Лиз Филдинг

Принцесса фуксий

Пролог

Флер Гилберт помедлила на ступенях мэрии. Нет, не таким она представляла день своей свадьбы! Ей следовало бы провести его в суете, слезах и смехе, среди подруг, которых она знала всю свою жизнь. И, разумеется, должны были бы звонить во всю мочь колокола деревенской церкви, где венчались не только ее родители, но и все бесчисленные поколения Гилбертов. Она шла бы в белом платье под руку с отцом, который потихоньку подбадривал бы ее и заверял, что она самая прекрасная невеста в мире. Гордый и счастливый, отец бы тайком смахивал слезу, вручая ее мужчине, достойному такого сокровища.

Однако она выходила за Мэтью Хановера, а их свадьба не могла быть такой. Конечно, Мэтью прав, и это единственный возможный для них путь, но она даже не подозревала, насколько реальность окажется мучительной.

— Ты, случайно, не передумала?

Она подняла голову и посмотрела в лицо своему возлюбленному, надеясь, что он сможет догадаться, как далеко нынешний день от ее мечтаний. Но он улыбался, стараясь скрыть собственную нервозность.

— Нет, конечно, — ответила Флер, улыбаясь в ответ и обнимая его.

Она с первой же встречи с Мэтью Хановером знала, что он тот самый, единственный мужчина ее жизни, и ничто никогда не могло бы изменить ее мнение.

— Я не сомневаюсь в тебе, Мэтт. Просто мне так хочется побыстрее сообщить нашим семьям о том, что мы сделали.

— Конечно, мы так и поступим. Им не останется ничего другого, как принять это. Через месяц мы уже будем далеко отсюда, в Лонгбурне.

— Надеюсь, что так.

— Как бы то ни было, мы будем вместе, Флер. Мы муж и жена. — Его рука нежно накрыла ее руку. — Что бы ни задумали наши семьи, этого уже изменить нельзя.

Глава первая

— Почта уже пришла?

Флер остановилась, чтобы подобрать с пола ворох каталогов, счетов и прочей корреспонденции, потом крикнула:

— Том, если ты сейчас же не спустишься, я отведу тебя в школу без завтрака.

— Да ладно тебе, детка. Мир не рухнет, если парень на пару минут опоздает в школу!

Флер бросила почту на кухонный стол за спиной своего отца:

— Может, и не рухнет, но я из-за него определенно опоздаю на встречу с новым менеджером банка. А нам необходима его поддержка, если мы действительно хотим получить свой стенд на выставке цветов в Челси.

Отец, должно быть, уловил и неуверенность в ее голосе, и так и не заданный вопрос, потому что вдруг отложил газету и с твердостью, которой Флер уже так давно не слышала в его устах, отозвался:

— Еще как хотим, дорогая!

Значит, чего бы ей это ни стоило, придется сделать это реальностью. Глубоко вздохнув, она проговорила:

— То-то и оно!

Похоже, сегодняшняя встреча делалась все более и более важной. Уход на пенсию прежнего менеджера, сочувственно к ним относившегося, пришелся как нельзя некстати. Брайан хотя бы понимал все сложности их бизнеса, вместе с ними радовался успехам и терпеливо помогал преодолевать трудности последних шести лет, давая и возможность перевести дыхание, и шанс улучшить положение дел. Пусть даже их дела шли не так уж и плохо, участие в выставке Челси создавало новые проблемы. Флер опасалась, как бы необходимость представить к назначенному сроку в мае великолепные выставочные образцы не поставила под угрозу здоровье отца, но не смогла отговорить его от присутствия на этом самом престижном мероприятии. Ей оставалось только попытаться уберечь его хотя бы от финансовых хлопот. К сожалению, новый менеджер, миссис Делия Джонсон, очевидно, пошла по пути противодействия — как иначе расценить то, что она обратилась к Флер письменно, заставив тем самым потерять массу драгоценного времени? Это письменное приглашение зайти в банковский офис, «чтобы поболтать», по всей видимости, было знаком неблагосклонности, что делало Флер еще более мрачной этим утром. Ей предстоит быть на высоте, попытаться убедить эту миссис Джонсон, что помощь их бизнесу будет в интересах банка!

— Не переживай, — проговорил отец. — Все будет хорошо. Может, ты и унаследовала мой садоводческий дар и красоту матери, но в бизнесе ты не особо разбираешься! Не волнуйся, ты прекрасно выглядишь.

Флер знала, как она выглядит. Если бы у нее имелось больше денег на уход за собой и дорогую косметику, ее сходство с красавицей матерью было бы куда более очевидным; но уже столько лет ей не до тщеславного самолюбования. Столько времени, с того самого ужасного года, когда весь ее — нет, весь их мир рухнул, и ей пришлось взвалить на свои плечи решение основных проблем. Именно так — или плыви дальше, или иди на дно, и Флер пришлось примириться с тем, что отец не желает углубляться в финансовые проблемы фирмы.

Вот и сейчас, сказав то, что, как он полагал, дочь хотела от него услышать, он спокойно углубился в свою газету, потеряв интерес к разговору. В этот момент взгляд Флер упал на конверт с логотипом фирмы Хановеров, и весь ее гнев устремился по вполне оправданному руслу.

Неужели они никогда не уймутся? В иное утро Флер бы тщательно отсортировала почту, избавив отца от опасности натолкнуться на послание от этой источающей ненависть женщины, чьим единственным желанием, казалось, было вытеснить их из бизнеса. Или изгнать из деревни. Да и вообще стереть с лица земли!

— Я лучше продам землю чужому инвестору. Пусть строят здесь что хотят! Кому угодно, только не Кэтрин Хановер!

Отец спокойно пожал плечами:

— Ну, пока Кэтрин работает в приходском совете, никто не получит разрешение застраивать участок Гилберта.

Лучше бы отец рассердился! Пусть бы в ярости кричал и ругался, дал волю чувствам! Но нет, он, похоже, жалел эту женщину, и, видит бог, его жалость могла бы найти более достойное применение.

На самой окраине их владений стоял амбар, который в течение уже многих лет использовали только как склад ненужных вещей. Конечно, его без труда можно было бы превратить в один из тех модных деревенских домов, которые Флер постоянно видела на страницах глянцевых журналов, и его продажа, без сомнения, разрешила бы многие из их проблем. Однако приходской совет, не без подстрекательства со стороны Кэтрин Хановер, постановил, что амбар является историческим национальным достоянием, поэтому семье Флер не только отказали в разрешении на его переоборудование, но и предупредили, что оштрафуют, если сооружение не будет поддерживаться в должном состоянии.

— Может, мне стоит сделаться местным политиком? — проговорила Флер. — Я бы отменила решение Кэтрин Хановер.

— Ну, разве что в твое свободное время, — слабо улыбнулся отец.

— Я могла бы сэкономить время, отказавшись от глажки белья. Такая жертва вполне уместна.

— Это неплохо. Главное, не перекладывай свои обязанности на меня.

— Я? Да что ты!

Он опустил взгляд на письмо, которое держал в руке, и улыбка на его губах истаяла, точно отец не имел больше сил удерживать ее. Флер снова опечалилась, подумав, насколько он истощен постоянными ударами судьбы, горестями и финансовыми проблемами. Да, это давало ей дополнительный стимул ненавидеть семейство Хановеров еще больше.

— Не открывай письмо, — сказала она. — Просто выбрось его в мусорное ведро. Отличный будет компонент для компоста, как и все предыдущие.

— Так были и другие?

Ага, попалась! Флер пожала плечами:

— Несколько штук. Ничего заслуживающего внимания.

— Понятно. Что ж, можешь делать с ним все, что заблагорассудится, все равно оно адресовано тебе. И, похоже, оно пришло не с почтой. Его кто-то принес.

— Принес? — Она протянула руку за конвертом, чувствуя, что дрожит. — С какой стати Кэтрин Хановер писать мне?

— Может, она надеется, что ты уговоришь меня прочитать ее предыдущие послания. Может, она утратила доверие к Королевской почте и поэтому принесла его сама. — Отец пожал плечами. — А вдруг Кэтрин Хановер хочет предложить тебе работу? Если она собралась расширять свое дело, ей понадобятся рабочие руки.

— Ей больше уже некуда расширяться! — Теперь ее владения с трех сторон окружали шоссе, и для дальнейшей экспансии ей требовалась земля Гилбертов. — С какой стати бы она стала во мне нуждаться? Я садовод, а не продавец газонокосилок. Хановеры не занимаются садоводством с тех пор, как…

— С тех пор, как твоя мать сбежала с Филиппом Хановером? — закончил за нее отец. — Что ж, Флер, такое случается, ничего тут не попишешь.

На самом деле Флер не смогла говорить дальше не оттого, что вспомнила предприимчивого Хановера-старшего, а потому, что подумала о его бесчестном сыне. Вероломство, как видно, было в генах этой семьи, и на миг она ощутила сострадание к Кэтрин Хановер.

Однако Флер тут же пришла в себя. Кэтрин Хановер была мстительной и злобной женщиной, такой, какой Флер ни за что на свете не собиралась становиться. Хорошо уже и то, что отец считает, будто она оберегает его чувства. Главное, чтобы он не заподозрил правду.

— Я не собираюсь иметь ничего общего с Кэтрин Хановер, папа, — сказала Флер. — Я никогда не прощу ей, что она закатала асфальтом поля своего мужа и превратила его владения в садоводческий гипермаркет.

— Предположим, но она давала объявления в местной газете, что ей требуются сотрудники. Наверное, думает, что тебе нужны деньги. Или хочет, чтобы ты сама убедилась, какие деньги она зарабатывает.

— Ты так думаешь?

Разве новый «мерседес», одежда от модных дизайнеров и великолепная обувь не давали повода всем местным дамам умирать от зависти к Кэтрин, неужели ей не было этого достаточно?

— Нет, папа, она не настолько глупа.

Флер не успела открыть письмо, как часы в коридоре прозвонили без четверти восемь.

— О боже! — Она вскочила с места, натягивая жакет. — Том, скорее!

Пятилетний малыш бегом спустился по лестнице, сияя улыбкой:

— Да я готов, мама!

Сердце Флер сжалось. Сын старательно причесался, почти ровно повязал галстук под воротничком, забавно торчавшим у него за ушами, кое-как зашнуровал ботинки.

— Молодчина, Том.

Ее голос задрожал. Как быстро растет ее маленький сынишка!

— Ну что, ничего не забыл?

— Пенал, учебник, сменная обувь, деньги на обед, — принялся серьезно перечислять Том, загибая пальцы на руке.

— Умница! Дать тебе яблоко, чтобы съесть на переменке? Ну же, поторопись! Поцелуй дедушку, а я пока принесу твою куртку.

Мэтью Хановер стоял у окна спальни, дожидаясь появления Флер. Он не видел ее уже почти шесть лет, с той минуты их брачной ночи, когда вдруг приглушенно зазвонил ее мобильный телефон. Он схватил аппарат, намереваясь отключить его, но она уже успела разглядеть высветившийся номер звонившего, к тому же они оба понимали, что звонок отца Флер посреди ночи может значить только одно — что-то случилось.

Так оно и было. Мэтт беспомощно наблюдал, как счастье и радость покидают лицо его возлюбленной. Ее мать тяжело пострадала в автомобильной аварии, и нельзя было терять ни минуты. Он умолял Флер позволить ему довезти ее до больницы, ведь они теперь как-никак супружеская пара, но она оставалась непреклонной. Быстро обняв его, Флер отвернулась и проговорила:

— Прошу тебя, Мэтт, не сейчас. Папе и так очень тяжело.

И он позволил ей уехать, потому что видел, как ей больно. Может, он ошибался, решив, что ни к чему спорить в такой момент? Да, он отпустил ее, поцеловав на прощание и попросив звонить и сообщать, как там дела у ее матери. Проводив ее, он снова улегся в постель, еще хранившую аромат ее тела, и принялся ждать звонка, но позвонила не она, а его собственная мама, которая сообщила о смерти отца. Дженнифер Гилберт убила его, сказала она.

Входная дверь дома Гилбертов распахнулась, и собака-метис, очень похожая на колли, побежала к припаркованному рядом «лендроверу». Вдруг появилась и Флер, пугающе деловая в своем элегантном сером костюме. Какое-то мгновение она постояла неподвижно, сжимая в руках кейс, потом, точно невидимое бремя сильнее надавило на ее плечи, сгорбилась и побрела к машине.

Мэтью был рад — так ей и надо! Она заслужила свои страдания.

Но когда из дома выбежал маленький мальчик и устремился к матери, рука Мэтта непроизвольно прижалась к оконному стеклу, словно пытаясь дотянуться до ребенка.

Как Флер могла так поступить? Отказать ему в праве на сына?

Мэтт мог бы никогда даже не узнать о его существовании, не пришли ему какая-то добрая душа фотографии со школьного рождественского спектакля. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Томас Гилберт — его сын, но все-таки увидеть мальчика сейчас во плоти и крови оказалось гораздо тяжелее, чем он мог предполагать.

Флер тем временем открыла дверцу машины и подтолкнула сына вовнутрь. Мальчик, смеясь, что-то оживленно рассказывал матери.

Должно быть, Флер еще не прочла его письма; если бы она это сделала, ни за что на свете ей не удалось бы сейчас удержать на лице улыбку.

Если бы он хоть когда-нибудь приехал домой… Если бы он не избегал разговоров с матерью и не прерывал ее всякий раз, когда она пыталась рассказать ему о своей войне с Гилбертами… Если бы!

Прошлого не изменишь. Мэтту потребовалось некоторое время, чтобы закончить свои дела в Венгрии, передать управление агропромышленной фирмой, которую он создал там, своему заместителю и поспешить домой. Каждый день, казалось, тянулся как год, и тяжело было побороть искушение улететь в Англию первым же самолетом. Однако он знал, что не может допустить, чтобы срочные звонки деловых партнеров из Венгрии отрывали его от той важной миссии, которая ожидала его дома.

Флер тщательно закрыла за сыном дверцу машины, отослала назад собаку, потом сама устроилась на водительском сиденье. И вдруг, точно повинуясь внезапному импульсу, подняла голову и устремила взгляд наверх, выше ограды, разделявшей владения Гилбертов и Хановеров, прямо на то окно, за которым стоял Мэтт. На мгновение его сердце замерло при мысли, что она могла разглядеть его за стеклом, но она тотчас опустила голову и взялась за руль.

— Что ж, — тихо проговорил он, — теперь посмотрим, кто кого.

Когда Флер высадила Тома у школьных ворот, зазвонил звонок. Мальчик стремглав бросился к своим друзьям, толпившимся во дворе, и все вместе, смеясь и толкаясь, дети дружно заспешили на уроки. Но у дверей Том помедлил и, обернувшись, помахал матери рукой. Сердце Флер сжалось. Он так походил на отца! Тот же поворот головы, те же жесты, тот же взгляд, и не зря местные кумушки разглядывали мальчика с большой подозрительностью. К счастью, Том унаследовал цветовую гамму Гилбертов — светлые рыжеватые волосы, которые с возрастом потемнеют, темно-серые глаза, не такого холодного светлого оттенка, как у Мэтью, но, скорее всего, с возрастом сходство с отцом станет более очевидным. И если только Кэтрин Хановер хоть что-нибудь заподозрит… Если бы Флер могла уехать отсюда!

Зачем только Кэтрин Хановер понадобилось основывать свое предприятие именно тут? Разве не удобнее было бы обосноваться по другую сторону Мэйбриджа, где находился большой деловой и торговый центр с многочисленными универсамами и развлекательными площадками? Неужели Кэтрин так нравилось терзать собственное сердце, живя бок о бок с семейством, которое она винила во всех своих несчастьях? Нет, видимо, здравый смысл тут ни при чем. Когда две семьи соперничают друг с другом и в бизнесе и в любви более двух столетий, всегда останется заманчивой перспектива побольнее ранить противника, хотя, пожалуй, за последние годы в своем стремлении уязвить Гилбертов Хановеры превзошли все мыслимые пределы.

Флер удалось втиснуть свой «лендровер» на свободное место как раз напротив банка, что было, конечно же, хорошим предзнаменованием. Подкрасив губы и поправив прическу, она решительно пересекла улицу и открыла двери банка.

— Бог мой, — поприветствовал ее знакомый служащий. — Тебя прямо не узнать.

— Это хорошо или плохо?

Флер не особенно любила пользоваться косметикой, но сегодня была готова на крайние жертвы в надежде произвести впечатление на нового менеджера, перед которым намеревалась предстать в облике уверенной в себе бизнес-леди. Она специально надела серебряные серьги-колечки с крошечными аметистами, которые Мэтт Хановер подарил ей, когда впервые попросил выйти за него замуж. Тогда она ответила: «Подожди. Не сейчас». Что ж, тогда ей было всего восемнадцать, и впереди еще три года в колледже. Он сам только что закончил университет и намеревался получить работу в другой части страны, так что нужно было ждать. Однако в знак своего согласия она приняла его подарок, хотя серьги и были слишком простыми и дешевыми, да к тому же еще и вызывали подозрение у ее матери.

Он пообещал когда-нибудь подарить ей бриллианты. Флер только посмеялась — зачем ей бриллианты, если у нее есть Мэтт! На коробочку с этими сережками она случайно натолкнулась, ища в ящике комода свой старый шелковый шарф; аметисты подходили к богатому пурпуру шелка, и Флер решила надеть серьги в знак того, что Хановеры — ни мать, ни сын — не властны причинить ей боль.

Но теперь она уже не была так в этом уверена…

— Ты выглядишь просто потрясающе, — прошептал банковский клерк, открывая перед ней двери кабинета менеджера, а потом громко проговорил: — К вам мисс Гилберт, миссис Джонсон.

— Мисс Гилберт? — переспросила Делия Джонсон, бросая на нее взгляд поверх нагроможденных на столе папок. — Вы одна? Я ожидала увидеть вас вместе с отцом.

Очевидно, Флер предстоял разговор с чужим человеком, с тем, кто не знал ее с детства, не знал ее истории, не понимал бизнеса ее семьи. Придется изрядно потрудиться, чтобы наладить контакт с этим новым менеджером, притом что другая сторона не выказывала никакого энтузиазма!

— В наших документах он значится как единственный собственник.

— Это уже не так, — ответила Флер, игнорируя стул, на который ей указала миссис Джонсон. — Наш бухгалтер посоветовал создать партнерское предприятие, потому что отец последнее время предоставил мне вести все дела. Его здоровье пошатнулось после того, как мама погибла в автомобильной аварии.

— Пошатнулось? И что же с ним?

Что ей ответить? Весь его мир зашатался и рухнул, поэтому отец решил взять передышку, но он так никогда и не смог оправиться.

— Незначительная депрессия. Он справляется, но редко выходит из дому. Предпочитает сосредоточиться на выращивании растений. Брайан… то есть мистер Бэтли… Он предложил обсуждать все счета со мной.

— Брайан Бэтли ушел на пенсию, — заметила миссис Джонсон таким голосом, словно хотела дать ей понять, что сделал он это не по собственной воле. Она, по всей видимости, совсем не одобряла простой и дружеской манеры своего предшественника вести дела, которые грозили обернуться для банка убыточными. То, что компания «Гилберт» последние годы не имела роста, и размер ее банковского овердрафта, как видно, заставили нового менеджера поместить семейное предприятие Флер во главе черного списка.

— Я думала, он вам все объяснит, — произнесла Флер. — Напишет какую-нибудь записку… — Спохватившись, что ее слова могут прозвучать как критика, она быстро добавила: — Вы, конечно, можете поговорить и с отцом, если хотите. Я принесла подробный план того, что мы намереваемся делать в этом году. — Она достала папку и положила ее на стол. — Наши основные продажи связаны с цветочной выставкой в Челси. Знаете, мы уже давно там не появлялись, но в этом году нам предложили организовать там стенд, и…

— Потом, мисс Гилберт. — Миссис Джонсон отодвинула документы Флер в сторону и открыли другую папку, которая лежала перед ней. — Присядьте, пожалуйста.

Вежливая фраза прозвучала скорее как команда, и Флер повиновалась.

— Мне совершенно ясно, мисс Гилберт, что Брайан Бэтли предоставлял вам полную свободу действий.

Флер с трудом заставляла себя сохранять спокойствие. Эта женщина, очевидно, принимала за бездеятельность и попустительство стремление Брайана помочь Гилбертам подняться на ноги, однако явно не было никакого смысла в том, чтобы попытаться переубедить ее.

— Разумеется, для вас это было очень удобно, — продолжала Делия Джонсон.

— Брайан понимал, насколько сложными оказались для нас последние годы. Он умел смотреть вдаль, в будущее, не забывая, какие достижения у нас были в прошлом. Он не сомневался, что с некоторой помощью банка наши дела снова поправятся.

— Вот как? И отчего же? Ваш бизнес — выращивание растений. Скажите, как ваш отец может заниматься этим делом, не покидая собственного дома?

— А разве я сказала, что он вообще не выходит из дома? И потом, мы занимаемся выращиванием фуксий, а они растут в теплицах.

Флер изо всех сил старалась не казаться ни агрессивной, ни язвительной.

— Если это так, почему вы взяли на себя руководство компанией?

— Потому что меня с рождения предназначали для этого, потому что я дипломированный агроном.

— Вам требуется не только диплом, но еще и опыт.

Что она могла ответить? Разумеется, именно так она и собиралась поступить, получив диплом, — отправиться работать на какую-нибудь крупную компанию, приобретая нужный опыт. Уехать отсюда вместе — единственное, что им с Мэттом оставалось. Таковы были ее планы, пока неожиданно весь ее мир не рухнул в один миг.

— Опыт? Мне двадцать семь лет, и я занимаюсь садоводством с тех самых пор, как привила свой первый черенок.

— Так чем же конкретно занимается ваш отец? Насколько я понимаю, он по-прежнему получает зарплату.

— Исключительно выведением новых сортов. Поэтому он так редко покидает свою котельную.

— Котельную?

— Так он называет свой парник. Первоначально наши теплицы обогревались горячей водой из котельной, которая топилась углем. — Флер попыталась улыбнуться, но выражение лица миссис Джонсон обескураживало. — Сейчас все контролируется электроникой.

Да, когда-то их фирма одной из самых первых устанавливала разнообразное передовое оборудование, оставляя Хановеров далеко позади…

— И вы говорите, что уже шесть поколений…

— Семь, если считать меня. По крайней мере, на этой земле. Вообще-то, Бартоломью Гилберт и Джеймс Хановер создали свою компанию и купили землю и теплицы в 1829 году.

— Вот как? Я и не знала, что эти компании когда-то были партнерами.

— Да, но недолго. Когда Джеймс застал на месте преступления свою очаровательную юную жену с Бартоломью, земля была разделена оградой. С тех пор Гилберты и Хановеры не разговаривают друг с другом.

— Никогда?

— Никогда не говори «никогда».

— Да ведь вы соседи! Как же можно так долго оставаться в ссоре?

— Ссора — это еще мягко сказано. Речь идет о многолетнем и яростном соперничестве. Дети впитывали ненависть с молоком матери, а соревнование за право называться лучшими производителями фуксий только подливало масло в огонь. Был и саботаж, и промышленный шпионаж…

— Ничего себе! Неужели никто не пытался примирить оба семейства?

— Никому это не удавалось. После одной из последних попыток полдеревни оказалось перед судом за нарушение общественного порядка.

Конечно, только безграничная самонадеянность юности могла заставить их с Мэттом поверить, будто именно им удастся совершить невозможное, будто тени прошлого отступят перед силой их любви. К несчастью, ее мать и его отец встали на пути их счастья.

— Я понимаю, со стороны это может показаться смесью мелодраматического дамского романа и фильмов о Джеймсе Бонде.

Похоже, она только усугубила ситуацию, так далеко отклонившись от проблем своей фирмы.

— Что ж, семейные ссоры не мое дело, а вот банковские счета — напротив. Учитывая, что ваша семья занимается этим бизнесом более ста семидесяти лет, можно было бы и научиться вести предприятие поуспешнее. Вот у Хановеров, похоже, все обстоит прекрасно.

— Они отказались от выращивания растений шесть лет назад, когда умер Филипп Хановер.

— Может, вам стоит последовать их примеру?

— Вряд ли Лонгбурну требуется еще один садоводческий гипермаркет. К тому же кто-то ведь должен поставлять Хановерам растения на продажу! Сокращение рабочих мест подорвет местную экономику.

Миссис Джонсон кивнула, и, приободренная, Флер продолжила:

— Знаете, любой бизнес, который зависит от милости погоды и капризов моды, нельзя считать легким.

— В садоводстве бывает какая-то мода?

— Телевидение пропагандирует садоводство, эти передачи довольно популярны, но им все время требуется что-нибудь новое, неожиданное, чтобы произвести впечатление на зрителей. А ведь иногда требуются годы, чтобы произвести что-нибудь действительно интересное и неожиданное… Впрочем, цветоводы — люди, страстно увлеченные своим делом.

— Да, не думаю, чтобы можно было заниматься цветами, не любя это занятие.

— Поэтому целые поколения пытаются вырастить что-нибудь необыкновенное: черный тюльпан, голубую розу или красный нарцисс.

— Вы хотите сказать, что для выставки в Челси подготовили что-то в этом роде?

— Нет, ведь, как вы теперь знаете, мы выращиваем фуксии.

— И какой же будет ваша необыкновенная фуксия?

— Махровый, ярко-желтый цветок, — пожала плечами Флер. — Немножечко слишком кудрявый для ценителей со строгим вкусом, но он займет обложки всех журналов по цветоводству. Речь идет о настоящем раритете.

Невозмутимая миссис Джонсон спросила:

— Так значит, именно на это ваш отец тратит все свое время?

— Он работает над этим цветком всю свою жизнь.

— Лучше бы он озаботился вашим банковским счетом. Мой предшественник давал вам большую свободу, мисс Гилберт, но буду с вами откровенной — я не могу позволить этому продолжаться.

Сердце Флер сжалось.

— Мы взяли деньги банка под обеспечение нашей земли. Рискуем ведь только мы, разве нет?

— Но это земли сельскохозяйственного назначения, их выкуп банком грозит обернуться довольно невыгодным предприятием, поэтому я попросила назначить их повторную оценку. Специалист по землеустройству свяжется с вами на этой неделе.

— И оплата его труда, без сомнения, окажется приплюсованной к нашему банковскому долгу? — Флер, как ни старалась, не могла сдержать свой гнев. — Это вряд ли поможет уменьшить его.

— Мои обязанности состоят в том, чтобы защищать банк, — сказала Делия Джонсон, вставая из-за стола в знак того, что разговор окончен.

— Нам нужно всего лишь два месяца, — произнесла Флер, оставаясь сидеть на стуле. — Нам во что бы то ни стало нужно показать наши новинки на выставке в Челси.

— Это требует больших средств?

— Королевское общество садоводов не берет плату за выставочные площади, но расходы, конечно же, будут. Транспорт, проживание в Лондоне, каталоги. Я рассчитала все это и положила в папку, которую отдала вам. Это не так уж много в обмен на рекламу на телевидении, радио и в журналах. Мы рассчитываем на хорошие продажи с нашего стенда.

— Сейчас меня интересует только уменьшение вашей банковской задолженности. — Миссис Джонсон подошла к дверям и распахнула их. — Даю вам неделю, чтобы вы обосновали мне методы и способы погашения вашего долга. Я просмотрю ваши бумаги и приеду поговорить с вашим отцом.

Флер с трудом поднялась на ноги. Что ж, нет смысла продолжать этот разговор с глухим. Речь уже не идет о том, чтобы как-то продержаться до мая, речь идет о том, чтобы вообще остаться в своем бизнесе.

Глава вторая

Наверное, она надела не те сережки. Флер подняла руку и вынула из ушей крошечные украшения, подаренные ей Мэттом. Тогда они казались ей самым что ни на есть бесценным подарком, но, как видно, стоили они не больше, чем все его обещания любить ее вечно. Она сжала кулак, потом бросила сережки в карман, где лежало письмо от его матери.

Туда им и дорога, подумала она, включая зажигание машины и борясь с навернувшимися на глаза слезами. Флер поспешно сжала веки — ни один из Хановеров не стоит самой крошечной ее слезинки, а если она забыла об этом, то самое время взглянуть на письмо Кэтрин Хановер.

Она достала из кармана конверт, намереваясь порвать его и выкинуть, но почему-то помедлила. Возможно, причина в том, что письмо адресовано ей? Что-то в этом письме показалось ей необычным, и Флер решительно надорвала край конверта. Послание, вложенное в него, оказалось коротким.

«Флер»…

Да, Кэтрин Хановер не назовешь лицемерной — ни тебе «дорогая Флер», ни «мисс Гилберт». Однако, когда она начала читать письмо, улыбка сбежала с ее губ.

«Считаю долгом вежливости сообщить тебе, что намереваюсь просить своего адвоката написать прошение в судебные инстанции по семейным вопросам о проведении генетической экспертизы для установления того факта, что я являюсь отцом Томаса Гилберта. Если вопреки всем простым и очевидным фактам ты вознамеришься чинить мне в этом препятствия, тебе придется понести все издержки за возможные судебные процедуры. После установления моего отцовства я намереваюсь самым решительным образом отстаивать свои права на ребенка.

Мэтт»

После минутного остолбенения Флер охватили странные чувства. Мэтт… Неужели он дома? Он вернулся! Несколько мгновений отчаянной, слепой надежды, и реальность снова предстала перед ней во всем своем ужасе. Судебные инстанции… Генетическая экспертиза… Права на ребенка…

Она задохнулась и резко сорвала с шеи шарф, подставляя горло холодному воздуху. Неужели Мэтт написал такое? Ее Мэтт своей рукой вывел на бумаге эти безумные слова? Она вцепилась в руль, точно ища спасения. Говорил ли он об этом со своей матерью? Если только Кэтрин Хановер… Нет, вряд ли она знает, иначе они уже давно получили бы письмо от ее адвоката…

Внезапно на Флер накатила волна ярости. Какой же Мэтт все-таки Хановер! Этот человек, в которого она влюбилась с первого взгляда, с которым встречалась тайком от родителей, за которого тайно вышла замуж и который уверял ее в своей вечной любви, посмел написать ей это бесчувственное послание, словно она букашка, достойная быть раздавленной одним движением его пальцев. Как вообще он посмел внезапно объявиться здесь, после стольких лет отсутствия, и заявлять о каких-то своих правах? Никаких прав у него нет, по крайней мере моральных!

Суд, разумеется, решит по-другому. Они постановят, что у нее нет никаких прав отказывать отцу в общении с ребенком.

Но ведь это именно он бросил ее и уехал!

Флер не могла позволить себе такой роскоши — собрать вещи и исчезнуть, начать новую жизнь, забыть о страданиях матери в больничной палате и о нервном расстройстве отца. А потом у нее не было ни малейшей возможности скрыть свою беременность от досужих деревенских сплетниц.

Ей пришлось остаться и чувствовать на себе любопытные и осуждающие взгляды…

В ее жизни был только один мужчина, и она продолжала надеяться, что однажды Мэтт появится на пороге ее дома, обнимет сына и попросит у нее прощения…

Страшно подумать, что ей пришлось лгать отцу — точно так же, как делала ее мать! Флер задохнулась и судорожно нажала на кнопку стеклоподъемника окна, жадно вдыхая холодный, отрезвляющий воздух с улицы. Нет, только Том имеет значение. Ее семья состоит из сына и отца, только о них она должна волноваться и заботиться. У нее слишком мало времени, чтобы выработать стратегию поведения с Мэттом, но прежде всего следует не допустить проведения генетического теста. Она схватила мобильный телефон, быстро набрала номер. Раздался всего лишь один гудок, и знакомый голос ответил:

— Мэтью Хановер.

Флер чуть не выронила трубку. Она думала, что ей ответит секретарь, кто-то в приемной, на худой конец сама Кэтрин Хановер, но только не он! И надо же, его голос, как и прежде, достиг самых глубин ее сердца, заставив ощутить такую знакомую слабость…

— Алло… — пролепетала она в ответ, не зная, как нарушить воцарившееся молчание.

Как ты? Что ты делал все эти шесть лет? Я так соскучилась…

— Я получила твое письмо, — проговорила она наконец, затем быстро добавила: — Нет необходимости проводить этот генетический анализ. Я не хочу, чтобы Том проходил через это.

— Мне нет дела до того, что ты хочешь, Флер, — резко ответил Мэтт. — Мне нужна правда.

Да, он настоящий сын своей матери.

— Правда тебе известна.

— Возможно, но я имею право на доказательства. В деревне все думают, что ты сама не знаешь, кто отец Тома.

— Тебе ни к чему слушать сплетни. Мэтт, он еще такой маленький… Он не поймет! Я не хочу его пугать.

— Об этом надо было думать раньше. Все эти годы ты поступала, как хотела, но теперь я буду решать, что делать.

— Прошу тебя! — взмолилась она. — Я что-нибудь придумаю.

— Что-нибудь? — переспросил он после долгого, казалось, бесконечного молчания. — Послушай, давай встретимся сегодня вечером в амбаре и обсудим это твое «что-нибудь».

В амбаре? Флер прикрыла рот ладонью, чтобы удержать крик боли. Неужели он нарочно выбрал это место, дабы побольнее уязвить ее?

Хотя, с другой стороны, где же еще им встретиться — не в деревенском же пабе! Она глубоко вздохнула и медленно ответила:

— Я смогу выбраться только ближе к ночи.

— Я смотрю, ничего не изменилось! — в трубке послышался короткий смешок. — Приходи, когда сможешь, я буду там.

* * *

Мэтт нажал на рычаг и опустил трубку.

Прошу тебя…

Если закрыть глаза, он снова увидит ее, восемнадцатилетнюю, на соломенном тюфяке старого сарая, с такими нежными зелеными глазами, такими манящими теплыми губами…

Прошу тебя…

Даже сейчас, после всего, что случилось, он весь дрожал, снова услышав звук ее голоса, точно подросток… Нет, не стоит забывать о своем гневе, надо постоянно напоминать себе…

— Мне послышалось, что кто-то звонил?

Мать замерла в дверном проеме, потом, встретив его взгляд, прошла в комнату, бросив сумку на письменный стол.

— Да, — как можно небрежнее отозвался Мэтт, — мне предложили коттедж в Хотоне.

Это было правдой, но не ответом на ее вопрос, и Мэтт подумал, что годы идут, а ничто не меняется — столетия ненависти довлеют над ним и Флер, заставляют лгать родным, встречаться тайком. Что ж, когда они были юными, как Ромео и Джульетта, их отношения казались романтичными, но теперь его это только угнетает.

— Такты не останешься здесь? — разочарованно спросила мать.

— Я договорился, что хозяин передаст мне ключи сегодня вечером.

— Снимать коттедж в Хотоне влетит в копеечку.

— Это точно, но я унаследовал твои способности к ведению дел, поэтому найду, чем расплатиться.

Комплимент заставил Кэтрин Хановер улыбнуться, но она не смогла скрыть своей печали:

— Здесь полно места, что тебе еще нужно? Я давно тебя не видела… Так хочется побыть вместе, побаловать тебя!

Что ж, он тогда сердился и на мать тоже, был жесток с ней, как и всякий очень молодой человек, которому жизнь кажется бесконечной. Теперь он сожалел об этом, но не настолько, чтобы оставаться с ней под одной крышей. Мэтт протянул руку и дотронулся до руки Кэтрин, стараясь смягчить свое решение:

— Это же рядом. Если я решу остаться насовсем, мне надо будет купить себе что-нибудь подходящее.

— Конечно, — согласилась Кэтрин, немедленно тушуясь. Она понимала, что ступила на очень скользкую почву. — Просто я все еще не привыкла думать о тебе как о… о совсем взрослом. Конечно, вряд ли взрослый мужчина захочет жить в одном доме со своей матерью. А что с офисом? Тебе достаточно места?

Мэтью не обсуждал подробно свои планы с Кэтрин, но только потому, что и сам еще не знал, что станет делать. Он прекрасно мог бы работать и в доме матери, но кабинет в офисе компании давал ему возможность в любой момент покинуть родные пенаты, не вдаваясь в объяснения причин.

— Да, мне там очень удобно.

— Пользуйся, сколько будет нужно.

— Только не втягивай меня в свою войну с Гилбертами.

— Я не воюю с ними! — она рассмеялась, словно сама мысль об этом показалась ей смешной. — Я просто стараюсь делать свою работу как можно лучше.

— И тебе это удается блестяще, — Мэтт не был убежден в ее искренности, однако не собирался продолжать тему. — Твой бизнес развивается очень успешно. Папа просто бы глазам своим не поверил.

— Да.

В ее голосе прозвучало удовлетворение, и Мэтт подумал, что отец, вероятно, удивился бы, узнав, как сильно она изменилась. До тех трагических событий Кэтрин была обычной скучной домохозяйкой, не имевшей ни малейшего отношения к их семейному бизнесу. Она охотно участвовала в местных благотворительных акциях, но ни за что не стала бы привлекать внимание к своей персоне яркой косметикой или вызывающими нарядами, как другие женщины. Как мать Флер. Мальчиком он был благодарен за это Кэтрин, но сейчас, глядя на эту процветающую, модно одетую и уверенную в себе деловую даму, задавался вопросом, насколько действительно несчастна она была с его отцом.

— А почему ты передумала продавать компанию, чтобы уехать отсюда? — спросил он, стараясь говорить ровным и безразличным тоном.

— Не знаю. Я потратила массу времени, стараясь найти покупателя, но, к сожалению, моим предложением интересовались лишь застройщики жилья. Как только подумаешь, что вместо нашего поместья тут понастроят кучу безликих крошечных коттеджиков, просто рука не поднимается подписать документы… В общем, я сделала себе модную стрижку, купила дорогой костюм и отправилась в банк со своим бизнес-планом. Мне удалось убедить их, что смещение акцента в сторону продажи, а не выращивания растений будет экономически очень выгодным.

Мэтью не стал напоминать ей, сколько раз он предлагал матери возглавить семейный бизнес. Кэтрин могла бы отойти от дел и поселиться где угодно, наслаждаясь весьма солидным доходом от тех средств, что оставил ей покойный муж. Он не сомневался, что за последние шесть лет мать не раз думала над его предложением, однако она пошла другим путем — изменилась внешне и внутренне, заставила уважать себя.

— А соседи не были против? — спросил Мэтью, задумчиво глядя на стеклянные крыши парников Гилбертов. — Даже Сет Гилберт?

— Нет, и он не возражал. Наверное, жалел меня.

— Он совершил ошибку.

— Да. И не одну.

Даже в это утро понедельника паркинг перед магазином Хановеров был заставлен машинами и по нему сновали люди, переносившие растения, мешки с удобрениями и самый разнообразный садовый инвентарь, которым торговала Кэтрин Хановер.

— Тебе бы не помешали дополнительные площади, — поговорил Мэтью.

— И они у меня скоро будут. Через пару месяцев ты сможешь поселиться в доме Гилбертов. Надо будет сделать ремонт, но сам по себе дом очень хорош.

— Вот как? — Мэтт нахмурился. — Значит, ты была там, внутри? Когда же?

— О, сто лет тому назад! Мать Сета устраивала великолепные вечеринки.

Кэтрин махнула рукой перед своим лицом, точно силилась отогнать навязчивые воспоминания.

— И тебя приглашали на эти приемы?

— Я не всегда носила фамилию Хановер, — она с усилием улыбнулась. — Так что подумай об этом доме. Тебе пора остепениться, завести семью. У тебя есть кто-нибудь на примете? Мне так хочется внуков!

Мэтью подумал, что вырезку из газеты, должно быть, послала его собственная мать. Только она могла уловить сходство между ребенком Флер и ним самим в детстве, заподозрить правду и воспользоваться этим как приманкой, чтобы заставить его вернуться домой. Конечно, ее лицо ничем не подтверждало таких предположений, но оно у нее вообще всегда было непроницаемым.

— Мне больше нравится амбар, — отозвался он.

— Амбар?

— Да, я всегда думал, что из него получится прекрасное жилище. Мне доводилось видеть потрясающие проекты такого рода.

Кэтрин неожиданно резко отвернулась:

— Извини, Мэтт, но у нас уже есть проект превратить его в ресторан. Покупателям сейчас нужно нечто большее, чем просто чашка кофе и булочка на ходу. — Она открыла секретер, доставая пачку чертежей.

— А Сет Гилберт согласился продать?

— Я сделала ему очень хорошее предложение относительно всего поместья, включая дом и амбар, и все еще надеюсь, что здравый смысл в нем возобладает и он согласится.

— Может, он вовсе не считает твое предложение таким уж выгодным?

— Ну, я все-таки не благотворительный фонд! Разумеется, если он предпочтет объявить себя банкротом, я ничего не смогу сделать.

— Банкротство неизбежно? — спросил Мэтт, притворяясь, что не в курсе всех проблем Сета с банком. Он не зря потратил время в Венгрии перед отъездом, скрупулезно изучая полученные документы. И это сработало — он не пробыл дома еще и суток, а Флер уже была вынуждена позвонить ему. Объятая паникой, она сказала все, что ему нужно было знать.

Она пойдет на все…

Он сжал руки, чтобы прекратить предательскую дрожь, которая его охватила, и постарался вникнуть в то, что говорила мать.

— И чем скорее, тем лучше. Я добьюсь своего в любом случае, куплю у банка, в конце концов.

— А пока что ты уже заказала проект архитектору!

— Ну да, ведь его еще надо будет утвердить на приходском совете!

— Ясно, таков план А, а каков план Б?

— О чем ты?

— Ну, должен же быть какой-то запасной план. Например, вдруг тебе все же придется перепродать все под бизнес-парк.

— Не придется! Запасной план — только знак готовности к поражению!

Да, и она еще отрицает, что ведет войну!

— Ну что? — Отец взглянул на Флер поверх побега фуксии, с которым возился, когда дочь поставила на полку рядом с ним чашку чая. — Что сказала эта дама из банка?

Флер вздохнула. Пришедшее утром письмо и страх, что Кэтрин Хановер воспользуется всеми своими деньгами и общественным весом, чтобы отнять у нее сына, заставили молодую женщину позабыть обо всем остальном. Она даже не помнила, как доехала до дома!

— Ну, я оставила ей все материалы о нашем участии в выставке в Челси.

— Ты не стала обсуждать с ней наши планы?

— Ее больше волнует превышение кредита. На следующей неделе она хочет снова поговорить с нами… с нами обоими. Но сначала мы должны дать ей наши предложения о том, как собираемся уменьшить свой долг.

— Скажи ей, пусть подождет до третьей недели мая. — Он снова занялся обрезкой черенка. — Тогда сама все увидит!

— Да?

Растение в горшке не имело ни бирки, ни номера с датой.

— Вот это станет настоящей сенсацией! Золотая медаль выставки, вне сомнения. — Господи, ну когда же отец перестанет витать в облаках! — Дайте мне еще год, и вы увидите…

— У нас нет еще одного года, — устало проговорила Флер.

Сет уже занялся другим горшком, не обращая внимания на ее слова и предоставляя ей одной разбираться со всеми столь неинтересными для него финансовыми проблемами. Для прорыва на выставке в Челси им нужна действительно желтая фуксия, но та, что отец держал в руках, была всего лишь кремовой. А кремовая никак не подойдет! Он просто сам себя обманывает…

— Миссис Джонсон сказала, что зайдет посмотреть на наши цветы на следующей неделе. Нам придется рассказать ей о наших действительных успехах.

Впечатлит ли даму из банка то, что она тут увидит?

— Вот это уж нет! — отозвался отец с неожиданной горячностью. — Где это видано? Может, еще и прессу пригласишь сюда за неделю до выставки? Столько лет работы коту под хвост, да? Никогда нельзя расслабляться, девочка моя, твоя селекционная работа может быть попросту украдена!

Флер рассмеялась, чтобы подавить тяжелый вздох.

— Ладно, хоть Кэтрин Хановер не интересуется твоим гибридом.

— Кэтрин? Да она бы душу продала, чтобы ее имя стояло на этом горшке, милая моя!

— Почему? Кто поверит, что она вывела такой сорт?

— Это и не важно! Зарегистрированное право на собственность — вот что действительно важно! Речь идет не о семейной гордости, а о том, чтобы обеспечить будущее Тома.

— Папа, по-моему, ты ничего не понял. Миссис Джонсон нужны какие-то основания, чтобы банк мог поддержать нас.

— Если она сюда заявится, все пропало. Моя работа уже ни для кого не будет тайной.

— Но…

— Никаких «но»!

Именно это и губило их бизнес! Отец старательно держал в тайне свою селекционную работу, не позволял ей фотографировать великолепные цветы, которые им удавалось получить, лишал ее возможности рекламировать их продукцию. Она еще раз вздохнула и проговорила:

— Папа, мне надо будет уйти сегодня вечером на часок. Я обещала Саре Хантер помочь в оформлении пасхальной ярмарки.

Слова застревали у нее в горле. Наверное, мама тоже придумывала что-нибудь наподобие этого, когда хотела ускользнуть из дома для встречи с Филиппом Хановером… Тогда, шесть лет назад, занятая собственными переживаниями, она всерьез полагала, что у родителей нет никакой личной жизни…

— Так ты присмотришь за Томом? — с трудом закончила Флер.

— Я всегда дома, — пробормотал отец, не поднимая глаз от своих растений.

Что надеть для встречи с мужчиной, которого ты раньше считала навсегда потерянным для себя? Мужчиной, который, как выяснилось, недостаточно любил ее, когда пришло время сделать выбор? Мужчиной, которого хочется поразить, пусть даже ты больше не считаешь его достойным тебя? Что надеть, если собираешься просить о таком одолжении этого человека, вынырнувшего неизвестно из каких глубин прошлого?

В конце концов погода — тоскливо моросивший дождь — и место встречи — старый сарай на задворках имения — заставили Флер выбрать самый прозаический наряд. Теплые брюки, сапоги на толстой подошве, бесформенный свитер и минимум косметики — такой она стала теперь, деревенская матрона, которую больше волнуют школа, церковь и ребенок, для которой проблемы семейного бизнеса важнее, чем собственная внешность.

Флер со вздохом потянулась, расправляя болевшую спину. Остаток дня она провела, пытаясь починить насос брызгалки, так что пострадала не только спина, но и руки — она ободрала пальцы, сражаясь с неподатливым металлом.

— Я ухожу, папа! — крикнула она из коридора. — Том не будет мешать тебе.

— Он мне никогда не мешает.

Охваченная внезапным порывом, Флер вдруг вернулась на кухню и поцеловала отца в щеку. Не поднимая глаз от своего садоводческого журнала, он вдруг проговорил:

— Ты мне так и не сказала, что было нужно Кэтрин Хановер.

— Что?

— Что было в ее письме?

Флер едва удалось справиться с паникой:

— Ничего… То есть как всегда. Как обычно.

— Значит, не о чем волноваться?

Он знает, мелькнуло в ее голове. Он знает, что она врет! И ей снова вспомнилась мать — ее изящная белая ручка на отцовском плече, блеск бриллианта на обручальном кольце, копна волнистых светлых волос. Поцелуй Иуды, ведь она собиралась встретиться со своим любовником…

— Не забудь приготовить и для меня красивое яйцо на Пасху, — проговорил Сет, и Флер вздохнула с облегчением.

Все это лишь игра ее разгоряченного воображения.

— Конечно, папа.

Когда она зашагала к амбару, ее сердце гулко колотилось от предвкушения встречи с Мэттом. Флер одолевали сложные чувства — вины, восторга и радости. Она в точности знала, сколько шагов нужно сделать, чтобы дойти от дома до амбара, когда-то она пролетала это расстояние, стараясь не думать о будущем. Однако теперь то самое будущее, которого она так боялась, похоже, стало реальностью.

Глава третья

Мэтт не помнил, чтобы он так волновался перед встречей, когда они с Флер были совсем юными. Возможно, неуверенность делала его сейчас таким беспокойным? Разумеется, он не сомневался, что Флер придет, даже если для этого ей придется подождать, пока все в доме не улягутся спать, и выбраться наружу через крышу, чтобы не сработала охранная сигнализация. Прежде она уже не раз проделывала такое, так что придет и сейчас.

Он в нетерпении взглянул на наручные часы, в третий раз за последние пять минут. Впрочем, его нетерпение вполне понятно! Сколько раз много лет тому назад он поджидал ее тут, сверля взглядом темноту, стараясь разглядеть тонкий лучик карманного фонарика Флер, а потом бросался ей навстречу, стремясь приблизить их первый поцелуй, поскорее обнять ее…

Мэтт снова медленно зашагал перед дверью амбара, не обращая внимания на холод и влажную грязь под ногами. Они долго не виделись, но им и прежде случалось расставаться — например, когда он учился в университете или стажировался за границей, — и все же это нимало не ослабляло взаимную страсть. Именно поэтому Мэтт уговорил Флер на тайный брак, надеясь, что позже они поставят родителей перед свершившимся фактом и тем самым преодолеют тяготевшее над ними проклятье многолетней семейной вражды.

Как же он был наивен! Узы крови оказались куда более сильными, чем все ее чувства к нему. Даже нося его дитя, она предпочла стать предметом местных сплетен, но не признаться отцу, что была близка с одним из Хановеров. Что ж, теперь Флер придется заплатить за все. Возможно, она уже оправилась от первого шока, вызванного их сегодняшним разговором, и снова полна решимости защитить отца, но это ничего не изменит, и ничто ее не спасет. Если она уже успела посоветоваться с юристом, тот наверняка предупредил Флер, что ей не стоит встречаться с Мэттом наедине, без свидетелей, и что ей нужен юридический советник. Конечно, она могла также и поддаться панике, схватить сына в охапку и попытаться сбежать с ребенком, ведь если она не решилась бросить своего старого отца на произвол судьбы ради него, Мэтта, ради ребенка, возможно…

Его горькие мысли прервал тонкий лучик света. Кто-то перелезал через ограду.

* * *

Флер и без фонарика нашла бы это место в ограде, где перелезть было проще всего. Ее тело не забыло даже точного количества шагов, которое отделяло ее теперь от амбара, где ее всегда ждал Мэтт, от того места, на которое она то и дело смотрела все последние шесть лет, чувствуя, как ее сердце истекает кровью. Сейчас тропинка показалась ей намного уже и темнее, наверное, заросла, заброшенная хозяевами. Она медленно продвигалась вперед, повторяя про себя, что не должна была бы этого делать. Впрочем, что еще ей оставалось? Всю вторую половину дня она провела у телефона, и ее рука десяток раз тянулась к трубке. Позвонить адвокату, объяснить ситуацию, не называя имен. Просто сообщить, что внезапно объявился отец Тома и предъявляет права на сына…

Но всякий раз Флер останавливала себя — она прекрасно знала Мэтта: как только к делу подключатся юристы, его больше нельзя будет образумить. Она уже не сможет попытаться заставить выслушать ее, понять ее чувства. Надежда на это была весьма иллюзорной. Если бы она оказалась на его месте, то отнюдь не вела бы себя благоразумно. Мэтт был деликатнейшим и нежнейшим из мужчин, но он наверняка изменился за эти шесть лет. К тому же не приходится винить его за то, что он так разозлился на нее…

Флер замерла на месте, не зная, двигаться ли ей вперед или лучше убежать прочь, но тут рядом под чьими-то ногами хрустнула ветка. Она вскрикнула, не столько от страха, сколько от неожиданности, и в тот же миг кто-то зажал ей рот и сильная рука притянула ее за талию.

— Ради бога, Флер! Ты же не хочешь, чтобы вся деревня была в курсе наших дел?

Мэтт! Разве она могла не узнать его? Запах Мэтта был самым родным для нее, она наизусть знала каждую линию его тела и сейчас не сомневалась, что смотрит прямо ему в глаза, хотя в темноте не было видно ни зги. Он был первым и единственным мужчиной в ее жизни, и теперь от его прикосновения все ее чувства вспыхнули, как новогодний фейерверк. Одно бесконечно длинное мгновение Флер боролась со своим желанием прильнуть к нему, позволить ему делать с ней все что угодно, только бы он продолжал держать ее в своих объятиях и никогда больше не расстался с ней!

Однако, если он одной рукой поддерживал ее за талию, не давая упасть, вторую Мэтт все еще держал на ее губах, как бы отталкивая ее от себя прочь, поэтому Флер не оставалось ничего иного, кроме как помотать головой в знак того, что она не собирается впадать в истерику. Он сразу же отпустил ее и решительно отступил назад, наполняя Флер чувством глубокого уныния и одиночества.

— Болван! Ты меня напугал, — резко проговорила она.

— По-моему, ты сама себя прекрасно напугала, — ответил он, ловя ее за запястье. — Что это?

— Нормальный фонарик, — пробормотала она. — Просто у него садятся батарейки.

— И ты еще называешь меня болваном?

Весь день Флер гадала, какими окажутся первые слова их диалога. Наверное, такими же жесткими, как и при предыдущей встрече, по крайней мере тон Мэтта не сулил ей ничего хорошего. Конечно, в глубине души она продолжала надеяться, что, увидев ее снова в тот самом месте, которое было приютом их любви, Мэтт немного оттает и все пойдет по-другому… Но такое начало разговора не могло привидеться даже ее очень пылкому воображению.

— Я тоже рада тебя видеть.

— Ты могла в темноте сломать ногу.

Флер небрежно пожала плечами:

— Или шею. Тебе бы это понравилось еще больше.

— Вовсе нет. — Он снова схватил ее за руку, на этот раз жестко и твердо. — Я предпочел бы сделать это сам.

Флер не нашлась что ответить, но он не стал дожидаться, а повернулся к ней спиной и зашагал к амбару. Она поборола мгновенное желание убежать прочь — что толку? Разве что взять Тома и уехать, чтобы провести остаток жизни, прячась ото всех? Она не смогла оставить отца шесть лет назад, как ни умолял ее Мэтт. Нет, она не могла бросить умирающую мать и отца на грани нервного срыва.

Разумеется, она не сделает этого и теперь, когда вообще все в их жизни зависит от нее. Что бы там ни задумал Мэтт, ей не избежать своей участи.

Мэтт распахнул дверь амбара, пропуская ее вперед. Внутри было сухо, и зажженная газовая лампа по-прежнему освещала старый диван, на котором они провели столько времени, вместе представляя свое будущее.

— Тут ничего не изменилось, — проговорила Флер, предпочитая разглядывать мебель, а не лицо холодного незнакомца с голосом Мэтта.

— Лампа новая. Старая вся проржавела.

— Ты позаботился и об этом? Мне бы никогда в голову не пришло…

— Наверное, у тебя полно других дел. Что ты сказала своим сегодня? Предполагается, что ты отправилась к кому-то в гости?

Вот как? Кое-что, значит, не изменилось! Это был первый вопрос, который Мэтт всегда задавал ей, когда она приходила на свидание с ним. На один короткий миг Флер понадеялась, что и дальше все пойдет наилучшим образом, почти поверила, что, обернись она сейчас к нему лицом, Мэтт рассмеется и заключит ее в объятия. Скажет, что он вернулся к ней, что никогда ее больше не покинет…

Однако Мэтт не пошевелился; он стоял, засунув руки в карманы длинного дорогого кашемирового пальто, с виду все тот же, но по сути совсем другой человек. Он стал старше, и несколько седых прядей посеребрили его виски, тонкие черты лица стали резче, определеннее. Уже мальчишкой и подростком он был красив, а теперь, достигнув зрелости, стал просто неотразим.

И к тому же, вне всякого сомнения, Мэтт был успешным человеком — даже малейшие детали его одежды свидетельствовали об этом, он источал уверенность и напор человека, знающего, чего он хочет, и не приемлющего отказа. В этом, впрочем, Мэтт не особенно изменился, подумала Флер, припомнив, как он сокрушил все ее сомнения относительно их брака, убедил ее, что для них это единственный выход.

В ее воображении Мэтт оставался верен принесенным им брачным обетам, но сейчас ей приходилось признать, что стоявший перед ней мужчина уже не был тем Мэтью Хановером, за которого она вышла замуж, — прошло столько лет, он не мог забыть о своей мужской природе. Разумеется, его окружало множество прекрасных и соблазнительных женщин…

Флер поспешно отвернулась, охваченная столь неожиданно переполнившей ее ревностью. Реальность не оставляет места мечтаниям! Ноги у нее подкосились, так что она почти упала на диван.

Мэтт, хотя до того и был преисполнен решимости не дотрагиваться до Флер, сделал было шаг вперед, чтобы поддержать ее, но, к счастью, она добралась до дивана быстрее и вообще не заметила его порыва. Да, все пошло не так, как он ожидал. Все казалось намного проще, когда этим утром он разглядывал ее из окна своей спальни, — она была красиво одета и, очевидно, полностью держала свою жизнь под контролем. И змея ревности, пожиравшая его и твердившая, что столь привлекательная женщина не станет дожидаться его возвращения, шепнула ему, что у Флер наверняка кто-то есть…

Но сейчас она была без косметики и без прически, в одежде, которую наверняка использовала для работы в теплицах.

— Ну так что? — отрывисто спросил он, подавляя желание смягчиться. — Вряд ли ты сказала своему отцу, что отправилась на встречу со мной.

— Нет, — она неловко дернула плечом, словно ей все еще было стыдно врать отцу, как и много лет назад. — Кое с кем другим.

— Я его знаю?

Она посмотрела на него с некоторым удивлением, потом ответила:

— Помнишь Сару Дункан?

— Та веселая девчонка, что сходила с ума по лошадям?

— Да, она вышла замуж за Сэма Хантера. Мы вместе готовимся к Пасхе в этом году.

— Что ж, они старые друзья. Прикрывали нас и раньше.

— Я не могу оставаться здесь долго, Мэтт.

— То, что я намерен тебе сказать, не займет много времени.

Она подняла голову, и взгляд ее зеленых глаз пронзил его до самого сердца. Проклятие, а он-то верил, будто она больше не властна над ним. Надо было все предоставить адвокатам… Еще сутки назад его жизнь была совсем иной, но вот он вернулся домой и словно окунулся в прошлое. Все на своих местах, точно так, как было всегда.

Его мать и ее отец оказались жертвами, а вместо того, чтобы выплакаться друг другу в жилетку, решили сцепиться как бешеные собаки. Яд продолжал распространяться, отравляя все вокруг, даже тех, кто самоуверенно счел себя в безопасности!

— Я сказал матери, что отправлюсь осмотреть коттедж, прежде чем перееду туда.

— Так ты не станешь жить у нее? — удивленно спросила Флер. — Твоя мама расстроится. Тебя так давно не было дома!

— Я приехал не для того, чтобы порадовать маму. Я приехал за сыном. Вот что стоит между нами.

— До тех пор, пока я из семьи Гилбертов, а ты — из семьи Хановеров…

— Ты теперь тоже носишь фамилию Хановер, — напомнил он, — все равно, жалеешь ты об этом или нет.

Он замолк, почти против своей воли надеясь услышать в ответ, что она не жалеет, однако Флер молчала.

— Пойми, я совершенно серьезно намереваюсь добиваться опекунства над свои ребенком.

— Опекунства? — Мэтт отчетливо увидел панику в ее глазах. — И ты всерьез считаешь, что у тебя это получится?

— Не сомневаюсь. Когда твоему отцу придется объявить о банкротстве и ты потеряешь свой дом, у суда не останется никакого другого выхода, кроме как передать ребенка мне.

— Мой отец не банкрот. — (Он не ответил.) — Этого не случится, Мэтт. И не забывай, это ты бросил меня. Нас.

Он подавил желание взорваться гневными словами, хотя ярость кипела в нем с той самой минуты, когда он узнал правду; нет, только хладнокровие спасет его.

— Ты просто хочешь получить свое, как и любой Хановер, — продолжала Флер, и фальшивое спокойствие Мэтта начало таять. — О каком суде ты говоришь? Кто это отдаст ребенка отцу, которого он никогда не видел и вообще не знает?

— Ты уверена? Какой выбор сделает суд, если ребенку вместо гостиницы для бездомных я предложу прекрасный уютный дом?

— Этого не случится, — повторила Флер. Ему следует быть поосторожней, не стоит пугать ее.

— Возможно, мы договоримся, — произнес Мэтт. — Например, развод и ребенок в обмен на уплату ваших долгов.

— Я не собираюсь разводиться, и ребенка ты не получишь.

Совершенно неожиданно для себя Мэтт понял, что улыбается. Ну просто тигрица, защищающая своего детеныша.

— Да, вести переговоры ты не умеешь, Флер.

— Твой сын не предмет переговоров.

Его сын. Она назвала ребенка его сыном. Может, это первый шаг к тому, чтобы дать ему то, что он хочет?

— Тебе все равно придется изучить искусство компромисса, Флер. Скажи мне, на какой минимум ты согласна поступиться?

— На твое общение с ним, — ответила она, и в ее голосе прозвучало отчаяние. — Это твое право.

— Общение? Два выходных в месяц? Могу я взять его с собой в Венгрию на лето? Как насчет дней рождения или Рождества?

Флер побледнела, когда реальность предстала перед ней в таком аспекте, но все же не сдалась.

— Он должен привыкнуть к тебе, а это потребует времени. Том сам определит, как быстро он сможет впустить тебя в свою жизнь.

— И ты будешь его наставницей?

— Но ты же уехал, Мэтт! Ты не смог подождать! А теперь тебе придется, потому что Тому нужно время.

— Подозреваю, что время требуется как раз тебе. Впрочем, ты права, такие вещи не делаются наскоро. Коттедж — идеальное место, чтобы провести там какое-то время втроем, вдали от любопытных глаз, и мы с Томом сможем получше узнать друг друга.

Она нахмурилась, но не сказала, что такое невозможно.

— Это не то, что было в твоем письме. И не об этом мы разговаривали сегодня утром.

— Я просто хотел привлечь твое внимание.

— Что ж, тебе это удалось. Это было бы совсем не сложно в любой день из этих шести лет, если бы ты только сподобился взять ручку и написать письмо или же поднять телефонную трубку. Теперь не пытайся представить меня женщиной, которая не удосужилась сообщить своему мужу, что беременна. Ты просто исчез, Мэтт.

— Я умолял тебя поехать со мной.

— Да, ты потребовал, чтобы я уехала с тобой, бросив умирающую мать и сломленного горем отца. А я просила тебя быть терпеливым и подождать.

— Ты и сейчас просишь о том же. А тебе снова приходится пробираться сюда тайком от отца.

Флер покачала головой, судорожно дыша, словно ей приходилось сдерживать слезы. О чем или о ком она плакала? О той девушке, которой была некогда? О своих разбитых мечтах?

— Если бы ты остался, — проговорила она, немного успокоившись, — наступил бы тот день, когда я все рассказала бы отцу.

Флер на миг закрыла глаза, затем прямо взглянула в лицо Мэтта — теперь настал его черед, с трудом сглотнув, выдержать ее взгляд.

— Как он сейчас?

— Ты бы его не узнал, — с горечью усмехнулась Флер. — Он весь как-то… как-то съежился.

— Я слышал, он хочет участвовать в выставке в Челси. Последняя попытка спасти фирму?

Флер почувствовала, как кровь приливает к ее лицу. Наверное, множество людей вокруг них постоянно задавались тем же вопросом — в пабах, магазинчиках, на почте.

— Он подал заявку на участие. Имя Гилберт все еще кое-что значит. Мы справимся. Не стоит верить всему, что говорят люди.

— Послушай, я только что приехал, и мне недосуг слушать местные сплетни. Лучше взгляни, что мне прислали на Рождество. Анонимное письмо.

Он достал из бумажника потертую вырезку из местной газеты, и Флер наклонилась поближе, чтобы рассмотреть текст. Мягкое тепло дорогой ткани его пальто немедленно вызвало в ней желание прижаться к нему плотнее, погрузиться в тепло его объятий. Вместо этого она решительно выхватила листок из его рук, восстанавливая благоразумное расстояние между их телами.

— На Рождество? А сейчас у нас скоро Пасха. Ты определенно не спешил явиться сюда, чтобы сыграть роль любящего папочки.

— Все не так просто. Если бы я прилетел первым же рейсом, то не смог бы остаться надолго. Вначале мне нужно было устроить кое-какие дела, зато теперь я пробуду, сколько потребуется.

— Твой бизнес? В Венгрии?

— Да, сейчас рынки Восточной Европы самые привлекательные для нашего бизнеса, а я попал туда одним из первых, так что мои позиции очень прочные.

Флер опустила взгляд на газетную фотографию.

— Жаль, что ты не видел Тома в этой рождественской пьесе. Он был пастухом. Играл просто великолепно.

— Да, жаль, что я не видел. Он похож на тебя.

— Все так говорят. — Внешне Том действительно был типичный Гилберт, но он быстро рос и терял свою детскую мягкость. — Знаешь, сегодня, когда он обернулся, чтобы помахать мне с порога школы, я подумала, что он похож на тебя. Я даже испугалась. Вообще, мне следовало этого бояться — какая-нибудь из наших старых деревенских гарпий, знавшая тебя в младенчестве, тоже наверняка могла это заметить. Видимо, так и произошло.

— Похоже на то.

— И это был кто-то, кто знал, как тебя найти.

— Вариантов не так уж много.

— Твоя мама? Если бы у нее возникли такие подозрения, она тотчас бы набросилась на меня с кучей адвокатов.

— Может, она хотела, чтобы я сделал первый шаг.

— Она что-нибудь сказала тебе, когда ты приехал? — Он покачал головой, и Флер продолжила: — Знаешь, я не сомневалась, что она сообщит тебе о моей беременности. «У этой девчонки Гилберт проблемы. Чего еще ждать от такой особы? Она получила, что заслужила!»

Флер передразнила изысканный и немного жеманный выговор Кэтрин Хановер, приобретенный в хорошем женском колледже, но, к ее удивлению, Мэтт рассмеялся:

— Здорово, похоже!

— Я думала, как только она сообщит тебе, ты сразу же примчишься домой, Мэтт! Знаешь, я даже провела здесь несколько ночей, на этом самом диване. Думала, вот-вот дверь откроется, и ты войдешь. Мы начнем ту жизнь, о которой мечтали. Но ты не вернулся, Мэтт. А когда родился Том, мне было уже некогда вздыхать, глядя на луну, — нужно было жить, нужно было выживать.

— Но она мне не сказала. Знаешь, что она сделала сразу же после смерти отца? Немедленно выставила на продажу теплицы — и все посевные площади. А ведь я вырос с мыслью, что в один прекрасный день должен буду принять это наследство, стать очередным владельцем компании «Хановер и сын». Мое образование, диссертация — все было ради этого. И вот утром перед похоронами отца ко мне вдруг является агент по недвижимости со словами, что его клиент хочет немедленно осмотреть владение.

Флер вздохнула:

— Как она могла так поступить с тобой? Зачем она это сделала?

Он пожал плечами:

— Наверное, хотела наказать за грехи моего отца. Я умолял ее… Лучше бы у нее был нервный срыв, как у твоего отца, тогда я взял бы управление компанией на себя и мы бы основали совместное предприятие, «Гилберт и Хановер», как мечтали с тобой, помнишь?

— Я всегда думала, что твоя мать продала землю потому, что ты уехал. Так что же, ты больше с ней не общался? Не звонил, чтобы узнать, как она?

— Я не мог заставить себя разговаривать с ней. Просто иногда посылал ей открытки с парой строк, чтобы она знала, что я жив-здоров.

— Что ж, это все же побольше, чем получила от тебя я. — Флер покачала головой. Ей следует быть поосторожней, жалость к свекрови входила у нее в привычку, а в сложившейся ситуации это могло дорого ей обойтись. — Надеюсь, Том никогда не возненавидит меня до такой степени.

— Тебе везет больше, чем ей, Флер. Я даю тебе шанс уладить все проблемы до того, как наш сын станет слишком взрослым.

— И я должна поблагодарить тебя за это?

— Нет, но благодарности заслуживает тот, кто прислал мне эту вырезку, кем бы ни был этот человек. Поверь, я достаточно дорого заплатил за свою жестокость. Не знаю, каково пришлось матери, но она выстояла, она смогла бороться за свое будущее.

— Похоже, теперь ты ценишь ее больше, чем своего отца.

— Я понял, что убежать было гораздо легче, чем остаться. Ей пришлось нелегко.

— И ничуть не легче жить с ней рядом, поверь мне.

— Теперь, когда я вернулся, она, возможно, станет помягче. Извини, мне ни разу не пришло в голову, что ты могла забеременеть. Ты всегда была так осторожна.

— Да, была. Но, знаешь, моя мама умирала целый месяц, отец был вне себя, кто-то должен был продолжать вести дела нашей фирмы, и во всем этом кошмаре мне стало не до противозачаточных пилюль. Когда я опомнилась, было уже поздно, но, если честно, беременность даже принесла мне облегчение. Так уж получилось, извини, Мэтт.

Он долго смотрел на Флер, точно собирался сказать что-то важное, но в конце концов ограничился тем, что спросил:

— Что ты сказала отцу?

— Про Тома?

— Полагаю, даже при всем своем отчаянии он не мог безразлично отнестись к тому, кто стал отцом его первого внука?

— Я сказала ему правду.

Он нахмурился:

— Но как же? Я думал…

— Правда заключается в том, что моя беременность стала результатом случайной связи на одну ночь. — Сердце Флер сжалось, когда она вспомнила, как взглянул на нее отец, когда она нанесла ему такой удар. — Такое часто случается, когда девушка слишком много выпьет на вечеринке.

— Я тебе не верю.

Возможно, отец не поверил этому тоже, ну и что?

— Да, одна злополучная ночь. Именно столько продлился наш брак.

— Вот как? Извини, но, если ты не подала на развод — а ты вряд ли захотела привлекать всеобщее внимание к этому факту, — ты все еще моя жена.

— С формальной точки зрения.

— Однако с этим следует считаться.

— Брак — это не листок бумажки, Мэтт. И ты не можешь считать себя отцом только потому, что…

— Ты права, но теперь все изменится. Привози ко мне в коттедж Тома завтра после школы.

— Завтра? Нет, потребуется какие-то время…

— У тебя его было предостаточно! Пять лет, два месяца и четыре дня. Я и так отнесся к тебе с пониманием и не ввалился к тебе в дом, требуя свои права. Попроси о помощи своего отца.

— Что? Ты думаешь, он сможет понять тебя?

— Если бы он знал правду, то отнесся бы с большим пониманием к моим чувствам, Флер!

— Прошу тебя, не спеши! Это перевернет всю жизнь нашему ребенку! Именно о нем ты должен думать больше всего… Да, именно, задумайся о своей ответственности!

— Вот как? — Он быстро подошел к ней, пристально глядя ей в глаза. — Об этом ты думала долгими ночами, когда не могла заснуть? Что я просто ушел прочь, бросил тебя, что ты одна теперь должна решать все свои нелегкие проблемы? — Он протянул руку и приподнял ее подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Я много работал, и я богатый человек, Флер. Дай мне то, что я хочу, и все это будет твоим. Я сам решу все твои проблемы.

Глава четвертая

Прикосновение пальцев Мэтта обожгло Флер, точно раскаленный металл. Она почувствовала, что не может пошевелиться и что ноги ее приросли к полу, а он протянул руку и нежно погладил ее щеку. Этот жест призывал ее прильнуть к нему, снова ощутить волшебное тепло его тела, обещал избавить ее от всех бед и волнений, заставить забыть о всех тяготах прошедших шести лет. На миг Флер едва не поддалась соблазну, но усилием воли заставила себя вернуться к реальности. Мэтт больше не был тем юношей, в которого она влюбилась. Перед ней стоял другой человек, мужчина, источавший силу и воплощавший богатство, и этого нового Мэтью Хановера она совсем не знала.

А он, напротив, как видно, считал, что прекрасно ее знает — стоит только нажать на нужные клавиши, и она сделает все, что ему нужно. Например, безропотно отдаст Тома. Он здесь ради сына, не ради нее. Да, Мэтт уверен, что сможет играть ею по своей воле, только поэтому он не обратился к адвокатам. Конечно, в его силах избавить ее от всех проблем, но какова окажется цена такого избавления? За все всегда приходится платить…

Прямо над их головами раздался шорох крыльев, затем сверху посыпалась пыль и солома — это потревоженная их голосами сова перелетела в другой угол и развеяла магическое очарование момента. Флер окончательно пришла в себя.

— Мне пора идти, Мэтт. — Не стоит оставлять папу надолго одного с Томом, малыш такой сорванец.

Вот так, она поставила Мэтта на место — а его место в ее жизни позади сына и отца.

Сына Мэтта.

И кого она хочет обмануть? Хотя у Флер был солидный опыт тайных встреч, его юристы без труда раскопали историю о ее связи с Чарли Флетчером. При мысли об этом губы Мэтта раздраженно дернулись — разумеется, он не мог требовать от Флер, чтобы она шесть лет жила монашкой, но мысль о Чарли была ему просто непереносима.

— Значит, мы не договорились?

— А ты как думал? Думаешь все получить сразу? Не выйдет.

Неужели она пытается запугать его? Что за глупость! Если бы ему был нужен только мальчик, он запустил бы колеса юридической машины прямо из Венгрии, предоставив ей в отчаянии одной встречать неизбежную развязку событий. Нет, Флер придется заплатить за те пять лет, что по ее милости зря пропали для него!

— Тебе всегда не хватало терпения, Мэтт. Может, даже лучше предоставить все на усмотрение суда.

Да она просто блефует!

— Правда? И провести тест ДНК?

Мэтт увидел, как Флер вздрогнула. Она с детства боялась иголок и уколов. Интересно, унаследовал ли этот страх Том?

— Может, что-нибудь решится завтра днем.

— Завтра?

— Старый коттедж в Верхнем Хотоне. Ты привезешь туда Тома.

— Боюсь, это невозможно. Он должен остаться после уроков на тренировку. — Ей удалось выдавить из себя улыбку. — Он вообще очень занятой ребенок, не то что я. Мое единственное развлечение — съездить раз в неделю в торговый центр за покупками.

— Тем более ты должна быть рада возможности съездить в Мэйбридж, — резко возразил Мэтт.

— Я собиралась завтра в супермаркет, куда не намерена таскать с собой ребенка, Мэтт. Но ты прав в одном — нам пора обсудить создавшуюся ситуацию как двоим взрослым и цивилизованным людям. Мы больше не подростки, которым приходится прятаться в сарае. Шопинг подождет.

— Отлично, — с сарказмом ответил он, доставая из внутреннего кармана пальто бумажник. — Вот моя визитная карточка, на ней есть электронный адрес. Пришли мне список нужных продуктов, и я отправлю кого-нибудь в супермаркет купить продукты вместо тебя. Все, Флер, теперь у тебя больше нет оправданий откладывать нашу встречу!

Что ж, он, похоже, поставил ее на место. Он пошлет кого-нибудь за покупками! Они начинали свою жизнь на равных — каждый имел некое наследие прошлых поколений и достаточно определенное будущее: колледж, работа на благо семейной компании. Единственная разница заключалась в том, что она была женщиной, чье предназначение искони заключалось в заботе о больных и малолетних. Мэтт был мужчиной, и он мог свободно уйти прочь, построить новую жизнь где-то в другом месте. У нее на руках оставался убитый горем отец и младенец, лишенный второго родителя. Флер снова посмотрела на визитку, которую положила возле компьютерной клавиатуры, потом попыталась сосредоточиться на списке нужных продуктов. Что ж, у нее будет еще один день отсрочки, прежде чем ей придется рассказать отцу всю правду. Прежде чем старый Сет Гилберт поймет, что предала его не только жена…

Мэтт переводил взгляд со списка, который держал в руках, на полки с продуктами. Ему очень хотелось проигнорировать дешевые товары, выбранные Флер, и купить продукты лучшего качества, самые дорогие. Ему нет дела до Сета Гилберта, и о Флер он тоже старался не думать, но его сын должен получить все лучшее, что можно купить за деньги. Однако он дал ей понять, что не поедет в магазин сам, и будет весьма затруднительно объяснить любое расхождение со списком. К тому же Флер наверняка будет настаивать на том, чтобы вернуть ему деньги, а ее бюджет определенно более чем скромен. И теперь, стоя перед полкой и мучительно соображая, какую банку консервов ему все-таки купить, Мэтт вдруг вполне осознал, что это значит — вернуться домой и обнаружить, что у тебя есть сын, которого ты совсем не знаешь.

Его банк уже занимался созданием трастового фонда, предназначенного при любых обстоятельствах обеспечить будущее Тома, но сейчас Мэтт задумался и о каждодневных, насущных потребностях ребенка. Он знал, что из-за своего упрямства и гордости Флер отказалась оформить социальное пособие, положенное ей как матери-одиночке. Она столького лишила его сына!

Он бросил в тележку дорогую консервную банку. И он заставит Флер выписать ему чек за все эти продукты! Пусть помучается! Надо же как-то привести ее в чувство. Чувство реальности, черт возьми!

Верхний Хотон был идеальным местом для убежища. В каких-нибудь десяти милях от Лонгбурна, но в тысяче световых лет от цивилизации. Дорога была тупиковой, она петляла по живописному зеленому поселку, разделяясь на десятки аллеек, которые, в свою очередь, завершались пешеходными тропами. Тут не было никаких транзитных машин, никто не увидит ее «лендровер» там, где ему быть не положено. Пока Флер ехала мимо старинных коттеджей и больших, ухоженных загородных домов, ей пришло в голову, что даже аренда жилья в таком месте должна обойтись в астрономическую цифру. Старинный коттедж с его обвитым плющом крыльцом и старыми яблонями казался картинкой из книги сказок, так что Мэтт, пожалуй, не преувеличивал, когда заявил ей, что богат.

Флер оставила машину у ворот и дальше пошла пешком. Сегодня она оделась и причесалась с большим тщанием, но только потому, что, как предполагалось, отправилась в город за покупками. Ее джемпер и брюки были куплены на благотворительной церковной распродаже; парикмахера она тоже не могла себе позволить, поэтому просто свернула волосы в тугой узел на затылке и закрепила заколкой, подаренной ей Томом на Рождество. Она выглядела не лучше и не хуже, чем любая другая молодая деревенская мамаша со скромными средствами, то есть была сама собой, и это должно придавать ей силы.

Мэтт поджидал ее, стоя в дверях коттеджа, а когда увидел, двинулся по дорожке ей навстречу.

— Ты опоздала.

— Меня задержал телефонный звонок.

— А если бы тебя ждал Том? Телефонный разговор все равно был бы для тебя важнее?

Флер хотела ответить, что ей звонили по поводу заказа на цветы, но потом передумала. Что толку? Мэтт все равно не поверит, а она будет выглядеть глупо.

— Послушай, я приехала, чтобы обсудить, как избежать эмоционального шока для моего сына…

— Для нашего сына, Флер.

Проклятие! Она действительно намеревалась разговаривать с ним как разумное существо, воздержаться от обид и нападок, исходить из того, что Мэтт действительно хочет проводить время с ребенком, отдавать мальчику свою любовь… Она даже практиковалась выговаривать эти слова — наш сын. Выражение такое странное, такое чужое в ее устах! А теперь она так — нервничала, что допустила досадную оплошность в самом начале их разговора.

— Ты опять не о том, Мэтт. Правильнее будет сказать, что мы — его родители.

Он подошел к ней, улыбаясь.

— Ну, прости! Ты должна быть снисходительней ко мне. Входи же.

Она вошла в дом, закрывая за собой входную дверь, и последовала за Мэттом в гостиную. Именно о такой она когда-то мечтала, думая о совместной семейной жизни. Мебель не была новой, но все в этой комнате, от поленьев, весело трещавших в камине, до уютного дивана напротив очага, было воплощением комфорта и взывало устроиться поудобнее, свернуться калачиком и забыть об окружающем мире за стенами дома.

— Очень мило, — уронила она, садясь на диван и протягивая руки к огню. — Тебе просто повезло найти такой дом за столь короткое время.

— Правильнее будет сказать, этот дом нашел меня. В самолете я сидел рядом с его владельцем. Мы разговорились, я сказал, что мне надо будет где-то жить, и она мне предложила…

Она? Флер изо всех сил постаралась сохранить безразличное выражение лица и пробормотала:

— Какое удачное стечение обстоятельств.

Она представила Мэтта, сидящего рядом с очень красивой, роскошной женщиной — а какой же еще может быть хозяйка такого дома? — с бокалом шампанского в руке…

— Значит, она с ходу предложила тебе снять ее дом? Интересно, сколько длится полет из Венгрии?

— Два с половиной часа.

Флер безуспешно постаралась окрасить свою реплику сарказмом:

— Вот как!

Улыбка Мэтта стала еще шире.

— О человеке многое можно узнать, когда поговоришь с ним пару часов! Этот коттедж пустовал с Рождества, когда женился прежний жилец. Эми сказала, что даже будет мне признательна, если я соглашусь тут поселиться.

— Я вижу, тебе удалось произвести впечатление.

— Нельзя сказать, чтобы мы были совсем уж незнакомы — она покупает все для своего сада в компании «Хановер». И потом, мое лицо, видимо, внушает доверие.

— Это все объясняет. Значит, она тоже живет здесь.

— Да, по соседству.

Что ж, все вставало на свои места. Любопытно было бы узнать, какие другие услуги Мэтт оказывал хозяйке коттеджа. Впрочем, какое ей дело? Он не должен чувствовать себя связанным брачным обетом, который с таким пылом давал ей шесть лет тому назад, и так даже легче для нее.

— Эми живет в том большом белом доме, который ты наверняка видела, подъезжая к поселку.

— Очень удобно. Она сможет приглядывать за тобой, и тебе не удастся устроить шумную вечеринку, не позвав ее.

Боже, похоже, она сказала слишком много, выдав свою досаду, потому что Мэтт снова ослепительно заулыбался:

— Конечно, мне бы не пришло в голову обойти ее приглашением. Люди тут вообще очень дружелюбные. Представляешь, у меня уже была гостья — Кэй Ревенскар, она тоже раньше жила здесь. Принесла мне домашнего повидла и пригласила на ужин. Кей тоже занимается садоводством и знакома с моей матерью.

— Я вижу, ты нашел себе очень удобное жилье, настоящий дом. Одинокий мужчина всегда пользуется большим спросом.

— Я не одинокий мужчина. Чем тебя угостить? Чай, кофе?

Флер подумала, что им будет легче разговаривать с чашками в руках, поэтому согласилась:

— Чаю, пожалуй.

— Пока я готовлю чай, можешь сходить проверить свои покупки.

— Я не сомневаюсь, что с ними все в порядке, — ответила она, но все же отложила свою сумку и отправилась следом за ним на кухню. Разговор за кухонным столом должен был получиться более непринужденным. — Я сейчас отдам тебе деньги и погружу продукты в машину.

Флер не сомневалась, что Мэтт начнет отказываться от ее денег: насколько она понимала, метод его атаки будет чисто финансовым. Он был в курсе долгов их фирмы и, наверное, знал, что у них есть и налоговые задолженности, но, если она и не могла помешать Мэтту позаботиться об обеспечении сына, принимать материальную помощь для себя самой она не станет.

— Чек в коробке, — сказал Мэтт, ставя на плиту чайник.

Ладно, значит, все не так уж сложно. По крайней мере, их разговор не начнется со спора! Флер вытащила длинную ленту чека и посмотрела в ее конец. Или стоимость продуктов взлетела за последний месяц, или он включил сюда оплату услуг того, кто съездил за продуктами.

— Меня это не касается, но я бы посоветовала тебе поискать другую женщину, которая делает для тебя покупки.

— Что-то не так?

— Мелочи. — Она безуспешно пыталась разыскать в коробке нужные ей банки. — Эта особа не понимает, что значит экономия. Где список, который я тебе послала?

— Разве его там нет?

Что-то в его голосе подсказало Флер, что он в курсе несовпадений.

— Нет. Думаю, тебе стоит распечатать еще одну копию, чтобы объяснить, чего ты от нее хочешь, когда позвонишь ей и скажешь, что именно ей придется вернуть в магазин. Хотя, наверное, я должна сделать это сама. Поговорим в другой раз.

— Погоди! Я просто не хотел, чтобы ты экономила на Томе.

— Что ты имеешь в виду?

— Дешевый чай, дешевый кофе, белый хлеб. Ты что же, кормишь ребенка консервированными бобами?

— К твоему сведению, детям его возраста не дают кофе. А бобы Том вообще не переносит.

— Да? Но…

Не зная, что сказать, Мэтт широким жестом обвел коробки с продуктами.

— На следующей неделе у меня будут работать специалисты по мини-плугам. По условиям контракта я кормлю их завтраком. Если тебя так волнует их питание, я пошлю к мяснику за парной вырезкой и своими яйцами, но и счет тогда оплатишь сам.

Мэтт пожал плечами:

— Не думаю, что это хорошая мысль. Знаешь, однажды я предложил своим поденщицам цельно-зерновой хлеб вместо белого. Ух, ну и рассердились же они на меня!

— Могу себе представить.

Похоже, он выставил себя полным идиотом, подумал Мэтт, доставая с полки чай. Как теперь поправить положение? В этот момент рука Флер дотронулась до его плеча:

— Но это неплохое начало, Мэтт. Ты показал себя заботливым и предусмотрительным отцом.

Разинув от неожиданности рот, он обернулся к Флер, но она уже раскрыла кошелек и считала деньги.

— Ты не должна…

— Успокойся, Мэтт. Я поняла, что ты сам все это купил, и не сержусь. Но я смогу заплатить только за то, что заказывала. Остальное, если хочешь, верни в магазин.

— Нет!

Он хотел отомстить ей за эти пропавшие пять лет, хотел заставить ее умолять его о помощи, но с Флер такой номер не прошел. Она выиграла первый раунд, надо признать это и не быть мелочным.

— Нет, забери это. Я ошибся.

Флер вдруг улыбнулась, и у него едва не остановилось сердце. Прошлое снова ожило перед ним — он вспомнил, как увидел эту улыбку впервые. Флер всегда была рядом, большую часть его жизни! Начиная с того дня, когда он разглядывал ее из окна своей детской спальни — как она качалась в саду на качелях, озорно размахивая рыжими косичками, как взбиралась на яблоню, как валялась на траве с книжкой в руках, выпрыгивала из школьного автобуса. До того самого дня, когда Мэтт подошел к ней со словами: «Давай забудем, кто ты и кто я. Ты потанцуешь со мной?», а она улыбнулась этой самой улыбкой и ответила: «А я уже боялась, что ты не решишься».

Глава пятая

— Отнесу продукты в машину, — сказала Флер, возвращая Мэтта к реальности.

— Может, поменяемся ролями? — со вздохом предложил Мэтт. — Ты приготовишь чай, а я загружу коробки.

— Послушай, Мэтт, не принимай меня за напыщенную дуру, пожалуйста! Если бы моя жизнь была более простой, я пригласила бы тебя к себе домой и ты бы сам привез нам все эти коробки.

— Но это ты сама все усложняешь.

— Если бы я боялась трудностей, я сказала бы тебе «нет», когда ты в первый раз пригласил меня на танец.

Мэтт пожал плечами, однако впервые задался вопросом, на что похожа жизнь Флер. Делать все самой. За все отвечать самой. Что же произошло с Сетом Гилбертом? Да, его жена завела любовника, но такое случается довольно часто. Мать Мэтта тоже пострадала во всей этой истории, но она смогла взять себя в руки, смогла начать жизнь сначала. Это позволило и ему, Мэтту, начать все заново. А вот у Флер такой возможности не осталось.

— Тебе стоит только пригласить меня в гости, я тотчас приеду.

— Очень мило, но, по-моему, ты опоздал на шесть лет. — Она спокойно выдержала его пристальный взгляд. — Что ж, иди, разомнись, а я похозяйничаю.

— Знаешь, я вообще никогда не был у тебя дома. Даже когда твои родители отсутствовали.

— Нам было достаточно рискованно встречаться и вне дома.

— Ты так считаешь?

Флер схватила заварочный чайник и принялась обдавать его кипятком, чтобы хоть чем-то занять руки и не смотреть на Мэтта.

— И ты собираешься продолжать все это? Мы будем видеться тайком, пусть все остальные думают, что мы вообще не знакомы?

— Нет, — медленно ответила Флер.

— Мы больше не дети. Шекспир был не прав — смерть Ромео и Джульетты могла не примирить их семьи, а только углубить раздор.

— К чему такие сравнения? Мы живем в цивилизованном обществе. Все военные действия планируются и согласуются.

— Как хочешь, Флер, но я против того, чтобы вовлекать Тома в этот мир тайн и лжи.

— Ему пять лет, Мэтт! Он не умеет хранить тайну и еще не научился лгать. Думаешь, я горю желанием преподать ему первый урок вранья? Как только он узнает о твоем существовании, об этом будет знать вся деревня.

— Значит, сперва нужно все рассказать нашим родителям.

— Конечно. — Она провела последние сутки, раздумывая, как это сделать, но так ничего и не придумала. — Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

— Так что будем делать? Пригласим обоих на чашечку чая?

— Не спеши так, Мэтт. Я живу с этой проблемой с той самой минуты, как узнала, что беременна. Ты не можешь так пренебрегать чувствами других людей! Прошу тебя, подожди немного, еще пару недель.

Неужели она вознамерилась снова все решить сама? Нет, так дело не пойдет!

— Объясни, почему я должен ждать, Флер! Какая разница, когда эта бомба взорвется? Силы удара это не смягчит!

— Отец должен попасть на выставку в Челси. Нет никакого другого способа вернуть ему самоуважение, да и силы, наконец. А после выставки…

— При чем тут выставка?

— Мы покажем новые фуксии сорта Гилберт. Нам надо только продержаться до выставки…

Она устремила взгляд на кончики своих ботинок, и у Мэтта возникло отчетливое чувство, что ему стоит только протянуть к ней руки, обнять ее, коснуться губами ее волос, как исчезнут разделившие их тягостные шесть лет — исчезнут, точно их и не было.

Когда он впервые пригласил восемнадцатилетнюю Флер Гилберт на танец и обнял ее рукой за талию, он тотчас же понял, что встретил женщину своей мечты.

Вспоминала ли Флер об этом первом танце? Она не могла не догадываться о его чувствах!

Наверное, рассчитывает на это и сейчас, но он уже не тот мальчишка, что прежде. Мэтт оставался верен Флер все эти годы, но план, созревший у него в голове от гнева и обиды, предполагал, что он снова подчинит себе ее тело, потом ее ребенка, а затем исчезнет — навсегда. Это Флер останется неудачницей, которая все потеряла, а не он! Однако, отправившись домой, Мэтт, сам не зная как и почему, поведал свою историю женщине, сидевшей рядом с ним в самолете. Показывая ей фотографию Флер, которую сберег вопреки всем своим обидам, он еще острее ощутил, как сильно любит ее, как много потерял, расставшись с ней… И с тех пор все становилось только сложнее и запутанней!

— Продержаться до выставки? — повторил он, пытаясь вернуться к реальности. — Именно об этом ты разговаривала с менеджером банка? Просила продлить срок выплат до конца мая?

Она подняла лицо, ее глаза расширились от изумления.

— Откуда ты знаешь, что я была в банке?

— Нетрудно догадаться! Все в курсе ваших финансовых затруднений, а утром ты вышла из дома в костюме и с портфелем в руке.

— А ты, значит, подглядывал за мной!

— Нет, Флер, я просто смотрел в окно, ожидая, когда ты повезешь в школу Тома. Я хотел увидеть Тома.

Она вздохнула. Как это, должно быть, тяжело — смотреть на своего ребенка из окна соседнего дома, не иметь возможности помочь ему поудобнее устроиться на сиденье машины, потрепать волосы, попросить учиться получше и пожелать хорошо провести день со школьными друзьями…

— Ох, извини, Мэтт!

— Насколько серьезны ваши проблемы? — спросил он, прерывая ее извинения. Пока что она не лгала ему, Мэтт потратил много денег, наняв специальных людей, собравших всю нужную ему информацию. Информацию, которую он мог бы использовать для давления на Флер.

Она покачала головой и закрыла глаза, словно пытаясь сдержать слезы:

— Было бы много проще, если бы твоя мама не вмешивалась в это, Мэтт! Почему она нас так ненавидит? Твой отец виноват в произошедшем не меньше, чем моя мама.

— Но это она была за рулем, и она была пьяна!

— Они оба были пьяны! Не забывай, она потеряла жизнь… Как бы то ни было, я понимаю, почему твоя мама считает моего отца ответственным за это несчастье.

— Не будь смешной, она так не думает. Лучше скажи, это он возражал против строительства на самой окраине вашей территории?

Флер покачала головой:

— Он не особенно вникает в дела последнее время.

— Значит, это ты выступила против?

— Я? Я даже не владелица земли, но меня никто и не спрашивал. Жилые дома на выезде из нашей деревни испортят и экологию, и пейзаж. Все были против этого строительства, даже писали коллективное заявление на почте.

— Я бы, пожалуй, тоже его подписал, — задумчиво проговорил Мэтт. — Но ты представь себя на ее месте. Ей хотелось поскорее все продать и уехать, исчезнуть отсюда навсегда.

— Но она должна знать, как на самом деле обстоят дела, Мэтт. Она ведь была на заседании местного совета. Я рада, что она смогла начать новую жизнь, что ее бизнес процветает, но… Почему бы ей не сосредоточиться на всем этом и не оставить нас в покое?

— И что еще она сделала, кроме как попыталась выкупить ваши владения?

— Много мелких гадостей. Похоже, она решила действовать медленно и исподтишка. В прошлом году мы получили предложение продать амбар — один местный инвестор захотел перестроить его под несколько дачных домиков. Это решило бы многие наши проблемы, но мы отказали ему. — Флер подняла взгляд: — Теперь, когда ты дома, может, ты поговоришь с ней?

— Познакомь ее с внуком, и она наверняка смягчится.

— Шутишь! — Флер невесело рассмеялась. — Если она узнает про Тома, она вообще ни перед чем не остановится, чтобы разрушить дом Гилбертов.

Припомнив слова матери о доме Гилбертов, Мэтт мог не сомневаться, что Флер права, но все же не видел в таком заговоре особого смысла. Его мать, в конце концов, стала носить фамилию Хановер после брака с его отцом. Гилберты всегда жили на этой земле…

— Боюсь, что в этом ничем не могу тебе помочь, Флер. У нее есть свои виды. Когда вы обанкротитесь, она готова выкупить вашу землю по цене сельскохозяйственных угодий. Она хочет устроить там ресторан.

— Вот как? А потом займется застройкой под коттеджи, как собиралась? И начнет, наверное, с амбара… Я не отдам ей его, лучше сожгу.

— Что ж, тоже неплохо, особенно если он застрахован!

— Конечно, не застрахован, но все равно…

— Так что там с Челси?

Как трудно стоять в такой опасной близости от него и пытаться сосредоточиться на сложных политических вопросах!

— Ты знаешь, насколько в нашем бизнесе важно хранить все в тайне, Мэтт! Стоит только кому-то намекнуть, и весь мир цветоводов будет в курсе.

— Когда-то ты мне доверяла!

— Когда-то я думала, что ты всегда будешь рядом со мной.

— Ты сама решила остаться.

— Разве у меня был выбор?

Несколько мгновений они испепеляли друг друга взглядами, потом Мэтт поднял коробку с продуктами и направился к двери. Оставшись на кухне одна, Флер судорожно вздохнула, потом принялась накрывать стол. Когда Мэтт отнес последнюю коробку и вернулся, она произнесла:

— Папа считает, что вывел совершенно желтую фуксию.

Уловив нотку сомнения в ее голосе, Мэтт переспросил:

— А ты, Флер? Ты тоже так считаешь?

— Папа действительно вывел такую фуксию. Я даже не знала, что он подал заявку на участие в выставке, пока не получила письмо от Королевского общества садоводов. — Она пожала плечами. — Если все это только журавль в небе, твоя мама получит возможность удовлетворить свои строительные амбиции. С нами будет покончено.

Мэтт кивнул:

— Хорошо, что ты сможешь поучаствовать в Челси, Флер. Ты получишь отсрочку до конца мая, но ни днем больше. Сегодня же я напишу письма нашим адвокатам, чтобы они организовали встречу твоего отца и моей матери в последний день мая. Мы все им расскажем.

— Мэтт…

— Но я хочу кое-что взамен.

— Все что угодно, — проговорила она, желая показать, как высоко ценит ту жертву, что он приносит.

— Правда?

Он протянул руку, касаясь пальцем ее губ. Прикосновение его рук все еще оставалось волшебным, рождая сладкую волну желания в ее теле. Его губы коснулись ее губ, руки обвили ее талию, дыхание, нежное и теплое, согрело ее. щеку.

Где же Флер нашла в себе силы не последовать за ним в ту роковую ночь? О, если бы он захотел немного подождать, дать ей время опомниться, уладить ситуацию в доме…

Она всхлипнула. Он нужен ей! Как она жаждет его любви!

— Все что угодно? — повторил Мэтт.

— Да, да… — прошептала Флер и тотчас очнулась.

Он здесь не для того, чтобы заниматься с ней любовью.

— Ты хочешь, чтобы я спала с тобой в ответ на твою любезность?

— Спала со мной? И у тебя найдется на это время?

— Так тебе нужен секс?

— Ты все еще моя жена.

Он хочет наказать ее, подумала Флер. Наказать за то, что она любила его недостаточно сильно для того, чтобы бросить умирающую мать, раздавленного горем отца и разваливающийся семейный бизнес. О, если он хотя бы еще чуточку любит ее, если не забыл, как они любили друг друга раньше, он не сможет отомстить ей. Что-то в ее груди дрогнуло, но это не могло быть сердце. Нет, ее сердце постепенно окаменело за все эти годы — не сразу, но частичка за частичкой. В тот самый день, когда она сообщила отцу, что беременна. В тот день, когда родился Том, а Мэтта не было рядом, чтобы держать ее за руку. В тот день, когда, регистрируя ребенка, она оставила прочерк в графе «отец». И много других дней с тех пор, когда она видела, как подрастает ее сын, и знала, что Мэтт не увидит его первого шага, не услышит его первого слова, не будет рядом с ним в его первый день в школе. В каждый из дней, когда Мэтт не был дома рядом с ней.

Она сбросила его руки и, не говоря ни слова, схватила свою сумку и вышла во двор.

Ее голова прислонилась к лобовому стеклу «лендровера». Нет, рыдать она не станет, ей просто нужно время, чтобы прийти в себя. Все оказалось гораздо труднее, чем можно было предполагать.

— С вами все в порядке? Вам помочь?

Какое-то мгновение Флер не шевелилась. Ей потребовалось время, чтобы собрать разбитые кусочки своего «я», загнать боль поглубже, только после этого она обернулась с вежливой улыбкой, готовая разговаривать с женщиной, которая ее окликнула.

— Все чудесно, спасибо. — Потом, поняв, что вряд ли выражение на ее лице способно обмануть незнакомку, добавила: — То есть возникла одна небольшая проблема. Я забыла ключи от машины, выбежала из дома, и вот…

— Я Эми Гэлем. Живу здесь рядом. А вы Флер Гилберт.

— Я? Да… Ну да. Мы уже встречались раньше?

Эми была одета со всей возможной элегантностью — хлопчатобумажные брюки, шелковая блузка, свитер из дорогого кашемира. За ее спиной резвились четверо мальчишек в возрасте от шести до десяти лет, и еще один ребенок, маленькая девочка, цеплялась за штанину брюк. Также там прыгала пара собак — молодой спаниель, с рычанием вырывавший из рук одного из мальчиков поводок, и солидный, спокойный Лабрадор.

— По-моему, ваше лицо мне знакомо, — произнесла Флер.

— Да, все так говорят, — рассмеялась Эми. — Нет, должна признаться, Мэтт показывал мне вашу фотографию.

— Фотографию? Наверное, старую.

— Нет, не очень. На выпускном вечере в школе.

Проклятье! Неужели она все-таки расплачется? Эта фотография была последней, которую Флер подарила Мэтту. Он не был на выпускном, потому что там присутствовали ее родители. В последний раз вместе…

Фотография была маленькой, и Мэтт носил ее в бумажнике. Значит, он все же сохранил ее и даже показал совершенно незнакомому человеку в самолете…

Эми вынула из сумки конверт:

— Я, собственно, пришла передать Мэтту приглашение для вашего маленького мальчика. У нас в деревенской церкви в понедельник будет пасхальный праздник. Родители тоже, конечно, приглашены. Я надеюсь, вы оба придете.

Он показал этой женщине ее фотографию, рассказал об их ребенке?

— Мэтт на кухне, если вы хотите передать ему приглашение.

Эми улыбнулась, протягивая ей конверт и быстро касаясь руки Флер дружеским, ободряющим жестом:

— Знаете, расстаться, особенно под влиянием гнева, очень просто. Гораздо сложнее найти дорогу назад! И не одевайте Тома слишком нарядно! Если погода не испортится, дети почти все время будут на улице. Они все равно испачкаются, сами знаете.

— Спасибо.

Эми помахала ей рукой, поворачиваясь к своим детям. Все-таки в этой женщине было что-то очень знакомое! Но сейчас не это самое главное — Мэтт наверняка стоит у дверей коттеджа, поджидая, когда она униженно приползет назад.

Нет, Флер не приползет, она придет с гордо поднятой головой. Она здесь из-за Тома, ради. Тома, и это придаст ей силы!

— Ты вернулась! — воскликнул он с таким изумлением, что Флер едва не рассмеялась. — Впрочем, ты же забыла ключи.

— И чай не выпила. — Она последовала за Мэттом назад, на кухню, и уселась за стол. — А ты, похоже, забыл о хороших манерах. Я запаниковала, когда пришло твое письмо. Наверное, ты именно этого и добивался, не правда ли?

Он не ответил, и Флер, взяв две чайные кружки, отправилась в гостиную, поближе к уютному теплу очага.

Глава шестая

Флер поставила кружки с чаем возле камина и кочергой размешала в нем угли.

— Насколько я понимаю, ты разозлился на меня. — Она даже не оглянулась, уверенная, что Мэтт последовал за ней в гостиную. — Разумеется, тебе было бы легче добиться от меня всего, что нужно, если бы я была перепугана и выведена из равновесия.

— Это не так.

Обернувшись, Флер бросила на него из-за плеча ироничный взгляд, и Мэтт признался:

— Ну хорошо, я разозлился.

Она снова повернулась к очагу:

— Думаешь, я не понимаю? Можно подумать, будто я не злилась! Знаешь, как ты был мне нужен, Мэтт!

— Если бы я остался с тобой, что бы это изменило? Ты все так же боялась бы своего отца. Когда я уговаривал тебя на тайный брак, мы договорились, что ты сама решишь, как лучше сообщить об этом нашим родным, но потом все изменилось. — Ой тоже подошел к очагу и протянул руки к пламени. — Как ты могла не поехать со мной?

Он даже не сказал, что нуждался в ней. Возможно, он и не нуждался — просто злился, что между любовью и долгом она выбрала долг. Что ж, тем очевиднее, что их романтический союз был большой ошибкой, поспешным решением эгоистичных, опьяненных чувствами юнцов. К тому же Мэтт в свои двадцать пять лет без усилий плыл по жизни, получая все, что ему хотелось, и ничто, казалось, не в состоянии было поколебать его самоуверенности, его убежденности, что дальнейшая жизнь будет просто чудесной.

Тогда он казался ей таким взрослым, таким основательным… Прошедшие годы подтвердили, что он успешен во всем, за что ни брался, но Флер выпал в удел опыт иного рода. Она обязана была поддержать отца и семейный бизнес, она стала матерью маленького мальчика, и все это составило ее собственный жизненный опыт и наделило ее зрелостью иного, чем у Мэтта, рода.

— А как ты мог покинуть меня? — (Он не ответил, но отошел от камина и уселся в кресле.) — Может, наконец, скажешь, что тебе от меня нужно?

Все, что Мэтт мог сделать, — это сообщить миру об их свадьбе и о том, что именно он является отцом Тома. Однако этого все равно не избежать, а Мэтт обещал не торопиться и дать ей возможность подготовить свою семью к ошеломляющему известию. Но конечно, он все испортил, заявив, что кое на что рассчитывает взамен!

Она взглянула на его сосредоточенное лицо, на котором резкую мужественность черт оттеняли отблески пламени, и подумала о том, как бы ей хотелось, чтобы он сказал или сделал что-нибудь такое, за что бы ей легче было его возненавидеть!

— У тебя мало времени, Мэтт. Мне надо забрать Тома в пять часов.

— Что тебе сказала Эми?

Она посоветовала ей не убегать сломя голову, точно внезапно прочла ее внутренние мысли. И еще — прикосновение Эми почему-то придало ей сил.

— Она оставила приглашение для Тома. — Флер достала из кармана конверт. — На понедельник после Пасхи.

— Эми очень внимательна. А приглашение только для Тома?

Наверное, он действительно забавлялся, играя с ней; однако самое ужасное, что Флер волновал и его взгляд, и одна мысль о том, что они могли бы вместе куда-нибудь отправиться…

— Родители тоже приглашены. — Ей даже удалось улыбнуться, передавая ему конверт. — Вряд ли ты захочешь провести один из важнейших для торговли дней, играя с детишками в ручеек.

— Почему же, звучит заманчиво. Правда, у меня были другие планы на Пасху.

— Другие планы? Разве мы не договорились, что ты останешься здесь, пока мы не условимся обо всем насчет Тома?

— Не волнуйся, тебе в моих планах тоже отведено свое место. Я не позволю тебе исчезнуть из моего поля зрения, пока ситуация с моим сыном не разрешится. Мы оба знаем, как ты привязана к своему отцу, однако ты обещала мне кое-что взамен на мое согласие подождать, верно? Так вот чего я хочу: Пасха — семейный праздник, и ты, Том и я вместе поедем в Диснейленд в Париж.

Вот оно что. Значит, ему от нее требуется всего лишь невинный уикенд в тематическом парке с Томом! Однако это ничего не упрощало.

— Твой отец тоже может поехать с нами, если захочет. Я приглашу свою маму, так что это будет абсолютно семейное торжество.

— Ты шутишь?

— Да ладно тебе! Неужели ты не можешь оставить отца даже на пару дней?

Флер вдруг подумала, что Мэтт неплохо подготовился к встрече с ней — похоже, он знал предостаточно о жизни Гилбертов. Вряд ли стоит надеяться, что он не в курсе нескольких ее поездок к морю в обществе Чарли Флетчера. Каникулы, конечно, были самые дешевые, не в сезон, но Том все равно был в восторге от рыбной ловли, лазанья по скалам, и строительства замков из песка.

Вряд ли такой отдых сможет соперничать с Диснейлендом. Том просто с ума сойдет от радости, если получит возможность туда поехать! Сердце Флер тревожно сжалось. Разве она может отказать в этом сыну?

— Или у фирмы «Гилберт» это страдная пора?

— Что?

— Праздники. Может, у вас в эти дни не бывает отбоя от клиентов?

Неужели он великодушно готов предложить ей вполне невинный предлог для отказа?

— Знаешь, наши фуксии уже давно не выигрывали никаких призов. Мы вообще почти не продаем в розницу. Разве можно конкурировать с твоей матерью, которая в своем гипермаркете постоянно предлагает два горшка по цене одного?

Флер с трудом сдерживала раздражение.

— Наверное, и рабочих ты тоже не сможешь нанять на работу в праздники — надо ведь будет платить двойную зарплату.

Почему он все время с таким удовольствием подчеркивает контраст между Гилбертами и Хановерами?

— Смогу или нет, но я не собираюсь кидать деньги на ветер.

— Отлично, тогда ничто не помешает нам поехать. Я пришлю тебе все подробности по электронной почте.

— Можешь не утруждать себя.

— Послушай, я даже ничего не прошу взамен! Я даже не прошу тебя сообщить Тому, что я его отец. Не сомневаюсь, мой сын слишком привык к обществу Чарли Флетчера, ведь именно он обычно сопровождает вас к морю, правда?

— Чарли? — Чарли был просто старым другом, который помогал с ремонтом, бесплатно одалживал ей свой трейлер на время каникул и приходил поговорить о трагически рано умершей от рака жене. — Да он мне в отцы годится!

— Если только сумел бы стать им в четырнадцать лет.

— Чарли добрый человек, Мэтт. И он мой друг.

— Я тоже вполне мог бы стать тебе добрым другом.

Да, похоже, она может не рассчитывать, что выходные пройдут гладко. Она подняла на него взгляд. Как он уверен в себе! Флер покачала головой:

— Извини, но друзья не прибегают к шантажу и запугиванию. И уж, конечно, не станут втягивать тебя во что-то дурное.

— Дурное? Я всего лишь предложил повеселиться на выходные. Что в этом плохого?

Все, все! И у нее есть все шансы превратиться в неврастеничную и злобную мамашу, старающуюся удержать подальше от своего чада любящего отца, готового осыпать ребенка подарками! Какой кошмар, и Том действительно заслуживал большего, чем она сейчас в состоянии дать ему…

— Я бы попросила тебя на время отложить эту поездку в Диснейленд.

— Понятно. Предпочитаешь проводить отдых в облупленном трейлере?

— Он не облупленный, а уютный, и путешествовать в нем забавно. Диснейленд — это слишком, мы не готовы. Сначала тебе нужно завоевать доверие. — Увидев, что Мэтт нахмурился, она добавила: — Такую поездку тебе придется заслужить.

— Да? Каким же образом? Бессонными ночами? Или я должен заботливо поправлять одеяло, играть в ванной, читать на ночь сказки?

— Мэтт, прошу тебя!

Он настолько резко и неожиданно отшвырнул кочергу, которой мешал угли в камине, что Флер даже не заметила, каким образом Мэтт вдруг оказался так близко от нее. Она отпрянула, но сразу же поняла, что неверно расценила ситуацию — сейчас в его холодных серых глазах был не гнев, а боль.

— Ты лишила меня всего этого, Флер! Лишила пяти лет радости следить за тем, как мой мальчик что-то делает первый раз в жизни. Если бы я поступил так с тобой?

Она не удержала стон, сорвавшийся с губ, — именно это и было ее самым страшным кошмаром. Если Мэтт увезет Тома… Восточная Европа огромный регион, и пройдут годы, пока ей снова удастся увидеть сына.

— Если бы я поступил так с тобой? А ты отказываешь мне в возможности провести пару дней, наблюдая, как лицо Тома озаряет счастливое возбуждение. — Потом, точно придя в себя, он выпрямился и отступил с холодной усмешкой на лице. — В чем проблема, Флер? Ты опасаешься, что я завалю его сладостями и игрушками?

Она еще сильнее прижалась к спинке стула и покачала головой:

— Нет, Том заслуживает и подарков, и угощения. Я боюсь, что ты решишь, будто это все, что ему нужно.

— Можешь не волноваться. Я как раз занимаюсь организацией трастового фонда, который обеспечит Тому образование и вообще все его будущее, что бы ни случилось с фирмой «Гилберт».

— Я не об этом.

— Чего же ты хочешь? Хорошие отступные за развод? Половину моего состояния за твое сотрудничество?

Развод? Разумеется, о чем еще, как не о сделке такого рода, может думать такой человек, как Мэтт? Он наверняка намерен уладить эту старую неприятность, расчистить путь для новой счастливой жизни. Для поисков другой жены, такой, которая не станет обременять его запутанными историями из семейного прошлого. Наверняка у него уже кто-нибудь есть на примете…

— Мне не нужны твои деньги, — проговорила она, пытаясь заглушить свои внутренние терзания. — Наш мальчик так долго был без отца.

— Черт возьми, Флер!

— И я не хотела бы, чтобы в этой роли выступал некий дяденька, сваливающийся ему на голову раз в году под Рождество. Такой веселый Дед Мороз.

Внезапно она почувствовала себя так плохо, что быстро поднялась с места — надо скорее выйти на воздух, глотнуть кислорода…

Однако Мэтт остановил ее, ухватив за руки:

— Постой, мы же ни о чем не договорились. Я делаю все, как ты хочешь, но пока ничего не получил взамен.

— Неправда, я тебе отдала все.

Она отдала ему свое сердце, когда ей было всего восемнадцать, потом свое тело и всю свою жизнь, пожертвовала величайший день в жизни каждой женщины, обменяв сказочную свадьбу на пятиминутную церемонию в мэрии только потому, что он заверил ее, будто после свадьбы они никогда не расстанутся.

— А ты отказался от всего этого ради удовлетворения своей мужской гордости. — Флер высвободилась из его рук. — Пришли мне по электронной почте место и время нашей следующей встречи. И в другой раз постарайся держаться ближе к теме, а не переходить на личное. А я скажу Тому о празднике, на который нас пригласила Эми Гэлем.

— Не забудь записать в свой ежедневник ужин у Кей и Дона Ревенскаров в пятницу в семь тридцать.

— Не испытывай свою судьбу, Мэтт.

— И ты свою, Флер.

Глава седьмая

Вернувшись домой, Флер обнаружила отца лежащим на полу теплицы. Он был в сознании, но не мог пошевелиться и безуспешно пытался что-то сказать. Апоплексический удар, думала Флер, набирая номер «скорой» на своем мобильном. В свое время она проходила курсы первой медицинской помощи и знала, что, если больному в таком состоянии квалифицированная помощь будет оказана в течение часа, его шансы на выздоровление значительно увеличиваются. Но как знать, сколько времени отец пролежал? Хочется надеяться, не больше двадцати минут…

— Не волнуйся, папа, — проговорила она, накрывая его своим пальто, — врач уже едет. Все будет хорошо.

Он снова попытался что-то сказать, и Флер не нужно было вникать в его бормотание, чтобы понять — он пытается сказать ей, что растения гораздо важнее. Она не стала просить его не думать о подобной ерунде, а легла рядом с ним на полу, крепко обняв, и зашептала:

— Прости меня, папа. Я больше никогда не буду лгать тебе, никогда…

Она повторяла эти слова, прижимая свою мокрую от слез щеку к его щеке, до тех пор, пока не приехала «скорая», потом отвечала на вопросы врача, беспомощно наблюдая, как медики ставят ему капельницу.

— Флер!

Она подскочила на месте, услышав за спиной голос Мэтта.

— Уходи, ты только расстроишь его еще больше.

— Извини, просто я увидел «скорую» и решил…

Он подумал, что что-то случилось с Томом! Флер протянула руку и погладила его плечо.

— Сердце?

— Удар, наверное. — Она резко отдернула руку. — Доволен? Ох, да закрой же ты дверь, ты погубишь все наши труды!

Флер имела в виду, что ему следует закрыть дверь, выйдя отсюда, однако Мэтью остался, и ей, несмотря ни на что, это было приятно. И когда он подошел к ней и взял ее за руку, она не стала его отталкивать. Так они и простояли все время, пока врачи хлопотали над отцом. Наконец один из них сказал ей:

— Теперь его можно везти в больницу. Вы едете с нами, мисс?

— Да, я поеду на «скорой».

— Я поеду за вами на своей машине, — проговорил Мэтт. — Тебя потом надо будет отвезти домой.

— Я шесть лет справлялась сама, без твоей помощи, обойдусь и на этот раз.

Она оттолкнула его и вышла следом за носилками с отцом, не оглядываясь.

Однажды он послушался ее, когда она просила его не вмешиваться, и то была его ошибка, повторять которую он больше не намерен. Он аккуратно закрыл за собой дверь теплицы и отправился в дом. Черный ход не был заперт, и Мэтт прошел на кухню, чтобы убедиться, что ничего не оставлено на зажженной плите или в духовке, что в гостиной не затоплен камин. Удостоверившись, что и в доме все в порядке, он почесал за ухом собаку, запер садовую дверь и в обход всего дома направился к своей машине. У главного входа он увидел какого-то человека с папкой в руках, который, видимо, только что позвонил в дверь и дожидался, пока ему откроют.

— Мистер Гилберт? — Поскольку Мэтт не ответил ему ни да, ни нет, он продолжил: — Я Дерек Мартин из компании «Мартин и Лорд». Я пришел оценить имущество по просьбе банка.

— Сейчас?

— Мисс Гилберт ожидает меня к девяти тридцати. Я, наверное, пришел немного раньше.

— У вас есть какое-нибудь удостоверение личности? Письмо с инструкциями от банка?

Тщательно проверив документы, Мэтт сказал:

— Мисс Гилберт пришлось срочно уехать. Вы должны будете осмотреть дом внутри или только все хозяйство снаружи?

— Я должен просто осмотреть дом, расположение комнат. Потом и участок тоже. Мы составим самый общий план владений — кто бы ни купил его, новый хозяин наверняка все снесет, чтобы построить что-нибудь другое.

Мэтт попытался позвонить Флер, чтобы узнать, что ему делать, но она, должно быть, уже была в больнице и оставила доступной на телефоне только свою голосовую почту. Если он не пустит оценщика на участок, это никак не улучшит отношения Флер с банком… Немного поколебавшись, Мэтт оставил ей сообщение и повел агента в дом.

Да, его мама была права. Дом Гилбертов мог бы стать уютным семейным гнездом. Большая кухня, гостиная с широкими французскими окнами, выходящими в сад, величественная столовая, где предки Флер давали свои знаменитые обеды, — даже отчетливые следы бедности и запустения не могли испортить очарования старинного дома.

— Ого, вот это действительно впечатляет, — проговорил агент.

На двери детской красовалось семейное древо Гилбертов, восходившее к началу девятнадцатого века. Мэтт подошел ближе. Последним добавлением на древе было имя его сына — работа Флер, он безошибочно узнал ее почерк. Разумеется, отцовская линия у Тома отсутствовала. Там не стояло его, Мэтью Хановера, имя.

— Так вы закончили с домом? — спросил он у оценщика.

— Да, план участка я взял из старых чертежей, но мне нужно осмотреть постройки. Тут, кажется, есть старинный амбар?

— Он находится за краем поля, возле самого забора.

Ему не терпелось поскорее отправиться в больницу, оказаться рядом с Флер. Правда, сейчас ей было не до него, но через час-полтора она, возможно, будет рада его поддержке…

— Ну как он?

— Более-менее в порядке, — ответил доктор. — К счастью, мы успели быстро ввести в кровь препараты, рассасывающие тромбы, так что со временем, после интенсивной физиотерапии, ваш отец поправится, мисс Гилберт.

— Как долго ему придется оставаться в больнице?

— Давайте сначала посмотрим, как у нас пойдут дела, договорились? А сейчас хотите увидеть его или сначала съездите домой, чтобы привезти ему все необходимое?

— Я должна увидеть его.

Да, она кое-что должна сказать отцу. Кое-что пообещать.

— Папа? — Флер робко распахнула дверь палаты интенсивной терапии. Отец лежал на каталке под капельницей; глаза его были закрыты, но дыхание казалось ровным. Приборы наблюдения ритмично гудели, и молодая женщина почувствовала себя обнадеженной.

Она пододвинула стул и уселась поближе к отцу, потом взяла его за руку. Легкое пожатие его пальцев подсказало Флер, что он осознает ее присутствие.

— Мэтт Хановер… — начала она. — Мэтт отец Тома, папа.

Его губы зашевелились, и хотя ни единому слову не удалось сорваться с языка, Флер поняла, о чем он спрашивал.

— Любила ли я его? — Неужели это так важно? — Да, любила, папа.

Какие слова ей найти, чтобы объяснить отцу, как она любила Мэтта? Сказать, что ни один парень не существовал для нее с тех пор, как она впервые увидела Мэтта сквозь дыру в заборе? Как она долго обожала его на расстоянии, мечтая о невозможном?

Она посмотрела на отца. Глаза его по-прежнему были закрыты, и она продолжила говорить, даже не зная, в состоянии ли он слышать ее. Рассказала, что своими прекрасными оценками на выпускных экзаменах в школе тоже была обязана Мэтту, потому что он как раз приехал на каникулы из университета, и она все время сидела в своей комнате за письменным столом, откуда могла наблюдать за его перемещениями по родительскому дому. Рассказала и о том, как на дне рождения одной из одноклассниц наконец познакомилась с ним, и тут отец снова сжал ее руку. Его губы искривились в улыбке, и Флер перевела:

— Как Ромео и Джульетта? Да, папа, мы считали себя Ромео и Джульеттой. Настолько, что решились на тайный брак.

Стоя в коридоре возле приоткрытой двери в палату, Мэтт медлил, не решаясь войти. Он знал, насколько это важно для Флер — сбросить с себя угнетавший ее столько лет гнет лжи и недомолвок. Раньше он не понимал, как велико терзавшее ее чувство вины, — не понимал, иначе бы постарался переубедить ее. Какой же он кретин! Повел себя, точно обиженный мальчик, выкидывающий игрушку из коляски. Столько лет лелеял собственную обиду, не желая вникать в то, насколько тяжело пришлось Флер. По его щекам покатились слезы, но он сдержал порыв немедленно броситься к ней, попросить прощения. Слишком легко. Прощение нужно заслужить, заслужить делом, а не словом.

— Да что это я! — Мэтт услышал, как Флер сморкается. Должно быть, она тоже вытирала слезы. — Сижу тут и болтаю, вместо того чтобы ехать домой. Тебе понадобится пижама, и зубная щетка тоже. Все будет хорошо, папа, не волнуйся. Ты скоро встанешь на ноги.

Мэтт услышал, как Сет Гилберт пытается что-то сказать, потом снова раздался голос Флер:

— Все в порядке, ни о чем не беспокойся. Я со всем справлюсь.

Он быстро повернулся и бросился к главному входу в больницу, не желая, чтобы Флер знала о том, что он слышал ее разговор с отцом. Он ждал ее на улице, когда она наконец появилась с телефоном в руках. Наверное, как раз прослушивала его сообщение.

— Как дела?

Она подскочила на месте, услышав его голос.

— Я же велела тебе не приезжать.

— Велела, но я учусь на собственных ошибках. Тебе бы тоже не помешало.

— Агент еще вернется?

— В этом нет необходимости. Я показал ему дом.

— Что?

— Задняя дверь была открыта. Я зашел, проверил, все ли в порядке, закрыл дверь и собрался привезти тебе ключ.

— Но вместо этого устроил Дереку Мартину экскурсию. А еще жалуешься, что никогда не был у меня дома.

— Ты тоже никогда не была у меня дома.

— Не очень-то и хотелось!

— Правда? Даже никогда и не думала о том, чтобы мы отправились туда в отсутствие родителей?

Флер вспыхнула, но постаралась удержать на лице холодное выражение. Потом проговорила, пряча озабоченность:

— Ну и что сказал Дерек?

— Ничего особенного. Он больше интересовался участком. Сказал, что, кто бы ни купил дом, он, скорее всего, захочет все снести и отстроить заново.

— Пошел он к черту.

— Он еще сказал, что амбар, наверное, захочет приобрести какой-нибудь торговец недвижимостью, чтобы приспособить его под стильный коттедж для небольшой семьи.

— Размечтался!

— Но его очень занимает эта идея! Там, кажется, есть какой-то клиент, готовый заплатить ему хорошие комиссионные за амбар.

— Он, видимо, не знает о планах твоей матери.

— Ну, моя мама могла бы потягаться с каким-нибудь местным застройщиком, но, если клиент Дерека действительно серьезное лицо, он призовет на помощь хорошего архитектора, и…

— Только не говори, что ты мог бы поступить так с собственной матерью!

— Я — нет, но ты могла бы попробовать. Позвони Дереку.

— Может, я так и сделаю.

Мэтт кивнул:

— Такое предложение обязательно скажется на общей стоимости владения, а тебе даст кратковременную передышку, чтобы собраться с силами. Как там твой отец?

— Прекрасно, и спасибо тебе за такую заботу о нас, но мне некогда болтать. Надо собрать для него кое-какие вещи и привезти в больницу.

— Моя машина стоит вон там.

Она подняла на него взгляд, и Мэтт увидел, как ее лицо озарилось слабым подобием улыбки — это была не та вымученная гримаса, которую он все время видел и которая должна была убедить его, что у Флер достанет сил бороться за свое счастье, а напоминание о возлюбленной его юности.

Как легко влюбиться в нее снова! Но разве он когда-нибудь переставал ее любить? Конечно, он старался стереть ее из своей памяти, терзаемый гневом и раненым самолюбием, упрекал ее в слабости, которая позволила эгоистичным взрослым растоптать все их надежды на счастье, но теперь видел, что оказался не менее эгоистичным по отношению к Флер, чем их родители. Он бросил ее одну, а она сделала то, что посчитала себя обязанной сделать, не жалуясь.

— Ты определенно решил дать богатую пищу местным сплетникам.

— Если кто-нибудь будет досаждать тебе, скажи мне. Клянусь, этот человек пожалеет, что открыл рот. Скандалить так скандалить.

— Ладно.

Наконец-то она хоть с чем-то соглашается.

На этот раз она без сопротивления позволила взять себя под руку.

— Пока ты будешь собирать вещи для отца, я приготовлю тебе чашку крепкого чая с сахаром. Все-таки ты испытала шок.

Она хмыкнула, и Мэтт понадеялся, что это был смешок.

По дороге домой Флер позвонила своей подруге Саре и кое-кому из временных рабочих, чтобы они присматривали за теплицами, пока она будет занята в больнице. Да и после выхода из больницы Сету Гилберту понадобится помощь. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем он сможет сам заботиться о себе? Как бы то ни было, он не помощник дочери в самое сложное время подготовки к выставке в Челси! Мэтт хотел сказать об этом Флер, но потом передумал.

Глава восьмая

Пока Флер наверху собирала вещи для своего отца, Мэтт внизу на кухне приготовил бутерброд и заварил чай. Когда она спустилась, готовая мчаться назад в больницу, он пригласил ее за стол, исполненный решимости никуда не отпускать до тех пор, пока Флер не перекусит.

— Ой! — Флер казалась ошеломленной. — Не стоило так беспокоиться обо мне… Но у меня нет времени! Я поем, когда вернусь.

— По-моему, не очень разумная идея. Не забывай, и отец, и Том нуждаются в тебе, так что ты должна о себе позаботиться.

Флер вздохнула и опустила на пол тяжелую сумку с вещами, потом уселась за стол.

— Кто забирает Тома после школы? — спросил Мэтт.

— Сара предложила свою помощь. Она возьмет его к себе домой, покормит. Он побудет у нее, пока я не смогу заехать за ним.

Она с тревогой взглянула на Мэтта, но он не торопился предложить себя в качестве няни. Ему не следует спешить — пока что они с сыном чужие друг для друга, и мальчику будет лучше побыть с кем-то, кого он хорошо знает.

— Тебе нужна какая-нибудь помощь? Может, мне отвезти тебя назад в больницу?

— Нет, нет, спасибо, Мэтт. Ты и так очень мне помог.

Разве? Он ведь еще и не начал помогать ей! Но этого он не стал говорить вслух, только заметил:

— Ладно, тогда я исчезну, как только ты доешь свой бутерброд.

Он поймал ее быстрый удивленный взгляд, потом Флер кивнула:

— Конечно, у тебя полно дел.

— Ну, не так уж и много. Ничто не помешает мне быть рядом с тобой, если я тебе понадоблюсь.

— Нет, не волнуйся.

Ее голос звучал очень твердо и решительно. Он позволил своей руке подольше задержаться на плече Флер, потом ответил:

— У тебя есть номер моего мобильного. Звони днем и ночью, если понадоблюсь. И не забудь позвонить Дереку Мартину. Скажи ему, что тебя заинтересует серьезный покупатель на амбар.

Взяв куртку, Мэтт направился к выходу, но Флер крикнула ему вдогонку:

— Так тебя не волнуют планы твоей матери?

Не так сильно, как твои, подумал он и сказал вслух:

— Если ей действительно так уж хочется заполучить этот амбар, придется выложить хорошую рыночную цену.

Флер не торопилась доесть свой бутерброд. Она медленно пила чай, думая, как ей это приятно и насколько прав был Мэтт, утверждая, что это необходимо. Ей предстояло позаботиться о тысяче разных проблем и уладить кучу дел, но отчего-то единственное, о чем сейчас хотелось думать, — это прикосновение руки Мэтта к ее плечу. Тогда, в теплице, когда она обернулась на звук его голоса, Флер стоило большого труда не броситься немедленно в его объятия. Ей так нужна была его помощь! Но он уже однажды покинул ее, когда она оказалась в такой же сложной ситуации… Но теперь, кажется, он ведет себя иначе. Что ж, в конце концов, ему нужен его сын!

— Господи, куда же ты запропастился, Мэтт! — Мать пристально разглядывала его, сидя за своим письменным столом. — Я весь день нигде не могу тебя найти.

— Прости, не знал, что у меня восьмичасовой рабочий день.

Она нервно рассмеялась:

— Конечно же нет, ты можешь уходить и приходить, когда хочешь, но я просто…

— Что это? — спросил он, прерывая ее и показывая на кипу писем на ее столе.

— Ничего особенного, муниципальные дела.

— Угрожаешь Сету Гилберту штрафом, если он не подстрижет свою изгородь?

— Она слишком разрослась. Мы обсуждали это на прошлом заседании Совета и решили послать ему письмо с предупреждением.

— Вот как, ты ему угрожаешь?

— Ты ничего в этом не понимаешь! — Она поднялась из-за стола. — Он должен понимать, что не вправе игнорировать законы и…

— К твоему сведению, Сет Гилберт попал в больницу с инсультом.

Она побледнела, ее губы зашевелились, точно она силилась сказать что-то и не могла, затем наконец проговорила:

— Это ничего не меняет.

Лицо Мэтта передернула гримаса отвращения, он повернулся и быстро вышел. Внизу он нашел машину для стрижки кустов, пару очков и перчатки. Разумеется, он мог бы позвонить и нанять кого-нибудь, кто бы сделал эту работу для него, точнее, для Флер, но Мэтт хотел, чтобы его мать видела, как он стрижет изгородь сам. И пусть все остальные видят тоже.

* * *

Кэтрин Хановер наблюдала за сыном из окна своего кабинета.

— Ты не понимаешь, Мэтт, — произнесла она вслух, точно он мог ее услышать. — Сета нужно проучить. Ему придется заплатить…

Что-то защекотало ее щеки, и когда Кэтрин поднесла пальцы к лицу, они оказались мокрыми. Она с изумлением поняла, что по ее щекам катятся слезы. Она так давно не плакала, что даже забыла, что это за ощущение. Когда умер ее муж Филипп, она не пролила ни слезинки, хотя и прожила с ним столько лет, хотя он и был отцом ее сына. Не плакала она и тогда, когда уехал Мэтт. Все эти долгие пустые годы она заставляла себя не думать ни о чем, кроме бизнеса, который рос на удивление быстро и успешно. Теперь все относятся к ней с должным уважением, так к чему же слезы? О чем ей плакать? Ее жизнь — само совершенство.

— Зачем ты подстригаешь мою изгородь?

— Если это твоя изгородь, то ты, должно быть, Том Гилберт.

Мэтт видел, как Том приближается к дому вместе с Сарой Хантер и двумя ее детьми, но не прекратил своей работы. Если бы Том не подошел и не задал свой вопрос, он не стал бы останавливать электросекатор. Но сейчас он остановил работу, выпрямился и снял очки. Странно, что его первая встреча с сыном состоялась именно так — когда он стоит перед ним взмокший от пота, с затекшей от долгой работы спиной, грязный от древесной пыли, но может, оно и к лучшему.

— Привет, я Мэтт Хановер, — он с опаской протянул малышу руку, словно ожидая, что тот с криком отскочит подальше.

Но Том не убежал, он только оглянулся на Сару, которая ободряюще кивнула, потом протянул свою маленькую ручонку со словами:

— А я Том Гилберт.

Как Мэтту хотелось обнять сына, подхватить его на руки, покрепче прижать к себе! Вместо этого он торжественно пожал протянутую руку и сказал:

— Приятно познакомиться, Том Гилберт. А стригу я вашу изгородь потому, что ей положено быть стриженой, чтобы дорога была хорошо видна водителям проезжающих машин.

— Да, мама говорила, что надо ее подстричь. Ей пришло такое письмо.

— Теперь можешь передать маме, чтобы она больше об этом не беспокоилась.

— Ладно.

Мэтт поздоровался с Сарой, которая познакомила его с двумя своими отпрысками.

— Давно не виделись, Сара, как ты?

— Спасибо, неплохо.

— Скажи, это твоя сестра работает на Хановеров?

— Нет, сестра работает в Лондоне. У твоей мамы работает Люси, моя кузина. Мы все так похожи.

Их разговор прервал Том:

— Ну, пойдем же, тетя Сара! Я проголодался. У нас сегодня спагетти! — доверительно сообщил он Мэтту.

— Везет тебе.

— Присоединяйся к нам, — пригласила Сара.

— Спасибо, но мне нужно еще тут прибраться. Скажи, Люси нравится работать на мою мать?

— Она неплохой босс! Вознаграждает инициативу, усердный труд. Даже приглашала нас выпить стаканчик в ее конторе перед Рождеством. Знаешь, у нее на столе стоит твоя фотография. Школьная — тебе там лет шесть или семь, одного зуба не хватает.

— Правда? Сейчас она убрала ее. Наверное, не хочет меня смущать.

— Или сейчас она в ней не нуждается, ведь ты дома. Знаешь, я раньше не обращала внимания, как сильно вьются твои волосы.

— Наказание всей моей жизни, — рассмеялся Мэтт, проводя рукой по волосам. — Ничего не помогает, даже короткая стрижка.

Они оба посмотрели на Тома, который гонялся вдоль изгороди за павлином. Остановившись, мальчик пригладил растрепавшиеся волосы точно таким же жестом, и Сара поспешно сказала:

— Ну, дети, идем скорее в дом. Попрощайтесь с мистером Хановером.

* * *

Остаток дня Мэтт потратил на завершение работы и уборку, но, когда он уходил, Флер еще не вернулась из больницы. Позвонила она лишь поздно вечером, когда он отмокал в ванне после утомительного дня.

— Ничего, что я так поздно? Я даже не посмотрела на часы.

— Нет, ничего. Как отец? Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, нет, я только хотела тебя поблагодарить. И за то, что ты навел порядок в теплице, тоже. Папа чувствует себя более-менее сносно. Ты знаешь… Я лгала отцу, и он, наверное, догадывался об этом. Я не сказала, что встречалась с тобой, он думал, что я у Сары, но она случайно выдала меня…

— Не стоит во всем винить себя, Флер. Инсульт не случается только от какой-нибудь одной неприятной мысли. Твой отец должен был плохо чувствовать себя все последние недели. Головокружения, проблемы со зрением, онемение в руках и ногах, понимаешь? Так ведь оно и было, верно?

— Не знаю, он ничего мне не говорил. Не хотел, чтобы я из-за него волновалась.

— Да уж, родители все такие.

— Откуда ты знаешь?

— Про родительские чувства?

— Про инсульты.

— У моей бабушки их было несколько. Всегда бывают какие-то незначительные признаки, предвестники, на которые человек предпочитает не обращать внимания.

— Доктор тоже так сказал.

Они помолчали, но в этой тишине не было ничего неловкого. Мэтт подумал, до чего же ему недоставало этой близости с Флер, интимности, способности понимать друг друга без слов.

— Сара сказала, что ты познакомился с Томом, — произнесла она наконец. — Он сегодня переночует у нее. Только эту ночь, на всякий случай, потому что доктор сказал, что у отца приступ может повториться.

Мэтт знал. Именно так в конце концов и умерла его бабушка.

— Тебе не следует оставаться одной, Флер. Я могу побыть с тобой.

— Мэтт… — Она замолкла на мгновение, потом нашла в себе силы продолжить: — Я звоню, чтобы сказать тебе… Знаешь, я все сказала отцу. Как мы познакомились. Как поженились. Призналась, что Том твой сын.

Да, у нее могло больше не оказаться случая сказать отцу правду.

— И как он это воспринял?

— Ну, несколько всплесков на мониторе системы жизнеобеспечения, но в целом спокойно. Хотя, конечно, ему ввели успокоительное.

По ее голосу Мэтт догадался, что Флер улыбается, и проговорил:

— Да, это существенно. Так он что-нибудь сказал?

— Он только хотел знать, любила ли я тебя.

— Да? — Сердце Мэтта бешено забилось. — И что ты ответила?

— Правду, ничего кроме правды. Рассказала ему, как все было. С того момента, когда я впервые показала тебе язык через дыру в заборе. По-моему, он понял. — Она вздохнула и продолжила с заметным усилием: — Одним словом, ты теперь тоже можешь все рассказать своей маме. И о Томе, и о чем еще захочешь.

— А Том? Когда мы скажем ему?

— Он рассказал мне о вашей сегодняшней встрече. Твоя деятельность у забора очень его впечатлила. В общем, он предложил мне пригласить тебя на чай, чтобы поблагодарить за работу.

— Он так сказал?

— По правде, я думаю, что Сара подсказала ему эту мысль. Она считает себя отличной свахой.

— Если хочешь знать мое мнение, она в курсе наших с тобой отношений.

— Как? Ты что-нибудь говорил ей?

— Упаси боже, но готов поклясться чем угодно, что она догадывается. Сегодня она… Впрочем, ладно, ерунда, ничего определенного. Ты сердишься?

— Господи, нет, конечно, Мэтт.

— Хорошо, тогда передай Тому, что я готов зайти на чай в любое время.

— Договорились, я… я тебе позвоню.

Положив трубку, Флер нервно потерла ладони, пытаясь изгнать из головы образ лежащего в ванне Мэтта и игнорируя острое желание нырнуть в теплую воду рядом с ним: Вместо этого она отправилась наверх, быстро приняла душ и, поставив будильник на шесть, свалилась в постель.

Казалось, ее голова только дотронулась до подушки, как раздался пронзительный звон будильника. Рассвело, и за окном барабанил дождь. Еще хотя бы десять минут полежать в теплой постели…

Когда она снова открыла глаза, дождь прекратился и спальню заливал яркий солнечный свет. Флер зевнула и бросила взгляд на часы. Восемь! Каждое из растений, предназначенных для выставки, ежедневно нужно поворачивать на двадцать пять градусов, чтобы они росли равномерно, а ведь там сотни горшков, и это займет не один час! Не говоря уже о том, что вчера никто не удосужился этим заняться!

Она сбежала вниз, на скорую руку позавтракала и помчалась к теплицам, одновременно набирая номер больницы.

— Алло! — Она замерла в дверях оранжереи. — Это шестая палата? Это Флер Гилберт, я звоню, чтобы узнать о своем отце… — Подняв взгляд, она буквально остолбенела. — Господи, это ты, Мэтт? Что ты там делаешь?

Будто и так не ясно! Он осторожно и методично разворачивал растения, делал работу, которой она собиралась заняться сутра пораньше. То, что он так существенно продвинулся в работе, доказывало, что, в отличие от нее, Мэтт встал на рассвете, а не выключил свой будильник.

— Я решил помочь, тебе ведь надо в больницу.

— Алло, мисс Гилберт! Мисс Гилберт! — надрывалась трубка. — Вы слушаете, мисс Гилберт?

С трудом оторвав взгляд от Мэтта, она сосредоточилась на том, что ей говорила медсестра — отец провел спокойную ночь, и врачи уже начали делать новое обследование.

— Ну, как он там? — спросил Мэтт.

— Все в порядке. Его можно будет навестить после обеда..

— Прекрасно. Хочешь кофе? — Он указал на большой термос, стоявший на отцовском рабочем столе.

— Послушай, тебе не нужна работа? — спросила Флер, откручивая крышку и наливая ароматную жидкость в пластиковые стаканчики.

— Смотря какая работа. Что ты можешь мне предложить?

Что угодно, все, что он захочет, включая ее самое, немедленно, тут же… Но она ничего не сказала. Он здесь не ради нее — ему нужен Том.

Глава девятая

— Кофе отличная штука в такой ситуации, — проговорил Мэтт, возвращаясь к работе. — Тебе нет необходимости оставаться тут. Я проверю все системы, когда закончу с этой работой. Ты еще успеешь поздороваться с Томом, прежде чем он отправится в школу.

Флер задумчиво заправила за ухо прядь непокорных волос. Она испытывала странную смесь чувств. Вначале, когда увидела Мэтта в оранжерее на месте своего отца, она испытала удивительную радость. Он делал именно то, что следовало делать, что она всегда видела в своих мечтах, когда грезила о счастливой совместной жизни. Он не забывал и о Томе, отчетливо понимая, в чем сын сейчас нуждался больше всего — мальчик должен был чувствовать себя в безопасности. Однако в этом и таилась угроза: Мэтт ясно давал ей понять, как слабы и беспомощны она и ее отец, насколько лучше сыну будет с ним. Как это ужасно! Но вслух Флер произнесла:

— Наверное, я так и сделаю, если ты и вправду справишься без меня.

Она торопливо пила кофе, обжигая губы. Ему нет до нее никакого дела. Она даже не удосужилась причесаться, а уж о выборе одежды и говорить не приходится. Он наверняка привык иметь дело с другими женщинами, красивыми и ухоженными.

— Увидимся позже, Мэтт.

Как ей хотелось, чтобы он поднял взгляд, посмотрел на нее так, как смотрел раньше…

Руки Мэтта дрожали. С той самой минуты, когда Флер появилась на пороге оранжереи с растрепанными волосами, в пижаме, поверх которой наскоро натянула старый серый свитер, и без малейших признаков косметики на бледном лице, он чувствовал себя на краю гибели. Он так сильно желал ее, что не мог думать ни о чем другом. Так всегда было в ее присутствии — с самой первой их встречи. Обнять ее, прижать к себе, зная, что слова им не нужны…

Как же глубоко он похоронил свои чувства! Его единственной заботой было создание собственной империи, и он самодовольно полагал, что эмоции больше не властны над ним. А теперь он видел, что вел себя как самонадеянный эгоистичный мальчишка…

— Флер… — проговорил он, поднимая взгляд.

Она смотрела прямо на него, потом попятилась, не подозревая о том, что происходит за ее спиной, — дверь в теплицу внезапно открылась, и она очутилась в объятиях Чарли Флетчера.

— Чарли! — воскликнула Флер и покраснела, точно застигнутый врасплох ребенок. — Я не знала, что ты вернулся.

Чарли Флетчер продолжал держать ее за плечи.

— Я услышал про твоего отца… Почему ты мне не позвонила? Я бы давно уже был здесь! Чем я могу тебе помочь? — Он неожиданно замолк, вдруг поняв, что они не одни. — Так что мне сделать для тебя, Флер?

Мэтт с удовольствием бы вышвырнул его вон, настолько нестерпимо было видеть чужие руки, обнимающие Флер, но он сдержался. Шесть лет… Ты просто уехал, не писал и не звонил ей… Горшок с фуксией, который Мэтт держал в руках, разлетелся вдребезги, разбрасывая вокруг землю, компост, пластик и останки потенциального победителя Челси. Флер стояла к нему спиной, но чувствовала, как взгляд Мэтта буквально прожигает ее. Чарли вел себя как человек, имеющий на нее права, а она уверяла Мэтта, что они всего лишь друзья.

Разбившийся горшок дал Флер замечательный повод высвободиться из объятий Чарли и заняться уборкой, в то время как Мэтт и Чарли продолжали сверлить друг друга взглядами, стоя в разных концах теплицы.

— Мэтт, ты в порядке? Не порезался? — Флер попыталась хоть как-то разрядить обстановку.

Он покачал головой:

— Да, растение пострадало гораздо больше.

— Оно сыграло в ящик, — мрачно провозгласил Чарли.

— Нет, фуксии так просто не сдаются, — проговорила Флер дрожащим голосом. — Чарли, ты помнишь Мэтта Хановера?

Тот кивнул:

— Да, я слышал, что ты вернулся, Мэтт.

— Новости тут разносятся быстро, — ответил Мэтт. — Послушай, Флетчер, заходи или выходи, в любом случае нужно закрыть дверь теплицы. Из-за тебя тут сквозняк.

Флер поместила пострадавшее растение в новый горшок и посмотрела сначала на одного, потом на другого:

— Надеюсь, вы меня извините, мне нужно одеться.

Она устремилась в открытую дверь теплицы и буквально побежала к дому.

— Флер, подожди! Мне надо поговорить с тобой! — закричал ей вслед Чарли. — Постой! Он, что же, был здесь с тобой, пока твой отец в больнице?

Флер остановилась. Ее первым порывом было все отрицать, продолжать делать то, что она делала всю свою жизнь, и таким образом поддерживать нелепую распрю, отравившую существование и ей, и Мэтту. Если бы у нее достало отваги выступить против родителей, защитить свою любовь, бороться за свою мечту, сейчас она бы не оказалась в таком жалком положении! И она, и Мэтт сделали свой выбор — и проиграли. Но Том… У него вся жизнь впереди, и он имеет право знать, кто он. Знать свою историю. Пора выступить из тени. Ее отец знает правду, и все должны узнать ее тоже.

Она повернулась к Чарли, заставила себя посмотреть ему прямо в глаза:

— Извини, но я думаю, что тебя это не касается.

— Конечно, касается. — Чарли казался явно озадаченным ее реакцией. — Ты знаешь, я всегда готов прийти тебе на помощь. Тебе стоило только…

— Чарли… — Флер дрожала, собирая в кулак всю свою волю. — Прости, но ты должен понять, что Мэтт и я…

— Мэтт и ты? Как это? Он же Хановер!

— Флер тоже Хановер, — вмешался Мэтт, подходя к ним. — Она носит мою фамилию. Мы поженились шесть лет назад. Флер моя жена. Том мой сын. — Чарли окаменел от изумления, пытаясь понять то, что сказал Мэтт, и он продолжил: — Ты в порядке, Флер?

— Как это она может быть в порядке, черт возьми!

Флер закричала от ужаса, увидев, как кулак Чарли Флетчера обрушивается прямо в лицо Мэтту. Тот не сделал попытки ни защититься, ни уклониться от удара, только поднял руку, чтобы утереть кровь с разбитой губы, и пристально смотрел в спину Флетчера, размашисто зашагавшего к выходу.

— Господи, Мэтт! — Флер попыталась вытереть ему кровь рукавом своей пижамы. — Ты это заслужил, честное слово! Вы оба вели себя как неандертальцы. Что на тебя нашло? Ты же видел, как он расстроен!

— Ему надо было выместить гнев на ком-нибудь, и пусть уж лучше это буду я.

— Чарли не способен причинить мне вред.

— Такие спокойные люди, исполненные самообладания, и есть самые опасные.

— Ты совсем с ума сошел. Он никогда не пытался… не отваживался на что-нибудь большее, чем поцелуй в щеку.

— Он считал себя вне конкуренции. Не сомневался, что ты выйдешь за него — по крайней мере он так сказал тому человеку, которому я поручил все разузнать о тебе и Томе.

— Вот как! Значит, ты нанял человека, чтобы он все разнюхал! Порасспрашивал обо мне!

— Я должен был знать, что меня тут ожидает, Флер! Прошло так много времени, и у тебя были все основания, чтобы…

— Ты мог бы просто поднять трубку и набрать мой номер, Мэтт! — Флер не знала, плакать ей или смеяться. В конце концов она проговорила: — Пойдем, приложим лед к твоей губе.

На кухне, приложив пакет замороженной фасоли к разбитому лицу Мэтта, она вздохнула:

— Я не хотела обидеть Чарли. Я не подозревала, что он…

— Да, такое случается. Ничего, он как-нибудь залижет свою рану.

— Ты сказал ему… сказал о нас.

— Не думаю, чтобы он тут же помчался по деревне с этой сенсационной новостью.

— Да, но к концу недели все будут знать, что мы женаты.

— Ты против?

Флер покачала головой:

— Я подумала о твоей маме. Лучше, чтобы ты сам ей все рассказал прежде, чем до нее дойдут сплетни.

— Займусь этим, как только закончу с растениями. Пойди прими горячий душ, ты вся застыла.

Мэтту не хотелось положить конец их внезапно возникшей близости, но пора было возвращаться к неотложной работе. Ему придется заботиться о фуксиях старого Сета до самой выставки в Челси.

— Мама дома? — спросил Мэтт у секретарши Люси, едва возвратившись из теплицы Гилбертов.

— Нет, она отменила все встречи, сказала, что у нее неотложное дело.

— Не знаешь, что бы это могло быть?

— Не имею ни малейшего представления. По правде, она казалась такой обеспокоенной последнее время… Мне кажется, это как-то связано с тем, что ты подстриг изгородь Гилбертов. Она даже стала разговаривать сама с собой! Однажды я видела, что она плачет.

— Плачет?

Мэтт никогда не видел слез матери. Она не плакала, когда умерла их собака, когда однажды сломала себе запястье и даже когда умер отец.

Флер разбирала почту, надеясь отыскать там письмо от компании «Мартин и Лорд», предлагавшей ей выгодного покупателя амбара, когда зазвонил телефон. Подумав, что ей могут звонить из больницы, она решила ответить на звонок, не надеясь на автоответчик.

— Флер!

Что-то в голосе Мэтта встревожило ее.

— Что-нибудь случилось?

— У тебя все в порядке?

— Ты имеешь в виду Чарли? Он пока не появлялся.

— Нет, я о своей матери. Она не приходила?

— Нет, а что произошло? Она бурно отреагировала на твою новость?

— Я еще не поговорил с мамой, но, боюсь, был немного груб с ней сегодня утром. Она меня беспокоит… Дождись меня, я сейчас приду.

— Но…

Однако Мэтт уже положил трубку и, видимо, тотчас же бросился к ней, потому что буквально через пару минут он стоял на пороге.

— Что случилось, Мэтт?

— Не знаю, но Люси слышала ее слова о том, что Сету придется за все заплатить. И она даже плакала… Едем в больницу!

— Ты думаешь, она там? Но что ей там делать? Сейчас даже не приемные часы, она не сможет войти в палату.

— Не знаю, но думаю, нам лучше поехать туда.

Пока Мэтт гнал свою машину на пределе разрешенной скорости, Флер пыталась дозвониться медсестре, чтобы узнать, не появлялась ли там Кэтрин Хановер, но напрасно — номер был безнадежно занят. Высадив Флер у входа в больницу, Мэтт уехал на паркинг, но когда он через десять минут подошел к палате Сета Гилберта, то обнаружил, что она безуспешно пытается доказать медсестре необходимость и срочность своего визита.

— Приходите в два часа, мисс Гилберт, — повторяла медсестра. — Тогда вы сможете побыть с отцом сколько захотите. Уверяю вас, он провел спокойную ночь, а после всех утренних обследований очень устал и сейчас спит.

Едва громкий сигнал монитора и голос доктора отвлекли медсестру, Флер бросилась в открытые двери палаты, но остановилась как вкопанная, не дойдя до постели отца. Следовавший за ней Мэтт тоже замер.

Его мать действительно была здесь. Она ничего не говорила, просто сидела у постели Сета Гилберта и смотрела на него.

— Мама! — (Она с трудом повернула к нему голову и посмотрела, казалось не узнавая.) — Мама, что ты здесь делаешь?

— Тихо. Он спит.

— Что вы с ним сделали? — воскликнула Флер, но тотчас успокоилась, видя, как мерно и спокойно вздымается грудь отца. — Как вы сюда попали?

— Просто вошла в палату. Все были заняты своими делами. Мы с Сетом поговорили. Мы так давно не разговаривали друг с другом.

— Мама!

— Ты должен был мне сказать, что он в больнице, Мэтт.

— Зачем? — воскликнула Флер. — Чтобы вы могли прийти сюда и торжествовать?

— Флер, прошу тебя…

— Нет, дай ей сказать, Мэтт.

— В тот страшный день она просто вошла в палату, Мэтт. Наверное, только что опознала тело твоего отца, поэтому мой отец, когда увидел ее, просто упал замертво. Понимаешь? И все равно, он позже просил меня ни в чем ее не винить… — Флер повернулась к Кэтрин Хановер: — Я не знаю, что вы сделали с моим отцом, но он никогда не говорил о вас плохо. Никогда ни в чем не обвинял.

— Флер!

— Не прерывай ее, Мэтт.

— Пока они смогли достать ее из машины, моя мама ужасно обгорела, Мэтт. Ее поместили в палату интенсивной терапии, и мы с отцом могли видеть ее через стеклянное окно. Когда твоя мать вошла, мы думали, она как-то поддержит нас, но знаешь, что она сказала? Она сказала: «Надеюсь, она выживет. Я хочу, чтобы она жила, чтобы чувствовала ту же боль, какую пришлось почувствовать мне. Чтобы мучилась, как я все эти годы».

Кэтрин Хановер поднесла руку к губам, пытаясь приглушить стон.

— Скажите ему, что это правда.

— Да, правда, прости меня господи.

— Флер, прошу тебя, давай выйдем.

— И оставим его с ней? — Флер повернулась к Мэтту. — Если бы ты ее видел тогда! Как я могла уехать с тобой и бросить папу после такого?

— Я знаю, любимая, — проговорил он, принимая ее в свои объятия. — Я понимаю тебя.

Глава десятая

Мэтт крепко прижимал Флер к своей груди, точно хотел вобрать в себя ее приглушенные рыдания. Поверх ее головы его взгляд встретился со взглядом матери. Лицо Кэтрин посерело, сейчас она казалась гораздо старше той чужой, холеной и безукоризненно выглядевшей дамы, которая встретила его в отчем доме. Эту другую, разбитую и униженную жизнью женщину он прекрасно знал, а теперь осознавал, как глубоко несчастна она была в продолжение всей своей супружеской жизни. И как бы она там ни старалась навредить Сету, именно она, Кэтрин Хановер, заплатила за все.

— А ну-ка все прочь отсюда! — раздался голос возмущенной медсестры. — Да что же это такое!

Сет Гилберт попытался что-то сказать, и Флер, не обращая внимания на медсестру, бросилась к отцу, чтобы взять его за руку. Мэтт едва подавил приступ отчаяния — она снова сбегала от него, вновь предпочла отца, потому что тому была необходима ее помощь.

— Что такое, папа? Что ты хочешь? — тихо спросила Флер.

Сет снова безуспешно попытался что-то произнести, и она с мольбой обернулась к Мэтту. Но на этот раз Мэтт понимал, что все изменилось. Он здесь ради нее, чтобы помочь ей, и Флер нуждается в его участии.

— Он, наверное, хочет, чтобы я осталась, — глухим голосом произнесла Кэтрин Хановер.

— Я ничего не понимаю, — проговорила Флер.

— Я тоже, но ему виднее, — ответил Мэтт.

— Пять минут, не больше, — сдалась медсестра, поскольку, как видно, ничто на свете не могло заставить Кэтрин Хановер покинуть палату. Вызов сотрудников безопасности только бы ухудшил положение дел, и она повторила, показывая рукой на Кэтрин: — Только вы, и только пять минут.

— Мы подождем в кафетерии, мама. — Видя, что Флер строптиво замерла на месте, он мягко обратился к ней: — Пойдем, им надо поговорить, да и нам тоже.

Флер наконец дала себя увести из палаты в кафетерий, где Мэтт усадил ее на стул и отправился за парой чашек чего-нибудь горячего. Она даже не поинтересовалась, что он ей принес.

— Он держал ее за руку, Мэтт.

— Да, я видел. Он поправится, вот увидишь. Еще потанцует!

— С кем? С твоей матерью? — Она подняла на него взгляд. — Я даже не подозревала, что они так близко знакомы.

— Она как-то рассказывала мне, что в молодости очень любила посещать вечеринки, которые устраивала твоя бабушка.

— Ты мне этого не говорил.

— Ей нравится ваш дом. Она даже предлагала мне подумать, чтобы обосноваться там и начать семейную жизнь.

Флер подняла взгляд и попыталась улыбнуться:

— Слухи о нашем неминуемом банкротстве сильно преувеличены. Я думаю, мы справимся. — Открыв сумочку, она извлекла оттуда распечатанное письмо. — Агент по недвижимости пишет, что у него есть очень хороший покупатель на наш амбар.

— Ты примешь это предложение?

— Да, мне придется.

— Что ж, хорошо.

Его спокойная, даже немного равнодушная реакция странным образом задела Флер. Наверное, ей бы хотелось, чтобы он проявил больше чувств — все-таки она собралась продавать место, которое для них обоих было таким особым, таким памятным…

Вот глупая! Флер принялась за кофе, скорее, чтобы чем-то занять себя, а не из необходимости согреться. Какое-то время они сидели молча, каждый погруженный в свои мысли, затем чья-то тень упала на стол, и Мэтт поднял голову.

— Мама!

Кэтрин Хановер в оцепенении стояла возле столика, точно ожидала разрешения присесть рядом с ними.

— Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Хановер. Выпьете чаю?

Не дожидаясь ответа матери, Мэтт поднялся и отправился к стойке кафетерия.

— Сет сказал мне, что ты и Мэтт… что Том мой внук.

— Да, — с трудом проговорила Флер.

— Знаешь, я смотрела, как он играет в саду. В точности как Мэтт, когда был малышом. Я словно смотрела назад, в прошлое… Единственное, что я сделала в своей жизни хорошего, — это вырастила Мэтта. — Она улыбнулась. — Том такой славный мальчик. В этом твоя заслуга.

— Спасибо… Миссис Хановер… что случилось между вами и моим отцом? Пожалуйста, скажите мне.

— Ты имеешь право знать это. — Мэтт вернулся с чашкой чая и сел рядом, взяв мать за руку, но она, казалось, не замечала его. — Дженнифер, твоя мама, была моей лучшей подругой. Мы везде ходили вместе. Вся наша компания. И Филипп, и Сет, мы все.

— А как же наша знаменитая семейная распря? — нахмурилась Флер.

— Да, старинная легенда только придавала остроты соперничеству старших, но для нас, молодых, она казалась древней сказкой. — Ее лицо было спокойным и отрешенным. — Филипп был совершенно очарован Дженнифер, но я-то знала, что она только кокетничает с ним, дразнит, проверяя свою женскую власть.

Да, Флер узнавала свою мать, именно такой она и была.

— А я любила Сета. Это чувство было почти болезненным, но мы росли в другие времена. Тогда секс был чем-то запретным, чем-то таким, чем занимались только плохие девочки. К тому же Дженнифер все время подстрекала меня держать Сета на расстоянии, изображать из себя недотрогу, чтобы заинтриговать его. Я ей верила, потому что видела, что Филиппом она вертит, как хочет.

Сет и вправду был не из тех парней, что женятся на доступных девушках, поэтому я старалась вести себя как можно холодней и неприступней. Надо сказать, он плохо принял это, наши отношения запутались, так что в один прекрасный вечер я рыдала на плече Дженнифер, уверенная, что между мной и Сетом все кончено. Она обещала помочь. Сказала, что поговорит с ним, объяснит, как я на самом деле люблю его, что он глупый, раз не видит этого.

Флер покачала головой. Как она ни старалась, трудно было вообразить отца молодым человеком, охваченным пламенной страстью.

— Но она… Знаешь, что она на самом деле сказала ему? Что я просто глупая девчонка, а такой парень, как он, может иметь любую девушку, даже такую потрясающую, как она. Они взяли бутылку вина, распили ее в старом амбаре, часами разговаривая обо мне, по крайней мере так утверждала Дженнифер. Она и потом клялась, что ни о чем таком не помышляла, просто они слишком много выпили и были взволнованны… Она все это рассказала мне во всех подробностях, откровенно, как лучшей подруге! Одним словом, когда выяснилось, что у нее будет ребенок от Сета…

— Что?

— Она солгала, конечно, но эта новость больно ранила Филиппа. Естественно, мы с ним сблизились, потом выяснилось, что я беременна, и тут уж нам оставалось только одно — свадьба.

— Боже мой, — пробормотал Мэтт, сжимая руку матери.

— Мы с Филиппом старались изо всех сил наладить семейную жизнь, и у нас, наверное, все бы получилось, если бы Дженнифер не вышла замуж за Сета и не поселилась у меня под боком. Если бы она в конце концов не осознала, что именно Филипп — мужчина всей ее жизни, ее единственная любовь.

— Мама!

Флер понимала, что Мэтту не хотелось бы, чтобы она слышала такие признания из уст его матери, но Кэтрин слишком долго держала свои страдания внутри себя, и сейчас ничто не могло остановить ее. Как ей не сожалеть о потерянной жизни! Но и Флер действительно хотелось знать всю правду!

— Я так ненавидела ее! Да и его тоже… Как Сет мог жениться на ней после того, что она сделала? Впрочем, я тоже виновата. Сет клялся мне, что между ним и Дженнифер ничего не было, что она все придумала, но я предпочла поверить ей, а не ему.

— Зачем он на ней женился? — пробормотала Флер.

— Он сказал, что я была единственной женщиной, которую он по-настоящему любил, а когда меня потерял, ему все стало безразлично.

Теперь Флер стала понятной странная семейная жизнь родителей, откровенно безразличных друг к другу.

Кэтрин Хановер подняла на нее взгляд:

— Мы и ваши жизни запутали, правда?

Флер не знала, что ответить, но Мэтт снова взял мать за руку:

— Нет, мама. Это я сам во всем виноват, но мы все уладим.

Все уладим? Флер пристально посмотрела на него и проговорила:

— Не один ты виноват, Мэтт.

Кэтрин кивнула с облегчением:

— Что ж, для начала неплохо. Сету понадобится уход, когда он выпишется из больницы, а участие в выставке в Челси потребует столько усилий.

— Я займусь подготовкой к Челси, — сказал Мэтт. — Если ты, Флер, не возражаешь.

— Вот и прекрасно, — проговорила Кэтрин, не дожидаясь ответа Флер. — И можно мне позаботиться о Сете, когда он выйдет из больницы? Так хочется, чтобы все наконец стало таким, как следует!

— Мы все это заслужили, миссис Хановер.

— Пожалуйста, зови меня Кэтрин. — Уверенная в себе деловая женщина и политик исчезла, на ее месте перед Флер теперь была усталая пожилая женщина, молящая о понимании. — Прошу тебя.

И тут Флер растаяла:

— Хорошо, Кэтрин.

— Теперь мне все ясно, — сказала Флер, выходя из больницы, где все еще оставалась Кэтрин. — Задним числом понимаешь, что мои родители не просто никогда не были близкими людьми. Похоже, под конец они совсем возненавидели друг друга.

— Мне всех их жалко.

— Даже мою маму?

— Конечно, и ее тоже. И я рад, что моя мама наконец поняла, что нет смысла жить, постоянно оглядываясь в прошлое и тревожа старые раны.

— Да, самое время подумать о будущем.

— Ты права. — Мэтт пристально взглянул ей в лицо. — По-моему, вы приглашали меня на чай, миссис Хановер.

Флер сама удивилась, как легко ей далась столь непростая задача; ведя Тома домой из школы, она просто сказала сыну:

— Сегодня твой папа придет к нам на чай.

— Правда? И мы будем есть мороженое?

Потом, когда пришел Мэтт, мальчик всего лишь улыбнулся ему и спросил:

— А можно мне поиграть с твоими ножницами для изгороди?

— Я не взял их с собой, Том. Я принес футбольный мяч. Покажешь, на что ты способен?

Они отправились на улицу и принялись гонять мяч по траве, доведя до полного неистовства собаку, пока Флер жарила рыбные палочки, глотая слезы. Позже, когда Мэтт уложил сына в постель, рассказал ему на ночь сказку и заботливо подоткнул одеяло, настала его очередь прослезиться, потому что Том, засыпая, спросил со всей серьезностью:

— Ты еще придешь к нам, папа, или у тебя другая важная миссия?

— Я теперь всегда буду здесь, Том.

— Ладно.

Спустившись вниз, где его ждала Флер, Мэтт поинтересовался:

— О какой миссии говорил Том?

— Когда он спрашивал, где его отец, я всегда объясняла, что он на задании. — Флер поджала губы. — В то время я читала ему «Приключения Синдбада-морехода», и Том вообразил себе, будто его отец тоже сражается с чудовищами и демонами. Так что ты герой, Мэтт. Не забывай об этом.

— Ну спасибо, не забуду.

— Ты сказал Тому, что все время будешь здесь… — Флер замялась, надеясь, что Мэтт поможет высказать ей слова, которые с таким трудом слетали с ее губ, но он молчал. — В общем, ты можешь остаться, если хочешь.

Он покачал головой, встал и быстро поцеловал ее в щеку:

— Нет, я должен идти. Ты уже поговорила с Дереком Мартином относительно продажи амбара?

Флер чувствовала смятение. Он отвергает ее?

— Нет, и теперь, возможно, все изменится. Вдруг папа не захочет продавать его?

— У него нет выбора. Даже если он и обретет утраченную любовь, он все равно на грани банкротства. Не позволяй сантиментам расстроить выгодную сделку.

— Да, я уже поняла, что чувства губительно сказываются на членах нашего семейства!

Неужели она ошиблась? Неужели неверно истолковала его поведение, все события этого удивительного дня? Значит, он здесь только ради сына?

— Чувства только мешают бизнесу. Тебе следует подумать о будущем фирмы Гилбертов. — Флер ничего не ответила, и Мэтт продолжил: — У меня есть пара идей. Если захочешь обсудить их со мной, просто позвони. И я буду здесь с утра, займусь цветами, предназначенными для Челси.

Флер хотелось бы ответить ему: «Не трудись, я справлюсь сама», но она прекрасно понимала, что не справится. Хуже всего, что и Мэтт это понимал тоже.

— Спасибо, Мэтт, — проговорила она, вся дрожа. — Я очень ценю твою помощь.

— Ты продрогла! — Он поднял голову, посмотрел на небо. — Ночью будут заморозки. Укройся потеплее.

Слишком уставшая, чтобы спорить, Флер только кивнула головой и закрыла за ним входную дверь. Она была слишком занята тем, чтобы защитить отца и Тома, она совсем забыла о себе. Теперь уже поздно, остается только сожалеть о том, что могло бы быть, но не случилось. Мэтт прав, ей следует позвонить Дереку Мартину и сказать, что она согласна продать амбар на его условиях. Однако, прежде чем она успела снять трубку, телефон зазвонил.

— Ты не забыла, что у нас завтра свидание? — Мэтт! Он еще не успел дойти до собственного дома, как позвонил ей с мобильника! — Наше первое свидание, если я не ошибаюсь.

— А как же наши встречи в амбаре?

— Эти не в счет. Я имею в виду настоящее свидание, когда мужчина заезжает за девушкой к ней домой и потом привозит ее назад, за что получает прощальный поцелуй на ночь. А потом иногда его просят войти в дом, и он имеет шанс там остаться подольше.

— Я уже предлагала тебе остаться здесь сегодня.

— Боже, ты должна мне помочь, Флер. Знаешь, чего мне стоило уйти из твоего дома?

— Почему же ты ушел?

— Я много должен тебе, Флер.

— Что?

— Я считаю, что из-за меня ты многого недополучила, и я постараюсь это возместить. Мы оба заслужили другого, Флер. Я имею в виду старомодное ухаживание с цветами и все такое.

Флер часто моргала, борясь со слезами.

— Ты не забыла, завтра мы приглашены к Ревенскарам на ужин.

— Ты говорил о приглашении, но я не поняла, хочешь ли ты пойти туда со мной. Если хочешь, то пригласи как следует.

— Конечно, я хочу, я всегда этого хотел, только сам не понимал, насколько сильно.

Флер ответила, смеясь и плача одновременно:

— Очень мило с твоей стороны. Я пойду с удовольствием, а для Тома позову няню.

— Не беспокойся, я уже попросил об этом Люси.

— Да? Так ты не сомневался, что я соглашусь?

— Я бы не принял отказа. Я заеду за тобой в семь.

На следующий день Флер нашла время, чтобы купить себе новое платье в одном из городских бутиков. Непрактичное, но такое красивое, и оно так подходило к ее аметистовым серьгам, которые ей надлежало надеть на свидание с Мэттом. Выражение его лица, когда он заехал за ней, подсказало Флер, что она все рассчитала правильно. Он не мог не обратить внимания на ее украшение, и позже, когда она вышли из дома, убедившись, что у Люси и Тома все в порядке, Мэтт заметил:

— Помнишь, я сказал тебе, что моим следующим подарком будут бриллианты?

— Эти серьги особенные, и их мне ничто не заменит.

— Может быть, но я заметил, что ты не носишь обручальное кольцо. Ты сняла его сразу после свадьбы и больше не надевала, когда я уехал?

— А ты забыл, как, уезжая, зашвырнул свое в кусты?

— Я не переставал сожалеть об этом.

— Я иногда надевала свое. По вечерам, когда сидела в амбаре и вспоминала… Оно у меня припрятано. Мне не хотелось сдаваться. Хочешь, чтобы я тебе его вернула?

— Твое обручальное кольцо?

— Нет, твое. Я потратила пару недель, чтобы найти его…

Вместо ответа Мэтт сунул руку в карман и извлек прямоугольную коробочку:

— Я думаю, такой обмен будет справедливым. — Он открыл крышку, и Флер увидела красивое обручальное кольцо с тремя овальными бриллиантами. — Вот, увидел сегодня на витрине магазина и решил, что оно тебе будет в самый раз.

Он надел кольцо ей на палец, и Флер, вытянув руку, полюбовалась игрой камней, но потом с сожалением сняла его, возвращая Мэтту.

— Оно тебе не нравится?

— Еще как! Оно просто великолепно!

— Тогда что же? А, понял! Ты хочешь, чтобы я встал на колени и все такое.

— Ты сам сказал, что я это заслужила.

— Понятно, миссис Хановер. А я? Заслужу ли я поцелуй по случаю нашего свидания?

— Только один, — ответила Флер, поднимаясь на цыпочки и обвивая руками шею Мэтта.

Глава одиннадцатая

Флер просто не верилось, что отец может поправляться так быстро. Конечно, лечение было очень хорошим, но все же чудо объяснялось скорее постоянным присутствием в его палате Кэтрин, которая оставила свой бизнес в более чем надежных руках сына и сосредоточилась на помощи Сету. Она помогала заново учить его ходить и разговаривать и теперь казалась другим человеком. Она и прежде была элегантной и красивой, но теперь утратила язвительность и выглядела моложе. Помогает не ботокс, подумала Флер, а добрая улыбка! Она решила откровенно рассказать Кэтрин о своих планах продажи амбара, не желая ничем омрачать возникшее между ними удивительное согласие и доверие.

— Кэтрин, я знаю, вы были заинтересованы в покупке амбара, но я нашла покупателя, готового заплатить рыночную цену.

— Да, Мэтт говорил мне об этом.

Флер мысленно поблагодарила его, потому что это делало ее задачу более легкой.

— А мне он говорил, что вы хотели бы перестроить амбар под ресторан. Конечно, нам нужны деньги, но, если для вас этот проект так важен, мы как-нибудь обойдемся.

— Спасибо, дорогая, ты заботишься обо мне больше, чем я заслуживаю. Я передумала. Амбар слишком большой для ресторана, и мне кажется, что там получится очень уютный жилой дом.

— Что ж, спасибо. Должна признаться, менеджер банка оказывает на нас очень большое давление и с продажей амбара ситуация бы несколько разрядилась.

Делия Джонсон сказала себе то же самое, когда лично явилась в теплицы Гилбертов, чтобы посмотреть, как обстоят дела у ее клиентов. Подготовка растений к выставке в Челси шла полным ходом, но все же миссис Джонсон не казалась очень обнадеженной, тогда-то Флер и показала ей предложение на покупку амбара. Гилберты получили бы от продажи не только сумму, достаточную для покрытия банковского долга, но и еще приличный капитал для развития бизнеса. Такой ход событий впечатлил миссис Джонсон, которая даже стала уверять Флер и дальше иметь дело только с их банком. Потом она добавила:

— Однако не забывайте, что в следующий раз, когда возникнут трудности, у вас уже не будет такой палочки-выручалочки. Как вы планируете дальше развивать свой бизнес? Подумайте о возможном слиянии с компанией «Хановер». Тогда у вас будет достаточно средств, чтобы продолжать селекционную работу.

Что ж, мысль была более чем разумной. Именно об этом Флер и Мэтт мечтали в юности, но сейчас Флер не могла говорить с ним — вдруг Мэтт подумает, что ее интересуют его деньги?

— Мне понравилось ходить с тобой на свидания, — проговорила Флер, когда они возвращались с пасхальной вечеринки у Гэлемов в большой семейной машине, которую недавно купил Мэтт. Действительно, после того первого ужина в доме гостеприимного семейства Ревенскаров, они почти каждый день куда-нибудь отправлялись вместе. В программе оказались все традиционные места встречи влюбленных — кино, где можно было сидеть рядом, переплетя руки, берег реки, где можно было объедаться мороженым, местный паб, где их совместное появление вызвало кратковременное молчание изумленных посетителей. Они проводили вместе все свободное время, заново узнавая друг друга. Однажды вечером Мэтт пригласил Флер на ужин в ресторан на крутом речном берегу в Мэйбридже. Несмотря на романтическую атмосферу, он заговорил не о любви, а о своей жизни в Венгрии — о своем тамошнем доме, работе, стране. Внезапно она поняла, что он намеревался ей сказать — быть замужем за ним означает жить там, где проходит его жизнь.

— Твой рассказ звучит завлекательно, — сказала Флер. — Наверное, ты с нетерпением ждешь, когда сможешь вернуться назад.

— Люди важнее, чем места, Флер. Мой дом там, где ты.

Так вот он и настал, этот решающий момент. Задать вопрос и получить прямой ответ.

— Я или Том?

Он помедлил, прежде чем ответить.

— Я поспешил домой, исполненный такого гнева и ярости, что это причиняло мне почти физическую боль. Когда Эми Гэлем оказалась моей соседкой в самолете, меня просто прорвало. Я хотел заставить тебя страдать, быть жестоким с тобой, вынудить тебя заплатить за все.

Она понимала это, и все же ее по-прежнему ранили слова Мэтта.

— Я не могла уехать с тобой, Мэтт. Не могла в той ситуации.

— Я обязан был тогда понять это.

— Я тоже должна была попытаться понять, почему ты не можешь остаться.

— Видишь, как важно вовремя все сказать друг другу! Наши родители пострадали именно из-за того, что никогда даже не пытались обсудить свои проблемы.

— И ты начал с того, что поговорил с Эми.

— Пойми, это было важно для меня! Много лет я ни с кем вообще не говорил о тебе. — Мэтт взял ее руки в свои. — Живи со мной, будь моей возлюбленной, Флер.

Его глаза сияли страстью, которой ей не доводилось видеть прежде.

— Вообще-то я собирался сказать это с розами и при свечах, стоя на колене, как водится…

— Я не хочу видеть тебя на коленях, Мэтт, — рассмеялась Флер, пожимая его руку. — Я твоя жена. Мы всегда будем вместе. Где там твое красивое кольцо? По-моему, самое время вручить мне его.

— Давай поженимся, Флер.

— Что? Но ведь мы уже…

— Давай поженимся в нашей деревенской церкви, у тебя будет красивое платье и подружки, у меня — цилиндр и шафер. Будут звонить колокола и петь церковный хор. Будет все, чего не было в тот раз.

— Мы не можем жениться во второй раз, мы уже женаты.

— Тогда давай разведемся и опять поженимся.

Флер рассмеялась, борясь с подступающими слезами.

— В этом нет никакой необходимости. Мы можем просто получить благословение священника и на этот раз вместе отправиться из церкви домой.

— Как скажешь, — согласился Мэтт, доставая кольцо и надевая его на палец Флер.

— Флер!

Она намазывала маслом тост для Тома, когда Мэтт появился в дверях кухни, бледный как полотно.

— Что случилось? Что-нибудь с папой?

Он подошел, обнял ее:

— Нет, это не с Сетом. Это с растениями.

Флер нахмурилась:

— Вчера вечером они были в порядке! Я все проверила, прежде чем запереть теплицу.

Она оттолкнула Мэтта и бегом устремилась к теплице, но в дверях остановилась как вкопанная. Здесь царил ужасающий разгром, и ни одно растение не уцелело — каждый горшок был разбит, а почва рассыпана по полу. Мэтт подошел и снова обнял ее.

— У кого еще был ключ?

— Ключ?

— Дверь была заперта на ключ, когда я пришел утром, чтобы передвинуть горшки. Тот, кто сделал это, открыл дверь своим ключом и запер ее за собой.

Флер содрогнулась:

— Ты считаешь, это сделал Чарли?

— У него был ключ?

— Он иногда помогал отцу, но вряд ли отец дал ему ключ от теплицы.

— У Чарли была возможность изготовить для себя дубликат.

— Но зачем?

— Он раздосадован, обижен… Это я виноват. Моя машина всю ночь стоит у твоего дома. Он решил наказать тебя за то, что счел предательством. Пора положить этому конец.

Флер в ужасе вцепилась в его плечо:

— Ох, нет, пожалуйста, Мэтт! Ты этим ничего не добьешься.

Какое-то мгновение Мэтт боролся с собой, потом сдался:

— Я займусь сменой замков.

Она с благодарностью поцеловала его и принялась наводить порядок. Вдруг среди искалеченных листьев и компоста ей в руки попался раздавленный бутон. Его расплющенная сердцевинка сверкнула насыщенным золотым цветом.

— Мэтт! — воскликнула Флер в радостном изумлении. — Ты только посмотри!

— От какого растения этот бутон?

— Не знаю, наверное, от этого.

Флер — осторожно подняла раздавленный кустик, расправила листья и поставила на скамейку. Не оставалось ничего иного, как попытаться спасти то, что еще можно было спасти. Стоя позади нее, Мэтт позвонил Саре и попросил ее отвезти в школу Тома, потом договорился со слесарями о смене замков, но, когда он начал звонить в полицию, Флер остановила его.

— Разве твоя страховая компания не потребует документов из полиции?

— Зданию никакой ущерб не причинен, Мэтт. Пострадали только цветы, а мечту ведь не застрахуешь.

— Это верно!

Вздохнув, он присоединился к ней. Еще вчера они надеялись, что близки к победе, а теперь теплица практически опустела.

— Мы не узнаем, что у нас выросло, пока растения снова не начнут вегетацию и не появятся новые бутоны.

— Да, но среди этих новых бутонов наверняка будет Золото Гилбертов, — заверил ее Мэтт.

— Я должна позвонить в комитет выставки и предупредить, что мы отказываемся от участия.

— В этом году — да, и мы оба знаем, сколько терпения требуется селекционеру. Мы будем на выставке на будущий год или через год. Может, через два.

Флер обернулась к нему:

— Мы?

— Да, мы. Ты и я, Сет и моя мама, Том. Мы все. Думаю, пришло время объединить компании Хановеров и Гилбертов. Через сто семьдесят пять лет нам пора снова стать партнерами. Я даже нанял дизайнера для работы над нашей новой вывеской.

Флер вздохнула:

— Знаешь, о чем я жалею? Зачем только я продала амбар! Он был частью нашей истории…

Она подняла взгляд и с удивлением убедилась, что Мэтт улыбается.

— Ты правда так думаешь? Что ж, я не знал, что подарить тебе на свадьбу… Теперь ты сама разрешила мою проблему.

— О чем ты?

— У «Мартина и Лорда» не было никакого клиента. Это я купил амбар. Ты же знаешь о планах моей мамы — после свадьбы с твоим отцом она собирается превратить наш старый дом в ресторан и офисное здание. Нам с тобой надо будет подыскать себе другое жилище.

— Ты все это заранее придумал, да, мистер Хановер?

— Конечно, но я по-прежнему жду твоего согласия.

Она обвила его шею руками:

— Как я могу быть против, Мэтт!

Вся деревня собралась на празднование двойной свадьбы — Флер и Мэтта Хановера, Сета Гилберта и Кэтрин. Собрались все, кроме Чарли Флетчера. С того самого дня, когда оказалась разгромленной теплица Гилбертов, никто его больше не видел, а вскоре на его доме появилась табличка «продается». У Флер и Мэтта ушло больше года на то, чтобы превратить старый амбар в прелестный сельский дом, удостоившийся внимания всех ведущих журналов по дизайну. Преобразилось не только старинное сооружение, но и вся жизнь семейства Гилбертов-Хановеров, и однажды маленький Том вбежал в дом, крепко сжимая что-то в своем кулачке.

— Мама, папа! Дедушка сказал, я должен показать вам это!

Флер передала на руки Мэтта свою новорожденную дочку и подошла посмотреть на то, что держал в руке ее сын.

В его маленькой ладошке лежал только что распустившийся бутон. Он отливал чистейшим золотом.

КОНЕЦ