Линн Флевелинг

Луна предателя

Глава 1. Темные надежды

Несущий мокрый снег ветер мешал идти, хлестал по лицу влажными прядями, выбившимися из толстой седой косы Магианы. Волшебница с трудом пробиралась по полю, словно вспаханному жестоким плугом битвы. В отдалении виднелись черные призраки шатров растянувшегося вдоль речного берега лагеря царских войск. В наспех сооруженных загонах, повернувшись спинами к ветру, жались друг к другу лошади. Часовые, зеленые плащи которых только и выделялись на этой серой унылой палитре, тоже пытались укрыться от ледяных порывов.

Магиана поплотнее запахнула насквозь промокшую мантию. Никогда еще за все три с лишним столетия своей жизни она не ощущала холод так остро. Может быть, печально думала старая волшебница, раньше ее согревала уверенность в благополучии собственной жизни, вера в Нисандера, мага, двести лет бывшего неотъемлемой частью ее души. Эта проклятая война лишила ее и того, и другого, погубила многое и многих. Почти треть волшебников из Дома Орески были мертвы, столетия трудов и исканий пошли прахом. Второй супруг царицы Идрилейн и два ее младших сына пали в сражениях; к воротам Билайри ушли десятки вельмож и бесчисленные отряды простых солдат, скошенных вражеским оружием и болезнями.

Магиана испытывала не только горе. Она была исследовательницей, путешественницей, собирательницей чудес и преданий, и вынужденный отказ от привычных занятий раздражал ее. Волшебница неохотно заняла место Нисандера рядом со стареющей царицей.

«Бедный мой Нисандер… — Магиана вытерла со щеки слезу. — Как бы ты наслаждался всем этим, ведь для тебя война была увлекательной игрой, в которой нужно победить».

А теперь его место пришлось занять ей — здесь, в по-зимнему безжизненных дебрях южной Майсены, залитых кровью воинственных соседей этой мирной страны. Пленимар тянул хищные когти на запад, к границам Скалы, и на север, к плодородным землям вдоль Золотого Пути. Морозы и непогода второй военной зимы несколько охладили пыл сражающихся, но теперь, когда дни начинали понемногу прибывать, ожидались новые битвы, и шпионы царицы принесли известия о немыслимом: майсенские союзники Скалы подумывают о том, чтобы сдаться.

«И неудивительно», — думала Магиана. Она наконец-то добралась до лагеря. Последняя битва отгремела всего пять дней назад. Поля, на которых раньше крестьяне жали золотую пшеницу, теперь обещали другой, ужасный урожай: обрывки знамен, обломки мечей, стрелы, по недосмотру не подобранные следующими за армией мародерами, иногда человеческие останки, настолько вмерзшие в грязь, что даже воронам не удавалось ими поживиться. Все это станет еще заметнее весной, когда поля оттают… Впрочем, Магиана сомневалась, что кто-нибудь из скаланцев окажется тому свидетелем: слишком неудачно шла для них война.

В тот раз пленимарцы неожиданно напали перед самым рассветом. Поспешно надев латы, Идрилейн бросилась собирать войска — Магиана так и не успела вмешаться. Пряжки на доспехах царицы с одной стороны остались незастегнуты, и во время битвы пленимарская стрела нашла щель и пронзила левое легкое. Острие удалось извлечь, но рана воспалилась: пленимарские лучники перед сражением окунали наконечники стрел в собственные экскременты.

С тех пор целый отряд дризидов не отходил от Идрилейн; им удавалось сохранить ей жизнь, однако из-за загнившей раны и непрекращающейся лихорадки плоть царицы таяла с каждым днем. Магиане было мучительно следить за этой безмолвной битвой, но Идрилейн отказывалась признать поражение.

— Нет еще. Мне нельзя умирать. Дела идут слишком плохо, — стонала она и принималась, несмотря на одышку и озноб, обсуждать планы военных действий.

Добравшись наконец до огромного шатра царицы, Магиана безмолвно взмолилась:

«О Четверка — Иллиор, Сакор, Астеллус и Дална! Час настал — дайте нашей царице силы осуществить задуманное!»

Страж у входа откинул занавес перед волшебницей, и на Магиану пахнуло удушающей жарой. Тяжелые гобелены, подвешенные к шестам, поддерживающим потолок, отделяли приемную от остальной части шатра. Внутри толпились офицеры и маги, явившиеся по приказу царицы. Магиана заняла свое обычное место слева от пока еще пустующего трона и кивнула Теро, своему протеже и одному из исполнителей их с царицей замысла. Тот поклонился; на бесстрастном аскетичном лице молодого волшебника не отразилось ничего.

Занавеси позади трона раздвинулись, и вошла Идрилейн, опираясь на руку старшего сына, принца Коратана. За ними следовали трое дочерей царицы, все, кроме толстушки Аралейн, в доспехах.

Идрилейн села на трон, и наследница, Фория, положила на колени матери обнаженный меч — древний клинок царицы Герилейн. Смелая в бою, мудрая в совете, Идрилейн с честью владела символом власти более четырех десятилетий. Теперь же, хоть этого не знал никто, кроме ближайших советников, царица была не в силах поднять меч без посторонней помощи.

Густые седые волосы Идрилейн падали на плечи из-под золотой короны, скрывая исхудавшую морщинистую шею. Наручи из мягкой кожи скрывали руки, а пышная мантия не давала заметить, как сдала царица. Снадобья дризидов достаточно притупляли боль, чтобы изможденное сердце выдержало, но даже их возможности были небезграничны. Понадобилось магическое искусство Теро, чтобы присутствующим лицо царицы не казалось таким осунувшимся и бледным, а голос таким слабым. Только ее голубые глаза оставались прежними — зоркими и внимательными, как у скопы.

Результат был безупречен, однако Магиана сожалела, что обманывать приходится даже собственных детей царицы.

От каждого из двух супругов у Идрилейн было по трое детей — таких же непохожих друг на друга, как и их отцы. Старшие дети — принцесса Фория, ее брат-близнец Коратан, принцесса Аралейн — были высокими, светловолосыми, серьезными.

Темноволосая Клиа — младшая и единственная, оставшаяся в живых из второй тройки, — отличалась красотой и острым умом, как и ее погибшие в битвах отец и братья, по которым она все еще носила траур. Маги Орески всегда уделяли особое внимание самой старшей и самой младшей дочерям из шести детей царицы.

Фория, бесстрашная и умелая в бою, начав службу в царской конной гвардии, стала теперь командиром всей скаланской кавалерии. Пятидесятилетнюю женщину очень ценили в армии за введенные ею тактические новшества, однако особым влиянием при дворе она не пользовалась: причиной тому были излишняя прямолинейность и вызывавшее всеобщее сожаление бесплодие. Хотя полководческие дарования и были бы достаточны для наследницы престола в дни ее прапрабабки, времена изменились, и Магиана была не единственной, кто опасался:

Фории не хватит проницательности, чтобы править страной в сложной обстановке более широких контактов с миром.

К тому же незадолго до своей смерти Нисандер намекнул Магиане на охлаждение отношений между царицей и наследницей престола; волшебница очень жалела, что взятая с него клятва помешала старому магу рассказать ей больше.

— Мы с тобой теперь — самые старые из волшебников Орески, любовь моя. Никто лучше нас не знает, насколько ненадежно общее благо балансирует на острие меча Герилейн, — предупредил Нисандер тогда. — Держись поближе к трону и внимательно следи за теми, кто в один прекрасный день может на него взойти.

Магиана вновь взглянула на Клиа и ощутила привычную теплоту. В свои двадцать пять принцесса не только успешно командовала эскадроном конной гвардии, но и проявляла недюжинные дипломатические таланты. Ни для кого не было секретом, что многие скаланцы предпочли бы видеть ее на месте старшей сестры.

Идрилейн подняла руку, и собравшиеся замолкли.

— Эту войну мы проиграем, — сказала царица хриплым голосом.

Магиана молча старалась направить поток собственной жизненной силы в истерзанное тело старой женщины. Когда ей удалось установить связь, волшебницу затопила волна боли и изнеможения. Магиана заставила себя дышать ровно. Усилия хватило, чтобы разум поднялся выше страданий и сосредоточился на стоящей перед нею проблеме. На противоположном конце покоя Теро делал то же самое.

— Эту войну мы проиграем без Ауренена, — продолжала царица; голос ее окреп. — Нам нужна сила ауренфэйе и помощь их волшебников, чтобы побороть пленимарскую некромантию. Если же падет Майсена, нам понадобятся и ауренфэйские товары: их лошади, оружие, продовольствие.

— До сих пор мы неплохо справлялись и без ауренфэйе, — возразила Фория.

— Пленимару не удалось оттеснить нас от Фолсвейна, что бы там ни творили их некроманты.

— Но это непременно случится! — прохрипела Идрилейн. Прислужница протянула ей кубок, но царица отмахнулась: никто не должен видеть, как дрожат ее руки. — Даже если нам удастся разбить Пленимар, нам понадобится помощь ауренфэйе после войны. Нужно, чтобы их кровь снова смешалась с нашей.

Идрилейн повелительно кивнула Магиане, предлагая той продолжить.

— Магическая сила пришла к нашему народу после того, как две расы — тирфэйе и ауренфэйе — смешались, — начала волшебница, чтобы напомнить тем, кому нужно, об истории Скалы. — Именно ауренфэйе учили наших первых мудрецов, именно они создали первую Ореску. — Она повернулась к царскому семейству. — В вас самих все еще течет эта кровь, вы унаследовали ее от Идрилейн Первой и ее супруга-ауренфэйе, Коррута-и-Гламиена. После того как он был убит и Ауренен закрыл границу со Скалой три столетия назад, лишь изредка ауренфэйе посещали нас, и мы утратили многое, полученное от них, Каждый год все меньше одаренных магической силой детей приходит в Ореску, а способности тех, кто приходит, становятся все ограниченнее. У волшебников не бывает потомства, поэтому единственное средство помочь этому — вновь установить тесные связи между нашими народами.

Нападение Пленимара на Ореску погубило многих наших лучших молодых магов еще до того, как война началась. Сражения еще более сократили наши ряды. В Ореске теперь пустуют многие комнаты подмастерий, и впервые со времен основания Третьей Орески в Римини в двух ее башнях никто не живет.

— Магия — краеугольный камень могущества Скалы, — выдохнула Идрилейн. — Мы и представления не имели, пока не началась война, сколь многого достигли пленимарские некроманты. Если теперь, когда они так сильны, мы лишимся поддержки волшебников, через несколько поколений Скала падет.

Идрилейн умолкла, и Магиана с Теро вновь объединили усилия, чтобы не дать царице потерять сознание.

— Благородный Торсин и я уже больше года ведем переговоры с Аурененом,

— вновь заговорила Идрилейн. — Он сейчас там, в Вирессе, и сообщает, что лиасидра наконец согласилась принять небольшую нашу делегацию для заключения договора.

Идрилейн повернулась к Клиа.

— Ты отправишься туда как моя представительница, дочь. Твой долг — обеспечить их поддержку. Подробности мы с тобой обсудим позже.

Клиа с суровым видом поклонилась, но Магиана заметила, как в ее голубых глазах мелькнула радость. Волшебница быстро заглянула в умы собравшихся. Принцесса Аралейн явно испытывала облегчение — ей хотелось только поскорее вернуться в свой безопасный дворец. Остальные же вовсе не были довольны решением царицы.

Лицо Фории оставалось бесстрастным, но ее горькая ревность обожгла, как желчь, горло Магианы. Коратан не проявил такой же сдержанности.

— Клиа? — прорычал он. — Ты посылаешь самую молодую из нас к существам, живущим по четыре сотни лет? Да они просто рассмеются ей в лицо! Я по крайней мере…

— Не сомневаюсь в твоих способностях, сын, — оборвала его Идрилейн. — Однако ты нужен здесь, чтобы заменить Форию во главе кавалерии. — Царица снова помолчала и повернулась к старшей дочери. — Тебе же, Фория, придется заменить на некоторое время меня. Лекарства моих целителей действуют не так быстро, как мне хотелось бы. До тех пор, пока я не поправлюсь, ты — главнокомандующая.

Царица обеими руками стиснула меч Герилейн. Уловив намек, Теро телепортировал тяжелый клинок, так что Идрилейн смогла передать его наследнице.

Хотя Магиана сама все это организовала, она вдруг ощутила озноб недоброго предчувствия. Меч переходил от матери к дочери многие столетия, начиная с самой Герилейн, первой царицывоительницы, но только когда мать умирала.

— А кто будет регентом? — спросил Коратан — на вкус Магианы, слишком поспешно.

По-видимому, такого же мнения придерживалась и его мать. Идрилейн бросила на принца гневный взгляд.

— Я не нуждаюсь в регенте.

Магиана заметила, как дернулась щека Коратана, когда тот молча поклонился.

«Что тебя так беспокоит — честь сестры-близнеца или ее скорейшее восшествие на трон?» — подумала волшебница, второй раз заглядывая в его сознание. Хотя предсказание Афранского оракула не давало мужчинам права наследовать престол, ничто ведь не мешает им править из-за спины сестры.

— Мне нужно поговорить с Клиа, — сказала Идрилейн, жестом отпуская остальных.

Уже совсем стемнело, и Магиана укрылась между двумя палатками, дожидаясь, когда остальные разойдутся. Где-то за затянувшими небо облаками пряталась полная луна, и волшебница ощущала ее властный зов как тупую боль в глазах.

Когда все затихло, Магиана проскользнула в царский шатер. Клиа обеспокоенно склонилась над матерью, которая бессильно откинулась в своем кресле, ловя ртом воздух.

— Помоги ей! — с мольбой взглянула на волшебницу принцесса.

— Теро, приведи дризида, — тихо распорядилась Магиана. Молодой маг появился из-за занавеса в глубине помещения в сопровождении целителя Акариса. Дризид нес кружку с горячим питьем в одной руке, сжимая другой свой посох.

— Попробуй заставить ее выпить, — сказал он, передавая кружку Теро, потом коснулся серебряного амулета, висящего на шее. Дризид положил руку на поникшую голову царицы, и на несколько мгновений их окутало бледное сияние. Больная закрыла глаза, но дыхание ее выровнялось.

Теро и Клиа перенесли Идрилейн в заднюю половину шатра и опустили на кровать, потом подсунули под одеяла нагретые камни. Царица устало взглянула на мага, когда тот снова протянул ей целебный напиток, но после нескольких глотков оттолкнула кружку.

— Нам нужно все закончить побыстрее, — прошептала она.

— Я дала тебе слово, что все сделаю, мама, но, может быть, Кор прав? — сказала Клиа, опускаясь на колени рядом с постелью. — Я и правда буду казаться ауренфэйе ребенком.

Идрилейн с любовью улыбнулась дочери.

— Ты скоро покажешь им, как они ошибались. Единственный, кого можно еще было бы послать, — это Коратан, только он напугает их до смерти.

— Это я понимаю. Я только не представляю себе, что могла бы сделать такого, чего еще не пытался добиться благородный Торсин. Из скаланцев он знает ауренфэйе лучше всех.

— Ну, есть еще кое-кто, — пробормотала царица. — Но Серегил никогда не отправился бы вместе с Коратаном.

— Серегил? — Клиа озабоченно оглянулась на Магиану. — Мама бредит! Серегил ведь все еще вне закона. Он не может туда вернуться.

— Может — по крайней мере на то время, что займут ваши переговоры. Лиасидра согласилась на его присутствие в качестве твоего советника. Если, конечно, он сам захочет.

— Ты его не спрашивала?

— Прошел уже год, как о нем и Алеке ничего не слышно, — вмешался Теро.

Магиана положила руку на плечо Клиа.

— К счастью, есть кое-кто, кому по силам их найти. Как ты думаешь, не захочет ли эта твоя рыжеволосая воительница — капитан гвардии — совершить поездку в Скалу?

— Бека Кавиш? — Клиа улыбнулась, поняв замысел Магианы. — Думаю, что не откажется.

Коратан и Аралейн проводили Форию в ее палатку. Наследница престола молча опустилась в кресло и налила себе вина, ожидая, пока ее шпион принесет новости. Коратан беспокойно ходил по палатке, обдумывая что-то, чем он пока еще не был готов поделиться с сестрами. Аралейн запахнула на себе меховую накидку и придвинулась к жаровне, нервно потирая свои мягкие изнеженные руки.

Фория с детства относилась к Аралейн с презрением за ее робость и зависимость от других. Она предпочла бы совсем не обращать на нее внимания, если бы не то обстоятельство, что Аралейн единственной из детей Идрилейн удалось родить будущую наследницу трона. Ее старшая дочь, Элани, была упрямой тринадцатилетней девчонкой.

— Не понимаю, почему ты так против плана, который предлагает мать, — наконец сказала Аралейн, подняв брови — эта манера всегда ужасно раздражала Форию, — как делала всегда, когда хотела показать свою значительность.

— Потому что из него ничего не выйдет, — бросила Фория. — Ауренфэйе задели нашу честь своим Эдиктом об отделении. Теперь мы даем им новую возможность посмеяться над нами, и в самый неподходящий момент. Нам сейчас как никогда нужно выглядеть сильными, а мы побежим за помощью к тем, кто меньше всего готов нам ее предоставить. Из-за их отказа мы почти наверняка потеряем Майсену.

— Но некроманты…

Фория презрительно фыркнула.

— Я еще никогда не встречала некроманта, с которым нельзя было бы разделаться доброй скаланской сталью. Мы стали слишком зависеть от магов. За последние пять лет царствования матери они сделались истинными правителями царства — сначала Нисандер, а теперь Магиана. Попомни мои слова -эта глупость с ауренфэйе ее рук дело!

Последние слова Фория почти выкрикнула и с удовлетворением отметила, что Аралейн должным образом поставлена на место. Коратан тоже перестал ходить по палатке и настороженно взглянул на сестру. Пусть они близнецы, но не годится ему забывать, в чьих руках власть. Фория довольно улыбнулась и снова налила себе вина. Через несколько минут кто— то тихо поскребся у входа в палатку.

— Войди! — приказала Фория.

Капитан Транеус откинул занавес, скользнул внутрь и отдал честь. Ему было всего двадцать четыре года — остальные приближенные Фории все были много старше, — но молодой офицер оказался удивительно предан, честолюбив и не болтлив. Такое сочетание весьма устраивало Форию, так что Транеус стал ее вторыми глазами и ушами. К тому же он успел обзавестись полезными информаторами.

— Я следил за всем, как ты приказала, командующая, — доложил капитан. — Магиана вернулась в шатер царицы под покровом темноты. Я также слышал два мужских голоса — должно быть, Теро и дризида.

— Тебе удалось услышать, о чем они говорили?

— Частично, командующая. Боюсь, что здоровье царицы хуже, чем нам о том сообщают. И принцесса Клиа сомневается в том, что справится с заданием, которое ей дала Идрилейн. — Транеус умолк, смущенно переминаясь под пронзительным взглядом Фории.

— Что еще? — резко спросила она.

Транеус перевел взгляд на стенку палатки за спиной Фории.

— Разобрать, что говорила царица, было трудно, но мне показалось, что она считает принцессу Клиа единственной, кто может справиться с делом.

Пальцы Фории стиснули подлокотники кресла, но наследница давно приучила себя не показывать чувства. Как ни ранили ее слова капитана, она понимала, что они только укрепят ее позиции в отношениях с братом и сестрой: лицо Коратана потемнело, а Аралейн внимательно рассматривала собственные пальцы.

— Царица собирается послать с Клиа благородного Серегила, — добавил Транеус. — По-видимому, Магиана знает, где найти его и его молодого человека.

— Мать снова берет на поводок своего ауренфэйского любимчика? — усмехнулась Фория.

— Не будь такой злой, — пробормотала Аралейн. — Он был всегда к нам добр. Мать ведь не возражала, когда он исчез после начала войны, так что тебе за дело? Ведь как от солдата от него не было никакой пользы.

— И слава Четверке, что мы от него избавились! — воскликнула Фория. — Он же просто развратник и сноб! Лип к молодым богатым аристократам, как клещ к собаке! Он ведь немало золота помог тебе спустить, а, Кор?

Принц пожал плечами.

— Он был забавный парень — в своем специфическом стиле. Думаю, он подошел бы в посольство в качестве переводчика.

— Хорошенько следи за матерью и ее посетителями, капитан, — распорядилась Фория. Транеус отсалютовал и растворился в темноте.

— Серегил? — продолжал бормотать Коратан, хмурясь при каком-то своем воспоминании. — Интересно, что думает об этом благородный Торсин? Он ведь твой сторонник, Фория, насколько я помню.

— Не думаю, что соотечественники Серегила так уж жаждут видеть его у себя, — отмахнулась от этой темы Фория. — Что же касается посольства Клиа, нам нужен в нем свой наблюдатель.

— Этот твой Транеус не годится? — предложила Аралейн со своей обычной бестактностью. Фория бросила на нее уничтожающий взгляд. — Пожалуй, правда, лучше начать с кого-то, кому Клиа доверяет и с кем будет охотно делиться.

— И этот кто-то должен иметь возможность посылать нам донесения, — добавил Коратан.

— Ну так кого же? — спросила Аралейн. Фория многозначительно подняла брови.

— У меня есть на примете один-два человека.

Глава 2. Неожиданный вызов

Бека Кавиш мерила шагами палубу, высматривая на горизонте первые признаки близости северо-восточного побережья Скалы. Ее отряд неделю назад покинул лагерь Идрилейн; пройдет, наверное, еще столько же, прежде чем они присоединятся к посольству Клиа и повернут на юг. Беку раздражало вынужденное бездействие.

Она рассеянно теребила новую цепь, висевшую у нее на шее поверх зеленой форменной туники. Капитанские знаки различия, казалось, тяжелее давили на нее, чем простой стальной лейтенантский полумесяц. Беку вполне удовлетворяло положение командира трех десятков всадников турмы Ургажи. Они заслужили славу своими рейдами по тылам противника: пленимарцы прозвали их «ургажи» — демоны-волки — еще в первые дни войны. Солдаты Беки смотрели на это прозвище как на знак отличия, хотя он и дорого им достался. Из тридцати кавалеристов в турме только половину теперь составляли те, кто был в ней с самого начала, кто знал, какая правда скрывается за глупыми словами тех баллад, что распевали по всей Скале и Майсене, кто помнил, где вдоль пленимарской границы остались лежать тела их товарищей.

Турма была укомплектована полностью впервые за многие месяцы — благодаря полученному Бекой заданию. Пусть кое-кто из новобранцев только что лишился молочных зубов, как любил говорить сержант Бракнил — если повезет и будет на то воля Сакора, можно успеть обучить их, прежде чем снова придется идти в бой.

Еще совсем недавно турма Ургажи сражалась в ледяных болотах Майсены; впрочем, даже это было лучше, чем некоторые задания, которые воинам приходилось выполнять раньше.

Тот бой на продуваемом ветром морском берегу… Волны, красные от крови…

Бека оперлась о поручни, глядя, как стайка дельфинов выскакивает из волн впереди корабля. Чем ближе становилась новая встреча с Серегилом и Алеком, тем чаще мучили ее воспоминания о их расставании после победы над князем Мардусом.

То короткое сражение сделало ее отца хромым, стоило жизни Нисандеру, а Серегилу — на какое-то время здравого рассудка. Несколько месяцев спустя Бека получила от отца письмо, сообщавшее, что Серегил и Алек навсегда покинули Римини. Теперь, когда она знала в подробностях обо всем, что тогда случилось, Бека совсем не была уверена, что прибытие с декурией солдат — лучший способ убедить их вернуться обратно.

Девушка стиснула поручни, прогоняя докучливые мысли. У нее есть дело, и это дело по крайней мере на какое-то время сведет ее с теми, кого она больше всего любила.

Две Чайки были крошечным поселком, который даже трудно назвать деревней. Убогий постоялый двор, полуразрушенный храм и десяток хижин окружали маленькую гавань. Микам Кавиш всю жизнь путешествовал по таким захолустным селениям — то по собственному почину, то по делам наблюдателей вместе с Серегилом.

Последние годы — из-за поврежденной ноги — он не отлучался далеко от дома, занимаясь воспитанием подрастающих детей. Такая жизнь ему нравилась, к радости Кари, его жены, но теперь путешествие показало Микаму, как же не хватает ему уходящей вдаль дороги. Было приятно обнаружить, что он все еще инстинктивно знает, где нужно проявить щедрость, а где хорошенько присматривать за кошельком.

Пять дней назад покрытый грязью посланец прискакал в Уотермид с известием, что царица нуждается в их с Серегилом и Алеком услугах. Микаму поручалось уговорить своих друзей вернуться из добровольного изгнания. Самая же приятная новость заключалась в том, что старшая дочь Микама и Кари, Бека, жива и невредима и направляется на родину, чтобы со своим отрядом сопровождать отца.

Не прошло и часа, как Микам был уже в дороге — с рапирой на боку и дорожным мешком за спиной, направляясь в деревушку, о которой никогда раньше не слышал. Совсем как в старые времена.

Теперь, сидя на скамье перед безымянным постоялым двором, Микам надвинул шляпу на глаза и принялся обдумывать полученное задание, Алека нетрудно будет уговорить, но целый отряд солдат ничего не сможет поделать с Серегилом, если тот упрется.

— Господин, господин! — раздался тонкий голос. — Проснись, господин! Твой корабль на подходе!

Микам сдвинул шляпу на затылок и с улыбкой взглянул на взволнованного наблюдателя — мальчишку лет десяти, который со всех ног мчался от гавани по грязной улице. За день это было уже третье такое объявление.

— Ты уверен, что на этот раз корабль — тот, который нужен? — спросил Микам и поморщился, поднимаясь со скамьи. Даже после целого дня отдыха изуродованные мышцы правой ноги болели сильнее, чем Микаму хотелось бы в том признаться. Раны, нанесенные дирмагносом, оставляли глубокий след, даже когда плоть исцелялась.

— Посмотри сам, господин! Уже виден флаг, — настаивал мальчишка. — Скрещенные мечи и корона над ними на зеленом поле — как ты и говорил. И на палубе стоят царские гвардейцы!

Микам прищурился, всматриваясь в вошедший в бухту корабль. Еще несколько лет назад щуриться бы не пришлось.

«Старею, будь оно все проклято!»

Впрочем, на этот раз мальчишка был прав. Опираясь на палку, Микам следом за ним вышел на берег.

Корабль бросил якорь, и с него спускали лодки. На берегу уже собралась небольшая толпа возбужденно перебрасывающихся репликами жителей деревни.

Микам улыбнулся, заметив среди солдат в передней лодке рыжую голову офицера. Зоркие у него глаза или нет, а свою Беку он узнает с первого взгляда. Она тоже увидела его и издала радостное восклицание, громко раскатившееся над водой.

На расстоянии было легко принять Беку за ту молоденькую девушку, какой она была, уезжая из дому, чтобы поступить в гвардию, — длинноногую, полную энтузиазма. Даже и теперь она казалась слишком хрупкой для кольчуги и кавалерийского вооружения, но Микам-то знал, что это не так. Бека никогда не была неженкой.

Когда лодка приблизилась к берегу, иллюзия рассеялась. В манерах Беки, обменявшейся какой-то шуткой с высоким воином, стоящим рядом, сквозила властность и непринужденность.

«Она получила то, чего всегда хотела», — со смесью грусти и гордости за дочь подумал Микам. Хоть ей еще не исполнилось и двадцати двух, Бека была боевым офицером одного из лучших гвардейских полков Скалы и на хорошем счету у царицы.

Впрочем, важности это ей не прибавило. Бека выпрыгнула из лодки прежде, чем нос суденышка коснулся гальки берега.

— Клянусь Пламенем, до чего же приятно снова тебя увидеть! — воскликнула Бека, обнимая Микама. Казалось, она никогда от него не оторвется. Когда же все-таки девушка сделала шаг назад, в ее глазах блестели слезы. — Как мама и малыши? Уотермид все такой же?

— У нас все так же, как и когда ты уезжала. Я привез тебе письма — Иллия исписала четыре страницы, — сказал Микам, разглядывая появившиеся на руках дочери шрамы. На носу Беки все так же сияли веснушки, но два года участия в боях заострили ее черты, стерев с лица последние следы детства. — Вот как, ты уже капитан? — кивнул он на новую цепь.

— По крайней мере по названию. Мне дали Волчий эскадрон и тут же послали меня и мою турму домой. Ты ведь помнишь сержанта Рилина?

— Я никогда не забываю тех, кто спас мне жизнь, — ответил Микам, пожимая руку высокому воину.

— Ну, как мне помнится, ты отплатил мне тем же, — сказал сержант. — Ты ведь разделался с той тварью — дирмагносом, после того как Алек в нее выстрелил. Думаю, никого из нас не было бы здесь, если бы не ты.

Этот разговор вызвал любопытные взгляды, и Микам поспешил переменить тему.

— Я вижу здесь всего одну декурию. Где же остальные две? — поинтересовался он, показывая на десятерых высадившихся на берег солдат. Микам узнал капрала Никидеса и еще кое-кого, но большинство было ему незнакомо.

— Остальные отправились с Клиа. Мы встретимся с ними позднее, — объяснила Бека. — Этих ребят достаточно, чтобы мы в безопасности добрались туда, куда надо.

Бека взглянула на солнце и слегка нахмурилась.

— Быстро переправить лошадей на берег не удастся, но мне хотелось бы проделать часть пути до темноты. Сможем ли мы получить здесь горячую пищу, прежде чем отправимся? Желательно что-нибудь, отличное от соленой свинины и вяленой трески.

— Я тут договорился с трактирщиком, — подмигнул ей Микам. — Думаю, он обеспечит вам вяленую свинину и соленую треску.

— Что ж, перемена всегда приятна, — усмехнулась Бека. — Как быстро мы сможем добраться до места?

— За четыре дня. Может быть, за три, если повезет с погодой. Бека снова нетерпеливо нахмурилась.

— Лучше бы за три. — Бросив последний тревожный взгляд на корабль, она пошла за Микамом к постоялому двору.

— Что случилось с тем молодым человеком, о котором ты писала нам в прошлом году? — спросил Микам. — Лейтенант… забыл его имя. Мама начала уже поговаривать о вас с ним…

— Маркие? — Бека пожала плечами, стараясь не встречаться взглядом с отцом. — Он погиб.

«Вот оно что!» — печально подумал Микам, чувствуя, как много Бека не договаривает. Ох, война — жестокое дело…

С погодой им повезло, зато дороги чем дальше на север, тем делались хуже. На второй день пути лошади уже увязали по колени в грязи, покрывавшей то, что в этой глуши считалось дорогой.

Вытащив изуродованную ногу из заляпанного грязью стремени, Микам оглядел поднимающиеся вдали неприступные горные вершины и с нежностью подумал о доме. В тот день, когда он отправился в путь, маленькая Иллия, которой пошел девятый год, собирала на лугу нарциссы. Здесь же, в тени гор Нимра, под соснами еще лежал снег.

Бека все еще не рассказала ему, какова цель их путешествия, и Микам не расспрашивал дочь, уважая ее право на молчание. Они ехали не останавливаясь, благо дни стали длиннее. Ночью на привалах Бека и ее воины вспоминали битвы, рейды по тылам врага, погибших товарищей. Лейтенант Маркие не упоминался, и Микам однажды утром, когда они остановились, чтобы напоить лошадей, отозвал в сторонку сержанта Рилина.

— Ах, Маркие… — Рилин огляделся, чтобы удостовериться:

Бека не слышит их разговора. — Ясное дело, они любили друг друга. К тому же и слеплены они были из одного теста, да только прошлой осенью ему не повезло. Его турма попала в засаду. Тех, кто не погиб в схватке, пленимарцы замучили. — Во взгляде Рилина появилось отсутствующее выражение, он прищурился, словно глаза ему резал безжалостный свет. — Много говорят о том, что пленимарцы творят с нашими женщинами— воинами, но, скажу я тебе, благородный Микам, с мужчинами они обходятся ничуть не лучше. Мы потом нашли тела… Маркие не оказался среди тех, кому повезло, если ты понимаешь, о чем я. Капитан два дня ни с кем не разговаривала, не ела и не спала. Только сержант Меркаль наконец сумела привести ее в чувство. Меркаль на своем веку похоронила немало близких, так что, верно, знала, что сказать. Бека пришла в себя, но о Маркисе никогда не говорит.

Микам вздохнул.

— Вряд ли девочке хочется, чтобы ей об этом напоминали. У нее с тех пор никого не было?

— Всерьез — никого.

Микам прекрасно понимал, что это значит. Бывает, что потребности тела заглушают сердечную боль. Иногда именно так приходит исцеление.

Когда начались предгорья, дорога стала суше. К середине третьего дня пути Бека, оглядываясь, видела верхушки деревьев на равнине, по которой они ехали накануне. Где-то на юге за горизонтом лежал берег Осиатского моря и длинный перешеек, соединяющий полуостров с владениями Скалы на материке. Сейчас уже остальные солдаты турмы Ургажи, должно быть, прохлаждаются в Ардинли.

— Ты уверен, что мы доберемся до места сегодня? — спросила Бека едущего рядом отца.

— Судя по тому, как ты гонишь отряд, мы будем там до ужина. — Микам показал на холмы, поднимающиеся в нескольких милях к северу. — Вон там расположена деревня, а их хижина — чуть подальше.

— Надеюсь, они не будут возражать против нашего нашествия.

Солнце еще стояло высоко над горизонтом, когда отряд добрался до небольшого хутора, спрятавшегося в горной долине. На склонах холмов паслись овцы и коровы, где-то вдали лаяла собака.

— Вот мы и добрались, — сказал Микам, первым въезжая в деревушку.

Жители таращились на солдат, остановившихся на грязной площади. Здесь не было ни постоялого двора, ни храма — только небольшая часовня, вся увешанная выцветшими на солнце подношениями Четверке.

Сразу за последним домиком распростер свои безлистные ветви огромный засохший дуб. От него начиналась уводящая в лес тропа. Проехав по ней с полмили, отряд выбрался на лужайку. По ней вился ручей, а в дальнем конце виднелся небольшой бревенчатый дом. К одной стене была прибита для просушки волчья шкура, а крышу украшали рога самых разных видов и размеров. В огороде рядом с домом рылись в увядшей ботве пестрые куры. Немного в стороне стоял покосившийся хлев, а в загоне рядом с ним паслись с полдюжины лошадей. Бека узнала Заплатку — любимицу Алека, и двух ауренфэйских лошадей — гнедого жеребца, Обгоняющего Ветер, которого ее родители подарили Алеку в его первый приезд в Уотермид, и вороную кобылу Цинрил, которую еще жеребенком приобрел Серегил.

— Тут они и живут? — с удивлением спросила она Микама. Все здесь было мирным и идиллическим и совсем не подходило, по мнению Беки, Серегилу.

— Тут и живут, — ухмыльнулся Микам. Откуда-то из-за хлева долетел стук топора. Привстав на стременах, Бека крикнула:

— Эй, есть кто дома?

Стук топора оборвался. Через мгновение из-за хлева, широко шагая, появился Алек. Светлые нестриженые волосы рассыпались по плечам юноши.

Суровая жизнь сделала его таким же худым и жилистым, каким его помнила Бека по первой встрече. Не осталось и следа той городской утонченности, которую Алек приобрел в Римини: заплаты и пятна на его тунике делали юношу похожим на конюха. Через несколько месяцев ему исполнится девятнадцать, с некоторым изумлением сообразила Бека. Впрочем, тем, кто его не знает, он показался бы моложе, — сказывалось то, что он наполовину ауренфэйе. Таким он останется еще много лет. Серегил, которому должно было сравняться шестьдесят, все те годы, что Бека его знала, выглядел двадцатилетним.

— А ведь он, кажется, рад нас видеть! — засмеялся ее отец.

— Пусть только попробует не обрадоваться! — Спешившись, Бека крепко обняла Алека. Он действительно оказался ужасно худым, но под домотканой одеждой чувствовались твердые мускулы.

— Исланти бек кир! — радостно воскликнул юноша. — Кра— тис нолиеус имрай!

— Ты теперь говоришь по-ауренфэйски лучше меня, почти-братец! — со смехом сказала Бека. — Кроме приветствия, я не поняла ни слова из того, что ты сказал.

Алек отступил на шаг, с улыбкой глядя на Беку.

— Прости меня. Мы всю зиму только по-ауренфэйски и говорили.

Затравленное выражение, которое появилось в его лице после пленимарского плена, исчезло. Глядя в синие глаза юноши, Бека прочла в них то, на что в своем письме намекал ее отец. Когда-то Бека спросила Микама, не влюблен ли Алек в Серегила, чем ужасно шокировала примерного семьянина. Теперь ей казалось, что Алек наконец разобрался в своих чувствах. В самой глубине души Бека ощутила сожаление и безжалостно задавила это чувство.

Алек обменялся рукопожатием с Микамом, потом вопросительно посмотрел на гвардейцев.

— Что все это значит?

— У меня есть послание для Серегила, — «То самое, — добавила она мысленно, больше лет, чем я живу на свете». сказала ему Бека. которого он ждет

— Должно быть, что-то очень важное!

— Это долго объяснять. Где он?

— Охотится в горах. К вечеру вернется.

— Пожалуй, нужно будет его найти. Времени у нас мало. Алек внимательно посмотрел на нее, но не стал допытываться.

— Сейчас оседлаю коня.

Верхом на Заплатке Алек двинулся впереди отряда вверх по склону.

Бека по дороге бросала на него любопытные взгляды.

— Я думала, что, несмотря на кровь ауренфэйе, ты изменишься сильнее, — сказала она наконец. — А во мне ты видишь перемены?

— Да, — ответил он, и Бека почувствовала в его голосе ту же печаль, что заметила в своем отце при встрече в Двух Чайках.

— Чем вы занимались все то время, что мы не виделись? Алек пожал плечами.

— Некоторое время путешествовали. Я думал, мы отправимся на войну, предложим царице свои услуги, но Серегил долго еще ничего так не хотел, как оказаться подальше от Скалы. В дороге мы находили себе занятия — пели, шпионили, — Алек лукаво подмигнул Беке, — воровали понемножку, когда приходилось класть зубы на полку. Прошлым летом мы чуть не влипли, вот и затаились здесь.

— Вы когда-нибудь вернетесь в Римини? — спросила Бека и тут же пожалела об этом.

— Я бы вернулся, — ответил Алек, отводя глаза, и Беке показалось, что на лице его промелькнуло прежнее загнанное выражение. — Но Серегил не желает даже и говорить об этом. Ему все еще снится в кошмарах «Петух». Мне тоже, но его сны мучительнее.

Беки не было в городе, когда произошло ужасное убийство старой хозяйки гостиницы и ее семейства, но она слышала достаточно, чтобы сейчас ощутить тошноту. Бека с детства знала Триис, играла в саду с ее внучкой Сиплой. Сын Триис, отец Силлы, научил ее вырезать свистульки из побегов орешника.

Эти невинные жертвы погибли в ту ночь, когда князь Мардус напал на Дом Орески. Пленимарцам резня в «Петухе» ничего не дала — это была просто месть сопровождавшего Мардуса некроманта, Варгула Ашназаи. По его приказу была перебита семья хозяев гостиницы, схвачен Алек, а изуродованные тела оставлены, чтобы их нашел Серегил. Тот в порыве горя поджег дом, превратив его в погребальный костер.

Добравшись до вершины хребта, Алек натянул поводья и пронзительно свистнул сквозь зубы. Откуда-то слева донесся ответный свист, и всадники свернули в ту сторону. Скоро они оказались у пруда.

— Он похож на пруд в Уотермиде, — сказала Бека.

— Похож, — согласился Алек с улыбкой. — У нас здесь даже выдры водятся.

Никто из них не заметил Серегила, пока тот сам не вышел на берег и не помахал им. Он сидел на бревне у воды, и поношенная туника и штаны совсем сливались с растительностью.

— Микам! И Бека! — Серегил быстро двинулся к ним, и во все стороны разлетелись перья: он ощипывал подстреленного дикого гуся.

Серегил был худым и загорелым, но таким же красивым, каким его помнила Бека, — может быть, даже более того, поскольку теперь она смотрела на него глазами женщины, а не ребенка. Тонкий и не особенно высокий, он двигался с неосознанной грацией великолепного фехтовальщика; на загорелом лице светились теплым юмором большие серые глаза. Бека знала Серегила с детства, но теперь впервые поразилась тому, какими старыми кажутся эти глаза на молодом лице.

— Привет, дядюшка! — сказала она, снимая перышко с его длинных каштановых волос.

Серегил отряхнул одежду от пуха и перьев.

— Вы выбрали хороший денек для визита. На пруду живут гуси, и мне наконец удалось подбить одного.

— Стрелой или камнем? — со смехом поинтересовался Микам. Серегил был известен своим искусством фехтовальщика, но никогда не отличался умением стрелять из лука.

Серегил ответил ему своей кривой улыбкой.

— Стрелой, стрелой. Алек отплатил мне за все мучения, которых ему стоило обучение у меня. Я теперь почти так же хорошо управляюсь с луком, как он — с отмычкой.

— Ну, надеюсь, я все же не так неуклюж, даже несмотря на отсутствие практики, — шутливо толкнул Беку локтем Алек. — А теперь вы расскажете нам, что привело вас сюда с целой декурией всадников?

— Солдат? — поднял бровь Серегил, словно впервые заметив, что Бека в форме. — Да к тому же ты получила повышение, как я посмотрю.

— Я здесь по приказу царицы, — ответила ему Бека. — Мои ребята ничего не знают о том, что я должна передать тебе, и так это и должно остаться. — Она достала скрепленный печатью пергамент и вручила Серегилу. — Принцесса Клиа нуждается в твоей помощи, Серегил. Она возглавляет посольство в Ауренен.

— Ауренен? — Серегил опустил глаза на невскрытую печать. — Она же знает, что это невозможно.

— Теперь возможно. — Ловко спешившись, Микам достал из вьюка трость и, опираясь на нее, похромал к другу. — Идрилейн устроила все, что нужно. Клиа же во главе всего предприятия.

— И нам нельзя терять времени, — настойчиво сказала Бека. — Военная ситуация хуже некуда — Майсена может пасть со дня на день.

— Слухи дошли даже до нашего захолустья, — ответил ей Алек.

— Ах, но есть кое-что похуже слухов, — продолжала Бека. — Царица ранена, а пленимарцы продвигаются все дальше на запад. Последние донесения были о том, что они на полпути к Кротовой Норе. Идрилейн все еще пытается удержать их, но она убеждена: наша единственная надежда — союз с Аурененом.

— И что ей нужно от меня? — спросил Серегил, передавая Алеку непрочитанное письмо. — Торсин годами справлялся с переговорами с лиасидра без моей помощи.

— Не особенно успешно, — возразила Бека. — Клиа нуждается в твоих советах. Ты же ауренфэйе и понимаешь нюансы обоих языков лучше всех. К тому же ты знаешь скаланцев.

— Именно поэтому дело может кончиться тем, что мне не будет доверять ни одна сторона. Более того, мое присутствие будет оскорблением для половины кланов Ауренена. — Серегил покачал головой. — Идрилейн на самом деле получила согласие лиасидра на мое возвращение?

— Временное возвращение, — уточнила Бека. — Царица указала им, что поскольку ты ее родич через благородного Коррута, было бы оскорблением для Скалы исключить тебя из посольства. По-видимому, она также намекнула, что это ты раскрыл тайну исчезновения Коррута.

— Мы с Алеком, — рассеянно поправил он ее; Серегил явно был целиком захвачен полученными новостями. — Значит, она сообщила им об этом?

До смерти Нисандера они с Алеком и Микамом были членами возглавляемой волшебником организации шпионов и информаторов — наблюдателями. Даже царица не знала об их роли, пока Серегил и Алек не помогли раскрыть заговор, угрожавший ее жизни. Выслеживая врагов династии, они нашли мумифицированное тело Коррута-и-Гламиена, убитого заговорщиками -леранцами за два столетия до того.

— Думаю, не повредило и то, что твоя сестра — теперь член лиасидра, — заметил Микам. — Говорят, что партия сторонников торговли со Скалой сейчас сильнее, чем когда-либо.

— Так что, как видишь, со всем этим нет проблем, — нетерпеливо вмешалась Бека. Если бы ей удалось настоять на своем, они еще до заката отправились бы в дорогу.

Ее сердце упало, когда Серегил, рассеянно глядя на свои заляпанные грязью сапоги, пробормотал:

— Мне нужно хорошенько подумать. Она уже собиралась настаивать, когда Алек с предостерегающим взглядом положил руку на плечо друга. Видно, не все раны еще зарубцевались.

— Говоришь, Идрилейн все еще с армией? — спросил юноша. — Она тяжело ранена?

— Я ее не видела. Ее никто почти не видит, но мое предположение — дела там хуже, чем говорят. Фория теперь главнокомандующая.

— Вот как? — Тон Серегила был безразличным, но Бека поймала многозначительный взгляд, которым он обменялся с Микамом. «Взгляд наблюдателя» — так называла это ее мать, которая ненавидела секреты, в которые были посвящены эти двое.

— У пленимарцев много некромантов, — добавила Бека. — Я сама не встречалась ни с одним, но те, кто встречался, говорят, что сейчас они сильнее, чем были когда-либо со времен Великой войны.

— Некроманты? — Губы Алека сжались в жесткую линию. — Да, наверное, нечего было надеяться, что, остановив Мардуса, мы положим этому конец. Мы будем рады, если вы со своими людьми разобьете лагерь на нашей лужайке.

— Спасибо, — ответил Микам. — Поехали, Бека. Нужно устроить ребят.

Бека не сразу поняла, что Алек, хочет остаться на какое-то время наедине с Серегилом.

— Я рассчитывала, что он будет счастлив отправиться домой, даже ненадолго, — пробормотала она, спускаясь за отцом по тропинке. — Он выглядел так, словно выслушал приговор.

Микам вздохнул.

— Так оно и было, давным-давно. Мне кажется, приговор на самом деле не отменен. Я всегда хотел узнать, что тогда с ним случилось, но он никогда не обмолвился и словечком; даже и Нисандеру, насколько мне известно.

У дальнего берега играли две выдры, но Алек сомневался, видит ли их Серегил. Не думал он и что друга так расстроили новости о военных неудачах скаланцев. Юноша присоединился к Серегилу у кромки воды и молча ждал.

Когда они в конце концов стали любовниками, это не только укрепило их дружбу. Для сложившихся между ними отношений в ауренфэйском языке было особое слово — талимениос. Серегил не мог в точности перевести его Алеку, но теперь уже и не было нужды в словах.

Для Алека оно означало единство душ, сплав духа и тел. Серегил был способен читать в нем, как в раскрытой книге, с первого дня их знакомства, да и его собственная интуиция временами позволяла ему угадывать мысли друга. Вот и теперь, стоя рядом с ним на берегу, Алек чувствовал исходящие от Серегила волны гнева, страха, страстного желания.

— Я рассказывал тебе кое-что о своем прошлом когда-то, верно? — наконец спросил Серегил.

— Только о том, что тебя обманом вовлекли в какое-то преступление и что ты поплатился изгнанием.

— И ты в порядке исключения не обрушил на меня тысячи вопросов. Я это оценил. Но теперь…

— Ты хочешь вернуться, — сказал Алек мягко.

— Дело не только в этом. — Серегил скрестил руки на груди, глядя в воду.

Алек по долгому опыту знал, как трудно Серегилу говорить о своем прошлом. Даже самая тесная близость — талимениос — ничего тут не меняла, так что юноша давно привык не расспрашивать друга.

— Лучше я закончу ощипывать гуся, — наконец сказал Серегил. — Потом, когда устроим гостей, мы с тобой поговорим — обещаю. Мне просто нужно время, чтобы во всем разобраться.

Алек хлопнул Серегила по плечу и ушел, чтобы не мешать тому думать.

Оставшись наконец в одиночестве, Серегил невидящим взглядом уставился на водную гладь, чувствуя, как мучительные воспоминания захлестывают его штормовой волной.

…Мертвая окончательность окровавленной рукояти ножа в руке… удушье в темноте… гневные лица, издевательства…

Опустив голову, Серегил закрыл лицо руками и всхлипнул.

Глава 3. Призраки прошлого просыпаются

Тонкий полумесяц уже сиял в вечернем небе, когда Серегил вернулся домой. Солдаты Беки разбили лагерь на поляне и готовили ужин на кострах. Серегил огляделся, гадая, какую декурию она взяла с собой, и высматривая знакомые лица; к собственному удивлению, он почти никого не узнал.

— Ты ведь Никидес? — обратился он к высокому воину у одного из костров.

— Благородный Серегил! Как приятно снова тебя видеть! — воскликнул тот, пожимая руку ауренфэйе.

— Ты все еще служишь в декурии сержанта Рилина?

— Я здесь, господин! — окликнул его сержант, появившийся из небольшой палатки, разбитой на лужайке.

— Кто-нибудь может мне объяснить, что за заварушка затевается?

Рилин пожал плечами.

— Мы делаем то, что нам прикажут, господин. Я знаю только, что отсюда мы направимся снова на юг, к Цирне, где встретимся с остальной частью турмы. Капитан ждет тебя в доме. Позволь сказать тебе, что ей чертовски не терпится отправиться в путь.

— Так я и понял, сержант. Что ж, отдыхайте, пока есть такая возможность.

Алек сидел с Бекой и Микамом у двери. Не обращая внимания на вопросительный взгляд Беки, Серегил бросил Алеку ощипанного гуся и отправился мыть руки в бочке с дождевой водой.

— Ужин пахнет очень аппетитно, — заметил он, подмигивая Микаму и принюхиваясь к ароматам, долетающим из открытой двери. — Вам повезло: сегодня очередь Алека заниматься готовкой, а не моя.

— Вот мне и показалось, что ты отощал, — усмехнулся Микам, направляясь с остальными в дом.

— Не похоже на твою виллу на улице Колеса, верно? — сказала Бека, оглядывая единственную комнату. Алек улыбнулся девушке.

— Можешь считать это тренировкой в аскетизме. Прошлой зимой навалило столько снега, что нам пришлось прорубить дыру в крыше, чтобы выбраться из дому наружу. И все равно это жилище много лучше некоторых мест, где нам случалось жить.

Действительно, дом совсем не походил на уютные комнаты, которые Серегил и Алек занимали в «Петухе», или на элегантную виллу Серегила в аристократическом квартале Римини. Сколоченная из досок низкая кровать занимала почти четверть комнаты; рядом с ней стоял шаткий стол, а стульями служили ящики и скамейки. На полках, крючках и в кривобоком шкафу хранилось немногочисленное имущество. Два маленьких оконца во избежание сквозняков были затянуты промасленным пергаментом, а на крюке над углями в сложенном из нетесаного камня очаге посвистывал чайник.

— Я заглянул на улицу Колеса с месяц назад, — сказал Микам, когда все расселись вокруг стола. — Старый Рансер прихварывает, но все равно поддерживает все в таком же порядке, как было при тебе. Ему теперь помогает присматривать за домом внук.

Серегил недовольно поморщился, догадавшись, что Микам вложил в эти слова скрытый смысл. Вилла была последним его владением в Римини, больше ничто не связывало его со столицей. Как и Триис, старый Рансер хранил секреты своего хозяина и покрывал его чудачества, так что Серегил имел возможность появляться на улице Колеса или исчезать, не вызывая подозрений.

— И что же он говорит о том, где я был все это время?

— По его словам, ты в Айвиуэлле, помогаешь Алеку управлять поместьем и поставляешь лошадей для скаланской армии, — ответил Микам, подмигивая юноше. Айвиуэлл был вымышленным имением в Майсене, завещанным Алеку его столь же вымышленным отцом — провинциальным аристократом. Этот помещик будто бы поручил благородному Серегилу из Римини своего единственного сына. Все это придумали однажды вечером за бутылкой вина Серегил с Микамом, чтобы объяснить неожиданное появление Алека в столице. Поскольку и титул, и поместье были из самых мелких, никто ими не интересовался.

— А что говорят о Коте из Римини? — спросил Серегил.

Микам усмехнулся.

— Когда прошло с полгода без всяких происшествий, начали ходить слухи, что он, должно быть, умер. Ты, пожалуй, единственный ночной воришка, которого оплакивает аристократия. Как я понимаю, с твоим исчезновением интриганы лишились необходимого оружия.

Что ж, вот и еще одно основание не возвращаться. Тайные занятия Серегила в качестве Кота из Римини давали ему заработок, работа на Нисандера в качестве наблюдателя была целью жизни, а роль шалопая— аристократа служила хорошим прикрытием и той, и другой деятельности. Теперь же осталась только она, и это все более тяготило Серегила.

— Наверное, нужно было бы продать виллу, но мне не хватит духа лишить пристанища Рансера. Это ведь скорее его дом, чем мой. Напишу-ка я дарственную в пользу твоей Элсбет: пусть живет там, когда окончит обучение в храме. Она Рансера не выгонит.

Микам похлопал Серегила по руке.

— Ты добрый человек, но не понадобится ли вскоре вилла тебе самому?

Серегил опустил глаза на большую веснушчатую руку, в которой утонула его собственная, и покачал головой.

— Ты же знаешь, что этого никогда не будет.

— Как поживают все в Уотермиде? — спросил Алек. Микам откинулся на скамье и засунул руку за пояс.

— Хорошо, за исключением того, что нам не хватает вас.

— Я тоже скучаю по ним, — признался Серегил. Уотермид был для него вторым домом, а Кари и ее три дочери — второй семьей. Да и Алека все считали своим с первого же дня, как только он там появился.

— Элсбет все еще в Римини. Она подхватила заразу, когда прошлой зимой началась эпидемия, но выкарабкалась, — продолжал Микам. — Ей нравится жизнь в храме, она подумывает о посвящении. Кари нелегко ухаживать за двумя малышами, но Иллия теперь уже достаточно большая, чтобы помогать матери. И это очень кстати: как только Герин научился ходить, он стал во всем подражать сводному брату, а Лутас — озорник, каких поискать. Кари однажды поймала их на полпути к реке.

Серегил усмехнулся.

— Ну, то ли еще будет — с таким-то отцом.

Разговор продолжался, гости и хозяева обменивались новостями, словно ничего необычного в этом визите не было. Вскоре, однако, Серегил повернулся к Беке.

— Думаю, тебе стоит рассказать мне побольше. Ты говорила, что возглавляет посольство Клиа?

— Да. Турма Ургажи — ее почетный эскорт.

— Но почему Клиа? — спросил Алек. — Она ведь самая младшая.

— Будь я циником, я сказал бы, что ее поэтому не так жалко, как других,

— заметил Микам.

— Я бы в любом случае выбрал на эту роль ее или Коратана, — задумчиво сказал Серегил. — Они самые сообразительные в семействе, они показали себя в бою и держатся властно. Наверное, и Торсин включен в посольство вместе с парочкой магов?

— Благородный Торсин уже находится в Ауренене. Что же касается магов, их теперь так же не хватает в армии, как и полководцев, поэтому с Клиа едет только Теро, — ответила Бека, и Серегил заметил, что она внимательно смотрит на него — какова будет реакция?

«И не без оснований», — подумал он. Теро стал учеником Нисандера вместо Серегила, когда тот обнаружил свою непригодность к занятиям магией. Они терпеть друг друга не могли и многие годы соперничали, как ревнивые братья. И все же Теро и Серегил оказались друг у друга в долгу, когда Мардус похитил Алека и Теро: во время кошмарного путешествия пленники остались в живых только благодаря взаимной поддержке; без Теро Алеку не удалось бы бежать до того, как началась последняя битва на пустынном пленимарском берегу. Смерть Нисандера положила конец соперничеству Серегила и Теро, но все равно каждый оставался живым напоминанием другому о понесенных потерях.

Серегил с надеждой взглянул на Микама.

— Ты тоже едешь, да?

Микам пристально разглядывал гвоздь в стене.

— Меня не пригласили. Я явился сюда, только чтобы уговорить тебя отправиться с посольством. На этот раз тебе придется удовольствоваться Бекой.

— Понятно. — Серегил отодвинул тарелку. — Что ж, я дам ответ утром. Ну а теперь кто хочет сыграть в «меч и монету»? С Алеком играть неинтересно: он знает все мои уловки.

На какое-то время Серегилу удалось целиком отдаться простому удовольствию игры — удовольствию тем более драгоценному, что он понимал: это мирное мгновение быстро пролетит.

Серегил наслаждался их с Алеком долгим отшельничеством. Ему часто казалось, что он вступил в мир, в котором Алек жил до их встречи, — простой мир охоты, путешествий, тяжелой работы. Им выпало достаточно приключений, чтобы поддержать на высоте их искусство разведчиков, но в основном они занимались честным трудом.

И любили друг друга. Серегил улыбнулся, глядя в свои карты и вспоминая, сколько раз они сплетались в объятиях в бесчисленных гостиницах, у бесконечных костров под яркими звездами, на той самой постели, где теперь сидел Микам. Или на мягкой весенней траве под дубами у ручья; или на благоухающем сене золотой осенью; или в теплой воде пруда… А однажды они выбежали полуодетыми и упали в свежевыпавший снег под сияющей луной, которая не давала им спать три ночи подряд. Если подумать, вокруг было не так уж много мест, где бы страсть не кидала их в объятия друг друга. Они далеко ушли от того первого неуклюжего поцелуя, которым обменялись в Пленимаре… Что ж, Алек всегда всему быстро учился.

— Должно быть, тебе выпали хорошие карты, — сказал Микам, бросая на друга лукавый взгляд. — Не покажешь ли их нам? Сейчас твой ход.

Серегил выложил десятку, и Микам побил ее, посмеиваясь с победным видом.

Серегил наблюдал за своим старым другом со смесью грусти и нежности. Когда они впервые повстречались, Микаму было столько же лет, сколько теперь Беке; это был высокий жизнерадостный бродяга, с готовностью присоединившийся к Серегилу в его приключениях. Теперь же в густой шевелюре и усах седых волос стало больше, чем рыжих…

«Тирфэйе», зовем мы их: те, чья жизнь коротка.

Серегил смотрел на Беку, обменивающуюся шутками с Алеком, и думал о том, что увидит седину и в ее рыжих кудрях, пока его собственные волосы будут все еще темны. Увидит, конечно, если Сакор будет милостив и она не погибнет в этой войне.

Он поспешно загнал эту мысль туда же, где уже скулили другие, такие же грустные.

Две свечи сгорели до основания, прежде чем Микам бросил карты на стол и зевнул.

— Ну, по-моему, я проиграл достаточно для одного вечера. Да и проехали мы сегодня немало.

— Я бы уложил тебя здесь, — начал Серегил, — но… Микам с понимающим взглядом отмахнулся от его извинений.

— Ночь ясная, и палатки у нас удобные. Утром увидимся. Серегил смотрел в дверь, пока Бека и Микам не исчезли в одной из палаток, потом повернулся к Алеку, чувствуя, как мускулы живота сводит от отчаяния.

Алек сидел, рассеянно тасуя карты. Мерцающие отсветы огня в очаге заставляли его казаться старше, чем юноша был на самом деле.

— Ну? — сказал он мягко, но непреклонно. Серегил уселся и положил локти на стол.

— Конечно, я хочу вернуться в Ауренен. Но не таким образом. Ведь ничто не прощено.

— Расскажи мне обо всем, Серегил. На этот раз я хочу узнать все полностью.

«Все? Этого никогда не будет, тали», — грустно подумал Серегил.

Воспоминания снова нахлынули на него, как несущий грязь весенний разлив. Что же выбрать первым из этих обломков его прошлого?

— Мой отец, Корит-и-Солун, был очень влиятельным человеком, одним из самых могущественных членов лиасидра. — Серегил ощутил ноющую боль в сердце, представив себе лицо отца, худое и суровое, с глазами холодными, как осенний туман. Он не был таким, как рассказывали Серегилу старшие сестры, до смерти их матери. — Мой клан, Боктерса, один из старейших и самых уважаемых. Наш фейдаст лежит на западной границе, недалеко от земель зенгати.

— Фейд… как?

— Фейдаст. Дословно — «земли народа», отчий дом. Это территория, которой владеет каждый клан. — Серегил еще раз отчетливо повторил для Алека новое слово — это был знакомый, приятный обоим ритуал. Они так часто прибегали к нему, что сейчас не заметили ничего особенного. Только потом Серегила поразило одно обстоятельство: за те два года, что он говорил с Алеком почти исключительно на своем родном языке, из всех слов только это ни разу не было упомянуто.

— Западным кланам всегда приходилось больше сталкиваться с зенгати — отражать набеги горцев, ловить пиратов, промышляющих на побережье, — продолжал он. — Но у зенгати тоже существуют кланы, и некоторые племена миролюбивее остальных, Боктерса и другие живущие поблизости ауренфэйе много лет торгуют с ними; мой дед, Солун-и-Мерингил, стремился добиться большего и заключить с зенгати договор. Он передал эту свою мечту моему отцу, который наконец и убедил лиасидра встретиться с зенгатской делегацией и обсудить перспективы. Старейшины собрались тем летом, когда мне исполнилось двадцать два; по меркам ауренфэйе я был моложе, чем ты теперь.

Алек кивнул. Между возрастом ауренфэйе и обычным человеческим возрастом не было точного соответствия: некоторые периоды жизни длились дольше, некоторые — меньше. Будучи только наполовину ауренфэйе, Алек взрослел быстрее, чем чистокровный представитель этой расы, но прожил бы, наверное, такую же длинную жизнь.

— Многие были против союза с зенгати. Жестокие дикари с незапамятных времен грабили наши прибрежные селения, уводили жителей в рабство, жгли города. В каждом доме на южном побережье нашелся бы не один военный трофей, так что только влиянию нашего клана мой отец обязан тем, что ему удалось продвинуться так далеко.

Встреча состоялась у реки на западной границе нашего фейдаста, и по крайней мере половина кланов сделала все от них зависящее, чтобы затея провалилась. Некоторыми двигала ненависть к зенгати, другим же, вроде Вирессы или Рабази, не нравилась перспектива союза западных кланов с воинственными соседями. Их опасения, как можно судить теперь, оглядываясь назад, были не такими уж беспочвенными.

Ты помнишь, я рассказывал тебе, что у ауренфэйе нет ни царя, ни царицы? Каждый клан управляется кирнари…

— И кирнари одиннадцати главных кланов образуют совет лиасидра, который заключает союзы и решает, кто прав и кто виноват в случае распрей и кровной вражды, — закончил Алек, отбарабанив это как заученный урок.

Серегил усмехнулся: Алеку не приходилось ничего повторять дважды, особенно если дело касалось Ауренена.

— Мой отец был кирнари клана Боктерса, как и моя сестра Адриэль теперь. На ту встречу явились кирнари всех главных и многих мелких кланов. Появился целый город — шатры выросли по всему берегу, как грибы после дождя. — Серегил мечтательно улыбнулся, вспоминая те счастливые дни. — Собрались не только кирнари, но и все их семьи, — как на праздник. Главы семей препирались и рычали друг на друга целыми днями, но для нас, остальных, это было замечательное развлечение.

Серегил поднялся, чтобы налить еще вина в кружки, потом встал перед очагом, так и не прикоснувшись к напитку. Чем ближе он подходил к кульминации своего рассказа, тем труднее ему становилось находить слова.

— Я ведь не очень много рассказывал тебе о своем детстве?

— Не очень много, — согласился Алек, и Серегил почувствовал давнее горькое разочарование за этими невыразительными словами. — Как я понимаю, ты, так же как и я, никогда не видел своей матери. Ты только однажды упомянул, что у тебя, кроме Адриэль, есть еще три сестры — Шалар, Мидри и… как зовут младшую?

— Илина.

— Илина, да, и что Адриэль тебя вырастила.

— Ну, она сделала, что могла. Я был довольно неуправляемым мальчишкой. Алек хихикнул.

— Я бы очень удивился, окажись иначе.

— Правда? — Серегил был благодарен Алеку за короткий шутливый диалог, давший ему передышку. — Мое поведение очень не нравилось отцу. По правде говоря, ему вообще мало что во мне нравилось, за исключением успехов в музыке и фехтовании, а этого обычно оказывалось недостаточно. В те дни, о которых я веду речь, я по большей части просто старался не попадаться ему на глаза.

Переговоры с зенгати, однако, свели нас вместе, и сначала я изо всех сил старался держать себя, как положено. Потом я повстречал молодого человека по имени Илар. — Необходимость произнести это имя вслух заставила сердце Серегила сжаться. — Илар-и-Сонтир. Он был из клана Чиптаулос, одного из тех, которых мой отец рассчитывал склонить на свою сторону. Отец очень радовался нашей дружбе — сначала.

Илар был… — Теперь начиналось самое трудное. Звук имени этого человека словно вызвал его дух. — Он был красив и жизнерадостен, у него всегда находилось время, чтобы отправиться охотиться или купаться со мной и моими друзьями. Он был уже почти взрослый, и нам ужасно льстило его внимание. Я с самого начала сделался его любимцем, и через неделю-две мы с ним начали уединяться, как только представлялась возможность.

Серегил жадно припал к вину и заметил, что его рука, сжимающая кружку, дрожит. Много лет он старался похоронить эти воспоминания, но достаточно было единственный раз произнести ненавистное имя, как прежние чувства забурлили в нем — такие же мучительные, как и в то давно прошедшее лето.

— У меня уже было несколько увлечений — друзья, девушки-родственницы, — но ничего подобного я еще не испытывал. Наверное, можно сказать, что он соблазнил меня, хотя это и не потребовало от него особых усилий.

— Ты его любил.

— Нет! — рявкнул Серегил, прогоняя воспоминания о нежных губах и ласковых руках, касавшихся его тела. — Нет, это была не любовь. Меня просто ослепила страсть. Адриэль и мои друзья пытались предостеречь меня, но к тому времени я был настолько увлечен Иларом, что сделал бы для него все на свете. Как в конце концов и сделал.

Насмешка судьбы заключается в том, что он первым обнаружил и стал поощрять мои не самые благородные таланты. Даже без тренировки мои руки оказались весьма ловки, и мне удавалось выслеживать других, оставаясь незамеченным. Илар стал придумывать мне всякие задания — сначала невинные, потом нет. Я жил тогда одним — его похвалами. — Серегил бросил на Алека виноватый взгляд. — Это довольно сходно с нашими с тобой отношениями — когда мы еще только повстречались. Воспоминания о тех временах и заставляли меня сначала держать тебя на расстоянии: я боялся развратить тебя, как это сделал со мной Илар.

— У нас все было по-другому. Но продолжай: разделайся с этим раз и навсегда. Что случилось потом?

«Он старше, чем кажется», — снова подумал Серегил.

— Что ж, хорошо. Одним из самых яростных противников моего отца был Назиен-и-Хари, кирнари клана Хаман. Илар убедил меня, что некоторые бумаги, хранящиеся в шатре Назиена, помогут отцу добиться своего и что только у меня хватит ловкости «позаимствовать» их. — Серегил поморщился при воспоминании о том, каким зеленым несмышленышем оказался. — Так что я отправился в шатер Назиена. Той ночью все должны были присутствовать на каком-то обряде, но один из родичей Назиена вернулся и поймал меня на месте преступления. В шатре было темно, и он, наверное, не видел, что грозит кинжалом мальчишке. Но мне света хватало: я разглядел клинок и гневный блеск его глаз. В ужасе я выхватил собственный кинжал и ударил его. Я не хотел его убивать, но именно это и случилось. — Серегил горько усмехнулся. — Думаю, даже Илар не ожидал такого, когда послал того человека в шатер главы клана Хаман.

— Он хотел, чтобы тебя поймали?

— О да. Ради этого он и был так ко мне внимателен. Ауренфэйе редко опускаются до убийства, Алек, да и вообще до насилия. Все определяется атуи, кодексом чести. Атуи и клан решают в жизни все: поведение семьи, поведение отдельного человека. — Серегил печально покачал головой. — Илару и другим заговорщикам — а их было несколько, как потом выяснилось, — для достижения их цели — провала переговоров — достаточно было вынудить меня нарушить атуи моего клана. Что ж, своего они добились! То, что последовало, было очень драматичным и назидательным: моя репутация и недвусмысленная близость с Иларом были широко известны. Меня признали виновным в заговоре и в убийстве. Я когда-нибудь говорил тебе, как наказывает за убийство мой народ?

— Нет.

— Есть старинный обычай, именуемый «дваи шоло».

— «Две чаши»?

— Да. Наказание виновного возлагается на его собственный клан. Пострадавший же клан объявляет тетсаг — если семья преступника нарушит атуи и не выполнит свой долг, то убийство любого ее члена считается законным, пока честь не будет восстановлена.

Обычай «дваи шоло» заключается в следующем: виновного запирают в тесной каморке в доме кирнари и каждый день предлагают ему две чаши с едой. В одной чаше еда отравлена, в другой — нет. Преступник может выбрать любую или отказаться от обеих, и так каждый день. Если ему удается выжить в течение года и одного дня, это считается божественным знамением, и его освобождают. Немногим удавалось получить свободу таким образом.

— Но с тобой поступили иначе.

—Да.

Удушающая жара, тьма, слова, которые жалят…

Серегил стиснул кружку так, что пальцы побелели.

— Меня вместо этого изгнали.

— А что сделали с остальными?

— Насколько я знаю, их ожидала каморка и две чаши. Всех, кроме Илара. Он бежал той же ночью, когда меня поймали. Но своего он добился. Клан Хаман воспользовался скандалом, чтобы сорвать переговоры. Все, ради чего моя семья и другие трудились десятилетиями, пошло прахом менее чем за неделю. Успех заговора зависел от одного: сына Корит-и-Солуна нужно было заставить нарушить кодекс чести. И знаешь что?

Голос Серегила внезапно охрип, и он смог продолжать только после того, как снова отхлебнул вина.

— Самым ужасным оказалось не убийство и не позор, даже не изгнание, а то, что люди, которым я должен был бы верить, предостерегали меня, а я из тщеславия и упрямства их не послушал. — Серегил отвернулся, не в силах вынести сочувственный взгляд Алека. — Ну вот, теперь ты знаешь о моем постыдном прошлом. Я рассказывал обо всем еще только Нисандеру.

— Скандал произошел сорок лет назад?

— Для ауренфэйе это все еще свежие новости.

— Твой отец так тебя и не простил?

— Он давно умер. Нет, он меня не простил. Не простили и сестры, за исключением Адриэль. Я ведь не говорил тебе, что Шалар была влюблена в члена клана Хаман? Сомневаюсь, что кто-нибудь из моего клана, на который я навлек позор, будет особенно рад моему возвращению.

Кончив наконец свой рассказ, Серегил допил вино; непрошеные воспоминания о последнем дне на родине мелькали перед его глазами. Гавань Вирессы, гневное молчание отца, слезы Адриэль, насмешки и оскорбления, заставившие его поспешно подняться на борт чужеземного корабля. Он не плакал тогда, как не заплакал и сейчас, но гнетущее чувство раскаяния было так же свежо теперь, как и в тот ужасный день.

Алек молча сидел у стола, сцепив руки. Серегил, стоя у очага и не в силах нарушить молчание, мечтал об одном: ласковом прикосновении этих сильных пальцев.

— Так отправишься ты туда? — снова спросил Алек.

— Да. — Серегил знал это с того момента, когда впервые услышал от Беки о посольстве. Теперь он должен получить ответ на мучительный вопрос; Серегил заставил себя пересечь разделяющее их пространство и протянул к Алеку руку.

— Ты поедешь со мной? Это может оказаться не слишком приятным: быть возлюбленным изгнанника. У меня там теперь нет даже имени.

Алек стиснул протянутую руку.

— Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты попытался удрать без меня?

Смех Серегила, испытавшего невероятное облегчение, изумил их обоих.

— Помню ли? По-моему, у меня еще не все синяки прошли. — Не выпуская руки Алека, он потянул его на постель. — Я тебе сейчас их покажу.

Неожиданный любовный порыв Серегила удивил Алека меньше, чем сопровождавшая его ярость. Гнев мешался с отчаянной страстью, гнев, адресованный не ему, но тем не менее оставивший синяки на плечах, спине и бедрах юноши, как он обнаружил потом при свете утреннего солнца.

Алек не нуждался в обостренной восприимчивости, которую рождает талимениос, чтобы понять: Серегил таким образом пытается выжечь саму память о ненавистном первом возлюбленном; не сомневался он и в том, что из этого ничего не получилось.

Потный и задыхающийся в объятиях Серегила, Алек слушал, как становится спокойным и тихим дыхание любовника, и впервые чувствовал себя опустошенным и скованным, а не довольным и защищенным. Черная пропасть молчания разделяла их, несмотря на телесную близость. Алека это пугало, но он все же не отодвинулся от Серегила.

— А что случилось с Иларом? Его поймали? — прошептал он в темноту.

— Не знаю.

Алек коснулся щеки Серегила, ожидая почувствовать влагу слез. Глаза друга были сухими.

— Однажды, вскоре после нашей встречи, Микам сказал мне, что ты не прощаешь предательства, — тихо сказал юноша. — Потом то же самое повторил мне Нисандер. Они оба считали, что таково следствие того, что случилось с тобой в Ауренене. Это из-за него, да? Из-за Илара?

Серегил прижал ладонь Алека к губам, потом приложил руку юноши к своей груди, в которой быстро и тяжело билось сердце. Когда наконец он заговорил, в голосе его звучала горечь.

— Поруганные любовь и доверие… Я ненавижу его за это, за то, что он слишком рано лишил меня невинности. Я был избалован, глуп и упрям, но я ни к кому еще не испытывал ненависти. Впрочем, несчастье многому меня научило: я понял, что такое настоящие любовь, доверие и честь; понял, что их нельзя считать само собой разумеющимися.

— Ну, если мы когда-нибудь с ним повстречаемся, — пробормотал Алек, — я должен буду по крайней мере за это его поблагодарить. — Рука Серегила внезапно до боли стиснула его плечо.

— У тебя на это не будет времени, тали, — я раньше перережу ему глотку.

Глава 4. Новые путешествия

Серегил нашел Беку на следующее утро около загона. — Когда это твое посольство отправляется в Ауренен?

— Скоро. — Девушка повернулась и бросила на него вопросительный взгляд.

— Ты хочешь сказать, что едешь тоже?

—Да.

— Да будет благословенно Пламя! Мы должны встретиться с принцессой Клиа в маленьком рыбацком поселке у начала канала пятнадцатого числа этого месяца.

— Каким путем она собирается добираться до Ауренена?

— Не знаю. Чем меньше она говорит, тем меньше сумеют узнать пленимарские шпионы.

— Очень мудро.

— Если поторопиться, мы могли бы быть в Ардинли через три дня. Сколько времени тебе нужно на сборы?

— М-м… не знаю. — Серегил оглянулся вокруг, словно прикидывая, какие дела нужно успеть сделать в огромном поместье. — Два часа тебя устроят?

— Ну, если скорее ты не можешь… Глядя, как девушка решительно направляется в лагерь, Серегил решил, что в ней есть много и от ее матери, а не только от отца.

Алек сунул свой кинжал с черной рукоятью в сапог и поправил рапиру на левом бедре.

— Не забудь это. — Серегил снял в полки их наборы инструментов и перебросил один Алеку. — Если повезет, они нам пригодятся.

Алек открыл футляр из черной кожи и перебрал содержимое кармашков: отмычки, крючки, куски проволоки, клинья из твердого дерева, маленький светящийся камень, вделанный в изогнутую рукоять. Все эти приспособления сделал Серегил: таких инструментов на рынке не купишь.

Убедившись, что все на месте, Алек сунул футляр под камзол; приятно было чувствовать на боку знакомую тяжесть. Теперь оставалось приготовить лук — Черный Рэдли, собрать кое-какую одежду, уложить в спальный мешок всякие мелочи. У Алека никогда не было много имущества; как любил говорить Серегил, истинную ценность имеют лишь те вещи, которые можно захватить с собой при поспешном бегстве. Такой принцип вполне устраивал Алека и делал сборы недолгими.

Серегил закончил собственные приготовления и с грустью оглядел комнату.

— Хорошее было жилище.

Алек обнял его за талию и положил подбородок на плечо друга.

— Очень хорошее, — согласился он. — Но если бы не подвернулся этот предлог отправиться в путь, нашелся бы какой-нибудь еще.

— Пожалуй. А знаешь, нас избаловало уединение. — Серегил прижался к нему с похотливой улыбкой. — Вот увидишь, что значит оказаться в тесноте на борту какого-нибудь корабля, рядышком с солдатами Беки. Ты еще пожалеешь, что мы отсюда уехали, да и я тоже.

— Эй, там, готовы вы наконец? — требовательно спросила Бека, неожиданно появляясь в дверях. Увидев их, она неуверенно замерла на пороге.

Алек отскочил от Серегила и покраснел.

— Да, капитан, мы готовы, — сказал Серегил и тихо добавил, повернувшись к Алеку: — Что я тебе говорил?

— Прекрасно. — Бека постаралась за деловитостью скрыть собственное смущение. — А что будет со всем этим? — Она обвела рукой комнату. За исключением оружия и одежды, в доме все оставалось на своих местах, как и раньше. В очаге тлели угли, на полке у окна сушилась только что вымытая посуда.

Серегил пожал плечами и двинулся к двери.

— Кому-нибудь пригодится.

— Он все еще не носит рапиры? — когда Серегил вышел.

спросила Бека Алека,

— Не носит — со времени смерти Нисандера. Девушка печально кивнула.

— Какая жалость — такой великолепный фехтовальщик!

— Спорить с ним бесполезно, — сказал Алек, и Бека догадалась по его тону, что эту схватку он проигрывал уже не один раз.

Наконец они двинулись по ведущей на юг дороге. Несмотря на опасения Серегила, снова скакать рядом с Микамом было приятно. Они часто оказывались вдвоем впереди остальных, и тогда казалось, что прежние времена вернулись: они едут куда-то с поручением от Нисандера или из чистой удали затевают что-то сами.

Но потом солнце зажигало серебряные нити в волосах старого друга или на глаза попадалась негнущаяся изуродованная нога, и возбуждение Серегила уступало место печали.

Микам не был представителем первого поколения, которое он пережил, но опыт не делал потери более легкими. В Скале из тех тирфэйе, кого Серегил любил, только волшебники жили долго, но даже и они могли быть убиты.

Серегил то и дело ловил на себе смущенный взгляд Микама: того тоже преследовали подобные мысли, но, по-видимому, тирфэйе было легче принять сложившуюся ситуацию. И именно Серегил виновато сдерживал коня, чтобы поскорее присоединиться к Алеку, словно юноша был костром, у которого можно отогреться.

Когда на следующий день отряд повернул на запад, дороги оказались подсохшими, а холмы и долины сплошь усыпаны крокусами и первоцветами. Пользуясь ясными ночами, всадники ехали допоздна и укладывались спать на голой земле, отпустив коней пастись.

Если бы не частые встречи с военными подразделениями, движущимися в сторону фронта, Серегил с трудом поверил бы, что на суше и на mope идут тяжелые бои. Впрочем, разговоры с солдатами Беки скоро показали ему истинную картину. Из десяти воинов, которых он видел раньше, уцелели всего четверо: Сира, Тила, Тэйр и капрал Никидес. Никидес с тех пор возмужал и обзавелся длинным белым шрамом на правой щеке. Остальные солдаты турмы были новобранцами, призванными в армию взамен павших в битвах.

— Ну, Бека, я всегда знал, что из тебя выйдет толк, — сказал Серегил, когда они расположились вокруг костра на ночлег. -Правая рука принцессы Клиа! Это настоящий успех.

— И что хорошо — они какое-то время будут в безопасности, — добавил Микам.

Бека сдержанно пожала плечами.

— Мы это заслужили.

— У нас были большие потери с тех пор, как ты в последний раз встречался с нашей турмой, господин, — заметил сержант Рилин, разминая затекшие за целый день в седле ноги. — Помнишь тех двоих, которых пленимарцы прибили к доскам? Гилли потерял руку, и его отправили домой, а Мирн поправился; они со Стебом теперь в декурии Бракнила.

— Мы потеряли Джарила у Широкого брода, после того как тогда вернулись,

— вставил Никидес. — Помнишь Кайлу? Она погибла в разведке.

— У нее был в турме возлюбленный, верно? — спросил Алек, и Серегил улыбнулся себе под нос.

Алек всегда рвался в армию больше, чем в этом признавался, и за то короткое время, что был знаком с ними в Римини, подружился со многими всадниками отряда Беки, а особенно потом, в тяжелые дни в Пленимаре.

Никидес кивнул.

— Да, Зир. Он очень переживал, да только жизнь не стоит на месте. Он теперь капрал у Меркаль.

— У сержанта Меркаль? — удивленно переспросил Серегил. Меркаль была старым ветераном, она обучала Беку, а потом попросилась под ее начало, когда Бека получила офицерский чин. — А я думал, она погибла в первом же сражении.

— Мы тоже так думали, — ответила Бека. — Она упала вместе с лошадью и сломала обе руки, ногу и несколько ребер. Но она выжила и догнала нас еще до снегопадов той осенью.

— Нам повезло, что она вернулась к нам, — сказал Никидес. — Она ведь в молодости служила вместе с самой Форией.

— Они с Бракнилом не раз выручали нас, — добавила Бека. — Клянусь Пламенем, их военное искусство раз или два спасало нас от неминуемой гибели.

Серегил терпеть не мог зря тратить драгоценное время, поэтому во время путешествия просвещал Алека и всех, кто желал слушать, в истории ауренфэйских кланов: их эмблемах, обычаях и, самое главное, связях. Алек впитывал знания, как всегда, с поразительной скоростью.

— Всего одиннадцать основных кланов! — рассмеялся он однажды, когда кто-то пожаловался на сложности ауренфэйской политической системы. — По сравнению с родственными связями скаланской аристократии просто ерунда!

— Не будь так в этом уверен, — предостерег его Серегил. — Иногда эти одиннадцать кажутся одиннадцатью сотнями.

Бека и ее солдаты позаботились и о том, чтобы Алек не утратил искусства фехтовальщика. Он скоро был весь покрыт синяками, но чрезвычайно доволен: он быстро восстанавливал свои трудно доставшиеся умения. В таких случаях Серегил демонстративно игнорировал полные надежды взгляды, которые кидали на него бойцы.

Колонны солдат встречались все чаще по мере приближения к перешейку, ведущему на полуостров; от офицеров Бека и Серегил узнали, что пленимарские корабли теперь хозяйничают на северном побережье Внутреннего моря и что нападения на восточную часть Скалы участились. Скаланские войска еще контролировали весь полуостров и канал, но сдерживать врага становилось все труднее.

Новости о боевых действиях на суше были более обнадеживающими. Как рассказал пехотный капитан, которого отряд повстречал к северу от Цирны, армия царицы продвинулась по майсенским землям до самой Нанты и вышла на восточный берег Фолсвейна. Однако, как давно уже предсказывал Серегил, влияние Верховного Владыки распространялось теперь на северные земли и пленимарцы постепенно захватили многие торговые пути в тех местах — до самой долины Бритуина.

— Заняли они Керри? — поинтересовался Алек, думая о своей родной деревне в Железных горах.

— Насчет Керри не знаю, — ответил капитан, — но слышал, что Вольд теперь под их властью.

— Это плохо, — пробормотал Серегил.

Вольд был очень важным центром на Золотом Пути; через него шли караваны с севера в Скалу. Если пленимарцам удастся перекрыть источники поставок железа, шерсти, золота, древесины, не будет иметь значения, удерживает ли Скала Фолсвейн:

торговым судам нечего будет перевозить.

Отряд Беки добрался до полуострова на третий день пути и пересек великий Цирнский канал по гулко грохотавшему под копытами коней мосту над пропастью. По Царской дороге конники добрались до деревушки Ардинли как раз перед закатом.

Микам натянул поводья, остановив коня на перекрестке, и Серегил, прощаясь с ним, заново ощутил всю глубину бездны, которую разверзли между ними время и обстоятельства.

Бека перегнулась с седла и обняла отца.

— Поцелуй за меня маму и ребятишек.

— Обязательно. — Микам повернулся к Серегилу и Алеку и грустно усмехнулся. — Раз уж мне не судьба ехать с вами, надеюсь, вы трое присмотрите друг за другом. Как я слышал, ауренфэйе привередливы в отношении чужеземцев.

— Постараюсь не забыть, — сухо ответил Серегил. Помахав отряду рукой, Микам повернул коня и поскакал на юг. Серегил неподвижно сидел в седле и глядел ему вслед, пока всадник не исчез в пыльных сумерках.

Клиа остановилась в богатом поместье на окраине деревни. На дороге, вьющейся через виноградники, отряд повстречал сержанта Меркаль, обходящую посты. Она молодцевато отдала честь Беке и ласково подмигнула Алеку. Несмотря на все свои раны, пятидесятилетняя женщина держалась так же подтянуто, как молодые солдаты под ее командой.

— Рада видеть вас, господа, — приветствовала Меркаль Серегила и Алека.

— Мы ведь не виделись с тех самых роскошных проводов, что вы устроили нам в Римини.

Серегил ухмыльнулся.

— Я помню, с чего начался тот вечер, но чем он кончился, вспомнить не могу.

— Ну да. — Меркаль посмотрела на него с шутливым укором. — Из-за тебя у всех моих солдат на следующее утро были похмельные головы. Скажи, благородный Алек, ты помнишь, какое дал нам благословение, когда мы все уже лыка не вязали?

— Ты мне об этом напомнила. Мне действительно кажется, что я влез на стол, говорил какую-то чепуху и поливал всех вином.

— Я жалею, что мне тогда мало досталось. Еще несколько капель, и мои кости были бы целее, — сказала Меркаль, потирая левую руку. — Из тех, кого ты тогда окропил, погиб всего один человек. Остальные выходили невредимыми из любых передряг. Ты приносишь везение, уж это точно.

Серегил кивнул.

— Я всегда так думал.

Клиа в окружении своих офицеров расположилась в библиотеке, изучая донесения и карты.

— Передай ему, что мы не можем дожидаться, пока придет корабль, — услышали Серегил с Алеком и Бека, входя в комнату. — Посыльные суда отправляются часто. Пусть перешлет с одним из них.

Пока Клиа заканчивала разговор, Серегил присматривался к принцессе. Девушка всегда больше походила на гвардейского командира, чем на знатную даму, но все равно война наложила на нее свой отпечаток. Форменная туника висела складками на худом теле, у губ от постоянных забот пролегли морщинки. Свежий шрам добавился к почти сгладившимся следам ожогов на щеке.

Когда Клиа наконец подняла на него глаза и улыбнулась, Серегил все же узнал ту девушку, что знал когда-то: все так же сияли ее яркие голубые глаза.

Бека молча отдала ей честь.

— Так тебе все-таки удалось уговорить их, а, капитан? Молодец. Мы отплываем послезавтра. Неприятностей по дороге не было?

— Только уши разболелись — ведь мы ехали с Серегилом, принцесса.

Клиа усмехнулась.

— Ну, в этом сомнения и быть не могло. Ты, наверное, хочешь повидаться со своими сержантами? Ты свободна, Бека. Снова отдав честь, Бека и адъютанты Клиа вышли из комнаты. Клиа проследила, чтобы никто не задержался у дверей, потом повернулась к Серегилу.

— Я в долгу перед тобой за то, что ты добился патента для Беки. Она не раз спасала мне жизнь.

— Как я слышал, ее турма проводит больше времени в тылу врага, чем в качестве твоего эскорта.

— Вот что получается, когда девочка растет, видя перед собой твой пример и пример своего отца. — Клиа обошла стол и пожала руки Серегилу и Алеку. — Я так боялась, что вы не захотите приехать.

— Бека рассказала мне, что царица немало потрудилась, чтобы помирить меня с лиасидра, — ответил Серегил. — Так что с моей стороны было бы черной неблагодарностью пренебречь твоим приглашением.

— Я очень тебе благодарна за это, — сказала Клиа, бросая на него проницательный взгляд. Серегил, конечно, повел себя как положено царскому родичу, но все же он был ауренфэйе, и, изгнанник он или нет, приказывать ему она не могла. — Клянусь Пламенем, до чего же приятно видеть вас обоих! Как я понимаю, ты тоже собираешься присоединиться к нам, Алек?

— Если ты меня возьмешь, госпожа.

— Конечно, возьму, и с радостью. — Клиа жестом предложила им сесть в кресла у окна и разлила по кубкам вино. — Помимо того, что я высоко ценю твои таланты, присутствие второго ауренфэйе в посольстве может оказаться полезным.

Серегил заметил, как на лице Алека промелькнула улыбка:

Клиа никогда раньше не упоминала о его происхождении.

— Кто еще сопровождает тебя? — спросил он. — Капитан Миррини?

— Она теперь — командор Миррини. Получила повышение и занимает мой прежний пост в конной гвардии, — не скрывая сожаления, сказала Клиа. — Что же касается свиты, то она невелика. Мы сделали что могли, чтобы известие о нашем посольстве не распространилось широко: мы ведь до сих пор не знаем, что затевают пленимарцы в Зенгате. Совсем ни к чему провоцировать неприятности, когда нам требуется все внимание лиасидра.

Благородный Торсин уже там. Турма Ургажи — мой почетный эскорт и телохранители, а Бека станет моим адъютантом. Наверное, она говорила вам, что нас в качестве мага сопровождает Теро?

Как и Бека, говоря это, Клиа бросила на Серегила быстрый взгляд: девочкой она много времени проводила в Доме Орески и прекрасно знала о знаменитом соперничестве.

Серегил подавил вздох.

— Хороший выбор. Могу я спросить, почему ты остановилась именно на нем?

— Формально потому, что более опытные волшебники нужны в армии.

— А на самом деле?

Клиа взяла со стола богато украшенный нож для разрезания бумаг и рассеянно стала похлопывать им по ладони.

— Не годится появляться среди фехтовальщиков без рапиры, но если твой клинок слишком велик, они могут оскорбиться и перестать доверять тебе. Если он слишком мал, над тобой будут смеяться. Штука в том, чтобы подобрать правильное оружие.

— А если тебе удастся сделать так, чтобы большой клинок казался маленьким и никому не опасным, будет еще лучше, правда? Нисандр всегда говорил, что Теро — замечательный мастер. А год, проведенный с Магианой, должно быть, развил его таланты — возможно, даже сделал его более приятной личностью.

Алек бросил на друга предостерегающий взгляд, но Клиа только улыбнулась.

— Он странный тип, признаю, но я буду чувствовать себя увереннее, если он поедет с нами. Нам ведь придется столкнуться с сильным противодействием, в основном потому, что многие ауренфэйе не желают, чтобы мы совались дальше Вирессы.

— Ты хочешь сказать, что мы отправляемся куда-то еще? — с удивлением спросил Серегил. Ни одному тирфэйе не разрешалось появляться нигде, кроме этого восточного порта с тех пор, как столетия назад Ауренен закрыл свои границы.

— У нас нет выбора, — ответила ему Клиа. — В последнее время пролив Бал можно чуть ли не перейти по палубам вражеских кораблей. Так что мы должны будем высадиться в Гедре. Ты знаешь это место?

— Очень хорошо. — Название пробудило в Серегиле грустные и сладкие воспоминания. — Значит, с лиасидра мы встречаемся там?

Улыбка Клиа стала еще шире.

— Нет, встреча назначена за горным перевалом, в Сарикали.

— Сарикали? — ахнул Алек. — Я не думал, что Ауренен-то увижу, а уж Сарикали!..

— Это точно, — пробормотал Серегил, борясь с противоречивыми чувствами.

— Есть еще одна вещь, которую вы должны знать, — предупредила Клиа. — Благородный Торсин возражал против включения вас в посольство.

Значение слов Клиа не сразу дошло до Серегила.

— Почему?

— Он полагает, что твое присутствие осложнит переговоры с некоторыми кланами. Серегил фыркнул.

— Конечно, осложнит! Стало быть, у царицы очень серьезные основания все же послать меня туда, несмотря на возражения самого доверенного советника.

— Да. — Клиа все еще вертела в руках нож. — Благородный Торсин как посол верно служил нашему семейству три десятка лет. Никогда не возникало сомнения в его преданности и мудрости. И все же… Чужеземцы так и не допускаются дальше Вирессы. Это значит, что у Торсина сложились добрые отношения лишь с этим кланом и некоторыми его союзниками на востоке. Ничего нет удивительного в том, что долгое знакомство с определенными кирнари создало у него неосознанное предпочтение в их пользу. Мы с царицей думаем, что твое влияние — влияние жителя западных земель — окажется очень уместным противовесом.

— Может быть, — с сомнением протянул Серегил. — Но ведь я изгнанник — у меня нет ни связей, ни влияния.

— Изгнанник или нет, ты ауренфэйе и к тому же брат кирнари. Что же касается влияния… — Клиа бросила на него проницательный взгляд, — ты лучше всех знаешь, что оно может проявляться по-разному. Будет ведь известно, что я прислушиваюсь к твоему мнению. Держу пари — некоторые ауренфэйе начнут смотреть на тебя как на удобный канал передачи нужных сведений. На Алека, кстати, тоже.

— Мы сделаем все, что сможем, конечно.

— Кроме того, — серьезно продолжала Клиа, — нет никого в Скале, кого я предпочла бы вам двоим, если вдруг начнутся неприятности. Я не прошу вас шпионить, но вы оба и в самом деле обладаете особым талантом разузнавать секреты.

— Почему, как ты думаешь, тебе разрешили явиться в Ауренен после всех этих лет изоляции? — спросил Алек.

— Их заботят собственные интересы, наверное. Перспектива захвата Пленимаром Майсены, а там и союза с Зенгатом на западе заставляет по крайней мере некоторые кланы пересмотреть свои взгляды.

— Есть что-нибудь новое о положении в Зенгате? — поинтересовался Серегил.

— Ничего определенного, но слухов достаточно, чтобы заставить лиасидра нервничать.

— Еще бы. Мир стал теснее, чем был когда-то, и им пора это понять. Так чего же хочет Идрилейн?

— В идеале — волшебников, свежие войска, лошадей, возможность торговать. Северные земли и Виресса стали для нас фактически недоступны, а дальше может быть еще хуже. Самое малое, чего мы хотим, — это чтобы Гедре стал открытым портом. Если бы удалось основать поселение наших оружейников в Ашскских горах поблизости от шахт, где добывают железную руду, было бы еще лучше.

Серегил запустил руку в волосы.

— Клянусь Светом, если только не произошло очень больших перемен по сравнению с тем, что я помню, наша задача не из легких. Клан Виресса будет противиться всему, что угрожает их монополии в торговле со Скалой, а все остальные придут в ужас от одной мысли о скаланской колонии на землях ауренфэйе.

Устало сгорбив плечи, Клиа снова стала перебирать бумаги на столе.

— Дипломатия удивительно похожа на торговлю лошадьми, друзья мои. Нужно запросить высокую цену, чтобы покупатель мог торговаться и остаться в уверенности, что заключил выгодную сделку, когда заплатит вам столько, сколько вы и хотели с самого начала.

Я очень задержала вас, а есть еще Теро, которому не терпится вас увидеть. Комнаты для вас приготовлены на втором этаже. Кстати, я позволила себе распорядиться, чтобы слуга с улицы Колеса прислал вам некоторые необходимые вещи. Бека говорила, что в своем уединении вы вели суровую жизнь. — Клиа с шутливой гримасой обвела глазами простую, заляпанную грязью одежду Серегила и Алека. — Теперь я вижу, что она ничуть не преувеличивала.

Сарикали. Сердце драгоценности.

Алек про себя повторял это волшебное название, пока они с Серегилом поднимались по лестнице в свои комнаты. Он внимательно выслушал все, что говорила Клиа, но эта деталь и то, как изумился Серегил, услышав о Сарикали, не могли не поразить его воображение.

Насколько Алек помнил, его друг лишь один раз упомянул Сарикали.

— Это волшебная земля, Алек, самая священная из всех, — сказал он как-то зимней ночью. — Безлюдный город, более древний, чем сам народ ауренфэйе, живое сердце Ауренена. Легенда говорит, что солнце пронзило сердце первого дракона золотым копьем своего луча и из одиннадцати капель крови, упавших из его груди, когда дракон летел над Аурененом, и возникли ауренфэйе. Еще говорят, что Аура сжалился над умирающим драконом и погрузил его в сон глубоко под Сарикали; когда рана заживет, дракон проснется.

Алек почти забыл этот рассказ, но теперь сотни образов теснились перед его умственным взором.

В первой из спален на втором этаже они нашли Теро, работавшего за небольшим столом. Молодой маг сильно изменился:

исчезла редкая черная бородка, курчавые волосы были заплетены в короткую косу, худое лицо немного округлилось и стало теперь не таким бледным. Обычная сдержанность не изменила Теро, но теплый взгляд зеленых глаз делал его аскетическое лицо менее высокомерным. Он даже расстался со своей безупречной мантией и был теперь одет в простую дорожную одежду, которую всегда любил Нисандер.

«Все это как нельзя лучше подходит ему», — подумал Алек. Он наблюдал проявления хороших сторон личности Теро в те страшные дни, когда оба они оказались в пленимарском плену, и был теперь рад, что Магиане удалось развить и усилить их. Может быть, молодой маг наконец научился состраданию, которое, как надеялся Нисандер, поможет проявиться его огромному дарованию.

Серегил первый протянул Теро руку. Они несколько секунд стояли молча, разглядывая друг друга. Соперничество, которое столько лет разделяло их, умерло вместе с Нисандером; ни один из них не знал, чем заполнится оставшаяся после этого пустота.

— Ты добился больших успехов, — наконец заговорил Серегил.

— Магиана — замечательная наставница. И война… — Теро выразительно пожал плечами. — Война учит сурово, но эффективно. — Обернувшись к Алеку, он улыбнулся. — Я теперь езжу верхом, как солдат, как ни трудно это себе представить. Я даже больше не страдаю морской болезнью.

— Это очень удачно — нам ведь предстоит пересечь Осиат в сезон бурь.

— Клиа говорила, что ты привез новости насчет моего возвращения на родину, — сказал Серегил.

— Да. — Улыбка Теро погасла. — Лиасидра выставляет определенные условия.

— Вот как?

— Тебе ведь известно, что приговор об изгнании не отменен, — с поспешностью, которая должна была скрыть неловкость, ответил Теро. — Ты по просьбе царицы получаешь специальное разрешение участвовать в посольстве.

— Это я знаю. — Серегил присел на край кровати и обхватил руками колено. — Так чего же они хотят? Выжечь у меня на щеке клеймо или просто повесить на шею доску с надписью «предатель»?

— Никто не посмеет заклеймить его! — в панике воскликнул Алек.

— Я шучу, тали. Ладно, Теро, так каковы же условия? Волшебнику явно не доставляло удовольствия сообщать о требованиях лиасидра.

— Твое имя все еще под запретом; ты будешь именоваться Серегил из Римини. Тебе не разрешается носить ауренфэйскую одежду или любые другие знаки отличия клана, включая сенгаи.

— Что ж, это справедливо, — откликнулся Серегил, но Алек заметил, как забилась жилка у него на щеке. Сенгаи, традиционный головной убор, сообщал все о личности своего хозяина. Его цвет, узор, фасон определялись принадлежностью к определенному клану и общественным положением владельца.

— Тебе не разрешается посещать храмы и участвовать в любых религиозных церемониях, — продолжал Теро. — Ты будешь принят как член посольства Скалы, но не получишь обычных прав ауренфэйе. И наконец, тебе не разрешается покидать Сарикали, кроме как вместе со всем скаланским посольством. Ты должен жить вместе со скаланцами и не носить оружия. Если ты нарушишь хоть одно из условий, против тебя будет объявлен тетсаг.

— Только и всего? Никакой публичной порки? Теро наклонился к нему с выражением искренней озабоченности.

— Не переживай так! Разве ты ожидал чего-то другого? Серегил покачал головой.

— Ничего я не ожидал. Что думает обо всем этом Идрилейн?

— Я не знаю, — ответил Теро, неожиданно отводя глаза. — Эти подробности стали известны, когда я уже покинул Майсену.

— Так, значит, ты видел ее после того, как ее ранили? — настаивал Серегил.

Теро начертил в воздухе магический знак, прежде чем ответить. Что-то изменилось так незаметно, что Алек даже сначала не понял, в чем дело. Только через несколько секунд до него дошло, что теперь он не слышит ни звука за пределами комнаты.

— Как наблюдатель наблюдателям должен сообщить, что нам следует выполнить поручение царицы как можно быстрее.

— Идрилейн умирает, не так ли? — спросил Серегил. Теро мрачно кивнул.

— Ей осталось не много времени. Скажи мне, какого ты мнения о Фории?

— За последний год ты видел ее чаще, чем я.

— Она против того плана, который мы должны осуществить.

— Как это может быть? — удивился Алек. — Если Клиа права, то у Скалы недостаточно сил, чтобы справиться с Пленимаром.

— Фория упрямо отрицает слабость Скалы. Принц Коратан и некоторые генералы поддерживают ее и отказываются верить, что магия — такое же важное оружие, как мечи и луки. Ты ведь слышал о пленимарских некромантах? — Губы волшебника сжались в тонкую линию. — Я сталкивался с ними в деле. Царица абсолютно права, но Магиана уверена, что Фория откажется от союза с Аурененом, как только ее мать умрет. Поэтому-то она и послала Клиа, а не Коратана. Он честный человек, но предан своей сестре.

— Фория ведь была в гуще событий с самого начала, — задумчиво протянул Серегил. — Как же она может не понимать, что за сила противостоит Скале?

— Сначала некроманты не казались такой уж угрозой. Но их становится все больше, и их могущество растет.

— Страшно представить, что было бы, получи они Шлем, — сказал Алек.

По комнате, казалось, пронесся холодный ветер, когда трое находящихся в ней вспомнили о том проявлении власти Шлема Сериамайуса, которое наблюдали.

— Нисандер погиб недаром, — тихо сказал Теро. — Но даже и без Шлема некроманты сильны и беспощадны. Фория и те, кто ее поддерживает, просто не видели еще достаточно, чтобы поверить в это. Боюсь, что ее убедит только какая-нибудь ужасная трагедия.

— Упрямство может оказаться опасным в командующей.

— Или в царице, — вздохнул Теро.

Глава 5. Виресса

— Так, значит, они едут, и не через твой город, кирнари, — протянул Рагар Ашназаи, рассеянно двигая кубок по полированной поверхности стоящего на балконе стола.

Ногти сутулого пленимарца гладкие и чистые, заметил Юлани-Сатхил; он наблюдал за гостем, стоя у перил балкона. Орудия труда этого тирфэйе — слова. Три столетия торговых сделок с подобными людьми научили Юлана осторожности.

— Да. Благородный Торсин вчера отправился им навстречу, — ответил ауренфэйе, поворачиваясь к раскинувшейся под балконом гавани и молча пересчитывая чужеземные суда — их, несмотря на войну, оказалось больше двух дюжин. Какой пустой показалась бы без них гавань!

— Если клан Боктерса и его союзники добьются своего, на твоей знаменитой рыночной площади поубавится северных торговцев, — сказал пленимарский посол, словно читая мысли хозяина.

Это, конечно, было не так. Юлан сразу бы почувствовал, прибегни тот к магии, и принял бы необходимые меры. Нет, сила этого человека заключалась в проницательности и терпении, а не в волшебстве.

— Верно, благородный Рагар, — ответил он. Его старые колени ужасно болели сегодня, но стоя Юлан мог смотреть на пленимарца сверху вниз, и ради такого удовольствия стоило потерпеть.

— И для моего клана, и для наших союзников было бы ужасным ударом, если бы торговые пути пролегли мимо Вирессы. Таким же ударом, какой испытала бы твоя страна, если бы Ауренен объединил силы со Скалой.

— Тогда совпадают если и не интересы, то предметы нашей озабоченности.

Юлан кивнул, соглашаясь, и порадовался, что не позволил себе недооценить собеседника; в качестве кирнари Вирессы он имел дело уже с пятым поколением тирфэйе из Трех Царств, в том числе с семейством Ашназаи — одним из старейших и влиятельнейших в Пленимаре.

— И все же мне непонятно, — заметил он голосом, лишенным всякого выражения, — ведь согласно слухам Пленимар не нуждается ни в чьей помощи в войне со Скалой. Тут, кажется, замешаны некроманты?

— Ты удивляешь меня, кирнари. Некромантия была объявлена вне закона многие столетия назад.

Юлан поднял изящную руку с длинными пальцами.

— Здесь, в Вирессе, мы смотрим на такие вещи с чисто практической точки зрения. Магия есть магия, ведь верно? Не сомневаюсь, что именно так думает твой родич, Варгул Ашназаи; точнее, думал бы, если бы не погиб на службе сводного брата вашего Верховного Владыки, покойного князя Мардуса.

На сей раз удивление Рагара было искренним.

— Ты много знаешь, кирнари.

— Думаю, ты обнаружишь, что большинство восточных кланов хорошо информированы, — улыбнулся Юлан, и его серебристо-серые глаза сузились, как глаза хищника. — У твоей страны длинные руки; мы прекрасно понимаем, что не следует недооценивать такого соседа.

— А как насчет скаланцев?

— Став союзниками, они представляли бы для Ауренена угрозу, хотя и другого сорта.

— Пожалуй, гораздо большую, чем просто лишение Вирессы торговой монополии. Ну вот, например, царская семья Скалы состоит в кровном родстве с кланом Боктерса…

Да, этот человек проницателен.

— Ты лучше разбираешься в политике Ауренена, чем большинство твоих соотечественников, Рагар Ашназаи. Чужеземцы обычно думают, что мы — единая страна, управляемая вместо царицы или Верховного Владыки лиасидра.

— Верховный Владыка Клистис знает, что у восточных и западных кланов разные заботы. Он знает, что на Боктерсу и Брикху часто смотрят как на смутьянов — они слишком легко вступают в связи с чужаками.

— То же самое говорят и о Вирессе. Однако между нами и ими есть существенная разница. Клану Боктерса нравятся тирфэйе, в то время как мы…

— Юлан помолчал и в первый раз взглянул прямо на пленимарца, вложив в этот взгляд частицу своей магической силы. — Мы просто считаем вас полезными.

— Тогда мы думаем одинаково, кирнари. — Ашназаи холодно улыбнулся в бороду, вытащил из рукава и положил на стол футляр со свитками. — Согласно моим источникам, царица Идрилейн умирает, хотя, кроме членов царской семьи, это мало кому известно. Не думаю, что она проживет достаточно долго и Клиа успеет завершить свою дипломатическую миссию.

Юлан взглянул на лежащий на столе футляр.

— Как я понимаю, Фория — достойная преемница. Посол многозначительно постучал по футляру унизанным кольцами пальцем и снова улыбнулся.

— Можно считать и так, кирнари, однако появились слухи о том, что между царицей и наследницей имеются разногласия. Мои люди в Скале позаботятся о том, чтобы слухи дошли до тех ушей, до которых нужно. Впрочем, даже и без этого некоторым скаланцам не нравится мысль о бесплодной царице. Ведь законных наследниц не так много: лишь средняя принцесса, Аралейн, -и ее дочь. Ну, конечно, еще Клиа.

— Мне кажется, этого достаточно, — заметил Юлан.

— В мирные времена возможно, но во время войны… Так многие гибнут… Будем надеяться, что ради благоденствия Скалы их четверка богов присмотрит за этими женщинами с любовью.

— Я молю Ауру беречь их, — ответил Юлан и отвернулся, чтобы не показать своего отвращения: до чего же легко эти тирфэйе прибегают к убийствам и насилию! Кажется, собственная недолговечность порождает это мерзкое нетерпение, столь чуждое уму ауренфэйе. — Я, как всегда, благодарен тебе за известия и понимание, — продолжал он, все еще глядя на гавань. Свою гавань.

— Твое доверие — честь для меня, кирнари.

Юлан услышал скрип отодвигаемого кресла и шелест плаща. Когда он наконец повернулся, Ашназаи уже не было, но футляр со свитками остался лежать на столе.

Обойдя кресло, в котором сидел пленимарец, Юлан с трудом опустился в другое и вытянул ноющие ноги, потом открыл футляр и вытряхнул из него содержимое: три свитка пергамента. Один был отчетом пленимарского шпиона, некого Урвея. Два других оказались документами, имеющими отношение к управлению царской сокровищницей. На обоих стояли подписи Фории и покойного скаланского наместника, благородного Бариена, а один к тому же украшала царская печать.

Юлан внимательно прочел документы, положил их на стол и вздохнул: уже не в первый раз у него возникло желание, чтобы так близко от Ауренена, отделенный лишь проливом Бал, лежал не Пленимар, а Майсена или Скала.

Вечером того же дня Юлан снова сидел на балконе, но на этот раз его гостями были трое членов лиасидра. Ужин наконец кончился, блюда унесли, и хозяин разлил по кубкам вино. Согласно обычаю, все некоторое время молчали, глядя, как убывающая луна плывет среди звезд. Двое из гостей Юлана явились по его приглашению. Визит катмийки оказался для всех неожиданностью.

Благоуханный ветерок шевелил концы сенгаи, играл серебристыми волосами Лхаар-а-Ириэль, позволяя увидеть татуировку — знаки клана Катме — на морщинистой шее.

Ее приезд остальные встретили со смешанными чувствами. Поэтому-то свитки Рагара Ашназаи остались лежать, запертые в кабинете хозяина. Тот факт, что кирнари клана Катме проделала ради встречи с Юланом такой долгий путь, казалось бы, говорил о поддержке с ее стороны, но кто может с уверенностью сказать, что кроется за этими подведенными глазами и искусной татуировкой?

С другими все было ясно. Элос-и-Ориан, кирнари соседнего клана Голинил, был зятем Юлана, уступчивым и прямодушным; он прекрасно понимал, насколько интересы Голинила сплетаются с интересами Вирессы.

Старый Гальмин-и-Немиус, явившийся из Лапноса, привез письма, в которых выражалась поддержка позиции Вирессы его собственным кланом и кланом Хаман. Впрочем, здесь не все было так просто. Интересы этих двух кланов не во всем совпадали с тем, к чему стремился Юлан, однако их кирнари голосовали, как и он, против приема посольства Скалы. Интересно, чем бы кончилось дело, думал Юлан, если бы скаланцы не настояли на том, чтобы привезти с собой изгнанника, Серегила-и-Корита? Впрочем, не важно: Юлан сумеет обратить это себе на пользу.

— Мы встречаемся под благосклонной луной, — жизнерадостно заметил Элос-и-Ориан.

Лхаар-а-Ириэль бросила на него холодный взгляд.

— Одна луна светит всем. Насколько я помню, как раз взошло созвездие Лука Ауры, когда вы проиграли голосование в лиасидре.

— Оно касалось лишь приема посольства, ничего более, — досадливо заметил Гальмин-и-Немиус. Он, без сомнения, подумал о том же, что и Юлан: «вы проиграли», сказала кирнари Катме, а не «мы проиграли». Зачем эта женщина явилась сюда?

— Всего пять десятков лет назад скаланцам отказали бы без обсуждения, — настаивал Элос. — А теперь мы согласились вести с ними переговоры — и где: в Сарикали! Это наверняка что-то значит.

— Может быть, это значит, что влияние западных кланов растет, — сказал Юлан. — Их интересы далеко не во всем совпадают с нашими.

— То же самое можно сказать насчет Лапноса и Вирессы, — сухо заметил Гальмин-и-Немиус. — И тем не менее я здесь.

— Лапнос в союзе с Хаманом, а Хаман выступает против Боктерсы и других пограничных кланов. Тут нет никакого секрета, — резко сказала Лхаар-а-Ириэль.

Юлан улыбнулся.

— Я люблю, когда среди друзей мы обо всем говорим прямо. Может быть, ты объяснишь нам, кого поддерживает Катме?

— Великого Ауру, как всегда. Клан Катме не испытывает любви к тирфэйе, но скаланцы чтят Ауру под именем Иллиора. Хоть они и совершают святотатство, равняя Светоносного с другими богами, их маги — все же наследники нашей собственной Орески. Это ставит нас в весьма затруднительное положение, и ни Светоносный, ни драконы не дали пока нашим жрецам ясных указаний.

Гальмин-и-Немиус поднял седую бровь.

— Другими словами, ты пытаешься сидеть сразу на двух стульях.

Татуированные знаки клана на лице Лхаар-а-Ириэль словно странным образом приняли другую форму, когда она повернулась к Гальмину.

— Из того, что я сказала, этого вовсе не следует, кирнари. Самодовольная улыбка на лице главы Лапноса увяла. Всем показалось более безопасным снова молча любоваться луной.

— Так в ком мы можем быть уверены? — наконец спросил Элос.

— Помимо нас самих и Хамана, при всем моем почтении к тебе, Лхаар, можно еще рассчитывать на Рабази, — ответил Юлан. — Акхенди никак не решится, но акхендийцы, пожалуй, больше выиграют, поддержав решение об открытии границ. Еще некоторых можно уговорить.

— Действительно, — пробормотал Гальмин-и-Немиус. — И кто лучше тебя это сделает?

Глава 6. Покидая дом, возвращаясь домой

Следующий день был заполнен окончательными приготовлениями к путешествию. Повозки с багажом и курьеры непрерывной чередой тянулись через виноградники, поднимая облака пыли.

Алек с Серегилом и Клиа отправились в гавань осматривать стоящие там на якоре корабли. Благодаря простой дорожной одежде и низкорослым коням они не привлекли ничьего внимания, когда выехали на заполненный народом длинный причал. Сходни вели на борт караки с высокой кормой и бортами, по мачтам и реям которой как муравьи сновали матросы.

— Это «Цирия». Правда, красавица? — сказала Клиа, первой ступая на трап. — А вон те два корабля подальше от берега — наша охрана, «Волк» и «Конь».

— Какие огромные! — воскликнул Алек.

Каждое судно действительно было больше ста футов в длину:

те корабли, на которых приходилось бывать Алеку, не шли с ними ни в какое сравнение. Надстройки на корме выглядели как настоящие дома, а рули были сделаны из целых деревьев. Квадратные красные паруса на двух мачтах готовы были ловить ветер, по бортам выстроились воины, на щитах которых пламя и полумесяц Скалы сверкали свежей краской и позолотой, не вполне, впрочем, скрывающими полученные в битвах шрамы.

Капитан, высокий седой моряк во флотской тунике, на которой деготь и морская соль оставили пятна, встретил их на палубе.

— Как идет погрузка? — спросила Клиа, с одобрением глядя по сторонам.

— Точно по расписанию, командор, — ответил капитан Фаррен, сверяясь с дощечкой с записями, висящей на поясе. — Требуется еще повозиться с загонами для лошадей, но к полуночи все будет готово.

— На каждом корабле разместится декурия со своими конями, — объяснила Клиа. — Солдаты, в случае необходимости, присоединятся к корабельным лучникам.

— Похоже, вы готовы к самому худшему, — заметил Серегил, заглянув в большой ящик.

— Что это? — поинтересовался Алек. В ящике рядами лежали запечатанные воском сосуды, похожие на большие горшки для солений.

— Беншальский огонь, — ответил капитан. — Как понятно из названия, его изобрели в Пленимаре. Страшная смесь: нефть, деготь, сера, селитра и еще всякие добавки. Баллисты стреляют этими штуками, смесь, разлившись по дереву, загорается; этот огонь не гаснет даже в воде.

— Я видел, — сказал Серегил. — Чтобы потушить его, нужен уксус или песок.

— Или моча, — добавил капитан Фаррен. — Вон те большие бочки на корме для нее и предназначены. У нас в скаланском флоте ничего даром не пропадает. Впрочем, на этот раз мы не будем искать сражений, верно, командор?

Клиа усмехнулась.

— Мы-то не будем, но за пленимарцев я не поручусь.

Когда тем же вечером все собрались на прощальный ужин, от волнения у Алека сосало в животе. Они с Серегилом снова были одеты, как подобает скаланским аристократам, и Клиа оценила их старания:

— Ну, вы теперь наряднее меня.

Серегил отвесил ей церемонный поклон и уселся рядом с Теро.

— Рансер, как всегда, оказался предусмотрителен. Открыв накануне присланные из Римини сундуки, они нашли там лучшие одежды, которые носили в столице царский родич Серегил и помещичий сын Алек: кафтаны из тонкой шерсти и бархата, тонкое белье, начищенные до блеска сапоги, бриджи из замши нежной, как девичья щечка. Камзолы и кафтаны Алека стали ему несколько узки в плечах, но на перешивание времени уже не было.

— Когда мы доберемся до Гедре, к ауренфэйе выйдет принцесса или командор? — спросил Алек, заметивший, что Клиа все еще в форме.

— Боюсь, что там мне придется не расставаться с платьями и перчатками.

— Есть какие-нибудь новости от благородного Торсина? — кивнула Бека на стопку писем рядом с тарелкой Клиа.

— Ничего нового. Катме и Лапнос, как всегда, держатся особняком, но Торсину кажется, что он заметил некоторый интерес к нашим предложениям со стороны Хамана. Силмаи по-прежнему поддерживает нас, а Дация начинает склоняться на нашу сторону.

— Как насчет Вирессы? — спросил Теро. Клиа развела руками.

— Юлан-и-Сатхил намекнул, что Виресса и их союзники на. востоке скорее начнут торговать с Пленимаром, чем согласятся лишиться монополии.

— И это при том, что Верховный Владыка открыто поддерживает возрождение некромантии! — покачал головой Серегил. — А ведь во время Великой войны они больше всех других кланов пострадали от пленимарцев.

— Боюсь, что вирессийцы — прагматики в душе, — сказала Клиа и повернулась к Алеку. — Ну, что ты чувствуешь, отправляясь в страну своих предков?

Алек катал по столу крошку хлеба.

— Трудно описать, госпожа. Я ведь долго не знал, что во мне есть кровь ауренфэйе. В это еще и до сих пор трудно поверить. К тому же моя мать была хазадриэлфэйе. Тот народ, который живет на юге, в лучшем случае мне дальние родственники. Я даже не знаю, из какого клана были мои предки.

— Может быть, о твоем происхождении что-нибудь смогут сказать руиауро,

— предположил Теро. — Правда, Серегил?

— Наверное, такую возможность стоит обдумать, — без всякого энтузиазма ответил тот.

— Кто это такие? — поинтересовался Алек. Теро кинул на Серегила изумленный взгляд.

— Ты никогда не рассказывал Алеку о руиауро?

— Да нет. Я ведь был совсем мальчишкой, когда покинул Ауренен, так что с ними дела не имел.

Алек напрягся: тут явно был какой-то секрет. Он искоса глянул на остальных: не заметил ли кто, что в голосе Серегила прозвучала гневная нотка?

— Клянусь Светоносным, это же… это… — Теро взмахнул руками, не находя слов; энтузиазм не позволил ему заметить холодный прием, который его слова вызвали у единственного человека, который мог непосредственно встречаться с руиауро. — Они стояли у самых истоков магии! Нисандер и Магиана говорили о руиауро с таким почтением! Это, Алек, секта магов— жрецов, они живут в Сарикали и похожи на оракулов Иллиора, правда, Серегил?

— Своим безумием, хочешь ты сказать? — Серегил смотрел в тарелку, не прикасаясь к еде. — Не могу с тобой не согласиться,

— А что, если они скажут мне, что мои родичи — один из недружественных кланов? — спросил Алек, пытаясь привлечь внимание Теро к более интересующему его вопросу.

Волшебник задумался.

— Тогда могут возникнуть трудности, мне кажется.

— Действительно, — протянула Клиа. — Пожалуй, тебе следует быть осторожным в своих расспросах.

— Я всегда осторожен, — ответил Алек с улыбкой, значение которой поняли лишь немногие из сидящих за столом. — Но как могут руиауро определить, кто были мои предки?

— Они пользуются особой магией, — объяснил Теро. — Только руиауро позволено путешествовать по скрытым дорогам души.

— Как правдовидцам в Ореске?

— Ауренфэйе не пользуются подобной магией, — перебил его Серегил. — Тебе следует помнить об этом, Теро. За проникновение в мысли полагается суровое наказание.

— Я не особенно силен в правдовидении. Я говорил о другом:

руиауро считают, что могут проследить гхи человека, — нить, связывающую каждого из нас с Иллиором.

— Аурой, — поправил Серегил.

— Поскольку в тебе половина крови ауренфэйе, Алек, твоя нить должна быть крепка, — сказала Бека, с интересом прислушивавшаяся к разговору.

— Не думаю, что это имеет значение, — сказал Теро. — Меня от моих предков-ауренфэйе отделяет много поколений, но по магической силе я не уступаю Нисандеру и другим старшим магам.

— Да, но ты — один из немногих, кто еще обладает такими способностями,

— напомнил ему Серегил.

— Если во всех волшебниках течет кровь ауренфэйе, — спросила Бека, — то знают ли они, из каких кланов происходят?

— Иногда, — ответил Теро. — Отцом Магианы был купец-ауренфэйе, поселившийся в Цирне. Мой род ведет начало от Второй Орески в Эро; в нем браки заключались с такими же полукровками. Учитель Нисандера, Аркониэль, тоже такого же происхождения.

— Раз уж мы заговорили о руиауро, Серегил, не думал ли ты сам их посетить? Может быть, они могли бы выяснить, почему ты испытываешь такие трудности с магией. У тебя ведь есть дарование, только ты никак не можешь им управлять.

— Мне и без этого неплохо живется.

Показалось ему, гадал Алек, или Серегил и в самом деле побледнел? Как ни хотелось юноше получить ответы на свои вопросы, он слишком хорошо знал Серегила, чтоб допытываться вопреки его воле.

Глава 7. Полосатые паруса и огонь

К рассвету «Цирия» и сопровождающие ее корабли были уже далеко от берега.

К разочарованию Алека, Бека оказалась на «Волке» вместе с декурией Меркаль. Юноша видел сияющую на солнце рыжую голову девушки, и они прокричали друг другу приветствия, но расстояние между кораблями и шум волн делали разговор затруднительным.

Теро сопровождал Клиа на «Цирии», и Алек был рад обновить знакомство с ним, но скоро заподозрил, что на самом деле молодой маг изменился меньше, чем ему сначала показалось. Теро был не так резок, конечно, как до их пленимарского плена, но все же держался на расстоянии: оставался холодной рыбой, как любил говорить Серегил. Вынужденные постоянно находиться рядом, эти двое скоро снова начали препираться, хоть и не так яростно, как раньше.

Когда Алек заговорил об этом, Серегил просто пожал плечами. — А чего ты ожидал — что Теро каким-то образом превратится в Нисандера? Мы остаемся теми, кто мы есть.

Весь день корабли шли вдоль берега, лишь на несколько миль удалившись от скопления островов, окаймлявших западное побережье.

Стоя у поручней, Алек смотрел на далекие утесы и думал о своем первом морском путешествии на борту «Касатки» — тогда умирающий Серегил лежал в трюме. Сейчас же сбегавшие к морю долины и горные склоны покрылись первой весенней зеленью, и все казалось таким мирным — если не считать красных парусов, которые попадались тем чаще, чем дальше к югу шли корабли.

Алек снова оказался у поручней, когда к вечеру того же дня эскадра миновала вход в гавань Римини. Юноша с тоской смотрел на далекий город, на множество судов, бросивших якорь по обеим сторонам мола. Выше по берегу, на неприступных серых скалах раскинулся верхний город, позолоченный косыми солнечными лучами. Купол и четыре башни Дома Орески отражали вечерний свет так ярко, что у Алека, долго не отводившего от них взгляда, перед глазами заплясали темные пятна. Юноша, моргая, отвернулся от берега и стал высматривать Серегила. Тот, скрестив руки на груди, прислонился к палубной надстройке и тоже смотрел на город, который покинул. Алек нерешительно сделал шаг в его направлении, но Серегил тут же ушел.

Когда столица скрылась за горизонтом, корабли повернули на юго— восток, чтобы пересечь Осиатское море. Свежий попутный ветер надувал паруса. И матросы, и солдаты все с большим напряжением всматривались в даль: не появятся ли полосатые пленимарские паруса. Когда стемнело и убывающая луна посеребрила волны, разговоры на палубе стали более вольными.

Серегил и Клиа ушли на нос, чтобы обсудить тактику предстоящих переговоров. Алек и Теро, оставшиеся не у дел, бродили по палубе, глядя на темные силуэты кораблей сопровождения в нескольких сотнях футов от «Цирии». Ночь была тихая, и голоса далеко разносились над водой. Невидимый в темноте музыкант на борту «Коня» начал перебирать струны лютни.

Бракнил и его конники собрались вокруг сигнального фонаря на передней палубе. Заметив Алека и молодого мага, сержант поманил их к себе.

— Это молодой Уриен играет, — сказал он, кивая в сторону, откуда доносились звуки музыки.

Когда лютня замолкла, кто-то на борту «Волка» затянул популярную песню:

Красотка молодая по бережку гуляла, Одна лишь только тень ее красотку провожала. А из кустов на девушку крестьянский сын глядел, Глазами он красавицу давно уже раздел.

Одноглазый Стеб вытащил деревянную свирель, и вся компания подхватила припев.

Возлюбленный Стеба, Мирн, шутливо толкнул Алека локтем.

— Ты что, слишком благородным стал, чтобы петь с нами вместе? Ты ведь единственный бард среди нас.

Алек раскланялся перед солдатами и начал следующий куплет:

Иди сюда, голубушка, ложись со мной скорей, Тебя я в жены взять готов, ведь нет тебя милей. С тобой мы порезвимся всласть на травушке в тени, Иди сюда, красавица, отдайся, не тяни.

Мирн и новобранец Минал подхватили Алека и поставили на крышку люка, чтобы все расслышали следующий еще более игривый куплет. Теро остался стоять в стороне, но Алек заметил, что губы молодого мага шевелятся. Когда песня была допета, с других кораблей донеслись одобрительные крики и свист.

— Ну, скажите, разве не веселая у нас жизнь? — усмехнулся сержант Бракнил, раскуривая трубку. — Мы тут развлекаемся, как аристократы на прогулке.

— Особых тягот не предвидится, и когда мы доберемся до Ауренена, — поддержала его Ариани из числа ветеранов. — Мы ведь почетный эскорт, только для показухи.

— Верно говоришь, девонька. Постоишь несколько недель в карауле, так обрадуешься, когда сможешь снова пойти в бой. А все-таки здорово, что мы первыми увидим ауренфэйе после всех этих лет. Благородный Серегил, должно быть, много чего тебе порассказал о них, верно, Алек?

— Он говорил, что страна это зеленая, более теплая, чем Скала. Он еще пел об этом песню… — Алек не мог вспомнить мелодии, но некоторые слова пришли ему на память.

Любовь моя облачена в наряд из листьев зеленый, Венчает светлая луна ее драгоценной короной, Живым серебром ожерелья звенят, даруя душе утешенье, И ясное небо в ее зеркалах видит свое отраженье.

Там было еще несколько куплетов — все очень грустные.

— И еще в Ауренене на каждом шагу встречаются волшебники, — с шутливой серьезностью вступил в разговор Теро. — Так что не забывайте о хороших манерах, а то «красотка молодая» может ответить на приставания чем-нибудь покрепче язвительных слов.

Некоторые воины обменялись встревоженными взглядами.

— Странная это земля, и народ там странный, — протянул Бракнил, не выпуская из зубов трубки. — Как я слышал, нет фехтовальщиков и лучников искуснее, чем ауренфэйе. Ну да стоит посмотреть на благородного Серегила — сразу видно, что это правда. А может, Алек, и ты поэтому такой прекрасный стрелок.

— Скорее потому, что живот подвело бы, не настреляй я дичи.

Кто-то из солдат достал кости, и Алек присоединился к игре. Это была дружелюбная и общительная компания, так что им удалось привлечь даже Теро, несмотря на его сдержанность. Участие в игре волшебника вызвало много шутливых опасений, но Теро быстро их развеял — каждый бросок костей оказывался для него несчастливым. Потом все стали расходиться на ночь — кто поодиночке, кто парами.

Алек ощутил укол зависти, заметив, как Стеб, отправляясь вниз, обнял за талию Мирна. Серегил был в последнее время озабочен другими вещами, да и отсутствие уединения не улучшало ситуацию. Растянувшись на палубе, Алек приготовился терпеть воздержание.

К его удивлению, к нему присоединился Теро. Закинув руки за голову, молодой маг некоторое время напевал ту песню, что раньше пел Алек, потом обратился к юноше:

— Я присматривался к Серегилу. Мне кажется, его тревожит возвращение на родину.

— Немногие там скажут ему «Добро пожаловать».

— Я чувствовал то же самое, возвращаясь в Дом Орески после пленимарского плена, — тихо сказал Теро. — Нисандер позаботился о том, чтобы снять пятно с моего имени, прежде чем отправился в тот свой последний поход; но все равно у многих оставались сомнения насчет того, насколько… — Теро запнулся, как будто слова были ему столь же отвратительны, как и воспоминания, — насколько моя связь с Илинестрой способствовала нападению на Дом Орески той ночью. Даже я сам никогда теперь не буду ни в чем уверен.

— Лучше смотреть вперед, а не назад, мне кажется.

— Да, наверное.

Двое молодых людей умолкли, глядя в безбрежное и таинственное ночное небо.

Несколько следующих дней прошли спокойно. Слишком спокойно, на вкус Алека. Скучая и не зная, чем заняться, он обнаружил, что жалеет о своей вольной жизни, как Серегил и предсказывал.

Помещения под палубой оказались слишком тесны на вкус Серегила, воздух слишком полон запахов нефти и конского пота.

Для знатных пассажиров были поспешно сооружены отделенные занавесями альковы, но и они давали лишь иллюзию уединения. Пользуясь хорошей погодой, они с Алеком расположились в защищенной надстройкой от ветра части палубы. Там было достаточно удобно, чтобы спать.

Клиа, никогда не склонная подчеркивать свой ранг, проводила дни вместе со всеми, разговаривая по большей части о войне.

— Вы не надумаете ли вступить в конную гвардию? — спросила она однажды Серегила с Алеком, сидевших в тени паруса с Теро и Бракнилом. — Людей с вашими талантами теперь днем с огнем не сыщешь. Вы бы нам пригодились.

— Я никогда не думал, что война продлится так долго, — сказал Алек.

— С тех пор, как на трон взошел новый Верховный Владыка, что-то изменилось, — ответила Клиа, качая головой. — Его отец хоть соблюдал договор.

— А теперешний вырос на рассказах об утраченном величии, — проворчал Бракнил, не вынимая трубки изо рта.

— Его дядюшка Мардус постарался, — согласился Серегил. — Впрочем, это все равно бы случилось.

— Почему ты так думаешь? — спросил Серегила Теро.

Тот пожал плечами.

— За миром следует война, за войной — мир. Запрещенная некромантия процветала тайком, пока не прорвалась, как нарыв. Некоторые вещи неистребимы и вечны, как приливы и отливы.

— Значит, ты не думаешь, что продолжительный мир возможен?

— Все зависит от твоей точки зрения. Эта война закончится, и, может быть, при жизни Клиа, а то и при жизни ее детей сохранится мир. Но волшебники и ауренфэйе живут достаточно долго, чтобы видеть, — рано или поздно все начинается сначала: тот же вечный хоровод жадности, нищеты, власти, гордости.

— Похоже на вращение огромного колеса или на фазы луны, — задумчиво пробормотал Бракнил. — Как бы вещи ни выглядели сегодня, все обязательно переменится, к добру или к худу. Когда я был еще совсем зеленым парнишкой, только что принятым в полк, наш старый сержант часто спрашивал:

— что мы предпочли бы — прожить короткую жизнь в мире и покое или долгую на войне.

— И как же ты отвечал? — поинтересовался Серегил.

— Ну, как мне помнится, мне всегда хотелось иметь больший выбор. Да будет благословенно Пламя, я, похоже, получил, что хотел. Но ты правду говоришь, хоть об этом я и не часто задумывался. Вы с этими молодыми людьми увидите больше поворотов колеса, чем любой из нас. Когда в зеркале отразится столько же седины в твоих волосах, сколько у меня сейчас, выпей кружечку за мои истлевшие косточки, ладно?

— Я тоже иногда забываю, — пробормотала Клиа, и Алек заметил, как она всматривается в лицо Серегила и в его собственное; в глазах ее мелькнуло странное выражение — не печаль и не зависть. — Хорошо бы держать это в памяти, когда мы прибудем в Ауренен. Наверное, переговоры с долгожителями будет нелегко вести.

Серегил тихо рассмеялся.

— Да, их представление о поспешности может здорово отличаться от твоего.

На третий день пути, когда Алек от нечего делать бродил по палубе, неожиданно раздался крик впередсмотрящего:

— К юго-востоку пленимарский корабль, капитан! Серегил вместе с Клиа и капитаном Фаррелом был на мостике, и Алек поспешил присоединиться к ним. Все пытались рассмотреть что-нибудь на горизонте. Алек прищурился и в ярких лучах послеполуденного солнца разглядел зловещую тень.

— Вижу его, — сказал капитан Фаррен, — но корабль еще слишком далеко, и нельзя сказать, заметили ли они нас.

— Это пленимарцы? — спросил Теро.

— Пора тебе отработать свое жалованье, — сказала ему Клиа. — Можешь ты сделать так, чтобы они нас не увидели?

Теро задумался, потом оторвал нитку от своего рукава и поднял ее вверх. Алек узнал прием: маг определял, куда дует ветер.

Результат его удовлетворил; Теро протянул обе руки в сторону вражеского корабля и затянул заклинание высоким голосом. Из складок мантии он достал хрустальную палочку и бросил ее в сторону далекого парусника. Сверкая, как льдинка, палочка завертелась в воздухе и скрылась в волнах. Оттуда, куда она упала, немедленно потянулись ленты тумана.

Теро щелкнул пальцами; палочка вынырнула из воды и взлетела ему в руки, как живое существо. Следом за ней поднималась широкая полоса тумана. Послушное заклинанию, густое облако скрыло их корабли от глаз врагов.

— Если только у них на борту нет собственного мага, они сочтут это просто явлением природы, — сказал Теро, вытирая палочку полой мантии.

— Но ведь и мы теперь не можем их видеть, — пожаловался капитан.

— Я могу, — ответил Теро. — Я за ними послежу.

Уловка сработала. Через полчаса Теро сообщил, что пленимарский корабль скрылся за горизонтом. Он снял заклятие, и облако тумана осталось за кормой, как обрывок шерсти с прялки.

Матросы на палубе радостно завопили, а Клиа торжественно отдала волшебнику честь, чем вызвала на лице молодого мага краску смущения.

— Мне никогда еще не приходилось видеть такого удачного применения магии, — крикнул с мостика капитан Фаррел.

Алек заметил, как к Теро подошел Серегил; юноша был слишком далеко от них, чтобы расслышать слова, но, когда они расстались, Теро улыбался.

На следующее утро Алека разбудил крик «Земля!».

— Уже Ауренен? — спросил он, выбираясь из-под одеяла. Серегил сел и протер глаза, потом встал и присоединился к морякам, толпившимся на носу у поручней. На западе на горизонте еле виднелась цепочка низких островов.

— Это Эамали — «Старые Черепахи», — сказал Серегил, зевая. Клиа недоверчиво взглянула на тесно сгрудившиеся островки.

— Прекрасное место для засады.

— Я послал на мачту нескольких наблюдателей, — успокоил ее Фаррен. — К полудню доберемся до Большой Черепахи. Запасемся там пресной водой, а потом до Гедре — всего день пути.

Этот день показался Алеку дольше, чем все остальное путешествие. Приготовив луки, они с Серегилом отстояли вахту, внимательно оглядывая водный простор. Несмотря на опасения Клиа, они без столкновений с неприятелем достигли островов и взяли курс на самый большой из них.

Сидя на мостике вместе с Теро и Серегилом, Алек высматривал признаки жизни на островах, но эти клочки суши были пустынными: всего лишь глыбы выбеленного солнцем камня с редкими полосами чахлой растительности.

— Мне казалось, ты говорил, что Ауренен утопает в зелени, — разочарованно сказал Теро.

— Здесь еще не Ауренен, — объяснил Серегил. — На эти острова никто не претендует, кроме морских бродяг и контрабандистов. Гедре тоже расположен в засушливой местности, как ты скоро убедишься, Ветры дуют обычно с юго-запада, и та влага, которую они приносят с Гетвейдского океана, задерживается горными хребтами. Зато край за Ашекскими горами такой зеленый, что глазам больно.

— Сарикали… — пробормотал Теро мечтательно. — Что ты помнишь об этом городе?

Серегил положил руки на поручни. Хотя он смотрел на острова, мимо которых они проплывали, Алек был уверен, что его друг видит другую землю и другое время.

— Это странное и прекрасное место. Я там всегда слышал музыку — просто разлитую в воздухе. А когда она кончалась, я никогда не мог вспомнить мелодию. А некоторые люди слышат там голоса.

— Духи? — спросил Алек.

— Мы называем их «башваи» — Древние. Те, кто, как говорят, видел их, всегда описывают Древних одинаково: высокие люди с черными волосами и глазами и кожей цвета крепкого чая.

— Я слышал, что в Сарикали живут драконы, — заметил Теро.

— Всего лишь молодняк, он кишит всюду, как ящерицы. Взрослые драконы живут в горах, — и слава богам: они могут быть опасны.

— А правда, что они — волшебные существа от рождения, но не обретают разума и умения говорить до тех пор, пока не вырастут огромными?

— Это так. И поэтому тебя скорее прикончит птенчик размером с собаку, чем взрослый дракон, который больше любого дома. Лишь немногие из молодняка выживают, а те, кто подрастает, улетают в горы. Если тебе случится повстречаться с драконом любого размера, будь к нему почтителен.

— Так это там кхирбаи… — начал Алек, но его прервал крик впередсмотрящего:

— Вражеские корабли по левому борту!

Вскочив на ноги, юноша увидел два корабля под полосатыми парусами, огибающие мыс меньше чем в миле от «Цирии». Алек стиснул лук: вид этих парусов пробудил в нем ужасные воспоминания.

— Что-то говорит мне, что они знали о нашем приближении, — пробормотал Серегил,

— Они подняли боевые флаги? — крикнул Фаррен впередсмотрящему.

— Нет, капитан, но они разожгли огонь.

— Поднять адмиральский штандарт!

Зловещие, быстрые, как гончие, вражеские корабли обогнули мыс и развернулись навстречу скаланским судам. За ними тянулись клубы черного дыма.

— Слишком поздно прибегать к магии, — сказал Теро, спускаясь по трапу.

— По крайней мере мы превосходим их числом, — с надеждой сказал Алек.

Серегил покачал головой.

— Они больше и быстрее и лучше вооружены, чем наши корабли. А кроме того, похоже, на них полно солдат.

— Солдат? — Губы Алека сжались в жесткую линию. Уворачиваясь от матросов и воинов, кинувшихся занимать места по боевому расписанию, юноша проскользнул к поручням левого борта и занял место в ряду лучников.

Матросы занайтовили часть парусов, чтобы дать возможность кораблям сопровождения обогнать «Цирию» и первыми вступить в бой. Когда «Волк» проплывал мимо, Алек заметил среди воинов, выстроившихся на палубе с горшками беншальского огня в руках, Беку; она деловито отдавала приказания и не заметила приветственного жеста Алека.

«Волк» первым напал на пленимарцев: его катапульта метнула в борт одному из вражеских судов емкость с горючей смесью. Жирный дым заволок корабль, но он не изменил курса; лучники на его палубе в ответ дали залп по «Волку». Проскользнув мимо, пленимарский корабль устремился к «Цирии».

Слева от Алека нервно поежился Минал.

— Теперь наша очередь.

— Лучники, к бою! — раздался с мостика голос Клиа. — Стреляйте без команды!

Алек выбрал противника на палубе вражеского судна, оттянул к уху тетиву Черного Рэдли и послал первую стрелу. Не глядя, попал ли выстрел в цель, он вытаскивал из колчана стрелы и выпускал их одну за другой. Рядом с ним Серегил и солдаты турмы Ургажи делали то же самое.

Огромный корабль приближался. Стрелы пленимарцев свистели вокруг, вонзались в палубу и деревянные щиты, установленные вдоль бортов. К пению стрел скоро присоединились стоны первых раненых.

Алек заметил, что на носу пленимарского судна укреплены бронзовые головы чудовищ. Выбранное для них место выглядело слишком стратегически оправданным, чтобы они оказались лишь украшениями, но юноша не мог себе представить, каково могло бы быть их назначение.

Он как раз собирался показать на них остальным, когда Серегил издал сдавленный крик и пошатнулся: в правое плечо его ударила пленимарская стрела с синим оперением.

— Сильно ранило? — спросил Алек, подхватывая друга и оттаскивая в укрытие.

— Не так уж, — сквозь стиснутые зубы прошипел Серегил и с удивительной легкостью выдернул древко. Толстый кожаный ремень, на котором висел колчан, и кольчуга под камзолом не дали стреле разворотить его плечо, но удар был так силен, что звенья кольчуги впечатались в тело, оставив кровавую вмятину.

Серегил с кривой улыбкой вручил Алеку вражескую стрелу.

— Отправь ее обратно хозяину от моего имени. Алек положил стрелу на тетиву и начал целиться в сторону совсем уже близкого вражеского корабля, но не успел выстрелить. Бронзовые головы на носу пленимарского судна внезапно выплюнули струи жидкого огня. Они ударили в такелаж, и на «Цирии» раздались вопли. Один матрос упал на палубу со сломанной шеей, другой повис на снастях, объятый пламенем. Пожарная команда кинулась вперед с ведрами песка и мочи.

На борту пленимарского корабля послышались радостные крики.

— Что это? — в ужасе воскликнул Алек.

— Потроха Билайри! — ахнул Серегил; его серые глаза широко распахнулись от изумления. — Огонь! Они научились его разбрызгивать, умные подонки!

Два корабля были теперь почти параллельны, и Алек ощутил, как содрогнулась палуба «Цирии», когда ее баллисты обрушили на врага груз горшков с беншальским огнем. Один из этих снарядов попал в мачту, другой взорвался на палубе, окутав находящихся на ней огненным покрывалом. Алек поспешно отвел глаза, но когда пленимарское судно миновало «Цирию», увидел в воде за кормой нескольких несчастных, продолжавших гореть. Тщательно прицелившись, он быстро избавил троих из них от страданий, но тут корабли разошлись слишком далеко. Пользуясь коротким перерывом в сражении, Алек присоединился к другим лучникам, собиравшим на палубе вражеские стрелы, чтобы пополнить запасы в колчанах.

— Берегись, Алек! — раздался крик Стеба; он успел оттащить юношу как раз вовремя: парус пылал, и куски горящей парусины начали падать вниз. На реях матросы лихорадочно резали веревки, чтобы сбросить парус в воду прежде, чем огонь перекинется на мачту. Пожарная команда на палубе гасила пламя водой и песком. Смешанная вонь нефти, мочи, горящей плоти удушающим облаком окутала корабль.

Кашляя, Алек благодарно кивнул одноглазому воину.

— Знаешь, я предпочел бы сражаться на земле.

— Я тоже, — согласился Стеб.

Бека и капитан «Волка» думали о том же. Первый пленимарский корабль слишком легко ускользнул от них и устремился к кораблю принцессы, так что «Коню» пришлось повернуть на помощь «Цирии». «Волк» один должен был теперь остановить второе вражеское судно.

Стоя на мостике, Бека видела, как полосатые паруса заполнили все небо, и услышала резкий вой катапульты. Мешок с негашеной известью ударился в стенку надстройки, и едкое серое облако окутало нескольких солдат на палубе; второй мешок попал в мачту, ослепив находившихся на реях лучников.

Крики пострадавших были ужасными. Некоторые солдаты повернулись, собираясь прийти на помощь товарищам, но Бека резко бросила:

— Прикажи своим людям оставаться на месте, сержант Меркаль! Стоять и стрелять!

— Стоять и стрелять! — повторила та, пинками возвращая мужчин и женщин к борту.

Но пленимарский корабль шел на них носом, чтобы подставить под стрелы как можно меньше своих воинов. Баллисты «Волка» рассыпали беншальский огонь по его такелажу и надстройкам, но вражеское судно продолжало приближаться.

— Они идут на таран! — завопил кто-то.

— Лево руля! — приказала капитан Яла.

Рулевые навалились на румпель, и «Волк» отклонился от курса так резко, что лучники попадали на палубу.

Вражеские катапульты снова взвыли, и усеянные остриями железные шары разнесли в щепы переднюю мачту и изорвали паруса «Волка». Корабль содрогнулся и замедлил ход: упавшая за борт мачта стала играть роль плавучего якоря.

Пленимарский корабль прошел так близко, что Бека разглядела жестоко ухмыляющиеся лица одетых в черное солдат, целящихся в скаланцев из луков. Воины Меркаль с боевым кличем ответили им залпом, стреляя вверх, чтобы стрелы перелетели через защищающие врагов щиты. Баллиста «Волка» выстрелила снова, но на этот раз горшки с беншальским огнем не попали в цель.

Команда «Волка» в ужасе смотрела, как бронзовые головы львов на носу вражеского корабля выплюнули потоки жидкого огня, который растекся по парусам скаланского судна. Из трюма донеслось ржание испуганных коней и крики раненых.

— Клянусь Четверкой! — выдохнула Бека. — Что это за чертовщина, капитан?

Прежде чем Яла успела ответить, мимо щеки Беки просвистела стрела и ударила женщину в глаз. Капитан схватилась за древко руками и со стоном опустилась на палубу.

— Они снова поворачивают на нас, капитан! — раздался крик впередсмотрящего. — И они подняли дополнительные паруса!

— Приготовиться… — По лицу Ялы текла кровь, женщина медленно клонилась вперед. — Приготовиться отразить…

Окруженный облаком дыма от тлеющих парусов, пленимарский корабль опять приблизился, и лучники на его палубе осыпали скаланцев стрелами. Скорчившись за установленными вдоль бортов щитами, те отстреливались как могли. На палубе уже лежало больше дюжины тел, и сердце Беки упало, когда она заметила среди них троих в зеленых плащах. Увидев на носу Меркаль и Зира, Бека кинулась к ним.

— Яла убита. Вы не видели ее помощника? Меркаль ткнула пальцем в сторону мостика.

— Он попал под тот первый заряд негашеной извести.

— Пленимарцы готовятся протаранить нас! — крикнул им с уцелевшей мачты впередсмотрящий.

— Готовятся к чему? — в растерянности переспросила Бека. Все на палубе услышали страшное известие, но теперь уже скаланцы мало что могли поделать. Мартен и Илеа присоединились к Беке, поддерживая брата Илеа Оринеуса. Плащ молодого воина пропитался кровью вокруг торчащей из груди стрелы, и Беке было достаточно одного взгляда на лицо раненого, чтобы понять: он умирает. Следом за ними к Беке подбежал Каллиен.

Вражеский корабль был уже рядом, его окованный железом нос целился в середину корпуса «Волка» и Новый поток жидкого огня обрушился.

— Глаза Сакора, наши кони! — охнул Зир; даже густая борода не мешала видеть, как он побледнел.

— За мной! — приказала Бека, кидаясь к ведущему в трюм люку.

— Не успеем, капитан! — предупредила ее Меркаль. Последнее, что Бека запомнила, прежде чем весь мир рухнул у нее под ногами, был затихающий визг лошадей.

Алек оглянулся в поисках Серегила и в первый раз после того, как началась битва, заметил Теро. Спокойно стоя на передней палубе, маг поднял руки, обратив ладони к приближающемуся вражескому кораблю; волшебника на мгновение окутало сверкающее огненное покрывало. Алек все еще моргал, ослепленный, вспышкой света, когда услышал радостный вопль матросов. Пленимарское судно резко отклонилось от курса, его паруса рухнули вниз, ломая реи, по палубе быстро поползли языки пламени, заставляя людей прыгать в воду. «Конь» развернулся, чтобы докончить разгром.

Алек взбежал по трапу, ведущему на переднюю палубу, и обнаружил, что Теро сидит на ящике, окруженный ухмыляющимися моряками.

— Что ты с ними сделал? — воскликнул юноша, проталкиваясь к магу.

— Превратил канаты в воду, — хрипло ответил тот с довольным видом. — И забрал у них вот это. — Теро показал на лежащий у его ног железный стержень почти шести футов длиной.

— Рулевая ось! — воскликнул капитан Фаррен. — Ну, без этого им было далеко не уплыть, даже если бы уцелели паруса.

Однако их триумфу скоро пришел конец.

«Волк» шел ко дну.

Алек скатился по трапу и подбежал к Серегилу и Клиа, перегнувшимся через поручни правого борта. В полумиле от них в тени парусов второго пленимарского корабля все сильнее кренился «Волк». Вражеские солдаты осыпали его стрелами. Облитые жидким пламенем мачты и паруса караки пылали, огромный столб черного дыма поднимался над водой. Были хорошо видны человеческие фигурки, падающие и прыгающие в море со вставшей дыбом палубы.

— Они сломали хребет кораблю! — ахнула Клиа.

— Поставить все уцелевшие паруса! — приказал Фаррен помощнику. — Приготовиться к бою!

По всему кораблю разнесся сигнал тревоги, и «Цирия» двинулась к сражающимся. «Волк» быстро уходил под воду.

— Вон Бека! — крикнул Алек, беспомощно глядя на ныряющие в волнах фигуры. — Теро, ты ничего не можешь сделать?

— Тихо! Он как раз и делает, — ответил ему Серегил. — Дай ему время.

Теро стоял немного в стороне, крепко зажмурившись и подняв перед собой стиснутые руки. По лицу мага струйками тек пот. Потом его губы раздвинула улыбка, и он довольно крякнул. Не открывая глаз, волшебник тихо пробормотал заклинание и начертил в воздухе какие-то символы.

— Хороший выбор, — одобрительно пробормотал Серегил.

— Что? Что он сделал? — нетерпеливо спросил Алек. Серегил показал на вражеский корабль.

— Наблюдай. Это должно быть впечатляющее зрелище. Мгновением позже огромный огненный шар взвился над пленимарским кораблем, и пламя, много яростнее того, что пожирало обреченный «Волк», вырвалось из всех люков и щелей, быстро охватив все, что находилось выше ватерлинии.

— Замечательно! — воскликнул Серегил и хлопнул Теро по плечу. — Тебе всегда удавалось управлять огнем. Как ты это сделал? Волшебник открыл глаза и сделал глубокий вдох.

— У них трюм был полон беншальского огня. Я просто сосредоточился на нем и заставил его взорваться. Дальше все пошло само собой.

Оставив «Коня» добивать врага, «Цирия» двинулась к погибающему «Волку». Карака лежала на боку, и волны мерно колыхали ее. Из щелей разбитого корпуса вырывались клубы жирного дыма.

— Скорее, скорее! — шипел Серегил, вглядываясь в обломки, плавающие вокруг останков «Волка». Алек рядом с ним тоже высматривал уцелевших моряков и солдат, моля богов, чтобы Бека оказалась среди выживших. Когда «Цирия» подошла поближе, темные контуры в воде превратились в тела — некоторые обожженные до неузнаваемости, другие еще живые, пытающиеся удержаться на плаву. Несколько лошадей — совсем немного — с жалобным ржанием плавали кругами рядом с людьми.

— Все шлюпки на воду! — приказал капитан. — Быстрее, пока до них не добрались акулы!

Серегил и Алек кинулись к ближайшей лодке. Как только она с плеском упала на воду, они заняли места на носу, вглядываясь в волны в поисках выживших. Матросы налегли на весла.

— Вон там, справа, человек! — крикнул Алек, показывая, куда грести. Расстояние между лодкой и выбивающимся из сил скаланцем быстро сокращалось, и спасатели были уже футах в десяти от человека, когда из глубины метнулась огромная тень. На какой-то ужасный момент Алек заглянул в обезумевшие глаза обреченного моряка и в бездушные черные глаза акулы. Затем хищник и жертва скрылись в глубине.

— Да помилует нас Создатель! — выдохнул юноша, отшатнувшись от борта.

— Бедный старый Алмин… — прошептал кто-то у него за спиной. Матросы с удвоенной силой налегли на весла.

Оставив мертвых на милость моря, лодка обогнула корму «Волка»; впереди несколько человек цеплялись за сломанную мачту,

— Вон Меркаль! — воскликнул Алек.

Сержант и двое ее солдат поддерживали бесчувственное тело. Алек узнал мокрые рыжие кудри еще до того, как девушку втащили в лодку. Лицо Беки было белее молока, только на правом виске виднелся багровый рубец.

— О Дална, сохрани ей жизнь, — молился Алек, пытаясь нащупать пульс на шее Беки.

— Она жива, — стуча зубами, сказал Серегил. — Но ей нужна помощь, и поскорее.

Другим солдатам тоже пришлось несладко. Илеа тихо и безутешно плакала; сидевшие рядом с ней Зир и Мартен посинели от холода, но ранены как будто не были.

— Ее брат… — объяснил Зир Алеку, обнимая Илеа за плечи. — Он погиб еще до того, как эти ублюдки нас протаранили.

Как себя чувствует капитан? — Солдат обеспокоенно взглянул на Беку.

Серегил, склонившийся над бесчувственным телом, не поднял глаз.

— Еще рано судить.

Вернувшись на «Цирию», Серегил и Алек перенесли Беку в одну из маленьких кают. Из трюма доносились крики и стоны:

там уложили раненых матросов. В душном воздухе стоял запах крови и беншальского огня.

Алек отправился искать корабельного дризида, а Серегил тем временем снял с девушки мокрую одежду. Ему приходилось делать это, когда Бека была ребенком, но теперь она ребенком уже не была. Серегил порадовался тому, что в этот момент рядом не было Алека. Удивляясь собственному смущению, Серегил постарался поскорее закончить и закутать Беку в одеяло. Его взволновала не только недолгая нагота девушки, но и количество шрамов, покрывавших ее белокожее тело.

Подобные вещи никогда раньше его не беспокоили, даже когда дело касалось Алека. Теперь же, сидя на полу рядом с Бекой, Серегил обхватил голову руками, борясь с горем и чувством вины. Он первым после Микама взял Беку на руки, когда она родилась, он носил ее на плечах и вырезал ей из дерева игрушечных лошадок; он же учил девочку ездить верхом и сражаться.

«И добился для нее назначения в гвардию — в результате чего она и лежит сейчас здесь без чувств, покрытая шрамами, окровавленная, — думал он с отчаянием. — Да будет благословенно Пламя за то, что у меня никогда не было собственных детей».

Наконец появился дризид, а следом за ним и Алек с тазом горячей воды.

— Она ударилась головой, когда вражеский корабль протаранил «Волка», — сказал Серегил, следя за действиями дризида.

— Да, да, Алек мне рассказал, — нетерпеливо отмахнулся Лиеус, смывая кровь с раны. — Ушибло ее сильно, ничего не скажешь. Но рана неглубокая, благодарение Создателю. Она скоро придет в себя, хотя голова у нее болеть будет еще долго, и ее скорее всего будет тошнить. Теперь нужно только промыть рану и как следует укутать девушку, и пусть она спит. Ну-ка отправляйтесь отсюда: вы мне только мешаете. — Дризид ткнул пальцем в Серегила. — А твоим плечом я займусь позднее. Стрела в тебя попала?

— Да ерунда все это.

Дризид крякнул и протянул Алеку маленький горшочек.

— Промой ему рану и намажь этим. Я видел, как такие раны начинали гноиться через неделю. Ни к чему терять правую руку такому прекрасному фехтовальщику, верно, благородный Серегил? На палубе Серегил и Алек нашли Клиа, занятую подсчетом потерь. «Конь», разделавшись с пленимарским кораблем, стоял на якоре неподалеку.

— Ты слышал, что сказал дризид, — обратился Алек к другу, передразнивая ворчливый тон целителя. — Покажи-ка мне, что с тобой сделала стрела.

Порезы от колец кольчуги все еще кровоточили, а вокруг расплылся вспухший синяк. Теперь, когда горячка битвы схлынула, Серегил сам удивился, как сильно болит ушиб. Алек помог ему снять кольчугу и начал заниматься раной. Его руки действовали уверенно и нежно.

«Эти же руки не так давно натягивали тетиву лука», — снова испытывая чувство вины, размышлял Серегил. Алек никогда не убивал человека до того, как они повстречались; так бы оно и осталось впредь, продолжай он жизнь охотника и бродяги.

«Жизнь меняется, — подумал Серегил, — и меняет нас».

Легкий вечерний ветерок донес с островов запахи, которых Серегил не ощущал сорок лет: пахло дикой мятой, ореганом, стелющимся кедром, благоуханным вьюнком. Он был на этих островах за несколько месяцев до своего изгнания. Теперь, глядя на лежащую за полоской воды Большую Черепаху, Серегил почти видел молодого себя — прыгающего со скалы на скалу, ныряющего в бухте с друзьями, — глупого эгоистичного мальчишку, еще не представляющего себе, какая бездна боли ждет его впереди.

«Жизнь меняет нас всех».

Клиа, все еще в перепачканном во время сражения зеленом плаще, влезла на крышку люка и оглядела воинов Бракнила и Меркаль, собравшихся на палубе.

— Сколько человек у тебя осталось, сержант Меркаль? — услышал Алек ее вопрос.

— Пять рядовых и капрал, принцесса, — ответила женщина, ничем не показывая своих чувств. Позади нее стояли Зир и остальные — измученные и павшие духом. Никто из них вроде бы не пострадал, только игравший накануне на лютне Уриен прижимал к груди забинтованную руку. — Мы лишились почти всего оружия и лошадей.

— Это восполнимо, в отличие от людей, — сурово сказала Клиа. — А у тебя, Бракнил?

— Никто не погиб, но Орандин и Адис получили сильные ожоги от этого проклятого жидкого огня.

Клиа вздохнула.

— Мы оставим их в Гедре, если кирнари не будут упираться.

Заметив Серегила, Клиа жестом подозвала его.

— Что ты думаешь обо всем этом?

— Что они нас ждали, — ответил Серегил.

— А я-то думала, что мы приняли все предосторожности, — поморщилась Клиа.

«Утечка не обязательно произошла в Скале», — предположил Серегил, но пока решил эту мысль вслух не высказывать.

— Можем мы добраться до Гедре, не пополняя запаса воды? — спросила Клиа капитана.

— Да, принцесса. Но до темноты мы не успеем поставить новый парус, так что вполне хватит времени послать на берег Шлюпку с бочонками для воды.

Клиа устало потерла шею.

— Если эти корабли ждали нас в засаде, им было известно, зачем мы собираемся высаживаться на остров, и еще одна засада может оказаться у источника. Сюрпризов на один день мне хватит. Мы поспешим в Гедре.

Этой ночью никто не спал, да и не разговаривал иначе как шепотом. Хотя только что народившаяся луна светила слабо, все фонари были потушены. Теро стоял на мостике вместе с капитаном и Клиа, готовый воспользоваться магической защитой против любого врага.

Из-под палубы доносились, подобно голосам призраков, стоны раненых. Алек и Серегил по очереди каждый час спускались к Беке. Когда девушка наконец пришла в себя, она чувствовала себя так плохо, что отослала их из каюты.

— Это хороший признак, — сказал Серегил Алеку, уходя с ним вместе на нос корабля. — Через день-другой она поправится.

Друзья уселись на бухту каната у бушприта и стали высматривать впереди огни или паруса вражеских кораблей.

— Ей повезло, что обошлось без ожогов, — сказал Алек, когда до них, заглушая плеск воды, из трюма донесся очередной стон.

Серегил ничего не ответил; в темноте Алек не видел его лица. Наконец он показал на серпик луны, еле заметный над горизонтом.

— По крайней мере луна сегодня на нашей стороне. Большинство ауренфэйе зовут нарождающуюся луну «эбраха рабас» — луна предателя. Там, куда мы направляемся, ее называют «аста нолисна».

— «Черная жемчужина, приносящая счастье», — перевел Алек. — Почему такое название?

Серегил повернулся к нему и невесело улыбнулся.

— Там, откуда я родом, контрабанда — обычный приработок, особенно с тех пор, как порт Гедре закрыли для законной торговли. Виресса далеко от Боктерсы; гораздо удобнее «ловить рыбу» в Гедре. Мой дядя, Акайен-и— Солун, иногда брал нас с сестрами с собой. В такие темные ночи мы выходили на рыбачьей лодке в море, навстречу скаланским торговым судам, спрятав товары под сетями.

— Мне казалось, что ты говорил, будто твой дядя — оружейник.

— Так и есть, только, как он любил говорить, «плохие законы делают хороших проходимцев».

— Так, значит, ты не первая ночная птичка в своей семье. Серегил улыбнулся.

— Выходит, нет, хотя контрабанда, практически считается здесь честным трудом. Гедре когда-то был процветающим торговым городом, но когда лиасидра решила закрыть границы, Гедре начал хиреть, как и Акхенди по другую сторону гор. Для них столетиями торговля с северными соседями была основой существования, так что на посольство Клиа эти кланы должны смотреть с огромной надеждой.

«И ты тоже, тали», — подумал Алек, молча молясь Четверке о ниспослании удачи посольству.

Глава 8. Гедре

На следующее утро Серегил увидел появившийся из тумана порт Гедре, словно знакомый сон, который только что вспомнился. Белые купола сияли в ярком утреннем свете, а за ними бурые холмы, кое-где испещренные зеленью, вздымались как волны к подножию крутых пиков Ашекских гор — Стены Ауренена, родины драконов. Серегил был единственным, кто обратил внимание на руины над городом, похожие на след высохшей пены после отлива.

Дувший с берега ветерок донес запахи свежей весенней травы, дыма, нагретого солнцем камня, курений из храма.

закрыв глаза, Серегил вспоминал другие рассветы, когда он входил в эту гавань на маленькой рыбачьей лодке, нагруженной иноземными товарами. Он почти ощущал на своем плече большую руку дяди, чувствовал исходящий от него запах соли, дыма и пота. Акайен-и-Солун не скупился на похвалы, которых так не хватало мальчику в родительском доме. «Ты здорово торгуешься, Серегил: никак не думал, что удастся получить у этого скряги-торговца такую цену за мои мечи» или «Хорошо управляешься с лодкой, мой мальчик, — со времени нашей последней поездки ты научился определять курс по звездам».

Теперь отца не было в живых, но и прав в этой стране Серегил лишился. Он коснулся выпуклости под простым серым кафтаном — кольца Коррута, которое носил на шнурке на шее. Только они с Алеком знали о кольце; все остальные видели лишь медальон с полумесяцем и языком пламени на тяжелой серебряной цепи — знак высокого ранга в посольстве Клиа. Пусть лучше только это и видят чужаки — чужаки, которые когда-то были его соплеменниками.

Серегил понимал, что за ним наблюдают многие скаланцы, и потому повернулся лицом к берегу, позволяя прохладному ветерку высушить выступившие на глазах слезы. От набережной Гедре навстречу кораблям двинулось множество лодок с встречающими.

Алек смотрел на маленькие суденышки, скользящие по волнам навстречу «Цирии» и ее единственному уцелевшему спутнику — «Коню», и его сердце колотилось от волнения.

Юноша перегнулся через поручни и помахал полуголым гребцам. Их узкие бедра были прикрыты лишь чем-то похожим на короткие килты, независимо от пола и возраста. Ауренфэйе смеялись и махали руками, их длинные темные волосы развевал ветер.

Некоторые солдаты Беки приветствовали их восторженным свистом.

— Клянусь Светом!.. — пробормотал Теро, широко раскрытыми глазами глядя на гибкую загорелую девушку. Она в ответ на приветствие взмахнула рукой, и за левым ухом мага появился благоухающий алый цветок. Другие пассажиры лодок последовали ее примеру, так что множество цветов, материализовавшись из воздуха, украсило скаланских гостей.

— У тебя не возникает желания отказаться от обета безбрачия? — спросил Алек, игриво толкнув Теро в бок. Тот ухмыльнулся.

— Ну, ведь это чисто добровольный обет.

— Так нас еще нигде не встречали, — сказала подошедшая к ним Бека. Благодаря чьим-то чарам на ее начищенном шлеме красовался венок из белых и голубых цветов, а длинная рыжая коса походила на букет. Девушка была все еще бледна, отчего веснушки особенно выделялись на коже, но как только показался берег, заставить ее лежать в каюте не мог уже никто.

Стоявшая на мостике Клиа была взволнована не меньше остальных. Сегодня она была в парадном платье и драгоценностях, как и пристало особе царской крови. Освобожденные из положенной в армии тугой косы каштановые волосы волнами легли ей на плечи. Какой-то оценивший ее красоту ауренфэйе украсил принцессу венком и поясом из диких роз.

Алек тоже надел свой лучший наряд, заколов плащ тяжелой серебряной пряжкой с сапфирами. Клиа, заметив пряжку, улыбнулась: это был ее собственный подарок, тайный жест благодарности за то, что юноша спас ей жизнь.

Оглянувшись, Алек с внезапным уколом вины заметил, что Серегил стоит в одиночестве. Он вертел в длинных пальцах единственный белый цветок, доставшийся ему, и смотрел на снующие вокруг лодки.

Алек подошел к другу и встал рядом, касаясь того плечом. Под прикрытием плаща юноша стиснул руку Серегила: даже после всех месяцев их близости публичные проявления нежности все еще вызывали у него мучительное смущение.

— Не тревожься, тали, — прошептал Серегил. — У меня только приятные воспоминания о Гедре. К тому же кирнари — друг нашей семьи.

— Мне придется заново заучивать, кто ты такой, — вздохнул Алек, проводя пальцем по ладони Серегила и наслаждаясь знакомым ощущением костей, сухожилий и мышц под кожей. — Ты хорошо знаешь этот город?

Тонкие губы Серегила смягчила улыбка. Заткнув белый цветок за ухо, он ответил:

— Раньше знал.

«Цирия» и «Конь», напоминающие двух потрепанных штормом чаек, вошли в гавань и встали на якорь у одного из двух сохранившихся причалов. Нагромождения камней в воде были всем, что осталось от нескольких других.

Алек с благоговением смотрел на собравшуюся на набережной толпу. Он никогда еще не видел так много ауренфэйе в одном месте, и издали все они казались удивительно похожими друг на друга, несмотря на то, что количество одежды на разных представителях этого общества весьма различалось. Такие же, как у Серегила, темные волосы, светлые глаза, тонкие черты. Лица не были одинаковыми, конечно, но сильное сходство опасно тем, обеспокоенно подумал Алек, что будешь путать разных людей.

Большинство ауренфэйе носили простые туники и рейтузы; различия заключались главным образом в ярких — красных и желтых — сенгаи. За время путешествия Серегил потратил немало сил на то, чтобы научить скаланцев различать особенности головных уборов, но Алек теперь впервые видел эти изящные тюрбаны своими глазами; они придавали всей сцене красочный, экзотический оттенок.

С более близкого расстояния, однако, юноша начал замечать различия: среди темноволосых попадались все же рыжие и светлые головы; у какого— то мужчины на щеке оказалась большая шишка; сквозь толпу пробирался хромой ребенок; в сторонке стояла женщина-горбунья. И все же все они были ауренфэйе и, на взгляд Алека, прекрасны.

«Любой из них может оказаться моим родичем», — с изумлением подумал юноша: он только теперь начал в полной мере осознавать это. Лица, на которые он смотрел сейчас, гораздо больше напоминали его собственное, чем те, которые окружали его в Керри.

«Цирия» подошла вплотную к причалу, и толпа подалась назад, когда скаланские матросы стали устанавливать сходни для Клиа. Следуя в числе прочих за принцессой, Алек заметил бородатого старика в скаланских одеждах, который вместе с несколькими важными ауренфэйе ждал на берегу.

— Это благородный Торсин? — спросил он Серегила, показывая на старика. Алек несколько раз встречался в Римини с племянницей посла, приятельницей благородного Серегила, но самого Торсина видел лишь издали на каком-то празднестве.

— Да, — ответил Серегил, глядя из-под руки на встречающих. — Старик выглядит больным. Интересно, знает ли об этом Клиа?

Алек вытянул шею, чтобы получше разглядеть Торсина, когда скаланцы и ауренфэйе встретились на набережной. Лицо посла покрывала нездоровая бледность, глаза под седыми бровями ввалились, кожа висела складками, как если бы старик быстро и сильно исхудал. Однако даже несмотря на это, Торсин производил внушительное впечатление своим суровым достоинством. Под простой бархатной шляпой его коротко стриженные волосы были белы как снег, а глубокие морщины на длинном лице появились, казалось, под грузом прожитых лет. Когда же Торсин приблизился к Клиа, суровое выражение сменилось такой неожиданно теплой улыбкой, что Алек немедленно начал испытывать расположение к старику.

Члены делегации Ауренена выделялись из соплеменников своими торжественно белыми тонкими туниками. Впереди всех стояли кирнари Гедре, высокий мужчина с седыми прядями в черных волосах, и молодая белокурая женщина в коричнево-зеленом сенгаи клана Акхенди. Из них двоих она носила больше драгоценностей, что говорило о ее более высоком статусе; ограненные камни в тяжелой золотой оправе сверкали на пальцах, запястьях, шее.

Мужчина заговорил первым.

— Добро пожаловать в фейдаст моего клана, Клиа-а-Идрилейн Элестера Клиа из Римини, — сказал он, пожимая руку Клиа. — Я Риагил-и-Молан, кирнари Гедре. Торсин-и-Ксандус только и говорит о твоей доблести и достоинствах с тех пор, как вчера прибыл в наш город, и я вижу, что он, как всегда, нисколько не преувеличил.

Сняв с каждого запястья по тяжелому серебряному браслету, кирнари преподнес их Клиа. Среди ауренфэйе, как знал Алек из рассказов Серегила, считалось почетным сделать ценный подарок гостю с таким видом, словно это пустяк.

Клиа с улыбкой надела браслеты.

— Благодарю тебя за радушный прием, Риагил-и-Молан Урас Иллиен из Гедре, и за твою великую щедрость.

Следующей к принцессе подошла женщина и протянула ей ожерелье из резного нефрита.

— Я Амали-а-Яссара, жена Райша-и-Арлисандина, кирнари клана Акхенди. Мой супруг находится в Сарикали вместе с другими членами лиасидра. Мне выпало огромное удовольствие приветствовать тебя в Ауренене и быть твоей спутницей в дальнейшем путешествии.

— Какая прелесть! — Клиа надела ожерелье. — Благодарю тебя за щедрый дар. Позволь представить тебе моих советников.

Клиа называла своих спутников, без запинок произнося длинные перечисления имен предков каждого. Ауренфэйе вежливо приветствовали скаланцев, пока очередь не дошла до Серегила.

Улыбка Амали-а-Яссара исчезла. Она не позволила себе прямого оскорбления, но посмотрела на него как на пустое место и быстро прошла мимо. Серегил притворился, что ничего не заметил, но Алек видел, как его глаза на мгновение стали жесткими и пустыми: изгнанник не хотел показать, какую боль испытывает.

Кирнари Гедре долго смотрел на Серегила и наконец сказал:

— Ты сильно изменился. Я бы тебя не узнал. Алек напрягся: это вовсе не было дружеским приветствием. Серегил поклонился, не выказывая ни удивления, ни разочарования.

— Я хорошо помню твою доброту, кирнари. Позволь мне представить своего тали, Алека-и-Амаса.

Женщина из клана Акхенди все еще держалась на расстоянии, но Риагил стиснул руку Алека с явным удовольствием.

— Добро пожаловать, Алек-и-Амаса! Ты ведь тот самый хазадриэлфэйе, о котором нам рассказывала Адриэль-а-Иллия, когда вернулась из Скалы!

— Наполовину, господин, с материнской стороны, — с трудом выдавил Алек, все еще потрясенный тем, как ауренфэйе отнеслись к Серегилу. К тому же он никак не ожидал, что кто-нибудь здесь знает о нем и уж тем более встретит с радостью.

— Сегодня — вдвойне радостный для нас день, друг мой, — сказал Риагил, ласково похлопав его по плечу. — Ты убедишься, что клан Гедре тепло примет яшела.

Кирнари двинулся дальше, знакомясь с остальной свитой Клиа, а Алек наклонился к Серегилу и шепотом спросил:

— Кто такой яшел?

— Вежливое название полукровки. Есть и другие. Клан Гедре больше всех в Ауренене заключал браки с чужеземцами. Видишь ту белокурую женщину? Или парня около лодок с черными глазами и темной кожей? Это все яшелы, потомки дравниан, зенгати, скаланцев — со всеми этими народами Гедре ведет торговлю.

— Известие о твоем прибытии уже отправлено в Сарикали, Клиа-а— Идрилейн, — объявил Риагил, когда представления были закончены. — Сегодня вы

— мои гости, а завтра мы отправимся в путь. Дом клана расположен в холмах, совсем недалеко.

Пока аристократы обменивались приветствиями, Бека распоряжалась выгрузкой уцелевших воинов и их коней.

Декурии Рилина повезло больше, чем остальным, несмотря на участие в сражении. Бека с облегчением обнаружила, что все солдаты живы и ни один серьезно не ранен. Лица тех, кто плыл на несчастном «Волке», были мрачны: в живых осталось меньше половины декурии Меркаль.

— Потроха Билайри, капитан, с тех пор, как мы причалили, я ни одного понятного слова не услышал, — нервно оглядывая толпу, пробормотал капрал Никидес. — Я хочу сказать, как мы поймем, вызывают ли нас на поединок или просто предлагают чашку чая?

Прежде чем Бека успела ответить, сзади раздался низкий насмешливый голос:

— В Ауренене, чтобы заварить чай, не пользуются оружием. Я уверен, что ты скоро начнешь улавливать разницу.

Обернувшись, Бека увидела темноволосого мужчину в простой коричневой тунике и хорошо послуживших хозяину сапогах для верховой езды. Его густые волосы прикрывал черно-белый сенгаи, а по выправке Бека сочла его солдатом.

«Он так же красив, как и дядюшка Серегил», — подумала Бека.

Человек оказался выше Серегила и, пожалуй, старше, но такой же жилистый. Скулы на загорелом лице были шире, делая его более угловатым. Незнакомец встретил вопросительный взгляд Беки обезоруживающей улыбкой. Его глаза, как по непонятной ей самой причине отметила девушка, имели особенно чистый янтарный оттенок.

— Приветствую тебя, капитан. Я Ниал-и-Некаи Беритис Нагил из клана Рабази, — представился он, и что-то в мягком тембре его голоса заставило сердце Беки затрепетать.

— Бека-а-Кари Таллия Греланда из Уотермида, — ответила девушка и протянула руку, словно знакомство происходило в одном из салонов Римини. Теплое прикосновение мозолистой ладони Ниала показалось ей странно знакомым.

— Лиасидра назначила меня вашим переводчиком, — объяснил тот. — Я правильно понял, что большинство твоих людей не знает нашего языка?

— Думаю, что сержант Меркаль и я общими усилиями справились бы. — Бека почувствовала, что вот-вот смущенно улыбнется, и быстро подавила такое желание. — Пожалуйста, передай лиасидра мою благодарность. С кем я могла бы поговорить о покупке лошадей и оружия? По дороге сюда у нас случилась неприятность.

— Конечно, я тебе помогу! Ведь не годится же эскорту принцессы Клиа въезжать в Сарикали, сидя на конях по двое! — Он заговорщицки подмигнул Беке, отошел к группе ауренфэйе и что-то быстро сказал на собственном языке.

Бека мгновение смотрела ему вслед, зачарованная тем, как движутся его плечи и бедра под свободной туникой. Обернувшись, она заметила, что Меркаль и некоторые из солдат тоже не сводят глаз с нового знакомого.

— Ну и хорош длинноногий красавчик! — восхищенно сказала Меркаль.

— Сержант, проследи за тем, чтобы люди и кони были готовы в дорогу, — бросила Бека более резко, чем собиралась.

Ниал не обманул. Хотя многие солдаты из декурии Меркаль не получили еще приличного оружия, к дому кирнари они отправились на конях, каждый из которых стоил половины годового жалованья.

Знаменитый черный жеребец Клиа хорошо перенес дорогу и теперь гордо танцевал во главе процессии, встряхивая белой гривой.

— Этот конь из Силмаи, — заметил Ниал, ехавший рядом с Бекой. — Грива белая, как лунный свет, — подарок Ауры. Нигде больше в Ауренене не рождаются такие лошади.

— Принцесса на нем сражалась не в одной битве, — ответила Бека. — Клиа любит своего коня, как некоторые женщины любят мужа.

— Это заметно. Да и ты тоже — обращаешься с ауренфэйским скакуном, как будто ездишь на таких с рождения.

Легкий певучий акцент Ниала снова почему-то заставил Беку задрожать.

— В табуне моей семьи в Уотермиде есть ауренфэйские лошади, — объяснила Бека. — Я научилась ездить верхом раньше, чем ходить.

— Поэтому ты и служишь в кавалерии?

— Ты тоже солдат? — Одежда Ниала ничем не напоминала военную форму, но в его поведении проглядывала привычка командовать.

— Когда необходимо. Это относится ко всем мужчинам моего клана.

Бека подняла бровь.

— Я не видела среди почетного караула ни одной женщины. У вас женщинам не разрешают вступать в армию?

— Не разрешают? — Ниал задумался. — Разрешения не требуется. Большинство просто не интересуется этим. У них другие дарования. — Он помолчал и продолжал, понизив голос: — Если позволишь сказать откровенно, никогда не думал, что в скаланской армии служат такие красотки.

В обычных обстоятельствах Бека фыркнула бы, услышав подобное заявление, но Ниал говорил с такой искренностью и доброжелательством, что его слова прозвучали необидно.

— Э-э… спасибо. — Стремясь сменить тему, Бека огляделась. Вдоль улицы, по которой они ехали, выстроились белые дома с низкими куполами на крышах, напоминающие, подумалось девушке, куски мыла с пузырьками пены. Все они были двухэтажными и ничем не украшенными, кроме плит темного зеленоватого камня, вделанного в стену над дверью.

— Что это такое? — поинтересовалась Бека.

— Священные камни из Сарикали — талисманы, защищающие живущих в домах. Неужели никто до сих пор не говорил тебе о том, что ты — красавица?

На этот раз Бека взглянула ему в лицо, сурово поджав губы.

— Только моя мать. Для меня это не имеет особого значения.

— Прости меня, я не хотел тебя обидеть. — Ниал удивленно широко раскрыл глаза, и косой луч солнца, упавший на его лицо, так осветил радужки, что Беке вспомнились опавшие листья на дне чистого лесного озера. — Я знаю ваш язык, но не ваши обычаи. Может быть, мы сможем просветить друг друга.

— Может быть, — ответила Бека и порадовалась тому, что голос не выдал, как взволнованно заколотилось ее сердце.

Всадники клана Гедре — почетный караул — окружили Клиа и остальных скаланцев, и кавалькада двинулась из города в холмы, мимо ферм, виноградников, тенистых рощ. По обочинам дороги среди жесткой сероватой травы росли душистые фиолетовые и красные цветы.

Алек вместе с Серегилом и Теро ехал среди советников позади Торсина. Приятно было вновь оказаться в седле, на Обгоняющем Ветер, после всех дней, проведенных в море. Лоснящийся ауренфэйский конь вскидывал голову и принюхивался к ветерку, словно узнавая родные запахи. Так же вела себя и вороная кобыла Серегила, Цинрил. Алек заметил восхищенные взгляды, которые бросали встречающие на обоих коней, и хотя юноша редко интересовался такими вещами, сейчас он порадовался возможности произвести впечатление.

— Кто этот парень из клана Рабази, интересно? — пробормотал он, кивая в сторону переводчика, ехавшего рядом с Бекой во главе колонны солдат. Алек обратил внимание на красивое лицо и теперь хотел рассмотреть незнакомца получше.

— Ну, пока можно сказать только одно: он забрался далеко от своих родных мест, — ответил Серегил, который тоже обратил внимание на нового спутника. — Он вроде произвел впечатление на Беку, тебе не кажется?

— Да нет. — Рабазиец явно пытался завязать разговор, но Бека в основном отвечала ему сдержанными кивками. Серегил тихо рассмеялся.

— Вот погоди, еще увидишь.

Далеко впереди покрытые снегом горы сияли на фоне чистой синевы весеннего неба. Этот вид неожиданно вызвал у Алека приступ тоски по родине.

— Ашекские горы очень похожи на Железные в окрестностях Керри. Интересно, не думали ли об этом хазадриэлфэйе, когда впервые увидели перевал Дохлого Ворона?

Серегил откинул с лица взлохмаченную ветром прядь волос.

— Может быть, и думали.

— Почему народ хазадриэл покинул Ауренен? — спросил сержант Рилин, ехавший слева от Серегила. — Пусть это и самая засушливая часть страны, все равно здесь лучше, чем к северу от -Кротовой Норы.

— Я мало что знаю об этом, — ответил Серегил. — Все-таки прошло больше двух тысяч лет, а это много даже для ауренфэйе.

Незнакомец из клана Рабази отъехал от отряда солдат и оказался рядом.

— Простите за вмешательство, но я случайно услышал ваш разговор, — сказал он по-скалански. — Ты интересуешься хазадриэлфэйе, Серегил-и— Корит?

— Он смущенно запнулся. — Серегил из Римини, хотел я сказать.

— Мы с тобой не в равном положении, рабазисц, — ответил Серегил с неожиданной холодностью, заставившей Алека насторожиться. — Ты знаешь имя, которого меня лишили, но мне неизвестно, как зовут тебя.

— Я Ниал-и-Некаи Беритис Нагил из Рабази, переводчик при кавалеристах принцессы Клиа. Пожалуйста, прости мою оплошность. Капитан Бека-а— Кари так хвалила тебя, что мне захотелось познакомиться.

Серегил слегка поклонился, но Алек видел, что тот по-прежнему насторожен.

— Должно быть, ты много путешествовал. Я слышу акценты многих портов в твоей речи.

— Как и я — в твоей, — ответил Ниал с обезоруживающей улыбкой. — Аура даровал мне чуткое к языкам ухо и непоседливый характер, так что большую часть жизни я — проводник и переводчик. И я очень горжусь тем, что лиасидра сочла меня достойным теперешнего назначения.

Алек с интересом смотрел на красивого незнакомца. Из разговоров с Серегилом и Клиа он знал, что клан Рабази очень выиграет, если границы вновь откроют, но в то же время его сдерживают тесные связи с северными соседями, Вирессой и Голинилом, которые противятся отмене Эдикта об отделении. Пока что кирнари Рабази, Мориэль-а-Мориэль, открыто не поддержала ни одну из сторон.

Юноша не сразу заметил, что Ниал тоже присматривается к нему.

— Ты же ведь не скаланец, верно? — обратился тот к юноше. — Ни внешность, ни выговор… Ах вот в чем дело, я понял! Ты хазадриэлфэйе! Из какого ты клана?

— Я вырос вдали от своего народа и до недавнего времени даже не знал, что я — хазадриэлфэйе, — сказал ему Алек, гадая, как часто теперь ему придется объяснять все это. — Здесь кровные связи, похоже, имеют большое значение. Ты знаешь что-нибудь насчет хазадриэлфэйе?

— Конечно, знаю. Моя бабка много раз рассказывала мне их историю. Она из клана Хаман, откуда происходят и многие из тех, кто покинул Ауренен.

Серегил поднял бровь.

— Так ты в родстве с кланом Хаман? Ниал усмехнулся.

— Я из непоседливой семьи. Мы в родстве с половиной кланов Ауренена. Говорят, это сделало нас более выносливыми. Но знаешь, Серегил, даже несмотря на бабку из клана Хаман, я ничего против тебя не имею.

— Как и я против тебя, — явно не очень искренне ответил Серегил. — Прости, у меня дело.

Не дожидаясь ответа, он повернул коня и поскакал в конец колонны.

— Он еще не свыкся с тем, что вернулся, — извинился за друга Алек. — Мне очень хотелось бы поговорить с тобой про хазадриэлфэйе. Может быть, завтра?

— Прекрасно — это поможет нам скоротать время в долгой дороге, — с изящным поклоном Ниал присоединился к конникам Беки.

Алек придержал коня, чтобы дождаться Серегила.

— В чем дело? — спросил он тихо.

— За этим типом стоит присматривать, — пробормотал Серегил.

— Потому что он в родстве с кланом Хаман?

— Нет, потому что он подслушал наш разговор с расстояния в двадцать футов, несмотря на весь шум.

Оглянувшись через плечо, Алек увидел, что переводчик весело болтает с Бекой и ее сержантами.

— Как ему это удалось?

— Как-то удалось. — Понизив голос, Серегил сказал по-скалански: — Наши долгие каникулы кончились. Пора вспомнить о том, что мы… — Подняв левую руку, он быстро скрестил большой и безымянный пальцы. Алек ощутил словно дуновение ледяного ветра: на языке знаков это означало «наблюдатели». Впервые со дня смерти Нисандера Серегил прибег к нему.

Дом клана, о котором говорил Риагил, больше походил на обнесенную стенами деревню. Белые увитые виноградом стены окружали лабиринт двориков, садов, зданий, украшенных изображениями морских животных и рыб. Цветущие деревья и кусты наполняли воздух густым ароматом, мешающимся с чистым запахом воды.

— Как здесь красиво! — воскликнул Алек, хотя это и близко не передавало впечатления, которое на него произвел вид. За все свои путешествия он ни разу еще не видел настолько привлекательного жилища.

— Дом кирнари — главный очаг в фейдасте, — сказал Серегил, явно очень довольный реакцией Алека. — Видел бы ты Боктерсу!

«Клянусь Четверкой, очень надеюсь, что когда-нибудь мы оба увидим твой родной дом», — подумал Алек.

Всадники-ауренфэйе, составлявшие почетный эскорт, остались во дворе, а Риагил в сопровождении гостей направился к большому зданию со многими куполами. У входа он спешился и поклонился Клиа.

— Добро пожаловать в мой дом, достопочтенная госпожа. Мы сделаем все, чтобы тебе и твоим спутникам было удобно.

— Позволь мне выразить глубочайшую благодарность, — ответила Клиа.

Риагил и его жена, Ихали, провели скаланцев по прохладным выложенным плиткой коридорам к предназначенным для них комнатам, выходящим во внутренний двор.

— Смотрите! — со смехом воскликнул Алек, заметив пару маленьких коричневых сов на ветке одного из деревьев. — Говорят, совы — посланцы Иллиора… то есть Ауры. Здесь тоже в это верят?

— Мы не считаем их посланцами Ауры, но все же почитаем и видим в их появлении доброе предзнаменование, — ответил Риагил. — Может быть, потому, что они единственные из хищных птиц, которые не трогают молодняка драконов, истинных посланцев Ауры.

Алеку и Серегилу отвели маленькую комнату с побеленными стенами; она находилась в самом конце ряда покоев, предназначенных для гостей. В стенах оказалось множество почерневших от копоти ниш для ламп, мебель из светлого дерева без всяких украшений отличалась простотой и элегантностью. Алеку после тесноты корабельной палубы особенно приятно было видеть постель — широкое ложе с занавесями из многих слоев прозрачной ткани, которую Серегил назвал газом. Оглядевшись, Алек почувствовал, как в нем просыпаются желания, которые приходилось сдерживать во время морского путешествия, и пожалел о том, что они проведут здесь всего одну ночь.

— Для тебя и твоих женщин приготовлены ванны, — сказала Ихали Клиа. — Я пришлю служанку проводить вас туда. Риагил бросил на Серегила холодный взгляд.

— Мужчины могут воспользоваться голубым залом. Ты, я уверен, помнишь дорогу. — Серегил кивнул, и на сей раз Алек не усомнился в выражении серых глаз друга — в них была печаль. Если кирнари и заметил это, он не подал вида. — После того как вы освежитесь, слуги проводят вас на пир. Благородный Торсини-Ксандус, ты пойдешь со мной?

— Пожалуй, я задержусь здесь, — ответил старик. — Как выяснилось, я знаком не со всеми членами нашего посольства.

Когда кирнари и его супруга ушли, Торсин обратился к Алеку — впервые со времени прибытия посольства в Ауренен:

— Я не раз слышал о том, что ты спас жизнь Клиа, Алек-иАмаса. Моя племянница, Мелессандра, очень тебя хвалила. Я считаю за честь познакомиться с тобой.

— А я — с тобой, благородный господин. — Алеку удалось сохранить равнодушное выражение лица, пожимая старику руку. Проведя всю жизнь в полной безвестности, он еще не привык к тому, что стал знаменит.

— Я вскоре присоединюсь к вам, — сказал Торсин, — а теперь простите меня, мне нужно отдохнуть, — и он вошел в свою комнату.

— Пошли, — сказал Серегил Алеку и Теро. — Думаю, вам понравится. Я уж точно собираюсь насладиться ванной.

Пройдя через полный цветов дворик, друзья вошли в сводчатое помещение с голубыми стенами, украшенными такими же изображениями морских обитателей, какие Алек видел на внешних стенах. В высоко расположенные окна лился солнечный свет, отражаясь от поверхности воды в небольшом бассейне. Четверо служителей с улыбками подошли, бормоча приветствия, и помогли гостям раздеться.

— Ауренфэйе не могли не сделать из омовения обряда гостеприимства, — заметил Алек, стараясь скрыть смущение, вызванное подобной услужливостью.

— Ну ведь не годится же говорить гостям, что от них воняет, — ухмыльнулся Серегил.

До их встречи Алек считал, что мыться следует только в случае необходимости, да и то в летнюю жару. Ежедневные омовения представлялись ему чем-то абсурдным и к тому же небезопасным; только поселившись в Римини, сумел юноша оценить прелесть полной горячей воды ванны — мраморной, а не деревянной, оставляющей занозы. Впрочем, даже тогда он смотрел на приверженность Серегила подобным усладам тела как на простительное чудачество, хотя тот и объяснил ему, что это неотъемлемая часть образа жизни ауренфэйе и основа гостеприимства в его родной стране.

Теперь, наконец, Алеку представилась возможность увидеть все своими глазами — хоть и в несколько измененном варианте:

отдельные бассейны для мужчин и женщин были уступкой скаланским обычаям. Алек порадовался этому: он не мог себе представить, как выдержал бы совместное с Клиа купание.

Горячая вода по глиняным трубам поступала в бассейн откуда-то снаружи, теплый воздух наполнял аромат благовонных трав.

Отдав одежду служителю, Алек следом за остальными спустился в бассейн. Ощущение было восхитительным, особенно после стольких дней, проведенных в море; мускулы Алека расслабились, ласковая вода смывала усталость и ушибы, полученные во время долгого пути. Юноша рассеянно следил за тем, как отраженные водой солнечные лучи танцуют по потолку.

— Клянусь светом, как же мне этого не хватало! — вздохнул Серегил, положив голову на бортик и лениво потягиваясь.

Теро, прищурившись, рассматривал след удара стрелы у него на плече. Плоть в этом месте все еще была воспаленной, и огромный лиловый синяк растекся по светлой коже, почти доходя до маленького полустершегося круглого шрама на груди.

— Я и не подозревал, что тебе так досталось, — сказал маг. Серегил безразлично пожал плечами.

— Теперь уже ничего особо не чувствуется, только выглядит ужасно.

После того как гости как следует вымылись, служители уложили их на толстые подстилки на полу и принялись массировать с ног до головы, втирая ароматические масла и разминая каждый мускул и сустав. Тот, который занимался Серегилом, особенно много внимания уделил его пострадавшему плечу и был вознагражден за старания довольным кряхтением.

Алек из всех сил старался не напрягаться, когда умелые руки добрались до тех частей его тела, касаться которых до сих пор он не позволял никому, кроме Серегила. Остальные, даже Теро, казалось, не возражали против подобных манипуляций.

«Принимай все, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен», — напомнил себе Алек о любимом высказывании Серегила, пытаясь руководствоваться этой удобной философией.

Массаж еще не был закончен, когда к Серегилу, Алеку и Теро присоединился Торсин; старик медленно опустился в кресло.

— Как вам нравится гостеприимство нашего хозяина? — спросил он с улыбкой Алека и Теро. — Мы, скаланцы, можем считать Себя культурным народом, но ауренфэйе по этой части нас затмевают.

— Надеюсь, то же самое будет везде, где нам предстоит останавливаться,

— удовлетворенно пробормотал молодой маг.

— О да, — заверил его Торсин. — И для хозяина, и для гостя было бы ужасным позором пренебречь этими удобствами. Алек застонал.

— Ты хочешь сказать, что если я не вымоюсь или буду есть не той вилкой, это вызовет скандал?

— Нет, но ты навлечешь бесчестье на себя и на принцессу, — ответил Торсин. — Обычаи, которым подчиняются наши хозяева, еще более строги. Если гостю причиняется зло, пятно позора ложится на весь клан.

Алек насторожился: нельзя было не понять, что Торсин завуалированно напомнил о прошлом Серегила.

Серегил приподнялся, опираясь на локоть, и взглянул в лицо старику.

— Я знаю, ты не хотел, чтобы я появился здесь. — Его голос оставался ровным и спокойным, но кулаки были стиснуты так, что пальцы побелели. — Я не менее тебя осознаю все сложности, которые сопряжены с моим участием в посольстве.

Торсин покачал головой.

— Вот в этом я не уверен. Риагил был твоим другом, и все же нельзя усомниться в том, какой прием он тебе оказал. — Посол внезапно умолк, закашлялся и прижал к губам платок. Приступ длился несколько секунд; лоб старика покрылся испариной. — Прости меня. Мои легкие уже не те, — наконец выдавил он, пряча платок в рукав. — Как я уже сказал, даже Риагил не смог заставить себя приветствовать твое возвращение. Благородная Амали и вовсе не пожелала произнести твое имя, хоть и поддерживает то, ради чего прибыла сюда Клиа. Если уж наши союзники не могут вынести твоего присутствия, то что же говорить о противниках? Если бы это зависело от меня, я немедленно отправил тебя обратно в Скалу, чтобы не подвергать опасности ту цель, ради которой нас послала царица.

— Я буду иметь это в виду, благородный господин, — ответил Серегил с тем же напускным спокойствием, которое так обеспокоило Алека. Поднявшись с подстилки, Серегил завернулся в простыню и вышел из помещения, не оглядываясь.

Алек не дал воли собственному гневу и последовал за другом, оставив Теро разбираться с послом. Юноша догнал Серегила во дворе и положил руку ему на плечо, пытаясь остановить; тот, не замедляя шага, стряхнул его руку.

Вернувшись в свою комнату, Серегил натянул замшевые штаны и стал вытирать волосы.

— Поторопись и оденься понаряднее, мой яшел, — сказал он; полотенце все еще скрывало его лицо.

Алек пересек комнату, схватил Серегила за руку и отвел в сторону полотенце. Серегил взглянул на него сквозь спутанные волосы; глаза его сверкали холодной яростью. Снова резко вырвав руку, он схватил расческу и с такой силой провел ею по волосам, что вырвал несколько прядей.

— Ну-ка отдай, пока ты себя не поранил! — Алек усадил друга в кресло, отобрал у него расческу, осторожно распутал волосы и начал ритмично расчесывать их, словно успокаивая нервного коня. От Серегила исходили жаркие волны гнева, но Алек не обращал на это внимания, зная, что ярость друга обращена не на него.

— Ты думаешь, Торсин в самом деле хотел…

— Именно этого он и хотел, — бросил Серегил. — Сказать такое, да еще в присутствии служителей! Как будто нужно мне напоминать, почему в собственной стране я лишен имени!

Алек отложил расческу и прижал к груди влажную голову друга, поглаживая его впалые щеки.

— Это ведь не имеет значения. Ты здесь потому, что таково желание Идрилейн и Адриэль. Дай остальным время привыкнуть. Ты четыре десятка лет был здесь просто легендой. Покажи им, каким ты стал.

Серегил накрыл руки Алека собственными, потом встал и обнял юношу.

— Ах, тали, — пробормотал он, — что бы я делал без тебя!

— О моей поддержке тебе никогда не придется беспокоиться, — пообещал Алек. — А теперь нам, нужно подготовиться к пиру. Стань снова благородным Серегилом! Пусть твое обаяние разрушит планы врагов. Серегил горько рассмеялся.

— Что ж, хорошо. Я стану благородным Серегилом, а если им этого окажется мало, я ведь еще и тали знаменитого хазадриэлфэйе, не так ли? Подобно луне, я буду висеть рядом с тобой всю ночь и отражать своей темной поверхностью твое сияние.

— Следи за собой, — предостерег его Алек. — Я хочу, чтобы, когда мы вернемся в свою комнату, ты был в хорошем настроении. — Он поцеловал Серегила в губы, чтобы подчеркнуть сказанное, и порадовался, ощутив, как напряженные губы друга дрогнули и ответили на ласку.

«Иллиор, даруй прощение ворам и безумцам! Позволь нам без потерь пережить сегодняшний вечер!» — подумал юноша.

Торсин не вышел из своей комнаты, когда явилась молодая женщина, чтобы проводить гостей на пир. Алек заметил, что Теро приложил максимум усилий, чтобы произвести впечатление: его темно-синяя мантия была расшита серебром, а хрустальная палочка, которой маг воспользовался на «Цирии», оказалась заткнута за пояс, украшенный золотой пряжкой. Как и Алек с Серегилом, Теро надел медальон с языком пламени и полумесяцем — знак принадлежности к посольству Клиа.

Пиршество должно было состояться в просторном дворе в центре резиденции клана. Под широко раскинувшимися ветвями деревьев, украшенными множеством фонариков, ломились от угощения длинные столы.

Оглядев собравшихся, Алек с облегчением решил, что клан Гедре не так уж привержен церемониям: во дворе болтали и смеялись люди всех возрастов. В северных землях, где он вырос, ауренфэйе были сказочными существами, магами, перед которыми все трепетали. Теперь же, оказавшись на собрании целого клана ауренфэйе, Алек чувствовал себя так же легко, как в Уотермиде во время вечерней трапезы.

Заметив у дальнего стола Беку, Алек с надеждой взглянул на Серегила, но их провожатая указала им на места за столом кирнари под самым большим деревом. Клиа и Торсин сидели справа от Риагила, Амали-а-Яссара — слева. Алек почувствовал разочарование, обнаружив, что его поместили далеко от остальных, между двумя внуками Риагила.

Однако, к его облегчению, блюда оказались знакомыми, а этикет не таким сложным, как тот, от которого он страдал на приемах в Скале.

Вареная рыба, сочная оленина, паштеты с сыром, овощами, специями были поданы с хлебцами, выпеченными в форме разных фантастических животных. Затем последовали жареные овощи, орехи и несколько сортов аурененских оливок. Заботливые слуги постоянно наполняли кубки ароматным напитком, которые соседи Алека по столу называли рассосом.

Никаких специальных развлечений не предусматривалось; просто иногда гости, встав на скамью, начинали петь или показывать красочные магические фокусы. По мере того как время шло и возлияния оказывали свое действие, эти экспромты становились все более частыми и шумными.

Алек оказался слишком далеко от остальных, чтобы принимать участие в их беседе, и с завистью поглядывал на стол, за которым сидела Бека. Воины из турмы Ургажи явно нашли общий язык с ауренфэйе из почетного эскорта, а переводчик Ниал и Бека весело шутили друг с другом.

Серегил тоже, по-видимому, не терял времени даром. Амали все еще игнорировала его, но он оживленно разговаривал с несколькими другими ауренфэйе. Поймав взгляд Алека, он весело помахал ему, словно говоря: «Будь мил и очаровывай соседей».

Алек повернулся к молодым ауренфэйе, сидевшим с ним рядом.

— Ты и в самом деле ничего не знаешь о своих родичах? — спросил его мальчик, Миал, и принялся дотошно расспрашивать . юношу о его семье. — И ты совсем не владеешь магией?

— Серегил показал мне прием, который успокаивает собак, — ответил Алек, делая соответствующий жест левой рукой. — Но им все и ограничивается.

— Это все умеют! — фыркнула девочка, Макия, которой, на взгляд Алека, было лет четырнадцать.

— Ну, все-таки без магии здесь не обошлось, — возразил ее брат, хотя у Алека возникло подозрение, что тот говорит так только из вежливости.

— Я всегда считал, что это просто фокус, — признался Алек. — Никто из магов, которых я знаю, не обнаружил во мне настоящих способностей к магии.

— Ну, они же тирфэйе, — снова фыркнула Макия. — Вот посмотри. — Сосредоточенно нахмурив брови, она уставилась в собственную тарелку. Три косточки от оливок медленно поднялись в воздух и на мгновение повисли перед девочкой, потом упали и покатились по столу. — А мне всего двадцать два!

— Двадцать два? — Алек удивленно взглянул на Миала. — А тебе?

Юный ауренфэйе усмехнулся.

— Тридцать. А сколько тебе?

— Почти девятнадцать, — ответил Алек, внезапно почувствовав смущение.

Миал вытаращил на него глаза, потом кивнул.

— С некоторыми нашими родичами-полукровками то же самое: вы сначала взрослеете гораздо быстрее. Только знаешь что тебе лучше помалкивать о своем возрасте, когда вы пересечете горы. Кланы, которые не заключают браков с чужеземцами, не так хорошо разбираются в этих вещах, как мы. А твоему тали новый скандал совсем ни к чему.

Алек почувствовал, что краснеет.

— Спасибо. Я учту.

— Ты должен давать принцессе Клиа советы в том, что касается западных кланов, верно? — впервые обратилась прямо к Серегилу Амали-а-Яссара.

Серегил поднял глаза и обнаружил, что женщина холодно и бесцеремонно разглядывает его.

— Я надеюсь быть полезным обеим нашим странам.

— Не думаешь ли ты, что желание царицы включить тебя в посольство частично объясняется надеждой на то, что твое присутствие вызовет в определенных кругах реакцию, благоприятную для Скалы?

Клиа улыбнулась Серегилу поверх своего кубка: среди ауренфэйе откровенность в разговоре считалась признаком доброжелательства. Однако для Серегила после всех проведенных в Римини лет, полных дворцовых интриг, такой стиль был еще непривычен.

— Подобная мысль мне приходила, — ответил Серегил Амали и выразительно добавил: — С другой стороны, поскольку благородный Торсин возражал против моего участия именно на этом основании, сомневаюсь, чтобы все было действительно так.

— Какие бы ошибки в юности ни совершил Серегил, — спокойно заметила Клиа, — могу заверить тебя, что он — человек чести. — Серегил опустил глаза и не отрывал взгляд от своей тарелки, пока Клиа не договорила: — Я знаю его всю жизнь, а моей матери он оказал неоценимые услуги. Ты, несомненно, слышала, что это они с Алеком нашли останки Коррута-и-Гламиена, когда раскрыли заговор против скаланского царствующего дома. Уверена, что объяснять, какое значение это имеет для отношений наших двух стран, нет необходимости. Если бы не Серегил, я, возможно, не сидела бы здесь с вами теперь и ни один скаланский корабль не бросил бы якорь снова в вашей гавани.

Риагил приветственно поднял кубок.

— Я начинаю понимать, почему твоя мать поручила эту миссию именно тебе, Клиа-а-Идрилейн.

— Не сомневаюсь, что все, сказанное тобой, — правда и этот человек действительно хорошо потрудился, — снова заговорила Амали так, словно Серегила не было рядом.

— Но если он все еще в душе ауренфэйе, то он знает, что прошлое изменить невозможно.

— Но разве нельзя простить ему его прошлое? — возразила Клиа. Когда Амали не ответила на вопрос, принцесса повернулась к Риагилу. — Как ты думаешь, как примут Серегила в Сарикали?

Кирнари задумчиво посмотрел на Серегила.

— Я думаю, что ему следует держаться поближе к своим друзьям.

«Предостережение или угроза?» — гадал Серегил, которому не удалось понять, какое чувство прозвучало в голосе Риагила. Весь вечер он ловил на себе все такой же загадочный взгляд кирнари — в нем не было улыбки, но не было и неприязни.

После того, как пир закончился, его участники стали переходить от стола к столу, беседуя и чокаясь с новыми знакомыми.

Серегил как раз начал высматривать Алека, когда рука юноши обвилась вокруг его талии.

— Торсин был прав насчет нее, да? — прошептал Алек, кивнув в сторону Амали-а-Яссара.

— Это атуи, — ответил Серегил, пожимая плечами.

— Она также опасается того, какое впечатление ты произведешь на лиасидра, — раздался сзади голос Ниала.

Серегил повернулся к подслушавшему их разговор переводчику с плохо скрытым раздражением.

— Это опасение, похоже, разделяют все.

— Успех посольства принцессы Клиа очень много значит для клана Акхенди,

— заметил рабазиец. — Не думаю, что Амали судила бы твое прошлое так строго, если бы оно не представляло собой угрозы ее интересам.

— Ты, кажется, много о ней знаешь.

— Как я уже говорил, я — путешественник. Бывая в разных местах, многое узнаешь. — Вежливо поклонившись, Ниал растворился в толпе.

Серегил посмотрел ему вслед, потом обменялся с Алеком мрачными взглядами.

— До чего же острый слух у этого типа.

Участники пира стали расходиться — сначала в тени деревьев исчезли непоседливые дети, потом и взрослые попрощались со скаланцами. Наконец освободившись от светских обязанностей, Алек подошел к Беке и ее солдатам. Когда же и Серегил стал откланиваться, Риагил жестом остановил его.

— Ты не забыл сад лунного сияния? — спросил кирнари. — Насколько я помню, это было твое любимое место.

— Конечно.

— Не хочешь ли снова там побывать?

— Очень хочу, кирнари, — ответил Серегил, гадая, к чему приведет это неожиданное приглашение.

Они в молчании пересекли несколько двориков, пока не дошли до небольшого сада у стены. В отличие от других, где яркие цветы живо контрастировали с выбеленными солнцем стенами, этот садик предназначался для ночных медитаций. В нем цвели лишь белые цветы вперемежку с целебными травами и кустами с серебристыми листьями. Клумбы вдоль вымощенных черным камнем дорожек походили на сугробы. Даже в слабом свете узенького серпика луны цветы словно сияли в темноте. В вышине шелестели удерживаемые веревками воздушные змеи с каллиграфически написанными священными текстами, посылая свои безмолвные молитвы с легким ночным ветерком.

Двое мужчин некоторое время стояли молча, отдавая дань восхищения совершенству сада.

Наконец Риагил глубоко вздохнул,

— Однажды, когда ты уснул здесь, я отнес тебя в постель. Кажется, будто это было совсем недавно. Серегил поморщился.

— Если бы кто-нибудь из моих спутников-тирфэйе услышал твои слова, это было бы для меня унижением.

— Ты и я — мы ведь не тирфэйе, — ответил Риагил, лица которого не было видно в тени. — Однако я замечаю, что ты среди них стал другим, — ты кажешься старше своих лет.

— Я всегда этим отличался. Возможно, такова отличительная черта нашей семьи. Посмотри на Адриэль — она уже кирнари.

— Твоя старшая сестра — замечательная женщина. Акайен-иСолун охотно передал ей титул, как только она достигла совершеннолетия. Но, как бы то ни было, лиасидра все равно будет смотреть на тебя как на недоросля и сочтет глупостью со стороны царицы включение тебя в посольство.

— Если я что и научился видеть, живя среди тирфэйе, так это пользу того, что тебя недооценивают.

— Некоторые могут увидеть в этом бесчестье.

— Лучше лишиться видимости чести, но не утратить ее, чем сохранить видимость и лишиться чести.

— Какая оригинальная точка зрения! — неожиданно улыбнулся Риагил. — Впрочем, она имеет свои достоинства. Адриэль привезла из Римини обнадеживающие новости о тебе. А сегодня, наблюдая за тобой, я нашел, что ее надежды оправдываются.

Он помолчал и снова стал серьезным.

— Ты — что-то вроде обоюдоострого кинжала, мой мальчик, и именно так я и намерен тебя использовать. Гедре медленно увядает с тех пор, как принят Эдикт об отделении, подобно лозе, чьи корни обрублены. То же самое происходит с кланом Акхенди, который вел торговлю через наш порт. Клиа должна добиться успеха — иначе нам не выжить. Торговля с северными странами должна возобновиться. Что бы ни решила лиасидра, пусть Клиа знает — клан Гедре поддержит Скалу.

— Принцесса не сомневается в этом, — заверил его Серегил.

— Благодарю тебя. Сегодня ночью я буду спать спокойнее. А теперь я оставляю тебя вот с этим. — Риагил вытащил из-за пояса запечатанный пергамент и вручил Серегилу. — Это от твоей сестры. Добро пожаловать домой, Серегил-и-Корит.

У Серегила перехватило дыхание, когда он услышал свое настоящее имя. Прежде чем он смог ответить, Риагил тактично покинул сад, оставив Серегила наедине с тихим шелестом воздушных змеев.

Серегил провел пальцем по оттиснутому на воске изображению дерева и дракона, представив себе тяжелый перстень-печатку отца на тонком пальце Адриэль, потом сорвал печать и развернул пергамент.

Адриэль вложила в письмо несколько сухих цветков вандрила. Растерев поблекшие лепестки в руке, Серегил вдохнул их знакомый аромат.

«Добро пожаловать домой, дорогой брат, — начиналось письмо. — Именно так я называю тебя в душе, даже если это запрещено делать вслух. Мое сердце разрывается оттого, что я не могу открыто говорить о нашем родстве. Когда мы встретимся, знай, что только обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты взялся за трудное для тебя и опасное задание царицы. Предложение включить тебя в посольство не было неожиданным решением. Я подумала об этом еще во время нашей слишком короткой встречи в Римини. Да благословит Аура кхи бедного Нисандера за то, что он рассказал мне о твоей настоящей роли в событиях. Позаботься о безопасности нашей родственницы — Клиа. Да сохранит тебя Аура до тех пор, пока я не смогу обнять тебя в Сарикали. Мне так много нужно тебе сказать, хаба! Адриэль».

Хаба!

Горло Серегила снова сжалось, когда он перечитывал драгоценные строки.

— В Сарикали, — прошептал он, обращаясь к воздушным змеям.

Глава 9. В Ауренен

На следующее утро Серегил проснулся от шума крохотных крыльев. Открыв глаза, он увидел на подоконнике чукари; хохолок птички засверкал, подобно драгоценной эмали из Брикхи, когда она принялась чистить коротенький, словно обрубленный хвостик.

«Вот бы потеряла перышко!» — подумал Серегил, но, видно, сегодня подарка ему не причиталось: издав мелодичную трель, птичка упорхнула.

Судя по тому, как ярко уже светило за окном солнце, они проспали. Доносившееся издалека позвякивание сбруи говорило о том, что всадники Беки вот-вот будут готовы тронуться в путь.

И все же Серегил еще какое-то мгновение помедлил в постели, наслаждаясь теплом руки Алека, сплетенной с его собственной, и удобством настоящей кровати. Они неплохо ею воспользовались, подумал Серегил с сонным удовлетворением.

Однако хрупкое чувство умиротворенности быстро улетучилось. Взгляд Серегила задержался на небрежно брошенной на кресло одежде, и тут же всплыли воспоминания о словах Торсина и о Риагиле. Как точно подметил кирнари, жизнь среди тирфэйе заставила Серегила взрослеть гораздо быстрее оставшихся на родине сверстников. Он знал о смерти и насилии, интригах и страстях больше любого ауренфэйе вдвое его старше. Кто из его друзей детства, товарищей по играм убил хотя бы одного человека, не говоря уже о несметном числе жертв за годы, когда он был наблюдателем, вором и шпионом?

Серегил сжал руку Алека, лежавшую у него на груди, пригладил тонкие золотые волоски. Большинство его ровесников-ауренфэйе еще вообще не покидали родительского крова, а уж о столь обширных связях, как у него, и говорить было нечего.

«Кто я?»

Вопрос, от которого было так легко отмахиваться все эти годы в Римини, теперь сделался ужасно важным.

Звуки утренней суеты за окном стали громче. С печальным вздохом Серегил провел пальцем по переносице Алека.

— Просыпайся, тали!

— Уже утро? — пробурчал Алек.

— Как это ты догадался? Вставай, пора ехать. Двор был полон людей и коней. Солдаты турмы Ургажи и члены клана Акхенди вьючили лошадей, остальные сгрудились около дымящихся жаровен, где повара-гедрийцы на скорую руку готовили завтрак.

«У Ниала хватает забот», — подумал Серегил с растущей неприязнью.

— Шевелитесь! — крикнула Бека, заметив друзей. — Клиа вас искала. Лучше быстренько перекусите с нами, пока есть такая возможность.

— Нас никто не разбудил, — проворчал Серегил, размышляя о том, случайным ли было это упущение.

Раздобыв у ближайшей жаровни поджаренного хлеба и колбасы, они с Алеком стали бродить в толчее, прислушиваясь к новостям.

Двое из шести уцелевших солдат декурии Меркаль; Ари и Мартен, под началом капрала Зира оставались в Гедре, чтобы в случае необходимости доставить послания, привезенные кораблями из Скалы. Остальные четверо должны были привозить в Гедре донесения из Сарикали.

У Бракнила уцелело тоже немного воинов. Орандин и Арис получили слишком тяжелые ожоги во время морского сражения, чтобы продолжать путь; их оставили на борту «Цирии».

Остальные конники турмы Ургажи были, похоже, не в духе.

— Ты слышал? — пожаловался Алеку Тейр. — Они хотят заставить нас часть дороги ехать с завязанными глазами, провалиться им в тартарары!

— Так всегда поступали с чужеземцами, даже еще до Эдикта об отделении,

— объяснил ему Серегил. — Только ауренфэйе и живущим в горах дравнианам разрешается путешествовать свободно.

— Как, интересно, мы вслепую одолеем перевал? — проворчал Никидес.

— А мне достаточно передвинуть повязку на зрячий глаз! — ухмыльнулся Стеб.

— Он позаботится, чтобы с тобой ничего не случилось, капрал, — заверил Никидеса Серегил, кивая на подъехавшего к солдату акхендийца. — Иначе пострадает его честь.

Никидес мрачно взглянул на сопровождающего.

— Ну, я непременно принесу ему свои извинения, прежде чем свалиться в пропасть и помереть.

— Он беспокоится, как бы не упасть в горах, — перевел акхендийцу Алек.

— Он может ехать на одном коне со мной, — предложил тот, похлопав по холке своей лошади.

Никидес понял ответ без перевода и скривился.

— Уж как-нибудь справлюсь сам, — проворчал он. Ауренфэйе пожал плечами.

— Как угодно, только по крайней мере пусть возьмет это. — Вынув из сумки на поясе кусок имбирного корня, он кинул его Никидесу. — И скажите ему, что меня зовут Ванос.

— Некоторых начинает тошнить, если приходится ехать с завязанными глазами, — объяснил Серегил. — Имбирь помогает от дурноты. И ты лучше поблагодарил бы Ваноса за заботу.

— Скажи «чипта», — подсказал Алек.

— Чипта, — покорно сказал Никидес и помахал Ваносу корнем.

— На здоровий, — приветливо улыбнулся тот.

— Похоже, им есть о чем поговорить, — усмехнулся Алек. — Надеюсь, ты захватил корешок и для меня.

Серегил вытащил кусок корня из своей сумки и протянул юноше.

— Если опозорится один из тали — бесчестье падет на обоих. Если тебя стошнит, это и на меня бросит тень. И не волнуйся:

большую часть пути ты проделаешь, не завязывая глаз.

Проскакав вдоль колонны, Алек и Серегил присоединились к Клиа и хозяевам-ауренфэйе.

— Друзья мои, начинается последняя часть вашего долгого пути, — провозгласил Риагил. — Мы поедем проторенной дорогой, но все же некоторые опасности могут встретиться. Первая из них — драконий молодняк, те, кто больше ящерицы, но меньше быка. Если вы столкнетесь с одним из них, ведите себя спокойно и не смотрите ему прямо в глаза. Нельзя ни при каких обстоятельствах преследовать драконов и нападать на них.

— А если он нападет первым? — прошептал Алек, вспомнив обо всем, что Серегил рассказывал ему на борту «Цирии». Серегил знаком велел ему молчать.

— Самые маленькие, драконы-с-пальчик, как мы их называем, — продолжал Риагил, — беззащитные и хрупкие существа. Если вы случайно убьете одного из них, вам предстоит очищение, которое займет несколько дней. В случае преднамеренного убийства сородичи погибшего наложат на вас и ваш клан проклятие, которое будет снято, только когда клан сам накажет виновного.

Любое животное, умеющее разговаривать, священно, его нельзя преследовать и причинять ему вред. Таковы, например, кхирбаи, в которых поселяются кхи великих магов и руиауро.

— Если нельзя никому причинять вред, то почему же вы все вооружены? — спросил Алек одного из сопровождающих: у всех ауренфэйе были луки и мечи.

— Нам могут встретиться и другие опасные животные, — ответил тот. — Горные львы, волки, а иногда и тефаймеш.

— Теф… что?

— Люди, изгнанные из своего клана за бесчестье, — объяснил Серегил. — Некоторые из них становятся разбойниками.

— Сопровождать вас — для меня честь, — заключил Риагил. — Вы — первые за много столетий тирфэйе, кому дозволено посетить Сарикали. Да будет волей Ауры это путешествие первым из многих, которые совершат вместе наши народы.

Дорога была сначала ровной и широкой, но когда предгорья кончились и тропа стала извиваться по краю пропасти, Алек начал разделять опасения Никидеса по поводу необходимости ехать с завязанными глазами.

Серегил в это время был занят совсем другими мыслями.

— Погляди, у них вроде что-то намечается, — тихо, с деланным безразличием произнес он, легким кивком указывая на Беку и переводчика.

— Он хорош собой, да и настроен дружески. — У Алека в отличие от Серегила словоохотливый рабазиец вызывал симпатию. — Сколько, говоришь, ему лет?

Серегил пожал плечами.

— Около восьмидесяти.

— Не так уж и стар для нее.

— Ради Светоносного, ты их уж и поженить готов!

— Кто это тут говорит о свадьбе? — поддразнил собеседника Алек.

— Я все утро расписывала, какие вы великолепные лучники, — обратилась к ним подъехавшая в этот момент Бека.

— А это и есть знаменитый Черный Рэдли? — спросил Ниал. В ответ Алек протянул лук; пальцы переводчика скользнули по отполированному черному тису.

— О, я никогда не видел таких красавцев, да и такого дерева тоже. Откуда он?

— Из города под названием Вольд в северных землях, недалеко от границ Майсены. — Алек показал Ниалу вырезанный на перемычке из слоновой кости тис с буквой К в верхней части кроны — знак мастера.

— Бека рассказывала мне, что тебе удалось поразить стрелой дирмагноса. Я только слышал об этих монстрах. Как они выглядят?

— Как иссохший труп с живыми глазами. — Алек содрогнулся при воспоминании об ужасной твари. — Я только нанес тогда первый удар. Так просто дирмагноса не убьешь.

— Уничтожить подобное существо под силу лишь магу, — согласился Ниал, возвращая лук. — Надеюсь, вы потом расскажете мне о той битве, а сегодня мой черед развлекать тебя рассказом. Долгая дорога располагает к беседе, не правда ли?

— Конечно, — согласился Алек.

— Бека говорила мне, что ты не знал своей матери и ее родичей, поэтому я начну с самого начала. Давным-давно, еще до того, как тирфейэ пришли в северные земли, Аура, бог, которого вы, северяне, называете Иллиором, послал некоей женщине по имени Хазадриэль видение.

Алек улыбнулся про себя. Ниал был удивительно похож на Серегила, когда тот со вкусом пускался в неторопливый рассказ.

— К ней явился священный дракон, показал Хазадриэль далекие земли и сказал, что она станет там родоначальницей нового клана. Много лет женщина странствовала по Ауренену, рассказывая о своем видении и ища себе попутчиков. Кто-то считал ее умалишенной, кто-то выгонял, страшась неприятностей, но в конце концов она собрала огромное войско, они взошли на корабли и отплыли из Брикхи; никто больше не слышал о них, и их считали погибшими до тех пор, пока много поколений спустя торговцы— тирфэйе не принесли весть об ауренфэйе, живущих в стране льда далеко на север от них. И только тогда мы узнали, что далекие сородичи назвали себя хазадриэлфэйе в память своей предводительницы. До того для нас они были калоси, Потерянные. Ты, Алек, первый хазадриэлфэйе, посетивший Ауренен.

— То есть мне не удастся найти корней ни в одном из кланов Ауренена? — разочарованно спросил Алек.

— Да, очень печально не знать своих родичей! Алек покачал головой.

— Не уверен. Ведь, по словам Серегила, мои северные родственники не унаследовали гостеприимства ауренфэйе.

— Да, это правда, — откликнулся Серегил. — Говорят, хазадриэлфэйе строго охраняют свое уединение. Я когда-то столкнулся с ними, но еле ноги унес.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом, — возмущенно воскликнула Бека.

«Мне тоже», — с удивлением подумал Алек, но промолчал.

— Ну, встреча была очень краткой, да и не слишком приятной. Во время первого своего путешествия по северным землям, еще до знакомства с отцом Беки, я встретил старого барда, певшего баллады о Древнем Народе. Алек вырос, слушая те же песни и не подозревая, что речь идет о его соплеменниках.

Я выудил из того бедолаги все, что он знал, — да и из остальных сказителей, которых встречал в течение следующего года или около того, тоже. Пожалуй, так и началось мое ученье ремеслу барда. Как бы то ни было, в конце концов я узнал достаточно, чтобы вычислить место, где живут хазадриэлфэйе, — окрестности перевала Дохлого Ворона в Железных горах. Истосковавшись по родным лицам, я отправился на поиски.

— Вполне понятно, — заметил Ниал; бросив взгляд на Беку, он смутился. — О, я не хотел никого обидеть. Бека лукаво взглянула на него.

— Никто и не обиделся.

— Я был в Скале уже десять лет и безумно соскучился по дому, — продолжал Серегил. — Найти других ауренфэйе, не важно, каких именно, стало для меня навязчивой идеей. Все предупреждали меня, что хазадриэлфэйе убивают чужаков, но я полагал, что это относится только к тирфэйе.

Путешествие предстояло долгое и нелегкое, и я решил отправиться в одиночку. До перевала я добрался в конце весны, а еще через неделю попал в широкую долину; вдалеке виднелись постройки, похожие на фейдаст. Рассчитывая на теплый прием, я направился к ближайшей деревне. Однако не успел я проехать и мили, как оказался окружен вооруженными всадниками. Первое, что я увидел, — на них были сенгаи. Я обратился к ним по-ауренфэйски, но они напали на меня и захватили в плен.

— Что же было дальше? — нетерпеливо спросила Бека, поскольку Серегил замолк.

— Два дня они держали меня под замком, потом мне удалось бежать.

— Ты пережил горькое разочарование, — сочувственно произнес Ниал.

Серегил отвернулся и вздохнул.

— Это было так давно.

Пока они беседовали, колонна постепенно замедляла шаг и теперь остановилась совсем.

— Начинается первый секретный участок пути, — объяснил Ниал. — Капитан, ты позволишь мне быть твоим проводником?

Бека, как отметил Алек, согласилась немного чересчур поспешно.

Ауренфэйе двинулись вперед, ведя в поводу лошадей скаланцев с завязанными полосами белой ткани глазами.

Двое членов клана Гедре подъехали и к Алеку с Серегилом.

— Что это? — спросил Серегил, когда один из них, остановившись рядом, протянул ему лоскут белой материи.

— Все скаланцы должны ехать с завязанными глазами. Алек подавил вспышку возмущения; он был даже почти благодарен повязке, скрывшей от него дальнейшую сцену. Сколько же еще мелких пакостей придумают ауренфэйе, чтобы подчеркнуть: Серегил остается изгоем…

— Ты готов, Алек-и-Амаса? — спросил проводник, сжимая плечо юноши.

— Готов. — Алек вцепился в луку седла, внезапно испугавшись, что потеряет равновесие.

Скаланцы начали было снова роптать; затем по их рядам пронесся вздох изумления — они почувствовали странное покалывание во всем теле. Не в силах побороть любопытство, Алек украдкой чуть-чуть приподнял край повязки, но тут же надвинул ткань обратно: ослепительная вспышка света отозвалась в голове жгучей болью.

— Не стоит этого делать, друг, — хмыкнул его сопровождающий. — С магией шутки плохи — без повязки ты можешь ослепнуть.

Чтобы утешить гостей, а быть может, заглушить протесты, кто-то затянул песню; ее сразу же подхватило множество голосов, эхом отдавшихся от скал.

Любил я однажды девицу, прекрасную, как луна. Была она юной и нежной и словно тростинка стройна. Год целый смотрел я на деву, не смея заговорить, И год ходил я у дома — ну что бы ей дверь отворить!

Потом год слагал я ей песню, но все ж не решился пропеть, И год мне был нужен, не меньше, чтоб с ней объясниться посметь. Еще год прошел незаметно — с другим обвенчалась она. Теперь наконец я спокоен и радуюсь жизни сполна.

Тепло солнечных лучей и прохлада тени подсказывали Алеку, что дорога петляет по горным кручам; вскоре его рука потянулась к сумке, где лежал имбирь. От корня пахло влажной землей, от едкого сока у Алека слезы выступили на глазах, но желудок успокоился.

— Вот уж не думал, что мне станет нехорошо, — произнес он, выплевывая волокнистую сердцевину. — Такое ощущение, что мы едем по кругу.

— Это магия, — ответил Серегил. — Так будет казаться, пока мы не минуем перевал.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Алек, вспомнив, что у друга часто возникали сложности с магией.

Серегил подъехал поближе, и Алек ощутил его теплое дыхание на своей щеке; от Серегила пахло имбирем.

— Я справлюсь, — прошептал он.

Поездка вслепую, казалось, длилась тоскливую, темную вечность. Одно время рядом был слышен шум стремительного потока, затем Алек почувствовал, что вокруг путников сомкнулись скалы.

Наконец Риагил объявил привал, и повязки были сняты. Полуденное солнце ярко светило; Алек потер глаза, отвыкшие от света. Путешественники оказались на небольшой лужайке, со всех сторон окруженной отвесными утесами. Алек оглянулся и не увидел позади ничего необычного.

На расстоянии нескольких ярдов от него Серегил умывался у источника, журчащего среди скал. Утолив жажду, Алек принялся рассматривать низкорослый кустарник, куртинки крошечных цветов и кустики травы, цепляющиеся за трещины в камне. На уступе над ними паслось несколько диких горных баранов.

— Как насчет свежего мяса к ужину? — поинтересовался Алек у Риагила, стоящего неподалеку.

Кирнари отрицательно покачал головой.

— У нас хватает припасов. Оставь эту добычу тем, кому она действительно нужна. К тому же вряд ли тебе удастся подстрелить кого-нибудь — животные слишком далеко.

— Спорю на скаланский сестерций, что Алек попадет в цель, — воскликнул Серегил.

— Ставлю акхендийскую марку — он промахнется. — Казалось, Риагил извлек тяжелую квадратную монету прямо из воздуха. Серегил лукаво подмигнул Алеку.

— Ну, похоже, придется тебе защищать нашу честь.

— Вот спасибо, — проворчал тот. Прикрыв рукой глаза от солнца, Алек еще раз взглянул на баранов. Животные продолжали удаляться от людей, теперь до них было по меньшей мере пятьдесят ярдов; к тому же переменчивый ветер мог отклонить стрелу от цели. К несчастью, несколько человек услышали спор и теперь внимательно следили за развитием событий. Вздохнув про себя, Алек подошел к своей лошади и достал из притороченного к седлу колчана стрелу.

Не обращая внимания на наблюдателей, юноша, прицелился в самого близкого барана и выстрелил вверх так, чтобы почти попасть, но не задеть животное. Стрела отскочила от камня прямо над головой барана; тот с громким блеяньем метнулся в сторону.

— Клянусь Светоносным! — изумленно ахнул кто-то.

— Ты легко заработаешь себе на жизнь в Ауренене, — рассмеялся Ниал. — Мы часто бьемся об заклад, состязаясь в стрельбе из лука.

В кольце людей, окружавших спорщиков, начали переходить из рук в руки какие-то предметы.

Ауренфэйе стали показывать Алеку свои колчаны; к специальным петлям в стенках крепились длинные связки маленьких фигурок — вырезанных из камня, дерева, зубов различных животных или сделанных из металла, украшенных яркими птичьими перьями.

— Это шатта, трофей состязания в стрельбе из лука, — объяснил. Ниал. Отцепив от собственного колчана, украшенного впечатляющей коллекцией шатта, фигурку, вырезанную из когтя медведя, он прицепил ее к колчану Алека. — Такой выстрел достоин вознаграждения. Теперь все будут знать, что ты готов принять вызов.

— К тому времени, когда мы отправимся домой, твой колчан станет неподъемным, благородный Алек, — сказал Никидес. — А если тут можно спорить на выпивку, я заранее ставлю на тебя.

Алек слушал похвалы со смущенной улыбкой. Собственная меткость была одной из немногих вещей, которыми он гордился в детстве, хотя тогда его больше радовала добытая благодаря этому дичь.

Подойдя снова к роднику, чтобы напиться, Алек порадовался своему мастерству: на влажной земле он заметил отпечатки лап пантеры и волка; чьи-то более крупные следы опознать ему не удалось.

— Хорошо, что мы с ним разминулись, — заметил Серегил. Посмотрев туда, куда показывал друг, Алек увидел отпечаток трехпалой лапы в два раза больше его собственного следа.

— Дракон?

— Да, и опасного размера.

Алек приложил ладонь к следу, отметив, как глубоко вонзились в землю когти.

— А что было бы, если бы мы встретили подобное существо, пока ехали с завязанными глазами? — спросил он, хмурясь.

Серегил безразлично пожал плечами, ничуть тем не обнадежив Алека.

Дальше тропа сужалась, местами настолько, что всадники едва могли проехать. Алек как раз размышлял о том, что не каждый решится отправиться сюда зимой, когда что-то сзади опустилось ему на капюшон. Думая, что в него попал комок грязи, юноша попробовал смахнуть его, но это нечто ловко выскользнуло из его пальцев.

— На мне кто-то есть, — закричал Алек, вознося молитву Далне, чтобы этот кто-то, кем бы он ни был, не оказался ядовитым.

— Не делай резких движений, — велел Серегил, спешиваясь. Легко сказать… Существо уже зарылось в его волосы. Судя по крохотным коготкам, это была не змея. Алек вынул ногу из стремени, и Серегил, воспользовавшись освободившейся опорой, подтянулся, чтобы поближе рассмотреть животное.

— Клянусь Светом! — воскликнул он по-ауренфэйски, разглядев наконец находку.. — Первый дракон!

Новость мгновенно распространилась, и те, кто мог подойти, сгрудились вокруг друзей, чтобы посмотреть на дракончика.

— Дракон? — переспросил Алек.

— Дракон-с-пальчик. Осторожно! — Серегил аккуратно распутал пряди волос и положил маленькую рептилию в сложенные лодочкой ладони Алека.

Крошечное создание выглядело ожившим рисунком из старинного манускрипта. Пропорционально сложенное тело, не больше пяти дюймов в длину, с крыльями, как у летучей мыши, — такими тонкими, что сквозь них просвечивали пальцы, золотистые глаза со зрачками-щелочками, заостренная мордочка, ежик усов. Единственным несоответствием изображениям взрослых драконов был цвет:

от носа до хвоста дракончик был бурым, как жаба.

— Сегодня ты принес нам удачу. — Риагил появился из толпы солдат вместе с Амали, Клиа и Теро.

— У нас есть примета, — улыбнулась Амали, — тот, кого первым во время перехода коснется дракон, награждается удачей во всех делах. Всякий, кто дотронется до счастливчика, пока дракончик не упорхнул, разделит с ним его везение.

Алек почувствовал себя несколько неловко, когда все вокруг стали тянуться, чтобы коснуться его ноги. Дракончик, по-видимому, не спешил улетать. Обвив кончиком хвоста большой палец Алека, он засунул свою колючую головку ему в рукав, словно присматривая себе пещерку. Теплое мягкое пузико грело Алеку ладонь.

Клиа погладила дракончика по спине.

— Я думала, они ярче.

— Лисам и ястребам закон не писан, — ответил Серегил. — Для маскировки эти малыши принимают цвет окружающих предметов. Даже несмотря на это, выживают лишь единицы — может быть, и к лучшему, иначе мы не могли бы продраться сквозь толпы драконов.

Маленький пассажир ехал с Алеком еще около часа. Он исследовал складки плаща, прятался в длинных волосах и решительно отказывался сменить попутчика. Потом он вдруг забрался Алеку на плечо и укусил того за ухо.

Алек вскрикнул от боли, а дракончик упорхнул, унося в когтях прядь светлых волос.

Окружающих ауренфэйе происшествие позабавило.

— Полетел строить себе золотое гнездо, — прокомментировал Ванос.

— Родина встречает тебя поцелуями, калоси, — добавил другой ауренфэйе, похлопав молодого человека по плечу.

— А жалит он, как змея, — прошипел Алек. Потрогав ухо, он выругался — мочка начала припухать.

Ванос достал из поясной сумки бутылочку с тягучей голубой жидкостью.

— Ничего, не страшнее укуса шершня. — Он капнул немного жидкости себе на палец. — Это лиссик, он снимет боль и ускорит заживление.

— А еще навсегда окрасит след от укуса, так что получится что-то вроде татуировки, — добавил из-за его спины Серегил. — Такие отметины очень ценятся.

Алек колебался: он не был уверен, что человеку его профессии пригодится подобная метка.

— Стоит ли? — спросил он Серегила по-скалански.

— Отказаться было бы оскорблением. Алек кивнул Ваносу.

— Вот так. — Тот помазал ранку. Маслянистая жидкость имела горьковатый запах; жжение сразу стало меньше. — Как заживет, будет очень красиво.

— Не то чтобы паренек нуждался в дополнительных украшениях, — по— дружески подмигнул Алеку другой провожатый-ауренфэйе, показывая синий шрам на большом пальце.

— Мочка твоего уха напоминает виноградину, — заметил Теро. — Странно, чего это он тебя так невзлюбил?

— Напротив. Укус дракона-с-пальчик считается знаком благоволения Ауры,

— возразил Ниал. — Если этот малыш выживет, он будет узнавать Алека и всех его потомков.

Всадники начали демонстрировать почетные следы зубов на руках и шеях. Один из них, по имени Сили, смеясь, показал по три укуса на каждой руке.

— Или Аура меня горячо любит, или я очень вкусный.

— Ну вот, ты теперь представлен драконам, — восхищенно присвистнула Бека. — Это может оказаться полезным!

— Для дракона, возможно, — заметил Серегил.

Следующий привал устроили у придорожного убежища на пересечении двух дорог. Алеку еще не приходилось видеть в Ауренене ничего похожего. Приземистая круглая башня не меньше восьмидесяти футов в диаметре лепилась к иззубренным скалам, как гнездо какой-то безумной ласточки. Венчала постройку коническая крыша из толстого грязного войлока; ко входу, расположенному посередине башни, вела массивная деревянная лестница. Из-за низкой каменной стены, защищающей подъезды к башне, за приближающимся отрядом следили несколько темноглазых ребятишек. Другие дети со смехом гонялись друг за другом или затаскивали черных коз вверх по лестнице. В дверях появилась женщина; когда путники подъехали поближе, она вышла им навстречу в сопровождении двух мужчин.

— Дравниане? — спросил Теро.

— Похоже, да, — согласился Алек, узнавший горцев по описаниям Серегила. Дравниане были ниже и тяжеловеснее ауренфэйе, с черными миндалевидными глазами, кривыми ногами и спутанными черными волосами, лоснящимися от жира. Их одежда из овечьих шкур была богато расшита бисером, зубами разных зверей и расписана минеральными красками. — Я не ожидал увидеть их так далеко на востоке.

— Дравниан можно встретить по всему Ашскскому хребту, — вступил в разговор Серегил. — Горы — их дом, никто лучше их не знает, как выжить в снегах. Эта придорожная башня стоит здесь уже несколько веков и, наверное, так и будет стоять всегда, только иногда войлок на крыше придется заменять. Ауренфэйе пользуются ею вместе с окрестными племенами.

Хотя Алек и не понимал речи дравниан, ошибиться в значении дружелюбных улыбок, которыми те встретили Риагила и его спутников, было невозможно. Привязав коней к каменной ограде, скаланцы и ауренфэйе поднялись по лестнице.

Верхний этаж башни состоял из единственного большого помещения с отверстием для дыма посередине пола. Каменные ступени, вырубленные в стене, вели вниз, где располагались кухня и хлев. Там множество дравниан выгребало скопившейся за зиму навоз. Одна из девушек, застенчиво улыбаясь, помахала рукой вновь прибывшим.

— Что ты там говорил о традиции гостеприимства — гости должны спать с их дочерьми? — нервно спросил Теро, морща нос от едкого запаха, поднимающегося снизу. Серегил ухмыльнулся.

— Это только в деревнях дравниан. Здесь от тебя ничего такого не потребуют, хотя, если ты предложишь свои услуги, я уверен, красотки будут польщены.

Девушка снова помахала им; Теро быстро отступил назад, довольный, что пока его обету безбрачия ничто не угрожает.

Вечер прошел мирно и спокойно, хотя поднявшийся к ночи ветер часто доносил далекий вой; Алек и его спутники порадовались толстым каменным стенам и крепкой двери: недаром дравниане называли это время года концом голодного сезона.

Пусть не слишком уютная по меркам ауренфэйе, башня была теплой, а компания приятной. Обменяв у дравниан часть хлеба на домашний сыр, путники устроили общий ужин. Время быстро летело за байками и обменом новостями; Серегил и Ниал служили скаланцам переводчиками.

Через некоторое время рабазиец извинился и вышел подышать свежим воздухом. Вскоре Серегил последовал за ним, сделав Алеку незаметный знак тоже вскоре выйти. Алек счел, что друг рассчитывает найти возможность побыть с ним наедине, сосчитал до двадцати, а затем выскользнул вслед за Серегилом.

Но у того на уме было другое. Как только Алек вышел за дверь, Серегил коснулся его руки и показал на две едва различимые темные фигуры, двигавшиеся по дороге.

— Ниал и Амали, — прошептал Серегил, — она вышла несколько минут назад, а он вслед за ней.

Алек увидел, как две фигуры скрылись за поворотом.

— Пойдем за ними?

— Слишком рискованно. Укрыться негде, любой звук громко отдается от скал. Посидим здесь, посмотрим, как долго они будут отсутствовать.

Друзья спустились по лестнице и устроились на большом плоском камне у внешней стены. Из-за двери прямо над их головой донесся громкий смех.

«Похоже, нашелся новый переводчик», — подумал Алек. В тот же миг Уриен затянул солдатскую балладу.

Глядя в темноту, Алек безуспешно пытался угадать мысли компаньона. Чем дальше они продвигались в пределы Ауренена, тем больше Серегил отдалялся от него, как будто все время прислушиваясь к внутренним голосам, понятным лишь ему одному.

— Почему ты никогда не рассказывал мне о том, что побывал в плену у хазадриэлфэйе? — наконец нарушил молчание Алек.

Серегил тихо рассмеялся.

— Такого никогда не было, во всяком случае со мной. Я услыхал эту историю от другого изгнанника. Рассказ про то, как я собирал легенды, был в основном правдой, и я тогда действительно так истосковался по дому, что собирался наведаться к хазадриэлфэйе. Человек, на самом деле попавший в ту переделку, отговорил меня, точно так же, как я когда-то предостерег тебя, помнишь?

— Так ты думаешь, Ниал — шпион?

— Он внимательный слушатель. Мне не нравится, как он принялся ухлестывать за Бекой. Для шпиона места лучше, чем под боком у любимицы Клиа, и не придумаешь.

— И ты подкинул ему фальшивку?

— Именно. А теперь подождем и посмотрим, где эта новость всплывет.

Алек вздохнул.

— Ты собираешься сказать об этом Клиа? Серегил пожал плечами.

— Пока не о чем. Сейчас я больше беспокоюсь за Беку. Если выяснится, что Ниал — шпион, это может бросить тень и на нее.

— Ну что ж, я все еще думаю, что ты ошибаешься. — «Надеюсь, что ошибаешься», — добавил Алек про себя.

Они прождали около получаса; затем из темноты послышался звук приближающихся шагов. Спрятавшись в густую тень под лестницей, друзья увидели приближающегося Ниала; он поддерживал Амали под руку. Увлеченные разговором, ауренфэйе не заметили Алека с Серегилом.

— Так ты ничего не скажешь? — услышал Алек шепот Амали.

— Нет, хотя не уверен, что с твоей стороны хранить молчание мудро. — Голос Ниала звучал встревоженно.

— Таково мое желание. — Освободив руку, женщина поднялась по лестнице.

Ниал посмотрел ей вслед и стал прохаживаться по дороге, поглощенный собственными мыслями.

Рука Серегила легла поверх ладони Алека.

— Ну, ну, — прошептал он. — Секреты в темноте. Как интересно.

— Мы так ничего и не-узнали. Акхендийгцы ведь поддерживают Клиа.

Серегил нахмурился.

— А Рабази, возможно, нет.

— Ты по-прежнему гоняешься за тенями.

— Что? Алек, подожди!

Но тот уже шагал по дороге, громко топая; камешки похрустывали и поскрипывали у него под ногами. Чтобы создать побольше шума, он даже начал что-то напевать.

Переводчик сидел на камне недалеко от дороги и смотрел на звезды.

— Кто здесь?

Алек сделал вид, что не ожидал никого встретить.

— Алек? — Ниал вскочил на ноги.

«Не кажется ли он виноватым?» — гадал Алек. Расстояние было слишком большим, и юноша не мог разглядеть выражения лица Ниала.

— Ах, это ты! — воскликнул Алек весело, направляясь прямиком к переводчику. — Что, дравниане тебе уже надоели? Сколько историй без тебя останутся нерассказанными!

Ниал усмехнулся; в ночной тишине его голос прозвучал мелодично и выразительно.

— Они готовы болтать всю ночь напролет, не важно, понимают их или нет. Бедный Серегил там, наверное, уже совсем охрип, переводя в одиночку. А что ты делаешь здесь — один?

— Да вот, вышел отлить из бочки, — ответил Алек, расстегивая пояс.

Ниал мгновение озадаченно смотрел на него, а затем расплылся в широкой улыбке.

— Пописать, что ли?

— Ну да, — и Алек отвернулся, чтобы подтвердить слова делом. За его спиной собеседник довольно рассмеялся.

— Я вас, скаланцев, часто не понимаю, даже когда вы говорите на моем родном языке. Особенно женщин. — Он помолчал. — Вы ведь с Бекой Кавиш друзья?

— Да, и близкие.

— У нее есть возлюбленный?

Алек по-прежнему стоял отвернувшись; в голосе Ниала ему послышалась надежда, и неожиданно юноша почувствовал укол ревности.

Его собственный мимолетный интерес к Беке на заре их знакомства не имел последствий — девушка тогда была слишком захвачена перспективой военной карьеры. К тому же, без сомнения, разница в возрасте между ними для Беки значила намного больше, чем для него. А Ниал — совсем другое дело, он — зрелый мужчина, да и хорош собой. Выбор Беки был бы понятен.

— Нет, у нее никого нет. — Застегнув штаны, Алек повернулся к переводчику; тот по-прежнему улыбался. Либо он неплохой актер, либо гораздо более простодушен, чем считает Серегил. — Что, приглянулась?

Ниал всплеснул руками и, как показалось Алеку, покраснел.

— Я в восторге от нее.

Алек колебался: он знал — то, что он собирается сделать, не понравилось бы Серегилу. Подойдя вплотную к ауренфэйе, он посмотрел ему в глаза и очень серьезно произнес:

— Она тоже к тебе неравнодушна. Ты спрашивал, друг ли я Беке. Да, я ей почти брат. Понимаешь? Так вот, как почти-брат говорю тебе: мы мало знакомы, но ты мне нравишься. Может ли Бека доверять тебе?

Рабазиец приосанился и отвесил Алеку церемонный поклон.

— Я человек чести, Алек-и-Амаса. Я не обижу твоей почти-сестры.

Алек подавил неуместный смешок и похлопал переводчика по плечу.

— Отлично, тогда почему бы тебе не пойти к ней? Ниал поклонился и направился к башне. Не в силах больше сдерживаться, Алек фыркнул, надеясь, что знаменитый слух переводчика все же не так тонок, чтобы уловить этот звук. Еще один приступ нервного смеха вызвала у него мысль о том, что с ним сделает Бека, если узнает, как он выступал в роли хранителя ее чести. Оставалось надеяться, что болтливому рабазийцу хватит благоразумия в данном случае держать язык за зубами. Юноша повернул обратно к башне, как вдруг из тени вынырнул Серегил. Алек вздрогнул от неожиданности.

— Помнится, ты говорил, что выслеживать кого-либо здесь слишком рискованно? — прошипел он.

— Ну, ты производил столько шума…

— Так ты все слышал?

— Да; ты либо гений, либо величайший глупец.

— Будем надеяться, что первое. Не знаю, что там у них за дела с Амали, но если он на самом деле не влюбился в Беку, то я полный идиот.

— Ах! — Серегил погрозил приятелю пальцем. — Но он почему-то и словом не обмолвился о прекрасной даме Амали.

— Он и не должен был, верно? Мы же слышали, она просила его не рассказывать о чем-то.

— Твой друг-рабазиец действительно человек чести, — сухо заключил Серегил. — Надо отдать ему должное, я думаю, ты прав, во всяком случае относительно его чувств к Беке. Хорошо, будем и дальше следить за ним.

Без сомнения, всю ночь и наступившее утро мысли переводчика были заняты Бекой, хотя та по-прежнему принимала его ухаживания с явным смущением.

Следующий день был очень похож на предыдущий. Воздух постепенно становился холоднее, и с очередным порывом ветра Алек почувствовал на спине дыхание ледника. После полудня тропа пошла под уклон. Юноша обнаружил, что, сидя в седле с завязанными глазами, недолго и уснуть. Его голова стала медленно клониться на грудь, как вдруг он почувствовал дуновение теплого влажного воздуха с резким неприятным запахом.

— Что это? — воскликнул он, мгновенно проснувшись.

— Дыхание дракона! — закричали в ответ ауренфэйе. Алек уже был готов сорвать повязку, когда кто-то схватил его за руку. Раздался смех.

— Это шутка, Алек, — успокоил его один из сопровождающих. — Недалеко от нас теплый источник. Их много по эту сторону гор, и от некоторых воняет еще похлеще.

Второй раз Алек почувствовал тот же запах незадолго до того, как ближе к вечеру с его глаз сняли ненавистную повязку.

В нескольких милях впереди в высокогорной долине между двумя пиками сверкало ледяное поле. Тропа здесь была шире; на склонах по обеим сторонам от нее облачка белого пара указывали на горячие источники; ключи рябили поверхность воды в небольших озерцах между скал.

Немного ниже тропы лежало горное озеро; его поверхность под пеленой испарений мерцала, словно иланийский фарфор. Окруженная желтыми скалами, насыщенного лазурного цвета в центре, ближе к берегам вода его становилась бледно-бирюзовой. Скалы вокруг были голыми, лишенными растительности. Полоса темного камня сбегала к воде и продолжалась на другом берегу.

— Одно из твоих «небесных зеркал»? — спросил Алек.

—Да, — подтвердил Серегил. — Самое крупное горячее озеро на нашем пути; это место священно.

— Почему? Серегил улыбнулся.

— Спроси лучше Амали. Мы въехали в фейдаст Акхенди.

Лагерь разбили с подветренной стороны от озера. В небольшой долине было тепло; люди чувствовали исходящий от земли жар даже сквозь подошвы сапог. Неприятный запах — пахло тухлыми яйцами — был здесь сильнее. Желтый цвет камням на берегу, который Алек заметил еще издали, придавала, как оказалась, корка осадка, выпавшего вдоль уреза воды.

Теро растер кусочек вещества между пальцами, и под его взглядом оно вспыхнуло ярким оранжевым пламенем.

— Сера, — констатировал маг.

Не обращая внимания на запах, большинство ауренфэйе начали раздеваться, чтобы искупаться в озере. Амали-а-Яссара зачерпнула воды и протянула чашу Клиа.

— Странный выбор для священного места, ты не находишь? — Алек недоверчиво смотрел на слегка волнующуюся поверхность озера. — Наверное, вода все-таки не ядовита — ведь все ее пьют.

Юноша опустил руку в озеро; вода оказалась горячей, как в ванне. Алек зачерпнул немного и сделал глоток. Ему с трудом удалось проглотить жидкость

— сильный металлический привкус не располагал к обильным возлияниям.

— Минеральный источник! — Теро украдкой вытер губы, но его жест не ускользнул от внимания Амали.

— Возможно, вы удивлены, почему мы почитаем столь странное место, — воскликнула она, посмеиваясь над выражением лица волшебника. — Вскоре вы узнаете причину. А сейчас вам всем стоит выкупаться, особенно тебе, Алек-и-Амаса. Воды озера целебны, и твоему уху станет лучше.

— Позволишь ли ты искупаться и моему тали? — спросил Алек с замиранием сердца, хотя и сохраняя внешнее спокойствие. Амали покраснела, но отрицательно покачала головой.

— Нет, этого я разрешить не могу.

— Что ж, тогда я благодарю тебя за приглашение. — Отвесив легкий поклон, Алек двинулся к стоящим неподалеку палаткам. Серегил последовал за ним.

— Ты не должен был этого делать, — прошипел он.

— Нет, должен. Я не позволю им носиться со мной и одновременно при малейшей возможности втаптывать тебя в грязь. Серегил рывком остановил друга.

— Идиот, они не стараются специально оскорбить меня, — прошептал он раздраженно. — Я сам много лет назад навлек на себя проклятие. Ты здесь не ради меня, ты служишь Клиа. Любое оскорбление, которое ты наносишь нашим хозяевам, отражается на принцессе.

Несколько секунд Алек внимательно смотрел на возлюбленного; безнадежное смирение того вызывало у него ярость.

— Я постараюсь иметь это в виду, — пробурчал он и, отвязав притороченный к седлу мешок, направился в отведенную им палатку. Алек думал, что Серегил присоединится к нему. Не дождавшись друга, он выглянул наружу; Серегил по-прежнему стоял у воды, наблюдая, как остальные плавают.

Серегил сохранял свою вежливую отстраненность, хотя и не избегал ауренфэйе; говорил он мало. Когда вечером Амали предложила скаланцам прогуляться по берегу озера, он присоединился к компании без каких-либо объяснений или извинений.

Амали повела их к выходу темной породы. Камень, напоминавший издали полосу пролитых чернил, выделялся среди окружающих скал; полоса сбегала к воде.

— Смотрите внимательнее. — Акхендийка провела рукой по изгибу темной плиты.

Тщательно исследовав камень, Алек не обнаружил ничего необычного; разве что местами выветренная порода была неожиданно гладкой.

— Это кожа, — воскликнул Теро, стоящий по другую сторону монолита. — По крайней мере была ею. А вот позвоночник. Во имя Светоносного, дракон? Если мы видим все, что от него осталось, он был больше трех сотен футов в длину!

— Да, я читала, — задумчиво произнесла Клиа, карабкаясь на скалу, некогда бывшую костью крыла. — Драконы после смерти превращаются в камень.

— С этим так и случилось, — подтвердила Амали. — Перед нами — самый крупный из найденных окаменевших драконов. Как умирают, равно как и рождаются эти существа, до сих пор остается загадкой. Маленькие появляются, большие исчезают. А место, где мы находимся, — оно называется Вхаданакори — священно именно из-за этого исполина. Так что пейте вволю, спите сладко и хорошенько запоминайте свои сны. Через несколько дней мы будем в Сарикали.

Серегил знал, что акхендийка не собиралась приглашать его на Вхаданакори; с момента прибытия посольства в Гедре она все время держалась с ним отчужденно. Возможно, именно из-за ее недоброжелательства он так плохо спал в ту ночь.

Лежа рядом с Алеком в палатке, которую они делили с Теро и Торсином, Серегил беспокойно метался; даже без воздействия воды священного озера сновидение его было необыкновенно ярко.

Все начиналось так же, как и большинство многочисленных кошмаров, посетивших его за последние два года. Он вновь стоял посреди своей комнаты в «Петухе», но на этот раз там не было ни изуродованных тел, ни окровавленных голов на каминной полке, выкрикивающих ему обвинения.

Нет, все было как в прежние счастливые времена, — заваленные книгами столы, разложенные на верстаке под окном инструменты. Серегил взглянул в угол рядом с камином, но там было пусто, узкая кровать Алека исчезла.

В недоумении Серегил двинулся к двери в спальню, однако, распахнув ее, оказался в своей детской комнате в Боктерсе. Каждая деталь была отчетливой, каждая мелочь до боли знакомой, игра прохладных теней на стене над кроватью, подставка для учебных мечей у двери, разноцветная угловая ширма — работа его матери, которую он никогда не знал. А еще всюду лежали его любимые игрушки — давно потерянные или далеко запрятанные, как будто кто-то разыскал все его былые сокровища и разложил к его возвращению.

Единственная необычная деталь — изящные стеклянные шары, рассыпанные по кровати. Серегил не заметил их вначале, войдя в комнату.

Он был заворожен красотой шаров. Одни совсем крошечные, другие размером с кулак, многоцветные, они сверкали, как драгоценные камни, и переливались всеми цветами радуги. Серегил не знал, что это такое, но, как это иногда бывает во сне, был уверен, что шары принадлежат ему.

Пока он стоял там, сквозь щели между досками пола вдруг начал просачиваться дым. Серегил почувствовал жар сквозь подошвы сапог, услышал доносящийся снизу треск и гул яростного пламени.

Его первой мыслью было — нужно спасать шары. Серегил начал собирать их, но несколько штук все время ускользали, и приходилось начинать сначала. В отчаянии оглянувшись, он понял, что все спасти не удастся, — огонь уже пробивался сквозь пол, начинал лизать стены.

Нужно бежать, предупредить Адриэль. Серегилу хотелось спасти свои сокровища, но он никак не мог решить — что взять, а чем пожертвовать. И все это время он продолжал попытки собрать сверкающие шары. Глянув вниз, Серегил заметил, что некоторые из них стали железными и вот-вот разобьют более хрупкие стеклянные. Другие наполнились дымом или жидкостью. Растерянный, испуганный, он беспомощно замер на месте, а дым вокруг становился все гуще, застилал свет…

Серегил проснулся в холодном поту, сердце у него в груди бешено колотилось. Было еще темно, но он не собирался больше смыкать глаз в этом зловещем месте. Нащупав одежду, он выскользнул из палатки.

Звезды сияли так ярко, что предметы отбрасывали тени. Серегил быстро оделся и вскарабкался на окаменевшие останки дракона, нависающие над водой.

— Аура Светоносный, пошли мне понимание, — прошептал он и растянулся на спине в ожидании рассвета.

— Добро пожаловать домой, сын Корита, — зазвучал у него в ушах странный тихий голос.

Серегил в изумлении оглянулся. Никого. Он перегнулся через гребень скалы и заглянул вниз. На него смотрели два сверкающих желтых глаза, переместившиеся, когда существо повернуло голову.

— Ты — кхирбаи? — спросил Серегил.

Глаза снова переместились.

— Да, дитя Ауры. Ты узнаешь меня?

— А я должен, почтеннейший? — Серегил только один раз сталкивался с кхирбаи — кхи его тетки вселилось в белого медведя. Но существо перед ним было уж очень маленьким.

— Возможно. Тебе многое предстоит сделать, сын Корита.

— Будут ли ко мне когда-нибудь снова так обращаться? — Серегил наконец осознал, что существо называет его настоящим именем.

— Посмотрим. — Глаза моргнули и исчезли. Серегил задержал дыхание и прислушался, но из-под скалы не доносилось больше ни звука. Он снова лег на спину и, глядя на звезды, стал обдумывать новый поворот событий.

Через несколько минут послышались чьи-то осторожные шаги. Серегил сел; к нему на скалу влез Алек.

— Жаль, что ты не пришел пораньше. Под этим камнем был кхирбаи, он называл меня по имени.

Разочарование Алека выглядело почти комично.

— На что оно было похоже?

— Это был лишь голос в темноте — он сказал мне «добро пожаловать домой».

Алек сел рядом с другом.

— Ну хоть кто-то наконец сделал это. Тебе не спалось? Серегил рассказал юноше обо всем, что помнил из своего сна: стеклянных шарах, пламени, воспоминаниях детства. Алек внимательно слушал, рассеянно глядя на затянутую туманом воду.

— Ты всегда говоришь, что не способен к магии, — сказал он, когда Серегил закончил рассказ, — но твои сны… Помнишь видения, которые преследовали тебя перед тем, как мы нашли Мардуса?

— Перед тем как он нашел нас, ты хочешь сказать? Предостережения, которых я никак не мог понять, пока не оказалось слишком поздно. Не много с них было толка.

— Может, тебе и не надо было тогда ничего делать. Видения просто тебя к чему-то готовили.

Серегил вздохнул, в его памяти всплыли слова кхирбаи: «Тебе многое предстоит сделать, сын Корита».

— Нет, сегодняшний сон не похож на те видения. Просто сон. А ты, тали? Посетили ли тебя великие откровения?

— Да нет, я бы не сказал. Мне снилось, что мы с Теро находимся на корабле Мардуса; потом Теро обернулся, и оказалось, что это ты, и ты плачешь. Корабль проплыл сквозь водопад и попал в туннель — на этом все и кончилось. Боюсь, оракула из меня не получится.

— Похоже, навигатора тоже, — согласился Серегил, посмеиваясь. — Что ж, говорят, все ответы можно найти в Сарикали. Возможно, что-нибудь там и прояснится. Как твое ухо?

Алек потрогал распухшую мочку и поморщился.

— У меня вся шея горит. Надо было взять еще лисенка.

— Подожди, я знаю средство получше. — Серегил поднялся, протянул руку Алеку и подвел его к озеру. — Ну-ка, лезь в воду.

— Нет, я же говорил тебе…

— Как знать? — подмигнул приятелю Серегил. — Давай, давай, лезь, пока я тебя не спихнул. Путь нам предстоит нелегкий. Надо использовать все средства.

— Ну, кто еще сегодня видел сны? — спросила Клиа, — когда Я утром абсолютно ничего не помню.

— Я тоже, — разочарованно призналась Бека.

Как выяснилось, всем скаланцам было нечем похвастать.

— Может быть, магия этого места не действует на тирфэйе? — предположил Алек, обдумывая собственный странный сон.

Однако, когда наконец одним из последних из палатки появился Теро, Алеку пришлось отказаться от своей теории. Судя по темным кругам под глазами, молодому волшебнику не удалось хорошо отдохнуть.

— Дурные сны? — спросил Серегил.

Теро бросил недоуменный взгляд в сторону водоема.

— Мне снилось, что я тонул в этом озере, а луна сияла так ярко, что ее свет обжигал глаза даже сквозь воду. И все время кто-то пел «дома, дома, дома».

— Ты — волшебник, — откликнулась на его слова Амали, — твоя магия корнями восходит к Ауренену, так что, может быть, в определенном смысле ты и правда дома.

— Спасибо, госпожа, — ответил Теро. — Это гораздо более оптимистичная трактовка, чем все, что я мог придумать. Я полагал, что сон предвещает мою смерть.

— Разве у твоего народа вода не символизирует рождение? — И Амали отошла к другой группе.

За Вхаданакори тропа стала еще круче, а скаланцам большую часть времени пришлось ехать с завязанными глазами. Алек постоянно жевал имбирь, отчаянно цепляясь за луку седла; иногда ему казалось, что лошадь вообще ускачет из-под него.

После часа такой пытки Алек, наступив на горло собственной гордости, позволил акхендийцу по имени Таэль сесть перед ним на лошадь и взять поводья. Судя по тихим ругательствам, которые слышались вокруг, молодой человек оказался не единственным, кому пришлось просить о помощи. Даже в таком положении вскоре у Алека заныли шея и ноги — так отчаянно он цеплялся за своего возницу.

К счастью, его мучения были недолгими. Как только отряд достиг ровного места, колонна остановилась и ненавистные повязки были сняты.

Алек моргнул и присвистнул.

— Зелень прямо режет глаз, — пробормотал Теро. Далеко внизу до самого южного горизонта простиралась зеленая холмистая равнина, изрезанная сетью рек, сверкающая зеркалами озер.

Они спускались к предгорьям сквозь рощи цветущих деревьев; кроны смыкались так плотно, что казалось, всадники едут между облаками. Наезженная дорога сквозь густые леса вела в фейдаст Акхенди.

Руки Алека тосковали по луку и стрелам. Косые лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев и освещали лужайки с пасущимися на них стадами оленей. То и дело дорогу перебегали стайки птиц, похожих на переполошившихся кур, — провожатые называли их «кутка».

— Неужели на них. никто не охотится? — спросил юноша Таэля.

Акхендиец пожал плечами.

— Аура милостив к тем, кто берет лишь то, что ему необходимо. Тропа вывела на более широкий тракт; вокруг стали встречаться деревни. Их жители толпились у дороги, махали скаланцам и окликали Амали — она явно пользовалась всеобщей любовью. Мужчины, женщины, дети были одеты в туники и рейтузы, кое-кто, помимо того, носил яркие ажурные шали или шарфы, несколько напоминавшие рыболовные сети, но по сложности плетения приближавшиеся к кружевам.

— Я не могу отличить женщин от мужчин, — пожаловался Минал.

— Уверяю тебя, тот, кому нужно, разберется. — Ответ Ниала вызвал у солдат смех.

Дома мало отличались от гедрийских, только здесь постройки были не каменными, а деревянными. Часто встречались навесы, хозяева использовали их как ремесленные мастерские. Насколько Алек мог судить, многие занимались работой по дереву.

Проселки, отходящие от главной дороги, выглядели заброшенными, заросшими. В более крупных деревнях часть домов пустовала.

Алек ехал между Риагилом и Амали.

— Госпожа, — обратился он к спутнице, — здесь раньше проходил торговый путь, не правда ли?

— Да, один из самых оживленных. На наших рынках продавались товары со всех концов Ауренена, из Трех Царств, да и из более далеких краев. Гостиницы всегда были полны постояльцев. А теперь торговцы отправляются по реке в Брикху или едут по суше в Вирессу. Многие жители переселились поближе к новым торговым путям, часть даже покинула наш фейдаст. Женщина печально покачала головой.

— В деревне, где я выросла, теперь никто не живет. Для любого ауренфэйе против собственной воли покинуть земли, где жили многие поколения предков, оставить отчий дом — позор. Это навлекло несчастья на наш клан.

Моему мужу еще тяжелее: во-первых, он кирнари, во-вторых, прожил долгую жизнь и помнит лучшие дни Акхенди. Поверь мне, и он, и я сделаем все, что в наших силах, чтобы переговоры вашей принцессы увенчались успехом.

Алек поклонился в ответ; все-таки интересно, подумал он, что они с Ниалом делали тогда ночью на горной дороге.

Как ни хотелось Беке поскорее попасть в Сарикали, она предпочла бы немного задержаться в землях Акхенди. Здешние места напоминали ей поросшие лесом холмы, где она бродила ребенком, мирную жизнь, которая казалась тогда чем-то самим собой разумеющимся.

На ночь путники остановились в одном из больших селений; их появление вызвало переполох среди жителей. Они тут же собрались, чтобы поглазеть на тирфэйе и поприветствовать Амали. Не-прошло и нескольких минут, как скаланцев окружила толпа молчаливых крестьян.

— Мы для них такая же легенда, как ауренфэйе для наших северян, — объяснила Бека своим солдатам. — Ну же, улыбнитесь им!

Первой решилась маленькая девчушка. Освободив ладошку из руки матери, она подошла к сержанту Бракнилу и с нескрываемым любопытством уставилась на его бороду. Старый ветеран с удовольствием подставил подбородок для детального изучения. Девочка запустила пальцы в бороду и захихикала. После этого и остальные ребятишки подошли и стали зачарованно трогать бороды, одежду, оружие. За детьми потянулись взрослые, и вскоре тем, кто владел двумя языками, пришлось основательно потрудиться, переводя вопросы и ответы.

Волосы и веснушки Беки вызвали повышенный интерес Девушка распустила косу, встряхнула кудрями и, улыбаясь, уселась посреди улицы; и взрослые, и дети осторожно трогали пряди, любуясь игрой на них солнечного света. Вскоре Бека заметила, что поверх голов остальных за ней наблюдает Ниал. Он подмигнул ей; девушка зарделась и быстро отвела взгляд. Отвернувшись в сторону, она оказалась лицом к лицу с той самой девочкой, которая так храбро подошла к Бракнилу; теперь с ней был молодой человек возраста Алека.

Девочка ткнула пальцем в Беку и произнесла что-то про «изготовление».

Бека покачала головой в знак того, что не понимает. Тогда юноша показал ей пучок длинных ярко окрашенных полосок кожи, лежащих у него на ладони, накрыл их другой рукой, потер рука об руку и протянул Беке замысловато сплетенный браслет с завязками на концах.

— Чипта, — поблагодарила Бека, с восхищением глядя на подарок. Она много раз видела подобные фокусы в исполнении Серегила.

Юноша знаком показал, что работа не закончена. Взяв браслет у Беки, он медленно провел по нему пальцами — и в середине браслета появилась подвеска

— маленькая деревянная лягушка.

Девочка завязала плетеное украшение на левом запястье Беки. Что-то возбужденно объясняя, она коснулась ножен, а затем синяка на лбу у Беки.

— Этот амулет помогает заживлению ран, — перевел Серегил, вместе с Алеком подошедший к ним. — Девочка говорит, что никогда раньше не встречала женщин-воинов, но видит, что ты очень храбрая, поэтому, наверно, получаешь много ран. Она еще слишком мала и не умеет сама делать амулеты, поэтому попросила о помощи кузена, но идея подарка принадлежит ей.

— Чипта, — повторила Бека, тронутая подарком. — Подождите, я тоже хочу ей что-нибудь подарить. Черт, что же у меня есть?

Порывшись в сумке, она вытащила мешочек с игральными фишками — кусочками яшмы, оправленными в серебро, которые купила в Майсене.

— А это тебе, — сказала Бека по-ауренфэйски, вкладывая один камушек в детскую ладошку.

Девочка зажала сокровище в кулачке и чмокнула Беку в щеку.

— Спасибо, — повернулась Бека к юноше, хотя и сомневалась, что подобный подарок произведет и на него впечатление.

Тот наклонился к ней и показал пальцем на щеку. Девушка поняла намек и поцеловала его. Смеясь, юноша увел свою маленькую родственницу.

— Ты видел, что он сделал? — спросила Серегила Бека, любуясь браслетом.

— Я сразу вспомнила фокусы, которые ты нам показывал после ужина.

— То, что ты видела, было магией, а не ловкостью рук. Это действительно амулет, хотя и не очень сильный. Акхендийцы славятся искусством плетения и изготовления талисманов.

— А я думала, это просто безделушка! Надо было подарить девчушке что— нибудь получше. Серегил усмехнулся.

— Ты же видела ее лицо. Эту фишку для бакши она будет показывать своим праправнукам — подарок от тирфэйе, женщины-воительницы с волосами цвета, — ну-ка, какое сравнение тут подойдет? — да, цвета кровавой меди!

Бека состроила шутливую гримасу.

— Надеюсь, она придумает что-нибудь более поэтичное. Тут же к ним подошла молодая женщина и коснулась рукава Алека; неуловимое движение рук — и она протянула юноше браслет с тремя вплетенными в него бусинами. Алек поблагодарил и задал ей несколько вопросов, потом, рассмеявшись, показал в сторону Серегила.

— О чем это они? — спросила Бека.

— Она подарила ему любовный амулет, — объяснил Серегил, — а Алек ответил, что ему нет в этом нужды.

Женщина бросила какое-то игривое замечание, лукаво взглянула в сторону Серегила и провела ладонями по браслету. Бусины исчезли, теперь на их месте покачивалась птица, вырезанная из светлого дерева.

— Это больше мне подходит, — кивнул Алек. — Такой амулет предупреждает хозяина, если кто-нибудь замышляет против него зло, — пояснил он Беке.

— Возможно, и мне не помешал бы подобный талисман при новой встрече с лиасидра, — пробормотал Серегил.

— Что это? — Бека заметила в волосах Серегила нитку бисера с отполированной вишневой косточкой.

— Предполагается, что она сделает мои сны правдивыми. Алек обменялся с другом понимающим взглядом; Бека почувствовала укол зависти. Как когда-то между Серегилом и ее отцом, между этими двумя существуют секреты, в которые ее никогда не посветят. Ну почему Нисандер не успел сделать и ее наблюдателем! — уже не в первый раз огорченно подумала девушка.

Тем временем ее солдаты не теряли времени даром. С помощью Ниала продолжался обмен вопросами и подарками; каждый воин уже обзавелся одним-двумя амулетами. Никидес флиртовал сразу с несколькими женщинами; Бракнил, окруженный кольцом детей, наслаждался ролью доброго дедушки: тряс бородой и извлекал из ушей ребятишек монеты.

— Боюсь, не все будет и дальше так легко, — прошептала Бека, глядя, как один из старейшин преподносит Клиа ожерелье.

— Конечно, не будет, — вздохнул Серегил.

Глава 10. Сердце драгоценности

— Похоже, госпожа Амали расположена к Клиа, — заметил Алек, наблюдая на следующее утро, как Клиа и Амали со смехом болтают о каких-то пустяках.

— Да, я заметил, — тихо ответил Серегил. Убедившись, что Ниала нет поблизости, он продолжал: — Почему бы им не подружиться — они примерно одного возраста. По словам нашего друга-рабазийца, Амали — третья жена кирнари и она намного моложе мужа.

— Так ты решил, что и от Ниала есть польза?

— От любого человека есть польза, — лукаво сказал Серегил, — но это еще не значит, что любому человеку можно доверять. Впрочем, наш переводчик, кажется, больше не встречался тайком с прекрасной дамой, а?

— Нет; я следил за ними. Она держится с ним вежливо, но разговаривают они редко.

— В Сарикали за ними нужен глаз да глаз: возможно, там они чаще будут искать встречи друг с другом. Юная жена, старик муж, и рядом — такой забавный красавчик Ниал; да, это может быть интересно.

Путники выехали к широкой быстрой реке и двинулись вдоль нее на юг. Весь этот день их путь лежал через глухие леса. Деревни теперь встречались реже, а дичь стала более многочисленной и порой незнакомой-скаланцам. В болотистых излучинах реки паслись стада черных оленей размером не больше собаки; животные объедали побеги мальвы или срывали растущие среди тины водяные лилии.

Впервые с тех пор, как Алек покинул родные горы, он увидел медведей. Правда, местные звери были скорее коричневыми, чем черными, а грудь их украшал белый полумесяц Ауры. Но самыми необычными и самыми симпатичными оказались небольшие серые древесные зверьки под названием пори. Путешественники впервые увидели их после полудня, и вскоре уже казалось, что все вокруг заполнено этими похожими на белку созданиями.

Размером с новорожденного ребенка, с плоской мордочкой, напоминающей кошачью, большими подвижными ушами и цепкими лапами, пори ловко скакали с ветки на ветку, отчаянно вращая полосатыми хвостами.

Через несколько миль пори исчезли так же внезапно, как и появились. Во второй половине дня, когда тени уже легли прихотливым узором, путешественники достигли места, где река разделялась на два рукава. Как будто оттесненный напором вод, лес отступил, открывая вид на холмистую равнину.

— Добро пожаловать в Сарикали, — сказал Серегил, и что-то в его голосе заставило Алека обернуться.

Смесь гордости и благоговения мгновенно преобразила лицо друга; оболочка скаланца была отброшена, как ненужная более маска.

Алек увидел, как сходное выражение появляется на лицах всех ауренфэйе, словно их душа отразилась в их глазах. Изгнанник или нет, Серегил был таким же, как они. Алеку, вечному скитальцу, стало немного завидно.

— Добро пожаловать, друзья мои! — вскричал Риагил. — Добро пожаловать в Сарикали!

— Я думала, это город, — сказала Бека, прикрывая глаза от солнца.

Алек разделял ее ожидания; возможно, подумал он, магия скрывает Сердце Драгоценности точно так же, как и тайные проходы в горах. На стрелке не было заметно никаких следов, присутствия людей.

Серегил усмехнулся.

— Как, разве вы его не видите?

По широкому каменному мосту — всадники могли ехать по нему по четыре в ряд — отряд пересек меньший из двух рукавов реки.

Косые лучи заходящего солнца играли на стальных шлемах турмы Ургажи; под вышитыми плащами сверкали кольчуги. Возглавляла процессию Клиа в роскошном бархатном наряде цвета темного вина, богато украшенном драгоценностями. Плащ на плечах принцессы удерживала массивная золотая брошь с рубинами тонкой огранки; рубины переливались и на пряжке пояса. Надела Клиа и все украшения, подаренные ауренфэйе, даже скромные плетеные амулеты. Хотя ради этого случая принцесса отказалась от доспехов, на боку у нее в отделанных золотом ножнах висел меч.

За мостом Риагил свернул к приземистому темному холму в нескольких милях от них.

«В форме этой возвышенности есть что-то странное!» — подумал Алек. По мере приближения к холму это ощущение только усиливалось.

— Это и есть Сарикали, да? — показал на него Алек. — Но ведь это же руины!

— Не совсем, — ответил Серегил.

Темные ступенчатые городские стены росли, казалось, из земли. Плющ и дикий виноград, густо обвившие камень, усиливали впечатление того, что укрепления — творение самой природы, а не рук человеческих. Твердо и непоколебимо стоял Сарикали, как огромный камень в реке времени.

По мере того как Серегил подъезжал к Сарикали, долгие годы, проведенные в Скале, словно стирались из его памяти. Страшное, темное воспоминание, связанное с этим местом, не могло затмить радости, которую он всегда испытывал, попадая сюда.

Чаще всего Серегил бывал здесь на празднествах, когда представители разных кланов заполняли улицы и дворцы города. Флаги и гирлянды украшали тогда дома каждой тупы — района Сарикали, традиционно занимаемого определенным кланом. На рынке под открытым небом в эти дни можно было купить товары со всех концов Ауренена и прилегающих земель. У стен города яркими цветами вырастали бесчисленные павильоны; разноцветные флаги и мишени указывали на места скачек и состязаний лучников. Воздух был полон музыки, магии и запахов экзотических блюд.

Сейчас только несколько пасущихся овец и коров напоминали о том, что здесь живут люди.

— Можно было бы ожидать, что лиасидра выйдет встречать принцессу, — пробурчал Теро по-скалански.

— Я тоже об этом подумал. — Алек с сомнением оглядывался по сторонам.

— Это дало бы ей слишком высокий статус, — откликнулся Серегил. — Лиасидра ставит принцессу на подобающее ей место — она сама должна прийти к ним. Все это — часть сложной игры.

Сопровождающие их ауренфэйе придержали коней, достигнув города, и турма Ургажи выстроилась вокруг принцессы в два ряда.

Не слезая с лошади, Клиа поклонилась Риагилу и Амали.

— Благодарю вас за гостеприимство, за то, что вы сопровождали нас.

Амали подъехала поближе и пожала руку принцессе.

— Желаю тебе удачи. Да пребудет с тобой благословение Ауры! С этими словами Амали и Риагил — каждый со своими всадниками — скрылись между темными зданиями.

— Ну что ж, — сказала Клиа, расправляя плечи, — пора и нам въехать в город. Давайте покажем ауренфэйе все величие царственной Скалы. Серегил, теперь ты — мой проводник.

Стены города не предназначались для защиты; в них не было запертых ворот, нигде не стояли дозорные. Открытые проходы, покрытые похожей на газон травой, напоминали расщелины, которые за тысячелетия вымывает в породе дождевая вода. Улицы города были безлюдны, стрельчатые окна башен зияли, словно пустые глазницы.

— Не ожидал, что в городе будет так пусто, — прошептал Алек; кавалькада все еще ехала по широкой извилистой аллее.

— Здесь все по-другому, когда кланы собираются на празднество, — ответил Серегил. — Клянусь Светом, я и забыл, как прекрасен Сарикали!

«Прекрасен?!» — подумал Алек. Жуткий, гнетущий — вот какие слова были бы уместны.

Судя по всему, скаланцы разделяли впечатления Алека. Он слышал, как у него за спиной воины засыпают Ниала вопросами, а тот что-то невнятно бурчит в ответ.

Стены из темно-зеленого камня по обеим сторонам улицы покрывал сложный рисунок. В нем нельзя было узнать конкретных животных, богов или людей. Замысловатые фигуры сплетались в единый узор, иногда приковывающий взгляд к определенной точке в центре, в других местах словно уводящий за пределы картины.

Копыта лошадей мягко и бесшумно ступали по душистой траве. Чем дальше в город углублялся отряд, тем более глубокое безмолвие окружало его, подчеркивая загадочность Сарикали. Иногда ветер доносил издалека крик петуха или человеческие голоса, но тут же все стихало снова.

Алек почувствовал, как дрожь пробежала у него по коже, а голова начала ныть.

— Какие странные ощущения. — Бека тоже чувствовала что-то необычное.

— Это магия, — с благоговением произнес Теро. — Кажется, она сочится здесь прямо из земли.

— Не беспокойтесь, вы скоро привыкнете, — заверил спутников Серегил.

Путешественники завернули за угол; из низкого окна башни на них мрачно взирала одинокая фигура в широкой мантии. Судя по красно— черному сенгаи и татуировке на лице, это был член клана Катме; вид у него был отчужденный и неприветливый. Алек с тревогой вспомнил любимую поговорку своего отца: «Как встречают, так и проводят».

Радость от встречи с Сарикали все-таки не полностью притупила восприятие Серегила. Не приходится сомневаться: изоляционисты по— прежнему держат бразды правления в своих руках. И все же сердце изгнанника забилось быстрее, когда он почувствовал, как на него нахлынули волны загадочной энергии города. Следуя детской привычке, он вгляделся в тени — вдруг мелькнет легендарный башваи?

Всадники еще раз завернули за угол; дома расступились, открылась широкая площадь в центре Сарикали, и у Серегила перехватило дыхание.

Перед ними лежал Вхадасоори, кристально чистый пруд нескольких сот ярдов в ширину, настолько глубокий, что воды его оставались темными даже в яркий полдень. Святая святых Ауренена, средоточие магии. Здесь, в сердце Сердца, кланы давали клятвы и заключали союзы, волшебники проверяли свою силу. Обещание, скрепленное чашей воды из озера, было нерушимо.

На расстоянии примерно ста ярдов от берега водоем окружала сто двадцать одна статуя из выветрившегося камня. Ни розово-коричневая порода, ни такой стиль резьбы не встречались больше не только в самом Сарикали, но и во всем Ауренене.

Согласно преданию, тридцатифутовые фигуры, отдаленно напоминающие людей, были созданы древними, населявшими эту землю еще до появления здесь башваи. Каменные исполины молчаливо возвышались над толпой, собравшейся вокруг озера. Мозаика лиц, застывших в ожидании, и сенгаи всевозможных расцветок казалась особенно яркой на фоне темной породы.

— Это он, — долетел до Серегила громкий шепот, и изгнанник понял, что речь идет о нем.

Толпа расступилась, пропуская Клиа, Серегила и их спутников к каменному кругу. У воды их ожидали одиннадцать членов лиасидра в белоснежных одеждах; сбоку на низкой каменной колонне покоилась Чаша Ауры. Продолговатый сосуд в форме полумесяца из мелочно-белого алебастра, оправленный в серебро, мягко сиял в лучах вечернего солнца.

С неожиданной острой болью Серегил вспомнил, как его ребенком привозил сюда отец; это было одно из немногих светлых воспоминаний о нем. Легенды по-разному объясняют происхождение Чаши, говорил Корит. Некоторые утверждают, что она — подарок дракона Ауры первым Одиннадцати. В других говорится, что первые ауренфэйе, попавшие в Сарикали, обнаружили ее уже на постаменте. Чаша существовала с незапамятных времен; она ничуть не пострадала за столетия ни от времени, ни от непогоды; Чаша олицетворяла связь Ауры с ауренфэйе и ауренфэйе друг с другом.

«Связь, которая была для меня обрублена, как отрубают у дерева больную ветвь», — с горечью подумал Серегил; он наконец обратил внимание на членов лиасидра. Девять из этих одиннадцати когда-то пощадили его жизнь, но обрекли на унижение.

Его отец был в то время кирнари, и он проявил полную готовность подчиниться атуи, послав сына на казнь. Теперь среди лиасидра находилась Адриэль; Серегил никак не мог встретиться с ней глазами. Другим новым человеком, вошедшим в состав совета, был Элос-и-Ориан, кирнари Голинила. Рядом с ним стоял величественный Юлан-и-Сатхил, его худое морщинистое лицо ничего не выражало.

Серегил сделал над собой усилие и снова перевел взгляд на сестру; она стояла ближе всех к Чаше. Адриэль заметила брата, но быстро отвела глаза.

И знай, что это обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной.

Но сейчас он стоял здесь, вне их круга, и заверения сестры не могли заполнить пустоты у него в груди. Серегил почувствовал, как у него комок поднимается к горлу, и отвернулся.

Рядом с Адриэль стоял Райш-и-Арлисандин, глава Акхенди. Серегил помнил его молодым — теперь волосы кирнари побелели, морщины стали глубже. По крайней мере у них есть один надежный союзник, пусть даже и не очень могущественный.

По сигналу Клиа Серегил и остальные спешились. Принцесса сняла перевязь с мечом, передала оружие Беке и с гордо поднятой головой вошла внутрь каменного круга. На расстоянии нескольких шагов за ней последовали Серегил, Теро и Торсин.

Магия Сарикали чувствовалась здесь еще больше. Серегил заметил, как широко распахнулись светлые глаза волшебника, когда его захлестнули волны волшебной силы. Клиа, должно быть, тоже почувствовала действие магии, но поступь ее осталась ровной. Остановившись перед советом, она протянула вперед руки ладонями вверх и на прекрасном ауренфэйском произнесла:

— Я пришла к вам во имя великого Ауры Светоносного, известного нам как Иллиор, и по воле моей матери, Идрилейн Второй Скаланской.

Навстречу ей выступил Бритир-и-Ниен, кирнари Силмаи, хрупкий старец, похожий на иссохший ивовый прутик. На правах старейшего члена лиасидра он заговорил с принцессой от имени совета.

— Приветствую тебя, Клиа-а-Идрилейн Элестера Коррутестера из Римини, принцесса Скаланская, отпрыск Коррута-и-Гламиена из Боктерсы! — Ауренфэйе снял с себя тяжелое золотое ожерелье с бирюзой и надел на Клиа. — Да поможет нам мудрость Светоносного.

Принцесса в ответ преподнесла старцу пояс; золотые пластины, украшавшие его, были покрыты эмалью с изображением дракона Ауры.

— Да воссияет над нами Светоносный!

Адриэль наполнила Чашу Ауры водой из озера. Грациозная, в белой тунике, украшенной драгоценностями, молодая женщина подняла сосуд к небу, а затем поднесла его сначала Клиа, затем благородному Торсину, Теро и, наконец, Серегилу.

Пальцы Серегила коснулись руки сестры, он поднес Чашу к губам. Вода была такой же холодной и сладкой на вкус, какой он ее помнил. Пока он пил, его глаза встретились со взглядом Назиена-и-Хари, кирнари клана Хамам, деда убитого им когда-то хащица. Ни малейшей тени радушия не было в этом взгляде.

Сидя на лошади, Алек слушал, как Ниал подробно называет имена всех кирнари; все одиннадцать ради торжественной церемонии облачились в белые туники и сенгаи, так что невозможно было различить представителей разных кланов по их головным уборам.

Одно лицо, впрочем, было знакомо юноше и без Ниала. Он видел Адриэль однажды, незадолго до войны, и теперь с дрожью возбуждения наблюдал, как она подносит брату изогнутую чашу. Что, интересно, они чувствуют в этот момент, размышлял Алек, когда наконец так близки, но по— прежнему вынуждены проявлять сдержанность?

Стоящие вокруг кирнари в отличие от Адриэль и Серегила не скрывали своих чувств. Когда священный сосуд дошел до Серегила, несколько человек обменялись мрачными взглядами, на некоторых лицах заиграла улыбка. Среди последних был и старик ауренфэйе; Алек впервые видел действительно старого представителя этого народа. Худой, изможденный, с ввалившимися глазами под нависшими веками, он двигался медленно и осторожно, словно боялся рассыпаться.

— Это Бритир-и-Ниен, глава Силмаи, — объяснил юноше Ниал, — ему не меньше четырехсот семидесяти, солидный возраст даже для ауренфэйе.

У Алека, все еще не вполне свыкшегося со знанием о собственном происхождении, перспектива столь долгого жизненного пути вызвала смутную тревогу.

Молодой человек принялся рассматривать ближайших к нему ауренфэйе; судя по сенган, здесь присутствовали как представители нескольких основных семей, так и люди из более мелких кланов. Многие были одеты в туники, на остальных были мантии и длинные ниспадающие плащи. Сенгаи тоже можно было увидеть самые разнообразные: от переплетения нескольких полосок ткани до расшитых шелком, украшенных кисточками или орнаментом из металлических бусин тюрбанов. Каждый клан завязывал их на свой лад: кто-то плотно обвязывал тканью голову, кто-то сооружал замысловатые складки.

К вящему удовольствию Алека, он обнаружил небольшую группу людей в темно-зеленых одеждах клана Боктерса. Один из них, молодой человек с седой прядью в волосах, словно почувствовав взгляд Алека, обернулся; некоторое время он разглядывал юношу с доброжелательным интересом, а затем принялся что-то шептать паре, стоящей рядом. У мужчины было некрасивое длинное лицо. Тонкие губы темноглазой женщины были плотно сжаты, но, завидев Алека, она улыбнулась. Ее лицо украшала татуировка, правда, не такая сложная, как у представителей клана Катме, — всего две горизонтальные черточки под каждым глазом. Алек улыбнулся в ответ, потом, смутившись, отвел взгляд. Похоже, родственники Серегила уже догадывались, кто он.

— Женщина, которая тебя только что поприветствовала, — третья сестра Серегила, — прошептал Ниал.

— Мидри-а-Иллия? — с удивлением спросил Алек. Женщина была совсем не похожа ни на Серегила, ни на Адриэль. — А что означают те черточки у нее на лице?

— Она обладает даром целительницы.

— А остальные? Ты их знаешь?

— Того молодого человека — нет; а мужчина постарше, я полагаю, муж Адриэль, Саабан-и-Ираис.

— Муж? — переспросил Алек; он снова посмотрел на боктерсцев.

Переводчик удивленно поднял бровь.

— А ты не знал?

— Я думаю, и Серегил не в курсе. — Алек на секунду умолк, а затем спросил: — А чиптаулосцы здесь есть?

— О нет. Из-за бегства Илара тетсаг между Боктерсой и Чиптаулосом по— прежнему в силе; кровная вражда ничуть не утихла. Появление здесь чиптаулосцев выглядело бы как вызов Клиа — родственнице боктерсцев.

— Благородный Торсин утверждает, что присутствие Серегила может иметь тот же эффект.

— Возможно. Но у Серегила есть более могущественные союзники.

Когда церемония официального представления завершилась, кирнари разошлись и постепенно в сопровождении родичей исчезли в окрестных улочках.

Адриэль проводила Клиа за пределы каменного круга. Покинув священную территорию, она, как и Мидри, бросилась к Серегилу; обе женщины крепко ухватили его плащ, как будто опасались, что тот от них сбежит. Серегил обнял сестер, на мгновение упавшие волосы закрыли его лицо. Остальные боктерсийцы присоединились к группе, и вскоре Серегила уже трудно было рассмотреть в этой радостно гомонящей толпе. Адриэль представила Саабана; Алек увидел, как изумление на лице друга сменяется довольной усмешкой. Он явно одобрял брак сестры.

Клиа перехватила взгляд Алека и улыбнулась. Теро и Бека, впервые видевшие семью Серегила, пытались скрыть свое отчаянное любопытство.

— Как я рада тебя видеть, — Адриэль держала брата за руку, — и тебя тоже, Алек тали. — Высвободив руку, она притянула к себе Алека и расцеловала в обе щеки. — Наконец-то ты добрался до Ауренена. Добро пожаловать!

Но я забыла о своих обязанностях, — воскликнула Адриэль, украдкой вытирая глаза. — Принцесса Клиа, позволь мне представить членов клана Боктерса. Моя сестра, Мидри-а-Иллия. Мой муж, Саабан-и-Иране. А это Кита-и-Бранин, друг детства Серегила, он любезно согласился быть твоим конюшим в Сарикали.

Адриэль указала на того самого молодого человека, что с таким любопытством разглядывал Алека во время церемонии. Серегил сгреб его в объятия, не помня себя от счастья.

— Ты ли это, Кита-и-Бранин! Как же, как же, помню, из-за тебя я пару раз вляпывался в какие-то сомнительные истории!

— Пару раз? Да из-за тебя я получил половину порок, которые мне задали в детстве! — И со смехом Кита тоже обнял Серегила.

«Одно из увлечений юности, о которых упоминал Серегил?» — гадал Алек, сгорая от ревности.

— Закрой рот, а то ворона влетит, — прошептала Бека, толкая Алека под ребра.

Юноша потряс головой, приходя в себя; он молил богов, чтобы его чувства не оказались столь же очевидны и для остальных.

Отпустив Серегила, Кита почтительно поклонился Клиа.

— Досточтимая родственница, в тупе Боктерсы для тебя приготовлены апартаменты. Как только пожелаешь отправиться туда, только скажи — я к твоим услугам.

— Наши дома рядом, — обратилась к принцессе Адриэль. — Позволь пригласить тебя сегодня на ужин.

— С удовольствием. Не могу описать, как это приятно, — знать, что хоть одному кирнари я могу полностью доверять.

— Возможно, не одному. — Мидри кивнула Амали-а-Яссара; молодая женщина подошла рука об руку со своим супругом, облаченным в белые одежды кирнари.

«Клянусь Четверкой!» — подумал Алек. Он знал, что Амали моложе своего мужа, но не настолько же! Кирнари мог быть ее дедом: вокруг глаз и рта его лежали глубокие морщины; из-под белоснежного сенгаи выбивались редкие седые волосы. Что же, если верить счастливой улыбке и сияющим глазам Амали, для настоящих чувств возраст не помеха.

— Клиа-а-Идрилейн, это мой муж, Райш-и-Арлисандин, кирнари Акхенди, — сияя улыбкой, представила старика Амали.

Последовал очередной обмен приветствиями, и вскоре Алек уже жал руку новому знакомому.

— О, сам юный хазадриэлфэйе! — воскликнул Райш. — Воистину это знак Светоносного — то, что принцесса прибыла с таким сопровождающим! — Не отпуская руки Алека, кирнари коснулся следа драконьих зубов на ухе юноши. — Ну конечно, Аура уже отметил тебя всем на обозрение.

— Любовь моя, ты совсем смутил бедного мальчика. — Амали снисходительно похлопала Райша по руке, как будто он действительно был ее дедушкой.

— Я рад, что я здесь, какова бы ни была причина, — ответил Алек.

Разговор перекинулся на другие темы. Воспользовавшись моментом, юноша присоединился к турме Ургажи. Ниал тоже находился среди конников Беки. Его не было среди тех, кто приветствовал акхендийцев. Издали с угрюмым видом переводчик провожал глазами Амали.

— Моя жена с большим чувством говорила мне о тебе, прекрасная госпожа,

— обратился Райш к Клиа. — Воистину это великое событие — после столь долгого перерыва тирфэйе вновь вступили на землю Ауренена. Молю Ауру, чтобы в будущем твои соотечественники стали нашими частыми гостями.

— Кирнари, мы ждем тебя и представителей твоего клана на пир сегодня вечером, — вмешалась Адриэль. — В благодарность за то, что вы в целости и сохранности доставили в Сарикали нашу родственницу, а кроме того, как верного союзника принцессы в ее начинаниях.

— Боктерса оказывает мне большую честь своим гостеприимством, — ответил Райш, — а сейчас позвольте мне оставить вас:

вам предстоит разместить наших гостей. До вечера, друзья мои!

Оставив Серегила среди его родственников, Алек ехал рядом с Бекой.

— И что ты думаешь обо всем этом? — спросил он по-скалански.

Девушка покачала головой.

— Все еще не могу поверить, что мы здесь. Мне все время кажется, что вот сейчас вынырнет один из тех страшных темных призраков, преследовавших Серегила.

Поворачивая за угол, Алек поднял голову; те, кто внимательно следил за ними, вовсе не были призраками-башваи. На высоком балконе стояло несколько кирнари в белых туниках. Под таким углом Алек не мог разглядеть выражения их лиц, но недоброе предчувствие подсказывало ему — они не улыбались гостям.

— Скаланская царица послала к нам ребенка во главе детей! — Руэн-и-Ури, глава клана Дация, наблюдал за проезжающей внизу кавалькадой вместе с Юланом-и-Сатхилом и Назиеном-и-Хари, хаманским кирнари.

Юлан-и-Сатхил позволил себе слегка улыбнуться. Руэн был за переговоры со скаланцами; сомнения, которые он испытывал теперь, очень устраивали кирнари Вирессы.

— Не обманывайтесь их кажущейся юностью. Муха цеце вылупляется, спаривается и умирает в один день, но за этот короткий промежуток времени она успевает наплодить сотни себе подобных, а ее укус способен свалить лошадь. То же самое и с недолговечными тирфэйе.

— Посмотрите на него, — прорычал Назиен-и-Хари, указывая пальцем на изгнанника, свободного, получившего разрешение появиться в Сарикали. — Родственник он царицы или нет, они привезли с собой убийцу моего внука! Это вызов моему клану. Неужели эти тирфэйе настолько глупы?

— Это вызов всему Ауренену, — согласился Юлан; он вовсе не собирался сообщать Назиену, что в свое время проголосовал за временное возвращение Серегила на родину.

Райш-и-Арлисандин обвил рукой талию жены и нежно поцеловал ее; супруги направлялись в тупу Акхенди.

— Я вижу, путешествие пришлось тебе по душе, тали. Расскажи мне о своих впечатлениях о Клиа и ее людях.

— Скаланская принцесса умна, искренна, честна, — отвечала Амали, играя янтарным амулетом, висящим на груди у мужа. — Торсина-и-Ксандуса ты знаешь. А остальные… — Она вздохнула. — Как ты видел, бедный Алек — ребенок, играющий в мужчину. Яшел он или нет, он так наивен, так простодушен, так открыт, что я боюсь за него. Благодарение Ауре, он не имеет особого значения. Вот волшебник — это да, странная, таинственная фигура. Он молод, но не стоит его недооценивать. Он еще не показал своей настоящей силы.

— А изгнанник? Амали нахмурилась.

— Он не такой, как я ожидала. За почтительными манерами скрывается гордое, яростное сердце. Годы, проведенные среди тирфэйе, сделали его мудрее, и, судя по тому, что слышали мои люди от скаланцев, он способен на большее, чем кажется на первый взгляд. К счастью, его цели совпадают с нашими. Я не доверяю ему. А что по его поводу решила лиасидра? Создаст ли его присутствие какие-либо трудности для нас?

— Пока рано судить об этом. — Какое-то время они шли молча, затем Райш спросил: — А что Ниал-и-Никаи? За время путешествия у тебя была возможность возобновить знакомство.

Амали покраснела.

— Ну, конечно, мы разговаривали. Похоже, он увлекся рыжеволосой девушкой — капитаном охраны принцессы.

— Ты ревнуешь, тали?

— Как ты можешь так говорить!

— Извини. — Кирнари прижал жену к себе. — Говоришь, сходит с ума по тирфэйе? Как необычно! Это может нам пригодиться.

— Возможно. Думаю, Клиа — хороший выбор с нашей стороны, если она произведет на лиасидра столь же благоприятное впечатление, как и на меня. Она должна! — Со вздохом женщина положила ладонь на живот, где шевельнулся их первенец. — Во имя Ауры, так много зависит от ее успеха. Да пребудет с нами Светоносный!

— Воистину, — пробормотал Райш; наивная вера юной жены вызвала у него грустную улыбку. Слишком часто воля богов заключается в том, чтобы позволить людям самим решать свои проблемы…

Глава 11. На новом месте

Сердце Алека оборвалось, когда Адриэль показала им дом, предназначенный для гостей. Это было высокое узкое здание, увенчанное маленькой открытой со всех сторон башенкой; оно зловещим силуэтом вырисовывалось на вечернем небе.

Оказавшись внутри, юноша не почувствовал себя лучше. Хотя отведенные вновь прибывшим покои имели все необходимые удобства, а улыбающиеся боктерсийцы старались всячески услужить, дом по-прежнему оставлял тягостное, мрачное впечатление — совсем не похожее на чувство простора и комфорта, которое Алек испытал в Гедре.

«Что на свете может заставить считать это место красивым?» — снова начал гадать Алек, но, пока Кита показывал им дом, предпочел оставить свое мнение при себе. Молодой боктерсиец провел их с Серегилом по лабиринту еле освещенных, расположенных на разных уровнях комнат, соединенных узкими коридорами и галереями, идущими под странными углами. Внутренние помещения не имели окон, а внешние выходили на широкие балконы; ни занавесей, ни ставней, обеспечивающих уединение, они не имели.

— Интересные же архитектурные идеи были у ваших башваи, — пожаловался Алек Серегилу, споткнувшись о неожиданно встретившуюся в проходе ступеньку.

Внутренние стены были сооружены из того же узорчатого камня, что и внешние. Алек, привыкший в Скале к красочным фрескам и статуям, нашел это странным: казалось бы, здешние жители тоже должны стремиться сохранить живописную память о своей жизни…

Большую часть нижнего этажа занимал просторный зал для торжеств. Маленькие комнаты позади него отводились для личных нужд обитателей; в задней части здания располагались ванные и огромная кухня, выходящая в обнесенный стенами конюшенный двор. Правую сторону его занимали стойла, а слева тянулось низкое строение, в котором расположились солдаты турмы Беки. Калитка в стене выходила в узкий проулок между предназначенным для гостей домом и домом Адриэль.

Клиа, Торсину и Теро были отведены покои на втором этаже, Серегилу и Алеку — большая комната на третьем, мрачная, несмотря на красочные ауренфэйские украшения; ее высокий потолок тонул в темноте.

Алек обнаружил в конце коридора узкую лестницу и поднялся по ней на плоскую крышу к восьмиугольному каменному павильону — той самой башенке, которую заметил раньше.

Через арки в каждой из восьми его стен открывался красивый вид на город. Внутри находились скамьи и столы из гладкого черного камня. Оказавшись в одиночестве в павильоне, Алек с легкостью представил себе сидящих вокруг первых обитателей дома, наслаждающихся вечерней прохладой. Мгновение он почти слышал эхо умолкших голосов и шагов, звуки музыкальных инструментов.

Неожиданный скрип кожаной подошвы на камне заставил юношу вздрогнуть; обернувшись, он обнаружил, что в дверях стоит усмехающийся Серегил.

— Видишь сны с открытыми глазами? — Он подошел к арке, выходящей на дом Адриэль.

— Пожалуй. Как называется это сооружение?

— Коллос.

— Такое чувство, будто здесь водятся привидения. Серегил положил руку на плечо Алеку.

— Так оно и есть, только их не нужно бояться. Сарикали снятся сны, и иногда город во сне что-то бормочет. Если достаточно долго прислушиваться, можно что-нибудь услышать. — Слегка повернув Алека, Серегил показал на маленький балкон под крышей дома сестры. — Видишь то окно, справа? Это была моя комната. Я целыми часами сидел на балконе и прислушивался.

Алек представил себе, как любопытный сероглазый подросток, опершись подбородком на руку, ловит звуки чужой музыки в ночном воздухе.

— Тогда ты их и слышал?

Серегил сильнее стиснул плечо юноши.

— Да. — На мгновение его лицо выразило то же страстное нетерпение, которое когда-то испытывал мальчишка. Однако прежде чем Алек успел что-нибудь сказать, Серегил снова был самим собой. — Я, собственно, пришел сказать тебе о том, что тебя ждет ванна. Так что спускайся вниз сразу, как будешь готов.

С этими словами Серегил ушел.

Алек еще немного помедлил в павильоне, но услышал лишь знакомые звуки — его спутники устраивались на новом месте.

Бека отказалась от покоев в основном доме; она предпочла маленькую боковую комнатку в здании, служившем казармой ее конникам.

— С самого приезда сюда я не видела еще ни единого как следует укрепленного здания, — проворчала Меркаль, оглядывая дом, двор и конюшни.

— Вот и начинаешь гадать, что случилось с этими башваи, — согласился Бракнил. — Кто хочешь может сюда явиться и захватить город.

— Мне это тоже не слишком нравится, — ответила Бека, — но тут уж ничего не поделаешь. Проследи, чтобы часовые разложили костры, как следует осмотри помещение и выставь стражу у всех выходов. Все по очереди будут нести караул, сопровождать Клиа и уходить в увольнение. Такой порядок не должен дать солдатам заскучать слишком скоро.

— Те, кто не на дежурстве, будут заниматься учениями, как обычно, — сказала Меркаль, — группами по трое, ветераны поучат новичков и присмотрят, чтобы они не уходили далеко от дома, пока не станет ясно, действительно ли нам здесь рады. Судя по выражению лиц некоторых местных жителей, которых я видела сегодня, могут быть стычки.

— Верно подмечено, сержант. Передайте всем солдатам: если ауренфэйе начнут задираться, принцесса Клиа приказывает не обнажать оружие, кроме как для защиты собственной жизни. Это ясно?

— Как небо после грозы, капитан, — заверил ее Рилин. — Ради высокой политики лучше получить пинок, чем дать. Бека вздохнула.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет. Врагов с нас довольно и за морем.

Войдя в длинную общую комнату казармы, Бека обнаружила Ниала, распаковывающего свой дорожный мешок рядом с одним из тюфяков.

— Так ты тоже будешь жить с нами? — спросила она, чувствуя, как странно затрепетало сердце.

— Может быть, мне не положено? — Он неуверенно снова потянулся к мешку.

Краем глаза Бека заметила, как Каллас и Стеб обменялись выразительными улыбками.

— Мы все еще в тебе нуждаемся, конечно, — решительно сказала Бека. — Только нужно сообразить, что тебе поручить, — ведь солдаты будут нести службу в разных местах. Может быть, госпожа Адриэль найдет еще переводчика или двух: нельзя же ожидать, что ты окажешься всюду одновременно, верно?

— Я сделаю все, что смогу, капитан, — подмигнул ей Ниал. Однако улыбка сбежала с его лица, когда он добавил: — Только, по-моему, мне лучше не приходить на пир сегодня вечером. За тобой и твоими людьми присмотрят боктерсийцы.

— Да почему? — удивилась Бека. — Ты же живешь здесь, в тупе Адриэль. Я уверена, что она будет рада видеть тебя в своем доме.

Рабазиец поколебался.

— Могу я поговорить с тобой наедине?

Бека провела его в свою комнату и закрыла дверь.

— Так в чем дело?

— Мне не будут рады акхендийцы, а не члены клана Боктерса, капитан, и особенно их кирнари — Райш-и-Арлисандин. Видишь ли, мы с Амали любили друг друга когда-то, прежде чем она вышла за него замуж.

Эта новость оказалась для Беки болезненной, словно неожиданный удар в живот.

«Что это со мной? Я же почти не знаю его!» — подумала девушка, изо всех сил стараясь сохранить безразличное выражение лица. Но тут она внезапно вспомнила с безжалостной ясностью, как Ниал старался держаться подальше от Амали, хоть со всеми остальными был дружелюбен и общителен, и как незаметно исчез при появлении ее супруга у Вхадасоори.

— Ты все еще в нее влюблен? — Бека тут же пожалела, что сказала это.

Ниал с печальной застенчивой улыбкой отвел глаза.

— Мне не нравится выбор, который она сделала, но я всегда буду ей другом.

«Значит, так оно и есть». Бека скрестила руки на груди и вздохнула.

— Должно быть, вам было очень неловко, когда вы снова оказались рядом.

Ниал пожал плечами.

— Мы с ней… Это было так давно! А потом все говорили, что она удачно вышла замуж. Однако ее супруг ревнует — как это обычно бывает со стариками мужьями. Лучше, если я сегодня останусь дома.

— Хорошо. — Бека импульсивно схватила за руку Ниала, когда он повернулся к двери. — И спасибо, что рассказал.

— О, я давно подумал, что рано или поздно придется сказать, — пробормотал он и ушел.

«Клянусь пламенем Сакора, женщина, ты, должно быть, ума лишилась! — молча отчитывала себя Бека, меряя шагами маленькую комнату. — Ты же его совсем не знаешь, а готова выплакать глаза, как ревнивая кухарка! После окончания переговоров ты его никогда больше и не увидишь!»

«Ах, но какие глаза и какой голос!» — шептало ее непокорное сердце.

«Он рабазиец, хоть и много путешествовал», — продолжала горько размышлять Бека. Все ведь говорят, что этот клан поддерживает Вирессу. Да и Серегил явно не доверяет Ниалу, хоть и не говорит этого прямо.

— Слишком долго у меня не было мужчины, — прорычала Бека. Что ж, этому легко помочь, и вовсе не нужно еще и влюбляться. Любовь, как узнала Бека на горьком опыте, — роскошь, которой она себе позволить не может.

Приведя себя в порядок после ванны, Серегил и Алек двинулись вниз, чтобы встретиться с остальными в зале.

Дойдя до площадки второго этажа, Серегил помедлил.

— Я чувствовал бы себя лучше, если бы нас разместили здесь, ближе к Клиа, — заметил он, сворачивая в длинный изогнутый коридор, куда выходили комнаты остальных. В дальнем его конце оказалась еще одна лестница и окно, выходящее на задний двор. — Лестница ведет на кухню, как мне помнится. — Серегил двинулся по ней вниз.

Пробравшись между корзин с овощами, они действительно оказались на кухне. Повара приветствовали гостей и показали им дорогу в главный зал. Клиа, Кита и Теро были уже там, расположившись у пылающего в камине огня.

— Серегилу не повезло — оказаться среди акхендийцев в первый же вечер,

— говорил Теро Ките, но оборвал себя, заметив вошедших.

— Гостеприимство не будет нарушено, — тактично пробормотал Кита, бросая на Серегила сочувственный взгляд, от которого у Алека болезненно сжалось сердце. Эти двое могли не видеться сорок лет, но понимание между ними, несомненно, сохранилось.

— Конечно, — отмахнулся Серегил. — Кого мы ждем, Торсина?

Как всегда, ловко меняет тему разговора, подумал Алек.

— Он скоро спустится, — сказала Клиа. В тот же момент они услышали военное приветствие, донесшееся из глубины дома. — А вот и капитан Бека, — добавила принцесса с заговорщицкой усмешкой.

В дверях действительно появилась Бека в платье из коричневого бархата. Ее свободно падающие на плечи волосы сияли, как полированная медь, соперничая с золотыми ожерельем и серьгами. Все это очень шло девушке, но, судя по выражению ее лица, было ей непривычно и обременительно. Следом за Бекой вошла сержант Меркаль, посмеиваясь над смущением своего капитана.

— Неудивительно, что твои солдаты так громко тебя приветствовали! — воскликнул Кита. — Я даже не сразу тебя узнал!

— Адриэль прислала известие, что я должна быть среди гостей, — покраснев, объяснила Бека, стряхивая невидимую пылинку с юбки. Заметив, как вытаращили на нее глаза Алек и Теро, Бека ощетинилась: — На что это вы так глазеете? Вы же видели меня в платье и раньше!

Алек обменялся с волшебником смущенными взглядами.

— Да, но это было так давно!

— Ты прекрасно выглядишь, — попробовал загладить промах Теро, но получил в награду лишь мрачный взгляд.

— Это и правда так, капитан, — усмехнулась Клиа. — Успешно делающему карьеру офицеру полагается знать, как держаться и в салоне, а не только на поле боя. Верно, сержант?

Меркаль вытянулась по стойке «смирно».

— Верно, госпожа, да только эта война не дает офицерам возможности проявить себя иначе, чем в сражении.

Спустившийся по центральной лестнице Торсин одобрительно кивнул Беке.

— Ты делаешь честь и принцессе, и своей стране, капитан.

— Спасибо, благородный Торсин, — ответила девушка, несколько смягчившись.

Адриэль пригласила на пир посольство Скалы в полном составе, и, направляясь к ее дому, все были веселы, даже Серегил.

— Давно пора мне познакомить вас с моей семьей, — со своей кривой улыбкой заметил он, обнимая Алека и Беку.

Адриэль вместе с мужем и сестрой встретила их у входа.

— Добро пожаловать, наконец-то я могу приветствовать вас у себя, и да прольется на вас свет Ауры! — воскликнула она, пожимая руки всем по очереди. Серегила и Алека она к тому же расцеловала, и хотя слово «брат» не было произнесено, оно, казалось, порхало вокруг, как дух башваи.

— Акхендийцы и гедрийцы уже здесь, — сообщила Мидри; она провела прибывших через просторные, элегантно обставленные комнаты в большой внутренний двор. — Амали только о тебе, Клиа, и говорит — ты ей очень нравишься.

Дом Адриэль был больше отведенного скаланцам, но показался Алеку более уютным, словно семья Серегила за столетия жизни в нем передала камню часть своего тепла.

На просторной каменной террасе, поднимающейся над зеленью сада, были расставлены низкие, рассчитанные на двоих ложа для почетных гостей — так, чтобы можно было наблюдать восход луны над башнями Сарикали. Алек насчитал среди присутствующих двадцать три человека в цветах клана Боктерса и по дюжине знатных представителей Акхенди и Гедре. Воины— ауренфэйе, сопровождавшие Клиа в путешествии через горы, разместились за длинными столами между клумбами благоухающих белых цветов. Они весело приветствовали солдат турмы Ургажи и стали звать их к себе.

Амали в живописной позе откинулась на ложе рядом с мужем. За время путешествия она не стала лучше относиться к Серегилу, не оттаяла она и сейчас, Алек порадовался тому, что оказался далеко от нее, между Адриэль и кирнари Гедре.

Устроившись на ложе рядом с Серегилом, юноша стал с интересом разглядывать тех, с кем еще не был знаком. Райш-и-Арлисандин сидел, обняв одной рукой жену, по которой явно соскучился за время долгой разлуки. Поймав взгляд Алека, он улыбнулся ему.

— Амали рассказала мне, что ты принес удачу отряду.

— Что? Ах, это… — Алек коснулся укушенного дракончиком уха. — Да, господин. Я никак такого не ожидал.

Райш, удивленно подняв брови, взглянул на Серегила.

— Я думал, что ты давно рассказал ему о подобных вещах. Алек был рядом с другом, а потому почувствовал, как напрягся Серегил; никто больше, по-видимому, этого не заметил.

— Это моя оплошность, конечно, но мне всегда было очень больно… вспоминать.

Райш поднял руку, словно благословляя Серегила.

— Да принесет тебе то время, что ты проведешь здесь, исцеление.

— Благодарю тебя, кирнарн.

— Садись здесь, рядом со мной, как самая почетная гостья, Бека-а-Кари,

— пригласила девушку Мидри, похлопав по свободному месту на ложе рядом с собой. — Твоя семья приняла моего… приняла Серегила как родного. Любому представителю клана Кавишей всегда будут рады в Боктерсе.

— Надеюсь, мы когда-нибудь сможем проявить такое же гостеприимство по отношению к тебе и твоим родичам, — ответила Бека. — Серегил — наш самый близкий друг, он много раз спасал жизнь моего отца.

— Обычно я и втягивал его в те неприятности, из которых потом выручал,

— вставил Серегил, заставив рассмеяться тех гостей, которые слышали разговор.

Слуги разносили угощение и вина, а Адриэль тем временем представляла ауренфэйе и скаланцев друг другу. Алек быстро запутался в сложных именах, но с интересом прислушивался к тому, что говорилось о членах клана Боктерса. Многих Адриэль назвала кузенами и кузинами; впрочем, такое наименование часто говорило скорее о привязанности, чем о родственных узах. Одной из кузин оказалась мать Киты, темноглазая женщина, напомнившая Алеку Кари.

Она строго погрозила пальцем Серегилу.

— Ты разбил наши сердца, хаба, — не потому, что мы тебя винили, а потому, что очень любили. — Строгий взгляд сменился растроганной улыбкой, и женщина обняла Серегила. — До чего же приятно снова видеть тебя в этом доме! Приходи на кухню, и я, как раньше, испеку тебе имбирные пряники.

— Теперь ты не отвертишься от этого обещания, тетушка Малли, — хрипло пробормотал Серегил, целуя ее руки.

Алек понимал, что наблюдает отголоски прошлого, в котором не участвовал. Знакомая боль уже начинала сжимать его сердце, но в этот момент длинные пальцы Серегила стиснули его руку. На этот раз друг понял чувства юноши и безмолвно извинился перед ним.

Ауренфэйе пировали, не обращая внимания на тонкости этикета: были поданы блюда, которые приходилось есть руками — сдобренное пряностями мясо и сыр, завернутые в лепешки, оливки, фрукты, душистая зелень и съедобные цветы.

— Тураб, гордость Боктерсы, — сообщил Алеку слуга, наполняя его кубок пенящимся красноватым элем. Серегил чокнулся с юношей и шепнул:

— За тебя, мой тали!

Поймав взгляд друга, Алек прочел в его глазах странную смесь радости и печали.

— Мне хотелось бы услышать твой рассказ о военных действиях, капитан, — обратился к Беке супруг Адриэль, Саабан-иИраис, когда слуги начали разносить блюда с жарким. — И от тебя тоже, Клиа-а-Идрилейн, — если, конечно, вам не слишком неприятно говорить об этом. Многие из присутствующих здесь боктерсийцев присоединятся к вашим войскам, если позволит лиасидра. — Судя по тому, как встревоженно нахмурилась Адриэль, Алек предположил, что Саабан может оказаться одним из таких добровольцев.

— Чем больше я смотрю на ауренфэйе, — ответила Бека, — тем больше удивляюсь их готовности рисковать жизнью в войне за рубежами страны.

— Не все на это пойдут, — согласился Саабан. — Но есть и такие, кто предпочтет сражаться с пленимарцами сейчас, а не отбиваться от них и зенгати на собственной земле.

— Нам нужна вся помощь, которую только мы сможем получить, — сказала Клиа. — Сейчас же давайте не будем допускать сюда тьму и поговорим о более приятных вещах.

Время шло, тураб лился рекой, и разговор постепенно переключился на воспоминания о детских проделках Серегила. Во многих историях фигурировал Кита-и-Бранин, и Алек с удивлением узнал, что на самом деле Кита на несколько лет старше друга. Серегил перебрался на ложе Киты, чтобы послушать какой-то рассказ, и Алек разглядывал их и других ауренфэйе, снова пытаясь понять, что будет значить для него долгая жизнь, которая его ожидает. Адриэль и ее муж, как было ему известно, вступили в двенадцатый десяток — для ауренфэйе этот возраст означал расцвет. Самому старшему из гостей, гедрийцу по имени Корим, давно исполнилось двести, но он, по крайней мере на первый взгляд, выглядел не старше Микама Кавиша.

«Все дело в глазах», — подумал Алек. Во взглядах старших ауренфэйе читался покой, словно опыт и мудрость, обретенные за долгую жизнь, оставили свой след — тот самый, что пока еще не был заметен в Ките. Впрочем, Серегил… Его глаза казались старше юного лица, как будто ему пришлось увидеть слишком многое и слишком рано.

«Так оно и было — даже за то время, что я с ним знаком», — размышлял Алек. Когда они встретились, его друг уже прожил годы, отведенные обычному человеку, и на его глазах целое поколение постарело и стало умирать. Серегил уже составил себе репутацию в Скале, когда долгое детство его ровесников на родине еще продолжалось. Глядя на него сейчас, окруженного людьми его народа, Алек впервые по-настоящему понял, как молод его друг. Что же видят в Серегиле ауренфэйе? «Или во мне?»

Серегил рассмеялся, откинув голову, и на мгновение стал выглядеть не менее невинным, чем Кита. На это было приятно смотреть, но Алек не смог прогнать мрачную мысль: таким его друг был бы, если бы никогда не попал в Скалу…

— Ты серьезен, как сова Ауры, и столь же молчалив, — обратилась к Алеку Мидри, садясь рядом с юношей и беря его за руку.

— Я все еще пытаюсь поверить, что я и в самом деле здесь, — ответил он.

— Я тоже, — призналась Мидри, и неожиданная теплая улыбка смягчила ее строгие черты.

— Может ли приговор об изгнании быть когда-нибудь отменен? — тихо спросил Алек. Мидри вздохнула.

— Иногда это случается — особенно когда осужденный так молод. Однако для начала рассмотрения нужно прошение от кирнари клана Хаман, а на это мало надежды. Хаманцы — благородный народ, но горды до того, что становятся мизантропами. Старый Назиен — не исключение. Он все еще оплакивает своего внука, и возвращение Серегила — для него оскорбление.

— Клянусь Светом, что за серьезная пара! — крикнул им Серегил, и Алек заметил, что друг его пьян, что случалось с ним чрезвычайно редко.

— Разве? — вызывающе откликнулась Мидри. — Скажи мне, Алек, Серегил еще не разучился петь?

— Он поет не хуже любого барда, — ответил Алек, лукаво подмигивая Серегилу.

— Спой нам, тали, — обратилась к брату Адриэль, услышавшая разговор. По ее знаку слуга принес и вручил Серегилу что-то большое и плоское, завернутое в узорчатый шелк.

Тот с улыбкой предвкушения развернул материю. Внутри оказалась арфа из любовно отполированного темного дерева.

— Мы хранили ее для тебя все эти годы, — сказала Мидри. Серегил прижал арфу к груди и пробежал пальцами по струнам.

Он заиграл простую мелодию, звуки которой вызвали слезы на глаза его сестер, потом перешел к другой, более сложной. Пальцы Серегила летали по струнам: даже пьяный и давно не практиковавшийся, играл он прекрасно.

Потом, сделав паузу, Серегил запел ту самую жалобу изгнанника, которую Алек слышал от него в тот раз, когда друг впервые заговорил с ним об Ауренене.

Любовь моя облачена в наряд из листьев зеленый. Венчает светлая луна ее драгоценной короной. Живым серебром ожерелья звенят, даруя душе утешенье, И ясное небо в ее зеркалах видит свое отраженье.

О, доведется ли еще мне блуждать под листьев зеленой сенью, В серебряном свете луны внимать серебряных струй пенью! Судьба, что доселе хранила меня, дарует ли мне благодать Ступить вновь на милые те берега, взглянуть на зеркальную гладь?

— Да, это голос барда, — сказал Саабан, вытирая глаза рукавом. — Ты обладаешь такой властью над нашими чувствами! Надеюсь, тебе известны и более веселые напевы.

— Таких немало, — ответил Серегил. — Алек, сыграй-ка нам «Красив мой любимый»!

Ауренфэйе очень понравилась скаланская песня, и тут же, словно сговорившись, они извлекли откуда-то собственные инструменты.

— Где Уриен? — поинтересовался Серегил и стал, прищурившись, высматривать его в саду среди солдат. — Эй, кто-нибудь, дайте парню лютню!

Ургажи только этого и надо было. Друзья чуть ли не силой вытащили смущающегося музыканта на возвышение и стали наперебой требовать от него любимых баллад, словно оказались не на торжественном пиру, а в придорожной таверне.

— Не посрами чести декурии, конник! — с шутливой строгостью приказала ему Меркаль.

Уриен, закаленный ветеран в свои неполные восемнадцать лет, взял лютню у кого-то из ауренфэйе и с восхищением провел рукой по закругленному корпусу.

— Баллада в честь нашей турмы Ургажи, — провозгласил он, беря первый аккорд. — Впрочем, все это произошло еще до того, как я в нее вступил.

Демоны-волки, зовут нас враги, — такими мы стали давно. Ведет нас чумная звезда, и врагам погибель найти суждено.

Крадемся в ночи, сеем ужас и смерть, — запомнит нас Пленимар! Страха не знает наш капитан, за ударом наносит удар.

Черное солнце над черной водой, и грозен костлявый маг, Но Мардус падет, захлебнувшись в крови, — не отступим мы ни на шаг!

Алек в ужасе наблюдал, как улыбка сбежала с лица Серегила, а Теро побледнел как смерть. Из многих баллад, повествующих о подвигах турмы Ургажи, именно в этой говорилось о том, как погиб Нисандер… К счастью, Бека быстро поняла, что к чему.

— Хватит, хватит! — воскликнула она, пряча беспокойство за шутливой улыбкой. — Клянусь Четверкой, Уриен, что за мрачную песню ты выбрал! Спой-ка лучше «Лик Иллиора над водами», чтобы почтить наших уважаемых хозяев!

Смущенный солдат опустил голову и заиграл новую мелодию, безукоризненно исполняя самые трудные пассажи. Серегил опять сел рядом с Алеком.

— Ты выглядел так, словно увидел привидение, — шепнул он, притворяясь, будто на него самого баллада не оказала никакого действия. — С тобой все в порядке?

Алек кивнул.

Музыка смолкла, и Кита протянул арфу Клиа.

— Как насчет твоих музыкальных талантов, госпожа?

— Ох, нет! У меня голос как у вороны. Теро, я однажды слышала, как ты пел замечательную песню про сражение у перекрестка Двух Коней!

— Для того, чтобы петь, госпожа, мне нужно как следует напиться, — ответил молодой волшебник, краснея под обратившимися на него взглядами.

— Не стесняйся! — крикнул ему сержант Бракнил. — Мы все слышали, как ты

— вполне трезвый — пел на «Цирии» во время морского перехода.

— Может быть, наши хозяева предпочтут увидеть небольшую демонстрацию магии Третьей Орески? — возразил Теро.

— Замечательно! — захлопала в ладоши Мидри. Теро вытащил мешочек с мелким белым песком и рассыпал его в виде круга на земле перед столами. Своей хрустальной палочкой он начертил в воздухе несколько пылающих символов; они, вместо того чтобы погаснуть, как обычно, стали вдруг расти и пылать все ярче, а потом взорвались так, что песок разлетелся, а на столах опрокинулись кубки. Теро изумленно вскрикнул, выронил свою палочку и сунул обожженные пальцы в рот.

Алек с трудом скрыл усмешку: всегда сдержанный маг походил на кота, который, намереваясь поймать рыбку, поскользнулся на прозрачном льду и старается скрыть неудачу, пока никто не заметил. Серегил рядом с юношей трясся от беззвучного смеха.

— Прошу прощения! — растерянно пробормотал Теро. — Я… я ума не приложу, почему так получилось.

— Это моя вина, — заверила его Адриэль. — Мне следовало тебя предупредить. — Она явно тоже сдерживала смех. — Здесь нужно очень осторожно пользоваться магией. Могущество Сарикали накладывается на любые чары и делает их результат непредсказуемым. В твоем случае это проявилось особенно явно.

— Да, я вижу. — Теро поднял палочку и сунул ее за пояс. После недолгого размышления он снова рассыпал песок и начертил волшебные знаки, но на этот раз не палочкой, а пальцем. Символы повисли над землей, потом слились в светящийся диск размером с тарелку. Теро сделал несколько пассов, по поверхности диска пробежали радужные волны, и он превратился в миниатюрную модель города над крошечной гаванью.

— Как здорово! — воскликнула Амали, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть творение Теро. — Что это за место?

— Римини, госпожа, — ответил волшебник.

— Вон тот черно-серый кошмар — царский дворец, мой родной дом, — сухо заметила Клиа. — А это белое чудо со сверкающим куполом и башнями — Дом Орески.

— Я побывала там во время своего посещения Римини, — сказала Адриэль. — Насколько я помню, сначала маги были рассеяны по всей Скале: некоторые жили отшельниками, другие служили знатным семьям.

— Да, госпожа. Мы зовем те времена Второй Ореской. После того как старая столица, Эро, была разрушена, царица Тамир основала Римини и заключила союз с самыми могучими волшебниками. Так и возникла Третья Ореска. Маги помогли царице построить город и совершили другие чудеса; в благодарность она обещала им покровительство и отвела землю для Дома Орески.

— Значит, это правда, что те из вас, кто обладает магической силой, содержатся отдельно от остальных? — спросил какой-то акхендиец.

— Вовсе нет, — ответил Теро. — Дело просто в том, что мы очень отличаемся от других скаланцев. Магия накладывает на нас свой отпечаток: мы живем почти так же долго, как и вы, но платим за это бесплодием. Поэтому нам нужно убежище, место, где мы могли бы жить среди других волшебников и делиться между собой знаниями. От магов никто не требует, чтобы они оставались в Доме Орески, но многие это предпочитают. Я большую часть жизни провел в башне моего учителя, Нисандера-и— Азуштры. Волшебники пользуются в Скале большим почетом, могу тебя в том уверить.

— Но разве вас не печалит то, что вы отрезаны от естественного течения жизни, общаетесь лишь с себе подобными? — настаивал все тот же акхендиец.

Теро задумался, потом пожал плечами.

— В общем-то нет. Я никогда не знал иной жизни.

— Райш и я посетили ваш город, еще когда были мальчишками, — сказал Клиа Риагил-и-Молан. — Мы отправились на празднества по случаю бракосочетания Коррута-и-Гламиена и твоей прародительницы, Идрилейн Первой. Нам тогда показали и ваш Дом Орески. Райш, помнишь ту волшебницу, которая показывала нам фокусы?

— Мне кажется, ее звали Ориена, — ответил кирнари Акхенди. — Разве можно забыть такую красоту — сады, где царит вечная весна, огромную мозаику на полу, изображающую дракона Ауры! А царский дворец мне запомнился как довольно мрачное здание, со стенами толстыми, как в крепости.

— Это говорит только об одном: царице Тамир следовало привлечь к строительству побольше волшебников, — с улыбкой сказала Клиа.

— Хотела бы я увидеть Третью Ореску, — вздохнула Амали.

— С удовольствием покажу ее тебе, госпожа, — тут же откликнулся Теро. — Правда, сейчас это не такое веселое место, каким было когда-то. — Он быстро что-то пробормотал, и изображение города сменилось видом садов Орески. Внутри можно было разглядеть несколько фигур в мантиях, но в целом сады выглядели странно пустынными. Потом точка обзора сместилась, и Алек узнал центральный атриум — такой, каким он виден с балкона башни Нисандера. На некоторых частях огромной мозаики, изображающей дракона, все еще были заметны повреждения — следствие нападения Мардуса и его некромантов. Здесь тоже было менее людно, чем помнилось Алеку по прежним временам.

— Так вот как теперь выглядит Ореска, — тихо пробормотал Серегил.

— Да. — Теро снова изменил изображение, показав собравшимся виллу на улице Колеса.

— Это мой дом в Скале, — пояснил Серегил; в его голосе Алек уловил намек на иронию.

Что они увидели бы, вздумай Теро показать их настоящий дом? — подумал юноша. Все ли еще сохраняется черная дыра на месте подвала или на развалинах уже что-нибудь построили?

— Подобная магия доступна и мне, — сказал Саабан. По его знаку слуга принес большую серебряную чашу на треножнике. Саабан налил в нее воды и дунул. По поверхности воды пробежала рябь, а потом в ней отразились зеленые леса на склонах увенчанных снежными шапками гор. На холме на берегу большого озера виднелись белые соединенные между собой здания — похожие на дом кирнари в Гедре, но гораздо более просторные и изысканные. По склону холма раскинулся город, на самом берегу посреди березовой рощи высился окруженный колоннадой храм; его купол ярко сверкал на солнце, освещающем всю сцену.

— Боктерса! — выдохнул Серегил. — Я и забыл, как… Отражение исчезло, и слуги разлили по кубкам тураб. Серегил жадно выпил его..

— Мы познакомились с акхендийской магией, когда проезжали через ваш фейдаст, кирнари, — сказала Райшу Клиа и показала браслет с подвеской в виде листа дерева на левом запястье.

— Это ведь периапт, верно? — спросил Теро, у которого на руке тоже был подобный браслет.

— Правильно, — кивнул ему кирнари. — Волшебные свойства определяются и плетением, и самим амулетом — порознь они не работают.

— Мне хотелось бы узнать, как они изготавливаются, — если это позволено, конечно. У нас в Скале нет ничего подобного.

— Конечно! Среди моего народа это очень распространенное умение, хотя кто-то бывает более искусен в нем, чем остальные. — Райш повернулся к жене.

— Тали, тебе хорошо удаются подобные вещи. У тебя при себе все необходимое?

— Я никогда не расстаюсь с нужными предметами. — Амали пересела на ложе волшебника и достала из кошеля на поясе связку тонких кожаных ремешков. — Нужно только знать узоры, — объяснила она Теро. Одним легким движением она пропустила ремешки сквозь пальцы; получилась короткая плетеная лента — ее узор был гораздо сложнее всего, что скаланцы видели до сих пор. — Потом к плетению присоединяется амулет — в зависимости от того, в чем нуждается будущий хозяин. — Амали достала маленький мешочек и высыпала на ладонь несколько резных деревянных фигурок. Пристально посмотрев на Теро, она выбрала простую гладкую пластинку с изображением глаза. — Это дарует мудрость. — Амали прикрепила талисман к плетеной ленте и завязала браслет вокруг запястья молодого мага.

— Ее никогда не бывает достаточно, — засмеялась Клиа. Амали быстро сделала еще один браслет и протянула принцессе: на сей раз амулетом служила маленькая деревянная птичка, подобная тем, что украшали браслеты Алека и Торсина.

— Тут очень простые чары. Талисман предупредит тебя, если кто-то рядом будет желать тебе зла.

— Мне мой браслет помогал не раз, — заметил Торсин. — Хотел бы я, чтобы маги Орески освоили такое искусство.

— А не скажешь ли ты мне, для чего вот эти? — Клиа показала Амали резные листок и желудь на нескольких переплетенных полосках кожи. — Я не могла понять ни слова из того, что говорила женщина, подарившая их мне.

Амали повертела фигурки в руках и улыбнулась.

— Это скорее просто безделушки, а не амулеты, хоть и подарены тебе от чистого сердца. Лист — пожелание доброго здоровья, а желудь — символ плодородия.

— Здоровье мне пригодится всегда, а желудь я сохраню на будущее, — рассмеялась Клиа, отвязала от браслета второй амулет и спрятала его в карман.

— Так ты говоришь, что такая магия известна лишь акхенди? — спросил Теро, с интересом разглядывая свой браслет.

— Другим иногда удается научиться некоторым приемам, но нашему клану этот дар — магия узлов, плетения, вязания — свойствен от рождения. — Амали протянула Теро несколько ремешков. — Хочешь попробовать?

— Но как?

— Просто подумай о ком-нибудь и прикажи ремешкам переплестись для этого человека.

После нескольких безуспешных попыток Теро удалось завязать две кожаные полоски неуклюжим узлом.

— Ну, может быть, с опытом дело пойдет лучше, — усмехнулся Райш. — Позволь мне показать тебе кое-что посложнее. — Он спустился в сад и вернулся с несколькими цветущими побегами. Сняв с пальца золотое кольцо, Райш продел в него побег, потом сжал их между ладоней. На глазах зрителей побег стал золотым: цветы и листья засияли, как изысканное произведение ювелирного искусства. Райш вплел золотой побег в венок и поднес его Клиа.

— Как восхитительно! — воскликнула принцесса, надевая венок на голову.

— До чего же, должно быть, приятно создавать подобную красоту с такой легкостью!

— Ах, но ведь ничто не бывает таким легким, каким кажется. Настоящая магия как раз и заключается в том, чтобы скрыть усилие.

Веселая болтовня за вином продолжалась, как будто это была обычная вечеринка. Вскоре, однако, Клиа умело направила разговор в нужное русло.

— Почтенные друзья мои, благородный Торсин сообщил мне свои впечатления относительно реакции лиасидра на наше прибытие. Мне очень хотелось бы услышать и ваше мнение.

Адриэль приложила длинный палец к подбородку и задумалась; Алека снова поразило ее сильное сходство с братом.

— Еще слишком рано судить, — ответила она Клиа. — Есть, правда, вещи, в которых ты можешь быть уверена: это поддержка Боктерсы и Акхенди и оппозиция со стороны Вирессы. Многие другие кирнари все еще в нерешительности. Твоя цель — добиться помощи своей воюющей стране. Однако то, чего ты просишь у нас, означает нарушение Эдикта об отделении; таким образом, ты невольно вступаешь в спор, который длится в Ауренене на протяжении многих поколений.

— Это совсем не так, — возразила Клиа. — Все, о чем мы просим, — это еще один открытый для торговли порт.

— Один порт или дюжина — разницы не составляет, — вмешался Риагил. — Клан Катме и те, кто его поддерживает, требуют изгнания всех чужеземцев с земли Ауренена. Позиция Вирессы тебе известна: Юлан-и-Сатхил отвергнет любое предложение, угрожающее их монополии в торговле с севером.

— И тех, кто зависит от его доброго отношения, чтобы продавать свои товары, он очень тонко принуждает поддерживать себя, — добавил кирнари Акхенди; лицо его потемнело от гнева. — Нельзя недооценивать Юлана-и— Сатхила, что бы ты ни решила предпринять.

— Я хорошо его помню еще по переговорам с зенгати, — сказал Серегил. — Он мог очаровать кого угодно, но за мягкими манерами скрывались драконья железная воля и терпение.

— В последние годы мне не раз приходилось сталкиваться с его железной волей, — печально улыбнулся Торсин.

— А кто его самые надежные союзники? — поинтересовался Теро.

Адриэль выразительно пожала плечами.

— Голинил и Лапнос — без всякого сомнения. С кирнари Вирессы Голинил связывают кровные узы.

— А Лапнос — потому, что он лишится выгоды от торговли, — добавил Райш-и-Арлисандин, — если товары вместо того, чтобы отправлять по их рекам на побережье Вирессы, начнут возить коротким путем — через наши горы.

— Все это так, но я все же утверждаю: именно сам Эдикт об отделении лежит в основе самого сильного сопротивления союзу со Скалой, — вступила в разговор Мидрн.

— Но ведь этот закон приняли из-за убийства благородного Коррута, не так ли? — спросил Алек. — Серегил и я разоблачили его убийц. Разве кодекс чести — атуи — теперь не соблюден?

Мидри печально покачала головой.

— Это было только последней каплей — причина принятия Эдикта об отделении лежит глубже. Еще со времен первой встречи с тирфэйе многие представители нашей расы были против какого-либо смешения с ними. Для некоторых таково требование атуи. Другие, подобно клану Катме, утверждают, что это воля Ауры. На самом же деле все объясняется простым желанием сохранить себя.

— Ты хочешь сказать, что они хотят предотвратить появление яшелов — таких, как я? — спросил Алек.

— Да, Алек-и-Амаса. Как ни похож ты на ауренфэйе, в тебе другая кровь, и время для тебя течет иначе: в свои девятнадцать лет ты уже почти взрослый мужчина. Твое взросление замедлится, конечно, но посмотри на Серегила и Киту

— они втрое тебя старше, а кажутся почти твоими ровесниками. Ты и не ауренфэйе, и не тирфэйе — ты помесь. Многие считают, что потери от смешения рас перевешивают выгоды.

Однако мне кажется, что противников союза с тирфэйе больше всего беспокоят скаланские волшебники, — продолжала Мидри, взглянув на Теро. — Маги Скалы называют себя Третьей Ореской. Первая Ореска принадлежала моей расе. Смешение крови дало твоему народу магическую силу, но также изменило саму магию. Бесплодие таких, как ты, — только часть происходящих перемен. Вы можете перемещать предметы и даже людей на огромные расстояния, можете читать мысли, что строго запрещено у нас. И вы утратили способность исцелять. — Мидри коснулась татуировки на щеке. — Это вы предоставляете жрецам других богов.

— Дризидам, — подсказал Серегил.

— Да, дризидам. Остатки этого умения сохранились, кажется, только у пленимарцев, которые смешали благословение Ауры с темным культом Сериамайуса и создали некромантию, это извращение целительства.

— Все это начали обсуждать еще много поколений назад, — объяснила Адриэль. — Исчезновение Коррута было только тем дуновением, которое раздуло тлеющие угли. Наш народ продолжает торговать со странами, лежащими к югу и к западу от Ауренена. Причина того, что их не коснулся запрет, в одном: яшелы, рожденные от браков с теми чужеземцами, не способны к магии.

— Не способны к магии? — удивленно заморгал Теро.

— Кроме той, которая им уже была известна до знакомства с ауренфэйе, — уточнил Саабан. — Так что само существование Третьей Орески многими рассматривается как непреодолимое препятствие к союзу, как бы убедительны ни были твои доводы. Но вернемся к твоему первому вопросу — о том, кто тебе противостоит. Это кланы Виресса, Голинил, Лапнос и Катме — четыре из одиннадцати.

— А как насчет Рабази? — спросил Алек, вспомнив о Ниале. — Он ведь граничит с Вирессой с юга, верно?

— Мориэль-а-Мориэль не заявила о своей позиции открыто, так же как и кирнари Хамана, для которого открытие для торговли порта Гедре почти наверняка будет весьма выгодно. Они пока отказываются поддерживать союз со Скалой из лояльности к своему союзнику — Лапносу.

— А также чтобы досадить Боктерсе, — тихо пробормотал Серегил.

Саабан кивнул.

— И поэтому тоже. Недоброжелательство мешает им судить здраво. Силмаи, Дация и Брикха пока ведут себя уклончиво: их земли лежат далеко на западе, браки они заключают в основном между собой, так что союз не сулит им ни выгод, ни убытков.

— Какой из этих трех кланов пользуется наибольшим влиянием? — спросила Клиа.

— Кирнари Силмаи — Бритир-и-Ниси — старейшина лиасидра, и его все очень почитают, — ответила Мидри, и остальные согласно закивали.

— Тогда, может быть, Аура улыбнется нам, — сказала Клиа. — Мы с Бритиром-и-Ниеном завтра обедаем.

Ночной воздух стал прохладным, и все перешли в дом. Алек услышал, как Теро, Мидри и Саабан обсуждают сравнительные достоинства различных заклинаний, и собрался было присоединиться к ним, но тут его окружили несколько доброжелательных боктерсийцев. На другом конце комнаты Серегила почти не было видно за спинами столпившихся вокруг него родичей.

Оказавшись без поддержки, Алек скоро оставил всякие попытки запомнить сложные семейные связи, которые перечислял ему каждый новый знакомый.

— Если приговор об изгнании когда-нибудь будет отменен, — сказала Алеку одна из женщин, — тебя можно будет принять в наш клан как тали Серегила, знаешь ли.

— Это было бы огромной честью. Я также надеюсь узнать, с кем в родстве была моя мать.

Лица вокруг него стали серьезными.

— Это же ужасная трагедия — не знать своей семьи, — сказала та же женщина и ласково похлопала Алека по руке.

— И давно между вами талимениос? — спросил Кита, присоединившийся к группе вокруг юноши.

— Два года, — ответил Алек, внимательно следя за тем, какова будет реакция.

Но Кита просто одобрительно кивнул и бросил взгляд на Серегила.

— Я рад видеть его наконец счастливым.

— А где остальные сестры Серегила? — поинтересовался Алек. Кита поморщился.

— Адриэль пригласила сюда только тех боктерсийцев, которые одобряют его возвращение. Пусть тебя не обманывает то, что ты здесь видишь. Есть очень много таких, кто ничего не простил. Шалар и Илина из их числа. Пожалуй, в случае Шалар это можно понять — она была влюблена в хаманца, и ее брак расстроился после… после всех неприятностей. Что касается Илины, они с Серегилом ближе всего по возрасту, но никогда не находили общего языка.

Так, значит, и тут распри… Неудивительно, что Серегил предпочитал не говорить о своем прошлом.

— А что ты можешь сказать о Саабане? Серегил не знал, что тот женился на Адриэль, но он, кажется, вполне одобряет выбор сестры.

— Они знали друг друга еще до изгнания Серегила — ведь Адриэль и Саабан много лет были друзьями. Саабан — благородный и умный человек и к тому же одарен большими способностями к магии.

— Ты хочешь сказать, что он волшебник?

— Если я правильно понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом, то да. И весьма неплохой.

Алек как раз начал обдумывать возможности, которые открывались благодаря этому обстоятельству, когда их прервали: Алека окружила новая группа ауренфэйе, и ему пришлось снова и снова отвечать на одни и те же вопросы. Нет, он не сохранил воспоминаний о хазадриэлфэйе; да, Серегил очень многого достиг в Скале; да, Алек очень счастлив, что попал в Ауренен; нет, ничего подобного Сарикали он никогда не видел… Юноша уже начал было озираться в поисках пути к бегству, когда ему на плечо легла рука и знакомый голос шепнул:

— Пойдем. Мне нужно кое-что сделать, и я нуждаюсь в твоей помощи. — Серегил увлек Алека к двери и по задней лестнице наверх.

— Куда мы идем?

— Увидишь.

От Серегила сильно пахло турабом, но двигался он более уверенно, чем Алек ожидал. Они поднялись на три пролета лестницы, останавливаясь на каждом этаже и заглядывая в комнату или две. Обычно Серегил был склонен к разговорчивости: он сообщал Алеку даже больше, чем нужно, об истории каждого места и вещи; теперь же, однако, он хранил молчание и лишь изредка останавливался, чтобы коснуться какого-то предмета, заново знакомясь с домом.

Алек умел молчать. Сцепив руки за спиной, он последовал за Серегилом в извилистый коридор третьего этажа. По обеим его сторонам с неравными промежутками шли простые деревянные двери — на взгляд Алека, ничем друг от друга не отличающиеся. В этом просторном помещении легко разместилась бы небольшая деревушка.

Серегил остановился у двери, за которой коридор резко поворачивал. Он постучал, потом поднял защелку и скользнул в темную комнату.

Алеку давно не случалось тайком проникать в чей-то дом, но все же он автоматически отмечал про себя особенности помещения: никакого освещения, не чувствуется запаха горящих в камине дров или свечи. Комната была необитаемой, пришельцу ничто не грозило.

— Иди сюда.

Алек услышал, как заскрипели петли, потом разглядел тонкую фигуру Серегила на фоне ночного неба в арке окна. Пьяный или нет, тот мог, когда хотел, двигаться бесшумно.

Арка выходила на маленький балкон, откуда виднелся гостевой дом.

— Вон там наша комната, — показал на одно из окон Серегил.

— А эта была твоей.

— Ах да, я ведь говорил тебе об этом. — Серегил прислонился к каменному парапету; в лунном свете Алек не смог разглядеть выражение его лица.

— А здесь ты сидел и слушал, что снится городу.

— Я и сам много грезил. Подожди-ка. — Серегил скользнул внутрь комнаты и вернулся с пыльным пуховичком с кровати. Положив его у стены, он уселся сам и потянул вниз Алека, так что тот оказался сидящим, прислонившись спиной к груди друга. — Ну вот… — Серегил прижался щекой к щеке Алека, крепко его обняв. — По крайней мере один мой сон сбылся. Аура свидетель — больше ничто не получилось так, как я ожидал.

Алек прислонился головой к плечу Серегила, наслаждаясь минутой близости.

— О чем еще ты грезил, сидя здесь?

— О том, как я покину Боктерсу и буду путешествовать.

— Вроде Ниала?

Алек скорее почувствовал, а не услышал иронический смешок Серегила.

— Пожалуй. Я собирался жить среди чужого народа, узнать его обычаи, — проводить так многие годы, но всегда возвращаться в этот дом… и, конечно, в Боктерсу.

— А что ты собирался делать во время путешествий?

— Просто… искать. Места, которых ни один ауренфэйе еще не видел, людей, которых я не встретил бы, оставаясь дома. Мой дядя всегда говорил, что для каждого дара есть своя причина, Мои способности к языкам и фехтованию он считал знаком предназначения к странствиям. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что в глубине души я рассчитывал найти такое место, где мог бы стать чем-то большим, чем величайшее разочарование моего отца.

Алек молча обдумывал это некоторое время.

— Тебе трудно, да? Я имею в виду — оказаться здесь в таких обстоятельствах.

—Да.

Как может единственное тихо сказанное слово передать такую боль, такое безнадежное стремление?

— А о чем еще ты мечтал, сидя здесь? — поспешно спросил Алек, понимая, что ничем не может облегчить страдания друга; а раз так, лучше поговорить о чем-то другом.

Рука Серегила погладила его по подбородку, губы нежно коснулись щеки. Это прикосновение заставило Алека затрепетать от предвкушения.

— Вот об этом, тали. О тебе. — Теплое дыхание Серегила щекотало шею Алека. — Я не видел тогда твоего лица, но я грезил именно о тебе. У меня было множество возлюбленных — дюжины, а может быть, и сотня. Но ни один и ни одна из них… — Голос Серегила прервался. — Я не могу этого объяснить. Думаю, что какая-то часть моей души узнала тебя, как только мы повстречались, — такого избитого, такого грязного.

— В той далекой чужой стране… — Алек повернулся и ответил на поцелуй поцелуем. Сколько времени пройдет, прежде чем их хватятся и начнут искать?

Времени хватит.

Но Серегил только крепче обнял его, без тех игривых поглаживаний, которые обычно предшествовали их близости. Так они и сидели еще какое— то время, пока наконец Алек не понял, что именно ради этих тихих мгновений Серегил сюда и пришел.

Оба они молчали, и Алек почувствовал, что начинает дремать; однако Серегил пошевелился и разбудил его.

— Ну что ж, пожалуй, пора вернуться обратно, — сказал он. Алек неловко выпрямился, еще полусонный. После объятий Серегила на ночном воздухе ему стало холодно. Неожиданный разрыв физического контакта с другом оставил его растерянным и немного грустным, словно печаль Серегила успела пропитать его.

Серегил снова смотрел в сторону дома для гостей.

— Спасибо тебе, тали. Теперь, когда я буду смотреть оттуда на этот балкон, я смогу думать о нем не только как о месте, которое мне больше не принадлежит.

Они вернули пуховик на место и почти дошли до двери, когда Серегил замер и обернулся назад, что-то тихо пробормотав.

— Что такое? — переспросил Алек, но Серегил вместо ответа слегка отодвинул от стены кровать и исчез за ней.

Алек услышал скрежет камня по камню, а затем победный смех Серегила. Тот вылез из-за кровати, держа в руках крюк с привязанной к нему веревкой.

— Откуда это взялось? — поинтересовался Алек, улыбаясь в ответ на явную радость друга.

— Иди взгляни сам.

Алек влез на кровать и заглянул за нее. Серегил поднял одну из плиток, которыми был выстлан пол; под ней виднелось темное пространство.

— Ты в детстве сделал эту дырку?

— Нет, и я был не первым, кто ею пользовался. Однако крюк — мой, и это тоже. — Серегил вынул из тайника кристалл кварца размером с ладонь. — Последние добавления. Я случайно обнаружил, что эта плитка снимается. Остальные предметы были уже там. Сокровища. — Серегил достал красивую шкатулку, украшенную мозаикой; внутри Алек увидел детское ожерелье из красных и голубых бусин и череп сокола. За шкатулкой последовали деревянная раскрашенная фигурка дракона с позолоченными крыльями и миниатюра на слоновой кости, изображающая ауренфэйскую пару. Наконец очень осторожно Серегил достал хрупкую деревянную куколку. Большие темные глаза и пухлый ротик игрушки были нарисованы, но волосы оказались настоящими — длинными вьющимися блестящими черными прядями.

— Клянусь Четверкой! — Алек с благоговением коснулся пальцем волос. — Ты не думаешь, что это оставили башваи?

Все еще стоя на коленях позади кровати, Серегил с нежностью перебирал сокровища.

— Куклу — определенно, — кивнул он, — может быть, и ожерелье тоже.

— И ты никогда никому ничего не говорил?

— Только тебе. — Серегил осторожно убрал все на место, за исключением крюка. — Находка перестала бы иметь такое значение, если бы о ней кто— нибудь узнал. — Выпрямившись, он улыбнулся Алеку своей кривой улыбкой. — Ты же знаешь, как хорошо я умею хранить секреты.

Алек размотал веревку, привязанную к крюку. Она все еще была крепкой; по всей длине через каждые несколько футов оказались завязаны узлы, чтобы легче было взбираться.

— Она слишком короткая и до земли не достанет.

— Ты меня разочаровываешь, тали. — Серегил вышел на балкон и одним умелым броском закинул крюк на крышу. Подмигнув Алеку, он оттолкнулся от перил и исчез из вида.

Понимая, что это вызов, Алек последовал за другом и нашел его в большом коллосе на крыше.

— Я часто выбирался из своей комнаты этим путем, а потом по задней лестнице удирал из дому. Или мы с Китой встречались здесь и делились сладостями, похищенными с кухни. Потом добычей стало пиво, еще позже — тураб. На самом деле просто удивительно, как я не сломал шею, ночью спускаясь обратно. — Серегил посмотрел вокруг и засмеялся. — Однажды нас собралось здесь шестеро — мы тогда нализались как сапожники; вдруг один из нас услышал, как сюда поднимается мой отец. Мы тогда все спустились по веревке и прятались в моей комнате до рассвета.

Алек улыбался, но не смог подавить укол ревности, особенно когда Серегил упомянул Киту. Большую часть жизни скитаясь со своим бродягой отцом, Алек не знал, что такое настоящий дом; друзей у него тоже было мало. Ему на ум пришли рассказы о руиауро, и он мысленно поклялся, что не покинет Сарикали, не попытавшись узнать как можно больше о собственном неизвестном ему прошлом.

Серегил, должно быть, почувствовал смятение чувств друга, потому что подошел к нему и поцеловал, обдав запахом тураба.

— Это одно из немногих моих воспоминаний, которые не причиняют боли, — словно извиняясь, прошептал он.

— Мы спустимся так же, как и поднялись? — спросил Алек, чтобы переменить тему разговора.

— Почему бы и нет? Ведь мы практически трезвы. Снова оказавшись на балконе, Серегил умело дернул за веревку, и крюк отцепился. После того как крюк с веревкой был возвращен в тайную сокровищницу, Алек спросил:

— Оставляешь все это для другого ребенка, который найдет клад?

— По-моему, это будет правильно. — Серегил поставил на место плитку и подвинул кровать так, что ножка встала как раз на нее. — Как хорошо было обнаружить, что кое-что здесь не переменилось!

Алек думал об игрушках, спрятанных в темном тайнике, пока они спускались вниз. Каким-то образом они были очень на месте в странной сложной мозаике жизни Серегила — крошечная модель полных сокровищ потайных комнат, в которых они жили в «Петухе», или подобие обрывков его собственного прошлого, которые Серегил раскапывал, как драгоценные реликвии.

Впрочем, может быть, «драгоценные» — неподходящее слово… Это одно из немногих моих воспоминаний, которые не причиняют боли.

И ты никогда никому ничего не говорил ?

Только тебе.

Как часто случалось, что на него смотрели с изумлением, когда он упоминал о чем-то, чем Серегил делился с ним… «Он сам тебе об этом сказал?»

Эта мысль успокоила Алека и заставила его почувствовать смирение; он проводил Серегила к Ките, а сам отправился разыскивать Беку.

Глава 12. Большая игра начинается

Первый раунд переговоров состоялся на следующее утро; с самого начала Серегилу стало ясно, что дело будет нелегким.

Лиасидра заседала в каменном павильоне над священным водоемом в центре Сарикали. Кто знает, для какой цели предназначали древние строители это просторное восьмиугольное здание; над прудом возвышалось величественное двухэтажное строение с широкой каменной галереей. Возможно, это был храм древних; никто теперь не знал, каким богам поклонялись башваи. Одиннадцать глав наиболее крупных кланов уже восседали в открытых ложах, расположенных по кругу в центральном зале. Позади кирнари и их ближайших помощников были места для родственников, писцов и прислуги. За пределами круга и на верхней галерее располагались представители более мелких кланов в соответствии с собственной иерархией. Они не участвовали в голосовании, но их мнение всегда учитывалось.

Алек и Серегил сидели за спиной Клиа в ложе скаланцев. Серегил обвел взглядом сводчатый зал, изучая лица и гадая, что почувствует, попав — теперь уже взрослым — на заседание лиасидра. Заметив Адриэль и ее небольшую свиту, он понял, что его ждут неприятные переживания. Саабан в качестве советника восседал по правую руку от Адриэль, Мидри — по левую. Серегил по праву тоже должен был бы находиться в ложе Боктерса. Вместо этого он сидит по другую сторону круга, носит одежду и говорит на языке чужаков. Лучше не особенно задумываться об этом, одернул он себя. Он сам поставил себя в такое положение; и теперь его ждет важная работа, его миссия почетна, цель — благородна.

Клиа вновь блеснула умением производить впечатление. На этот раз она появилась в полной военной форме в сопровождении двух декурий эскорта. По бокам от нее ехали Торсин и Теро, воплощения зрелой мудрости и пытливого юношеского ума. Те, кто думал увидеть униженных просителей, посланцев погибающей нации, ошиблись в своих ожиданиях.

Когда все расселись, вперед выступила женщина-ауренфэйе и ударила об пол серебряным жезлом. Торжественный звон, эхом отразившийся от стен, призывал к молчанию.

— Пусть помнит каждый, что он находится в Сарикали, животворном сердце Ауренена, — провозгласила женщина. — Под взглядом всесильного Ауры говорите лишь правду.

Она вновь ударила об пол жезлом и удалилась на небольшое возвышение. Старый Бритир-и-Ниен поднялся со своего места.

— Братья и сестры, члены лиасидра, народ Ауры, сегодня об аудиенции нас просит Клиа-а-Идрилейн, принцесса Скаланская. Возражает ли кто— нибудь против ее присутствия или присутствия кого-либо из ее советников?

В зале воцарилась напряженная тишина; затем одновременно поднялись трое

— кирнари Хамана, Лапноса и Голинила.

— Мы против присутствия изгнанника, Серегила из Римини, — заявил Гальмин-и-Немиус, глава Лапноса.

Алек и Теро с тревогой покосились на Серегила, но тот ожидал подобного приема.

— Ваши возражения приняты к сведению, — кивнул недовольным Бритир— и-Ниен. — Кто-нибудь еще желает выступить? Хорошо. Клиа-а-Идрилейн, ты можешь говорить.

Принцесса поднялась и с достоинством поклонилась собравшимся.

— Благородные кирнари, народ Ауренена, я обращаюсь к вам сегодня как представительница моей матери, царицы Идрилейн. От ее имени я приветствую вас и обращаюсь к вам с предложением.

Как вы знаете, Пленимар вновь напал на Скалу и нашу союзницу Майсену. От ваших собственных агентов вам известно, что Пленимар ищет поддержки и вашего врага — Зенгата. Некогда Ауренен вместе со Скалой боролся с пленимарцами. Пред вами — боец, встречавшийся с агрессором лицом к лицу, и я говорю вам: сегодня враг силен, как во времена Великой войны.

Мы уже отрезаны от северных земель. Майсена практически пала. Скаланцы

— прекрасные воины, даже без нормального снабжения и союзников, но что будет будущей зимой? Как долго мы выстоим? И если Пленимар установит свою власть на землях Трех Царств, как скоро его флот и корабли зенгатских пиратов появятся у берегов Ауренена? Скорее всего, ждать придется недолго.

Наши народы стояли бок о бок в темные дни Великой войны. На протяжении многих лет мы смешивали нашу кровь в наших детях и называли друг друга родичами. Перед лицом грядущего кризиса царица Идрилейн предлагает вам новый союз ради всеобщего блага, ради совместной защиты от врага.

Первым ответил принцессе Гальмин-и-Немиус, кирнари Лапноса:

— Ты говорила о снабжении, Клиа-а-Идрилейн. Разве Ауренен не поддерживает Скалу? Корабли тирфэйе везут на север ауренфэйские товары из Вирессы.

— Но очень немногие из этих кораблей принадлежат скаланцам. Нашим судам все труднее добраться до Вирессы, и еще труднее — вернуться обратно. За каждым островом их поджидают пленимарские стервятники. Они нападают без предупреждения, грабят торговцев, убивают команду, а корабль отправляют на дно Осиатского моря. А потом плывут к вам и торгуют награбленным. Область их влияния становится все шире. Мой собственный корабль был атакован не больше чем в дне пути от Гедре.

— Так чего же вы хотите? — спросила Лхаар-а-Ириэль, кирнари Катме.

Клиа повернулась к благородному Торсину.

— Зачитай список, пожалуйста.

Посол выступил вперед и развернул свиток пергамента. Прочистив горло, он начал читать:

— Царица Идрилейн просит лиасидра в первую очередь предоставить Скале для торговли второй открытый порт — Гедре и позволить скаланским судам использовать Гедре и Иамалийские острова для стоянки вплоть до окончания конфликта. В ответ царица гарантирует повышенную плату за ауренфэйских коней, зерно и оружие.

Помимо того, царица предлагает взаимовыгодный оборонительный союз. Она просит ауренфэйе предоставить военные корабли, войска и магов и обещает, что в случае нападения на Ауренен аналогичная помощь будет оказана скаланцами.

— Пустые обещания страны, которая не в состоянии защитить даже саму себя, — воскликнул хаманец. Торсин продолжал читать, как будто не слышал его слов.

— Наконец, царица искренне желает восстановить согласие, существовавшее между нашими народами. В тяжелые дни она молит богов, чтобы лиасидра прислушалась к голосу крови и Ауренен снова стал Скале другом и союзником.

Назиен-и-Хари был на ногах еще до того, как Торсин свернул свой пергамент.

— У тирфэйе такая короткая память? Может, ваша царица забыла, почему разлучились наши народы? Я достаточно стар, — и не только я, а и многие из присутствующих, — чтобы помнить, как восстали тирфэйе против Коррута-и— Гламисна, когда он женился на Идрилейн Первой, и как он внезапно исчез после ее смерти — исчез, убитый скаланцами. Адриэль-а-Иллия, как ты можешь поддерживать убийц своего родича?

— Скаланцы не единый клан, чтобы преступление одного тирфэйе навлекало проклятие на всех, — ответила ему Адриэль. — Одна из причин, почему изгнанник, мой брат, снова с нами, — роль, которую он сыграл в раскрытии тайны исчезновения Коррута. Благодаря его усилиям останки моего благородного родственника наконец покоятся в Боктерсе, а клан, повинный в убийстве супруга Идрилейн, предан позору и понес наказание. Атуи соблюден.

— Ах да, — усмехнулся Назиен, — мы слышали об этих захватывающих приключениях. Только ведь о том, что найденная груда обгорелых костей принадлежала Корруту, мы знаем лишь со слов его убийц. Где доказательства, что это действительно так?

— Доказательства были достаточными для отпрыска Коррута, царицы Идрилейн, — резко сказала Клиа, — и для меня: я видела тело перед тем, как его поглотил огонь. Одно из доказательств сохранилось. Серегил, будь так добр.

Стараясь держать себя в руках, Серегил поднялся и посмотрел на хаманца.

— Кирнари, хорошо ли ты знал Коррута-и-Гламиена?

— Да, — отрезал Назиен и затем многозначительно добавил: — Еще задолго до того, как узы дружбы, связывавшие Хаман и Боктерсу, были порваны.

«Спасибо за напоминание, — подумал Серегил. — Но когда постоянно бьют по одному и тому же месту, тело в конце концов немеет».

— Тогда тебе должен быть хорошо знаком этот предмет, кирнари. — Серегил достал кольцо и медленно обошел круг, чтобы все могли его рассмотреть.

Когда очередь дошла до Назиена, лицо кирнари потемнело.

— Да, это перстень Коррута, — неохотно признал он.

— Я снял его и перстень с печаткой консорта с забальзамированного трупа перед тем, как он был сожжен. — Серегил смотрел хаманцу прямо в глаза. — Как уже упомянула принцесса Клиа, она видела тело. — Когда все кирнари рассмотрели и опознали кольцо, Серегил вернулся на свое место.

— Расследовать убийство Коррута — дело Боктерсы и царицы Идрилейн, а не нашего собрания, — нетерпеливо вмешался Элоси-Ориан, кирнари Голинила. — Предложения принцессы Клиа касаются Эдикта об отделении. Вот уже более двух столетий мы мирно живем, замкнувшись в своих границах, торгуем с кем хотим и не позволяем чужеземцам и варварам топтать нашу землю.

— Торгуем, с кем захочет Виресса, хочешь ты сказать! — взорвался Райш-и— Арлисандин; его восклицание вызвало ропот одобрения среди представителей мелких кланов. — Все замечательно для вас, живущих на востоке: вам ведь не приходится возить товары мимо портов, которыми вы когда-то пользовались, напротив, вы извлекаете выгоду из невзгод тех, кто вынужден так поступать. Когда это на рынках Акхенди или Пталоса видели товары или золото тирфэйе? Их нет — с тех пор, как железные пальцы Эдикта сомкнулись у нас на горле.

— Возможно, Виресса предпочитает, чтобы Скала пала? — предположила Ириэль-а-Касраи из Брикхи. — В конце концов, давно известно — путь до Беншала куда короче, чем до Римини!

Юлан-и-Сатхил с завидным спокойствием наблюдал за накаляющейся атмосферой; похоже, кирнари Вирессы отлично знал, когда можно предоставить окружающим бороться за его интересы.

— Вот твой самый серьезный противник, — сказал Серегил Клиа, воспользовавшись тем, что шум в зале заглушил его слова. Клиа посмотрела на Юлана и улыбнулась.

— Да, я вижу. Мне хотелось бы познакомиться с ним поближе.

Силмаи был самым богатым из западных кланов, и Бритири-Ниен ничего не пожалел ради гостей. Хотя Серегил все еще чувствовал напряжение после дневных баталий, да и перспектива предстоящего вечера не выглядела легкой, он ощутил радость и удовольствие, когда в сопровождении скаланцев вошел в сад на крыше резиденции кирнари Силмаи.

С трех сторон цвегы и деревья в массивных кадках по краю крыши скрывали лежащий внизу город; видна была лишь широкая аллея, предназначенная для скачек. Легкий вечерний ветерок чуть колыхал разноцветные флаги и воздушных змеев со священными текстами. В чашах с водой, украшенных изображением морских существ, покачивались миниатюрные серебряные кораблики со свечами и курящимися благовониями. Сенгаи уже прибывших на пирдациан и брикхийцев лишь усиливали впечатление, что путешественники перенеслись в фейдаст Силмаи.

— Я думал, здесь должны быть и хаманцы, — прошептал Алек, настороженно оглядывая толпу.

— Они еще не пришли. А может, их отпугнуло мое присутствие?

— Назиен-и-Хари не похож на пугливого человека.

Бритир-и-Ниен вышел встречать Клиа и ее спутников с темноглазой молодой женщиной; на хозяине были традиционные бирюзовые сенгаи и развевающаяся праздничная мантия клана Силмаи.

— Ты оказала нам большую честь, посетив наш дом. — Кирнари слегка подтолкнул вперед маленькую девочку в яркой вышитой тунике. Ребенок поклонился и преподнес принцессе пару тяжелых золотых браслетов с бирюзой. Клиа застегнула украшения на запястьях, где уже красовались браслеты — подарок жителей Гедре и амулеты — знак расположения акхендийцев.

«Да, нелегкая это работа — носить все подарки разом», — подумал Серегил; сам он, правда, едва ли когда-нибудь столкнется с подобной проблемой…

— Мне говорили, ты знаешь толк в лошадях, — продолжал кирнари, одаривая Клиа понимающей улыбкой. — Как я понимаю, ты ездишь на силмайском вороном?

— Это лучший конь из всех, что у меня когда-либо были, кирнари, — искренне ответила принцесса. — Он пронес меня через множество сражений — и в Майсене, и в других местах.

— Как я хотел бы показать тебе бескрайние пастбища в моем фейдасте! Табуны наших коней покрывают целые холмы.

— Если я недаром проведу время в Сарикали, возможно, мне это удастся, — с лукавой улыбкой сказала Клиа.

Старец понял скрытый намек. Озорная улыбка сразу сделала его моложе; он протянул Клиа тонкую руку и проводил принцессу в сад.

— Надеюсь, сегодняшние развлечения придутся тебе по вкусу, моя дорогая.

— Я полагаю, Назиен-и-Хари присоединится к нам, — произнесла Клиа, — он ведь ваш союзник?

Кирнари похлопал принцессу по руке жестом умудренного годами дедушки.

— Мы с ним друзья, и я надеюсь, что сумею сделать его другом и тебе. Этот Эдикт за долгие годы попортил мне немало крови, хоть я и любил Коррута-и-Гламиена. Он ведь приходился мне племянником, ты знаешь. Мы, силмайцы, по натуре путешественники, моряки, мы — лучшие торговцы в Ауренене. И нам не нравится, когда нам указывают, куда мы должны идти, а куда нет. Конечно, для нас по-прежнему доступны южные земли за Гетвейдским океаном, но как я скучаю по прекрасному Римини на высоких утесах!

— Этот сад заставляет меня тосковать по западным краям. — Их спутники отстали, и Серегил оказался рядом с Бритиром. — Так и кажется, что стоит выглянуть за край крыши — и увидишь зеленые воды Зенгатского моря.

Бритир сжал своей хрупкой ладонью его руку.

— Жизнь такая долгая, дитя Ауры. Может быть, когда-нибудь ты снова их увидишь.

Удивленный Серегил поклонился силмайцу.

— Это обнадеживает, — прошептал Алек.

— Или показывает, что Бритир ловкий политик, — пробормотал Серегил.

Однако гости кирнари приняли изгнанника довольно холодно. Брикха, Пталос, Амени, Корамия — все эти кланы поддерживали идею его отца заключить союз с Зенгатом, а потому много потеряли из-за преступления Серегила. Сам он держался с ними с настороженной вежливостью. Большинство присутствующих отвечало ему тем же — то ли в угоду хозяину, то ли из интереса к Алеку.

Юноше не очень нравилось быть в центре внимания, однако он не показывал вида, что страдает от бремени популярности. Как ни давно покинул Алек салоны Римини, уроки, данные ему когда-то Серегилом, не пропали даром. Скромный, спокойный, улыбчивый, Алек скользил среди гостей легко и непринужденно, словно ручеек, перекатывающийся через камешки. Следуя за своим бывшим учеником, Серегил следил со смесью гордости и любопытства, как гости, пожимая Алеку руку, дольше, чем следовало, задерживали его ладонь в своих руках или слишком уж бесцеремонно разглядывали юношу.

Отступив в тень, Серегил попытался взглянуть на своего друга, на своего тали глазами других ауренфэйе: стройный золотоволосый юный яшел, совершенно не сознающий собственной привлекательности. Хотя дело, конечно, было не в одной только приятной внешности. Алек обладал талантом слушателя; кто бы с ним ни разговаривал, юноша относился к собеседнику с таким вниманием, что тот невольно начинал ощущать себя самым интересным человеком в комнате. Не важно, кто был перед ним — судомойка из таверны или аристократ, — Алек к каждому умел найти подход.

Гордость за возлюбленного уступила место чувственному голоду; Серегил вспомнил, что со времени остановки в Гедре они просто ночевали в одном помещении, а ведь прибытию в порт предшествовали почти две недели воздержания. Как раз в этот момент Алек обернулся и улыбнулся ему. Серегил спрятал собственную улыбку за кубком с вином и порадовался тому, что на нем скаланский кафтан с широкими полами: некоторые проявления талимеониоса на людях могли поставить их обоих в неловкое положение.

Атмосфера праздника неуловимо изменилась с прибытием хаманцев. Серегил держался в стороне; он видел, как Клиа здоровается с Назиеном-и— Хари и его свитой. К его удивлению, кирнари сердечно приветствовал принцессу, взял ее руки в свои и, сняв со своего пальца, подарил ей кольцо. Принцесса в ответ также преподнесла ауренфэйе перстень, и под благожелательным взглядом хозяина дома между ними завязалась беседа.

— Что ты об этом думаешь? — тихо спросил Алек, неслышно подойдя сзади.

— Интересно. Может быть, даже обнадеживающе. В конце концов, хаманцы ненавидят меня, а не Скалу. Не хочешь ли ты пойти послушать их разговор?

— Ах, вот ты где, — улыбнулась Клиа подошедшему Алеку. — Кирнари, ты, наверное, еще не встречался с моим адъютантом, Алеком-и-Амаса?

— Приветствую тебя, благородный господин, — поклонился юноша.

— Я слышал о нем, — с неожиданной холодностью ответил кирнари. Хаманец явно знал, кто перед ним, и из принципа ненавидел Алека. Одним выразительным взглядом он дал понять юноше, что для него тот не существует. Алека еще более поразило то, что Клиа словно не заметила намеренного оскорбления.

Алек сделал шаг назад, чувствуя, что ему не хватает воздуха. Только благодаря тренировке наблюдателя ему удалось справиться с собой и остаться рядом с Клиа, хотя все его чувства восставали против этого.

Он притворился, что увлечен разговором с кем-то из стоящих рядом ауренфэйе, продолжая украдкой изучать лица хаманцев под желто-черными сенгаи. Кирнари сопровождали двенадцать представителей его клана — шесть мужчин и шесть женщин; это были близкие родственники Назиена с такими же, как у него, пронзительными темными глазами. Они делали вид, что не замечают Алека; но один из них, широкоплечий мужчина со следом укуса дракона на подбородке, с вызовом посмотрел на юношу.

Алек уже собирался отойти подальше, когда Назиен в разговоре упомянул Эдикт.

— Это сложный вопрос, — говорил кирнари Клиа, — ты должна понимать, что тут дело не только в исчезновении Коррута. Ужасная потеря — исход хазадриэлфэйе несколько столетий назад — еще свежа в нашей памяти.

Алек придвинулся поближе: слова кирнари соответствовали тому, о чем прошлой ночью говорила Адриэль.

— Затем, по мере того как ширилась торговля с Тремя Царствами, мы видели, как многие ауренфэйе исчезают в северных землях, смешиваясь с тирфэйе, — продолжал Назиен. — Многие наши люди затерялись среди вас и потеряли связь с родным народом.

— А ты считаешь, что ауренфэйе должны жить в Ауренене и нигде больше? — поинтересовалась Клиа.

— Так считают многие. Возможно, тирфэйе трудно понять подобное отношение — ведь вы сталкиваетесь с себе подобными всюду, куда бы ни отправились. А мы — изолированная раса, и больше подобных нам в окрестных землях нет. Мы долго живем, да, это правда, но, по благословенной мудрости Ауры, медленно умножаем свой род. Я бы не сказал, что для нас наша жизнь более священна, чем для тирфэйе, но мысль о войне, об убийстве вызывает у нас отвращение. Думаю, тебе будет очень трудно убедить кого-либо из кирнари послать своих людей умирать на вашей войне.

— Можно собрать только добровольцев, — возразила Клиа. — Не надо недооценивать нашу любовь к жизни. Каждый день, который я провожу здесь в безопасности, тысячи моих соотечественников погибают из-за отсутствия вашей помощи, помощи, которую вам так легко оказать. Мы сражаемся не за честь, а за жизнь.

— Как бы то ни было…

Разговор был прерван приглашением на пир. Быстро темнело; вокруг сада и на улице внизу зажглись факелы. Принцесса и Назиен присоединились к хозяину. Алек отправился разыскивать Серегила.

— Ну? — спросил тот; друзья заняли свои места на сиденье недалеко от Клиа.

Алек пожал плечами; он все еще не мог прийти в себя после приема, оказанного ему хаманцами.

— Политика и еще раз политика.

Пир и развлечения начались одновременно. Под звуки рога двенадцать всадников-силмайцев выехали из-за угла стоящего поодаль здания. На сбруе и подпругах позвякивали украшения из золота и бирюзы; гривы и хвосты коней струились подобно молочно-белому шелку.

Всадники, среди которых были и мужчины, и женщины, поражали своим внешним видом. Их длинные волосы были стянуты сзади в тугой жгут; у каждого на лбу сверкал полумесяц Ауры. Коротенькие бирюзовые килты мужчин — традиционного цвета клана — были богато украшены золотом. Женщины были облачены в такие же туники.

— Они тоже — яшелы? — Алек указал на нескольких всадников с золотистой кожей и вьющимися черными волосами.

— Да, думаю, в них течет кровь зенгати, — подтвердил Серегил. Всадники с головокружительной скоростью неслись на неоседланных лошадях; перепрыгивали с лошади на лошадь, скакали, стоя на спинах коней; их умащенные маслом тела блестели в свете факелов. Затем все одновременно они хлопнули в ладоши, и от кончиков их пальцев заструились разноцветные лучи, еще одно движение рук — и яркие ленты света сплелись в сложный узор. Скаланцы восхищенно ахнули и зааплодировали. Самые громкие возгласы одобрения доносились со стороны конников Беки, окружавших Клиа.

Первая часть представления закончилась, наездники скрылись, и на площадку выехал одинокий всадник. На нем тоже был бирюзовый килт; всадник поклонился зрителям и пустил лошадь легким галопом; его мускулистые ноги крепко сжимали бока лошади. Каскад черных кудрей оттенял золотистую кожу.

— Мой младший внук, Таанйл-и-Кормай, — повернулся к Клиа Бритир.

— И, наверное, гвоздь программы, — толкнул локтем Алека Серегил.

Таанил сделал круг по поросшей травой площадке; кирнари наклонился к принцессе.

— Таланты моего внука не ограничиваются верховой ездой. Он бесстрашный моряк, к тому же способен к языкам. Говорят, он свободно владеет скаланским. Он был бы рад возможности поговорить с тобой.

«Еще бы». — Серегил скрыл усмешку за кубком с вином.

Пустив лошадь в галоп, Таанил, держась за подпругу, наклонился, нырнул под брюхо коня и появился с другой стороны; затем его тело выпрямилось как стрела, и он сделал стойку на руках. Последний трюк вызвал у скаланцев бурю восторга.

Вскоре юный силмаец присоединился к тирфэйе и завладел их вниманием, рассказывая о скачках и морских приключениях.

Когда Таанил удалился для участия в следующей части представления, Клиа наклонилась к Серегилу и прошептала:

— По-моему, мне сватают этого красавчика. Серегил подмигнул принцессе.

— Можно по-разному добиваться цели. Удачно женить младшего внука и тем самым обрести торгового партнера — неплохой путь, ты не находишь?

— Думаешь, мне подсовывают второсортный товар? Серегил поднял бровь.

— Таанила никак нельзя назвать второсортным товаром. Я хочу сказать, что в этом случае клан не теряет потенциального кирнари.

Клиа рассмеялась.

— Вряд ли они беспокоятся на сей счет. Ладно, придется потерпеть его компанию, пока мы здесь. в конце концов, нам же нужны лошади.

Глава 13. Провожатые

На следующее утро Алек, проснувшись, увидел, что Серегил уже полностью одет — с головы до ног во все черное:

черные кожаные штаны, черные сапоги, длинный черный бархатный, расшитый шелком кафтан. На груди Серегила, помимо золотого медальона члена посольства, сияло рубиновое кольцо Коррута на серебряной цепочке. Алек заметил, что его друг мрачен и кажется усталым.

— Этой ночью ты спал беспокойно, — пожаловался Алек, зевая.

— Мне снова приснился тот же сон, что и тогда в горах.

— О том, что ты оказался дома?

— Если считать, что сон был об этом, то да. — Серегил присел на край постели и обхватил руками колено.

Алек протянул руку и коснулся акхендийского амулета, все еще вплетенного в волосы Серегила.

— Должно быть, сон твой окажется пророческим, — ведь талисман охраняет тебя от лживых сновидений. Серегил безразлично пожал плечами.

— Думаю, тебе сегодня лучше оставаться в тени — так больше удастся узнать.

«Опять меняешь тему, да?» — обреченно подумал Алек. Решив пока не настаивать на продолжении обсуждения сновидений, он откинулся на спинку кровати.

— С чего я должен начать?

— Тебе нужно будет освоиться в городе. Я попросил Киту сопровождать тебя, пока ты не начнешь ориентироваться. Здесь легко потеряться — улицы пустынны, и спросить не у кого.

— Как ты тактичен, благородный Серегил! — Чувство направления самым неприятным образом изменяло Алеку в городе.

— Знакомься с городом, заводи друзей, держи ушки на макушке. — Наклонившись, Серегил взъерошил и без того взлохмаченные волосы юноши. — Старайся выглядеть безвредным простаком — даже среди тех, кто нас поддерживает. Рано или поздно кто-нибудь проговорится о чем-то, что нам полезно знать.

Алек взглянул на друга широко раскрытыми наивными глазами, и Серегил рассмеялся.

— Великолепно! И ты еще говорил, что я никогда не сделаю из тебя актера!

— А это зачем? — Алек показал на кольцо Коррута. Удивленно оглядев себя, Серегил спрятал кольцо под кафтан и направился к двери.

— Идрилейн не отдала бы его тебе, если бы не считала тебя достойным его носить, — крикнул ему вслед Алек.

Серегил бросил на него задумчивый взгляд и покачал головой.

— Хорошей охоты, тали. Кита тебя ждет.

Алек откинулся на подушку, гадая, ради чьего одобрения Серегил не хочет открыто носить кольцо, — лиасидра? Адриэль? Хамана?

— А, ладно, — пробормотал он, выбираясь из постели. — По крайней мере у меня на сегодня есть занятие.

Юноша умылся холодной водой из кувшина и оделся для верховой езды. Перевязь с рапирой — как и перевязь Серегила — осталась висеть на столбике кровати. Большинство ауренфэйе, как заметил Алек, не были вооружены, за исключением кинжала за поясом. В случае неприятностей юноша всегда мог воспользоваться тонким клинком, который носил в сапоге. Футляры с инструментами тоже были убраны с глаз подальше. Как сказал Алеку Серегил, в Сарикали замки встречались редко, а те, которые встречались, были магическими. К тому же никак не годилось, чтобы стало известно: почтенные дипломаты привезли с собой прекрасный набор отмычек…

Алек вскинул на плечо лук, взял колчан со стрелами и отправился на поиски завтрака.

Повар приготовил еду, которую Алек мог взять с собой, а заодно сообщил ему, что Клиа и остальные уже отправились на встречу с лиасидра. На дворе перед конюшней Алек обнаружил оседланных коней: Обгоняющего Ветер и еще одного.

— Похоже, сегодня будет дождь, — сказал юноше стоявший там на посту Рилин.

Алек взглянул на серое небо и кивнул. Ветер стих, и тучи угрожающе нависли над землей.

— Ты Киты не видел?

— Он вернулся в свою комнату за чем-то и просил тебя подождать здесь.

Услышав доносящиеся из конюшни голоса, Алек заглянул туда и увидел одну из кавалеристок Меркаль — курьера, собирающегося в путь на побережье, и ее акхендийских сопровождающих. Они на двух ломаных языках пытались договориться между собой о том, как лучше лечить ногу лошади.

— Отправляешься на север? — обратился Алек к Илеа. Она похлопала по большой сумке, висящей через плечо.

— Да. Может быть, мне повезет и я тоже по пути обзаведусь такой же живописной драконьей метиной. Не хочешь отправить письмо в Римини?

— Сегодня нет. Как ты думаешь, сколько времени понадобится на дорогу?

— Меньше, чем мы потратили, чтобы добраться сюда. Мы будем скакать быстрее там, где дорога не является секретом, и нас по всему маршруту будут ждать свежие лошади — спасибо друзьям-акхендийцам.

— Доброе утро, Алек-и-Амаса, — приветствовал юношу Кита, поспешно выходя во двор. Зубчатые концы его зеленого сенгаи развевались у него за спиной. — Серегил велел мне быть твоим проводником.

— Дай нам знать, если обнаружишь в городе приличные таверны, — попросила Алека Илеа.

— Я и сам не отказался бы найти что-нибудь в этом роде, — откликнулся Алек. — Кита, откуда начнем? Боктерсиец ухмыльнулся.

— С Вхадасоори, конечно.

Тени облаков скользили по зеленой траве, покрывающей улицу, ведущую к центру города. Сарикали сегодня казался не таким пустынным. Мимо Алека и Киты проносились всадники, встречались им и пешеходы. На перекрестках появились небольшие рынки — там торговали, разложив товары на земле или откинув борта тележек. Большинство встречавшихся Алеку ауренфэйе были, похоже, слугами. Для организации приемов и роскошных омовений, которыми сопровождались переговоры вождей, явно требовалось много рабочих рук.

— Трудно поверить, что подобный город необитаем большую часть времени,

— заметил Алек.

— Ну, не совсем необитаем, — ответил Кита. — Ведь есть же башваи, а также руиауро. Но отчасти ты прав, Сарикали в основном принадлежит сам себе и своим призракам. Мы — всего лишь временные жители, являемся сюда на празднества или для разрешения споров между кланами на нейтральной территории. — Он показал на выкрашенный красной краской бычий череп с посеребренными рогами, укрепленный на столбе. — Видишь? Это знак тупы Боктерсы. А вон та нарисованная на стене белая рука с черным символом на ладони — знак тупы Акхенди.

— Здесь не принято нарушать границы своих туп? — Поскольку имелся шанс, что ему рано или поздно придется тайно проникать в жилища ауренфэйе, Алек поспешил воспользоваться возможностью узнать кое-что о местных обычаях.

— Это зависит от конкретных кланов, пожалуй, — ответил Кита. — Насилие в Сарикали запрещено, но нарушителей кое-где ждет весьма негостеприимная встреча. Я держусь подальше от тупы Хамана и советую так же поступать твоим спутникам, особенно если они будут ходить поодиночке. Катме тоже не особенно приветствует посетителей.

Добравшись до Вхадасоори, они оставили лошадей за пределами круга камней и пошли дальше пешком. Алек помедлил у одного из каменных истуканов и прижал ладонь к шершавой поверхности. Он почти ожидал ощутить магическую вибрацию, но покрытый утренней росой камень был безжизнен.

— Тебя не приветствовали должным образом, когда вы прибыли в Сарикали,

— сказал Кита, подходя к чаше-полумесяцу, все еще стоящей на своей каменной колонне. — Все, кто приходит в Сарикали, должны испить из Чаши Ауры.

— Она остается здесь все время? — удивленно спросил Алек.

— Конечно. — Кита зачерпнул воды из пруда и протянул чашу Алеку.

Тот взял ее обеими руками. На узком алебастровом сосуде не было ни единой царапины, его серебряная оправа не потускнела.

— Чаша волшебная? — спросил юноша. Боктерсиец пожал плечами.

— Любой предмет волшебный в той или иной степени, даже если мы этого не ощущаем.

Алек осушил чашу и вернул ее Ките.

— У вас в Ауренене что, совсем нет воров?

— В Ауренене? Конечно, есть, но только не здесь. «Город, где не нужны замки и где нет воров и грабителей?» — скептически подумал Алек. Это воистину было бы чудом.

Алек и Кита провели все утро, осматривая город. В нем были сотни туп — каждый мелкий клан имел свою территорию, — так что Алек решил для начала получше запомнить расположение одиннадцати основных резиденций. Кита оказался разговорчивым спутником и старательно знакомил юношу с символами, отмечающими территорию кланов, и со всевозможными достопримечательностями. Все темные мрачные здания сначала казались Алеку похожими друг на друга, пока Кита не объяснил ему, какие из них — храмы, а какие — общественные здания.

Во время прогулки Алек присматривался и к своему компаньону тоже.

— Как тебе кажется, Серегил сильно изменился? — спросил он наконец.

Кита вздохнул.

— Да, — особенно когда он обращается к лиасидра или к вашей принцессе. С другой стороны, когда он смотрит на тебя или шутит, я вижу прежнего хабу.

— Я слышал, как его так называла Адриэль, — сказал Алек, заинтересовавшись незнакомым словом. — Это то же самое, что и тали?

Кита ухмыльнулся.

— Нет, хаба — это маленькие черные… — Он запнулся, подыскивая скаланское слово. — Белки? Да, белки. Они живут в лесах западных земель. Этих маленьких разбойников полно в Боктерсе. Они способны прогрызть самую прочную бочку и стащить хлеб у тебя из руки, стоит только зазеваться. Серегил лазил по деревьям, как хаба, и дрался так же отчаянно, когда приходилось. Понимаешь, он все время пытался доказать, что чего-то стоит Своему отцу?

— Так ты слышал об их отношениях?

— Немного. — Алек постарался не проявить слишком явно заинтересованности. Это была не та информация, собирать которую ему поручил Серегил, но не воспользоваться представившейся возможностью было бы глупо.

— Ты ведь встречал Мидри, так что должен был заметить разницу. Только Серегил и Адриэль из четверых детей Корита похожи на мать. Может быть, для Серегила все сложилось бы по-другому, останься она в живых. — Кита помолчал и нахмурился, вспомнив, по-видимому, что-то неприятное. — Среди родичей ходили слухи, что именно вина Корита послужила причиной раздоров между отцом и сыном.

— Вина? В чем?

— В том, что Иллия умерла при родах. Большинство женщин-ауренфэйе имеют одного ребенка или двух, но Корит-и-Солун желал иметь сына, которому мог бы передать свое имя. Иллия любила мужа и рожала ему одну дочь за другой, пока не вступила в возраст, когда это делать небезопасно. Вот она и не перенесла последних родов — по крайней мере мне так говорили.

Воспитала Серегила Адриэль, и очень хорошо, что она. Когда случилось то несчастье из-за мерзавца Илара… — Кита с отвращением сплюнул. — Знаешь, многие тогда винили отца Серегила не меньше, чем его самого. Прошлым вечером я пытался сказать об этом Серегилу, но он не пожелал слушать.

— Я знаю, как это с ним бывает. Некоторых тем лучше не касаться.

— И все же в Скале он стал героем. — Нельзя было ошибиться в восхищении, которое испытывал по отношению к другу Кита. — Как и ты, судя по тому, что я слышал.

— Нам удалось выйти невредимыми из некоторых переделок, — туманно объяснил Алек, которому вовсе не хотелось, чтобы рассказ о их приключениях прозвучал как выдумка наделенного живым воображением барда.

От этого он оказался избавлен. Свернув за угол, они с Китой чуть не столкнулись с женщиной в красной мантии и большой черной шапке, вышедшей из двери темного храма. Она продолжала оживленный разговор с кем-то, кто оставался внутри. Оказавшись рядом с женщиной, Алек заметил сложные узоры из черных линий, покрывающие ее руки.

— Из какого она клана? — спросил он Киту.

— Ни из какого. Это руиауро. Когда они вступают в Нхамахат, они отрекаются от своего клана, — сообщил юноше Кита, делая в сторону женщины какой-то жест.

Алек собрался было спросить, что такое Нхамахат, но в этот момент, оказавшись совсем рядом с руиауро, заметил, что она разговаривает с пустотой.

— Башваи, — шепнул Кита, заметив изумление Алека.

По спине юноши при взгляде на пустую дверь пробежал озноб.

— Руиауро могут их видеть?

— Некоторые могут, или, по крайней мере, так утверждают. У них странные привычки, и то, что они говорят, не всегда совпадает с тем, что они при этом имеют в виду.

— Они лгут?

— Нет, но часто говорят… туманно.

— Надо будет это учесть, когда мы к ним пойдем. У Серегила не было ни минуты свободной с тех пор… Кита вытаращил на Алека глаза.

— Серегил собирался пойти к ним? Алек вспомнил о том странном коротком разговоре в Ардинли. Серегил ни разу больше не упоминал руиауро.

— Тебе не следует даже и заговаривать с ним об этом, — предостерег его Кита.

— Почему?

— Если он тебе ничего не рассказывал, то и мне не годится.

— Кита, прошу тебя, — взмолился Алек. — Большую часть того, что я знаю о Серегиле, я узнал от других. Он так мало сообщает о себе, даже теперь.

— И все же мне не следует встревать. Он должен сам решить, рассказывать тебе или нет.

«Скрытность и упрямство, должно быть, отличительные черты всех боктерсийцев», — подумал Алек; некоторое время они ехали в молчании.

— Давай я покажу тебе, — сказал наконец Кита, смягчившись, — где их найти.

Миновав самые оживленные тупы, они добрались до квартала на южной оконечности города. Здания здесь, заросшие вьющимися растениями, были полуразрушенными, на улицах росла высокая трава и полевые цветы, сорняки заполняли дворы. Несмотря на странный вид квартала, он явно пользовался популярностью: по запущенным улицам прохаживались люди — парами или небольшими группами. Маленькие дракончики, первые, которых Алек увидел с тех пор, как они покинули горы, кишели вокруг, как кузнечики в траве: грелись на стенах, как ящерицы, или гонялись среди цветов за ласточками и колибри.

Алек ощутил странное влияние этого места; магия чувствовалась здесь сильнее и была какой-то пугающей.

— Этот квартал называют Городом Призраков, — объяснил Кита. — Считается, что пелена между нами и башваи здесь тоньше всего. Сразу за городской стеной находится Нхамахат.

Они проехали мимо последних полуразрушенных домов и оказались на открытом пространстве. На холме впереди, зловеще чернея на фоне пасмурного неба, высилось самое невероятное сооружение, какое только приходилось видеть Алеку. Это была огромная ступенчатая башня; на самой вершине высился коллос, в арках которого двигались темные фигуры. Хотя архитектура башни отличалась от всего, что встречалось Алеку в Сарикали, построена она была из того же темного камня и казалась такой же выросшей из земли. Позади башни в воздухе стояло облако пара от горячего источника, колеблемое легким ветерком.

— Это Нхамахат, — сказал Кита, спешиваясь на почтительном расстоянии от башни. — Дальше пойдем пешком. Будь осторожен, чтобы не наступить на маленьких драконов. Их здесь множество.

Алек, с опаской глядя под ноги, двинулся за провожатым.

Вдоль нижнего этажа башни тянулась сводчатая галерея. К колоннам было привязано множество воздушных змеев с молитвами — некоторые новые, некоторые выцветшие и потрепанные.

Войдя внутрь, Алек увидел, что проход уставлен едой: корзинками фруктов, мисками с кашей, кувшинами с молоком. Всем этим изобилием пользовались в основном дракончики: они насыщались или дрались за лакомый кусочек под бдительным наблюдением нескольких одетых в мантии руиауро.

Дойдя до задней части здания, Алек увидел, что земля там резко уходит вниз. Пар, который он видел издали, вырывался из темных глубин грота у подножия башни и клубился над потоком, струившимся между камней.

«Что тут с ним произошло?» — гадал Алек. Ему представилось, как юного Серегила тащат в темноту внутрь башни.

— Не желаешь войти? — спросил Алека Кита, подводя юношу к двери.

Над равниной пронесся порыв холодного ветра, упали первые капли дождя. Алек поежился.

— Нет. Еще нет.

Если Кита и заметил его внезапное смущение, он не стал допытываться.

— Как угодно, — сказал он дружелюбно. — Раз уж нам предстоит возвращаться через Город Призраков, скажи: нравятся тебе рассказы о привидениях?

Рана, которую Бека получила во время морского сражения, зажила, но девушку все еще мучили внезапные головные боли. Из-за надвигающейся грозы виски Беки заломило, и к середине дня ее недомогание стало настолько заметным, что Клиа отправила девушку домой со строгим наказом отдохнуть.

Вернувшись в казарму, Бека прошла в свою комнату и сменила форменную одежду на легкую рубашку и тунику. Вытянувшись на постели и прикрыв глаза рукой, девушка слушала тихий перестук игральных костей в соседней комнате. Она уже начала дремать, когда за дверью послышался голос Ниала. Бека не то чтобы избегала его в последние дни; она просто не успела еще разобраться в той глупой путанице эмоций, которые в ней вызывал рабазиец. Приближающиеся шаги предупредили Беку о том, что теперь встречи не избежать, если только не сослаться на болезнь. Не желая, чтобы ее застали в постели, Бека быстро села и тут же ощутила тошноту, которую спровоцировало резкое движение.

— Это Ниал, — сообщил Уриен, заглядывая в дверь. — Он принес тебе какое— то снадобье от головной боли.

— Вот как? — Откуда, во имя Билайри, он узнал, что она заболела?

К ужасу девушки, Ниал вошел к ней, неся небольшой букет душистых цветов. Что подумают об этом ее солдаты?

— Я услышал, что ты плохо себя чувствуешь, — сказал Ниал. Вместо цветов, однако, он протянул Беке фляжку. — За время моих путешествий я немало узнал о целебных травах. Этот настой хорошо помогает от головной боли.

— А это? — спросила Бека с лукавой усмешкой, показывая на цветы.

Ниал протянул ей букет, словно сначала забыл о том, что держит его в руке.

— Я не знаю всех скаланских названий растений. Вот я и подумал, что тебе будет интересно, из каких трав приготовлен настой.

Бека спрятала лицо в цветы, надеясь, что Ниал не заметит, как она покраснела.

«Что, решила, будто он дарит тебе цветы? И почему, черт возьми, ты так разочарована?» — отчитывала себя девушка.

— Я узнаю некоторые, — сказала она. — Вот эти маленькие беленькие цветочки — пиретрум, а это — побеги ивы. — Бека сорвала блестящий темно— зеленый листок и пожевала его. — Это — горный кресс. Остальных я раньше не видела.

Ниал опустился на колени перед постелью и откинул волосы Беки, чтобы осмотреть шрам у нее на лбу.

— Тут все уже зажило.

— У Кавишей крепкие головы, — отшутилась Бека, отодвигаясь; легкое прикосновение его пальцев заставило ее задрожать. Открыв фляжку, девушка сделала глоток и поморщилась. В жидкость был добавлен мед, но его сладости оказалось недостаточно, чтобы перебить горечь настоя.

— Я что-то не заметила в этом твоем букете полыни, — пробормотала Бека.

Ниал рассмеялся.

— Горечь от этих мелких розовых цветочков — мы называем их «мышиные ушки». — Он налил в чашу воды и протянул Беке. — Моя мать, когда поила меня лекарством, обычно зажимала мне нос. Я посижу с тобой, пока не удостоверюсь, что средство помогло.

Наступило неловкое молчание. Беке очень хотелось прилечь и уснуть, но не могла же она этого сделать, пока он тут сидит. В маленькой комнате было душно. Бека чувствовала, как по спине и груди текут струйки пота, и пожалела, что надела тунику.

Через несколько секунд, однако, она ощутила, что ломота за глазами почти исчезла.

— Замечательный настой! — воскликнула Бека, снова отхлебнув из фляжки.

— Мне хотелось бы оставить его себе — может быть, придется лечить других. Правда, обычно этим в походных условиях, когда поблизости нет дризида, занимается сержант Бракнил.

— Я дам ему рецепт. — Ниал поднялся, собравшись уходить, но помедлил, пристально глядя на девушку. — Сегодня очень тихий день, может быть, прогулка пойдет тебе на пользу. Я мог бы показать тебе город, пока не начался дождь. Ты еще многого не видела.

Было бы очень просто отговориться болезнью. Вместо этого Бека пригладила волосы и последовала за Ниалом, говоря себе, что долг велит ей — командиру телохранителей Клиа — познакомиться с местностью на случай тревоги.

Они отправились пешком, хотя гром над равниной грохотал все громче. Ниал свернул на юг и стал показывать Беке тупы разных мелких кланов. Он, похоже, много знал о них и по дороге развлекал Беку забавными историями. Проходя мимо тупы Акхенди, девушка чуть не спросила спутника про жену кирнари, но удержалась.

Большая часть города оказалась необитаемой, и чем дальше они уходили от центра, тем более заросшими молодой порослью становились улицы. Всюду колыхалась высокая трава, а в углах оконных проемов прилепили свои гнезда ласточки.

Одни дома казались Беке ничем не отличающимися от других, но Ниал, по-видимому, имел в виду какую-то определенную цель. Ею оказался еще более запущенный, чем другие, квартал у южной стены — безмолвный и загадочный.

— Думаю, тебе здесь понравится, — наконец заявил Ниал, выводя Беку на широкую площадь, почти целиком заросшую густыми кустами.

Девушка нервно огляделась.

— Мне казалось, я уже привыкла к чувству, которое вызывает Сарикали, но здесь оно иное — более сильное.

— Мы зовем это место Городом Призраков, — ответил Ниал. — Здесь магия оказывает особое действие. Может быть, его ты и чувствуешь?

— Я чувствую нечто, — ответила Бека. То ли это была присущая Городу Призраков магия, то ли приближающаяся гроза, то ли случайное прикосновение руки Ниала, но Бека внезапно ощутила жар и беспокойство. Остановившись, она через голову стащила с себя тунику, не заботясь о том, что ее легкая льняная рубашка мокра от пота и покрыта пятнами от соприкосновения с кольчугой. Вытащив подол рубашки из рейтуз, Бека расстегнула ворот, чтобы позволить ветерку охладить разгоряченное тело. Как и большинство кавалеристок в отряде, она не надевала повязки на грудь, если только не предстояло идти в бой. Взглянув на Ниала, Бека увидела на его губах загадочную улыбку и догадалась, что ее спутник все это заметил. Девушка призналась себе, что, оказавшись с Ниалом наедине, ничего не имеет против подобной наблюдательности.

— Здесь особое место, — продолжал рассказ Ниал. — Жившие здесь башваи просто ушли в один прекрасный день, оставив все, чем владели.

Бека и Ниал заглянули в один из домов и через гулкую галерею прошли во дворик с фонтаном. Каменный стол во дворе был накрыт для шестерых — на нем стояли потрескавшиеся чаши и блюда из тонкого алого фарфора. Посреди стола высился кувшин из потемневшего серебра, покрытый изнутри темным осадком — вином, высохшим бог весть сколько лет назад. Дверь со двора вела в спальню. Занавеси на окнах давно истлели, но в открытой резной шкатулке на комоде все еще блестели золотые украшения, словно хозяйка только что сняла их, намереваясь принять ванну.

— Как это их до сих пор не украли? — спросила Бека, беря в руки брошь.

— Никто не посмеет ограбить мертвых. Одна из моих теток часто рассказывала о женщине, которая нашла в одном из домов здесь кольцо, такое красивое, что она не смогла устоять перед искушением и взяла его. Ее клан вскоре отправился домой, а женщину начали мучить кошмары. Они стали такими частыми и устрашающими, что она в конце концов бросила кольцо в реку. Когда на следующий год женщина вернулась в Сарикали, кольцо лежало точно на том же месте, где она его нашла.

Положив брошь обратно в шкатулку, Бека шутливо нахмурилась.

— Я думаю, ты специально привел меня сюда, чтобы напугать, рабазиец.

Ниал взял ее руку и стал гладить своими длинными пальцами.

— С чего бы мне пытаться испугать храброго скаланского капитана?

От его прикосновения в крови Беки вспыхнул огонь — еще жарче, чем раньше.

— Должно быть, чтобы испытать мою храбрость, — поддразнила она его. — Или чтобы получить возможность предложить утешение.

Глядя в эти прозрачные карие глаза, Бека ощутила дрожь предвкушения: нельзя было не прочесть в них разгорающуюся страсть и нескрываемую любовь. Совсем нетрудно преодолеть это расстояние — между ее губами и его, подумала она, словно прикидывая, куда пустить стрелу. Отбросив всякие сомнения, Бека поцеловала Ниала.

Она хотела этого, хотела его с того самого момента, как впервые увидела в Гедре. Теперь она наконец позволила своим рукам скользить, нетерпеливо исследуя мускулистое гибкое тело, прижавшееся к ее собственному. Его губы были именно такими сладкими, как она и представляла себе, и когда Ниал крепче прижал к себе девушку, осыпая жадными поцелуями, ее пальцы зарылись в его волосы.

Руки Ниала скользнули под рубашку Беки, легли на ее голое тело над поддерживающим меч поясом и медленно двинулись выше.

— Моя прекрасная, восхитительная тирфэйе… — прошептал ей в ухо Ниал.

— Не смей! — Бека отпрянула и сделала шаг назад. Прежние ее возлюбленные тоже бормотали такие банальности, и Бека не обращала на это внимания, но от Ниала слышать их было невыносимо.

— Что такое? — спросил он, удивленный внезапной переменой. — Ты девственница или ты мне не доверяешь?

Бека рассмеялась, несмотря на растущую жаркую боль в животе — или как раз из-за нее.

— Никакая я не девственница. Но и не красавица тоже — не вижу нужды обманываться. Я предпочла бы, чтобы мы были честны друг с другом, если не возражаешь.

Ниал изумленно посмотрел на Беку.

— Любой, кто скажет, будто ты не красива, — глупец. Я увидел это сразу, как только взглянул тебе в глаза, но ты почему-то упорно отрицаешь очевидность. — Он снова взял Беку за руку. — Прости мою настырность, но клянусь, я буду повторять, что ты — красавица, пока ты мне не поверишь. Ты не похожа ни на одну женщину, которую я до сих пор знал.

Бека замерла, раздираемая между сомнением и собственным нетерпением, не в силах ответить.

Неверно истолковав ее колебания, Ниал снова поднес руку Беки к губам.

— По крайней мере позволь мне называть себя твоим другом. Я обещал твоему почти-брату, что никогда не навлеку на тебя бесчестья, и сдержу слово.

Может быть, он хотел, чтобы его жест выглядел целомудренным, однако тепло его губ, коснувшихся ладони Беки, обрушило на нее жаркую волну желания. Неожиданно легкое прикосновение рубашки к коже показалось Беке нестерпимым. Высвободив одну руку, она сдернула рубашку, позволив ей упасть на пыльный пол. Губы Ниала приоткрылись, когда он увидел шрамы, покрывающие ее руки, грудь и бок.

— О, ты истинный воин…

— Все мои раны спереди, — попыталась пошутить Бека, хотя прикосновения Ниала погружали ее то в жар, то в холод. Когда его руки, скользнув по ее плечам, достигли грудей, Бека затрепетала.

— Мне нравятся твои пятнышки, — прошептал Ниал, целуя ее плечи.

— Веснушки, — задыхаясь, поправила его Бека, стягивая с него тунику.

— Ах да, веснушки. — Ниал чуть отстранился, чтобы помочь Беке снять с него одежду, потом снова прижал ее к себе. — Они так необычны.

«Только сначала», — подумала Бека; однако это ей было уже безразлично — главным были его прикосновения, теплота его тела. Пальцы Ниала, казалось, чертили на ее коже пылающие узоры — ничего подобного она никогда не испытывала. Откинув голову, Бека изумленно прошептала:

— Ты используешь магию, рабазиец?

Карие глаза широко раскрылись, потом в уголках появились морщинки — Ниал рассмеялся. Его смех отдался в груди и животе Беки дрожью — новым, ни с чем не сравнимым наслаждением.

— Магию? — Он покачал головой. — Клянусь Светом, что за болванам ты позволяла любить себя!

Смех Беки прозвучал как эхо в древней комнате. Она прижалась к Ниалу еще теснее.

— Ну так обучи меня!

Умелое обучение длилось много больше часа, догадалась Бека, заметив, как переместились тени вокруг того места, где они лежали. Она чувствовала себя много узнавшей и несравненно более счастливой, чем когда-либо раньше.

Кровать в комнате оказалась совсем сгнившей, так что они удовлетворились подстилкой из собственной одежды. Вытащив из груды рейтузы, Бека неохотно натянула их, потом наклонилась, что подарить своему новому возлюбленному долгий поцелуй. Снаружи донесся далекий удар грома.

На раскрасневшемся лице Ниала Бека видела отражение собственных чувств.

— Прекрасная тирфэйе, — пробормотал он, глядя на нее снизу вверх.

— Прекрасный ауренфэйе, — ответила Бека на его языке; она больше не оспаривала мнение Ниала.

— Я уж думал, ты отвергнешь меня. Неужели все тирфэйе такие сдержанные? Бека задумалась.

— У меня есть обязанности. То, чего хотят мое сердце и тело, не совпадает с тем, что позволяет им голова. И…

— И?.. — переспросил Ниал, когда Бека отвернулась.

— И я немного побаиваюсь тех чувств, которые ты во мне вызываешь, побаиваюсь, потому что знаю: долго это не продлится. Я однажды уже потеряла дорогого мне человека. Он погиб. Его убили. — Бека зажмурилась, наконец позволив себе излить свою печаль. — Он тоже был воином, служил в том же полку. Мы недолго пробыли вместе, но очень любили друг друга. Та боль, которую я испытала, когда он погиб… — Бека запнулась: ей хотелось найти слова, которые не были бы слишком холодными, но это никак не удавалось. — Она отвлекала меня. Я не могу себе позволить снова испытать подобное — ведь от того, как я командую ими, зависят жизни моих солдат.

Ниал гладил ее лицо до тех пор, пока она снова не открыла глаза.

— Я не причиню тебе боли, Бека Кавиш, и не стану причиной твоей невнимательности, если в моих силах будет избежать такого. Что же до этого… — Он усмехнулся и обвел рукой комнату. — Мы просто двое друзей, разделяющих дар Ауры. Здесь нет места боли. Где бы ты ни была — здесь или в Скале, — мы с тобой всего лишь друзья.

— Друзья, — повторила Бека, стараясь заглушить тихий голос в сердце, шептавший: «Слишком поздно! Слишком поздно!» — День еще не кончился, — сказала она, поднимаясь. — Покажи мне еще что-нибудь в этом городе. Я сегодня, кажется, не смогу насытиться чудесами.

Ниал шутливо застонал, раскинув руки:

— О, эти женщины-воительницы! Они уже почти оделись, когда Бека вдруг вспомнила сказанные раньше Ниалом слова и повернулась к нему, подняв брови:

— И когда это вы с моим почти-братом обсуждали, что со мной делать?

Неожиданное появление Беки из двери одного из полуразрушенных домов заставило вздрогнуть и Киту, и Алека.

— Пальцы Ауры! — рассмеялся боктерсиец, натягивая поводья. — Никогда еще не видел рыжеволосых башваи!

Бека застыла на месте, покраснев так, что даже веснушки стали не видны. Секундой позже из темноты позади нее появился Ниал.

— Ну-ну, капитан, — сказал по-скалански Алек, с безжалостной улыбкой оглядывая их растрепанные волосы и покрытую пылью одежду. — Занимаешься рекогносцировкой?

— Я в увольнительной, — ответила Бека, и что-то в ее взгляде сказало Алеку, что дразнить ее не следует.

— Ты уже показал Беке Дом с Колоннами? — спросил Ниала Кита; он явно не понимал, в чем дело, и удивился тому, что этот невинный вопрос вызвал у Алека такое безудержное веселье.

— Мы как раз туда направлялись, — ответил Ниал, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица. — Не хотите ли присоединиться?

— Да, пойдемте! — воскликнула Бека. Подойдя вплотную к Алеку и ухватившись за его стремя, она тихо добавила: — Так тебе легче будет присматривать за мной, почти-брат! «Чтоб тебе провалиться, Ниал!» — поморщился Алек. Дом, о котором шла речь, находился в нескольких кварталах оттуда; гром грохотал теперь уже гораздо ближе, налетел внезапный порыв ветра.

— Вон он, — показал Кита на приземистое здание, не имеющее сплошных стен. Гроза была уже совсем близко. Молния залила все на мгновение белым светом, за ней тут же последовал оглушительный раскат грома. С трудом сдерживая занервничавших коней, Алек и Кита под хлынувшим как из ведра ливнем поспешили в укрытие; Бека и Ниал бежали за ними следом.

Дом с Колоннами оказался своеобразным павильоном: его плоская черепичная крыша опиралась на высокие, равномерно расположенные черные колонны, ровными рядами уходившие в темноту внутри здания. Сверху тут и там свисали обрывки выцветших тканей — когда-то, вероятно, своеобразными стенами служили занавеси.

— Похоже, нам придется тут задержаться, — заметила Бека, повысив голос, чтобы перекрыть шум дождя.

Между колоннами завывал несущий брызги ветер, и, чтобы не промокнуть, людям пришлось двинуться вглубь. Алек полез в карман за светящимся камнем, который всегда хранился вместе с набором инструментов, потом вспомнил, что и то, и другое оставил в своей комнате. Кита и Ниал щелкнули пальцами, и тут же появились небольшие льющие свет шары.

— Что здесь было? — спросил Алек по-скалански, чтобы Бека поняла разговор.

— Летнее убежище, — ответил Ниал. — В Сарикали летом бывает ужасно жарко. Крыша дает тень, а там, дальше, располагаются бассейны для купания.

Вспышки молний снаружи заставляли свет и тени танцевать в этом лесу из колонн. Алек сначала решил, что только они скрываются здесь от грозы, но потом услышал плеск воды и голоса откуда-то спереди.

Посередине Дома с Колоннами оказалось просторное помещение с большим круглым бассейном, питаемым подземными источниками. От него отходили каналы к меньшим бассейнам и к мелким сосудам с водяными растениями и рыбками.

В большом бассейне плавало около десятка обнаженных фигур. На его краю сидело еще несколько человек, играющих в какую-то игру при свете висящих в воздухе светящихся шаров. Алек с тревогой заметил, что большинство тех, кто был одет, носили сенгаи Хамана или Лапноса. Судя по возрасту и одежде, это были молодые сопровождающие делегаций кланов, развлекающиеся, пока старшие заседают в совете.

Ниал приблизился к ним со своей обычной невозмутимостью, но Кита настороженно замедлил шаг.

— Ниал-а-Некаи! — воскликнул молодой лапносиец. — Давно же я тебя не видел, друг мой. Иди сюда, присоединяйся! — Его приветливая улыбка поблекла, однако, когда он увидел Алека и остальных. Вскочив на ноги, лапносиец положил руку на пояс с кинжалом. Его примеру последовали некоторые другие игроки. — Ах, я и забыл! — продолжал лапносиец, прищурившись. — Ты теперь вращаешься не в лучшем обществе.

— Это точно, — подхватил один из пловцов, вылезая из бассейна и направляясь к вновь прибывшим. На его лице была презрительная гримаса.

Алек напрягся: он узнал этого человека по драконьему укусу. Пловец не был одним из слуг; он накануне сопровождал кирнари Хамана на пир клана Силмаи.

Хаманец остановился, с неприязнью глядя на пришедших.

— Боктерсиец, тирфэйе, — его взгляд остановился на Алеке, — и гаршил— кемениос изгнанника.

Алек понял только половину — слово «гаршил» означало «полукровка», — но тон хаманца не оставлял сомнения в том, что это намеренное оскорбление.

— Это Эмиэль-и-Моранти, племянник кирнари Хамана, — предупредил Алека по-скалански Ниал.

— Я знаю, кто это, — безразличным тоном ответил Алек, делая вид, что не понял оскорбления.

Кита не проявил подобной же сдержанности.

— Тебе следовало бы более осторожно выбирать слова, Эмиэль-и— Моранти,

— прорычал он, подходя ближе.

Алек положил руку ему на плечо и сказал по-ауренфэйски:

— Он может употреблять любые слова, которые ему нравятся. Меня это не касается.

Глаза его противника сузились: ни один из хаманцев не пожелал разговаривать с Алеком накануне, и Эмиэль явно считал, что юноша не знает местного языка.

— Что происходит? — поинтересовалась Бека: ей не нужно было перевода, чтобы почувствовать возникшую напряженность.

— Просто кланы обмениваются оскорблениями, — ровным голосом ответил Алек. — Лучше всего уйти отсюда.

— Да, — согласился Ниал. Он больше не улыбался и попытался оттащить разъяренного Киту в сторону. Однако Бека все еще стояла, глядя на нагого ауренфэйе.

— Ничего не случилось, — решительно повторил Алек, дергая Беку за рукав и делая шаг вслед за Ниалом.

— В чем дело, они слишком перепугались, чтобы к нам присоединиться? — издевательски протянул Эмиэль.

На этот раз не выдержал Алек: понимая, что этого делать не следует, он все же развернулся и двинулся к хаманцу. С той же бравадой, с какой он когда-то противостоял бандитам, он медленно оглядел Эмиэля с ног до головы, сложив руки на груди и склонив голову набок. Его противник неловко поежился под его взглядом.

— Нет, — наконец сказал Алек, повысив голос, чтобы все его слышали. — Я не вижу тут ничего, что могло бы меня испугать.

Он предвидел нападение и отскочил, когда Эмиэль кинулся на него. Другие хаманцы схватили племянника кирнари и оттащили его. Алек почувствовал, как чьи-то руки легли и ему на плечи, но стряхнул их, не желая оказаться стесненным в действиях. Где-то позади Бека яростно ругалась на двух языках; Кита пытался ее успокоить.

— Вспомните, где находитесь, все вы, -вмешался Ниал, протискиваясь между противниками.

. Эмиэль прошипел что-то сквозь стиснутые зубы, но отступил.

— Благодарю тебя, друг мой, — бросил он Ниалу, — за то, что не дал мне испачкать руки об этого маленького гаршил-кемениос. С этими словами он снова прыгнул в бассейн.

— Пойдем, — поторопил Алека Ниал.

Алек спиной чувствовал угрозу; он ждал, что в любой момент хаманцы передумают и нападут. Однако те ограничились насмешками и ругательствами и позволили противникам уйти невредимыми.

— Как он назвал тебя? — снова спросила Бека, когда хаманцы уже не могли их слышать.

— Это не имеет значения.

— Ну да, это и видно! Все-таки что он сказал?

— Я не все понял.

— Он назвал тебя шлюхой-полукровкой, — прорычал Кита.

Алек почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и порадовался, что в темноте этого никто не видит.

— Мне говорили и кое-что похуже, — солгал он. — Не обращай внимания, Бека. Клиа совсем ни к чему, чтобы глава ее телохранителей ввязалась в потасовку.

— Потроха Билайри! Этот грязный сукин сын…

— Прошу тебя, Бека, не произноси таких вещей вслух — по крайней мере здесь, — сказал Ниал. — Поведение Эмиэля понятно. Серегил убил его родича, а по нашим обычаям Алек в родстве с Серегилом. Ведь, наверное, твой собственный народ придерживается таких же взглядов!

— У нас можно выбить зубы человеку без того, чтобы началась война, — бросила Бека. Ниал покачал головой.

— Ну и местечко, похоже, ваша Скала!

Алек краем глаза заметил какое-то движение и замедлил шаг, вглядываясь в темноту между колоннами. Может быть, в конце концов им не удалось так легко отделаться от хаманцев. На мгновение на юношу пахнуло незнакомым запахом — мускусом и благовониями, потом все исчезло.

— Что это? — спросила Бека тихо.

— Да ничего, — ответил Алек, хотя инстинкт предупреждал его, что это не так.

Снаружи ливень еще усилился. К тому же появился туман, и казалось, что тучи лежат на крышах домов.

— Может быть, поедете обратно с нами? — предложил Кита.

— Пожалуй, — согласилась Бека.

Алек освободил одно стремя, чтобы Ниал мог взобраться на коня. Рабазиец принял протянутую руку юноши, но замер, глядя на акхендийский талисман на запястье Алека. Маленькая резная птичка почернела.

— Что с ней случилось? — с изумлением спросил Алек. На одном из крошечных крыльев появилась трещинка, которой он раньше не замечал.

— Это же амулет, предостерегающий от беды. Эмиэль хотел тебе зла, — объяснил Ниал.

— Напрасная трата магической силы, если хотите знать мое мнение, — проворчал Кита. — Не требуется никаких чар, чтобы увидеть, что в сердце хаманца.

Алек вытащил кинжал, собираясь отрезать подвеску от браслета и выбросить.

— Не нужно, — остановил его руку Ниал. — Ее можно восстановить, если только узлы не повреждены.

— Я не хочу, чтобы это увидел Серегил. Он сразу поймет: что-то случилось, а я терпеть не могу лгать ему.

— Тогда отдай амулет мне, — предложил рабазиец. — Я попрошу кого— нибудь из акхендийцев заняться им.

Алек развязал ремешки и протянул браслет Ниалу.

— Прошу вас всех обещать, что Серегил ничего не узнает. У него и так хватает забот.

— Ты уверен, что это разумно, Алек? — спросил Кита. — Он ведь не ребенок.

— Нет, но он несдержан. Хаманцы оскорбили меня, чтобы досадить ему. Я не собираюсь помогать им в этом.

— Думаю, дело и в тебе тоже, — заметила Бека. Гнев улегся, и теперь она была только озабочена. — Ты должен держаться от них подальше, особенно когда ты один. То, что произошло, — это не просто вызов и оскорбления.

— Не беспокойся, — ответил Алек с вымученной улыбкой. — Если я чему и научился у Серегила, так это умению избегать людей.

Глава 14. Тайны

Теро позавидовал Беке, когда узнал, что из-за головной боли ее освободили от всех обязанностей на день. По мере того как переговоры продолжались, маг все чаще не находил себе места. Большую часть времени речи были бессодержательны: произносившие их просто снова и снова высказывали поддержку одной из сторон. События и обиды многовековой давности вытаскивались на свет и подробно обсуждались. Нельзя было винить тех, кого в конце концов одолевала дремота; с галереи, где сидели зрители, часто доносился храп.

Вскоре после полудня началась гроза; в зале, где заседала лиасидра, стало сумрачно, пришлось зажечь лампы. В окна дул холодный ветер, принося в собой капли дождя и листья. Иногда гром рокотал так громко, что заглушал голос очередного оратора.

Опершись подбородком на руку, Теро смотрел, как молнии озаряют колеблющийся занавес дождя. Это зрелище напомнило молодому волшебнику дни его ученичества в башне Нисандера. Часто, сидя у окна летним вечером, Теро следил за ослепительными стрелами, вонзающимися в воду гавани, и мечтал о том, чтобы укротить эту силу, заставить ее подчиняться его воле. Обрести власть над чем-то, что может мгновенно уничтожить тебя, — одна мысль об этом заставляла сердце Теро биться быстрее. Однажды он даже высказал эту идею Нисандеру и спросил учителя, возможно ли такое.

Старый волшебник лишь терпеливо и ласково взглянул на него и спросил:

— Если бы тебе удалось подчинить себе молнию, милый мальчик, осталось бы зрелище грозы таким же прекрасным?

Ответ показался ему тогда бессмысленным, с грустью подумал Теро.

В этот момент зал озарила особенно яркая вспышка, превратив окно, в которое смотрел Теро, в сияющий призрачным сине-белым светом прямоугольник. На его фоне четким черным силуэтом обрисовалась фигура женщины.

Снова опустилась тьма, и удар грома заставил содрогнуться все здание; по залу пронесся новый порыв ветра. Однако фигура в окне не была видением: там стояла молодая руиауро, пристально смотревшая на Теро. Ее губы шевельнулись, и молодой маг услышал, как в голове его тихий голос прошептал: «Приходи к нам, брат, когда освободишься. Пора».

Прежде чем Теро успел хотя бы кивнуть, руиауро растаяла в воздухе.

Совет с откровенным облегчением воспользовался грозой, чтобы под этим предлогом пораньше разойтись. Теро колебался: вправе ли он сообщить кому-нибудь о полученном приглашении. Выйдя следом за Клиа и остальными под дождь, он увидел ожидающую его рядом с конем женщину. Она была очень молода, и ее серо-зеленые глаза казались особенно большими из-за низко надвинутой нелепой шапки. Мокрая мантия липла к ее худенькому телу, как вторая кожа, ветер бросал мокрые пряди волос в лицо. Руиауро должна была бы дрожать от холода, но она почему-то не дрожала.

Теро бросил на нее удивленный взгляд.

— С твоего позволения, госпожа, я хотел бы посетить руиауро, — обратился он к Клиа.

— В такую-то погоду? — удивилась она, но тут же пожала плечами. — Только будь осторожен. Ты будешь нужен мне завтра с утра пораньше.

Странная спутница молча показывала Теро дорогу; она отказалась от предложенного плаща и не захотела сесть на коня. Маг скоро порадовался тому, что у него есть проводница: в сумраке одна широкая безлюдная улица ничем не отличалась от других.

Когда они наконец добрались до Нхамахата, молчаливая женщина знаком предложила Теро спешиться, потом, взяв за руку, повела по хорошо утоптанной тропе к пещере под башней. Из-под низкого свода вырывались клубы пара; ветер прибивал его к земле, а потом уносил серые клочья тумана прочь. Камень был покрыт бело-желтыми отложениями какого-то минерала, пронизанными кое-где черными полосами. Бесчисленные ноги протоптали гладкий спуск ко входу в пещеру.

Неожиданное чувство острого интереса заставило Теро вспомнить слова Нисандера: если старый волшебник был прав, то перед ним был источник всех тайн, источник магии, способность к которой его народ получил благодаря примеси крови ауренфэйе.

Просторный естественный зал сохранил свой первозданный вид; лишь кое-где горели лампы, а посередине вверх уходили широкие витки лестницы, гладкий камень которой казался здесь совершенно неуместным. Из какого-то помещения наверху лился поток света; Теро ощутил сладкий запах курений. Здесь, в пещере, ничто не говорило о каких-либо обрядах. Из трещин в полу и от небольших бассейнов поднимался пар. Среди теней, подобно призракам, скользили руиауро и ауренфэйе.

У Теро не оказалось времени на то, чтобы все рассмотреть:

девушка, не задерживаясь, свернула в один из туннелей, отходящих от центрального зала. Здесь ламп не было, а проводница не зажгла факела. Впрочем, темнота не была препятствием для Теро — когда глаза ничего не видели, другие его способности помогали ему ориентироваться; теперь он воспринимал окружающие предметы как смутные, но вполне различимые серо-черные силуэты. Было ли это испытанием, гадал Теро, или его спутница просто сочла, что волшебники-тирфэйе, подобно ей самой, могут видеть в темноте?

В туннеле становилось все более душно; Теро заметил, что пол наклонно уходит вниз. Тут и там попадались небольшие сооружения в форме ульев, в которых мог бы поместиться человек. Проходя мимо, Теро провел рукой по одному такому предмету и нащупал грубую влажную шерсть. Кожаные завесы прикрывали узкую дверцу, ведущую внутрь, и небольшое отверстие сверху.

— Это дхимы, для медитации, — сказала Теро его спутница, наконец нарушив молчание. — Ты можешь пользоваться ими, когда пожелаешь.

Впрочем, явно не дхимы были целью их путешествия. Туннель резко повернул налево, и воздух стал холоднее, а проход — уже и круче. Здесь дхимы уже не попадались.

Кое-где своды нависали так низко, что приходилось наклоняться. В других местах нужно было, держась на канат, протянутый через вбитые в стену железные кольца, спрыгивать с высоких каменных ступеней. Теро потерял счет времени, но ощущение пронизывающей все магической энергии становилось с каждым шагом сильнее.

Наконец они снова достигли ровной поверхности. Теро услышал какой-то звук, похожий на шум ветра в ветвях. Через несколько ярдов туннель повернул снова, и молодой маг заморгал от показавшегося после полной темноты очень ярким лунного света. Теро в изумлении осмотрелся. Он стоял на краю лесной поляны под ясным ночным небом. Неподалеку начинался склон берега зеркального черного пруда. Отражение молодого месяца в воде было удивительно четким, ни единая волна не тревожила его.

Свет становился все ярче. Оглянувшись, Теро не увидел своей проводницы, но пруд теперь окружало множество человеческих фигур, облаченных в мантии и высокие шапки руиауро. Теро почувствовал, как шевелятся его волосы, и по этому признаку определил, что по крайней мере некоторые в этой толпе — духи, хотя все они выглядели одинаково материальными, даже курчавые темнокожие башваи. Позади, в черной чаще леса, слышалось движение многих существ — и существ огромных.

— Добро пожаловать, Теро, сын Нисандера, маг Третьей Орески, — прозвучал низкий голос из темноты. — Знаешь ли ты, где находишься?

Теро был так поражен тем, как его назвал незнакомец, что не сразу понял вопрос. Когда же смысл дошел до него, ему стал ясен и ответ.

— У пруда Вхадасоори, достопочтенный, — ответил он благоговейным шепотом. Откуда это было ему известно, оставалось загадкой — вокруг не было и следа статуй, не говоря уже о самом городе; однако волшебную силу, исходящую от воды, ни с чем спутать было невозможно.

— Ты видишь глазами руиауро, сын Нисандера. Девушка, которая была его проводницей, выступила вперед и протянула Теро чашу, сделанную из полого бивня. Сосуд был длиной в руку человека, его сложная оплетка из полосок кожи образовывала что-то вроде ручек. Ухватившись за них, молодой маг зажмурился и сделал большой глоток. Под его пальцами чаша дрогнула от касания тысячи рук.

Когда Теро снова открыл глаза, они с девушкой были одни на лесной поляне, залитой лунным светом. Ее лицо больше не казалось таким юным, а глаза стали плоскими золотыми дисками.

— Мы — Первая Ореска, — сказала она. — Мы — твои предшественники, твоя история, маг. В тебе мы видим свое будущее, как ты видишь в нас свое прошлое. Танец продолжается, и пора твоему роду обрести целостность.

— Я не понимаю, — прошептал Теро.

— Это воля Ауры, Теро, сын Нисандера, сына Аркониэля, сына Киталы, дочери Агажар, происходящих от Ауры.

Легкие невидимые руки расстегнули одежду Теро, и она соскользнула к его ногам. Чья-то воля — не его собственная — вела его к берегу пруда и дальше в воду, пока он не погрузился по горло. Вода была ледяной, настолько холодной, что Теро задохнулся и почувствовал, что кожа его горит огнем. Повернувшись к берегу, он с изумлением увидел, что все еще стоит там, рядом с женщиной-руиауро. Потом что-то потянуло его в глубину.

Воды пруда сомкнулись над Теро, заполнили глаза, рот, нос, легкие; однако он не ощутил никакого неудобства и совсем не испугался. Он плавал в этой бесформенной тьме, ожидая, что будет дальше. И вспоминая. В ту ночь, которую они провели у драконьего озера в Акхенди, ему снилось именно это место, снилось, что он утонул. Сновидение за прошедшие дни распалось на фрагменты, но сейчас Теро узнал его с той же уверенностью, с какой раньше назвал место — Вхадасоори.

— Каково назначение магии, Теро, сын Нисандера? — раздался тот же низкий голос.

. — Служить, познавать… — Теро не знал, говорит ли он вслух или произносит эти слова в уме; впрочем, это не составляло разницы: тот, другой, его слышал.

— Нет, маленький братец, ты ошибаешься. Так каково же назначение магии, сын Нисандера?

— Создавать?

— Нет, маленький братец. Каково назначение магии, сын Нисандера?

Тьма начала давить на Теро. Он чувствовал ее тяжесть в легких, она душила его. Молодой волшебник ощутил первое ледяное прикосновение страха, но заставил себя сохранять спокойствие.

— Не знаю, — смиренно ответил он.

— Знаешь, сын Нисандера.

Сын Нисандера. Перед незрячими глазами Теро затанцевали искры, но он сосредоточился на образе своего первого учителя, простого доброго человека, которого он так часто недооценивал. Он со стыдом вспомнил о собственном высокомерии, мешавшем ему разглядеть мудрость Нисандера, пока не оказалось слишком поздно. Он вспомнил свое ожесточение, когда Нисандер отказывался учить его заклинаниям, вполне доступным его изощренному уму, но которые его пустое сердце не давало ему употребить с пользой. На секунду Теро услышал голос старого учителя, терпеливо объясняющего: «Назначение магии — не заменить усилия человека, а помочь ему в его деяниях». Сколько раз Нисандер повторял эти слова за многие годы ученичества Теро? И сколько раз Теро отмахивался от их важности?

Отражение полумесяца мягко колыхалось перед Теро на далекой поверхности воды. Все еще пленник тьмы, он ощутил прикосновение благотворной силы лунного света и широко улыбнулся от радости.

— Поддерживать равновесие!

Как пробка, внезапно освобожденная от удерживающего ее под водой груза, Теро всплыл на поверхность, разбив отражение луны.

— Равновесие! — крикнул он, набрав в легкие воздуха.

— Верно, — одобрительно произнес голос. — Нисандер лучше всех тирфэйе понимал назначение даров Ауры. Мы ожидали, что он придет к нам, но случилось иначе. Теперь эта задача ложится на тебя.

«Какая задача?» — удивился Теро, чувствуя, однако, дрожь возбуждения.

— Равновесие между твоим народом и нашим, между тьмой и светом нарушено давно. Свет уравновешивает тьму. Тишина уравновешивает звук. Смерть уравновешивает жизнь. Ауренфэйе сохраняют старые обычаи; твой народ, оставшийся на время в одиночестве, создал новые.

Теро осторожно коснулся дна и обнаружил, что под ногами у него надежная опора. Выйдя из воды, он подошел к одинокой ожидающей его фигуре — древней женщине-башваи. Ее кожа в лунном свете была непроницаемо черна, а волосы сияли серебром.

Теро упал перед ней на колени.

— Поэтому Клиа и было позволено явиться сюда, и именно теперь? Ты заставила все это случиться?

— Заставила? — Женщина усмехнулась; голос ее был глубоким и сильным, казалось, еле умещающимся в хрупком теле. Она, как ребенка, погладила Теро по голове. — Нет, маленький братец, мы просто танцуем тот танец, который нам удается протанцевать.

Теро в растерянности прижал ладонь к глазам, потом снова взглянул на женщину.

— Ты сказала, что волшебники Скалы должны обрести целостность. Что это значит?

Но башваи исчезла. На том месте, где она только что была, сидел дракон— подросток с золотыми глазами. Прежде чем Теро успел разглядеть его как следует, дракон скользнул между нагими бедрами мага и укусил его в мошонку. Теро с испуганным криком дернулся, и его голова ударилась обо что-то твердое. Луна покачнулась и упала, как укатившееся кольцо.

Когда Теро пришел в себя, он лежал ничком, полностью одетый, у входа в туннель, ведущий из пещеры под Нхамахатом.

«Видение!» — была его первая смутная мысль. Он сделал попытку встать, но тут же, зажмурившись от боли, распластался на камне снова: словно огненные когти впились в его гениталии. Воспоминание об укушенном ухе Алека, которое распухло так, что втрое увеличилось в размере, заставило Теро застонать.

Какое-то движение рядом привлекло его внимание. Теро открыл глаза. Сквозь дымку, рожденную болью, он увидел, как кто-то поднимается с пола. Из теней появилась его юная проводница.

— Лиссик. — Она показала Теро флакон и принялась за дело.

«И они еще зовут эти укусы почетными отметинами! — беспомощно подумал Теро, чувствуя легкие прикосновения рук девушки. — Если я выживу после всего этого, то как я смогу такой отметиной похвастаться?»

Кругом него сновали люди. Если зрелище заливающегося истерическим смехом распростертого на земле скаланского мага в задранной выше пояса мантии и показалось им странным, то никто не высказал этого вслух.

Глава 15. Неудобство

— Где Теро? — вслух удивился Алек, когда вечером пришло время отправляться на пир в тупу Брикхи.

— Ушел к руиауро, — ответила Клиа. — Я думала, он уже вернулся.

Дождь превратился в теплую унылую изморось, поэтому все ехали за Клиа и Торсином, надвинув капюшоны поглубже. Алек с Серегилом замыкали кавалькаду — большего уединения им не выпадало весь день. Пользуясь возможностью, Алек рассказал другу о своей встрече с Бекой и Ниалом в Городе Призраков.

Серегил воспринял новости более спокойно, чем Алек ожидал.

— Судя по тому, что говорил Теро, царица Идрилейн приветствовала возможность таких союзов во время посольства, — рассудительно сказал он.

Алек оглянулся на эскорт — конников турмы Ургажи.

— Как? Она хочет переженить своих солдат с ауренфэйе? Серегил хихикнул.

— Не думаю, чтобы ее так уж занимала формальная сторона дела, но одна из целей нашей миссии — получить потомство с хорошей долей ауренфэйской крови, чтобы улучшить породу.

— Да, но… Ты хочешь сказать, что Беке и ее воительницам следует вернуться домой беременными? — воскликнул Алек. — А разве их за это не выгоняют из армии?

— На время пребывания в Ауренене правила смягчены. Никто об этом прямо не говорит, но до Теро дошли слухи, что за детей-полукровок даже назначены премии. Ну а мужчинам позволено привезти домой новобрачных— ауренфэйе, если таковые найдутся.

— Потроха Билайри, Серегил, что за хладнокровная мерзость — превратить лучшую турму Скалы в племенное стадо!

— Когда дело доходит до выживания нации, немногое считается недопустимым. Да подобное решение и не так уж необычно. Помнишь, как я гостил удравниан? Я выполнил тогда долг гостя, так сказать. Кто знает, сколько моих отпрысков бегает сейчас где-то в Ашекских горах?

Алек поднял брови.

— Ты шутишь!

— Ничего подобного. Что же касается ситуации здесь и сейчас, то все делается ради славы Скалы, а потому почетно. А вот ты — ты разве не патриот?

Алек не обратил внимания на подначку, но во время пира внимательно присматривался к солдатам турмы Ургажи.

На следующее утро Серегил сидел с Клиа и Торсином за завтраком, когда в дом, волоча ноги, вошел Теро. Его лицо было серым, а двигался он так, словно внутри у него находились плохо упакованные бьющиеся предметы.

— Клянусь Светом! — воскликнул Торсин. — Дорогой мой Теро, не послать ли за целителем?

— Со мной все в порядке, благородный господин, просто я немного устал,

— ответил Теро; он остановился рядом с креслом и вцепился в его спинку.

— Ничего не в порядке! — возразила Клиа, пристально его. оглядев.

— Может быть, это речная лихорадка, — предположил Серегил, хотя подозревал он совсем другое. — Я пошлю за Мидри.

— Нет! — быстро сказал Теро. — Нет, в этом нет необходимости. Я слегка переутомился. Все скоро пройдет.

— Ерунда! Отведи его в его комнату, Серегил, — распорядилась Клиа.

Кожа Теро показалась Серегилу горячей и влажной; маг тяжело опирался на его руку, с трудом поднимаясь по лестнице. Добравшись до своей комнаты, он лег на постель, но раздеваться отказался.

Серегил, хмурясь, смотрел на молодого волшебника.

— Ну так что произошло?

Теро закрыл глаза и провел рукой по небритой щеке.

— Меня укусил дракон.

— Потроха Билайри, Теро! Где в Сарикали ты нашел достаточно большого дракона, чтобы его укус свалил тебя с ног?

Магу удалось выдавить слабую улыбку.

— Ну где, как ты думаешь?

— Ах да, конечно. Лучше позволь мне взглянуть.

— Я уже помазал лисенком, — попытался отговориться Теро.

— Лиссик не помогает, если рана велика. Ну-ка, где она? На руке? На ноге?

Со вздохом Теро распахнул мантию. Серегил вытаращил глаза.

— Ты еще говорил, что у Алека мочка уха стала похожа на виноградину, когда его укусил тот малыш. У тебя это скорее выглядит как…

— Я знаю, как это выглядит! — рявкнул Теро, поправляя одежду.

— Раной нужно заняться. Я раздобуду что-нибудь у Мидри. Никто ничего не будет знать.

— Спасибо, — выдохнул Теро, глядя в потолок. Серегил покачал головой.

— Знаешь, мне никогда не приходилось слышать, чтобы дракон укусил за…

— Это была случайность. А теперь иди! — умоляюще прошептал Теро.

«Случайность? — подумал Серегил, выходя из комнаты. — Не похоже, если тут замешаны руиауро!»

Он испытал большое облегчение, когда Мидри не стала задавать вопросов. Он описал повреждение в общей форме, и она смешала несколько отваров и дала ему баночку мази для припарок. Хорошо бы, понадеялся Серегил, Теро оказался в силах ставить себе припарки сам.

Глава 16. Вечерние развлечения

«Лихорадка» не отпускала Теро и на следующий день.

Сам будучи укушенным, Алек не разделял настроения Серегила, подтрунивавшего над юным магом, и охотно согласился хранить в тайне истинную причину недомогания.

Он был благодарен Клиа: принцесса сочла, что от него будет больше толку, если он станет свободно разгуливать по городу, а не заседать с лиасидра. Обсуждение любого вопроса в совете плелось со скоростью черепахи; каждая проблема имела многовековую предысторию и хвост прецедентов. Алек иногда забегал на заседания, чтобы быть в курсе дел, но в основном находил для себя более приятные занятия.

В результате в течение дня он почти не виделся с Серегилом, а вечера были заняты бесконечной чередой празднеств — каждый клан, большой или малый, преследуя собственные тайные цели, хотел заполучить к себе скаланцев.

Когда друзья наконец добирались до своей комнаты, зачастую за несколько часов до рассвета, Серегил или мгновенно засыпал, или исчезал в коллосе и вышагивал там в темноте. И все же Алек видел достаточно, чтобы представлять, с каким отношением со стороны окружающих ежедневно сталкивается возлюбленный. За исключением нескольких друзей, ауренфэйе держались от него на расстоянии. Хаманцы не скрывали своей враждебности. Но, как всегда, Серегил предпочитал сам бороться со своими демонами. Нет, он был не против любви Алека, но сочувствия с его стороны не принимал.

Однажды ночью, когда друзья сопровождали Клиа на очередной пир, Адриэль заметила, как ее брат пытается отгородиться от возлюбленного и как молчаливо страдает от этого Алек. Обняв скаланца за плечи, она прошептала:

— Он по-прежнему очень привязан к тебе, тали. Оставь пока все, как есть. Когда он будет готов, он сам придет к тебе.

Алеку ничего не оставалось, кроме как последовать совету Адриэль. К счастью, у него хватало забот. Когда он чуть-чуть освоился в городе, он начал гулять один, и постепенно у него стали завязываться знакомства — в тех кругах, которые всегда были ему близки.

Пока лиасидра и влиятельные члены кланов проводили дни в официальных дебатах, менее важные представители семей коротали время в городских тавернах и игорных домах. Лук Алека легко открывал ему доступ в подобные компании. В противоположность Серегилу большинство ауренфэйе неплохо стреляли и обсуждали форму и вес лука с не меньшим удовольствием, чем охотники из северных земель. Одни ратовали за большие луки; другие отдавали предпочтение миниатюрным шедеврам из отполированного дерева или рога. Но никто здесь не видел ничего похожего на Черный Рэдли, и интерес к оружию Алека почти всегда переходил в дружескую беседу о подвигах стрелков.

Алек смастерил несколько шатта из скаланских монет; подобные трофеи пользовались большим спросом у ауренфэйе, но потери восполнялись сторицей: вскоре колчан молодого человека обзавелся солидной коллекцией позвякивающих украшений.

Такое времяпрепровождение принесло и иные плоды; Алеку стал доступен весьма ценный источник информации — болтовня слуг о делах их хозяев. Слухи всегда были золотой жилой для любого шпиона, и Алек не упускал счастливой возможности. Так он узнал, что кирнари Катме, Лхаар-а— Ириэль, проявляет интерес к постоянным вечерним верховым прогулкам Клиа и юного силмайского наездника, Таанила-и-Кормаи. Алек ухитрился и сам пустить несколько сплетен по этому поводу, хотя на самом деле принцесса находила своего спутника ужасно скучным.

Ходили также слухи, что кирнари нескольких влиятельных малых кланов, вроде бы ориентирующихся на дружественную Дацию, под покровом ночи нанесли визит рабазийцам.

Но, пожалуй, самым важным открытием Алека был тот факт, что кирнари Лапноса поссорился со своим предполагаемым союзником, Назиеном-и— Хари, из-за поддержки скаланцев, и что несколько хаманцев поддержали лапносца. Во главе недовольных стоял злой гений Алека — Эмиэль-и— Моранти.

— Это новый поворот событий, — сказал благородный Торсин, выслушав ночной отчет юноши принцессе. — Клиа подмигнула Алеку.

— Вот видишь, благородный господин, я же говорила, что от парня будет много пользы!

Десятая ночь в Сарикали принесла долгожданный отдых. Впервые со дня их прибытия в Сердце Драгоценности скаланцы не были никуда приглашены, и Клиа распорядилась устроить скромный общий ужин в главном зале.

Алек на конюшенном дворе болтал с подчиненными Бракнила, когда Серегил в одиночестве вернулся с заседания лиасидра.

— Как дела, господин? — окликнул его Минал.

— Не слишком успешно, — бросил Серегил и, не останавливаясь, прошел в дом.

Подавив вздох, Алек последовал за ним.

— Пальчики Ауры, я никогда не собирался быть дипломатом, — взорвался Серегил, как только они вдвоем очутились в комнате. Серегил сорвал с себя кафтан, пуговицы брызнули во все стороны. Кафтан, а вслед за ним и пропитавшаяся потом рубашка полетели в угол. Схватив кувшин для умывания, Серегил выскочил на балкон и вылил воду себе на голову.

— Ты мог бы быть поласковее с бедным Миналом, — сказал, прислонившись к двери, Алек. — Он о тебе очень высокого мнения.

Не обращая внимания на юношу, Серегил протер глаза и ринулся мимо него обратно в комнату.

— Что бы ни говорили Клиа или Торсин, кто-то умудряется так переиначить их слова, что в них начинает звучать угроза. «Нам нужно железо» — «Ого, вы собираетесь захватить Ашекские горы!»; «Позвольте нам использовать северный порт» — «Вы хотите завладеть торговыми путями рабазийцев?»

И хуже всех этот Юлан-и-Сатхил, хоть он и редко выступает в лиасидра. О нет. Он просто сидит там и улыбается, как будто согласен со всем, что мы предлагаем. А затем одним едким замечанием затевает очередной кавардак и молча наслаждается развлечением. Ты бы посмотрел, как все сомневающиеся собираются вокруг него, а он им что-то нашептывает, грозя пальцем. Потроха Билайри, скользкий червяк! О небо, как бы я хотел, чтобы он был на нашей стороне!

— Что ты можешь сделать? Серегил фыркнул.

— Будь моя воля, я бы вызвал их всех на конное соревнование — и пусть все решит победа. Так уже делалось не раз, знаешь ли. Над чем ты смеешься?

— Над тобой. Ты рвешь и мечешь. И с тебя капает. — Алек протянул компаньону полотенце.

Серегил вытерся и с извиняющейся улыбкой посмотрел на Алека.

— А как твои дела сегодня? Есть что-нибудь новенькое?

— Нет. Похоже, я выудил все, что можно, из представителей дружественных кланов, но никак не могу подобрать подход к хаманцам или Катме. — Алек решил не рассказывать возлюбленному, как часто его появление вызывало враждебные взгляды и шепот «гаршел». — В Римини достаточно было переодеться и смешаться с толпой. А здесь они сразу узнают во мне чужака и придерживают язык. Думаю, пора устроить ночную вылазку.

— Я обсуждал это с Клиа, но принцесса, как женщина порядочная, велела подождать. Прояви терпение, тали.

— И это ты советуешь мне быть терпеливым? Вот это новость!

— Только потому, что не вижу другого выбора. Во всяком случае, впереди у нас целая ночь. Как проведем время?

Когда друзья спустились к ужину, все уже сидели за столом. По скаланским традициям, в большом зале были накрыты длинные столы; Бека указала приятелям на места рядом с Клиа.

— Интересно, куда она пропадала на весь день, — пробормотал Серегил, завидев рядом с Бекой Ниала.

— Веди себя как следует, — буркнул Алек.

— Благодарите капитана за сегодняшний великолепный десерт и сыр, — провозгласил Ниал, когда друзья наконец уселись.

— Меня? — засмеялась Бека. — Ниал вчера узнал о караване, прибывающем из Дации. Мы встретили их еще за городом и выторговали все самое лучшее, пока не нашелся еще кто-нибудь такой же умный. Алек, ты никогда не пробовал подобного меда?

— Мне и показалось, что ты нашла себе что-то сладкое, — невозмутимо заметил Серегил.

Воспользовавшись появлением Теро, Алек пнул под столом Серегила.

Клиа встала, подняла свой кубок и обратилась к солдатам как к товарищам по оружию:

— Среди нас нет жрецов, поэтому я возьму эту почетную роль на себя. Во имя Пламени Сакора и Светоносного Иллиора! Да будут они благосклонны к нашим трудам! — Принцесса повернулась, брызнула несколько капель на пол и осушила кубок. Остальные последовали ее примеру.

— Что говорят в лиасидра, коммандер? — раздался из-за соседнего стола голос Зира. — Укладывать нам вещички или еще подождать?

Клиа скорчила гримасу.

— Ну, капрал, судя по тому, как нас пока что принимают, я бы сказала, что можно располагаться тут с комфортом. Похоже, время имеет огромное значение только для нас, а не для ауренфэйе. — Она запнулась и приветственно подняла кубок, глядя на Серегила и Алека. — Я не имею в виду присутствующих, конечно.

Серегил насмешливо усмехнулся и тоже поднял кубок.

— Если мне когда-нибудь и было свойственно спокойствие ауренфэйе, я давно его растерял.

Через окно и двери в зал залетал свежий ветерок; пение птиц вполне заменяло застольную музыку; тени медленно ползли по полу. Идиллию нарушал лишь кашель Торсина.

— Ему стало хуже, — пробормотал Теро, глядя на пятна на платке, который советник прикладывал к губам. — Он, конечно, это отрицает, ссылается на дурной климат.

— Может, у него тоже лихорадка, как у тебя? — спросила Бека.

Волшебник недоуменно уставился на нее, потом покачал головой.

— Вряд ли. Я вижу темное облако вокруг его груди.

— Доживет ли он до конца переговоров? — Алек с беспокойством бросил взгляд на старика.

— Во имя Светоносного, нам только не хватало его смерти в разгар событий, — проворчал Серегил.

— Почему он не позволил племяннице заменить себя? — прошептала Бека. — Благородная Мелессандра знает об ауренфэйе не меньше его.

— Эти переговоры — достойное завершение долгой и блестящей карьеры, — пояснил Серегил. — Думаю, Торсин не мог смириться с тем, что не он доведет дело до конца.

Когда ужин подошел к концу, Клиа обратилась к собравшимся:

— Сегодня нам повезло — можно целый вечер ничего не делать, друзья мои. Кита-и-Бранин говорил, что с коллоса открывается великолепный вид на закат. Не хотите ли присоединиться к нам?

— Мы скоро сделаем из тебя настоящую ауренфэйе, госпожа, — ответил Серегил, поднимаясь со своего места.

— Чудесно. Думаю, вы с Алеком будете сегодня вечером нашими менестрелями.

— Госпожа, прошу меня извинить, мне придется пораньше лечь, — обратился к принцессе, не поднимаясь из-за стола, Торсин.

Клиа положила руку на плечо старика.

— Конечно. Хорошего отдыха, друг мой.

Слуги отнесли в коллос вино, пирожные и подушки для сидения. Серегил сбегал к себе в комнату за арфой. К моменту, когда он вернулся, компания уже расселась и наслаждалась прохладой вечера. На западе медленно угасал зеленый отблеск заката. На востоке на небо уже поднималась полная луна.

Серегилу с Алеком были предоставлены почетные места напротив принцессы. Бека с Ниалом устроились на полу, прислонившись спинами к стене.

При первых аккордах «Тихо над водой» у Серегила к горлу подкатил комок; с его места ему был виден коллос на доме Адриэль. Сколько раз он вот так же вечером играл там для своей семьи! Однако прежде чем кто— нибудь заметил его запинку, Алек уже подхватил мелодию, бросив на друга вопросительный взгляд. Борясь с неожиданно нахлынувшей тоской, Серегил сосредоточился на трудных аккордах и скоро смог подхватить припев вместе с остальными; голоса друзей заглушили дрожь в его собственном голосе.

Алек все еще не мог привыкнуть к своей близости к особам царской крови. Ведь еще совсем недавно он почитал за счастье пристроиться у дымящего очага в грязной таверне, а ауренфэйе были для него существами из легенд, а уж никак не родичами.

Постепенно Серегил приободрился и на пару с Алеком блеснул искусством менестреля. Когда горло у певцов пересохло, бардов сменил Теро и принялся развлекать собравшихся замечательными иллюзиями, которым научился, путешествуя вместе с Магианой.

— Вино кончилось, — объявил в конце концов Кита.

— Я помогу его принести, — предложил Алек, чувствуя необходимость облегчить мочевой пузырь. Они с Китой собрали пустые кувшины и отправились вниз по лестнице для прислуги — она располагалась в конце длинного коридора на третьем этаже. Их путь лежал мимо комнаты Торсина, дверь которой оказалась чуть приоткрытой. В комнате было темно.

«Бедный старик, — подумал Алек, осторожно прикрывая дверь. — Должно быть, он совсем плох, коли так рано отправился спать».

— Отличная женщина ваша принцесса. — В голосе ауренфэйе явственно звучала симпатия; они добрались до кухни. Кита немного перебрал и проглатывал часть слов. — Жаль только…

— Что жаль?

— Что в ней так мало ауренфэйской крови, — со вздохом ответил боктерсиец. — Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что ты яшел. У тебя впереди еще несколько сотен лет.

Повара оставили дверь на двор открытой, чтобы с улицы задувал свежий ветер. Проходя мимо двери, Алек заметил закутанную в плащ фигуру, спешащую к задним воротам. Покатые плечи неизвестного показались юноше знакомыми, приглушенный кашель подтвердил его подозрения; Алек сунул Ките пустые кувшины и выскользнул на улицу.

— Ты куда? — крикнул ему вслед Кита

— Подышать воздухом, — и Алек быстро пересек двор, так что боктерсийцу не удалось продолжить расспросы.

Стража у дозорного костра не обратила внимания ни на Торсина, ни на Алека. О чем беспокоиться — они тут поставлены. чтобы внутрь не прокрался враг, а не чтобы следить за своими. Выйдя за ворота, Алек помедлил, пока глаза не привыкли к темноте. Кашель прозвучал слева.

До этого момента юноша действовал инстинктивно; теперь он вдруг осознал, в какую дурацкую ситуацию попал: стал следить за ближайшим доверенным советником Клиа, как за пленимарским шпионом. Что он скажет, вернувшись, и что будет делать, если благородный Торсин обнаружит за собой хвост? Как будто в ответ большая сова — первая, которую он увидел со времени их отъезда из Акхенди, — бесшумно пролетела мимо него и исчезла в том же направлении, что и посол.

«Скажу, что видел знамение», — подумал Алек.

Торсином, болен он или нет, явно руководила более важная цель, нежели желание подышать ночным воздухом. Таверны в этот вечер были набиты битком, и казалось, что музыка несется буквально отовсюду. Ауренфэйе, наслаждаясь великолепным вечером, прогуливались парами или группами. Алек обменялся приветствиями с несколькими знакомыми, но не стал задерживаться для разговоров.

Покинув тупу Боктерсы, Алек вслед за Торсином углубился в хитросплетение улиц Сарикали; они миновали опознавательные знаки Акхенди и Хамана. Когда старик наконец замедлил шаг, у Алека екнуло сердце. Улица была помечена полумесяцем — символом Катме. К счастью, народу здесь встречалось немного, и все же юноша старался держаться в тени дверных проемов и аллей. Нет, он вовсе не незваный ночной гость, убеждал он себя, надеясь, что ему не придется доказывать это кому-нибудь еще. Он просто присматривает за больным стариком.

Торсин остановился перед внушительных размеров домом, который, как предположил Алек, принадлежал Лхаар-а-Ириэль. Когда Торсин входил в дом, отблеск свечи упал на его изможденное лицо; Алек, оказавшийся достаточно близко, прочел на нем обреченность.

Даже Алек не видел способов пробраться внутрь этого дома. Хорошо охраняемые виллы Римини представляли разительный контраст с домами в Сарикали. Через стены можно было перелезть, от собак сбежать или приручить известным ему способом; практически всегда преграды, воздвигаемые тирфэйе, знаток своего дела мог так или иначе преодолеть. А здесь были всего лишь наглухо запертые двери и недосягаемо высокие окна.

Не улучшал ситуации и тот факт, что вплотную к интересующему Алека зданию, чем бы оно ни являлось, стояли другие дома, причем все — обращенные к нему глухими стенами. Юноша уже готов был сдаться, когда у него над головой раздались голоса.

Посмотрев вверх, он увидел темный выступ балкона. Голоса были слишком тихими, чтобы можно было разобрать слова, но знакомое покашливание не оставляло сомнений — подопечный Алека тут.

Кроме Торсина, на балконе находились еще как минимум двое, мужчина и женщина, возможно, сама Лхаар-а-Ириэль.

Совещание продолжалось недолго. Невидимые конспираторы вскоре вернулись обратно в дом. Алек подождал пару минут, не появится ли кто на балконе, потом вернулся ко входу в дом.

Торсин вышел через несколько минут, но не один. Его спутник какое-то время шел вместе со стариком, а затем повернул в другую сторону.

Алек все никак не мог решить — за кем из двоих идти, когда из теней возник знакомый силуэт.

— Серегил?

— Ты возьмешь на себя Торсина. А я прослежу за его приятелем. Остерегайся катмийцев. Тебе здесь не обрадуются. — С этими словами Серегил исчез так же быстро, как и появился.

Торсин сразу направился обратно; теперь он воспользовался главными воротами. Обменявшись парой слов с часовыми, старик исчез в доме. В коллосе все еще горел свет. Алек не слишком представлял, как он будет объяснять их с Серегилом исчезновение, поэтому предпочел пройти через конюшенный двор и подняться по задней лестнице. На полпути наверх он услышал голоса Клиа и Торсина.

— Я думала, ты уже спишь, — сказала Клиа.

— Прогулка на свежем воздухе помогает мне уснуть, — ответил Торсин; ни слова о том, где он был.

Алек помедлил; вскоре, судя по звуку, оба собеседника закрыли за собой двери. Юноша поднялся в свою комнату и стал ждать Серегила — ему не терпелось обменяться впечатлениями. Такой план нравился ему куда больше, чем перспектива рассказывать принцессе, что ее доверенный советник за ее спиной ведет переговоры с противной стороной.

На человеке, которого выслеживал Серегил, не было сенгаи, но, судя по покрою туники, он принадлежал к одному из восточных кланов. Вскоре Серегил убедился в своей правоте. Его подопечный привел его в тупу Вирессы, к дому Юлана-и-Сатхила.

Спрятавшись в ближайшем дверном проеме, Серегил гадал о возможных связях заговорщиков. Высокомерная кирнари Катме и практичный глава Вирессы; идеология разделяла два клана не меньше, чем горный хребет — земли их предков. Единственное, что объединяло их, насколько было известно Серегилу,

— это противостояние союзу со скаланцами.

Главный вопрос — знает ли обо всем этом Торсин.

Когда Серегил вернулся в дом, где жили скаланцы, свет в коллосе был уже потушен. У задних ворот на часах стояли Коран— дор и Никидес.

— Кто-нибудь еще выходил здесь сегодня ночью, капрал? — поинтересовался Серегил.

— Только благородный Торсин, господин, — ответил Никидес. — Он вышел некоторое время назад и с тех пор не появлялся.

— Я думал, он давно улегся спать, — заметил Серегил.

— Не спится — вот что он сказал. Ну, я и говорю — ночной воздух не лучшее лекарство для больных легких, да только разве эти благородные — прости меня, господин — станут слушать!

Серегил понимающе подмигнул солдату и с таким видом, будто сам тоже прогуливался ради пользы здоровью, прошел в дом.

Алек нетерпеливо ходил из угла в угол; все лампы в комнате были зажжены. Несмотря на все усилия юноши, в углах все равно таились тени.

— Похоже, без нас они решили не продолжать. — Серегил с усмешкой ткнул пальцем в сторону коллоса.

— Клиа спустилась примерно полчаса назад, — доложил Алек, остановившись наконец посреди комнаты. — А что они сказали, когда я не вернулся?

— Кита сказал что-то про то, будто ты несколько перепил, но при этом незаметно кивнул мне. А что произошло?

Алек пожал плечами.

— Удача в сумерках, если можно так выразиться. Я как раз выглянул во двор, когда Торсин выходил из ворот. Отсюда он пошел прямо в тупу Катме, где мы с тобой и встретились. Клиа наткнулась на него в коридоре, когда он возвращался.

— Она знает, где он был?

— Не могу сказать. А что твой подопечный?

— Догадайся.

— Виресса?

— Умный мальчик. Гораздо хуже то, что мы не знаем, о чем они говорили в обоих местах.

— То есть тебе тоже ничего не удалось услышать. — Алек опустился в кресло у камина. — Как ты думаешь, что Торсин там делал?

— Надеюсь, занимался делами царицы, — с сомнением произнес Серегил, устраиваясь в кресле напротив.

— Будем говорить Клиа?

Серегил закрыл глаза и потер веки.

— Хороший вопрос, не правда ли? Боюсь, принцесса взяла нас с собой не для того, чтобы мы шпионили за ее людьми.

— Наверное, нет, но Клиа сама говорила, что беспокоится — Торсин слишком симпатизирует Вирессе. То, что мы видели, подтверждает ее правоту.

— Ничего это не подтверждает, кроме того, что Торсин и кто-то, связанный с Юланом-и-Сатхилом, встретились в доме Лхаар-а-Ириэль.

— Что же все-таки мы будем делать? Серегил пожал плечами.

— Подождем немного и будем держать ухо востро.

Глава 17. Алек находит себе занятие

«Подождем!»

Алеку казалось, что они только и делают со времени своего прибытия в Сарикали, что ждут, связанные по рукам и ногам дипломатическим протоколом и неторопливостью ауренфэйе. Последнее, к чему он стремился, — так это снова чего-то ждать теперь, когда наконец события приобрели интересный поворот.

На следующее утро юноша поднялся рано и отправился на верховую прогулку вокруг городских стен. Далекие холмы, как острова, вставали над морем густого тумана, поднявшегося от речной воды. Где-то поблизости паслись овцы и козы — Алек слышал их блеяние. Подъехав к Нхамахату, он остановился, чтобы обменяться приветствиями с руиауро, раскладывающим свежую пищу для драконов. В этот час густые стаи маленьких рептилий кружили над башней, словно ласточки весной. Некоторые уже принялись опустошать чаши, приготовленные для них в аркадах. Пара дракончиков налетела на Алека, и юноша замер в неподвижности: ему вовсе не хотелось получить еще один болезненный укус, каким бы благим предзнаменованием это ни считалось.

Потом, возвращаясь через Город Призраков и проезжая мимо Дома с Колоннами, Алек с удивлением увидел перед ним коня Ниала — вороного мерина с тремя белыми чулками на ногах; конь щипал траву рядом с белой кобылой под дамским седлом. Алек сразу узнал эту лошадку — на ней весь путь из Гедре через горы проделала госпожа Амали.

Если бы не очевидная влюбленность Беки в Ниала, Алек мог бы просто проехать мимо. Теперь же вместо этого он привязал Обгоняющего Ветер там, где его не было видно от Дома с Колоннами, и вошел внутрь.

Гулко отдающиеся голоса долетали с разных сторон, и Алек решил, что самое обещающее место — это бассейны в середине здания. Обойдя их, он наконец обнаружил маленький заросший травой дворик, откуда доносился успокаивающий мужской голос и тихий плач женщины. Подкравшись поближе, Алек спрятался за полуистлевшей занавесью, все еще прикрывавшей одну из арок, и заглянул в дырочку.

Амали сидела на бортике давно высохшего фонтана, закрыв лицо руками. Ниал стоял рядом и нежно гладил ее волосы.

— Прости меня, — сказала Амали, не отводя рук от лица. — Но к кому еще могла я обратиться? Кто еще понял бы меня?

Ниал прижал к себе женщину, и на мгновение Алек усомнился, что перед ним действительно рабазиец: такого гнева на красивом лице обычно спокойного переводчика он никогда не видел. Когда тот заговорил, его голос звучал так тихо, что юноша почти не разбирал слов; до него донеслось только «причинить тебе боль».

Амали подняла залитое слезами лицо и умоляюще стиснула его руку.

— Нет! Ты не должен и думать о подобном! Он временами впадает в такое отчаяние, что я едва его узнаю. Пришло известие о том, что еще одна деревня у границ с Катме покинута жителями. Похоже на то, что акхендийцы вымирают!

Ниал что-то пробормотал, и женщина в ответ снова покачала головой.

— Он не может. Люди и слышать о таком не пожелают. Он не может их бросить!

Ниал отодвинулся от Амали и стал взволнованно ходить по дворику.

— Тогда чего ты от меня хочешь?

— Сама не знаю… — Амали протянула к нему руки. — Я только… только хотела убедиться, что ты по-прежнему мне друг, которому я могу открыть сердце. Я там так одинока!

— Ты сама выбрала, где тебе быть, — с горечью ответил Ниал, потом, когда она снова расплакалась, смягчился. — Я твой друг, преданный друг. — Он снова обнял Амали и стал ласково покачивать ее, как ребенка. — Ты всегда можешь ко мне обратиться, тали. Всегда. Только скажи мне: ты никогда не жалеешь о своем решении? Хотя бы немножко?

— Ты не должен спрашивать меня об этом, — всхлипнула Амали, прижимаясь к Ниалу. — Никогда, никогда! Райш — моя жизнь. Если бы я только могла ему помочь!

Ей не было видно, какое отчаяние при этих словах отразилось на лице Ниала, но Алек все прекрасно заметил. Стыдясь того, что подслушал столь не предназначенный для чужих ушей разговор, он дождался, пока пара покинула дворик, потом отправился домой.

К тому времени, когда он туда добрался, Серегил и остальные уже отбыли на переговоры с лиасидра. Алек заглянул в свою комнату — посмотреть, не оставил ли Серегил каких-то инструкций, — но ничего там не обнаружил. Спускаясь на кухню, где его ждал завтрак, он помедлил у двери Торсина. Сердце юноши заколотилось быстрее: сегодня, похоже, ему везло, — дверь в комнату была приоткрыта.

Странное поведение посла накануне вечером нельзя было оставить без внимания, тем более что Серегил сомневался в лояльности старика Клиа. Да и вообще… Приоткрытая дверь была слишком большим искушением.

Виновато оглянувшись и вознеся торопливую молитву Иллиору, Алек скользнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Торсину отвели просторную комнату с альковом на дальней от входа стороне. На письменном столе у окна Алек увидел шкатулку для писем, перья, несколько запечатанных свитков пергамента — все разложенное в безукоризненном порядке. В комнате была обычная мебель — кровать за прозрачным занавесом, умывальник, сундуки для одежды, — простые, но изящные, в типичном ауренфэйском стиле: светлое дерево, украшенное темной мозаикой, плавные линии.

Чувствуя себя все более виноватым, Алек быстро осмотрел стол и содержимое ящиков, сундуки с одеждой, стены за занавесями, но не обнаружил ничего необычного. Во всем царил строгий порядок.

Алек взял со столика у постели дневник; в нем оказались сжатые, но достаточно подробные отчеты о событиях каждого дня, записанные четким почерком посла. Первая запись была сделана тремя месяцами раньше. Алек протянул руку, чтобы положить дневник на место, но тут тетрадь открылась на сравнительно недавней записи, сделанной примерно за неделю до прибытия Клиа в Гедре. Почерк оказался тот же, но буквы были написаны коряво, слова съезжали с аккуратно проведенных линеек, многие были смазаны или наполовину закрыты кляксами.

«Это следствие его болезни», — подумал Алек. Он стал пролистывать тетрадь, пытаясь по почерку определить, когда Торсин заболел, однако тут из коридора донеслись быстрые шаги.

Ауренфэйские постели обычно низкие, но Алеку удалось довольно легко втиснуться под кровать. Только уже спрятавшись, он обнаружил, что все еще держит дневник посла.

Дверь открылась, и Алек затаил дыхание, глядя из-под края свешивающегося покрывала, как пара сапог — судя по размеру, женских — пересекла комнату по направлению к столу. Это оказалась Меркаль: юноша узнал ее прихрамывающую походку. Он услышал, как со скрипом открылась шкатулка для писем и как зашуршал пергамент.

Повернув голову, Алек выглянул с другой стороны кровати и увидел край почтовой сумки, висящей на поясе женщины.

«Похоже, я тут не единственный шпион», — подумал Алек, с облегчением переводя дыхание после того, как Меркаль вышла из комнаты. А может, она просто приходила забрать приготовленные к отправке письма?

Еще момент он оставался там, где был, глядя в открытый дневник. Первые признаки болезни Торсина появились за несколько недель до прибытия Клиа. Раздумывая над этим, Алек рассеянно пролистывал тетрадь, пока не дошел до последней записи, сделанной накануне.

«Ю.С. по-прежнему хитрит, позволяя Л. возглавлять оппозицию».

Алек насмешливо улыбнулся. А чего можно было ожидать? «Тайно встречался с кирнари Вирессы. Вступил в заговор против принцессы»?

Положение, в котором Алек оказался, позволило ему взглянуть на комнату в иной перспективе. Отсюда он мог оценить, как хорошо начищены сапоги, аккуратно расставленные рядом с сундуком, и какие ровные складки заглажены на мантии, висящей на стене.

«Один взгляд на комнату человека скажет тебе о нем больше, чем целый час беседы», — поучал его когда-то Серегил. Алек тогда нашел это утверждение забавным, особенно учитывая то обстоятельство, что любое помещение, где поселялся Серегил, немедленно приходило в состояние полного беспорядка. Комната Торсина, напротив, говорила о чрезвычайной педантичности хозяина. Все было на своем месте, нигде не валялось ничего лишнего.

Вылезая из-под кровати, Алек увидел в золе камина, как раз под решеткой, что-то красное. Стоя, он этого не заметил бы.

Опустившись на четвереньки, юноша выудил обгорелую шелковую кисточку, темно-красную с синим. Алек не думал, что Торсин может носить одежду с подобными украшениями, но ауренфэйе часто отделывали кистями свои плащи и туники, А также сенгаи.

Алек осторожно отряхнул находку от золы; сердце его снова заколотилось от волнения. Кисточка была как раз такой формы и размера, какие он видел на головных уборах вирессиицев. Кто-то хотел уничтожить ее, но кисточка провалилась сквозь решетку прежде, чем пламя успело ее спалить.

«Значит, ее не хватятся», — рассудил Алек, пряча добычу в кошель на поясе.

Юноша провел остаток утра, слоняясь вокруг тупы клана Катме в надежде завести разговор с кем-нибудь из слуг. Он был очень искусен в подобных уловках, но сегодня ему не повезло. Враждебные взгляды и отчетливо произносимое «гаршил» показывали, что слишком углубляться на враждебную территорию не стоит.

«Наверное, все свое везение на сегодня я уже израсходовал», — огорченно подумал Алек.

Те несколько улиц на границе тупы, которые он рискнул обойти, не имели обычных злачных мест. Неприветливые покрытые татуировкой лица смотрели на него из окон и с балконов. Никто здесь, похоже, не интересовался выпивкой или игрой в кости. Или катмийцы так не любят чужаков, что все таверны расположены в глубине, подальше от любопытных оскверняющих взглядов?

К полудню Алек сдался и решил вернуться домой. Однако, повернув за очередной угол, он обнаружил, что заблудился.

— Пальчики Иллиора! — пробормотал он, оглядывая ничего ему не говорящие окрестности.

— Святотатство не поможет тебе, полукровка. Здесь следует произносить истинное имя Светоносного! — Из двери в нескольких ярдах от Алека вышла женщина; ее покрытое татуировкой лицо под черно-красным сенгаи было бесстрастным. На женщине не было обычных тяжелых украшений, которые Алек считал непременной принадлежностью клана Катме, но ее туника была расшита рядами серебряных бусин.

— Я никого не хотел оскорбить, — ответил Алек. — Ты можешь поберечь свою магию: я заблудился и без посторонней помощи.

— Я все утро слежу за тобой, полукровка. Что тебе здесь нужно?

— Мне просто любопытно осматривать город.

— Ты лжешь, полукровка!

«Так, может быть, катмийцы все-таки читают мысли, или просто я выгляжу таким виноватым?»

Постаравшись напустить на себя независимый вид, Алек ответил:

— Приношу тебе свои извинения, катмийка. Мы, тирфэйе, всегда так поступаем, когда то, чем мы заняты, никого больше не касается.

— Так, значит, двуличность подчиняется собственному этикету? Как интересно!

Алеку показалось, что на покрытом черными линиями лице промелькнула улыбка.

— Ты говоришь, что следила за мной, однако я тебя не видел. Ты шпионила?

— А ты шпионил за благородным Торсином, когда он приходил сюда по приглашению нашего кирнари прошлой ночью, полукровка?

Отрицать не было смысла.

— Это тебя не касается. И меня зовут Алек-и-Амаса, а не полукровка.

— Я знаю. Иди туда, откуда пришел. — Прежде чем Алек успел ей ответить, женщина исчезла, растворившись в воздухе, как струйка дыма.

— Идти туда, откуда пришел? — проворчал Алек. — А что же еще мне остается?

На этот раз, однако, ему удалось выйти в знакомый район неподалеку от здания, где заседала лиасидра. Не имея других дел, Алек вошел внутрь и уселся в уголке, глядя на участников переговоров. Особенно внимательно он присматривался к Торсину.

Когда в переговорах был объявлен перерыв, Алеку удалось привлечь внимание Серегила. Алек поманил его за собой и быстро свернул на пустынную улицу.

— Нашел что-нибудь в тупе Катме? — с надеждой спросил его Серегил.

— Нет. Не там. — Набравшись мужества, Алек рассказал другу о том, что обнаружил в комнате Торсина, совсем позабыв о свидании Ниала с Амали.

Серегил недоверчиво взглянул на него, потом прошептал:

— Ты вломился в комнату Торсина? Потроха Билайри, разве я не говорил тебе, что следует подождать?

— Да, но если бы я тебя послушал, мы не имели бы этого, верно? — Алек показал Серегилу вирессийскую кисточку. — Да что с тобой? Член собственной команды Клиа тайком видится с врагами, а ты говоришь «подожди»? В Римини ты сам бы уже побывал в его комнате!

Серегил сердито посмотрел на него и покачал головой.

— Здесь все иначе. Не за пленимарцами же мы гоняемся.

Ауренфэйе — союзники Скалы по духу, если не по делам. Никто не замышляет убить принцессу. А уж Торсин!..

— Но это может оказаться тем самым доказательством, которое нужно Клиа: доказательством двуличия Торсина.

— Я думал об этом. Торсин ищет благоволения Юлана не из симпатии к нему. Он боится, что если мы обидим вирессийцев, то проиграем: и Гедре не получим, и Вирессы лишимся. Впрочем, если Торсин решил действовать за спиной принцессы…

— Как он вел себя по отношению к лиасидра?

— Ты имеешь в виду, не бросал ли он виноватых взглядов и не обменивался ли тайными знаками? — спросил Серегил со своей кривой улыбкой. — Ничего такого я не заметил. И мы с тобой не учли еще одной возможности: Торсин мог действовать по поручению Клиа, а нам, остальным, знать об этом не положено.

— Что ж, это возвращает нас к тому же вопросу: что нам следует предпринять?

Серегил пожал плечами.

— Мы с тобой наблюдатели. Вот и будем наблюдать.

— Кстате о наблюдениях… Я утром видел Ниала с Амали.

— Вот как? — Новость явно заинтересовала Серегила. — И чем они занимались?

— Она тревожится о муже и обратилась к Ниалу за сочувствием.

— Они когда-то были любовниками. Между ними определенно сохраняется связь. А что ее беспокоит?

— Я не все слышал, но похоже, что споры в лиасидра ему тяжело даются.

Серегил нахмурился.

— Это никуда не годится. Нам нужно, чтобы он сохранил силы. Не думаешь ли ты, что Ниал и Амали — все еще тайные любовники?

Алек постарался вспомнить утреннюю сцену: Амали, льнущую к высокому рабазийцу, гнев, отразившийся на его лице при одном намеке на плохое обращение с женщиной…

— Не знаю.

— Думаю, нам надо это выяснить, и не только ради Клиа. Давай попробуем узнать, не известно ли чего-то Адриэль.

Они нашли супругов — Адриэль и Саабана — в коллосе их дома.

— Ниал и Амали? — хмыкнул Саабан, когда Серегил заговорил о них. — Вы что, собирали сплетни по тавернам?

— Ничего подобного, — ощетинился Серегил. — Слухи до меня, конечно, доходили. Но дело в том, что Ниал очень внимателен к Беке Кавиш; если он водит ее за нос, я собираюсь принять меры.

— Амали и Ниал были любовниками до того, как она вышла замуж за Райша-и-Арлисандина, — сказала Адриэль. — Это очень печальная история, прямо-таки сюжет для баллады.

— Что произошло?

Адриэль пожала плечами.

— Она предпочла долг любви, я полагаю, выйдя замуж за кирнари своего клана, а не за перекати-поле. Но я точно знаю. она нежно полюбила Райша, и вся горечь разрыва досталась Ниалу Он кажется мне человеком, который продолжает любить, даже когда его любовь отвергнута. Может быть, Беке удастся излечить его сердце.

— Только бы при этом он не разбил сердце ей. Райш ведь очень стар. Не болен ли он?

— Я сама задумывалась о его здоровье. Последнее время он на себя не похож. Переговоры даются ему нелегко, без сомнения.

— На его долю выпало немало горестей, — сказал Саабан. — Райш похоронил двух жен; первая была бесплодна, а вторая умерла во время родов, и ребенок не выжил тоже. Теперь Амали беременна. Для кирнари очень тяжело видеть, как страдает его народ, — а клану Акхенди выпали тяжелые времена. Могу себе представить, как много для Райша значит успех переговоров. Мне кажется, Амали просто был нужен человек, которому она могла бы излить душу.

— Я могу сколько угодно испытывать неприязнь к этому человеку, — пробормотал Серегил, когда они с Алеком вернулись в свою комнату, — но о нем все говорят только хорошее.

— Про акхендийского кирнари? — спросил Алек.

— Нет, про Ниала. Заботиться о возлюбленной, которая тебя бросила, — я на такое не был бы способен. Алек самодовольно усмехнулся.

— Вот видишь! Я знал, что ты ошибаешься на его счет.

Амали скорчилась в темноте у окна спальни, изо всех сил сдерживая рыдания: Райш опять метался и стонал во сне. Он отказывался говорить ей, какие кошмары его преследуют, но с каждой ночью они делались все мучительнее. Если Амали будила его, он испуганно вскрикивал, глядя на нее безумными, ничего не видящими глазами.

Амали-а-Яссара знала, что такое страх: ее семье, которую голод выгнал из родных мест, пришлось едва ли не побираться на улицах селений Акхенди. Ниалу удалось на время заставить ее забыть тревоги, но он хотел, чтобы Амали отправилась с ним, чтобы странствовала, как тетбримаш. Именно Райш спас ее, вернул ей уверенность в себе, дал право с гордостью снова надевать сенгаи своего клана. Ее родители и братья получили место за столом кирнари, а сама Амали носила под сердцем его сына. Она чувствовала себя в безопасности, пока не прибыли скаланцы и не принесли надежду на лучшие времена. А теперь ее супруг во сне становился безумцем…

С виноватой дрожью она нащупала в кармане ночного одеяния амулет, который ей передал Ниал для починки. Амулет ему не принадлежал, но для Амали это была ниточка, связывающая ее с Ниалом, предлог снова с ним увидеться. Ее пальцы пробежали по неровным узлам браслета: работа ребенка, но вполне действенная. Рука Ниала коснулась ее ладони, когда он передавал ей амулет в Доме с Колоннами. Амали позволила себе насладиться воспоминанием об этом прикосновении и о других тоже: Ниал гладил ее волосы; руки его обнимали ее, защищая, хотя бы на короткое мгновение, от всех страхов и забот… Ей нужен был не сам рабазиец, а то чувство умиротворенности, которое он всегда ей давал, — и всегда на такое короткое мгновение!

Амали сунула в карман амулет — ее талисман, который поможет, если понадобится, снова обрести эту поддержку. Осушив слезы, она нашла мягкий платок и осторожно вытерла пот со лба своего любимого.

Глава 18. Магиана

Прохладный горный воздух в лицо. Остроконечные пики на фоне безоблачного неба. Еще один перевал — и она на равнине. Магиана закрыла глаза, чтобы полнее ощутить смесь запахов — влажного камня, дикого чабреца и чуть сладковатый — лошадиного пота.

Свобода. Впереди — только бесчисленные дни, посвященные исследованиям…

Магиана очнулась от дремы — перо выпало у нее из руки. Во рту у волшебницы пересохло, от спертого жаркого воздуха в шатре царицы разболелась голова. Сон был таким ярким — на мгновение волна негодования захлестнула волшебницу.

«Я никогда не просила о той жизни, которую теперь веду!»

Магиана подняла перо, заново оточила его и обреченно уселась на свой стул. Слишком долго удавалось ей поддерживать в себе призрачную иллюзию свободы. Магический дар возносил волшебника Орески на недосягаемую высоту — но за все надо расплачиваться, и каждый из них платил определенную цену: в зависимости от собственных талантов.

Теперь и ей представлен счет за те годы свободных скитаний, и вот она сидит в шатре, и единственное, что ей остается, — наблюдать, как лучшая из цариц, Идрилейн, борется со смертью, своим последним противником.

Будучи Идрилейн, она все-таки смогла удержаться на плаву, по крайней мере на время. Отъезда Клиа в Ауренен в какой-то мере дал ей надежду и силы. Весь месяц, прошедший с тех пор, царица отчаянно цеплялась за жизнь и даже немного набрала в весе, когда болезнь, сжигавшая ее легкие, отступила. Большую часть дня Идрилейн находилась в полузабытьи, время от времени приходя в себя и задавая пару вопросов о ходе военных действий и об успехах Клиа; увы, от последней было мучительно мало известий. У царицы не было ни сил, ни желания совершить долгое путешествие в Римини, поэтому она решила остаться здесь, в лагере — теперь уже, по сути, лагере Фории. Как придворная волшебница, Магиана вынуждена была находиться при Идрилейн, прикованная к этому душному шатру, где среди склянок с лекарствами царит тяжелый запах болезни, где умирает старая женщина.

Магиана отогнала греховные мысли. Да, она связана любовью, клятвой, долгом, пока Идрилейн не освободит ее и не освободится сама.

Оставив заснувшую царицу, волшебница вынесла стул и письменные принадлежности наружу. Широко раскинувшийся лагерь купался в обманчиво мягких лучах вечернего солнца. Магиана обмакнула перо в чернила и начала сначала.

«Мой дорогой Теро, вчера пленимарцы прорвали линию фронта с Майсеной в нескольких милях от нашего лагеря. Еще несколько городов на восточном побережье сожжены. Со всех сторон доходят до нас ужасные слухи: половина полка Белых Ястребов погибла за одну ночь, накрытая облаком ядовитых испарений, мертвецы встают из могил и атакуют своих бывших товарищей по оружию, дирмагнос среди бела дня наслал на скаланцев призраков и стену огня. Конечно, часть этих историй — выдумки солдат, но некоторые слухи нам удалось проверить. Мой коллега, Элутеус, собственными глазами видел, как у брода Гришер некромант метал молнии.

Фория уже не может не обращать внимания на подобные известия, но по— прежнему убеждена, что атаки некромантов редки и не имеют особого значения. В какой-то мере она права. После того, как Шлем был уничтожен, некроманты Верховного Владыки недостаточно сильны, чтобы победить нас одной магией, но слухи об их деяниях питают страх наших войск и тем самым ослабляют их.

Впрочем, есть и хорошие новости. Надо отдать должное Фории: она решительный командир, хоть и не сильна в дипломатии, и военачальники доверяют ей. За последнюю неделю ей удалось организовать на восточном фронте успешное наступление в нескольких местах и одержать ряд побед. Передай Клиа, что ее подруга, коммандер Миррини, захватила пятьдесят вражеских лошадей. Это большое достижение, многие кавалеристы лишились своих коней в битвах. Они вынуждены забирать лошадей у окрестных жителей, и это не улучшает отношений с местным населением.

Вчера к нам прибыл третий курьер от Клиа. Фория ничего не сказала, но ее отношение к посольству сестры очевидно. Нельзя ли добиться от лиасидра хоть небольших уступок? Иначе, боюсь, Фория может отозвать вас. С каждой новой потерей присутствие Клиа на поле боя становится все более необходимым».

Магиана поколебалась: некоторые свои мысли она не решалась доверить бумаге, даже в таком письме, как это. Например, тот факт, что она, старейшая из оставшихся в живых магов Орески, опасается переслать послание своему протеже при помощи заклинания: как бы не узнала Фория. Наследная принцесса ничуть не скрывает, что не доверяет волшебникам в целом, а советнице своей матери в особенности. Магиане уже пришлось однажды отчитываться перед принцессой в своих действиях — а ведь она всего лишь по просьбе генерала Армениуса заглянула в магический кристалл. За несколько недель, прошедших со времени назначения Фории главнокомандующей, многое изменилось. Повсюду теперь ее глаза и уши, и, конечно, в первую очередь этот красавчик, капитан Транеус.

«У Клиа и так хватает забот», — подумала Магиана; она наложила на письмо чары, снять которые мог только Теро. Позже она сама отдаст его в руки гонцу. Пусть Транеус делает из этого какие угодно умозаключения.

Глава 19. Снова вечерние развлечения

На этот раз сновидение было менее связным, но гораздо более живым. Полыхающая комната по-прежнему оставалась его старой детской в Боктерсе, однако с каминной полки на него смотрели головы Триис и остальных. Теперь уже не приходилось выбирать, что спасать, а чем пожертвовать: пламя взвивалось по пологу над кроватью, по занавесям, по его ногам — но не обжигало, а обдавало смертельным холодом.

Дым, пробивающийся между досками пола, словно сгустил солнечный луч, осветивший маленькую комнату и со слепящей яркостью ударивший ему в глаза. Ему было трудно дышать, руки казались бессильными.

Из угла, еле видная сквозь дым, к нему двинулась стройная фигура.

«Нет! — мысленно вскрикнул он. — Не здесь! Только не здесь!» Появление Илара было так же необъяснимо, как и появление стеклянных шаров, которые Серегил столь отчаянно сжимал обеими руками. Пламя расступалось перед Иларом, и он приближался, приветливо улыбаясь.

Такой красивый, такой изящный…

Серегил успел забыть, как плавно он движется, легкий и гибкий, словно ласка. Теперь он был уже так близко, что его почти можно было коснуться.

Серегил чувствовал, как ледяное пламя пожирает его, а гладкие стеклянные шары выскальзывают из пальцев.

Илар протянул к нему руку. Нет, он что-то ему предлагал: окровавленный меч.

— Нет! — крикнул Серегил, отчаянно стискивая стеклянные шары. — Нет, я этого не хочу!

Серегил подскочил на постели, обливаясь потом, и с изумлением обнаружил, что Алек рядом с ним мирно спит. Разве он не кричал?

«Кричал?» — подумал Серегил с внезапной паникой. Он даже вздохнуть еще не мог. Холодный дым его сновидения все еще наполнял его легкие, превращая даже легкое прикосновение руки Алека, лежащей у него на груди, в удушающую тяжесть. Серегил хватал ртом воздух, задыхаясь.

Он выбрался из постели так осторожно, как только мог в своем паническом состоянии, — почему-то его преследовал иррациональный страх разбудить Алека. Схватив одежду, он, шатаясь, вышел в еле освещенный коридор.

Когда он начал двигаться, дышать стало легче; однако стоило Серегилу остановиться, чтобы натянуть штаны и сапоги, как ощущение удушья вернулось. Он поспешил дальше, уже на ходу надевая кафтан — как оказалось, кафтан Алека.

Теперь Серегил почти бежал — вниз по широкой лестнице, ведущей в холл, мимо площадки второго этажа…

«Что я делаю?»

Он замедлил шаги, и словно в ответ дыхание замерло в его груди. Пришлось мчаться дальше; Серегил молился про себя, чтобы в таком состоянии никого не встретить.

Инстинкт вел его по боковому коридору, мимо кухни, на конюшенный двор. Луна уже зашла, всюду лежали густые тени. Тихие голоса и отблески горящего у ворот костра говорили о том, что часовые не спят на своем посту. Однако перемахнуть через заднюю стену, оставаясь незамеченным, было несложно для человека, которого когда-то называли…

Хаба.

Кот из Римини.

Мягкая трава на улице заглушила стук сапог спрыгнувшего со стены Серегила. Он помчался дальше, и незастегнутый кафтан захлопал вокруг его голого торса.

На какое-то время ощущения биения сердца, свободно вырывающегося дыхания, быстрых движений длинных ног было достаточно для того, чтобы отогнать мысли. Постепенно, однако, Серегил начал успокаиваться и вместо панического бега перешел на шаг, обдумывая случившееся.

Перепутать комнату в «Петухе» со своей детской… Означает ли это своего рода возвращение домой? Серегил начал анализировать сновидение, предшествовавшее его безумному ночному путешествию. Но все остальное — стеклянные шары, пламя, дым, Илар… Как Серегил ни старался, значение сна ускользало от него.

Однако привидевшиеся ему образы говорили о прошлом, которое он столько времени оплакивал, и вот теперь он здесь, один, под звездами Сарикали — как часто мечтал он об этом в одинокие годы, прожитые в Скале!

Один, но со своими неотвязными мыслями…

Копания в собственной душе никогда не были любимым занятием Серегила. Пожалуй, можно было бы даже сказать, что он их всегда умело избегал. «Бери то, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен!» Как часто он повторял этот девиз, свое кредо, свою защиту от самоанализа!

Светоносный посылает сновидения — и безумие… Губы Серегила скривила невеселая усмешка. Лучше не думать о таком слишком много. Так или иначе, сон заставил его блуждать в одиночестве по улицам Сарикали — в первый раз с момента прибытия сюда. Серегил ощутил озноб и поспешно застегнул кафтан, рассеянно подумав при этом, что одежда немного свободна ему в плечах.

Алек.

Серегил ни на минуту не расставался с ним — или с другими-с самого приезда; было так просто заполнять каждое мгновение бодрствования всякими неотложными делами, так легко отгонять мысли, нахлынувшие было, как только его нога коснулась земли Ауренена в Гедре… проклятие, как только Бека сказала ему о посольстве!

Изгнанник.

Предатель.

Оказавшись в одиночестве в колдовской тишине ночи в Сарикали, Серегил лишился своей брони.

Убийца.

Поднявший руку на гостя.

С безумной отчетливостью он ощутил в руке угловатую рукоять того давно забытого кинжала, почувствовал легкость, с которой лезвие вошло в тело возмущенного хаманца…

— Ты его знал. У него было имя, — услышал Серегил голос отца, полный отвращения.

Димир-и-Тилмани Назиен.

…в грудь Димира-и-Тилмани — все эти ночи, годы, смерти назад. В этом ощущении была непристойная простота. Как случилось, что для того, чтобы заколоть человека, требуется меньше усилий, чем чтобы вырезать свое имя на столе в таверне?

С этой мыслью пришел и вопрос, на который никогда невозможно было найти ответ: что заставило его обнажить кинжал и напасть, когда он с легкостью мог убежать? Один удар оборвал жизнь хаманца и ужасно изменил его собственную. Один удар.

Прошло почти девять лет, прежде чем он снова убил — на этот раз защищая себя и майсенскую воровку, которая обучала его начаткам воровского ремесла в темных закоулках и на грязных улицах Кестона. На этот раз Серегил не испытывал таких угрызений совести. Его учительница тогда была очень довольна и обещала сделать из него первоклассного бандита, но даже под ее сомнительным руководством Серегил никогда не убивал, если имелся другой выход.

Еще позже, когда он убил грабителя, напавшего из засады на его юного компаньона по имени Микам Кавиш, его новый друг счел это его первым опытом такого рода и заставил Серегила — по старому солдатскому обычаю — слизнуть немного крови с клинка.

— Попробуй крови своей первой жертвы, и ее дух, да и другие тоже, не будут тебя преследовать, — со всей искренностью, полный добрых намерений, пообещал тогда Микам. Серегилу так и не хватило мужества признаться, что с этим он опоздал; что есть единственный дух, не дающий ему покоя, единственная смерть, перевешивающая все остальные.

Проблеск света впереди, когда Серегил свернул за угол, отвлек его от печальных мыслей. Серегил шагал по городу, не задумываясь — по крайней мере так ему казалось — о направлении. Теперь он мрачно усмехнулся: его бесцельные блуждания привели его в тупу клана Хаман.

Большая жаровня посреди улицы бросала яркие отблески, и в ее мерцающем свете Серегил увидел, что вокруг нее собралось несколько человек. Это была молодежь, и молодежь пьяная. Даже издали Серегил узнал некоторых из них — многих он видел в зале совета, в том числе некоторых родичей Назнена.

Если бы он теперь повернул назад, они никогда не узнали бы, что он — самый нежеланный гость — побывал здесь.

Однако Серегил не повернул назад и даже не замедлил шаг. «Бери то, что посылает тебе Светоносный…» Со странным чувством возбуждения Серегил расправил плечи, пригладил волосы и двинулся вперед; он прошел достаточно близко от жаровни, чтобы пламя осветило его лицо. Он не произнес ни слова — ни приветствия, ни вызова, — но не смог подавить кривой улыбки, когда несколько пар глаз вытаращились на него с внезапным узнаванием и ненавистью. Тяжесть в груди вернулась вместе с ощущением ожога между лопатками от этих взглядов.

Неизбежное нападение произошло немедленно, но в странной тишине. Быстрый топот ног, и из темноты к Серегилу протянулись руки и схватили его. Его прижали к стене, потом швырнули на землю. Серегил инстинктивно закрыл лицо руками, но помимо этого не сделал никакой попытки защитить себя. Со всех сторон на него обрушились удары — кулаками и сапогами: в живот, в пах, во все еще болевшее после удара стрелы плечо. Серегила подняли на ноги, его швыряли от одного нападающего к другому, его пинали, в него плевали, потом повалили снова. Застилающая глаза Серегила тьма взорвалась фонтаном искр, когда чья-то нога врезалась ему в затылок.

Избиение могло длиться минуты или часы. Боль была жестокой, нестерпимой, выворачивающей наизнанку.

Приносящей удовлетворение.

— Убийца гостя! — шипели хаманцы. — Изгнанник! Лишенный имени!

Странно, как мило звучат оскорбления, произнесенные с хаманским выговором… Серегил, проваливаясь в беспамятство, поблагодарил бы своих мучителей, если бы мог сделать вдох, но они не собирались давать ему такой возможности.

«Где же ваши кинжалы?»

Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось, хотя Серегил чувствовал, что хаманцы все еще стоят над ним. Потом прозвучал тихий приказ, но звон в ушах помешал Серегилу разобрать слова.

Горячая едкая струя ударила ему в лицо, еще одна — в грудь, третья оросила ноги.

«Ах, — подумал Серегил, смаргивая мочу с ресниц, — прекрасный штрих!»

Последовало еще несколько пинков, и хаманцы оставили свою жертву; уходя, они опрокинули жаровню, словно не желали дать Серегилу возможность согреться. Впрочем, они ведь могли и высыпать угли на него…

«Благородные хаманцы! Милосердные братья…»

Тихий смешок оставил ощущение поворачивающейся в груди ржавой проволоки. Ох, до чего же больно смеяться — на память об этой ночи останется не одно сломанное ребро, — но остановиться Серегил не мог. Смешок перерос в совершенно неприличное хихиканье, потом в хохот, отозвавшийся новой болью в груди и в голове. Смех мог вновь привлечь хаманцев, но Серегилу было уже все равно. Перед его глазами плясали красные пятна; возникло странное чувство, что если он не сумеет сдержаться, лицо его, как плохо прикрепленная маска, отвалится от головы.

Постепенно хохот сменился икотой и фырканьем, потом стих совсем. Серегил чувствовал себя необыкновенно легким, прошедшим очищение, хотя в пересохшем рту ощущался едкий вкус мочи. Серегил отполз в более безопасное место и, растянувшись на покрытой росой траве, стал слизывать капли со стеблей. Росы было мало — ровно столько, чтобы превратить жажду в пытку. Сдавшись, Серегил поднялся на ноги.

— Все в порядке, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь. — Теперь нужно идти домой.

Что-то болезненно шевельнулось у него в груди, и он прошептал это слово опять:

— Домой…

Впоследствии Серегил не мог вспомнить, как ему удалось добраться до того дома, где размещалось скаланское посольство. Когда он пришел в себя, оказалось, что он свернулся в клубок в углу ванной и первые солнечные лучи мягко светят на него через открытое окно. Дышать было больно. Двигаться тоже. Больно было даже держать глаза открытыми, поэтому Серегил их снова закрыл.

Торопливые шаги снова вывели его из забытья.

— Как он туда проник?

— Не знаю. — Это говорил Олмис, один из слуг. — Я нашел его здесь, когда собрался греть воду.

— Неужели никто не видел?..

— Я спрашивал часовых. Никто ничего не видел и не слышал. Серегил с трудом приподнял веко и увидел стоящего перед ним на коленях Алека. Юноша был в ярости.

— Серегил, что с тобой случилось? — требовательно спросил он и тут же отшатнулся, с отвращением сморщив нос: от влажной одежды Серегила исходил мерзкий запах. — Потроха Билайри, ты воняешь!

— Я пошел погулять. — При попытке заговорить в боку Серегила вспыхнуло пламя, и слова прозвучали как всхлип.

— Прошлой ночью, хочешь ты сказать?

— Да. Пришлось — хотел развеять плохой сон. — Намек на улыбку, от которой Серегил не смог удержаться, вызвал новый приступ боли.

Алек внимательно посмотрел на друга, потом жестом попросил Олмиса помочь снять с того грязную одежду. Оба не смогли удержаться от изумленного восклицания, когда распахнули кафтан. Серегил живо представил себе, как должен выглядеть после случившегося.

— Кто это тебя? — требовательно спросил Алек. Серегил задумался, потом ответил:

— Я упал в темноте.

— В выгребную яму, судя по запаху, — пробормотал Олмис, стягивая с Серегила штаны.

Алек, конечно, понял, что Серегил лжет. Тот видел, как сжались губы возлюбленного, когда вдвоем с Олмисом они опустили его в полную теплой воды ванну, чтобы отмыть грязь и кровь.

Они, наверное, старались делать это осторожно, но Серегилу было слишком больно, чтобы он смог оценить это. Он больше не ощущал легкости. Ночная эйфория покинула его. Боль была тупой, тошнотворной, непрерывной — никаких больше вспышек перед глазами, никакого благословенного беспамятства. Зажмурившись, Серегил терпел, пока его мыли, потом поднимали из ванны и заворачивали в мягкое одеяло. Только тогда наконец он почувствовал, что плывет куда-то, прочь от пульсирующей в голове боли.

— Я, пожалуй, позову Мидри, — смутно донеслись до него слова Олмиса.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, — сказал слуге Алек. — Даже его сестры и в особенности принцесса. Считай, что ничего не случилось.

«Молодец тали, — подумал Серегил. — Я не хочу ничего объяснять — потому что не могу».

Серегил проснулся, полусидя в мягкой теплой постели. Не понимая, где находится, он из-под ресниц огляделся и заметил отблески горящего в камине огня на кисее, завешивающей кровать.

— Ты проспал весь день.

Серегил, не двигаясь, перевел взгляд на Алека, сидевшего в кресле у кровати с раскрытой книгой на коленях.

— Где?.. — выдохнул он.

— Так, значит, ты упал?

Захлопнув книгу, Алек наклонился к другу и поднес к его губам чашу с водой, потом другую — с каким-то сладковатым питьем. Серегил отчаянно пожелал, чтобы это оказалось или обезболивающее, или быстродействующий яд. Ему пришлось немного приподнять голову, чтобы выпить снадобье, и тут же раскаленные иглы боли пронзили его шею. Он как можно быстрее проглотил лекарство и снова опустился на подушки, моля богов, чтобы его не вырвало: тогда пришлось бы слишком много двигаться.

— Я сказал всем, что ночью у тебя был приступ лихорадки. — На этот раз Серегил не мог не уловить в голосе Алека сдерживаемого гнева.

Что-то прояснилось в затуманенном мозгу Серегила.

— Не думай, будто я отправился на ночную разведку, ничего тебе не сказав. — Серегилу очень хотелось, чтобы вернулось возбуждение прошлой ночи, так долго его поддерживавшее, но оно давно улетучилось, оставив лишь тяжесть и уныние.

— Тогда что же ты делал? — требовательно спросил Алек, откидывая одеяло. — Кто так тебя разукрасил и почему?

Скосив глаза вниз, Серегил увидел, что его грудь умело забинтована — достаточно туго, чтобы уменьшить боль и помочь сломанным ребрам срастись. Там, где не было повязок, его нагое тело было покрыто впечатляющим множеством синяков разных размеров и форм. Резкий запах мочи сменился теперь терпким ароматом целебных трав: на коже блестел тонкий слой мази.

— Тебя перевязал Ниал, — сообщил Алек, снова укутывая Серегила, руки его было много нежнее, чем тон. — Я дождался, пока все отправились на переговоры, и тогда привел его сюда. Никто пока ничего не знает, за исключением Олмиса. Я попросил их обоих хранить секрет. Ну так кто тебя отделал?

— Не знаю. Было темно. — Серегил снова закрыл глаза. На самом деле это не такая уж и ложь: лишь одного из хаманцев он знал по имени — племянника кирнари Эмиэля-и-Моранти. Кита намекал, что тот питает недобрые чувства к Алеку, но не пожелал рассказать подробнее.

«Если ты думаешь о мести, тали, выбрось эту мысль из головы. Пока еще чаша весов слишком сильно склоняется в пользу Хамана».

Закрыв глаза, Серегил обнаружил, что снова их открыть ему трудно. То сладковатое снадобье явно было обезболивающим, и он порадовался его одурманивающему действию.

Алек вздохнул.

— В следующий раз, когда тебе вздумается прогуляться и «упасть», скажешь мне, понятно?

— Постараюсь, — прошептал Серегил, с изумлением почувствовав, что на глаза его навернулись слезы. Теплые губы коснулись его лба.

— И в следующий раз надевай собственную одежду.

Алек настоял на том, чтобы Серегил лежал с «лихорадкой» еще весь следующий день

— Я послежу за Торсином и кирнари Вирессы, — сказал он Серегилу и строго наказал ему не подниматься с постели. — Если произойдет что-нибудь интересное, я все подробно тебе расскажу.

По правде говоря, Серегил чувствовал себя слишком плохо, чтобы спорить. Короткое путешествие в туалет пробудило такие разнообразные боли, что он даже не мог бы их все перечислить, хоть и обошелся без посторонней помощи. У него появилась кровь в моче, и Серегил поблагодарил всех богов, которые от него еще не отвернулись, за то, что Алек его не сопровождал. Придется предупредить мальчишку-уборщика, велеть ему держать язык за зубами. Проклятие, можно даже ему заплатить, если другого выхода не будет. Серегилу случалось переживать и не такое, так что нет смысла тревожить Алека еще больше.

Оставшись в одиночестве, Серегил снова уснул, но тут же пробудился в панике, обливаясь потом: над ним склонился Илар. Серегил попытался отодвинуться, и на него обрушилась волна боли. Он со сдавленным стоном откинулся на подушки и только тут обнаружил, что смотрит в лицо Ниалу. Судя по выражению лица рабазийца, реакция Серегила не показалась тому особенно дружелюбной.

— Я пришел проверить твои повязки.

— Мне показалось, что ты… кто-то другой, — прохрипел Серегил, борясь с дурнотой.

— Ты в безопасности, мой друг, — заверил его Ниал, придавший его словам иной смысл. — Выпей еще этого снадобья. Серегил с благодарностью отхлебнул сладковатого питья.

— Что это такое?

— Толченый мак, ромашка, чистотел в козьем молоке с медом. Помогает от сильной боли.

— Помогает. Спасибо.

Серегил уже ощутил действие лекарства: боль стала ослабевать. Он смотрел в потолок, пока рабазиец осторожно поправлял повязки на его груди, и в который раз спрашивал себя, о чем, черт побери, он думал, когда отдался в руки хаманцев. Сердце его сжалось от унижения, когда он представил себе, что будут говорить в лиасидра по поводу его отсутствия. Напавшие на него, конечно, не станут распространяться по поводу насилия, учиненного на священной земле Сарикали, но слухи, неизбежные при таком количестве участников, поползут. Более того, он по глупости фактически пренебрег своими обязанностями и взвалил эту ношу на Алека.

— Безумие, — прошипел Серегил.

— Именно. Алек очень на тебя сердит, и совершенно правильно Я никогда не считал тебя глупцом. Серегил криво усмехнулся.

— Ты просто не знаешь меня достаточно хорошо. Ниал хмуро посмотрел на него; в его глазах больше не было симпатии.

— Если бы эта маленькая ночная потасовка случилась хоть на шаг за пределами Сарикали, твой тали мог теперь тебя оплакивать.

Серегилу стало стыдно, и он отвел глаза.

— Что, больше не хочется смеяться? Это хорошо. — Ниал достал откуда-то

— Серегилу не было видно откуда — губку и принялся обмывать его.

— Я не знал, что ты целитель, — заметил Серегил, когда голос стал ему повиноваться.

— На самом деле это не так, но в путешествиях многому удается научиться.

Серегил внимательно разглядывал профиль Ниала.

— Мы с тобой многому и научились, верно? Ниал поднял глаза.

— Ты становишься почти дружелюбным, боктерсиец.

— А ты наживешь неприятности, если будешь так меня называть.

Ниал небрежно махнул губкой.

— Разве кто-нибудь слышит?

Серегил с улыбкой признал правоту собеседника.

— Ты любопытный шельмец и к тому же принадлежишь к восточному клану, не говоря уже о том, что стал любовником молодой женщины, которая мне почти как дочь. Такое сочетание заставляет меня нервничать.

— Это я заметил. — Ниал осторожно повернул Серегила на бок, чтобы смазать целебной мазью спину. — Шпион, одним словом?

— Может быть, а может быть, просто противовес моему присутствию здесь.

Ниал снова уложил его на спину, и Серегил смог посмотреть тому в глаза. Удивительные глаза — такие прозрачные, такие искренние… Неудивительно, что Бека…

Не следует отвлекаться, упрекнул себя Серегил.

— Так ты и правда им являешься?

— Противовесом?

— Нет, шпионом. Ниал пожал плечами.

— Я отчитываюсь перед своей кирнари, как и все. Я сообщил ей, что ваша принцесса дома говорит то же самое, что и в присутствии лиасидра.

— А что насчет Амали-а-Яссара? — Пальчики Иллиора, неужели он сказал это вслух? Снадобье Ниала, должно быть, действует на него сильнее, чем он думал! Рабазиец только улыбнулся.

— Ты наблюдателен. Мы с Амали когда-то любили друг друга, но она предпочла отдать руку Райшу-и-Арлисандину. Но я все еще к ней привязан и встречаюсь, когда это не грозит неприятностями.

— Не грозит неприятностями?

— Райш-и-Арлисандин очень любит свою молодую жену; не годится мне быть причиной раздоров между ними.

— Ах, понимаю. — Серегил многозначительно похлопал бы себя по носу, если бы мог поднять руку.

— Между мной и Амали нет ничего, что порочило бы его честь, даю тебе слово. А теперь тебе лучше встать и подвигаться, иначе мускулы совсем одеревенеют. Думаю, будет больно.

Самым неприятным оказалось вставать с постели. С помощью Ниала, проклиная все на свете, Серегил сумел накинуть на себя свободную мантию и немного поковылять по комнате. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение и поморщился: глаза стали казаться чересчур большими, кожа чересчур бледной, а выражение лица слишком откровенно беспомощным для знаменитого Кота из Римини. Нет, это был совсем другой человек — испуганный, пристыженный молодой изгнанник, вернувшийся домой.

— Я могу ходить и сам, — проворчал он и оттолкнул руку Ниала; однако тут же выяснилось, что о самостоятельности и думать нечего.

Ниал подхватил его и не дал упасть.

— На первый раз хватит. А вот свежий воздух тебе не повредит. Серегил позволил умелым рукам Ниала вести его и скоро оказался довольно удобно устроен в солнечном уголке на балконе. Ниал как раз укутывал его одеялом, когда в дверь решительно постучали.

Ниал открыл дверь, но к Серегилу вместо него теперь подошла Мидри. Тот поспешно поправил мантию, надеясь скрыть красноречивые отметины побоев, однако эта попытка ни к чему не привела.

— Лихорадка, вот как? — протянула она, критически оглядывая брата. — О чем только ты думаешь, Серегил!

— Что тебе рассказал Алек?

— Ему и не нужно было мне ничего говорить. Все было видно по его лицу. Тебе следует сказать мальчику, чтобы он не пытался лгать: он этого делать не умеет.

«Когда хочет, то умеет», — подумал Серегил с отвращением.

— Если ты пришла меня отчитывать…

— Отчитывать? — Брови Мидри поползли вверх — так всегда бывало, когда она сердилась по-настоящему. — Ты больше не ребенок, по крайней мере мне так говорили. Ты хоть представляешь себе, какая участь ждет переговоры, если станет известно, что на члена делегации Скалы напали хаманцы? Назиен только начал выражать восхищение талантами Клиа…

— Кто хоть что-то сказал про хаманцев?

Ее рука взлетела так быстро, что Серегил не сразу понял, что получил оплеуху, и оплеуху основательную: у него из глаз полились слезы, а в ушах зазвенело. Мидри наклонилась над ним и больно ткнула пальцем ему в грудь.

— Не городи таких глупых отговорок, маленький братец! Или ты думаешь этим что-то поправить? Да и вообще думаешь ли ты, или просто слепо вляпываешься в неприятности, как это всегда с тобой бывало? Неужели ты совсем не переменился?

Слова ранили много болезненнее, чем оплеуха. Что ж, возможно, он и не так уж переменился, но говорить об этом сейчас было бы неразумно.

— Кто-нибудь еще знает? — уныло спросил Серегил.

— Официально? Никто. Кому придет в голову хвастать тем, что он нарушил священный мир Сарикали? Но шепоток уже раздается. Ты должен завтра появиться в лиасидра, и уж постарайся выглядеть так, словно и в самом деле болел.

— Это не составит проблемы.

На секунду Серегилу показалось, что Мидри ударит его снова. Бросив на него последний возмущенный взгляд, она вышла из комнаты. Серегил напрягся, ожидая услышать, как хлопнет дверь, но Мидри тихо прикрыла ее за собой. «Не следует давать слугам повод для сплетен».

Серегил откинул голову на подушку и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться только на птичьем пении, шелесте ветра, шагах внизу на улице. В следующий момент его щеки коснулись холодные пальцы, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Серегил думал, что Ниал ушел, когда появилась Мидри, но теперь тот снова был рядом, и в глазах его Серегил прочел совсем не обрадовавшую его озабоченность.

— В Скале принято бить по лицу при первой же возможности? — спросил он, разглядывая новую отметину, оставленную рукой Мидри Серегилу следовало бы рассердиться на вмешательство, но он внезапно почувствовал себя слишком усталым, слишком больным.

— Иногда, — ответил он, снова закрывая глаза. — Но обычно это делают посторонние.

Глава 20. Кончина Идрилейн

Было уже далеко за полночь, когда Коратан добрался до лагеря Фории. Он на несколько миль обогнал свой эскорт в тщетной надежде услышать предсмертные слова своей матери.

Часовые узнали его по окрику и пропустили без пароля Въехав в лагерь, он бросился к шатру, отмеченному флагом Идрилейн, расталкивая толпу офицеров и слуг, сгрудившихся вокруг.

Внутри его встретил тяжелый запах смерти. Этой ночью при матери были лишь Фория и иссохший дризид. Сестра не обернулась, когда он вошел, но, взглянув на мрачное лицо целителя, Коратан понял, что царица мертва.

— Ты опоздал, — коротко констатировала Фория. Судя по состоянию одежды, она, как и сам Коратан, была вызвана с поля боя. Глаза главнокомандующей остались сухи, лицо спокойно, но Коратан чувствовал, что сестра сдерживает ярость.

— Гонец попал в засаду, — ответил принц, сбрасывая плащ. Он подошел к сестре, перед ними на узкой походной кровати лежал сморщенный труп их матери.

Дризид уже начал приготовления к погребальному костру. Идрилейн была облачена в богато украшенный плащ поверх боевых доспехов. Матери понравился бы такой выбор, подумал Коратан, гадая, позаботилась ли об этом Фория или преданные слуги. Застежка шлема придерживала нижнюю челюсть; потускневшие глаза оставили открытыми — чтобы не мешать последнему путешествию души. Мертвое лицо Идрилейн сохраняло достоинство, но принц заметил следы крови и слюны в углах бесцветных губ.

— Она тяжело умирала? — спросил он.

— Она боролась до конца, — ответил дризид, сдерживая слезы.

— Пусть Астеллус ласково примет тебя, матушка, и да осветит Сакор твой путь домой, — хрипло пробормотал Коратан, положив ладонь на закоченевшую руку Идрилейн. — Говорила ли она что-нибудь перед смертью?

— Она задыхалась, ей трудно было говорить, — резко ответила Фория, направляясь к выходу из шатра. — Все, что она сказала, было: «Клиа не должна потерпеть поражение».

Коратан покачал головой. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал, какая боль скрывается за негодованием сестры. Многие годы он молчаливо наблюдал, как растет пропасть между царицей и наследной принцессой и как сближаются Идрилейн и Клиа. Он хорошо относился и к матери, и к сестре, но не мог ничего поделать. Фория никогда даже ему не говорила, что послужило причиной их окончательного разрыва с Идрилейн.

«Что бы это ни было, ты теперь царица, сестра, мой близнец».

Оставив дризида завершать приготовления, Коратан медленно двинулся в шатер Фории. Когда он подошел уже совсем близко, то услышал голос сестры, поднявшийся до крика. Сразу после этого из шатра быстро вышла Магиана.

Увидев Коратана, она почтительно поклонилась и пробормотала:

— Мои соболезнования, дорогой принц. Такая тяжелая утрата…

Коратан поклонился в ответ и вошел в палатку. Фория сидела за походным столом, ее седеющие волосы рассыпались по плечам. Перепачканная туника и кольчуга были свалены в кучу рядом с ее креслом. Не отрываясь от разложенной перед ней карты, принцесса произнесла безразличным голосом:

— Я назначаю тебя своим наместником, Кор. Я хотела бы, чтобы ты отправился в Римини. Обстановка слишком напряженная, я не могу отлучаться с фронта, поэтому церемонию коронации проведем завтра, как только ты найдешь необходимых жрецов. Церемонию проведет мой войсковой волшебник.

— Органсус? — Принц сел напротив сестры. — Традиционно коронацию возглавляет маг предыдущей царицы. То есть…

— Магиана. Да, я знаю. — Фория наконец оторвалась от карты, ее светлые глаза гневно сверкнули. — Она заняла этот пост только потому, что погиб Нисандер. А кто она была до того? Бродяжка, скитающаяся по чужим странам и лишь изредка бывающая на родине. И что она сделала для матери, пока служила ей? Только склоняла ее стать зависимой от чужаков.

— Ты имеешь в виду посольство в Ауренен? Фория фыркнула.

— Тело царицы еще не успело остыть, а она уже явилась изводить меня — пусть я дам слово, что не отступлю от плана Идрилейн! Впрочем, я думаю, и Нисандер мало чем от нее отличался. Как они надоедливы, эти престарелые маги! Они забыли свое место.

— Что ты сказала Магиане? — перебил ее Коратан, желая предотвратить продолжение гневной тирады.

— Я сказала, что я, как царица, не должна ни в чем отчитываться перед волшебниками и о своем решении поставлю ее в известность, когда сочту нужным.

Коратан задумался, подыскивая нужные слова. Когда Фория в таком состоянии, нужно быть осторожным в выражениях.

— Ты хочешь прервать переговоры? Судя по тому, как в последние месяцы обстоят наши дела, помощь ауренфэйе может нам пригодиться.

Фория поднялась и принялась мерить шагами палатку.

— Это признак нашей слабости. Кор. Капитуляция войск Майсены у северо-восточной границы…

— Капитуляция? — ахнул Коратан. Ни разу за историю Трех Царств Майсена не отказывала в поддержке Скале при вторжении пленимарцев.

— Вчера. Они сложили оружие в обмен на собственную жизнь. Конечно, они слышали, что скаланская царица послала свою младшую дочь просить ауренфэйе о помощи, и это окончательно подорвало их боевой дух, в точности как я предсказывала. Южная Майсена пока с нами, но и она переметнется к врагу — это только вопрос времени. Естественно, Пленимар в курсе всех событий. Мне докладывали о их вылазках на западном побережье Скалы до самого Илани.

Коратан спрятал лицо в ладонях; чудовищная ситуация раздавила его.

— За последние шесть дней я вынужден был отступить где-то на десять миль, — безжизненно произнес он. — Войска, которые мы встретили у Хаверфорда, возглавляли некроманты. Не те пугала, только и способные на цирковые фокусы, которых встречала ты, Фория. Это были сильнейшие маги. Одним ударом они убили лошадей под целой турмой, а затем заставили мертвых коней скакать обратно на нас. Это был разгром. Я думаю…

— Что? Что мать была права? — набросилась на брата Фория. — Что нам нужны ауренфэйе и их магия, чтобы победить в войне с Пленимаром? Я скажу тебе, что нам нужно:

ауренфэйские лошади, ауренфэйская сталь и ауренфэйский порт Гедре, если нам предстоит защищать Римини и южные острова. Но лиасидра продолжает разглагольствовать!

Коратан зачарованно следил за сестрой, мечущейся из угла в угол; новоявленная царица с такой силой сжимала рукоять меча. что пальцы у нее побелели.

«Это ее старый боевой меч», — отметил он про себя. Фория не носила меч Герилейн: формально этот символ силы и власти перейдет к ней только после коронации. Всю жизнь Коратан знал, что этот момент когда-нибудь настанет, что его сестра станет царицей. Почему же теперь, наблюдая за ней, он чувствует, как земля уходит у него из-под ног?

— Ты отправила сообщение Клиа? — наконец спросил принц. Фория покачала головой.

— Еще нет. Завтра я жду очередного гонца. Посмотрим, в какую сторону дует ветер в Ауренене. Сила, Кор. Любой ценой мы должны показать, что сильны.

— Каковы бы ни были новости от Клиа, даже если курьер действительно привезет их завтра, это будут сведения недельной давности. Кроме того, Клиа, без сомнения, постарается представить все в лучшем свете, особенно если до нее дошел слух, что ты взошла на трон.

Странная полуулыбка заиграла на губах Фории, глаза ее сузились и стали напоминать кошачьи. Она подошла к столу в углу шатра, открыла металлическую шкатулку и извлекла из нее пачку небольших кусочков пергамента.

— Информацию из Сарикали я получаю не только от Клиа и Торсина.

— Ах да, твои агенты. И что же они доносят? Лиасидра даст нам то, о чем мы просим?

Губы Фории превратились в тонкую линию.

— Так или иначе, мы получим то, что нам нужно. Я хочу, брат мой, чтобы ты отправился в Римини.

Царица подошла к брату, взяла его большую руку в свои и сняла у него с пальца кольцо; на крупном черном камне был выгравирован дракон, кусающий себя за хвост. Улыбаясь, она надела его себе на указательный палец левой руки.

— Будь готов. Кор. Когда этот дракон вернется к тебе, наступит время искать следующего.

Глава 21. Руиауро

— Тебе будет несложно сыграть больного, идущего на поправку, ведь правда? — На третье утро после избиения Серегила хаманцами Алек помогал ему одеваться. На незабинтованных участках тело друга являло собой ужасающую смесь фиолетово-зеленых оттенков; Серегил все еще не мог есть ничего, кроме бульона и отваров, которые приносил Ниал.

— Трудно будет убедить их, что я иду на поправку. — Серегил приглушенно застонал, когда пришлось всовывать руку в рукав кафтана. — Или себя.

Серегил по-прежнему отказывался рассказать, что произошло с ним на самом деле. Тот факт, что избиение, похоже, значительно улучшило состояние духа возлюбленного, тревожил Алека не меньше, чем его упорное молчание.

«Пока я буду вытягивать из него старые секреты, он успеет обзавестись новыми», — подумал юноша.

— Сегодня я пойду с тобой, — заявил Алек. — Там стало почти что интересно. Кирнари Силмаи открыто перешли на сторону Клиа, и он утверждает, что рабазийцы тоже готовы стать нашими союзниками. Ты вчера пропустил совместный ужин с ними. Нас приняли очень радушно, а Вирессу, похоже, не пригласили. Как думаешь, Ниал приложил к этому руку?

— Он утверждает, что его мнением особенно не интересуются. Возможно, рабазийцам просто надоело получать приказы от Вирессы. — Серегил проковылял к небольшому зеркалу над умывальником. По всей видимости, то, что он в нем увидел, его удовлетворило; он попробовал вытянуть руки, но снова застонал от боли.

— О да, мне намного лучше! — пробурчал он своему бледному отражению. — Алек, помоги мне, пожалуйста, спуститься с лестницы. Надеюсь, дальше я справлюсь сам.

Остальные уже собрались на завтрак в центральном зале. Клиа просматривала свежие письма.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила принцесса, поднимая глаза.

— Намного, — соврал Серегил. Он опустился на стул рядом с Теро и налил себе чаю, который не собирался пить. Волшебник, нахмурившись, читал письмо.

— От Магианы? — поинтересовался Серегил.

— Да. — Теро передал свиток Серегилу, и тот углубился в чтение, держа свиток так, чтобы и Алеку было видно.

«Вчера к нам прибыл третий курьер от Клиа. Фория ничего не сказала, но ее отношение к посольству сестры очевидно, — прочел Алек вслух. — Нельзя ли добиться от лиасидра хоть небольших уступок? Иначе, боюсь, Фория может отозвать вас».

— Да, это нам известно, — откликнулся Торсин. — Она просит о небольших уступках. Интересно, а чем же мы занимаемся вот уже несколько недель?

Серегил заметил быстрый взгляд, который Алек бросил на посла, и догадался, что тот думает о ночном визите Торсина в тупу Катме.

— В послании моей благородной сестры тоже есть подобные намеки, — проворчала Клиа, откладывая в сторону письмо. — Хотела бы я, чтобы она оказалась на моем месте и сама увидела, с чем мне приходится бороться. Это все равно что спорить с деревьями! — Клиа повернулась к Серегилу, на лице у нее было написано разочарование. — Скажи мне, мой советник, как заставить твоих соплеменников поспешить? Времени у нас остается совсем мало.

Серегил вздохнул.

— Позволь нам с Алеком заняться нашим ремеслом, госпожа. Клиа покачала головой.

— Еще нет. Риск слишком велик. Должен быть другой путь. Серегил уставился в свою чашку, проклиная туман в голове, мешающий представить этот другой путь.

Путь к зданию, где заседала лиасидра, оказался делом нелегким. Не обращая внимания на возражения Серегила, Алек помог другу сесть на коня и спешиться; он утверждал, что Серегил выглядит так, как будто сейчас упадет в обморок.

Когда наконец Серегил уселся на свое место за спиной Клиа, он был бледен, обливался потом, но, отдышавшись, понял, что чувствует себя достаточно сносно, чтобы снова участвовать в игре.

Алек обвел взглядом лица в ложах. Когда он дошел до хаманцев, в животе у него похолодело. Эмиэль-и-Моранти откровенно усмехался, глядя на Серегила. Поймав взгляд Алека, хаманец с сардоническим видом чуть поклонился ему.

— Это был он, да? — сквозь зубы процедил юноша.

Серегил посмотрел на него с таким видом, как будто не понимал, о чем речь, затем знаком велел ему молчать.

Алек снова посмотрел на Эмиэля.

«Только попадись мне и парочке моих друзей в темном переулке. Нет, одному мне, этого будет достаточно», — подумал он с надеждой, что мысль легко можно прочесть по его лицу, — хоть это и могло обойтись дорого.

Серегил заметил вызывающую усмешку хаманца, но невозмутимо проигнорировал ее. Он предпочитал делать вид, что в ту ночь в темноте ему не удалось узнать никого из нападавших. «Ну и кого ты пытаешься обмануть?» — сказал он себе. Он привычно отогнал неприятную мысль. Сейчас у него есть дела поважнее.

Алек был прав — позиция Рабази изменилась. Мориэль-а-Мориэль выступила против кирнари Голинила, когда он попытался очернить некоторые действия скаланцев на море. Правда, означало ли это, что рабазийцы теперь полностью поддерживают Клиа, предстояло еще увидеть.

На следующий день Алек, убедившийся, что его возлюбленный вновь на ногах, снова отправился слоняться по городу. По просьбе Клиа он прихватил с собой Ниала в надежде снискать расположение рабазийцев; он надеялся убить сразу двух зайцев — улучшить отношения с еще одним кланом и собрать полезную информацию.

Задача оказалась нетрудной. Вскоре Алек уже сидел в таверне, славящейся своим крепким пивом и особым образом приготовленными яйцами. С одной стороны, это было популярное место встречи представителей разных кланов, с другой — Артис, пизивар, заправлявший здесь делами, одновременно прислуживал одному из ближайших советников кирнари. Хозяин приспособил для своих целей заброшенный дом; посетители сидели в обнесенном стеной саду; еду и питье они получали через пустые оконные проемы. Стрельба из лука, кости и борьба — таковы были основные развлечения завсегдатаев.

Пиво оказалось сносным, яйца несъедобными, а шпионская добыча — скудной. В результате того, что юноша три дня околачивался в таверне и пил пиво, его коллекция шатта пополнилась еще дюжиной трофеев, свой второй по качеству кинжал он проиграл поборовшей его дацианке, а узнать ему удалось лишь, что неделю назад кирнари Рабази поссорилась с главой Вирессы; подробностей инцидента никто не знал.

Алек вместе с Ниалом и Китой отдыхал после состязаний стрелков; похоже, он выудил из рабазийцев все, что можно, — подумал юноша. Он уже собрался уходить, как вдруг услышал, что Артис громогласно поносит Катме. Как выяснилось, прошлым вечером торговец не сошелся взглядами с катмийцем по поводу проданного тому бочонка пива. У Алека были свежи воспоминания по поводу собственной не слишком приятной встречи с Катме, и он подошел поближе, чтобы лучше слышать.

— Кучка надменных гордецов не от мира сего, вот что я скажу, — кипятился Артис, выставляя кружки с пивом на подоконник. — Думают, они ближе к Ауре, чем все мы, вместе взятые.

— Как я заметил, они не жалуют чужаков, — ввернул Алек, — или, может быть, яшелов?

— Они всегда были странными и неприветливыми людьми, — проворчал пивовар.

— Да что ты знаешь про Катме? — вмешалась представительница Голинила.

— Да уж не меньше тебя, — протянул Артис. — Держатся друг за дружку и очень этим гордятся, вот и все, что стоит за их болтовней об Ауре.

— Я слышал, из них выходят отличные маги, — заметил Алек.

— Да, маги, провидцы, знатоки драконов, — неохотно согласился трактирщик. — Магия — дар, призванный служить людям, да только что-то катмийцы не рвутся оказывать окружающим услуги. Вместо этого засели в своих горных гнездах, грезят там о чем-то своем да марают всякие воззвания.

— Знаешь, я здесь уже не первый день, а что-то особенно не видел магии. Там, откуда я приехал, считают, что ауренфэйе разбрасываются волшебством направо и налево.

Окружающие захихикали.

— Посмотри вокруг, скаланец, — произнес Артис, — разве здесь нужна магия? Зачем летать по воздуху, когда есть ноги? Да и чтобы сбить птицу в небе, не нужно магического дара, — достаточно лука.

— Похоже, твоему пиву капелька магии не помешала бы, — рассмеялся Алек.

Артис хмуро посмотрел на юношу и сделал легкий пасс в сторону кружек. Пиво вспенилось, на Алека пахнуло солодом.

— Ну-ка, попробуй, — потребовал пивовар. Содержимое кружки стало прозрачным. Заинтригованный, Алек сделал глоток, но тут же выплюнул жидкость.

— Да это затхлая вода! — пробормотал Алек с отвращением.

— Конечно, — теперь рассмеялся Артис. — Пиво обладает собственной магией. Над ним не нужно колдовать — это знает любой пивовар.

— Ну, данный пивовар, зная это, не особенно себя утруждает, — вмешался новый собеседник.

Из тени соседнего дома выступил маленький иссохший седой руиауро.

Кита и остальные ауренфэйе подняли левые руки в приветственном жесте и почтительно поклонились ему. В ответ руиауро благословил собравшихся.

— Добро пожаловать, достопочтенный. — Артис принес ему пиво и еду.

Присутствующие подвинулись, старик сел и набросился на яйца с такой жадностью, как будто не ел несколько дней. Пиво расплескалось и закапало его и так не слишком чистую мантию.

Наконец он расправился с угощением, поднял голову и ткнул пальцем в Алека.

— Наш маленький брат спрашивал про магию, а вы над ним смеялись, дети Ауры? — Покачав головой, руиауро поднял лук, лежащий у его ног, и протянул его Алеку. — Скажи, что ты чувствуешь?

Юноша коснулся отполированной древесины,

— Дерево, сухожилия… — начал он, но запнулся — старик легко дотронулся пальцами до его лба.

Словно дуновение горного ветра коснулось Алека. Странное ощущение прохлады постепенно усилилось, и юноше показалось, что лук начал вибрировать; он вспомнил, как когда-то коснулся посоха дризида и ощутил биение силы.

— Я… я не знаю. Как будто держишь в руках живое существо.

— Ты ощущаешь магию Шариэль-а-Малаи, ее кхи. — Руиауро указал на хозяйку оружия, женщину из Пталоса. Затем он взял у Киты нож, висевший у того на поясе, и тоже протянул скаланцу.

Сжав клинок в пальцах, Алек вновь почувствовал вибрацию.

— Да, и здесь то же самое.

— Мы пропитаны кхи, как фитиль — маслом, — объяснил руиауро, — немного кхи остается на любом предмете, побывавшем у нас в руках; отсюда и все наши дарования. Шариэль-а-Малаи, возьми лук Алека-и-Амасы.

Женщина повиновалась; когда провидец дотронулся до ее лба, глаза ее изумленно расширились.

— Во имя Светоносного, в этом луке кхи сильна, как штормовой ветер!

— Ты хорошо стреляешь, не так ли? — спросил руиауро, заметив коллекцию шатта, украшавшую колчан Алека.

— Да, достопочтенный.

— Лучше, чем большинство?

— Наверное. Стрельба — то, в чем я силен.

— Достаточно силен, чтобы поразить дирмагноса?

— Да, но…

— Он сражался с дирмагносом! — раздался шепот.

— Это был неплохой выстрел, — согласился Алек; он вспомнил странное оцепенение, которое охватило его, когда он прицелился в свою ненавистную мучительницу. Лук тогда задрожал, как живой, но Алек всегда приписывал это, равно как и свой успех, чарам Нисандера.

— Когда же ты придешь ко мне, маленький братец? — с упреком спросил старик, беря Алека за подбородок. — Твой приятель Теро теперь часто заходит в Нхамахат, а тебя я все жду да жду.

— Прости меня, достопочтенный. Я… я не знал, что меня ждут. — Алек запнулся, пораженный внезапным открытием. Маг никогда не упоминал о своих визитах к руиауро. — Я хотел, но…

— Кроме того, ты должен привести с собой Серегила-и-Корита. Передай ему

— сегодня ночью.

— Изгнанник больше не носит этого имени, — напомнил кто-то из акхендийцев.

— Разве? — Руиауро повернулся к выходу. — Как же я забыл! Приходи сегодня ночью, Алек-и-Амаса. Тебе о многом надо мне рассказать.

«Рассказать?» — оторопел юноша; но прежде чем он успел задать вопрос, руиауро исчез, как рисунок на песке, унесенный порывом ветра.

— Ну теперь ты не будешь отрицать, что видел магию, — воскликнул Артис.

— Так как ты убил дирмагноса?

Первой мыслью Алека было тотчас найти Серегила и поведать ему о странном приглашении, но собутыльники не желали отпускать его без рассказа о битве с Иртук Бешар и Мардусом. С неожиданным вдохновением Алек расписал свои приключения, особенно упирая на роль, которую в сражении с силами зла сыграл Серегил, — он решил, что рассказы о героизме изгнанника только пойдут другу на пользу и помогут ему вернуть свое место среди соплеменников. Когда он дошел до описания собственных подвигов, ему вновь пришли на ум слова руиауро; как знать, может быть, действительно не только опыт сделал в тот день его руку такой твердой.

Послеполуденное солнце освещало восточную часть зала заседаний лиасидра, в то время как вторая половина почти скрывалась во тьме. Когда Алек проскользнул внутрь, на свободном пространстве в центре представитель Катме разглагольствовал об опустошениях, которым на протяжении столетий чужаки подвергали земли Ауренена.

Многие из присутствующих одобрительно кивали. Сидевший позади Клиа Теро выглядел разгневанным, Серегил — измотанным и усталым. На заднем плане маячил Бракнил со своими солдатами; их лица были бесстрастны, как и положено воинам. Пробравшись сквозь ряды малых кланов, Алек сел за спиной Серегила.

— А, ты пришел в самый интересный момент, — подавляя зевок, сказал Серегил.

— Сколько ты здесь еще пробудешь?

— Недолго. Сегодня все не в форме, думаю, большинство уже мечтает о кружке рассоса. Я, во всяком случае, точно только о нем и думаю.

Торсин обернулся и бросил на друзей суровый взгляд. Серегил прикрыл лицо ладонью, чтобы скрыть ухмылку, и другой рукой сделал Алеку знак на языке наблюдателей: «Остаемся».

Катмиец наконец закончил речь, Клиа поднялась для ответного слова. Алеку не было видно лица принцессы, но, судя по решительно развернутым плечам, Клиа уже была сыта по горло.

— Благородный катмиец, ты ясно сказал о страданиях Ауренена, — начала принцесса. — Ты говорил о набегах, о нарушении закона гостеприимства, но ни в одном из этих рассказов не упоминалась Скала. Не сомневаюсь, у тебя есть все основания опасаться чужеземцев, но почему ты боишься нас? Скала никогда не нападала на Ауренен. Наоборот, мы честно торговали друг с другом, скаланцы мирно путешествовали по вашей земле и с уважением отнеслись к Эдикту об отделении, хотя и считали его несправедливым. Многие здесь не постеснялись попрекнуть меня убийством Коррута; может быть, причина в том, что это единственное обвинение, которое вы можете выдвинуть против моей страны?

— Вы просите открыть для вас северное побережье, наши порты, наши железные шахты, — возразил хаманец. — Если мы позволим вашим шахтерам и кузнецам поселиться на нашей земле, где гарантия, что они уйдут, когда неотложные цели будут достигнуты?

— А почему вы думаете, что они останутся? — парировала Клиа. — Я видела Гедре. Я ехала через холодные бесплодные горы — именно там расположены шахты. Замечу со всем почтением, что тебе следовало бы посетить мою родину. Возможно, тогда вы поймете — мы нисколько не стремимся переселиться в Ауренен, нам нужно лишь железо, чтобы победить в войне, отстоять свою землю.

Слова принцессы вызвали аплодисменты и плохо скрываемые смешки среди сторонников скаланцев. Но Клиа осталась невозмутима.

— Я слышала, как Илбис-и-Тариен из Катме говорил об истории вашего народа. По его же словам. Скала ни разу не выступала в роли агрессора ни по отношению к Ауренену, ни к какой-либо иной стране. Как и вы, мы понимаем, что значит иметь достаточно всего. Благодаря сельскому хозяйству и успешной торговле, да будет благословенна Четверка, нам не приходится охотиться за тем, что плохо лежит. То же самое я могу сказать и о Майсене, она все еще не сдается, хотя практически уже поставлена Пленимаром на колени. Мы сражаемся. Чтобы изгнать агрессора, а не чтобы захватить его земли. При предыдущем Верховном Владыке на протяжении многих лет нам удавалось удерживать Пленимар в пределах его границ. Его сын возобновил старый конфликт. Должна ли я, младшая дочь царицы тирфэйе, напоминать ауренфэйе о их героической роли в дни Великой войны, когда наши народы боролись бок о бок?

Мое горло устало день за днем повторять одно и то же. Если вы не хотите допустить нас к шахтам, продавайте нам железо и позвольте нашим кораблям заходить в Гедре, чтобы покупать металл.

— И так все время, — пробурчал Серегил. — Мы проиграем в войне раньше, чем они решат: причастна ли лично Клиа к убийству Коррута.

— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшнюю ночь? — Алек нервно покосился на Торсина.

— Мы приглашены на обед в тупу Калади. Я предвкушаю удовольствие, танцуют они замечательно.

Алек откинулся назад, подавив вздох. Тени переместились еще на несколько дюймов, пока Райш-и-Арлисандин и Гальмин-иНсмиус, кирнари Лапноса, препирались по поводу какой-то реки, разделяющей их земли. В конце концов акхендиец в ярости покинул зал заседаний. Эта вспышка послужила сигналом к окончанию дебатов.

— И какое это имеет отношение к Скале? — пожаловался Алек, когда все начали расходиться.

— Борьба за торговые доходы, как всегда, — ответил Торсин. — Сейчас акхендийцы зависят от доброй воли лапносцев — им приходится сплавлять товары в их порты. Если и когда Гедре откроют, Акхенди получит преимущество. Но это только одна из причин, почему Лапнос выступает против предложений Клиа.

— Проклятие, — тихо выругалась принцесса. — Что бы они в конце концов ни решили, это будет иметь отношение к их собственным проблемам, а не к нашим. Да, если бы мы имели дело с единым правителем, все было бы по— другому.

К Клиа подошел распорядитель грядущего пира, и принцесса позволила вывести себя из зала для приватной беседы.

Серегил вопросительно посмотрел на Алека.

— Ты что-то хочешь мне сказать, как я понимаю?

— Не здесь.

Дорога домой показалась им очень долгой. Когда наконец они очутились в своей комнате, Алек прикрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Сегодня я встретил руиауро.

Выражение лица Серегила не изменилось, но Алек заметил, как вдруг плотно сжались губы друга.

— Он просил, чтобы сегодня ночью мы пришли в Нхамахат. Вдвоем.

Серегил по-прежнему молчал.

— Кита намекал, что у тебя… ты их недолюбливаешь.

— Недолюбливаю? — Серегил поднял бровь, как будто размышляя, удачное ли это слово. — Да, можно сказать и так.

— Но почему? Тот, которого я встретил, показался мне добрым, хоть и немного эксцентричным.

Серегил скрестил руки на груди. Алеку примерещилось, или друга действительно била дрожь?

— Во время суда надо мной, — Серегил говорил так тихо, что Алеку пришлось напрягать слух, — явился руиауро и сказал, что я должен быть доставлен сюда, в Сарикали. Никто не знал, что и подумать Я уже во всем признался…

Он запнулся; страшное воспоминание благодаря восприимчивости, рожденной талимениосом, заставило Алека испытать мгновение паники, в глазах у него потемнело, дыхание стеснилось.

— Они пытали тебя? — прошептал Алек, собственные воспоминания усугубили впечатление, юноша почувствовал тяжесть в желудке.

— Не в том смысле, что ты думаешь. — Серегил подошел к сундуку с одеждой, откинул крышку и принялся рыться в вещах. — Это было очень давно. Не имеет значения.

Но Алек видел — его друг все еще чувствует кислый привкус ужаса. Юноша подошел и положил руку на плечо Серегила. Тот поник от легкого прикосновения, словно от непосильной тяжести.

— Я не понимаю, чего они хотят от меня теперь.

— Если тебе не хочется идти, я придумаю какую-нибудь отговорку.

Серегил криво усмехнулся.

— Не думаю, что это мудрое решение. Нет, пойдем. Вдвоем. Теперь твоя очередь, тали. Алек помолчал.

— Как ты считаешь, они расскажут мне о матери? — Слова давались ему с трудом. — Мне… мне необходимо знать, кто я.

— Бери то, что посылает Светоносный, Алек.

— Что ты имеешь в виду?

Странное, настороженное выражение снова появилось в глазах Серегила.

— Увидишь.

Глава 22. Сны и видения

Маленькие кланы формально не имели голоса в лиасидра, но это совсем не означало, что они не пользуются влиянием. Клан Калади принадлежал к наиболее уважаемым; его члены всегда страстно отстаивали свою независимость, и Клиа рассматривала каладийцев как сильных потенциальных союзников.

Тупа Калади занимала небольшую часть восточной окраины Сарикали. Кирнари Маллия-а-Тама вместе со всем своим кланом встретила гостей и повела их на открытое место за городской стеной. Сине-белый сенгаи Маллии был сделан из переплетающихся полос шелка, перевитых красным шнуром, а поверх узкой туники развевалась просторная шелковая мантия.

Каладийцы были выше ростом и более мускулисты, чем большинство ауренфэйе, которых до сих пор видел Алек. У многих запястья и лодыжки обвивали полосы замысловатой татуировки. Гостей каладийцы встретили веселыми улыбками, уважительно и с такой дружеской теплотой, что Алек скоро почувствовал себя как дома.

Ровная круглая площадка сразу за городской стеной в несколько сот ярдов в диаметре была застелена огромными яркими коврами, а по периметру горели яркие праздничные костры. Вместо обычных сидений на коврах вокруг низких столов были разложены подушки. Маллия-а-Тама вместе со своей семьей сама прислуживала гостям; взамен традиционного омовения в бассейне были поданы тазы для мытья рук, после чего хозяева стали разносить вино и вяленые фрукты в меду. Появились музыканты со свирелями и странными струнными инструментами с длинными грифами — таких Алек никогда не видел. Вместо того чтобы перебирать струны, музыканты водили по ним маленькими луками, извлекая звуки одновременно печальные и сладкие.

Когда солнце село, Алеку представилось, что он оказался перенесен в горный фейдаст Калади. При других обстоятельствах он был бы только рад провести всю ночь в этой компании.

И все же юноша внимательно посматривал на Серегила, который часто умолкал и пристально следил за плывущей по небу луной.

«Тебе так отвратительно то, что нам предстоит этой ночью?» — гадал Алек, чувствуя себя виноватым за собственное нетерпеливое предвкушение.

Под конец пира около трех десятков каладийцев сбросили одежды, оставшись лишь в коротких узких кожаных штанах. У женщин наряд дополнялся облегающими кожаными же корсажами, обнаженные торсы мужчин, умащенные маслом, сияли шелковым блеском в свете костров.

— Теперь мы кое-что увидим, — тихо воскликнул Серегил, впервые за весь вечер на его лице появилось счастливое выражение.

— Мы — великие танцоры, лучшие во всем Ауренене, — говорила кирнари Клиа. — В танце мы славим узы единства, создавшие наш мир, — единства нашего народа с Аурой, единства неба с землей, того единства, что связывает всех нас нерасторжимыми узами. Ты можешь ощутить магию нашего танца, но не пугайся. Это всего лишь действие кхи, объединяющее танцоров с теми, кто на них смотрит.

Музыканты начали играть тихую заунывную мелодию, и исполнители заняли свои места. Разбившись на пары, они с чувственной грацией медленно поднимали друг друга; без малейшего намека на напряжение их тела сплетались в движениях одновременно строгих и эротических, выгибаясь, складываясь, колеблясь.

Захваченный зрелищем, Алек ощутил тот самый поток кхи, о котором говорила кирнари. Он чувствовал разнообразные волны энергии, рождаемые каждым следующим танцем, чувствовал себя вовлеченным в плавные движения, хотя не двигался с места Одни танцы исполнялись лишь женщинами, другие — только мужчинами, но по большей части танцевали все участники разом. Самое сильное впечатление на Алека произвело выступление девочек и мальчиков: дети были серьезны, как жрецы, и легки, как ласточки.

Клиа, прижав руку к губам, сидела неподвижно; на худом лице Теро было написано изумление, смягчившее его и сделавшее почти красивым. Позади них во главе почетного караула Алек увидел Беку. На глазах девушки блестели слезы. Рядом, но не касаясь ее, стоял Ниал и не отрываясь смотрел на танцоров.

Взгляд Алека все время возвращался к одной из пар. Его привлекало не только безупречное мастерство двух мужчин, но то, как они смотрели друг на друга, с доверием и предвкушением, как двигались, словно единое целое. У Алека перехватило дыхание, когда эти двое исполняли особенно чувственный танец: он не сомневался, что их связывает талимениос и что этот танец — отражение их жизни, отражение слияния их душ.

Рука Серегила сжала его руку. Ничуть не стесняясь, Алек переплел пальцы с пальцами возлюбленного, надеясь, что танец тех двоих выразит и его чувства.

Однако чем выше всходила луна, тем чаще Алека тревожила мысль о том, что их требуют к себе руиауро.

С тех пор как Теро впервые упомянул руиауро и их способности в Ардинли, Алек все время гадал, что будет, если те смогут добавить все недостающие кусочки в мозаику его жизни. Скитаясь со своим отцом, безродный, не знающий, что такое дом, он Никогда не осуждал отца за скрытность. Только побывав в Уотермиде, ощутив тепло семейства Микама Кавиша, Алек понял, чего был лишен. Отсутствие корней нашло отражение даже в его имени: просто Алек-и-Амаса из Керри. Там, где должны были бы быть другие имена, связывающие его с прошлым, зияла пустота. К тому времени, когда Алек достаточно повзрослел, чтобы начать задавать вопросы, отец его был мертв, и все ответы развеялись вместе с его пеплом над чужим полем.

Может быть, сегодня Алеку наконец удастся узнать правду о себе…

Они с Серегилом проводили Клиа домой, потом повернули коней к Нхамахату.

Этой ночью Город Призраков был безлюден. Алек вздрагивал при виде любой тени, ему казалось, что в пустых окнах он видит движущиеся фигуры, а во вздохах ветра чудились голоса.

— Что, как ты думаешь, произойдет? — спросил он наконец, не в силах больше терпеть молчания.

— Хотел бы я знать ответ, тали, — пробормотал Серегил. — То, что я пережил здесь, не было обычным. Мне кажется, что все это напоминает храм Иллиора: сюда приходят ради снов и видений. Говорят, руиауро — странные проводники.

«Я помню этот дом, помню эту улицу», — думал Серегил, удивляясь силе собственной памяти.

Со времени их прибытия в Сарикали он избегал появляться в этом квартале, но в детстве бывал здесь часто. В те дни Нхамахат был для него притягательно таинственным местом, куда разрешалось входить только взрослым, а руиауро казались просто чудаками, которые угощали сладостями, рассказывали интересные истории, а иногда, если достаточно долго ходить под аркадами, и создавали красочные иллюзии. Это представление оказалось разбито вместе с его детством, когда он в конце концов вошел в башню.

С тех пор обрывки воспоминаний о случившемся в Нхамахате преследовали его в снах, подобно голодным волкам, рыщущим там, куда не падает свет костра.

Черная пещера.

Удушливая жара внутри тесной дхимы.

Назойливая магия, проникающая всюду, выворачивающая наизнанку, вытаскивающая на свет все сомнения, заносчивость, несамостоятельность подростка, — так руиауро пытались узнать правду об убийстве несчастного хаманца.

Алек ехал рядом, окутанный хорошо знакомым Серегилу молчанием, счастливый, полный радостных предчувствий. Какая-то часть души Серегила жаждала предостеречь его, рассказать…

Он стиснул поводья так сильно, что заболели пальцы.

«Нет, я никогда не заговорю о той ночи, даже с тобой. Сегодня я вхожу в башню как свободный человек, по собственной воле».

«Однако по приказу руиауро», — напомнил ему внутренний голос, донесшийся сквозь вой стаи голодных волков памяти.

Наконец добравшись до Нхамахата, они спешились и отвели коней к главному входу. Из темной арки появилась женщина в мантии и взяла у них поводья.

Алек все еще хранил молчание. Ни вопросов. Ни испытующих взглядов.

«Да благословят тебя боги, тали!»

На их стук вышел руиауро. Серебряная маска — гладкая, благостная, ничего не выражающая — скрывала его лицо, подобно тому, как это принято в храме Иллиора.

— Добро пожаловать, — произнес низкий мужской голос из-за маски. Татуировка на его ладони тоже была такой же, как у жрецов в храме Иллиора. Почему бы и нет? Ведь именно ауренфэйе научили тирфэйе тому, как следует почитать Ауру. Впервые со времени возвращения Серегил подумал о том, как тесно связаны скаланцы и ауренфэйе, независимо от того, понимают они это или нет. Прошло много лет, и тирфэйе могли забыть, но его собственный народ? Едва ли. Так почему же некоторые кланы боятся восстановления прежних уз?

Жрец протянул Алеку и Серегилу маски и проводил их в помещение для медитации — низкую комнату без окон, освещенную стоящими в нишах лампами. По крайней мере дюжина обнаженных посетителей храма лежала там на подстилках, лица всех были скрыты серебряными масками. Во влажном воздухе висели густые клубы благовонного дыма от курильницы, стоящей посреди комнаты. В глубине широкая винтовая лестница уходила вниз, в пещеру; оттуда плыли клочья тумана.

— Подожди здесь, — сказал провожатый Серегилу, показывая на свободную подстилку. — За тобой придут. Наверху Элизарит ждет Алека-и-Амасу.

Алек коснулся руки друга и последовал за руиауро по узкой лестнице в дальнем углу помещения.

Серегил двинулся к указанной ему подстилке; для этого ему пришлось обойти винтовую лестницу, и сердце его сжалось: он знал, куда она ведет.

Алек с трудом удержался от того, чтобы не оглянуться на Серегила. Когда руиауро велел ему привести того с собой, юноша решил, что это будет их совместный визит.

Алек и его провожатый молча миновали три пролета лестницы, в темных коридорах им никто не встретился. Короткий проход на третьем этаже привел их к небольшой комнате. В углу слабо светила глиняная лампа; в ее колеблющемся свете Алек увидел, что в комнате ничего нет, кроме резной металлической курильницы у дальней стены. Не зная, что ему теперь следует делать, Алек хотел спросить об этом своего проводника, но, когда обернулся, обнаружил, что тот уже ушел.

«Что за странный народ!» — подумал юноша; однако все же именно в руках руиауро тот ключ, который может отомкнуть его прошлое. Слишком возбужденный, чтобы сидеть спокойно, Алек стал ходить по маленькой комнате, нетерпеливо прислушиваясь, не раздадутся ли шаги Наконец он их услышал. Руиауро, вошедший в комнату, не носил маски, и Алек узнал того старика, которого встретил в таверне. Подойдя к юноше, руиауро опустил на пол принесенный с собой кожаный мешок и тепло пожал руку Алеку.

— Так, значит, ты все-таки пришел, маленький братец. Хочешь узнать свое прошлое, а?

— Да, достопочтенный. И еще… Я хочу узнать, что значит быть хазадриэлфэйе.

— Вот и прекрасно! Садись.

Алек уселся, скрестив ноги, в центре комнаты — где указал ему руиауро.

Элизарит выдвинул курильницу на середину помещения, движением руки зажег ее, потом вынул из своего мешка две пригоршни чего-то, похожего на смесь пепла и мелких семян, и бросил в огонь. Резко пахнущий удушливый дым заставил глаза Алека слезиться.

Элизарит через голову стянул с себя мантию и бросил ее в угол. Нагой, с татуировкой на руках и ногах, он начал медленно кружить вокруг Алека; тот слышал лишь, как шлепают босые подошвы по камню. Худой и изможденный, старик, однако, двигался с грацией; его покрытые узорами руки и тощее тело извивались в дыму. Алек почувствовал мурашки на спине и понял, что, как и танец каладийцев, жесты старика — специфический вид магии. Еле слышная музыка, далекая и странная, звучала где-то на границе его восприятия, — то ли тоже волшебство, то ли просто воспоминание.

Церемония — молчание старика, загадочные фигуры, рождаемые дымом и тающие прежде, чем Алек успевал их рассмотреть, дурманящий запах горящего в курильнице порошка — оказывала на Алека странное действие. Он чувствовал головокружение, иногда переходящее во внезапные приступы тошноты.

А руиауро продолжал свой танец, то появляясь перед Алеком, то исчезая в густеющем дыму, который, казалось, принимает позади него все более материальные формы.

Алек зачарованно следил за ногами танцора, не в силах отвести глаз от этих шелестящих по камню ступней: длинные пальцы, темная кожа, проступающие под словно движущейся татуировкой набухшие вены…

Дым заставлял глаза Алека слезиться все сильнее, но юноша обнаружил, что не в силах поднять руку и вытереть слезы. Он слышал, как руиауро кружит позади него, но каким-то образом ноги старика оставались на виду, заполняя все поле зрения.

«Это не его ноги!» — ошеломленно осознал юноша. Ноги были женские — маленькие и изящные, несмотря на грязь под ногтями и в трещинах загрубелых пяток. Эти ноги не танцевали — они убегали.

Потом Алек обнаружил, что смотрит на них, как на собственные ноги — мелькающие из-под коричневой грязной юбки, бегущие по тропе через еле видную в предрассветных сумерках схваченную морозом лужайку.

Вот нога споткнулась об острый камень. Брызнула кровь. Но бег не замедлился.

Бегство продолжалось.

Все происходило в полном безмолвии, Алек физически ничего не ощущал, но он осознавал отчаяние, движущее женщиной, так же отчетливо, как если бы испытывал его сам.

Мгновенно, как во сне, лужайка сменилась лесом; один ландшафт быстро перетекал в другой. Алек чувствовал жжение в легких женщины, приступы боли в животе, откуда все еще сочилась темная кровь, легкую тяжесть свертка, завернутого в длинное полотнище сенгаи, который женщина прижимала к себе.

Ребенок.

Лицо младенца все еще покрывала кровь роженицы, но синие глаза были открыты.

Такие же глаза, как у него.

Постепенно его взгляд перемещался выше; теперь он смотрел как бы глазами женщины на одинокую фигуру вдалеке, четко обрисованную первыми лучами рассвета; мужчина стоял на большом валуне.

Отчаяние женщины сменилось надеждой, Амаса!

Алек узнал отца сначала по манере носить на плече лук. Потом ветер откинул спутанные светлые волосы, и юноша увидел квадратное некрасивое бородатое лицо, в котором он так часто и безуспешно пытался увидеть свои собственные черты. Амаса был молод, ненамного старше, чем сам Алек теперь; он с беспокойством всматривался в лес за спиной женщины.

Лицо отца все росло, пока не заполнило все поле зрения Алека. Потом последовал резкий рывок, и теперь уже он смотрел сверху в лицо юной женщины

— с такими же, как у него самого, синими глазами, пухлыми губами, тонкими чертами. Лицо было обрамлено растрепанными темными волосами, коротко обрезанными жестоким ножом.

Ирейя!

Алек не знал, произнес ли это имя его голос или голос отца, но в отчаянном возгласе он уловил страдание. Такой же беспомощный, как был тогда его отец, Алек с ужасом смотрел, как женщина сунула младенца в руки мужчины и кинулась обратно — туда, откуда прибежала, навстречу преследующим ее всадникам.

И снова Алек видел маленькие покрытые синяками ноги, быстро бегущие навстречу смерти. Женщина широко раскинула руки, словно хотела собрать в охапку все стрелы, посланные ей в сердце… братьями.

Сила первого удара опрокинула Алека на спину. Горячая боль не давала дышать, однако она исчезла так же быстро, как и пришла, — юноша чувствовал, как жизнь покидает его, словно дымком поднимаясь над раной. Он, казалось, взлетел в чистом утреннем воздухе и мог теперь смотреть сверху на всадников, окруживших неподвижное тело. Лиц их он разглядеть не мог, не мог узнать, удовлетворение или ужас от содеянного написаны на них. Он знал только, что никто не обратил внимания на убегающего со своей крошечной ношей мужчину.

— Открой глаза, сын Ирейн-а-Шаар.

Видение исчезло.

Открыв глаза, Алек обнаружил, что лежит на полу, широко раскинув руки. Рядом с ним скорчился Элизарит; глаза старика были полузакрыты, губы раздвинуты в странной гримасе.

— Моя мать? — спросил Алек. Губы его запеклись, он чувствовал себя слишком слабым, чтобы сесть. Затылок болел. Впрочем, болело и все тело.

— Да, маленький братец, и твой отец-тирфэйе, — тихо ответил Элизарит, касаясь виска юноши кончиками пальцев.

— Мой отец… У него не было других имен?

— Которые были бы ему известны — нет.

Дым снова сгустился вокруг Алека, принеся с собой новую волну дурноты. Потолок над головой растворился в игре разноцветных всполохов.

«Хватит!» — взмолился юноша, но язык ему не повиновался:

он не мог произнести ни звука.

— В тебе живут воспоминания твоих родителей, — сказал Алеку руиауро откуда-то из колышущегося тумана. — Я заберу их у тебя, но ты кое-что получишь взамен.

Неожиданно Алек оказался на каменистом крутом горном склоне, освещенном кажущейся огромной луной. Голые пики уходили во все стороны, насколько хватал взгляд. Далеко внизу по извилистой тропе тянулась освещенная факелами процессия — сотни, а то и тысячи людей. Цепь крошечных мигающих огней тянулась в ночи, как ожерелье из янтарных бусин на смятом черном бархате.

— Спрашивай, о чем хочешь, — пророкотал сзади низкий нечеловеческий голос. Звук был такой, словно это скрежетали потревоженные лавиной скалы.

Алек крутанулся назад, нащупывая на боку рапиру, — ее там не оказалось. В нескольких ярдах от того места, где он стоял, во тьму уходил отвесный утес с единственным отверстием у подножия — дырой не больше дверцы в собачьей конуре.

— Спрашивай, о чем хочешь, — снова раздался голос, и от него содрогнулась земля и посыпались камешки.

Опустившись на четвереньки, Алек заглянул в дыру, но не увидел ничего, кроме непроницаемой темноты.

— Кто ты? — попытался он спросить, но слова, вырвавшиеся из его рта, были иными: — Кто я?

— Ты — скиталец, дом которого — в его сердце, — ответил невидимый собеседник; Алеку показалось, что вопрос тому понравился. — Ты — птица, вьющая гнездо на волнах. Ты станешь отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина.

Алек ощутил смертный холод.

— Это проклятие?

— Это благословение.

Неожиданно юноша ощутил вес чего-то теплого на спине. Кто-то накинул на него длинный меховой плащ, нагретый у огня. Плащ был так тяжел, что Алек не смог оглянуться на человека, укутавшего его, но руки он разглядел: тонкие сильные пальцы ауренфэйе. Серегил.

— Дитя земли и света, — продолжал голос. — Брат теням, глядящий во тьму, друг волшебнику.

— Из какого я клана? — шепнул Алек из-под теплого плаща.

— Акавишел, маленький яшел, и из никакого. Сова и дракон. Всегда и никогда. Что ты держишь?

Алек взглянул на свои руки, прижатые к скале, чтобы удержаться на ногах под весом плаща. Между пальцами левой руки он увидел свой акхендийский браслет с почерневшим амулетом. Правая рука сжимала запятнанную кровью полосу ткани — сенгаи; какого он цвета, Алеку разглядеть не удалось.

Он больше не мог выдерживать веса плаща. Алек упал вперед и запутался в густом мехе.

— Какое имя дала мне мать? — простонал он в тот момент, когда луна скрылась за облаком.

Ответа не последовало.

Обессиленный, лишенный возможности пошевелиться, с болью во всех мышцах, Алек опустил голову на руки и заплакал по женщине, которая умерла девятнадцать лет назад, и по молчаливому, всегда печальному мужчине, беспомощно смотревшему, как умирает его единственная любовь.

Серегил глубоко вдыхал дым трав, горящих в жаровне, надеясь, что дурман притупит его страх. В этом помещении не было символов медитации — ни Царицы Плодородия, ни Облачного Ока, ни Лунного Лука. Может быть, руиауро слишком близки к Светоносному, чтобы нуждаться в. подобных вещах.

— Аура Элустри, пошли мне свет, — пробормотал Серегил, скрестив руки и закрыв глаза. Он попытался достичь внутренней тишины, необходимой для того, чтобы освободить мысли, но ничего не получилось.

«Я давно не практиковался», — подумал Серегил. Да и часто ли бывал он в храме за все годы жизни в Скале? Меньше дюжины раз, и всегда в силу неотложной надобности.

Ровное дыхание сновидцев в комнате раздражало, казалось издевкой над его беспокойством. Когда за ним пришли, чтобы отвести по лестнице вниз, в пещеру, Серегил даже испытал своего рода облегчение.

О да, он помнил это место, грубый камень стен, жаркую тьму, запах металла в воздухе, от которого скрутившее его внутренности отвращение стало почти непереносимым.

Из главной пещеры вели три прохода, уходившие куда-то вниз в темноту. Провожатый Серегила движением руки создал светящийся шар и свернул в правый коридор.

«Тот же самый?» — гадал Серегил, споткнувшись о камень. Невозможно сказать наверняка: в ту ночь он был слишком испуган, когда его наполовину тащили, наполовину несли сквозь кромешную тьму.

Чем дальше они шли, тем жарче становилось. Густые струи пара вырывались из трещин в стенах, сверху капала вода. Серегилу стало трудно дышать.

«Утонуть во тьме…» — мелькнула у него мысль.

Вдоль туннеля им все время попадались дхимы, но провожатый завел Серегила далеко вглубь, прежде чем остановился перед одной из них.

— Сюда. — Он поднял кожаный занавес. — Оставь одежду снаружи.

Сняв с себя все, кроме серебряной маски, Серегил залез внутрь. В дхиме было душно, пахло потом и влажной шерстью; сквозь маленькое отверстие внутрь все время проникал пар. Серегил устроился на циновке рядом с этим отверстием. Провожатый подождал, пока он усядется, потом опустил занавес. Вокруг Серегила сомкнулась тьма. Скоро шаги руиауро затихли вдали.

«Чего я так боюсь? — спрашивал себя Серегил, борясь с нарастающей паникой, которая грозила лишить его рассудка. — Они со мной больше ничего делать не будут, они вынесли приговор. Все кончено. Я здесь сейчас с разрешения лиасидра, я представитель скаланской царицы».

Почему никто не идет?

По его телу струился пот, щипал полузажившие ссадины на спине и боках. Пот капал с кончика носа и собирался в углублениях серебряной маски. Серегил ненавидел прикосновение маски к лицу, ненавидел темноту, ненавидел возникшее иррациональное чувство, будто стенки дхимы давят на него.

Он ведь никогда, даже ребенком, не боялся темноты.

Но только не здесь — тогда.

И теперь.

Он скрестил руки на голой груди, стараясь унять Дрожь, бившую его, несмотря на жару. Здесь ему не удавалось отогнать голодных волков воспоминаний. Они накинулись на него, и их морды были лицами всех тех руиауро, которые его допрашивали. Они опутали своей магией его рассудок, они вытаскивали мысли и страхи, как гнилые зубы.

Серегил съежился на циновке, дрожа и чувствуя подступающую к горлу дурноту. Другие воспоминания, те, которые он старался похоронить еще глубже, безжалостно вставали перед ним:

резкий удар руки отца по щеке, когда Серегил попытался с ним попрощаться; друзья, отводящие глаза; дом — единственный дом, который он считал своим, — тающий вдалеке ..

К нему все еще никто не шел.

Дыхание Серегила со свистом вырывалось через отверстие в маске. Дхима нагнетала жар и сырость, разрывающие легкие. Вытянув руки, Серегил стал нащупывать деревянную раму дхимы, словно стараясь удостовериться, что пропитанные влагой стены не падают на него. Его пальцы вцепились в горячее дерево. Секундой позже Серегил от неожиданности с шипением втянул воздух: что-то гладкое и жаркое пробежало по его левой руке. Прежде чем он успел отдернуть руку, невидимое существо обвилось вокруг запястья, и острые как иголки зубы впились сначала в ладонь ниже большого пальца, потом двинулись дальше, захватывая всю кисть.

Дракон, и, судя по весу, размером с кошку.

Серегил приказал себе не шевелиться. Животное выпустило его руку, упало на голое бедро Серегила и убежало, поцарапав его маленькими острыми коготками.

Серегил сидел неподвижно, пока не убедился, что дракон точно исчез, потом прижал к груди руку. Как оказался дракон подобного размера так далеко от гор и насколько опасен его укус? Эта мысль заставила Серегила вспомнить о Теро, и ему с трудом удалось сдержать истерический смех.

— У тебя останется метка — знак везения.

Серегил резко поднял голову. Меньше чем в футе от себя, слева, он увидел сияющую нагую фигуру сидящего на полу руиауро. Широкое лицо показалось ему смутно знакомым, большие руки были густо покрыты татуировкой. Мускулистое тело тоже было испещрено странными рисунками, которые, казалось, ожили, когда руиауро наклонился, чтобы осмотреть рану Серегила.

Вокруг было по-прежнему темно, Серегил не видел собственной руки, но руиауро он видел так же отчетливо, как если бы они сидели на ярком солнечном свете.

— Я тебя помню. Твое имя Лиал.

— А тебя теперь называют изгнанником, верно? Дракон теперь следует за совой.

Последняя фраза почему-то прозвучала знакомо, однако Серегил не мог вспомнить почему; он, конечно, узнал названия двух вестников Ауры: драконов Ауренена, сов Скалы.

Руиауро склонил голову набок и вопросительно взглянул на Серегила.

— Ну, маленький братец, позволь мне осмотреть твою самую новую рану.

Серегил не пошевелился. Голос человека тоже был ему знаком. Должно быть, это один из тех, кто тогда его допрашивал.

— Зачем ты попросил меня прийти сюда? — наконец спросил он хриплым шепотом.

— Ты совершил далекое путешествие и теперь возвратился.

— Вы вышвырнули меня, — с горечью возразил Серегил. Руиауро улыбнулся.

— Чтобы ты жил, маленький братец. Так оно и вышло. А теперь дай-ка мне твою руку, пока она еще больше не воспалилась.

Серегил с изумлением обнаружил, что от прикосновения руиауро рука его стала видима. Оба тела — его и Лиала — мягко светились в темноте, освещая тесное помещение. Руиауро придвинулся поближе, так что их голые колени соприкоснулись.

Легко проведя пальцами по одному из синяков на груди Серегила, Лиал покачал головой.

— Это было бессмысленно, маленький братец. Тебе предстоят совсем другие дела.

Потом он сосредоточился на укусе дракона. Два ряда маленьких ранок у основания большого пальца — след челюстей дракона — все еще кровоточили. Руиауро достал откуда-то бутылочку с лиссиком и втер темную жидкость в кожу.

— Ты помнишь ту ночь, когда тебя приводили сюда? — спросил он, не поднимая глаз.

— Как я мог забыть! — прошептал Серегил.

— Ты знаешь, зачем ты был здесь?

— Чтобы меня судили. А потом изгнали. Лиал снова улыбнулся.

— Так вот, значит, как ты думал все эти годы…

— Ну так зачем?

— Чтобы исправить твою судьбу, маленький братец.

— Я не верю в судьбу.

— Ты полагаешь, это что-нибудь меняет?

Руиауро с веселой усмешкой взглянул на Серегила, и тот отшатнулся к стенке дхимы: глаза Лиала стали цвета червонного золота.

Перед Серегилом возник яркий образ: сияющие золотые глаза кхирбаи, глядящие на него из тьмы той ночью в Ашекских горах.

«Тебе многое предстоит сделать, сын Корита».

— Я брожу по берегам времени, — тихо сказал Серегилу Лиал. — Глядя на тебя, я вижу все твои рождения, все твои смерти, все труды, которые назначил тебе Светоносный. Но время — это танец, в котором много движений и много ошибок. Те из нас, которые видят это, должны иногда вмешиваться. Дваи Шоло был не твоим танцем. Я убедился в этом в ту ночь, когда тебя привели сюда, поэтому тебя и пощадили — для других деяний. Некоторые из них ты уже совершил.

Не в силах побороть горечь, Серегил спросил:

— Смерть Нисандера тоже была частью танца? Золотые глаза медленно моргнули.

— То, чего вы вместе добились, было частью танца. Твой друг танцевал охотно. Его кхи взмыло из-под твоего сломавшегося меча, как сокол. Он все еще танцует. Так же следует поступать и тебе.

Слезы затуманили взгляд Серегила. Он вытер их здоровой рукой и взглянул в глаза руиауро — снова голубые и полные озабоченности.

— Очень больно, маленький братец? — спросил Лиал и погладил Серегила по щеке.

— Теперь уже не особенно.

— Вот и хорошо. Не годится уродовать такие ловкие руки. — Руиауро откинулся к стене; его поднятая рука словно растворилась в воздухе, потом появилась снова и извлекла что-то из теней над головой; руиауро бросил это нечто Серегилу.

Тот поймал предмет и обнаружил, что сжимает в руке так хорошо знакомый стеклянный шар размером со сливу. Серегил видел в его темной слегка шершавой поверхности отражение собственного изумленного лица.

— Они не были черными, — прошептал он, держа шар на ладони.

— То был сон, — пожал плечами Лиал.

— Что это такое?

— Что это такое? — передразнил руиауро и бросил Серегилу еще два шара прежде, чем тот успел положить первый.

Серегил поймал второй, но упустил третий. Шар разбился рядом с его коленом, осыпав его червями. Серегил на мгновение замер, потом с отвращением принялся отряхиваться.

— Их еще много, — с усмешкой сообщил руиауро, бросая сразу несколько шаров.

Серегил сумел поймать пять, прежде чем один разбился. Из него вылетела пригоршня снежинок, засверкавших в воздухе, прежде чем растаять.

Серегил еле успел заметить это, как руиауро кинул ему очередные несколько шаров. Еще один разбился, выпустив на свободу ярко-зеленую бабочку

— обитательницу летних лугов в Боктерсе. Следующий разбившийся шар забрызгал Серегила темной загустевшей кровью с обломками костей. Все новые и новые стеклянные сферы вылетали из пальцев руиауро, пока Серегил не оказался завален ими.

— Действительно ловкие руки, раз поймали так много, — одобрительно заметил Лиал.

— Что это? — снова спросил Серегил; он не смел пошевелиться, боясь разбить лежащие вокруг шары.

— Они твои.

— Мои? Я никогда раньше их не видел.

— Они твои, — настаивал руиауро. — Теперь ты должен собрать их все и унести с собой. Давай, маленький братец, берись за дело.

То же чувство беспомощности, которое мучило его во сне, охватило Серегила.

— Я не могу. Их слишком много. По крайней мере позволь мне взять рубашку.

Лиал покачал головой.

— Поторопись. Тебе пора идти. Ты не сможешь выйти отсюда, если не заберешь их все.

На Серегила сквозь струи пара снова взглянули золотые глаза, и его охватил ужас.

Выпрямившись, насколько мог, в тесном пространстве, он попытался собрать шары, но они, как яйца, выскальзывали из его пальцев и разбивались, выплескивая гниль, благовония, звуки музыки, кусочки обугленных костей. Серегил не мог пошевелиться без того, чтобы не раздавить еще несколько; часть шаров укатилась в темноту, и Серегил их больше не видел.

— Это невозможно! — воскликнул Серегил. — И вовсе они не мои! Я не хочу их!

— Тогда тебе придется делать выбор, и скоро, — сказал ему Лиал; его голос был одновременно добрым и безжалостным. — За улыбками скрываются кинжалы.

Свет погас, погрузив Серегила в непроглядную тьму.

— За улыбками скрываются кинжалы, — снова раздался шепот Лиала — так близко, что Серегил подпрыгнул и вскинул руку. Рука не встретила ничего, кроме воздуха. Серегил помедлил мгновение, потом осторожно протянул руку снова.

Шары исчезли. Лиал исчез тоже.

Растерянный, сердитый, так ничего и не узнавший, Серегил пополз к двери, но не смог ее найти. Держась за стенку здоровой рукой, он несколько раз обошел тесное помещение и в конце концов сдался: двери не было.

Серегил вернулся на циновку и скорчился на ней, обхватив колени руками. Последние слова руиауро, странные стеклянные шары, которые преследовали теперь его и наяву, — за всем этим должно было скрываться нечто важное. Серегил нутром чувствовал, что так оно и есть, но да заберет его Билайри, если здесь можно уловить какой-то смысл!

Сорвав маску, Серегил вытер пот с лица и опустил голову на колени.

— Благодарю тебя за то, что ты меня просветил, достопочтенный, — с горечью бросил он во тьму.

Серегил проснулся в общей комнате для медитаций. Голова его болела, он был полностью одет, лицо прикрывала серебряная маска. Он рывком поднял левую руку, но она оказалась неповрежденной. Никакого драконьего укуса. Ни следа лисенка. Серегил почти пожалел об этом: такая отметина была бы кстати. Интересно, спускался ли он в пещеру вообще, гадал Серегил, или наркотический дым просто вызвал у него видение?

Поднявшись так поспешно, как только это позволяла пульсирующая боль за глазами, он обнаружил, что на соседней подстилке сидит Алек. Его лицо все еще скрывала маска; казалось, юноша смотрит в пустоту, погруженный в свои мысли.

Серегил двинулся к нему. При этом из складок его кафтана выскользнул и покатился к лестнице маленький шарик из черного стекла. Прежде чем Серегил смог что-нибудь сделать, шарик скатился через край ступени и беззвучно исчез. Серегил, вытаращив глаза, мгновение смотрел ему вслед, потом направился к Алеку.

Юноша вздрогнул, когда Серегил коснулся его плеча.

— Можем мы теперь уйти? — прошептал он, неуверенно поднимаясь на ноги.

— Да, я думаю, нас отпустили.

Сняв маски, они оставили их на полу рядом с дремлющим привратником и вышли наружу.

Алек выглядел ошеломленным, все еще погруженным в то, что произошло с ним в башне. Он не сел на коня, а пошел пешком, ведя лошадь в поводу. Юноша молчал, но Серегил почувствовал, что того гнетет печаль. Протянув руку, он остановил Алека и только тут увидел, что юноша плачет.

— Что с тобой, тали? Что случилось там в башне?

— Это не было… я ожидал другого. Ты оказался прав насчет моей матери. Ее убили ее собственные родичи сразу же после того, как я родился. Ее имя — Ирейя-а-Шаар.

— Что ж, для начала уже кое-что. — Серегил придвинулся и хотел обнять Алека за плечи, но тот отстранился.

— Есть такой клан — Акавишел?

— Я по крайней мере о нем не знаю. Само название означает «смешение кровей».

Алек опустил голову, и слезы полились еще сильнее.

— Просто еще одно название для полукровки. Всегда и никогда…

— Что еще он тебе сказал? — тихо спросил Серегил.

— Что у меня никогда не будет детей. Явное отчаяние Алека удивило Серегила.

— Руиауро редко говорят о чем-то так определенно, — пробормотал он. — Каковы именно были его слова?

— Что я буду отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина, — ответил Алек. — Мне кажется, это достаточно ясно.

Так оно и было, и Серегил некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Наконец он сказал:

— Я и не знал, что ты хочешь детей.

Алек издал странный звук — полусмех, полурыдание.

— Я тоже не знал. Я хочу сказать, что никогда раньше особенно о таком не задумывался — просто считал, что это рано или поздно случится. Каждый мужчина хочет иметь детей, верно? Чтобы его имя сохранилось…

Эти слова вонзились в Серегила, как кинжал.

— Только не я, — ответил он быстро, пытаясь обратить все в шутку. — Но ведь я и не был воспитан как приверженец Далны. Ты ведь не рассчитывал, что я рожу тебе ребятишек, надеюсь?

Они были слишком близки друг другу, чтобы Серегилу удалось скрыть внезапную вспышку страха и гнева. Одного взгляда на пораженное лицо Алека оказалось достаточно, чтобы он понял, что зашел слишком далеко.

— Ничто никогда не разлучит нас, — прошептал Алек. На этот раз он не воспротивился, когда Серегил его обнял; напротив, он тесно прижался к другу.

Серегил гладил его по плечу и удивлялся жгучей смеси своих чувств — любви и страдания.

— Этот руиауро… — Голос Алека, уткнувшегося в грудь Серегилу, звучал глухо. — Я не могу объяснить, что я видел или что чувствовал. Потроха Билайри, теперь я понимаю, почему ты ненавидишь это место!

— Что бы они, как тебе кажется, ни показали тебе здесь, тали, мы будем вместе — до последнего моего вздоха.

Через минуту Алек отодвинулся и вытер глаза рукавом.

— Я видел, как умирала моя мать. Я ощущал это. — В голосе юноши все еще звучала глубокая скорбь, но теперь к ней прибавилось благоговение. — Она погибла, чтобы спасти меня, но отец никогда не говорил о ней. Ни разу!

Серегил откинул прядь волос со щеки Алека.

— О некоторых вещах говорить слишком больно. Он, должно быть, очень ее любил.

На лице Алека появилось отсутствующее выражение, словно он видел что-то, недоступное Серегилу.

— Да, так и было. — Он снова вытер глаза. — А что они хотели от тебя?

Серегил вспомнил об этих сводящих с ума стеклянных шарах, о снежинках, грязи, прелестной бабочке. В этой мешанине неясных намеков была какая-то система, проглядывало нечто знакомое.

«Они твои».

— Я так и не понял.

— Сказал руиауро что-нибудь о том, что приговор об изгнании отменят?

— Мне и в голову не пришло спросить об этом.

«Или, может быть, я не хотел услышать ответ», — подумал про себя Серегил.

Серегила охватила полная апатия. К тому времени, когда они добрались до дому и расседлали коней, тяжесть безнадежности он ощущал, кажется, каждой косточкой.

Ведущую наверх лестницу освещало несколько ламп. Алек обнял Серегила за талию, и тот молча приник к другу, благодарный за поддержку.

Серегил был так измучен, что почти не обратил внимания на полоску света, падающего из-под двери на втором этаже.

Легкое, как дуновение, прикосновение к груди Теро разбудило его среди ночи. В испуге подскочив, молодой маг оглядел углы своей комнаты.

Там никого не было. Маленькие охранные знаки, которые он начертил на двери, поселившись здесь, были на месте.

Только после тщательного осмотра комнаты Теро заметил сложенный лист пергамента у себя на постели.

Маг схватил послание и взломал восковую печать. Лист был чист, за исключением маленького символа в углу — пометки Магианы.

Теро помедлил, услышав шаги в коридоре. Поспешно прочитав позволяющее видеть сквозь стены заклинание, он убедился, что это всего лишь возвращающиеся к себе Серегил и Алек, и только тогда снова взглянул на письмо Магианы.

«Руки, сердце, глаза», — произнес он мысленно и провел рукой над пергаментом. На нем проявились написанные неразборчивым почерком волшебницы строки:

«Мой дорогой Теро, я тайно и очень рискуя сообщаю тебе печальное известие — через твои руки, сердце и глаза . « Читая дальше, молодой маг ощутил в горле тяжелый комок ужаса и горя. Дочитав до конца, Теро накинул мантию и босиком прокрался к двери Клиа.

Глава 23. Беседа

Юлан-и-Сатхил, прогуливаясь по берегу Вхадасоори, вертел в пальцах подарок Торсина — половинку серебряного сестерция. Было совсем темно, и он услышал шаги скаланца прежде, чем увидел его По глухому кашлю, разносящемуся над водой, старика было так же легко узнать, как если бы он назвал себя Всегда очень тягостно наблюдать, подумал кирнари, как тирфэйе слабеют и приближаются к могиле, но особенно — если это такой ценный союзник.

Ориентируясь на звук, Юлан ступил на поверхность воды и неслышно скользнул через пруд туда, где его ждал Торсин Это было ценное умение — одно из тех многих, что так и остались недоступны скаланским магам, такой трюк всегда производил сильное впечатление на любого видевшего его тирфэйе. К тому же передвижение по воде было гораздо легче для старых ноющих коленей Юлана, чем обычная ходьба.

Торсин, конечно, видел эту уловку и раньше и поэтому лишь слегка удивился, когда кирнари ступил на берег

— Да благословит тебя Аура, старый друг!

— Да озарит тебя Свет, — ответил Торсин, промокая губы платком — Спасибо, что встретился со мной так быстро.

— Прогулки под мирным светом звезд — одно из немногих удовольствий, оставшихся таким старикам, как мы с тобой, не так ли? — ответил вирессиец. — Я предложил бы тебе улечься на траве и смотреть в небо, как мы раньше часто делали, но боюсь, ни один из нас не сможет потом подняться на ноги без помощи магии.

— Увы, это так, — Торсин помолчал, и Юлану показалось, что в его вздохе прозвучало сожаление. Однако когда старик заговорил вновь, голос его был полон обычной решительности. — Положение в Скале быстро меняется. Я получил инструкции осторожно прощупать почву и сделать вам новое предложение; оно наверняка покажется тебе более приемлемым.

«Чьи инструкции, интересно?» — подумал Юлан. Держась за руки, собеседники медленно двинулись вдоль берега, теперь они говорили так тихо, что гибкий молодой человек, наблюдавший за ними из-за каменного истукана, не смог ничего расслышать.

ГЛАВА 24 Плохие НОВОСТИ

Резкий стук в дверь как раз перед рассветом разбудил Серегила. Все еще не стряхнувший с себя кошмар, он сел и пробормотал:

— Да? В чем дело?

Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в нее заглянул Кита.

— Мне жаль будить тебя так рано, но таков приказ Клиа. Она требует тебя и Алека к себе немедленно.

Дверь закрылась, и Серегил снова откинулся на подушки, пытаясь собрать воедино разлетевшиеся образы своего сна. Он снова пытался спасти стеклянные шары от бушующего пламени, но каждый раз, когда он пробовал собрать шары, их становилось все больше: сначала пригоршня, потом они заполонили всю комнату, потом покрыли темное бесконечное пространство; под проклятыми стекляшками шевелились невидимые чудовища, подбирающиеся все ближе.

— О Иллиор, посылающий сны, дай мне понять, что это значит, прежде чем я сойду с ума! — вслух прошептал Серегил. Выбравшись из постели, он в темноте нашарил сапоги и окликнул друга: — Просыпайся, Алек. Нас ждет Клиа.

Ответа не последовало. Постель была пуста, простыни на второй половине холодны. Алек был слишком потрясен всем случившимся в башне Нхамахат, чтобы уснуть. Когда Серегил заснул, он все еще сидел у огня.

— Алек! — снова окликнул Серегил.

Его нетерпеливые пальцы нашли свечу на каминной полке; он сунул ее в пепел, и от непогасшего уголька фитиль наконец загорелся. Серегил высоко поднял свечу.

Алека в комнате не было.

Озадаченный и слегка обеспокоенный, Серегил оделся и двинулся к комнате Клиа один. Когда он наполовину прошел коридор, с лестницы, ведущей на крышу, донеслись шаги. Это оказался Алек, с опухшими глазами, одетый в ту же одежду, что и накануне.

— Где это ты был всю ночь? Алек потер затылок.

— Мне не спалось, вот я и пошел поразмышлять в коллос. Должно быть, я там задремал. Куда ты отправился в такую рань? Я рассчитывал еще немного поспать в теплой постели.

— Не придется, тали. За нами послала Клиа. От слов Серегила Алек полностью проснулся.

— Как ты думаешь, может быть, лиасидра наконец приняла решение? — спросил он, следуя за Серегилом.

— Даже если так, сомневаюсь, чтобы они сообщили об этом на рассвете.

Спустившись в коридор второго этажа, они услышали знакомые звуки, долетающие из кухни: звяканье горшков, торопливые шаги, голоса конников Ургажи, которые на ломаном ауренфэйском шутили с поварихами.

— Все выглядит как нормальное утро, — заметил Алек.

Дверь, когда Серегил постучал, им открыл Теро. Принцесса сидела у письменного стола. Хотя она была одета, чтобы отправляться в совет, одного взгляда на ее бледное, слишком спокойное лицо было достаточно: Серегил почувствовал, как внутри у него все оборвалось. Нет, утро вовсе не было нормальным.

Теро подошел и встал позади Клиа, словно она была царицей, а он — ее придворным магом. На единственных стульях в комнате уже сидели благородный Торсин и Бека; они выглядели такими же удрученными, каким внезапно почувствовал себя Серегил.

— Ну вот, теперь все в сборе. Царица, моя мать, умерла, — без выражения сообщила Клиа.

От этих слов Серегил почувствовал, как у него подгибаются колени. На остальных известие произвело такое же действие. Алек прижал руку к сердцу — так почитатели Далны прощаются с умершими. Пальцы Беки стиснули рукоять меча, голова склонилась. Но больше всех потрясен новостями был, казалось, Торсин. Поникнув на своем стуле, он судорожно закашлялся и прижал к губам запятнанный платок.

— Никогда мне не видеть больше подобной правительницы, — выдохнул он наконец.

Теро протянул Серегилу пергамент.

— Это письмо от Магианы, она писала в спешке. Здесь написано:

«Царица умерла позапрошлой ночью. Если бы не ее мужественная душа, она не прожила бы так долго даже с помощью магов и целителей. Тьма, кажется, уже сгущается вокруг нас.

Северная Майсена сдалась Пленимару. Фория короновалась на поле боя. Коратан должен сменить госпожу Мортиану в качестве наместника в Римини.

Несмотря на мои уговоры, Фория запретила сообщать о смерти царицы Клиа, поэтому я решила рискнуть навлечь ее гнев, но не дать вам быть застигнутым врасплох.

Я теперь не в чести и не пользуюсь влиянием. Меня не отстранили от должности придворной волшебницы, но со мной никто не советуется. Фория прислушивается к Коратану, но он и так во всем с ней заодно, как и ее маг, Органеус.

Фория пока не отдала приказа об отзыве Клиа, и это меня удивляет. Она и ее советники явно не ожидают благоприятного завершения переговоров. Ты, Теро, должен предупредить Клиа, что теперь ей придется полагаться только на себя.

Хотела бы я, милый мальчик, что-нибудь тебе посоветовать. но все еще слишком неопределенно. Да смилуется Иллиор и сделает так, что меня не отошлют из лагеря, пока вы все благополучно не вернетесь. Магиана».

— Это не могло случиться в более неподходящий момент, — сказала Клиа. — Как раз когда наметился успех с Хаманом и некоторыми нерешительными кланами. Как они откликнутся на новости?

Новый приступ кашля заставил Торсина согнуться вдвое на своем стуле. Когда приступ прошел и посол снова смог говорить, он выдохнул:

— Трудно это предсказать, госпожа. Здесь слишком мало знают о Фории.

— Я бы сказал, что больше всего нам нужно задуматься о том почему она сама ничего не сообщила, — пробормотал Серегил. — Что могло вызвать такое отсутствие сестринских чувств?

— А лиасидра знает о том, что она против переговоров? — спросил Алек.

— Подозреваю, что кое-кто знает, — мрачно откликнулся Торсин.

— Два дня! — Клиа ударила по столу с такой силой, что остальные подпрыгнули. — Наша мать два дня как мертва, а она не послала мне весточки! Что, если ауренфэйе это уже известно? Что они подумают?

— Мы можем это выяснить, госпожа, — сказал ей Алек. — Будь мы в Римини, мы с Серегилом уже наведались бы ночью к некоторым твоим противникам. Не поэтому ли царица послала нас сюда?

— Может быть, и так, но здесь такие решения принимаю я, — предостерегла его Клиа. — Если хоть один из скаланцев будет пойман за вынюхиванием секретов, это погубит все, ради чего мы трудились. И подумай о положении Серегила. Что, ты думаешь, случится с ним, если его схватят? Нет, мы лучше подождем. Вы оба поедете со мной сегодня в совет. Мне нужно знать, каковы будут ваши впечатления.

Торсин встревоженно переглянулся с Серегилом и мягко сказал:

— Тебе не следует сегодня появляться в совете, госпожа.

— Что за чепуха! Теперь больше, чем когда-либо…

— Он прав, — возразил ей Серегил. Подойдя к Клиа, он опустился на колени. Теперь он видел, как покраснели глаза принцессы. — Траур свято чтится ауренфэйе, он может длиться месяцами. Ты должна соблюсти хотя бы принятый в Скале четырехдневный траур. Это же, пожалуй, относится и ко мне, раз уж мы так подчеркивали мое родство с царской семьей. Алек может быть нашими глазами и ушами.

Клиа опустила голову на руку и судорожно вздохнула.

— Ты прав, конечно. Но Пленимар с каждым днем, потерянным мной здесь, продвигается все ближе к сердцу Скалы. Такая проволочка — совсем не то, чего хотела бы моя мать.

— Может быть, нам удастся обратить ситуацию себе на пользу, — заверил ее Серегил. — По ауренфэйскому обычаю, все кирнари должны посетить тебя. Разве не даст это определенные возможности для, так сказать, частных бесед?

Клиа с сомнением посмотрела на него.

— Мне не следует появляться в общественных местах, но можно хитрить и интриговать, скрывшись за траурным покрывалом?

Серегил криво улыбнулся.

— Совершенно верно. Держу пари: кое-кто будет очень внимательно следить за тем, кто тебя посещает и как долго остается.

— Однако как мы можем объявить о смерти царицы? — неожиданно вмешался Теро. — Если бы не Магиана, мы ничего не узнали бы.

— Что же мне — лгать? — гневно спросила Клиа. — Притворяться, пока наша новая царица не соизволит сообщить мне о случившемся, если недостаточно длительный траур обесчестит меня в глазах лиасидра, то что же говорить о подобном лицемерии! Очень может быть, что именно этого и хочет Фория. Клянусь Четверкой, я не буду такой простофилей!

— Ты совершенно права, госпожа, — поддержал ее Торсин. — Твое прямодушие всегда было нашим самым сильным оружием.

— Что ж, прекрасно. Благородный Торсин, ты отправишься сегодня в лиасидра и объявишь о кончине царицы. Пусть Фория беспокоится о том, откуда мы об этом узнали. Алек и Теро будут тебя сопровождать, почетный караул — тоже. Мне нужен детальный отчет обо всем, что сегодня произойдет. Капитан, пусть твои солдаты наденут черные пояса, вывернут плащи наизнанку и обрежут гривы коням. Моя мать была скаланской воительницей; мы окажем ей воинские почести.

Бека вытянулась по стойке «смирно».

— Ты хочешь, чтобы я объявила солдатам о смерти царицы?

— Да. Ты свободна. А теперь, Серегил, расскажи мне, что еще должна я сделать, чтобы удовлетворить ожидания ауренфэйе?

— Тебе лучше поговорить об этом с моими сестрами. Я их позову.

— Благодарю тебя, мой друг, их помощь понадобится мне позже. А сейчас извини меня — мне нужно поговорить с благородным Торсином.

«Пора бы нам узнать, известно ли принцессе о встречах Торсина с катмийцами», — подумал Серегил, выходя следом за остальными из комнаты. Когда он закрывал дверь, его внимание привлек маленький плоский комочек влажной земли у косяка. Серегил опустился на колени и принялся его разглядывать.

— Что там? — спросил Теро, уже миновавший половину коридора.

— Как думаешь, давно ли это тут? — спросил Серегил Алека. Алек присел на корточки и потыкал в комочек пальцем.

— Не больше, чем несколько минут. Никаких признаков, что края комочка подсохли, и пол под ним все еще влажный. Грязь была на чьем-то сапоге. — Алек поднял комочек и понюхал. — Лошадиный навоз вперемешку с соломой.

— Должно быть, это Бека с собой принесла, — предположил Теро.

Алек покачал головой.

— Нет, она уже была у Клиа, когда мы пришли, а грязь совсем свежая. Я все время стоял у двери и услышал бы, если бы кто-нибудь прошел мимо. Нет, тот, кто оставил этот след, не хотел быть обнаруженным и стоял у стены рядом с дверью — так удобнее всего подслушивать. Этот человек явно прошел через конюшенный двор.

— Или пришел оттуда, — пробормотал Серегил, исследуя пол в коридоре и обе лестницы. — Вот еще пятна — они ведут к выходу для слуг. Наш посетитель не слишком опытен. Я бы на его месте снял сапоги, а этот шпион явился, положившись на удачу.

— Но как кому-то пришло в голову явиться сюда именно сейчас? — спросил Теро. — Я прошел из своей комнаты прямо к Клиа. Никто не мог знать о письме Магианы.

— Бека пришла из своего помещения через конюшенный двор, — возразил Серегил. — Любой, кто заметил, что ее позвали, мог пойти следом. Поведение этого человека говорит о том, что он или очень самонадеян и глуп, или полагается на то, что его — или ее — присутствие в доме не покажется странным.

— Ниал… — прошептал Алек.

— Переводчик? — изумленно переспросил Теро. — Не можешь же ты всерьез полагать, что лиасидра приставит к Клиа шпиона, особенно такого неумелого, как этот?

Серегил ничего не сказал, вспоминая свои разговоры с рабазийцем во время выздоровления. Может быть, снимающие боль отвары притупили его восприятие, но Серегилу не хотелось верить, что Ниал — тот шпион, что подслушивал у двери Клиа. Ирония ситуации заставила его усмехнуться: теперь уже Алек, кажется, подозревает Ниала…

— Это не первый раз, когда его поведение вызывает вопросы. — Алек вкратце описал свидание Ниала с Амали у дравнианской башни по дороге в Сарикали.

— Но вам не удалось услышать, что они обсуждали? — поинтересовался Теро.

— Нет, — признал Серегил.

— Как неудачно!

— Подозрения, догадки… — заметил Серегил. — Все это очень зыбко.

— Но кто еще это мог быть? — спросил Алек. — Один из солдат или слуга?

— Едва ли Беку или Адриэль порадовали бы такие предположения.

— Я наложу еще несколько заклятий, — сказал Теро, гневно глядя на дверь, словно она была виновна в предательстве. — И нужно предупредить Клиа.

— Потом. Ей хватает забот сегодня утром. Вы с Алеком посетите лиасидра, как и намечено, — посоветовал Серегил. — А я выясню, чем занимался на рассвете наш рабазийский друг.

Алек двинулся к их комнате, чтобы переодеться, но потом вернулся.

— Ты знаешь, я подумал… Фория пытается скрыть от нас смерть царицы: невольно начинаешь гадать, кто наш настоящий враг.

— Думаю, что врагов у нас много — по обе стороны Ашекских гор, — пожал плечами Серегил.

Алек поспешно ушел, но Теро задержался. Его худое лицо выражало еще большую озабоченность, чем обычно.

— Ты боишься за Магиану? — спросил его Серегил.

— Фория ведь узнает, кто сообщил нам новости.

— Магиана понимала, чем рискует. Она может о себе позаботиться.

— Наверное. — Теро направился к двери своей комнаты. Серегил по пути в дом Адриэль задержался в конюшенном дворе, чтобы узнать, где Ниал; к его радости, Беки не было видно поблизости. У ворот на часах стояли Стеб и Мири.

— И давно вы на посту? — спросил их Серегил.

— С рассвета, господин, — ответил ему Стеб, поправляя повязку на глазнице и подавляя зевок.

— Были посетители? Кто-нибудь входил или выходил из дома?

— Никаких посетителей. Первой, кто вошел сегодня в дом, была наша капитан — за ней послала принцесса Клиа. Она рассказала нам о бедной старой Идрилейн, когда вышла от принцессы. — Одноглазый воин положил руку на сердце. — Мы все по очереди ходили на кухню завтракать. Больше никого мы не видели.

— Понятно. Кстати, ты не видел сегодня Ниала? Мне нужно с ним поговорить.

— Ниала? — вступил в разговор Мири. — Он ускакал сразу после того, как капитан Бека была вызвана к принцессе.

— Сразу? Ты уверен?

— Думаю, как она стала собираться, так и разбудила его, — подмигнул Мири, но тут же получил пинок в бок и сердитый взгляд от товарища.

Серегил не обратил на это внимания.

— Так сегодня утром он уехал сразу, как Бека ушла в главный дом?

— Ну, не сию же минуту, — объяснил Стеб. — Он сначала позавтракал с нами, а потом уже отправился. Мы видели, как он уехал.

— Думаю, он скоро вернется. Он всегда уезжает ненадолго, — сообщил Мирн.

— Так это не первая его поездка на рассвете?

— Нет, хотя обычно с ним вместе ездит капитан. Это наводит некоторых на мысли…

— Скажи этим некоторым, чтобы они держали свои мысли при себе, — оборвал его Серегил.

В казарме он нашел Беку вместе с тремя сержантами.

— Вот и хорошо, что все вы здесь, — сказал им Серегил. Похоже, в доме завелись любители подслушивать. Меркаль бросила на него острый взгляд.

— Что заставляет тебя так думать, господин?

— Просто подозрение, — ответил он. — Я присматриваю за всеми, кто входит в дом. Верхние этажи не для чужаков, так что там не должно быть никого, кроме придворных Клиа и слуг.

Бека бросила на него взгляд — такой же спокойный и вроде бы случайный, как бросил бы ее отец, однако говорящий о том, что у девушки зародилось подозрение: за словами Серегила кроется нечто большее.

Серегил кивнул Беке, вышел через заднюю калитку и направился к дому Адриэль.

Дом сестры на рассвете вызывал у него горькие и одновременно сладкие воспоминания. Мальчишкой он часто отправлялся на предрассветные прогулки или, когда это удавалось, проводил всю ночь с компанией приятелей. Сколько раз, думал он, они с Китой проскальзывали в заднюю дверь и, как воришки, прокрадывались к своим постелям…

На какой-то момент Серегил испытал искушение проделать это и сейчас, а потом с невинным видом спуститься по лестнице…

«…Как будто это все еще мой дом».

Загнав сердечную боль поглубже, чтобы заняться ею как-нибудь потом, он постучал в дверь, и слуга проводил его в комнату рядом с кухней, где его сестры с домочадцами как раз собирались завтракать. Новый укол в сердце заставил Серегила вздрогнуть, когда он увидел эту уютную семейную картину.

Первой его заметила Мидри.

— Что такое, Серегил? Что случилось?

Адриэль и остальные обернулись тоже, их руки замерли над разломленными кусками хлеба и вареными яйцами.

— Наша… ваша родственница, Идрилейн, умерла, — сообщил им Серегил, радуясь тому, что имеет вполне уважительную причину для хмурого выражения лица.

Алек сел позади благородного Торсина и Теро в зале лиасидра и огляделся; его глаза встретили пристальный взгляд кирнари Вирессы.

Окруженный своими советниками, Юлан-и-Сатхил сердечно кивнул юноше. Алек ответил на приветствие и поспешно отвел глаза, с подчеркнутой любезностью здороваясь с Риагилом-и-Моланом. Все вокруг уже заметили, что кресла и Клиа, и Адриэль пусты.

Бритир-и-Ниен, кирнари Силмаи, наклонился вперед и взглянул на Торсина.

— Разве принцесса Клиа не примет участия в нашей сегодняшней встрече?

Посол поднялся с печальным достоинством.

— Почтенные кирнари, я приношу вам грустное известие. Мы только что получили сообщение о том, что царица Скалы Идрилейн скончалась от ран, полученных в битве. Принцесса Клиа просит вас извинить ее: она должна оплакать мать.

Поднялся Саабан-и-Ираис.

— Адриэль-а-Иллия также выражает свое сожаление. Она вместе с сестрой Мидри разделяют траур принцессы Клиа по нашей родственнице — Идрилейн.

Большинство собравшихся выразили сожаление или удивление, услышав новости. Лицо кирнари Катме оставалось непроницаемым, кирнари Вирессы выразил приличествующую случаю печаль, а акхендиец Райш-и-Арлисандин уставился в пол в каменной неподвижности. Сидевшая рядом с ним Амали казалась потрясенной.

Кирнари Силмаи прижал обе руки к сердцу и поклонился Торсину.

— Да осветит сияние Ауры путь ее кхи. Пожалуйста, Торсини-Ксандус, передай принцессе, что мы скорбим. Вернется ли принцесса в Скалу на период траура?

— Идрилейн желала, чтобы ее дочь не возвращалась до тех пор, пока успешно не выполнит свою миссию. Принцесса Клиа просит вас дать ей четыре дня для совершения должных обрядов. Она надеется, что после этого наши долгие переговоры придут к желанному завершению.

— Есть ли возражения? — спросил собравшихся старый силмаец. — Хорошо, тогда мы соберемся снова после того, как закончится траур принцессы.

К тому времени, когда Алек и остальные вернулись в отведенный посольству дом, все знаки траура были на месте.

По скаланскому обычаю, парадную дверь закрыли и повесили на ней перевернутый щит, а на пороге поставили курильницу с благовониями. К специально установленным шестам, крыше и окнам были привязаны воздушные змеи с ауренфэйскими молитвами.

Звук монотонного песнопения встретил Алека, когда вместе с остальными он вошел через боковую дверь: посреди зала кружком стояли шестеро руиауро. Клиа, Серегил, Адриэль и Мидри заканчивали изготовления большого змея с молитвами. Рядом с ними слуги-боктерсийцы наносили последние письмена еще на несколько. Казалось, что весь дом будет унизан молитвенными змеями.

— Каковы новости? — спросил Клиа вошедших.

— Все хорошо, госпожа, — ответил Торсин. — Совет снова соберется через пять дней.

Серегил отослал слуг и спросил:

— А каковы ваши впечатления?

— Вирессиец уже знал, — ответил ему Алек. — Я не могу объяснить, откуда я знаю, просто Юлан-и-Сатхил так смотрел на нас, когда мы вошли.

— Думаю, Алек прав, — согласился Теро. — Я не рискнул проникнуть в мысли Юлана, но слегка коснулся разума мужа его дочери, Элоса, кирнари Голинила. В нем не было удивления, только мысли о приказаниях Юлана.

— Что ты сделал? — Серегил в ужасе вытаращил глаза на мага. — Разве я тебе не говорил, как это опасно? Теро бросил на него нетерпеливый взгляд.

— Не думаешь ли ты, что я просто дремал на. этих долгих заседаниях совета? Я изучал членов лиасидра. Юлан-и-Сатхил, кирнари Катме, Акхенди и Силмаи окружены самой сильной магической аурой. Я не берусь судить о том, каковы все их умения, но я уловил достаточно, чтобы их не трогать. Возможности остальных гораздо более ограниченны — особенно голинильца Элоса. Если у Юлана и есть слабое место, то это — его зять.

— Если они и правда уже знали, то, похоже, ты прав насчет шпиона, — сказала Клиа Серегилу, нахмурившись.

Адриэль, столь же озабоченная, как и ее брат, подняла глаза на принцессу.

— Я сама отбирала слуг для этого дома. Они вне подозрений. Серегил покачал головой.

— Я думаю вовсе не о них.

Глава 25. Ночные приключения

Скаланский траурный ритуал был суров: категорически запрещалось разводить огонь и готовить горячую пищу, пить вино, заниматься любовью, играть на музыкальных инструментах. Ночью в каждой комнате можно было зажигать только по одной свече. Если бы душа усопшего пожелала навестить тех, кого любила, ничто не должно было отвлекать ее в этом трудном путешествии.

Все это было ново для Алека, воспитанного в традициях Далны: тело умершего следовало сразу же сжечь, а пепел запахать в землю на поле. Юноше нередко приходилось лицом к лицу сталкиваться со смертью с тех пор, как он вместе с Серегилом отправился на юг, однако его друг не был скаланцем, да и не был привержен соблюдению обычаев. Когда были убиты Триис и члены ее семьи, Серегил поджег гостиницу, превратив ее в погребальный костер, и поклялся отомстить убийцам — Алек сам помог ему выполнить клятву, задушив Варгула Ашназаи. Скорбь Серегила после смерти Нисандера была слишком глубокой и безмолвной, чтобы нуждаться еще и в каких-то обрядах. Некоторое время Серегил почти не жил сам.

На этот раз, однако, он охотно соблюдал требуемое воздержание и терпеливо сидел вместе с Клиа во время бесконечных визитов. Алек чувствовал искреннюю печаль друга, хотя тот и не выражал ее в словах.

Только Беке в конце концов удалось заставить его открыть душу. На вторую ночь друзья собрались в комнате Теро.

Молодой волшебник создавал из теней, отбрасываемых свечой, фантастические фигуры, Серегил, необычно молчаливый, поник в кресле, вытянув ноги и опираясь подбородком на руку; Алек поглядывал на мрачное лицо друга, гадая, следит ли Серегил за созданной Теро игрой теней или поглощен своими собственными внутренними фантомами.

Бека неожиданно толкнула ногой ногу Серегила и в шутливом удивлении подняла брови, когда тот взглянул на нее.

— Ох, это ты, — сказала она. — А я-то думала, что здесь сидит Алек. Никто больше не мог бы так долго хранить молчание.

— Я просто думал об Идрилейн, — ответил Серегил.

— Ты любил ее, верно, дядюшка?

Алек улыбнулся: наверное, Бека назвала его ласковым детским прозвищем, чтобы отвлечь от грустных мыслей; «дядюшкой» она теперь называла Серегила редко и только среди своих.

Серегил пошевелился в кресле и обхватил руками колено.

— Да, любил. Она была уже царицей, когда я прибыл в Римини, и сделала все от нее зависящее, чтобы я смог найти себе место при ее дворе. Из этого ничего не вышло, конечно, но если бы не она, я мог бы никогда не повстречаться с Нисандером. — Серегил вздохнул. — В определенном смысле Идрилейн олицетворяла для меня Скалу. А теперь на троне Фория.

— Ты не думаешь, что она будет хорошо править? — спросила Бека.

Серегил переглянулся с Алеком; оба они вспомнили только им одним известные секреты.

— Думаю, она будет править в соответствии со своей натурой, — пожал он плечами.

Характер новой царицы очень интересовал и ауренфэйе. По распоряжению Адриэль для Клиа устроили приемную рядом с главным залом, украсив ее скаланскими и ауренфэйскими символами. Треножник из копий, с которых были сняты острия, поддерживал перевернутый щит Клиа. Курильницы наполняли воздух горьковатым запахом мирра и лекарственных трав, применяемых солдатскими лекарями. Свитки с каллиграфически написанными ауренфэйскими молитвами висели у всех трех дверей, чтобы показать душе Идрилейн дорогу к ее дочери, если покойной царице захочется ее навестить. Тонкий бумажный экран закрывал окно; в нем было проделано лишь маленькое отверстие, чтобы кхи Идрилейн могла войти и выйти.

Еще одной ауренфэйской чертой была маленькая жаровня у входа; все посетители бросали в нее по нескольку кедровых щепок — жертву в память усопшей. Считалось, что запах горящего кедра приятен мертвым, но живых от него скоро начинало мутить. К концу каждого дня под потолком комнаты колыхалось облако сизого дыма. Им пропахло все — одежда, волосы, мебель; даже по ночам назойливый запах не выветривался.

Целыми днями сидя рядом с Клиа, Серегил думал о том, как покойная царица отнеслась бы к ведущимся в комнате разговорам, вздумай она и впрямь посетить Сарикали.

Каждый посетитель, к какому бы клану он ни принадлежал и какое бы положение ни занимал, начинал с обычных соболезнований, но очень скоро начинал осторожно выпытывать все что мог о Фории.

Алек тоже заметил этот интерес. Все члены скаланской делегации, даже конники турмы Ургажи, стали неожиданно рассматриваться их ауренфэйскими знакомцами как знатоки характера новой царицы. Люди, раньше не снисходившие до того, чтобы разговаривать с Алеком, теперь останавливали его на улице и начинали расспрашивать: «Что собой представляет новая царица? Каковы ее интересы? Чего она хочет от Ауренена?»

Бракнил и Меркаль всегда имели что сказать в пользу Фории:

оба они в молодые годы сражались с ней рядом и теперь превозносили ее храбрость и воинское искусство.

Поскольку в отличие от Серегила Алека с царской семьей кровные узы не связывали, он мог не проводить целые дни в траурном покое; юноша помогал Теро и Торсину принимать посетителей, прежде чем те могли увидеться с Клиа, и заботился о том, чтобы каждой важной персоне был оказан должный почет.

Именно этим он и занимался на третий день, когда прибыли Райш-и— Арлисандин и его молодая жена. Когда Торсин и кирнари вступили в тихую беседу, Алек собрался удалиться, но Амали положила руку ему на плечо.

— Есть кое-что, о чем я хотела бы поговорить с тобой наедине, — прошептала она, бросая быстрый взгляд на мужа.

— Как пожелаешь, госпожа. — Алек отвел ее в пустую комнату позади зала.

Как только он закрыл дверь, Амали быстро прошла в другой конец помещения, стиснув руки в очевидном беспокойстве. Алек ждал, что последует дальше: Амали со времени их прибытия в Сарикали заговаривала с ним всего раза два.

— Мне посоветовал поговорить с тобой Ниал-и-Некаи, — призналась она наконец. — Он говорит, что на твою честь можно положиться. Я хочу просить тебя об одном, независимо от того, согласишься ли ты выполнить мое желание, ни слова из того, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Можешь ли ты поручиться мне в этом?

— Может быть, лучше тебе поговорить с кем-нибудь, облеченным властью? — предложил Алек, но Амали покачала головой. — Что ж, я готов дать тебе слово молчать — если только то, что я узнаю от тебя, не пойдет вразрез с моей преданностью принцессе Клиа.

— Преданностью! — воскликнула Амали, ломая руки. — Ну, об этом тебе самому придется судить. Юлан-и-Сатхил потребовал, чтобы некоторые кирнари встретились с ним сегодня в его доме. Мой муж тоже должен быть там

— Не понимаю Я думал, что они с твоим супругом враги.

— Они не испытывают друг к другу теплых чувств, — признала Амали, еще более расстроенная, чем раньше. — Поэтому меня это так и беспокоит. Что бы ни собирался сказать Юлан, это не пойдет на пользу вашей принцессе, но муж не говорит мне, какова цель назначенной встречи. Он так… так встревожен происходящим Я не представляю себе, что могло заставить его согласиться посетить дом того человека.

— Но почему ты говоришь об этом мне?

— Это была идея Ниала, как я уже сказала. Мы беседовали с ним, и он предложил: «Сообщи все как можно скорее Алеку-иАмасе». Почему бы он послал меня к тебе?

— Понятия не имею, госпожа, но даю тебе слово, что твоего секрета никому не открою.

Амали стиснула руку юноши, полными слез глазами вглядываясь в его лицо.

— Я люблю мужа, Алек-и-Амаса, и больше всего на свете не хочу, чтобы с ним случилось несчастье или бесчестье. Я не стала бы говорить с тобой, если бы не боялась за него. Я не могу ничего объяснить — просто с тех пор, как начались эти проклятые переговоры, у меня на сердце лежит ужасная тяжесть. Ведь теперь больше, чем когда-либо, мой муж — преданный союзник Клиа-а-Идрилейн.

— Он знает об этом. Когда должны встретиться кирнари?

— За вечерней трапезой. Вирессийцы всегда ужинают после заката Алек запомнил полезную информацию.

— Пожалуй, тебе лучше теперь вернуться в зал, госпожа, пока тебя не хватились.

Амали благодарно улыбнулась Алеку и выскользнула из комнаты. Алек подождал несколько секунд, потом отправился в казарму искать Ниала.

Рабазиец играл в бакши с Бекой и несколькими ее солдатами, но как только Алек появился в дверях, извинился и прошел вместе с юношей в конюшню.

— Я только что разговаривал с Амали, — сообщил Алек. На лице Ниала отразилось облегчение.

— Я боялся, что она не обратится к тебе.

— Но почему, Ниал? Почему ко мне? Ниал искоса взглянул на Алека.

— Кто лучше тебя сможет воспользоваться такой информацией? Если не ошибаюсь, вы с Серегилом обладаете… определенными талантами, скажем так. Серегила удерживают рядом с Клиа долг и узы крови, да и другие обстоятельства, о которых ты хорошо знаешь. Тебя же ничто не связывает.

— Под обстоятельствами ты имеешь в виду атуи? Рабазиец пожал плечами.

— Иногда понятие чести зависит от точки зрения, не правда ли?

— Так мне говорили. — Алек не был уверен, хотел ли Ниал его оскорбить или поделился с ним личным мнением. — Но какова цель встречи кирнари? Амали, похоже, не уверена в том, что для ее мужа это безопасно.

— Не знаю — я ничего не слышал до тех пор, пока ко мне не обратилась Амали. Клан Рабази приглашения не получил.

«Так вот в чем дело!» — подумал Алек, но вслух мысль высказывать не стал.

— Это странно. Мориэль-а-Мориэль все еще поддерживает Вирессу, не так ли?

— Может быть, вирессиец стал слишком высокомерным. — Ниал насмешливо поднял бровь. — И может быть, Юлан-и-Сатхил забывает, что клан Рабази принадлежит к Одиннадцати и не обязан ему повиноваться.

— Ну а если я воспользуюсь полученной информацией, что тогда? Что ты хочешь от меня взамен? Ниал снова пожал плечами.

— Только узнать о том, что касается интересов моего клана. И Акхенди.

— Акхенди? Ты просишь об этом от имени своей кирнари? Ниал заметно покраснел.

— Об этом я прошу ради себя.

— Или Амали-а-Яссара? Сколько у тебя возлюбленных, Ниал?

— Возлюбленная одна, — ответил рабазиец, глядя Алеку в глаза. — Но много тех, кого я люблю.

Алек ожидал Серегила у двери приемной, когда ближе к вечеру тот вышел от Клиа, и, отведя друга в сторону, быстро пересказал ему сообщения Амали и Ниала. Затаив дыхание, юноша ждал, что сейчас Серегил приведет какую-нибудь причину, в силу которой следует отказаться от расследования. Впрочем, его это не остановило бы, конечно.

К его облегчению, Серегил наконец нехотя кивнул.

— Клиа ничего не должна знать, пока ты не вернешься.

— Проще извиниться, чем получить разрешение, а? — ухмыльнулся Алек. — Думаю, ты не можешь?..

Серегил запустил пальцы в волосы и мрачно посмотрел на Алека.

— Я ненавижу все это, ты же знаешь. Ненавижу проклятые узы закона, чести и обстоятельств, мешающие мне действовать.

Алек коснулся щеки возлюбленного, потом его рука соскользнула к почти уже незаметному синяку на шее Серегила.

— Я рад слышать это, тали. С тех пор как мы приехали сюда, ты на себя не похож.

— На себя? — насмешливо усмехнулся Серегил. — А кто это такой, интересно? Отправляйся, Алек. Я останусь здесь и буду вести себя как примерный безобидный изгнанник.

Они проскользнули в погруженную в темноту приемную Клиа сразу после заката. Алек чувствовал себя немного виноватым, но все равно испытывал радостное возбуждение. Под плащом он был одет в ауренфэйскую тунику, штаны и разношенные башмаки, которые Серегил стащил у кого-то из слуг. Набор инструментов, извлеченный наконец из сундука, был спрятан под туникой на груди. Брать его с собой было рискованно, поэтому Алек решил ничего не говорить Серегилу, но с инструментами юноша чувствовал себя увереннее.

«Я делаю это ради Клиа, хочет она того или нет», — думал он, стараясь заглушить сомнения.

Друзья отодвинули в сторону экран, закрывающий окно, и Алек перекинул ногу через подоконник. Возбуждение опьяняло его. Наконец-то после всех этих недель он может заняться чем-то полезным. Но неожиданная мысль отрезвила его.

— У меня нет сенгаи! — прошептал он, поднимая руку к голове.

— Я не был уверен, что после всех этих лет сумею как следует его повязать, — признался Серегил. — К тому же с непокрытой головой ты будешь в темноте менее заметным — просто слуга, вышедший на вечернюю прогулку.

— Всегда-то я бываю слугой, — шутливо пожаловался Алек, пытаясь шепотом изобразить визгливый протест.

— Сказывается происхождение, — отплатил ему той же монетой Серегил, схватив за шиворот и встряхнув. — Пусть придет к тебе удача среди теней, тали!

— Надеюсь.

До земли было недалеко, и Алек спрыгнул беззвучно. Эта сторона дома выходила в отходящий от улицы проход. Если свернуть вглубь, можно было выйти к конюшенному двору. И там, и на улице стояли часовые. Алек слышал, как где-то впереди переговариваются Арбелус и Минал. Дождавшись, пока они повернутся к нему спиной и двинутся к двери дома, юноша быстро пересек поросшую травой улицу и растворился среди теней на противоположной стороне.

Его погоня за Торсином неделей раньше была действием импульсивным, счастливой случайностью. На этот раз у него была определенная цель, и Алек смотрел на город совсем другими глазами, вспоминая, как в Римини он выполнял подобные же задания. Здесь не нужно было опасаться встречи с карманниками и грабителями, не нужно было скрываться от ночной стражи. Не окликали его из темноты потаскухи обоего пола, не было сумасшедших, нищих, пьяных солдат. Появившиеся с прибытием в город жителей таверны не обладали зловещим обликом злачных мест в Скале.

Однако странная тишина, затопившая Сарикали ночью, угнетала Алека, и ему мерещились в темных дверях фигуры призраков. Никогда раньше он не чувствовал так остро, что это город мертвых, лишь иногда населенный живыми людьми. Встречая на улицах других прохожих, Алек чувствовал облегчение, хотя старался держаться от них подальше.

Проходя мимо тупы Хамана, Алек пережил неприятный момент. Его внимание привлекло какое-то движение в переулке слева. Юноша дошел до следующего здания, быстро свернул за угол и притаился, ожидая, не выдадут ли себя те, кто мог за ним следить. Никто не появился, только крик ночной птицы нарушил тишину.

Стряхнув с себя липкое ощущение, будто за ним наблюдают, Алек двинулся дальше — теперь уже бегом, чтобы наверстать потерянное время. Хоть его и не приглашали на встречу, опаздывать не годилось.

Величественный дом Юлана-и-Сатхила высился на холме над Вхадасоори. По словам Серегила, который бывал там в юности, помещения в нем располагались вокруг нескольких больших внутренних дворов, как в резиденции клана в Гедре. Оглядывая элегантно гладкие стелы из близлежащего переулка, Алек снова вздохнул по виллам в Римини, с высокими деревьями вокруг и такими полезными резными украшениями. Однако если дом кирнари Вирессы отличался внутри теми же особенностями, что и снаружи, то отсутствие удобной опоры для рук и ног с лихвой искупалось тем обстоятельством, что хозяева легкомысленно обходились без ограды, сторожевых псов, часовых и замков; и к тому же здание имело по крайней мере несколько окон.

Окна по большей части не были освещены. Единственные видимые признаки чьего-то присутствия Алек заметил в помещении слева от главного входа. Юноша сбросил башмаки и уже приготовился нырнуть в одно из окон, как услышал приближающийся стук копыт. Четверо всадников подъехали к дому и постучали в дверь. Когда она открылась, в ярком свете Алек мельком увидел прибывших. Лиц их рассмотреть он не смог, но заметил пурпурные сенгаи Брикхи.

«Похоже, я добрался вовремя», — подумал Алек.

Он подождал, пока дверь закроется, а потом босиком бесшумно подбежал и спрятался за колоннами. Окно справа от входа выглядело достаточно многообещающе: темное и без ставень. Алек скользнул через подоконник и скорчился на полу, прислушиваясь Скоро он убедился, что в комнате никого нет. Тогда юноша вытащил из своего набора инструментов светящийся камень и, прикрывая его рукой, огляделся. Комната была пуста, из нее вела единственная дверь. Алек сунул светящийся камень за пояс и прокрался в неосвещенный коридор. Его босые ноги бесшумно ступали по гладкому каменному полу.

Скоро Алек нашел проход, ведущий в главный зал. Выглянув из двери, он увидел, как зал пересек слуга, тут же вернувшийся с несколькими лапносцами. До юноши донеслись слова: «Добро пожаловать в сад».

«Действительно, удача в сумерках сопутствует мне», — подумал Алек, возвращаясь тем же путем, что и пришел. Каковы бы ни были местные порядки насчет воровства и чтения мыслей, похоже, ауренфэйский бог милостив к смиренному ночному соглядатаю. Если бы только везение не изменило ему, пока он не найдет нужный сад.

После нескольких неудачных попыток Алек нашел наконец комнату, низкий балкон которой выходил в освещенный двор. Подкравшись к ведущей на балкон арке, юноша выглянул в нее и тут же отпрянул, боясь, что громкий стук сердца выдаст его присутствие. менее чем в двадцати футах от него сидел Юлан-и-Сатхил. Успокоившись и двигаясь со всей осторожностью, Алек снова бросил взгляд во двор.

Большой полный раскидистых растений сад во внутреннем дворе освещался светильниками в форме полумесяца, укрепленными на высоких шестах. Юлан сидел лицом к своим гостям, которые по большей части Алеку видны не были. Судя по доносившимся голосам, их было не больше дюжины. Алек узнал кирнари Лапноса и Брикхи, сидевших среди членов малых кланов, слуги обносили гостей вином и сладостями.

Алек уже собрался на животе подползти поближе к балюстраде балкона, когда дуновение ветерка донесло до него запах, заставивший его замереть на месте. Эту смесь ароматов пряностей и мускуса он встречал только однажды: в Доме с Колоннами Волосы у Алека зашевелились, по спине пробежали мурашки.

В поисках источника запаха он повернулся — как раз вовремя, чтобы заметить полоску света под дверью. Алек только успел прижаться к стене за дверью, как она распахнулась. Сквозь щель между притолокой и дверью юноша увидел стражника, со скучающим видом поднявшего лампу и оглядевшего комнату. Удовлетворенный осмотром, он вышел, закрыв за собой дверь.

Алек оставался там, где был, почти целую минуту, дожидаясь. пока сердце перестанет колотиться, и принюхиваясь, как гончая. На мгновение ему показалось, что он снова чувствует запах благовония.

— Кто ты? — прошептал юноша и тут же понял, что боится услышать ответ.

Однако никто ему не ответил, и аромата он больше не ощущал «Не будь глупцом!» — выругал себя Алек и снова подполз к выходящей на балкон арке. Просто кто-то, сильно надушенный, прошел мимо по коридору — может быть, его-то и искал стражник. Возможно, такое благовоние — достаточно распространенное. С другой стороны, со времени приезда в Ауренен Алек бывал на бесконечных пирах, где присутствовало множество народа, но никогда не обонял ничего подобного.

Он стряхнул с себя беспокойные мысли: нельзя было позволить себе и дальше терять время.

Подобравшись теперь к арке с другой стороны, Алек выглянул снова Сердце его оборвалось, когда он узнал старого друга Серегила, гедриица Риагила-и-Молана, сидящего между Руеноми-Ури из Дации и Райшем-и— Арлисандином. Кирнари Брикхи и Силмаи тоже были среди гостей, как и главы нескольких меньших кланов.

Из разговоров юноше стало понятно, что еще не все гости в сборе. Через несколько минут явилось несколько хаманцев, хотя среди них не было старого Назиена-и-Хари; хозяина приветствовал Эмиэль-и-Моранти.

При виде его Алек оскалил зубы; отвращение, которое он испытывал к этому человеку, умерялось лишь удовольствием от того, что высокомерный подонок и не подозревает о присутствии тайного наблюдателя.

Должно быть, Юлаи больше никого не ждал, потому что встал и обратился к собравшимся. Алек прислонился спиной к стене и приготовился слушать.

— Друзья мои, мое противодействие требованиям скаланцев для вас не секрет, — начал Юлан. — Меня часто обвиняют в том, что я действую из собственных интересов. Я этого не отрицаю и тем более не вижу оснований извиняться. Я вирессиец и к тому же кирнари. На первом месте для меня стоит долг перед моим кланом. В этом нет бесчестья.

Юлан помолчал, словно чтобы дать время гостям поразмыслить над тем, кому преданы они сами.

— До сих пор моя позиция определялась желанием сохранить преуспевание моего клана. Как и вы все, я питал огромное уважение к Идрилейн-а-Элестера. Она была тирфэйе, но обладала величайшим атуи и доблестью. Клиа-а-Идрилейн очень напоминает свою мать, и я испытываю к ней не меньшее уважение.

Но теперь Идрилейн мертва, и трон наследует не Клиа, а ее сводная сестра Фория. Я созвал вас сегодня не как вирессиец и не как кирнари, но как ауренфэйе, который понимает, что решать, каковы должны быть наши отношения с внешним миром, и действовать мы должны как единый народ. Новая царица Скалы не является человеком чести. Этому я имею доказательства.

Алек вскочил на ноги и выглянул в сад. Юлан держал в руках несколько свитков пергамента, на самом большом из которых виднелась большая восковая печать, слишком хорошо знакомая Алеку.

О Иллиор! Воспоминания о почти уже забытых секретах окутали Алека словно саван. Юлан держал в руках царский приказ, без сомнения, тот ненайденный второй экземпляр поддельного документа, который Фория использовала пять лет назад, чтобы направить в другое место груз золота, предназначенного для сокровищницы Скалы. Тогда это казалось просто глупой уловкой, предпринятой, чтобы выгородить родственника наместника, благородного Бариена, который, по слухам, был любовником Фории. На самом же деле все это было подстроено врагами царицы, известными как леранцы. Алек с Серегилом случайно раскрыли этот заговор, когда занялись тем мастером, который и изготовил фальшивки. Только Нисандер знал об охлаждении между царицей и ее дочерью в результате раскрытия всех обстоятельств. Алеку же было известно только, что Фория осталась наследницей престола.

Юноша в расстройстве кусал губы, слушая, как Юлан разворачивает перед слушателями еще более мрачную картину. Фория представала слабой женщиной, которой управляют страсти, а не честь.

Снова рискнув выглянуть во двор, Алек заметил на лицах хаманцев и лапносцев выражение злорадства. Кирнари Гедре озабоченно перешептывался с побледневшим Райшем-и-Арлисандином. Старейшина Силмаи смотрел на свои руки, погрузившись в невеселые мысли.

Юлан-и-Сатхил продолжал разоблачения, проявляя лишь искреннее желание предупредить соотечественников, но Алеку все же показалось, что глаза кирнари блестят триумфом.

«Ну и ловкач же ты!» — подумал юноша, не зная, ненавидеть ему Юлана или восхищаться им.

Серегил был слишком обеспокоен, чтобы находить удовольствие в компании, а потому рано ушел в свою комнату и попытался читать, сидя у камина; однако книги одна задругой ложились беспорядочной грудой у его кресла. Скоро он вскочил и начал шагать по комнате, представляя себе несчастья, которые могли так задержать Алека, одно другого хуже.

Не считая обыска Алеком комнаты Торсина, прошел уже не один месяц с тех пор, как кто-нибудь из них предпринимал попытки проникнуть в чужое жилище. Звезды на небе смещались, приближалась полночь, и Серегил тревожился все больше, как будто Алек все еще был его зеленым подмастерьем.

Может быть, его схватили… Серегил мог представить себе гнев Клиа, если вирессийцы приведут связанного Алека и обвинят в шпионаже. А может быть, юноша угодил в руки его друзей-хаманцев…

Нет, решил Серегил, растирая побледневшие синяки на плече, для этого Алек слишком ловок. Наверное, он просто заблудился.

Серегил уже почти убедил себя, что должен отправиться на поиски, когда Алек скользнул в комнату.

— Ну? — нетерпеливо спросил Серегил. Алек хмуро посмотрел на друга.

— Тебе не понравится то, что я расскажу. Юлан разнюхал про Форию и Бариена, да и про всю ту историю с поддельными бумагами и золотом для леранцев.

— Тухлые потроха Билайри!

— И уж он постарался расписать нашу новую царицу как бессовестную лгунью, — продолжал Алек, поспешно натягивая собственную одежду. — Ты ведь понимаешь, что это значит!

— Да, — вздохнул Серегил. — Пойдем найдем Теро и все ему расскажем.

Клиа явилась в комнату Теро, закутанная в мягкую бархатную накидку, с всклокоченными после сна волосами. Однако вся сонливость слетела с нее при одном взгляде на троих мужчин, мрачно смотревших в огонь камина. Теро закрыл за ней дверь и наложил чары, гарантировавшие, что никто не сможет подсматривать и подслушивать.

Клиа, подняв брови, следила за ним, потом опустилась в единственное кресло.

— Ну, выкладывайте все начистоту. Серегил оперся локтем на каминную полку и начал рассказ о событиях, которые должны были бы навсегда остаться тайной.

— Дело касается Фории и бывшего наместника твоей матери.

— Бариена? Но он же наложил на себя руки два года назад. Что на свете?..

Серегил предостерегающе поднял руку.

— Тебе придется выслушать длинную историю. Ты знаешь, что твоя сестра и Бариен были любовниками?

— Я всегда это подозревала и никак не могла понять, почему их связь держится в таком секрете. Фория была в отчаянии, когда он умер.

— А о трениях между царицей и Форией после его смерти ты знала?

— Более или менее, хотя ни одна из них не пожелала говорить о причине. Почему ты теперь, да еще ночью, начинаешь все это раскапывать?

Серегил вздохнул, значит, напрасно он надеялся, что Идрилейн поделилась с дочерью тайной, прежде чем та отправилась в Ауренен. Да и кто мог предположить, что в этом когда-нибудь возникнет надобность?

— Госпожа, Фория и Бариен, не подозревая об этом, оказались виновны в измене. У Бариена был племянник, благородный Теукрос. За несколько лет до смерти Бариена леранцы запутали молодого повесу и вынудили совершить предательство. Все всплыло, когда мы с Алеком выследили женщину, чуть не ставшую причиной твоей и Алека гибели.

— Кассарию. — Клиа провела рукой по еле заметному шраму на щеке; глаза ее потемнели от гневного изумления. — Бариен и Фория были связаны с ней и с ее подручными? С этими мерзкими бунтовщиками?

— Не подозревая об этом, заверяю тебя.

— То, что теперь нам придется тебе рассказать, — заговорил Теро, — было известно только Нисандеру, Серегилу, Алеку и мне. Нисандеру многое открыли твоя мать и Фория сразу после смерти Бариена, а старый волшебник посвятил нас в тайну, потому что мы должны были разоблачить Кассарию.

— Серегил был в тюрьме, когда умер Бариен, — возразила Клиа.

Серегил ответил ей смущенной улыбкой, стараясь не смотреть на Теро.

— Не совсем. Теро любезно одолжил мне свое тело, а сам в моем сидел в башне, пока мы с Алеком занимались разведкой. Клиа подняла руку.

— Ладно, просто расскажи мне, в чем было дело.

— Мы нашли мастера, изготовившего подделки, из-за которых арестовали меня и казнили нескольких скаланских аристократов, в чьих жилах была примесь ауренфэйской крови. При этом мы наткнулись и на еще более глубоко уходящий заговор с целью опозорить твою мать. За три года до того леранцы помогли молодому дураку Теукросу наделать долгов, зная, что наместника можно заставить прийти на помощь родичу. Бариен в отчаянии обратился к Фории, и та помогла ему переправить леранцам золото, предназначавшееся для царской сокровищницы. Для этого они использовали фальшивые приказы царицы — бумаги подделал тот самый мастер, которого мы с Алеком выследили. Ни Фория, ни Бариен не подозревали, кто стоит за всем этим, уверяю тебя. Прикрытием заговорщикам служил Теукрос. Полагали, что он быстро рассчитается с долгами, и Фория и Бариен думали, будто тем все и кончится; они не подозревали, что золото пошло прямиком в сундуки леранцев. Когда мы с Алеком разоблачили автора фальшивок, все вышло наружу. Бариен не вынес позора и покончил с собой. Фория призналась во всем твоей матери и Нисандеру.

Руки Клиа стиснули подлокотники кресла.

— И никому не пришло в голову, что мне следовало бы об этом знать?

— Честно говоря, нет, госпожа, — пробормотал Серегил — С нас, тех немногих, кто обо всем знал, Идрилейн и Нисандер взяли клятву хранить секрет. Мы думали, что унесем его с собой в могилу. Мы никак не рассчитывали, что все это известно и кому-то из врагов царицы.

— Тут-то я и вступаю в игру, госпожа, — виновато признался Алек. — Я узнал о том, что Юлан-и-Сатхил сегодня собирает кирнари — тех, кто тебя поддерживает или склоняется к этому, — на секретную встречу в своем доме. Прости меня: я нарушил твой приказ и отправился шпионить за ними.

— С моего ведома и разрешения, — быстро добавил Серегил.

— Продолжай, — вздохнула Клиа.

— Каким-то образом Юлан-и-Сатхил завладел одним из тех фальшивых приказов царицы, а также проведал об участии Фории в мошенничестве, — сообщил Алек. — Я узнал тот свиток. У Юлана были и еще какие-то бумаги, но я был слишком далеко, чтобы их разглядеть. Так или иначе, вирессиец воспользовался документами, чтобы показать действия Фории в самом черном свете: ты же знаешь, как высоко ауренфэйе ценят честь и преданность семье. Он изобразил ее ненадежной союзницей, почти предательницей, с которой опасно иметь дело. Он также утверждал, что твоя мать проявила слабость и недальновидность, не отстранив Форию от наследования трона.

— Это самое малое, что сделал бы на ее месте любой кирнари; скорее всего дело кончилось бы изгнанием, — добавил Серегил. — Наследственная власть моему народу кажется бессмыслицей, и история с фальшивками не поднимет ее престиж.

— Кто был на той встрече? — спросила Клиа, бросая на Алека бесстрастный взгляд.

Юноша перечислил тех, кого видел.

— И как они отнеслись к разоблачениям Юлана?

— Мне мало что было видно, но, судя по разговорам, все были смущены. Кирнари Силмаи высказался в твою пользу, хаманцы явно радовались.

— Именно этого и хотел добиться Юлан-и-Сатхил, я уверен, — сказал Теро.

Клиа кивнула.

— Как вы думаете, каким образом он получил нужные сведения?

— Я думал об этом, — ответил Серегил. — Есть несколько возможностей. Он мог получить документы от пленимарцев — у тех наверняка были шпионы среди заговорщиков. Или кто-то из имевших дело с Теукросом проговорился. С другой стороны, Юлан мог знать обо всем с самого начала и просто выжидать момента, когда удалось бы извлечь из скандала наибольшую пользу.

— Могу себе представить, — согласилась Клиа. — Но ты думаешь, что есть и другое объяснение?

Серегил быстро взглянул на Алека; тот слегка кивнул и отвернулся.

— Благородный Торсин, госпожа…

— Торсин?

— Торсин тайно встречался с кем-то в тупе Катме примерно через две недели после нашего прибытия в Сарикали, — сообщил Серегил. — По крайней мере один вирессиец на той встрече был, и есть свидетельства того, что пригласил его Торсин. Алек тогда случайно обнаружил, что Торсин ночью уходил из дома.

Клиа бросила на Алека укоризненный взгляд, заставивший юношу покраснеть.

— Когда я велела вам двоим не шпионить ни за кем без моего разрешения, это относилось и к членам нашего собственного посольства. — Серегил попытался ответить, но принцесса оборвала его: — Слушайте меня, вы оба. Можете не беспокоиться насчет Торсина. Откуда бы Юлан ни добыл эти порочащие мою сестру сведения, уверяю вас, Торсин тут ни при чем. Я хотела бы, чтобы вы приложили усилия к другому: выяснили, откуда он их получил на самом деле.

«Она знает, чем занимается посол по ночам, или по крайней мере так считает», — подумал Серегил, ежась от неожиданного выговора. До него теперь дошло, что у Клиа могут быть секреты и от него самого. С другой стороны, Серегил был уверен, что Торсину ничего не известно об их с Алеком особых талантах. А если все это так, то Клиа ведет гораздо более сложную игру, чем можно было предположить. Серегил бросил взгляд на мага, гадая, что может быть известно тому. Теро, казалось, не особенно удивился услышанному.

— Если документы получены Юланом от пленимарцев, то это, возможно, объясняет и как мы попали в засаду у Эамальских островов, — задумчиво сказал Теро. — Может быть, почтенный кирнари расплатился информацией за информацию.

Клиа медленно покивала головой.

— Мне очень хотелось бы узнать правду. Переговоры слишком затягиваются. В каждом письме, которое приходит от Фории, она требует результатов более нетерпеливо, чем в предыдущем. Теперь она чуть ли не обвиняет меня в намеренном промедлении.

— Как может Фория думать так! — воскликнул Алек.

— Кто может знать, что и почему теперь думает моя сестра! — Клиа устало потерла глаза. — Но эта история с вирессийцами может повернуть дело в нашу пользу. Скажи мне, мой ауренфэйский советник, есть ли основания утверждать, что Юлан повел себя бесчестно в отношении меня?

— Такой довод можно использовать, — ответил Серегил. — Конечно, если тебе придется объяснять лиасидра, как ты обо всем узнала, Алек окажется в неловком положении.

— Что ж, позаботьтесь о том, чтобы никому ничего не пришлось объяснять. Через два дня мы, а также главы одиннадцати кланов приглашены к Юлану-и-Сатхилу.

— То ли ты предлагаешь, о чем я думаю, госпожа? Клиа красноречиво пожала плечами.

— Какой смысл брать на охоту лучших борзых, если не спускать их с поводка? Завтра первым делом я поговорю с благородным Торсином и с Адриэль насчет всего того, что узнала от вас. Мой советник и самая преданная союзница не должны быть захвачены врасплох.

— Ты скажешь Торсину, что я следил за ним? — нервно поинтересовался Алек.

— Нет, но дай мне слово, что больше так поступать не будешь. Ты меня понял?

— Да, госпожа.

Клиа проницательно взглянула на Серегила.

— К тебе это тоже относится.

— Даю тебе слово. А как насчет Ниала? Если бы не он, мы могли бы ничего не узнать. Он просил Алека сообщить ему о том, что удастся выяснить.

Клиа вздохнула.

— Ах да, Ниал… Он оказал нам услугу, да и все равно слухи поползут — Юлан явно рассчитывает на это. Расскажи ему о том, что слышал, Алек. Но ничего больше.

Глава 26. Война

Возбуждение от победы заставило Форию почувствовать себя моложе. Два дня ее войска сражались под проливным весенним дождем и оттеснили— таки пленимарцев от перевала к западу от реки. Потери с обеих сторон были тяжелые, но Скала отвоевала несколько драгоценных акров.

Когда Фория скакала через лагерь во главе сильно поредевшей конной гвардии, отовсюду слышались приветственные крики. С ними мешались горестные вопли следовавших за армией женщин и детей, не увидевших среди возвращающихся своих мужей, сыновей и отцов. Солдаты молча отдавали честь павшим, которых везли за гвардией на скрипучих телегах.

Проезжая мимо палаток ремесленников, новая царица заметила кого-то из гончаров; женщина стояла, уперев руки в бедра, и явно прикидывала, пересчитывая опустевшие седла, сколько урн для пепла понадобится: в них погибшие в бою воины совершат последнее путешествие домой.

Фория отогнала мысль о потерях. Этой весной победы не так уж часто выпадали на долю скаланцев, и царица хотела в полной мере насладиться этой.

Впереди раздались громкие приветствия: у шатра Фории собирались ее личная охрана и слуги.

— Ты показала им сегодня, генерал! — выкрикнул покрытый шрамами ветеран, размахивая знаменем своего полка. — Веди нас в бои завтра, и мы тебя не посрамим!

— Ты ни в одной битве не посрамил меня, сержант, — ответила Фория. Раздался новый взрыв воинственных криков. Солдаты все еще предпочитали называть Форию ее воинским званием, и царицу сейчас это порадовало.

Спешившись, Фория впереди своих офицеров прошла в шатер, где были накрыты столы. Это был не пир, конечно, но все же заслуженное воздаяние мужественным воинам.

Они все еще утоляли голод, когда у входа в шатер появился капитан Транеус. Он был весь покрыт дорожной грязью, а через плечо у него висела почтовая сумка.

— Какие новости из Римини? — окликнула его Фория.

— Принц Коратан прислал тебе письмо, и есть свежие отчеты из Ауренена.

— Транеус протянул царице сумку.

Внутри оказались три свитка. Прочтя первый, письмо от брата, Фория почувствовала, как радостное возбуждение покидает ее. Царица дважды перечитала написанное и окинула взглядом любопытные лица сотрапезников.

— Пленимарцы напали на южное побережье Скалы. Они сожгли уже три города: Калис, Ялин и Треболин.

— Ялин! — охнул генерал Арлис. — Это же всего в пятидесяти милях от Римини.

Виски Фории сжала боль. Она отложила письмо брата и взялась за свиток, запечатанный воском с оттиском перстня Клиа. Новости принцесса сообщала все те же: переговоры шли медленно. Правда, кажется, удалось склонить на свою сторону хаманцев, однако никакой помощи ауренфэйе пока не предоставили, и конца проволочкам не видно.

Закрыв глаза, Фория потерла переносицу; головная боль терзала ее все сильнее.

— Оставьте меня, — приказала она офицерам. Когда шаги и скрип портупеи затихли, царица подняла глаза и увидела стоящего рядом Транеуса.

Только теперь Фория взяла третий свиток, запечатанный всего лишь несколькими каплями воска от свечи. Как и прочие отчеты, полученные ею за последние недели, этот был написан в очень осторожных выражениях. Фория сделала вывод, что Клиа пишет правду, но старается придать событиям более обнадеживающий вид, чем они того заслуживают

— Наша наблюдательница пишет мне, что влияние Вирессы растет, — сказала Фория Транеусу. — Переговоры стоят на месте. Она не разделяет оптимизма моей сестры. Ходят даже слухи, что вирессийцы могут предпочесть пленимарское золото нашему.

Царица протянула письмо Транеусу, который запер его в шкатулке с аккуратно уложенными другими свитками.

— Что должен я сообщить в Римини, госпожа?

Фория повертела кольцо на левой руке. Пальцы ее, целый день сжимавшие рукоять меча, воспалились и отекли, и ей пришлось поплевать на них, чтобы кольцо наконец снялось. Вытерев камень подолом туники, Фория мгновение помедлила, любуясь игрой света на резной фигурке дракона.

— Отвези кольцо моему брату. Я хочу, чтобы он получил его через два дня. Никто, кроме тебя, не должен ничего знать. Отправляйся немедленно.

Транеус только что проделал трудный путь — несколько дней по морю и непролазной грязи дорог. Приказ Фории означал, что отдохнуть ему не удастся, но на лице офицера не отразилось ничего, кроме преданности, — как царица и ожидала. Если Транеусу удастся выжить, к концу войны на его ловкой руке может появиться другое кольцо…

Оставшись одна в просторном шатре, Фория откинулась в кресле и с легкой улыбкой взглянула на светлый след от кольца на пальце.

Голова у нее больше не болела.

Глава 27. Снова призраки

Серегил проснулся на рассвете последнего дня траура, снова пытаясь вспомнить сон, прежде чем он растает. Сновидение началось с тех же знакомых образов, но на этот раз, кажется, в углу комнаты стоял руиауро, Лиал; он явно пытался сказать Серегилу что-то очень важное, но треск и рев пламени заглушали его голос.

Сновидение не оставило ощущения паники, но Серегил точно знал, куда должен пойти немедленно; это место тянуло его к себе, словно леска попавшуюся на крючок рыбу. Он со вздохом выскользнул из постели, гадая, успеет ли вернуться в свою комнату прежде, чем дом заполнится посетителями.

Кто-то пел на верхнем этаже Нхамахата, приветствуя рассвет, когда Серегил верхом приблизился к башне. Стаи маленьких дракончиков носились вокруг, их тощие тельца в первых солнечных лучах казались отлитыми из темного золота.

— Марос Аура Элустри чиптир, — прошептал Серегил, сам не зная, что заставило его вспомнить молитву; однако он внезапно почувствовал благодарность судьбе за то, что оказался сейчас в этом священном месте.

Надев у входа маску, Серегил последовал-за служительницей в главный зал. Там уже лежало несколько человек, явившихся в Нхамахат ради вещих снов.

— Я хотел бы поговорить с Лиалом, если можно, — сказал Серегил девушке.

— Лиал мертв, — ответила она.

— Мертв! — ахнул Серегил — Когда это случилось? И как?

— Почти сорок лет назад. Он очень тяжело болел, я думаю.

Пол, казалось, покачнулся под ногами Серегила.

— Понятно. Можно мне воспользоваться дхимой?

Девушка разожгла жаровню и дала Серегилу горсть трав, дым которых навевает сны. Он с почтительным поклоном взял то и другое и поспешил вниз, в пещеру. Выбрав наугад маленькое сооружение, Серегил разделся и прополз под дверной завесой, на этот раз влажная духота порадовала его. Усевшись на циновке, Серегил бросил травы на угли и помахал рукой, чтобы дым перемешался с паром.

Ритмичные глубокие вдохи помогли ему расслабить мускулы; наркотический дым постепенно начал оказывать свое действие.

Первая мысль, явившаяся Серегилу, была о том, что на сей раз он не испытывает страха — не испытывает с того момента, когда неожиданно решил отправиться в Нхамахат. Ему не было больше трудно дышать: он явился сюда по собственной воле, без опасений и отвращения.

Серегил закрыл глаза, чувствуя, как собравшийся под маской пот стекает по носу. Дым от тлеющих трав щипал легкие и заставлял голову кружиться, но Серегил теперь не имел ничего против; он терпеливо ждал.

— Ты начинаешь понимать, сын Корита, — произнес знакомый голос.

Открыв глаза, Серегил обнаружил, что сидит на нагретом солнцем камне у драконьего озера в горах Акхенди. Рядом с ним сидел Лиал, глаза которого снова сияли золотом.

— Не уверен, что это так, достопочтенный, — возразил Серегил, ежась под холодным горным ветерком.

Руиауро поднял камешек и кинул его в воду. Серегил проводил камешек взглядом, а когда снова оглянулся, на месте Лиала сидел Нисандер. Это преображение почему-то не удивило Серегила; он только ощутил ту же необъяснимую благодарность судьбе, что и при виде мельтешащих в воздухе дракончиков.

Нисандер сидел, скрестив ноги, и смотрел на воду; лицо его было спокойно. Старик был одет в любимый драный кафтан, а носки поношенных сапог были мокрыми, словно маг только что шел по покрытой росой траве. Вьющиеся седые волосы, окаймляющие лысину, шевелил ветерок, и на коротко подстриженной бороде Серегил заметил чернила. Ни разу со дня смерти старого друга Серегил не видел его во сне, а когда думал о нем наяву, то, несмотря на все старания, мог вспомнить лишь окровавленное мертвое лицо, а не того Нисандера, с которым делил счастливые часы.

Серегил поспешно отвел глаза, приготовившись к тому, что видение исчезнет. Ласковая рука коснулась его подбородка, заставляя его взглянуть в лицо волшебнику.

— Открой глаза, Серегил!

Тот послушался и чуть не расплакался от облегчения: перед ним был Нисандер, ничто не изменилось.

— У тебя очень упрямый ум, милый мальчик, — сказал Нисандер, похлопав Серегила по щеке. — Ты можешь выследить черную кошку безлунной ночью, но собственное сердце для тебя — неведомая земля. Ты должен быть более внимателен.

Нисандер опустил руку, и теперь Серегил увидел, что старый волшебник держит один из загадочных стеклянных шаров. Небрежным взмахом маг подкинул шар в воздух. Сфера блеснула в солнечных лучах и разлетелась на тысячу осколков, ударившись о камень. На какой-то ужасный момент Серегил снова оказался на продуваемом всеми ветрами пленимарском берегу, кровь — кровь Нисандера — капала с его сломанной рапиры. Так же мгновенно, как появилось, видение растаяло.

— Какой прелестный звук, правда? — спросил волшебник, с улыбкой глядя на осколки.

Серегил смахнул слезы и попытался понять, что все это значит.

— Руиауро говорил, что я должен их сохранить. Но Нисандер исчез, и на его месте снова сидел Лиал. Руиауро покачал головой.

— Я сказал, что они твои, сын Корита. Но это тебе и так известно и было известно давно — до того, как ты ко мне пришел.

— Нет, ничего подобного! — воскликнул Серегил, но на этот раз менее уверенно. — Что я должен сделать?

Ветер стал совсем ледяным. Серегил поджал ноги и обхватил руками колени, пытаясь согреться. Рядом кто-то зашевелился, и Серегил увидел, что теперь Лиала сменил молодой дракон размером с быка — дракон с золотыми добрыми глазами

— Ты — дитя Ауры, маленький братец, дитя Иллиора. Приближается следующее па твоего танца. Возьми с собой только то, что тебе нужно, — сказал дракон голосом Лиала. С этими словами он с грохотом, похожим на летний гром, расправил кожистые крылья и взлетел, заслонив солнце.

Серегил почувствовал, что тонет во тьме. Горячий едкий воздух в дхиме давил на него со всех сторон. Задыхаясь, он нащупал кожаную завесу, выполз наружу и упал, ловя воздух ртом, на теплый шершавый камень пола пещеры.

Левая рука Серегила что-то нащупала. Даже без того слабого света, который проникал сюда из главной пещеры, Серегил узнал предмет, узнал прохладу слегка шероховатого стекла, которого коснулись его пальцы. Шатаясь, Серегил поднялся на ноги и взвесил шар в руке. Шар был тяжелый, гораздо тяжелее, чем следовало бы быть сфере не больше вороньего яйца, — драгоценный и отвратительный, шар принадлежал Серегилу, и тот мог делать с ним, что хотел.

«Возьми с собой только то, что тебе нужно». В неожиданном страстном порыве Серегил швырнул шар в стену. На этот раз видения не последовало, раздался только порадовавший Серегила звон разбитого стекла.

Солнце еще еле встало, когда Серегил вышел из Нхамахата. Все тело его болело, он испытывал такую усталость, словно и в самом деле проделал пешком путь до горного озера и обратно.

Вернувшись домой, Серегил поднялся в свою комнату по задней лестнице. Алек все еще спал, накрыв голову подушкой. Стук двери разбудил его. Из-под подушки выглянула всклокоченная голова.

— Вот и ты, — сказал Алек, опираясь на локоть. — Снова ранняя прогулка? Где ты был на этот раз?

Серегил не сразу нашел слова. Он сел на край постели и потрепал Алека по спутанным волосам.

— Просто бродил, — наконец удалось ему произнести. — Вставай. Нас ждет многотрудный день.

Кирнари Хамана одним из последних явился выразить Клиа свои соболезнования Когда слуга объявил о прибытии Назиена-и-Хари, Серегил с Алеком тактично удалились в соседнюю комнату, из-за прикрытой двери они могли следить за всем происходящим.

Главу клана сопровождал десяток родичей; среди них был Эмиэль-и— Моранти.

— А что, если Назиен знает, где был его племянник прошлой ночью? — прошептал Алек.

Серегил обнаружил, что вопреки собственному желанию надеется это не так. Как ни горделив и высокомерен был хаманец, Клиа явно испытывала к нему симпатию, и это чувство, похоже, было взаимным.

Назиен и остальные положили на жаровню по кедровой щепке и поклонились Клиа.

Пока Назиен что-то тихо говорил Клиа, Серегил внимательно следил за его племянником, ожидая, что тот чем-нибудь себя выдаст. Однако лицо Эмиэля оставалось бесстрастным; хаманец, похоже, просто скучал Когда все положенные по обычаю слова были сказаны, Клиа наклонилась вперед и пристально взглянула в лицо старику.

— Скажи мне, кирнари, скоро ли лиасидра даст ответ на мои просьбы? Мне так хочется вернуться на родину и по-настоящему поклониться могиле моей матери.

— Переговоры пора заканчивать, — согласился Назиен. — Ты проявила завидное терпение, хотя не уверен, что решение лиасидра тебя порадует.

— Значит, ты думаешь, что мне ничего не удастся добиться? Назиен развел руками.

— Я не могу решать за других. Однако что касается меня, то какие бы чувства я ни питал к твоему родичу, изгнаннику, знай: я никогда не поддерживал те жесткие меры, которые были введены Эдиктом об отделении.

Стоявший позади кирнари Эмиэль ничего не сказал, но Серегилу показалось, что молодой хаманец напрягся.

— Я стар и, возможно, слишком часто вспоминаю прошлое, — продолжал Назиен. — Иногда мне даже кажется, что в тебе, госпожа, я узнаю своего старого друга Коррута — такого, каким я видел его в последний раз. Ты многим мне его напоминаешь — терпеливостью, самообладанием, быстрым разумом Думаю, что и его упрямство ты тоже унаследовала.

— Как странно, — сказала Клиа тихо. — Для меня Коррут-иГламиен — человек из легенды. Его тело, прежде чем его поглотил огонь, было для меня сохранившейся реликвией древности. А для тебя он навсегда останется другом юности, ничуть не изменившимся, как Серегил — для меня. Каково это быть ауренфэйе или волшебником и жить так долго, чтобы хранить подобные воспоминания? Моя жизнь по сравнению с твоей так быстротечна, однако мне она такой совсем не кажется.

— Это потому, что ты нашла ей хорошее применение, — ответил Назиен — Боюсь, что твое пребывание в Сарикали близится к концу. Окажи мне честь — прими участие в охоте вместе с нами, прежде чем отправишься в путь.

— Твое приглашение — честь для меня, — горячо откликнулась Клиа. — Завтра — большое празднество в тупе Вирессы. Может быть, поохотимся на следующее утро?

— Как пожелаешь, Клиа-а-Идрилейн.

— Пожалуй, тебе следует предупредить принцессу о хаманских охотничьих обычаях, — любезно сказал Эмиэль. — По традиции мы обедаем только тем, что удалось добыть, так что, может быть, тебе и твоим людям придется, как и нам, удовлетвориться хлебом и турабом.

— Тогда тебя порадует то, кого я выбираю себе в спутники, — рассмеялась Клиа. — Алек-и-Амаса настреляет нам достаточно дичи для настоящего пира.

Серегил толкнул Алека локтем, глядя на пораженные лица хаманцев.

— Похоже, ты по крайней мере в числе приглашенных.

Глава 28. Воры на пиру

То ли по причине молчаливого согласия Клиа на то, чтобы они снова начали шпионить, то ли просто в результате долгого вынужденного воздержания Серегил удивил Алека проявлением бурной страсти, как только они остались одни.

— Что это такое? — со смехом воскликнул Алек, когда его не слишком нежно потащили к постели. Частые приступы мрачности и последствия загадочного «падения» Серегила привели к тому, что друг не прикасался к нему уже много дней, если не недель.

— Если тебе приходится спрашивать, значит, и впрямь прошло слишком много времени, — прорычал Серегил, стаскивая с Алека кафтан и возясь с его поясом. Он был нетерпелив и ненасытен, и Алек отвечал ему тем же. Никто из них долго не замечал, что дверь, ведущая на балкон, широко распахнута.

— Должно быть, все в доме от кухни до чердака то краснеют, то ругают нас на чем свет стоит, — со смехом сказал Серегил, когда наконец без сил растянулся на полу рядом с кроватью.

Алек свесил руку и намотал на палец прядь темных волос.

— Если они все еще прислушиваются к тому, что здесь творится, скажи, чтобы кто-нибудь позвал целителя, — вправить мне суставы.

Серегил схватил его за руку и стащил вниз, закряхтев, когда Алек свалился на него.

— Потроха Билайри, тали, да ты состоишь из одних коленей и локтей. — Уткнувшись лицом в шею юноше, Серегил глубоко вздохнул. — Ты так замечательно пахнешь, И почему это я всегда забываю…

Алек отодвинулся и взглянул в лицо другу.

— Я забыл рассказать тебе об одной вещи, которая случилась в ту ночь, когда я был у Юлана. Из-за того, что я услышал там про Форию, я и не вспомнил об одном странном происшествии.

— Ты забыл… — проворковал Серегил, снова давая волю рукам.

Алек поймал руку друга и прижал к груди.

— Да послушай же! Когда я подглядывал за Юланом, я почувствовал сильный запах какого-то благовония — он предупредил меня о приближении стражника прежде, чем тот вошел в комнату, где я прятался.

Эти слова наконец привлекли внимание Серегила.

— Предупредил тебя? Каким образом?

— Запах отвлек меня от Юлана, так что я услышал шаги стражника. Если бы не это, меня наверняка поймали бы. И к тому же такой запах я услышал не в первый раз.

— Вот как?

Алек откатился в сторону и сел.

— Это произошло вскоре после нашего прибытия в Сарикали. Кита повел меня в Дом с Колоннами, и мы наткнулись там на Эмиэля-и-Моранти . — Юноша запнулся, увидев, как угрожающе прищурился Серегил. — Ничего не было, только оскорбления.

— Понятно. А потом?

— Когда мы уходили, я почувствовал сладкий запах и в тот же момент услышал, как кто-то идет за нами. Прошлой ночью случилось то же самое, и это, может быть, меня и спасло.

Серегил задумчиво кивнул.

— С некоторыми людьми так общаются башваи. Суеверный страх пауком пробежал по спине Алека.

— Ты думаешь, это были они?

— Пожалуй Интересный поворот.

— Это один взгляд на вещи, — возразил Алек. — Там, откуда я родом, считается предзнаменованием несчастья, если мертвые начинают тобой интересоваться.

— А там, откуда родом я, говорят, бери то, что посылает Светоносный, и будь благодарен. — хмыкнул Серегил, поднимаясь и укладывая Алека в постель.

— Держи нос по ветру и дай мне знать, если снова почувствуешь тот запах.

Капрал Никидес выразительно подмигнул Серегилу и Алеку, когда на следующее утро встретил их у входа в кухню.

— Хорошо, что траур кончился, правда, благородные господа?

— Ты чертовски прав! — игриво ответил ему Серегил.

— Ох, проклятие! — пробормотал Алек, краснея. Серегил обнял друга за талию.

— Да ладно, не думаешь же ты, что наши отношения — секрет для кого— нибудь? Или ты меня стыдишься, мой маленький напыщенный ханжа далнанец?

На мгновение Серегила охватил страх, что Алек отстранится. Вместо этого он оказался с силой прижат к стене в безлюдном коридоре. Алек уперся руками в камень, наклонился и запечатлел на губах возлюбленного яростный поцелуй.

— Конечно, я не стыжусь тебя, но я и в самом деле был напыщенным ханжой далнанцем, пока не повстречал тебя Так что давай в следующий раз позаботимся о том, чтобы дверь была закрыта.

Серегил с шутливой озабоченностью пощелкал языком.

— О боги, теперь я вижу, что нам с тобой предстоит еще над многим поработать. — Серегил со смехом выскользнул из-под руки Алека и двинулся в сторону зала. — На празднике солнцестояния здесь…

— Я знаю, что творится на этом празднике, — перебил его Алек. — Молю Создателя, чтобы к тому времени мы уже вернулись в Скалу.

В зале оказались Клиа и Теро; они ждали остальных, чтобы отправиться на заседание лиасидра.

— Вы двое выглядите хорошо отдохнувшими, — сухо заметила Клиа

— Как и ты, госпожа, — галантно ответил Серегил, стараясь не рассмеяться при взгляде на смущенного Алека. — Это кстати:

нам всем сегодня придется быстро соображать.

В зале заседаний, по мере того как собирались кирнари и их советники, все больше ощущалось ожидание чего-то. Усевшись вместе с Алеком на свое обычное место позади Клиа, Серегил оглядел лица ауренфэйе и ощутил странное, еле заметное напряжение, которого не было неделю назад. Катмийцы казались необычно жизнерадостными, акхендийцы угрюмыми — и то, и другое не-предвещало ничего хорошего Скале. Тайная интрига Юлана определенно принесла плоды Первым должен был выступить Элос-и-Ориан. Он помедлил, поправляя концы своего коричневого с белым сенгаи, нагнетая напряжение, и заговорил с уверенностью человека, заранее хорошо отрепетировавшего свою речь.

— Клиа-а-Идрилейн, ты выказала величайшее терпение, — приветствовал он поклоном принцессу. — Ты гордость своего народа, а нам ты принесла новое понимание событий в мире. — Элос повернулся к ауренфэйе. — Разве мы, члены лиасидра, не осознаем той боли, которую промедление причиняет нашей гостье и ее людям? В этом зале мы обсудили многое, все могли высказать свое мнение. Что еще можем мы сделать? — Он умолк, давая собравшимся возможность выразить свое одобрение. — Воля Ауры и нашего народа должна быть выполнена. Для этого я предлагаю провести голосование у Вхадасоори через семь дней.

Один за другим кирнари выразили единодушное согласие.

— С тех пор, как мы здесь, они в первый раз оказались в чем-то согласны, — пробормотал Алек.

Принятое решение положило неожиданный конец дебатам. Чинный порядок нарушился, люди свободно бродили по залу, большие и малые кланы смешались между собой. Некоторые, и среди них акхендийцы, поспешно ушли. Другие остались, перебрасываясь шутками и задирая друг друга.

Скаланцы и боктерсийцы вышли вместе и двинулись в сторону своей тупы.

— Юлан проявил большой такт, когда велел своему зятю предложить голосование, — кисло заметила Адриэль.

— Ты думаешь, он рассчитывает извлечь выгоду из тех сомнений, что посеял? — спросила Клиа.

— Конечно, — ответил ей Серегил. — Как ты полагаешь, давно ли он задумал свой маневр? Обрати внимание: Юлан последним дает пир в твою честь.

— В мою честь только формально, — заметила Клиа. — Он пригласил всех, кто ни есть в Сарикали.

— Я бывал на пиршествах, которые устраивают вирессийцы. Они могут вышвырнуть нас из Ауренена, не дав ничего, но сначала всячески ублажат. Ты согласен, благородный Торсин?

Торсин в этот момент опять закашлялся, поэтому ответил не сразу. Вытерев губы платком и улыбнувшись, он проговорил:

— Здесь Юлану не удастся блеснуть чужеземными развлечениями, как обычно, но я не сомневаюсь: этого вечера долго никто не забудет.

— Если он так уверен в том, какое решение примет лиасидра, зачем было заставлять Элоса-и-Ориана предложить провести голосование через неделю? — спросил Алек. — Почему не завтра?

— Обычай не позволяет сделать это быстрее, — объяснил Саабан-и-Ираис. — Вы все уже заметили, что ауренфэйе не любят спешить ни в чем. К тому же семь дней — счастливое число — это четверть лунного месяца, время, которое луна пребывает в каждой из своих четырех фаз.

— Интересно, для кого это число счастливое? — протянула Клиа.

— Одна и та же луна светит всем, — ответила пословицей Мидри.

— Верно, — согласился Серегил. — И дело еще не кончено. По крайней мере у нас есть некоторое время на то, чтобы перетянуть на свою сторону тех, кто еще колеблется. Охота, которую хаманцы организуют завтра, кажется мне счастливым случаем. Назиен-и-Хари уже давно симпатизирует тебе, Клиа. Он был бы очень ценным сторонником. Если Назиен перейдет на нашу сторону, при голосовании его мнение может оказаться решающим.

— Но тогда он лишится поддержки Лапноса и многих членов собственного клана, — напомнил Торсин. — Я не стал бы особенно полагаться на его поддержку.

— По правде говоря, госпожа, мне не очень нравится, что ты отправишься с ними в безлюдные холмы, — пробормотала Бека. Адриэль покачала головой.

— Какая бы кошка ни пробежала между нашими кланами, я уверена: Назиен — человек чести. Он будет присматривать за вашей принцессой так же старательно, как если бы она была гостьей его фейдаста.

— К тому же со мной будете вы с Алеком и целая декурия солдат, — жизнерадостно добавила Клиа. — После целых недель бесконечных формальностей я с таким нетерпением предвкушаю хорошую скачку!

Убывающая луна висела низко над горизонтом, когда скаланцы и члены клана Боктерса двинулись к тупе Вирессы. По совету Серегила все участники разоделись в самые богатые свои одежды.

— Не стоит выглядеть бедными родственниками на пиру, — предостерег он скаланцев, хорошо зная, что ждет их этим вечером. Поэтому Клиа выбрала наряд, которого не постыдилась бы и царица. Когда, опираясь на руку Торсина, она вышла из дома, ее шелковое платье изысканно шуршало, а на шее, запястьях и пальцах сверкало множество ауренфэйских драгоценностей. Золотой обруч с бриллиантовым полумесяцем у нее на голове горел огнем даже в слабом свете луны и звезд. Клиа надела также скромные амулеты, подаренные ей в Акхенди.

Остальные оделись не менее нарядно. Даже Алек на улицах Римини сошел бы за члена царской семьи. Бека, которой предстояло выступать в качестве адъютанта Клиа, выглядела очень элегантно в облегающей военной форме с начищенной цепью на шее и в медном шлеме.

Дойдя до Вхадасоори, гости увидели, что вокруг дома вирессийского кирнари ярко горят огни. Процессия во главе с Клиа и Адриэль обогнула широкий водоем и, пройдя между двумя каменными исполинами, вышла к колоннаде у входа, которую чья-то искусная рука украсила гроздьями волшебных светящихся шаров.

— Тут все выглядит совсем иначе, чем в прошлый раз, — пробормотал Алек.

— По крайней мере на этот раз ты войдешь в дом через дверь, — шепнул ему Серегил.

— Ну какой же в этом интерес?

Гостей встречала жена Юлана, Хатхия-а-Тана, в сопровождении группы детей, украшенных цветами; каждому из прибывших дети вручили маленький бумажный фонарик на сине-красном шелковом шнуре.

— Какое милое волшебство! — воскликнула Клиа, рассматривая переливающийся мягким светом подарок.

— Это всего лишь реозу, — пожала плечами Хатхия, приглашая Клиа войти в дом.

— Реозу совсем не волшебные, — объяснил Серегил. — Это фонарики со светлячками внутри. Помню, как в детстве я делал их летними вечерами. Но я не припоминаю, чтобы здесь, в Сарикали, светляки появлялись так рано весной.

— Их много сейчас на лужайках вокруг Вирессы, — ответила хозяйка дома, предоставив гостям гадать, сколько затрат и трудов понадобилось, чтобы доставить в Сарикали крошечных насекомых просто ради удовольствия сделать реозу.

Клиа и остальные миновали просторный вестибюль и вышли на террасу, ведущую в огромный, полный деревьев и цветов двор в центре дома. Открывшееся перед ними зрелище многих заставило охнуть от восхищения.

Сотни реозу свешивались с цветущих деревьев, окружавших двор Мерцающими огоньками были усеяны и шнуры молитвенных воздушных змеев, шелестящих в вышине. Полотнища алого шелка, которым были завешены стены, мягко колыхал вечерний ветерок, занавеси сверху крепились к карнизам из позолоченных раковин. Из теней под деревьями доносилась нежная музыка цимбал и флейт Толпа гостей уже заполнила двор, но в многочисленные двери входили все новые и новые приглашенные.

Заморские благовония в курильницах наполняли воздух ароматами, которые мешались с аппетитными запахами яств, расставленных на длинных, застеленных яркими скаланскими скатертями столах. Юлан-и— Сатхил открыл двери своего дома перед всеми жителями Сарикали, и изобилие на столах говорило о том, что он собирается оправдать свою репутацию щедрого хозяина.

На блюдах высились олени с рогами, зажаренные целиком, груды фаршированной травами птицы — каждая в собственном оперении; рыба и моллюски с восточного побережья были приготовлены в огромных раковинах, заливные блюда всех разновидностей дрожали и переливались по соседству с розовыми горками икры и толстыми копчеными угрями. На земле рядом со столами в широких корзинах в рост человека лежали ароматные груды посыпанных пряностями хлебцев.

Столы украшали пироги размером с подушку — гордость вирессииских поваров. Им была придана форма фантастических животных, украшением служили вполне съедобные яркие рисунки и позолота. Вина, как жидкое пламя, вспыхивали в огромных резных чашах из горного льда.

Пока гости стояли на террасе, восхищаясь увиденным, к ним подошел Юлан.

— Добро пожаловать, благородная госпожа, я рад приветствовать тебя, твоих родичей и советников. — Он поднес Клиа ожерелье из черных гатвейдских жемчужин размером каждая с ягоду крыжовника.

— Это большая честь для меня, — ответила Клиа. Сняв с головы украшенный бриллиантами обруч, она вручила его Хатхии. Такой щедрый подарок жене хозяина не был оскорбителен; он без слов говорил о том, что Клиа и Юлан — равные. Клиа держалась безукоризненно любезно, ничем не выдавая того, что знает об интригах кирнари.

— Юлан, хоть и противится тому, чтобы Клиа своего добилась, уж точно не экономит на гостеприимстве, — с благоговением прошептал Алек, спускаясь следом за Клиа с террасы.

— Вся эта роскошь — скорее на благо ему самому, чем Клиа, — заметил Серегил, который понял, что Юлан просто демонстрирует влияние, которым пользуется. — Принцесса рано или поздно отправится восвояси, а он останется здесь — вот и пусть все видят, что это сила, с которой нужно считаться на каждом заседании лиасидра.

— Я много слышала о тебе от нашего друга Торсина, — обратилась тем временем Хатхия к Клиа. — Говорят, лучшие черты твоих предков ожили в тебе.

— То же самое говорят о моей сестре, царице, — громко, чтобы это слышали все любопытные гости, ответила принцесса. — Да будет угодно Ауре, чтобы мы обе оказались достойны таких похвал. Ты обладаешь уникальными знаниями о моей семье — ведь ты была знакома с представителями стольких поколений. Юлан-и-Сатхил, я слышала, что ты бывал в Скале еще до принятия Эдикта об отделении.

Глубокие морщины на лице Юлана углубились еще больше, когда он улыбнулся.

— Много раз. Я помню, как танцевал с твоей прапрабабкой Герилейн еще до того, как ее короновали. Это было… сколько же поколений назад?

Он помолчал, словно задумавшись, хотя Серегил заподозрил, что все реплики тщательно отрепетированы.

— Мне кажется, с тех пор сменилось восемь поколений тирфэйе, — сказала Хатхия.

— Да, тали, по крайней мере столько. Мы с Герилейн были тогда еще совсем детьми. К счастью для тебя, — подмигнул он жене. — Ведь Герилейн была так очаровательна!

С прибытием Клиа пир начался. Гостей было слишком много, чтобы они могли рассесться за столами, поэтому каждый наполнял свою тарелку и располагался, где хотел, — на траве, на бортике фонтана или в комнатах вокруг двора. Такое смешение роскоши и свободы было типично для вирессийского гостеприимства.

Одновременно с пиром начались выступления разнообразных артистов: музыкантов, жонглеров, рассказчиков, танцоров и акробатов.

Серегил и Алек сначала оставались рядом с Клиа, прислушиваясь к оживленным разговорам. Одним из первых к принцессе подошел Назиен-и— Хари, и Серегил с удовлетворением отметил, что кирнари на этот раз не сопровождают Эмиэль-и-Моранти и его дружки. Может быть, Назиену наконец надоело, что проводимая им политика публично подвергается сомнению. Возможно также, что слухи об избиении Серегила хаманцами все же дошли до ушей старика и он предпочел не рисковать новым нарушением законов Сарикали. Как бы там ни было, Серегил с облегчением перевел дух, не увидев своих врагов, а Назиен рассыпался в любезностях перед принцессой.

— Погода стоит прекрасная. Надеюсь, завтра мы сможем доставить тебе хорошее развлечение, — сказал он, беря Клиа под руку.

— Хорошая скачка и возможность увидеть еще одну часть твоей страны таким развлечением для меня и будет, — тепло откликнулась Клиа.

Серегил незаметно толкнул Алека локтем и растворился в толпе: Клиа предстояло очаровывать потенциального союзника, а у них с юношей были другие задачи.

— Здесь больше народу, чем где-нибудь еще — с тех пор, как мы покинули Римини, — заметил Алек.

«И как же мне этого не хватало», — подумал Серегил, ловя интересные разговоры вокруг. Как ему казалось, Алек испытывал такие же чувства. Юноша принял скромный и наивный вид, делавший его незаметным на подобных сборищах, но его голубые глаза были внимательны, как глаза гончей, напавшей на след.

Алеку не составило труда помедлить, оставаясь не на виду, рядом с Лхаар-а-Ириэль, пока та выражала свое твердое несогласие с отменой Эдикта об отделении какому-то с симпатией слушавшему ее хаманцу, или прислушаться к расспросам родичами Юлана брикхийки о том, как она отнеслась бы к участию ауренфэйских наемников в войне на севере.

Юноша некоторое время слонялся в толпе, потом вернулся к Клиа и поделился с ней услышанным: многие гости с неодобрением говорили о расточительности кирнари Вирессы.

— Я только что оказался поблизости от Мориэль-а-Мориэль, кирнари Рабази. — Алек незаметно кивнул в сторону женщины; Ниал оживленно что-то говорил ей, показывая на Беку Кавиш. — Она жаловалась лапносцу на то, что мы сейчас пируем на те доходы, которые Виресса получает в ущерб другим благодаря Эдикту об отделении.

— Я и от других слышала то же самое, — пробормотала Клиа. — И все-таки я не могу ее понять. Рабази тоже извлекает прибыль из торговли через восточный порт, хоть это и крохи со стола Юлана, однако Мориэль не раз давала понять, что ее клану не нравится быть от кого-то зависимым. — Клиа просияла, взглянув в сторону парадного входа. — Ах, вот наконец и акхендийцы! Я уже боялась, что они не придут.

— Райшу-и-Арлисандину как будто не очень приятно снова оказаться здесь,

— заметил Алек.

— У него для этого достаточно оснований, — согласился Серегил. Кирнари Акхенди был бледен и невесел, хотя приветствовал хозяина и его жену с обычной любезностью. Его седые волосы под сенгаи были взлохмачены, а скромная одежда — той же самой, что и на утреннем заседании лиасидра.

— Надо его расспросить, — сказала Клиа, направляясь навстречу акхендийцу. Серегил и Алек двинулись следом; по пути к ним присоединился Теро.

Толпа была такой густой, что к тому времени, когда скаланцы приблизились к Райшу-и-Арлисандину, тот уже беседовал с благородным Торсином и кирнари Гедре. Пожимая руку послу, акхендиец уронил свой реозу.

— Ах, вот что значит возраст! — вздохнул он, с трудом опускаясь на колено, чтобы поднять фонарик.

Клиа и Теро оба поспешили на помощь, но принцесса оказалась проворнее. Схватив Райша за руку, она попыталась ему помочь, но старик резко вырвал руку и, шатаясь, поднялся на ноги без посторонней помощи. Увидев, однако, что перед ним Клиа, он низко поклонился.

— Прости меня, моя дорогая, я не видел тебя. — Смущение даже придало немного румянца его бледному лицу.

— А где твоя супруга? — спросила Клиа, с надеждой оглядывая акхендийцев. — Я так по ней соскучилась!

— Последние несколько дней она не очень хорошо себя чувствует, и ее женщины посоветовали ей сегодня остаться дома, — быстро ответил Райш, все еще смущенный. — Она просила меня передать тебе ее почтение. Амали надеется увидеться с тобой завтра, если это позволит ее здоровье. Я и сам здесь не задержусь.

— Конечно. Очень хорошо, что ты все-таки смог заглянуть. Я тоже заметила, что Амали неважно выглядит. Знаешь, скаланские женщины пьют специальный отвар трав, который помогает им от недомоганий беременности. Командир моей охраны может знать, что именно нужно: ее мать — умелая акушерка. — Весело болтая, Клиа взяла кирнари под руку и увлекла его к ледяной чаше с вином.

— Нам пора заняться делом, — намекнул Алек.

— Согласен, — кивнул Теро.

Серегил, подняв брови, взглянул на молодого мага.

— Собираешься отбросить важность и удивить публику? Теро задумчиво оглядел стол.

— Я думал о старых фокусах Нисандера. Перелетная стая жареных перепелок производила впечатление.

— Наш хозяин — аккуратный человек, так что постарайся не очень напачкать.

В начале ученичества Теро ужасала склонность его почтенного наставника к магическим шуткам во время торжественных пиров. Теперь же молодой волшебник собирался сам поразвлечься подобным образом, чем немало удивил Серегила.

Оставив фокусы с едой на потом, Теро занялся реозу. Он подошел к группе вирессийских детишек и поманил фонарики. Несколько десятков маленьких светильников слетели с ветвей деревьев и закружились над запрокинутыми лицами восхищенных малышей. Завладев вниманием детей — и некоторых взрослых,

— Теро придал созвездию реозу человеческую форму и заставил прыгать, словно свихнувшегося акробата.

Когда большинство гостей стало наблюдать за проделками светящейся фигуры, Алек с Серегилом незаметно выскользнули в ближайшую дверь и отправились на поиски личных покоев кирнари.

Бека видела, как они ушли, и стала присматриваться, не последует ли кто— нибудь за ними. Убедившись, что пока друзьям ничего не грозит, девушка снова повернулась к Теро, вокруг которого уже собралась небольшая толпа.

— По-моему, твой приятель лишился рассудка, — усмехнулся подошедший к ней Кита.

— Видел бы ты, что выделывал его старый учитель в подпитии, — ответила Бека, с грустью вспоминая о занятных заклинаниях, которыми развлекал друзей Нисандер.

Некоторые из старших ауренфэйе, похоже, разделяли мнение Киты. Кирнари Акхенди, стоявший рядом с Клиа, с сомнением переводил взгляд с волшебника на принцессу; та весело смеялась, словно в дурачествах Теро для нее не было ничего удивительного.

Отправив фонарики обратно на ветви деревьев, Теро стал извлекать цветы и разноцветный дым из ушей захваченных забавой малышей. Друзьям редко случалось видеть Теро улыбающимся. Его игривость была еще более редким зрелищем.

Знакомый приглушенный кашель заставил Беку обернуться. Благородный Торсин прижимал к губам платок, стараясь делать это незаметно, плечи его тряслись. Бека поспешила к старику и протянула ему свой кубок с вином. Торсин с благодарностью выпил вино и похлопал Беку по руке. Его собственные руки были ледяными.

— Тебе нехорошо, господин? — спросила Бека, заметив свежие кровавые пятна на платке, когда Торсин прятал его в рукав.

— Нет, капитан, это просто старость, — ответил старик с грустной улыбкой. — И как все старики, я устаю быстрее, чем мне того хотелось бы. Пожалуй, я немного прогуляюсь, а потом отправлюсь домой, в постель.

— Я пошлю кого-нибудь проводить тебя. — Бека сделала знак капралу Никидесу, стоявшему неподалеку.

— Не нужно, — ответил Торсин. — Я предпочитаю сам добраться до дому.

— Но твой кашель…

— Он у меня уже давно. — Торсин решительно покачал головой. — Ты же знаешь, как я люблю свои спокойные прогулки под звездами. А после принятого сегодня решения… — Он печально посмотрел вокруг. — Мне будет не хватать Сарикали. Каков бы ни был исход, не думаю, что кто-нибудь из нас его еще увидит.

— Мне будет жаль, если это и правда окажется так, господин, — сказала Бека.

Бросив последний изумленный взгляд на Теро, который теперь пытался оживить пирог в виде дракона, старый посол отправился прощаться с Клиа и Юланом.

Повернувшись, Бека чуть не столкнулась с Ниалом. Он взял ее руку и прижал к губам.

— Мне будет очень грустно, когда ты уедешь. Я ни о чем другом не могу думать с тех пор, как утром было принято решение о голосовании. Мне будет особенно тяжело расстаться с тобой, зная, что ты возвращаешься на войну, тали.

Ниал в первый раз употребил это ласковое обращение, и оно согрело сердце Беке и заставило слезы выступить у нее на глазах.

— Ты мог бы отправиться вместе со мной. — Эти слова вырвались у Беки, прежде чем она успела их обдумать.

— Если Эдикт об отделении будет отменен, ты могла бы остаться, — возразил Ниал, все еще сжимая ее руку.

Такая возможность, как призрак, мгновение висела между ними, потом Бека покачала головой.

— Я не могу бросить свой отряд, да и оставить Клиа не могу. Особенно теперь, когда каждый воин на счету.

— Вот что значит любить солдата. — Ниал провел пальцем по ладони девушки и погладил старые шрамы.

— Мое предложение остается в силе. — Заглянув в печальные прозрачные глаза в поисках ответа, Бека добавила по-ауренфэйски: — Бери то, что посылает Светоносный, и будь благодарен, тали.

Ниал хмыкнул.

— Хоть это и боктерсийская поговорка, я над ней подумаю.

Серегил и Алек пробирались по похожему на лабиринт дому со своей обычной осторожностью, но вскоре убедились, что большинство его обитателей заняты в центральном дворе. Тех немногих, кто им встретился, — это были по большей части занятые друг другом любовники или немногочисленные слуги — оказалось легко миновать незамеченными.

— Тебе тут что-нибудь кажется знакомым? — спросил Серегил.

— Нет, я был в другом крыле.

Серегил когда-то хорошо знал этот просторный дом. Побродив по смутно знакомым коридорам и дворикам, он наконец нашел дорогу к покоям, в которых жил кирнари. Комнаты выходили в маленький сад, заросший пионами и дикими розами, с овальным бассейном посередине, где плавали крупные серебристые рыбы.

— Если мы не найдем бумаг здесь, и не найдем быстро, бросаем эту затею и возвращаемся, — сказал Серегил; он толкнул дверь, которая оказалась незапертой. — Мы должны вернуться прежде, чем нас хватятся. — Он искоса взглянул на Алека, лицо которого слабо осветила луна. — Ты пока никакого запаха не чувствуешь?

— Только аромат цветов.

Их поиски облегчались тем, что в комнатах оказалось очень мало мебели: Юлан и его супруга любили простор. В каждой комнате было только самое необходимое для жизни. Толстые ковры заглушали звук шагов, но не было занавесей, за которыми можно было бы спрятаться, лишь легкий шелковый полог над кроватью.

— Как странно, — прошептал Алек, оставшийся на страже у двери. — Здесь все хорошего качества, но после той роскоши, которой мы сегодня насмотрелись, я ожидал, что Юлану по вкусу более изысканная обстановка.

— И о чем это говорит? — спросил Серегил, заглядывая в сундук с одеждой.

— Может быть, о том, что кирнари не заботится о материальных приметах успеха? Он жаждет власти, и та демонстрация богатства, которую он устроил сегодня, всего лишь ее подчеркивает?

— Прекрасно. Впрочем, есть еще кое-что. Он живет ради своего клана. Не то чтобы он при этом не позаботился о собственном величии, но и власть, и доходы, и торговля, и репутация — это все для Вирессы. Такими и бывают великие кирнари. — Серегил оборвал себя, склонившись над ящиком маленького стола. — Посмотри-ка сюда!

Он бросил Алеку какой-то блестящий предмет: скаланский сестерций, распиленный пополам.

— Готов спорить — я знаю, что это такое, — прошептал юноша, возвращая находку обратно. — Юлан посылает кисточки от сенгаи, а Торсин — половинки сестерция.

— Если ты прав, они встречались по крайней мере пять раз. — Серегил показал Алеку еще несколько таких же вещичек. — Как ты думаешь, зачем Юлан держит их под рукой? Да, о чем я говорил?

— О том, что Юлан — великий кирнари.

— Ах да. Один из самых великих. Поэтому-то он и противится предложениям Клиа — вовсе не потому, что она сама или тирфэйе ему не по нраву. Если бы его клану было выгодно то, что предлагает принцесса, мы бы уже вернулись в Скалу, осыпаемые его благословениями… А вот еще кое— что! Похоже на шкатулку для писем. — Серегил вынул из ящика ларец. Он был как раз подходящего размера, но совершенно гладкий, без всяких признаков замочной скважины.

— Думаю, что то, за чем мы охотимся, — здесь, если, конечно, оно вообще существует. Как бы то ни было, к нам в руки содержимое шкатулки не попадет: она заколдована.

— Нужно было привести с собой Теро… — Алек умолк, заслышав приближающиеся шаги. Прошипев поспешное предостережение, он спрятался за створкой двери. Серегил бесшумно скользнул под кровать, и Алек подумал, что в Ауренене, если заподозришь присутствие чужака, нужно первым делом смотреть именно в этих двух местах. Невидимый посетитель помедлил во дворике, потом вернулся туда, откуда пришел.

— Вот и надейся на твоего заступника-башваи, — пожаловался Серегил, вылезая из-под кровати и отряхивая пыль с кафтана. — Никакого запаха, а?

— Боюсь, что нет. Как ты думаешь, что это значит?

— Кто знает — с башваи ни о чем нельзя сказать наверняка. Серегил перешел в соседнюю со спальней гостиную и через несколько секунд вернулся, с триумфом потрясая мятым листом пергамента.

— Вот это может нам пригодиться, — прошептал он, разглядывая находку с помощью светящегося камня. — Здесь начало письма, но клякса испортила его после нескольких строк. Не так он осторожен, как я думал, — оставить такое!

Алек вытянул шею, чтобы заглянуть на страницу.

— Это не ауренфэйские буквы.

— Пленимарские. — Брови Серегила полезли на лоб, когда он прочел первые строки. — Ну и ну, до чего же тесен мир! Письмо адресовано «достопочтенному Рагару Ашназаи».

— Ашназаи? Родич Варгула Ашназаи?

— О да. В пленимарские семьи очень трудно попасть чужаку, особенно если это семьи влиятельные. Некроманты, шпионы, дипломаты… Приятное, должно быть, общество собирается у них за обеденным столом. — Серегил положил пергамент на то место, откуда взял. — Что ж, это лучше, чем ничего. По крайней мере мы теперь знаем, с кем он водится. Нам пора возвращаться, у Теро, должно быть, уже иссяк запас фокусов. Они ведь, в конце концов, требуют чувства юмора.

Приблизившись к центральному двору, Алек и Серегил расстались и вошли через разные двери.

Серегил явно был прав насчет Теро, подумал Алек. Вокруг мага собралась целая группа — Юлан, Клиа, кирнари Катме, Адриэль и Саабан. Все выглядели взволнованными и напряженными. Лхаар-а-Ириэль грозила Теро пальцем.

— Вот и вы наконец, — пробормотала Клиа, когда Алек подошел к ней. — Бедный Теро нуждается в поддержке.

— Но я сам видел, как ауренфэйе тоже используют магию для невинных развлечений, — оправдывался молодой волшебник. — Уверяю тебя, я никого не хотел обидеть.

— Глупцы и дети, может быть, и используют, — сурово возразила Лхаар. — Сила, дарованная Аурой, священна, и ею нельзя играть.

— Но разве смех — это не дар Ауры, Лхаар-а-Ириэль? — спросил Юлан-и— Сатхил, приходя на помощь своему гостю.

— Конечно! Я сам много раз в дождливые вечера развлекал волшебными фокусами детей у нас дома, — добавил Саабан. Алек спрятал усмешку.

— О боги, Теро, чем ты тут занимался?

Маг подчеркнуто проигнорировал его вопрос.

— Ну, в конце концов, это мой дом, и я утверждаю, что никакого вреда причинено не было, — заключил Юлан. — Разве не должны мы быть терпимы к различиям между нами?

Кирнари Катме бросила на него гневный взгляд и отошла.

Юлан подмигнул Теро.

— Не обращай на нее внимания, Теро-и-Процепиос. Катмийцы смотрят иначе очень на многое. Я почитаю за честь, что ты употребил свои таланты для развлечения моих гостей. Умоляю тебя, не вини в ее резкости хозяев дома.

Теро низко поклонился.

— Если мне удалось хоть в малой мере отплатить тебе за твое несравненное гостеприимство, кирнари, я буду чувствовать себя вполне удовлетворенным.

Группа, собравшаяся вокруг Теро, постепенно разошлась, рядом с магом остался только Алек.

— Я получал настоящее удовольствие от этих проделок, пока катмийка не накинулась на меня, — признался Теро. — Ты помнишь любимое заклинание Нисандера, то, которое заставляло петь кувшины с вином? Мне оно сегодня, удалось довольно хорошо. — Помолчав, волшебник взял юношу под руку. — Ну как, удалось вам?..

Алек кивнул, но тут же застыл неподвижно, ощутив знакомый запах.

— Что случилось? — спросил Теро.

— Я… я не уверен. Запах башваи, если это и раньше был он, сразу исчез.

— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил с усмешкой Серегил, подходя к ним.

— Мне показалось, что я снова почуял тот запах — всего на секунду, — пробормотал Алек.

— Что почуял? — снова спросил Теро.

— Некоторые люди видят башваи, — объяснил Серегил. — Алек утверждает, что он их чует.

— Очень похоже на запах сладкого благовония, — сказал Алек, все еще принюхиваясь.

— Правда? — Теро огляделся вокруг. — Мне было бы трудно заметить здесь призрак благовония — вокруг столько ароматов.

— Может быть, это икарнийцы. — Серегил показал на нескольких гостей в черных туниках и сине-зеленых сенгаи. — Они любят очень крепкие духи.

— Может быть, ты и прав, — сказал Алек. — Скажите, вы видели благородного Торсина? Я думал, он рядом с Клиа, но его нигде не видно.

— Он ушел, — сообщил юноше Теро.

— Ушел? И давно? — быстро спросил Серегил.

— По-моему, сразу после того, как вы сами покинули зал.

— Серегил, Алек! — окликнула их Клиа через головы гостей. — Идите сюда! Наш хозяин просит вас спеть. Алек усмехнулся.

— Спеть, чтобы нас накормили ужином? Совсем как в старые времена.

Глава 29. Неожиданная смерть

На следующее утро, когда Алек вошел в кухню, там уже завтракали все, кто должен был принять участие в охоте. При жеребьевке выиграла декурия Бракнила; Ниал тоже сидел за столом, болтая с Китой и Бекой.

По совету Назиена Клиа оделась в свою военную тунику и сапоги. Единственными ее украшениями были акхендийские амулеты. Алек улыбнулся, глядя на нее: в мягком свете огня в очаге Клиа выглядела совсем как та беззаботная молодая воительница, которую он впервые встретил в Цирне у загона с лошадьми.

— Опять никак не мог выбраться из постели, да? — добродушно поддразнила юношу Бека. Некоторые из солдат Бракнила — очевидно, те, кто был на дежурстве две ночи назад, — ухмыльнулись.

Алек ничего не ответил, сосредоточив все внимание на тарелке с хлебом и сосисками, которую ему подал один из поваров. Уж этой-то ночью он позаботился о том, чтобы дверь на балкон была плотно закрыта.

— Тебе следует поесть, госпожа, — посоветовал Кита, глядя на нетронутую тарелку Клиа. — Старый Назиен загоняет вас — проскачете полпути до Хамана и обратно, прежде чем стемнеет.

— Так мне и говорили, но боюсь, мой желудок сейчас не примет еды, — ответила Клиа, с сожалением похлопав себя по животу. — Солдату в таком признаваться позор, но, должно быть, я вчера выпила больше, чем следовало. Я все еще не привыкла к винам твоей страны.

— Мне и показалось, что ты плохо выглядишь, — сказала Бека. — Может быть, стоит отменить охоту? Я могу послать кого-нибудь сообщить об этом Назиену.

— Ну, чтобы я отказалась от этой охоты, потребовалось бы что-то большее, чем головная боль и боль в желудке, — ответила Клиа, без особого желания принимаясь жевать яблоко. — Мне уже почти удалось перетянуть Назиена на нашу сторону, я уверена. Времени остается совсем мало, а за один сегодняшний день я могу завоевать больше союзников, чем за неделю переговоров.

Клиа протянула руку и стала перебирать многочисленные шатта на колчане Алека.

— Тебе случалось соревноваться с ними, Алек. Что ты посоветуешь? Что поможет мне завоевать больше друзей — стрелять хорошо или мазать?

— Будь мы в Римини, я бы предложил тебе последнее, госпожа. Здесь же, пожалуй, лучше показать все, на что ты способна.

— Именно так, если ты хочешь завоевать уважение Назиена, — подтвердил Ниал.

Алек помолчал, обдумывая вопрос, который считал необходимым задать.

— Ты уверена, что разумно брать меня с собой? Хаманцы не скрывают, что любят меня не больше, чем Серегила, а я не хотел бы испортить тебе все дело, если, как ты думаешь, они склоняются в пользу Скалы.

— Это ты предоставь решать мне, — ответила Клиа. — Ты — член посольства и мой друг. Пусть уж они уважат мой выбор.

— Ты также наш лучший охотник, — подмигнула Алеку Бека. — Пусть-ка Эмиэль и остальные это проглотят!

— Как себя сегодня чувствует благородный Торсин? — спросил Ниал

— Все еще спит, я думаю, — ответила Клиа. — Я велела слугам его не тревожить. Хорошо, что сегодня ему удастся отдохнуть: это пойдет бедняге на пользу.

Кита доел свою порцию и вышел во двор; вскоре он вернулся и сообщил, что хаманцы прибыли.

— Сегодня Эмиэль-и-Моранти сопровождает кирнари? — поинтересовалась Клиа.

— Да, и с ним дюжина его дружков, — сообщил ей Кита. — Но Назиен захватил с собой и кое-кого из старших родичей тоже. Клиа обменялась озабоченными взглядами с Алеком и Бекой.

— Ну, друзья, стреляйте метко, а улыбайтесь любезно.

Назиен-и-Хари и больше дюжины хаманских всадников ожидали на улице. На фоне затянутого туманом утреннего неба их черножелтые сенгаи казались особенно яркими, словно предупреждающая об опасном жале расцветка осы. Все были вооружены луками, дротиками и рапирами. С колчанов молодежи — приятелей Эмиэля — свешивались многочисленные шатта.

«Они превосходят нас числом», — обеспокоенно подумал Алек, гадая, как отнесется к этому обстоятельству Клиа. Взглянув на Беку, юноша понял, что она разделяет его сомнения.

Однако Клиа, не колеблясь, подошла к Назиену и дружески пожала ему руку.

Эмиэль занимал почетное место сразу же за своим дядюшкой; лицо его было непроницаемо. По крайней мере пока он явно не собирался никак проявлять свое отношение к присутствию Алека.

«Вот и прекрасно, ты, высокомерный недоносок, мне ничего другого и не надо — пока ты ведешь себя прилично», — Алек с подозрением следил за хаманцем, когда тот галантно подал руку Клиа.

Скаланцы уже были готовы вскочить в седла, когда неподалеку появились кирнари Акхенди и несколько членов его клана. Акхендиицы сопровождали на ранней прогулке Амали, которая в утреннем свете выглядела особенно бледной и изнуренной.

— Судя по всему, Амали все еще тошнит по утрам, — заметила Бека. — Выглядит она ужасно.

— Похоже, вас ждет приятная прогулка, день будет погожим, — сказал Райш-и-Арлисандин, приветствуя принцессу и ее спутников. — Надеюсь, ты хорошо отдохнула этой ночью, Клиаа-Идрилейн?

— Да, вполне, — ответила Клиа, с беспокойством глядя на Амали — А вот ты выглядишь усталой, дорогая Что заставило тебя выйти так рано?

Амали стиснула руки Клиа, ласково улыбаясь

— О, последнее время я просыпаюсь с первыми лучами солнца, и на рассвете так приятно гулять. — Женщина бросила быстрый взгляд на хаманцев. — Надеюсь, ты сегодня будешь осторожна. Холмы могут оказаться опасны — для тех, кто к ним непривычен.

Назиен явно рассвирепел от этого неприкрытого оскорбления.

— Мы позаботимся о том, чтобы с принцессой ничего не случилось.

— Конечно, — холодно согласился Райш. — Желаю вам всем удачной охоты.

«Уж не предостерегают ли они нас?» — гадал Алек, слушая этот странный обмен любезностями.

Акхендиицы продолжили свою прогулку, но Амали, как заметил юноша, еще раз обеспокоенно оглянулась Слуги подвели коней Клиа и ее сопровождающим. Всадники расположились в зависимости от ранга, и Алек обнаружил, что оказался соседом Эмиэля. Похоже, избежать разговора с ним не было никакой надежды. Вскоре Эмиэль доказал, что юноша не ошибся.

— Твой приятель не захотел присоединиться к нам?

— Думаю, ответ тебе известен, — холодно ответил Алек.

— Вот и хорошо. Он так и не стал приличным лучником. Вот рапира — это всегда было его любимое оружие. Алек принужденно улыбнулся.

— Ты прав. И он к тому же прекрасный учитель. Может быть, ты не откажешься как-нибудь скрестить со мной клинки в дружеском соревновании?

Хаманец довольно ухмыльнулся.

— Буду рад такой возможности. Ниал подъехал поближе.

— Даже учебные поединки в городе неприемлемы — на них распространяется запрет на насилие. — Рабазиец пристально взглянул на Эмиэля. — Уж ты-то должен об этом знать.

Эмиэль с презрительным смехом натянул повод и отъехал от Алека с Ниалом; за ним последовали его прихвостни.

Ниал проводил их насмешливым взглядом.

— Обидчивый малый, не правда ли?

Выглянув в окно верхнего этажа, Серегил с неудовольствием пересчитал сенгаи. Ему с самого начала не нравилась мысль о том, что Клиа отправится в окрестности Сарикали с хаманцами, а уж то, что скаланцы оказались в меньшинстве, пришлось ему не по душе и подавно. Однако Клиа казалась ничуть не озабоченной; она весело шутила с Назиеном и расхваливала лошадей.

«Ты тоже видишь опасность, верно, тали?» — подумал Серегил, даже на расстоянии прочтя на лице Алека выражение настороженности.

Предстоящий ему день неожиданно показался Серегилу ужасно длинным.

Когда наконец охотники ускакали, Серегил спустился в помещение бани и обнаружил, что все находится в его единоличном распоряжении.

— Не приготовить ли тебе ванну? — спросил Олмис, поднимаясь со своего стула в углу.

— Да, и погорячее. — Поскольку Серегил был вынужден скрывать свои синяки, ему приходилось уже много дней обходиться без настоящего мытья. Теперь же ничто ему не препятствовало:

Олмис и так знал его секрет и к тому же оказался не болтлив.

Раздевшись, Серегил скользнул в горячую благоухающую травами воду и расслабился, неподвижно плавая на поверхности.

— Ты выглядишь гораздо лучше сегодня, — заметил Олмис, подавая Серегилу жесткую губку и мыло.

— Я и чувствую себя лучше, — ответил Серегил, раздумывая, может ли он позволить себе настоящий массаж. Однако прежде чем он принял решение, в помещение ворвался Теро. Обычно аккуратный волшебник был небрит и взлохмачен, его кафтан оказался застегнут криво.

— Серегил, мне немедленно нужна твоя помощь! — сообщил он по— скалански, остановившись сразу, как вошел. — Благородного Торсина нашли мертвым.

— Нашли? — Разбрызгивая воду, Серегил потянулся за полотенцем. — Где?

Теро вытаращил глаза, увидев пожелтевшие синяки на теле Серегила, но, к счастью, воздержался от расспросов.

— У Вхадасоори. Какие-то брикхийцы…

— Клянусь Светом!.. — прошипел Серегил. Последнее, что было нужно сейчас Клиа, да и переговорам в целом, — это еще одна смерть. — Кто-нибудь знает, когда он вышел из дому этим утром?

— Я еще не успел спросить.

Серегил натянул штаны и стал надевать сапоги, в спешке неуклюже прыгая на одной ноге.

— Скажи тем, кто его нашел, что тело нельзя передвигать!

— Боюсь, уже поздно. Женщина, прибежавшая с этим известием, сказала, что ее родичи уже несут Торсина сюда. Они могут теперь явиться в любую минуту.

— Потроха Билайри! — Серегил накинул кафтан и бросился следом за Теро.

Из главного зала доносились голоса. Пожилая брикхийка и два молодых парня только что вошли в дверь, неся на снятом ставне закутанное в плащ тело. Сведенные члены, выступающие из-под ткани плаща-савана, ясно говорили, что смерть Торсина не была мирной. С помощью сержанта Рилина и четверых солдат брикхийцы поставили самодельные носилки посередине зала. Женщина представилась как Алия-а-Макиния; молодые люди оказались ее сыновьями.

— Я нашел рядом с ним это. — Один из молодых брикхийцев протянул Серегилу окровавленный платок.

— Благодарю тебя. Сержант Рилин, выставь стражу у дверей и пошли кого-нибудь сообщить моим сестрам о случившемся. — Серегил снова повернулся к брикхийцам. — Вы задержитесь тут ненадолго, пожалуйста.

Знакомое чувство отстраненности охватило Серегила, когда он опустился на колени рядом с носилками; тело на них стало теперь для него всего лишь загадкой, которую нужно разгадать.

Откинув плащ, Серегил обнаружил, что Торсин лежит на спине, поджав ноги. Правая рука была неуклюже вытянута над головой, растопыренные бледные распухшие пальцы покрыты подсохшей грязью. Сжатая в кулак левая рука оказалась прижата к груди. Одежда на Торсине была той же самой, в которой он накануне появился на пиру, но теперь стала мокрой и грязной. Сухие травинки запутались в волосах старика и в звеньях тяжелой золотой цепи у него на груди.

Кто-то обвязал лицо мертвеца платком. Сквозь ткань там, где был рот, просочилась черная кровь, кровь покрывала и одежду спереди, и кулак неловко прижатой к груди левой руки.

— Клянусь Светом, ему перерезали горло! — воскликнул Теро. Серегил запустил пальцы под закоченевший подбородок.

— Нет, шея цела.

Он стянул платок с лица мертвеца, уже зная, что увидит. Губы, подбородок, бороду покрывали потеки засохшей крови и грязь. Смерть жестоко исказила благообразные черты, в открытых глазах и разинутом рту шевелились насекомые. Левая сторона лица стала багровой и была испещрена маленькими углублениями, в остальном лицо и шея были синеватыми.

Теро резко втянул воздух и сделал знак, отвращающий зло.

— В этом нет нужды, — сказал ему Серегил. Ему пришлось видеть больше трупов, чем хотелось бы вспоминать, и теперь он знал следы, которые оставляет смерть, наизусть. Он прижал палец к потемневшей щеке, потом отнял его. — Этой стороной его голова лежала на земле. Такой цвет коже придает свернувшаяся после смерти кровь. Видишь, снизу его руки и шея тоже такие? — Серегил снова нажал и заметил, что кожа не изменила цвета под его пальцами.

— Он мертв с прошлого вечера.

Серегил снова взглянул на брикхийцев.

— Когда вы нашли его, он лежал лицом вниз у самой воды, не так ли? Одна рука была вытянута вперед и опущена в воду, а другая прижата к груди.

Брикхийцы обменялись удивленными взглядами.

— Да, — ответила Алия-а-Макиния. — Мы утром отправились к Вхадасоори за священной водой и нашли его в точности в таком положении, как ты сказал. Как тебе удалось?..

Погруженный в размышления, Серегил не ответил на вопрос.

— Где была Чаша?

— На земле с ним рядом. Он, должно быть, выронил ее, когда пил. — Женщина осенила мертвое тело знаком благословения. — Мы обращались с ним со всем уважением и произнесли положенные прощальные слова.

— Прими благодарность от имени принцессы и от меня лично, Алия-а— Макиния, — сказал Серегил, хотя и жалел в душе, что они не оставили Торсина там, где тот лежал. — Вы что-нибудь еще нашли рядом с телом?

— Только платок.

— Где Чаша теперь?

Старший из молодых людей пожал плечами.

— Я поставил ее обратно на камень.

— Пойди и принеси ее немедленно! — резко приказал Серегил. — А еще лучше отнеси ее Бритиру-и-Ниену, кирнари Силмаи, и расскажи, что случилось. Передай кирнари, что я опасаюсь яда.

— Чаша Ауры отравлена? — охнула женщина. — Это немыслимо!

— Мы не можем рисковать. Если сможете, узнайте, пил ли с тех пор кто— нибудь из Чаши. И, пожалуйста, поторопитесь!

Когда брикхийцы ушли, Серегил позволил себе раздраженно фыркнуть.

— Из-за того, что они такие добропорядочные, мы можем теперь никогда не напасть на след.

— Неудивительно, что никто не видел, как Торсин сегодня выходил, — пробормотал Теро, опускаясь на корточки рядом с телом. — Он в той одежде, что была на нем прошлым вечером. Должно быть, он не возвращался домой.

— Бека говорила, что он отказался от провожатого, когда уходил от Юлана.

Волшебник коснулся посиневшей щеки Торсина.

— У меня мало опыта в обращении с мертвецами. Я никогда не видел, чтобы человек так синел. Что это может значить?

— Что Торсин задохнулся, скорее всего. — Серегил поднял с пола окровавленный платок. — Легкие в конце концов не выдержали, и он захлебнулся в собственной крови. Конечно, не исключается, что его задушили. Давай-ка осмотрим остальное тело — просто на всякий случай. Помоги мне его раздеть.

«И моли Ауру, чтобы он не оказался убит», — подумал Серегил про себя. В Сарикали никогда еще не случалось убийства, насколько было известно, и лучше Скале не создавать прецедент. Нельзя было предсказать, какова в таком случае была бы реакция ауренфэйе.

Теро мог быть несведущ в смерти, но война закалила его. В те дни, когда он жил под кровлей Орески, молодой маг не вынес бы такого зрелища; теперь же он работал с мрачной целеустремленностью, стиснув зубы. Вдвоем с Серегилом они разрезали и стянули одежду с окоченевшего тела.

На мертвеце не оказалось ни ран, ни синяков. Ничего, похоже, не было и украдено. Череп и кости не пострадали, а на правой руке не было следов, которые бы говорили о том, что старик сопротивлялся нападению. Левый кулак по-прежнему был стиснут, и чтобы осмотреть эту руку, нужно было ждать, пока окостенение пройдет.

— Так что ты думаешь? Его отравили? — прошептал Теро, когда осмотр был окончен.

Серегил пощупал затвердевшие мускулы на лице и шее старика, потом оттянул сморщенную губу.

— Трудно сказать из-за посинения. А никакой магии ты не чувствуешь?

— Нет. Что он делал у озера?

— Вхадасоори лежит между нашим домом и тупой Вирессы. Должно быть, он остановился там, чтобы утолить жажду, потом упал. К тому моменту, когда он дошел до озера, он уже шатался.

— Откуда ты знаешь?

Серегил поднял с пола башмак.

— Посмотри на носок — видишь, как он исцарапан и заляпан грязью? Торсин никогда не явился бы на пир в грязной обуви; значит, башмак стал таким после того, как старик оттуда ушел. И посмотри, какие грязные пятна у него на коленях и на рукавах. Он падал по крайней мере дважды, пока добрался до воды, но сообразил, что лучше воспользоваться Чашей, а не просто зачерпнуть воду рукой. Он был болен, это так, но я сказал бы, что смерть настигла его внезапно у самого края берега.

— Но тело скрючено!

— Его поза не выглядит как следствие предсмертной агонии, если ты это имеешь в виду. Он упал и перекатился на бок. Трупное окоченение сделало его члены негнущимися. Тело выглядит ужасно, но уверяю тебя — в этом нет ничего необычного. И все равно, я хочу посмотреть, где они его нашли.

— Мы не можем просто оставить его лежать здесь!

— Прикажи слугам перенести его наверх.

Теро взглянул на свои перепачканные руки и вздохнул.

— Сначала Идрилейн, теперь он. Смерть словно преследует нас. Серегил вздохнул тоже.

— Оба были старыми и больными. Будем надеяться, что Билайри у своих ворот удовлетворится этим хотя бы на время.

Адриэль вошла в зал, как раз когда Серегил и Теро выходили, чтобы отправиться к Вхадасоори.

— Кита сообщил мне. Бедный благородный Торсин! — воскликнула она. — Нам будет его очень не хватать. Как вы думаете, придется снова объявить траур?

— Сомневаюсь, — ответил Серегил. — Он не был в родстве с царской семьей.

— Что ж, это хорошо, — протянула Адриэль, практичная, несмотря на горе.

— Переговоры и так слишком затянулись.

— Мы отправляемся осматривать то место, где его нашли. Не хочешь пойти с нами?

— Пожалуй, мне следует это сделать.

К тому времени, когда они достигли священного озера, солнце уже осветило самую высокую из башен Сарикали. К отчаянию Серегила, на берегу, за кругом каменых истуканов, собралась небольшая толпа ротозеев. У самой воды рядом с Чашей стояли старый Бритир-и-Ниен, Лхаар-аИриэль и Юлан-и-Сатхил. Вирессиец казался наиболее потрясенным случившимся.

«Явился узнать, куда ветер дует теперь, когда ты лишился своего главного помощника?» — подумал Серегил.

— Постойте, пожалуйста, здесь, — сказал он Адриэль и Теро. — И так уже слишком много людей топталось на берегу.

Ориентируясь на колонну с Чашей и дом Юлана, Серегил медленно обошел пространство, где скорее всего могли остаться следы Торсина.

Накануне ночью выпала обильная роса, и трава все еще была мокрой. В нескольких местах Серегил обнаружил следы скаланских башмаков — их каблуки оставляли более глубокие вмятины, чем мягкие сапоги ауренфэйе. Неравное расстояние между следами и взрытый кое-где дерн говорили о том, что тут прошел человек, нетвердо держащийся на ногах.

Серегил мог бы найти более отчетливые следы у края воды, но его добросовестные предшественники в своих стараниях затоптали все вокруг. Даже Микаму не удалось бы разобраться в этой путанице, молча кипел раздражением Серегил.

Впрочем, его старания были частично вознаграждены. На самом краю берега он нашел отпечатки четырех впившихся в землю пальцев. Участок примятой травы показывал, где лежало тело. К нему вели отпечатки неровных шагов — последних, сделанных Торсином. Параллельно тянулись следы ауренфэйских сапог

— должно быть, тех молодых людей, которые унесли тело. Когда брикхийцы прошли полпути, кто-то опустился перед мертвецом на колени. В обратном направлении шли другие следы ауренфэйе, и все они накладывались на отпечатки ног Торсина.

Выпрямившись, Серегил помахал Теро и своей сестре, подзывая их поближе.

— Мы скорбим по твоей потере, — сказал ему Бритир, морщинистое лицо которого было мрачно. — Никто не прикасался к Чаше с тех пор, как я сюда прибыл.

— Ты решил, будто вода в Чаше была отравлена, — ядовито заметила Лхаар.

— Ты слишком долго прожил среди тирфэйе. Ни один ауренфэйе никогда не отравит Чаши Ауры.

— Мои слова были излишне поспешны, кирнари, — ответил Серегил с поклоном. — Когда мне сказали, что Чаша была найдена рядом с телом, я решил принять все предосторожности. Теперь же, осмотрев землю вокруг, я уверен, что Торсин встретил свою смерть в одиночестве и что он уже умирал, когда добрался до воды.

— Могу я обследовать Чашу, кирнари? — спросил Теро. — Может быть, мне удастся узнать что-нибудь о состоянии духа Торсина, если он касался Чаши перед смертью.

— Ауренфэйский закон запрещает касаться рассудка человека, — резко ответила Лхаар.

Бритир положил руку ей на плечо.

— Умер гость, находившийся под нашей защитой, Лхаар-аИриэль. Будет только правильно, если его соотечественники своими собственными методами убедятся в обстоятельствах его смерти. Кроме того, рассудок Торсина покинул тело вместе с его кхи. Теро-и-Процепиос ищет только память, сохранившуюся в камне. Берись за дело, молодой маг. Что ты сможешь узнать у этого немого свидетеля?

Теро медленно осмотрел алебастровый сосуд, зачерпнул немного воды и отхлебнул.

— Ты позволяешь ему позорить нас своими подозрениями, — пробормотала катмийка.

— Правда никого не позорит, — ответил ей Юлан-и-Сатхил. Не обращая внимания на перепалку, Теро прижал Чашу ко лбу и беззвучно прошептал заклинание. Через несколько минут он вернул сосуд на его пьедестал и покачал головой.

— Чаша знала только поклонение, пока сюда не пришел Торсин. Только он касался ее с помутненным разумом, и это объяснялось тяжестью его болезни.

— Ты можешь ощутить его болезнь? — спросила Адриэль. Теро прижал руку к груди.

— Я ощутил кое-что из того, что чувствовал Торсин, когда коснулся Чаши,

— пылающую боль вот здесь, за грудиной.

— А как насчет его последних мыслей? — с вызовом спросила Лхаар.

— Я не знаю заклинаний, благодаря которым их можно было бы узнать, — ответил Теро.

— Благодарю вас за ваше терпение, кирнари, — сказал Серегил. — Теперь ничего не остается, как только ждать возвращения Клиа.

Бритир печально покачал головой.

— Какая жалость портить ей удовольствие от охоты такой новостью…

Глава 30. Охота

Опасения Алека несколько рассеялись, когда кавалькада пересекла вброд еле видную в тумане реку и углубилась в холмы. Молодые хаманцы находились в приподнятом настроении, их возбуждение вскоре передалось и скаланцам. Как и прочие тирфэйе, Алек был рад вырваться из мрачных стен Сарикали хотя бы на день — особенно если учесть, что день обещал быть погожим. Восходящее солнце окрасило золотом тонкие облака на небе цвета цириской бирюзы.

Даже здесь, совсем близко от города, мягкий мох был испещрен множеством следов: оленей, ланей, кабанов, каких-то крупных птиц. Похоже, на всю эту разнообразную живность охотились не только люди, — следы выдавали присутствие волков, медведей и лис.

Однако провожатые не стали задерживаться на опушке, а поскакали дальше в лес — туда, где кроны елей и дубов смыкались, заслоняя поднимающееся солнце.

Ауренфэйе не охотились с гончими. Когда дичь бывала обнаружена, охотники спешивались, несколько человек пешком отправлялись выслеживать зверя, остальные ждали их возвращения. Это был лучше всего известный Алеку способ охоты, и он быстро заслужил одобрение хозяев, одним выстрелом свалив жирную олениху. Как ни странно, успехи Клиа были гораздо скромнее.

— Надеюсь, наш ужин не будет зависеть от моей добычи, — уныло сказала принцесса: она слишком рано отпустила тетиву и промахнулась по ясно видной цели.

Несмотря на это, многие молодые хаманцы, державшиеся вначале надменно, теперь стали приветливы с ней, хоть и не с ее свитой. Особенно много внимания Клиа уделял Эмиэль, который даже предложил принцессе собственный лук, когда ее оружие вновь подвело ее при очередном выстреле.

— Похоже, теперь она решила прикинуться неумехой, — проворчала Бека, поджидая, когда Клиа и Эмиэль вернутся из погони за оленем. — В сумерках под проливным дождем она стреляла лучше, чем сейчас!

Утренний туман растаял, становилось жарко. В гуще леса воздух стал душным и влажным. Птицы умолкли, тучи мелкой мошкары вились над всадниками и лошадьми, жужжание наполняло воздух, все открытые участки кожи зудели от укусов. Особенно привлекали насекомых уши и носы их жертв.

Незадолго до полудня охотники выехали на большую заросшую травой поляну на вершине холма. Назиен объявил привал. Лужайку окружали тополя, ветерок слегка шевелил их глянцевитые листья. Через поляну бежал прозрачный ручей, а свежий ветер уносил прочь и жару, и мух. Судя по кучам хвороста, следам кострищ и нескольким тропам, пересекавшим луг, выбранное хаманцами место пользовалось популярностью.

— Звери спят, пережидая полуденную жару, — обратился Назиен к Клиа, — последуем и мы их примеру.

Из седельных сумок появились фрукты, хлеб и вино. Конники Беки помогли ощипать и насадить на вертел кутку. Алек остался в стороне и исподтишка наблюдал за Эмиэлем и кирнари, которые вместе с Клиа уселись в тени.

После еды большая часть охотников улеглась спать. Удобно устроившись, прислонившись спиной к дереву, Алек тоже уже начал дремать, как вдруг почувствовал, что над ним кто-то стоит. С настороженной улыбкой на него смотрела женщина. Ориллиа-кто-то-там… — юноше не удалось вспомнить ее имя полностью. За спиной женщины толпились ее соплеменники.

— Ты удивительно хорошо для тирфэйе стреляешь, — сказала женщина.

— Спасибо, — ответил Алек и многозначительно добавил: — Руиауро сказал мне, что умение стрелять даровано мне Аурой с кровью моей матери.

Женщина вежливо кивнула.

— Приношу тебе извинения, яшел. Мои друзья и я хотели бы посмотреть, чего стоит твой странный черный лук против нашего оружия.

— Хорошо, — согласился Алек; может быть, Клиа была права относительно дипломатического значения этой поездки.

В качестве первой мишени ауренфэйе выбрали ствол дерева на противоположном конце поляны. Задача была несложной, и Алек легко одолел большинство хаманских лучников. К концу соревнования колчан юноши украсили пять новых шатта.

— Может быть, выберем что-нибудь посложнее? — предложил Алек.

Хаманцы обменялись насмешливыми взглядами, наблюдая, как скаланец срезал дюжину прямых молодых побегов и очистил их от ветвей. Затем Алек воткнул прутья в землю, отсчитал двадцать шагов и прочертил каблуком во мху линию для стрелков.

— И что мы должны с ними делать? Расщепить пополам? — фыркнул кто-то из молодежи.

— Можно и так, — ответил Алек, забрасывая колчан за плечо, — но меня учили вот чему.

И он послал одну за другой четыре стрелы; четыре прута оказались срезаны через один — два высоко, два низко.

Обернувшись, юноша увидел на лицах соперников смесь восхищения и беспокойства.

— Мастер Рэдли из Вольда, который делает такие луки, не продает их тем, кто не умеет выполнять это упражнение.

Хаманец по имени Ура поднял над головой шатта, вырезанный из кабаньего клыка.

— Готов поспорить — ты не сможешь повторить этот номер! Зрители начали заключать пари. Алек не спеша положил стрелу на тетиву и дождался, пока утихнет ветер. Он чувствовал себя необыкновенно умиротворенно — так бывало всегда, когда он забывал о себе, полностью сосредоточившись на луке. Алек медленно поднял левую руку, плавным движением натянул и отпустил тетиву. Выбранный прутик задрожал — стрела отсекла у него вершину. Юноша послал вторую стрелу, третью, четвертую, каждый раз безошибочно попадая в цель. Послышался удивленный смех и ворчание проигравших.

— Клянусь очами Светоносного, ты и вправду мастер, как и говорили, — воскликнула Орилли. — Эй, Ура, ты проиграл спор.

Алек принял награду со скромной улыбкой, но не смог отказать себе в удовольствии — оглянулся посмотреть, видит ли Клиа его победу.

Среди наблюдавших за соревнованием принцессы не было. Назиен дремал, растянувшись на мху, а Клиа исчезла. Как и Эмиэль, внезапно с тревогой осознал Алек.

«Спокойно, — сказал он себе, извинился, что вынужден прекратить состязание, и двинулся к Беке, которая беседовала с Ниалом. — Конь принцессы здесь, значит, она где-то недалеко».

— О, она пошла прогуляться с Эмиэлем вон туда. — Бека указала на тропу, исчезающую меж деревьев. — Клиа жаловалась на жару, Эмиэль вызвался показать ей несколько тенистых прудов ниже по течению. Я хотела сопровождать ее, но принцесса приказала мне оставаться здесь. — Взглянув в глаза Беке, Алек понял, что девушка далеко не так спокойна, как ему показалось вначале.

— Давно они ушли?

— Почти сразу, как вы начали упражняться в стрельбе, — ответил Ниал. — Полчаса назад, может быть, чуть больше. Беспокойство Алека усилилось.

— Понятно. Пойду посмотрю — вдруг и мне понравятся те пруды.

— Думаю, это стоит сделать. — Бека понизила голос. — Постарайся, чтобы тебя не заметили.

Тропа спускалась вниз по крутому склону между редко стоящими деревьями. Ручей, пересекавший поляну, сбегал по косогору, а затем образовывал несколько заводей. Следы двух сапог были хорошо заметны на мягкой почве, и Алек легко читал их. Два человека брели вдоль края воды, несколько раз там, где ручей сужался, перепрыгивали с берега на берег, а там, где поток становился шире, разливался озерками, останавливались, возможно, высматривая рыбу.

Когда Алек добрался до излучины, между деревьями мелькнул желтый хаманский сенгаи. Юноша осторожно приблизился; он собирался выяснить, где Клиа, и незаметно вернуться назад.

То, что он увидел, подойдя поближе, заставило его отбросить всякую осторожность. Клиа билась на земле, сверху на ней, сжав руки на горле принцессы, лежал Эмиэль. Девушка вырывалась, в попытке освободиться изрыла каблуками мох. Вода струилась с волос принцессы, верхняя часть туники была мокра.

Подбежав к ним, Алек одним ударом отшвырнул хаманца в сторону. Эмиэль тяжело рухнул на спину.

— И каков же был твой план? — прорычал Алек; сжав в руке рукоять кинжала, он склонился над хаманцем. — Ты собирался утопить ее, а потом сказать, что она потерялась? Или что на нее напал дикий зверь? У вас тут водятся звери, которые душат свою добычу?

Схватив одной рукой хаманца за тунику, он рывком поставил того на ноги, размахнулся и ударил кулаком в лицо; скоро он потерял счет ударам, давая выход ярости, ненависти, которая копилась в нем из-за унижений и оскорблений, наносимых ему и Серегилу. У Эмиэля кровь хлынула носом, заструилась из царапины над правым глазом. Извернувшись, хаманец размахнулся и отвесил Алеку оплеуху. Но боль лишь разозлила юношу. Он стиснул Эмиэля обеими руками и ударил о ближайшее дерево. Оглушенный ударом, хаманец скрючился в неестественной позе.

— Вот чего стоит честь хаманца! — воскликнул Алек, срывая с Эмиэля сенгаи. Развернув полосу материи, он связал противнику руки за спиной и стал звать Беку.

Эмиэль застонал и попытался подняться, но Алек снова сбил его с ног. Он уже занес кулак, радуясь поводу ударить, как вдруг услышал у себя за спиной судорожное хрипение.

Клиа стояла на коленях, одну руку она прижимала к горлу, другую протягивала к Алеку.

— Все хорошо, госпожа, я его держу, — заверил принцессу Алек.

Клиа покачала головой и медленно осела на землю. Новая волна страха сжала ледяными пальцами сердце юноши. Забыв об Эмиэле, он бросился к принцессе и подхватил ее на руки. Слабая судорога пробежала по телу девушки; она была на грани потери сознания и дышала с трудом. На ее горле Алек обнаружил страшные багровые следы.

— Клиа, ты меня слышишь? Открой глаза! — Теперь Алек придерживал голову принцессы. Лицо ее было бледным, кожа — холодной и влажной. — Что с тобой? Что он с тобой сделал?

Клиа посмотрела на него мутными глазами и еле слышно прошептала:

— Как холодно!

Алек перевернув Клиа на живот и с силой нажал ей на спину, рассчитывая удалить воду из легких. Попытка не увенчалась успехом; из груди принцессы вырвался сухой отрывистый кашель. Когда Алек вновь перевернул ее на спину, Клиа была без сознания.

— Ты где? — услышал Алек голос Беки. Она вместе с Ниалом бежала по тропе во главе нескольких вооруженных солдат турмы Ургажи.

— Он напал на нее! — бросил Алек. — Он хотел ее задушить или утопить, не знаю точно — что. Она еле дышит! Мы должны доставить ее в Сарикали.

— Солдаты, никого сюда не подпускайте, — мгновенно оценил ситуацию Бракнил. — Нам надо пробиться к лошадям.

— Кого не подпускать? — На тропе появился Назиен в сопровождении нескольких родичей. — Что случилось?

Кирнари остановился, недоуменно переводя взгляд со своего окровавленного племянника, связанного собственным головным убором, на Клиа, задыхающуюся на руках у Алека.

— Эмиэль-и-Моранти, что ты сделал?

— Ничего, дядя. Клянусь луком Ауры! — Эмиэль неловко перекатился и встал на колени. Кровь струилась из разбитого носа, один глаз заплыл и уже почти не открывался. — Принцесса остановилась попить, потом упала. Я оттащил ее от воды, но она начала задыхаться. Я пытался помочь ей, как вдруг этот, — он бросил уничтожающий взгляд на Алека, — этот сопляк выскочил и набросился на меня.

— Лжец! — Алек приподнял голову Клиа, лежащую у него на плече. — Я видел его руки у нее на горле. Посмотрите сами — следы все еще видны. От падения она не стала бы дышать так тяжело.

Назиен попробовал подойти ближе, чтобы осмотреть Клиа, но на его пути встали Бека и Бракнил. Остальные воины, обнажив клинки, заслонили принцессу.

На мгновение на лице старика отразилась борьба уязвленной гордости и беспокойства за гостью, затем плечи его опустились.

— Прошу вас, друзья мои, поверьте мне. Я не имею отношения к этому несчастью, никто не будет препятствовать вашему возвращению в город. Вы быстрее доберетесь с проводником. Разрешите мне сопровождать вас.

— После этого? — воскликнула Бека, по-прежнему заслоняя от Назиена принцессу. В ее голосе звучала угроза, веснушки ярко выделялись на внезапно побелевшем лице.

Клиа пошевелилась, открыла глаза и прошептала:

— Позвольте ему.

— Позволить кирнари вести нас? — в растерянности спросила Бека.

Взгляд принцессы делал невозможными дальнейшие вопросы.

— Моя госпожа принимает твое предложение, — неохотно сообщила Бека Назиену.

— Мы теряем время! Кто-нибудь, помогите мне! — резко бросил Алек.

— Сержант, иди за лошадьми. Капрал Каллас, вы с Арбелусом присмотрите за пленником, — приказала Бека. — Мирн, Стеб, вы поможете Алеку отнести Клиа обратно на поляну. Кому-нибудь придется ехать вместе с ней.

— Я поеду, — откликнулся Алек, — только пусть охрана не отстает.

Позже Алек почти ничего не мог вспомнить о той бесконечной безумной скачке, только мелькание сенгаи Ниала между деревьев да ощущение того, как Клиа у него в руках борется за каждый вдох.

Где-то там, позади, везли под охраной пленника, но сейчас Алеку было все равно, увидит ли он Эмиэля еще когда-нибудь, главное — довести Клиа до Сарикали, пока не слишком поздно.

Алек прижимал к себе принцессу и в то же время старался держать ее так, чтобы не стеснять и без того затрудненного дыхания. Ее коса расплелась, и волосы падали юноше на лицо. Перехватив Клиа поудобнее, Алек прижал голову девушки в своей щеке.

Если Клиа умрет, все, за что они боролись, окажется потеряно. Скала падет, ее бравые защитники будут сметены черным потоком пленимарских солдат и некромантов. Римини, Уотермид — те немногие места, которые он научился называть своим домом, — все будет разрушено непобедимым Пленимаром. Слова из его видения обрели для Алека новый смысл.

Ты — птица, вьющая гнездо на волнах.

Было ли это предсказанием их провала? А Серегил? Посланный быть проводником и защитником, найдет ли он теперь оправдание на том берегу Осиатского моря?

К моменту, когда показалась река, мышцы Алека уже сводила судорога, одежда была мокра от пота. Он безжалостно гнал лошадь; все его спутники, за исключением Ариани, остались позади. Лучшая наездница турмы, разведчица подняла взмыленную лошадь в галоп и помчалась вперед, чтобы предупредить своих.

После полудня Серегил на конюшенном дворе помогал сержанту Меркаль лечить захромавшую лошадь, когда издалека донесся боевой клич Ургажи, повергавший врагов в трепет.

Сержант повернулась на крик.

— Это Ариани. Тревога! Случилась какая-то беда! — рявкнула она на расположившихся перед казармой солдат.

Клич раздался вновь, теперь уже ближе; от этого звука у Серегила волосы встали дыбом. Он выскочил на улицу. Кита, Рилин и часовой стояли на ступеньках; прикрыв глаза от солнца, они пытались разглядеть приближающихся всадников.

— Вот она! — закричал Рилин.

В конце улицы показалась Ариани, ее светлая коса развевалась на ветру. Подъехав к встречавшим, всадница резко натянула поводья.

— Хаманец напал на Клиа! — прокричала Ариани; взмыленная лошадь под ней тяжело дышала и шла боком. Алек везет принцессу. Он едет прямо за мной. Во имя Четверки, пошлите за целителем!

Кита бросился за Мидри.

— Насколько она плоха? — спросил Серегил.

— Один из хаманцев пытался задушить ее.

— Кто?

— Я не уверена, мой господин, но Алек поймал сукиного сына на месте преступления.

— Где капитан? — спросила Меркаль.

— Это не имеет сейчас значения! — рявкнул Серегил. — Там, в зале, есть ставень. Тащите его сюда, быстро.

На улице показалась небольшая группа всадников. Впереди скакал Алек, одной рукой поддерживая обмякшее тело принцессы. За ним следовали Бека, Ниал и кирнари Хамана.

У дверей дома Алек остановился, лицо его было бело то ли от ярости, то ли от изнеможения. Судя по окровавленной правой руке, ему пришлось драться за принцессу.

— Она жива? — Серегил ухватил за узду Обгоняющего Ветер.

— Думаю, да, — выдохнул Алек, все еще прижимая к себе Клиа. — Серегил, это был Эмиэль. Точно он.

— Проклятый ублюдок! — Воспоминание о том, как он сам отдал себя в руки ненавистному хаманцу, обрушилось на Серегила, словно удар в живот. Он прогнал непрошеное воспоминание и помог Меркаль уложить Клиа на ставень, возблагодарив небеса, что вновь прибывшие не догадываются о том, как уже использовалось в тот день это подобие носилок.

Меркаль и Бека стояли за спиной Серегила, когда он наклонился к принцессе и отвел упавшие на лицо девушки волосы. Кожа ее была холодна, дыхание с трудом вырывалось из груди. Глаза провалились, их окружали темные круги. Осмотрев руки, Серегил обнаружил под ногтями Клиа засохшую кровь.

«Молодец, — подумал он, — не сдалась без борьбы». Если повезет, на Эмиэле вскоре останутся и его отметины тоже.

Клиа судорожно вздохнула и открыла глаза.

— Все хорошо, — сказал Серегил, сжимая руку принцессы. Пальцы Клиа до боли стиснули руку Серегила. Губы девушки беззвучно зашевелились.

— Что она говорит? — спросил Алек. Серегил наклонился совсем низко, почти прижавшись ухом к губам принцессы.

— Никакой… никакой мести, — прошептала Клиа. — Никакого тет…

— Никакого тетсага?

Принцесса кивнула.

— Это приказ. Договор… все, что имеет значение.

— Мы поняли, командир, — хрипло пробормотала Бека.

Я позабочусь об этом.

— Я тоже, — просипела Меркаль. По ее морщинистым щекам катились слезы.

Не в состоянии больше двигаться или говорить, принцесса обвела всех отчаянным взглядом, словно запечатлевая в каждом свой приказ.

Когда-то спутник Серегила, с которым он вместе путешествовал, провалился зимой под лед. Ледяная корка была прозрачной, но очень толстой — пробить ее было невозможно. Все еще живой, несчастный смотрел в глаза Серегилу с таким же выражением тоскливой безнадежности; затем течение унесло его прочь.

Тело Клиа обмякло, и Серегил в испуге пощупал у нее на горле пульс.

— Сердце у нее все еще сильное, — сказал он окружающим, нехотя отпуская руку принцессы. — Где Эмиэль? Тетсаг или нет, он ответит за это.

— Его везут за нами, под стражей, — откликнулась Бека.

Серегил достал из ножен кинжал Клиа.

— Она не успела себя защитить.

— Да, я заметил. — Алек спешился и без сил прислонился к лошадиному боку. — Должно быть, он застал ее врасплох. Бека повесила голову.

— Я подвела принцессу.

— Нет, капитан, вина целиком лежит на моем клане. — Голос Назиена был полон печали. — Твоя принцесса не должна была нуждаться в защите среди моих соплеменников.

— Займемся этим позже, — резко прервал их Серегил. — Нужно внести ее внутрь.

Теро встретил их в зале и взял на себя заботу о пострадавшей.

— Так, кладите ее на стол. Нельзя терять времени. Все остальные отойдите. Ей нужен воздух. — Маг склонился над Клиа и прижал руки к вискам, горлу, груди девушки.

Тем временем Серегил расстегнул тунику Клиа, чтобы лучше разглядеть следы на шее. Кожа от подбородка до повязки, стягивающей грудь под льняной сорочкой, была покрыта неглубокими царапинами.

В дверь заглянул Бракнил, держа шлем в руках.

— Как она?

— Жива, — ответил Алек.

— О, да будет благословенна Четверка! Хаманца под стражей мы доставили на конюшенный двор.

— Я скоро приду, — сказал Серегил и вновь занялся принцессой.

В зал быстро вошла Мидри, по пятам за ней следовал Кита.

— Во имя Светоносного, что случилось?

— Алек тебе все объяснит, — ответил Серегил; оставив Клиа на попечение тех, кто лучше мог ей помочь, он направился во двор.

«Молодец Алек», — вновь подумал Серегил, увидев избитое лицо Эмиэля. Молодой хаманец сидел на низком табурете, высокомерно не замечая вооруженных солдат вокруг. Остальные охотники-хаманцы уныло толпились позади Эмиэля. Солдаты Бракнила стояли, обнажив мечи, всем своим видом показывая, что одного слова сержанта будет достаточно, чтобы они изрубили пленника на куски.

Назиен держался в стороне.

«Ты гордился ненавистью ко мне, как почетной наградой, — злорадно подумал Серегил. — Может быть, теперь ты будешь смаковать позор моей семьи с меньшей охотой».

Эмиэль вел себя совсем иначе. Он бросил на Серегила, остановившегося перед ним, презрительный взгляд.

— Алек-и-Амаса говорит, что видел, как ты напал на принцессу Клиа, — обратился к пленнику Серегил.

— Должен ли я говорить с изгнанником, кирнари?

— Да, и говорить правду, — бросил Назиен. Эмиэль с отвращением повернулся к Серегилу.

— Алек-и-Амаса ошибается.

— Сними тунику и сорочку.

Хаманец встал, подчеркнуто медленно расстегнул пояс, затем стянул разом и тунику, и рубашку и швырнул одежду на табурет. Несмотря на всю браваду, Эмиэль вздрогнул, когда руки Серегила коснулись его тела. На тыльной стороне рук виднелось несколько свежих царапин. Мозоли и грязь на руках были вполне объяснимы после целого дня верховой езды. На груди, спине и горле никаких отметин не оказалось.

— Его схватили сразу после нападения? — спросил Серегил.

— Да, господин, — ответил Бракнил. — Алек говорил, этот человек как раз душил принцессу, когда он наткнулся на них.

— Она упала. Я пытался помочь ей, — возразил Эмиэль. — Возможно, у принцессы начался припадок. Тирфэйе ведь так легко заболевают, как я слышал. Тебе это лучше знать.

Серегил подавил в себе желание стереть ударом кулака презрительную усмешку с надменного лица. Его внимание отвлекли Алек и Кита, появившиеся на крыльце кухни.

— И что он говорит в свою защиту? — спросил Алек, подходя поближе.

— Что пытался помочь ей.

Алек ринулся к хаманцу, но Серегил остановил его.

— Не смей, — прошептал он на ухо скаланцу. — Иди обратно в дом и жди меня там. Нам надо поговорить. — Алек покорно остановился, но в дом не пошел.

— Если принцесса умрет, хаманец, тебе не потребуется дваи шоло. — Хриплый голос Алека был не громче шепота.

— Хватит. Иди! — Серегил кивнул Ките, и боктерсиец, взяв юношу за руку, увлек его в дом.

— Можешь ли ты сказать еще что-нибудь? — обратился Серегил к Эмиэлю.

— Мне нечего больше сказать тебе, изгнанник.

— Что ж, хорошо. Сержант, обыщите этого человека и его седельные сумки.

— Серегил помедлил и, стараясь не смотреть на Назиена-и-Хари, добавил: — Обыщите всех хаманцев, которые участвовали в сегодняшней охоте; о результатах доложите мне. Пока не поступит других распоряжений, держите их всех здесь.

Молчание повисло в воздухе; Серегил ушел в дом. Кита отвел Алека в комнату, где раньше проходили траурные церемонии.

— Клиа перенесли в баню, — сообщил боктерсиец. — Мидри приказала соорудить для нее небольшую дхиму.

— Никому не говори о том, что ты видел во дворе, хорошо? Кита кивнул и выскользнул за дверь. Наконец оставшись наедине с Алеком, Серегил заставил себя собрать воедино остатки терпения и подошел к другу.

— Ты должен успокоиться.

Алек поднял на друга потемневшие глаза, полные ужаса и гнева. От него веяло такой глубокой душевной болью, что Серегил почувствовал, как эта тоска сжала его горло.

— Во имя Создателя, Серегил, что, если она умрет?

— Тут мы бессильны. Расскажи мне подробно, что ты видел.

Все, мельчайшие детали.

— В середине дня мы устроили привал на поляне. Поели и стали ждать, когда спадет жара. Эмиэль предложил показать Клиа пруды ниже по течению ручья.

— Ты слышал приглашение?

— Нет, меня… отвлекли. — Алек покраснел. — Кто-то из друзей Эмиэля предложил мне посоревноваться в стрельбе. Последнее, что я видел, — Клиа и Эмиэль сидели в тени и разговаривали. Когда состязание закончилось, их уже не было. Их видела Бека, она знала, куда они пошли. Бека хотела присоединиться к ним, но Клиа запретила. Должно быть, принцесса надеялась перетянуть Эмиэля на свою сторону. Как бы то ни было, они с хаманцем были одни не больше получаса, когда я обнаружил, что они борются на земле. Принцесса сражалась отчаянно, ее волосы и туника были мокры. Когда я отбросил хаманца, Клиа уже дышала с трудом. Я посадил ее на лошадь и как можно скорее повез сюда.

Серегил обдумал услышанное, затем покачал головой; слова, которые он собирался произнести, казались ему горькими, как полынь.

— Не исключено, что хаманец говорит правду.

— Но я видел! И ты же помнишь следы борьбы на них обоих.

— На шее принцессы странные отметины. Должны быть синяки, следы пальцев

— их нет.

— Разрази меня гром, Серегил, я уверен в том, что я видел! Серегил запустил пальцы в волосы и вздохнул.

— Ты уверен в том, что решил, будто видел. Как выглядела Клиа, когда ты подбежал к ней? Лицо было бледное или посиневшее?

— Бледное.

— Проклятие. Синяков на шее нет, хрящи здесь, — он коснулся пальцем гортани, — не повреждены. Если бы принцессу душили, ее лицо потемнело бы. Я не говорю, что хаманец невиновен, но он не душил ее. Тебе придется отказаться от этого обвинения, иначе от твоего свидетельства не будет пользы.

— Но эти ссадины у нее на шее?

— У принцессы под ногтями была кровь, но не Эмиэля. Она сама себя поцарапала, в панике рванув ворот. Это обычная реакция на удушье. Или яд.

— Яд? Мы все ели из одной посуды. Я сам пил с ней вино из одного бурдюка. Все опять упирается в Эмиэля — он что-то сделал с ней у ручья.

— Да, такое впечатление возникает. Ты уверен, что с ними больше никого не было?

— Там настолько мягкая почва, что заметно, где пробежала мышь. Если бы на берегу за последние два дня побывал еще кто-нибудь, я наверняка обнаружил бы следы.

— Будем надеяться, Бракнилу удастся найти что-нибудь в сумках, хотя Эмиэль не производит впечатления человека, способного забыть в кармане пузырек из-под яда. А пока нам нужно внимательно следить за своими словами.

Алек обхватил голову руками.

— Бека права. Мы оказались не способны исполнить свой долг. Боги, как я мог быть так глуп! Состязание лучников!

В дверь заглянул Кита.

— Алек, ты нужен Мидри. Иди сразу.

Четверо солдат из декурии Рилина стояли на страже у входа в баню. Бека и Рилин несли караул внутри. Все в помещении было перевернуто вверх дном, но в первый момент Алек обратил внимание только на Теро и двух сестер Серегила, хлопотавших вокруг Клиа.

Принцессу переодели в чистую льняную сорочку и уложили на тюфяк рядом с небольшой утопленной в полу ванной, превращенной в очаг. Из чайника, установленного на железной треноге над огнем, шел пар. Теро неподвижно стоял на коленях перед Клиа, закрыв глаза, и держал ее за руку.

Мидри командовала полудюжиной слуг, снующих по комнате.

— Настой готов? — обратилась она к женщине, колдующей над ближайшей жаровней. — Морса, Кериан, заканчивайте с дхимой и нагрейте ее! — Последние слова относились к нескольким мужчинам, которые натягивали толстый войлок на деревянный каркас.

Алек опустился на колени рядом с Клиа, прислушиваясь к ее слабому, свистящему, но ровному дыханию. Лицо принцессы приобрело синеватый оттенок, темные круги под глазами ужасающе расплылись.

— Посмотри. — Серегил приподнял свободную руку Клиа. Ногти девушки стали серо-голубыми. Босые ноги вплоть до лодыжек тоже посинели и были ледяными на ощупь.

— У нее признаки отравления, — с сомнением сказала Мидри, — но я раньше никогда не видела ничего подобного. Обычные средства не выводят ее из ступора, и тем не менее она жива.

Алек вновь посмотрел на Теро. Лицо мага осунулось и покрылось испариной.

— Что он делает?

— Пытаюсь впасть в транс, — ответил Теро, не открывая глаз. — Какая-то магия препятствует моему виденью. Похоже, тот, кто сделал это, заметал следы. Сейчас я просто поддерживаю силы принцессы. Мы с Магианой делали то же самое для ее матери.

Женщина, возившаяся у жаровни, принесла чашу с питьем и стала осторожно, по одной капле, вливать жидкость Клиа в рот. Слуги доделали дхиму, подняли и установили так, что она накрыла принцессу, целительницу и временный очаг.

— С тех пор, как вы с Клиа встретились сегодня утром, что она ела у тебя на глазах? — спросила Мидри Алека.

— До отъезда — почти ничего. Она говорила, что у нее похмелье.

— Бека тоже это заметила, но потом ведь Клиа ела. Просто перечисли, что ты видел в течение дня.

— Немного хлеба, яблоко. В лесу я сорвал для нее несколько веточек пижмы — они помогают успокоить желудок. Думаю, она их пожевала. Но я уверен в том, что это было. Я сам сперва попробовал их на всякий случай. Когда мы остановились отдохнуть в середине дня, ей, похоже, уже стало лучше. Вместе со мной и Бекон она отведала жареной кутки, выпила немного вина. — Алек закрыл глаза, восстанавливая картину трапезы. — Назиен предложил Клиа сыр и хлеб. Но я видел — он ел и то, и другое вместе с ней.

— Она могла случайно отравиться, — заметила Мидри. — Не ела ли она чего— нибудь, кроме тех побегов? Ягоды, грибы? Плоды карамона аппетитно пахнут, но опасны даже в небольшом количестве Серегил отрицательно покачал головой.

— Она прекрасно знала об этом.

Из дхимы послышались звуки рвоты. Когда все стихло, служанка вынесла из дхимы и показала Мидри таз. Целительница тщательно исследовала содержимое, затем велела слуге унести.

— Похоже, Алек, ты прав.

— Может, ее укусила змея? — предположил Теро.

— В Ауренене нет змей, только драконы, — ответил Серегил. Мидри пожала плечами.

— Слабительные и мочегонные должны ей помочь. Отвары и какая-нибудь поддерживающая силы магия — вот все, что мы сейчас можем сделать. Выжила же она до сих пор. Может быть, выкарабкается.

— Может быть? — прошептал Алек. В комнату неслышно вошла сержант Меркаль с почтовой сумкой в руках.

— Капитан, я должна была отправить письма, когда мы получили известие о благородном Торсине, и я ре шил а дождаться возвращения принцессы. — Она печально посмотрела на дхиму. — Донесения запечатаны и готовы к отправке, но быть может, кто-нибудь хочет сообщить царице Фории о случившемся?

Бека посмотрела на Серегила, обвела взглядом остальных.

— Кому я теперь подчиняюсь?

— Должно быть, тебе, Теро, — ответил Серегил. — Ты единственный оставшийся скаланец, в жилах которого течет благородная кровь. Вряд ли лиасидра захочет иметь дело со мной.

Теро мрачно кивнул.

— Хорошо. Отправляй как есть, капитан. Сообщим царице о болезни сестры, когда разберемся, что произошло. Было бы неразумно распространять слухи, пока на руках нет фактов.

Меркаль отдала честь.

— А хаманец, господин?

Теро покосился на Серегила.

— Ты теперь мой советник. Что будем делать с пленником?

— Подержим Эмиэля под арестом, а Назиена и прочих хаманцев отпустим обратно в их тупу под честное слово Не беспокойся кирнари никуда не денется, а если кто-то из его людей попытается сбежать, мы будем знать, кто отравитель. Бека, выдели несколько людей, чтобы они последили за хаманцами, но незаметно.

— Я займусь этим, — заверила его девушка.

Глава 31. Ночное бдение

Предчувствие беды охватило всех: слуги тихо бродили по дому, готовили ужин, к которому никто не притронулся, стелили постели, в которые никто не лег спать. Благородный Торсин оказался забыт.

Оставив Клиа на попечении Мидри, Серегил вместе с Алеком, Теро и Адриэль осматривал каждую флягу, каждый нож, каждое украшение, конфискованные у хаманцев. Ни острые глаза, ни магическое искусство не обнаружили никаких признаков яда.

— Ты сам говорил, что никто из них не станет хранить ничего, что может выдать преступника, — сказал Алек. — Я хочу вернуться на ту поляну. У меня не было времени все там как следует осмотреть.

— Если Клиа коснулась предмета, содержавшего яд, я могу его найти, — предложил Теро.

— Ты нужен здесь, — решительно возразил Серегил.

— Саабан обладает магическим даром, — напомнила Адриэль. — И он к тому же знает дорогу на ту лужайку. Может быть, мне попросить его все приготовить?

— Если выехать на рассвете, к полудню мы вернемся, — добавил Алек.

— Так, пожалуй, будет лучше всего, — решил Серегил. — А кстати, где Ниал?

— Я не видел его с тех пор, как охотники вернулись, — ответил Теро. — Может быть, он с Бекой?

— Единственный раз этот человек понадобился, так его нигде не найдешь,

— проворчал Серегил, неожиданно почувствовав невыразимую усталость. — Приведите его. Может быть, он слышал что-нибудь полезное.

Ночь тянулась бесконечно. Серегил, Алек и Теро сидели на полу рядом с дхимой, прислушиваясь к тихому целительному пению Мидри, доносившемуся из-за войлочной стенки, и по очереди дежурили внутри дхимы.

Сидя в жаркой темноте рядом с Мидри, обливаясь потом, чувствуя, как липнет к телу пропитавшаяся влагой одежда, Серегил позволил себе вернуться мыслями к другой дхиме — той, что под Нхамахатом — и к руиауро и его предостережению: «За улыбками скрываются кинжалы». Хаманцы не скупились на улыбки, выезжая утром на охоту.

Серегил не почувствовал, как уснул, и только когда Мидри взяла его за руку, проснулся.

— Тебе следует отдохнуть, — сказала целительница, зевая сама.

Теро и Алек спали, сидя рядом с дхимой. Серегил бесшумно прошел мимо них и высунулся в окно в поисках прохлады. Убывающая луна стояла уже низко, готовая вот-вот скрыться за башнями на западе.

«Это уже почти луна Иллиора — лук Ауры», — подумал Серегил. Наконец— то он вернулся к своему народу; пора было и думать, как положено ауренфэйе.

«Ты — дитя Ауры, дитя Иллиора», — вспомнились ему слова Лиала. Ауры Элустри, создателя ауренфэйе, прародителя драконов — Иллиора Светоносного, покровителя волшебников, безумцев, воров…

«Разные маски для всех, кто приходит в храм, — с улыбкой подумал Серегил. — Совсем как это случается со мной». Он перекинул ногу через подоконник, вылез в окно и отправился в конюшенный двор.

Снаружи казармы тщательно охранялись, но внутри не оказалось никого, кроме Калласа, Стеба и Мирна, которые стерегли мрачного пленника. Эмиэль сидел на подстилке в самом дальнем от двери углу. Свет глиняной лампы бросал на его лицо скользящие тени. Эмиэль не взглянул на Серегила, когда тот приблизился; он продолжал глядеть в маленькое оконце под крышей, следя за заходящей луной.

— Оставьте нас, — приказал Серегил часовым. Когда те неуверенно переглянулись, он нетерпеливо бросил: — Дайте мне меч и стойте за дверью. Можете не сомневаться: от меня он не сбежит.

Стеб отдал Серегилу свой меч и вышел следом за остальными.

Серегил медленно подошел к пленнику.

— Явился, чтобы убить еще одного хаманца, изгнанник? — спросил Эмиэль так спокойно, словно интересовался погодой.

— На моей совести и так на одного твоего родича больше, чем нужно. — Серегил упер острие меча в пол. С тех пор, как погиб Нисандер, он впервые позволил себе коснуться клинка; теперь рукоять неловко лежала в руке. — Впрочем, тетсаг и убийство — разные вещи, не так ли?

Хаманец не отвел взгляд от окошка.

— Прикончить меня здесь — это убийство.

— Но для тебя убить мою родственницу, Клиа-а-Идрилейн, — это тетсаг?

— Она умерла?

— Отвечай на вопрос. Если хаманец убьет Клиа-а-Идрилейн, будет ли это тетсаг против Боктерсы? Против меня?

— Нет, родство слишком отдаленное. — Теперь Эмиэль поднялся на ноги и повернулся лицом к Серегилу. — Даже будь это не так, я никогда не опозорил бы мой клан ради мести такому, как ты. Ты для нас мертв, изгнанник, ты — надоедливый призрак. Твое присутствие неприятно кхи моего убитого родича, но ты скоро отсюда уберешься. Я могу позволить себе быть терпеливым.

— Таким же терпеливым, каким ты был в ту ночь, когда со своими дружками повстречал меня в тупе Хамана?

Эмиэль снова уставился на луну, но Серегил заметил, что тот усмехнулся.

— Отвечай мне.

— Я уже говорил тебе, изгнанник: мне нечего тебе сказать. Серегил пристально оглядел хаманца, потом отбросил меч. Металл зазвенел на неровных досках пола; в дверь заглянули изумленные солдаты.

— Оставайтесь там, пока я вас не позову! — отмахнулся от них Серегил. Он подошел совсем близко к Эмиэлю и сказал, понизив голос: — Вы, хаманцы, хорошо умеете заключать сделки. Вот тебе выгодное предложение. Ответь на мой вопрос, и ты снова узнаешь вкус тетсага. Прямо здесь. Сейчас.

Эмиэль слегка отвернулся, и Серегил принял этот жест за отказ. Мгновением позже он оказался лежащим на спине; рот его наполнился кровью, перед глазами плясали черные пятна. Вся левая сторона головы — там, куда врезался кулак Эмиэля, — онемела.

Стеб и остальные уже почти скрутили хаманца, пока Серегил приходил в себя.

— Нет! Все в порядке! Уйдите, — выдавил он, с трудом поднимаясь на ноги. Взгляд, который бросил на него капрал, дал Серегилу понять, что позже ему предстоит объясняться с Бекой. И, что еще хуже, — с Алеком. Тот, наверное, предложит позаботиться о том, чтобы обе стороны головы болели одинаково… Впрочем, сейчас не время об этом думать.

На лице Эмиэля снова играла высокомерная усмешка.

— Ну так задавай свой вопрос, изгнанник. Задавай сколько угодно вопросов. Цена будет одинаковой за каждый.

— Что ж, справедливо. — Серегил языком ощупывал зубы, проверяя, все ли на месте. — Я знаю о тайной встрече, которую устроил Юлан-и-Сатхил несколько дней назад, знаю, о чем он вам сказал на ней. Ты не разделяешь симпатии своего дяди к Скале. Как он принял твой рассказ о том, что ты узнал?

Эмиэль презрительно фыркнул, потом ударил Серегила по щеке — достаточно сильно, чтобы тот покачнулся.

— И ради этого ты жертвуешь своим хорошеньким личиком? Он, конечно, был шокирован и огорчен. Клиа-а-Идрилейн строго придерживается атуи, как и ее мать. Эта же ваша новая царица… — Хаманец покачал головой. — Даже мой дядя засомневался:

не стоит ли нам подождать, пока сменится еще одно поколение, прежде чем отменять Эдикт об отделении. Так же думают многие другие кирнари.

— Ты очень щедр в своих ответах, — пробормотал Серегил; ему даже почти удалось криво улыбнуться.

— Спрашивай еще.

Серегил глубоко вздохнул и напряг мышцы, решив, что на этот раз его не удастся застать врасплох.

— Хорошо…

Но Эмиэль снова нанес неожиданный удар — не в лицо, а в живот. Серегил согнулся вдвое, ловя воздух ртом. Когда ему удалось отдышаться, он спросил:

— Ты знал о тайных беседах благородного Торсина с Юланом-и— Сатхилом?

— Вирессийцем? Нет.

Серегил прислонился к стене, прижав руку к животу. В ушах у него звенело, голова разламывалась, но он все-таки заметил, как поразил противника последний вопрос.

Он подумал, не задать ли еще вопрос о связях Торсина, однако решил этого не делать: не стоило слишком много давать понять Эмиэлю, если он и правда ничего не знал о делах покойного посла. С хриплым смешком он сказал:

— Так ты считаешь мое лицо привлекательным?

Эмиэль угрожающе шагнул к нему.

— Это следующий вопрос, изгнанник? Серегил поспешно сделал шаг в сторону.

— Нет, я его снимаю.

— Ну так я отвечу на него бесплатно. — Усмехаясь, Эмиэль сказал громко, чтобы слышали солдаты за дверью: — Ты всегда был смазливенькой потаскушкой, изгнанник, даже лучше того предателя-чиптаулосца, которому ты продался тем летом. — Слова хаманца пригвоздили Серегила к месту. — Ты не помнишь этого, но я тоже там был. Я видел и тебя, и Илана-и-Сонтира — его ведь так звали? Того человека, ради которого ты убил моего родича? Очень жаль, что его интересовала не только твоя задница, ты, убийца— гастролер! Может быть, тогда мы все остались бы друзьями, он бы просто передавал тебя по кругу. Тебе ведь это уже тогда нравилось!

Слова ранили сильнее любого удара. Позор был горек, как желчь. Как много из сказанного поняли стоявшие за дверью воины Ургажи? Издевательский взгляд Эмиэля, казалось, жег его кожу. Серегил поднял меч и вышел из помещения.

— Я не особенно хорошо понимаю по-ауренфэйски, но мне не понравился его тон, — прорычал Стеб, когда Серегил отдавал ему клинок.

«Эмиэль-и-Моранти только что признался: он пытался задушить Клиа. Убейте его», — вот и все, что надо было бы сказать…

Удержав готовые сорваться слова за окровавленными губами, Серегил покачал головой.

— Проследите, чтобы с нашим гостем ничего не случилось, солдаты, — даже грубого слова он не должен услышать.

Как он и опасался, новости распространялись среди Ургажи быстро. За дверью его уже ждал Алек.

— И чем это ты теперь занимался? — рявкнул он, поворачивая к свету лицо Серегила, чтобы оценить новый ущерб. Серегил высвободился и двинулся к дому.

— Не беспокойся, все было так, как я сам того хотел.

— Вот об этом-то я и беспокоюсь.

— Ничего похожего на прошлый раз. Я дразнил его, чтобы заставить проговориться. Атуи требовал, чтобы он меня ударил.

— Так, значит, бить тебя — проявление чести с его стороны?

— Абсолютно. К тому же у него вырвались некоторые интересные замечания.

— Серегил остановился у входа в главный зал и сказал, понизив голос: — Как мы и боялись, разговоры Юлана принесли очень много вреда. Честь Фории теперь под вопросом, и некоторые из тех, кто нас поддерживал при жизни Идрилейн, колеблются. Однако из того, что только что сказал Эмиэль, ясно, что о тайных встречах Торсина с Юланом никто не знал. — Серегил пощупал болезненное место под глазом, надеясь, что глаз не заплывет. — Если нам удастся использовать это для того, чтобы бросить тень на Вирессу, и доказать, что Клиа была отравлена, может быть, мы сможем снова привлечь многие кланы на свою сторону. Мне нужно поговорить с Адриэль.

— Она в зале.

Серегил хлопнул друга по плечу.

— Постарайся что-нибудь найти. Нам нужно знать, какую роль во всем этом играют хаманцы.

— Нелегкая задача, — признался Алек. — Если они выбросили что-то по дороге, мы можем никогда не найти улик.

— Нужно попытаться. В противном случае можно просто накрыть голову хвостом и позволить всему делу провалиться.

Адриэль разговаривала с Рилином и Меркаль у камина. Отозвав ее в соседнюю комнату, Серегил и Алек быстро рассказали ей о том, что удалось узнать.

— Ты никак не можешь поверить, что хаманцы не виноваты? — спросила Адриэль, вглядываясь в лицо брата.

— Я не готов еще это признать, но что-то тут не так. Я считаю Эмиэля способным на убийство, но если он решился на такую крайнюю меру, чтобы добиться своего, разве не более подходящей мишенью был бы его дядя?

— А что ты думаешь о Назиене? — спросил Алек. — Он мог просто водить нас за нос.

Серегил пожал плечами.

— Это кажется еще менее вероятным. Как ни противно мне в таком признаваться, он представляется мне честным человеком.

Адриэль, нахмурившись, коснулась кровоподтека на щеке Серегила.

— Что ты собираешься делать теперь?

— Продолжать поиски. Правильно ли я считаю, что тому, на кого падет сильное подозрение, не будет позволено принимать участие в голосовании?

— Да. Хаманцы должны доказать свою невиновность — или ты их вину — в течение месяца.

— У нас нет этого времени, — возразил Алек.

— Наверное, — согласилась Адриэль. — Пожалуйста, Алек, я хотела бы поговорить с Серегилом наедине.

Алек бросил на Серегила встревоженный взгляд и поклонился.

— Конечно, госпожа. Адриэль подмигнула ему.

— Не тревожься. Я скоро пришлю его к тебе, тали.

Она ласково смотрела вслед Алеку, пока тот не вышел из комнаты, потом коснулась распухшей губы Серегила.

— Ты должен это прекратить, — сказала она тихо. — Неправильно искать расплаты с их стороны.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Серегил, складывая руки на груди.

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать! Уж не думаешь ли ты, что Мидри не рассказала мне о том происшествии? Чего ты рассчитываешь добиться таким поведением? Справедливости? Искупления?

— На этот раз все было иначе, — возразил Серегил. — Иногда нужно заманить врага и заставить сделать то, чего ты от него хочешь. Я позволил Эмиэлю думать…

— А что подумают все остальные, когда увидят тебя завтра? — сердито бросила Адриэль. — Хоть раз в жизни прислушайся к доброму совету. Слушай меня если не как старшую сестру, то как кирнари клана, к которому, по воле богов, ты рано или поздно снова присоединишься. Позволяя хаманцу коснуться тебя хоть пальцем, ты позоришь принцессу, которой служишь, позоришь клан, из которого происходишь, позоришь Алека. Об этом ты подумал?

— Это мне очень хорошо объяснили. Но сегодня…

— Сегодня ты снова позволил хаманцу тебя избить, словно это — его право.

Серегил знал, что все совсем не так. Он знал, что какова бы ни была цена, информация, которую он получил, того стоила. Любой мошенник или аристократ-интриган в Римини наградил бы его аплодисментами за подобную уловку. И в то же время он был уверен, что нет никакой возможности заставить сестру принять ту же точку зрения.

— Прости меня, тали. Причинять боль и позорить тех, кого я больше всего люблю, — похоже, мой особый талант. Адриэль взяла его за подбородок.

— Жалость к себе — это слабость, которой ты не должен себе позволить. Ты ведь знаешь, какие надежды я питаю. Я хочу, чтобы мой брат вернулся. Я хочу, чтобы ты стал ауренфэйе снова.

Слезы выступили на глазах Серегила, когда он прижал к себе Адриэль.

«Я тоже хочу этого, хочу сильнее, чем ты можешь себе представить. Я просто ищу свои собственные способы совершить невозможное».

Алек медленно ходил по залу. Он был там один — впервые после загадочного несчастья с Клиа у него было время подумать. Когда он попытался осознать случившееся, его поразила путаница событий. Болезнь Клиа и несвоевременная смерть Торсина… Как будто мало того, что им, возможно, предстоит вернуться в Скалу ни с чем, оказаться участниками войны, которая вот-вот будет проиграна! Он был рядом и позволил отравить Клиа прямо у себя под носом! А теперь и Серегил ведет себя как безумец. Может быть, дело в том, что они оба слишком давно покинули Римини.

Когда Серегил вышел от Адриэль, он показался Алеку притихшим.

— Ну и что?

— Отправляйся на ту лужайку при первых лучах солнца. Найди там все, что сможешь.

Алек открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.

— Поспи хоть немного, — посоветовал Серегил. — Этой ночью ты ничего больше не можешь сделать, а завтра будет очень длинный день.

— Ты идешь в нашу комнату?

— Может быть, попозже.

Алек смотрел, как Серегил пересекает зал, направляясь в сторону бани.

— Я все-таки думаю, что Эмиэль что-то с ней сделал.

Серегил помедлил, но не оглянулся.

— Найди мне доказательство, тали, — ВЫДОХНУЛ он, — Найди мне доказательство.

Глава 32. ЗМЕИ И ПРЕДАТЕЛИ

Серегила разбудили спорящие голоса. Он не сразу сообразил, где находится ему снова снился «Петух», только на этот раз Серегил почему-то сидел на крыше С трудом распрямившись, Серегил оглядел сумрачный зал, стараясь сообразить, что происходит. Он сидел с Клиа, пока Мидри не прогнала его прочь, потом устроился на двух стульях здесь, в зале Спать он не собирался, и вот, пожалуйста: от неудобной позы не ворочается шея, а нога затекла до самого бедра. Ночник почти погас, в окна начал сочиться слабый свет.

Разбудившие его голоса доносились от входа в дом; спорили по— скалански Доковыляв до двери, Серегил выглянул и увидел Ниала и нескольких часовых-Ургажи Капрал Никидес и Тейр решительно загораживали дверь. Переводчик казался усталым и удрученным, но тем не менее настроенным решительно.

— Это приказ капитана Беки, — говорил ему Никидес. — Нам велено не впускать никого из ауренфэйе, кроме боктерсийцев Когда она вернется .

— Но руиауро сказал, что Серегил посылал за мной! — настаивал Ниал

— Какой руиауро? — спросил Серегил, приоткрывая дверь.

— Элизарит Это оказалось не то имя, которое Серегил ожидал услышать, но он не стал спорить.

— Конечно Все в порядке, капрал, я за ним присмотрю.

Как только за рабазийцем закрылась дверь, Серегил схватил его за руку, заставив остановиться.

— Что точно сказал тебе руиауро? Ниал изумленно взглянул на Серегила.

— Только что тебе нужны мои услуги.

— И что я посылал за тобой?

— Ну, если подумать, пожалуй, нет. Я так понял…

— В этом мы разберемся потом Где ты был?

— В тупе Рабази. Здесь был такой переполох, что я решил не путаться под ногами Я попросил сержанта Меркаль передать Беке, где меня искать, если я понадоблюсь

— Она все еще присматривает за хаманцами.

— Конечно. Клиа жива?

— Насколько мне известно, да. Пойдем узнаем. Из бани навстречу им вышел Саабан-и-Ираис Он был в дорожной одежде, но усталый вид говорил о том, что он тоже почти не спал

— Тяжелая ночь, — сказал он-С Клиа сейчас Алек Мои всадники готовы, как только он выйдет, мы отправимся.

Перевернутая дхима, похожая на большую черепаху, лежала у стены. Клиа перенесли к центральному бассейну, мокрые компрессы лежали у нее на лбу и запястьях Рядом с принцессой сидели Мидри и Адриэль, держа ее за руки. За ними стояли Алек и Теро Глаза обоих ввалились, на лицах было написано беспокойство

— Когда она пропотела, ее дыхание стало еще более затрудненным, — встревоженно сказала Мидри. — Я дала ей рвотное, отвары трав, спела шесть очищающих песнопений, но ничто, кажется, не помогает.

— Клянусь Светом! — Ниал опустился на колено перед Клиа и осмотрел ее руки и ноги. Кожа не только стала еще темнее, посинение распространилось выше. — Она открывала глаза, двигалась? — спросил он

— Нет — уже несколько часов

— Тогда я думаю, что вы ошибаетесь в том, когда она была отравлена.

Серегил пристально взглянул на рабазийца.

— Что тебе об этом известно? Ниал в сомнении покачал головой.

— Не знаю, как такое могло случиться, но я вижу все признаки последствий укуса апакинаг.

— Кого? — переспросила Мидри.

— Это змея, — пояснил Ниал

— Я думал, в Ауренене не водятся змеи, — воскликнул Алек.

— На земле не водятся. Апакинаг — морская змея Их несколько видов.

— Апакинаг… Нежный убийца, — перевел Серегил. Ниал кивнул.

— Ее так называют, потому что укус безболезненный, а симптомы отравления не проявляются обычно несколько часов, а то и дней. Рыбаки, ныряющие за моллюсками, часто натыкаются на них среди водорослей и не знают, что были укушены, пока позднее не заболевают. Я много раз видел такое среди рыбаков и матросов, так что хорошо знаю симптомы. Правильно, что вы вынесли ее оттуда. — Он показал на дхиму. — Тепло только дает яду возможность проникнуть глубже в тело.

— Водяная змея? Клиа была вся мокрая, когда я ее нашел, — сказал ему Алек. — Эмиэль говорил, что она наклонилась, чтобы напиться…

— Нет, Алек. Апакинаг — жительница соленых вод.

— Где они водятся? — спросил Серегил.

— Вдоль северного побережья. Никогда не слышал, чтобы их видели южнее Рабази.

— Рабази, Гедре, Виресса, Голинил, — стал загибать пальцы Серегил. — И давайте не будем забывать о Пленимаре.

— Пленимаре? — удивился Алек.

— Пока пленимарцев нельзя сбрасывать со счетов. Участвовали они или нет в этом деле, но искусство отравителей доведено в Пленимаре до совершенства, и там не откажутся продать и яд, и средства его применения. У них есть все основания желать Клиа неприятностей.

— Если ты прав, тогда источник яда может оказаться не в чем-то, что она съела, а в чем-то, чего коснулась, — сказал Теро, озабоченный мерами, которые необходимо было принять.

— Скорее чем-то, что коснулось ее, — поправил его Серегил, осматривая похолодевшие руки Клиа. — Мы ищем след, оставленный двуногой змеей. Ты говоришь, жертва не чувствует укуса, Ниал?

— Верно. Зубы змеи совсем маленькие, а яд понижает чувствительность. Рабазийские целители иногда используют очень сильно разбавленный яд для обезболивания.

— Игла или маленькое лезвие, скрытое в перстне, — любимая игрушка пленимарских тайных убийц. — Серегил закатал рукава платья Клиа, чтобы осмотреть ее руки до плеч.

— Этот яд, Ниал… Он подействует на человека, который уже болен, быстрее? — спросил Теро.

— Да. Старцы и хворые почти всегда умирают от него в первые же…

— Торсин! — воскликнул Серегил, глядя на волшебника. — Алек, продолжай искать отметины у Клиа!

Они с Теро кинулись, перепрыгивая через две ступеньки, наверх, в комнату посла. Резкая команда мага зажгла холодные колдовские огни.

Лицо мертвеца утратило свой свинцовый оттенок, приобретя уже зеленоватый цвет разложения. Окоченение прошло, и кто-то распрямил руки и ноги, подвязал отвалившийся подбородок, закрыл глаза и покрыл тело слоем благоуханных трав. Однако ни их аромат, ни едкий дымок, поднимающийся из курильницы, не могли заглушить тяжелого запаха. Круглая покрытая глазурью урна с кожаной крышкой стояла на сундуке с одеждой, готовая принять пепел умершего для путешествия домой.

— Не такой уж тонкий намек на то, что мой народ не позволяет своим умершим задерживаться на земле, — сказал Серегил, показывая на урну. — Нам еще повезло, что его не увезли, чтобы сжечь на погребальном костре.

— Не уверен, что «повезло» — подходящее слово, — ответил Теро, морщась от запаха разложения.

— Проклятие на эту теплую погоду, — пробормотал Серегил, тоже морща нос. — Давай побыстрее закончим с этим.

Он расправил пальцы правой руки Торсина и внимательно осмотрел их. Теро, разжавший стиснутый левый кулак мертвеца, судорожно вздохнул и задержал дыхание. Должно быть, он все-таки не стал таким закаленным, каким его считал Серегил…

Однако маг тут же изумленно охнул.

— Посмотри! — воскликнул он, показывая Серегилу спутанный комок тонких нитей, лежащий на сморщенной ладони.

Серегил взял его и расправил: красный и голубой шелк, маленькая кисточка, такая же, как найденная Алеком в камине посла двумя неделями раньше.

— Это от сенгаи. Посмотри сюда! Тут есть еще клочок ткани, к которой он был пришит.

— Сенгаи? Но это же цвета Вирессы!

— Именно так. — Серегил вернулся к осмотру другой руки старика с сардонической ухмылкой. Кожа разбухла от пребывания в воде, но в ярком свете лампы все же удалось обнаружить маленькую ранку на ладони — как раз у основания большого пальца. Серегил нажал, и из нее появилась капелька темной крови.

Теро вытащил из-за пояса серебряный нож и осторожно снял им капельку.

— Как ты думаешь, в Вхадасоори плавает апакинаг?

— Очень сомневаюсь. Да это и не похоже на укус змеи.

— Скорее на укол иглой или колючкой. Ниал, должно быть, прав: яд снижает чувствительность. Ранка глубокая.

— Значит, отравитель последовал за Торсином к Вхадасоори, когда тот покинул дом Юлана, — размышлял Теро. — Судя по кисточке от сенгаи, они боролись. Торсин вцепился в нападавшего и в смертельных судорогах оторвал ее.

Их прервал Алек, шумно ворвавшийся в комнату.

— Мы нашли! — с торжеством объявил он. — На левой руке есть маленькая ранка между большим и указательным пальцами.

— Но я же там смотрел! — воскликнул Серегил. — Как вы ее обнаружили?

Алек коснулся следа драконьего укуса на своем ухе.

— Вот что подало мне идею. Когда мы ничего не смогли найти, я попробовал смазать кожу лиссиком, и ранка стала видна. Теперь она останется заметной навсегда. Кожа вокруг побелела, а Ниал говорит, что это верный признак яда апакинаг.

— Ну а мы только что нашли что-то похожее у Торсина. И еще это. — Серегил передал Алеку кисточку от сенгаи. — Теро предполагает, что убийца Торсина последовал за ним, когда тот ушел с пира, и старик оторвал кисточку от сенгаи, когда боролся со злоумышленником. Что ты думаешь на этот счет?

Алек расправил кусочек ткани, потом покачал головой.

— Кисточка отрезана, а не оторвана. Видишь, нити не осыпались. Ткань сенгаи легкая, и если бы кто-то дернул кисточку так сильно, что она оторвалась, нити торчали бы во все стороны. Я бы сказал, что кисточку передали как условный знак, как и предыдущую. Может быть, Торсин отправился к Вхадасоори на встречу с кем-то — с вирессийцем.

— Возможно, — согласился Серегил. — Но если Ниал прав в том, что на старых и больных яд действует быстрее, Торсин был близок к смерти еще прежде, чем добрался до озера. С другой стороны, поскольку симптомы у них с Клиа совсем разные, скорее все-таки старика убили его легкие. Яд только ускорил неизбежное.

— То, что я почувствовал, обследуя Чашу, подтверждает твои слова, — согласился Теро. — Но Торсин, должно быть, не догадывался, как тяжело болен, иначе он попросил бы проводить его домой.

Алек показал ему кисточку.

— Если мы правы и это действительно условный сигнал, у него могли быть причины стремиться к одиночеству. Серегил снова осмотрел ранку.

— Коли речь идет о яде апакинаг, то старик скорее всего был отравлен на пиру. Если они с Клиа пострадали примерно в одно и то же время, что кажется вероятным, то отравитель, должно быть, ошибся — не учел состояния здоровья Торсина.

— Может быть, он даже хотел, чтобы подозрение пало на хаманцев, как оно и случилось, — задумчиво протянул Алек. — То, что мы собираемся охотиться с ними, ни для кого не было секретом.

— Однако здесь у нас доказательство причастности Вирессы, — сказал Теро, показывая на кисточку.

— Вирессийцы торгуют с Пленимаром, — заметил Алек. — Спорю на золотой сестерций, что если мы найдем орудие, которое использовал убийца, оно окажется пленимарским.

— Я тоже на это бы поставил, — ответил Серегил. — Надо спросить Адриэль, может ли она устроить, чтобы мне позволили обыскать дом Юлана-и— Сатхила. Теро, если я найду орудие преступления, тебе, может быть, удастся узнать, кто его использовал.

— Может быть, удастся найти и пропавший амулет, — сказал Алек.

— Что? — переспросил Серегил, прищурившись.

— У него нет амулета, отвращающего злые помыслы, — пояснил Алек, показывая на левое запястье мертвеца. — У Торсина был такой же талисман, как и у меня, помнишь?

— Это был акхендийский браслет с подвеской — амулет, предупреждающий о враждебных намерениях, верно? Я смотрю, твой такой же тоже отсутствует.

— С моим долгая история, а что у Торсина он был день или два назад, я помню точно. Я видел, как он теребил его, когда мы принимали посетителей в последний день траура.

— Если нам удастся его найти, амулет может открыть, кто отравил Торсина, — с надеждой сказал Теро. — Я говорил как-то об этом с друзьями— акхендийцами. Члены клана Акхенди иногда могут узнать многое по изготовленным ими талисманам.

— Торсин мог его снять — тогда мы найдем браслет где-нибудь здесь, — заметил Серегил.

Тщательные поиски, однако, ничего не дали.

— Может быть, он его потерял, — предположил Алек. — Или кто-нибудь забрал талисман у Торсина. По-моему, нужно поискать в доме Юлана-и— Сатхила.

— Юноша снова взял в руки кисточку от сенгаи. — Вирессийцы определенно были бы не прочь отделаться от Клиа, принцесса и посол были им доступны во время пира, да и о змеином яде они все знают.

Серегил постучал пальцем по губам и нахмурился: ему пришла новая мысль.

— То же самое можно сказать и обо всех восточных кланах. Например, о Рабази.

— О, Иллиор, опять за старое? — простонал Алек.

— Ты о чем? — поинтересовался Теро.

— Может быть, и ни о чем, просто я не особенно доверяю Ниалу с тех самых пор, как мы в первый раз повстречались, — объяснил Серегил, которого явно не радовала такая возможность. — Рабазийцам не так уж безразличен исход переговоров, а, как только что сказал Алек, о змеином яде они все знают.

— Ну, об этом мог знать кто угодно, — возразил Теро.

— Да, но кто с самого начала имеет свободный доступ в этот дом? За исключением боктерсийцев, кто еще из ауренфэйе был в тесном контакте с Клиа и Торсином?

— И с Бекой, — неохотно добавил Алек.

— Но именно он предупредил нас о яде апакинаг! — воскликнул Теро.

Серегил пожал плечами.

— Ниал был бы не первым убийцей, который таким образом запутывает следы, — бросается на помощь, когда вред уже причинен. Он всюду был с Клиа последние два дня. Он знал, что Торсин болен, и мог предвидеть, как на него подействует яд.

— Ну так тем больше у него было бы оснований не говорить нам о яде, — настаивал Алек. — Не торопись с выводами, Серегил Если ты напрасно обвинишь его, пострадает не только Ниал. Подумай о Беке

— А как насчет его романтического несчастного романа с Амали-а— Яссара? Ты однажды сказал, что я не люблю Ниала потому, что он слишком похож на меня. Если ты прав, мы имеем достаточную причину ему не доверять. Как ты думаешь, сколько раз я использовал спальню для того, чтобы войти в доверие к нужному человеку или получить нужные сведения?

Алек невесело усмехнулся.

— Наверняка чаще, чем мне о том приятно было бы услышать.

— Откуда нам знать — может быть, акхендийцы как раз и есть та мишень, в которую он целится, — задумчиво пробормотал Теро.

— Я считаю, нам следует молчать, пока не появятся доказательства, — сказал все еще не убежденный Алек. — Бека уже отдала приказ, чтобы в дом не пускали никого, кроме боктерсиицев. Разве этого недостаточно?

— Мы еще долго не сможем предъявить обвинения, — согласился Серегил, запуская пальцы в спутанные волосы. — А пока я не хотел бы, чтобы он знал о наших подозрениях. Только нужно проследить, чтобы он не оставался наедине с Клиа.

— Все равно, остается слишком много других возможностей, — сказал Теро.

— Если Клиа и Торсин оба были отравлены на пиру у вирессийцев — а это предположение столь же вероятно, как и любые другие, — то в число подозреваемых попадут только…

— Почти все, кто живет в этом проклятом городе, — закончил за него Алек. — На пиру были сотни приглашенных.

— За исключением Эмиэля-и-Моранти, — заметил Серегил.

— Мы вступаем на ненадежную почву, — пробормотал Алек.

— Верно, — согласился Серегил. — Но отсюда мы можем продвинуться к чему-то более основательному. — Он в последний раз взглянул на руку Торсина, после того как Теро соскреб капельку темной крови, ранка на ней стала совсем незаметной. — Я хочу, чтобы наше открытие вы некоторое время держали в секрете. Ведите себя так, словно считаете его смерть случившейся от естественных причин.

— Как насчет Ниала? — спросил Теро.

— Скажем ему, что ничего не обнаружили. Если он или кто-то другой знает истинное положение вещей, он может проговориться. — Сложив руки мертвеца у него на груди так, чтобы левая скрывала посиневшую правую, Серегил двинулся к двери. — Пойдем посмотрим, чем занят наш трудолюбивый рабазиец.

Им не пришлось идти далеко. Выйдя из комнаты Торсина, они увидели поднимающихся из зала Ниала и Мидри — те сопровождали носилки, на которых Клиа переносили в ее спальню.

Серегила охватило отчаяние, когда он увидел, как смертельно бледно лицо принцессы. Только легкое колыхание груди говорило о том, что девушка еще жива.

— Смесь крепкого чая с коньяком должна помочь ей дышать, — посоветовал Ниал. — В остальном же мало что можно сделать — только укутать потеплее и ждать, как будут развиваться события.

Взглянув на Серегила, Ниал вопросительно поднял брови.

— Как ты думаешь, Торсин тоже был отравлен?

— Нет. Все так, как мы и предполагали, — его подвели легкие.

Рабазиец, по-видимому, принял ответ как должное. Незаметно наблюдая за ним, Серегил ощутил сожаление, вспомнив, какую доброту проявил Ниал после его несчастливой прогулки в тупу Хамана. Несмотря на все свои подозрения, Серегил не мог не признаться себе, что рабазиец ему нравится После того как Клиа уложили в постель, Алек показал другу крошечную синюю точку между пальцами девушки. Даже окрашенная лиссиком, ранка была всего лишь булавочным уколом; ее окружало кольцо посиневшей плоти.

— Оно растет, — нахмурился Алек, касаясь бледной кожи.

— Так обычно выглядит укус апакинаг? — спросил Серегил.

— Да, но только после того, как укушенный уже почувствует действие яда. Плоть вокруг ранки медленно отмирает. Скоро она станет черной, иногда пораженное место даже приходится удалять, если жертва выживает.

«Неудивительно, что мы сначала не заметили ничего на руке Торсина», — подумал Серегил. Не только плоть разбухла от пребывания в воде, но старик умер слишком быстро для того, чтобы появились красноречивые признаки.

— Если? — хрипло выдавил Алек. — Но она продержалась до сих пор…

Ниал положил руку ему на плечо.

— Есть много видов апакинаг, некоторые более ядовитые, некоторые — менее. Симптомы одни и те же, только исход разный. Некоторые жертвы поправляются полностью, другие остаются парализованными или слепнут.

Серегил коснулся покрытого испариной лба Клиа, потом наклонился к ее уху и прошептал:

— Что бы ни случилось, я не покину Ауренен, пока не узнаю, кто это сделал и почему.

Он выпрямился и некоторое время молча смотрел на Ниала.

— В чем дело? — непонимающе спросил тот.

— Для нас наступило опасное время. Прежде чем я кончу расследование, под подозрением может оказаться твой собственный клан. Ты останешься на нашей стороне?

— До тех пор, пока смогу, не поступаясь честью, — заверил его рабазиец.

— Но как быть с приказом Беки? Я ведь не должен быть здесь.

— Побудь пока в казарме. Я договорюсь с ней, когда она вернется. Если тебе понадобится уйти, скажи об этом кому-нибудь на случай, если ты понадобишься Мидри.

— Я сделаю все, что смогу. — Бросив на Клиа последний печальный взгляд, Ниал вышел из комнаты. Досчитав до трех, Серегил выглянул за дверь как раз вовремя, чтобы заметить, как Ниал, встретившись на лестнице с Меркаль и несколькими ее солдатами, что-то им сказал и продолжал спускаться.

Серегил сделал шаг навстречу Меркаль.

— Мы пришли сменить Рилина, — сказала сержант. Следом за Серегилом из комнаты вышла Мидри.

— Серегил, попроси одного из поваров прислать сюда мед для припарок, горячую воду и чистые тряпки Я постараюсь сделать все, чтобы спасти Клиа руку.

По лестнице быстро поднимался Кита.

— Алек здесь? Саабан и его воины ждут его перед домом.

— Я здесь, — ответил Алек, присоединяясь к остальным. — Я спущусь через минуту.

— Лучше захвати с собой рапиру, — сказал ему Серегил. Алек удивленно взглянул на него.

— Я отвык от оружия. Рапира наверху, в нашей комнате. Серегил положил руку ему на плечо.

— Хорошей охоты, тали, и будь осторожен. Алек ответил слабой улыбкой.

— Я собирался сказать тебе то же самое. Моя задача легче, мне кажется.

— Может быть. Сомневаюсь, что Юлан будет рад снова увидеть меня так скоро.

Он смотрел вслед Алеку, пока за тем не закрылась дверь, потом через двор отправился в дом сестры.

Алек снял пояс с рапирой со спинки кровати и стал застегивать его уже на ходу. В спешке он чуть не налетел на Беку, которая в одиночестве сидела на ступеньке чуть ниже площадки второго этажа. Она передвинулась ближе к стене, чтобы дать ему пройти, но не встала: вся ее поза говорила о крайней усталости.

— Когда ты вернулась? — спросил ее Алек.

— Только что. Я шла посмотреть, как дела у Клиа, но мне нужно было минутку побыть одной. Это место ничем не хуже других.

— У Клиа все без изменений.

— Так мне говорили. Это, должно быть, можно считать своего рода хорошей новостью.

— Хаманцы делали что-нибудь, заслуживающее интереса?

— Ничего. Стеб рассказал мне о стычке Серегила с Эмиэлем прошлой ночью. С ним все в порядке?

— О да. Он стал больше похож на себя, чем был все последнее время. — Алек поколебался, потом тихо добавил: — Насчет Ниала…

— Ты думаешь, он замешан в том, что случилось? — Бека опустила глаза на свои стиснутые на коленях руки.

— Так думает Серегил, но это всего лишь догадка. Бека вздохнула.

— Я предложила ему отправиться с нами в Скалу. Алек изумленно заморгал.

— И что он ответил?

— Он попросил меня остаться. Я не могу так поступить.

— А ты… я хочу сказать… я слышал… — Алек умолк, чувствуя, что краснеет.

— Беременна? — Бека мрачно взглянула на него. — Ты слышал о приданом, верно? Это не был приказ, всего лишь предложение. Кипа и Илеа думают, что им удалось забеременеть Для меня это не выход. — Бека неожиданно зевнула, прижав руку к губам. — Тебе лучше не задерживаться.

— А тебе лучше найти возможность отдохнуть. — Алек двинулся вниз, но задержался, спустившись на несколько ступеней, и положил руку на колено Беки. — И вот еще что… будь осторожна.

Она с кислой гримасой взглянула на него.

— Любовь меня не ослепила, Алек. Я только надеюсь, что Серегил ошибается.

— Я тоже.

Глава 33. По следу

Перед домом Алека дожидался порядочный отряд. Саабан и Кита взяли с собой полдюжины всадников, вооруженных луками и рапирами. Их сопровождала декурия Бракнила, тоже в боевом снаряжении.

— У тебя есть какая-нибудь вещь Клиа? — спросил Алека Саабан. Его длинное лицо под темно-зеленым сенгаи выглядело мрачным.

Алек вручил ему тунику, которую принцесса надевала в день охоты, — все еще в пятнах грязи и крови. Саабан стиснул ее в руках, потом кивнул.

— Прекрасно. Ее кхи чувствуется очень отчетливо. Я даже ощущаю болезнь принцессы. Если она прикасалась к какому-нибудь причинившему ей вред предмету и он все еще там, я почувствую. Для этого, правда, нужно сосредоточиться. Я не могу просто на ходу извлечь нужный объект из воздуха.

— Я покажу тебе, где она упала, и ты сможешь осмотреть все кругом, верно? Эмиэль мог бросить кольцо или что-то, чем орудовал, в воду.

— Это возможно, — пожал плечами Саабан.

«Возможно…» Алек вздохнул, сомневаясь, что им удастся найти хоть что— нибудь.

— Что ж, хорошо. Поехали.

Они скакали той же дорогой, что и накануне, — по большей части галопом и останавливаясь только там, где останавливались и охотники.

С тех самых пор, как скаланцы приехали в Сарикали, Алеку впервые представилась возможность подробно побеседовать с Саабаном. Юноша подумал даже, что, не будь Серегил по-прежнему изгнанником, лишенным прав, они могли бы называть друг друга родичами.

Спокойные манеры Саабана делали его незаметным на пирах. Сегодня, однако, он показал, каким неоценимым помощником — умелым и терпеливым следопытом — является. Саабан напоминал Алеку Микама Кавиша; даже их рапиры имели сходство — такие же заслуженные клинки в потертых поцарапанных ножнах.

— Я давно хотел спросить тебя кое о чем, — сказал Алек, когда они, спешившись, принялись прочесывать лужайку. — Убивать у вас запрещено, насилие среди ауренфэйе встречается редко, и все же твое оружие явно не остается без дела.

— Как и твое. — Саабан бросил выразительный взгляд на рапиру Алека. — Мы по большей части сражаемся с зенгати, когда те совершают набеги. С каждым годом они все более дерзко захватывают наших людей, чтобы продать в рабство.

— Я думал, что отец Серегила заключил с ними мир.

— С некоторыми, но не со всеми. Зенгат населяют разные племена, у них нет общего правителя. Совсем как у ауренфэйе, — добавил Саабан с легкой улыбкой.

— К тому же в горах скрываются разбойники, — сказал Кита, ножны рапиры которого были гораздо менее поношенными. — К северу от Боктерсы завелась особенно зловредная банда, настоящая свора — смесь тетбримаш, зенгати и дравниан. Они грабят и уводят пленников в рабство. — Кита с гордостью коснулся седой пряди в волосах. — Так я заработал это. В первый же раз, когда я участвовал в бою с разбойниками, один из этих презренных ублюдков попытался снести мне голову. Я увернулся, так что его клинок только скользнул по волосам, а потом отплатил ему тем же, но только не промахнулся.

— Мы можем ненавидеть насилие, но те, кто живет у границы или на побережье, вынуждены учить своих детей сражаться, как только они вырастают достаточно, чтобы держать оружие, — сказал Саабан.

— Значит, не только жизнь в Скале сделала из Серегила такого прекрасного бойца? Кита фыркнул.

— Да он происходит из семьи отличных фехтовальщиков: ими были и его отец, и дядя, и дед.

— Так же бывает и у нас, — сказал сержант Бракнил, который уже давно прислушивался к разговору.

— Я смотрел, как упражняются твои скаланцы, — ответил ему Кита. — Лучше сражаться на той же стороне, что и вы, чем быть вашим противником.

— Нам следовало бы устроить показательный бой для вашей лиасидра, — пошутил Алек. — Может быть, это побудило бы их оказать нам помощь.

— Результат голосования не будет особенно зависеть от состояния дел в Скале, — предупредил его Саабан.

— А как насчет того, что случилось с Клиа и Торсином? Я думал, что причинить вред гостю — ужасное преступление, особенно в Сарикали.

— Так и есть, однако тут дело в атуи, примерно так же, как когда Серегил совершил свой ужасный проступок. Боктерсу исключили из лиасидра до тех пор, пока не закончился суд и требования тетсага не были удовлетворены,

— то же самое произойдет теперь с Хаманом.

— Тогда только из уважения к руиауро было принято такое мягкое решение,

— сказал Кита.

— Руиауро? — Алек с изумлением взглянул на своих собеседников.

Саабан переглянулся с Китой.

— Именно. Значит, Серегил не рассказывал тебе, что произошло?

— Только в общих чертах, — смущенно ответил Алек. — Он говорил, что лиасидра сохранила ему жизнь после того, как его допросили руиауро.

— От казни Серегила спасли руиауро, а не лиасидра, — объяснил Саабан. — Его вина была несомненна, и хаманцы требовали, чтобы он получил две чаши, несмотря на его молодость. Корити-Солун не опротестовал приговор. Однако прежде чем его привели в исполнение, вмешались руиауро. Серегил провел в Нхамахате три дня. В конце концов именно руиауро предложили изгнать его. Отсюда его отвезли прямо в Вирессу и отправили в Скалу.

— Три дня? — Алек вспомнил, каким угнетенным был Серегил в ту ночь, когда их позвали к себе руиауро. — Что они с ним делали?

— Этого никто точно не знает, но я встречал его, когда он покинул Нхамахат, — ответил Кита, внезапно помрачнев. — Он не смотрел на нас, ни с кем не разговаривал. Путь в Вирессу занял больше недели, и за все это время он едва произнес хоть слово. В единственный раз, когда мне удалось оказаться с ним наедине, он сказал, что предпочел бы, чтобы руиауро его убили.

— Некоторые считают, что они забрали часть его кхи, — пробормотал Саабан.

— Думаю, это сделал Илар, — сказал Алек. — Но ты говоришь, что случившееся теперь чем-то схоже с теми событиями?

— В определенном смысле, — ответил старший из боктерсийцев. — Как родственница Коррута-и-Гламисна, Клиа может требовать тетсага. А тем временем клан, оказавшийся под подозрением, будет отстранен от голосования.

— А если вина не будет доказана? Саабан развел руками.

— Тогда нельзя требовать тетсага. Что вы собираетесь делать, если мы ничего не найдем в лесу?

— Думаю, мы займемся теми, у кого было больше всего оснований желать Клиа зла. Как мне кажется, на первом месте окажутся вирессийцы, поскольку в случае ее успеха они больше всего теряют. Еще, конечно, остаются катмийцы, которые ненавидят нас, потому что мы тирфэйе, чужаки.

Саабан задумался.

— В этом есть смысл, однако вы рассуждаете, как тирфэйе. Преступление же совершил ауренфэйе, и причины могут быть совсем не те, которые вы ожидаете обнаружить.

— Ты хочешь сказать, что я еще не научился думать, как ауренфэйе?

— Поскольку ты таковым не являешься, сомневаюсь, чтобы тебе это удалось, как не удалось бы мне думать так же, как думал убийца. Убить другого человека — безумие. Как может кто-то думать, как безумец, если только он не безумен сам?

Алек улыбнулся.

— Серегил говорит, что ауренфэйе не обладают талантом убивать. Там, откуда я родом, это дается гораздо легче — и думать об убийстве, и совершать его.

Когда всадники добрались до лужайки, там все оставалось так, как было накануне. Зола на кострищах оказалась влажной от росы, мухи лениво жужжали над грудами потрохов там, где охотники разделывали добычу.

Алеку удалось найти следы Клиа у образованных ручьем заводей.

— Вот здесь я и увидел их с Эмиэлем, — сказал он Саабану, приведя того на место происшествия.

Боктерсиец перекинул тунику Клиа через плечо и начал беззвучный речитатив.

В той заводи, у которой Алек нашел принцессу, ничего не оказалось. Однако, отойдя немного вниз по течению, Саабан вдруг остановился, опустил руку в воду и вытащил намокший кошель с наконечниками стрел. К завязке его оказалась прикреплена пластинка с гербом скаланского царского дома.

— Это точно вещичка Клиа, — сказал Алек, осмотрев находку. — Должно быть, кошель выпал во время борьбы.

Саабан сжал кошель в руке и сосредоточился, потом заговорил высоким напевным голосом:

— Да. Ноги ее подогнулись, и принцесса упала лицом в воду. Ее веки стали тяжелыми и непослушными.

— Эмиэль? — с надеждой спросил Алек. Саабан покачал головой.

— Мне очень жаль, но на кошеле след лишь кхи принцессы, Алек.

Они обшаривали все вокруг еще в течение часа, но не нашли ничего, кроме нескольких оторванных пуговиц и скаланского амулета. Добравшись до опушки леса на краю лужайки, Алек оглянулся и увидел, как Саабан на другом конце поляны устало потирает лоб. Боктерсиец не жаловался, но Алек подумал о том, что даже ауренфэйе магия дается нелегко.

Юноша медленно прошел еще раз вдоль ручья, как шли накануне Клиа и Эмиэль, вороша груды сухих листьев и хвороста. Добравшись до того места, где он увидел на земле бьющуюся принцессу, Алек внимательно огляделся. Единственные следы, кроме его собственных, принадлежали солдатам, которые несли Клиа вверх по склону — прямиком туда, где был привязан ее конь. Алек двинулся тем же путем. Почва здесь была покрыта прошлогодними листьями, сквозь которые пробивалась свежая молодая поросль — в таком месте легко потерять какую-нибудь мелочь. Саабан пошел следом за юношей, тихо напевая; он занимался поисками на свой манер.

Добравшись до вершины холма, Алек повернул и начал спускаться обратно, зная, что другое направление движения заставляет все видеться иначе. Его старания были вознаграждены: на середине спуска он заметил что-то под кустиком мелких розовых цветов.

Алек опустился на колено, его сердце заколотилось быстрее. Под кустиком лежал акхендийский браслет, наполовину втоптанный в мягкую землю. Осторожно вытащив его, юноша обнаружил, что это тот самый талисман, который Амали сделала для Клиа в первый вечер по прибытии в Сарикали: сложный узор нельзя было не узнать. Завязки оказались порваны, но вырезанная из дерева птичка осталась цела. Алек подолом рубашки вытер с нее грязь и тихо присвистнул: светлое дерево обрело красноречивый черный цвет

— Ах, неудивительно, что я это пропустил, — сказал Саабан, хотя выглядел раздосадованным. — Магия амулета мешает моей. Ты уверен, что это браслет Клиа?

— Да Я видел его у нее на руке прошлым утром. — Алек коснулся фигурки.

— И тогда дерево было еще светлым. Ты вряд ли сможешь что-то по нему определить?

— Нет. Нужно показать его акхендийцам. Впервые за все время Алек улыбнулся.

— Я знаю как раз ту акхендийку, которая нам нужна. Кита тоже ухмыльнулся.

— Будем надеяться, что Серегилу так же повезет в его поисках.

Глава 34. Расследование

Серегил нетерпеливо мерил шагами зал в доме сестры, дожидаясь, пока она встанет и оденется. Наконец Адриэль вышла:

выглядела она далеко не отдохнувшей. Отказавшись от завтрака, Серегил быстро обрисовал свои планы.

— Это обязательно делать тебе? — поморщилась Адриэль. — На такой обыск нужно согласие лиасидра, а твое участие большинству не понравится.

— Мне нужно там быть. Возглавлять все, конечно, будет Теро, но я должен там быть. Клянусь Светом, я давно бы уже все сделал по-своему, если бы события произошли в любом другом месте. Если Юлан — отравитель, которого мы ищем, у него и так уже было слишком много времени, чтобы уничтожить все улики.

— Я сделаю все, что смогу, — наконец сказала Адриэль. — Но солдат там быть не должно.

— Никаких солдат. Как я понимаю, другие кирнари будут настаивать на своем присутствии?

— По крайней мере Бритир-и-Ниен. Любые обвинения в Сарикали должны выдвигаться в его присутствии. Дай мне время созвать совет. Потребуется по крайней мере час.

Серегил уже поспешно двинулся к двери.

— Я встречу тебя там. Мне сначала нужно поговорить кое с кем еще.

«Я становлюсь постоянным посетителем», — подумал Серегил, подъезжая к Нхамахату. Спешившись на положенном расстоянии от башни, он двинулся по покрытой росой траве, стараясь держаться подальше от дракончиков. Их в этот час здесь было множество, они суетились и хлопали крыльями над выставленным во дворе храма угощением.

— Я хотел бы поговорить с Элизаритом, — сказал он жрецу в маске, встретившему его у входа.

— Я это он и есть, маленький братец, — ответил старик, вводя его внутрь.

Серегил испытал большое облегчение, когда руиауро миновал лестницу, ведущую в пещеру, и провел его наверх в маленькую скудно обставленную комнату. На балконе оказался накрытый на двоих небольшой стол. На его полированной поверхности несколько дракончиков терзали ломоть черного хлеба. Руиауро со смехом согнал их со стола и бросил им крошки.

— Садись, ты ведь не ел ничего почти сутки, — сказал Элизарит, снимая крышки с блюд, на которых оказался скаланский сыр и жареное мясо. Он наполнил тарелку и поставил ее перед Серегилом.

— Ты меня ждал? — спросил тот; в животе у него раздалось голодное бурчание. Серегил подцепил ножом колбаску и с жадностью набросился на нее. Однако еда тут же застряла у него в горле, когда он заметил блюдо с намазанными медом овсяными лепешками. Нисандер всегда угощал ими тех, кто приходил на его экстравагантные завтраки.

— Тебе очень его не хватает, верно, маленький братец? — спросил не притронувшийся к собственной еде Элизарит. Он снял маску, его морщинистое лицо выражало доброту и сочувствие.

— Да, очень, — ответил Серегил тихо.

— Иногда печаль лучше указывает путь, чем радость. Кивнув, Серегил откусил кусок медовой лепешки.

— Это ты послал Ниала ко мне сегодня на рассвете?

— Он пришел к тебе, да?

— Да. Если бы не он, мы могли бы не догадаться, что с Клиа, и не знали бы, как ей помочь.

Брови руиауро изумленно изогнулись. В других обстоятельствах это показалось бы Серегилу ужасно забавным.

— Кто-нибудь причинил зло вашей принцессе?

— Разве ты не знал? Тогда почему ты послал ко мне Ниала? Старик лукаво взглянул на Серегила и ничего не ответил. Тот постарался сдержать нетерпение. Подобно оракулу Иллиора, руиауро, как говорили, были безумны, потому что их коснулось божество. Этот жрец явно не был исключением.

— Зачем ты послал его ко мне? — попробовал Серегил подойти к делу с другой стороны.

— Я его к тебе не посылал.

— Но ты же только что сказал… — Серегил оборвал себя: он слишком устал, чтобы играть в эти странные игры и разгадывать загадки. — Скажи мне тогда, зачем я здесь?

— Ради своей принцессы? — предположил старик, который казался столь же озадаченным, как и Серегил.

— Прекрасно. Раз-ты ожидал меня, должно быть, ты что-то хотел мне сказать.

Из-под стола вылез дракон размером с крупную кошку и забрался на колени к руиауро. Старик стал рассеянно поглаживать его гладкую спинку, потом взглянул на Серегила пустыми невидящими глазами.

Этот странный взгляд заставил того замереть на месте; мурашки побежали у него по спине. Дракон внимательно следил за Серегилом, и в его желтых глазах было больше разума, чем в глазах человека, который его держал.

Элизарит неожиданно выбросил руку со стиснутым кулаком, заставив Серегила инстинктивно отшатнуться.

— Тебе это понадобится, маленький братец.

Серегил неуверенно протянул руку ладонью кверху. Элизарит уронил в нее что-то гладкое и прохладное. На секунду Серегил решил, что это еще один из загадочных шаров его сна, однако оказалось, что он держит маленький флакончик из темно-синего переливающегося радугой стекла с серебряной крышечкой. Безделушка была прелестна.

— Пленимарская работа, — выдохнул Серегил с дрожью предвкушения; однако какая-то часть рассудка тут же предостерегла его: «слишком легкое решение».

— Правда? — Элизарит наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть флакон.

— Тот, у кого два сердца, силен вдвойне, — кхи яшела…

Почти не слушая бессмысленного бормотания старика, Серегил открыл флакон и осторожно понюхал, жалея, что не спросил Ниала, как пахнет яд апакинаг. Резкий запах оказался, к его разочарованию, хорошо знакомым. Капнув жидкость на руку, Серегил растер каплю пальцем.

— Это же всего лишь лиссик.

— А ты ожидал чего-то другого?

Серегил молча закрыл флакон. Он просто теряет здесь время.

— Это подарок, маленький братец, — ласково сказал Элизарит. — Бери то, что посылает Светоносный, и будь благодарен. То, чего мы ожидаем, не всегда то, что нам нужно.

Серегил с трудом подавил желание запустить флаконом в стену.

— Если только твой дракон не собирается меня укусить, не знаю, за что мне тебя благодарить, достопочтенный.

Элизарит посмотрел на него со смесью жалости и симпатии.

— У тебя очень упрямый ум, милый мальчик. Холодный пот выступил у Серегила на лбу. В его последнем видении именно эти слова сказал ему Нисандер. Серегил снова взглянул на овсяные лепешки с медом, потом перевел глаза на руиауро, наполовину надеясь снова увидеть перед собой старого друга.

Элизарит печально покачал головой.

— Редко приходится видеть, чтобы человек так боролся с собственным даром, как это делаешь ты. Серегил-и-Корит.

Разочарование и смутное чувство вины тяжелым комом легли на сердце Серегила. Ему так не хватало Нисандера, не хватало могучего и ясного ума старого волшебника. Может быть, Нисандер и хранил секреты, но никогда не говорил загадками.

— Мне очень жаль, достопочтенный, — наконец удалось ему выговорить. — Если у меня и есть дар, он никогда не проявлялся.

— Конечно, проявлялся, маленький братец! Это же дар Иллиора!

— Тогда скажи мне, в чем он заключается!

— Как много вопросов! Скоро ты начнешь задавать правильные. За улыбками скрываются кинжалы! «Правильные вопросы?»

— Кто убил Торсина?

— Ты уже знаешь. — Старик показал на дверь, он больше не улыбался. — А теперь иди. Тебя ждет работа.

Дракон расправил крылья, оскалил острые как иголки зубы и угрожающе зашипел. Этот звук заставил Серегила поспешно выскочить в коридор. Оглянувшись через плечо, он увидел, что дракон гонится за ним. С балкона донесся тихий смех.

Пробежать три пролета лестницы, когда за вами гонится дракон, даже маленький, — не такое уж легкое и приятное дело. На второй площадке Серегил обернулся, чтобы отогнать преследователя, но дракончик взлетел и кинулся на его угрожающе поднятую руку.

Признав поражение, Серегил снова обратился в бегство. Прямо в ухо ему прозвучал странный бесплотный смех…

Яростный преследователь отстал от Серегила где-то между лестницей и помещением для медитаций, но тот все равно часто оглядывался через плечо, пока не оказался вне башни. На земле мельтешили совсем крошечные дракончики, трепеща крылышками и чирикая. Осторожно пробираясь между ними, Серегил поспешно двинулся к своей лошади. Только протянув руку, чтобы отвязать поводья, он обнаружил, что все еще сжимает флакон с лиссиком.

«Да неужто я и в самом деле рассчитывал, что руиауро вручит мне оружие убийцы?» — с насмешкой в свой адрес подумал он и сунул флакончик в карман.

Ровная рысь Цинрил успокоила Серегила. По мере того как эмоции переставали туманить разум, он все старательнее перебирал бессвязные фразы Элизарита в поисках скрытого в них смысла. В глубине сердца Серегил не сомневался, что не следует пренебрегать словами любого руиауро: за безумием жреца скрывалась воля Иллиора.

Иллиор, а не Аура — так по-скалански назвал его и Элизарит. Поняв это, Серегил почувствовал себя так, будто нашел конец нити в спутанном клубке. Потяни за нее — и узлы сами собой начнут развязываться.

«Тот, у кого два сердца, силен вдвойне, — кхи яшела…»

Кхи яшела. Душа полукровки. Эти слова наполнили Серегила странной смесью отвращения и возбуждения.

Когда он вернулся домой, его встретила радостная суматоха.

— Клиа проснулась! — крикнула ему сержант Меркаль. — Она не может двигаться и говорить, но открыла глаза!

Серегил не стал задерживаться, чтобы услышать подробности. Прыгая через несколько ступеней, он кинулся в комнату принцессы, где Мидри, Теро и Ниал взволнованно переговаривались, склонившись над постелью.

— Благодарение Ауре! — тихо прошептал Серегил, беря руку Клиа в свои.

Рука была забинтована, от нее пахло медом и травами. Клиа взглянула на него; ее глаза были ясными, но полными боли.

— Ты слышишь меня, Клиа? Моргни, если поняла. Бледные веки принцессы медленно опустились. Левое веко двигалось быстрее правого, которое казалось ужасающе непослушным.

— Она знает, что случилось и что нам удалось узнать? — спросил Серегил Теро. — Ты можешь назвать преступника?

— Ее мысли еще слишком беспорядочны.

— Я обязательно все выясню, — пообещал Серегил и погладил Клиа по щеке.

— Клянусь, я добьюсь тетсага в лиасидра. Клиа тихо и хрипло застонала, глаза ее закрылись. Серегил знаком позвал остальных в коридор и прикрыл за собой дверь.

— Можно ли считать, что она выживет?

— То, что она пришла в себя, — обнадеживающий признак, — ответил Ниал осторожно. — Может миновать еще немало дней, прежде чем она сможет говорить.

— Что с ее рукой?

— Омертвение вокруг ранки растет, — сообщила Мидри.

— Ты думаешь, Клиа может лишиться руки?

— Если плоть начнет гнить, как опасается Ниал, тогда да. Однако нужно дать примочке время оказать действие.

— Сделай все, что можешь, — только не ампутация! — умоляюще прошептал Серегил. — Теро, ты мне нужен. Можешь ли ты отправиться со мной к Юлану?

Волшебник взглянул на Мидри; та кивнула.

— Здесь ты сделал все, что мог, Теро. Занимайся тем, чем должно.

Когда Серегил и Теро прибыли в лиасидра, их уже ждали. Каждый кирнари, на которого не падали подозрения, был вправе присутствовать при допросе, и многие высказали такое желание, среди них кирнари Катме, Акхенди, Лапноса, Голинила, Рабази, Брикхи и некоторых менее влиятельных кланов. Сопровождаемые небольшим почетным караулом из силмайцев, они пешком отправились в тупу Вирессы. Серегил с самого начала старательно проявлял почтение к Теро.

Юлан встретил прибывших с неожиданной сердечностью.

— Я предложил бы вам угощение, но в сложившихся обстоятельствах обычное гостеприимство представляется неуместным.

Адриэль заранее научила Теро, как нужно себя вести; маг слегка поклонился и сказал:

— Мы ценим твое гостеприимство, кирнари. Да будет воля Ауры на то, чтобы твоя невиновность была доказана.

— Мой дом велик, как ты знаешь, — проговорил Юлан, провожая всех в сад, где еще недавно они пировали. — Собираешься ли ты обыскивать его целиком?

— Серегил поможет мне осмотреть все волшебным зрением.

— Волшебным зрением? — переспросил Элос из Голинила. — Что ты имеешь в виду?

— Я использую вот это. — Волшебник вытащил кусок окровавленного полотна. — Здесь кровь из раны на руке Клиа. — Он не стал сообщать, что на полотне была кровь и Торсина тоже.

— Кровавая магия! Некромантия! — прошипела Лхаар-а-Ириэль, делая пассы в сторону Теро.

Как заметил Серегил, катмийка была не единственной, кто смотрел на молодого мага неодобрительно.

— Бритир-и-Ниен, как можешь ты разрешать такое непотребство! — воскликнула Мориэль-а-Мориэль.

— Кровь используется мною чисто случайно. Здесь нет никакой некромантии, — заверил всех Теро. — Если Клиа укололи чем-то острым, как мы подозреваем, то ее кровь и яд остались на этом предмете, как и на полотне. Я не использую никаких чар, кроме заклинаний поиска: подобное откликнется подобному.

— Ауренфэйе пользуются такой же магией, — сказал опирающийся на руку Адриэль Бритир. — Если только собравшиеся кирнари не потребуют голосования, я считаю, что ты можешь приступать, Теро-и-Процепиос.

— Умоляю вас, разрешите ему действовать, — добавил Юлан. — Мне нечего скрывать.

— Благодарю тебя, кирнари, — ответил Теро. — Прежде всего скажи мне, не находили ли где-нибудь в твоей тупе после пира акхендийский талисман?

— Нет, ничего такого не находили.

— Хорошо. — Теро подошел к каменной скамье, расстелил на ней полотно и начертил над ним какие-то знаки своей палочкой. Собравшиеся со всевозрастающим интересом следили за разноцветными фигурами, появляющимися и исчезающими по его приказу.

Серегил тем временем незаметно начал осматривать огромный сад. Занавеси и фонарики, развешанные на деревьях во время пира, и столы были уже убраны, конечно. Вспоминая, кто где находился во время празднества, Серегил начал методично обходить сад, рассчитывая найти хотя бы потерянный амулет.

К несчастью, слуги Юлана оказались добросовестными. Серегил не нашел ничего — ни раковины мидии, ни выроненного кем-нибудь ножа.

— Я чувствую, что что-то лежит там, — наконец сказал Теро, дела неопределенный жест в сторону крыла, где находились покои кирнари.

Все двинулись туда, проходя те же коридоры, по которым Серегил и Алек шли той ночью. Серегил вел Теро, который шел с закрытыми глазами, вытянув вперед руки с палочкой на ладонях.

На лице мага не отражалось ничего, кроме сосредоточенного внимания, пока он не достиг сада, в который выходили комнаты Юлана. Неожиданно его глаза открылись, лоб перерезали морщины.

— Да, здесь что-то есть, хотя след очень слабый. «Слишком легкое решение», — снова подумал Серегил, вновь оказавшись в спальне и гостиной Юлана. Он чувствовал растерянность, занимаясь поисками здесь при свете дня среди многих людей, одним из которых был хозяин комнат. Это казалось непристойным, словно кто-то следил, как ты оправляешься в уборной. День был жарким, и по спине Серегила тек пот.

Он снова ничего не нашел.

— Ты уверен, что это именно тот дворик, который тебе нужен? — пробормотал он, подходя к Теро, который стоял у бассейна с рыбками.

Маг кивнул.

— Все очень неотчетливо, признаю, но это то самое место.

Размышляя, в какой угол он еще не заглянул, Серегил рассеянно смотрел на благоухающие лилии на темной поверхности воды. Рыбки мелькали между круглых зеленых листьев, словно ускользающие догадки. Лишь одна дохлая рыбка плавала в дальнем углу, нарушая красоту бассейна; обычно аккуратному Юлану явно было не до уборки в саду с тех пор, как произошло несчастье с Клиа.

Сопровождающие их кирнари следили за каждым движением Серегила с разной степенью интереса и враждебности. Стараясь не обращать на них внимания, он еще раз огляделся. Если Теро говорит, что здесь что-то есть, значит, это здесь есть. Нужно только искать в правильном месте.

Или задавать правильные вопросы.

Заросли белых пионов и роз привлекли внимание Серегила. Ему совсем не нравилась перспектива вырывать их с корнем без достаточных на то оснований. Маленькие красные мотыльки сновали среди цветов. Один из них опустился на лепесток лилии. Тут же из воды, блеснув чешуей, выпрыгнула рыбка и проглотила насекомое.

— Они вечно хотят есть, — пробормотал Юлан, снял крышку с чаши, стоящей на бортике бассейна, и бросил рыбкам горсть крошек. Только что спокойная вода словно вскипела: прожорливые обитательницы бассейна накинулись на угощение.

Внимание Серегила снова привлекла дохлая рыбка. Она была довольно большая — с ладонь человека, и ее чешуя все еще блестела. Это обстоятельство и тот факт, что вечно голодные родичи еще не начали ее обгладывать, говорили о недавней гибели рыбки.

Заинтересованный, Серегил прошел к дальнему концу бассейна и выловил тельце, чтобы получше рассмотреть. Темные глаза рыбки еще не помутнели. Да, она сдохла совсем недавно.

— Не одолжит ли мне кто-нибудь нож? — спросил Серегил, стараясь, чтобы голос не выдал растущего в нем возбуждения.

Это было нарушением условий, на которых ему разрешили вернуться, но старейшина Силмаи сам протянул Серегилу кинжал.

Тот одним ударом вскрыл брюшко и был вознагражден: среди внутренностей блеснула сталь. Кончиком кинжала Серегил извлек кольцо.

«Не такая простая штучка», — подумал он, разглядев тонкий шип на его наружной поверхности.

Остальные столпились вокруг, возбужденно переговариваясь. Серегил поверх голов взглянул на Юлана-и-Сатхила, который попрежнему стоял у бортика бассейна. Кирнари не побледнел, на его лице не отразилось паники.

«Не хотел бы я играть с тобой в карты», — сказал себе Серегил с невольным уважением.

— Тонкая работа, — заметил он, показывая остальным, как шип выдвигается и убирается при помощи рычажка на внутренней поверхности кольца. — Пленимарцы поэтично называют такое приспособление «кармакти» — «язычок колибри». Иногда шип смазывается ядом. Некоторые кольца имеют внутри резервуар для него. Нужно обращаться с кольцом осторожно, пока я не определю, к какому типу оно относится: оно все еще может представлять опасность.

— Но как можно сделать так, чтобы никто не заметил такого странного украшения? — воскликнула Адриэль.

— Видишь? — Серегил показал на следы золота на наружной поверхности находки. — Эта штучка была вставлена в большее кольцо, которое, в свою очередь, должно иметь отверстие, через которое высовывается шип.

— Можешь ли ты предъявить это второе кольцо? — спросил Юлана старый силмаец.

— Нет, потому что у меня его нет и никогда не было, — ответил кирнари Вирессы. — Бросить кольцо в пруд мог кто угодно.

— Ты много знаешь о подобных приспособлениях, изгнанник, — заметила кирнари Катме, поворачиваясь к Серегилу.

— В Скале знать такие вещи было моей обязанностью, — ответил тот, предоставив ей самой делать выводы из этого. — Ты когда-нибудь видел кольцо раньше, Юлан-и-Сатхил?

— Никогда! — воскликнул наконец-то задетый за живое Юлан. — Клянусь в этом и призываю в свидетели Ауру н кхи моего отца! Насилие могло свершиться под моей кровлей; я готов принять бесчестье. Но его совершил не я!

Убедившись, что шип полностью убран в оправу, Серегил протянул кольцо Теро.

— Можешь ты что-нибудь узнать о его владельце? Маг спрятал кольцо в ладонях и прошептал заклинание.

— Придется потрудиться и как следует сосредоточиться.

— Можно мне? — сказала Адриэль. Через минуту, однако, она, покачав головой, вернула кольцо.

— Или оно слишком долго пробыло в животе рыбки, или кто-то целенаправленно скрыл следы, — сказал Теро.

— Судя по тому, с каким трудом я смог найти нужное место, я предполагаю последнее.

«Злоумышленнику следовало бы вырвать шип», — подумал Серегил.

— Ты больше ничего в доме не улавливаешь? — спросил он Теро.

— Нет. Едва ли мы выясним здесь еще что-нибудь.

— За тем исключением, что преступник — мужчина, — сказал Серегил, с легкостью надевая кольцо на указательный палец. — И что он знал о ядовитых змеях восточного побережья и пленимарских отравительских уловках.

— И все это, по твоему мнению, указывает на Вирессу? — сказал Элос-и— Ориан с явным намерением защитить тестя.

— Не обязательно, — ответил Серегил; он повернулся к выходу, но остановился, словно что-то вспомнив.

— Есть еще одна вещь, о которой я хотел тебя спросить, кирнари. — Серегил вытащил из кошеля вирессийскую кисточку от сенгаи и поднял так, чтобы все могли видеть. — Мы нашли это в руке Торсина после его смерти. Не было ли у кого-нибудь из твоего клана привычки посылать такие кисточки Торсину как приглашение к тайной встрече?

Юлан слегка прищурился, и Серегил почувствовал, что наконец-то ему удалось застать того врасплох.

— Я так делал, — ответил кирнари Вирессы, — но не в ту ночь. Да и зачем бы, ведь Торсин был в моем собственном доме!

— Но у кого, кроме вирессийца, могла найтись такая кисточка? — спросил кирнари Силмаи. — Боюсь, клан Вирессы должен быть лишен права голоса, Юлан. Пока мы не разберемся в этом деле к полному удовлетворению скаланцев, ты не сможешь голосовать в лиасидра.

Юлан-и-Сатхил поклонился старейшине.

— Так тому и быть. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы скаланцы получили справедливое воздаяние за тот вред, который был им причинен под моей кровлей.

— Ради чего ты тайно встречался с Торсином? — поинтересовался Серегил.

— Это не имело никакого отношения к случившемуся! — возразил вирессиец.

«Определенно тайные переговоры с Торсином — чувствительное место Юлана!» — заключил Серегил.

Теро умело включился в разговор.

— В настоящее время, кирнари, я выступаю от имени принцессы Клиа и потому должен знать о любых делах между вами двумя, к чему бы они ни относились.

Юлан взглянул на кирнари Силмаи, но не получил от него помощи.

— Хорошо, но я настаиваю на том, чтобы сообщить тебе это наедине.

Вирессиец явно хотел отделаться от Серегила, но Теро знаком велел тому следовать за собой, как если бы и подумать не мог о том, чтобы лишиться своего советника.

Пряча довольную улыбку, Серегил расправил плечи и последовал за Юланом и Теро в комнату кирнари. Однако его радость длилась недолго.

— Можно мне взглянуть на кисточку? — спросил Юлан. Внешне он проявлял к гостям полное уважение, но глаза его стали холодными. — Она определенно от вирессийского сенгаи, но не одного из моих. Кирнари Вирессы положено вплетать в свои сенгаи более темную нитку, а здесь она отсутствует.

Что же касается смерти Торсина-и-Ксандуса, это для меня такая же тяжелая потеря, как и для вас. Он много лет был моим близким другом. Он понимал, что движет лиасидра, лучше всех других тирфэйе.

— И он с сочувствием относился к трудностям, которые может испытывать Виресса, — вставил Теро.

Серегил изумленно взглянул на мага. Как ни молод тот был, Теро явно не собирался уступать этому искусному интригану. Он с твердостью встретил оценивающий взгляд кирнари.

— Что вы обсуждали с Торсином при своих встречах? — спросил волшебник.

— Какое-то сепаратное соглашение, которое бы защитило интересы твоего клана?

Юлан снисходительно кивнул.

— Ну конечно. Мы стремились найти компромисс, и ваша принцесса прекрасно об этом знала: мы были готовы согласиться на открытие для торговли Гедре, пока длится война, но с условием, что, когда нужда минует, контроль над судоходством вернется к Вирессе. Многие кирнари серьезно возражают против того, что предлагала Клиа, особенно учитывая характер вашей новой царицы.

— И ты позаботился о том, чтобы они узнали о ее недостатках, — тихо сказал Серегил.

Юлан склонил голову, словно в ответ на похвалу.

— Гедре находится слишком далеко, имеет слишком слабые укрепления и слишком мало воинов, чтобы защитить себя, если Фория решит нарушить соглашение. Кто может поручиться, что женщина, способная предать собственную страну, собственную мать, не позарится на богатства Ауренена, когда увидит способ завладеть ими?

«А каков был твой план, пока Фория не стала царицей?» — гадал Серегил, не в силах не восхищаться Юланом. Сколько, интересно, разных вариантов придумал этот человек, чтобы защитить интересы своего клана? Секретные сведения о Фории он держал в запасе, чтобы в нужный момент выложить козыри в этой игре. Как бы он распорядился ими, будь Идрилейн жива и здорова?

— Именно захват Пленимаром северных торговых путей ставит Скалу в трудное положение, — говорил тем временем Теро.

— Мне это известно, как известно и то, что именно нежелание Скалы допускать кого-нибудь еще на север за последние несколько столетий укрепило торговые связи между Пленимаром и восточными кланами Ауренена, — ответил Юлан. — Победит Пленимар в войне или проиграет, он остается самым привлекательным партнером для нас.

— Несмотря на то что пленимарцы обещали зенгати поддержку в войне против Ауренена, если лиасидра примет решение в пользу Скалы? — спросил Серегил.

Юлан бросил на него снисходительный взгляд.

— Так ты ничего не знаешь? Зенгату сейчас хватает собственных неприятностей. Племена снова передрались, как это часто случается, — уж очень они беспокойный народ.

— Ты в этом уверен? — охнул Теро.

— Мои шпионы там очень надежны. Не могу назвать их, конечно, но думаю, что Серегил узнал бы некоторые имена.

— Илар? — выдохнул Серегил, мучаясь ужасным предчувствием. — Он жив?

На лице кирнари ничего нельзя было прочесть.

— Я ни разу не виделся с этим человеком со времени его бегства, но даже если это он, уж ты-то должен признать, что от изгнанников иногда бывает польза.

«Со времени его бегства?»

С чего бы кирнари Вирессы вообще водить знакомство с молодым чиптаулосцем, если только для того не было веских причин? Встретив холодный взгляд Юлана, Серегил нутром понял, каков был бы ответ. Не менее уверен он был и в том, что Юлан никогда не раскроет тайны, если только это не окажется каким-то образом в его собственных интересах.

— Эта межплеменная война началась очень вовремя, — заметил Теро. — Ауренену было бы несладко, заключи Зенгат и Пленимар союз.

— Везение — дорогое удовольствие, — многозначительно ответил Юлан. — Однако кому придет в голову жадничать, когда речь идет о безопасности родной страны? Однако можете не беспокоиться — в один прекрасный день междоусобица может сыграть вам на руку.

— Ты полагаешь, Пленимар победит? — с трудом сдерживаясь, спросил Серегил.

— Да. Так зачем жертвовать жизнями и магией ауренфэйе ради безнадежного дела?

— Как мог Торсин согласиться сотрудничать с тобой, зная об этом! — гневно бросил Теро.

— Он был тирфэйе и измерял будущее меркой своей короткой жизни. То же можно сказать о Клиа и ее семье, хоть они, несомненно, и умны. — Юлан пренебрежительно махнул рукой. — Вы двое слишком молоды, чтобы понимать, как медленно меняется течение истории. Я совсем не хочу, чтобы Скала страдала; моя цель — избавить от страданий Вирессу. Хоть Фория и дочь Идрилейн, из нее не получится достойной союзницы.

— А из Верховного Владыки Пленимара и его некромантов — получатся? — воскликнул Серегил. — Тебе знакомо имя Рагара Ашназаи, кирнари, а я знал его родича, некроманта.

— И ты победил его, так же как и дирмагноса, — безразлично ответил Юлан. — Если это удалось тебе всего с горсткой тирфэйе, стоит ли ауренфэйе бояться Пленимара?

— Там был всего один дирмагнос и несколько некромантов, но чтобы победить даже их, понадобилась жизнь великого Нисандера-и-Азушры, — тихо сказал Теро, и что-то в его голосе заставило Серегила опасливо взглянуть на друга. На мгновение ему показалось, что глаза мага стали золотыми. Должно быть, игра света, решил Серегил. — Берегись той цены, которую ты заплатишь за процветание своего клана, Юлан-и-Сатхил, — продолжал Теро. — Есть люди, которые могут заглядывать вперед даже дальше, чем ты.

Юлан подошел к двери и открыл ее.

— Торсин был моим другом, и я оплакиваю его. Больше нам говорить не о чем. Что же касается случившегося с Клиа под моей крышей, то это очень печальное событие, но она, возможно, сама навлекла его на себя. Она посеяла раздоры в городе, который с незапамятных времен знал только мир. Может быть, это кара Ауры.

Теро побледнел, но промолчал.

Серегил оказался менее сдержанным.

— Светоносный не имеет никакого отношения к преступлению, — прорычал он. — Запомни мои слова, кирнари: правда еще выйдет наружу. Обещаю тебе это.

— Ты? — Юлан не сделал попытки скрыть презрение. — Что знаешь ты о правде?

Глава 35. Обвинение

Алек увидел Серегила на ступенях перед дверью, когда вместе с сопровождавшими его боктерсийцами вернулся в город.

— Ну как, что-нибудь удалось найти? — окликнул его тот. Алек спрыгнул с седла и протянул другу акхендийский амулет.

— Это вещичка Клиа. Должно быть, оборвалась во время борьбы.

— Пальчики Иллиора! — воскликнул Серегил, рассматривая почерневшую фигурку.

— Кита отправился за Райшем, — сообщил ему Алек. — Саабан говорит, что тот сможет с помощью талисмана сказать, кто злоумышленник Талисман перед охотой был белым. Хочешь поспорить, из-за кого он почернел?

— Не сейчас, пожалуй, — ответил Серегил, доставая из кошеля кольцо отравителя.

— Где ты это нашел?

— В бассейне с рыбками рядом с покоями Юлана. Пока что Теро не удалось ничего по нему узнать. Он говорит, что на кольцо наложено заклятье.

Алек поднял брови.

— Это трудно сделать?

— Достаточно трудно, чтобы я начал думать: мы имеем дело с кем-то очень сильным.

— Проклятие! Тогда и амулет может быть заколдован.

— Полезно будет узнать, так ли это, — ответил Серегил, снова рассматривая браслет. — Если так, то обе вещички побывали в руках у одних и тех же людей Есть шанс, что виновник присутствовал на охоте и решил наложить заклятье на амулет после того, как Эмиэль напал на Клиа.

— Так что нам нужно узнать, кто из участвовавших в охоте был и на пиру Вирессы? Серегил пожал плечами.

— Если окажется, что и талисман заколдован, то да.

Скоро явился Кита с акхендийским кирнари, и Серегил провел их в комнату, где дожидались Алек и Теро.

— Ты что-то нашел в лесу? — спросил Райш юношу.

— Вот это — Алек протянул акхендийцу почерневший амулет. — Можешь ты сказать, по чьей вине фигурка стала черной? Кирнари мгновение подержал талисман в руке.

— Да, я узнаю его — это работа моей жены. Лучше всего будет, если я отнесу вещицу ей и сообщу вам, что удастся обнаружить. Амали плохо себя чувствует сегодня и не может выходить из дому.

— Если не возражаешь, кирнари, мы пойдем с тобой, — перебил его Серегил.

— Хорошо, — ответил Райш, явно ошарашенный такой бесцеремонностью: никто никогда не являлся в жилище кирнари без приглашения.

— Прости мою грубость, — поспешно добавил Серегил, чтобы загладить неловкость. — Но нельзя терять времени — ради Клиа.

— Конечно. Я не подумал. Акхенди сделает все возможное, чтобы помочь исцелению принцессы.

— Благодарю тебя, кирнари. — Знаком предложив Алеку следовать за ними, Серегил открыл перед Райшем дверь.

Резиденция Акхенди была гораздо скромнее, чем тупа Вирессы, и выцветшие украшения говорили о том, что клан знал лучшие дни.

Амали лежала на покрытой шелковым ковром кушетке в саду во дворе, вяло отщипывая ягоды с кисти вяленого винограда и глядя, как несколько ее служанок играют в кости.

Женщина явно обрадовалась, увидев мужа.

— Ты уже вернулся, тали? И привел компанию для меня?

— Прости нам это бесцеремонное вторжение, — галантно обратился к ней Серегил. — Мы не стали бы тревожить тебя, если бы не очень срочное дело.

— Не беспокойся, — ответила Амали, садясь на кушетке. — Что привело вас ко мне?

Серегил протянул ей браслет.

— Госпожа, мы очень надеемся на твой подарок Клиа. Я думаю, он может указать нам на того, кто на нее напал.

— Это было бы замечательно! — воскликнула Амали, осторожно беря перепачканный браслет. — Но что с ним случилось?

— Клиа потеряла его во время охоты, — объяснил Алек, — а я нашел, когда вернулся на поляну сегодня утром.

— Понятно. — Амали стиснула талисман в ладонях и тихо пробормотала заклинание. Мгновением позже она судорожно вздохнула и откинулась на подушки, смертельно побледнев.

— Хаманец! — прошептала она еле слышно. — Я вижу его искаженное гневом лицо. И я знаю этого человека, видела его в городе. Племянник Назиена-и-Хари…

— Эмиэль-и-Моранти? — переспросил Алек, бросая на Серегила победный взгляд.

— Да, так его зовут, — прошептала Амали. — Я чувствую ярость и ненависть, вижу насилие…

— Можешь ли ты сказать нам что-нибудь еще, госпожа? — спросил Серегил, наклоняясь к женщине.

— Довольно! — Гневно стиснув зубы, Райш вырвал браслет из пальцев жены, словно это была ядовитая змея. — Тали, ты нездорова. — Повернувшись к Серегилу, он сурово сказал: — Ты же видишь, в каком она состоянии. Что еще тебе нужно?

— Если бы твоя жена смогла больше рассказать нам о нападении, кирнари, это было бы очень ценно.

— Что ж, тогда оставь амулет у нас. Когда Амали соберется с силами, может быть, ей удастся увидеть больше.

— Я предпочел бы оставить вещицу у себя, — ответил Серегил. — Когда твоя супруга почувствует себя лучше, я принесу ее снова.

— Хорошо. — Райш задумчиво посмотрел на браслет и протянул его Серегилу. — Как странно: столь многое зависит от этого простого украшения.

— Мой опыт показывает, что как раз самые простые вещи помогают раскрыть самые непроницаемые тайны, — ответил тот.

— Вот видишь! — воскликнул Алек, когда они вернулись к Теро. — Я же говорил тебе, что он на Клиа напал! Теперь тому есть доказательство.

— Пожалуй, — рассеянно протянул Серегил.

— Пожалуй? Клянусь Четверкой, Серегил, она же вопрошала свою собственную магию!

Серегил понизил голос почти до шепота.

— Но почему, Алек? Клиа и Торсина отравили на пиру в тупе Вирессы, в этом я уверен. Если это дело рук хаманца, то кого-то другого, не Эмиэля: того на пиру не было.

— Если за нападением стоит Хаман, — добавил Теро, — то задумал его глупец. Все знали, что на следующее утро они с Клиа отправляются на охоту. Зачем выбирать яд, который подействует, пока принцесса находится в их компании?

— И зачем нападать на жертву, которая и так уже умирает? — пробормотал Серегил.

— Может быть, Эмиэль не знал о яде, — сказал Алек. — Он подвержен приступам ярости, Серегил. Однажды он накинулся на меня, прямо здесь в городе, на глазах у свидетелей, не говоря уже о том, что сделал с тобой.

— Это совсем другое дело. Нападение на Клиа было безумием. На основании того, что нам только что сказала Амали, его, возможно, ждет дваи шоло. — Серегил передал кольцо отравителя Теро. — Держи. Спорю на своего лучшего коня, что когда ты узнаешь, кто виновен в отравлении, это окажется не хаманец.

— Значит, ты полагаешь, что яд и нападение — два независимых друг от друга события? — спросил волшебник, пристально глядя на смертоносный кусочек стали.

— И хочешь сказать, что не один клан желал Клиа смерти? — Алек почувствовал, что у него начинает болеть голова. — Может быть, Сарикали не так уж и отличается от Римини в конце концов.

Это была безрадостная мысль.

Райш-и-Арлисандин отослал прислужниц, как только скаланские посетители ушли, и опустился перед женой на колени. Выражение тайного ликования на ее лице заставило его ощутить озноб; на мгновение земля, казалось, перестала быть для него надежной опорой.

— Скажи мне, ради Светоносного, — выдохнул он, — Амали, что ты наделала?

Женщина гордо подняла голову, хотя в глазах у нее стояли слезы.

— То, что следовало сделать, супруг мой, — ради Акхенди и ради тебя. Хаманец не знает, что такое честь, и виновен в насилии.

Амали потянулась к мужу, но он отпрянул от нее. Смесь печали и нежности, написанная на ее лице, обожгла его, как вспышка пламени, хоть мир вокруг и стал казаться темнее. Шатаясь, Райш добрался до кресла, рухнул в него и закрыл лицо руками.

— Ты не желаешь довериться мне, супруг мой, — с мольбой проговорила Амали, — однако я вижу, как ты страдаешь. Когда милостью Ауры в моих руках оказалось нужное средство, я знала, как им распорядиться.

— Светоносный не участвовал в этом, — пробормотал Райш.

Алек и Серегил прошли в комнату Клиа. Хотя сознание еще не полностью вернулось к ней, им казалось, что следует как можно больше времени проводить с больной, словно сама близость могла передать ей их жизненную силу.

К тому же комната принцессы лучше всего охранялась. У двери все время несли стражу двое Ургажи, а у постели Клиа дремала Бека. Когда Алек и Серегил вошли, она рывком выпрямилась, и рука ее рванулась к рукояти кинжала.

— Это мы, — прошептал Серегил, подходя к кровати. Клиа спала, но на ее бледных щеках появился румянец, а на лбу выступил пот.

— Она все еще не может говорить, но Мидри удалось дать ей несколько ложек бульона, — сообщила Бека. — Клиа пробыла в таком состоянии почти весь день, хотя иногда открывает глаза. Трудно судить, понимает ли она то, что ей говорят.

Алек задержал дыхание, ощутив тошнотворный запах. Левая рука Клиа была забинтована до запястья, и говорящее о воспалении покраснение распространилось вверх; на рассвете, когда Алек был у принцессы, этого не было.

— Амали сказала, что определенно на нее напал Эмиэль, -сообщил Беке Серегил.

Девушка устало опустила веки.

— Я так и знала. Она сказала почему?

— Нет. Думаю, мне нужно поговорить с Назиеном, хотя ничего приятного этот разговор мне не сулит.

— Что насчет Вирессы? — спросила Бека.

Серегил запустил руку в спутанные волосы и вздохнул.

— То, что кольцо отравителя оказалось в бассейне Юлана, должно бы быть очень серьезной уликой.

— Должно бы?

— Ну, бросить кольцо в бассейн рядом с собственной комнатой — или проявление огромной смелости, или самая большая глупость, которая мне встречалась. Я пока еще не решил, как на это смотреть.

— Если отравители — хаманцы, они могли бросить туда кольцо, чтобы Юлан казался виновным, — заметил Алек.

— Все зависит от того, каково отношение Хамана к пересмотру Эдикта об отделении. Назиен, может быть, и хотел бы опозорить Юлана, если он все— таки поддерживает Клиа. Если же нет, он должен бы объединиться с Юланом. Что касается Эмиэля, то он всегда был сторонником Вирессы, а потому маловероятно, чтобы он оказался замешан в подобной интриге.

— Мы едва разминулись с убийцей, — мрачно сказал Алек, вспоминая того невидимого посетителя, который прервал их обыск покоев Юлана.

В этот момент в комнату проскользнул Теро, и остальные встретили его полными надежды взглядами.

— Пока ничего, — сообщил маг, наклоняясь над постелью Клиа, чтобы передать Серегилу кольцо. — Если бы только я мог расспросить Клиа насчет той ночи!

— Злоумышленник хорошо рассчитал время, кто бы он ни был, — пробормотал Алек. — Если мы выясним, что Хаман и Виресса ни при чем, все равно большая часть обитателей Сарикали останется под подозрением.

— Даже если бы мне было позволено ходить по городу и читать мысли, расследование заняло бы месяцы, — буркнул маг. Бека взяла кольцо отравителя.

— Немного же нам проку от улики, если ты не можешь ничего по ней прочесть.

— Я же говорил — для этого были приняты специальные меры. Кто-то заколдовал кольцо так, чтобы я не смог выследить его хозяина, — резко сказал Теро. — Мы имеем противником настоящего волшебника, а не какого— то ярмарочного фокусника.

— Значит, человек, которого мы ищем, мог сбежать, — обеспокоенно сказала Бека, возвращая кольцо. — В Сарикали все время кто-то приезжает, кто-то уезжает. Тот, кто нам нужен, может быть уже далеко. Клянусь Пламенем, Серегил, не могут ли что-нибудь сделать эти твои руиауро?

Серегил вздохнул, опустив голову на руки.

— По словам того, с которым я разговаривал сегодня утром, я уже знаю, кто злоумышленник, — что бы это ни значило. Бека подошла к Серегилу и положила руку ему на плечо.

— Расскажи нам о своем разговоре с руиауро — слово в слово!

Серегил взглянул на Клиа и обнаружил, что принцесса открыла глаза и смотрит на него. Он взял ее здоровую руку в свои.

— Попытаюсь. Он угостил меня завтраком, и мы говорили о Нисандере. Руиауро признал, что послал Ниала, но утверждал, что не посылал его ко мне.

— Серегил перевел взгляд на Теро и покачал головой. — Ты же знаешь, какие они. Так или иначе, потом он дал мне флакончик пленимарской работы с лиссиком. Когда я узнал искусную поделку, руиауро мне сказал: «Тот, у кого два сердца, силен вдвойне, кхи яшел».

— Душа-полукровка, — перевел Алек ради Беки. Серегил кивнул.

— Я целый день вертел эти слова так и этак, да и его разговоры о моем так называемом даре тоже. Не знаю, что он имел в виду.

— Еще он сказал, что ты противишься своему дару, — напомнил Алек.

Серегил снова пожал плечами.

— Дару бессилия в магии? Или дару ловко воровать и убедительно врать? Единственное из сказанного руиауро, в чем я вижу смысл, — это что мы никак не начнем задавать правильные вопросы.

— Или правильным людям, — добавила Бека. — Что Адриэль говорит насчет голосования? Оно состоится, несмотря на случившееся?

— Насколько ей известно, ничего не переменилось.

— И Виресса, и Хаман пока лишены права голоса, — сказал Алек. — Разве это не дает нам преимущества? Я хочу сказать — кирнари Вирессы точно голосовал бы против помощи Скале, а кирнари Хамана — возможно.

— Голос Хамана был бы решающим, — сказал Серегил. — Лишись только Виресса права голосовать, решение Назиена перетянуло бы чашу весов, если бы голоса разделились поровну, — то ли в нашу пользу, то ли наоборот. А теперь все так же неопределенно, как и раньше. Из девяти оставшихся кланов, как известно, Катме, Голинил и Лапнос — против нас. Рабази и остальные… Кто способен предсказать что-то определенное, когда все так настроены против Фории? Юлан может выиграть и не участвуя в голосовании. Бека, я хочу, чтобы ты привела Назиена-и-Хари. Не говори ему зачем, только сообщи, что у меня есть информация насчет его племянника.

— Может быть, мне стоит походить по тавернам, — предложил Алек. — Если не считать возможности залезать в дома, не вижу, как еще мы смогли бы узнать больше того, что уже знаем. Кто бы ни оставил кольцо в доме Юлана, он хотел, чтобы дело кончилось именно так: чтобы мы основательно завязли.

— Ты мог бы… — начал Серегил, но был прерван появлением Мидри с новыми припарками для Клиа. — Но только не в одиночестве, — продолжил он через некоторое время. — Возьми с собой Киту и одного-двух солдат. Больше никто не должен выходить из дому в одиночку.

— Так ты думаешь, что убийца все еще в городе? — спросила Бека.

— Мы должны быть готовы к этому и предполагать, что он пожелает разделаться и с остальными.

— Будьте осторожны, — предостерегла Мидри, поняв, о чем идет речь. — Адриэль разослала людей по городу, и они доносят, что новость о том, что вам удалось узнать, уже широко разнеслась. Народ в ярости. Особенно злы акхендийцы — они обвиняют Вирессу в преднамеренном убийстве. Ходят разговоры о том, чтобы лишить права голоса Голинил, да и Катме под подозрением. Появились слухи, что Лхаар-а-Ириэль и Юлан-и-Сатхил тайно встречались и вступили в заговор против Клиа.

— А есть ли какие-нибудь новости из Нхамахата? — спросил Серегил, Мидри бросила на него удивленный взгляд.

— Ты же знаешь, руиауро не вмешиваются в дела лиасидра.

— Конечно. — Серегил наклонился к Клиа, в последний раз похлопал ее по руке и поманил Алека из комнаты.

В коридоре они чуть не столкнулись с сержантом Меркаль.

— Прошу прощения, господа, — сказала она, поспешно отдавая честь, — мне нужно поговорить с капитаном насчет дальнейших распоряжений.

— В чем дело, сержант? — спросила Бека, тоже выходя из комнаты.

— Это касается пленника, капитан. Члены его клана у дверей; они спрашивают, что мы собираемся с ним делать.

— Прекрасно, Назиен облегчил нашу задачу, — пробормотал Серегил. — Передай ему, что я сейчас же с ним поговорю, сержант. Проводи его в гостиную рядом с залом.

Меркаль сделала знак одному из часовых у двери, и солдат поспешил выполнять приказ.

— Есть еще одно, — продолжала Меркаль. — Слуги хотят знать, что делать с телом благородного Торсина. Бека поморщилась.

— Пламя Сакора, ведь уже два дня прошло! Труп нужно сжечь, а пепел отослать домой в Скалу.

— Церемония должна состояться вне города, — сказал ей Серегил. — Ниал, наверное, сможет раздобыть все, что нужно. Организуй все на вечер; обряды жрецы проведут уже в Римини. Да, и лучше приведи Эмиэля в зал. Я хочу, чтобы он тоже присутствовал, когда я сообщу его дяде печальные новости.

— Мне не терпится увидеть их лица, — сказала Бека, направляясь вместе с Меркаль к задней лестнице.

Теро дождался, пока женщины уйдут, потом, понизив голос, сказал:

— Я думал о том, что ты рассказал про руиауро. Как бы ни смотрела на их вмешательство твоя сестра, полагаю, что они видят во всем этом деле больше, чем просто политику. Убежден, что руиауро хотят союза Ауренена и Скалы.

— Согласен, — ответил Серегил. — Что меня озадачивает, так это почему они ясно не скажут этого своему собственному народу.

— Может быть, ауренфэйе не слышат их, — предположил Теро.

Ниал бродил по двору рядом с конюшней, когда появились Бека и Меркаль. При виде рабазийца сердце девушки против ее воли заколотилось. Ниал только что вернулся после прогулки верхом, судя по пыльным сапогам и плащу. Подойдя поближе, Бека ощутила запах пива и пряных трав в его дыхании, аромат свежего ветра от его волос. Она отдала бы месячное жалованье за возможность провести пять минут наедине в его объятиях.

— Нам нужны дрова для погребального костра, чтобы горели жарко и сгорели быстро, — сказала Бека, стараясь, чтобы голос не выдал ее чувств Карие глаза Ниала в ужасе широко раскрылись.

— Помоги нам Аура, не Клиа?..

— Для благородного Торсина, — поспешно ответила Бека.

— Да, конечно. В городе есть запасы для таких случаев. Не сомневаюсь, вам их предоставят, но, пожалуй, будет лучше, если кто-нибудь из клана Боктерса обратится с просьбой от имени Скалы. Не найти ли мне Киту-и— Бранина?

— Будь добр, — благодарно сказала Бека. — Мне хотелось бы, чтобы пепел можно было отправить с отбывающим завтра курьером.

— Я все сделаю, — ответил он уже на ходу.

— Ниал — наш добрый друг, капитан, — с явной симпатией сказала Меркаль.

«Клянусь Четверкой, как мне хочется в это верить!» — подумала Бека, глядя вслед любовнику.

— Построй почетный караул, сержант, — сказала она Меркаль. — Он должен быть в главном зале через пять минут — благородный Серегил встречается с хаманцами, и нужно произвести должное впечатление.

Меркаль понимающе подмигнула.

— Уж я позабочусь о том, чтобы все солдаты были высокими и выглядели свирепыми, капитан.

— Им нетрудно будет выглядеть свирепыми, учитывая, кто наши гости, — ответила Бека, хлопнув Меркаль по плечу.

Девушка была слишком удручена болезнью Клиа и собственным недосмотром, чтобы обращать много внимания на нежеланного «гостя» в казарме. Теперь, направляясь за Эмиэлем, она подумала о том, что тому последние сутки едва ли показались приятными: охрана Клиа не спускала с него кровожадного взгляда. Каждый воин с радостью перерезал бы хаманцу горло.

С полдюжины солдат прогуливались перед казармой, еще двое стояли на посту в той же комнате, где на своей подстилке перед тарелкой с остатками еды сидел Эмиэль. Когда Бека вошла, он поднял глаза, и, к ее радости, на лице пленника промелькнуло выражение тревоги.

— Поднимайся. Ты нужен в доме, — распорядилась Бека.

Выйдя наружу, Эмиэль заморгал от ярких лучей послеполуденного солнца. Пленник не выказывал страха, но Бека заметила быстрый взгляд, который он бросил в сторону открытых ворот.

«Ну-ка попробуй сбежать», — подумала девушка, гадая, догадывается ли хаманец, с какой радостью она воспользовалась бы возможностью его прикончить при попытке к бегству.

Эмиэль, конечно, это понимал; он сохранял на лице презрительное выражение, пока не вошел в зал и не увидел своего дядю и полдюжины родичей, напряженно застывших перед поспешно собранным Теро трибуналом. Рядом с магом стояли Алек и Саабан, позади них выстроились солдаты Меркаль. Мгновением позже в зал вошел Серегил в сопровождении Райша-и-Арлисандина.

— Нет ли кого-то еще, кого ты хотел бы видеть здесь? — спросил Теро Назиена.

— Нет, — мрачно ответил старый хаманец. — Ты утверждаешь, что нашел доказательство вины моего племянника. Предъяви его, и покончим с делом.

Акхендиец выступил вперед, и Серегил вручил ему талисман Клиа.

— Ты знаешь о талантах моего клана в магии такого рода, — сказал Райш.

— Вина твоего родича запечатлена здесь, в этой маленькой фигурке. Ты, несомненно, узнаешь браслет, я думаю.

Назиен взял амулет и сжал его в ладонях, закрыв глаза. Плечи его поникли. Когда он взглянул на Эмиэля, в глазах его было презрение.

— Я взял тебя в Сарикали, чтобы ты научился мудрости, племянник. Вместо этого ты покрыл наше имя позором. Бека почувствовала, как напрягся молодой хаманец.

— Нет, — выкрикнул он. — Нет, дядя!

— Молчи! — приказал Назиен, поворачиваясь спиной к Эмиэлю, и обратился к Теро: — Клянусь, наш клан искупит вину во избежание тетсага между нашими народами. Если в течение месяца невиновность моего родича не удастся доказать, он будет предан смерти за попытку убийства сестры царицы. — Назиен бросил на Эмиэля тяжелый взгляд. — Знал ли ты, — заговорил он наконец снова,

— что во время охоты я пообещал Клиа поддержку?

— Нет, кирнари, мы этого не знали, — ответил ему Теро. — Принцесса все еще не в состоянии говорить.

— Интересно, кто слышал это твое обещание? — хрипло спросил Райш-и— Арлисандин.

Хаманец посмотрел ему в глаза.

— Мы разговаривали наедине, но я уверен, Клиа подтвердит мои слова, когда поправится. А теперь прощайте. Да сделает Аура истину очевидной для всех!

Ни один из хаманцев не взглянул на Эмиэля, покидая зал. Он долго смотрел им вслед, потом повернулся к Райшу-и-Арлисандину.

— Я мог бы и догадаться, что акхендийцы воспользуются своими никчемными побрякушками, чтобы продать свою честь подороже! — зарычал он и, вырвавшись из рук Беки, бросился на кирнари. Руки его едва не сомкнулись на горле Райша.

Бека сбила пленника с ног, но понадобилась помощь троих солдат, чтобы удержать извивающегося и сыплющего проклятиями Эмиэля. Он заехал Беке локтем в глаз, но, даже и не видя ничего, она не разжимала рук до тех пор, пока хаманец неожиданно не дернулся и не перестал сопротивляться.

Сморгнув слезы, Бека увидела стоящего над Эмиэлем Алека; тот потирал кулак.

— Спасибо, — пропыхтела девушка, поднимаясь на ноги. — Свяжите этого сумасшедшего, сержант, и освободите одну из кладовок. Если уж нам предстоит за ним присматривать, я предпочитаю, чтобы он сидел под замком!

Меркаль махнула солдатам, и они не особенно нежно потащили бесчувственного хаманца из зала.

Бека поклонилась акхендийцу.

— Приношу тебе свои извинения.

— Не за что, — ответил старик, явно потрясенный тем, чему оказался свидетелем. — Простите меня, я должен вернуться к жене. Она плохо себя чувствует.

— Благодарю тебя, кирнари, — сказал Теро, беря в руки браслет. — Твоя помощь была неоценимой. Я тоже надеюсь кое-что узнать по этой вещице.

— Я незнаком с твоими методами, Теро-и-Процепиос, но должен тебя предостеречь: не развязывай ни одного из узлов. Если таким образом магия будет нарушена, никто уже не сможет ничего узнать по амулету.

— В этом не будет необходимости, — ответил Серегил, забирая и пряча браслет. — Капитан, присмотри за тем, чтобы кирнари благополучно добрался до дому.

Это оказалось удачной мыслью. Что-то изменилось в атмосфере Сарикали; над внешне спокойными улицами повисло странное напряжение. Ничего явного не происходило, но Бека чувствовала себя неуютно, проходя мимо безлюдных таверн и молчаливых групп людей.

Когда она вернулась, на крыльце ее ждал Ниал.

— Ты совсем измотана, тали, — сказал он, беря девушку за руку и заставляя ее опуститься на ступеньку рядом с собой-

— У меня нет времени быть усталой, — мрачно ответила она, хотя и знала, что Ниал прав. Все мышцы Беки болели, а мир вокруг стал каким-то нереальным.

— Как я слышал, Эмиэль так и не признался.

На мгновение Бека почувствовала, что смотрит на рабазийца глазами Серегила — как на чужака, который задает слишком много вопросов.

— Не мне это обсуждать, — ответила она резко и поспешно сменила тему. — Мне кажется, наше несчастье взволновало все население Сарикали.

Ниал криво улыбнулся.

— Может быть, катмийцы и были правы все эти годы. Стоило пустить в Сарикали скаланцев, и на улицах начались потасовки.

— Что ж, мы скоро уедем.

— Оставив позади себя сумятицу. Ваша простая просьба довела давние распри между кланами до кипения. А теперь, когда начались смерти, каждый неожиданно обнаружил дополнительные причины не доверять своим противникам.

— А кланы никогда между собой не воевали? — спросила Бека. Это, правда, казалось едва ли возможным, даже несмотря на то, что произошло в последние дни.

Ниал пожал плечами.

— Иногда случалось, но ненадолго. Хоть убивать на войне — не убийство, все равно жизни обрывались. Аура упаси, чтобы ауренфэйе пролил кровь другого ауренфэйе! Хуже ничего и вообразить нельзя.

Может быть, если бы Бека не была такой усталой, его слова не вызвали бы у нее подобной вспышки раздражения. Сейчас же они оказались подобны соли на ране.

— Что ты знаешь о войне! — бросила Бека. — Твои соплеменники сидят в безопасности и грозят нам пальцем, а когда мы пытаемся получить помощь, чтобы спасти несколько сотен наших коротких жизней, пускаются в дебаты, не оскверняем ли мы ваши священные берега! Какая разница, если вы и убили одного из наших людей и изувечили Клиа так, что…

Бека резко оборвала себя, заметив, как смущенно переминаются поблизости часовые. Она почти кричала.

На самом деле во всем случившемся не было вины Ниала, но сейчас он казался Беке олицетворением всех болтливых, придумывающих нелепые законы, мешающих победе Скалы ауренфэйе.

— Я устала, а еще так много надо сделать, — сказала она, зажмурив глаза.

— Отдохни немного, — мягко сказал Ниал. — Поспи, если удастся.

— Нет, нам нужно приготовить погребальный костер. — вздохнула Бека.

Глава 36. Нос по ветру

Встреча с хаманцами оставила Серегила в странной задумчивости.

— Как ты думаешь, Назиен говорил правду, когда сказал, что обещал поддержать Скалу? — спросил его Алек, когда остальные вышли из зала.

— Это кажется вероятным. Нам стоит походить по городу, узнать, куда подует ветер, когда станут известны новости.

— Если мы разделимся…

— Нет. — Серегил нахмурился и покачал головой. — Я попрежнему не хочу, чтобы кто-нибудь из скаланцев ходил в одиночку.

Алек ухмыльнулся.

— Мы неожиданно стали осмотрительными, а?

— Лучше сказать, что я все-таки могу учиться на собственном дурном примере, — хмыкнул Серегил.

В тот вечер они отправились бродить по тавернам и площадям, прислушиваясь к долетавшим обрывкам взволнованных разговоров.

В тупах дружественных кланов они ходили, не скрываясь; обитатели их то поносили, то защищали вирессийцев. Обвинений в адрес Хамана высказывалось меньше: новости о находке Алека еще мало кому стали известны.

Попозже друзья рискнули углубиться и на вражескую территорию, заглянув даже за стену сада Назиена-и-Хари, чтобы узнать, как ведут себя хаманцы после услышанных обвинений.

Дом был погружен в темноту, в воздухе не пахло дымом — ужин не готовился.

— Это знак покаяния и готовности понести расплату, — прошептал Серегил, когда они крались вдоль стены. — Назиен тяжело переживает вину племянника.

По контрасту тупа Вирессы сияла огнями еще долго после полуночи. Прячась в тени, Алек с Серегилом насчитали на окрестных улицах сенгаи полудюжины кланов. Залезть в дом Юлана было бы слишком рискованно, но из своего укромного местечка друзьям удалось заметить, как в резиденцию Юлана вошла кирнари Катме в сопровождении рабазийки Морнэль-а-Мориэль.

Несмотря на это явное проявление поддержки, отряды вирессийцев обходили границы тупы, вдоль которых рыскали разъяренные сторонники Клиа, набиваясь на драку. Многие из них носили зелено-коричневые сенгаи Акхенди.

— Как ты думаешь, это добровольные проявления возмущения или наш приятель Райш-и-Арлисандин позаботился о том, чтобы его главный соперник чувствовал себя неуютно? — спросил Серегил.

— Может, стоит напоследок навестить тупу Акхенди. Этой ночью большая часть акхендийской делегации не сидела дома, и Алека с Серегилом приветствовали как друзей, выражали им сочувствие, засыпали предложениями выпить и вопросами.

Известие о кольце отравителя, по мнению большинства, решало судьбу Юлана-и-Сатхила; многие думали, что Хаман в сговоре с Вирессой. Все были согласны в том, что это большая удача для Акхенди: их самый ненавистный противник оказался замаран скандальными обстоятельствами.

— Мы знали, что они пойдут на все ради защиты своих интересов, но убийство! — воскликнула хозяйка таверны, угощая Серегила с Алеком своим лучшим пивом. — Может, катмийцы и правы: стоит начать водить компанию с чужаками… Я не хочу, конечно, вас обидеть — я говорю о пленимарцах.

— Уж мы-то не станем их защищать, — заверил ее Серегил. Зайдя в другую таверну, они повстречали там Райша-и-Арлисандина в сопровождении молодых членов клана. Кирнари удивился, увидев Алека и Серегила.

— В городе этой ночью так беспокойно, что мы подумали: не стоит ли убедиться, все ли у вас в порядке, — объяснил свой приход Серегил, садясь за длинный стол и принимая протянутую кружку эля.

— Я благодарен вам за это, — ответил Райш. — Поистине неспокойные времена настали, раз коварное оружие Пленимара может быть найдено в Сарикали.

— Это печалит мое сердце, — согласился Серегил. — Я думал, ты сейчас на похоронах Торсина.

Райш печально покачал головой.

— Как ты сам сказал, в городе этой ночью беспокойно, вот я и решил, что лучше мне остаться со своим кланом.

Словно в подтверждение этого со стороны тупы Катме неожиданно донеслись гневные крики.

— Да защитит нас Аура! — простонал Райш, отправляя людей на разведку. — Только смотрите, чтобы никто из наших не участвовал в насилии!

— Может быть, ты поступил мудро, оставаясь поблизости от дома, — заметил Серегил. — Те, кто нанес удар нам, могут злоумышлять и против наших самых верных союзников.

— Верно, — устало подтвердил Райш. — Но ведь никто не может сомневаться в вине вирессийцев? Почему Клиа не объявила им тетсаг?

— Такие уж они — скаланцы, — развел руками Серегил, как будто это было достаточным объяснением.

— Я должен присмотреть за своими людьми, — сказал Райш, поднимаясь. — Надеюсь, вы сообщите мне, если выяснится что-нибудь новое?

— Конечно. Да осветит Аура твой путь!

— И ваш тоже. — Охрана кирнари сомкнула ряды и двинулась следом за Райшем.

Алек смотрел, как сутулая фигура исчезает в темноте.

— Бедняга За исключением Гедре и нас, никто не понесет таких убытков, как Акхенди, если все рухнет. А к этому идет, верно?

Серегил ответил не сразу, прислушиваясь к далеким крикам:

они становились все более яростными

— Не для этого я возвращался домой, Алек. Не для того, чтобы увидеть, как две страны, которые я считаю родными, разрушили друг друга Мы должны докопаться до истины, и поскорее.

В то же мгновение перед ними вспыхнул синеватый огонек, волшебный шар — посланец Теро. Раздался тихий голос мага, лишенный всяких эмоций:

— Немедленно возвращайтесь.

Глава 37. Тревожные известия

Благодаря усилиям Ниала все было готово для похорон Торсина. Он даже сумел раздобыть где-то охапку ароматических трав, которые мать Киты умело использовала, готовя тело к погребению. Боктерсийка и ее помощники вшили травы в погребальные одежды из нескольких слоев плотного полотна и узорчатого шелка, так что запах стал вполне терпимым.

Беке не хотелось ослаблять стражу, охраняющую дом, и она взяла с собой только Ниала, Киту и трех капралов, которые несли факелы. Катафалком служила повозка, задрапированная воинскими плащами и увешанная свитками с молитвами; кортеж с телом Торсина отправился к отведенному для сожжения месту за чертой города. Его сопровождали Адриэль и Саабан, державшие в руках воздушных змеев с молитвами за упокой усопшего. Уже почти стемнело, но волшебные огни давали достаточно света.

— Ну ты смотри-ка, — тихо воскликнул Никидес.

Несмотря на царящее в городе беспокойство, на залитой лунным светом равнине собралось не меньше сотни ауренфэйе. Погребальный костер — прямоугольное сооружение из дубовых и кедровых бревен пятнадцати футов в высоту — венчала пара резных драконьих голов. Вокруг колыхались десятки воздушных змеев со священными текстами.

— Можно подумать, что Торсин был одним из них, — сказал капрал Зир.

— Он был хорошим человеком, — откликнулся Ниал.

Бека мало знала Торсина, но чувствовала, что все так и должно быть: этот человек работал всю жизнь, а возможно, и отдал ее ради соединения двух народов.

Каллас и Никидес опустили тело в нишу в верхней части костра. Адриэль произнесла над останками Торсина несколько молитв и отступила назад. Бека и ее конники уже собирались поджечь костер, когда завидели приближающегося к ним галопом всадника. Это оказался сержант Рилин, и даже в желтоватом свете факелов было видно, как посерело лицо высокого сержанта.

— Теро послал вот это — положить в костер, — хрипло прошептал он, протягивая Беке небольшой сверток.

— Что это? — спросила та, уже предчувствуя ответ. Грубая ткань была перетянута узловатым шнуром, сверток практически ничего не весил.

— Клиа… — начал сержант, и слезы покатились у него по щекам.

— Пламя Сакора, — вскрикнула Бека. Она принялась разматывать веревку и разворачивать материю. В нос ударил ужасный запах, но, не в силах остановиться, она продолжала работу.

Среди розовых лепестков и свежесрезанных веток кедра лежали два черных распухших пальца — указательный и средний. Их все еще соединял клин бесцветной плоти, из нижнего края которого торчали кончики аккуратно отсеченных костей.

— Что же, Мидри удалось сохранить руку? — Бека торопливо попыталась снова завернуть сверток, лепестки рассыпались. Рилин вытер глаза.

— Она еще не уверена. Омертвление распространяется слишком быстро. Теро наложил на Клиа чары. Нам не пришлось даже ее держать.

Бека заставила себя отогнать страшные видения и стала гадать, сможет ли ее командир когда-нибудь еще взять в руки лук.

— Благодарение Создателю, меч она держит другой рукой, — пробормотала девушка. Бека влезла на костер и положила маленький сверток на грудь Торсину, над сердцем.

Спрыгнув на землю, она преклонила колени и поднесла факел к связке сушняка в основании костра. Воины Ургажи затянули погребальную песню; язычки пламени побежали по воску, вспыхнула душистая смола, высоко вверх взвились языки пламени.

Пение стихло, теперь потрескивало только горящее дерево. Когда густой белый вначале дым стал черным, где-то в глубине толпы зародился скорбный плач. Звук ширился и наконец поднялся до жуткого вопля, бессловесного, бесконечного. Ургажи напряженно застыли, бросая тревожные взгляды на своего командира.

Бека пожала плечами и уставилась в ревущее пламя. Причитания не утихали несколько часов, пока от костра не остались лишь груды тлеющих углей. В какой-то момент, плохо осознавая, что они делают, скаланцы присоединились к общему хору.

Бека и сержанты возвратились домой, когда сквозь туман уже начал пробиваться красный рассвет. Дым, евший горло, заставил их охрипнуть, глаза слезились, одежду покрывал пепел. Колчан, в который поместили прах Торсина, горячим грузом лежал на бедре Беки. Солдатам пришлось в конце концов сломать длинные кости, чтобы они поместились в колчан.

Рядом с конюшней стояли Меркаль, Уриен — в этот день он должен был скакать к Гедре — и его проводник. На правой скуле акхендийца красовался огромный синяк.

— Что случилось с тобой, мой друг? — прищурил покрасневшие от дыма глаза Ниал.

Тот холодно взглянул на рабазийца и пожал плечами.

— Небольшое разногласие с некоторыми твоими родственниками.

— Кое-кто из рабазийцев поддерживает Вирессу, — сказала Меркаль Беке, не глядя на переводчика.

— Ну, они разберутся между собой к моменту голосования, — ответила та.

— Капитан, — позвал солдат, появившийся в дверях кухни. — Капитан Бека, ты здесь?

Бека обернулась; Кипа с беспокойством оглядывала двор.

— Ах, вот ты где, капитан, — воскликнула она, завидев Беку. — А я тебя ищу. Благородный Теро приказал привести тебя, как только ты вернешься.

— Что-то с Клиа? Она?.. — Бека последовала за женщиной в дом.

— Не знаю, капитан, но, похоже, плохие новости.

Бека, задыхаясь, вбежала в комнату Клиа. В дверях она столкнулась с Мидри, целительница несла таз с окровавленной водой и бинтами.

— Ночью ей стало хуже, — сказала Мидри. — Сейчас она спит.

Окно в спальне было закрыто ставнями, лишь угли, тлеющие в камине, освещали комнату. В воздухе все еще висел тяжелый запах крови и горелого мяса. К счастью, прочие следы ампутации уже были убраны.

Клиа лежала, бледная и неподвижная; левую руку скрывали пухлые свежие повязки. Алек и Серегил в неудобных позах спали в креслах рядом с кроватью. Судя по их измятой скромной одежде, большую часть ночи друзья занимались привычной работой.

Бека сделала шаг вперед и краем глаза заметила движение в углу комнаты. Девушка схватилась за нож.

— Это я, — прошептал Теро; он вышел на свет, и стало заметно, как опухли и покраснели его глаза.

— Думаю, хорошо, что все уже позади, — сказала Бека, отгоняя воспоминания о тех страшных пальцах.

— Надеюсь, она переживет шок, — ответил Теро. — Принцесса долго не просыпается, и это меня тревожит, да и Мидри тоже.

Серегил открыл глаза, затем толкнул Алека. Юноша подскочил и обвел комнату сонным взглядом.

— Что-нибудь не так с погребением? — Голос Алека был хриплым от усталости.

— Нет. Ауренфэйе достойно проводили Торсина. Вы были здесь?.. — Бека кивнула на забинтованную руку Клиа.

— Нет. Мы вернулись совсем недавно, — ответил Алек. Серегил подставил девушке стул и протянул полупустую флягу с вином.

— Вот, выпей, тебе это понадобится.

Бека сделала большой глоток и обвела глазами остальных.

— Итак, что случилось? — Сердце у нее екнуло, когда Теро, плотно закрыв дверь, достал из воздуха запечатанное чарами Магианы письмо.

— Нечто, что мы считали невозможным, — сказал маг. — Это трудно понять. Я прочту тебе письмо. Начинается оно так: «Друзья мои, пишу вам, покидая Майсену, спасаясь от немилости царицы. Фория приказала напасть на Гедре и захватить порт».

— Напасть! — не веря собственным ушам, ахнула Бека.

Серегил знаком велел ей молчать.

«Среди вас есть шпион, — продолжал Теро, — кто-то докладывал о том, что лиасидра не желает действовать. Я видела его донесения собственными глазами. От этого человека царица узнала о том, что именно я сообщила вам о смерти Идрилейн. Я была изгнана.

Не думайте, что это внезапное решение: Фория собиралась нанести удар в любом случае. Последние нападения на западный берег Скалы оправдывают подобное безумство в глазах ее генералов. Ее победы в Майсене принесли ей поддержку большинства из них. Полководцы, которые месяц назад усомнились бы в правильности действий царицы, теперь одобряют решение Фории.

Те, кто не держал язык за зубами, последовали за казненным генералом Хилусомо.

— Хилусом? — переспросила Бека. — Что заставило Форию его казнить? Он был прекрасным тактиком и преданным солдатом.

— Преданным Идрилейн, — уточнил Серегил, цинично усмехнувшись. — Продолжай, Теро.

«Вчера на рассвете принц Коратан покинул гавань Римини с тремя быстроходными военными кораблями. Полагаю, он хочет приблизиться к Гедре, подняв на одном из судов флаг посыльного корабля, и неожиданно напасть. Впрочем, сюрприз скорее всего ждет его самого. Необходимо убедить его не делать этого; если бы только вы нашли способ остановить Коратана! Даже если ему удастся захватить порт, выгода от подобной победы окажется недолгой, а Ауренен навсегда будет потерян в качестве союзника. Если ауренфэйе выступят против нас, на что смогут надеяться Скала и Ореска?»

— Вот и все, что она пишет. — Теро свернул свиток, и письмо исчезло у него между пальцами.

Бека бессильно уронила голову на руки.

— Потроха Билайри! Лиасидра уже знает?

— Пока нет, насколько мы можем судить, — ответил Алек. — Волнения продолжаются: все обвиняют всех в отравлении Клиа.

— То, что новости дойдут до совета, — лишь дело времени, — предостерег Серегил. — И тогда все пропало. Это не просто акт войны, нападение на Гедре подтвердит обвинения Юлана в адрес Фории.

— Как могла Фория так поступить? — воскликнул Алек. — Неужели она не понимала, к чему это приведет? Клиа могут убить или взять в заложницы.

— Фория — генерал, — ответила ему Бека. — А на войне генералы приносят в жертву жизни немногих, чтобы обеспечить победу остальным. Царица сочла нас расходным материалом. Хотя… пожертвовать сестрой?

Серегил горько рассмеялся.

— Клиа всегда любили в народе, да и среди кавалеристов она пользуется популярностью. Теперь Коратан стал наместником, остальные братья мертвы, а Клиа должна занять место главнокомандующей царской гвардией. Таково ее право по рождению, если только не удастся заставить Аралейн занять этот пост. Не думаю, что Фория хотела бы видеть младшую сестру столь сильной.

— Из того, что произойдет в Ауренене, Фория надеется извлечь двойную выгоду, — вступил в разговор Теро. — Клиа будет убрана с дороги, а царица получит оправдание своим действиям против ауренфэйе.

Шок уступил место гневу. Бека поднялась, сердце ее билось часто, как перед атакой.

— Мы должны перевезти Клиа в безопасное место, пока ауренфэйе ничего не знают. Теро покачал головой.

— Ее нельзя трогать — она слишком слаба.

— А как насчет того, чтобы сделать это с помощью магии?

— Особенно с помощью магии, — ответил Теро. — Даже если мы найдем мага, который в силах ее перенести, перемещение убьет ее.

— Здесь она в безопасности, — заметил Серегил.

— Как ты можешь это утверждать? — вскричала Бека, резко поворачиваясь к нему. — Посмотри на нее! Все эти разговоры про законы гостеприимства, про священную землю! А местные жители сейчас дерутся друг с другом на улицах города.

— Я не думал, что такое возможно вообще, а в Сарикали в особенности. — В голосе Серегила послышалась горечь. — Но теперь мы знаем об опасности, и нас охраняют твои конники и боктерсийцы.

— А я наложил заклятие на дом и его окрестности, — добавил Теро. — Никто не сможет проникнуть сюда или использовать против нас магию без моего ведома.

— Но мы все равно окажемся заперты в ловушке, как только станет известно о затее Коратана, — прорычала Бека.

— Да, — согласился Серегил. — Вот почему мы должны последовать совету Магианы — остановить принца, пока кто-нибудь не проведал о его намерениях.

— Как ты себе это представляешь? Сомневаюсь, что его остановит наше вежливое предупреждение — даже если послание успеет вовремя.

Серегил незаметно обменялся взглядами с Алеком.

— Думаю, пришло время доказать, что Идрилейн не зря послала меня с посольством.

— Сегодня ночью на небе будет луна предателя, — сказал Алек так, как будто его слова все объясняли. Серегил рассмеялся.

— Подходящее предзнаменование, а?

— О чем, во имя неба, вы говорите? — потребовала объяснений Бека. — Мы должны найти способ остановить Коратана… — Она осеклась и уставилась на Серегила. — Не хочешь же ты сказать, что отправишься к нему сам?

— Ну, мы с Алеком.

Алек усмехнулся.

— Ты знаешь еще кого-нибудь, кому можно доверить то, что нам стало известно, и кто сможет сойти за ауренфэйе?

— Но Серегил — изгнанник! Если его поймают, то убьют. А возможно, и тебя, Алек!

Бека вдруг увидела перед собой не шпиона, не сообщника по тайному делу, а друга ее детства, милого дядюшку, который катал ее на плечах, приносил удивительные подарки, учил не слишком честным приемам фехтования. И Алек… Слезы навернулись девушке на глаза, и она поспешно отвернулась.

Серегил, мягко обняв ее за плечи, развернул лицом к себе.

— Тогда нам просто нужно не попадаться. Впрочем, мы поедем через территорию Акхенди, потом Гедре. В худшем случае представители этих кланов вернут меня обратно, но причинять мне вред они не станут. Я знаю — дело рискованное, но у нас нет другого выбора. Твой отец меня бы понял. Надеюсь, поймешь и ты… Нам нужна твоя помощь, капитан.

Завуалированный выговор быстро прочистил Беке мозги.

— Хорошо. Как скоро Коратан может оказаться в Гедре?

— С добрым попутным ветром? Через четыре-пять дней. Мы в силах добраться до побережья за три дня, выйти в море и встретить его, пока корабли принца не заметили из Гедре.

— Да, если ничего не случится, времени достаточно, — Бека нахмурилась.

— Но я по-прежнему утверждаю: ехать тебе — самоубийство. Может быть, справимся мы с Алеком или Теро.

Серегил покачал головой.

— Будет нелегко убедить Коратана пойти против воли сестры. При всем уважении к вам, пожалуй, я лучше всего подхожу для подобной миссии. Принц знает меня, знает, каким расположением я пользовался у его матери. Коратан предан Фории, но он благоразумнее сестры. Думаю, я смогу склонить его на нашу. сторону.

— Но как ты собираешься уйти от погони? Как только узнают, что ты сбежал, уверена — сразу кинутся по следу.

— Для начала им нужно будет меня найти. В горах много троп. Та, что я наметил, местами труднопроходима, зато короче дороги, по которой мы ехали сюда. Тропой пользовался мой дядя, когда возил контрабанду.

— А этот перевал тоже защищает магия? — спросил Теро. — Что Алек будет делать, если с тобой что-нибудь случится? Он же, как и мы, в одиночку не осилит дороги.

— Об этом мы побеспокоимся, когда понадобится, — ответил Серегил. — Пока что надо придумать, как незаметно улизнуть из города.

— По крайней мере луна наша сообщница, — откликнулся Алек. — С ауренфэйской одеждой и лошадьми мы не привлечем особого внимания. Наше отсутствие обнаружат только утром.

— Возможно, и позже, если у меня получатся некоторые фокусы, — сказал волшебник.

— Вы можете выехать в качестве эскорта с одним из курьеров, — предложила Бека. — Оказавшись далеко от города, смените лошадей, а посланец, чтобы сбить погоню со следа, поведет с собой ваших прежних коней.

— Порой я забываю, чья ты дочь, — рассмеялся Серегил. Улыбка исчезла с его лица, когда он продолжил: — Все это должно остаться между нами. Кроме курьера, никто больше не должен знать этого плана, даже наши люди, иначе рано или поздно им придется лгать.

— Сыграй на болезни Клиа, Бека. Не допускай к ней членов лиасидра, покуда возможно. Если скаланцев запрут здесь, как в ловушке, Адриэль защитит вас, пусть даже для этого ей придется объявить вас своими заложниками. — Серегил пожал плечами. — Как знать! Может быть, ты увидишь Боктерсу раньше меня.

— Но что бы мы ни придумали, нужно учитывать, что среди нас по— прежнему находится шпион. — Теро с отвращением поморщился. — С тех пор как я прочел письмо, я все ломаю голову: как кому-то удается шпионить за нами прямо у нас под носом? Если бы он использовал магию, клянусь, я бы это почувствовал!

— Торсин еще недавно прокручивал свои дела без нашего ведома, — напомнил Серегил, — а он не прибегал к магии.

— Но Клиа была в курсе, — возразил маг.

— Когда я узнаю, кто шпион, он будет мечтать о яде, — прошипела Бека, стиснув кулаки. — Должен же быть способ вывести предателя на чистую воду!

— Я раньше уже думал об этом, — заметил Алек. — Тебе не понравятся мои слова, но, может быть, курьеры? Посланцу нетрудно незаметно передать депешу, поскольку он везет все послания. Кроме того, курьер — последний, кто держит в руках почтовую сумку перед тем, как ее запечатают.

— Декурия Меркаль? — фыркнула Бека. — Во имя Пламени, Алек, мы прошли с ними через ворота Билайри и вернулись обратно!

— Не со всеми. А новички? Фория могла завербовать кого-то из них.

— Человек Фории мог попасть в турму Ургажи еще до того, как началась вся эта заваруха, — добавил Серегил. — На месте царицы я обязательно воспользовался бы такой возможностью. Учитывая страсть Фории обзаводиться глазами и ушами везде, где возможно, особенно в свите Клиа…

Бека упрямо покачала головой.

— Мы потеряли половину декурии Меркаль в сражении по дороге в Ауренен. Илеа, Уриен и Ари — вот и все новобранцы, которые выжили, да и они еще совсем молокососы. Что касается остальных, Зир и Мартен были рядом со мной с самого начала. Я знаю их, они десятки раз спасали мне жизнь, а я платила им той же монетой. Они преданы до мозга костей.

— Давайте я поговорю с Меркаль, — предложил Алек. — Она лучше всех знает своих подчиненных. Возможно, она что-то видела, но не придала этому значения.

Но Бека все еще колебалась.

— Да знаешь ли ты, что может наделать даже тень подозрения? Мне дорого единство турмы.

— Ничего не выйдет за пределы этой комнаты, — пообещал Алек. — А если что-то выяснится, Теро сделает так, чтобы все осталось в строжайшей тайне. Но мы должны знать.

Бека с мольбой посмотрела на Серегила, но не встретила у него поддержки.

— Ну ладно, пошлите за Меркаль, — Бека бросила взгляд на Клиа, — только не допрашивайте ее здесь. Только не здесь.

— Можем пойти в мою комнату, — предложил Теро. Он сотворил шар— посланник и движением руки отправил его.

Прохладный воздух апартаментов волшебника сделал мысли Серегила ясными, и он почувствовал досаду от того, что сам не пришел к мысли, посетившей Алека.

Алек был прав с самого начала — как и руиауро. А он сам по прибытии в Ауренен все время находился во власти собственного прошлого, собственных демонов, так что толку от него было немного. Может быть, все началось еще раньше? Покинув навсегда Римини, перестал ли он быть прежним — Котом из Римини?

«Если бы я так вел себя тогда, меня уже сотню раз убили бы или я умер от голода, не сумев заработать на пропитание».

Серегил сел на стул рядом с аккуратно застеленной кроватью Теро; остальные остались стоять.

Через несколько минут вошла Меркаль и вытянулась перед Теро, не замечая напряжения, повисшего в комнате.

— Ты посылал за мной, господин?

— Я посылал, сержант, — откликнулся Алек; Серегилу было видно, как друг нервно теребит большой палец. Алек всегда восхищался Ургажи и относился к ним немного с благоговением. Выдвинуть против них обвинение было для него нелегким делом, хоть он и взял это на себя сам.

Однако, приняв решение, юноша уже не колебался.

— У нас есть основания предполагать, что среди нас находится шпион, — обратился Алек к Меркаль. — Кто-то, у кого есть возможность передавать сообщения царице Фории. Мне очень жаль это говорить, но шпионом может быть кто-то из воинов твоей декурии.

Седая женщина пораженно молчала, и Серегил почувствовал, как по нему пробежал холодок подозрения. «О, проклятие, она что-то знает!»

— Это тяжело, я понимаю, — продолжал Алек. — Сама мысль, что кто-то из Ургажи подверг опасности Клиа…

Меркаль минуту поколебалась в нерешительности, затем упала перед Бекой на колени.

— Прости меня, капитан, я никогда не думала, что это так кончится!

Пряча глаза, сержант вынула из ножен кинжал и рукоятью вперед протянула Беке.

Бека не сдвинулась с места. Ее лицо ничего не выражало, но Серегил увидел боль в глазах девушки и с трудом подавил в себе желание схватить сержанта за волосы и хорошенько встряхнуть. Меркаль и Бракнил были учителями Беки, когда она только попала в гвардию, и оба попросились служить под ее началом, когда она получила лейтенантские знаки отличия. Они втроем создали турму Ургажи.

— Встань и объяснись, — приказала Бека.

Меркаль медленно поднялась и вытянулась по стойке «смирно».

— Я рада, что все вышло наружу, капитан. Я не оправдываюсь, но, клянусь честью, я надеялась, что делаю это всем на благо. Клянусь Пламенем Сакора!

— Рассказывай.

— Генерал Фория вызвала меня той ночью, когда царица Идрилейн поручила Клиа отправиться с посольством. Фория полагала, что мать не доживет до окончания переговоров. Как наследница, она хотела получать информацию из первых рук.

— Но почему именно ты?.. — Теперь голос Беки был откровенно печален.

Меркаль, стараясь не встретиться с капитаном взглядом, перевела глаза на дальнюю стену.

— Фория была моим первым командиром. Со всем уважением, капитан, позволь заметить, что под ее началом я дослужилась до сержанта, когда тебя еще не было на свете. Мы вместе видывали и худые, и хорошие времена. Фория была рядом, когда я дважды выходила замуж и когда схоронила обоих супругов. Не могу сказать, чтобы я гордилась ее поручением, но приказ есть приказ, и как главнокомандующая она была вправе его отдать. Я подумала, если я откажусь, она найдет кого-нибудь менее преданного Клиа, да и тебе, капитан. Все, что я должна была делать, — это посылать свои наблюдения. Только этим я и занималась. Я ни разу не распечатывала чужих писем, никогда не прятала донесений. Если то, о чем я писала, противоречило им, вина на мне. Я сообщала правду, какой она мне представлялась, и по возможности пыталась в лучшем свете изобразить действия принцессы Клиа. Я никогда не думала, что последствия окажутся такими. — Слезы медленно покатились по щекам Меркаль. — Я лучше брошусь на собственный меч, чем причиню вред кому-нибудь из вас.

— Ты писала, что мы узнали о смерти царицы? — спросил Серегил.

— Я послала письмо с соболезнованиями, мой господин. Я думала, все так поступили.

— Так это ты подслушивала под дверью комнаты Клиа, когда мы узнали о кончине Идрилейн? — поинтересовался Алек. Меркаль испуганно посмотрела на юношу.

— Да, недолго. Так было приказано.

Серегил вспомнил о кусочке навоза, которые они тогда обнаружили в коридоре, и покачал головой. Потроха Билайри, какое счастье, что хоть один из них не лишился здравого смысла!

— Участвует ли в деле кто-нибудь еще из солдат? — спросила Бека.

— Клянусь честью, капитан, нет, никто. Как могла я приказать им делать то, что мне самой было так отвратительно?

— Упоминала ли ты в донесении о том, что случилось с Клиа? — задал вопрос Серегил.

— Нет, благородный Теро приказал мне не делать этого, когда принцесса заболела. Серегил фыркнул.

— Честный шпион. Надеюсь, ты говоришь нам правду, сержант. Может быть, твои письма и так уже нас погубили.

— Когда ты послала последнее письмо? — спросил Алек.

— За день до того, как Клиа заболела.

— И что ты сообщила?

— Что день голосования назначен и что на его исход все смотрят достаточно безнадежно.

— Мы поговорим с тобой позже, — прорычала Бека. Выглянув за дверь, она позвала дежурных — Ариани и Патра. — Солдаты, возьмите сержанта Меркаль под стражу. Она освобождается от своих обязанностей вплоть до моих дальнейших указаний.

Надо отдать должное часовым: хотя этот приказ поразил их, словно удар грома, они не поколебались. Когда воины ушли, Бека повернулась к Алеку.

— Ты знал, что это она?

— Нет, — успокоил ее юноша, — до настоящего момента нет.

— Ох, Алек, — пробормотал Серегил. Он был обязан собственной репутацией умного интригана множеству подобных случайных открытий, однако всегда старался извлечь из них пользу, выдавая за результат хитрого замысла.

— В словах Меркаль есть определенная логика, — заметил Теро. — Пожалуй, лучше, когда за тобой шпионит друг, чем враг. Бека в гневе отвернулась к окну.

— Я понимаю. Если бы Фория отдала подобный приказ мне… — Она стукнула кулаком о подоконник. — Нет! Нет, будь оно все проклято! Я нашла бы способ предупредить Клиа, защитить ее. Во имя Пламени, как могла Фория так поступить? Все это выглядит так, словно она с нетерпением ждала смерти матери!

Теро печально покачал головой.

— Друзья мои, боюсь, мы видим начало новой эры в судьбе Скалы — эры, которая может не прийтись нам по вкусу.

— Займемся этим позже, — вмешался Серегил. — Сейчас у нас хватает проблем. Как только стемнеет, мы тронемся в путь. Бека обернулась к нему.

— Что мы скажем твоим сестрам?

— Я сам с ними поговорю. — Серегил провел рукой по волосам и вздохнул, не особенно радуясь предстоящему прощанию.

Глава 38. Луна предателя

Серегил откладывал встречу с сестрами до наступления темноты, хотя грядущий разговор все время не выходил у него из головы. Чтобы не вызвать подозрений, они с Алеком большей частью своих тайных приготовлений занимались отдельно друг от друга. К тому же, по правде сказать, Серегилу хотелось немного побыть одному, чтобы это предстоящее короткое прощание осталось только его делом.

Оказавшись в одиночестве в спальне, Серегил быстро — слишком быстро — собрал немногочисленные предметы, нужные для путешествия, — кольчугу, теплую ауренфэйскую одежду, бурдюк с водой, инструменты.

Перстень Коррута мягко покачивался у него на груди. Серегил прервал работу и прижал кольцо ладонью; он знал, что добровольно отказался от возможности когда-либо с честью носить его на пальце. Теперь он был вне закона.

Неожиданное головокружение заставило Серегила присесть на край постели. Ему не составляло особого труда на людях делать вид, будто все нормально; притворство всегда было одним из его талантов. Но сейчас, наедине с собой, он ощутил, как что-то внутри него сломалось, разбилось, причиняя боль, словно осколки одного из тех хрупких стеклянных шаров, которые преследовали его в видениях. Он провел рукой по глазам, вытирая слезы, сбегавшие из-под его плотно сомкнутых век.

— Я прав. Я знаю, что прав, — прошипел Серегил. Он — единственный, к кому прислушается Коратан.

«Но ведь ты же не так уверен, как делаешь вид, что принц послушает тебя, верно?»

Смущенный своей внезапной слабостью, Серегил вытер лицо и вытащил из мешка кинжал; знакомая тяжесть рукояти в руке была необыкновенно приятна. С тех пор как они высадились в Гедре, оба его кинжала хранились у Беки. Он попробовал лезвие ногтем большого пальца и спрятал клинок за голенище; еще одно условие возвращения нарушено.

А если у него не получится? Провал будет окончательным и полным. Он не защитил Клиа. Не поймал ее убийцу. А теперь он рискует перечеркнуть собственную жизнь, и жизнь Алека вдобавок, ради того, чтобы упредить безумное нападение Фории.

Даже если его попытка увенчается успехом, что ждет их в Скале? Что за царица правит теперь страной, насколько рада она будет увидеть сестру, живой и невредимой вернувшуюся домой?

За всеми этими вопросами скрывался еще один — вопрос, про который он не хотел вспоминать, пока не окажется далеко от Ауренена — теперь уже навсегда; вопрос, задавать который себе он избегал всю жизнь.

«Что, если все несчастья — расплата за мое преступление?.. Нет!»

Бросив собранный мешок на кровать, Серегил быстро осмотрел то, что еще оставалось в комнате. Что бы он ни оставил сейчас здесь, маловероятно, что он это еще когда-нибудь увидит. Не важно. Он уже собирался уходить, когда его внимание привлек предмет, сверкнувший серебром в куче одежды рядом с кроватью. Наклонившись, он вытащил флакончик с лиссиком — тот, что дал ему руиауро.

— Что ж, это хоть какая-то награда за мои труды, — пробормотал Серегил, опуская склянку в карман.

В городе начали зажигать первые огни, когда Серегил наконец проскользнул в соседний дом. Алек, наскоро обняв друга, благодарение небесам, не захотел пойти с ним.

И Адриэль, и Мидри были дома. Вызвав сестер в небольшую гостиную, Серегил закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Сегодня ночью я уезжаю из Сарикали. Мидри первой пришла в себя.

— Ты же не можешь!..

Адриэль взглядом заставила сестру умолкнуть, затем перевела полные скорби глаза на брата.

— Ты делаешь это ради Клиа?

— Ради нее. Ради Скалы. Ради Ауренена.

— Но если ты покидаешь город, вступает в силу тетсаг» — сказала Мидри.

— Только в отношении меня, — ответил Серегил. — Я попрежнему изгнанник, так что Боктерса за меня не отвечает.

— О, тали, — мягко сказала Адриэль, — ты сделал здесь так много, что со временем мог бы вернуть себе имя.

Вот тот вопрос, который Серегил предпочел бы похоронить заживо.

— Возможно, но цена слишком высока.

— Тогда скажи нам почему! — потребовала Мидри.

Серегил притянул к себе обеих женщин, внезапно поняв, как не хватает ему ощущения их рук, обвившихся вокруг него, их горячих слез у него на шее.

«О Аура!» — взмолился он про себя, прижимаясь к сестрам. Какое искушение — позволить им убедить себя, забыть обо всем, просто дождаться здесь неизбежного — так близко к родному дому, как это только возможно для него в этой жизни. Если Клиа сделают заложницей, быть может, ему разрешат остаться при ней.

До чего же больно! О Светоносный, как тяжело вырваться из этих объятий! Но он должен это сделать, пока не стало слишком поздно.

— Извини, я не могу объяснить, — сказал Серегил. — Вы нарушите атуи, если станете хранить мой секрет. Все, о чем я прошу, — ничего никому не говорите до завтрашнего утра. Позже, когда все разрешится, я все расскажу, обещаю. Клянусь кхи наших родителей, что от моих действий не пострадает честь, а польза будет немалая. Руиауро предупредил меня, что предстоит сделать выбор. Мой выбор сейчас — правильный, даже если надеялся я совсем на другое.

— Подожди. — Адриэль повернулась и выскользнула из комнаты.

— Ты — глупый молокосос, — прошипела Мидри, вновь бросая на него негодующий взгляд. — Сколько усилий потребовалось, чтобы тебе разрешили вернуться, а ты так поступаешь с ней? И со мной?

Серегил взял ее руку и приложил к своей груди.

— Ты — целительница. Скажи, что ты чувствуешь? — На ее ярость он ответил собственным гневом. — Радость? Предательство? Ненависть к вам или к собственному народу?

Мидри замерла, и он почувствовал, как от ее ладони у него по коже растекается тепло.

— Нет, — прошептала женщина, — нет, хаба, ничего такого я не ощущаю. Только решимость и страх. Серегил рассмеялся.

— Сейчас больше страха, чем решимости.

Мидри прильнула к нему и сжала в объятиях.

— Ты остался маленьким глупышкой, хаба, но, несмотря на это, ты вырос в замечательного, доброго человека. Пусть Аура всегда и везде присматривает за тобой!

— Прочие наши сестры возненавидят меня за мой поступок.

— Они еще глупее тебя. — В смехе Мидри слышались слезы; она оттолкнула брата. — Адриэль — единственная из нас пятерых, у кого настоящая голова на плечах.

Серегил расхохотался и благодарно поцеловал сестру. Адриэль вернулась с длинным узким свертком.

— Мы собирались отдать это тебе, когда ты будешь уезжать. Похоже, время настало, пусть немного раньше, чем я рассчитывала. — Адриэль откинула материю с одного конца и высвободила рукоять рапиры.

Не задумываясь, Серегил сомкнул пальцы на оплетенной металлическими полосками коже эфеса. Одним легким движением он вытащил клинок из ножен.

Полированная сталь отливала темным серебром. Вдоль лезвия бежал желобок, делая рапиру одновременно прочной и легкой. Конусообразная гарда состояла из изящно изогнутых дужек — такими удобно зацеплять оружие противника.

У Серегила захватило дух, когда он взмахнул клинком. Рапира была как раз ему по руке: в меру тяжелая, прекрасно сбалансированная благодаря круглой плоской головке эфеса.

— Ее сделал Акайен, не так ли? — спросил Серегил, узнав в чистых и строгих линиях клинка руку дяди.

— Конечно, — кивнула Адриэль. — Мы знали, что ты не захочешь носить оружие отца, и Акайен выковал эту рапиру специально для тебя. Посмотрев, как ты живешь в Римини, я решила, что тебе не понравится, если клинок будет чересчур вычурно украшен.

— Она прекрасна. А уж это! — Серегил провел пальцем по головке эфеса — большому полированному диску из камня Сарикали в металлической оправе. — Я никогда не видел ничего подобного.

Не успел он произнести эти слова, как почувствовал, что видел что-то очень похожее, только не мог вспомнить где.

— Дядя говорил, что идея пришла к нему во сне — дать тебе талисман, который защитит тебя и принесет удачу, — объяснила Мидри.

— Удачу в сумерках, — пробормотал Серегил по-скалански, покачав головой.

— Ты же знаешь Акайена и его сны, — с нежностью произнесла Мидри.

Брат удивленно посмотрел на нее.

— Нет, я забыл.

Он убрал клинок в ножны, провел пальцем по мягкой коже, по длинной перевязи, борясь с искушением тут же надеть рапиру.

— Мне запрещено носить здесь оружие, вы же знаете.

— Уезжать тебе тоже запрещено, — внезапно охрипшим голосом сказала Адриэль. — Судя по тому, что говорили мне Алек и Бека, я опасалась, что ты не захочешь принять от нас оружие.

Серегил смущенно склонил голову. Его пальцы узнали предназначенный для них клинок в первый же момент, и ему и в голову не пришло отказываться.

— Я обещаю вам одно. — Он вновь извлек шпагу из ножен и, вложив рукоять в руку Адриэль, приставил лезвие к своей груди и слегка надавил на него, так что металл оставил вмятину на одежде. — Клянусь Аурой Элустри, тем именем, что я когда-то носил, что никогда в гневе не обращу этот клинок против ауренфэйе.

— Владей собой и береги себя, — ответила Адриэль, снова вручая ему рапиру. — Что мне сказать, когда они обнаружат твое исчезновение?

Серегил криво усмехнулся.

— Скажи, что мной овладела ностальгия.

Спрятав меч в конюшне, Серегил поднялся к себе, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Поборов искушение в последний раз взглянуть на Клиа, он быстро прошел в свою комнату; нескольких слуг, которые встретились ему по пути, он попросил не тревожить их с Алеком — они отправляются на покой.

В спальне было почти темно, ее освещала лишь небольшая лампа. Балконные ставни были плотно закрыты. На аккуратно застеленной кровати лежали заблаговременно украденные им туника и штаны, акхендийский сенгаи.

— Алек, — тихо позвал Серегил, торопливо переодеваясь.

— Я здесь. Я уже почти готов, — раздался голос откуда-то из-за кровати.

Алек вышел на свет, вытирая полотенцем мокрые волосы. Серегил замер, неожиданно пораженный видом друга в ауренфэйском наряде. Одежда шла ему, юноша скорее напоминал настоящего ауренфэйе, чем яшела. Алек всегда был строен и отличался красивой осанкой — Серегил отметил это в первый же раз, когда увидел юношу, но почему-то сейчас это особенно бросалось в глаза. Алек убрал полотенце, и впечатление стало более сильным. Благодаря отвару из скорлупок грецкого ореха — они заранее приготовили краску — белокурые волосы и брови Алека теперь стали темными, как у Серегила.

— Получилось? — спросил Алек, расчесывая влажные пряди.

— Отлично. Я сам с трудом тебя узнаю. Алек вытащил из-за пояса еще один сенгаи и протянул Серегилу.

— Надеюсь, ты умеешь его завязывать. У меня так ничего и не вышло, а попросить кого-нибудь помочь я не рискнул.

— И правильно. Откуда ты их взял? — Серегил пропустил сквозь пальцы коричнево-зеленую ткань, стараясь побороть опасения. Носить чужие цвета считалось преступлением.

Алек пожал плечами.

— Снял с веревки, на которой сушилось выстиранное белье, сегодня около полудня. Мне посчастливилось оказаться в нужном месте, когда никого не было поблизости. «Бери то, что посылают тебе боги, и будь благодарен», не так ли? Чего ты ждешь? Нам надо двигаться!

Серегил еще раз разгладил сенгаи, потом приложил середину платка ко лбу Алека и начал закручивать длинные концы вокруг головы юноши, пытаясь с максимальным правдоподобием воспроизвести стиль Акхенди. Завязав кончики над помеченным ухом юноши, Серегил отступил на шаг и удовлетворенно оглядел его.

— Среди Акхенди хватает яшелов, так что ты не должен привлечь особого внимания, но ты с легкостью сойдешь и за чистокровного ауренфэйе.

Даже в темноте Серегилу был виден румянец удовольствия на щеках друга.

— А ты? — спросил Алек, затягивая пояс с рапирой. Серегил взглянул на второй сенгаи, все еще лежащий на постели.

— Я передумал. Если уж мне доведется когда-нибудь еще носить этот головной убор, пусть он будет тем, что положен мне по праву.

В комнату неслышно вошел Теро и прикрыл за собой дверь.

— Думаю, пора. Вы готовы?

Серегил обменялся с Алеком быстрым взглядом и кивнул.

— Иди вперед, убедись, что путь свободен. Мы пойдем следом за тобой.

Темная конюшня казалась безлюдной. Теро подождал чуть-чуть, затем махнул рукой Алеку с Серегилом. Поблагодарив про себя Беку, Серегил пересек конюшенный двор.

Внутри при свете светящегося камня женщина седлала лошадь с ауренфэйским клеймом. Два других коня, один ауренфэйский, другой скаланский, были уже оседланы. Заслышав шаги, женщина обернулась и откинула забрало шлема.

— Потроха Билайри! — прорычал Серегил.

Перед ними стояла Бека. Она сменила цепь капитана на почтовую сумку и поношенный плащ рядового конника. Длинные рыжие волосы девушка стянула сзади в тугой пучок.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел не менее удивленный Теро.

— Еду с ними, до куда понадобится, — прошептала в ответ Бека, протягивая Алеку и Серегилу поводья ауренфэйских коней.

— Ты нужна здесь!

— Я промучилась над этим весь день. Таково мое решение как командира. Сейчас нет ничего важнее, чем остановить Коратана. Рилин и Бракнил возьмут на себя командование, пока мы не справимся со своим делом. А если у нас не получится — что ж, тогда уже ничто не будет иметь значения.

Серегил опустил ладонь на плечо волшебника, предупреждая дальнейшие возражения.

— Она права.

Теро мрачно сдвинул брови, но согласился.

— Я могу сделать вас невидимыми, пока вы не покинете город, — сказал он, доставая свою палочку.

— Нет, лучше не надо, — запротестовал Серегил, — вокруг нас слишком много людей, которые могут почуять твою магию. Мы справимся, ведь двое из нас… — Он сделал Теро тайный знак, означающий «наблюдатели».

Алек заметил движение друга и кивнул на Беку.

— Может, пора, чтобы нас стало трое? Думаю, Магиана не возражала бы.

— Да, полагаю, она была бы за, — согласился Серегил. — Немного раньше, чем мы предполагали, но мы ведь не сомневаемся в достоинствах Беки.

— Ты правда так думаешь? — выдохнула Бека, широко раскрыв глаза.

Серегил усмехнулся. Наблюдатели были странной, разобщенной группой — даже он не знал их всех, — но Бека слишком многое видела собственными глазами, чтобы не догадываться кое о чем.

— Понимаешь ли ты, Бека, что значит быть наблюдателем? — спросил Теро.

— В достаточной степени, — ответила девушка, подтвердив тем самым подозрения Серегила. — Если это означает служить Скале, как Серегил или мой отец, то я готова.

— Быть наблюдателем значит гораздо больше, но мы поговорим об этом позднее, — вмешался Серегил; он надеялся, что Беке не придется пожалеть об их поспешном решении в предстоящие тяжелые времена. — Приступай, Теро.

Теро извлек из ножен старинный костяной кинжал и заставил его вращаться перед лицом Беки, на волосок от кожи девушки. Это был тест на правдивость, и притом безошибочный. Бека не дрогнула и стояла, внимательно глядя на мага.

Серегил почувствовал комок в горле. Нож принадлежал Нисандеру и вращался перед лицом Серегила, когда тот, еще совсем молодым человеком, принес клятву. Много лет спустя лезвие кинжала так же угрожало Алеку, который бестрепетно прошел испытание.

— Бека, дочь Кари, — прошептал Теро, — наблюдатель должен внимательно следить, правдиво докладывать и хранить в тайне то, что должно быть скрыто. Клянешься ли ты своим сердцем, своими глазами, Четверкой, что будешь делать это?

— Клянусь.

Кинжал упал в вытянутую руку Теро, не причинив Беке вреда.

— Добро пожаловать, и да сопутствует в сумерках тебе удача. Только теперь Бека позволила себе показать, какое испытывает облегчение.

— Все было не так уж и страшно.

— Это только самая легкая часть. — Алек расплылся в широкой улыбке. — Вот теперь ты узнаешь, каково быть наблюдателем.

Серегил, заглянув в сияющие спокойным торжеством глаза девушки, ощутил, как сердце его на мгновение перестало биться.

— Что бы ни случилось, я с вами, — сказала Бека.

— Сначала патент на офицерский чин, теперь еще и это. Твоя бедная мать перестанет со мной разговаривать. — Серегил легко сжал плечо подопечной и отправился доставать из тайника рапиру.

— Где ты ее взял? — изумился Алек.

— Подарок сестер. — Серегил кинул другу пояс с ножнами и стал приторачивать свой мешок к луке седла. Алек вытащил рапиру.

— Что за красавица!

Серегил забрал у него пояс и дважды обернул его вокруг талии. Алек протянул другу рапиру, тот сунул ее в ножны и, повозившись с завязками, повесил под нужным углом на левом бедре. Ему не надо было задумываться: руки сами помнили каждое движение. Тяжесть оружия на боку доставляла удовольствие

— так и должно было быть

— Поехали.

— Удачи в сумерках, — вновь пробормотал Теро, провожая их до ворот.

— И при свете дня, — откликнулся Серегил. Он стиснул худое плечо волшебника, гадая, что бы еще сказать: ведь если все пойдет не так, как надо, они расстаются навсегда.

Теро на мгновение накрыл ладонь Серегила собственной. Молчание выразило те чувства, которые они никогда не умели облечь в слова.

От необходимости объяснений их избавил Алек.

— Мы проследим, чтобы твои комнаты в Ореске проветрили к твоему возвращению, — пошутил он.

Зубы Теро сверкнули в улыбке, затем он растворился в темноте, закрыв за друзьями ворота.

Серегил вскочил на лошадь и бросил взгляд на темный диск нарождающейся луны, едва видный среди звезд.

Эбраха рабас.

Аста нолиена.

Ниал смотрел вслед всадникам, пока они не скрылись из глаз, потом скользнул в противоположном направлении, не подозревая, что за ним наблюдают руиауро.

Конечно, так рисковать было глупо, но Серегил на прощание задержался у Вхадасоори. По другую сторону темного пруда несколько человек столпились вокруг Чаши Ауры для какой-то церемонии, но с их стороны берег был пустынен. Ведомый неким полуосознанным желанием, Серегил спешился и подошел к кромке воды. Преклонив колени, он вытащил шпагу и погрузил ее в священный водоем.

— Аура Элустри, я принимаю твой дар, — прошептал он так тихо, что друзья не слышали его слов.

Перехватив эфес, Серегил встал и. тихо рассмеявшись, протянул клинок к луне.

Алек, нервно вглядываясь в окружающие тени, подошел к нему.

— Что ты нашел смешного?

— Взгляни. — Серегил повернул к нему рукоять; темный камень напоминал вторую новую луну среди звезд. — Мой дядя и его сны…

— Так это у вас семейная черта?

— Именно. — Спрятав рапиру в ножны, Серегил зачерпнул воды и сделал глоток. Он чувствовал возбуждение, легкость и некоторое головокружение; такие ощущения возникали у него всегда перед работой.

Пора в путь.

Всадники повернули на север, торопясь оказаться подальше от оживленных улиц. В городе было неспокойно. Отовсюду неслись гневные крики. Алеку показалось, что он ощутил дуновение таинственного аромата башваи, и он держался настороже, в любую минуту ожидая погони.

Но большая часть встретившихся им людей не обращала на них особого внимания, пока они не въехали в тупу Голинила, где за ними устремилась дюжина молодых ауренфэйе.

— Отправились прислуживать вашей заморской царице, акхендийцы? — крикнул один из них вслед Алеку. В друзей полетели камни. Один ударился Беке в шлем. Другой попал Серегилу в спину. Лошади испугались, но Серегил заставил своего коня идти ровной рысью.

— Да пошлет вам Аура мир, братья, — сказал он.

— Мир! Мир! — насмешливо закричали в ответ, град камней усилился. Один из них оцарапал Беке щеку, когда та непредусмотрительно оглянулась. Алек в гневе натянул поводья, собираясь отплатить обидчикам, но Бека загородила ему дорогу своей лошадью.

— Поехали, у нас нет на них времени. — Девушка развернула и пришпорила своего коня.

Голинильцы вскоре отстали, но всадники продолжали скакать галопом, пока не оказались на равнине.

«Как далеко должны мы отъехать, чтобы это уже считалось нарушением условий?» — гадал Алек, когда под усыпанным звездами небом они снова пустили лошадей рысью.

Вдруг Алек вновь ощутил запах башваи, настолько сильный, что у него перехватило дыхание. Он покачнулся в седле и скорее почувствовал, чем увидел, как темное облако смыкается вокруг него; в глазах у него помутилось, в ушах зашумело. Затем он снова увидел звезды, необыкновенно яркие, но скользящие куда-то вбок.

Алек тяжело рухнул на землю и поблагодарил богов за то, что они не дали ему вытянуть руку, чтобы смягчить падение: перелом или вывих были бы совсем ни к чему. Теперь же удар приняли ребра. Мгновение Алек лежал недвижно, ловя ртом воздух; все тело у него странно горело.

Затем рядом оказался Серегил. Ругаясь сквозь зубы, он ощупал лицо и голову друга.

— Я не понял… Крови нет. Куда они тебя ранили?

— Ранили? — Алек с трудом приподнялся. — Нет, это всего лишь башваи. Никогда не чувствовал их близость так сильно.

Из-за плеча Серегила выглянула Бека с обнаженным клинком в руке.

— Что они с тобой сделали? Ты упал в обморок.

— Вероятно, они так прощаются, — с усмешкой предположил Алек. Серегил помог ему подняться на ноги.

— Или предостерегают, — всматриваясь в темноту, сказала Бека.

— Нет, это было что-то другое, — поежился Алек, вспоминая ощущение, что его поглощает нечто.

— Ты дрожишь, — пробормотал Серегил, касаясь его щеки.

— Со мной все в порядке. А где моя лошадь? Бека протянула ему поводья.

— Пока поедем медленнее. А то ты опять вылетишь из седла. Когда они двинулись дальше, Алек обернулся и посмотрел на город. Он почти ожидал, что увидит темные силуэты, следующие за ним. Сарикали выглядел обманчиво мирным; темные бесформенные камни на фоне неба, там и сям освещенные желтыми сторожевыми огнями.

— Прощай, — прошептал юноша.

Света звезд было достаточно; всадники проехали по мосту и углубились в лес, следуя главной дороге.

Алек осторожно попытался использовать связь, которую рождает талимениос, чтобы найти ответы на вопросы, задать которые раньше не было ни времени, ни уединения. Серегил взглянул на него и улыбнулся, но его мысли явно были далеки от Алека.

Темные громады елей и дубов нависали над дорогой, местами их кроны смыкались, образуя узкий коридор. Над путниками, попискивая, носились летучие мыши; они охотились на крупных ночных бабочек, на крыльях которых словно отпечаталась пыльная человеческая ладонь. Некоторое время Алека сопровождала сова, в когтях которой бился какой-то зверек с длинным хвостом. Блеск золотистых глаз и испуганное повизгивание выдавало присутствие и других лесных обитателей.

Всадники ненадолго остановились там, где недалеко от дороги протекал ручей, и напоили лошадей. Алеку и самому хотелось пить, поэтому он спешился и пошел выше по течению. Он уже наклонился к воде, когда ему в нос ударил неприятный запах. Лошади тоже почувствовали его и нервно зафыркали.

— Назад, — прошипел Алек, понимая, что это уже не башваи.

— Кто там? — спросила из-за его спины Бека. Лошади снова забились, пытаясь вырвать поводья; из зарослей ольхи вылез огромный медведь и, шлепая по воде, двинулся к Алеку.

— Не двигайтесь, — приказал юноша, проигрывая известные ему варианты. Перед ними была медведица, исхудавшая после зимней спячки. Если их угораздило оказаться между медведицей и медвежатами, его путешествию, скорее всего, пришел конец.

Зверь остановился в нескольких шагах от человека и, мотая головой из стороны в сторону, принялся разглядывать Алека. Серегил и Бека все еще оставались в седле и могли ускакать. Поглядывая одним глазом на медведицу, Алек прикинул расстояние до ближайшего дерева, на которое он мог бы залезть.

Слишком далеко.

Медведица громко зарычала, неуклюже подошла к Алеку и обнюхала его. Зловонное горячее дыхание душило юношу, он почувствовал, что его опрокидывают на спину. Алек увидел темный силуэт медведицы на фоне неба, глаза у зверя были цвета расплавленного золота.

— Не теряй времени даром, маленький братец, — сказала медведица. — За улыбками скрываются кинжалы.

Издав напоследок глухое рычание, она развернулась и пошлепала вверх по ручью. Алек продолжал лежать, слишком ошеломленный, чтобы двинуться с места.

— Во имя Пламени, никогда не видела, чтобы медведи так себя вели, — воскликнула Бека.

— Вы слышали? — слабым голосом спросил Алек.

— Ничего не слышали, пока ты не предупредил нас, — ответила девушка. — Она выскочила из ниоткуда.

— Нет, вы слышали, что она сказала? — Пошатываясь, Алек поднялся на ноги.

— Она разговаривала с тобой? — заинтересовался Серегил. — Во имя Светоносного, значит, это был кхирбаи. Что он сказал?

Алек наклонился; его ладонь с легкостью поместилась внутри отпечатка когтистой лапы. Это был не призрак.

— То же, что тебе говорили руиауро, — удивленно произнес он. — За улыбками скрываются кинжалы.

— По крайней мере они настойчиво повторяют свои загадки, — проворчала Бека.

— Полагаю, мы скоро поймем смысл этих слов, — заметил Серегил.

От земли начал подниматься туман; он скапливался под нависшими низко ветвями, с иголок стали падать холодные капли. Там, где дорога сужалась, с одной стороны на другую протягивалась паутина, и скоро путники оказались все в клейких влажных нитях.

Вскоре после полуночи они подъехали к большой деревне на берегу озера.

— Здесь почтовые курьеры первый раз меняют лошадей, в сарае у околицы,

— прошептала Бека. — Рискнем взять свежих коней или объедем селение?

Серегил с отсутствующим видом стряхнул паука с бедра.

— Лошади нам нужны. С нашей одеждой да в столь поздний час нам особенно нечего бояться. Думаю, там и охраны-то нет.

Они миновали последний небольшой домик и увидели покосившийся сарай; кедровую дранку крыши покрывал густой слой мха. Внутри были привязаны три свежие лошади. Воспользовавшись светящимся камнем Серегила, путешественники спешились и переседлали коней.

Однако когда они повели лошадей к выходу, из копны сена у задней стены сарая высунулось лицо заспанного юнца. Бека быстро выхватила камень из рук Серегила и вытолкнула спутников наружу. Подняв светящийся осколок повыше — так, чтобы тень от шлема скрыла ее лицо, — она повернулась к мальчику. Теперь он сидел и с сонным интересом разглядывал девушку. Это был, конечно, не стражник, а паренек, оставленный присмотреть за лошадьми.

Он что-то пробурчал, Бека разобрала слово «посланец».

— Да, спи дальше, — ответила она на ломаном ауренфэйском. Девушка продвинулась в освоении языка, но по-прежнему понимала больше, чем могла сказать. — Своих коней мы оставляем.

— Это ты, Ванос? — вытянул мальчик шею вслед Алеку. Тот что-то пробормотал в ответ и исчез в темноте. Паренек покосился на Беку, когда та уже собралась уходить.

— Я тебя не знаю.

Бека виновато пожала плечами, притворившись, что не понимает, спрятала камень в карман и вывела лошадь из сарая.

У нее за спиной зашуршало сено, и она услышала, как паренек недовольно пробурчал:

— Эти никчемные скаланцы…

«Совсем как дома» — ухмыльнулась Бека. Достав из сумки монетку, она бросила ее в сторону мальчика.

— Теперь нас видели, — досадливо сказал Алек, когда они снова выехали на дорогу.

— Ничего не поделаешь, — сказал Серегил. — Парень принял нас за обычных курьеров, а мы будем уже далеко, прежде чем нас хватятся.

— Будем надеяться, что ты прав, — с сомнением пробормотала Бека.

После отъезда Серегила и остальных Теро обошел комнаты и залы. Во всем доме, кроме него, бодрствовали только Бракнил и Рилин. Все считали, что Бека в это время дежурит у принцессы.

Клиа оставалась без сознания; милосердное забытье не давало ей почувствовать, как Мидри снова и снова осматривает ее руку, пытаясь решить, не следует ли удалить еще больше плоти.

С самого начала их маленькая делегация терялась в огромном доме, словно горстка семечек внутри высохшей тыквы. Теперь, когда трое отсутствовали, а Торсин был мертв, пустота вокруг стала осязаемой. Теро усилил охранные заклинания, наложенные им на дом, и отправился в коллос. Благоуханный ночной воздух освежил его; волшебник извлек из кармана комок свечного воска и стал греть шарик в ладонях. Когда воск размяк, маг разделил массу на две половинки и достал свою палочку. На нее были намотаны две длинные пряди волос — Алека и Серегила; Теро размотал волосы и утопил их в воске. Бормоча заклинания, маг кончиком ножа покрыл шарики сеткой узора. Когда он закончил, красное пламя на мгновение вспыхнуло в центре каждого мягкого комка. Удовлетворенный результатом, Теро спрятал воск для будущего употребления.

Было далеко за полночь; где-то вдалеке мерцало несколько тусклых огоньков. Теро представил себе друзей или любовников, которые не спят при свете этих огней, и неожиданно его захлестнула волна одиночества. Люди, которым он мог доверять, в основном были очень далеко. Тем, чьего доверия он пытался добиться в этой чужой стране, ему приходилось лгать, жертвовать своей честью ради спасения принцессы.

Отогнав грустные мысли, волшебник поудобнее уселся на каменном сиденье для медитации. Однако вместо этого непокорное воображение вновь вернулось к видению, посетившему его во время первого посещения Нхамахата. Он рассеянно расправил край мантии; укус дракона давно зажил, но следы зубов живо напоминали о полуосознанных открытиях той ночи.

Какое-то существо опустилось на тыльную сторону его ладони, заставив мага вздрогнуть. Опустив глаза, Теро увидел маленького дракона не длиннее его большого пальца. Щекоча кожу крошечными коготками, дракончик обхватил палец и с интересом уставился на человека. Теро сидел не шевелясь, размышляя о том, станет ли крошка кусаться. Но дракончик сложил тоненькие крылышки и уснул, от его гладенького пузика исходило приятное тепло.

— Спасибо, — пробормотал Теро, — теперь я не один.

Тепло дракона распространилось по руке, маг согрелся. Улыбаясь, Теро погрузился в спокойную медитацию. Он должен быть в форме, когда начнутся неизбежные неприятности, какой бы вид они ни приняли.

Глава 39. Пути расходятся

За ночь с гор надвинулись тучи, и рассвет разгорелся за тонкой пеленой дождя. Бека слизнула сладкую капельку со щеки, радуясь свежему вкусу воды.

Они упорно скакали всю ночь, не сворачивая с главной дороги, чтобы казаться обычными курьерами. В какой-то придорожной деревне им удалось украсть четырех лошадей. Когда придет время расстаться — а теперь это должно было случиться уже скоро, — Бека, чтобы запутать следы, заберет с собой коней, которые были приготовлены акхендийцами для настоящих гонцов.

Это был хороший план; подобные уловки Ургажи не раз использовали, чтобы обмануть пленимарцев. Не нравилось Беке другое: вот уже час Серегил был молчалив и слишком часто вглядывался в густой лес по сторонам дороги. Алек тоже обеспокоенно посматривал на друга, предчувствуя беду.

Наконец Серегил так резко натянул поводья, что конь Беки налетел на его скакуна.

— Проклятие, что еще теперь? — спросила Бека, еле успевшая увернуться от копыт начавшего брыкаться пугливого гнедого.

Серегил ничего не ответил; успокоив своего коня, он стал пристально разглядывать заросшую тропу, уходящую влево. Выражение его лица не обнадежило спутников.

— Мы пропустили ту дорогу, которую ты ищешь, да? — спросил Алек, и Бека уловила беспокойство в его голосе. Для опасений имелись все основания: Серегил был их единственным проводником, а с тех пор, как он путешествовал в этих краях, прошли десятилетия.

Серегил пожал плечами.

— Может быть. Наверное, по той дороге никто не ездит с тех пор, как я ее видел, — недаром Амали говорила, что многие деревни здесь вымерли. — Он бросил взгляд на светлеющее небо, и его лицо стало еще более мрачным. — Поехали, нам нужно будет вскоре убраться с главной дороги. К перевалу ведут и другие тропы.

Кирнари Акхенди разбудил звук открывающейся двери спальни. Сердце его гулко заколотилось, он выхватил из-под подушки кинжал и выбросил вперед руку, чтобы защитить свою молодую жену. Однако вторая половина кровати оказалась пуста.

В комнату, держа в руке свечу, проскользнул домоправитель, Гламиэль, и неслышно приблизился к постели.

— Где моя жена? — резко спросил Райш, прижимая руку к груди; сердце его пронизала боль.

— В саду, кирнари. Она недавно встала.

— Конечно. — Райшу в последние дни так редко удавалось уснуть, что по пробуждении он с трудом соображал. — Так в чем же дело? Еще ведь не рассвело.

— Давно рассвело, кирнари. Амали приказала не беспокоить тебя, но сегодня утром пришло странное известие. — Гламиэль подошел к высокому окну и отдернул занавеси. Комнату наполнил серый свет сумрачного утра и запах дождя. Выглянув сквозь цветущие побеги, обвивающие раму, Райш увидел жену, сидящую в одиночестве в беседке. Прошлой ночью она снова плакала и умоляла его довериться ей, объяснить, что скрывается за его молчанием и его гневом. Но что мог Райш ей сказать?

Задумавшись, он пропустил начало рассказа Гламиэля; пришлось просить того повторить.

— Скаланцы отправили прошлой ночью гонца, — сообщил домоправитель.

— Ну и что?

— Конечно, кирнари, никто не видел в этом ничего необычного, пока только что не пришло известие из деревни, где курьер первый раз менял лошадей. Ни один из сопровождающих акхендийцев не подал условного сигнала, да и этого гонца наш паренек раньше не видел. Один из сопровождающих утверждал, что он Ванос-и-Намал, но тот не покидал казармы скаланцев в Сарикали. Я сам с ним разговаривал. На месте и остальные, кто должен был сопровождать скаланского курьера. Что нам следует делать?

— Ты давно узнал все это?

— Только что, кирнари. Не нужно ли уведомить Бритира-и-Ниена?

— Нет. Сначала мы должны выяснить, что затеяли наши скаланские друзья.

— Немного подумав, Райш добавил: — Пошли за Серегилом. Я хочу поговорить с ним немедленно.

Оставшись один, Райш бессильно откинулся на подушки. Перед его мысленным взором вставали тревожные образы: Серегил, искусно вспарывающий брюхо дохлой рыбы и извлекающий оттуда кольцо так уверенно, словно он заранее знал, что оно там; а еще раньше, в саду, он все осматривал так внимательно, так умело… В то время наблюдать за ним было интересно и приятно. Теперь же воспоминание наполнило кирнари беспокойством.

Холодный поцелуй несущего капли дождя ветра разбудил Теро. Утренний ливень барабанил по крыше, снизу в коллос долетали чьи-то голоса. Услышав имя Серегила, маг взглянул в ту сторону волшебным зрением и обнаружил Мирна и Стеба, разговаривающих с каким-то незнакомым ему акхендийцем.

— Я не видел еще сегодня утром благородного Серегила, — говорил Мирн. — Я ему передам, что благородный Райш ждет его у себя.

— Дело очень срочное, — сказал акхендиец.

«Ну вот, начинается», — подумал Теро. Он поспешно спустился в пустую комнату Серегила и запер за собой дверь. Как оказалось, он еле успел. Кто— то взялся за ручку и подергал дверь.

— Серегил, тебя ждут внизу. — Вот невезение! Это оказался Кита — от слуги можно было бы отделаться резким ответом. — Ты спишь? Серегил! Алек!

Теро поспешно провел рукой над кроватью, приказывая ей воспроизвести то, что она помнит, — что угодно. Кровать воспроизвела ритмичный скрип и страстный мужской стон. Волшебник в раздражении отступил на шаг. Он ожидал услышать храп, но, видимо, должен был бы знать, чего ждать от друга.

Однако раздавшиеся звуки дали желаемый эффект. За многозначительной тишиной за дверью последовали тактично удаляющиеся шаги.

Не теряя времени, Теро достал восковые шарики, приготовленные накануне, придал им форму человечков и сунул под одеяло. Взмахнув над постелью палочкой, он беззвучно произнес заклинание, вспоминая лица, тела, форму рук и ног. Восковые подобия раздались и удлинились. К тому времени, когда Теро завершил пассы, фигуры походили на Серегила и Алека, но оставались неподвижными и невыразительными. Маг коснулся пальцем холодного лба «Серегила» и дунул ему в ноздри. На восковых щеках появился румянец, черты смягчились. То же самое Теро проделал и с двойником Алека, потом придал обеим фигурам позы спящих людей. Призвав на помощь воспоминания о совместных ночлегах во время путешествия, он добавил равномерное дыхание и легкое похрапывание. Если слуги проявят должную деликатность, уловка может дать беглецам несколько драгоценных часов.

Теро оставил дверь незапертой и спустился в главный зал, где Кита извинялся перед посланцем-акхендийцем.

— Доброе утро, — приветствовал гостя Теро. — Что привело тебя сюда в столь ранний час? Акхендиец поклонился.

— Приветствую тебя, Теро-и-Процепиос. Амали-а-Яссара хотела бы исследовать тот амулет, который приносил Серегил. Сегодня утром она чувствует себя в силах заняться этим.

Амулет! Теро потянулся к кошелю на поясе, потом, нахмурившись, замер на месте. Вещицу забрал Серегил; в суматохе, вызванной письмом Магианы, маг совсем забыл взять ее у друга.

— Так бы сразу и сказал! — воскликнул Кита, направляясь к двери. — Я уверен, что они не будут против, если я потревожу их ради такого важного дела!

— Позволь мне, — поспешно остановил его Теро, уже жалея о собственной уловке с восковыми фигурами. — Я пришлю Амали талисман, как только… — тут он сурово взглянул на Киту, — как только Серегил проснется.

— Ну вот, это уж точно она, — радостно воскликнул Серегил, присматриваясь еще к одной ничем не примечательной заросшей тропе, отходящей в сторону.

Бека подавила стон. Тропа отличалась от любой из дюжины подобных, у которых Серегил останавливался этим утром, только стайкой куток, клюющих что-то в высокой траве.

— Последняя тропа, насчет которой ты высказывал такую же уверенность, обошлась нам в полчаса скачки в неверном направлении, — сказал Алек гораздо более терпеливо, чем сумела бы сама Бека.

— Нет, это точно она, — настаивал Серегил. — Видите тот валун? — Он показал на большой серый камень справа от дороги. — Кого он вам напоминает?

Бека стиснула поводья.

— Послушай, я хочу есть и уж не знаю, когда в последний раз спала…

— Я серьезно спрашиваю. На что он, по-вашему, похож? — Серегил скалил зубы, как безумец, и Бека задалась вопросом» сколько времени прошло с тех пор, когда он отдыхал.

Алек ответил на ее вопросительный взгляд пожатием плеч и начал внимательно рассматривать камень.

Валун был футов шести в длину и четырех в высоту; овальный камень резко сужался к одному концу, и два одинаковых углубления снизу делали его похожим на…

— На медведя? — предположила Бека, гадая, не свихнулась ли и она тоже. С другой стороны, узкий конец действительно выглядел как опущенная голова, а сам округлый камень — как неуклюжее туловище.

— Верно, я теперь разглядел, — ухмыльнулся Алек. — Похоже, медведи сегодня нас преследуют. Это и есть твоя примета?

— Да, — с явным облегчением ответил Серегил. — Проклятие, я и не вспомнил о ней, пока сейчас не увидел. Если присмотреться, можно увидеть глаза, которые кто-то нарисовал. Но раньше здесь была торная дорога. В горах есть несколько деревень, а еще дальше — торговый лагерь дравниан.

— Теперь тут нечасто ездят, — сказала Бека все еще с сомнением. Молодая древесная поросль и сорняки совсем скрыли колеи.

— Это и к лучшему, — ответил Серегил. — Чем меньше народу мы встретим, тем легче будет у меня на душе. Теро ведь, знаете ли, не единственный, кто умеет посылать сообщения при помощи магии. — Он взглянул на солнце. — Утро на исходе. Нам следовало проделать уже больший путь.

Не спешиваясь, они с Алеком перекинули седла и поклажу на двух украденных лошадей, а потом и сами пересели. Это потребовало немалых усилий и ловкости, Беке пришлось, помочь затянуть подпруги, но зато на дороге не осталось следов, по которым преследователи могли бы определить, куда направились беглецы.

Бека привязала лошадей, на которых они скакали раньше, к своему седлу длинными веревками, так что они могли двигаться достаточно независимо. Любой следопыт увидел бы только, что курьер и двое его сопровождающих расстались здесь с «попутчиками», когда те свернули в сторону, и продолжали ехать по главной дороге.

— Старайся никому не попадаться на глаза как можно дольше, — предупредил Беку Серегил, пожимая ей руку. — Преодолеть горы без проводника ты не сможешь, так что все равно останешься по эту сторону.

— Ты заботься о себе, — ответила Бека, неожиданно почувствовав, что у нее перехватило горло. — Я просто проеду по этой дороге, сколько смогу, потом сверну в каком-нибудь удобном месте и затаюсь дня на два. Потом я вернусь к Клиа.

Худшее, что может случиться, — это что меня поймают и отправят обратно в Сарикали. А что собираетесь делать вы после того, как поговорите с Коратаном? Серегил пожал плечами.

— Останемся при нем, я думаю, хотя, может быть, и в цепях. Если мне удастся добиться своего, он немедленно вернется в Скалу.

— Значит, там и увидимся, — весело сказала Бека, стараясь заглушить нехорошие предчувствия. Алек лукаво улыбнулся девушке.

— Да сопутствует тебе удача в сумерках, наблюдатель.

— И вам обоим тоже. — Бека смотрела им вслед, пока всадники не скрылись из вида. Серегил не обернулся, а Алек придержал коня и помахал девушке рукой.

— Удачи вам в сумерках, — еще раз прошептала Бека и повернула к горам, ведя в поводу двух коней.

Дорога не становилась лучше, но все же путники могли ехать по ней рысью. Через несколько миль они добрались до развалин первой деревни, и Серегил быстро ее осмотрел.

Несколько домов оказались сожжены, остальные медленно приходили в запустение. Молодые деревца и сорняки заполонили широкую лужайку в центре селения и одичавшие сады.

Заглянув в один из уцелевших домов, Алек нашел там только осколки битой посуды.

— Все выглядит так, словно жители собрались и покинули деревню.

Серегил подъехал к нему, протягивая бурдюк, с которого капала вода.

— Нет торговли — не на что жить. По крайней мере колодец не завалило.

Алек напился, потом вытащил из дорожного мешка кусок вяленого мяса.

— Интересно, удастся ли нам найти здесь лошадей на смену?

— Как-нибудь справимся, — ответил Серегил, поглядывая на облака. — Если поторопимся, доберемся до следующей деревни засветло. Я предпочел бы заночевать под крышей. Да и лето еще не наступило, так что ночами в предгорьях бывает чертовски холодно.

Сразу за деревней начинался скалистый склон, крутой и скользкий, покрытый камнями и изрезанный руслами ручьев, берущих начало от источника наверху. Пирамидки из камней все еще указывали на когда-то проложенную здесь тропу.

Путники отпустили поводья, предоставив лошадям самим находить дорогу. Оглянувшись, Алек заметил, что неподкованные копыта коней почти не оставили следов на каменистом склоне. Понадобился бы очень искусный следопыт, чтобы найти их, с удовлетворением подумал юноша.

— У меня его нет! Я его уничтожила, сожгла! — всхлипывала Амали, съежившись на постели. Сначала она отпиралась решительно, но скоро начала плакать. От этого она казалась еще моложе, чем была на самом деле, и Райш заколебался, не уверенный, что ему хватит решимости ударить жену, если иначе не удастся добиться своего.

— Не лги мне! Мне амулет необходим! — сурово сказал он, наклоняясь к жене. — Если мои опасения правильны, тебя могли уже разоблачить. Иначе Серегил давно пришел бы.

— Почему ты не объяснишь мне, в чем дело? — рыдала Амали, инстинктивно прикрывая руками живот.

Этот жест ранил Райша в самое сердце. Он опустился на постель рядом с женой.

— Ради Акхенди, ради нашего ребенка, отдай мне то, что осталось от амулета, если он все еще у тебя. Я слишком хорошо тебя знаю, любимая. Ты никогда не уничтожила бы творение другого акхендийца. — Райш старался не показать растущего отчаяния. — Ты должна позволить мне защитить тебя, как я это всегда делал!

Амали, всхлипывая, выбралась из постели и взяла свою рабочую шкатулку со стола. Из-под груды заготовок для изготовления талисманов она вытащила что-то.

— Вот, и надеюсь, ты сумеешь найти этому лучшее применение, чем удалось мне! — Амали бросила к ногам Райша плетеный браслет.

Райш наклонился, чтобы поднять его, и тут же вспомнил такое же действие, совершенное четырьмя ночами раньше. Он с внутренней дрожью поспешил прогнать воспоминания, но понимание того, что он проклят, осталось.

Плетение браслета было простым, но тщательно выполненным, и магия его все еще была сильна, несмотря на потерю фигурки, — достаточно сильна, чтобы вызвать образы крестьянки из горной деревушки, сделавшей браслет, и юноши, которому он предназначался. Кхи Алека-и-Амасы пропитало ремешки так же, как и его пот.

Амали все еще плакала. Стараясь не обращать на нее внимания, Райш опустился в кресло у кровати и, стиснув в руках браслет, прошептал заклинание. Браслет в его руках запульсировал. Закрыв глаза, Райш увидел Алека и все, что того окружало: мокрые ветви над головой, далекие горные вершины, видные в просветах между деревьями, Серегила рядом, показывающего на странной формы валун. Райш сразу узнал камень.

Понимание случившегося заставило его задохнуться, старик бессильно откинулся в кресле. Они знают! Должно быть, Клиа все известно, иначе почему бы она послала их — именно этих двоих — на северное побережье?

Холодные пальцы стиснули его руки, и Райш, открыв глаза, увидел перед собой заплаканное лицо жены.

— Ты должна вернуться домой, тали. Не говори ничего никому — просто поезжай домой.

— Я только хотела помочь, — прошептала Амали, поднимая с пола браслет и глядя на него с ужасом и изумлением. — Что я наделала, мой любимый?

— Ничего такого, на что не было бы воли Светоносного. — Райш нежно погладил ее по щеке, радуясь теплоте ее кожи. Сам он дрожал, холод пронизывал его до костей, несмотря на ласковые лучи пробившегося сквозь облака солнца. — Отправляйся сразу же и приготовь дом к моему приезду. Тебе недолго придется ждать.

Райш на дрожащих ногах вышел в безлюдный сад, не замечая, что промочил в траве сандалии и полы одежды. Усевшись в беседке Амали, он снова стиснул в руках браслет и стал следить за беглецами, пока хватало сил. Ему удалось увидеть достаточно, чтобы догадаться, куда те направляются.

Сложив руки на груди, Райш несколько минут отдыхал, чувствуя, как целительная сила Сарикали наполняет его, возрождает к жизни; потом сложил ладони чашей и представил себе далекую деревню и доверенных людей в ней. Между его пальцев возник шар серебристого света. Райш вложил в него свое мысленное послание и движением пальцев послал туда, где, как он надеялся, его слова достигнут нужных ушей.

Амали следила за мужем из-за оконных занавесей. Вытерев слезы, она вызвала шар-посланец, произнесла такое же заклинание и, закончив, прошептала:

— Да защитит нас Аура! — моля Светоносного, чтобы на этот раз не ошибиться.

Глава 40. Гамбит

Несмотря на все предосторожности Теро, буря разразилась гораздо раньше, чем он рассчитывал. Он как раз помогал Мидри менять повязки на руке Клиа, когда прибежал встревоженный капрал Каллас.

— У соседей неприятности, господин. Мне кажется, тебе лучше спуститься.

Перед домом Адриэль собралась небольшая толпа. Сама кирнари Боктерсы стояла в дверях с несколькими своими родичами лицом к лицу с кирнари Хамана и Катме. Суровая Лхаар-а-Ириэль взирала на боктерсийцев с выражением праведного негодования на покрытом татуировками лице.

— Он никогда бы не скрылся, не сообщив об этом тебе! — говорил Назиен— и-Хари, обвиняюще тыча в Адриэль пальцем.

— Ты знаешь не хуже меня, что приговор об изгнании отрезал Серегила от клана и от семьи, — холодно ответила Адриэль. — Атуи не обязывает Боктерсу докладывать о его местопребывании. Даже будь это иначе, я ничего не могу сообщить тебе о том, куда и почему он отправился: мне это неизвестно. Клянусь в том светом Ауры!

— Вон волшебник! — крикнул кто-то из толпы, и недружелюбные взгляды собравшихся обратились на Теро.

— Где Серегил из Римини? — требовательно спросила Лхаар, и молодой волшебник заметил слабо светящееся облако магической силы, окутывающее женщину. Сердце Теро оборвалось: может быть, мысли Лхаар и не читала, но никакая восковая кукла не обманет эти острые глаза.

— Он покинул город, — неохотно ответил маг. — Куда он отправился, я не знаю. — Это в определенной мере было правдой: Серегил намеренно не сообщил ничего о своем маршруте.

— Почему они уехали? — обратился к Теро кирнари Акхенди, выходя вперед вместе со старейшинами Силмаи и Рабази. Теро внутренне содрогнулся: его уловки были теперь бесполезны. И как им всем удалось так быстро узнать об отъезде Серегила?

Маг оглядел толпу, высматривая знакомое лицо под рабазийским сенгаи. Ниала нигде не было видно.

— Я не могу тебе этого сказать, кирнари. Может быть, ситуация, в которой он оказался, была для Серегила тяжелее, чем понимал кто-нибудь из нас.

— Чепуха! — фыркнул Бритир. — Твоя царица и твоя принцесса обе поручились за него как за человека с сильным характером. Я и сам его таковым считаю. Он не убежал бы просто так! Ты должен держать ответ перед лиасидра. Я требую, чтобы ты немедленно вместе со всеми скаланцами явился на совет.

— Прости меня, кирнари, но это невозможно. — Толпа угрожающе зашумела, и Теро порадовался тому, что за спиной у него стоят солдаты. — Принцесса Клиа при смерти, и отравил ее ауренфэйе. Мы имеем основания думать, что и смерть Торсина тоже была насильственной. Я явлюсь в лиасидра сразу же, как только совет соберется, но долг не позволяет мне разрешить кому-либо из скаланцев покинуть дом, пока принцесса в опасности.

— Торсин убит? — заморгал старый кирнари. — Вы ничего раньше об этом не говорили.

— Мы рассчитывали, что убийца может выдать себя, если не узнает о наших подозрениях.

— Вы знаете, кто этот убийца? — скептически спросила кирнари Катме.

— Я пока ничего об этом не могу сказать, — ответил Теро, предоставив слушателям делать собственные выводы и надеясь, что новость отвлечет внимание от исчезновения Серегила.

— Что ж, пойдем, волшебник, — сказал ему Бритир, жестом приглашая Теро следовать за собой.

— Ты же не отправишься туда в одиночку? — прошептал сержант Бракнил, придвигаясь к магу поближе.

— Оставайтесь здесь, все вы, — спокойно сказал Теро. — Сейчас имеет значение только безопасность Клиа. Отошлите боктерсийцев в дом Адриэль, поблагодарив от моего имени, а затем держите оборону, как в осаде. — Маг остановился, уже наполовину спустившись с лестницы, и приказал: — Освободите сержанта Меркаль, пусть несет службу. Сейчас каждый человек на счету.

— Спасибо, господин. Она предана Скале, что бы ты ни думал о ее поступках. — Повысив голос, Бракнил добавил: — И будь осторожен, господин. Дай знать, если мы тебе понадобимся, — в случае чего.

— Уверен, что в этом не возникнет необходимости, сержант. — Сойдя со ступеней, Теро присоединился к кирнари. Адриэль задержалась у дверей собственного дома, но улыбнулась Теро, когда он проходил мимо. Интересно, подумал маг, это улыбка сообщницы или просто проявление желания приободрить?

Большинство членов лиасидра уже собрались в просторном зале, когда туда явились остальные ауренфэйе и Теро. В полной тишине молодой волшебник впервые занял почетное место в ложе. Сидевшие вокруг начали шепотом переговариваться, бросая на него любопытные взгляды.

Юлан-и-Сатхил присутствовал в зале, но, казалось, происходящее его не интересовало. Назиена сопровождала большая толпа хаманцев; Теро узнал многих приятелей Эмиэля. Вид у них был кровожадный.

Последней в зал вошла Адриэль в сопровождении Саабана и еще двадцати родичей.

На этот раз церемония открытия собрания лиасидра не проводилась; рассматривался спор между Хаманом и Скалой, остальные присутствовали лишь в качестве свидетелей.

Назиен-и-Хари выступил вперед, как только последний кирнари занял свое место; к чести хаманца, он не проявил злорадства, когда объявил:

— Перед этим собранием я требую объявления тетсага против изгнанника Серегила, в прошлом члена клана Боктерса, и против всех, кто был его пособником. Он нарушил клятву, и я требую отмщения — таково право клана Хаман.

— Как удачно все для тебя сложилось, — насмешливо протянула Ириэль-а— Касраи, кирнари Брикхи. — Задержись Серегил еще немного, и он мог бы найти доказательства вины твоего племянника.

— Тихо! — прикрикнул Бритир. — Назиен говорит верно. Лиасидра не может лишить его клан права мести. Серегил об этом знал. Он сделал свой выбор, и его бывший клан должен поступить, как диктует атуи.

— Вина или невиновность Эмиэля-и-Моранти не имеют отношения к делу, — заявил Назиен. — Как кирнари Хамана и как дед хаманца, убитого изгнанником, я выполняю свой долг. Я требую, чтобы боктерсийцы свершили правосудие, как того требует закон.

Адриэль, бледная, но не сломленная, поднялась и сказала:

— Правосудие свершится, кирнари. — Мидри и Саабан стойко выдержали удар, но позади них Кита и некоторые другие боктерсийцы закрыли лица руками.

Наконец кирнари Силмаи повернулся к скаланцу.

— Теперь, Теро-и-Процепиос, я требую, чтобы ты объяснил исчезновение Серегила. Почему он бежал и кто помогал ему в этом?

— Сожалею, но ничего не могу тебе сказать, — снова ответил Теро и под возмущенные крики опустился на свое место.

Из тени у двери вынырнула одинокая фигура и вышла на середину зала. Это наконец объявился Ниал.

— Я думаю, ты сможешь выяснить, что Серегила сопровождали Алек-и— Амаса и капитан скаланского отряда, — сказал Ниал, не глядя на Теро.

«Ах ты, пронырливый пес!» — в ярости подумал маг. Так вот каким образом хаманцы так быстро узнали об отъезде Серегила!

Поднялся Юлан-и-Сатхил, и в зале воцарилась тишина. Хоть на честь вирессийца и легла тень, он все еще пользовался уважением.

— Может быть, в первую очередь нам следовало бы выяснить, почему Серегил покинул Сарикали. Это внезапное и необъяснимое бегство никуда не укладывается. Хоть я и не питаю к нему особой любви, все же должен признать, что со времени прибытия в Сарикали изгнанник показал себя с хорошей стороны. Он заслужил уважение и даже поддержку многих и восстановил связи со своим бывшим кланом. Так почему же в разгар собственных разбирательств против моего клана и Хамана он внезапно совершил столь вопиющее нарушение законов чести? — Юлан помолчал, потом добавил: — Почему, если только и ему, и скаланцам не потребовалось что-то скрыть?

— На что ты намекаешь? — резко поинтересовалась Адриэль. Юлан развел руками.

— Я просто рассуждаю. Может быть, Серегил узнал о чем-то настолько важном, что это оттеснило на задний план исход его миссии здесь.

Теро затаил дыхание. Неужели пленимарские шпионы Юлана так быстро узнали о злополучном плане Коратана? Или это Ниал каким-то образом сумел предать скаланцев?

— Могу заверить тебя, кирнари, — сказал он, поднимаясь, — что ни для Серегила, ни для любого из нас нет ничего важнее, чем успех наших трудов в Сарикали. — Даже в его собственных ушах эти правдивые слова прозвучали гораздо менее убедительно, чем вся ложь, которую он произносил до сих пор.

— Я вовсе не хочу усомниться в чести Теро-и-Процепиоса, но должен сказать, «то в подтверждение преданности скаланцев долгу мы имеем лишь его слово, — возразил Юлан. — Должен также отметить, что именно Серегил, осужденный предатель и убийца, проявил замечательное знакомство с кольцом, с помощью которого, по его словам, была отравлена Клиа. Разве не он с такой легкостью обнаружил кольцо в моем доме, тем самым дискредитировав самого непримиримого противника Скалы?

— Ты хочешь сказать, что это он отравил Клиа? — спросил Бритир.

— Я ничего не хочу сказать, — спокойно ответил Юлан. — Но ведь она не умерла, не так ли? Разве не сумел бы человек, так много знающий о ядах, воспользоваться своими знаниями, чтобы жертва заболела, но не умерла, а впечатление попытки убийства возникло?

— Это просто смешно! — воскликнул Теро, но его протест утонул в криках, раздавшихся со всех сторон. Люди повскакивали с мест, спорили и вопили, они запрудили, весь зал. Даже Бритири-Ниен не мог добиться тишины в этом столпотворении.

Теро покачал головой, поражаясь тому, с какой легкостью кирнари Вирессы удается манипулировать лиасидра. Впрочем, существовали разные способы привлечь внимание людей. Маг вскочил на стул и хлопнул в ладоши, в спешке забыв о воздействии странной энергии самого города.

Дневной свет на мгновение померк, от сильнейшего удара грома все здание содрогнулось; на несколько секунд все заполнил оглушительный грохот.

Результат оказался почти комичным. Люди цеплялись друг за друга, зажимали уши руками, падали в кресла. Теро тоже пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы устоять на ногах.

— Что бы Серегил ни сделал, каковы бы ни были причины, заставившие его так поступить, тетсаг касается его и клана Хаман, — провозгласил молодой волшебник. — Самое же большое зло причинено принцессе Клиа, которая теперь лежит без чувств в городе, который она считала убежищем от насилия. Ловите Серегила, если считаете нужным, но не позвольте действиям одного человека разрушить то, ради чего все мы трудились на протяжении недель. Клянусь всеми священными именами Светоносного, Клиа ни в чем не отступила от правил чести, а в награду получила ужасное увечье; однако она не требует мести. Умоляю вас не забывать об этом, когда придет время голосовать.

— Как можешь ты говорить о голосовании! — закричала Лхаар-а-Ириэль, поднимаясь с пола и отталкивая руки тех, кто пытался ей помочь. — Мы же видим, какова цена клятв тирфэйе! Вышвырнем их отсюда, и дело с концом!

— Голосование состоится, — оборвал ее Бритир. — Тем временем изгнанник должен быть пойман и предстать перед судом. Со своего места поднялась Адриэль.

— Мои соплеменники, кирнари! И Клиа, и благородный Торсин долго и с честью трудились среди нас. Им причинено зло. Проводить голосование, когда Клиа лишена возможности привести свои доводы, — значило бы причинить ей еще большее зло. Я призываю лиасидра проявить милосердие и отложить свое решение до выздоровления принцессы и до прояснения всех обстоятельств. Несколько дней или недель — что это для нас по сравнению с тем, какую важность имеет наше решение для Скалы!

— Пусть изгнанник будет пойман! — выкрикнул Элос из Голинила, бросая на Теро угрожающий взгляд. — Предлагаю отложить голосование до того, как он ответит за свои поступки. Только тогда разрешатся все сомнения насчет истинных намерений Скалы!

— Ты говоришь мудро, кирнари, как и Назиен-и-Хари, — заговорил снова Ниал. — Я знаю изгнанника и его спутников лучше, чем кто-нибудь из вас, и не хотел бы, чтобы с ними случилось несчастье. Скорее всего, они отправились или на север, в Гедре, или на запад, в Боктерсу. Вам всем известно, что я умелый следопыт, а те края мне хорошо знакомы. Если лиасидра позволит, я готов возглавить погоню.

Из ложи, где сидели боктерсийцы, донеслись гневные крики, но Бритир, подняв руку, призвал к тишине.

— Я принимаю твое предложение, Ниал-и-Некаи, при условии, что у Назиена-и-Хари нет возражений.

— Пусть делает что угодно, — бросил хаманец. — Я уже послал людей и на север, и на запад, как только узнал о бегстве Серегила.

Ниал поклонился и вышел из зала, не взглянув в сторону Теро. У мага руки чесались, магическая сила так и рвалась на свободу — так ему хотелось поразить предателя. Гневно глядя в спину рабазийцу, Теро мысленно поклялся: «Ты получишь от меня тетсаг. Если по твоей вине с моими друзьями что-нибудь случится, ни закон, ни колдовство не защитят тебя!»

За время отсутствия Теро дом, где жили скаланцы, превратился в крепость. У каждой двери стояли вооруженные часовые, лучники заняли позицию на крыше. Поспешно войдя внутрь, маг в изнеможении рухнул в кресло. Его окружили воины Ургажи и слуги-ауренфэйе.

— Почему вы все еще здесь? — спросил он боктерсийцев.

Мать Киты пожала плечами.

— Клиа остается родственницей Адриэль и гостьей нашего клана. Мы не предаем своих гостей.

Молодой волшебник благодарно кивнул женщине, потом кратко описал все, что произошло в лиасидра.

— Ниал выступил против нас? — поразился капрал Никидес. — Как же он мог так поступить с нашим капитаном? Я бы поклялся…

— Уж не в том ли, что он ее любит? — фыркнул сержант Бракнил. — Это уловка, старая, как мир. И разыграл он все ловко, одурачил даже меня, а я ведь не вчера родился!

— Он всех нас обманул, — печально сказал Теро. — Я только надеюсь, что Серегил и остальные успели ускакать достаточно далеко и им удастся их затея.

Собрав последние силы, маг поднялся и отправился в комнату Клиа.

Глава 41. Открытия под дождем

Легкая морось преследовала Алека и Серегила целый день; к вечеру дождь усилился и стал перемежаться с мокрым снегом.

— Что за бесполезный дождь, — пожаловался Серегил, ежась и запахиваясь в мокрый плащ. — Даже следы наши смыть не может.

— Легче согреться в метель, чем в такую погоду, — согласился Алек, тоже промерзший до костей. Его плащ и туника промокли на плечах и коленях, и мокрые пятна все росли. Пропитанная водой одежда тянула тепло из тела; даже в разгар весны можно было простудиться насмерть. Не помогало делу и то, что выбранная Серегилом тропа привела их в горы скорее, чем привела бы главная дорога. На дальних пиках все еще белели снежные шапки, снег лежал и на некоторых перевалах. Расплывчатое светлое пятно — еле видное сквозь туман солнце — все ниже опускалось к западному горизонту; с ним вместе уходило и еле заметное дневное тепло.

— Скоро придется остановиться, — сказал Алек, хлопая себя руками по плечам, чтобы хоть немного согреться. — Где-нибудь удастся найти место для костра.

— Мы пока еще не можем так рисковать, — возразил Серегил, оглядывая лежащую перед ними тропу.

— Тебе не кажется, что, если мы замерзнем насмерть, это задержит нас сильнее, чем если нас выследят?

Серегил подхлестнул свою лошадь на подъеме. Они все еще ехали среди деревьев, но на этой высоте уже чувствовался ветер, от которого путники мерзли еще сильнее. Когда тропа снова расширилась достаточно, чтобы всадники могли скакать рядом, Серегил повернулся к Алеку, и юноша сразу же понял по нахмуренному лбу и отсутствующему взгляду, что друг его не думает ни о дожде, ни о возможном укрытии.

— Даже если Эмиэль и лезет из кожи вон, чтобы сменить Назиена в качестве кирнари, убийство Клиа почти наверняка испортило бы ему всю игру, верно? Эмиэль жестокий ублюдок, спору нет, и все-таки… — Серегил помолчал, потирая синяк на подбородке. — Это просто впечатление, конечно, но после разговора с ним в казарме прошлой ночью я не могу представить себе, чтобы он рискнул своей честью.

— Это после всего, что он тебе сделал? — проворчал Алек. — Я все еще считаю, что он — самый вероятный убийца. А что ты думаешь о Юлане-и— Сатхиле?

— Неужели ты всерьез полагаешь, что такой человек столь глупо повел бы себя в этом деле? Разве станет ловкий интриган, способный развязать гражданскую войну в соседней стране, прятать улику в своем саду, как подленький шантажист, который держит грязную коллекцию писем под собственным матрасом?

Нет, конечно, он для этого слишком хитер. Если бы он приложил руку к убийству, мы никогда бы его не выследили. И потом, с чего бы ему убивать Торсина, который готовил компромисс, идущий на пользу Вирессе? Так что нам нужно искать где-нибудь в другом месте. Помнишь, что я говорил тебе про ауренфэйе?

Алек ухмыльнулся.

— Что убийства им не удаются из-за недостаточной практики?

— Задавать правильные вопросы… — пробормотал Серегил, снова углубившись в собственные мысли. — Мы взялись за дело так, словно выслеживаем какого-нибудь профессионала — наемного убийцу: мы ведь к этому привыкли. — Серегил безнадежно вздохнул. — Любители! С ними хуже всего иметь дело.

— Рабазийцы темнят насчет того, на чьей они стороне, — сказал Алек, хотя ему все еще не по душе было подозревать Ниала, оказавшего такую помощь в лечении Клиа. — Яд апакинаг им хорошо известен, и свой человек среди нас у них был. И есть еще Катме. Если бы я выбирал подозреваемых по их злобности, на первом месте оказалась бы Лхаар и ее компания. Совершенно ясно, что они не считают тирфэйе равными себе. Может, они даже не сочли бы убийство одного-двух таким уж страшным преступлением.

— Интересная мысль, — согласился Серегил. — За время моего отсутствия их религиозный пыл, кажется, еще вырос. Мне случалось видеть, как во время войны фанатизм наносил более ужасный урон, чем даже магия. — Однако словам Серегила не хватало убежденности.

Ночь путники провели в полуразрушенном домишке, скорчившись под влажными одеялами после холодного ужина из вяленой оленины и сыра, запиваемых дождевой водой. После заката ветер усилился и, проникая в каждую щель их ненадежного убежища, стал колыхать мокрую одежду, развешанную у единственной целой стены.

Сидя рядом с Алеком, Серегил уткнулся головой в колени, стараясь не обращать внимания на периодически сотрясавшую его дрожь и на струйки холодного воздуха, при малейшем движении проникавшие под одеяла. Ему не грозила опасная простуда, он просто испытывал ужасное неудобство.

Как всегда, Алек согрелся быстрее.

— Придвинься-ка поближе, — сказал он, разворачивая Серегила так, что тот оказался сидящим между вытянутых ног юноши, спиной к его груди. Алек соорудил из одеял кокон, лучше защищавший от сквозняков, и обнял друга за плечи. — Так теплее?

— Немножко. — Серегил сунул руки под мышки, чтобы согреть их.

Алек хихикнул прямо в ухо Серегила.

— Не думаю, что ты смог бы выжить там, где я вырос. Тот только фыркнул.

— Я мог бы сказать то же самое о тебе. Мне случалось и голодать, и попадать в разные переделки, пока я скитался по Скале.

— Кот из Римини.

— Я был и много кем еще, пока не стал Котом из Римини. Ты когда-нибудь задумывался, почему я был так щедр со шлюхами, когда мы с тобой только встретились?

— До сих пор не задумывался. — В голосе Алека прозвучала усталая обреченность.

Серегил долго смотрел на темные ветви, колеблемые ветром, сквозь дыру в крыше.

— Попав в Сарикали, я… мой ум словно заволокло туманом. А теперь там такая неразбериха, что я начинаю сомневаться: был ли я полезен Идрилейн и Клиа. — Он глубоко вздохнул, стараясь прогнать чувство вины. — Мы должны были узнать больше, сделать больше.

Руки Алека теснее обняли друга.

— Может, и должны были, до только Фория заставила их насторожиться. И действительно только мы с тобой можем добраться до побережья. И насчет Эмиэля ты, пожалуй, прав.

— Все это так, но все равно я чувствую себя со времени прибытия сюда лунатиком.

— По-моему, я недавно тебе об этом говорил, — лукаво заметил Алек. — Но дело не только в тебе. Ауренен совсем неподходящее место для шпионов и соглядатаев. Слишком много значения тут придают чести.

— И что же это случилось с тем добропорядочным последователем Далны, которого я встретил когда-то? — усмехнулся Серегил.

— Его уже давно нет, да и жалеть не о чем. — Алек поудобнее согнул ноги. — Ты в самом деле думаешь, что Коратан послушает тебя?

— Разве был бы я здесь, если бы так не думал?

— Это не ответ.

— Мне придется заставить его прислушаться. Друзья замолчали, и вскоре ровное дыхание Алека сказало Серегилу, что тот уснул. Серегил положил голову на плечо Алека, но сон не шел.

Может быть, необходимо было оказаться вдали от могущественной ауры Сарикали. Туманные слова руиауро, его собственные сны, отчаянные старания доказать свою полезность — к чему все это привело, как не к еще большей путанице? Ауренфэйские интриги надоели ему до смерти; Серегил мечтал вернуться к опасной, но понятной жизни в Скале. Ему вспомнились слова Адриэль во время их краткого свидания в Римини перед самой войной:

«Разве был бы ты удовлетворен, сидя под апельсиновыми деревьями дома, рассказывая детям сказки, обсуждая со старейшинами, следует ли выкрасить карниз храма в белый или в серебряный цвет?»

Новая рапира лежала рядом, и Серегил, протянув к ней руку, провел пальцами по рукояти; он вспоминал свои ощущения в тот раз, когда впервые сжал этот эфес. Что бы руиауро, или Нисандер, или члены его семьи, или даже Алек ни думали на этот счет, одно — и только одно — он умел делать хорошо: шпионить. Придворный, подмастерье волшебника, дипломат, член уважаемого клана, сын — сплошные неудачи.

Сидя здесь, с рапирой под рукой, ощущая спиной тепло тела Алека, с ожидающим его впереди опасным путешествием и противостоянием с бывшими соплеменниками, жаждущими его крови, Серегил впервые за много месяцев почувствовал умиротворение.

Сновидение снова стало иным. Он опять был в своей детской комнате, но на этот раз там было холодно и сыро, пахло пылью. Полки на стенах оказались пусты, занавеси порваны, штукатурка с покрытых грязью стен осыпалась. Несколько игрушек и расписной экран его матери, поломанные, валялись на полу. «Это гораздо хуже, чем раньше», — подумал Серегил; охватившая его скорбь вытеснила страх. Всхлипывая, он опустился на колени перед покосившейся кроватью, ожидая появления языков пламени. Вместо этого его все сильнее окутывали безмолвие и леденящий холод; скоро свет начал меркнуть. Серегил откуда— то знал, что и весь остальной дом окажется в таком же запустении; ему не хватало мужества пойти и удостовериться в этом. Он продолжал всхлипывать, теперь уже замерзнув до того, что зубы его выбивали дробь. Наконец в полном изнеможении он вытер нос истлевшим одеялом и тут услышал знакомый звон стекла.

«Те самые стеклянные шары!» — Вспышка гнева, сопровождавшая эту мысль, оказалась ослепительнее предшествовавшего ей отчаяния. Серегил вскочил и протянул руку, чтобы смахнуть их с постели, но замер на месте, пораженный зрелищем: шары образовывали странный круглый звездообразный рисунок. Некоторые из них были черными, другие сияли, как драгоценности. Все это занимало пространство в несколько футов, а в середине в матрас по самую рукоять оказалась воткнута рапира. Серегил заколебался, опасаясь нарушить рисунок, потом все же вытащил клинок и, потрясенный, увидел, что тот начал менять форму: сначала это была рапира, которую он отбросил после убийства Нисандера, потом головка эфеса стала круглой, как темная молодая луна. За этой рапирой последовали другие, — а также странные стальные трубки с изогнутыми рукоятями из дерева или кости, все покрытые кровью. Кровь потоком потекла по руке Серегила, окрасила его ладонь, начала капать на кровать.

Опустив взгляд, Серегил обнаружил, что шары исчезли; на их месте лежало квадратное черное знамя, расшитое тем же звездным узором. Капли крови, все еще падающие с его руки, превращались в прикрепленные к ткани рубины.

— Оно еще не закончено, сын Корита, — прошептал голос, и внезапно Серегил погрузился в темную пучину нестерпимой боли…

Алек проснулся со сдавленным проклятием; что-то сильно ударило его в лицо. Боль на мгновение ослепила юношу, и он стал отчаянно отбиваться от чего-то, давившего на грудь и ноги. Тяжесть исчезла, и юноша потной кожей ощутил порыв холодного ветра. Горячая кровь во рту чуть мешала дышать. Осторожно потрогав нос, он ощутил и там теплую влагу.

— Проклятие! Что?..

— Прости, тали.

Было слишком темно, чтобы Алеку удалось разглядеть Серегила, но он расслышал какое-то шевеление, а потом почувствовал осторожное прикосновение к своей руке.

Юноша сплюнул, стараясь освободить рот от крови.

— Что случилось?

— Прости, — снова извинился Серегил. Алек опять услышал какое-то шебуршение, затем заморгал от неожиданно яркого сияния светящегося камня. Серегил держал его в одной руке, а другой растирал себе затылок. — Похоже, нас обоих разбудил мой кошмар.

— В следующий раз согревайся сам, — проворчал Алек, без особого успеха пытаясь завернуться в одеяло. Серегил углом другого одеяла попытался остановить кровь, текущую из носа Алека, но его руки так тряслись, что тот отодвинулся, опасаясь еще больших повреждений. — Сколько мы проспали?

— Довольно долго. Пора двигаться, — ответил Серегил; по его глазам Алек видел, в какой растерянности пребывает друг. Они оделись в молчании, ежась, когда приходилось натягивать на себя мокрую шерстяную и кожаную одежду. Снаружи все еще завывал ветер, но Алек почувствовал, что погода меняется: выйдя из-под крыши, он увидел в разрывах облаков звезды.

— До рассвета всего час или два, мне кажется.

— Это хорошо. — Серегил вскочил в седло и привязал повод сменной лошади к луке седла. — Как раз к рассвету и доберемся до первого охраняемого перевала.

— Охраняемого?

— Заколдованного, — поправился Серегил, который теперь уже начал выглядеть самим собой. — Я мог бы проехать там и в темноте, но тебе придется завязать глаза, а дорога местами трудная.

— Ну, мне есть что предвкушать, — проворчал Алек, промокая кровь, все еще сочащуюся из носа, рукавом. — Не говоря уже о холодном завтраке, который мы съедим, не спешиваясь.

Серегил поднял брови.

— Теперь ты становишься похож на меня. Еще немного, и ты потребуешь горячую ванну.

Ниал демонстративно осмотрел ворота, ведущие из скаланской конюшни, и следы на земле, хотя и хорошо представлял себе, куда отправились Серегил и остальные. Он следовал за ними достаточно долго и видел, как беглецы сменили лошадей в акхендийской деревне на главной дороге. Позже, в зале лиасидра, он подслушал, как акхендийский кирнари сообщил Назиену-и-Хари, к какому перевалу, должно быть, направились путники; этот перевал Ниалу был хорошо известен.

В погоню он отправился с двенадцатью всадниками — молодежью из нейтральных кланов и из его собственного. Ниал тщательно отобрал их, заботясь о том, чтобы в отряд попали только совсем зеленые юнцы, которые наверняка будут делать то, что он им скажет.

Добравшись к вечеру до акхендийской деревни, Ниал расспросил паренька, присматривавшего за лошадьми. От него он узнал, что последние трое гонцов не подали условного сигнала, и это сразу же вызвало подозрение. Подозрительным показалось и то, что курьер-скаланка явно понимала язык ауренфэйе лучше, чем делала вид.

Дальше следы читать было нетрудно: у кобылы, на которой ехала Бека, подкова на левой задней ноге имела трещину. Через несколько миль, однако, к удивлению Ниала, обнаружилось, что беглецы едут вместе с несколькими попутчиками. Значит, Серегил и Алек оказались более дерзки, чем он думал, раз осмелились здесь выдавать себя за акхендийцев. Они явно не старались скрыть свои следы и скакали по главной дороге, вместо того чтобы разделиться и попытаться скрыться по одной из многочисленных троп. Можно было бы проехать по руслу пересекавшего дорогу потока, можно было вернуться по собственным следам… Впрочем, Серегил ведь не знает всех здешних дорог.

— Может быть, эти всадники — тоже заговорщики? — предположил молодой силмаец, когда отряд остановился у родника, где путники утоляли жажду.

— Если и так, пользы от них немного, — сказал Ниал, рассматривая следы на мягкой земле у воды: отпечатки двух пар ауренфэйских сапог и одной — скаланских; спутники беглецов не спешивались,

— Они, похоже, не знают местности, иначе показали бы Серегилу, где свернуть с главной дороги, чтобы сбить нас со следа, — заметил рабазиец по имени Ворил.

— Верно, — пробормотал Ниал, гадая, что задумал Серегил. Только на следующий день, когда наконец они нашли место, где две группы всадников разъехались, начал Ниал понимать его замысел.

Глава 42. Сбить со следа

Бека скакала всю ночь, стараясь избегать тех немногих акхендийцев, что встретились ей на пути. Она не делала попыток запутать следы, рассчитывая, что таким образом защитит своих Друзей.

Дождь не прекращался, холодный туман, казалось, пропитал все ее тело. Когда горы стали видны уже совсем отчетливо, девушка наконец решила, что заманила преследователей достаточно далеко, и свернула на боковую дорогу, ведущую на восток сквозь лес. К середине следующего дня она ужасно устала и к тому же заблудилась.

Вскоре Бека заметила звериную тропу, ведущую вверх по склону, и решила двинуться по ней в надежде найти убежище на ночь. Уже незадолго до сумерек она заметила сухое местечко под ветвями ели и устроила там ночевку. Молния ударила в это дерево, должно быть, недавно; ствол раскололся, но не упал, и густая верхушка, наклонившись к земле, образовала укрытие от ветра и дождя. Бека втащила под ветви дорожный мешок, выкопала ножом ямку и развела в ней небольшой костер, чтобы согреться.

«Всего на час-другой», — сказала она себе, скорчившись у огня. Ласковое тепло скоро высушило ее тунику и штаны. Девушка завернулась в одеяло и прислонилась к шершавой коре. В просветах между облаками появилась тоненькая молодая луна, напомнив Беке, что всего через два дня лиасидра примет решение, означающее успех или провал всех их трудов в Ауренене.

— Клянусь Четверкой, — прошептала Бека, — только бы нам доставить Клиа домой живой — больше мне ничего не надо.

Однако, засыпая, она думала о Ниале; сны ее оказались полны тревожной смеси тоски по возлюбленному и сомнения.

Сильная рука, стиснувшая ее плечо, разбудила Беку. Света месяца было как раз достаточно, чтобы разглядеть опустившегося перед ней на колени Ниала.

— Что ты здесь делаешь? — ахнула девушка, не уверенная, что он ей не приснился.

— Мне очень жаль, тали, — пробормотал Ниал, и сердце Беки оборвалось, когда она разглядела позади него вооруженных людей.

Она отшатнулась, горько ругая себя за то, что позволила так легко себя поймать.

— Бека, пожалуйста… — снова начал Ниал, но она оттолкнула его и вскочила на ноги. Как им удалось подобраться так неслышно, что она ничего не заметила?

— Лошади их здесь, но самих беглецов нет, — сказал Ниалу какой-то рабазиец.

— Ах ты сукин сын! — прорычала Бека, уязвленная до самых глубин своего существа, когда полностью поняла случившееся. — Ты привел их сюда!

— Где они, Бека? — спросил ее Ниал.

Она подняла на него глаза, но взгляд Ниала ее не обнадежил. Тогда, наклонившись к нему, словно желая сообщить что-то по секрету, Бека плюнула ему в лицо.

— Гаршил кемениос!

Губы Ниала гневно сжались, и он вытер щеку рукавом.

— Их разыскивают и другие, капитан, — среди них хаманцы. Бека молча повернулась к нему спиной.

— Мы ничего от нее не добьемся, — сказал Ниал своим людям. — Кориус, ты с членами своего клана отвезешь ее обратно в город. Акара, подожди здесь, пока совсем не рассветет, и обшарь окрестности. Я немного вернусь по следу, а потом присоединюсь к тебе.

— Ну и ловок ты, рабазиец, — бросила Бека, когда помощники Ниала разоружили и связали ее.

— Уверяю тебя, капитан, эти люди будут обращаться с тобой со всем уважением, — пообещал Ниал. — Что касается твоих друзей, для всех будет лучше, если их найду я. Им обоим грозит опасность: и Серегилу, и твоему почти-брату.

Бека издевательски рассмеялась: пусть не рассчитывает сыграть на ее опасениях.

— Провались ты в преисподнюю, предатель!

Горная дорога становилась все хуже; голые утесы стискивали ее с обеих сторон, угрожающе вырисовываясь на фоне затянутого тучами неба.

Серегил и Алек к полудню добрались до второй деревни; она, как и первая, оказалась покинута обитателями. Отсутствие жителей означало невозможность сменить лошадей, а кобыла Серегила начала сильно хромать.

Спешившись на заросшей сорняками деревенской площади, Серегил ощупал заднюю ногу лошади и обнаружил большую припухлость над копытом.

— Дерьмо! — прошипел он. — У бедняги шпат!

— Мерин в полном порядке, — сообщил Алек, осматривая второго коня Серегила. Однако у одной из лошадей Алека, гнедой кобылы, треснуло копыто, и при езде по каменистой тропе она тоже скоро могла охрометь.

Серегил перекинул седло на мерина и показал на видную вдалеке выемку между двумя утесами.

— Мы должны выехать на тропу, которую я имел в виду, через несколько миль, уже в заколдованной зоне. Отсюда его не видно, но нужный нам перевал как раз впереди. У самой вершины есть дравнианская башня. Если эти клячи выдержат, может, нам удастся до нее добраться. Мне не хотелось бы ночевать под открытым небом: здесь и волки водятся, и разбойники встречаются.

— И контрабандисты?

— Ну, если мы наткнемся на них, надеюсь, это окажутся торговцы лошадьми. Впрочем, думаю, война положила конец таким предприятиям. Нет смысла рисковать, провозя грузы к побережью, раз там нет ожидающих по ночам скаланских кораблей.

— Как жаль… Я надеялся повстречаться с этим твоим дядюшкой, о котором я столько слышал. Что ты думаешь делать с хромой кобылой?

В ответ Серегил дал лошади пинка; она неуклюже поскакала в сторону и скоро скрылась между заброшенными домами.

— В путь. Интересно, далеко ли нам удастся уехать, прежде чем захромает твоя. — Через милю или около того за деревней Серегил обнаружил резной каменный столб, наполовину скрытый вьющимися растениями. — Вот тут и придется завязать тебе глаза, друг мой.

Алек вытащил платок и сделал повязку.

— Ну, теперь я в твоих руках, проводник.

— Не совсем так, как мне того хотелось бы, — хихикнул Серегил. Взяв повод лошади Алека, он двинулся вперед.

Алек наклонился вперед и покрепче уперся в стремена: тропа становилась все круче. По запахам, которые он ощущал, юноша знал, что они все еще едут лесом, но, судя по эху, тропа шла по узкому ущелью. Время от времени Алек слышал стук вылетающих из-под копыт камней, а однажды сердце у него ушло в пятки: конь его споткнулся и отчаянно забился, прежде чем восстановил равновесие. Рука Алека рванулась к повязке на глазах — он в ужасе представил себе, как его, беспомощного, лошадь сбросит в пропасть или раздавит своим телом.

— Ничего, ничего. — Рука Серегила сомкнулась вокруг его запястья.

— Будь оно все проклято, Серегил, еще долго?

— Около мили. Скоро тропа станет поровнее. Ехать и правда стало легче, но вскоре Алек заметил, что эхо доносится только с одной стороны. Холодный ветер порывами касался его правой щеки.

— Мы едем по карнизу? — спросил юноша, снова напрягшись.

— Не очень близко к краю, — заверил его Серегил.

— Тогда почему ты умолк?

— Я высматриваю поворот к перевалу. Помолчи и дай мне сосредоточиться.

Прошла, казалось, еще целая вечность, прежде чем Алек услышал, как друг с облегчением перевел дух.

— Ну, тропу я нашел. Теперь уже недолго, поверь. Воздух стал еще холоднее, и Алек уловил смолистый запах кедров и сосен.

— Можно мне наконец снять повязку? — Теперь страх сменился просто скукой. — Мне хотелось бы оглядеться, магия там или не магия.

— Тебя начнет тошнить, — предупредил его Серегил. — Потерпи еще немного. Мы уже почти… О, Иллиор! Алек, пригни голову!

Прежде чем Алек успел выполнить команду, его лошадь шарахнулась, и что-то просвистело у самого его уха. Потом юноша получил сильные удары в грудь и в бедро и успел только изумленно охнуть, когда услышал вопль Серегила, а его собственный конь взвился на дыбы. Потом он только падал, падал, падал…

В тот же момент, когда Серегил обнаружил засаду, он понял, что уже поздно.

Обогнув крутую скалу, они с Алеком оказались наверху открытого склона, поросшего редкими деревьями и уходящего на несколько сот футов вниз, к руслу реки. Прямо перед ними дорога — узкий проход между утесами — оказалась завалена оползнем, а на скалах над дорогой заняли позицию лучники. Участок между скалой, из-за которой выехали беглецы, и оползнем прекрасно простреливался. Свернуть было некуда, и Серегил мог только скакать назад, надеясь добраться до поворота прежде, чем они с Алеком получат по стреле в спину. Но как раз когда он разворачивал своего коня, дернув за повод лошадь Алека, он увидел новых противников: они стояли на скале, которую беглецы только что миновали. Западня захлопнулась.

— Пригни голову! — снова закричал Серегил, но и это предостережение уже опоздало.

Гнедая кобыла Алека с визгом взвилась на дыбы — из ее груди торчала стрела. Алек, все еще с повязкой на глазах, вылетел из седла и покатился вниз по склону. Серегил успел только заметить древки стрел, торчащие из плеча и ноги юноши.

— Алек! — Серегил соскочил с коня, чтобы броситься на помощь, но четверо нападающих, прятавшиеся в кустах над тропой, схватили его и повалили на землю. Серегил отчаянно вырывался, в надежде добраться до Алека и оттащить от пропасти…

«Если он еще жив…»

Но силы были слишком неравны. Противники опрокинули его на живот, прижав лицом к земле, потом перевернули на спину. Кто-то грубо ухватил его за волосы и рванул голову назад. Над Серегилом наклонился седой человек с кинжалом в руке, и тот зажмурился, ожидая неизбежного: сейчас ему перережут горло.

Однако старик лишь вспорол ворот туники Серегила. Кинжал заскрежетал по стали кольчуги. Грабитель ухватился за цепочку и вытащил кольцо. В поле зрения Серегила появился какой-то юнец, но его он рассмотреть не успел: от сильного удара голова словно взорвалась болью, и все поглотила тьма.

С того момента, когда Алек упал на землю и покатился вниз, он не испытывал ничего, кроме ужаса. Он всегда боялся падения, а то, что он еще и ничего не видел, ввергло его в панику. Наконец он врезался во что-то с такой силой, что воздух со свистом вырвался из его легких. Только теперь, лежа на боку, весь избитый, судорожно ловя воздух открытым ртом, он осознал, что левую ногу и правое плечо терзает ужасная боль; как раз под ребрами что-то врезалось ему в живот. Это оказалась рукоять его рапиры, застрявшей между камнем и телом Алека.

«Благодарю Четверку по крайней мере за эту милость», — подумал Алек, передвигая клинок так, чтобы он не мешал дышать.

Откуда-то сверху доносились голоса; люди, перекликаясь, повидимому, искали его.

Чем бы ни грозила ему магия, Алек не мог ждать своей участи, как слепое раненое животное. Он сдернул с глаз ненавистную повязку, заморгал от яркого света и увидел… папоротник.

Видел он вполне хорошо, хотя легкое покалывание, ощущаемое всей кожей, говорило о том, что он еще не выбрался за пределы охраняемой колдовством зоны.

Выше по склону опять раздались крики; времени размышлять о действии магии у Алека не было. Он слегка приподнял голову и обнаружил, что лежит в густых зарослях папоротника у подножия старой березы. В нескольких сотнях футов вверх по склону тянулась тропа; по ней двигались какие-то люди. Разбойники, решил Алек: на головах у них не было сенгаи. Как он и опасался, некоторые из них спускались по направлению к тому месту, где он лежал.

Алек прижался к земле, и тут же боль в правом плече усилилась. Алек обнаружил, что рукав туники порван и сквозь прореху видны поцарапанные звенья кольчуги: стрела соскользнула по ним.

Рана в ноге оказалась более серьезной. Стрела вонзилась в бедро и застряла там. Во время падения оперенное древко обломилось, но стальной наконечник все еще торчал в нескольких дюймах выше колена. Не давая себе времени на размышления, ;. Алек ухватил его и выдернул вместе с обломком древка. От боли он лишился чувств.

Когда Алек пришел в себя, кто-то тащил его по неровной земле, ухватив как раз за пострадавшее плечо. От толчка боль в ноге стала такой нестерпимой, что Алек снова потерял сознание. Когда же его разум наконец прояснился, он лежал в блаженной . неподвижности и сильные руки прижимали его к твердой груди.

— Серегил, я думал… — Однако глаза, в которые Алек заглянул. были зеленовато-карими, а не серыми.

— Молчи, — приказал Ниал, выглядывая из углубления между валунами, в котором они лежали. Рабазиец был без сенгаи и в темной одежде; он был почти незаметен в вечерних тенях, протянувшихся от деревьев.

Где-то неподалеку под чьими-то ногами шуршали сухие листья; потом шаги удалились.

Ниал наклонился над Алеком и осмотрел рану в ноге юноши.

— Рана чистая, но ее нужно перевязать. Подожди меня здесь и, если можешь, держи глаза закрытыми.

— Я могу видеть, — сообщил ему Алек.

Рабазиец удивленно заморгал, но на объяснения времени не было. Низко пригнувшись, Ниал нырнул в кусты и исчез в сумерках.

Разбойники, устроившие засаду, по-видимому, прекратили поиски. Посмотрев вверх, Алек не заметил на склоне никакого движения. Через несколько минут Ниал вернулся, неся свой лук и дорожный мешок.

— Рана не очень кровоточит, — пробормотал он, вытаскивая из мешка флягу и длинный сенгаи. — Ну-ка глотни, — велел он, вручая Алеку флягу.

Крепкое вино обожгло юноше горло, и после второго глотка он повернул голову и стал нервно следить за тем, как Ниал накладывает повязку на обе дыры, оставленные в его ноге стрелой.

— Ну вот, так ты сможешь ходить, — хлопнул его по плечу рабазиец. — Давай попробуй. Мы нужны Серегилу. — Выпрямившись, он протянул Алеку руку.

Алек, опираясь на Ниала, поднялся на ноги. Рана все еще сильно болела, но благодаря действию вина и повязке терпеть было можно.

— Кто, кроме тебя, выследил нас?

— Кроме меня, никто, — ответил рабазиец, поддерживая Алека под руку. — Ничьи следы не накладывались на ваши. Здесь вас ждали. Жаль, что я не догнал вас раньше. Лучник, скорее всего, целился в твою лошадь и попал тебе в ногу случайно.

— А как насчет этого? — с сомнением сказал Алек, показывая на прореху в тунике.

— Не все такие хорошие стрелки, как ты, мой друг.

К тому времени, когда они добрались до валуна чуть ниже тропы, Алек обливался потом от боли. Растянувшись на земле за укрытием, Ниал и Алек осторожно выглянули и обнаружили, что на тропе никого нет.

— Побудь здесь, — прошептал Ниал. Низко пригнувшись, он побежал к лежащей на тропе убитой лошади Алека. В тот же миг из-за куста выскочил один из разбойников и бросился на рабазийца.

— Берегись! — крикнул Алек.

Ниал повернулся и отпрыгнул в сторону, но нападающий кинулся на него снова. Рабазиец сильным ударом в лицо уложил его на месте, тот не успел даже вскрикнуть. Ниал связал противника и заткнул кляпом ему рот, а потом спокойно докончил начатое:

отцепил от седла лук и колчан Алека. При падении лошади тетива лопнула и теперь бесполезно волочилась по земле за Ниалом, когда он вернулся туда, где прятался Алек.

— Надеюсь, у тебя есть запасная. — Ниал сунул Черного Рэдли в руки юноши. — Моя сюда не подойдет.

Алек вытащил новую тетиву из кошеля на поясе и встал, чтобы натянуть ее на лук. Уперев один его конец в землю, он нажал на верхний конец и застонал от боли, снова пронзившей его плечо. Ниал отобрал у него лук и натянул тетиву.

— Стрелять ты сможешь? Алек согнул и разогнул руку.

— Пожалуй, смогу.

— И ты видишь? — с изумлением покачал головой Ниал.

— Мне кажется, это как-то связано с башваи, — предположил Алек, вспомнив о странном прощании, которое они ему устроили.

— Определенно ты им понравился. Пошли. Нужно найти Серегила.

Быстро темнело, и Алек с Ниалом заметили желтый отсвет костра в скалах высоко над перекрытым оползнем перевалом. Обойдя засыпанный участок дороги, Ниал провел Алека по извилистой тропинке на уступ, откуда была видна площадка на краю обрыва. На ней толпилось восемь человек; некоторые из них держали факелы, так что Алеку было видно, куда стрелять. Позади них на коленях стоял Серегил со связанными впереди руками, опустив голову так, что волосы падали на лицо. Один из разбойников занес над ним его собственную рапиру, но другие все еще спорили.

— Это неправильно! — сердито кричал один.

— Не тебе решать, — властно, как предводитель, ответил ему молодой человек. — Здесь нет бесчестья!

Неужели даже ауренфэйские разбойники озабочены тем, чтобы не нарушить атуи? Алек достал из колчана стрелу и положил на тетиву. Ниал сделал то же самое. В этот момент несколько разбойников отошли в сторону, а двое потащили слабо сопротивляющегося Серегила к обрыву, явно намереваясь сбросить его с утеса.

Алек поднял лук и выстрелил, моля богов, чтобы стрела не попала в Серегила. Юноша мог не беспокоиться: из-за недолета она, не причинив никому вреда, вонзилась в землю перед убийцами. От неожиданности те отскочили, Серегил сумел вывернуться из их рук и отполз подальше от края обрыва. Разбойники кинулись искать укрытие, но Ниал уложил двоих, прежде чем они успели пробежать и десяток футов. Предводитель опять схватил Серегила, и Алек выстрелил в него; на этот раз стрела вонзилась в грудь злодея и уложила его на месте. Серегил воспользовался появившимся шансом и нырнул в тень скалы.

Алеку удалось застрелить еще одного разбойника, прежде чем остальные разбежались.

— Сюда. — Ниал повел Алека по еще одной усеянной камнями тропинке, поддерживая под руку, когда раненая нога юноши подводила его. Когда они добрались до площадки над обрывом, в тихом ночном воздухе раздался стук копыт; разбойники ускакали по дороге, ведущей к перевалу.

— Проклятие, им удалось сбежать!

— Сколько их осталось? — поинтересовался Ниал.

— Достаточно, чтобы причинить неприятности, если мы отсюда быстро не смоемся, — ответил знакомый голос откуда-то сверху.

Алек поднял глаза и увидел за валуном Серегила. Тот выбрался из-за камня и соскользнул по склону вниз; его руки все еще были связаны, но он тем не менее сжимал в них свою рапиру.

— Как я понимаю, ты можешь видеть? — сказал он Алеку, задумчиво глядя на друга. Алек пожал плечами.

— Сколько всего было нападавших? — спросил Ниал.

— Я не успел пересчитать, прежде чем они меня оглушили, — сказал Серегил, направляясь туда, где лежали тела убитых. Всего их оказалось пять.

— Надо же, как не повезло — нарваться на разбойников, — пробормотал Алек.

Серегил потер новый синяк, расплывающийся на правой скуле.

— Надо сказать, они проявили благородство: спорили, убивать ли меня. Некоторым не нравилась такая идея. Правда, они думали, что убили тебя, Алек, и надо признаться, я тоже так думал. Когда я увидел, как ты свалился с лошади… — Протянув руку Ниалу, он ворчливо сказал: — Мне следует радоваться твоему появлению. Похоже, мы обязаны тебе жизнями.

Ниал пожал его руку.

— Может быть, вы сумеете мне отплатить, замолвив за меня словечко перед Бекой. Думаю, она все еще меня проклинает.

— Так ты нашел и ее тоже? — простонал Алек: он чувствовал себя идиотом

— так легко оказалось выследить их всех, несмотря на хитроумный план. — Где она?

— Не так далеко отсюда, как ей казалось. Мы догнали ее на рассвете менее чем в десяти милях отсюда.

— Мы? — прищурился Серегил.

— Лиасидра отправила меня в погоню вместе с отрядом всадников. По правде сказать, я вызвался добровольцем. Когда стало ясно, что и другие подозревают, куда вы могли направляться, я решил, что будет лучше мне найти вас первым.

По следам я увидел, где вы расстались с Бекой, и подумал, что вы могли рассчитывать переправиться через перевал контрабандистов, не зная, что он завален оползнем. Я позаботился о том, чтобы мои спутники занялись Бекой, а сам отправился искать вас.

— Так наша уловка не обманула тебя? Ниал усмехнулся.

— На ваше счастье, мои спутники не такие хорошие следопыты, как я. Лошадь без груза бежит иначе, чем та, на которой скачет всадник. Только проехать здесь вам не удастся, знаете ли.

— Это я вижу, — покачал головой Серегил. — Я должен был догадаться. Мне показалось, что деревни покинуты из-за того, что торговля прекратилась.

Он наклонился над одним из убитых и вытащил из его груди свой кинжал.

— Мне удалось выполнить свое обещание тебе, Адриэль, — прошептал он, вытер клинок о тунику мертвеца и сунул его на место в сапог. Подойдя к другому разбойнику, он вытряхнул на землю содержимое его кошеля. — Ах, вот он! — воскликнул Серегил, поднимая кольцо Коррута. — Цепочки нет… Что ж, хоть это и неосмотрительно, необходимость диктует свое. — Он надел кольцо на палец.

Оставив тела на поживу воронам, Ниал, Серегил и Алек обошли окрестности и обнаружили трех лошадей, привязанных к дереву. Все они были оседланы;

— Забирайте их, — сказал Ниал. — Мой конь спрятан неподалеку от того места, где я тебя нашел, Алек. В миле отсюда от дороги отходит тропа, по которой вы выберетесь на побережье. Я покажу вам ее, а потом вернусь и сообщу, что не нашел ваших следов. Не думаю, что это оправдает меня в глазах Беки, но такое начало лучше, чем ничего.

Серегил положил руку ему на плечо.

— Ты не спросил, почему мы здесь.

Рабазиец бросил на него ничего не говорящий взгляд.

— Если бы ты хотел, чтобы я это знал, ты сказал бы мне. Я достаточно полагаюсь на твою честь, да и на честь Беки тоже, чтобы понимать: должна быть очень веская причина, ради которой ты подобным образом рискнул бы жизнью.

— Так ты ничего не знаешь? — удивился Алек.

— Даже мои уши не настолько длинные.

— Можешь ты доверять людям, которые сопровождают Беку? — спросил Алек; ему не терпелось отправить Ниала на помощь девушке.

— Да. О ее безопасности они позаботятся. Поторопитесь! За вами охотятся и другие отряды.

— Ты на самом деле нас отпустишь? — переспросил Серегил, который все еще не мог в это поверить. Рабазиец улыбнулся.

— Я же сказал: я никогда и не собирался вас ловить. Я взялся за это дело, чтобы защитить Беку, если удастся, И ради нее я помогаю вам.

— А как насчет атуи? Где твоя преданность своему клану и лиасидра?

Ниал пожал плечами, его улыбка стала печальной.

— Те из нас, кто путешествует далеко от своих фейдастов, смотрят на мир не так, как те, кто сидит на месте, не правда ли? Серегил пристально посмотрел на рабазийца, потом кивнул.

— Покажи нам ту тропу, Ниал.

Ночь была холодной и ясной. Света луны хватало для того, чтобы без затруднений возвращаться той дорогой, которой они ехали к перевалу.

Серегил не знал о других тропах, ведущих к побережью, но вскоре Ниал натянул поводья и провел их сквозь, казалось бы, непроходимый лес к небольшому пруду. На противоположном его берегу за нагромождением скал действительно начиналась тропа, ведущая вверх по склону.

— Будьте осторожны, — посоветовал Ниал. — Это удобная тропа, через несколько миль она станет хорошо заметной, но в нескольких местах опасная. К тому же здесь водятся волки и драконы. Да присмотрит за вами Аура!

— И за тобой тоже, — ответил Серегил. — Надеюсь, мы еще встретимся, рабазиец, и при более счастливых обстоятельствах.

— Будем надеяться. — Ниал вытащил из мешка фляжку и протянул Алеку. — Тебе это пригодится, я думаю. Для меня было честью узнать тебя, Алек-и— Амаса, хазадриэлфэйе. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить твою почти-сестру, хочет она того или нет.

С этими словами Ниал развернул коня и скрылся в темноте. Серегил и Алек услышали быстро удаляющийся стук копыт.

Тропа оказалась действительно опасной, как и предупреждал Ниал, — крутой и неровной, пересекающей многочисленные расселины и потоки. Нарвись они на засаду здесь, им некуда было бы скрыться.

Ехать было трудно, и хотя Алек не жаловался, Серегил заметил, как он несколько раз прикладывался к фляжке Ниала. Серегил уже собрался предложить остановку на ночлег, когда лошадь Алека неожиданно споткнулась и едва не сбросила всадника на каменистом склоне.

Алеку удалось удержаться в седле, но боль заставила его сдавленно застонать.

— Вот здесь мы и разобьем лагерь, — сказал Серегил, показывая на небольшую пещеру под нависшей скалой. Они привязали коней на длинные веревки, чтобы те могли обороняться, если появятся волки, забрались под каменный навес и расстелили одеяла, раньше принадлежавшие разбойникам.

Ночь была холодной, луна медленно скользила по небу на запад. Серегил и Алек слышали далекий волчий вой; иногда он раздавался и поблизости.

Каким усталым ни был Серегил, уснуть он не мог. Он все время возвращался мыслями к засаде, в которую они попали. Как удалось такому большому отряду обойти их в этой горной местности?

— Это были не разбойники, Алек, — сказал он, беспокойно вертя в руках кинжал. — Как мог кто-то не только выследить нас так быстро, но и организовать засаду?

— Ниал говорил, что они нас не выслеживали, — сонно пробормотал Алек.

— Как?

— Я тоже думал, будто они нас преследовали, но Ниал утверждает, что никаких следов, кроме наших, не видел. Они были уже на месте и ждали нас.

— Тогда кто-то их предупредил! Кто-то, точно угадавший, где мы окажемся, хотя я — единственный, кто знал, к какому перевалу мы направляемся. Я ведь не говорил этого даже тебе. Где твой светящийся камень, Алек?

При свете камня Серегил снял седельные сумки с украденных ими коней и вывалил содержимое на землю. Там оказалось несколько свертков с едой — свежий хлеб и сыр.

— Неплохое угощение для разбойников, тебе не кажется? — заметил Серегил, отнеся еду Алеку. Вернувшись к груде вещей, он начал рыться в ней: рубашки, чистое белье, горшочек с горючими камнями, лекарственные травы.

— Что это? — Алек показал на груду одежды. Доковыляв до нее, он вытащил полосу ткани и поднес ее к свету.

— Потроха Билайри! — охнул Серегил, Это оказался акхендийский сенгаи.

— Он может быть краденым, — неуверенно сказал-Алек. Порывшись в одежде, других юноша не нашел.

Серегил вернулся к лошадям и нашел второй сенгаи под лукой седла — как раз там, где сам спрятал бы такую вещь.

— Но они собирались тебя убить! — недоверчиво воскликнул Алек. — С какой бы стати акхендийцам это делать? И как они нас нашли?

— Клянусь Четверкой! — Серегил сорвал кошель со своего пояса и вытряхнул и его тоже. Там среди монет и всяких мелочей лежал амулет Клиа, все еще покрытый засохшей грязью.

— Я совсем забыл, что он у меня, — прорычал Серегил, стиснув браслет в руках. — Я собирался снова отнести его Амали, но тут пришло письмо Магианы, и…

— Проклятие! Тогда кто-то мог с помощью амулета увидеть нас волшебным зрением. Серегил мрачно кивнул.

— Но только в том случае, если знал, что амулет у меня. Алек взял браслет у Серегила и стал вертеть его, поднеся поближе к светящемуся камню.

— Ох!

— Что такое?

— О нет… — простонал Алек. — Этот браслет Амали сделала для Клиа, но фигурка на нем не та.

— Откуда ты знаешь?

— Это мой амулет, тот, который подарила девочка в первой акхендийской деревне, где мы останавливались. Видишь эту трещинку на крыле птички? — Он показал повреждение на крошечном крылышке. — Она появилась, когда из-за столкновения с Эмиэлем фигурка почернела. Фигурки на моем браслете и браслете Клиа похожи, а когда я нашел этот, он был весь в грязи. Мне и в голову не пришло как следует присмотреться.

— Ясное дело. — Серегил взял у Алека браслет. — Вопрос в том, как эта штучка на время снова оказалась белой и к тому же на браслете Клиа. Мы сами видели, как Амали сделала для нее талисман, а твой тогда был у тебя.

— Должно быть, мой браслет передал Амали Ниал, — сказал Алек, снова начиная сомневаться в рабазийце.

— А как он к нему попал?

Алек рассказал о том дне, когда повстречался с Эмиэлем в Доме с Колоннами, и о том, что там произошло.

— Я решил избавиться от талисмана, чтобы ты ничего не узнал. Ты и так был уже обеспокоен, а мне показалось, что Эмиэль — не такая уж значительная персона. Я собирался выбросить браслет, но Ниал сказал, что амулет можно восстановить и что он передаст его кому-нибудь из акхендийцев. Я совсем забыл о том происшествии.

Серегил потер лицо руками.

— Могу догадаться, кому из акхендийцев! Ты же видел, как они делают такие браслеты и с какой легкостью меняют одну фигурку на другую.

— Когда мы отправлялись на охоту, Райш и Амали пришли проводить нас, — сказал Алек, с беспощадной ясностью вспомнив то утро. — Я подумал еще, как это странно, раз она так плохо себя чувствовала, что не смогла прийти на пир накануне вечером.

— Прикасался ли Райш к Клиа? — спросил Серегил. — Подумай хорошенько. Был ли он достаточно близко к ней, чтобы каким-то образом поменять амулеты?

— Нет, — медленно проговорил Алек. — Но она была.

— Амали?

— Да. Она пожала Клиа руку. И она улыбалась. Серегил покачал головой.

— Однако Амали не была в тупе Вирессы накануне.

— Зато там был Райш. Серегил прижал руку ко лбу.

— Руиауро сказал, что я уже знаю, кто убийца. Он сказал так потому, что мы видели, как все случилось. Помнишь, Райш споткнулся, когда приветствовал Торсина? Через несколько часов Торсин был мертв, и на нем не оказалось его амулета. Кто-то его снял. Райш, должно быть, заметил браслет и понял, что талисман его выдаст. Узлы и плетение, Алек. Должно быть, акхендиец снял браслет сразу после того, как отравил Торсина.

— А Клиа помогла Райшу удержаться на ногах, когда он споткнулся, — добавил Алек. — Он скоро ушел, так что, наверное, он и ее отравил как раз тогда. — Алек помолчал. — Погоди-ка. У Клиа тоже был такой же амулет. Почему он снял браслет с Торсина, а не с нее?

— Не знаю. Ты уверен, что фигурка была белой утром в день охоты?

— Да. Я заметил браслет на запястье Клиа еще за завтраком. Зачем нужно было менять его на мой?

— Не знаю, но кто-то определенно подменил его, и на то должна была иметься веская причина. — Серегил неожиданно умолк, пораженный открывшейся ему истиной. — В этом могут быть замешаны и муж, и жена! «За улыбками скрываются кинжалы!» — разве не так сказал руиауро? Задница Билайри, я был слеп, как крот в навозной куче полуночной порой! Райш не надеялся, что лиасидра проголосует в его пользу. Он никогда на это не рассчитывал. А если он узнал о секретных переговорах Торсина и понял, что это означает для Акхенди, то ему необходимо было дискредитировать Вирессу, и что подошло бы для этого лучше, чем выставить Юлана убийцей своих гостей! Уж я-то должен был обо всем догадаться! — Серегил сжал голову руками. — Если еще хоть когда-нибудь я окажусь таким дураком, Алек, будь добр, дай мне пинка в зад!

— Я и сам ничуть не лучше, — ответил Алек. — Так, значит, Эмиэль невиновен?

— В убийстве по крайней мере невиновен.

— Будь оно все проклято, Серегил, мы должны предупредить Клиа и Теро! За исключением твоей семьи, акхендийцы — это те люди, которым они больше всего доверяют!

— Если нам не удастся остановить Коратана, большой разницы это не составит. Мы должны сначала найти принца. Алек посмотрел на друга, не веря своим ушам.

— Бека возвращается в самую гущу событий, а мы так и не знаем, на чьей стороне Ниал. Любой, кому известно, что она была с нами, решит, что ей известно все, что знаем мы.

Серегил опустил взгляд на акхендийский талисман.

— Подозреваю, что сейчас она в меньшей опасности, чем мы. Они однажды уже нашли нас с помощью браслета. Они могут сделать это снова. Однако амулет

— единственное настоящее доказательство, которое есть у нас против Акхенди, так что мы не можем ни выбросить его, ни уничтожить. Нам просто придется двигаться вперед со всей возможной скоростью и осторожностью. После того как мы решим вопрос с Коратаном, подумаем, что делать дальше.

— Ты хочешь сказать, Беку мы бросим? — Алек в гневе пнул валявшийся поблизости камень. — Такова участь наблюдателя, да?

— Иногда. — Впервые за очень долгое время Серегил почувствовал, какая пропасть возраста и опыта, глубокая, словно Цирнский канал, лежит между ними. Он ласково положил руку Алеку на плечо, понимая, что никакие его слова не смогут облегчить боль, которую испытывает Алек, да и он сам. Только закалка долгих лет, проведенных с Нисандером и Микамом, позволяла ему отгонять видения того, как Беку убивают, держат в заточении, мучают. — Ладно, — сказал он наконец, помогая Алеку добраться до их временного приюта.

— У Теро были все основания выбрать ее. Ты знаешь это. А теперь постарайся уснуть. Я постерегу.

Серегил закутал Алека в одеяла, стараясь устроить друга поудобнее на жестком камне. Алек молчал, но Серегил чувствовал, какая буря чувств бушует в душе юноши.

Оставив его бороться с горем, Серегил вылез наружу, чтобы нести свою вахту. Долг — вещь прекрасная и благородная, и лишь иногда, оказавшись в таких обстоятельствах, как теперь, замечаешь, как точит он душу, словно вода камень.

Глава 43. Угрожающие знаки

Ниал скакал всю ночь и как раз на рассвете увидел следы отряда, сопровождавшего Беку. Всадники выехали на главную дорогу и галопом двинулись к городу. Ниал пришпорил своего покрытого пеной коня, рассчитывая скоро их догнать.

В пути он размышлял о том, что сможет сказать Беке, чтобы успокоить девушку, но при этом не выдать своего участия в бегстве ее друзей. Наконец он оказался вынужден признаться себе, что Бека поверила бы ему, только услышав из собственных уст Серегила подтверждение его невиновности; пока же Ниалу оставалось лишь позаботиться о том, чтобы девушка целой и невредимой возвратилась в Сарикали. Впрочем, это не казалось трудной задачей. В конце концов, они же на территории Акхенди.

Погруженный в свои мысли, Ниал скакал галопом и чуть не вылетел из седла, когда его конь неожиданно заржал и взвился на дыбы. Всаднику удалось удержаться в седле, он резко дернул поводья, развернув мерина, и только тогда оглянулся посмотреть, что так испугало коня.

Посередине дороги лежал молодой гедриец, лицо его было покрыто коркой засохшей крови. На обочине щипала траву гнедая кобыла.

— Да помилует нас Аура! Это же Териен! — хрипло прошептал Ниал, узнавший и человека, и лошадь. Молодой воин был одним из сопровождавших Беку.

Спешившись, Ниал подбежал к раненому и попытался нащупать пульс. На лбу юноши виднелась рана, но он еще дышал. Когда Ниал стал ощупывать его голову, раненый открыл глаза.

— Что случилось? Териен?

Ниал поднес бурдюк с водой к губам Тот глотнул воды, потом медленно сел.

— Засада. Мы попали в нее сразу после восхода солнца. Я услышал чей-то крик, потом меня свалили.

— Ты кого-нибудь видел?

— Нет, все произошло слишком быстро. Никогда не слышал о разбойниках в окрестностях главной дороги.

— Я тоже. — Ниал помог раненому влезть на лошадь. — Недалеко отсюда есть деревня. Сможешь добраться один? Териен ухватился за луку седла и кивнул.

— В каком состоянии была скаланка, когда ты ее в последний раз видел?

Териен фыркнул.

— Мрачная.

— Ее связали?

— Связали руки и ноги так, чтобы не сбежала, но и не свалилась с лошади.

— Спасибо. Найди целителя, Териен.

Отправив раненого в деревню, Ниал нырнул в чащу деревьев и стал выискивать следы напавших. Он обнаружил отпечатки ног по крайней мере шестерых и нашел место, где они привязали своих коней.

Ведя своего мерина в поводу, Ниал двинулся по дороге; истоптанная земля рассказала ему о нападении и погоне. За поворотом дороги Ниал увидел еще троих из своего отряда. Братья-гедрийцы поддерживали его родича, Кориуса, и шли ему навстречу. Рука рабазийца оказалась окровавлена.

Сердце Ниала гулко заколотилось.

— Где остальные?

— Мы попали в засаду меньше часа назад, — ответил ему Кориус. — Нападавшие вынырнули непонятно откуда, лица их скрывали повязки. Я думаю, тетбримаш. Мы потеряли несколько человек.

— Что случилось с Бекой? Корпус покачал головой.

— Не знаю. Она была среди нас, пока вторая группа нападавших не перекрыла нам дорогу, потом куда-то делась.

— А ее коня вы не нашли?

— Нет.

— Сюда едет Териан. Позаботьтесь, чтобы им занялся целитель.

Немного дальше Ниал обнаружил следы коня Беки. Судя по отпечаткам, в переполохе ей удалось вырваться и девушка пробилась сквозь нападавших; двое всадников кинулись ее преследовать.

Следы вели на уходящую в сторону заброшенную тропу. На мгновение у Ниала перехватило дыхание: эту тропу он знал. Она вела в тупик, к старой каменоломне. Ниал представил себе Беку, связанную и беспомощную, вцепившуюся в гриву своей лошади, и двух вооруженных всадников, преследующих девушку. Ее рапира и кинжалы так и оставались привязаны позади его собственного седла.

— Ах, тали, прости меня, — прошептал Ниал. Обнажив клинок, он пришпорил коня, с ужасом думая о том, что может обнаружить.

Глава 44. Дальнейший путь

Серегил услышал первые красноречивые звуки погони как раз перед рассветом. Сначала это был только далекий стук скатившегося со склона камня

— возможно, потревоженного крупным хищником, вышедшим на охоту. Но в горах эхо далеко разносило звуки, и скоро Серегил различил шаги и голоса преследователей. Судя по тому, сколько шума они производили, враги искали наобум, не подозревая, как близко к своим жертвам находятся.

Серегил не мог видеть людей, но понимал, что увести своих коней так, чтобы их не услышали, невозможно. Мысль сражаться вдвоем с раненым Алеком против неизвестного числа противников ему не нравилась. Однако чего слышно не было, так это стука копыт вражеских коней.

Скользнув к Алеку, Серегил мягко зажал ему рот. Юноша проснулся немедленно.

— Как твоя нога? — прошептал Серегил. Алек согнул ее и поморщился:

— Одеревенела.

— У нас скоро будет компания. Я предпочел бы бежать, а не сражаться, если ты сможешь ехать.

— Ты только помоги мне сесть в седло.

Схватив в охапку одеяла и сенгаи, Серегил другой рукой обнял Алека за талию и помог ему дойти до лошадей. Он заметил, что юноша морщится при каждом шаге, но Алек не жаловался. К тому времени, когда Серегил вскочил на собственного коня, Алек уже привел свой лук и колчан в готовность.

До беглецов уже доносились разговоры преследователей.

— Вперед! — приказал Серегил. Алек пустил коня галопом. Скакавший сразу за ним Серегил успел оглянуться: на тропе уже были видны темные фигуры.

Беглецам удалось ускакать, но вскоре пришлось придержать коней, как и предупреждал Ниал, тропа шла над пропастью и местами была такой узкой, что по ней еле могла пройти одна лошадь. Сквозь повязку на ноге Алека проступила кровь, но останавливаться было некогда.

Серегилу с Алеком удалось оторваться от преследователей, но приходилось все время напряженно всматриваться вперед, чтобы вовремя обнаружить засаду. К полудню, когда они добрались до перевала, оба были измучены и обливались потом. С перевала вниз вел крутой склон, и путникам открылся вид на пестрый ковер фейдаста Гедре и туманную бесконечность моря за ним.

— Мне лучше осмотреть твою ногу, прежде чем мы двинемся дальше, — сказал Серегил, спешиваясь. — Можешь ты слезть с коня?

Алек тяжело оперся на луку седла; дыхание вырывалось у него со свистом.

— Если я спешусь, мне может не удаться снова сесть в седло.

— Тогда не надо. — Серегил нашел в седельной сумке фляжку с вином. Сунув ее в руки Алеку вместе с последним ломтем хлеба, он разрезал повязку, наложенную Ниалом.

— Тебе повезло, — буркнул Серегил, обмывая рану. — Кровь только сочится. Похоже, все заживет само собой. — Он оторвал полосы ткани от своей рубашки и снова забинтовал ногу.

— Сколько нам еще ехать? — спросил Алек, доедая хлеб.

— К вечеру доберемся, если по дороге больше не будет неприятностей. — Серегил оглядел далекий берег, высматривая знакомую бухточку. — Вот туда нам и надо. Эта тропа Ниала привела нас ближе к цели, чем та, которая была известна мне.

Серегил, прищурившись, оглядел горизонт, гадая, не оказались ли корабли Коратана более быстрыми, чем он предполагал, и не был ли ветер сильнее, чем нужно…

Алек пошевелил ногой в стремени; на лице его было написано беспокойство.

— Я знаю, что Риагил — друг твоей семьи, и мне он нравится, но ведь он союзник акхендийцев. Что, если и он нас ищет?

Серегил все утро отгонял эту мысль, стараясь думать о той горькой и сладкой первой ночи в Ауренене, когда он вместе с Риагилом вспоминал прошлое в залитом луной саду.

— Постараемся не оказываться на виду.

Теро поднял взгляд от свитка, который читал, и тут же отбросил его в сторону: глаза Клиа были открыты.

— О госпожа, ты проснулась! — воскликнул он, с беспокойством наклоняясь над принцессой. — Ты меня слышишь?

Клиа мутными глазами смотрела в потолок, ничем не показывая, что поняла вопрос.

«О Иллиор, пусть это будет знак перемены к лучшему!» — мысленно взмолился Теро и послал слугу за Мидри.

Спустившись с гор, Серегил и Алек избегали дорог и далеко объезжали попадавшиеся по пути деревни.

Тени уже становились длинными, приближалась ночь, когда они снова увидели перед собой море. Рискнув наконец выехать на дорогу, Серегил с Алеком приблизились к маленькой рыбачьей деревушке. Обитатели бухты Полумесяца всегда помогали контрабандистам, в том числе боктерсийцам, и никогда не трогали спрятанные в прибрежном лесу лодки. Серегил надеялся, что за время его отсутствия в этом отношении ничего не изменилось.

Бросив своих загнанных лошадей, они нырнули в чащу. Серегил высматривал тропы, которые помнил еще с детства. Алек сильно хромал, но отказывался опереться на Серегила; вместо этого он сделал себе из сука что— то вроде костыля.

Ауренфэйе, может быть, и мало менялись за полстолетия, но к лесу это не относилось. Хотя некоторые места и казались ему знакомыми, найти условные знаки контрабандистов Серегилу никак не удавалось.

— Мы снова заблудились? — простонал Алек, когда они остановились передохнуть в узком овраге.

— Много времени прошло, — признал Серегил, вытирая пот. Издали долетал шум моря, и он двинулся в том направлении, моля богов о том, чтобы им наконец повезло. Серегил уже готов был признать неудачу, когда наткнулся не на одну, а целых две лодочки, спрятанные под кучей прошлогодних листьев. Лодки лежали килем кверху, под ними оказались спрятаны мачты и свернутые паруса. Выбрав ту, которая казалась более надежной, Серегил с Алеком оттащили ее к воде и принялись ставить мачту.

Алек мало что знал о лодках или плавании под парусом, но послушно выполнял указания Серегила. После того как мачта встала на место, они привязали к ней снасти единственного паруса. Лодочка была совсем простая, такая же, как те, что встречали скаланцев в гавани Гедре, но даже и ее оснастить было нелегко в темноте при свете единственного светящегося камня.

Когда все было готово, они столкнули лодку на воду и, используя костыль Алека как шест, вывели ее на глубину.

— Что ж, посмотрим, много ли я помню, — сказал Серегил, берясь за руль. Алек поднял парус; ветер наполнил его, мачта заскрипела. Маленькое суденышко послушно развернулось и двинулось вперед, разрезая спокойную воду бухты.

— Все-таки нам это удалось! — рассмеялся Алек, повалившись на дно лодки.

— Пока еще нет. — Серегил оглядел темный простор, раскинувшийся перед ними. Будет ли Коратан идти обычным путем и появится ли там, где они ожидают увидеть его корабли? У Серегила с Алеком не было еды, а воды хватило бы на день или два, если расходовать ее экономно. Единственное, чего у них было много, — это времени; и именно время ляжет на них тяжким грузом, если к завтрашнему вечеру они не высмотрят скаланские паруса.

Глава 45. Уловки ургажи

Бека скорчилась в зарослях ежевики, не обращая внимания на острые колючки, впившиеся в ее лицо и руки. Она услышала стук копыт лошади и еле успела спрятаться; не приходилось выбирать укрытие.

Дневной свет быстро угасал. Если ей удастся не попасться преследователю до наступления ночи, может быть, у нее появится шанс ускользнуть, найти где-нибудь лошадь и явиться в Сарикали так, как она сама решит.

Засада этим утром оказалась для взявшего ее в плен отряда полной неожиданностью. После того как Ниал на рассвете покинул их, воины расположились на привал и не спеша позавтракали, потом связали Беке руки и ноги, посадили на лошадь и двинулись в сторону города.

Молодые воины обращались с Бекой с уважением, даже с добротой: позаботились о том, чтобы веревки не резали, предлагали ей воду и еду. Она решила подыграть им и охотно принимала услуги, экономя силы и притворяясь, что не понимает их языка.

Предводитель, молодой рабазиец по имени Кориус, старательно ободрял ее на ломаном скаланском.

— Обратно к Клиа, — сказал он Беке, показывая в сторону Сарикали.

— Тетсаг? — спросила Бека и показала на себя. Рабазиец пожал плечами, потом помотал головой. По дороге Бека занялась веревками на руках, постоянно жалуясь, что они врезаются в запястья. Наконец Кориус отказался ослаблять узы еще больше, но к этому времени они и так уже стали достаточно свободными, чтобы Бека, незаметно согнув запястье, смогла дотянуться пальцами до одного из узлов и развязать его.

И хорошо, что ей это удалось. Отряд не был в пути еще и двух часов, когда один из всадников свалился с седла; по его лицу струилась кровь. Из— за деревьев позади отряда появились незнакомые всадники, следом за ними бежали пешие воины с мечами и дубинками.

Охрана Беки растерялась. Воспользовавшись неразберихой, Бека ухватилась за луку седла и сильно ударила коня пятками. Жеребец рванулся вперед, сам находя дорогу, и помчался в сторону города. Вокруг засвистели стрелы, и Бека низко пригнулась к гриве коня, отчаянно дергая веревки, все еще связывавшие ее запястья.

Ей удалось освободить одну руку, потом другую, и девушка подхватила болтающиеся поводья. Сквозь стук копыт она услышала, как Корпус выкрикивает команды, пытаясь построить своих воинов.

«Недотепы!» — подумала Бека с отвращением, удивляясь, как Ниал умудрился взять с собой таких зеленых юнцов. Трое-четверо Ургажи повязали бы эту компанию за минуту.

Те, кто напал на них, были, однако, опытными воинами. Оглянувшись через плечо, Бека увидела, что двое из них преследуют ее.

Она пригнулась к шее коня и поскакала еще быстрее. На открытой дороге ей было от них не уйти, так что когда слева показалась заросшая тропа, Бека резко дернула повод и нырнула под нависающие ветви.

Предоставив коню самому находить дорогу, Бека попыталась вытащить правую ногу из сапога. Мускулы ноги и всего бока заболели, но ей удалось высвободиться, чуть не свалившись при этом с седла. Восстановив равновесие, она нагнулась и рванула веревку, удерживающую ее другую ногу.

Преследователи на мгновение замешкались, может быть, сбитые с толку ее неожиданным маневром. Бека их не видела, но слышала, как они перекликаются неподалеку.

Воспользовавшись тем, что поворот дороги скрывает ее, Бека соскользнула с седла и сильно хлопнула коня по крупу; жеребец поскакал в чащу со все еще болтающимся в стремени правым сапогом Беки. Бека только-только успела спрятаться в ежевичнике, как воины промчались мимо, не подозревая, что преследуют лошадь без всадницы.

Если нападающие настолько умелые воины, как думала Бека, пройдет немного времени, прежде чем они это поймут. Выбравшись из колючего куста, девушка начала карабкаться на крутой склон.

Она бежала, пока совсем не запыхалась, ориентируясь по солнцу. Когда стало ясно, что от преследователей ей удалось скрыться, Бека остановилась у ручья, чтобы обмыть окровавленную ногу, потом медленно, сделав круг, вернулась туда, где была засада, рассчитывая по каким-нибудь признакам узнать, кто на них напал.

Однако кто-то побывал там раньше ее, и с той. же самой целью. Единственная цепочка следов вела от дороги туда, где прятались нападающие; она извивалась по лесу так, что было ясно:

кто-то тщательно обыскал местность. Форма следов показалась Беке знакомой.

— Ниал, — прошептала Бека, касаясь пальцами одного узкого отпечатка. Все вокруг затуманилось, и Бека сердито вытерла слезы. Не станет она плакать по предателю, словно какая-то брошенная судомойка.

Пройдя по следам обратно к дороге, Бека обнаружила, что Ниал вернулся один.

— Молодцы, друзья, — прошептала она, отказываясь даже думать о какой— либо причине этого, кроме одной: Серегилу и Алеку удалось ускользнуть.

То, что она обнаружила потом, заставило темный кулак гнева стиснуть ее сердце: Ниал отправился выслеживать ее.

«Поищи меня в Сарикали, сукин ты сын!» — подумала Бека и, хромая, двинулась под защиту деревьев.

Глава 46. Неласковый прием

Алека разбудил плеск волн о деревянную обшивку лодки. , Он выпрямился в своем тесном носовом отсеке и посмотрел на корму. Серегил все так же сидел у руля, оглядывая горизонт. Алек нашел, что друг представляет собой жалкое зрелище:

сплошные синяки, грязная туника, бледное лицо. Серегил казался обессиленным, похожим на призрак.

Алек незаметно сделал отвращающий зло знак. Как раз в этот момент Серегил взглянул на него и устало улыбнулся.

— Смотри туда, — показал он вперед по курсу лодки. — Вон там чуть видны Эамальские острова. Высматривай паруса.

Это оказалось их единственным занятием — все утро и большую часть дня. Безжалостное солнечное сияние резало глаза, губы потрескались от соленого ветра. Лодка сохраняла курс на северо-восток, далекие острова служили ориентиром. Алек иногда сменял Серегила у руля и уговаривал друга поспать, но тот отказывался.

Наконец, когда солнце уже клонилось к горизонту, Алек заметил черную точку на серебряной поверхности моря.

— Вон там! — хрипло пробормотал он, в возбуждении свешиваясь через борт. — Видишь? Это парус?

— Скаланский парус, — подтвердил Серегил, наваливаясь на руль. — Будем надеяться, мы доберемся до корабля прежде, чем стемнеет. Ночью они нас не заметят, а наше суденышко догнать корабль не сможет.

Следующие два часа Алек напряжено следил, как черточка на горизонте растет и превращается в скаланский боевой корабль с красными парусами. Судно шло обычным для посыльных кораблей курсом.

— Может быть, это и есть всего лишь посыльный корабль, — забеспокоился Серегил, когда они приблизились к судну. — Он один, никаких других не видно. Клянусь Четверкой, остается только надеяться, что мы не ошиблись.

Опасения в том, что в темноте они не смогут обратить на себя внимание команды корабля, скоро рассеялись. Судно изменило курс и устремилось навстречу лодке.

— Похоже на то, что нам все-таки везет, — сказал Алек. Как только они оказались настолько близко, что их могли услышать, Серегил с Алеком начали громко кричать, и с корабля им ответили. Когда лодка подошла к борту судна, оказалось, что их уже ждет веревочная лестница, а вдоль поручней выстроились любопытные моряки.

— Держи, — сказал Серегил, сунув в руки Алеку веревку. — Нужно привязать лодку покрепче — не годится ее потерять, пока мы не уверены, что это тот корабль, который нам нужен.

Скаланское судно раскачивалось на волнах, и лестница раскачивалась с ним вместе, так что к тому моменту, когда Алек добрался до поручней, он заработал несколько синяков и головокружение. Сильные руки подхватили его, вытащили на палубу, но потом, к его изумлению, матросы швырнули его на колени.

— Эй, погодите! Позвольте мне… — Алек попытался подняться, но его снова повалили, на этот раз более грубо. Оглядевшись, юноша обнаружил, что его окружают вооруженные люди.

Серегил перелез через поручни и сделал шаг к Алеку, но его тоже швырнули на палубу. Алек потянулся к рапире, но выразительный взгляд Серегила остановил его.

— Именем принцессы Клиа и царицы! — крикнул Серегил, не прикасаясь к оружию.

— Ну как же! — насмешливо протянул кто-то. Матросы расступились, и вперед вышла черноволосая женщина в покрытом пятнами соли кафтане капитана скаланского военного корабля.

— Далеко же вы забрались от берега в этой своей скорлупке, — без улыбки бросила она.

— Принцесса Клиа послала нас навстречу своему брату, принцу Коратану, — объяснил Серегил, явно озадаченный враждебным приемом.

Командир корабля скрестила руки на груди, ничуть не смягчившись.

— Ах вот как! И где же это вы так ловко научились говорить по— скалански?

— При дворе царицы Идрилейн, да будет Сакор милостив к ее душе, — ответил Серегил. Он снова попытался подняться, и его снова повалили на палубу. — Послушай! У нас мало времени. Я благородный Серегил-и-Корит, а это благородный Алек-и-Амаса из Айвиуэлла. Мы адъютанты принцессы Клиа. Случилось несчастье, и мы должны поговорить с принцем Коратаном.

— С чего бы это принцу Коратану быть на моем корабле? — подозрительно спросила женщина.

— Если не на твоем, то на другом, находящемся поблизости, — ответил Серегил, и Алек с ужасом почувствовал неуверенность в голосе друга. Юноша быстро огляделся, оценивая возможность побега: никакого шанса. Их все еще плотным кольцом окружала команда корабля, а вдоль поручней выстроились лучники, с интересом наблюдавшие за происходящим. Даже если бы им с Серегилом удалось вырваться, бежать было бы некуда.

— Тогда предъявите доказательства, — потребовала женщина.

— Доказательства?

— Пропуск, подписанный принцессой.

— Наше путешествие было слишком опасным, чтобы иметь при себе письменные распоряжения, — объяснил Серегил. — Ситуация в..

— Как удачно для вас, — протянула капитан; окружавшие пленников матросы разразились издевательским смехом. — Похоже, мы изловили парочку грязных ауренфэйских шпионов, парни. Как ты думаешь, Метес?

Светловолосый моряк, стоявший рядом с ней, бросил на пленников враждебный взгляд.

— Это мелкая рыбешка, капитан. Лучше всего выпотрошить их и бросить за борт, если не удастся добиться от них ничего интересного. — Он вытащил из-за пояса длинный нож и кивнул матросам, державшим Серегила и Алека за руки. Моряк, которого капитан назвала Метесом, схватил Серегила за волосы и запрокинул его голову, обнажив горло.

— Да послушайте же вы, будь оно все проклято! — прорычал Серегил

— Мы те, кем назвались! Мы можем это доказать! — крикнул Алек, вырываясь: теперь уже приходилось бороться за собственную жизнь.

— Никто не знает, что принц Коратан направляется сюда, — ответила ему капитан. — Никто и не мог бы об этом узнать, кроме проклятых шпионов. Что вы здесь делаете, ауренфэйе? Кто вас послал?

— Именем Света, сейчас же прекратите! — закричал появившийся на палубе человек.

Пожилой мужчина в потрепанной мантии волшебника Дома Орески протолкался сквозь толпу. Его длинные волосы были тронуты сединой, на левой щеке виднелся след от ожога. Алек не мог вспомнить его имя, но не сомневался, что видел его и в Доме Орески, и при дворе.

— Ну, наконец-то пришла помощь, — буркнул Серегил

— Прекратите, глупцы! — снова крикнул волшебник. — Что вы делаете!

— Это пара ауренфэйских шпионов, — бросила капитан. Маг внимательно посмотрел на Серегила и Алека, потом набросился на женщину:

— Этот человек — благородный Серегил-и-Корит, царский родич и друг волшебников Орески! А это, если память мне не изменяет, его подопечный, благородный Алек.

Капитан с сомнением бросила взгляд на Серегила, потом знаком велела своим людям отпустить пленников.

— Да, так они и назвались.

Серегил поднялся с палубы и начал отряхивать пыль с одежды.

— Спасибо, Элутеус. Какое облегчение найти хоть одного нормального человека на корабле! Что это они затеяли: убивать ауренфэйе, как только увидят?

— Боюсь, что таков приказ царицы, — ответил маг. — Капитан Херия, я хочу расспросить этих людей в своей каюте. Пришли нам еды и напитков. Наши гости выглядят так, словно им пришлось несладко.

— Простите меня, благородные господа, — пробормотала Херия, пятясь.

Кабина волшебника оказалась тесным и темным закутком, но он удобно устроил Серегила и Алека, освободив для них койку и послав за корабельным дризидом, который должен был заняться ногой Алека. Рухнув на стул, Серегил позволил себе немного расслабиться. Элутеус был порядочным человеком и другом Нисандера.

— Кто еще из магов находится при принце? — спросил он, с благодарностью принимая кубок с вином и глядя, как целитель меняет повязку на ране Алека.

— Только Видение, собственный волшебник Коратана.

— О да, я его помню. Однорукий маг. Всегда такой надутый на пирах — он не особенно одобрял развлечения Нисандера.

— Однако способности Нисандера он уважал. Ему отдали вашу старую башню, поскольку ты уехал.

Серегил стиснул кубок; к горлу его подкатил комок при мысли о знакомых комнатах, где теперь живет кто-то другой. Подняв глаза, он заметил, что Алек поверх плеча дризида смотрит на него; в синих глазах юноши было сочувствие и понимание.

— Как ему удалось отбить ее у других желающих? — спросил Серегил, стараясь придать своим словам шутливый оттенок.

— Он же теперь маг наместника, — ответил Элутеус. Серегил допил вино и согласился на то, чтобы ему налили еще; он с нетерпением ждал, когда же дризид закончит свою работу. Когда тот наконец ушел, Серегил вытащил акхендийский браслет.

— Можешь ли ты спрятать его от волшебного зрения, не нарушив при этом содержащейся в амулете магии?

— Кто-то его использует, чтобы найти нас, а мы вовсе не хотим быть обнаруженными, — вставил Алек. — Нисандер обычно в таких случаях запирал вещи в сосудах.

— Конечно. — Элутеус порылся в небольшом сундуке и достал оттуда заткнутую пробкой бутылочку. Сунув браслет внутрь, он снова закрыл сосуд, обвязал его тесемкой и произнес заклинание. На мгновение бутылочка окуталась голубоватым сиянием; когда оно погасло, маг протянул ее Серегилу. — Не очень изящный сосуд, но по крайней мере ты будешь в безопасности, пока снова его не откроешь. Ну а теперь расскажите, что вы здесь делаете?

— Мы здесь по поручению Клиа, — ответил Серегил, снова насторожившись.

— Что это за разговоры насчет шпионов? Элутеус покачал головой.

— Во время отсутствия сестры Фория не теряла времени даром. Еще до того как старая царица умерла, Фория использовала бездействие лиасидра, чтобы вызвать недовольство Аурененом — несомненно, подготавливая почву для захвата силой того, в чем Скала нуждается. Этим вызвано и присутствие Коратана здесь. Давление Пленимара на восточном фронте все усиливается, и Фория хватается за соломинку.

Серегил покачал головой.

— Я могу понять ее нетерпение, но начать еще одну войну, и с расой, которая способна сражаться столетиями, и к тому же используя магию, — это просто безумие! Куда делись советники ее матери? Наверняка ведь они пытались отговорить Форию?

— Фория слушает только своих генералов и придворных лизоблюдов. Даже маги Орески могут быть обвинены в предательстве, если не проявляют осторожности. Госпожа Магиана уже отправлена в изгнание.

— Магиана? За что? — Серегил с обычной легкостью изобразил удивление.

Элутеус мгновение внимательно смотрел на него.

— Это ведь она предупредила вас, разве нет? Серегил в досаде ничего не ответил.

— Все в порядке, — улыбнулся маг, пожав плечами. — Мы, те, которые наблюдаем, храним секреты, нуждающиеся в сохранении.

Алек из-за спины волшебника бросил на Серегила изумленный взгляд и сделал знак: «Наблюдатель?»

Серегил пристально взглянул на мага, пытаясь прочесть выражение его лица.

— Чем бы ты поклялся в этом?

— Сердцем, руками и глазами. Серегил почувствовал облегчение.

— Ты? Я и понятия не имел…

— Да и я о тебе только догадывался, — ответил Элутеус с лукавой улыбкой. — Слухи, конечно, всегда ходили: уж очень близок ты был с Нисандером. Однако должен сказать, что маскировался ты все эти годы замечательно, — говорят, тебя ужасно не хватает в игорных домах и увеселительных заведениях с тех пор, как ты в последний раз исчез. Половина Римини думает, что ты умер.

— И они почти правы. Ну а теперь скажи: где Коратан? Известие, которое мы принесли, предназначено только для его ушей.

— Он очень скоро должен нас догнать, — сообщил маг, движением руки создав шар-посланец. — Господин мой Коратан, — сказал он, обращаясь к висящей в воздухе искре, — у нас на борту люди твоей сестры с очень срочными известиями. — Маг отослал шар и поднялся. — Ну вот. Пока отдохните, друзья, и не позволяйте принцу нагнать на вас страху. Он неплохой человек, только будьте с ним откровенны.

Серегил хихикнул.

— Я знал его еще совсем молодым человеком. Он не был особенно жизнерадостным, но всегда охотно давал деньги в долг. Элутеус покачал головой.

— Да улыбнется вам удача в сумерках, ребята.

— И при свете дня тоже, маг, — ответил Серегил.

— Все выглядит не так плохо, — сказал Серегил, когда волшебник вышел из каюты. — Если удастся отправить Коратана в Сарикали, мы поедем с ним вместе. Это самый безопасный вариант, который, в данных обстоятельствах, я могу придумать.

— Погоди, — нахмурившись, спросил Алек, — уж не думаешь ли ты возвратиться?

— Я должен, Алек.

— Но каким образом? Ты же нарушил все условия, на которых тебе было разрешено вернуться: покинул город, носил оружие, не говоря уж о том, что убил нескольких человек, когда мы попали в засаду.

— Ты тоже, насколько я помню.

— Да, но не против меня же Назиен-и-Хари и вся лиасидра целиком объявили тетсаг.

Серегил пожал плечами.

— Другого выхода нет.

— Как это нет, будь оно все проклято! Поеду я. Я всего лишь тупой скаланец, и ко мне они особенно цепляться не будут.

— Цепляться не будут, но и слушать не будут тоже. — Серегил придвинул стул к койке и стиснул руку Алека. — Для меня теперь дело не в том, чтобы найти отравителя, и не в неожиданном прибытии Коратана.

— А в чем же?

— В чести, Алек. В атуи. Я навлек на себя тетсаг потому, что этого требовали обстоятельства. Если нам удастся уговорить Коратана играть с нами в одной команде и вести себя так, словно он примчался из-за Клиа, то наше путешествие и связанный с ним риск стоили того. Но я должен закончить дело как следует. Мы должны очистить от подозрений Эмиэля и Вирессу. Мы должны выяснить, кто из акхендийцев злоумышлял против Клиа и почему. Может быть, нам даже удастся добыть для Фории то, в чем она нуждается, — хочет она нашей помощи или нет.

— И доказать ауренфэйе, что ты совсем не беглый изгнанник? — спросил Алек, и Серегил почувствовал благодарность за понимание, которое прочел в глазах друга.

— Да. Потому что если я не вернусь и не сделаю все, как надо, я навсегда останусь в памяти моих родичей презренным убийцей,

— На этот раз они могут приговорить тебя к смерти. Серегил улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Если приговорят, мне понадобится твоя помощь в организации еще одного блистательного побега. Но на этот раз я делаю выбор сам, и выбираю я честь. Я хочу, чтобы ты понял меня, тали. — Серегил помолчал, вспоминая последний странный сон и все остальные видения, посещавшие его со времени возвращения.

— Это и пытались сказать мне руиауро с самого нашего приезда в Сарикали.

— Честь или атуи?

— Атуи, — признал Серегил. — Я должен вести себя, как истенный ауренфэйе, каковы бы ни были последствия.

— Прекрасное же ты выбрал время для того, чтобы снова начать об этом беспокоиться.

— Я всегда беспокоился, — тихо сказал Серегил.

— Ну хорошо, мы возвращаемся. Только как?

— Мы сдадимся в Гедре и позволим отвезти нас обратно.

— А если Риагил все же в конце концов заодно с Акхенди?

— Это быстро выяснится.

Алек опустил глаза на их сплетенные руки и провел пальцем по ладони Серегила.

— Ты в самом деле думаешь, что все может получиться? На мгновение Серегил словно ощутил удушливую жару дхимы, услышал звон стекла.

— О да. У меня дар на проделки такого рода.

Глава 47. Коратан

На закате на фоне темнеющего неба стали видны черные силуэты четырех военных кораблей, приближающихся с северо-востока. Алек разглядел на мачте переднего флаг скаланского царского дома. Этот корабль приблизился к тому, на котором находились Серегил и Алек, и матросы перебросили на борт соседнего судна канат с крюком на конце.

— Давненько я этого не делал, — сказал Серегил, балансируя на поручне, чтобы ухватиться за канат.

— А я так и вовсе никогда, — пробормотал Алек, заставляя себя не смотреть в узкий пенящийся провал между двумя кораблями. Следуя примеру Серегила, юноша ухватился за канат, перекинул через него здоровую ногу и смело оттолкнулся от поручня; качка, сблизившая суда в этот момент, помогла ему перелететь на палубу соседнего корабля. Алек даже умудрился приземлиться на ноги.

С принцем Коратаном он встречался всего несколько раз, да и то видел его издали, но сейчас узнал его с первого взгляда. Коратан был белокож и некрасив, как и его мать и старшая сестра, и у него был такой же острый проницательный взгляд. Принц был одет в армейский черный кафтан и узкие штаны, на груди его лежала тяжелая золотая цепь — знак власти наместника.

Рядом с принцем стоял маг. Это был дородный лысеющий мужчина с неприметной внешностью, за одним исключением: левый рукав его богато расшитой зеленой мантии был пуст и приколот к плечу.

— Видонис? — прошептал Алек.

Серегил кивнул.

— Это же Серегил! Пламя Сакора, приятель, что ты здесь делаешь? — Тон принца говорил о том, что он не особенно рад видеть прибывших.

«Может быть, Серегил переоценивает удовольствие от воспоминаний о совместных юношеских проказах», — тревожно подумал Алек.

Серегил ухитрился отвесить истинно придворный поклон, несмотря на свои синяки и грязную тунику.

— Нам нелегко было добраться до тебя, господин. Новости, которые мы должны тебе сообщить, предназначены только для твоих ушей.

Коратан окинул обоих посланцев кислым взглядом, потом неохотно сделал приглашающий жест.

— А это кто? — ткнул он пальцем в Алека, когда они вошли в каюту.

— Алек из Айвиуэлла, господин. Это друг.

— Ах да. — Коратан снова взглянул на юношу. — Мне казалось, что он светловолосый.

Губы Серегила тронула чуть заметная улыбка.

— Обычно это так и есть, господин.

Кабина была так же аскетична, как и ее обитатель. КораТан сел за маленький стол и жестом показал Серегилу на единственный стул. Алек присел на крышку сундука.

— Ну что ж, выкладывайте, — бросил Коратан.

— Я знаю, почему ты здесь, — сказал ему Серегил не менее резко. — Мне казалось, что ты более искусный игрок. Ты влип в глупую историю.

Светлые глаза принца сузились.

— Не слишком рассчитывай на наше прежнее знакомство.

— Именно в память прежних дней и из любви к твоему семейству я явился сюда, — ответил Серегил. — Этот план — захватить Гедре — может кончиться только катастрофой. И не только для Клиа и остальных, которые окажутся в ловушке, — для всей Скалы. Вся затея — чистое безумие! Ты должен это понимать.

К удивлению Алека, принц, казалось, стал обдумывать отповедь Серегила.

— Как много ты знаешь о моей миссии?

— Не только у твоей старшей сестры есть шпионы в обеих странах, — ответил Серегил.

— Старуха Магиана, да?

Серегил ничего не ответил.

Коратан побарабанил пальцами по столу.

— Ладно, с этим мы разберемся потом. Форию в ее замысле поддержали генералы. Как наместник я обязан подчиниться.

— Генералы явно не знают, на что способны ауренфэйе, если сочтут, что им угрожают или их оскорбили, — с чувством произнес Серегил. — Здесь доверяли твоей матери и многие еще доверяют Клиа. Твоя сводная сестра ведет ловкую дипломатическую игру. Ей удалось склонить на нашу сторону некоторые враждебные кланы, прежде чем стало известно о смерти Идрилейн. Фория — другое дело; не прошло и нескольких дней с тех пор, как она взошла на трон, и вирессийцы начали распространять сведения о том, что она предала собственную мать и сотрудничала с леранцами. У Юлана-и— Сатхила есть документы, доказывающие ее некрасивую роль. Ты об этом знал?

Принц пристально посмотрел на Серегила.

— Ты, по-видимому, знаешь многое, чего знать тебе не положено. Как это получилось?

— Ты узнаешь кольцо? — Серегил протянул руку и показал Коратану перстень Коррута.

— Так оно у тебя!

— Это дар твоей матери за оказанные ей услуги. Мы с Алеком оба знаем об этой истории — пока не важно, каким образом. Юлан-и-Сатхил описал все в самом черном свете некоторым кирнари — тем, кого он хотел склонить на свою сторону. Для ауренфэйе вести себя так, как вела Фория, — значит проявить полное отсутствие чести. Даже те кирнари, которые собирались голосовать в пользу Скалы, теперь сомневаются. Если ты увенчаешь все это своим неразумным нападением на Гедре, то следующие скаланцы, с которыми ауренфэйе станут иметь дело, будут называть тебя своим далеким предком.

— Это самоубийство, господин, — добавил Алек, которому надоело быть бессловесным участником встречи. — Ты погубишь нас всех и ничего этим не добьешься.

Коратан бросил на него раздраженный взгляд.

— У меня есть приказ…

— К черту приказ! — воскликнул Серегил. — Ты же наверняка пытался отсоветовать Фории?..

— Она теперь царица. — Коратан хмуро смотрел на свои сцепленные пальцы.

— Вы же знаете Форию: ты или ее единомышленник, или враг. Середины нет. Это относится ко мне так же, как и к любому.

— Не сомневаюсь, но думаю, что мы можем предложить тебе возможность с честью выйти из положения так, что обе стороны останутся довольны.

— И как же?

— Веди себя как оскорбленный и пострадавший, тогда честь потребует, чтобы ауренфэйе встали на твою сторону. Фория знает, что Клиа и Торсин были кем-то отравлены в Сарикали?

— Нет, клянусь Пламенем! Они мертвы?

— Торсин мертв. Клиа боролась за жизнь, когда мы три дня назад покинули город, но она при смерти. Ты можешь это использовать, Коратан. Когда мы отправлялись в путь, никто еще в Ауренене не знал о твоем прибытии. Если с тех пор новость стала известна, мы можем утверждать, что враги исказили твою цель. Войди в порт Гедре завтра открыто и объяви, что ты явился искать справедливости и кары убийцам. Напирай на оскорбленную честь и требуй, чтобы тебя пустили в Сарикали.

— Кто эти злоумышленники? — спросил Коратан. — Наверняка ведь лиасидра не отмахнулась с легкостью от подобного события?

— Нет, господин, не отмахнулась.

С помощью Алека Серегил описал принцу все события последних дней. Они показали ему акхендийский сенгаи, который нашли среди имущества нападавших, и бутылочку с браслетом. Когда они закончили рассказ, Коратан пристально посмотрел на Серегила.

— Так, значит, ты не тот вертопрах, каким притворялся. Я теперь сомневаюсь, что ты вообще им когда-нибудь был. Серегилу хватило совести смутиться.

— Все, что я делал, господин, я делал ради блага Скалы, хотя теперь немного осталось тех, кто мог бы поручиться за меня, и еще меньше тех, у кого есть основания мне доверять. Твоя мать знала о некоторых моих услугах государству, как свидетельствует это кольцо. Конечно, знал и Нисандер. Если среди твоих магов есть правдовидцы, мы с Алеком будем рады подвергнуться проверке.

— Смелое заявление, благородный Серегил, но ты ведь всегда был азартным игроком, — проговорил Коратан с хитрой улыбкой. Повысив голос, он крикнул: — Дориска, что скажешь?

Открылась боковая дверь, и в каюту вошла женщина в одежде мага Орески.

— Они говорили правду, мой принц. Коратан поднял брови.

— И хорошо, что так. Явившись сюда, вы могли быть обвинены в предательстве.

— У нас и в мыслях такого не было, господин. Твоя мать послала меня, чтобы я давал советы Клиа насчет ауренфэйских обычаев. Позволь мне сделать то же и для тебя.

Ничто не имеет здесь большего значения, чем честь и интересы семьи. Ты в полном праве явиться в Гедре и потребовать возвращения Клиа. Если мы правильно разыграем свои карты, может быть, мне даже удастся добиться некоторых уступок, ради которых было отправлено посольство. Но позволь тебя предупредить: силой ты ничего не добьешься. Если кто-нибудь догадается, что ты явился, чтобы напасть, твои корабли запылают еще прежде, чем ты увидишь берег. Так что мы, возможно, спасаем и твою жизнь тоже.

— Так, значит, ты собираешься торговаться в мою пользу?

— По крайней мере в Гедре. Думаю, Риагилу мы можем доверять. Он способен добиться для тебя разрешения посетить Сарикали, но у него недостаточно влияния, чтобы склонить на твою сторону лиасидра. Меня, после всего, что я сделал, никто и слушать не будет. Тебе нужна помощь Адриэль.

— Проклятие, я способен и сам высказать свои претензии, — прорычал Коратан. — Я наместник Скалы и родич женщины, которую они пытались убить.

— Если ты не будешь претендовать на родство с кланом Боктерса, это все не будет иметь никакого значения, — ответил Серегил. — Кровная связь — твой козырь, господин, как козырь и для Клиа. Позволь Адриэль извлечь из нее все, что только можно. Конечно, может статься, что лиасидра откажет тебе в разрешении посетить Сарикали. Что бы ни случилось, мы с Алеком должны туда добраться, чтобы представить найденные нами свидетельства против Акхенди.

— Лиасидра станет слушать тебя, а меня не станет? — недоверчиво протянул Коратан. — Это что, еще одна твоя рискованная игра?

— Да, господин, именно так, — вмешался Алек. — Возвращаясь, он рискует жизнью. Если ты все еще сомневаешься в нашей лояльности…

Серегил бросил на юношу предостерегающий взгляд.

— Думаю, то, кого наши доказательства очистят от подозрений, а кого — обвинят, будет достаточным свидетельством нашей чести, господин.

Коратан снова бросил на Алека пренебрежительный взгляд, ясно говоривший, что он считает того всего лишь слугой, которому положено помалкивать.

— Мне известно, на каких условиях тебе было позволено вернуться, Серегил, и что значит нарушение этих условий. Не слишком ли большие жертвы ты приносишь ради страны, которую покинул два года назад и царице которой явно не доверяешь?

Серегил поклонился.

— Со всей почтительностью позволь тебе сказать, что мы делаем это ради Клиа и ради себя самих. И если бы мы с Алеком покинули Скалу, как ты изволишь это называть, мы не участвовали бы в посольстве. Так что теперь, я надеюсь, мы понимаем друг друга.

— Понимаем, — ответил Коратан с легкой улыбкой, от которой у Алека сжалось сердце. — Я вполне оценил проявления вашей преданности.

— Я ему не доверяю, — прошептал Алек, когда они снова поднялись на палубу и принц не мог их слышать. — Да и ты хорош! Ты практически оскорбил царицу в его присутствии!

— Эта его правдовидица все еще торчала за дверью, и к тому же сомневаюсь, что я сказал ему что-то, о чем он до сих пор не догадывался. Он понимает, что затевать нападение было глупостью; я же показал ему, как можно выкрутиться, да еще и извлечь выгоду.

— Если нам удастся вернуться в Сарикали… — Алек начал загибать пальцы, перечисляя свои сомнения. — Если гедрийцы или акхендийцы не прикончат тебя ради дружбы с Хаманом, прежде чем мы туда доберемся; если лиасидра поверит нам — да и то если мы действительно правы насчет акхендийцев…

Серегил обнял его за плечи.

— Давай решать по одной проблеме зараз, тали. Сюда-то мы добрались, верно?

Глава 48. Вынужденное перемирие

Бека дождалась наступления ночи, прежде чем выйти на главную дорогу. Девушка была голодна, замерзла, нога у нее болела. Чтобы сохранить бодрость и отвлечься от вопросов, на которые не находилось ответов, она тихонько напевала себе под нос все баллады, какие только могла вспомнить.

Незадолго до полуночи она добралась до деревни, где и украла лошадь. С самого прибытия в Ауренен Бека не видела ни одной собаки.

«Вот и хорошо, раз уж я стала воровкой», — подумала она с лукавой улыбкой, выводя коня на дорогу.

Когда они удалились от деревни достаточно, чтобы стук копыт не был там слышен, а до Беки не долетела стрела, девушка вскочила на лошадь без седла, ухватилась за гриву и ударом пяток пустила своего скакуна рысью, надеясь за неимением поводьев управлять ногами. Конь послушался, и Бека, чуть не рассмеявшись от облегчения, перешла на галоп.

В следующей деревне она украла с веревки сушившиеся тунику и сенган в надежде стать менее заметной: свои длинные рыжие волосы она спрятала, соорудив, насколько сумела, похожий на ауренфэйский тюрбан.

На рассвете Бека решила, что, если ничего не случится, за день доберется до города. Ехать по главной дороге было рискованно, но беспокойство Беки росло: ее место — рядом с Клиа.

Гнедая кобыла оказалась прекрасным скакуном. Должно быть, здесь конокрадство — прибыльное занятие, решила Бека, раз случайно украденная в темноте лошадь может поспорить с лучшими конями в конюшнях скаланской аристократии.

Когда рассвело, на дороге Беке стало попадаться все больше встречных, но люди были заняты собственными делами и не интересовались бедным босоногим путником. Когда навстречу ехали группы всадников, Бека сворачивала и пряталась за деревьями, пока дорога снова не становилась пустынной. Девушка часто посматривала назад, но никто не мчался ей вслед, так что погони, похоже, можно было не бояться.

Эти уловки хорошо служили Беке до середины дня, пока дорога не достигла глубокого ущелья. За поворотом не более чем в сотне ярдов девушка увидела отряд вооруженных всадников, галопом скачущий ей навстречу. Скрыться было негде, если только не повернуть назад, а это наверняка показалось бы подозрительным.

По крайней мере всадники носили цвета Акхенди, с облегчением заметила Бека. Свернув на обочину, она продолжала ехать ровной рысью, моля богов, чтобы отряд продолжал скакать цепочкой и она не оказалась слишком близко от кого-то из акхендийцев.

Бека уже почти разминулась с отрядом, когда один из воинов неожиданно подскакал к ней и сорвал сенгаи. Рыжие волосы рассыпались по плечам девушки, выдав ее, как выдала бы скаланская военная форма.

— Это та самая скаланка! — заорал парень. Выхватив меч, он занес его над Бекой.

Девушка припала к шее лошади, покрепче вцепилась в гриву и изо всех сил ударила коня пятками. Кобыла рванулась вперед и взвилась на дыбы, когда двое всадников развернулись, чтобы преградить Беке дорогу.

Чьи-то руки вцепились в тунику Беки. Мгновение она не видела вокруг ничего, кроме ухмыляющихся лиц и сверкающей стали. Какой-то воин ударил ее дубинкой по руке, но девушку от увечья защитила кольчуга под туникой.

Неожиданно откуда-то сверху донесся яростный вопль и грохот падающих камней. Все еще пытаясь управлять своей лошадью, Бека заметила одинокого всадника, кинувшегося на ее противников со склона справа от дороги. Он тут же оказался среди акхендийцев, раздавая направо и налево удары плоской стороной рапиры.

— Скачи! — крикнул он Беке, загораживая своим конем ее от нападающих. — Удирай!

Бека узнала голос.

— Ниал!

— Да скачи же!

Оглянувшись, Бека заметила молодого воина, явно растерявшегося от неожиданного появления Ниала. Издав боевой клич Ургажи, она налетела на него, вышибла из седла и вырвалась на свободу. Теперь она скакала не в том направлении, но выбирать не приходилось.

Бека услышала позади яростные крики и стук копыт. Она бросила взгляд через плечо и увидела приближающегося галопом Ниала и преследующих его акхендийцев.

Рабазиец догнал Беку и сунул ей что-то: ее рапиру, рукоятью вперед. Девушка взмахнула клинком, так что ножны отлетели в сторону, и ударила плоской стороной по крупу кобылы, заставив ее ускорить бег.

— Туда! — крикнул Ниал, показывая на отходящую от дороги тропу.

Понимая, что их вот-вот настигнут, Бека не колеблясь свернула, куда велел Ниал.

— Бесполезно! — охнула она, обернувшись и увидев, что акхендийцы продолжают их преследовать. — Они не отстанут! Нам не ускакать! Разворачивайся и сражайся, их осталось только пятеро.

— Нет, Бека! — закричал Ниал, но она уже развернула лошадь.

С новым воинственным кличем девушка галопом помчалась навстречу преследователям, высоко подняв клинок. Как она и ожидала, ее неожиданное нападение смутило их. Трое свернули с тропы, но два воина кинулись навстречу. Тропа была узкой, поэтому Бека направила лошадь между двумя всадниками. Увернувшись от удара одного, она ударила второго по голове рукоятью рапиры. Воин свалился с коня, и Бека поскакала к тем троим, которые отстали. Один из них пустился наутек, но двое других не струсили.

Сражаться верхом без седла и стремян, на которые можно опереться, дело опасное. Понимая это, Бека соскользнула с кобылы, так что та на мгновение заслонила ее от противников, и рубанула по ногам коня ближайшего к ней акхендийца. Скакун взвился на дыбы, сбросив всадника. Бека тут же развернулась, чтобы отразить удар второго воина, который чуть не наехал на нее своим конем. Девушка перекувырнулась под брюхом лошади этого акхендийца, нанесла удар ему в бедро и тут же огрела по крупу его коня, так что тот сбил с ног первого, уже поднявшегося воина.

Теперь к ней скакал еще один всадник, и Бека уже приготовилась отразить нападение, но это оказался Ниал.

Схватившись за его протянутую руку, Бека сунула ногу в стремя, которое тот освободил, и Ниал вскинул ее на коня позади себя. Развернув скакуна, рабазиец галопом помчался прочь, оставив раненых врагов в пыли.

Беке ничего не оставалось, как обхватить свободной рукой Ниала вокруг талии. Они скакали по извилистой заросшей тропе. Какой-то частью рассудка Бека отметила, как приятно оказалось прижаться к надежной спине Ниала, но тут же с гневом прогнала эту мысль, заставив себя вспомнить, какими холодными были его глаза, когда он со своими воинами захватил ее в плен.

Несколько миль они проскакали в молчании, потом остановились у ручья, чтобы напоить коня. Бека поспешно соскользнула на землю, не выпуская из руки рапиры, и попятилась от рабазийца.

Ниал спешился, но не попытался приблизиться к девушке. Он просто стоял, сложив руки на груди, и не прикасался к ножнам с рапирой.

— Откуда ты взялся? — резко сказала Бека. — Опять меня выслеживал?

— В определенном смысле, — признал он. — Я видел, где вы попали в засаду, и был уверен, что найду там твое мертвое тело но вместо этого обнаружил следы коня и понял, что тебе удалось скрыться. Я решил, что ты не будешь особенно рада меня видеть, поэтому держался позади: я хотел убедиться, что ты в безопасности. У тебя все шло хорошо, пока эти акхендийцы не напали на тебя. Такого я не ожидал.

Бека не обратила внимания на примирительный тон.

— Если ты заботился о моей безопасности, зачем вообще нужно было меня выслеживать? Ниал грустно улыбнулся.

— Это показалось мне лучшим способом отвлечь других преследователей от поисков твоих друзей, у которых, как я правильно предположил, есть дела по ту сторону гор.

— Ты их нашел? Рабазиец кивнул.

— Их нашла и банда разбойников, но нам удалось с ними разделаться. Я показал Серегилу и Алеку дорогу и вернулся, чтобы убедиться в твоем благополучном прибытии в Сарикали.

— Все это по твоим словам, — прорычала Бека.

— Тали… — Ниал сделал шаг к ней, и Бека заметила темное пятно у него на тунике. Это была кровь, но не настолько свежая, чтобы быть результатом сегодняшней схватки.

— Так ты отпустил их, да? — спросила Бека, показав на пятно.

— Алека ранили, прострелили ему ногу, — объяснил Ниал, оттирая пятно. — Я перевязывал его рану.

До чего же мучительно! Беке хотелось верить ему, для этого даже были основания, но осторожность заставляла держаться начеку.

— Почему акхендийцы напали на меня? Отвернувшись, Ниал уселся на большой камень у ручья.

— Не знаю, — ответил он, и Бека поняла, что рабазиец не лжет.

— Тут замешана Амали, правда?

На этот раз ошибиться было нельзя: Ниал виновато покраснел. «Серегил был прав насчет него с самого начала», — грустно подумала Бека.

— Ты в сговоре с ней, разве не так?

— Нет, — ответил Ниал, упершись локтями в колени и устало опустив голову.

Бека смотрела на него, и сердце предательски заставляло ее вспомнить ощущение его теплой кожи под ее пальцами. Она сказала Алеку, что любовь не ослепляет ее; теперь пришло время доказать это.

— Отдай мне свое оружие, — приказала Бека. Не говоря ни слова, Ниал отстегнул пояс с рапирой и бросил к ногам девушки, потом проделал то же самое с кинжалом. Бека повесила их на плечо, потом обыскала рабазийца, чтобы у того не оказалось еще какого-либо клинка.

Ниал был так терпелив и послушен, что девушка почувствовала себя виноватой. Прежде чем ей удалось сдержаться, она протянула руку к его гладкой щеке. Ниал повернул голову, и прикосновение превратилось в ласку. Бека отдернула руку, словно обожглась.

— Если я напрасно тебя обидела, прости меня, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Я выполняю долг.

Ниал снова отвел глаза.

— Так ты всегда говоришь. Что ты собираешься теперь делать?

— Я должна вернуться к Клиа.

— По крайней мере в этом мы с тобой единодушны, — ответил Ниал, и Беке показалось, что он улыбнулся, садясь на коня.

Почему-то Беке не казалось, что дальнейший путь будет таким уж легким.

Глава 49. Капитуляция

Ровная качка корабля убаюкала Серегила, и он крепко уснул. несмотря на тревогу о том, что ждет впереди. Он наполовину надеялся, наполовину опасался увидеть очередной сон, но когда проснулся на следующее утро, никаких сновидений не вспомнил. Рядом с ним Алек дернулся и забормотал во сне и, судорожно вздохнув, пробудился, когда Серегил погладил его по щеке.

Выглянув в крошечное окошечко в изголовье койки, Алек сел, опираясь на локоть.

— Похоже, мы все еще плывем.

Серегил наклонился к окошку, пытаясь что-нибудь разглядеть.

— Мы в миле или двух от берега. Уже видны огни Гедре. Натягивая одолженную им одежду, друзья почти не разговаривали. Серегил с чувством сожаления снял с пальца кольцо Коррута и на шнурке повесил его на шею. Бутылочка с акхендийским браслетом, завернутая в сенгаи, найденный у злоумышленников, была засунута на дно его старого дорожного мешка.

— Что будем делать с оружием и инструментами? — спросил Алек.

— Надень рапиру, — ответил Серегил, застегивая собственный пояс с ножнами, — а остальное оставь здесь. Сомневаюсь, что нам теперь позволят носить что-нибудь более опасное, чем фруктовый ножик.

На этот раз ни одна лодка не встречала скаланцев. Оставив корабли сопровождения у входа в гавань, Коратаи приказал бросить якорь у пирса и на шлюпке отправился на берег. Два мага, Серегил и Алек плыли во второй шлюпке; благодаря плащам с капюшонами они ничем не отличались от воинов Коратана.

— Должно быть, Риагил что-то подозревает, — прошептал Алек, глядя на толпящихся на берегу людей.

Серегил кивнул. Их прибытие, казалось, собрало в гавани все население города, однако никто их не приветствовал: не было слышно пения, никто не подплывал к кораблям на лодках, никто не кидал в воду цветы. Серегил нервно вытер вспотевшие ладони о штанину: каждый взмах весел приближал их к моменту истины, который мог очень печально кончиться.

Его предчувствия стали еще более мрачными, когда нос лодки заскрежетал по гальке на мелководье. Были слышны лишь вздохи ветра и шум волн, накатывающих на берег. Серегил с Алеком выпрыгнули из лодки следом за Коратаном, но постарались держаться за спинами эскорта.

Следуя совету Серегила, принц остановился у самой кромки воды, дожидаясь приглашения ступить на запретную землю.

Навстречу им вышел ауренфэйе, и Серегил с облегчением перевел дух: это был Риагил-и-Молан. Должно быть, он вернулся в родной город сразу же, как было обнаружено их исчезновение. Кирнари приблизился к Коратану; на лице его не было улыбки, а руки скрещены на груди, а не протянуты гостеприимным жестом.

Алек беспокойно переступил с ноги на ногу, стоя по колено в воде.

— Терпение, — прошептал Серегил. — Должны быть соблюдены определенные формальности.

— Кто вы такие, явившиеся к нашим берегам на боевых кораблях? — спросил Риагил по-скалански.

— Я Коратан-и-Мальтеус Ромеран Балтус из Римини, сын царицы Идрилейн и брат царицы Фории. Я явился не сражаться, кирнари, но ради тетсага из-за нападения на мою сестру, Клиа-аИдрилейн, и убийства посла, благородного Торсина. Я требую такого права по своему родству с кланом Боктерса.

Риагил улыбнулся и сделал шаг навстречу; напряжение явно спало.

— Мы приветствуем тебя здесь, Коратан-и-Мальтеус. — Риагил снял с запястья тяжелый браслет и протянул принцу. — Когда я покинул Сарикали, твоя сестра была еще жива, хотя все еще тяжело больна, и к ней никого не допускали. Ее свита бдительно ее охраняет. Я должен отправить сообщение лиасидра о твоем прибытии.

— Я хотел бы обратиться к лиасидра сам, — ответил Коратан. — От имени царицы я требую, чтобы мне была предоставлена такая возможность.

— Это нарушает все традиции, мягко говоря, — проговорил Риагил, несколько растерявшись от сурового тона Коратана. — Не уверен, что лиасидра позволит тебе пересечь горы, но не сомневайся: долг чести перед тобой будет исполнен.

— Хорошо известно, как чтят атуи в Гедре, — сказал Коратан. — Чтобы доказать мои добрые намерения, я готов помочь свершиться тетсагу Хамана против моего собственного родича.

При этих словах, как и было условлено, Серегил вышел вперед, опустив глаза, извлек из ножен рапиру и воткнул ее во влажный песок.

— Ты знаешь меня, Риагил-и-Молан, — сказал он, откинув капюшон. — Признаю, что нарушил обещание, и по собственной доброй воле отдаю себя на суд лиасидра и Хамана. — Серегил опустился на колени, а потом растянулся ничком на земле, раскинув руки в жесте полной покорности.

Последовало мгновение пугающей тишины. Серегил лежал абсолютно неподвижно, слушая, как журчит вода, стекая по песку. Риагил был вправе убить его на месте за нарушение приговора об изгнании. Если он и вправду вступил в союз с Акхенди, это было бы для него самой удобной тактикой.

Серегил услышал приглушенные песком шаги, краем глаза заметил, как клинок слегка наклонился, когда кто-то взялся за рукоять рапиры.

Потом сильная рука легла ему на плечо.

— Встань, изгнанник, — сказал Риагил, поднимая его на ноги. — Именем Хамана я арестую тебя. — Понизив голос, он добавил: — Лиасидра ждет твоего возвращения, прежде чем голосовать. Тебе придется многое объяснить.

— Я очень хочу это сделать, кирнари. Шлепая по воде, к ним приблизился Алек, воткнул в песок рапиру и принял предписанную ритуалом позу.

— Как скаланец, ты должен подвергнуться суду своего народа, Алек-и— Амаса, — сказал ему Риагил, поднимая юношу на ноги. По сигналу кирнари один из его родичей забрал рапиры, а еще несколько окружили Серегила.

— Я должен просить о двух вещах, которые, быть может, не очень тебе понравятся, кирнари, — заговорил Коратан. — Этим двоим должно быть позволено выступить от моего имени, какой бы приговор ни был вынесен им самим. Они явились ко мне, несмотря на опасность, угрожавшую их жизням, чтобы сообщить, кто напал на члена моей семьи.

— Я должен обратиться клиасидра, — добавил Серегил. — От этого зависит жизнь Эмиэля-и-Моранти и честь трех кланов. Клянусь в этом именем Ауры.

— Поэтому ты и бежал? — спросил Риагил.

— Это казалось мне достаточно веской причиной, кирнари, — почти правдиво ответил Серегил,

— Я хотел бы, чтобы их возвращение осталось в тайне до тех пор, пока мы не прибудем в священный город, — сказал Коратан. Риагил заметил синяки на лице Серегила и кивнул.

— Как пожелаешь. Достаточно того, что они вернулись. Пойдем, Коратан— и-Мальтеус, ты будешь гостем в моем доме, пока не станет известно решение лиасидра. Я немедленно пошлю сообщение в Сарикали.

Так и случилось, что Серегил вскоре снова оказался в саду с расписными стенами в резиденции Риагила. Они с Алеком сидели в стороне от остальных под бдительными взглядами охраны, а Коратана и его свиту гедрийцы угощали винами и разнообразными яствами.

— По крайней мере он не приказал заковать тебя в цепи, — с надеждой проговорил Алек.

Серегил рассеянно кивнул, наблюдая за Коратаном. Прошло уже более тридцати лет с тех пор, как они вместе с принцем развлекались в злачных местах Нижнего города. Время не было снисходительно к Коратану, сделав жизнерадостного юношу человеком мрачным, почти все время погруженным в меланхолию. Теперь, сидя в тени старого дерева с узловатым стволом, он, казалось, неловко чувствовал себя в этом мирном окружении, его не радовали ни теплые солнечные лучи, ни улыбки и гостеприимство гедрийцев.

«Этот человек создан только для войны», — подумал Серегил. Впрочем, Коратан доступен и убеждению, иначе бы они сейчас здесь не сидели.

Через час явился Риагил и сообщил хорошие новости.

— Лиасидра позволила тебе явиться в священный город, Коратан-и— Мальтеус, — объявил он радостно. — Впрочем, есть и ограничения.

— Я этого ожидал, — ответил Коратан. — И каковы же они?

— Ты можешь взять с собой магов, но не больше двадцати воинов, и должен приказать, чтобы твои корабли встали на якорь за пределами гавани Гедре.

— Хорошо.

— И ты должен также сослаться на свои родственные связи с Боктерсой, чтобы требовать тетсага. Адриэль будет выступать твоей представительницей перед лиасидра.

— Так мне и говорили, — ответил принц, — хотя непонятно, почему моей сестре Клиа было позволено самой выступать перед лиасидра, а мне — нет.

— Тут совсем разные ситуации, — ответил Риагил. — Клиа прибыла вести переговоры, а ты поднимаешь вопрос, касающийся атуи, и, как ни жаль мне это говорить, некоторые кланы могут усомниться в твоем праве на это. Тирфэйе — кто бы они ни были — не обладают равными с ауренфэйе правами. Не сомневайся, Адриэль окажет тебе очень большую помощь.

Коратан бросил на Риагила гневный взгляд.

— Так вы считаете нас низшей расой?

Кирнари прижал руку к сердцу и слегка поклонился.

— Некоторые так думают, господин, но не я. Пожалуйста, поверь: я сделаю все, что в моих силах, чтобы твоя сестра и Торсин-и-Ксандус получили справедливое отмщение.

В середине того же дня колонна выступила в путь; скаланцев сопровождали двадцать воинов-гедрийцев. На этот раз не было ни вьючных коней, ни музыкантов, которые могли бы замедлить продвижение. Коратан не стремился к соблюдению излишних церемоний, и вместе со своими солдатами отправился в путь, словно в поход, не взяв ничего, кроме необходимого.

Серегил и Алек ехали вместе со скаланцами, одетые в плащи и стальные шлемы личной охраны принца.

— Ну вот, наконец-то ты в военной форме, а? — ухмыльнулся Серегил, глядя, как Алек теребит ремень шлема. — В таком виде да еще с темными волосами тебя и Теро не узнает!

— Лучше будем надеяться, что не узнают акхендийцы, — ответил Алек, внимательно оглядывая скалы по сторонам дороги. — Как ты думаешь, заметит кто-нибудь, что мы единственные в отряде принца, у кого нет оружия?

— Если кто-нибудь поинтересуется, то мы — личные повара Коратана.

Колонна миновала дравнианскую башню; лагерь был разбит несколькими милями дальше, на перевале. Когда путники достигли заколдованного участка дороги, Коратан покладисто согласился завязать глаза, заметив только, что хотел бы, чтобы и Скала имела такую защиту.

До скрытого парами озера Вхаданакори они добрались к полудню следующего дня и остановились на берегу, чтобы дать отдохнуть коням. Серегил и Алек остались с солдатами, а Риагил повел Коратана и двух магов к каменному дракону.

Кобыла Серегила имела привычку надувать брюхо, когда ее седлали, и на последнем отрезке пути он почувствовал, что седло начало съезжать на сторону. Напоив лошадь, Серегил стал затягивать подпругу, шлепнув кобылу по боку, чтобы не дать ей выкинуть тот же номер опять.

Занимаясь этим делом, он вполуха прислушивался к разговорам вокруг. Воины Коратана сразу показались ему мрачноватой компанией, но теперь их гедрийским проводникам удалось некоторых из них расшевелить. Беседы велись на ломаной смеси скаланского и ауренфэйского. Однако до Серегила донеслись и более тревожные высказывания некоторых скаланцев: солдаты жаловались на необходимость ехать с завязанными глазами и «странную, неприятную магию». Похоже было, что Фория не одинока в своем недоверии к ауренфэйе и волшебникам вообще. Такое отношение со стороны скаланцев было чем-то новым, и оно очень встревожило Серегила.

Он как раз заканчивал возиться с подпругой, когда все вокруг внезапно умолкли.

— Сын Корита, — сказал ему в ухо чей-то голос. Волосы на голове Серегила зашевелились. Он резко обернулся, ожидая увидеть перед собой руиауро или кхирбаи. Однако рядом были только Алек и солдаты, занимающиеся своими делами, хотя до Серегила по-прежнему не доносилось ни звука.

Гадая, не оглох ли он внезапно, Серегил оперся на свою лошадь, чтобы не упасть, и тут увидел сидящего на седле дракона размером с собаку. Крылья дракона были сложены, а шея позмеиному изогнута. Серегил только успел понять, кто перед ним, как дракон напал на него; челюсти сомкнулись на его левой руке.

Серегил замер на месте. Сначала он почувствовал лишь жар, словно от раскаленной печи, потом боль от зубов и попавшего в рану яда.

Серегил другой рукой вцепился в гриву лошади, принудив себя не дернуться и не закричать. Когти дракона прочертили белые линии на коже седла; он еще больше стиснул челюсти и встряхнул руку Серегила, а потом замер неподвижно, глядя на человека одним жестоким желтым глазом. Кровь вытекала из окруженной чешуей пасти и струилась по запястью Серегила.

«О Аура, это же большой дракон! — подумал Серегил. Опасно большой. Почти вся кисть руки помещалась в его пасти. — Ну и счастливая же метка останется!»

Боль превратилась в некое подобие экстаза. Серегил не видел ничего, кроме дракона, и с мучительным восторгом заметил, как сгущается вокруг колеблющееся золотое сияние. Солнечный свет бросал на чешуи радужные отблески, острия на морде дракона чуть шевелились, из изящных золотых ноздрей вырывались клубы пара.

— Сын Корита, — снова сказал дракон.

— Аура Элустри, — дрожа, прошептал Серегил. Дракон выпустил его руку и взлетел, тут же скрывшись в горячих испарениях.

На Серегила обрушились звуки. Рядом с ним оказался Алек, который осторожно опустил друга на землю: ноги того уже не держали. Серегил оторопело смотрел на двойной пунктир кровоточащих ранок на руке — и снизу, и сверху.

— Он был больше, чем дракон Теро, — пробормотал Серегил, изумленно качая головой.

— Серегил! — Алек потряс его за плечо. — Откуда он взялся? С тобой все в порядке? Где тот флакон?

— Флакон? В кошеле. — Сосредоточиться было трудно: вся рука пылала, словно по ней тек жидкий огонь. Вокруг толпились люди, их голоса, казалось, оглушали его.

Алек снял кошель с пояса Серегила и вытряхнул из него стеклянный сосуд с лисенком, переданный Серегилу руиауро, — тот самый, который тот чуть не забыл.

Серегил сдавленно рассмеялся.

«Они знали, что лиссик мне понадобится. Они все знали с самого начала».

Алек осторожно смазал ранки темной маслянистой жидкостью; жжение сразу уменьшилось.

Толпа расступилась, пропустив Риагила и Коратана. Кирнари опустился на колени рядом с Серегилом, осмотрел его руку, потом велел принести целебные травы.

— Клянусь Светом, Серегил! — пробормотал он, поспешно накладывая их на рану и перевязывая руку влажным полотном. — Получить такую отметину, это же…

— Дар, — хрипло прошептал Серегил, чувствуя, как яд дракона расходится по всему телу, превращая вены в ручейки раскаленного металла.

— Действительно дар. Ехать ты сможешь?

— Привяжите меня к седлу. — Серегил попытался подняться, но не смог. Кто-то поднес к его губам флягу, и он глотнул горького отвара.

— Ты весь дрожишь, — сказал Алек, помогая Серегилу встать. — Как же ты справишься с лошадью?

— Особого выбора нет, тали, — ответил Серегил. — Впрочем, через день-два полегчает. Он не укусил меня так уж глубоко — как раз достаточно, чтобы пометить и заставить вспомнить

— Вспомнить что?

Серегил слабо улыбнулся

— Кто я такой

Глава 50. Ничья

Обратный путь в Сарикали показался Беке бесконечным. Они с Ниалом избегали главной дороги и далеко объезжали те маленькие деревушки, что встречались им по пути. Только у одной из них Ниал остановился, чтобы купить еще одну лошадь, оставив беку за деревьями и ни о чем ее не предупредив.

Бека была благодарна ему за то, что теперь снова имеет собственного коня: невольная близость к Ниалу, когда приходилось ехать, прижавшись к нему, оказалась более мучительной, чем Бека могла вынести. Они почти не разговаривали в течение дня, а ночью, сразу после того как поели, завернулись в одеяла и улеглись с противоположных сторон костра.

Как только Бека позволила себе задуматься о положении, в котором они оказались, она поняла, насколько абсурдна ситуация. Она, по сути, была пленницей Ниала, но у нее находилось все оружие. Каждый из них мог ночью сбежать, но утром оба оказались на своих местах.

«Мне нужно вернуться в город, а ему приказали доставить меня туда — вот и все», — твердила себе Бека, старательно не обращая внимания на печальные взгляды, которые исподтишка бросал на нее Ниал.

На следующий день они добрались до реки и придержали коней у моста.

— Ну вот мы и здесь, — сказала Бека. — Что дальше?

Ниал задумчиво смотрел на далекий город.

— Я должен отвезти тебя в лиасидра, наверное. Впрочем, не беспокойся. Ты же тирфэйе. Думаю, они просто препроводят тебя к Клиа. Она несет за тебя ответственность.

— Ты расскажешь им, как отпустил Серегила? — с издевкой спросила Бека. Ниал вздохнул.

— Рано или поздно придется.

Что-то в его лице снова вызвало у Беки сомнение. Если он говорит правду…

— Не стоит давать повод для догадок, — сказала Бека, возвращая Ниалу оружие. Этот жест вызвал у нее еще одно запоздалое сомнение: ведь он мог все отобрать у нее, если бы действительно захотел.

Ее возвращение вызвало меньше шума, чем Бека ожидала. Никто не обращал на них с Ниалом внимания, пока они не добрались до тупы Силмаи. Ниал перебросился несколькими словами со слугой у дверей дома кирнари, потом отступил назад и позволил Беке войти в дом одной. Девушка спиной чувствовала его взгляд, но не пожелала обернуться. Расправив плечи, она прошла в главный зал, где ее ждал Бритир.

Беке не удалось понять, как воспринял кирнари ее появление. Он просто бросил на нее долгий взгляд, потом вздохнул.

— Я собрал лиасидра и пригласил твоих соплеменников, капитан. Ты должна будешь держать ответ перед ними. Бека низко поклонилась.

— Как пожелаешь, кирнари. Но скажи мне: Клиа жива?

— Да, и, как я понимаю, поправляется, хотя все еще не может говорить.

Бека снова поклонилась; она испытывала такое облегчение, что была не в силах сказать ни слова.

— Садись. — Бритир указал ей на кресло и сунул кружку с элем в дрожащие руки девушки. — А теперь я хотел бы, чтобы ты ответила на один мой вопрос. Ты вернулась по собственной воле?

— Да, господин.

Это, казалось, удовлетворило его: больше Бритир ни о чем не спрашивал. Как только она допила эль, они в сопровождении охраны отправились в зал заседаний лиасидра.

Там Беку встретили гораздо более враждебно, хотя боктерсийцы и акхендийцы ободряюще ей кивали. Сидевший на месте Клиа Теро слегка улыбнулся девушке. У Беки не было возможности ни умыться, ни сменить лохмотья, оставшиеся от украденной ею одежды. Выглядела она настоящей шпионкой, хотя явно не добившейся особого успеха.

Члены лиасидра придирчиво расспрашивали ее, но Бека упрямо отказывалась отвечать на вопросы о том, почему Серегил и Алек покинули город или куда они направились. В Скале подобный допрос мог закончиться в пыточных камерах Красной башни или встречей с магом-правдовидцем. Здесь же Беку просто передали скаланцам.

Единственной частью ее рассказа, вызвавшей недоумение членов лиасидра, было утверждение Беки, что повстречавшиеся ей на дороге акхендийцы собирались ее убить. Не подтверди ее слова Ниал, решила Бека, ей бы никто не поверил.

Райша-и-Арлисандина эта новость очень взволновала.

— Я отдал распоряжения обеспечить их безопасное возвращение, — заверил он Теро, принося тому извинения.

Когда все кончилось, Беку увели под стражей — под стражей ее собственных солдат. Командовал отрядом Рилин, успокаивающе улыбнувшийся ей, когда они покидали зал лиасидра.

— Значит, с ними все в порядке? — с надеждой прошептал он.

Бека пожала плечами, вспомнив кровавое пятно на тунике Ниала.

Когда они добрались до дома, Теро провел Беку прямо в комнату Клиа; больная спала под бдительной охраной капрала Никидеса. Под руки принцессы оказались подложены подушечки — и под здоровую правую, и под все еще забинтованную левую. Окно было открыто, в жаровне тлели благовония, но в комнате все еще сохранялся запах болезни, хорошо знакомый Беке по полю боя и по госпитальным палаткам: запах пораженной плоти, припарок, лекарственных трав. Клиа была так бледна и лежала так неподвижно, что Бека на мгновение испугалась: не осложнилась ли снова болезнь принцессы.

Теро коснулся плеча Клиа, и больная открыла глаза. Теперь Бека увидела, что независимо от того, может ее командир говорить или нет, разум принцессы прояснился.

«Да будет благословенно Пламя!» — подумала Бека, опускаясь на колени перед постелью.

— Клиа хочет знать обо всем, что произошло, — сказал Теро, придвигая Беке кресло. — Только лучше рассказывай коротко. Эти периоды просветления обычно не длятся долго.

— Мне и не о чем особенно рассказывать, — призналась Бека. — Серегил обнаружил тропу, которую искал, а я поехала дальше по дороге. Потом меня нашел Ниал и отправил обратно со своими воинами, а сам поскакал вдогонку за Серегилом.

Теро тихо угрожающе зарычал.

— А дальше что было?

— На нас напали разбойники, и во время переполоха я сбежала. Ниал на следующий день выследил меня как раз вовремя, чтобы выручить, когда меня чуть не убили акхендийцы. Он утверждает, что нашел Серегила и Алека и помог им отбиться от устроивших засаду разбойников, а потом показал им дорогу к морю. Но… — Бека умолкла, внезапно ощутив тяжесть в груди.

— Ты сомневаешься в его словах?

— Я не знаю, что думать, — прошептала Бека. Взглянув на Клиа, девушка обнаружила, что та пристально на нее смотрит. — На его тунике была кровь, госпожа. Ниал говорит, что Алека ранили и он перевязывал рану. Я… я просто не знаю, чему верить.

Теро стиснул плечо Беки.

— Это мы выясним, — пообещал он. — Что случилось потом?

— Я все равно собиралась сюда вернуться, так что позволила ему меня привезти. Остальное ты знаешь.

Клиа попыталась заговорить, но сумела издать только какой-то шипящий звук. Огорченная, она выразительно посмотрела на Теро.

— Ты хорошо справилась, капитан. Теперь тебе нужно вымыться и отдохнуть, — сказал он, провожая Беку к двери.

— Что насчет Клиа? — шепотом спросила она Теро. — Удалось тебе узнать у нее, кто на нее напал?

— Нет, яд подействовал на ее память. Клиа, по-видимому, не помнит ничего, что было после отъезда на охоту.

— Жаль! Мне не нравится идея покинуть Ауренен, не увидев, как свершится правосудие.

— Не это больше всего тревожит Клиа, — ответил Теро. — И ты тоже не забывай: впереди голосование. Твой долг — сделать все что можно для успешного исхода.

Вернувшись наконец в казарму, Бека услышала радостные приветствия собравшихся там солдат.

— Похоже, тебе несладко пришлось, капитан! — воскликнул Бракнил, протягивая ей кружку рассоса.

Бека с благодарностью выпила вино, радуясь теплу, которое разлилось по ее измученному телу.

— Не хуже, чем обычно, — сказала она, отвечая улыбкой на улыбки. — Мне только не хватало вас всех, чтобы помочь разделаться с разбойниками.

Проверив, правильно ли расставлены часовые, Бека поручила командование Бракнилу и отправилась в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Разглаживая плащ, надетый поверх чистой туники, Бека коснулась вышитой на нем эмблемы: скрещенных сабель, поддерживающих корону.

Долг…

Бека вспомнила, как Ниал сидел у костра, глядя на нее прозрачными карими глазами, в которых читалось одно только терпение.

«Я хотел убедиться, что ты в безопасности:..»

Тихий стук прервал ее мысли.

— Войдите, — пробормотала Бека, поспешно вытирая глаза. Это оказалась Меркаль. Отдав Беке честь, женщина осторожно прикрыла за собой дверь.

Еще одна мучительная ситуация… Они не сказали друг другу и десятка слов с тех пор, как сержант призналась, что она — шпионка Фории. Не окажись они все вместе в чужой земле, Бека немедленно отправила бы Меркаль в другую часть.

— Я хотела узнать, не нужно ли тебе чего, капитан, — сказала Меркаль, явно смущенная не менее, чем сама Бека.

— Нет. — Бека повернулась к зеркалу на стене и стала поправлять цепь на груди.

Однако Меркаль все еще медлила.

— Я также подумала, что тебе может захотеться узнать: ходят слухи, что у Ниала неприятности с его кирнари. Бека взглянула на отражение Меркаль в зеркале.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Я только несколько минут назад сменилась с дежурства. Эти вести принес Кита-и-Бранин. Неприятности возникли из-за того, что Ниал не сразу сообщил своим родичам о твоем отъезде.

— Что ты имеешь в виду? Он же натравил их на нас и привел прямо туда, где была я.

— Ну, как я понимаю, вы втроем выехали накануне ночью. Он ничего никому не говорил до следующего дня, словно хотел дать вам фору. Все стало известно от Катме.

Бека почувствовала прилив надежды.

— И ты решила мне об этом рассказать? Меркаль вытянулась перед Бекой.

— Прости меня, если я взяла на себя слишком много, капитан. Но Ниал хорошо помогал нам, и…

— И что? — рявкнула Бека.

— Ничего, капитан. — Меркаль поспешно отсалютовала и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди. Скажи мне вот что: почему ты молчала о том, что тебе велела делать Фория?

— Так мне было приказано, капитан. Я всю жизнь выполняла приказы, и большая часть их исходила от Фории. Так и следует, раз уж ты солдат. — Меркаль умолкла, и Бека, как ни старалась, не смогла не заметить боли в глазах старшей женщины. — Сержант не может выбирать, чьи приказы выполнять, а чьи нет, капитан, — продолжала Меркаль. — Мы не можем позволить себе, подобно тебе самой или благородному Серегилу, отказывать в повиновении лиасидра или своему командующему. — Бека открыла было рот, чтобы возразить, но Меркаль опередила ее. — Клиа была слишком больна, чтобы отдавать тебе какие-либо приказания. Бракнил об этом знает, Рилин знает тоже, хотя мы все постарались скрыть это от солдат. Ты сделала то, что сочла правильным, и я надеюсь, что все получится так, как ты хотела. Но даже в таком случае не забывай: тебе просто повезло, выбор — это роскошь, которую обычный солдат не может себе позволить. Меркаль опустила глаза, и когда она заговорила опять, голос ее звучал мягче.

— И все-таки если бы я могла изменить прошлое, я бы это сделала. Мне никогда в голову не приходило, что я могу навредить тебе или принцессе Клиа. После того как благородный Алек поймал меня, я много думала. Фория переменилась с тех пор, как я служила под ее началом; а может быть, просто я достигла возраста, когда на вещи смотришь иначе… — Голос Меркаль стих. — Когда мы вернемся домой, капитан, я уйду из турмы. Это я и пришла сказать тебе, а еще попросить: дай Ниалу шанс оправдаться, прежде чем ты его прогонишь. — Женщина едва заметно улыбнулась Беке. — Мне не положено об этом говорить, капитан, но я все-таки скажу: такие мужчины не каждый день попадаются женщинам.

— А что, если я скажу тебе: он явился ко мне с руками, обагренными кровью Алека? — бросила Бека. — Или Серегила? На нем чья-то кровь, и пока я не узнаю чья, будь добра держать свои советы при себе.

— Прости меня. Я не знала. — Меркаль еще раз отдала честь и вышла, оставив Беку в затруднительном положении, из которого девушка не знала, как выйти.

Глава 51. Сарикали

Любой, кто путешествовал через горы, непременно имел при , себе все необходимое на случай драконьего укуса. Риагил постоянно менял на руке Серегила примочку из влажной глины с целебными травами и приказал своим воинам приготовить для него отвар из коры ивы и побегав горной лианы. Несмотря на все это, рука Серегила скоро распухла до локтя и стала напоминать огромную посиневшую сосиску. Каждый сустав болел, перед глазами плясали темные пятна, но все же Серегил, вцепившись здоровой рукой в луку седла, продолжал путь и только позволил Алеку вести свою лошадь в поводу.

К вечеру отряд добрался до лесистых предгорий — территории клана Акхенди — и расположился на поляне на ночлег. Трава здесь была мягкой, воздух благоуханным, но Серегила всю ночь мучили лихорадочные сны, и утром он проснулся настолько обессиленный, что не мог подняться без посторонней помощи.

— Ты бы съел чего-нибудь, — посоветовал Алек, принесший Серегилу очередную порцию целебного отвара.

Серегил покачал головой, но согласился выпить чаю, обильно сдобренного крепким вином, которое Алек раздобыл у солдат. С помощью друга он кое-как влез на лошадь и ждал, когда раздастся приказ трогаться в путь.

— Ну как, сегодня тебе лучше? — спросил Коратан, проезжая мимо.

Серегил выдавил улыбку.

— Нет, господин, но и не хуже.

Коратан одобрительно кивнул.

— Это хорошо. Не оставлять же тебя здесь.

По мере того как отряд продвигался в более населенные места, Алек вел себя все более настороженно. Когда путники останавливались, чтобы напоить лошадей или узнать новости, он старательно следил за тем, чтобы они с Серегилом все время были окружены скаланцами. Юноша внимательно прислушивался к разговорам и таким образом узнал, что Амали вернулась домой после их с Серегилом бегства. Райш все еще оставался в Сарикали.

— Где же ему еще быть? — проворчал Серегил, скорчившись в седле. — То ли он невиновен и у него нет причин бежать, то ли не желает показаться виноватым.

Долины, в которой лежал Сарикали, они достигли в конце дня; у моста их уже ждал почетный караул из силмайцев. Джаанил-и-Кормаи приветствовал Коратана от имени лиасидра, затем отправил вперед гонцов, чтобы объявить о прибытии скаланцев.

— Более приветливый прием, чем тот, который ждал Клиа, — заметил Серегил; он несколько взбодрился и забрал у Алека поводья. Опухоль на его руке несколько опала, хотя кожа все еще оставалась багровой.

При въезде в город их встретила большая толпа. Впереди выступали девять одетых в белые одежды членов лиасидра. Среди них не было кирнари ни Вирессы, ни Хамана.

— Где Райш? — тихо спросил Серегил, вытягивая шею, чтобы увидеть кирнари из-за спины высокого скаланца, едущего впереди.

— Вон там, — показал Алек, разглядев кирнари Акхенди между Адриэль и старым Бритиром.

— Это хорошо. Может быть, он еще не перепуган.

— Юлана и Назиена нет.

— Их присутствие было бы бестактностью, не так ли? Кирнари Силмаи приветствовал Коратана и подарил ему тяжелое золотое ожерелье.

— Мне жаль, что тебя привели сюда такие печальные обстоятельства.

— И что мы встречаемся по такому поводу, родич, — добавила Адриэль, назвав себя.

— Когда ты отдохнешь и подкрепишься, лиасидра выслушает твою жалобу, — продолжал Бритир. — Может быть, завтра утром?

— Я предпочел бы решить вопрос сегодня, — решительно ответил Коратан. — Прежде, конечно, я повидаю сестру и узнаю, в каком она состоянии.

Алек выглядывал из-под низко надвинутого капюшона, стараясь понять, что написано на лицах членов лиасидра. Многие были явно оскорблены такой поспешностью, но никто не решился спорить. Коратан был пострадавшей стороной и вполне вправе требовать рассмотрения своего дела.

— Едем, я провожу тебя к Клиа, — любезно сказала Адриэль. — С ней сейчас моя сестра Мидри, которая тоже была бы здесь, чтобы приветствовать тебя, если бы могла оставить больную.

Саабан подвел Адриэль коня, и все вместе они двинулись по знакомым улицам.

Алек никак не думал, что снова окажется в этом странном месте или когда-нибудь еще испытает прикосновение его загадочной древней магии. Несмотря на все беспокойство, он наслаждался новой встречей с Сарикали. Словно в ответ на это радостное чувство он оказался окутан сильным, ни с чем не сравнимым благовонием башваи; юноша прошептал благодарность.

— Посмотри туда, — тихо сказал ему Серегил. Вдоль улицы стояло несколько руиауро, глядя на проезжающих. Когда Серегил поравнялся с ними, один из руиауро приветственно поднял руку.

— Они знают! — шепнул Алек.

— Так и должно быть, — спокойно ответил Серегил. На границе тупы Боктерсы их встретила толпа доброжелательно настроенных ауренфэйе, собравшаяся, чтобы приветствовать принца. Он ответил на приветствия с плохо скрытым нетерпением и поскакал дальше.

На крыльце вытянулась по стойке «смирно» декурия Бракнила. На ступенях рядом с Теро стояла Бека, на которой ее путешествие, казалось, совсем не отразилось.

— Благодарю Создателя! — радостно воскликнул Алек, чувствуя, что с его сердца свалился камень.

— Похоже, она все-таки вернулась целая и невредимая, — прошептал Серегил. — Но где Ниал? Надеюсь, она не прикончила его, как только увидела.

Когда Коратан спешился, Бека преклонила перед ним колено.

— Я капитан Бека Кавиш, господин.

— Моя сестра часто упоминала тебя в своих рапортах, капитан, — ответил Коратан более мягко, чем он разговаривал с членами лиасидра. — Думаю, что ее доброе мнение о тебе заслужено. — Бека поднялась и отдала честь. — Так же, как и о тебе, молодой маг, — добавил Коратан, поворачиваясь к Теро. — Ты был в подмастерьях у старого Нисандера, а потом у Магианы, не так ли?

— Да, наместник.

Алеку показалось, что он заметил в глазах Теро беспокойство:

в данный момент сотрудничество с Магианой не могло быть хорошей рекомендацией при дворе. Юношу поразило, что Коратан, казалось, знал все о любом, кто ему представлялся.

— Очень одаренный молодой человек, — заметил волшебник Видонис, подходя вместе с Элутеусом, чтобы пожать руку Теро. — С твоим учителем мы иногда расходились во мнениях, но, как я смотрю, ему удалось не испортить тебя.

Теро сухо ответил на приветствие, потом с большей теплотой поздоровался с другим магом.

«Интересно, знает ли Теро всех наблюдателей?» — подумал Алек.

Они с Серегилом незаметно последовали за остальными, когда Бека повела Коратана в комнату Клиа. Принц и волшебники вошли внутрь, оставив воинов в коридоре. Как только дверь за ними закрылась, Алек схватил Беку за руку и увлек в комнату Теро.

— В чем дело? — резко спросила девушка, отшатываясь от Серегила.

— Ты не знакома с нами, капитан? — спросил Алек, когда они с Серегилом откинули капюшоны.

— Клянусь Пламенем! — вытаращила Бека глаза. — Что вы здесь делаете?

— Потом объясню, — сказал Серегил. — Ниал снова тебя нашел?

— Снова? — Улыбка Беки погасла, и Алек понял, что не все в порядке. — Так вы его видели?

— Видели! — воскликнул Алек. — Он спас наши жизни!

— Он говорил мне… Ох, проклятие! — Бека упала на кровать Теро и закрыла лицо руками. — Он утверждал, что пытался нам помочь, что отпустил вас. Но на его одежде была кровь!

— Разве ты не заметила, что я хромаю? — спросил Алек. — Я заработал стрелу в ногу. Где он? Ты не расправилась с ним, я надеюсь?

— Нет… — Это был почти стон. — Он вчера привез меня обратно. Но… я все еще думала, что он нас предал. Даже когда он отбил меня у акхендийцев…

Глаза Серегила сузились.

— У тебя тоже была схватка с акхендийцами? Бека кивнула.

— И не только. Те воины, с которыми меня оставил Ниал, угодили в засаду разбойников. Я сбежала и спряталась в лесу. Потом я повстречалась на дороге с акхендийскими воинами и они на меня напали. Ниал помог мне отбиться.

— Акхендийцы открыто напали на тебя? — переспросил Серегил.

Бека снова кивнула.

— Райш-и-Арлисандин в ярости.

— Вот как? — протянул Серегил. — А где сейчас Ниал? Мне нужно с ним поговорить.

— Со своими рабазийцами, наверное. Я велела ему держаться подальше. Ему что-то известно, Серегил. Я поняла это по его глазам, когда спросила насчет акхендийцев, которые на меня напали.

Серегил неуклюже обнял девушку одной рукой и крепко прижал к себе.

— Мы скоро все выясним, — пообещал он. — Я так рад видеть тебя живой и здоровой! Бека пожала плечами.

— А чего ты ожидал?

— Говорила Клиа что-нибудь о том, кто на нее напал? — спросил Алек.

— Она еще не может говорить, но сегодня она больше похожа на себя прежнюю. Только она все еще требует не мстить ни хаманцам, ни кому-либо еще.

Серегил вздохнул.

— Это и к лучшему. Думаю, мы нашли нашего отравителя. Пойдем, я хочу поговорить с Клиа, пока ее не замучили остальные.

Коратан сидел рядом с постелью сестры. С другой стороны над принцессой склонилась Мидри, менявшая повязку на руке Клиа.

— Ты вернулся скорее, чем я рассчитывала, хаба! — воскликнула Мидри, увидев вошедшего Серегила. — Следует ли мне радоваться?

— Это был мой собственный выбор, — ответил он, подходя к постели.

Клиа встретила его слабой невеселой улыбкой. Она полулежала, опираясь на гору подушек, закутанная в свободное голубое одеяние. Ее лицо все еще было смертельно бледным, кожа вялой, но глаза блестели решительностью.

Однако когда Мидри сняла повязку с руки принцессы, Серегил почувствовал, как у него свело желудок.

— Да помилует нас Создатель! — прошептал Алек.

Клиа лишилась указательного и среднего пальцев. Мидри отсекла плоть и кости под углом — от безымянного к основанию большого пальца. Рана была зашита крупными стежками черного шелка, и хотя воспаление и покраснение еще не прошли, было видно, что рана заживает. Рука Клиа, изящная и сильная, теперь походила на изуродованную птичью лапу.

— Те белые полосы оказались признаком сухой гангрены, как и говорил Ниал, — объяснила Мидри, накладывая на шов пахучую мазь. — Это со временем убило бы Клиа. Нам еще повезло, пришлось сделать всего одну ампутацию. Боюсь, теперь Клиа не сможет натянуть лук.

Серегил поднял глаза на принцессу и прочел в ее лице безмолвную покорность.

— Чтобы разить мечом, тебе нужна всего одна рука, — сказал он Клиа, и она подмигнула ему в ответ.

— Я уже кое-что рассказал о том, что вы двое сделали для принцессы и для Скалы, — проговорил Коратан. — Остальное доскажете сами. — Он бросил на Мидри выразительный взгляд, и она вышла из комнаты.

— Благодарю тебя, господин. — С помощью Алека Серегил сообщил обо всем, что произошло с того момента, как они расстались с Бекой, показал Клиа акхендийский сенгаи и запечатанную бутылочку. Когда он перечислил свои подозрения против кирнари и его жены, в глазах Клиа заблестели слезы.

«Опять предательство», — печально подумал Серегил.

— Пока еще я не могу открыть бутылочку, поскольку не хочу дать Райшу знать о нашей находке. Прежде чем я отправлюсь на собрание лиасидра, я хочу, чтобы ты хорошенько подумала, Клиа. Были ли на том талисмане, что тебе дала Амали, какие-нибудь повреждения или трещины?

Клиа медленно покачала головой.

— Понятно. Ну а теперь скажи: нападал ли на тебя хаманец Эмиэль во время охоты?

Ответом ему был пустой взгляд.

— Она мало что помнит о том дне, — вмешался Теро. — Клиа уже была тогда тяжело больна.

— А накануне, на пиру Вирессы, тебя ничто не укололо в руку, не припоминаешь? — спросил Серегил. — Нет? А когда-нибудь еще? Ты догадываешься, когда тебя могли отравить?

Снова отрицание.

— Ниал говорил, что укус змеи безболезненный, — напомнил другу Алек. — Яд притупляет чувствительность, а шип на кольце совсем маленький.

— Кольцо! Теро, удалось ли тебе что-нибудь узнать по нему?

— Нет. Кто бы им ни воспользовался, он хорошо замел следы, — ответил маг.

— Совсем как с талисманом, — задумчиво протянул Серегил. — Ведь злоумышленнику удалось сохранить в нем след злобы Эмиэля и каким-то образом сделать его снова белым, не уничтожив этот след.

— Мы как раз обсуждали это. Вндонис, который гораздо опытнее меня в таких вещах, — сказал Теро, явно ставший лучше относиться к старшему волшебнику, — говорит, что можно скрыть отпечаток личности — как это, очевидно, и было сделано с кольцом, — но практически невозможно, если только не пользоваться некромантией, наложить фальшивый отпечаток.

Видение кивнул.

— В чьих бы руках ни побывал амулет Алека, тот человек только изменил его внешний вид, оставив след личности Эмиэля, который и был обнаружен после того, как талисман снова почернел. Уверяю вас, сделать это было нелегко.

— Но что заставило талисман снова почернеть, если Эмиэль на нее не нападал? — спросил Алек.

— Может быть, было достаточно того, что он оказался рядом, — ответил старый волшебник. — Теро думает, что все это происки кого-то, обладающего очень большой магической силой.

Теро протянул кольцо Видонису.

— Может быть, тебе удастся прочесть по нему больше, чем удалось мне. Нельзя упустить ни малейшей возможности.

Видонис положил стальное кольцо на ладонь, дунул на него, потом сжал руку в кулак. После минутного сосредоточенного размышления он покачал головой.

— Как ты и говорил, убийца не оставил следов. Однако кое-что я могу сказать. Кольцо было сделано в Пленимаре, как Серегил правильно предположил, скорее всего в Риге. Выковал его одноногий кузнец, закаляющий сталь в козьей моче. Кольцом долгое время пользовалась женщина… — Старый маг, хмурясь, помолчал. — Женщина из семейства Ашназаи, по-моему. С помощью яда она убила шестерых: четверых мужчин, женщину и младенца — все они были родичами Верховного Владыки, — а потом покончила с собой. Недавно кольцо использовалось, чтобы прикончить нескольких телят. На нем есть отпечаток личности принцессы Клиа — скорее всего от попавшей на него крови — и Торсина. — Видонис еще раз проделал те же действия, потом, подняв брови, взглянул на Серегила. — Я также чувствую какую-то связь с рыбой. Однако тот, кто отравил принцессу, следов не оставил.

— Могли ли это сделать вирессийцы или хаманцы? — спросил Серегила Теро.

— Виресса может быть причастна, но едва ли Хаман. У хаманцев другие дарования. Думаю, пора нам поболтать с Ниалом. Я попрошу Адриэль тайно послать кого-нибудь за ним. Не годится привлекать к этому внимание. Коратан вопросительно посмотрел на Серегила.

— Кто этот Ниал?

— Приятель госпожи Амали. Тут очень деликатное дело, господин. Будет лучше, если Ниал почувствует, что находится среди друзей. Я возьму Адриэль, Алека и Теро в качестве свидетелей. Думаю, Клиа это одобрит. Верно, госпожа?

Принцесса слегка кивнула.

— Ладно, — недовольно буркнул Коратан.

— Это не займет много времени, — пообещал Серегил. — Пошли кого— нибудь сообщить лиасидра, что ты явишься через два часа. — Он помолчал. — Бека, ты не хочешь присутствовать?

Девушка покраснела и заколебалась.

— Ты позволишь, господин?

— Ты будешь моими глазами и ушами, капитан. Я хочу получить от тебя подробный отчет.

Когда все было решено, Серегил вышел из комнаты и обнаружил, что Адриэль ждет его в коридоре.

— Я пошлю Киту за Ниалом, — сказала она. — Ради Беки надеюсь, что он — не предатель.

— Я тоже. Только мне кажется, что он знает больше, чем говорит.

Адриэль двинулась к задней лестнице, и Серегил пошел с ней, знаком велев Алеку и остальным отстать.

На лестничной площадке у двери в кухню Серегил остановил сестру, положив руку ей на плечо. В открытую дверь светило послеполуденное солнце, его яркие лучи зажигали золотые отблески в темных волосах женщины, но и высвечивали темные круги под глазами; Адриэль внезапно показалась Серегилу постаревшей, измученной заботами.

— Хочу тебе кое-что передать. — Серегил вложил ей в руку кольцо Коррута. — Оно должно остаться в Боктерсе. Кто знает, что решит насчет меня лиасидра… — Серегил запнулся, не находя нужных слов.

Солнечный луч заставил большой красный камень вспыхнуть и бросить кровавые отблески на ладонь Адриэль.

Женщина долго смотрела на кольцо, потом повернулась и поцеловала Серегила — сначала в лоб, потом коснулась губами его забинтованной руки.

— Я горжусь тобой, брат. Что бы ни решила лиасидра, ты вернулся — и я горжусь тобой. — Она снова коснулась его пораненной руки. — Могу я взглянуть?

Отметины зубов совсем уже зажили, каждая — пятнышко, окрашенное синим лиссиком.

— Позаботься о том, чтобы это увидели члены лиасидра, — посоветовала Адриэль. — Покажи им, что тебя требуют к себе драконы. Что бы кирнари ни говорили, эту метку драконьей милости ты сохранишь навеки — здесь и здесь. — Она коснулась его груди. — Как будешь готов, приходи. Я позабочусь о том, чтобы Ниала привели побыстрее.

Серегил поцеловал сестру в щеку и вернулся в комнату Клиа. Остальные толпились вокруг постели принцессы.

— Она заговорила! — сообщил Алек, подвинувшись, чтобы пропустить вперед Серегила. — Клиа хочет вместе с нами явиться в лиасидра!

— Сестре хватит сил? — спросил Коратан, взглянув на Мидри.

— Если мы хорошо ее укутаем и по дороге не будет никакой тряски, — ответила целительница. Покачав головой, она обратилась к Клиа: — Настолько ли это важно, чтобы рисковать? Ты недостаточно еще поправилась, чтобы долго говорить.

— Они должны меня увидеть, — с мучительным усилием прошептала Клиа.

— Она права, — сказал Серегил, улыбнувшись больной. — Пусть все увидят, как жестоко были нарушены законы гостеприимства. — Наклонившись и пожав ее здоровую руку, он прошептал: — Не будь ты принцессой, я давно бы взял тебя в подручные.

Пальцы Клиа еле заметно ответили на пожатие, и принцесса слабо улыбнулась.

Глава 52. Длинные уши

Для разговора Адриэль предоставила собственную гостиную. Серегил, Алек, Бека и Теро уже собрались там, когда Кита привел рабазийца. Бека приветствовала его сдержанным кивком, оставшись на своем месте у окна.

Ниал изумленно вытаращил глаза на двоих беглецов.

— Так вас все-таки поймали?

— Нет, мы сами вернулись, — ответил Алек.

— После всех усилий, который стоил побег? Почему?

— По дороге мы выяснили кое-что еще, — сказал Серегил. — Нам снова нужна твоя помощь. Надеюсь, ты поможешь нам столь же охотно, как и раньше.

— Всем, чем смогу, друзья.

— Прекрасно. Есть несколько вещей, которые мне сначала хотелось бы прояснить. Скажи, почему акхендийцы стали нападать не только на меня, но и на Алека с Бекой?

Ниал резко повернулся в своем кресле,

— На вас напали акхендийцы? Когда?

Серегил достал сенгаи.

— Мы нашли его среди имущества так называемых разбойников уже после того, как расстались с тобой.

— Клянусь Светом! Но Райш сказал…

— Мы знаем, что он сказал, — перебил Ниала Серегил. — Я знаю также о ссоре Алека с Эмиэлем-и-Моранти. Ты ведь помнишь тот случай, верно? Алек говорит, что отдал тебе свой амулет для восстановления. Ты его кому— нибудь передал?

Ниал непонимающе посмотрел на Серегила.

— Я передал его Амали. Какое отношение это имеет ко всему случившемуся?

Серегил и Алек обменялись многозначительными взглядами.

— Не можешь ли ты объяснить, каким образом тот же самый амулет — амулет Алека — оказался на браслете, который Амали сплела для Клиа? Том самом браслете, который она использовала, чтобы обвинить Эмиэля? Понимаешь, Ниал, как бы мне ни хотелось верить в это, несчастный ублюдок, я уверен, вовсе не нападал на Клиа.

Ниал побледнел.

— Нет! Она бы никогда…

Алек положил руку на плечо рабазийцу.

— Я знаю, как ты привязан к Амали. Я несколько раз видел вас вместе и однажды слышал, как она говорила тебе о том, что боится за мужа.

— Ты за мной шпионил?

— Не у тебя одного длинные уши, — уклончиво ответил Алек, но краска на щеках выдала его. Ниал поник в своем кресле.

— Амали действительно иногда приходила ко мне. И вы правы, если думаете, что я постарался бы ее защитить. Но мы с ней не любовники. Клянусь.

Бека сидела молча, опустив глаза на стиснутые руки.

— Но она с тобой делится своими заботами? — спросил Серегил.

Ниал пожал плечами.

— До того как мы снова встретились в Гедре, мы не виделись несколько лет. Как ни рад я был возможности быть с ней рядом, не вызывая ревности ее мужа, я сразу почувствовал, что что-то не так. Она сказала мне, что носит ребенка, но намекнула также, что в ее семье не все в порядке. Мы несколько раз разговаривали во время путешествия, а потом уже в самом Сарикали. Амали была несчастна, это я мог видеть, но она только туманно жаловалась на опасения ее мужа по поводу судьбы клана и по поводу исхода переговоров.

Амали намекала, что иногда поведение мужа пугает ее — кажется, что он не в себе. Райш стал еще больше тревожиться после смерти царицы Идрилейн, но худшее было впереди. Он пришел к выводу, что благородный Торсин тайно вступил в заговор с Юланом, который добивался, чтобы порт Гедре снова был закрыт после окончания войны, — а такой порядок сделал бы Акхенди столь же нищим, как и раньше.

— Ему сказал об этом ты? — спросил Серегил, не обращая внимания на изумленный возглас сестры. Ниал вскочил на ноги, не скрывая гнева.

— Как я мог бы, раз ничего не знал! Ты с самого начала не доверял мне, но я ведь не шпион! Я честно помогал вам, не откликаясь на просьбы ни Амали, ни даже моей собственной кирнари передавать им то, что слышу от вас. Ты знаешь о моем даре, Серегил; такой дар может лишить своего владельца атуи, если тот не научится сдержанности. Я хорошо знаю, когда не следует слушать.

— Но Амали расспрашивала тебя? — настаивал Серегил.

— Конечно, расспрашивала! Да и как иначе? Я ее успокаивал и говорил, что Клиа ведет себя благородно, даже если Торсину и нельзя верить.

— Почему ты ничего не сказал об этом мне? — резко спросила Бека.

— Потому что не хотел, чтобы ты подумала, будто я подбиваю тебя раскрывать мне секреты! — бросил в ответ Ниал. — Кроме того, я не поверил Амали. С какой стати Торсину предавать принцессу, служить которой он назначен?

— Амали когда-нибудь упоминала амулет Алека после того, как ты его ей передал? Ты пытался получить его обратно?

— Я один раз спросил ее об амулете, вскоре после того как передал его ей, но Амали сказала, что хочет вернуть его Алеку сама. Я и думать об этом забыл.

— Ты мог бы поклясться в этом в присутствии мага-правдовидца? — спросил Теро.

— Я готов говорить о чем угодно, не опасаясь любого волшебника.

— И ты готов поклясться во всем этом перед лиасидра? — спросил Серегил.

— От твоих слов может зависеть жизнь хаманца.

— Да, конечно!

— Что именно говорила Амали о поведении своего мужа? — спросил Серегил.

— Сначала она только упомянула, что Райш обеспокоен исходом голосования. Но по мере того как время шло, она казалась все более испуганной, говорила, что Райш ведет себя странно, впадает в черную меланхолию и плачет по ночам. Недавно, правда, она сказала мне, что пребывание в Сарикали оказало на него целебное действие, потому что у Райша неожиданно улучшилось настроение.

— Может, это было как раз перед пиром в тупе Вирессы?

Ниал задумался, потом пожал плечами.

— Возможно.

— И это все, что ты знаешь?

—Да.

Серегил поднялся и наклонился над Ниалом.

— Тогда скажи мне вот что: почему ты отправился вслед за нами? Теро говорит, тебя никто об этом не просил — ты вызвался сам. Беке ты сказал, что сделал это, чтобы защитить нас, однако теперь утверждаешь, что ничего не знал о мотивах Райша. Ты должен был что-то подозревать, иначе почему ты решил, что на территории Акхенди нам нужна защита?

Ниал смущенно опустил глаза.

— В тот день, когда вы исчезли, после того как хаманцы объявили тетсаг, я видел, как Райш подошел к Назиену-и-Хари. Я… Я подслушал, как он сказал ему об определенном перевале. Я и сам думал, что вы отправились той дорогой, только тогда я не знал, что она непроезжаема из-за оползня. Наверное, Райш тоже догадался, куда вы двинетесь, сказал я себе, только зачем ему говорить об этом хаманцам? Вот тогда я и заподозрил, что за его меланхолией что-то скрывается. У меня не было времени потребовать у него объяснений — да он ничего мне и не сказал бы, а Амали уехала. Я рассудил, что если найду вас раньше других, то смогу уберечь от опасности, может быть, даже помочь вам бежать. Впрочем, я все еще не понимаю, как нападение на вас связано с отравителем.

— Ты сам это объяснил, — ответил ему Алек. — Райш решил, что Торсин предал интересы его клана, и осуществил возмездие сам, заодно бросив тень на Вирессу и Хаман, чтобы они не смогли принимать участия в голосовании.

— И вы думаете, что Амали ему помогала? — тихо спросил Ниал.

— Я рассчитываю раз и навсегда выяснить это сегодня вечером, — сказал Серегил.

— Расскажешь ли ты лиасидра то, что рассказал нам сейчас? — спросила Адриэль.

— Разве у меня есть выбор, кирнари? — грустно ответил Ниал. — Клянусь тебе, Серегил, Светом Ауры, что я хотел только защитить вас. Я был уверен, что вы не уехали бы без очень веской причины. Надеюсь, мои поступки помогут тебе начать мне доверять. — Ниал коснулся своего сенгаи. — Мои поспешные действия могут мне дорого обойтись.

— Ты не рассказал ничего об этом Мориэль-а-Мориэль? — спросила Адриэль.

— Нет, кирнари. Я надеялся, что, может быть, и не придется. Но лгать ей я не буду.

Серегил искоса бросил взгляд на Теро, который, пока Ниал говорил, рискнул прошептать запретное заклинание. Маг слегка кивнул:

— рабазиец говорил правду.

— Мне придется забрать обратно кое-что из того, что я о тебе говорил, друг, — обратился к Ниалу Серегил, положив руку на плечо рабазийца, и незаметно подмигнул Беке. — Капитан, пока все не кончится, поручаю тебе обеспечить его безопасность.

— Будет исполнено, господин, — заверила его Бека.

Оставшись снова наедине с Ниалом, Бека обнаружила, что не может найти нужных слов. Неуютное молчание все длилось; девушка так и осталась стоять у окна.

Долг или нет, а ошибку она совершила. Ниал так сильно рисковал, чтобы остаться ей другом и возлюбленным, — гораздо больше, чем она подозревала. Чем же отплатила ему она? Она была слепа и подозрительна, проявила полную готовность верить самому плохому. Беке очень хотелось что-нибудь сказать, как-то объяснить свое поведение, но слова все не шли. Наконец она заставила себя взглянуть на Ниала и обнаружила, что тот мрачно смотрит на свои стиснутые руки.

— Думаю, Серегил прав насчет Амали, — прервал он молчание. — Она всегда использовала меня, а я позволял, чтобы она меня использовала. — Ниал поднял глаза на Беку и покраснел. — Может быть, мне не следует говорить с тобой о ней…

— Нет, все в порядке. Продолжай. Ниал вздохнул.

— Мы собирались пожениться, но Амали передумала. Ради блага клана, говорила она тогда: в ней нуждался кирнари. — Рабазиец горько усмехнулся. — Ее семья, конечно, была этому рада. Им такое замужество нравилось гораздо больше, чем перспектива породниться с бродягой вроде меня. Ведь здесь важнее всего долг, семья, честь.

Последние слова Ниал произнес со смесью сожаления и печали; Бека удивилась:

— Судя по твоему тону, ты не разделяешь таких взглядов.

Он пожал плечами.

— Я путешествовал больше, чем другие ауренфэйе, и теперь мне кажется, что иногда нужно переступить через закон ради того, что ты считаешь правильным.

Бека спрятала улыбку.

— Это не очень хорошо тебя характеризует, не так ли? Ниал бросил на нее оскорбленный взгляд.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я поговорила со своими солдатами и кое-кем из боктерсийцев. Похоже, никто ни о чем не знал до середины дня, а ты только что признался, что наша цель была тебе известна с самого начала. Значит, ты молчал, чтобы дать нам фору, а потом еще и показал Серегилу дорогу, когда нашел их с Алеком.

Бека подошла к Ниалу и остановилась перед ним, уперев руки в бедра. Рабазиец откинулся в кресле, с сомнением и растерянностью глядя на девушку.

— И к тому же, — прорычала Бека, — как выяснилось, ты много лет был другом женщине, которая разбила твое сердце, и позволял ей вить из себя веревки вместо того, чтобы посоветовать пойти и утопиться. Совершенно непонятное поведение, как ни посмотреть! Уж я знала бы, как с тобой поступить, окажись ты под моей командой!

— И как же? — гневно спросил Ниал. Усевшись верхом ему на колени, Бека схватила Ниала за уши и прильнула к его губам.

На мгновение ей показалось, что она ошиблась: рабазиец отшатнулся и не ответил на ее поцелуй. Потом сильные руки крепко обняли ее, и Бека, отпустив уши Ниала, стала гладить его темные волосы.

Когда они наконец разомкнули объятия, рабазиец скептически поднял бровь:

— Вот, значит, каким способом ты поддерживаешь дисциплину среди своих солдат? Бека ухмыльнулась.

— Ну, не совсем. По правде говоря, если бы кто-то из них оказался таким обманщиком, я бы привязала его к ближайшему дереву и всыпала десятка два плетей. То же самое полагается, кстати, за любовные шашни. Но я, пожалуй, не стала бы возражать, чтобы на моей стороне оказался человек с твоими талантами.

— Ты предлагаешь мне отправиться с тобой в Скалу?

— Я уже просила тебя об этом, тогда, на пиру у вирессийцев, — напомнила ему Бека. — Ты так ничего и не ответил.

— Это означало бы покинуть Ауренен и участвовать с тобой вместе в войне.

— Да.

Ниал стиснул руки Беки.

— Когда я вернулся и узнал, что ты попала в засаду… Ты ведь знаешь, я хороший следопыт. Следы, по которым я шел, говорили мне об одном: вскоре где-нибудь у дороги я найду твое мертвое тело. У меня было несколько минут на то, чтобы свыкнуться с этой мыслью, пока я не добрался до места, где тебе удалось сбежать. Ты поразительная женщина, Бека Кавиш, и очень везучая. Я даже думаю, что тебе, может быть, удастся остаться в живых на этой вашей войне.

— Я именно это и планирую сделать.

— Решив, что ты погибла, я понял, что люблю тебя, — сказал Ниал так, словно это все объясняло.

— Я обычно стараюсь получить как можно больше комплиментов, но не уверена, что это — тоже комплимент.

Ниал на мгновение зажмурился и еще крепче сжал руки Беки.

— Ах, тали, до чего же трудно объяснить… Если бы ты была, как Алек…

— Мужчиной?

Карие глаза широко раскрылись.

— Нет, яшелом. Мы называем скаланцев тирфэйе. Ты знаешь, что это слово значит?

— Конечно. «Люди с короткой…» — От ужаса слова застряли в горле Беки.

— Я люблю тебя, тали, — сказал Ниал, беря лицо Беки в ладони. — Ты единственная женщина, кроме Амали, которую я в жизни любил. В первый же раз, когда я увидел тебя тем утром в Гедре, с этими великолепными волосами, сияющими на солнце… — Он вздохнул. — Однако браки между нашими расами — нелегкая вещь. Сможешь ли ты вынести, что я остаюсь молодым, когда ты стареешь?

— Сможешь ли вынести это ты, хочешь ты сказать? — Бека встала с колен Ниала и снова отошла к окну. Там, где только что было ее сердце, разверзлась черная, полная боли бездна. — Я поняла тебя. Тебе не захочется быть связанным с морщинистой старой развалиной.

— Перестань!

Как не раз в прошлом, Ниал подошел к ней совершенно неслышно. Бека вздрогнула и обернулась. Ниал схватил ее за плечи, лицо его было так близко, в глазах стояли слезы…

— Я готов рискнуть, — выдохнул он. — Я просто не хочу никогда больше видеть ненависть и недоверие, когда ты смотришь на меня. Мне нелегко дались последние несколько дней — и твоя враждебность, и мысли о том, что я могу найти тебя мертвой. Мне предстоит потерять тебя, но пока мы вместе, я нуждаюсь в твоем доверии. Мне нужно, чтобы ты верила: я люблю ту женщину, которую увидел в тот первый день в Гедре, независимо от того, что сделает с тобой время. Ауренфэйе и тирфэйе случалось любить друг друга и раньше; это возможно, но лишь при условии доверия и терпения.

Бека смотрела в чистые карие глаза и ощущала тот же жар, что и при их встрече в Гедре.

— Я готова стараться ради этого, тали, — ответила она Ниалу. — Но если ты последуешь за мной, к следующей весне ты или я можем погибнуть. Ты готов пойти на такой риск?

— Готов, моя прекрасная воительница. — Ниал прижал к губам прядь рыжих волос.

«Прекрасная?» — подумала Бека, снова прижимаясь к нему. Когда она начала верить в то, что это так и есть?

— Твоя кирнари отпустит тебя?

— Она, пожалуй, будет рада от меня избавиться после всего, что узнает сегодня вечером. В противном случае… — Ухмылка Ниала могла поспорить с кривой усмешкой Серегила. — Мне кажется, теперь уже немного поздно спрашивать разрешения, правда?

Глава 53. Обвинения

— Мы ведь совсем не собирались возвращаться. Что мы будем отвечать, когда нас будут расспрашивать, почему мы уехали? — обеспокоенно спросил Алек, когда они с Серегилом переодевались перед вечерней встречей. — Мне не нравится перспектива лгать лиасидра.

— Так не лги, — ответил Серегил, перерывавший сундук в поисках нужного кафтана. — Просто стой со мной рядом и выгляди искренним. Это твое качество было первым, что я заметил, когда мы повстречались.

— Какое? Что я не умею лгать? — Алек с усмешкой запустил руку в сундук и выудил оттуда свой любимый голубой кафтан.

— Да, и еще что у тебя честное лицо. Такие качества бывают очень полезны. — Серегил помедлил, разглядывая скромный черный кафтан, потом отбросил его — слишком он был мрачен для теперешних обстоятельств. Темно-зеленый тоже оказался отвергнут: его оттенок слишком напоминал цвет клана Боктерса и мог быть воспринят как неуклюжая попытка казаться своим.

Наконец Серегил остановился на одном из кафтанов Алека — красновато— коричневом: уж этот-то цвет не мог вызвать никаких нежелательных ассоциаций.

«Никому нет дела до того, что будет на мне надето… Да, но все же лучше думать об одежде, чем о том, куда я отправляюсь», — решил Серегил.

Натянув кафтан, он застегнул резные пуговицы, поправил пряжку широкого пояса и принялся рассматривать в зеркале синяки на лице. Те, что поставил ему Эмиэль, начали желтеть, но след удара акхендийца, напавшего из засады, все еще оставался воспаленным. Вид в целом был ужасным.

— Синяки будут виднее, если ты завяжешь волосы сзади, — предложил Алек, догадавшийся о мыслях друга.

— Удачная идея.

В дверь постучали, и вошел Теро.

— Коратан ждет. Вы готовы?

— Как на твой взгляд, все в порядке? — пожал плечами Серегил. Теро критически оглядел друзей, потом подошел к Алеку и подергал его за темную прядь.

— Ни к чему объяснять, почему ты вдруг стал темноволосым. Стой смирно.

Волшебник на секунду закрыл глаза, сосредоточиваясь, потом медленно провел пальцами по волосам юноши от лба к затылку. Волосы обрели свой естественный цвет.

— Спасибо, Теро. Я всегда предпочитал блондинов, — сказал магу Серегил.

— Это и раньше служило мне большим утешением, — не остался в долгу Теро и показал на плащи. — Надвиньте капюшоны пониже, пока не придет время для вашего торжественного появления. Я буду с Клиа.

— Мне начинает казаться, что я — один из актеров в театре Тирари, — сказал Алек.

— Мне тоже, — ответил Серегил. — Будем надеяться, что сегодняшнее представление не окажется трагедией.

Остальные обитатели дома уже собрались в главном зале. Адриэль и ее свита окружили Коратана и задрапированные бархатом носилки Клиа. Все, что смог разглядеть сквозь толпу Серегил, были обутые в сапоги ноги принцессы, прикрытые подолом шелкового платья. Бека и ее солдаты находились рядом, но держались отдельно от охраны Коратана. Ниал тихо разговаривал с кем-то из подчиненных Меркаль.

Мидри встретилась глазами с Серегилом, подошла к брату и крепко сжала его руки.

— Как ты думаешь, что сделает со мной лиасидра, когда узнает, что я вернулся? — спросил он ее.

— Не знаю. Кирнари очень разгневаны. Хаман требует на этот раз смертного приговора.

Серегил улыбнулся Мидри своей кривой улыбкой.

— Посмотрим, что они будут говорить после того, как я с ними разделаюсь сегодня вечером.

С Коратаном и Адриэль впереди процессия двинулась в путь. Солдаты Бракнила несли носилки Клиа, по обеим сторонам от принцессы шли волшебники Орески и остальные воины турмы Ургажи. Клиа откинулась на подушки, бледная, но полная решимости. Изуродованная рука, с которой сняли повязки, лежала у нее на груди.

Серегил и Алек опять постарались затеряться среди охранников Коратана, используя последние остающиеся им моменты анонимности.

— Смотри, луна уже здорово выросла, — прошептал Алек. «И мы могли бы уже быть в Скале», — мысленно закончил за него Серегил.

Окружающий Вхадасоори хоровод каменных великанов был погружен в темноту и безлюден, но вокруг здания лиасидра сияли огни.

У входа собралась толпа; лица казались черно-белыми масками в свете факелов и волшебных огней.

Скаланцы прибыли последними. Круглый зал и галереи были уже набиты битком. Серегил и Алек остались вместе с охраной в вестибюле; оттуда им было видно, как остальные занимают места. Адриэль и Теро проводили Коратана в ложу Боктерсы. Судя по сосредоточенному лицу молодого мага, он, насколько мог, вливал в Клиа свою жизненную силу.

Серегил следил за Райшем-и-Арлисандином, когда меньше чем в двадцати футах от того места, где сидел кирнари Акхенди, поставили носилки Клиа. Однако лицо акхендийца не выражало ничего, кроме сочувствия.

— Что, если мы ошибаемся? — прошептал Алек.

— Мы не ошибаемся. — Пальцы его друга стиснули запечатанную бутылочку. «Если виновен не он, то она», — подумал Серегил.

Раздался ритуальный звон серебряного жезла, прозвучали традиционные слова. Кирнари Силмаи вступил в центральный круг и протянул руки к Клиа.

— Коратан-и-Мальтеус Ромеран Балтус из Римини, брат царицы Фории и принцессы Клиа-а-Идрилейн, родич Адриэль-аИллии из Боктерсы, требует воздаяния за преступления, совершенные против его сестры и посла Скалы, Торсина-и-Ксандуса. Поскольку преступления были совершены на нашей священной земле, лиасидра объявляет тетсаг против виновных. Адриэль-а— Иллия, будешь ли ты говорить от лица своих родичей?

— Буду, достопочтенный. В жилах детей Идрилейн, как и в моих, течет кровь Коррута.

Удовлетворенный ответом, Бритир поднял руку.

— Введите обвиняемых.

Серегил не мог их видеть, но по движению толпы догадался, что Эмиэль и Юлан вошли в зал.

— Эмиэль-и-Моранти, ты призван на суд лиасидра по обвинению в насилии против Клиа-а-Идрилейн, совершенном, когда она была гостьей твоего клана, — объявил Бритир. — Если это будет доказано, позор падет на весь клан Хаман. Что можешь ты сказать?

— Ради себя самого и ради чести клана я отвергаю обвинение, — громко заявил Эмиэль.

Бритир кивнул и повернулся к другому обвиняемому.

— Юлан-и-Сатхил, кирнари Вирессы, ты отвечаешь за свой клан по обвинению в том, что под твоей кровлей на священной земле совершено святотатство — убийство гостя. Что можешь ты сказать?

Ровный голос кирнари Вирессы легко разнесся по всему залу.

— Если будет доказано, что преступления совершены в тупе Вирессы, я возьму на себя и свой клан ответственность за них и приму позор, который падет на мое имя. До этого момента, однако, ради себя самого и ради чести клана я отвергаю обвинение.

— Он еще пожалеет об этих словах, — проворчал Алек.

— Ну, пари я держать бы не стал, — предостерег его Серегил. Коратан и Адриэль склонились над носилками Клиа, совещаясь о чем-то, потом повернулись к членам совета. Адриэль сделала шаг вперед.

— Скаланцы ищут справедливости и наказания преступников, но не этих обвиняемых.

По залу пробежал шумок; Серегил не отрываясь смотрел на Райша. Акхендиец сидел неподвижно, положив руки на колени.

— Но ведь наверняка Коратану-и-Мальтеусу сообщили о доказательствах их вины? — спросил Бритир.

— У меня имеются собственные доказательства, — ответил Коратан. — Ты позволишь, старейшина?

Силмаец занял свое место в ложе и знаком предложил Коратану продолжать.

— Ну вот и до нас дошла очередь, тали, — прошептал Серегил, у которого внезапно пересохло горло. Сбросив плащи, они с Алеком вышли на середину круга.

По всему залу раздался возбужденный шепот; те, кто знал их в лицо, называли имена свидетелей сидевшим вокруг и передавали новость в задние ряды и на галерею.

Бросив искоса взгляд на Райша, Серегил увидел, что тот кажется не более изумленным, чем все вокруг.

— Серегил из Римини! — наконец воскликнул Бритир, словно не веря собственным глазам.

Серегил поклонился, широко раскинув руки в традиционном жесте покорности.

— Да, кирнари. Я вернулся, чтобы просить о прощении, хотя и знаю, что не заслуживаю снисхождения.

— Этот человек нарушил условия тетсага, мои братья и сестры, — объявила Адриэль. — Поэтому его клан, Боктерса, требует его себе для свершения правосудия. Однако свое преступление он совершил, служа народу, к которому был изгнан, чтобы доказать свою верность Клиа и ее родичам, так же как и его спутники, Бека-а-Кари и Алек-и-Амаса. Прошу вас, кирнари, позвольте им свидетельствовать перед вами ради того, чтобы восторжествовала справедливость.

— Это оскорбление всему Ауренену! — возразила Лхаар-а-Ириэль, в гневе вскочив на ноги. — Кто этот тирфэйе Коратан, чтобы явиться незваным в нашу землю и требовать нарушения наших законов ради его удобства? Изгнанник показал себя тем, кто он есть, — предателем и нарушителем клятвы. Как смеет он явиться сюда за чем-либо, кроме наказания?

— Посмотри на метку, которую оставил на изгнаннике дракон! — крикнул со своего места Риагил. — Вы, катмийцы, гордитесь своим знанием повадок и мыслей драконов. Так осмотри метку и расшифруй ее для нас.

— Какую метку?

Серегил сорвал повязку и поднял руку. Катмийка подозрительно прищурилась, рассматривая отметины драконьих зубов.

— Я знаю, кто ты такой, — прошипела она слишком тихо, чтобы кто— нибудь, кроме Серегила, мог ее услышать. — Это какая-то скаланская уловка.

— Присмотрись внимательно, кирнари. Как бы ты меня не ненавидела, честь помешает тебе солгать.

Лхаар бросила на него испепеляющий взгляд, потом взяла протянутую руку так, словно та была покрыта нечистотами. Катмийка совсем не старалась быть осторожной, но Серегил охотно вытерпел боль, когда та стала ощупывать пораненное место. Он с радостью вытерпел бы и большее ради удовольствия увидеть, как на лице старой сварливой женщины против воли отразилось благоговение.

— Он и правда отмечен драконом, — наконец объявила Лхаар. — На изгнаннике знаменательная метка: знак милости Светоносного, хотя почему это так, я не могу сказать.

— Благодарю тебя, — сказал ей Бритир. — Изгнанник ответит за свои поступки, но сейчас мы должны проголосовать: даем ли мы ему и его спутникам разрешение говорить? Что скажете вы, мои братья и сестры?

Кирнари один за другим выразили согласие.

— Сначала я хочу выступить в защиту Эмиэля-и-Моранти, — сказал Серегил, поворачиваясь к хаманцу.

Эмиэль стоял рядом с креслом Назиена; он подозрительно взглянул на Серегила, как будто расценил его слова как жестокую шутку. На лице кирнари отразилось напряженное внимание.

— Почтенные члены лиасидра, — продолжал Серегил, — как вы знаете, есть доказательства того, что Эмиэль-и-Моранти причинил вред принцессе Клиа — или напал на нее, или отравил. Однако с самого начала у меня появились сомнения. Теперь я могу представить вам новые свидетельства, которые докажут его невиновность.

Клиа привезли с охоты умирающей, со следами пальцев на горле. Алек-и— Амаса и другие видели, как принцесса боролась с Эмиэлем, и подумали, что он напал на нее.

Серегил протянул руку в сторону Клиа.

— Вы все знаете, что Клиа-а-Идрилейн — искусный дипломат. Однако она также и воительница и при нападении оказала бы сопротивление. Она и боролась: под ногтями у нее оказалась кровь, однако это была ее собственная кровь. На Эмиэле не оказалось никаких следов борьбы. Клиа задыхалась, она была за несколько часов до того отравлена ядом апакинаг и в панике царапала собственное горло. Многие из вас знают, как действует этот яд:

посмотрите на Клиа теперь, поговорите с Мидри-а-Иллией и Ниалом-и— Некаи, которые ее лечили. Я полагаю, хаманец говорит правду, когда утверждает, что просто хотел помочь принцессе, когда той стало плохо.

— Но как насчет акхендийского амулета, который носила Клиа? — спросила кирнари Рабази. — Не можешь же ты отрицать этого свидетельства!

— Амулет доказывает насилие Эмиэля, но совершенное не против Клиа и не в тот день. — Серегил открыл бутылочку и передал Алеку браслет, бросив при этом взгляд на Райша-и-Арлисандина. Лицо акхендийца по-прежнему ничего не выражало.

Алек поднял браслет так, чтобы всем было видно.

— Плетеная лента принадлежит Клиа, и сделала ее Амали-аЯссара из Акхенди. Однако сам талисман — резная фигурка — был заменен. Я знаю это, потому что амулет принадлежал мне. Насилие Эмиэля было направлено против меня, вскоре после нашего прибытия в Сарикали. Это могут подтвердить те его родичи, кто был рядом в тот день, а также Ниал-и-Некаи, Кита-и-Бранин и Бека Кавиш.

— Это абсурдно! — возразил Элос-и-Ориан. — Как могла Амали не увидеть, что с ее собственной работой что-то сделали!

— Ниал передал мой талисман Амали-а-Яссаре из Акхенди, чтобы она его восстановила. Я больше амулета не видел до тех пор, пока не присмотрелся к браслету Клиа уже после того, как мы покинули Сарикали.

— Амали наверняка увидела бы различия, — снова заговорил Серегил. — Мы думаем, что она ничего не сказала потому, что именно она и подменила фигурки, чтобы опозорить Хаман и лишить его права участвовать в голосовании.

Все взгляды обратились на кирнари Акхенди и пустое кресло Амали с ним рядом.

— Я отвергаю обвинение, — сказал Райш ровным голосом. — Моя жена была нездорова. Может быть, она ошиблась. Она предложила еще раз прочесть то, что сохранилось в талисмане, но изгнанник уже увез его с собой. Может быть, он и подменил фигурки, и сделал это с той же самой целью: опозорить Хаман.

— О Иллиор! — простонал Алек, однако прежде чем Серегил успел ответить, опять вмешалась кирнари Катме.

— Если бы это было так, зачем бы он стал опровергать свидетельства против Хамана сейчас? — бросила Лхаар. — И зачем ему обвинять акхендийцев, которые все время поддерживали Скалу? И к тому же кто, кроме акхендийца, смог бы поменять амулеты, не нарушив магии? — Она повернулась к Алеку. — Ты знаешь еще что-нибудь?

— Мне… мне так кажется, кирнари, — заикаясь, ответил тот. — Я думаю, что видел, как Амали произвела подмену утром в день охоты. Позднее, когда я нашел браслет и привез его в город, Райши-Арлисандин настоял, чтобы его обследовала именно Амали, хотя он сам или любой акхендиец мог сделать это так же легко. В то время я не обратил внимание на такую странность, поскольку амулет сделала Амали.

— И ты утверждаешь, что ничего об этом не знал? — спросил Бритир Райша.

— Ничего, — ответил тот.

— Сначала могло так и быть, — вмешался Серегил. — Амали не стала бы рассказывать тебе о талисмане, потому что тогда ты мог догадаться, как она его получила, и разгневаться.

Райш сердито нахмурился и покраснел.

— Что ты хочешь сказать?

— Что твоя ревность к прежнему возлюбленному твоей жены, Ниалу-и— Некаи, известна и что ты не одобрял их дружбу. Поэтому ты мог не знать, что она сделала, пока не оказалось слишком поздно, так же как Амали не знала о твоих действиях, иначе не стала бы вмешиваться, не так ли? Между вами явно возникло недоразумение из-за взаимного непонимания.

— Объясни, — сурово потребовал Бритир.

— Я могу лишь предполагать, достопочтенный, — ответил Серегил. — Когда Торсин умер, а Клиа была отравлена, я стал гадать, кто может быть виноват в этом. Такие злодеяния редки здесь, но я, как тебе известно, провел большую часть жизни в Скале, где они — обычное дело. Я много лет имел возможность изучать пути бесчестья. Я даже научился использовать эти свои знания, хотя и не так, как некоторые из вас считают. Я не убийца, но мне известно, как думают убийцы, насильники, предатели, Я не рассчитывал столкнуться с ними здесь, в Ауренене, в Сарикали. Мои детские воспоминания слишком долго туманили мой взгляд и мешали задавать правильные вопросы. Я продолжал гадать, кому было больше всех выгодно устранение Клиа, вместо того чтобы поинтересоваться, кто больше всего от этого потеряет.

— И ты утверждаешь, что убийца — акхендиец?

— Да, кирнари. Когда мы с Алеком и Бекой покинули Сарикали, мы старательно путали следы. И все же все мы стали жертвами нападения акхендийцев, стремившихся убить, а не захватить нас в плен. Мы с Алеком попали в засаду; вооруженный отряд ждал нас как раз у того перевала, который я выбрал. Кто-то сообщил этим людям, где нас искать, кто-то, в чьих силах было нас выследить, поскольку я никому не говорил, по какой дороге поеду. После схватки мы нашли среди вещей нападавших вот это.

Серегил вытащил акхендийский сенгаи и показал всем собравшимся.

— Нам это становится известно только с твоих слов, — сказал Руэн-и-Ури, кирнари Дации.

— Я подтверждаю сказанное Серегилом, — сказал Ниал, выступая вперед. — Я выслеживал изгнанника и его тали и догнал их как раз в тот момент, когда на них напали. С помощью Алека мне удалось спасти Серегила: его хотели убить. Все вместе мы отогнали врагов. Тела тех, кого мы убили, все еще лежат там, насколько мне известно. Потом, когда я вернулся, чтобы найти Беку Кавиш, я обнаружил, что на нее и на моих людей тоже напали. Я отправился следом и увидел, как ее пытались убить снова — на этот раз воины, открыто носившие сенгаи Акхенди.

— Ты помог изгнаннику бежать? — спросил Бритир, подняв брови.

Ниал спокойно встретил его гневный взгляд.

— Да, кирнари.

Силмаец покачал головой, потом снова перевел глаза на Серегила.

— Я до сих пор не вижу доказательств того, что отравителем был акхендиец.

— С помощью руиауро я понял, кирнари, что мы с Алеком на пиру в тупе Вирессы своими собственными глазами видели, как действовал отравитель. Райш-и-Арлисандин сам носил то кольцо и убил благородного Торсина, дружески пожав ему руку. Позже кто-то вложил кисточку от вирессийского сенгаи в руку Торсина, чтобы выставить виновником кирнари Вирессы. Таков был сигнал, которым Юлан-и-Сатхил и Торсин вызывали друг друга на секретные встречи. Только та кисточка была не от сенгаи Юлана, и тем вечером никто не посылал ее Торсину.

— Почему Райш стал бы убивать Торсина-и-Ксандуса? — спросил явно озадаченный кирнари Брикхи.

— Потому что скаланский посол вел тайные переговоры с Вирессой об открытии Гедре лишь на время. Бритир повернулся к Клиа.

— Это правда?

Клиа что-то прошептала Адриэль, и кирнари Боктерсы передала ее слова:

— Клиа узнала об этом незадолго до смерти посла. Он действовал так по приказу Идрилейн на случай, если лиасидра отклонит ту просьбу, с которой прибыла Клиа. Тем временем она продолжала выполнять отданные ей приказания, надеясь, что удастся договориться об открытии Гедре навсегда.

Райш продолжал смотреть на них без всякого выражения и продолжал молчать.

Бритир поманил к себе остальных кирнари, за исключением Адриэль и Райша, и после нескольких минут взволнованного перешептывания, когда те вернулись на свои места, сказал Серегилу:

— Мы намерены выслушать все, что ты можешь сказать об этом предполагаемом отравлении.

— Как я уже говорил, в то время я не понял, что вижу; догадываться я начал лишь после нападения на нас в горах. Думаю, что только Райш и Амали знали о браслете и о том, как важно, чтобы подмена талисманов не была обнаружена. Кто-то из них воспользовался амулетом, чтобы выследить нас и устроить засаду.

Однако не только браслет Клиа указывал на них. Дело было еще и в исчезновении талисмана Торсина, и поэтому я думаю, что Клиа стала случайной жертвой.

Когда наутро после пира у Вирессы тело Торсина принесли в дом, где жили скаланцы, Алек обратил внимание на то, что предупреждающий об опасности амулет посла отсутствует. Если отравитель знал, что собой представляет такой талисман, он снял его, чтобы не оставлять следов.

Серегил повернулся лицом к Райшу.

— Ты снял амулет сразу же, как только отравил посла, кирнари, зная, что иначе он тебя выдаст. Ты притворился, что споткнулся, и воспользовался обычным заклинанием, чтобы развязать узел на завязке браслета. Притворная слабость помогла тебе незаметно совершить эту маленькую кражу, но тут вмешалась Клиа, по доброте своей схватив тебя за руку, чтобы поддержать.

— Но подожди! — воскликнул Элос-и-Ориан. — Если это так, то почему амулет Клиа не выдал его точно так же, как выдал бы амулет Торсина?

— Потому что тут не было злого умысла, кирнари. Магия амулета умеет только одно: предостеречь. Поскольку отравление Клиа было несчастным случаем, ничто не привело в действие волшебство. Может быть, Райш находил оправдания убийству Торсина: тот был стар и уже смертельно болен. Он был всего лишь тирфэйе. Он вступил в заговор с Юланом, чтобы лишить Райша единственной надежды на спасение клана. Но Клиа?

Серегил с жалостью посмотрел на старика.

— Я видел твое лицо, когда принцесса помогла тебе удержаться на ногах. Если бы ты замышлял злодейство против нее, талисман на ее браслете выдал бы тебя немедленно. Ты это знал и оставил его на месте. Ты никому не рассказал о том, что сделал, — даже Амали. Это тоже было ошибкой, учитывая, как беспокоилась о тебе жена.

Все знали, что на следующее утро Клиа едет на охоту с хаманцами. Амали решила, что ей представляется шанс опозорить тех, кто, как она считала, вредит интересам Акхенди. Ты ведь ни о чем не подозревал, пока не был найден браслет, правда? Ты хотел возложить вину на Вирессу, и вмешательство Амали только запутало дело. Как только я передал браслет тебе, ты догадался, что произошло, и попытался отобрать у меня амулет.

Серегил помолчал, качая головой.

— С самого начала доказательства не соответствовали предположительно случившемуся. Их было слишком много, они слишком легко находились. Ты наконец выдал себя, начав охоту за нами. — Он снова поднял сенгаи. — Ты не мог рисковать тем, что мы узнаем твой секрет, что возвращает меня снова к Ниалу.

Ниал вышел вперед и, не глядя на кирнари Акхенди, пересказал то, что уже говорил в гостиной Адриэль.

— Амали не могла назвать мне причину странного отчаяния своего мужа, и я ни о чем не догадывался, пока не отправился на поиски трех беглецов. Как и Серегил, я сам не понимал, что увидел, я только хотел защитить Беку, которую люблю. Я действительно помог Серегилу и Алеку отбиться от устроивших засаду. Эти люди хотели убить Серегила, и их замысел удался бы, не окажись там меня. Я расстался с беглецами, так еще ничего и не понимая. Я старался защитить Амали до тех пор, пока не убедился в ее двуличии. Даже любовь имеет свои пределы.

В зале стало тихо.

— Ты должен ответить на эти обвинения, Райш-и-Арлиеандин, — наконец сказал Бритир.

Акхендиец поднялся и горделиво выпрямился.

— Тетсаг не был объявлен. Я отвергаю обвинения.

— Что скажешь ты, Коратан-и-Мальтеус? — спросил силмаец.

— Я поддерживаю все, сказанное здесь, и настаиваю на том, чтобы правосудие свершилось, — проворчал принц.

— У тебя есть еще какие-нибудь доказательства, Серегил?

— Нет, достопочтенный.

Бритир покачал головой; он казался еще более старым, чем обычно.

— Перед нами трудное дело, братья и сестры. Лиасидра должна глубоко все обдумать. Райш, ты должен вызвать жену, чтобы она ответила на выдвинутые против нее обвинения. До того да пребудет все в руках Ауры…

— Что! — вскочил Коратан, но Адриэль положила руку ему на плечо и что— то горячо зашептала.

Алек в отчаянии бросил взгляд на Серегила, но тот лишь покачал головой и двинулся к местам, занятым скаланцами.

Старый силмаец снова поднял голос.

— Однако остается еще вопрос тетсага, объявленного Хаманом против изгнанника Серегила. Он нарушил клятву, данную и Хаману, и лиасидра насчет условий, на которых ему было позволено вернуться.

— Разве было нарушением клятвы исполнение приказов тех, кому он теперь служит? — спросила Ириэль-а-Касраи, кирнари Брикхи.

— Он ауренфэйе и должен подчиняться нашим законам, — заявил Гальмин— и-Немиус.

— Однако он был изгнан и служит скаланцам. Разве не избавляет это его от наказания по закону, так же как лишает поддержки его рода? Раз ему не позволено поступать как представителю нашего народа, то действуют ли в отношении Серегила наши законы? — сказал Юлан-и-Сатхил.

Серегил внимательно посмотрел на вирессийца, прекрасно понимая, что за этой неожиданной поддержкой скрываются какие-то собственные интересы Юлана.

— Так что же, ограничения, на которые согласились скаланцы и сам Серегил, ничего не значат? — фыркнула Лхаар-а-Ириэль. — Если так, то почему бы тирфэйе просто не взять у нас то, что им нужно, не спрашивая согласия? Ты создаешь опасный прецедент, Юлан. Были выдвинуты условия, на них было получено согласие. Скаланцы и изгнанник должны их выполнять.

— Скаланцам был причинен вред! — возразила Адриэль. Бритир поднял руки, призывая к порядку.

— Это все тоже нужно тщательно обсудить. Нам нужно время на размышления. Назиен-и-Хари, продолжаешь ли ты настаивать на тетсаге против этого человека, Серегила из Римини?

— Честь требует этого, — сурово ответил Назиен. — Он нарушил условие. Его кирнари должна взять на себя ответственность за него.

Алек так стиснул кулаки, что пальцы побелели. .

— Этот неблагодарный сукин сын…

— Нет, Алек, — поспешно прошептал Серегил. — У него нет выбора.

Адриэль поднялась и низко поклонилась.

— С глубокой грустью я признаю справедливость твоего требования, кирнари. Своей честью и честью своего клана клянусь держать изгнанника под стражей, пока не будет принято решение лиасидра.

— Хорошо, — сказал Бритир. — Мы снова соберемся завтра утром и продолжим обсуждение. Райш-и-Арлисандин, ты вызовешь Амали-а-Яссара. Коратан-и-Мальтеус, ты должен до следующей луны доказать свои обвинения.

Клиа встрепенулась и протянула к принцу здоровую руку. Он выслушал сестру и спросил:

— Что насчет голосования?

— Его придется отложить, пока не решатся другие дела, — ответил Бритир.

— Проклятие! — прошипел Алек.

Прозвучала заключительная молитва, и толпа медленно начала расходиться. Серегил наклонился к Алеку, словно желая утешить друга, и быстро прошептал ему на ухо:

— Потребуй, чтобы тебе разрешили остаться со мной. Устрой сцену.

Алек бросил на него удивленный взгляд.

— Что? Я не могу…

— Сделай, как я говорю!

— Пойдем, Серегил, — окликнула его Адриэль.

— Позволь мне пойти с ним! — выкрикнул Алек, хватая Серегила за руку. Он покраснел, когда Бека и Теро изумленно обернулись, но продолжал упорно цепляться за друга.

Адриэль сочувственно похлопала его по плечу.

— Мне очень жаль, дорогой мой, но такое совершенно невозможно.

— Это моя собственная вина, тали, — сказал Серегил, с оскорбленным видом отрывая от себя руки Алека. — Успокойся. Ты навлекаешь позор на нас обоих.

— Я не могу этого вынести, — простонал Алек, закрывая руками пылающее лицо. — После всех наших стараний вернуться сюда!

— Возьми себя в руки, мальчик. Не устраивай спектакля, — с отвращением бросил Коратан.

От Серегила потребовалась вся еще сохранившаяся сила воли, чтобы посмотреть в глаза сестре и лицемерно прошептать:

— Мне так жаль, Адриэль… Он ведь еще очень молод. Может быть, ты разрешишь мне занять на эту ночь мою прежнюю комнату? Тогда по крайней мере мы видели бы окна друг друга…

— Та комната ничем не хуже других, — согласилась Адриэль, не скрывая того, что шокирована поведением Алека.

— Ну вот, — выдохнул Серегил, обнимая Алека. Юноша тайком бросил на него вопросительный взгляд, и Серегил на языке знаков незаметно показал ему: «Сегодня ночью на разведку». — Старые секреты, — прошептал он вслух, целуя Алека на прощанье.

— Пусть повезет в сумерках, — пробормотал Алек в ответ, и Серегил с облегчением перевел дух.

Когда он повернулся, чтобы последовать за Адриэль, его схватил в неумелые объятия Теро, что было совершенно ему несвойственно.

— Удачи тебе, друг мой, — прошептал он и сунул ему какой-то маленький сверток. — Помни о своей природе и положись на нее.

— Непременно, — пообещал Серегил, пряча в карман загадочный подарок.

Глава 54. Тетсаг

Серегил лежал на пыльной постели, глядя в темноту и стараясь не думать о всей той лжи, которая в конце концов привела его сюда, в заброшенную комнату его детства. Заставив себя не видеть боли и беспокойства на лицах близких, он теперь был отделен от них более непреодолимой пропастью, чем когда неделю назад покинул Сарикали.

«Разве мог бы я сидеть с ними, своими сестрами и друзьями, зная, что завтра меня ждет суд и что именно Адриэль придется привести в исполнение приговор?» — думал он.

Уж лучше лежать здесь в одиночестве, вызывать в воображении лицо Райша-и-Арлисандина и перебирать в памяти события дня. Уверенность в себе Райша казалась издевательской. Серегил всю жизнь имел дело с лжецами, да и сам довел искусство обмана до совершенства. Ни один честный человек не мог бы сохранять такое спокойствие.

Лиасидра может со временем разоблачить обман, но сколько еще скаланцев погибнет, не получив того, что Ауренен мог бы с такой легкостью им дать? Ради этой миссии он принес в жертву данные ему от рождения права, Клиа — руку, Торсин — жизнь. Что еще придется отдать, пока лиасидра будет неспешно, вслед за холодной луной, совершать свои круги?

Серегил рассеянно вертел в руках маленькую восковую фигурку, переданную ему Теро, и вспоминал прощальные слова мага:

«Помни о своей сущности и положись на нее». Не начал ли Теро говорить загадками, как руиауро? Или Серегил просто услышал в его словах то, что хотел услышать?

Нет, конечно, он все понял правильно. Восковая фигурка несла в себе заклинание, и требовалось лишь произнести тайное слово, чтобы магия начала действовать, — Нисандер много раз делал то же самое, поскольку сам Серегил был лишен способности к волшебству. Намекая на «сущность», Теро наверняка имел в виду истинную сущность. Серегил любил это заклинание еще со времен своего ученичества у Нисандера: оно превращало человека в животное и давало, как считалось, возможность заглянуть в собственное сердце.

Вскоре после того, как они с Алеком прибыли в Римини, Нисандер проделал это с юношей, и никто особенно не удивился, когда Алек превратился в великолепного молодого оленя.

Серегилу было не намного больше лет, чем Алеку, когда Нисандер в первый раз попробовал заклинание на нем. Очнувшись в гибком буром теле выдры, Серегил чуть не заплакал от разочарования. Он рассчитывал на что— то более впечатляющее — например, волка или хищную птицу; ему хотелось походить на учителя, который превращался в орла. Глядя на узкую усатую мордочку, отразившуюся в зеркале, которое специально поставил на пол Нисандер, Серегил чувствовал себя невероятно смешным.

— Выдра? — буркнул он и с отвращением услышал собственный тихий писклявый голосок. — На что она годится, кроме как на воротник?

— Выдры — сообразительные игривые животные. Насколько я знаю, они используют всякие инструменты. — Нисандер провел рукой по гладкой спинке зверька. — У них острые зубы, и они для своего размера прекрасные бойцы, если оказываются загнанными в угол.

— Совсем не то, что я выбрал бы, — фыркнул Серегил, все еще скептически глядя на свое отражение.

— А почему ты думаешь, что мог бы выбирать, милый мальчик? — рассмеялся Нисандер. Серегилу пришлось, переваливаясь и скользя, преодолеть бесконечную лестницу, чтобы спуститься в сады Орески и наконец добраться до одного из прудов; какой же ни с чем не сравнимой радостью оказалась вода!

Серегил стряхнул с себя подкравшуюся дремоту и сел на постели. Бесшумно подкравшись к двери, он прислушался к тихим голосам стороживших его троих родичей. Сестры Серегила и Кита предложили посидеть с ним, но он отказался, сославшись на усталость.

То, что они поверили и оставили его в покое, отозвалось в душе глухой болью.

Серегил придвинул кресло к балконной двери и приготовился к ожиданию, понимая, что для задуманного еще слишком рано.

Глядя на луну, он прикинул, на какой высоте она должна оказаться через час, и стал смотреть на дом напротив.

Алек посидел какое-то время с Бекой в коллосе, потом ушел в свою комнату. Серегил видел, как его фигура четко обрисовалась на фоне освещенного прямоугольника двери, и с трудом подавил желание помахать Алеку. Через некоторое время свет в окне погас, хотя Серегилу казалось, что он видит темный силуэт друга, разделяющего его ожидание.

Однако не только луна указывает время хорошему грабителю. Какое-то внутреннее чувство сказало Серегилу, что наступил нужный момент: словно в ночном воздухе разлился особый аромат или тишина обрела специфический оттенок.

Серегил отодвинул кровать и нащупал незакрепленную плитку пола. Доставая веревку с крюком, он задел куклу и почувствовал, как прядка древних волос обвилась вокруг пальца; до него донесся отзвук странной нежной мелодии.

— Вы прощаетесь со мной, друзья? — прошептал Серегил с благодарностью.

Он бросил веревку на кровать, вернул на место плитку и переоделся для ночной работы в темные штаны и тунику. Потом сунул восковую фигурку, переданную Теро, под одеяло и прошептал: «Выдра».

На постели появилась знакомая фигура, и Серегил обнаружил, что смотрит на посмертный слепок собственного лица. Не владея магией, он не мог придать этому манекену подобие жизни, поэтому ограничился тем, что повернул фигуру на бок и уложил в более естественной позе. Прикосновение к холодной восковой коже заставило его поежиться. Ощущение было такое, словно он забавляется с собственным трупом.

«Остается только молить богов, чтобы никто не пришел меня проведать», — подумал Серегил, выходя на балкон.

Когда он закинул крюк на крышу, скрежет металла по черепице прозвучал устрашающе громко; поврежденная рука заболела, когда Серегил стал карабкаться по веревке. Однако эта боль была ничем по сравнению с той смесью страха и возбуждения, которая охватила его на крыше. Он снова чувствовал себя ребенком, улизнувшим из дому, или Котом, отправляющимся на добычу по крышам вилл Римини. Так или иначе, он чувствовал себя самим собой, как не чувствовал уже месяцы, если не годы, и это было удивительно приятно.

Его ноги сами вспомнили тайный путь — вниз по заброшенной лестнице до площадки, которая выходила к стене сада.

Как только Серегил спрыгнул на землю, из глубокой тени справа появился Алек. Не говоря ни слова, они двинулись дальше: тени-близнецы в темноте.

— Ты устроил замечательное представление в лиасидра, — сказал Серегил, когда они оказались за пределами тупы Боктерсы. — Молодец!

Алек презрительно фыркнул.

— Ах, так, значит, тебе нравится, когда я веду себя, словно прилипчивый мальчишка-потаскун?

— Ты именно такое впечатление старался произвести?

— Потроха Билайри, Серегил, ты тогда застал меня врасплох, и я просто брякнул первое, что пришло в голову. — Плечи Алека печально поникли. — Мне теперь стыдно смотреть в глаза Коратану.

— Сомневаюсь, чтобы его мнение о тебе стало хуже, чем было, — хмыкнул Серегил.

Этой ночью тупа Акхенди была погружена в тишину. Выбирая самые темные проулки, Серегил и Алек стороной обошли несколько все еще открытых таверн и никем не замеченные добрались до дома кирнари.

С помощью крюка на веревке они влезли на крышу и осторожно заглянули сверху во внутренний двор с садом. Судя по темным окнам, все обитатели улеглись спать.

Друзья спустились в сад и двинулись по дорожке между клумбами. Миновав беседку, где в последний раз они видели Амали, Серегил и Алек обнаружили, что дверь, ведущая в спальню кирнари, открыта.

Алек направился к двери, но Серегил удержал его: где-то рядом раздался шелест шелка.

— Я так и думал, что ты можешь заглянуть, изгнанник. Серегил и Алек пригнулись, пытаясь спрятаться за кустами, однако в углу сада вспыхнул мягкий волшебный свет. Шар сиял в ладони Райша-и-Арлисандина; его света как раз хватало, чтобы стали видны морщинистое лицо кирнари и подлокотники кресла, в котором тот сидел. Когда Райш поднял другую руку, Серегил и Алек увидели, что он держит в ней глиняную чашу. Кирнари отхлебнул вина и поставил чашу на маленький столик рядом с креслом.

— Присоединяйтесь, — поманил он друзей. — Теперь вам нечего меня опасаться.

— Надеюсь, мы не заставили тебя ждать слишком долго, кирнари, — ответил Серегил, с подозрением осматривая сад. Шар светил прямо ему в лицо, и увидеть что-либо было трудно.

— Я провожу здесь почти все ночи, — сообщил Райш. — Сон перестал быть мне другом. Я следил за вами, когда вы обыскивали дом Юлана, и сегодня тоже, когда вы собирали по кусочкам то, что, по-вашему, я сделал. У тебя, Серегил, лицо твоей матери, но железную волю и упрямство ты унаследовал от отца.

Что-то в манерах Райша вызвало у Серегила озноб; его правая рука затосковала по рукояти рапиры. Однако кирнари не двинулся с места, не подал никакого сигнала, только снова взял чашу и пригубил вино.

— Я знаю, что ты совершил, — сказал Алек. — Я только не могу понять, как ты смог: Торсин ведь тебе доверял. Да и мы все доверяли.

— Ты хороший человек, юный Алек, но ты не ауренфэйе. Ты не знаешь, что значит носить сенгаи своих предков или смотреть, как земля, по которой ступали их ноги, умирает. Нет такой жертвы, которую я не принес бы ради ее спасения.

— Кроме Амали? — спросил Серегил. Старик скривился, потом хрипло прошептал:

— Она носит моего единственного сына, того, кто унаследует мое имя. То, что она совершила, она совершила по неведению. Виноват я, и на мне лежит позор. Может быть, тебе и удалось бы со временем убедить лиасидра, что Амали виновна, но в этом случае ты обманул бы их.

Райш сунул руку под одежду и вытащил простой плетеный браслет с почерневшей фигуркой. Руки его тряслись, и тени вокруг затанцевали.

— Этот амулет принадлежал Торсину-и-Ксандусу. Он послужит доказательством твоего обвинения против меня. Пусть все закончится и справедливость восторжествует.

По телу акхендийца прошла судорога, рука, державшая браслет, сжалась в кулак. Волшебный светящийся шар вспыхнул ярче, потом замигал.

— Ох, нет! — выдохнул Серегил.

Райш положил браслет на стол и переместил светящийся шар в другую руку; тени снова заплясали вокруг. Волшебный свет озарил другую чашу на столе, которой раньше не было видно, и маленький букетик рядом с ней.

Серегил услышал, как Алек со свистом втянул воздух: юноша узнал соцветия.

— Волчье лыко… — прошептал Алек, назвав их по-тирфэйски.

— Две чаши. Это дваи шоло, — сказал Серегил. — Признание вины.

— Да, — прохрипел Райш. — Я думал, не прибегнуть ли к яду апакинаг, но побоялся, что тогда все запутается. Я не хочу путаницы. — Его снова скрутила судорога. Стиснув зубы, акхендиец стянул с себя сенгаи и уронил его рядом с креслом. — Вина на мне, и только на мне.

— Клянешься ли ты в этом Светом Ауры? — спросил Серегил.

— Клянусь. Как мог бы я просить кого-то еще взять на себя такой позор, как бы это ни было необходимо? — Райш протянул руку Серегилу, и тот сжал ее, опустившись на колени перед умирающим.

— Ты заставишь их поверить? — прошептал Райш. — Пусть моя смерть очистит имя Акхенди, пусть весь позор ляжет на меня одного.

— Я сделаю это, кирнари, — тихо ответил Серегил. Пальцы, которые он сжимал, стали уже ледяными. Наклонившись ближе, Серегил быстро спросил: — Я не ошибся, Клиа была отравлена случайно?

Райш кивнул.

— Я не желал зла и хаманцам. Глупая девочка, моя тали… Хотя я хотел бы… — Он захрипел, потом с трудом втянул воздух. Светящийся шар, все еще лежавший у него на ладони, начал гаснуть. — Я хотел бы обыграть Юлана, этого старого интригана, хоть раз победить его в его собственной игре. Да простит мне Аура…

Изо рта старика хлынула желчь, покрыв его мантию пятнами, которые в лунном свете казались черными. Райш дернулся и поник в своем кресле. Волшебный огонь погас.

Серегил ощутил дуновение отлетевшего кхи, холодная рука разжалась.

— Бедный старый глупец… — Тишина в саду, казалось, сгустилась и стала угрожающей. Серегил понизил голос до еле слышного шепота. — Он слишком следовал атуи, чтобы стать хорошим убийцей.

— Атуи? — пробормотал Алек. — Несмотря на то, что он сделал?

— Я не оправдываю его, но понять могу.

Алек пожал плечами и протянул руку за браслетом.

— По крайней мере он дал нам то, в чем мы нуждаемся.

— Нет, не трогай его. Все это… — Серегил показал на браслет, две глиняные чаши, сброшенный сенгаи, — все это являет собой признание. Мы тут не нужны. Пошли, мы должны вернуться, пока нас не хватились.

Однако Алек не тронулся с места, глядя на скорчившуюся в кресле фигуру. Серегил не видел его лица, но услышал дрожь в голосе, когда юноша наконец заговорил:

— Это может случиться и с тобой, если Назиен настоит на своем.

— Я не собираюсь бежать, Алек. — Фаталистическая улыбка подняла уголок его губ. — По крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что другого выхода нет.

Алек молчал, когда они возвращались в тупу Боктерсы, но Серегил чувствовал, что страх мучает юношу, как холодный клинок, прижатый к горлу. Серегилу хотелось обнять друга, утешить его, но утешить было нечем: им все еще двигала упрямая решимость, охватившая его в горах.

Он не обратится в бегство.

Добравшись до тупы Боктерсы, они остановились в тени дома Адриэль. Серегил искал слова, которые могли бы выразить его чувства, но Алек не дал ему ничего сказать: он порывисто обнял его за шею и прижался лбом к его лбу. Серегил притянул юношу к себе, стараясь всем телом впитать тепло и милый запах возлюбленного.

— Они не собираются меня убивать, — прошептал он, зарывшись лицом в мягкие волосы.

— Они могут. — Алек не проливал слез, но в голосе его было такое горе…

— Но не станут. — Серегил прижал свою пораненную руку к щеке Алека, дав тому почувствовать неровности шрамов. — Они не станут убивать меня.

Алек крепко прижался лицом к плечу Серегила, потом резко отстранился и полез через стену, отделяющую от улицы конюшенный двор, ни разу не оглянувшись.

Глава 55. Приговор

Вернувшись в свою пустую комнату, Алек зажег все лампы, надеясь хоть этим разогнать зловещие тени, заполнявшие его мысли.

«Что угодно, лишь бы избавиться от воспоминания о той поникшей в кресле фигуре, о двух чашах…»

Разрываясь между страхом и гневом, Алек собрал два небольших дорожных мешка, готовясь к поспешному бегству; он надеялся уберечь Серегила от безрассудного шага, который означал бы его гибель. Снова и снова юноша выходил на балкон, но темное окно друга ничего ему не говорило.

«О чем он думает?» — в ярости вопрошал себя Алек, расхаживая из угла в угол.

Его собственные надежды и иллюзии казались ему теперь насмешкой судьбы. Он прибыл в Ауренен, чтобы открыть для себя свое прошлое и больше узнать о прошлом Серегила. И что же это ему принесло? Знание о самопожертвовании его матери, искалеченную руку Клиа, позор, обрушившийся на его друга; и вот теперь это необъяснимое решение Серегила явиться на суд лиасидра.

В дверь проскользнул Теро; похоже было, что этой ночью он тоже не ложился.

— Я увидел у тебя свет. Удалось вам добиться успеха?

— В определенном смысле. — Алек рассказал молодому волшебнику о том, что они обнаружили в тупе Акхенди, и о решении Серегила оставить там все как есть.

Маг, казалось, был удовлетворен таким поворотом дела.

— Ничего еще не кончено, друг мой, — сказал Теро, положив руку Алеку на плечо. — А теперь ложись спать.

Алек едва успел понять, что это не дружеский совет, а заклинание; глаза его закрылись, и он провалился в забытье Юноша проснулся с первыми лучами рассвета Выбравшись из-под одеяла, которым его заботливо укрыл Теро, он переоделся и поспешил вниз.

Дверь в комнату Клиа была открыта, и Алек остановился. чтобы узнать о здоровье принцессы. У постели сидела Ариани, расчесывавшая темные волосы Клиа; они о чем-то тихо переговаривались. Обе женщины подняли глаза, когда Алек вошел. Он не побеспокоился о том, чтобы посмотреться сегодня в зеркало, но выражение лица Ариани сказало ему достаточно. Клиа что-то шепнула ей, и та выскользнула из комнаты, оставив Алека наедине с принцессой.

— Как ты себя чувствуешь, госпожа? — спросил Алек, опускаясь в кресло у постели.

Глаза Клиа все еще были запавшими, но на щеках проступил легкий румянец.

— Немного лучше, мне кажется, — прошептала она. — Теро мне рассказал… Остальные еще ничего не знают. Райш… — На глаза Клиа навернулись слезы и потекли по щекам. Алек вытер их кончиком собственного рукава и сжал здоровую руку Клиа. Теперь от ее кожи исходило здоровое тепло.

— Поможет ли это нам? — с усилием прошептала Клиа.

— Серегил думает, что да.

— Хорошо. — Клиа закрыла глаза. — Не сдавайся. Теперь ничто больше не имеет значения. Все зашло слишком далеко…

— Даю тебе слово, — заверил ее Алек, гадая про себя, понимает ли принцесса, что может ждать Серегила.

«Лучше бы ей этого не знать», — решил он и прижался губами к руке принцессы.

— Отдохни теперь, госпожа. Ты нам нужна.

Клиа не открыла глаз, но Алек ощутил слабое ответное пожатие ее пальцев Воспоминание об этом долго не оставляло его, когда он спустился в главный зал.

Там уже собрались остальные. Алек еле протолкался сквозь толпу охраны Коратана и солдат турмы Ургажи. Вытянув шею, он увидел у камина Коратана и Видониса, разговаривавших с Теро.

— Ну вот и ты, — сказала Бека, подходя к юноше. Она явно нервничала. — Ты готов?

— Что происходит? — спросил он.

— Только что пришло сообщение от Адриэль. Райш мертв. Похоже на то, что вы с Серегилом были правы.

О чем они разговаривают? — поинтересовался Алек, стараясь не показать, какое облегчение испытывает.

Прежде чем Бека успела ответить, его поманил Теро. Оставив Беку заниматься приготовлениями, Алек проскользнул мимо солдат и присоединился к принцу и волшебникам, уединившимся в маленькой боковой комнатке.

Коратан пил чай. изящная ауренфэйская чашечка почти скрывалась в его большой мозолистой руке. Взглянув на Алека поверх чашки, он тихо сказал:

— Ты должен был доложить мне. Я узнал обо всем от мага Клиа только утром.

Алек спокойно посмотрел в светлые глаза принца.

— Прости меня, господин. Я думал ..

— Меня не интересует, что ты думал. Вы ведь не оказали помощи этому старому подонку, верно?

— Нет, господин. Мы… я… — Было уже поздно гадать, что именно рассказал Коратану Теро. — Мы с Серегилом просто отправились выведать, что удастся. Райш-и-Арлисандин уже принял яд, когда мы там оказались. Просто так случилось, что мы были свидетелями его смерти.

Коратан бросил на Алека еще один долгий загадочный взгляд.

— Есть еще что-нибудь, что вы скрываете, а я должен бы знать?

— Нет, господин.

— Тебе же будет лучше, если это так и есть. Отставив чашку, Коратан повернулся к остальным.

— Поскольку все вы, похоже, знаете, какой приказ я получил от Фории, позвольте мне обрисовать, как обстоят дела теперь. Если бы Алек и Серегил не сообщили мне о случившемся, я выполнил бы приказ. Не собираюсь извиняться. Я брат царицы и предан ей. Впрочем, должен признаться, что испытываю облегчение. Надеюсь только, что мне удастся столь же убедительно, как сделал это Серегил, доказать, что так действовать более мудро. Лучший путь для этого — выполнить поручение, которое дала вам моя мать. Нужно получить тот северный порт и надежные поставки лошадей, стали и продовольствия Как наместник Скалы я буду вести переговоры; нужно только сначала разделаться с морокой насчет Серегила. Не буду притворяться: мне непонятна эта их лиасидра и как они управляются без единого властителя. Я знаю только, что Скала не может тратить время на праздную болтовню.

Из-за неожиданной смерти Райша-и-Арлисандина суд над Серегилом отложили до середины дня. Алек слонялся по коридорам и конюшенному двору, не в силах ничем заняться. Наконец вместе с остальными он снова отправился на заседание лиасидра. Клиа опять настояла на том, чтобы присутствовать, и Теро все время держался рядом с ее носилками, поддерживая силы принцессы.

На этот раз толпа не окружала здание. Шаги скаланцев громко отдавались в зале; они заняли место за представителями клана Боктерса. Галереи были почти пусты: на них расположились лишь одетые в мантии руиауро и несколько случайных зевак. Одиннадцать кирнари еще не заняли свои ложи.

Зрелищем, которое приковало к себе внимание Алека, была распростертая на полу в середине зала фигура; человек лежал ничком, раскинув руки в стороны. Это был Серегил: Алеку не нужно было видеть скрытое темными волосами лицо, чтобы узнать возлюбленного.

Серегил, одетый в простую белую тунику и рейтузы, лежал совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышит. По бокам от него стояли, как мрачные призраки, Кита и Саабан.

— Мужайся, Алек, — прошептала Бека, провожая его в глубину ложи.

«Атуи», — думал Алек, заставляя себя успокоиться. Никто не посмеет сказать, что тали изгнанника опозорил его недостойным поведением.

Серегил уже давно потерял счет времени. Адриэль привела его в зал лиасидра через несколько часов после рассвета. Ночной холод сделал камни пола ледяными, и Серегил дрожал в своей легкой одежде; камни отнимали тепло и силу у его мышц.

В тот раз пришлось лежать на влажной траве, в фейдасте его собственного отца. По коже ползали насекомые, а травинки щекотали лицо. Дерн впитывал слезы…

Лицо и грудь, прижатые к холодному камню, стали болеть; мускулы от усилия сохранять неподвижность начало сводить судорогой. Однако Серегил не позволил себе пошевелиться и лишь прислушивался к доносившимся издалека звукам.

В Боктерсе был слышен насмешливый шепот детей и молодых ауренфэйе. Мучительнее всего было узнавать голоса друзей…

Из обрывков разговоров, которые долетали до Серегила, он понял, что смерть Райша уже обнаружена, и улыбнулся пересохшими губами, слушая, как обсуждаются доказательства вины акхендийца.

Потроха Билайри, до чего же болит спина! Плечи и колени онемели, кости, казалось, проткнули кожу. Шею ломило от усилия: Серегил старался поддерживать голову, чтобы не совсем расплющить нос о камень. Наконец ему удалось чуть повернуться, так что тяжесть теперь приходилась на скулу. Больше двигаться он не рискнул: его стражникам пришлось бы вмешаться, а Серегил совсем не хотел взваливать еще и это на Киту и Саабана, неподвижно стоявших с ним рядом. Заживающие ранки на левой руке начали чесаться, и Серегил чуть пошевелил пальцами в тщетной попытке унять зуд.

Потом что-то проползло по левой руке.

«Дракончик», — с надеждой подсказало Серегилу воображение. Он зажмурился еще крепче, когда это что-то перебралось ему на нос, но не выдержал и чуть приоткрыл веки. Зеленый жук деловито уползал по камню пола; его спинка засверкала, как яркая эмаль, когда он попал в полосу солнечного света.

Никаких драконов для него сегодня.

Сначала Серегил думал, что после всех мучений испытает облегчение, когда заседание лиасидра наконец начнется. Хоть его глаза и оставались закрыты, он чувствовал, когда люди проходили с ним рядом; некоторые останавливались и смотрели ему в спину. Выдерживать тяжесть любопытных взглядов было нестерпимо, гораздо мучительнее, чем многие годы назад в Боктерсе.

«Тогда я еще не прожил целую вечность, стараясь избежать внимания к себе», — мрачно подумал Серегил. Теперь его сердце колотилось, и с каждым ударом все тело немного вздрагивало. Замечают ли это окружающие? Серегил крепче прижал руки к полу и молча начал молить богов ускорить начало суда.

Шарканье ног продолжалось еще несколько минут; Серегилу было слышно, как люди рассаживаются, болтая между собой. Кто-то говорил о свежих черешнях, которые ел на завтрак; потом до Серегила донесся голос Юлана-и-Сатхила, рассуждающего о торговых маршрутах и погоде. Никто не упоминал его имя, Серегил лежал, как брошенная на пол ненужная одежда, и только ежился под обвиняющими взглядами. Солнечный луч, освещавший раньше жука, переместился и коснулся его пальцев, и от этого Серегил еще острее ощутил, насколько окоченело все его тело. Удары сердца раздавались в его ушах, как удары колокола.

«Пожалуйста, Аура, заставь их начать!»

Наконец он услышал торжественный удар серебряного посоха. Суд начался, и Серегил, прислушиваясь к различным голосам, представлял себе лица говоривших.

— Адриэль-а-Иллия, — обратился к кирнари Боктерсы Бритир, — член твоего клана нарушил закон объявленного против него тетсага.

— Серегил, ранее именовавшийся Серегил-и-Корит из Боктерсы, лежит перед тобой. Пусть будут перечислены обвинения против него. — Слышать голос сестры было приятно, и теперь Серегил определил, где находится ложа Боктерсы. Алек и остальные скаланцы тоже должны быть там. Мысль об этом заставила его щеки вспыхнуть.

— Я говорю от имени лиасидра, — продолжал Бритир. — Серегил-и-Корит нарушил условия, на которых ему было разрешено вернуться. Он под покровом ночи покинул священный город. Он взял с собой оружие и использовал его против своих братьев-ауренфэйе. Он надел одежду ауренфэйе и ходил среди нас, как шпион.

Серегил услышал, как скрипнули ножки кресла, когда поднялся Назиен, чтобы продолжить перечисление обвинений:

— Серегил-и-Корит нарушил приговор об изгнании, вынесенный ему за убийство моего родича, Димира-и-Тилмани Назиена.

Давно забытый голос отца прорычал откуда-то из глубин памяти Серегила: «У него есть имя, у того человека, которого ты убил!»

«Да, отец, я никогда его не забывал».

Серегил услышал приближающиеся шаги, и сильные руки подняли его и поставили на колени.

— Мужайся, — прошептал Кита.

Серегил оперся руками на бедра, но голову не поднял. Его повернули лицом к старейшине-силмайцу, но углом глаза он мог видеть Адриэль и остальных. В ложе сидел Коратан, там же стояли носилки Клиа. В этот момент Серегил был рад, что не видит Алека.

Тогда он не позволил себе плакать, стоя перед родичами с прилипшими к лицу и одежде травинками, под чистым небом Боктерсы. Ему очень хотелось дать волю слезам, но он боролся и загнал их так глубоко, что потом многие годы ни одна не пролилась.

— Серегил-и-Корит, ты слышал выдвинутые против тебя обвинения. Если они будут доказаны, позор падет на весь клан Боктерса. Что ты ответишь?

Горло Серегила пересохло, голос звучал хрипло, как воронье карканье, но он не дрогнув взглянул на своих обвинителей.

— Я был изгнан из своего клана. Теперь я известен вам как Серегил из Римини, изгнанник, и как изгнанник и слуга принцессы Клиа я и действовал. Ничто из совершенного мной не может принести позор Боктерсе.

Как изгнанник, я сделал все, что вы перечислили, и принимаю весь позор на себя. Я вернулся сюда пособственной воле, чтобы предстать перед вами и ответить за свои поступки. Я действовал вопреки тетсагу, но без злого умысла.

Бритир долго смотрел на него; кругом началось перешептывание. Сбило ли их с толку то обстоятельство, что он признал свою вину, или же просто полное нарушение привычного ритуала?

— Будет ли кто-нибудь говорить в защиту этого человека? — обратился Бритир к собравшимся.

— Изгнанник добровольно сдался мне в Гедре, — заявил Риагил-и-Молан.

Последовала пауза, и Серегил заметил какое-то движение среди скаланцев. Адриэль наклонилась к носилкам Клиа, потом передала слова принцессы:

— Клиа-а-Идрилейн говорит, что Серегил и двое его спутников поступили вопреки тетсагу ради нее. Они с риском для жизни отправились навстречу Коратану, чтобы сообщить ему о несчастье с ней и о странной смерти Торсина. Царица Фория не знает о том, что Клиа пока что воздерживается от тетсага.

Пока что? Глаза Серегила широко раскрылись: он не сомневался, что и все в зале вытаращили глаза. Он случайно взглянул на Юлана и обнаружил, что вирессиец многозначительно улыбается ему, словно только им двоим известен какой-то секрет. Может быть, так и есть, обеспокоенно подумал Серегил. Может быть, этот старый лис и не нуждался в помощи пленимарских шпионов, чтобы догадаться о том, какой приказ на самом деле получил Коратан.

Адриэль продолжала говорить от имени Клиа:

— Решение второй раз рискнуть жизнью, чтобы обелить Хаман и Вирессу, Серегил и Алек приняли по собственной инициативе. Клиа ничего не знала об этом, пока они вчера не вернулись в Сарикали.

И пусть смерть Райша-и-Арлисандина тоже будет свидетельством в пользу обвиняемого. Хоть он и нарушил условия, он обнаружил истинного виновника преступления. Разве следует лишать его за это жизни?

Коратан поднялся со своего места.

— Серегил из Римини с честью служил царицам Скалы много лет. В память об этом я от имени царицы Фории прошу вас сохранить ему жизнь.

«Интересно, что скажет об этом твоя сестрица, если когда-нибудь узнает?» — подумал Серегил.

— Нам тоже есть что сказать в его пользу, — прозвучал еще один голос, и все взгляды обратились на вышедшего в центральный круг руиауро.

— Элизарит, как ни почитаем мы тебя и твоих собратьев, ты же знаешь, что руиауро не выступают в лиасидра, — пожурил его Бритир.

— Мы заступились за Серегила-и-Корита, когда его судили в первый раз, и делаем это сейчас снова, — возразил Элизарит. — Он отмечен. Воля Ауры ясно написана на его плоти — это каждый может видеть.

— Будет ли кто-нибудь еще свидетельствовать в пользу этого человека? — спросил Бритир.

— Я буду, — сказал глубокий уверенный голос, и Серегил чуть не нарушил предписанной неподвижности, оглянувшись на Юлана-и-Сатхила. — Независимо от того, хотел он этого или нет, Серегил избавил мой клан от позора убийства гостя. То же самое сделал он и для Хамана, причин любить который у него нет. Человек, лишенный атуи, легко мог бы ни с кем не поделиться своим знанием.

«Позже еще предстоит узнать, какова цена этой поддержки», — подумал Серегил; теперь же он был благодарен Юлану.

Кирнари Вирессы был последним, кто выступил в защиту Серегила. После него были вызваны и допрошены Алек и Бека.

Алек был одет в синий скаланский кафтан, и Серегил улыбнулся про себя, заметив, что юноша откинул свои длинные волосы так, чтобы метка дракона на мочке уха была видна. Несмотря на это, Алек выглядел усталым и встревоженным; Бека же, напротив, держалась перед лиасидра уверенно, высоко подняв голову.

Расспрашивали их недолго. После того как Алек и Бека заявили, что действовали в интересах обеих стран, им велели снова сесть среди скаланцев.

Наконец пришел черед Ниала. Рабазиец вышел в круг, опустился на колени рядом с Серегилом и раскинул руки. Сенгаи на нем не было.

— Правильно ли мы поняли из твоих слов вчера, что ты добровольно помог изгнаннику бежать из Сарикали? — спросил его Бритир.

— Да, достопочтенный, — ответил Ниал. — Когда я догнал их с Алеком и увидел, что на них напали, я решил, что лучше их отпустить; я надеялся, что им удастся добраться до безопасных мест. Я принимаю последствия, вызванные моими действиями; мой клан объявил меня тетбримаш.

Лишиться поддержки своего клана было серьезным наказанием, в некоторых отношениях даже более тяжелым, чем изгнание, однако то, что он стал тетбримаш, оставило Ниала странно равнодушным.

— Ты служил скаланцам по поручению лиасидра, Ниал-иНекаи. Мы должны будем дополнительно рассмотреть это дело, — сурово сказал Бритир. — Пусть обвиняемые остаются на своих местах.

Члены лиасидра удалились, чтобы обсудить решение. Сидя между Бекой и Теро, Алек наклонился в кресле так, чтобы видеть Серегила. Его друг ни разу не пошевелился с тех пор, как допрос закончился: он по-прежнему стоял на коленях, опустив голову; волосы наполовину скрывали его лицо. Он с такой уверенностью защищался, не скрывая никаких своих поступков и лишь умолчав об истинном характере полученного Коратаном приказа, что, хоть он и ни в чем себя не оправдывал, его слова прозвучали как вызов.

Алек взглянул на маленькую боковую дверь, за которой скрылись кирнари, мысленно призывая лиасидра поторопиться.

Судя по тому, как сместились тени, не прошло и часа, как кирнари вернулись в зал и заняли свои места в ложах. Серегил немного поднял голову, но в остальном остался неподвижен. Бека схватила Алека за руку и крепко сжала.

Бритир встал перед Ниалом и протянул к нему руку.

— Ниал-и-Некаи, мы сочли, что ты наказан достаточно. Ты будешь тетбримаш не менее двадцати лет, лишишься поддержки своего клана и своего имени. Тебе запрещено входить в храмы, Сарикали для тебя будет закрыт. Покинь город.

Ниал низко поклонился и молча вышел из зала. Бека с облегчением перевела дух и отпустила руку Алека, у которого уже начали болеть пальцы.

Следующим поднялся Назиен-и-Хари. Указав на Серегила, он сказал:

— Ради атуи, который этот человек проявил по отношению к нашему родичу, Эмиэлю-и-Моранти, клан Хаман не требует больше его смерти. Пусть приговор об изгнании будет отменен.

— Да будет благословен Свет! — тихо выдохнул Алек. Теро схватил его за руку и радостно потряс. Однако дело еще не кончилось.

Место Назиена занял Бритир.

— Серегил из Римини, тебе позволили вернуться в Ауренен, чтобы служить советником Клиа-а-Идрилейн. Эта честь была тебе оказана как человеку, знающему обычаи нашего народа и наш кодекс чести. Ты действовал умело, соблюдая атуи, несмотря на оскорбления в свой адрес. Со временем ты мог бы заслужить снова свое имя. Однако вместо этого ты предпочел нарушить условия, нарушить закон тетсага. Ты стал нам чужим, избрал обычаи тирфэйе. Таков был твой выбор, и теперь ты должен принять его следствия. Серегил из Римини, мы объявляем тебя тетбримаш на всю жизнь, и это решение не твоего клана, а самой лиасидра.

Алек смутно уловил подавленное рыдание, раздавшееся где-то рядом, — может быть, это всхлипнула Адриэль или Мидри; Серегил оставался неподвижен — слишком неподвижен.

— Ты теперь не ауренфэйе, ты — яшел кхи, — продолжал Бритир. — Для нас ты тирфэйе, чужестранец, на тебя распространяются те же ограничения и ты имеешь те же права, что и они. Ты не можешь претендовать на родство с народом Ауры. Отправляйся к скаланцам и оставайся с ними.

Глава 56. Тетбримаш

«Я чего-то подобного ожидал», — твердил себе Серегил, прилагая все усилия, чтобы стойко принять приговор Бритира.

Но почему эти слова — яшел кхи — причиняют такую боль?

Руиауро ведь уже так его называл, и тогда он принял их как озарение. Теперь же, произнесенные в присутствии его родичей, они вонзились в Серегила, как раскаленный клинок. Ему казалось, что он все понял, но сейчас было такое ощущение, словно из-под него выскальзывает земля. Он знал, что значит быть изгнанником, но это новое отмежевание нанесло ему более глубокую рану. «Отправляйся к скаланцам и живи среди них», — приказал старый кирнари.

Колени Серегила болели, но он сумел подняться на ноги, не пошатнувшись. Стянув через голову ауренфэйскую тунику, он уронил ее на пол.

— Я принимаю решение лиасидра, достопочтенный. — Серегилу казалось, что собственный голос звучит откуда-то издалека. Он смутно слышал и чьи— то рыдания — плакало несколько человек; Серегил только надеялся, что он сам — не среди рыдающих.

Ног своих он почти не чувствовал. Когда он направился к местам, отведенным скаланцам, чьи-то руки направляли его шаги.. Наконец он опустился в кресло, и рядом был Алек, и теплый плащ укутал его плечи…

Заседание закончилось, и зал быстро опустел. Серегил еще плотнее закутался в плащ и, не поднимая глаз, последовал за Коратаном; ему не хотелось видеть лица других ауренфэйе. Однако когда он приблизился к дверям, к нему подошел руиауро Лиал и крепко стиснул левую руку Серегила. Поглаживая следы драконьих зубов, он тепло улыбнулся и сказал:

— Хорошо сделано, маленький братец. Танцуй свой танец и верь Светоносному.

Серегил не сразу вспомнил, что Лиал давно мертв, а когда вспомнил, тот уже исчез. У входа стояла группа руиауро, но призрака среди них не было. Когда Серегил заглядывал им в лица, каждый руиауро по очереди поднимал руку в молчаливом приветствии.

«Танцуй свой танец?»

Серегил закрыл глаза, вспоминая что-то, что Лиал пытался сказать ему, когда он в первый раз посетил Нхамахат.

«Глядя на тебя, я вижу все твои рождения, все твои смерти, все труды, которые назначил тебе Светоносный. Но время — это танец, в котором много движений и много ошибок. Те из нас, которые видят это, должны иногда вмешиваться».

«А я слепец, танцующий в темноте». Серегил подумал о последнем приснившемся ему сне: о шарах, образовавших рисунок, о крови, струящейся с клинков. Воспоминание принесло с собой то же могучее чувство убежденности в своей правоте, которое охватило его той ночью. Оно заставило его спину выпрямиться и даже вызвало мимолетную улыбку.

Проходя мимо, это заметила Лхаар-а-Ириэль и подарила Серегилу уничтожающий взгляд.

— Не смейся над меткой, которую носишь, — предостерегла она.

— В этом я тебе клянусь, кирнари, — пообещал Серегил, прижав левую руку к сердцу. — Я приму то, что посылает Светоносный.

Адриэль и Мидри приникли к Серегилу, сопровождая носилки Клиа на обратном пути. Алек охотно уступил им место, но держался поблизости, наблюдая за Серегилом с растущим беспокойством.

Тот кутался в одолженный ему плащ, словно сейчас была зима. Насколько Алек мог судить, все чувства друга поглотила бесконечная растерянность.

Ну, по крайней мере это лучше, чем беспросветное отчаяние. Как только они оказались в главном зале, вдали от любопытных глаз, Клиа поманила Серегила к себе и что-то ему прошептала. Она плакала. Серегил опустился на колени рядом с носилками, склонившись к принцессе, чтобы разобрать ее слова.

— Все в порядке, — сказал он ей.

— Как ты можешь так говорить? — сердито воскликнула Мидри. — Ты же слышал Бритира: была надежда, что со временем твое изгнание кончится.

Серегил с трудом поднялся на ноги и двинулся к лестнице.

— Потом поговорим, Мидри. Я устал.

— Побудь с ним, — пробормотал Теро, но Алек и так уже направился за другом.

Они медленно поднялись в свою комнату; Алек шел на несколько шагов позади. Ему хотелось поддержать Серегила, но что-то его удерживало. Войдя в комнату, тот поспешно сбросил одежду и нырнул под одеяло. Уснул он мгновенно.

Алек постоял у постели, прислушиваясь к тихому ровному дыханию и гадая, что заставило Серегила уснуть — полное изнеможение или абсолютная безнадежность. Что бы это ни было, решил юноша, сон — лучшее сейчас лекарство. Сбросив сапоги, он прилег рядом с другом и обнял его поверх одеяла; Серегил только что-то пробормотал во сне.

Когда Алек открыл глаза, в комнате, к его удивлению, было уже почти темно, а вторая половина постели пустовала. Он испуганно подскочил, но тут услышал знакомый смех откуда-то из теней у камина. Высокая фигура поднялась из кресла; Серегил зажег свечу от тлеющих углей.

— Мне не хотелось тебя будить, — сказал он, присаживаясь на край постели. Серегил был одет в коричневый кафтан и штаны и, к облегчению Алека, улыбался. Это была настоящая улыбка, теплая и жизнерадостная. — Тебе пришлось тяжелее, чем мне, тали, — сказал он, взъерошив волосы Алека.

— Ты на это и рассчитывал, когда решил вернуться? — Алек сел на кровати и внимательно посмотрел в лицо Серегила, ища признаки безумия. Как может он быть таким спокойным?

— Ну, теперь, по размышлении, я полагаю, что все могло бы кончиться и лучше, чем я тогда ожидал. Ты же слышал, что они говорили. Теперь я здесь чужестранец.

— И это тебя не огорчает? Серегил пожал плечами.

— Я ведь уже давно на самом деле не ауренфэйе. Лиасидра и руиауро — они сделали меня яшел кхи, когда выслали таким молодым. Просто все эти годы я цеплялся за прошлое. Помнишь, что я сказал тебе, когда наконец решился рассказать, что ты наполовину ауренфэйе, а ты сокрушался, что не знаешь, кто ты такой? Помнишь, что я сказал тебе тогда?

— Нет.

— Я сказал тебе, что ты тот же самый человек, которым всегда был.

— А ты всегда был яшел кхи?

— Может быть. Здесь я никогда не был вполне на месте.

— Тогда ты не так уж и жалеешь, что не можешь сюда вернуться?

— Ах, разве ты не понимаешь? Я больше не изгнанник. Бритир все это изменил. Я теперь один из вас и могу отправляться туда же, куда можете вы.

— Значит, если они откроют Гедре…

— Именно. И когда они одумаются и отменят Эдикт, что, не сомневаюсь, скоро случится, я смогу путешествовать где угодно. Я свободен, Алек. Я сам сделаю себе имя, и никто больше не может назвать меня изгнанником.

Алек скептически посмотрел на друга.

— И ты знал, что все так и случится, — еще там, в горах? Уголок губ Серегила поднялся в знакомой кривой усмешке.

— Ничего подобного.

Убедить других оказалось труднее. Клиа и Адриэль плакали. Мидри хранила мрачное молчание. В глубине сердца Серегил тоже испытывал сомнения, но его поддерживали слова руиауро; «Танцуй свой танец».

К счастью, времени на размышления оставалось немного. Приближалось время голосования, и теперь переговоры вел Коратан. Серегилу было запрещено появляться в зале лиасидра, но Теро и Алек сообщали ему обо всех новостях, точнее, их отсутствии.

— Как будто ничего не случилось, — проворчал Алек, когда на второй день они сели за поздний ужин. — Те же самые доводы повторяются снова и снова. Ты ничего не пропустил, хоть и не был там.

Оставаясь дома вместе с Клиа в остальные дни, Серегил начал испытывать все большее беспокойство. Те надежды, которые поселили в нем руиауро, постепенно рассеивались; каковы бы ни были его труды, теперь его участие в делах власть имущих закончилось.

По крайней мере так он думал.

На пятый день переговоров к дверям подошел мальчик-подросток и спросил Серегила. На мальчике не было сенгаи, себя он не назвал; он просто вручил Серегилу сложенный лист пергамента и ушел.

Рядом не было никого, кроме двоих часовых-Ургажи, и Серегил порадовался этому, когда развернул пергамент. В записке, написанной знакомым элегантным почерком, значилось:

«Сегодня ночью у Чаши Ауры. Приходи один, когда луна будет в зените». Внутрь был вложен знак: маленькая синяя с красным шелковая кисточка. Серегил внимательно рассмотрел ее и улыбнулся про себя, обнаружив несколько красноречивых более темных ниток.

Алека эта новость совсем не порадовала, когда вечером Серегил показал ему записку.

— Чего хочет от тебя Юлан? — с подозрением спросил он.

— Не знаю, но держу пари: Клиа не повредит, если я это выясню.

— Мне не нравится это «приходи один»,

— Я очистил его имя от подозрений, — хмыкнул Серегил. — Не станет же он теперь убивать меня; и уж особенно после того, как в мои руки попали и записка, и кисточка.

— Ты собираешься сказать обо всем Клиа?

— Ты можешь рассказать ей после того, как я отправлюсь на свидание; да и всем остальным тоже.

Ночь была ясной и тихой. Отражение полной луны лежало на поверхности Вхадасоори, как жемчужина в оправе из гагата.

Серегил вошел внутрь кольца из каменных гигантов и медленно двинулся к колонне с Чашей. Сначала ему показалось, что он явился первым: заставить другого ждать — проявление силы. Потом у него на глазах отражение луны всколыхнулось и на мгновение исчезло: с противоположной стороны пруда по воде скользнула темная фигура. Старые страхи ожили в Серегиле, но это не был демон, вызванный некромантом.

Юлан грациозно развернулся у берега и ступил на камни. Его темная мантия сливалась с окружающим мраком, и бледное лицо и серебряные волосы казались в лунном свете плывущей в воздухе храмовой маской.

Хоть Серегил и не доверял вирессийцу, он не мог не восхититься стилем, в котором тот обставил свое появление.

— Мне казалось, что мы с тобой еще когда-нибудь поговорим, кирнари.

— Так же казалось и мне, Серегил из Римини, — ответил Юлан, беря его под руку. — Пойдем, прогуляемся.

Они медленно двинулись вдоль края воды, словно хорошие друзья. Серегилу нетрудно было представить на своем месте Торсина. Ощущал ли старый посол силу, которая исходила от этого человека, как жар от кузнечного горна? Такое соседство смущало Серегила, он остановился и высвободил руку.

— Не хотел бы быть грубым, но час поздний, и я не сомневаюсь, что ты позвал меня сюда не ради того, чтобы насладиться моим обществом.

— Такое могло бы случиться, — возразил Юлан. — Ты — очень интересующий меня молодой человек. Уверен, что ты мог бы рассказать много захватывающих историй.

— Только с арфой в руке и за хорошую плату. Чего ты хочешь?

Юлан рассмеялся.

— Ты и вправду стал вести себя как тирфэйе. Впрочем, меня это устраивает. Мне нравятся тирфэйе и их нетерпение — оно бодрит. Я буду вести себя так же и скажу все напрямик. Скаланцы все еще хотят, чтобы Гедре был открыт, не так ли?

«Ах, ну вот наконец он и дошел до дела!»

— Да, и я предполагаю, что Коратана вы находите менее ловким дипломатом, чем его сестру.

— Я этого и ожидал, как только услышал, что он направляется в Гедре с военными кораблями, — безразлично протянул кирнари, глядя на луну.

Серегил не схватил столь очевидной приманки. Или Юлан знает, какой приказ был отдан принцу, или блефует, рассчитывая выпытать нужные сведения. Имея дело с таким, противником, в ответ лучше всего помалкивать.

Юлан склонил голову к плечу, глядя на Серегила и делая вид, что не замечает его сдержанности.

— Ты умен и мудр не по летам. Мудр достаточно, чтобы понимать: у меня хватит и сил, и воли противиться договору со Скалой до тех пор, пока пленимарский флот не захватит гавань Римини, а ваш прекрасный город не поглотит пламя. Я наблюдал за этим вашим принцем. Не думаю, что ему хватит проницательности это понять, но ты-то понимаешь, и к твоим словам он прислушивается.

— Я не могу сказать ему, чтобы он бросил все это дело. Гедре необходим Скале.

— Не сомневаюсь. Поэтому-то я и готов согласиться на тот договор, который мы обсуждали с Торсином перед его ужасной кончиной. Райш может быть мертв и требования тетсага соблюдены, но уверяю тебя: немногие в лиасидра посочувствуют теперь Акхенди. Новый кирнари, Сулат-и-Эрал, — зеленый юнец, не пользующийся поддержкой влиятельных людей. На твоем собственном клане тоже лежит тень, хотя я уверен, что Адриэль-а-Иллия сделает все от нее зависящее, чтобы обелить имя Боктерсы. Однако очень многие готовы использовать пример ее бывшего брата как обоюдоострое оружие. Разве история твоей жизни не служит доказательством правоты тех, кто не желает никаких контактов с тирфэйе? Разве Лхаар-аИриэль не воспользуется случаем задрать свой покрытый татуировкой нос и завопить: «Смотрите, что получается из общения с чужестранцами!» И еще, конечно, вопрос насчет чести новой царицы… Мы все этим очень озабочены.

— Мне все время хотелось узнать, кирнари, сколько ты заплатил пленимарцам за сведения о той истории? Юлан поднял брови.

— Я получил их как плату за мои услуги. Пленимарцы очень озабочены тем, чтобы пролив Бал оставался открыт для их кораблей и их торговли. Скаланцы не единственные, кто нуждается в припасах для этой вашей глупой войны.

Сердце Серегила оборвалось, хотя на самом деле чего-то подобного он ожидал.

— Ты хочешь сказать, что все время поддерживал пленимарцев? Что для скаланцев надежды нет?

— Все не так безнадежно, друг мой. Я предлагаю тебе компромисс и свою поддержку. Требуйте временного открытия Гедре — скажем, до конца войны. Я благодарен тебе за то, что ты очистил от подозрений мое имя, и поэтому скажу: это лучшее, на что вы можете рассчитывать. Или ваш неудачный роман с Акхенди заставил вас забыть, ради чего вы сюда явились? Клиа ведь собиралась не оспаривать Эдикт об отделении, а получить помощь в войне.

— Можем ли мы рассчитывать на это? — спросил Серегил.

— Ты же знаешь, что нужно делать, мой умный друг. Ты искусно играешь на арфе и умеешь касаться нужных струн. Согласись исполнять мою мелодию, и я окажу тебе поддержку.

— И какие же стихи ты хочешь положить на свою мелодию? За какие струны нужно дернуть?

Призрачное лицо придвинулось ближе, но глаза Юлана остались в тени.

— Я хочу только одного: чтобы Виресса осталась открытым портом. Уважай это мое желание, и я постараюсь доставить вам все прочее, в чем вы нуждаетесь.

— Сомневаюсь, что ты смог бы сделать что-нибудь с пленимарскими военными кораблями, блокирующими пролив Бал, — сказал Серегил с хитрой улыбкой. Ответная улыбка кирнари заставила его вновь обрести серьезность. — Или все-таки смог бы?

— Вирессийцы способны очень на многое, если захотят. Мы никогда не пренебрегали торговлей со Скалой как с надежным партнером. Что ты скажешь на то, чтобы возобновить наши связи?

— Я не могу решать за Клиа и Коратана, — уклончиво ответил Серегил.

— Конечно, нет, но ты можешь с ними поговорить.

— А что мы скажем акхендийцам и гедрийцам? Что дни их процветания будут сочтены?

— Я уже беседовал с Риагилом и Сулатом, Они согласны с тем, что пол— яблока лучше, чем никакого яблока вовсе. В конце концов, даже в Ауренене время и смерти многое меняют. Кто знает, к чему приведет эта маленькая трещинка в Эдикте? Для нашего народа больше всего подходят медленные перемены. Так было всегда.

— То есть чтобы все осталось неизменным достаточно долго и Виресса сохранила свою власть?

— Тогда я умер бы довольным. Серегил улыбнулся.

— Я уверен, что очень многие желали бы этого, кирнари. Я поговорю со скаланцами. Есть, правда, еще одна вещь, которую я хотел бы узнать. Это ты сообщил пленимарцам, где лучше всего устроить засаду, когда мы плыли сюда?

Юлан укоризненно поцокал языком.

— Ты разочаровываешь меня. Какой прок мне был бы от замученной пленимарцами принцессы? Ее смерть только объединила бы моих противников и вызвала бы совершенно нежелательную, симпатию к Скале. А кроме того, я лишился бы удовольствия от игры, которую мы здесь ведем. Это была бы огромная потеря, ты согласен?

— Игра… — пробормотал Серегил. — Или танец со сложными па.

— Если угодно. В этом вся прелесть жизни для таких, как мы, Серегил. Что стали бы мы делать, окажись наше существование простым и легким?

— Откуда мне знать? — ответил Серегил, думая об Иларе и обо всех сложностях того давно прошедшего лета. — У меня никогда не было случая это выяснить.

— Ты теперь гадаешь, не был ли я связан с предателями-чиптаулосцами, — сказал Юлан, и Серегил решил, что вирессиец не погнушался бы чтением чужих мыслей и не постеснялся бы признаться в этом.

— Да, — ответил он тихо, размышляя, как поступит, если Юлан признается.

Юлан повернулся и взглянул на воду пруда.

— В той игре мне не было нужды участвовать, уверяю тебя.

— Но ты обо всем знал, правда? Ты мог предотвратить несчастье.

Юлан поднял брови и перевел глаза на Серегила.

— Разве ты сделал бы это на моем месте?

Хотя лунный свет мало что позволял рассмотреть, Серегил почувствовал, как пристально разглядывает его собеседник, словно в его власти было заглянуть в душу Серегила и понять его истинную сущность. В этот момент Серегил со смирением понял, что сила Юлана не нуждается в таких примитивных уловках, как чтение мыслей.

— Нет, — признал он, и от одобрительной улыбки кирнари словно ледяной клинок коснулся его сердца. — Я поговорю с Коратаном.

Удаляясь от Вхадасоори, Серегил не мог избавиться от неприятного чувства, что Юлан наблюдает за ним и, возможно, злорадствует; от этой мысли по спине его пробежали мурашки. Кинув взгляд через плечо, Серегил, однако, увидел, что старик медленно скользит кругами по гладкой водной поверхности.

Глава 57. Последствия

Потребовалось еще два дня, чтобы лиасидра и Коратан пришли наконец к согласию. Ночью, под убывающей луной одиннадцать кирнари собрались у Чаши Ауры для голосования.

Кольцо каменных истуканов было окружено толпой любопытных. Стоя среди них, Серегил со смешанными чувствами наблюдал, как один за другим кирнари опускают в Чашу свои камешки. Когда все было закончено, Бритир отделил белые от черных и зажал каждую порцию в кулаке. Надтреснутый голос старейшины не разносился далеко, но его слова передавались в толпе от одного человека к другому: «Восемь белых. Восемь белых! Гедре — открытый порт!»

Скаланцы радостно завопили.

«Но только на сорок лунных циклов», — подумал Серегил, наблюдая за Юланом-и-Сатхилом, поздравляющим Риагила. Виресса тоже, конечно, оставалась открытым портом.

«Для нашего народа больше всего подходят медленные перемены», — сказал тогда Юлан. Для ауренфэйе три года промелькнут незаметно, но за этот короткий промежуток времени Скала или выиграет, или проиграет войну. Если Скала победит Пленимар, будет-уже иметь место прецедент, и станет возможно добиваться договора о постоянной торговле.

Однако сейчас скаланцам разрешалось только создать небольшое торговое поселение в Гедре; внутрь страны они по-прежнему не допускались. Войска Ауренена не будут посланы на помощь Скале, но любой, кто достаточно глуп, может отправиться на войну добровольцем.

— По крайней мере это начало! — завопил Алек, перекрикивая шум толпы. — Мы можем наконец отправляться домой! Серегил лукаво улыбнулся ему.

— Ну, пока еще не стоит собирать пожитки.

Как это было типично для ауренфэйе, понадобился еще месяц, чтобы уточнить детали соглашения. Весна сменилась жарким летом, и многие приезжавшие наблюдать за переговорами отправились по домам; Сарикали стал еще более пустынным и полным призраков, чем раньше.

Целыми днями солнце палило с безоблачного неба, и дерн на улицах высох и побурел. Только выносливые дикие розы и другие неприхотливые растения буйно цвели повсюду. Алек наконец оценил суровую архитектуру города. Каким бы жарким ни был день, сумрачные покои в каменных домах оставались прохладными. Теперь уже и скаланцы переняли ауренфэйскую моду и облачились в свободные туники и шаровары из кисеи.

У Алека снова оказалось много свободного времени и почти никаких дел. Бека и ее конники, однако, были заняты по горло:

требовалось все время отправлять курьеров в Гедре. Алек и Серегил иногда сопровождали их. Ниал постоянно оставался при Риагиле, помогая ему готовить все к отбытию Клиа.

После голосования, разрешившего добровольцам отправляться в Скалу, искатели приключений буквально осаждали турму Ургажи, возбужденно обсуждая совместные подвиги.

— Если они и правда такие храбрецы, как говорят, мы уедем отсюда, целым полком Ургажи, — заметил сержант Бракнил однажды вечером, когда солдаты вернулись из таверны в тупе Силмаи.

— Мы в них нуждаемся, — услышал Алек ответ Беки.

— Ты рвешься обратно? — спросил он девушку; самого его эта перспектива не радовала. За проведенные здесь месяцы было легко забыть, что ожидает Беку по возвращении.

— Я в армии, и я офицер. Я слишком долго отсутствовала, — мягко ответила она, глядя вслед смеющейся компании солдат во главе с Бракнилом.

Однажды вечером за несколько дней до отъезда Алека и Серегила потребовала к себе Клиа. В ее комнате уже были Коратан, Теро и Бека, но сопровождающие принца отсутствовали.

Клиа сидела в кресле у окна. Когда друзья вошли, она улыбнулась им и протянула руки. На левой руке Клиа носила теперь тонкую кожаную перчатку; умело сшитые пустые пальцы скрывали ее увечье.

— Смотрите, я снова целая! — воскликнула принцесса.

— Она быстро поправляется, правда? — шепнула Алеку Бека, когда юноша уселся с ней рядом. — Она скоро и ходить сможет.

Алек утром этого дня разговаривал с Мидри и был менее оптимистично настроен. Несмотря на все усилия целительницы, ноги Клиа все еще оставались почти неподвижными, и она с трудом сама могла держать чашу. Действие яда проявлялось и в том, что руки принцессы теперь всегда немного дрожали; однако ум ее оставался таким же острым, как и всегда.

— Все в сборе. Теро, запечатай комнату, — отрывисто, как всегда, распорядился Коратан.

Алек хорошо знал это заклинание и почувствовал в воздухе еле уловимую перемену.

Принц, стоя рядом с креслом Клиа и сцепив руки за спиной, обращался, казалось, к целому полку.

— Как наместник Скалы я должен оборудовать Гедре для торговли. Поскольку Клиа еще слишком слаба для далекого пути или сражений, я назначаю ее командиром торговой фактории в Гедре. Теперь, когда Торсина нет, она лучше всех знает здешний народ, да и ее ранг позволит ей обеспечить все, что нужно. Риагил-и-Молан готовит для нее резиденцию и строит склады на берегу моря.

— Мне понадобится множество помощников, — сказала Клиа. — Капитан, ты вместе с турмой Ургажи останешься со мной в Ауренене.

Бека натянуто отдала честь и ничего не сказала, но Алек заметил, что она с трудом скрыла разочарование.

— Я также прошу остаться со мной Теро, — добавила Клиа. Коратан с удивлением взглянул на сестру.

— Я думал, Элутеус подойдет тебе лучше. Он старше и опытнее.

— Я готова взять столько волшебников, сколько ты только сможешь оставить, брат, но предпочитаю, чтобы Теро был при мне. Мы с ним привыкли друг к другу, верно?

— Да, госпожа. — Теро низко поклонился, и Алек решил, что он по крайней мере доволен поворотом событий.

— А как насчет нас? — спросил Алек.

— Да, как насчет нас? — подхватил Серегил.

— Мне очень жаль, Серегил. Ты не останешься.

— Но я думал, что он теперь не изгнанник. Разве не может он быть там же, где и ты? — возразил Алек.

— По закону может, — ответила Клиа. — Но политика требует, чтобы он не злоупотреблял гостеприимством ауренфэйе, особенно как мой помощник. Многие из тех, кто противился его возвращению, остаются при своем мнении, а среди них есть и те, кто очень влиятелен.

— Не говоря уже о том, что железо, в котором нуждается Скала, добывается в горах фейдаста Акхенди, — заметил Серегил. — Я не очень популярен среди акхендийцев. Могли бы возникнуть ненужные сложности.

Клиа благодарно улыбнулась ему.

— Я знала, что ты поймешь.

— Все в порядке, — заверил ее Серегил. — В Римини есть дела, которыми мне нужно заняться. Я и так уже слишком долго отсутствовал.

Алек, Серегил и Бека вышли из комнаты. Как только дверь за ними закрылась, Бека резко повернулась и быстро двинулась к задней лестнице, прижав к груди стиснутые кулаки.

Алек хотел было пойти за девушкой, но Серегил потянул его в противоположном направлении.

— Оставь ее, Алек.

Юноша неохотно послушался, но все же оглянулся и заметил, как Бека сердито вытерла глаза.

Серегил дождался, пока все в доме уснут, потом подошел к комнате Коратана. Из-под двери все еще был виден свет, так что Серегил тихонько постучался.

Принц открыл дверь, но совсем не обрадовался ночному посетителю.

— Серегил? В чем дело?

— Я надеялся поговорить с тобой наедине, прежде чем отправлюсь в Скалу, господин.

На мгновение ему показалось, что Коратан выгонит его; вместо этого принц показал ему на кресло у небольшого стола и налил вина своему нежеланному гостю.

— Ну? — бросил он.

Серегил поднял кубок, приветствуя хозяина, и вежливо пригубил.

— Во всей этой суете, господин, я так ничего и не узнал о том, как отнеслась царица к нарушению тобой ее приказа.

— Почему, как ты думаешь, курьеры загоняют лошадей с тех пор, как я сюда прибыл? — Коратан стянул сапоги и стал чесать ногу, мрачно глядя на Серегила. — Считай, что всем нам повезло, раз лиасидра проголосовала так, как надо. К тому же на Форию слишком наседают пленимарцы, поэтому ее не интересует ничего, кроме железа и коней, которые будет присылать из Гедре Клиа. Моли своего лунного бога, чтобы царица еще некоторое время была так же занята, как сейчас. Она не жалует… отвлечений. Это все, что тебе было нужно?

— Нет. Я также хотел поговорить с тобой о Клиа. Выражение лица Коратана несколько смягчилось.

— Ты хорошо ей послужил. Да и все вы тоже. И Клиа, и я доложим об этом царице. Тебе нечего опасаться в Римини.

Серегил сделал еще глоток вина, стараясь заглушить тревожное предчувствие того, что вступает на очень зыбкую почву.

— Я не так уж уверен в том, что второе окажется следствием первого.

— Что ты имеешь в виду?

— Клиа хорошо послужила Скале. Результат переговоров, все, чего удалось достигнуть, — это ее заслуга. Если бы она не расположила к себе ауренфэйе, никакие наши с тобой действия ни к чему бы не привели.

— Так ты явился удостовериться, что я не украду у своей сестрицы ее заслуги?

— Нет, господин. Я вовсе не собираюсь преуменьшать того, что удалось совершить тебе.

— Ах, зная это, я теперь буду спать спокойно, — буркнул Коратан, снова наполняя свой кубок. Серегил, не смутившись, продолжал:

— Я хотел бы знать, исходило ли решение оставить Клиа в Ауренене от тебя или от Фории.

— Какое тебе до этого дело?

— Я друг Клиа. Фория не хочет, чтобы она вернулась, не так ли? Клиа преуспела в том, в чем Фория желала ей неудачи, и к тому же привлекла тебя на свою сторону.

— Будет лучше, если никто никогда больше не услышит от тебя подобных слов, — тихо ответил Коратан. Его светлые глаза стали ледяными.

— Никто и не услышит, — заверил его Серегил. — Но Фория должна была знать, что делает, посылая тебя сюда. На то, чтобы оснастить военные корабли, требуется время, да и путь сюда неблизкий. Это не скоропалительное решение. Она не собиралась позволить Клиа вернуться домой.

— Ты не дурак, Серегил. Я всегда это знал, какого бы вертопраха ты ни изображал с другими молодыми повесами. Так что, думаю, ты понимаешь, как рискуешь, говоря это мне, брату царицы.

— Клиа верна царице, Коратан. Она не собирается захватывать трон сестры. Полагаю, ты тоже так считаешь, иначе ты не явился бы сюда ей на помощь.

Коратан, задумавшись, побарабанил пальцами по кубку-

— Идея о том, чтобы остаться в Гедре, принадлежала Клиа, хоть я и рад был выполнить ее желание.

— Благодарю тебя, господин. — Серегил поднялся, собираясь уйти, потом поднес к губам свой кубок снова. — Я пью за то, чтобы все дочери Идрилейн всегда были здоровы, и их дочери после них тоже.

Принц, не улыбнувшись, чокнулся с Серегилом.

— Я человек царицы, благородный Серегил. Никогда об этом не забывай.

— Не забуду ни на мгновение, господин.

Последний вечер, который скаланцы провели в Сарикали, ничем не отличался от первого: боктерсийцы устроили пир под лучами встающей луны.

Сидя в саду своей сестры, Серегил искал в своем сердце сожаление, но на этот раз печаль не посетила его. Он мог вернуться, по крайней мере вернуться в Гедре, и сейчас ему этого было достаточно. Его мысли уже улетали к Римини и тому, что его там ожидает.

Когда наконец они поднялись, чтобы попрощаться, Мидри отвела их с Алеком в. сторону.

— Подождите, мои дорогие. Пусть остальные уйдут. Мы должны попрощаться друг с другом без посторонних.

Когда Мидри и Адриэль вернулись, проводив остальных, старшая из женщин несла знакомый длинный сверток.

— Надеюсь, на этот раз тебе удастся ее сохранить, — сказала Адриэль, вручая Серегилу рапиру. — Риагил передал ее мне, когда привез тебя обратно в Сарикали.

Мидри протянула Алеку меньший сверток. Развернув ткань, юноша обнаружил в нем длинный охотничий нож. Рукоять, вырезанная из какого-то темного красноватого дерева, была инкрустирована костью и серебром.

— Только у членов нашего клана есть такие ножи, — сказала Мидри, целуя юношу в обе щеки. — Ты наш новый брат, какое бы имя ты ни носил. Заботься о Серегиле, пока не придет время ему к нам вернуться.

— Даю слово, — ответил ей Алек.

Не успели Серегил и Алек пройти короткое расстояние между двумя домами, как из темноты выступила тонкая фигура, облаченная в мантию. Женщина была одета как руиауро, но Серегил не мог разглядеть ее лица.

— Лиал посылает тебе подарок, Серегил из Римини, — сказала она и бросила ему что-то, мягко блеснувшее в лунном свете.

Серегил поймал предмет и узнал слегка неровное стекло.

— Такие ловкие руки, — со смехом сказала женщина, исчезая в темноте.

— Что это? — спросил Алек, выуживая светящийся камень из кошеля на поясе.

Серегил разжал кулак. На его ладони лежал один из странных стеклянных шаров, но на этот раз он был прозрачен, как лед; внутри ясно была видна резная фигурка — дракон с оперенными крыльями совы.

— Что это? — снова спросил Алек.

«Твое, чтобы сохранить или выбросить, маленький братец…»

— Напоминание, я думаю, — ответил Серегил, осторожно пряча шар в карман.

Глава 58. Руины

Серегил в одиночестве стоял на носу корабля, глядя, как далекие очертания цитадели Римини медленно вырисовываются на предрассветном небе. Гавань скрывал туман, сквозь который кое-где пробивался свет ламп, зажженных рано поднявшимися жителями Нижнего города.

Серегила разбудил топот ног по палубе. Оставив спящего Алека в каюте, он поднялся наверх, благодарный судьбе за эти несколько минут одиночества перед возвращением домой.

Вода в гавани была гладкой как зеркало. У молов стояло на якоре множество военных кораблей и купеческих карак. Было так тихо, что Серегил мог слышать громыхание повозок, поднимающихся по огражденной стенами дороге к Морскому рынку, и петушиное пение из цитадели. Где-то поблизости кок заколотил в сковородку, сзывая команду на завтрак. В воздухе висел запах овсянки и жареной рыбы.

Серегил закрыл глаза, представляя себе знакомые улицы и переулки и гадая, какие изменения принесла война.

Он так погрузился в мысли, что вскрикнул от неожиданности, когда теплая рука стиснула его лежащие на поручне пальцы.

— Тут все кажется таким мирным, правда? — зевая, сказал Алек. — Как ты думаешь, для нас здесь найдется работа?

Серегил подумал о своем последнем разговоре с Коратаном.

— Наверное, что-нибудь найдется.

Они не сообщили заранее о своем прибытии, так что на пристани никто их не встречал. Как только их коней свели с корабля на причал, Серегил и Алек отправились на улицу Колеса.

Сначала казалось, что Нижний город совсем не изменился — тот же лабиринт кривых улиц, таможен, грязных домишек. Но по мере того как Серегил и Алек продвигались вперед, им стали попадаться целые прибрежные кварталы, снесенные, чтобы освободить место для новых рынков и загонов для скота. Везде были солдаты.

В Верхнем городе Морской рынок уже кипел жизнью, но на прилавках продовольствия было меньше, чем помнил Серегил.

Богатый Квартал Благородных изменился в наименьшей мере. Спешили на рынок слуги, деревья тянули отягощенные плодами ветви через яркие облицованные изразцами стены садов при виллах. Несколько псов и свиней гонялись друг за другом по улице. Из открытого окна до всадников долетел детский смех.

Улица Колеса находилась на окраине богатого квартала, дома и лавки на ней были поскромнее. Серегил остановился напротив виллы, которую больше двух десятилетий называл домом. Мозаичное панно над дверью, изображающее виноградную лозу, было таким же ярким, как всегда, каменные ступени крыльца чисто выметены. Здесь он мог быть только благородным Серегилом. Кот из Римини жил в другом месте.

— Можно было бы просто послать весть о том, что благородные Серегил и Алек погибли при крушении на море, — буркнул Серегил.

Алек усмехнулся, потом пересек улицу и поднялся на крыльцо. Серегил вздохнул и двинулся следом.

Сколько он отсутствовал — три недели или три года, — никогда не имело значения. Рансер сохранял дом в полном порядке, готовым к его возвращению.

Дверь была заперта на ночь, так что пришлось стучать. Через несколько минут выглянул молодой слуга с длинным, смутно знакомым лицом.

— Что у вас за дело? — спросил он, с подозрением оглядывая их мятую и покрытую пятнами дорожную одежду. Серегил в свою очередь оглядел парня и сказал:

— Мне нужно немедленно видеть благородного Алека.

— Его нет.

— А где же он? — поинтересовался Алек, включаясь в игру.

— Они с благородным Серегилом уехали по делам царицы. Вы можете оставить для них сообщение, если желаете.

— Желаем, — сказал ему Серегил. — Сообщение такое: благородные Серегил и Алек вернулись. Прочь с дороги, кто бы ты ни был. Где Рансер?

— Я Рансер.

— Наверное, Рансер-младший. Где старый Рансер?

— Мой дед умер два месяца назад, — ответил парень, не двигаясь с места.

— А насчет того, кто вы такие, мне нужны более веские доказательства, чем просто твое слово.

Как раз в этот момент огромный белый пес выскочил из-за спины молодого Рансера и кинулся к Серегилу. Положив лапы ему на плечи, он попытался лизнуть хозяина в лицо, отчаянно виляя хвостом.

— Мараг поручится за меня, — рассмеялся Серегил, оттолкнув собаку и потрепав ее за уши.

В конце концов пришлось позвать повариху, чтобы удостоверить личности прибывших. Молодой Рансер принялся многословно извиняться, и Серегил дал ему золотой сестерций за проявленную бдительность.

Предоставив Алеку первым воспользоваться ванной, Серегил обошел дом, чувствуя себя своим собственным призраком. Роскошные фрески в гостиной, изображающие лесные пейзажи, показались ему безвкусными после аскетизма Сарикали. Спальня на втором этаже, обставленная в ауренфэйском стиле, встретила его более приветливо. Открыв дверь в другом конце коридора, Серегил улыбнулся про себя. Это была комната Алека. Когда они покинули виллу на улице Колеса, они еще не были любовниками. В «Петухе» у юноши тоже была собственная кровать.

Повернувшись, Серегил обнаружил, что Алек наблюдает за ним.

— Мы не можем вечно избегать той части города, — сказал Алек, легко догадавшись о мыслях друга. — Я не почувствую, что по-настоящему вернулся домой, пока не побываю там.

Серегил закрыл глаза и потер веки, желая, чтобы хоть на этот раз ему хватило сил воспротивиться желанию Алека.

— Когда стемнеет, — наконец сдался он.

Они переоделись в старые кафтаны и темные плащи, изменив свое общественное положение столь же легко, как сменили одежду.

Серегил и Алек пешком прошли по улице Ножен на запад и вышли к Жатвенному рынку. По пути они миновали колоннаду Астеллуса и улицу Огней. Цветные фонари на увеселительных заведениях светили так же призывно, как и всегда, несмотря на войну.

Добравшись до более бедного квартала позади Жатвенного рынка, Серегил и Алек помедлили у последнего поворота на улицу Синей Рыбы. У каждого из них были собственные воспоминания об ужасах, пережитых здесь.

Руины «Петуха» темнели на прежнем месте. Земля принадлежала Серегилу — под одним из его фальшивых имен. Даже старый Рансер ничего не знал о связи своего господина с гостиницей.

Камни стен и большая часть отделявшего двор забора оказались разобраны и унесены, чтобы быть использованными для других строений, но одна стена кухни и труба все еще стояли, вырисовываясь на фоне ночного неба. Угловатые контуры развалин смягчались густой порослью вьющихся растений. Откуда-то из переплетения стеблей раздался траурный крик совы. Ветерок шуршал листьями и тихо завывал среди развалин.

Алек тихо что-то прошептал: обращенную к Далне молитву, умиротворяющую призраков.

«Они получили настоящий погребальный костер», — подумал Серегил, стараясь прогнать воспоминание о крови и мертвых губах, выкрикивающих проклятия. Он ведь сам поджег дом — чтобы не было никаких сомнений.

На заднем дворе не осталось уже никаких следов конюшни, но колодец оказался расчищен, и им, по-видимому, все еще пользовались. Огород Триис совсем одичал. Мята, базилик, огуречник разрослись там, где раньше были аккуратные грядки чечевицы и лука.

— За все то время, что мы здесь жили, я, по-моему, ни разу не воспользовался передней дверью, — пробормотал Алек, пробираясь мимо рухнувших обугленных балок к разрушенному очагу. Каминная полка уцелела, а в духовке поселились мыши.

Серегил прислонился к притолоке ведущей в никуда двери и закрыл глаза, вспоминая комнату, которая здесь была; Триис, опираясь на палку, хлопотала среди сковородок и горшков, Силла чистила яблоки у стола, а ее отец, Диомис, качал малыша-внука. Серегил почти ощутил запахи: бараньей похлебки с луком, свежего хлеба, толченого чеснока, спелой клубники, сыров, хранившихся в кладовке. Все Кавиши завтракали в этой кухне, когда приезжали в город на празднества. Нисандер особенно любил лепешки с тмином, которые пекла Силла, и пиво ее отца.

Воспоминания все еще причиняли боль, но все же немного притупились.

«Танцуй свой танец…»

— Проклятие, что это? — прошипел Алек.

Серегил вздрогнул и открыл глаза — как раз вовремя, чтобы заметить маленькую темную фигурку, вынырнувшую из-за очага. Существо прошмыгнуло мимо Алека, но споткнулось и растянулось на земле. Где-то вверху вспугнутая сова взлетела, зашуршав крыльями.

Серегил схватил извивающуюся тень; это оказался оборванный мальчишка. Ему было не больше десяти, но он перекатился на бок, быстрый как змея, и замахнулся на Серегила кинжалом, высоким дрожащим голосом осыпая его ругательствами.

— Вот настоящий ночной обитатель Римини, судя по вони и умению ругаться, — сказал Серегил по-ауренфэйски.

— Билайри покарает вас, призраки! — выкрикнул мальчишка, зажатый Серегилом между рухнувшими балками.

— Мы не привидения, — заверил его Алек.

Воспользовавшись тем, что мальчишка на мгновение отвлекся, Серегил схватил его за руку, сжимавшую кинжал, и вытащил на свет. Бродяжке явно жилось несладко. Его тощее запястье в руке Серегила напоминало связку веревок.

— Как тебя зовут? — спросил он, отбирая у мальчишки кинжал.

— Так я тебе и скажу! — бросил мальчишка. С новым приливом решимости он лягнул Серегила в лодыжку, вывернулся из его руки и шмыгнул прочь с проворством крысы. Смех Алека вызвал странное эхо среди развалин, однако юноша смеялся от всего сердца.

— Если соседи считают, что здесь бродят призраки, теперь они в этом уверятся. — Серегил поморщился, растирая ногу. — Ничего себе приветствие, а?

— Лучшее, на которое мы могли рассчитывать, — выдохнул Алек, садясь рядом с другом. — Совы, воришка — я думаю, это знамение.

— Принимай то, что посылает Светоносный, и будь благодарен, — пробормотал Серегил, озираясь.

— Это было хорошее место, первое, которое я стал по-настоящему считать домом, — сказал Алек, посерьезнев. — Если кто-нибудь построит здесь новый дом, как ты думаешь, явятся ли сюда их духи?

Серегил знал, кого «их» имеет в виду Алек.

— Если появятся, не будет ли им грустно не найти здесь никого, кроме чужих людей?

Алек помолчал минуту, потом сказал:

— Нам пригодилось бы более просторное помещение, учитывая твою привычку все загромождать. Правда, будет нелегко найти управителя, которому можно было бы доверять. И еще будут трудности с тем, чтобы заколдовать вход, — ведь Магиана и Теро далеко.

— Со всем этим можно справиться. — Серегил улыбнулся в темноте. — Ты знаешь, я никогда не мог играть роль аристократа долго, а за последние несколько месяцев мне это и подавно надоело.

— Прежнее название принесет несчастье. Нужно придумать новое. — Алек наклонился и вытащил что-то из-под бревна — длинное маховое перо. — Как тебе понравится «Сова»?

— «Дракон и Сова», — поправил Серегил. «Яшел кхи», — прошептал голос в его сердце. — В конце концов, нам же нужно привлечь подходящих клиентов.