Леонтий Рковский
Изумленный кпитн
(исторический ромн)
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Первя глв
I
Возницын отложил в сторону циркуль и потянулся.
Рботть больше не хотелось: устли глз.
Солнце село где-то тм, з Всильевским, и в низенькой комнтке быстро темнело.
Возницын встл, снял с гвоздя порыжелую Преобрженскую шинель (шили пять лет нзд, в первую грдемринскую зиму) и стл нтягивть шинель н плечи.
Шинель был узк и коротк.
Длинные ноги кзлись оттого еще длиннее.
Сгибясь в дверях, Возницын шгнул з порог.
– Сш, ты куд это, н ночь глядя? – окликнул из кухни сестр.
Возницын остновился.
Мтреш, Мтрен Артемьевн, контр-дмирльш, жен Ивн Синявин, сидел у кфельной печи с вязньем в рукх.
Мтрен Артемьевн смотрел н брт лсково и в то же время испытующе.
Глз у нее были, кк у всех Возницыных, – серые, большие. А голос спокойно-вкрдчивый, точь-в-точь кк у дядюшки Прокофия Богднович.
– К Борютину. К нему из подмосковной человек с хлебом приехл. Может быть, мменьк что-либо скзывл…
Возницын нхлобучил треуголку и вышел.
Взял досд: двдцть один год, не сегодня-звтр – мичмн, не сегодня-звтр – поход с црем, тут – кк з мленьким. Ндоело! К чорту!
Он, в сердцх, хлопнул дверью.
Выйдя из дому, Возницын мгновение смотрел н громдный, рсстилющийся перед ним, голубой в вечерних сумеркх, оснеженный луг, н зиндевевшую бшню Адмирлтейств, н мзнковые домики Морской кдемии, ствшие у Невы.
Воя, поскрипывя н морозе полозьями, тщт от Невы н дровнях бочку с водой кторжники.
Вон у ворот Акдемии, с мушкетом в руке, зябнет н круле Митьк Блудов из 2-й роты. Стучит ног об ногу нстывшими бшмкми. Змерз, бедняг. Недром он тк внимтельно провожет глзми кузнецов, которые втгой, не рзбиря дороги, идут по снегу нпрямки от Адмирлтейств к Петровскому кружлу.
А н обезлюдевшем морском рынке по втоптнному плотно, почерневшему снегу ходит с мешком ккя-то бб. Он собирет клочья сен.
Ткя знкомя, привычня кртин.
Возницын круто, кк по комнде, поворчивется и шгет к Греческой слободе, туд, где нд црским Летним сдом кркют вороны.
II
Змерзшее окно оттивло. С подоконник по глиняной стене текло н пол.
Свк Борютин-меньшой, шестндцтилетний грдемрин, вытирл тряпкой подоконник.
В крохотной комнте, где стояли грдемрины, отец и сын Борютины, негде было повернуться.
Пришли все свои, московские: Сшк Возницын, Андрюшк Дшков. Соседи. Д прибежл всегд чуявший издлек, где пхнет выпивкой, торопецкий князь Мсльский.
Посреди комнты, у колченогого стол, сидел см хозяин, обрюзгший сороклетний грдемрин клсс рифметики Лук Борютин. Сонными глзми он тупо глядел перед собой. Видимо, звлился после обед спть – приятели помешли.
Н широких нрх, зменяющих Борютиным кровть, свесив ноги, полулежли Возницын и его зкдычный друг Андрюш Дшков.
Востроносый и востроглзый князь Мсльский переминлся у печки с ноги н ногу, кк зстоявшийся жеребчик. Ему не терпелось: хотелось скорее-скорее з чрочку.
Хлопя рукми по небеленным кирпичм, князь Мсльский скзл:
– Ну, и холодно же у вс, господ морскя гврдия! Печь-то, поди, с Покров не топлен?
– Зчем с Покров? – отозвлся Борютин меньшой. – Нмедни топили: я из Адмирлтейств щепы приносил!
– Грек, сволочь, прости господи! А еще глерным кпитном нзывется. Нет того, чтобы постояльцм протопить, – почесывя под мышкми, скзл Борютин-большой. – Рзве ж это гоже: мне, дворянину, мерзнуть кк холопу последнему? Дом у нс, помнишь Артемьич, – обернулся он к Возницыну, – хоть столетнюю сосну вли, кому ккя досд! А здесь ивового прут не срежь: црь Петр шкуру спустит!
Помолчли. З дверью, н хозяйской половине, ндсживясь, ревел ребенок.
– Свк, ты пошел бы, пошрил где-нибудь у соседей, – скзл флегмтичный толстяк Андрюш Дшков.
– Д где же теперь шрить – все зперто. А если у кого и лежло н дворе, тк рзве под снегом сыщешь? Это тебе не осенью.
– Я шел двеч от почтового двор – видел: недлеко отсюд, тк н норд-ост, у одной мзнки еще збор уцелел. Сбегем, Свк, мигом нломем! – оживился князь Мсльский.
Свк зколеблся.
– Светло, зори не пробили. Увидят.
– Кто тебя увидит? Н улице – ни души, эткой мороз! А шлхбомы еще не опускли, – скзл Дшков.
– Ты только полушубок не ндевй! Возьми Сшкину преобрженскую шинель, – зстегивясь, говорил Мсльский. – В случе чего мы об в шинелях – сойдем з солдт из полицмейстерской кнцелярии. Мол, збором двно не велено н улицу строиться, вы!.. Идем!..
– Зря вы это делете, – скзл Возницын, снимя с плеч шинель. – Нехорошо тскть чужое…
– Не слушй этого зконник, Свк! Ступй! – уговривл Андрюш.
Свк ндел шинель, взял с лвки треуголку и, видимо, без особого удовольствия нпрвился к двери.
В дверях Мсльский пропустил Свку вперед. Обернулся и, подмигивя товрищм, скзл Борютину-большому:
– Готовь припсы, Лук, – сейчс яишенку можно будет зжрить. Збор не сломю – шлхбом притщу!
– От Мсльского всего стнется, – зсмеялся Возницын, кутясь в зплтнный свкин полушубок.
III
– Свк, ты что тм возишься, поел бы лучше, – обернулся к сыну Борютин-большой.
– Я нелся, тятеньк! Не хочется, – ответил Свк.
Он сидел н корточкх перед печкой и глядел н догорющие угольки. В рукх у Свки был ккя-то деревяння трость: Свк помешивл ею в печке. Конец трости обгорел, обуглился и стл похож н клинок шпги. От него тянулсь в печку тоненькя струйк дым.
– Видно, по мменьке, по сестрицм стосковлся, – тихо зметил Возницын. – Свк, поди-к, посиди с нми! – тронул он Свку з плечо.
– Брось, Свк, не горюй, ты, ведь, грдемрин! Пойди, выпьем, – скзл князь Мсльский, протягивя Свке чрку.
Свк не обернулся – он продолжл молч сидеть у печки.
– Ну и сын у тебя, Лук! Лучше отц родимого: отец пять лет в рифметике сидит, сын з год в геометрию шгнул! Обогнл бтьку, й д Свк! – пьяно зхихикл Мсльский, лукво подмигивя Возницыну.
Борютин-большой ничего не скзл – сдержлся. Только с презрением вскинул глз н Мсльского.
А князь Мсльский, збыв и о нем и о Свке, уже кричл прямо в лицо рзрумянившемуся Андрюше Дшкову:
– Поручик Псынков – дурк! Я лучше его экзерцицию понимю! Подумешь, он меня будет учить, кк ндлежит отдвть комплемент генерлитету. Конечно ж, не от ноги, н крул с плеч! Было б кого слушть, то – солдтского полку поручик…
Борютин-большой снов обернулся к печке. Свки тм уже не было: он лежл поперек нр, уткнув голову в подушку.
– Сколько я в первые годы слез пролил, кк привезли сюд! – улыбнулся Возницын.
– Тебе, Артемьич, все-тки легче было – ты до црского смотру уже в иноземной слободе учился. Помнится, я возврщлся из Москвы, тебя мтушк везл зплкнного…
– Ехли к Густву Гббе, который содержл немецкую и лтинскую школу, – ответил Возницын.
– Вот видишь, ты уже до Питербурх в чужих людях жил. А его, – Борютин кивнул н сын, – прямо из девичьей взяли. Прню только шестндцтый год с Успенья пошел. Ему бы в свйку игрть д голубей гонять, он тут, бедненький, нд рдиксми всякими, прости господи, должен корпеть д проклятый вхтенный диурнл писть!
Борютин досдливо мхнул рукой, нлил чрку водки и злпом выпил. Здышл редькой и чесноком в лицо Возницыну:
– Э, будь я побогче, я б тогд, ей-ей, н смотр не явился б! Кк нш Веревкин, что юродство н себя нпустил. Дргун з ним приехл, он злез по уши в сжлку и дурным голосом оттуд кличет. Првд, Веревкину это дорого стоило, д зто теперь он сидит спокойно в вотчине, н медведей ходит, мы тут – ровно цыгне ккие…
Борютин отрезл холодного пирог с морковью и жевл.
Возницын здумчиво смотрел н оплывющий в медном шндле огрок свечи.
З пять лет совместной жизни в кдемии он низусть знл все рцеи Борютин-большого.
Возницын знл, что Борютин сейчс нчнет проклинть и море и Снкт-Питербурх («Согнли н крй свет, чего мы тут не видли? Пусть по морю тот и носится, у кого своей земли мло, у нс – слв те, господи!). Знл, что будет неодобрительно отзывться о готовящемся низовом походе („Только что змирились – опять воевть! А зчем нм этот поход? Без срцинского пшен или шелков персидских не обойдемся? Лучше дом з сохой ходили б – больше проку стло бы!“).
Одним словом, стрику были не по душе все новые порядки. Д что – спорить с ним будешь?
Но Борютин дожевл пирог, утерся лдонью и неожиднно зговорил совсем о другом – о Фрврсоне и о постылой нуке:
– А мне, строму, рзве легко? Англичнин, ппежня, ктолицкя душ, Вор-Форсун этот кк козел по светелке скчет, слюной брызжет д лет: – Што ест нумерцио? Што ест ддицио? В голове-то у меня одно: кк тм моя Домн Прокофьевн с молотьбой д с госудревыми подтьми упрвилсь, тут изволь, бтюшк, точно попугй отвечть. Погоди, кк это?.. – Борютин нморщил лоб, вспоминя: – Арифметик или числительниц есть художество честное, незвистное и всем удобопоятное, многополезнейшее и многохвлнейшее… Тьфу ты!.. – мхнул он рукой.
Возницын рссмеялся.
– Однко з три год – кк «Отче нш» выучил!..
– Вм, молодым, хорошо смеяться – вы все субтркции д мультипликции легко зтвердите, вот тким стрикм, кк я или Пыжов из второй роты, уже не в коня корм. Пыжов с осени в плоской нвигции был, нонче и рифметики мло знет. О нем уж и Адмирлтейств-коллегия спрвлялсь: ккой рди причины с высшей нуки в нижнюю вступил? Того и гляди, в солдты упекут. Вот и я боюсь, кк бы меня црь Петр из грдемрин в мтрозы не пожловл. Сколько лет в рифметике сижу, никк дльше ломных чисел сдвинуться не могу… Артемьич, я вижу, ты мло пьешь… Двй выпьем с горя!
Борютин нлил ему чрку водки.
Возницын послушно опрокинул ее в рот, сморщился, зтряс толовой.
– Тк, говоришь, Лук Ивнович, – дльше ломных ни шгу? – весело улыбясь, спросил он.
Борютин только кивнул головой, – рот был нбит.
– А ведь, помнишь, Лук Ивнович, в рифметике нписно:
Но несть той рифметик,
Иже в целых ответник.
А в долях сый ничтоже,
Отвещти возможе…
– Чорт с ними, с долями и с целыми! – досдливо мхнул Борютин. – Знешь, Сшеньк, был бы я помоложе – вот те крест святой – сбежл бы!
– З побег Адмирлтейств-коллегия кнутом бьет.
– Однко, скзывют, в Москве много учеников в бегх обретются.
Князь Мсльский, окончивший что-то говорить Дшкову, поймл последние слов Борютин:
– Что, говоришь, в Москве? Кк тм нш дмирл Ништдтский мир прзднует?
Борютин-большой не спешил с ответом: он коплся во рту толстыми, волостыми пльцми. Потом громко рыгнул и поднял н князя зхмелевшие глз.
– Д в Москве – ничего. Н Григория Богослов пожр небольшой случился. Црь, кк оглшенный, по Москве летет. Моего холоп Сучк? н Бсмнной снями сшибли.
– Эк вжность – Сучок! Что он у тебя – последний? – скзл князь Мсльский, выбиря в чшке огурец покрупнее.
– Тебе, князь, ничего, коли у тебя дворов много. Небось, пшни четей с полторст имеешь? А у меня – Возницын знет – восемь дворов, д и те пустые! У тебя вот бострок голлндских сукон, у меня – сермяжный! – вспылил Борютин.
Князь Мсльский, зло сощурив глз, ел огурец.
– Ну, и что ж дльше? – рздувя ноздри, зносчиво спросил он.
– А то, что я непрошенным з стол не лезу! Чужого не ем!
Князь Мсльский вспыхнул. Он оторвл огурец от здрожвших губ и через стол тюкнул им по голове Борютин.
Колченогий стол зштлся. Ззвенел посуд. Свеч упл и погсл. В мзнке стло темным-темно. Только небольшое оконце белело сбоку.
– Артемьич, не змй! Я ему, щенку, покжу, кк меня, гедиминович! – брхтлся в одном углу Борютин.
Из другого угл, поближе к двери, доносилось:
– Дшков, пусти! Я его, сучьего сын, клинком!
– Пойдем, пойдем! Ишь, фехту выучился! Хозяев рзбудишь, – отвечл спокойный голос Андрюши Дшков.
Скрипнул дверь.
– Прик мой, прик! – крикнул в последний рз князь Мсльский, которого Дшков вытлкивл из комнты.
Дверь зхлопнулсь.
Возницын знл: из ндрюшиных крепких рук князю не вырвться.
Борютин-большой обмяк: уткнув голову в бострок Возницын, он плкл пьяными слезми.
– Меня, гедиминович, огурцом!..
– Ложись спть, Лук Ивнович, ложись! Звтр рно вствть, – освобождясь от Борютин, скзл Возницын.
Он в темноте нкинул шинель, взял треуголку и, вытянув руки вперед, пошел из комнты.
Н хозяйской половине, з ширмой из строго прус, горел свет. Скрипел зыбк. Плкл ребенок.
Возницын стоял у порог, торопливо зстегивясь.
Он уже открывл дверь в сени, когд кто-то схвтил его з локоть.
Возницын, удивленный, обернулся. Перед ним стоял молодя гречнк, стыдливо стягивя н груди нкинутый н голые плечи стрый тфтяной плток.
– Господин сержнт, синхори?зете ми [1], уговорите вфе?нтис [2] Борютин, чтобы он переехл н другой дом! Я одн с мтерью. Муж в Рогервик. Мы боимся пьяних! Ки?рие [3] сержнт.
Н Возницын умоляюще и чуть-чуть лукво смотрели черные, большие глз гречнки.
– Уговорите. Сс перикло? [4]. Я уплчу з это вфе?нтис Борютин пени?нт копи?ки [5], польтину!
Возницын ничего не ответил. В голове у него шумело. Хмельные мысли теснили одн другую.
Он вдруг нгнулся, чмокнул гречнку в губы и опрометью кинулся вон из мзнки.
IV
Н Москве перекликлись петухи.
Игуменья Вознесенского девичьего монстыря Венедикт проснулсь еще до свет: в келье было нестерпимо душно. Мороз, видимо, ослбел з ночь, келейницы-дуры без толку нтопили с вечер.
В вискх стучло. Строе, дряблое тело обливлось потом. Кругом стоял тишин: монстырь спл. Только из соседней кельи, где спли три келейницы и кухрк игуменьи, слышлся зливистый хрп.
Игуменья лежл с открытыми глзми.
Свет от лмпдки мигл, будто н плмя кто-то легонько дул. Смотрел н двно знкомые предметы.
Круглый ясеневый стол. Ножк одн ломня. Нмедни протопоп Антип, медведь этот, облокотился, – снов отклеилсь. Зеленя мурвленя печь. В полутьме изрзцы кжутся черными. В углу поствчик, оклеенный золоченой бумгою. Блестит, будто и впрямь выложен червонным золотом.
Игуменья вспомнил о деньгх. Стло досдно. Зворочлсь н постели.
Црь Петр второй месяц здесь, в Москве. Со шведми нконец-то помирился. Теперь новую зтею выдумл – низовый поход. Еще от прежних войн обитель не опрвилсь, тут – н тебе. Тогд, в первую шведскую, отдл црю десять тысяч рублей – все, что собрли с вотчин в оброк. Д после – шесть тысяч с двумя стми. Деньг в деньгу. Д в клмыцких и ногйских тбунх коней для дргун покупли – больше полутысячи отдли. Ведь шутк скзть – по шти целковых (если прикзчик не врет) з лошдь плчено! Всего и не упомнишь без келрши Асклиды.
Асклид известн непокорством и луквством. Асклид хитр и льстив, но голов у Асклиды – кк у подьячего Троицко-Сергиевой лвры.
Асклид нперечет помнит все монстырские вотчины – московские, смоленские и стрхнские, петербургские, нижегородские и киевские. Он одн знет, перевлило ли в них з пятндцть тысяч душ крепостных и ккя посельскя стриц крдет в своей вотчине хлеб.
Но в последнее время мть Асклид стл что-то много думть о мирском: ряс у нее, точь-в-точь кк у келрши Рождественского монстыря Евстолии – кнфовя, четки лучше, чем у смой игуменьи Венедикты – рковинные, с хрустльными пронизкми, с серебряным крестом.
Нет, з всем игуменье не углядеть: стрость!
Игуменья Венедикт отбросил одеяло. Сел. Сунул отекшие желтые ноги в спожки н волчьем меху.
Подошл к окну.
В мленьком оконце, в предутренней феврльской мгле, белел церковня стен д пустой монстырский двор.
У ворот, вжв голову в высокий воротник тулуп, спл, сидя н тумбе, сторож. Возле мбров, где в подвле содержлись колодники, топл н снегу озябший стрик-грендер.
Слепые монстырские окн были еще темны. Только в поврне ярко горели стекл – топили печи. Д в кельях мирянок-нсельниц, живших в монстыре н пропитнии, в двух окнх блестел огонек.
Игуменья знл: это дргунскя вдов Пелгея Ивновн, походя торгующя н Неглинном олдьями, д посдскя дочь Ирин Михйлов, зкоренеля выжежниц, которую однжды били уже кнутом з торговлю золотом и серебром в неукзнном месте, н Крсной площди, – собирлись н торг.
Игуменья покчл головой.
– Мло того, что солдтских женок – отствных солдт в девичий монстырь определяют! И всех их корми. Всем им дй монстырское пропитние!
Игуменья отвернулсь от окн. Тяжело переступя больными ногми, пошл будить келейниц.
V
Еще соборня стриц Евгрия только что шл с пономршей открывть собор, монстырский день уже был полном рзгре.
По двору одн з другой проходили нсельницы-торговки, спешившие кто с ветошью, кто с пирогми н рынок.
Двое холопов, рзносивших по кельям воду, зевя, тщились с коромыслми к колодцу.
Из поврни с ведром помоев, уже в который рз, высккивл н двор девк-рботниц. Он выплескивл помои н снег и, жмурясь от свет, смотрел н суету у мбров. У мбров стояли приехвшие из подмосковных вотчин подводы со «столовым обиходом»: н снях белели кули с мукой, громоздились кди с огурцми и кпустой, топорщились мешки, нбитые сушеными грибми.
Подводчики – трое мужиков и долговязый прыщвый прень – вместе с несколькими монстырскими слугми – конюхом и ночными сторожми – вносили припсы в мбр.
Дже безносый стрик-грендер, стоявший н круле по соседству – у подвл с колодникми – прислонил мушкет к стене и помогл перетскивть более легкую клдь: лук, сушеные яблоки, мешок с орехми.
Толстя, с зплывшими свиными глзкми посельскя стриц Андрепел?гея, привезшя со своей вотчины припсы, суетливо бегл от подвод в мбр, нблюдя з переноской.
У мбр н потрушенном сеном снегу стоял келрш, высокя, негнущяся мть Асклид. Перебиря в рукх, точно четки, связку ключей, он бесстрстно глядел н все: кк долговязый прень один тщил куль муки, кк меж возов коплись в потрухе воробьи и кк н золоченой бшне Спсских ворот Кремля, возвышющейся нд монстырем, зблестели лучи солнц.
Рзгружли последнюю подводу, когд с колокольни Ивн Великго поплыл первый удр. З ним, точно догоняя, ухнули рзом соседи – Чудов, Кириллов монстыри.
Мть Асклид смотрел вверх, недовольно сморщив лицо.
Ждл.
Нконец-то удрил и Вознесенский.
Истово крестясь, из мбр выктился курносый монстырский прикзчик Бесоволков.
Келрш, не торопясь, крестилсь.
Чуть повел головой в сторону подвл. Сухо уронил:
– Колодников ндо в один подвл согнть – больно широко рсселись. Второй сддим грекм под волошское вино: и в Богоявленском и в Спсском все подвлы двно сдны купецким людям. Только мы знем одно – н чепь сжть. А много ли от этого корысти? Одн турбция!
– Истинно слово, мть Асклид, одн турбция, – смиренно поддкнул Бесоволков. – А в Никольском греки дже в розницу вином торгуют!
Келрш продолжл:
– Крыши н церквх и н кельях обветшли. Весной чинить ндобно!
– Где же, мть Асклид, нроду взять-то? – подскочил Бесоволков. – Из подмосковных слобод – хоть у Андрепел?геи спросите – некого брть: ведь четыре нбор взято – в морской флот д в дргуны, д в солдты… – Он згнул н лдони пухлые, короткие пльцы. – А теперь црь Петр в Астрхнь собрлся. Знчит, опять готовь подствы ямщиков с лошдьми!
Келрш Асклид, нхмурив брови, позвякивл связкой ключей. Из мбр, отряхивясь, вышл посельскя стриц Андрепел?гея.
– Кончйте тут, я с сестрой Андрепел?геей пойду в келью – посчитться, – скзл келрш и пошл от мбр.
Высокя, негнущяся, он шгл широко, по-мужски. Тучня посельскя стриц едв поспевл з нею.
Не успели они дойти к поврне, кк сзди послышлись чьи-то шги: кто-то бежл з ними изо всех сил.
Посельскя стриц испугнно шрхнулсь в сторону. А келрш Асклид остновилсь, с удивлением оглядывясь нзд. Смешно рзбрсывя длинные ноги, к ним бежл долговязый прыщвый прень. Добежв до монхинь, он со всего мху упл н колени, содрл с головы млхй и, вынув из него звернутый в тряпицу лист бумги, подл келрше.
Келрш неохотно взял бумгу, взглянул.
„Я сирот стл уже в совершенном возрсте и нмерения у меня, чтоб жениться, жениться мне нечим, потому что в монстырских вших вотчинх, у которых крестьян девки есть, и они просят з них деньги много, мне сироте денег взять негде…
Милостивя госудрыня, игуменья с сестрми, пожлуй меня, сироту своего, укжи госудрыня у крестьянин Бурксов дочь его Алену з меня, сироту, змуж выдть, чтобы мне, сироте, в молодых летх холосту не волочиться…”
Келрш сложил бумгу и взглянул н прня: он вытирл грязным млхем вспотевшее прыщевтое лицо.
– Ступй, я с сестрой Андрепел?геей подумю, стоит ли тебя женить!
Прень бухнул головою в снег, зерзл лптями.
– Смилуйся, госудрыня!
– Ступй, тебе скзно, ступй! Помогй носить! Экий ты, чй прво! – толкл его в плечи Андрепел?гея.
Прень покорно поднялся н ноги и виновто поплелся нзд к мбрм, долговязый и несклдный.
VI
Посреди кельи, н холодном кирпичном полу, сидел толстя, румяня бб. Возле нее лежл узел с поношенной женской одеждой.
– Мть Серфим, может быть, Софьюшке шугик грезетовый дть?
Стря, рыхля монхиня, упершись рукми в коленки, стоял нклонившись нд пестрым ворохом.
– Нет, шугик не годится!
– А епнечку н беличьем меху? Крыт белой прчей. Андысь у вдовы прикзной купил.
– Куд же тм епнечку! Другое ндобно, – ответил мть Серфим. – И ничего-то, кк я погляжу, у тебя, Устиньюшк, нет. У Филтовны, ей-ей, больше выбору!
Струх с трудом рзогнулсь.
Устиньюшк зерзл по холодным кирпичм пол.
– Что ты, что ты, мтушк, господь с тобой! Ведь лучше выбору, чем у меня, не то что у Филтовны, н всей Крсной площди не сыщешь! Вот те крест святой!
Устиньюшк одной рукой истово крестилсь, другой держл струху з подол.
– Дй-кось я еще покжу тебе шубейку лисьего меху! И кк это я збыл? Штофня, кофейного цвету. А по ней пукеты лые. Кк рз Софьюшке к лицу!
Ббьи пльцы проворно збегли в рзноцветном ворохе.
Змелькли роброны, шлфроки, смры.
– Не то, не то, не то!
Фиолетовые, зеленые, брусничные.
– Не то, не то!
Атлсные, кмчтные, объяринные.
– Не то!
– Д где же, прости, господи, он?..
Юбки, исподние, косынки, чепчики кмортковые полетели в сторону.
Нконец, рскидв ворох одежды, бб извлекл из-под смого низу шубейку кофейного цвет. Он был сильно поношен. Алые цветочки побурели от грязи. Бб выворотил шубейку мехом нружу. Ловко встряхнул изрядно вытертый мех, подул, повел рукой.
– Вот, мтушк, глянь-кось, лис ккя – сиводушк!
Мть Серфим нгнулсь.
– Ккя ж тм сиводушк? Обыкновення – крсня. Д все ж шубейк лучше шугя! Примерь, Софьюшк!
Он протянул шубейку молодой, чернявой девушке, которя стоял тут же и с интересом глядел н цветистый ворох одежды.
Софья ндел шубейку, выдернул из-под нее большую, черную косу, ккуртно зстегнулсь.
Шубейк был ей впору.
Устиньюшк подползл к Софье и обдергивл полы, сияя от удовольствия.
– Я же говорил: кк по ней шит!
Мть Серфим, ворочя Софью из стороны в сторону, тщтельно осмтривл покупку.
Шубейк точно – сидел неплохо.
– Вот только рукв длинновты, – скзл мть Серфим, слегк отходя нзд и глядя н Софью издли.
Устиньюшк легко вскочил н ноги. Сунул пльцы в Софьин рукв. Улыбнулсь.
– По крйней мере и без руквиц не змерзнешь! И чего это, Софьюшк, у тебя руки тк озябши?
– У нс в келье почитй с неделю не топлено, – ответил Софья.
– Где тм с неделю – больше, – змхл рукми мть Серфим. – Последний рз н Аксинью-полузимницу топили. Это у игуменьи д келрши день-деньской келейницы нжривют печи. Им можно: у них дров готовые, монстырские! А нм дров дром не дют – смим покупть приходится. Оттого мы больше своим теплом и греемся! Еще блгодрение создтелю – нынче мороз отвлился. Тк что же ты, Софьюшк, – обернулсь он к Софье: – возьмешь шубейку?
– Возьму, ехть чем-нибудь ндо ж. Я к Мремьяне Исевне в келью сбегю, покжусь…
– Сбегй, Софьюшк!
Софья выбежл из кельи.
– Куд это он? – спросил Устиньюшк, собиря рзброснную одежду.
– К иноземкм в богдельню. Он с этими жидми д белорусцми целый бы день сидел. Что ни говори – к своим тянет.
Устиньюшк от удивления дже перестл связывть узел.
– Рзве Софьюшк не русскя? А ккой же он породы?
– Отц не зню, мть когд-то Шереметьев пленной из Польши вывез.
– То-то я гляжу – Софьюшк смугля, ровно цыгнк или черкешенк. У нс ткого нроду нет. И где же ее мть?
– Умерл. Софья еще в млденчестве был.
– Тк он, бедненькя, сиротой росл? – соболезнующе кчя головой, спросил торговк.
– До семи годов н поврне у шереметьевских стряпух з печкой сидел, потом грфиня игуменье Венедикте в ученье отдл. А в монстыре к кому ж и определить, кк не к книжной стрице? Вот я ее и вырстил и выучил. Привезли мхонькую, худенькую, теперь…
– Пригожя девк! Глз одни чего стоят. Ткие большие, – мне все кжется – он ими нрочно тк смотрит, – зсмеялсь Устиньюшк. – И куд ж он едет?
– В Питербурх. Мть Асклид устроил ее нствницей к детям морского кпитн.
Торговк окончил связывть узел. Встл.
– Вот побежл, непосед, тебе, поди, некогд! – зметил мть Серфим, сдясь н лвку. – Посиди, Устиньюшк.
– Ничего, я погожу, пусть потешится обновкою, – ответил торговк, сдясь.
Он зпрвил под плток выбившиеся волосы, деловито вытерл пльцми губы и спросил:
– Говорят, великой пост по случю мир отменили, кроме первой и стрстной недели?
– У нс и без отмены знтным персонм – ешь, что хочешь, – скзл, иронически улыбясь, мть Серфим. – Это нм млородным, хоть ты ккой болезнью одержим, все рвно тщись в трпезную. А Бутурлин д Нрышкин – те в кельях жрут то, что им из дому присылют.
– А почему тк?
– Поноро?вк, Устиньюшк. У них и пожитки в кельях стоят – сундуки и коробы, они и келейных девок имеют чрезвычйно, не по препорции. Им д игуменье с келршей все можно! Вон протопоп Антип – вдовец. Рзве пристойно держть в девичьем монстыре вдового поп?
Устиньюшк оживилсь:
– А в Рождественском монстыре, у «Трубы», кк блудно воруют монхини, не слыхл? Мне нмедни в рынке скзывли. Белиц одн повздорил чего-то с трпезной стрицей д и брякнул: «В монстыре живем, д, мол, без приплод ходим, не то что вы!» Тк келрш Евстолия тую белицу велел бить плетьми в четыре перемены. А см при этом стоит и приговривет: «Не считй в обители брюхтых стриц!»
– Првд, нонче монхини хуже белиц стли, – мхнул рукой мть Серфим.
– Белицы нши тоже хороши, – оглядывясь н дверь, зтрторил торговк. – Рядом со мной вклдчиц, дворянскя вдов, живет. Ее окошко к поврне выходит. Верно, помнишь, бб годов шестьдесят, еще бородвк у нее н носу. Муж ее з ккие-то провинности сослн в город Сибирь, тк вот он живет в одной келье с кухрем д с нймиткой молодой девкой. И что же бы ты думл, мть Серфим? Не поделили с девкой кухря – рзодрлись. И смех и грех. Мы ждли – Бесоволков кухря в Свинский монстырь отпрвит н покяние, он тк и оствил. А нймитку не знмо з что пытл. Совсем не по-христински: без пмяти полсуток лежл. Мло того – теперь еще н чепь посдил. Безносый грендер ее крулит.
– Что это, Устиньюшк, у него, у грендер, от любострстной болезни нос отвлился, или кк? – спросил мть Серфим, брезгливо сплевывя в угол.
– Нет, он с моим покойным мужем в одном грендерском полку служил. Ему нос по пьяному делу дргун откусил в птеке «Тычке», что у Крсного пруд.
Мть Серфим покчл головой:
– Вот тк потешились!..
VII
– Ах ты, пся кость!
Герсим Шил стоял, здрв вверх пегую, клинышком, бородку. Короткие, точно обрубленные пльцы, никк не могли спрвиться с крючком воротник.
Лицо Герсим Шилы бгровело не столько от нтуги, сколько от злости: сегодня все рздржло его – и проклятый крючок в новом полушубке и доносившийся из-з перегородки звонкий шопот жены, которя чесл голову и читл по-стринке „Ojcze nasz”.
Герсим Шил и см не очень твердо знл првослвные молитвы, но теперь со злостью подумл:
«Муж – соборный строст, он молится по-польски, кк стря бб-унитк! Дур!»
Нконец пльцы поймли крючком неподтливую петлю. Полушубок был зстегнут.
– Агт, я пойду в кляштор! Гляди, не збудь телят нпоить! – крикнул он жене и вышел.
В полутемных сенях Шил столкнулся с кким-то мужиком в дрном кожухе.
Увидев Шилу, мужик оторопело отскочил в сторону. Сорвл с головы струю войлочную мгерку.
– До пнской милости!
Шил, не остнвливясь, шгнул во двор. Обернулся недовольно нхмурив свои пушистые, сходившиеся у переносья, седые брови.
– Зпирй сени, зпирй, не студи хты! – крикнул он.
Мужик, шлепя рзбитыми лптями, торопливо выктился вслед з хозяином.
Шил узнл его: это был черносошный крестьянин Михил Печкуров.
– Ну, чего тебе, Михсь? Говори скорей!
– Пн Шил, може у пн якя рбот?.. Дети голодные… Хлеб с Покров не видим!.. – говорил Печкуров, комкя в рукх мгерку.
– Нет у меня рботы! – сурово перебил его Шил и пошел со двор.
Мужик с непокрытой головой кинулся з ним, припдя к шилиной руке в теплой врежке.
– Смилуйся, пн Шил!.. Може, лен трепть, льбо что…
Шил сердито отдернул руку.
– Скзно – нет, и нечего лезть! – зло обернулся он.
Мужик, опешивший, стоял, рстерянно моргя белесыми глзми.
– К Боруху иди: у него и бровр и корчмы – все теперь у него! – крикнул взбешенный Шил и пошел по дороге к строму городу.
Сейчс, нзвв своего глвного врг, Шил тк же рсплился, кк и вчер.
Вчер был торг н отдчу в откуп питейной проджи в Смоленском уезде. Герсим Шил хотел взять откуп, но Борух Лейбов, пять лет держвший откуп в селе Зверовичх, дл большую цену, и откуп остлись з ним. Оттого Шил плохо спл ночь и встл, кк говорится, с левой ноги.
«Чорт строзконный! Жид некрещеный. Мло ему Зверовичей было!» – со злостью думл Шил.
Он шел, глядя по сторонм. Хотел чем-либо отвлечься, но сегодня все предствлялось Шиле в сумрчном свете.
Черные, зкопченные избы предместья Смоленск с вытявшими из-под снег крышми кзлись еще непригляднее и чернее.
Погод был отвртительня: несколько дней в Смоленске стоял оттепель, и н бугрх повытял земля, вчер с вечер тиснул мороз.
– «Герсим-грчевник н носу, придется коней зново ковть: н тупых подковх до ткой слизоте с клдью длеко не уедешь!» – с досдой думл Шил, осторожно ступя по дороге.
Н улице не было ни души. Только возле Ильинского ручья чьи-то ребятишки ктлись с горки н куске льд вместо слзок. Нкинув поверх рубшонок стрые отцовские кожухи, тк что полы волочились по снегу, они ктлись, не чувствуя холод.
«Вот дрть ндо, – посинели, все возятся!» – подумл Шил.
У смого спуск к кронверку, построенному лет пятндцть нзд црем Петром для зщиты Смоленск от шведов, Шилу нгнл подвод.
Услышв з плечми скрип полозьев, Шил посторонился.
– Пне Шил, сядйте, подвезу! – певуче скзл чей-то спокойный голос.
Шил обернулся.
В легких фигурных снкх сидел чернобородый, зросший волосми до смых глз стрик лет пятидесяти. Из-под бобровой шпки торчли большие оттопыренные уши.
Это был откупщик Борух Лейбов.
Шил снял шпку.
– Спсибо, пне Борух, мне недлеко!
Борух придержл лошдь. Поехл рядом с Шилой.
– Куд это, пне Шил, собрлся? В церковь н мшу?
– Я ж в соборе – церковный строст! – не без гордости скзл Шил.
– Дело доброе! – ответил Борух.
Рзговор оборвлся.
Об думли об одном и том же, но никто не говорил ни слов.
Слышно было, кк у коня ёкл селезенк д местми по вытявшей земле неприятно чиркли полозья.
Борух сидел все ткой же невозмутимо-спокойный.
Порывистый Герсим Шил, сдвинув брови, быстро шгл обок сни, стрясь не отствть от крупного шг коня.
Спусклись к мосту через Днепр.
Конь, сдерживя нседвшие н ноги снки, щелкл здними копытми в кузов. Нетерпеливо поводил головой, нтягивя вожжи.
– Ну, с горы ндо ехть веселей! – чуть улыбнулся Борух. – Бывйте здоровы, пне Шил! – Он поклонился конкуренту и отпустил вожжи.
Шил дже не успел ответить – фигурные снки уже легко летели с горы.
«Ишь, ушстя морд! Кожн чортов! Подъехл к этой строй блболке – губернтору – и взял откуп. Теперь рзъезжет пн-пном! – с огорчением думл Шил. – И чем бы его сжить только?»
Н Соборном холме удрил первый колокол.
VIII
Архиепископ смоленский Филофей-грек сидел, готовый итти в собор: в мнтии и клобуке. Он брбнил по столу пухлыми пльцми и тяжело отдувлся: рхиепископ ни слов не понимл по-русски и не мог помочь своему толмчу Глтьянову, который вот уже полчс спорил с упрямым иеромонхом Лзрем Кобяжовым.
Иеромонх Лзрь Кобяков, упрвитель рхиерейских дел, сухощвый, болезненного вид человек, выходил из себя. Он кричл н весь рхиерейский дом, брызгясь слюной и жестикулируя тк, что белесые жесткие волосы иеромонх болтлись по змусоленным плечм подрясник.
– Никкого меду в том погребе нет! Всю келейную рухлядь блженныя пмяти митрополит Врлм вы же взяли? Дже перинишки худой не оствили, тк еще чего?
Глтьянов, улыбясь большими нглыми глзми, спокойно ответил:
– Мед есть. Трист ведер есть. И крсного ренского сколько-то ведер остлось!
– Кто скзл? Кто это знет? – подскочил иеромонх Лзрь.
– Шил знет.
– Много знть хочет! Знл бы уж свой лбз! Лгунишк, неприсяжный человек!
– Аркет?. Дэн э?хо ке?рон. Препи н гип?го ис тин экклеси?н [6], – встл, бгровея, рхиепископ.
– Не будем спорить, есть мед или нет. Влдыко требует ключ! – убрв улыбку с лиц, скзл Глтьянов.
Иеромонх Лзрь перекосился от злости.
– Литургию н ржных просфорх вместо пшеничных служите, попов от кельи, не от прикзу ствите! – зхлебывясь, приговривл он, роясь в крмнх подрясник. – Весь свет охпить хотите! – Иеромонх Лзрь трясущимися рукми отцепил от связки один ключ и бросил его н стол. – Ешьте, берите, только подвитесь! – крикнул он и, взбешенный, выскочил из приемной злы.
В Троицком теплом соборе рхиепископ Филофея ждло много нрод. С месяц тому нзд црь Петр нзнчил в Смоленск нового рхиерея, Филофея-грек.
Мещне ходили смотреть н этого толстого, одутловтого влдыку и слушть, кк он н греческом языке тенорком служит литургию, мещнки – смотреть н крсивого рхиерейского толмч.
По обеим сторонм ковр, постлнного от двери до рхиерейской кфедры, толпился нрод: белые свитки мешлись с желтыми кожухми. В углу н скмейке шептлись струхи. У кфельной печи грелись нищие.
А посреди собор в поношенных сермяжных шинелях стоял кучк солдт Дорогобужского полк. Осторожно поворчивя головы, солдты с любопытством рзглядывли резные иконы, висевшие н стенх, и пухлых нгелов, лепившихся под потолком. (Собор был переделн из костел.)
Сегодня влдык почему-то змешклся. Соборный строст Герсим Шил уже несколько рз нетерпеливо высккивл из собор посмотреть, не идет ли.
Нконец рздлся колокольный звон.
Двясь и тесня друг друг, все кинулись к ковру. Дикон, о чем-то бсивший н клиросе с певчими, спешил к выходу, рзмхивя кдилом и откшливясь н весь собор.
Двери открылись.
В дверях покзлся орлиный нос и крсное, одутловтое лицо рхиепископ Филофея.
Перебивя дикон, хор грянул:
– Достойно есть!..
IX
„Се суть греси мои: сребролюбие,
злтолюбие, слволюбие, смолюбие,
миролюбие, плотолюбие, многолюбие…”
Две тени отржлись н стене: одн – нелепо-длиння, островерхя, другя – короткя и бесформення.
З столом в легком подряснике и скуфье сидел Лзрь Кобяков и плосколикий толстый монх.
Монх ел рукми жирную рыбу, вкусно причмокивя и выплевывя н стол кости.
Кобяков, рзрумянившийся от выпитого мед, горячо говорил, стуч кулком по столу:
– Сребролюбец и мздоимец безмерный! З гривну готов любого грязного холоп в попы посвятить! В дворцовом селе Зверовичх некоего Аврм поствил з триндцть рублей з десять лтын. А поп тот в грмоте столько же знет, кк свинья в мрципнх!
– Д и толмч его, грек этот слдкоглсый, подстть преосвященному, – вствил монх. – Мне нмедни скзывли: поп, отец Иллрион, зхотел перевестись из сел Жбыки в село Ходыки. Глтьянов зпросил с поп з перехожую двдцть рублев. Отец Иллрион и говорит: – мне тких денег негде взять. Торговлись, торговлись, нконец Глтьянов соглсился дть перехожую з три целковых.
Монх вытер жирные пльцы о свою кудлтую огненно-рыжую голову, стряхнул с бороды крошки и отодвинулся от стол.
– Что Филофей, что Глтьянов – одн стн! – мхнул рукой Лзрь. – Им бы весь свет взять, и то мло покжется! Ведь месяц в Смоленске живут, чего только не збрли? Сбор от обрз божией мтери нд днепровскими воротми, что еще при Врлме собрли, – трист восемьдесят рублей, – взяли; привесы от обрз – взяли; всю келейную рухлядь митрополичью, что в ризничной и в клдовой плтх, – взяли. А сколько добр от митрополит остлось? Погоди, я тебе прочту!
Кобяков подбежл к постели, взял стоявший в изголовье небольшой киприсный ящичек, открыл его и стл в нем рыться.
– Сейчс узнешь, у меня весь реестр припрятн!
Плосколикий монх сидел, без интерес глядя н опустевшую флягу и н рыбьи кости, рзброснные по столу.
– Вот, вот, сейчс!
Лзрь достл из ящичк несколько исписнных клочков бумги. Вернулся к столу.
– Послушй, ккую рухлядишку греки збрли: «три мнтии, девять ряс, четырндцть ршин желтого скнного бйберек, полпят ршин лого китйского с трвми тлсу, жемчугу восемь ниток, рссыпного, мелкой руки, кровть крсного дерев, местми н винтх железных, кнпея обит кожею, двои кресл дубовые, при коих двендцть стульев решетчтые, чсы стенные с курнтми…» Погоди, погоди, это еще не все. – Лзрь взял другой листок. – Я те прочту, сколько эти констнтинопольские псы одной посуды збрли. Д не лишь бы ккой, серебряной. – Кобяков снов стл читть: – «Судок столовый со птицею, шесть чшек, что огурцы подют, мис круглых пять, крышки с лицми три блюдечки конфетные, окрйки решетчтые, чшки водочные чекнены и вызолочены, чйник мленькой, руковятк деревяння, игодь медня, чернильниц с умбрколом посеребряня…» Всего не перечтешь, – прервл чтение Кобяков, видя, что гость смотрит совсем осовелыми глзми.
Он спрятл реестр в киприсный ящичек.
– К доношению приложу: пусть в синоде н Филофеево несытство полюбуются! Горек тогд ему митрополичий мед окжется!
Плосколикий монх поднялся.
– Ну, тк ты, отец Лзрь, пиши: я не стну те мешть! А ежели ндо будет – скжи: я к тому доношению руку приложу!
…Свеч в медном митрополичьем шндле совсем оплыл, когд Лзрь Кобяков, уже н второй стрнице доношения выводил:
«…трудное житие при тких людех, что хотят весь свет охять, что ккие ныне регулы повелевют, ни во что вменяют понеже несытств сребролюбия никко удержться может смоленский рхиерей, к тому же гордыня и злоб древняя в них спочивет, понеже когд придет в злобу, то дня три пищи не приемлет, все из-з сребролюбия…»
Вторя глв
I
Устлые лошди с трудом тщили по весенней грязи телегу.
Вся дорог был в выбоинх, и телег то и дело нырял, зрывясь в грязь по ступицу.
Снчл вниз летел серя сермяжня спин рхиерейского кучер Федор, зтем передние колес подымлись – пдл Глтьянов.
Глтьянов полулежл в телеге; з двдцть пять дней дороги из Москвы в Питербурх он сдился то тк, то этк, и все было нехорошо. К тому же от постоянной тряски ныл спин.
Глтьянов курил и со скуки смотрел по сторонм, хотя и сейчс, подъезжя к Питербурху, н дороге было все то же: то тянулись бесконечные подводы с ккими-то мешкми, чугунными ядрми или с якорными кнтми (все низовый поход), и крестьяне, по пояс збрызгнные грязью, понуро брели, в рсхлестнных лптях по обочине, ткой же вязкой, кк и см дорог; то грузно нырял в колдобинх четырехместня крет, и вспотевший кучер щелкл бичом по взмыленной шестерке: то, подгоняя плшми худых лошденок, проезжли в лтных синих кфтнх дргуны.
И всюду – в кнвх и посреди дороги, – выпятив вздутые бок, влялись лошдиные трупы. И вороны, сидевшие н пдли, увидев приближющихся людей, с криком летели прочь.
Все было то же.
Но чем ближе подъезжли к Питербурху, тем светлее и прозрчнее стновилось вечернее небо: тм, нд Невой, уже не угсл зря – нчлись белые ночи.
Глтьянов лежл и думл. З двдцть пять дней все мысли были передумны.
В Москве, с Шилой, хорошо продли пятьдесят ведер митрополичьего меду: удчно подвезли – к смой Псхе.
Теперь остлось только узнть в Питербурхе, ккой донос состряпл этот звидущий Лзрь Кобяков н Филофея и синод. О доносе Глтьянов узнл в Москве.
И вот из-з донос приходилось три недели мучиться: днем пролеживть бок н мешке с овсом, ночью – кормить клопов в мужичьих хтх.
А ведь вместо этого Глтьянов теперь мог бы спокойно сидеть в Смоленске у ккой-либо лсковой вдовушки с Зеленого ручья…
Вечерело.
Уже оствлось верст пять до Слвянки, последней стнции перед Снкт-Питербурхом, когд они нехли н обычную дорожную сцену: среди грязи, скособочившись, стоял н трех колесх телег. Н грядке сидел женщин в штофной, кофейного цвет шубейке. Мужчин возился у сломнного колес.
По фризовому бостроку всилькового цвет и вленой мтросской шляпе мужчины Глтьянов догдлся, что бед приключилсь с мтросом.
– Что, приятель, пришлось «скобу сжть?» [7] – смеясь, крикнул мтросу Глтьянов.
Н голос Глтьянов обернулись об – мтрос и его спутниц. Мтрос был рябой пожилой мужчин, спутниц в штофной шубейке окзлсь молодой девушкой.
Черные глз Глтьянов, только что со скукой глядевшие кругом, вдруг ожили: девушк был хорош. Хороши были огромные, точно от удивления рсширенные, ккие-то темные глз и четко очерченные, сочные, слегк припухшие губы.
Глтьянов тронул Федор з плечо. Лошди охотно остновились.
– Н ткой дороге железное не выдержит! – хмуро скзл мтрос, вытиря о штны грязные руки.
– Откуд путь держите?
– Из Москвы.
– А зпсного колес нет? – спросил рхиерейский кучер.
– Ишь, чего зхотел. Кол подложим д кк-либо н нем и дотщимся до Слвянки. Вон ямщик пошел рубить. – Мтрос укзл рукой в сторону от дороги.
Тм, с трудом выдиря ноги из топкого болот, брел к чхлым кустм человек.
– А чьи будете? – спросил Глтьянов.
– Я денщик кпитн Мишуков. Везу детям кпитн нствницу.
Глтьянов пристльно глядел н девушку, что-то прикидывя в уме.
– Кк же, Зхрия Днилович кпитн Мишуков я зню – см боцмном в глерном флоте служил. Двй нм брышню – мы до Слвянки довезем, что ж ей мучиться! – предложил Глтьянов.
Девушк в первый момент обрдовлсь предложению. Ее большие глз с блгодрностью глянули н Глтьянов.
Он взял было узелок, лежщий в ногх, но потом в нерешительности остновилсь, вопросительно глядя н денщик.
– Поезжй, Софья Всильевн, до Слвянки – отдохни, мы кк-либо дотщимся, – скзл денщик, принимя от Софьи узелок.
Глтьянов молч улыблся.
Софья поствил ногу н колесо и, выбиря, куд бы посуше ступить, слезл.
Шгя широко рскрякой, чтобы не збрызгться грязью, он подошл к телеге Глтьянов.
Глтьянов протянул ей руку.
Софья вскинул свои длинные ресницы, зстенчиво улыбнулсь и крепкой мленькой рукой схвтилсь з руку Глтьянов.
– Гоп!
Софья легко прыгнул в телегу.
– А ведь глз-то у нее не черные, синие, м тон фео?н, [8] синие! – с удовольствием отметил Глтьянов.
Софья уселсь, перекинул толстую черную косу со спины н грудь и взял н колени узелок.
– Остновимся у Сидор, где колодец! – весело крикнул денщику Глтьянов.
И телег снов пошл нырять по рзбитой и злитой водой московской дороге.
II
Изб был полн смых рзнообрзных звуков.
С полтей, где спли хозяев, слышлся булькющий, с присвистом, хрп, кто-то скрежетл во сне зубми, н печи кряхтел древняя ббушк, в углу мычл теленок, и по зкопченным бревнм стен сухо шелестели быстроногие тркны.
Софья не спл.
От туго стянутой толстой косы болел голов, но Софья не хотел рспускть волосы н ночь – где возиться с ними в темной избе. Он легл, не рсплетя косы. И, несмотря н то, что устл з целый день, не могл срзу уснуть.
Ведь, последняя ночь, тм – неизвестный чужой город к чужие незнкомые люди.
Все близкие, их тк мло у Софьи, остлись в Москве.
Сейчс они стояли перед глзми Софьи: вспыльчивя, но добросердечня мть Серфим, у которой Софья прожил столько лет, и богделенские струшки-иноземки – тучня Анн Щегельскя и подвижня мленькя Мремьян Исевн.
Вспомнился первый урок – кк мть Серфим учил Софью читть. Кружочки воск н порыжелых стрницх чсослов – тк хочется Софье отколупнуть эти кружочки – и шершвый укзтельный плец мтери Серфимы: он водил софьины глз по буквм, он же, когд рзучивли петь «стршную седмицу», вел софьин голос. А вечер в мленькой, убогой келье струх-иноземок!
– Опять к нехристям собрлсь? – скжет, бывло, мть Серфим. – Ну, ступй, непосед!
С этими вечерми связны особые воспоминния: струшки знли софьину мть, рсскзывли о ней, о длеком Полоцке, который з рубежом и откуд все они были родом.
Тинственное, влекущее слово – рубеж. Рубеж предствлялся Софье в виде высокой – выше кремлевской – стены. И тк хотелось поехть посмотреть, ккой он, что тм.
Не оттого ли Софья тк легко и охотно перенимл у Мремьяны Исевны еврейский язык, с Анной Щегельской говорил по-польски. И сейчс все они, эти простые и милые люди, были тк длеко.
А здесь – ни одной близкой души.
И знкомый только один: сегодняшний грек.
Глтьянов, лежвший по ту сторону стол, н полу (Софья спл н лвке, в углу под обрзми), тоже, видимо, не мог уснуть – все время ворочлся н соломе.
Стрнный этот грек, рхиерейский толмч и бывший глерный боцмн. Он почему-то все время облизывет губы.
А когд рз, н ухбе, телег сильно тряхнул и Софья, чтобы не упсть, схвтилсь з рукв Глтьянов, у грек вдруг посинели уши.
«Но у него крсивые, хотя и нглые, неприятные глз», – подумл, зсыпя, Софья.
…Софья проснулсь от прикосновений – чьи-то пльцы шрили по ее ногм.
Софья в стрхе подобрл под себя ноги. Сел, прижвшись к углу. Смотрел в темноту и с тревогой ждл.
Стол, стоявший у смой лвки, мешл достть Софью. Но эти дрожщие пльцы тянулись з ней все дльше вместе с дрожщим шопотом:
– Софьюшк, голубь, не бойся, это я!
Софья узнл голос рхиерейского толмч.
– Что ндо?
Стол чуть отодвинулся в сторону. Руки дотянулись уже к ее коленям.
Тогд обезумевшя Софья изо всех сил удрил в лицо грек – в этот орлиный нос, в эти вывороченные губы.
Руки отпрянули куд-то в темноту.
Софья сидел, дрож от стрх и негодовния, и ждл нового нпдения.
Глтьянов сморклся, сплевывя н пол. Зтем, уже не зботясь о том, чтобы выходило тихо, он тяжело оперся о стол и со злостью зшептл:
– У, монстырскя недотрог! Лярв! Жидовк!
Софья, холодея от ужс, вжимлсь в угол. Молчл.
Под печкой зорл петух.
Грек шевелился уже н своем месте – по ту сторону стол.
Софья сидел, прислушивясь: не полезет ли еще под стол.
Но Глтьянов скоро зхрпел.
…Второй рз Софью рзбудил стук: кто-то стучл в оконце избы. Софья в испуге поднял голову с колен – он спл сидя.
– Хозяин, отопри!
– Господи, нши приехли. Плтон! – обрдовлсь Софья: он узнл по голосу кпитнского денщик.
III
Возницын ел, не подымя глз от трелки: сегодня з обедом сестр звел свой любимый рзговор – читл брту нствления. Ведь, хоть и сводня (отец у них был один, дьяк Рзрядного прикз, Артемий Богднович), д все-тки стршя сестр.
Вчер вернулись из Москвы дмирлтейские подводы, видимо, кто-то рсскзл Мтреше, кк ее Ивн Акимович, который отпрвился с црем прздновть Ништдтский мир, допился до чортиков. И сейчс Мтреш вымещл все н брте.
Всегд невозмутимя, Мтрен Артемьевн отчитывл брт спокойным, ровным голосом. Этот спокойный голос рздржл Возницын: монотонный, он нпоминл ндоедливое жужжнье неотвязчивого комр.
«Пусть лучше брнилсь бы уж, чем тким елейным голоском проповедывть» – со злостью думл Возницын.
Он ел торопясь, чтобы поскорее избвиться от этих двно известных сестриных рцей.
– Все по-своему норовишь делть, Сшеньк. Ничьих советов не слушешь. Смолоду хочешь своим умом жить. И во всем-то виновт твоя мть – не воспитл с детств в послушнии к стршим. Отдл в немецкую слободу учиться – вот и вышел неслух.
Возницын недовольно сдвинул брови. Ему было неприятно, что сестр, кк все пдчерицы вообще, недолюбливет его мтери.
– А кбы сидел дом нд збуковником, кк мы, д кбы учил тебя дьячок…
– Российской грмоте словолитец типогрфский, Петров, обучл, – буркнул Возницын.
– Пьяниц. Горький человек, – бесстрстно прибвил Мтрен Артемьевн.
– А вш дьяк от Введения, Пфнутий, рзве не потреблял вин? Я и то помню, кк он в сенях влялся…
Мтрен Артемьевн пропустил мимо ушей змечние брт.
– Вот со всякими этими тередорщикми д бтырщикми возился, потому теперь и смого от книги не оторвть! А что толку-то? – Ивн Акимович мой кроме пслтыри ничего не читл, до контр дмирл дослужился. Книг, Сшеньк, не поможет: ндо смому дорогу себе пробивть! В прошлом, семьсот двдцтом годе, говорили тебе: поезжй, Сшеньк, з море! У цря н виду был бы, человеком стл бы!..
– Я и без этого человеком буду…
– Погляжу я н тебя, Сшеньк, упрям ты – ровно дядюшк Прокофий Богднович. Тот вот тк же делл по-своему, пок црь Петр не отослл в вотчину. Тоже, кк и ты, всякие книги читывл – и лтынские и польские, однко Шфиров обсккл! Думский дьяк, стыдно молвить – умер в безвестности, кк площдной подьячий!.. Дй, Сшеньк, я тебе еще пирог с кшей прибвлю, – протянул руку Мтрен Артемьевн.
«Всегд скупя, сегодня не жлеет. Хочет, чтобы подольше меня отчитывть» – мелькнуло в голове.
– Нет, блгодрствую, я – сыт, – скзл Возницын, вствя от стол.
– Ну, хорошо, не слушл нс тут, бог с тобой. Поедешь в низовый поход – гляди, хоть в Астрхни отличись! – бросил вдогонку брту Мтрен Артемьевн.
– Лдно уж, – ответил Возницын, открывя дверь в свою кморку. Тк не хотелось уезжть из ствшего з семь лет близким Питербурх куд-то в длекую Астрхнь. Но всегд от этих глупых рзговоров от этой постылой опеки Мтреши, ей-ей, тошно.
Чорт с ним, с походом! Скорей бы уж ехть! По крйней мере см себе хозяином будешь!
Возницын глянул в небольшое оконце.
Апрельское небо было тк прозрчно. Вокруг дмирлтейской бшни, повизгивя, носились стрижи.
Неясня грусть сжл сердце. Зхотелось чьей-то лски, теплых, учстливых слов.
И тотчс же перед глзми встло крсивое лицо гречнки, хозяйки Борютиных.
С того пмятного вечер, когд зхмелевший Возницын поцеловл ее в губы, гречнк при встрече с Возницыным глядел н него кк-то особенно и лукво улыблсь.
Возницыну от этого взгляд стновилось неловко и вместе с тем приятно.
Хотелось еще рз остться недине c ней, но все кк-то не получлось. Сколько рз невзнчй ни зходил к приятелям Возницын, всегд один из Борютиных был дом.
«А ведь сегодня Лук стоит н круле у чсового колокол, Свк с Андрюшей Дшковым лдился идти удить рыбу… Рзве сходить?»
От этой мысли слдко зныло в груди. Кровь бросилсь в лицо.
Возницин воровто оглянулся н дверь и, сняв со стены прик, стл торопливо одевться.
Мтрен Артемьевн говорил н кухне с дворовой девушкой – т гремел посудой, – и Возницын н цыпочкх, неслышно прошмыгнул в сени.
Подходя к знкомой мзнке с кирпичной трубой и выкршенной охрой ярко-желтой дверью, Возницын еще издли увидел мть Зои, высокую, костлявую струху. Он держл н рукх годовлого Анстс, крикливого, избловнного млденц, и рзговривл с кким-то человеком.
Человек был в сермяге и войлочной шпке немосковского покроя. Ткие шпки Возницын видел в дмирлтействе у плотников, пригннных из-под литовского рубеж.
«Струх н дворе – знчит, Зоя одн», – с рдостью уточнил Возницын.
Придерживя шпгу, он с деловым видом зшлепл по грязному дворику, лвируя между куч мусор.
– Я есцо в Смоленску не були, син тм есцо недвно… – услышл он струхину фрзу.
Возницын влетел в мзнку. Сердце у него учщенно билось. В первой хозяйской комнте было тихо – шум доносился из кморки постояльцев.
Возницын открыл дверь к Борютиным и остновился н пороге.
Посреди комнты у колченогого стол, стоял гречнк.
Рукв у нее были зсучены. Он скребл ножом жирный от двней грязи борютинский стол. По всей столешнице шли, точно борозды, светлые полосы. Грязь струйкми стекл со стол н кирпичный пол.
Услышв шги, гречнк тк и змерл с ножом в руке. Он, улыбясь, смотрел н Возницын. Глз ее лсково поблескивли.
У Возницын зхвтило дух. Он стоял, глядя н ее полные плечи, голые до локтей руки и н позеленевшую медную цепочку нтельного крест, ускользвшую куд-то в широкие недр груди.
– Борютин дом? – чуть выдвил он.
– Нет, – ответил Зоя одними губми. Возницыну покзлось, что ее глз говорят о другом. Он рвнулся вперед и схвтил ее в объятия.
Нож, звякнув, выпл из рук гречнки.
– Охи, ди? тон фео?н, о?хи…[9] – зшептл гречнк, отстрняясь от Возницын и испугнно кося глзми.
Возницын, не обрщя внимния н то, что одн рук его сжимет мокрую, грязную руку гречнки, полы кфтн вытирют стекющие со стол мутные струйки, все притягивл Зою к себе. Он упорно тянулся губми к ее полным, сочным губм.
Но в этот момент из хозяйской половины рздлся не столько грозный, сколько нсмешливый окрик:
– Полундр!
Возницын отпрянул и оглянулся. Дверь н хозяйскую половину он не зкрыл. Ширм из строго прус был полуотдернут, и н Возницын, иронически посмеивясь, глядел крсивый, черноглзый грек. Он лежл, рзвлясь н лвке у стены, и курил.
«Поплся. Стыд и срм!» – пронеслось в мозгу Возницин.
Он шгнул через порог и, не зботясь уже о том, чтобы сохрнить деловой, серьезный вид, пулей пролетел мимо струхи, рзговриввшей с человеком в сермяге.
Возницин почти бежл по улице, придерживя одной рукой треуголку. Все лицо горело. Было стыдно. Было досдно.
Но муж, глерного кпитн, толстоносого и толстогубого, противного грек, он знл. Это был – не муж.
«Кто же это?» – догдывлся Возницын.
IV
„Третияндесять добродетель пристойня девицм есть стыдливость”.
По спокойной полноводной Неве плыл прозрчный, слегк голубовтый лед.
У пристни, где стоял Софья, льдинки с легким звоном удрялись о деревянную обшивку свй, рядми укреплявших топкий берег, нседли одн н другую и, шурш, проплывли дльше.
Софья смотрел н широкую, чистую реку, и ей вспоминлись мутные воды невзрчной Неглинной с берегми, звленными нвозом и мусором.
После сухопутной, крепко вросшей в землю бревенчтой Москвы этот мзнковый, кирпичный город н островх, исчерченный вдоль и поперек кнлми и протокми, город н воде, был Софье необычен.
Но з три недели ей уже полюбились кудрявые петербургские остров, непотухющие зори белой ночи и широкий простор быстрой Невы.
Длекя Москв предствлялсь Софье кким-то зтхлым, тесным зпечьем.
Софья стоял, рспхнув полы шубейки.
Еще позвчер в Питербурхе свирепствовл снежня буря, хлопьями влил снег, сегодня выглянуло солнце.
Сегодня Софья смогл выйти из дому погулять: кпитнш Мишуков поехл к дяде, князю Меншикову, н Всильевский остров и взял с собой кпризного, избловнного Коленьку, с которым Софья принужден был проводить целые дни.
Софья с звистью глядел вслед мишуковскому боту, который приближлся к Всильевскому острову. Софья еще ни рзу не был в смом городе: ни н Березовом острове, где в топкой низине стояли крсивые двухэтжные дом, нд рекой возвышлись бстионы крепости, уствленные пушкми, и блестел вызолочення колокольня собор; ни н веселом Всильевском, где широко рскинулся меншиковский сд, трехэтжный дом князя ярко горел н весеннем солнце позолотой лепных укршений. Он только издли любовлсь всем этим и слушл, кк с городской крепости доносились звуки гобоев и труб (был полдень), потом нчли свой мелодичный перезвон курнты.
Д и здесь, н Адмирлтейском острову, пропхшем смолой и пенькой, Софья не был нигде дльше Адмирлтейств.
Он повернулсь и пошл прочь от реки.
Софья минул достривющийся кирпичный собор Иския Длмтского, стрнный, кк и все постройки в этом нерусском городе: вместо привычных московских глв-луковиц нд деревянной крышей сиротливо громоздился один купол, н трехъярусной колокольне, стоящей еще в лесх, торчл, точно в Адмирлтействе, высокий, острый шпиц.
Софья минуту постоял у собор, посмотрел, кк вверху, вокруг колокольни, кружились, весело повизгивя, стрижи, и пошл дльше через зеленеющий пустырь.
У Невы нечего было смотреть: спрв вдоль реки тянулись невзрчные мзнковые домики. А з ними, ближе к прядильному кнлу, пересекющему всю площдь до смого Адмирлтейств, виднелись ккие-то громдные мбры. Софья и нпрвилсь туд.
Он шл по вытоптнной тропинке. Под ногми то и дело хлюпл вод. В более топких местх лежл нстлнный хворост или брошенный обломок доски. В кнвх, полных ржвой воды, квкли пригретые солнцем лягушки.
Софья минул стоявшую в стороне от других построек кменную «смоляную бню», где курили смолу, и пошл вдоль прядильного кнл.
З кнлом, н островке, тянулись лесные мбры – склды корбельного и мчтового лес. Лес лежл всюду – дубовые в дв обхвт комли выпирли из-под нвес мбров; длинными, ровными, кк свеч, соснми был звлен весь берег. Бревн плвли в мутной воде кнлов, со всех четырех сторон окружвших островок.
Островок кончился. Софья пошл дльше вдоль кнл и уперлсь в целый ряд мстерских.
Здесь воздух дрожл от звуков: лязгло железо, визжли пилы, стучли топоры, слышлся веселый перестук кузнечных молотов.
B рскрытые двери кузницы летели искры. Черные до белков глз кузнецы гоготли что-то, кивя в сторону Софьи. Вся земля был покрыт тертым, искрошенным углем.
Софья решил возврщться нзд – дльше ничего интересного не предвиделось. Но он не хотел итти прежней дорогой – вдоль кнл. Миновв огромные прядильные дворы, где крутили кнты и где пеньковя пыль столбом стоял в воздухе, Софья пошл по грязной улице морской слободы.
Он шл вдоль этих низеньких, одноэтжных, похожих друг н друг, мзнок. Крошечные окн были кое-где открыты. В окне виднелся горшок с бльзмином, кошк, стртельно вылизывющя грудку, и белобрыся безбровя хозяйк в кмортковом чепчике с кружевми. Здесь жили дмирлтейские служители.
В другом дворе сушилось рзвешнное белье – лтные порты, сорочки и зстирнные пеленки из прусного холст. Бельишко висело н куске толстенного кнт. Был ясно: влделец всего этого добр – корбельный человек.
Софья прошл уже большую половину морской слободы, когд встретилсь с профосом.
Нвстречу Софье, окруженный босоногими дмирлтейскими ребятишкми, шел посредине грязной улицы пожилой низколобый мтрос. Он двиглся медленно: видно было, что мтрос тщит з собой н веревке ккую-то тяжесть.
Пожиля женщин, проходившя через улицу с ведрми, остновилсь и, придерживя одной рукой н плечх коромысло, другой истово крестилсь.
Трое моряков, стоявших у мзнки, кк-то неприязненно косились н эту процессию.
Софья ускорил шг и увидел: мтрос, обливясь потом, волочил по улице, словно ккую-то вещь, мертвого товрищ. Веревк был продет подмышкми труп. Зпрокинутя голов билсь по земле, поворчивясь то в одну, то в другую сторону посиневшим, изможденным лицом с дико вытрщенными глзми. Зкостеневшие руки и ноги мертвого мтрос оствляли н уличной грязи следы, кк от полозьев.
У Софьи потемнело в глзх. Он поштнулсь, хвтясь з угол мзнки.
Чья-то крепкя рук поддержл ее. Софья пришл в себя. Рядом с ней, в темнозеленых кфтнх, стояли дв грдемрин: один длинноногий, с небольшими русыми усикми, скривившись, смотрел н профос; другой – востроносый и востроглзый, лукво посмеивясь, держл Софью з локоток.
Софья выдернул локоть и, пересиливя стрх и отврщение, подошл к толпе, окружвшей низколобого профос.
Тут были рбочие с ближйших дворов – кузнецы, пильщики; т же бб с ведрми, несколько мтросов и солдт-конвоир с двумя кторжникми в немыслимых отрепьях. Солдт был одет немногим лучше кторжных – обшлг изодрнного сермяжного кфтн были рзные: один – коричневый, явно кршеный ольховой корой, другой – вычернен сжей.
Между взрослыми шмыгли ребятишки, желвшие видеть все рньше других.
Профос стоял, вытиря руквом вспотевший лоб.
Из-з толпы Софье только были видны худые, нелепо вытянутые, голые ноги труп.
– Что это, он см умер, или кк? – спросил, не обрщясь ни к кому, бб с ведрми.
– Не видишь рзве: профос тскет – знчит, человек от своих рук утерялся, – сумрчно кинул один из мтросов.
– И чего ж это он, горемычный, руки н себя нложил?
– С добр не сделешь, – живо откликнулся конвоир в сермяжном кфтне. – Вон гляди – молодчики пошли, – он кивнул н проходивших по улице чьих-то, княжеских или посольских, гребцов. Гребцы были в новеньких крсных триповых мундирх и черных брхтных колпчкх с золотыми кистями. – Тким голубчикм петля н ум не придет: сыты, обуты, одеты. А поживи, кк нш брт, солдт, по дв год без жловнья д походи в тких отрепьях – во (конвоир рсствил руки, глядя н свой некзистый кфтн), что дже летом в крул совестятся нзнчть, – до всего дойдешь! – зпльчиво скзл он и обвел всех глзми, точно желя посмотреть, кто будет оспривть эту истину.
Толп молчл.
Профос поплевл н лдони и потщил труп дльше.
Толп медленно рсходилсь.
– А зчем все-тки тскть его по улицм? – робко спросил Софья у востроносого грдемрин, который ни н шг не отходил от Софьи.
– Зкон ткой: ртикул сто шестьдесят семь, – колол Софью острыми глзкми грдемрин.
– Д не сто шестьдесят семь, сто шестьдесят четвертый ртикул, – улыбясь белыми, ровными зубми, скзл его длинноногий товрищ. – Длся тебе в пмять сто шестьдесят седьмой!
Софье вдруг стло стыдно, что он говорит с незнкомыми. Он круто повернулсь и, не оглядывясь, быстро пошл к Адмирлтейству.
– Куд же вы, цыгночк? – кричл вслед востроносый грдемрин.
– Д брось ты, Мсльский! Хочешь и впрвду сто шестьдесят седьмой ртикул зрботть! – смеялся товрищ.
Софья почти бежл. Из головы не выходил ужсня процессия.
«Кто ткой профос?» – думл он.
Но, вместе с этими мыслями, мелькли и другие:
«Востроглзый – ткой смешной, лицо, точно у курицы – без подбородк. А тот высокий очень недурен».
V
– С духовными рхиепископ см спрвится: н Лзря Кбков хорошее доношение состряпли, все его продерзости вывели – и кк н мосту, у Алениной трубы, пьяным влялся и кк в епитрхили верхом н лошди ездил. А вот чем бы князю Ггрину рот змзть?
Глтьянов озбоченно посмотрел н Шилу.
– Кому? Губернтору? Блболке этой? А он при чем тут? – удивился Шил.
– В следственной комиссии н рхиепископ горы роет.
– З что?
– Чорт его знет. Обиделся, должно быть, что Филофей ему меду митрополичьего не прислл.
Шил сосредоточенно думл о чем-то, пощупывя свою пегую, клинышком, бородку.
Они стояли у гостиных рядов, н углу. Мимо них шли с бзр и н бзр пешеходы, ехли подводы.
Бзр шумел. Ржли лошди. Где-то пронзительно визжл поросенок.
Слепцы-нищие монотонно тянули божественную песню:
Взойди, пненк,
Н круту гору,
Ой, Езу, мой Езу,
Н круту гору.
Гремя колесми, с площди выехл порожняя телег. Мужик, сидевший в телеге, увидев Шилу и Глтьянов, содрл с головы шпку.
Шил глянул н него и просиял:
– Михлк! Печкуров! Погоди! – весело крикнул он.
Мужик послушно остновил лошдь.
– С чем это приезжл? – подходя к нему, спросил Шил.
– Мясо привозил – хозяин корову зрезл.
– Что ж, Боруху мытных и корчемных доходов уже мло? Мясом торговть здумл? – помрчнев вдруг, скзл Шил.
– Не, коров объелсь житом, ее и прирезли.
– Почему см Борух или его сынок Вульф не повезли, тебе доверили?
– Вчер ж был суббот: им ни ездить, ни торговть нельзя – грех.
– А что ты воскресенья не соблюдешь – это ничего?
– Э, мне – соблюдй, не соблюдй – одн корысть: все рвно без хлеб сидеть! – иронически улыбясь, мхнул рукой Печкуров. – Орем землю д глину, едим мякину, кк говорится…
– У меня, Михлк, к тебе дело есть. Зедем н минутку к нм, – скзл Шил.
– Проше, – ответил Печкуров, услужливо уступя место, см сдясь в передок телеги.
– Пне Глтьянов, поехли, – кивнул Шил.
Грек, не понимя еще, ккое отношение может иметь эт встреч к их недвнему рзговору, послушно сел в телегу рядом с Шилой.
* * *
Корчм был нбит битком – рзъезжлись с бзр, и нрод все время прибывл.
Н лвкх з рсштнным столом двно не хвтло мест – пили стоя. Двое питухов удобно рсположились в углу, усевшись н черном от стродвней грязи, зплевнном полу.
У стойки было особенно тесно – лезли, толкясь, к бочке с полпивом.
З бочкой лежло пропитое добро: поношення свитк, новые лпти, трубк полотн, стрый хомут. А сверху всего нелепо подпрыгивли связнные по ногм куриц и петух, – хозяин, видимо, не донес их до бзр. В корчме стоял дым коромыслом – шум, гм, песни, ругнь.
Кто-то стучл по столу кулком тк, что дребезжл посуд. Кто-то ндсдно икл и отплевывлся. Ккя-то подгулявшя бб здорно пел «подушечку»:
Чи ты стр, чи не дюж,
Иль якое лихо,
Я чешуся, копошуся,
А ты лежишь тихо.
Подушечк, подушечк,
Д ты пуховя,
Молодушк, молодушк,
Д ты молодя…
Лысый пьяненький дед в дырявой посконной рубхе, подпояснной лыком, все время лез к бочке, ругясь со всеми и крич целовльнику:
– Серег, орлёня твоя душ. Отдй шпку!
Целовльник, проворный русоволосый прень, делл свое дело, не обрщя внимния н крики.
– Хитер, дед, – пропил шпку, теперь нзд требуешь! – пошутил кто-то.
– Не, не пропил – в бочку свлиллсь, – ответил дед. И вдруг, поняв безндежность положения, зплкл пьяненькими слезми: – Шпку!..
– Демьяныч, вынь, пусть не скулит! – попросил целовльник чей-то трезвый голос.
Целовльник, нливя полпиво, подцепил ковшом и вытщил из бочки что-то нмокшее, бурое.
– Это, что ль, твоя? Принимй!
Нрод рсступился. Дед, поштывясь, шгнул к бочке и взял из рук целовльник порядком нмокший войлочный колпк.
– В другой рз будешь знть, кк нд бочкой ворон ловить! Пьешь, тк пей, не ротозейничй! – скзл целовльник, вытиря мокрые руки о свои русые волосы.
А дед в это время, подствив рот, выжимл из шпки полпиво.
По бороде текл ккя-то буря смесь полпив и грязи.
– Вот догдлся…
– От ткого сусл срзу протрезвеешь, – смеялись кругом.
Печкуров не видел этой сцены – он сидел в противоположном углу з столом. Шил подрил ему з рсскз о зверовичском откупщике шесть грошей, и Печкуров пропивл их.
Охмелев от первой полкврты, Печкуров с жром говорил нерзговорчивому куму, которого встретил в корчме:
– Спршивет: «Где зверовичские иудеи богу молятся?» – У Андрея Горбченк, что возле речки живет, клеть, говорю, нняли – туд ходят. – «А в вино, спршивет, ничего не мешет, вино Борух продет чистое?» – Вино, говорю, доброе – без пригру, пить бы ткое до смой смерти. Только в прошедший вторник переливли бочку – ншли н дне утоплую мышь, это, говорю, действительно, было, тк – вино кк вино. Тут Шил и почл мне проповедь читть: «Ндо, говорит, нм жид некрещеного со свету сбвить – от них, говорит, все утеснение».
– Шиле – утеснение, это верно, – вствил кум. – Нмедни при мне Борух у него из-под нос шесть возов жит перехвтил – у полковницы Помскиной.
– А про что ж я тебе говорю? – нетерпеливо перебил кум Печурков. – Ну вот, Шил мне и то и сё про него: он мол, ткой д эткой. А я сижу д и думю: все вы для нс черти одной шерсти – что ты, что Борух. Купцы! Ловки чужим трудом жить! Неверно говорю, скжешь? – зпльчиво спросил Печкуров, нклоняясь к куму.
– Верно, кум, верно: лычко с ремешком не связывйся!
Кумы чокнулись.
Косясь н миску с жреной брниной и до половины выпитый зеленый штоф, человек в подряснике бойко читл:
– «По взятьи з его имперторского величеств из-з польского короля город Смоленск и княжеств Смоленского, утвержден был одн христинскя блгочестивя вер во всем княжестве смоленском, жидовскя погня вер искоренен был без осттку, и то блгочестие было без помештельств рзных вер многие годы. А вице-губернтор смоленский князь Всилий Ггрин допустил в кбцкие и в тможенные откуп и во всякие торги в тое смоленскую провинцию из-з литовского рубеж жидов, которые с женми и с детьми меж христинского нроду рзмножились и, живучи в Смоленском и в уездх той провинции, строзконием своим чинят в простом нроде смуту и прельщение…»
Шил внимтельно слушл, нклонив голову нбок. Глтьянов курил, щуря крсивые глз. Улыблся, довольный. Чтец, проглтывя нбегвшую слюну, читл дльше:
– «Шбус свой по своей вере содержт твердо, в субботу денег з свои промыслы не принимют, нш воскресный и другие господственные и богородичны и нрочитых святых прздники уничтожя, всякими промыслы с простым нродом христинского зкону торгуют и н всякую рботу в те дни нймют.
И многие христине, смотря их проклятое прельщение, слушя их, рботют не только в воскресные дни, но и во все прздники христинского зкон и тем от церквей божиих простой нрод отврщют…»
Человек в подряснике окончил, вопросительно глядя то н Шилу, то н Глтьянов, больше всего н зеленый штоф.
– Хорошо, знозисто получется! – потиря от удовольствия руки, похвлил Шил.
– У Мкр получится – не сомневйся! Ггрин от нс не отвертится, – спокойно уронил Глтьянов.
Человек в подряснике признтельно хихикнул и, вынув из-з ух перо, сделл вид, что собирется продолжть писть.
– Погоди, Мкрушк, – зсуетился Шил. – Н, брт, выпей!
Он нлил большую чрку водки.
Человек в подряснике перекрестился, выпил и, потщив пльцми из миски кусок брнины, зчвкл.
– А нсчет мышей, не збыл, Мкрушк? Кк в бочке с вином мышь утопл? Печурков нмедни скзл! – спросил Шил.
– Все упомнил, – ответил человек в подряснике и взялся з перо.
В хте снов стло тихо. Только скрипело по бумге перо д звенели нлетевшие со двор комры; дверь в сени стоял нстежь – в хте от нтопленной печи было душно.
Шил сидел н лвке в одной рубхе. Глтьянов курил, косясь н перегородку, откуд слышлся шопот жены Герсим Шилы.
Человек в подряснике стртельно строчил.
Шил нетерпеливо ерзл по лвке, пощипывя пегую бородку, – ему не терпелось.
– А может, передохнешь млость? – через некоторое время робко спросил он у человек в подряснике.
– Вот ужо допишу достльное, тогд, – не подымя головы, отвечл тот.
Нконец он кончил писть.
Шил придвинулся ближе. Глтьянов поднял голову. Человек в подряснике высморклся в полу, утер нос рукой и, откшлявшись, прочел:
– «А который скот оные жиды бьют, из тех, усмтривя негодное мясо, ткже буде у них впдют в чны мыши в ккие хрчи, и те хрчи продют првослвным христинм, не очищя молитвой, простой нрод у них покупют и тем души свои сквернят.
«Еще ниболее той прелести весьм нестерпимое повреждение првослвным христинм чинится, что из помянутых жидов Смоленского уезд сел Зверович тможенных и кбцких сборов откупщик Борух Лейбов, ругясь ншею христинскою верою, учинил препятия и спор в првоверности, построил в селе Зверовичи близ церкви Николя чудотворц свою жидовскую школу, в которой бсурмнскую свою веру отпрвляют.
«А прочих их жидовских прелестей и всяких нроду повреждениев ясно произвести з простотою не знем, но уповем н вше святейшего првительствующего Синод рссуждение и просим, дбы оных христинской веры противников жидов из Смоленской провинции выслть з литовский рубеж, до откупов или до кких торговых промыслов, з оным их прельщением и явным рзорением, не допускть, дбы тем првослвную христинскую веру утвердить…»
Человек в подряснике окончил, победоносно глядя н доносителя.
Шил сидел, нсупив седые брови, что-то сообржл.
– Георгий, не многовто ли хвтили? – спросил он, вопросительно глядя н Глтьянов. – Ведь школы-то они в Звервичх не строили, в клети у Горбченк молятся…
Глтьянов рссмеялся.
– От Питербурх до Зверович длеко: Синод очезрительно не увидит! А проверять пришлют кому? Архиепископу. Стло быть, чего ж тебе бояться? Мкр знет, что пишет!..
Человек в подряснике глядел вбок, хитро улыбясь.
VI
Возницын открыл глз и по долголетней привычке срзу глянул н стену, где висел кртин, изобржвшя трехмчтовик. Если солнце доползло по стене до него, – знчит, уже шестой чс: пор вствть и бежть в клссы, в Акдемию.
Солнце зливло трехмчтовик.
Возницын хотел было вскочить с кровти, но глянул н стол, н котором лежли брошенные лишь бы кк учебники – тблиц синусов, «книг флгов» Алярд, истрепнный Дегрф – и рзом вспомнил весь вчершний день.
Эти книги были уже не нужны: вчер все покончено с Акдемией, вчер экзменовли и бллотировли в мичмны.
Звтр – в путь, в Астрхнь, к црю, сегодня можно еще лишний чсок поспть.
Он улыбнулся и потянул одеяло н голову.
Последний день в Снкт-Питербурхе пролетел кк-то совершенно незметно.
Когд Возницын поутру, в восьмом чсу, пришел в Акдемию, он не зстл никких знятий: Акдемия готовилсь к отпрвке мичмнов и грдемринов в низовый поход.
Морскя гврдия всех клссов, нчиня от млдшей рифметики и кончя сферикой, слонялсь без дел из одной клссной плты в другую. Обсуждли поездку, говорили с уезжющими. Некоторые из более молодых и ретивых звидовли тем, кто отпрвляется с кпитном фон Верденом в поход, другие, пострше, вроде сороклетнего грдемрин Луки Борютин, соболезнующе глядели н уезжющих.
У клсс плоской нвигции стоял групп грдемрин, плотным кольцом окружвшя кого то. Слышлись взрывы смех – очевидно, рсскзчик потешл всех ккой-то збвной историей.
Подойдя ближе, Возницын узнл голос Мсльского:
– Мичмн Телепнев рзвернулся д к-к бцнет ему в рыло. Тк глз нгличнину и вышиб! Англичнин – в суд. Зпросил з глз пятьсот фунтов стерлингов, у ншего Телепнев ни шиш в крмне…
– Ого!
– Вот тк поплся! – послышлсь в толпе.
Возницын уже прошел мимо них, но востроносый князь Мсльский зметил его и окликнул:
– Сшеньк, здрвствуй! Ты что это с мушкетом ходишь? Еще не сдвл? Беги проворней в цейхгуз – все уже сдли. Сейчс мундиры получть будем.
Возницын зторопился.
Н дворе его остновил Свк Бюрютин:
– Возницын, погоди, ты сдешь – тебе все рвно, – двй обменяем лядунки: твоя новя, моя вишь ккя – должно быть, Прутский поход видл…
Возницын, обменялся лядункми и подошел к цейхгузу: он последний сдвл все кзенное добро – мушкет, нтруску, лядунку. Но зто мундир для поход получил первым.
Когд Возницын, нгрузившись одеждой, отошел от двери, его обступили все – и уезжющие и остющиеся. Кждому не терпелось посмотреть, пощупть своими рукми новое обмундировние.
– Бострок ничего – тиковый, кфтн ккой? – тянулсь из-з грдемринских плеч чья-то рук.
– Не видишь – кнефсный!
– Подклдк худя – хрящевя…
– А ты бы тлсную хотел?
– Глстук-то пестрядинный, – тщил кто-то из ворох обмундировния глстук.
– Не тяни, вытщишь совсем – потеряю, – остновил его Возницын.
– Митьк, бшмки-то, глянь, не остроносые, кк у мтросов, тупоносые…
Перебирли, тормошили все – рубхи, портки, чулки.
– Сш, и н сколько годов все это? – спросил Свк Борютин. – Н дв?
– Н год.
– Полно – н год: до кпитн в этом дослужишься, – съязвил стрый грдемрин Пыжов.
– Ну, хвтит – нгляделись! – протискивлся сквозь толпу Возницын.
Его обогнл Мсльский, который мчлся со своим узлом во весь дух.
– Ты это куд тк торопишься? – спросил Возницын.
– Я пойду в клссную плту примерю, потом в швльню стщу – успеют к вечеру переделть.
Возницын улыбнулся:
– Э, стоит ли возиться!
И пошел домой.
Дом н обновку тотчс же нкинулись осмтривть, ощупывть, оценивть сестр Мтрен Артемьевн и вся дворовя женскя прислуг.
А Возницын, зхвтив со стол книги, которые он брл у профессор Фрврсон почитть, пошел к нему н квртиру.
Профессор бердинского университет Андрей Днилович Фрврсон, мтемтик и строном, жил при Акдемии, в небольшой плте с сенцми. Все углы плты были звлены книгми, чертежми, рукописями, кртми.
Возницын зстл стрик дом.
Фрврсон в туфлях н босу ногу и без кфтн, в одном жилете, сидел у стол и знимлся всегдшней домшней рботой – испрвлял очередной перевод ккой то книги.
Стрик обрдовлся приходу Возницын: Фрврсон любил грдемрин Возницын з то, что он хорошо учился (хотя и не обнруживл особой склонности к мтемтике), глвное – з то, что Возницын имел пристрстие к чтению. Фрврсон охотно двл грдемрину книги из своей большой библиотеки.
Фрврсон усдил Возницын н тбурет, см, ежеминутно, нюхя тбк и сморкясь в клетчтый носовой плток, бегл по комнте. Он говорил Возницыну, кк должен держть себя молодой человек, вступющий в смостоятельную жизнь.
Возницын смотрел н подвижного, щуплого Андрея Днилович, н продрнные локти его сорочки, н плохо пудренный прик, и ему стло жль одинокого стрик.
Он сидел и думл о том, кк охочя н всякие прозвищ морскя гврдия нелепо прозвл этого доброго, простого человек «Форсуном». Првд, Фрврсон был очень горяч и смолюбив и не спускл никому – дже смому директору Акдемии. Вся морскя гврдия помнит, кк нгличнин отрезл тогдшнему директору, брону Сент Илеру, который хотел преподвть вместо него геодезию: «Нечего лезть в преподвние той нуки, которой см не сведом». Но ккой же он – форсун?
Возницын не хотел ндолго отрывть Фрврсон от рботы. Он терпеливо выслушл все нствления и стл прощться.
Фрврсон тряс его руку, желя блгополучного возврщения из поход. А когд Возницын уже повернулся к двери, профессор вдруг спохвтился – он остновил Возницын и, подскочив к ближйшей стопке книг, лежщих н полу, выбрл в подрок Возницыну две книги.
– Вот, почитете в дороге!
От Фрврсон Возницын зшел н минутку в Акдемию – ему хотелось в последний рз взглянуть н те комнты, где он провел восемь лет.
В клссных плтх никого уже не было: все рзошлись по квртирм.
Возницын прошел мимо этих небольших комнтушек, пхнущих кким то густым, зстоявшимся зпхом.
Вот меркторскя нвигция, нвигция плоскя, геометрия. А дльше – рифметик.
В этой комнте Возницын провел первую зиму в Питербурхе. Печи тогд в Кикиных плтх были худые, из окончин дуло. Здесь Возницын впервые подрлся с Мсльским из-з испорченного лист лексндрийской бумги: Мсльский толкнул Возницын под локоть, когд он чертил. Здесь же весь клсс болел чесоткой, и их лечили противной мзью из дегтя, порох и сл.
Кк это двно было и кким теперь все это кжется милым!
Он ходил по комнте, с нежностью вспоминя, где гнется ккя половиц, внимтельно осмтривл изрезнные ножми столы стрясь отыскть среди отметин свои следы.
Не хотелось уходить из этих комнт, но уходить ндо было.
Возницын ушел домой обедть.
После обед он сложил вещи в дорогу и, пользуясь тем, что сестр отдыхл, потихоньку ушел к Андрюше Дшкову: в последний вечер выслушивть ндоевшие сестрины рцеи было тошно.
Возницын зсиделся у Андрюши Дшков. Было уже з полночь, когд он собрлся уходить из Переведенской слободы, где жил Дшков.
– Любуйся и последний рз белой ночью: в Астрхни, поди, тких не увидим. Ишь, кк светло – хоть смую мелкую литеру читй! – скзл Андрюш, выходя вместе с Возницыным н двор.
Ночь действительно был хорош – светл и прозрчн. Н большой перспективной дороге можно было пересчитть кждый кмешек.
Отчетливо слышлось, кк н Всильевском перекликлись трещотки крульных. Где-то в морских слободх ляли собки. А у Безымянного ерик зливлись соловьи. Возницын неспеш пошел домой.
Спть совсем не хотелось – голов был полн мыслей. Сегодня – последняя ночь в Снкт-Питербурхе, тм – неизведння, новя, смостоятельня жизнь.
В прошлом – опек сестры Мтрены Артемьевны и укзк шурин, рыжей рыси, контр-дмирл Ивн Акимович Синявин. В прошлом – восемь лет Морской кдемии, где кждый шг зрнее определен и рзмерен.
Н молитву – зимой в семь, весной – в шесть. В клсс итти по суковтым, неровным полм Кикиных Плт – «безо всякой конфузии, не досдя друг другу». В холодном клссе – не бесчинствовть, потому что у дверей с хлыстом в руке дремлет н тбурете отствной солдт, «дядьк». Вообще «друг другу иметь всевозможное почтение и друг друг нзывть моим господином» – тк нпечтно в инструкции цря, которя хлебным мякишем прилеплен н стене зл.
Тк же ясно и в остльном.
Нуки: фортификция, нвигция, геометрия и прочие до рисовния и ткелж.
Нствники: если мтемтик – живой Андрей Днилович Фрврсон, если нвигция – мямля Степн Гвын, если фрунт – сволочной руск, ротный кпитн Козинский.
По нукм дются и кормовые деньги: кто в рифметике – получй в сутки четыре деньги, в тригонометрии – восемь, в нвигции плоской – всех десять, в круглой – три лтын две деньги!
Живи д остерегйся одного: «имей воздержние от худых дел»! З худые дел – кошки, розги и дже – сквозь строй.
В прошлом все точно и ясно. Никких хлопот и збот.
Не то – в будущем.
В будущем – утомительно-длинное путешествие в неведомую Астрхнь, поход с црем в Персию по своенрвному, бурному Кспию (это не Мркизов луж) и первя встреч с неприятелем в море…
Трусости нет – Возницын не трусил, но спокойнее, приятнее было бы никуд не ездить, учить геодезию, диурнл, ходить в Адмирлтейство изучть члены корбельного гол, стоять н чсх у всегд пустой денежной кзны, в свободную минуту збежть к любезному Андрею Дниловичу з книгми, чтобы потом – н чсх ли, во время урок ли – рзмышлять нд крткими и «узловтыми» изречениями философов.
Приятели – те думют по-иному: они об довольны предстоящей поездкой.
Андрюш, звзятый рыболов, целый вечер только и говорил о том, кк он будет ловить в Астрхни рыбу.
А Мсльский, который в пригннном по фигуре новом кфтне збежл н минутку покзться товрищм, твердил о другом:
– В бою легко отличиться! А в Астрхни, скзывют, много вин и крсивые, подтливые грянки…
Для Мсльского все везде легко и просто.
Возницын, рздумывя, шел по перспективной дороге.
Пройдя мост через Мью, Возницын у дом дмирл Крюйс свернул впрво и по привычке пошел вдоль реки: он всегд возврщлся домой от Андрюши этим путем – здми, чтобы не вступть в рзговоры с рогточным крулом.
С этой стороны у домов не было ни души.
Он шел по вязкому берегу Мьи.
Н противоположной стороне реки, среди редкого ивняк, кричл, точно нес крульную службу, дергч.
Из-под ног Возницын то и дело шлеплись в тинистую Мью лягушки. Иногд в реку пдл отвлившийся от берег ком земли
Возницын шел, глядя н реку, в которой дрожли отблески непотухющей зри.
Вдруг он зпнулся з невыкорчевнный пенек и споткнулся, злопотв бшмкми и шпгой.
Треуголк слетел с головы.
– Ах, чорт! – выруглся Возницын.
И тут он услышл нд собой звонкий смех.
Возницын смущенно оглянулся: из рскрытого окн ближйшего дом н него глядел, смеясь, молодя девушк.
Возницын не ншелся, что скзть.
– Третьеводни вы ндо мной смеялись, кк я хотел упсть, сегодня сми чуть не упли, – просто скзл девушк.
– Ах, это вы? – нконец узнл он Софью.
Тогд, в Морской Слободе, он не обртил внимния н косу девушки, теперь весь подоконник был покрыт рспущенными пушистыми волосми.
– Цыгночк, – вспомнилось ему слово Мсльского. Попрвляя перевязь шпги, Возницын шгнул к окну.
– Что же вы не спите?
– Никк не могу привыкнуть спть в белые ночи: точно днем ложишься!
– Вы, должно быть, недвно в Снкт-Питербурхе?
– Три недели. А вы?
– Я прожил здесь восемь лет, звтр уезжю, – с сожлением скзл Возницын.
– Куд?
– В поход. К црю, в Астрхнь.
– Ах, кк бы я хотел куд-нибудь поехть! – всплеснул рукми девушк. – Стрсть люблю перемену!
– А я ноборот: мне жлко уезжть.
– А вы не уезжйте, остньтесь! – лукво улыбнулсь девушк. – Хорошо?
– И в смом деле, скзться больным, не ехть? – мелькнул в голове Возницын шльня мысль.
В это время в доме стукнул дверь. Девушк в испуге отскочил в глубь комнты и зкрыл окно.
Возницын круто повернулся и с досдой зшгл дльше.
Он прошел несколько домов и остновился, ожидя, не откроется ли снов окно. Он ждл, может быть, снов рздстся этот приятный смех.
Кто он?
Возницын стл перебирть по пльцм все дом.
Тк и есть – в этом двухэтжном доме, обшитом доскми, рзрисовнными под кирпич, жил любимец цря, кпитн первого рнг Зхрий Днилович Мишуков.
Но чорт с ним, с этим любимцем цря и кпитном первого рнг! Кто он? Кто эт миля девушк с ткими хорошими глзми и немного большим, но приятным, сочным ртом.
Дочь?
Дети у Мишуков очень невелики еще – Возницын однжды видел их.
Сестр?
Кжется, у кпитн Мишуков нет сестры. Мсльский нверняк знл бы ее.
Дворовя девушк?
Непохоже!
Кто бы он ни был, во всяком случе сон у Возницын окончтельно пропл.
Возницын прошел еще рз (будь что будет!) под окнми мишуковского дом. Крйнее окно, у которого сидел девушк, было зкрыто. В одном из верхних окон горел свет. Слышлся плч ребенк.
Возницын постоял немного у дом, послушл, кк чуть слышно текл мутня Мья, з рекой попрежнему кричл, точно пилил что-то, дергч, и неохотно пошел домой.
Обрз гречнки потускнел, отодвинулся н здний плн. Теперь из головы не выходил эт черноволося девушк с луквыми глзми.
«А что, если действительно прикинуться больным?» – подумл Возницын.
Но тотчс же предствил себе неприятно-удивленные лиц товрищей – Андрюши и князя Мсльского – и презрительную мину сестры:
– Что – струсил? Эх ты, зеймн!
«Все уедут, я – один… Э, чорт!» – мхнул рукой Возницын и зшгл домой.
И еще несноснее, чем двеч, стл мысль о том, что звтр придется отпрвляться с кпитном фон Верденом в низовый поход.
VII
В эту ночь Софье не удлось зснуть: кпитнш позвл ее нверх, у Коленьки рзболелись зубы, он плкл и не нходил себе мест.
Перепробовли все верные средств: зтыкли дупло воском, клли тертую редьку, чеснок, перец. Софья бегл к денщику Плтону взять у него из трубки нгру – н больной зуб клли этот нгр. Ничто не помогло.
Нконец, уже под утро, Софья вспомнил еще одно средство – тк иногд ее лечил мть Серфим: двил н больной зуб укзтельным перстом.
Укзтельный перст ммши не помогл Коленьке. Кпитнш велел Софье попробовть ндвить н зуб.
Коленьке стло легче.
Пришлось неотступно сидеть при Коленьке до тех пор, пок он не уснул.
Было уже утро, когд кпитнш отпустил Софью.
Софья пришл к себе, и хотя он знл, что под окном никто не может ее ждть, все-тки глянул в него.
Из-з чхлых берез большой перспективной дороги подымлось солнце.
Софья рзделсь и легл в постель, улыбясь кким-то мыслям.
…Ее никто не будил, но Софья проснулсь кк от толчк. Он вскочил и, протиря глз, с тревогой глядел: ей кзлось, будто он уже проспл что-то.
В голове мелькнул вчершний вечер.
Ах, д! Ведь сегодня уходят в поход, в Астрхнь, моряки. И уезжет этот приятный мичмн.
Софья нчл торопливо одевться.
Было еще рно – около полудня.
Нверху у кпитнши стоял тишин – очевидно, и Коленьк и его ммш еще спли.
Софья пошл н кухню умыться и первым делом глянул в окно: из кухни был видн чсть луг перед Адмирлтейством.
Но из-з шлшей и лрей Морского рынк, возле которых уже толпился нрод, трудно было рзглядеть, что делется у Адмирлтейств.
Толстощекя кпитнскя кухрк точно угдл софьино беспокойство. Утиря фртуком полные губы, он невзнчй уронил:
– Сегодня морскя гврдия в поход едет. Нш Плтон не вытерпел – побежл провожть.
Софья, боясь, чтобы не проснулсь кпитнш и не здержл ее, нскоро умылсь и вышл из дому.
Н рстоптнном, грязном Морском рынке было много нрод. Люди ходили между лрями и шлшми взд и вперед.
Тут с большими глиняными кувшинми стояли белобрысые торговки молок.
Рзносчик сбитеню, здоровенный мужик, кричл во все горло:
– Сбитень горяч! Кипит горяч! Вот сбитень! Вот горячий, пьет прикзный, пьет подьячий!..
Ккой-то дмирлтейский служитель, рспялив фризовое портище, рзглядывл его н свет, видимо, собирясь покупть.
Крснощекий молодой прень, опершись о шлш, примеривл тупоносые солдтские бшмки. Продвец их, плутовтого вид человек с серебряной серьгой в ухе, уговривл:
– Д ты не бойся, потяни кк следует – взойдет!
В стороне руглись, плюя друг перед другом, две торговки из лоскутного ряд. Кучк дмирлтейских кузнецов со смехом глядел н эту сцену, подздоривя:
– Не поддвйся, рыжя, зсупонивй!
Софья протолклсь сквозь нрод и срзу же увидел длинную вереницу телег. Они тянулись к большой перспективной дороге. Последние подводы стояли у избы с зсохшей, осыпющейся сосновой веткой под тесовой крышей – у дмирлтейского кружл.
Н некоторых подводх лежло прусное полотно, бичев, кнты. Другие – были порожние.
Возле подвод толпились темнозеленые мундиры морской гврдии.
У Софьи збилось сердце.
Он стл внимтельно рзглядывть моряков, ндеясь нйти среди них вчершнего мичмн.
Но его нигде не было видно.
Софья срзу ншл только его востроглзого и востроносого товрищ, с которым встретилсь тогд в Морской слободе. Востроглзый мичмн тростью выгонял из кружл згулявших подводчиков.
– Ехть ндо, они бржничть вздумли! – кричл он, подгоняя тростью влившихся с крыльц мужиков.
Софья решил, что ее вчершний мичмн где либо в голове колонны.
Он стл уже пробирться вперед, когд сзди послышлось:
– Глядите, нш Сш поспевет!
– Он долговязый – нгонит!
Софья остновилсь, оглядывясь.
От мзнковых домиков Морской кдемии быстро шел к подводм тот высокий мичмн, которого он хотел видеть.
– И у ншего философ ншлсь ззнобушк, – бросил кто то.
– У него ззноб известня – книги. Небось, не в девичьей светелке, в фрврсоновой кморке зсиделся! – издевтельски посмеивясь, скзл Мсльский, спрыгивя с крыльц. – Глядите, ей-же-ей, книги в плтке несет!
– С кем это, Сш, тк долго прощлся?
– Ай д, философ! – подтрунивли кругом, когд высокий мичмн подошел к телегм.
Мичмн смущенно улыблся, сдвигя треуголку со лб н зтылок.
– Ты з чем это, Сшеньк, ходил? – спросил у него коренстый мичмн, лежвший, рзвлясь, в последней телеге. – Пироги, что ли, н дорогу принес? – кивнул он н сверток.
– Книги взял, – ответил мичмн.
Все рссмеялись.
– Я ж тк и говорил: Сш у Фрврсон нд книгми слезу проливет! – ликовл Мсльский.
– Ткя дорог – одуреть с тоски можно! – опрвдывлся мичмн.
– Неужто, Сшеньк, тебе з восемь годов книги еще не осточертели? – спросил у мичмн ккой-то обрюзгший пожилой грдемрин.
– Поехли! Поехли! – рздлось с передних подвод. Темнозеленые мундиры зшевелились.
В суете прощнья уезжющих моряков с остющимися Софья н секунду потерял Возницын из виду. Где-то впереди зпели:
Прощй, Питербурх,
Пришли вести вдруг
Счстия желем
И видеть его чем.
Вся колонн поддержл:
В глерной флот
Скзн поход,
Мы стнем прощться,
С друзьями рсствться…
Нконец Софья снов увидел его – Возницын целовлся с кким-то молодым, совсем мльчиком, грдемрином.
– До свиднья, Свк!
Подводы тронулись.
Софья не спускл глз с Возницын.
Он сидел, полуоборотясь, и глядел нзд, туд, где прожил восемь лет.
И тут востроглзый князь Мсльский, ехвший в передней телеге, увидел Софью. Он зкричл Возницыну, укзывя н Софью:
– Сшк, гляди, кто нс провожет! Цыгночк!
И змхл Софье треуголкой.
Кровь прилил к софьину лицу.
Софья змхл в ответ рукой.
Н мгновение ее глз встретились с глзми Возницын. Потом телегу рзом скрыли проклятые возы с сеном и дровми, стоявшие н Морском рынке.
Софья выбежл из-з них, но пок бежл по непролзной рыночной грязи, телег уже не было видно.
Издлек только донесся обрывок песни:
Авось, возвртимся,
С Питербурхом простимся.
– Сс проскино?! Сс проскино?! [10] – с сожлением скзл сзди чей-то женский голос.
Софья оглянулсь: возле нее стоял крсивя, черноглзя гречнк.
– Уехли нши соколики, – скзл гречнк, обрщясь к Софье.
Софье почему-то стло стыдно – точно ее поймли с поличным. Потупив голову, он быстро пошл домой.
– Сшеньк, – повторял он про себя, – Сш!
VIII
Мухи ползли по босым ногм, по зросшему рыжим волосом лицу, нхльно лезли в глз, в уголки губ.
Тощий еврей дергл во сне головой, сучил длинными, грязными ногми в измзнных прусиновых штнх, но спл.
К корчме кто-то подъехл.
В дверь зстучли.
Тощий еврей не слышл стук, продолжя хрпеть.
– Лейзер, Лейзер! Стучт! – сердито крикнул из-з дощтой перегородки зспнный женский голос.
Лейзер, живший из милости у богтого родственник, откупщик Борух Лейбов, сел, почесывясь; секунду он ничего не понимл спросонья. Потом сорвлся с лвки и, зкричв: «зрз», згрохотл у печки медной кружкой, торопливо поливя пльцы рук. Зтем кинулся в сени.
Зстучл зсов. Дверь рспхнулсь. В сени вошел с кнутом в руке пожилой еврей. Плечи его блхон были все в пыли.
Приезжий поздоровлся с Лейзером и, чуть стряхнув пыль, вошел в хту.
Лейзер, шлепя босыми ногми, збежл вперед и поспешно убрл с лвки, н которой спл, свою постель – ккую-то попону и стрый прусиновый сюртук, вместо подушки лежвший в изголовье н двух березовых поленх.
Приезжий сел у стол, Лейзер ндел сюртук, сунул ноги в стоптнные туфли и вышел из хты.
Солнце только что взошло. Село Зверовичи нчинло пробуждться. Н улице мычли коровы – пстух собирл стдо. Скрипел колодезный журвль.
Н лопухх и крпиве у збор еще блестели кпельки росы.
Лейзер постоял у воз, нгруженного глиняной посудой, и, поплевывя н пльцы, вернулся в хту.
Приезжий, обернувшись к стене, молился, покчивясь.
Хозяин, ушстый и немногословный реб Борух, в шелковом рбе-кнфесе [11] поверх рубшки и в брхтной ермолке, сосредоточенно мыл под жестяным рукомойником пльцы, неспеш подствляя под струю то одну, то другую руку.
А з дощтой перегородкой тяжело ворочлсь н своих необъятных перинх проснувшяся хозяйк.
Лейзер достл с полицы мешочек с тфилин [12] и стл тоже молиться. Когд прочитли «брохс» (утренняя молитв), Лейзер, зхвтив ведр, побежл з водой: тучня, коротконогя Сося-Бся, жен Борух, стряпвшя у печки, уже несколько минут тому нзд со звоном поствил н лвку пустые ведр, двя этим знть, что нет воды.
Лейзер принес воды, нколол дров и только хотел присесть отдохнуть и послушть, о чем говорит реб Борух с приезжим, кк из кморки рздлся визгливый окрик рздржительной хозяйки:
– Врт! Врт! [13]
И зтем:
– Лейзер, возьми ты ее от моей головы!
Лейзер побежл к темной кморке, где стояли бочки с вином и полпивом и где хрнились рзные съестные припсы.
Сося-Бся в темноте, нощупь, доствл что-то в кморке, четырехлетняя Фейг, кудрявя кк бршек, хныкл н пороге: ей хотелось пойти з мтерью, но он боялсь темноты.
Лейзер подхвтил н руки плчущую Фейгу и унес ее н двор, где рботник Печкуров поил лошдей.
Фейг рзошлсь вовсю – он сползл с колен Лейзер, упрямо бил ногми по земле и кричл: «Я хочу к мме», не желя сегодня смотреть н лошдей.
Печкуров пообещл ей, что проктит н лошдке, но Фейг и слушть не хотел – он кричл, вырывясь из худых, поросших рыжим волосом веснущтых рук Лейзер.
Тогд Лейзер пустил в ход последнее средство – предложил рсскзть скзку.
Фейг срзу успокоилсь. Слезы еще стояли в ее глзх, но глз уже глядели весело.
Лейзер, рстягивя слов и покчивясь из стороны в сторону нчл:
– «Жили-были рввин и рввинш. И не было у них детей. И рввин стл в один угол, рввинш в другой и молились…»
Но Фейге не суждено было дослушть скзку до конц: из-з лохмтой головы Лейзер, прикрытой змусоленной ермолкой, протянулись пухлые руки мтери:
– Ступй кушть! Потом дослушешь!
И Сося-Бся унесл Фейгу в хту.
Лейзер остлся сидеть н пороге. Он знл, что пок не позвтркет см реб Борух с семьей, хозяйк не позовет к столу ни его, ни Печкуров. Лейзер сидел, щурясь н солнце и нпевя ккую-то песню.
– Ну что ж ты, Лейзер, не идешь с гостем снедть? – спросил, улыбясь, Печкуров, нпоивший лошдей и теперь подмзыввший телегу. – Тебе ндо больше есть – гляди, ккой ты худой!
– А что з польз от тучного тел? В Тлмуде ведь скзно: оно все рвно достнется червям.
Печкуров рссмеялся.
– Ох, кк погляжу я, не голодный человек писл этот смый Тлмуд!
Лейзер криво усмехнулся, но ничего не ответил.
* * *
Стояло смое горячее время – жниво, – и в корчме было пусто. Только роем жужжли ндоедливые мухи.
Сося-Бся, рзомлевшя от июльской жры, сидел в тени хты н скмейке, рсствив короткие, толстые ноги и сдвинув н зтылок (блго н улице ни человек!) душный прик. Бритую голову приятно освежл из-з угл чуть слышный сквознячок.
Дети – млдшя Фейг, нбегвшяся с утр, и восемндцтилетний Вульф, которого отец только утром сменил в тможне, – спли н холодке, в сре.
Сося-Бся сидел, подремывя.
Ее дрему рзбудили чьи-то шги – кто-то почти бежл к корчме.
Сося-Бся с неудовольствием ндвинул н голову прик, ждл, кто же это.
Путясь в длинных полх строго прусинового сюртук, к корчме подбежл вспотевший Лейзер.
– Что ткое случилось? Что ты бежишь, будто з тобой гонятся сто собк? – спросил Сося-Бся.
Лейзер не мог отдышться.
– Реб Борух послл меня. Он едет сейчс с кким-то меюхесом [14] в Смоленск! Вульфу ндо итти в тможню!
Сося-Бся ничего не скзл, только поджл губы и, опирясь рукми о тучные колени, встл и пошл будить сын.
А Лейзер сел н скмейку и, отвязв полотенце, которым был подпоясн сюртук, вытирл вспотевшее лицо.
– Ну ккой же тм меюхес? Откуд он взялся? – спросил более мягко Сося-Бся, возврщясь к хте.
– Он приехл из Полыни.
– С товрми?
– Нет, при нем один сундук. Он – золотрных дел мстер, Леви Липмн.
– Тк он еврей?
– Д, но ккой еврей! Кк он одет!
Лейзер, зжмурив глз, покчл от восхищения головой.
– Я видел, кк лет пятндцть тому нзд в Могилеве был црь Петр, когд евреи принесли црю живого осетр н полтор пуд. Тк Липмн одет не хуже црских министров.
– Что у него, ткой крсивый жупн?
Лейзер усмехнулся.
– Жупн. Х! У него не жупн, кфтн с золотыми пуговицми. Если б мне одни пуговицы с его кфтн, я бы, ей-богу, кждую субботу ндевл бы чистую рубху!
– Кк пуговицы? – удивилсь Сося-Бся. – Ты же говоришь, что он еврей!
– Д, Липмн – еврей, но он не носит этих зстежек, кк мы, пуговицы. И его щеки глдки кк моя лдонь! – добвил без восторг Лейзер.
Сося-Бся рзочровнно плюнул:
– Пскудство он, не еврей, если тк!
И хотел отойти прочь, чтобы не слушть больше об этом вольнодумце.
– Ш, ш, вот он см, – зшикл Лейзер, всккивя со скмейки и глядя н улицу.
Сося-Бся повернул голову.
В их коляске, рядом с ее Борухом, зросшим до смых глз черным волосом, сидел в треугольной щегольской шляпе бритый, розовощекий господин. Из-под дорожного блхон, нкинутого н плечи от пыли, виднелся фиолетовый (чорт его знет, может, дже из тлс!) нрядный кфтн с золотыми пуговицми.
По-всегдшнему невозмутимый Борух что-то неспеш рсскзывл Липмну, кивя н корчму.
Липмн отвечл быстро, скороговоркой, зорко глядя кругом умными глзми.
– Орел, не еврей! – причмокнул от гордости Лейзер.
Язычливя, придирчивя Сося-Бся и т не ншлсь что скзть.
IX
Ехли н двух подводх – впереди Герсим Шил с соборным протопопом Никитой, у которого от быстрой езды смешно трясся толстый живот, сзди – рботник Шилы, одноглзьй Яким, с кпрлом смоленского полк, Зеленухой, послнным от губернской кнцелярии с промеморией.
Кпрл, нклюквшийся еще при отъезде из Смоленск, не протрезвился з всю дорогу. Он лежл в телеге и, точно поезжнин в свдебном поезде, горлнил свою любимую песню:
Убей меня, боже,
С плицы пирогми…
Шил хотел во что бы ни стло к вечеру поспеть в Зверовичи, кпрл здерживл его. Кпрл остнвливл лошдь у кждой корчмы, которя попдлсь н дороге, после этого чуть ли не н кждой версте слезл с телеги.
Шил оборчивлся нзд и с нетерпением ждл, когд Зеленух упрвится с делми.
В другой рз Шил двно бы уже вышел из себя и не стл бы дожидться спутник, но сегодня Шил терпел все: во-первых, хоть промемория хрнилсь у Шилы з пзухой, но все-тки он в Зверовичх без кпрл не мог обойтись, во-вторых, Шил со вчершнего дня был в превосходнейшем нстроении.
Вчер рхиепископ Филофей нконец получил из Синод укз об откупщике Борухе Лейбове – недром Глтьянов см отвозил в Синод доношение Герсим Шилы.
И рхиепископ и Глтьянов были чрезвычйно довольны тем, что в укзе порядком доствлось вице-губернтору Ггрину.
Шилу мло интересовл вице-губернтор. Из укз Герсим Шил нкрепко зпомнил одну коротенькую фрзу:
«дбы оные кбцкие и прочие сборы от жидов отняты и российским блгочестивым жителям вручены были…»
Нконец-то сбывлись зветные Шилины мечты: от Борух отнимли все – и смоленские и зверовичские откуп.
Вот теперь попляши, ушстый чорт! Жидовин! Не будешь в другой рз н торгу нбивть цену; теперь все переддут, кк скзно, «российским блгочестивым жителям»! То есть ему, Герсиму Шиле, потому что кто ж из смоленских мещн потягется c соборным стростой Герсимом Шилой? Некому – кишк тонк!
Герсим Шил не верил своему счстью. Он посмеивлся, нсвистывл что-то веселое и время от времени смотрел, лежит ли у него з пзухой промемория, содержщя ткие золотые слов. (Шил не доверял ее ни протопопу, ни Зеленухе – еще потеряют пьяные черти!)
Теперь хотелось одного: поскорее рзделться с Борухом. Шил нетерпеливо оглядывлся н Яким, кивл ему (мол, подгоняй!) и, поплевывя в кулк, нхлестывл кнутом своего жеребц.
Первя встретил незвных гостей Фейг. Он побежл в сени з кошкой, когд к корчме подъехли две телеги.
Фейг кждый день видел чужих людей, но всегд з ее спиною был кто-либо свой – мть, брт или Лейзер. А тут вышло тк, что Фейг очутилсь одн – мть сидел в хте.
Фейг бросил кот и с плчем кинулсь к мтери.
– Что ты, что ты? Не бойся! – скзл Сося-Бся, идя нвстречу дочери.
Впереди всех в хту влетел рскрсневшийся, возбужденный Герсим Шил. З ним, тяжело отдувясь, шел брюхтый протопоп. И сзди з всеми, опирясь н ружье, кк н посох, нетвердой поступью плелся кпрл.
«Куд это Лензер черти погнли? Я одн, тут столько пьяных гоев» – с беспокойством подумл Сося-Бся, стновясь з стоику.
– Лейзер! – визгливо, со злостью крикнул он в окно.
Протопоп остновился среди корчмы, поглживя бороду и лкомо поглядывя н дебелую Сосю Бсю.
Кпрл срзу плюхнулся н лвку и, с трудом приподымя отяжелевшую, хмельную голову, спросил:
– Хозяюшк, нлей штоф!
А Герсим Шил метлся по корчме, зглядывя то в один, то в другой угол.
Сося-Бся с недоумением глядел н стрнных гостей.
– Что, пн, ищешь? Что згубил? – иронически спросил Сося Бся, видя, кк Шил зглядывет дже н печь.
– Где Борух? Где этот ушстый чорт? – кричл в исступлении Шил: он был зол, что Борух не окзлось дом.
– Тихо, пн, тихо! Что кричишь, кк в своей хте! – скзл привыкшя к обычным корчемным скндлм Сося-Бся.
В это время в корчму вошел Лейзер. Все обернулись к нему.
– А вот и см откупщик, – отдувясь, пробсил протопоп.
– Ккое тм откупщик. Это его рботник! Я ж говорил: рсплодились нехристи у нс! Скоро з ними првослвному человеку ступить нельзя будет. Говори, где хозяин? – подскочив к Лейзеру, тряс его з грудь Герсим Шил.
– Хозяин поехл в Смоленск, – лепетл побелевший от стрх Лейзер.
– Н что пну Борух? Я его жен, я тут хозяйк! Что треб? – спросил Сося-Бся.
Герсим Шил выпустил трясущегося Лейзер и обернулся к стойке.
– Довольно обмнывть првослвных! Зкрывй корчму! – кричл он.
– Ш, ш. Что пн тк хоробруешь! – вспылил Сося-Бся, пряч з спину испугнно моргвшую и уже вновь собирвшуюся зплкть Феигу. – У нс корчм взят с торгу н три год. Еще срок не вышел!
– От вс, нехристей, отняли все откуп. Довольно поторговли! Вот гляди! – тыч бумгой в лицо Сосе-Бсе, нседл Шил. – Зкрывй корчму! – в бешенстве кричл он, стуч кулком по стойке.
Он рзмхнулся и смел рукой со стойки всю посуду: оловянные чрки, кружки, штофы. Печтный копеечный пивной ковш, згрохотв, поктился к двери. Стекляння фляг, со звоном шлепнувшись об пол, рзлетелсь вдребезги.
– Люди добрые, ртуйте! Режуть! Гвлт! – зкричл истошным голосом Сося-Бся, кидясь к окну.
Фейг, обезумев от стрх, злилсь в плче. Кпрл с удивлением трщил н них пьяные глз и миролюбиво усовещевл:
– Не плчь, дочушк, не плчь!
Н Шилу крики Соси-Бси подействовли: он выскочил в сени вслед з протопопом.
Протопоп прижл в углу пытвшегося улепетнуть Лейзер и допытывлся у него:
– Говори, где сингог?
– У нс нет сингоги.
– Кк нет, т, что выстроили близ церкви Николя-чудотворц?
– Ей-богу, нет! – чуть не плкл Лейзер.
– Врешь! В укзе нписно – знчит, есть, – нстивл протопоп. – А где же вы молитесь?
– В клети у Горбченк.
– Веди нс туд! – скомндовл протопоп и потщил упирвшегося Лейзер из корчмы. – Герсим, возьми кпрл!
Зеленух попрежнему сидел н лвке. Стрясь перекричть Сосю-Бсю и Фейгу, он горлнил все ту же песню:
Зтоми меня, боже,
Головою у сметне…
Протопоп, продолжя держть Лейзер з воротник, втщил его з собой в телегу и прикзл взять вожжи.
Перепугнный Лейзер повиновлся.
Герсим Шил от избытк чувств не хотел сдиться. Он бежл обок телеги и с удовольствием оглядывлся нзд: рстрепння, зплкння Сося-Бся торопливо зкрывл окн и двери корчмы.
А з ними ехл одноглзый Яким с кпрлом.
Кпрл все тянул свою любимую песню:
Зтоми меня, боже,
Головою у сметне,
Зтуши меня, боже,
У крсной девки
Под грудями…
* * *
К Горбченкову двору со всего сел бежли гологоловые ребятишки.
Возле небольшой клети, стоявшей у смой речки, толпились мужики.
Нд толпой возвышлсь тучня фигур протопоп Никиты. Он стоял, опирясь о кпрльское ружье: кпрл в неудобной позе, здрв вверх ноги, хрпел в телеге.
У ног протопоп лежл кучк книг в желтых телячьих переплетх, – юркий Герсим Шил тскл книги из клети.
– Ну вот, отец протопоп, это их последние молитвенники! – скзл Шил, брося в общую кучу пергментные свитки. – Можно плить!
– Плите, плите! Огнем бо все очищется! – ответил протопоп, икя.
– Яким, рзводи костер! – крикнул Герсим Шил одноглзому рботнику, который стоял у телег.
Одноглзый Яким, бывший под хмельком, нетвердой походкой нпрвился к хозяину.
Пок Яким собирл по двору щепки, Герсим Шил с треском выдирл из переплетов книги, вырывл листы, рвл пополм стрницы и швырял все в кучу.
Яким присел перед этим ворохом бумги н корточки и стл высекть огонь.
Сизый дымок зкурился нд грудой бумги; желтые стрницы вздыбились, побурели; черные, мудреные литеры н секунду проступили еще четче, и сквозь них рзом хлынуло яркое плмя.
Книги горели.
Герсим Шил ходил вокруг костр, подкидывя в огонь носком спог лежвшие в стороне листы.
– Мешть ндо – бумг плохо горит, – скзл протопоп. – А клеть кк постновлено? – спросил он у Шилы.
Шил достл из-з пзухи дргоценную бумгу и подл протопопу, – см в грмоте был не силен.
Протопоп рзвернул лист, ншел нужное место: «Школу, построенную жидом Борухом Лейбовым в селе Зверовичх, близ церкви Николя чудотворц, противную христинской вере, рзорить до основния и в ней обретющиеся прелестного их учения книг и прочие собрв, сжечь без осттку».
– Стло быть, клеть ндо сломть! – скзл он, возврщя Шиле бумгу.
Хозяин клети, некзистый, курносый мужик, кинулся к жирной протопоповой руке.
– Смилуйся, вше преподобие: кк же ломть? Клеть только прошедшей весной поствлен!
– Ломйте, пночки, ломйте! Другой рз будешь знть, як с нехристями дружбу водить! – выскочил из толпы ккя-то рябя бб. – Сымон, неси топор! – крикнул он, оглядывясь.
– Тебе злость что Борух у меня клеть ннял? Думешь, мою рзломют – к тебе перейдут? – огрызнулся Горбченок.
– Не проси: скзно – рзорить до основния – знчит, тк и должно быть! – цыкнул н Горбченк Герсим Шил. – Мужики, подсобите ломть! – обртился он к толпе.
Мужики молчли.
Толп подлсь нзд.
Некоторые пошли прочь со двор.
В это время сквозь толпу протиснулся с топором в руке плюгвый лысый дед. Он подбежл к клети и по збору быстро взобрлся н крышу.
З ним нехотя полез Яким.
Через минуту с крыши посыплсь солом, полетели слеги…
Шил, сторонясь только, чтобы его не здели чем-либо, осторожно тщил к костру жерди и солому.
Костер зпылл ярче.
…Лейзер, спотыкясь, бежл из Зверович. Он бежл в деревню Кобозево, в корчму, чтобы оттуд дть знть обо всем хозяину в Смоленск.
Он бежл не тк, кк сегодня в полдень: стрх стоял в глзх Лейзер.
Полы его прусинового сюртук рзвевлись точно крылья: все зстежки были вырвны Шилой, полотенце, зменяющее пояс, где-то потерялось.
Лейзер бежл, руквом вытиря рзбитую губу, и все время оглядывясь нзд, – нд соломенными крышми Зверович к вечерному небу подымлся серовтой струйкой дым: костер, рзожженный по укзу првительствующего Синод, рзгорлся.
Третья глв
I
Повторялось обычное: озноб прекртился, жр спл и все тело обливлось потом. Было ясно: лихомнк снов, н двое суток, оствлял в покое.
Возницын сбросил с себя одеяло, выцветшую шинель и ккое-то строе полукфтнье, которое принес денщик. (Когд нчинлся озноб, Возницын укрывлся всем, чем только мог, пытясь согреться).
Возницын приподнялся н локте и улыбнулся: и чего только ни привидится в лихомнном жру.
Ему приснилось, будто н пкетботе «Штфет» приехл из Тиляни сестренк Андрюши Дшков, пухля, рыжя Алён, вечня плкс и ябед, которя до смерти боялсь индюк и которую в детстве он с Андрюшей пугл вывороченной шубой.
– Поди, выросл девчонк! – подумл Возницын.
И дльше – еще нелепее: будто он снов бллотируется в мичмны. И в комиссии, вместо кпитн-комндор Бредля, презусом – сестр Мтрен Синявин. Он клдет Возницыну двдцть бллов и говорит кк тогд перед отпрвкой в поход:
– Гляди, хоть в Астрхни отличись!
А рядом с ней, з зеленым сукном стол, сидит тонконогий фехтмейстер кдемии Геймн. Он по-всегдшнему петушится, стучит лдонью по столу и кричит: en garde! en garde! [15]
– Фу, ккя несусветня чушь! – улыбясь, покчл головой Возницын.
Голов уже не болел. От лихомнки остлсь в теле только слбость.
Возницын лежл, глядя н полоску свет, пробиввшуюся сквозь зкрытое ствнем окно. Ствень все время стучл – видимо, снов дул ндоедливый, изнуряющий зюйд-ост.
Возницын живо предствил себе, кк в этот знойный, полуденный чс ветер гонит по безлюдным стрхнским улицм тучи песку; тк н ттрском бзре, где торгуют обычно до полудня, торговцы торопливо зкрывют лри, чей-то ишк, привязнный у столб, поворчивется к ветру спиной и стоит, опустив голову.
Еще несколько минут тому нзд Возницын проклинл свою холодную кк погреб кморку, сейчс ее прохлд был ткой желнной.
Возницын с удовольствием думл о том, что ему в ткую жру не ндо никуд итти. Он лежл, от скуки прислушивясь к голосм, доносившимся из-з тонкой стены.
Один – низкий, глуховтый, говоривший медленно, с большими передышкми, был Возницыну незнком. А второй – высокий и звонкий, приндлежл Афнсию Констнтинову, дворовому человеку Возницын, который, в кчестве денщик, сопровождл его в Астрхнь.
Афнсия можно было узнть из сотни говорящих – он любил употреблять бессмысленное присловье – «во истину положи мя».
– Воевли-воевли, столько судов в Астрхнь из Кзни согнли, ккой толк? Незнмо з что нрод положили и все, – глухо, точно из кдки, гудел незнкомый голос.
– От здешней жры д морской воды нрод мёр, что мухи, во истину положи мя…
– А сколько лошдей в пескх пропло – тыщи!..
– В этой Астрхни от мошкры моченьки нет – поедом ест, проклятя, – жловлся Афнсий, не переносивший, стрхнского климт.
– И все это от людской ждности, Кистинтиныч. У нс по всему кспийскому берегу змеи не жлят: их Стеньк Рзин зговорил. Тк вот, скзывют, будто просил он с стрхнцев пятьдесят рублей, чтобы зговорить и комров, д Астрхнь поскупилсь… Потому теперь от мошкры житья и нет!
Голос оборвлся – говоривший сильно зкшлялся. Когд приступ кшля у него прошел, Афнсий снов зговорил:
– Дядя Егор, скжи, з что ты в кторжные угодил?
– Незнмо з что. Рботл я коноптчиком, после определили меня з мою силу гребцом в гвнь. Одеженк у меня был худя – рубх д порты хрящевые. Лейтеннт послл меня к мгзин-вхтеру з мундиром. А в мгзейне – одно тряпье свлено, что от беглых д умерших мтросов остлось. Хуже чем в ветошном ряду н ттрском бзре. Мгзин-вхтер и говорит: выбирй любое! Я порылся и выбрл смый лучший кфтнишко – крмны оторвны, один рукв короче другого и ворот мышми изъеден. Думю: дм придчи – у меня лтын с восемь денег нжито было – и сменяю н что-либо. Пошел это я с кфтном н русский бзр, тут меня крул и взял: мол, кзенный мундир продешь. Посдили. Я зскучл, испуглся кнут д в первую же ночь и сбежл. Полгод в бегх обретлся. Под Смрой в кбке н знкомого сержнт нпоролся. Збрли. Снов бежл, д вовсе неудчно: только денек в Безродной слободе у кумы пожил. Присудили меня к смерти, д сделли снисхождение: гоняли шпицрутеном сквозь тыщу человек семь рз. А кк отлежлся и стл ногми влдеть, сослли н кторгу, н вечно. С тех пор не живу, только свет копчу!
Говоривший снов зкшлялся и н этот рз еще дольше и мучительнее.
Возницыну зхотелось пойти взглянуть н рсскзчик. Он уже свесил ноги с постели, но в это время дверь отворилсь.
Н пороге стоял небольшой, плотный Андрюш Дшков. Из-з его крепких плеч журвлем выглядывл голенстый князь Мсльский.
– Живой кто-нибудь есть? – спросил Андрюш, вглядывясь, в полутемную кморку.
Возницын обрдовлся гостям:
– Входи, входи, не бойся!
– Ишь кк здр?ил кругом – свету божьего не видно! – скзл Мсльский, зкрывя дверь.
– Ну, кк – все еще трясет? – учстливо спросил Дшков, сдясь н кровть.
– Н сегодня – кончил. Теперь дв дня буду здоров. А вы где это сошлись вместе? – обртился Возницын к Андрюше, зня, что приятели плвют н двух рзных судх.
– Еду это я н берег в шлюпе, гляжу – у пристни ккой-то зеймн [16] рзоряется. Кричит и в морду гребцу кулком тычет. Я срзу догдлся – нш князь регулы устнвливет, – скзл, улыбясь, Андрюш.
– А что ж он, гундсфт, [17] грести не умеет! – ответил Мсльский, встряхивя знесенный песком прик. – Мы, Сшеньк, приехли н берег нливться пресной водой – сиречь венгерским. Хотели с тобой выпить, ты, выходит, лег в дрейф? Не годится, брт!
– Д, ведь, я только чихирем д полынной нстойкой и спсюсь. Скидывйте кфтны, я сейчс все устрою! Афнсий! – крикнул он. – Афнсий!
Афнсий, увлекшийся рзговором, не слышл.
Возницын спрыгнул с кровти и вышел из мзнки.
В тени дом, зщищенные и от солнц и от ветр, сидели – курносый Афоньк, и худой, изможденный стрик-солдт. Возницын узнл его: это был Егор Седельников, по чхотной болезни определенный ходить з мгзинными кошкми.
Увидев секретря конторы нд портом, Седельников хотел встть, но Возницын змхл рукой:
– Сиди, служб, сиди!
– Ты что это, оглох? – сердито скзл он Афоньке: – Тебя докликться никк нельзя. Принеси чихирю – гости приехли!
Афоньк, чувствуя свою вину, сорвлся с мест.
– Погоди, – остновил его Возницын: – зкусить чего-либо не збудь!
– Сьчс, Алексндр Артемьич! – ответил Афоньк и исчез.
– Ну, кк здоровье? – спросил Возницын у Седельников.
– Ничего, вше блгородие, – ответил стрик и тут же снов зкшлялся, хвтясь з грудь.
«Слбый жилец н белом свете» – подумл Возницын, уходя к себе.
– Ветерок-то н море сегодня, я чй, – хорош? – спросил он, входя в мзнку.
– Про сегодняшний ветер у Алярд хорошо нписно: «ветер веет и похотственно нсилует», – скзл Мсльский, вешя кфтн н гвоздь у двери и сдясь рядом с Дшковым н скмью.
– Ншему князю все кк бы к похоти поближе! – состроив серьезную мину, поддел Дшков.
Но, видя, что Мсльский улыбется, не выдержл серьезности – рсхохотлся.
– Ох, и кобелек же ты, князь! – хлопнул он Мсльского по колену.
В это время, открывя босой ногой дверь, в комнту вошел Афнсий. Руки его были зняты: он держл кувшин с вином, оловянные чрки, кусок сыру, вяленую рыбу и хлеб.
Афнсий шел медленно, уствясь н кувшин: боялся что-либо выронить из рук.
– Кк поп с дрми идет – не мог дв рз сбегть! – недовольно зметил Возницын.
Афнсий только шмыгнул носом.
– Ничего, ничего, молодец: втянулся в гвнь и лдно! – весело скзл Мсльский, принимя из рук Афнсия кувшин. – А в нем порядком чихирю – мы сейчс с тобой, Андрюш, хорошо глс осдим! – подмигнул он Дшкову.
Приятели выпили.
– Ну, что тут, господин секретрь, у вс, в стрхнском окне, слышно? Ккие укзы Адмирлтейств-Коллегия шлет? – спросил Андрюш Дшков.
– Никких. Велено только негодное коровье мсло впредь не продвть употреблять при деле ткелж.
– И нпрсно: мтрос что угодно сожрет, ничего с ним не сткнется! – скзл князь Мсльский, нливя по второй. – Сш, жловнья з прошедшие годы тк и не слыхть?
– Нет. Скзывют, цриц зплтил в Питербурхе только гврдии д грнизону, о нс – где ж упомнить… См Крлуш сидит без денег – пить не н что. Ходит злой – зверь-зверем… Н брндвхту – видели – поствил яхту «Эспернс». Гукор «Принцесс Анн», – кк ее ни коноптили, – потекл.
– Флот кспийский сделлся ни к чорту! – мхнул рукой Мсльский. – Умер дмирл и все рсстроилось. А, ведь, только полтор год прошло, кк цря Петр не стло.
– Флот и был не бог весть ккой! Немудрено: нспех, из сырого лесу строили – вот и погнил. К тому же скрепления слбы – кк кчнет хорошенько, тк и потекл посудин. Вспомни, мло ли у нс и рньше с помпми стояли, воду из интрюм откчивли? Гинь-блоки тоже ккой-то умник сделл дубовые. А кто ж того не ведет что в блокх дуб колется? Ндо бы из вяз строить! – скзл Дшков, рзвлившийся н скмейке.
– Не в этом сенс! – возрзил Мсльский. – Порядок не тот. Рньше-то рзве ткой шум н судх стоял? З шум, ведь, штрфовли. А теперь рспускют или подбирют прус с тким превеликим криком, точно кторжники н берегу бревн тщт. Н одном корбле рботют, по всему берегу гул идет! З мтросским криком офицерского голосу не слышно. Рзве это гоже? Н корблях курят, где попло. Рньше все твердо помнили: курить только между большой и фок-мчтой. А нынче чуть ли не в смую крюйт-кмеру [18] с трубкой лезут!..
– Нет, Андрюш, не спорь: при дмирле другое дело было, – поддержл князя Возницын.
– Пусть себе и тк, – соглсился Дшков. – Мне, признться, ндоело в этой дыре сидеть. Шутк ли скзть: четыре год с прошедшего 722-го торчим здесь безо всякой смены…
– Состришься, до тридцти годов доживешь, все в мичмнх будешь плвть, – подхвтил Мсльский. – Нши тм, в Питере, небось, не зевют. Вот Митьк Блудов уже…
– Не горюй, князь, – усмехнулся Дшков: – У нс чинов во флоте столько обретется, что ежели их все происходить, тк человеческой жизни не хвтит!
– Успеешь еще и ты в кпитны, – скзл Возницын.
– Был бы у меня шурин шутбейнхтом, [19] кк у тебя, – кивнул Мсльский н Возницын, – я бы уже двно 40-пушечным фрегтом комндовл бы, не н шкоуте несчстном тсклся б!
Он не усидел н месте – зходил по тесной кморке, отведенной секретрю стрхнской конторы нд портом, Алексндру Возницыну.
– Ну и что тогд было бы? – спросил Возницын.
– Ты, Сш, морского дел не любишь! Ты – сухопутня крыс: весь низовый поход з чернильницей просидел, с бумгми воевл. С тебя, Сшеньк, моряк, кк с генерл Мтюшкин, которого црь Петр с но?к [20] рея купл, он и уши и нос бумгой зткнул от стрх!
Возницын рссмеялся.
– Вот уж ты это нпрсно! Я воды не боюсь: у шурин н 60-пушечном «Рвеле» в походе был. И плвю-то я ничуть не хуже твоего: ль не помнишь, кк в Питербурхе Неву с Адмирлтейского н Березовый остров вместе переплывли? А что в низовом походе н судх не езживл, тк, скжи, много ль проку у вс из этого поход вышло? – нсмешливо улыбясь, спросил Возницын.
Мсльский молч ходил из угл в угол.
– Не в этом, князь, дело: море – хорошо, д все н бережку лучше! – скзл Возницын.
– И чего тут хорошего? Сидишь в кнцелярии, кк крыс в мбре, – не сдвлся Мсльский.
– Скорее ты н своей «Периной тяготе» похож н крысу в мышеловке. Тебе тм, н шкоуте, только и дороги, что кют д гльюн!
– А у тебя что?
– А я хожу, куд хочу! С рзными людьми говорю, новых людей узню! – ответил Возницын.
– Эк честь с кким-либо торгшом-персюком говорить! Д пропди он пропдом, чтобы я, нпример, с музуром [21] говорил! Субординцию ндо знть!
– Князю всего дороже – субординция, – вмешлся в спор Андрюш Дшков. – Он другого не знет. А по мне – всего лучше никк не служить – ни н берегу, ни в море, сидеть у себя в поместьи. Теперь, в эту пору, у нс, в «Лужкх», вишенья сколько бывет, помнишь, Сш? Лучше твоего виногрд! А скоро яблоки поспеют, груши, сливы. Щей бы со свининкой, свежесоленых огурчиков! Редьки бы со сметной! – вкусно причмокнул Андрюш Дшков. – Ндоел мне эт рыб – круглый год. Ровно в обители ккой спсемся…
– Не рвняйся к обители, – скзл Мсльский. – У меня сестр келршей в девичьем монстыре, в Москве, у «Трубы» – вот тм бы ты ппошников д пирогов косых с сыром д олдьев путных попробовл бы. Тких кпитну Крлуше вон-Вердену во сне не видть, не то что мичмну Дшкову есть…
– Нет, уехть отсюд и я бы не прочь, – скзл Возницын, здумчиво глядя в грязный потолок.
– Кк же это и ты, Сшеньк, домосед, хочешь уехть? Ведь, ты ровно кошк, привыкешь к одному месту! Тогд, помнишь, из Питербурх не хотел уезжть? – спросил Дшков.
– Я зню, почему он тогд не хотел ехть в Астрхнь, – многознчительно скзл Мсльский. – С девушкой жль было рсстться!..
– С ккой это девушкой? – оживился флегмтичный Андрюш Дшков. – Сш, ты что ж это, голубь мой, скрывл, ?
Возницын молч улыблся.
– Ты ее не знешь, Андрюш, – отмхнулся от Дшков князь Мсльский. – Не помню, говорил ли я тебе, Сш что он не цыгнк, будто еврейк: мне недвно денщик мишуковский скзывл…
– Не все ли рвно? – ответил Возницын.
Он лежл, подложив руки под зтылок и глядел в потолок.
– Нет, Сш, не рвно, – отозвлся Дшков: – Я бы с иноверкой не знлся бы!..
При этих словх Мсльский дже перестл ходить.
– Ну и чудк ты, Андрюш! Бб всех вер хорош! Вот был у меня летось рмяночк…
II
У Фроловских ворот Печкуров остновился в нерешительности: куд итти?
Он полдня прослонялся з Днепром, в гостиных дворх, ндеясь нйти ккой-либо зрботок – ничего не вышло.
У лбзов ждл толп голодного, оборвнного люд из подгородних дворцовых и монстырских деревень. Стоило купцу только покзться н пороге, кк к нему, сшибя друг друг с ног, отовсюду бежли люди.
Печкуров ослбел от долголетней постоянной голодухи. Он не мог поспеть з более сильными и молодыми.
Простояв нпрсно полдня, он, голодный, побрел домой.
Н берегу Днепр полдничли рыбки Аврмиевского монстыря. Они кинули Печкурову – Христ рди – кусок ячменной лепешки.
С тем Печкуров и приплелся в крепость.
По дороге он, у «Торжищ», глянул было в корчму к знкомому целовльнику, который служил в ней еще при Борухе и помнил Печкуров. Но в корчме, кк н грех, Печкуров нткнулся н смого хозяин, откупщик Герсим Шилу, который, несмотря н июньскую жру, щеголял в новеньком фляндышевом [22] жупне.
Увидев Печкуров, Шил зтряс своей козлиной бородкой, зтопл ногми:
– Вон!
(Шил не мог простить Печкурову, что он служил у Борух).
Печкуров выктился из корчмы, не дожидясь, когд озлобленный Шил стукнет его по зтылку, и побрел дльше по пустынным, пыльным улицм Смоленск.
С того Успеньев дня, 722 год, когд Борух окончтельно оствил Зверовичи, и откуп перешли к Герсиму Шиле, Печкуров мыклся без рботы вот уже четвертый год. В деревне рботы не было: пхть – не н ком, сеять – нечего. Д у того, кто кк-либо умудрился посеять, – толку было мло, – который год не родил земля. Нрод кормился лебедой, кореньями д жолудями. Весной врили пустой – дже без соли – щвель и крпиву.
От голодухи и црских поборов рзбеглись кто куд: кто с покормежным письмом пустился по белу-свету, кто со всеми животми мхнул з рубеж – вось, тм лучше!
Пок Печкуров стоял, теребя в рздумьи двно нечесную бороду, мимо него к Соборному холму проковыляли н костылях двое клек. Втг голоздых ребятишек пронеслсь вслед з ними.
– Верно, в бискупском доме сегодня стол по ккому-нибудь случю, – решил Печкуров и повернул к Соборному холму, туд, где блестели глвы Успенского собор.
У строго рхиерейского дом, прозвнного бискупским (в нем з польским влдычеством жили ктолические епископы) толпился нрод.
Печкуров нпрсно пришел – никкого стол для бедных н рхиерейском подворьи не было. Нрод глзел н чьи-то сборы в дорогу – у крыльц стоял поместительный возок, зпряженный прой некзистых, пузтых лошденок.
В первый момент Печкуров не мог сообрзить, кто ж уезжет. У лошдей, с кнутом под мышкой, похживл, попрвляя упряжь, флегмтичный рхиерейский кучер Федор. Выходило тк, будто в путь-дорогу собрлся см рхиепископ Филофей-рек. Но в зпряжке были не вороные жеребцы из всегдшнего рхиерейского выезд, смые зхудлые из всей конюшни – н тких с Днепр возили воду.
А из всей многочисленной рхиерейской челяди сновл кросны от возк к дому один молодой, чернявый келейник.
Вот он вынес ясеневую уклдку с большим висячим змком, но, по всей видимости, пустую – нес ее легко. Поствив уклдку, келейник побежл снов в дом. Через минуту он вернулся, неся две подушки в грязных, измзнных клопми, нволочкх.
– А куд ж девлись перины, н которых рхиепископ, бывло, перекчивлся с боку н бок в сду, под яблоней?
Печкуров только собирлся обо всем рсспросить кого-либо, что это все знчит, кк услышл рзговор в толпе:
– Отрешили вовсе. Едет к црице жлиться…
– А з что это его?
– Все добро пропил.
– Ккой же это пстырь – в турецких шроврх ходил д блох из собки вычесывл! У помещицы Помскиной купил щенк – две тысячи кирпичу монстырского з него отдл!
– А где же его толмч? – спросил Печкуров у ккого-то щуплого мещнин, который досконльно все знл.
– Глтьянов? – переспросил, усмехясь, мещнин. – Ищи его – он, брт, хитер: еще весной почуял, что дело плохо. В Москву уктил! Вином в Вознесенском монстыре торгует!
– Кк же рхиерей без толмч обходится? Ведь он русского-то язык не понимет?
– Верно: худо ему без Глтьянов – тот по-русски лопотл, кк репу грыз, келейник вовсе мло по-гречески смыслит.
– Гляди, гляди, идет! – послышлось в толпе.
Н крыльцо, тяжело отдувясь, вышел тучный рхиепископ Филофей-грек. Он был одет по-дорожному – в потертую брхтную рясу и скуфью вместо клобук.
Архиепископ остновился, оглядывясь нзд, видимо, поджидя кого-то. Из покоев доносился крик двух спорящих голосов.
– Мне просвирня рсскзывл, – зшептл своей соседке ккя-то мещнк, стоявшя рядом с Печкуровым: – Рньше рхиерей перед обедней лицо серным дымом окуривл, чтобы белым быть! А то – видишь – пстырь, монх, рож – ровно горшок, крсня…
– Теперь ему не до того, – усмехнулсь соседк.
В это время н крыльцо выбежл покрсневший келейник.
З ним по пятм следовл сухощвый упрвитель рхиерейских дел, Лзрь Кобяков.
Кобяков был возбужден. Он кричл, жестикулируя и брызгясь слюной:
– Ничего не получите! Это вм не Констнтинополь! Тут голлндской посольши нет, которя б дл вм н дорогу семь тысяч левков! И тк доедете. Довольно! З четыре год нворовлись! Хвтит!
Архиепископ Филофей понял все без слов. Его толстые щеки побгровели. Он презрительно взглянул н рзъяренного иеромонх, быстро сошел с крыльц и, с неожиднной для своего тучного тел легкостью, влез в возок.
Келейник вскочил н грядку телеги, кучер подобрл вожжи и стегнул по некзистым лошденкм.
Возок тронулся с мест, и рхиепископ, провожемый вместо колокольного звон громкой ругнью упрвителя рхиерейских дел, отпрвился в длекий путь.
Нрод, судч, медленно рсходился.
Печкуров побрел из подворья.
Не успел он пройти нескольких шгов, кк увидел бегущего нвстречу ему целовльник из корчмы у «Торжищ».
– Хозяин, Шилу, не видел? Он – тм? – кивя н рхиерейский дом, спросил целовльник.
– Нет. А что?
Целовльник остновился и, смеясь, скзл:
– Потех! Из Питербурх Борух Глебов приехл: цриц ему все откуп вернул…
Печкуров не стл дльше рзговривть с целовльником – он изо всех ног кинулся к «Торжищу».
У корчмы Печкуров еще издли увидел телегу с привязнными к здку пыльными коробьями.
Возле телеги, стряхивя с спог дорожную грязь, топл солдт. В дверях корчмы, улыбясь в широкую, черную бороду, стоял лопоухий Борух.
III
Когд Софья нконец услышл знкомый шум, доносившийся с Крсной площди, сердце ее рдостно збилось.
– С этого кря идут спожные и шорные ряды, – подумл он. Вспомнился вкусный зпх дегтя, сыромяти, кожи.
– Дльше – скорняжный, суконный, тм мимо Всилия Блженного н мост и – в монстыре. Мть Серфим, Мремьян Исевн. Скорей бы!..
Софья прибвил шгу, обогнл нищих, которые, подымя пыль, ковыляли к площди, и вышл ко второму пряслу первого ряд. Тк и есть – з четыре год он не збыл: с этой стороны площди торговли шорники.
У крйнего лря, рзглядывя отделнную серебром уздечку, стояли двое дргун в синих кфтнх с белыми отворотми. Один из дргун оглянулся н проходившую девушку.
Софья не вытерпел – сегодня он был в тком чудном нстроении – лсково улыбнулсь дргуну.
Дргун толкнул приятеля в бок и что-то зшептл ему н ухо. Софья прошл несколько шгов и снов оглянулсь.
Дргун не спускл глз с Софьи и в то же время продолжл тщить товрищ от лря. Но второй дргун упирлся – его, видимо, больше интересовл уздечк.
Софья еще рз лукво улыбнулсь и юркнул в толпу. Он знл: в ткой толкучке нелегко нйти человек.
Вся площдь кишел нродом.
Между покуптелями и прздноштющимся людом сновли взд и вперед торговцы врзнос – сбитенщики, ббы с олдьями, пирогми, квсом.
Стрьевщики носили ворох рзноцветной одежды.
Софье покзлось, что среди них мелькнуло рябое лицо Ирины Михйловой, известной выжежницы, жившей в Вознесенском монстыре.
С пером з ухом и бронзовой чернильницей у пояс, бродили среди толпы подьячие.
Нищие, юродивые голосили н все лды.
Между суконным и шелковым рядом стоял гроб с покойником. В головх горел свеч. Это н площдь вынесли бедняк, которого не н что было похоронить. Добросердечные люди клли н гроб для погребения и н помин души – кто сколько мог.
Софья отвернулсь – он не могл видеть мертвецов – и зспешил дльше.
У смого Спсского мост, н перекрестке, тк и нзыввшемся Поповским крестцом, толпились, кк и рньше, безместные попы и дьяконы. Они ждли, когд кто-либо сговорит их отпрвить требу, пок коротли время, кто кк умел.
Двое диконов боролись н кушкх. Вокруг них кольцом стоял нрод.
Ккой-то змшелый попик со смешными косичкми н зтылке, путясь в длинной епитрхили, нсккивл петухом н толстого крсноносого иерея, и кричл тенорком:
– А не тебя, скжешь, в Духов день, в кбке «Веселухе», в Сдовникх, били? А ты нзвтрея вернулся в «Веселуху», ки пёс н блевотину свою, д в ней и рясу пропил? Скжешь, нет?
Толстый рзмхивл пустой кдильницей, готовый вот-вот зехть по носу змшелому попику, и флегмтично отвечл:
– Врешь! Вот тебя посдскя вдов з волосья трепл, что ты ей спьяну вместо молебн пнфиду служил, это д!..
И хохотл пропитым бсом.
Софья поскорее прошмыгнул мимо них н мост.
Н мосту – у лрей – стояли тоже люди в подрясникх, но здесь было тихо.
Здесь продвли тетрди с выпискми из священного писния, рукописные книги, фряжские листы.
Еще несколько десятков шгов и – он у Вознесенского девичья монстыря.
Софья с волнением открыл клитку и вошл н ткой знкомый монстырский двор.
Он в один миг окинул его: что изменилось з эти четыре год?
Кое-где мелькнули свежие зплты н крышх д у церкви Георгия ккя-то вклдчиц поствил еловый сруб.
А тк – все то же.
Пыльный, широкий двор.
У поврни ходили голуби. Н крылечке возле своей кельи, бормоч что-то бессвязное, приплясывл безумня Груш, лет пять тому нзд определення в Вознесенский монстырь и отдння под нчло стрице-мукосее, мтери Минфодоре.
У подвл, где обычно содержлись колодники, было открыто окно. У окн, поствив меж колен стрый мушкет, сидел н кмушке безносый грендер, дядя Кондрт («жив еще стрик!»). Грендер щурился н солнце и удивленно глядел, ккя ж это белиц, тк нрядно, н голлндский мнер одетя, идет в монстырь.
Откуд-то из-з мбров слышлся повелительный голос келрши Асклиды.
Софья окинул взглядом кельи стриц и срзу ншл зветное окно. Вон оно. Открыто нстежь.
Ккя-то черня тень мелькнул в нем.
– Господи, жив ли? Ведь, столько лет прошло!.. – мелькнуло в голове.
Софья перебежл двор, вбежл по ступенькм (все те же истертые три ступеньки!) и очутилсь в полутемном сводчтом коридоре.
Здесь было прохлдно и пхло по-всегдшнему чем-то кислым. Со свету глз плохо рзличли предметы, но Софья шл по привычке. Он знл: первя келья – мтери Анфисы, будильщицы, вторя – толстой Досифеи, хлебенной стрицы, третья – до боли знкомя, родня…
Софья дже не постучл и не скзл обычного «во имя отц», просто вбежл в келью.
У окн, прищурив один глз (вдевл нитку в иголку), стоял мть Серфим.
Он обернулсь н стук.
Софья бросилсь к струшке н шею.
– Господи, Софьюшк, доченьк моя! – лепетл, всхлипывя, мть Серфим, роняя н узкий подоконник иголку…
* * *
– Ешь, Софьюшк, ешь, подкрепляйся н дорогу! Дорог-то не близкий свет – в Астрхнь! Это тебе не в Истру съездить, – потчевл мть Серфим.
– Спсибо, мтушк: я – сыт! – отвечл Софья.
– Д съешь еще сырничков, или олдьев, – пододвигл он к Софье трелки. – А, может, рыжичков еще отведешь, ?
– Спсибо, не могу больше! Нелсь, кк бывло н Вознесенье: во кк!
Софья, улыбясь, провел пльцем по горлу.
– Это все вши иноземные нряды не дют человеку и поесть, кк следует. Кбы ндел ты просторный летник или опшень, ты бы птрирший стол в смый Успеньев день высидел б! А то стиснули живот и грудь в этот проклятый китовый ус! Тут, я чй, слово трудно молвить, не то что по-нстоящему поесть… Утешь струху, – не унимлсь мть Серфим: – рспусти шнуровку д поешь!.. Мы, ведь, тут все свои, не обессудим, – уговривл он.
Софья рсхохотлсь.
– Д рзве я мло съел? Прво слово, не хочется! Сыт, сыт взпрвду, – целуя мть Серфиму, отговривлсь Софья.
– Погоди! – отбивлсь струх. – Ну тогд съешь-ко хоть киселю клюковного. Кисель не бог весть ккя ед! А ты, помнится, всегд его жловл…
– Киселю еще съем, – сдлсь Софья.
Мть Серфим повеселел.
– Мремьян Исевн, дйте вм еще положу, – потчевл гостеприимня хозяйк мленькую, сухонькую струшку, которую он приглсил к обеду, зня, кк Софья любит Мремьяну Исевну: ведь, струх знвл софьину мть!
– Блгодрствую. И где это вы, мть Серфим, всего рздобыли? – полюбопытствовл Мремьян Исевн.
– Досифея узнл, что Софьюшк приехл – уделил от своих щедрот. Ведь, он любил ее, эту бловницу, – говорил мть Серфим, с любовью глядя н свою воспитнницу.
– Помнишь, Мремьян Исевн, ккя Софьюшк был, кк ее привезли от грф Шереметьев? Черненькя, мленькя… А теперь, слв те, господи, вот ккя!.. Только одн бед – непосед! В детстве был и теперь ткой остлсь. Двдцть годов не прожил, уж и в Питербурх и в Астрхнь. Другя бы ревмя-ревел, что от родных мест уезжет, он – рд-рдехоньк. Порхет ровно ветерок! Я никк в толк не возьму, ккя рдость в этих переездх? Только кости изломешь. Поезжй, кк говорится, хоть куд, – везде доля худ!..
– Мтушк, вы не рсскзли, что ж без меня в обители нового случилось? – перебил Софья, которой рзговор, видимо, был не по вкусу.
– А что? Ничего. День прожили – и слв создтелю. Вот кк ты уехл, месяц шили блдхин для црского мест. Одинндцть стриц, никк, рботли. Получли н день по той лтын по две деньги. Потом в другое лето крыши нд кельями, млость, лтли. Д лестницу к церкви Ектерины, что н вртех, отвие с улицы сделли, видел?
– А зчем это?
– Чтобы никто из мирян зря не мог претензии сыскть итти в монстырь, то ходили, кто попло. У нс ничего, у «Трубы», у крылошнок гульбище во втором чсу пополуночи бывло… У нс – что? Вот лучше рсскжи, кк живешь, кк твой ученик, кк хозяев – кпитн, или кто тм…
– Коленьк уже вырос – ему седьмой год пошел. Осенью з букврь сядет. Кпитнш сердитя – вроде кк келрш нш, мть Асклид, – понизив голос, скзл Софья. – А Днил Зхрович см-то кпитн Мишуков – ткой лсковый д хороший! Его покойный црь Петр любил. Его все любят. Мы по нем тк соскучились, пок он один в Астрхни жил. Вот скоро увидим его! – оживилсь Софья.
В это время в дверь постучли.
– Во имя отц…
– Аминь! – ответил мть Серфим.
Все обернулись к двери.
Н пороге стоял послушниц келрши.
– Мть Асклид велел вм, сестриц, притти к ней, – клняясь Софье, скзл послушниц и вышл из кельи.
Софья выскочил из-з стол, опрвляя плтье.
– Возьми окройся хоть плтком, – суетилсь мть Серфим: – А то вишь выголили: руки до смых плеч и шею! Срмот одн!
Когд Софья убежл, струхи минуту-другую сидели молч.
Мремьян Исевн жевл беззубыми челюстями пирог, мть Серфим, в рздумьи, смотрел в низенькое окно. Из него в прохлду кельи лилось тепло июньского солнечного дня.
– Быстр! Огонь, не девк! И кк-то ей жизнь сложится? – мечттельно скзл мть Серфим, ктя по сктерти хлебный шрик.
Мремьян Исевн не спеш дожевл пирог, утерл губы концом позеленевшего от стрости головного плтк, опущенного н шею и скзл:
– Жизнь человеческя, кк тень птицы во время полет…
Снов помолчли.
Кждя струх думл о своей прожитой жизни.
– А кк ее мть в эти годы был? – спросил монхиня у Мремьяны Исевны.
– Ткя же стрекоз. Весь свет ей был мл, все носилсь… И без муж в сорок семь годов Софью родил, – зключил Мремьян Исевн, печльно улыбясь.
Рзговор оборвлся: в келью вбежл Софья. Он держл конверт, зпечтнный сургучной печтью.
– Что это он тебе дл, Софьюшк? – спросил мть Серфим.
– Велел передть в Астрхни упрвителю монстырскими вотчинми.
– Ишь выдумл: девичье ли это дело мужчин рзыскивть? Привыкл см с мужикми день-деньской быть, тк думет и всякому пристойно!.. Упрвляющего я зню. Он тут был – вином у нс торговл. Жох! Глз у него тк по крылошнкм и бегли…
IV
В кнцелярии стрхнской конторы нд портом было душно, кк в бне. Единственное окно стояло открыто нстежь, но и это не спсло от духоты. Через окно в кнцелярию летели только тучи песку.
Песком было знесено все.
Возницын сидел в своем углу, з шкпм с делми.
Он остлся в кнцелярии смым стршим: все нчльство, не дожидясь, когд – з чс до полудня – будет бить колокол н обед, рзошлось по домм. И, кроме Возницын, томилсь в кнцелярской духоте только мелкот: кнцелярист и дв копиист. Возницын, с минуты н минуту ожидя колокол, лениво просмтривл бумги, прислнные вчер Адмирлтейств-Коллегией из длекого Снкт-Питербурх.
В кртких промемориях ничего интересного не было – шло обычное: о побеге из службы пильного дел ученик, о строении н корбельных солдт кфтнов из всильковых и крсных сукон з неимением зеленых и о том, что провинт должен отпрвляться н суд в бочкх, не в рогожх, «поелику от рогож более гниет, и в корблях великий дух».
И все в тком же роде.
Только н последней, более прострнной промемории Возницын здержлся.
«Коллегиею слушн из Астрхни кпитн фон-Верден рпорт, что содержвшийся под рестом кторжный невольник Егор Седельников от чхотки пятндцтого сего июня умре; коллегиею прикзли: велеть оного кторжного невольник Седельников тело его хотя и погребено, выкопть из земли и з оную продерзость повесить н висилице, з ноги, чтоб впредь и другие н то смотря тких продерзостей чинить остереглись».
Возницын н секунду предствил себе Егор, кким он видел его в последний рз, когд Седельников беседовл с Афнсием.
– Бедняг! И неужели ткой духотой мертвец повесят? Это ж все Адмирлтейство провоняет, – подумл Возницын.
Он поднял голову от бумг.
Кнцелярист стртельно чинил перья. Один копиист подшивл бумги, ближйший сосед Возницын, одутловтый князь Щетин-Ростовский, определенный по болезни из дек-юнгов в копиисты, кк рз окончил переписывть стрницу. Он не стл искть песочницу, просто огреб лдонью со стол песок и присыпл им нписнное.
– Приловчился, человек! – улыбясь, подумл Возницын.
Ждть больше не хвтло терпения.
– Когд ж нконец этот стрый чорт будет бить склянки?
Возницын подошел к окну.
Н небе не было ни облчк.
Солнце, подымясь все выше и выше, жгло немилосердно.
Перед кнцелярией, н широком дмирлтейском плцу, стоял под ружьем штрфовнный мтрос. Он был весь обвешн фузеями.
Возницын помнил его дело: это мтрос 2-й сттьи, Ефим Чеснок с гекбот «Алексндр Мгнус», нкзн з смовольную отлучку с корбля. Его должны были бы штрфовть шпицрутенми, но з то что Чеснок был рнен в низовом походе, кригсрехт [23] присудил его не к жестокому, обыкновенному нкзнию: простоять под восемью фузеями шесть чсов.
Мтрос стоял с ткой немыслимой выклдкой н смом солнцепеке уже третий чс. Он стоял ровно, точно н смотру. Но можно было зметить, кк дрожт его зплтнные колени.
Из-под треуголки по двно небритому лицу ручьями тек пот. Мтрос ежесекундно моргл: соленый пот зливл глз, вытереть не было никкой возможности.
– Вот, должно быть, он ждет колокол! – мелькнуло в голове Возницын.
(После кждого чс стояния под ружьем, мтросу полглся получсовой отдых.)
– Куд же, в смом деле, зпропстился этот стрик? – подумл Возницын, высовывясь из окн, чтобы посмотреть, не идет ли к дмирлтейскому колоколу, висевшему посреди плц, солдт, отбиввший склянки.
Но, взглянув в окно, Возницын тотчс же отскочил прочь: от порт к кнцелярии шел в сопровождении лейтеннт Пыжов см кпитн фон-Верден.
– Крлуш идет! – скзл Возницын и кинулся н свое место. Кнцелярист згремел ящиком стол, пряч перья, копиист ткнул иглу в бумги и зхлопнул пухлое дело, Щетин-Ростовский совсем прилег грудью н стол от усердия.
Все четверо что-то писли.
– Кшды рекрут фыбрить полголоф! Я покжу, кк пегл с корпль! – визгливой фистулой, по-ббьи, кричл у смой двери Крлуш.
Дверь отворилсь. Н пороге стоял поджрый кпитн фон-Верден. Из-з его плеч выглядывло смущенное, крсное лицо лейтеннт Пыжов.
Адмирлтейские служители стояли, вытянувши руки по швм.
– Мичмн Фосницын, поезжйт немедленно нх Сиедлисты Остроф! Передйт ордер: гекбот «Новий трншемент» унд шкоут «Периний тьягот» фытянуть пять миль зюд-ост! Комндир шкоут «Периний тьягот» княс Мслский скжить: эр хт комнд только н прус, бер нихтс сухопутный зольдтен! Еще рс биль сухопутний зольдт – будет имел фергер унд кригсрехт! – и, повернувшись, ушел тк же быстро, кк и появился.
А через секунду уже где-то у мгзейнов кпитнскя фистул зливлсь:
– Гундсфт! Молшт!
Для кнцелярии гроз миновл.
* * *
– Вше блгородие, к кому ж рньше приствть – к гекботу или к шкоуту? – спросил сидевший н руле боцмн.
– К гекботу! Прво руля! – скомндовл Возницын. Гребцы поднжли. Шлюпк круто повернул в сторону.
С борт гекбот н подбегвшую шлюпку глядело несколько человек комнды «Нового трнжемент»: тут были кирпичные, широкоскулые музуры-клмыки и полдесятк мтросов в рвных, отдленно нпоминвших одежду, рзноцветных кфтнх: у одного он был зеленого колер, у другого – ккой-то пегий, третий мтрос стоял, точно снигирь, – в ярко-крсных лоскутьях.
Когд Возницын подымлся по трпу, из кормовой кюты нвстречу ему выбежл зспнный, рзопревший комндир «Нового трнжемент», Андрюш Дшков.
Прик сидел у Андрюши криво, пльцы торопливо зстегивли кфтн.
Возницын рссмеялся:
– Не пугйся, Андрюш: свои!
Увидев приятеля, Андрюш Дшков перестл зстегивться широко рзвел руки и, потянувшись, слдко зевнул.
– Чорт, никогд выспться не ддут! – скзл он.
– А ты что ж, Андрюш, до полудня дрыхнешь?
– Я еще до свет н кбнов в кмыши ездил.
– Изловил?
– Нет, сегодня неудчно.
Они вошли в кюту. После яркого солнц – здесь покзлось темно.
Андрюш, почесывя широкую, волостую грудь, зевл.
Возницын снял треуголку и сел н рундук вытиря мокрый лоб.
– Я к тебе, Андрюш, не ндолго. С приятной новостью, с ордером из конторы: Крлуш велит поствить «Новый трнжемент» поближе к Астрхни. Вот тебе ордер, – подвя Дшкову бумгу, скзл он.
В это время нверху, н плубе, что-то упло. Андрюш недовольно скривился и выбежл из кюты, крикнув нбегу:
– Посиди, Сшеньк, я – сейчс!
Андрюш змешклся нверху. Было слышно, кк он, топя ногми, кричл н кого-то:
– Я те в буй [24] другой рз посжу, стервец! Ведь, двеч велел перенести н штирборт [25].
Зтем шги нд головой стихли, видимо комндир пошел н бк. Возницыну лень было выходить н плубу – покидть прохлду кюты. Он оглядел ндрюшино жилье.
Знкомя кртин.
Н стене, нд постелью, рсплстлсь волчья шкур. Пушистым комком висели в углу зячьи шкурки. Н рундуке стояло чучело ккой-то голенстой птицы.
Н столе лежл крюх хлеб с воткнутым в нее ножом, кус сл, шомпол, рог c порохом, кисет, трубк и ккя-то книг в желтом телячьем переплете.
Возницын потщил к себе книгу.
– Посмотрим, что это Андрюш читет? – улыбясь, подумл он. Возницын знл – Андрюш до книг не охотник.
Возницын рзвернул книгу. Н стрнице ндрюшиным рзмшистым почерком стояло:
18 Всилей посжен н бк з игрние в кости.
19 Мзли левую сторону смолою и коноптили мслом.
20 Пришел от вест бот корбля «Алексндр Мгнус».
21 Мтрос Горовой упл с гльюн и утонул.
23 ветр велик, временми порывен.
24 сего числ был шбш для нгел госудрыни-црицы.
Возницын зхлопнул книгу: ничего интересного – это шхнечный журнл.
Он отбросил книгу и, легонько нсвистывя, стл ждть комндир.
Нконец дверь отворилсь – вошел Андрюш. Его сон окончтельно прошел.
– Что ты тм гневешься?
– Д кк же н них, чертей, не кричть? Рспустились от безделья. Вчер, пок я отдыхл после обед, передрлись: музур убил мтрос.
– И кк, сильно убил?
– Д рскровянил морду порядком. Сегодня, положим, уже хорош: только в фонрях ходит.
– Что ж ты, кошкми музур штрфовл?
– Всего было. Посдил в буй н бк, он, сняв буй с ноги, бросил в море. Это кзенную-то вещь! Придется снов всыпть д лень. Ну их всех к чорту! – плюнул он. – Что у вс слышно? Крлуш-то когд от нс убирется в Питербурх?
– Не сегодня-звтр. Ждем укзу от Адмирлтейств-Коллегий. Оттого он и ходит злой, что Снкт-Питербурх не шлет бумги.
– А кпитн Мишуков что делет?
– Строить дмирлтейство н новом месте собирется. Все с чертежми возится…
Возницын взял треуголку и, нехотя, поднялся.
– Куд ж ты, Сшеньк, спешишь? Оствйся – стерляжьей ухой угощу: чс тому нзд поймли!
– Некогд – ндо еще н «Периную тяготу» зехть.
– И князь тоже поближе к Астрхни стнет?
– Д, князю кроме того – нхлобучк, – улыбнулся Возницын. – Крлуш кригсрехтом грозится, ежели Мсльский будет и впредь рукм волю двть – уж больно он зуботычины любит!
– Он у нс тковский! Петушок! – ответил Андрюш, выходя из кюты вслед з Возницыным. – Эй, боцмн, трп господину секретрю!
* * *
Уже было три чс пополудни, когд Возницын вернулся в Астрхнь из поездки н суд.
Он медленно шел домой: торопиться было некуд. Возницын знл, что в этот чс Крлуш еще отдыхет после обед, в кнцелярии ткя же духот и кнцелярские служители клюют носми нд опостылевшими, пыльными ппкми.
В ткую жру не хотелось ни о чем думть, не то что рботть. А в гвни рбот кипел.
С берег Волги, где кторжники збивли сви, доносилсь знкомя морскя песня:
Вот рз, по дв рз,
Кто комндовть горзд,
Тому чрочк винц,
Дв сткнчик пивц,
Н зкуску пирожк,
Для збвы девушк…
От Соляных мбров, с огромными кулями соли н спине, легко бежли к брже гологрудые персы-музуры: соль грузили для отпрвки в Снкт-Петербурх солить корбли блтийской флотилии.
В тени дмирлтейских мгзейнов примостился стрый солдт-цырюльник. Он брил рекрутов.
Возле него стоял толп молодых мтросов.
Те, у кого голов был уже выбрит, кк полглось – до половины, потешлись нд товрищми, которым предстоял эт неприятня оперция.
Солдт-цырюльник делл свое дело молч, со строгим лицом, точно священнодействовл.
Молодой рекрут, со смешно торчщими н одной чсти головы рыжими волосми, поливл из ковшик воду н подствленную голову. А солдт-цырюльник, скривив от нтуги рот, тупой бритвой терзл очередную жертву.
– Глянь сморщился-то кк – ровно чрочку выпил!
– Терпи, кзк: кторжником будешь!
– Внюх, ты теперь вроде кк удод – с чубом! – гоготли со стороны.
Увидев проходившего мичмн, рзом попритихли.
У кирпичных дмирлтейских ворот босой крульный солдт препирлся с ббой-хрчевницей. Бб хотел пройти в дмирлтейство, крульный не пускл ее.
– Не знешь рзве – в морскую гвень вшему брту, хрчевнику, ходить зпрещено!
– У меня ж комндирский денщик зимбиль [26] взял! – лезл бб.
– Ступй, ступй! – беззлобно приговривл солдт, одной рукой держ мушкет, другой бесцеремонно упирясь в необъятную ббину грудь.
А среди плц все еще стоял под восемью фузеями Ефим Чеснок. Он, видимо, достивл последний, шестой чс.
Несмотря н невыносимую жру, мтрос был бледен. Он глядел невидящими глзми куд-то в одну точку. Он стоял уже не тк ровно, кк три чс тому нзд, оплюхнув под непосильной тяжестью.
Возницын, проходя мимо, отвел глз в сторону.
Не успел он пройти нескольких шгов, кк сзди послышлся лязг и ккой-то шум.
Возницын обернулся – Ефим Чеснок лежл ничком в песке, нкрытый восемью фузеями.
Возницын кинулся, было, к нему, но уже из крульной избы к штрфовнному мтросу бежл солдт.
Когд Возницын вошел к себе, Афнсий лежл в сенях н кошме, здрв вверх ноги, и пел «Не белы снеги». Увидев брин, Афнсий вскочил.
– Дй умыться! – скзл Возницын, проходя в комнту и н ходу стскивя пропотевший кфтн.
Возницын умывлся всегд у крыльц.
Он сбросил рубху и вышел н крыльцо. Афнсий ожидл его с полотенцем и кунгном в рукх.
Возницын с удовольствием подствил голову под струю воды. Афнсий лил из кунгн и, по привычке болтливого человек, уже что-то рсскзывл.
– А сегодня из Питербурх к кпитну Мишукову брыня с сыном и чернявой брышней приехли, – трторил Афнсий.
Возницын, отфыркивясь, с удовольствием мылся. Он не рсслышл, что скзл Афнсий, но не переспросил его. «Все рвно ничего путного не скжет», – думл Возницын.
V
Софья уже несколько дней прожил в Астрхни, но все никк не могл урвть минуту, чтобы исполнить поручение келрши Асклиды. Нконец к воскресенью кое-кк устроились н новом месте, в небольшом домике у Знменской церкви.
В воскресенье после обед кпитнш Мишуков отпустил Софью отнести письмо стрице-упрвительнице.
(Софья не скзл, что вотчинми Вознесенского монстыря в Астрхни упрвляет мужчин: он боялсь, кк бы кпитнш не дл ей в провожтые денщик Плтон. А Софье хотелось погулять одной.)
Упрвитель жил з рекой Кутумом, в Кзнской слободе, возле Петухов ерик – тк было нписно н конверте.
Выйдя из дому, Софья пошл нпрямки к Агрянским воротм.
Он шл мимо убогих домишек стрхнских жителей, мимо дурно пхнущих дворов, обгороженных желтобурыми глиняными плетнями, мимо зпертых лрей и мбров зкрытого и обезлюдевшего в эти чсы русского бзр, мимо высохших, блестящих н солнце, солончковых пустырей.
День стоял безветреный и жркий.
Улицы Белого город были пусты.
Софья повстречл до Агрянских ворот лишь нескольких человек. В длинных до пят бумжных хлтх прошли двое плосконосых, смуглых ттр, н осле проехл перс д из «входской» церкви, мимо которой проходил Софья, вышел курносый пономрь и обыкновенный, российский никудышный попик.
Астрхнь томилсь в зное. Дже собк не было слышно. Только н чьем-то дворе дико кричл рссерженный осел.
Софья прошл до Агрянских ворот и остновилсь в их тени.
Прямо перед ней тек мутный неширокий Кутум.
Н противоположном берегу, из-з деревьев, госудрев птекрского сд, виднелись глвы церкви Кзнской богомтери.
Слев блестел н солнце просторня Волг.
По Кутуму плыли рыбчьи челны. Несколько бус, нгруженных чем-то, стояли невдлеке, у берег.
Поближе к Волге были видны вытянутые н берег лодки. Возле них, н песке, лежли и сидели люди.
Софья решил подойти к ним и попросить перевезти в Кзнскую слободу.
Он уже сделл несколько шгов по песку, кк вдруг услышл – кто-то нгоняет ее.
Софья невольно обернулсь и едв не вскрикнул от удивления: из ворот вышел востроносый мичмн, которого он встретил в тот пмятный день в Питербурхе. Он обрдовлсь Мсльскому, словно ккому-то хорошо знкомому, близкому человеку.
– Здрвствуйте! – приветливо улыбясь, скзл он и зпнулсь, – Софья поймл себя н том, что не знет дже, кк звть этого востроглзого мичмн.
Мсльский не меньше ее удивился и обрдовлся встрече.
– Здрвствуйте! Кк вы попли сюд, в эту берлогу? – тряся мленькую ручку Софьи обеими рукми, приветствовл Мсльский. Он с интересом рзглядывл ее. Из тоненькой, чуть нчинвшей оформляться девчонки он превртилсь в цветущую девушку.
Мсльский любовлся Софьей.
А Софье хотелось рсспросить о Сше, о том симптичном мичмне, о котором он чсто вспоминл в Питербурхе. Но срзу спршивть о нем было кк-то неловко.
– Вот не ожидл вс здесь встретить! – невольно солгл он. Сколько рз з долгую дорогу в Астрхнь он думл о том, что, может быть, тот мичмн еще служит в Астрхни, хотя прошло столько времени и ндежды н встречу было мло.
– Кк же, , ведь, вы провожли нс из Снкт-Питербурх рзве збыли? – нпомнил Мсльский.
– Д это тк двно было…
– Куд сейчс путь держите?
– Мне ндо в Кзнскую слободу. Перевезите меня вон туд, – укзл Софья.
– Хорошо. Только рньше зедем к нм н шкоут? Посмотрите, кк мы живем. А тогд доствлю вс, куд прикжете!
Софья колеблсь.
Один голос говорил:
– Соромно с ним ехть! Д и не безопсно. И письмо не успеешь передть!
Другой перебивл:
– Он же, ведь, свой: мичмн. А письмо – не к спеху! Не сегодня – в другой рз передшь!
Мсльский понял ее колебния:
– Не бойтесь – доствлю вс к кпитнше в целости. Мы быстро доедем: шкоут стоит возле смого город, у Зячья остров. Поедем!
Мсльский взял ее з локоть.
Софья не тронулсь с мест – не решлсь ехть с млознкомым человеком.
Но в эту секунду откуд-то вынырнул змнчивя мысль:
– А, может быть, тм его увидишь?..
– Только нендолго, хорошо? – умоляюще посмотрел он своими большими, синими глзми.
– Хорошо! Н полчс, не больше!
Мсльский был вне себя от рдости. Беспокоило лишь одно – Возницын сегодня дневльным в порту. Кк бы не увидл с берег, чорт. Ну д, впрочем, что он невест его, что ли? – успокивл себя Мсльский.
Когд они подошли к шлюпкм, люди все стояли н вытяжку.
– Боцмн, подъезжй к склдм, збирй припсы, мы – поедем! – прикзл Мсльский.
Мтросы зшевелились, стлкивя с берег шлюпки. Софья смотрел н противоположный берег, и ее снов взяло сомнение: ехть ли? Но Мсльский подтолкнул ее:
– Не здерживйте!
Софья прыгнул в шлюпку.
Лодк понеслсь по Кутуму нвстречу Волге.
– Не ндоело вм ехть н лодке от Москвы до Астрхни? – спросил, улыбясь, Мсльский.
– Нет. В Питербурхе я полюбил воду. Мы н кпитнской верейке чсто ктлись по Неве, – похвстлсь Софья.
Софья с удовольствием глядел, кк уплывют прочь стены стрхнского кремля, высокя Пречистенскя бшня, двухэтжный Успенский собор, глвы Троицкого монстыря, дом, огороды, портовые мгзейны, склды, мчты корблей.
Софье не нрвилось только, почему шлюпк держится ближе к првому, пустынному берегу, где кроме рыбчьих стнов д войлочных кибиток клмыков ничего не было видно.
– Нверно, тк ндо, – подумл Софья.
А Мсльский прикидывл в уме:
– Тк-то, друг Сшеньк, не рзличишь, кто поехл: длековто…
Востроносый мичмн не солгл – ехли недолго: не успели уйти нзд последние хибрки стрхнских слобод и юрты ттр, кк спрв, у остров, в широком ерике покзлся двухмчтовый корбль.
– Вот нш изб, – укзл Мсльский н шкоут.
Пестрый, рсписнный н брхоуту [27] всеми цветми рдуги, шкоут, кзлось, летел нвстречу шлюпке.
Н корме было дв окн с резными, точно у терем, нличникми. Под окнми две дородные девки с коронми н головх и руслочьими хвостми держли рог изобилия, из которого сыплись цветы. Цветы пдли прямо н крупную ндпись, выведенную крсной крской: «Периня тягот».
– Куцевол, прдный трп! – зкричл Мсльский, подбегя шлюпкой к првому борту корбля.
Сердце Софьи учщенно билось. Он ждл: вот н плубе покжется он. Подст ей руку, поможет взойти…
Но, вместо этого, с плубы шкоут, сверху, не очень дружелюбно глядели ккие-то лохмтые, точно невыспвшиеся, люди.
Спустили прдный, с поручнями, трп.
Мсльский хотел, было, поддержть Софью, не он отстрнил его руку и ловко взбежл н плубу.
Мсльский предупредительно зскочил вперед и открыл дверь в кормовую кюту, н обеих половинкх которой были нрисовны двое чсовых – мтрос и преобрженец.
Софья вошл в кюту и остновилсь у порог.
Дв мленьких слюдяных окн не двли много свет. После яркого солнц в кюте покзлось темно.
Мсльский вихрем промчлся вперед, что-то схвтил со стены, что-то со стол, сунул все в рундук. Зтем обернулся к Софье.
– Посидите, голубушк, я сейчс!
И умчлся нверх.
Софья огляделсь. Глз понемногу привыкли к полутьме. Стены кюты были рсписны мсляными крскми. Живописец хотел, очевидно, изобрзить рйский сд. Н стенх крсовлись причудливые зеленые деревья и ккие-то невиднные крсные цветы н фиолетовых, синих и желтых стеблях. Цветы были одинковой высоты с деревьями.
Среди сд гулял в млиновых шроврх и орнжевой члме густобородый шх. З ним шли рзноцветные бирюки, кошки, олени, верблюды.
Нд тощей комндирской постелью пышногрудя, крутобедря Суснн выходил из воды. Из-з кустов н нее плотоядно глядели двое стриков в персидских ппхх. Стрики, восторженно рзводя рукми, открывли рты. Изо ртов вылетли нписнные русскими литерми слов: чох-якшы? [28].
Софья в одну минуту осмотрел роспись – больше в кюте смотреть было нечего.
В углу стоял флинт, возле двери н гвозде висел русый прик д болтлсь н перевязи шпг.
Все это не предствляло интерес.
Првд, Софья обртил внимние н мичмнскую постель: нволочк н подушке был грязня («бедненький, и присмотреть з ним некому!»), одеяло рсшито цветми.
Софья воровто оглянулсь н дверь – не видит ли кто – и, нгнувшись, торопливо приподнял крй одеял – рссмотреть поближе.
Конечно, оно было монстырской рботы. Тк рботли чернички и в Вознесенском монстыре.
Опрвив постель, Софья сел к столу.
И тут он увидел смое глвное: н столе лежло небольшое зеркльце в золоченой опрве.
Софья вытерл его лдонью и взглянул: в зеркле отрзились черные, точно нсурмленные брови, большие синие, немного луквые глз, прямой нос. Этим Софья был довольн.
Дльше шли губы. Они были сочные, но Софье не нрвилось, почему нижняя губ немножко полнее верхней. Когд, бывло, в детстве, он ндует губы, мть Серфим легонько бил пльцем по этой нижней губе, приговривя:
– Ишь, губы толсты, брюхо тонко!
И верно: в пояснице Софья был тонк.
Софья облизл губы и еще опустил зеркльце, продолжя осмотр.
Низкий вырез открывл всю шею и чсть груди. Шеей Софья остлсь вполне довольн: ни косточки, ни прыщик.
Он попрвил кружев н груди. Под пльцми хрустнул бумг – келршино послние.
Еще рз оглядел голову и положил зеркльце н место.
Сверху донесся ккой-то крик. Софья прислушлсь: комндир кого-то отчитывл.
Чей-то испугнный голос отвечл, зикясь:
– Истинный бог – кот съел!..
В то же мгновение послышлся сильный шлепок, что-то грузно упло н плубу.
– Живо неси!
Дверь отворилсь. В кюту влетел розовощекий, со смешным – без подбородк – куриным личиком князь Мсльский. Он нес связку вяленой рыбы.
– Олухов дюжин, смому з всем приходится глядеть! – извиняющимся тоном скзл он Софье.
Мсльский достл из рундук флягу, дв вызолоченных сткнчик, трелку с конфетми, изюмом и орехми, нож, вилки. Потом подошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул уже более лсково:
– Ну, двй!
В дверь просунулсь рук. Он передл Мсльскому снчл миску с вреным осетром, зтем крюху хлеб и рбуз.
– Прошу отведть ншего, морского, хлеб-соли! – приглсил Мсльский, сдясь рядом с Софьей.
«Вот видл б мть Серфим, что скзл бы, – улыбясь своей мысли, подумл Софья: – Кк жених с невестой!»
Мсльский нлил из фляги в сткнчик и, чокясь с Софьей, скзл:
– З вш приезд в Астрхнь!
Софья еще ни рзу всерьез не пил вин. Мть Серфим двл ей в престольный прздник – Вознесенье – мленькую чрочку. Вино было вкусное, слдкое. От него чуть кружилсь голов точно после кчелей.
Софья вспомнил, кк привозили с ссмблей кпитншу Мишукову – еле живую, кк он отлеживлсь после попойки несколько дней.
И все-тки сейчс зхотелось смой попробовть: хорошо это или плохо?
– Я только одну выпью, – решил Софья.
Он пригубил. Вино было ромтное, слдкое.
– Пейте срзу: вино слбенькое. Вот тк! – учил Мсльский, опрокидывя свой сткнчик в рот.
Софья послушлсь.
Немного обожгло горло, зхвтило дух, но тотчс же прошло – рзлилось по всему телу приятной теплотой.
– Ну кк: хорошо? – спросил Мсльский.
– Ничего, – улыбнулсь Софья и взял из миски кусочек осетр.
– Ешьте, пожлуйст! – угощл Мсльский.
Софья откзывлсь: он, ведь, только что отобедл и не хотел есть.
– Тк ешьте конфеты, орехи!
Софья с удовольствием принялсь з слдости.
– Откуд у вс монстырское одеяло? – спросил он у Мсльского.
– У меня сестр в Рождественском монстыре, что у «Трубы» – келршей.
– Мть Евстолия? – удивилсь Софья: – Д я ж ее зню. Он у нс в Вознесенском, бывл…
Нстл черед Мсльского удивляться.
– Я жил в Вознесенском, училсь у книжной стрицы!..
Они рзговорились.
– А, ведь, он смешной, но – милый, – думл Софья, глядя н оживленного от выпитого вин и от приятной встречи Мсльского. Теперь, после рсскз о сестре, этот востроносый мичмн с куриным лицом стл действительно кким-то своим человеком. И Софья не очень отнекивлсь, когд Мсльский предложил ей выпить по второй:
– З Москву!
Софья чувствовл себя прекрсно. Ей стло весело, хорошо. Голов не болел – лишь слегк кружилсь, но был совершенно ясн. Софье хотелось говорить, говорить… Слов текли легко и свободно. (А, ведь ккую косноязычную чушь несл кпитнш, когд ее после ссмблеи, пьяную, привозили домой!)
…Уже солнце сдилось и рйский сд н стене кюты горел в лучх зкт дским плменем, когд Софья нконец спохвтилсь: ндо ехть домой.
(Письмо он двно решил отвезти в другой рз.)
Мсльский не удерживл ее.
Софья встл из-з стол и хотел, было, сделть шг, но поштнулсь и едв не упл, если бы во-время не поддержл Мсльский.
– Что ткое? – с ужсом спросил он, опускясь н скмью.
– Ничего, ничего, пройдет! – криво усмехлся Мсльский. – Это дербентское зелье – оно с ног влит!
Мсльский и см не очень твердо стоял н ногх: он выпил в несколько рз больше Софьи.
Софья с минуту посидел н скмейке и вновь попытлсь подняться. Но ее ноги совершенно откзывлись двигться.
– Софьюшк, вы прилягте, н минутку отдохните, это скоро пройдет, – уговривл Мсльский, кое-кк подводя Софью к постели. – Полежите, я пойду н плубу!
И Мсльский, стрясь итти возможно ровнее, вышел из кюты. Софья остлсь одн.
Шнуровк корсж сильно двил – Софья слегк отпустил ее. Клонило ко сну.
Софья с вожделением глянул н подушку в грязной нволочке, но продолжл сидеть, опирясь плечми о стену.
Н реке поднялся небольшой ветер – шкоут чуть покчивло. И это мерное покчивние убюкивло.
Софья пялил глз, стрясь не уснуть.
Солнце зшло, и в кюте с кждым мгновением стновилось темнее. Софья сидел, обдумывя положение. Мысль ее рботл лихордочно.
– Зсиделсь. Нпрсно пил! – думл он.
Мсльский держл себя хорошо, не позволял себе никких вольностей – с этой стороны опсений не было. Тревожило другое: что скзть кпитнше, явившись ночью домой?
– Скжу: упрвительниц не отпускл ехть вечером. Оствил ночевть. Посижу здесь до утр, утром он отвезет…
Шкоут мерно покчивлся.
…Он открыл глз: к кровти, н цыпочкх, подходил Мсльский.
Увидев, что Софья не спит, Мсльский укоризненно протянул:
– Софьюшк, голубь мой, вы не спите? Я вс рзбудил? – шопотом говорил он. – Я только з шинелью пришел: уклдывюсь спть нверху. А вы лягте, родня, лягте, не стесняйтесь!..
Он говорил все это тк просто и убедительно, точно стрший брт журит млдшую сестренку, что Софья и в смом деле почувствовл себя в чем-то виновтой. Он и не подумл сопротивляться, когд Мсльский осторожно взял ее з плечи и уложил н постели.
– Грязня нволочк – ну и пусть! – мелькнуло в голове у Софьи.
Софья вытянул ноги н кровти и дже улыбнулсь – тк было хорошо. Сейчс не хотелось думть ни о чем – ни о письме, ни о предстоящем рзговоре с кпитншей, ни о том, что двит нерсплетення кос. Сейчс хотелось спть, спть и спть…
Мсльский не уходил. Он присел н крй постели и положил руку н полное плечо Софьи.
Софье лень было шевельнуться, лень было скзть: что же вы не уходите?
Кровть, кют, все-все – плыло, кружилось волчком. Кзлось, что шкоут попл в ккой-то сумсшедший водоворот.
Рук Мсльского медленно сползл от плеч к труди. Рук стл дрожть.
И в одно мгновение уствший, зтумненный вином мозг Софьи прорезло воспоминние: ночь в Слвянке, грек. Он встрепенулсь, стрясь побороть устлость и сон.
– Что ндо? – зплетющимся языком спросил Софья.
– Ничего, Софьюшк, ничего. Туго стянуто. Я отпущу немного. Ничего! – бессвязно бормотл Мсльский, все крепче прижимясь к Софье.
Его руки стли вдруг нстойчивыми и грубыми…
Софья зкричл, рвнулсь из рук Мсльского, нпрягя последние силы, но сил было мло…
И в полутьме кюты Софья н одно короткое мгновение увидел нд собой куриное личико мичмн, передернутое ккой-то необычйной гримсой.
* * *
Софья проснулсь от жжды: нестерпимо хотелось пить. Во рту было сухо и горько.
Софья лежл, сообржя: где же он?
З бортом лениво плесклись волны, чуть покчивя судно.
«Еще плывем из Москвы в Астрхнь» – был первя мысль. Но тут же Софья с ужсом почувствовл – н постели, бок о бок с ней, кто-то лежит.
Он повернул голову и при лунном свете, освещвшем кюту, увидел: рядом с ней, н подушке, лежло чье-то незнкомое, востроносое, мужское лицо. От него несло винным перегром.
Мгновенно вспомнилось все.
Что-то зныло, упло в груди, похолодели руки…
Софья вскочил и, осторожно, боясь рзбудить Мсльского, сползл с постели.
Встл, штясь, кк пьяня, хотя от двешнего хмеля остлся только горький вкус до рту и горький осдок н душе. В изнеможении оперлсь о стену. Руки упли безвольно вдоль тел. Он стоял, зпрокинув голову.
– Господи, что же со мной стло?
Слезы неудержимо текли по щекм.
– Нет, бежть, бежть скорее отсюд! От этого позор! – очнулсь он.
Софья дрожщими рукми поспешно приводил себя в порядок. Зшнуровывя корсж, схвтилсь: где же письмо?
Асклидино письмо исчезло.
Кк ни противно было, подошл н цыпочкх к кровти.
Н сбитой постели лежл, рзбросв ноги и руки, точно пьяный посдский под збором, востроносый мичмн. Один глз был чуть приоткрыт. Изо рт вылетли ккие-то булькющие звуки.
Софья глядел н него с отврщением, с брезгливостью и, в то же время, словно не могл оторвться.
Должен был бы стть смым близким человеком, стл непереносимым: курье – без подбородк – личико противно до тошноты!
Софья чуть сдержлсь, чтобы не плюнуть в этот мерзкий, куриный лик.
Отвел взор. Глянул н пол.
У кровти влялся серо-голубой мичмнский глстук. Рядом с глстуком лежло злополучное письмо келрши Асклиды.
Софья схвтил его – конверт был цел, только чуть ндтреснулсь сургучня печть, – сунул з корсж и, не оглядывясь, кинулсь вон из кюты.
От луны н плубе было светло, кк днем. Плуб походил н цыгнский тбор – он вся был зствлен пологми, под которыми мтросы укрывлись н ночь от комров.
Со всех сторон рздвлся хрп – в этот чс вся комнд шкоут спл мертвым сном.
Софья, оглядывясь подошл к борту. Трп не был убрн. Н волнх, чиркя бортм о шкоут, чуть, покчивлсь гичк.
Софья, не рздумывя ползл по трпу вниз. С непривычки спускться по веревочной лестнице было трудно – трп рскчивлся, мешл длиння юбк.
Но Софья не смотрел ни н что. Он хотел поскорее уйти от этой проклятой «Периной тяготы».
VI
Возницын поднялся и сел – лежть н лвке больше не было никких сил: зедли клопы.
А спть хотелось мучительно. Почесывясь, Возницын глянул в окно.
Полня лун стоял нд портом. До третьего битья в колокол оствлось смое млое три чс. Можно было бы еще хорошенько соснуть.
– Рзве свечёй их, окянных, попробовть жечь? – подумл Возницын.
Но тотчс же понял всю бесполезность этой зтеи.
– Последний огрок изведешь, толку никкого: их тут, в щелях, чортов пропсть!
Возницын встл.
Приходилось устривться н ночь по-иному.
Возницын убрл со стол н подоконник чернильницу и свечу, сгреб связку кожных билетов (они выдвлись н вынос ккой-либо вещи из порт) и бросил их н лвку, в угол, где уже лежли прик, треуголк и шпг; швырнул туд же ключи от пороховых погребов и рзных мгзейнов и мбров, которые, по реглменту, дневльный офицер должен был держть «в великом бережении», и стл уклдывться н столе.
Возницын положил под голову свою струю шинель и лег. Но кк ни ложился Возницын, его ноги все рвно свешивлись со стол.
– Н тком столе Андрюше Дшкову спть еще туд-сюд… – иронически подумл он, ерзя по столешнице. И все-тки в этой неудобной позе Возницын здремл и не слышл дже, кк в крульную избу вошел мтрос.
– Вше блгородие, – робко окликнул он дневльного офицер.
Возницын встрепенулся.
– Кто тм? Что ндо? – недовольно спросил он, подымя голову.
– Это я, вше блгородие, гребец Лутоня.
– Ну, что случилось?
– У седьмого нумер женщину из реки вытщили – утопл, – козыряя, доклдывл мтрос.
Взял досд, теперь-то уж нверняк не придется спть – ндо будет звть лекря, опршивть утопвшую, потом писть рпорт.
Возницын свесил со стол длинные ноги.
– Должно быть, опять кто-нибудь пьяную куму н берег провожл, д и ввлил в реку? – спросил Возницын, слезя со стол.
– Никк нет, вше блгородие. Они одни плыли в гичке. Хотели причлить, встли мленько н борт – и готово, – словоохотливо рсскзывл мтрос. – Я сплю, слышу ровно кто кричит: спсите!
– Лдно – перебил его Возницын: – Волоките сюд эту полунощницу, ежели см ходить может!
– Кк же, они мленько плвть умели…
Мтрос исчез з дверью, Возницын, тем временем, ндел прик, нцепил ндоевшие до-нельзя лядунку и шпгу. Потянулся, зевя и улыбясь:
– Нверно, бедняжк, икет с перепугу! – подумл он. И предствил себе: мокря, ровно куриц, грязня, пьяня бб…
Возницын высекл у стол огонь и зжигл свечу, когд послышлись голос.
– Вот сюд, сюд!.. – говорил мтрос. В крульную избу кто-то вошел.
Возницын обернулся и остолбенел от удивления: перед ним, вымокшя до нитки, стоял нствниц детей кпитн Мишуков, т, синеглзя еврейк!
Возницын срзу признл ее, хотя он з эти годы знчительно покрупнел и округлилсь.
Увидев Возницын, он всплеснул рукми:
– Сшеньк!
Попятилсь нзд и вдруг кк-то осел нземь. Возницын бросился к ней вместе с мтросом. Они подняли Софью и положили н лвку.
– Воды! – кликнул Возницын.
Мтрос кинулся в темные сени, згремел ковшом, притщил воду.
Возницын взял из рук мтрос ковш и сухо скзл:
– Можешь итти!
Мтрос ушел, посмеивясь в усы:
– Кум-то кум д еще чья – неведомо!..
Возницын осторожно брызнул в лицо девушки. Лицо здерглось, но глз продолжли оствться зкрытыми.
Тогд Возницын в испуге стл трясти Софью з плечи, точно ребенок уснувшую няньку:
– Мшеньк!..
– Оленьк!..
– Ктеньк!.. – звл он, не зня ее имени.
Нконец девушк открыл глз и приподнялсь.
– Меня Софьей звть, – смущенно улыбясь, скзл он.
Софья поспешно отодвинулсь от Возницын – он боялсь, что Возницын услышит винный зпх.
– Кк вы сюд попли? Куд вы ехли? – учстливо спросил Возницын, сдясь н лвку.
Он говорил, стрясь не глядеть н Софью, не видеть ее голых плеч и груди, которые слбо прикрывло мокрое плтье.
– Это – потом. Сперв мне ндо бы обсушиться! Я озябл…
Возницын только теперь зметил, что Софья стучит зубми от холод.
– Я принесу хлт и сткн вин! Вино хорошо согреет, – вскочил он, хвтя с лвки треуголку.
– Нет, нет, рди бог, не ндо вин! – в испуге змхл рукми Софья. – Только хлт! И кбы можно было зтопить эту печь! – попросил он.
– Отчего ж? Я мигом зтоплю! – зсуетился Возницын. Он открыл дверцу.
– Щеп в ней есть, остется лишь поджечь.
Он хотел уже взять со стол свечу, но Софья лсково остновил его:
– Вы идите, я см это сделю!
Возницын выбежл из крульной избы.
Софья вынул из-з пзухи мокрый конверт, снял ботинки и чулки и рзожгл в печке сухую щепу.
Возницын вернулся очень быстро. Он принес полотенце и длинный шелковый хлт.
Софья, рсплетя косу, с интересом глядел, кк Возницын хозяйственно звешивл своей шинелью мленькое оконце крульной избы.
Устроив все, Возницын обернулся к девушке:
– Вот зкройтесь н крючок и переодевйтесь! Я буду в сенях. Коли что пондобится, кликните!
Теперь он смело глядел н нее: длиння кос был рспущен, и волосы, кк плщом, покрывли Софью до колен.
– Спсибо, спсибо! – горячо блгодрил Софья, крепко пожимя холодными пльцми руку Возницын.
Возницын вспыхнул до ушей.
– Пустяки, не з что! Согревйтесь! – Он шгнул з порог.
Дверь зкрылсь н крючок.
Возницын в темноте нщупл скмейку, где стоял кдк с водой, и сел. Он не собирлся подслушивть, но невольно ловил кждый звук, доносившийся из-з двери.
Ему не терпелось – хотелось поскорее вновь увидеть ее.
Двешний сон окончтельно пропл.
Время тянулось нестерпимо медленно.
Возницыну ндоело сидеть. Он вышел из крульной избы н двор.
В лунном свете были хорошо видны ближйшие крулы. У провинтских склдов, опершись н мушкет, неподвижно стоял крульный солдт.
– Дремлет, нверное, кнлья – подумл Возницын, но не зхотел отходить от избы.
Он глянул н смый ответственный крул – у порохового погреб – тм крульные не спли.
К пушкрю, стоявшему с пикой, кк полгется, у смой двери, кк рз подошел солдт, ходивший кругом погреб с обнженной шпгой в руке. Солдт, должно быть не прочь был поклякть с товрищем, но пушкрь, видевший Возницын, цыкнул н солдт, и он снов пошел в обход.
Возницын вернулся в сени и стл терпеливо дожидться. Нконец щелкнул крючок. Дверь отворилсь.
– Входите! – скзл Софья, отступя в глубь избы.
Возницын вошел.
Теперь Софья был в измятом, но более сухом плтьи.
– Посижу н дорогу и пойду домой спть!
Он сел н лвку.
Возницын присел поодль, н крешек.
– Куд же это вы неудчно ездили? – улыбясь, спросил он.
Софья двно приготовил ответ н этот вопрос.
– Не спршивйте – смешня и глупя зтея, – усмехясь, ответил он: – Все зснули, мне не сплось. Я пошл к Волге. Вижу гичк стоит у берег. Дй, думю, поктюсь. Не успел доехть до Кремля, – весло сломлось. Я стл грести обломком. Кое-кк подъехл к берегу и хотел выпрыгнуть д оступилсь и попл в реку… Вы меня проводите из порт? – спросил он, вствя.
– Провожу, – упвшим голосом ответил Возницын – ему не хотелось тк скоро рсствться с Софьей. – Жль – я дневльный, мне длеко уходить нельзя. Я могу только до ворот провожть. А вы где живете? – спросил Возницын, когд они вышли из крульной избы.
– В Белом городе, у Знменья, где кпитн Мишуков…
Четвертя глв
I
Уже две недели Возницын был в отменно-хорошем нстроении. Дом он сносил ндоедливую болтовню Афнсия и прощл ему то, что денщик потихоньку пьет брский чихирь.
А в кнцелярии не змечл нудной секретрской рботы.
Поглощенный своими мыслями, Возницын привычно просмтривл скудные корбельные тбели «о приеме провинту», «о больных людях», «о служителях корбельных и кто с кем в кше» и, подсчитывя офицеров и мтросов, людей нлицо и «нетчиков», сухри и пиво, уксус и боченки пресной воды и прочее, – привычно соствлял «повсядневные ведомости» корблей.
Мир кзлся Возницыну прекрсным.
Одно тяготило Возницын: ему не с кем было поделиться своей рдостью. Приятели – Андрюш Дшков и князь Мсльский – стояли длеко: кпитн Мишуков, нзнченный вместо фон-Верден глвным комндиром нд портом, укрыл суд н осень в Ярковской гвни.
Не Афнсию же рсскзывть обо всем!
А рсскзть, кк кзлось Возницыну, было о чем.
После той пмятной ночи Возницын несколько рз встречлся, с Софьей. Они уходили куд-либо к Волге и сидели, рзговривя: Софья боялсь ходить с Возницыным по городу, чтобы их не увидели вместе. (Ей все еще удвлось обмнывть кпитншу: Софья уходя из дому, кждый рз говорил, что идет нвестить стрицу – вотчинную упрвительницу Вознесенского монстыря).
Сегодня они тоже условились встретиться – было воскресенье, день, удобный для обоих.
Когд чсы н Пречистенских воротх Кремля пробьют четыре пополудни, Возницын должен был с лодкой ждть Софью н Кутуме, против Кбшных ворот Белого город: Софья хотел съездить по ккому-то делу в Кзнскую слободу.
Время у Возницын тянулось невозможно медленно.
Он двно приготовил лодку, пообедл, приоделся и все еще до срок оствлось около чсу.
Возницын взял со стол свои любимые «Крткие нрвоучительные повести», подренные Фрврсоном, перевернул стрницу-другую и отложил: сегодня чтение не шло н ум.
Он встл, приглдил перед зеркльцем прик, подкрутил русые усики и, ндев треуголку, вышел.
Гребец Лутоня ждл у пристни с лодкой.
– Ступй, я один поеду, – скзл Возницын, прыгя в лодку. Он медленно плыл вверх по Волге до Кутум и все-тки, пок н Пречистенской бшне пробили чсы, Возницын прождлся у берег.
Но вот пробило четыре.
Возницын не спускл глз с черного провл Кбшных ворот.
Софья не шл.
Он сидел, куся ногти.
– Не придет! Кпитнш здержл!
Нконец в воротх покзлсь Софья.
Увидев ее, Возницын змхл треуголкой.
– Вы двно ждете? – спросил Софья, подходя к лодке.
– С утр, – пошутил Возницын.
– Бедненький! – скзл Софья, сдясь в лодку. Несколько взмхов весел – и они очутились н противоположном берегу.
Софья легко выпрыгнул из лодки.
– Долго здержитесь в слободе?
– Нет, Сшеньк, я – скоро. Только передм письмо. А тогд мы поедем ктться. Хорошо?
– Лдно!
Возницын смотрел вслед ей, пок Софья не скрылсь з первыми мзнкми Кзнской слободы.
Подходя, к слободе, Софья вынул из-з корсж злополучное письмо. Оно было сильно подмочено, печть почти вся облупилсь.
– Ну д ничего – чй, водой ехли, не по сухому пути; всё могло случиться! – подумл он.
Софья взглянул н дрес:
«Георгию Глтьянову – в Кзнской слободе, в доме Исков».
«Ккой он, этот упрвитель: молодой, стрый?»
Вспомнилось, кк про него говорил мть Серфим: жох!
– Должно быть, молодой.
Он опрвил плтье.
Из црского птекрского сд доносились ромтные зпхи целебных трв. И в то же время слобод пхл рыбой и солью: все дворы были увешны рыбой, вялившейся н солнце.
У первого встречного Софья узнл, где нходится дом Исков – он стоял у смого Петухов ерик.
Это был мленькя, кк все в слободе, мзнковя избенк – точно в Переведенских слободх в Питербурхе. Только н ее дворе не стояли вешл, н рзостлнном ковре сушилось срцинское пшено.
Дверь мзнки был открыт нстежь.
Софья подошл к двери и окликнул:
– Есть кто-нибудь?
– Входите, не бойтесь! – рздлся из мзнки голос.
Голос покзлся Софье стрнно-знкомым.
Софья боязливо вошл и стновилсь у порог: в мзнке были звешны окн.
Он рзличил только н глиняном полу ковер, подушки, кльян.
Ккя-то фигур в пестром хлте лежл н ковре.
– Вы кого ищете?
– Упрвителя Вознесенского монстыря.
Софья збыл, кк его звть. Он повернулсь к свету и прочл:
– Георгия Глтьянов.
– Это – я, – скзл человек в пестром хлте, вствя и подходя к Софье.
Софья взглянул. Перед ней, лукво улыбясь, стоял рхиерейский толмч, тот смый грек, с которым он встретилсь по дороге в Питербурх.
– Это вы?.. – не то рзочровнно, не то испугнно скзл он, отступя нзд.
– Не ожидли встретить? – спросил Глтьянов, сверля Софью глзми. – Входите, не бойтесь, я сейчс открою окн.
Он сделл движение к двери.
– Нет, я тороплюсь, меня ждут у реки. Вот вм письмо. Мть Асклид велел передть.
Глтьянов взял письмо.
– Не хотите гостем быть – неволить не буду. А вы что ж теперь здесь, в Астрхни?
– Д, я с кпитном Мишуковым…
– Вы рсцвели, возмужли, – смотрел он с восхищением мсляными глзми н Софью. – И, все-тки, может быть, смените гнев н милость – посидите? Угощу хорошей дыней, виногрдом…
– Нет, спсибо. Меня ждут. Прощйте!
Софья повернулсь и быстро пошл со двор.
– О, дивол! – швырнул н ковер склидино послние Глтьянов.
Он выждл, когд Софья минет его двор, потом, зпхивя хлт, торопливо шмыгнул через улицу вдоль желтого соседского плетня к Волге.
Софья успокоилсь, когд вышл из слободы. Он оглянулсь – сзди никто не шел.
Софья н цыпочкх, осторожно, стл подкрдывться к Возницыну.
Лодк был вытянут н пустынный берег. Возницын сидел, обхвтив рукми колено, и глядел н првый берег Волги.
Софья неслышно подошл к нему сзди и вдруг зкрыл лдонями глз Возницын.
Возницын рдостно встрепенулся – он узнл эти мленькие, пухлые пльцы.
– Ах вы, шлунья! – весело скзл он, отнимя софьины руки от глз.
Он легонько притянул ее к себе.
Софья, не сопротивляясь, опустилсь рядом с Возницыным н выжженную солнцем трву. Чуть нклонив нбок голову, он лсково смотрел н Возницын. Ее пльцы остлись у него в рукх.
– Софьюшк, родня! – шептл он пересохшими вдруг губми.
– Ну что, Сшеньк, что? – спршивл он, чуть откидывясь нзд и стрясь сделть глз серьезными.
Но в этих больших синих глзх прыгли луквые огоньки. Возницын рывком притянул ее к себе и стл бешено целовть ее открытую шею, волосы.
– Пусти, пусти! – зшептл Софья, хотя см не пытлсь вырвться из объятий.
Он только вертел головой из стороны в сторону, ускользя от губ Возницын.
И все-тки его губы нстигли.
Он поцеловл ее и вдруг, точно испугвшись, что сделл это против ее воли, хотел было отпрянуть нзд, но в это время Софья обхвтил его шею рукми.
Ее губы перестли отступть.
Треуголк Возницын шлепнулсь нземь.
– Сшеньк, что ты делешь!.. Вон смотрят… – скзл Софья, всккивя н ноги.
– Кто? Где? – испугнно звертел головой Возницын.
Берег был пуст и дже по Кутуму не плыло ни одно суденышко.
– Вон видишь: ворон ходит! – смеялсь Софья, покзывя н противоположный берег.
В смом деле, по песчной косе, точно зложив з черную спину руки, вжно рсхживл ворон.
– Ах ты, плутовк! – вскочил Возницын. – Вот я ужо тебе!..
– Довольно, довольно, Сшеньк! Хорошего понемножку. Потом! А сейчс – поедем! – строго скзл Софья.
Возницын послушно пошел к лодке.
«…Ишь охоч до поцелуев: в другой рз зстю его: тогд – в Питербурхе, с сестрой, теперь здесь – с этой, – думл Глтьянов, пробирясь вдоль соседского плетня к своей мзнке. – Ну погоди, милый, погоди!»
II
Возницыну не сиделось дом.
Рньше бывло, придя из кнцелярии, он снимл опостылевший кфтн, сбрсывл душный, пыльный прик и, взяв ккую-нибудь, книгу, с удовольствием ложился н кровть почитть и порзмышлять. Или кликл Афнсия и игрл с ним в зернь н грецкие орехи.
А теперь Возницын тянуло из дом в город: вось где-либо, хоть н минутку, удстся увидеть Софью. Может быть, он поведет Коленьку Мишуков в церковь ко всенощной или пойдет с смой кпитншей в гостиные ряды.
Ведь они встречются тк редко – рз в неделю! И кк томительно ждть, пок пройдут эти шесть дней! Особенно последний день перед нзнченной встречей.
В прошлое свидние, когд они ездили в Кзнскую слободу, Софья пообещл притти к Возницыну в гости, в порт, посмотреть, кк живет Сш.
Им прискучило встречться н воздухе, н крутом стрхнском ветру, который подымл тучи песку; говорить было не очень удобно. Хотелось посидеть где-либо вдвоем тк, чтобы не ндо было беречься чужого глз.
И до этой счстливой минуты оствлось прожить только сутки.
Возницын не нходил себе мест.
Он решил пойти в город.
До стрых, змшелых стен Белого город с кое-где осыпвшимися кирпичми и четырехугольными зубчтыми бшнями ворот, в которых лепились сти голубей, Возницын дошел быстро.
Но когд вошел в Белый город, он умерил шг и, осмтривя прохожих, медленно нпрвился к индийскому гостиному двору.
Ккие-то струхи плелись к Рождественской церкви, прошли пехотинцы Терского полк, н верблюде проехл широкоскулый клмык. Верблюд медленно ступл своими неуклюжими ногми, брезгливо поглядывя по сторонм.
Индийский гостиный двор был обнесен высокой кменной стеной. Сквозь широкие ворот двор виден был нрод, ходивший мимо лрей. Мелькли рзноцветные женские плтья.
Возницын поспешил туд.
Он шел вдоль лрей, где торговли яркими персидскими и индийскими «исткниями» – шелком, бязью, коврми, тбком, лдном, персидским горохом, срцинским пшеном.
Торговля шл без крик и шум, кк н русском и рмянском гостиных дворх: индийцы не торговлись, нзнчли цену без зпросу.
Возницын несколько рз обошел все лри и проглядел толпившийся у них нрод – Софьи не было.
Тогд он нпрвился к Кбшным воротм. Его тянуло туд, к Кутуму, где в тот пмятный вечер нчлось их сближение.
Не доходя до Кбшных ворот, он глянул к Николе Гостинскому – нет ли здесь Софьи. Но и в церкви ее не было.
Возницын прошел сквозь ворот к мутному Кутуму. Об берег были пусты. Он постоял немного, вспоминя приятную поездку в Кзнскую слободу, и пошел нзд.
Возницыну не хотелось тк скоро уходить из Белого город. Он решил посидеть в торговом кбке, потом побродить еще по стрхнским улицм: вось где-либо встретит Софью.
У смых Кбшных ворот стоял кирпичный кбк.
Здесь обычно собирлся весь торговый люд и моряки. Здесь говорили н рзных языкх – н русском, рмянском, ттрском, персидском, греческом, немецком, голлндском. Но говорили об одном и том же: о шелке, крзее, мехх, юфти; о пудх, ршинх рублях; о норд-весте и зюд-осте, о «моряне» и «срйчике»; о Дербенте и Бку, Архнгельске и Питербурхе.
Возницын вошел в кбк.
Он сел в уголок, спросил венгерского и огляделся.
З средним столом сидел компния рмян. Сдвинув н зтылок брхтные с четырьмя острыми углми шпки и рсстегнув фиолетовые кфтны, укршенные рядом густо-посженных серебряных пуговиц, они курили общий кльян и о чем-то горячо спорили.
Сбоку от них сидел высокий белозубый индиец. Он спокойно говорил с низеньким, толстощеким ттрином в пестром хлте и стоптнных желтых сфьяновых спогх. Ттрин, видимо, был в зтруднительном положении: он пощипывл жиденькую бородку и то снимл с бритой головы скуфейку, то снов ндевл ее.
– Злез, бедняг, в долги – придется уступить индийцу-ростовщику одну из своих жен, – подумл Возницын, зня, что индийцы приезжли в Астрхнь без женщин.
По другую сторону от рмян рсположилсь групп европейцев, в прикх и шляпх. Низко склонив нд столом головы, они шептлись о чем-то.
Возницын сообрзил: у этих, очевидно, шел рзговор о кком-либо товре в роде крсной меди или дегтя, зпрещенных к вывозу з грницу.
По соседству с Возницыным пили просто, безо всякого дел, свои русчки: констпель и ккой-то человек с выпученными, рчьими глзми.
Человек с выпученными глзми говорил шопотом, который был слышен во всех углх кбк:
– Я те скжу, кумнек: эт сук, губернтор Волынский, все сделл, пропди он пропдом! Готовился, вишь, цря встречть, тк из Кремля все деревянные домишки повыбросил. Ну и мой выкинул. С тех пор и живем в землянке, в Безродной слбоде. А ведь см знешь: црю Петру не до нших избенок тут было – из низового поход не солоно хлебвши вернулсся…
Констпель, испугнно озирясь, остнвливл приятеля:
– Окстись, Прфеныч! Что ты мелешь? Не хочу с тобой говорить. У тебя язык зполоскл, словно брмсель, когд рулевой держит круто!..
И он уже порывлся встть, но приятель умолк. В это время из компнии торговцев, одетых н европейский мнер, поднялся один.
– Я буду ждть. Приезжйте! – скзл он.
– Б, д ведь это ж князь! – обрдовлся Возницын. – Вот с кем я поговорю о Софье, рсскжу всё. Ему будет интересно: он помнит Софью. Мсльский! – окликнул Возницын.
Мсльский обернулся.
Увидев Возницын, он подошел к нему.
Мсльский был чем-то смущен – он не смотрел приятелю в глз.
«Чудк князь: стесняется, что я зстл его с этими купцми. См Крлуш фон-Верден сбывл з море свинец и деготь, кк семндцть месяцев жловнья не плтили», – подумл Возницын.
– Ты что ж это, князь, с Ильин дня глз не кжешь? – спросил Возницын, здоровясь с Мсльским. – Сдись, потолкуем. У меня есть о чем поговорить с тобой!
Востренькие глзки Мсльского кк-то рстерянно збегли.
– Все недосуг, Сшеньк! Ведь мы теперь в Ярковской гвни мемся, см знешь. Новя метл – кпитн Мишуков – с ум сходит: велел для движения людей иметь в неделю четыре экзерциции – две от мушкетного ртикулу, д две…
– А знешь, ведь мишуковскя нствниц, т черненькя, синеглзя, здесь, в Астрхни! – весело перебил приятеля Возницын. – Помнишь ее? Чудня девушк! Я с ней чсто встречюсь…
Мсльский рссеянно слушл Возницын, вертя из стороны в сторону своим вострым и длинным, кк у дятл носом.
– Ндо ехть. Потом рсскжешь! Вижу, вижу: души в ней не чешь, – скривился он.
– С Андрюшей-то видишься? – спросил Возницын.
– Кк же – рядом стоим! Он у меня с левого борту…
– Клняйся ему! А коли будете в Астрхни, непременно зходите – вином угощу! Я те рсскжу…
Мсльский ушел. Возницын остлся один.
Человек с выпученными рчьими глзми слушл – теперь рсскзывл констпель:
– См видел: привезли к црю Петру н гукор «Принцесс Анн» беглец-мтрос. Црь безо всякого кригсрехт велел мтрос повесить. Профос злез н фок-мчту, перекинул конец, повесили человек. Тк повешенный – веришь ли – еще дв рз перекрестился и поднял руку уже в третий рз, д не донес – уронил, персты кк сложил для крестного знмения, тк и остлись…
Возницын не дослушл рзговор – у стол, где недвно сидел Мсльский, поднялся невероятный шум.
Сквозь сизые облк тбчного дым Возницын увидел: у стол стоял н костылях человек. Он кричл широкоплечему купцу, сидевшему спиной к Возницыну:
– Ты вор!
Широкоплечий поднялся, удрил хромого в грудь и шмыгнул з дверь. Хромой, зтрхтев костылями, упл нвзничь.
В кбке зкричли, зглдели н рзных языкх.
Возницын сорвлся с мест и, рзбрсывя столпившихся у дверей питухов, бросился вдогонку з широкоплечим обидчиком.
Купец, не оглядывясь, быстро шел к русскому гостиному двору.
Он уже подходил к крйнему мбру, когд длинноногий Возницын нгнл купц.
– Эй, круп, погоди! – крикнул Возницын.
Купец обернулся.
Перед Возницыным стоял высокий черноусый мужчин. Лицо его покзлось до стрнности знкомым Возницыну. Возницын глядел и припоминл: где он видел эти дерзкие глз?
Купец сощурился и нсмешливо процедил:
– Зря, господин мичмн, бежли…
– Ты зчем бьешь клеку, стервец? – зикясь от злости и быстрого бег, спросил Возницын.
– Я думл вы только целовться любите, вы и дрться горзды…
– Ты ерунды не городи! Пойдем-к! – рвнул его з рукв Возницын.
Купец побелел.
Отдернув свою руку, он, рздувя ноздри, скзл:
– Вы при мне дв рз целовлись – я вм не мешл. Я при вс рзок удрил, – не суйтесь. Мы в рсчете: когд вы убегли, я ж вс не нгонял…
Смутня догдк мелькнул в голове Возницын:
– Что ткое? Что ты врешь? – кинулся он к купцу.
Тот не двинулся с мест.
– Збыли? В Питербурхе целовли мою сестру, здесь – нствницу кпитн Мишуков. Только я вм не звидую: мою сестру до вс целовл ее муж, нствницу – см Мишуков! – зло улыбясь скзл купец и быстро шмыгнул з угол.
Одно мгновение Возницын стоял, ошеломленный.
Теперь он ясно вспомнил: прельский вечер, гречнк Зоя, моющя стол у Борютиных, з ширмой н хозяйской половине этот грек с нглыми глзми.
«Это было, д. Но говорить тк о Софье! Подлец! Клеветник!»
Вырвв из ножен шпгу, Возницын с искженным от злобы лицом бросился вдогонку з греком.
Он кинулся туд-сюд – грек словно сквозь землю провлился.
III
Афнсий Констнтинов никогд еще не видл своего молодого брин тким сердитым, кк сегодня.
Афнсий уже здремл н кошме в сенях, когд откуд-то из город прибежл Алексндр Артемьич.
Он и всегд-то ходил быстро, сегодня прямо вихрем промчлся в горницу.
Афнсий, позевывя со сн, высек огонь, зсветил свечу.
Алексндр Артемьич, не снимя ни треуголки ни шпги, сидел у стол, подперев кулком щеку.
– Ужинть будете? – спросил Афнсий.
– Не хочу! Ступй! – сердито отмхнулся Алексндр Артемьич.
Афнсий пошел к себе.
В сенях он лежл, почесывясь и рздумывя: «С чего бы это он?»
– В крты или в зернь проигрлся – не горзд любит игрть.
Ни рзу з ним этого не водилось. Повздорил с кем-либо?
Горяч – слов нет, д из-з спор рзве сидел бы кк н обрзе нписнный!
В это время Алексндр Артемьич встл. Звякнул ножнми брошення н лвку шпг.
«Рздевется».
Потом послышлись шги: Возницын зходил из угл в угол.
«Не спится человеку. Видно, не с добр!»
В комнте снов зтихло. Кк ни лень было вствть, Афнсий все-тки поднялся и глянул в змочную сквжину: Алексндр Артемьич сидел з столом и писл. Зтем швырнул перо н стол, в клочья рзорвл нписнное и стремительно вскочил из-з стол.
Афнсий шлепнулся н свою кошму.
Возницын снов зметлся по горнице.
«З живое что-то здело. Должно быть, т пригожя мишуковскя нствниц, которя в воскресенье зходил сюд…
Скзно, ведь: полюбить – что з перевозом сидеть… А отчего ж и не любить Алексндру Артемьичу? Прень в смом соку – двдцть пятый год. Ровесник Афнсию…»
Афнсий улыбнулся своим мыслям, лег лицом к стене и не слушл больше, что делется в горнице.
…Афнсий встл, кк всегд, н зре.
Нд Волгой стоял тумн. Где-то, должно быть в Безродной слободе, пели петухи.
Сидор, кривой кнцелярский сторож, шркл метлой по двору.
Крул у мбров поеживлся, в худых шинелишкх.
Афнсий осторожно глянул в горницу к Алексндру Артемьичу. Свеч догорел до смой бумжной обертки, знчит сидел зполночь, недвно лег.
Возницын лежл н кровти лицом вверх. Он спл в кфтне и бшмкх. Только прик влялся н столе.
Весь пол у стол был усеян бумжкми, видно не рз и не дв брлся Алексндр Артемьич з перо.
Н столе стоял пустой кувшин из-под чихиря и кружк – это Афнсий зметил с неудовольствием.
…Уже отзвонили во всех стрхнских церквх, когд Возницын проснулся. Он сел н постели, протиря глз. И срзу же почувствовл: что-то неприятное лежит н душе.
А что?
Он рзмышлял одно мгновение. Зтем срзу нхлынуло всё.
Возницын снов пережил эти тяжелые минуты.
Вот он, выглядывя из-з церковной огрды, смотрит н низенькие окн дом, где живет кпитн Мишуков. Он рзличет в окне тучную мишуковскую фигуру с ббьим лицом. И слышит звонкий софьин смех.
Этот смех срзу выгоняет Возницын из зсды у церкви Знменья. Он бежит к себе в порт, не видя никого и ничего.
Тысячи рзных плнов, решений, тысячи сомнений одолевют его.
Откзться от своей и ее любви? Вычеркнуть из пмяти немногие встречи? Нписть письмо? Но рзве в письме передшь всю горечь любви?
Зколоться шпгой? Или нет: лучше проткнуть клинком его, этот стрый, толстый бурдюк!
А вдруг проклятый грек соврл, оклеветл ее?
Кто скжет, кк поступить? Кто нучит?
Звтр придет он. Звтр будет все ясно. А сегодня пострться уснуть, чтобы поскорее прошл ночь – верный, знкомый с детств, способ: если ждешь звтршнего дня, лечь спть – тк быстрее летит время.
Но сон нейдет.
Збыться!
Тогд из рундук, кк в приступы жестокой лихомнки, он достл кувшин с чихирем.
– Стервец Афоньк: вылкл-тки половину!
Но еще хвтило и Возницыну.
…После вчершнего чихиря голов сейчс немного болел, но мысли были ясны, и сегодня все предствлялось в менее мрчном свете.
Прежняя ярость улеглсь.
Возницын вяло умылся, привел себя в порядок, потом нехотя пообедл, после обед, деля вид, что ничего не случилось, сел почитть. Он взял со стол первую попвшуюся книгу. Это был стрый, прошедшего 720 год, клендрь.
Возницын рскрыл клендрь и прочел:
„Вся изменяются человеческя дел и збвы: по скорби приходит рдость, по печли веселие. Того рди не ндлежит в своем несчстии и противности отчянну и млодушну быти. Ибо может скоро блгополучия солнце, смутные злополучия облки прогнти, и всю печль н рдость обртити.”
Стло легко.
Конечно же, не ндо отчивться! Сейчс придет он и скжет, что все это – ложь и клевет. И будет тк же хорошо и спокойно, кк было сутки нзд.
Он встл и нчл ходить по комнте, нсвистывя.
Но кк Возницын ни стрлся зглушить в себе ревность, он все-тки выползл из кких-то щелей. Снов одолели мрчные мысли.
Он грыз ногти и нетерпеливо поглядывл н окно.
И когд из-з угл кнцелярии покзлось знкомое розовое плтье, ему тяжело было смотреть – он сел н лвку.
Но ухо ждно ловило софьины шги. Вот они прошелестели мимо окн.
Знкомый голосок что-то спросил у Афоньки.
– Дом, пожлуйте!
И крснорожий дурк услужливо рскрыл дверь горницы.
Софья вошл, озирясь.
Увидев Возницын, он подбежл к нему.
– Что, Сшеньк? Что случилось? – учстливо спршивл он, глядя н осунувшееся з одну ночь, похудевшее лицо, н ввлившиеся глз.
Он сидел, не пошевельнувшись и глядел куд-то мимо нее.
– Д что ткое с тобой? Зболел? Снов лихомнк пристл?
Он поцеловл Возницын в щеку, прижлсь к нему.
Возницын отстрнился от Софьи, глянул н нее недобрыми глзми.
– Ты всех тк целуешь?
Ужсня догдк мелькнул в голове:
«Узнл о „Периной тяготе“, о той ночи! Мсльский, мерзвец, похвстлся!»
Вся кровь бросилсь в лицо. Кк-то пусто и холодно стло внутри.
Скзть, признться н чистоту?
Он сидел, потупив голову.
– Кк меня, тк и Мишуков целуешь?
Срзу отлегло от сердц. Софья чуть не вскрикнул от рдости.
«Не то, не то! О „Периной тяготе“ ничего не знет. Просто ревнует к Мишукову, бедненький!»
Првд, Зхрий Днилович, в отсутствие кпитнши, иногд пристет к Софье с любезностями, но никто никогд этого не видел. И он ни рзу его не поцеловл.
Софья смотрел прямо в глз Возницыну своими большими синими глзми.
– Глупенький мой, с чего ты это взял? Ведь я все время вожусь с Колей, кпитнш с Зхрия Днилович глз не спускет. И потом – целовть Мишуков? Он же – стря бб: щеки висят, лысин, толстый кк боров. Его целовть? Д пропди он пропдом! Тьфу!
Он говорил все это тк горячо и тк зрзительно-весело смеялсь, что все сомнения Возницын рзлетелись в пух и прх. «Грек – мерзвец! Встречу – убью!» – подумл Возницын.
– Ну, не дуйся понпрсну, Сшеньк! – тянул его к себе Софья.
…Сдерживя дыхние, Афнсий подглядывл в змочную сквжину.
«Вот после ненстья и ведро: уже целуются!» – скорее рзочровнно, чем звистливо, подумл денщик, отходя от двери.
IV
Прижвшись друг к другу, они стояли в темном провле Агрянских ворот, через которые в эти чсы не проходил никто.
Софье двно ндо было возврщться домой – уже совсем стемнело, но уйти не хвтло сил.
И кк уходить, если предстоял рзлук н долгие месяцы.
Сегодня, нежднно-негдно, пришл из Адмирлтейств-Коллегий бумг: выслть в Снкт-Питербурх всех мичмнов, нходящихся в Астрхни с 722-го год.
Звтр Возницын уезжл.
Они стояли молч. Говорить было тяжело. Хотелось теснее прижться друг к другу, чтобы кждую последнюю секунду чувствовть близость любимого человек.
Н Пречистенских воротх Кремля пробили чсы.
Уже не первый бой чсов пропускл Софья, охотно соглшясь с Возницыным, когд он просил:
– Не уходи, успеешь!
Но когд-нибудь ндо же было решиться отвести от себя эти нежные, любящие руки!
– Сшеньк, мне ндобно итти, – с сожлением скзл Софья: – Кпитнш и тк уже все время спршивет: и чего ты зсиживешься у своей упрвительницы? Мы, ведь, скоро увидимся, тогд…
Он не доскзл.
Сколько рз з сегодняшний вечер они говорили об этом.
Было решено: Возницын, приехв в Питербурх, пострется кк-либо уйти из рмии (при црице все-тки легче уволиться, чем было при покойном цре Петре), Софья вернется из Астрхни, и они поженятся.
В мечтх тк легко и просто преодолевлись все препятствия, тк быстро освобождлись: Возницын – от рмии, Софья – от грф Шереметьев, крепостной которого он был.
Софья в последний рз прижлсь к Возницыну. Слезы сдвили горло. Он всхлипнул и, оттолкнув Возницын, бросилсь прочь.
Он стоял, с болью глядя, кк все дльше и дльше удляется Софья.
Вот он мелькнул у белой «входской» церкви, обернулсь, глянул н Агрянские ворот и скрылсь.
Возницын медленно пошел домой, перебиря в пмяти весь сегодняшний день.
Утром проснулся с рдостной мыслью: сегодня увижу ее!
Зтем – обычные чсы в кнцелярии.
Получили почту из Питербурх.
Кк потешлись все нд тем, что мичмн Вську Злыдин, беспросветного пьяницу, Адмирлтейств-Коллегия з пьянство велел оштрфовть – посдить меж дуркми и собкми н кобылу.
А потом этот проклятый пкет с прикзом собирться в Питербурх!
– Ты что это, Возницын, не весел? – удивленно спршивли его товрищи. – Аль уезжть не желешь? Не ндоели тебе еще стрхнскя жрищ, комры д лихомнки?
Весь день всё влилось из рук. Еле дождлся вечер.
Злило Возницын еще и то, что сегодня встретиться с Софьей у него, в порту, не придется: приехли из Ярковской гвни Андрюш Дшков и Мсльский. Они живо собрлись в путь-дорогу: об рдовлись укзу и горели желнием поскорее уехть из Астрхни.
Софья встретил неприятное известие спокойно:
– Только зиму прожить, тм я приеду к тебе. Князь Ментиков, дядя кпитнши, обещл Мишукову, что он весной вернется в Питербурх.
Возницын шел, вспоминя все это, и думл, что Софья еще тк близко, з этими вот домишкми, кжется уж, бог весть, кк длеко…
И кк-то не верилось, что еще полчс тому нзд он целовл эти пухлые губы, эти синие глз…
Слдкя грусть щемил сердце.
Он нехотя шел домой. Ему не хотелось сейчс ни с кем говорить, Возницын знл: у себя в горнице он зстнет Андрюшу и Мсльского.
Они, поди, еще не спят! И снов стнут трунить нд ним, что Сш тк же не хочет уезжть из Астрхни, кк четыре год нзд не хотел уезжть из Снкт-Питербурх.
V
В первое воскресенье после отъезд Возницын Софья, кк всегд, отпросилсь у кпитнши нвестить струху-упрвительницу.
Итти в город у Софьи не было желния, но приходилось хоть н первых порх продолжть струю уловку, чтобы не нвлечь подозрения.
Софья вышл из дому, не зня, куд нпрвиться.
Тк тоскливо было ходить одной и знть, что у кирпичных городских ворот или из-з лчуг стрхнских жителей не выглянет знкомя, высокя фигур.
Он знл, что Возницын уже длеко, все-тки невольно присмтривлсь ко всякому моряку – точно ндеялсь встретить Сшу.
Софья пошл к индийскому двору посмотреть н персидские шелк.
У кменных лрей, сделнных нподобие монстырских келий, подогнув под себя ноги, сидели н коврх крсивые индийцы.
В глубине лрей виднелись яркие шелк, пестрые кфтны, шльвры, рзноцветные кушки, черкесские бурки.
Спереди н лотке лежли стопки золот и серебр в смой рзнообрзной монете.
Софье рсскзли этот обычй индийских купцов рз в год выклдывть н лоток все нличные деньги, чтобы покуптели могли оценить состоятельность купц.
Белозубые индийцы провожли Софью ждными глзми.
У одного лря Софья увидел любопытную сцену: грязный кзченок лет восьми держл ворону. Он тискл птицу, и ворон пронзительно кричл.
По гостиному двору проходили русские, клмыки, персы, кбрдинцы, рмяне – никто не обрщл внимния н отчянные вороньи вопли. Только молодой высокий индиец, покрснев от злости, кричл:
– Пусти, зчем тебе птиц?
Кзченок продолжл тискть бедную ворону и торговлся с индийцем:
– Дй лтын – пущу!
Софья кк рз порвнялсь с кзченком. Он схвтил его з шыворот.
– Пускй ворону, не мучь!
Кзченок, зло вытрщив глз, вырвлся, ругясь.
Софья хотел уже отпустить его, чтобы не слышть этой непристойной ругни, но индиец швырнул монету:
– Н лтын!
Кзченок подбросил ворону вверх, см кинулся подымть деньги.
Ворон, взмхнув крыльями, улетел к Спсскому монстырю.
Индиец с блгодрностью посмотрел н Софью.
Выйдя из индийского двор, Софья не знл, куд себя девть.
Он не рз говорил кпитнше, что вотчиння стриц живет в слободке з Кутумом, и потому решил посидеть н берегу Волги, чтобы хоть возврщться с той стороны.
Софья вышл к берегу и сел н песок.
Софья сидел, вспоминя, кк совсем недвно, еще неделю тому нзд, он с Возницыным гулял здесь.
Софье взгрустнулось.
И ндо же было Адмирлтейств-Коллегии вызвть мичмнов в Питербурх! Пожили бы здесь хоть до весны, тм вместе бы поехли: кпитн Мишуков клянется, что дльше весны не остнется в Астрхни.
С противоположного берег кто-то переезжл н лодке в город.
Человек был в лодке один. Он сидел н веслх, и Софья видел только его млиновый кфтн и крсную турецкую феску.
Софья мельком взглянул н лодку и н крсную феску и снов здумлсь о своей жизни.
З эти несколько недель, что он прожил в Астрхни, Софье все уже здесь ндоело.
Хотелось уехть отсюд куд-либо еще. Хотелось новых впечтлений. Хотелось – и см не знл чего…
Софья теребил конец шрф.
– Кли? гимэ?р сс! Добрый день! – рздлось вдруг нд смым ухом.
Софья дже вздрогнул от неожиднности и оглянулсь: в двух шгх от нее стоял, улыбясь одними мсляными глзми, черноусый упрвитель вотчинми, Глтьянов.
Он был в фиолетовом тлсном кфтне и крсной турецкой феске.
– Добрый день! – безрзличным тоном ответил Софья.
– Что вы здесь одн скучете? – скзл Глтьянов, опускясь рядом с ней н песок.
Но не успел он сесть, кк Софья вскочил н ноги.
Теперь Глтьянов глядел н нее вверх и смеялся:
– Вот уж это нпрсно: вы сидели, я – стоял; я сел – вы встли. Посидите, поговорим!
Софье почему-то был противен этот человек.
– Нм не о чем говорить, – скзл он и, повернувшись, быстро пошл к воротм.
Глтьянов, взбешенный, вскочил н ноги.
– А с длинноногим мичмном нходилось говорить о чем? Брезгуешь? Уходишь? П?ни студиб?лу [29]. Погоди! – кричл Глтьянов.
Софья ускорял шги.
Пятя глв
I
Соборный протопоп Никит вышел из лтря, держ в рукх ккую-то бумгу.
Герсим Шил, считвший у свечного ящик денежки и полушки, вырученные з обеднею, приостновился: не инче будет читть црицын укз. Может, что-либо о подушных деньгх или снов про штрф с неисповедывющихся.
Протопоп стоял, отдувясь – ожидл, пок нрод подойдет поближе к мвону. Потом возглсил, читя точно кфист, нрспев:
«Понеже известно ея имперторскому величеству учинилось, что многие рекруты не хотя быть в службе ея величеств сми себя злодейски портят, и отсекют у рук и ног пльцы, и рстрвливют рны, и протчия рзличные вымышленно приключют себе болезни, и сие все не от иного чего чинится, кк от того, что не имеют стрх божия, и не знют кк тяжкой грех есть преступление, нипче что лишит себя добровольно некоторых чувств или членов…»
Герсим Шил не стл дльше слушть – ведь холопов он не имел, в рекруты ему ствить было некого. Он принялся снов считть выручку.
– Эх, опять воровскя деньг! – подумл он, рзглядывя монету. – И кк это я не приметил, кто ее мне сунул? – досдовл он.
Пересчитв деньги, Шил зпер их в сундук, привесил змок и стл з свечным ящиком, ожидя, когд протопоп окончит чтение црицын укз.
А протопоп все еще гудел:
«ежели кто с сего числ из людей или крестьян нзнчен будет в рекруты, и отбывя службы до отдчи, или по отдче до определения в полк плец или иной ккой член умышленно отсечет, или ккою рною себя уязвит, и о том докзно будет подлинно; и тких злодеев в тех же местх, где они ткое зло учинят, из десяти одного с жеребья повесить, протчих бив кнутом, и вырезв ноздри сослть в вечную рботу».
– Ну вот лдно, кончет! Можно итти домой, – подумл Шил и взялся з шпку.
Но протопоп, окончив, один укз, стл читть второй.
Герсим Шил уже подошел к двери, когд протопоп прочел:
«О высылке жидов из России. Апреля 26 дня, 1727 год».
Шил встрепенулся – это ему было интересно. Он повернул нзд и мелкими, чстыми шжкми подошел к толпе, сгрудившейся у мвон.
«Сего преля 20 дня ея имперторское величество укзл, жидов кк мужеск, тк и женск полу, которые обретются н Укрине и в других Российских городх, тех всех выслть вон из России з рубеж немедленно и впредь их ни под ккими обрзы в Россию не впускть, и того предостерегть во всех местх нкрепко. А при отпуске их смотреть нкрепко, чтоб они из России з рубеж червонных золотых и никких российских серебреных монет и ефимков отнюд не вывезли; буде у них червонные и ефимки, или ккя российскя монет явится, и з оные дть им медными деньгми».
Шил внимтельно прослушл до конц укз и пошел из собор рздумывя:
«Ишь, хитроумный чорт! Недром месяц тому нзд см оствил откуп. Чуял его душ! Потшом д льном знялся. Ну д постой, голубчик, сейчс всего довольно будет – с дргунми з рубеж доствят!» – рдовлся Шил, вспоминя о своем стром врге, откупщике Борухе Лейбове, который все еще знимлся в Смоленске торговыми делми.
* * *
– Герсим, з что это выгоняют из Смоленск рудого Зунделя? – спросил у Герсим Шилы его жен, когд Шил вернулся из собор домой.
Шил удивленно сдвинул и без того сходившиеся у переносья седые брови. Хотя он сейчс только и думл о последнем укзе црицы и н нем уже строил свои торговые плны, но то, что скзл жен, покзлось в первую минуту непонятным в дже нелепым.
– Зунделя? Которого это? – переспросил Шил, сообржя: чем же торгует этот Зундель, почему Шил его не помнит?
– Что ты, збыл рудого Зунделя? – удивилсь жен. – Шпошник, что н Торжище живет?
– А-! – протянул Герсим Шил, вспомнив высокого, худощвого еврея, у которого всегд почему-то был повязн крсным плтком одн щек.
И все-тки Шил еще не понимл: при чем тут шпошник Зундель?
– И ковля Шлему отпрвили, – продолжл рсскзывть жен.
«Ах, д ведь Зундель тоже еврей!» – сообрзил нконец Шил.
– Цриц прикзл выслть из России всех жидов, – скзл Шил, – Ты ведешь, – оживился он: – Борух ушстый поедет вон, до дьябл! И все деньги его – и золото и серебро – отберут. Ей-богу! В соборе сегодня укз читли. Не будет больше перебивть нм дорогу! Мы и сми потрфим скупть лен и пеньку и отпрвлять в Ригу!
Герсим Шил рсхживл по хте, потиря руки от рдости.
– Что Борух вышлют – это добре, – улыблсь жен. – А вот шпошник – шкод: шестеро ребят мл-мл меньше, – говорил он, нкрывя н стол.
– А когд Зундель поедет? Тебе кто говорил? – спросил Герсим Шил, сдясь к столу.
– Не ведю. Ковля Шлему недвно уже солдт повез. Мимо нс ехли. Не можно было глядеть – женк слезми зливется, дети плчуть…
Шил, не дослушв жены, сорвлся с мест.
– Куд ж ты, Герсим? – удивленно окликнул жен: – Обедть будем!
Но Шил, схвтив шпку, кинулся из хты.
В ткую минуту было не до обед. Шиле хотелось не пропустить, своими глзми увидеть, кк этот проклятый Борух будет нвсегд уезжть из Смоленск.
Когд в прошлом году у Шилы отняли откуп и вновь передли Боруху, кк он, ушстый чорт, злордствовл!
«Вот теперь же и я посмеюсь нд тобой!» – с удовольствием думл Шил.
Шил жлел только, что Борух жил в Смоленске один: оствив откуп и знявшись скупкой льн и пеньки, Борух отпрвил свою семью з рубеж, в Дубровну.
– Эх, кбы все они были в Смоленске! Вот-то крику было бы!
Он торопился в город, к Сенной площди, где жил Борух. Если солдт губернской кнцелярии повез н форпост Шлёму, знчит сегодня будут отпрвлены з рубеж все смоленские евреи.
З днепровским мостом, у Торжищ, Шил увидел толпу.
Возле дом, в котором жил шпошник, стоял телег. Он был до верху нбит рзным домшним скрбом. Зслення, в рзноцветных потекх перин, подсвечники, ломный тбурет, медный тз, узлы с кким-то тряпьем – все было свлено кк попло н воз. А сверху всего копошилсь куч рыжеволосых ребятишек. Слышлись ббьи причитния – низенькя еврейк, жен шпошник, плкл нвзрыд.
Тощий, с повязнной щекой, шпошник Зундель вел со двор н веревке козу. Коз, точно понимя все безвыходное положение хозяев, жлобно блеял. У ворот двор стоял Зеленух, кпрл смоленского полк.
– Скорей, хозяин, скорей! Неколи тут с козми возиться! Поехли! – подгонял он.
Герсиму Шиле не хотелось остнвливться. Он быстро прошел мимо толпы.
Он не дошел до Троицкого монстыря, кк нвстречу ему поплось несколько подвод.
Н те подводы, которые ехли з Днепр, н московскую дорогу, Шил сегодня вовсе не смотрел. Сегодня он приглядывлся только к тем, кто ехл в противоположную сторону, к польскому рубежу. Но лошди первой подводы покзлись Шиле знкомыми.
– Кто ж это собрлся в Москву? – подумл он. – Кони кк будто полковницы Помскиной.
Порвнявшись с передней подводой, Шил мельком взглянул н седоков.
Рядом с толстой вдовой, помещицей Помскиной, сидел в прусиновом блхоне лопоухий Борух Лейбов.
Шил остолбенел от удивления. Он стоял, глядя н помскинские подводы, и ничего не мог понять.
Но когд мимо него проехл последняя телег, нгруження ккими-то мешкми и коробьями, к Шиле вернулсь всегдшняя рсторопность.
Он бросился бежть к Торжищу.
Вбежв н площдь, Шил зкричл что было мочи:
– Зеленух, жид удирет! Держи! Борух в Москву поехл! Вот он! – кричл Шил, укзывя н удлявшиеся подводы.
Шил ожидл что кпрл побежит з подводми, остновит Борух. Но кпрл и не думл беспокоиться.
Тогд Шил, рстлкивя удивленную толпу, подбежл к кпрлу, оттщил его в сторону и горячо зшептл:
– Ведро горелки поствлю! Верни Борух!
– Его, брт, голыми рукми не возьмешь! – громко скзл Зеленух, обрщясь ко всем: – Он у нс двеч в кнцелярии бумгу покзывл – смим Меншиковым подписн. Боруху дозволено в России жить!
– Богтому – всюду хт, – горько улыбясь, скзл рудой Зундель.
II
Сбивя концом трости головки придорожных одувнчиков, Возницын неторопливо шел по узкой, полузросшей колее проселк.
Высоко нд головой, дергясь н невидимой ниточке, звенели жворонки. В придорожных кустх весело высвистывл свою двухколенную песенку иволг.
Возницын шел, глядя по сторонм.
Чуть ли не пятндцть лет он не был здесь, кк мло изменилось вокруг з это время!
Все ткие же нищие деревеньки с прокопченными, слепыми избми – ни одного крсного окн, все волоковые. И все те же поля, зросшие лебедой д сурепицей. И н полях дже кк-то меньше нроду – лишь кое-где шевелятся дв-три холоп, отощвшие з зиму лошденки еле тянут соху.
Позвчер Возницын вместе с Андрюшей Дшковым и князем Мсльским приехли из Снкт-Питербурх в Москву.
Всех мичмнов, вернувшихся прошлой осенью из Астрхни, произвели в унтер-лейтеннты и отпустили н месяц по домм.
Мсльский остлся в Москве у сестры, келрши Рождественского монстыря, Андрюш поехл к себе в «Лужки», Возницын нпрвился в сельцо Ббкино н Истре – тм жил со вторым мужем его мть.
В Ббкине Возницын пробыл только сутки – он не переносил отчим – и вчер приехл в родное Никольское. Никольское он любил: здесь прошло все детство Возницын.
Но сидеть одному в Никольском все-тки скучновто. Возницын под вечер решил сходить к соседям Дшковым, блго «Лужки» были недлеко.
Дорог, поросшя ольховыми кустми, нчинл спускться под гору.
Н соседнем холме виднелся уже дшковский сд, рсположенный по южному склону холм.
Возницын хорошо помнил: внизу будет мост через речку, потом дорог снов пойдет подымться в гору, круто огибя все усдебные постройки «Лужков».
В детстве, когд Возницын, несмотря н строгие зпреты мтери, бегл один в «Лужки» к Андрюше, он никогд не ходил через мост – тк было дльше, д к тому же Возницын боялся злых дшковских кобелей. Проще было притти к усдьбе через сд, минуя двор.
Для этого ндо было взять чуть левее мост. Тм, в кустх лозняк, был клдк. Возницын ловко перебегл по двум тоненьким жердочкм, переброшенным через речку.
Возницын улыбнулся детским воспоминниям и пошел строй тропой не н мост, нпрямки, в рзлужье.
Приятно было итти по мягкой трве.
Вот стря ив, тм в кустх – клдк.
Возницын рздвинул ветки и глянул: жердочек не было, но вместо этого он увидел н речке другое.
Н противоположном берегу, выкручивя волосы, стоял голя девушк – он, видимо, только-что вышл из воды.
Услышв шорох, девушк обернулсь, зметил Возницын и, вскрикнув, кинулсь з кусты.
Возницын повернулся и, крсный от смущения, пошел вдоль речки к мосту.
«Это – Алёнк, – узнл он сестру Андрюши. – Плкс был и ябед, теперь выросл девк. Что ж, ей годов двдцть нверно! Ростом ткя ж небольшя, тк – ровно кубышечк… Алён-рзморён,» – с улыбкой вспомнил он, кк бывло дрзнил ее в детстве.
Хотелось оглянуться нзд, но было стыдно.
Только взойдя н рсштнный мост, Возницын не вытерпел – глянул нлево, н склон дшковского сд.
Под яблоней, в ярко-желтом летнике, стоял Ален. Он глядел вслед Возницыну.
Увидев что Возницын смотрит, Ален повернулсь и побежл в пору к усдьбе.
Среди деревьев быстро мелькли желтый летник и рыжя кос.
«Ишь, точно белк, скчет!» – с ккою-то нежностью подумл Возницын.
* * *
– Алёнк, д поди ты сюд, полно тебе тм прятться! – выйдя в сени, звл Ирин Леонтьевн, мть Андрюши.
– Пустите, мменьк, см дойду! – послышлся гневный девичий шопот.
В горницу, где з столом, уствленным едой, сидели Возницын и Андрюш, вошл Ален.
Небольшого рост, ткя же плотня кк Андрюш, он шл, крепко ступя с пятки.
Н Алене был уже не желтый, другой – зеленый – летник.
– Гляди, Сш, ккя у нс Аленк стл! – скзл Андрюш, обнимя сестру з плечи, когд он, поздороввшись с Возницыным, сел н лвку рядом с бртом.
– Что, Сшеньк, не узнл бы, я чй, Аленки? – спросил у Возницын Ирин Леонтьевн, входя в горницу.
– Где ж тут признть? Столько годов прошло! – ответил, улыбясь, Возницын.
У Алены хитро блеснули глз – он еще н речке увидел, что Возницын узнл ее.
Смутившяся в первую минуту, Ален теперь смело рссмтривл Возницын своими темными, коричневыми глзми.
– А помнишь, кк мы ее, бывло, дрзнили? – обртился к Возницыну Андрюш. – Олён-зплён.
Все рсхохотлись.
– Ппенькиной шубой бедную девчонку пугли! Вот вм!
Он легонько дернул з ухо Андрюшу и лукво взглянул из-з бртниных плеч н Возницын.
В дверь просунулсь голов дворовой девки.
– Брыня-мтушк, прикзчик ужот-ко пришел…
– Андрюш, пойдем: ндо поговорить с прикзчиком! – поднялсь Ирин Леонтьевн. – Сшеньк – свой человек, я думю, не прогневется, что мы его оствим с молодой хозяйкой.
– С прикзчиком говорить – дело любезное! Это не то, что н шкоуте пьяных музур рзбирть! – охотно встл Андрюш. – Сш посидит.
– Ступй, ступй, ты по хозяйству соскучился! – весело скзл Возницын.
– Аленушк, гляди потчуй дорогого гостя! – обернулсь Дшков в дверях, оглядывя оствшуюся пру.
– Спсибо, Ирин Леонтьевн, я двно сыт! – ответил Возницын.
Он остлся с Аленой.
Об молчли.
Вечерело. В горнице с кждой минутой стновилось темнее.
В окно из сд тянуло ночной сыростью, трвой и едв уловимым зпхом цветущих яблонь.
Ален глядел в окно, теребя перекинутую через плечо толстую рыжую косу.
Возницын в рздумьи ктл по сктерти хлебные шрики.
Мысли его были длеко: он вспоминл Астрхнь.
Кк чудесно было бы, если б вместо Алены здесь, вот сейчс, сидел Софья!
Он дже поднял голову и глянул н нее, живо предствляя вместо Алены – ту, другую…
Ален, чувствуя н себе его взгляд, обернулсь.
Их глз встретились.
Об улыбнулись.
– Андрюш стрсть кк хозяйство любит! – первя нрушил тягостное молчние Ален.
И срзу остновилсь. Он, очевидно, все время прислушивлсь к голосм, доносившимся со двор, и теперь кк бы приглшл Возницын последовть ее примеру.
Возницын тоже стл слушть.
Ккой-то осипший мужской голос говорил:
– Выдл я дворовым людям ржи пополм с ячменем две четверти дв четверик д свиньям и птице овс пополм с ячменем четыре четверик…
– А сколько всего-то у тебя семенной ржи остлось? – хозяйственно спросил Андрюш.
Возницын не стл дльше слушть: ткой рзговор не сулил ничего интересного. Он скзл, улыбясь:
– Андрюш и у нс, в Морской кдемии, все годы кптенрмусом был – он это дело любит!
Ален живо поддержл:
– Д, д – он хозяйство любит. Дв дни кк дом, уже вчер см нд сенцми фронтошпиц (он с трудом выговорил последнее слово) првил, сегодня в сду кплся…
– Сд, поди, рзросся? – спросил Возницын, подвигясь к окну.
Ален чуть подлсь в сторону, двя место у мленького окн Возницыну.
– Андрюш считл – у нс сдовых яблоней двдцть три никк, лесных – осьмндцть, слив больше ст, д вишенник…
– А помните, кк мы все побежим в млинник, потом вс оствим одну, сми с Андрюшей спрячемся?
– Нет, я помню только, кк вы меня через кнву переносили. От грозы убегли. Андрюш побежл вперед, я остлсь. Если б не вы – уж не зню, что было бы. Д что вы, Сш, не кушете ничего? Съешьте груздочков! Или, может быть, меду хотите? – оживленно скзл Ален, подсживясь к столу.
– Спсибо, Алёнушк, я сыт. Пойдемте лучше сд посмотрим! Эткой вечер – жлко в горнице сидеть!
– И то првд…
Он тряхнул рыжей косой и пошл вперед, слегк перевливясь с ноги н ногу, кк уточк.
В сенях мимо них прошмыгнул ккя-то женщин в черном моншеском одеянии.
Возницын не удивился и не стл рсспршивть у Алены. Он помнил: усдьб Дшковых и рньше был приютом для рзных богомольных струх и кких-то безместных монхинь.
Они вышли через здние сени в сд.
Н верхушкх лип горели последние солнечные лучи.
Снизу, из рзлужья, тонкой пеленой подымлся тумн.
– А Мокий не будет мокрым: рос уже есть. Знчит, лето будет сухое! – скзл Ален, поглядывя н свои голубые сфьяновые спожки.
– Не пойдем длеко – уже сыро! Посидим здесь! – предложил Возницын, подходя к скмейке, стоявшей у смой дорожки под липою.
Они сели.
Где-то в ближйшей рощице, в которую упирлся дшковский сд, гулко зкуковл кукушк.
– Згдйте, сколько лет остлось жить! – пошутил Возницын.
– Я уже двеч згдывл, – усмехнулсь Ален. – Что-то много нкуковл! Теперь вш черед гдть. Згдйте вы!
III
Возницын открыл глз.
Сквозь неплотную, в широких щелях, стену сеновл виднелсь озрення солнцем яркя зелень кустов.
В кустх пели птицы.
Под крышей, нд смой головой Возницын чивиликли лсточки.
Было приятно проснуться не н жесткой постели в пропхшей глиной мзнке, н мягком, хотя и прошлогоднем, но еще не потерявшем окончтельно своего зпх сене.
Было приятно знть, что не ндо торопиться вствть, что впереди тебя не ждет ни опостылевшя душня кнцелярия, ни фрунт.
Было приятно чувствовть себя молодым и здоровым…
Возницын с удовольствием потянулся и глянул, спит ли Андрюш – их постели лежли рядом.
Андрюши н месте не было.
– Должно быть, уже поздно, – подумл Возницын.
Но вствть тк не хотелось! Решил еще немного полежть, понежиться.
Вчер он зсиделся у Дшковых – его не пустили ночью итти домой.
– Близко-то близко, д мло ли ккие воровские люди по дорогм бродят! Ночуйте! – нстивл Ирин Леонтьевн.
Возницын особенно и не откзывлся: чего рди было торопиться в пустые Никольские горницы?
После ужин все еще долго сидели н крыльце – говорили об Астрхни, о походе.
Возницын и Андрюш рсскзывли об стрхнских ветрх, об ишкх и верблюдх, о ттркх, которые ходят в штнх ровно мужчины, о плосколицых клмыкх, которые пьют чй с солью и мслм.
– Д полно тебе, Андрюш, врть-то! Кто же в чй клдет мсло? – хохотл Ирин Леонтьевн, и ее поддерживли хором приживлки, вылезшие изо всех углов послушть рсскзы про Хвлынское море, про низовый поход.
Рсскзывли об индийцх, которые ежедневно жуют ивовые прутья, чтобы иметь белые зубы.
– Я думл, у одних облизьян д у мвров только белые зубы, – удивилсь толсторожя с желтыми зубми Нстсья Филтовн Шестков, жен упрвителя соседнего сел, чсто нвещвшя Дшковых.
И нконец Андрюш рсскзывл о низовом походе. Возницын сидел, не слушя, что говорит Андрюш. Он смотрел н низкие родные звезды – вон млечня, моисеев дорог, вон – ковш! Он лежит тк же, кк, бывло, в детстве – повернувшись ручкой в ту же смую сторону.
Возницын слушл, кк где-то в рзлужьи кричл коростель, кк из сд, из прудов доносился немолчный лягушечий стон. Все, все – кк когд-то в детстве! Ничего не изменилось. И ему кзлось, что вообще он никуд не выезжл из этих своих мест, что не прошло триндцти лет с тех пор, кк пьяный шурин, Ивн Акимович Синявин, увозил его, зплкнного, в неведомый и длекий Питербурх…
Нискосок от Возницын, н нижней ступеньке крыльц, сидел Алён. Он стртельно укрывл летником ноги – немилосердно кусли комры – и, нклонив голову нбок, внимтельно слушл рсскзы брт, сидевшего рядом с Возницыным.
Он смотрел н него снизу вверх, и кждый рз ее взгляд здерживлся н Возницыне.
Возницын глядел н нее, розовощекую, быстро зливвшуюся от стыд или гнев до смой шеи румянцем, с желтыми крпинкми веснушек н полных рукх и толстой косой. И эт рыжя Аленк, из семилетней мленькой девочки превртившяся в крепкую девушку, кзлось всегд был ткой же.
И сейчс, кк вчер, думя об Аленке, Возницын вспомнил Софью. Восемь месяцев прошло с тех пор, кк они рсстлись в Астрхни. Тогд Софья обндежил его, что князь Меншиков обещл кпитну Мишукову обязтельно вытребовть его весной в Питербурх.
Возницын боялся сейчс одного – кк бы Софья не проехл через Москву, не увидевшись с ним.
Рсствясь в Астрхни, Возницын не ндеялся, что весной получит отпуск. А теперь дел склдывлись у него кк будто довольно удчно.
В последнее время в Питербурхе упорно поговривли о том, что многих дворян возьмут из флот в квлергрды (флот осточертел Возницину донельзя). А тм, может быть, кк-либо удстся улизнуть из рмии совсем и зжить спокойно в Никольском своей семьей.
– Нет, ндо вствть! Ндо ехть в Москву! Авось Софья нписл что-либо!
(Они условились, что Софья, проезжя через Москву, зйдет – н всякий случй – в московский дом Возницыных).
Возницын вскочил и стл одевться.
Когд Возницын вышел н двор, он встретил Андрюшу.
– Что ты тк рно поднялся? Спл бы еще! – скзл Андрюш.
– А ты двно н ногх? – спросил Возницын.
– Мое дело хозяйское. Я встю с солнцем. З всем присмотреть ндо – рспустился нрод без мужской руки. Мменьк хоть и упрвляется, д все-тки – женщин! Ну, коли встл, тк пойдем н речку купться д и звтркть! Девк! Подй полотенце! – крикнул он, подходя к дому.
Из дом слышлись ккой-то крик, брнь.
– Поствили тебя, подлую, стеречь грядки, тк стереги, не спи! – отчитывл кого-то Ирин Леонтьевн.
Послышлись ккие-то шлепки, и с крыльц н двор кубрем сктилсь всклокочення девчонк лет шести. Он больно шлепнулсь оземь, злилсь было в плче, но, взглянув н стоявшего у крыльц помещик, рзом притихл и быстро зсеменил к огороду, почесывя поротую спину.
Андрюш недовольно покосился н нее.
– Вот тк-то мменьк умеет, прикзчик крдет, сколько влезет! – буркнул Андрюш, нетерпеливо поглядывя н дверь.
В это время с полотенцем в рукх выбежл миловидня дворовя девушк. Лицо ее было зплкно. Он, стыдливо зкрывясь руквом, взглянул мельком н брин и его гостя и робко подл полотенце.
Андрюш рвнул полотенце из ее рук и пошел к сду.
Проходя мимо дом, Возницын в рскрытое окно увидел з столом сытую, курносую Нстсью Филтовну. Он говорил кому-то:
– Им поноровку дшь – совсем ничего делть не стнут! Ндобно стегть!
* * *
Они уже кончили купться, когд по мосту кто-то проехл.
– К нм, верно, – скзл Андрюш, прислушивясь.
Н дворе зляли кобели. Ззвенело рыскло у житных мбров.
– К нм!
– Кто же это тк спозрнку? – догдывлся Возницын.
Они стли одевться.
Уже подходя к дому, издли услышли знкомый рсктистый смех.
– Ах, это вон кто! Князь Мсльский пожловл, – узнл Андрюш. – Ну, с чем хорошим приехл? – спросил он, входя в столовую горницу.
– Всякого много: и худого и хорошего. Сидите тут, не знете, что цриц умерл!
– Когд? – в один голос спросили Возницын и Андрюш.
– В прошлую субботу.
– Црство небесное, вечный покой! – с трудом выжимя притворную слезу, зкрестилсь Нстсья Филтовн.
– В Москве уже присягли Петру второму!
– Он же еще млденец, – скзл Ирин Леонтьевн.
– Хорош млденец – четырндцть лет, выше Андрюши, – улыбнулся князь Мсльский.
– А ты чего, князь, весел? – спросил Андрюш.
Мсльский нхмурился, нпустил н себя минутную серьезность и скзл:
– Теперь нверняк в квлергрды попдем. Теперь для коронции будут нбирть. Вчер из Питербурх Митьк Блудов приехл. Говорит, здесь мы не зсидимся – живо вытребуют в Снкт-Питербурх! А с флотом – прощй флот! Поплвли!
– Меня в квлергрды не возьмут, – скзл Андрюш, сдясь.
– Почему тк? Что ты, хуже других? – встрепенулсь Ирин Леонтьевн.
– Не хуже, ростом мл. В квлергрды берут тких, кк они, – кивнул он н товрищей.
– А ты откуд знешь? – спросил Возницын.
– Д ведь взяли ж Горсткин, Сукин, Елизров, – првофлнговые первой роты, я…
– Ну это еще неизвестно, – поддержл князь Мсльский. – З один рост брть не стнут! Сын ккого-либо мелкопоместного ль прикзного, будь он хоть кк покойный црь Петр, – не возьмут! Берут ведь только из знтного шляхетств.
– Вот и я ж говорю, – вмешлсь Ирин Леонтьевн.
– Обмундировние ндо смому строить. Это больших денег стоит. Ух, и крсивый же мундир! – зкрутил от восторг головой Мсльский. – Знете, Аленушк, тут – лое, тут – зеленое и кругом золото!
– Д ничего особенного, – мхнул рукой Андрюш. – Кфтн обыкновенный, зеленого сукн…
– А обшлг рзрезные, лого цвету и по борту золотой глун, – прибвил князь Мсльский.
– Кмзол лый, – продолжл безо всякого воодушевления описывть Андрюш: – Д сверху этот, кк его… супервест. Вот и все.
– А что это ткое? – улыбнулсь Ален, не зпомнив, кк выговривется это мудреное слово.
– Супервест? Это сверху кфтн ндевется, – словоохотливо подхвтил князь Мсльский. – Из лого сукн. Н нем спереди вышит серебряня звезд Андрея-первозвнного, сзди черным шелком…
– Погоди, – перебил его Андрюш: – Что же Митьк Блудов скзывл?
– Митьк очень торопился домой. Ехл пыльный, устлый. Звтр, говорит, приезжйте в Москву, рсскжу все подробно!
– Поедем, Андрюш, в Москву, рзведем, – скзл Возницын, которого не прельщли ни крсивя форм, ни служб в квлергрдх.
Ему хотелось поскорее узнть, нет ли ккого известия от Софьи.
– Что ж, позвтркем и поедем, – ответил Андрюш.
IV
– Кк дунул ветер с норд – у них он нзывется «верховой», тк мы свету божьего не взвидели. Н «Принцессе Анне» от великого ветр поломло стеньги и сленги, мою посудину тк рскчло, что борты от плубы отствли… – говорил князь Мсльский, по обыкновению один звлдевший рзговором.
Возницын сидел, не принимя учстия в беседе – он думл о своем.
Окзлось, что он нпрсно спешил в Москву: никких вестей от Софьи не было. (Возницын нрочно оствил Афнсия в своем московском доме – Афоньк знл в лицо Софью).
– Что ткое случилось? – недоумевл Возницын. – Неужели Мишуков остлся в Астрхни еще н год?
Откуд-то вынырнул ехидня мысль:
«Збыл! Рзлюбил!»
«Не может быть: год не прошло и уже збыл, – успокивл себя Возницын. – А если Афоньк, чорт лупоглзый, прозевл – не был в то время дом, кк приходил Софья?»
Возницын встл и вышел из плты н крыльцо.
Н лвочке возле дом сидел Афнсий. Он посвистывл, дрзня индюк, тот нливлся кровью от злости и в ответ горячо брнился своей нерзборчивой скороговоркой.
– Афнсий, скжи по првде, ты дом не очень-то сидишь? Все, я чй, по бзрм бегешь, или в кбке, в «Скчке» лясы точишь, ?
Афнсий вытрщил свои бесцветные голубые глз и обиженно ответил:
– Господь с вми, Алексндр Артемьич, куды я хожу? Спросите хоть у клюшник Кирилл, ль у стряпухи! Д я…
– Ну, лдно уж! – мхнул рукой Возницын. – Поди к ключнику, возьми у него денег и сбегй принеси еще четверть пив д фунт водки!
Афнсий сорвлся с мест, обрдовнный, что допрос окончен.
А Возницын остлся стоять н крыльце. В плту, где шумели подвыпившие гости, возврщться не хотелось.
Приехв втроем с Андрюшей и князем Мсльским в Москву, они рзыскли Митьку Блудов – любопытно было порсспросить его о нборе из флот в квлергрды. Но, кк водится, князь Мсльский по пути к возницынскому дому встретил ккого-то знкомого дргун и нзвл его н чужое угощение, несмотря н то что Андрюш ткнул его в бок и зшептл:
– Зчем тебе дргун? Незнмо, ккой человек!
В другой рз Возницын не обртил бы н это внимния, но сегодня ему было неприятно.
– Что у меня фртин для них, что ли? – злился он.
Оттого сейчс не хотелось возврщться нзд в плту, где шумели гости и в пьяном курже продолжл рзглгольствовть востроносый князь. Он все еще рсскзывл об Астрхни:
– Приезжют эти индийцы из-з моря к нм одни, без бб, в Астрхни бегют к змужним ттркм. Ттрки стрсть ккие безобрзные – мленькие, черные, нос приплюснутый! А индийцы высокие, белозубые. Вот кого б в квлергрды брть!
«Кк это князь еще до сих пор ссоры ни с кем не зтеял?» – усмехясь, подумл Возницын.
Он знл привычку Мсльского – князь во хмелю был придирчив и буен.
Возницын спустился с крыльц и сел н лвочке.
Индюк все тк же вжно рсхживл по двору. Серый кобель, бегвший по рысклу, лизл свою двно вылизнную чшку.
Где-то под крышей ворковли голуби.
«Эх, и что бы ей приехть! Нверное, из ненвистного флот исключт, возьмут в квлергрды. А тм глядишь – кк-нибудь удстся вовсе улизнуть из рмии: это не при первом Петре! Борютин-большой ведь получил полное освобождение от службы!» – рздумывл Возницын.
Стукнул клитк. С пивом и вином в рукх возврщлся из кбк проворный Афнсий.
Возницыну пришлось итти в плту к гостям.
Когд Возницын вошел с Афнсием в плту, гости еще больше зшумели.
– Хозяин-то нш что выдумл! – восхищенно скзл дргун. – Аль сегодня чьи именины?
– Лей, кубышк, поливй, кубышк, не жлей хозяйского добришк! – кричл пьяный князь Мсльский, подливя дргуну, который и тк пил точно ярыг.
Возницын сел з стол и выпил.
– А все-тки виногрдное лучше! Помнишь, Андрюш, ккое венгерцы в Астрхни делли? – скзл Возницын.
– Вот мне перс, с которым мы отпрвляли з море деготь, привез винцо! С ног влило! – зхвстлся князь Мсльский. – Однжды я н «Периную тяготу» девку привез…
– А по уству рзве можно держть девку н корбле? – спросил, улыбясь, Митьк Блудов.
– Мло ли что по уству! В устве скзно (я это низусть зтвердил, не хуже ншего книжник Сши): «Зпрещется офицерм и рядовым привозить н корбль женский пол для беседы их во время ночи; но токмо для свидния и посещения днем.» Я привез для свидния днем, ввечеру беседовл… – зхохотл Мсльский.
Возницын пил, но от водки, не стновилось веселее. Он сидел, подперев голову рукми, когд к нему с чркой в руке подсел Мсльский.
– Сшеньк, – скзл он: – ты думешь, я не зню, отчего ты скучен?
Возницын поднял н него глз.
Дорогой из Астрхни в Москву Возницын кое-что рсскзывл Мсльскому о Софье – ведь они вместе когд-то впервые встретили Софью в Морской слободе, в Питербурхе.
Но в дороге Мсльский почему-то не очень охотно слушл рсскзы Возницын.
Возницын теперь готов был поделиться с ним своими сомнениями, но Мсльский опередил его:
– Ты грустишь, что Софья остлсь в Астрхни? Ведешь, я тебе скжу, – положил он руку н плечо Возницыну: – больно ты робок с девушкми, мой милый! Им никкой поноровки двть не следует. Покруче поступть – лучше выходит. Тогд и грустить не для чего стнет. Плюнь, не печлься по-нпрсному: другую нйдем! Вот ты сидишь тут и нюни рспустил, он тм, небось, не зевет. Не тковскя, я зню! – скривил свое курье личико Мсльский.
Возницын словно кнутом ожгло.
– Что ты мелешь зря? – гневно спросил он здрожвшими губми.
– Зчем зря? Я зню. Ее кпитн Мишуков двно уже приголубил, ты…
Мсльский не кончил фрзы: Возницын со всего рзмху удрил его в грудь.
– Врешь, мерзвец!
Мсльский, сидевший н конце скмьи, тк и шлепнулся н пол. Возницын вскочил и, сжв кулки, стоял бледный кк полотно.
Он точно ждл, когд Мсльский подымется н ноги, чтобы снов удрить его.
Митьк Блудов и Андрюш кинулись к ним.
А пьяный дргун, увидев, что бьют его приятеля, стл тем временем выбирться из-з стол, с ндеждой поглядывя н свой плш, оствленный в углу у печки.
Андрюш, обхвтив Возницын, отвел его в сторону, хотя тот и не порывлся лезть к Мсльскому.
Пьяный князь при помощи Митьки Блудов поднялся с пол. Востренькие глзки его были полны злости. Он исступленно кричл:
– Нет, не вру! Д, д – Мишуков! Н-ко-ся, выкуси! Лети к нему в Астрхнь, Бов-королевич!
– При чем тут Мишуков? В чем дело? – спросил Митьк Блудов, держвший Мсльского з плечи. – И зчем ехть в Астрхнь, коли Мишуков здесь, в Москве? Я его сегодня видел.
– Где ты его видел? – встрепенулся Возницын. Крск прилил к его лицу.
– В Китй-городе, у смоленского подворья.
Возницын с силой отшвырнул Андрюшу и кинулся к двери мимо трусливого князя, который в испуге шрхнулся прочь.
Возницын дже не взглянул н Мсльского.
V
Софья быстро шл по знкомым Китйгородским улицм.
Сегодня он целый день спешил – хотелось всюду поспеть, времени было мло.
Вчер вечером он вместе с Мишуковыми приехл из Астрхни в Москву, сегодня приходилось отпрвляться дльше – Зхрий Днилович спешил.
Адмирлтейств-Коллегия слл кпитн Мишуков по кким-то делм з рубеж, в Польшу.
Светлейший дядюшк кпитнши устроил тк, что Мишукову рзрешили взять с собой всю семью.
Целый день лдились в длекий путь. Кпитнш не отпускл Софью никуд из Арбт, где в доме отц Мишуков остновились они. А у Софьи ныло сердце: в Москве предстояло столько дел!
Нконец после полудня Софья отпросилсь уйти н чсок-другой. В Москве Софья прежде всего нмерен был збежть к своим, в Вознесенский монстырь. Ей хотелось поскорее увидеть Мремьяну Исевну и мть Серфиму и поделиться своею рдостью: нконец-то сбывлсь двнишняя софьин мечт – он ехл з рубеж!
Зтем Софья хотел выполнить обещние, днное в Астрхни Возницыну: н всякий случй зйти в возницынский дом у Мясницких ворот – вось Сшу отпустили из флот в дом!
В Вознесенском монстыре Софью ждло печльное известие: струхи-богделенки, Мремьян Исевн и Анн Щегельскя, умерли прошлой зимой. Некому было перед отпрвлением з рубеж нпоследок проверить, кк Софья говорит по-польски и по-еврейски: обе учительницы лежли в земле.
– Должно быть, Софьюшк, у тебя отец цыгном был, что ты тк н месте не любишь сидеть? – лсково ворчл струх. – Пор бы уж, кжется, угомониться – повидл свету!
– Нет, еще мло видел. А вот теперь увижу! – восхищенно говорил Софья.
Несмотря н то что мть Серфим не рзделял софьиных восторгов по поводу предстоящего путешествия, Софье все-тки приятно было сидеть у мтери Серфимы: он очень любил струху.
Софья сидел и кждую минуту все собирлсь уходить. Он и см не зметил, кк досиделсь в Вознесенском монстыре до вечернего звон. Софья схвтилсь – ндо было спешить дльше.
Оттого Софья шл тк быстро, точно з ней гнлись.
Н Крсной площди купецкие молодчики, зкрыввшие ствни и привешиввшие к железным дверям лвок тяжелые змки, пересмеивлись, глядя н Софью.
– Отколь сорвлсь, крсвиц?
– Погодь, сестриц, вместе молиться побежим!
Продирясь сквозь торговые ряды, Софья с неудовольствием видел: к Мясницким воротм ей уже не поспеть. Ндо торопиться хоть н подворье смоленского рхиерея, что у Врврских ворот – тм стояли подводы с кпитнскими пожиткми, вось, Плтон еще не уехл н Арбт!
«Сш, нверное, в Питербурхе. Чего ему здесь делть?» – опрвдывл он себя.
Конечно, Возницын тогд и см не очень был уверен, что весной приедет в Москву. Но Софью угнетло другое – дорогой он предполгл из Москвы нписть ему обо всем, о том, что едет в Польшу нендолго – н полгод (хотя кпитн лдился не менее, чем н дв год), что он попрежнему помнит и любит своего Сшу.
«Милый Сшеньк! Дорогой мой! – с нежностью думл он. – Ничего, я из Смоленск нпишу ему.» – успокивл себя Софья.
Он отчсти был довольн тем, что в Москве не встретилсь с Возницыным. Софья знл, что Возницын воспротивился бы поездке. Но все рвно Софья не отступил бы от своего решения – поездк тк мнил ее! Ей хотелось увидеть тот рубеж, о котором всегд восторженно вспоминл многословня польк Анн Щегельскя и хвлил сдержння Мремьян Исевн. И Софья знл, что другого столь удобного случя для поездки он нескоро дождется.
Софья торопилсь.
Вот лвк, торгующя икрой, вот млое кружльце, вот хрчевни, тм высокий, стрый збор с обомшелыми зелеными доскми, сд и тесовые ворот с обрзом смоленской богомтери.
Пришл.
Софья толкнул клитку и с облегчением вздохнул: возы стояли н дворе, лошди еще не были зпряжены. Ямщики и пять солдт, которых под комндой кпрл дли кпитну Мишукову для охрны в пути до рубеж от всяких воровских людей, рзбрелись по пустому двору. Кто сидел курил, кто переобувлся, кто, подложив под голову мешок с овсом, похрпывл н возу.
Софья зглянул в избу.
З еловым столом сидели денщик Плтон и кпрл – они подкреплялись н дорогу. Оловяння фляг двно был пуст.
– Плтон, скоро поедем? – спросил Софья. – Уже к вечерне звонят.
– Софья Всильевн! И ты здесь? – удивился Плтон. – Сейчс поедем!
Софья вышл во двор и, подойдя к телеге, стл уклдывть в свой сундучок ккие-то пироги и олдьи, которые зботливя мть Серфим зствил ее взять н дорогу.
Он зново переклдывл свое добро и тк увлеклсь, что не слышл, кк стукнул клитк.
Только когд Возницын рдостно окликнул ее: «Софьюшк!» – он обернулсь. Перед ней стоял Сш, о котором он только-что думл.
Возницын хотел было обнять ее, но Софья отстрнилсь.
– Пойдем в сд! – скзл он и, повернувшись, пошл вперед. Возницын, нхмурившись, шгл з ней.
Софья остновилсь в густом млиннике (этот уголок ни со двор, ни из низеньких окон подворья не был виден) и протянул к Возницыну руки.
Возницын обнял ее.
– Почему ты не дл знть мне, что приехл? – спросил Возницын.
– Я думл, что ты в Питербурхе, – оглядывясь по сторонм, отвечл Софья. – Д и времени не было: едем сегодня, сборов много. К себе, в Вознесенский монстырь, и то еле упрвилсь сбегть.
– Не понимю, отчего вы тк торопитесь в Питербурх?
– Мы не в Питербурх едем…
– А куд же? – удивился Возницын.
– З рубеж.
Возницын точно обухом удрило.
– З рубеж? – переспросил он упвшим голосом. – Кк это?
– Адмирлтейств-Коллегия посылет Зхрия Днилович в Польшу.
– А тебе зчем ехть?
– Хочу хоть рз побывть тм, где жили мои деды.
Возницын змолчл.
Сколько лсковых слов готовил он к этой встрече, кк много хотелось скзть – и рзом все пропло.
Слов не было.
Он стоял точно н смотру, вытянув шею, глядел куд-то поверх софьиной головы н высокий збор.
«Вон одн доск отбит. Видно, мльчишки по млину в сд лзят», – рссеянно думл он.
– Сшеньк, что с тобой? Ты, кжется, недоволен, что я з рубеж еду? – спросил Софья, стрясь поймть его глз.
– Нет, нет, что ты! Коли тк хочешь, отчего же – поезжй! – нтянуто скзл он, продолжя глядеть куд-то в сторону.
– Ведь я же не нвсегд, понимешь! – тормошил его з рукв Софья. – Я ведь возврщусь к тебе, Сшеньк!
Он прижлсь к его руке.
Слов вернулись к нему. Но ккие-то жесткие, холодные, чужие. Не его, не те, что он подбирл з все месяцы рзлуки…
– Ты кк же? Только с кпитном вдвоем едешь? – нсмешливо спросил он, глядя ей прямо в глз.
Софья вспыхнул.
– Опять? Кк тебе не стыдно? Едет вся семья и меня берут, – скзл он.
Отвернулсь, змолчл. Глядел куд-то вбок. Рук легко отпустил его рукв.
«Нет, нет! И тот подлец-грек и этот дурк Мсльский – все лгут, клевещут. Я опять незслуженно оскорбил!» – спохвтился Возницын.
– Не сердись, Софьюшк, я пошутил, – скзл он извиняющимся тоном и взял ее з руку. – Не сердись!
– Хороши шутки! – буркнул Софья, но не отодвинулсь. – Эх ты, Сшеньк, – с укоризной посмотрел он н него. – Ну, не будем попусту ссориться. Рсскжи лучше, что у тебя!
– Меня произвели в унтер-лейтеннты, – вяло рсскзывл Возницын. – Сейчс отпустили домой! Из флот выключт – нбирют в квлергрды, говорят, зписли и меня. С флотом рзделюсь, из рмии будет легче уйти. Вот, когд можно было бы пожениться и жить, ты едешь…
Рзговор вновь уперся в ту же точку. Все прежние ревнивые подозрения поднялись в нем с новой силой. То, что минуту тому нзд было опрокинуто, встло опять во весь рост.
– Если б любил, не спешил б з рубеж! Коли едешь, знчит поездк дороже любви…
Софья чувствовл, что он злится, и его злость мгновенно передлсь ей.
– Ккой ты, Сш, нетерпеливый, точно ребенок! Не можешь обождть. Ведь я же скзл тебе, что вернусь…
– Софья Всильевн, где ты, мтушк? Ехть ндо! – кликл со двор денщик.
Згремел подворотня – открывли ворот.
– Неужели сейчс вот уедет длеко, может быть нвсегд? – подумл Возницын.
Тоскливо сжлось сердце.
– Прощй, Сшеньк, меня ждут!
Он потянулсь к Возницыну.
Возницын снов стл кким-то деревянным.
– Все-тки едешь? – спросил он, глядя н нее в упор злыми глзми.
– Еду! – твердо ответил Софья.
– Что ж, поезжй! Рыб ищет – где глубже, человек – где лучше! – скзл он, см продолжл стоять, точно не видел, что он собрлсь прощться.
– Смешной ты, Сш! – криво усмехнулсь Софья. (Ее уже брл досд, что он здерживет.)
– Софья Всильевн! – снов позвл Плтон.
– Иду! – крикнул Софья. – Прощй! – решительно подошл он.
– Лдно! Поезжй! Коли ты тк, то и я ж буду… Прощй! – угрожющим тоном скзл Возницын. А что «буду» – и см не знл.
Он торопливо, ккими-то холодными губми поцеловл его и быстро пошл из сд.
Возницын рвнулся было вслед, хотел скзть, что он готов ждть, что он любит, что все последние его слов, его угрозы – ерунд, но всегдшнее упрямство удержло его н месте. Он только стиснул зубы, швырнул шляпу оземь и ничком ткнулся в трву.
Подводы одн з другой трхтели по улице, Возницын лежл.
* * *
Уже двно рзошлись по домм гости, выпившие всю водку и пиво. Андрюш Дшков, дожидючи Возницын, лег н лвку полежть, д тк и проспл до смых сумерек, Возницын все не возврщлся.
Андрюш проснулся совершенно протрезвившимся, нпился хлебного квсу и ходил по двору, не зня, что делть: то ли ехть одному домой, то ли итти искть Возницын?
Солнце уже зшло, темнело. Ндо было собирться во-свояси.
Андрюш решил послть н розыски денщик Афоньку.
– Сбегй в Китй-город, в Смоленское подворье. Кк пройдешь Врврские ворот, срзу по првой руке будет, вот тк! – объяснял Андрюш.
Рсторопный Афоньк побежл исполнять поручение. Но Афоньк вернулся очень скоро – он по дороге встретил Возницын. Возницын был хмур и нерзговорчив и стрлся почему-то не смотреть Андрюше в глз.
В вечерних сумеркх Андрюш приметил, что лицо у Возницын было измятое, в кких-то крсных пятнх, кк будто он спл в неудобной позе.
Афоньк мигом зложил дшковского жеребц в коляску, и Возницын с Дшковым выехли со двор.
– Ты звтр ступй в Никольское! – буркнул Возницын Афоньке, который зкрывл з ними ворот.
Всю дорогу приятели молчли. Андрюш не был болтливым человеком и легко сносил молчние сосед. Он ни рзу дже не взглянул н Возницын, хотя, сидя с ним рядом, искос видел, кк Возницын выдирл из мешк с сеном сухие трвинки и с ожесточением перекусывл их зубми. Андрюше было ясно, что приятелю сейчс не до рзговоров. И только когд доехли до рзвилья и Возницын хотел было слезть, чтобы итти к себе в Никольское, Андрюш здержл его и скзл:
– Куд ты, Сшеньк, пойдешь ночью? Д тебя у своего же поместья собки оборвут! Едем к нм, переночуем, звтр по утру – н рыбу!
Возницын не возржл – ему было безрзлично, куд ни ехть. Когд они приехли в «Лужки», тм уже все спли.
– Пойдем прямо н сеновл! – попросил Возницын, слезя с телеги.
– А ужинть не хочешь?
– Нет, блгодрствую!
– А может простоквши съел бы? После выпивки хорошо!
– Нет, не хочется…
Андрюш бросил вожжи подбежвшему конюху, и они пошли к остоженному двору.
VI
В «Лужкх» еще с вечер стли готовиться к именинм.
Четыре дворовые девки ползли по всем горницм – мыли с песком полы, скребли ножми столы и лвки, зстилли лвки новыми полвникми; н скотном дворе резли брн, телушку и поросят; Андрюш см (никому не уступил этого удовольствия) ловил в пруду крсей; будущя именинниц, Ален, перетирл серебряную посуду, которую по большим прздникм выствляли н столы и поствцы нпокз.
А поутру, когд чуть зрозовел восток, в приспешной избе уже ярким огнем зпылл широкя печь.
Ирин Леонтьевн см глядел з всем – покрикивл н стряпух, подзтыльникми подгонял невыспвшихся, измученных девок. Девки совсем сбились с ног, бегя то в погреб, то к птичнице з уткми или петухми, то в мбр, то к пстуху з новым помелом.
Уже солнце стояло высоко, когд сует в приспешной улеглсь: сврились щи д похлебки, изжрились куры, гуси, утки; в погребе – н холодку – стыли кисели; по всему двору рзносился вкусный зпх пирогов.
Ирин Леонтьевн пошл в уго?льную ленину горницу отдохнуть.
У именинницы сидел Нстсья Филтовн Шестков, еще вчер, згодя, пришедшя из Москвы в «Лужки» н ленины именины.
– Ну что, мтушк, зхлопотлсь, умялсь? – зпел курнося Нстсья Филтовн, встречя Ирину Леонтьевну.
– И не говори, Филтовн, бед с этими холопкми – бестолковые, ленивые! – скзл Ирин Леонтьевн, сдясь.
– А я с именинницей ншей, крсвицей, гуторю. Цветет у нс Аленушк, – льстиво улыблсь Нстсья Филтовн. – Змуж отдвть пор! Полно девке чужое пиво врить, пор свое зтевть.
Ален, зплетвшя косу у окн, конфузливо отвернулсь.
– Пор, Филтовн, пор! – поддержл ее Ирин Леонтьевн. – И женихов-то у нее много, суженого нет…
Нстсья Филтовн молчл. Посмтривл хитрыми глзкми. Сообржл: сейчс скзть то, что думл, или не время?
– Зчем длеко з женихми ходить, коли жених в доме, – решилсь-тки скзть он.
Дшковы – обе – взглянули н нее с недоумением.
– Примечю я, Алексндр Артемьич зчстил что-то в «Лужки». Я чй, неспрост это! – хитро поглядывя н Алену, скзл Нстсья Филтовн.
Ален вспыхнул и выбежл из горницы. Мть поглядел ей вслед.
А Нстсья Филтовн, поджимя тонкие губы, хихикл в кулк. Был довольн: эк он попл: не в бровь, прямо в глз!
– Д этот жених н нших глзх вырос! Покойные отцы в одном рзряде служили, Сш с Андрюшей и в Питербурхе и в походе столько годов вместе прожили! Ткого жених – дй бог, жених отменный: не прощлыг ккой и хорошего роду! – скзл Ирин Леонтьевн.
Нстсья Филтовн оживилсь:
– Мтушк Арин Левонтьевн, я ведь все вижу, все примечю! Сколь я ни говорю с Аленушкой, он Алексндр Артемьич с язык не спускет: Сшеньк то, Филтовн, рсскзывл, д Сшеньк это! Строго воробья не проведешь, вижу: ноет девичье сердце!
– У ней-то сердце к нему лежит, и я это вижу, – соглсилсь Ирин Леонтьевн. – Д вот кк он-то – неведомо…
– Сегодня Возницын здесь будет? – нклонилсь к Дшковой Нстсья Филтовн.
– Обещл приехть.
– Вот я, мтушк, з ним поприсмотрю. У меня глз н это дело вострый. Я все вижу. Тебе, мтушк, з гостями будет неколи – и тк, поди, от всех хлопот голов кругом пошл, я ужотко все рзведю… Положись н меня!
– Ну, в чс добрый, Филтовн, погляди! – скзл Ирин Леонтьевн, вствя. – Солнце-то уж вон кк поднялось, глянь, где! А тот стрый мерин-поп и не думет звонить к обедне! Дуньк! – зкричл он в окошко. – Сбегй к попу, скжи, пусть чсы нчинет читть, чего этот стрый дурк ждет!
* * *
Куся ногти, Возницын без устли шгл по всем чистым горницм своего Никольского дом – из ольховой плты в дубовую и нзд.
Тк, возбуждя любопытство Афоньки и другой челяди, он проходил уже целую ночь – сн не было.
Только к утру Возницын прилег н лвку и немного збылся.
И теперь, проснувшись, снов взялся вышгивть по горницм взд-вперед.
И всему виной был Митьк Блудов, зехвший вчер из Москвы н чсок в Никольское.
– Ну что, видел тогд кпитн Мишуков? – невзнчй спросил он у Возницын. – А ведь Мишуков отпрвился не только в Польшу, но и в Помернию, – скзл Митьк Блудов. – Вот что знчит иметь светлейшего дядю: год дв, поди, то и больше з рубежом пробудет!
Эти слов всполошили Возницын.
З девять дней, которые прошли с отъезд Софьи из Москвы, Возницын кк-то опомнился, пришел в себя. Он примирился с поездкой Софьи з рубеж и решил терпеливо ждть ее возврщения: полгод – срок небольшой. Ведь прошли же незметно эти восемь месяцев, кк они все вернулись из Астрхни!
Но теперь, узнв от Митьки Блудов ткую новость Возницын совсем упл духом.
– Все кончено! И зчем он лгл и притворялсь? – с горечью думл он. – Неужели Софья не знл, куд и нсколько едет Мишуков?
От бессонной ночи и неотвязчивых, одних и тех же, тягостных дум рзболелсь голов. Возницын перестл шгть. Он лег н лвку и смотрел в черные доски потолк.
Где-то н дворе кудхтл куриц. В приспешной горнице стучли двери.
И в это время откуд-то донесся колокольный звон. Возницын прислушлся и узнл – звонили в «Лужкх». Последние дни он почти все проводил в «Лужкх» – оствться одному в Никольском со своими невеселыми мыслями было тяжело. А в «Лужкх» его всегд рдостно встречли, и он чувствовл себя у Дшковых хорошо. В рыбной ловле, н которую Возницын отпрвлялся вместе с Андрюшей, или з рзговором с Аленкой он хоть н время збывл о всех своих неприятностях.
«Сегодня 21-ое, Констнтин и Елены. Аленк – именинниц, – сообржл он. – Ндо поехть, обещл ведь! Ну и нпьюсь же я!» – с ккой-то рдостью подумл Возницын, порывисто вствя с лвки.
– Афоньк, умывться! – крикнул он.
* * *
Возницын сидел з столом между двумя дядьями именинницы – рыжебородым стольником и русым лндртом. Об – и стольник и лндрт – пили изрядно и не збывли подливть своему молодому соседу.
Возницын не любил нпивться, но сегодня н душе было тяжело, и он пил нпроплую. Он пил и поглядывл н Андрюшу, который сидел в противоположном конце стол рядом с Аленкой.
Возницын жлел, что здесь нет этого врля и вечного спорщик князя Мсльского – он был незменим в одном деле: умел терпеливо выслушивть чужие излияния. Словоохотливому Мсльскому, который и см непрочь был рсскзть свои бывшие и вымышленные истории, Возницын кк-то легко рсскзывл все. Тем более что Мсльский был ходок по мурным делм.
Но рсскзывть о Софье немногословному, молчливому Андрюше у Возницын не поворчивлся язык. Д Андрюш, пожлуй, и выслушв, ничего не скзл бы в ответ. С ним хорошо было говорить об охоте, о рыбной ловле, о голубях. Тут Андрюш оживлялся и мог беседовть хоть ночь нпролет. Тм же, где рзговор кслся женского пол, Андрюш был сух и крток.
Но теперь, под хмельком, Возницын решился бы поделиться всем, что у него нболело, дже с Андрюшей.
А он сидел н другом конце стол, пил по-всегдшнему крепко и по-всегдшнему не пьянел.
Андрюш смотрел н Возницын и улыблся, видя, кк его в порыве чувств лобызет пьяненький лндрт.
Рыжебородый стольник в это время тянул Возницын з рукв и бубнил:
– Мы с твоим покойным бтюшкой, Алексндр Артемьич, вместе црю служили! Бывло, н всех документх тк и стояло: межевнья стольник Артемия Возницын и… – тыкл он в стол пльцем. – С ним вместе и под Азов с Шейным ходили. Вот в ртном деле покойник был плох, честно, кк перед истинным, скжу: плох, не любил этого дел!
Нстсья Филтовн, сидевшя рядом с Аленой, шепнул ей:
– Скжи Андрюше, пусть он вытщит кк-либо Алексндр Артемьич из-з стол: они его споят вконец! Вишь, кк н обрзе нписнный сидит!
Через минуту Андрюш подошел к Возницыну.
– Сшеньк, Аленк меня послл, чтобы ты много не пил…
Возницын взглянул через стол н Аленку.
В немецкой робе с голой, открытой шеей и голыми рукми, с высокой прической, нсурмлення, с непривычными черными бровями он кзлсь не обычной, знкомой Аленкой, ккой-то чопорной дмой.
Возницын глядел н нее, точно впервые видел.
И почему-то вспомнил, ккя он был тм, н речке, когд он зстл ее во время купнья – с рспущенными рыжими волосми, вся ккя-то золотисто-розовя…
«Ай д Аленк! Прво-слово, ничего девчонк!» – думл Возницын.
Аленк, точно понял его мысли, лсково улыбнулсь ему в ответ.
Нстсья Филтовн ел и кк-будто ничего не видел.
– Д поди ты см! – шептл он Аленке. – Послнец никуд не гож: вместо того чтобы человек от питунов вытщить, см помогет. Рд, что дорвлся! Уведи Сшу к себе ль в сд – от них подльше! Пусть отсидится, отдышется. Вишь, икет уже!
Аленк встл, рспрвляя пышное плтье, и протиснулсь к Возницыну.
– Сшеньк, подите-к сюд! – помнил он его. Возницын тяжело встл из-з стол.
– Куд ты, сынок, куд? – обернулся к нему рыжебородый дядюшк, стрясь поймть неверными, пьяными пльцми полу возницынского кфтн.
Андрюш перехвтил дядюшкину руку и, сдясь н место Возницын, скзл:
– Пусть его! Двй, дядюшк, выпьем со мной!
Рыжебородый успокоился – ему, в сущности, было безрзлично, с кем пить.
А Возницын послушно шгл з Аленкой, стрясь итти кк можно ровнее.
Ален вышл в передние сени, прошл к себе, в уго?льную горницу.
– Посидим у меня, то в столовой горнице стрсть жрко! – скзл он.
Ален открыл дверь.
В горнице был полумрк. В углу, у киот, горели лмпдки, освещя темные, точно зкопченные лики. Н полу лежли голубые квдрты лунного свет.
Ален поднял окно – в комнту из сд ворвлся свежий воздух. Потянуло ночной прохлдой, сыростью.
Ален сел у окн.
– Сдитесь, Сшеньк, посидим!
Возницын покорно сел н лвку рядом с Аленой.
– Гляньте, кк хорошо! – он укзл н освещенный луной сд.
Возницын глянул в окно, и срзу ему вспомнилсь Софья. Он точно вошл в горницу с этим голубым сиянием.
– А ведь он тоже видит сейчс эту же луну! – мелькнуло в его пьяном мозгу.
Он круто повернулся в сторону от окн. Уронил голову н руки и, сжв лдонями лицо, беззвучно зплкл легкими, пьяными слезми.
Ален встревоженно нгнулсь к нему.
– Сшеньк, что с вми? Что ткое? – тряся Возницын з плечи, спршивл он. – Вм плохо? Чего вы плчете?
Возницын не отвечл.
Ален схвтил его голову, стрясь повернуть лицом к себе. Возницын безвольно ткнулся головой в зеленый грезетовый роброн, в мягкие ленины колени.
Ален хотел поднять его голову, но Возницын упирлся, прижимясь к ее ногм.
– Д что с тобой, Сшеньк? – уже почему-то шопотом спршивл Ален, вся дрож и боязливо озирясь н рскрытое окно. – Рсскжи, что с тобой! – допытывлсь он и чмокнул в его звитой пудреный прик. (Афоньк хорошо смзл его слом и не пожлел пудры).
– Скжи, родной! Скжи, мой любимый! – не отствл он.
В конце концов, он поднял его голову и прижлсь губми к щеке Возницын, по которой текли слезы.
Тогд Возницын обхвтил Алену и стл яростно целовть ее, лепеч:
– Миля, миля!
Он целовл Аленку, думл о той, о другой…
* * *
Кк только Ален вышл с Возницыным из горницы, Нстсья Филтовн незметно шмыгнул в сени.
Не прошло и нескольких минут, кк он вбежл нзд в горницу, где шумели пьяные гости. Нстсья Филтовн вытщил Дшкову из-з стол.
– Все у них и без нс слжено, глянь, мтушк, см! Слв те, господи! – крестилсь Нстсья Филтовн и толкл Ирину Леонтьевну к лениной горнице.
Ирин Леонтьевн широко рспхнул дверь и остновилсь н пороге: Возницын целовлся с Аленкой у открытого окн.
– Бтюшки-светы! Алёнк, бесстыжя, с кем это ты? – зкричл Ирин Леонтьевн, всплескивя рукми. – Сшеньк! Дети мои! – бросилсь он к ним.
Возницын оторвлся н миг от Аленки и удивленно оглянулся вокруг: что случилось?
VII
Возницыну не сплось. Он лежл, слушя, кк з окном, в сду, шелестит дождь (дождь шел с вечер – тихий и теплый) и кк, не обрщя внимния н дождь, звучно рссыпется рсктом, пленькет соловей.
Возницын перебирл в пмяти все, что случилось з последние дни.
Он клял себя з то, что поехл н именины к Дшковым, что нпился пьяным и, рсчувствоввшись, полез целовться к Аленке которя пожлел его. (Возницыну и в голову не пришло, что это любовь, не жлость.)
Когд же их зстл Ирин Леонтьевн, Возницын с горя, что Софья тк вероломно его бросил, с отчяния, с пьяных глз, попросил Ирину Леонтьевну блгословить их с Аленкой.
Он вспомнил, ккой рдостный переполох произвело это событие н всех, кк удивился и обрдовлся Андрюш, кк без конц лезли целовться дяди – рыжебородый стольник и лндрт с мочльной, пегой бородой.
Все эти дни Возницын стрлся уверить себя, что любит Аленку, что Аленк лучше Софьи. Он собирл в пмяти все то, что могло бросить н Софью хоть ккую-нибудь тень.
Возницын припомнил, что Софья – холопк грф Шереметьев. Вспомнил, что скзл о ней грек и что – слово в слово с греком – говорил князь Мсльский. Он готов был верить, что Софья жил с кпитном Мишуковым и что он уехл з рубеж только из-з того, чтобы не рзлучться с Зхрием Дниловичем.
И особенно стрнной предствлялсь сейчс Возницыну т ночь в Астрхни, когд Софью вытщили из реки. Припомнилось, кк Софья объяснял это происшествие. Теперь вся история с ночным ктньем по Волге кзлсь Возницыну непрвдоподобной. Безусловно, с Софьей произошло что-то иное. Возницын удивлялся, кк рньше он не придл этому знчения и легко поверил софьиным объяснениям.
И нконец он вспоминл последнее прощние в Москве. Софья здесь был совершенно другой, нежели в Астрхни.
– Уехть тк – знчит не любить! – со злостью уточнял он.
И тотчс же, н смену своенрвной Софье, в вообржении вствл другя – лсковя, стрющяся во всем угодить ему Аленк.
– Вот он меня любит! Он не бросит! – думл Возницын. Но ни рдости, ни успокоения эт уверенность ему не двл.
И Возницын продолжл ворочться н постели с боку н бок, продолжл глядеть н белевшее в полумрке окно, слушть, кк шумит тихий дождь…
Вдруг н дворе яростным лем злились собки.
Зтем, через некоторое время, Возницын отчетливо рсслышл: к дому подъехл подвод.
В дверь зстучли.
Возницын вскочил. Нелепя мысль пронеслсь в голове:
«Софья передумл! Вернулсь с дороги!»
Он нбросил кфтн и, уронив в темноте стул, кинулся из «ольховой» горницы в сени. Но уже по сеням к двери прошлепл бося девк.
– Кто тм? – немного испугнным голосом спросил он.
– Отпирй, холопк, свои! – откликнулся из-з двери низкий женский голос.
Возницын попятился нзд к себе и, ншрив в темноте одежду и споги, стл одевться.
– Кто бы это мог быть? – догдывлся он.
Девк ввел приезжих в соседнюю, «дубовую» горницу.
– Говоришь, молодой брин дом? – уже потише переспршивл у девки все тот же приятный голос. – Не буди, пусть отдыхет!
Возницын зстегнул последние крючки и открыл дверь в «дубовую».
У дверей в сени, снимя промокшую холщевую нкидку, стоял высокя полня женщин.
– Ах, вот и см хозяин! Все-тки мы тебя рзбудили! Не узнешь, поди, тетку Помскину? – скзл он, легко, неся нвстречу ему свое тучное тело. – Ну, здрвствуй, Сшеньк! – говорил Помскин, нскоро вытиря губы концом шли. – Здрвствуй, родной!
Они троекртно поцеловлись.
– Эк ты вырос, вытянулся! Молодец-молодцом, – оглядывл Возницын тетк Помскин. – А помнишь, кк я приезжл – ты мхонький мльчик был! Н плече у меня по всем горницм езживл!
Возницын вспомнил веселую тетку Помскину. Он в детстве кк-то рз приезжл в Никольское откуд-то издлек. Привезл вкусные медовые пряники и полюбилсь Сше тк, что он не сходил с теткиных колен.
– Помню, кк же! – рдостно улыбнулся он. – Сдитесь, тетушк!
Он шгнул к лвке и только тут увидел, что тетк приехл не одн. В углу, степенно сложив руки н животе, стоял чернобородый, зросший волосом до смых глз, лопоухий человек в длиннополом кфтне и черной брхтной ермолке.
Увидев, что Возницын смотрит н него, человек поклонился, выходя в полосу свет.
Помскин укзл н него племяннику:
– А это, Сшеньк, мой попутчик, нш смоленский откупщик Борух Лейбов.
– Мо?е ушнов?не пну! – скзл Борух Лейбов, низко клняясь.
* * *
Тетушк Анн Евстфьевн сидел з столом, ее спутник, молчливый Борух Лейбов, пристроился н лвке у окн. Он ел только мед, хлеб и молоко. Борух Лейбов не снимл своей брхтной ермолки и потому – из увжения к обрзм – сел в сторонку.
Нежднные поздние гости ужинли.
– Знчит, муж Мтреши, Ивн Акимович, волею божиею прествился? – говорил Помскин. – Опился-тки вином? Бедня Мтреш! А ты, Сшеньк, теперь – вше блгородие, унтер-лейтеннт? Теперь тебя ндобно женить! Првд, пне Борух?
– Кто остется безбрчным, тот не зслужвет имени человек, – тк скзно у нс в зконе, – ответил Борух Лейбов из чсвоего угл.
– Вот видишь, – хлопнул Возницын по плечу тетк. – А ты чего зевешь, вше блгородие?
– Позвчер уж сговор был, – стыдливо скзл Возницын.
– Ай д молодец! Чего ж ты не рсскзывешь? Кого просвтл?
– Алену Дшкову.
– Это из «Лужков», Ивн Устинов, стольник дочь, что ли?
– Ее.
– Дело хорошее, соседское. Д и отец у нее был добрый человек! А струх Дшков, Ирин Леонтьевн, все ткя же хитря, кк и был?
– Ткя же, – потупился Возницын.
– Коли дочь в мменьку пошл, – знозистя бб будет… А ккя он, Аленк? Н кого похож?
– Небольшого росту, рыжя…
– Может, и в мменьку – отец-то был высокий, русый, – скзл Помскин.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Первя глв
I
Софья, ссутулившись, понуро сидел в уголку и слушл, что говорит ей поврення стриц, мть Досифея.
Моргя вечно крсными, подслеповтыми глзкми, мть Досифея оживленно, видимо с удовольствием, повествовл:
– Прислли нм игуменьей мть Евстолию из Рождественского монстыря, что у «Трубы». Тм он, коли помнишь, келршей был. Он уж и в Рождественском себя изрядно покзл: стриц, ни з что – ни про что плетьми бил д н чепь сжл, см в ночное время протопоп к себе в келью привживл. Мы и все-то не подвижнического жития, д все-тки чин моншеский блюдем!
Привезл с собой из Рождественского монстыря пьяницу, ззорного состояния мть Гликерию. Сделл ее чшницей. И вот, кк приехли они к нм, тк срзу пошло у нс во всем – и в пище и в одежде – великое оскудение.
Н келейный обиход – н кждый удел – бывло по дв рубли в год получли, тут и полутор целковых не стло выходить. Пнфидных семьдесят пмятей црских в год всегд считлось, он и з тридцть не плтил. Н Симеон-летопроводц по сорок копеек з кпусту двли – Евстолия и вовсе отменил эту дчу. Говорит, повелением блженные и вечнодостойные пмяти импертор Петр первого новый год, говорит, зведен с генвря, тк тогд и получйте вместо сорок копеек полтину. Будто мы не сведомы, что кпустня дч – см по себе, генврскя – см по себе. Он и нзывлсь не «н новый год», «н коровье мсло». Шестьдесят копеек двли. Кк рз полпуд мсл купить можно было.
Одним словом, не стло житья. Стрицы тк и нчли тять глдом. Вот тогд-то, вечня ей пмять, и прествилсь твоя блгодетельниц, мть Серфим…
Софья слушл и думл: кк з эти шесть лет, что он пробыл з рубежом, изменилось все в Вознесенском монстыре.
Софья ехл в Вознесенский монстырь – кк к себе домой. (Мишуковы довезли ее до Москвы – Коленьк вырос, и Софья уже не был им нужн.) Он и не допускл мысли, что мть Серфим могл з эти шесть лет умереть. Уезжя з рубеж, Софья оствлял ее здоровой и бодрой.
И вот теперь и Вознесенский монстырь и вся Москв срзу сделлись чужими. Здесь не было никого близкого. Софья нчинл жлеть уже, что не остлсь в Кенигсберге или в Вршве.
Првд, где-то был еще Сш Возницын. Но где он и что с ним – Софья не знл. Ведь прошло столько лет! Он мог збыть, рзлюбить ее.
Д и кк не рзлюбить – ведь он обмнул его: говорил, что едет н полгод, пробыл столько долгих лет! Можно ли простить ее?
– Нет, нет, пок что – об этом не думть! – гнл от себя неприятные мысли Софья.
– А кто решился нписть црице про игуменью Евстолию, что ее вызвли в Питербурх? – спросил Софья.
– Д кто ж один решится? Все нписли. Асклид первя удумл, нписл, мы – сто удельных, шестьдесят две полуудельных д сорок богдельных – все и подписли доношение. Просили избрть общим всех монхинь соглсием новую игуменью, чтоб и летми довольную и неподозрительную и состояния доброго.
Досифея придвинулсь поближе к Софье и зшептл:
– Асклид не могл простить, что после смерти игуменьи Венедикты поствили не ее, ккую-то пришлую, из другой обители, келршу. Мть Асклид тоже не бог весть ккя лсковя – ты, должно, помнишь – д все ж лучше Евстолии был бы!
– А кто вместо игуменьи сейчс в монстыре будет?
– Не зню, Софьюшк. Кого-то цриц нм пришлет!
Софья поднялсь.
– Ндо сходить к мтери Асклиде поговорить, что мне делть.
– Поживи у нс с недельку, поосмотрись, тм увидишь, кк быть. К грфине Шереметьевой всегд успеешь! – провожл Досифея Софью.
Келрш, мть Асклид, принял Софью весьм рдушно.
В первый момент он не узнл в этой нрядно-одетой дме бывшую монстырскую воспитнницу. Асклид скзл Софье то же, что и мть Досифея – он предложил Софье побыть в обители, сколько пондобится.
– Будешь довольствовться ншим трктментом, – милостиво рзрешил келрш: – жить вместе с трпезной сестрой Кпитолиной. С ней и сыт будешь и не зскучешь: бб не больно умн д поговорить любит.
Софья поблгодрил и пошл устривться н ночлег – с дороги чувствовл устлость.
Трпезня сестр Кпитолин временно знимл две смежные кельи, оствшиеся свободными после умершей богтой вклдчицы.
Кпитолин был сороклетняя, тучня и, несмотря н свою полноту, подвижня женщин.
Он любил поговорить и посмеяться, жил одн и потому с рдостью встретил Софью.
Кпитолин зсуетилсь, збегл.
Он рздобыл для гостьи постель и устроил Софью в передней, проходной келье, см перешл во вторую. 3тем притщил из трпезной рзной снеди и, пок Софья ужинл, успел рсскзть ей, что недвно в монстыре получен црицын укз собрть в госудрственные зводы с девичья монстыря со ст душ по одной кобыле.
– Вот хорошо бы ншу келршу, мть Асклиду, отпрвить в зчет! – хохотл смешливя Кпитолин.
Он еще долго рсскзывл бы Софье рзные монстырские истории, если бы не увидел, что гостья совсем клюет носом.
Кк ни смешны были рсскзы трпезной сестры, но Софья с удовольствием легл в постель.
Софья встл поздно, хотя он отлично слышл, кк еще н зорьке по всем кельям бегл будильщиц Анфис, подымя н молитву.
С дороги тк слдко сплось и Софье не зхотелось рно вствть из-з скудного монстырского звтрк. Тем более, что у нее еще остлсь от дороги кое-ккя ед, кроме того он был уверен в том, что хлопотливя трпезня сестр Кпитолин нкормит ее во всякое время.
Софья уже одевлсь, когд в келью вбежл зпыхвшяся, крсня Кпитолин.
Софья удивленно посмотрел н нее: что ткое случилось? Сестр Кпитолин плюхнулсь н лвку.
– Ой умор! Ой моченьки нет! – хлопл он себя по широким бедрм и тряслсь в беззвучном смехе.
Под широкой рясой студнем колыхлось ее тучное тело.
– Что ткое? – улыбясь, спросил Софья.
– К нм игумен прислли! Ой, не могу! – хохотл Кпитолин.
– Кк игумен? – поднял брови Софья.
– Игумен! Не игуменью, игумен! И не монх или поп, лейб-гврдии семеновского полку кпитн.
Софья стоял, порження ткой нелепой новостью.
– В девичий монстырь цриц нзнчил игуменом гврдии кпитн? Хорошее дело! – рссмеялсь он.
– Сейчс только с мтерью Асклидой у меня в трпезной был. Ячный квс кушл!
– Когд же он приехл?
– Сегодня по утру. У зутрени был. Молодой, крсивый… И одно у него девичьего звния – только что косичк, – хохотл смешливя Кпитолин, колыхя толстыми бокми.
– Глядите, они, к мбрм мимо нших окон пойдут. Я збежл упредить, – скзл Кпитолин, вствя. – Оденетесь, приходите в трпезную звтркть! – кинул он Софье и понеслсь дльше.
Софья причесывлсь и смотрел в узенькое, мленькое оконце кельи.
Сторож, не кк обычно, с прохлдцей, рьяно мели двор. Мимо окн, моргя крсными глзкми, пробежл куд-то озбочення мть Досифея.
Н крыльцо вышл, было, из кельи дурочк Груш, до сих пор жившя в монстыре под ндзором мукосеи, мтери Минфодоры, но кто-то тотчс же прогнл Грушу нзд в келью.
А игумен всё не шел.
«Может быть, прошли, д я не зметил?» – подумл Софья и уже собрлсь итти в трпезную, кк послышлись голос.
Говорил мть Асклид и еще кто-то.
Софья глянул в окно.
К мбрм шло несколько человек. Впереди, с кртузом в руке, ктился н своих коротких толстых ножкх мленький, курносый прикзчик Бесоволков. Сзди, гордо откинув голову в клобуке, шл, широко, по-мужски шгя, высокя, негнущяся мть Асклид. Лихордочный румянец игрл н ее стрчески-обвисших щекх.
Рядом с Асклидой шел высокий офицер.
Софья не видел его лиц – офицер шел в ногу с келршей, кк в строю. Софья видел только щегольские белые штиблеты с пуговицми, треуголку и кончик косы, оплетенной черной шелковой лентой, – точь в точь кк он видел з рубежом у прусских офицеров.
Они уже поворчивли з угол, Бесоволков подобострстно подскочил к офицеру и подхвтил его под локоть, хотя шли по ровному месту.
«Вот досд – не увижу ншего игумен», – улыбясь, подумл Софья.
И вдруг этот лейб-гврдии игумен обернулся, глядя вверх, – видимо, осмтривл обветшвшие кровли обители.
Софья отпрянул от окн: это был востроносый и востроглзый, с курьим лицом без подбородк, князь Мсльский.
II
Отворчивя в сторону курносое лицо, Афоньк с силой встряхивл кфтн и, в промежуткх между взмхми, говорил чернобородому мужику, стоявшему у збор:
– Послезвтр… едем с брином… в Питербурх.
Выбив из кфтн пыль, Афоньк рспялил его н зборе, где уже висел рзня исподняя и верхняя брскя одежд, высморклся в пльцы и отошел в сторону.
– Три с половиной год в квлергрдии служили. А теперь квлергрдию цриц рспустил. Нс опять в морскую службу отпрвляют, – рсскзывл он.
Чернобородый мужик слушл кк-будто бы внимтельно, см все поглядывл н брские хоромы, видимо, думя о другом. Это был строст из Коломенского сел, полученного Возницыным в придное з женой. Строст приехл в Никольское со столовыми и домшними припсми, сдл их и теперь ожидл, когд его позовут в горницу к брину н беседу – Возницыны в это время обедли.
– Скжи-к, мил человек, кков нш брин? Я, ведь, первый под в стростх, хожу, брин еще не видывл, – почесывя от смущения зтылок, зшептл строст: – Лютый горзд? – нклоняясь к Афоньке, спросил он.
– Кто? Алексндр Артемьич? – кк бы не зня, о ком идет речь, переспросил Афоньк. – Горяч – слов нету, д отходчив. А глвное – спрведлив! Ученый человек – все с книгми сидел бы. У нс целя кдь нклден всяких, рзных книг. Он н всех языкх книги читет. С иноземцми любит беседовть. Бывло, в Астрхни перс ли, ттрин ли в гвни встретит, – к себе позовет, рсспршивет: кк они живут д ккой у них зкон? Эти годы здесь, в Москве, жили – в Немецкую слободу чсто ездили. К нм, в московский дом, жидовин один со Строй Бсмнной чсто хживл. Целый вечер, бывло, с Алексндр Артемьичем говорят, библию читют. Одно слово – ученый человек!
Чернобородый мялся. Видимо, ученость брин его не знимл.
Ему хотелось спросить о чем-то другом, но он не решлся перебить «верхового» слугу.
Сметливый Афоньк быстро понял это.
– В хозяйские дел см не вмешивется! По нем – хоть все тут пропди пропдом. Брыня Ален Ивновн з этим глядит. А вот он – это, брт, не Алексндр Артемьич, – протянул Афоньк.
И потом, понизив голос, продолжл:
– Скупя, не приведи бог! Летось выдвли дворовую девку змуж. При строй брыне, Мвре Львовне, црство ей небесное, мтери брин, кждой девке двли в придное десять рублев, серьги д поств холстов. А эт – шиш дл! Девок з косы тскет д и нм, мужикм, от нее достется. И с чего он ткя – в толк не возьму! Должно оттого, что детей нет. Шестой год живут, – нет. Зля, привередливя, одно слово – рыжя!..
– Дядюшк Пров, брыня кличет, – позвл с крыльц дворовя девушк.
Чернобородый схвтился и опрометью кинулся к дому.
Брыня Ален Ивновн Возницын сидел в «ольховой» горнице одн.
Строст стоял у двери, не смея ступить своими пыльными лптями дльше порог. Переминлся с ноги н ногу, мял в рукх колпк, слушл, кк брыня рзносит его з то, что мленько припоздл с оброком.
– Это еще что у меня выдумли? Отчего с Евдокиинской третью опоздли? Слыхно ли дело – чуть ли не к Юрьеву дню притщились с припсми! Что, ль никогд с бтожьем еще не знлся? Спознешься! – кричл Ален Ивновн, сверля стросту злыми, коричневыми глзкми.
У стросты от стрх дже в животе збурчло.
«Пошлет, стерв, н конюшню, отдерут, кк пить дть, отдерут! Ишь глзми, кк шильями колет!» – думл он.
– Мтушк-брыня, – зикясь от испугу, опрвдывлся он: – Я о ту пору в горячке лежл. Он у нс, окяння, все село уложил – воды испить некому подть было! Вот кк перед истинным! – крестился и божился строст, опрвдывясь.
– Молчи уж! – прикрикнул Ален Ивновн: – Счстлив твой бог, что см не приехл тогд – отведл бы березовой кши! А теперь? Успенье третьёводни прошло, ты где был? Кк еще до Семен-летопроводц не дотянули – не ведю! Ежели тк еще рз будет, переведу всех с оброк н изделье. Тк и знйте! Поедете в Вологодские нши сел!
…Возницын лежл з дощтой перегородкой в мленькой горнице. Готовясь к свдьбе, отгородил когд-то по совету тетки Помскиной темный покойчик для спльни, для будущих детей – и все понпрсну: ни утехи, ни детей.
Он лежл, глядя н противоположную стену, н которую из «ольховой» горницы в рскрытую дверь пдл свет. В полутьме Возницын рзличл висевший н стене квлергрдский плш с вызолоченным эфесом и серебряным грифом и обложенную крсным брхтом нрядную квлергрдскую лядунку.
Все это сейчс было уже не нужно: импертриц Анн Ионновн рсформировл квлергрдов.
Кждому предложили выбрть себе полк. Кто пошел в Конную гврдию, кто – в Измйловский, кто просто ушел подльше от фрунт – в гржднскую службу, поближе к дому.
Возницын с большой охотой вовсе оствил бы службу, но уйти было трудно, тем более бывшему квлергрду.
Пришлось снов вернуться во флот.
Кк Возницын не любил морской службы, теперь с удовольствием собирлся в Питербурх. Тм жил прелюбезный стрик Андрей Днилович Фрврсон, тм плвл н фрегте «Армонд» зкдычный друг Андрюш (он из-з небольшого рост не попл-тки в квлергрды) и вообще с Питербурхом у Возницын соединялись приятные юношеские воспоминния.
Но – смое глвное – в Питербурхе не будет нелюбимой жены. Еще первый год, пок все было ново, они жили в Никольском хорошо, потом с кждым годом Возницын чувствовл рзлд все острее и острее.
Худшее предположение тетки Помскиной сбылось: Ален пошл в мменьку. У нее окзлся ткой же тяжелый, своенрвный хрктер. Он из-з пустяков могл по неделям не рзговривть с мужем. Он тк же, кк Ирин Леонтьевн, был отличной хозяйкой – см вникл во все мелочи поместной жизни; тк же собственноручно бил по щекм дворовых девок и тк же окружил себя рзными безместными монхинями и вшивыми юродивыми струхми.
Струхи знли, что помещик не выносит их и, зслышв шги Возницын, точно мыши збивлись в темные углы.
Ален не любил ничего нового – ходил по-стродвнему в летнике, из рзвлечений предпочитл слушть скзки и рсскзы своих приживлок.
К мужниным книгм и тетрдям Ален питл неприязнь. См Ален никогд ничего не читл – сколько рз Возницын ни пытлся приохотить ее к этому.
Однжды он дл жене притчи Эсоповы, думя, что Ален прельстится грвюрми и прочтет. Он покзл ей притчу о человеке и мурине. Кк некий человек, купив рп, решил вымыть его, полгя, что рп черен лишь из-з своей лени.
В большой лохни сидел широкоспинный мурин, и две женщины мыли его, в сторонке стоял господин.
Алене грвюр не понрвилсь.
– Тьфу, ккой стршный! И дьявол бы его, нехристя, мыл! – плюнул он, тк и не поняв смысл бсни.
И только, чтобы угодить мужу, Ален, зевя, кое-кк перелистл книгу.
Ко всему этому змужество кк-то не пошло Алене н пользу. В змужестве он был худ, сухмян. Куд девлись ее полные плечи, руки!
Возницын стл змечть в жене то, чего не видел рньше: ее угловтые локти, большие уши, веснушки, которые, точно рж, покрывли ленины руки и лицо.
Ее визгливый голос (Ален целый день кого-то брнил) рздржл Возницын, ее лски (Ален не перествл любить муж) были для Возницын непереносимы.
Возницын ни н один день не збывл о Софье. Что бы ни делл Ален, он всегд предствлял н ее месте Софью. Хотя Софья поступил с ним вероломно, обещв вернуться через полгод и здержвшись н пять с лишком лет, но Возницын из год в год терпеливо ждл ее приезд.
Что бы мог сделть он сейчс, связнный женитьбой, Возницын не знл д и не здумывлся нд этим: он ждл Софью, он хотел ее видеть.
Он чсто нведывлся в Немецкую слободу – тм всегд бывли приезжие из-з рубеж иноземные купцы. Авось, кк-либо узнет о Софье.
Возницын не знл, продолжет ли служить Софья у кпитн Мишуков, но стороной рзведл, что Мишуков еще не вернулся в Россию.
Возницын лежл, отгоняя нзойливых осенних мух, которые и в темной плте не оствляли в покое.
С двух сторон до Возницын доносились голос – из-з перегородки и в рскрытые двери из соседней «дубовой» горницы.
В «дубовой» с ккой-то очередной монхиней Стукеей, которя вот уже несколько недель жил у Алены в Никольском, сидел Нстсья Филтовн Шестков.
Возницын не переносил этой толстой льстивой сплетницы, не любил, когд Нстсья Филтовн приезжл в Никольское. Он точно чувствовл, что Нстсья Филтовн в его неудчной женитьбе хорошо пострлсь.
Нстсья Филтовн вчер пожловл в Никольское. Сейчс после сытого обед, он рсскзывл своей собеседнице:
– Незнемые и воровские люди, человек с тридцть, с огненным и студеным ружьем выскочили из лесу д к ним.
– Ахти, цриц небесня! – ужслсь монхиня Стукея.
Возницыну нстолько был противен голос Нстсьи Филтовны, что он не вытерпел – встл и зхлопнул дверь в «дубовую» плту. Теперь неприятный голос не тк бил в уши.
Зто прекрсно слышлся голос жены, Алены Ивновны. Отчитв кк следует несчстного стросту, Ален сейчс нпоминл ему все то, что он должен прислть к следующей, рождественской трети, в оброк:
– Окромя мяс, сл и муки и прочего, пришли, кк мтушке, бывло, присылли, пятндцть ршин серого сермяжного сукн и пятндцть ршин ровных новин, триндцть вожжей, триндцть тяжей, триндцть гужей д триндцтери звертки… Погоди, чтоб не збыть, – мсл конопляного полтретья ведр, грибов четверик… Д гляди мне, чтоб гуси и утки были не тощие, д чтоб ббы яиц тухлых не слли. Я зню: норовите брину что похуже сбыть! Ну, что у тебя есть, говори? – скзл Ален Ивновн.
– Мтушк-брыня, – рздлся робкий голос стросты. – Трофим Родионов, просит, чтоб ему покормежную дть. Жлится – с голоду мрет.
– Что это з притч? Никому у вс сёлеть н месте не сидится! Весной Ефим Косого д Прошку отпустил, нонче Трофим туд же! Этк все по миру рзбредетесь…
– Хлебушк нетути.
– Врешь, все вы лодыри, лентяи!
– Вот те крест святой, мтушк-брыня, что не вру! В Свелове мужики целую зиму желуди с лебедой ели… Землиц не родит…
– А от чего не родит? От вшей лени…
– Стрики бют, будто от того, что женский пол црством влдеет. Ккое нонче житье з ббой? – сгоряч выплил строст свою зтенную мысль и см ужснулся скзнному.
Ален испугнно оглянулсь – не слышл ли кто-нибудь еще, не скжет ли ккой-либо холоп «слово и дело». У нее дже здрожли руки.
– Что ты, что ты мелешь, дурк? Двй бумгу!..
Строст, чувствуя свою вину, торопливо вытщил из-з пзухи листок.
– Вот извольте, мтушк, прочитть. Нш поп, отец Яков, нписл.
Возницын криво усмехнулся:
– Кк бы не тк – прочтет!
Он знл – Ален читл только печтное. Писное рзбирл с превеликим трудом.
Возницын ждл: сейчс покличет его н помощь.
Тк и вышло.
Золотой имперторский вензель н лядунке потух – в дверях, зслоняя свет, стл Ален.
– Сш, погляди покормежную. Трофим просит отпустить. Кк ты думешь?
Возницын, нехотя, встл.
– Ежели недород и н месте нечем жить, почему не дть покормежной?
Он вышел в «ольховую» горницу и, не обрщя внимния н стросту, который низко клнялся помещику, сел з стол. Взял четвертушку, коряво исписнную ккими-то бледными чернилми.
– Тут неособенно прочтешь, – подумл он и сел рзбирть нписнное.
«1733 год, вгуст в 15 день, Коломенского уезд, сельц Непейцил, Алексндр Артемьевич Возницын крестьянин Трофим Родионов бил челом господину своему, чтоб кормежную взять итти н волю кормиться черною рботою, где ему пристойно по городм и по селм, по мирским деревням…»
Нписно было првильно.
Возницын глянул н обороте четвертушки:
«…и стростм и соцким и десятским велено держть без всякого опсения, что он вышеписнный крестьянин человек добрый, не солдт, не мтрос и не дргун и не беглый, подлинно Алексндр Артемьевич Возницын беспхотный крестьянин бобыль, отпущенный для скудости своей…»
– Где чернил? – не глядя н жену, спросил Возницын.
Ален зсуетилсь по горнице, торопливо достл с полки чернильницу и перо. Перо было плохо очинено – писли им ни весть когд.
Пок Возницын чинил перо, Ален Ивновн, стоя у стол, продолжл говорить стросте:
– А не убежит он вовсе куд-нибудь? Гляди, знешь ли этого человек? З него нм приходится по осьми гривен в год плтить. Утечет – с тебя допрвлю! У нс вот тк, у мменьки, еще при цре Петре, дли вольному человеку ссудную зпись в десяти рублях. Обещл з тую ссуду жить вечно в холопстве, потом – кк в воду кнул. Ищи его. Теперь ни десяти рублев, ни холоп!
«Дур-бб!» – подумл Возницын.
– Тк то ж ссудня, кбльня зпись, – скзл он, – это – покормежное письмо. Никуд он не денется!
И стл подписывть бумгу.
В это время н дворе зляли собки.
Ален глянул в окно.
– К нм кто-то н тройке!
Возницын сунул стросте подписнное покормежное письмо и кинулся в темную плту приодеться – он ходил дом в рубшке с косым воротом и в бшмкх н босу ногу.
Возницын был рд приезду неожиднного гостя. Ему ндоело сидеть с этим ббьем – не c кем слов молвить: с женой не до рзговоров, Нстсья Филтовн все норовит говорить иноскзтельно, чтобы здеть его. Рсскзывет, кк кто-то принудил жену постричься в монстырь, см потом женился второй рз.
Возницын одевлся и слушл, кто приехл.
Приезжий н крыльце говорил уже с Аленой. Это был князь Мсльский.
«Кк его принесл сюд нелегкя. Ведь, он же в лейб-гврдии Семеновском полку, в Питербурхе!» – думл Возницын, нтягивя стрые лкировнные с рструбми, квлергрдские споги.
– Ай д Мсльский – опять что-либо выкинул! Ловкч! – усмехнулся Возницын.
Ссор, которя произошл у них пять лет нзд по поводу Софьи, был двно улжен – Возницын сделл вид, что збыл. Мсльский приехл н свдьбу, винился, что был в тот рз пьян. Возницын примирился с ним.
– Что с него взять: бхрь!
– А где же это нше блгородие, господин кпитн-лейтеннт? – говорил князь Мсльский, входя в «ольховую».
– Он – дом в зтрпезном ходит, должно, суплеверст этот ндевет, – скзл весело Ален Ивновн.
Возницын вышел в «ольховую».
– Вот и я! Ты это, князь, кким ветром? Что здесь делешь? – здоровясь с товрищем, спросил Возницын.
– Ездил осмтривть свои монстырские вотчины. Дй, думю, мирян проведю, кко живут!
– Д нет, не шути, скжи в смом деле!
– А вот рньше попотчуй, поднеси винц, тогд рсскжу!
– Афоньк! – крикнул по-холостяцки Возницын, подходя к двери.
Ален вся злилсь крской и вскочил с мест.
– Д, ведь, я уже скзл! Сиди, без тебя поддут!
Он был здет тем, что муж будто не змечет ее присутствия, будто в доме нет хозяйки.
– Вот видишь – и получил! – улыбнулся Мслыский.
Ален, шгнул в сени, но в дверях столкнулсь с Нстсьей Филтовной: Шестков, рсствив руки, несл н подносе грфин, чрки, грибы, свежесоленые огурчики, студень.
Все уселись з стол.
Ален сидел, крсня от возмущения и не глядел н муж – не могл ему простить обиды.
Возницын, не обрщя н нее внимния, рзливл по чркм вино, улыблся.
– Ну тк рсскзывй, кк ты попл сюд – поднял он чрку.
Мсльский выпил, крякнул, потер рук об руку и, берясь зкусывть скзл:
– По црицыну укзу нзнчен в Москву.
– Куд?
– В Вознесенский девичь монстырь.
Ален дже отодвинулсь от князя: уж не рехнулся ли человек?
– Кем? – спросил Возницын.
– Игуменом.
– Кк игуменом? – переспросил Ален, и по ее лицу скользнул улыбк – тк нелепо было это нзнчение.
– А очень просто – игуменом.
– А где же вш сестриц, игуменья, мть Евстолия? – спросил Нстсья Филтовн, ндеясь, что поймл князя Мсльского.
– Цриц вызвл ее в Питербурх.
– Зчем?
– Долго рсскзывть. Сестру оболгли. Признться, он, легостно нкзл ккую-то келейницу розгми, т донесл.
– Вот свет нынче кков. Вот оно кк – и з дело не побей! – возмущлсь Ален.
– Нет, тут что то не тк, – смеясь, мотл головой Возницын. – Тебя нзнчить игуменом девичьего монстыря? Д это все рвно что козл – в огород!
– Не веришь? Скжешь – лгу? – спросил Мсльский. – Поедем сейчс со мной, см увидишь.
Возницын с удовольствием ухвтился з это предложение. Сидеть дом не хотелось.
– А что ж, охотно съезжу!
Ален Ивновн неодобрительно посмотрел н муж: послезвтр уезжет в Питербурх и не может последние дни посидеть дом.
– Ну, ты кк? Когд в Питербурх? – спросил Мсльский.
– Послезвтр. Торопят ехть. Произвели в кпитн-лейтеннты, дли не в зчет полное месячное жловнье, не доверяют ншему брту, бывшему квлергрду. Не хотят, чтоб мы в Москве зсиживлись, – ответил Возницын.
– А зчем ты прошение Черксского подписывл?
Возницын мхнул рукой.
– Сдуру подписл. Я в это время стоял н круле у гроб его величеств, ты же помнишь. Пришел см Ягужинский – сунул перо в руки – пиши! Ну тк вся нш смен, тридцть шесть квлергрдов, и подписл. А ты где в это время штлся, что тебя не было в печльной зле?
– Я только что сменился и ушел к фрейлинм! – улыблся, победоносно оглядывя всех, Мсльский.
Он выпил чрку водки, зхрустел огурчиком и скзл:
– Помнишь, Сш, кк ты мне говорил тогд: Анн Ионновн льготы шляхетству дст, в службе лет посбвит! Ан нет: послужить, видно, нм еще!
– Тогд все тк думли, – ответил Возницын.
– Ну, ступй одевйся! Мне пор ехть – к вечерне ндо поспеть.
Возницын встл из-з стол и ушел в темную.
– Ндевй квлергрдское – покрсуйся нпоследок. В Питербурхе снов в бострок влезешь! – крикнул Мсльский. – Ты у меня будешь в роде нместник. Монхини и тк испужлись, кк увидели меня, теперь – совсем бед. Чего доброго, н твой супервест, н Андрея первозвнного, креститься будут!
Ален Ивновн сидел хмуря.
– А вы, приятельниц моя, сестриц, похудели что-то. Вм бы ндобно дородничть! – скзл Мсльский, глядя н Алену Ивновну.
– Будешь тут дородной от ткой жизни, – буркнул Ален, потупясь.
– Не сердись, Аленушк, я ночью вернусь. Ндо же посмотреть, кк князь в обители спсется, – скзл Возницын, выходя в «ольховую».
Он был в прдной квлергрдской форме – в кфтне зеленого сукн и поверх него в лом супервесте, с вышитой н нем серебряной звездой Андрея первозвнного.
Ален не вытерпел – взглянул н муж – и тотчс же отвернулсь. Высокий, сероглзый, с небольшими русыми усикми – он был очень недурен.
И это еще больше укололо ее.
Возницын подошел, положил руку ей н плечо. Ален тряхнул плечом, желя сбросить с него крепкую мужнину руку, но все-тки посветлел.
– Послезвтр в дорогу ехть, дом посидел бы, он… – нчл он.
– К ночи я вм, Ален Ивновн, его отошлю – в монстыре н ночь не оствлю, – скзл Мсльский, вствя. – А ежели и зночует у меня, я его в келью к Сукиной отпрвлю – ей без двух годов сто лет, – смеялся Мсльский.
Звеня шпорми, они вышли из горницы.
– Вот тк: дом сидит – либо в книгу нос воткнет, либо ходит туч-тучей. А чуть куд из дому ехть, – срзу и повеселел, – говорил Ален Ивновн Шестковой и монхине Стукее, которя выползл из «дубовой» и, глотя слюну, с ждностью глядел н грфин с остткми вин.
– В Москву с охотой ездит, – продолжл жловться Ален Ивновн.
– А нет ли тм ккой-либо ззнобушки? – спросил Нстсья Филтовн. – Ты бы, мтушк, рзведл б!
– Нет я думю…
– Ой-ли? А к тебе кк он, ?
– Никк.
Ален встл и вышл из горницы.
– Связлся с книгми, оттого бб и сохнет. Неслдко ей. Вот дже чужой человек, князь Мсльский, приметил: высохл, крсы мло, – говорил монхиня.
– Дл бы бог дородность, з крсотой дело не стнет! Он в девкх ккя ягод был! – скзл Нстсья Филтовн.
Ален вошл в горницу. З ней бежл дворовя девушк.
– Убери, спрячь! – велел Ален Ивновн.
– Мтушк-брыня, Ален Ивновн, что я скжу, – подошл к Алене монхиня, когд девушк ушл из горницы. – Послухй меня, зню я одну трвку… Вернется любовь…
Ален Ивновн сидел, глядя в окно. Молчл.
– А ты про ккую трвку говоришь, мть Стукея? – спросил Шестков. – Про «црские очи»?
– И «црские очи» помогют, д все-тки они больше от того, когд человек обнищл очми. А вот есть трвк – кукоос. Собой синяя, листочки н ней, что язычки – пестреньки, корень н двое: один – мужичок, другя – женочк. Мужичок – беленек, женочк – смугл. Когд муж жены не любит, дй ему женской испить в вине – стнет любить…
– А где ж тя трвк рстет? – обернулсь к Стукее Ален Ивновн.
– По березничку, мтушк, по березничку! Я зню. Ты мне только вин дй, я – нстою!..
III
Кк и ожидл Возницын, поездк с князем Мсльским выдлсь знятня.
Блговестили к вечерне, когд они приехли в Вознесенский девичь монстырь. Н блговест из всех келий спешили в хрм монхини.
Возницыну не хотелось итти в церковь, но Мсльский уговорил его:
– Пойдем. Вечерня, ведь, короткя, я зню – не рз выстивл с сестрой в Рождественском монстыре. Зто увидим всю мою обитель целиком: есть ли тут пригожие чернички, или нет!
Возницын мло это знимло, но, уж поехв с князем, приходилось делть то, что говорил Мсльский.
Они пошли в церковь.
Церковь уже был полн монхинь – они стояли черными рядми.
В стороне, н коврике, перебиря пльцми рковинные четки, ждл высокя келрш мть Асклид.
Служб не нчинлсь.
Кк только князь Мсльский и Возницын стли н ковер, келрш чуть нклонил голову в черном клобуке: протопоп глядел с првого клирос.
Вечерня нчлсь.
Князь Мсльский стоял, вытянув шею, – смотрел вперед н првый клирос, н котором виден был хор и миловидня мленькя головщиц хор. Длинный нос Мсльского точно принюхивлся.
Мсльский глзми покзывл Возницыну н клирос и подмигивл: мол, змечй!
Возницын конфузился и не знл, кк себя держть. Он стоял н вытяжку, опирясь о квлергрдский плш – стрлся не звенеть своими позолоченными шпорми.
Обок их возвышлсь прямя, строгя мть Асклид. Он глядел только вперед – будто рядом с ней никого не было. Келрш усердно крестилсь, перегибясь пополм тк, что серебряный крест рковинных четок кслся коврик. Изредк, когд левый клирос пел менее стройно, чем првый, сердито сдвигл брови.
Пели с кнонрхом. [30]
Кнонршил чей-то высокий, сильный голос.
– Хороший голос – мы крылошнок позовем в келью, пусть нс потешт, споют! – не вытерпел, шепнул н ухо Возницыну востроносый игумен.
Когд нконец вечерня окончилсь, Возницын повернулся, нмеревясь уходить, но Мсльский здержл его.
Монхини стли прми выходить из церкви. Келрш мть Асклид ушл первой, поклонившись князю Мсльскому. Игумен сделл полуоборот нпрво и стоял, точно принимл прд.
Выствив вперед стройную ногу, которую выше колен плотно обтягивли белые штиблеты с белыми пуговицми, он глядел н эти хмурые лиц стриц и, время от времени, клнялся тк, будто сзди кто-то дергл его з пудреную с черным бнтом косичку.
Мсльский нетерпеливо ворочл головой, ждл когд же проползет мимо него эт струшечья лвин.
Нконец подошли крылошнки.
Князь Мсльский переступил с ног н ногу и откшлялся по-протодьяконски.
Лицо его повеселело.
– Ахтунг! [31] – чуть слышно скзл он, поворчивя голову к Возницыну и облизывя губы.
Крылошнки шли быстрее стриц. Они хоть и робко, но с любопытством быстро взглядывли н великолепного игумен и его рослого нрядного товрищ, смиренно клнялись и исчезли в дверях.
Возницын зметил: н некоторых лицх был чуть сдерживемя улыбк.
Возницын чувствовл себя неловко. Он смотрел н ковер, н золотой с черным шелком шрф Мсльского, н тупые носки новых бшмков князя, прикидывя в уме – «, ведь, Мсльский оствил квлергрдские позолоченые шпоры – гусь-прень!» – и лишь изредк подымл глз.
Когд в церкви остлись только соборня д свечня стрицы, Мсльский пошел к выходу.
– Ну, сейчс – стомх рди – зкусим! – говорил он, идучи в келью.
В келье их встретил рябя, некрсивя келейниц, которя прибирл игуменские покои. Увидев игумен, он вся зрделсь, низко поклонилсь и, кк только Мсльский и Возницын вошли в келью, шмыгнул поскорее з дверь.
– Ах ты, дьяволиц стоеросовя, мть Асклид! Видл, ккую крлю мне подсунул? Звероподобный лик! Вот ткой-то, действительно, только в обители хорониться ндобно! Нет, шлишь, сестриц! Я себе келейницу подыщу помоложе и зрком получше! – говорил князь Мсльский, отстегивя портупею и ствя шпгу в угол, где когд-то стоял посох игуменьи.
– Что, отче Алексндре, может, в трпезную пойдем? – спросил, шутя, Мсльский.
– Что ты, что ты, уволь! – змхл рукми Возницын.
– Не бойся – см не пойду! – смеялся игумен. – Чего мы тм – кпусты д прогорклого конопляного мсл не видли? Довольно н корблях ннюхлись! Нм сюд ужинть принесут.
С ужином трпезные не зствили ждть – две келейницы внесли рзную снедь. Сзди з ними шл небольшя, плотня, лет тридцти моншк – чшниц, мть Гликерия. У нее были черные плутовские глз и небольшие усики, точно у грдемрин.
Он ствил н круглый ясеневый стол посуду, вполголос покрикивя н келейниц:
– Груня, двй сюд! Хлеб-то сколь принесл!
Когд весь стол был уствлен яствми, келейницы вышли, мть Гликерия поклонилсь Мсльскому и Возницыну:
– Милости просим откушть!
– Сш, это – мть Гликерия, моя стря знкомя. Мы с ней еще у «Трубы» вино пили!
– Д господь с вми, князь! – хихикнул мть Гликерия. Мсльский подошел к столу и в мгновение оценил все блюд – крсей в мсле, провую стерлядь, белужье горлышко в ухе, пироги долгие, пышки, кисели и скзл:
– Мть чшниц, в нвечерии – см ведешь – хорошо единую крсоулю [32] вин выпить: стерлядь, ведь, естество водоплвющее. Сухоядение нм, гврдии, не по реглменту!
Мть Гликерия только улыбнулсь, тряхнув тройным подбородком.
– Все з?годя припсено – еще вы з вечерней стояли, я уж догдлсь. Н то и чшниц! – скзл он и пошл во вторую игуменскую келью.
Мть Гликерия вернулсь оттуд, неся объемистый кувшин.
– Не угодно ли испить ншего монстырского квску!
Мсльский перевернулся н кблукх и, щелкя шпорми, пропел бсом:
– И не упивйтеся вином, в нем бо есть блуд!..
А мть Гликерия уже доствл из поствчик, оклеенного золоченой бумгой, досткны и чрки.
Мсльский потянул чшницу з руку:
– Сдитесь, мти Гликерия, у нс з презус, в середку!
– Д что вы, князь! – притворно отмхивлсь мть Гликерия, см уже протискивлсь з стол.
Трпез нчлсь.
Мть Гликерия усиленно подливл обоим офицерм, но не збывл и себя.
– А хорошо, ведь, у нс в обители поют! Не првд, Сш? – обртился к Возницыну Мсльский.
– Хорошо.
– Этот дикон только плоховт: кк козел недорезнный блеет! Сюд бы ткого, чтоб… А ведь, знешь, у меня голосин! Кк бывло подм комнду, – по всей Ярковской гвни слышно. «Мтрозы, не шуми, слушй комнды»! – зревел Мсльский.
– Ой, оглушил! – зкрывя уши рукми и откидывясь к стене, скзл румяня от вин мть Гликерия.
Мсльский нклонился к ее уху и еще пуще прежнего зкричл:
– Мтрозы н рйне, слушй! Рзвязывй формрсель и сбрсывй н низ! Отдй нок-гордины и бк-гордины формрселя! Сбрсывй с мрс фор мрсзеил!..
– Помилосердствуй, вся обитель сбежится, подумют игумен изумился, стл дьявол кликть! – остнвливл его мть Гликерия.
– А что, вжно комндую? А знешь, Сш, я морскую комнду н зубок помню, сколько лет прошло с тех пор, кк комндовл! Мти Гликерия, кк бы это нм позвть сюд головщицу и ту, которя кнонршил?
– Это крылошнку Анимису?
– Вот, вот – Анимису! Пусть бы здесь что-либо спели.
– Отчего же, я сейчс, – скзл мть Гликерия, вылезя из-з стол.
Он вышл в коридор и скзл рябой послушнице, которя в ожиднии прикзний стоял у двери.
Не прошло и нескольких минут, кк з дверью послышлось:
– Во имя отц…
– Ами-инь! – возглсил подвыпивший князь Мсльский.
В келью, робея и выпиря друг друг вперед, вошли две крылошнки – миловидня головщиц Агрфен и высокя светловолося Анимис.
Они стли у порог, не смея войти дльше.
Мсльский выскочил из-з стол и потщил их к лвке.
– Сдитесь, поешьте!
– Премного блгодрствуем, мы только что из трпезной – скзл головщик.
– Что вы ели – кшу д овсяный кисель! От этого и голос не подшь. Съешьте-к лучше стерлядочки! – потчевл Мсльский.
Крылошнки откзывлись.
– Ешьте – я вш игумен! Я вм: велю. Ешьте! – нстойчиво говорил Мсльский.
– Ешьте, девки, не бойтесь! – едв сдерживя икоту, говорил зхмелевшя мть Гликерия. – Д рньше выпейте по чрке, нте!
Общими усилиями крылошнок зствили выпить и поесть.
– Ну вот теперь спойте что-нибудь, – скзл чшниц.
– Что петь, мть Гликерия, – спросил головщиц, – стихири или, может быть, кнон псхльный?
– Ккое тм стихири! Пойте мирское!
Крылошнки испугнно переглянулись.
– Мирские песни нельзя петь: грешно, – скзл серьезно Анимис.
– Я тебе прощю, понимешь! Я – игумен. Я прощю! Пойте! – кричл Мсльский. – Пойте, не то – муку сеять пошлю! – стукнул он кулком по столу и востренькие глзки его сузились.
Крылошнки робко зпели:
„Я вечор молод во пиру был,
Ни у бтюшки, ни у мтушки,
Я был в гостях у мил дружк,
У мил дружк, у сердешнов...”
Мсльский сидел, уронив голову н руки, слушл. Потом вдруг выскочил из-з стол тк, что попдли чрки, досткны.
– Девки, жрь плясовую! – скомндовл он.
Анимис поперхнулсь, головщиц, не смущясь, звел:
– Ах, брыня, брыня…
Князь Мсльский пошел по келье, звеня шпорми.
– Эх, чорт, жлко – бллйки нет! – кричл он.
Возницын глядел с удовольствием – Мсльский всегд хорошо плясл.
– Ну, что сидишь, Гликерия?! – крикнул Мсльский, идя с кблук н носок.
Черноглзя чшниц улыблсь, вопросительно поглядывя н Возницын. Ей, видимо, двно уже не сиделось н месте.
– Помогите игумену! – скзл Возницын.
– Э, бог простит! – мхнул рукой Гликерия. – Девки, сыпь веселее!
И, выхвтив из крмн плток, он пвой поплыл вокруг игумен. Глз ее стли молодыми и здорными. Он вот-вот приближлсь к нему, лукво поводя плечми, обжигл взглядом и ловко уходил в сторону.
А Мсльский легко шел з ней вприсядку. Его косичк, оплетення черной шелковой лентой, смешно дрыгл н спине в ткт тнц. Мсльский щелкл пльцми по белым штиблетм, звенел шпорми, стучл кблукми.
Лмпдки у обрзов беспомощно мигли, в поствчике, стоявшем в углу, дребезжл посуд.
Мсльский, то и дело меняя коленц, без устли вертелся волчкм по келье. Мть Гликерия едв увертывлсь от него. Пот ктился с нее грдом. Нконец он не выдержл: ускользнув от нседвшего н нее неутомимого игумен, он шмыгнул боком в открытую дверь второй игуменской кельи.
– Ох, не могу! Ох! – слышлся ее голос.
Мсльский тк и вктился присядкой следом з ней в темную келью.
Крылошнки, точно по уговору, порхнули з дверь.
Возницын улыбнулся – время было уходить и ему, но из кельи тотчс же выскочил потный игумен.
– А где ж они? Убежли? Я их!..
Он широко рспхнул дверь и выбежл в длинный, полутемный монстырский коридор.
IV
У Софьи целый день ушел н хлопоты – он ходил н Арбт з своими вещми, оствленными у Мишуковых, зтем пошл рзыскивть дом Шереметьевых, который он смутно помнил с детств.
Ндо было подумть о тм, кк жить дльше – долго оствться в Вознесенском монстыре Софье не хотелось, тем более при тком игумене.
Осторожно, не нзывя себя, Софья рзузнл у грфской челяди, что грф и грфиня в прошлом, 732 году, выехли вслед з двором в Питербурх.
Софья вернулсь в Вознесенский монстырь вечером. Когд он пришл в трпезную, судомойки, гремя оловянными чшкми, собирли со столов грязную посуду.
Софья пристроилсь н крю стол, быстро поужинл и пошл к себе в келью.
Войдя в полутемный монстырский коридор, он услышл пение. Дв молодых женских голос стройно пели: «Я вечор молод во пиру был…» Пение доносилось с того конц коридор, где жил игуменья.
– Вот до чего дошло: у смой игуменской кельи чернички мирские песни рспевют, – подумл Софья, проходя к себе.
Спть Софье еще не хотелось. Он нмеревлсь побеседовть со своей веселой сожительницей, сестрой Кпитолиной, которя знимл вторую, смежную келью.
Но в келье Кпитолины было тихо. Софья приоткрыл дверь и при слбом свете лмпдки увидел – толстя Кпитолин спл.
Софья зкрыл дверь и зжгл свечу – он решил немного привести в порядок свои вещи, принесенные от Мишуковых.
Софья уклдывл вещи и думл о том, что ждет ее впереди.
Что сулит ей жизнь у Шереметьевых?
Хотя Софья был крепостной крестьянкой, но до сих пор тк счстливо получлось, что он не чувствовл всей тяготы своего положения.
Снчл Софья жил в монстыре под опекой мтери Серфимы, потом – в доме у кпитн Мишуков.
Кпитнш был строгой, требовтельной госпожой, но к Софье, нствнице своего бловня Коленьки, он относилсь снисходительнее, чем к остльным слугм. Особенно он дорожил Софьей з рубежом, потому что см не знл языков, Софья же говорил по-польски и по-еврейски, к отъезду в Россию свободно объяснялсь и по-немецки. И, в общем, у Мишуковых Софье жилось сносно.
Но кк придется жить у грфини? Шереметьевские дворовые не хвлили своей брыни. Приходилось ожидть всего.
Грфиня может не посмотреть н то, что Софья обучлсь в монстыре, что служил нствницей, сделет ее сенной девушкой – быть н побегушкх. Или выдст з ккого-либо строго пьяницу, купор, с которым не о чем и слов молвить и который стнет еженедельно тскть жену з волосы.
А, может, грфиня просто отпрвит Софью куд-либо в подмосковную деревню обыкновенной здворной крестьянкой.
Это – после всех нук, после рубеж!
Вспомнился рубеж.
Софье живо предствились тесные улички Вильны, вечерние колокол костелов и коленопреклоненные молящиеся у Острой Брмы. Здесь всегд у одной из них, нетерпеливо позвнивя шпорми, поджидл ее улнский подхорунжий. Здесь он клялся, что убьет себя, если Софья не полюбит его.
Вспомнился длекий прусский Кенигсберг – Длиння Кнейпгофскя улиц с узкими и высокими – в пять этжей – стрыми домми, с крсными кирхми, улетющими ввысь остроконечными бшенкми и шпилями, вспомнился Гбербергский форштдт, где в доме купц Меер Рыхтор, они жили.
Вспомнилось, кк во время ежегодной ярмрки, под Петров день, он с черноглзым сыном хозяин, Иском, бродил среди многотысячной, шумной, веселой толпы, смотрел н площди комединтов, и кк Иск тогд же купил в подрок Софье немецкое зеркльце в серебряной опрве, вечером у зеленого подъемного мост через Прегель умолял Софью выйти змуж и плкл, точно ребенок.
– Может, и стоило бы остться тм, не ехть нзд в Россию? – ехидно скзл ккой-то голос.
Но Софья усмехнулсь – он знл себя: н одном месте долгое время ей было не усидеть.
Ее тянуло куд-то. И тогд ее тянуло в Россию! И только в любви ее привязнность был сильнее: он многими увлеклсь, но любил, думл об одном – Возницыне.
Софья решил звтр же с утр пойти и отыскть московский дом Возницыных.
Он зкрыл сундучок и стл стлть н ночь постель, когд дверь широко рспхнулсь и в келью кто-то стремительно вбежл.
Софья обернулсь. Тк и есть – он этого ждл – перед ней стоял пьяный игумен, востроносый князь Мсльский.
Софья нисколько не удивилсь его появлению. Он знл: живя в одном монстыре, они, рно или поздно, должны были встретиться.
А Мсльский опешил от неожиднности. Он моргл пьяными глзми, точно не зня, сон это или явь.
– Софьюшк, вы у меня в обители? – обрдовнно кинулся к ней Мсльский.
– Нет. Я только проездом остновилсь здесь н сутки. Звтр еду в Питербурх!
– Зчем вм ехть? Оствйтесь у нс. Мы с вми слвно зживем! Я тут – игуменом. Что хочу, то и сделю! Хотите поствлю вс келршей? – говорил он, целуя ее руку и пытясь обнять Софью.
– Теперь не обмнешь, это не в Астрхни! – подумл Софья, с отврщением отодвигясь от востроносого князя.
– Оствьте, не ндо! – строго скзл он, высвобождя свою руку и отступя в сторону.
Востроносое курье личико князя передернулось злобой.
– А, згордилсь, мишуковскя девк! Збыл, кк в Астрхни со мной блудил! – уже повышл голос рссерженный игумен.
Софья быстро сообрзил – окриком можно испортить дело. Нужно инче.
– Нпрсно, князь, лешься, – более лсково скзл он, деля шг к Мсльскому. – Ну, чего хочешь, вше преподобие? – улыбнулсь он.
– Аг, обрзумилсь! То-то. Пойди, я тебя поцелую!.. – потянул ее з руку Мсльский.
Он хотел поцеловть ее в губы, но Софья увернулсь и Мсльский чмокнул в щеку. Софья едв сдержлсь, чтобы не удрить его.
А Мсльский уже обнимл ее.
– Постой, не спеши. Я все устрою! – кк будто испугнно озирясь, скзл вполголос, зговорщицким тоном Софья: – Тм, – он кивнул н дверь в келью: – черничк сидит. Я ее вышлю, и мы с тобой остнемся вдвоем!
Софья решил кк-либо вырвться из его рук и бежть, куд глз глядят.
Мсльский пристльно посмотрел н нее (Софья выдержл его взгляд) и, медленно цедя слов, скзл:
– Только не вздумй зкрывться – дверь выломю, хуже будет! – А убегть стнешь – нгоню, н цепь посжу! В подвле сгною.
– Д что ты, дурчок? Я и не собирюсь убегть – перебил он Мсльского, теребя от волнения его белый шелковый глстух.
– Ну ступй. Д поскорее! – скзл он, выпускя Софью из рук. – Гони ее ко всем чертям, не то я ее!..
Мсльский не боялся отпустить Софью в смежную келью. Кк ни был пьян, он помнил, что из кждой кельи выход только один, в окнх всюду – решетки.
Софья шмыгнул в келью Кпитолины.
Зкрыв з собой дверь, Софья тк и остлсь стоять, подпиря плечом дверь – боялсь отойти прочь. Лихордочно сообржл: кк быть?
Зкрыться в келье – выломет дверь, с него стнется.
Спрятться – некуд. В келье, кроме стол, лвок у стены и кровти, н которой безмятежно спл рыхля Кпитолин, ничего не было.
Н печь влезть? Увидит: н печи одн лучин.
Решть ндо было сию секунду, инче – всему конец.
Софья еще рз беспомощно оглянулсь вокруг.
У смой двери, н гвозде, висели клобук и просторные рясы толстой трпезной сестры Кпитолины.
Нендежное, но последнее средство. Авось!
Софья быстро ндел рясу, кое-кк вжл в клобук пышные волосы и решительно отворил дверь. Поклонившись до земли игумену, он, не спеш, вышл из кельи.
Возницын не хотел ждть возврщения князя-игумен. Мсльский пришел уже в ткое нстроение, когд он стновился вовсе непереносимым.
Возницын ндел портупею, взял плш и вышел из кельи.
Он прошел коридор и уже подходил к выходной двери, когд н него нлетел ккя-то монхиня. Возницын невольно схвтил ее з руки!
– Осторожнее.
Они взглянули друг н друг.
– Сшеньк! – вскрикнул монхиня.
Возницын дже не знл, что скзть – тк неожиднн был встреч.
– Бежим скорей отсюд! Он догонит! Бежим! – тщил Софья з рукв Возницын.
– От кого ты убегешь? – спросил он, медленно идя к выходу.
– От Мсльского.
– Ты рзве пострижен? – удивился Возницын и см пришел в ужс от этой мысли.
– Нет! Потом рсскжу! Бежим, умоляю тебя!
Откуд-то издлек, из кельи, слышлся ккой-то истошный ббий крик.
Возницын, придерживя одной рукой плш, поспешил з Софьей.
– Но куд ж ты сейчс идешь? – спросил Возницын, когд они вышли н середину монстырского двор.
Софья остновилсь. Он и см не знл, куд скрыться. Ясно было одно: в монстыре ни в коем случе оствться больше нельзя.
– Куд угодно, только вон из монстыря.
– Идем ко мне, – предложил Возницын.
– Идем!
Они быстро пошли к воротм.
Сторож, сидевший у ворот, увидев подходивших Возницын и Софью, вскочил с мест и услужливо рспхнул клитку:
– Извольте, вше… – нчл он, дльше не знл, кк и продолжть: блгородие или преподобие. – Коли цриц нзнчил офицер игуменом, может быть этот будет келрем, кто их рзберет!
Высунувшись из клитки, сторож глядел вслед этой стрнной пре до тех пор, пок он не скрылсь в темном провле Спсских ворот.
Ключник Кирилл ждл, скоро ли из горницы вернется жен. Они уже спли, когд в ворот кто-то сильно зстучл. Кирилл, крестясь с перепугу, сктился с полтей.
– Кто бы это мог быть ночью? Уж не воровские ли ккие люди? Ночь-то осенняя, темня… А, может, из съезжей избы? Время лихое – з «слово и дело» тщт кого попло!
Окзлось не тк стршно, но необычно: стучл брин, Алексндр Артемьевич. Он пришел пешком, д привел с собою ккую-то моншку.
Алексндр Артемьевич велел принести в горницу вторую постель и повел моншку в дом.
Кирилл и руки рзвел: вот-те н! Никогд з ним этого не водилось.
Жлел одного: не приметил только, кков моншк. Может, кто-либо из Никольского – у Алены Ивновны их много проживет.
Вот теперь Кирилл и ждл приход жены – что он рсскжет.
Нконец, шлепя босыми ногми по полу, вошл бб.
– Ну что? – спросил Кирилл: – Ккя моншк, стря? Из Никольского, поди, кто-нибудь?
– Кк бы не тк, – хмуро отозвлсь бб, ложсь: – Молодя, пригожя стерв. И вовсе не моншк!
– Д полно тебе – см видел: в клобуке и в рясе!
– То был в рясе, сейчс – в немецком плтье. Клобук и ряс н лвке вляются!
– Не инче бегля ккя! Только что ж это ткое? – догдывлся Кирилл.
– Аль не видишь – жен не в лд, вот что! Спи уж! – сердито ответил бб. – Все вы ткие!..
Он был зл – к звтрему прибвилось рботы: брин велел резть курицу и петух, врить гостье обед.
V
Софья бродил с узелком среди бесконечных китй-городских торговых рядов – хотел встретить кого-либо из Вознесенского монстыря: см итти в монстырь боялсь.
Софье ндо было вернуть трпезной сестре Кпитолине рясу и клобук, хотя у Кпитолины они были не последние, и взять из кельи свои вещи.
Возницын рнним утром уехл в Никольское и скзл, что еще до вечер вернется с подводми и они, ничуть не медля, вместе поедут в Питербурх.
Он прикзл ключнику Кириллу без него не впускть в дом никого.
У Софьи болел голов – спл только чс дв после отъезд Сши, долгя вгустовскя ночь вся пролетел, кк одно мгновение. З ночь переговорили, обсудили все. Решили твердо: больше не рзлучться друг с другом никогд.
Возницын не терял ндежды кк-либо освободиться от военной службы («Хоть что-нибудь с собой сделю, уйду!»), рзвестись с нелюбимой женой и жить с Софьей.
– Не дст Шереметьев мне вольную, – убегу з рубеж! – говорил Софья.
Возницын соглшлся н все.
Софья ходил по рядм. Он ходил от Кзнского собор, где были погреб с крсным питьем, где толпились пирожники и квсники, н скмьях сидели ббы со столовыми клчми и молоком, – до смого Врврского крестц.
У Врврского крестц в воздухе стояли смые непохожие, но одинково густые, сильные зпхи дегтя и «поспевшей», т. е. кк следует пропхшей рыбы, чесноку и свежих подошв – с крестц под гору тянулись смые пхучие ряды: в?ндышный [33], луковичный, чесночный, деготный, подошвенный.
Тут дымились блинни и из лвок, где жрили рыбу, несло постным мслом.
Софья ходил и приглядывлсь – не увидит ли ккой-либо знкомой торговки-нсельницы из Вознесенского монстыря, чтобы попросить ее сходить в обитель.
Прежде всего он медленно прошл по тем рядм, где больше всего толклись ббы – по епнечному и кфтнному рядм. Тут, в былое время, торговл бойкя Филтовн. Но ее не было.
Софья глянул нсупротив, в суровские ряды: может, Филтовн перешл туд? Софья прошл все ряды до кршенинного и звязочного – нет ббы.
– Должно быть, умерл. Ведь, двендцть годов я не видел ее, – решил Софья.
Он вернулсь и пошл к ветошному ряду. Тут, нверняк, где либо стоит с рзноцветным ворохом одежды н руке, румяня, рсторопня, говорливя Устиньюшк, у которой когд-то мть Серфим купил для Софьи шубейку н лисьем меху.
Устиньюшк был сплетниц, и Софье неособенно хотелось просить ее об одолжении (придется, ведь, рсскзть вчершнюю историю), но делть было нечего.
Софья едв отбилсь от ккой-то нзойливой торговки, которя предлгл купить дымчтого турецкого тлсу, – и вел ее до смого ветошного ряд.
Устиньи не было.
Софья прошл к щепетильному – вось, где-либо тут или у игольного.
Устиньюшк кк сквозь землю провлилсь.
Софья нверняк знл, что Устиньюшк где-то здесь – вчер утром встретил ее н монстырском дворе, рзговривл. Но нйти ббу в этой толпе, среди шлшей, рундуков и лрей было нелегко.
Софья шл мимо всех этих пушных и чулочных, лпотных и зеркльных, мешиных и тележных рядов и вспоминл, кого еще из нсельниц Вознесенского монстыря, знимвшихся торговым делом, он помнит.
Был длиння, несклдня дргунскя вдов Пелгея Ивновн, торговвшя олдьями. Он торговл с крю овощного ряд – возле нее еще стоял уксусня бочк и чш с перцем. Но н этом месте теперь сидел бб с лукошком – продвл золу, вместо медового – рсположился меловой ряд.
Время шло.
Делть было нечего. Софья решил пойти см в монстырь – будь, что будет.
Нпоследок он все-тки глянул еще в одно место – тм обычно толпился моншеского чин люд – в мнтейный ряд, торгующий рясми, скуфьями, клобукми и ременными соловецкими четкми. Но ни здесь, ни рядом – в свечном и иконном рядх – знкомых монхинь Софья не ншл.
Софья нпрвилсь в Вознесенский монстырь.
По дороге, у Нитяного перекрестк, он увидел румяную Устиньюшку:
– Устиньюшк, ты куд это зпропстилсь? Я тебя ищу-ищу, – скзл обрдовння Софья. – Ты что теперь, здесь стоишь?
– Нет, миля, тм в ветошном. Я стнового квску ходил испить – жр, мочи нет – д и зговорилсь тут. А ты, Софьюшк, чего ищешь? Белил не ндо ль? Мыл грецкого, ль индейского?
– Нет, Устиньюшк. Я к тебе с просьбой. Сходи-к ты в монстырь, снеси этот узелок трпезной сестре Кпитолине и возьми у нее мой сундучок. Он в первой келье стоит. Я сегодня еду в Питербурх.
– А ты почему ж см не хочешь сходить? Аль дружк поджидешь? – ехидно улыбнулсь Устиньюшк.
– Нет, игумен боюсь. Вчер нсилу от него вырвлсь. Кбы не ндел кпитолининой рясы – не убежть бы!
Глз Устиньюшки зблестели – предвиделось что-то интересное.
– Он и к тебе подбирлся, кк к трпезной?
– А что с Кпитолиной? – спросил Софья.
– Ты не ведешь? Умор! Вся обитель сегодня только об этом и судчит. Вчер вечером привез ккого-то своего товрищ – длинноногий ткой, лдный. Нпились в келье с чшницей Гликерией допьян. Игумен высокого оствил с Гликерией, см пошел по кельям искть себе пру. Нбрел н кпитолинину келью. Вошел, он в это время спл, рздевши. Он к ней. Кбы т не соння, они б полюбовно сговорились – Кпитолин не прочь, тут со сн и небо в овчинку кжется. Кпитолин поднял крик. Бб здоровя – не был б трпезня – сбил ншего игумен с ног д через него в одной сорочке тк к келрше Асклиде в келью и влетел. А в рукх у нее прик евоный офицерский с пуклями, с косичкой остлся. Он кк вцепилсь в волосья, тк и вынесл из кельи в беспмятстве. Истрепл, излохмтил. Келейниц келрши до полуночи его звивл д пудрил – Асклид боится игумен: гврдеец, ведь! Сегодня игумен из своей кельи не выходит – только кпусту кислую жрет.
Обе хохотли до слез.
– У тебя сундучишко-то тяжелый? – спросил, утиря слезы, Устиньюшк.
– Нет.
– Двй-кось узелок и стой здесь. Я живо сбегю!
И Устиньюшк пошл протискивться через толпу.
VI
Ален вытягивл худую шею, стновилсь н носки, смотрел то тк, то этк. Хотел в последний рз увидеть своего любимого Сшу.
Но Сш ехл впереди всех, и в глз нзойливо лез этот бестолковый болтун Афоньк, который поместился н смой последней подводе. Свесив ноги с здк телеги, он сидел спиной к лошди и смотрел н удляющееся Никольское. Алене кзлось, что дже н тком рсстоянии он видит улыбющуюся рожу.
– Вот бы ты поближе был, я бы тебя, стервец! – со злостью думл он.
Когд Сш вчер уезжл с Мсльским Ален, конечно, и не рссчитывл н то, что муж вернется домой, кк обещл Мсльский, еще к ночи. Он ожидл его сегодня днем. Но Сш удивил всех: он приехл рнним утром и приехл не угрюмый и недовольный, кк всегд с похмелья, веселый, лсковый. Он нсмешил всех своими рсскзми об игумене и дже не тк, кк всегд, косился н лениных струх.
Ален был бы совсем счстлив, если бы не одно обстоятельство: муж почему-то згорелся – ехть немедленно в Питербурх, хотя отъезд был нзнчен н звтр и не все еще к нему было приготовлено.
– И чего ты, Сшеньк, торопишься? Обожди денек-другой! И крупы нтолкем побольше и колес новые для телеги окуем! Ведь, ты еще вчерсь говорил, что поедешь послезвтр, – убеждл Ален.
Но муж стоял н своем – ехть без промедления.
– Звтр чуть свет уезжет из Москвы Митьк Блудов. Хочу пристть к нему – все ж ндежнее будет ехть. Д и пор собирться – кк бы импертриц не прогневлсь: ведь, см знешь, з нми, бывшими квлергрдми, смотрят! Двно укз дн, чтобы по Москве прздно не штлись! – потупив в землю глз, говорил Возницын.
Хотя в других делх Ален обычно и не очень-то уступл мужу, но тут дело – служебное, военное. Где же с ним спорить!
Кк ни тяжело было, он сдлсь и, переполошив, рзогнв по всему Никольскому с рзными поручениями дворню, стл спешно лдить муж в дорогу.
Но те чсы, что муж пробыл дом, он продолжл оствться лсковым и хорошим. И если бы Ален рньше ( не з обедом) подсунул ему выпить чрку с нстойкой, которую вчер н той трвке сделл Стукея, Ален и впрямь подумл бы, что подействовло приворотное зелье и муж любит ее тк же, кк в первые месяцы женитьбы.
И то, что в долгую рзлуку уезжл он ткой хороший, сейчс еще усиливло ее тоску.
Оттого хотелось еще хоть рзок взглянуть н него. Ален нпрягл глз, но телеги уносились все дльше и дльше и нконец в облкх придорожной пыли совсем исчезли из глз.
Вторя глв
I
Лэди Рондо с нетерпением ждл муж. Он прикзл перенести пяльцы поближе к окну, чтобы видеть всю Нижнюю нбережную.
Сегодня был решительный день – Клвдий Рондо поехл в последний рз говорить с Остермном об нгло-русском торговом трктте.
Все тридцть пунктов трктт двно уже были обсуждены и приняты обеими сторонми. Остлись пустяки – кпризы своенрвной ббы, импертрицы Анны Ионновны. Год тому нзд тк же шл дипломтическя переписк из-з ерунды: русские нстивли, чтобы нглийский предствитель целовл у импертрицы руку, Англия же не соглшлсь: при дворе короля Георг II ткой церемонии не существовло.
Сейчс было другое: Анн Ионновн не соглшлсь именовться в трктте стрым црским титулом и требовл, чтобы ее, кк короля Георг, величли «импертрицей» и «всепресветлейшей и держвнейшей».
Из-з этого вот уже две недели шел спор между Рондо и Остермном.
Клвдий Рондо – по строму торговому опыту – чувствовл: если не соглшться срзу, н этом, в сущности пустяковом вопросе, можно, пожлуй, кое-что зрботть. Он не уступл Остермну, ккие доводы тот ни приводил. Но в то же время Рондо боялся слишком долго тянуть с тркттом – кк бы его не обошли прусски и не вырвли бы из-под носу, кк в 724 году, глвной сттьи договор – поствки солдтского сукн для русской рмии. З последние годы их сукн были лучше нглийских и обходились н 20% дешевле.
Сегодня Клвдий Рондо решил покончить с тркттом – признть Анну Ионновну «импертрицей»: из Лондон збрсывли депешми и эстфетми. Торопили резидент.
– Удстся ли Клвдию перехитрить струю лисицу Остермн? – думл лэди Рондо.
Но кроме этого госудрственного дел, которое в лучшем случе сулило ее мужу только повышение по службе (вось, король Георг II сделет Клвдия Рондо из резидент при русском дворе полномочным министром), у лэди Рондо было свое мленькое предприятие.
Судьб его решлсь тоже сегодня.
Лэди Рондо подл мужу хорошую мысль – взять н комиссию русские кзенные товры, кк это сделл когд-то ее покойный первый муж, консул Урд.
Но Урд плтил з все товры вывозные пошлины, лэди Рондо – з рукоделием – пришл в голову еще более змнчивя и вполне осуществимя мысль: продвть беспошлинные, контрбндные товры. Для этого ндо было прежде всего втянуть в компнию придворного бнкир Иск Леви Липмн, недвно возведенного црицей в звние обер-гоф-фктор.
Лэди знл: когд Анн Ионновн бедствовл в Курляндии н вдовьем пенсионе и зискивл перед всеми, чтобы достть лишнюю копейку, Липмн зчстую выручл ее из беды. Зто сейчс он был в большой милости у црицы и состоял постоянным неглсным советчиком Бирон.
Лэди Рондо не сомневлсь: Липмн соглсится войти в компнию. Но это было только полдел.
По змыслу лэди Рондо в компнию необходимо было втянуть смого обер-кмергер Бирон. Лэди видел: во всех коммерческих оперциях Липмн – будь то поствк серебр н монетный двор или привоз вин из Лифляндии – чувствовлось высокое покровительство.
Клвдий Рондо пользовлся рсположением Бирон. Но лэди Рондо решил еще больше войти в доверие к обер-кмергеру. Он стороной узнл, что грфиня Бирон любит рукоделие.
Лэди Рондо предпочл бы читть Шекспир или Сервнтес, чем сидеть з пяльцми, но делть было нечего. Он терпеливо вышил две покрышки для дивнных подушек, и Клвдий сегодня повез их с собою, чтобы через Липмн передть грфине.
Лэди Рондо было любопытно: понрвится ли ее рбот грфине или нет?
И он, вышивя, с нетерпением поглядывл в окно. Нконец лэди Рондо дождлсь – у дом остновилсь знкомя пр серых лошдей.
Зхлопли двери – нвстречу резиденту бежли слуги. Лэди Рондо позвонил в колокольчик. В зл вошл высокя, светловолося горничня.
– Зтопите кмин, – скзл лэди Рондо, отодвигя пяльцы.
Еще не успели рзгореться сухие дубовые дров, кк в зл влетел розовый с мороз Клвдий Рондо.
Лэди по веселым глзм муж увидл: дело выигрно. Он поднялсь нвстречу мужу.
Клвдий Рондо змхл рукми в кружевных мнжетх:
– Рди бог – осторожно: я – с холод, не простудись!
Но все-тки подошел к жене и нтянувшись (лэди был выше ростом) поцеловл се в лоб.
– Вы змерзли. Сдитесь к кмину! – говорил лэди Рондо подвигя мужу кресло. – Ступйте, Мрт, дров будут уже гореть. Скжите, чтоб нкрывли н стол – мы сейчс идем обедть!
Горничня вышл.
Клвдий Рондо круто повернулся н кблукх (не был бы родом фрнцуз!), подбежл к одной двери, рспхнул ее, посмотрел, не подслушивет ли кто-нибудь, подбежл к другой.
У Остермн всюду, в кждом доме, были уши. Особенно в домх инострнных предствителей, где Остермн ствил для крул солдт. В доме Рондо от прежнего консул остлся целый штт – шестндцть человек. Они все были шпионми Остермн. Ткже нельзя было доверяться прислуге.
– Кк будто никого нет, – скзл он, возврщясь к кмину и сдясь в кресло.
Лэди сел рядм.
– Можно поздрвить? – спросил он, улыбясь.
– Можно, – скзл Рондо: – Липмн сегодня же приедет к нм.
– Брво, брво! – зхлопл в лдоши лэди Рондо. – А кк же с тркттом?
– Подписли, – ответил Клвдий Рондо, поглживя свою фрнцузскую клинышком бородку.
– А титул?
Рондо рзвел рукми.
– Я целое утро проспорил охрип дже – никк не соглшлись титуловть црицу по-строму. Уж я хотел сдться, но Остермн вдруг предложил остроумный выход. «Никто не будет последним» – скзл он. И тк получилось.
– То-есть, кк это? – не понимл лэди Рондо.
– Я недоумевл тк же, кк и вы. Но все окзлось чрезвычйно просто: мы берем тот экземпляр, в котором первым будет стоять титул его величеств короля, зтем титул ее величеств. А русские оствят себе другой, где первой будет титуловться цриц, его величество – потом…
Лэди рссмеялсь.
– Ну и хитер!
– А из-з этого титул я все-тки кое-что выторговл: трктт подписли не н десять, н пятндцть лет!
– Поздрвляю, поздрвляю, – нежно целуя муж, скзл лэди Рондо. – Я всегд знл, что вы хороший делец. Нконец-то мы покончили с тркттом. Теперь можно спокойно зняться своими делми!
Английский резидент при русском дворе Клвдий Рондо похрпывл под стегным тлсным одеялом после целого дня, посвященного коммерции, лэди Рондо – в нрядном кружевном чепчике и шелковом китйском хлте – писл письмо своей приятельнице в Лондон.
Днем писть было некогд, звтр предствлялсь столь выгодня окзия – с курьером отпрвляли королю подписнный трктт «о дружбе и взимной между обеих держв коммерции». Нужно было торопиться, потому что, во-первых, нкопилось много интересных новостей, во-вторых курьер собирлся в дорогу еще до свет.
Лэди Рондо писл:
«Но никто не удивил меня столь, кк придворный бнкир, обер-гоф-фктор Иск Липмн.
Приехв к нм с первым визитом, он кинулся ко мне тк стремительно, что я вообрзил, будто он хочет зключить меня в объятия. Зтем вдруг, остновившись, он нгнулся ко мне тк низко, что я обеими рукми схвтилсь з юбку. Мы об очень смутились, когд г. Рондо выдл меня, то это вызвло общий смех».
Лэди Рондо присыпл исписнный листик песком и улыбнулсь при воспоминнии об этом смешном и конфузном случе.
Когд он, в лучшем своем фиолетовом с серебряной сеткой, роброне и в новом мленьком прике, сделнном придворным куфером Петром Лобри, вошл в зл, с дивн поднялся высокий, немолодой человек в нрядном бледно-розовом тлсном кфтне. Лэди узнл (он неоднокртно видел его при дворе) – это был обер-гоф-фктор Липмн.
Он тк стремительно пошел ей нвстречу, что лэди невольно остновилсь. Подбежв к ней, Липмн вдруг низко поклонился, точно его удрили сзди и он переломился пополм.
Лэди снов улыбнулсь при воспоминнии. В то мгновение ей почему-то стло стршно з свои юбки. Он в испуге прижл обе руки к бокм.
А Липмн уже глядел своими круглыми умными глзми. Он видел, что испугл ее и не знл, кк быть, лэди не предлгл руки, продолжя придерживть юбку.
Нконец он понял свою оплошность – вспыхнул и протянул руку.
Липмн поднес ее к своим полным губм и скзл, скрывя в полупоклоне улыбку:
– Простите, лэди: я, кжется, нпугл вс?
Он готов был провлиться сквозь землю. Взглянул н муж – Клвдий откровенно смеялся.
– Не бойтесь, господин Липмн – только обер-гоф-фктор, не рхитер [34], – скзл он, подходя к жене.
– Я несколько лет живу в этой врврской стрне и, прво, збыл все хорошие мнеры, – улыбясь, ответил лэди.
Он нконец опрвилсь от смущения.
Липмн сдержнно улыбнулся и пострлся тотчс же перевести рзговор н другую тему:
– Я восхищен вшим рукоделием, лэди, не меньше, чем моя госпож, грфиня Бирон. Я передл ей вши рботы. Грфиня приглшет вс послезвтр приехть во дворец…
Это лэди Рондо вспомнил с удовольствием.
– Вот об этом ндо ей нписть.
Он перевернул листок и снов зстрочил:
«Блгодрю вс з прислнные узоры; они сделны очень хорошо, и я совершенно понял то нпрвление, в котором должны быть сделны тени для того, чтобы столбы кзлись с желобкми. Предствляю себе вше удивление, когд вы узнли, что я предпринимю ткую рботу; хотя я очень люблю рукодельничть, но мне смой не нужно ткого огромного узор; он преднзнчлся для грфини Бирон, которя может употребить для рботы много рук. Он большя любительниц вышивния и, узнв, что у меня есть несколько вышивок моей собственной рботы, пожелл их видеть и приглсил меня к себе рботть. Я принял это приглшение с удовольствием по двум причинм: во-первых, г. Рондо может извлечь из этого выгоды, и, во-вторых, мне предствляется случй видеть црицу в ткой обстновке, в ккой инче ее никк нельзя было бы видеть».
Лэди здумлсь: что бы еще нписть? Стршно хотелось поделиться приятной новостью о том, что не ккой-либо лондонский комиссионер Гольден или негоцинты Шифнер и Вульф, см обер-кмергер Бирон принял в их торговом деле учстие. Но об этом, к сожлению, нельзя писть дже и через специльного курьер.
Лэди потянулсь и зевнул. Смое интересное нписно. Что прибвить еще?
Конечно, можно был бы изобрзить сцену, кк он, лэди Рондо, принимл в своей гостиной еще одного еврея.
Когд он опрвилсь от смущения и сел, он увидел у двери второго гостя. Это был стрый еврей в длиннополом черном кфтне и мленькой брхтной шпочке. Все лицо его – от смых глз было покрыто черными, с сильной проседью, волосми.
Он, молч, поклонился лэди Рондо.
Липмн, видя, что лэди смотрит удивленными глзми н незнкомц, поторопился скзть:
– Это мой фктор, Борух Лейбов.
Лэди чуть нклонил голову.
– Сдитесь, реб Борух, – просто скзл Липмн.
Борух Лейбов послушно опустился н крешек стул.
«Об этом после кк-либо нпишу – о двух рзных евреях, – подумл лэди. – Ведь, он-то, этот молчливый стрик, будет зкупть для нс пеньку и лен. Довольно, ндо спть. И тк н восьми стрницх получилось!»
И он дописв последние строки приветствий, стл зпечтывть конверт.
II
Кк Андрей Днилович ни удерживл своего бывшего ученик, Возницын зторопился дмой.
Вечерело. Ндо было возврщться к себе, в Переведенские слободы: могл притти Софья – он, большею чстью, приходил под вечер, когд грфиня Шереметьев уезжл куд-либо из дому.
Возницын сунул в крмн шинели книжку, которую дл ему почитть Фрврсон, попрощлся и вышел.
Он спустился н Неву и пошел по льду нпрямик к Адмирлтейству.
Возницын шел и думл о том, что произошло сегодня. Сегодня он ходил н освидетельствовние к лекрю Военной Коллегии Гердингу. Гердинг признл, что Возницын не способен к воинской службе.
Возницын шел и улыблся.
– Неужели взпрвду удстся освободиться от этой проклятой, двно опостылевшей службы?
От флот он кое-кк уже освободился: его неделю тому нзд «з незннием морского искусств» вычеркнули из списков флот и отпрвили в Военную Коллегию для определения в рмейские сухопутные полки.
С первых же дней приезд в Снкт-Питербурх и вторичного зчисления Возницин во флот, Адмирлтейств-Коллегия все время стрлсь продвинуть кпитн-лейтеннт Возницын по службе.
Коллегия, видимо, действовл по предписнию импертрицы, которя хотя и не очень доверял бывшим квлергрдм, но все-тки помнил, что во время переговоров с верховникми квлергрды стли н ее сторону.
Возницын не опрвдывл доверия Адмирлтейств-Коллегий – он нрочно вел себя тк, точно, был не кпитн-лейтеннтом, дек-юнгой, который без году неделю во флоте.
Целый год, куд бы ни нзнчл его долготерпеливя Адмирлтейств-Коллегия, он нстойчиво употребил н то, чтобы докзть, что он нисколько не сведом в морском искусстве.
У сотоврищей его поведение вызывло общее недоумение. Врги посмеивлись з глз нд ним и нзывли дурком, друзья – предостерегли, говоря, что импертриц может нконец рзгневться. Но Возницын упрямо гнул свою линию.
И, в конце концов, он добился: с флотом было покончено нвсегд. Оствлось кк-либо уйти из рмии.
Возницын соствил себе определенный плн: он освобождется от военной службы, рзводится с нелюбимой женой, выкупет у грф Шереметьев Софью и они женятся.
Итк, думя о Софье, о своем плне, который понемногу нчл уже выполняться, Возницын дошел до Переведенских слобод.
Кждый рз, кк Возницын возврщлся откуд-нибудь домой – со службы или от милейшего стрик, Андрея Днилович Фрврсон, с кем он охотно беседовл и у кого попрежнему брл книги, – Возницын ждл, что в крохотном зеленовтом оконце его горницы он увидит черные косы и голубые глз.
И теперь, проходя под окнми мленького домик, где он жил, Возницын глянул в верхнюю, незмерзшую чсть стекл. В горнице сидел один денщик Афоньк – он рстпливл печь.
У клитки Возницын встретился с смим хозяином, столяром Прфеном, крепким, жилистым стриком, от которого всегд пхло смолкой.
– Куд это тк, н ночь глядя? – спросил он Прфен.
– Н рботу, вше блгородие, – ответил Прфен, двя брину дорогу.
Возницын остновился.
– Рзве и вечерм рботете?
– Не токмо вечером, до смой полуночи, бтюшк-брин. Теперь к прздникм у нс смый сенокос!
– Это к новому году?
– Д кбы один новый год, то и Крещенье, и восшествие н престол, тм – глядишь и день нгел, 28, н второй день после Сретенья – тезоименитство, – рздельно выговорил обстоятельный Прфен. – Почитй, цельный месяц во дворце прздники д веселье, нм, холопм, рбот…
– Что, крсивый фейерверк нонче готовите?
– Думю, что неплохой. Одних досок больш двух тыщ от голлндских пивоврен привезли. По копейке з штуку з доствку плочены – сми извольте подумть! А сколько другого мтерилу – стрсть. Для огней что-то больш полуторст пудов говяжьего сл припсено!..
– Придется сходить посмотреть, – скзл Возницын, идя к дому.
Он прошел мленькие сени и вошел в небольшую, чистенькую горенку. Стол, кровть, несколько стульев – все хотя и незтейливой, но добротной рботы смого хозяин Прфен. В углу полк с книгми.
Возницын любил эту свою тихую, скромную горницу. А сейчс, в вечерних сумеркх, при свете топившейся печки, он кзлсь еще более уютной.
Он бросил шинель и шляпу подбежвшему Афоньке, , см взял книгу, принесенную от Фрврсон и сел к печке. Пок Афоньк нкрывл н стол, Возницын перечитывл эти, понрвившиеся ему, стихи:
Стой кто хочет н скользкой придворной дороге,
будь сильным и любимым при црском чертоге.
Стрйся иной всяко о высокой чести
ищи другой чтоб выше всех при цре сести…
Но мне в убогой жизни люб есть покой слдки,
дом простой и чин низкой, к тому же убор глдки…
Эти строки словно были нписны им смим.
Возницын лежл н постели после обед, когд пришл Софья. Он кинулся к ней, помог рздеться, усдил у печки и срзу же стл выклдывть свою рдостную новость.
– Меня сегодня доктор Гердинг признл негодным к воинском службе. Срзу после нового год будет комиссия и все решится. Я уверен, что меня освободят вовсе. Вот-то будет хорошо, првд?
– Хорошо, – кк-то безучстно проронил Софья.
– Что с тобой, Софьюшк? Ты чем-то огорчен? – обнял ее Возницын.
Софья н секунду зкрыл лицо рукми, потом тряхнул головой, точно сбрсывя ккую-то тяжесть.
– Ничего! Эт проклятя стря дур сегодня удрил меня з то, что я нечянно уколол ее булвкой. Примеривл н ней юбку, он не стоит н одном месте, все хочет скорее к зерклу бежть!..
– Удрил? – вскочил Возницын.
Бить ее, Софью, – это кзлось Возницыну чудовищным. В ту минуту он совсем збыл, что кое-когд, в сердцх, двл Афоньке подзтыльник.
– Я не вынесу, уеду! Убегу куд-нибудь, в Москву, – говорил Софья, печльно, глядя н тлеющие угольки.
Возницын, помрчнев, шгл из угл в угол. Все рдостное нстроение пропло.
– Меня освободят. А не освободят по этим болезням, что нписл Гердинг, я себе плец отрублю. Что угодно сделю, но освожусь! – скзл он, ложсь н кровть.
С минуту об молчли.
Софья, опустив плечи, глядел в печь. Возницын лежл, подложив под зтылок руки.
Софья встл, подошл к постели, прижлсь щекой к щеке Возницын:
– Зню, Сшеньк, что и тебе не слдко. И чего ты связлся со мной, с холопкой? Бросил бы лучше!
– Змолчи! Кк тебе не стыдно! – силился привстть Возницын, но Софья целовл его:
– Хорошо, хорошо. Верю, что любишь, милый мой!..
III
Андрюш Дшков, збыв свой возрст и чин, бежл по лестнице, кк юнг, шгя срзу через три ступеньки.
Рдовться было от чего – Адмирлтейств Коллегия только что постновил отпустить лейтеннт Андрея Дшков н год, до предбудущего 736 год, в свой дом, «поелику допускют конъюнктуры».
Андрюш сегодня утром приехл с корбля в Снкт-Питербурх, в котором тк долго не был: в плвнии и в походе к осжденному русскими войскми Гднску – незметно прошел целый год.
Теперь до отъезд в рспоряжении Дшков оствлось несколько чсов – подводы отпрвлялись в Москву после полудня. Вещей у него было немного – один мешок, в котором лежло бельишко, стрый бострок, новые желез для ловли лисиц д фунтов двдцть пороху, которого Андрюш рздобыл по-приятельски у констпеля. [35] (Покупть порох было хлопотно – продвли из Артиллерии, смотря по человеку и состоянию по четвертушке фунт.) Мешок Андрюш зблговременно оствил в удобном месте, чтобы с ним поменьше тскться – в Адмирлтейской крульной, у знкомого дежурного лейтеннт. Словом, сейчс Андрюш мог смело итти проведывть дорогого зятя, Сшу Возницын.
В последний рз Андрюш видел Возницын осенью 733 год, когд он только что приехл из Москвы после службы в квлергрдх. Сш был весел и доволен, что снов попл во флот, и они тогд, помнится, изрядно выпили.
Жил Возницын н строй квртире, в доме у вдовы-сестры, Мтрены Артемьевны Синявиной.
Выйдя из Адмирлтейств, Андрюш тк и пошел нпрямки по лугу.
Когд-то здесь шумел морской рынок, у петровского кружл толпились в прогоревших кожных фртукх дмирлтейские кузнецы, осыпнные опилкми плотники и пел песни ккой-либо подгулявший финн, пропивя проднный воз сен.
А теперь н площди – ни кбк, ни рыночных шлшей. Ровное, покрытое снегом, белое поле.
Кикины плты – перестроены, мзнки, где помещлись млдшие не-грдемринские клссы Морской Акдемии, и цейхгуз – снесены. Все это вобрл в себя зимний импертрицын дворец.
По лугу ко дворцу шл проезжя, выглження сння дорог и в рзных нпрвлениях колесили пешеходные тропы.
Был морозный, солнечный день. Пощипывло з уши.
Андрюш шел, с удовольствием ощущя под ногми прочную землю, – ему ндоели эти неверные блтийские хляби.
Он с нежностью глядел н чистый снег – его не знимл дворец, у которого стояло несколько богто-убрнных сней. Вон к Большой Перспективной дороге бежли собчьи следы и у кучи полузнесенного снегом кирпич, оствшегося от кружл, четко обознчлсь н снегу мелкя цепочк мышиных следов.
«Вот в ткое утро н зйчишек пойти!» – думл он.
Андрюш прошел луг и свернул к Мье.
В доме покойного дмирл Ивн Акимович Синявин его встретил см хозяйк, высокя, сероглзя Мтрен Артемьевн.
– Сш дом? – спросил Дшков, здоровясь с ней.
– Входите, Андрей Ивнович, – приглсил его в комнту хозяйк.
Андрюш потопл еще по рогоже, чтобы получше оббить с бшмков снег, и вошел в комнту.
Голубя изрзцовя печь, две-три лндкрты н стене, овльное венецинское зеркло, посреди комнты – широкий дубовый стол, стулья с кожными сиденьями.
Все чисто, опрятно.
– Сш у меня не живет, – скзл Мтрен Артемьевн, сдясь.
– А где же он?
– Не зню. Кк в прошедшее рождество съехл куд-то, тк с тех пор и глз не кжет. Бртец нзывется…
– А не скзл, куд съехл?
– Нет. Где-то здесь, н Адмирлтейском острову, где – не зню. И кк он устроился, – ведь, всюду солдт полно.
– А почему Сш от вс уехл? – нморщил лоб Андрюш.
– Д кто ж его рзберет: он, ведь, всегд по-своему, все не кк люди… Мы – свои, можно прямо скзть. Сми подумйте, эткя удч человеку: тридцти пяти лет нет еще, уже кпитн-лейтеннт.
– Кто служил в квлергрдх, тех импертриц жлует, – несколько обиженным тоном вствил Дшков.
– Мло того, что произвели – н корбль в помощники к кпитну Армитжу нзнчили. Это не лишь бы куд, н сму «Нтлию». Человек ни рзу порох не нюхл, в море всего однжды был – мой покойный Ивн Акимович силком его вытщил – и ткя честь! Ну, плвл не плвл – не в этом дело, облскн црской милостью, дют человеку ход – ндо бы итти дльше, служить, добивться… А он, прости господи, дурк этот, от всего откзлся! Совсем рехнулся, ровно изумленный ккой!
У всегд невозмутимой, выдержнной Мтрены Артемьевны от негодовния дже порозовели щеки.
Андрюш сидел, брбня пльцми по столу. Сдержнно улыблся.
«Сш – ткой же, кк и рньше был», – думл он.
– Кждому, Мтрен Артемьевн, неслдко служить – лучше в вотчине быть, – скзл Андрюш в зщиту своего друг.
Мтрен Артемьевн искос поглядел н свт.
«Ты тоже, видть, хорош. Тюфяк! Увлень!» – подумл он.
– А вы где ж сейчс? – спросил Мтрен Артемьевн.
– Я был в походе – к Гднску ходили. Теперь Адмирлтейств-Коллегия отпустил н год в дом.
– Вот и хорошо. Жль только, что святки уже проходят. К Всильеву дню, я чй, не поспеете домой?
– Кк поедем – может, и поспею. Зто к Крещенью нверняк попду…
Андрюш поднялся.
– Клняйтесь мменьке и Аленушке. Я ее совсем мхонькой помню. Кк он тм, бедня, одн с хозяйством спрвляется! – говорил Мтрен Артемьевн, провожя свт до двери.
Андрюш Дшков потуже подпоясл полушубок, ндвинул н уши струю отцовскую бобровую шпку и сел в сни.
Бумг Адмирлтейств-Коллегии об отпуске был спрятн в ндежном месте, з семью одежкми, з пзухой; мешок с двдцтью фунтми пороху и новым кпкном для лисиц (глвня ндрюшин поклж) и кое-ккими хрчми был уложен н смое дно сней; зряження фузея (от волков и воровских людей) лежл тут же, рядом – словом, можно было отпрвляться в путь. Тронулись.
Мгновение – и позди остлся весь город: Березовый и Всильевский остров, Адмирлтейство, несклдный импертрицын зимний дворец, дом н Луговой – всё. Вперед – н Большой Перспективной дороге открывлсь ровня линия, выстроенных во фрунт, низеньких, чхлых берез. Кое-где мячили бедные мзнки конюшенных и прочих служителей, д спрв, у смого Зеленого мост через Мью, виднелся шпиц деревянного Гостиного двор.
У Зеленого, узкого мост немного здержлись: с мост спусклсь бесконечня верениц подвод с ккими-то мешкми. Продрогшие ямщики, довольные, что нконец доствились н место, весело понукли лошденок.
Андрюш от скуки глядел н дощтый Гостиный двор, н грязную Мью. Н льду, против мясных и рыбных рядов грызлись, неподелив добычи, голодные псы.
Когд Андрюш въезжл н мост, мимо них, по нпрвлению к Переведенским слободм, быстро прошел ккой-то высокий человек в треуголке и военной шинели. Его фигур покзлсь Андрюше знкомой. Обгоняя военного, Дшков обернулся. Это был Возницын.
– Сш! – окликнул он. – Стой, стой, погоди! – зкричл он ямщикм, высккивя из сней.
Подводы остновились. Возницын узнл друг.
– Андрюш!
Они обнялись.
– А я тебя, рципуп ты эткий, целый день по всему городу рзыскивл, никк не мог нйти! – говорил обрдовнный встрече Дшков: – Ты где живешь? Почему от сестры сбежл?
– От нее – сбежишь. Зпилил меня своими нствлениями, – ответил Возницын, умолчв о том, что съехл он не по одному этому поводу, потому, что живя у сестры, нельзя было бы принимть у себя Софью. – Сейчс живу здесь, неподлеку, – кивнул он н Переведенские слободы. – У столяр Прфен, у которого когд-то грдемрином живл ты.
– Экя досд! Ведь, чуял моя душ – хотел зглянуть к Прфену – и не зшел!
– А ты, Андрюш, куд это пустился? Неужели домой? – удивился Возницын.
– Домой! – весело ответил Дшков. – Отпустили, брт, н целый год! Что у тебя слышно? Мешься? Тянешь лямку?
Возницын улыбнулся.
– Не очень-то тяну. Моя судьб решется после нового год. Нконец отослли в Военную Коллегию ко определению в сухопутную службу!
– А с флотом кк?
– Отслужил. Выключили совсем из флот!
– Кк это?
– Д очень просто. Я ведь, и в смом деле ничего не зню. Никогд н судх не езживл, тут – изволь, црскя милость: вторым кпитном н «Нтлию». Вот кк вытянулись мы первый рз из гвни, я и покзл свое уменье, – рссмеялся Возницын.
– Кк это случилось?
– Ветер был млый. Нчл я поворчивть «Нтлию» н бк-борт глс от берег и з мловетрием против ветр не поворотились. Тогд я стл поворчивть по ветру, кк повернул – угодил носом н мель. Тк меня и долой с корбля.
– А рзве к другому делу не приствляли?
– Всего было: я и в комиссии по учету пртикулярной верфи состоял и сессором по делу потери пкетбот «Меркуриус» был…
– Это что нш из второй роты Шепелев н пути в Любек у остров Сескр н мель посдил? Об этом твоем нзнчении я слышл.
– Ну вот. И везде от меня пользы – кк с козл молок! Мне тк Адмирлтейств-Коллегия и нписл: «в зннии морского искусств действительным быть не признвется…»
В Андрюше, кк ему смому ни опостылел служб, все-тки возмутился зеймн:
– Ткя ттестция – прямо обид!
– Д чорт с ней с ттестцией! Лишь бы от службы подльше. Мусин-Пушкин Петр, помнишь, ткой мордтый, д Гришк Волчков не ткие еще штуки отклывли, чтобы только уйти! Их вместе со мной выключили из списков флот з то, что «нходятся в шумстве и содержнием в службе быть неудобны».
– Нпрсно тебя отпустили, Сшеньк, – не сдвлся Дшкой: – Хуже твоего службы понимют и служт. Флот нынче ткой, – мхнул он рукой, оглядывясь, не слышит ли кто-нибудь.
– Это верно. Д чего рди служить целый век? Ндоело! От флот освободился, теперь буду во что бы то ни стло стрться уйти из рмии.
– Доброе дело, Сшеньк!
– А что, Мтрен меня сильно ругет? – спросил Возницын.
– Сильно, – улыбнулся Дшков: – В уме, говорит, повредился, ровно изумленный стл!
Возницын улыбнулся.
– Дур! Ну, не буду тебя морозить и здерживть. Темнеет уже: поезжйте с богом! – скзл Возницын, целуя друг.
– Что Аленке скзть? – спросил Андрюш нпоследок.
– Скжи, пусть почще припсы шлет д и денег не мешло бы! Он мужиков тм не шевелит – ты их подгони!
– Лдно!
Андрюш еще рз кивнул ему н прощнье и сел в сни. Зстоявшиеся лошди охотно тронули с мест по уктнной легкой дороге.
Н передней подводе злился колокольчик. Чхлые березки мелькли по сторонм.
IV
В низенькой комнтке, где помещлись «верховые» девушки грфини Шереметьевой, шл спешня рбот: готовили новые нряды для шестидесятилетней грфини, отпрвлявшейся с мужем н новогодний бл во дворец.
Сидя по-портновски с ногми н двух соствленных рядм кровтях, четверо девушек зкнчивли шить розовую объяринную смру. Пятя девушк светил, держ в рукх сльную свечу.
Шить было неудобно – быстро оплывющя свеч мигл и чдил, от долгой рботы ныл спин, зтекли ноги и, кроме того, з дверью по коридору беспрестнно бегли с людской половины в брские покои. Это придвло еще большую лихордочность рботе. Кзлось: не успеть во-время.
А с грфиней шутки плохи: отошлет н конюшню. Уж и тк дв рз зглядывл в душную от людского тепл и чдную от свечи горницу см брскя брыня, Акулин Пнкртьевн.
– Поспешите, девоньки! Кк бы не прогневлсь грфиня! Всем тогд достнется н орехи!
Волей-неволей пльцы двиглись быстрее.
Рботли молч, не рзговривя.
Софья шил вместе с другими.
Приехв год нзд из Москвы к Шереметьевым, он не ншл у грфини для себя подходящей рботы. Дети у Шереметьевых двно выросли и жили отдельно. Учить Софье в большом грфском доме было некого.
Но грфиня не хотел уступть Софью никому из своих родственников. Он не очень блговолил к нукм, но зто оценил в Софье то, что девушк был з рубежом. Софья стл у грфини, выросшей и до последнего времени жившей по стрым, дедовским обычям, спрвочником по всем делм: уборм, обхождению. Софья отвечл з грфинины нряды. Софья см вырезывл из шелковой мтерии мушки, чернил грфине зубы, смотрел, хорошо ли звит прик.
Зто грфиня ни рзу еще не нкзывл Софью, кк других «верховых» девушек и только однжды, когд Софья, примеривя н грфине новую робу, уколол грфиню булвкой, т удрил Софью по щеке.
Но у шереметьевской дворни оплеух почитлсь сущим пустяком – грфиня з пересоленный суп или недостточно бело вымытую сорочку – нкзывл плетьми.
Софья шил, с тревогой прислушивясь к голосм, доносившимся из коридор, стрясь по ним угдть, что делется н грфской половине.
Вот, стуч кблукми, промчлся лкей. Еще издлек он кричл кому-то: «вод горячя готов?»
Знчит, грф будет бриться.
– Степн, погоди, пойдем вместе – ты будешь открывть двери, у меня руки зняты! – просит девичий голос.
Софья знет – это Прш несет грфине воду. Грфиня не очень-то любит умывться – все больше нлегет н сурьму и румян, но сегодня, пожлуй, вымоет и з ушми.
Знчит, скорее, скорее… Торопись, игл! Времени в обрез!
Нконец последний стежок. Софья откусывет нитку и с облегчением откидывется нзд: готово.
Но отдыхть некогд. Он слезет с кровти, бережно – при помощи девушек-швеек собирет смру, перекидывет ее через руку и выходит из комнты. Впреди нее идет порожнем – только с ниткми и иголкми – одн швея, н всякий случй, чтобы в этой сумтохе в тесном и полутемном коридоре не нскочил кто-либо и не облил бы смру грязной мыльной водой или не зкпл бы сльной свечкой.
…Грфиня остлсь довольн обновкой. Софья был отпущен к себе.
Когд он выходил из комнты, шестидесятилетняя модниц продолжл рзглядывть себя в зеркло.
Софья шл, думя, что через несколько минут он сможет пойти к Сше Возницыну.
Когд их светлость уедут, в доме нстнет тишин. Нбегвшиеся з день, зрботвшиеся слуги лягут отдыхть, пок во дворце будут сидеть з ужином. Потом, с первым выстрелом крепостной пушки, «верховые» девушки и еще кое-кто из челяди выбегут н чсок к реке посмотреть н иллюминцию и фейерверк.
Софья еще днем отпросилсь у брской брыни, которя ведл всем, пок из Москвы не приедет упрвляющий, уйти в город срзу же после отъезд господ. Ей опостылел тесня, пропхшя потом и кислятиной, крохотня комнтушк, где вповлку спли шесть «верховых» девушек. Хотел побыть недине с Сшей, потом, вместе с ним, сходить посмотреть н фейерверк. Он шл по темному, пустому злу.
В большом, недвно построенном грфском доме, было несколько прдных комнт и дв просторных зл с лепными потолкми, грузными кминми рзмером в добрую деревенскую избенку, с венецинскими зерклми, штофными обоями, люстрми, штучным полом. Эти комнты отпливлись только в случе приемов и блов, в остльное время здесь стоял ужсный холод. Их светлость не любили этих хором и жили по-дедовскому обычю в мленьких, тесных комнткх.
Софья, поеживясь от холод, проходил гулкий зл. Поскрипывл пол, от шгов кчлсь, звеня хрустльными подвескми, люстр, голубели змороженные окн.
Было слегк жутковто от полутьмы и пустоты зл. Он уже подходил к двери в коридор, когд из-з портьеры отделилсь фигурк и схвтил Софью в объятия.
Зпхло духми и нюхтельным тбком.
Софья не испуглсь – он срзу сообрзил: это – грф.
Вот уже с Псхи, когд грф христосовлся со всеми «верховыми» девушкми, он стл змечть Софью. Он подстерегл ее в укромных уголкх и укрдкой (стрик очень боялся жены!) обнимл ее.
Софье было смешно это ухживнье шестидесятилетнего стрик, не опсного во всех отношениях, з исключением одного: и грф легко мог по любому поводу (вернее, безо всякого повод) отпрвить ее н конюшню. Софье было збвно дурчить стрик и все-тки ей немного льстило его внимние.
Опслсь он лишь одного: кк бы их не зстли и не донесли грфине. Тогд вся шутк кончится для Софьи плчевно: не миновть плетей и ссылки в подмосковную или ккую-нибудь вологодскую деревню.
– Чернвочк моя дорогя, – шептл влюбленный грф, прижимясь к ней и црпя ее золотым шитьем своего великолепного голубого тлсного кфтн.
– Вш светлость, я пропхну вшими духми, – слбо отстрнялсь Софья.
– Голубушк, погоди! Один поцелуй! – просил стрик, дрож кк двдцтилетний юнец.
– Идут! Идут! – зшептл Софья и легко, только чтобы не опрокинуть тщедушного стрик, оттолкнул его и шмыгнул в дверь.
Он знл – грф был невероятный трус.
В коридоре Софья, действительно, встретилсь с лкеем. Он шел скзть, что лошди подны.
Вся мужскя грфскя челядь зглядывлсь н крсивую, дородную «жидовку», кк нзывли Софью в доме, но никто не смел приствть к ней.
Буфетчик, первый рискнувший сунуться к Софье с нежностями, жестоко поплтился з это: он отлетел в сторону и с ткой силой шлепнулся н поднос, где стоял дюжин хрустльных рюмок, что от всего хрустля остлись одни битые черепки.
– Сшеньк, уж верно фейерверк нчлся, – скзл Софья, целуя Возницын. – Пойдем, родной, посмотрим!
Он встл с постели и, прильнув к змерзшему стеклу крохотного окн, стрлсь увидеть отблеск прздничных огней у зимнего дворц.
Возницын неохотно поднялся и молч нчл нтягивть споги.
Ему никуд не хотелось уходить из теплой, уютной горницы, не хотелось рсствться с Софьей. Кждое их свидние омрчлось тем, что Софья вынужден был спешить, боясь опоздть к Шереметьевым. То, что ккие-то люди мешют им быть вместе, мешют их любви, – всегд злило Возницын. Он знл, что и Софье тк же нелегко уходить из этой горницы. Нелегко возврщться в грфский дом и стновиться холопкой.
И он с рздржением зстучл кблуком об пол, ндевя неподтливый спог.
Софья срзу понял, что переживет Сш. Он подбежл к нему, обнял.
– Не сердись, мой дорогой! Вот устроим все – тогд никто нс не рзлучит!
И опять им трудно было оторвться друг от друг.
– Ну итти, тк итти! – скзл нконец Возницын, отпускя Софью.
Он зсветил свечу и приоткрыв дверь в сени, позвл.
– Афоньк!
– Есть! – откликнулось н хозяйской половине.
Стукнул дверь и через секунду, дыш в лицо Возницыну чесноком и луком, стоял рсторопный Афоньк.
– Чего изволите, Алексндр Артемьич?
– Я пойду ко дворцу. Смотри, чтобы кто-либо к нм не збрлся. Не смей никуд уходить из дому. А то, я зню, ты побежишь поглядеть н огни…
– Я уж ходил, бтюшк брич, пок вы отдыхли! – весело улыбясь, ответил Афоньк: – Все видел. До чего крсиво!
– Афнсий, фейерверк уже нчлся? – спросил Софья.
– Нет, Софья Всильевн, только люминция. И ткие огни…
– Ну лдно, лдно! – перебил Афоньку Возницын, зхлопывя дверь. – Его только тронь, – до звтр не остновишь! – скзл повеселевший Возницын.
Он снял с вешлки короткий полушубок, ндел вместо треуголки круглую с россомшьей опушкой шпку.
– Мы будем точно посдский с женой, – шутливо говорил он, здувя свечу.
Софья ухвтилсь з его руку, и они вышли из избы.
Был тихя, морозня ночь.
Переведенские слободы, где жил рботный люд, стояли темным-темны. Но слев, по нпрвлению к Березовому острову и крепости, все небо было злито зревом, точно где-то з Невой полыхл огромный костер.
Эти отблески огней невольно зствили Возницын и Софью ускорить шги.
– Смотри, смотри, кк крсиво! – скзл Софья, когд они вышли н Большую Перспективную.
Впереди, укршенное сотнями плошек, возвышлось кменное Адмирлтейство. В огнях сиял дом Полициймейстерской кнцелярии, бывший дом Лефорт и триумфльня рк, поствлення з Зеленым мостом к приезду Анны Ионновны в Снкт-Питербурх. В ее рмке, н большом трнспрнте, освещенном лмпми, стоял портрет импертрицы.
– Сш, ты ее видел. Он похож здесь? – тихо спросил Софья, укзывя н Анну Ионновну.
– Рзве только по величине – ткя же несурзня туш, кк здесь.
Софья зсмеялсь, прижвшись к его плечу.
– Нет, взпрвду – похож?
– Ничего похожего. Тут лицо глдкое, чистое, н смом деле у нее – смуглое и рябое. И нос нрисовли иной – поменьше. Одним словом, – скзл оглядывясь Возницын, – не звидую я Бирону: две жены у него, одн другой крше…
Они змолчли – проходили мимо Гостиного двор. Гостиный двор был темен. Его высокий, обитый железом шпиц, терялся в черном небе. Н углу Гостиного двор стоял в брньем тулупе ночной сторож, рядом с ним в всильковой шинели с лыми обшлгми – полицейский солдт.
– И откудов столько этих нищих ншло? Вчер з ночь крул семерых подобрл с отмороженным рукми и ногми, – говорил полицейский солдт.
– Рзве ж это нищие? Это хрестьяне с покормежными. Нонче недород много где был – вот и идут люди по белу свету хлеб искть.
Возницын и Софья вышли н Адмирлтейский луг.
Возницын осторожно вел Софью, держсь поближе к дмирлтейскому влу, он боялся, кк бы н них не нлетел сзди ккой либо пьяный ямщик – весь луг чернел снями. Ржли не стоявшие н месте жеребцы, переругивлись ямщики, рспутывя сбившиеся вместе зпряжки цугом.
Несклдный зимний дворец был весь злит светом. Из дворц доносились приглушенные звуки оркестр.
В некотором отдлении от дворц, у смого берег Невы, шумел, топл от холод, «подлый» нрод. Тут были дворовые девушки в нкинутых н плечи полушубкх (прибежли н минутку, мерзнут – целый чс), чей-то лкей в ливрее, мтрос с серьгой в ухе, ккие-то мужики и ббы в нгольных тулупх, нищий н костылях, просящий – «подйте рди прздничк…».
Все они глядели н ярко освещенные окн дворц, в которых мелькли голые плечи нрядных дм, пудреные прики, рсшитые золотом розовые, блкитные, орнжевые кфтны, носились с блюдми нряженные в лкейскую ливрею гврдейские солдты.
– Вот бы нм, Петрух, тое блюдо сюд!..
– А щей пустых не хочешь? У хозяйки еще оствши – придешь – лопй…
– И неужто все это золото?
– Мньк, глянь: в зеленом ккя толстя…
– Озябл я! Д скоро ли они, окянные, огни пущть будут?
Возницын и Софья протискивлись сквозь гущу нрод поближе к берегу – против дворц, н середине Невы, смутно вырисовывлись силуэты деревьев, ккие-то постройки.
Не успели Возницын и Софья подойти к Неве, кк с Петропвловской крепости удрил пушк. Зтем откуд-то с Невы, из темноты, грянул невидимя музык – трубы и литвры.
Толп хлынул, было, н лед, но н смой кромке льд, с фузеями в рукх – топли промерзшие нсквозь, злые солдты нпольного Ингермнлндского пехотного полк. Они не пускли никого н реку.
– Отходи, отходи! – змхивлись они фузеями.
Нствляли бгинеты. Девки, увидев бгинеты, кричли и пятились нзд. Кто-то из дворовых огрызлся:
– Эй-ты, железный нос! Полегче!
– Почему они не пускют? – спросил Софья.
– А чтоб не поклечило кого. Мой хозяин Прфен рсскзывл: в позпрошлом году, весной в день коронции, построили они здесь н лугу, лес. А с злив хвтил ветерок. Кк дунул, – опрокинул лес. Восемьдесят человек поклечило. Кроме того, н островке тм много пороху. Мло ли что может случиться. А русский человек, известно, глзми не верит – все попробовть рукми хочется!..
Музык зтихл.
– Смотри, Сшеньк! – воскликнул Софья.
Вверх, в черное, непроглядное небо, с треском взлетел тысяч рзноцветных ркет – точно светящийся дождь обрушился н Петров город.
В толпе зхли, здиря вверх головы.
Не успели погснуть ркеты, кк н льду рзом вспыхнуло множество огней и осветило все то, что рнее только смутно нмечлось.
Две шеренги зеленых пльм вели к великолепной беседке, с мрморными колоннми, увитыми розми. Н беседке горели цифры: 1735.
Это зрелище длилось несколько минут. Зтем снов рзом погсли все огни. И кругом стло еще темнее, чем было до сих пор.
– Вот, Кузьм, пудиков с сотню сл уже и сожгли! – громко скзл кто-то возле них.
– Тише ты, преобрженцы тут! – зшипел другой голос.
– А что – тише? Темно: не увидят! – спокойно отвечл тот же.
– Ну тебя, с тобой беду нживешь!..
И ккя-то фигур в млхе, здев Софью плечом, шмыгнул в сторону.
– Полегче, медведь! – вспылил Возницын.
– Не стоит, не тронь! – Софья дернул з рукв Возницын.
С крепости снов рздлся выстрел – сигнл к нчлу второго плн.
Кк и в первый рз, згремели, злились трубы, удрили литвры. И снов ярким огнем вспыхнул островок н льду.
Сейчс н нем ярко пылли две высокие пирмиды крсных огней. Среди пирмид, н постменте, укршенном золотыми мечми, шлемми, лтми, сиял освещенный белыми и синими огнями огромный глобус. Н нем был изобржен хищный двуглвый орел со щитом н груди. Н щите сверкли огненные буквы «А. И.»
В одной лпе орел держл обвитый лврми меч. Внизу был ндпись.
«Щит другм, стрх неприятелям».
Софья смотрел, кк звороження, н островок. А Возницын оглянулся – он почувствовл н себе чей-то пристльный взгляд.
В нескольких шгх от них стоял, в полушубке черноусый грек Глтьянов, тот, который тогд в Астрхни оклеветл Софью и з которым безуспешно гнлся Возницын.
Глтьянов смотрел н Софью и Возницын, нсмешливо улыбясь.
Возницын рвнулся, было, к нему, но сдержлся.
И в это время, кк рз, снов потух весь пылющий тысячми огней, островок.
Снов стло темно.
– Что ты, Сшеньк? Куд ты хотел итти? – спросил Софья, прижимясь к нему и зглядывя ему в глз.
– Ничего, я тк – нмерз н одном месте, – ответил Возницын, см все вглядывлся в темноту.
Его слов потонули в стршном треске. Кзлось, что непроглядное, черное небо рзрывется н чсти. Со всех сторон вверх летели сотни рзноцветных грнт. Звезды, венцы, солнц – кружились в воздухе. Зеленые, желтые, крсные, фиолетовые – сыплись сверху ркеты. Зигзгми чертили темноту ночи яркие швермеры.
Возницын не смотрел вверх – он смотрел туд, где стоял Глтьянов.
Глтьянов н том месте уже не было.
V
Все рзговоры рзом умолкли: в людскую, в сопровождении брской брыни, вошл см грфиня.
Когд при дворе нчинлсь полос блов и приемов, грфиня носил пудреный прик и робу с «шлепом», пил кофе и тнцевл менуэт. Но в дни передышки, кк сейчс, когд Святки прошли, до очередного торжеств (восшествия н престол) остлось больше недели и все рды были посидеть дом, грфиня охотно пил сбитенек, носил простой опшень, повязывл лысеющую голову плтком и приходил в людскую посмотреть, кк девки щиплют перья для пуховиков или моют белье.
Это было ей ближе и понятнее, чем ккой-нибудь контрднс.
Конечно, в людской грфиня долго не здерживлсь. Но ее приход, большею чстью, кончлся чьими-либо слезми: грфиня был придирчив и рздржительн.
Увидев грфиню, девушки еще ниже нгнулись нд лохнями.
Грфиня, не обрщя внимния н рстекшиеся по полу мыльные лужи, медленно шл мимо девушек. Смотрел сквозь облк пр, кк они рботют.
– Феньк, ты кк выкручивешь? Что у тебя силы нет? Небось, жрешь ровно плотник – з семерых, крутишь точно столетний дед у зпни! Крути мне хорошо, стерв!
Мленькя, болезнення Феньк стоял в смом укромном месте – в дльнем углу. До нее было трудно добрться.
У всех проворнее зрботли руки, зхлюпл, зчмокл в лохнях вод: з спиной, готовя вот-вот обрушиться, шл гроз.
– Дуньк, ты чего тк трешь? Порвть хочешь? – нкинулсь грфиня н широкоплечую, мясистую девку, стоявшую с крю.
Грфиня вырвл у нее из рук мокрую нволочку, рспялил ее: в одном месте были чуть оторвны кружев.
– Говорю: не три, медведь! Ишь, порвл!
– Это было, мтушк-брыня… – неосторожно вырвлось у Дуньки.
Он не докончил – мокря нволочк больно ожгл ее по лицу. Рз и другой. Через лоб, курносый нос и толстую щеку побежл, вздулсь (от пуговиц) крсня полос.
– Будешь знть, кк стирть! Ты не портомоя! Не мешок, не хрящевые порты стирешь! – кричл рзгневння грфиня, швыряя в лохнь нволочку.
Подруги с жлостью и стрхом искос взглядывли н Дуньку. У кждой тревожно билось сердце: пронесет или нет?
– А кто у тебя знвески стирет? Кому дл? – обернулсь к брской брыне грфиня.
– Софья, вш светлость…
– И от моих и от грфских покоев он?
– Из грфских мы не снимли – они, ведь, только перед Святкми стирны.
– Дур стря! Тебе что – мыл, ль холопских рук жлко? – рссвирепел грфиня. – Вымыть сейчс же!
– Стеш, ступй сними! – тронул з плечо ближйшую девушку сконфуження брскя брыня.
– Ты сегодня, Акулин, совсем из ум выжил, кк я погляжу! Кого ты шлешь? – кричл грфиня.
– Стешу, вш светлость… – зикнулсь брскя брыня.
– Змолчи, когд с тобой говорят! Ворон! Сте-ешу, – передрзнил он. – Д Стеш твоя рзобьет что-либо! Ты еще портомою в грфские покои послл б! Где Софья?
Грфиня рзглядывл сквозь облк пр стирющих сенных девушек и прчек.
Софья, которя вместе с остльными «верховыми» стирл лучшее грфское белье, откликнулсь из угл:
– Я здесь, вш светлость.
– Ступй, принеси из комнты грф зеленые шелковые знвески и выстирй см!
– Слушю!
Софья вытерл о фртук мокрые руки и вышл из людской. Последние дни в грфском доме были для нее мучительны. В ту новогоднюю ночь, возврщясь после фейерверк домой, Софья зстл у черного крыльц грфского дом целую ярмрку: это из подмосковной привезли к прздникм припсы.
Вместе с припсми приехл из Москвы новый домоупрвитель. Его порекомендовл грфине келрш Асклид – тк рсскзывл брскя брыня, которя был недовольн тем, что и нд ней появляется новое нчло.
Сенные девушки, помогвшие Акулине Пнкртьевне принимть припсы, успели рзглядеть домоупрвителя. Ложсь спть, они судчили между собой о нем:
– Хорошо говорит по-русски, ккой-то вроде цыгн, – скзл Дуньк.
– А он – пригожий, черноусый! – хвлил мленькя Феньк.
– Девоньки, что я приметил, – смеялсь хитря Стеш: – У него белки, кк у коня – желтовтые… Ей-богу!
У Софьи мелькнул нелепя, вздорня мысль:
– А не Глтьянов ли это?
Но он тотчс же прогнл ее. Откуд было взяться греку, если он остлся в Астрхни.
Н утро, когд они чуть поднялись, в их комнту вошл брскя брыня и с ней новый домоупрвитель.
Софья чуть не вскрикнул – это был Глтьянов.
Восемь лет прошло с их последней встречи в Астрхни, но он срзу узнл его. Глтьянов ничуть не пострел. Только немного серебрились виски.
Когд Акулин Пнкртьевн нзвл Софью, Глтьянов широко открыл глз и слегк улыбнулся одними губми. Но не скзл, что знет Софью.
Все дни он, кзлось, не змечл Софьи. Но дже, не глядя н Глтьянов, Софья всегд чувствовл н себе его взгляд.
Когд сегодня утром брскя брыня роздл всем белье для стирки и Софья шл к себе, чтобы взять свое и вместе зодно выстирть, в коридоре ее остновил домоупрвитель. Он позвл Софью к себе в кморку и, с улыбкой протягивя сверток грязного, зношенного белья, скзл ей, подчеркнуто обрщясь н ты:
– Возьми! Рди строго знкомств вымоешь!
Софье можно было бы скзть, что он не портомоя, что «верховые» девушки стирют лишь н их светлость. Нконец, он могл бы пожловться брской брыне. Т охотно доложил бы грфине, чтобы нсолить своему сопернику. Но Софья решил пок не обострять отношений. Он видел, что Глтьянов только и ждет того, кк бы покруче рзделться с ней.
Софья спокойно взял белье – мыть см он и не думл: Софья рссчитывл подсунуть узелок ккой-нибудь прчке, стирвшей черное белье.
В грфских комнтх Софья зстл лишь одного грф. Когд он неслышно (полы были устлны коврми) вошл к нему в комнту, грф у мленького шклик опохмелялся гднской водкой. Услышв позди себя шги, грф испугнно зхлопнул шкпик и обернулся. Он боялся, что его з этим недозволенным знятием зстл жен. Но вместо жены окзлсь Софья. Грф был рд вдвойне.
– Ах, это ты, плутовк! Вот я тебе сейчс покжу, кк пугть брин! – скзл он, подбегя к Софье. – Ты чего сюд пришл? – нступл н нее грф, тыч пльцем в мягкие софьины бок.
Софья, посмеивясь, пятилсь к окнм.
– Грфиня велел снять знвески – вымыть ндо.
– А я не дм! Вот поцелуй, тогд пущу! – говорил грф, згорживя Софье дорогу к окнм.
Софья улыблсь, глядя н рсшлившегося стрик.
– И охот ж вм меня целовть? Я только что от лохни…
– Ничего, чернвочк, ничего! Я один рзок поцелую…
– Нет, нет! Нельзя! – отмхивлсь Софья.
Грф, не слушя, подступл все ближе и ближе.
– Слышите – грфиня идет! – прибегл к своей постоянной уловке Софья.
Грф повернул голову и прислушлся, см косил глзом н Софью.
В комнтх было тихо.
Софья хотел воспользовться тем, что он отвлекся и сделл шг к окну, но грф рстопырил руки.
– Не уйдешь, голубушк!
Софья боялсь долго здерживться в брских комнтх: грфиня любил, чтобы ее прикзния исполнялись быстро и точно. Здержк не сулил Софье ничего хорошего.
«Вот, стрый хрыч, пристл! Из-з него мне достнется от грфини!»
Софья покосилсь н окн – не видит ли кто-нибудь и, улыбясь, скзл:
– Ну что с вми поделешь! Целуйте, д поскорее!
И он подствил ему свою румяную щеку.
Грф чмокнул в щеку и хотел, было, обнять Софью, но он вырвлсь и подбежл к окну.
Софья принялсь снимть знвески.
Грф увивлся вокруг нее, лез всюду со своими рукми, и Софья рз дв легонько шлепнул дже по грфским пльцм.
Нконец, знвески были сняты. Софья хотел ускользнуть от грф, но нпрсно. Он обхвтил ее и пытлся поцеловть в губы. Софья увертывлсь и кк-то невзнчй глянул в зеркло, висевшее против двери.
Из соседней комнты н них глядело перекошенное злобой лицо грфини.
– Пустите! – испугнно скзл Софья и оттолкнул грф.
Грф отпустил Софью и обернулся.
– Негодяй! – звизжл грфиня, кидясь к мужу.
Он зжмурил глз и трусливо поднял руки к лицу, но это не спсло от возмездия: тяжеля грфинин длнь звонко шлепнулсь о грфскую щеку.
– Стрый блудник! – кричл он.
Софья, не рздумывя, проворно шмыгнул мимо грфини в дверь.
Грфиня хотел схвтить ее з косу, но не успел. Софья бежл изо всех сил.
– Зпорю! Н конюшню! – вопил взбешення грфиня, кидясь вслед з Софьей.
Выскочив из грфининой спльни, Софья придержл дверь. Нпрсно грфиня рвл ручку двери – Софья успел зкрыть дверь н ключ и сунул ключ в крмн. Ход из брских комнт был один. Грфиня брбнил в дверь кулкми:
– Воровк, отопри!
Но Софьи уже и след простыл.
Он промчлсь к себе в комнту, схвтил шубейку и плток и опрометью кинулсь вон.
В людской оживленно обсуждли происшедшее, кляли брыню и рзглядывли, кк грфиня изуродовл лицо бедной Дуньки. Дуньк сморклсь и плкл.
Н Софью никто не обртил внимния.
Но, сбегя с крыльц, Софья столкнулсь с Глтьяновым.
– Ты куд это? – остновил он Софью.
– Грфиня послл в птеку, – не здумывясь, ответил Софья.
Он то шл, то бежл.
Н углу оглянулсь, не гонятся ли з ней. Но погони не было.
Софья бежл к Переведенским слободм, к Возницыну. Сш должен был укрыть ее где-нибудь, звтр отпрвить в Москву.
О квртире Возницын знл одн брскя брыня.
Вот уже – Зеленый мост, вот – Переведенские слободы и знкомый мленький домик. Софья вбежл в сени и рвнул дверь. Дверь был н змке.
Софья глянул к хозяевм.
– Тетеньк, где вши постояльцы? – спросил он у жены Прфен, которя знл Софью.
– Только что ушли в бйню, – ответил струх.
Софье нельзя было терять ни минуты. Он побежл к Гостиному двору, чтобы с кким-либо крестьянином доехть хоть до первой деревни.
Н рынке стояло несколько порожних сней. Возле них толклись мужики в кких-то нерусских колпкх.
Софья шл к ним – хотел попросить подвезти ее. Но в это время один из мужиков скзл, кивя в сторону:
– И когд они нговорятся! Скоро ль поедем?
– Знчит, подводы не ямские, чьи-то еще, – подумл Софья. Он глянул в ту сторону, куд покзывл, ямщик. У стены лбз стояли двое – молодой чернявый мужчин в коротком полушубке и стрик в длиннополой шубе и бобровой шпке.
Стрик что-то неторопливо говорил. Молодой быстро отвечл.
Софья издли рзобрл – они говорили по-еврейски. Софья медленно прошл мимо них, чтобы послушть, о чем они говорят.
Из обрывков рзговор было понятно – стрик уезжл в Смоленск и двл поручения молодому.
У Софьи зщемило сердце: уктить в Смоленск! Пусть же тогд грфиня и Глтьянов ищут ее! Сш освободится от рмии, приедет туд и все будет хорошо.
Софья прошл до збор и повернул обртно.
Евреи попрощлись. Молодой быстро пошел к воротм, стрик неспеш нпрвился к подводм.
Софья нгнл стрик и прерывющимся от волнения голосом скзл по-еврейски:
– Спсите меня, ребе!
Стрик удивленно обернулся.
– Что ткое? Чего вы хотите?
– Спсите меня! Я должн уехть отсюд…
– Отойдем в сторонку, – спокойно скзл евреи и сделл несколько шгов нзд.
– Что с вми?
Софья рсскзл, что он – еврейк, крепостня грф Шереметьев, что ей здесь нет житья от грфини и ее домоупрвителя и что если Софья сейчс не уедет из Питербурх, то ей остнется кинуться в прорубь.
Стрик молч жевл губми, что-то обдумывя.
– А вещи где?
– Не успел взять…
Стрик неодобрительно покчл головой.
– Нечего делть, поедем.
И пошел к сням.
– Михлк, дй вульфов кожух, – обртился он к мужику, стоявшему у ближйших сней.
Через минуту подводы одн з другой выезжли из Гостиного двор. Н передней, рядом со стриком, сидел Софья, укутння в длиннополый кожух. Он спрятл лицо в высокий воротник и боязливо глядел по сторонм.
Змелькли березки Большой Перспективной дороги. Улетел в сторону Переведенскя слобод.
Слезы нвернулись у Софьи н глзх. Ей было тяжело рсствться с Сшей, уезжть, дже не предупредив его об этом. Но отступления не было.
Все рвно, рно или поздно, ей пришлось бы бежть от Шереметьевых: упрямя грфиня никогд не продл бы ее Возницыну – зчем было ей это делть? Жизнь же в грфском доме н положении сенной девушки двно стл Софье в тягость. Грфиня относилсь к Софье немного мягче, нежели к остльным «верховым» девушкм, и они нчли уже перешептывться и неодобрительно поглядывть н Софью. Ко всему этому прибвилось еще одно: новый домоупрвитель. От него можно было кждую минуту ждть ккой-либо неприятности. Софья видел, что Глтьянов долго не выдержит, вновь нчнет приствть к ней со своими нежностями.
…Подъезжли к мленькому мосту через Фонтнку. Звидев подводы, из крульной избы, стоявшей у смого мост, вышел солдт проверять документы. Подводы остновились. Софья совсем зкрыл лицо воротником кожух.
– От обер-гоф-фктор Липмн, в Смоленск четыре подводы, – скзл стрик солдту и сунул ему полтину.
Солдт зжл полтину в кулк и весело крикнул:
– Проезжй!
Питербурх остлся позди.
VI
Среди зимы, в смые тимофеевские морозы, неожиднно удрил оттепель.
Целое утро лепил мокрый снег и зкпло с крыш. А к полудню мокрый снег перешел в смый нстоящий дождь. Дерновые крыши Переведенских слобод срзу оголились, стли грязно-бурыми. У дворов повытяли знесенные снегом мусорные кучи. Чхлые березки Большой Перспективной дороги стояли ккие-то ощипнные, неприглядные.
Не верилось, что средин янвря. Больше походило н сырую, промозглую осень.
Возницыну кк-то в последнее время не везло: он тк ждл медицинского осмотр в Военной Коллегии, ндеялся н него, вышло из рук вон плох. Доктор Энглерт, пузтый чорт, не соглшлся с Герингом, который говорил, что у Возницын «повредилсь кровь». Энглерт не хотел опорочивть мнение своего товрищ и уклончиво отвечл, что о болезни Возницын «рссудить неможно», потому-де, что он – внутренняя и «никкими знкми не видимя». И нстивл н одном: фебрис.
В этом пузтый Энглерт не ошибся: после большого перерыв к Возницыну дв дня тому нзд снов вернулсь лихомнк. Он трясл его ежедневно. Возницын пожелтел, осунулся.
Вместо долгожднного освобождения от воинской службы Возницын только отпустили в дом н год для попрвки здоровья.
Возницын злой возврщлся к себе в Переведенские слободы. Он шел, не рзбиря дороги, по смой середине улицы, ствшей з несколько чсов непролзно-грязной. Он шел и думл о том, что скзть Софье. Последняя новость, безусловно, огорчит ее.
Может быть, решиться и просто тюкнуть топором по пльцу, чтобы появилсь нстоящя причин уйти из службы. Но это делть было рисковнно, особенно сейчс, после осмотр: укзы строго крли з умышленное членовредительство.
Кроме этой неприятности Возницын нчинло беспокоить еще одно: он больше недели не видел Софьи. Когд в прошлый вторник они с Афонькой вернулись из бни, жен Прфен передл ему, что в их отсутствие прибегл Софья. После этого прошло уже шесть дней, Софья не появлялсь.
Возницын торопился домой.
– Софьи Всильевны не было? – спросил он у Афоньки, переступя порог своей горницы.
– Нет, Алексндр Артемьич. Кушть подвть?
Возницын откзлся от обед. Он снял портупею, кинул шпгу н стул возле кровти, рзулся и лег в постель, укрывшись епнчой.
Афоньк уже знл, кк ндо поступть в тком случе: он нвлил н брин всю одежду, ккя был у них – стрый бострок, зеленый квлергрдский кфтн, короткий полушубок, шинель, сверх всего – свой кожух.
Н постели возвышлсь целя гор, Возницыну все рвно было холодно, зуб не попдл н зуб.
Афоньк побежл в кбк з водкой.
Возницын лежл, трясясь в ознобе. Голов его, кзлось, рзрывется н чсти. Лихомнк в этот рз подхвтил не хуже, чем тогд, впервые, в Астрхни.
Мысли его мешлись.
Вдруг, сквозь всю толщу нвленной н него одежды, Вознищын услышл в сенях ккой-то шум и говор нескольких голосов. Ему покзлось, будто нзвли его фмилию.
Возницын высунул ухо и услышл: Прфен божился, убеждя кого-то в том, что говорит истинно.
Дверь в горницу внезпно отворилсь. Вошли люди.
– Мы ищем их, они лежт и тештся! – скзл нсмешливо знкомый голос.
Возницын совсем высунул голову и смотрел, не веря своим глзм: посреди горницы, рядом с полицейским солдтом в всильковой шинели, стоял Глтьянов. В дверях торчли бороды кких-то двух мужиков.
«Должно быть, привиделось!» – подумл Возницын, но все же скзл: – Зкрывй двери, не студи избу! Чего ндо?
– Мы пришли з дворовой девкой грф Шереметьев, Софьей Всильевой, – ответил солдт. – Он сбежл от господ. Вот они, – укзл солдт н Глтьянов: – грфский домоупрвитель, скзывют, что ты, вше блгородие, ее укрывешь!
– Ккя девк? Что ты чушь мелешь? – вспылил Возницын.
Он туго сообржл, в чем дело.
– Не прикидывйтесь дурчком! Неделю, кк сбежл, он – будто не ведет! Отдвйте нм свою Софьюшку – по ней плеть скучет, – скзл зло Глтьянов.
Нконец, Возницыну все стло ясно: Софья убежл тогд, в прошлый вторник. Это он, проклятый домоупрвитель, допек ее.
Возницын зколотило еще сильнее прежнего.
– Вон он у стеночки лежит, – зхохотл один из мужиков, выглядывя из-з косяк.
Глтьянов, кзлось, только и ждл этих слов. Он быстро подбежл к кровти и рвнул с Возницын все эти кожухи и шинели.
Тогд Возницын вскочил, в ярости отбрсывя от себя всю остльную одежду, зботливо нвленную н него Афонькой.
С перекосившимся от злобы лицом и воспленными крсными глзми, взлохмченный и худой, – он был дик и стршен.
– Вон, мерзвец! – истошным голосом зорл он, хвтя со стул шпгу и кидясь к незвным гостям.
Гости, двя друг друг, посыплись вон из горницы. Бородтые мужики первыми юркнули в сени. З ними выктился побледневший полицейский солдт. Сзди всех, вобрв голову в плечи, мчлся Глтьянов.
Возницын колотил Глтьянов шпгой, кк плкой (он рвнул, было, шпгу из ножен, но шпг, никогд не употреблявшяся в дело, видимо, зржвел и не выходил). Терять времени было некогд. Возницын колотил Глтьянов по плечм, по шпке с лисьими отворотми. И тк в один миг пролетел через сени и уже чуть не выскочил полуодетый и босой во двор. Но н пороге чьи-то крепкие руки обхвтили сзди Возницын: это во-время подоспел вернувшийся Афоньк.
– Вот сумсбродный чорт! Хорошо, что еще не зколол! – говорил, смущенно улыбясь, Глтьянов, когд они все очутились н улице.
Он щупл плечи, оглядывл рукв и свою новую шпку с лисьими отворотми.
– Вернемся! Он – один, нс четверо, – потиря шею, уговривл Глтьянов полицейского солдт.
Солдт молчл, с опской поглядывя н Прфенову избу.
– Чего итти – никких девок у него нет, – скзл один из мужиков-свидетелей.
– Из-з ккой-то воровской девки я не стну лезть н клинок! Помирть еще не хочется. Видишь, кков он. Должно, не в полном уме! Недром хозяин твердил, что его Воення Коллегия отпустил по болезни. А ему – что? Он зколет тебя и в ответе не будет – он, ведь, дворянин! – сумрчно скзл полицейский солдт и пошел прочь.
Глтьянов только покосился н него, сплюнул и тоже зшлепл по грязи, бормоч себе что-то под нос.
– Слышь, Внюх, ловко это он грфского упрвителя отчехвостил! Глянь – все плечиком поводит! Свербит! – смеялся тихонько один из мужиков, идучи сзди з Глтьяновым.
А в это время Возницын отряжл Афоньку бежть и немедленно же сыскть где-либо, в Адмирлтействе или н рынке, подводу.
Несмотря н все уговоры денщик, убеждвшего брин в том, что негоже пускться в ткую дорогу больным, Возницын нмеревлся тотчс же ехть в Москву.
Возницын был твердо убежден, что Софья никуд больше не могл уехть.
VII
Возницын не мог дождться Москвы.
Он н кждой стнции угощл подводчик водкой, н ночевкх подымл в путь до свет (ему не сплось), торопил вперед и вперед. Измучил подводчик, измучил Афоньку и больше всех измучился см.
Возницыну не терпелось. Кзлось, что он опоздет притти н помощь Софье, что ее рзыщет грф Шереметьев, что с Софьей случится недоброе.
От тоски, ожидний и непрекрщющейся лихомнки Возницын похудел и почернел.
Но, несмотря н это, он суетился больше всех – лоплсь ли в снях пеньковя звертк, ндо ли было рздобыть овс для лошди, – Возницын не доверялся Афоньке или подводчику. Норовил сделть все см – лишь бы поскорее доствиться в Москву.
И только н последнем перегоне, когд уже вдли зблестели глвы московских сорок-сороков, Возницын сдл: с ним приключилось что-то нелдное. Он впервые почувствовл невероятную устлость, почувствовл, что сильно ослбел. Им овлдел ккя-то лень. Не было сил подымться с жесткого дн пустых сней (сено все скормили). Хотелось лишь одного – покоя: согреться и уснуть. По плечм все время пробегл ледяной холодок, озноб уже не прекрщлся ни н минуту Голов болел нестерпимо.
Возницын лежл и грезил об одном – о жркой лежнке и мягкой постели.
И все же, когд змелькли кривые московские улички, Возницын собрл силы и поднялся. Он сидел, трясясь от озноб и глядел крсными от бессонницы, воспленными от болезни, глзми.
– Может, где-либо мелькнет млиновя брхтня шубейк и черня кос!
Лошдь, чуявшя близкий отдых, бежл проворно.
Н одном из поворотов сни рсктились и згородили всю улицу. В это время из-з угл выскочил высокий курый жеребец, зпряженный в легонькие снки. Он нлетел бы н подводу Возницын, если бы ямщик во-время не успел своротить в сторону. Курый жеребец уперся в высокий чстокол.
Проворный Афоньк соскочил с сней, Возницын только отктился к другому крю: ему тяжело было вымолвить слово, не то что лишний рз пошевельнуться.
Пок оробевший подводчик повертывл лошдь (в легких снкх, видимо, сидел ккой-то вжный офицер), офицерский ямщик со злости хлестл подводчик кнутом по нгольному тулупу и руглся:
– Чорт косолпый, не видишь, куд прешь!
Он отлично помнил, что з быструю езду с брин возьмут только штрф, ямщик н съезжей кк следует отдерут бтогми. Офицерский ямщик змхнулся, было, и н седок, полулежвшего в снях, но военный схвтил его з руку и крикнул:
– Возницын!
Возницын поднял глз – в снях, укрытый медвежьей полостью, сидел румяный, веселый князь Мсльский. Н нем 6ыл новенькя зеленя семеновского полк шинель с светлосиним воротником и шляп с круглыми (по новой форме) полями.
– Ты откуд это? Из Питербурх, что ли? – спросил Мсльский.
– Отпустили н год по болезни, – едв выговорил Возницын, с трудом подымясь.
– Тебе и впрямь ндо полечиться – ты точно с крест снятый. Что это с тобой?
– Лихомнк, – облизывя пересохшие губы, скзл Возницын. – А ты где? Все еще в Вознесенском монстыре?
– Нет, брт! Куд тм! – усмехнулся Мсльский. – В Вознесенском игуменьей снов моя сестр, Евстолия. Импертриц вернул ее. А я з это время вон где побывл – в Рязнь с доимочной комндой ездил, холопов постегть д и нердивых воевод железми смирить, чтоб госудревы подти получше сбирли! А теперь меня генерл-дъютнт Семен Андреевич Слтыков взял к себе. Я в Тйной Кнцелярии здесь, в московской конторе, – улыблся, видимо довольный и собой и своей службой, князь Мсльский.
Возницын в первую минуту хотел спросить о Софье, но, услышв, что Мсльский служит в Тйной Кнцелярии, сдержлся: «Ему только скжи, врз сыщет…»
– Ну, попрвляйся! Выздоровеешь, зезжй ко мне! – скзл н прощнье Мсльский.
Они рзъехлись.
Нконец Возницын дождлся – он подъехл к своему дому. Сердце у Возницын змерло: у ворот н снегу были видны свежие следы полозьев.
Возницын выскочил из сней и, штясь, подбежл к клитке.
– Кто к нм приехл? – спросил он у Кирилл, вышедшего нвстречу брину.
– Тетеньк вш, мтушк-брыня Анн Евстфьевн, – ответил Кирилл, припдя к брскому плечу.
Хотя не тетушку ждл Возницын, но все же приезд Помскиной пришелся кк нельзя более кстти. Ехть в Никольское с тетушкой было легче, нежели одному.
Помскиной не было в доме – он ушл з ккими-то покупкми в Китй-город.
Возницын велел вскипятить чйку, чтобы согреться. Афоньку же немедля отпрвил в Вознесенский монстырь н розыски Софьи. У смого Возницын нехвтло н это сил д к тому же рсспршивть о ней денщику было удобнее.
* * *
Афоньк вернулся вместе с теткой Помскиной – они встретились н Крсной площди. Возницын сидел з чем.
От горячего чя стло сперв кк-будто бы немного лучше, но нендолго. Возницын с трудом сидел н лвке. Тк хотелось лечь и вытянуться, но чувствовл – если ляжет, вовсе не сможет потом подняться. Все тело ломило, по спине пробегл холодок.
– Ну здрвствуй, господин кпитн! – весело скзл Анн Евстфьевн, обнимя племянник. – Д погоди, друг мой, куд ж ты торопишься? – удерживл он Возницын, который, услышв в сенях голос Афоньки, спешил к нему.
– Я сейчс, тетеньк, – нелсково ответил Возницын, освобождясь от Помскиной. – Афоньке дв слов скзть…
– Ну кк? Есть? – кинулся он к вошедшему денщику.
– В Вознесенском нету, Алексндр Артемьич, – шопотом ответил Афоньк. – Келрш тм новя, не тя, что вы нзывли. Он Софью Всильевну не знет. Укзли мне одну стрицу – эт помнит Софью Всильевну сызмл. Стриц божится: не приезжл.
У Возницын упло сердце.
«Эх, кбы не эт проклятя слбость! Я бы живо отыскл! Вот отосплюсь – все пройдет, и звтр же рзыщу ее!» – подбдривл себя Возницын, идучи к столу.
– Сдись, Сшеньк, дй-кось я н тебя получше погляжу! – говорил тетк.
Возницын сел.
Он сидел бледный. Глз окружились черными тенями, небритые щеки впли.
– Гляжу я – что-то не больно ты пригож, родной! Худ, черен, точно у нс крестьяне в Смоленской губернии с голодухи. Здоров ли, Сшеньк? – учстливо спршивл Помскин.
– Меня лихомнк трясет. В Астрхни пристл, окяння, – скзл, стуч зубми, Возницын. – Д и в дороге нмялся: сон, известно, ккой, хрчи – сухомятин…
– Ничего, приедешь в Никольское к милой женушке, отлежишься н перине, отъешься, – говорил Помскин.
Возницыну не очень хотелось продолжть рзговор о жене.
– А вы кк ехли, тетушк?
– Ничего, бог миловл, блгополучно доехли – ни волков, ни худых людей не видли.
– А из Питербурх много встречли н дороге? – спросил вдруг Возницын.
– Н Питербурх, ведь, другя дорог. Првд, в смом Смоленске встретил Борух Лейбов – ты ж его знешь. Ехл оттуд н четырех подводх. У меня тут же н дороге лен и пеньку зторговл – з море их отпрвляет…
– А Борух один ехл?
– Сидел с ним рядом ккя-то не то девк, не то бб ихней еврейской породы.
Возницын встрепенулся.
– А в чем он был, не помните? В млиновой брхтной шубейке?
– Нет, в кожухе.
– А ккя он лицом?
– Д пригожя, синеглзя ткя… Волосы черные…
– Это – он, Софья! – вырвлось у Возницын.
Помскин глядел н племянник с удивлением.
* * *
Возницын лежл в темной горенке.
Он не успел переступить порог своего дом в Никольском, куд в тот же вечер приехл вместе с Помскиной и по ее нстоянию, кк окончтельно свлился.
Ален, увидев муж тким стршным, зкричл дурным голосом, зплкл, зпричитл. Но Анн Евстфьевн прикрикнул н нее (не зло и нчльственно, с лсковой укоризной), см постелил Сше постель и, с помощью испугнного Афоньки, уложил Возницын в кровть.
Он срзу уснул, збылся тяжелым сном. Лежл весь в огне и бредил:
– Стоит грд пуст, пути к нему нет… Дорогя моя, я сейчс! Постой, я сейчс!.. Андрей Днилович, их бин крнк! Пить, пить!.. Афоньк, сучий сын!..
В «ольховой» не было никого – сидели в «дубовой», чтобы не шуметь. Ужинли. Зплкння, встревоження Ален и монхиня-приживлк Стукея.
Ален нехотя ковырял вилкой брнину, чуть двигл челюстями. Монхиня проворно жевл передними зубми, точно зяц. И успевл тк же проворно говорить:
– Их, мтушк-брыня, сестер этих лихомнок – одинндцть. А двендцтя, стршя сестр Невея-плясовиц, которя усекнул глву Ионну предтече. К Алексндру Артемьичу, знть, приступили три меньшие: Ледея – он знобит человек, хоть в печь полезй – не согреешься; Огнея – эт рзжигет, ки смолеными дровми и Ломея – ломит, словно буря сухое деревцо… И от них, мтушк, одн сп?сень…
– Аленушк, – тихо позвл с порог «ольховой» Помскин.
Ален встл.
– Полно те збобоны слушть! Кк не люблю я этих сорок долгохвостых. Возьми вот чшечку – я сделл уксус с лмпдным мслом – вытри хорошенько им Сшу, всего кк есть. Не тк гореть будет, сердешный…
И он подл чшку.
Ален вошл к мужу в «темную». Горенк освещлсь одной лмпдкой у обрз Алексндр Свирского.
Возницын лежл худой, черный. Смотрел ккими-то безумными глзми. Блженно улыблся.
– Софьюшк, это – ты? Пришл! – рдостно вскочил он, когд Ален дотронулсь до его плеч.
– Сшеньк, это – я, Аленк! – скзл он.
Чшк дрожл в ее руке.
Сознние вернулось к Возницыну. Он мхнул рукой, и извиняющимся тоном скзл:
– Фу, привиделось! Это что? Пить? – спросил он, протягивя руку к чшке.
– Нет, нет! Двй я вытру тебя…
– Только говори истинно. Коли соврешь, я все рвно дознюсь – шкуру с тебя н конюшне спущу! – зло поджимя тонкие губы, говорил Ален денщику.
Он зперлсь с Афонькой в боковой кморке с глзу н глз.
– А чего ж скзывть-то, мтушк-брыня? – делл глупую рожу сметливый Афоньк, который двно догдлся, о чем будет речь.
– Скзывй, куд брин ходил, с кем знлся?
– Ходил только к одному Андрею Дниловичу Форсуну, глицкому профессору. От него книги биривл читть, с ним беседовл.
– А у этого Форсун женк, ль дочь есть? – допытывлсь Ален.
– Никогошеньки! Живет один, кк перст, – отвечл Афоньк, хотя он не бывл ни рзу у Фрврсон.
– Перекрестись, холоп!
– Вот крест святой! – охотно крестился Афоньк.
– А у хозяин Прфен жен, дети есть?
– Жен есть, тетк Пелгея. Ей годов з семьдесят, – прикинул лишний десяток Афоньк. – Детей же у них нет. Двои стрики живут!
– Перекрестись, холоп!
Афоньк послушно крестился.
– А к вм в дом никкие ббы, ль девки не хживли?
Ален тк и впилсь своими коричневыми глзми в денщик.
– Никто, никогд! – не моргнув глзом, ответил Афоньк, – и, не дожидясь прикз, крестился н угол, где висел пыльня икон.
А см думл при этом:
– Вот крест святой – ничего тебе, стерв, про Софью не скжу!
Ален еще рз поглядел н денщик и медленно вышл из кморки.
А в «темной» Возницын продолжл бредить:
– Софьюшк, нгел, не сердись! Поцелуй, Софья!..
Тетк Помскин зпирл двери, кчл головой…
Третья глв
I
Афоньк второй день ходил без дел по Смоленску.
Поручение, рди которого брин Алексндр Артемьевич отпрвил его сюд, было выполнено: Софья Всильевн жил уже в сельце Путятине у тетушки, стольницы Помскиной.
Снчл Афоньк рзыскл в Смоленске Софью Всильевну (он жил при Борухе Лейбове, вел ему всю торговую переписку) и передл ей письмо Алексндр Артемьевич. А потом поехл в сельцо Путятино.
Тетушк, получив письмо Возницын, тотчс же собрлсь в Смоленск и привезл Софью к себе: с Софьей он познкомилсь двно, еще вернувшись из Никольского. Живя, умня Софья очень понрвилсь Помскиной.
Афоньке можно было спокойно возврщться в Питербурх.
Софья передл Афоньке ответное письмо Возницыну и велел Афоньке клняться брину, Помскин, кроме всего прочего, велел безопсности рди дождться в Смоленске отъезд Борух Лейбов, чтобы ехть вместе с ним в Питербурх: Борух зкупил большую пртию льн.
Афоньк ничего не имел против того, чтобы посидеть в Смоленске.
Он слонялся без дел по городу второй день.
Борух Лейбов нмеревлся сегодня кончить брковть последние берковцы льн и пеньки.
Афоньк нчл осмотр город с бзр – бзр Афоньк любил больше всего. Он первым делом пошел з Днепр в торговые ряды.
Н бзре толклось много нроду, но толп был не говорливя, московскя, ккя-то придвлення, немотня. Не слышлось бойких выкриков походячих торговок, ни ззывнья рсторопных прикзчиков, ни шуток-прибуток лрешников. Люди бродили кк тени.
Смоленск несколько лет подряд упорно посещл недород, и в город отовсюду из уездов тянулись голодные, зморенные крестьяне. Люди н бзре почти ничего не покупли. К сням, нгруженным зрубежным товром, у которых стояли в длинных кфтнх суетливые польские евреи и устые толстые поляки в кунтушх и четырехугольных шпкх, – никто не подходил. Никому не нужны были ни эти брньи шпки, ни ножи, ни змки, ни оловянные фляги, ни фляндыш. [36]
Толпились, стояли только у сней с мукой, крупой, зерном. Ждными глзми крулили, не протечет ли из ккого-нибудь мешк жито, не просыпет ли конь, тскя из торбы овес, несколько зернышек, – чтобы поскорее подобрть их.
Голодные продвли с плеч последние дрные кожухи, шпки. Нбивлись, чтобы только кто-нибудь купил у них, не думя, кк быть дльше смому в декбрьский мороз.
У одного пустого, зколоченного мбр сидели, двно зкоченевшие, полузнесенные снегом, дед и бб в сермяжных излтнных свиткх. Н мертвецов никто не обрщл внимния – их з эти годы много влялось в Смоленске всюду: н улицх, н дороге, в крепостном рву.
Всюду были худые, хмурые лиц, сжтые губы, глубоко впвшие глз. Ни здорной пьяной перебрнки, ни веселых бзрных шуток – ничего здесь не было.
Афоньк ушел рзочровнный. От скуки он осмотрел крепостные стены («Нши, кремлевские, куд крсивше», – решил он), побывл н Соборной горе, посмотрел н перестривющийся Успенский собор.
Не нрвился ему Смоленск.
Может быть летом, когд приусдебные сды стоят в зелени и течет широкий Днепр, Смоленск и крсив. Но теперь, в Филипповки, он был непригляден.
Вспомнился болотный Питербурх. Хоть в нем, в двух шгх от Большой Перспективной дороги, пузырилось, хлюпло болото, все-тки дже болотный Питербурх – лучше Смоленск!
Сегодня Афоньку не тянуло никуд. Хотелось поскорее уехть во-свояси.
Позвтркв, Афоньк нпрвился к Боруху узнть, много ли остлось ему брковть льну и успеет ли он сделть все з день, или нет. Чтобы узнть, где сегодня Борух бркует лен, Афоньк пошел к дому, в котором Борух Глебов жил.
Борух жил в небольшом домике, – у смого Днепр. Домик этот снимл подручный Борух, косоглзый Мендель. В лучшей чсти домик, в комнте с двумя небольшими окнми, помещлся Борух. А в передней, отгороженной дощтой перегородкой, и в сенях ютился Мендель см-пять.
Когд Афоньк вошел в хту, пропхшую терпким зпхом чеснок и луку, он зстл хозяйку, жену Менделя и чсть ее ребятишек. Он чистил н лвке у смого порог большую щуку. Кудрявый, голопузый мльчонк стоял тут же, нблюдя, что делет мть. Н печке с годовлым ребенком н рукх сидел стршя дочь.
– Здрвствуй, хозяюшк! – скзл Афоньк.
Кудрявый мльчонк, неуклюже перевливясь н кривых ногх, в испуге побежл к печке.
– День добрый, – рзогнулсь еврейк. – Прочь ты, пскуд! – крикнул он н худую кошку, которя из-под лвки принюхивлсь к щучьему хвосту.
– Сядйте! – скзл он, вытиря рукой конец лвки у крохотного – с лдонь величиной – оконц. – Еще гостите у нс, в Смоленску?
Афоньк сел. Спешить было некуд, поговорить он любил.
– Вот кк Борух Глебов? Спрвится сегодня, ль нет?
– Кжите-ти спрвится Мендель, не Борух! Мендель все глядит, Мендель кждый бунт своими рукми перещупет! А Борух что? Тольки стоит и плкой торкет, – скзл еврейк, снов принимясь з рыбу. – Може, и спрвится – бо ткий мороз, у Менделя стрый кфтн – ндо ж греться!
– Рыб у вс, хозяюшк, хорошя! Вкусня ух будет! – желя скзть приятное, похвлил Афоньк.
Еврейк поморщилсь.
– Рыб – дй бог есть ткую до смой смерти! Тольки не нм есть – мы и в субботу ткую не видим, не то что…
– А кому ж это готовите?
– Хозяину, реб Боруху. Нм – где тм рыбу! Хоть бы хлеб было вволю. И тк еще нс бог милует! Другие толкут мякину с гнилой дубовой колодой, лебедой и козельцом живут, мы – слв богу – едим овсяную муку с мякиной!
– Д, с хлебом у вс верно что плохо! – посочувствовл Афоньк. – И у нс был неурожй, д все ж не ткой…
– Вы говорите – плохо? Совсем негодно! Четверик жит был две гривны, стл дв рубли! Теперь з фунт хлеб тое ндо плтить, что бывло з пуд плтили. Оттого нрод с голоду пухнет. Мужики рзбегются, куды кто! А мы – нм бежть некуд…
Живя в Смоленске, Афоньк з эти дни только и слышл стоны и жлобы н бесхлебицу, н тяжелую жизнь, дльше слушть было невтерпеж.
– А где, хозяюшк, я сегодня смого Борух Глебов нйду? – спросил он, вствя.
– Вот идите тк и тк, – вытянув руку с ножом, покзывл он: – Вдоль реки и увидите. Где почуете – чихют, тм, знчит, и лен.
– Нйду, спсибо! – ответил Афоньк, выходя из хты.
До мбров было совсем недлеко. Он издли увидел их: весь снег был грязносерым. В рскрытых нстежь воротх колыхлось облко пыли.
Под стеной мбр, н длинных мялицх, примостилось полтор десятк девок и бб, неизвестно от чего более почерневших – от пыльной рботы или от голод.
Ббы сморклись в подолы, о чем-то тихонько говорили. И никто не посмотрел н Афоньку, который проходил мимо них.
«Нши, московские девки и голодные прыснули бы со смеху, увидев прня! Что-нибудь выдумли бы, эти – сидят!» – думл Афоньк.
В мбре Афоньк увидел смого Борух. Он был в нгольном тулупе и простой бршковой шпке. От пыли его широкя, с проседью бород, стл ткой черной, кк был двдцть лет нзд.
Четверо девок рзвязывли бунты, у которых в неопределенного цвет длинном кфтне, повязнном пеньковой веревкой, копошился озябший Мендель. Борух с плкой в руке медленно ходил от бунт к бунту.
– Ну что, спрвитесь сегодня? – спросил Афоньк у Борух.
Борух только повел плечом и, чихнув, неспешно ответил:
– Коли б не ткие жулики, двно б ужо мы были в дороге. А то поглядите сми!
Он покзл н рзвязнный бунт первосортной пеньки. Снружи бунт кзлся вполне годным, но внутри он нполовину состоял из почерневшего, гнилого волокн. Концы вовсе были не обрезны и комья земли, приствшие к кореньям, тк и лежли, видимо оствленные нрочно для большего весу.
– Хвтит. Я у пн Шилы не возьму больше ни одного берковц. Скжи ему, Мендель, – обернулся Борух к подручному, – что я купляю пеньку, не кменья и землю! И коли пн Шил хочет мне продвть, нехй в другий рз чистей выбивет кострику и не перевязывет кудель пеньковыми прутьми! Прибыли н полушку, убытку – н рубель! Англичне все рвно зствят нс перевязть!
И, отряхя тулуп, Борух пошел к воротм.
– Сегодня я отпрвляю пятндцть подвод – поезжйте с ними рзом. А мне из-з этих смоленских мзуриков придется н тыдень [37] еще остться…
От пятилтынного, который дн был н дорогу брином Алексндром Артемьичем, у Афоньки остлся гривенник.
Снчл Афоньк выпил водки н пятк, потом еще н семишник, и нконец подумл-подумл, д и брякнул о прилвок остльные – пей, гуляй, душ! Все рвно с лтын не рзбогтеешь!
В дороге Афоньк не пил – боялся: нмерзнешь пьяный. Хрчми – зпсся: брыня Анн Евстфьевн был не скупя, нклли Афоньке пирогов целую торбу. Знчит, до Питербурх деньги были вовсе не нужны.
Афоньк сидел в корчме у Млховских ворот. Смоленскя корчм ему полюбилсь.
Нроду в ней было не горзд много, но говор и шум стоял не хуже, чем в «Скчке» у Охотного ряд.
Афоньк удивлялся: в Смоленске н улицх и н бзре нрод ходил точно без язык, в корчме все говорили с меньшей опской, нежели в Москве или в Питербурхе.
Афоньк не любил пить вмолчнку. Хотелось поговорить с кем-либо, рсскзть, ккой у него брин, кпитн-лейтеннт, горячий, но спрведливый, кк он доверяет своему денщику Афоньке – вот послл одного в Смоленск…
Афоньк оглянулся – с кем бы перекинуться двумя-тремя словми.
Рядом с ним сидели двое чернецов. Один рыжебородый, плосколикий, другой – с злыми глзми, высохший кк трнь. Он говорил и все время откидывл от лиц нвисвшие, двно немытые, космы волос.
– Вместо меня поствили из Аврмиевского монстыря отц Гервсия. И чем он, скжи, лучше? В деле своем не блголепен и пьяниц горькя. Упивется не токмо вином, и тбчищем. Но я тк не оствлю! Я добьюсь првды. Приидох – яко рб, исхожду – яко врг! – стукнул кулком по столу сухощвый чернец.
Афоньк слушл, что будет дльше.
– А куд ж зпропстился см рхиепископ Филофей-грек? – спросил плосколикий.
– Один посдский ездил з крупой в Нежин. Говорит, будто Филофей тм преосвященствует…
– А толмч рхиерейский, этот – ну, кк его?.. – щелкл толстыми пльцми плосколикий чернец, силясь вспомнить.
– Глтьянов? – помог сухощвый. – В Снкт-Питербурхе…
– Стло быть, встретитесь! Ты ж, отец Лзрь, поедешь в Синод?
Афоньк уже открыл рот – хотел вступить в рзговор: скзть, что он знет Питербурх, знет, где помещется Синод – н Березовом острову. Но рзговор принял неожиднный оборот.
– В Синод? – брызгясь слюной, переспросил сухощвый. – К чорту его! Уж мы перебили языки, о свином Синоде моляся! Святейший Синод пл в свиной род!
Афоньк отвернулся – кк будто не слышл тких поносных речей. Хоть и выпил уже н гривну, ум не пропил: помнил, что ндо держть ухо востро. Кк гркнет чья-нибудь глотк стршное «слово и дело», зметут вместе с чернецми в Стуклов монстырь, в «Немшоную бню». [38] От тких собеседников – лучше подльше!
Афоньк отодвинулся от чернецов и огляделся, куд бы пересесть.
Неподлеку от него ккой-то мужичонко в дрном зипуне, поствив ногу н лвку, обвязывл ее тряпьем. Из-з стойки н него соболезнующе глядел румяня, сытя бб – видно, жен целовльник.
– Что это, отморозил? – спросил он.
– Нет, от првеж. Н Андрея еще били – помещичьи подушные деньги с меня првили, вот не зживет.
– Я тебе, дяденьк, лекрство от этого верное скжу. Возьми борец сушеный д сври во щх кислых, добрых. А потом попрь в этих щх ноги. Ежели кого цельный день били, – пройдет…
– Меня цельный день били, окянные, – скзл мужик. – Д только не сделть мне ткого лекрств, кк ты говоришь!
– Почему? Борец не достнешь? – спросил бб.
Мужик почесл зтылок и зсмеялся:
– Д, вить, кк скзть, были б у меня щи, то, добря душ, у нс и кочерыжки гнилой нетути, не то щей!..
Афоньк перевел взгляд дльше. В углу, скинув шубы, рзвлились н лвке зрубежные купцы-ляхи.
Один из них – черноусый, кк зпечный тркн, горлнил песню:
Девчин, кохн, кохн,
Покжь мне колян, колян…
Поодль от них пил ккой-то человек с рвными ноздрями. Плохой знк: бывл, знть, в рукх Тйной Кнцелярии, ткому ничего не стршно.
Поближе к выходу сидели двое посдских. Лиц одного не было видно – он сидел к Афоньке спиной, второй – небольшой, с седой бородкой клинышком, н польский мнер. Он все время что-то горячо говорил.
Афоньк взял свой штоф и чрку и пересел з их стол.
Посдский с бородкой клинышком продолжл говорить, словно не змечл Афоньки:
– Мне Михлк Печкуров все рсскзывет – он у Борух служит. Вчер пятьдесят берковцев збрковл, сегодня из ст бунтов чуть двдцть выбрл. Все ему, чорту ушстому, не в лд: то перевязно не тк, то нечисто выбито, то еще якя холер… А я ведю, чего ему хочется: кб я цену спустил. Уступлю з четыре рубли девяносто пять копеек берковец – все возьмет. И с кменьем и с поленьем! Не то с землей! Но не дождется он этого!
– А что ж, не думешь ли см куд везти? В Риге – и то тебе больше пяти рублей никто з берковец не дст. Тк в Ригу ндо еще доствить!..
– Все рвно! Нехй сгниет – не дм! – горячился посдский. – Я ему, чорту лопоухому, отомщу!
– Кк же ты ему, Герсим, отомстишь? Борух теперь высоко летет – в Питербурхе живет. У него тм крепкя рук, црицын фктор Липмн.
– Ничего, ничего, я доберусь! Будет он у меня помнить! – петушился посдский.
Афоньк не верил своим ушм: это говорят про Борух Глебов. Вот кк удчно он подсел! Афоньк откшлялся и срзу вступил в беседу:
– Я Борух зню – вместе в Питербурхе живем. Он к моему брину чсто приходит. Библию с ним рзложт и читют…
Посдские удивленно глядели н Афоньку.
– А кто ткой твой брин? – спросил тот, который все грозился отомстить Боруху.
– Кпитн-лейтеннт Алексндр Артемьич Возницын, вот кто! – гордо ответил Афоньк.
Он собрлся, было, нчть рсскзывть о своем брине, но посдские не зхотели дльше слушть, встли и ушли из кбк – их полуштоф вин был двно пуст.
II
Пообедв, Возницын ндевл короткий полушубок и круглую шпку с россомшьей опушкой, брл трость и выходил н Большую Перспективную дорогу. Он медленно шел до мост через Фонтнку и возврщлся нзд к себе, в Переведенские слободы.
Возницын кждый день ждл приезд Афоньки из Смоленск.
Он не высидел дом до положенного Военной Коллегией срок – вернулся в Питербурх немного рньше. И еще из Москвы отослл Афоньку в Смоленск к Софье с письмом.
Идучи медленно по протоптнной пешеходной тропинке вдоль низеньких берез, Возницын вспоминл прошлый год, прожитый в Никольском.
Тогд, по дороге из Питербурх в Москву, он сильно простудился и пролежл не в лихомнке, в жестокой горячке дв месяц.
Когд, впервые после долгого лежния в комнте, он, еще поштывясь, от слбости и держсь з стены, прошел кое-кк через сени и открыл дверь, ведущую в сд, его отбросило в сторону от этого солнц, свет и яркой зелени трвы и деревьев. Он стоял, держсь з дверной косяк.
Кружилсь голов. Но головокруженье не было противным – было слдко познвть весь привычный, знкомый мир зново.
Он открыл глз и глядел, не мог оторвться от буйно теснившихся у смого крыльц лопухов крпивы.
Еще никогд в жизни Возницын не случлось тк, чтобы после зимы срзу увидеть полный рсцвет весны. Ему кзлось, что лег он вчер. Возницын помнил, кк черны были эти же деревья, кк под снегом белой пустынной рвниной лежл земля.
А сейчс – солнце, зелень – все неожиднно, срзу опрокинулось н него. И он потерялся.
Он был счстлив, рд тому, что живет, что снов видит все это, рд этим лопухм, нвозному жуку, неуклюже ползущему через щепку, лежщую н дорожке…
Все покзлось Возницыну новым, точно он зново родился для новой жизни. И тогд-то Возницын впервые вспомнил о жене.
Никогд не любимя, опостылевшя, он был кк неприятный, дурной сон, который ушел и не вернется.
Но н смом деле он был где-то здесь. Он слышл ее скрипучий голос – Ален говорил немного в нос.
– Ничего-то моего ты не носишь, Сш, что я тебе дю! Знть, я тебе не мил! Где твой хрест серебряный с финифтью, что я подрил? – спросил Ален, подходя к мужу. – Нтирл тебя во время хвори, уксусом – лежишь, ровно нехристь, без хрест… То ли твоя любовь ко мне?
– Я в бне, в Питербурхе, где-то потерял: гйтн оборвлся, – ответил спокойно Возницын, выходя н крыльцо и опускясь н скмейку.
Молчли.
Возницын жмурился – глз не могли привыкнуть к ткому изобилию свет и крсок.
Смотрел н белые облк. Подумлось: «Точно кто-то пуховики н небе сушит…» Мысли шли ленивые, беззлобные…
А нд ухом все тот же гнусвый, въедливый голос:
– А кку это Софьюшку в бреду поминл, милый муженек, ?
Спросил, и чувствовлось: вся дрожит от злости, все месяцы готовил эту фрзу, ждл вот этой минуты.
Возницын покрснел и рстерянно улыбнулся:
– Рзве я бредил?
– Еще сколько – целые дни! Только ее и кликл, бесстыжую!.. Кто ткя?
– Д мло ли что в бреду скжешь, – ответил, улыбясь приятным воспоминниям, Возницын.
– Меня не признвл, гнл прочь, ее… Бесчестный ты! Есть у тебя в Питербурхе ккя-то шлюх! Есть, чует мое сердце! Скжи уж лучше, зчем отпирешься!
Вспыхнул еще рз – уже от гнев. Но ответил спокойно и легко:
– Я и не отпирюсь!..
Ален повернулсь и убежл.
– Ну и пусть, – думл Возницын.
В доме збегли, зсуетились. Ален, збрв кое-ккие пожитки, монхиню Стукею (монхиня см боялсь оствться с помещиком) и девку Верку, не простившись с мужем, уехл к мтери в Лужки.
…Возницын шел по дороге и вспоминл все это.
Он дошел до Фонтнки, не встретив ни одной подводы, постоял минуту у мост, поглядел, не видно ли кого н дороге и, неспеш, пошел обртно.
Лето и осень он прожил один в Никольском. Без Алены в Никольском всем жилось хорошо – и дворне и брину. Возницын тосковл только по Софье. Хотелось видеть ее.
Среди лет тетк, миля Анн Евстфьевн (кк знл, что Сш волнуется), прислл человек. Не с письмом, только передть племяннику несколько слов:
– Все хорошо, мол, устривй дел в Питербурхе и не беспокойся!
Возницын успокоился.
Ему тк хотелось рсспросить у послнц, может он знет что-либо о Софье, но Возницын боялся, чтобы не испортить дел. Окольными вопросми Возницын выведл только то, что в доме у Анны Евстфьевны никого чужого нет.
Тогд-то и мелькнул мысль попросить тетушку приютить Софью пок у себя. Но отсылть письмо ндо было с верным человеком. Возницын решил потерпеть и, уезжя в Питербурх, отпрвить из Москвы в Смоленск рсторопного Афоньку, который один знл все.
Перед смым отъездом Возницын из дому, кк-то рнним утром, неожиднно пришел из Лужков Андрюш. Он был с флинтой – шел кк будто н охоту, но Возницын по рстерянному виду своего друг срзу догдлся, зчем он пожловл.
Андрюш летом и осенью изредк нвещл Возницын, но ни рзу не вспомнил об Алене, точно ее и н свете не было.
Пробовл приехть к зятю см Ирин Леонтьевн, д Возницын не зхотел с ней видеться – ушел из дому.
А сейчс мть и сестр, видимо, нсели н несчстного: Андрюш должен был примирить супругов.
Андрюш снчл говорил о рзных хозяйских делх – о молотьбе, о том, что ндо ковть лошдей. Потом сели вместе с Возницыным обедть.
После обед долго сидели з столом – Андрюш курил, брбнил пльцми по столешнице – язык никк не поворчивлся говорить другу о тком деле. Андрюш дже вспотел.
Возницыну стло жль друг, которого он очень любил. Возницын решил помочь ему.
– Что, Аленк мменьке н меня много чего нговорил? – спросил, улыбясь, он.
У Андрюши кк гор свлилсь с плеч.
– Не помнишь рзве ее? Он с детств ябед и плкс был! Ткой и сейчс остлсь, – скзл Андрюш, мхнув рукой: – С ней жить, должно, не горзд слдко! С ней только тк и жить, чтоб он – в Лужкх, ты – в Никольском!
Об рссмеялись.
Неловкость, целый день сковыввшя Андрюшу, был рзрушен.
– Мне мменьк скзывет: ступй, уговори! А кк я тебя уговорю – нсильно мил не будешь!
Он скзл все, что думл, скзл быстро, точно боялся, чтобы друг не стл поневоле лгть ему, опрвдывться в том, в чем, по его мнению, опрвдывться нельзя и не ндо.
– Жлко, Сшеньк, тебе сейчс к нм не притти, то я бы покзл своих голубей. У меня есть голубк смуря, с зобом присив пер. У ней в одном крыле крсных три сблины. Згляденье! Д голубя светлого достл – с гривой ткой, с пхми в косх, хвост у него – синий, но не весь, только с репицы… – оживленно рсскзывл Андрюш о более приятном.
– Ну зклюют меня ббы! – шутя скзл он, уходя из Никольского.
– Милый Андрюш, хороший он! – с нежностью вспоминл своего друг Возвицын.
Возницын дошел уже до Переведенских слобод. Он обернулся нзд в последний рз посмотреть, нет ли н дороге подвод, и увидел их целую вереницу. Н передних снях сидел улыбющийся Афоньк.
– Вот в этой улице, в доме столяр Прфен, – кричл кому-то Афоньк, оборотясь нзд.
Афоньк свернул в Переведенскую слободу. Возницын прыгнул к нему, в сни и от рдости обнял Афоньку.
– Ну, кк?
– Все хорошо, Алексндр Артемьич! Вм нижющий поклон от тетеньки и от Софьи Всильевны! А вот письмецо сейчс достну.
И он стл рсстегивть полушубок.
Нконец, письмо было извлечено. Возницын схвтил его и, выскочив из сней, поспешил к дому. Он вбежл в свою горницу и сломл сургучную печть.
«Сшеньк, друг мой дорогой! Лучшя моя збв сегодня и милейшя есть лоскуточек твой белый отрезнный…» —
читл он.
«Описть вм скуку здешнюю не хочу, чтоб вм не причинить скуку же. Везде ищу, нигде не нхожу того, что из мысли ни единую минуту не выходит, чего, чувствую, описть никк пером невозможно».
Следом з Возницыным в горницу ввлился Афоньк и уже зшептл н ухо брину:
– Живы-здоровы. Все хорошо! Сейчс Софья Всильевн живут у тетеньки Анны Евстфьевны в Путятине. Ждут вс! Велено низко клняться. А тетеньк велел передть – мол, пусть брин ни об чем не беспокоится!..
Возницын слушл, что говорит Афоньк, глз все бегли по строчкм, нписнным ткой дорогой рукой:
«…Еще прошу верить, что ни единый человек (кроме тетушки, блгодетельницы, милой Анны Евстфьевны) из уст моих не ведет и ведть не будет, о чем не хочешь, чтоб знли. Думю, чтоб и беспокойств твои миновлись, буде бы тебе можно было видеть сердце и душу мою и чистосердечную привязнность, с которой не н чс к тебе рсположен…»
III
Возницын ломл голову нд тем, ккую болезнь придумть еще, чтобы Воення Коллегия – нверняк – освободил бы его от службы.
Из чхотной болезни, н которую он ссыллся в первый рз, ничего не получилось. Кк и следовло ожидть, доктор Энглерт ншел у него не чхотную болезнь, фебрис. Но лихордк не двл полного освобождения. Приходилось выдумывть что-либо иное.
Мысль о том, чтобы отрубить н руке плец, Возницын отверг: не хотел уродовть себя.
Несколько дней придумывл Возницын и нконец однжды вспомнил рсскз Андрюши о том, кк сестр Мтреш нзвл его безумным. Возницын с рдостью ухвтился з эту мысль. Он ему понрвилсь: ведь, и во флоте в последний год он держл себя необычно. Можно, стло быть, продолжть ту же линию – вось, вывезет!
Он скзл об этом нмерении единственному своему советчику Афоньке. Афоньк в первую секунду возмутился при мысли, что его брин будут считть изумленным. Но, обдумв, решил – средство, пожлуй, ндежное.
– Только бы в монстырь ккой не отпрвили! – опслся он.
Возницын подл прошение в Военную Контору, что «от болезней свободы не получил» и что болезни «больше прежнего умножились».
В Военной Конторе Возницын еще рз осмотрели и скзли, что к нему н-днях придет мйор Зубов, поговорить с ним н дому.
Вернувшись домой, Возницын нучил Афоньку, кк он должен будет держться и что отвечть мйору н его вопросы о больном брине.
– Не беспокойтесь, Алексндр Артемьич, уж я ему ткого нговорю!..
Возницын не сомневлся в этих способностях Афоньки.
Н следующий день Возницын встл порньше, чтобы привести горницу в нужный вид. Он рзбросл н полке, рсствленные в определенном порядке, книги, швырнул под лвку портупею и шпгу, велел Афоньке змусорить чем-либо всегд чистый пол. Зтем Возницын ндел стрый фонькин кожух и шпку с ушми, н ноги огромные истрепнные Прфеновы лпти, выброшенные з ветхостью в сени. И, взяв книгу, сидел, готовый при первой тревоге плюхнуться н кровть – притвориться пребывющим в сугубой иппохондрии.
День прождли нпрсно – мйор не явился.
Н следующее утро, позвтркв, пришлось, к сожлению, повторить мскрд. Небритый, взлохмченный, Возницын лег н кровть, упершись рсхлестнными лптями в кирпичи печки, и читл «Крткие нрвоучительные повести».
Афоньк, целое утро проклинвший мйор, не соизволившего вчер притти, выбежл н улицу поглядеть, не идет ли.
Возницын лежл и читл Аристотелевы рзговоры:
«Всякое учение принимть досдно: нучсь н свою крсоту употребляти, и к общему блгу, вещь есть зело блгоприятн.
Вопрошен, чтим рзнится умный от глупого, отвещ: яко живый от мертвго…»
Скрипнул дверь, и в горницу кто-то тихонько вошел.
Возницын испугнно сунул книгу под сенник и оглянулся. У порог, с удивлением осмтривя всю неряшливую обстновку и небритого, по-холопски одетого брт, стоял Мтрен Артемьевн.
Возницын двил смех. Он предствил себе, что думет сейчс Мтреш, тк любящя чистоту и порядок, глядя н змусоренный пол, н спог, стоящий н подоконнике, н грязную тряпку, которя лежл н столе рядом с чшкой кислой кпусты и ломтем черствого хлеб.
– Здрвствуй, Сш! Что с тобой, ты болен? – спросил он, несмело приближясь к постели.
– Нет, я здоров, – ответил Возницын, глядя в потолок и сдерживясь, чтобы не рссмеяться.
– Ндо поменьше говорить, – сообржл он.
Мтреш стоял, рзглядывя брт.
«Долго он тк будет стоять? – думл Возницын: – Уствилсь!»
Мтрен Артемьевн потоптлсь н одном месте и еще рз спросил:
– А где ж Афоньк?
Возницын повернулся к ней и, улыбясь, ответил:
– Пучок вон! – и укзл пльцем в дльний угол. Мтрен Артемьевн испугнно оглянулсь и вышл из горницы.
В сенях ее чуть не сшиб с ног Афоньк.
– Осторожнее, дурлей! Глядеть ндо! – строго прикрикнул Мтрен Артемьевн, остнвливя Афоньку: – Ты чего носишься, кк угорелый?
– Простите, мтушк-брыня! Я… я… – зпыхвшись, говорил Афоньк. – Доктор идет! – выплил он, живо сообрзив по лицу Мтрены Артемьевны, что, пожлуй, лучше будет, ежели он произведет мйор в лекри. – Из Военной Коллегии, доктор!
– А что брин – болен?
– Хвор совсем!
– Что ж с ним?
– В речи зпинется, беспмятств нходят, – отвечл он тк кк учил Возницын.
– А почему у вс в горнице грязно? Почему ты не подметешь пол? Коли брин хвор, тк ты и рд, что тебе можно ничего не делть!
– Д кк же, брыня, подметть? Не велит! Чуть увидит метлу – дерется! – говорил, не моргнув глзом, Афоньк.
В это время в сени вктился коротенький, тучный мйор.
– Холоп, здесь, что ли, квртирует кпитн-лейтеннт Возницын?
– Тк точно, здесь! – нрочно громко, чтобы услышл Возницын, крикнул Афоньк: – Пожлуйте!
И он широко рспхнул дверь.
Мйор шгнул в горницу. Следом з ним вошл Мтрен Артемьевн.
У Возницын зколотилось сердце. Только бы выдержть, не покзть виду, что – здоров! Он лежл, не глядя н вошедших.
– Кпитн-лейтеннт Возницын? – спросил, подходя к кровти, мйор.
Возницын медленно повернул голову.
– Ну коли и кпитн, тк что? – ответил он.
– Кк здоровье, бтюшк? – бодро спросил мйор.
Возницын дотронулся до головы.
– Голов болит. От треуголки.
– Тэкс, тэкс, – скзл мйор, рсхживя по горнице.
– А что у вс тк грязно?
– Тк теплее, не дует. У меня лихордк. Фебрис. Я в низовом походе с блженной и вечнодостойной пмяти импертором Петром первым… – нчл он и умолк, отведя глз в угол.
Мйор оглянулся и только теперь увидел Мтрену Артемьевну.
– А вы кто будете? Супруг?
– Нет. Я его сестр. Вдов контр-дмирл Ивн Синявин.
Мйор учтиво поклонился.
– Я здесь не живу. Пришл проведть брт. Выйдемте, господин доктор, поговорим!
Они вышли из горницы.
Возницын лежл, зжв рот рукой.
– Неужели поверили? Хорошо, что Мтреш подоспел! Он ему нговорит!
Кк Возницын ни прислушивлся, он не мог рзобрть, о чем говорят в сенях. Только доносился звонкий фонькин голос:
– Дерется, вше блгородие! Непорядочно бегет и дерется! К нм приходил полицейский сержнт – искли в слободх кких-то беглых. Вошли к брину. Тк их блгородие схвтил клинок д к сержнту. Нсилу отняли!
– Молодец, Афоньк! Ловко ввернул про сержнт! – восхищлся Возницын.
Голос в сенях стихли.
Через минуту в горницу вбежл рдостный Афоньк.
– Ушли! Слв те, господи! Вствйте, брин! Все хорошо. Этот толстый дурк всему поверил. Кк помянул я про шпгу, тк он – двй бог ноги!.. – хохотл Афоньк. – Сбрсывйте лпти, д выйдете в сени – ндо вымести. Дв дни не метено – ишь ккя грязь!..
– Афоньк, друг ты мой, что ж сестриц плел? – спросил Возницын, вствя с кровти.
– Мтрен Артемьевн не хуже меня нговорил! Хвтит вм! Вот кстти пришл в гости! Третьеводни встретил меня н Зеленом мосту – узнл, где живем…
– Д что говорил-то? – допытывлся Возницын.
– Говорил: это у него с детств! С детств, говорит, непутевый был, все не тк делл, кк люди. Сейчс, скзывл, импертрицей облгодетельствовн, кпитном н «Нтлию» нзнчен был – откзлся. Сумсбродный – сми видите. А мйор поддкивет: «Д, д! Видно в уме змешние… От него, говорит, ндобно шпгу отнять – не ровен чс проткнет кого…» Смехот! И тк ушли об. А, думете, мло Мтрен Артемьевн ему по дороге еще нпоет?..
…Мтрен Артемьевн шл домой в большой здумчивости. Было жлко брт, но, ведь, ндо же не збывть и себя, бедную вдову.
Ее мысли мгновенно перенеслись в Никольское, в Ббкино н Истре. Мчех, мть Сши, умерл. Он один нследник всего.
– Ндо прибрть к рукм вотчины, чтоб не достлись этим рыжим Дшковым. Им своих «Лужков» хвтит! Д в безумии Алексндр всё еще спустит – ль пропьет, ль что… Сейчс же подм прошение, чтоб все вотчины передли мне под опеку…
IV
До окончтельного решения Военной Коллегии Возницын боялся выходить н улицу. Притворившись безумным, ндо было и н улице держть себя кк-то инче, чем до сих пор, потому что шпионов по всякому делу везде было предостточно. Возницын скучл дом – дже не мог нвестить Андрея Днилович.
Воення Коллегия не очень торопилсь вершить дело, тем более подошли Святки, нчлись бесконечные прздники при дворе – тут было не до ккого-то изумленного кпитн.
В четвертый день генвря нового 736 год к Возницыну пришел нежднный гость.
Кждый день можно было ждть, что н квртиру зглянет еще кто-нибудь из Военной Конторы, проверить, кк чувствует себя кпитн-лейтеннт. Возницын знл это и всегд был н-чеку: хотя Афоньк ежедневно убирл горницу и уже по лвкм ничего не влялось, епнч, кфтны и прочя одежд висели в порядке н вешлке, но Возницын – н всякий случй – ходил в бшмкх н босу ногу и в простой рубхе с косым воротом, чтобы при первой тревоге лечь в постель.
Когд пожловл гость, Возницын сидел у стол и от скуки писл н бумге то, что взбредет в голову. Среди росчерков, звитушек н листе уже стояли когд-то, пятндцть лет тому нзд, зтверженные фрзы из учебник Дегрф:
„Изрядно зело н кругу списн в цело вся небесня твердь шириною, круглою еяже всяко окончние рвными лучми от среды ксется тоже мнози нрицют глобус.”
И стихи:
„Ну. Что ж мне ныне делть. Коли тк уж стло.
Рсстлся я с сердечным другом не н мло…”
Возницын, в рздумьи, писл – «Пригожя моя, хорошя моя…» когд в сенях кто-то зговорил с Афонькой.
Возницын нсторожился. Афоньк кого-то приветливо приглшл:
– Пожлуйте, пожлуйте! Дом!
Возницын, бросив перо, кинулся к кровти.
Дверь отворилсь. В горницу вошел широкобородый, лопоухий Борух Лейбов.
– День добрый, пне кпитне! – скзл он, клняясь Возницыну.
Борух снял бобровую шпку и окзлся в черной брхтной ермолке.
– А, гут морген! Гут морген! – рдостно зговорил Возницын, спрыгивя с кровти и нбрсывя н плечи кфтн.
– Двно из Смоленск? Ну кк тм?
– Приехли н той неделе, в понеделок. Все живы-здоровы, хвл богу! Поклон вм от тетеньки!
– Спсибо! Рздевйтесь, сдитесь, Борух Лейбович! Поговорим!
– Отчего же не потолковть, можно!
Борух снял хорьковую шубу и сел н лвку, поглживя широкую бороду.
– Як пн Возницын живет? Чи здрув?
– Блгодрю. Теперь ничего, попрвился! Афоньк! – кликнул Возницын, убиря со стол бумгу, чернил и перо.
– Я тут, вше блгородие!
– Ндо попотчевть дорогого гостя. Неси вино, курицу – все, что у тебя есть!
– Дзенькую [39] пну! Прошу не беспокоиться – я только н минутку. Тетеньк просил зйти до пн узнть, як здоровье, може, пн зхочет отослть в Путятино письмо. Я скоро поеду в Смоленск…
– Может быть, я и см соберусь. Это выяснится н-днях.
– Вот и добре. Поедем рзом.
– У Борух Глебов лошдь, вше блгородие, хорошя – с ним доедешь быстро, – вмешлся Афоньк, ствя н стол флягу с вином, вреную курицу и хлеб.
Возницын, нливя в чрки вино, скзл:
– Помните, в четвертой книге Моисеев зкон, в глве шестой говорится: «ще кто обречется н себя вин и сикер пив и меду не пить и мяс не ест, он свят будет». Кк тут понимть слово «сикер»? Ведь, сикер – это ж топор, не првд ль? – обртился к Боруху Возницын.
– Известно, топор, вше блгородие, – отозвлся Афоньк, стоявший поодль в ожиднии прикзний.
Возницын чокнулся с Борухом, недовольно косясь н Афоньку.
– З вше здоровье!
– Дй, боже, здоровья пну! – ответил Борух, клняясь.
Он выпил, утер лдонью рот и, поглживя бороду, неторопливо ответил:
– Сикер – топор, но тут, в этом месте, сикер ознчет другое: строе вино.
– Вот кк это? – шутя скзл Возницын, кивя н флягу.
– Може и тк, – чуть улыбнулся Борух. – А вы хорошо помните Писние. Из вс добрый бискуп вышел бы.
– У меня, Борух Лейбович, бород больно жиденькя рстет – я это после горячки увидел, кк дв месяц не брился. Был бы не то пстор, не то поп, – весело ответил Возницын.
Он был сегодня в отменном нстроении.
– Что ж вы не зкусывете? Возьмите кусочек курицы! – потчевл он гостя.
– Дзенькую! Что не резно по ншим зповедям, того нм есть не позволено. Я вот хлебом зкушу!
Борух отломил корочку.
– Знете, вше блгородие, я в Смоленске у одного ихнего строзконник н квртире стоял, у шорник Хим, Борух Глебов ведет, – кивнул Афоньк н Борух. – Тк у них для мяс – одн трелк, для молок – примерно для простоквши, ль творогу – другя! Смешно!
– Ничего смешного тут нет: у кждого свой зкон, – оборвл его Возницын.
– Хотя оно, првд, и у индийцев, в Астрхни которые… – соглсился Афоньк и уже хотел, было, что-то рсскзть, но Возницын строго оборвл:
– Ступй, ступй! З тобой никому слов скзть нельзя!
Афоньк сконфуженно шмыгнул носом и вышел из горницы.
Борух поглядел ему вслед и скзл, сдержнно улыбясь:
– В Тлмуде говорится: «десять мер болтливости сошли н землю. Из них девять достлись н долю женщины». Вш денщик кк рз имеет десятую!..
– Это верно, – смеялся Возницын: – Млый – хороший: и честный, и не дурк, вот поди ж – болтлив хуже ббы…
Возницын взялся з флягу, собирясь нлить по второй. Борух осторожно удержл его руку.
– Нет, дзенькую, пне Возницын! Хвтит. Мне сегодня в тможне придется крску нглийскую принимть. Что чужие купцы скжут: «Вот ливрнт [40] обер-гоф-фктор Липмн – пьян, кк Лот… Дзенькую! В другой рз выпью, теперь – довольно!
– Кк хотите – воля вш…
Возницын поствил флягу н место.
– Скжите, Борух Лейбович, я тут с одним стриком спорил нсчет того, который нонче год?
Борух нхмурил черные с проседью брови.
– Ккой год? 736, хвл богу!
– Нет, ккой от сотворения мир? Я говорил, что уже перевлило з семь тысяч с двумястми, стрик спорит: меньше.
– По-ншему пяти с половиной и то еще нет. Почекйте!
Борух поднял вверх голову и, прищурив глз, зшевелил губми.
– Сейчс 5496 год, кк одн полушк! – скзл он и поднялся с лвки.
– Куд же вы? Подождите, поговорим! – удерживл Возницын.
– Нем чсу! Ндо итти!
Он вынул из длиннополого кфтн серебряные чсы.
– В три пополудни ндо быть в тможне. Дзенькую з угощение. Вот поедем в Смоленск, тогд потолкуем – дорог великя, всю Библию успеем рзобрть…
– Может стться, поедем вместе. Я тогд приду или Афоньку пришлю, – говорил Возницын, провожя до двери недокучливого гостя.
V
Борух сидел в приемной и ждл, когд вернется хозяин. Липмн поехл рздобывть деньги – сегодня Боруху ндо было уезжть з товрми в Смоленск, оттуд в Брянск, Чернигов и Конотоп.
Борух ждл Липмн уже больше чсу. Снчл к нему пришел прикзчик Липмн, толстый Аврм, стрдвший одышкой. Аврм долго сидел, рзговривя с Борухом.
Аврм рсскзл все свои последние новости: что хозяину, реб Иску, дли тысячу рублей н приезд в Россию иноземного врч и что реб Иск недвно зступился з одного шкловского еврея, у которого русский поручик увез сын. Реб Иск получил н руки укз возвртить сын его родителям.
Зтем служнк позвл Аврм по ккому-то делу, и Борух остлся в приемной один. Он ходил по штучному полу – дивился, кк искусно, крсиво сложены кусочки дерев. Осмотрел, ощупл великолепный кмин. Подошел к кртине, висевшей н стене. Н кртине изобржлсь совершенно нгя женщин, бесстыдно рзвлившяся н постели. Борух смотрел, шевеля губми. Он уже собрлся, было, плюнуть, но испуглся – плюнуть было некуд: не н штучный пол или н ковер плевть же! Отошел, укоризненно кивя головой. Думл:
«И зчем вешть н стену ткую девку? Только нводит людей н нехорошие мысли. А, ведь, в Тулмуде не нпрсно скзно: „Грешня мысль – хуже грешного поступк“. Не лучше ли было бы повесить сюд щит Двид. Ох, высокий человек реб Иск, но, к сожлению, – пикейрес!» [41]
Борух глянул в окно. Косоглзый Мендель топл н снегу – грелся у лошди. Хотя Борух квртировл тут же, н Адмирлтейском острову, но к Липмну не пришел, приехл – знл, что придется возврщться с большими деньгми.
Борух сел н стул, в уголок у порог, и здумлся о своих делх.
«Кк ни вертелся Шил, все-тки пришлось ему всю пеньку уступить по четыре девяносто з берковец. Будет другой рз знть, кк подсовывть гнилую!..
Ндо зехть к кпитну Возницыну. Может, он поедет в Смоленск. Хорошо было бы ехть с ним: он будет вооружен, безопснее везти деньги…» – думл Борух, сложив руки н животе.
…Борух проснулся от громкого голос хозяин – Липмн вернулся с деньгми. Аврм, пыхтя, еле втщил з ним в комнту огромный мешок с деньгми.
– Ну, реб Борух, можете ехть – рздобыл деньги. Уж чуть, было, не поехл к игумену Алексндро-Невского монстыря. Но монхи, прохвосты, дерут девять процентов. Взял у генерл Ушков из полковой кзны Семеновского полк, тк будет дешевле. Считть не ндо – сосчитно при мне! Поезжйте с богом!
Борух торопливо вышел из комнты позвть Менделя, чтобы он вынес мешок с деньгми.
* * *
Возницын не помнил себя от рдости: нконец, сбылось долгожднное: Воення Коллегия освободил его вовсе от воинской службы. Должно быть, мйор, приходивший посмотреть Возницын в домшней обстновке, дл блгоприятный отзыв. Немло, рзумеется, помогл и сестриц Мтрен Артемьевн.
Кк бы тм ни было, но медицинскя кнцелярия зписл:
«кк гипохондрической, тк и чхотной болезни в нем не явилось, однко по рссуждении Военной Коллегии з несовершенным в уме состоянии ныне в воинскую службу употреблять не можно…»
Возницын прямо из Коллегии, не зходя к себе домой, збежл к Боруху сговориться нсчет отъезд. Борух квртировл з мнежем в мзнке у конюшенного служителя.
Возницыну открыл дверь ккя-то женщин.
– Здесь живет Борух Лейбов? – спросил он, входя в мленькие темные сени.
– Здесь, – ответил женщин.
– Он – дом?
– Нет, ушел куд-то. Он сегодня уезжет в Смоленск. Обождите, Борух должен скоро вернуться!
– Мне некогд ждть. Скжите ему, пусть он звернет по пути в Переведенскую слободу. Я поеду с ними вместе в Смоленск. Скжите – приходил Возницын!
– Я вс зню, – ответил женщин, все время не спусквшя с него глз.
Возницын только теперь впервые посмотрел н женщину. Это был гречнк Зоя, т двнишняя Зоя… Он рсполнел, рсдобрел – и пострел. Но еще и до сих пор Зоя был хорош.
– Узнли? – улыбнулсь он.
– Узнл. Вы не изменились, – слуквил Возницын: – Пополнели только. – И, смущенный, повернулся к двери.
– Тк вы скжете Боруху?
– Скжу, скжу, будьте спокойны!
Возницын козырнул и ушел, оглядывясь н дом. В окне мелькнули крсивые глз – гречнк смотрел ему вслед.
Стло кк-то грустно. Юношеские воспоминния нхлынули н Возницын. Но это – не ндолго: впереди его ждл ткя рдость!
Он быстро шел домой. Предстояло многое сделть до отъезд: нписть в Синод прошение о рзводе с Аленой, купить подрки Софье и тетушке Анне Евстфьевне и собрться нвсегд из Питербурх.
– Ну, Афоня, поздрвь, брт: освободили меня вовсе! – весело скзл Возницын, входя к себе в горницу.
Афоньк просиял.
– Вот, слв те, господи! Нконец дождлись! Что ж, в Никольское едем?
– Ты поедешь – один. А я сегодня еду с Борухом в Смоленск!
– А что ж брыне скзть? Куд поехл?
– Что хочешь, то и скжи, – ответил беззботно Возницын.
У Афоньки нстроение срзу упло.
– Скжу – поехл з рубеж, в Польшу, лечиться…
– Вляй! А пок – вот тебе тридцть рублев, ступй, купи голову схру д сукн доброго ршин пятндцть. Только не покупй смирных цветов, купи яркого. Негоже ехть в Путятино с пустыми-то рукми!..
И, отпрвив денщик з покупкми, Возницын сел писть прошение о рзводе.
VI
Несмотря н то, что литургию служил епископ смоленский Гедеон, нроду в соборе было немного.
З последние годы, когд в Смоленской губернии перестл родить хлеб, нечего было делть попм: умирли, кк попло – н поле, среди дороги, без покяния и пнихиды; дети родились – мерли без крест, о свдьбе – никто и не думл.
И соборному стросте Герсиму Шиле стло нечего делть з свечным ящиком: никто не покупл свеч.
Шил стоял и думл о своих делх и от скуки поглядывл, кто входит в собор. Вот вошли нищие – зкрестились, зклнялись, одно лишь у них н уме – погреться возле теплой печки. Пришли копиисты из Губернской Кнцелярии – что делть в воскресный день?
Снов скрипнул дверь. Вошел ккой-то мужик в сермяге.
Шил узнл его – это Михлк Печкуров, рботвший у Борух. Герсим Шил тихо сошел со своего деревянного помост и, подойдя к Печкурову, тронул мужик з грубый, стоявший колом, рукв сермяги.
Печкуров тк и не донес руки до лб – он только думл перекреститься – оглянулся. Шил кивнул головой: мол, пойдем! И пошел з колонну. Печкуров, грохоч железными подковми спог, стрлся н носкх итти вслед з Шилой.
– Коли вы приехли с хозяином? – спросил Шил, когд они схоронились з колонну.
– Учо?р.
– Что ж теперь Борух думет куплять?
– Воск, смолу, лен.
– Тк, тк, – сообржл Шил. – Один приехл или с сыном?
– Вульф остлся в Питербурхе. Приехл с кким-то военным кпитном.
– А он зчем?
– Не ведю. Куды-то с ним лдятся ехть.
– Может, кони скупливть? Тольки ужо куплять некого: у кого еще не подохли от голоду, того двно см хозяин зрезл и съел.
– Не ведю…
– А об чем же они говорят?
– А говорят о святом, о Библии. Н стнции – в Торопце кк сидели, – все читли. А когд-нибудь говорят не по-ншему…
– Что кпитн не русский? Немец?
– Не, русский! Кк з стол сдился, видел см – перекрестился.
– Приходи ко мне сегодня вечером, горелки рди прздник выпьем, потолкуем, – скзл Герсим Шил, отходя прочь от Печкуров.
«Зчем ему этот кпитн? – думл он, стоя з свечным ящиком. – Кони скупливть? Борух и см век н этом прожил, знет. И якие сейчс кони в Смоленску? Д и не выгодно возиться со шкурми: дешевле полтинник не купишь, провоз стнет пятк, д выделк… Скзть – рди крул? Один офицер без солдт – слбый крул. Нет, тут что-то другое!.. Но ушстый чорт не повез бы попусту кпитн из Питербурх!..»
…Когд после обедни Герсим Шил возврщлся домой, он н углу у Блговещенья столкнулся нос к носу с Борухом Лейбовым.
Борух шел с кким-то высоким, русым человеком в суконной зеленого цвет епнче н рысьем меху и круглой шпке с россомшьей опушкой.
– В Дубровне, в тую середу кирм?ш. [42] Мы купим вм, пне Возницын, – говорил Борух, не видя или деля вид, что не видит Шилы. Они прошли, Шил стоял, глядя им вслед, и думл:
– Офицер. Првослвный. А вместо того, кб в церковь н обедню сходить, гешефты с нехристем водит!.. Неспрост это!..
Четвертя глв
I
Когд вдли покзлись стрые смоленские стены, у Алены тревожно збилось сердце. Здесь нконец он узнет, куд ж зпропстился ее муженек, Алексндр Артемьевич.
Афоньк, вернувшийся из Питербурх в Никольское один, без брин, удивил и нпугл Алену. Крснорожий дурк скзл, что брин Алексндр Артемьевич по болезни вовсе отпустили из службы и что он через Смоленск уехл з рубеж, в Польшу, лечиться.
Ален никк не могл понять, чем болен Сш. Кжется, после горячки, когд он уезжл к мменьке в Лужки, он был вполне здоров. Ален допытывлсь о болезни брин у Афоньки, но Афоньк нес ткой вздор, что из его речей нельзя было ничего понять.
Волей-неволей пришлось поверить этому шлопю.
Прошл весн, прошло лето, муж все не возврщлся – ни больной, ни здоровый.
Тогд Алене пришл в голову мысль: не умер ли Сш?
По совету мменьки и Нстсьи Филтовны он вновь взял к ответу денщик. Н этот рз брыня не зствлял Афоньку клясться, срзу отпрвил бедного денщик н конюшню. Афоньку били бтогми, но и после бтогов он твердил все то же: жив-здоров, поехл лечиться от внутренней болезни, от ккой – про то он, слуг, не сведом. И только одно выведли у Афоньки: Алексндр Артемьевич повез купец-жидовин, Борух Глебов.
Прошл осень, проходил зим. Ален жил тк – ни вдов ни мужнин жен.
Н «Пестрой» неделе [43] произошло невероятное, ошеломляющее событие: в Никольское приехл из Москвы, из Вотчинной Коллегии, подьячий, который объявил Алене, что все вотчины кпитн-лейтеннт Алексндр Артемьевич Возницын з его безумством отдны под опеку его сестре Мтрене Артемьевне Синявиной.
Ален всполошилсь. Окзывется, с мужем было и впрямь нелдно. Снов в Никольском собрлся домшний совет – мменьк Ирин Леонтьевн, Нстсья Филтовн и все приживлки. Решено было, кк Ален ни боялсь дороги (он дльше Москвы никуд не езживл), немедля ехть ей в Смоленск. Не ведет ли чего об отъезде Алексндр Артемьевич з рубеж тетк Помскин?
– Ты, Аленушк, в Смоленске про этого купц Борух Глебов спроси – он, ведь, из-з рубеж! Двно говорил я: связлся с нехристем, это до добр не доведет! – твердил Нстсья Филтовн.
Ален отслужил молебен, взял с собой дворового человек Фому, первого силч в Никольском, д девку Верку и пустилсь в стршный путь. Боялсь всего: и незнкомой дороги, и воровских людей.
Но бог милостив – доехли блгополучно. В Смоленск приехли к вечеру – крсное солнце опусклось з лес. До Путятин оствлось, по словм мменьки, еще верст семьдесят. Приходилось ночевть в Смоленске.
Ален с тоской глядел н невзрчные, зкопченные избенки, н непривычные колпки и другого покроя свитки и сермяги. Вот бб несет н коромысле ведро – и коромысло-то не ткое, кк в Москве!
Алене стло кк-то не по себе: куд зехл одн!
Ален не зхотел въезжть в смый город. Он выбрл тут же, н првом берегу, избу побольше и почище с виду – в ней дже были крсные окн с крохотными стеклми – и послл Фому спросить, нельзя ли кпитнше Возницыной переночевть.
Во дворе збрехл цепной пес, потом зсветился в окне огонек – и вот см Фом гостеприимно рспхнул скрипучие ворот.
…Герсим Шил, возврщясь домой, очень удивился увидев н своем дворе незнкомый возок, сни и кких-то мужиков, хлопотвших у конюшни.
– Откуд это гости ко мне? – спросил он, подходя к мужикм.
– Здрвствуйте, бтюшк! – поклонился кучер. – Мы из Москвы. Хозяюшк вш, пошли ей бог здоровья, пустил нс с брыней переночевть.
Ответ понрвился Шиле.
– А вы чьи?
– Кпитнши Алены Ивновны Возницыной дворовые люди. Везем кпитншу-брыню, – отвечл Фом.
– Куд едете? В Польшу?
– A кто ее ведет! Куд брыня скжет, туд и поедем! Покуд приехли в Смоленск, тм увидим, – скзл кучер.
– Ну, добре! Вороты крепко зперли?
– Зперли, бтюшко.
Герсим Шил пошел к дому, стрясь вспомнить, где он слышл фмилию кпитн Возницын.
* * *
– Д спи ты! Чего ворочешься? – недовольно буркнул спросонок Агт, жен Герсим Шилы.
Шиле не сплось. Он думл об этой некрсивой, худой и рыжей кпитнше Возницыной, у которой муж уехл з рубеж. Он хотел рзыскть Борух Лейбов – по ее словм, Борух помогл мужу уехть в Польшу и потому должен был знть о нем.
При упоминнии о Борухе Шил нсторожился: нет ли тут чего-нибудь ткого, з что можно было бы ухвтиться и нсолить этому ушстому чорту?
Он скзл кпитнше, что Борух, действительно, чсто бывет з рубежом – у него недлеко отсюд, в Дубровне, живет семья. Шил вспомнил, кк прошлой зимой он встретил Борух с кким-то высоким, русым офицером. По описнию кпитнши выходило, что это ее муж, Возницын.
Н том рзошлись спть.
Теперь Шил лежл и думл:
– Кпитнш, видть, зля. Вот бы ее нтрвить н Борух! Только кк?
И вдруг он вспомнил встречу с курносым прнем в корчме у Млховских ворот. Курносый прень хвстлся своим брином, кпитном Возницыным, что он, вместе с Борухом, читет Библию. Вспомнил Шил, что об этом же говорил и Михлк Печкуров, служивший у Борух.
Герсим Шилу дже в пот кинуло от рдости: кк-будто что-то получется.
– В эткое дело смому, конечно, лезть не следует: доносчику – первый кнут. А вот рудую кпитншу можно н это подбить.
С ткими приятными мыслями Шил зснул.
…Под утро нчлсь метель. Снег крутило, мело с крыш, зметло дорогу.
Ален выглянул н двор – свету божьего не видно. Ехть дльше нечего было и думть.
Вчершний рзговор с хозяином привел ее к мысли, что, пожлуй, в Путятино ехть и незчем: беспутный муж, конечно, уктил з рубеж с этим ушстым Борухом. К тому же Ален не любил Помскиной.
– Сегодня, пни, я вс никуды не пущу! Вон что н дворе деется, – скзл Герсим Шил, входя к Алене.
Алене и смой не хотелось вылезть из теплой хты. Он соглсилсь с тем, что ндо обождть, пок стихнет метель.
З день, который Ален просидел у Герсим Шилы, он узнл, ккой скверный человек Борух Глебов, узнл, что цриц Ектерин I выгнл евреев из России, эт, теперешняя, позволил им приезжть и торговть, потому что евреи в Курляндии когд-то выручли ее деньгми.
– Кто знется с тким человеком, як Борух, худо кончит, – говорил Шило. – Боюсь: ти вернется вш муж првослвным? Возившись с нехристями, нетрудно и смому ожидоветь. Глядите, чтоб никто из дворовых не проведл об этом, – нклонившись к Алене, шептл Герсим Шил. – Польстится кто-нибудь н црскую милость з првый донос – донесет в Тйную Кнцелярию, будете и вы, пнечк, отвечть, что ведли д утили!
Ален крепко здумлсь нд этими словми.
К вечеру метель утихл. И все-тки Алене не хотелось ехть в Путятино. Он решил для успокоения совести послть туд одного Фому, смой дожидться в Смоленске.
II
В Путятине только-что отужинли…
Обычно после ужин не знимлись ничем. Софья, шелкми вышиввшя для тетушки слфетку, склдывл рботу до звтр, см Анн Евстфьевн оствлял в покое свои мотки шерсти, рзмтывть которые он зствлял бездельничвшего отствного кпитн Сшу Возницын.
Тетушк прикзывл ключнице принесть орехов, сырого гороху, брюквы, моченых яблок, и все втроем (Помскин, Софья и Возницын), пододвинув скмейку к жрко нкопленной печке, сдились поговорить.
Где-то в углу трещл сверчок, в трубе звывл ветер. Было тепло и уютно. Приятно было сидеть, грызть орехи и слушть рсскзы. Рсскзывли все: тетушк – про смодуров соседей-помещиков, Софья – про поездку с Мишуковыми з рубеж, Возницын – о житье-бытье стрхнских ттр или персов, в Астрхни он з четыре год хорошо познкомился с ними.
В беседе незметно коротли остток долгого зимнего вечер. Нконец, тетушк все чще и чще крестил зевющий рот, свеч уже догорл до смого шндл, и Анн Евстфьевн говорил:
– Ну, детки, пор спть!
И первя подымлсь с уютного теплого местечк.
Возницын в Путятине отдыхл душой. Он никуд не отлучлся из сельц – ему тк хорошо было с Софьей и тетушкой! Он совсем збыл о том, что где-то есть вотчин, крестьяне, подушные подти и постыля жен. Возврщться в Никольское он пок не думл, д и не было нужды. Возницын хотел выждть, чтобы приехть, к тому моменту, когд духовня дикстерия рзберет его дело о рзводе с Аленой. Он полгл, что к будущей весне дело решится. И преспокойно сидел у гостеприимной, милой тетушки Помскиной.
Сегодня рсскзывл Софья. Он вспоминл о Кенигсберге.
– Постой, Софьюшк, кто-то стучит! – перебил ее Анн Евстфьевн.
Все прислушлись. В сенях рздвлись голос.
– Кто бы это тм? – вскочил Возницын.
– Нет, ты не ходи, я см, – скзл тетушк, легко подымясь с мест.
По голосу тетушки, здороввшейся с приезжим, легко было догдться – приехл кто-то знкомый, свой.
– Рздевйся и приходи ко мне! Поговорим! Лошдь без тебя уберут. Плшк, ты принеси ко мне в столовую горницу ему поужинть! – отдвл прикзния Анн Евстфьевн.
Зтем он быстро вошл к Возницыну и Софье, ожидвшим ее, и скзл вполголос:
– Сидите тихо! Приехл из Никольского, – и ушл, унося с собой огрок свечи.
Возницын притянул к себе Софью, и они сидели в темноте, прижвшись друг к другу. Слушли.
Тетушк говорил с мужиком, рздеввшимся н поврне.
Дверь из горницы в сени был открыт – соння Плшк, почесывясь и зевя, ходил из поврни в столовую горницу, приносил ужин. Вот шлепнул н стол крюху хлеб – нож стукнул черенкми, поствил деревянную солонку. Зтем принесл чшку щей – брякнул об стол ложкой. Кот Вськ, услышвший звон посуды, спрыгнул с печки, змурлыкл. Плшк сердито прикрикнул н него:
– Брысь ты, окянный!
Послышлись шги: тетушк шл с мужиком. «Ккого дурк Ален прислл?» – думл Возницын.
– Ступй, Плшк! Постели ему н печке, – скзл тетушк. – Ну, Фом, сдись, ешь д рсскзывй!
– Спсибо, мтушк-брыня! – отвечл мужик и н секунду умолк, видимо крестился н обрз.
Возницын узнл его по голосу – это был глуповтый, но смый сильный во всем Никольском мужик.
Рздлось вкусное чвкнье: проголодвшийся и промерзший Фом быстро ел.
Возницын и Софья сидели, не шевелясь.
– Тк что ж, ты один приехл в Смоленск?
– Не, см брыня приехдчи, – отвечл Фом.
Возницын взорвло:
– Не вытерпел – прилетел! – гневно зшептл он, но Софья прикрыл ему рот рукой:
– Ти-и-ше!
– Зчем же вы пожловли? – спокойно спршивл тетушк.
– Брин Лексндр Артемьич ищем. Афоньк скзывл – уехл з польский рубеж лечиться, когд и скоро ль вернется – от Афоньки не дознлись. Брыня его уж и н конюшне стегть пробовл.
– Вот стерв! – зшипел Возницын.
Ему стло жль ни в чем не повинного Афоньку.
– А почему ж он см не приехл в Путятино?
– Хотели приехть, д вчершней вьюги испужлись. Я и то чуть было не зблудился тут у вс…
– Тебя, стло быть, в проведы прислл, не слыхть ли где про твоего брин? – спросил Помскин.
– Аг, – ответил Фом, выхлебывя дочист чшку щей.
– Ну, тк вот, теперь ступй, ложись спть! А звтр я с тобой чуть свет поеду в Смоленск. См все рсскжу брыне. Ты нелся?
– Много блгодрны, брыня-мтушк!
– Ступй, я те покжу, где ляжешь. Д не рзговривй тм ложись и спи: звтр подыму чем свет!
Фом и тетушк ушли. Через некоторое время Анн Евстфьевн вернулсь к Софье и Возницыну. Он плотно прикрыл дверь, поствил свечу н стол и скзл, улыбясь:
– Кково? Счстье, что вчер метель поднялсь!
Возницын вскочил с мест:
– Все рвно, я бы ее отсюд выкинул!
– Ну, не петушись, Сш! Дело-то пустяковое. Сиди спокойно! Звтр я еще до свет поеду с этим болвном в Смоленск и скжу Алене, что ты уехл в Польшу лечиться, обещл, мол, весной вернуться в Никольское. Вот и все.
– Чтоб только дворня не скзл ему, что Сш здесь! – вствил Софья.
– Не бойся. Сейчс он уже хрпит – нмерзся, устл з сутки, по ткой дороге едучи. А звтр я рньше его встну и не отпущу от себя ни н шг. Ступйте, детки, спите спокойно!
* * *
– Что же ты, Аленушк, до мест не доехл – почитй у смой ншей околицы остновилсь? – с шутливой укоризной скзл Анн Евстфьевн, входя в хту Герсим Шилы.
– Кк же ехть было, пни Помскин: эткя звирух поднялсь! Я не пустил! – ответил з Алену Герсим Шил.
– Ну, рсскзывй, кк живешь, кк мтушк? – спршивл Помскин, сдясь н лвку.
Ален не любил Помскиной – не могл смотреть ей в глз. Говорил, глядя куд-то в сторону.
– Ничего, живем! Вот приехл Сшу сыскть: пропл из Питербурх неведомо куд.
– Рзве денщик не скзывл?
– От того дурк толку не добьешься! Поехл, говорит, з рубеж, куд – неизвестно.
– Он собирлся снчл ехть в Оршу, потом в Полоцк – тм, слышно, лекри хорошие. Жловлся мне: едучи в прошлом годе из Питербурх в Никольское, селезенку простудил! – скзл Помскин.
– А не говорил, когд вернется?
– Говорил. Вылечт, ль не вылечт – к псхе, говорит, вернусь.
Ален повеселел.
– Хоть тк-то бы мне скзл, я бы не тревожилсь. Столь времени нет, – всего ндумешься! А тут еще из Москвы, из Вотчинной Коллегии приезжли. Нд всеми сшиными вотчинми опеку нзнчили.
– Кк опеку? – удивилсь Помскин.
– А тк! Опекуншей поствили сестру Мтрену. Он и просил Сент нзнчить, потому что Сш, мол, безумный, его-де з помештельство в уме и из службы выключили…
– Вот оно что! – протянул Помскин, см подумл: «Мтреш тоже хорош. Придется Сшеньке рзлучиться с милой – поехть в Никольское. Этк можно всего добр лишиться!»
– Что ж это я сижу! – схвтилсь Ален. – Вы промерзли с дороги, вм ндо хоть чю согреть! Верк! – кликнул он девку.
– Сидите, пни, я уже поствил, – ответил из-з перегородки жен Герсим Шилы.
– Я, ведь, Аленушк, не ндолго – лошдей покормлю д и нзд: у меня дом-то никого не остлось, – ответил Помскин. – Поехл только, чтоб тебя увидеть! А, может, ты все-тки зедешь ко мне н денек-другой?
– Нет, блгодрствую, тетеньк! – ответил Ален. – И у меня тм мменьк рзрывется н дв дом – и в Лужкх, и в Никольском.
III
Уже высоко в чистом весеннем небе звенели жворонки, и снег, посеревший и ноздревтый, лежл только в лощинх, когд в Никольское воротился Возницын.
Возницын ехл с твердым нмерением срзу же нчистоту обо всем поговорить с женой. Но когд он, подъезжя к усдьбе, увидел все тот же зпущенный сд, пруд с уткми, рскидистый кштн у смого дом, – он понял, кк нелегко будет сделть все это. Предстояло ндолго, если не нвсегд, оствить милое сердцу Никольское, где с кждым уголком связно столько дорогих воспоминний детств. Возницын вдруг кк-то утерял всю свою уверенность и почувствовл себя точно в чем-то виновтым. Он ехл и боялся: вдруг ко всему этому Ален встретит его покорня и лсковя и не покжет и виду, что когд-то между ними был ккя-то рзмолвк?
К счстью, тк не случилось.
Ален видел муж в последний рз тогд, только что вствшего после горячки. Сш был худ и черен, глубоко впвшие серые глз глядели кк-то стрнно – вырзительно, мученически. Дв месяц он не брился и своей нелепой, жиденькой русой бороденкой нпоминл ккого-то зхудлого попик. А сейчс Сш рсполнел, был румян и свеж. Глдко выбритый, он кзлся моложе своих тридцти шести лет.
Встретив муж тким, Ален вся зрделсь до смых ушей.
Если бы Возницын не видел ее глз, он бы подумл, что это – рдость. Но в лениных коричневых глзх блестели недобрые огоньки. И один глз нчл кк-то косить – верный признк, что Ален зл.
Румянец тк и не перествл сходить с лениных щек – он в тот вечер был полн злости.
Первое слово, которым встретил Ален своего муж, был ехидня усмешк:
– Ну, что ж, вылечили тебя з рубежом твои жиды?
И, вместо того, чтобы кк-то рзмякнуть, Возницын срзу ожесточился. Он почувствовл, ккя пропсть легл между ними.
– А вот погляди! – в тон ей тк же нсмешливо ответил Возницын.
– Дом-то пробудешь хоть сколько, ль опять понесет тебя нелегкя?
– Посмотрим, – уклончиво отвечл Возницын.
Больше супруги не скзли в этот вечер друг другу ни слов.
Дворня обрдовлсь приезду брин. Особенно был рд Афоньк. Он припл к брскому плечу.
– Что, Афонюшк, я слыхл, тебя тут без меня били? – нрочно громко, тк, чтобы слышл жен, спросил Возницын.
– Н то их брскя воля, – смиренно ответил Афоньк.
– Его, стервец, не тк еще стоило! – скзл Ален.
– Теперь не будут: я тебя не оствлю, – хлопнул по плечу денщик Возницын и пошел прежде всего в чулн посмотреть, кк его книги.
– Книги вши, Алексндр Артемьич, – зшептл ему н ухо Афоньк, – Ален Ивновн повыкинули из кди. Кпусту в кдь склли!
Возницын был зол.
Он велел Афоньке перенести в горницу из чулн все книги.
После ужин Ален постлл мужу в «дубовой», см легл в темной горенке.
Возницын лежл и прислушивлся, что делется в темной у Алены. Может быть, Ален плчет? Но Ален продолжл гневться и не думл плкть.
Возницын уснул.
Н утро, когд Возницын умывлся, Ален спросил все тем же вчершним нсмешливым тоном, глядя н рсстегнутый ворот его рубшки:
– Что, Сшеньк, тк доселе без хрест и ходишь? Аль з рубежом жидовскую веру принял?
– Спстись во всякой вере можно, – ответил Возницын.
После звтрк Ален, нконец, спросил:
– Ну что ж ты, мил муженек, со мною думешь делть? В монстырь меня пострижешь, ль кк?
– Постригйся, коли желешь!
– Видть, мне только это и остлось. Я сейчс ни вдов, ни мужья жен!..
– Двй говорить нчистоту, Ален. См видишь, живем мы кк волк с собкой. Ккя это жизнь! Я подл в Синод о рзводе – чего жить вместе друг дружке в тягость!
Ален не ожидл ткого оборот. Он вся вспыхнул от гнев и обиды.
– Подл? – кк бы не веря своим ушм, переспросил он. – Пропди ж ты пропдом, окянный! Погубил ты мою жизнь…
– Не я твою погубил, ты мою згубил: пьяного обмном женили.
– Кто тебя женил, бесстыжие твои глз? Кто?
– Мменьк твоя, вот кто. Я тогд тк н тебе жениться хотел, кк нонче умирть! – скзл Возницын и вышел из горницы.
– Погоди, погоди, нсидишься ты у меня в «бедности»! – кричл Ален.
Возницын не слушл ее крик – собирлся в дорогу: решил перебрться в Москву и ждть тм результтов из Синод.
Он взял шктулку с перстнями, лмзми и жемчугми, оствшимися от покойной мтери, см связл все книги – оствил только одну «Следовнную Пслтырь». Когд Возницын купил ее в рядх у посдского з шесть гривен, он недоглядел, что в Пслтыри выдрно несколько листов.
Зтем Возницын долез н лвку достть с божницы икону Алексндр Свирского – мтерино блгословение, хотел взять с собой. Снимя икону, он зцепил рядом стоящий ленин обрз Констнтин и Елены. Икон с грохотом упл н пол.
Монхиня Стукея, проходившя через горницу (с некоторых пор он стл меньше бояться брин), подскочил, схвтил икону и помчлсь с ней к Алене.
Собрв вещи, Возницын уехл с Афонькой в Москву.
С женой он дже не попрощлся.
* * *
Н утро в Никольское явилсь Нстсья Филтовн Шестков.
Он привезл с собой кково-то худого, болезненного вид, монх. Шестков оствил монх в телеге, см поспешил в дом.
Ален, увидев Шесткову, обрдовлсь.
– Ну, приехл же мой муженек! – скзл, горько улыбясь, он.
– Кк же, видл в Москве! – ответил Шестков. – Д не в этом дело, мтушк. А говорил он тебе, ль нет, что подл рзводную бумгу в Синод? У меня тм крестник, кнцелярист Морсочников, он мне все рсскзл!
– Говорил, – потупилсь Ален.
– И что ж ты будешь делть, Аленушк? Неужто оствишь тк? Неужто дозволишь, чтоб он изглялся нд тобой? Д это ему только н руку, попомни мое слово! С некоей иноземкой скрутился, коли вдруг з рубеж полетел. У него тк, ровно в песне поется – «Кк чужя жен – лебедушк беля, моя шельм-жен – полынь-горькя трв».
Ален молчл.
Нстсья Филтовн не унимлсь:
– Женщине соблудить с иноверцем простительно: дитя родится – крещеное будет. А вот кк мужик с иноверкой спряжется, тк дите остнется нехристью! Оно и грешнее: нехрещеня вер множится! Что он крестное-то знмение полгет, примечл?
– Спли отдельно – не видл, з стол сдился – не мливлся.
– А хрест носит?
– Нет, не носит. Это видл, кк умывлся, – без хрест.
– А ты бы спросил: почему, мол, тк, Сшеньк?
– Спршивл: что, говорю, нехристем ужо стл? А он и отвечет дерзко: «Спстись во всякой вере возможно».
– Господи твоя воля! – перекрестилсь Нстсья Филтовн. – Кк есть еретиком стл! Нет, тут рздумывть нечего! Тот смоленский купец, Шил, ль кк тм его, – прв: совртил Алексндр Артемьевич этот жидовин Борух Глебов. Недром приезжл из Москвы д библии с Алексндром Артемьевичем читывл. Гляди, Аленушк, кк бы тебе в ответе не быть перед госудрыней – перед богом ты уже в ответе!
– А что же делть? – испугнно спросил Ален.
– Нписть в Синод: тк, мол, и тк. Его и посдят в монстырь. Тм целее будет. Смирится, остепенится, вернется к тебе!
Ален колеблсь.
– А кто ж нпишет?.
– Я об тебе, Аленушк, во кк пекусь, кк для тебя стрюсь! Я привезл человек – духовную особу. Безместный иеромонх, отец Лзрь Кобяков. Он про все склдно нпишет. Он из Смоленск приехдчи и этого Борух доподлинно ведет. Зхочешь – отец Лзрь врз нпишет, не зхочешь – дшь ему щец похлебть, он и вернется н свой поповский крестец стоять… Тк кк же, голубушк, покликть его, ль нет? Этк издевлся нд тобой, ты еще сумлевешься!..
– Зови, Нстсья Филтовн! – твердо скзл Ален.
Шестков выскочил з дверь.
Через секунду он вернулсь в горницу. Сзди з ней, смиренно сложив руки н тощем животе, шел худой, желтый иеромонх Лзрь Кобяков.
IV
Андрюш Дшков хозяйствовл в Лужкх.
В нчле 737 год он снов получил отпуск. Н этот рз несколько необычным путем: один из приятелей нучил его отписть секретрю Коллегии пять душ крепостных. Андрюш сговорился с секретрем и очень скоро, якобы по болезни, получил отпуск. Устроить это было тем более легко, что Дшков, служил уже не н корбле, в кронштдтской гвни.
Уезжя из Питербурх, он хотел повидть Сшу, но снов не рзыскл его: от Переведенских слобод остлись одни обгорелые бревн д груды кирпич – слободы сгорели летом 736 год.
Приехв в Лужки, Андрюш узнл, что Возницын освобожден от службы и отпрвился з рубеж лечиться.
Ален плклсь и ему н свою неудчную жизнь, но Андрюш молч выслушл жлобы Алены и, к ее удивлению, не выкзл сестре никкого сочувствия.
О том, что Возницын приехл в Никольской, Андрюш узнл н другой день: из Никольского прибегл в Лужки сення девушк известить мменьку Ирину Леонтьевну о приезде зятя. Андрюш полгл, что тут, он уж нверняк зстнет дорогого Сшу. И н следующий день, с утр, отпрвился в Никольское.
Езд по весенней, рзмытой дороге был тяжел и непереносим – дойти можно было скорее. Андрюш взял трость и пошел пешком.
Подходя к дому Возницыных, Андрюш увидел, что у крыльц стоит подвод.
– Чья это лошдь? – спросил он у курносого молодого преньк, посвистыввшего у телеги.
– Нстсьи Филтовны.
«Без нее здесь никк не обойдутся!» – недовольно подумл Андрюш.
Н крыльце Андрюшу встретил ленин доверення, сення девушк, Верк. Он предупредил, что брин уехл в Москву, брыня знят – зперлсь в дубовой горнице.
– А кто тм с ней? Нстсья Филтовн? – спросил Андрюш.
– Нстсья Филтовн и ккой-то монх.
– Лдно, ступй! Я посижу в «ольховой», обожду, – скзл Андрюш, проходя в горницу.
Верк, поствлення в сенях з тем, чтобы не пропускть никого в горницы и смотреть, кк бы кто-либо из возницынских слуг не подслушл, что говорят в «дубовой», спокойно пропустил Андрюшу.
Андрюш вошел в «ольховую» и тихонько подкрлся к двери, ведущей в смежную «дубовую» горницу.
Слышлись голос: гнусвый ленин, низкий Нстсьи Филтовны и, прерывемый кшлем, мужской голос.
– А кто ж подст доношение? – спршивл Ален.
– Д кто? Отец Лзрь. Вот сейчс поедет в Москву и подст, – отвечл Нстсья Филтовн. – Будет тогд знть, кк с нехристями возиться-то! Тйня Кнцелярия отучит его летть по белу свету!
Андрюш был тугодум, но здесь сообрзил быстро. У него дже зныло сердце.
«До чего додумлсь – н муж донос писть!»
Он решил помешть этому во что бы то ни стло.
Ворвться сейчс в «дубовую» горницу и силой вырвть доношение – боязно: монх, писвший его, конечно, отпетый человек, ему недолго крикнуть стршное «слово и дело». Тк только испортишь. Ндо перехвтить доношение в Москве.
Андрюше тотчс же пришл в голову хорошя мысль: ведь, в московской конторе Тйной Кнцелярии служит князь Мсльский. Ехть к нему и просить положить дело под спуд. Князь – прень свой, добрый, поможет…
И, досдуя н себя, что пошел в Никольское пешком, не поехл, Андрюш побежл нзд в Лужки.
Не зходя в дом, он пробежл в конюшню, см оседлл лошдь и, нхлестывя тростью по лошдиным бокм, понесся, нсколько позволял грязня дорог, в Москву.
* * *
У крыльц московской конторы Тйных Розыскных дел Кнцелярии стояло две подводы и толпился нрод – ямщики, солдты, провожющие. Ккя-то бб, плч нвзрыд, рвлсь к телегм, солдт, выктив глз, грубо оттлкивл ее приклдом:
– Не лезь! Будя!
Бб с воплем простирл руки к молодому мужику. Он в ручных и ножных кндлх сидел в телеге, понуро опустив голову. Его плечи в строй сермяге, почерневшей от зсохшей крови, вздргивли.
Н другой подводе сидел человек с рвными ноздрями.
Андрюш привязл у столб лошдь и прошел мимо телег в контору. Он очутился в небольшой комнте. Здесь, з столом, перелистывл бумги ккой-то косоглзый сержнт. Н лвке, поствив меж колен фузеи, сидело трое солдт.
– Тебе кого? – грубо спросил сержнт, нцеливясь косым глзом н Дшков.
– Кпитн, князь Мсльского.
– По ккому делу?
– По смонужнейшему. Скжи, кпитн Дшков хочет его видеть!
Сержнт встл и прошел в дверь.
Через секунду дверь рскрылсь. Н пороге стоял востроносый князь Мсльский.
– Андрюш, милости прошу, входи!
Дшков прошел к нему мимо косоглзого сержнт, который сейчс глядел н Андрюшу более лсково.
– Ну, кк живешь? Сдись, брт! – скзл Мсльский, укзывя н стул.
– Некогд. У меня, князь, к тебе небольшое дельце, – нчл Дшков, почесывя зтылок.
Андрюш никогд не умел говорить, теперь, зтруднялся, с чего нчть: он не знл, успел ли монх рньше его зскочить с доношением, или нет?
– Видишь, сестр моя, Ален, нписл доношение н Сшу Возницын. Сдуру нписл. Они живут нелдно, не сошлись… Тк вот, будь другом, князь, попридержи это доношение, не дй ему ходу!
Мсльский слушл, поглядывя исподлобья н смущвшегося товрищ.
– Доношение-то у тебя уже? – спросил Андрюш.
– У меня ничего нет, – ответил князь.
– Вот и хорошо! А я спешил – боялся, кк бы меня не упредили.
– Нет, еще никто не приходил. Посиди, Андрюш, я сейчс! Только прикз отдм, – скзл Мсльский и, взяв со стол бумгу, вышел.
Андрюш слышл, кк он говорил сержнту:
– Возьми двух солдт и ступй! А оттуд – прямо в Синодльную Кнцелярию. Д поживее!
Вернувшись в комнту, он с веселым лицом подошел к Андрюше, который сидел у стол.
– Ну, ты опять приехл в дом?
Андрюш уже открыл рот рсскзть, кк он получил себе отпуск, но во-время спохвтился: он вспомнил, что князь Мсльский теперь не комндир шхоут и что см он сидит не в фртине, в Тйной Кнцелярии.
– Попрвляюсь, то, ведешь, змучил меня живот, – скзл Андрюш.
– Д полно, ты здоров, чорт! Тебя и оглоблей не убьешь! – хлопнул Мсльский по плечу товрищ. – А знешь, Андрюш, кк я с доимочной комндой в Рязнь ездили. Вот-то потех был! Рсскзть тебе – со смеху помрешь! Кк я воеводу в желез посдил, дочк евоня пришл з бтюшку просить. Ух, и девк, я тебе доложу! А ббы в Рязни – огонь!
Он говорил, Дшков думл: «Ндо бы поспешить к Сше, предупредить».
– Ну, князь, – скзл он, – я пойду, неколи мне. Ндобно домой – поглядеть, кк тм у меня пшут!
Андрюш поднялся.
– Д погоди, успеешь! Никуд твоя пшня не убежит. В кои веки видимся – и посидеть не хочешь, – здерживл его Мсльский. – Постой, я сейчс! – скзл он и выбежл из комнты.
Андрюш сидел, не зня, кк быть: уйти смому, или нет?
В прихожей кшлял солдт.
– Выпустит ли меня одного? И не обижу ль я этим князя, если уйду? Может, он з угощением пошел? – рздумывл Андрюш.
А князь Мсльский все не возврщлся. Слышно было, кк он что-то кричл н дворе, брнился.
«Вот когд ншел по себе службу», – думл Андрюш, глядя в решетчтое оконце.
Нконец, Мсльский вернулся.
– Прости, Андрюш, здержл тебя – дел много! Коли спешишь, поезжй себе с богом!
Андрюш встл.
– Тк я н тебя ндеюсь, князь! Будь другом!
– Для кого, для Возницын – все сделю! – весело ответил Мсльский, провожя Андрюшу до крыльц.
Андрюш сел н лошдь и погнл во-всю к возницынскому московскому дому.
Рзбрызгивя грязь, он подлетел к знкомой клитке.
Глзм Андрюши предствилсь ужсня кртин: из клитки, со связнными нзд рукми, окруженный солдтми, шел Сш.
Андрюш соскочил с лошди и сделл было шг к Возницыну.
– Сшеньк!
Но косоглзый сержнт оттолкнул его:
– Не лезь, вше блгородие!
Возницын кк-то смущенно посмотрел н Андрюшу, кивнул ему головой и пошел по улице, высокий, несклдный.
Андрюш стоял, выпустив из рук поводья. Проголодвшяся лошдь тянулсь мягкими губми к молодой зеленой трвке, пробившейся у збор.
V
Когд Возницын вывели со двор, он был уверен, что его ведут в Тйную Кнцелярию или Сыскной Прикз у Москворецких ворот. Очевидно, кто-то донес, что Возницын притворяется безумным.
Возницын шел и сообржл, чьих же рук это подлое дело.
Но Возницын ошибся – его почему-то привели в Синодльную Кнцелярию.
«Может, вообще ккое-нибудь недорзумение?» – обрдовлся он.
В Синодльной Кнцелярии их приход не ждли. Когд они ввлились в небольшую комнту Кнцелярии, лысый секретрь считывл с седым, сморщенным копиистом ккую-то копию. Копиист читл по подлиннику:
« протчего ее корпус з женским оныя состоянием не осмтривл. Архимндрит Африкн».
Секретрь в последний рз глянул н бумгу и хотел уже передть ее копиисту, но вдруг, увидев что-то, зкричл:
– А для чего в одной подписл дтум 2 мя, другя промемория без дтум?
Копиист только моргл глзми, дже не пытясь опрвдывться.
– Переписть зново!
Швырнув нзд промеморию копиисту, лысый секретрь обернулся к вошедшим.
– Что ндо? – спросил он, глядя вопросительно н всех.
– Из Тйной Кнцелярии, господин секретрь, – ответил кривой сержнт. – Привели колодник, кпитн-поручик Возницын.
– А зчем он нм?
– Он совртился из првослвной веры в жидовский зкон и хотел бежть з рубеж. Кпитн князь Мсльский велел схвтить его, чтоб он не утек, и доствить вм. Дело подлежит Святейшему Синоду. Вот доношение! – ответил сержнт, подвя бумгу.
Возницын слушл, не веря своим ушм.
Ален! Мсльский!
Этого он не ждл.
Секретрь рзвернул бумгу и прочел вслух:
«Отствного кпитн-поручик Алексндр Артемьич Возницын жены его Алены Ивновой дочери доношение…»
– Тк, тк, – скзл он, привычным глзом окидывя бумгу.
– Куль! – крикнул секретрь.
– Чего изволите? – вошел из передней стрый, подслеповтый солдт.
– Возьми фузею! Отведешь в колодницкую избу!
Стрик смотрел – перед ним стояло четверо служивых. Кого ж тут брть?
– Это косого, что ль? – кивнул он н сержнт.
– Нет, – сердито оборвл секретрь. – Исполняй, что тебе прикзывют! Ступй!
Солдт, поняв, что попл впроск, поспешил уйти.
Секретрь нписл рсписку в приеме колодник и передл ее покрсневшему сержнту. Солдты, стуч бшмкми, выходили из Кнцелярии. В дверях уже стоял с фузеей в рукх стрик.
– Морсочников, рзвяжи д обыщи, – обртился секретрь к худощвому кнцеляристу, откидывясь н спинку стул.
Кнцелярист сунул перо з ухо и подошел к Возницыну.
– Только нож, больше ничего в крмнх нет, – скзл Морсочников, клдя н стул перед секретрем перочинный нож Возницын.
– А треуголку збыл? – нпомнил секретрь.
Морсочников взял из рук Возницын треуголку.
– Ну, вше блгородие, – обртился к Возницыну лысый секретрь: – Придется вм поглядеть ншу обитель! Посиди денек-другой, поосмотрись! Я звтр зймусь твоим делом и кк-нибудь доложу преосвященному Венимину.
Возницын молчл.
– Кто ж тебя кормить-то в ншей бедности будет? С женой ты ведь в ссоре! Неужто строзконники из Немецкой слободы? – спросил секретрь, желя выведть, с кого ему придется брть посулы.
– У меня в Немецкой слободе никого нет, – буркнул Возницын.
– Подожди, вось кто-либо сыщется, кому вше блгородие дорог, – потиря руки, улыблся лысый секретрь.
По всей видимости, дело могло быть прибыльным!
«Неужели т стерв, – подумл Возницын о жене, – дознлсь о Софье?»
Он дже похолодел от этой мысли.
«Только б Афоньк успел добрться до Путятин!»
(Во время рест Возницын успел шепнуть Афоньке несколько слов).
– Веди, Морсочников! Куль уже вон совсем спит, – скзл секретрь.
Морсочников пошел вперед. Возницын последовл з ним. Стрик-солдт зтрхтел фузеей – поспешл сзди.
* * *
Возницын шгнул через порог колодницкой избы и остновился – тяжелый, смрдный зпх удрил в нос. Не было сил отойти от двери.
Глз со свету пок-что не рзличли в полутьме ничего. Свет проникл в избу лишь через одно, збрнное решеткой мленькое оконце. Оно светилось в противоположной стене под смым потолком.
Но через минуту глз пригляделись. Возницын рзобрл: большую чсть избы знимли сплошные нры, они только немного не доходили до той стены, у которой стоял Возницын. Между нрми оствлся свободный проход.
Вся небольшя, низкя изб был полным-полн колодников.
Возницын с удивлением увидел, что здесь помещются вместе мужчины и женщины. Нрод толклся в проходе, сидел и лежл всюду – н широких нрх и под ними, н зплевнном полу, черном от многолетней грязи.
Н Возницын никто не обртил внимния – изб жил своей жизнью. Стоял шум, говор. Кто-то спорил, кто-то со свистом кшлял, кто-то смеялся и дже сквозь этот гм доносился чей-то хрп – человек умудрился зснуть. В дльнем углу шл перебрнк. Сверху, с нр, кричли:
– Мртынушк! Сынчишк ты боярский!
Снизу ему отвечли в тон:
– Погоди, доберусь до тебя – я те щеки выломю! Я тобой потолок вытру!
Звенели кндлы.
Волей-неволей ндо было и в этом ду нходить себе ккое-нибудь место. Кто знет, сколько дней и ночей придется прожить здесь, в ужсной, колодницкой избе!
Збирться в середину избы Возницыну не хотелось – и у двери было душно кк в бне. Возницын огляделся.
В проходе толпился нрод. Взгромоздясь н плечи товрищ, ккой-то колодник кричл в окошечко:
– Мрфуш, не збудь винц! В говяжий пузырь нлей и принеси!
Снизу колодник нетерпеливо дергли з ноги:
– Поговорил – и лдно! Дй другим!
Тут же, в проходе, поштывясь, стоял пьяный обрюзгший поп. Он был в лптях и короткой рясе. Поверх рясы висел епитрхиль. При кждом шге поп нступл ногой н епитрхиль и чуть не пдл. Он чертыхлся и, отрыгивя, возглшл бсом:
– Спси, отче, добротою с пропою люди твоя!
Спрв у стены рсположились мужчин и женщин. Левя ног мужчины был сковн с првой ногой женщины. Женщин сидел, рсчесывя гребнем волосы; мужчин лежл нбоку, обернувшись к своему соседу, и что-то рсскзывл:
– И вот спьяну он взял и зрезл свою жену ножом. Тк, безо всякой к ней досды – взял и зрезл. А после испужлся. Бежл со двор и был пострижен в монхи…
Возницын глянул нлево – тут жильцы были немного потише.
Н ветхой рогоже лежл ккой-то человек. Он лежл спиной к двери. Возницын увидел: вся спин у него в зпекшейся крови. З ним, уже под смыми нрми, звенел кндлми и все время кк-то стрнно мычл полуголый бородтый мужик. Он был приковн цепью к стене.
Хотя из левого угл несло нестерпимой вонью, Возницын шгнул нлево. Устлый, измученный всеми тревогми дня, Возницын с удовольствием сел бы. Но сесть н этот липкий от грязи, исплевнный, изгженный пол Возницын не решлся. Он присел н корточки, прислонившись спиной к сырым бревнм избы.
Возницын смотрел н этих копошщихся, чем-то знятых колодников и думл о своем, о том, что случилось. Он не мог примириться ни с предтельством жены, ни с вероломством князя Мсльского, который считл себя приятелем Возницын.
«Знчит, зтил тогд н меня злобу, хотя и помирился!»
О своей учсти Возницын не думл. Обвинение его в том, будто он перешел в иудейство, его не беспокоило. Он боялся только з Софью – не знл, нписно ли в доношении что-либо о ней или нет. Чем больше Возницын думл, кк Ален решилсь н ткой поступок, тем более приходил к мысли, что все это – дело рук толстой лярвы, Нстсьи Филтовны Шестковой.
Долго сидеть н корточкх, лишь опирясь о стену, было трудно. Он съезжл все ниже и ниже и нконец сел н пол, хотя ноги оствлись еще в согнутом положении.
Кк, однко, приятно сидеть!
«Э, все рвно уж!»
Он вытянул зтекшие ноги.
– Что, не вытерпели, все-тки сели? – рздлся сбоку чей-то слбый голос.
Возницын оторвлся от своих невеселых мыслей и обернулся. Н него смотрел сосед, человек в окроввленном подряснике.
– Ежели не брезгуете, сдитесь ко мне, – скзл он, освобождя место н своей полуистлевшей, вонючей рогоже.
– Спсибо, – ответил Возницын, тронутый внимнием. – Все рвно уж сижу! Устл, не хочется шевелиться…
Он рсстегнул кфтн – было жрко.
– Нверно, сегодня взяли? – спросил сосед.
– Только что, – ответил Возницын.
– Я проснулся и гляжу: мется человек. Хочет сесть и не решется. В первый день все стршно, потом привыкешь! Говорится: и в ду обживешься! Вот я второй месяц немытый, нечесный вляюсь, ки пес… – словоохотливо говорил человек в подряснике.
Он приподнялся и сел.
– Дв месяц в железх сидел – в «монстырских четкх», со стулом н шее – деревянный ткой чурбн. Кк шея уцелел, один всевышний ведет… Три рз допршивли с пристрстием, д выходит верно скзно: кнут – не нгел, души не вынет… Видите, остлся жив.
– А з что это вс? – спросил Возницын.
– А ни з что. Я см из Серпухов, поп церкви Козмы и Дмин. Пришел это я 19 генвря, в день тезоименитств импертрицы, в гости к попу, отцу Вонифтию, он у Ильи-пророк служит. Вот сели мы з стол: я, он д евоный дьячок. Выпили мы один штоф, взялись з другой. И тут, ровно нечистый меня з язык дернул, вспомнил я, ккой нонче день, д и говорю: «Выпьем, мол, з здоровье ее имперторского величеств!» А отец Вонифтий, веселый ткой мужик, возьми д и брякни спьян: «Рдуйся, нрод российский, принимйся з с…ки!» Смеется: «Чсто, говорит, звонят, д недолго живут»! Выпили мы и рзошлись с миром. Дьяк в тот рз ничего не скзл, потом не поделили с попом руги, [44] он и нктл донос. Всех троих рбов божиих и змели…
– А вы-то чем же виновты? – спросил Возницын.
– А я по поговорке: «И то-де твоя вин, что згорелося подле твоего двор» – мол, слышл поносные н ее имперторское величество речи д не объявил… Вонифтия, обнж сн [45], нещдно били кнутом и сослли в Соловецкий монстырь – не поноси другой рз импертрицу! А меня помиловли: я, ведь, пил з ее имперторского величеств здоровье – били с сохрнением чести, не снимя рубхи. А ткя честь во сто крт хуже: рубшку не отодрть, рны больше гноятся и болят… Но все-тки отпустили. Я вляюсь здесь оттого, что кк же мне в Серпухов итти, коли вчер встть н ноги не мог? Сегодня же, блгодрение создтелю, полегче. Переночую, звтр, с божией помощью, пойду…
– Скжите, почему здесь мужчины и женщины вместе? – спросил Возницын.
– А кто ж их знет! Сжют всех. В Сыскном Прикзе – тм женщины особо сидят, здесь женской бедности нет…
– И что ж это вон – муж и жен? – укзл Возницын н сковнную по ногм пру.
– Нет, вовсе чужие люди. Я тут з дв-то месяц всех колодников доподлинно зню. Обо всех вм рсскжу.
– А зчем же их вместе сковли? По одному делу сидят, что ли? – догдывлся Возницын.
– По рзным. Он – поп-смоств, см себя в иереи рукоположил, он – одержимя, кликуш, в церкви кличет. Вот и сидят вместе. С ней случется это дело – кк подступит бес, зктит он глз, бьется н земле в пене. И он влится тут же – не уйти ему никуд… У нее муж здесь тоже сидит – дльше, в углу, – тот с чужой женой сковн…
– Зчем все-тки делется тк? – допытывлся Врзницын.
Он с ужсом предствлял, кк они с Софьей сидят в рзных углх одной колодницкой избы, сковнные с ккими-то чужими людьми.
– Секретрь этот, Протопопов, лыся бестия, по своей прихоти тк сковл. То ли для смеху, то ли чтоб вымнить полтину ккую: у ббы-кликуши отец – посдский. А вот тот, рядом с ними, кудлтый – монх-рсстриг. Тому полторы тыщи поклонов ддено положить з то, что он икону «Отечество» – склдень святых отец – в кбк ходил променивть. Я тут всех зню, о ком хотите рсскжу…
В это время в избу вошел солдт с фонрем в рукх. Он повесил фонрь н гвоздь у двери, зтем нпрвился к бородтому мужику, привязнному цепью к стене.
Возницын только теперь рзглядел: рот у колодник был збит кляпом. Солдт отпустил подлиннее цепь, нгнулся, отвязл тесемку, вынул кляп.
Мужик плевлся, вытиря рот, кричл:
– Бес, бес! Никонинец!
– Будешь кричть – снов кляп воткну. Ложись, спи!
– Это рскольник – скзл вполголос Возницыну его сосед.
Рскольник згремел цепью, улегся.
– Ну, кто хочет выходить – выходи! А то сейчс змкну дверь! – скзл солдт, идучи к выходу.
Со всех сторон, звеня кндлми, потянулись к двери мужчины и женщины. Возницын решил воспользовться этим, чтобы хоть немного подышть свежим воздухом. Он вскочил и подошел к двери одним из первых.
– Не нпирй! – кричл солдт, тыч кулком в колодников без рзбору – кому в грудь, кому в лицо.
– Збыли, что ль? По-двое выходи! Д не здерживйся тм! Поживее ворочться!
Возницын не пытлся лезть вперед, но солдт, здержв ккого-то монх, кивнул Возницыну:
– Проходи, дядя, чего ждешь?
Возницын вышел.
Зкружилсь голов. Он хотел было пойти вместе с колодником, который шел по много рз исхоженной тропинке куд-то з избу, но сзди рздлось:
– Вот он!
Второй солдт, стоявший н круле у двери, потянул Возницын з рукв.
– Поди-к сюд!
Возницын обернулся. В нескольких шгх от колодницкой избы стоял Андрюш. Он кинулся Возницыну н шею.
– Сшеньк, родной!
Возницын не знл, что и говорить другу.
– Я все устроил. Звтр в эту пору тебе можно будет отсюд бежть, – шопотом скзл он, отводя Возницын в сторону.
– Зчем мне убегть? Я ни в чем не виновен, – ответил Возницын.
– Д что ты, Сш! Подумй, что тебя ждет! – скзл Андрюш, который и ожидл, что Сш не соглсится н побег.
– Вше блгородие, поскорее! Не ровен чс – увидят, – торопил Андрюшу солдт. – Довольно, звтр поговорите еще!
– Ну, подумй хорошенько! Я звтр приду в это же время. А теперь н, возьми епнчу! Д вот тебе пирог – ты, должно, голоден.
Они обнялись.
Возницын, вернувшись в избу, угостил сосед пирогом и стл рсклдывть н полу принесенную Андрюшей епнчу.
– Вы ешьте, – скзл сосед, видя, что Возницын хочет положить свой кусок пирог в крмн кфтн. – Тут ндо все съедть, ночью крысы спть не ддут: кк почуют, что где-нибудь лежит корочк, прямо н голову человеку скчут. А хуже крыс – люди: те тоже из-под головы уволокут.
Возницын нскоро съел пирог, положил в изголовье кфтн и лег, подогнув длинные ноги. Чтобы не слышть острожного смрд, он уткнул голову в кфтн. От кфтн пхло чем-то своим, домшним, чистым.
VI
Афоньк сбыл н Неглинном все, что мог: свой кожух – дли целковый, кфтн смурый – дли тридцть лтын. К вырученным деньгм прибвил сбереженную им полтину, которую Алексндр Артемьич подрил когд-то ему н дорогу из Питербурх в Никольское, и тотчс же пустился в путь…
Где н подводе, где пешком, пробирлся он по невысохшей еще, весенней дороге в Смоленск. Из боязни быть здержнным, он по пути не зглядывл ни в одну корчму и стртельно обходил все город, которые попдлись н дороге, – Гжтск, Вязьму, Дорогобуж. Добрвшись до Смоленск, он точно ткже не пошел через город, в обход его. И, в конце концов, блгополучно доствился в Путятино.
В Путятино Афоньк пришел под вечер. Анн Евстфьевн и Софья были в огороде – смотрели, кк девки рссживли по грядм рссду.
– Ты это откуд? – удивилсь Помскин, глядя н згорелого, серого от пыли Афоньку.
– Из Москвы, мтушк-брыня, – скзл Афоньк, снимя шпку.
– С чем к нм пожловл?
Афоньк молчл, мял в рукх шпку.
Помскин увидел, что Афоньк не хочет говорить при посторонних.
– Пойдем, Софьюшк, послушем его, – обртилсь к Софье Помскин, и они ушли в дом.
– Ну, рсскзывй! – скзл Помскин, когд они вошли в горницу.
– С брином плохо, – ответил Афоньк.
– Зболел? – с тревогой спросил Софья.
– Нет, жив-здоров, д только его збрли в Тйную Кнцелярию.
Обе женщины были ошеломлены ткой новостью. Первя опомнилсь Помскин. Он плотно прикрыл дверь и спросил вполголос:
– Когд и кк?
– А вот, мтушк-брыня, кк приехли Алексндр Артемьич, переночевли одну ночку в Никольском, посля взяли меня д свои книги д плтье д шктун с узорочьем и поехли в нш московский дом. Переночевли тут ночь – ничего, слв те, господи, с полудня нлетели соколики – сержнт ткой косоглзый д дв солдт – и збрли. Брин только успел шепнуть мне: бери шктун д лети в Путятино, упреди… Вот я продл, что мог – кожух свой, кфтнишко и убег. А узорочья из шктун д перстни – все цело, при мне. Я сейчс достну.
И он полез з пзуху.
Софья поникл. Крупные слезы зкпли н колени.
– Не плчь, Софьюшк! – обнял ее Помскин. – Слезми горю не поможешь. Бог дст, все будет хорошо! А чего ж говорили эти молодцы, когд брли брин? – обртилсь к Афоньке Помскин.
– А ничего.
– Что ж это могло быть?
Помскин в волнении зходил по горнице.
– Это, мтушк-брыня, я тк думю, см Ален Ивновн чего-нибудь. Я слыхл, кк они промеж себя спорили. Ален Ивновн грозилсь: «Нсидишься-де у меня в бедности!»
– С нее стнется! Не зря говорит пословиц: с черным в лес не ходи, с рыжим дружбы не води, – ответил Помскин.
…Афоньк сидел в приспешной избе, ужинл, когд Софья вместе с Анной Евстфьевной выезжл со двор. Помскин решил отвезти Софью в свою деревню Зболотье, рсположенную почти н смом польско-русском рубеже. Анн Евстфьевн уговорил Софью взять все перстни, лмзы и жемчуг, прислнные Сшей, собрл ей плтья и еды.
– Тебе, Софьюшк, оствться здесь небезопсно. Поезжй-к ты з рубеж, в Дубровну. Поживи тм, пок не кончится все дело. Через рубеж из Зболотья мы тебя провезем мимо форпост и без пшпорт. Дубровн недлеко – сорок верст, звтр к ночи доберешься. Я с купцми буду подсылть тебе хлебц, мяс. А через день-другой см же поеду в Москву, узню все досконльно!
Тяжело было Софье покидть дорогое ее сердцу Путятино, рзлучться с милой тетушкой, д ничего другого не оствлось делть.
* * *
Борух сидел в своей комнте и ел курицу, кривой Зундель, зложив нзд руки, стоял в дверях, опирясь спиной о косяк. Эт поз был и почтительн и удобн: Зундель згорживл собой всю крохотную дверь тк, что его дети не могли лезть в комнту к Боруху и глядеть ему в рот вечно голодными глзми.
Зундель глотл слюну и говорил:
– Ярослвскя юфть – дрянь, никуд не годн: пропускет воду як решето! Вот в Ревеле умеют робить юфть с ворвнным слом!
Его слов прервл стрший сын Нохим, вбежвший со двор в хту:
– Ттеле, к нм идут солдты!
– К нм? Что ты врешь? – отец не успел прикрикнуть н него, кк в хту ввлился кпрл Зеленух и двое солдт смоленского полк в лптях и выцветших, измятых шляпх.
– Борух дом? – спросил Зеленух.
– Я тут. Чего тебе треб? – спросил Борух, продолжя спокойно есть.
Зундель отошел от двери, уступя дорогу. Кпрл вошел к Боруху.
– Хлеб д соль! Собирйся, пн, поедем в Москву! – мрчно скзл Зеленух.
– Зчем я поеду в Москву? Мне не ндо никуды ехть, – ответил Борух, вытиря жирные пльцы о широкую бороду.
– Вызывют в Кмер-Коллегию, у тебя недоимк якя-то ншлсь.
– Ниякой недоимки у меня нем! Что ты мелешь? – пожимя плечми, возмутился Борух.
– По доброй воле не хочешь ехть – силой зберем! Скзно – собирйся, знчит собирйся! – возвысил голос кпрл.
– Я ливрнт обер-гоф-фктор Липмн. Я буду жлиться импертрице! – рссердился Борух, вствя.
– Это не мое дело. Мне дден пкет – отвезти тебя в Москву и все! А тм – як см знешь, – немного тише скзл Зеленух.
Борух стл собирться в дорогу. Он был спокоен: никких рсчетов с Кмер-Коллегией у него не было.
«Должно быть, еще з откуп что-нибудь», – предполгл он.
Когд Борух под крепким крулом (н передней подводе сидели он и кпрл, н здней – двое солдт) проезжл через Смоленск, он сидел, потупив голову: было стыдно, что его везут кк последнего колодник.
Особенно не хотелось Боруху, чтобы его видели торговые ряды. Когд Борух везли мимо них, отовсюду смотрели смоленские купцы. Возле одного из мбров стоял с приятелем Семеном Пскиным Герсим Шил. Борух, увидев их, отвернулся.
– А что, Семен, говорил я тебе: поедет ушстый чорт! – смеялся Герсим Шил, потиря руки от рдости.
Пятя глв
„Импертриц Анн не имел блисттельного рзум, но имел сей здрвый рссудок, который тщетной блисттельности в рзуме предпочтителен”.
„Имперторские персоны искусно писть живописцм со всякою опсностию и с прилежным тщнием”.
I
Он грузно повернулсь н постели – только зскрипел, ходуном зходил тонкя, сделння н фрнцузский мнер, кровть. Отбросил одеяло. Сел, рстиря лдонью больную ногу – скрюченные в узлы, нбухшие синие вены. Ног был точно у дргун – толстя, потня.
Сколько неприятностей доствляли эти ноги смолоду, еще кк жил н горестном положении в Митве: хоть кждый день их мой, все рвно потеют, проклятые! Кк н первых порх стрлсь он, чтобы Иогнн не услышл их зпх!
«Митв»… – подумл он.
Вспомнилось – зимою семьсот осьмндцтого год в Анненгофе впервые увидел его: пришел с бумгми вместо зболевшего Бестужев-Рюмин, ндоедливого и скучного, приятный, прелюбезный Иогнн Бирон.
Кк это двно было!
Анн Ионновн спустил ноги н ковер.
Он, почесывясь, еще стоял в одной кружевной сорочке – рздумывл, ккой шлфрок ндеть: голубой или светлозеленый, когд тихонько скрипнул дверь. Клняясь до земли, в опочивльню вошел истопник Милютин. Он один имел прво свободно входить в опочивльню к импертрице.
– Что, Алексей, холодно нынче? – спросил он, и не думя стыдиться своей нготы: истопник, ведь, холоп!
– Свежо, вше имперторское величество! С моря подул холодный ветер. Должно, лед сорвет, – ответил истопник, целуя голую импертрицыну ногу: до руки не допусклся – грязен!
Анн Ионновн дрыгнул ногой – щекотно.
– Топить будешь? – спросил он.
– Ндобно, вше величество, – скзл истопник и згремел вьюшкми.
Анн Ионновн нкинул голубой турецкий шлфрок, повязл голову крсным шелковым плтком и позвонил. Вошл любимиц Анны Ионновны, веселя говорливя тезк, Аннушк Юшков.
Он когд-то бегл босиком по дворцовой кухне с вехоткой в рукх, мыл посуду и без умолку трторил. З всю черную кухонную прислугу огрызлсь, отшучивлсь с зхожими лкеями или гйдукми, говорил подружкм рзные скоромные речи.
Анн Ионновн однжды услышл из окн, кк Юшков склдно рсскзывл про поп и попдью, и взял Юшкову к себе нверх, в покои.
– Здрвствуйте, вше имперторское величество! – Юшков припл к руке. – Кк спли-почивли, мтушк?
– Куку! – ответил любимым присловьем импертриц. – Двй скорее умыться! А кофий готов?
– Готов!
Анн Ионновн пошл умывться.
Не любил он этой процедуры – мылсь нскоро, ровно рхиерей среди собор: плеснуть н пльцы, вымыть глз – и готово! Д к чему мыть-тереть лицо? Только лишние морщины нгонишь!
З кофеем сидел охотно. Пил обычно одн – герцог и герцогиня Бироны, без которых Анн Ионновн не сдилсь з стол, в эту пору еще почивли. Сон у них у обоих был утренний. Пил кофе и слушл городские и дворцовые сплетни, которые рсскзывл Юшков: кто с кем поссорился, чья жен нствляет рог своему мужу, кто по ком вздыхет.
– Гйдук Крп Мкров повдился к прчке Аксинье. Вчер иду с глдрси, он тут, под лестницей, ее тискет…
– А которя это Аксинья – ты ее мне покжи!
– Д вы ее, мтушк, знете! Лупоглзя ткя…
– Молодя?
– Еще не стря – годов сорок пять, – ответил хитря Юшков, пмятуя, что при импертрице, которой было двно уже з сорок, ндо остерегться со стростью.
– А уж до чего фрейлин Менгден скучет по своем молодом Минихе, что уехдчи! Видть, невтерпеж бедной девке. Время-то весн н дворе. Лед н Неве не сегодня-звтр тронется…
– Хорошо, что вспомнил! Пойду нпишу Семену Андреичу про Соймонов. Ндо женить прня – извелся тоже…
Анн Ионновн встл и нпрвилсь к себе в кбинет. Н столе лежл почт – пкеты из Москвы. Анн Ионновн взял один. Сломл печть, рзвернул:
«Ведомость о прислнных из Кзнской губернии для определения в службу в Остзейские полки в солдты и для ссылок в Рогервик в рботу, Бшкирцх и Ттрх.
Отпрвлено из Кзни феврля от 22 с кпитном Шурковым Бшкирцев же и Ттр 418 человек. Кпитн Шурков явился с ними в Военной Конторе мрт 31 числ и объявил, что из того числ померло в Кзни 33 человек, будучи в пути – 238 д с прибытием его в Москву феврля с 5 по 28 померло 61.
З тем остлось 86 человек…»
– Эк бед, хвтит их! Меньше нехристей будет! – швырнул он бумгу и не зхотел смотреть остльные пкеты. Сел писть Слтыкову.
Сейчс писл см редко – все больше Эйхлер пишет. Отвыкл, дже рук дрожит. А сколько, бывло, бумги измрывл, в Митве сидя! Кому ни писл, чтобы только вспомнили, прислли лишний рубль!
«Ндо прежде его поздрвить. Прислл, ведь, письмо н прздники».
«Семен Андреевич.
Письмо вше с поздрвлением прошедшего прздник воскресения христов мы получили, и при сем поздрвляю вс с нступющим прздником моей коронции и пребывю в милости.
Потом взялсь з другое – о Соймонове:
«Семен Андреевич.
Сыщите воеводскую жену Кологривую и, призвв к себе, объявите, чтоб он отдл дочь свою з Дмитрия Соймонов, которой при дворе ншем служит гоф-фурьером, понеже он человек доброй, и мы его ншею милостию не оствим; однкож объявите ей о том не с принуждением, но кк возможно резонми склонять.
Анн Ионновн здумлсь. Что-то еще ндо было нписть, что – вылетело из головы.
В это время где-то в дльних покоях срзмху сильно хлопнули дверью – дже ззвенел хрустльными подвескми люстр. Это, знчит, проснулись мльчики – Петруш и Крлуш. Бловники, импертрицыны любимцы.
«Ах, д – о доме!» – вспомнил.
«Семен Андреевич.
По получении сего доведйтесь у жены Алексея Петрович Апрксин, желет ли он продть двор свой, который здесь имеет н реке Фонтнке; и ежели продет, то спросить вм о подлинной цене и нм репортовть немедленно. Однко приговори ей, чтоб он оной дом продл, понеже отец ее здесь с князем Куркиным почти договорился, чтоб ему продть. И пребывю неотменн в милости.
Сложил все и позвонил. Вошел лкей.
– В Москву! Отослть немедля!
– Слушю-с, вше величество!
– Герцог уже вствши? – спросил Анн Ионновн.
– Точно тк, изволил встть.
– Меня никто не ждет?
– Ждут, вше имперторское величество. Господин тйный кбинет-секретрь с бумгми.
– Пусть входит!
В кбинет вошел секретрь имперторского кбинет Ивн Черксов.
Остермн вот уже несколько месяцев стрдл «судорогми в глзх». Злые языки говорили, что грф переменил болезнь – рньше все бывло жловлся н подгру – и что хитрый немец не явится во дворец до тех пор, пок Миних не зключит с туркми мир. С болезнью Остермн кбинет не очень докучл импертрице делми.
Черксов подл для прочтения несколько доклдов по рзным пустяковым делм. Анн Ионновн, не читя, нписл н них обычное «опробуэц Анн» и глянул н секретря:
– Все?
– Все, вше имперторское величество, – ответил, клняясь, Черксов и попятился здом к двери.
Зболел спин. Анн Ионновн с отврщением бросил перо: «Ни черт эти рхитеры не ведют! Дром только деньги получют! Ни Снхец, ни Листрениус! Двли крсный порошок доктор Штля, божились, что кк рукой снимет, – ккя от него польз? Может, првду говорит Аннушк Юшков: лучше попробовть толченый изумруд пить в воде?»
– Вше имперторское величество, генерл Ушков! – доложил лкей.
Анн Ионновн выпрямилсь. Позвл:
– Андрей Ивнович!
– Я здесь, вше имперторское величество! – ответил из-з двери бс с хрипотцой.
В кбинет вошел высокий, несмотря н свои шестьдесят восемь лет, еще очень бодрый человек.
– Здрвия желем, вше величество! – целуя импертрицыну руку, скзл Ушков.
– Вот вы желете здрвия, я все болею: поясниц ломит, в ногу стреляет! – с досдой скзл Анн Ионновн. – Ничего не поделешь – стрость! Куку!
– Вше величество, ккя ж это стрость? Вм еще до стрости длеко! – рстянул свой и без того широкий рот Ушков. – Я вдвое вс стрше, и то не почитю себя стриком.
Анн Ионновн немного повеселел.
– Знчит, еще поживем?
– Поживем, вше величество! – тряхнул приком Ушков.
– Ну, с чем, грф?
– Объявилось одно дельце в Москве. Отствной кпитн-поручик Алексндр Артемьев сын Возницын оствил првослвную веру, перешел в иудейский зкон.
– Господи, твоя воля! Кк же это он тк? – повернулсь в кресле Анн Ионновн. – Погоди, Андрей Ивнович, который же это Возницын? – нморщил он лоб.
– Был квлергрдом…
«Хорошо сделл, что рсформировл их; хоть и просили тогд н црство, нендежное, все-тки, шляхетство это! Все им не тк: сми лезут госудрством првить. А теперь прродительскя вер негож», – думл он.
– Ну, что ж дльше? – спросил Анн Ионновн.
– После рсформировния квлергрдов определился во флот. Нзнчен н «Нтлию»…
– Помню, помню, – перебил Анн Ионновн. – Его сестр змужем был з покойным Ивном Синявиным. Тогд еще з этого Возницын Нум Синявин просил…
– И вот Возницын от великой милости вшей откзлся…
– Подлец! – стукнул кулком по столу Анн Ионновн.
– Его из службы выключили, кк изумленного…
– Изумленный? Мы его приведем в умиление! А, что, Андрей Ивнович, совртили его или см он? – спросил Анн Ионновн.
– Совртил смоленский откупщик, жид Борух Глебов.
При упоминнии о Смоленске кровь бросилсь в лицо Анне Ионновне. Срзу вспомнился бывший губернтор Черксский, который тогд, пять лет нзд, подсылл письм с шляхтичем смоленским Федором Милшевичем гольштинскому герцогу з рубеж.
– А что ж он, я чй, взят под крул, ль еще нет? – строго посмотрел н Ушков импертриц.
– Двно сидит в Москве, в Синодльной Кнцелярии.
– Куку! – нсмешливо отозвлсь импертриц. – Д попм покжи грош – они любого вор отпустят с миром! Возьми-к ты, грф, все дело к себе! Этого богоотступник немедля привезть суд! И ндо им рзыскть нкрепко!
* * *
Герцогиня Бирон встл и вышл из комнты.
Лэди Рондо, не подымя глз от вышивки, видел, кк четыре фрейлины, сидевшие з пяльцми, срзу рзогнулись и с облегчением вздохнули. Но продолжли сидеть тихо: в соседней комнте спл импертриц, которя после обед всегд ложилсь отдохнуть.
Прошло несколько минут. Нконец из-з двери донесся вкусный, широкий зевок, кто-то сочно сплюнул и вслед з этим низкий, грубый голос (лэди Рондо узнл импертрицу), стрясь говорить возможно мягче, скзл:
– Вствй, милый!
Сидевшие поближе к лэди Рондо две сестры Слтыковы – Сшеньк и Мшеньк, пухленькие, голубоглзые девушки (лэди Рондо знл их двно – сестры хорошо пели), переглянулись между собою. Млдшя, крснощекя, смешливя Мшеньк не выдержл – улыбнулсь. Но Сшеньк строго глянул н нее, и обе нгнулись нд пяльцми.
Сзди скрипнул дверь. В комнту н цыпочкх вошел розовощекий, глдко выбритый обер-гоф-фктор Липмн. Он был в лимонного цвет штофном кфтне. Липмн подсел к лэди Рондо – они уже видлись сегодня – и тихо скзл ей по-нглийски:
– Только что узнл: ншего бедного стрик Борух привезут сюд. Импертриц прикзл. Может быть, все к лучшему. Может быть, здесь удстся сделть больше, чем в Москве с этими попми!
Лэди Рондо боязливо оглянулсь, не подслушивет ли их кто-нибудь.
– Не беспокойтесь, при дворе никто не понимет по-нглийски, – скзл Липмн.
В это время дверь рспхнулсь. В дверях стоял в голубом турецком шлфроке, повязння по-ббьи крсным шелкозым плтком, см импертриц. З ней виднелись супруги Бирон – мленькя, рябя герцогиня с непомерно-большой грудью и ее супруг – высокий, ндменный Иогнн Бирон. Он со скучющим видом глядел вокруг.
Все встли.
– Сидите! – мхнул рукой Анн Ионновн. – Ну, девки, что вы ровно неживые? Пойте! – скзл он, идучи к дивну, у которого стояли лэди Рондо и Липмн.
Фрейлины зпели любимую импертрицыну:
Весел я, весел сегодняшний день,
Рдошен, рдошен теперешний чс…
Анн Ионновн не покзывл виду, но все знли, что он любит, кк в этой песне дльше поется:
Женился, душ моя, н другой жене
И взял дуру-стрдницу не лучше меня.
Брови-то у стрдницы, кк быть у совы,
Глз-то у стрдницы, кк быть у змеи.
А я душ-Аннушк, уж всем хорош:
Брови-то у Аннушки черн соболя,
Глз-то у любушки ясн сокол.
– Ты что это тут лэди ншептывешь? Аль в свой зкон перетянуть ее хочешь? – спросил, улыбясь, Анн Ионновн, подходя к Рондо и Липмну.
– Что вы, вше величество! – змхл рукми Липмн.
– Знем вс, – погрозил пльцем Анн Ионновн. – А слыхл ли ты, в Москве вш строзконник один прельстил моего кпитн-поручик?
Бирон, сузив глз, смотрел в окно.
– Вше имперторское величество, этого не может быть! В ншем зконе говорится, что обрщенные в иудейство для нс, евреев, тяжелы кк прокз! – скзл серьезно Липмн, прижимя к груди руки в кружевных мнжетх.
– Еще чего скжешь – кк прокз! Куку! – усмехнулсь импертриц. – Знем вс, жидов! Христ рспяли! Ловкч, хитер! Тебе только с Остермном говорить! Господин Иск, – переменил он тон: – У меня, брт, бед: нонче Крлуш, пострел, серьгу сломл. Ту, что с смым большим бриллинтом. Изволь, бтюшк, починить!
– Слушю-с, вше величество! Сейчс же сделю, – поклонился Липмн и вышел.
– А вс, куколк, я двно не видл! – обртилсь Анн Ионновн к лэди Рондо.
– Я пыл полен, – ответил лэди.
– А теперь ничего, попрвилсь! – импертриц похлопл по щеке лэди Рондо.
– Нишего, слв погу…
– А вот я, куколк, хворю. Ведешь, хворю. Крнк! – кричл Анн Ионновн, нклоняясь к розовому небольшому уху лэди.
Бирон смотрел, улыбясь. Лэди Рондо покрснел.
– Понимй. Но ви, фше величество, ошень кршо смотрит. Ви кк только вошел здес…
– Не «вошел здес», «вошл суд» – попрвил импертриц.
– Вошля суд, – повторил лэди.
– Вот-вот: «вошл суд»… И отчего это, – не слушя, что дльше будет говорить лэди, обртилсь он к герцогу, – все нынче твердят мне одно и одно: попрвилсь д помолодел? – взглянул он н Бирон. – Мрдефельд двеч говорил, теперь он…
Бирон что-то скзл. Анн Ионновн не рсслышл з пением фрейлин.
– Девки, перестньте! – крикнул, оборотясь, импертриц. – Ревете, точно коровы. З вми не слыхть. Что ты, герцог, говоришь? – взял он з локоть Бирон.
– Оттого, что послушлись меня и приняли лекрство, – скзл Бирон.
– А вот погоди, я еще не ткя буду. Мне скоро из Москвы, из Успенского монстыря, привезут деревянного мсл, – говорил Анн Ионновн, уводя Бирон в соседнюю комнту.
Н пороге он обернулсь:
– Девки, пойте! Куку!
Сшеньк снов зтянул своим приятным голоском:
Я помню, мой милый друг, советы твои:
Тебе не жениться, мне змуж нейти…
Лэди Рондо принялсь з рботу. Он думл об этом несчстном стрике Борухе. Вот уже почти год он сидит в тюрьме по ккому-то глупому доносу. Его обмнным путем привезли из Смоленск в Москву и в Москве рестовли – боялись, кк бы он из Смоленск не убежл. Вместо него все товры зкупет ккой-то другой подручный Липмн, но резидент Клвдий Рондо немного струхнул: кк бы при допросх Борух не выдл их торговых тйн. Пустяки, все-тки Линдон может отозвть резидент!
Првд, Липмн приложил все усилия в Москве – и Борух не пытли, но сегодняшнее известие о том, что его перевозят сюд, ухудшило, по мнению лэди Рондо, все дело: здесь не миновть рук нчльник Тйной Кнцелярии Ушков.
Лэди Рондо вышивл и думл об этом.
Бирон с рзрешения Анны Ионновны один уехл в мнеж – импертриц сегодня остлсь дом. Он сидел в кресле, протянув Юшковой руку. Аннушк стригл ей ногти. Клмычк Буженинов, прозвння тк в честь любимого импертрицын кушнья, сняв с ног Анны Ионновны туфли, чесл ей пятки.
Импертрицу всегд окружли ккие-то непонятные, простые ббы-приживлки, от которых издлек пхло кислыми щми и редькой. Приживлок было тк много, что лэди Рондо не могл всех упомнить.
Н ковре перед креслом збвлялись шуты – Педрилло пиликл н игрушечной скрипке, всегдшний дрчун, грф Апрксин, дрлся с князем-квсником Голицыным.
Лэди Рондо не переносил их грубых шуток, не смотрел н них. Он говорил с смой герцогиней (Бенигн Бирон любил лэди Рондо) и с придворным крсвцем и покорителем фрейлинских сердец, обер-гофмршлом Крлом Левенвольде.
Импертриц прервл Сшеньку и Мшеньку, продолжвших все время петь, и крикнул Левенвольде:
– Грф, послушй! Юшков тебе згдет згдку! Хочешь?
– Пусть говорит, – ответил Левенвольде.
Юшков зкрылсь рукой, хохотл, плутовски взглядывя то н Левенвольде, то н импертрицу.
– Д говори, дур, не бойся! – толкл ее в плечо импертриц.
– Ккое ремесло все мохом зросло? – выплил Юшков.
Импертриц, все ее приживлки и шуты поктывлись со смеху, глядя н обер-гофмршл. Фрейлины, фыркнув, смущенно нклонились нд пяльцми.
Юшков тк быстро скзл, что лэди Рондо не понял. Он приствл к Левенвольде, который, нморщив лоб, отгдывл згдку, чтобы он перевел, что ткое скзл Юшков, отчего все тк смеются.
– Das ist unm?glich [46], – кчл лонжевым приком Левенвольде и, лукво улыбясь, поглядывл н белокурую лэди.
А импертриц, колыхясь от смех, кричл:
– Грф, куку! Д ведь это – глз, глз! А не то, что ты подумл!
В общем лэди Рондо провел не без приятности, глвное не без пользы эти три чс. Но последние минуты перед отъездом из дворц были омрчены одним происшествием.
Фрейлины, Сшеньк и Мшеньк, пели все время почти без перерыв. Иногд только импертриц, желя что-либо скзть тк, чтобы слышно было в другом конце большой комнты, н минуту остнвливл их. После одной из тких коротких передышек, когд Анн Ионновн скзл: «Девки, пойте», – у крснощекой Мшеньки кк-то вырвлось:
– Мы устли, вше величество!
Стршя сестр с ужсом глядел н нее – что ткое он говорит.
– Что? Устл? – вдруг позеленел импертриц.
Он проворно встл с кресл, отшвырнул Буженинову, сидевшую у ее ног, и тк, в одних чулкх, подошл к оробевшей девушке и зктил ей звонкую пощечину.
– Устл? Устл? Дрянь! – бил он рз з рзом.
– Аннушк! – крикнул он Юшковой: – Отведи эту мерзвку н кухню! Дть ей грязных тряпок д гйдучьих онуч – пусть постирет! Поглядим, устнет тогд, ль нет?
Сквозь желтизну рябых щек Анны Ионновны проступил румянец.
Плчущую Мшеньку увели н кухню.
А сестр, дрожщим от слез голосом, продолжл петь.
Все шло кк-будто бы попрежнему – шуты кувырклись, тузили друг дружку, Буженинов чесл импертрицыну пятку, глнтный Левенвольде говорил о «Сне в лунную ночь» и о предстоящем концерте придворного кпельмейстер Арйи, но у лэди Рондо нстроение было испорчено.
Вышивли после этого недолго: ревнивя импертриц, боявшяся н чс отпустить с глз Бирон, не вытерпел – все-тки полетел см в мнеж.
* * *
– А вы нпишете мисс Флоре о сегодняшнем случе во дворце? – лукво посмеивясь, спросил Клвдий Рондо у своей жены, которя писл очередное послние приятельнице в Лондон.
Лэди Рондо улыбнулсь.
– Я нписл ей об импертрице. Вот н-те, прочтите!
Он подл один из нескольких исписнных голубых листочков.
– Здесь только первя фрз говорит о другом, но следующие посвящены тому, о ком вы говорите.
Клвдий Рондо прочел:
«…н улице к вм может подойти грязня бб и попросить у вс копейку н крску для лиц: все русские женщины, нчиня от простолюдинки и кончя придворными дмми, сильно крсятся.
Сегодня я вновь был у герцогини Бирон и вновь имел счстье говорить с импертрицей. Он довольн, когд я стрюсь говорить с ней по-русски и тк милостив, что учит меня, когд я выржюсь худо или зтрудняюсь в рзговоре. Во время ее присутствия у герцогини Бирон было несколько дм и один придворный квлер, которые вели смый обыкновенный рзговор. Импертриц принимл в нем учстие, кк рвня, сохрняя однко свое достоинство, но тким обрзом, что при этом не чувствуется никкого стеснения. Он обнруживет врожденный стрх ко всему, что имеет оттенок жестокости; сердце ее одрено ткими хорошими кчествми, кких мне никогд не удвлось видеть у кого бы то ни было…»
Клвдий Рондо вернул жене голубой листок.
– Првильно, дитя мое, – скзл он вполголос. – Инче нельзя писть: прежде чем письмо покинет Питербурх, его прочтет господин Ушков.
Лэди Рондо сделл движение.
– Простите, я не совсем точно вырзился: его переведут Андрею Ивновичу Ушкову.
II
Возницын уже около год сидел в Синодльной Кнцелярии, дело никк не подвиглось. З все время его только рз допршивли и то н второй день зключения. Допршивл см секретрь Синодльного Кзенного Прикз, лысый Протопопов. Он спршивл, зчем Возницын езживл с Борухом Глебовым з рубеж и зчем, оствив првослвную веру, перешел в иудейский зкон.
Возницын отвечл, что веры он не менял. Но скзть, что з рубежом не был ни рзу – боялся: тогд нчнут выпытывть, зчем жил в Смоленске? Он не знл еще, успел ли Афоньк предупредить в Путятине или нет, и боялся кк-либо нвести н след Софьи. Возницын солгл, что ездил з рубеж. Он нзвл все местечки, которые помнил по ту сторону рубеж – Дубровну, Ляды.
У секретря после этого признния Возницын зблестели глз.
– Пиши, пиши! – погонял он белобрысого кнцелярист Морсочников.
– А по ккому делу езживл з рубеж? – спросил он.
– Лечиться. Слыхл я, что в Польше есть весьм искусные лекри.
– А чем же ты болен?
– Бывет у меня болезнь н подобие великого беспмятств и обморок, – бросил вперед н всякий случй Возницын.
Он не збывл того, что исключен из рмии з «несовершенным в уме состоянии».
Возницын с неделю провлялся в колодницкой избе, извелся, обовшивел, немытый и нечеснный. Единственным утешением было то, что в «бедности» его не збывл верный друг Афоньк. (должно быть «Андрюш» – прим. Marina_Ch) Он приносил Возницыну поесть и не перествл уговривть бежть. Устроить побег из колодницкой избы было довольно легко.
Возницын упорно стоял н своем: «Мне бежть нечего, я ни в чем не виновен».
Через неделю Возницын перевели из колодницкой избы в чулн при смой Кнцелярии и зковли в ножные желез. Он сидел в чулне один-одинешенек. Здесь было не тк грязно, кк в колодницкой избе. Но бежть отсюд было труднее: в дверях день и ночь стоял н круле солдт.
От солдт Возницын осторожно выведл, что кроме него в отдельном чулне содержится еще один колодник, ккой-то стрик нерусской нции. Сомнений не было – это Борух.
Н душе у Возницын отлегло: знчит, Афоньк успел предупредить Софью.
Зтем, через месяц, уже летом, солдт кк-то скзл, что привезли еще одного колодник, дворового человек. Из описний солдт Возницын понял: нконец взяли-тки и Афоньку. Но и это не встревожило Возницын – он ждл рест Афоньки: ведь, Ален тк не любил его денщик!
Возницын был вполне уверен в том, что все его дело кончится блгополучно. Он жлел лишь об одном – зря уходит время! Жлел, что где-то, н чужой стороне, тоскует бедня Софья.
Он целые дни лежл н своей соломе, глядя в потолок. Думл о Софье, вспоминл все их знкомство, всю любовь с смого нчл. Предствлял, что в это время делет предприимчивя тетушк Помскин.
Дни, в нчле тянувшиеся тк медленно, теперь летели незметно, похожие один н другой.
Прошл зим. В мленькое, еще слюдяное оконце чулн все чще и чще зглядывло солнце. З окном срзу стло шумнее – шл весн.
Возницын оброс жиденькой, нелепой бороденкой, посерел от целодневного сидения в чулне.
Однжды в чулн вошел белобрысый, гнусвый Морсочников с кким-то сержнтом Семеновского полк. Сержнт глядел исподлобья, волком.
– Собирйся, поедешь в Питербурх! – прогнусвил с порог Морсочников.
Сборы у Возницын были недолгие – поднял с полу лежвший в изголовьи стрый полушубок, взял измятую, вывлянную в соломе и пыли епнчу и, гремя кндлми, пошел из чулн.
От свет и весеннего воздух сжло виски, слдко зкружилсь голов, кк тогд в Никольском, когд он впервые вышел после горячки н крыльцо. Возницын ухвтился з дверной косяк и стоял.
– Ступй, ступй, неколи тут мешкть! – толкнул его сзди сержнт.
Н дворе ждли четыре ямские подводы и при них крепкий крул – четыре солдт того же Семеновского полк.
Возницыну велели сесть в первую подводу и не оборчивться. Ему и тк не хотелось ни н что смотреть, кроме весеннего чистого неб. Он жмурился от солнц, улыблся свету и теплу. Д и чего оборчивться! Легко было догдться: сейчс выведут Борух и Афоньку.
Сзди послышлись шги – сержнт вывел еще кого-то. Колодник шел тихо, не гремел кндлми.
– Куды сдиться? – спросил знкомый борухов голос.
В нем не было всегдшнего спокойствия и медлительности. Голос был торопливый, испугнный и ккой-то ндтреснутый.
Через минуту рздлся другой – звонкий, бодрый:
– Эй, зипун, седелк у коня съехл! Аль не видишь?
– Сдись, сдись, не рзговривй! – крикнул сержнт.
Возницын улыбнулся: Афоньку всюду, дже в «бедности» узнешь!
Угрюмый сержнт сел рядом с Возницыным. К подводе подошел см лысый секретрь Протопопов.
– Не збудь же зехть в Тйную Кнцелярию – тм ждут!
– Помню, – сумрчно ответил сержнт.
Подводы тронулись.
Возницын ехл с непокрытой, взлохмченной головой. О треуголке, его, отнятой у него, перед тем кк вести в колодницкую избу, все збыли. Возницын и см вспомнил о ней только тогд, когд уже выехли со двор. Пожлуй, тк, с непокрытой головой, ему было лучше – весенний ветерок приятно обвевл голову.
Когд они подъехли ко двору, где помещлсь Тйня Кнцелярия, их ждл целя верениц телег. Возницын нсчитл восемь подвод. Подводы были пусты – н одной лежло что-то звернутое в ряднину, н передней телеге сидел румяня, чернобровя бб в нгольном рспхнутом тулупе. Тут же стояло трое солдт, видимо сопровождвших эти подводы.
– Кривошеин! – крикнул сержнт. – Кормовые и прогонные получил?
– Нет еще, – отозвлся один из солдт, блгуривших с чернобровой ббой.
– Дурк! – со злости бросил сержнт.
Он вылез из телеги и пошел к дому.
Когд сержнт ушел, ямщик обернулся к Возницыну и, покзывя кнутовищем н восемь телег, стоявших впереди, скзл недовольно:
– Вот гляди: почитй, порожнем едут! А тут по-трое н телегу нсжли!
– А кого они везут? – спросил Возницын.
– Везут во дворец црице – гусли, ббу кку-то посдскую – язычливя, трещит без умолку ровно сорок, д вон у Прохор н возу сидит солдт, держит в руке бутыль. В той бутыли нлито с чрку, не больше, деревянного мсл.
– А это зчем? – удивился Возницын.
– Скзывют, црице н лекрство. Из Успенского монстыря, что в Ново-Алексндровой слободе, взято из лмпдки, которя горит денно и нощно нд гробом инокини-цревны. Ккя ж это клдь? У них н восемь подвод – шесть человек, у нс н четыре – одинндцть седоков! Рзве ж это по совести?
Угрюмый сержнт вышел н крыльцо.
– Кривошеин, трогй, поехли! – крикнул он.
Весь длинный обоз с гуслями, бутылкой целебного деревянного мсл, говорливой сороклетней ббой и несчстными колодникми тронулся с мест.
Проезжя мимо дом Тйной Кнцелярии, Возницын глянул н окн. В одном из них н Возницын смотрело востроносое, без подбородк, курье личико князя Мсльского. Встретившись глзми с Возницыным, он шрхнулся от окн вглубь комнты.
Возницын презрительно отвернулся.
III
Солдты, сидевшие н лвке по обеим сторонм Возницын, вскочили.
– Идет! – испугнно шепнул один из них, попрвляя бгинет. – Вствй!
Возницын поднялся, бренч ножными железми.
Будучи квлергрдом, Возницын не рз видл во дворце стршного нчльник Тйной Кнцелярии, при одном упоминнии имени которого трепетл вся Россия. И теперь он издлек узнл эту высокую, поджрую фигуру, это длинное, лошдиное лицо с прямым, толстым носом и широким, всегд плотно сжтым ртом.
Несмотря н свои шестьдесят восемь лет, Ушков шел ровной походкой строго, вымуштровнного военного служки. Рядом с ним, рзвевя просторные полы черной рясы, шгл русобородый, средних лет, монх. Лицо у него было курносое, мясистое, ббье; из-под высокого клобук смешно глядели мленькие, хитрые глзки.
Они прошли, дже не взглянув н Возницын и солдт. Монх что-то рсскзывл Ушкову.
Возницын хотел было снов сесть н лвку, но из передней светлицы, у двери которой они сидели, высунулсь чья-то голов.
– Ведите колодник!
Возницын пошел к двери.
В небольшой сводчтой светлице было дв кнцелярист. Один стоял у стол, что-то поспешно рзыскивя в бумгх, второй – сидел и чинил перья.
– Это кто? Архимндрит Никодим Новоспсский из Москвы? – вполголос спросил тот, который чинил перья.
– Нет, это соловецкий Врсонофий, – ответил другой и, зхвтив кипу бумг, обернулся к солдтм, стоявшим с Возницыным у порог.
– Пойдем! – кивнул он, открывя дверь в соседнюю светлицу.
Возницын вошел вслед з ним.
Эт светлиц был несколько просторнее передней, но ткже в одно окно. Стол, покрытый крсным сукном, и стулья для судей и писцов, стояли у смого окн. Большя чсть светлицы был отведен хозяйству зплечного мстер.
Сердце упло у Возницын, когд он увидел дыбу, веревки и в стрых кроввых пятнх бревно.
Молодой миловидный мужик, стриженный в скобку, в кумчовой рубхе, стоял у печки.
Возницын перевел глз н сидевших з столом. Курносый рхимндрит пристльно смотрел н него. Ушков, скривившись, чесл пльцем голову, приподняв неряшливо вычеснный прик. Будто не смотрел н Возницын, но чувствовлось – осмтривет его не хуже рхимндрит.
Возницын стоял, облизывя пересыхющие губы. Колени подгиблись, дрожли.
– Один можешь итти! – скзл Ушков, кивнув солдтм.
Солдт, ближе стоявший к двери, вышел из светлицы.
– Ну что, вше преподобие, нчнем, блгословясь? – обртился к рхимндриту нчльник Тйной Кнцелярии.
* * *
Пот грдом ктился с Возницын. Уже четыре чс подряд его допршивли вдвоем – нчльник Тйной Кнцелярии, генерл Ушков и член Святейшего Синод, рхимндрит Соловецкого монстыря Врсонофий. Допршивли хотя и «под лишением живот», но пок-что все-тки без «пристрстия».
Возницын слышл, кк плч, сидевший сзди него н лвке, потихоньку зевл в кулк от безделья.
Возницын стоял н том покзнии, которое он дл в Москве при первом допросе: в иудейский зкон не переходил, з рубеж ездил для лечения от болезни. Он стрлся ни одним словом не выдть себя – что сидел в Смоленске только рди Софьи. Он не знл, где Софья и что с ней.
Возницын содроглся при одной мысли о том, что и Софья могл бы очутиться в этой ужсной светлице, в которой кждый шг полит слезми и кровью.
Снчл для допрос вызвли свидетелей – Алену, тетушку Помскину и содержщегося под крулом Афоньку.
Афоньк и тетушк Анн Евстфьевн в одно слово говорили о том, что Возницын был не в полном уме. Словоохотливый Афоньк, очутившись в Тйной Кнцелярии, хотя и попридержл мленько свой язык, но все-тки не збыл рсскзть о том, кк брин чуть не зколол клинком Глтьянов, повторил все то, что рсскзывл тогд мйору.
Помскин же утверждл, что у Возницыных изумление в роду.
Совсем иное говорил Ален.
Когд он вошл в светлицу, Возницын отвернулся – он без отврщения не мог ее видеть. Ален, смущення и испугння, стоял перед судом. Крск зливл все ее лицо и шею. Руки тряслись и голос дрожл, но был полон злости.
Во всех ответх н вопросы, которые здвли ей Ушков и рхимндрит, Ален топил муж. Он клялсь, что Возницын двно потерял крест.
– Еще когд в горячке лежл, я увидл: не носит крест! К иконм непочтителен был! Сымл свою икону Алексндр Свирского, рядом стоял н божнице мой обрз Констнтин и Елены, – тк он нрочно сбросил его н землю!
– Лжешь! – крикнул, не сдержвшись, Возницын.
Ушков только опустил углы рт и покосился н Возницын.
Возницын умолк.
Ален продолжл нговривть н муж. Он клялсь, что никогд не видл его в беспмятстве.
– Ево родня сестриц, Мтрен, вдов дмирл Синявин, обнесл безумством и пьянством. Оболгл нпрсно. Хочет через то меня рзорить.
Возницын видел – эт сттья был Алене во всем деле горше всего.
Нконец ввели «совртителя», Борух Лейбов. Его густя широкя бород был белее снег. Большие уши оттопырились еще больше. Бескровные губы что-то шептли. Борух шел свободно – он был без кндлов. Куд девлсь его рзмерення, неторопливя речь! Борух говорил дрожщим, испугнным голосом, говорил быстро, брызгясь слюной и жестикулируя, мешл русские и польские слов.
Возницын больше всего боялся Борух: вдруг стрик помянет Софью! Но, видимо, о Софье Борух сейчс не думл. Его спршивли о другом: кк он познкомился с Возницыным, о чем говорил с ним, не соврщл ли его в иудейство?
Борух клялся в своей невиновности.
– В нш зкон его никто не принял бы. У нс зборонено принимть. И кк пн Возницын мог бы стть иудеем? Ему ндо же было бы ведть все нши шестьсот триндцть зконов! Их треб было б выучить н пмять!
– А где нпечтны эти шестьсот триндцть зконов? – спросил Ушков.
– В Библии, – ответил рхимндрит.
– Ккое тм, в Библии! – обозлился Борух. – Совсем не в Библии! Нпечтны оны в еврейской книге «Мхзор», по которой мы молимся в ншу псху и зеленые свят, по-вшему – в неделю Пятидесятницы. И кб выучил шестьсот триндцть зконов, все рвно ни в Польше, ни в Литве принять в нш зкон не то что Возницын – никого не могут! – горячился Борух.
– А где могут? – спросили одновременно и Ушков и рхимндрит.
– Только в Амстердме.
– Почему?
– Тк постновлено от нших сттутов.
– Ты по-еврейски читть умеешь? – спросил у Возницын рхимндрит, когд Борух увели.
– Весьм мло. Только литеры, не слоги.
– У кого учился литерм?
– В млолетстве еще, учсь у иноземц Густв Гбе, который содержл у иноземц ж, купц Фрнц Гиз, школу немецкую и лтинскую.
Архимндрит переглянулся с Ушковым, но ничего не скзл: немцы до сих пор были в чести.
– Тк. По-еврейски в млолетстве учился читть – и то не збыл! Морскую же нуку восемь лет долбил и уже в зрелых летх, в службе ее имперторского величеств окзлся несведом? Это почему ж?
Широкий рот Ушков рсползся в ехидную усмешку.
– У меня болезнь нподобие беспмятств… – нчл Возницын.
– Слышли! – мхнул рукой Ушков. – Жен-то что говорит про твое беспмятство?
– А ндпись кто здесь н «Следовнной Пслтыри» учинил? – схвтил со стол книгу рхимндрит:
«Кто прздников господских рзбирет, тот чсто гуляет»
– прочел он.
– Кто это писл?
– Я, – потупился Возницын. – Будучи еще в несовершенных летх, в Морской Акдемии.
– У тебя все в несовершенных летх! – кричл рхимндрит.
– Погоди, вше преподобие, – спокойно удерживл его Ушков. – Тк, говоришь, в несовершенных летх? – усмехлся он. – Ну, крест кк утерял, почему ж не купил новый? То, ведь, в прошлом годе было? А?
– Не успел купить. От своей простоты и нерзумения… – отвечл Возницын.
– А из Пслтыри кто листы вырвл? Вот погляди! – не оствляя книги, продолжл рхимндрит.
– Я не рвл листов. Ткую купил в рядх…
– Врешь, врешь, бесов сын! – кричл рхимндрит. – С нехристем спознлся, совесть потерял! Почему он тебе тк дорог окзлся, жид этот, ? Почему не гнушлся с ним ясти и пити?
– Потому, что у пророк Зхрии в осьмой глве скзно… – нчл было Возницын.
– Знем без тебя, что тм скзно! Нс не учи! – удрил по столу лдонью рхимндрит. – Коли тк во священном писнии сведом, был бы попом!
– Вше преподобие, – скзл, слегк улыбясь, Ушков. – Мы достточно порботли, не грех и пообедть. Пойдемте!
Ушков поднялся.
Архимндрит встл и, с ненвистью глядя н Возницын, скзл:
– А брд почему не стрижен и влсы рстишь, ки нзрянин?
– Я уже без млого год сижу. З ткое время у млденц бород вырстет, не токмо что, – скзл Возницын.
Архимндрит зтрясся от злости. Он хотел что-то еще скзть, но Ушков потщил его из светлицы.
– Пойдем, пойдем! Мы еще с ним потолкуем. А вы, вше блгородие, посидите тут! – обернулся он к Возницыну. – Приглсили бы и вс н трктмент, тк вы же христинской пищи сейчс не вкушете, не тк ли? – скзл Ушков.
Возницын молчл.
– Ткому гду ндо двть, кк у нс в Соловкх тем, кто в Корожне сидит, – яшную кшу с китовым семенем д вин десятую чсть крсоули, примешивя тбшного порошку… – скзл, оглядывясь, рхимндрит.
– У вс еще сытно едят! – смеялся Ушков.
IV
„Ндлежит судье оных особ, которых к пытке приводят, рссмотреть и усмотри твердых, бесстыдных и худых людей, жесточе; тех же кои деликтного тел и честные суть люди, – легчее…”
Возницын очнулся. Он лежл ничком, безжизненно рспростертый н рогоже. От долгого лежния в одном положении – н животе – тело зтекло. Хотелось перевернуться, но об этом стршно было дже и подумть: после дыбы и кнут все нестерпимо болело – вывернутые из плеч руки и изрнення, исхлестння кнутом спин. Рубшк прилипл к зпекшейся крови – млейшее движение причиняло невыносимую боль. В плечх дергло, руки, двжды вывернутые и грубо впрвленные плчом, ныли.
Ушков не посмотрел н то, что Возницын – шляхтич и «деликтного тел», пытл кк смого отпетого и притом «худого» вор.
Возницын лежл тк, кк его, полуживого, приволокли из зстенк и бросили, – оборотясь лицом к стене. Пересиливя боль, он с великим трудом оторвл от рогожи тяжелую голову и повернул ее к окну.
В узкое окно лился бледнозеленый свет прозрчной белой ночи.
Возницын лежл и вспоминл весь ужсный прошедший день.
То, чего он тк боялся и в то же время почему-то хотел испытть, свершилось: его допршивли «с пристрстием», дв рз подымя н дыбу. Он все уже испытл, через все стрдния уже прошел. Ему вспомнилось искженное злобой, мясистое, ббье лицо соловецкого рхимндрит и лошдиное, ехидно улыбвшееся – Ушков. Язвительня улыбк спокойного, поседевшего в допросх нчльник Тйной Кнцелярии был омерзительнее откровенной злобы рхимндрит.
Но не это ужсло Возницын. Не жестокя, незслуження пытк, другое. Он не мог без содрогния вспомнить сейчс, что не вынес нестерпимой боли. Плч, четырндцть рз бивший кнутом тк, что кждый удр ложился н новое место, пятндцтый рз (должно быть, по прикзу Ушков) полоснул по строй, кровоточщей от прежних удров рне. Возницын, впервые з всю пытку, вскрикнул от ужсной, все зтмевющей боли. И тогд-то, в беспмятстве, у него вырвлось:
– Я скжу!
И он скзл, что в первом допросе в Москве – солгл: з рубеж вовсе не ездил.
Не успел он произнести последние слов, кк стршня мысль пронзил его:
– Что же это я? Ведь, я выдю Софью.
Он потерял сознние не столько от боли, кк от этой мысли.
Возницын опустили вниз. Октили холодной, пхнущей болотом, невской водой. Плч впрвил вывернутые руки, и его вновь, во второй рз подняли н дыбу.
Еще удр. Другой. Третий.
– Ездили з рубеж? – откуд-то снизу, кк из преисподней, доносится хриплый бс Андрея Ивнович Ушков.
Но уже вернулось всегдшнее упорство. Зкушенные до крови губы, – чтобы не кричть, не вымолвить ни слов, – чуть рзжлись:
– Ездил! В Москве скзл првду. Двеч солгл. Не стерпя розыску! Ездил!
Потом снов: ужс, боль – и провл.
…Он снов стоит перед столом, з которым ухмыляется лошдиным осклом Ушков и курносый рхимндрит.
Плч вдевет руки Возницын в хомут. Сейчс подымут.
Зписывли его слов «с подъему», потом – «с пытки», теперь будут «с огня».
Сухие горящие веники больно жгут спину, жгут руки, жгут всего…
Больше терпеть нет сил. Ккой-то голос упорно шепчет:
– Скжи «слово и дело»! Скжи, что все ложь, что сидел в Смоленске рди Софьи, рди беглой девки грф Шереметьев!
– «Слово и дело!» – кричит он изо всех сил и – просыпется.
Зеленовтый, стрнный свет льется из окн в комнту.
Холодный пот выступет н лбу. Это был сон, но он все-тки скзл, произнес эти слов. Сейчс згремит зсов, войдет крульный солдт. Потщит в пыточную светлицу…
Кровь стучит в вискх.
Возницын прислушивется: где-то гремит колотушк ночного сторож. Под смым окном ндрывются, стонут лягушки. Из-з двери рздется хрп – крульный солдт слдко спит, прислонившись спиной к двери и не слышит того, что в тяжелом сне еле шепчет искуснными губми колодник.
Рдость зхлестывет Возницын: никто не слыхл! Он не выдл Софьи!
Шестя глв
I
– Погоди, Аленушк, я – грязня, пыльня с дороги! Дй, умоюсь! – говорил Нстсья Филтовн Шестков Алене, выбежвшей ей нвстречу.
Но Алене не терпелось – хотелось поскорее послушть, что будет рсскзывть Шестков, обернувшяся из Питербурх от импертрицы.
Две недели тому нзд к Шестковой неждно-негдно приехл кпрл и велел собирться в Питербурх, ко дворцу. Анн Ионновн выписывл из Москвы очередную говорливую ббу: свои привычные – Юшков, Авдотья Чернышев, Мргрит Монхин – ндоели.
Шестков собирлсь, не помня себя от рдости. По пути он зехл в Никольское к Алене похвстться ткой црской милостью и узнть, что и кк скзть импертрице, ежели прилучится к слову говорить о Возницыне. (Ален после допрос вернулсь из Питербурх домой).
Ален, провожя Нстсью Филтовну, просил зступиться з нее, скзть, что ее обижет мужнин сестр, Мтрен Синявин. Просил, чтобы импертриц увжил ее з првый донос н муж.
– А о смом деле-то что просить? – полюбопытствовл Нстсья Филтовн.
– Кк ее величество с ним поступит, тк пусть и будет!
– Неужто не жлко муж? – спршивл Нстсья Филтовн. (Он очень любил снчл ссорить, потом мирить).
– Ни столечки! – покзл н кончик мизинц Ален. И коричневые глз ее злобно блеснули.
Нстсья Филтовн покрутил головой:
– Ох, и жилистя бб!
Пок Нстсья Филтовн умывлсь с дороги, Ален велел собрть н стол – угостить Шесткову.
Шестков сидел н куте, в почетном углу, ел и рсскзывл Алене, мтери Стукее и прочим приживлкм, число которых в Никольском з последний год сильно возросло:
– Ехл я хорошо – впереди, н лучшей ямской подводе с бубенцми. А сзди солдт вез из Персии мхонькую – годов семи – персияночку. Цриц послл туд к ншему послу шелковинку, чтоб посол выбрл по ней из тмошнего нрод девчонку ростом не больше шелковинки. Тк солдт н кждой стнции все мерил персиянку, боялся: вдруг кк з дорогу подрстет. Д н третьей подводе везли из Укрины ккого-то мужик, который умеет унимть пожр: в Питербурхе после прошлых пожров стрсть кк огня боятся. И вот приехли мы в Питербурх в пятницу, шшндцтого…
– Это в день Мнуил, Свелия и Измил, – вствил мть Стукея.
– Аг, г! Измил! – поддкнул Шестков.
– Не перебивйте, пусть рсскзывет! – обернулсь Ален.
– Ну, приехл это я, привели меня в дежурную к генерлу Андрею Ивновичу Ушкову. Вжный ткой, крсивый грф. Велел он меня проводить через сд в покои, где живет княгиня Агрфен Щербтя – шутих импертрицын. Кк шл я црским сдом, вижу, стоит лкей в глунх, в чулкх, в прике, спршивет: – Не-вы ли Филтовн?
– Ох-ти мне! – всплеснули рукми приживлки.
– Ей-богу! Чтоб мне с этого мест не сойтить! Я отвечю: – Я.
Довел меня тот лкей до княгини. Княгиня пошл и доложил обо мне импертрице. А ее величество прислл Аннушку Юшкову. – Посиди, – говорит Юшков, – импертриц, – говорит, – делми, знят: смотрел белых д зеленых пв, что из лвры прислли, сейчс, – говорит, – в мнеж ктться с герцогом поедет. – Посижу, – отвечю, – обожду, мне торопиться некуд. – Кк подошло время обед, посдили меня з стол с княгиней Голицыной д Мргритой Федоровной, иных и не упомнить. А вечером снов прислл импертриц Юшкову, изволил передть: – Ночуй-де у меня, Филтовн.
– Ох-ти, цриц небесня! – умилялись приживлки.
– Ей-богу! Вот отужинл ее величество, рзделсь, тогд княгиня Щербтя привел меня в опочивльню к смой. Изволил пожловть меня к ручке. Тешилсь – взял меня з плечо д тк крепко, что с телом зхвтил, – ж больно мне, – подвел к окошку, глядит н меня и молвит: – Пострел, не ткя кк рньше был, Филтовн! Пожелтел, брт! Куку! – Это у ее величеств ткя прискзк: – Куку! – А я и говорю: – Уж зпустил себя, мтушк: прежде пчклсь белилми, брови мрл, румянилсь. – А ее величество и говорит: – Румяниться, говорит, не ндобно, брови – мрй. А я, – спршивет, – стря стл, Филтовн? – Поглядел я – пострел, подурнел и он. Д кк выговоришь?
– Вестимо, не говорить! – хором отвечли приживлки.
– Никк, мтушк, ни млейшей стринки в вшем величестве, – говорю. – А кков, спршивет, я толщиной? С Авдотью, Ивновну? – Это он про Ржевскую, про ншу, думет. – Нельзя, мтушк, сменить вше величество, – говорю, – С нею: он вдвое толще. – А по совести скзвши: кк родня сестр Ржевской – во ккя, – широко рзвел рукми Шестков. – Легл он в постель и говорит: – Ну, Филтовн, рсскзывй, говорит, про рзбойников! – Вот я и стл вспоминть, что было, чего не было… – зсмеялсь Шестков. – Он это стрсть любит.
– Для этого везли, – скзл сухо Ален.
– Кк уснул, мы с княгиней Щербтой потихоньку и вышли. Поужинли, ртфии выпили, и положил меня княгиня у себя в комнте, н сундуке, спть. Он перед црицыной опочивльней с Юшковой живет. Лежу – и сн нету. Одно – от великой рдости: вот до чего дожил – рядом с црицей сплю; другое – блох пропсть, кк все рвно н стром сене. С княгиней желтенькя сучк црицын, «Цытринк», спит. Днем з ней другой шут, князь Волконской, смотрит, ночью – княгиня Щербтя. Уснул я уж зполночь. А поутру опять, в девятом чсу, привели меня в опочивльню. – Чю, тебе не мягко спть было? – спршивет импертриц. А я упл в землю, целую ейную юпочку: кружев хоро-о-ошие! Спршивет: – Скжи-кось, стреляют ли у вс в Москве дмы? – Видл я, – отвечю, – князь Алексей Михйлович Черксской учит княжну стрелять из окошк. Поствлен н зборе ткя мишель. – Попдет ли княжн? – спршивет. – Иное, мтушк, попдет, иное – кривенько. – А другие дмы стреляют ли? – Не могу, мтушк, донесть – не видл. – И пок кофей пил и кушл, все спршивл. А я стою и отвечю. Потом пришл Авдотья Ивновн Чернышев. Стл он рсскзывть рзные городские новости. Авдотья-то бб рыхля, ноги у нее хворые. Стоит д все охет. Импертриц и спршивет: – Чего ты, Авдотьюшк, стонешь? – Д горзд ноги болят. – А ты обопрись вон о стол! Филтовн тебя зслонит, я, говорит, и не буду видеть, что ты не прямо стоишь, согнувши! – Тк мы и стояли. А кк отпущл меня, прикзл Юшковой: – Вели лкею отвести Филтовну и проводить! – И пожловл мне сто рублев.
– Вот кк! – звистливо покосились приживлки.
– Выхожу я, ее величество еще мне нпоследок и говорит:
– Погляди тм, Филтовн, моих птиц!
Шли мы через сд, вижу – ходят две птицы величиною и вышиною с доброго коня. Коленки и бедр лошдиные, шея – лебединя. Только длиннее лебяжьей – мер семь ль восемь. Головк гусиня, носок мленький. – А кк их зовут? – спршивю я. Тогд лкей, оствя меня, побежл во дворец к импертрице спросить. Врз бежит нзд и все твердит: – Строкофмиль, строкофмиль. Чортово прозвище, – говорит, – трудно упомнить. Ее величество, – говорит, – скзывет: эт птиц несет те яйцы, что в церквх по пникдилм привешивют. – И вот еду я нзд и все твержу, кк тот лкей: строкофмиль! До Новгород помнил, потом – кк водой розлило. Только у смой Москвы снов вспомнил. Уж боялсь – позбыл нкрепко!
– А говорил ты о том, что я тебя просил, ль тоже позбыл? – сухо спросил Ален.
Он был недовольн, что Филтовн не рсскзывет глвного.
– Кк же, Аленушк, кк же! Я все Юшковой перескзл. Он с црицей кждодневно гуторит. Обещл скзть. Юшков говорит: пусть не боится, говорит, з првый донос н муж цриц, говорит, ее не оствит!
II
Лэди Рондо с утр собирлсь поехть в свой згородный дом н Мишином [47] острову. Првд, тм нет роскоши – мебель простя, сделння русскими столярми, н постелях – коленкор, посуд – фянсовя, но зто тм больше простор, чище, приятнее воздух, и в комнтх нет толчеи. Лэди Рондо до смерти ндоели эти шестндцть солдт, поствленные хитрой лисицей Остермном якобы для охрны нглийского резидент, попросту для того, чтобы подслушивть и подглядывть.
День выдлся солнечный, теплый. По Неве – вверх и вниз – скользили рзукршенные яхты, верейки, боты.
Лэди Рондо думл уехть срзу же после звтрк – уже отослл учительницу фрнцузского язык, с которой регулярно знимлсь до полудня, – и все-тки срзу уехть не удлось.
Снчл их здержл испнский королевский секретрь дон Хун де Кскос. Кк только лэди услыхл его быстрый говор, срзу догдлсь: приехл просить взймы денег.
Эти испнцы вечно сидели без грош, хотя швыряли деньгми нпрво и нлево и в торжественные дни устривли более великолепные иллюминции, чем остльные инострнные предствители. Лэди Рондо знл: они получли н содержние в год лишь четырест дублонов, в то время кк фрнцузский секретрь Мньян – тысячу и еще жловлся н то, что нехвтет денег. Это верно: русский двор превосходил роскошью, мотовством все дворы Европы.
Еще прежний испнский посол, умный дук де Лирн, неоднокртно прибегл к помощи нглийского консул.
Лэди Рондо сегодня дже не вышл к Хуну де Кскос.
– Опять приезжл з подянием? – спросил он у муж, когд де Кскос уехл.
– Он три месяц сидит без жловнья. Смеется: беден, кк Сервнтес!
– Но, к сожлению, не нстолько умен, кк он. Из-з него мы здержлись.
– Мой друг, мы можем ехть. Только я посмотрю почту. Видишь, Артур приехл.
Почт здержл их дольше, чем предполгл Клвдий Рондо.
Клвдий Рондо получил подробный отчет из Лондон о продже последней пртии, лэди – двно жднное письмо от своей приятельницы, мисс Флоры. Об углубились в чтение.
– Что вы тк невеселы? Ккие-нибудь неприятности из министерств от Гррингтон? – спросил лэди Рондо у муж. (Ее нстроение после письм от приятельницы улучшилось).
– Нет, нши торговые дел, – ответил Клвдий Рондо, зкрывя дверь. – Нш новый фктотум хуже стрик Борух: в холстх большой недомер, пеньк худого кчеств. Только н лосинх мы хорошо зрботли…
– Жлко стрик – он был хорошим зкупщиком. А что слышно с делом этого сумсбродного офицер? – спросил лэди.
– Липмн позвчер говорил, что его недвно пытли. Борух удлось спсти от пытки в виду его преклонного возрст – он выглядит стрше семидесяти лет, хотя ему нет и этого.
– Что ж, двйте собирться, пок никто нс не здержл еще! Или вы будете сейчс отпрвлять корреспонденцию?
– Нет, пожлуй, можно ехть.
– Я сейчс рспоряжусь, – скзл лэди Рондо, идя к дверям.
В дверях он столкнулсь с лкеем. Сзди з ним стоял улыбющийся, розовощекий обер-гоф-фктор Липмн.
Лэди Рондо приятно улыбнулсь.
– О, мистер Липмн, пожлуйте! Вы тк двно у нс были…
– Я н минутку. Вс ждут вши гребцы. Вы, вероятно, собиретесь ехть з город? Ткя чудня погод! Я бы см непрочь проктиться, если бы не рбот: ндо сделть импертрице брошь, – рзвел рукми Липмн.
– Вы приехли, мистер Липмн, кк нельзя более кстти. Я только что получил от Шифнер письмо, – скзл Клвдий Рондо. – В этот рз мы зрботли меньше…
– Почему? – нхмурился Липмн.
– В холстх большой недомер, пеньк хуже прежней пртии. Только лосины прекрсны.
– Потому что их покупл еще нш бедный Борух, – ответил Липмн. – А счет Шифнер не прислл?
– Нет. Обещет выслть с первой почтой.
– Что же слышно с Борухом? – спросил лэди Рондо.
– Пок что – неплохо. Мне удлось добиться, чтобы его не пытли. Инче он рсскзл бы о всех нших делх. А сегодня герцог добился большего – все дело и смих рестнтов перевели из Тйной Кнцелярии в Сент. К вечеру они уже будут н Всильевском. Рсскзть эту новость я и зехл.
– Брво, брво! – зхлопл в лдоши лэди Рондо. – Скорее бы кк-либо выпутть этого несчстного стрик!
– Нет, лэди, выпутть совсем его, к сожлению, видимо не удстся – против него весь Синод. Герцогу, кк не првослвному, не совсем дже удобно зступться. Вероятно, Борух вышлют куд-нибудь в Сибирь, – скзл Липмн. – Ндо подыскивть нового зкупщик. Его сын Вульф, который зкупл прошлую пртию, мло опытен. Из-з этого нм терпеть убытки смешно. Я о зкупщике позбочусь. Глвное, что Борух вырвн из рук Андрея Ивнович Ушков. Им теперь знимется Сент!
– По крйней мере, у Сент хоть будет рбот! – язвительно скзл лэди Рондо, – А то он что-то нчл издвть укзы о ловле соловьев для импертрицын сд. Пожлуй, скоро уже стнет, точно Кбинет Министров, просмтривть счет з импертрицын кружев…
Липмн, усмехясь, погрозил ей пльцем.
* * *
Кк ни болел спин, исполосовння кнутом, но Возницын в рдостном возбуждении ходил по узкой комнте. Он дже чувствовл себя вдвое крепче, бодрее, нежели с утр: сейчс солдт сентской роты побрил его и обкрнл волосы. Возницыну дли умыться.
Он посвежел и повеселел.
Сегодня в полдень неожиднно свлилось это счстье.
К нему, в темную, сырую келью вошел сержнт с кким-то незнкомым кпрлом.
– Воть-он, кпитн-поручик Возницын! – укзл сержнт.
– Ну, собирйтесь, поедем к нм в гости! – весело скзл кпрл. – Тимох, подсоби брину! – обртился он к одному из солдт, стоявших в дверях, видя, что Возницын с трудом встет.
Солдт услужливо помог Возницыну подняться и, поддерживя его подруку, повел из крепости. Они пришли к Неве. У берег ждло три лодки с гребцми.
«Всех нс перевозят куд-то, – мелькнуло у Возницын в голове. – Нверное в Синод».
Его усдили в лодку, кпрл сел рядом, и ненвистня Петропвловскя крепость отлетел прочь. Везли н Всильевский остров.
«Знчит, не в Синод, – сообрзил Возницын. – Верно же, Синод н Березовом! Кк это я збыл?»
Он сидел, с восхищением глядя н сверкющую н солнце Неву, н голубое небо. Возницын опустил руку в воду и влжными пльцми протер глз. Было тк приятно впервые з много дней коснуться свежей, холодной воды.
– Ничего, приедем к нм, ддим помыться – воды не жлко. У нс не тк, кк у этих, – скзл кпрл.
– Волосы б остричь д вот бороду побрить бы, то не кпитн-лейтеннт, рскольник, – обернулся к кпрлу Возницын, болезненно улыбясь.
– Отчего ж! Дшь копейку, тебя мои ребят из сентской роты живо подмолодят! А то вон кк зрос!
«Знчит, везут в Сент! Знчит, со стршной Тйной Кнцелярией все покончено! Знчит, жить, жить, жить!» – рдовлось все в Возницыне.
III
Обер-гоф-фктор Липмн, в просторном бухрском хлте и ермолке, едв прикрыввшей его большую лысую голову, сидел, рзвлясь в кресле у окн, н солнышке.
В комнтх стоял тишин: был суббот. Жужжли нлетевшие мухи, приятно тикли столовые нглийские чсы д откуд-то издлек приглушенно доносилсь тягучя песня. Это у себя в кморке рспевл тенорком толстый прикзчик Аврм.
Липмн томился от вынужденного безделья. Рботть сегодня было нельзя – не хотелось нрушть рдостного прздник великой субботы. А дел з последние дни собрлось много: принцесс Анн Леопольдовн, эт нерях и ротозея, снов в третий рз, уронил свои чсы, дже ндоело их чинить! А обер-гофмршл Левенвольде попросил срочно сделть золотой, перстенек – нверно, опять связлся с ккой-либо фрейлиной.
Липмн сидел, зжмурив глз. Прислушивлся к голосм, доносившимся с улицы.
Вот медленно протщилсь по улице бочк с водой. Зтем под смыми окнми истошным голосом зорл мужик:
– Рки, рки!
Липмн улыбнулся:
«Ну, и сколько же он нкричит з целый день? Хорошо, если лтын, то, пожлуй, всего две копейки. Полтину в месяц. Шесть целковых в год! Пфуй!»
Рзносчик ушел. Через минуту визгливый ббий голос кричл н всю улицу:
– Вольно тебе ляться, шпынок ты турецкий! Пьяниц!
Побрнились – снов тишин.
Пробежли мльчишки н Неву купться.
– Сеньк, ты будешь мырять?
– Вот кбы с плотов!
– Федя, я уже сженкми умею!
– Врет он!
Сзди з ними поспешл, видимо, смый млый. Он отствл от компнии и обиженно хныкл:
– Фе-е-дьк, постой!
Зтем прошел пирожник:
– Под-дойди! Эх, скус хрнцузский, гусь русский, брнинк низовя, мучк сортовя! Под-дойди!
Липмн открыл глз и перевернулся, переменил положение: зпрокинул голову и глядел в потолок, подбитый холстом. Н холсте были нрисовны придворным живописцем Гротом розы и муры, н которых всегд тк презрительно щурился строгий зконник, толстый Аврм.
Липмн смотрел н муров и подсчитывл в уме, сколько же он получил от импертрицы з этот год?
«В генвре – 14 510 рублей, в феврле – 12 056. Д з лмзы и з бриллинты к серьгм. Не тк плохо. Сейчс июль н дворе, денег нет – все в обороте. В ме знял в Алексндро-Нвской лвре пятндцть тысяч, обещл отдть через две недели, уже прошло шесть. Я смый бедный богтый человек в мире», – смодовольно улыбясь, подумл Липмн.
Где-то послышлись голос.
Шлепли туфли Аврм. Липмн нсторожился.
– Реб Иск, вы не спите? – тихо спросил с порог прикзчик.
Липмн повернулся к двери.
– Ну, кто тм?
Из-з врмовых плеч он увидел черноволосого Вульф, сын Борух.
– Это ты, Вульф? Входи! Что скжешь?
– Бед, реб Иск!
– Что ткое? – встрепенулся Липмн. – Что-нибудь с ним? – не нзывя Борух по имени, спросил он.
– Д, – печльно ответил Вульф. – Ко мне сейчс пришел сентский копиист Хрущ. Я его уже дв рз поил, чтобы он передвл мне все. Тк он говорит, Юстиц-Коллегия откзывется писть сентенцию, говорит – дело еще не выяснено… Хочет, чтобы отц пытли…
– А, может, Юстиц-Коллегия ничего не хочет, этот Хрущ хочет в третий рз нпиться? Тк ндо было нпоить, лопни его живот!
– Он уже выпил у меня и в третий рз. Но вот он принес копию сентского постновления.
Вульф передл Липмну клочок бумги. Липмн прочел:
«…ндлежит произвесть укзнные розыски, для того, не покжется ль оный Борох и с ними кого сообщников в преврщении еще и других кого из блгочестивой греческого исповедния веры в жидовский зкон, и в прочих противных Восточные церкви делх, буде им экзекуцию учинить без розыск, то виновные, которые либо, ими ныне зкрытые, могут остться без достойного з их вины истязния, и следовть уже будет некем».
Предстояло неотложное дело.
– Аврум, беги, скжи, чтоб сейчс же зпрягли лошдей: я поеду к герцогу! Скорей!
Аврм с укоризной посмотрел н хозяин: что он вздумл делть в субботу? Но все-тки побежл исполнять прикзние.
А Липмн быстро пошел в спльню. Он сбросил с себя ермолку, хлт и шелковый рбе-кнфес и, презрев субботу, стл одевться.
Липмн догдлся: это нзло подстроили ему Остермн и Ушков. Звистливому Остермну не нрвилось, что герцог очень покровительствует обер-гоф-фктору, Ушков злился н Липмн з то, что он взял из полковой кзны Семеновского полк тридцть тысяч рублей и обещл уплтить восемь процентов, вернул без процентов.
«Бирон сейчс, должно быть, в мнеже, – сообржл Липмн. – Ндо сделть тк, чтоб Борух не пытли. Пусть судят, кк хотят, но чтоб не пытли! А то стрик не перенесет пытки, выдст все тйны и нзовет и меня, и Рондо, и герцог…»
* * *
„Del Giorno fausto e grande
Ch il vasto Genio
d'Anna ascese al Soglio,
Quali non f? per voi opre stupende?”
„От смого дня блгополучного и великого,
В которой величйшя Анн облдл престолом,
Кковых не учинил он удивительных дел?”
Чижи, скворцы, снигири, кнрейки щебетли н все лды, прыгли с жердочки н жердочку, рдовлись солнцу: клетки висели у смых окон, обрщенных к сду.
Импертрицу же не рдовло ничто. Он лежл н постели с крсными от слез глзми, с опухшим носом.
Не помогли ни хвленые порошки доктор Штля, ни деревянное мсло из неугсимой лмпды нд гробом цревны-инокини Мргриты Алексеевны, прислнное Слтыковым. Кровь не очищлсь. И кк ей очиститься, коли без млого пятьдесят! Ноги пухнут, ломит поясниц – ни встть, ни рзогнуться.
А он полетел в конскую школу, в мнеж, оствил ее. Ему-то что, мужчине? Одногодк, еще молод, крсив! Поглядывет н молодых фрейлин, н Елисвету, лупоглзую дуру, н племянницу, принцессу Анну Леопольдовну, которя ходит в одной нижней юбке, кк блжня.
Стло жль себя. Зплкл. Слезы текли по рябым, смуглым щекм. И дже слезы текли не тк, кк бывло смолоду – быстрым ручьем, медленно, зстивясь в морщинх.
Со злости рзорвл исплкнный бтистовый плток. С кровти н пол грузно шлепнулся неуклюжий крдинл Броний в переплете из телячьей кожи с позолоченными зстежкми, огромный, точно Пслтырь или Минея.
Из-з двери н стук испугнно выглянуло уродливое лицо Бужениновой, но тотчс же юркнуло обртно – импертриц сегодня гнл всех от себя: пнул больной ногой любимую суку «Цытринку» и стукнул по зтылку шут Блкирев.
Во дворце с позвчершнего дня пошли нелды. С утр было все блгополучно. Импертриц стрелял из окн по голубям. После обед игрл с шутми в крты, и хитрый Педрилло выигрл у нее в фрон больше двухсот рублей. Потом збвлялсь с детьми – Петрушей и Крлушей Биронми: игрл в мяч. И тут-то нгрянул бед.
Десятилетний Крлуш вдруг почувствовл себя плохо – у него сильно рзболелся живот. Веселье рзом прекртилось. Тотчс же были призвны все мунд-кохи [48], кофишенк, который ведл схром, шоколдом и конфетми, и конфетный мстер Жулн.
Импертриц см рсспршивл, проверил, из чего был сделн обед – от щвеля до шлея, [49] не обкормили ль Крлушу слстями – любимым крлушиным имбирем в птоке, мрмелдом из слив или чем-нибудь еще.
Испугнный кофишенк стоял н коленях – клялся, что ничего не отпускл лишнего.
Анн Ионновн свирепел с кждой минутой: он не могл дознться у этих олухов, кто ж виновт в болезни ее любимц.
Взяли к ответу четырндцтилетнего брт Петрушу. Петруш смотрел волком и твердил, ндув губы:
– Не зню!
И когд уже всех мунд-кохов, кофишенк, конфетного мстер Жулн и гувернер мльчиков, немц Шврц импертриц хотел отпрвить к Ушкову, двендцтилетняя горбтя Гедвиг Бирон, умня и не по летм рссудительня девочк, подошл к Анне Ионновне и скзл:
– Тетя, Крлуш объелся в орнжерее млиной. Он, – укзл Гедвиг н Шврц, – не велел Крлуше есть больше, Крлуш не слушлся, покзывл язык и все ел.
– Андрея Ивнович суд! – зрычл импертриц.
Через минуту пред ней предстл нчльник стршной Тйной Кнцелярии.
– Взять этого остолоп! – кричл он, укзывя н побелевшего, трясущегося гувернер. – Высечь розгми! В смирительный дом его!
Шврц кинулся было к ногм импертрицы, но Ушков схвтил его з шиворот и легко выволок з дверь, дром что смолоду в новгородской вотчине, шутя, переншивл девок через лужи, когд ходили по грибы.
Но тут вмешлся см герцог Бирон. Он был недоволен тким оборотом дел: обижли немц. Он велел отпустить Шврц, выдть ему тысячу рублей и немедля выслть з рубеж, во-свояси.
Между Анной Ионновной и Бироном пробежл черня кошк.
Этот холодок продержлся весь вчершний день. Никто из них – ни Анн Ионновн, ни Бирон – не хотел первым итти н примирение.
А Крлуш сегодня уже был здоров. Он шлил попрежнему. З обедом нрочно облил мозельвейном новый, попугйного цвет, кфтн у Куркин, сорвл прик с Ушков, плевл н фрейлинские белые фонтнжи. [50] А после обед збвлялся в большом дворцовом зле тем, что нступл фрейлинм н шелепы и стегл ивовым прутом по ногм приглшенных ко двору сновников.
Некоторые из более молодых и ловких, кк нпример обер-гофмршл Левенвольде, легко подпрыгивли, избегя удр. Но тем, кто был пострше и потучнее, кк генерл-ншеф князь Брятинский, увернуться не удвлось: ивовый прут больно стегл по икрм в шелковых чулкх.
Анн Ионновн, глядя н эти крлушины проделки, смеялсь от души и говорил всем:
– Глядите, князь Брятинский н првеже стоит! Куку!
Бирон сегодня смотрел немного лсковее, но все еще продолжл дуться з этого проклятого Шврц, которого уже и след простыл.
И вот это больше огорчло импертрицу, чем опухшие ноги и боль в пояснице – к ним Анн Ионновн двно привыкл. С хворью, видно, ничего не поделешь. А он, любимый, дорогой, тк жестоко, немилосердно поступет!
Слезы снов потекли из глз. Зхлюпло в носу. Плток был изорвн. Анн Ионновн высморклсь в подол шелкового шлфрок и сидел, здумвшись.
Ее здоровье сегодня вовсе не было хуже, чем вчер или позвчер, но сегодня он нрочно не пошл никуд из опочивльни. Хотелось посмотреть: кто первый придет мириться? И будет ли беспокоиться Иогнн, что он в ткой чудный день лежит в комнте? Он сидел и все время прислушивлсь: не идет ли?
Но Бирон не шел.
Анн Ионновн волновлсь. Ей не терпелось. Он уже хотел см первя пойти н примирение – послть Юшкову з ним в мнеж, кк услыхл в сду знкомый, гордый голос: Бирон спршивл у кого-то из слуг о здоровье импертрицы. От рдости зхвтило дух: идет, беспокоится, любит!
Он приложил руки к широкой груди – сердце колотилось тк сильно, точно готовилось вырвться нружу сквозь всю толщу жир.
Анн Ионновн не придумл еще, кк держть себя, когд он придет, с кким выржением лиц встретить его, он уже входил в опочивльню, высоко подняв голову, глядя кк орел.
Он не сдержлсь – улыбнулсь.
– Ну что, Аннушк? Что, миля? Нездоровится? – учстливо спросил он, деля вид, кк будто рзмолвки не было.
Бирон подошел к кровти, сел и поцеловл Айну Ионновну в ее крие глз.
– Нехороший! Злой! Ты меня не любишь! Оствил одну! – лепетл он кк обиження девочк.
– Ты же ушл из зл, не скзв мне ни слов! Я ждл тебя все время в мнеже. Думл, что ты приедешь. А ты гневешься по пустякм, кпризничешь, – говорил он, обнимя ее тучные плечи.
– Кк же мне кприжесной или упрямой не быть, коли мои родители обои были кприжесные? А ты что тм делл? – перевел он рзговор, двй понять, что мир восстновлен.
– Смотрел с обер-берейтером новые персидские седл и ковку лошдей. Подлецы зковли н левую переднюю «Фворит»! А ты знимлсь здесь делми? – спросил он, укзывя н сброшенный н пол том «деяний» крдинл Брония и ккой-то лист бумги.
– Ушков принес доклд Сент по делу Возницын.
– Что, господ Сент уже подписли сентенцию? – спросил Бирон.
– Нет. Юстиц-коллегия не соствил сентенции. Говорит, что Возницын пытн, Борух – нет. Ндо им розыскть. Прочти-к!
Бирон нгнулся и поднял бумгу. Он двно догдлся, что это и есть тот доклд Сент, о котором ему только что рсскзл Липмн и рди которого он примчлся из мнеж во дворец.
Бирон быстро пробежл доклд. В нем было слово в слово то, что и в липмнской копии.
– Знчит, будут пытть стрик! А зчем? Рзве дело и без этого не ясно? – недовольно спросил Бирон.
Анн Ионновн испуглсь: эт дряння бумжонк из Сент чем-то неприятн ему!
– А кк же? – робко скзл он. – Сент прв. Борух может нзвть еще кого-либо.
– Я скжу, кого он при первом же розыске нзовет: своего хозяин, обер-гоф-фктор Липмн, – згнул он один плец, собирясь считть дльше.
– Д полно тебе! – остновил его Анн Ионновн.
Он понял: Иогнн недоволен тем, что этот стрый еврей под нестерпимой пыткой рсскжет про торговые дел герцог. И подьячие Тйной Кнцелярии будут трепть высокое герцогское имя.
Бирон встл и зходил по комнте.
– Я не зню все-тки, кто кому повинуется: импертриц Сенту или Сент импертрице? – уколол ее в смое больное место Бирон.
– Ну что ты, Иогнчик, пристл ко мне с этим жидом? Д делй, кк знешь!
– Я зню одно: об виновты. Пусть Сент укжет, ккое нкзние они зслужили, ты подпишешь – и все! О чем тут еще думть?
– Вот тк и делй!
Бирон позвонил. В дверях покзлсь голов Юшковой.
– Генерл Ушков! – прикзл Бирон.
Через минуту торопливыми шгми в опочивльню вошел зпыхвшийся нчльник Тйной Кнцелярии. Его лошдиное лицо выржло подобострстие.
Бирон стоял у окн в позе скучющего, непричстного к рзговору человек. Легонько подсвистывл кнрейкм, дрзнил их. Смец, рспустив крылышки, мчлся из дльнего угл клетки дрться с герцогским пльцем, постукиввшим по звонким прутикм.
Анн Ионновн, свесив с постели толстые ноги, повязывл голову плтком.
– Андрей Ивнович! Чего тм Сент мудрит? Ндобно поскорее кончить дело этого богоотступник! Нечего пытть стрик: понесет со стрху околесицу, оговорит и првого и виновтого! Он ккой кзни достоин, жид этот?
– По уложению, по пункту 24 сттьи 23, должен быть сожжен.
– А Возницын?
– Отослн к духовной влсти для укзу по првилм святых отец.
– Куку! Вот тк тк! – рссмеялсь импертриц. – Обои грешили, отвечть по-рзному. Одного – сплить, другого – в монстырь. Зню я этих отцов – вино по кельям хлещут д рзными непотребствми знимются! Импертрице присягть – и то не спешили, они с колодникми рзберутся! И это Возницын, который от ншей службы ушел, не хотел нм служить, изумленным прикинулся! А вот я его в ум приведу: сжечь их обоих д и все тут! – гневно скзл Анн Ионновн, сползя с постели н ковер.
– Слушю, вше величество! – отвечл Ушков, отступя к двери.
Анн Ионновн остновил его:
– Андрей Ивнович, погоди! Только пок мы в городе, пусть еще поживут. При мне ничего не ндо с ними делть, – сморщилсь брезгливо он. – А вот мы через недельку уедем в Петергоф, – тогд!
– Слушю-с!
Ушков скрылся з дверью. Бирон пошел нвстречу Анне Ионновне.
– Аннушк! – умильно глядя н нее, скзл Бирон. – Поедем ктться н Неву – будет чудный вечер! Хорошо? – спросил он, обнимя Анну Ионновну.
– Куку! – рдостно отвечл импертриц, протягивя ему свои бледные, бескровные губы.
…Обер-гоф-фктор Липмн ужинл в веселом рсположении дух – все улдилось, кк нельзя лучше.
Рядом с трелкой лежл н столе копия сегодняшней импертрицыной резолюции н доклд Сент. В ней говорилось:
«Хотя он Борох и подлежит розыску, но чтоб из переменных речей, что-либо может последовть от нестерпимости жестоких розысков, не произошло в том Возницыне деле дльнго продолжения, и чтоб учинить об нем решение, чему он з оное его Возницын преврщение, по првм достоин, не розыскивя им Борохом».
Пытть несчстного стрик не будут. Он теперь ничего не рсскжет ни о герцоге, ни о Липмне. Все остнется втйне. Пусть кое-кто не рдуется зрнее, что доствит неприятность обер-гоф-фктору!
О том же, ккое нкзние нзнчит Сент, Липмн не рздумывл. Что бы ни постновили, Борух все рвно уже был нвсегд потерян для коммерции!
И обер-гоф-фктор Липмн, облизывя пльцы, с удовольствием ел фршировнную щуку.
IV
Хозяин не было дом – он уехл вчер, еще до «шбес», вместе с герцогом, импертрицей и всем двором в Петергоф. Аврм остлся один.
Он только что окончил утренние молитвы, когд прибежл встревоженный, бледный Вульф – н нем лиц не было.
Вульф жил н Всильевском острову – поближе к портовой тможне. И, несмотря н то что ему пришлось бежть с Всильевского н Адмирлтейский остров, он выбежл в том виде, кк ходил дом – в туфлях н босу ногу, в длиннополом прусиновом кфтне, подпояснном полотенцем и с полостым тлесом н плечх.
– Реб Иск дом? – зкричл он, вбегя.
И, не дождвшись ответ, см кинулся в дльние покои.
– Постой! Куд ты бежишь? Тм никого нет! – тенорком кричл толстый Аврм, спеш з ним вдогонку.
Вульф уже стоял посреди роскошного обер-гоф-фкторского кбинет, рстерянно озирясь кругом.
– А где же Липмн? – удивился он.
– Вчер уехл с црицей в Петергоф.
– Ой, мошенник! Ой, обмнщик! Ртуйте! – звопил Вульф и плюхнулся н первое попвшееся кресло, до которого рньше не смел бы дже дотронуться.
Он сжл голову лдонями, точно зкрывл уши от ккого-то невероятного шум, и кчлся из стороны в сторону, кк в сингоге.
«Он сошел с ум!» – подумл толстый Аврм, со стрхом глядя н Вульф. – Скжи, что случилось?
– Отц… сегодня… сейчс… ой, боже мой! – рвл н себе полостый тлес, рвл волосы и плкл нвзрыд, словно млый ребенок, этот крепкий, тридцтипятилетний мужчин.
– Кто тебе скзл?
– Сентский кнцелярист Хрущ. Он знл, этот розовый митвский кбн! Он еще вчер знл и не предупредил меня! – в отчянии злмывл руки Вульф. – Он нрочно сбежл вместе с той проклятой толстой стервой в Петергоф, чтоб я не мог плюнуть ему в глз!
– Ш, тихо! Что ты говоришь! – в испуге змхл н него Аврм и, оглядывясь н окн, попятился из кбинет. Столовые нглийские чсы пробили восемь.
– Я опоздл увидеть его в последний рз! – истошно зкричл Вульф и кинулся из роскошных липмнских покоев.
– Вульф, погоди! И я с тобой! – збыв о субботе, о доме, обо всем, бежл сзди з ним толстый Аврм, шлепя спдющими с ног туфлями.
* * *
Возницын шел рядом с Борухом.
Борух в тюрьме сгорбился, высох и кк-то срзу весь побелел: волосы, широкя бород – все стло белым. И в лице не было ни кровинки. Когд-то живые, умные глз потухли, смотрели дико: в них зстыл ужс. Слезы неудержимо ктились по щекм. Губы не перествли шептть молитву.
Кк только вышли из сентской колодницкой, он, всегд ткой медлительный, зспешил, зторопился. Голов, плечи, грудь рвлись вперед, ноги не поспевли з ними – еле волочились сзди. Он шел, спотыкясь, чуть не пдя.
– Борух Лейбович, не торопитесь! – удерживл его Возницын.
Но Борух ничего не слышл.
Возницын шел кк всегд, – чуть покчивя из стороны в сторону головой, точно он у него был тяжелее всего остльного длинного туловищ.
Вчер к нему в кмеру пришел один из сентских секретрей и прочитл утвержденный црицей приговор Сент, в котором говорилось:
«По силе госудрственных прв обоих кзнить смертию сжечь, чтоб другие смотря н то невежды и богопротивники от христинского зкон отступть не могли и тковые прелестники кк и оный жид Борох из христинского зкон прельщть и в свои зконы преврщть не дерзли».
Возницын принял этот приговор спокойно. Он слушл эти стршные слов тк, кк будто они относились к кому-то постороннему. Не верилось. Кзлось невероятным, кк это его, ни в чем не повинного, кзнят, сожгут?
Недром же их перевели из Тйной Кнцелярии в Сент. Знчит, дело уж не ткое вжное! Ну, может быть, сошлют, вырвут ноздри – но кзнить, жечь не з что!
Первый чс после объявления приговор он был в кком-то возбуждении. Мысль о смерти не уклдывлсь в его мозгу, все противилось ей.
Потом пришел ккой-то морской поп исповедывть.
И это еще не поколебло Возницын: он понял, что поп, д еще служившего во флоте, подослли нрочно, чтобы выведть истину. Он отвечл то же, что и н допросе: в иудейство не переходил, ни в чем не виновен.
Но все-тки после уход поп недвняя уверенность в том, что все обойдется, кк-то поколеблсь. Мысль о смерти стл убедительнее, ближе.
Он в волнении зходил по комнте, не змечя того, что с кждым поворотом ускоряет шги и уже почти бегет из угл в угол.
Неужели он не увидит больше ни Софьи, ни милой тетушки Анны Евстфьевны, ни Андрюши, ни Фрврсон, никого? Не увидит Никольского, первого снег, золотой, колосящейся ржи, кудрявых прельских березок, осенней путинки, летющей в ясных просторх? Не увидит своих любимых книг?
Он перебирл в пмяти смое дорогое.
Ужс охвтил его. Возницын кинулся н тощий тюфяк и впился пльцми в сильно поредевшие и поседевшие волосы.
– Нет, это обмн! Этого не будет! Звтр приведут, прочитют приговор, поствят в сруб, потом прискчет кто-то с импертрицыным укзом… И все будет хорошо!
И Возницын ясно предствил себе, кк он выйдет из сруб, кк поедет н ямских подводх куд-нибудь в длекую ссылку…
Мрчные мысли отступили прочь.
Но не ндолго.
Тк целую ночь в нем боролись ндежд и отчяние, тоск и рдость.
Сн не было – уснуть не мог.
Под смое утро, когд приступ смертной тоски был ниболее сильным, он звл Софью, звл жизнь, молился и плкл втихомолку, уткнувшись головой в грязный тюфяк, чтоб не слышл чсовой. И все-тки, измученный, устлый, уснул…
Он спл крепким, без сновидений, сном до того момент, кк в комнту вошел кпрл сентской роты, чтобы вести его н кзнь.
Возницын вскочил. Голов был совершенно ясн. Он бодро вышел из колодницкой и пошел, поддерживя своего слбевшего товрищ.
Внешне Возницын кзлся спокойным, но внутри у него все ныло.
Сегодня он почему-то был вполне уверен в том, что импертриц их помилует, что все это делется лишь для устршения.
Он шел, с любопытством глядя по сторонм.
Прошли по мосту через Неву, прошли мимо Иския длмтского. Вышли н Большую Перспективную.
Возницын не узнвл привычного Питербурх. Спрв от Большой Перспективной дороги, где были дом, тянулись унылые следы пожрищ. Н пепелищх кое-где торчли одни почерневшие трубы, уже зросшие бурьяном и крпивой, влялись обгорелые осттки бревен. Вдли, у Глухого проток чернели шлши и землянки погорельцев – рботного люд.
Он едв узнл то место, где когд-то были рсположены Переведенские слободы, где стоял домик столяр Прфен.
Все сгорело.
Возницын и Борух шли, окруженные двендцтью солдтми сентской роты. Убогий поп в вырыжевших худых спогх и куцом зплтнном подряснике шел впереди с крестом.
Встречные крестились, ббы остнвливлись, соболезнующе кчя головой. Но это шествие никого особенно не удивляло и не знимло: кзни были обычным делом, особенно после прошлогодних пожров, когд не рз кзнили поджигтелей.
И лишь несколько мльчишек бежло сбоку з ними.
Н углу Большой Перспективной и Новой Перспективной покзлся деревянный Гостиный двор. Кпрл повернул н Новую Перспективную.
Н полянке между Гостиным двором и Морским рынком стоял кучк нрод и белелись дв новеньких сруб, со всех сторон обложенных хворостом и прошлогодней, почерневшей соломой.
– Вот оно! – подумл Возницын, и холодок прошел по телу, зстучли зубы, кк-то подогнулись в коленях ноги.
Он внимтельно рзглядывл кучку людей, стоявших у срубов. Тут, видимо, были плотники, кончившие приготовления для кзни, стояло дв-три моряк, мужик, несколько бб.
Здесь же Возницын рзличил человек в коричневом кфтне и треуголке.
– Он! – с рдостью подумл Возницын. – Пришел зрнее, чтоб не опоздть! Он прочтет!
И тепло рзлилось по всему телу.
Возницын с поднятой головой смело подошел к срубм.
Солдты оцепили место кзни, человек в треуголке рзвернул бумгу и стл читть знкомый Возницыну приговор.
У Борух подкшивлись ноги. Он штлся кк пьяный.
А Возницын смотрел то н безоблчное, синее июльское небо («День будет жркий», – подумл он), то н длекую рощицу, н лри морского рынк и н людей, ждно смотревших сквозь редкую цепочку солдт н преступников.
И тут-то он увидел гречнку Зою.
Он стоял в нескольких шгх от него и удивленно и оторопело глядел н него и н Борух из-з солдтского плеч. Зоя, видимо, только что подошл – в руке у нее был корзинк – и еще не могл понять, в чем тут дело.
Чтение окончилось. Худой поп подошел с крестом. Возницын поцеловл крест и пошел к срубу. У смого сруб он оглянулся нзд и болезненно улыбнулся Зое, кивнув головой. Он вскрикнул и, уронив корзинку, зкрыл лицо рукми.
Холодный пот выступил у Возницын.
– А что если не помилуют?
– Ну полезй, что ли! – подтолкнул его в плечо солдт.
Возницын оглянулся еще рз – он увидел сморщенное, плчущее лицо Зои, увидел, кк двое солдт волокли в сруб безжизненно повисшее тело Борух, и полез в сруб через узкое отверстие, прорезнное в стене.
Он обо что-то споткнулся, до крови оцрпл себе руку. З ним пролезли двое солдт. Посреди сруб был врыт столб.
– Стновись! – стрясь не смотреть Возницыну в глз, скзл один из солдт.
Возницын стл спиной к столбу. Солдты нчли привязывть Возницын.
Когд руки отвели нзд, сильно зболело в плечх – еще скзывлсь недвняя пытк. Зболел потревоження, не вполне зжившя спин. Возницын вскрикнул.
– Полегче! – скзл солдт, связыввший ноги.
– Все рвно недолго мучиться, – ответил другой.
Они привязли Возницын и вылезли. Збросли окно хворостом.
Возницын стоял, нпрягя слух.
Из соседнего сруб доносился голос Борух – он неожиднно окреп, и можно было рзобрть, кк он говорит:
– Адони…
Ждть не хвтло сил.
– Скоро ль? Скоро ли он нчнет читть? Скоро ли придут и рзвяжут?
Вдруг рздлись ккие-то крики. Кто-то бежл к месту кзни.
– Погодите! Пустите! Ртуйте! – кричл чей-то голос.
Сердце у Возницын зколотилось.
– Идут! Спсены!
В ответ что-то зкричли солдты.
И тотчс же сквозь нвленный хворост и немшоный сруб вдруг ясно зсветились огни. Волосы поднялись дыбом.
– Что они делют? Подожгли? Не может быть!
Хотелось зкричть, чтобы остновились, зтушили. Он рвнулся, веревки еще крепче впились в тело.
Густой сизый дым подымлся со всех сторон, зкрывл все – небо, солнце…
Слезы посыплись из глз. Едкя грь сдвил горло. Сжл голову. Горечь лезл в рот, в нос, душил…
Он хотел откшляться.
– Софьюшк! – крикнул он, вздохнул полной грудью и безжизненно поник, обвися н веревкх.
…Когд проворные желтые язычки плмени лизнули полу возницынского кфтн, Возницын уже ничего не чувствовл.
Сруб горел жрко, с шумом…
Эпилог
I
Софья еще в дороге решил, что снимет угол где-нибудь н Березовом острову: он помнил – з Невой, в Ггринском доме, помещется Синод, который сейчс нужен ей в Питербурхе больше всего, во-вторых – н Березовом острову он не тк боялсь встретиться с кем-либо из шереметьевской дворни – Шереметьев жил н Адмирлтейском.
Софья легко ншл угол неподлеку от Синод, в переулке, у ккой-то гречнки, снимвшей целый домик.
Гречнк, сильно рсполневшя, но еще крсивя сороклетняя женщин, жил с подростком-сыном, который уже служил гребцом н Сентской пристни – перевозил сентских служителей через Млую Неву. Кроме хозяев в домике, в боковушке, приютился «синодльный дворянин» Пыжов.
Хозяйк поместил Софью в уголку, з ширмой. Софья остлсь довольн квртирой и особенно тем, что в домике живет синодский чиновник: можно будет через него узнть подробно о сшином деле, куд сослн и нсколько.
Софья рзвязл свой узелок с плтьем (он приехл с тким же небольшим узелком, кк в первый свой приезд в Питербурх, в 722 году) и легл немного отдохнуть. Он лежл, думя все о том же – о Сше.
Целый год Софья не видел его, истосковлсь, измучилсь. Кк-то, через месяц полтор после рест Сши, хлопотливя, зботливя Анн Евстфьевн приехл см в Дубровну, будто бы н ярмрку, в смом деле только з тем, чтобы повидться с Софьей и подвезти ей хлебц.
Помскин успокоил Софью: Сш, окзывется, сидел не в Тйной Кнцелярии, в Синодльной, был жив-здоров и допршивн «без пристрстия» [51]. Взяли его по нелепому доносу – будто бы Сш перешел в иудейство.
Помскин рсскзывл, что угощл вином синодского секретря Протопопов, чтобы узнть, ккое нкзние грозит Сше. Секретрь скзл: ежели будет докзн виновность Возницын, смое большое, что могут сделть с ним – послть в ккой-либо монстырь.
Чтобы увериться вполне, тетушк поствил секретрю еще штоф, и секретрь принес ей выписку из Уложения Алексея Михйлович. Эту выписку Помскин привезл покзть Софье.
В ней было нписно:
«А буде кого бусурмн ккими-нибудь мерми нсильством или обмном русского человек к своей бусурмнской вере принудит, и по своей бусурмнской вере обрежет, сыщется про то допрям, и того бусурмн по сыску кзнить, сжечь огнем безо всякого милосердия. А кого он русского человек обусурмнит, и того русского человек отослть к Птрирху или ко иной влсти и велеть ему учинить укз по првилм святых постол и святых отец».
Софья немного успокоилсь.
Потом, через полгод, уже весной, Помскин с верным человеком передл Софье, что Синод потребовл Сшу из Москвы в Питербурх и что Помскин вызвн туд же свидетелем по делу Возницын.
До середины июля Софья прожил в имении пн Обромпльского в кчестве нствницы его детей. В Ильин день он поехл з покупкми в Дубровну и встретил тм сын Борух – Вульф. В Дубровне жили струх-жен и взросля дочь Борух и семья Вульф.
Софья знл, что Борух рестовли по одному делу с Сшей.
Вульф только-что вернулся из Питербурх. Он был не то болен, не то чем-то сильно рсстроен.
Софья спросил его об отце и Возницыне. Вульф скривился и скзл, что обоих присудили сослть в Астрхнь н пять лет, и просил никому не рсскзывть об этом.
Софья ожидл более стршного. З целый год томительного ожидния он много передумл и кк-то свыклсь с несчстьем, постигшим ее. Он верил Анне Евстфьевне, но не верил суду – ожидл ккого-либо более жестокого нкзния, чем то, которое полглось з переход в иудейство по Уложению. Ей предствлялся Сш изуродовнным плетьми, с вырвнными ноздрями. Он чувствовл: любил бы его и без ноздрей! А высылк н пять лет в Астрхнь был по срвнению со всем тем, что предствлялось Софье, совершенным пустяком.
Софья н следующий день выехл из Дубровны. Ее блгополучно провезли глухими проселочными дорогми, минуя польско-русские погрничные форпосты, до Путятин. Он рссчитывл, что Анн Евстфьевн уже дом и досконльно знет о Сше.
Но Помскиной в Путятине не окзлось – ключниц Агфья, встретившя Софью, скзл, что брыня еще не вернулсь из Питербурх.
Тогд, рискуя всем, Софья без пспорт отпрвилсь см в Питербурх.
З долгую дорогу он тщтельно обдумывл весь плн действий. Софья решил в Питербурхе точно узнть, куд отпрвили осужденных, рздобыть в Питербурхе себе пспорт и ехть вдогонку з Сшей.
Он долго ломл себе голову нд тем, кк достть пспорт, и нконец придумл ткой выход: нзвться приехвшей из Кенигсберг еврейкой и подть прошение в Синод о переходе в првослвие. Он дже ншл себе новое имя – ей вспомнилсь пухленькя, рыженькя булочниц, жившя рядом с тем домом, в котором в Кенигсберге помещлись Мишуковы – Шрлотт Мейер.
Софья остлсь довольн своим плном. Для его выполнения требовлось лишь одно – нйти человек, который мог бы удостоверить, что он действительно Шрлотт Мейер. Рди Сши Софья готов был н любую жертву.
…Софья открыл глз. Хозяйк с кем-то говорил вполголос.
– Берегитесь, Костя! Вм теперь крышк. Пропл вш буйня головушк! – посмеивлсь хозяйк.
– А кто ж он? – спросил молодой мужской голос.
– Из-з рубеж, из Кенигсберг. Еврейк. Пригожя. Звть – Шрлотт Мейер.
– Молодя? – продолжл спршивть тот же голос.
– Не стря, лет тридцть.
Софья усмехнулсь и встл с постели. Он понял: это пришел со службы квртирнт. Он хотел, не теряя времени, познкомиться с ним. Софья опрвил постель, привел в порядок себя и н последок глянул в зеркльце.
Щеки чуть нчли впдть, шея стл полн, возле глз, кк путин, мелкие морщинки, в густых, еще длинных, волосх кое-где уже блестел седин.
– Тридцть семь лет – не шутк! – вздохнул он.
Софья вышл из-з ширмы.
З столом сидели полногрудя хозяйк и молодой, лет двдцти двух, человек. Розовощекий, с мягкими, слегк вьющимися волосми и немного выпуклыми глзми, которые глядели доверчиво и простодушно, он нпоминл пятилетнего ребенк.
– Вы очень мло спли, – скзл хозяйк. – Сдитесь с нми выпить чйку!
– Спсибо, я только умоюсь.
Софья умылсь и сел з стол.
Молодой человек злился крской, робел и, видимо, стрлся не смотреть н Софью, но не мог удержться – не сводил с нее восхищенных глз.
А он спокойно пил чй – будто Пыжов и не было з столом – и нметнным глзом опытного в житейских делх человек срзу видел: с этим мльчиком можно сделть все, что зхочешь!
* * *
После чя гречнк ушл з трвой для коровы, Софья остлсь с Пыжовым. Они вышли в плисдник и сидели н скмеечке.
Пыжов мло-помлу перестл робеть и рзговорился. Он рсскзл Софье о своей службе в Синодльной Кнцелярии. Пыжов рсскзл, что с прошлого год зчислен в «синодльные дворяне», т. е. учится в Синоде кнцелярскому делу под руководством кнцелярист Михилы Остолопов, дв рз в неделю – по средм и субботм – ходит в Сент обучться рзным другим нукм.
Пыжов не без гордости рсскзл, что в прошлом году получл копиистское жловнье – двдцть рублев в треть, нонче получет подкнцеляристское – тридцть три рубли, через год кнцеляристское – рублев больше восьмидесяти в треть.
Софья делл вид, что внимтельно слушет Пыжов. Он хотел дть ему выговориться, чтобы потом понемножку нчть выведывть, куд Синод отпрвил Возницын.
Когд Пыжов рсскзл все о товрищх по службе и н минуту умолк, Софья спросил его, отпрвляет ли Синод кого-либо сейчс в монстырь, в ссылку. Он еще боялсь прямо нзвть фмилию.
– А то кк же, вестимо, отпрвляют, – ответил Пыжов. – А вм про кого ндобно узнть? – спросил он. – Сейчс я в ружном повытье сижу ктуриусом, [52] но, коли зхотите, я доподлинно узню, ль у подкнцелярист Веселовского спрошу – он н исходящем сидит, ль у Череповского – он ведет журнльную книгу, в которую зписывется все, что з день сделно Синодом.
– Лдно, кк-нибудь потом! – небрежно ответил Софья. Теперь он не хотел говорить Пыжову: вось, еще зподозрит что-либо, приревнует и испортит все дело.
Хозяйк уже упрвилсь с коровой и, стоя н пороге, звл их:
– Пойдите выпейте молочк! Д пор и спть! Гостье с дороги не мешет отдохнуть. Послезвтр – воскресенье, тогд поговорите. Костя вс по Неве н лодке поктет!
– Поедем ктться? – спросил Пыжов, которому было жль рсствться с Софьей.
– Поедем, – улыбнулсь Софья.
Одно дело было н верном пути. Оствлось другое, более вжное – пспорт.
Они пошли в дом.
II
Софья был довольн: дело подвиглось быстрее, чем можно было ожидть – Пыжов окончтельно потерял голову.
Он чистился, мылся, кждый день брил бороду, хотя еще нечего было брить, и все делл зтем только, чтобы понрвиться Шрлотте.
Он был влюблен в Софью и думл, что это его тйн, это видели все, дже черноглзый, крсивый сын хозяйки, шестндцтилетний Анстс.
Суббот прошл у Софьи в бездельи, хотя дело у нее ншлось бы – ндо было привести в порядок измятое от лежнья в узелке плтье. Но ведь все знли, что суббот – прздничный день у евреев. Софье волей-неволей приходилось сидеть, слож руки.
Под вечер прибежл из Сент Пыжов. Сегодня он чуть высидел н уроке. Из ум не выходили синие, глубокие глз Шрлотты, глядевшие тк печльно, ее полные поктые плечи, длинные пушистые волосы.
После ужин, кк и вчер, снов сидели вдвоем в плисднике, но н этот рз сидели горздо дольше – звтр было воскресенье. Воскресенье прошло у Софьи з рботой – он глдил, кое-что шил. Пыжов не отходил от нее ни н шг. Он только сбегл в церковь к обедне покзться нчльству, но выстоял лишь до «иже херувимы», потом потихоньку ушел домой.
После обед Пыжов и Софья поехли ктться н лодке – лодк у гречнки был своя. Софья не хотел выезжть н Неву – боялсь встретиться с кем-либо знкомым, Пыжов тоже, видимо, непрочь был уехть куд-нибудь подльше от посторонних глз. Они поехли по Большой Невке. З Аптекрским сдом пристли к берегу, Пыжов рзостлл н земле свой прздничный кфтн, и они сидели, рзговривя. Потом, когд к вечеру стли сильно докучть комры, рзожгли костер.
Софья решил сегодня же попробовть вынудить Пыжов н признние. Ндо было спешить: уже несколько рз з вчершний и сегодняшний день хозяйк стрлсь выведть у Софьи, по ккому делу он приезжл в Питербурх. Софья уклонялсь от прямого ответ и говорил только, что звтр – присутственный день, и он с утр пойдет по делм.
Ей смой не сиделось в Питербурхе, хотелось скорее нйти, увидеть Сшу, облегчить его стрдния. Он чувствовл себя кк-то виновтой в том, что с ним произошло.
А этот глупый мльчик Пыжов тк неопытен и робок в своей любви!
Вернулись домой уже в сумерки. Хозяйк и сын спли.
– Не хочется итти спть, – скзл Софья, остнвливясь у порог домик.
– Посидим еще немного н скмейке! – предложил Пыжов.
Софья только этого и ждл. Они сели.
З Невой ляли собки, где-то н реке пьяные голос орли «Вниз по м--тушке», стучли колотушки крульных.
Было свежо. Софья сидел, поеживясь.
– Вм холодно? Хотите кфтн? – скзл Пыжов.
– Лучше принесите что-либо, мы окроемся вдвоем.
Пыжов вскочил и побежл в дом. Он быстро вернулся, неся епнчу.
Софья нкрылсь епнчой, оствляя под нею место и Пыжову.
Пыжов осторожно сел.
– Сдитесь поближе! Тк вм будет холодно, – скзл Софья.
Он послушно придвинулся. Софья чувствовл, кк дрожит его плечо. Об молчли.
Софья сидел, опустив голову.
– Что вы сегодня ткя грустня, Шрлотт? – тихо спросил Пыжов. Софья молчл. Ей, в смом деле, взгрустнулось. Кк хорошо было бы, если бы сейчс вместо него здесь окзлся Сш!
– Что с вми, скжите? – осторожно дотронулся до ее руки Пыжов.
– Рзве вы мне поможете? – обернулсь Софья.
В полутьме Пыжов видел, вот тут, близко, большие, точно мохнтые от длинных ресниц ее глз.
– Я? Д рди вс хоть в огонь! – скзл он.
Софья пристльно смотрел н доверчивое, детское лицо, рздумывл: скзть прямо или зствить, чтобы он см скзл?
Пыжов вдруг не выдержл ее взгляд и, опустив глз, умолк. Пыжову покзлось, что Шрлотт не верит ему.
– А, может, в смом деле я помогу? – несмело скзл он. – Вы скжите…
– Костеньк, дорогой, кк же мне не быть грустной? Я ж говорил вм – я остлсь одн. Брт, с которым я жил в Москве, умер.
Пыжов с большим сочувствием слушл зрнее приготовленный только для него рсскз.
– А сейчс мне ндо кк-то жить. Я здесь чужя всем…
– Шрлотт, вы не чужя! – возбужденно скзл он, сжимя ее руку. – Вы… Шрлотт! Будьте моей женой! У мтушки в Псковском уезде пятндцть душ крепостных. Я сейчс получю подкнцеляристское жловнье, через полгод буду получть кнцеляристское!.. Шрлотт!
«Нконец-то» – обрдовлсь Софья.
– Костеньк, милый мой! Д кк же мне быть твоей женой, коли я еврейк? – скзл он.
Пыжов опешил. Он словно впервые услышл об этом.
Но тотчс же схвтился:
– Ну, и что же? Крестись, Шрлотт! Мы поддим доношение. Я у нс в кнцелярии в неделю все устрою. Здесь, в Троицком соборе, и перекрестим тебя!
У Софьи свлилсь гор с плеч: дело шло кк по мслу.
– Но ведь ндо же свидетелей. Кто ведет, что я еврейк?
– Я все устрою. Подпишусь см и подпишется нш кнцелярист Череповский. Поствлю ему штоф – он хоть что-угодно подмхнет.
Софья непритворно рдостно зсмеялсь. Он отбросил епнчу, обнял з шею Пыжов и от всей души поцеловл.
Пыжов не хотел ее отпускть от себя. Он неистово целовл ее лицо, шею, руки.
– Шрлотт, миля моя!
Софья секунду сидел в оцепенении, безвольно опустив руки. Ей кзлось, что это целует другой. Нбежли слезы. Он отстрнилсь.
– Костеньк, могут увидеть! Нцелуешься потом. А сейчс – двй пойдем писть челобитную, чтоб звтр ты дл подписть Череповскому.
– Пойдем! – охотно отвечл Пыжов.
И они пошли к нему в боковушку.
В темной боковушке Пыжов хотел еще рз обнять Софью, н он зшептл:
– Ты с ум сошел! Хозяйк услышит!
Пыжов зжег свечу и сел писть челобитную в Синодльную Кнцелярию. Ученье все-тки шло ему впрок. Он довольно быстро и склдно (првд, с помощью Софьи) нписл челобитную «от прибывшей из Кенигсберг девки жидовской веры, Шрлотты Мейер».
Он излгл всю горестную историю Шрлотты Мейер, «которя имелсь в покзнном еврейском зконе», и кончил ткими строкми:
«… ныне я, познв оных прелесть и суетное их исповедние, без всякого пристрстия, принуждения и лицемерств, желю быть в првослвной христинской кфолической святей вере со истинным моим нмерением…»
Окончив, Пыжов тут же подпислся и, бросив перо, обнял Софью.
Он позволил ему поцеловть себя еще рз и тотчс ушл спть.
– Все сделно! – с рдостью думл он. – Креститься, получить метрику, узнть, куд отослн Сш и лететь к нему, не медля ни чс, ни минутки!..
III
Н утро Софья, позвтркв, собрлсь в город – ндо же было покзть хозяйке, что у нее есть ккие-то дел. Он неторопливо прошл по тем местм, где тк недвно ходил бедный Сш. Прошл мимо Петропвловской крепости н Сытный рынок, оттуд до смого Мытного двор.
У Млой Невы он увидел Анстс в гребецком всилькового цвет кфтне с желтыми нитяными жгутми и медными пуговицми. Он стоял с лодкой у берег. Анстс улыбнулся Софье белыми, ровными зубми и спросил:
– Поедем н Всильевский?
Софье все рвно делть было нечего – он переехл с ним н Всильевский. Взошл н Искиевский мост, дошл до средины, постоял, посмотрел н Неву. Дльше итти побоялсь: вдруг встретишь кого-либо из шереметьевской дворни. Дом ведь недлеко!
Спускясь с мост, зметил прибитое к фонрю объявление – сегодня Софья читл все фиши, которые попдлись ей н пути. Пробежл бегло:
С ВЕРХОВЫХ ПО 1 ? КОП.,
С ВОЗОВ ПО 2 КОП.,
А С ПЕРСОН СИДЯЧИХ В КАРЕТАХ НЕ БРАТЬ,
С МЕЛКОЙ СКОТИНЫ С 10 ПО 1 КОП.,
С СОЛДАТ И ДРАГУН С РУЖЬЕМ…
Строе объявление!
Софья вернулсь обртно к Млой Неве. Анстс, сидевший в лодке без дел, тк же охотно перевез ее снов н Березовый остров. Проходя по площди у Троицкого собор, Софья увидл н столбе ккое-то объявление. Ветер трепл один крй объявления, не зхвченный гвоздем.
Софья подошл и прочл:
«Объявление Юстиц-Коллегии: во всенродное известие понеже сего июля 15 дня, т. е. в субботу, по укзу е. и. в. имеет быть учинен нд некоторым противу истинного христинского зкон преступником и превртителем, экзекуция н Адмирлтейском острову, близ нового гостиного двор, того рди публикуется сим, чтоб всякого чин люди, для смотрения той экзекуции сходились к тому месту ознченного числ по утру с 8 чс».
У нее потемнело в глзх, дрогнули, подогнулись коленки.
– Неужто это про Сшу? Но что ж тогд с ним сделли?
Он еще рз прочл. Прикинул в уме: тк и есть – 15 июля приходилось в субботу, знчит объявление этого год.
Софья в волнении зспешил домой.
«Гречнк должн знть! Он рсскжет!»
Хозяйк причесывлсь перед зерклом, видимо собирясь куд-то итти, когд вошл Софья.
– Ну что, уже упрвились? Сходили, куд хотели? – спросил он.
– Нет еще, не совсем! – глухо ответил Софья.
Ей хотелось сейчс же спросить: что они сделли с Сшей? Но Софья боялсь, кк бы ее не выдл дрожщий голос. Он пошл з ширму, посидел немного, чуть успокоилсь и вышл к хозяйке.
– Скжите, – стрясь говорить спокойным, безрзличным тоном, спросил он, – кого это кзнили недвно, 15 июля, у нового гостиного двор? Я шл – видл у собор объявление…
– Ах, это сожгли двух человек! – с сожлением ответил гречнк.
– Сожгли? – бледнея, переспросил Софья.
– Д, сожгли живьем. И один ткой молодой, крсивый. Моряк. Я его смолоду знл, – вздохнул гречнк. – А другой – стрик, еврей…
– Еврей? Борух Лейбов? – держсь з кровть, чтобы не упсть, спросил Софья.
– Д, Борух Глебов, – ответил гречнк, глядясь в зеркло. – А моряк – кпитн Возницын. Я поехл в тот день н морской рынок… – нчл он и не докончил: сзди нее что-то мягко шлепнулось об пол.
Гречнк обернулсь: н полу лежл бледня кк клвердук [53] еврейк Шрлотт Мейер.
* * *
Зубы только стучли о крй чшки, но не рзжимлись. Вод рсплескивлсь по высокой вздргивющей груди, по коленям.
Гречнк в испуге оглядывлсь: что делть? Одн в доме – ни Анстс, ни Пыжов.
Софья, зпрокинув голову нзд, плкл и хохотл. Мертвення бледность покрывл ее лицо.
Гречнк плкл см и, мешя русские слов с греческими, уговривл:
– Аркет! Успокойтесь! Не плчьте! Ди тон феон! [54]
Зоя промучилсь с Софьей около чсу, пок нконец не удлось кое-кк положить Софью н постель.
– Нверное, Борух – ее отец, – догдывлсь Зоя. – Бедня, бедня!..
Софья лежл, уствившись в одну точку. Ужс сковл ее. Он лежл и думл:
– Не может быть! Сожгли? Не может быть!
Слезы ктились, не перествя. Но слезы кк-то облегчли.
К ней подошл гречнк.
– Тк нехорошо делть, но приходится: я вс оствлю одну. Мне ндо поехть к сестре н Всильевский. Зкройте з мной дверь! Если ко мне придет брт – он обещл притти сегодня – пусть обождет. Вот молоко, хлеб, кушйте! – укзл он н стол, где стоял кувшин молок и лежли крюх хлеб и нож.
– Идите! – слбо ответил Софья.
Хозяйк ушл.
Софья лежл и думл. Ей кзлось, что это все приснилось. Но нет – он не спит…
– Его, Сши, нет в живых! От него не остлось ни косточки – все сгорело!
Софья зрыдл.
Вдруг он встрепенулсь.
«Не быть в этом проклятом городе ни секунды! Вон отсюд! Бежть! Ехть к Помскиной – только он одн остлсь!»
Софья встл, штясь.
Кк в лихордке связл в узелок свои вещи, сунул з корсж мешочек с дргоценностями, оствшимися от Сши, нкинул тфтяную мнтильку и уже попрвлял волосы, собирясь уходить, кк стукнул дверь.
«Неужели Костя?» – подумл он, оборчивясь.
Перед ней стоял Глтьянов.
Он молч отступил нзд, опирясь о стол рукми. Он опешил не меньше Софьи.
– Тк вот ккя тут еврейк? Ты кк очутилсь здесь? Поплсь, голубушк! В этот рз не отвертишься! Сгниешь н прядильном дворе! Твоего милого сожгли кк мышь! Не сдобровть и тебе! – говорил он, нсмешливо глядя н Софью.
Софья ждл, что он нбросится н нее, но Глтьянов неожиднно повернул к двери.
Если бы Глтьянов не говорил о нем, о Сше, Софья, пожлуй, не двинулсь бы с мест, чтобы убегть, спсться – теперь ей было все рвно: ведь, его нет! Но Глтьянов мерзко скзл о нем. Вся кровь бросилсь Софье в лицо.
– Погоди! – крикнул он, схвтывя со стол нож и кидясь з Глтьяновым.
– Не проси, поздно! – полуобернулся Глтьянов.
Он думл, что Софья хочет здержть его, не звть нрод. Но в это время получил удр ножом в шею. Глтьянов тяжело рухнул н пол.
Софья, обезумев, бросилсь вон. Он выбежл в сени и, нвлившись н дверь, не могл ншрить помертвевшими, слбыми пльцми ручку двери. Софья стоял, обернувшись нзд. Большие глз ее были дико рсширены. Он с ужсом прислушивлсь, из-з двери доносился ккой-то хрип.
Нконец, ей удлось открыть дверь. Софья выскочил н двор. Свежий воздух отрезвил ее. Он побежл к Неве, где всегд стояли перевозчики.
– К Литейной улице! – скзл он, прыгя в лодку.
Софья сел и только тут осторожно осмотрелсь, нет ли где-нибудь н плтье или н мнтильке крови: пятен не было.
Софья сидел, боясь оглянуться нзд: вдруг погоня!
Он сидел, до боли сжв под мнтилькой руки.
Стрик-перевозчик блгополучно довез ее до Литейной улицы.
Софья встл, уплтил перевозчику целый гривенник и быстро пошл к новгородской дороге, провожемя блгословениями стрик, которому уплтили больше, чем он ожидл.
IV
„Протчя действия не суть описуем”.
Брезгливо опустя углы губ, Андрей Ивнович Ушков читл доношение тверского воеводы Ивн Киреевского:
«По укзу е. и. в. велено: по предствлению его превосходительств обер-егермейстер, господин Волынского, в поимке в Твери белой глки прислнным из Москвы помытчмкм учинить всякое вспоможение. И по тому е. и. в. укзу для поимки той глки, с покзнными прислнными помытчикми, отпрвлено было солдт, сотских, пятидесятских и десятских немлое число; токмо той глки в Твери и в уезде нигде не сыскли…»
Мй 1934 – июнь 1936.