Лиза Клейпас
Канун Рождества в Пятничной гавани
Ирете и Хэррелл Эллис,
за то, что показали мне что такое любовь
и за каждый день жизни.
Пролог
Дарагой Санта
в этом году я хачу только одну вещь
Маму
Пожалста не забудь я живу сичас во фрайдей-харбор[1]
спасибо
люблю тебя
Холли
Глава 1
До смерти сестры Марк Нолан относился к своей племяннице Холли с бесцеремонной нежностью дядюшки-холостяка. Он виделся с девочкой, когда семья собиралась вместе на праздники, и всегда покупал ей подарки на день рождения и на Рождество, в основном — подарочные сертификаты. И ему такого общения с девочкой хватало с лихвой.
Но всё изменилось дождливой апрельской ночью в Сиэтле, когда Виктория погибла в автокатастрофе на шоссе номер пять. Сестра никогда не упоминала про завещание и не говорила о планах на будущее Холли, поэтому Марк понятия не имел, что будет с её шестилетней дочерью. Отца у девочки не было. Виктория никому не говорила, кто он, даже самым близким друзьям. Марк подозревал, что она так и не сообщила тому мужчине про Холли.
Когда Виктория только переехала в Сиэтл, то бросилась в самую гущу богемы, в среду музыкантов и всяческих творческих личностей. Она обожала артистические пьянки-гулянки и в итоге завела ряд ничего не значащих недолговечных романов. Однако, в конце концов, ей пришлось признать, что поиски средств самореализации невозможно продолжать без постоянного дохода. Она прошла собеседование в компании, занимающейся программным обеспечением, и получила работу в отделе кадров. Достойная зарплата и большие льготы. К сожалению, тогда же Виктория узнала, что беременна.
— Для всех будет лучше не впутывать его в это дело, — заявила она Марку, когда тот спросил, кто отец ребёнка.
— Тебе понадобится помощь, — возразил Марк. — Этот парень мог бы, по крайней мере, финансово поддержать тебя, выполняя свои обязательства. Ребёнок — удовольствие не из дешёвых.
— Я сама со всем справлюсь.
— Вик… я никому не пожелал бы участи матери-одиночки.
— Да тебя ужасает сама мысль о родительских обязанностях, — парировала Виктория. — И, принимая во внимание наше детство, это вполне понятно. Но я хочу этого ребёнка. И я справлюсь.
И она оказалась права. Виктория стала ответственной, терпеливой и доброй мамой своей единственной дочери; защищая её, она умела при этом не переходить грани разумного. Один Бог знает, откуда в ней появились такие материнские качества. Наверное, были заложены самой природой, так как их с Викторией родители точно не были примером для подражания.
Марк ни капельки не сомневался в том, что у него нет подобных природных инстинктов. Поэтому для него стало большим потрясением узнать, что он не только потерял сестру, но и получил в «наследство» ребёнка.
Он не ожидал, что сестра назначит его опекуном Холли. Трезво оценивая свои способности, Марк вполне мог представить, как вести себя в новых обстоятельствах. Но это… забота о ребёнке… это за пределами его возможностей.
Если бы Холли родилась мальчиком, то ещё куда ни шло. Мальчишек не так уж сложно понять. А вот весь женский род был таким загадочным. Марк давно уже смирился с тем, что женщины — сложные создания. Они говорят что-то вроде: «Если ты не понимаешь этого, то я и не стану с тобой об этом говорить». Они никогда не заказывают себе десерт, а если интересуются вашим мнением о том, какой наряд предпочесть, всегда надевают не то, что выбрали вы. И хотя Марк сроду не утверждал, что знает женщин, он их обожал: их неуловимость, их способность удивлять, их странные, завораживающие перемены настроения.
Но мысль о том, чтобы самому растить девочку… Боже, нет. Он не сможет быть хорошим примером для подражания. А уж говорить о том, чтобы ввести дочь в общество, в эту предательскую запутанную атмосферу, где на каждом шагу тебя поджидают ловушки… Лишь одному Богу известно, насколько Марк к этому не готов.
Они росли в семье, где родители вели друг с другом затяжную войну, в которой дети оказались заложниками. В итоге три брата Нолана — Марк, Сэм и Алекс, — повзрослев, выбрали каждый свой путь. Виктория, напротив, хотела настоящей семьи и привязанности, но найти ей это не удавалось. Наконец, она нашла то, что искала, в Холли, и считала, что ей повезло.
Но один неверный полуоборот руля на мокрой дороге, всего на мгновение потеря управления — и вот уже жизнь, отмеренная Виктории Нолан, жестоко оборвана.
В папке вместе с завещанием Виктория оставила Марку запечатанное письмо.
«Только ты можешь стать её опекуном. Холли совсем не знает ни Сэма, ни Алекса. Я пишу это с надеждой, что ты никогда не прочтёшь эти строки, но если ты всё-таки читаешь… позаботься о моей дочери, Марк. Помоги ей. Ты нужен ей. Я знаю, какая это огромная ответственность. Прости меня. Я знаю, что ты об этом не просил. Но ты можешь это сделать, ты всё поймешь.
Просто люби её, а остальное придёт».
— Ты правда собираешься взять её к себе? — спросил Сэм у Марка в день похорон после поминок в доме Виктории. Жутковато было видеть всё так, как она оставила: книги в шкафу, пара носков, небрежно брошенных на пол в гардеробной, тюбик блеска для губ на полочке в ванной.
— Конечно, я возьму её к себе, — ответил Марк. — А что ещё мне делать?
— Есть же Алекс. Он женат. Почему Вик не оставила Холли ему и Дарси?
Марк красноречиво посмотрел на Сэма. Супружеская жизнь их младшего брата напоминала захваченный вирусом компьютер: невозможно включить безопасный режим, а с виду безвредные программы устраивают всяческие пакости.
— А ты бы оставил им ребёнка? — спросил он.
Сэм задумался и покачал головой:
— Думаю, что нет.
— Так что у Холли есть только ты и я.
Сэм настороженно посмотрел на брата:
— Это ты решил этим заняться, не я. Именно поэтому Вик и не назначила меня её опекуном. Я не лажу с детьми.
— Ты же дядя Холли.
— Да, дядя. И я могу лишь отпускать шутки по поводу работы человеческого тела и напиваться пивом на семейных посиделках, — вот и все мои обязанности. Я не создан для роли отца.
— Я тоже, — мрачно ответил Марк. — Но нам надо попытаться. Если только ты не хочешь отдать её на удочерение.
Хмурясь, Сэм принялся тереть обеими руками лицо.
— И как это воспримет Шелби?
Марк покачал головой, услышав имя своей подружки, художника-оформителя интерьеров, с которой познакомился, когда она обставляла элитный дом его друга на Гриффит-Бей.
— Мы встречаемся каких-то пару месяцев. Так что либо она согласится, либо уйдёт — выбор за ней. Но я не собираюсь просить её о помощи. Это мой долг. И твой.
— Наверное, я смогу иногда присмотреть за Холли. Но большей помощи от меня не жди; я вложил всё, что у меня есть, в виноградник.
— А я тебе говорил этого не делать, умник.
Сэм прищурил свои зеленовато-голубые, такие же как у Марка, глаза.
— Не последовав твоему совету, я сейчас могу учиться на своих собственных ошибках, а не на твоих, — он помолчал, а потом спросил: — Где Вик держала выпивку?
— В кладовой, — Марк подошёл к застеклённому шкафу и, достав два стакана, положил в них лёд.
Сэм осмотрел кладовую:
— Такое странное ощущение: мы будем пить её спиртное, а Вик… уже нет.
— Она бы сразу сказала нам: давайте, налетайте.
— Наверное, ты прав. — Сэм подошел к столу с бутылкой виски. — Она застраховала свою жизнь?
Марк покачал головой:
— Она как-то об этом не подумала.
Сэм обеспокоенно посмотрел на брата.
— Наверное, ты собираешься продать её дом?
— Да, хотя сомневаюсь, что на рынке за него много дадут. — Марк подвинул стакан ближе к Сэму. — Давай, не жалей, — заметил он.
— Не волнуйся.
Сэм наполнил оба стакана доверху.
Братья сели друг напротив друга, подняли стаканы с виски и выпили, не говоря ни слова. Превосходный напиток легко полился по горлу Марка, быстро распространяя в груди приятный жар.
Марка, как ни странно, успокаивало присутствие брата. Казалось, что их далеко не спокойное детство, полное ссор и мелких предательств, больше не мешает им. Теперь они выросли и могли стать друзьями, что было невозможно при жизни их родителей.
Однако с Алексом они никогда не могли сблизиться настолько, что понять, нравится ли он им или нет. Он появился на похоронах с женой Дарси, пробыв на поминках минут пятнадцать, а потом они ушли, едва перекинувшись с присутствующими парой слов.
— Они уже ушли? — недоверчиво спросил Марк, когда заметил их отсутствие.
— Если ты хотел, чтобы они остались подольше, то следовало устроить поминки в Нордстроме, — сказал Сэм.
Без сомнения, люди удивлялись, как три брата, живущие на одном острове, население которого не превышало семисот человек, так мало общались друг с другом. Алекс с Дарси жили в Рош-Харборе, на северной стороне острова. В свободное от работы время — постройки многоквартирных домов — он сопровождал жену на светские мероприятия Сиэтла. Марк, в свою очередь, был занят своим небольшим предприятием по обжариванию кофе, располагавшемся во Фрайдей-Харборе. А Сэм всё своё время проводил на винограднике, заботливо ухаживая за виноградными лозами, а потому чувствовал себя ближе к природе, нежели к людям.
Объединяла всех троих лишь любовь к острову Сан-Хуан. Эта часть архипелага состояла из примерно двухсот островов, некоторые из которых входили в материковые округи Уотком и Скеджит. Ноланы всё детство провели под прикрытием Олимпийских гор[2], месте, в основном, защищённом от влияния ненастных тихоокеанских северо-западных ветров.
Ноланы выросли, вдыхая влажный воздух океана, их босые ноги вечно были перепачканы илом, выброшенным на берег. Им достались в дар туманные бледно-лиловые утра, ясные синие дни и самые красивые на свете закаты. Ничто не могло сравниться с видом проворных песочников[3], гоняющихся за волнами. Или белоголовых орланов[4], бросающихся вниз в стремительной погоне за добычей. Или с танцем дельфинов-косаток, гладкие тела которых погружались в море, а потом взлетали в прыжке, разбивая воды Сэлиша[5], и перемещались скачкообразно, выискивая для питания богатые косяки лосося.
Братья облазили остров вдоль и поперёк, сверху донизу, карабкаясь по обветренным склонам над берегом моря, среди высокоствольных деревьев лесного заповедника и бродя по полянам, густо поросшим ягодниками и покрытым дикими цветами с чýдными названиями… Шоколадная лилия[6], метеор[7], морской румянец. Никакое иное смешение красок воды, песка и неба не могло быть более совершенным.
И хотя они уехали учиться в колледж и пытались жить в других местах, остров всегда манил их вернуться обратно. Даже решительный и амбициозный Алекс возвратился сюда. При здешней жизни вам известны все местные фермеры, которые выращивают бóльшую часть продуктов, что вы едите. Вы знакомы с тем парнем-мыловаром, изготавливающим мыло, которым вы моетесь. Вы на короткой ноге с владельцами ресторанов, в которые ходите. Тут не опасно путешествовать автостопом, а дружелюбные островитяне подвозят друг друга, когда возникает такая необходимость.
Виктория — единственная из них нашла стóящую причину покинуть остров. Она влюбилась в стеклянные высотки и цементные равнины Сиэтла, в городские декорации, где даже кофе подавалось вприкуску с культурой, в модные, стильные рестораны, соблазняющие деликатесами, в завораживающий лабиринт рынка Пайк-плейс[8].
В ответ на замечание Сэма о том, что в городе все слишком много болтают и думают, Виктория ответила, что в Сиэтле она набралась ума-разума.
— А мне не нужно умнеть, — ответил Сэм. — Чем умнее ты сам, тем больше причин чувствовать себя несчастным.
— Это объясняет то почему мы, Ноланы, такие оптимисты, — заявил Марк и Виктория рассмеялась в ответ.
— За исключением Алекса, — охладила она веселье минутой позже. — Мне кажется, Алекс ни дня в своей жизни не чувствовал себя счастливым.
— Алексу не нужно счастье, — ответил Марк. — Он обходится заменителями.
Вернувшись мыслями в настоящее, Марк подумал, как бы отреагировала Виктория, если бы знала, что он собирается растить Холли на острове Сан-Хуан. Он даже не сознавал, что высказал эту мысль вслух, пока не услышал ответ Сэма:
— Как будто это бы её удивило. Вик понимала, что ты не уедешь с острова. Тут твоё кофейное предприятие, твой дом, твои друзья. Я уверен, она знала, что если с ней что-то случится, ты заберёшь Холли во Фрайдей-Харбор.
Марк кивнул, чувствуя внутри себя пустоту и холод. Не в его силах восполнить девочке её потерю.
— Она что-нибудь говорила сегодня? — спросил Сэм. — Я не слышал от неё ни звука.
С тех пор, как несколько дней назад Холли сообщили о смерти матери, она молчала, отвечая на вопросы, лишь утвердительно или отрицательно качая головой. На её лице застыло отсутствующее выражение, она погрузилась в свой внутренний мир, куда никто не мог проникнуть. В ночь смерти Виктории Марк прямо из больницы поехал к ней домой, где за ребёнком присматривала няня. Утром он всё рассказал девочке, и с тех пор присматривал за ней.
— Ничего, — сказал Марк. — Если она до завтра не заговорит, я отведу её к педиатру, — он неглубоко, судорожно вздохнул, а потом добавил: — Я даже не знаю, кто он.
— На холодильнике есть список, — сказал Сэм. — В нём несколько телефонных номеров, в том числе и номер телефона доктора Холли. Мне кажется, Вик специально наклеила его, чтобы няня смогла позвонить в случае необходимости.
Марк пошёл к холодильнику, снял клейкий листочек и запихнул его в бумажник.
— Замечательно, — язвительно произнёс он. — Теперь я знаю, по меньшей мере, столько же, сколько и няня.
— Это начало.
Вернувшись к столу, Мрак сделал большой глоток виски.
— Мне нужно кое о чём с тобой поговорить. Мы с Холли не сможем жить в моей квартире во Фрайдей-Харборе. Там только одна спальня и нет двора, где бы девочка могла поиграть.
— Ты её продашь?
— Наверное, сдам.
— И куда вы потом отправитесь?
Марк долго молчал, намеренно затягивая паузу:
— У тебя много места.
Сэм вытаращил глаза:
— Нет.
Два года назад Сэм купил пятнадцать акров в Фолс-Бей, стремясь осуществить давнюю мечту — создать собственный винный завод. Земля с хорошо дренируемой песчано-каменистой почвой и прохладный климат идеально подходили для виноградарства. А впридачу он получил ещё и похожий на пещеру, полуразрушенный деревенский дом викторианской эпохи с широким крыльцом, бесчисленными эркерами, большой угловой башней и кровлей, напоминающей разноцветную рыбью чешую.
Дом нуждался в ремонте. «Подремонтировать» — слишком мягко сказано по отношению к домищу, который вызывал беспокойство скрипами, просадкой, неожиданными протечками и невесть откуда взявшимися лужами. Бывшие хозяева оставили следы своего пребывания в доме, устроив ванные комнаты там, где им вовсе не место, огородив их непрочными стенами из фанеры, построили хлипкие шкафы с раздвижными шаткими дверями и с кучей полок из вишневого дерева, небрежно вымазанных дешёвой белой краской. Первоначальные полы из твёрдых пород древесины покрыли линолеумом или жёстким ковровым покрытием, которое давно приказало долго жить, и ему пора было на свалку.
Но у дома было три преимущества: в нём достаточно места для двоих холостяков и шестилетней девочки, а также большой двор и фруктовый сад. К тому же, дом находился в Фолс-Бей, в части острова, которая нравилась Марку больше всего.
— Этого не будет, — категорически заявил Сэм. — Мне нравится жить одному.
— Что ты потеряешь, если мы поживём вместе? Мы не станем мешать твоей жизни.
Мы. Нас. С этого момента Марк, похоже, заменит этими местоимениями слово «я».
— Ты шутишь, да? Ты знаешь, каково холостякам жить с детьми? Ты упускаешь горячих цыпочек, которые не хотят сидеть с детьми, не желают растить чужого ребёнка. Даже если произойдёт чудо и Господь поможет тебе подцепить красотку, то ты не сможешь её удержать. Никаких незапланированных поездок на выходные в Портленд или в Ванкувер, никакого дикого секса, и ложиться надо вовремя.
— Ты и сейчас этим не занимаешься, — заметил Марк. — Всё время проводишь на винограднике.
— В том-то и дело, но это мой выбор. А при ребёнке никакого выбора нет. Когда твои дружки попивают пиво и смотрят какую-нибудь игру, ты торчишь в бакалейной лавке и ищешь пятновыводитель и крекеры-«рыбки».
— Это не навсегда.
— Нет, только остаток моей молодости. — Сэм опустил голову на стол, как будто приготовившись биться о него, но потом просто положил голову на руку.
— Какая такая молодость, Сэм? С моей точки зрения, твоя молодость приказала долго жить ещё пару лет назад.
Сэм не двигался, только поднял вверх средний палец.
— У меня есть планы на четвёртый десяток, — невнятно произнёс он. — И в эти планы дети не входят.
— Как не входили и в мои.
— Я к этому не готов.
— И я тоже не готов. Поэтому мне нужна твоя помощь. — Марк вздохнул. — Сэм, когда я тебя хоть о чём-нибудь просил?
— Никогда. А ты хочешь начать сейчас?
Марк говорил тихо и убедительно.
— Подумай вот о чём… мы начнём потихоньку. Мы станем для Холли экскурсоводами по жизни. Станем добродушными проводниками, которые никогда не опустятся до такой ерунды, как «правомерные наказания» или «потому, что я так сказал». Я уже признал, что не лучший воспитатель для ребёнка… но в отличие от нашего отца мои ошибки не будут такими уж непоправимыми. Я не ударю её, потому что она не убрала свою комнату. Я не собираюсь заставлять её есть сельдерей, если ей он не нравится. Никаких психологических уловок. Надеюсь, что у неё сформируется правильный взгляд на окружающий мир и будет работа, позволяющая обрести финансовую независимость. Бог его знает, как мы это сделаем, но это лучше, чем отсылать её в чужую семью. Или хуже того, к нашим родственникам.
Сэм тихо выругался, не поднимая головы. Как Марк и надеялся, врождённое чувство справедливости его брата взяло верх.
— Ладно. — От вздоха его плечи приподнялись и опустились. — Ладно. Но у меня есть парочка условий. Во-первых, я хочу получать арендную плату за сданную тобой квартиру.
— Согласен.
— И ты поможешь мне отремонтировать дом.
Марк с опаской посмотрел на брата.
— Я не специалист по ремонту. Я могу сделать кое-что несложное, но…
— Мне этого достаточно. Одно то, что ты будешь ремонтировать мои полы, а я буду наблюдать за этим — прямо бальзам на мою душу.
Сэм стал благодушнее, как только брат пообещал ему отдавать арендную плату, а также помочь с ремонтом.
— Мы попробуем так жить пару месяцев. Но если мне это не подойдёт, придётся тебе забрать ребёнка и переехать в какое-нибудь другое место.
— Шесть месяцев.
— Четыре.
— Шесть.
— Ладно, чёрт с тобой. Шесть месяцев. — Сэм налил себе ещё виски.
— Боже мой, — пробормотал он, — трое Ноланов под одной крышей. Думаю, что катастрофы не избежать.
— Катастрофа уже произошла, — резко ответил Марк, и сказал бы больше, но тут услышал тихое шарканье в коридоре.
Холли стояла на пороге кухни. Она выбралась из постели и стояла тут, в замешательстве глядя на них заспанными глазами. Малышка-беженка, одетая в розовую пижаму, с ногами, выделявшимися своей бледностью и хрупкостью на тёмном чёрно-сером полу.
— Что такое, милая? — тихо спросил Марк, подходя к ней. Он взял её на руки — весила она не больше сорока фунтов — и Холли вцепилась в него, как обезьянка. — Не можешь уснуть?
Его наполнила нежность, лишившая его присутствия духа, когда он почувствовал её голову на своём плече, мягкие спутанные светлые волосы, запах цветных мелков и клубничного шампуня.
У неё остался только он.
«Просто люби её…»
Это проще простого. Он волновался обо всём остальном.
— Я сейчас тебя уложу и заверну в одеяла, сладенькая пчёлка, — сказал Марк. — Тебе надо поспать. Впереди ещё много дел.
Сэм пошёл за ними, когда Марк понёс Холли обратно в её комнату. Кровать с пологом на четырёх столбиках была оснащена сверху рамой, к которой Виктория подвесила набор бабочек из ткани, с тонкими просвечивающими крылышками. Уложив девочку в постель, Марк подтянул одеяла ей до подбородка, и сел на край постели. Холли лежала тихо и не моргала.
Заглянув в эти тревожные голубые глаза, Марк пригладил, убрав со лба, её волосы. Он был готов на всё ради неё. Сила собственных эмоций удивила Марка. Он не мог вернуть то, что Холли потеряла. Он не мог подарить ей прежнюю жизнь. Но он о ней позаботится, он её не покинет.
В голове у него вертелось очень много мыслей, но сказал он только:
— Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Холли кивнула, коротко посмотрев на Сэма, который прислонился к дверному косяку.
— Давным-давно, жили-были три медведя, — начал Марк.
— Два дяди-медведя, и медвежонок, — смирившись, добавил Сэм с порога.
Марк улыбнулся, продолжая гладить Холли по волосам.
— И все они жили в большом доме у моря…
Глава 2
Колокольчик над дверью звякнул, и в магазин вошёл мужчина её мечты. Или, сказать точнее, мужчина чей-то чужой действительности, так как он держал за руку маленькую девочку, видимо, дочь. Ребёнок поспешил к огромной карусели, которая медленно вращалась в углу магазина игрушек, а отец не спеша вошёл следом.
Косые лучи низкого сентябрьского солнца осветили коротко стриженные тёмные волосы, концы которых слегка завивались сзади на шее. Проходя мимо мобиля, свисавшего с потолка, мужчина пригнул голову, чтобы избежать столкновения. Этот человек двигался, как атлет, расслабленно, но чутко. Создавалось впечатление, что если неожиданно бросить в него чем-нибудь, он без колебаний поймает.
Ощутив безудержный интерес Мэгги, он бросил взгляд в её направлении. Мужчина был крепко сбит и красив грубоватой красотой. И с такими голубыми глазами, что их можно было разглядеть с другого конца магазина. Несмотря на высокий рост и яркую внешность, в нём не ощущалось самодовольства… только спокойная, убедительная уверенность. Лёгкая вечерняя щетина и заношенные до дыр джинсы придавали ему слегка неряшливый, но ужасно сексуальный вид.
И он был уже занят.
Отведя от мужчины взгляд, Мэгги поспешно схватила деревянный ткацкий станок. Очень аккуратно она заново натянула несколько спущенных петель.
Сунув руки в карманы, мужчина направился к дочери. Он заинтересовался поездом, который бежал вокруг всего магазина по рельсам, расположенным на полках почти под потолком.
«Магическое зеркало» открылось три месяца назад, и дела шли хорошо. Столы были завалены старомодными игрушками: биноклями, йо-йо ручной работы, деревянными машинками, плюшевыми зверями, прочными воздушными змеями.
— Это Марк Нолан и его племянница Холли, — прошептала Элизабет, одна из продавщиц Мэгги. Элизабет была на пенсии и работала в магазине на полставки. Это жизнерадостная пожилая женщина, казалось, знала каждого на острове Сан-Хуан. Для Мэгги, которая переселилась сюда из Беллингема в начале лета, Элизабет стала просто находкой.
Элизабет знала покупателей, историю их семей и личные вкусы и помнила имена всех их внуков.
— Кажется, приближается день рождения Закари? — могла она спросить подругу, разглядывающую товары в магазине. Или:
— Слышала, что бедная крошка Мэдисон заболела… У нас появились новые книжки, как раз подходящие для чтения в постели.
Когда Элизабет была в магазине, никто не уходил из «Магического зеркала» без покупки. Временами Элизабет звонила покупателям, если в магазине появлялось что-то новое, что, как она считала, могло им понравиться. Когда вы живёте на острове, «сарафанное радио» — по-прежнему лучшее средство для эффективных продаж.
Глаза Мэгги слегка расширились.
— Племянница?
— Да, Марк её воспитывает. Бедная крошка, её мать погибла в автомобильной аварии около шести месяцев назад. Так что Марк привёз девочку сюда из Сиэтла, с тех пор они живут на винограднике Рейншедоу, в доме его брата Сэма. Я не могла себе представить, как эти двое смогут самостоятельно заботиться о маленькой девочке, но пока они справляются.
— Они оба неженаты?
Это было не её дело, но вопрос вырвался у Мэгги, прежде чем она успела остановиться.
Элизабет кивнула:
— Есть ещё один брат, Алекс. Он женат, но я слышала, у них с женой проблемы. — Она с сожалением посмотрела на Холли. — Девочке необходимо присутствие женщины в жизни. Мне кажется, это одна из причин, почему она не разговаривает.
Мэгги наморщила лоб:
— Ты имеешь в виду, с чужими?
— Ни с кем вообще. С той самой аварии.
— О, — прошептала Мэгги. — Один из моих племянников, когда пошёл в первый класс, не разговаривал ни с кем в школе. Но дома с родителями он говорил.
Элизабет с сожалением покачала головой.
— Насколько мне известно, Холли всё время молчит. — Она водрузила на свои белые, танцующие, словно усики у бабочек, кудряшки розовую шляпу-конус с вуалью, и поправила эластичную ленту под подбородком. — Они надеются, что скоро Холли выйдет из этого состояния. Доктор велел не давить на неё.
Захватив скипетр, увенчанный сверкающей звездой, Элизабет вернулась в игровую комнату, где полным ходом шло празднование дня рождения.
— Время есть торт, ваши величества! — провозгласила она. Пока дверь не закрылась, можно было слышать пронзительные вопли, которыми было встречено это заявление.
Выбив чек покупателю, купившему плюшевого кролика и книжку с картинками, Мэгги оглядела магазин и, наконец, нашла Холли Нолан.
Девочка рассматривала висящий на стене домик феи. Мэгги сделала его сама, украсив крышу сухим мхом и выкрашенными в золотой цвет крышками от бутылок. Круглая дверь была сделана из корпуса сломанных карманных часов. Стоя на цыпочках, Холли заглядывала в крохотное окошко.
Выйдя из-за прилавка, Мэгги подошла к ней, заметив, что спина девочки слегка напряглась.
— Знаешь, что это? — осторожно спросила Мэгги.
Не глядя на неё, Холли покачала головой.
— Большинство считает, что это кукольный домик, но это не так. Это дом феи.
Теперь Холли посмотрела на неё, окинув Мэгги взглядом от низких «конверсов»[9] до вьющихся рыжих волос.
Когда они рассматривали друг друга, Мэгги ощутила неожиданный прилив нежности. Она видела болезненную серьезность ребенка, который больше не верит в постоянство чего бы то ни было. И всё же она чувствовала, что в Холли где-то в потаённом уголке ещё остается детство, которое может привлечь нечто волшебное.
— Фея, живущая здесь, днём всегда уходит, — сказала Мэгги. — Но ночью она возвращается. Я уверена, она не станет возражать, если я позволю тебе заглянуть в её дом. Хочешь посмотреть?
Холли кивнула.
Мэгги осторожно дотянулась до запора сбоку домика и открыла его. Вся передняя часть распахнулась, и стало видно три маленькие меблированные комнатки, где стояла кровать из веточек… позолоченная чашечка для кофе-эспрессо в качестве ванны… стол в форме гриба со стулом из пробки для вина.
Мэгги обрадовалась, увидев, как личико Холли тронула нерешительная улыбка, открывающая очаровательную дырку на месте выпавшего зуба в нижнем ряду.
Закрывая переднюю часть домика, Мэгги доверительно сообщила девочке:
— У этой феи нет имени. Точнее сказать, нет человеческого имени. Только волшебное, которое, разумеется, люди произнести не могут. Поэтому я пытаюсь придумать, как её назвать. Когда я решу, я напишу её имя над входной дверью. Может, Лаванда? Или Роза? Тебе нравится какое-нибудь из этих имён?
Холли покачала головой и прикусила губу, задумчиво разглядывая домик.
— Если тебе придёт в голову какое-нибудь имя, — сказала Мэгги, — запиши его для меня.
К ним присоединился дядя Холли, и его рука, защищая, сомкнулась на хрупком плече.
— Всё в порядке, Холли?
Такой завораживающий голос, мрачный и напряжённо-сдержанный. Но в коротком взгляде, брошенном на Мэгги, светилось предупреждение. Очутившись лицом к лицу с шестью с лишним футов несокрушимой мужественности, Мэгги отступила на шаг. Марк Нолан не был по-настоящему красив, но кому нужна красота с такими выразительными чертами лица и мрачной привлекательностью? Маленький шрам в форме полумесяца, слегка посеребрённый светом из окна, намекал на крутой нрав. Глаза же… редкий оттенок голубовато-зелёного, как океан в туристической брошюре о тропических путешествиях. Казалось, в нём была некая, пока ещё скрытая, опасность. Он был ошибкой, совершив которую, никогда не испытаешь настоящих сожалений.
Она выдала дежурную улыбку:
— Привет. Я Мэгги Конрой. Это мой магазин.
Нолан не потрудился назвать своё имя. Заметив восхищение племянницы домиком феи, он спросил:
— Он продаётся?
— Боюсь, что нет. Это часть оформления магазина.
Взглянув на Холли, Мэгги добавила:
— Такой домик несложно сделать. Если ты нарисуешь его и принесешь мне картинку, я помогу тебе строить. — Опустившись на корточки, она посмотрела прямо в маленькое личико девочки. — Никогда не знаешь, поселится ли в домике фея. Остаётся только ждать, скрестив пальцы на удачу.
— Я не думаю… — начал Марк Нолан, но резко замолчал, когда Холли улыбнулась и потянулась потрогать хрустальную серёжку в ухе Мэгги, и та закачалась.
Что-то в этой девочке, в её сползшем на бок конском хвосте и задумчивом взгляде пробилось через всю возведённую ею оборону. Они разглядывали друг друга, и Мэгги ощутила сладкую, щемящую боль в груди.
«Я понимаю, — хотела сказать малышке Мэгги. — Я тоже лишилась дорогого мне человека. И неоткуда взять правила, как справляться с потерей того, кого любишь. Нужно осознать, что потеря эта навсегда останется с тобой, как памятка, приколотая к подкладке куртки. Но при этом всё равно остаются поводы для радости. И даже для счастья». Мэгги не могла себе позволить усомниться в этом.
— Не хочешь посмотреть книжку про фей? — спросила она и увидела, каким интересом осветилось лицо девочки.
Мэгги поднялась и, почувствовав прикосновение ручки Холли к своей, осторожно сжала маленькие холодные пальцы.
Осмелившись взглянуть на Марка Нолана, Мэгги увидела, что его лицо побледнело, а враждебный взгляд направлен на их сомкнутые руки. Она почувствовала, что желание Холли взять за руку незнакомку, удивило его. Тем не менее, он не возразил. Мэгги потянула Холли за собой в заднюю часть магазина.
— Книги… книжный отдел вот тут, — сказала Мэгги. Они подошли к детскому столику и паре маленьких стульев. Холли села, а Мэгги вытянула с полки увесистый и ярко раскрашенный том. — Вот, пожалуйста, — оживлённо заговорила она. — Всё, что ты хотела бы узнать о феях. — Это была прекрасно иллюстрированная книжка-панорама. Опустившись на крошечный стульчик рядом с Холли, Мэгги раскрыла перед девочкой книгу.
Нолан стоял поблизости и, казалось, проверял сообщения в телефоне, но Мэгги чувствовала его скрытый интерес. Пусть он и был готов позволить ей общаться с племянницей, но только под своим присмотром.
Мэгги и Холли рассматривали картинки в главе «Что феи делают в течение дня», где изображалось, как феи сшивали радугу, словно из длинных лент, подрезали деревья в саду и устраивали чаепития с бабочками и божьими коровками.
Краешком глаза Мэгги заметила, как Марк Нолан вытащил запечатанный экземпляр книги с полки и положил в корзину. Она не могла не обратить внимание, какое у него литое и стройное тело, как перекатываются мускулы под древними джинсами и поношенной серой футболкой.
Чем бы Нолан не зарабатывал на жизнь, одевался он, как представитель рабочего класса: поношенные туфли, «левисы» и приличные, но не впечатляющие часы. Это была одна из тех вещей, что Мэгги нравилась в островитянах, или сан-хуанеро, как они небрежно себя называли. Никогда нельзя сказать, кто миллионер, а кто чернорабочий.
К прилавку подошла пожилая женщина, и Мэгги придвинула книгу ближе к Холли:
— Мне нужно пойти помочь покупательнице. Ты можешь смотреть книжку, сколько захочешь.
Холли кивнула, осторожно обводя кончиком пальца край вырезанной радуги.
Зайдя за прилавок, Мэгги повернулась к женщине с искусно уложенными седыми волосами и в очках с толстыми линзами.
— Упакуйте это, пожалуйста, — сказала женщина, подтолкнув через прилавок коробку с деревянным поездом.
— Это отличный стартовый набор, — заметила ей Мэгги. — Рельсы собираются четырьмя разными способами. А потом вы сможете добавить разводной мост. У него есть маленькие ворота, которые автоматически открываются и закрываются.
— В самом деле? Может, мне стоит купить этот мост прямо сейчас.
— Позвольте, я покажу его вам. Он на витрине около входа. — Ведя женщину к столу с поездом, Мэгги увидела, что Холли с дядей отошли от книжных полок и рассматривают вешалки на стене с крыльями для фей. Нолан приподнял девочку, чтобы она могла лучше разглядеть высоко висящие крылья. В груди у Мэгги что-то ёкнуло, когда она увидела, как футболка обтягивает его спину.
Оторвав от него взгляд, она вернулась к упаковке поезда. Пока Мэгги трудилась, покупательница, прищурившись, смотрела на фразу, написанную на стене за прилавком:
Эмоции эти ни с чем сравнить —
В блаженстве, не чувствуя тела, парить…[10]
— Какие красивые слова, — сказала женщина. — Это стихи?
— «Пинк Флойд», — произнёс Нолан, подойдя и поставив на прилавок тяжело нагруженную корзину. — Из песни, которая называется «Учусь летать».
Мэгги встретила его взгляд и почувствовала, как заливается краской с головы до пят.
— Вы любите Пинк Флойд?
Он слегка улыбнулся.
— Любил в старших классах. Это был период, когда я одевался в чёрное и жаловался на эмоциональную изоляцию.
— Я помню это время, — подхватила пожилая женщина. — Твои родители собирались звонить губернатору и записать тебя в национальную гвардию.
— Слава Богу, они слишком любили свою страну, чтобы пойти на это. — Улыбка Нолана стала шире, мгновенно ослепив Мэгги, пусть он даже и не смотрел в её сторону.
Немного замешкавшись, она опустила упакованный подарок в пакет с верёвочными ручками.
— Пожалуйста, — весело сказала она, подтолкнув пакет к покупательнице.
Нолан потянулся к сумке.
— Он выглядит тяжёлым, миссис Боровитц. Позвольте, я отнесу его в машину.
Миниатюрная женщина улыбнулась ему.
— Спасибо, но я сама могу справиться. Как поживают твои братья?
— Сэм — отлично. Бóльшую часть времени пропадает на винограднике. Что до Алекса… В последнее время я редко его вижу.
— Он определённо оставляет свой след в Рош-Харбор.
— Да, — криво улыбнулся Нолан. — Он не успокоится, пока не покроет большую часть острова кондоминиумами и парковками.
Женщина опустила глаза на Холли:
— Здравствуй, милая. Как дела?
Девочка застенчиво кивнула и ничего не ответила.
— Ты только что пошла в первый класс, верно? Тебе нравится учительница?
Ещё один робкий кивок.
Миссис Боровитц прищёлкнула языком.
— Всё еще не разговариваешь? Пора начинать. Как люди узнают, что ты думаешь, если ты им не скажешь?
Холли упорно смотрела в землю.
В этих словах не было недоброжелательности, но Мэгги заметила, как Нолан сжал челюсти.
— Она заговорит, когда придёт время, — произнёс он будничным тоном. — Миссис Боровитц, эта сумка больше, чем вы. Вы должны разрешить мне донести её до машины, или у меня отберут скаутскую нашивку.
Пожилая женщина усмехнулась.
— Марк Нолан, я точно знаю, что ты никогда не зарабатывал нашивок.
— Это потому, что вы не позволяли мне помочь вам…
Они продолжали дружелюбно пререкаться, пока Нолан нёс её пакет к двери.
Он бросил взгляд через плечо:
— Холли, подожди меня здесь. Я вернусь через секунду.
— С ней всё будет в порядке, я присмотрю за девочкой, — заверила Мэгги.
Взгляд Нолана быстро скользнул по ней.
— Спасибо, — сказал он и вышел.
Заметив, что затаила дыхание, Мэгги выдохнула, в какой-то степени чувствуя себя так, словно только что летала на аттракционе в парке: в животе всё перебаламутилось и теперь успокаивается.
Прислонившись к прилавку, Мэгги задумчиво разглядывала Холли. На лице девочки застыло выражение настороженности, глаза яркие, но непроницаемые, словно обкатанное волнами стекло. Мэгги попыталась вспомнить побольше о том времени, когда её племянник Эйдан не мог разговаривать в школе. Избирательная немота, вот как это называлось. Люди часто считают такое поведение сознательным или намеренным, но это не так. Айдану со временем стало лучше, и он, в конце концов, начал отвечать на упорные попытки семьи и учителя.
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — оживлённо спросила Мэгги. — Русалочку. Ты же видела этот мультфильм? — Повернувшись, она порылась под прилавком и нашла большую розовую раковину, часть декорации на пляжную тему, которую собиралась скоро установить в окне. — У меня кое-что есть для тебя. Подарок. — Обойдя прилавок, она показала раковину Холли. — Знаю, выглядит как обычная ракушка. Но в ней есть кое-что особенное. Если ты поднесёшь её к уху, то услышишь, как шумит океан. — Она протянула раковину, и Холли осторожно прижала её к уху. — Слышишь?
В ответ девочка пожала плечами, словно это было нечто само собой разумеющееся. Вероятно, фокус с ракушкой не стал для неё новостью.
— А тебе известно, почему в ракушке звучит океан? — спросила Мэгги.
Холли с заинтересованным видом покачала головой.
— Некоторые — очень практичные люди, учёные — говорят, что раковина ловит внешние шумы и они резонируют внутри неё. Но другие, — Мэгги указала на себя и выразительно взглянула на девочку, — другие верят, что это маленькое волшебство.
Обдумав сказанное, Холли вернула ей многозначительный взгляд и коснулась своей маленькой груди.
Мэгги улыбнулась:
— У меня есть идея. Почему бы тебе не взять эту ракушку домой и потренироваться шуметь в неё? Ты можешь петь или гудеть в неё, вот так… — Она издала нечленораздельный звук в пустую раковину. — И, возможно, однажды это поможет тебе вернуть голос. Как русалочке.
Холли потянулась и двумя руками взяла раковину.
В этот момент дверь отворилась и в магазин вошёл Марк Нолан. Его взгляд упал на Холли, которая внимательно смотрела в устье раковины. Он замер, услышав, как девочка тихо гудит в ракушку. Лицо его изменилось. На какой-то момент он утратил контроль над собой, и Мэгги увидела череду сменяющих друг друга эмоций: настороженность, страх, надежду.
— Что ты делаешь, Холли? — подойдя к ним, спросил он будничным тоном.
Девочка замолчала и показала ему раковину.
— Это волшебная ракушка, — сказала Мэгги. — Я сказала Холли, что она может взять её домой.
Тёмные брови насупились, и тень недовольства омрачила лицо Нолана.
— Это красивая ракушка, — сказал он племяннице. — Но в ней нет ничего волшебного.
— Конечно же, есть, — возразила Мэгги. — Порой самые обычные вещи оказываются волшебными… если получше присмотреться.
Губы Нолана изогнулись в невесёлой улыбке.
— Понятно, — хмуро сказал он, — спасибо.
Слишком поздно Мэгги поняла, что он один из тех людей, которые не поощряют полёты детской фантазии. Разумеется, он не один такой. Многие родители верили, что их детям скорее пойдёт на пользу строгая диета реальности, и не стоит смущать их историями о придуманных существах, или говорящих животных, или Санта-Клаусе. И всё же, по мнению Мэгги, фантазии позволяют детям развивать воображение, помогают обрести покой и вдохновение. Однако, не ей принимать подобные решения по поводу чужого ребёнка.
В смущении Мэгги отступила за прилавок и стала пробивать содержимое корзины: книжка про фей, мозаика, скакалка с деревянными ручками и костюм феи с радужными крыльями.
Холли отошла от прилавка, тихо гудя в раковину. Нолан смотрел, как она уходит, затем снова обратил внимание на Мэгги. Приглушённым голосом он раздражённо произнес:
— Не обижайтесь, но…
Именно так обычно начинают фразу, которая, в конце концов, оказывается оскорбительной.
— Предпочитаю быть честным с детьми, мисс…
— Миссис, — сказала Мэгги. — Конрой. Я тоже предпочитаю честность.
— В таком случае, почему вы сказали ей, что раковина волшебная? Или что в том домике на стене живёт фея?
Мэгги нахмурилась, отрывая чек от кассы.
— Воображение. Игра. Вы не слишком много знаете о детях, верно?
Было очевидно, что удар попал в цель, и оказался гораздо сильнее, чем она рассчитывала. Выражение лица Нолана не изменилось, но она заметила краску, покрывшую его скулы и переносицу.
— Я стал опекуном Холли около шести месяцев назад. Я всё ещё учусь. Но одно из моих правил — не позволять ей верить в вещи, которых на самом деле не существует.
— Прошу прощения, — искренне сказала Мэгги. — Я не хотела задеть вас. Но если вы не способны что-то увидеть, то это ещё не значит, что оно не существует. — Она послала ему извиняющуюся улыбку. — Вы возьмёте чек, или положить его в пакет?
Эти завораживающие глаза смотрели прямо на неё так напряженно, что в голове у Мэгги словно неожиданно сработал «control-alt-delete»[11].
— В пакет.
Он стоял настолько близко, что до неё донёсся его запах, удивительно приятный аромат старомодного белого мыла, морской соли и еле улавливаемый — кофе. Медленно он протянул руку через прилавок:
— Марк Нолан.
У него было крепкое пожатие, а рука — тёплая и загрубевшая от работы. От соприкосновения с его ладонью в Мэгги внезапно возникло чувство, зародившееся где-то в самой глубине её.
К облегчению Мэгги у двери зазвонил колокольчик и кто-то вошёл в магазин. Она тотчас освободила руку.
— Привет, — крикнула она с натужным весельем. — Добро пожаловать в «Магическое зеркало».
Нолан — Марк — всё ещё смотрел на неё.
— Откуда вы?
— Из Беллингема.
— Почему вы переехали во Фрайдей-Харбор?
— Мне показалось, что это хорошее место для магазина.
Мэгги слегка пожала плечами, показывая, что слишком долго объяснять. Казалось, его это не убедило. Вопросы были осторожными, но настойчивыми, и следовали за каждым её ответом.
— У вас здесь семья?
— Нет.
— Тогда вы, должно быть, отправились следом за мужчиной.
— Нет, я… почему вы так решили?
— Когда женщина вроде вас переезжает сюда, обычно бывает замешан мужчина.
Она покачала головой.
— Я вдова.
— Прошу прощения. — Его прямой взгляд вызвал в ней горячую дрожь. Это ощущение нельзя было назвать неприятным. — Давно?
— Почти два года. Я не могу… Я не хочу говорить об этом.
— Несчастный случай?
— Рак. — Она так остро ощущала его здоровую мужскую энергию, что вся покрылась румянцем. Мэгги очень давно не чувствовала такого рода влечения, непомерного в своей мощи, и не знала, что с ним делать. — У меня есть друзья, которые живут в Убежище контрабандистов, на западной стороне…
— Я знаю, где это.
— О. Конечно, вы здесь выросли. Словом, моя подруга Элен знала, что я хочу начать всё заново где-нибудь, после того, как мой муж… после…
— Элен Сколари? Жена Брэда?
Брови Мэгги поднялись в изумлении.
— Вы их знаете?
— На этом острове найдётся мало людей, которых я не знаю. — Его глаза изучающе сузились. — Они не упоминали вас. Давно ли…
Его прервал тихий шепот.
— Дядя Марк.
— Минутку, Холли, я… — Он замолчал на полуслове и, не завершив движения, резко замер.
Замедленная реакция выглядела почти комично, он поражённо уставился на стоящую рядом девочку.
— Холли? — Он затаил дыхание.
Девочка неуверенно улыбнулась ему. Встав на цыпочки, она потянулась через прилавок и отдала ракушку Мэгги. И добавила нерешительно, но прекрасно различимым шепотом:
— Её зовут Клевер.
— Фею? — спросила Мэгги севшим голосом, чувствуя, что волоски на шее встали дыбом. Холли кивнула. Тяжело сглотнув, Мэгги смогла произнести: — Спасибо, что сказала мне, Холли.
Глава 3
Потрясённый тем, что слышит шёпот Холли, Марк позабыл обо всём: о том, что его окружало, о женщине за прилавком. Шесть месяцев они пытались заставить Холли сказать хоть что-нибудь, да всё что угодно. Почему это произошло именно здесь и сейчас, им с Сэмом придётся разобраться позднее. В данный же момент он должен держать себя в руках и не напугать своей реакцией Холли. Ведь это… Боже мой!
Марк не смог удержаться и, опустившись на колено, прижал Холли к себе. Тонкие ручки девочки обхватили его за шею. Он услышал свой голос, хрипло бормочущий её имя. В глазах защипало, и Марк с ужасом понял, что находится на грани того, чтобы заплакать.
Он не сумел сдержать дрожь облегчения при очевидном доказательстве того, что Холли готова начать разговаривать вновь. Может быть, теперь он сможет позволить себе уверовать в то, что с ней всё будет в порядке.
Чувствуя, как Холли начала извиваться, стараясь освободиться из его крепких объятий, Марк запечатлел на её щечке горячий поцелуй и заставил себя отпустить девочку. Он поднялся и, понял, что при любой попытке что-либо сказать, голос с большой долей вероятности сорвётся, потому что горло сдавили сдерживаемые эмоции. Он с трудом сглотнул и принялся бездумно рассматривать стихи «Пинк Флойд», украшавшие стену — не читать, просто изучать цвет надписи и текстуру отделки под ней.
В конце концов, он осторожно скользнул взглядом к рыжеволосой женщине за прилавком — Мэгги, — державшей пакет с игрушками, которые он купил. Было видно, что она поняла значение того, что только что случилось.
Он не знал, как вести себя с ней. Её рост составлял не более пяти футов двух дюймов[12]. Непослушные рыжие кудряшки вились и курчавились, похожие на иероглифы. Стройная фигурка была облачена в белую футболку и джинсы. Хорошенькое, с тонкими чертами лицо полускрыто безудержными завитками. Бледная, за исключением ярко-горящего румянца на щеках, кожа. Глаза — тёмные, с густыми ресницами, цвета горького шоколада. Она чем-то напомнила ему тех девушек, которых он знал по колледжу: смышлёных и интересных. С такими можно, болтая, просидеть полночи, но он никогда не ходил с ними на свидания. Вместо них он встречался с настоящими красотками, с такими, из-за которых другие парни завидовали ему. И только потом стал задумываться, что он, вероятно, упустил.
— Могу я как-нибудь с вами встретиться? — спросил Марк более резко, чем намеревался.
— Я всегда здесь, — весело отозвалась Мэгги. — Заглядывайте в любое время. — Она толкнула ракушку по прилавку. — Почему бы тебе ни взять этот домик с собой, Холли? Вдруг он понадобиться тебе снова.
— Эй, привет! — раздался позади Марка весёлый, жизнерадостный голос.
Это была Шелби Дэниелс, девушка Марка из Сиэтла. Она была умной, красивой и одной из самых славных людей, среди тех, которых Марк когда-либо знал. Возьмите Шелби куда угодно, и она придётся ко двору в любой компании.
Шелби подошла к ним, заправляя за ухо прядь блестящих белокурых волос. Она была одета в капри цвета хаки, аккуратную белую блузку и балетки. Никаких украшений, кроме жемчужных серёжек.
— Простите, опоздала на пару минут. Я хотела примерить кое-что в соседнем магазине, но у них этого уже не было. Вижу, ты купила пару вещичек, Холли.
Девочка, как обычно, молча кивнула.
Со смесью беспокойства и странной иронии Марк понял, что перед Шелби Холли разговаривать не собирается. Должен ли он рассказать, что случилось? Нет, это может оказать давление на Холли. Лучше оставить всё, как есть.
Обежав взглядом обстановку, Шелби объявила:
— Какой замечательный магазинчик! Когда буду здесь в следующий раз, обязательно куплю что-нибудь для своих племянников. Не успеешь оглянуться, а уже Рождество на носу. — Она взяла Марка под руку и улыбнулась ему. — Если я хочу успеть на рейс, то нам нужно выезжать прямо сейчас.
— Конечно, — Марк взял с прилавка пакет и потянулся за ракушкой у Холли в руках. — Хочешь, я возьму это, Холли?
Девочка только стиснула ракушку сильнее, желая нести её сама.
— Хорошо, — согласился Марк, — но постарайся не уронить. — Оглянувшись на маленькую рыжулю за прилавком, он увидел, как она перекладывает ручки в стаканчике возле учётной книги, поправляет ряд крошечных мягких зверюшек — словом, занимает себя всяческими ненужными мелочами. Низкие, косые лучи света из окон алыми искрами рассыпались на её волосах.
— До свидания, — попрощался он. — И спасибо.
Мэгги Конрой, даже не взглянув в его направлении, небрежно помахала рукой. Что помогло ему прийти к выводу, что она также выведена из равновесия, как и он.
Высадив Шелби в аэропорту с одной-единственной взлётно-посадочной полосой, Марк повёз Холли домой, на виноградник «Рейншедоу», который находился в пяти с половиной милях от Фрайдей-Харбор на юго-западе острова у Фолс-Бея. В воскресенье, во избежание столкновения с велосипедистами и всадниками на лошадях, нужно было ехать с особой осторожностью.
Чернохвостый олень, ручной, как собачонка, выступил с поляны, поросшей высоко поднявшейся за лето травой и ежевикой, и не спеша принялся пересекать дорогу. Марк оставил окна своего пикапа открытыми, позволяя мягкому океанскому бризу проникать в салон.
— Видишь? — он указал на белоголового орлана, парящего высоко в небе.
— Угу.
— Видишь, что он держит в когтях?
— Рыбу?
— Вероятно. Он вытащил её из воды, или украл у другой птицы.
— А куда он несёт её? — голос Холли был нерешительным, словно она тоже удивилась, услышав свою речь.
— Может быть в гнездо. Самцы орланов заботятся о птенцах точно так же, как и самки.
Холли приняла информацию с прозаическим кивком. Судя по тому, что она знала о мире, такое объяснение выглядело весьма правдоподобным.
Марк усилием воли заставил себя ослабить хватку на руле. Радость заполняла его с головы до пят. Прошло столько времени с тех пор, как Холли говорила, что он и в самом деле позабыл, как звучит её голосок.
Детский психолог советовала начинать с невербального общения[13], например, попросить Холли показать в меню то, что она хочет, а, в конечном счёте, произнести настоящее слово.
До сегодняшнего дня единственным временем, когда Марк слышал, как Холли произносит звуки, была недавняя поездка в Рош-Харбор, во время которой они увидели на пастбище верблюда Мону. Верблюда, хорошо известного обитателя острова, выкупили у торговца экзотическими животными из Милл-Крика и привезли на остров около восьми или девяти лет назад. Чувствуя себя идиотом, Марк развлекал Холли подражанием звукам, которые издавал верблюд, за что был вознаграждён тем, что Холли ненадолго присоединилась к нему.
— Что помогло найти тебе свой голосок, солнышко? Что-то связанное с Мэгги? Женщиной с рыжими волосами?
— Волшебная ракушка. — Холли посмотрела на скорлупу моллюска, которую нежно баюкала в маленьких ручках.
— Но это не… — Марк замолчал. Смысл заключался не в том, была ли ракушка волшебной или нет. Просто эта идея оказалась близка Холли и, предложенная в правильный момент, помогла ей найти способ избавиться от немоты. Магия, феи… Всё это было той частью детского лексикона, которую он не понимал, областью фантазий, что он давным-давно оставил. Но, Мэгги Конрой — нет.
Он никогда не видел, чтобы Холли так общалась с другими женщинами: ни со старыми подругами Виктории, ни со своей учительницей, ни с Шелби, с которой проводила довольно много времени. Кто такая эта Мэгги Конрой? Зачем одинокая молодая женщина, не достигшая ещё и тридцати лет, добровольно перебралась на остров, возраст доброй половины жителей которого уже перевалил за сорокапятилетний рубеж? И, ради всего святого, почему магазин игрушек?
Он хотел встретиться с ней снова. Он хотел знать о ней всё.
Воскресный день догорал, заливаясь медовым, дремотным светом, густеющим в лужицах и мелких каналах Фолс-Бея. Место это, около двух сотен квадратных акров песчаной отмели, на первый взгляд представляло собой обычную бухту, но только до тех пор, пока полностью не обнажалось при отливе. Чайки, цапли и белоголовые орланы тут же слетались на фуршет, которое море устраивало на песчаной равнине, предлагая зелёных крабов, червей, креветок и моллюсков. По жирному илу, оставленному приливом, можно было бы пройти, по крайней мере, половину мили.
Пикап свернул на частную, посыпанную гравием дорогу, ведущую к винограднику «Рейншедоу», и направился к дому. Со стороны здание до сих пор выглядело старым и полуразвалившимся, но внутри они уже начали капитальный ремонт. Сначала Марк принялся за спальню Холли, покрасив стены в цвет яйца малиновки, и сделав кремово-белую отделку. Он перевёз мебель из её старой спальни и заново прикрепил на кроватью матерчатых бабочек.
До настоящего времени самым масштабным проектом было восстановление ванной комнаты, достойной Холли. Они с Сэмом полностью ободрали стены, проложили новые трубы, выровняли пол, установили новую ванну, унитаз с высоким бачком и раковину с мраморной столешницей. Они даже позволили Холли выбрать цвет краски, в которую были окрашены стены после того, как их заштукатурили и обработали декоративной шпаклевкой. Естественно, она выбрала розовый.
— Выдержан исторический стиль, — заметил Марк, напомнив Сэму, что все цветовые образцы соответствовали палитре викторианского времени.
— Чертовски по-девчачьи, — ответствовал Сэм. — Каждый раз, когда я захожу в эту розовую ванную, чувствую, что мне нужно сделать потом что-нибудь по-настоящему мужское.
— Что бы это ни было, делай это на улице, чтобы мы тебя не видели.
Следующим этапом стала кухня, где Марк установил абсолютно новую плиту на шесть конфорок и холодильник. Используя инфракрасный строительный фен и шлифовальный станок, позаимствованные у Алекса, он содрал с оконной и дверной рамы, по крайней мере, шесть слоёв краски.
Алекс неожиданно щедро повёл себя в отношении инструментов, материалов и советов. Он объявлялся, по крайней мере, раз в неделю, возможно из-за того, что реконструкция и строительство были сферой его интересов, а в его помощи так явно нуждались. В руках Алекса бесполезные обломки дерева превращались в нечто искусное и удивительное.
Во время своего второго визита Алекс соорудил в шкафу Холли специальные ниши для хранения обуви. К восторгу девочки некоторые полочки выдвигались, демонстрируя потайные отделения[14]. В следующий раз, когда Марк с Сэмом обнаружили, что пара верхних брусьев переднего крыльца прогнулись и крошатся, как пенопласт, Алекс привёз свою строительную бригаду. Алекс с рабочими целый день устанавливал новые крепления, ремонтировал повреждённые балки и сооружал новый водосток. Работа оказалась намного более сложной, чтобы Марк с Сэмом смогли с ней справиться в одиночку, поэтому они искренне ценили эту помощь. Но, зная Алекса…
— Как думаешь, чего он хочет? — поинтересовался Сэм у Марка.
— Чтобы его племянницу не расплющило развалившимся домом?
— Нет, это предполагало бы у него наличие человеческих мотивов, а мы договорились никогда таких за ним не признавать.
Марк попытался, правда, безуспешно сдержать ухмылку. Алекс был настолько невозмутимым и эмоционально сухим, что при случае вы должны были бы поинтересоваться наличием у него пульса.
— Может быть, он чувствует вину, что не часто общался с Вики прежде, до её смерти?
— Может, он использует любой предлог, чтобы провести время подальше от Дарси. Если бы я уже не питал такую ненависть к идее брака, то, уверен, подумал бы дважды, посмотрев на брак Алекса.
— Очевидно, — заключил Марк, — что Нолан никогда не должен жениться на том, кто слишком на нас похож.
— Думаю, Нолан вообще ни на ком никогда не должен жениться.
Но каковы бы ни были причины, Алекс продолжал вкладываться в восстановление дома. В результате объединённых усилий братьев сооружение стало выглядеть значительно лучше. Или, по крайней мере, похоже на то, в котором живут нормальные люди.
— Только попробуй выгнать нас после всего этого, — заявил Марк Сэму, — и ты закончишь тем, что я закопаю тебя на заднем дворе.
Но оба понимали, что никаких шансов на то, что Сэм когда-нибудь выгонит их, не было. Сэм, возможно, даже больше к своему собственному удивлению, нежели к чьему-либо другому, проникся к малышке мгновенной любовью. Как и Марк, он бы умер за Холли, если бы потребовалось. Она разбудила лучшее, что в них было.
Поначалу осторожная в проявлении чувств, Холли быстро привязалась к своим дядюшкам. Хотя от доброхотов и поступали предупреждения по поводу баловства, ни Сэм, ни Марк не могли уловить каких-либо признаков, что их снисходительность наносит какой-то вред. На самом деле они оба были бы просто счастливы, увидев, как Холли хотя бы капельку капризничает. Она оказалась послушной девочкой и всегда делала то, что ей говорили.
Когда Холли не находилась в школе, она сопровождала Марка на его кофеобрабатывающий заводик во Фрайдей-Харборе, чтобы посмотреть, как массивный цилиндрический аппарат для обжаривания кофейных зёрен крутит сырые бобы арабики, пока их бледно-жёлтая шкурка не потемнеет до тускло-светящегося коричневого. Иногда он покупал ей мороженое в магазинчике возле портового дока, и они шли «выбирать яхту» — бродить вдоль длинных рядов парусных судов, стилизованных под траулер или буксир моторных яхт, прогулочных катеров, краболовных ботов с грудами плетёных корзин-ловушек на задней палубе.
Сэм часто брал с собой Холли, когда отправлялся ухаживать за виноградными лозами или охотиться на морских звёзд и морских ежей во время отлива в Фолс-Бей. Он носил галстуки из макарон, которые она делала в школе, и развешивал её рисунки на стенах по всему дому.
— Я и не представлял, на что это похоже, — однажды вечером обронил Сэм, занося Холли в дом после того, как она уснула в машине. Они провели послеполуденное время в Английском лагере, местечке, в котором разбили лагерь британцы во время оккупации острова, прежде чем он перешёл к американцам. Национальный парк, включавший в себя две мили берега, был идеальным местом, чтобы устроить пикник и побросать «летающую тарелку». Прикидываясь, как прыгающая за тарелкой Холли изображает акробатические трюки, они заставляли её хихикать. Они купили племяннице маленькую коробку с рыболовными снастями и удочку, и Марк учил её ловить на удочку каменных окуней[15], которые водились вдоль берега.
— Что на что похоже? — Марк открыл входную дверь и включил освещение на крыльце.
— Иметь маленького ребёнка под боком, — как-то застенчиво пояснил Сэм. — Иметь маленького ребёнка, который любит тебя.
Присутствие Холли в их жизни подарило им ту особую радость, которой ни один из них прежде не знал. Напоминание о невинности. Они обнаружили, что когда тебя одаривают безоговорочной любовью и верой ребёнка, происходит что-то особенное.
Ты желаешь быть достойным их.
Марк и Холли зашли в дом через кухню, оставив свёртки и ракушку на столе старомодного кухонного уголка со встроенными скамейками. Они нашли Сэма в гостиной, мучительно пустой комнате с неоштукатуренными стенами и покрытой трещинами дымовой трубой, временно обтянутой стальной сеткой.
Сэм стоял в камине, сооружая опалубку для заливки цементной плиты, которая станет основанием для нового пода[16].
— Та ещё работка предстоит, чтобы наладить всё это, — проворчал он в середине проведения замеров. — Мне нужно прикинуть, как мы сможем использовать один дымоход как вытяжку для двух разных каминов. Он ведёт прямо к спальне наверху, можете себе представить?
Наклонившись, Марк прошептал Холли:
— Спроси-ка его, что на обед.
Малышка, послушавшись, подошла к Сэму и приблизила губки к его уху. Она что-то прошептала и отступила на пару шагов.
Марк увидел, как Сэм замер.
— Ты разговариваешь, — Сэм медленно повернулся, чтобы посмотреть на маленькую девочку. В хрилом голосе промелькнула вопросительная нотка.
Серьёзно глядя, Холли мотнула головой.
— Да, разговариваешь. Ты только что что-то сказала.
— Нет, не говорила, — и захихикала, увидев выражение лица Сэма.
— Ты снова сделала это, чёрт побери! Скажи, как меня зовут. Скажи.
— Дядя Герберт.
Сэм сдавленно засмеялся и схватил девочку, крепко прижимая к груди.
— Герберт? Ну, тогда на обед будут цыплячьи клювики и лапки ящериц. — Всё ещё стискивая Холли, и удивлённо качая головой, он посмотрел на Марка. На щеках выступил румянец, в глазах появился подозрительный блеск. — Как? — всё, что он сумел выдавить из себя.
— Позже, — ответил Марк и улыбнулся.
— Так что случилось? — спросил Сэм, помешивая в стоящей на плите кастрюльке соус для спагетти. Холли собирала в соседней комнате свой новый паззл. — Как ты это сделал?
Марк открыл пиво и наклонил бутылку.
— Это не я, — ответил он после того, как сделал обжигающе холодный глоток. — Мы были в магазине игрушек на Спринг-стрит, в том новом, а там за прилавком стояла симпатичная маленькая рыжуля. Я никогда раньше её не видел…
— Я знаю её. Мэгги как-то-там. Коннер, Картер…
— Конрой. Ты встречался с ней?
— Нет, но Сколари пытался уговорить меня поухаживать за ней.
— Он никогда не упоминал о ней при мне, — заявил Марк, тут же оскорбившись.
— Ты ухаживаешь за Шелби.
— Мы с Шелби не ограничиваем друг друга.
— Сколари думает, что Мэгги — мой тип. Мы ближе по возрасту. Так она симпатичная? Это хорошо. Я думал, что сначала надо бы поглядеть на неё, прежде чем переходить к чему-либо…
— Я только на два года старше тебя, — возмущённо заявил Марк.
Отложив ложку, Сэм взял бокал вина.
— Ты назначил ей свидание?
— Нет, конечно. Со мной была Шелби и, кроме того…
— Тогда мой ход.
— Нет у тебя никакого хода, — резко отрубил Марк.
У Сэма поднялись брови.
— У тебя же уже есть подружка. Ход автоматически переходит к парню с самым долгим сушняком.
Марк раздражённо передёрнул плечами.
— Так что Мэгги сделала? — поднажал Сэм. — Как она заставила Холли говорить?
Марк рассказал о сцене в магазине игрушек, о волшебной раковине и о том, как предложение притвориться привело к чуду.
— Удивительно, — заключил Сэм. — Никогда бы не додумался сделать так.
— Это был вопрос времени. В конце концов, Холли бы заговорила, а Мэгги предложила ей способ начать.
— Да, но… а не начала бы Холли говорить давным-давно, догадайся мы с тобой об этом?
— Кто знает? К чему ты клонишь?
Сэм понизил голос.
— Ты когда-нибудь думал, что будет, когда она повзрослеет? Когда ей захочется поговорить о всякой девчачьей чепухе? Я имею в виду, кто, как не мы, должен справиться со всем этим?
— Ей только шесть лет, Сэм. Побеспокоимся об этом позже.
— Боюсь, это позже наступит раньше, чем мы думали. Я… — Сэм замолчал и потёр лоб, словно успокаивая приближающуюся головную боль. — Мне нужно кое-что тебе показать, когда Холли ляжет в постель.
— Что? Я уже должен о чём-то беспокоиться?
— Не знаю.
— Чёрт побери, рассказывай мне сейчас же.
Сэм понизил голос.
— Хорошо. Я разбирал домашнее задание Холли, чтобы убедиться, что она закончила ту раскраску… и нашёл вот это. — Он подошёл к кипе бумаг на столешнице и выдернул единственный лист. — На этой неделе учительница задала им в классе небольшую письменную работу. Письмо Санте. И вот что пришло в голову Холли.
Марк бросил на него непонимающий взгляд.
— Письмо Санте? Сейчас же середина сентября.
— Уже начата подготовка к предпраздничной торговле. А когда я вчера был в скобяной лавке, Чак упомянул, что к концу месяца они собираются выставлять рождественские деревья.
— До Дня благодарения[17]? До Хэлоуина[18]?
— Да. Всё это часть дьявольского всемирного корпоративного маркетингового плана. И даже не пытайся с ним сражаться. — Сэм вручил ему листок. — Взгляни на это.
«Дарагой Санта
в этом году я хачу только одну вещь
Маму
Пожалста не забудь я живу сичас во фрайдей-харбор
спасибо
люблю тебя
Холли»
Марк замолчал на добрые полминуты.
— Маму, — напомнил Сэм.
— Ага, я понял, — всё ещё разглядывая листок, пробормотал Марк. — Хорошенький же подарочек, чтобы засунуть его в чулок.
После обеда Марк вышел с пивом на крыльцо и устроился в удобном потрёпанном кресле. Сэм отправился почитать Холли историю из купленной сегодня днём книги и уложить девочку спать.
Стояло всё ещё то время года, когда закаты долго и медленно угасают, окрашивая небо над бухтой в насыщенные розовые и оранжевые цвета. Разглядывая небольшие просветы между глубоко укоренившимися земляничными деревьями[19], Марк вяло размышлял о том, что ему предстоит сделать с Холли.
Мама.
Конечно, именно этого она и хотела. Как бы Марк с Сэмом ни старались, некоторые вещи они для неё сделать не могли. И хотя существует бесчисленное множество отцов-одиночек, растящих дочерей, никто не смог бы отрицать, что есть моменты, когда девочке необходима мать.
Следуя совету детского психолога, Марк выставил в рамках несколько фотографий Виктории. Они с Сэмом старались разговаривать с Холли о Виктории, чтобы дать ребёнку ощущение связи с матерью. Но Марк мог бы сделать больше, и он это понимал. Не было причин, по которым Холли должна была проводить остаток детства без кого-то, кто выступил бы для неё в роли матери. Из того, что можно было найти, Шелби была наиболее близка к идеалу. И она дала понять, что, несмотря на нерешительность Марка в отношении брака, она готова проявить терпение. «Наш брак не будет похож на брак твоих родителей, — мягко заметила она. — Он будет только нашим».
Марк признавал эту точку зрения, даже соглашался с ней. Он знал, что не похож на своего папашу, у которого не было иной мысли, кроме как надавать подзатыльников своим детям. Их дом был очень шумным, заполнен по самую крышу пронзительными воплями, жестокостью и драмой. Любовь по версии Ноланов-родителей, с их драками с громкими криками и бурными примирениями, вобрала самые худшие черты брака и ни одного положительного.
Понимая, что брак родителей, даже оказавшийся полной катастрофой, — не единственный путь, Марк пытался сохранить нейтралитет в этом вопросе. Он всегда считал, что когда или если найдёт правильного человека, то ощутит некое внутреннее подтверждение, одобрение сердца, которое уничтожит все сомнения. Но с Шелби такого не произошло.
А что если никогда и ни с кем не произойдёт? Он пытался думать о браке, как о практичной сделке с кем-то, кто тебя заботит. Может быть, когда в первую очередь рассматриваешь интересы ребёнка — это нилучший вариант. У Шелби было всё — спокойная, милая, любящая — что сделало бы её великолепной матерью.
Марк не верил в иллюзорную романтику или родство душ. Он первым бы подтвердил, что у него приземлённый ум, крепко связанный с холодной жестокой реальностью. И такое положение дел его полностью утраивало. Справедливо ли предлагать Шелби брак, основанный на практических соображениях? Может быть, и нет, если он был бы честен в своих чувствах — или в их отсутствии.
Допив пиво, он вернулся в дом, выбросил бутылку в корзину и отправился в комнату Холли. Сэм подоткнул ей одеяло и оставил ночник включённым.
Глаза у Холли слипались, маленький ротик кривился в зевке. Возле неё лежал плюшевый мишка, и его яркие пуговичные глазки выжидательно таращились на Марка.
Взглянув на маленькую девочку, Марк испытал чувство, когда ты внезапно и чётко осознаешь, кем ты был не так давно, и понимаешь, что находишься сейчас совсем в ином месте. Он наклонился, чтобы чмокнуть её в лобик, как делал каждую ночь. Марк почувствовал, как её длинные и тонкие ручки обвились вокруг его шеи, и услышал, как она тягучим и сонным голоском произносит: «Я люблю тебя. Я люблю тебя». Потом Холли, перевернувшись на бок, прижала покрепче своего медвежонка и заснула.
Марк, моргая, поднялся, пытаясь оправиться от удара. Впервые в жизни он понял, как чувствуешь себя, когда разбивается сердце… разбивается не в грустном или романтическом смысле, а когда кто-то вламывается в него. Раньше он никогда не понимал желания окружить другое человеческое существо абсолютным счастьем.
Он найдёт мать для Холли, идеальную мать. Он построит для неё брачный союз.
Обычно ребёнок является итогом семьи. В этом же случае — семья станет следствием ребёнка.
Глава 4
До четырёх главных островов района — Сан-Хуан, Оркас, Лопес и Шоу — лучше всего добираться "Паромами штата Вашингтон"[20]. Можно припарковать свой автомобиль на пароме, подняться на верхнюю палубу для пассажиров и сидеть, вытянув ноги, в течение полутора часов, которые займёт поездка от Сан-Хуана до порта Анакортс[21], расположенного на материке. Тем более что летом и осенью погода спокойная и пейзаж вокруг потрясающий.
Мэгги отвезла свою собаку в местную гостиницу для животных и теперь ехала к терминалу Фрайдей-Харбор. И хотя в Беллингем можно было долететь на самолете всего за полчаса, Мэгги предпочитала добираться туда на пароме. Ей нравилось разглядывать прибрежные дома, береговую линию, дельфинов или ленивых морских львов, то и дело мелькающих за бортом. Часто вдоль линии прибоя можно было увидеть стаи охотящихся бакланов, которые по цвету были похожи на молотый перец из меленки для специй.
Мэгги поднялась на борт парома как пеший пассажир, так как сестра обещала встретить её в порту Анакортс и ей не понадобится машина, пока она будет гостить у родных. Судно класса "Стилл электрик"[22] вмещало почти тысячу пассажиров и восемьдесят пять автомобилей и двигалось со скоростью до тринадцати узлов[23].
Мэгги прошла в крытую часть главной пассажирской палубы, в руках у неё была небольшая холщёвая сумка с вещами, которые ей понадобятся в ближайшие два дня. Она двигалась вдоль одного из рядов широких скамеек, которые располагались перпендикулярно к большим окнам. Утренний пятничный паром оказался почти полностью заполнен пассажирами, следовавшими в Сиэтл на запланированные деловые встречи или ради воскресных развлечений. Мэгги нашла две скамейки, стоявшие друг против друга. Одну из них занимал мужчина в бежевых брюках и тёмно-синей рубашке поло, поглощённый чтением газеты, несколько страниц которой лежали рядом на скамейке.
— Извините, пожалуйста, это… — начала было Мэгги, но осеклась, как только мужчина поднял голову.
Прежде всего, она увидела сине-зелёные глаза, после чего почувствовала, как её сердце забилось быстрее, а по телу стал разливаться жар, словно её сердце подключили к электросети.
Это был Марк Нолан… чисто-выбритый, прилично одетый и сексуальный в своей откровенной мужественности. Не сводя глаз с Мэгги, он отложил газету и поднялся, склонившись в несколько старомодном приветствии, которое смутило её ещё больше.
— Мэгги? Вы плывёте в Сиэтл?
— В Биллингем. — ответила она и мысленно отругала себя за то, что голос прозвучал еле слышно. — Хочу навестить родных.
Марк жестом указал на скамейку напротив.
— Присаживайтесь.
— Спасибо, но я… — Мэгги покачала головой и окинула помещение быстрым взглядом. — Не хочу нарушать ваше уединение.
— Всё нормально.
— Благодарю, но… Мне бы не хотелось самолётничать с вами.
— Самолётничать? — он удивлённо поднял тёмные брови.
— Да, общаясь в самолете с незнакомцами, я иногда заканчиваю тем, что рассказываю ему или ей такое, в чём никогда не признаюсь даже самым близким друзьям. Обычно я не сожалею о сказанном, так как никогда не увижу попутчика снова.
— Мы не в самолете.
— Паром тоже транспорт.
Марк Нолан стоял и смотрел на неё с обезоруживающими весёлыми искорками в глазах.
— Плавание на пароме длится недолго. Сколько вы успеете рассказать о себе за это время?
— Да всю историю своей жизни.
Он боролся с улыбкой, как если бы у него их было так мало, что приходилось экономить.
— Давайте рискнём. Садитесь, Мэгги.
Слова прозвучали скорее как приказ, чем приглашение, но она с удивлением обнаружила, что повиновалась. Поставив сумку на пол, Мэгги присела на скамейку напротив Марка. Она откинулась на спинку и заметила пристальный взгляд своего собеседника, которым тот быстро окинул её с ног до головы. На Мэгги были джинсы, белая футболка и укороченный пиджак.
— Вы сегодня выглядите совсем по-другому, — заметил Марк.
— Это из-за волос, — застенчиво ответила она, запуская пальцы в длинные прямые пряди. — Я всегда их выпрямляю, когда навещаю родных. Иначе мои братья смеются на моими кудрями и дёргают за них… В семье только у меня вьющиеся волосы. Молюсь о том, чтобы не было дождя. Как только волосы становятся влажными…
Тут Мэгги замолчала и жестом изобразила взрыв.
— Мне нравится и так, и так.
Марк сделал комплимент с серьёзной искренностью, которую она нашла в тысячу раз привлекательнее, чем заигрывание.
— Благодарю вас. Как Холли?
— Всё ещё разговаривает. С каждым днём всё больше. — Он немного помолчал. — В тот день у меня не было возможности поблагодарить вас. Что вы сделали?
— Совсем ничего. Я имею в виду, что не делала ничего особенного.
— Для нас это значит очень много. — Их взгляды встретились. — Чем вы и ваша семья собираетесь заняться в выходные?
— Мы просто соберёмся вместе. Будем готовить, есть, пить… Мои мать и отец живут в большом доме в Эджмуре. У меня семь братьев и сестёр, а у моих родителей около миллиона внуков.
— Вы, наверное, самая младшая в семье, — предположил Марк.
— Вторая с конца, — смущённо улыбнулась Мэгги. — Почти попали. Как вы догадались?
— Вы общительная и часто улыбаетесь.
— Что насчёт вас? Старший? Средний?
— Самый старший.
Мэгги, не стесняясь, внимательно разглядывала его.
— Что означает, вы сами устанавливаете правила, надёжны и достойны доверия, но иногда бываете всезнайкой.
— Чаще всего я действительно бываю прав, — скромно признался Марк.
Она в ответ рассмеялась.
— Почему вы открыли именно магазин игрушек? — поинтересовался он.
— Естественный ход событий. Я расписывала детскую мебель. Так я встретила своего мужа. У него была фабрика, где я покупала заготовки маленьких столиков, стульчиков и кроваток. Через некоторое время после того, как мы поженились, я прекратила рисовать, потому что он… ну, вы знаете… рак. Когда я вернулась к работе, мне захотелось совсем другого, чего-то более забавного.
В этот момент Мэгги заметила, что собеседник собирается ещё то-то спросить, она подумала, что следующий вопрос, возможно, будет про Эдди, и решила перехватить инициативу:
— А чем вы занимаетесь?
— У меня бизнес по обжарке кофейных зёрен.
— На дому или…
— Нас трое партнёров, а производство расположено во Фрайдей-Харбор. У нас есть большая промышленная сушилка для кофе, которая производит около ста фунтов продукции в час. Под нашей маркой продаётся шесть видов кофе, обжаренного различными способами, и сейчас мы запускаем ещё несколько линий для продавцов нашей продукции на острове, в Сиэтле, Линнвуде и даже для одного ресторана в Беллингеме.
— Правда? И как он называется?
— Вегетарианское заведение под названием «Садовое многообразие».
— Он мне очень нравится, но я никогда не пила там кофе.
— Почему?
— Я прекратила пить кофе несколько лет назад после одной статьи, в которой говорилось, что он вреден для здоровья.
— Кофе — это настоящий напиток здоровья, — возмутился Марк, — наполненный антиоксидантами[24] и фитохимикатами[25]. Он уменьшает риски заболевания различными видами рака. Вы знаете, что слово «кофе» произошло от арабских слов, которые можно перевести как «вино из бобов»?
— Нет, не знала, — улыбаясь, ответила Мэгги. — Вы очень серьёзно относитесь к кофе, правда?
— Каждое утро я включаю кофеварку с тем же чувством, с которым солдат после войны возвращается к потерянной любимой.
Мэгги с усмешкой подумала, какой замечательный у него голос — низкий и чувственный.
— Когда вы к нему пристрастились?
— В средней школе. Тогда я готовился к экзаменам и выпил свою первую чашку кофе, чтобы подольше сохранить бодрость.
— Что вы больше всего в нём любите? Вкус? Или кофеин?
— Люблю начинать день с новостей и чашечки «Голубых гор Ямайки». В обед люблю за кофе пожаловаться на «Моряков» и «Морских ястребов»[26]. Разве не замечательно, что в одной чашке можно найти ароматы из тех мест, большую часть которых вы никогда не посещали. Танзанийские предгорья, склоны Килиманджаро, острова Индонезии, Колумбия, Эфиопия, Бразилия, Камерун. Мне нравится, что водитель грузовика может выпить чашечку кофе, который ничуть не хуже того, что пьют миллионеры. Но больше всего я люблю сам ритуал приготовления этого напитка. Он приводит к вам друзей, он — лучшее окончание ужина и поможет заманить в квартиру красивую женщину.
— Для этого кофе не понадобится. Вам под силу соблазнить женщину стаканом воды из-под крана, — сказала Мэгги.
А в следующую секунду она зажала рот ладонью. Её глаза стали огромными.
— Сама не знаю, как я такое сказала, — начала она оправдываться, всё ещё закрывая себе рот рукой и чувствуя себя одновременно удивлённой и пристыженной.
Их взгляды встретились на одно волнующее мгновение. Затем на его губах расцвела мягкая улыбка, а сердце Мэгги взволнованно затрепетало.
Марк покачал головой, показывая, что всё в порядке.
— Вы же меня предупреждали, — сказал он и сделал широкий жест, — что транспорт лишает вас сдержанности.
— Да. — Зачарованная теплотой, сквозившей во взгляде его сине-зелёных глаз, Мэгги изо всех сил старалась поймать ускользающую нить беседы. — О чём мы говорили? Ах, да, о вашей работе. Я никогда не пробовала кофе, который имел бы вкус, достойный запаха жареных кофейных зёрен.
— Однажды я сварю для вас нектар, подобный которому вы никогда в жизни не пробовали. Вы потом будете меня преследовать и умолять ещё и ещё раз пропустить кипящую воду через молотые зёрна робусты[27].
Мэгги снова рассмеялась, ощутив, что между ними появилось какое-то необычное чувство. И с удивлением поняла, что это влечение. А она-то считала, что потеряла способность осознавать трепетную чувственность другого человека.
Паром продолжал плыть. Мэгги не обращала никакого внимания на гудки судна. Мощный двигатель посылал дрожь по каркасу, которая мягкими волнами расходилась по палубам и сиденьям, словно пульс огромного сердца.
Мэгги подумала, что должна была заинтересоваться морскими видами, так как они пересекали залив, но открывающийся из окна красивый пейзаж потерял для неё обычную привлекательность. Теперь её взгляд притягивал мужчина, сидящий напротив: расслабленное сильное тело, слегка разведённые колени и длинные руки, лежащие на спинке скамьи.
— А как вы собираетесь провести выходные? — спросила Мэгги.
— С другом.
— С той женщиной, которая была с вами в магазине?
В выражении его глаз появилась настороженность.
— Да, с Шелби.
— Мне она показалась милой.
— Она на самом деле очень милая.
Мэгги понимала, что должна остановиться, но любопытство в отношении Марка вышло за обычные рамки. Вызвав в памяти образ сдержанной привлекательной блондинки — Шелби, Мэгги вспомнились собственные мысли о том, что эти двое очень подходят друг другу. Как дорогие украшения из одной коллекции.
— У вас это серьёзно?
Марк задумался:
— Не знаю.
— Как давно вы встречаетесь?
— Несколько месяцев, — ответил он, потом задумался на мгновение и добавил: — С января.
— Тогда вы уже должны знать, насколько серьёзны ваши отношения.
Марк не знал, как ему реагировать — то ли разозлиться, то ли рассмеяться.
— Чтобы решить этот вопрос, некоторым людям требуется больше времени, чем остальным.
— Что вам осталось выяснить?
— Смогу ли я преодолеть страх перед вечностью.
— Тогда я вам расскажу про свой девиз. Это цитата из Эмили Дикинсон[28].
— А у меня нет девиза, — задумчиво ответил Марк.
— У каждого человека должен быть девиз. Если хотите, можете позаимствовать мой.
— И о чём он?
— Вечность начинается сейчас[29], — произнесла Мэгги с задумчивой улыбкой и продолжила после небольшой паузы: — Не стоит волноваться о вечности… время бежит быстрее, чем вы думаете.
— Да, — согласился Марк, в его спокойном голосе появились суровые нотки. — Я понял это, когда потерял сестру.
— Вы были близки? — спросила она с сочувствием.
Повисла неожиданно долгая тишина.
— Никто не назвал бы нашу семью близкими людьми. Это как запеканка. Берёте кучу продуктов, каждый из которых вкусный в отдельности, смешиваете их все вместе, и получается жуткая гадость.
— Не все запеканки так уж плохи.
— Назовите хоть одну вкусную.
— Макароны с сыром.
— Но это не запеканка!
— Тогда что вы имеете в виду?
— Блюда из овощей.
Мэгги расхохоталась.
— Хитрый ход. Но с макаронами тоже запеканка.
— Как скажете. Тогда это единственная запеканка, которая мне нравится. Остальные крайне противны на вкус. Такое ощущение, что перемешали несовместимые продукты, чтобы освободить кладовку.
— У меня есть бабушкин рецепт запеканки из макарон с сыром. Четыре сорта сыра и поджаренные кусочки хлеба сверху.
— Когда-нибудь вы должны мне её приготовить.
Конечно, это никогда не случится, но от подобной мысли жаркий румянец поднялся от шеи Мэгги до самых корней волос.
— Шелби это не понравится.
— Да, она не ест углеводы.
— Я подразумевала, не понравится, что я готовлю для вас.
Марк не ответил, рассеяно глядя в окно. Может, он думал о Шелби? Предвкушал близкую встречу?
— С чем вы её подадите? — спросил он через секунду.
Улыбка Мэгги переросла в смех.
— Я сервирую её как основное блюдо с жареной на гриле спаржей. Возможно добавлю салат из помидоров с руколой. — Казалось, прошла вечность с тех пор, как она последний раз колдовала у плиты. Готовка для одного человека не стоила потраченных сил, поэтому за ужином она себя не баловала. — Мне нравится готовить.
— В этом наши интересы совпадают.
— Вы тоже любите готовить?
— Нет, я люблю есть.
— А кто у вас в доме готовит?
— Мы с братом Сэмом по очереди. И оба делаем это ужасно.
— Не могу не спросить. Как получилось, что вы вдвоем решили растить Холли?
— Я понимал, что один не справлюсь. Но больше просить было некого, а отдать Холли приёмным родителям я не мог. Пришлось вынудить Сэма помогать мне, вызвав в нём комплекс вины.
— Теперь не жалеете?
Марк отрицательно покачал головой.
— Потеря сестры стала для меня самым страшным событием в жизни, а появление Холли — самым счастливым. Сэм думает так же.
— Это похоже на то, что вы ожидали?
— Я не знал, чего ожидать. Мы просто жили день за днём. Были замечательные минуты, когда Холли впервые поймала рыбу в озере Эгг или когда они с Сэмом решили соорудить на завтрак вафли с бананами и мармеладом… Вы бы видели, во что они превратили кухню! Но были и другие дни, когда мы куда-то приходили и видели настоящие семьи. — Марк замешкался. — Я видел в глазах Холли один и тот же вопрос: «Как бы мы жили, если бы у нас была семья?»
— Вы и есть семья, — заверила его Мэгги.
— Два дяди и ребёнок?
— Да, вы тоже семья.
Мэгги с Марком, словно давние друзья, продолжали вести спокойную, милую беседу ни о чём, плавно переходя с одной темы на другую.
Она рассказала ему о своей жизни в многодетной семье: про бесконечное соревнование за горячую воду, внимание родителей, уединение. Но даже ссорясь и стараясь перещеголять друг друга, они жили счастливо, нежно заботясь о родных. Учась в четвёртом классе, Мэгги уже умела готовить обед на десятерых. Она носила вещи, доставшиеся ей от старших сестёр, но никогда об этом особенно не задумывалась, усвоив один урок: личные вещи всегда теряются или становятся негодными.
— Я очень быстро поняла, что это не самое важное в жизни, — рассказывала Мэгги, — и ещё совсем маленькой девочкой выработала буддистское отношение к игрушкам. Я умею легко отказываться от вещей.
Хотя Марк не блистал красноречием, рассказывая про свою семью, Мэгги удалось вытянуть из него несколько важных сведений. Стало понятно, что его родители вели незатухающие войны, а дети стали невинными заложниками этих баталий. Праздники, дни рождения, семейные торжества — всё подходило для выяснения отношений.
— Мы перестали отмечать Рождество, когда мне исполнилось четырнадцать, — признался Марк.
— Почему? — удивилась Мэгги.
— Всё началось из-за браслета, который моя мать увидела, прогуливаясь по магазинам с Викторией. Он лежал на витрине, и они зашли в магазин, там мама примерила украшение и сказала Вик, что обязательно должна его получить. Домой они пришли возбуждённые, и с того дня мать только и говорила, как она хочет получить браслет на Рождество. Она подробно рассказала отцу об украшении и постоянно спрашивала, купит ли он его и когда купит. В общем, подарок стал главной темой. А когда наступило Рождество, браслета не оказалось.
— А что он подарил взамен? — с испуганным любопытством поинтересовалась Мэгги.
— Точно не помню. Кажется, блендер. Мать так разозлилась, что пригрозила больше никогда не отмечать Рождество.
— Никогда?
— Никогда. Мне кажется, она просто искала оправдание, чтобы избавиться от этой головной боли. Мы, дети, почувствовали облегчение и с тех пор всегда отмечали праздник с друзьями, ходили в кино или придумывали ещё что-нибудь. — Видя выражение лица Мэгги, Марк почувствовал, что должен продолжить рассказ. — Однако история на этом не закончилась. Смешно, но для нас Рождество никогда не было тем замечательным праздником, каким его воспринимали все остальные. Но Виктория так переживала насчёт рождественской истории, что уговорила меня, Сэма и Алекса купить браслет матери на день рождения. Мы все подрабатывали и экономили на всём, и однажды Вик преподнесла матери красивую коробочку с огромным бантом. Когда та развернула подарок, мы все ожидали взрыва эмоций — слёз или бурной радости. Но вместо этого… Мать словно не узнала браслет. Она сказала: «Как мило. Спасибо», на этом всё и закончилось. Я никогда не видел, чтобы она его носила.
— Потому что дело было не в браслете.
— Именно! — Марк задержался взглядом на лице Мэгги. — Как ты догадалась?
— Важно не то, из-за чего ругаются муж и жена. Есть глубоко скрытые причины, почему они вообще ругаются.
— Когда я с кем-то спорю, то всегда делаю это по известной причине. В этом вопросе я весь на поверхности.
— А о чём вы спорите с Шелби?
— Мы не спорим.
— Никогда и ни о чём?
— Это так плохо?
— Нет. Совсем нет.
— Но вы думаете, что плохо.
— Ну… Я думаю, это зависит от причин. Одно дело, если вы не спорите, потому что пришлось бы спорить буквально обо всём. И совсем другое, если вы оба не прикладываете усилий к развитию отношений.
Марк подумал и сказал:
— Как только приеду в Сиэтл, попробую устроить с ней перепалку. Вот тогда и выясню.
— Пожалуйста, не надо, — со смехом попросила Мэгги.
Казалось, они проговорили не больше десяти — пятнадцати минут, но неожиданно Мэгги заметила, что люди собирают вещи, готовясь к прибытию в Анакортс. Паром пересекал пролив Росарио. Унылый гудок заставил её с раздражением понять, что полтора часа пролетели с невероятной скоростью. Мэгги показалось, что она очнулась от транса. Это плавание стало для неё самым весёлым событием за последние месяцы. А возможно и годы.
Поднимаясь с сидения, Марк посмотрел на Мэгги с обезоруживающей полуулыбкой.
— Эй! — позвал он её с нежностью, от которой она в затылке почувствовала приятное покалывание. — В воскресенье вы возвращаетесь на пароме?
Она тоже поднялась, невыносимо остро ощущая его присутствие и жадно впитывая мельчайшие подробности: жар его кожи под хлопчатобумажной рубашкой, место, где чёрные блестящие, как ленты, пряди волос лёгкими завитками касались загорелой кожи его шеи.
— Наверное.
— В два сорок пять или четыре тридцать?
— Пока не знаю.
Марк кивнул, не настаивая на ответе.
Когда он ушел, Мэгги накрыло смешанное чувство удовольствия и тоски. Пришлось напомнить себе, что Марк Нолан был запретным плодом. Мэгги не доверяла себе, и её влекло к этому мужчине очень сильно, но она совершенно не была готова к риску, который он собой олицетворял.
И никогда не будет готова.
В некоторых случаях рискнуть разрешается только однажды.
Глава 5
Выросшие в Эджмуре, что неподалеку от Беллингема, Мэгги, её братья и сёстры вдоль и поперёк исследовали тропинки горы Чаканат, не забывая устраивать игры на побережье Беллингемского залива. В этом тихом местечке открывались великолепные виды на Сан-Хуан и Канадские горы. Кроме того, неподалеку располагался Фейрхэвен, где вы могли бы посетить уникальные магазины и галереи, или поесть в ресторанчиках, официанты которых всегда расскажут вам о самых свежих уловах и о тех местах, откуда они были доставлены.
Беллингем соответствовал своему прозвищу «Город, обуздавший волнение». В нём царила атмосфера покоя и непринуждённости, в такого типа месте вы могли вести себя настолько эксцентрично, насколько вам того хотелось, и при этом всегда найти для себя компанию. Автомобили здесь были облеплены всевозможными видами бамперных наклеек. Рекламно-агитационные щиты политических конкурентов усеивали придомовые лужайки, словно луковицы весенних цветов. Ни одно из вероисповеданий не возбранялось до тех пор, пока вы не пытались навязать его другим.
После того, как сестра Мэгги, Джилл, заехала за ней в Анакортс, они отправились на обед в исторический район Фейрхэвена. Мэгги и Джилл, будучи самыми младшими из детей в семье Норрисов с разницей в возрасте лишь в полтора года, всегда были близки. Сёстры окончили школу с разницей в один год, ездили в одни и те же лагеря, делили горечь крушения подростковых грёз о своих кумирах. Джилл была подружкой невесты на свадьбе Мэгги, и в свою очередь попросила Мэгги стать старшей подружкой невесты на своей предстоящей свадьбе с местным пожарным Дэнни Страудом.
— Я рада, что нам удалось урвать немного времени только для нас двоих, — сказала Джилл, когда они приступили к тáпас[30], сидя за столиком во «Флэтс», небольшом испанском ресторанчике с невероятных размеров венецианскими окнами и крошечным внутренним двориком, окружённым цветочными горшками. — Как только я доставлю тебя домой к родителям, тут же налетит рой родственников, и нам не удастся с тобой и парой слов перекинуться. Тем не менее, завтра вечером тебе всё-таки придётся выкроить немножко свободного времени, чтобы кое с кем встретиться.
Рука Мэгги застыла, не донеся стакан сангрии[31] до рта.
— С кем? — осторожно спросила она. — Для чего?
— С другом Дэнни, — ответила Джилл, старательно изображая будничный тон. — Он очень симпатичный парень, такой милый…
— Ты уже говорила с ним?
— Нет, сначала я собиралась переговорить с тобой, но…
— Хорошо. Потому что я не хочу с ним встречаться.
— Почему? У тебя кто-то появился?
— Джилл, неужели ты забыла причину, по которой я нахожусь в Беллингеме в эти выходные? Сегодня вторая годовщина смерти Эдди. Последнее, чего мне сейчас хотелось бы, так это с кем-то встречаться.
— А мне казалось, что это будет очень подходящим временем. Прошло уже два года. Держу пари, ты ни разу не была на свидании с тех пор, как умер Эдди, я права?
— Я ещё не готова.
Им пришлось прервать беседу, когда официантка принесла сэндвич из хрустящего деревенского хлеба с байоннской[32] ветчиной, жареной перечной колбасой и сыром. Эти сэндвичи всегда были порезаны на три части, из которых средняя — самая сочная, ароматная, и тающая во рту.
— А как ты узнаешь, когда будешь готова? — спросила Джилл после ухода официантки. — У тебя установлен таймер или ещё что-то в этом роде?
Потянувшись к сэндвичу с байоннской ветчиной, Мэгги наградила сестру взглядом, в котором смешались привязанность и раздражение.
— Я знаю кучу одиноких симпатичных парней в Беллингеме, — продолжала Джилл. — И могла бы свести тебя на раз-два. Но нет, ты предпочла спрятаться во Фрайдей-Харборе. По крайней мере, тебе стоило бы открыть бар или магазин спортивных товаров, где можно было бы повстречать парней. Но игрушечный магазин?
— Я люблю свой магазин. И люблю Фрайдей-Харбор.
— И ты счастлива?
— Да — задумчиво ответила Мэгги, прожевав восхитительный кусочек сэндвича. — У меня всё хорошо.
— Отлично, значит, пора продолжать жить дальше. Тебе же только двадцать восемь, и нужно оставаться открытой для возможностей завести новые отношения.
— Я не хочу проходить через всё это снова. Вероятность найти свою настоящую любовь равна примерно одной миллиардной. Однажды я её уже нашла, второй раз так не повезёт.
— Знаешь, что тебе нужно? Предварительный приятель.
— Предварительный?
— Да, это что-то вроде тех временных ученических прав на вождение, которые получаешь до сдачи экзамена, так что, ты сможешь попрактиковаться до тех пор, пока не найдёшь кого-нибудь подходящего. Не заморачивайся поисками парня для серьёзных отношений… просто найди кого-нибудь приятного, готового помочь тебе «вернуться на дорогу».
— Полагаю, что это сделает меня экспертом по свиданиям категории С, — забавляясь сказала Мэгги. — А могу я обойтись без сопровождения родителей и инструктора?
— Не вопрос, — разрешила Джилл, — до тех пор, пока практикуешь безопасное вождение.
После обеда они по настоянию Мэгги заехали в «Рокет Донатс». Она заказала набор пончиков, в состав которого входили продолговатые плюшки, покрытые кленовой глазурью и посыпанные кусочками бекона, пончики, покрытые крошкой печенья «Орэо», и жаренные сладкие пончики, пропитанные шоколадом Гуиттард[33].
— И, конечно же, ты берёшь их для папы, — вздохнула Джилл.
— Ага.
— Мама тебя убьёт, — предупредила сестра. — Она всё ещё пытается понизить его холестерин.
— Я знаю. Но он прислал смс-ку сегодня утром с просьбой принести ему коробочку.
— Ты просто попустительница, Мэгги.
— Знаю. Именно поэтому он любит меня больше всех.
Длинная подъездная дорожка к дому оказалась забитой полудюжиной транспортных средств, а три четверти акра лужайки было усеяно детьми, некоторые из которых подбежали к Мэгги. Один из них продемонстрировал ей недавно потерявшую зуб десну, другой пытался уговорить её поиграть с ними в прятки. Засмеявшись, Мэгги пообещала поиграть с ними позднее.
Войдя в дом, Мэгги прошла на кухню, где её мать, братья и сёстры со своими супругами были заняты приготовлением блюд. Она поцеловала мать, пышную, но аккуратную женщину с подстриженными под «боб» серебристо-серыми волосами и прекрасным цветом лица, абсолютно не нуждающимся в косметике. На ней был передник, надпись на котором гласила: ВСЁ ВИДЕЛА, ВСЁ СЛЫШАЛА, ВСЁ ИСПЫТАЛА. ПРОСТО НЕ МОГУ ВСПОМНИТЬ.
— Они же не для твоего отца? — спросила мать, опустив строгий взгляд на коробку с пончиками.
— Там только сельдерей и морковные палочки, — сказала Мэгги. — Коробка просто для виду.
— Твой отец в гостиной, — ответила мать. — Мы наконец-то установили «звук вокруг», и с тех пор он буквально прилип к телевизору. Говорит, что теперь выстрелы звучат, как настоящие.
— Если это то, чего он хотел, может, тебе просто стоило свозить его в Такому, — заметил один из её братьев.
На лице Мэгги расцвела широкая улыбка, как только она вошла в гостиную.
Её отец расположился в углу большого квадратного дивана со спящим ребёнком на коленях. Стоило Мэгги войти в комнату, как его пристальный взгляд упал на коробку пончиков у неё в руках.
— Моя любимая дочь, — произнёс он.
— Привет, пап, — наклонившись, Мэгги поцеловала его в макушку и положила коробку на колени.
Отец зарылся в коробку, отыскал пончик с кленовой глазурью и беконом, и начал поглощать его с выражением блаженства на лице.
— Посиди со мной. И возьми-ка ребёнка… мне здесь потребуются обе руки.
Очень аккуратно Мэгги приложила тёплого сонного малютку к своему плечу.
— Чей это ребёнок? — спросила она. — Я его не узнаю.
— Понятия не имею. Кто-то дал мне его подержать.
— Так это один из твоих внуков?
— Очень может быть.
Мэгги отвечала на вопросы о магазине, последних происшествиях во Фрайдей-Харборе, а также о том, не встретила ли она за последнее время кого-нибудь интересного. При этом она лишь слегка замялась, но этого оказалось достаточно, чтобы глаза отца загорелись интересом.
— Ага! Кто он и чем занимается?
— О, да так, никто, он… нет ничего. Он занят. Мы с ним разговорились на пароме по пути сюда. Почувствовав, как ребёнок вздрогнул во сне, она накрыла ладонью его крохотную спинку и успокаивающе погладила. — Мне кажется, что я вроде как нечаянно флиртовала с ним.
— Это плохо?
— Может, и нет, но это заставляет меня спрашивать себя… как понять, что я снова готова с кем-то встречаться?
— Я сказал бы, что случайный флирт — это знак.
— Из-за этого я чувствую себя несколько странно. Он понравился мне, даже несмотря на то, что не имеет ничего общего с Эдди.
До своей болезни Эдди был жизнерадостным, беззаботным балагуром. В человеке, с которым она провела время этим утром, присутствовало больше печали, сдержанности со скрытым намёком на глубокий чувственный импульс. Она не могла помешать себе в самом дальнем уголке своего разума представлять физическую близость с ним, и близость эта виделась Мэгги настолько потенциально необузданной, что даже пугала. Но в то же время в какой-то степени казалась ей привлекательной. Она помнила, что значит испытывать желание к Эдди, внушавшему ей ощущение безопасности. Но теперь поймала себя на мысли, что желает Марка Нолана из-за его полной противоположности.
Опустив голову, Мэгги поцеловала спящего на руках ребёнка. Прижимающееся к ней тельце казалось Мэгги таким уязвимым, и в то же время надёжным, его кожа — чудо гладкости и мягкого тепла. Мимолётно Мэгги вспомнила моменты из тех прошлых, эфемерных дней жизни Эдди, когда, пребывая в тихом отчаянии, она ощущала глубокое сожаление от того, что у них нет ребёнка. Всё, что угодно, лишь бы удержать с собой хоть какую-то часть Эдди.
— Дорогая моя, — услышала она голос отца, — мне никогда не приходилось проходить через то, что прошла ты с Эдди. Я не знаю, когда кончится твоя скорбь или когда ты, наконец, поймешь, что готова идти дальше. Но в чём я точно уверен, так это в том, что следующий парень будет абсолютно другим.
— Знаю. Я сама это понимаю. Думаю, в действительности меня беспокоит сознание того, что я сама уже не та, что прежде.
Отец окинул её недоумённым, рассеянным взглядом, словно последнее утверждение удивило его.
— Это естественно. Разве может быть иначе?
— Но какая-то часть меня не хочет меняться. Эта часть хочет остаться тем же самым человеком, которым я была рядом с Эдди. — Мэгги осеклась, увидев выражение его лица. — Это безумие? Ты считаешь, мне нужно обратиться к врачу?
— Я думаю, тебе нужно сходить на свидание. Одеть платье посимпатичней, насладиться бесплатной едой и подарить кому-нибудь поцелуй на прощание.
— Но как только я начну жить дальше и перестану быть вдовой Эдди, кто будет хранить память о нём? Это всё равно, что потерять его ещё раз.
— Милая, — голос отца был тих и добр, — ты многому научилась у Эдди. Черты его характера, изменившие тебя к лучшему… через них он продолжает жить. Он не будет забыт.
— Мне очень жаль, — сказала Шелби, когда Марк принёс ей чашку горячего чая. Она сидела, свернувшись калачиком на диване, одетая в серый кашемировый домашний костюм. Шелби собиралась сказать что-то ещё, но вместо этого громко чихнула.
— Всё в порядке, — заверил Марк, присаживаясь рядом.
Вытащив платок из коробки, Шелби высморкалась.
— Надеюсь, что это всего лишь аллергия, и ты ничего не подхватишь. Ты не обязан оставаться со мной. Спасай себя.
Марк улыбнулся, глядя на неё.
— Потребуется что-то посерьёзнее, чем несколько микробов, чтобы отпугнуть меня.
Открыв флакончик с лекарством от простуды, он вытряхнул на ладонь две таблетки и вручил их ей. Шелби взяла бутылку с водой с журнального столика, проглотила таблетки и скривилась.
— Мы собирались на такую потрясную вечеринку, — с грустью сказала она. — У Жени самая крутая квартира в Сиэтле, а я собиралась похвастаться тобой перед всеми.
— Ты сможешь похвастаться мною позже. — Марк накинул на неё одеяло. — А пока сосредоточься на выздоровлении. Я даже отдам тебе пульт.
— Ты такой милый. — Вздохнув, Шелби прислонилась к нему и снова высморкалась. — Я очень сожалею о наших испорченных сексуальных выходных.
— Наши отношения заключаются не только в сексе.
— Рада это слышать, — и после небольшой паузы она добавила: — Это номер три в списке.
Марк неспешно переключал каналы кабельного телевидения:
— В каком списке?
— Вероятно, мне не стоит тебе об этом рассказывать. Но недавно я прочитала про пять признаков того, что парень готов к слову на букву О.
Марк перестал щёлкать кнопкой переключения каналов.
— Слово на букву О? — безучастно спросил он.
— Обязательства. И к настоящему моменту ты выполнил три пункта из списка, согласно которому мужчина готов к обязательствам.
— Да? — осторожно спросил он. — А что идёт под номером один?
— Ты устал от ночных клубов и баров.
— Ну, вообще-то, мне никогда и не нравились ночные клубы.
— Во-вторых, ты представил меня своей семье и друзьям. В-третьих, ты только что дал понять, что считаешь меня чем-то большим, чем просто партнёром по сексу.
— А что идёт под номерами четыре и пять?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему это?
— Потому что если скажу, ты не сможешь их выполнить.
Марк улыбнулся и вручил ей телевизионный пульт.
— Ну, сообщи мне, когда я их выполню. Не хотелось бы что-нибудь пропустить. — Он обнял Шелби, а она принялась искать подходящий фильм.
Обычно им было комфортно молча находиться рядом. Но это молчание было натянутым, вопросительным. Марк понимал, что Шелби только что открылась ему. Она хотела установить новые границы их отношений, обсудить, к чему они должны привести.
По иронии судьбы, именно этот вопрос он хотел поднять в эти выходные. У него были все самые разумные в мире основания для того, чтобы связать себя обязательствами с Шелби, и сказать ей о своих серьёзных намерениях. Потому, что они существовали.
Если брак с Шелби будет хоть немного напоминать их нынешние отношения, то ему этого вполне достаточно. Никаких безумств, никаких криков, никаких споров. Он считал свои ожидания вполне разумными. Марк не верил в судьбу или в большую, предначертанную свыше любовь. Он хотел хорошую, нормальную женщину вроде Шелби, с которой не будет много неожиданностей. Между ними существовало бы партнёрство.
Они стали бы семьёй. Ради Холли.
— Шелби, — произнёс он и был вынужден прочистить горло, которое сжалось прежде, чем он смог продолжить. — Что ты думаешь о том, чтобы… дать людям знать о наших отношениях?
Она повернулась в его объятиях, чтобы заглянуть в лицо.
— Ты имеешь в виду, что мы с тобой официально будем считаться парой? Не просто для виду?
— Да.
Шелби удовлетворенно улыбнулась.
— Ты только что сделал шаг номер четыре, — сказала она, и прижалась к нему спиной.
Глава 6
Как знает всякий, кому приходилось иметь дело с паромами в штате Вашингтон, любой рейс может задерживаться по множеству причин: шторм, сильный отлив, происшествия на борту с машинами или с пассажирами, из-за технических неполадок. К несчастью, «устранение неисправности аварийного оборудования судна» было заявлено как причина задержки дневного рейса в воскресенье.
У Марка, приехавшего заранее, чтобы успеть занять хорошее место в длинных рядах стоянки перед посадочным терминалом, оказалась куча свободного времени, которое нечем занять. Люди вокруг выбирались из машин, выгуливали собак, кто-то пошёл к зданию вокзала, чтобы перекусить или купить журнал. А день стоял пасмурный и туманный, и время от времени холодными редкими каплями налетал дождь.
Чувствуя себя неспокойно, в дурном расположении духа Марк зашагал к вокзалу. Ему ужасно хотелось есть. У Шелби сегодня утром не было настроения выходить куда-нибудь, чтобы позавтракать, а дома она держала только кукурузные хлопья.
Выходные они провели хорошо. Сидели у Шелби дома, разговаривали, смотрели кино. В субботу заказали ужин из китайского ресторана.
Бриз с пролива Розарио принёс чистый солёный воздух — будто холодные пальцы скользнули по шее под его лёгкой курткой. Мурашки побежали по спине. Марк глубоко вдохнул морской воздух, ему хотелось быть дома, хотелось… чего-то.
Войдя в здание вокзала, Марк направился было к кафе, но тут увидел женщину, волочащую дорожную сумку к ближайшему автомату. Губы сами стали расползаться в улыбке, стоило ему увидеть длинные рыжие пряди.
Мэгги Конрой.
Мысли о ней не покидали его все выходные. Стоило отвлечься, как в голове начинали прокручиваться всевозможные сценарии новой встречи с нею. Его интересовало о ней всё: что она любит на завтрак? Есть ли у неё собака или кошка? Любит ли она плавать? Когда же он пытался унять своё любопытство, само то, что приходилось что-то унимать, лишь подогревало его.
Он подошёл сбоку и заметил, что между тёмно-рыжими бровями появилась морщинка — Мэгги внимательно изучала содержимое автомата. Почувствовав его присутствие, она подняла взгляд. Вместо запомнившейся ему неунывающей, яркой энергии сейчас в нём читалась уязвимость — и всё в Марке отозвалось. Сила собственной реакции на эту женщину застала его врасплох.
Что случилось за эти дни? Она провела их с родными. Они поссорились? У них неприятности?
— Здесь нет ничего съедобного, — сказал он, кивнув на ряды пакетиков за стеклом.
— Почему это?
— Ни на одной упаковке в этом автомате нет срока годности.
Мэгги посмотрела на витрину, как будто для того, чтобы проверить его правоту.
— Это неправда, что «Твинкис» никогда не портятся, — ответила она. — Их можно хранить в течение двадцати пяти дней.
— В моём доме они хранятся примерно три минуты. — Он посмотрел в её тёмные глаза. — Могу я сводить вас пообедать? Судя по тому, что объявили, у нас есть ещё, по крайней мере, два часа.
Мэгги долго колебалась.
— Вы хотите поесть тут? — спросила она.
— Нет, недалеко есть ресторан, — покачал он головой. — В паре минут ходьбы. Мы засунем вашу сумку ко мне в машину.
— В том, чтобы пообедать, нет ничего плохого, — сказала Мэгги таким тоном, будто уговаривала себя.
— Я проделываю это почти каждый день. — Марк потянулся за её сумкой. — Давайте, я понесу.
Она пошла за ним к выходу из вокзала.
— Я имела в виду, пообедать вместе. Вдвоём. За одним столом.
— Если хотите, мы можем сесть за разные столики.
Он услышал, как у Мэгги вырвался смешок.
— Мы будем сидеть за одним столом, — решительно заявила она, — но не разговаривать.
Пока они шли вдоль дороги, туман сгустился до мелкого дождика. Воздух стал белым и сырым.
— Идёшь, как сквозь облако, — сказала Мэгги, глубоко дыша. — Когда я была маленькой, то думала, что облака должны быть очень вкусными. И однажды попросила кусочек облака на десерт. Мама положила мне в тарелку взбитых сливок. — Она улыбнулась. — Вкус оказался и в самом деле чудесным, как я себе и представляла.
— А вы тогда знали, что это просто взбитые сливки? — спросил Марк, зачарованный тем, как туман заставляет повлажневшие волосы ложиться вокруг лица лёгкими завитками.
— Да, конечно. Но это не имело значения… главное, что я оказалась права!
— Мне трудно понять, где проводить границу для Холли, — сказал Марк. — Они пишут письма Санта-Клаусу в том же самом классе, где узнают, что динозавры действительно существовали. Что же я должен говорить Холли про то, что реально, а что — выдумка?
— Она уже спрашивала про Санту?
— Да.
— И что вы ответили?
— Я сказал, что так и не решил это для себя, но многие люди в него верят, поэтому она, если хочет, может верить.
— Прекрасный ответ, — одобрила Мэгги. — Фантазия, игра в «понарошку» очень важны для детей. Те, чьё воображение не органичивают, на самом деле лучше различают выдумку и реальность, чем остальные.
— Откуда вы это знаете? От феи, живущей у вас в домике на стене?
— Хамите, — широко улыбнулась Мэгги. — Нет, я это знаю не от Клевер. Я много читаю. И интересуюсь всем, что связано с детьми.
— Мне нужно знать больше, — в его голосе послышалась грустная ирония. — Я из последних сил пытаюсь не испортить то, что осталось от детства Холли.
— Насколько я могу судить, у вас прекрасно получается. — Повинуясь неосознанному порыву, она взяла его руку и чуть сжала — жест утешения и одобрения. Во всяком случае, Марк был почти уверен, что она это имела в виду. Вот только его рука обхватила её ладошку и превратила непринуждённое соединение в нечто иное. Нечто сокровенное. Собственническое.
Мэгги ослабила пожатие. Марк чувствовал, как свои собственные, её нерешительность, её невольное удовольствие от того, как подходят друг другу их ладони.
Всего лишь касание рук, ничего из ряда вон выходящего. Но оно словно сместило земную ось. Он, казалось, не в силах был разобраться, сколько присутствовало в его чувствах физического и сколько… другого. Всё смешалось, спуталось новым для Марка образом внутри него.
Мэгги отняла руку.
Но он всё ещё чувствовал отпечаток, форму её пальцев, будто поры его кожи впитали какую-то часть Мэгги.
Ни один из них не произнёс ни слова, пока они не вошли в ресторан. Здесь были стены, отделанные тёмными деревянными панелями, древняя исцарапанная мебель, обои с неопределённым рисунком. В воздухе витали запахи еды, алкоголя и чуть заплесневелого ковра. Одно из тех заведений, что открываются с лучшими намерениями, но постепенно смиряются с тем, что туристы составляют бóльшую часть посетителей, и снижают планку. Всё же, в нём можно было прилично провести время, а из окон открывался вид на пролив.
Равнодушная официантка подошла, чтобы принять заказ на напитки. Марк заказал виски, хотя обычно пил пиво. Мэгги попросила было стакан дежурного красного вина, но потом передумала.
— Нет, подождите, — сказала она. — Мне тоже виски.
— Неразбавленный? — уточнила официантка.
Мэгги вопросительно посмотрела на Марка.
— Принесите ей виски с лимонным соком, — распорядился он, официантка кивнула и ушла. К этому времени влажные волосы Мэгги уже снова буйно вились. Кажется, ещё немного, и он зациклится на них. Ясно, что любая попытка игнорировать своё влечение к ней обречена на провал. Казалось, что всё, что только ему нравилось в женщинах — включая и то, о чём он и не подозревал, что оно ему нравится — соединилось в одном совершенном букете.
Прежде, чем официантка ушла, Марк попросил у неё ручку, и она дала ему шариковую.
Мэгги с лёгким недоумением наблюдала, как Марк пишет что-то на бумажной салфетке. Он вручил ей написанное:
Как провели выходные?
— На самом деле мы не обязаны следовать правилу «без разговоров», — её губы растянулись в улыбке.
Положив салфетку, она посмотрела на него, её улыбка угасла. Она коротко вздохнула, как после быстрого бега.
— Ответом будет: я не знаю. — Скорчив гримаску, она развела руки ладонями вверх, как бы показывая, что дело безнадёжно запутанное. — Как прошли ваши?
— И я не знаю.
Подошла официантка с напитками, приняла заказ на еду. Когда она ушла, Мэгги пригубила свой коктейль.
— Нравится? — спросил Марк.
Она тут же кивнула и слизнула солёный след с нижней губы едва заметным движением язычка, от которого у Марка запульсировало сразу в нескольких местах.
— Расскажите мне про свои выходные, — предложил он.
— В субботу исполнилось два года со дня смерти моего мужа. — Мрачный взгляд Мэгги над краем стакана встретился с глазами Марка. — Мне не хотелось оставаться одной. Я подумывала о том, чтобы навестить его родителей, но… Он — единственное, что связывало нас, поэтому… я поехала к своим. Вокруг меня в эти дни крутилась, наверное, тысяча людей, а мне было одиноко. Бессмыслица какая-то.
— Нет, — тихо возразил Марк, — я понимаю.
— Вторая годовщина отличалась от первой. Первая… — Мэгги покачала головой и сделала лёгкий жест руками, будто отметая что-то. — Вторая… заставила меня понять, что иногда я днями не вспоминаю о нём. И почувствовать себя виноватой.
— А что бы он на это сказал?
Замявшись, Мэгги улыбнулась в стакан с коктейлем. И на мгновение Марка охватила пугающая ревность к мужчине, который до сих пор мог вызвать улыбку Мэгги.
— Эдди сказал бы, что я не должна чувствовать себя виноватой. Он постарался бы рассмешить меня.
— Каким он был?
Она отпила ещё немного, прежде чем ответить:
— Оптимистом. Он мог увидеть светлую сторону в чём угодно. Даже в своей болезни.
— Я пессимист, — сказал Марк. — С редко случающимися приступами позитивного мышления.
Слабая улыбка Мэгги расползлась на всё лицо:
— Я люблю пессимистов. Это они приносят спасательные жилеты на катер. — Она прикрыла глаза. — Ох. Я уже навеселе.
— Не волнуйтесь, я прослежу, чтобы вы добрались до парома.
Её рука прокралась по столешнице, полусогнутые пальчики внешней стороной теперь несмело касались его кисти. Марк не знал, как истолковать этот жест.
— В эти выходные я разговаривала с папой, — сказала она. — Он никогда не относился к тем родителям, которые руководят детьми, пожалуй, в своё время мне не помешало бы, чтобы за мной следили построже. Но он сказал, что мне следует пойти с кем-нибудь на свидание. Свидание. Теперь так даже не говорят.
— А как говорят?
— Сходить куда-нибудь, наверное. Что вы говорите Шелби, когда хотите провести с ней выходные?
— Я спрашиваю, могу ли я провести выходные с ней. — Марк повернул руку раскрытой ладонью вверх. — Так вы собираетесь последовать совету своего папы?
Мэгги неохотно кивнула.
— Но я всегда ненавидела весь этот процесс, — с чувством сказала она, не отводя глаз от своего стакана. — Встречи с новыми людьми, неловкость, отчаяние от того, что придётся провести с кем-то весь вечер, хотя уже в первые пять минут понимаешь, что он совсем «не то». Хотела бы я, чтобы это было как в чат-рулетке[34], где можно в любой момент перейти к следующему собеседнику. Хуже всего, когда у обоих исчерпаны темы для разговоров. — Мэгги бессознательно начала играть с его ладонью, рассеянно обводя пальцы один за другим. Удовольствие от её прикосновения отдавалось по всей руке Марка, нервные волокна резонировали, будто отзывчивые струны.
— Представить себе не могу, чтобы вы исчерпали темы для разговоров, — сказал он.
— О, это случается. Особенно, если человек, с которым я говорю, уж слишком мил. В хорошей беседе всегда есть некоторая доля жалоб. Мне нравится дружно ненавидеть или не любить какую-нибудь ерунду.
— И что вы ненавидите больше всего?
— Когда звонишь в службу поддержки, а тебе так и не удаётся поговорить с человеком.
— А я терпеть не могу, когда официанты запоминают заказ вместо того чтобы записать его. Потому что они почти всегда что-нибудь да перепутают. И даже если всё правильно, я ужасно нервничаю, пока еда не появится на столе.
— Ненавижу, когда люди орут в свои сотовые.
— Не переношу фразу «каламбура нет». Она не имеет смысла.
— Я иногда говорю так.
— Ну и не стоит. Меня она жутко раздражает.
Мэгги улыбнулась. Потом, видимо, осознав, что играет с рукой Марка, покраснела и отвела руку.
— Шелби хорошая?
— Да. И я притерпелся. — Марк, взяв свой стакан, одним глотком прикончил виски. — Я считаю, что при знакомстве, — сказал он, — лучше не производить слишком хорошего первого впечатления. Потому что так, чем дальше, тем хуже. Приходится всегда соответствовать этому первому впечатлению, которое лишь видимость.
— Да, но если первое впечатление не ахти, можно никогда не получить шанса произвести второе.
— Я холостяк со стабильным доходом, — парировал он. — У меня всегда есть второй шанс.
Мэгги рассмеялась.
Официантка принесла еду и забрала пустые стаканы.
— Повторить? — спросила она.
— Мне хотелось бы, — вздохнула Мэгги, — но я не могу.
— Почему? — спросил Марк.
— Я уже почти пьяна, — и чтобы продемонстрировать это, скосила к носу глаза.
— Останавливаться нужно, только когда вы уже пьяны, — возразил Марк, и кивнул официантке:
— Повторите.
— Вы пытаетесь напоить меня? — с нарочито подозрительным видом спросила Мэгги, когда официантка ушла.
— Да. Я собираюсь напоить вас, а потом отправиться с вами в дикое, безумное путешествие на пароме. — Он подтолкнул к ней стакан с водой. — Выпейте это, прежде чем примете ещё одну порцию.
Пока Мэгги не спеша потягивала воду, Марк рассказывал о том, как они с Шелби провели выходные, и об её списке признаков готовности мужчины связать себя обязательствами.
— Но она так и не открыла мне, что служит пятым признаком, — пожаловался он. — Как вы думаете, что это?
Размышления Мэгги отражались на её лице очаровательными гримасками: она чуть наморщила нос, сощурилась, пожевала нижнюю губу.
— Поиск совместного жилья? — предположила она. — Или разговоры о будущих детях?
— О, господи. — Марк поморщился. — У меня есть Холли. Пока этого достаточно.
— А потом?
— Не знаю. Я хочу убедиться, что справился с Холли, прежде чем начать задумываться о других детях.
— Ваша жизнь сильно изменилась, правда? — во взгляде Мэгги читалось сочувствие.
Марк пытался найти способ описать свои чувства, ощущая неловкость от желания довериться Мэгги. Он никогда не был склонен поверять кому-нибудь свои печали — не видел в этом смысла. Сочувствие слишком близко к жалости, а Марк скорее умер бы, чем позволил себя жалеть. Но у Мэгги был дар спрашивать так, что ему хотелось ответить.
— Начинаешь на всё смотреть по-другому, — сказал он. — Начинаешь задумываться, в каком мире она будет жить. Я беспокоюсь о том, как телевизор влияет на её подсознание, нет ли кадмия или свинца в её игрушках. — Марк помолчал. — Вы хотели иметь детей… от него? — Он обнаружил, что ему не хочется произносить имя её мужа, будто эти звуки невидимым барьером отгородят их друг от друга.
— Когда-то я думала, что да. А сейчас — нет. Похоже, это одна из причин, почему я так люблю свой магазин — можно быть окружённой детьми и не нести за них ответственность.
— Вероятно, когда снова выйдете замуж.
— О, я больше никогда не выйду замуж.
В молчании Марк вопросительно наклонил голову, внимательно глядя на неё.
— Я уже была замужем, — сказала Мэгги, — и никогда не пожалею об этом, но… хватит. Эдди боролся с раком полтора года, и пока я поддерживала его, старалась быть сильной, я исчерпала себя. Во мне не осталось ничего, что можно было бы отдать кому-нибудь другому. Я могу быть с кем-нибудь, но не принадлежать ему. Я понятно говорю?
В первый раз в его взрослой жизни Марку хотелось обнять женщину без корыстных побуждений. Не из желания обладать, а утешая.
— Ваши чувства понятны, — ласково сказал он, — но вряд ли они будут вечны.
Они покончили с едой и пошли обратно к пристани. Дождь стал таким слабым и неторопливым, что, казалось, можно разглядеть висящие в воздухе капельки. Тяжёлое небо будто давило сверху. Мир окрасился в оттенки серо-голубого и бледно-серого, и на этом фоне волосы Мэгги казались краснее красного, каждый локон — изящная синусоида с колечком на конце.
Марк отдал бы что угодно, лишь бы поиграть этими вьющимися прядями, запустить в них руки. Пока они шагали, его подмывало взять её за руку. Но небрежное, лёгкое прикосновение стало невозможным — в том, как он желал её, ничего лёгкого не было.
Не могло ли оказаться так, что его притяжение к Мэгги стало плодом решения жениться на Шелби, не пыталось ли его подсознание найти пути к отступлению?.. Не отклоняйся от цели, приказал он себе. Не отвлекайся.
Их разговор временно прервался, лишь пока они въезжали на паром и искали местечко на пассажирской палубе. Потом, заняв одну скамейку, они говорили обо всём и ни о чём. Краткие периоды молчания были подобны отдыху после любовных утех, когда лежишь потный, переполненный эндорфинами.
Марк очень старался не представлять себя в постели с Мэгги. Как он возьмёт её туда, и будет делать с ней всё: глубоко, не спеша, импровизируя, и растягивая, и повторяя снова. Он желал её под собой, над собой, вокруг себя. У неё, должно быть, бледная кожа, украшенная редкими созвездими веснушек. Он бы исследовал их, проследил их путь своими руками и губами, обнаружил бы все тайные узоры, и дрожь, и биение…
Паром причалил. Марк задержался на пассажирской палубе дольше, чем следовало бы, ему не хотелось расставаться с Мэгги. К своей машине он спустился одним из последних. По небу цветов фруктового мороженого плыли перистые облака. Как всегда при возвращении на остров, он почувствовал облегчение — здесь даже дышалось свободнее, воздух был мягче, и напряжение «большой земли» спадало. Казалось, плечи всех пассажиров, ждущих на палубе, распрямляются, как будто все они одновременно получили новый заряд энергии.
Марку пора было возвращаться в свой автомобиль, иначе он заблокирует всю колонну, и на него обрушится справедливый гнев стоящих за ним водителей. Но при взгляде на Мэгги каждая клеточка его тела противилась мысли расстаться с ней.
— Вас не надо отвезти куда-нибудь? — спросил он.
Она тут же затрясла головой, и красные волны запрыгали по плечам:
— Я оставила машину неподалёку.
— Мэгги, — осторожно начал он, — может быть, как-нибудь…
— Нет, — прервала она с мягкой, печальной улыбкой. — Дружбы не получится. Ничего не выйдет.
Она была права.
Оставалось только попрощаться — обычно с этим Марк справлялся хорошо. Однако не в этот раз. «До встречи», «всего хорошего» звучало бы слишком безразлично, слишком небрежно. Но любой намёк на то, как много для него значила эта поездка, не обрадовал бы Мэгги.
В конце концов, она решила его проблему, устранив необходимость прощаться. Видя его колебания, Мэгги улыбнулась, и, положив руку ему на грудь, легонько подтолкнула.
— Идите, — сказала она.
И он ушёл, не оглядываясь. Спустился по гулким ступеням узкой металлической лестницы, чувствуя сильное биение своего сердца там, где касалась её рука. Сев в машину, закрыл дверь и пристегнулся. И, пока ждал сигнала тронуться, его охватило тянущее, мучительное чувство утраты чего-то очень важного.
Глава 7
С приходом октября наблюдение за китами и гонки на каяках на этот год закончились. И хотя туристы по-прежнему приезжали на остров Сан-Хуан, это не шло ни в какое сравнение с наплывом в летние месяцы. Чаще всего приезжающие спрашивали, как возникло название Фрайдей-Харбор. Мэгги быстро заучила две стандартные версии этой истории. Все предпочитали местную легенду о том, как некий морской капитан, входя в гавань и увидев человека на берегу, спросил у него: «Что это за бухта?». Человеку по ошибке послышалось: «Какой это день?»[35], — и он ответил: «Пятница».
Как бы то ни было, истина заключалась в том, что гавань назвали именем гавайца Джозефа Фрайдея[36], который пас овец примерно в шести милях к северу от гавани, при этом невольно работая на компанию «Гудзонский залив». Когда моряки подплывали к побережью и видели столб дыма, поднимающийся от его костра, они понимали, что достигли бухты Фрайдея. И в конечном итоге, британцы так и обозначили её на карте.
Остров был передан во владение американцам в 1872-ом году, и с тех пор экономика его процветала. Остров Сан-Хуан был фруктовой столицей Северо-Запада. Он также являлся вотчиной для деревообрабатывающих фабрик и компаний по консервированию лососины. Теперь же консервные заводы на набережной вытеснили высококлассные кондоминимумы, а у берега вместо шаланд[37] сгрудились прогулочные яхты. Туризм стал главной опорой экономики, и хотя его пик приходился на лето, индустрия эта работала круглый год.
В воздухе стоял запах осени, и листья деревьев вовсю пылали буйным цветом, а жители острова Сан-Хуан начали готовиться к предстоящим праздникам. Остров бурлил в шумной суете фермерских базаров, праздников урожая, винных дегустаций, художественных выставок и театральных представлений. В заведении Мэгги не наблюдалось никаких признаков снижения продаж, так как местные покупатели приходили за костюмами и аксессуарами к Хэллоуину и заранее заботились о рождественских покупках. Более того, Мэгги только что наняла одну из дочерей Элизабет, Диану, продавщицей на неполный рабочий день.
— Может быть, хоть теперь ты сможешь немного расслабиться, — сказала, обратившись к Мэгги, Элизабет. — Один выходной день тебя не убьёт, знаешь ли.
— Я расслабляюсь в магазине.
— Ступай, развлекись за его пределами, — настаивала Элизабет. — Тебе нужно пообщаться с кем-нибудь, кто выше четырёх футов[38].
И тут её осенило:
— Тебе следует сделать массаж в этом спа-салоне в Рош-Харборе. У них новая массажистка, его зовут Терон. Одна моя подруга говорит, что у него руки ангела. — Элизабет многозначительно пошевелила бровями.
— Если это мужчина, то я не думаю что он — массажистка, — усомнилась Мэгги. — Но прямо сейчас я не могу вспомнить, как ты называла мужчину, который делал тебе массаж.
— Еженедельное свидание — вот как я его называю, — напомнила Элизабет. — Если он холост, ты могла бы его куда-нибудь пригласить.
— Ты не можешь просить массажиста пойти с тобой куда-то, — запротестовала Мэгги. — Это как отношения «врач-пациент».
— Я встречалась со своим врачом, — сказала Элизабет.
— Правда?
— Я пришла к нему кабинет и сказала, что решила сменить врача. Он очень встревожился и спросил почему. А я ответила: «Потому что хочу, чтобы вы в пятницу вечером повели меня ужинать».
Глаза Мэгги расширились:
— И он повёл?
Элизабет кивнула:
— Через шесть месяцев мы поженились.
Мэгги улыбнулась.
— Мне нравится эта история.
— Мы прожили сорок один год вместе, пока он не умер.
— Мне так жаль, — произнесла Мэгги.
— Он был красивым мужчиной. Я бы хотела, чтобы судьба нам отмерила больше лет совместной жизни. Но это не означает, что я не могу приятно проводить время со своими друзьями. Мы вместе путешествуем, переписываемся друг с другом по электронке… я бы не справилась без них.
— У меня чудесные друзья, — заметила Мэгги. — Но они все женаты, и все они занимали такое большое место в нашей с Эдди жизни, что порой…
— Старые воспоминания мешают, — понимающе закончила за неё Элизабет.
— Вот именно.
Элизабет кивнула:
— У тебя новая жизнь. Сохрани старых друзей, но и завести нескольких новых не повредит. Предпочтительно холостых. Что напоминает мне… Сколари уже представила тебя Сэму Нолану?
— Как ты об этом узнала?
Элизабет выглядела чрезвычайно довольной собой.
— Мы живём на острове, Мэгги. Слухам больше ничего не остаётся, как ходить по кругу. Итак… ты встречалась с ним?
Мэгги принялась поправлять живые веточки лаванды в вазе, выполненной в виде молочного кувшина. Мысль о том, чтобы пойти куда-нибудь с младшим братом Марка, была невыносимой. Любое малейшее сходство: разрез глаз, или тон его голоса — превратил бы весь опыт в упражнение в самоистязании.
И это было бы нечестно по отношению к Сэму. Мэгги никогда не смогла бы оценить всё, чем он был, потому что не смогла бы забыть о том, чем он не был.
Особенно то, что он не был Марком.
— Я сказала Брэду и Эллен, что не заинтересована сейчас в свиданиях с кем бы то ни было, — произнесла она.
— Но, Мэгги, — возмутилась Элизабет, — Сэм Нолан самый очаровательный и добрый молодой человек в мире. И у него перерыв между подружками, так как он очень занят с виноградником. Он винодел. Романтик. Ты не можешь упустить такую возможность.
Мэгги одарила её скептической улыбкой.
— Ты серьёзно думаешь, что этот молодой, очаровательный, одинокий парень захочет пойти со мной на свидание?
— А почему бы и нет?
— Я вдова. У меня есть прошлое.
— А у кого его нет? — Элизабет недовольно прищёлкнула языком. — Бога ради, во вдовстве нет ничего неловкого. Это означает, что ты — женщина с перчинкой опыта, женщина, которую любили. Мы умеем ценить жизнь, мы ценим юмор, мы наслаждаемся нашими хобби и свободным временем. Поверь мне, Сэм Нолан нисколько не будет возражать из-за того, что ты вдова.
Мэгги улыбнулась и покачала головой. Взяв за прилавком свою сумку, она предупредила:
— Я собираюсь пройтись до «Кулинарии шефа» и взять несколько сэндвичей на ленч. Что ты хочешь?
— Копчёную говядину с дополнительной порцией сыра. И дополнительной порцией лука. — Когда Мэгги подошла к двери, Элизабет весело закончила: — Всего побольше!
«Кулинария шефа» была маленьким заведением, где готовили лучшие сэндвичи и салаты на острове. В обеденное время здесь всегда образовывалась очередь, но постоять и подождать немного стоило. Глядя на стеклянную витрину, заполненную свежими салатами, пастой, ломтями идеального мясного рулета, толстыми кусками овощного киша[39], Мэгги испытывала искушение заказать всего по чуть-чуть. Она остановилась на дандженесском крабе[40], артишоках и плавленом сыре на поджаренном домашнем хлебе и заказала сэндвич с копчёной говядиной для Элизабет.
— Здесь или с собой? — спросила девушка за прилавком.
— С собой, пожалуйста.
Взглянув на прилавок, на горку прямоугольных печений с шоколадной стружкой в стеклянной банке, стоящей возле кассы, Мэгги присовокупила:
— И ни под каким предлогом вы, конечно же, не добавите мне ни крошки этого лакомства?
Девушка улыбнулась:
— Одно или два?
— Только одно.
— Присядьте вон там, если хотите, а я через минутку принесу вам сэндвичи.
Мэгги устроилась возле окна и, пока ждала, смотрела на проходящих мимо людей.
Девушка обернулась в мгновение ока, возвратившись к Мэгги с белым бумажным пакетом.
— Вот, пожалуйста, ваш заказ.
— Спасибо.
— О, и ещё… — девушка передала ей салфетку. — Меня попросили передать это вам.
— Кто? — беспомощно спросила Мэгги, но девушка уже умчалась на помощь другому посетителю.
Мэгги опустила взгляд на белую бумажную салфетку в своей руке. Кто-то написал на ней: «Привет».
Озадаченная, подняв глаза, Мэгги обежала взглядом небольшое пространство кафетерия. У неё перехватило дыхание, когда она увидела Марка Нолана и Холли, сидящих за столиком в углу. Его взгляд встретился с её, и губы Марка изогнулись в медленной улыбке.
Рефлексивно сжимающимися пальцами Мэгги комкала в ладони салфетку с посланием. Всего лишь от одного его вида в груди защемило от пробудившейся жажды счастья. Чёрт возьми. Она несколько недель потратила на то, чтобы убедить себя, что их с Марком интерлюдия и близко не была настолько волшебной, как казалось.
Но это не объясняло новой привычки её сердца подпрыгивать или сбиваться с ритма, когда она видела в толпе темноволосого мужчину. Это не объясняло того, почему она, не единожды, просыпалась с простынями, перекрученными вокруг её ног, а её сознание заволакивало сладким дурманом грёз о нём.
Когда Марк поднялся из-за стола и направился в её сторону с Холли в хвосте, Мэгги охватило сильное головокружительное чувство безрассудной страсти. Горячечный румянец разлился по её лицу вплоть до кромки волос. Биение сердца отдавалось в каждой частичке тела. Она не могла смотреть прямо на него, и не могла отвести взгляд в сторону, просто стояла в рассеянном замешательстве, сжимая в руке пакет.
— Привет, Холли, — удалось поздороваться ей с сияющим ребёнком с белокурыми волосами, заплетёнными в две идеальные косички. — Как поживаешь?
Девочка удивила её, бросившись вперёд и обняв. Мэгги автоматически обвила свободной рукой маленькое тонкое тельце.
По-прежнему обнимая Мэгги за талию, Холли запрокинула голову и улыбнулась ей.
— У меня вчера зуб выпал, — сообщила она и продемонстрировала ей новую щель в нижнем ряду.
— Это замечательно, — воскликнула Мэгги. — Теперь, когда пьёшь лимонад, у тебя будет два места для трубочек.
— Зубная фея дала мне доллар. А моя подруга Кейти получила только 50 центов за свой зуб. — Это сравнение было передано с намёком на заинтересованность превратностями подобной системы ценообразования.
— Зубная фея, — повторила Мэгги, бросив весёлый взгляд на Марка. Она знала, чтó испытывал Марк по поводу поощрения веры Холли в сказочных существ.
— Это был идеальный зуб, — сказал Марк. — Очевидно, зуб подобный этому, заслужил доллар. — Он окинул взглядом Мэгги. — После ленча мы собирались в ваш магазин.
— Вы ищете что-то конкретное?
— Мне нужны крылышки феи, — поведала ей Холли. — Для Хэллоуина.
— Будешь феей? У меня есть волшебные палочки, диадемы и не менее полудюжины различных пар крыльев. Не хочешь пойти в магазин вместе со мной?
Холли радостно кивнула и потянулась за её рукой.
— Позвольте, я понесу вашу покупку, — предложил Марк.
— Спасибо, — Мэгги передала ему бумажный пакет, и они все вместе покинули «Кулинарию шефа».
Всю дорогу Холли была разговорчивой и оживлённой, рассказывая Мэгги о хэллоуинских костюмах своих друзей, и о том, какие конфеты она надеется получить, и о празднике урожая, на который она собиралась пойти после сбора сладостей[41]. Хотя Марк говорил мало и шёл позади них, Мэгги остро ощущала его присутствие.
Как только они вошли в магазин, Мэгги направила Холли к вешалке с крыльями фей. Все крылышки были украшены ленточками и блёстками и разрисованы завитками.
— Вот они.
К ним присоединилась Элизабет.
— Пришли купить крылья? Как чудесно.
Холли недоумённо уставилась на пожилую женщину с волшебной палочкой, одетую в конусообразную шляпу с вуалью и длинную тюлевую юбку.
— Почему вы так одеты? Ведь ещё не Хэллоуин?
— Это мой костюм для случаев, когда мы празднуем дни рождения в магазине.
— Где? — спросила Холли, с любопытством оглядывая магазин.
— Позади есть зал для праздников. Хочешь на него взглянуть? Он весь украшен.
Холли взглянула на Марка, спрашивая разрешения, и радостно отправилась вместе с Элизабет, подпрыгивая и приплясывая.
Марк посмотрел ей вслед с кривой любящей усмешкой.
— Она всё время подскакивает, — сказал он, и взгляд его вернулся к Мэгги. — Мы не задержимся надолго. Я не хочу отрывать вас от обеда.
— О, это не проблема. Как… — У неё было такое чувство, словно она только что съела полную ложку мёда, и теперь была вынуждена несколько раз сглотнуть, чтобы избавиться от густой сладости. — Как вы?
— Прекрасно. А вы?
— У меня всё отлично, — сказала Мэгги. — Вы с Шелби…
Она собиралась сказать «помолвлены», но слово застряло в горле.
Марк понял, что она пыталась спросить.
— Ещё нет. — Он поколебался. — Я принёс это вам.
Он поставил на прилавок высокий узкий термос, из тех, у которых обычно крышка служит вдобавок питьевым стаканчиком. До этого Мэгги не замечала, чтобы он его нёс.
— Это кофе? — спросила она.
— Да, одна из моих обжарок.
Подарок обрадовал её больше, чем был бы должен.
— Вы оказываете на меня дурное влияние, — выговорила она ему.
И услышала, как хрипло прозвучал его голос:
— Надеюсь.
Момент был восхитительным. Стоять здесь с ним, на одну запретную секунду представляя, каково это было бы: сделать один шаг вперёд и стереть дистанцию между ними. Прижаться к нему, к твёрдости и жару, и ощутить, как он заключает её в объятия.
Прежде чем Мэгги смогла поблагодарить его, вернулись Холли с Элизабет. Маленькая девочка, восхищённая нарядным залом для праздников и большим тортом в виде замка со свечами на всех башенках, тотчас же подлетела к Марку и потребовала, чтобы он тоже пошёл и посмотрел на всё это. Тот улыбнулся и позволил себя утащить.
В конце концов, Марк и Холли нагромоздили свои покупки на прилавок: комплект крылышек феи, диадему и зелёную с пурпурным балетную пачку. Элизабет, мило болтая, пробила им чек, пока Мэгги была занята, помогая другой покупательнице.
Мэгги взобралась на стремянку, пытаясь достать несколько статуэток, которые хранились в ящике над витриной. Отыскав и вынув Дороти, Железного Дровосека, Льва и Страшилу, она сообщила покупательнице, что фигурки Злой Колдуньи[42] уже распроданы.
— Можно сделать дополнительный заказ и получить фигурку в течение недели, — предложила Мэгги.
Покупательница засомневалась:
— Вы уверены? Я не хочу покупать остальных, если не могу получить весь набор.
— Если вам будет угодно, мы позвоним поставщику, чтобы удостовериться, что он наверняка пришлёт нам колдунью. — Мэгги покосилась на кассовый аппарат. — Элизабет…
— Номер у меня прямо вот здесь, — Элизабет помахала заламинированным листом и улыбнулась, узнав женщину. — Здравствуй, Аннетт. Это будет подарок для Келли? Я так и знала, что ей понравится этот фильм.
— Она смотрела его не меньше пяти раз, — ответила женщина, смеясь, и направилась к прилавку, пока Элизабет набирала номер на телефоне.
Схватив в охапку остальные фигурки, Мэгги поднялась на стремянку и начала складывать игрушки обратно в ящик. Она зашаталась, когда несколько коробок поехали в её руках.
Пара рук легла на её талию, помогая удержать равновесие. Мэгги на мгновение замерла, поняв, что за её спиной стоит Марк. Он держал её крепко, умело и почтительно. И всё же тепло его ладоней, проникающее сквозь хлопковую ткань её футболки, резко повысило её пульс. Она напряглась, сопротивляясь импульсивному желанию развернуться в кольце его рук. Как было бы замечательно погрузить пальцы в эти тёмные густые волосы, и притянуть его ближе, крепче…
— Могу я взять у вас эти коробки? — спросил он.
— Нет, я… я держу их.
Он опустил руки, но остался стоять рядом с ней.
Мэгги сгребла оставшиеся фигурки, как попало заталкивая их в ящик. Спускаясь с лестницы, она повернулась к Марку. Они стояли слишком близко. От него пахло солнцем, морем, солью, и этот аромат дразнил её чувства.
— Благодарю, — выдавила она. — И спасибо за кофе. Как мне вернуть вам термос?
— Я зайду за ним позже.
Обслужив остальных покупателей, к ним подошла Элизабет:
— Марк, я пытаюсь убедить Мэгги встретиться с Сэмом. Тебе не кажется, что они отлично провели бы время вместе?
От этого предложения лицо Холли засияло:
— Тебе очень понравится мой дядя Сэм, — пообещала она Мэгги. — Он смешной. И у него есть блю-рей плеер[43].
— Ну, это два моих основных требования, — с усмешкой ответила Мэгги. Она взглянула на Марка, чьё лицо утратило всякое выражение. — Он мне понравится? — осмелилась спросить она.
— У вас не так много общего.
— Они оба молоды и одиноки, — запротестовала Элизабет. — Что они ещё должны иметь общего?
А теперь Марк явно смотрел хмуро.
— Хотите познакомиться с Сэмом? — спросил он Мэгги.
Она пожала плечами.
— Я слишком занята.
— Дайте мне знать, когда решите. Я об этом позабочусь. — Он жестом подозвал Холли. — Нам пора.
— Пока! — жизнерадостно попрощалась девочка, выступая вперёд, чтобы обнять Мэгги.
— Пока, Холли!
Когда парочка ушла, Мэгги окинула взглядом на время опустевший магазин.
— Давай съедим наш ленч, — предложила она Элизабет.
Они прошли в комнату в глубине магазина и сели за стол, прислушиваясь, не раздастся ли от дверей предупреждающий о новых посетителях звон колокольчика. Пока Элизабет разворачивала сэндвичи, Мэгги открутила крышку термоса. Соблазнительный аромат поднялся вверх — тёплый, насыщенный и кедровый.
Мэгги глубоко вдохнула, закрывая глаза, чтобы сконцентрироваться на головокружительном аромате.
— Теперь я понимаю, — услышала она голос Элизабет.
Мэгги открыла глаза:
— Понимаешь что?
— Почему ты не заинтересовалась знакомством с Сэмом.
У неё перехватило горло.
— Ох… я… Если ты об этом подумала, то Марк здесь не причем.
— Я видела, как он на тебя смотрел.
— Он встречается с другой женщиной. Серьёзные отношения.
— Пока не произнесено «я согласен», ничего не кончено. И Марк принёс тебе кофе. — Это было сказано так, словно сей жест имел неизмеримо огромное значение. — Это, вероятно, эквивалент «Дом Периньона»[44]. — Элизабет бросила жаждущий взгляд на термос.
— Не хочешь попробовать? — спросила, развеселившись, Мэгги.
— Я схожу за своей чашкой.
В напиток уже добавили сливок и сахара, и дымящаяся струя цвета бледной карамели полилась в их чашки. Они молча подняли их, как если б подняли тост, и выпили.
Это был не просто кофе… это было переживание. Мягкие, поджаристые, маслянистые нотки сменялся бархатистым послевкусием. Крепость и сладость, ни следа горечи. Напиток согрел Мэгги до самых кончиков пальцев на ногах.
— О, да, — выдохнула Элизабет. — Бесподобно.
Мэгги сделала ещё один глоток.
— Это такая проблема, — сказала она печально.
Лицо Элизабет смягчилось в понимании:
— Испытывать влечение к Марку Нолану?
— Он не свободен. Но когда бы я его не увидела, даже если он не флиртует, ощущение такое, что на самом деле мы заигрываем.
— Это не проблема, — возразила Элизабет.
— Нет?
— Нет, когда это больше уже не ощущается как флирт, тогда это становится проблемой. Поэтому, вперёд, флиртуй — возможно, флирт — это единственная вещь, которая удерживает тебя от секса с ним.
Глава 8
Когда наступил Хэллоуин, Марк настоял на том, чтобы Сэм сводил Холли на различные праздничные мероприятия, проводимые в Фрайдей-Харбор, включая демонстрацию фильмов в библиотеке, раздачу угощений в местных лавках и детскую вечеринку на ярмарочной площади.
— Не забудь заглянуть в магазин игрушек, чтобы познакомиться с Мэгги, — добавил Марк.
— Ты уверен? — с сомнением спросил Сэм.
— Разумеется. Все, включая саму Мэгги, хотят, чтобы вы встречались. Так что вперёд. Пригласи её на свидание, если она тебе понравится.
— Ну, не знаю, — сказал Сэм. — У тебя такое выражение лица…
— Какое выражение?
— Ты выглядишь так, словно хочешь кого-нибудь хорошенько пнуть.
— Я не собираюсь никого пинать, — холодно ответил Марк. — Она же не моя девушка. У меня есть Шелби.
— Почему у меня тогда такое ощущение, словно я собираюсь увести у тебя подружку?
— Никого ты не уводишь. У меня есть Шелби.
Сэм тихо рассмеялся и поскрёб затылок.
— Хм-м, это твоя новая мантра? Окей, я приглашу её на свидание.
Сэм и Холли вернулись домой поздно вечером. Холли прекрасно провела время на празднике, а её пластиковая тыква была доверху набита разными сладостями. Они торжественно высыпали сладости на стол и с восторгом их осмотрели, затем Холли выбрала несколько конфет, чтобы тут же их съесть.
— Ладно, а теперь мы пойдём в ванну, — сказал Марк, наклоняясь, чтобы Холли залезла ему на спину. — Ты самая грязная маленькая фея, которую я когда-либо видел.
— Ты не веришь в фей, — ответила Холли, хихикая, когда он нёс её вверх по лестнице.
— Верю. У меня на спине сейчас сидит одна из них.
Наполнив ванну водой и положив на крышку унитаза чистое полотенце и ночную рубашку, Марк спустился вниз. Сэм только что закончил собирать сладости в большой пластиковый пакет с застёжкой и направлялся на кухню.
— Ну как? — спросил Марк угрюмо. — Вы зашли в магазин?
— Мы побывали примерно в двух десятках магазинов. Город просто сошёл с ума.
— Я имел в виду магазин игрушек, — произнёс Марк, сжав зубы.
— О, ты спрашиваешь о Мэгги? — Сэм достал пиво из холодильника. — Да, она просто милашка. И Холли от неё без ума. Она сидела на прилавке и помогала Мэгги раздавать сладости. Если бы я позволил ей, то она осталась бы там на всю ночь.
Он замолчал, поднеся банку ко рту и сделав глоток пива.
— Но я не собираюсь приглашать её на свидание.
Марк настороженно наблюдал за братом.
— Почему?
— Она показала мне Хайсмана.
— Что?
— Ну, знаешь, — Сэм выставил вперёд руку, в отталкивающем жесте, как у скульптуры на Кубке Хайсмана. — Она была очень дружелюбна, но совсем не заинтересована.
— Но что же ей нужно? — сказал Марк сердито. — Ты одинокий мужчина, прилично выглядишь… В чём проблема?
Сэм пожал плечами.
— Она вдова. Возможно, всё ещё горюет о муже.
— Пора уже перестать, — сказал Марк. — Прошло уже два года. Она должна начать жить заново. Начать встречаться с кем-нибудь.
— С кем-то вроде тебя? — проницательно спросил Сэм.
Марк метнул в него мрачный взгляд.
— У меня есть Шелби.
— Ну да, я помню об этом, — ответил Сэм, тихо посмеиваясь. — Продолжай повторять эту мантру и, может быть, в один момент ты сам поверишь в неё.
Рассерженный Марк пошёл наверх. Он сказал себе, что это не его дело, когда Мэгги начнёт встречаться с кем-нибудь и будет ли она вообще это делать. Тогда почему это его так сильно волнует?
Холли была уже в кровати, одетая в розовую ночную рубашку, она ждала его, чтобы он пожелал ей спокойной ночи. Прикроватный ночник был включён, тёплый свет лился в комнату сквозь розовый абажур. Холли пристально смотрела на пару волшебных крыльев, висевших на спинке стула. Её чистая светлая кожа была покрыта красными пятнами. Сердце Марка тревожно забилось, когда он увидел её заплаканные глаза.
Присев на край кровати, он притянул девочку к себе.
— Что случилось, милая? — прошептал он. — В чём дело?
Голос Холли звучал глухо.
— Мне очень грустно, что мама не видела меня в новом костюме.
Марк поцеловал её пушистые волосы и маленькое ушко. Некоторое время он молчал, просто прижимая её к себе.
— Я тоже скучаю по ней, — наконец сказал он. — Я думаю, она наблюдает за тобой, даже если ты не можешь её видеть или слышать.
— Как ангел?
— Да.
— Ты веришь в ангелов?
— Да, — ответил Марк без колебания, несмотря на то, что он когда-то говорил или думал прямо противоположное. У него не было причин отрицать такую возможность, особенно если это могло утешить Холли.
Холли отодвинулась, чтобы взглянуть на него.
— Я думала, ты не веришь.
— Я верю, — ответил Марк. — Вера — это выбор. Я могу верить в ангелов, если я этого хочу.
— Я тоже в них верю.
Марк погладил Холли по голове.
— Никто не сможет заменить тебе маму. Но я люблю тебя также сильно, как она, и буду заботиться о тебе. И дядя Сэм тоже.
— И дядя Алекс.
— Да, и дядя Алекс. Вот я думаю … что, если бы я женился на ком-либо, кто помогал бы мне заботиться о тебе и стал бы любить тебя, как мама? Тебе хотелось бы этого?
— Угу.
— А что насчёт Шелби? Она тебе нравится, да?
Холли подумала немного и спросила:
— Ты её любишь?
— Я очень хорошо к ней отношусь.
— Нельзя жениться, если не любишь.
— Ну, любовь — это тоже выбор.
Холли покачала головой.
— Я думаю это то, что с тобой случается.
Марк улыбнулся, глядя на маленькое серьёзное личико.
— Может быть, это и то, и другое, — сказал он и пожелал девочке спокойной ночи.
В следующие выходные Марк отправился в Сиэтл к Шелби. Её кузен устраивал вечеринку в сиэтлском яхт-клубе. Это был ещё один шаг в развитии их отношений — участие в семейном празднике, на котором должна была состояться его первая встреча с родителями Шелби. Он надеялся поладить с ними. По её описанию они были нормальными, приличными людьми.
— Ты их полюбишь, я обещаю, — сказал ему Шелби. — И они тебя тоже.
Слово «любить» заставило Марка слегка напрячься. На его взгляд, они с Шелби ещё не достигли того уровня отношений, когда люди говорят: «Я люблю тебя». Хотя Марк понимал, что ей очень хотелось бы этого. И это заставляло его чувствовать себя чертовски виноватым, ведь он вовсе не стремился услышать эту фразу. Он, конечно, ответил бы Шелби теми же словами, и даже где-то в глубине души был бы искренним, но не в том смысле, в котором ей хотелось бы.
Несколько месяцев назад Марк считал, что любить — это способность, которой он не обладает. Но Холли полностью опровергла это. Потому что желание защитить её, дать ей всё, что только можно, горячее, идущее от самого сердца, желание сделать её счастливой… всё это, бесспорно, было любовью. Ничего из того, что он испытывал прежде, и близко не напоминало это чувство.
Когда в пятницу днём Марк собирался лететь в Сиэтл, он был страшно озабочен тем, что Холли вернулась из школы с небольшой температурой. Тридцать восемь и два.
— Я должен отменить поездку, — сказал он Сэму.
— Ты шутишь? Шелби убьёт тебя. Я справлюсь. С Холли всё будет в порядке.
— Не позволяй ей засиживаться допоздна, — сказал Марк сурово. — И не позволяй ей есть всякую дрянь. Не пропусти следующий приём ибупрофена, или я …
— Знаю, знаю. Всё будет нормально.
— Если завтра Холли всё ещё будет плохо себя чувствовать, помни, что её педиатр по субботам работает только до полудня …
— Знаю, я всё знаю. Если ты сейчас не уедешь, то опоздаешь на самолёт.
Марк дал Холли очередную дозу ибупрофена и неохотно покинул дом. Когда он уходил, она сидела на диване и смотрела кино. Девочка выглядела маленькой и хрупкой, а её щёки были бледными. Он очень беспокоился из-за того, что вынужден оставить Холли, несмотря на заверения Сэма, что всё будет в порядке.
— У меня с собой сотовый телефон, — сказал он ей. — Если ты захочешь поговорить со мной, если я тебе буду нужен, звони в любое время. Договорились, милая?
— Хорошо, — Холли широко улыбнулась Марку, от этой улыбки его сердце всегда начинало таять. Наклонившись, он поцеловал её в лоб, и они потёрлись друг о друга носами.
Ему казалось неправильным выйти из дома и ехать в аэропорт. Всей душой он жаждал остаться с заболевшей Холли. Но Марк знал, сколь много этот уикенд значит для Шелби, и ему не хотелось обидеть её или поставить в неловкое положение, не явившись на семейный праздник.
В аэропорту Сиэтла Шелби встретила его на своем роскошном «БМВ-зет4». Она была одета в чёрное сексуальное платье и туфли-лодочки на высоком каблуке, её прямые светлые волосы были распущены. Красивая, просто великолепная женщина. «Любой парень был бы счастлив иметь такую подружку», — подумал Марк. Ему нравилась Шелби; он восхищался ею и наслаждался её обществом. Но отсутствие сильных эмоций и хотя бы намёка на глубокое чувство в их отношениях начинало казаться ему не совсем правильным, хотя раньше вполне устраивало.
— Мы обедаем с Биллом и Элисон, а потом отправимся на вечеринку, — сказала Шелби. Элисон была её лучшей подругой ещё с колледжа, а в настоящее время она была домохозяйкой и воспитывала трёх детей.
— Великолепно.
Марк надеялся, что ему удастся отвлечься от мыслей о Холли, чтобы насладиться обедом. Он вытащил телефон и проверил, есть ли сообщения от Сэма.
Ничего.
Заметив его встревоженный вид, Шелби спросила:
— Как Холли? Всё ещё болеет?
Марк кивнул.
— У неё была температура, когда я уезжал. Раньше она никогда не болела. По крайней мере, в то время, пока живёт со мной.
— С ней всё будет в порядке, — попыталась успокоить его Шелби. Её губы, чуть тронутые блеском, изогнулись в улыбке. — Это очень мило с твоей стороны, так беспокоиться о ней.
Они приехали в изысканный ресторан в центре Сиэтла, главным украшением которого была двадцатифутовая башня из винных бутылок в главном зале. Там они заказали бутылку великолепного «Пино Нуар», и Марк быстро осушил свой бокал, надеясь, что вино поможет ему расслабиться.
На улице начался дождь, и на окнах заблестели капли воды. Дождь был не очень сильный, но, похоже, зарядил надолго, над городом клубились облака, словно развешенное для просушки белье. Здания, будто ссутулившись, отдались на милость стихии, позволяя дождевой воде стекать вдоль мощёных уступов на дороге, а оттуда через заросшие травой низины прямиком в придорожные дождевые сады. Сиэтл был городом, который знал, как использовать воду.
Наблюдая за косыми струями дождя, стекающими с каменных стен и стеклянных витрин зданий, Марк вспоминал о той дождливой ночи, которая произошла менее года назад, после чего его жизнь полностью изменилась. Он вдруг осознал, что до появления в его жизни Холли, он отмерял свои эмоции, словно они были некой ограниченной субстанцией. Сейчас он понимал, что эмоции нельзя отложить в сторону и использовать их по мере необходимости. Станет ли со временем воспитание детей более лёгкой задачей? Существует ли грань, после которой вы перестаёте беспокоиться о них?
— Ты открылся с новой стороны, — лукаво сказала Шелби, увидев, как Марк в очередной, уже, наверное, двадцатый раз за время обеда взял телефон, проверяя, есть ли сообщение. — Милый, если Сэм не звонит, значит всё хорошо.
— Это может означать также, что всё плохо, а у Сэма нет возможности позвонить, — ответил Марк.
Элисон и Билл улыбнулись, обменявшись друг с другом взглядом опытных родителей.
— С первым ребёнком труднее всего, — сказала Элисон. — Вы впадаете в панику каждый раз, как у него поднимается температура. Когда у вас появляются второй и третий ребёнок, вы уже не так волнуетесь.
— У детей довольно большая сопротивляемость болезням, — добавил Билл.
Однако эти утешения совсем не помогли Марку.
— Когда-нибудь он станет хорошим отцом, — с улыбкой сказала Шелби Элисон.
Похвала, которая, вероятно, должна была польстить Марку, вдруг вызвала в нём вспышку раздражения. Когда-нибудь? Он был отцом уже сейчас. Не обязательно быть биологическим отцом… фактически это наименее значимая часть отцовства.
— Я выйду на минуту, чтобы позвонить Сэму, — сказал он Шелби. — Я только узнаю, прошёл ли у Холли жар.
— Хорошо, если это поможет тебе успокоиться, — ответила Шелби. — А потом мы насладимся вечером.
Она кинула на него многозначительный взгляд.
— Хорошо?
— Хорошо, — Марк наклонился и поцеловал её в щеку. — Прошу извинить меня.
Он встал из-за стола и, пройдя в фойе ресторана, достал мобильник. Он знал, что Шелби и её друзья полагали, будто его беспокойство заходит слишком далеко, но его это совсем не волновало. Ему нужно было убедиться, что с Холли всё в порядке.
После нескольких гудков он услышал голос брата.
— Марк?
— Да. Как Холли?
Последовала нервирующая пауза.
— Не очень хорошо.
Марк почувствовал, что кровь застыла в жилах.
— Что ты имеешь в виду? Что значит — не очень хорошо?
— Ей стало хуже сразу же, как только ты уехал. Её сильно рвало. Даже не верится, что из такого маленького тела может выйти столько всякой дряни.
— И что ты сделал? Ты вызывал врача?
— Конечно.
— Что он сказал?
— Что, похоже, это грипп и что ей нужно много пить, чтобы избежать обезвоживания. И он сказал, что рвота возможна из-за ибупрофена. Так что мы собираемся перейти на тайленол.
— Она всё ещё температурит?
— Было тридцать девять и шесть, когда я измерял в последний раз. Плохо, что она не может удержать лекарство в желудке, чтобы оно успело подействовать.
Марк сильно сжал телефон. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вернуться на остров и самому заботиться о Холли.
— У вас есть всё, что нужно?
— Мне нужно сходить в магазин, купить желе и прозрачный мясной бульон. Так что придётся на некоторое время позвать няню.
— Я возвращаюсь.
— Не надо, у меня есть много знакомых, которым я могу позвонить. И я … О, она опять … Я должен идти.
Связь оборвалась. Марк постарался унять панику. Он позвонил в аэропорт, зарезервировал билет на ближайший самолет, отправляющийся в Фрайдей-Харбор, и вызвал такси. Потом он вернулся к столу.
— Слава богу, — воскликнула Шелби с натянутой улыбкой. — Что тебя задержало так долго?
— Мне жаль, но Холли очень больна. Я должен вернуться.
— Сегодня? — спросила Шелби, нахмурившись. — Прямо сейчас?
Марк кивнул и вкратце описал ситуацию. Элисон и Билл выглядели сочувствующими, в то время как Шелби казалась очень несчастной. Из-за её беспокойства о Холли Марк ощутил совершенно новое чувство некой близости с ней. Он даже подумал, а не собирается ли она полететь с ним. Он не будет просить Шелби об этом, но если она предложит…
Встав из-за стола, Шелби мягко коснулась его руки:
— Давай поговорим наедине.
Она послала несколько утомлённую улыбку Элисон:
— Мы вернёмся через минутку.
— Разумеется, — ответила та, и обе женщины обменялись одним из непостижимых женских взглядов, означающих «кое-что назревает».
Шелби и Марк пошли в фойе ресторана и нашли уголок, где можно было спокойно поговорить.
— Шелби… — начал Марк.
— Послушай, — прервала она его мягко. — Я вовсе не хочу, чтобы это звучало как «выбирай-между-мной-и-Холли»… но ей и без тебя будет хорошо. А мне нет. Я хочу, чтобы ты сегодня пошёл на вечеринку и встретился с моей семьей. Ты ничего не можешь сделать для Холли такого, чего бы не смог сделать Сэм.
К тому времени, когда она закончила говорить, чувство теплоты и близости с ней, которое испытывал Марк, исчезло. Чтобы она не говорила, она всё же заставляла его сделать выбор между ней и Холли.
— Я знаю, — сказал он. — Но это я должен заботиться о ней. И я не смогу веселиться, когда мой ребёнок болен. Я всю вечеринку просидел бы в углу со своим телефоном.
— Но Холли — не твой ребёнок.
Марк взглянул на Шелби, словно увидел её в первый раз. Что она подразумевала? Что его беспокойство о Холли не имеет смысла, потому что она не является его биологической дочкой? Что он не имел права так сильно беспокоиться о ней?
Часто в таких мелочах проявляются очень важные вещи. Из-за этих нескольких слов его отношение к Шелби сильно изменилось. Был ли он неблагоразумен? Не слишком ли близко он всё принимал к сердцу? Его это совсем не волновало. Его главной заботой была Холли.
Когда Шелби увидела выражение лица Марка, она закатила глаза кверху.
— Я не хотела, чтобы это так грубо прозвучало.
Но Марк прекрасно осознавал реальный смысл её слов. Она именно это и имела в виду, независимо от того, как это звучало.
— Всё в порядке, — Марк помолчал, чувствуя, что этот разговор разрушил саму основу их отношений. — Но она моя, я несу за неё ответственность.
— Также как и Сэм.
Он покачал головой.
— Сэм только помогает мне. А я её официальный опекун.
— И что? Неужели так необходимо, чтобы двое взрослых мужчин вертелись вокруг неё?
— Я должен быть там, — ответил Марк просто.
Шелби кивнула головой и вздохнула:
— Хорошо. Очевидно, нет никакого смысла сейчас это обсуждать. Подвезти тебя в аэропорт?
— Я вызвал такси.
— Я могла бы поехать с тобой, но мне нужно быть у кузена на вечеринке.
— Я понимаю, — Марк дотронулся рукой до её спины, пытаясь успокоить Шелби. Её спина была жёсткая и прямая, словно вырезанная изо льда. — Я позабочусь об оплате обеда и оставлю номер своей кредитной карточки хозяйке ресторана.
— Спасибо. Билл и Элисон будут благодарны, — Шелби выглядела мрачной. — Позвони мне и расскажи, как там Холли. Хотя я уверена, что с ней всё будет нормально.
— Хорошо, — Марк наклонился, чтобы поцеловать её, но Шелби отвернулась, и его губы ткнулись в её щёку.
Глава 9
Поездка в аэропорт длилась целую вечность. Перелет во Фрайдей-Харбор был очень долгим, и Марк решил, что он быстрее бы доплыл туда на каяке. Когда он вернулся домой на виноградник «Рейншедоу», было почти десять часов вечера. Рядом с домом был припаркован незнакомый автомобиль, белый «крайслер себринг».
Марк вошёл через заднюю дверь прямиком на кухню. Он застал там Сэма, который наполнял стакан вином. Брат выглядел уставшим, его рубашка спереди была забрызгана водой, а волосы — растрёпаны. Барная стойка, делившая кухню на две части, была уставлена множеством флакончиков из-под лекарств, пустых стаканов и пластиковых бутылок из-под регидрирующего раствора.
Сэм с удивлением посмотрел на него и потряс головой.
— Я знал, что не нужно было тебе об этом рассказывать, — произнёс он виновато. — Боже, Шелби должно быть очень сердится.
Марк поставил сумку на пол и снял пиджак.
— Мне плевать. Как Холли? И чей это автомобиль стоит около дома?
— Это машина Мэгги. А Холли стало уже лучше. Её не рвало уже часа полтора.
— Зачем ты вызвал Мэгги? — удивлённо спросил Марк.
— Она нравится Холли. И потом, когда я встретил её на Хэллоуине, она сказала, что я могу обращаться к ней за помощью в любое время. Я попытался дозвониться до Алекса, но безрезультатно. Пришлось звонить Мэгги. Она сразу же приехала. Боже, она такая молодец. Пока я ходил в магазин, она искупала Холли в ванне, почистила её вещи и уговорила принять Холли лекарство, от которого девочку не вырвало.
— То есть жар спал?
— Пока да. Правда иногда температура подскакивает. Нужно продолжать наблюдать за ней.
— Я заступаю в ночную смену, — сказал Марк. — Тебе нужно отдохнуть.
Сэм устало улыбнулся и сделал глоток вина.
— Я бы справился с этим. Но всё же я рад, что ты вернулся.
— Я должен был вернуться. В данных обстоятельствах я был бы плохой компанией на вечеринке.
— А что сказала Шелби?
— Она не обрадовалась.
— Она успокоится. Букет цветов, немного умасливания, и всё будет в порядке.
Марк раздражённо покачал головой.
— Я не возражаю против умасливания. Но с Шелби это не пройдёт.
Глаза Сэма расширились.
— Ты собираешься порвать с ней?
— Нет, но я просто понял … ладно, забудь, я расскажу тебе об этом позже. Мне нужно взглянуть на Холли.
— Если вы с Шелби расстанетесь, и ей захочется отомстить тебе, — сказал Сэм вдогонку Марку, поднимавшему наверх, — то дай ей знать, что я доступен для секса.
В коридоре, ведущем в комнату Холли, пахло нашатырным спиртом и мылом. Лампы заливали мягким светом необработанный деревянный пол. Марк на мгновение попытался представить, какое впечатление производит дом на постороннего человека: пустые комнаты, пол, нуждающийся в хорошей чистке песком, неокрашенные стены. Они начали ремонт с того, что реконструировали каркас дома, сделав его надёжным и безопасным. Но на косметические работы у них пока не хватало времени. Наверняка Мэгги была шокирована внутренним убранством дома.
Марк открыл дверь в комнату и замер на пороге. Мэгги лежала рядом с Холли на кровати, голова девочки покоилась на сгибе её руки. По другую сторону от Холли лежала новая мягкая игрушка.
С не накрашенным лицом и волосами, стянутыми в хвост, Мэгги была похожа на подростка. Это впечатление усиливалось ещё и благодаря золотистым веснушкам, усыпавшим её нос и скулы. Она читала вслух книжку Холли, глаза которой были слегка затуманенные, но взгляд был спокойным.
Холли несколько мгновений смотрела на Марка с сонным удивлением.
— Ты приехал?
Марк подошёл к кровати, наклонился и погладил девочку по голове. Его рука задержалась на её лбу, проверяя температуру.
— Конечно, я приехал, — сказал он нежно. — Я не мог не приехать, когда моя девочка болеет.
— Меня рвало, — грустно сказала Холли.
— Я знаю, милая.
— Мэгги подарила мне нового мишку и искупала меня…
— Ш-ш-ш, тебе нужно поспать.
Он взглянул на Мэгги и встретил её изучающий взгляд. Марку захотелось протянуть руку и дотронуться до милых веснушек на её носу, но он сумел сдержаться.
Мэгги улыбнулась ему.
— Ещё одна страничка, и мы закончим главу, — сказала она просительным голосом, и он кивнул в знак согласия.
Марк присел на край кровати и, пока Мэгги читала, он смотрел на Холли. Её веки постепенно становились всё тяжелее, а дыхание замедлилось и стало равномерным. В его душе одновременно царили нежность, облегчение и беспокойство за неё.
— Дядя Марк, — прошептала девочка, когда глава была прочитана, и протянула к нему маленькую ручку над одеялом.
— Да?
— Сэм сказал, что я могу — пробормотала она, затем сладко зевнула и продолжила: — съесть на завтрак фруктовое мороженое.
— Звучит довольно аппетитно.
Марк взял её ладошку и поцеловал.
— Засыпай, крошка, — прошептал он. — Я буду рядом с тобой всю ночь.
Холли прижалась щекой к подушке и заснула. Мэгги медленно освободила свою руку и встала с кровати. На ней были джинсы, тапочки и розовый хлопковый свитер, который приподнялся на талии, обнажив белую полоску кожи живота. Увидев это, она вспыхнула и одёрнула свитер, но Марк всё же успел заметить притягательный блеск её кожи.
Затем они вместе вышли из комнаты, выключив верхний свет и оставив гореть ночник.
— Спасибо, — тихо произнёс Марк, следуя впереди Мэгги по полутемному коридору к лестнице. — Извините, что Сэму пришлось позвонить вам. Мне следовало бы остаться дома.
— О, никаких проблем. Мне всё равно нечего было делать.
— Тем не менее, вы не побоялись иметь дело с больным ребенком.
— Я привыкла. Это совсем не трудно. А Холли такая милая, что я готова сделать для неё всё, что угодно.
Марк взял её за руку и почувствовал, как она на несколько мгновений задержала дыхание.
— Осторожно, здесь неровный пол. Мы ещё не закончили выравнивать его.
Их пальцы переплелись, и тесно соединённые ладони образовали компактную сферу. Мэгги позволила ему провести себя к лестнице.
— Дом смотрится не очень хорошо, — сказал Марк.
— Он замечательный. У него прекрасный каркас. Когда вы закончите ремонт, это будет самый очаровательный дом на острове.
— Мы никогда не закончим, — сказал Марк, и Мэгги засмеялась.
— Я видела, что две комнаты уже великолепно отделаны… Комната Холли и её ванная. Это о многом говорит.
Освободив руку из его ладони, она взялась за перила лестницы.
— Давайте, я пойду впереди, — сказал Марк.
— Почему?
— Если вы упадёте, то я смогу поймать вас.
— Я не собираюсь падать, — запротестовала Мэгги, но всё же пропустила его вперёд.
Пока они спускались вниз, он наслаждался её голосом, ему даже казалось, что эти звуки кружили вокруг него, словно тонкие лепестки цветов.
— Я принесла ваш термос. Но не благодарю вас, так как опять начала пить кофе. Хотя, надо признать, я действительно в жизни не пробовала ничего восхитительнее.
— Это всё благодаря моим секретным ингредиентам.
— Каким же?
— Я не могу сказать.
— Почему?
— Потому, что тогда вы сможете сделать такой кофе сами и больше не придёте сюда за добавкой.
Она немного помолчала, пытаясь понять, что же скрывается за этими словами.
— Я заеду завтра утром по пути на работу, чтобы проведать Холли. Вы сделаете ещё один термос с кофе?
— Для вас сколько угодно.
Спустившись с лестницы, Марк обернулся к ней, в этот момент Мэгги споткнулась, и он едва успел её подхватить.
— Ох… — выдохнула Мэгги и схватилась за него, мягко соприкоснувшись с его телом. Марк удержал равновесие, при этом обхватив Мэгги руками за бедра. Несколько прядей её волос коснулись его лица, и это прикосновение, напомнившее ему прохладный шёлк, внезапно возбудило его. Она стояла на ступеньке, центр тяжести тела был смещён вперёд, и Марк мог легко управлять её движением. Он остро почувствовал её близость, а тёплое отрывистое дыхание Мэгги выдавало её напряжение, и ему захотелось успокоить её.
— Перила кончаются перед последней ступенькой, — произнёс он.
Это был один из многочисленных сюрпризов дома, к которому они с Сэмом приспособились, а ничего не подозревающие посетители благодаря ему неизменно попадали в неловкое положение.
— Почему вы не предупредили меня? — прошептала она.
Её руки всё ещё покоились на его плечах. Сейчас он мог легко притянуть её к себе и поцеловать. Но он оставался неподвижным, держа Мэгги в своих объятиях. Они были так близки, что он мог чувствовать её дыхание, от которого приходил в движение воздух между ними.
— Может быть, я хотел поймать вас, — ответил он.
Мэгги издала короткий нервный смешок, который показал, что она была застигнута врасплох. Марк почувствовал лёгкое вкрадчивое давление её пальцев, словно котёнок исследовал новую поверхность. Но она ни коим образом не дала знать, чего же она хочет, не сделала движения ни назад, ни вперёд, просто стояла в беспомощном ожидании.
Он отодвинулся, помог ей спуститься со ступеньки и повёл в тёплую уютную кухню.
Сэм уже допил свой стакан вина и наливал вторую порцию.
— Мэгги, — сказал он нежно, словно они давно знали друг друга, — ты мой второй пилот.
Она рассмеялась:
— Разве женщина может быть вторым пилотом?
— Женщины — самые лучшие вторые пилоты, — уверил её Сэм. — Хочешь стакан вина?
Она покачала головой.
— Нет, спасибо, мне нужно ехать домой. Надо выгулять собаку.
— У вас есть собака? — спросил Марк.
— Пёс. Я просто за ним ухаживаю. У меня есть подруга, которая занимается программой по спасению животных, она уговорила меня позаботиться о нём, пока ему не подыщут постоянных хозяев.
— Какая порода?
— Бульдог. У него есть все болячки, какие только могут быть у бульдогов: слабые суставы, неправильный прикус, кожная аллергия, отдышка… и в довершение всего у Рэнфилда нет хвоста. Он загибался не в ту сторону, и его ампутировали.
— Рэнфилд? Его назвали в честь прихвостня Дракулы, поедающего жуков?
— Да. Я, наверное, пытаюсь представить его уродство как достоинство, но я действительно думаю, что в нём есть что-то благородное. Рэнфилд понятия не имеет, насколько он безобразен… но он ожидает, что его будут любить. Хотя некоторые люди не могут заставить себя даже просто погладить его.
Её глаза блеснули, а на лице мелькнула грустная усмешка:
— Я в отчаянии от этого пса. Нужно как-то прекратить жалеть его.
Марк с восхищением смотрел на неё. В Мэгги было какое-то простодушное обаяние, соблазнительное и покоряющее одновременно. Она была женщиной, созданной для счастья, она могла великодушно любить и только она могла заботиться о собаке, которая никому не нужна.
Он вспомнил слова Мэгги о том, что после смерти мужа в ней не осталось ничего, чтобы она могла дать другим. Но это было не так, она очень многое могла дать.
К ней подошел Сэм и обнял за плечи.
— Сегодня ты спасла ещё одну жизнь.
— Жизни Холли ничего не угрожало, — ответила Мэгги.
— Я говорю о моей жизни, — Сэм усмехнулся Марку. — Ты понимаешь, что теперь один из нас обязан на ней жениться?
— Вы оба не в моем вкусе, — сказала Мэгги и испуганно вскрикнула, когда Сэм заставил её отклониться назад так, словно они танцевали танго.
— Ты заполнила пустоту в моей душе, — сказал он ей пылко.
— Если ты уронишь меня, — предупредила она, — то тебе не поздоровиться.
Глядя, как они дурачатся, Марк почувствовал укол ревности. Они так непринуждённо и спокойно общались, словно были старыми друзьями. Шутливое ухаживание Сэма казалось ему насмешкой над теми чувствами, которые он сам испытывал к Мэгги.
— Ей нужно ехать домой, — сказал он брату отрывисто.
Услышав резкость в его голосе, Сэм стрельнул проницательным взглядом, и его улыбка стала ещё шире. Он помог Мэгги встать прямо, обнял её за плечи одной рукой и поднял свой стакан.
— Мой брат проводит тебя к машине, — сообщил он ей. — Я бы и сам тебя проводил, но хочу допить своё вино.
— Я сама найду выход, — ответила Мэгги.
Но Марк всё равно пошёл её провожать.
Они вышли в ноябрьскую ночь, тёмно-фиолетовое небо было затянуто облаками, морозный воздух слегка покалывал кожу, а гравий хрустел под подошвами их ботинок.
— Я хочу попросить вас кое о чём, — сказал Марк, когда они подошли к машине.
— Да? — произнесла она вопросительно.
— Как вы относитесь к тому, чтобы завтра оставить бульдога у нас? Он может провести день с Холли. Может быть, сходит со мной кое-куда по делам. Мы о нём будем хорошо заботиться.
Из-за темноты он не видел выражение лица Мэгги, но различил нотку удивления в её голосе.
— Правда? Уверена, что Рэнфилду это понравится. Но вряд ли вы захотите, чтобы вас видели рядом с ним.
Они стояли возле автомобиля, глядя друг на друга, освещённые слабым светом из кухонного окна. Зрение Марка постепенно приспособилось к темноте.
— Честно, его стыдно брать куда-нибудь с собой, — продолжала она. — Люди глазеют на него и спрашивают, не попал ли он случайно под газонокосилку.
Неужели она считает его нетерпимым и ограниченным человеком? Или она думает, что он такого высокого мнения о себе, что и дня не сможет провести с существом, которое не является совершенством? Чёрт, ей следовало лучше посмотреть на дом, в котором он живёт.
— Привозите его, — сказал он просто.
— Окей, — немного шутливого изумления, и Мэгги снова стала серьёзной. — Вы же намеревались провести выходные с Шелби.
— Собирался.
— Почему она не приехала с вами?
— Она пошла на вечеринку, которую устраивает её кузен.
— О, — она заколебалась, а потом всё же произнесла: — Я … Я надеюсь, нет никаких проблем?
— Я бы не назвал это проблемой. Просто некоторые затруднения.
Они немного помолчали.
— Но вы так подходите друг другу, — сказала Мэгги.
— Это ещё не является основанием для близких отношений.
— А что же тогда является основанием для таких отношений?
— Ну, например, должны быть какие-то общие темы для разговоров.
Мэгги хихикнула.
— Тем не менее, я надеюсь, что вы справитесь.
Она открыла дверцу машины и бросила сумочку на сидение. Потом обернулась к нему.
— Спасибо за заботу о Холли, — сказал Марк тихо. — Для меня это много значит. Я надеюсь, что если вам тоже что-то понадобится, то вы обратитесь ко мне. Что бы там не было.
— Вы очень милы.
— Ничего подобного.
— Это так.
Она импульсивно сделала шаг вперёд и, привстав на цыпочки, обняла его так, как до этого обнимала Сэма.
Марк обхватил её руками. Наконец-то он узнал, что значит чувствовать тело Мэгги, прижавшееся к нему, её груди, бёдра, ноги, её голову у себя на груди. Они простояли так какое-то время, затем начали одновременно выпускать друг друга из объятий. Но вдруг на короткое, как удар сердца, мгновение они замерли, а затем совершенно естественным движением, таким же неизбежным, как морской прилив, снова обнялись, прижавшись друг к другу ещё более тесно и пылко. Марк, стремясь каждой клеточкой своего тела вжаться в неё, зарылся лицом в её волосы и глубоко вдохнул запах Мэгги.
Её лицо прижималось к его шее, тёплое дыхание нежно щекотало его кожу, пробуждая дремлющие инстинкты и заставляя его испытывать непреодолимую тягу к ней, которая шокировала Марка своей неистовостью. Он вслепую потянулся к источнику тепла, к её мягким губам. И позволил себе поцеловать её.
Мэгги дрожала, прижимаясь к нему, словно ища защиту от холода. Марк слегка прижался губами к впадинке, расположенной под её ухом, вдыхая аромат и теплоту её тела. Желание сделало его неуклюжим, он провёл раскрытыми губами вдоль шеи Мэгги вниз к воротнику свитера, а затем обратно. Кожа на её шее напряглась под его губами, когда Мэгги судорожно вздохнула. Не почувствовав сопротивления, он впился в её губы глубоким жадным поцелуем. Марк исследовал её, пробовал на вкус, позволив своим ощущениям разгореться в нечто дикое и неуправляемое.
Она сначала колебалась, неуверенно проводя губами вверх по его лицу, словно спрашивая о чём-то. Её стройное гибкое тело осторожно касалось его. Чувствуя неуверенность Мэгги, он опустил руки на её бедра и притянул поближе к себе. Потом Марк снова нашёл её рот и целовал до тех пор, пока она не начала тихонько постанывать от удовольствия, а её пальцы не зарылись в его волосы.
Но в следующее мгновение она начала отталкивать его. Слово «нет» повисло между ними, такое тихое, что он не был уверен, произнесла ли она его вслух.
Марк, сделав над собой усилие, отпустил её, но при этом острое чувство утраты пронзило все его тело.
Мэгги отшатнулась назад и прислонилась к машине. Вид у неё был такой ошеломлённый, что Марк нашёл бы это забавным, если бы не был так возбуждён. Он сделал несколько глубоких, хриплых от страсти вздохов, пытаясь успокоить своё истерзанное желанием тело и сдерживая порыв снова обнять её.
Первой заговорила Мэгги:
— Мне не следовало бы … этого не должно было… — она замолчала и в отчаянии затрясла головой. — О, Боже!
Марк пытался казаться спокойным.
— Вы заедете завтра утром?
— Я не знаю. Да. Возможно.
— Мэгги …
— Нет. Не сейчас. Я не могу …
В её голосе было напряжение, словно она пыталась бороться со слезами. Она села в автомобиль и завела мотор.
Она выехала на шоссе и уехала прочь, так и не взглянув на него и оставив Марка стоять на подъездной дорожке.
Глава 10
Негодующий звон будильника прервал её сон. Начав с мерного попискивания, он увеличивал частоту и громкость до тех пор, пока не превратил издаваемый шум в серию истерических воплей, которые и выгнали Мэгги из постели. Застонав, она, покачиваясь, добрела до часов, стоявших на комоде, и выключила их. Мэгги специально ставила будильник подальше от кровати, со временем определив, что, когда часы находятся на ночном столике, она способна, всё ещё пребывая во сне, неоднократно нажимать кнопку отбоя.
Раздался скребущийся звук когтей, и дверь в спальню приоткрылась, пропуская массивную, с резко выдающейся нижней челюстью квадратную морду Рэнфилда. Казалось, её выражение провозглашало «Та-да!», словно вид наполовину лысого, тяжело сопящего, с ущербным прикусом бульдога был самым лучшим способом начать чей-то день. Лишённые волос участки были результатом экземы, которую помогали уменьшить антибиотики и специальная диета. Однако отрастить шерсть лечение не помогало. Плохой экстерьер придавал ему во время ходьбы или бега неуклюжий вид, словно пёс, неуклюже переваливаясь, двигался по диагонали.
— Доброе утро, чудик, — поздоровалась Мэгги, наклонившись, чтобы приласкать собаку. — Что за ночка выдалась.
Прерывистый сон, метания в постели, яркие видения.
И тут она вспомнила, почему не смогла отдохнуть.
У Мэгги вырвался стон, а рука замерла на брыластой голове Рэнфилда.
То, как Марк целовал её… то, как она ответила…
И выбора нет, она должна сегодня встретиться с ним. Если откажется, то он может прийти к неверным выводам. Единственный выход — отправиться на виноградник Рейншедоу и держать себя так, словно ничего не случилось. Она будет вести себя весело и беспечно.
С трудом волоча ноги, Мэгги направилась в ванную своего односпального бунгало[45], умылась и вытерлась. Уже прижав полотенце к глазам, она почувствовала неожиданное жжение слёз. Только на один момент она позволила себе оживить в памяти тот поцелуй. Прошло столько времени с тех пор, как она отдавалась страсти, крепко и уверенно сжимала мужское тело. А Марк оказался таким сильным, таким тёплым, не удивительно, что она поддалась искушению. Как сделала бы и любая другая женщина.
Некоторые чувства были знакомы, а некоторые — абсолютно новы. Она даже не могла вспомнить, ощущала ли когда-нибудь такое чистое, беспримесное вожделение, удивительный жар, который казался предательством… и источником опасности. Это был маленький звоночек женщине, которая за всю свою жизнь пережила немалое количество потрясений. Нет, дикая, сумасшедшая, болезненно затрагивающая сердце связь не для неё… больше никакой боли, никаких потерь… то, что ей нужно — это мир и покой.
Да и вообще, что толку гадать. У Мэгги были все причины полагать, что Марк продолжит свои отношения с Шелби. А она сама была мимолётным развлечением, коротким флиртом. Зачем Марку связываться с Мэгги, с её жизненным багажом, если она и сама не хотела бы с ним разбираться. Прошлая ночь ничего для него не значила.
И каким-то образом она должна убедить себя, что и для неё самой прошлая ночь ничего не значила.
Отложив полотенце, Мэгги взглянула на Рэнфилда, который сопел и фыркал возле неё.
— Я женщина, умудрённая опытом, — обратилась к нему она. — И я могу справиться с возникшей ситуацией. Мы поедем туда, и я оставлю тебя на день. А ты должен постараться вести себя подобающим образом настолько, насколько только возможно.
Надев джинсовую юбку, ботинки на низком каблуке и удобную куртку, Мэгги нанесла лёгкий макияж. Розоватые румяна, тушь, светлый губной блеск и корректор помогли смягчить ущерб, нанесённый бессонной ночью. Не слишком ли ярко?.. Не покажется ли Марку, что она пытается привлечь его внимание? При мысли о собственной глупости она закатила глаза и покачала головой.
Рэнфилд, обожавший путешествовать, был вне себя от радости, когда Мэгги подняла его и усадила в «Себринг»[46]. Он вытянулся, чтобы высунуть голову в окно машины, но Мэгги крепко держала его за поводок, опасаясь, что её перевешивающий в передней части компаньон случайно вывалится из авто.
Стоял ясный и прохладный день, бледно-голубое небо подёрнулось тоненькой пенкой облаков. Чувствуя, как с приближением к винограднику усиливается её нервозность, Мэгги сделала глубокий, проясняющий голову вдох, а затем ещё один, повторяя процесс, пока не стала сопеть так же, как и Рэнфилд.
Среди виноградных кустов, с которых был уже собран урожай, показались фигуры Сэма и его работников. Они занимались ежегодной обрезкой, формируя кроны перед тем, как подготовить виноградник к зимовке… Доехав до дома, Мэгги остановила машину и посмотрела на Рэнфилда.
— Мы должны вести себя свободно и уверенно, — обратилась она к нему. — Плёвое дело.
Требуя ласки, бульдог умильно ткнулся головой. Мэгги нежно погладила его и вздохнула.
— Идём.
Ведя Рэнфилда на поводке, Мэгги пошла к передней двери, терпеливо ожидая, пока собака делает свои неуклюжие шаги. Не успела она постучать, как дверь открылась, и показался Марк, одетый в джинсы и фланелевую рубашку. Он выглядел таким сексуальным с взъерошенными волосами и в помятой рубашке, что Мэгги почувствовала глубоко внутри внезапную боль.
— Проходи, — хриплый утренний голос прозвучал музыкой для её ушей. Она завела пса в дом.
В зеленовато-голубых глазах Марка засияла улыбка.
— Рэнфилд, — позвал он, присаживаясь на корточки. Пёс тут же метнулся к нему. Марк принялся гладить его, действуя намного более энергично, чем Мэгги: теребил складки вокруг шеи, потирал, чесал. Рэнфилд обожал такое обращение. В отсутствие хвоста он принялся вилять всей задней частью туловища, умудрившись изобразить нечто схожее с танцем Шaкиры.
— Ты, — обратился Марк к собаке, — выглядишь, как картина Пикассо. Из кубистического периода.
Экстатически захлёбываясь, Рэнфилд облизал его запястье и медленно опустился на живот, растопырив лапки во все четыре стороны.
Даже нервничая, Мэгги не смогла удержаться от смешка при виде замедленного падения пса.
— Уверен, что не изменишь своё мнение? — спросила она.
Марк, всё ещё веселясь, поднял к ней лицо.
— Конечно, — он отцепил поводок от ошейника, выпрямился и мягко снял её ладонь с дверной ручки. Когда их пальцы соприкоснулись, она почувствовала, как бешено скакнул пульс, а колени угрожающе дрогнули. У неё мелькнула краткая мысль о том, как было бы здорово подобно Рэнфилду, свалиться мешком на пол.
— Как Холли? — сумела выдавить она.
— Великолепно. Ест Jell-O[47] и смотрит мультики. Температура поднималась ночью ещё раз, а потом спáла. Сейчас она просто немного слаба. — Марк пристально изучал гостью, словно пытаясь впитать каждую деталь её облика. — Мэгги… Прошлой ночью я не хотел тебя пугать.
У неё быстро и яростно забилось сердце.
— Я и не испугалась. Даже не представляю, почему так получилось. Должно быть, из-за вина.
— Мы не пили вино. Его пил Сэм.
Кровь бросилась ей в лицо.
— Ну, тогда мы просто увлеклись. Возможно, под влиянием лунного света.
— Было темно.
— И позднего времени. Почти полночь…
— Было десять часов.
— …и ты чувствовал благодарность за то, что я помогла с Холли, и…
— Я не чувствовал благодарность. Нет, я, конечно, был благодарен, но поцеловал тебя не поэтому.
В её голосе зазвенело отчаяние:
— В сущности, я ничего и не делала.
Марк бросил на неё скептический взгляд.
— Ты поцеловала меня в ответ.
— Дружеский жест. Ну, так целуются друзья. — Она нахмурилась, когда поняла, что и на этот аргумент он не купился. — Я поцеловала тебя из вежливости.
— Вопрос этикета?
— Да.
Марк потянулся и привлёк её к себе, обхватив руками напряжённое тело. Мэгги была слишком ошеломлена, чтобы двигаться или говорить. Он склонил голову и прижался к её губам в крепком и медленном опустошающем поцелуе, пославшем дрожь удовольствия по всему её телу. Она обмякла во вспышке желания, беспомощно приникнув к мужчине.
Он нежно зарылся рукой в её волосы, играя кудряшками и приглаживая их. Мир исчез, оставив только накатившие на неё наслаждение, жажду и сладкую губительную боль. К тому времени, как он отступил, она уже дрожала с головы да пальчиков ног.
Марк заглянул в её потрясённые глаза, слегка приподняв брови, словно спрашивая: «Очко засчитано?»
Её подбородок опустился в едва заметном кивке.
Марк осторожно прижал голову Мэгги к своему плечу и подождал, пока ноги её окрепнут настолько, что смогут удержать свою хозяйку.
— Мне нужно разобраться с парой вопросов, — услышала Мэгги над головой его голос, — среди них — разрешение ситуации с Шелби.
Подавшись назад, Мэгги с беспокойством взглянула на него.
— Пожалуйста, не порывай с ней из-за меня.
— С тобой это никак не связано, — Марк коснулся губами кончика её носа. — Шелби заслуживает намного большего, чем быть женщиной, на которой кто-то просто остановился. Когда-то я считал, что достаточно будет, если она подойдёт только Холли. Но позже понял, что Холли она не подойдёт, если одновременно не подойдёт и мне.
— Я не могу сейчас встречаться с тобой, — заявила Мэгги напрямик. — Я не готова.
Он играл с её волосами, медленно пропуская кудряшки сквозь пальцы.
— А когда, по-твоему, будешь?
— Не знаю. Сначала мне понадобится человек, который поможет мне преодолеть переходный период.
— Я буду твоим «переходным» парнем.
Даже сейчас он почти заставил её улыбнуться.
— Тогда кто же будет моим парнем потом?
— Я буду и им тоже.
У неё вырвался безрадостный смешок.
— Марк, я не…
— Подожди, — мягко прервал он. — Сейчас слишком рано об этом говорить. Тебе не нужно ни о чём беспокоиться. Проходи в дом, и мы пойдём, навестим Холли.
Рэнфилд неуклюже поднялся и заковылял вслед за ними.
Холли оказалась в гостиной возле кухни. Она свернулась калачиком в коконе из одеяла и подушек на диванчике. Потускневший взгляд и лихорадочное беспокойство предыдущего дня пропали, но она всё ещё выглядела болезненной и слабой. При виде Мэгги она заулыбалась и протянула к ней ручки.
Мэгги подошла к девочке и обняла её.
— Угадай, кого я привела? — спросила гостья, уткнувшись в немного спутанные прядки волос Холли.
— Рэнфилда! — воскликнула девочка.
Услышав своё имя, бульдог тут же проковылял к диванчику. На мордочке, перекошенной в вечной гримасе, выделялись выпученные глаза. Холли с сомнением разглядывала его, отпрянув назад, когда пёс, встав на задние лапы, положил передние на край дивана.
— Он такой смешнючий, — прошептала она Мэгги.
— Да, но он об этом не знает. И считает себя великолепным.
Холли захихикала и наклонилась, чтобы осторожно погладить пса.
Вздохнув, Рэнфилд подставил ей свою большую голову и довольно закрыл глаза.
— Он обожает внимание, — сказала Мэгги Холли, которая начала ворковать и сюсюкать с млеющим бульдогом. Мэгги усмехнулась и чмокнула девочку в макушку.
— А теперь мне нужно идти. Спасибо за то, что согласилась сегодня присмотреть за ним, Холли. Когда я вернусь, чтобы забрать его, я принесу тебе из магазина подарок.
Стоя у двери, Марк наблюдал за ней тёплым и задумчивым взглядом.
— Позавтракаешь? — спросил он. — Есть яичница и тосты.
— Спасибо, но я уже перекусила хлопьями.
— А ещё есть Jell-O, — объявила Холли. — Дядя Марк сделал его трёх цветов. Он дал мне немножко и сказал, что это чашка с радугой.
— Правда? — Мэгги одарила Марка удивлённой улыбкой. — Как приятно слышать, что твой дядя воспользовался своим воображением.
— Ты даже не представляешь, — пробурчал Марк. — Он проводил Мэгги до передней двери и вручил ей высокий термос с кофе. Мэгги заволновалась от нахлынувшего на неё тёплого ощущения семьи. Собака, ребёнок, мужчина во фланелевой рубашке, даже требующий ремонта дом в викторианском стиле… всё было идеальным.
— Кажется, это несправедливая сделка, — заметила она. — Специально приготовленный кофе за время с Рэнфилдом.
— Если она означает, что я встречу тебя дважды в один день, — откликнулся Марк, — то я пойду на это в любое время.
Глава 11
В последующие две недели Мэгги обнаружила, что всё чаще и чаще видится с Марком Ноланом. К её облегчению, казалось, он смирился с тем, что ей нужна только дружба. Он частенько заскакивал в магазин игрушек с термосом кофе и попутно приносил с собой выпечку из местной пекарни: хрустящие шоколадные круассаны, абрикосовые колечки, посыпанные сахарной пудрой сдобные палочки в белых бумажных пакетах. Иногда ему удавалось уговорить Мэгги сходить с ним на ленч, один раз в «Кулинарию шефа», в другой — в винный бар, где они так засиделись, что Мэгги очнулась, когда пролетело уже почти два часа.
Ей никак не удавалось отклонить его приглашения, поскольку не могла сослаться ни на один случай, когда он переходил границы. На самом деле он делал всё возможное, чтобы усыпить тревогу Мэгги. Никаких тебе поцелуев или замечаний с намёком, ничего, указывающего на то, что его интересует что-то помимо дружбы.
Марк съездил в Сиэтл и порвал с Шелби, которая восприняла это так, как и следовало ожидать. Когда позже он рассказывал об этом Мэгги, то в подробности не вдавался, но его облегчение было заметно невооруженным взглядом.
— Никаких слёз, криков или заламывания рук, — сообщил он. И после идеально выдержанной паузы добавил: — От Шелби тоже.
— Но у тебя ещё осталась лазейка, чтобы возвратиться, — заметила Мэгги. — Ещё есть шанс, что ты можешь к ней вернуться.
— Нет никаких лазеек.
— Откуда тебе знать? Ты уже удалил её номер телефона из своего сотового?
— Ага.
— Ты вернул все вещи, которые она оставляла у тебя дома?
— У неё никогда не было возможности что-нибудь оставить. У нас с Сэмом было правило: никаких гостей с ночёвкой, пока в доме Холли.
— Да, но когда Шелли навещала тебя, где же вы…
— Мы останавливались в гостинице.
— Ладно, — согласилась Мэгги, — что ж, тогда можно считать, у вас действительно всё кончено. Уверен, что не отречёшься? Обычно грустно что-то терять.
— Ничего не потеряно. Я никогда не думал об изживших себя отношениях как о потере времени. Всегда чему-то учишься.
— И что же ты усвоил из отношений с Шелби? — изумлённо спросила Мэгги.
Марк тщательно взвесил ответ:
— Какое-то время я считал: хорошо, что мы никогда не спорили. Сейчас я понял, что мы просто никогда по-настоящему не были близки.
Скоро Холли попросила провести ещё денёк с Рэнфилдом, и Мэгги снова взяла его на виноградники Рейншедоу. Когда они приблизились к дому, Мэгги увидела небольшой переносной пандус, положенный поверх ступенек с одного краю лестницы. Неуклюжий пёс с тяжёлой грудной клеткой оценил, что подниматься по пандусу куда легче, чем по высоким и узким ступеням.
— Это сделали для Рэнфилда? — спросила Мэгги, как только Марк открыл дверь.
— Пандус? Да. Подошло?
— Абсолютно.
Она благодарно улыбнулась, поняв, что Марк заметил трудности пса со ступенями и выискал способ облегчить тому вход и выход из дома.
— Ты всё ещё стараешься найти ему дом? — спросил Марк, придерживая дверь и пропуская их внутрь. Он наклонился, чтобы погладить и почесать за ухом Рэнфилда, который смотрел на Марка с оскалом средневековой горгульи, свесив язык.
— Да, но мы не особенно преуспели, — поделилась Мэгги. — С ним столько проблем. Ему, видимо, со временем потребуется протезирование тазобедренного сустава, потом его прикус, и ещё экзема. Одно дело быть преданным и сообразительным, но быть преданным и выглядеть, как Рэнфилд… Желающих взять его нет.
— В общем, если ты не против, — медленно произнес Марк, — мы бы хотели его взять.
Мэгги была ошеломлена:
— Ты имеешь в виду, навсегда?
— Да. А что ты так удивляешься?
— Он тебе не подходит.
— Что значит, не подходит?
— Ну, тебе нужен нормальный пёс. Лабрадор или спрингер-спаниель. Такой, чтобы ты мог брать его с собой на пробежку.
— Я поставлю Рэнфилда на колеса. Сэм и Холи в прошлый раз провели весь день, обучая его кататься на скейтборде.
— Он не сможет ходить с тобой на рыбалку — бульдоги не умеют плавать.
— Он может надеть спасательный жилет.
Марк послал ей насмешливую улыбку:
— Почему тебя так беспокоит, что я хочу его взять?
Рэнфилд переводил взгляд с Марка на Мэгги и обратно.
— Меня не беспокоит… Просто я не понимаю, почему ты хочешь его забрать.
— Он хорошая компания. И спокойный. Сэм говорит, что он великолепно сможет охранять виноградник от вредителей. И прежде всего, Холли любит его.
— Но ему требуется постоянная забота. Ему нужны условия. Ему необходима специальная диета и специальные средства по уходу, придётся раскошеливаться на ветеринара. Я не уверена, что ты ясно представляешь, что тебе предстоит.
— Что бы это ни было, я справлюсь.
Мэгги не понимала себя, огромная волна чувств прокатилась по ней. Она присела на корточки и стала гладить пса, чтобы спрятать лицо.
— Рэнфилд, похоже, ты обрёл дом, — произнесла она охрипшим голосом.
Марк присел рядом и, взяв за подбородок, повернул её лицо к себе, пытливо вглядываясь в него согревающим взглядом своих зелёно-голубых глаз.
— Эй, — тихо промолвил он. — Что такое? На секунду задумалась о разлуке с ним?
— Нет. Просто ты удивил меня, и больше ничего.
— Ты не думала, что я могу взвалить на себя обязательства, хотя впереди совершенно очевидно светят проблемы?
Он провёл большим пальцем по её щеке:
— Я учусь принимать жизнь такой, как есть. Иметь такого пса, как Рэнфилд неудобно, хлопотно и дорого. Но, похоже, стоит того. Ты была права. Ему присуще что-то благородное. Уродлив снаружи, но, чёрт меня возьми, если он не полон чувства собственного достоинства. Он хороший пёс.
Мэгги силилась улыбнуться, но подбородок задрожал, и снова её переполнили разом нахлынувшие чувства.
— Ты хороший человек, — умудрилась сказать она. — Надеюсь, когда-нибудь ты найдёшь кого-то, кто оценит тебя.
— Я тоже надеюсь. — Слова сопровождались улыбкой. — А сейчас мы можем подняться с пола?
Когда Марк поинтересовался планами Мэгги на День благодарения, она заявила, что каждый год обедает со своими родителями в Беллингеме. Кроме индейки, которую готовила её мама, остальной стол накрывали все вместе, и каждый приносил своё любимое блюдо и испечённый самолично пирог.
— Если захочешь в этом году остаться на острове, то можешь провести День благодарения с нами, — предложил Марк.
Мэгги уже испытывала это чувство, когда ловила себя на том, что пытается достать что-то, что уже решила себе не позволять: последнее печенье на тарелке, явно лишний бокал вина. Провести праздники с Марком и Холли грозило всё ещё больше запутать и свести их ближе.
— Спасибо, но я лучше придержусь традиции, — произнесла она, с трудом выдавив улыбку. — Семья рассчитывает на мою запеканку с сыром.
— Ту самую запеканку с сыром? — с несчастным видом отозвался Марк. — По рецепту твоей бабушки с четырьмя сортами сыра и хлебными гренками?
— Ты запомнил?
— Как я могу забыть? — одарил он её тоскливым взглядом. — Ты, случаем, не принесёшь остатки?
Мэгги засмеялась.
— Как тебе не стыдно. Я сделаю лишний горшочек для тебя. Хочешь, чтобы я для тебя испекла ещё и лишний пирог?
— А испечёшь?
— Какой хочешь? Тыквенный… яблочный… пекановый?
— Удиви меня, — предложил он, украв поцелуй, и проделал это так ловко, что она не успела запротестовать.
За день до праздника Мэгги забрала Холли из Рейншедоу к себе домой.
— Я тоже приглашён? — поинтересовался Сэм, прежде чем они ушли.
— Нет, только девочки, — заявила, хихикая, Холли.
— А если я одену парик? И стану говорить девчачьим голоском?
— Дядя Сэм, ты будешь самой худшей девочкой на свете! — радостно объявила Холли.
— Зато ты самой лучшей, — звонко чмокая её, сказал Сэм. — Ладно, можешь идти без меня. Но чтобы принесла мне большой пирог.
Придя домой с Холли, Мэгги включила музыку, зажгла в камине огонь и повязала девочке один из своих фартуков. Она показала Холли, как пользоваться старомодной колоколообразной сырной теркой с четырьмя гранями. Хотя у Мэгги имелся кухонный комбайн, чтобы приготовить бóльшую часть сыра, но она хотела, чтобы Холли попробовала приготовить сыр вручную. Трогательно было наблюдать, как ребёнок наслаждается кухонной работой, отмеряя, помешивая, пробуя.
— Вот четыре сорта сыра, которые нам нужны, — поясняла Мэгги. — Ирландский чеддер, пармезан, копчёный гауда и грюер. Мы их натрём, а потом растопим с маслом и горячим молоком…
Воздух наполнился приятными ароматами, теплом, свежестью, и вокруг витало лёгкое облачко мучной пыли. Присутствие девочки на кухне напомнило Мэгги, как это чудесно, когда, объединив всего несколько основных составляющих, можно сотворить нечто замечательное. Мэгги с Холли наготовили столько запеканки, что впору было накормить армию, и увенчали своё произведение хлебными гренками, слегка подрумяненными на сковороде с маслом. Потом сделали два пирога — один с нежной тыквенной начинкой, другой начинённый орехами пекан — и Мэгги показала Холли, как сделать корочку с завитушками. Они вырезали из остатков теста фигурки, посыпали их корицей с сахаром и поставили печь на противнях.
— Моя мама называет это печеньки-остатки, — поделилась Мэгги.
Холли смотрела на печенье через окно духовки.
— А ваша мама ещё жива? — спросила она.
— Да.
Мэгги отложила в сторону обсыпанную мукой скалку и подошла к Холли. Опустившись рядом с ней на колени, она обхватила девочку руками, и они вместе стали смотреть в духовку.
— Какой пирог пекла твоя мама? — спросила Мэгги.
— Я не помню, чтобы она пекла пироги, но она делала печенье, — задумчиво промолвила Холли.
— Рассыпчатое шоколадное?
— Угу. И сникердудли[48]…
Мэгги знала, что иногда лучше поговорить о тех, кто ушёл навсегда. И хорошо было вспоминать о них. Вот так, пока пекли печенье, Мэгги с Холли продолжали беседу, не затевая долго тянущийся разговор, а просто изредка роняя слова, окроплённые специями воспоминаний, смешиваемых с ароматом тёплой хрустящей корочки.
Когда Мэгги вечером завезла Холли, девочка обхватила её за талию ручонками и долго-долго не отпускала.
Уткнувшись в живот Мэгги, Холли пробормотала приглушённым голоском:
— Вы точно не будете с нами завтра на День благодарения?
Мученический взгляд Мэгги обратился к стоявшему рядом Марку.
— Она не может, Холлс, — мягко произнёс он. — Завтра она будет нужна своей семье.
Не считая того, что она могла бы прийти, а семья бы обошлась.
Хорошее настроение, накопившееся за день, вытеснилось чувством вины и беспокойства. Встретившись поверх головки Холли с полным сочувствия взглядом Марка, Мэгги со всей отчётливостью поняла, как легко же влюбиться в них обоих. И как бы много она потеряла тогда, больше, чем ей когда-либо довелось пережить. Впрочем, если она сможет тем или иным образом удержаться от серьёзных чувств, то нет никакого риска остаться с разбитым сердцем без всякой надежды оправиться.
Она похлопала Холли по спине и мягко освободилась от восторженных объятий девочки.
— Мне действительно нужно быть завтра в Беллингеме, — оживлённо произнесла она. — Пока, Холли. Мы с тобой провели замечательный день.
Она наклонилась и поцеловала нежную щёчку, чуточку пахнущую коричным сахаром.
Утром в День благодарения Мэгги пригладила волосы, надела джинсы, ботинки, свитер цвета корицы и взяла большое, закрытое фольгой блюдо с запеканкой в машину.
Только она стала выезжать с подъездной дорожки, зазвонил сотовый телефон. Остановив машину, она стала рыться в сумке, пока среди беспорядочных рецептов, тюбиков с губной помадой, сменой белья не отыскала телефон.
— Алло?
— Мэгги?
— Холли, — мгновенно узнала она. — Как ты?
— Хорошо, — радостно откликнулась девочка. — Счастливого Дня благодарения!
Мэгги улыбнулась, немного расслабившись.
— И тебе тоже. Чем ты занимаешься?
— Я разрешила Рэнфилду сходить в ванную, потом он вернулся, я положила ему в миску еду и налила немного водички.
— Смотрю, ты хорошо о нём заботишься.
— Но потом дядя Марк прогнал нас из кухни, пока они проветривали её от дыма.
— От дыма? — улыбка Мэгги увяла. — По какому случаю дым?
— Дядя Сэм готовил. А потом они позвали дядю Алекса, и он снимает сейчас дверцу духовки.
Мэгги замерла:
— Зачем, скажи на милость, Алексу потребовалось снимать дверцу? Холли… где дядя Марк?
— Он ищет защитные очки.
— Зачем ему защитные очки?
— Потому что он помогает дяде Сэму готовить индейку.
— Ясно.
Мэгги посмотрела на часы. Если она поторопится, то у неё хватит времени заехать в Рейншедоу, и она ещё успеет на последний утренний паром в Анакорт.
— Холли, думаю, я могу заехать к вам перед отправлением парома.
— Здорово! — последовала восторженная реплика. — Только вот… может, вам не стоит говорить, что я вам звонила. Потому что у меня могут быть неприятности.
— Об этом я не стану упоминать, — заверила её Мэгги.
Прежде чем Холли смогла ответить, в отдалении послышался мужской голос:
— Холли, с кем это ты разговариваешь по телефону?
Мэгги подсказала:
— Скажи, что проводят опрос общественного мнения.
— Там какая-то леди проводит опрос общественного мнения, — услышала она, как говорит Холли.
Последовала приглушённое совещание, затем Холли важно сказала:
— Мой дядя говорит, что у нас нет никаких мнений.
Пауза, потом ещё приглушённый разговор.
— И мы в списке тех, кому нельзя звонить, — строго добавила Холли.
Мэгги хмыкнула:
— Ну, тогда я просто приеду.
— Ладно. Пока!
Стояла холодная и немного ветреная погода — идеальная для Дня благодарения, потому что навевала образы уютного камина, индейки в духовке и просмотра парада «Мейси» по телевизору[49].
На подъездной дорожке стоял «БМВ», сверкающий и чистенький. Машина, вне всякого сомнения, принадлежала Алексу, третьему из братьев Ноланов, которого она ещё не встречала. В какой-то мере чувствуя себя незваной гостьей, но вместе с тем убеждая, что явилась по делу, Мэгги припарковалась и поднялась на крыльцо.
Холли, одетая в вельветовые штанишки и футболку с длинными рукавами с нарисованной на ней мультяшной индейкой, встретила её в дверях.
— Мэгги! — завопила девочка, прыгая от восторга, и они обнялись. Рэнфилд присоединился к ним, тяжело пыхтя и счастливо сопя.
— Где твои дяди?
— Дядя Алекс на кухне. Мы с Рэнфилдом помогаем ему. А где все остальные, я не знаю.
Отчётливый запах пригоревшей пищи пропитал воздух, становясь сильнее по мере приближения к кухне. Темноволосый мужчина находился в самом разгаре процесса разборки духовки, в руках он держал дрель, а рядом с ним стоял увесистый ящик с инструментами.
Алекс Нолан был более привлекательной и утонченной версией старших братьев. Лицо с прекрасными чертами и голубыми глазами, прозрачностью напоминающими реликтовый лёд, не поражало семейным сходством. Как и Сэм, он был стройным и изящным, и не таким широкоплечим, как Марк. А рубашка поло и брюки хаки, будучи самой затрапезной одеждой, смотрелись на нём дорого.
— Здравствуйте, — поздоровался он. — Кто это, Холли?
— Это Мэгги.
— Пожалуйста, не вставайте, — поспешно сказала Мэгги, когда он отложил дрель и попытался подняться. — Вы явно находитесь в середине… чего-то. Можно поинтересоваться, что произошло?
— Сэм положил кое-какие продукты в духовку и случайно нажал кнопку цикла с конвекцией вместо выпечки. Духовка сожгла еду и автоматически выключилась, а потом никто не смог открыть дверцу и вытащить эту дрянь.
— Обычно духовка открывается, когда остывает до определённой температуры.
Алекс покачал головой:
— Она остыла, а дверца всё ещё не открывается. Это новая духовка, и конвекцию использовали впервые. Очевидно, замок каким-то образом заклинило, поэтому нужно разобрать дверцу.
Прежде, чем Мэгги смогла задать следующий вопрос, её остановила вспышка света, затем раздался взрыв со стороны задней двери, сопровождавшийся пламенем и столбом дыма. Инстинктивно Мэгги повернулась, чтобы защитить Холли, схватив и пригнув ей голову.
— Боже. Что это?
Алекс уставился в сторону задней двери с непроницаемым выражением:
— Полагаю, что это была индейка.
Глава 12
Задняя дверь распахнулась, и в облаке дыма появился высокий мужчина. Это был Марк в защитных очках и перчатках до локтей. Он подошёл к кладовке и достал огнетушитель.
— Что случилось? — спросил Алекс.
— Мы положили индейку на жаровню, а она взорвалась.
— А разве вы её сначала не разморозили?
— Она у нас оттаивала в холодильнике два дня, — ответил Марк, сделав ударение на двух последних словах. Заметив Мэгги, он резко остановился. — Что ты здесь делаешь?
— Не бери в голову. С Сэмом всё в порядке?
— Пока да, но как только я до него доберусь…
Снаружи ещё раз ослепительно вспыхнуло, после чего раздалась выразительная ругань.
— Скорее иди и потуши беднягу, — посоветовал Алекс.
— Ты имеешь в виду Сэма или домашнюю птицу? — с хмурым взглядом поинтересовался Марк и немедленно удалился, прикрыв за собой дверь.
Мэгги заговорила первой.
— Любой способ приготовления пищи, для которого требуется экипировка специалиста химической защиты…
— Согласен, — поддержал её Алекс, потирая глаза.
Он выглядел как человек, который не спал долгое время.
Глянув на наручные часы, Мэгги поняла, что если она выедет прямо сейчас, то попадёт на паром вовремя.
Она представила День благодарения в доме родителей: стайки детей, переполненная кухня, где её сёстры и жёны братьев чистят, режут и перемешивают. Затем долгое обильное застолье… и ставшее привычным чувство одиночества в окружении людей. Так ли ей это нужно? А здесь — что не вызывает сомнений — она пригодится. Мэгги взглянула на льнущую к ней Холли и успокаивающе погладила девочку по худенькой спинке.
— Алекс? Как думаете, сегодня духовка заработает?
— Дайте мне полчаса, — попросил он.
Мэгги подошла к холодильнику, открыла дверцу и увидела, что в нём имеется запас яиц, молока, масла и свежих овощей. И кладовка была полна. За исключением индейки имелось всё необходимое для обеда на День благодарения. Они просто не знали, что со всем этим делать.
— Холли, солнышко, сходи за курткой, — предложила Мэгги. — Ты едешь со мной.
— Куда мы едем?
— Нам с тобой предстоит выполнить пару важных заданий.
— Я её скоро верну, — сказала Алексу Мэгги, пока малышка бегала за одеждой.
— Меня может здесь не быть, — ответил он. — Как только я починю плиту, сразу вернусь домой.
— Чтобы провести День благодарения с женой?
— Нет, жена в Сан-Диего, с родителями. Мы разводимся. Мой план — пить целый день, пока не почувствую себя таким же счастливым, каким был до женитьбы.
— Мне очень жаль, — искренне посочувствовала Мэгги.
— Брак — это лотерея, — сухо ответил Алекс и пожал плечами. — С самого начала я знал, что вероятность удачи пятьдесят на пятьдесят.
Мэгги задумчиво на него посмотрела:
— Не думаю, что следует жениться, пока не будешь уверен на сто процентов.
— Это нереально.
— Согласна, — признала она с лёгкой улыбкой. — Но это самый лучший способ начать совместную жизнь.
Мэгги обернулась к Холли, которая вернулась с курточкой.
— Пока вы не ушли, не могли бы вы сделать что-нибудь с этой собакой? — спросил Алекс, мрачно глядя на Рэнфилда, который смирно сидел поблизости.
— Пёс вам мешает?
— Он смотрит такими сумасшедшими глазами, что хочется срочно сделать себе прививку.
— Дядя Алекс, Ренфилд всегда так смотрит на людей, — отозвалась Холли. — Это значит, ты ему нравишься.
Взяв Холли за руку, Мэгги вышла из дома и по дороге к машине нажала клавишу быстрого набора номера. Трубку взяли немедленно.
— Счастливого Дня благодарения! — поздравил отец.
Мэгги улыбнулась, услышав в трубке знакомый приглушённый шум: лаяли собаки, плакали дети, стучали кастрюли и тарелки, а голос Перри Комо[50] напевал «Дом для праздника».
— Привет, па. И тебя со счастливым Днём благодарения!
— Ты уже по дороге к Беллингему?
— На самом деле нет. Я тут подумала… как считаешь, в этом году ты сможешь обойтись без моих фирменных макарон с сыром?
— Зависит от причины. Почему я должен обходиться без любимого блюда?
— Я надумала провести праздник во Фрайдей-Харборе, с друзьями.
— Случайно один из них не мистер «Любитель паромов»?
— И почему я всегда тебе всё рассказываю? — с деланным сожалением улыбнулась Мэгги.
— Доброго тебе дня! Перезвони мне потом, — со смехом ответил отец. — А что касается моих макарон с сыром, сунь их в морозилку и захвати с собой в следующий приезд.
— Не могу, собираюсь сегодня украсить ими праздничный стол. Мой знакомый — его зовут Марк — взорвал индейку и спалил гарнир.
— Так вот как он уговорил тебя остаться! Умный молодой человек.
— Не думаю, что он сделал это нарочно, — рассмеялась в ответ Мэгги. — Люблю тебя, папочка. Поцелуй за меня маму. И спасибо за понимание.
— У тебя счастливый голос, моя радость. За это я сегодня благодарен больше всего.
Закрыв крышку мобильника, Мэгги поняла, что она на самом деле счастлива. Она чувствовала себя… живой, когда вела Холли к машине, усаживала на заднее сидение и застёгивала ремень безопасности. Расправляя ремень, Мэгги вспомнила вспышку света и клубы дыма из открытой двери и не смогла сдержать ухмылку.
— Вы смеётесь, потому что мой дядя взорвал индейку? — спросила Холли.
Мэгги кивнула, безуспешно борясь с приступом смеха.
Начала хихикать и Холли. Они встретились взглядами, и девочка невинно сказала:
— Не знала, что индейки умеют летать.
Эти слова разрушили их показное спокойствие, и, держась друг за друга, они покатывались со смеху, пока Мэгги не начала вытирать слёзы в уголках глаз.
К тому времени, когда Мэгги с Холли вернулись домой, Марк с Сэмом привели в порядок двор после бедствия и чистили в кухне картошку. Завидев Мэгги, Марк немедленно подошёл и забрал у неё из рук тяжёлую ношу — большой судок из фольги с нарезанной кусками индейкой, которой можно было накормить дюжину человек. Следом Холли несла контейнер с соусом. Через отверстия в крышке судка по кухне поплыли соблазнительные ароматы индейки, запечённой с шалфеем, чесноком и базиликом.
— Откуда такое богатство? — поинтересовался Марк, ставя посудину на один из столов.
— Вот что значит иметь связи, — усмехнулась Мэгги. — Зять Элизабет держит ресторан по дороге в Рош-Харбор, где весь день сервируется праздничный стол в честь Дня благодарения. Я позвонила и заказала немного индейки «с собой».
Марк опёрся рукой о стол и посмотрел на неё. Недавно побритый и принявший душ, он стоял перед Мэгги, обладающий той природной красотой, от которой все её чувства приходили в смятение
От мягкой хрипотцы его голоса пальцы ног её непроизвольно поджались.
— Почему ты не на пароме?
— Я передумала насчёт поездки.
Его рот приблизился, предлагая мягкое жгучее удовольствие, от чего она вспыхнула и почувствовала слабость в коленях. Моргая, Мэгги поняла, что Марк поцеловал её на виду всей семьи. Она нахмурилась и глянула ему через плечо, чтобы посмотреть, видели ли другие, но Сэм казался поглощённым чисткой картофеля, Алекс занимался приготовлением салата, смешивая зелень в большой коричневой салатнице. Холли сидела на полу, позволяя Рэнфилду облизывать крышку от посудины с соусом.
— Холли, — заметила Мэгги, — не забудь выбросить крышку после того, как Рэнфилд закончит. Не накрывай ею соус.
— Ладно, но мой друг Кристиан говорит, что рот собаки чище человеческого.
— Спроси у своего дяди Марка, кого он предпочитает целовать: Мэгги или Рэнфилда, — предложил Сэм.
— Сэм! — В голосе Марка слышалось предупреждение, но младший брат только усмехнулся в ответ.
Хихикая, Холли взяла крышку и торжественно опустила её в мусорное ведро.
Под руководством Мэгги собравшиеся приготовили достойный Дня благодарения обед, который включал в себя блюдо макарон с сыром, сладкий картофель, зелёные бобы, салат и индейку, незатейливо украшенную кусочками французской булки, грецкими орехами и шалфеем.
Сэм открыл бутылку красного вина, налил по бокалу всем взрослым и торжественно преподнес стакан с виноградным соком Холли.
— Первый тост мой. За Мэгги, спасшую наш День благодарения! — провозгласил он.
Зазвенели бокалы.
Мэгги случайно глянула на Холли и заметила, что та покручивает свой стакан и отхлебывает сок, с точностью повторяя действия Сэма, который дегустировал вино. Марк тоже заметил и старательно прятал улыбку. Даже на сосредоточенном задумчивом лице Алекса промелькнула усмешка.
— Мы не можем пить только за меня, — запротестовала Мэгги. — Надо произнести тост за всех присутствующих.
Марк поднял бокал.
— За торжество надежды над опытом, — сказал он, и все снова чокнулись.
Мэгги улыбнулась. Отличный тост для праздника, который превратился в чудесный день.
После обеда последовал десерт — пирог. Для Холли — с молоком, для остальных — с кофе. Они вместе вымыли посуду, положили остатки еды в контейнеры и привели в порядок кухню. Сэм включил телевизор, нашёл футбольный матч и вытянулся на кресле-реклайнере[51]. Объевшаяся Холли свернулась клубочком в углу софы и сразу же уснула. Мэгги прикрыла девочку лёгким одеялом и присела рядом с Марком на другом конце софы. Рэнфильд направился в угол к своей лежанке и плюхнулся на подстилку с удовлетворённым ворчанием.
Хотя Мэгги не очень интересовалась футболом, ей нравилось наблюдать за ритуалом коллективного просмотра игры в праздничный день. Это напоминало обо всех Днях Благодарения, проведённых с отцом и братьями: с их криками, стенаниями и недовольством по поводу решения судей.
— Мне пора уходить, — направился к двери Алекс.
— Останься, посмотри с нами игру, — попросил Сэм.
— Нам понадобится помощник, чтобы доесть остатки праздничного обеда, — добавил Марк.
— Спасибо, но с меня хватит тихих семейных радостей, — покачал головой Алекс. — Приятно было познакомиться, Мэгги.
— Мне тоже очень приятно.
После ухода брата Сэм закатил глаза:
— Излучающий сияние и радость везде, куда ступает его нога.
— Когда рушится брак, вполне нормально попадать в тёмную полосу жизни, — заметила Мэгги.
Казалось, оба брата нашли забавными слова гостьи.
— Милая, — просветил её Марк, — тёмная полоса в жизни Алекса началась, когда ему исполнилось два года.
Вскоре Мэгги оказалась в плену руки Марка. Его тело удивляло твёрдостью и теплом, а плечо служило идеальной опорой для её головы. Мэгги почти не смотрела игру. Близость к Марку настолько её поглотила, что экран телевизора казался расплывшимся пятном.
— Макароны с сыром оказались даже лучше, чем я себе представлял, — заговорил он.
— Секретный ингредиент.
— Какой?
— Не скажу, пока ты не расскажешь про свой.
В его голосе слышалась улыбка.
— Ты первая.
— Я кладу в соус капельку трюфельного масла. Теперь ты рассказывай, что добавляешь в кофе.
— Чуточку кленового сахара.
Марк взял её за руку и начал поглаживать тонкие суставы подушечкой большого пальца. Невинная сексуальность его прикосновения послала волну дрожи через все её тело. Мэгги чувствовала удовольствие, смешанное с отчаянием. Пришлось честно себе признаться, что для женщины, решившей поставить крест на личной жизни, в последнее время она приняла чёртову тучу сомнительных решений.
Как говорила Элизабет? Когда это больше уже не ощущается как флирт, тогда это становится проблемой. Мэгги не могла отрицать, что дело вышло за границы лёгкого флирта. Если она позволит себе, то влюбится в Марка. Глубоко, страстно, губительно.
Сидящий рядом мужчина стал западнёй, которую она когда-то отчаянно обещала себе избегать.
— Мне пора идти, — прошептала она.
— Не надо, останься. — Марк заглянул в глаза Мэгги, и увиденное заставило его поднять руку и погладить её щеку жестом нежной заботы. — Что случилось? — тихо спросил он.
Гостья покачала головой, храбро постаралась улыбнуться и отодвинуться от него. Каждая мышца её тела окаменела, протестуя против того, чтобы покинуть тёплое убежище его объятья. Она подошла к Холли и наклонилась, чтобы поцеловать девочку.
— Ты уходишь? — спросил Сэм и поднялся из кресла.
— Не стоит вставать, — попросила Мэгги, но Сэм подошёл и по-братски обнял её.
— Знаешь, — любезным тоном начал он, — если ты потеряешь интерес к моему брату, я могу стать освежающей заменой.
Мэгги покачала головой и рассмеялась.
Марк шёл рядом с Мэгги. Его переполняли желание, симпатия, сочувствие, и всё это сплеталось в чувство бессилия и разочарования. Он понимал её внутренний конфликт возможно лучше, чем она могла бы поверить. Именно ему выпала нелёгкая доля осторожно подтолкнуть Мэгги к тому, к чему, как она решила, никогда не будет готова. Если бы дело было в терпении, Марк бы продемонстрировал ей всё терпение мира. Но для преодоления её страхов этого недостаточно.
Они остановились на крыльце, где Марк хотел переговорить с Мэгги пару минут, прежде чем выйти навстречу ледяному ветру.
— Завтра утром ты работаешь? — поинтересовался он.
Мэгги кивнула, избегая встречаться с ним глазами.
— У нас будет много работы до самого Рождества.
— Как насчёт ужина в один из вечеров на этой неделе?
Эти слова заставили Мэгги посмотреть на Марка. В её глазах застыла нежность и тьма, а кончики губ печально опустились.
— Марк, я…
Мэгги остановилась и тяжело сглотнула, при этом она выглядела настолько удручённой, что он непроизвольно привлёк её к себе. Как она не напрягалась и не старалась упереться руками, Марк продолжал её удерживать. Облачка пара от их дыхания смешались.
— Сэм тебя обнимал, — прошептал Марк, — а мне нельзя?
— Это разные виды объятий, — смогла выдавить она.
Марк прислонился к её лбу своим:
— Потому что ты меня хочешь, — закончил он за неё.
Мэгги не стала отрицать очевидное.
Через несколько бесконечных секунд она высвободила руки и обвила его шею.
— Я не то, что тебе нужно, — голос звучал глухо, так как Мэгги уткнулась ему в свитер. — Тебе нужна женщина, которая будет заботиться о тебе и о Холли. Которая станет частью вашей семьи.
— Сегодня ты произвела очень хорошее впечатление.
— Понимаю, от меня исходят противоречивые сигналы. Прости, — вздохнула она, после чего её голос стал ещё более жалобным. — Для меня ты слишком большое искушение, чтобы тебе противостоять.
— Тогда проще сдаться, — добродушно подсказал он.
Марк почувствовал, что она затряслась от смеха, но когда подняла лицо, в её глазах блестели бриллианты непролитых слёз.
— Ради Бога, не делай этого, — прошептал он. Одинокая слезинка скатилась по щеке Мэгги, и он смахнул её подушечкой большого пальца. — Если ты не прекратишь, мне придётся заняться любовью с тобой прямо здесь, на промёрзшем крыльце, среди ледяных осколков.
Мэгги зарылась лицом в его одежду, несколько раз глубоко вздохнула и снова подняла на него глаза.
— Возможно, я выгляжу трусихой, — начала она, — но здраво оцениваю свои силы. Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, больше года, день за днём, наблюдая за умирающим мужем. Меня это почти убило. Второй раз я этого не переживу. Тот раз останется моей единственной попыткой.
— Твоя попытка закончилась, едва начавшись, — возразил Марк, наслаждаясь ощущением Мэгги в своих руках, хотя его переполняли нетерпение и желание. — Вашему браку не хватило времени расправить крылья. У тебя никогда не было кредита на покупку дома, собаки, детей, споров насчёт того, чья очередь стирать бельё. — Глядя на её дрожащую нижнюю губу, Марк не сдержался и поцеловал её слишком крепко и слишком быстро для того, чтобы получить удовольствие. — Не будем ничего решать прямо сейчас. Пойдём, я провожу тебя до машины.
Направляясь к её «Себрингу», оба молчали. Мэгги повернулась к Марку попрощаться, но он взял её лицо в ладони и снова впился в губы, на сей раз позволяя своему рту задержаться до тех пор, пока из её горла не вырвался мягкий стон, и пока она не ответила на поцелуй.
Марк поднял голову, пригладил её разметавшиеся кудри и заговорил хриплым от чувств голосом:
— Одиночество не означает безопасность, Мэгги. Это просто одиночество.
После того, как она села за руль, Марк аккуратно захлопнул дверцу и долго смотрел вслед удаляющейся машине.
Глава 13
К облегчению Мэгги на следующий день её отношения с Марком вернулись к норме. Он принёс в магазин кофе и был таким непринуждённым и очаровательным, что ещё немного, и она смогла бы поверить, будто сцены перед входом в его дом вовсе и не было.
В понедельник, в её выходной, Марк попросил Мэгги помочь ему с покупкой рождественских украшений, ведь у них с Сэмом не было ни одного. Мэгги прошла вместе с Марком по магазинам Фрайдей-Харбора и посоветовала выбрать гирлянды из живых хвойных веток для украшения каминных полок и дверных проёмов, венок для входной двери, набор массивных свечей в подставках из дутого стекла[52] и плакат с Санта-Клаусом в старомодной рамке. Марк отказался только от декоративной пирамиды из фруктов в колониальном стиле[53], предназначенной для центра стола.
— Я ненавижу искусственные фрукты, — сказал он.
— Почему? Это же красиво. В викторианскую эпоху именно такие пирамиды использовали как праздничное украшение.
— Мне не нравится всё, что только выглядит съедобным, хотя на самом деле несъедобно. Я бы предпочёл пирамиду из настоящих фруктов.
Мэгги посмотрела на него с весёлым раздражением.
— Она бы долго не простояла. К тому же, если бы пирамида была из настоящих фруктов, и ты бы их съел, что бы ты потом стал делать?
— Купил бы ещё.
После того, как последние покупки были сложены в машину, Марк сумел убедить Мэгги пообедать с ним. Она пыталась отказаться, ссылаясь на то, что они и так слишком долго гуляли, но Марк продолжил льстивые уговоры:
— Это просто как бы ленч, только попозже.
И она сдалась. Они поехали в уютный ресторанчик в четырёх милях от Фрайдей-Харбора, и сидели там за столом у сложенного из грубого камня камина. При свете свечей они ели сочные морские гребешки с Аляски, утиное мясо в собственном соку и козьим сыром, а затем филе-миньон, блестящий от кофейной глазури, приготовленной по старинному рецепту.
— Если бы это было свидание, — сказал ей позже Марк, — оно было бы лучшим в моей жизни.
— Ты приобрёл хороший опыт, — со смехом ответила Мэгги, — на тот случай, когда действительно с кем-нибудь пойдёшь на свидание.
Но даже для неё самой это прозвучало фальшиво и неискренне.
Несколько недель перед Рождеством, остров бурлил в череде праздничных событий: концертов, гуляний, конкурсов рождественских огней и фестивалей. Но с наибольшим нетерпением Холли ждала ежегодный иллюминированный лодочный парад, проводимый мореходным клубом Фрайдей-Харбора и яхт-клубом острова Сан-Хуан. Флотилия разукрашенных и снизу доверху залитых светом судов следовала от Корабельной бухты до яхт-клуба и обратно. Даже лодочники, не участвовавшие в параде, вывешивали огни на своих корабликах. Последней во флотилии всегда шла лодка Санта-Клауса. Санта сходил с неё на пристань Спринг-стрит, там его встречали музыканты, а потом он на пожарном автомобиле отправлялся в реабилитационный центр.
— Я хочу смотреть парад вместе с тобой, — сказала Холли, и Мэгги пообещала, что сразу после закрытия магазина придёт на пристань, где они и встретятся.
Однако на пристани и вокруг собралась огромная толпа, а радостный шум, производимый участниками парада и певцами гимнов, почти оглушал. Мэгги пробиралась сквозь толпу, минуя семейства с детьми, парочки, компании друзей. Разукрашенные огнями лодки сияли и сверкали в темноте, вызывая крики восторга. С замиранием сердца Мэгги поняла, что найти Холли и Марка будет нелегко, если вообще удастся.
Ничего страшного, уговаривала она себя, они прекрасно проведут время и без неё, ведь она не член семьи. Если Холли и огорчится из-за того, что Мэгги не появилась, то ненадолго.
Однако никакие рассуждения не помогали ослабить сдавленность в горле и тревожное стеснение в груди. Мэгги продолжала поиски в толпе, минуя семью за семьей.
Вдруг ей показалось, что в общем гаме она услышала своё имя. Остановившись, Мэгги обернулась и внимательно оглядела окружающих. На глаза ей попалась девочка в розовом зимнем пальто и красной шапке. Это Холли, стоя рядом с Марком, махала ей. У Мэгги даже слегка перехватило дыхание от облегчения, и она двинулась к ним.
— Ты пропустила несколько лодок, — воскликнула Холли, беря Мэгги за руку.
— Сожалею, — ответила запыхавшаяся Мэгги, — вас трудно было найти.
Марк улыбнулся и обнял её одной рукой за плечи, притягивая Мэгги к своему боку. Опустив взгляд на её лицо, он заметил, как она глубоко втягивает воздух.
— С тобой всё хорошо? — спросил он.
Мэгги улыбнулась и кивнула, стараясь не дать пролиться слезам, опасно наполнившим глаза.
«Нет, со мной не всё хорошо», — подумала она. Только что она как будто побывала в одном из тех снов, в которых пыталась найти кого-то или что-то, а оно всегда ускользало в одном из обескураживающих ужасных ночных кошмаров. А сейчас она оказалась там, где ей очень хотелось быть, рядом с двумя людьми, ощущать близость которых ей хотелось больше всего на свете.
Происходившее казалось настолько правильным, что Мэгги это даже пугало.
— Ты уверена, что тебе не нужно дерево? — спросил Марк в следующий понедельник, когда Мэгги помогала ему погрузить в грузовик великолепную дугласову пихту[54].
— Нет, не нужно, — весело ответила она, нюхая свежие следы древесного сока на своих перчатках, пока он привязывал дерево. — Я всегда провожу Рождество в Беллингеме.
— Когда ты уезжаешь?
— В сочельник, — сказала Мэгги и, заметив лёгкое неодобрение Марка, добавила: — Прежде чем уехать, я оставлю подарок для Холли под рождественским деревом, и она сможет открыть его утром в Рождество.
— Она бы предпочла открыть его вместе с тобой.
Мэгги моргнула, не зная, что ответить. Означает ли это, что он хотел бы, чтобы она провела Рождество вместе с ним? Он думает о том, чтобы пригласить её?
— Я всегда встречаю Рождество со своей семьей, — осторожно произнесла она.
Марк кивнул и не стал продолжать разговор. Приехав к дому у виноградника «Рейншедоу», они вместе с трудом затащили дерево внутрь.
В доме было тихо: Холли ещё не пришла из школы, а Сэм уехал в Сиэтл навестить друзей и сделать кое-какие предпраздничные покупки.
Мэгги улыбнулась, увидев множество снежинок из белой бумаги, гирляндами свисающих с потолка и в дверных проемах.
— Кто-то потрудился.
— Холли научилась их делать в школе, — объяснил Марк, — и теперь превратилась в фабрику по изготовлению снежинок.
Он начал разводить огонь в камине, а Мэгги тем временем разворачивала свёрток с белыми мерцающими лампочками ёлочной гирлянды.
За час они установили дерево на подставку и развесили на нём лампочки.
— А теперь волшебная часть, — сказала Мэгги, втискиваясь в узкое пространство за пихтой. Она подключила гирлянду к розетке, и дерево засияло и засверкало.
— Это не волшебство, — улыбнулся Марк, отходя назад, чтобы осмотреть дерево.
— А что же тогда?
— Устройство из крошечных лампочек, светящихся благодаря движению электронов в полупроводнике.
— Да, — приближаясь к нему, Мэгги многозначительно выставила указательный палец, — но что заставляет их мерцать?
— Волшебство, — смирился Марк, и при этом уголки его губ слегка дрогнули.
— Точно, — Мэгги удовлетворённо усмехнулась.
Скользнув пальцами в волосы Мэгги и обхватив её голову, он вглядывался в неё:
— Ты нужна мне.
С минуту она не могла ни двигаться, ни дышать. Утверждение поражало своей незамысловатостью и прямотой. Не в силах отвернуться, зачарованная выражением в зелёно-голубых глазах, Мэгги могла только смотреть на Марка.
— Не так давно я сказал Холли, что любовь — это выбор, — продолжил Марк. — Я ошибся. Выбора нет. Можно выбрать лишь то, что ты собираешься с этим делать.
— Пожалуйста, — прошептала Мэгги.
— Я понял, чего ты боишься. Я понял, почему это так тяжело для тебя. Ты можешь отказаться от риска. Но я намерен любить тебя в любом случае.
Мэгги закрыла глаза.
— У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно, — услышала она голос Марка, — я могу ждать до тех пор, пока ты не будешь готова. Просто я хотел сказать тебе о своих чувствах.
Она всё ещё не смела взглянуть на него.
— Возможно, я никогда не буду готова взять на себя те обязательства, которые ты хочешь, чтобы я взяла. Если же ты просишь всего лишь о бессмысленном сексе, то с этим никаких проблем. Я могла бы, но ты…
— Согласен.
Её глаза распахнулись.
— Согласен с чем?
— Готов заняться бессмысленным сексом.
Мэгги в замешательстве уставилась на него.
— Ты только что сказал, что готов ждать!
— Я готов ждать обязательств. А до тех пор могу довольствоваться сексом.
— Значит … тебя бы устроила физическая связь, которая никуда не ведёт?
— Если ты не можешь предложить ничего лучшего.
Всмотревшись в глаза Марка, Мэгги заметила глубоко спрятанные искорки смеха.
— Ты меня дразнишь, — сказала она.
— Не больше, чем ты меня.
— Думаешь, у меня не хватит храбрости, да?
— Да, — спокойно произнёс Марк, — думаю, не хватит.
Мэгги была слишком возбуждена, чтобы разобраться в кутерьме своих эмоций. И негодование, и смятение, и страх, и даже что-то похожее на веселье… однако не эти чувства разожгли тот живой трепещущий жар, который толчками начал распространяться по всему её телу. Ощущения сосредотачивались в таких местах, которые усиливали её возбуждение, так что осознание близости Марка становилось невыносимым. Она хотела его, прямо сейчас, нуждалась в нём до тошноты, до головокружения.
Где-то на краешке сознания Мэгги едва уловимо мелькнуло удивление, что её голос прозвучал ровно, когда она спросила:
— Где твоя спальня?
И испытала удовлетворение, увидев, как расширяются его глаза, и как из них исчезают искорки веселья.
Марк повёл Мэгги вверх по лестнице, время от времени поглядывая на неё, как если бы хотел убедиться, что она всё ещё рядом с ним. Они вошли в комнату, чистую и скромно обставленную, со стенами, окрашенными в нейтральный цвет, неразличимый при тусклом декабрьском свете дня.
Не дожидаясь, пока её покинет смелость, Мэгги выступила из туфель, сняла свитер и джинсы. Она стояла в нижнем белье, и прохладный воздух спальни вызывал у неё дрожь. Марк приблизился к ней, и, подняв голову, она увидела, что он сбросил свои свитер и футболку, обнажив верхнюю часть, мускулистого и такого красивого тела. Двигался он тихо и осторожно, стараясь не напугать её. Мэгги почти ощущала его настойчивый взгляд, как он скользит по ней, в конце концов останавливаясь на лице.
— Какая ты красивая, — прошептал Марк, позволяя одной руке ласкать её плечо. Кажется, ему потребовалась целая вечность, чтобы окончательно раздеть её, целуя каждый дюйм кожи, освобождаемой от одежды.
Кончилось тем, что она обнажённой лежала на кровати и слепо тянулась к нему. Марк снял джинсы и прижал Мэгги к себе, его кожа пылала под её любопытными ладонями. Он поцеловал её. Его губы, сначала бережно изучающие, стали затем требовательными, и она открылась ему, соглашаясь на всё.
В ней расцвели новые ощущения, наслаждение почти необоримым жаром нахлынуло, вызванное ласками его умелых губ, нежными прикосновениями его любящих рук.
Удерживая над ней на весу тяжесть своего тела, Марк пригладил Мэгги волосы, убирая их со вспотевшего лица.
— Неужели ты действительно думала, что могло быть как-то иначе? — нежно спросил он.
Мэгги вглядывалась в него, потрясённая до глубины души. Между ними могла быть только любовь и только навсегда. Истина была здесь, в сердцах, бьющихся в одном ритме в потрясении от того, что их желания резонировали, взаимно усиливая друг друга. Мэгги больше не могла отрицать очевидного.
— Люби меня, — прошептала она, нуждаясь в нём, страстно желая наконец обладать им.
— Всегда, Мэгги, люблю…
Он вошёл в неё — горячее давление, заполняющее её в неотвратимом скольжении. Он так силён, в ней, над ней. Волны наслаждения вздымаются всё выше, слегка откатываются, и снова вперёд, выше, пока у неё не вырвался восторженный крик. Её руки ощупывали спину Марка, скользкие от пота мышцы тяжело бугрились под её ладонями. Он последовал за ней, найдя собственное освобождение в сладкой гавани её крепких объятий.
А потом они лежали вместе в звенящей тишине, и их тела тесно прижимались друг к другу.
Ещё много вопросов будет задано, и много ответов придётся найти. Но сейчас все они могли подождать, пока же Мэгги лежала, погрузившись в ощущение новизны чувств и раздумья о возможности нового будущего. И надежды.
Глава 14
Канун Рождества
Кое-каким свёрткам с подарками пришлось подвинуться, пока Алекс с Сэмом устанавливали электрическую железную дорогу вокруг рождественского дерева[55]. Ликующая Холли в красной фланелевой пижаме, восторженно вопя, устроила беготню, внося свою лепту в железнодорожную суету. Рэнфилд подполз поближе и с подозрением на всё посматривал.
Существовала договорённость, что Холли откроет один подарок в канун Рождества, а остальные только утром. Естественно она выбрала самую большую коробку, в которой оказалась разобранная железная дорога. В другой коробке, всё ещё аккуратно завёрнутой, был спрятан домик феи, который начала делать для неё Мэгги, вместе с красками, пакетом с сухими мхом и цветами, флаконом клея с блёстками и другими материалами, чтобы самой разукрасить домик.
Марк сел на диван рядом с Мэгги, приводившей в порядок кипу рождественских книжек, которые они только что читали вслух.
— Уже поздно, — пробормотала Мэгги. — Мне скоро пора уходить.
У неё забегали приятные мурашки, когда он наклонился и тихо сказал ей на ухо:
— Останься сегодня со мной на ночь.
Мэгги заулыбалась.
— Я думала, ещё действует правило «никаких ночёвок», — прошептала она.
— Да, но налицо исключение. Гостья может переночевать, если ты собираешься жениться на ней.
Она предостерегающе взглянула на него:
— Ты снова давишь, Нолан.
— Ты так думаешь? Тогда, видимо, тебе не понравится подарок, который я преподнесу тебе завтра утром.
Её сердце пропустило удар.
— О, Боже, — она закрыла лицо руками. — Пусть это не окажется тем, что я думаю.
Мэгги посмотрела на него сквозь пальцы.
Марк улыбался.
— У меня есть причина надеяться. Недавно тебе трудно было сказать мне «нет».
Что в той или иной степени соответствовало действительности. Мэгги опустила руки и внимательно посмотрела на Марка, на этого симпатичного, невероятно сексуального мужчину, изменившего всю её жизнь за такое короткое время. Она ощутила такой сильный прилив счастья, что чуть не задохнулась.
— Только потому, что люблю тебя, — призналась она.
Он потянулся к ней, наклонив голову. Губы его были твёрдые и тёплые.
— Фу, — услышала Мэгги, как воскликнула, хихикая, Холли. — Они снова целуются.
— Нам остаётся одно, — сказал ей Сэм. — Мы пойдём наверх, чтобы их не видеть.
— Мне пора спать?
— Тебе уже полчаса, как пора быть в постели.
Глаза Холли распахнулись:
— Скоро придёт Санта. Мы должны выставить печенье и молоко.
— И не забудьте морковки для оленя, — напомнила Мэгги, отрываясь от Марка и отправляясь на кухню с Холли.
— Как ты думаешь, Рэнфилд может испугать Санту? — спросила Холли, голосок её слышался и в гостиной.
— После всех собак, с которыми встречается Санта? Ни за что…
Вставая и потягиваясь, Алекс произнёс:
— Я пошёл. Мне тоже спать пора.
— Ты придёшь завтра утром? — спросил Сэм.
— Мэгги готовит завтрак?
— По крайней мере, он под её надзором.
— Тогда я буду.
Алекс прошёл к двери, там задержался и обернулся к ним.
— А мне нравится, — удивив их, задумчиво произнёс он. — Чувствуешь себя… по-семейному.
Он пошёл попрощаться с Мэгги и Холли, а затем удалился.
— Думаю, с ним всё будет в порядке, — заметил Сэм. — Особенно, когда закончится развод.
Марк чуть улыбнулся:
— Думаю, мы все будем в порядке.
Холли вернулась обратно в гостиную и поставила тарелку с печеньем и молоко на кофейный столик.
— Рэнфилд, — предупредила она. — Чтоб ничего из этого не ел.
Бульдог в знак согласия качнул задней частью.
— Пойдём, имбирная печенюшка, — сказал Сэм. — Я наверху подоткну тебе одеяло.
Холли посмотрела на Марка и Мэгги:
— Вы придёте меня поцеловать перед сном?
— Через несколько минут, — пообещала Мэгги. — Нам нужно просто немного прибраться и кое-что приготовить на завтра.
Она ласково смотрела, пока Холли взбегала вверх по лестнице.
Пока Марк выключал железную дорогу, Мэгги подошла к тарелке и достала из кармана листок бумаги.
— Что это? — подойдя сзади, поинтересовался он.
— Послание, которое Холли захотела положить рядом с тарелкой.
Мэгги показала листок Марку.
— Ты знаешь, что она имеет в виду под этим?
„Дарагой Санта!
Спасибо что исполнил все мои желания.
С любовью,
Холли“
Марк положил послание на кофейный столик и обнял Мэгги.
— Да, — произнёс он, глядя в её тёплые карие глаза. — Я знаю, что она имела в виду.
И когда, наклонившись, поцеловал её, Марк Нолан окончательно поверил в волшебство.