда я заснула, Дэйну не было места в моих сновидениях.

Глава 13

Дорогая Мисс Независимость,

Я только что начала встречаться с парнем, с которым у меня нет ничего общего. Он на несколько лет моложе меня, и у нас различные вкусы во всем. Он любит проводить время на воздухе, я люблю оставаться в помещении. Ему нравится фантастика, а я обожаю вязание. Несмотря на все это, я никогда так не теряла голову ни от кого. Но боюсь, что из-за того что мы такие разные, отношения обречены на провал. Нужно ли мне прервать их сейчас, прежде чем мы слишком привяжемся друг к другу?

Обеспокоенная из Валла Валла.

Дорогая Обеспокоенная,

Иногда, когда мы этого не замечаем, появляются отношения. Нет никаких правил, что влюбленные должны быть совершенно одинаковыми. На самом деле, есть научное подтверждение, которое утверждает, что на генетическом уровне, люди, которые являются полной противоположностью, могут жить в здоровых и долговременных отношениях. Но, в реальности, кто может объяснить тайны привлекательности? Будем винить в этом Купидона. Луну. Форму улыбки. Вы оба можете прекрасно уживаться и с различными вкусами, если вы будете их уважать. Вы говорите «помидор», он говорит «помидора». Пусть так и будет, Обеспокоенная. Полный вперед. Обычно, мы узнаем больше о себе от людей, которые отличаются от нас.

Мисс Независимость.

Я глядела на экран компьютера. «Пусть так и будет?» — пробормотала я. Я ненавидела пускать все на самотек. Я никогда не шла в незнакомые районы, не сверившись с картой. Что бы я ни покупала, я записывала регистрационный номер и номер гарантии. Когда у нас с Дэйном был секс, мы использовали презервативы, спермицид, и противозачаточные пилюли. Я никогда не ела еду, содержащую красный краситель. Я пользовалась кремом от загара с двухзначной защитой.

Вам нужно повеселиться, сказал мне Джек, и после доказал свою способность это устроить. У меня было ощущение, что если я все пущу на самотек с ним, то мы будем серьезно развлекаться, по-взрослому. За исключением этого, в жизни нет места развлечениям, необходимо поступать правильно, и если ты повеселилась в процессе, то тебе повезло.

Я съеживалась при мысли о следующей встрече с Джеком, размышляя, что я могла бы ему сказать. Если бы я могла кому-то довериться. Стейси. Но я знала, что она сообщит Тому, который намекнет Дэйну.

Среди дня зазвонил телефон, и я увидела номер Джека на дисплее. Я потянулась к телефону, потом отдернула руку, потом снова осторожно потянулась.

— Алло?

— Элла, как дела? — Голос Джека звучал уверенно и деловито. Офисный голос.

— Замечательно, — осторожно ответила я. — А ты?

— Чудесно. Послушай, я позвонил в «Вечную Истину» утром и хочу отвезти тебя на свидание. Давай мы встретимся и пообедаем в ресторане?

— Том, который на восьмом этаже?

— Да, ты можешь взять с собой Люка. Встретимся там через двадцать минут.

— А ты не можешь мне сказать сейчас?

— Нет, мне нужна компания за обедом.

Легкая улыбка появилась у меня на губах.

— Должна ли я считать, что я — твой единственный вариант?

— Нет. Но ты — мой любимый вариант.

Я была рада, что он не видит, какого цвета стало мое лицо.

— Я приду.

И так как я все еще была в пижаме, то я бросилась к шкафу, и схватила бежевый саржевый пиджак, белую рубашку, джинсы и сандалии с клиновыми каблуками. Остальное время я занималась Люком, переодев его в свежие ползунки и маленькие джинсы, которые застегивались на внутренней стороне ног.

Когда я была уверена, что мы выглядим презентабельно, я положила его в люльку, и повесила сумку с подгузниками на плечо. Затем мы поднялись в ресторан: современное бистро с черными, кожаными креслами и стеклянными столиками, и цветными работами абстракционизма на стенах. Большинство обедающих были деловыми людьми — женщины в консервативных платьях, мужчины в классических костюмах. Джек уже был здесь и разговаривал с официанткой. Он был стройным и красивым в темно-синем костюме и ультрамариновой рубашке. Я с сожалением отметила, что в Хьюстоне, в отличие от Остина, люди одеваются по-светски на обед.

Джек увидел меня и подошел, чтобы взять люльку с Люком. Он ошеломил меня, быстро поцеловав в щеку.

— Привет, — сказал он и подмигнул. Я была раздосадована, когда поняла, что испытываю смущение и тяжело дышу, как будто меня застукали за просмотром кабельного канала для взрослых.

Джек, казалось, знал точно, о чем я думаю. Он медленно улыбнулся.

— Не будь таким самодовольным, — сказала я ему.

— Я не самодовольный. Это просто улыбка.

Официантка провела нас к угловому столику у окна, и Джек положил люльку Люка на стул рядом с моим. Усадив меня, Джек протянул мне небольшой голубой пакет с тонкими ручками.

— Что это? — спросила я.

— Это для Люка.

Я залезла в пакет и вынула маленький грузовичок для малышей. Он был мягким и пластичным, сшитым из материалов различной текстуры. Колеса издавали шуршащий звук при их повороте. Я попробовала потрясти игрушку и услышала грохочущий звук. Улыбаясь, я показала игрушку Люку и положила ее ему на грудь. Он сразу же начал ощупывать новую интересную вещь своими крохотными пальчиками.

— Это — грузовик, — сказала я малышу.

— Автомобильный фронтальный погрузчик, — предложил мне свою помощь Джек.

— Спасибо. Я надеюсь, что теперь мы сможем избавиться от девчачьего кролика.

Наши взгляды соединились, и я обнаружила, что улыбаюсь ему. Я все еще могла чувствовать то место на щеке, куда он меня поцеловал.

— Ты лично говорил с Марком Готтлером? — спросила я.

В глазах Джека блеснул смешок.

— Обязательно нужно начинать с этого?

— А с чего мы должны начать?

— Ты не могла меня спросить, например: «Как прошло твое утро?» или «Что для тебя значит прекрасный день?»

— Я уже знаю, что для тебя значит прекрасный день.

Он изогнул бровь, как будто это его удивило.

— Правда? Давай я послушаю.

Я собиралась сказать что-то дерзкое и смешное. Но посмотрев на него, я решила ответить серьезно.

— Гм, я полагаю, что это был бы коттедж на пляже…

— Мой прекрасный день включает женщину, — заметил он.

— Ладно. Есть подруга. Очень неприхотливая.

— Я не знаю таких.

— Вот почему эта тебе так нравится. И коттедж, кстати, деревенский. Ни кабельного, ни радио, и вы оба выключили свои мобильные телефоны. Вы вдвоем прогуливаетесь утром по пляжу, возможно, купаетесь. И ты собираешь цветные морские камешки, чтобы затем положить их в банку. Позже, вы вдвоем едете на велосипедах до города, и направляетесь в магазин снаряжения и покупаете вещи для рыбалки… что-то вроде наживки…

— Мух, не наживку, — ответил Джек, взгляд которого не отрывался от моего лица. — Обманки Лефти.

— Для какой рыбы?

— Для красной.

— Чудесно. Значит, потом ты отправляешься рыбачить…

— Девушка тоже?

— Нет, она остается, и будет читать.

— Ей не нравится рыбалка?

— Нет, но она считает, что это хорошо для тебя и она говорит, что это здорово, иметь разные интересы, — Я запнулась. — Она завернула очень большой сандвич и пару банок пива для тебя.

— Эта женщина мне нравится.

— Ты выходишь в море на лодке, а потом приносишь домой знатный улов и жаришь его на гриле. Ты и твоя женщина ужинаете. Вы сидите, задрав ноги, и разговариваете. Иногда вы замолкаете, чтобы послушать звуки приближающегося прилива. Потом вы идете на пляж с бутылкой вина, и сидите на одеяле, глядя на закат, — закончила я и ожидающе посмотрела на него. — Как это было?

Я подумала, что Джека это позабавит, но он смотрел на меня с ошеломляющей серьезностью.

— Чудесно. — А потом он тихо смотрел на меня, как будто пытаясь разгадать сложную загадку.

Официантка подошла к нам, описала фирменные блюда, приняла наш заказ на напитки, и оставила нам корзинку с хлебом.

Потянувшись за стаканом воды, Джек стер большим пальцем остаток конденсата на стакане. Потом он посмотрел на меня, как будто бросая вызов.

— Моя очередь, — сказал он.

Я улыбнулась, забавляясь.

— Ты собираешься угадать мой прекрасный день? Это слишком просто. Все, что в нем будет — это затычки для ушей, жалюзи на окнах и двенадцать часов сна.

Он не обратил на внимания на это.

— Чудесный осенний день…

— В Техасе нет осени. — Я потянулась за кусочком хлеба с крупинками базилика, впечатанными в него.

— Ты в отпуске. Там осень.

— Я сама или с Дэйном? — поинтересовалась я, макая краешек хлебца в крошечное блюдечко с оливковым маслом.

— Ты с парнем. Но это не Дэйн.

— Дэйн не является частью моего прекрасного дня?

Джек медленно покачал головой, глядя на меня.

— Новый парень.

Откусив кусочек плотного, вкусного хлеба, я решила посмеяться над ним.

— А где я и тот новый парень проводим отпуск?

— В Новой Англии. Вероятно, Нью-Гемпшир.

Заинтригованная, я размышляла над этой идеей.

— Я никогда не была настолько далеко на севере.

— Вы остановились в старом отеле с верандами, и канделябрами, и садами.

— Это звучит хорошо, — признала я.

— Ты и этот парень едете в горы, чтобы взглянуть на цвет листьев, и вы нашли маленький городок, где проходит фестиваль ремесел. Вы останавливаетесь и покупаете пару пыльных старых книг, кучу сделанных в ручную рождественских украшений, и бутылку настоящего кленового сиропа. Вы возвращаетесь в отель и немного спите, с открытыми окнами.

— Ему это нравится?

— Обычно нет. Но для тебя он сделает исключение.

— Мне нравится этот парень. Так что происходит, когда мы проснемся?

— Вы одеваетесь на ужин и спускаетесь в ресторан. За столиком рядом с вашим сидит пожилая пара, которая, кажется, жената, уже по меньшей мере, лет пятьдесят. Ты и этот парень по очереди пытаетесь угадать секрет такого долгого брака. Он говорит, что для этого нужно много великолепного секса. Ты говоришь, что можно так долго быть с тем, кто заставляет тебя смеяться каждый день. Он говорит, что может и то, и другое.

Я не могла не улыбнуться.

— Он очень уверен в себе, не так ли?

— Да, но тебе это нравится в нем. После ужина, вы оба танцуете под живую оркестровую музыку.

— Он умеет танцевать?

Джек кивнул.

— Мать заставила его брать уроки, когда он был в начальной школе.

Я автоматически откусила еще хлеба, и спокойно жевала. Но внутри, я чувствовала себя пораженной, полной неожиданной тоски. И я поняла проблему: никто из моих знакомых не устроил бы такой день для меня.

Этот мужчина, подумала я, мог бы разбить мне сердце.

— Это забавно, — легко заявила я, занимаясь Люком, переставляя грузовичок. — Ладно, что сказал Готтлер? Или ты разговаривал с его секретарем? У нас будет встреча?

Джек улыбнулся при резкой смене темы.

— В пятницу утром. Я разговаривал с его секретарем. Когда я упомянул о сохранении договоренностей, она попыталась переключить меня на другой отдел. Поэтому я решил, что это личный вопрос, и я мог бы присоединиться к церкви.

Я скептически посмотрела на него.

— Марк Готтлер согласится лично встретиться с тобой, в надежде, что ты присоединишься к пастве?

— Разумеется, так он и поступит. Я публичный грешник с громадным количеством денег. Меня захочет любая церковь.

Я рассмеялась.

— А ты разве уже не принадлежишь к одной?

Джек покачал головой.

— Мои родители были из двух разных церквей, поэтому меня растили как баптиста и методиста. В результате, я никогда не был вполне уверен, можно ли танцевать на публике. И какое-то время я думал, что Пост — это что-то, что убирают с куртки.

— Я — агностик, — поведала я ему. — Я бы стала атеисткой, но я верю в двойные ставки.

— Мне самому нравятся маленькие церкви.

Я бросила на него невинный взгляд.

— Ты имеешь в виду, что находящиеся на ста семидесяти пяти тысячах квадратных футов телестудии с гигантскими плазменными экранами с современными звуковыми и осветительными системами не заставляют тебя чувствовать себя ближе к Богу?

— Я не уверен, что мне стоит приводить такую маленькую язычницу, как ты, в «Вечную Истину».

— Могу поспорить, что вела жизнь целомудреннее твоей.

— Во-первых, дорогуша, это не говорит ни о чем. Во-вторых, переход на высший духовный уровень похож на повышение уровня кредитования. Ты получаешь больше очков за греховность и последующее раскаяние, чем при отсутствии подобной истории вообще.

Потянувшись к Люку, я поиграла с одной из его ножек, одетых в носочки.

— Ради этого ребенка, — сказала я, — я сделаю все, даже прыгну в фонтан для Крещения.

— Я буду иметь это в виду при заключении сделки, — сказал Джек. — Тем временем, составь список необходимого для Тары, и мы посмотрим, сможем ли сунуть его Готтлеру в пятницу.

* * * * *

Братство «Вечной Истины» располагало собственным вебсайтом и страничкой в Википедии. Главный Пастор, Ной Кардифф, был привлекательным мужчиной лет сорока, с женой и пятью детьми. Его жена, Анжелика, была стройной, привлекательной женщиной, носившей столько теней на глазах, что ими можно было бы покрыть крышу трейлера. Почти сразу стало ясно, что «Вечная Истина» напоминала скорее империю, чем церковь. Вообще-то, в «Хьюстон Кроникл» о ней говорилось как о «гигантской церкви», которая владела небольшой флотилией личных самолетов, взлетно-посадочной полосой и недвижимостью, включающей особняки, спортивные площадки, и собственную редакторскую компанию. Я была поражена, когда узнала, что у «Вечной Истины» есть собственное месторождение нефти и газа, которой управляет дочерняя компания «Этернити Петрол Инкорпорейтид». В церкви работали пятьсот человек, и был совет директоров в составе двенадцати человек, пятеро из которых были родственниками Кардиффа.

Я не смогла найти видео роликов Марка Готтлера на YouTube, но нашла несколько с Ноем Кардиффом. Он был харизматичным и очаровательным, иногда шутя на свой счет, уверяя свою мировую паству, что их Создатель хранит для них все только хорошее. Он выглядел как ангел, с темными волосами, светлой кожей и голубыми глазами. Вообще-то, просмотр этого видеоролика с YouTube заставил меня почувствовать себя так хорошо, что если бы сейчас мимо проносили тарелку для пожертвований, я бы бросила в нее двадцать баксов. И если Кардифф произвел такой эффект на женщину-агностика, то нечего было и говорить о том, какое пожертвование он мог получить от истинно верующего.

В пятницу няня пришла в девять. Ее звали Тина, и она казалась дружелюбной и компетентной. Хэвен дала мне ее сотовый телефон, и сказала, что Тина замечательно заботилась о ее племяннике. Я волновалась, оставляя Люка под чужим присмотром, — впервые нас разлучили, — но также я испытывала облегчение от передышки.

Я встретилась с Джеком, как было договорено, внизу в вестибюле. Я опоздала на несколько минут из-за того, что я давала несколько последних указаний Тине.

— Извини, — я поспешила, подходя к Джеку, который стоял у стола консьержа. — Я не хотела опаздывать.

— Все нормально, — ответил Джек. — У нас еще куча… — он запнулся, когда хорошенько меня рассмотрел, и его челюсть отпала.

Намеренно, я потянулась и заправила локон волос за правое ухо. На мне был облегающий черный костюм из легкой тонкой шерсти, черные босоножки на высоких каблуках с изящными веревочками, которые перекрещивались спереди. Я наложила легкий макияж: сверкающие коричневые тени, слой черной туши Маскара, немного розовых румян и блеска для губ.

— Я нормально выгляжу? — спросила я.

Джек кивнул и, не мигая, смотрел на меня.

Я сумела не улыбнуться, вспомнив, что он никогда прежде не видел меня разодетой. И этот костюм мне очень шел, прекрасно подчеркивая мои изгибы.

— Я подумала, что это больше подходит для церкви, чем джинсы и шлепанцы Биркен-сток.

Я не была уверена, что Джек расслышал меня. Он выглядел так, будто его мысли витали совсем в другой области. Мое подозрение подтвердилось, когда он горячо заметил.

— У тебя замечательные ноги.

— Спасибо, — я скромно пожала плечами. — Йога.

Это, казалось, привело его к другим мыслям. Я подумала, что Джек несколько покраснел, хотя было сложно сказать с таким загаром цвета розового дерева. Его голос прозвучал натянуто, когда он спросил:

— Я так думаю, что ты очень гибкая?

— Я совсем не самая гибкая в своем классе, — сказал я, и помолчала, прежде чем добавить с притворной скромностью, — но я могу закинуть лодыжки за голову. — Я сдержала усмешку, когда услышала, как он задержал дыхание. Заметив, что его внедорожник стоит на улице перед зданием, я прошла мимо него. Он тут же отправился за мной по пятам.

Территория университетского городка «Вечной Истины» начиналась всего лишь в пяти милях. И хотя я провела расследование и видела фотографии зданий, но все равно почувствовала, как мои глаза раскрылись от изумления, когда мы прошли через парадные ворота. Главное здание было размером со спортивную арену.

— Мой Бог, — сказала я, — сколько же здесь мест для стоянки?

— На мой взгляд, около двух тысяч, — ответил Джек, проезжая по территории.

— Добро пожаловать в церковь XXI века, — пробормотала я, готовая к неприятному впечатлению от «Вечной Истины».

Когда мы заехали, я была поражена великолепием окружающего. В вестибюле царил гигантский экран на светодиодах, показывающий счастливые семьи на пикниках, гуляющих по солнечным окрестностям, родителей, катающих детей на качелях, купающих собаку, вместе идущих в церковь.

Возвышающиеся пятнадцатифутовые статуи Иисуса, последователи, стоявшие у входов в зал столовой и в атриум, облицованный изумрудным стеклом. Панели из зеленого малахита и теплого вишневого дерева облицовывали стены, и акры безупречно чистых узорчатых ковров укрывали пол. Книжный магазин на другой стороне вестибюля был полон людей. Все казались жизнерадостными, люди останавливались поболтать и посмеяться, а в воздухе звучала замечательно хорошая музыка.

Я читала, что «Вечную Истину» обожали и критиковали за взгляды на здоровье и богатство. Пастор Кардифф часто замечал, что Бог желал, чтобы его паства наслаждалась как материальным достатком, так и духовным ростом. В действительности, он настаивал, что эти двое должны ходить под ручку. Если один из прихожан церкви испытывал финансовые трудности, ему необходимо было горячо молиться об успехе. Деньги, казалось, были наградой за веру.

Я не так уж хорошо разбиралась в теологии, чтобы участвовать в компетентной дискуссии. Но я инстинктивно не доверяла всему, что было настолько гладко упаковано и разрекламировано. С другой стороны… здесь люди казались счастливыми. Если эта доктрина сработала с ними, если она удовлетворяла их потребности, какое право я имела возражать? В растерянности, я остановилась рядом с Джеком, когда к нам подошла улыбчивая встречающая.

Немного посоветовавшись, она спокойно провела нас через ряд массивных, мраморных колонн к эскалатору, и мы поднялись в иллюзорное место, полное солнечного света и изумрудного стекла с известняковым карнизом с выгравированной надписью: Я ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ У НИХ БЫЛА ЖИЗНЬ И В БОЛЬШОМ КОЛИЧЕСТВЕ, ИОНА 10:10.

Секретарша уже ждала нас наверху эскалатора. Она провела нас в бизнес-люкс с огромным конференц-залом. Там находился трапециевидный стол длиной двадцать футов, выполненный из экзотических пород дерева с лентой цветного печатного стекла по центру.

— Вот это да, — воскликнула я, рассматривая директорские кожаные кресла, широкий плоский экран телевизора, порты передачи данных и личные мониторы для видео конференции. — Это прекрасная система.

Секретарь улыбнулась.

— Я скажу пастору Готтлеру, что вы пришли.

Я взглянула на Джека, который прислонился и почти сидел на краешке стола.

— Как ты думаешь, Иисус тусуется здесь? — поинтересовалась я, как только секретарь ушла.

Он предупреждающе посмотрел на меня.

— Не начинай.

— Если принять во внимание то, что я прочла, «Вечная Истина» говорит, что Господь хотел бы, чтобы мы все были богатыми и успешными. Так что, по-моему, ты ближе к раю, чем остальные, Джек.

— Если желаешь богохульствовать, я к твоим услугам, Элла. После того, как мы отсюда уйдем.

— Я не могу сдержаться. Что-то в этом месте меня тревожит. Ты был прав — это похоже на Диснейленд. И я считаю, что они скармливают своему стаду тяжелую духовную пищу.

— Немного неправильной пищи еще никому не вредило, — заметил Джек.

Дверь открылась, и вошел высокий блондин.

Марк Готтлер был привлекательным и окутанным аурой элегантности мужчиной. Он был коренастым и щекастым, упитанным и ухоженным. У Готтлера был вид человека, который привык лидировать над людским стадом, и, который спокойно принимает их почитание. Невозможно было себе представить, чтобы он отдался обычным телесным потребностям.

Так с этим мужчиной спала моя сестра?

Глаза Готтлера были цвета расплавленной карамели «Крафт». Он посмотрел на Джека и прошел прямо к нему, протянув руку.

— Рад видеть вас снова, Джек. — Свободной рукой он кратко накрыл их скрепленные руки, создав двойное рукопожатие. Можно было бы рассматривать этот жест, жестом контроля или чрезмерной теплоты. Добродушное выражение лица Джека не изменилось.

— Я вижу, вы привели подругу, — продолжал с улыбкой Готтлер, подойдя ко мне.

Я пожала его руку и была вознаграждена таким же двойным рукопожатием. Я с раздражением отпрянула.

— Меня зовут Элла Варнер, — сказала я, прежде чем Джек представил нас друг другу. — Я полагаю, вы знакомы с моей сестрой Тарой.

Готтлер отпустил меня и пристально оглядел. Его вежливый взгляд не изменился, но воздух стал таким холодным, что мог бы заморозить водку.

— Да, я знаком с Тарой, — сказал он, притворно улыбаясь. — Она выполняла работу в административных офисах. Я немного слышал о вас, Элла. Вы ведете колонку сплетен, не так ли?

— Что-то вроде того, — ответила я.

Готтлер взглянул на Джека, его глаза были непроницаемыми.

— Меня уверили, что вы придете ко мне за советом.

— Так и есть, — легко ответил Джек, отодвинув кресло от стола и жестом предложив мне присесть. — Есть одна проблема, о которой я хотел бы с вами поговорить. Только она ко мне не относится.

— Как вы и мисс Варнер познакомились?

— Элла — моя хорошая подруга.

Готтлер посмотрел прямо на меня.

— А ваша сестра знает, что вы здесь?

Я покачала головой, думая, как часто он общается с ней. Почему женатый мужчина с такой профессией, идет на риск и заводит интрижку с неуравновешенной молодой женщиной, которая беременеет от него? Меня пугало то, что я понимала: на кону стояли несколько десятков миллионов долларов — или больше — из-за сложившейся ситуации. Сексуальный скандал стал бы ужасным ударом для церкви, не говоря уже о том, что он бы уничтожил карьеру Марка Готтлера.

— Я сказал Элле, — заметил Джек, — что я полагаю, у вас есть какие-то соображения, насчет того, как мы могли бы помочь Таре, — легкая пауза, — и ее ребенку. — Сев в кресло рядом с моим, он комфортно откинулся в нем. — Вы его уже видели?

— Боюсь, что нет, — Готтлер прошел к противоположному концу стола конференц-зала. Он не спеша устроился в кресле. — Церковь делает, что может, чтобы помочь нуждающимся братьям и сестрам, Джек. Вероятно, в будущем у меня будет возможность самому поговорить с Тарой и узнать, какую помощь мы могли бы ей оказать. Но это личный вопрос. Я полагаю, что Тара предпочтет заняться этим сама.

Мне совсем не понравился Марк Готтлер. Мне не понравилась ни его гладкость, ни самодовольная самоуверенность, ни его идеальные волосы. Мне не понравилось то, как он мог зачать ребенка, и даже не увидеться с ним. Слишком много мужчин на свете смогли уйти от ответственности за детей, которых они сотворили. Мой собственный отец был одним из них.

— Как вы знаете, мистер Готтлер, — ровно сказала я, — моя сестра сейчас не в состоянии сама за себя отвечать. Она уязвима. Ею легко воспользоваться. Вот почему я захотела поговорить с вами сама.

Пастор улыбнулся мне.

— Прежде чем мы пойдем дальше, давайте помолимся немного.

— Я не понимаю, зачем… — начала я.

— Конечно, — прервал меня Джек, толкнув мою ногу под столом. Он предупреждающе посмотрел на меня. Спокойно, Элла.

Я нахмурилась, но подчинилась, опустив голову.

Готтлер начал.

— Дорогой Отец Небесный, Владетель наших сердец, Дающий все хорошее, мы молим тебя сегодня о Мире. Мы молим Тебя помочь обернуть наши неприятные моменты в возможности найти Твой путь и разрешить наши разногласия…

Молитва все продолжалась и продолжалась, пока я не пришла к выводу, что: то ли Готтлер старается впечатлить нас своим красноречием, то ли я была нетерпелива. Я желала поговорить о Таре. Я хотела прийти к какому-то решению. Когда я подняла голову, чтобы взглянуть на Готтлера, то поняла, что он сделал то же самое в отношении меня, оценивает ситуацию, оценивает меня, как оппонента. И он все еще говорил:

— …так как Ты создал вселенную, Господи, Ты, разумеется, можешь помочь нашей сестре Таре и…

— Она — моя сестра, а не ваша, — прорычала я.

Мужчины посмотрели на меня в удивлении. Я знала, что должна держать рот на замке, но не могла этого больше терпеть. Мои нервы были напряжены, как натянутая тетива.

— Позволь этому человеку помолиться, Элла, — прошептал Джек. Его рука расположилась у меня на плече, а большой палец поглаживал мой затылок, я напряглась, но промолчала.

Я поняла. Ритуалы следовало соблюдать. Мы не получили бы ничего, сразись мы один на один с пастором. Я опустила голову и ждала, пока он продолжал. Я занялась новыми дыхательными упражнениями йоги, очень глубокими, продолжительными и легкими. Я чувствовала, как палец Джека выводит круги на моем затылке с приятным давлением.

Наконец Готтлер закончил словами:

— Награди нас мудростью и поучительными испытаниями, всемогущий и милостивый Господь. Аминь.

— Аминь, — пробормотали мы с Джеком, и подняли головы. Рука Джека соскользнула с меня.

— Не возражаете, если я заговорю первым? — поинтересовался Джек у Готтлера, на что тот кивнул.

Джек посмотрел на меня вопросительно.

— Разумеется, — резко ответила я. — Вы, ребята, говорите, а я послушаю.

Спокойным и мягким голосом, Джек заметил Готтлеру:

— Не вижу необходимости говорить в подробностях об этой ситуации, Марк. Я считаю, что мы все знаем, что находится у церкви под крыльцом. И мы не хотим огласки так же, как и вы.

— Приятно слышать, — ответил Готтлер с неоспоримой искренностью.

— Я так понимаю, что мы хотим одного и того же, — продолжил Джек. — Чтобы Тара и Люк устроились, а все будут продолжать заниматься своими собственными делами, как обычно.

— Церковь помогает многим нуждающимся, Джек, — разумно сказал Готтлер. — Мне грустно такое говорить, но есть много женщин, оказавшихся в таком же положении, что и Тара. И мы делаем, что в наших силах. Но если мы поможем Таре больше других, я боюсь, что это привлечет нежелательное внимание к ее положению.

— А как насчет теста на отцовство по решению суда? — натянуто спросила я. — Это ведь тоже привлечет внимание. Ведь так? А как насчет…

— Спокойно, милая, — прошептал Джек. — Марк что-то придумает. Дадим ему шанс.

— Я надеюсь, что так и есть, — возразила я, — потому что оплата содержания Тары в клинике, — только начало. Я хочу трастовый фонд для ребенка, я хочу…

— Мисс Варнер, — заговорил Готтлер, — Я уже решил предложить Таре трудовой договор. — Увидев мою откровенно презрительную гримасу, он многозначительно добавил. — С привилегиями.

— Звучит многообещающе, — сказал Джек, схватив меня за бедро под столом и вдавив меня назад в кресло. — Давай выслушаем его. Продолжайте, Марк… какого рода привилегии? Мы говорим о сделке на дом?

— Это точно входит в сделку, — согласился пастор. — Федеральное законодательство по налогам разрешает церковникам предоставлять церковные дома своим служащим, так что… если Тара у нас работает, то совсем не запрещено для нее получать личную выгоду, — Готтлер многозначительно замолчал. — У церкви есть ранчо в Коливиле, которое включает частную, огороженную воротами, собственность из десятка домов. Каждый из них оснащен бассейном на территории в один акр. Тара и ребенок могут пожить там.

— Сами, — поинтересовалась я. — А о доме, окрестностях и прочих вещах позаботятся?

— Это может стать возможным, — согласился он.

— Надолго? — продолжала настаивать я.

Готтлер замолчал. Явно, что существовали пределы тому, что «Вечная Истина» хотела бы сделать для Тары, несмотря на то, что один из ее главных священнослужителей сделал ей ребенка. Почему я здесь пытаюсь добиться чего-то от Марка Готтлера, когда он должен был уже это предложить?

Должно быть, мои мысли отразились на моем лице, потому что Джек тут же заявил.

— Мы не заинтересованы во временном соглашении, Марк, так как теперь ребенок — постоянная часть жизни Тары. Я считаю, что нам следует подписать обязывающий контракт для уверенности обеих сторон. Мы можем предложить гарантии, что об этом не станет известно СМИ, ребенка не подвергнут генетическому тесту, чтобы определить отцовство… чтобы вам ни нужно было для вашего спокойствия. Но в ответ, Таре необходима будет машина, счет на ежемесячные расходы, медицинская страховка, возможно по 529 статье, позволяющей семьям экономить на колледж для ребенка… — Джек явно показывал, что список длиннее, чем он перечислил.

Готтлер заметил, что должен прояснить это с советом директоров, на что Джек улыбнулся и сказал, что не может представить, чтобы у Готтлера были с этим какие-то проблемы, и следующие несколько минут я молча слушала. Слегка ошарашенная и одновременно испытывая некоторое отвращение. Они пришли к решению, что обе стороны дадут своим юристам возможность разработать детали.

— … позвольте мне подумать над этим какое-то время, — Готтлер ответил Джеку. — Вы вывалили это на меня без предупреждения.

— Мы вывалили это на вас? — горько повторила я в неверии. — У вас было девять месяцев, чтобы подумать об этом. До вас дошло только сейчас, что вы обязаны что-то сделать для Люка?

— Люк, — сказал Готтлер, выглядя странно озабоченным. — Его так зовут? — Он моргнул несколько раз. — Разумеется.

— Почему «разумеется»? — потребовала я ответа, но он только невесело улыбнулся и покачал головой.

Джек заставил меня встать рядом с ним.

— Мы теперь оставляем вас, Марк, заниматься своими делами. Но давайте не забывать об этой программе. И я бы хотел узнать новости, как только вы поговорите с тем советом директоров, про который вы упомянули.

— Разумеется, Джек.

Готтлер вывел нас из конференц-зала, мимо двойных дверей, колон, и портретов. И табличек. Я читала то, что было написано на табличках, мимо которых мы проходили, и мое внимание привлекла громадная известковая арка над черными дверьми из орехового дерева и закаленного стекла. На камне было выгравировано: ВМЕСТЕ С ГОСПОДОМ НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО, ЛУКА 1:37

— Куда ведет эта дверь? — спросила я.

— Вообще-то, в мой кабинет, — с другой стороны к дверям приближался мужчина. Он остановился и повернулся, улыбаясь нам.

— Пастор Кардифф, — быстро сказал Готтлер. — Это Джек Тревис и мисс Элла Варнер.

Ной Кардифф пожал руку Джека.

— Рад вас видеть, мистер Тревис. Я недавно встречался с вашим отцом.

Джек улыбнулся.

— Надеюсь, что он был не в плохом настроении.

— Вовсе нет. Он удивительный джентльмен. Старой школы. Я пытался уговорить его посетить одну из служб, но он заверил меня, что еще не покончил с грехами, и даст мне знать, когда это произойдет, — тихо рассмеявшись, Кардифф повернулся ко мне.

Он был ослепительным. Крупный мужчина, хоть и не такой высокий, как Джек, и более стройный. Джек выглядел и двигался, как атлет, Ной Кардифф обладал грацией танцора. Было захватывающе видеть их рядом: Джека, с его сексуальной, земной привлекательностью, и Кардиффа, рафинированного и просто обворожительного. Цвет лица пастора был светлым, такого рода, который легко краснеет, его нос был тонким и выдающимся. Его улыбка была ангельской и слегка печальной, улыбка смертного мужчины, который слишком хорошо осознает бренность человека. И его глаза были того самого, святого, доброго, светло-голубого цвета, что в какой-то мере его взгляд заставлял тебя чувствовать себя избранным.

Когда он подошел достаточно близко, чтобы пожать мне руку, я уловила ароматы лаванды и янтаря.

— Мисс Варнер. Добро пожаловать в наше здание для богослужений. Я надеюсь, что ваша встреча с пастором Готтлером прошла удачно. Варнер… разве у нас не было секретарши…?

— Да, ее сестра Тара помогала нам время от времени.

— Я надеюсь, что она в порядке, — сказал мне Кардифф. — Пожалуйста, передайте ей привет.

Я неуверенно кивнула.

Кардифф смотрел мне в глаза на мгновение и, казалось, что он читает мои мысли.

— Мы будем молиться за нее, — прошептал он. Элегантной рукой он указал на надпись над дверями. — Мой любимый стих от любимейшего апостола. Это правда, знаете ли. Нет ничего невозможного для Господа.

— Почему Лука ваш любимый апостол? — поинтересовалась я.

— Среди прочего, Лука — единственный апостол, который проводит параллели от Доброго Самаритянина до Блудного сына, — улыбаясь, ответил Кардифф. — И он верный сторонник роли женщин в жизни Христа. Почему бы вам не посетить одну из наших служб, мисс Варнер? И приводите с собой вашего друга, Джека.

Глава 14

Когда мы с Джеком вышли из здания, то я снова и снова проигрывала встречу у себя в голове. Я потерла виски, чувствуя, как будто резиновые полосы крепко обернулись вокруг моего черепа.

Джек открыл дверцу внедорожника для меня и перешел на другую сторону. Мы вдвоем стояли перед открытыми дверцами, позволяя салону проветриться от жары, чтобы потом сесть в машину.

— Я терпеть не могу Марка Готтлера, — проговорила я.

— В самом деле? Я бы и не сказал.

Пока он говорил, я была ошеломлена осознанием того, что этого лицемерного подонка, воспользовавшийся моей сестрой, я бы с удовольствием… ну, я не знаю, пристрелила бы или что-то подобное… но вместо этого вот, мы пришли с ним к соглашению.

— Я знаю. Но он принял на себя ответственность. Это говорит в его пользу.

— Он поступил так только потому, что мы его заставили, — нахмурилась я. — Ты же не на его стороне, правда?

— Элла, я только что целый час и пятнадцать минут провел, пиная ботинком его зад. Нет, я не на его стороне. Я только говорю, что в этой ситуации виновен не только он. Ладно, мы можем теперь сесть внутрь, — Джек завел машину. Кондиционер неэффективно хрипел в повышающейся жаре.

Я дернула свой ремень безопасности.

— Моя сестра сейчас в клинике с нервным срывом из-за того, что ее соблазнил женатый пастор церкви. И ты почему то считаешь, что это — ее вина?

— Я говорю, что это вина всех участников. И Тару не соблазняли. Она — взрослая женщина, которая использует свое тело, чтобы достичь желаемого.

— Слышать такие слова от тебя — попахивает лицемерием, ты так не считаешь? — едко поинтересовалась я.

— Вот факты, Элла: твоя сестра получит дом, новую машину и пособие в пятнадцать тысяч долларов ежемесячно, и все по той простой причине, что сумела залететь от парня с деньгами. Но, несмотря на то, какую бы хорошую сделку не состряпали юристы, ей придется искать следующего сладкого папика через некоторое время. А проблема в том, что в следующий раз это будет не так легко. Она ведь не молодеет.

— Почему ты не думаешь, что она может выйти замуж? — спросила я, испытывая колоссальное раздражение.

— Обычный парень ее не устроит. Она хочет богатого. А на таких, как она, богатые не женятся.

— Но она же красавица.

— Красота — обесценивающийся вклад. И единственный, который Тара могла бы предложить. На экономическом языке, она — скоропортящийся товар, а не долгосрочный.

Это резкое заявление выбило из меня дух.

— Вот так вы, богатые парни, думаете?

— Большинство из нас.

— Боже мой, — я просто кипела. — Ты просто предполагаешь, что любая встреченная тобой женщина охотится за твоим бумажником.

— Нет. Просто скажем, мне легко определить тех, которые бросят меня в кризисную минуту, если что-то случится с моими деньгами.

— Мне наплевать на твои деньги…

— Я это знаю. Это одна из причин, почему я…

— …И если ты так ненавидишь мою сестру, то почему стараешься ей помочь?

— Я ее не ненавижу. Вовсе нет. Я просто вижу ее такой, какая она есть. Я поступаю так ради Люка. И ради тебя.

— Ради меня? — от удивления мой гнев остыл. Я посмотрела на него изумленными глазами.

— Немного есть того, чего бы я ни сделал для тебя, Элла, — тихо ответил он. — Ты разве не поняла этого уже?

Пока я сидела, молчащая от потрясения, он вывел внедорожник со стоянки.

Раздраженная, сердитая, жаркая атмосфера в машине держалась до тех пор, пока кондиционер немного не изменил ее, — я была молчалива все это время. Я смотрела на свою сестру не так, как Джек. Я любила ее. Но разве это не давало мне преимущество увидеть истину? Неужели Джек лучше понимал ситуацию, чем я?

Я услышала звонок своего мобильного телефона. Потянувшись к своей сумочке, я стала рыться в ней, пока не нашла телефон.

— Это Дэйн, — сказала я кратко. Он редко мне звонил днем. — Не возражаешь, если я отвечу?

— Давай, вперед, — Джек продолжал вести машину, следя за полуденным движением автомобилей. Машины петляли и скапливались, как клетки, проходящие по узкой артерии.

— Дэйн. Все в порядке?

— Привет, милая, все просто замечательно. Как прошла встреча? — Я предоставила Дэйну краткую версию, и он слушал, выражая подбадривающее сочувствие, не сделав никаких замечаний, в отличии от Джека. Было облегчением поговорить с кем-нибудь, кто не давит на меня. Я почувствовала спокойствие, кондиционер дул на меня и был словно дыхание ледника.

— Эй, я тут подумал, — заметил Дэйн, — не хочешь ли ты побыть в компании завтра ночью? Я приеду, чтобы взять у Кэти измеритель расхода для системы, которую мы строим. Я поведу тебя на ужин, и проведем вместе ночь. Я познакомлюсь с тем парнем, с которым ты проводишь столько времени.

Я замерла, пока Дэйн не добавил, смеясь:

— Но я не стану менять ему подгузник.

Мой ответный смех был слабым и нервным.

— Не нужно менять подгузники. Да, мы с удовольствием повидаемся с тобой. Не могу дождаться.

— Хорошо. Я буду завтра часа в четыре-пять. До свидания, милая.

— Пока, Дэйн.

Закрыв телефон, я увидела, что мы вернулись на Мэйн 1800 и заезжаем в подземный гараж.

Джек нашел место возле кабины лифта и остановил внедорожник. Он выключил зажигание и вопросительно смотрел на меня в темной машине.

— Дэйн приедет навестить меня завтра, — сказала я, пытаясь говорить обычным тоном, но все равно прозвучало напряженно.

Выражение лица Джека было непроницаемым.

— Зачем?

— Он заберет какой-то измерительный прибор в Кэти — пригороде Хьюстона. И так как он все равно будет в этом районе, он хочет повидать меня.

— Где он остановится?

— У меня, разумеется.

Джек молчал, долго. Может быть, это было только в моем воображении, но я подумала, что он стал тяжелее дышать.

— Я могу найти ему номер в отеле, — наконец сказал он. — И я заплачу за него.

— Но зачем тебе… это?

— Я не хочу, чтобы он ночевал у тебя.

— Но он мой… — я запнулась и неверяще уставилась на него. — Что такое? Джек, я же живу с ним.

— Больше нет. Ты живешь здесь. И… — маленькая обманчивая пауза. — Я не хочу, что ты занималась с ним сексом.

Сначала я была больше ошеломлена, нежели разгневана. Казалось, Джек перешел к тактике прямых притязаний, чего я никогда раньше не испытывала, разумеется, не с Дэйном. То, что Джек оказался собственником, что он хотел иметь право голоса в том, когда и с кем я занимаюсь сексом, было более чем удивительно.

— Ты здесь не решаешь, — ответила я.

— Я не собираюсь стоять в сторонке, когда он берет то, что принадлежит мне.

— Тебе? — Я покачала головой, беспомощно простонав что-то среднее между смешком и возражением. Мои пальцы прижались к моему рту легко, словно кружевная занавеска к открытому окну. Оказалось затруднительным найти слова для ответа. — Джек. Мой парень приезжает, чтобы увидеть меня. Я буду или не буду заниматься с ним сексом. Но это не твое дело. И мне не нравятся подобные игры. — Я снова вздохнула, и услышала, как повторяю. — Я не люблю игры.

Голос Джека был мягким, но в нем была какая-то первобытная дикарская нотка, от которой у меня все волосы на теле встали дыбом.

— Я не играю в игры. Я пытаюсь сказать тебе, что я чувствую.

— Поняла. Теперь я хочу немного свободного пространства.

— Я дам тебе столько пространства, сколько захочешь. Если только и он так поступит.

— Что это значит?

— Не позволяй ему оставаться в той квартире с тобой.

Мне отдавали приказы. Меня контролировали. На меня накатила удушающая паника, и я открыла дверцу машины, нуждаясь в воздухе.

— Отвали, — сказала я.

Я выбралась и направилась к лифтам, а Джек шел за мной.

Я так крепко нажала на кнопку лифта пальцем, что почти расплющила ее.

— Видишь ли, вот почему я всегда выберу Дэйна или кого-то, похожего на него, а не тебя. Мне никогда не стоит указывать, что мне делать. Я — независимая женщина.

— Цыплячья фигня, — услышала я его бормотание. Его дыхание было не лучше моего.

В ярости я обернулась, что посмотреть на него.

— Что?

— Это вовсе не имеет никакого отношения к твоей проклятой независимости. Ты напугана, потому что ты начинаешь что-то со мной, и это что-то ведет тебя туда, где ты и Дэйн никогда не были. Он не будет стоять за тебя, — он уже это доказал. Он показал себя трусом в отношении тебя. И теперь ты еще и переспишь с ним за это?

— Заткнись! — С меня схватит. И я, которая никогда в жизни не била никого, ударила Джека по руке своей сумочкой, которая оказалась тяжелой и кожаной женской сумкой. Раздался громкий звук удара, но Джек, казалось, ничего не заметил.

Дверь лифта открылась, и свет пустой кабины осветил площадку из серого бетона и кафеля. Никто из нас не двинулся, чтобы войти, а мы просто стояли и смотрели друг на друга. Пока наша ссора набирала обороты.

Схватив меня за запястье, Джек потащил меня за лифт, в темный угол, который пах перегаром и маслом.

— Я хочу тебя, — прошептал он. — Избавься от него и бери меня. Единственное, чем ты рискуешь — это потерять того, кого ты не имела все равно. Он — не то, что тебе нужно, Элла. Я тебе нужен.

— Невероятно, — сказала я с отвращением.

— Что такого невероятного?

— Твое эго. Он окружено громадным облаком антивещества. Ты просто черная дыра… высокомерия!

Джек смотрел на меня сквозь тени, а потом отвернулся, но мне показалось, что я заметила белую вспышку улыбки.

— Тебе смешно? — спросила я. — Что, черт побери, в этом такого смешного?

— Я просто думал о том, что если секс с тобой хотя бы на десятую долю столько же хорош, как спор с тобой, то я счастливый ублюдок.

— Ты никогда этого не узнаешь. Ты…

Он поцеловал меня.

Я была настолько зла, что попыталась снова ударить его сумочкой, но она упала на пол, а я потеряла равновесие на высоких каблуках. Джек подхватил меня и продолжал целовать, открыв своими губами мой рот. Я попробовала теплый, сладкий вкус мятного дыхания… я попробовала самого Джека.

В отчаянии, я подумала: почему так не может быть с Дэйном? Но то, как рот Джека прижался к моим губам, влажная отчетливость каждого поцелуя, каждое сочное воздействие было безумно прекрасным, чтобы можно было этому противостоять. Он прижал меня ближе и медленно изучал языком. Чем глубже он проникал, тем сильнее я опиралась на него, все мое тело было охвачено желанием.

Его руки перешли к моему черному костюму, поглаживая и слегка сжимая. Моя кожа стала горячей под тонким слоем шерсти. Он перешел пальцами к моему лицу, лаская, убирал мои волосы, и я почувствовала, что его рука дрожит, дрожит от напряженного желания. Обхватив мой затылок, он погрузил свои пальцы мне в волосы и еще глубже поцеловал меня. Я вздрогнула, когда почувствовала, что его свободная рука работает над тремя покрытыми материалом застежками, которые скрепляли переднюю часть моего пиджака. Одежда разошлась и открыла эластичную кремового цвета кофточку, которая держалась на двух нитевидных бретельках.

Джек пробормотал что-то — проклятие, молитву, — и полез под кофточку, чтобы коснуться моей мягкой, тонкой кожи на талии. Мы теперь оба дрожали, слишком поглощенные и жаждущие, чтобы остановиться. Он потянул материю наверх, чтобы открыть тайный уголок кожи, которая блестела белоснежным цветом в тени. Его голова склонилась к одной груди, его рот рыскал в поисках вершинки. Я, шипя, втянула воздух, когда почувствовала грешное скольжение его языка, как он потянул, твердо и влажно. Каждое натяжение и ласка посылали немного удовольствия в низ моего живота. Я прислонилась головой к холодной, твердой стене, я кипела, мои бедра двигались вперед. Джек встал и агрессивно захватил мой рот, его рука скользила по моей груди. Долгие, эротичные поцелуи… укусы, лижущие поцелуи, пока я не почувствовала себя опьяненной ощущениями. Мои руки обвились вокруг его шеи, притягивая его голову все ближе ко мне, и он принял приглашение с низким, диким звуком. Я никогда не испытывала такого отчаянного возбуждения, желания большего, желания сказать ему: делай все, что угодно. Мне все равно, только сделай это сейчас. Я терлась о его тело, сильные мышцы, прикрытые элегантным, гладким костюмом, и это возбудило меня даже больше, чем мысль о том, что было под этими цивилизованными покровами.

Он схватил мою юбку, сильно потянул, и я задохнулась, почувствовав воздух на своих ногах, прохладный воздух на мучительно жарких до боли коже и нервных окончаниях. Он проник под мои эластичные трусики, между моих бедер, влажная плоть открылась при вторжении его пальцев. Я чувствовала его дыхание на своей шее, твердые мускулы его предплечья двигались под моей рукой. Он скользнул в меня пальцем, а потом еще одним. Я закрыла глаза, ослабнув, когда его большой палец нежно поглаживал мой клитор, его пальцы уверенно и глубоко массировали меня. С каждой лаской, поверхность его костяшек нежно терлась о то безумное местечко внутри. Удовольствие дезориентировало… лишало способности двигаться… доводило до безумия.

Впервые в жизни, я хотело чего-то большего, чем безопасность. Я хотела Джека с потребностью, которая была вне выбора или мыслей. Я неуклюже боролась с его ремнем, молнией, пуговицей, открывая его брюки. Я схватила его, он был огромным и возбужденным.

Вытащив пальцы, Джек стянул мое нижнее белье и отодвинул юбку. Он поднял меня с шокирующей легкостью. Осознание того, насколько силен он был, повлекло за собой поток встревоженного возбуждения. Беспомощно я обняла его руками за шею и опустила голову ему на плечо. Да. Да. Он вошел в меня, и я поморщилась от его невозможной плотности. Целуя меня в шею, он прошептал мне расслабиться, что он позаботиться обо мне, просто мне надо позволить ему сделать это, впустить его в себя… Он опустил все мое тело вниз, пока мои пальцы на ногах не коснулись пола, и с обольстительной силой, непреклонно открыл меня.

Было что-то удивительно эротичное в занятии сексом в одежде, крепко насаженной на него, всхлипывая под его жадными поцелуями. Джек установил постоянное погружение-отступление, и каждый раз, когда он входил, мои мышцы сжимались от удовольствия, беспомощно растягиваясь, вбирая в себя все больше и больше его плоти. Я чувствовала спазмы, мои ноги обхватили это большое ведущее тело, потом сама полнота ощущений привела меня к обильному, почти бесконечному оргазму. Джек скрыл мой полузадушенный крик своим ртом, заглушая те звуки, которые я издавала. Он вошел глубоко и остался там и содрогнулся, его дыхание сбилось, когда он нашел собственное освобождение.

Долгое время никто из нас не двигался. Я была вдавлена в него, интимная плоть влажно закрылась, моя голова лежала у него на плече. Я чувствовала себя накаченной наркотиками. Я знала, что очень скоро, когда мой разум заработает снова, я почувствую то, чего ужасно желала бы избежать. Начиная со стыда. То, что мы сделали, было настолько неуместно, что я испугалась.

А самое худшее: это было хорошо и все еще хорошо с ним, глубоко внутри меня, и когда его руки вот так обнимали меня, охраняя.

Одна из его рук прижала мою голову сильнее к его плечу, как будто он пытался меня от чего-то защитить. Я услышала тихое проклятие.

— Мы только что проделали это в гараже, — слабо сказала я.

— Я знаю, дорогая, — прошептал он. Он двинулся, сняв меня с себя, и я страдальчески простонала. Я была влажной, немного болезненной, и все мои мышцы дрожали. Прислонившись к стене, я позволила ему поправить мою одежду и натянуть обратно пиджак. Застегнув свою одежду, он нашел мою сумочку и протянул ее мне. Я не могла на него смотреть, даже когда он обхватил мою голову руками.

— Элла, — Запах его дыхания и соленая эссенция секса и горячей кожи смешалась в великолепный, эротический парфюм. Я хотела его еще больше. Это осознание вызвало смущенные слезы на моих глазах. — Я собираюсь отвести тебя наверх в мою квартиру, — прошептал Джек. — Мы примем душ, и…

— Нет, я… мне нужно побыть в одиночестве.

— Сладкая моя. Я не хотел, чтобы все произошло вот так. Приди в мою постель. Разреши мне заняться с тобой любовью, как надо.

— В этом нет необходимости.

— Нет, есть, — его голос был низким и настойчивым. — Прошу тебя, Элла. Я не так планировал наш первый раз. Я могу сделать это для тебя намного лучше. Я могу…

Я коснулась его губ своими пальцами. Его дыхание было жарким и мягким. Я собиралась что-то сказать, но двери лифта открылись со звонком. Я подпрыгнула, услышав его. Мужчина вышел и направился к своей машине, его шаги издавали глухой звук эха при соприкосновении с бетоном.

Я подождала, пока машина выедет из парковочного гаража, прежде чем сказала Джеку.

— Послушай меня, — неуверенно начала я. — Если то, что я хочу или чувствую хоть что-то для тебя значит… ты обязан дать мне немного пространства. Прямо сейчас я достигла пределов того, с чем я могу справиться. Впервые у меня был секс не с Дэйном. Мне необходимо время, чтобы подумать. — В нерешительности, я потянулась, чтобы погладить его напряженную челюсть. — Тебе не нужно показывать мне еще фейерверки, — добавила я. — Вообще-то, сама мысль об этом пугает меня.

— Элла…

— Ты обязан отступить, — сказала я ему. — Я дам тебе знать, когда и если я буду готова к чему-то большему. А пока что… я не хочу ни слышать, ни видеть тебя. Человек, которого я сейчас хотела бы повидать — это Дэйн. И с ним я должна решить кое-что. Если после этого в моей жизни найдется местечко для тебя, я первому дам тебе знать.

Можно было сделать справедливое предположение, что ни одна женщина прежде не говорила так с Джеком Тревисом. Это был единственный способ, который я знала, чтобы справиться с ним. В противном случае, я была более, чем уверена, что окажусь голой в его постели в следующие десять-пятнадцать минут.

Джек поймал мое запястье, убирая мою ласкающую руку от своего лица, и глядя на меня гневно.

— Черт побери. — Он схватил меня в объятия, и крепко держал, тяжело дыша. — У меня тут есть с десяток вещей, которые я бы хотел тебе сказать. Но, по меньшей мере, девять из них прозвучат, как речи психопата.

Несмотря на серьезность ситуации, я почти улыбнулась.

— А что же десятое? — спросила я у его рубашки.

Он замолчал, думая об этом.

— Ничего интересного, — пробурчал он. — Это тоже будет речь психа.

Проведя меня к лифту, он нажал на кнопку. Мы поднялись в молчании. Джек касался своими руками моих плеч, талии, бедер, как будто не мог не касаться меня. Я хотела прислониться к нему и позволить ему обнимать меня, и подняться в его квартиру. Вместо этого я вышла из лифта, когда мы поднялись на седьмой этаж, и Джек последовал за мной.

— Ты можешь не провожать меня до двери, — заметила я.

Он нахмурился и оставался со мной, пока мы не дошли до квартиры. Я собиралась ввести комбинацию цифр в замочное устройство, когда Джек схватил меня за плечи и повернул лицом к себе. То, как он смотрел на меня, заставило покраснеть каждый видимый дюйм моей кожи. Его рука скользнула по моей шее.

— Джек…

Он грубо поцеловал меня. Мои губы раскрылись от требовательного нажима. Это был распутный, горячий, лишающий разума поцелуй… не то, чтобы у меня и так осталось достаточно разума. Я попыталась закончить это, отталкивая его, но он продолжал, пока я не растеклась. Только тогда он поднял голову, глядя на меня с голодом и агрессивным мужским триумфом.

Очевидно, он чувствовал, что что-то доказал.

Мне подумалось, что все происходящее было своего рода связано с установлением границ территории.

— Мужчины похожи на собак, — обожала повторять Стейси. И обычно она добавляла, что, как и собаки, они занимают слишком много места на кровати, и всегда ищут промежность.

Каким-то образом, я набрала правильную комбинацию на табло и зашла в квартиру.

— Элла…

— Я кстати на таблетках, — сказала я.

Не дожидаясь его ответа, я закрыла дверь перед его носом.

— Привет, Элла, — весело сказала няня Тина. — Как прошла встреча?

— Просто прекрасно. Как Люк?

— Чистенький и накормленный. Я только что положила его в кроватку.

От кроватки не доносилось ни звука, только мишки и горшочки с медом лениво вращались по кругу.

— Были какие-то проблемы, пока меня не было? — спросила я.

— Ну, он был немного встревожен, сразу после того, как ты ушла, но теперь он успокоился, — рассмеялась Тина. — Мальчики никогда не любят, когда мамочка уходит без них.

Мое сердце пропустило удар. Мамочка. Я было подумала поправить ее, но это казалось ненужным. Я дала Тине немного наличности, выпустила ее из квартиры, и пошла принять душ.

Горячая вода успокоила и расслабила меня, убрав мою боль и неудобство. Но, однако, ничем не помогла избавиться от моего чувства вины. Впервые я испытала двойные угрызения совести от того, что изменила… из-за того, что вообще так поступила, и из-за того, что так этим наслаждалась.

Вздохнув, я обернула полотенцем волосы, надела халат и пошла проверить Люка. Кроватка остановилась, и все было тихо.

На цыпочках подойдя к кроватке, я заглянула в нее, думая, что ребенок спит. Но он смотрел на меня сонными глазками.

— Ты еще не спишь, Люк? — тихонько спросила я. — Чего ты ждешь?

В ту же секунду, как он заметил меня, он пошевелился и стал сучить ножками, а его рот сложился в младенческую улыбку.

Его первую улыбку.

Меня изумила эта непроизвольная реакция на меня. Это ты, я тебя ждал. И я почувствовала сладкую боль, которая дошла до моей души, и я забыла обо всем в тот момент. Я заработала эту улыбку. Я хотела заслужить еще миллион таких же от него. Не думая, я потянулась к Люку и подняла его из кроватки, жадно целуя его теплое личико, его улыбающийся ротик. Я вдыхала запах присыпки, подгузника, невинный аромат.

Я никогда не испытывала подобного счастья.

— Ты только взгляни на себя, — шептала я, зарывшись носом в его шейку. — Посмотри на эту улыбку. О, да ты наимилейший мальчик. Самый милый мальчик…

Мой мальчик. Мой Люк.

Глава 15

— Вау, — сказал Дэйн, войдя в квартиру, после того, как крепко обнял меня в дверях. Он окинул взглядом дизайнерское оформление, большие окна, потрясающий вид на город и одобрительно присвистнул.

— Здорово, правда? — спросила я с улыбкой.

Дэйн остался таким же, как всегда — теплым, добродушным и красивым. Он был ниже и худее Джека, мы идеально подходили друг другу, когда он меня обнимал. Его вид тут же напомнил мне обо всех причинах, которые когда-то свели нас вместе. Он был человеком, которого я знала лучше любого другого, человеком, который никогда не выводил меня из равновесия. В жизни редко встречаешь людей, о которых с уверенностью можно сказать, что они никогда не сделают тебе больно, не станут читать тебе наставлений. Дэйн был одним из них.

Я показала ему Люка, и он послушно повосхищался ребенком, потом я усадила Люка в прыгунки, нацепила на них кольцо с игрушками, чтобы ему было чем заняться, и села на диван рядом с Дэйном.

— Не знал, что ты так хорошо ладишь с детьми, — сказал Дэйн.

— А я и не лажу. — Я взяла Люка за ручку и показала ему, как передвигать пластмассового щеночка с одной стороны на другую. Люк замолотил по нему и загукал. — Хотя с этим мы нашли общий язык. Он меня к себе приучает.

— Ты изменилась, — заметил Дэйн, устраиваясь на краешке дивана, чтобы лучше видеть мое лицо.

— Просто устала, — удрученно согласилась я. — Круги под глазами.

— Нет, я не об этом. Выглядишь великолепно. У тебя… глаза сияют.

Я рассмеялась.

— Спасибо. Не понимаю, с чего бы это. Наверное, потому что я так рада тебя видеть. Я скучала по тебе, Дэйн.

— Я по тебе тоже скучал. — Он протянул руку и привлек меня к себе, так что я почти растянулась на нем, мои волосы упали ему на лицо. Две верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, открывая гладкую золотистую кожу. Я почувствовала знакомый чистый, острый запах его дезодоранта и ласково наклонилась поцеловать его — в губы, которые целовала до этого тысячи раз. Но мягкое прикосновение не принесло нежности и утешения, как прежде. Наоборот, оно вызвало во мне странное чувство отторжения.

Я вскинула голову. Дэйн притянул меня поближе, и от этого движения по моей коже пробежала неприятная дрожь.

Разве такое возможно?

Почувствовав, как я застыла, Дэйн опустил руки и насмешливо посмотрел на меня.

— Что, не на глазах у ребенка?

Я смущенно отпрянула от него.

— Думаю, я… Я… — У меня перехватило дыхание. Я быстро заморгала. — Я должна кое-что тебе сказать, — хрипло произнесла я.

— Хорошо. — Голос его звучал спокойно и ободряюще.

Нужно ли рассказать ему, чем я занималась с Джеком? Как мне все это объяснить? Я сидела и беспомощно смотрела на него. Казалось, каждая частичка моего тела внезапно застыла от холода, а потом так же внезапно оттаяла, и на моей коже выступил тонкий слой пота.

Выражение лица Дэйна изменилось.

— Сладенькая, я довольно хорошо читаю между строк. И не могу не заметить, что каждый раз в разговоре всплывает имя кое-кого. Так что давай начну я: Дэйн, последнее время я много времени провожу с Джеком Тревисом…

— Последнее время я много времени провожу с Джеком Тревисом, — повторила я, и несколько слезинок скатились по моим щекам.

Похоже, Дэйна это совсем не удивило. Он взял мою руку и сжал ее в своих ладонях.

— Расскажи мне все. Я могу быть твоим другом, Элла.

Я шмыгнула носом.

— Можешь?

— Я всегда был им.

Я вскочила, побежала на кухню за бумажным полотенцем и, сморкаясь, вернулась. Я подтолкнула прыгунки Люка так, что они закачались, и он настороженно уставился на игрушки, болтавшиеся на кольце.

— Все в порядке, Люк, — сказала я малышу, хотя его мало интересовали мои душевные переживания. — Взрослые тоже плачут иногда. Это естественно и нормально.

— Думаю, он хорошо с этим справляется, — сказал Дэйн, с лукавой улыбкой заглядывая в мое расстроенное лицо. — Иди сюда, и давай поговорим.

Я села рядом с ним и прерывисто вздохнула.

— Жаль, что ты не умеешь читать мысли. Мне очень хотелось бы, чтобы ты обо всем узнал, и мне при этом не пришлось бы ни о чем тебе рассказывать. Потому что некоторые вещи мне не хочется обсуждать.

— Ты можешь все мне рассказать. Ты же знаешь.

— Да, но мне никогда не приходилось рассказывать тебе о своих отношениях с другим. Я чувствую себя такой виноватой, это невыносимо.

— Твой порог вины всегда был довольно низким, — добродушно заметил он.

— Хотеть Джека — это неправильно, это глупо, но я ничего не могу с этим поделать. Мне так жаль, Дэйн. Мне никогда еще не было так стыдно…

— Погоди. Прежде чем ты продолжишь… не надо извиняться. Особенно за свои чувства. А теперь рассказывай.

Я, конечно, рассказала Дэйну не все. Но достаточно, чтобы он понял, что мой трезвый подход к жизни разваливался на куски, и я страстно увлеклась мужчиной, которым мне совсем не стоило увлекаться, и совершенно не понимала, почему.

— Джек умен, — сказала я, — но может быть грубым. И еще он мачо, и очень традиционен. Он как капитан школьной футбольной команды, перед которым все девушки выстраиваются в ряд, а я всегда ненавидела таких.

— Я тоже.

— Но иногда Джек удивляет меня каким-нибудь остроумным замечанием. И еще он искренний и открытый, любопытный и, наверное, самый самоуверенный человек, которого я когда-либо встречала. Он говорит, что мне нужно быть более непринужденной.

— И он прав.

— Что ж, всему свое время и место. Не время думать о развлечениях. Сейчас на мне лежит большая ответственность.

— Что он думает о ребенке?

— Джеку он нравится. Он любит детей.

— И будучи очень традиционным, он, наверное, хочет завести собственную семью, — заметил Дэйн, внимательно за мной наблюдая.

— Я уже говорила Джеку, как отношусь к браку и семье. Так что он знает, что этого никогда не будет. Думаю, это все прелесть новизны. Особенно его заводит то, что я за ним не бегаю.

— Ты завела бы любого и не только поэтому, Элла. Ты красивая женщина.

— В самом деле? — я посмотрела на него с застенчивой улыбкой. — Ты никогда раньше не говорил мне этого.

— Я не слишком умею говорить комплименты, — признался Дэйн. — Но ты красивая. Этакая знойная библиотекарша.

Моя улыбка стала насмешливой.

— Спасибо, думаю, именно это Джеку и нравится.

— И много у тебя с этим типом общего?

— Не слишком. По сути, мы абсолютные противоположности. Но знаешь, что мне больше всего нравится, и это самое странное?… Наши разговоры.

— Разговоры о чем?

— Обо всем, — честно ответила я. — Мы начинаем, и это похоже на секс, вперед-назад, и это так затягивает, понимаешь, о чем я? Мы словно попадаем в резонанс друг с другом. А некоторые наши разговоры происходят как будто на нескольких уровнях одновременно. И даже когда мы друг с другом не согласны, во всем этом чувствуется странная гармония. Связь.

Дэйн задумчиво поглядел на меня.

— Так… если разговоры похожи на секс, на что же похож секс?

— Я…

Я открыла рот и тут же захлопнула его. Я раздосадовано взвешивала все способы объяснить, что пока между нами было лишь то, что можно было назвать восхитительным поцелуем на ночь, и обжималки в подземном гараже. Оба раза были потрясающи. Нет, это не передать словами.

— Это секретная информация, — смущенно сказала я.

Несколько секунд мы сидели молча, одинаково пораженные тем, что я что-то скрываю, хотя раньше рассказывала Дэйну все, ничего не тая. Наши отношения всегда были абсолютно открытыми. И понимание того, что в моей жизни есть что-то, о чем я не могу рассказать Дэйну, было для меня непривычным.

— Ты не злишься? — спросила я. — Не ревнуешь?

— Ревную, пожалуй, — неуверенно согласился Дэйн, словно это его удивило. — Но не злюсь. Ты не моя собственность. Потому что все упирается в то, что я не хочу традиционных отношений. Но если тебе хочется посмотреть, что такое связь с Тревисом, попробуй. Тебе не нужно спрашивать разрешения, и не мне его давать. Ты ведь в любом случае собираешься сделать это.

Я не могла не отметить разницу между Дэйном и Джеком, который был гораздо требовательнее, настоящим собственником. У нас с Джеком было гораздо больше поводов для споров. Меня охватило беспокойство.

— Если честно, — почти прошептала я, — с ним я не чувствую себя в безопасности, как с тобой.

— Знаю.

Слабая улыбка коснулась моих губ.

— Откуда?

— Подумай, что такое безопасность, Элла?

— Доверие?

— Да, частично. Но еще и отсутствие риска. — Он отлепил прядь волос с моей щеки и заправил ее мне за ухо. — Может, тебе просто нужно рискнуть. Может, тебе нужно побыть с кем-то, кто тебя хоть немного встряхнет.

Я подобралась поближе к нему и прижалась головой к его груди. Мы сидели так какое-то время абсолютно неподвижно, лишь изредка вздыхая. Оба молчали, понимая, что что-то в нашей жизни закончилось, а что-то только начинается.

Дэйн дотронулся до моего подбородка, заставил меня поднять голову и мягко поцеловал. Только тогда я поняла, что Дэйн всегда был лишь другом, с которым я спала, а это совсем не то, что иметь любовника, который мог бы стать другом.

— Эй, — тихо сказал Дэйн. — Как, по-твоему, могли бы мы заняться этим еще раз, в память о старых добрых временах? Чтобы как бы попрощаться? Пожелать друг другу счастливого пути?

Я посмотрела на него с печальной улыбкой.

— А может, мне сразу стукнуть тебя бутылкой шампанского по голове?

— Ради Бога, давай хотя бы откроем его для начала, — ответил он, и я встала, чтобы принести нам выпить — это было нам так необходимо.

* * * * *

На следующий день я попыталась позвонить Джеку. Оставив два сообщения на его мобильном, я поняла, что он не торопится отвечать мне. Это тревожило и раздражало.

— Я так и знала — что-то происходит, — сказала Хэйвен, когда я позвонила ей после обеда. — Джек последнее время в преотвратном настроении. Все в офисе вздохнули с облегчением, когда он уехал на строительную площадку. Иначе, думаю, его секретарша Хэлен настучала бы ему по голове ламинирующей машинкой.

— Мне нужно было разрешить пару вопросов с Дэйном, когда он приехал, — сказала я. — Вот я и попросила Джека дать мне время. Похоже, ему это не понравилось.

В голосе Хэйвен звенел смех.

— Еще как не понравилось. Он никогда не умел отступать, если чего-то хочет.

— Зато сейчас ему это прекрасно удается, — расстроено заметила я. — Он не отвечает на мои звонки.

— Элла, мне, наверное, не следует совать нос в дела Джека, я ведь так злилась, когда он делал то же самое со мной…

— Выкладывай, — сказала я. — Мне нужно знать твое мнение. А если тебя об этом попросили, это уже совсем другое дело.

— Ладно, — весело отозвалась Хэйвен. — Думаю, Джек так запутался, что просто не знает, что делать. Ревновать кого-то для него непривычно. Он никогда не теряет головы, всегда выигрывает, а тебе, по-моему, удалось очень сильно зацепить его. И, должна признаться, мне это чертовски нравится.

— Почему? — от нервного напряжения и надежды у меня закружилась голова.

— Я всю жизнь наблюдала, как Джек встречается с богатыми наследницами или пустоголовыми актрисами и моделями, и думаю, все это, просто чтобы избежать этого… чтобы не влюбиться и не показать своей уязвимости. Мужчины в нашей семье терпеть этого не могут. Но, думаю, немного страданий пойдет Джеку на пользу, встряхнет его.

— Можно сказать тебе кое-что по секрету?

— Да, что?

— Джеку очень не понравилось, что Дэйн остановился у меня. Он хотел, чтобы Дэйн снял номер в гостинице.

— Ну, это же глупо. Вы с Дэйном много лет жили вместе. Если бы ты захотела заняться с ним сексом, какая разница где — у тебя или в гостиничном номере.

— Знаю. Но пошлую ночь Дэйн все-таки провел у меня. И я подозреваю, что Джек мог об этом узнать.

Хэйвен усмехнулась.

— Элла, ничто в этом здании не происходит без того, чтобы Джек об этом не узнал. Он наверняка сказал консьержу, чтобы тот дал ему знать, когда Дэйн уедет.

— Я не спала с Дэйном, — сказала я, словно защищаясь.

— Тебе не нужно объяснять это мне.

— Это было ужасно. Сначала Дэйн заснул на диване, но постоянно просыпался из-за детского плача, пока я наконец не отослала его в спальню, проведя всю ночь на диване. Могу с уверенностью сказать, что Дэйн никогда не захочет, чтобы прошлая ночь повторилась. Так что теперь он сбежал обратно в Остин, а Джек не желает со мной разговаривать.

Хэйвен рассмеялась.

— Бедняжка Элла. Думаю, Джек просто пытается продумать следующий шаг.

— Если будет возможность, скажешь, чтобы он мне позвонил?

— Нет, у меня идея получше. Завтра у папы день рождения. Женщина, с которой он встречается — Вивиан — устраивает для него вечеринку в нашем семейном гнездышке в Ривер Оукс. Там буду все Тревисы, включая Джека, двух моих других братьев и мою невестку. Поехали с нами.

— Мне не хотелось бы врываться на семейную вечеринку, — смущенно сказала я.

— Ты будешь моей гостьей. Но даже если бы это было не так, туда все равно ринется пол-Хьюстона.

— У меня нет подарка для твоего отца.

— Вивиан попросила, чтобы вместо подарков все делали взносы в одну из благотворительных программ отца. Я дам тебе список, и ты сможешь перечислить деньги по интернету, если пожелаешь.

— Ты в самом деле считаешь, что все будет нормально? — Мне ужасно хотелось попасть на эту вечеринку. И было чертовски любопытно познакомиться с семьей Джека и увидеть дом, в котором он вырос.

— Да. Вечеринка неофициальная — у тебя есть какое-нибудь хорошенькое платье?

— У меня есть светло-голубое, облегающее.

— То, что нужно. Это его любимый цвет. О, Элла, будет весело.

— Тебе может быть, — мрачно протянула я, и Хэйвен хихикнула.

Единственным почтовым индексом Черчилля Тревиса в Хьюстоне был 77019, поскольку более престижного места, чем Ривер Оукс, нельзя было отыскать. Расположенный в самом центре Хьюстона, это был один из самых богатых районов страны. По словам Хэйвен, таблички с надписью «Продается» здесь никогда не появлялись. Если какой-нибудь дом по каким-либо причинам освобождался, хозяева тотчас же получали множество предложений и продавали его в течение нескольких дней. Адвокаты, бизнесмены, владельцы фондов венчурного инвестирования, хирурги и звезды спорта — все хотели жить в этом тенистом сосново-дубовом раю, который расположился недалеко от Галлерии, Райса и лучших частных школ Техаса.

Некоторые дома здесь были по тридцать тысяч квадратных футов, но особняк Тревисов оказался относительно небольшим, всего двенадцать тысяч квадратных футов площадью. Однако отсюда открывался великолепный вид на город, потому что дом стоял на утесе у реки. Когда мы проезжали мимо роскошных садов и лужаек, словно сиявших в красном свете заходящего солнца, у меня чуть не отвисла челюсть, стоило мне увидеть целый ряд домов в неогеоргианском и колониальном стиле, тосканские виллы и французские шато. Похоже, ни один дом здесь не был оформлен в хьюстонском стиле, все они походили на обрывки других мест и эпох, выстроенные с особым размахом.

— Тебе понравится, Элла, — заверила Хэйвен, выбираясь с переднего сиденья Мерседеса Харди. — Вивиан дает просто великолепные вечеринки — еда и музыка всегда просто чудесные. Она только один раз провалилась, но это было так красиво, что все равно здорово.

— Почему провалилась?

— Ну, одним из почетных гостей был Питер Джексон, поэтому Вивиан решила отдать дань «Властелину Колец». Она наняла работников, чтобы перекопать весь задний двор и украсить его водопадами и скалами.

— Звучит не так уж плохо, — сказала я.

— Нет, худшее началось, когда Вивиан пригласила группу местных бойскаутов, чтобы те оделись хоббитами и бродили по дому. Они повсюду роняли шерсть, а у папы на нее аллергия. Он потом несколько недель жаловался. — Хэйвен замолчала. — Но уверена, сегодня ничего подобного не будет.

— Начинай пить, как только зайдем внутрь, — посоветовал мне Харди.

Особняк Тревисов, величественное каменное сооружение в европейском стиле, стоял на участке в три акра земли. Мы завернули в открытые железные ворота и въехали на парковку, заполненную дорогими автомобилями. В огромном гараже со здоровыми стеклянными дверями на дистанционном управлении красовались Бентли, Мерседес, Шелби Кобра и по меньшей мере семь других машин, похожих на гигантские божественные колесницы. Парковщики в белой униформе ставили блестящие авто на аккуратно размеченные места с нежностью родителей, укладывающих спать любимых детишек.

Когда я шла рядом с Хэйвен и Харди вдоль широкой аллеи к толпе разодетых людей, у меня немного кружилась голова. Живая музыка текла по воздуху, саксофоны подыгрывали известному певцу, который недавно получил роль второго плана в каком-то фильме Спилберга. Певцу было чуть за двадцать, он проникновенным шелковистым голосом пел «Steppin'Out With My Baby».

Я чувствовала себя так, словно оказалась в какой-то другой реальности. Или на съемочной площадке. Сцена была великолепна, но казалось странным, что кто-то действительно так живет и что такое для них норма.

— Я бывала на вечеринках и раньше… — начала я и замолчала, боясь показаться смешной.

Харди посмотрел на меня, его голубые глаза светились весельем.

— Я знаю. — И я поняла, что он действительно знает, что, хотя этот мир был так привычен Хэйвен, он был очень далек от трейлерного парка к востоку от Хьюстона, где вырос Харди.

Они были интересной парой — Харди, такой здоровый американец до мозга костей, и Хэйвен — маленькая и изящная. Однако, несмотря на разницу в росте, оба смотрелись на удивление гармонично. Любой невольно чувствовал химию между этими двумя, признание достоинств друг друга, и взаимное сексуальное напряжение. И еще нежность. Я видела ее особенно ясно, когда Харди бросал взгляды на Хэйвен, если ее внимание было обращено на что-нибудь другое. Он смотрел на нее так, словно ему хотелось подхватить ее на руки и унести, чтобы она принадлежала только ему одному. Я завидовала тому, что они могут быть так близки и все же не чувствовать себя в ловушке, не начинать задыхаться.

— Сначала нужно найти папу, — сказала Хэйвен, ведя меня куда-то вглубь дома. Она выглядела просто изумительно в коротком платье из жатой органзы, юбка была подобрана таким образом, что носить его могла только очень стройная женщина.

— Думаешь, Джек здесь? — спросила я.

— Нет, он никогда не приходит так рано.

— Ты сказала ему, что пригласила меня?

Хэйвен покачала головой.

— Не было возможности. Не смогла ему дозвониться.

Джек звонил мне утром, но я была в душе и понадеялась на автоответчик. Он оставил короткое сообщение, сказав, что у него встреча где-то в Вудленсе на севере от Хьюстона и что его не будет весь день. Когда я перезвонила, то попала на голосовую почту. Я не стала оставлять сообщения, решив, что он это заслужил за то, что не отвечал вчера на мои звонки.

Нам понадобилось довольно много времени, чтобы пройти сквозь анфиладу комнат. Хэйвен и ее жених знали здесь всех. Подошел официант, предлагая нам шампанское со льдом. Я с признательностью взяла один бокал и сделала глоток — от сухого напитка защипало язык. Остановившись рядом с оригинальной картиной Фриды Кало, я разглядывала зал, пока Хэйвен пыталась отделаться от женщины, которая была полна решимости заставить ее вступить в Хьюстонский Клуб Орхидей.

Гости были самых разных возрастов, женщины с идеальным макияжем и на невозможно высоких шпильках, ухоженные и великолепно одетые мужчины. Я порадовалась, что надела свое лучшее платье, легкое трикотажное светло-голубое, оно красиво обтягивало грудь. Платье было обычное — классическое — поэтому в нем я выглядела просто шикарно, а юбка до колена выгодно подчеркивала мои ноги. Я надела серебристые босоножки на высоком каблуке, поначалу я волновалась, что с ними переборщила, но потом увидела, что было на других женщинах. Похоже, хьюстонское понятие о неофициальной вечеринке включало в себя больше украшений и бижутерии, чем остинское, где ты мог придти в обычной рубашке и туфлях.

Я сильнее обычного накрасила глаза, подведя их серыми тенями и наложив два слоя туши. На моих губах был нежно-розовый блеск. Я слегка подкрутила короткие пряди, и чувствовала, как они щекочут щеки каждый раз, как я поворачиваю голову. Мне не нужны были румяна — мои щеки лихорадочно раскраснелись.

Я знала — что-то сегодня произойдет, что-то либо хорошее, либо плохое.

— Он на улице, — бросил Харди Хэйвен, которая дала мне знак идти с ними.

— Джек? — спросила я озадаченно.

— Нет, отец. — Хэйвен улыбнулась и скорчила забавную рожицу. — Идем, познакомим тебя с Тревисами.

Мы прошли через задние комнаты, и вышли на широкую ухоженную лужайку. Деревья здесь были опутаны гирляндами, роскошный навес тянулся высоко над головами людей на танцполе. Гости сидели на стульях и толпились вокруг столов с угощением. Меня поразил праздничный торт, который стоял на отдельном столе — это было сооружение из шоколада высотой фута в четыре, украшенное лентами из шоколадной пасты и карамельными бабочками.

— Вау — заметила я, обращаясь к пожилому мужчине, который только что вынырнул из толпы людей. — Вот это я называю праздничным тортом. Как, по-вашему, никто из него не выпрыгнет?

— Надеюсь, что нет, — сказал он серьезно. — Из-за свечей он может загореться.

Я засмеялась.

— Да, а танцевать во всей этой глазури было бы липко. — Повернувшись к нему, я протянула руку. — Элла Варнер из Остина. А вы друг Тревисов? Ой, ну, конечно, друг. Они бы не стали приглашать сюда врагов, ведь так?

Он улыбнулся и пожал мою руку. Его зубы были того безупречно белого цвета, что всегда удивлял меня у людей его возраста.

— Одного наверняка бы пригласили. — Очень привлекательный немолодой мужчина, не намного выше меня, коротко подстриженные седые волосы, загорелая кожа. Он излучал обаяние, словно оно было втерто в его кожу, как солнцезащитный лосьон.

Мой взгляд приковал цвет его глаз — цвет горького черного венесуэльского шоколада. Я посмотрела в такие знакомые глаза и поняла, кто передо мной.

— С днем рождения, мистер Тревис, — сказала я, смущенно улыбнувшись.

— Благодарю, мисс Варнер.

— Зовите меня Элла, прошу вас. Думаю, того, что я пришла на ваш вечер без приглашения, достаточно, чтобы обращаться по имени?

Черчилль Тревис продолжал улыбаться.

— Вы гораздо красивее обычных незваных гостей, Элла. Держитесь меня, и вас никто отсюда не выкинет.

Старый хитрый лис. Я улыбнулась.

— Спасибо, мистер Тревис.

— Черчилль.

Хэйвен подошла к отцу, встала на цыпочки и поцеловала в щеку.

— С днем рождения, пап. Я как раз говорила Вивиан, какую грандиозную работу она проделала. Вижу, ты познакомился с Эллой. К сожалению, вынуждена предупредить, что заполучить ее тебе не удастся. Она здесь ради Джека.

В разговор вмешался еще кто-то:

— Джек обойдется. Отдайте ее мне.

Я обернулась, увидела прямо позади себя мужчину и с удивлением уставилась на более молодую и более худую версию Джека, на вид мужчине не было и двадцати пяти.

— Джо Тревис, — сказал он, крепко пожав мою руку. Он был почти на голову выше отца. Джо еще не превратился в закаленного, мужественного самца, как его старший брат, но он был очарователен и красив, и знал об этом.

— Не верь ему, Элла, — строго наказала Хэйвен. — Джо — фотограф. Он начинал с глупых семейных фотографий — меня в нижнем белье, например — а потом шантажировал нас негативами.

Харди услышал последнее замечание и присоединился к их компании.

— У тебя больше не осталось тех негативов? — спросил он Джо, и Хэйвен ткнула его в бок локтем.

Джо продолжал держать мою руку в своей и смотрел на меня томными глазами.

— Я здесь совсем один. Моя девушка уехала работать в отель во Французских Альпах.

— Джо, ты паршивец, — сказала ему Хэйвен, — даже не думай приударить за девушкой брата.

— Я не девушка Джека, — поспешно возразила я.

Джо бросил на сестру торжествующий взгляд.

— Похоже, она не против.

Харди остановил начавшуюся было перепалку, вручив Черчиллю Тревису кожаный портсигар:

— С днем рождения, сэр.

— Спасибо, Харди. — Открыв коробку, Тревис вытащил одну сигару и с удовольствием понюхал ее.

— В доме вас ждет целая коробка, — сообщил ему Харди.

— «Кохибас»? — спросил Черчилль, вдыхая запах, словно аромат дорогих духов.

Харди ничего не сказал, просто посмотрел на него с дьявольским блеском в голубых глазах.

— Знаю только, что они были упакованы в Гондурасе. Насчет содержимого ничего не могу сказать.

Контрабандные кубинские сигары, поняла я, развеселившись.

Мужчина невозмутимо сунул портсигар в карман пиджака.

— Выкурим по одной на крыльце чуть позже, Харди.

— Да, сэр.

Я заметила, что у открытых французских дверей за спиной Джо кто-то стоит, и сердце ухнуло куда-то вниз. Это был Джек. Его стройная спортивная фигура была затянута в черную рубашку и черные же брюки. Он выглядел сексуальным, гибким, готовым на все. Поза казалась расслабленной. Одну руку он как бы небрежно запустил в карман. Однако его напряженная мрачность портила здешнюю атмосферу, как дыра — глянцевую фотографию в журнале.

Джек, хмуро поджав губы, разговаривал со стоящей рядом женщиной. Мне стало немного нехорошо, пока я наблюдала за ними. Это была одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела, с гривой длинных светлых волос, четкими правильными чертами и очень худой фигурой, обтянутой черным платьем. Они походили на пару.

Джо проследил за моим взглядом.

— А вот и Джек.

— Он привел подругу, — смогла выговорить я.

— Нет. Это Эшли Эверсон. Она замужем, но охотится за Джеком, как барракуда, каждый раз, как его видит.

— Это она разбила ему сердце? — прошептала я.

Джо наклонил голову.

— Угу, — прошептал он, — а теперь у нее проблемы с мужем, Питером. Они собираются разводиться. Но после того, что они сделали с Джеком, так им и надо.

— Как, по-вашему…

— Нет, — тут же отозвался Джо. — Она ему и даром не нужна, милая. У вас нет соперниц.

Я уже собиралась возразить, что вовсе не собираюсь ни с кем соперничать, когда Джек поднял взгляд и увидел меня. Я не могла даже вдохнуть. Его темные глаза медленно прошлись до моих босоножек и обратно. Выпрямившись, он вытащил руку из кармана и направился ко мне.

Эшли Эверсон возмущенно схватила его за руку, и он остановился ответить.

— Элла. — Мое внимание привлек голос Хэйвен.

К нашей группе присоединился еще один темноволосый мужчина, который мог быть только Тревисом. Старший брат Гейдж. Он был очень похож на отца, но совсем не походил на двух других сыновей Черчилля. И ничего ковбойского в нем не было… его черты были сдержанными и аристократичными, лицо — почти нечеловечески красивым. Глаза были не карими, а необычного светло-серого цвета — цвета сухого льда — окруженными черным ободком. Когда он улыбнулся, я почувствовала себя так, словно получила отсрочку приведения в исполнение смертного приговора.

— Гейдж Тревис, — представился он и обнял за талию женщину, которая подошла вместе с ним. — А это моя жена Либерти.

Она была очень красивой женщиной, с идеальным овальным личиком, непринужденной улыбкой и сияющей кожей цвета ирисок. Когда она слегка наклонилась вперед, чтобы пожать мою руку, волосы ее плавно шевельнулись.

— Приятно познакомиться, Элла, — сказала она. — Я слышала, вы встречаетесь с Джеком.

Мне совершенно не хотелось представляться подружкой Джека.

— Вообще-то, мы не встречаемся, — сказала я, замявшись. — То есть, он, конечно, потрясающий парень, но я бы не сказала, что… понимаете, мы знакомы всего несколько недель, поэтому я бы не сказала, что мы вместе, но…

— Мы вместе, — услышала я слова Джека за спиной, голос его звучал тихо, но твердо.

Я обернулась, мое сердце заколотилось.

Сильная рука скользнула вокруг моей талии. Джек опустил голову, и его губы коснулись моей щеки в светском поцелуе. Ничего неприличного, просто встреча двух друзей. Но потом он опустился ниже и коротко и жарко поцеловал меня в шею. Этот поцелуй уже был невыразимо интимным — все равно, что объявить, что мы близки.

Пораженная тем, что Джек сделал что-то подобное на глазах у своей семьи, я почувствовала, как сначала побледнела, а потом стала красной как рак — мое лицо меняло цвета как неоновая вывеска над витриной ресторана. Растерявшись, я увидела, как Хэйвен и Либерти обменялись выразительными взглядами.

Продолжая обнимать меня за талию, Джек пожал отцу руку.

— Счастливого дня рождения, пап. Привез тебе подарок — он в доме.

Глава рода Тревисов задумчиво посмотрел на нас, прежде чем ответить:

— Знаешь, какой подарок мне нужен? Я хочу, чтобы ты остепенился, женился и подарил мне внуков.

Джек встретил это вопиюще бестактное замечание с такой невозмутимостью, что сразу стало ясно, что подобные жалобы ему не в новинку.

— У тебя уже есть внук, — спокойно заметил он.

— Хотелось бы еще нескольких прежде, чем я уйду.

Выражение лица Джека стало насмешливым.

— И куда ты собрался «идти», папа?

— Я говорю лишь о том, что не становлюсь моложе. И если ты хочешь, чтобы следующее поколение Тревисов росло под моим влиянием, тебе лучше заняться делом.

— Боже, папа, — сказал Джо. — Если бы Джек занялся делом еще более рьяно, ему пришлось бы таскать с собой кассовый аппарат…

— Джо, — прошептал Гейдж, и этого оказалось достаточно, чтобы заставить младшего из братьев замолчать.

Черчилль бросил на меня многозначительный взгляд.

— Может, вы заставите его решиться, Элла.

— Я не из тех, кто выходит замуж, — ответила я.

Черчилль вскинул брови, словно никогда не слышал подобных слов от женщины.

— Почему нет?

— Ну, во-первых, я слишком занята карьерой.

— Какая жалость, — сказал Джек. — Чтобы выйти замуж за Тревиса, тебе придется отказаться от своей мечты.

Я рассмеялась. Выражение лица Джека смягчилось, когда он посмотрел на меня и откинул с моего лба прядку светлых, блестящих волос.

— Хочешь потанцевать, — прошептал он, — или продолжить допрос с пристрастием? — Не дожидаясь ответа, он потащил меня за собой.

— Я ее не допрашивал, — запротестовал Черчилль. — Мы просто беседовали.

Джек остановился и бросил на него ироничный взгляд.

— Папа, беседа — это когда говорит не один человек, а несколько. — Оттащив меня подальше, Джек сказал, — прости.

— Ты из-за отца?… Нет, не извиняйся. Мне он понравился. — Я смущенно посмотрел на его твердый профиль. Такого Джека я еще не видела. В нем всегда чувствовалась какая-то равнодушная самоуверенность, словно ничто не имело для него значения. Но сейчас она исчезла. Сейчас он был очень рассержен, потому что, оказалось, что что-то все же имеет значение.

Мы дошли до танцпола. Джек обнял меня естественным привычным движением. Группа играла блюз — "Song for You", словно все они грезили об одном и том же. Я чувствовала твердое плечо Джека под своей ладонью. Его руки были такими уверенными, когда он вел меня в танце. Он очень хорошо танцевал, его движения были плавными, но не наигранными. Я вдруг пожалела, что не могу сказать его матери, что уроки танцев себя оправдали.

Я попыталась расслабиться и позволить ему направлять меня, смотря куда-то в расстегнутый ворот его рубашки, где виднелись дразнящие завитки волос.

— Дэйн провел ночь у тебя, — равнодушно заметил Джек.

Я обрадовалась тому, что он сделал первый шаг, мне очень хотелось, наконец, все прояснить.

— Он провел ночь в моей квартире, да. Хотя спал не так, чтобы много. Понимаешь… ау!

Джек резко остановился, и я налетела прямо на него. Заглянув ему в лицо, я поняла, к какому выводу он только что пришел.

— Из-за ребенка, — поспешно прибавила я. — Люк плакал. Я спала на диване, а Дэйн в соседней комнате. Джек, мне больно.

Он тут же расслабил хватку и попытался взять себя в руки. Мы протанцевали еще целую минуту, когда он, наконец, заставил себя спросить:

— Вы занимались с ним сексом?

— Нет.

Джек едва заметно кивнул, но его лицо оставалось бесстрастным и неподвижным, словно застывшим.

— Больше никакого Дэйна, — сказал он пугающе категоричным тоном.

Я попыталась пошутить:

— Никак не пойму, это значит, что ты не хочешь, чтобы мы с ним виделись, или что ты собираешься его убить.

— Это значит, что если произойдет первое, наверняка последует второе.

В душе меня это очень позабавило. А еще я почувствовала свою новую власть — кружащую голову власть над кем-то, кто был сильнее, опытнее и более непредсказуем и заправлен тестостероном больше, чем все мужчины, которых я когда-либо встречала. Это было все равно что сидеть за рулем гоночного автомобиля. Пугающе и пьяняще, особенно для того, кто никогда не любил высоких скоростей.

— Ты слишком много говоришь, Джек Тревис. Почему бы тебе не отвезти меня домой, чтобы подтвердить слова делом?

Он внимательно посмотрел на меня. Наверное, мы оба не могли поверить, что я это сказала.

И, судя по выражению его глаз, сегодня меня ждало столько «дел», сколько я только смогу выдержать.

Глава 16

Музыка плавно перешла во что-то совсем медленное, наподобие «Лунного Танца» Ван Моррисона. Джек прижал меня чуть крепче, я почувствовала его дыхание на виске, его бедра прижались к моим. Мы танцевали, и я слепо следовала за ним, слегка неуверенно, как будто мы находились на палубе корабля, а не на твердой земле. Но его руки крепко держали меня, и он контролировал каждое движение. Глубоко вдохнув, я втянула его сильный пряный запах. Тонкий слой пота выступил на моей коже, которая словно внезапно зажила своей жизнью.

Песня закончилась. Аплодисменты и начало новой мелодии заставили меня придти в себя. По сути, мне как будто в лицо плеснули холодной воды. Заморгав, я пошла за Джеком сквозь толпу. Нам приходилось то и дело останавливаться, чтобы перекинуться парой слов со знакомыми Джека. Он знал всех. И сохранять дружелюбную маску удавалось ему гораздо лучше, чем мне. Но я чувствовала яростное напряжение его руки, пока он вел меня сквозь толпу приглашенных.

На праздничном торте зажгли свечи, и группа стала подыгрывать гостям, которые фальшиво, но энергично затянули «Happy Birthday to You». Всем начали раздавать куски торта с шоколадом, джемом и взбитыми сливками. Я смогла откусить лишь один раз, кусок чуть не встал комом в горле. Когда удалось запить его шампанским, мое настроение резко поднялось, наверное, благодаря сахару и алкоголю. Я с легкостью следовала за Джеком, который вел меня за руку.

Мы остановились попрощаться с Черчиллем и его подругой Вивиан, заметили в углу зала Джо с какой-то женщиной, которая, по всей видимости, очень сочувствовала его страданиям по поводу укатившей во Францию подружки, я помахала Хэйвен, Харди, Гейджу и Либерти, стоявшим в другом конце зала.

— Наверное, нужно как-то объяснить, почему мы уходим так рано? — спросила я Джека. — Скажи им, что мне нужно проверить ребенка, или…

— Они знают, почему мы уходим.

На пути обратно на Мэйн 1800 мы почти не разговаривали. Наши чувства были еще слишком свежими. Я еще недостаточно хорошо знала Джека, чтобы чувствовать себя с ним раскованно — нам нужно было привыкнуть друг к другу.

Но я все равно рассказала Джеку о нашем разговоре с Дэйном, и он внимательно меня выслушал. Я видела, что, хотя Джек понимает ход мыслей Дэйна, такие взгляды чужды ему в своей основе.

— Он должен был бороться за тебя, — сказал Джек. — Должен был хотя бы попытаться надрать мне задницу.

— Ну и чего бы он этим добился? — спросила я. — Это ведь только мой выбор, разве нет?

— Да, выбор твой. Но это не отменяет того факта, что ему следовало бы, как викингу, наброситься на меня за то, что я взял его женщину.

— Ты не взял меня, — возразила я.

Он скользнул по мне выразительным взглядом:

— Пока нет.

Сердце мое нервно заколотилось.

Мы поднялись в его квартиру, я никогда до этого ее не видела. Она была несколькими этажами выше моей, из больших окон открывался вид на Хьюстон, огни города сверкали словно бриллианты, разлетевшиеся по бархату.

— Во сколько ты сказала няне, что будешь дома? — спросил Джек, пока я рассматривала его квартиру. Она была стильной и строгой, с темной кожаной мебелью, парой ярких картин с геометрическим узором на стенах — штрихи стиля арт-деко — отделанной в коричневых, кремовых и синих тонах.

— Около одиннадцати. — Я коснулась края синей вазы из дутого стекла с выгравированным на ней витиеватым узором. Мои пальцы заметно дрожали. — Красивая квартира.

Подойдя ко мне сзади, Джек положил ладони мне на плечи и провел по моим рукам, от его тепла по моей прохладной коже пробежала приятная дрожь. Он взял мою руку в свои ладони. Крепко сжав ледяные пальцы, Джек наклонился и коснулся губами изгиба моей шеи. В том, как его губы ласкали кожу, чувствовалось обещание.

Он продолжал целовать меня, пытаясь отыскать наиболее чувствительное местечко, и когда нашел его, я инстинктивно приникла к нему.

— Джек… Ты ведь уже не злишься из-за того, что Дэйн ночевал у меня?

Его рука прошлась по моей груди, обводя каждый изгиб и каждую плоскость, останавливаясь, если чувствовал отклик. Мое тело напряженно выгнулось. Я рассеянно отметила, что он просто изучает мое тело, заставляя вздрагивать и вдыхать, когда задевал наиболее нежные места.

— Сказать по правде, Элла… каждый раз, когда я думаю об этом, мне хочется что-нибудь сломать.

— Но ведь ничего не было, — возразила я.

— И это единственная причина, по которой я все еще не выследил его и не прикончил.

Я не могла понять, были ли его слова лишь бравадой, или он говорил серьезно. Я пыталась говорить рассудительным, ироничным тоном, что было нелегко, потому что его пальцы скользнули в вырез платья.

— Ты ведь не собираешься вымещать злость на мне?

— Боюсь, что собираюсь. — У него перехватило дыхание, когда он обнаружил, что на мне нет лифчика. — Да ты сегодня ждала приключений, синеглазка. — Неприлично медленно его рука сжалась вокруг прохладной тяжести моей груди. Я притиснулась к нему, покачнувшись на каблуках своих серебряных босоножек. Он зажал пальцами сосок и стал нежно ласкать его большим пальцем, пока тот не превратился в упругий бутон.

Затем Джек развернул меня к себе.

— Ты красивая, — прошептал он. Его руки опустились еще ниже, прошлись по тонкому трикотажу платья. Выражение его лица было напряженно-внимательным, ресницы опустились, отбрасывая стрельчатые тени на скулы. И следующее слово он выдохнул так, что я едва расслышала. — И моя.

Словно загипнотизированная, я смотрела, как его губы приближаются к моим. И ответила на поцелуй, беспомощно вцепившись в его рубашку. Он запустил пальцы в мои волосы, сжав затылок, и сосредоточился на поцелуе, находя удобный угол, пробуя на вкус, пока все мое тело не охватил жар.

Взяв за руку, Джек потянул меня в спальню. Он включил один из трех светильников, и слабый, непонятно откуда льющийся свет, наполнил комнату. Я была слишком растеряна, чтобы обращать внимание на окружающее, успев заметить только большую кровать, застеленную желтым покрывалом.

Я откашлялась и, пытаясь сделать так, чтобы мой голос звучал непринужденно, заметила:

— И что, никакой соблазнительной музыки?

Джек покачал головой.

— Обычно я занимаюсь этим без музыкального сопровождения.

— То есть, сам с собой?

— Нет, я не занимался этим сам с собой лет с четырнадцати.

Мой тихий смех перешел в прерывистый вздох, потому что Джек осторожно потянул за половинки платья, которые держались на крохотных кнопках. Половинки разошлись, открывая грудь и белые шелковые трусики.

— Посмотри на себя, — прошептал он. — Носить одежду для тебя — преступление. — Он спустил платье с моих плеч, и оно соскользнуло на пол. Сильная дрожь прошла по моему телу с головы до пальцев ног, когда я оказалась перед ним в одних только босоножках на высоком каблуке и трусиках.

Неуклюже от нетерпения я потянула его черную рубашку, и Джек помог мне снять ее. Его грудь была сильной и мускулистой. Я нерешительно коснулась жестких волос на ней, проведя по ним пальцами. Ощущать его кожу под ладонями было чертовски здорово. Я позволила ему притянуть себя ближе, его руки обвились вокруг меня, и мои ладони скользнули ему на спину. Завитки защекотали грудь, от долгих, пьянящих поцелуев закружилась голова.

Почувствовав, как тесно я прижимаюсь к нему, потираясь бедрами о натянувшую брюки плоть, Джек тихо усмехнулся и отодвинув меня, сказал:

— Не сейчас.

— Я хочу тебя, — сказала я, раскрасневшаяся и дрожащая. Я никогда не говорила этого мужчине. А сейчас, сказав, вдруг вспомнила, что Джек говорил в подземном гараже:

…ты напугана потому, что ты начинаешь что-то со мной, и это что-то ведет тебя туда, где ты и Дэйн никогда не были.

Это было правдой. Абсолютно правдой. Я собиралась подпустить Джека к себе не только физически. И опасность того, что я собиралась сделать, пугала меня до чертиков.

Почувствовав мою панику, Джек привлек меня к себе так, что я оказалась между его бедер, и крепко прижал к груди. Он просто молча, и с бесконечным терпением, обнимал меня.

— Наверное… — наконец сумела выговорить я, — я просто не уверена, безопасно ли это.

— Пожалуй, нет. — Джек подцепил пальцами края трусиков и потянул вниз. — Но через несколько минут, дорогая, тебе будет наплевать.

Чувствуя, как кружится голова, я позволила ему снять с меня трусики, и послушно села на кровать. Я попыталась расстегнуть серебряные босоножки.

— Нет, — прошептал Джек, опускаясь передо мной на корточки. Внимательно наблюдая за мной, он раздвинул мои ноги.

Я попыталась закрыться.

— Свет, — сказала я, смутившись.

Но Джек удержал меня на месте и, несмотря на мое ерзанье, наклонился вперед и прижался губами к моей плоти. Уже через несколько секунд я стонала, замирая от удовольствия с каждым плавным движением его языка. Он не останавливался, пока я, наконец, не выдержала и, сжав его голову, не притянула к себе. Он перехватил мои запястья и прижал их к постели по бокам от меня.

Не в силах пошевелиться, совершенно открытая, я тихо вскрикивала, пока он нежно покусывал и лизал чувствительную плоть, заставляя мышцы судорожно сокращаться.

Джек отодвинулся, оставив меня совершенно без сил. Я была абсолютно слаба, доведена до отчаяния, сердце бешено колотилось. Когда он встал между моими бедрами, я потянулась к молнии его брюк, пытаясь расстегнуть. Руки казались неловкими, словно на мне были варежки.

Джек был возбужден, его член — напряженным и потемневшим. Я зачарованно дотронулась до него, затем сжала пульсирующее древко и подышала на набухшую головку. Он замер, и я услышала слабый стон. Он терпел мои осторожные прикосновения, теплые посасывания, пока я пыталась распробовать его. Но через несколько секунд он вдруг отодвинулся, пробормотав:

— Нет… не могу… слишком близко… Я слишком… подожди, Элла…

Сорвав с себя одежду, он присоединился ко мне на постели и подтянул меня к центру матраца. Казалось, ему потребовалась бесконечность, чтобы стянуть с меня обувь, расстегнув крошечные ремешки, когда их можно было просто стянуть, не расстегивая. А потом он снова оказался надо мной, его рот — на моей груди, бедро он настойчиво просунул мне между ног. Я потянулась к нему, и моя ладонь прижалась к упругим мышцам его спины. Его рот отыскал мой, делая меня податливой, слабой, стонущей и неспособной сопротивляться. Надежно удерживая меня, он лег на бок, казалось, его руки везде.

Наши сплетенные тела медленно двигались на широкой кровати. То, как мы терлись и скользили друг о друга, походило на чувственный танец, где я пыталась заманить его в свое тело, а Джек не поддавался. Он оттягивал момент, дразнил и терзал мою ноющую плоть, пока я не начала хриплым шепотом умолять его сделать это сейчас, повторяя «Я готова, сейчас, сейчас…»

Он перекатил меня на спину и широко развел ноги. Я покорно повиновалась, со стоном, полным предвкушения, приподняв бедра.

Он вошел в меня, и весь мир словно замер, когда я почувствовала первое осторожное проникновение. Я стиснула его плечи, впиваясь ногтями в его кожу. Джек скользнул глубже, шепча, что будет осторожным, что нужно только расслабиться, расслабиться… а потом проник еще глубже и замер, я почувствовала, как постепенно поддается мое тело.

Его лицо было совсем рядом с моим, глаза потемнели и заблестели. Он откинул волосы с моего лба.

— Тебе придется ко мне привыкнуть, — прошептал он. И я зачарованно кивнула.

Его губы снова накрыли мои. Он проникал во влажное тепло моего тела, нежный, каким может быть только очень крупный мужчина. Он отзывался на каждый вздох и биение сердца, пытаясь отыскать идеальный угол проникновения, и когда ему это удалось, я беспомощно вскрикнула.

Джек почти замурлыкал от удовольствия.

— Тебе нравится, Элла?

— Да. Да. — Я сжала его спину, приподнимая бедра ему навстречу. Твердый и тяжелый, он пронзал меня размеренными выпадами, а я извивалась под ним, желая, чтобы он двигался быстрее, сильнее. Сквозь хриплое дыхание я расслышала тихий смех. Он прижал меня к постели, заставляя смириться с тем темпом, который выбрал, и, казалось, прошла вечность, прежде чем я начала расслабляться. Я откинула голову, и его рука легла мне на затылок, а губы заскользили по шее.

Он продолжал входить в меня, не сбиваясь с ритма, вперед-назад, его движения оставались нежными и чувственными. Я взлетела на невообразимую высоту, а потом мир вокруг меня начал рассыпаться, и я, содрогаясь, кончила, стиснув коленями его бедра. Он дождался, когда пройдут последние спазмы и в несколько рывков достиг разрядки.

А после я тихо лежала, подрагивая, в объятиях Джека, чувствуя что-то липкое и горячее на своих бедрах. Я прижалась лицом к его груди. Мое тело казалось тяжелым от удовлетворения, и сочным, как созревший плод.

— Поспи, — прошептал Джек, натягивая покрывало мне на плечи.

— Не могу, — пробормотала я. — Внизу. Няня…

Он поцеловал мои волосы. Его голос нежным бархатом прошелся по моей коже.

— Всего несколько минут. Я за тобой присмотрю.

Прижавшись к нему поближе, я с благодарностью задремала.

Через какое-то время я зашевелилась и заморгала, почувствовав сквозь сон, что что-то изменилось. Я… Я чувствовала неуверенность, почти растерянность, и все же мне было на удивление хорошо.

Джек лежал, опираясь на локоть, и невероятно серьезно смотрел на меня. Он обвел пальцем мои улыбающиеся губы.

— Мне никогда не было так хорошо, Элла. Никогда.

Я закрыла глаза, пока он обводил пальцем мои брови, и подумала, что разница между хорошим и фантастическим сексом, наверное, в том, что Дэйн никогда не был так внимателен ко мне. Джек же казался полностью поглощенным мной, сосредоточенным на моих реакциях. Даже сейчас он прикасался ко мне так, словно соприкосновение наших тел — это особый язык. Ласкающие пальцы скользнули вниз по моей шее.

— У тебя такая нежная кожа, — прошептал он. — А твои волосы такие мягкие. Мне нравится ощущать твое тело… нравится, как ты двигаешься… — Большой палец медленно погладил мой подбородок. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла, Элла. Хочу всю тебя. И когда-нибудь ты сможешь забыть о контроле и дашь себе волю.

Я потерлась щекой о его руку и поцеловала ладонь. Я знала, что он имеет в виду, чего он хочет, и не знала, как объяснить ему, что это невозможно. Я никогда не смогу настолько потерять голову, занимаясь любовью, — внутри меня словно был уголок, до которого никто не мог достучаться.

— Я только что занималась сексом при включенном свете, — сказала я. — Ради Бога, разве этого не достаточно?

Он засмеялся и поцеловал меня.

Даже сейчас, когда я была полностью удовлетворена, одного прикосновения его губ было достаточно, чтобы по моему телу прошла волна жара. Положив ладони ему на плечи, я погладила его мускулы.

— Сегодня на вечеринке я видела тебя с Эшли, — сообщила я ему. — Она очень красивая.

Губы Джека насмешливо дрогнули.

— Ее красота тускнеет, стоит узнать ее поближе.

— О чем вы разговаривали?

— Она всем жалуется на проблемы с Питом.

— Ее мужем? А он был на вечере?

— Да. Они делали все возможное, чтобы не встречаться друг с другом.

— Интересно, она ему изменяла? — задумчиво спросила я.

— Вполне в ее характере, — сухо отозвался Джек.

— Как это печально. Но это лишь подтверждает мое мнение о браке: ты не можешь обещать другому вечную любовь. Потому что все меняется.

— Не все. — Джек откинулся на подушки, и я растянулась рядом с ним, положив голову ему на плечо.

— Думаешь, она тебя любила? — спросила я. — Ну, то есть, по-настоящему любила?

Он прерывисто вздохнул.

— Не знаю, любила ли она меня. — Он замолчал. — Но если и так, я это разрушил.

— Разрушил? — Я почувствовала, что ступаю на землю, где нужно быть осторожной, потому что боль или сожаления все еще не оставили его. — Как?

— Когда Эшли ушла от меня к Питу, она сказала… — Джек напряженно выдохнул.

Я полностью забралась на него, улегшись на твердую, заросшую волосами грудь.

— Доверие — вещь двусторонняя, Джек. — Я потянулась к его растрепанным волосам и осторожно запустила в них пальцы. — Ты можешь рассказать мне.

Джек отвел взгляд, его профиль был твердым, идеальным, как на только что отчеканенной монете.

— Она сказала, что я требую слишком многого. Что я слишком настойчив. Что я жалок.

— О! — Я знала, что для такого гордого мужчины, как Джек, эти слова были худшим, что только могла сказать ему женщина. — Она была права? — как бы небрежно спросила я. — Или Эшли просто пыталась свалить вину за свою измену на тебя? Мне никогда не нравилась тактика "посмотри-что-ты-наделал".

Напряжение оставило его тело.

— Эшли никогда и ни за что не брала на себя ответственность. Но, правда в том, что я, скорее всего, действительно был чересчур требовательным. Я никогда и ничего не делаю наполовину, даже когда дело касается любви. — Он замолчал. — Я собственник.

Ему, похоже, казалось, что он говорит мне что-то новое. Я закусила щеки, пытаясь скрыть смех.

— Серьезно? — Сказала я. — Хорошо, что у меня не возникает проблем с тем, чтобы установить границы.

— Я заметил.

Мы уставились друг на друга и не смогли сдержать улыбок.

— Так, — сказала я, — после того, как Эшли тебе изменила, ты несколько лет спал со всеми женщинами, которые попадались тебе на пути, чтобы показать ей, что она упустила.

— Нет, это не имело никакого отношения к Эшли. Мне просто нравится секс. — Его рука скользнула на мои ягодицы.

— Серьезно? — Я со смехом перекатилась и вскочила с кровати. — Мне нужно в душ.

Джек тотчас же последовал за мной.

Я резко остановилась, стоило мне включить свет в ванной, яркий свет залил безукоризненно чистую комнату с современной мебелью и светло-серыми раковинами. Но сам душ заставил меня потерять дар речи, кабинка была сделана из стекла, плитки и гранита, тут был целый ряд каких-то кнопок, ручек и термостатов.

— Зачем тебе в ванной автомойка?

Джек прошел мимо, открыл стеклянную дверь и зашел внутрь. Он покрутил ручки и настроил температуру на циферблатах, и изо всех мыслимых и немыслимых мест брызнули струи, белый пар заполнил кабинку. Вода лилась прямо с потолка.

— Ты идешь? — Голос Джека донесся сквозь шум воды.

Я остановилась на пороге и заглянула внутрь. Джек представлял собой великолепное зрелище, бронзовый загар, подтянутое тело, капли воды, блестевшие на коже. Живот его был твердым, а спина — словно увитой тугими мышцами.

— Мне очень неприятно говорить тебе это, — сказала я, — но тебе нужно начать тренироваться. Мужчине твоего возраста нужно за собой следить.

Он ухмыльнулся и жестом показал подойти к нему. Я шагнула под град капель, чувствуя, как со всех сторон меня окружает жар.

— Я сейчас утону, — сказала я, отплевываясь, и он вытащил меня из-под ливня. — Интересно, сколько воды мы расходуем.

— Знаешь, Элла, ты не первая женщина, которая оказалась в этом душе…

— Я поражена. — Я прислонилась к нему, пока он намыливал мне спину.

— … но ты совершенно точно первая, кого заботит, сколько воды она израсходует.

— Ну и сколько, по-твоему?

— Десять галлонов в минуту, плюс-минус.

— О Боже. Скорее. Мы не можем торчать тут долго. Мы же выведем из строя всю экологическую систему.

— Это Хьюстон, Элла. Экологическая система ничего не заметит. — Не обращая внимания на мои протесты, Джек продолжил мыть меня и намылил шампунем голову. Было так хорошо, что я наконец замолчала и просто стояла, позволяя сильным, мыльным рукам скользить по моему телу, пока я вдыхала влажный воздух. А потом я сама мыла его, сонно скользя пальцами по волосам на его мыльной груди, обводя мускулистые линии его тела.

Было во всей этой сцене что-то нереальное: приглушенный свет, вода, струящаяся по нашим телам, чувственность, которая не оставляла места скромности. Его губы прижались к моим влажным поцелуем, а ладонь скользнула между моих бедер. Я прижалась щекой к его плечу и ахнула.

— Когда я увидел тебя в первый раз, — прошептал Джек в мои промокшие волосы, — мне показалось, что ты очень милая.

— Милая?

— Милая, но сексуальная.

— А я подумала, что ты сексуальный, но чересчур. И… — я замолчала, перед глазами поплыли круги, потому что его пальцы оказались во мне, — совсем не мой тип.

Я почувствовала, что он улыбнулся.

— В самом деле? Потому что мне кажется, что сейчас я очень даже твой тип. — Он сжал мое колено и приподнял, поставив мою ногу на кипарисовый стульчик для душа. Я ухватилась за его плечи, чувствуя, как слабеют колени. Его тело прижалось ко мне, и желание пронзило нас обоих, словно разряд тока. Он бережно и внимательно раздвинул складки плоти и скользнул внутрь. Его руки легли на мои бедра и сжали. Какое-то мгновение мы стояли, не двигаясь, я чувствовала, как он наполняет мое тело, и, моргая, смотрела в его смуглое, влажное лицо. Не было никакой спешки, только ленивое исследование. Моя плоть пульсировала вокруг него, когда он, крепко держа меня, двигался в неторопливом, ровном ритме. Казалось, что весь мир пришел в движение, и только я оставалась единственной неподвижной точкой во вселенной.

Каждый раз, когда он входил в меня, я вздрагивала, впиваясь в его плечи, а он прижимал меня к себе все сильнее. От нарастающего удовольствия плавились кости. Я почувствовала, как он слизывает капли с моей шеи чуть ниже уха, и изогнулась так, что мое тело заскользило в его руках.

Но движения вдруг прекратились, он вышел, оставив меня дрожащей и растерянной.

— Нет, — сказала я, приникнув к нему. — Подожди, я не… Джек…

Он повернул ручки, водопад прекратился.

— Я не кончила, — обиженно заявила я, когда он повернулся ко мне.

Джеку хватило наглости усмехнуться. Сжав мои плечи, он вывел меня из душа.

— Я тоже.

— Тогда почему ты остановился? — Про себя я решила, что жаловаться мне простительно. Любая бы жаловалась в подобных обстоятельствах.

Он потянулся за пушистым полотенцем и стал вытирать меня.

— Потому что секс стоя — это опасно. У тебя могут подогнуться колени.

— Я стояла!

— Едва-едва. — Он стал тереть полотенцем мои волосы, а потом потянулся за еще одним, чтобы вытереться самому. — Согласись, Элла — самое удобное для тебя положение — горизонтальное. — Отбросив полотенце, он потянул меня в спальню. Не прошло и нескольких секунд, как он словно пушинку бросил меня на кровать.

Я удивленно вскрикнула, упав на матрац.

— Ты что творишь?

— Перехожу к главному. Сейчас без двадцати одиннадцать.

Я нахмурилась и откинула влажную прядь с лица.

— Давай подождем, когда у нас будет больше времени.

Но меня вдруг прижали к постели двести фунтов возбужденного мужчины.

— Я не могу идти к тебе в таком состоянии, — сказал Джек.

— Какая жалость, — сердито сказала я. — Тебе остается либо ждать, либо заняться проблемой в одиночестве.

— Элла, — попросил он, — давай закончим то, что начали в душе.

— Тебе стоило там же и закончить.

— Мне не хотелось, чтобы ты упала и, не дай бог, ударилась головой. В «Скорой» эйфория все равно бы тут же прошла.

Я хихикнула, и Джек прижался щекой к моей груди, туда, где колотилось сердце. Его горячее дыхание коснулось соска. Он медленно втянул розовую вершинку в рот, обводя языком. Обвив руками его шею, я поцеловала густые, влажные волосы. Он отпустил сосок, сжал его пальцами, нежно потянул и начал целовать другую грудь, мои бедра шевельнулись навстречу его телу. Уже через несколько секунд мне казалось, что все тело пылает. Он набросился на меня, как голодный на щедрое угощение, покусывая, зализывая, целуя, приподнимая и переворачивая, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Я лежала на животе, стискивая желтое покрывало, когда он сжал и приподнял мои бедра.

— Так нормально? — услышала я его шепот.

— Да, — выдохнула я. — Боже, да.

Его тяжесть прижалась ко мне сзади, и он раздвинул мои напряженные ноги. Я застонала, когда он с легкостью скользнул в глубину моего тела. Его рука легла мне на живот, и пальцы забрались туда, где мне так хотелось их почувствовать.

Оказавшись в ловушке — между его телом и ладонью — я приглашающе толкнулась бедрами ему навстречу, чтобы он проник так глубоко, как только возможно. Его губы прошлись по спине, поцеловали меня в затылок. Он подождал, когда я снова приподниму бедра, прежде чем сделать очередной выпад. Я поняла, что Джек дает мне возможность самой установить ритм, двигаясь только в ответ на мои движения. Я выгнулась и ахнула, почувствовав, что он оказался еще глубже, в то время как эти нежные пальцы дразнили и терзали. Ощущения нарастали, так что я уже перестала понимать, что их вызывает. Я стиснула его сильные запястья — одно, опирающееся на постель рядом с моей головой, второе — меж моих бедер, и удерживала их на месте, пока не оказалась за чертой. Извержение было бурным и, каждый раз, когда я думала, что все кончилось, меня накрывала новая волна. Я почувствовала, как Джек содрогнулся, и мое тело затопил его пульсирующий жар.

Когда он, наконец, смог отдышаться, то выругался. Мне пришлось спрятать лицо в покрывале, чтобы удержать смех, потому что я поняла: у нас обоих было такое ощущение, словно каким-то образом все привычное полностью изменилось, и мы вместе с ним.

Мы неловко оделись и спустились в мою квартиру. Джек заплатил няне больше, чем обычно, а она притворилась, что не заметила, какие мы растрепанные. Проверив Люка, который спокойно спал, я сказала Джеку, что он может остаться у меня на ночь, вот только его, наверняка, разбудит ребенок.

— Нет проблем, — ответил Джек, скидывая туфли. — Я все равно не собирался спать. — Он снял джинсы и футболку, забрался в постель и стал смотреть, как я надеваю пижаму. — Тебе она не нужна, — заметил он.

Я с улыбкой посмотрела, как он прислонился к латунной спинке кровати, закинув руки за голову. Он был мускулистым и загорелым, неприлично мужественным на фоне всех этих нежных оборок и кружев.

— Мне не нравится спать голышом, — сообщила я ему.

— Почему? Тебе бы пошло.

— Я люблю быть начеку.

— Зачем?

— Если вдруг что-то случится… пожар или что-нибудь еще…

— Боже, Элла. — Он расхохотался. — Лучше подумай о том, что… сон голышом положительно влияет на окружающую среду.

— О, заткнись.

— Ну, давай же, Элла. Ложись так.

Не слушая его, я забралась в постель в футболке и шортах с пингвинами, перегнулась через него и выключила свет.

На мгновение воцарилась тишина, а затем я услышала соблазнительный шепот:

— Мне нравятся твои пингвины.

Я прижалась к нему, и его колени оказались под моими.

— Думаю, обычно твои женщины не надевают в постель шорты с пингвинами, — заметила я.

— Нет. — Ладонь Джека легла на мое бедро. — Если они что-то и надевают, это — какой-нибудь прозрачный пеньюар.

— Это, конечно, глупо. — Я зевнула, разомлев от тепла его тела. — Но я могу тоже надеть его как-нибудь, если захочешь.

— Не знаю. — Голос Джека звучал задумчиво. Рука погладила мою ягодицу. — Мне очень нравятся эти пингвины.

Боже, подумала я, как же я люблю с тобой разговаривать. Но промолчала, потому что никогда не произносила слово «любовь» наедине с мужчиной.

Глава 17

Я проснулась одна и встревоженная, села и потерла глаза. Причиной тревоги был яркий блеск солнечного света, пробивающийся сквозь полумрак комнаты. Я не слышала дыхания ребенка. Люк никогда не спал так долго.

Взволнованная, спрыгнув с кровати, я полетела в гостиную, только чтобы остановиться как колеблющийся на краю утеса персонаж из мультика.

На столе стояла кружка с недопитым кофе. Джек, одетый в джинсы и футболку сидел на диване и обнимал Люка, который лежал на его груди. Они смотрели новости.

— Ты встал с ним, — произнесла я ошеломлено.

— Подумал, что следует дать тебе выспаться. — Его темный пристальный взгляд скользил по мне. — Я тебя порядком утомил ночью.

Наклонившись к ним, я поцеловала Люка и получила в ответ умилительную улыбку.

Ребенок просыпался посреди ночи, и Джек настоял на том, чтобы вставать со мной. Когда я меняла подгузник, он нагрел бутылочку, и сидел с нами, пока малыш не закончил есть.

Мы вернулись в постель, Джек обнимал и ласкал меня с коварной изощренностью. Его губы скользили по моему телу, язык дразнил и жалил в течение долгих минут утонченной пытки. Он поднимал меня, переворачивал, и мы занимались любовью в таких положениях, которые я не представляла возможными. Как оказалось, Джек был выносливым и крайне изобретательным любовником, и только по моему настоянию мы, наконец, остановились. Изнуренная и удовлетворенная, я спала без задних ног оставшуюся часть ночи.

— Я так не спала целую вечность, — искренне сказала я Джеку. — Возможно, это было самое лучшее, что ты сделал для меня, — Я пошла, чтобы налить себе немного кофе. — Я хронически лишена сна. Не могу передать словами, насколько хороша была эта ночь.

— Сон или секс?

Я улыбнулась:

— Секс, конечно… но только с небольшим преимуществом.

— Как насчет того, чтобы заполучить твою маму в качестве няни?

Я добавила сливки в свой кофе:

— Наверное, ее можно уговорить, особенно, если это будет подходящий день, и не помешает ее планам. Но лимит признательности, которой ты должен осыпать маму, не может быть исчерпан. Я хочу сказать, ты будешь должен ей навечно. И еще одно… Что касается Люка, я ей не доверяю.

Джек внимательно смотрел на меня, пока я подходила к дивану:

— Ты думаешь, она обижала его?

— О-о, не физически, нет. Мама никогда не поднимала на меня или Тару руку. Но она была драматической королевой, и много кричала, вот почему, по сей день, я не выношу, когда повышают голос. Не хочу, чтобы она делала это по отношению к Люку. И самое главное, если я не хочу оставаться с ней наедине, то не могу даже подумать о том, чтобы подвергать малыша этому. — Я поставила кружку на журнальный столик и взяла ребенка. — Иди ко мне, мой маленький, — прошептала я, прижимая его теплое тело к своей груди. Я посмотрела на Джека. — Как часто ты повышаешь свой голос?

— Только на футбольных матчах. Нет, вру — еще ору на подрядчиков. — Он наклонился и поцеловал меня в висок. Его рука слегка касалась моих волос. — У тебя есть планы на сегодня?

— Нет.

— Хочешь провести день со мной?

Я немедленно кивнула:

— Хотел бы свозить вас с Люком к Озеру Конро, — сказал Джек. — У меня там лодка. Я заранее позвоню на пристань, и они приготовят для нас ленч.

— А с Люком ничего не случится на лодке? — неуверенно спросила я.

— Нет, он будет в безопасности в каюте. А на палубе, мы поместим его в спасательный жилет.

— У тебя есть жилет его размера?

— Мы возьмем на пристани.

Озеро Конро было приблизительно в сорока милях к северу от Метроплекс, и было известно как неофициальное место отдыха Хьюстона. В длину оно было приблизительно миль двадцать, а при взгляде сверху смутно напоминало форму скорпиона. Одна треть береговой линии была ограждена Национальным парком имени Сэма Хьюстона. Остальная часть знаменита элитными жилыми поселками и почти двумя дюжинами полей для гольфа. По правде говоря, я никогда не была на Конро, но слышала о живописных закатах, роскошных курортах и прекрасных ресторанах, и о репутации лучшего места в мире для ловли окуня.

— Что касается лодок и рыбалки, я абсолютный новичок, — сказала я Джеку по пути. — Поэтому, как смогу помогу, но хочу удостовериться, что ты понимаешь — как пловец я неполноценна.

Джек усмехнулся, устанавливая сотовый телефон в одном из держателей для чашек между передними сиденьями своего внедорожника. В темных очках без оправ, как у летчиков, в серферских шортах, и свежей белой рубашке-поло, он излучал сексуальную энергию.

— На борту есть служащие, они помогут нам. Твоя единственная задача — хорошо провести время.

— Это я смогу. — Меня переполняла радость, освещенная предвкушением счастья, какого я никогда не чувствовала прежде. На самом деле, мне было трудно усидеть на месте — я испытывала острое желание вертеться как ребенок в последний день школы, за пять минут до начала лета. Впервые в моей жизни, я была там, где хотела, и с тем, с кем хотела быть. Я обернулась, чтобы посмотреть на автокресло Люка, которое было повернуто спиной.

— Нужно проверить его, — сказала я, потянувшись чтобы расстегнуть ремень безопасности.

— С ним все хорошо, — ответил Джек, взяв мою руку. — Никаких больше движений назад и вперед, Элла. Оставайся пристегнутой, и в безопасности.

— Мне не нравится, когда я не могу видеть Люка.

— Когда же ты собираешься изменить свое отношение к нему?

— Когда ему будет хотя бы год. — Часть моего счастья потускнела. — Когда его у меня не будет.

— Есть новости от Тары?

Я покачала головой:

— Позвоню ей завтра. Не только, чтобы узнать, как она, но еще, чтобы рассказать ей последние новости о Люке. — Я ненадолго задумалась. — Должна признаться, я удивлена тем, как мало она интересуется им. То есть, она спрашивает как он, но ее, кажется, совсем не заботят детали — как он ест и спит, как долго он держит головку, и все такое.

— Она когда-либо интересовалась младенцами до Люка?

— Бог мой, нет. Ни одна из нас. Мне всегда казалось чертовски скучным, когда кто-то рассказывал о своих младенцах. Но когда это твой собственный ребенок, это совсем другое.

— Возможно, Тара пробыла с ним недостаточно долго, чтобы почувствовать связь.

— Наверное. Но уже на второй день с ним, я начала… — я остановилась и вспыхнула.

Джек быстро взглянул на меня, его глаза, были скрыты за темными очками. Голос был очень нежен:

— Начала любить его?

— Да.

Большим пальцем он слегка провел по моей руке:

— Почему это смущает тебя?

— Я не смущена, просто… мне нелегко говорить о таких вещах.

— Ты пишешь об этом все время.

— Да, но не тогда, когда это касается моих собственных чувств.

— Ты думаешь об этом, как о ловушке?

— О-о, не как о ловушке. Но она становится помехой для многих вещей.

Я заметила его мимолетную усмешку:

— Для чего же любовь становится помехой, Элла?

— Например, когда я порвала с Дэйном. Разрыв был бы трудным и малоприятным, если бы мы сказали, что любим друг друга. Но так как этого не было, расставание было намного легче.

— Когда-нибудь тебе придется отдалиться от Люка, — сказал Джек. — Возможно, тебе не следует говорить это ему.

— Он — ребенок, — парировала я с негодованием. — Он должен слышать это от кого-то. Как бы тебе понравилось прийти в этот мир, и не иметь никого, кто сказал бы, что любит тебя?

— Мои родители никогда не говорили этого. Они считали, что не следует зря разбрасываться словами.

— Но ты не согласен с этим?

— Нет. Если чувство есть, можно признать его вслух. Скажешь ты об этом, или нет, ничего это, черт возьми, не изменит.

Это был жаркий, подернутый дымкой день. Пристань была полна народу, обветренные серые доки скрипели под весом сотен ног. Повсюду были парни в шортах, но без рубашек, девушки в купальниках, состоящих из стрингов и лоскуточков ткани сверху, мужчины в футболках с надписями типа "Заткнись и рыбачь" или "Поцелуй моего окуня". Мужчины постарше были в шортах из полиэстера и кубинских рубашках с вышивкой по обе стороны груди, а женщины постарше были в юбках-шортах, блузках тропических расцветок и шляпах с широкими полями. Несколько дам с начесанными и застывшими пышными прическами были в козырьках, поверх которых волосы вздымались как небольшие атомные грибовидные облачка.

В воздухе висел запах воды и морских водорослей, который смешался с ароматами пива, дизельного топлива, приманки, и кокосового крема для загара. Беспокойная собака, носившаяся вперед и назад от пристани до доков, казалось, никому не принадлежала.

Как только мы вошли в пристань, служащий яхты, одетый в красное и белое, подошел, чтобы восторженно приветствовать нас. Он сказал Джеку, что судно заправили и почистили, батарею зарядили, едой и напитками запаслись, все было готово к отплытию.

— Что насчет спасательного жилета для ребенка? — спросил Джек, и служащий ответил, что они нашли один, он уже на борту.

Транец лодки Джека был украшен названием «Последний бросок». Судно было вдвое больше, чем я ожидала, по крайней мере, тридцать пять футов, гладкое и белое, словно только что из выставочного зала. Джек помог мне перешагнуть через открытую дверь транца, и повел на краткую экскурсию. Здесь были две каюты и уборные, хорошо оборудованный камбуз, с печью, духовкой, холодильником, и раковиной, основной салон, декорированный блестящим деревом и дорогими тканями и с телевизором с плоским экраном.

— Боже мой, — ошеломленно произнесла я. — Когда ты говорил о каюте, я думала, что ты имеешь в виду комнату с несколькими стульями и виниловыми окнами. Это — яхта, Джек.

— Скорее это, так сказать, карманная яхта. Хорошая универсальная лодка.

— Это смешно. У тебя могут быть карманная мелочь или карманные часы. Ты не можешь поместить яхту в свой карман.

— Мы обсудим то, что находится в моих карманах, позже, — ответил Джек. — Примерь жилет Люку и проверь его.

На крейсерской скорости плавание было тихим и гладким, корпус «Последнего броска» решительно прорезал темно-синюю воду. Я сидела на штурманском мостике, у одного из двух штурвалов, на широкой удобной скамье, рядом со стулом шкипера. Люк был упакован в синий спасательный жилет из нейлона с огромным округленным воротником. Либо это было более удобно, чем выглядело, либо ребенка отвлекали новые звуки и ощущения от пребывания на яхте, потому что он был удивительно спокоен. Держа его на коленях, я положила ноги на скамью.

Пока Джек вел нас вокруг озера, показывая дома, мини-острова, охотящегося на зубатку орлана, я потягивала из бокала охлажденное белое вино, которое на вкус напоминало грушу. Мной овладела такая легкость, которую могли вызвать только пребывание на лодке в солнечную погоду, влажный и благотворный воздух в моих легких и непрерывные порывы теплого бриза.

Мы бросили якорь в бухте, скрытой широкой сосной и кедром, и с все еще неосвоенным берегом. Я распаковала огромную корзину для пикника, и обнаружила банку взбитого меда, хрустящие белые багеты, головки снежно-белого сыра из козьего молока и полголовки козьего сыра «Гумбольдт» с тонкой линией «вулканического пепла», контейнеры с салатом, коробочки с деликатесными бутербродами, и печеньями размером с покрышку. Мы ели медленно и прикончили бутылку вина, я накормила Люка и поменяла ему подгузник.

— Он готов вздремнуть, — сказала я, обнимая сонного ребенка. Мы понесли его через прохладный салон к одной из кают. Я осторожно положила его в центре двуспальной кровати. Люк смотрел на меня, моргая, с каждым разом его глаза оставались закрытыми все дольше и дольше, пока, наконец, он не заснул крепко. — Сладких снов, Люк, — прошептала я, целуя его голову.

Выпрямляясь, я потянулась и посмотрела на Джека, который ждал около дверного проема. Он подпирал стену, и стоял, засунув руки в карманы.

— Иди сюда, — прошептал он. Звук его голоса в темноте вызвал приятную дрожь в моем теле.

Он повел меня в другую каюту, прохладную и темную, с запахом полированного дерева, свежего воздуха и легким намеком на дизель.

— Получу я причитающуюся мне долю сна? — спросила я, сбрасывая туфли и забираясь на кровать.

— Ты получишь все, что пожелаешь, Синеглазка.

Мы легли на бок, лицом друг другу, кожа источала жар, сохраняя аромат соли, когда пот высох. Джек не отрывал от меня взгляда. Его рука поднялась к моему лицу, кончик его среднего пальца провел по моей брови, мягкой линии скулы. Он дотрагивался до меня с абсолютной сосредоточенностью, как исследователь, который обнаружил редкий и хрупкий артефакт. Вспомнив дьявольское терпение этих рук, все интимные способы, которыми он трогал меня вчера, я вспыхнула в полумраке.

— Я хочу тебя, — прошептала я.

Все мои чувства обострились, пока Джек медленно раздевал меня. Он накрыл губами затвердевшие соски, и слегка обводил их языком. Его рука переместилась на мою поясницу, найдя чувствительные впадинки на моем позвоночнике, и ласкала, пока я не переполнилась горячими искрами.

Джек сбросил свою одежду, его тело было гладким и невероятно сильным. Он укладывал меня в откровенных положениях, каждое из которых было более открытым и уязвимым чем предыдущее, исследовал руками и ртом, пока я не начинала задыхаться. Прижав мои запястья к постели, он пристально глядел на меня. Я застонала и приподняла свои бедра, напряженно ожидая, мои руки напряглись в его хватке.

Я затаила дыхание, когда почувствовала глубокое, сильное проникновение, его тело слегка касалось моего, пока меня ласкали снаружи и внутри. Твердая плоть по мягким изгибам, жар против прохлады. Каждый толчок передавал коже ощущения, бросал в огонь. Джек все еще сдерживался, тяжело дыша, пытаясь оттянуть оргазм, заставить его продлиться. Отпустив мои запястья, он неспешно переплел свои пальцы с моими.

Я потянулась к нему, желая продолжения, а он резко выдохнув, пытался сдержаться. Но я продолжала слегка приподниматься, толкая его, пока, наконец, он не потерял всю сдержанность, и не начал глубоко и твердо вонзаться, вбирая ртом мои всхлипывания, как будто мог испробовать их на вкус. Раз я не могла обнять его руками, я воспользовалась ногами, скрестив их вокруг его спины. Он стиснул зубы, и раз за разом погружался, продлевая ощущения, доведя меня до продолжительных, нежных конвульсий, и затем он дал и себе волю, прорычав свое удовольствие рядом с моей шеей.

Позже мы лежали вместе, со сплетенными руками и ногами, моя голова покоилась на его плече. Как это было странно, лежать там с мужчиной, который не был Дэйном. Более странным было то, что это казалось настолько естественным. Даже Дэйн принимал нашу связь, хотя не верил в традиционные отношения.

— Джек, — сонно произнесла я.

— Что? — Его рука, медленно проходила сквозь мои волосы.

— У нас традиционные отношения?

— В противоположность тому, что было у вас с Дэйном? Да, я сказал бы, что это — то, что между нами.

— Значит… это вроде обязательств между нами?

Джек колебался, перед тем как ответить:

— Это — то, чего я хочу, — сказал он, наконец. — Как насчет тебя?

— Меня немного беспокоит то, что все происходит так быстро.

— Что говорит твой внутренний голос?

— Мой внутренний голос и я в настоящее время не разговариваем друг с другом.

Он улыбнулся:

— Мой почти всегда бывает прав. И он говорит мне, что это стоящее дело. — Джек провел пальцами вдоль моего позвоночника, от чего мое тело покрылось гусиной кожей. — Давай попробуем это только между тобой и мной. Никаких других людей, никаких развлечений на стороне. Давай узнаем, на что это похоже. Хорошо?

— Хорошо. — Я зевнула. — Но только для ясности, у нас с тобой не может быть ничего серьезного. У этого нет никакого будущего.

— Спи, — прошептал он, укрывая мне плечи.

Мои глаза уже слипались:

— Да, но ты слышал, что я…

— Я слышал тебя. — И он обнимал меня, пока я спала.

Мое расслабленное расположение духа было разрушено, как только мы возвратились на Мейн 1800, и я прослушала автоответчик. Тара звонила трижды, и с каждым разом ее голос звучал все более возбужденным, когда она просила перезвонить ей неважно как поздно это будет.

— Это о нашей встрече с Марком Готтлером, — хмуро сказала я Джеку, когда он поставил люльку малыша и поднял ребенка к своему плечу. — О договоре. Я уверена в этом. Мне было интересно, скажет ли он что-нибудь ей.

— Ты говорила ей, что мы видели его?

— Нет, я не хотела, чтобы Тара беспокоилась об этом. Предполагается, что она собирается с мыслями… она уязвима… Если Готтлер расстроил ее всем этим, я убью его.

— Позвони ей прямо сейчас и узнаешь, — спокойно сказал Джек, неся Люка к пеленальному столу.

— Люк испачкал подгузник? Я позабочусь об этом.

— Звони сестре, дорогая. Поверь мне, если я могу свежевать оленя, я могу справиться и со сменой подгузника.

Я послала ему благодарный взгляд и позвонила Таре.

Она ответила после второго гудка:

— Алло?

— Тара, это я. Я только что получила твое сообщение. Все в порядке?

Ее тон был похож на бьющееся стекло.

— Все было прекрасно, пока не позвонил Марк и не рассказал мне, что ты затеяла.

Я глубоко вздохнула:

— Мне жаль, что он взволновал тебя этим.

— В первую очередь, тебе следует жалеть о том, что ты сделала! И ты знала, что это было неправильно, иначе ты сказала бы мне. Что происходит, Элла? И какого черта ты делаешь, впутывая Джека Тревиса в мои дела?

— Он — друг. Он был там для моральной поддержки.

— Очень плохо, что ты потратила впустую его время, и свое собственное. Потому что все было напрасно. Я не подпишу никаких договоров. Я не нуждаюсь в твоей помощи, особенно такой. Знаешь, как мне было стыдно из-за тебя? Ты понимаешь, что под угрозой? Ты разрушишь мою жизнь, если не заткнешься и не перестанешь лезть не в свое дело.

Я молчала, пытаясь отдышаться. Тара, когда была сердита, слишком походила на нашу мать.

— Я не собираюсь ничего разрушать, — в конце концов, произнесла я. — Я только делаю то, о чем ты просила, то есть забочусь о Люке. И я пытаюсь удостовериться, что ты получаешь помощь, на которую имеешь право.

— Марк уже обещал помочь мне. Не было никакой нужды привлекать адвокатов!

Я была поражена ее наивностью:

— И насколько ты собираешься доверять обещаниям человека, который изменяет жене?

Послышался ее негодующий вздох.

— Не твое дело. Это — моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты разговаривала с Марком. Ты совсем не понимаешь ситуацию.

— Я понимаю намного больше, чем ты, — решительно ответила я. — Послушай меня, Тара… ты нуждаешься в защите. Тебе необходима гарантированная поддержка. Марк передал тебе, о чем мы договорились?

— Нет, и я не хочу слышать об этом. Я знаю, что он обещал мне, и этого достаточно. Я разорву и выброшу любой договор, который ты дашь мне.

— Могу я хотя бы рассказать тебе о некоторых моментах, которые мы обговорили?

— Нет. Что бы ты ни сказала, меня это не интересует. Наконец-то я получаю то, что хочу, единственный раз в жизни, а ты осуждаешь, вмешиваешься и портишь все. Точно так же, как мама.

Я отшатнулась.

— Я не похожа на маму.

— Похожа! Ты такая же завистливая — ты завидуешь мне, потому что я красивее, тому, что у меня есть ребенок и богатый друг.

В тот же момент я узнала, что можно фактически потерять самообладание, если ты достаточно сердит.

— Повзрослей, Тара! — резко бросила я.

Щелчок.

Тишина.

Я смотрел на безмолвный телефон в своей руке. Опустила голову в полном поражении.

— Джек.

— Да?

— Я только что сказала сестре, находящейся в психиатрической клинике, чтобы она повзрослела.

Он подошел ко мне с ребенком в свежем подгузнике. Его голос был мягким и сочувствующим:

— Слышал.

Я обратила на него безрадостный взгляд:

— У тебя есть номер Марка Готтлера? Мне нужно позвонить ему.

— Был где-то в моем сотовом. Можешь посмотреть. — Джек рассматривал меня некоторое время. — Ты доверилась бы мне, если бы я позаботился об этом? — прошептал он. — Могу я сделать это для тебя?

Я обдумывала предложение, зная, что, хотя я могу сама справиться с Готтлером, это было именно то, в чем Джек был особенно хорош. И именно сейчас было полезно получить помощь. Я кивнула.

Он вручил Люка мне, подошел к столу, где оставил свой бумажник, ключи и телефон. Приблизительно через две минуты он связался с Готтлером.

— Привет, Марк. Как дела? Замечательно. Да, все нормально, но у нас здесь возникла проблема, и мы должны разрешить её. У Эллы только что был телефонный разговор с Тарой… о той нашей встрече, о договоре… Да. Элла, не слишком счастлива, Марк. Сказать вам правду, я тоже. Кажется, мне следовало объяснить, что это было конфиденциально. Но я не ожидал, что вас надо учить. — Он сделал паузу, чтобы послушать. — Я знаю, почему вы сделали это, Марк. — Его тон был спокойным, но гневным. — А теперь из-за вас эти сестры раздражены, как две кошки в ванне. Чтобы ни говорила Тара, о том, что хочет прямо сейчас, она не в том состоянии, чтобы принимать такие решения. Вас не должно волновать, если или когда она подпишет договор. Как только мой адвокат отправляет его, ваши мальчики просматривают, вы подписываете хренов договор, и отправляете мне, — мгновение Джек слушал. — Потому что Элла попросила меня об этом, вот почему. Я не знаю, как вы обычно справляетесь с этими делами… Да, это — то, что я подразумеваю… Дело в том, Марк, что я здесь, чтобы убедиться, что Тара и Люк получат причитающееся. Я хочу, чтобы они получили то, что мы обсудили и о чем пожали руки. И вы знаете, что значит перейти дорогу Тревису в Хьюстоне. Нет, конечно, это не угроза. Я считаю нас друзьями, и знаю, что вы не сойдете с пути праведного. Так что давайте уясним, как пройдут следующие месяцы: вы больше не будете беспокоить Тару по этому поводу. Мы закрепим этот договор, и если вы снова создадите для нас проблемы, я гарантирую вам еще большие. И я не думаю, что кто-либо из нас желает этого. В следующий раз, когда вы захотите поговорить о чем-нибудь таком, вы звоните мне или Элле. Тара не допускается к решению этого вопроса, пока не поправится достаточно, чтобы покинуть клинику. Хорошо. Я тоже так думаю. — Он слушал приблизительно полминуты, выглядел удовлетворенным, попрощался, и закрыл телефон решительным щелчком.

Взглянув на меня, он выжидательно поднял бровь.

— Спасибо, Джек, — сказала я мягко, напряжение в моей груди уменьшилось. — Думаешь, он внял твоим словам?

— Он внял. — Джек приблизился ко мне, опустился на корточки, так как я сидела на диване, и заглянул мне в лицо. — Все будет прекрасно, — прошептал он. — Ты не потратишь ни минуты, беспокоясь об этом.

— Хорошо. — Я потянулась и погладила его темные волосы. Я чувствовала странную робость, когда спросила, — Хочешь провести ночь со мной, или ты лучше…

— Да.

Кривая усмешка появилась на моем лице:

— Тебе не нужно немного времени, чтобы подумать об этом?

— Хорошо. — Он задумчиво щурился, как будто обдумывал это, и через долю секунды, произнес, — Да…

Глава 18

Каждую ночь и все уикенды следующего месяца мы проводили вместе, и, тем не менее, казалось, что я никогда не смогу наглядеться на Джека.

Были моменты, когда я едва узнавала себя, когда смеялась и играла, как ребенок, которым никогда не была.

Однажды мы пошли в дешевый бар в придорожной закусочной, где Джек затащил меня на деревянную танцплощадку, липкую, с остатками пива и текилы, и преподал мне урок тустепа.

В другой день мы пошли в крытый сад бабочек, где позволяли сотням ярких крылышек порхать вокруг нас как конфетти.

— Она приняла тебя за цветок, — прошептал мне на ухо Джек, когда одна из бабочек села мне на плечо.

Еще он повел нас с Люком на ярмарку искусства и цветов, где купил мне огромную корзину с мылом ручной работы и два ведра спелых, тающих во рту, фредериксбергских персиков. Мы завезли одно из ведер в дом его отца и пробыли там приблизительно час, выйдя с ним на задний двор, чтобы посмотреть лужайку для гольфа, которую только что установили.

Узнав, что я никогда не играла в гольф, Черчилль вызвался дать мне импровизированный урок паттинга — упрощенного вида игры в гольф на небольшой лужайке, возразив на мое нежелание обзаводиться новым хобби, в котором я полный профан:

— Дорогая, гольф — одна из двух вещей в жизни, которой ты можешь наслаждаться, даже будучи профаном.

Не дожидаясь моего вопроса, какая же вторая вещь, Джек со стоном покачал головой и увел меня оттуда, но не раньше, чем отец заставил его пообещать привести меня снова.

Были и изысканные вечера, когда Джек и я посетили благотворительный прием в честь Хьюстонского симфонического оркестра, или когда ходили на открытие художественной галереи, или обедали в «световом» ресторане, расположенном в отремонтированной церкви 20-ых годов. Меня веселила и в тоже время раздражала реакция других женщин на Джека, то, как они трепетали и флиртовали. Он был учтив, но сдержан, что, казалось, только обнадеживало их. И я поняла, что Джек не был единственным, кто имел собственнические наклонности.

Мы наслаждались уикендами, когда оставляли Люка с приходящей няней и поднимались в квартиру Джека. Мы часами лежали вместе, разговаривая или занимаясь любовью, а иногда и тем и другим одновременно. Любовником Джек был изобретательным и искусным, он подводил меня к все новым уровням чувственности, осторожно освобождал меня. День за днём я чувствовала, что меняюсь, но не могла заставить себя думать об этом. Мы становились слишком близки, но я не находила в себе сил сопротивляться.

Я ловила себя на мысли, что рассказываю Джеку о своем прошлом, о вещах, которые раньше доверяла только Дэйну, и все еще достаточно болезненных, чтобы заставлять мой голос дрожать. Не строя из себя мудреца и философа, Джек просто обнимал меня, даря тепло своего тела. Меня переполняли противоречивые желания. Меня сильно влекло к нему, в то же время я упорно пыталась удержать между нами пусть даже хрупкие, но барьеры. Джек был чертовски умен, слишком умен, чтобы давить на меня, и покорял добротой и силой, ласками и обаянием, а главное — стальным терпением.

* * * * *

Однажды Джек повел нас с Люком в гости к Гейджу и Либерти в район Тэнглвуд, поплавать и расслабиться, а заодно помочь брату с трехметровой плоскодонкой, которую они строили в гараже для одиннадцатилетней сестры Либерти — Каррингтон. Гейдж помогал ей строить маленькую лодку, но они нуждались в дополнительной паре рук, чтобы доделать работу.

Тэнглвуд находился рядом с Галереей. Жилые участки в этом районе были меньше чем в Ривер-Оукс, а главный проспект был засажен виргинскими дубами, чередующимися с широкими тропинками и скамьями. Гейдж и Либерти купили здание под снос: один из последних немногочисленных рассыпающихся домов пятидесятых годов в стиле "беспорядочно построенных ранчо", и переделали в особняк в европейском стиле из известняка и штукатурки, с черной шиферной крышей. Вход представлял собой двухэтажную ротонду с винтовой лестницей и балюстрадой из кованого железа, и еще больше кованого железа было на круглом балконе на уровне второго этажа. Все выдержано в спокойной, приятной текстуре и состарено, как если бы это был вековой дом.

Либерти встретила нас у дверей. Ее волосы были собраны в "конский хвост", стройная, но пышная фигура была облачена в изящный черный купальник и пару потертых шорт из хлопчатобумажной ткани. На ногах были сандалии, украшенные расшитыми блестками и искусственными цветами. Либерти обладала интересным качеством, которое я могла бы описать только как целительная близость, своего рода проницательная, замечательная душевность.

— Мне нравятся ваши туфли, — сказала я.

Либерти обняла меня, как будто я была старым другом семьи.

— Каррингтон сделала их для меня в летнем лагере. Вы еще не видели ее. — Она стала на носочки, чтобы поцеловать Джека в щеку. — Привет, незнакомец. Не так часто увидишь тебя в последнее время.

Он усмехнулся Либерти, держа Люка на своем плече:

— Весь в заботах.

— Ну что ж, это хорошо. Все что угодно, лишь бы это держало тебя подальше от неприятностей. — Она взяла у него ребенка и обняла его. — Так быстро забывается, какие они крохотные вначале. Он восхитителен, Элла.

— Спасибо. — Я покраснела от гордости, как будто Люк был моим ребенком, а не Тары.

Две фигуры появились в холле — высокий черноволосый Гейдж и юная белокурая Каррингтон. Девочка была совсем непохожа на Либерти, наверное, они были сестрами лишь наполовину.

— Джек! — воскликнула она, бросившись к нему: одни худые ноги и летящие косы. — Мой любимый дядя.

— Я уже сказал, что помогу с лодкой, — уныло произнес Джек, когда она взялась за него.

— Это прикольно, Джек! Гейдж ударил по пальцу и сказал ругательное слово, а еще разрешил мне взять беспроводную дрель, и я забивала гвозди в боковую обшивку…

— Беспроводную дрель? — повторила Либерти, бросая на мужа взгляд, в котором беспокойство смешалось с упреком.

— Она отлично справилась, — улыбнулся Гейдж и потянулся, чтобы пожать мою руку. — Привет, Элла. Я вижу, что ваш вкус в выборе компании не улучшился.

— Не верь ни единому его слову, Элла, — сказал Джек. — Я всегда был и остаюсь ангелом.

Гейдж фыркнул.

Либерти пыталась рассмотреть руку Гейджа.

— Какой палец ты повредил?

— Ничего страшного. — Гейдж показал ей большой палец, и она хмурилась, пока осматривала место на ногте, которое начало синеть. Я была поражена, как смягчился его взгляд, когда он смотрел на склоненную голову жены.

Держа его руку, Либерти посмотрела на младшую сестру:

— Каррингтон, это мисс Варнер.

Девочка пожала мою руку и улыбнулась, открывая два кривоватых передних зуба. У нее была фарфоровая кожа и небесно голубые глаза, и едва различимые розовые линии на переносице и на лбу, как будто она недавно носила маску.

— Зови меня Эллой, пожалуйста. — Я взглянула на Либерти и добавила, — Кстати, она была в защитных очках.

— Откуда вы узнали? — спросила Каррингтон, пораженная и озадаченная. Прежде, чем я смогла ответить, она заметила Люка. — О, он такой симпатичный! Могу я подержать его? Я правда могу держать младенцев. Я все время помогаю с Мэтью.

— Возможно позже, когда ты сядешь, — ответил Джек. — А пока нам есть чем заняться. Пойдем, взглянем на лодку.

— Отлично, она в гараже! — девочка взяла его за руку и нетерпеливо потащила.

Джек мгновение сопротивлялся, посмотрев на меня:

— Ничего, если ты побудешь с Либерти у бассейна?

— О другом я и не мечтала.

Либерти повела меня через дом на задний двор. Она несла Люка, воркуя над ним, пока я шла следом с детской сумкой.

— Где Мэтью? — спросила я.

— Он сегодня немного раньше заснул. Няня принесет его, когда он проснется.

Мы прошли через кухню, которая выглядела будто перенесенной из французского деревенского дома. Пара окон вела к огромному заднему двору, с зеленой лужайкой, цветниками, и террасой с грилем для вечеринок. Гордостью двора был бассейн из камня и плитки, состоящий из двух соединяющихся лагун — глубокой и помельче.

Мелкая лагуна заканчивалась белым песчаным берегом с настоящей пальмой, растущей в центре.

— Гавайский песок, — смеясь, уточнила Либерти, когда заметила мой интерес. — Вы должны были видеть, как мы выбирали его — ландшафтный дизайнер принес, должно быть, двадцать образцов, пока Гейдж и Каррингтон пытались выяснить, из какого вида получится лучший замок из песка.

— Вы хотите сказать, что его полностью привезли с Гавайев?

— Да. На грузовике. Парень, который чистит бассейн, раз в неделю жаждет убить нас. Но Гейдж решил, что будет забавно для Каррингтон иметь свой собственный небольшой пляж. Он сделал бы для нее что угодно. Вот… позвольте мне отдать ребенка вам, и я включу мистеры.

— Мистеры?

Либерти щелкнула выключателем, приведя в действие распылители, и легкий прохладный водяной туман окутал бассейн.

Меня охватил почти благоговейный трепет.

— Это поразительно, — произнесла я. — Не поймите превратно, но ваша жизнь нереальна, Либерти.

— Я знаю. — Она скорчила забавную гримасу. — Поверьте, выросла я совсем в другой обстановке.

Мы устроились на уютных зеленых патио-стульях у бассейна, и Либерти приспособила зонт, чтобы заслонить от солнца Люка, пока я держала его.

— Как вы познакомились с Гейджем? — поинтересовалась я. Джек рассказал, что Либерти в их семью ввел Черчилль, но я не знала подробностей.

— Черчилль стригся в салоне, где я работала, и мы стали друзьями. Я была его маникюршей некоторое время. — Либерти посмотрела на меня с озорной искрой в глазах, и я знала, что она изучает мою реакцию. Без сомнения, большинство людей делало много предположений, основываясь на этой информации.

Я решила быть прямолинейной:

— Между вами было что-то романтическое?

Либерти улыбнулась и покачала головой:

— Я сразу полюбила Черчилля, но это любовь другого рода.

— Тогда он был человеком, в котором вы хотели видеть отца.

— Да, мой собственный папа умер, когда я была маленькой. Мне кажется, у меня всегда было чувство, что чего-то не хватает. После нескольких лет знакомства Черчилль нанял меня, как личного помощника и тогда я встретила остальную часть семьи. — Она засмеялась. — Я нашла общий язык со всеми, кроме Гейджа, который был надменным придурком. — Пауза. — Но очень сексуальным.

Я усмехнулась.

— Смею предположить, что у мужчин семьи Тревис какая-то удивительная ДНК, работающая на них.

— Семья Тревисов… необычная, — сказала Либерти, сбрасывая свои сандалии и протягивая загорелые, блестящие ноги. — Они все очень решительные. Настойчивые. Джек самый спокойный из них, внешне, по крайней мере. Он что-то вроде миксера семьи — он поддерживает баланс. Но он может быть упрямым. Он делает вещи по своему, и он готов противостоять Черчиллю, когда это необходимо. — Она сделала паузу. — Вы вероятно уже поняли, что жить с таким отцом, как Черчилль, не самое легкое дело.

— Я знаю, что он многого ожидает от своих детей, — сказал я.

— Да, и у него твердые понятия о том, как они должны жить, какой выбор должны сделать, и он сердится или разочаровывается, когда они делают по-своему. Но если в общении с Черчиллем ты остаешься верен своим убеждениям, он уважает это. И он может быть невероятно заботливым и понимающим. Я думаю, чем больше узнаешь его, тем больше он нравится.

Я вытянула ноги и рассматривала свои пальцы без педикюра.

— Вы не должны стараться вызвать у меня симпатию к Черчиллю или к кому-то из Тревисов, Либерти. Они мне уже нравятся. Но эти отношения между мной и Джеком не имеют будущего. Они не продлятся долго.

Зеленые глаза Либерти расширились.

— Элла… Я надеюсь, вы не позволите прошлой репутации Джека помешать вам. Я слышала какие-то истории о нем, которые ходят по Хьюстону. Да, он перебесился, и я думаю теперь, он, наконец, готов остепенился.

— Это не то, что… — начала я, но она настоятельно прервала.

— Джек — один из самых любящих, преданных молодых людей, которых вы когда-либо могли встретить. Я думаю, ему будет трудно найти женщину, которая могла бы заглянуть за деньги и имя Тревисов, и увидеть его таким, какой он есть. И Джеку нужен кто-то сильный и достаточно умный, чтобы сладить с ним. Он был бы несчастен с пассивной женщиной.

— Что насчет Эшли Эверсон? — вырвался у меня вопрос. — Какая она женщина?

Либерти сморщила нос:

— Я ее не переношу. Она из тех женщин, у которых нет подруг. Она говорит, что ей просто больше нравятся мужчины. А что можно сказать о женщине, которая не может дружить с другими женщинами?

— Что у нее дух соперничества. Или она ненадежна.

— В случае Эшли верны оба варианта.

— Как вы думаете, почему она оставила Джека?

— В то время меня не было рядом, но Гейдж был, и он говорит, что проблема Эшли в том, что она не может долгое время находиться с одним и тем же парнем. Как только она получает мужчину, ей становится скучно и она хочет идти дальше. Гейдж считает, что Эшли и не планировала оказаться замужем за Питом. Она развелась бы с ним сразу же, если бы не забеременела.

— Не понимаю, как вообще Джек влюбился в нее, — пожаловалась я.

— У Эшли хороший подход к мужчинам. Она знает всю футбольную статистику, она охотится и рыбачит, она ругается и рассказывает грязные анекдоты, и в довершении всего, она выглядит как модель Chanel. Мужчины любят ее. — Ее губы изогнулись. — И я уверена, что она великолепна в постели.

— Теперь я тоже не переношу ее, — добавила я.

Либерти тихо засмеялась:

— Эшли не соперница вам, Элла.

— Я не соперничаю за Джека, — ответила я ей. — Он уже знает, что я не выйду замуж, никогда. — Я увидела, что ее глаза расширились. — Это не имеет никакого отношения к тому, насколько он замечательный, — продолжала я. — У меня было много причин, чтобы принять такое решение. — Я робко ей улыбнулась. — И мне жаль, если кажется, что я защищаюсь, но говорить семейному человеку, что ты никогда не захочешь выйти замуж, это то же самое что размахивать красным флагом перед быком.

Вместо того, чтобы выглядеть оскорбленной или пытаться это обсуждать, Либерти задумчиво кивнула.

— Должно быть, это разочаровывает. Трудно плыть против течения.

За такое понимание она понравилась мне еще больше, чем прежде.

— Это была одна из лучших черт моего бой-френда Дэйна, — ответила я. — Он также никогда не хотел жениться. Это были действительно удобные отношения.

— Почему вы расстались с Дэйном? Из-за ребенка?

— Не совсем. — Я вынула из детской сумки игрушку для Люка — музыкальную гусеницу. — Оглядываясь назад, я понимаю, что чего-то не хватало, чтобы удержать нас с Дэйном вместе. Даже после всех тех лет, что мы прожили вместе. И когда я встретила Джека, было что-то в нем… — я остановилась, при всем разнообразии слов, не находя ни одного, чтобы описать, как сильно я была очарована Джеком Тревисом. Я посмотрела вниз на Люка, поглаживая короткий темный пушок его волос. — Эй, почему мы с Джеком? — спросила я его, и он пристально наблюдал за мной, словно так же сбитый с толку.

Либерти мягко засмеялась:

— Поверьте, я знаю. Даже когда я не могла выносить Гейджа, казалось, что температура в комнате повышалась приблизительно до ста градусов всякий раз, когда он был там.

— Да. Самое приятное — это влечение. Но я не могу представить нас вместе навсегда.

— Почему нет? — Либерти казалась искренне озадаченной.

Потому что я, рано или поздно, теряю всех, о ком забочусь. Я не могла сказать это вслух, знала, что покажусь сумасшедшей. Как я могла объяснить, что связь с Джеком — было тем, чего я больше всего хотела и чего сильнее всего боялась. Это не было рационально… а что-то интуитивное, что делало борьбу с ним еще тяжелее.

Я пожала плечами и заставила губы изогнуться в улыбке:

— Мне кажется, что Джек только заинтересован мной, и я для всех просто очередная его пассия.

— Вы — первая женщина, которую он когда-либо приводил в круг семьи, — произнесла Либерти тихим голосом. — Он легко мог бы стать серьезным, Элла.

Наш разговор прервало появление няни Либерти вместе с здоровым, красивым малышом. Мальчик был одет в плавки и футболку с изображением омаров из мультика.

— Мэтью, милый… — Либерти вскочила и принесла его, осыпая по дороге поцелуями. — Ты хорошо поспал? Хочешь поиграть с мамочкой? У нас гостья, и она принесла своего ребеночка… Хочешь посмотреть на него? — Малыш с очаровательной улыбкой что-то прогукал в ответ, его пухлые ручки обхватили мамину шею.

После беглого осмотра Мэтью решил, что игра на песке намного интересней, чем новый ребенок. Либерти разделась до купальника и, повела сына к краю воды, где они сели и начали заполнять ведро песком.

— Элла, идемте к нам, опустите ноги в воду, — позвала она. — Это так прекрасно.

Я была одета в узорчатый топ и бермуды в тон, но у меня с собой был купальник. Достав его из детской сумки, я сказала:

— Подождите немного, я пойду переоденусь.

— Конечно. О, это — наша няня, Тиа… позвольте ей позаботиться о Люке, пока вы надеваете свой купальник.

— Вам не трудно? — спросила я Тиа, которая подошла ко мне с улыбкой.

— Нет, без проблем, — воскликнула она.

— Спасибо.

— Там за кухней есть гостевая ванная, — сказала мне Либерти, — или если вам нужно немного больше места, идите в любую из спален наверху.

— Понятно. — Я вошла в дом, наслаждаясь прохладой кухни, и нашла маленькую ванную с полосатыми стенами цвета земли и раковиной из камня и зеркалом в черной раме. Я переоделась в розовый цельный купальник, в стиле ретро. Шагая босиком через кухню, с одеждой в руках, я услышала голоса, среди них глубокий — Джека. Голоса сопровождались, стуками молотка и шумом пилы, и неожиданным визгом электродрели.

Я пошла на звук, к приоткрытой двери гаража, где огромный вентилятор разгонял теплый воздух. Пространство было освещено ярким солнечным светом, который лился через двери. Я незаметно наблюдала как Джек, Гейдж и Кэррингтон работали над деревянной лодкой, установленной на сколоченных козлах. Из-за жары Джек и Гейдж избавились от своих рубашек. Я задавалась вопросом, сколько женщин готовы были заплатить немалые деньги, чтобы только увидеть их загорелые тела в одних джинсах. Когда мой взгляд задержался на блестевшей от пота спине Джека, я вспомнила, как мои руки совсем недавно настойчиво цеплялись за эти твердые мускулы, и меня окатило приятное знакомое чувство.

Каррингтон была занята тем, что покрывала толстым слоем клея последнюю из трех деревянную рейку, которые приклеят и закрепят к главному краю лодки как планширь. Я не могла не улыбнуться, при виде Гейджа, который сидел на корточках около нее, и шептал инструкции, сдерживая один из шнурков, который угрожал попасть на клей.

— … и потом на перемене, — говорила девочка, сжимая обеими руками огромную бутылку с древесным клеем, — Калеб не давал никому играть в баскетбол, поэтому мы с Кэйти пошли и рассказали учителю…

— Хорошая работа, — сказал Гейдж. — Вот, покрой этот край еще немного клеем. Лучше слишком много клея, чем недостаточно.

— Вот так?

— Прекрасно.

— А потом, — продолжала Каррингтон, — учитель сказала, что теперь очередь кого-то другого играть в мяч, и заставила Калеба написать эссе о том, как делиться с друзьями.

— И он успокоился? — спросил Джек.

— Нет, — послышался полный отвращения ответ Каррингтон. — Он — все еще самый ужасный мальчик, которого ты когда-либо мог встретить.

— Они все такие, милая, — сказал Джек.

— Я сказала ему, что ты собираешься взять меня на рыбалку, — продолжала Каррингтон с негодованием, — и знаешь, что он ответил?

— Что девчонки не умеют ловить рыбу? — предположил Джек.

— Как ты узнал? — изумленно спросила она.

— Когда-то и я был ужасным мальчиком, и, наверное, я так и сказал бы. Но был бы совершенно неправ. Девчонки ловят рыбу прекрасно.

— Ты уверен в этом, дядя Джек?

— Конечно, я… подожди минутку. — Вместе Джек и Гейдж сняли собранные деревянные рейки и прикрепили к краю лодки.

— Дорогая, — обратился Гейдж к Каррингтон, — принеси сюда то ведерко со скобами. — Осторожно он поместил скобы вдоль планширя, останавливаясь, чтобы поправить рейки там, где нужно.

— Что ты говорил, дядя Джек? — не отставала Каррингтон, передавая ему несколько бумажных полотенец, чтобы вытереть капающий клей.

— Я собирался спросить тебя: кто эксперт по рыбной ловле в этой семье?

— Ты.

— Правильно. А кто эксперт по женщинам?

— Дядя Джо, — сказала она, хихикая.

— Джо? — спросил он, притворно оскорбившись.

— Доставь удовольствие его самолюбию, Каррингтон, — вмешался Гейдж. — Иначе мы проторчим здесь весь день.

— Ты — эксперт по женщинам, — сказала быстро Каррингтон Джеку.

— Правильно. И здесь я должен сказать тебе, что одни из лучших рыболовов в мире — это женщины.

— Как это?

— Они более терпеливы, и не сдаются легко. Они стремятся тщательнее ловить на одном месте. И женщины всегда могут найти место со скрытыми валунами или водорослями, где прячутся рыбы. Мужчины… мы просто пропускаем мимо такие места, но женщины всегда находят их.

Пока Джек говорил, Каррингтон заметила меня в дверном проеме, и улыбнулась.

— Ты собираешься взять мисс Эллу на рыбалку? — спросила она дядю, который поднял японскую пилу, и спиливал под углом выступающий конец планширя.

— Если она захочет, — прозвучал ответ.

— Она собирается поймать тебя на крючок, дядя Джек? — хитро спросила девочка.

— Она уже сделала это, дорогая. — При звуке ее хихиканья Джек перестал пилить, последовал за ее пристальным взглядом и увидел меня, стоящей в дверях. Медленно на его лице появилась широкая улыбка, и взгляд его потемнел и стал страстным, когда он посмотрел на мой розовый купальник и голые ноги. Бросая пилу, он пробормотал остальным:

— Прошу меня простить, я должен кое о чем поговорить с мисс Эллой.

— Нет, не должен, — запротестовала я. — Я только хотела мельком взглянуть на лодку. Она прекрасна, Каррингтон. В какой цвет ты собираешься покрасить ее?

— В розовый, как ваш купальник, — весело сказала она.

Джек приближался ко мне. Я отступила на несколько шагов.

— Не забирай его навсегда, Элла, — сказал Гейдж. — Мы еще должны закрепить планширь с другой стороны.

— Я вообще не забираю его, я… Джек, иди обратно работать. — Но он, не останавливаясь, шел на меня, и я нервно смеясь, отступила в кухню. — Оставь меня в покое, ты весь потный! — Через мгновение я обнаружила себя прижатой к кухонной стойке, его руки схватили скошенный гранитный край столешницы с обеих сторон от меня.

— Я нравлюсь тебе потный, — пробормотал он, его одетые в джинсы ноги обхватили мои.

Я отклонилась назад, чтобы избежать контакта с его влажной грудью.

— Если я поймала тебя на крючок, — сказал я ему, все еще хихикая, — я брошу тебя обратно в реку.

— А ты бросаешь обратно только мелкую рыбешку, дорогая. Крупную рыбу оставляешь себе. Теперь подари мне поцелуй.

Я достаточно долго пыталась прекратить улыбаться, прежде чем подчиниться. Его губы были теплыми, когда блуждали по моим. Поцелуй был легким и чувственным.

* * * * *

После того, как кораблестроители закончили склеивать и прибивать планширь, они охладились в бассейне, и мы провели остальную часть дня, бездельничая и плавая. Принесли ленч: большие чаши с зеленым салатом, жареным цыпленком, красными виноградом, и грецкими орехами, и мы распили бутылку охлажденного белого Бургундского в охлажденных же бокалах. Няня увела детей в прохладу дома, в то время как Гейдж, Либерти, Джек и я ели за столом, в тени огромного зонта.

— Предлагаю особенный тост, — сказал Гейдж, поднимая свой бокал. Мы сделали паузу и в ожидании смотрели на него. — За Хэвен и Харди, — продолжал он, — которые к настоящему времени стали мистером и миссис Кейтс. — Он улыбнулся, когда мы все уставились на него в удивлении.

— Они поженились? — спросила Либерти.

— Я думал, они поехали в Мексику на длительный уикенд, — сказал Джек, и казалось, он разрывался между радостью и досадой. — Они ничего не говорили мне о каких-либо свадебных планах.

— У них была частная церемония в Плайя дель Кармен.

Либерти смеялась:

— Как они могли пожениться без нас? Не могу поверить, что они захотели скрыть свою собственную свадьбу. — Она повернулась к Гейджу с притворно-сердитым взглядом. — И ты ничего не сказал мне. Как давно ты знаешь? — Но она явно сияла от счастья.

— Со вчерашнего вечера, — ответил Гейдж. — Никто из них не хотел большую церемонию. Но они собираются устроить праздничную вечеринку, когда вернутся, на что я сказал Хэвен, что это отличная идея.

— Я думаю, это замечательно, — сказал Джек, поднимая свой бокал невидимой паре. — После всего через что прошла Хэвен, она заслуживает любую свадьбу, которую захочет. — Он немного отпил вина. — Папа знает?

— Нет еще, — с сожалением ответил Гейдж. — И кажется, именно мне придется сказать… но ему это не понравится.

— Он ведь одобряет Харди, не так ли? — поинтересовалась я с легким беспокойством.

— Да, он дал свое благословение браку, — сказал Гейдж. — Но папа никогда не упускает возможности превратить семейное торжество в спектакль на три акта. Он хотел сам устроить свадьбу.

Я кивнула, понимая, почему Хэвен и Харди не захотели, чтобы их свадьба стала грандиозной театральной постановкой. Хоть они и были общительной парой, но тщательно оберегали свою личную жизнь. Их чувства были слишком глубокими, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение.

Все мы выпили за здоровье молодоженов и несколько минут поговорили о Плайя дель Кармен, которая очевидно была знаменита своими пляжами, прекрасными условиями для рыбалки, и была гораздо менее переполнена туристами, чем Канкун.

— Вы были в Мексике, Элла? — спросила Либерти.

— Нет еще. Но хотела бы.

— Мы должны поехать в один из этих уикендов, все четверо, и взять детей, — сказала Либерти Гейджу. — Там должно быть хорошее место для семейного отдыха.

— Конечно, мы возьмем один из самолетов, — легко сказал Гейдж. — У вас есть паспорт, Элла?

— Нет, пока нет. — Мои глаза расширились. — У Тревисов есть самолет?

— Два реактивных, — сказал Джек. Улыбка коснулась его губ, когда он увидел выражение моего лица. Он поднял мою свободную руку и слегка играл с нею. Я полагала, что к этому времени должна была бы уже привыкнуть к небольшому шоку, который происходил всякий раз, когда мне напоминали о финансовой стратосфере, занимаемой Тревисами.

— Гейдж, — обратился Джек к своему брату, все еще уставившись на меня, — я думаю, что упоминание о самолетах пугает Эллу. Скажешь ей, что я — славный малый, а?

— Он — самый славный малый в семье Тревисов, — ответила Либерти, ее зеленые глаза блестели.

Я не могла сдержать смех от того, как они пытались смягчить эффект от новости о самолетах.

Либерти улыбнулась. Она понимала, что я чувствую. "Все в порядке", казалось, говорил ее пристальный взгляд: "С тобой все будет прекрасно". Она снова подняла свой бокал.

— У меня тоже есть чем поделиться… хотя это не новость для Гейджа. — Она взглянула на Джека и меня с надеждой. — Угадайте.

— Ты беременна? — спросил Джек.

Либерти покачала головой, ее улыбка стала шире.

— Я собираюсь открыть свой собственный салон. Я думала об этом некоторое время… и я подумала, прежде чем у нас будет еще один ребенок, я хотела бы осуществить это. Я собираюсь сделать его маленьким и эксклюзивным, нанять только несколько человек.

— Это замечательно, — воскликнула я, чокаясь бокалами.

— Поздравления, Либ. — Джек протянул свой бокал и последовал моему примеру. — Как ты собираешься назвать место?

— Я еще не решила. Каррингтон хочет назвать «Clippety-Do-Da»7 или «Hairway to Heaven»8, но я сказала ей, что мы должны быть немного более стильными.

— «Julius Scissors»9, — предложила я.

— «Hair Today, Gone Tomorrow»10, — присоединился Джек.

Либерти закрыла уши:

— Я обанкрочусь на первой же неделе.

Брови Джека превратились в два насмешливых полумесяца.

— Возникает вопрос, как папа заполучит еще внуков, о которых мечтает? Это ведь работа жен Тревисов, не так ли? Ты тратишь впустую главные детородные годы, Либ.

— Заткнись, — отрезал Гейдж. — Мы только сейчас начинаем нормально спать, когда Мэтью немного подрос. Я еще не готов пройти через это снова.

— Никакого сочувствия с этой стороны стола, — ответил Джек. — Элла проходит через все это — бессонные ночи, подгузники — ради ребенка, который даже не ее.

— Он чувствует себя моим, — сказал я, не думая, и пальцы Джека, защищая, сжались на моей руке.

Стало тихо, слышался только звук брызг «мистеров», и плеск водопада.

— Сколько вам еще осталось прожить с ребенком, Элла? — спросила Либерти.

— Приблизительно месяц. — Свободной рукой я взяла свой бокал и осушила его. В другое время я выдавила бы сияющую фальшивую улыбку и сменила бы тему. Но в компании сочувствующих слушателей, рядом с Джеком, я сказала то, что действительно думала.

— Я буду скучать по нему. Это будет тяжело. И в последнее время меня начало беспокоить, что Люк не будет помнить время, которое он провел со мной. Первые три месяца своей жизни. Он не будет знать ничего, что я для него сделала. Для него не будет разницы между мной и незнакомкой с улицы.

— Вы не будете видеться, после того, как Тара заберет его? — спросил Гейдж.

— Не знаю. Вероятно, не так часто.

— Он будет помнить глубоко внутри, — мягко произнес Джек.

И когда я всмотрелась в его серьезные темные глаза, я нашла утешение.

Глава 19

Люк лежит на полу моей квартиры, занимаясь своей детской гимнастикой, на стеганом одеяле с двумя пересекающимися дугами, грохоча бусинками, крутя в руках птиц, бабочек, смятые листья, под веселую электронную музыку. Он любит это почти так же, как я люблю наблюдать за ним. В свои два месяца он смеется, улыбается производимым шумам, и способен поднять свою голову и грудь.

Джек лежит на полу около него, лениво доставая до игрушки, или нажимая кнопку для новой музыки.

— Я хотел бы я иметь что-нибудь из этого, — сказал он. — Или банку пива, или те крохотные черные трусики, которые были на тебе в субботу ночью.

Я сделала паузу посреди убирания тарелок в кухне.

— Я не думала, что ты заметил их, ты снял их с меня так быстро.

— Я только что провел двухчасовой обед, смотря на тебя в этом платье с низким вырезом. Тебе повезло, что я снова не набросился на тебя в гараже.

Я воздержалась от улыбки и встала на цыпочки, чтобы подвинуть стеклянный кувшин на высокой полке.

— Да, ну, в общем, я обычно предпочитаю немного большее количество любовных игр, чем звон автомобильных ключей, два с половиной поцелуя, и…

Я подскочила, поскольку почувствовала его позади меня, переместившегося так стремительно и тихо, что я даже не заметила его, входя в кухню. Кувшин закачался в моей руке, и Джек, подхватив его в полете, твердо поставил на полку.

Я почувствовала его губы в моем ухе.

— Я позаботился о тебе, не так ли?

— Да.

Я гортанно засмеялась, когда его руки обвились вокруг моей талии.

— Я не говорю, что я обманщик. Я только говорю, чтобы ты не тратила время впустую, начиная работу… — Его слова растворились в моем вздохе, поскольку я почувствовала, как он стал мягко покусывать и облизывать мою шею, его язык играл со мной в нежном водовороте, который вызывал жар в моей крови. Мои очки скользнули вниз по моему носу, и я подвинула их обратно на место. Одной рукой Джек провел по моим грудям, в то время, как его свободная рука скользнула ниже пояса моих шорт.

— Ты хочешь любовных игр, Элла?

Его бедра прижались ко мне сзади, и я почувствовала твердую плоть через слои нашей одежды.

Мои ресницы опустились, и я ухватилась за край стола, когда его руки умело заиграли по моему телу.

— Ребенок, — сказала я, затаив дыхание.

— Он не будет возражать. Он делает свою детскую гимнастическую разминку.

Смеясь, я отодвинула его руки.

— Позволь мне закончить с посудой.

Джек удерживал мои бедра, прижимая к себе и желая поиграть.

Но мы были прерваны пронзительным звонком телефона. Я взяла его и прошипела Джеку: «Тихо», перед тем, как ответить.

— Алло?

— Элла, это я.

Это был голос моей кузины Лизы, невыразительный и робкий.

— Я звоню, чтобы предупредить тебя. Я так сожалею.

Я напряглась, и руки Джека успокаивающе погладили меня.

— Предупредить о чем? — спросила я.

— Твоя мама приезжает, чтобы увидеть тебя. Она будет у тебя минут через пятнадцать — тридцать. Может быть, быстрее, если не будет пробок.

— О, нет, только не это, — сказала я, бледнея. — Я не приглашала ее. Она не знает, где я живу.

— Я сказала ей, — сказала Лиза виновато.

— Зачем? Какая разумная причина заставила тебя сделать это мне?

— Я не могла помешать этому. Она позвонила мне, чрезвычайно взволнованная, потому что она только что поговорила с Тарой по телефону, и Тара сказала ей, что она думает, что между тобой и Джеком Тревисом кое-что могло бы произойти. И теперь они обе хотят знать то, что именно происходит.

— Я ничего не обязана им объяснять, — вспыхнула я, заливаясь румянцем. — Я имею на это право, Лиза. Я устала от путаных действий Тары, и мне жаль, что мама даже не интересуется своим внуком, зато очень даже интересуется моей сексуальной жизнью!

Слишком поздно я поняла свой промах, и я закрыла рот рукой.

— У тебя с Джеком Тревисом сексуальные отношения?

— Конечно, нет.

Я почувствовала, как губы Джека мягко прошлись по моей шее, и задрожала. Держа телефон около груди, я повернулась, чтобы встать перед ним.

— Ты должен идти, — сказала я ему строго.

Я поднесла телефон к уху.

— Он там с тобой? — спросила Лиза.

— Нет, это электрик. Он хочет, чтобы я подписала кое-что.

— Хочу здесь, — пробормотал Джек, и провел моей свободной рукой по своему телу.

— Уйди, — пробормотала я, толкая его в твердую грудь. Он не сдвинулся с места, только отставил мои очки прочь, и протер пятнышко на них низом своей футболки.

— У вас на самом деле все это серьезно? — спросила Лиза.

— Нет. Это пустые, бессмысленные, чисто физические отношения, которые не значат абсолютно ничего.

Я вздрогнула, поскольку Джек наклонился, чтобы прикусить мочку моего уха в отместку.

— Остынь! Элла, ты думаешь, что смогла заставить его причислить себя к одному из его друзей? Я имею совсем другие сведения.

— Я должна идти, Лиза. Я должна навести порядок и выяснить что к… о, черт, я перезвоню тебе позже.

Я повесила телефон и отняла свои очки у Джека.

Он последовал за мной, поскольку я побежала к спальне.

— Что ты делаешь?

Я сдернула подушки и стала застилать разрушенную кровать.

— Моя мать может появиться здесь в любую минуту, а все это похоже на то, что у нас тут была оргия.

Я сделала паузу, достаточно долгую, чтобы впиться в него взглядом.

— Ты должен идти. Я имею в виду именно это. Совершенно невозможно, чтобы ты встретился с моей матерью.

Я бросила подушки на кровать. Поспешно метнувшись назад в гостиную, я смахнула вещи в гигантскую плетеную корзину, и запихнула ее в туалет.

Селекторная связь на двери подала звуковой сигнал. Это был консьерж, Дэвид.

— Мисс Варнер. К вам посетитель. Это…

— Я знаю, — сказала я резко, признавая свое поражение. — Пропустите ее.

Повернувшись к Джеку, я увидела, что он собрал Люка и обнимал его, прижав к груди.

— Что я могу сделать, чтобы избавиться от тебя?

Он улыбнулся. — Ни черта.

Приблизительно через две минуты я услышала сильный стук в дверь.

Я открыла ее. Это была моя мать, в полном макияже и на высоких каблуках, в аккуратном красном платье, которое демонстрировало фигуру женщины наполовину моложе ее. Она плыла в облаке духов из универмага, обняла и поцеловала воздух около меня, и встала позади, чтобы дать мне оценить ее взглядом.

— Я устала ждать приглашения, — она сказала мне, — поэтому решила взять быка за рога. Я не позволю тебе и дальше держать моего внука так далеко от меня.

— Теперь ты решила стать бабушкой? — спросила я.

Она продолжала осматривать меня.

— Ты прибавила в весе, Элла.

— На самом деле, я потеряла несколько фунтов.

— Это хорошо для тебя. Еще немного, и ты вернешься к нормальному размеру.

— Размер восемь вполне нормален, мама.

Она кинула на меня любящий упрекающий взгляд.

— Если ты так чувствительна к этой теме, я не буду упоминать это больше.

Ее глаза театрально расширились, поскольку Джек приблизился к нам.

— Ну, и кто это? Почему ты не представишь меня своему другу, Элла?

— Джек Тревис, — пробормотала я, — а это моя мать.

— Канди Варнер, — прервала она, бросившись с объятием, и сдавливая ребенка между ними. — Мы не нуждаемся в рукопожатиях, Джек… Я всегда была без ума от друзей Эллы. — Она подмигнула ему. — И они всегда были без ума от меня.

Она вырвала ребенка от его рук.

— И вот мой драгоценный внук… о, я не знаю, почему я позволяю Элле держать тебя далеко от меня настолько долго, сладкий мой.

— Я говорила тебе, что буду рада, если ты захочешь нянчить его в любое время, — пробормотала я.

Она игнорировала эти слова, ринувшись в квартиру.

— Здесь очень удобно. Я думаю, что это настолько замечательно, что вы двое заботитесь о Люке, пока Tара отдыхает на курорте.

Я последовала за нею. — Она находится в клинике для людей с психологическими и эмоциональными расстройствами.

Моя мать подошла к окну, чтобы проверить открывающийся вид.

— Не имеет значения, как ты называешь это. Звезды Голливуда делают это каждый раз, когда нуждаются в небольшом спасении от стресса, так что они придумывают какую-нибудь искусственную проблему, и попадают туда, чтобы расслабиться и позволить баловать себя в течение нескольких недель.

— Это не искусственная проблема, — сказала я. — Tара…

— Твоя сестра немного напряжена, вот и все. Я на днях смотрела программу о кортизоле, который является гормоном напряжения, и они сказали, что пьющие кофе имеют намного больше кортизола, чем средний человек. И я всегда говорила, что ты и Tара пьете слишком много кофе, вы обе.

— Я не думаю, проблемы Тары, или мои, произошли из-за слишком большого количества кофе, — сказала я мрачно.

— Я уверена, что вы сами навлекаете на себя проблемы. Вы должны подняться над ними. Подобно мне. Только потому, что со стороны вашего отца была слабоумные, не подразумевает, что вы должны быть такими же.

Пока моя мать болтала, она блуждала по квартире, смотря на все с внимательностью страхового эксперта. Я тревожно наблюдала за ней, стремясь забрать ребенка.

— Элла, ты должна была сказать мне, что живешь здесь.

Она бросила благодарный взгляд на Джека.

— Я хочу поблагодарить вас за помощь моей дочери, Джек. У нее пылкое воображение, кстати сказать. Я надеюсь, что вы не верите всему, что она говорит. Когда она была ребенком, она сочиняла такие истории…, если вы хотите узнать реальную Эллу, вы должны поговорить со мной. Почему бы вам ни пригласить нас всех на обед, и мы познакомимся поближе? Сегодня вечером было бы прекрасно.

— Прекрасная идея, — сказал Джек легко. — Давайте сделаем это когда-нибудь. К сожалению, сегодня вечером у Эллы и меня другие планы.

Моя мать вручила мне ребенка.

— Возьми его, дорогая, у меня новое платье. Он может срыгнуть.

Она изящно села на диван и скрестила свои длинные стройные ноги.

— Хорошо, Джек, я последняя, кто вмешается в чьи-либо планы. Но если вы становитесь близким человеком моей дочери, я чувствовала бы себя более уверенно, если бы узнала вас и ваше семейство немного лучше. Я хотела бы встретить вашего отца, и познакомиться с ним.

— Ты опоздала, — сказала я. — У его отца уже есть подруга.

— Элла, дорогая, я не имела в виду…

Она слегка засмеялась и стрельнула в Джека сочувствующим заговорщический взглядом, «с кем мы должны иметь дело», и ее тон стал невыносимо сладким.

— Моя дочь всегда обижалась на то, что мужчины предпочитали ее мне. Я не думаю, что она приводила домой хоть кого-то, кто не предпочел бы ее мне.

— Я только однажды привела домой кого-то, — сказала я. — Этого было достаточно.

Она кинула на меня угрожающий взгляд и засмеялась, широко раскрыв рот.

— Неважно, что говорит Элла, — сказала она Джеку, — не верьте ни единому слову. Спросите лучше у меня.

Всякий раз, когда моя мать была рядом, действительность преображалась, как в кривом зеркале. Безумным считался тот, кто был частым клиентом кафе «Старбакс», размер восемь был стадией тучности, которая требовала медицинского вмешательства, и любой мужчина, которого я приводила домой, ясно должен был понимать, что ему досталась второразрядной копия Канди Варнер. И что бы я ни делала, или говорила, все могло быть удобно переписано, чтобы перевернуть все, ради подтверждения ее точки зрения.

В течение следующих сорока пяти минут происходила демонстрация Канди Варнер без прикрас. Она сказала Джеку, что очень хотела бы заботиться о Люке, но она слишком занята, и она уже выполнила свои обязанности, работая и жертвуя собой все эти годы, ради своих дочерей, ни одна из которых не была соответствующим образом благодарна ей, и обе они больше, чем ревнивы. И вообразите Эллу, дающую людям жизненные советы, если Элла едва знала то, о чем писала. Вы должны иметь гораздо больше жизненного опыта, чем Элла имела прежде, чтобы вы знали, кто есть кто, и что есть что. Независимо от того, что Элла знала о жизни, это результат переданной ей мудрости ее матери.

Мама продолжила представлять себя, как соблазнительный оригинал, фирменный знак, а меня — как свою неудачную копию. Она настойчиво пыталась флиртовать с Джеком. Он был вежлив и почтителен, иногда поглядывая на каменное выражение моего лица. Когда мама начала похваляться важными знакомствами, которыми якобы обладала, не зная, что некоторые из этих богатых людей отлично знали Джека, это так уязвляло, что я почувствовала, что умираю. Я прекратила возражать или поправлять ее, просто занялась Люком, проверяя его пеленки, занимаясь с ним детской гимнастикой, и играя с ним. Мои уши пылали, все тело заледенело.

И затем я отметила, с точностью часового механизма, как она, совершенно некстати, перевела беседу к собственной персоне, рассказывая, что она недавно занималась лазерным удалением волос в эксклюзивном Хьюстонском курорте.

— Мне сказали, — говорила она Джеку с девичьим хихиканьем, — что у меня самая симпатичная киска в штате Техас.

— Мама, — сказала я резко.

Она поглядела на меня хитрыми и насмешливыми глазами. — Хорошо, это верно! Я только повторила то, что говорят другие люди.

— Канди, — прервал ее Джек оживленно, — это все забавно, но нам с Эллой нужно время, чтобы подготовиться к сегодняшнему вечеру. Очень приятно было познакомиться. Я позвоню консьержу, и он проводит вас.

— Я останусь здесь, и буду следить за Люком, пока вы будете отсутствовать, — настаивала моя мать.

— Благодарю, — ответил Джек, — но мы возьмем его с собой.

— Я не успела побыть с моим внуком, — возразила она, хмуро глядя на меня.

— Я позвоню тебе, мама, — я заставила себя сказать это спокойно.

Джек пошел к двери и открыл ее. Оставив дверь открытой, он вышел в прихожую. Его тон был дружественный и непреклонный. — Я подожду здесь, пока вы принесете вашу сумочку, Канди.

Я стояла неподвижно, когда моя мать подошла, чтобы обнять меня. Я почувствовала ее благоухание, ее теплую близость, и это вызвало во мне желание закричать и заплакать, как ребенка. Я спрашивала себя, как долго еще я буду жаждать ее любви, к которой она не способна, почему Тара и я, были для нее всего лишь остатками от разрушенного брака.

Я ведь знала, что для нашей матери мы были, как запасные игроки, в ее игре в материнскую любовь. Можно найти любовь с другими людьми, в других местах, как посмотреть. Но первоначальная рана никогда не заживала. Я несла это в себе всегда, и Тара тоже. Это было уловкой… принимать это, продолжать свою жизнь, зная, что это всегда будет частью тебя.

— Пока, мама, — сказала я твердо.

— Не давай ему все, что он захочет, — сказала она низким голосом.

— Люку? — спросила я озадаченно.

— Нет, Джеку. Так ты сможешь подольше удержать его. Но и не будь с ним слишком строгой, также. Попробуй воспользоваться косметикой. И сними эти очки, в них ты похожа на старую деву. Он ведь дарит тебе подарки? Скажи ему, что ты хочешь большие камни, а не маленькие, это — лучшие инвестиции.

Ломкая улыбка пересекла мое лицо, и я отодвинулась от нее. — До свидания, мама.

Она собрала свою сумочку, и выплыла в прихожую.

Джек смотрел на дверной косяк, его пристальный взгляд скользнул по мне. — Я вернусь через минуту.

К тому времени, как Джек возвратился, я решила победить депрессию хорошей порцией текилы из кладовой, надеясь, что ликер согреет окоченение, охватившее меня с ног до головы. Не помогло. Я чувствовала себя, как морозильник, который должен быть разморожен.

Люк взволнованно крутился в моих руках, издавая нетерпеливые звуки и извиваясь.

Джек подошел ко мне и коснулся моего подбородка, вынуждая меня встретить его пристальный ищущий взгляд.

— Теперь ты не жалеешь, что не послушал моего совета и не свалил отсюда? — спросила я мрачно.

— Нет. Я хотел видеть то, с чем ты росла.

— Я предполагаю, что теперь ты можешь сказать, почему Tара и я нуждаемся в психотерапии.

— Черт, я сам нуждаюсь в терапии, а ведь я провел с ней только час.

— Она говорит или делает что-нибудь для привлечения внимания, независимо от того, смущает это кого-то или нет. — Я резко посмотрела на него, поскольку отвратительная мысль пришла мне в голову. — Она приставала к тебе в лифте?

— Нет, — сказал он, слишком быстро.

— Да, приставала.

— Да ничего страшного.

— Бог мой, как отвратительно, — прошептала я. — Она ужасно злит меня.

Джек взял у меня суетящегося ребенка, и Люк немедленно успокоился.

— Это неправильно — злиться на таких, как она, — продолжала я. — Это вид людей, который утомляет и замораживает вас полностью и навсегда, и ты уже ничего не чувствуешь. Даже биения собственного сердца. Я хочу позвонить Таре и рассказать ей все, потому что, я думаю, что она все поймет.

— Почему бы и нет?

— Но она не воспринимает маму, как я. Я, наверное, тоже заражаюсь безумием от нее.

Джек изучал меня одно мгновение. — Пойдем в мою квартиру.

— Зачем?

— Я собираюсь согреть тебя.

Я сразу покачала головой. — Мне не нужен одноразовый…

— Нет, тебе не нужен. Входи.

— Дэйн всегда давал мне одноразовый…, когда я нуждалась в этом. — Я была в ужасном, угрюмом настроении, и что бы он ни сделал, все только раздражало меня. — Джек, мне не нужна от тебя ни поддержка, ни утешение, ни секс, ни разговор. Я не хочу чувствовать себя лучше прямо сейчас. Так что, нет никакого смысла…

— Принеси пеленку. — Все еще держа Люка, он вошел в дверь, оставил ее открытой, и терпеливо ждал, пока я присоединюсь к нему.

Мы подошли к его квартире, и Джек повел меня прямо к спальне. Он включал лампу, вошел в ванную, и я услышала звуки воды и пара. — Я не нуждаюсь в душе, — сказала я.

— Войди туда, и жди меня.

— Но, я…

— Сделай это.

Я вздохнула. — А как быть с ребенком?

— Я подержу его. Продолжай.

Я сняла свои очки, избавилась от одежды, и поплелась в ванную комнату. Она была нежно освещена, и заполнена горячим душистым эвкалиптовым туманом. Джек вынул пушистое белое полотенце, и положил на длинную встроенную скамью из плитки. Я сидела и глубоко дышала. Через минуту или две, я начала расслабляться. Я была окружена ароматным паром, мои поры раскрылись, мускулы расслабились, легкие заполнились влажной высокой температурой. Текила ударила в голову, и все мое тело, казалось, вздохнуло, и я снова почувствовал биение моего сердца.

— О, мне уже лучше, — сказала я громко, и опустила лицо на полотенце. Не было слышно никаких звуков, кроме мягкого колыхания пара. Я чувствовала, как кровь прилила к моим щекам. Я лежала там, успокоенная теплым паром, теряя чувство времени. Я понятия не имела, сколько минут прошло, прежде чем я поняла, что Джек сел рядом со мной, и его бедро, прижатое ко мне.

— Как Люк? — пробормотала я.

— Внизу, в кроватке.

— Интересно, а если…

— Тихо. — Его руки успокаивали мою спину, легко скользя по влажной коже. Он начал с плеч, потирая, вытягивая чувствительность из моих напряженных мускулов. Давление усилилось. Я чувствовала кружение его больших пальцев по моим мускулам и коже, он работал настойчиво, вызывая удовольствие, пока беспомощный стон не вырвался из моего горла.

— О, это так чувствительно… Джек… Я не знаю, как ты делаешь это.

— Ш-ш-ш. — Он трудился над моей поясницей, скольжение его рук, стремительные длинные удары, проникающие все глубже, более короткие удары, выгоняющие прочь напряженность, и освобождающие затвердевшие мускулы. Я полностью отдалась его сильным неторопливым рукам, мое заледеневшее тело сотрясали тяжелые толчки. Он массировал мои плечи, бедра, ноги, перевернул меня и вытянул мои ноги в свои колени. Я издала негромкий звук удовольствия, когда почувствовала, что он проводит своими большими пальцами по моим интимным складкам.

— Жаль, что я так разозлилась, — сумела сказать я.

— Милая, у тебя была причина.

— Моя ужасная мать.

— Да. — Он разминал каждый палец моих ног отдельно. Его голос звучал сквозь пар очень мягко. — Тот совет, который она дала тебе, был гадким, потому что…

— Ты слышал это? О, Боже.

— Ты должна дать мне все, что я хочу, — сообщил мне Джек. — Ты должна окончательно испортить меня. И слишком поздно уже валять дурака, и ты чертовски симпатична без косметики.

Я улыбнулась, мои глаза были все еще закрыты. — Что насчет моих очков?

— Они меня определенно заводят.

— Тебя все, что угодно, заводит, — сказала я вяло.

— Не все. — Смех наполнил его голос.

— Да. Ты мог бы продавать свою сексуальность в одну из тех фармацевтических компаний, которые гарантируют четырехчасовую эрекцию. Ты должен посоветоваться со своим доктором.

— Я не нахожу эту мысль привлекательный. — Он двинулся вверх, раздвинул мои бедра, и я задохнулась, поскольку почувствовала дразнящие движения его пальцев во мне. — Тебе когда-либо ласкали эту дорожку, Элла? — прошептал он. — Нет? Лежи, не двигайся… Тебе это понравится, я обещаю…

И мое тело выгнулось дугой в ответ на красноречивые движения его рук, стены из плитки отозвались эхом на приглушенные звуки моего удовольствия.

Глава 20

На следующий день после визита моей матери, обнаружив себя на Мэйн-стрит, 1800, я почувствовала себя неуклюжей, с ободранной кожей, лишенной необходимой защиты. Я должна вернуться в обычное состояние. Мое детство дало мне способность продолжать жить как обычно, пройдя через все, что угодно, включая ядерный Холокост. Но кое-что о ее посещении, сам факт того, что он видел ее, выводило меня из равновесия.

Джек ушел в первой половине дня, чтобы навестить друга, который оказался в больнице после несчастного случая на охоте.

— Дикий кабан, — сказал мне Джек, когда я спросила, на кого охотился его друг. — Много несчастных случаев случается на охоте на кабанов.

— Почему?

— Мы должны делать это ночью, когда бегает большинство кабанов. Так что имеется кучка парней, бегущих вокруг леса, и стреляющих в добычу в темноте.

— Прекрасно.

Джек продолжил объяснять, что его друг стрелял в кабана двенадцатью патронами, приблизился к нему в глухом валежнике, думая, что он мертв, и кабан напал на него прежде, чем он смог достать свой нож. — Он боднул его в пах, — сказал Джек, вздрагивая.

— Удивительно, какими вспыльчивыми становятся те кабаны, когда вы стреляете в них, — сказала я.

Джек игриво шлепнул меня по попе. — Имей немного сострадания, женщина. Рана паха не тот предмет, над которым стоит смеяться.

— Мое сострадание полностью на стороне кабанов. Я надеюсь, что ты не слишком часто охотишься на кабанов. Я не хотела бы рисковать своей сексуальной жизнью из-за твоего опасного хобби.

— Я не охочусь на кабанов, — сказал мне Джек. — Если мне понадобится охотничий трофей этой ночью, я собираюсь найти его в кровати.

Когда Джек ушел, я некоторое время занималась моей колонкой.

Дорогая Мисс Независимость,

Я вышла замуж пять лет назад за человека, которого на самом деле не любила, но мне было уже тридцать, и наступило время завести семью. Все мои подруги были замужем, и мне надоело быть единственной одиночкой. Мужчина, за которого я вышла замуж — хороший парень. Он добрый и ласковый, и он любит меня. Но нет никакого волшебства или страсти в наших отношениях. Мне спокойно с ним, но каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу его лицо, снова и снова. Я чувствую себя запертой в туалете, где он с другой стороны, и он не имеет ключа, чтобы отпереть дверь. У нас нет детей, так что, если я соберусь разводиться с ним, то никто, кроме нас двоих, не пострадает. Хотя, кое-что сдерживает меня. Возможно, я боюсь, что я слишком стара, чтобы начать все сначала, и, возможно, я боюсь чувства вины, которое я буду ощущать, потому что я знаю, что он действительно любит меня, и он не заслуживает этого.

Я не знаю, что делать. Все, что я знаю, так это то, что я пристроена, но это меня, почему-то, не радует. Миссис Беспокойное Сердце.

Дорогая миссис Беспокойное Сердце,

Мы все — существа сложных потребностей и желаний. Единственная постоянная вещь в романтических отношениях — это то, что вы меняетесь, и однажды утром вы просыпаетесь, идете к зеркалу и видите там незнакомку. Вы получаете то, что хотели, и потом обнаруживаете, что хотели чего-то совсем другого. Вы думаете, что знаете, кем вы являетесь, и вдруг удивляете себя.

Какой бы выбор не стоял перед вами, миссис Беспокойное Сердце, одна вещь ясна: любовь — это не то, что можно легко выбросить. Было что-то в этом мужчине, кроме совпадения времени и возможности, что потянуло вас к нему. Прежде, чем вы разочаруетесь в браке… дайте ему шанс. Будьте честны с ним, расскажите о потребностях, которые не выполняются, о мечтах, которые преследуют вас. Позвольте ему узнавать, кто вы в действительности. Позвольте ему помочь вам эту дверь, так, чтобы вы оба смогли, наконец, встретиться после всех этих лет.

Откуда вы знаете, что он не может удовлетворить ваши эмоциональные потребности? Как вы можете быть уверены, что он не сможет дать вам волшебство и страсть, которых вы жаждете? Вы можете заявить с абсолютной уверенностью, что вы знаете о нем все, что должны знать?

Но есть вероятность получить награду за ваши усилия, даже вы потерпите неудачу. И вам потребуется храбрость, так же, как и терпение, миссис Беспокойное Сердце. Попробуйте все, что сможете… боритесь, чтобы остаться с человеком, который любит вас. И пока отложите вопрос о том, что вы, возможно, могли иметь что-то с кем-то еще, и сконцентрируйтесь на том, что вы можете иметь сейчас, что вы действительно имеете, в этот самый момент. Я надеюсь, что вы найдете новые вопросы, на которые ваш муж мог бы быть ответом. Мисс Независимость.

Я уставилась на экран, задаваясь вопросом, смогу ли я дать правильный совет. Мне пришло в голову, что я волнуюсь о миссис Беспокойное Сердце и ее муже. Я, казалось, потеряла свою власть, и свою обычную позицию беспристрастного обозревателя.

— Дерьмо, — сказала я мягко, задаваясь вопросом, какого черта решила, что должна советовать людям, что им делать с их жизнями.

Я слышала звуки Люка, пробуждающегося в своей кроватке, негромкое сопение ребенка и звуки зевоты. Отложив свой компьютер, я подошла к кроватке и заглянула в нее. Люк улыбнулся мне, бодрствующий и возбужденный, и счастливый видеть меня. Его волосики стояли дыбом, как гребень птицы.

Я подняла его, прижала близко к себе, чувствуя, что контуры его тела соответствуют мне идеально. Держа его на руках, чувствуя его дыхание котенка на моем лице, я почувствовала, что меня охватил бескрайний порыв радости.

В пять часов дня я все еще не получила известий от Джека. Я была немного обеспокоена, так как он всегда звонил, чтобы сообщить мне, что он задерживается. Мы договорились, что я приду в его квартиру, и приготовлю старомодный воскресный обед. Я дала ему список покупок.

Я набрала его номер, и он поднял трубку и непривычно коротко ответил. — Да?

— Джек, ты не позвонил.

— Извини. Я тут кое-чем занят. — Он говорил непривычно резко и одновременно подавленно, и беспокойно. Он никогда не разговаривал со мной таким тоном прежде. Что-то было не так.

— Я могу помочь? — спросила я мягко.

— Не думаю.

— Ты занят… может быть, ты хочешь отменить наше вечернее свидание, или…

— Нет.

— Хорошо. Когда я должна придти?

— Дай мне несколько минут.

— Хорошо. — Я заколебалась. — Поставь духовку на 375.

— Ладно.

Положив трубку, я задумчиво уставилась на Люка. — Что могло случиться у него? Ты думаешь, у него семейные проблемы? Возможно, деловое совещание? Почему мы должны ждать здесь?

Люк глубокомысленно жевал свой кулак.

— Давай посмотрим на представление кукольного театра, — сказала я, и отнесла его на диван.

Но через пару минут классической музыки и танцующих кукол, я почувствовала слишком большое беспокойство, чтобы продолжать сидеть. Я волновалась о Джеке. Если он боролся с какой-то проблемой, я хотела быть там.

— Я не могу больше выдерживать это, — сказала я Люку. — Давай поднимемся и посмотрим, что происходит.

Бросив пеленку на плечо, я вышла с ребенком из квартиры, и мы вошли в лифт. Когда мы достигли двери Джека, я нажала дверной звонок.

Дверь открылась быстро. Джек блокировал меня в течение нескольких секунд, все его тело передавало напряженность человека, которому ужасно жаль, что он находится здесь, а не где-нибудь еще. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким расстроенным. Над его плечом я увидела движение кого-то еще в комнате.

— Джек, — пробормотала я. — Все хорошо?

Джек моргнул, коснулся губ языком, начал говорить что-то, и остановил себя.

— К тебе кто-то пришел? — предположила я, пытаясь поглядеть мимо него.

Джек решительно кивнул, со вспышкой отчаяния в глазах. Я протолкнулась мимо него и остановилась, поскольку увидела Эшли Эверсон.

Она была в великолепном беспорядке, ее глаза были тяжелого темного цвета, щеки со следами слез, ее стройные пальцы нервно стискивали платок. Светлые, прямые волны ее волос, нуждались в хорошей стрижке. Я была поражена контрастом между ее горестным выражением лица маленькой девочки, и ее элегантным нарядом, состоящим из короткой белой юбки, изящно облегающего черного топа, который подчеркивал приподнятую грудь, небольшого укороченного пиджака, и босоножек с перетянутыми ремешками на четырехдюймовых каблуках. Весь этот наряд, включая умело нанесенную косметику, делал из нее совершенный образец очень сексуальной, очень желанной женщины.

Я ни на одну секунду не подумала, что Джек пригласил ее к себе, или что он, все еще, хочет ее. Но я не могла решить, было ли это ситуацией, когда лучше всего оставить его, чтобы он справился сам, или он нуждался в поддержке.

Я поглядела на Джека с быстрой гримасой. — Извини. Мне придти позже?

— Нет. — Он подтолкнул меня в квартиру и взял у меня ребенка, как будто брал его в залог.

— Кто это? — спросила Эшли, уставившись на меня немигающими глазами и лицом, столь совершенным, как будто его вылепил скульптор.

— Привет, — сказала я, входя. — Эшли, правильно? Я Элла Варнер. Мы обе были на вечеринке по случаю дня рождения Черчилля, но не были представлены друг другу.

Она игнорировала мою протянутую руку, посмотрел на мою футболку и джинсы, и сказала Джеку с заметным замешательством. — Это с ней ты уехал с той вечеринки?

— Да, — сказала я, — мы с Джеком уехали вместе.

Эшли повернулась плечом ко мне, полностью сосредоточившись на Джеке. — Я должна поговорить с тобой, — сказала она. — Я должна прояснить некоторые вещи и… — Ее голос затих, руки в замешательстве теребили платок, поскольку она видела отказ в его холодном лице, резкие складки вокруг его рта. Из нервной реакции ее тела, я предположила, что она никогда прежде не видела такое выражение на лице Джека.

Сталкиваясь с его непроницаемым отношением, она кружилась вокруг и, наконец, заговорила со мной. — Если вы не возражаете, я бы хотела остаться с Джеком наедине, на некоторое время. У нас есть своя история. Есть проблемы. Он и я должны кое-что выяснить.

Позади нее, Джек покачал головой и молча указал мне на диван, давая понять, что я должна остаться.

Ситуация была на грани фарса. Я слегка прикусила изнутри свои щеки, рассматривая ее. Из увиденного я могла сказать, Эшли Эверсон небрежно шагала по жизни, и никогда не задумывалась о вреде, который она причиняла своими капризами. Теперь это все настигло ее, и она выглядела настолько несчастной, что я не могла не чувствовать, хоть и неохотно, сострадания к ней. С другой стороны, я не собиралась позволить ей снова ввергнуть в хаос жизнь Джека. Она ранила его однажды, ужасно ранила, и я не собиралась дать ей шанс сделать это снова.

Кроме того…, он был мой.

— Она не уйдет, Эшли, — сказал Джек. — Уйдешь ты.

Я осторожно заговорила с ней. — Речь идет о ваших проблемах с Питом?

Ее глаза расширились настолько, что я могла увидеть белые круги вокруг радужных оболочек. — Кто сказал вам? — Она обвиняюще посмотрела на Джека, но он казался глубоко поглощенным наладкой одной из ленточек на пеленке Люка.

— Я не очень много знаю, — сказала я. — Только то, что у вас с мужем проблемы. Вы поссорились, не так ли?

— Нет, — ее ответ был ледяным. — Мы отдалились друг от друга.

— Я сожалею, — сказала я искренне. — Вы ходили к психоаналитику?

— Это для сумасшедших людей, — был ее презрительный ответ.

Я слегка улыбнулась. — Это и для нормальных людей тоже. Фактически, чем более вы нормальны, тем скорей вы выйдете из этого. И это могло бы помочь вам выяснить, откуда берутся проблемы. Вы, возможно, должны урегулировать ваши идеи относительно того, чем должен быть ваш брак. Или, возможно, что часть проблемы составляет то, что вы и Пит не умеете общаться друг с другом. Если вы хотите остаться женатыми, вы могли бы попытаться по-другому взглянуть на некоторые вещи и…

— Нет. — Было ясно, что Эшли ненавидела меня, что я была оценена ей, как недостойный конкурент. — Я не хочу ничего пытаться. Я больше не хочу быть женой Пита. Я хочу… — Эшли прервалась и посмотрела на Джека со свирепой властной тоской.

Я знала, что она видела: мужчину, который, казалось, был ответом на все ее проблемы. Красивый, успешный, желанный. Новое начало. Она подумала, что, если бы она могла снова вернуться к Джеку, это стерло бы все несчастья, которые проявились после того, как она вышла замуж.

— У вас есть дети, — сказала я. — Разве вы не должны, хотя бы ради них, попробовать сохранить семью, которую создали?

— Вы были когда-нибудь замужем? — требовательно спросила она.

— Нет, — призналась я.

— Тогда вы ни черта не знаете об этом.

— Вы правы, — сказала я спокойно. — Все, что я знаю — это то, что возвращение к Джеку не решит ваши проблемы. Все, что у вас было с ним, находится в прошлом. Джек продолжает свою жизнь. И я возьму на себя смелость сказать, что я уверена, что он все еще заботится о вас, как о человеке, но не более того. Так что теперь, лучшая вещь, которую вы можете сделать для Джека, и для себя — пойти домой, к Питу, и спросить его, что вы можете сделать с вашим браком. — Приостановившись, я поглядела на Джека. — Я правильно говорю?

Он кивнул, его лицо расслабилось.

Эшли издала звук, ясно свидетельствующий, что она в бешенстве. Она тяжело посмотрела на Джека. — Ты сказал мне, что всегда будешь хотеть меня.

Джек стоял, держа ребенка, удобно устроившегося на его плече. Его глаза были темны и непроницаемы. — Я изменился, Эшли.

— А я нет! — закричала она.

Его ответ был очень мягок. — Мне жаль слышать это.

Она вслепую схватила свою сумочку и направилась к двери. Я шла позади нее, хмурясь, поскольку задавалась вопросом, нужно ли разрешить ей убежать в таком обезумевшем состоянии. — Эшли, — сказала я, потянувшись, чтобы коснуться ее тонкой руки.

Она отмахнулась от меня.

Я видела, что она сердита, но сдерживает себя, ее лицо напряглось, лоб наморщился, как будто его слишком сильно стянуло. Ее пристальный взгляд устремился на Джека, который подошел позади меня. — Если ты отошлешь меня сейчас, — сказала она ему, — то у тебя никогда не будет другого шанса. Уверен ли ты, что хочешь этого, Джек?

— Я уверен. — Он открыл дверь для нее.

Она вспыхнула в гневе. — Вы думаете, что имеете все, что требуется, чтобы удержать его? — спросила она меня презрительно. — Он недолго будет с вами, милая. Он возьмет вас в короткую поездку, и затем выбросит на обочину. — Ее пристальный взгляд переключился на Джека. — Ты не изменился вообще. Ты думаешь, что связавшись с кем-то, подобной ей, заставишь каждого думать, что ты теперь стал зрелым человеком, но, правда в том, что ты, все еще, та же самая, эгоистичная, мелкая задница, которой всегда был. — Она сделала паузу для вдоха, впиваясь взглядом в него. — Я гораздо более симпатична, чем она, — ее душило негодование, и она уехала.

Поскольку Джек закрыл дверь, я повернулась, чтобы опереться спиной на нее. Все еще держа Люка, Джек уставился на меня. Он казался смущенным, как будто оказался на незнакомой территории, и пробовал понять правила поведения. — Спасибо.

Я подарила ему легкую улыбку. — Пожалуйста.

Джек покачал головой, выглядя расстроенным. — Увидеть вас двоих вместе, это как…

— Прошлое и настоящее?

Он кивнул, вздыхая, углы его напряженного рта застыли в обеспокоенной гримасе. Проведя свободной рукой по волосам, он сказал: — ты смотришь на кого-то, подобного Эшли, и точно знаешь, что нет такого парня, который не захотел бы ее. И я был тем самым парнем, и это чертовски беспокоит меня.

— Парнем, который хотел получить трофей? — предположила я. — Парнем, который хотел кого-то для удовольствия и забавы… Я бы тоже не устояла перед такой женщиной.

— Ты — больше женщина, чем она могла когда-либо быть. И чертовски более красивая партия.

Я засмеялась. — Ты говоришь так только потому, что я избавила тебя от нее.

Он подошел ближе, пока ребенок не был зажат между нами, и провел рукой вокруг задней части моей шеи. Его пальцы были сильны и немного прохладны, когда сжимали мой напряженный затылок. Ощущение, почти невыносимо приятное, заставило меня задрожать. — У нас нет проблем? — спросил он осторожно.

— Почему у нас должны быть проблемы?

— Поскольку любая другая женщина, которую я когда-либо знал, умчалась бы отсюда, как ракета, придя сюда, и найдя Эшли в моей квартире.

— Было очевидно, что ты не хочешь видеть ее здесь. — Мои губы изогнулись в кривой улыбке. — И для сведения, Джек… относительно типа мужчины, которым ты являешься, ты нисколько не эгоистичен или мелок сейчас. Я могу поручиться за тебя в любое время.

Джек согнул голову, его дыхание горячо разливалось по моему рту. Он поцеловал меня, сладко и долго, как конфету. — Никогда не оставляй меня, Элла. Ты мне нужна.

Неожиданно я почувствовала себя неудобно в его объятии. — Люк беспокоится, — сказала я с полусмешком, отходя от него подальше, несмотря на то, что ребенок сидел тихо, очень довольный тем, что находится между нами.

Глава 21

Я смаковала эти две недели, которые чередовались со сладостно-горьким пониманием, что это только краткий сезон в моей жизни. Джек и Люк стали осью, на которой стоял мой целый мир. Я знала, что я потеряю их обоих, в конечном счете. Но я отодвинула это понимание так далеко, как смогла, и просто позволила себе наслаждаться почти волшебством этих сверкающих дней лета.

Это были занятые, шумные дни счастья: мой график, заполненный работой, забота о Люке, попытки не отставать от друзей, и проводить каждый доступный момент с Джеком. Я никогда не подозревала, что смогу стать настолько близка с кем-то, и так быстро. Я узнала выражения Джека, его любимые слова, как упрямо сжимался его рот, когда он о чем-то глубоко задумывался, как появлялись морщинки в уголках его глаз, когда он смеялся. Я узнала, что он умеет сдерживать свой бешеный темперамент, что он бывал нежен с людьми, он судил себя строже, чем других, и что он не выносил мелочность или недалекость.

Джек имел широкий круг друзей, двоих из которых он считал близкими друзьями, но больше всего он доверял своим братьям, особенно Джо. Его самое большое требование к другим было то, что они держат свое слово.

Для Джека обещание было вопросом жизни или смерти, то есть, самой большой мерой человека.

Со мной он был открыто нежным, чувственным, физически близким мужчиной, с сильным влечением ко мне. Он любил играть, дразнить, и мог уговорить меня делать такие вещи, которые мешали стоять перед ним спокойно в ярком свете утра. Но было раз или два, когда секс не был игрив вообще, когда мы дышали и двигались вместе, пока мне не начинало казаться, что Джек подводит меня к краю чего-то, к своего рода, раскаленному добела превосходству, которое поражало меня его силой, и я отодвигалась, и ломала свои чувства, боясь того, что могло случиться.

— Тебе нужен собственный ребенок, — сказала мне Стейси, когда однажды я вызвала ее днем. — Это именно то, что говорят тебе твои биологические часы.

Я пробовала описать ей, как Люк, своим маленьким и невинным способом, сломал мою обороноспособность. Впервые в моей жизни я испытывала эмоциональную связь с ребенком, и это было более сильно, чем я могла ожидать.

Я сказала Стейси, что я в ужасном расстройстве.

Я хотела Люка на всю жизнь. Я хотела участвовать в каждом мгновении его взросления. Но скоро должна была приехать его настоящая мать, и я останусь в стороне.

Это был чертовски сильный удар, который Тара и Люк наносили мне.

— Это принесет тебе очень большую боль, когда ты отдашь его, — продолжала Стейси. — Ты должна быть готова к этому.

— Я знаю. Но я не знаю, как можно подготовиться к чему-то подобному. Я имею в виду, что я уговариваю себя, что я общалась с ним всего лишь в течение трех месяцев. Это не очень большой отрезок времени. Но я привязалась к нему всем сердцем, непропорционально количеству времени, проведенным с ним.

— Элла, Элла… нет никакой пропорции с младенцами.

Я сильнее сжала телефон. — Что же мне делать?

— Начни сначала. Вернись в Остин, сразу после того, как Люк уйдет, и прекрати тратить впустую время с Джеком Тревисом.

— Почему это я трачу время впустую, если я наслаждаюсь этим?

— Нет никакого будущего в этих отношениях. Я признаю, что он сексуальный парень, и я, вероятно, тоже не устояла бы перед ним, если бы была одинока. Но, Элла, открой глаза. Ты знаешь, что этот человек не для серьезных отношений. — Так же, как и я. И это делает все это прекрасным.

— Элла, возвращайся домой. Я волнуюсь о тебе. Я думаю, что ты обманываешь себя.

— В чем?

— Во многом.

Но про себя я задавалась вопросом, не обстоит ли все ровно наоборот, и не пора ли мне прекратить дурачить себя этим многим, и сделать свою жизнь была более удобной и менее сложной, прекратив заниматься самообманом.

Я говорила со своей сестрой один раз в неделю. У нас было несколько длинных, довольно неуклюжих бесед, неизбежно касающихся ее психологического состояния, и методов лечения ее врача.

— Я приеду в Хьюстон на следующей неделе, — наконец, сказала мне Тара. — В пятницу. Я покидаю клинику. Доктор Джеслоу говорит, что я получила хороший старт, но я должна, вероятно, заботиться о ком-то, если я хочу двигаться дальше.

— Я очень рада, — сумела сказать я, чувствуя холод во всем теле. — Я рада, что тебе лучше, Tара. — Я сделала паузу, прежде, чем смогла продолжить. — Ты захочешь сразу же забрать Люка, я полагаю? Поскольку, в противном случае, я всегда могла бы…

— Да, я хочу забрать его.

Действительно хочешь? Хотела я спросить ее. Поскольку ты никогда даже не спрашивала о нем, и, кажется, он тебе совсем неинтересен. Но, возможно, я несправедлива к тебе. Возможно, он значил слишком много для нее… возможно, она не могла заставить себя обсудить источник такой мощной тоски.

Я подошла к кроватке Люка, в которой он спал. Я дотронулась до него, и судорожно сжала свой мобильный телефон. Мои пальцы дрожали. — Я могу встретить тебя в аэропорту?

— Нет, я… об этом позаботились.

Марк Готтлер, подумала я. "Слушай, не хочу быть надоедливой, но… тот обещанный контракт, мы говорили о… он здесь, в моей квартире. Я надеюсь, что ты, по крайней мере, посмотришь его, пока ты здесь.

— Я посмотрю его. Но подписывать не буду. В этом нет необходимости.

Я кусала губы, чтобы удержаться от спора с ней. Поспешишь — людей насмешишь, сказала я себе.

Джек и я спорили о перспективе возвращения Тары, потому что он хотел быть здесь, со мной, а я хотела оказаться перед всем этим одна. Я не хотела, чтобы он был частью чего-то, столь болезненного и личного. Я довольно хорошо представляла себе, насколько сильно потеря Люка ранит меня, и я не хотела бы, чтобы Джек видел меня в момент такой слабости.

Кроме того, та пятница была днем рождения Джо, и они планировали поехать на ночную рыбалку в Галвестон.

— Ты должен быть там ради Джо, — сказала я Джеку.

— Я могу перенести поездку.

— Ты обещал ему, — сказала я, зная об эффекте, которое это слово имело для Джека. — Не могу поверить, что ты всерьез собираешься пропустить день рождения своего брата.

— Он поймет. Это более важно.

— Все это очень здорово, — сказала я. — Но мне нужно остаться с моей сестрой наедине. Тара и я не сможем поговорить, если ты будешь здесь.

— Черт побери, она, как предполагалось, не должна была возвратиться до следующей недели. Какого черта она выходит так рано?

— Я не знаю. Я не думаю, что она предполагала, что проблемы ее психического здоровья как-то отразятся на твоих планах поехать на рыбалку.

— Я не поеду.

Сердитая, я кружилась по его квартире. — Я хочу, чтобы ты поехал, Джек. Я могу быть более сильной в этой ситуации без тебя. Я должна сделать это сама. Я собираюсь вручить Люка Таре, выпить большой бокал вина, принять ванну, и пораньше лечь спать. Если я действительно захочу быть с кем-то, я поднимусь наверх и зайду к Хэйвен. И ты вернешься на следующий день, и мы сможем сделать вскрытие моего трупа.

— Я предпочитаю назвать это анализом последствий. — Он пристально наблюдал за мной, видя слишком много. — Элла, перестань, черт возьми, кружиться, и подойди ко мне.

Я еще металась по комнате, течение приблизительно десяти секунд прежде, чем подошла к нему. Его руки обняли меня, он прижал мое напряженное тело к своему, казалось, обнимая все сразу: мои плечи, ягодицы, талию, бедра.

— Прекрати притворяться, что все прекрасно, — сказал он около моего уха.

— Это все, что я могу сделать. Если мысленно притворяешься, что все прекрасно, достаточно долго, все, в конечном счете, становится прекрасным.

Джек молча держал меня в течение нескольких минут. Его рука продолжала медленно двигаться по моему телу, прижимая меня все ближе, сжимала, успокаивала, как скульптор, формующий глину. Я дышала глубоко, позволив себе расслабиться, почувствовать себя избалованной и захваченной в нежный плен, мои нервы подпрыгнули, когда он притянул мои бедра к своему паху, позволяя мне почувствовать, как он возбужден.

Он снял мою одежду, затем свою собственную, каждое движение было намеренно неторопливым, и когда я попробовала что-то сказать, он взял мою голову в свои руки, и поцеловал меня, жадно прильнув к моим губам в иссушающем поцелуе. Опустив меня на пол, он широко раздвинул мои бедра, его рот горячо впился в мои губы. Я тянулась вверх, пробуя стать ближе, напрягаясь от удовольствия ощущать его сильное тело. Мы медленно перекатывались, сначала я была сверху, потом он, и он схватил мои бедра и скользнул в меня, глубже, еще глубже, пока не утонул в моей влажной жаре. Я стонала от удовлетворения, ощущая его вес, и то, что он слился со мной в единое целое, чувствовала нажим его плоти, и свою полную открытость.

Он схватил диванную подушку, подложил мне под бедра, и стал двигаться во мне тяжелыми толчками, подталкивая, настаивая, чтобы заставить меня испустить протяжный крик. И даже тогда он не перестал двигаться, заставляя это длиться и длиться, задерживая свой собственный оргазм, пока не сломался сам. Он оставался во мне в течение долгого времени, его сильные пальцы, запутанные в моих волосах, не позволяли мне оторвать мой рот от его губ. Казалось, что он хотел доказать что-то, продемонстрировать что-то, что мое сердце и разум не желали принимать.

Было все еще темно, когда Джек проснулся утром пятницы. Он сидел около меня на кровати, и тянул мое спящее тело вверх, держа меня. Я, ворча, проснулась, он держал мою голову в одной руке, длинными пальцами твердо охватив мою голову. Его роскошный баритон мягко звучал в моем ухе. — Ты сделаешь то, что считаешь нужным. Я не буду стоять на пути. Но когда я вернусь, ты не будешь отталкивать меня, слышишь? Я собираюсь взять тебя куда-нибудь… на хорошие длинные каникулы… мы серьезно поговорим, и я буду держать тебя в объятьях, пока ты кричишь и плачешь, до тех пор, пока ты не почувствуешь себя лучше. И мы пройдем через все это вместе. — Он поцеловал мою щеку, пригладил мои волосы, и опустил меня назад, на кровать.

Я лежала тихо, мои глаза оставались закрытыми. Я чувствовала ласковое движение кончиков его пальцев по моему лицу, по моему телу, и затем он натянул покрывало на мои плечи и уехал.

Я не думала, что был какой-нибудь способ убедить Джека, что он хотел больше, чем я могла дать, что люди, которые были искалечены, как я, страхами и желаниями, но смогли выжить, всегда будут избегать сильных привязанностей. Я могла любить только какой-то частью своей души, и если бы не Люк, не случилось бы этого чуда, на которое я никогда не рассчитывала.

Но я теряла Люка.

Я и раньше получала этот урок, и очень много раз. Это было огромное интуитивное знание, которое не требовало логического обоснования. Каждый раз, когда я любила кого-то, я теряла это, и потихоньку умирала от этих потерь.

Я спрашивала себя, что останется от меня после завтрашнего дня.

Пока я одевала Люка в костюмчик моряка и крошечные белые ботиночки, я пробовала вообразить, каким он представится Таре, ведь столько различий между трехмесячным ребенком и новорожденным малышом. Люк мог теперь схватить цель своей рукой, или бить ручкой по предмету, который свисал над ним. Он улыбался мне, и он улыбался при виде себя в зеркале. Когда я говорила ему, он булькал и производил в ответ звуки, как будто мы имели совершенно очаровательную беседу. Когда я держала его, и позволяла его ножкам касаться пола, он толкал пол ногами, как будто хотел стоять.

Люк был в самом начале бесконечных открытий и развития своих способностей. Скоро должны были состояться важные вехи его жизни: его первое слово, в первый раз он смог бы сесть, первый шаг. Я пропущу все это. Он не был моим где-нибудь еще, кроме как в моем сердце.

Я чувствовала жгучий вкус подступающих слез, как чихание, которое настигает некстати. Но казалось, что механизм для выработки слез был отключен во мне. Я чувствовала себя ужасно, хотелось кричать, но не было сил. Ты будешь навещать его, сказала я себе серьезно. Ты можешь найти путь, чтобы стать частью его жизни. Ты будешь самой замечательной тетей, которая всегда будет делать ему лучшие подарки.

Но это было совсем не то же самое.

— Люк, — сказала я скрипуче, закрепляя липучки на его ботинках, — сегодня приезжает твоя мама. Ты, наконец, получишь свою маму назад.

Он улыбнулся мне. Я нагнулась, провела губами по его мягким, как лепестки, щекам, и почувствовала, как его малюсенькие пальчики схватили мои волосы. Мягко распутывая его кулачки, я собрала его и принесла на диван. Я держала его на своих коленях, и начала читать его любимую книгу сказок, о горилле, которая однажды ночью позволяет всем животным в зоопарке выйти из их клеток.

На середине истории, я услышала звуковой сигнал селекторной связи. — Мисс Варнер, к вам посетитель.

— Пожалуйста, пропустите ее.

Я нервничала и чувствовала себя совершенно разбитой. И я знала о где-то, глубоко внутри, скрывающемся гневе. Небольшом гневе; только маленькое, но мощное пламя, достаточное, чтобы сжечь любой остающийся намек оптимизма о моем собственном будущем. Если бы Тара никогда не попросила меня сделать это, я никогда не узнала бы эту обжигающую боль. И если я, когда-нибудь, должна буду пройти это снова, то пусть лучше засунут меня в заполненный грязью горшок, и поливают три раза в неделю.

Раздался стук в дверь, трех мягких удара.

Неся Люка, я пошла, чтобы открыть дверь.

За дверью стояла Тара, еще более красивая, чем я помнила, с несколькими новыми гранями, которые никак не умаляли ее внешность. Она была стройна, красиво одета, в белом шелковом топе и тонких черные брюках, и черных туфлях с серебряными каблуками. Ее белокурые волосы свободно падали небрежными волнами, в ушах качались золотые обручи. На ее запястье блестело что-то, что должно было быть пятнадцатикаратным браслетом.

Тара вошла в квартиру с невнятным восклицанием, не пытаясь взять у меня Люка, только обняла своими длинными руками нас обоих. Я забыла, насколько выше меня она была. Я помнила время нашего детства, когда я поняла, что она выросла гораздо выше меня, и я жаловалась, что она не должна быть выше ростом, чем я. И она дразнила меня, говоря, что она неожиданно сделала рывок в росте. Объятие разбудило во мне тысячи воспоминаний. Это напомнило мне, насколько я любила ее.

Она отодвинулась, чтобы посмотреть на меня, и ее пристальный взгляд упал на ребенка.

— Элла, он настолько красив, — сказала она удивленно. — И так вырос.

— Разве он не прекрасен? — Я повернула Люка, чтобы встать перед нею. — Люк, взгляни на свою великолепную маму… сюда, держи его.

Мы аккуратно переместили ребенка, и хотя Тара взяла его, я все еще чувствовала отпечаток мягкого веса Люк на моем плече. Она смотрела на меня с влажным блеском в глазах, ее щеки загорелись ярким цветом, видным даже через ее косметику. — Спасибо, Элла, — прошептала она.

Я была очень удивлена, что не закричала и не заплакала. Эти слова, казалось, установили маленькое, но решающее расстояние между мной, и тем, что случилось. Я была благодарна за это. — Давай сядем.

Тара последовала за мной. — Живешь в Мэйн 1800, подцепила такого богатого парня, как Джек Тревис… Ты уверенно стоишь на ногах, Элла.

— Я общаюсь с Джеком не из-за его денег, — возразила я.

Тара засмеялась. — Если ты говоришь так, я верю этому. Хотя ты получила эту квартиру от него, не так ли?

— Это была временная аренда, — сказала я. — Но теперь, когда ты вернулась, и мне не надо больше заботиться о Люке, я собираюсь жить где-нибудь еще. Я пока не уверена, где.

— Почему ты не можешь продолжать оставаться здесь?

Я покачала головой. — Это не было бы правильным. Но я решу этот вопрос. Более важный вопрос — где ты будешь жить? Что ты собираешься делать с Люком?

Выражение лица Тары стало непроницаемым. — У меня есть хороший дом недалеко отсюда.

— Марк устроил это для вас?

— Что-то вроде того.

Беседа продолжалась еще некоторое время, я пыталась выяснить какие-нибудь конкретные особенности ситуации Тары: ее планы, ее ситуацию, каким образом она собиралась зарабатывать деньги. Она не хотела отвечать мне. Ее уклончивость раздражала.

Чувствительный к напряженности между нами, или, возможно, утомленный незнакомыми руками, Люк начал корчиться и раздражаться. — Чего он хочет? — спросила Тара. — Возьми его.

Я потянулась к ребенку и устроила его на своем плече. Он затих и вздохнул.

— Тара, — сказала я осторожно, — мне жаль, что ты решила, что я влезла не в свое дело, добиваясь от Марка Готтлера тот обещанный контракт. Но я сделала это для вашей защиты, чтобы получить для тебя и Люка некоторые гарантии. Некоторую безопасность.

Она пристально посмотрела на меня с неправдоподобным спокойствием. — Я имею всю безопасность, в которой нуждаюсь. Он обещал заботиться о нас, и я верю ему.

— Почему? — Я не смогла сдержать негодование. — Почему ты так веришь словам мужчины, который обманывает собственную жену?

— Ты не понимаешь, Элла. Ты не знаешь его.

— Я видела его, и я думаю, что он — холодная, расчетливая задница.

Это вызвало у нее вспышку гнева. — Ты всегда настолько сильна, Элла? Ты знаешь все, не так ли? Хорошо, как насчет этого? Марк Готтлер — не отец Люка. Он прикрывает настоящего отца.

— Кто он, Тара? — спросила я с затихающим гневом, охватывая заднюю часть головы ребенка своей рукой.

— Ноа.

Я затихла, уставившись на нее. Я видела правду в ее глазах. — Ноа Кардифф? — спросила я хрипло.

Тара кивнула. — Он любит меня. Он любим десятками тысяч людей, он может иметь любого, но я — это то, что он хочет. Или ты думаешь, что это невозможно, что мужчина, подобный ему, может полюбить меня?

— Нет, я… — Люк заснул. Я погладила его маленькую спинку. Люк… его любимый ученик.

— Что относительно его жены? — Я должна была прочистить горло перед продолжением. — Она знает о тебе? О ребенке?

— Еще нет. Ноа расскажет ей, когда наступит нужное время.

— И когда же это случится? — прошептала я.

— Немного позже, когда его дети станут немного старше. У него сейчас слишком много обязанностей. Ноа действительно очень занятый человек. Но он собирается решить все это. Он хочет быть со мной.

— Ты думаешь, что он когда-нибудь станет рисковать своим общественным положением, получая развод? И как часто он будет видеть Люка?

— Люк еще долго будет маленьким. Он не будет нуждаться в отце, а когда он станет старше, к тому времени Ноа и я будем женаты. — Она нахмурилась, поскольку видела мое лицо. — Не смотри на меня так. Он любит меня, Элла. Он обещал заботиться обо мне. Я в безопасности, и ребенок тоже.

— Возможно, сейчас ты чувствуешь себя в безопасности, но это очень ненадежно. У тебя ничего нет, чтобы заключить с ним сделку. Он может свалить от вас в любое время, и просто выбросить вас из своей жизни.

— А ты думаешь, что твои дела с Джеком Тревисом обстоят по-другому? — спросила она. — Какую сделку ты можешь заключить с ним, Элла? Откуда ты знаешь, что он не выбросит тебя на помойку? По крайней мере, я имею ребенка от Ноа.

— Я не завишу от Джека, — сказала я спокойно.

— Нет, ты не зависишь ни от кого. Ты не доверяешь никому, и не веришь ни во что. Ладно, но я отличаюсь от тебя. Я не хочу быть одинокой, я хочу быть с мужчиной, и нет ничего неправильного в этом. И Ноа — лучший мужчина, которого я когда-либо знала. Он очень сильный, и он все время молится. И я держу пари, что он получает больше денег, чем Джек Тревис, и он знает каждого, Элла. Политических деятелей, бизнесменов, и… всех и каждого. Он удивительный.

— Он оформит все свои обещания в письменной форме? — спросила я.

— Это не то, чем являются наши отношения. Контракт сделал бы все дешевым и уродливым. И это ранило бы чувства Ноа, если бы он подумал, что я не доверяю ему. Он и Марк знают, что контракт был тем, на что ты подталкиваешь меня. — Увидев выражение моего лица, она попробовала сжать дрожащий рот. Слезы изящно повисли на ее нижних веках. — Ты не можешь быть просто счастлива за меня, Элла?

Я медленно покачала головой. — Не за такое счастье.

Она провела кончиками пальца по глазам. — Ты пытаешься управлять людьми, точно так же, как делает мама. Ты когда-нибудь думала об этом? — Встав, она подошла к Люку. — Дай мне ребенка. Я должна идти. Меня ждет водитель и автомобиль.

Я отдала ей Люка, который заснул, собрала его одежки и положила внутрь его книжку. — Я могу помочь тебе спуститься вниз к автомобилю.

— Я не нуждаюсь в этом. Мне заполнили целую детскую совершенно новыми вещами для ребенка.

— Не уходи сердитой, — сказала я, внезапно затаив дыхание, моя грудь заполнилась холодом и сухой болью.

— Я не сердита. Это просто… — Она заколебалась. — Ты и мама всегда неприязненны ко мне, Элла. Я знаю, что это не ваша ошибка. Но я не могу видеть ни одного из вас, и не вспоминать ад нашего детства. Я должна заполнить мою жизнь положительными вещами. С этого момента это будут только я, Ноа, и Люк.

Я была так поражена, что едва могла говорить. — Подожди. Пожалуйста. — Я наклонила голову и неуклюже прижала губы к голове спящего ребенка. — До свидания, Люк, — прошептала я.

И затем я стояла позади и наблюдала, как моя сестра уносит Люка. Она вошла с ним в лифт, двери открылись и закрылись, и они ушли.

Двигаясь, как старуха, я возвратилась в квартиру. Я, могло показаться, не думала о том, что мне делать. Механически я блуждала по кухне и начала делать чай, хотя я знала, что не собираюсь его пить.

— Все кончено, — сказала я громко. — Все кончено.

Люк проснется, а меня там не будет. Он будет задаваться вопросом, почему я оставила его. Звук моего голоса исчезнет из его памяти.

Мой мальчик. Мой ребенок.

Я случайно ошпарила пальцы горячей водой, но никак не отреагировала на боль. Некоторая часть моего сознания волновалась, другая хотела отдалиться от этого ужаса. Я хотела увидеть Джека… он мог бы знать, как прорваться через слои льда вокруг меня… но, в то же самое время, мысль о том, чтобы быть с ним, заполнила меня страхом.

Я залезла в свою пижаму, и всю остальную часть дня смотрела телевизор, не видя и не слыша ровным счетом ничего. Зазвонил телефон и включился автоответчик. Прежде, чем я поглядела на номер вызывающего абонента, я уже знала, что это Джек. Не было никакого способа заставить себя говорить с ним, или с кем-то еще, в данный момент. Я не стала подходить к телефону.

Признавшись себе, что я должна вернуться к нормальной жизни, я сделала суп с куриным бульоном, медленно его съела, и налила себе стакан вина. Телефон звонил снова и снова, и я позволяла автоответчику включаться каждый раз, пока там не скопилось с полдюжины сообщений.

Позже, когда я собралась ложиться спать, раздался стук в дверь. Это была Хэйвен. Ее темные карие глаза, так похожие на глаза ее брата, были полны беспокойства. Она не сделала никакой попытки войти внутрь, только скользнула руками в карманы своих джинсов и оценивающе посмотрела на меня с бесконечным терпением. — Эй, — сказала она мягко. — Ребенка забрали?

— Да. Его забрали. — Я пробовала говорить ясно, но последнее слово перехватило мне горло.

— Джек пытался дозвониться тебе.

Тень примирительной улыбки пересекла мои губы. — Я знаю. Но я не в настроении разговаривать. И я не хотела разрушить его поездку на рыбалку своим плохим настроением.

— Ты не разрушила бы его рыбацкую поездку — он только хочет знать, что у тебя все хорошо. Он вызвал меня несколько минут назад и велел мне придти сюда и проведать тебя.

— Извини. Ты не должна делать это. — Я попробовала улыбнуться. — Я не собираюсь выпрыгивать в окно, или что-то в этом роде. Я просто очень устала.

— Да, я знаю. — Хэйвен заколебалась. — Хочешь, чтобы я осталась с тобой на некоторое время? Сходим на последний сеанс или что-то в этом роде?

Я покачала головой. — Я должна поспать. Я… спасибо, но нет.

— Хорошо. — Ее пристальный взгляд был теплым и внимательным. Я уклонялась от него, подобно ночному существу, избегающему солнечного света. — Элла. Я никогда не имела ребенка, и я не знаю точно, что ты чувствуешь…, но я, действительно, знаю кое-что о потерях. И о печали. И я — хороший слушатель. Давай поговорим завтра, хорошо?

— Нет, мне действительно нечего сказать. — Я не имела никакого намерения говорить о Люке когда-либо снова. Это была закрытая глава в моей жизни.

Она потянулась и слегка коснулась моего плеча. — Джек вернется завтра, приблизительно в пять, — сказала она. — Возможно, еще раньше.

— Меня, вероятно, уже не будет здесь, — сказала я отстраненно. — Я возвращаюсь в Остин.

Она посмотрела на меня настороженно. — С визитом?

— Я не знаю. Возможно, навсегда. Я подумаю… Я хочу возвратиться к своей прежней жизни. Я была в безопасности в Остине, с Дэйном. Я не чувствовала слишком много, не отдавала слишком много, не нуждалась в слишком многом. Не было никаких обещаний.

— Ты думаешь, что это возможно? — спросила Хэйвен мягко.

— Я не знаю, — сказала я. — Мне, вероятно, придется понять это. Все мои чувства неправильные здесь, Хэйвен.

— Подожди немного прежде, чем принять решение, — убеждала меня Хэйвен. — Тебе нужно время. Дай себе некоторое время, и ты будешь знать, что делать.

Глава 22

Утром я проснулась и пошла в гостиную. Под моей ногой раздался писк. Я наклонилась вниз и увидела кролика Люка. Судорожно сжав кролика, я сидела на диване и плакала. Но это не принесло облегчения, в котором я нуждалась, а только медленный мучительный дождь слез. Я приняла душ, стоя в горячей воде в течение долгого времени.

Я поняла, что независимо от того, как далеко от меня будет Тара, независимо от того, где будут она и Люк, или что они будут делать, я буду всегда любить их. Никто не сможет отнять это у меня.

Тара и я был товарищами по несчастью, оставшимися в живых, но переживающими пустоту нашего детства противоположными способами. Она боялась быть одинокой так же сильно, как я не боялась быть одной. Было вполне вероятно, что время докажет неправоту нас обеих, и тайна счастья навсегда ускользнет от нас. Все, что я знала наверняка, было то, что граница моей изоляции была единственной вещью, которая когда-либо обеспечивала мне безопасность.

Я накрасилась, забрала волосы в "конский хвост", и начала сворачивать свою одежду небольшими кучками на кровати.

Телефон молчал. Я предположила, что Джек перестал доставать меня звонками, чтобы не тревожить меня, когда мне и так нелегко. Так же сильно, как я не хотела говорить о Люке, или о своих чувствах по этому поводу, я хотела знать, как дела у Джека. Местные погодные новости прогнозировали шторм, формирующийся в Заливе. Это сделало бы это очень непростым обратное возвращение для братьев Тревисов, если они не проскочат перед штормом. Спустя полчаса после первого сообщения, тропический ливень был назван штормом, со скоростью сорок пять миль в час.

Волнуясь, я набрала телефон Джека, и попала на голосовую почту. — Привет, — сказала я, когда звуковой сигнал попросил оставить сообщение. — Извини, что не отвечала вчера вечером. Я была очень утомлена, и… хорошо, так или иначе, я слышала сообщение о погоде, и я хочу удостовериться, что у тебя все хорошо. Пожалуйста, позвони мне.

Однако, ответного звонка не поступило. Действительно ли Джек так разозлился на то, что я не стала разговаривать с ним предыдущей ночью, или он был очень занят попыткой заставить лодку благополучно встать на якорь?

Когда днем я услышала звонок, то поспешила к телефону, и схватила его, даже не посмотрев на определитель номера. — Джек?

— Элла, это Хэйвен. Я тут подумала… случайно Джек, уезжая, не оставил тебе копию маршрута плавания?

— Нет. Я даже не знаю, что это. Что это напоминает?

— Ничего особенного, просто несколько листков бумаги. Там, в основном, описание лодки, маршрут следования, парусная оснастка, пункты остановок по вашему курсу, и в какое время ожидается возвращение.

— Ты не можешь просто позвонить Джеку и спросить его?

— Он и Джо не отвечают по своим сотовым телефонам.

— Я тоже заметила это. Я пробовала дозвониться Джеку ранее, из-за погодного сообщения, но он не ответил. Я подумала, что он, вероятно, занят. — Я заколебалась. — Мы должны волноваться?

— Не то, чтобы очень, но… Я хотела бы узнать, каков их точный график.

— Я пойду в его квартиру, и буду искать план плавания.

— Не надо, спасибо, я уже сделала это. Харди звонил начальнику порта, они отчалили от пристани для яхт. Они, вероятно, оставили ему информацию.

— Хорошо. Ты позвонишь и сообщишь мне, правда?

— Конечно.

Хэйвен повесила трубку, а я стояла, нахмурившись, и смотрела на телефон в моей руке. Я дотронулась до задней части моей шеи, и стала массировать и пощипывать ее. Я снова набрала сотовый телефон Джека, и снова попала на голосовую почту. — Просто сообщи мне, где ты, — сказала я напряженным голосом. — Пожалуйста, сообщи мне, где ты, и что с тобой.

После просмотра погодного канала в течение еще нескольких минут, я собрала свою сумку и вышла из квартиры. Было непривычно выйти из квартиры без всех принадлежностей, которые я обычно собирала для Люка. Я подошла к квартире Хэйвен и Харди, и Хэйвен впустила меня.

— Я действительно начинаю волноваться, — сказала я ей. — Есть какие-нибудь сведения о Джеке или Джо?

Она покачала головой. — Харди разговаривает с начальником порта, и они ищут план плавания. И я говорила с Гейджем, он сказал, что он думает, что они должны уже вернуться к настоящему времени. Но парни на пристани для яхт сказали, что причал их лодки все еще пуст.

— Возможно, они просто решили продлить лов рыбы?

— Не при такой погоде. Кроме того, я точно знаю, что Джек планировал вернуться сегодня пораньше. Он не хотел оставлять тебя одну слишком долго, после того, что ты пережила вчера.

— Я действительно надеюсь, что у него все хорошо, так что я смогу убить его, когда он вернется, — сказала я, и Хэйвен залилась смехом.

— Тебе, вероятно, придется встать в очередь, чтобы сделать это.

Харди повесил трубку и взял пульт от телевизора, увеличивая звук, поскольку начали передавать новое погодное сообщение. — Привет, Элла, — сказал он рассеянно, пристально глядя в телевизор. В противоположность его обычному мягкому обаянию, Харди выглядел обеспокоенным, линии его лица строго и твердо напряглись. Он полусидел в конце дивана, его сильное тело было напряжено, как будто готовясь к действию.

— Что сказал начальник порта? — спросила Хэйвен.

Его тон был ровным и ободряющим. — Они пробуют связаться с ними по ультракоротким волнам, по радио. Ничего на 9 — это канал бедствия — и никакие сигналы бедствия не поступали.

— Это хорошо? — спросила я.

Харди поглядел на меня с небольшой улыбкой, но пара морщинок обосновалась между его бровями. — Отсутствие новостей уже хорошая новость.

Я ничего не знала о лодках. Я даже не знала, что спросить. Но я отчаянно пыталась придумать объяснение тому, почему Джек и Джо отсутствовали. — Лодка могла потерять управление или что-то в этом роде? И в то же самое время, они могли случайно попасть в зону, вне диапазона УКВ-связи?

Харди кивнул. — Все виды чертовых неполадок, так или иначе, могут случиться на лодке.

— Джек и Джо действительно опытные люди, — сказала Хэйвен. — Они все знают о мерах безопасности, и они не стали бы рисковать. Я уверена, что у них все хорошо. — Она говорила так, как будто пыталась убедить себя так же, как меня.

— Что, если они не сумели опередить непогоду? — спросила я с затруднением.

— Это не самый сильный шторм, — сказала она. — И если бы они были пойманы врасплох, они задраили бы люки, и переждали шторм. — Она схватила свой сотовый телефон. — Я собираюсь вызвать Гейджа, и, на всякий случай, папу.

В течение следующего получаса Хэйвен и Харди звонили по своим сотовым телефонам, пробуя получить информацию. Либерти направилась в Речные Дубы, чтобы ждать вместе с Черчиллем, как будут разворачиваться события, в то время, как Гейдж уже направлялся в офис Береговой охраны в Парке Галенита. Несколько патрульных судов были посланы во Фрипорт, чтобы искать пропавшее судно. Это было все, что мы услышали на настоящий момент.

Другая половина часа прошла за просмотром погодного канала, и Хэйвен сделала бутерброды, которые ни один из нас не стал есть. Было ощущение нереальности ситуации, напряженность, возраставшая в геометрической прогрессии, по мере того, как проходило время.

— Мне жаль, что я не курю, — сказала Хэйвен с ломким смехом, кружа по квартире с нервной энергией. — Сейчас как раз такое время, когда непрерывное курение кажется соответствующим обстановке.

— О, нет, ты не закуришь, — пробормотал Харди, вставая, чтобы поймать ее запястье. — Ты уже получила достаточно много плохих привычек, милая. — Он прижал ее между своими бедрами, поскольку он прислонился к дивану, и она примостилась около него.

— Включая тебя, — сказала она приглушенным голосом. — Ты — моя худшая привычка.

— Правильно. — Он провел пальцы через ее темные завитки, и поцеловал ее голову. — И нет никакого спасения от меня.

Телефон зазвонил, заставив Хэйвен и меня подпрыгнуть. Все еще удерживая жену одной рукой, Харди снял трубку. — Слушаю. Гейдж, какие новости? Они все же нашли их? — И затем он стал очень тихим и напряженным, каждый волосок на моем теле встал дыбом. Он слушал в течение нескольких мгновений. Мое сердце глухо и тяжело стучало, вызывая головокружение и тошноту. — Понял, — сказал Харди спокойно. — Им нужно большее количество вертолетов? Если это так, я могу найти столько, сколько… Я знаю. Но это походит на попытку найти два гребаных пенни, которые кто-то потерял на заднем дворе. Я знаю. Хорошо, мы будем держаться. — Он закрыл телефон.

— Что? — спросила Хэйвен, ее маленькие руки захватили его плечи.

Харди выглядел так, как будто находится далеко от нее, его челюсть настолько напряглась, что я могла видеть маленький дергающийся мускул на его щеке. — Они нашли место с обломками, — он, наконец, заставил себя ответить. — И все, что осталось от лодки, затонуло.

Мои мысли были абсолютно пустыми. Я уставилась на него, задаваясь вопросом, сказал ли он сейчас то, о чем я боялась даже думать.

— Так что они делают для поиска и спасения? — спросила Хэйвен, ее лицо, как будто увяло.

Он кивнул. — Береговая охрана выслала несколько Tupperwolfs — это большие оранжевые вертолеты.

— Район с обломками, — сказала я изумленно, пытаясь проглотить наступающую тошноту. — Как… как при взрыве?

Он кивнул. — С одной из буровых установок сообщили о дыме на некотором расстоянии от них.

Мы, все трое, изо всех сил пытались сосредоточиться на новостях.

Я зажала рот рукой, дыша на пальцы, и пытаясь сохранить равновесие. Я спрашивала себя, где Джек был в эту минуту, а если он был ранен, а если он тонул.

Нет, не думать об этом.

Но в ту же секунду я почувствовала себя так, как будто я тонула тоже. Я очень реально ощущала, как холодная черная вода давила на мою голову, засасывая меня туда, где я не могла дышать, или видеть, или слышать.

— Харди, — сказала я, удивляясь, как спокойно звучал мой голос, когда во мне был полный хаос. — Что могло заставить лодку, подобную этой, взорваться?

Он ответил чересчур спокойным голосом. — Газовые утечки, перегретый двигатель, накопление пара около топливного бака, взрыв батареи… Когда я работал на буровой установке, то однажды видел рыбацкую лодку, более чем сто футов длиной, которая взорвалась, когда наткнулась на затопленный топливопровод. — Он посмотрел вниз на лицо Хэйвен. Она покраснела, ее рот скривился, поскольку она пыталась не плакать. — Они не нашли тела, — пробормотал он, притягивая ее ближе. — Давайте не думать о худшем. Они могут быть в воде, и ждать спасения.

— Там шторм, — сказала Хэйвен ему в рубашку.

Да, там достаточно сильное течение, — признал он. — Согласно Гейджу, капитан, который координирует спасательные действия, смотрит на компьютерную модель, чтобы выяснить, куда их, возможно, унесло.

— Каковы шансы, что они оба спасутся? — спросила я неуверенно. — Даже если они пережили взрыв, это вероятно — что каждый из них надел спасательный жилет?

Вопрос прозвучал в замороженной тишине. — Вряд ли, — сказал Харди, наконец. — Хотя, все может быть.

Я кивнула и тяжело опустилась на близстоящий стул, моя голова кипела мыслями.

Тебе нужно время, сказала мне Хэйден, когда я поведала ей мои мысли о возвращении в Остин. Дай себе некоторое время, и ты будешь знать, что делать.

Но теперь не было никакого времени.

И может быть, никогда больше не будет.

Если бы я могла побыть с Джеком только пять минут… Я отдала бы годы моей жизни за один шанс сказать ему, как много он для меня значит. Насколько я хочу его. Люблю его.

Я думала о его великолепной усмешке, его глазах цвета полуночи, красивой серьезности его лица, когда он спал. Мысль о том, что я никогда не увижу его снова, никогда не почувствую сладости его рта, причиняла боль, которую я едва могла перенести.

Сколько часов я провела с Джеком в покое и тишине, отдыхая вместе с ним, не говоря ему всех тех слов, которые звучали в моем сердце. У меня было много возможностей быть откровенной с ним, и я не использовала ни одну из них.

Я любила его, а он может никогда об этом не узнать.

Я поняла, наконец, что было много всего, что я могла бояться потерять, не это никогда не было любовью. Ценой моей собственной безопасности была боль, которую я чувствовала в этот момент. И с этой болью я должна была бы жить всю оставшуюся часть моей жизни.

— Я не могу больше выдержать ожидание здесь, — вспыхнула Хэйвен. — Куда мы можем пойти? Мы можем пойти к офису Береговой охраны?

— Если хотите пойти туда, я возьму вас. Но мы ничего не сможем сделать там, разве что путаться под ногами. Гейдж немедленно сообщит нам, если что-нибудь выяснится. — Он сделал паузу. — Ты хочешь пойти и подождать папу с Либерти?

Хэйвен решительно кивнула. — Если я собираюсь сходить с ума в ожидании новостей, я могу делать это рядом с ними.

Мы начали двигаться к Речным Дубам в серебряном седане Харди, когда услышали мелодию его телефона. Он наклонился к передней панели, где лежала трубка, но Хэйвен опередила его. — Позволь мне, любимый, ты за рулем. — Она поднесла телефон к уху. — Привет, Гейдж? Что-то случилось? Ты узнал что-нибудь? — Она слушала в течение нескольких секунд, и ее глаза стали огромными. — О, мой Бог. Я не могу поверить — который? Они не знают? Дерьмо. Не может ли кто-то…, да, хорошо, мы будем там. — Она обратилась к Харди. — Поехали в больницу, — сказала она, затаив дыхание. — Они нашли их, и забрали их, и они оба, в военном спасательном вертолете, прямо там сейчас. Один из них, кажется, в хорошем состоянии, но другой… — Она прервалась, ее голос как будто сломался. Слезы подступили к ее глазам. — Другой — в плохой форме, — сумела сказать она.

— Кто? — Я услышала собственный голос, в то время как Харди вывел автомобиль через движение, его агрессивное движение вызвало возмущенные гудки всех вокруг нас.

— Гейдж не знает. Это все, что он мог разузнать. Он позвонил Либерти, чтобы она с папой приехала сюда.

Госпиталь, расположенный в медицинском центре Техаса, был назван в честь Джона Нэнса, уроженца Техаса, бывшего в течение двух сроков вице-президентом администрации Фрэнклина Рузвельта. Больница с 600 кроватями была лучшей в штате по первоклассному медицинскому обслуживанию, и имела две вертолетные стоянки. Он был одним из трех госпиталей в Хьюстоне, занимавшимся травмами.

— Поедем на стоянку? — спросил Харди, пока мы добирались через огромные, растянутые здания в медицинском центре.

— Нет, есть служащий на главном входе, — сказала Хэйвен, расстегивая свой ремень безопасности.

— Подожди, милая, я еще не остановился. — Он посмотрел через плечо на меня, и увидел, что я тоже отстегнула свой ремень безопасности. — Ты не возражаешь подождать, пока я нажму на тормоза, прежде, чем ты выскочишь? — спросил он с сочувствием.

Как только автомобиль был передан служащему, мы прошли к входу больницы, и Хэйвен и я вынуждены были спешить, чтобы идти в ногу с длинными шагами Харди. Как только мы сообщили наши имена сотруднику за информационным столом, нам было предписано подойти в отделение травматологии на втором этаже. Все, что они могли сказать нам, было то, что вертолет прибыл благополучно на вертолетную стоянку, и оба пациента были в руках бригады врачей. Мы были сопровождены в бежевую комнату ожидания, в которой находился автомат для воды, и стол, на котором лежали изодранные журналы.

В комнате ожидания было бы противоестественно тихо, если бы не гул канала новостей на маленьком телевизоре с плоским экраном. Я невидяще смотрела на телевизор, слова не значили ничего для меня. Ничего вне этого места не имело для меня никакого значения.

Хэйвен, казалась, не могла сидеть неподвижно. Она шагала вокруг комнаты ожидания, как тигр в клетке, пока Харди не уговорил ее сесть около него. Он гладил ее плечи, спокойно шептал ей что-то, пока она не расслабилась, и не сделала несколько глубоких вздохов, спрятав свои глаза в рукаве.

Гейдж прибыл почти одновременно с Либерти и Черчиллем, все трое выглядели такими же измученными и расстроенными, как и мы.

Чувствуя себя абсолютно неуместной в частной жизни этого семейства, я подошла к Черчиллю после того, как Хэйвен обняла его.

— Мистер Тревис, — сказала я нерешительно. — Я надеюсь, что вы не возражаете против этого, что я здесь.

Тревис казался более старым и более хрупким, чем тогда, когда я видела его в последний раз. Он оказался перед возможной потерей одного, или обоих своих сыновей. Не было ничего такого, что я могла бы ему сказать.

Он удивил меня, протягивая ко мне руки и обнимая меня. — Ты должна быть здесь, Элла, — сказал он твердым, как камень, голосом. — Джек хотел бы видеть тебя. — Он пахнул кремом для бритья, и еще слабым оттенком сигар… успокаивающим отеческим запахом. Он погладил меня по спине и отпустил.

Некоторое время Гейдж и Харди говорили спокойно, обсуждая то, что, возможно, произошло на лодке. Возможно, что-то пошло не так, как надо, они обсуждали все возможные сценарии произошедшего с Джо и Джеком, и все дальнейшие шаги. И только один сценарий они не обсуждали вовсе, тот сценарий, который больше всего занимал наши головы — что один или оба брата смертельно ранены.

Хэйвен и я вышли в холл, размять наши ноги и получать немного кофе из торгового автомата. — Ты знаешь, Элла, — сказала она нерешительно, когда мы шли назад к комнате ожидания, — даже если им обоим сделают все, что можно, там может быть все, что угодно. Мы можем говорить об ампутации, или повреждении мозга, или… Бог мой, я даже не знаю, о чем еще. Никто не обвинит тебя, если ты решишь, что не сможешь справиться с этим.

— Я уже думала об этом, — сказала я без колебания. — Я буду с Джеком, независимо от того, в какой форме он находится. Что бы ни случилось с ним, я буду заботиться о нем. Я останусь с ним, независимо от того, каким он стал. Ничего не имеет значения для меня, пока он жив.

Я не хотела расстраивать ее, но Хэйвен удивила меня, издав несколько приглушенных рыданий.

— Хэйвен, — начала я в раскаянии, — я сожалею, я…

— Нет. — Взяв себя в руки, она потянулась ко мне и взяла мою руку, сильно сжав ее. — Я просто счастлива, что Джек нашел женщину, которая достойна его. Он был с большим количеством женщин, которые хотели его по легкомысленным причинам, но… — Она сделала паузу, чтобы достать из кармана бумажный платок и вытереть нос, — ни одна из них не любила его, просто как человека. И он знал это, и он хотел чего-то большего.

— Если только… — начала я, но через открытый дверной проем Хэйвен заметила движение в комнате ожидания. Дверь на противоположной стороне открылась, и вошел доктор.

— О, Боже мой, — пробормотала Хэйвен, почти бросая свой кофе, и поспешила в комнату.

В животе у меня все опустилось. Я была, как парализованная, пальцы одной руки вцепились в косяк двери, пока я наблюдала, как семейство Тревисов собралось вокруг доктора. Я смотрела на его лицо, на их лица, пробуя предугадать любую реакцию. Если бы любой из братьев умер, думала я, то доктор сказал бы это немедленно. Но он говорил спокойно, и никто в семействе не выказал никаких других эмоций, кроме сдержанного беспокойства.

— Элла.

Звук был настолько тих, что я едва услышала его, через бешено стучащую в висках кровь.

Я обернулась, чтобы посмотреть вниз, в холл.

Ко мне приближался мужчина, худощавая фигура, одетая в пару мешковатых штанов и свободную футболку. Его обожженная рука была перевязана чем-то серебряно-серым. Я узнала разворот этих плеч, и манеру, с которой он двигался.

Джек.

Мои глаза затуманились, и я почувствовала, что мой пульс бешено забился. Меня закачало от нахлынувших чувств.

— Это ты? — Я задохнулась.

— Да. Да. Бог мой, Элла…

Я разваливалась на куски, каждый вздох давался с трудом. Я обхватила себя руками, и тяжело закричала, поскольку Джек подошел ближе. Я не могла двигаться. Я была испугана тем, что это, возможно, мое воображение наколдовало мне образ того, кого я хотела увидеть больше всего на свете, и что, если я потянусь к нему, то найду только пустое место.

Но Джек был здесь, очень осязаемый и реальный, обнимая меня своими твердыми и сильными руками. Контакт с ним электризовал. Я вжималась в него, стремясь прижаться к нему как можно ближе. Он бормотал, поскольку я рыдала на его груди. — Элла, дорогая, все в порядке. Не надо плакать. Не плачь…

Его успокаивающие прикосновения, его близость, заставили меня воспрянуть духом. Ничего не слишком поздно. Мысль вызвала порыв эйфории. Джек был жив и здоров, и я никогда не буду считать это само собой разумеющимся. Я подняла низ его футболки и нашла теплую кожу его спины. Мои кончики пальцев столкнулись с краем какого-то бандажа. Он твердо держал свои руки вокруг меня, как будто понял, что я нуждаюсь в поддержке, в ощущении того, что он окружал меня, и наши тела безмолвно контактируют между собой.

Не отпускать. Никогда. И это единственно правильно.

Дрожь волнами сотрясала все мое тело. Мои зубы стучали, делая невозможным внятный разговор. — Я не допускала мысли, что ты не вернешься.

Рот Джека, обычно такой мягкий, был грубым и потрескавшимся, я ощущала его своей щекой, его подбородок, заросший щетиной. — Я всегда буду возвращаться к тебе. — Его голос был хриплым.

Я спрятала свое лицо в его шее, вдыхая его запах. Его знакомый аромат был стерт острым запахом антисептических лекарств, ожоговой повязки, и тяжелым запахом морской воды. — Где ты ранен? — Всхлипывая, я гладила его по спине, исследуя размер бандажа.

Его пальцы запутались в гладких мягких завитках моих волос. — Только несколько ожогов и царапин. Ничего такого, о чем стоило бы волноваться. — Я чувствовала, что его щека напряглась улыбкой. — Все твои любимые части моего тела на месте.

Мы оба затихли на мгновение. Я поняла, что он тоже дрожит. — Я люблю тебя, Джек, — сказала я, что вызвало новый поток слез, потому что я была ужасно счастлива тем, что могу сказать ему это. — Я думала, что уже слишком поздно… Я думала, что ты никогда не узнаешь этого, потому что я была трусихой, и я так…

— Я знал. — Голос Джека звучал потрясенно. Он отодвинулся, чтобы посмотреть вниз, на меня, блестящими, налитыми кровью, глазами.

— Ты знал? — Я захлюпала носом.

Он кивнул. — Я полагал, что не могу любить тебя больше, чем раньше, но теперь понял, что без тебя я просто не могу жить, и понял, что ты чувствуешь ко мне то же самое. — Он грубо поцеловал меня, контакт между нашими ртами трудно было назвать удовольствием.

Я погладила заросший щетиной подбородок Джека, и отодвинула его лицо подальше, чтобы посмотреть на него. Оно было разбито, поцарапано и опалено солнцем. Я не могла даже вообразить, каким обезвоженным он был. Я указала дрожащим пальцем в комнату ожидания. — Твое семейство там. Почему ты в холле? — Мой изумленный пристальный взгляд прошелся вниз, по его телу, к его голым ногам. — Они… они позволили тебе ходить здесь?

Джек покачал головой. — Они оставили меня в палате, чтобы сделать пару анализов и обследований. Я спросил, сказал ли тебе кто-нибудь, что со мной все хорошо, но никто не знал наверняка. Так что я пришел, чтобы найти тебя.

— Ты просто ушел, хотя ты, как предполагается, должен проходить обследования?

— Я должен был найти тебя. — Его голос был тих, но упорен.

Мои руки порхали по нему. — Давай возвращаться… У тебя может быть внутреннее кровотечение.

Джек не двинулся с места. — Все хорошо. Они уже сделали рентген, и ничего не нашли. Они хотят сделать компьютерную томографию только для того, чтобы убедиться.

— Что насчет Джо?

Тень пересекла лицо Джека. Внезапно он стал выглядеть очень молодым и взволнованным. — Они не говорят мне. Он был ранен, Элла. Он едва мог дышать. Он был за штурвалом, когда двигатель взорвался… он мог, на самом деле, сильно пострадать.

— Это больница мирового класса, с лучшими докторами и лучшим оборудованием, — сказала я, нежно гладя его по щеке. — Они восстановят его. Они сделают все, что смогут. Но… он сильно обожжен?

Он покачал головой. — Единственная причина, из-за которой я был немного обожжен, состояла в том, что я должен был оттолкнуть кое-какие горящие обломки, чтобы найти его.

— О, Джек… — Я хотела услышать все, через что он прошел, каждую деталь. Я хотела успокоить его всеми возможными способами. Но время для этого наступит позже. — Доктор говорил с вашим семейством в комнате ожидания. Давай узнаем, что он сказал. — Я бросила на него угрожающий взгляд. — И затем ты возвратишься для обследования. Они, вероятно, ищут тебя прямо сейчас.

— Они могут подождать. — Джек провел рукой вокруг моего плеча. — Ты должна увидеть рыжеволосую медсестру, которая кружит вокруг меня, как ястреб. Самая властная женщина, с которой я когда-либо встречался.

Мы вошли в комнату ожидания. — Эй, — сказала я шатким голосом. — Посмотрите, кого я нашла.

Джек был немедленно окружен своим семейством, Хэйвен бросилась к нему первой. Я стояла позади, и все еще не могла восстановить дыхание и бешеный стук сердца.

Не было никаких приветствий и смеха, когда Джек обхватил свою сестру и Либерти. Он обратился к отцу, обнял его, взглянул в его блестящие от слез глаза, и увидел ручеек слез, катящихся вниз по морщинистой щеке Черчилля.

— Ты в порядке? — спросил Черчилль осевшим голосом.

— Да, папа.

— Хорошо. — И Черчилль коснулся лица своего сына, своего рода нежным, привычным ударом.

Челюсть Джека задрожала, и он громко прочистил свое горло. Он почувствовал себя достаточно спокойным, повернулся к Харди, и попал в его мужественное объятие.

Гейдж был последним, кто взял Джека за плечи и пристально его рассмотрел. — Ты похож на дерьмо, — прокомментировал он.

— Твою мать, — сказал Джек, и они грубо обхватили друг друга, две темные головы близко склонились друг к другу. Джек нанес ему несколько чувствительных ударов по спине, но Гейдж, помня состояние своего брата, был намного более нежен.

Джек слегка закачался, и был немедленно усажен на стул.

— Он обезвожен, — сказала я, идя к автомату в углу и заполняя водой бумажный стаканчик.

— Почему ты не на обследовании? — требовательно спросил Черчилль, подходя к нему.

Джек показал ему свою руку, в которую все еще были вставлены иглы, прикрепленные липкой лентой к локтевому сгибу. — Они использовали уже четырнадцать игл, и я чувствую себя так, как будто мне в вены вбивали гвозди. Так что я сыт по горло.

— Неженка, — сказал Гейдж насмешливо, слегка гладя Джека по грубым, пропитанным солью волосам.

— Как Джо? — спросил Джек, взял у меня воду, и выпил ее несколькими большими глотками.

Все обменялись взглядами. 

— Не очень хорошие симптомы — ответил Гейдж осторожно. — Доктор сказал, что у Джо сотрясение и несколько случайных ран от легкого взрыва. Но на восстановление и излечение легких может потребоваться много времени, возможно, до года. Но, возможно, все намного хуже. У Джо затруднено дыхание, гипоксия, и врачи подключили его к аппарату искусственного дыхания. Он должен будет провести некоторое время в реанимации. И пока он может слышать только одним ухом. Через некоторое время специалист скажет нам, если потеря слуха неизлечима.

— Это хорошо, — сказал Джек. — Джо все равно никогда никого не слушает, в любом случае.

Гейдж коротко усмехнулся, но тут же нахмурился, уставившись на своего младшего брата. — Он прямо сейчас находится в операционной, у него внутреннее кровотечение.

— Где?

— Главным образом, в брюшной полости.

Джек тяжело сглотнул. — Насколько все плохо?

— Мы не знаем.

— Дерьмо. — Джек устало потер лицо обеими руками. — Я боялся этого.

— Прежде, чем они заберут тебя снова, — сказала Либерти, — Ты можешь сказать нам, что случилось, Джек?

Джек махнул рукой, подзывая меня к себе, притянул меня к своему теплому телу, потом начал говорить. — Это было ясное утро, — сказал он. — Улов рыбы был вполне приличным, и мы с хорошей добычей направились к пристани для яхт. Но на пути попали в огромную коричневую полосу морских водорослей, приблизительно акр в размере. Эта полоса сформировала свою собственную экосистему с морскими водорослями, моллюсками, и маленькой рыбой, все копошились среди затопленного сплавного леса, как в сумочке русалки.

Рассчитывая на хороший улов вокруг или под полосой, братья выключили двигатель и заскользили по морским водорослям. Уже через несколько минут Джек поймал на крючок рыбу дорадо, удочка закачалась почти вдвое сильнее, и он закричал, чувствуя, что рыба вот-вот сорвется с крючка. Она выпрыгнула из воды, показывая себя — монстр длиной пять футов, и Джек бегал вокруг лодки, чтобы не дать ей уйти. Он закричал Джо, чтобы тот завел лодку и плыл к рыбе, иначе она могла сорваться и уйти. И когда он стал наматывать леску, Джо завел двигатель и произошел взрыв.

Джек затих в этом месте, моргая, поскольку изо всех сил пытался вспоминать, что случилось потом.

— Звук нарастающего пара, — пробормотал Харди.

Джек медленно кивнул. — Возможно, пробило днище? Черт бы побрал все это электронное дерьмо… так или иначе, я не помню ничего о взрыве. Внезапно я оказался в воде, кругом повсюду были обломки, и лодка превратилась в шаровую молнию. Я начал искать Джо. — Он выглядел взволнованным, его слова звучали как взрывы. — Он качался на воде, как оранжевый поплавок, я помню, что надеялся, что ты найдешь нас, Гейдж, но я не видел его. Я боялся, что он сломал себе ноги, или что-нибудь еще, но он был цел, слава Богу. Но он получил чертовски сильный удар по голове, и он боролся. Я схватил его и велел ему расслабиться, и стал буксировать его на более безопасное расстояние от лодки.

— И испортилась погода, — сказал Черчилль.

Джек кивнул. — Поднялся ветер, на воде появились волны, и нас стало относить слишком далеко от лодки. Я пробовал держаться ближе к лодке, но для этого требовалось слишком много энергии. Так что я просто держал Джо, стало холодать, и я поклялся, что не отпущу его, независимо от того, сколько потребуется времени для кого-то, чтобы найти нас.

— Джо был в сознании? — спросила я.

— Да, но мы почти не говорили. Волны были слишком велики, и Джо слишком трудно было дышать. — Джек невесело улыбнулся. — Первая вещь, которую он сказал мне, была, 'Полагаю, мы потеряли ту золотую рыбку? ' — Он сделал паузу, поскольку каждый захихикал. — И позже он спросил, стоит ли волноваться об акулах, и я сказал, что так не думаю, так как сейчас был все еще сезон креветок, и большинство акул охотится на них на расстоянии от берега. — Абсолютная бесконечная тишина. Он тяжело сглотнул. — По мере того, как шло время, я мог видеть, что состояние Джо ухудшается. Он сказал мне, что никогда не думал, что может попасть в такую ситуацию. И я сказал…, — его голос сломался, и он опустил голову, не в состоянии закончить.

— Ты можешь рассказать нам позже, — прошептала я, кладя руку на его спину, в то время как Хэйвен вручила ему бумажный платок. Это было слишком жестоко — заставлять его вновь переживать это, и так скоро.

— Спасибо, — сказал Джек грубо, вытерев нос и освобождая вздох.

— Вот, пожалуйста. — Скрипучий обличительный голос раздался от двери, все мы посмотрели туда, и увидели тучную рыжеволосую медсестру, с румяным цветом лица, выдвигающую пустое инвалидное кресло в комнату ожидания. — Мистер Тревис, почему вы убежали? Я искала вас.

— Я взял перерыв, — сказал Джек робко.

Медсестра нахмурилась. — Это последний перерыв, который вы получили, сейчас вам вставят новые иглы, и вы пойдете на обследование, и я могу придумать какие-нибудь дополнительные обследования, чтобы отплатить вам за то, что вы напугали меня до полусмерти. Исчезновение, подобное этому…

— Я с вами полностью согласна, — сказала я, убеждая Джека встать. — Возьмите его. И проследите за ним.

Джек стрельнул на меня косым взглядом из-за плеча, и направился к инвалидному креслу.

Медсестра недоверчиво посмотрела на его штаны и футболку. — Где вы взяли это? — требовательно спросила она.

— Не скажу, — пробормотал он.

— Мистер Тревис, вы должны оставаться в больничной одежде, пока мы не закончили со всеми вашими обследованиями.

— Держу пари, вы хотели ли бы, — парировал Джек, — видеть меня блуждающим с голой задницей вокруг больницы.

— Я видела много голых задниц, мистер Тревис, и я сомневаюсь, что была бы впечатлена вашей.

— Ну, не знаю, — сказал он задумчиво, расслабившись в инвалидном кресле. — Моя довольна хороша.

Медсестра повернула кресло кругом и протолкнула его через дверной проем, в то время как они начали обмениваться колкостями.

Глава 23

После того, как обследования были закончены, больница продержала его в течение шести часов под наблюдением. После этого, как и обещала медсестра, его отпустили домой. Они позволили ему принять душ и подождать в частном номере-люксе, одном из номеров для VIP-персон. Он был декорирован темно-бордовыми обоями и зеркалом с декоративной золотой рамкой, и имел телевизор, размещенный в большом викторианском шкафу.

— Это напоминает публичный дом, — сказала я.

Джек раздраженно щелкнул своими путами, так, чтобы они не задевали за кровать. Одна из медсестер удлинила их достаточно далеко, чтобы позволить ему принять душ, и затем она вернула их в прежнее положение, несмотря на его протесты. — Я хочу вытащить эту иглу из моей руки. И я хочу знать, что, черт возьми, происходит с Джо. И я имею сучью головную боль, и моя рука болит.

— Почему ты не хочешь принять одну из тех пилюль от боли, что тебе прописали? — спросила я мягко.

— Я не хочу быть не в себе, если появятся новости о Джо. — Он просматривал каналы телевидения. — Не позволяй мне заснуть.

— Хорошо, — пробормотала я, стоя около него. Я нагнулась, чтобы погладить его чистые, влажные волосы, позволяя моим ногтям слегка царапать его кожу.

Джек вздохнул и заморгал. — Это очень хорошо.

Я продолжала проводить пальцами сквозь его волосы, мягко царапая, как будто он был большим котом. Две минуты спустя, Джек полностью отключился.

Он не двигался в течение четырех часов, не пошевелился даже тогда, когда я периодически наносила побольше бальзама на его губы, или когда вошла медсестра, чтобы заменить его капельницу и проверить показания мониторов. А я сидела и любовалась им все это время, наполовину испуганная своими мечтами. Я спрашивала себя, как я сумела так сильно влюбиться в мужчину, которого знала в течение столь короткого времени. Казалось, что мое сердце задыхается от любви и счастья.

К тому времени, как Джек, наконец, пробудился, я могла сообщить ему, что его брат покинул операционную, и был в устойчивом состоянии. Учитывая возраст Джо и состояние его здоровья, доктор сказал, что у него есть хорошие шансы на полное выздоровление, без осложнений.

С облегчением услышав все эти новости, Джек вдруг необычно притих, пока мы выписывались из больницы, подписав разные бланки и получив папку, заполненную инструкциями, предписаниями и рекомендациями по лечению ожогов. Он оделся в джинсы и рубашку, которую Гейдж привез для него, а затем Харди привез нас к Мэйн-стрит 1800. Высадив нас там, Харди хотел вернуться в госпиталь, чтобы подождать Хэйвен, которая хотела побыть с Джо еще некоторое время.

Джека оставался таким же тихим, когда мы подошли к его квартире. Несмотря на лечение и помощь, которые он получил в больнице, я знала, что он все еще очень измучен. Была уже почти полночь, в здании царила тишина, и только звуковой сигнал лифта нарушал это спокойствие.

Мы вступили в квартиру, и я закрыла дверь. Джек казался ошеломленным, разглядывая свою собственную квартиру так, как будто он никогда не был здесь прежде. Чувствуя потребность успокоить его, я подошла к нему сзади, и обвила руками его талию. — Что я могу сделать для тебя? — спросила я мягко. — Я чувствовала ритм его дыхания, более быстрый, чем я ожидала. Его тело было напряжено, каждый мускул отвердел.

Он обернулся и посмотрел в мои глаза. До сих пор я никогда не видела Джека, с его вечно самоуверенным взглядом, столь потерянным и неуверенным. Желая успокоить его, я встала на цыпочки и коснулась губами его рта. Поцелуй сначала был нежным, но потом он захватил заднюю часть моей шеи одной рукой, и скользнул другой ниже, на мои бедра, прижимая меня к себе. Его рот был горячим, очень требовательным, имеющим вкус морской соли и острой необходимости.

Прерывая поцелуй, Джек взял мою руку и потянул меня к темной спальне. Задыхаясь, он стаскивал с меня одежду с безумным нетерпением, которое никогда не показывал прежде.

— Джек, — я сказал с беспокойством, — мы можем подождать до…

— Немедленно. — Его голос был напряженным. — Ты нужна мне немедленно. — Он порвал свою собственную рубашку, вздрагивая, поскольку задевал повязки.

— Да. Хорошо. — Я боялась, что он мог повредить себя. — Не спеши, Джек. Пожалуйста.

— Не могу, — бормотал он, касаясь моих джинсов на талии, возясь с застежкой.

— Позволь мне помочь, — прошептала я, но он оттолкнул мои руки в сторону, и потянул меня к кровати. Его самообладание исчезло, разрушенное травмами и эмоциями. Мои джинсы и трусики были сняты и брошены на пол. Раздвинув коленом мои бедра, Джек склонился между ними. Я охотно поднялась, открываясь ему, и мы оба заспешили к одной цели.

Он сильно и решительно вошел в меня, внедряясь все глубже и глубже, с первобытным звуком, вибрирующий в его горле. Его руки запутались в моих волосах, и он захватил мой рот жадным поцелуем. Ритм становился оглушающим, захватывал меня своей почти порочной властью, и я отвечала на каждый внутренний толчок нежной готовностью принять его. Обхватив его голову своими руками, я притянула его ухо близко к моим губам, и стала шептать ему, как сильно я люблю его сейчас, и что буду любить его даже в другой жизни. Он кончил и выпалил мое имя, его тело дрожало от силы его освобождения.

Некоторое время спустя, на рассвете, я проснулась от туманного ощущения теплых рук, дрейфующих по мне, от прикосновения кончиков пальцев, играющих моими волосами. Джек обнимал меня сзади, его колени, находились под моей попой, поскольку мы лежали, повернувшись в одну сторону. В отличие от прежней свирепой настойчивости, прикосновения его были необычно легки, возбуждая новый взрыв страсти. Я чувствовала твердость его груди на моей спине, мягкую поросль волос, щекочущих мои лопатки, и заставляющие меня покрыться «гусиной кожей». Его рот коснулся задней части моей шеи, зубы нежно покусывали тонкую, горячую кожу, посылая дрожь по моему спинному хребту.

— Ты такая соблазнительная, — шептал Джек, лаская меня руками, целуя мой затылок, поглаживая шею языком. И было невозможно оставаться спокойной, поскольку он ласкал мои груди, живот и между моими бедрами, длинные пальцы скользнули в центр моего тела. Я застонала и вслепую схватила его руки, захватив их крепко, и чувствуя нежную, заманчивую игру его тела. Его губы коснулись моей шеи.

Он ослабил давление одной руки, но второй сильной рукой пролезл под мои бедра, поднимая меня вверх. Входя в меня, он проник глубоко и сильно, шепча, что он любит меня, что никогда меня не отпустит, Элла, позволь мне обладать тобой… Он двигался в таком неспешном, восхитительном, сказочном темпе, что чем больше я боролась, тем больше времени он был во мне. Мы начали возрастающий подъем, поднимаясь постепенно на каждый удар, пульс, дыхание.

Медленно приходя в себя, Джек перевернул меня на спину. Он распластал меня, непристойно и беспомощно, под собой. Несвязные звуки вырвались из моего горла, поскольку он вошел в меня снова. Его рот взял мои губы с эротичной мягкостью, в то время как наши тела двигались в непрерывном ритме, и волны страсти доставляли все больше и больше удовольствия.

Наши пристальные взгляды не отрывались друг от друга, и я погружалась в темноту его глаз, чувствуя все его тело, вокруг себя и внутри себя. Он стал двигаться быстрее, углубляя толчки, и почувствовал внутренний импульс моего тела, готового к взрыву, мое нарастающее удовольствие, успокоил толчки, пока не привел меня к кульминации, более высокой и сильной, чем я когда-либо ощущала. Я закричала, поднявшись на вершину страсти, обвила его руками и ногами, в то время как Джек выдохнул мое имя, и упал вместе со мной в омут страсти, в чувственный экстаз, неторопливый и роскошный.

Много позже, Джек держал мое дрожащее тело и гладил меня, успокаивая.

— Ты думал когда-либо, что может произойти что-то подобное? — прошептала я.

— Да. — Он пригладил мои волосы и поцеловал мой лоб. — Но только с тобой.

Мы спали до тех пор, пока утренняя заря не залила нашу спальню, проникнув в незашторенные окна. Я смутно почувствовала, как Джек поднялся с постели, услышала звуки душа, запах кофе, который он готовил на кухне, его тихий голос, которым он разговаривал с больницей, чтобы проверить состояние Джо.

— Как он? — спросила я вяло, когда Джек возвратился в спальню. Он надел фланелевую рубашку, и нес кружку кофе. Он все еще выглядел немного утомленным, но более сексуальным, чем любой другой мужчина мог выглядеть после того, через что он прошел.

— Устойчивое состояние. — Голос Джека был все еще огрубевшим после сурового испытания. — С ним все будет в порядке. Он все выдержит, черт бы все побрал.

— Ну, он же Тревис, — сказала я благоразумно. Поднимаясь с кровати, я пошла в гардеробную и взяла его футболку, которая закрыла мои бедра, когда я надела ее.

Когда я обернулась, чтобы встать перед Джеком, он стоял тут же, заворачивая мне волосы за уши, и пристально глядя вниз, на меня. Никто и никогда не смотрел на меня с таким чутким беспокойством. — Расскажи мне о Люке, — сказал он мягко.

И когда я посмотрела в эти бархатно-темные глаза, я поняла, что могу разделить с ним все, что угодно. Он все выслушает и все поймет. — Позволь мне сначала взять мой кофе, — сказала я, и пошла на кухню.

Джек поставил чашку и блюдце около кофеварки. Я увидела листок из блокнота, свернутый продольно, и стоящую рядом пустую чашку. Озадаченная, я открыла листок и стала читать:

Дорогая Мисс Независимость,

Я решил, что из всех женщин, которых я когда-либо знал, вы — единственная, которую я всегда буду любить больше, чем охоту, рыбалку, футбол, любую власть, и любую работу.

Вы не можете знать это, но я попросил бы вас выйти за меня замуж давным-давно, в ту ночь, когда мы вместе собирали детскую коляску, я уже хотел этого. Даже при том, что я знал, что вы не были готовы к этому тогда.

Бог мой, я надеюсь, что теперь вы готовы.

Выходи за меня замуж, Элла. Потому что, независимо от того, куда ты пойдешь, или что будешь делать, я буду любить тебя каждый день, всю оставшуюся часть моей жизни. Джек.

Я не чувствовала никакого страха, эти слова. Только удивление, что так много счастья могло выпасть на мою долю.

Заметив кое-что еще в чашке, я достала оттуда бриллиантовое кольцо, камень вокруг меня засверкал. Мое дыхание сбилось, когда я направила его на свет. Я примерила кольцо, и оно скользнуло аккуратно на мой палец. Взяв лежащую рядом ручку, я перевернула бумагу и написал свой ответ размашистыми каракулями.

Я налила себе кофе, добавила сливки и сахар, и возвратилась в спальню с заметкой.

Джек сидел на краю кровати, его голова наклонилась немного, поскольку он наблюдал за мной. Его кипящий пристальный взгляд перешел от моих глаз к пальцу моей руки, и задержался на бриллианте, искрящемся на моей руке. Я видела, как поднялась его грудь, т опала с быстрым вздохом.

Потягивая свой кофе, я приблизилась к нему и вручила ему бумагу.

Дорогой Джек, я тоже люблю тебя.

И я думаю, что я знаю, что тайна долгого и счастливого брака — просто выбрать того, без которого нельзя жить. Для меня жизнь невозможна без тебя. Так что, если ты настаиваешь на том, чтобы быть традиционным… Да. Элла.

Джек глубоко вздохнул. Он взял мои бедра в свои руки, поскольку я стояла перед ним. — Слава Богу, — пробормотал он, притягивая меня между своими бедрами. — Я боялся, что ты будешь возражать мне.

Боясь пролить свой кофе, я наклонилась вперед, и прижала свои губы к его губам, позволяя нашими языкам вступить в контакт. — Я когда-нибудь возражала тебе, Джек Тревис?

Удары его сердца замедлились, поскольку он поглядел на мою влажную нижнюю губу. Его голос был глубок, как колодец. — Ну, мне бы чертовски не хотелось, чтобы ты начала это делать именно сейчас. — Взяв у меня кофе, он выпил его в несколько глотков, и отставил, игнорируя мой смеющийся протест.

Он поцеловал меня, мои руки не обвились вокруг его шеи, и мои колени стали угрожающе слабеть.

— Элла, — сказал он, заканчивая поцелуй с нежным вздохом, — Ты ведь не передумаешь?

— Конечно, нет. — Я был заполнена ощущением справедливости, спокойной уверенности, и, в то же самое время, я была столь же легкомысленной, как калейдоскоп бабочек. — Почему я должна передумать?

— Ты говорила мне, что считаешь, что брак для других людей.

— Ты единственный в мире мужчина, который смог заставить меня понять, что это — и для меня тоже. Хотя, если уж обсуждать это, то любовь — это то, что реально. Я все еще уверена, что брак — это просто листок бумаги.

Джек улыбнулся. — Давай разберемся, — сказал он, и отнес меня к кровати.

Намного позже мне пришло в голову, что люди, которые считают, что брак является только листком бумаги, были обычными людьми, которые никогда не вступали в брак. Поскольку это клише обесценивало кое-что важное — власть слов… и я, больше, чем кто-либо другой, должна была понять это.

Так или иначе, обещание, которое мы сделали на том листке бумаги, дало мне больше свободы, чем я когда-либо знала прежде. Это позволило нам обоим спорить, смеяться, рисковать, доверять — и все это без опасения. Это было подтверждение связи, которая уже существовала. И это было обязательство, которое простиралось далеко за границы совместного проживания в одном месте. Мы остались бы вместе даже без свидетельства о браке… но я верила в постоянство, которое оно предоставляло.

Это был листок бумаги, на котором вы могли строить жизнь.

Сначала моя мать не поверила мне, что я сумела заполучить Тревиса, и она попробовала приехать, подобно чуме египетской, в надежде на получение прибыли от моих новых связей. Но Джек обращался с нею ловко, используя смесь запугивания и обаяния, чтобы держать ее вдали от нас. Я не часто видела ее и получала известия от нее, но когда она входила в контакт со мной, то была странно уступчивой и почтительной.

— Интересно, что движет ею, — сказала я Джеку в ошеломлении. — Она ничего не сказала о моем весе или моей прическе, и мне не пришлось выслушивать никаких историй об особенностях ее сексуальной жизни или ухода за собой.

— Я обещал ей новый автомобиль, если она отстанет от тебя месяцев на шесть, — сказал он. — Я сказал ей, что если я когда-нибудь увижу, что ты хмуришься или печалишься после телефонного разговора с ней, я перестану иметь с ней дело.

— Джек Тревис! — Я была удивлена и возмущена. — Ты собираешься покупать ей стоящие немалых денег вещи, каждые шесть месяцев, в качестве награды за исполнение роли приличного человека?

— Я сомневаюсь, что она продержится долго, — сказал он.

Что касается семейства Джека, то нашла их колоритными, нежными, любящими спорить и очаровательными. Они были настоящей семьей, и они нашли место для меня, и я полюбила их за это. Я быстро влюбилась в Черчилля, который обладал доброй и щедрой душой, хотя и не переносил радостных дураков. Мы обсуждали различные предметы и спорили друг с другом, участвуя в политических поединках по электронной почте, и мы часто смешили друг друга, и он настаивал, чтобы я сидела прямо рядом с ним на семейных обедах.

После того, как Джо две недели пролежал в госпитале, он пришел домой, чтобы выздоравливать в особняке в Речных Дубах, которые восхищали Черчилля почти так же, как раздражали его сына.

Джо сказал, что он хотел уединения. Он не любил, когда кто-нибудь приезжал навестить его, и все приезжали в гости к его отцу. Но Черчилль, который имел склонность приглашать так много привлекательных молодых женщин, парировал, что, если Джо так не любит это, он должен выздороветь, как можно быстрее. В результате, Джо стал образцовым пациентом, решил вернуть свое здоровье, как можно скорее, и уйти от вмешательства своего родителя.

Я вышла замуж за Джека, спустя два месяца после того, как он сделал мне предложение, которое потрясло всех моих друзей, и большинство его друзей, ведь все считали его убежденным холостяком. Я слышала некоторые предположения, что его, почти смертельный опыт, помог ему скорректировать свои приоритеты. — Мои приоритеты были превосходны, — невинно говорил Джек каждому. — Это Элла нуждалась в корректировке своих приоритетов.

В ночь перед свадьбой, моя сестра Тара прибыла на ужин из загородного дома. Она была красиво одета, в розовом костюме, с уложенными волнами волосами, с алмазными гвоздиками, искрящимися в ее ушах. И она была без сопровождения. Я хотела спросить ее, как она, была ли она счастлива в ее договоренности с Ноа. Но все мысли об отношениях Тары с Ноа Кардиффом исчезли, как только я поняла, что она принесла Люка.

Он был великолепным голубоглазым ангелом, который хватал и прятал разные вещи, усмехался, пускал слюни, и выглядел слишком восхитительно, чтобы можно было подобрать слова. Я нетерпеливо протянула к нему свои руки, и Тара вручила его мне. Приятный вес Люка на моей груди, аромат и теплота его тела, глаза, пытающиеся все понять и принять, все это напомнило мне, что я никогда не буду совершенно счастлива без него.

В течение этих двух месяцев мы были оторваны друг от друга, я пробовала утешить меня мыслью, что когда-нибудь боль от отсутствия Люка исчезнет, что я забуду о нем, и буду жить дальше. Но пока я близко прижимала его, и приглаживала его мягкие черные волосы, и он улыбался, как будто помнил меня, и я поняла, что ничего не изменилось. Любовь никуда не делась.

Я держала Люка на своих коленях, в течение всего официального ужина, только однажды поднялась с ним, чтобы отнести его наверх и сменить пеленки, несмотря на слова моей сестры, что она может сделать это сама. — Позволь мне, — сказала я ей, смеясь, поскольку Люк схватил нитку жемчуга, которую я носила, и попытался запихнуть некоторые из них в свой рот. — Я совсем не возражаю, и я хочу провести с ним каждую возможную секунду.

— Будь осторожна, — предупредила Тара, давая мне подгузники. — Он переворачивается теперь. Он может сразу покатиться по кровати.

— Ты уже умеешь это? — спросила я у Люка, очарованная им. — Ты можешь катиться? Ты должен будешь сделать это, чтобы я смогла увидеть, ненаглядный мой малыш.

Он булькал, как бы соглашаясь, грызя мой жемчуг.

Когда Люк был перепеленат, я понесла его к лестнице, чтобы вернуться на обед. Я сделала остановку, поскольку увидела Джека и Тару, стоящих у подножья лестницы, они оба были поглощены беседой. Джек поглядел на меня и слегка улыбнулся, но его глаза были тревожными, и пристальными, и казалось, что было кое-что, что он хотел бы сказать мне. А Тара выглядела сдержанной.

О чем, интересно, они так оживленно говорили?

— Эй, — сказала я, заставив себя улыбнуться. — Вы боялись, что я потеряла чувство времени?

— Нисколько, — ответил Джек легко. — Ты достаточно долго не меняла подгузники, но я не думал, что ты забудешь так скоро. — Он подошел ко мне и коснулся теплым поцелуем моей щеки. — Милая, почему бы тебе не отдать мне Люка на несколько минут? Он и я прекрасно спустимся вместе.

Я отказывалась отдать ему ребенка. — Возможно, немного позже?

Джек посмотрел мне прямо в глаза, его лицо находилось выше моего. — Поговори со своей сестрой, — пробормотал он. — И скажи ей «да».

— Сказать ей «да» о чем?

Но он не ответил. Джек взял у меня ребенка, положил его на свое плечо, и приласкал его спеленутое тельце. Люк без возражений доверился ему, ощущая себя в полной безопасности в объятиях Джека.

— Это не будет долгий разговор, — сказала мне Тара, выглядя неуверенной и почти робкой. — По крайней мере, я не думаю, что будет. Есть где-нибудь тихое место, чтобы мы смогли поговорить?

Я повела ее наверх, в гостиную, и мы обосновались в мягких, обитых кожей и материалом, креслах. — Что-то с мамой? — спросила я в беспокойстве.

— Бог мой, нет. — Тара подняла свои глаза вверх. — Наша прекрасная мама. Она не знает обо мне и Ноа, конечно. Все, что она знает — то, что я имею богатого друга. Она говорит каждому, что я тайно встречаюсь с одним из Асторов.

— Как твои отношения с Ноа? — Я неуверенно произнесла его имя.

— Замечательно, — сказала она без колебания. — Я никогда не была настолько счастлива. Он очень хорошо ко мне относится, Элла.

— Я рада.

— У меня есть дом, — продолжала Тара, — и драгоценности, и автомобиль… и он любит меня, он говорит мне это постоянно. Я надеюсь, что он сможет сдержать свои обещания мне… Я полагаю, что он хочет этого. Но даже, если он не сможет сделать это, это наилучшее время моей жизни. Я не поменяла бы его ни кого другого. Просто… Я о многом думала в последнее время…

— Вы с ним собираетесь уезжать? — спросила я с надеждой.

Кривая улыбка изогнула ее красивые губы. — Нет, Элла. Я собираюсь проводить больше времени с ним. Он начал много путешествовать… он собирается представлять по всей стране свои программы, на больших стадионах, и он также собирается совершить поездку в Канаду и Англию. Его жена остается здесь, с детьми. Я поеду с ним, как часть его окружения. И я буду с ним каждую ночь.

Я на мгновение потеряла дар речи. — Ты действительно хочешь сделать это?

Тара кивнула. — Я хочу увидеть мир, хочу изучать новые вещи. Я никогда прежде не имела шанса сделать что-либо подобное. И я хочу быть с Ноа, и помогать ему любыми способами, которыми смогу.

— Тара, прошу тебя, подумай хорошенько…

— Я не прошу разрешения, — сказала она. — И меня не интересует твое мнение, Элла. Я принимаю мои собственные решения, и я имею право сделать это. После детства с такой мамой, ты знаешь, как важно решать самостоятельно все вопросы своей жизни.

Это успокоило меня, поскольку ничего другого и быть не должно. Да, это было ее право, принимать свои собственные решения, даже свои собственные ошибки. — Ты говоришь мне «прощай»? — спросила я хрипло.

Она улыбнулась и покачала головой. — Пока еще нет. Потребуется несколько месяцев, чтобы все решить. Причина, по которой я разговариваю с тобой сейчас… — Ее улыбка исчезла. — Боже. Нелегко объяснить, что я действительно чувствую, а не думаю, что я должна чувствовать. Но честно, я заботилась о Люке, проводя много времени с ним, но это все еще походит на то, что было вначале. Он не чувствует себя моим ребенком. И никогда не будет. Я не хочу детей, Элла. Я не хочу быть матерью… Я не хочу вновь пережить наше детство.

— Но это совсем другое, — сказала я немедленно, беря ее длинные, тонкие руки в мои. — Люк не имеет никакого отношения к той старой жизни.

— Это то, что чувствуешь ты, — сказала она мягко. — Но не я.

— Что говорит Ноа?

Тара посмотрела вниз, на наши переплетенные руки. — Он не хочет Люка. У него уже есть дети. И наличие ребенка создает нам препятствия, чтобы быть вместе.

— Люк станет старше. Ты передумаешь.

— Нет, Элла. Я понимаю, что я делаю. — Она послала мне длинный, сладостно-горький взгляд. — Тот факт, что женщина может иметь детей, не делает ее матерью. Ты и я это знаем, не так ли?

Мои глаза и нос, как будто ужалили. Я с трудом сглотнула. — Да, — прошептала я.

— Поэтому я спрашиваю, Элла, хочешь ли ты взять Люка навсегда. Джек сказал, что он думает, что ты могла бы. Это будет лучше всего для Люка, если ты захочешь взять его.

Мир, казалось, замер. Я застыла на мгновение от удивления и огромного страстного желания, размышляя, не ослышалась ли я. Не может быть, чтобы она предложила мне что-то, настолько драгоценное. — Если я захочу, — повторила я с трудом, пытаясь управлять своим голосом. — Как я могу знать, что ты не захочешь забрать его назад когда-нибудь?

— Я не сделала бы этого тебе, или ребенку. Я знаю, что значит Люк для тебя. Я вижу это на твоем лице всякий раз, когда ты смотришь на него. Но мы сделаем это юридически законным путем. Мы оформим все необходимые бумаги. Я подпишу все, это желание Ноа, все это будет нашим секретом. Люк твой, если ты хочешь его, Элла.

Я кивнула, закрывая свой рот, чтобы удержаться от рыдания. — Я хочу, — сумела я сказать между судорожными вдохами. — Я хочу. Да.

— Не плачь, ты испортишь свой макияж, — сказала Тара, используя свой палец, чтобы смыть слезу ниже моего глаза.

Я бросилась к ней и отчаянно обняла ее, наплевав на косметику, прическу и наряд. — Спасибо, — я почти душила ее.

— Когда ты хочешь взять его? Через некоторое время после того, как вы вернетесь из свадебного путешествия?

— Я хочу его сейчас, — сказала я, и разрыдалась, неспособная больше сдерживаться.

Тара залилась изумленным смехом. — В ночь перед свадьбой?

Я решительно кивнула.

— Я не могу представить худшего выбора времени, — сказала Тара. — Но это прекрасно для меня, если Джек согласится. — Она пошарила в сумочке и протянула мне сухую ткань отрыжки.

Поскольку я заплакала свои глаза, я почувствовала, что кто-то приближается к нам. Я поднялась и увидела, что Джек возвращается с Люком. Его пристальный взгляд впитывал каждую деталь моего лица, как будто это был знакомый и возлюбленный пейзаж. Он видел все. Улыбка вползала в уголки его рта, и он что-то шепнул в маленькое ушко ребенка.

— Она хочет его прямо сейчас, — сказала ему Тара. — Хотя я предложила отдать его ей после свадьбы.

Джек подошел ко мне и опустил Люка в мои ждущие руки. Его длинные пальцы скользнули ниже моего подбородка, наклоняя мое лицо вверх, большой палец, мягко вытер легкую полосу слез на моей щеке. Он улыбнулся мне.

— Я не думаю, что Элла захочет тратить впустую время, — пробормотал он. — Не так ли, дорогая?

— Да, — согласилась я шепотом, мир вокруг меня мерцал горячим кипучим глянцем, звук его голоса и моего собственного рваного биения сердца, смешивался как музыка.

Эпилог

Джек подобрал меня в аэропорту, после моей конференции в Колорадо, где я посетила некоторые симпозиумы, познакомилась с идеями редакторов журнала, и продвинула внештатную часть, экспериментально названную "Шесть стратегий для того, чтобы найти и удержать счастье". Это была хорошая конференция, но я была больше, чем готова, ехать домой.

В течение года нашего брака, эти четыре дня были самой долгой разлукой, которое Джек и я когда-либо проходили. Я часто звонила ему, рассказывала ему о людях, с которыми я встретилась, о разных вещах, которые я узнала, о моих идеях для будущих статей и моей колонки. В свою очередь, Джек рассказал мне об обеде с Харди и Хэйвен, и что Каррингтон только что надела фигурные скобки, и проверка здоровья Джо пошла хорошо. Каждую ночь Джек давал мне детальный отчет о Люке, и я жадно впитывала каждую частицу этих новостей.

Мое дыхание замерло, когда я увидела, что мой муж ждет меня у стойки для выдачи багажа. Он был красив и греховно-сексуален, имел вид мужчины, который привлекает пристальные женские взгляды, без малейших усилий со своей стороны, но он не обращает внимания ни на кого, все кроме меня. Увидев, что я иду к нему, он достигает меня за три шага, и его жаркий рот требовательно касается моих губ. Его тело твердо сильное и надежное. И хотя я не жалею, что ездила на конференцию, я понимаю, что я не чувствовала себя хорошо, с тех пор как я оставила его.

— Как Люк? — это первое, что я спрашиваю, и Джек развлекает меня историей о том, как он кормил его яблочным пюре, и как Люк взял горсточку и размазал это по собственным волосам.

Мы забираем мой багаж, и Джек везет меня назад, в нашу квартиру. Мы, может показаться, не прекращаем говорить, хотя мы каждый день беседовали обо всем очень подробно, пока были вдалеке друг от друга. Я всю дорогу держу своей рукой руку Джека, и замечаю, что его бицепсы стали еще больше. Когда я спрашиваю его, как ему удалось достигнуть такого эффекта, он говорит, что это был единственный способ справиться с неутоленным сексуальным влечением. Он говорит, что я буду очень занята некоторое время, делая для него кое-что, и я говорю, буду просто счастлива сделать для него все, что угодно.

Я стою на кончиках пальцев ног, и целую его в течение всей поездки в лифте, и он так целует меня в ответ, что я едва могу дышать.

— Элла, — бормочет он, держа мое раскрасневшееся лицо в своих руках, — ты уехала четыре дня назад, а я чувствую себя так, как будто прошло четыре месяца. Я все время думаю, как я так долго мог жить без тебя, и что было бы, если бы я вообще не встретил тебя?

— У тебя была масса подружек, — говорю я ему.

Усмешка пересекает его лицо прежде, чем он целует меня снова. — Я не знал тогда, что я пропускаю.

Пока Джек несет мои чемоданы, я спешу вниз, в прихожую нашей квартиры, мое сердце бьется в ожидании. Я нажимаю звонок, нянька открывает дверь, в тот момент, когда Джек догоняет меня.

— Добро пожаловать домой, госпожа Тревис, — восклицает она.

— Спасибо. Хорошо вернуться домой. Где Люк?

— В детской. Мы играли с его поездами. Он был хорошим мальчиком, пока вас не было.

Положив сумку около двери, я швырнула свой пиджак на диван, и пошла в детскую. Комната окрашена в бледные оттенки синего и зеленого, одна стена украшена фресками с автомобилями и грузовиками с веселыми лицами, и ковриком, со следами поезда и дороги.

Мой сын сидит один, схватив деревянный вагончик поезда в свои ручки, пробуя пальчиками крутить колеса.

— Люк, — сказала я мягко, не желая испугать его. — Мама дома. Я здесь. О, я так тосковала без тебя, мой драгоценный малыш.

Люк смотрит на меня своими круглыми синими глазами, опускает грузовик, и его маленькие ручки временно застывают в воздухе. Широкая улыбка разливается по его лицу, показывая один жемчужный зуб. Он протягивает ко мне свои руки.

— Мама, — говорит он.

Меня охватывает трепет от этого слова. И я иду к нему.