Лиз Филдинг

Мой шейх

Глава первая

Люси Форестер проверила систему навигации, немного скорректировала траекторию движения и заставила себя расслабить пальцы, которые, казалось, были уже одним целым с рулем. От напряжения они стали почти белыми. Надо осмотреться, насладиться видом, подумала она.

Да… Здесь не очень живописное место… Единственное, что радовало, — горы. Они выглядели острее и четче, чем с береговой линии. За исключением редких кустарников, покрытых пылью, зелени не было совсем.

Глазам не хватало влаги, они чесались от солнца, которое проникало даже через солнцезащитные очки. Люси казалось, что в них полно песка, и только взгляд на что-нибудь зеленое помог бы ей. Даже если это будет мираж…

Мучимая жаждой и голодом, она поняла, что одного гнева мало, чтобы поддержать ее жизненные силы. Бутылка воды уже давно была выпита.

Она всем своим телом чувствовала каждую трещинку на поверхности сухой земли. Казалось, еще немного, — и она будет при смерти.

Люси ничего не могла понять. Согласно карте до лагеря Стива было не более ста пятнадцати миль. Три часа, максимум четыре. Она уже давно должна быть там.

На мгновение она закрыла глаза, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя лучше. Это была ее ошибка. В мгновение ока ее «4x4» накренился вперед, ремень безопасности натянулся до предела, и Люси не удержала руль. Прежде чем она смогла среагировать, правое переднее колесо на что-то наехало, машину тряхнуло и несколько мгновений спустя перевернуло вверх тормашками.

Когда Люси смогла сфокусировать взгляд, то мир оказался под странным углом. Вокруг не было слышно ни звука.

Наконец-то зеленый цвет вернулся, подумала она. Уже, должно быть, близко. Через трещины лобового стекла она пыталась понять, где находится. Какие-то деревья, стена…

Она что, в садах Вавилона? Нет. Этого не может быть. Вавилон был не в Рамал-Хамра… Это… какое-то другое место.

Может, она мертва?

Наверное: ведь в раю, говорят, зелено и тихо… Только вот ворота, которые она заметила в стене, были из дерева, а не из жемчуга, как обещал священник.

Зато дерево, несомненно, гораздо красивее любого жемчуга.

На самом деле сама стена и дверь были скучного охрового цвета, как и вся пустыня. И покрыты вековой пылью, приносимой ветром. Если бы не тень, которую стена отбрасывала благодаря садящемуся солнцу, то Люси ее и не заметила бы.

А вот ангел выглядел очень даже реально.

Звуки стали до нее доноситься обрывками, постепенно возвращая сознание. Люси слышала звук остывающего двигателя, шелест листов бумаги. Дневник, подумала она. Он лежал среди других вещей, которые оказались выброшенными из машины. Ветер уносил бумагу, забирая воспоминания из ее жизни. Она закрыла глаза.

Трудно сказать, прошла минута или часы, прежде чем она снова их открыла. Кап, кап, кап… Тормозная жидкость, подумала она.

Надо что-то с этим сделать. Найти течь, заткнуть чем-нибудь дыру, или быть беде.

Ошеломленная своим безразличием, она запаниковала и попыталась освободиться от ремня безопасности. Начала его дергать — и тут же остановилась. Замерла от режущей боли. Надо собрать всю энергию, чтобы выйти из машины. И тут она почувствовала резкий запах бензина.

Бензин капает на раскаленный метал…

Она моментально пришла в себя. Какой рай? Да это же ад, и она находится у самых его ворот. Страх проникал в ее сознание, заставляя сильнее нажимать на кнопку замка, чтобы высвободить ремень.

Пальцы были мокрыми от волнения и не могли справиться с замком. Запах бензина все усиливался, и она паниковала все сильнее. Теряя контроль, Люси начала биться в попытках вырваться из западни.

— Тихо, тихо, я помогу.

Она услышала слова, но все еще пыталась освободиться.

— Не двигайся же ты!

Не жесткий приказ и не свирепый ястребиный взгляд заставил ее замереть. У незнакомца в руках был нож, так близко поднесенный к ее горлу, что она почти ощущала запах металла.

Многовато всего за один день…

Ханиф Аль-Хатиб выругался, когда женщина потеряла сознание, затем одним движением ножа освободил ее от ремня безопасности, вытащил на палящее солнце и ловко положил на седло коня. В машине уже, казалось, не оставалось воздуха, все вокруг было пропитано бензином. Времени обходительно обращаться с девушкой не было, и, придерживая почти бездыханное тело рукой, он стегнул коня, чтобы тот поскорее ускакал от опасного места.

Когда машина загорелась, они находились еще достаточно близко, чтобы почувствовать жар огня.

Люси услышала голоса, но не могла понять, о чем говорят. Она ощущала биение чьего-то сердца. Кто-то держал ее очень крепко. И непонятно почему она решила, что, пока этот человек ее держит, опасность ей не грозит.

Ничего, кроме критической ситуации, не привело бы Ханифа Аль-Хатиба в больницу. Он все там ненавидел: запах, шепот в главном холле, звуки аппаратуры, измеряющей чьи-то жизни сигналами.

Непреодолимое чувство вины…

Помощник Ханифа, его младший кузен, сделал все возможное, чтобы он не пошел в реанимацию. Уговаривал его остаться на улице, убеждал, что сам справится.

Захир был очень настойчив, но Ханиф все равно пошел — хотел убедиться в том, что врачи сделают все, чтобы помочь пострадавшей.

Одинокая женщина, иностранка, гнала по пустыне, как будто ее преследовали черти из ада. Это не похоже на несчастный случай, подумал он.

Поскольку у него не было времени, чтобы переодеться, и его лицо было покрыто слоем пыли после сегодняшней охоты, никто его не мог узнать. Что, собственно говоря, только радовало. Последнее, что ему хотелось, — это привлечь внимание местной прессы. Он ценил свою свободу, а молодая леди, которую он спас, нуждалась лишь во внимании врачей. Журналисты могли бы много чего напридумывать о сыне эмира.

Захир общался с врачами и больничным персоналом, а сам Ханиф предпочел остаться в стороне.

Но, несмотря ни на что, прибытие в больницу вертолета с эмблемой эмира наверняка вызовет у многих интерес. Ему не терпелось уйти из этого места. Как только он узнает, что она вне опасности, так и сделает.

Он отвернулся от окна, когда Захир появился в комнате посетителей.

— Как она?

— Везучая. Ей сделали сканирование черепа, но никаких травм головы не оказалось. Только синяки и ушибы. В худшем случае незначительное сотрясение.

— И все? — Он боялся, что дела обстоят гораздо хуже. — Но в вертолете она потеряла сознание от боли.

— Она потянула связки на лодыжке, отсюда и боль, к тому же ее изрядно побило в машине.

— И это ты называешь «везучая»?

Захир скорчил гримасу.

— Но для вас, ваше высочество, эта история еще выйдет боком.

— Я просто был рядом. Первым, кто мог ей помочь.

— Никто бы не стал так рисковать.

Захир не добавил, что никто другой не относится к собственной безопасности с таким же безразличием, как Ханиф.

— Эта женщина обязана вам жизнью.

Ханиф только махнул рукой.

— Ее оставят в больнице?

— Ну, не обязательно. Ей нужен сейчас отдых. — Захир помолчал с минуту и добавил: — Я скажу пилоту, что мы готовы улететь.

— Ты говорил с кем-нибудь из «Бухейра-Турс»? Они связались с ее семьей? Кто-нибудь занимается организацией ее возвращения?

Захир хмыкнул.

— Вы не должны беспокоиться об этом, ваше высочество. — Он начинал нервничать. — Нам надо ехать, Хан, по больнице уже ходят слухи…

Нужды спрашивать, какие слухи, не было. Иностранка была доставлена в больницу вертолетом сына эмира. Что люди не знали, то придумывали.

— Так положи им конец, Захир. Девушка была найдена охотниками, моя служба предложила гуманитарную помощь. Я тут ни при чем.

— Я сделаю все возможное.

— Кто она? Работает на какую-то компанию? Или просто очередная сумасбродная особа, разъезжающая по пустыне как по полю?

Ханиф надеялся на это. Если она представляла собой обычную искательницу острых ощущений, то он мог о ней забыть.

— Туристическая индустрия становится важной частью нашей экономики, ваше высочество…

— Если и так, то почему она в одиночку путешествовала в неподходящем месте?

Он был слишком юным, чтобы скрывать свои мысли, к тому же ему еще не хватало опыта, чтобы сохранять самообладание. Его младший кузен пребывал в замешательстве, не зная, что стоит ему рассказать, а о чем лучше умолчать.

Ханиф сел в ближайшее кресло, пытаясь выглядеть как можно серьезнее. Легким жестом, выдающим в нем принадлежность к королевскому роду, он выказал нетерпение.

— Сэр… — Захир перевел дух и, понимая, что другого выхода нет, решил рассказать все как есть. — В «Бухейра-Турс» сказали, что понятия не имеют, кто она такая. Она не работает на них, и они абсолютно уверены, что девушка не их клиент. У них вообще нет женщин в списке на ближайшую неделю.

— Но она была на их машине. Я видел их логотип. Сафари по пустыне, сэнд-серфинг.

— Я им про это сказал.

— С кем ты говорил?

— С офис-менеджером. Женщина, ее фамилия Сандерсон. Человек, который владеет компанией, Стив Мэйсон, сейчас на западе страны, организует вечеринку для археологов, которые приехали изучать старинную систему орошения.

— Она направлялась на север и не могла ехать к ним.

— Она могла потеряться.

— Разве их транспорт не оборудован системой спутниковой навигации? — Захир не прокомментировал его замечание. — Итак, как Сандерсон объяснила тот факт, что женщина была за рулем их машины?

— Никак. Сказала, что мы ошибаемся. Что ни одна из их машин не пропадала. Она также сказала, что есть и другие компании, занимающиеся турами по пустыне. И поскольку машина сгорела, мы могли и ошибиться.

— Ты был там, Захир. И думаешь, что мы ошиблись?

— Нет, сэр.

— Нет. Итак, когда ты сказал мне, что беспокоиться не о чем, что ты имел в виду? Что больница свяжется с ее посольством, где займутся оформлением документов на оплату больничных счетов, и никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь ей?

— Я подумал, что вы захотите, чтобы счета пришли на оплату в ваш офис, сэр. Если нет, то…

— Нам надо определить ее личность, — продолжал Ханиф, не обращая внимания на слова Захира. — Ее национальность. Это займет какое-то время, ведь все документы сгорели. И кто о ней позаботится в течение этих дней?

— Вы спасли ей жизнь, Хан. Сделали и так немало.

— Напротив. Спасши ее, я теперь несу за нее ответственность. — Ханиф потер лицо ладонями и снова задал вопрос: — Кто же она? Как ее зовут?

— Она назвалась Люси Форестер.

— Сказала, куда ехала?

— Нет. Она нервничала из-за того, что ей собирались делать сканирование.

— А врач сказал, что ее могут отпустить? — Ханиф встал и знаком дал понять Захиру, чтобы тот не беспокоился. — Не важно, я сам поговорю с ним.

— Сэр!

Но Ханиф уже уверенно шагал по коридору, игнорируя возражения товарища.

— Ваше высочество, это моя обязанность…

Ханиф развернулся к Захиру, и тот вздрогнул от его взгляда, но не сдавался:

— Вы сделали и так немало. И я не сомневаюсь, что она британка. Ее посольство займется остальным.

— Позволь мне судить, мало я сделал или много, Захир, — сказал Ханиф и раздраженно добавил: — Где он? Врач?

— Его позвали в связи с другой неотложной ситуацией. Я запишу вас к нему.

— Нет. — В больнице Ханифа держал не врач, а его пациентка. — Где она?

— В процедурном. Последняя дверь налево, — неохотно сказал Захир.

Люси Форестер выглядела хуже, чем когда он привез ее в реанимационную.

Девушка все еще представлялась ему такой, какой он ее видел перед тем, как она потеряла сознание. Длинные волосы лежали на плечах, бархатная кожа, большие серые глаза. С тех пор синяки стали заметнее. Руки Люси были почти все желто-синие, покрытые царапинами и порезами. Волосы испачканы кровью.

Правую ногу ниже колена поддерживала легкая пластиковая конструкция. У врачей не было времени сделать что-либо еще, кроме как обработать раны. Все остальное было работой медсестер.

Люси лежала на вытяжении и выглядела, как ему показалось, измученной.

В ту самую секунду, как она потеряла сознание, ее глаза были широко открыты от ужаса. Сейчас она очнулась, но все еще находилась под влиянием страха. Он протянул руку и взял ее ладонь.

— Все в порядке, Люси. Ты в безопасности.

Страх сменился сомнением, она нахмурила брови и посмотрела ему в глаза.

— Ты спас меня, — прошептала она с явной болью в голосе.

— Нет, нет, — сказал он. — Ляг обратно, отдыхай.

— Я думала… Я думала…

Он и сам знал, что она думала. Он помнил, в каком состоянии она была, и у него тогда не нашлось времени на слова и едва хватило на действия.

Ханиф, отпустив руку Люси, слегка наклонил голову — жест, который он бы не позволил себе перед женщиной, кроме его мамы и бабушки.

— Я Ханиф Аль-Хатиб. У тебя друзья в Рамал-Хамра? Кому я могу позвонить?

— Я… — Люси не знала, что сказать. — Нет, никого. — Ханиф догадался, что она говорила неправду. Но это не имело значения.

— В таком случае мой дом будет твоим, пока ты не поправишься и не продолжишь свое путешествие.

Ее левый глаз заплыл, и она не могла открыть его. В правом читалось недоумение.

— Но почему?

— Путешественник в твоем положении всегда найдет помощь и убежище в моей стране, — сказал он, не давая ей пути к отступлению. Сам Ханиф не до конца понимал «почему», за исключением того факта, что он не мог бросить ее на произвол судьбы. По крайней мере с ним ей ничего не грозит. Повернувшись к Захиру, он сказал: — Решено. Подготовь все.

— Но, ваше высочество…

Ханиф сделал ему знак, чтобы тот молчал.

— Найди что-нибудь теплое для мисс Форестер, в чем она сможет доехать. И пришли медсестру, чтобы она помогла ей помыться. Как они вообще могли оставить ее в таком виде?

— Это займет время, — сказал Захир, не одобряя его решение. — Все ушли в реанимацию.

Ханиф подошел к шкафу и достал оттуда стальную емкость и рулон ваты.

— Я не медсестра, — сказал он, — но сделаю все возможное, чтобы тебе не было больно.

— Нет, — ответила Люси, цепляясь за подголовник. — Правда, нет такой необходимости.

— Еще какая. Нам все равно нечего делать, пока Захир занимается бумагами. — Ханиф не улыбнулся, но от него исходила такая доброта, что предела ее благодарности не было. Он накрыл кисть Люси своей ладонью. — Больно? — спросил он, чувствуя, как она дрожит.

— Нет, — еле выговорила Люси.

Ханиф кивнул, как будто это единственное, что ему надо знать, и стал нежно протирать ее пальцы ватными тампонами.

Это ничего не значит, сказала себе Люси. Она бы не стала противиться медбрату. А Ханиф спас ей жизнь. Но его прикосновения… В них было что-то, что заставляло ее волноваться, и Люси глубоко вздохнула.

Он обеспокоенно взглянул на нее, но она заверила его, что все в порядке.

Ханиф вытер грязь и засохшую кровь с ее руки и развернул кисть, чтобы протереть ладони. Закончив с одной рукой, он приступил к другой. Время, видимо, не представляло никакой важности.

Ханиф поменял воду в емкости.

— Чистая вода для твоего лица. — Ее руки — одно дело, но вот лицо… Это совсем другое… Ему придется приблизиться к Люси.

— Я… да.

— Что? Горячо? — сочувственно спросил он, после того как она дернулась от прикосновения к ее щеке.

— Нет… — У нее слова застряли в горле. — Просто…

Она знала, что ничего плохого в этом нет. Но даже со Стивом для нее самая безобидная интимная обстановка была вызовом. Не то чтобы он давил на нее. Он убедил ее, что ее невинность очаровательна и что благодаря этому он чувствует себя первым мужчиной в мире. Люси была и правда наивной, если поверила в это.

Но тут другое.

— Я в порядке. — Люси с трудом сдерживала слезы обиды, сожаления и беспомощности. После долгой паузы она только и смогла сказать: — Правда…

— Ты должна сказать мне, если тебе больно. — Ханиф аккуратно убрал ее волосы с лица.

Она хотела, чтобы он поскорее закончил с этим. Но его движения были такими нежными, а ее кожа, сухая и обезвоженная, казалось, как губка впитывала всю влагу из ваты.

— Я только хочу немного промыть твою кожу вот здесь. Думаю, что волосы попали под ремень, когда ты пыталась вырваться. — Люси почувствовала небольшое жжение. Возможно, не такое уж и небольшое, потому что он встревоженно посмотрел на нее. — Мне остановиться?

— Нет. Правда, мне не больно. Не очень.

Ханиф убрал ее длинные волосы набок, чтобы промыть Люси шею, и это заставило ее издать стон. Если бы она могла вымыть волосы, то почувствовала бы себя гораздо лучше, подумала она.

— Завтра я вымою тебе голову, — сказал он, как будто читая ее мысли.

Она слегка улыбнулась и уже хотела спросить его, может, он телепат, но подумала, что если это так, то и вопроса задавать не надо.

В дверь постучали. Он выкрикнул всего одно слово на арабском. Догадаться о том, что он сказал, было нетрудно. «Подождите». Затем помог ей лечь обратно на подголовник, и она прошептала на арабском: «Спасибо».

Люси прошла курс арабского до отъезда. Она не хотела молчать все время. Собиралась быть полезной. Забавно, конечно, вышло. Но ей это помогло, когда пришлось подписать бумаги, которые ей передали.

Ханиф Аль-Хатиб улыбнулся ей. В первый раз, подумала она. Этот человек был таким серьезным. Затем он сказал:

— Добро пожаловать, Люси. Это прозвучало искренне.

Его доброта была трогательной, и, стыдясь, что может расчувствоваться, она с трудом пыталась сдержать подступившие слезы.

— Тебе больно, Люси?

— Нет.

Он смахнул слезу с ее щеки.

— Не надо страдать.

— Нет. Мне дали обезболивающее. Меня клонит в сон.

— Тогда спи. Ты проще перенесешь дорогу. А я скоро вернусь.

Она кивнула и уже через несколько минут крепко спала. А когда он вернулся, то проснулась в испуге от звука открывающейся двери.

— Я надеюсь, ты не против надеть это. — Ханиф помог ей сесть и, обернув вокруг нее что-то мягкое и теплое, аккуратно просунул ее руки в рукава.

Люси была не против делать все, что этот человек говорил, но сил отвечать у нее не нашлось.

— Как она?

Ханиф отпустил Захира съездить в Румала, чтобы сделать запрос о гостях, и теперь тот вернулся и сидел в его гостиной.

— Мисс Форестер еще спит.

— И это хорошо.

— Наверное. — Люси спала очень беспокойно, постоянно ворочалась и вскрикивала. Сон был единственной рекомендацией врачей. — Что ты выяснил в Румала? В посольстве помогли?

— Я подумал, что лучше сначала сам кое-что выясню, прежде чем идти в посольство. Если хотите знать мое мнение, то мне кажется, что в этой истории не все гладко.

— Это и есть причина, по которой ты меня отговаривал от того, чтобы привезти ее сюда?

— Это моя обязанность…

— Твоя обязанность — оберегать меня от опасности, Захир. Сопровождать на охоте. Сообщить отцу, когда я буду готов к общественной жизни.

— Кстати, о нем. Он беспокоится.

— Поэтому я позволяю тебе оставаться при мне. Теперь расскажи о Люси Форестер.

— Она прибыла вчера утром первым рейсом из Лондона. Сотрудник миграционной службы хорошо ее запомнил. Ее волосы привлекают внимание.

Ханиф в этом не сомневался. Светлые, словно снег, они спускались до ее талии. Какой мужчина мог оставить это без внимания?

Поняв, что Захир ждал какой-либо реакции, он поспешил ответить:

— Да, конечно. Продолжай.

— В ее анкете было указан адрес в Англии, поэтому я выяснил номер телефона. Я набрал номер…

— А я тебя об этом просил?

— Нет, сэр… Но я подумал…

Ханиф махнул рукой, показывая, что ему все равно.

— И? — спросил он.

— Никто не ответил. — Захир выждал с минуту, но Ханиф ничего не добавил. — Адрес в Рамал-Хамра был указан как отель «Гедима», но, несмотря на то, что номер был забронирован, она не заехала в него.

— Ее кто-то встречал в аэропорту или она взяла такси?

— Я жду ответа от отдела безопасности аэропорта по этому вопросу.

— А что насчет той машины, на которой она ехала? У тебя была возможность проверить? Уцелело ли что-нибудь нужное?

— Нет, сэр. Я послал буксир за машиной, но, когда он прибыл, «4x4» уже не было на месте.

— Не было?

— Нет.

— Но она же не могла испариться, Захир!

— Нет, сэр.

Ханиф нахмурился.

— Никто больше не знал о машине, кроме женщины из «Бухейра-Турс». Что ты ей сказал?

— Только то, что одна из их машин потерпела аварию и сгорела в пустыне. Это явно ее удивило, и она попросила меня назвать точные координаты. Я сказал, а она ответила, что я, скорее всего, ошибаюсь. Тогда я спросил, была ли мисс Форестер их сотрудником или клиентом. Может, машина забронирована на ее имя, но она ответила, что нет.

— Она не проверила записи?

— Она была абсолютно уверена.

— Ты сказал, что мисс Форестер травмирована?

— Ну, она не спросила, а я не стал говорить.

— Пусть все так и останется. А пока выясни побольше о компании и о ее менеджерах. И, Захир, будь осмотрителен.

Глава вторая

В комнате было прохладно и тихо. Мягкий свет пробивался через разноцветный витраж окна. Люси казалось, что она находится в подводном гроте, только здесь есть постель, мягкая и уютная.

Люси снова погрузилась в негу сна, а когда окончательно проснулась, свет стал ярче и все цвета витража играли на белоснежном постельном белье, создавая узоры необычайной красоты.

Ощущение было странным. Поборов боль, Люси села на кровати.

— Не беспокойся, Люси Форестер. Ты в безопасности, — сказал уже знакомый ей голос.

В безопасности? Что произошло? Где она? Люси попыталась взглянуть на человека, подошедшего к ней. Хирургический воротник сковывал ее движения, и один глаз открывался не более чем на маленькую щелку. Но она и так знала, кто перед ней.

В голове возник образ Ханифа с ножом в руке, и он еще велел ей успокоиться, когда… Она сглотнула. Во рту все пересохло.

— Ты помнишь? — спросил он. — Катастрофу?

— Я помню тебя. — Даже без кеффия, затенявшего его лицо, она узнала острые скулы, прямой аристократический нос, темные глаза, которые все это время возникали в ее снах.

Теперь она увидела, что его волосы были длинными, связанными темной тесьмой на затылке. Сейчас его голос звучал мягко.

— Ты Ханиф Аль-Хатиб, — сказала она. — Ты спас мне жизнь и привез в больницу.

— Хорошо. Ты помнишь.

Не так уж и хорошо, подумала она. Небольшая амнезия сейчас, возможно, была бы кстати.

— Отдохнула?

— Я даже думать не хочу о том, как себя чувствую. Где я?

Ее голос звучал сипло, и Ханиф налил ей стакан воды. Он поднес его к ее губам, которые, казалось, раздулись в два раза. Люси с трудом сделала глоток, остальное пролилось по ее подбородку и под воротник. Он взял мягкое полотенце и протер ей лицо и шею.

— Разве следовало делать это? — Она дотронулась до своей шеи.

— Исходя из опыта, могу сказать, что воротник мало что дает. Но врач посоветовал оставить его, пока ты не проснешься.

— Исходя из опыта? Ты тоже в аварию попадал?

— Не на машине, на лошади. — Он слегка пожал плечами. — В меня врезались при игре в поло. Требования в этой игре высоки, как к игроку, так и к лошади.

— По крайней мере у игрока есть выбор. — Помолчав с минуту, она спросила: — Где я? Кто ты? — Его имя и уверения в безопасности мало что говорили.

— Когда я жил в Англии, мои друзья звали меня Хан.

Когда я жил в Англии…

Ей казалось, что голова набита ватой, но все же она догадалась: он намекает на то, что знаком с западным образом поведения.

— А как тебя зовут враги? — спросила она и тут же пожалела. Как бы там ни было, этот человек спас ее от ужасной смерти. Но было поздно забирать слова обратно.

Выражение его лица осталось неизменным, и голос не выдал раздражения.

— Меня зовут Ханиф бин Джамал бин Хатиб Аль-Хатиб. И мои враги, если они мудры, помнят об этом.

Она покачала головой, желая забыть свои слова, что вызвало острую боль.

— Доктор выписал болеутоляющее, если необходимо.

— Нет, спасибо. — Ей и так тяжеловато думать. А трезвый разум ей сейчас необходим. — Ты называл свое имя до этого. И оно было в три раза короче. — Стив объяснял ей, как даются имена, и она знала, что по ним можно судить об истории человека. — «Бин» значит «сын».

Ханиф кивнул.

— Ты Ханиф, сын Джамала, который является сыном…

— Хатиба.

— Из дома Хатиб. — Имя звучало знакомо. Может, Стив упоминал его. — Это твой дом?

Глупый вопрос. Даже самая лучшая палата самой лучшей больницы не могла выглядеть таким образом. Резные рамы на окнах, цветочный фриз, каждый лепесток выполнен из полудрагоценного камня, дорогая мебель, которая может быть скорее во дворце, чем в обычном доме…

— Ты мой гость, мисс Форестер. Здесь тебе будет намного удобнее, чем в больнице. Если только у тебя нет друзей в Рамал-Хамра, у которых ты бы предпочла остановиться. Мы пытались дозвониться до твоего дома в Англии…

— Правда?

— К сожалению, никто не ответил. Ты можешь сама позвонить. — Он указал на телефон на тумбочке у кровати.

— Нет, — резко сказала она и добавила более мягко: — Там никого нет. Я живу одна. И мне жаль доставлять вам столько неудобств. — Она крепко сжала пальцами подушку и только тогда обратила внимание на состояние своих рук. Ссадины промыты, порезы заклеены. Но вид был неприятный.

— Не расстраивайся. Они быстро заживут. Через неделю-другую и следа не останется. — Помолчав, он спросил: — Ты голодна?

— Я бы не хотела доставлять еще больше хлопот. Если бы только я могла одеться и попросить вас о еще одном одолжении — вызвать такси…

— Такси? — Ханиф нахмурился. — Зачем тебе такси?

— Чтобы уехать в аэропорт.

— Я не советую так поступать. Тебе надо отдохнуть по крайней мере день или два, пока не наберешься сил.

— Я не могу здесь оставаться.

— К тому же необходимо время, чтобы восстановить твои паспорт и билет. Мне жаль говорить об этом, но все документы уничтожены при аварии.

— Уничтожены? — В памяти снова возник запах бензина, пыли, а затем и дезинфицирующего средства. — Сгорели, да. — Люси передернуло, хотя она старалась не думать о том, какая участь ждала ее. — Мне надо заняться этим, — сказала она, приподнимаясь, но резкая боль заставила ее немедленно лечь обратно.

— Пожалуйста, предоставь эти заботы моему помощнику. Он все сделает. Они будут готовы к тому времени, как ты будешь в состоянии путешествовать.

— Почему ты это делаешь? Почему так добр ко мне?

Казалось, ее слова удивили его.

— Ты иностранка. Тебе нужна помощь. И я был выбран.

Выбран?

Она списала эту странность на различие культур и продолжила:

— Ты вытащил меня из машины. Для многих людей этого было бы достаточно. — Затем она подумала, что сказанное звучит неблагодарно, и добавила: — Я знаю, что обязана тебе жизнью.

Это спровоцировало еще один поклон с его стороны.

— Все в руках Всевышнего.

Ради бога! Хватит поклонов…

— Я ни в чьих руках, кроме как в своих, — парировала Люси.

Может, она и обязана ему жизнью, но она знала, что не стоит ни на кого полагаться. Даже на тех, кому доверяешь, а об остальных и говорить нечего.

— Мы все в руках Божьих, — ответил он, не обращая внимания на ее обидные слова. Конечно, делал скидку на ее положение.

— Извини. Ты был так добр ко мне. Я, наверное, кажусь неблагодарной.

— В таком состоянии любой бы вел себя не так, как обычно.

Его мастерское умение смягчить любую ситуацию вызвало у нее кривую улыбку — все, на что она была способна, учитывая состояние ее лица.

— Тебе надо есть, набираться сил, — сказал он. Люси покачала головой в знак протеста, но он тут же ее остановил: — Мне будет легче, если ты не станешь противиться. По крайней мере день или два. — Он нежно коснулся ее щеки. От этого прикосновения она дернулась. — Что я могу тебе предложить?

Сейчас ей хотелось только воды. Но Люси представила себя снова проливающей все содержимое стакана на себя, как будто ненормальная, пускающая слюни. Может, она сказала это вслух или он догадался по ее взгляду на стакан, потому что взял его и предложил ей, подставляя свою руку как опору, но в то же время не касаясь Люси.

— Я справлюсь, — произнесла она, пытаясь приподняться на локтях. Она сделала неосторожное движение, и боль калейдоскопом отозвалась во всем теле. Но прежде чем она упала назад, он подставил свое плечо и грудь.

— Не торопись, — сказал Ханиф, держа стакан у ее губ. Она с трудом подняла руку, чтобы поддержать стакан, пытаясь сконцентрироваться на питье и не смотреть ему в глаза.

— Всё? — спросил он, когда она отвернулась от стакана.

Люси посмотрела ему в глаза, благодарная за терпение. Ей казалось, что он видит ее насквозь, и от этого стало неприятно.

Ханиф со стуком поставил стакан на тумбочку.

— Я уверен, ты хочешь чашечку чая. И что-нибудь легкое поесть.

— На самом деле мне очень хочется принять душ и вымыть голову.

Люси Форестер снова попыталась приподняться на локтях, которые были покрыты синяками. Она не хотела отступать.

— Не слишком ли это много для первого раза? Может, я принесу тебе таз с водой, и ты…

— Я не инвалид. У меня несколько ссадин и синяков, — сказала она и вскрикнула от боли, резко дернув плечом.

— Больно? — спросил Ханиф, стараясь не показать свое раздражение от ее упрямства.

— Нет. Послушай, я знаю, что ты пытаешься помочь, но если покажешь, где ванная, я сама справлюсь. Или ты хочешь пойти со мной и закончить то, что начал в больнице?

— Прости, но в моем доме нет женщин и помочь тебе некому. Если ты считаешь, что справишься…

— Абсолютно верно, я справлюсь. Думаю, ты бы не позволил, чтобы какой-нибудь незнакомец омывал твою жену. Наверное, даже медбрату не позволил бы.

Ханиф знал мужчин, членов его семьи, которые действительно не позволяли докторам обследовать их жен или чтобы медбрат оставался с ними наедине. Сам он давно преодолел эту глупость.

— Я с превеликим счастьем позволил бы даже марсианину прикоснуться к моей жене, если бы ей это тогда помогло.

Почему он сказал «тогда»?

Нет, Люси не станет лезть в его личную жизнь.

— Слушай, я тебе очень благодарна за заботу, но справлюсь сама, как только встану на ноги.

На лице Ханифа читалось сомнение.

— Правда! Кроме того, мне надо не только помыться. Пожалуйста, не удерживай меня.

— Ты очень упрямая, Люси Форестер. Если упадешь и травмируешь себя, то снова окажешься в больнице.

— Если так произойдет, это будет моя вина.

— Очень хорошо. — Ханиф посмотрел по сторонам, ища что-то. — Погоди, не вставай. — С этими словами он вышел из комнаты.

Люси сделала внушение своим конечностям, что они могут двигаться, и откинула одеяло. Даже такое движение причинило ей боль, и пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Возможно, она действительно поторопилась.

Спустив ноги с кровати, она поняла, что такое настоящая боль. Но не издала и звука, когда упала на пол. Правда, пыталась, но сил не было и на это. Даже когда Ханиф с грохотом уронил что-то из рук, увидев ее на полу. Он подбежал к ней, прошептав какое-то слово, которое она не поняла. Но о смысле догадывалась.

Идиот! Хан не мог поверить, что оказался таким глупцом. Он так привык к повиновению людей, что даже не мог представить ситуации, когда его ослушаются. Ему даже в голову не пришло, что Люси могла встать до того, как он принесет ей костыли.

Снова и снова он просил прощения и, только когда взял ее на руки и почувствовал, как она расслабилась и положила голову на его плечо, позволил себе пожурить ее.

— Неужели нельзя было подождать две минуты, Люси?

— Я думала, что справлюсь. Что со мной не так?

— Ты потянула связку на лодыжке, вот и все.

— Все? — она страдальчески посмотрела на него.

— Я знаю, — произнес он. — Это очень больно.

Она вспомнила.

Все произошло так быстро, что она ничего не почувствовала. Это была самая сильная травма среди всех, которые она получала. Теперь, она могла промотать события в своей памяти, как замедленную пленку.

Держа ее, он поднес простыню к ее рту, прежде чем Люси поняла, что она ей понадобится. Ее вырвало водой.

Люси бросило в жар, она дрожала от бессилия. Не выпуская ее из рук, он предложил ей попить, вытер лоб и губы так аккуратно, что она поняла: они выглядят ужасно.

— Ты здорово справляешься, — процедила она, злясь на него неизвестно почему и злясь на себя за то, что натворила дел. — Ты уверен, что не работаешь медбратом?

— Абсолютно. Но я заботился о жене, когда она умирала.

Его голос, лицо отражали боль. От нее не скрыть такие вещи.

Люси сама очень долго прятала свои чувства. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Стив. Он излечил ее от этого. Но она знала, когда люди пытались не показать то, что чувствовали.

— Мне очень жаль… Хан. — Она произнесла его имя так, словно извинялась за плохое поведение, за легкомыслие, в то время как он только и пытается, что помочь ей. Ясно ведь, что он заново переживает все болезненные моменты его жизни.

— Тебя будет тошнить, — сказал он отстраненно.

Она говорила не о тошноте, и он это знал. В голове у Люси роились вопросы, но она не имела права задавать их. Хорошо бы у нее это вошло в привычку.

— Тебе в больнице не сказали, какие травмы ты получила?

— Пытались. Но я не поняла и половины того, что они сказали. Я была так растерянна. Все происходящее… — Она посмотрела на него, прося о понимании. — Я видела мираж. По крайней мере я так думаю. А потом, после аварии, был ангел. У него были золотые крылья, и он пришел за мной. Я думала, что умерла…

— Тихо, не расстраивайся.

— Потом появился ты, и я подумала… подумала…

Она не могла признаться ему.

— Ты теряла и обретала сознание все время. Разум иногда шутит с нами. Память становится неясной.

— Ты говоришь, исходя из своего опыта?

— Боюсь, что да. — Помолчав, он добавил: — Тебе сделали сканирование в больнице. Повреждений головы не нашли.

— Выходит, только лодыжка. Правда? И все? Никаких больше травм?

— Раны и синяки.

— Поломанные ребра?

— Никто ничего про ребра не говорил. А что, болят?

— Все болит. Ну, доктор, каков прогноз?

— Синяки и ссадины очень быстро заживут, но на лодыжке тебе придется носить поддерживающую повязку в течение нескольких недель. Использовать костыли. Вот за этим я и ходил.

— А… Я не знала.

— Конечно, ты не знала. Мне следовало объяснить тебе. — Он улыбнулся кривой улыбкой. — Я привык, что мне безоговорочно подчиняются.

— Правда? Мне жаль говорить это тебе, Хан, но западные женщины больше так не делают.

— Нет? Ты хотела принять душ?

— Да, пожалуйста…

— Тогда тебе придется подчиниться мне.

— Что? — До нее не сразу дошло то, что он сказал.

— Да, сэр!

— Подожди.

Люси не стала сопротивляться и крепко сжала его плечи. Ханиф усадил ее на кровать.

Ее смех, когда она снова попыталась подняться, был заразительным, и он уже не знал, что проще: переносить ее на руках или позволить самой передвигаться. Вдруг у нее закружилась голова, и он подхватил ее, предотвращая падение.

— Я в порядке, — сказала она. — Дай мне костыли и немного отойди.

Он не пытался спорить с ней, просто не обратил никакого внимания на ее слова. В тот момент, как Люси, держа в руках костыли, сделала самостоятельный шаг, она почувствовала, что ее поддерживают его руки. Она хотела возразить, но решила, что зря потратит силы.

Ханиф встал за ее спиной, готовый подхватить ее, если она упадет при смене опоры. У него были сильные руки. В этих руках, наверное, любая женщина чувствует себя в безопасности.

Он был всем тем, чем не был Стив, подумала она.

Его можно было сравнить со скалой, в то время как мужчину, за которого она вышла замуж, — с зыбучим песком.

— Люси… — Его голос вернул ее в реальность. Это был вопрос. Наверняка вопрос, правда, она не знала, что именно он спрашивал.

— Я в порядке. — Люси глубоко дышала, а ее слова больше походили на бормотание. — Можешь отпустить. — Ханиф даже не пошевелился. — Я не упаду, — убеждала она.

Люси посмотрела вниз, концентрируясь на движении, оперлась на здоровую ногу и перенесла вес на костыли. Ханиф все еще крепко держал ее.

— Пожалуйста, отпусти, — повторила она. Хан боялся это сделать. История как будто повернулась вспять, и ему казалось, что если он отпустит Люси хотя бы на секунду, то потеряет ее.

Как глупо.

Она ничего для него не значила.

Он был человеком без чувств. Но с тех пор, как впервые ее увидел, его мир превратился в водопад эмоций. Раздражение, злость, беспокойство…

Он не хотел думать, что есть и другое, более значимое чувство.

— Будешь делать так, как я скажу, — грубо сказал он.

— Потому что ты привык к тому, что тебе беспрекословно повинуются, правильно?

— Попробуй и ты, возможно, понравится.

Люси сдула волосы с лица и попыталась пройти хотя бы несколько сантиметров, опираясь на костыли. Она чуть не заплакала от боли и тут же потеряла равновесие. Ханиф подхватил ее, причем ее лоб уперся в его щеку, а грудь оказалась прижатой к мощной груди. В этот момент она не чувствовала боли.

— Это сложнее, чем казалось.

— Ты еще не готова, — сказал он, убирая локон ее волос за ухо и стараясь не обращать внимания на их шелковистость.

— Спасибо. Я завязываю хвост. Наверное, подстригусь, когда вернусь домой.

— Почему? — с ужасом спросил Ханиф. — Они прекрасны.

— Зато доставляют столько неудобств. Я собиралась сделать это до…

— До чего?

Люси пожала плечами.

— До поездки в Рамал-Хамра. Хорошо. Теперь можешь отпускать.

Он отошел на шаг назад, все еще придерживая ее. Шаг за шагом, очень медленно и осторожно они дошли до ванной.

— Все, Люси. Можешь отпустить костыли, я тебя держу.

Нога Люси дрожала от нагрузки, а все тело кричало от боли. Пальцы были как будто припаяны к костылям.

— Я не могу.

Он посмотрел вниз и, увидев проблему, прошептал что-то, чего она не поняла. Но могла с уверенностью сказать, что это не комплимент. Придерживая ее за талию, Ханиф помог ей ослабить хватку.

— На сегодня достаточно.

— Я не уйду отсюда, пока не приму душ, — настырно сказала она.

Он покачал головой и улыбнулся, хотя и очень злился.

— Десять из десяти возможных баллов за упрямство, Люси Форестер.

— Ну, никто меня еще не обвинял в том, что я легко отступаю. И смотри, в душевой есть сиденье. Легко. Включи душ, дай мне костыли, и дальше я справлюсь.

Ханиф выполнил ее просьбу. Проверив температуру воды и убедившись в том, что у нее все есть, он развернулся и был готов выйти, но остановился.

— Не надо закрывать дверь.

— Слушаюсь. — Как будто у нее есть силы это сделать, подумала она. — Если ты мне понадобишься, я крикну, хорошо?

— Хорошо.

— Ой, подожди. Ты не мог бы расстегнуть пуговицы на спине?

Ханиф старался не смотреть на нее и, сфокусировав взгляд на душе, расстегнул ей больничный халат.

— Что-нибудь еще?

— Нет. Спасибо. Я справлюсь.

Было бы преувеличением сказать, что Люси получила большое удовольствие от душа, но он вернул ей силы и помог почувствовать себя лучше. Она смогла надеть банный халат, который Ханиф оставил для нее.

— Хан?

Он открыл дверь быстрее, чем Люси успела выговорить его имя.

— Спасибо, — сказала она. — Я бы открыла сама, но у меня руки заняты.

— У тебя, Люси Форестер, большая сила воли. Пойдем, нас ждет чай и еда. А потом ты можешь отдохнуть.

Ханиф надеялся погулять несколько минут в одиночестве по тихим тропинкам старого сада, окружающего строение, где отдыхала Люси. Он наслаждался великолепным видом ручейка, орошающего орхидеи. От вторжений пустыни сад охраняли широкие и высокие вековые стены. В этом месте он всегда чувствовал себя умиротворенно.

Уже три года, как Ханиф не находил себе покоя. Но на этот раз причиной было не чувство вины. Он заглянул в бассейн и увидел в воде отражение Захира.

— Сэр!

Хан остановился, сделал глубокий вдох, прежде чем повернуться. Он знал, что Захир скажет, еще до того, как тот открыл рот.

— Сэр, у меня известия из дома эмира. Ожидаются гости.

Здесь никто не появлялся месяцами, совпадение исключено. Наверное, это касается Люси.

— Кто приезжает?

Наверняка мужчина, к которому она ехала, иначе и быть не может.

— Принцесса Амейра, сэр.

Не ее любовник, подумал он. Приезд принцессы, скорей всего, связан с появлением Люси.

— Я вижу, ты не терял времени и поспешил рассказать отцу о вчерашнем происшествии, Захир.

— Сэр, — запротестовал тот, — я не… я бы не посмел… Ваш отец озабочен. Он понимает, что вы страдаете, но вы ему нужны, Хан.

— У него есть еще два сына. Один — чтобы занять его пост впоследствии, другой — чтобы вместе охотиться.

— Но вы, Хан…

— Он может меня заменить.

Захир был непоколебим.

— Но эта история с мисс Форестер не осталась без внимания. Сэр, — добавил он, — ваш отец все узнал помимо меня, это был лишь вопрос времени.

— Он, наверное, хочет знать, почему услышал новости не от тебя.

— Вы совершили акт милосердия, ваше высочество. Я не думал, что произошедшее имеет большое значение для его величества.

— Будем надеяться, для твоего же блага, что его величество такого же мнения. — Ханиф дружески потрепал Захира по плечу. Они оба знали, что этот жест означает извинение. — Мне будет жаль, если он тебя заменит кем-то, кто станет ему больше надоедать. Должен предупредить тебя, Захир, что прибытие принцессы многое меняет.

— Это простое совпадение.

— Я не верю в совпадения. — Несомненно, отец дает понять, что если он опекает незнакомую иностранную женщину, то найдет время и для собственной дочери. — Приготовь все к приезду принцессы.

— Уже все готово, ваше высочество.

В небе возник вертолет и завис над посадочной площадкой, сдувая алые цветки с деревьев.

— Вы ее поприветствуете? — спросил Захир.

— Не сейчас. Она устала от поездки. Наверное, завтра.

Кузен посмотрел на него и покачал головой. Это «завтра» у Ханифа длилось уже три года. И еще один день ничего не изменит.

Глава третья

Люси отказалась от болеутоляющего, которое Ханиф ей предложил. Он оставил две капсулы и стакан воды на тумбе около ее кровати. Рядом лежал небольшой колокольчик на случай, если ей что-то понадобится.

Люси чувствовала себя изможденной. Но не только из-за аварии. Она не могла заснуть с тех пор, как пришло подтверждение о состоянии счета ее кредитной карты во второй раз. Люси решила, что первый отчет содержал ошибку, и послала письмо Стиву по электронной почте. И он ответил, что со всем разберется. Когда через несколько дней пришел второй отчет, Люси поняла, что ошибку совершила она.

Все тело ныло, но ей следовало обдумать, что делать. Что рассказать Ханифу Аль-Хатибу. Она не хотела, чтобы он попал в неприятности из-за нее. Но также не хотела, чтобы ее вернули с помощью властей. Он так и поступит, как только все узнает.

Через Интернет она узнала, что Рамал-Хамра — довольно-таки современный уголок земли, и права человека здесь не пустые слова. Что это означает для того, кто угнал автомобиль, оправдывает его или наоборот, она и понятия не имела. И, честно говоря, сама не могла найти себе оправдания.

Ее бабуля наверняка тоже была бы не в восторге от действий Люси, она бы обратилась к цитатам из Библии, указывая ей на грех…

Единственное, что она могла сказать с уверенностью в эти дни, так это то, что вела себя как идиотка. Если бы пошла в полицию вместо того, чтобы в гневе преследовать Стива, то не попала бы в такую передрягу.

Она отступила от собственных моральных принципов, встав на неверную тропу.

Может, хороший адвокат оправдает ее поступок помутнением разума. И возложит всю ответственность на Стива. Подаст ответный иск, и его осудят по крайней мере за мошенничество.

Но ей-то какая польза от этого? Если бы она и смогла позволить себе адвоката, это мало что изменило бы: Стив не сможет вернуть ей долг, сидя за решеткой.

К тому же это был вопрос не только денег.

Вот в чем причина. Когда Люси взяла «4x4», чтобы последовать за ним, она думала не о себе. Все, чего она хотела, — чтобы он исправил ситуацию.

Если бы.

После всех этих раздумий Люси поняла, что ум отказывает ей, и, потянувшись за таблетками, обнаружила, что она не одна в комнате.

— Привет. — Люси попыталась улыбнуться заплывшим лицом.

Худенькая девочка выглядела довольно экзотично в ярком шелке. Она смущенно выглядывала из-за двери, ничего не говоря и не двигаясь. И Люси решила попробовать еще раз, используя свои ограниченные познания в арабском.

— Как тебя зовут? — Она надеялась, что сказала именно то, что имела в виду. Полной уверенности не было, поскольку девочка испугалась и убежала, позвякивая золотыми украшениями.

Ее место в дверном проеме заняла женщина в легком черном одеянии, накинутом поверх платья. Она взволнованно прошептала:

— Извините, извините… — и также молниеносно исчезла, как и появилась.

Может, это ее кровать?

В ванной должно быть зеркало — моясь под душем, она его не заметила, но даже у ее бабушки, которая считала тщеславие великим грехом, оно висело в ванной.

Может, какое-то внутреннее чувство самосохранения удерживало ее от того, чтобы посмотреться в зеркало. Остается только гадать, насколько ужасно она выглядит. Навсегда ли останутся шрамы у нее на лице?

Люси дотронулась до лица, пытаясь нащупать серьезные травмы. Оно было опухшим. Она не могла узнать ни носа, ни губ… все было словно незнакомым.

Хан убрал костыли в дальний угол комнаты. Но это не имеет значения. Ей надо выяснить, насколько все плохо. Она опустила на пол здоровую ногу и, опираясь на тумбу, попробовала встать. На какой-то момент все ее тело возмутилось усилию. Тумба накренилась. Люси не успела поймать ни таблетки, которые упали на пол и покатились под кровать, ни стакан, который опрокинулся. Вода пролилась на великолепный шелковый ковер. Затем последовал колокольчик, а за ним и телефон с грохотом упал на пол.

Она не могла ничего с этим поделать. Оставалось только стиснуть зубы и молиться.

К счастью, этого было достаточно.

Вскоре комната перестала кружиться у нее в глазах, и, не полагаясь на больную лодыжку, Люси прыжками пересекла комнату, опираясь то на стол, то на стену.

Когда она доскакала до двери, ей казалось, что ее отделяют от ванной тысячи километров. Но она не собиралась сдаваться и, скрипя зубами от боли, преодолела это расстояние.

И только когда восстановила дыхание и была готова увидеть свое отражение, поняла, что проделала нелегкий путь напрасно.

В ванной действительно когда-то висело зеркало — от него на стене остались гвозди, но, видимо, его сняли.

Неужели она выглядит так безобразно?

Ноги у нее подкосились, и от падения ее спасло только то, что она держалась за раковину. Люси без сил села на пол и поняла, что встать не сможет. А если даже и сможет, то обратно не дойдет, это точно.

Теперь у нее два выбора: закричать о помощи или доползти до комнаты.

Люси пыталась встать на корточки, когда в ванную зашел Ханиф и, подняв ее, усадил на ближайший стул.

— Тебя нельзя ни на минуту оставить, Люси Форестер.

Она пожала плечами, ее улыбка была больше похожа на гримасу.

— Я полагаю, что все еще нахожусь в полном подчинении у тебя. — Она попыталась снова улыбнуться, но вышло еще хуже, чем в первый раз. — Все шло нормально, пока сила притяжения не одолела меня.

— Нечего пенять на силу притяжения. Без нее мы все были бы в беде. — Сделав паузу, он добавил: — Я думал, мы договорились, что ты позвонишь в колокольчик, если тебе что-то понадобится.

— Разве? — Прислуживая своей бабушке, она возненавидела звон колокольчика. — Ты сказал, что я могу, но не говорил, что должна. К тому же ты бы попытался меня остановить.

— Почему это?

— Я хотела посмотреть на свое лицо. Маленькая девочка напугалась, когда я с ней заговорила. И убежала… Я хотела знать, насколько безобразна.

— Амейра? Она была здесь?

— Вот как ее зовут. Она выглядела такой напуганной, бедная девочка.

— Ничего. Она убежала, потому что ее поймали там, где она не должна быть. — Ханиф протянул руки Люси. — Пойдем, я помогу тебе добраться до комнаты.

Было ясно, что он просто менял тему, и, несмотря на то что ей стало очень любопытно, Люси решила оставить этот разговор. Но не обратила внимания на желание Ханифа отвести ее.

— Я все еще хочу увидеть, насколько изуродовано мое лицо. Если я выгляжу так плохо, что ты убрал зеркало…

— Нет! — (Он растерян, подумала она.) — Нет, ты тут ни при чем. Зеркало разбилось. Давно. Ты выглядишь… — Он не мог подобрать слов.

— Так плохо…

Он покачал головой.

— У тебя несколько синяков, вот и все. Но внешне в целом хуже, чем есть на самом деле.

— Насколько хуже? У меня, наверное, еще и синяк под глазом?

— Не совсем, — сомневаясь, ответил он.

— Не совсем черный?

— Не совсем один, — выговорил Ханиф с извиняющейся улыбкой. — И они скорее фиолетовые с желтым отливом.

— Не лучшее цветовое решение… — Люси улыбнулась в ответ. — Что-нибудь еще?

— Несколько незначительных порезов, но ничего, что оставило бы шрам. И… нижняя губа опухла. — Ей показалось, что он хотел сказать что-то еще, но передумал.

— И?

Он пожал плечами, тем самым давая понять, что ему нечего добавить.

— И? — настаивала она.

— Похоже, в машине лежала сумка или еще что, и она задела твою щеку… — Ханиф дотронулся до ее щеки, — вот здесь. — Он провел рукой, обозначая, где проходила рана.

— Моя сумка от Шанель? — сказала Люси с сожалением. — Она тоже сгорела?

Хан посмотрел ей в глаза и несколько рассеянно проговорил:

— Мне жаль, что ты ее потеряла. Надеюсь, она была застрахована.

— Вряд ли мне бы дали страховку. Это почти наверняка подделка.

— Ты не знаешь?

— Это был подарок.

Ханиф нахмурился, как будто не понимая, о чем она говорит. Он определенно никому бы не стал дарить поддельную вещь. И, конечно, не стал бы делать вид, что она настоящая.

— Может, я просто неблагодарная, — сказала Люси, подумав про себя, что в свете последних событий вероятность, что Стив раскошелился на настоящую сумку, ничтожно мала.

Ханиф решил не заострять внимание на сумке.

— Надеюсь, ты убедилась, что с твоим лицом ничего серьезного нет. Но, Люси, в любом случае я распоряжусь, чтобы тебе повесили зеркало.

— Никакой спешки, — сказала Люси, протягивая ему руки. Ханиф помог ей встать, обнял для поддержки за талию и проводил до кровати. — Теперь, когда ты описал мне все мои царапины, я не очень хочу все это видеть.

Люси заметила, что кто-то подобрал таблетки, которые она уронила. Колокольчик и телефон стояли на своих местах, разбившегося стекла, впрочем, как и пролившейся воды, не было.

— Хан… — Она должна рассказать ему про «4x4». Он обязан знать, что приютил преступницу. Женщину, которую разыскивают. — Я должна тебе кое-что рассказать.

— Прими болеутоляющее, Люси, — прервал ее он и, уложив поудобнее в кровать, сказал: — Тебе нужно отдыхать. Дай своему телу возможность восстановиться. Я уверен, что твой рассказ может подождать до завтра.

Может, Ханиф и прав. Он захочет знать, зачем она угнала машину, тогда придется рассказать, что она делала в пустыне. А это означало предать Стива, со всеми вытекающими последствиями. Ей надо все обдумать.

— Если тебе что-то понадобится, пожалуйста, позвони в колокольчик. Рядом всегда кто-нибудь есть.

Таблетки, которые она приняла, оказались не просто болеутоляющим средством, поскольку уже через несколько минут Люси спала как младенец. Но перед тем как погрузиться в сон, она вспомнила о девочке. Кто она? И почему он сказал, что в доме нет женщин?

Возможно, Люси даже сказала это вслух, потому что сквозь пелену сна слышала, как Ханиф ей ответил.

Он открыл дверь балкона и, выйдя навстречу ночи, стал смотреть, как звезды начинают свой космический путь, и наслаждаться воздухом, пропитанным жасмином.

На небе появился месяц. Небо было серо-лиловым. Ханиф замерз и встал, чтобы уйти, когда Люси его позвала.

— Привет. Кто здесь?

— А что, колокольчик не работает? — сказал он, открывая дверь балкона.

Она нахмурилась.

— Звонить в колокольчик, чтобы привлечь внимание, — это удел принцесс, не думаешь?

— А ты не хочешь быть принцессой?

— Готова поспорить, Золушка тоже не могла привыкнуть к этому, превратившись из нищей в богачку.

— Вполне возможно. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, спасибо. — Она посмотрела в сторону балкона, из открытой двери открывался безумно красивый вид. — Я думала, что проспала дольше.

— Стрелки успели проделать круг на часах, с тех пор как ты уснула. Это не закат, это восход.

Похоже, сон пошел ей на пользу, подумал он. На то, чтобы спала опухоль, уйдет пару дней, немного больше, чтобы ушли синяки. Но она уже выглядит лучше и движения не доставляют ей столько боли.

— Хочешь позавтракать со мной? На балконе.

Его приглашение было неожиданным для него самого. Он вспомнил, как завтракал вместе с Hyp и в те моменты для них на свете никого больше не существовало.

Для Ханифа еда давно стала лишь средством для поддержания жизненных сил, простой необходимостью, и ничем больше. Но, поскольку приглашение уже озвучено, его нельзя отменять.

К тому же прохладный воздух может быть полезен Люси.

— Я принесу твои костыли, — сказал он и не стал дожидаться ответа.

— Хорошо. — Несмотря на состояние своего лица, Люси смогла улыбнуться. — Это тоже входит в понятие «полное подчинение»?

— Как раз наоборот, Люси. Я в полном твоем подчинении. — Он поднял трубку телефона и нажал кнопку. — Скажи мне, что ты хочешь на завтрак.

— Апельсиновый сок…

Такая неуверенная женщина, как она, не могла требовать.

— Апельсиновый сок, — он кивнул головой. — Чай, кофе?

— Чай. Спасибо.

— А поесть?

— Все что угодно. Правда.

На этом моменте Ханиф сдался и заказал разные блюда, чтобы она выбрала.

— Это займет несколько минут. — Ханиф взял халат, который принес для нее, и помог ей просунуть руки в рукава. — У тебя много времени, чтобы продемонстрировать недавно обнаруженные умения.

После того как она приняла душ, Хан дал ей длинное шелковое кремовое одеяние, какие носят кинозвезды, и такой же халат. Не новые, за что он извинился, явно принадлежащие его жене.

Благодаря только силе воли она справилась с халатом и присоединилась к нему на балконе. Над балконом возвышалась орнаментная деревянная крыша, по всей длине которой рос жасмин.

Внизу был сад, который пересекали водяные тропинки, местами соединяясь в небольшие бассейны, полные цветущих лилий. Миндальные деревья и кипарисы поражали своей красотой. Казалось, им не было конца. Когда Люси обратила свой взгляд на горизонт, то затаила дыхание от вида темных гор с золотыми от встающего солнца вершинами.

— Какая красота! Что это за место?

— В древние времена персы называли его паиридаза. — Он помог ей сесть.

— Похоже на рай.

— В персидском языке используют одно и то же слово для рая и сада, но паиридаза — это место, обнесенное стеной. Оно известно как Рауда Аль-Аруса, — сказал Ханиф, наполняя стакан Люси апельсиновым соком. Она посмотрела на него, прося о переводе. — Сад Невесты.

— А…

На какой-то момент она подумала, что имелась в виду его невеста, но тут же поняла, что ошибается. Сад старый. Ему несколько столетий.

— Вон тот павильон, — он указал рукой на древнее здание, — был построен моим предком для его персидской невесты, которая очень скучала по садам, оставленным на родине.

— Все это для одной женщины? Он, должно быть, очень сильно ее любил.

— Это тебя удивляет?

— Да. Нет… — несколько смущенно ответила она. — Я думала, что браки между богатыми людьми заключались ради союза влиятельных семей, а не основаны на любви. Так же, как когда-то в Англии.

— Конечно. Такие браки обычно устраиваются, чтобы укрепить связи или положить конец вражде.

Она не упустила из виду, что он говорит в настоящем времени.

— Это до сих пор является традицией?

— Такое важное дело не может быть результатом случая.

Люси сделала глоток сока.

— Ты думаешь, это исключает страсть?

— Ты только что объяснил, что это бизнес, сделка.

— Когда мужчина и женщина заключают брак достойно, со знанием того, что это на благо их семей, то любовь и долг — одно и то же.

Любовь и долг…

Ее жизнь до недавнего времени была сплошным долгом. Но было в ней и немного любви, которую она так ценила. Затем в мгновение ока все изменилось.

Люси поставила стакан и потерла безымянный палец на левой руке, который до вчерашнего… нет, позавчерашнего дня украшало гладкое золотое кольцо. Знак того, что женщина любима… Теперь, когда кольца не было на ее руке, ей это казалось непривычным. Она заметила его озабоченный взгляд и сказала:

— Что, так все просто?

— Ничто ценное не просто. Любые отношения требуют усилий, понимания, компромисса.

— Но ты не берешь во внимание влечение? Ты видел свою жену до помолвки?

— Нет, до тех пор, пока не был подписан контракт.

— И все же ее любил.

— Ты сомневаешься, что люди могут быть счастливы в таком браке?

— Вообще-то в моем случае, наверное, это пришлось бы кстати.

— Ты была замужем? — Он был удивлен. Люси вспомнила, как тщательно он промыл ее пальцы и, конечно, не заметил обручального кольца. Поэтому и спрашивал в прошедшем времени.

— Я все еще замужем, — неохотно ответила она. — Вышла замуж шесть недель назад.

— Шесть недель?

На этот раз Ханиф был не просто удивлен, он был поражен.

— Твой муж позволил тебе оставить его так скоро? — Он говорил с точки зрения своей культуры, в которой такая ситуация никак не могла произойти.

Стив обманул ее, взял все и ничего не дал взамен. Поэтому она и выбросила обжигающее палец кольцо в пески Рамал-Хамра.

Теперь все, что у нее осталось, — это гордость. Поэтому она подняла голову и сказала:

— У моего мужа было срочное дело, которое требовало его присутствия. — Именно это Стив сказал ей, единственные правдивые слова, прозвучавшие из его уст.

— Такое срочное, что ты решила не беспокоить его случившимся с тобой?

Только сейчас Люси поняла, как странно это выглядело в глазах Ханифа. Что она злоупотребляла его добротой, когда у самой был муж, чьей прямой обязанностью было ухаживать за ней. Что он позволял другому мужчине ухаживать за женой, дотрагиваться до нее.

Или, может, она, будучи женой другого человека, скомпрометировала Ханифа?

— Извини, мне следовало сразу тебе рассказать. Мое присутствие должно быть унизительным для тебя. Я уйду…

Он дотронулся до ее руки в тот момент, когда она взяла костыли, готовая покинуть его дом.

— Правда, ты же видишь, — сказала она, — что мне намного лучше.

— Напротив, Люси Форестер, тебе необходимо время, чтобы набраться сил. Я буду рад, если ты останешься в моем доме, пока тебе необходимо убежище.

— Убежище? — недоуменно повторила она, глядя на руку Ханифа. Его кисти были сильные, каждая мышца четко выражена, тогда как ладонь — мягкая и теплая.

— Я ошибся словом? Оно означает место, где можно укрыться, найти защиту, или я не прав?

— Да, но… Просто… — Она заставила себя поднять глаза и посмотреть на него. — Это слово обычно означает приют для человека, бегущего от опасности, пристанище.

— Мы все бежим от чего-то, Люси. Даже если наши демоны — нечто другое, как тени.

Осознав, что несколько переступил грань дозволенного, Ханиф стал поспешно убирать тарелки.

— В моем случае — это не совсем тени. — Ее кожа все еще помнила тепло его ладони. Этого человека нельзя обманывать. Он заслуживает доверия. — Ты имеешь право знать, что машина, которую я вела, которую я разбила… принадлежала не мне.

— Ты ее арендовала? Одолжила?

— Не арендовала и не одолжила. Стив сказал мне, что он владелец «Бухейра-Турс», но, возможно, соврал на этот счет. Он врал обо всем. И если так, то я ее украла.

Ханиф передал ей тарелку с йогуртом и сказал:

— Это очень полезно. Мы делаем его из молока наших коз. Можно добавить мед или фрукты.

Он протянул ей блюдо с фруктами, но она даже не посмотрела на нее.

— Ты не слышал, что я сказала?

— Ты взяла «4x4» в «Бухейра-Турс» без разрешения.

— Хорошее определение, но, я думаю, суд оно не впечатлит.

— Вряд ли. — Он положил себе йогурт, взял финик и откусил от него. — Я, безусловно, узнал их логотип и, естественно, связался с ними в первую очередь. Мы думали, что ты их сотрудник или клиент. Что они позаботятся о тебе.

— Значит, ты все знал. Мне следовало догадаться. Они выдвинут мне обвинение в краже? — Ее сердце бешено билось. Может, поэтому он привез ее сюда, чтобы она не сбежала?

— Тебе будет интересно узнать, что в «Бухейра-Турс» не только заявили, что не знают, кто такая Люси Форестер, но и что ни одна из их машин не пропадала.

— Но я… — Нахмурившись, она откинулась на спинку кресла. — Но я взяла ее с их стоянки. Ключи были в замке зажигания, и я подумала… — Он так и не дождался продолжения фразы. — Ты видел ее, Хан. Название их фирмы было на машине.

— Это, должно быть, какая-то ошибка. Но если они настаивают на том, что машина не пропадала, то вряд ли будут устраивать шумиху. И даже если поймут, что ошиблись, будь уверена, они не проникнут сквозь эти стены.

Стены?

Она посмотрела на горы, они оказались очень близко при утреннем свете. Когда она прилетела, из аэропорта они выглядели всего лишь далеким миражем.

— Мы в пустыне, правильно? Я здесь разбилась на машине? — Она повернулась к Хану. — Я видела высокие стены, зелень, перед тем, как все случилось. Я сказала тебе, что видела мираж… Все это… все это за стенами… — она рукой показала на сад, — а там ничего нет… Это все посреди пустыни.

— Стены необходимы, чтобы защитить ручей, который орошает сады, оградить от любопытных животных, которые быстро превратят этот сад снова в пустыню. А ты бы предпочла быть в Румала, в городе?

— Нет! — сказала она, даже не подумав. — Нет…

— Мы можем это организовать. Мой дом там пустует, но моя мать и сестры будут рады принять тебя.

Если он их попросит. Они наверняка не будут в восторге от идеи поселить у себя незнакомку, которая вдобавок совершила преступление.

— Нет, правда, я через день-два приду в норму, и как только на руках у меня будут билеты и паспорт, то слезу с твоей шеи. Не надо еще кого-то беспокоить.

— Оставайся сколько захочешь, наберись сил, а потом займешься своими проблемами.

— Почему ты настаиваешь, что у меня проблемы?

— Никто, находясь в полном спокойствии и мире, не крадет машину и не рискует жизнью так, как ты.

Она не могла ничего ответить.

— Ешь. Попробуй фиги. Их собрали специально для тебя.

Он взял фиолетовый фрукт и протянул ей. Дал понять, что все разговоры по поводу украденной машины и ее отъезда закончены и настаивать на продолжении было бы бестактно. Фрукт, лежавший в ее ладони, сильно отличался от тех, которые Люси ела на Рождество у бабушки — сухих и пожухлых. Она надкусила фрукт, не зная, каким будет вкус.

Сладость заполнила ее рот, и она ахнула от удивления.

— Совсем другие! Удивительно!

Он засмеялся, пораженный ее восторгом. Затем, как будто испугавшись своего веселья, резко встал и отошел от нее.

Ханиф выглядел таким одиноким, что Люси захотелось последовать за ним, обнять, положить его голову себе на плечо, чтобы ему стало комфортно. Убедить его, что надо жить дальше. Что его смех не был предательством.

Хорошо, что костыли не позволяли ей это сделать.

Она не знала, через что он прошел, как сильно страдал. Она ничего не знала о комфорте, любви, нежности и, не имея собственного опыта, не могла ничего советовать другим.

Люси не могла сделать ничего полезного, и, будучи уверенной, что он предпочел бы, чтобы она проигнорировала ситуацию, она решила сконцентрироваться на завтраке и оставить его в покое, дать возможность вернуть самообладание.

Стараясь не смотреть на хозяина дома, который был далеко в своих мыслях, Люси положила себе на тарелку немного йогурта, полив его медом.

Ей было очень трудно игнорировать его, и, не выдержав, она подняла на него взгляд. Он стоял в той же позе, теплый легкий ветерок трепал его волосы. Люси представила, как его жена посмотрела на него впервые и в этот же момент влюбилась.

Каждая черточка его тела была наполнена силой, мощью и грацией.

Его глаза казались суровыми, профиль выточен из гранита. Несмотря на это Люси была уверена, что когда он увидел свою будущую жену в первый раз, то был с ней очень нежен.

Она не могла не любить его.

У Люси пересохло в горле, защипало глаза. Мог быть Стив таким же нежным? Если бы не та экстремальная ситуация, может, и он заставил бы ее чувствовать себя королевой?

Наверное, ей тоже надо побыть одной. Провести несколько минут в тишине сада.

Люси попыталась поднять тяжелый серебряный чайник и услышала голос Ханифа:

— Оставь, я сам.

Рука у нее дрогнула, когда он коснулся ее, чтобы забрать чайник. Несколько секунд он подержал ее пальцы в своих, прежде чем разлить чай в чашки.

— Извини, что оставил тебя. У меня бывают тяжелые моменты, когда я никому не могу составить компанию.

У нее в жизни не случалось такого горя, и она решила воздержаться от банальных фраз. В то же время она не могла игнорировать его боль, сменить тему разговора.

— Как давно ты ее потерял?

На какой-то момент ей показалось, что Ханиф не ответит, но затем он произнес:

— Три года. Три года назад Hyp умерла.

Он снова сел в высокое плетеное кресло и закрыл глаза. Все же она решилась продолжить разговор.

— Hyp? Я слышала это имя раньше.

— Так зовут жену последнего короля Иордании. — Он открыл глаза и посмотрел на нее. — После того как мы поженились, ее стали называть Умм Джамал — Мать Джамала.

Люси знала, что надо дать ему выговориться. Высказать все, что накопилось в душе, кому-то постороннему. Она уедет через несколько дней и идеально подходит для этого. Он вырос в другой культуре, и каждое слово, которое она произносила, могло оскорбить его. Но Люси казалось, что Ханиф ходит по минному полю своей боли, поэтому решила попробовать хоть как-то облегчить его душу. Она стала задавать вопросы, молясь, чтобы он не взорвался от злости на нее. Но она обязана ему столь многим, что сочла своим долгом попытаться.

— Твоего сына зовут Джамал?

Он отрицательно покачал головой.

— Я буду отцом Джамала. Так у нас принято.

— Понятно, — неопределенно протянула Люси.

— Моя жена умерла от лейкемии, — сказал, он после бесконечной паузы, во время которой Люси пыталась сформулировать нелегкий вопрос.

— Лейкемия? Но… я считала… — Она сказала это, не подумав.

— Ты думала, что эта болезнь лечится.

Что-то в его голосе не давало ей продолжить разговор.

— Ты права, Люси. При соответствующем лечении в большинстве случаев люди вылечиваются. Но Hyp была беременна, когда ей поставили диагноз. Она отказалась от лечения, которое спасло бы ей жизнь и забрало бы жизнь ребенка.

Люси закрыла рот рукой, чтобы не выдать жалости и боли.

Так любить свое дитя, которое ни разу не видела, сделать выбор в пользу его жизни, а не своей…

По сравнению с этим проблемы Люси выглядели жалкими.

— Я говорил ей, что у нас будут другие дети, — глухо сказал он в пространство, как будто говорил не с Люси, а с невидимкой. — И даже если не так, это не имеет значения. Что она всегда будет Умм Джамал. — Он повернулся к Люси, его лицо было бледным и ничего не выражало. — Но она не соглашалась. Отказалась спасать себя. Даже ради меня.

— А Джамал? — спросила она. Сына, который дался такой ценой, наверное, лелеют. Или жертва была принесена напрасно?

— Ее малышка родилась здоровой и сильной.

Малышка?

Тогда она поняла. Это не сын, а дочь. Маленькая девочка, которую она напугала своим опухшим лицом.

— Амейра. Она, наверное, для тебя большое утешение.

— Утешение? — Ханиф нахмурился, на его лице читалось непонимание.

— Hyp тебе ее подарила. Это часть ее.

— Она знала… Все это время, говоря, что жертвует собой ради Джамала, она знала, что носит девочку под сердцем.

— Она была матерью, защищающей свое нерожденное дитя. — Неужели он не понимает?

— Она врала мне!

Люси не стала отвечать на гневную реплику Ханифа. Боль, накопившаяся внутри, вырвалась в виде невольного всхлипа.

— Люси, извини… — Он хотел дотронуться до нее, чтобы успокоить, но она отдернула руку.

— Я в порядке.

Как он мог говорить о любви! О чести!

Его злость направлена не на болезнь, которая унесла жизнь жены, а на женщину, которая противостояла ему, чтобы защитить свое дитя. Если бы это был мальчик, то ее бы почитали. Но его ярость красноречиво говорила о том, что жизнь девочки никак не могла стоить жизни жены.

Сначала он представлялся ей человеком, с котором можно говорить на равных, но теперь она так не думала.

За хорошими манерами джентльмена скрывался человек с инстинктами первобытного человека, для которого женщина была всего лишь производителем сыновей.

Он горевал не по жене, а по сыновьям, которых она ему не даст.

Глава четвертая

— Люси?

Она заставила себя посмотреть на него.

— Ты хорошо поела? — (Не в силах говорить, она просто кивнула.) — Тогда, если хочешь, я вымою тебе голову.

Что?

Как это у него получается? То он говорит как мужлан из средневековья, то вдруг меняется и ведет себя как заботливый мужчина.

Или она его не поняла? Недооценила? Его злость могла быть отражением боли.

— Если ты, то, пожалуй, нет. Может, няня Амейры поможет мне.

— Няня Амейры?

— Я видела ее вчера, она искала твою дочь.

— Понятно. — Черные глаза Ханифа опасно заблестели. — Ты увидела ее и теперь думаешь, что я тебя обманывал, говоря, что в доме нет женщин?

Такая мысль не приходила ей в голову, пока он это не сказал. Но Люси не могла найти слов, чтобы ответить.

— Зачем мне это делать? — сказал он, принимая ее молчание за согласие.

Его спокойный голос и вежливое отношение не обманут ее. Он протянул руку через стол и, дотронувшись до ее подбородка, заставил посмотреть на себя.

Никто еще не касался ее так нежно и в то же время не представлял такую опасность. Его тепло отозвалось в ее теле, доказывая, насколько она уязвима и какую он имеет власть над ней. Его взгляд опустился и остановился на распахнутом халате. Как она могла не заметить!

— Ты думаешь, что я какой-то хищник, который наслаждается своей добычей.

— Нет! — резко сказала она, второпях запахивая шелковый халат. Ей совсем не хотелось, чтобы он приписывал ей подобные мысли. Перед ней предстал образ леопарда. Это не о нем. Если Ханиф и хищник, то скорее орел или ястреб. — Нет, — повторила она.

Ее отрицание звучало фальшиво. Скорее всего, из-за смущения, вызванного распахнувшимся халатом.

— Если бы я относился к числу мужчин, охотящихся за беспомощными женщинами, то присутствие даже десятка пожилых женщин меня не остановило бы.

— Уверяю тебя, Ханиф, что ты не сделал ничего, что заставило бы меня чувствовать себя некомфортно или неудобно.

— Ты правильно делаешь, Люси Форестер, что ведешь себя со мной очень осторожно. Ты меня не знаешь.

Она знала уже достаточно. В голове роились не совсем лестные мысли о Ханифе. Слава богу, она не озвучила их.

— Я знаю, что ты спас мне жизнь, Ханиф. Я ничего для тебя не значу, но ты очень щедрый человек и немало потратил на меня как денег, так и времени. И это благодаря доброте твоего сердца, — сказала Люси и, желая убедить его, добавила: — А не из-за моей красоты. — Она пальцем обвела свое опухшее лицо.

Он не стал возражать, также не стал льстить ей.

— Приезд Амейры и ее няни Фатии был для меня таким же неожиданным, как и для тебя. — По интонации Люси поняла, что также и неприятным. — Они прибыли вчера вечером, и, как ты уже заметила, пожилая женщина очень занята.

Люси подумала, что Ханифу очень редко приходилось объясняться. И это, безусловно, большая любезность с его стороны.

— Твоя дочь не живет с тобой? — спросила она так, как будто они просто мило беседуют. Только дрожание голоса выдавало ее нервозность.

— Ребенку здесь нечего делать. Амейра живет в столице с ее бабушкой. — Он встал, и Люси решила, что разговор закончен, но заметила на его лице странную улыбку. — Думаю, когда она узнала, что у меня в доме молодая женщина, то сразу же отправила Амейру сюда.

— Если бы твоя мама видела, в каком я состоянии… то не стала бы придавать этому значение…

— Ты права, конечно же. Будем надеяться, что Фатия ей позвонит и убедит, что опасаться нечего.

Замечательно…

Она хотела было сказать, что настоящий джентльмен не согласился бы с ней, но решила промолчать.

— Боюсь, что мое спасение обходится тебе дороже, чем ты думал.

— Mash'Allah, — сказал Ханиф, протягивая ей костыли. Он всегда был рядом, чтобы помочь ей.

— Mash'Allah, — повторила она, входя в комнату. — Воля Божья?

— Ты изучала арабский? — Его интерес был неподдельным.

— Я купила себе самоучитель на CD. Хотела… — но тут она остановилась. Она хотела удивить Стива, хотела выучить арабский, чтобы помочь ему с бизнесом.

— Довольно-таки сложно выучить язык самостоятельно. Но за четыре недели ты сможешь достаточно освоить его.

— Четыре недели?

— Ну, ты же хотела узнать, как долго будет заживать лодыжка. Я говорил с врачом. Он сказал: три-четыре недели.

— А… понятно. Спасибо. Обещаю, что не буду злоупотреблять твоим гостеприимством более трех дней.

— Ты не злоупотребляешь. А что ты будешь делать в Англии одна, в холодном доме? Как будешь покупать еду, готовить, заботиться о себе?

Что она точно не будет делать, так это ожидать помощи от церковной общины своей бабушки. Они потеряли к ней всякий интерес, когда узнали, что больше не получат денег.

— Он не холодный.

— В Англии везде холодно. — Приняв ее молчание за согласие, он продолжал: — Ты останешься здесь, Люси, пока полностью не выздоровеешь. Или до тех пор, пока твой муж тебя не заберет.

Ханиф взял кресло и, отнеся в ванную, установил его в душевой кабине.

— Я постараюсь тебя не намочить. — Он включил воду и снял душ с крючка.

— Ты не должен этого делать. Я уверена, что справлюсь сама.

Она села в кресло, распустила волосы и наклонила голову в ванну.

— Оставь, я сам все сделаю.

Я не беспомощная, думала Люси. Еще день или два, и она снова будет в пути, хотя и велик соблазн остаться и чувствовать себя принцессой.

У нее дела, ей надо развестись с мужем.

Хан положил полотенце ей на плечи.

— Не слишком горячо?

Она помотала головой. Умение, с которым он справлялся с ее длинными волосами, говорило о том, что у него была практика — ему приходилось мыть волосы жене, когда она совсем ослабла.

У Люси не было опыта общения с такими мужчинами, как Ханиф, и она не имела права судить ни его, ни образ его жизни. Только то, как он с ней обращался.

— Я ненавидела это, — сказала Люси, когда они вышли обратно на балкон, чтобы ее волосы просохли на солнце.

— Когда тебе мыли голову?

— Нет, это еще не так плохо, но у бабушки был ужасный гребень, которым она чесала мне волосы. Было жутко больно.

— Я не сделаю тебе больно, — сказал Ханиф и стал аккуратно расчесывать ее волосы, прядку за прядкой. — Непривычно видеть европейскую девушку с такими длинными волосами.

— Бабуля принадлежала к догматической церкви и верила, что для женщины это грех — обрезать волосы. Она заплетала мне ужасно тугие косы, когда я была маленькая. Однажды я обрезала их портняжными ножницами.

— Она разозлилась?

— Ну, довольной не осталась, — призналась Люси. Она никому не говорила о том, что ее избивали. Синяки у Люси прошли гораздо раньше, чем снова отрасли косы. Но на этот раз она научилась сама заплетать французскую косичку: не такую тугую, но и не противоречащую идеалам бабушки. — Я была непослушной девочкой.

— Дети и не должны быть послушными. Они должны быть детьми. У тебя не было матери?

— Где-то была.

Люси сказала правду, прежде чем подумала. Обычно на этот вопрос давался другой ответ: мать умерла, когда она была ребенком. Менее болезненный, чем правда. Но она не могла врать Ханифу, у которого ребенок на самом деле остался без матери.

— У меня была… у меня где-то есть мама. Она меня бросила. Оставила с бабушкой, а сама сбежала. Ей было шестнадцать. Не замужем.

Люси подумала, что это, наверное, шокирует Ханифа. Возможно, она и хотела шокировать его, показать, какой особенной была Hyp. Если бы ее мать имела хоть долю того сострадания, любви, которыми обладала его жена…

— Девушек на Западе не защищают отцы, — сказал он, не проводя аналогий или же игнорируя их. — Они провокационно одеваются, выходят без сопровождения. Поэтому все и происходит.

— Возможно. Ее отец, мой дед, умер, когда ей было четырнадцать. Может, если бы он был жив, все сложилось бы по-другому. — Ее бабушка не ушла бы в религию настолько. Мать не стала бы бунтовать.

— У него не было братьев?

— Братьев?

— Здесь, если мужчина умирает, то братья заботятся о его жене как о своей. Принимают ее в дом. Становятся мужьями.

Люси нахмурилась.

— Что, буквально? Исполняют супружеские обязанности? Даже если женаты?

— У женщины есть потребности. Чтобы ее обнимали, чтобы постель не пустовала. Если это ее желание, то он обязан исполнять его.

— Никогда бы не подумала…

— Ваша культура делает вас слепыми, — ответил Ханиф, уловив иронию в ее голосе.

Он закончил расчесывать ей волосы и развернул кресло так, чтобы они скорее высохли на солнце.

— Ты считаешь, что мужчина, который это делает, думает только о своем удовольствии. Что это унижает женщину.

— Быть второй женой? — Люси была абсолютно уверена, что это не повышает ее статуса, но не хотела говорить о том, чего не знала.

— Обычай иметь более одной жены зародился именно из-за женщин, которые остались вдовами по вине войны. Это непросто для мужчины.

— Нет?

Возможно, ее голос звучал неубедительно.

— На Западе мужчина может иметь двух или трех женщин и не иметь никаких обязательств перед ними. Это обременительно. Здесь же мужчина отвечает за своих жен, которые, кстати, имеют равные права. Если он подарит платок, платье или предмет мебели одной, то другие обязаны получить то же самое.

— Мужчина должен платить за свое удовольствие.

— Тебя это забавляет, да?

— Ты хочешь, чтобы я пожалела человека, у которого три жены?

— Нет, но хочу понять твое видение жизни. Ты представляешь, каково женщине, брошенной на произвол судьбы? А ее детям? Им бы пришлось любыми способами находить средства для существования.

— А… — скептически сказала она. — Понятно.

— Сейчас мужчина редко берет себе в жены более одной женщины, — сказал он, чтобы смягчить ситуацию.

— И правильно делает, — посмеялась она. — Мне думается, что в наш потребительский век это было бы безумно дорого.

— И физически изматывающе. — На этот раз на его лице появился намек на улыбку. — Ведь жены должны получать все в равных долях…

— В Англии, — сказала быстро Люси, чтобы скрыть смущение, — закон никогда не позволял иметь больше одной жены. К тому же у дедушки не было братьев. Были только я и бабушка. Теперь и ее нет.

— Сочувствую. — Он задумался, а затем спросил: — Ты не пыталась искать свою маму?

— Зачем?

Он пожал плечами.

— Если бы я ей была нужна, то она вернулась бы. — Люси так об этом мечтала! Что мама внезапно придет и заберет ее к себе. В уютный дом… Будет ее красиво одевать, устраивать вечеринки в честь дня рождения в местном бургер-баре, как это делали для других детей. — Я была там, где она меня бросила.

— Может, ей стыдно возвращаться к тебе?

— Я думаю, что она не потратила ни секунды на мысли обо мне.

— А твой муж? Он о тебе не думает? Не ищет тебя?

Еще до того, как договорил, Ханиф пожалел о сказанном. Он предложил ей свое покровительство без всяких условий. То, что Люси пыталась найти ответ, который устроил бы его, только подтверждало, что она в беде. Он сделает все возможное, чтобы она избежала любых проблем с законом в Рамал-Хамра. Но проблемы Люси Форестер с ее мужем Ханифа не касались.

— Хватит, — сказал он, вставая. — Солнце слишком жгучее для твоей светлой кожи.

— Я думала, что будет жарче, — ответила Люси, радуясь смене темы. — Когда я прилетела, мне показалось, что здесь сущий ад.

— Влажность на побережье может быть очень неприятной в это время года. Здесь выше и прохладнее, но не стоит расслабляться. Бриз с гор очень обманчив. Тебе и без солнечных ожогов хватает неприятностей.

— Захир, у меня для тебя есть работа.

— Сэр?

— Тебе отдали вещи Люси Форестер? В больнице.

— Да, ваше высочество, одежда была в ужасном состоянии, к тому же медсестрам пришлось разрезать ее, чтобы снять с Люси.

— Среди вещей не было драгоценностей?

— У меня в офисе что-то лежит.

— Это все? — спросил Ханиф, открывая конверт, в котором лежали треснувшие часы.

— А вы что-то конкретное искали?

— Я хочу, чтобы ты вернулся в больницу и убедился, что отдали все. Найди медсестру и спроси ее, не было ли кольца.

— Да, сэр.

— Также купи ей одежду, взамен той, что она потеряла в аварии.

— Я? — пропищал Захир.

— Да, размер можешь посмотреть на этом. — Ханиф указал на лохмотья, в которые превратилась одежда Люси.

— Вы просите меня купить женскую одежду? И белье?

— Да, обязанности помощника очень тягостные, — посмеялся Ханиф, но потом, пожалев его, добавил: — Надеюсь, тебе поможет одна из твоих родственниц, если ты ее вежливо попросишь.

— Вы, наверное, шутите! Попросить сестер купить женское белье для меня? Да мне такое устроят!

— Тогда ты в любом случае в неудобном положении.

— С другой стороны, если я скажу, что это услуга для вас, они из кожи вон вылезут, чтобы быть полезными. По правде говоря, это самый лучший вариант. Они могут делать покупки, пока я изучаю информацию касательно этой турфирмы. Посмотрим, что она из себя представляет.

— А как ты собираешься это сделать?

— Они организуют туры для серферов, завершающиеся банкетом в пустыне. У меня осталась униформа американского университета с тех пор, как я там учился. Я могу сойти за туриста и поговорить с персоналом. — Энтузиазм Захира был вызван не желанием помочь, а возможностью побыть среди молодых людей. — Я пришлю все, что купят сестры, на вертолете.

— Похоже, ты все продумал. Очень хорошо, Захир, но не болтай лишнего и не упоминай имени Люси Форестер.

* * *

Люси услышала звук вертолета и выглянула из окна. Она хотела увидеть, взлетает он или садится.

Люси взяла костыли, полная решимости выйти на улицу и посмотреть, что происходит. Она заметила Амейру, которую любопытство тоже заставило выглянуть из-за двери. Девочка тут же нырнула обратно, но не убежала.

— Здравствуй, Амейра, — сказала Люси по-арабски и в ответ услышала хихиканье. — Меня зовут Люси.

— Люси, — повторила девочка, все еще прячась. Люси не сказала ни слова, и через несколько секунд личико Амейры выглянуло из-за двери. Ее глаза шаловливо искрились, волосы были спутаны в непослушные кудряшки. Ленточки, некогда державшие хвосты, были развязаны.

Поняв, что Люси не будет ругаться или звать няню, Амейра расслабилась и зашла в комнату — босиком. Ноги ее были в грязи, зато платье — дорогое, шелковое, какие носят только принцессы в книжках. Правда, сейчас оно было помято, края юбки мокрые, с них свисали мелкие водоросли.

Девочка явно доставляла немало хлопот своей няне. У Амейры не нашлось здесь друзей ее возраста, и, похоже, ей было очень скучно.

Люси пыталась вспомнить хоть что-то из арабских слов, которые выучила с помощью диска, но ничего не приходило на ум. Она просто села на кровать и жестом пригласила ее пристроиться рядом. Амейра не приняла приглашение, а села на пуф, обитый розовым шелком, и уставилась на Люси.

Люси не стала ни убеждать ее сесть поближе, ни улыбаться. Ее терпение было вознаграждено, когда девочка подняла юбку и показала ей большой цветной синяк.

— Ой! — сказала Люси сочувствующе. Амейра кивнула, а затем указала на ее глаз.

— Да, Амейра, — сказала Люси. — Очень большое ой!

Амейра сползла с кресла и подошла ближе, явно заинтересованная шиной на ее ноге. Она посмотрела на нее, затем очень осторожно потрогала. Потом нашла на своей ручке шрам и показала его.

— Как ты это заработала? — спросила Люси на английском.

Девочка начала что-то говорить на арабском, но так быстро, что Люси не могла разобрать ее слова. Затем покачала головой, и Люси присвистнула в знак сочувствия. Девчушка обрадовалась тому эффекту, который произвела, и расхохоталась. Затем, услышав, что ее зовут, поспешно соскочила с кровати и спряталась.

Глава пятая

Няня Амейры остановилась в дверном проеме, посмотрела на Люси и сказала:

— Пардон, я ищу ребенка.

— Если я увижу ее, то позвоню в колокольчик. — Люси поднесла палец к губам, делая знак няне молчать, и указала, куда спряталась Амейра.

Женщина улыбнулась, кивнула и дала понять, что будет рядом. Видимо, она очень нуждается в отдыхе, подумала Люси.

Как только она ушла, Люси наклонилась и подняла покрывало кровати.

— Все, можешь выходить, Амейра.

Девочка высунула голову, посмотрела на Люси и с широченной улыбкой на лице выползла и села рядом.

— Люси, — сказала Амейра, дотрагиваясь до ее руки.

— Амейра, — ответила Люси, нежно потрепав девочку за щеку, и они обе улыбнулись.

Амейра показала на кувшин, который стоял на столе.

Люси поняла, что она просит воды.

— Вот, возьми, — сказала она, предлагая стакан с водой девочке.

Амейра, закончив пить, поставила стакан и убежала, что-то выкрикивая.

Люси позвонила в колокольчик и, когда няня появилась, указала ей, куда направилась Амейра.

Ханиф тоже услышал звон колокольчика, что его немало удивило. Он уже убедился, что Люси сделает что угодно, будет хоть ползком ползти до цели, лишь бы не звонить в колокольчик.

Возможно, подумал он, она начала меняться, возможно, под маской скромной независимой девушки скрывалась настоящая принцесса.

Или же она в беде, пришло ему в голову, и он поспешил проверить догадку.

Люси сидела абсолютно спокойно, на лице полуулыбка, которая исчезла в тот же момент, как Ханиф зашел в комнату.

— О, Хан.

— Ты удивлена, Люси? Сама же позвонила.

— Да, но…

— Но?

Но она позвонила не для того, чтобы позвать его, это было ясно. Он чувствовал, что она что-то скрывает.

— Но я не ожидала, что ты придешь так быстро.

— Это не дворец, Люси, а то, что вы называете летним коттеджем.

— Да ведь Бальморал и Кемп-Дэвид тоже летние коттеджи. — Люси не была уверена, что он слышал эти названия, и решила объяснить: — Бальморал — это шотландский дом королевы Елизаветы. Королевская семья проводит там праздники.

Ханиф не стал говорить ей, что он даже был там в качестве гостя.

— Ты издеваешься надо мной, Люси. В Рауда аль-Аруса не больше двенадцати комнат.

— Всего-то?

Сарказм… Люси Форестер, похоже, быстро пришла в себя.

— Дом был построен для принцессы. И единственный мужчина, которому разрешалось входить в его стены, — ее муж.

Люси вдруг покраснела.

— Извини… Хочешь сказать, что это был гарем?

— Боюсь, то, что ты понимаешь под этим словом, и реальное его значение очень сильно расходятся. Это место уединения, в которое никому нельзя входить без разрешения.

— Даже мужу?

— Даже мужу.

— Правда? — Ее удивление развлекало его. — А где ему приходится жить?

— Есть домик, в некотором отдалении от павильона, где он остается со своими людьми. Так же, как и я до болезни Hyp. Потом мне пришлось переехать сюда, чтобы заботиться о ней.

Люси представила себе прекрасную Hyp, требующую позвать мужа. Одетая в шелка, с блестящими волосами, готовая доставить удовольствие мужу. Она предлагает ему еду, заставляет его смеяться и мучает своей неприступностью, а он сходит с ума от желания…

— Люси? Ты в порядке?

— Да, конечно… Ты остался здесь после…

— Здесь спокойно. Я не тревожу свою семью.

Они, должно быть, беспокоятся о нем, подумала она. Ханиф остался здесь, чтобы они не видели его страданий.

— Чем ты занимаешься днем?

— Тренирую своего ястреба в пустыне. Объезжаю местные племена, чтобы убедиться, что они ни в чем не нуждаются. Да и сад был заброшен. За ним надо ухаживать.

— Ты сам его восстанавливаешь?

— Восстановить прежнюю красоту сада? Я никогда не смогу этого сделать. Система орошения уже состарилась, но если оставить все как есть, то сад погибнет. Также у меня здесь библиотека. Так что дел достаточно.

— Не хватало еще глупой женщины, которая свалилась на твою голову.

— Жизнь одной женщины намного ценнее сотни таких садов и работы.

— Так ты работал? Только что? Извини, что я тебя отвлекла…

— Я перевожу стихи одного нашего поэта на французский и английский. Так что ничего срочного.

— Значит, ты сам поэт. Ведь надо не просто переводить слова, но понимать также и ритм, и смысл.

— Похоже, ты не понаслышке об этом знаешь.

— Я надеялась изучать французскую литературу в университете.

— Надеялась? Значит, не получилось?

— Моя бабушка думала, что университет — это пристанище греха. Что меня это испортит. Когда я попыталась ослушаться ее, она разозлилась и у нее случился сердечный приступ. А кроме меня, за ней было некому ухаживать.

— Она сполна заплатила за свое упрямство.

— Мы обе.

— А что тебя сейчас держит?

— Я думала об этом, но появился Стив Мэйсон на пороге моего дома, и снова университет остался только в мечтах.

— Потому что ты вышла замуж? Стив Мэйсон — это твой муж?

— Да. Ты знаком с ним?

— Нет. Странно, что ты не взяла его имя.

— Это длинная история, Хан. А у тебя работа.

— Даже поэты пьют кофе, — сказал Ханиф, хотя на самом деле ее брак был последним, о чем он хотел говорить. Он повернулся к телефону и увидел мокрое и грязное пятно на одном из пуфов. Наверное, она звонила в колокольчик по поводу Амейры, а теперь пытается выгородить девочку.

Он попросил, чтобы принесли кофе, и сел напротив своей гостьи.

— Ты отдохнула, Люси, и теперь хочешь посмотреть сад?

Люси не ожидала, что он так резко сменит тему разговора.

— Извини?

— Полагаю, ты позвала меня, чтобы вместе прогуляться по саду.

Она ухватилась за слова Ханифа.

— Ты прав. Захотелось подышать воздухом. — Затем она решила спросить то, что ее беспокоило: — Я могу тебя спросить кое-что?

— Что ты хочешь знать?

— Как ты нашел мой адрес? В Англии? После аварии у меня не очень хорошо с памятью, но я уверена, что не называла его в больнице. И номер страхового тоже. Ведь все уничтожил огонь?

— Да, — сказал он и повернулся, чтобы поблагодарить слугу за кофе. Отпустив его, он предложил Люси пирожное. — Очень вкусное. Миндаль выращен здесь.

— Ты не спрашивал моего адреса, Ханиф. Но узнал его, — настаивала она.

— Ты была в шоке. Не могла соображать нормально. Нам надо было найти твоих друзей, поэтому я попросил помощника разузнать о тебе. Сначала он расспросил сотрудников той компании, у которой ты… позаимствовала машину. Затем, поняв, что от них ничего не узнаем, мы связались с миграционной службой. К счастью, женщина, которая была на дежурстве в день твоего приезда, тебя вспомнила.

— Что-то мне трудно в это поверить.

— Она помнит тебя из-за твоих волос.

— А… — Обычно Люси носила косу. — А твой помощник?..

— Захир Аль-Хатиб? Это мой кузен. Он сегодня в Румала.

— Наводит справки?

— Возмещает твой гардероб. Или, скорее всего, переложил эту обязанность на одну из своих сестер.

Люси поняла, что он пытается избежать дальнейших вопросов. Впрочем, насчет гардероба она не стала возражать, потому что не хотела лететь домой в ночном халате покойной жены Ханифа. Конечно, она примет одежду, но не как акт благотворительности.

— У меня была туристическая страховка. Она покроет расходы на одежду.

— Ты уверена? Боюсь, когда они узнают, что инцидент произошел на украденной машине, то откажутся возмещать что-либо.

Господи, ведь она совсем не подумала об этом.

— Но, как ты говоришь, в «Бухейра-Турс» отрицают, что машина пропадала, так что проблемы нет. Я заплачу за одежду, Хан.

Люси заметила, что ему стоило немалых усилий промолчать.

Он должен знать, что даже в Британии неприлично покупать одежду жене другого человека. Здесь, подумала она, за это могут и убить. По правде говоря, Хан уже давно перешел границы дозволенного. И тот факт, что он не знал, что она замужем, не служит оправданием.

— У меня еще были туристические чеки. — Совсем немного. Она не могла себе позволить быть расточительной. — И обратный билет. Авиалинии смогут его восстановить?

— Если ты вспомнишь какие-нибудь детали, то Захир попробует разобраться с этим.

— Тот самый Захир, который смог узнать информацию обо мне в миграционной службе? Он, должно быть, очень полезный человек.

— Население Рамал-Хамра малочисленное. Миграционная служба его знает.

— И этого достаточно? Не думаю, что в Англии знакомство с сотрудником миграционной службы помогло бы узнать какую-либо информацию.

— Это не Англия. Это Рамал-Хамра.

— Если они знают твоего кузена, значит, знают и тебя. — (Ханиф пожал плечами.) — Почему имя Хатиб мне так знакомо?

— Хатибы — очень старое семейство в Рамал-Хамра.

Но Люси это объяснение не устраивало. Она уже узнала, насколько имена важны здесь. Первенец был бы назван в честь деда…

— Ты не первенец, иначе твое имя звучало бы Хатиб бин Джамал бин — и так далее.

— Так зовут моего старшего брата, — подтвердил он.

Ханиф не пытался запутать ее, но Люси почувствовала, что он что-то не договаривает.

— Если бы я жила здесь, то по твоему полному имени знала бы, кто ты такой и твое положение в семье.

— Я третий сын Джамала. Возможно, если я покажу тебе фотографию моего отца, ты все поймешь.

Ханиф позвал слугу, который сидел неподалеку и ждал, пока они закончат пить кофе, чтобы унести поднос. Он дал ему указания, и тот скрылся, чтобы вернуться через несколько минут. В его руке была не фотография и не портрет, а небольшая бумажка, свернутая в несколько раз. Он отдал ее Хану, который указал, что она предназначается для Люси.

Слуга развернул ее и, кланяясь, предложил Люси на обеих ладонях.

— Но это же банкнота Рамал-Хамра, — сказала она в недоумении. — Сто реалов.

Хан ничего не сказал. Люси явно была растеряна. Она повернула банкноту и увидела портрет эмира.

— О… — только и смогла сказать она. Вот где она встречала это имя. На веб-сайте, изучая информацию о Рамал-Хамра. — Думаю, было бы лучше, если бы я не задавала этого вопроса. Но почему ты мне сразу не сказал?

— Потому что это было неважно. А сейчас ты на меня надавила, и у меня нет причин скрывать этот факт. Захиру удалось узнать твое имя так просто только потому, что он делал это от моего имени. Никто другой тебя не найдет.

— Никто и не ищет. Извини, Хан, но Стив не появится на твоем пороге, чтобы снять с тебя заботу обо мне.

Люси ожидала, что он станет расспрашивать ее об этом. О Стиве.

— В таком случае, это представляется мне еще более важным — убедить тебя, что ты в безопасности. О тебе позаботятся. И как только ты захочешь — и будешь в состоянии, — Захир отвезет тебя в посольство и поможет разрешить проблемы с документами. А затем сделает все возможное, чтобы у тебя не возникло никаких проблем с возвращением домой. Или, если ты пожелаешь, организует твое дальнейшее пребывание здесь.

— Почему? Почему ты это делаешь? — Она решила сразу пресечь его рассуждения о том, что страна его гостеприимна, что надо помогать людям в беде, что это традиция… Здесь что-то другое. — Ты мог решить эту проблему на расстоянии, Хан… — Ее голос сорвался на его имени. Этот человек был сыном эмира, короля, а она говорила с ним так, как будто знала всю жизнь. — Ты мог переложить все заботы на Захира. Или передать меня посольству.

— Да, — Хиниф не стал отрицать. — Мог.

— Тогда почему привез меня сюда? Не обязательно было самому ухаживать за мной.

— Возможно… — сказал он и, помолчав, договорил: — Возможно, мне это необходимо.

Люси открыла было рот, чтобы спросить, почему он так говорит, но тут же передумала, не желая быть навязчивой и бестактной. Ханиф хмурился, казалось, что эти слова просто вырвались у него.

И вместо того чтобы расспрашивать, Люси решила дать ему время прийти в себя. Она взяла пирожное и постаралась сделать вид, что только оно ее и интересует. Ханиф вышел, и Люси с облегчением вздохнула. Но тут же услышала за спиной его голос:

— Готова?

Ханиф вернулся, катя перед собой инвалидное кресло.

— Нет, — запротестовала она. — Я могу ходить.

— Это слишком далеко. Мы возьмем с собой костыли, а как только доберемся до летнего домика, ты сможешь сама походить по саду.

— Ты уверен? — спросила она, чувствуя себя ужасно неудобно. И не только из-за того, что наврала о том, что хотела погулять по саду, хотя теперь эта идея ей очень нравилась, но и потому, что он так заботился о ней. Вряд ли он привез кресло из больницы: это было полностью автоматизированное кресло, оно явно когда-то принадлежало его жене.

Люси понимала, что все, что он делает для нее, вызывает у него болезненные воспоминания, но не могла не подчиниться.

— Если ты уверен, — сказала она тихо. — Не хотелось бы отвлекать тебя от работы.

— Запад ждал четыре столетия, чтобы насладиться красотой слога Абу Ждафра, подождет и еще два часа.

Он дал ей руку, чтобы она смогла подняться и пересесть в кресло, затем убрал ее волосы, чтобы они не мешали.

— Я их подстригу, как только вернусь домой. Очень коротко.

— Но почему? — Ханиф мог понять, почему ребенок решает отстричь тугие косички, но зачем взрослой женщине лишать себя такой красоты?

— Они мешают. Просто неудобно. Я хотела подстричься сразу после похорон бабушки, сделать боб, очень игриво, по-моему. — Вообще-то она хотела заняться этим задолго до похорон, чтобы шокировать всех тех старух, которые портили ей жизнь, пока она не выросла и не избавилась от их влияния. Все ее встречи с ними ограничивались приветствием, когда она приводила и забирала бабушку из церкви.

— Твоя бабушка не могла запретить тебе распоряжаться собой, по крайней мере последние десять лет.

— Нет, не могла. На самом деле она думала, что я так и поступлю. — Точно так же, как и Люси думала все годы, что бабушка тогда от нее откажется. — Когда я стала заниматься хозяйством сама, то стала покупать хороший шампунь, бальзам и носила волосы распущенными.

— Чтобы поиздеваться над ней?

— Я же говорила тебе, что была не очень хорошим ребенком.

— Значит, да. — Ханиф взял прядь ее волос в руку, наблюдая, как играет солнце на роскошных волосах. — Ты делала это и для себя, ведь так? Я найду тебе шпильки, — сказал он, снимая со своих волос кожаную тесьму и стягивая её волосы в пучок. — А пока, может, это сойдет.

Они не проронили ни слова, спускаясь вниз в небольшом лифте, оформленном в арабском стиле. И потом, когда он катил ее мимо арок из бело-голубых плит в ивовый сад, по которому протекал небольшой ручей. Тепло окутало их как одеяло, и Люси улыбалась от удовольствия.

— Ты прав, Хан, — сказала она. — По сравнению с этим Англия действительно холодная и неприветливая страна. Ты много времени там провел?

— Школа, университет. Не пойми меня неправильно, твоя страна красива и мне там очень нравилось. Но вечный дождь…

— Знаю. Но за зелень надо платить…

— Сначала это было экзотикой для меня, — сказал он, подбодренный ее смехом. — Я выбегал на улицу, только чтобы почувствовать, как капли падают на лицо.

— Готова поспорить, этот период был недолгим.

Он остановил кресло около дома, покрытого пышными розами. Рядом был бассейн причудливой формы. Ханиф положил книгу в кожаной обложке около нее.

Она взяла ее и открыла.

— Это переведенные поэмы персидского поэта Хафиза. Он использует сад в своих сравнительных эпитетах для выражения любви во всех ее формах.

— Нет ничего лучшего для чтения в таком месте. — Люси взглянула на него поверх книги. — Знаешь, тебе не обязательно оставаться здесь со мной, Хан.

Нет. Ему не надо было оставаться. Но впервые в жизни он не торопился вернуться к своей работе. Посидеть рядом с Люси, пока она читает, пообедать с ней было гораздо приятней для него.

— У меня есть книга, сад. Я и так достаточно тебя отвлекла.

Раненая, несчастная, она привнесла в его жизнь какую-то особую атмосферу, что-то, чего ему не хватало. Злоба привела эту женщину в Рамал-Хамра за ее мужем, гнев заставил угнать машину, она рисковала всем, пересекая пустыню. Ханиф подумал, что если он коснется ее губ своими, то тоже испытает полноту чувств, проснется от долгого сна.

— Иди, — сказала она, открывая книгу. Какая-то фраза сразу же захватила ее внимание. — Обещаю не делать ничего глупого, например, не падать в воду.

Ее смех эхом отдавался в нем, напоминая о давно забытых беззаботных и счастливых днях. Здесь он сидел с Hyp, читал ей, в то время как ребенок, которого она любила больше мужа, забирал ее жизнь. Он знал, что каждый вздох приближал горестный час, уносил ее от него все дальше и дальше. Знал, что никакие деньги, никакая власть не смогут спасти ее…

— Ну, если ты обещаешь, то я оставлю тебя в покое.

В воздухе витали тонкие ароматы трав и цветов. Люси наблюдала за стрекозами, в глубине души ожидая, что Ханиф вернется.

Но он так и не появился. Зато пришел слуга и принес графины с водой и с соком, а также ее костыли на тот случай, если ей захочется пройтись по саду. Он поставил рядом с ней телефон и подключил его. Затем протянул ей записку на толстой кремовой бумаге. Почерк был четким и твердым.

Люси, если тебе надо позвонить домой, просто подними трубку и нажми 0, в трубке появятся гудки. Код Великобритании — 44. Если тебе понадобится что-либо еще, нажми 1.

Хан

Она вздохнула.

Следовало бы позвонить агенту по недвижимости, которому она поручила продажу дома.

Ей хотелось купить что-то поменьше, более современное, с центральным отоплением и горячей водой.

Люси могла бы сделать это и до того, как отправилась в свое безумное путешествие, но она тешила себя мыслью, что просто все не так поняла. Что это какая-то ошибка.

Но когда зашла в офис «Бухейра-Турс», то столкнулась с реальностью.

Никакая это не ошибка. Нет смысла отрицать очевидное. Деньги понадобятся, чтобы расплатиться с долгами, которые Стив накопил на ее имя. И чем быстрее она это сделает, тем лучше.

Следует также позвонить соседке. У нее ключ от дома, он понадобится агенту по недвижимости.

Потом надо позвонить в страховую компанию, чтобы ей возместили расходы на лечение и за багаж.

И в банк. Она заверила их, что со всем разберется. Но ждать они не станут.

Ханиф чувствовал отвращение к себе оттого, что думает о другой женщине, что она, а не покойная жена, не покидает его мыслей. Он встал из-за стола и направился к стойлам. За животными хорошо ухаживали, но он хотел сам убедиться, что лошадь не в порядке после той поездки, когда пришлось спасать Люси. Да, к тому же надо уделить время своим ястребам.

Он уже вышел из павильона, как услышал смех Люси. С кем она говорит? С мужем, который отрекся от нее… Это он так веселит ее?

Хан спрятался за старым кипарисом, наблюдая за тем, как Люси Форестер и ребенок, которого он не мог обнять и признать, беззаботно веселились, играли в простые игры.

— …подбородок, — сказала Люси, дотронувшись до подбородка. Девочка взяла ее руку.

— Подбородок, — повторила она и, дотронувшись до своего лица, произнесла то же слово на арабском. Затем подождала, пока Люси выговорит это слово за ней, и со смехом продолжила игру.

Так они называли волосы, руки, локти — сначала на английском, потом на арабском.

Их игра была такой невинной, такой простой радостью, что Ханиф почувствовал приступ невыносимой боли, которая заставила его схватиться за ствол дерева, чтобы устоять на ногах.

Глава шестая

Люси спиной почувствовала чье-то присутствие. Она огляделась и увидела тень за кипарисом. В воздухе было какое-то напряжение.

Стараясь не обращать на Хана внимания, она продолжала играть с Амейрой. Эта девчушка явно скучала и была очень рада тому, что кто-то, кроме няни, заметил ее. Было бы естественно, если бы Ханиф присоединился к их игре, схватил дочь, закружил ее, поцеловал…

Ей так хотелось развернуться к Ханифу, позвать его играть с ними. Но он не ребенок. Сам отгородил себя от дочурки, чьи черные глаза и волосы напоминали ему о потере.

Не одно лишь горе держало его здесь, в Рауда Аль-Аруса, но и злоба. И, возможно, не только из-за того, что он не смог спасти жену, но и потому, что в его сердце не нашлось места для ребенка, ради которого она пожертвовала жизнью.

Ханиф стоял в тени, не в силах сделать шаг, разрушить стену.

— Ты есть хочешь? — спросила Люси Амейру, заметив, что она потирает живот. — Что ты хочешь? Курицу? Козий сыр?

Девочка непонимающе хихикнула.

— Знаешь, что нам надо? Бумагу и карандаш, тогда ты сможешь нарисовать, что ты бы хотела.

Хан знал, что Люси его видит.

Он не заметил перемен в ее поведении, но почувствовал, что она напряжена. Игра уже не так увлекала.

Теперь, когда она его увидела, он не может просто уйти. Другого выбора, кроме как подойти к ним, у него нет.

Ханиф направился к ним, готовый отправить Амейру обратно к няне и настоять на том, чтобы Люси вернулась к себе в комнату. Фатия была очень дорогим ему человеком, почти как родная мать, когда-то она нянчила и его. Она сидела неподалеку на скамье и мирно посапывала, пока Люси занимала ребенка.

Интересно, о чем думала его мать, отправляя няню в Аль-Аруса. Фатия уже давно ушла на покой и должна сейчас сидеть в своем собственном саду, опекаемая родной семьей, а не бегать за трехлетним ребенком. Амейре нужна молодая няня, у которой достаточно энергии, чтобы совладать с ней. Кто-то, кто будет ее развлекать, как Люси. Подойдя, Ханиф поднял трубку телефона и, стараясь не замечать, как Амейра при виде его спряталась в складках халата Люси, заказал им еду.

— Вам сюда принесут обед, — сказал он, поворачиваясь к Люси. — Не изматывай себя.

— Я в порядке. — Хан уже собрался уйти, но она сказала: — А ты не останешься с нами пообедать?

— Нет. — Его привел сюда ее смех, и если бы она была одна, то наверняка не отказался бы составить ей компанию. Присутствие Амейры напоминало ему о реальности. Поняв, что тон его слишком сух, он добавил: — Жаль, что у меня дела в конюшне.

Его голос разбудил Фатию, и она открыла глаза.

— Похоже, ты заблудился, — учитывая ее возраст и то, что она знала его с пеленок, ей было позволительно так говорить.

Поскольку няня говорила на арабском, Люси не поняла, о чем речь, и решила, что будет правильнее просто проигнорировать ситуацию.

А Ханиф так и не отправился в конюшню. Решив, что лучше поработает над переводом, он вернулся в свой кабинет и почему-то отыскал там коробку с цветными мелками. Их подарил ему однажды летом отец, когда, загруженный в столице государственными делами, не смог поехать с ними в Аль-Аруса. Хан четко помнил, как рисовал ими и посылал рисунки отцу.

Это была небольшая победа. Ханиф не составил им компании, но и не остался безучастным к потребностям дочери. Они поели, поиграли в игры, которым Люси научилась, когда работала в летнем лагере. Слуга принес мелки и бумагу, и они рисовали предметы и учили разные слова, в то время как довольная Фатия наблюдала за ними со скамейки.

Солнце было уже высоко, и стало очень жарко. Фатия позвала Амейру.

— Ей пора спать, да и ты отдохни до вечера.

Люси уже плавилась на раскаленном воздухе и не стала противиться Фатие, когда та вызвалась отвести ее обратно.

— Увидимся позже, — сказала она на пороге своей комнаты.

Амейра вырвалась из рук няни и, отдав Люси свой рисунок, в смущении убежала.

Рисунок был простым, какой любой трехлетний ребенок может нарисовать. Три человечка. Высокий — папа, с ртом в виде палочки, поменьше — улыбающаяся мама и маленький — ребенок с улыбкой до ушей.

Люси держала драгоценный подарок, и ее сердце было готово разорваться от сочувствия к девочке. Услышав чьи-то шаги, она поспешно сложила рисунок пополам и спрятала в книгу. Сердце билось так сильно, что ей казалось, Ханиф услышит. Но это был не он, а молодой слуга, который принес воды и небольшую пиалу с финиками. Слуга откланялся, и спустя несколько минут Люси уже лежала в постели с закрытыми глазами.

Когда она проснулась, солнце было уже низко. Она потянулась, села на кровати и потерла глаза. И тут она обнаружила, что комната полна глянцевыми пакетами с названиями известных фирм. Такие покупки могли прибыть только из дорогих магазинов.

Ханиф заходил, когда она спала, подумала Люси.

Восторг переполнял ее, когда, взяв костыли, она встала и начала изучать содержимое пакетов. Шелковое белье, дизайнерские рубашки, брюки великолепного покроя, широкие шифоновые шарфы и безумно красивые сумочки и одежда для повседневной носки. Среди всего были расшитые кафтаны. Обуви было больше, чем она могла сносить за год. Она взяла сумку с логотипом Шанель и сразу поняла, что она настоящая.

Это была не просто одежда.

Тот, кому поручили купить ее, отнесся к своему заданию очень серьезно и не забыл приобрести средства гигиены, косметику, расческу и шпильки для волос.

Люси села на шелковое кресло, держа в руках серебристую заколку. Неужели он вспомнил? Позвонил и сказал, чтобы купили заколки и шпильки?

Она оглядела комнату. Все было такое красивое…

И такое дорогое.

Она сказала ему, что заплатит за одежду, но ей стоило сказать, что туристическая страховка сможет покрыть только то, что продают в обычном универмаге. Ей жизни не хватит, чтобы заработать на все это.

Она положила заколку на стол, взяла костыли и пошла по длинному коридору к тому месту, где работал Ханиф.

Он сидел спиной к открытой двери и лицом к распахнутому балкону, уставившись вдаль, в темнеющее небо.

— Я никогда не смогу убедить тебя позвонить в колокольчик, Люси? — сказал он, не поворачиваясь.

— Даже за тысячу лет. Я не инвалид. Кроме того, мне необходимо тренироваться.

— Всегда найдет, что ответить.

— Каков вопрос, таков и ответ.

Ханиф развернулся на кресле.

— Чего ты хочешь?

Вернуться обратно в комнату и не высовываться оттуда, подумала она и непроизвольно попятилась назад.

— Нет! — резко вырвалось у него. — Пожалуйста, скажи, что я могу сделать для тебя.

Она погрузилась в мягкие подушки дивана — и пожалела об этом. По крайней мере, пока ты на ногах, всегда легче уйти.

— Чай? Кофе?

Люси помотала головой.

— Я хотела поговорить о той одежде, что ты принес. Ее придется отнести обратно.

Выражение его лица дало ей понять, что он не хочет об этом и слушать.

— Тебе не понравилось?

— Не понравилось? Нет-нет, все замечательно, но…

— Не подходит? Тогда можно поменять на другой размер.

— Нет!

Ханиф нахмурился, на его лице читалось непонимание.

— Просто послушай меня, хорошо? Я не знаю, подходит или нет. Нет смысла примерять. Я просто не могу позволить себе такую дорогую одежду.

— Цена не имеет значения, — резко сказал он. — Тебе не нужно за это платить.

Она знала, что Хан так скажет.

— Я не могу принять такой подарок.

— Я понимаю. Конечно, замужней женщине неприлично принимать подарки от другого мужчины. Я пошлю счет твоему мужу.

— Хорошо. Но в таком случае мой совет — не принимай от него чеков.

Люси попыталась встать и дотянуться до костылей, но Ханиф тут же их отодвинул.

— Почему ты вышла за него, Люси?

Она не отвечала. А что сказать? Что сваляла дурака? Что нуждалась в любви, а он оказался рядом? Она закрыла глаза, которые щипало от боли. Не в состоянии произнести ни слова, Люси только покачала головой.

— Судя по всему, он не проявлял ни уважения к тебе, ни любви, которую ты заслуживаешь, — сказал он мягко и сел рядом с ней на диван. — Почему ты вышла за него?

Люси стоило немалых усилий, чтобы не сломаться и не зарыдать.

— Потому что это было так просто.

— Просто?

Он все равно не поймет.

— Бабуля так переживала, боялась, что я, как и моя мама, сойду с рельсов. Может, мне стоило противостоять ей больше, но к тому времени, как я стала что-то понимать, единственным способом избежать ее тирании для меня был университет. — Люси посмотрела на Ханифа в надежде, что встретит понимающий взгляд. И не ошиблась. — Затем у нее случился удар, и мне пришлось забыть про свободу.

— Когда она умерла, ты осталась одна?

— Одна, абсолютно потерянная. Потом появился Стив, моя опора, как мне казалось, и необходимость думать отпала. Было так просто.

Он нахмурился.

— Ты знала его?

Люси кивнула.

— Его семья жила за углом, а Стив учился в параллельном классе.

— И с тех пор ты была влюблена в него?

— Влюблена? — Она пожала плечами. — Во всей школе не нашлось бы девочки, которая не была хотя бы немного влюблена в Стива Мэйсона. Он был отличником, делал успехи в спорте, всегда одет по моде. У него был мотоцикл.

— Ну конечно, — сказал Хан с понимающей улыбкой. Наверняка в свое время и сам он представлял опасность для девчоночьих сердец в британской школе.

Она подняла брови и игриво сказала:

— Я уверена, что ты сам гонял на мотоцикле.

— Отец мне запретил. — (Люси недоверчиво улыбнулась.) — Ну хорошо, у меня был мотоцикл. Итак, куда Стив Мэйсон тебя возил на этой опасной машине?

— Меня?

— Я полагаю, вы долго встречались. И твоя бабушка это не одобряла, так?

— Она бы скорей заперла меня в клетке, чем разрешила встречаться со Стивом. С мотоциклом или без. Но такой ситуации не возникало. Он в то время даже не знал о моем существовании.

— Тогда я не понимаю. Если тебя не удерживала бабушка, как вы встретились и поженились так быстро после ее смерти? Обычно на это уходят месяцы.

— С тех пор как мы закончили школу, я его не видела. Он поступил в университет, а домой не приезжал. А когда бабушка умерла, я узнала, что она оставила мне дом, хотя всегда говорила мне, что оставит его церкви.

— И тогда появился этот мужчина, как по волшебству, на твоем пороге. Прекрасный принц пришел к своей Золушке.

— Это пугающе.

— Что?

— Насчет Золушки. На мне был фартук, волосы затянуты платком. Я подметала…

— А…

— Он остановился, увидев, что дом выставлен на продажу. И тогда сказал: «Люси Форестер…» — Она пожала плечами. — Я была ошеломлена тем, что он знал мое имя.

Хан встал и вышел под предлогом, что ему надо налить воды.

Со стороны все выглядит очень просто, рассуждал он. Ей досталась недвижимость, и она была одна, никого рядом. Легкая добыча для мужчины. Если учесть, что сгоревший «4x4» пропал, и то, что в «Бухейра-Турс» отрицают кражу машины, возможно, ее исчезновение ему на руку. Возможно, Люси в опасности.

Нет, он не позволит Люси покинуть его дом, пока не поговорит с этим человеком и не даст ему понять, что она под его личной защитой. Что если что-то с ней случится, то он попадет за решетку, и не в комфортабельной европейской тюрьме, а будет брошен в темную клетку одной из крепостей на вершине горы, куда никто не сможет попасть, чтобы навестить его.

Ханиф постарался изобразить на лице улыбку, когда вернулся и протянул Люси стакан с водой.

— Значит, стоишь ты, Золушка, напротив Прекрасного принца, готового увезти тебя на железном коне. И что случилось дальше?

— Никакой драмы. Он сказал, что слышал о моем горе, что ему очень жаль… Что он сожалеет о том, что мне пришлось отказаться от университета.

Люси сделала жест, который говорил лучше слов, как ей было тяжело.

— Я спросила его, чем он занимается. Стив ответил, что получил работу в офшорном банке в Рамал-Хамра, но увидел большой потенциал в туризме. Он намерен не просто заниматься стандартными поездками в дюны, а организовывать поездки в пустыню на несколько дней, разбивать лагеря в оазисах, планировать археологические раскопки. Как только он обосновался в столице, то открыл «Бухейра-Турс».

— Захир всегда мне говорил о растущих возможностях туризма… А почему твой муж так интересовался недвижимостью, если был занят здесь туристическим бизнесом?

— Цены на недвижимость неимоверно выросли, и он думал, что это хорошее вложение. Ну и будет где жить при наездах в Англию. Стив хотел найти дом поблизости от родительского, чтобы его мать могла присматривать за ним.

— Он сделал предложение? Купли-продажи, я имею в виду.

— Ну, нет. Он присматривался в округе к тому, что выставлено на продажу. Как только он сказал, какой ищет дом, я поняла, что мой не подходит. Ему требовался ремонт, а Стив хотел что-нибудь современное и уже готовое. Он уже с порога спросил, пойду ли я с ним поужинать. — На ее лице появилась рассеянная улыбка. — И нет, он не был на «харлее», а за рулем старого «форда» его матери. Так вышло, что все его знакомые разъехались и я была единственной, кто мог спасти его от скучного вечера в компании матери и телевизора.

— Хорошо прошел вечер?

— Не помню. Мы в основном говорили о Рамал-Хамра. Стив рассказывал об этом месте как о сказке. Убеждал меня приехать и посмотреть самой, как только продам дом. Не думаю, что он говорил всерьез.

— Почему нет?

— Ну, люди просто так говорят, правильно? Я сказала ему, что звучит очень заманчиво и что подумаю об этом. Потом он проводил меня до дома, поблагодарил за замечательный вечер и уехал. Я даже не надеялась увидеть его снова.

— И когда он опять появился?

— Я только успела подняться наверх, когда он позвонил и спросил, хочу ли я провести с ним следующий день, помочь с поисками дома. — Она опустила глаза, как будто стыдилась. — Все казалось таким простым и естественным. Я никогда не ходила на свидания, не знала, как вести себя, что ожидает от меня мужчина. Но Стив никогда не делал ничего такого, чтобы я почувствовала себя неудобно. Он был совсем не таким, в школе. — Она смущенно посмотрела на Хана. — Но такой же красивый, на него все так же оборачивались на улице.

— Никогда не доверяй мужчине… — начал Ханиф, но тут же остановился.

— Никогда не доверяй мужчине, который не хочет залезть тебе в трусики, — закончила она фразу с улыбкой. — Потому что если мужчина не хочет секса, то надо понять, чего он хочет.

— Извини. Мне не стоило…

— Все в порядке, Хан.

— Как скоро он сделал тебе предложение?

— Скоро, он сказал…

Люси было неприятно вспоминать ту сладкую ложь, что Стив наговорил. Она махнула рукой, не желая повторять ее.

Хан понял ее настроение, и не успела она опомниться, как ее голова уже была на его плече, а щека лежала в мягких складках одежды.

— Мне не стоило спрашивать. Это не имеет никакого значения.

— Он был таким милым. — Люси подняла голову и посмотрела на него. — Сказал, что мне надо снять дом с продажи, что когда он вернется из Рамал-Хамра, то мы вместе его отремонтируем. А потом я смогу продать его по той цене, которой он действительно достоин.

— Друг познается в беде…

— Впервые в жизни я подумала, что кто-то обо мне на самом деле заботится. У меня не было ни специальности, ни работы, ни денег. До этого мы с бабулей жили на ее пенсию и мое пособие по уходу за больным, а после ее смерти у меня не осталось источника доходов.

Люси не стала упоминать, что пенсия бабушки была гораздо больше, чем она предполагала. Это выяснилось после ее смерти, когда Люси разбирала старые бумаги. Тогда же она узнала, что большая часть денег поступала на счет церкви.

— У меня остался только дом. Мне было почти двадцать восемь лет, и я еще не работала. На той работе, которую я могла найти, платили гроши. Я ничего не могла себе позволить, не хватало даже на повседневные расходы… И тогда Стив сделал мне предложение. Сказал, что будет заботиться обо мне… Потом принес какие-то бланки из банка, кредитные карты, поменял в них адрес на мой, добавил мое имя в счета. Все это даже не дождавшись свадьбы.

Люси старательно отводила от него глаза. Ханиф ласково погладил ее по щеке и повернул ее лицо к себе.

— Он брал деньги в долг?

— Да… — она грустно улыбнулась, — ты же знаешь, как банки любят давать кредиты.

— А счет был не на его имя, а на твое.

— Видишь? Ты сразу все понял. Почему же я была такой глупой?

— Потому что тебе даже в голову не могло прийти, что он может так поступить.

— Довольно-таки наивно, не думаешь? Ведь это был Стив Мэйсон. Он на меня дважды и смотреть не стал бы.

— В ванной установили новое зеркало. Может, тебе стоит посмотреться в него?

— Ой, пожалуйста… — Чтобы он не думал, что она полная дура, Люси добавила: — Я ведь прочитала все бланки, которые он принес мне на подпись. Даже то, что было написано мелким шрифтом. Там все было в порядке. Я думаю, что все дело в тех бумагах, что Стив положил вниз: он сказал, что это всего лишь копии, которые мне тоже надо подписать.

— Если он работал в банке, то знал все ходы, чтобы обмануть тебя. Это все?

Как бы она хотела, чтобы это было так.

— Он сделал меня партнером в «Бухейра-Турс» в качестве свадебного подарка. Думаю, что те бумаги, которые я подписала в четырех экземплярах, были фальшивыми. По крайней мере какие-то из них. Гарантией залога был дом.

— Теперь я понимаю, почему ты так гнала по пустыне.

Глава седьмая

Ханифу не верилось, что Люси могла позволить этому человеку уйти, обокрав ее.

Она дрожала от воспоминаний, а он обнимал ее, желая согреть своим телом.

Он чувствовал ответственность за нее. Но теперь это было чем-то большим, более глубоким чувством, чем забота о человеке, который попал в беду. С того момента, как увидел Люси, он принял ее ситуацию близко к сердцу.

Ханиф спас ей жизнь и теперь хотел… спасти ей жизнь.

— Тебе надо посоветоваться с адвокатом, прежде чем что-либо предпринимать, Люси, — сказал он как можно более деловым тоном, в то же время не выпуская ее из своих рук.

— Никто ничего не может сделать.

— Всегда есть выход, — сказал он, скорее себе, чем ей.

— Я разговаривала со страховыми компаниями, объяснила ситуацию. Документы настоящие. Что сказать? Они сделали все правильно, Хан. Это я должна была читать, что подписываю.

— Ты доверяла ему. А он этим воспользовался. А что насчет залога? Ты ничего об этом не знала? Он обманом заставил тебя подписать бумаги. Я не адвокат, но все это похоже на мошенничество.

— Они объяснили все четко. Это мой дом, а он…

— Твой муж, — закончил Хан за нее. Он хотел и себе напомнить об этом.

— Поэтому он на мне и женился. — Люси проняла дрожь. — Человек должен платить за свои ошибки, Хан.

Ханиф знал, что она права. А некоторые долги не вернуть деньгами.

Люси, вдруг спохватившись, разжала его руки, высвобождаясь из крепких объятий.

— Извини, — сказала она осторожно. — Я не хотела нагружать тебя своими проблемами. — За ее улыбкой скрывалось все то, что она чувствовала: гнев, абсолютная беспомощность, недоверие. — Тебе не стоило настаивать на том, чтобы я оставила одежду себе, тогда не пришлось бы выслушивать все это.

Ему было трудно отпустить ее, труднее, чем он себе это представлял. Не стоило вообще прижимать ее к себе.

— Возьму себе на заметку. — Он запомнит, что несогласие с ее желаниями привело к тому, что она открылась ему. Заставило ее заговорить.

— Так ты отправишь одежду обратно?

— Если ты настаиваешь, — сказал он, вставая для того, чтобы помочь ей подняться. Но она предпочла обойтись своими силами — поднялась, облокотившись на ручку дивана. — Я, конечно же, должен поступать так, как ты скажешь.

— Спасибо.

Хан подал ей костыли и, прежде чем она вышла, сказал:

— Существует только одна маленькая проблема.

Люси внимательно посмотрела на него. Судя по выражению лица, она не ожидала услышать ничего хорошего. И, возможно, была права, но он не мог попросить Захира или его сестру поменять эти вещи на одежду из универмага.

— Если я верну эту одежду, что ты будешь носить?

Ей нечего было ответить.

— Я… — Она посмотрела на него через плечо. — Если ты сможешь поменять ее на что-нибудь, соответствующее моему финансовому состоянию, я буду очень благодарна.

— Конечно, я понимаю. Это тебя задержит здесь. Мне надо будет найти человека, который сделает это для меня. Если сестра Захира с удовольствием гуляла по любимым дизайнерским магазинам, то вряд ли придет в восторг от идеи вернуть все и купить другую одежду в универмаге.

— Я не совсем беспомощна. Отвези меня в Румала, и я сама все куплю.

— Конечно. Как хочешь. Но чтобы поехать, тебе надо что-то надеть. — Ханиф позволил себе окинуть взглядом ее фигуру и заметил, как напряглись ее плечи. — Если, конечно, ты не собираешься устроить столпотворение на улице.

Ей нечего было возразить.

— Это означает, что придется ждать еще день или два, — продолжал он. — Ну, конечно, еще один полет на вертолете. Твоя страховая компания покроет расходы на это, так ведь? Ты же скажешь им? — И не дожидаясь ответа, ведь вопрос был риторическим, заключил: — На это время тебе понадобится что-нибудь из одежды.

В ее взгляде читался протест, но опущенные плечи выдавали поражение.

— У тебя в комнате есть дверь в гардеробную. — Он пытался сохранять спокойствие. — Hyp была ниже тебя и не такая стройная, но я уверен, что ты подберешь себе что-нибудь из ее вещей. Возьми, что нужно.

— Ты ведь не всерьез. — Не в силах больше смотреть через плечо, она аккуратно повернулась на костылях и оказалась лицом к лицу с Ханифом. — Ты ведь просто так говоришь.

Так и было. Он знал, что она не станет надевать платья Hyp — не потому, что брезгует чужой одеждой, ведь она всю жизнь одевалась в магазине благотворительности, а потому, что это лишний раз будет напоминать ему о потере.

Но Ханиф не хотел разуверять ее.

— А если и так, то ты не понимаешь, к чему я клоню.

— Понимаю. Я и так села тебе на шею, и ничего, кроме неприятностей, не доставляю, мне пора взяться за ум. Прилипла как банный лист к заднице.

— Я вижу, ты улавливаешь саму суть. Я бы не стал комментировать фразу насчет твоей м… задницы.

— Ты неправильно понял. Это выражение относится к твоей м… заднице, — засмеялась она, не выдержав комичности ситуации.

— Да… Английский язык не такой уж и простой. Боюсь, я попал впросак.

— Так и есть. — Люси посмеялась, и внезапно ее лицо стало серьезным. — Я вижу, у меня нет выбора.

— Выбор всегда есть, Люси. Но верь мне, то удовольствие, которое ты доставила сегодня малышке, — торжественно сказал он, — вполне покрывает расходы на эту одежду.

Пораженная, Люси разрывалась между гневом и смехом. Она вернулась в свою комнату и села среди кипы блестящих пакетов. Она трогала ткани и не могла поверить, что видела перед собой то, о чем могла только мечтать в подростковом возрасте. Она примерила блузку и расчувствовалась.

— Люси? — голос Амейры вернул ее в реальность.

Девочка стояла в проеме двери, ее лицо выглядело напуганным.

— Привет, дорогая, — сказала Люси, сдерживая набегающие слезы. — Не хочешь помочь мне распаковать это?

Амейре дважды объяснять не надо было, она с большим энтузиазмом стала нырять в коробки и доставать вещи одна красивее другой. Они вдвоем громко восхищались ими, брызгали друг на друга духами и смеялись. И прекрасно обходились без слов.

— Что мне надеть? — спросила Люси, дублируя вопрос жестами. — Что бы ты надела?

Амейра тут же вытащила темно-красную тунику, расшитую бисером, и приложила к себе.

— Хороший выбор! — воскликнула Люси и захлопала в ладоши. Наряд был обворожительным, интересного кроя и довольно-таки экзотическим. Возможно, девочке всего три года, но у нее уже есть вкус. — Ну, ты готова, — засмеялась Люси, глядя, как она, подбирая края туники, пытается изобразить походку модели.

Примерив несколько вариантов, она остановилась на сером платье, вышитом бусинами по горловине и манжетам. Оно был не совсем простым и в то же время не противоречило англосаксонской склонности сливаться с окружающей средой.

Амейра скорчила рожицу, давая ей понять, что не совсем довольна выбором, и принялась подбирать шарфик, чтобы хоть как-то оживить цвет. А Люси в это время стала рассматривать сексуальное нижнее белье, Для женщины, которая всю свою жизнь носила удобное хлопчатобумажное однотонное белье, эти вещицы были открытием. Но она сразу поняла, что для каждого наряда куплен соответствующий по цвету комплект. Поэтому тут же выбрала серый шелковый.

Горя желанием принять душ и нарядиться, Люси оправила Амейру к няне и, собравшись с духом, взглянула на себя в зеркало.

Синяки на самом деле были ужасающими, но опухоль спала и оба глаза выглядели одинаково. Так что все оказалось не так страшно, как она себе представляла.

Хан зашел в свой кабинет и, открыв ящик письменного стола, достал фотографию Hyp, которую давно туда убрал. В ее глазах было столько любви….

Он поставил фотографию на стол, чтобы видеть ее каждый раз, когда работает, и прикоснулся к ее лицу, как делал это уже тысячу раз… Он как будто пытался вернуть ее, удержать в этом мире.

— Я сделал все, чтобы она осталась жива, — сказал он, краем глаза заметив, что Люси стоит у открытой двери. Эта женщина уже занимала пространство его дома, его мысли, все то, что принадлежало Hyp. — Она хотела вернуться из больницы домой, провести больше времени с ребенком. Умереть в мире и покое, — сказал Ханиф запинающимся голосом. — Я не мог этого позволить, и, слушаясь меня, она провела последние свои дни в больнице, получая лечение, которое уже не помогало. Только причиняло ей боль.

Люси поставила костыли к двери, взяла фотографию со стола и внимательно посмотрела на нее.

— Она была очень красивой.

— Это Hyp разбила зеркало. В ванной. Она бросила в него бутылку с ароматическим маслом. Думала, что становится некрасивой.

— Как она могла так думать? Ей стоило только посмотреть в твои глаза, чтобы убедиться в обратном, увидеть, как сильно ты ее любишь.

Его лицо помрачнело.

— Я заметила, как меняются твои глаза, когда ты говоришь о ней, Хан. Может все измениться, но не любовь.

— Правда? Если бы я любил ее, то позволил бы умереть так, как она хотела: дома, с ребенком на руках. — Он никогда еще не признавался в своей вине вслух. И не знал, почему делает это сейчас. После случая с Люси, внутри в нем все перевернулось, перемешалось. — Как я могу себя за это простить?

— Ты человек, Хан. Ты не хотел потерять ее. И она это знала.

— Быть человеком — это оправдание?

— Она разбила зеркало, потому что ее отображение было напоминанием того, что она никогда не увидит, как ее девочка станет взрослой женщиной, будет иметь своих детей. Что она никогда не постареет рядом с тобой, в этом саду.

— Я принесу тебе блокнот и ручку, как ты просила, — сухо сказал он, давая ей понять, что разговор окончен. — Я также не знаю, кто из сестер помогал Захиру.

Ругая себя за то, что позволила себе лишнего, Люси ушла.

Хан смотрел, как ловко она ковыляла, опираясь на костыли. Он уже хотел позвать ее, но не решился.

Он должен немного отдалиться от нее. Нет, ему надо совсем отдалиться от нее.

Думая об этом, он позвонил Фатие и сказал, что Люси проведет вечер с ней и с ней же поужинает. Затем позвонил Захиру, чтобы узнать, кто из сестер ему помогал, и написал на конверте имя, чтобы оставить его Люси, перед тем как уйти в охотничий домик на ужин с мужчинами, где они не будут говорить исключительно о лошадях, соколах и выносливости верблюдов.

Однако комната Люси была пуста. Несомненно, она воспользовалась великолепным вечером для того, чтобы погулять в саду. И хорошо.

Он подошел к письменному столу, чтобы оставить на нем конверт, и увидел книгу со стихами, которую дал ей в саду. Ханифу стало любопытно, какое стихотворение заинтересовало ее.

Вдруг из книги выпал лист бумаги. Сложенный вдвое, он развернулся на полу, и Ханиф увидел детский рисунок, на котором были изображены три человека.

Семья. Отец, мать и ребенок.

И хотя Амейра не уделила много внимания деталям, было и так понятно, кого она нарисовала.

Когда он поднял голову, Люси стояла в дверном проеме, держа за руку юную художницу.

Ханифа охватило волнение, он представил, какой была бы его жизнь, если бы Hyp осталась в живых. Ведь она так и не успела обнять своего ребенка.

А девочка нуждалась в тепле, в том, чтобы кто-нибудь обнимал ее и любил.

Глава восьмая

— Хан…

Люси вздрогнула, когда он смял лист бумаги и бросил его в угол, и инстинктивно закрыла рукой Амейру, которая пыталась спрятаться в складках ее платья.

— Хан, это ничего не значит. Она всего лишь маленькая девочка. Она же не понимает.

— Но ты-то понимаешь. Ты сидела и смотрела, вдохновляла ее… — Он направился к выходу, но Люси не двигалась. — Дай пройти, Люси.

— Куда ты? — потребовала она ответа.

Потребовала!

— Никуда, в пустыню. Туда, где пусто так же, как и внутри меня. Туда, где воздух ничем не пахнет. Где ничего не меняется. Где нет никаких воспоминаний.

— Твои воспоминания всегда с тобой! — крикнула она ему вслед. — Они — это ты и есть.

Но он уже ушел.

Люси вздохнула, сожалея, что он не хочет ее слушать. Но ему было больно, и, хоть и не намеренно, она была причиной этой боли.

Она встала на колени перед Амейрой и прижала ее к себе.

— Все будет хорошо, дорогая, — сказала она мягко. — Твой папа любит тебя. Просто не может себе позволить показать это, потому что ему очень больно. Но однажды он придет и возьмет тебя за руку. И обнимет тебя так крепко, что тебе захочется умереть от счастья.

Люси продолжала говорить, пока не засомневалась, кому она это говорит: Амейре или той брошенной девочке, которой когда-то была сама.

Ханиф не возвращался несколько дней.

Люси успокаивала себя тем, что рано или поздно он вернется и она уедет домой. А пока ей надо сделать все возможное, чтобы разобраться со своими финансовыми проблемами. Она уже сообщила адвокату, который занимался ее наследством, что желает как можно скорее развестись.

Теперь все, что ей сейчас оставалось, — искать работу. Синяки под глазами и расцарапанное лицо вряд ли помогут ей в этом, так что остается последовать совету Ханифа — отдыхать, приводить себя в порядок.

Люси расслаблялась, проводя много времени в саду. Читала книги из библиотеки Ханифа. А также написала письма Джамиле и Дире. Джамиля позвонила ей и пригласила остановиться у нее в Румале. Она была такой дружелюбной, что Люси отважилась попросить ее не только о новом диске с арабским, но и о книгах и игрушках для Амейры.

Трехколесный велосипед оказался самым лучшим развлечением для девочки. А книги и паззлы занимали ее тихими вечерами. Зато цветные фломастеры и карандаши оставили ее равнодушной, она не хотела рисовать ничем, кроме как мелками, подаренными ей Ханифом.

То, что эта девочка не просто трехлетний ребенок, а принцесса, Люси осознала, когда увидела двух сиамских котят, которых ей прислали в подарок. Девочка его не оценила, зато Люси нравилось, как они мурлыкают у ее ног, когда она занимается арабским. Котята ходили за ней везде, даже в саду, где она часто гуляла с Фатией и слушала ее рассказы о маленьком Ханифе, о том, каким он был бесстрашным и озорным. Таким же, как и Амейра.

Люси и Фатия сидели в летнем домике, присматривая за Амейрой, которая гонялась за бабочками около бассейна. Размышляя о своей жизни и о судьбе Ханифа, она не успела остановить Амейру, которая, засмотревшись на стрекозу, упала в бассейн с лилиями.

— Амейра! — выкрикнула она и, прежде чем Фатия встала с места, уже была в воде, держа девчушку за подол платья.

— Вот непослушная! Ты специально это сделала? — Затем, уже успокоившись, она добавила: — Посмотри на свое платье! Если ты ведешь себя как мальчишка, то и носи шорты да майки.

Амейра, не понимая, о чем та говорит, тем не менее поняла смысл слов и, хихикая, вывернулась из ее рук.

Люси, которая по колено стояла в воде, поняла, что, действуя по инерции, даже не почувствовала боли в лодыжке. Но держаться ей было не за что и ее обе ноги засасывало в ил на дне бассейна.

Все, что случилось потом, казалось, происходило как в замедленном кино. Как будто с кем-то другим. Она резко почувствовала боль и закричала, поджимая ногу. А через мгновение уже была в воде с головой.

Боль, холодная вода, грязь… Только кричала на этот раз не она, а Амейра, которая схватила ее за шею и повторяла снова и снова:

— Извини, извини, извини…

— Успокойся, все в порядке, — сказала Фатия, бросившаяся на помощь уже обеим.

Но не она, а Ханиф вытащил их из воды. Он был в темной и пыльной одежде, голова обмотана платком — похоже, прибежал на их крик из конюшни.

Дыши, говорила она себе, дыши…

Она знала, как надо вести себя в такой ситуации: не надо паниковать, а дышать надо ровно. Но почему-то эта теория не работала, и на какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание.

— Не двигайся, — сказал он, подхватывая Люси на руки и опуская на ровную кромку бассейна. Его голос был спокойным и ласковым. И она уже не боялась. — Даже не думай двигаться.

Затем начала что-то громко и рассерженно говорить Фатия. Люси только и уловила:

— Возьми Амейру!

Хан выпрямился и взял у нее малышку. Он держал ее грубо, на вытянутых руках.

Нет! Нет, прижми ее ближе, к сердцу! Как будто услышав ее, он медленно притянул ребенка к себе и положил маленькую головку на плечо. Заботливо поддерживая Амейру рукой, он направился к Люси. Но Фатия что-то ему сказала и сама подошла помочь ей.

Ханиф что-то бормотал, то ли девочке, то ли няне. Люси глубоко вздохнула и повернулась к ним, про себя радуясь маленькой победе.

— Это становится твоей постоянной работой — спасать меня.

— Я разве жалуюсь? — Прежде чем она могла ответить, он передал малышку няне и снова поднял ее на руки, так же легко, как и Амейру. — Пустяки. Впрочем, это ты спасаешь меня.

Вскоре она поняла, что Ханиф несет ее в летний домик.

— Хан, нет! Я вся мокрая и грязная, а там ковры…

Не обратив ни малейшего внимания на ее слова, он положил Люси на диван, подпер подушками, чтобы ей было удобно, и расстегнул шину на ее ноге. Затем снял размокшие сандалии со ступней, развернул свой головной платок и вытер им грязь с ее ног.

Только после этого он присел рядом с ней и посмотрел ей в глаза. Даже не видя четко его лица, Люси могла сказать, что выглядел он плохо. Как будто не спал и не ел несколько дней.

Это она виновата, подумала Люси, это ее вина… И непроизвольно, жестом сожаления протянула к нему руку.

Он поймал ее руку, прежде чем она коснулась его лица.

Ослабив хватку на запястье, он скользнул ладонью по ее руке, пока не дотронулся до волос. Люси затаила дыхание. Он вынул шпильку, которая держала ее волосы, и положил руку ей на затылок.

Момент растянулся на вечность, как только он прикоснулся губами к ее губам. Люси почувствовала, как что-то внутри нее растворяется, тает.

По мере того как он целовал ее, боль отступала все дальше и дальше. Их желания совпадали, сердца бешено колотились. Не понимая, что с ней происходит, Люси приподнялась и крепко прижалась к его груди. Желание чувствовать его жар, его силу было непреодолимым.

Хан обнял ее за талию, поднял и страстно прижал к себе. На этот раз поцелуй был не столько нежным, сколько требовательным и ненасытным. В этот момент для Люси на земле ничего не существовало, кроме желания близости с Ханифом.

Люси впервые почувствовала ту силу, что заставляет мужчин и женщин пересекать океаны навстречу друг другу, завоевывать друг друга, отдавать друг другу свои жизни. Но вдруг все закончилось. Он отстранился от нее, как бы стыдясь произошедшего. Люси снова потянулась к его губам, но он остановил ее.

— Ты в порядке, Люси?

— В п-порядке?

— Мы не можем выбирать наши воспоминания. Не можем стереть их, как файлы из компьютера, не важно, сколь сильно этого желаем. Они делают нас такими, какие мы есть.

До нее не сразу дошел смысл его слов. Память нельзя стереть. И затем, как будто у нее в голове наступило просветление, она поняла, что он имел в виду, говоря «ты спасаешь меня». Он надеялся, что близость с ней каким-то чудом перечеркнет его воспоминания. Спасет его.

Боль, пронзившая ее тело, казалась спасением. До этого момента Люси не понимала, что чувствует к Ханифу. Откуда ей было знать? Она ничего не смыслила в любви, в нежности, в страсти.

Это может быть и не любовь — откуда ей знать? — но что-то удивительно настоящее. Она чувствовала это всем телом. И эта боль была гораздо сильнее, чем боль в лодыжке. Чем та боль, что ей причинил Стив. Он украл у нее деньги, но это было ничто. Он никоим образом не изменил ее жизнь.

— В-воспоминания… — она пыталась говорить спокойным голосом. — Воспоминания делают нас такими, какие мы есть, Хан. Нам не сбежать от прошлого. Но мы можем использовать его для того, чтобы сделать будущее лучше. — Она собрала всю силу воли, что у нее была, и нежно поцеловала его в лоб, прежде чем оттолкнуть от себя. Какой-то момент он продолжал держать ее и смотреть ей в глаза. Затем, как будто опомнившись, отпрянул, встал и отошел от Люси. Ему надо было вернуть самообладание.

— Извини, — сказал он, поворачиваясь. — Я не знаю, что сказать. Нет слов…

— Пожалуйста, не надо. Я понимаю…

— Я сейчас же сделаю все необходимое, чтобы перевезти тебя к моей матери…

— Нет, спасибо, Хан. Мне не нужна твоя протекция. Но я бы предпочла остаться здесь, где прохладней, пока Захир не разберется с моими документами. — Она непринужденно, как принцесса, откинулась на шелковые подушки. — Он ведь этим занимается, не так ли?

Воздух был теплым, пах лавандой и розами. В другом мире он бы лежал в саду с этой женщиной, они занимались бы любовью при полной луне, читали стихи, наслаждались бы плодами фруктовых деревьев… снова и снова этот сад становился бы местом обещаний.

Он никогда ни о чем таком не мечтал.

Но в этом мире Люси Форестер принадлежала другому мужчине.

Он ускакал в глубь пустыни, уверенный в том, что убегает от воспоминаний о Hyp. Один, и только звезды были его компанией. И вдруг обнаружил, что беспрерывно думает о Люси.

И как быстро бы он ни скакал, она была рядом с ним. Во сне она его тоже не оставляла, и он просыпался объятый желанием, впервые думая о живой женщине с тех пор, как мир разлетится вдребезги.

Он вернулся, полный уверенности сделать то, что собирался с самого начала: перевезти ее к матери или попросить Джамилю позаботиться о ней, пока Захир не организует все для ее отъезда.

Но он привез ее сюда не только ради нее, но и ради себя. Чтобы, помогая ей, забыть о своей боли.

Как можно сейчас отправить ее из-за того, что она занимает все его мысли? Его разум не заслужил отдыха.

— Я уверен, что Захир делает все возможное. — Хоть он так и сказал, но не совсем был в этом уверен. Ханиф не говорил с Захиром с тех пор, как тот уехал в Рамалу.

— Не передашь мне костыли? — Люси села на диване, пытаясь не думать о дрожащей от боли ноге. — Этот бассейн с лилиями очень красивый, но грязь… Мне надо вымыться.

— Твои сандалии никуда не годятся. Я привезу кресло.

— Хорошо, только я сама до него доберусь, — сказала Люси, надевая мокрую и грязную сандалию на здоровую ногу. Опираясь на ручку дивана, она встала и тут же потеряла равновесие. В ту же секунду Ханиф подхватил ее.

— Извини, мне не следовало целовать тебя.

— Да, — согласилась она. — Но и мне не стоило отвечать на твой поцелуй. Почему бы нам не забыть о произошедшем? — Люси старалась говорить ровным голосом, но ей это удавалось с трудом.

Она отстранилась от него и отвернулась. А Ханиф пытался представить себе мир, в котором он мог забыть о поцелуе, который на один сладкий момент посулил рай на земле.

Возможно, по закону Люси и принадлежит другому человеку, но целовала она его так, будто он был тем самым мужчиной, которого она ждала всю жизнь.

Люси с трудом смогла отвернуться от него. Она делала вид, что хочет уйти, в то время как ее единственным желанием было обнять его и никогда больше не отпускать. Словно угадав ее мысли, он схватил ее за руку.

— Хан!.. — крикнула она, уронив костыли, и он тут же подхватил ее и поднял на руки. Люси испуганно вцепилась в его плечи.

— Я сделаю все, чтобы забыть о том, что я поцеловал тебя, Люси Форестер. О том, что ты поцеловала меня.

Руки Люси мертвой хваткой цеплялись за его одежду.

— Хорошо, — сказала она, пытаясь дышать ровно и не выдавать своего волнения. — Теперь отпусти меня…

— Но, как ты сказала, наши воспоминания всегда с нами, и благодаря им мы такие, какие есть. Плохие или хорошие, мы должны жить с ними. — Он посмотрел на нее, как будто видел впервые. — Мы должны жить.

— Мне казалось, что ты не слышал моих слов.

— Я старался. Я несся как ветер, но твои слова были быстрее. Я старался оторваться от них, но спрятаться было негде. Твои слова, твое лицо, когда ты хочешь казаться обиженной, но не можешь сдержать улыбку, запах твоей кожи… когда я протирал тебя в больнице…

— Это антисептик… — сказала она, невольно вспоминая тот момент. Его злость, его доброту, его заботу…

— Антисептик, — кивнул он. — Запах бензина. Пыль. Шампунь, которым ты моешь голову. И еще кое-что. Но уже не запах.

Хан поднял трубку телефона и набрал номер сотового Захира. Тот должен был вернуться несколько дней назад. Хан думал, что получит от него какие-нибудь сообщения, но ничего не было.

На телефоне сработала голосовая почта, призывая оставить сообщение. Ханиф уже хотел так и сделать, но его внимание привлек пушистый котенок, который скребся у двери.

Он положил трубку и пошел за ним, вернее за ними — второго он обнаружил за дверью — на балкон, и взял их на руки прежде, чем они пробрались в комнату Люси.

Она лежала с наушниками в ушах и, ничего не замечая, повторяла арабские слова. Хан постоял в дверях, послушал, наслаждаясь ее английским акцентом.

Отпустив одного котенка на пол, он проследил за тем, как тот подбежал к ней и с помощью своих маленьких коготков забрался на кровать.

— Привет, сладенький, — сказала она. — Где же твой братик? — Люси нагнулась, чтобы найти второго котенка, и увидела Ханифа.

Она ахнула от неожиданности и вытащила наушники.

Второй котенок стал извиваться, высвобождаясь из рук Хана, и он отпустил его, чтобы тот присоединился к своему брату.

— Я собиралась тебе сказать о котятах.

— Откуда они?

— Твоя сестра… Она позвонила мне, и я попросила ее прислать кое-какие вещи для Амейры.

— А она…

— Играет с ними? — Люси грустно улыбнулась. — Минут пять поиграла. Затем они захотели спать, она не давала, и в итоге они ее поцарапали.

— Вполне предсказуемо. Что еще она прислала?

— Велосипед, книги, игры, паззлы.

— Я вижу, ты находишь себе занятия. — И затем повторил свой вопрос, зная свою сестру и уже достаточно изучив Люси: — Что еще?

— Почему ты думаешь, что было еще что-то?

— Потому что, Люси Форестер, твое лицо всегда все выдает.

— Нет…

— Это правда. Ты смотришь на меня, и я знаю, о чем ты думаешь. Сегодня, когда тебе было очень больно, единственное, о чем ты могла думать, — об Амейре. Ты умоляла меня, чтобы я покрепче обнял ее.

Она изумленно покачала головой. Ей совсем не хотелось быть настолько открытой для него.

— Это твое собственное сердце тебе подсказывало, Хан. — Она решила поскорее сменить тему. — Пони прибыл сегодня утром в специальной повозке, вместе со всей экипировкой и шлемом. — Он ничего не ответил. — Извини…

— Не надо. Ты и понятия не имела, какому чертенку дала волю. Но скажи мне, почему Амейра гоняется за стрекозами вместо того, чтобы кататься на этом пухленьком пони, доводя Фатию до приступа?

— Я сказала ей, что пони устал от поездки. Что он приехал с далекого острова. Я думаю, что пони еще не готов к встрече с твоей дочерью…

Ханиф засмеялся. Так громко, что его смех согрел ей сердце и поднял настроение. Затем он взял ее за руку и сказал: — Не уезжай, Люси.

Глава девятая

— Не уезжай, Люси. Останься.

Хан стоял на коленях перед ней, держа ее за руки. И ей очень хотелось сказать «да», принять все то, что он предлагал.

Он понимал ее с полувзгляда, с полуслова. Была ли это любовь?

Люси смотрела ему в глаза, они как будто хотели убедить ее, что это так. Она не могла от них оторваться, их глубина манила, зачаровывала.

Котята вернули ее в реальность, вцепившись когтями в спину. Они забрались ей на плечи и, скатившись вниз, удобно устроились на животе.

— Ай, не надо! — сказала она смущенно.

Хан понял, что она воспользовалась ситуацией для того, чтобы уйти от ответа.

Прежде чем она еще что-то сказала, он поднес палец к своим губам и, отойдя назад, положил руку на сердце и слегка поклонился ей. Через секунду его уже не было в комнате.

Она права. Несмотря ни на что, думал Хан, Люси принадлежит другому, и, пока не освободится от тех уз, не может отдать себя ему.

Пусть он и жалеет об этом, но должен отдать ей должное, она честна с ним. И ему стоит поступить так же. Найти ее мужа.

Хан позвонил Захиру снова и на этот раз оставил сообщение.

— Найди Мэйсона. Привези его ко мне.

Ханиф не желал идти в охотничий домик и не мог оставаться в павильоне, но ему надо было отвлечься от своих чувств, которые поглощали его. Поэтому он решил пойти в конюшню, чтобы понять масштабы катастрофы, вызванной безумными идеями его сестры. Он совершил ошибку.

Амейра была там. Она чистила и так уже блестевшего пони под присмотром одного из конюхов. Беззвучным жестом Хан отправил его на улицу и занял его место. Девочка была так поглощена своим занятием, что-то шептала своему новому другу, что даже не заметила присутствия отца.

Она была так похожа на мать, что ему было больно смотреть на нее. Ее жесты, наклон головы, волосы, слегка вьющиеся на кончиках…

Амейра хотела расчесать пони челку, но не смогла дотянуться до нее. Она повернулась за помощью к конюху и замерла, увидев Ханифа.

Он не мог вымолвить ни слова, не знал, что сказать, но тут пони, фыркнув, слегка толкнул ребенка. Отец тут же подхватил ее и поднял на руки. Затем поднес ее к пони, чтобы она причесала его.

— Завтра, — сказал он, — завтра я научу тебя ездить верхом.

— Люси, Люси!

Было раннее утро, солнце едва показалось из-за гор, но она уже была одета в длинную льняную юбку и блузку с длинными рукавами.

Сегодня Люси покидала Рауда Аль-Аруса. Ей трудно это сделать, думала она, но еще труднее будет остаться.

Амейра не обратила никакого внимания на то, что дверь закрыта. Она ворвалась, одетая в обтягивающие брючки, белую рубашку, высокие сапожки и жесткую шляпу.

— Приди посмотри на меня, — умоляла она, ее глаза святились от счастья. — Я буду кататься на Лунном Свете! — Амейра так волновалась, что говорила на смеси арабского и английского. Но Люси поняла ее без проблем. Затем девочка простонала, как будто чувствуя, что она сомневается: — Пожа-а-а-а-алуйста!

Как можно отказаться? К тому же это единственное место, где она точно не встретит Ханифа.

Люси последовала за Амейрой, уже более уверенно передвигаясь на костылях. Она была готова увидеть немаленькую конюшню. Но то, что увидела, просто потрясло ее. Там были стойла по крайней мере для дюжины лошадей.

— Сюда!

Люси улыбалась, несмотря на бессонную ночь и ноющее сердце. Амейра буквально тащила ее к стойлу Лунного Света. Он уже был оседлан. Конюх присел, чтобы подтянуть подпругу. Он поднялся, и тут Люси поняла, что это вовсе не конюх. Ханиф улыбнулся, увидев гостью.

— Если я скажу, что могу сейчас прочесть твои мысли, ты мне поверишь, Люси Форестер?

— В этот момент я и сама не знаю, что думаю.

— Тогда я тебе скажу…

— Нет! — На глазах Люси появились слезы. Слезы радости и в то же время печали. — Я не хочу быть виноватой в том, что мы задерживаем это событие. — Она повернулась к Амейре. — Твоя дочь умрет от нетерпения, если мы проговорим здесь еще хотя бы минуту.

— У нас это общее.

Прежде чем Люси что-то ответила, Хан повернулся к дочери и посадил ее на пони. Он показал ей, как держать поводья, но вскоре она стала отвлекаться, и Хан вывел ее на лошади из стойла и провел вокруг поля, чтобы все увидели, как величественно она смотрится в седле. И они вместе повели пони прогуляться по тенистой аллее.

Люси не пошла с ними, решив, что они должны побыть вместе. Она повернулась, чтобы уйти, и столкнулась лицом к лицу с Фатией.

— Ты сегодня уезжаешь, Люси?

— Я должна.

— Ханиф будет скучать по тебе.

— У него есть дочь. Через несколько недель он будет жить полноценной жизнью.

Женщина взяла ее руку и погладила — то ли в знак симпатии, то ли в знак благодарности.

— Иди в летний домик, Люси. Я скажу, чтобы он пришел и попрощался с тобой.

Легкий бриз обдувал летний домик. Слуга принес кофе и свежеиспеченные круассаны, а также тарелку свежих фиников.

Вскоре Ханиф присоединился к ней, и она налила ему кофе и передала чашку. Он взял ее и схватил Люси за пальцы, чтобы та не сбежала.

— Итак, Люси, ты решила нас покинуть?

— Это ты в моих мыслях прочитал?

— И не только это.

Нет. Она сгорела бы от стыда, если бы он прочитал лишь часть ее мыслей.

— Я тебе больше не нужна, Ханиф.

— А ты оставалась ради меня? — спросил он с улыбкой.

— Я хотела уехать несколько дней назад, — напомнила она.

Люси провела долгую бессонную ночь, обдумывая, что сказать ему.

— Мне надо ехать, Ханиф. Но есть вещи, о которых я хочу попросить, прежде чем уеду.

Он отпустил ее руку и поставил чашку на стол.

— Только не проси за того мужчину, за которого ты вышла замуж.

— Нет! Это не о нем. Стив живет с женщиной в Румала. Дженни Сандерсон. Она работает офис-менеджером в «Бухейра-Турс». У них скоро будет ребенок.

Люси старалась говорить ровно и не показывать, как сильно ее это задевает. Она вспоминала, как зашла в офис, представилась его женой, сказала, что ищет его…

Хан тихо выругался.

— Как давно он женился на тебе, Люси? Несколько недель назад? И сколько месяцев эта женщина носит его ребенка?

— Ему, должно быть, срочно нужны были деньги, Хан. Но она и ее ребенок не виноваты.

Не похоже было, что Ханиф соглашался с ней. Но тем не менее он сказал:

— Что ты хочешь, чтобы я для нее сделал?

— Ей, возможно, понадобится поддержка, а я не могу ее оказать. Может, деньги, чтобы добраться домой? Я не знаю, стоит ли компания каких-то денег и настоящие ли те акции, которые есть у меня. Но если кто-нибудь их купит, то я отдам деньги ей, чтобы она начала новую жизнь.

— Позволь мне кое-что тебе сказать, Люси. Эта женщина, к которой ты питаешь симпатию, отрицала твое существование. Если бы я не оказался рядом, если бы у тебя закончилось топливо, то, возможно, ты умерла бы. Ты направлялась в лагерь Мэйсона, так ведь?

— Ну да…

— Ты была в нескольких милях от курса, направлялась в абсолютно дикое место. Навигационная система в машине была неисправна.

Похоже, до нее дошли его слова, и она побледнела.

— Откуда тебе это известно?

— Последние несколько дней Захир собирал воедино все, что случилось. Он позвонил мне вчера ночью. Дженни Сандерсон думала, что тебя нет в живых, и, чтобы прикрыть этого мужчину, послала кого-то, чтобы машину забрали и скинули в овраг.

Люси крепко ухватилась за спинку стула.

— Она защищала своего ребенка, Хан. — Эти слова дались Люси с трудом. Женщина пойдет на все…

Она остановилась. Казалось, воздух был накален до предела. Одно неверное слово могло бы вызвать грозу.

— Ты ей все простишь?

— Пожалуйста, Хан…

Он считал, что такая женщина не заслуживает даже того, чтобы о ней думали, но отказать Люси не мог ни в чем.

— Хорошо, Люси. Если ты способна простить, тогда мне тоже следует так поступить. Я прослежу, чтобы она вернулась в Англию в целости и сохранности. — Он внимательно посмотрел на нее. — А как насчет Мэйсона?

— А что насчет него?

— Он твой муж. Ты хочешь вернуться к нему?

Вопрос нельзя было игнорировать. А Хан знал, что она из тех женщин, которые при любых обстоятельствах отвечают за свои слова.

Если бы он не отвернулся, если бы только мог обнять ее, она бы никогда его не покинула.

— Люси… — Она вздрогнула от знакомого голоса и повернулась, чтобы увидеть человека, за которого недавно вышла замуж. Человека, который жестоко обманул не только ее, но и женщину, которая носит его ребенка.

— Боже мой, посмотри на себя! Твое лицо…

Стив протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица, но Хан тут же остановил его. Он едва сдерживал себя, чтобы не повесить его не ближайшем дереве.

— Мои извинения, ваше высочество, — сказал Захир. — Мне сказали, что вы здесь, но я не знал, что вы не один.

Ханиф жестом попросил Захира не беспокоиться по этому поводу.

— Я не слышал вертолета.

— С побережья дует сильный ветер, нам пришлось приехать на машине.

Хан кивнул и повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с гостем.

— У тебя есть что сказать, Стив Мэйсон?

— Ваше высочество… Мне нечего сказать, кроме как произнести тысячу раз спасибо за то, что спасли Люси. За то, что позаботились о ней.

Ханифу было противно от его лжи.

— Не мне, своей жене.

Люси уставилась сначала на Ханифа, который на глазах за несколько секунд превратился в деспота. Затем на Стива, который нес какую-то чушь, пытаясь расположить к себе Ханифа.

Стыдясь его, Люси сказала:

— Оставь извинения. — Она сделала паузу, и Стив хотел этим воспользоваться, чтобы сказать что-то, что должно было растопить ее сердце. Но она остановила его: — Скажи мне, почему ты это сделал.

Люси заметила, как Стив изменился в лице. Он понял, что будет правильнее сказать правду.

— Ты права. Ты заслуживаешь объяснений.

Люси не стала комментировать, чего она заслуживает, а чего нет.

— Я приехал в Англию, чтобы попытаться заработать денег для бизнеса. Мне нужен капитал, но никто не захотел финансировать мой проект. Последней надеждой были родители. Я надеялся, что они отдадут дом под залог. Это перспективный бизнес, Люс…

— Люси, — бросила она, давая ему понять, что он не имеет права фамильярничать с ней. — Меня зовут Люси.

— Люси, — повторил он.

Она повелительно махнула рукой, делая знак, чтобы он продолжал рассказ, что Ханиф нашел довольно-таки забавным и едва скрыл смешок. Ни одна из его сестер не смогла бы держаться более властно и выказывать столько презрения, подумал он.

— Вряд ли кто дал бы тебе кредит. Это не первый бизнес, который ты начинаешь. Так что не старайся, цени наше время. У тебя нет особого права здесь оставаться.

Казалось, Мэйсон сейчас начнет спорить, но он только покачал головой.

— Нет. Даже родители отказали мне. Я шел забронировать обратный билет, когда увидел вывеску о продаже твоего дома. Моя мать упомянула, что твоя бабушка умерла, и я подумал, что она, наверное, оставила дом тебе.

— Я очень удивилась, что ты меня помнил. Мы закончили школу давно.

— Что-то такое в тебе было тогда, Люси. Мы все тебя немного побаивались, если честно.

Хан посмотрел ей в глаза и почувствовал то одиночество маленькой девочки, которое она испытывала долгие годы.

— Но страх был не таким сильным, не так ли? Ты решил прибрать мои деньги к рукам.

— Я собирался отдать их тебе. Ты должна мне верить. Я планировал все вернуть, прежде чем ты заметишь.

— А залог в банке? — вступил в разговор Ханиф, не в силах больше слушать его ложь. — Когда ты собирался вернуть его?

— Я уже собирался сделать первый платеж. Хотел объяснить все, как только сделаю это, — сказал Стив, поворачиваясь к Люси. Он выглядел уверенно, как любой мужчина, который знает, что все, что ему надо сделать, чтобы завоевать доверие, — это улыбнуться. — Движение ликвидности убивает.

— Но не так, как многофункциональная навигационная система в пустыне, — сказал Захир.

— Послушайте, Дженни не знала, что Люси взяла машину. Она оставила ее там, чтобы ее поставили в гараж. Только когда вы позвонили, она поняла, что случилось. Она позвонила мне в расстроенных чувствах. Думала, что Люси погибла.

— И ты сказал ей, чтобы кто-нибудь свалил машину в овраг, чтобы никто ничего и никогда не доказал.

— Нет. Я сам сделал это. Я был в панике.

— Она сказала Захиру, что сама это сделала.

— Дженни хотела защитить меня.

— Тем самым доказала, что является большой дурой, — не выдержал Ханиф.

Люси укоризненно посмотрела на него. Женщина готова на все…

— Я подарил тебе половину компании, Люси. И у нас есть портфель заказов. Захир это подтвердит. Он видел. Все видел. Я делал все, чтобы обосноваться здесь. Мне нужен был лучший транспорт, лучшее оборудование, хороший веб-сайт. Время. Дай мне шанс, и я верну тебе каждый пенни и даже больше.

— Это правда, ваше высочество. Он вложил деньги в хороший бизнес. И, поверьте, желающих купить «Бухейра-Турс» хоть отбавляй.

Хан чувствовал, как восхищенно говорил Захир.

— Хан? — сказала Люси.

Он думал, что это благословение — уметь читать ее мысли. Но не в этот раз. Он видел, что она просила. Снисхождения.

А он не хотел дышать тем же воздухом, что и этот человек, который держался как бизнесмен, хотя самом деле являлся преступником.

— Ты защищаешь его? Когда он предал тебя во всем, в чем может предать мужчина женщину?

— Я не защищаю его. — Она протянула к Хану руку. — Я прошу за девушку, которая любит его и своего нерожденного ребенка.

— Ты просишь меня позволить этому человеку остаться в Рамал-Хамра? Позволить ему загрязнять мою страну своим присутствием?

— Он должен вернуть мне деньги, а без него компания не станет приносить прибыль.

— Должен вернуть тебе деньги? Ты что, правда веришь в это?

— Ну, если мне придется стоять с хлыстом над ним.

— И ты останешься? И будешь работать с ним?

Жить с ним? Никогда.

— Ты готова делить его? — настаивал Ханиф. — Играть роль второй жены? Следить за тем, чтобы он навещал свою подругу не чаще, чем тебя?

Он отвернулся, прежде чем она что-то ответила.

А почему нет? Разве Люси не говорила ему, что женщина готова на все не только ради своего ребенка, но и ради мужчины, которого любит? Ханиф понял, что у него есть еще один шанс, чтобы доказать, что он тоже на многое способен ради женщины, которая вернула ему способность любить, возродила его к жизни. И не важно, какой ценой, но он поможет ей.

— Вообще-то…

Все повернулись к Мэйсону.

— Дело в том, что Дженни… — Его лицо побледнело, и от загара, казалось, ничего не осталось. — Она не моя девушка, Люси. Она моя жена. И я люблю ее. Поэтому сделаю все ради нее. — Стив пожал плечами. — Сделаю все возможное…

Ханиф взглянул на неподвижное лицо Люси и впервые с момента их встречи не мог понять, о чем она думает.

Никто не торопил Мэйсона, но все ждали продолжения.

— Сразу после свадьбы я сказал, что мне необходимо срочно уехать. Это была неправда, Люси. И то, что на самолете больше не было мест, а я с трудом достал себе билет, — тоже. Мой билет был уже давно куплен.

— И что, я должна поблагодарить тебя за это?

— Нет. Дело не в тебе, Люси. Ты замечательная. Любой мужчина был бы горд…

— Но ты слишком любил Дженни, чтобы изменить ей?

Он кивнул.

— Я даже себя несколько удивил. У меня, наверное, есть какие-то принципы…

— Принципы? — усмехнулся Хан. Это, должно быть, просто уловка, чтобы расположить их к себе. — А двоеженство — случайно, это не преступление?

— Не очень серьезное. Максимум — условное наказание.

— Ты все проверил, да? Но мне кажется, что ты слишком оптимистично настроен.

— У него есть жена, Хан. И ребенок скоро родится. Я уже поговорила с адвокатом по поводу развода. Но теперь брак могут просто аннулировать. Это все, что я хочу. — Голос Люси дрожал, но она держалась так, будто все это ее не волнует.

— Развод?

Она пожала плечами.

— Извини, Хан. Тебе придет немаленький счет за телефонные переговоры. А сейчас еще получается, что у меня нет и мужа, которому ты мог бы послать этот счет.

Ее слова, ее вид были мрачными, но глаза… глаза смеялись.

— Мисс Форестер хочет продать свою половину акций «Бухейра-Турс», Захир. И тебе, выпускнику Гарварда, и адвокату нашей туристической индустрии, наверное, будет интересно инвестировать средства в такую перспективную компанию.

— Мне будет очень приятно иметь такого партнера… — оживился Мэйсон.

— Конечно, будет, — сказал Ханиф, обрывая его на полуфразе. — Однако закон Рамал-Хамра не позволяет преступникам получать выгоду от своих преступлений. Твои средства будут конфискованы и проданы, чтобы покрыть кредиты, которых, я уверен, немало.

— Вы собираетесь депортировать меня? — Стив был в ярости.

— Депортировать? Напротив, мы депортируем твою жену. Беременная или нет, она участвовала в этом. Была твоим сообщником…

— Хан, ты обещал!

— …но ты, Мэйсон, останешься в Рамал-Хамра, пока наш суд не решит, что с тобой делать.

— Хан, пожалуйста…

— Не защищай его, Люси. Этот человек украл твои деньги и почти украл твою жизнь. Сейчас он раскаивается, но если я его отпущу вот так, то много ли времени, ты думаешь, у него уйдет, чтобы найти другую беззащитную женщину и также предать ее? И насколько снисходительной будет она, выдвигая обвинения против Мэйсона, если, конечно, останется в живых?

Люси уставилась на Ханифа.

— Ты дал слово позаботиться о Дженни Сандерсон.

— И сдержу его. Ее вернут на родину за мой счет, что она, кстати говоря, вряд ли сделала бы для тебя.

Люси отвернулась, злясь на него. Или, скорее, на себя. Она почему-то чувствовала себя виноватой в их преступлениях, и это было ей противно.

— Захир, — продолжал Ханиф, — как только ты передашь мистера Мэйсона властям, возьми «Бухейра-Турс» под контроль. Мы не можем допустить, чтобы наши туристы ждали разрешения ситуации.

— Ваше высочество… — От радости Захир с трудом говорил. — Его Величество, эмир, ваш отец…

— Я приеду в Румала, Захир. А здесь тебя больше ничего не держит.

Глава десятая

Люси смотрела из окна самолета, который подъезжал к терминалу аэропорта. Она старалась думать о чем угодно, только не о Ханифе.

Она осталась у его сестры Милли, ожидая, пока восстановят ее документы. Познакомилась с его матерью, бабушкой. Ее принимали как почетную гостью.

Интересно, знали ли они, что с ней случилось? И сколько для нее сделал Ханиф? Люси не могла спросить его об этом. Она не видела его с тех пор, как перебралась к Милли. Та рассказала ей о планах Ханифа возобновить карьеру дипломата. Он уезжал в Нью-Йорк и брал с собой Амейру, что немало порадовало Люси.

— Мы с Амейрой пришли проводить тебя до аэропорта.

— А…

Как глупо было с ее стороны надеяться, что он приехал просить ее остаться. Он тоже уезжал. Возвращался к жизни, так же, как и она.

Всю дорогу в машине девчушка взволнованно говорила о Нью-Йорке, не давая никому вставить и слова. И только в аэропорту, когда Амейра отвлеклась на самолеты, у Люси и Ханифа появилась возможность поговорить.

— Ты все еще на меня злишься, Люси?

— Злюсь?

— Ты думаешь, я слишком жестоко обошелся с Мэйсоном? — (Она безразлично пожала плечами.) — Он должен понять, что за свои поступки надо отвечать.

— Тогда я тоже должна быть в тюрьме. — Она повернулась и внимательно посмотрела на него. — Я мечтала о сказке. Хотела быть женщиной, на которую смотрели бы мужчины вроде Мэйсона. И если бы я не была такой жалкой, ничего бы не случилось. Он не оказался бы за решеткой.

— Ты не жалкая, Люси. Я не знаю человека добрее тебя. — Он взял ее руки. — Ты даже слишком хороша. И мне кажется, что не стоит тебя отпускать.

Люси помотала головой, пытаясь противостоять ему.

— Что будет с той женщиной и ее ребенком?

— Дженни Сандерсон? Почему ты заботишься о ней больше, чем о себе? — Он не хотел говорить о них, не хотел говорить о прошлом. Только о будущем.

— Это могла быть и я, — горько произнесла она. — Я чувствую себя ответственной.

— Нет, Люси. Они сами в ответе за то, что сделали.

— Ты однажды сказал, что не можешь мне ни в чем отказать.

— Но не на этот раз. В этом случае я непоколебим. — После небольшой паузы он мягко сказал: — Тебе правда надо уезжать?

— Мне надо продать дом, Хан. Расплатиться с долгами. Определиться в жизни. И это будут не фантазии, а что-то настоящее.

Это и есть настоящее, хотел он сказать. То, что я чувствую, то, что чувствуешь ты… Она подняла голову.

— Я постараюсь поступить в университет.

— Хочешь стать специалистом в области французской литературы?

— Нет. Я уже не та девочка. Я думала, чем заняться…

Она хотела что-то сказать, но, похоже, передумала. А он не стал давить на нее.

— А что насчет твоей матери? Ты станешь ее искать?

Она кивнула, не в состоянии говорить.

— Если я могу как-то помочь, Люси…

Он хотел сказать ей все, что у него на сердце, но пришла стюардесса и объявила, что посадка на рейс началась.

— Минуту.

Но Люси уже стояла, готовая уйти.

— Прощай, дорогая, — сказала она, обнимая Амейру. — Будь счастлива.

Затем, собравшись с духом, она повернулась к нему.

— Спасибо тебе, Хан. — Она протянула ему руку. — За мою жизнь. За все. Я никогда тебя не забуду.

Хан чувствовал, что она прощалась с ним навсегда.

Он взял обе ее руки и прижал к своей груди. Хотел сказать, что для него это не прощание, а необходимость расстаться до того времени, пока они не смогут быть вместе. Пока он не построит свою жизнь заново, а она не будет готова к новой жизни.

Тысяча слов остались несказанными, но он понимал, что она к ним еще не готова, не готова доверять чувствам, а тем более не готова к обязательствам. Ханиф поцеловал ее в обе щеки, а затем поднес ее руки к губам.

— Бог защитит тебя, Люси.

— Бог защитит тебя, Хан…

Сердце щемило от боли, и она не могла ничего с этим поделать.

Около сиденья она обнаружила книгу. Поэмы Хафиза, на обороте книги было написано: «Чтобы ты не забывала». Ниже стояла подпись на арабском.

На глазах Люси выступили слезы.

* * *

Хан наблюдал за тем, как самолет взлетает, и чувствовал, что теряет сердце во второй раз.

— Куда поехала Люси, папа?

Он посмотрел на ребенка. Нет.

Все совсем не так. Сердце было живо и громко билось.

Часть его осталась с Люси и сейчас была на высоте шести миль, но часть — здесь, на земле, с дочерью.

— Куда она уехала, папочка? — настаивала Амейра.

— В страну, которая называется Англией. Там много деревьев. И очень красиво.

— А почему?

— У нее там дела.

У него тоже свои дела. Научиться ценить жизнь. Проводить время с семьей. Заниматься проблемами страны.

— А она приедет навестить нас?

— На все воля Божья, дорогая.

Вскоре после возвращения Люси в Лондон, Захир переслал ей письмо от Дженни Сандресон, в котором та раскаивалась в содеянном. Она писала, что ее будто разбудили ото сна, в котором она подвергалась опасности. Что она рада оказаться дома, с родителями, которые любят ее и очень ждут появления внука. Что у нее появилась возможность начать новую жизнь.

Похоже, у всех жизнь изменилась.

Люси снова выставила дом на продажу, обратилась насчет работы в агентство.

— Какие у тебя есть навыки, Люси?

— Никаких. Я не ожидаю получить высокооплачиваемую работу. У меня нет опыта. Я работала только на сезонных работах. Заботилась о бабушке последние десять лет…

Она вдруг почувствовала себя жалкой.

— Послушайте. Я закончила школу с отличием, провела последние десять лет, ухаживая за больным человеком, одновременно работая в социальной службе. Я хорошо говорю на французском, могу объясняться на итальянском и сейчас учу арабский. Ах да, и еще умею водить.

— Французский? — Женщина улыбнулась. — А что насчет знания компьютера?

Компьютер… Ее уверенность стала потухать.

— Я не пользовалась компьютером с тех пор, как окончила школу.

— Не беспокойся. Ты пройдешь ускоренный курс и ознакомишься с последним программным обеспечением. Это в случае, если готова начать временную работу завтра. Будешь получать несколько больше, чем средняя зарплата.

Через несколько дней Люси обнаружила, что работа не такая уж и сложная, и уже свободно отвечала на французском по телефону. И не пугалась, когда ей отвечали на этом же языке. Единственное, чего ей не хватало, — это кого-нибудь, с кем можно поговорить.

Люси часто перебирала в памяти все моменты, которые они с Ханифом пережили вместе. Вот он предстал перед ней в аэропорту. Что-то сказал, чего она не расслышала, а сейчас Люси поняла, что это было.

Позвони мне…

И что сказать? Я по тебе скучаю. Или я люблю тебя…

А может, просто: ты мне нужен!

Она подала заявление в школу восточной и африканской культур в Лондоне. Временная работа в финансовой компании стала постоянной. Но у нее уже появились амбиции. Ей нужно было большее. С ее знанием языков и образованием в области арабской культуры Люси могла бы претендовать на должность в министерстве иностранных дел, а затем кто знает, может, и в дипломатической службе. Получить работу в ООН…

Спустя какое-то время Люси решила, что ей надо постараться забыть Ханифа или по крайней мере отвлечься от мыслей о нем. И начала то, что откладывала слишком долго, — поиски матери. Она обратилась в агентство, которое могло ей с этим помочь.

— Я запишу все детали, Люси, — сказала ей сотрудница агентства. — Но на твоем месте я бы на многое не надеялась. Ты не была удочерена, поэтому на твою мать нет никаких записей.

— Нет… Я понимаю. — Она поняла скрытый подтекст: если бы ее мать хотела ее найти, то уже давно бы это сделала.

— Может, попытаться поискать в Интернете? Есть один веб-сайт, на котором члены семей находят друг друга.

Люси попыталась это сделать. Она также побывала в поисковых системах, они выдали около 650 000 ссылок на Элизабет Форестер.

Она попыталась снова и снова… Остановилась на трех на более вероятных вариантах и послала всем этим Элизабет Форестер письма.

Вы Элизабет Форестер, дочь Джессики Форестер, которая жила в Мэйбридже?

Люси

Вечеринки, концерты, дипломатические обязанности… Хан разделся и встал под душ, чтобы расслабиться после изнурительного дня и бессмысленных разговоров.

Три месяца….

Каждый день без Люси казался бесконечностью. Особенно в компании женщин, которые мечтали добавить его имя в список тех, кто побывал в их постели, или мужчин-диктаторов, которые набивали свои карманы, в то время как их народ умирал от голода.

Если бы она только была с ним, чтобы вместе посмеяться над этими людьми, чтобы он мог обнять ее…

Люси узнала от адвоката о том, что ее брак официально аннулирован. Как будто ничего не было. Чтобы отпраздновать это событие, она пошла в салон красоты, сделала себе маникюр и впервые за много лет посетила парикмахера.

На сайте, где ищут родственников, по-прежнему не никаких известий. Она получила два письма с отрицательным ответом. В них ей желали успеха в ее поисках. Но оставалось еще одно. Может, это ее мать? Может, она стала уважаемой дамой, которая вычеркнула прошлое из свой жизни? И сейчас живет в страхе, что ее дочь однажды объявится и разрушит ее светскую жизнь?

Она снова написала по тому же адресу.

Если вы Элизабет Форестер, которая раньше жила в Мэйбридже, если вы моя мать, то все, что я хочу…

Люси остановилась. Она не знала, что хотела. Все. И ничего. Услышать ее голос. Посмотреть ей в глаза и увидеть… Что?

Люси удалила сообщение.

Прошел месяц, ответа от Элизабет Форестер все не было.

Может, письмо не дошло? Может, оно все еще болтается где-то в недрах киберпространства? Такое случалось на работе, однажды из-за этого чуть не сорвалась сделка…

И она написала снова.

Я ищу свою мать, Элизабет Форестер, дочь Джессики Форестер из Мэйбриджа. Пожалуйста, если вы не она, сообщите мне, чтобы я могла забыть об этом адресе.

Люси Форестер

Кажется, несмотря на все, чего Люси добилась в жизни, она всегда будет принижать себя из-за того, что ее мать отказалась от нее.

На следующий день она поместила объявление в нескольких газетах, желая получить хоть какую информацию. Обратилась в программу на радио, которая занималась поиском людей. Ей задали несколько вопросов, отвечать на которые ей было крайне трудно. Это как раздеваться перед публикой.

И все напрасно. Она получила несколько ответов. Но это были отчаявшиеся женщины, ищущие своих дочерей. И все хотели рассказать свою историю.

Люси наконец-то удалось продать дом, снять эту ношу со своих плеч и рассчитаться с долгами.

Она переехала в квартиру, которую делила с одной из коллег с работы. Научилась отказывать в свиданиях мужчинам. И не потому, что они не были приличными людьми, не потому, что она не доверяла себе, а потому, что они не были Ханифом.

Однажды, вернувшись домой с работы, Люси обнаружила женщину, стоявшую около ее окон. Видимо, она простояла так долго.

— Я могу вам помочь? Вы кого-то ищите? — Еще не договорив фразу, Люси догадалась, кто это.

Она видела фотографии бабушки, когда та была молодой. Видела свое лицо в зеркале. Эта женщина была похожа на обеих.

Люси стояла, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Я ходила к дому. Женщина, которая живет там, дала мне название агентства, через которое она купила дом. И я подумала, что они могут знать, где ты живешь сейчас. Мне дали адрес и сказали, что ты не хотела бы… Я пойму, если ты не захочешь видеть меня, говорить со мной… — Она повернулась и сделала шаг, но Люси остановила ее, положив руку на плечо.

— Нет. Пожалуйста… Я искала тебя.

— Искала меня?

Люси увидела надежду в лице матери и тут же забыла все, что было до этого.

— Четыре месяца. Я обращалась на радио, в газеты, Интернет.

— Я жила за границей. В Новой Зеландии. Мой муж ничего не знал о тебе, до недавних пор. Пока кое-что не случилось. У меня обнаружили опухоль в груди. — Она покачала головой. — Потом выяснилось, что это была ложная тревога. Но какое-то время я думала, что умру. Так и не узнав тебя… Я рассказала Майклу, и он привез меня сюда, чтобы я встретилась с матерью и нашла тебя. Выяснила, куда она тебя отдала.

— Отдала?

— Она забрала тебя из больницы, сказала, что тебя отдали добрым людям, которые не могут сами иметь детей. Сказала, что они собираются удочерить тебя и увезти. Что я никогда не увижу своего ребенка. Что это было самым правильным решением.

— Но этого не произошло. Бабуля сама меня вырастила.

— Она оставила тебя? — Слезы душили Элизабет.

— Не надо. Пожалуйста, мама…

И вдруг, даже не поняв, как это произошло, они оказались в объятиях друг друга. И вскоре уже мирно беседовали и смеялись.

Люси обнаружила, что у нее замечательный отчим, шестнадцатилетняя сводная сестра. У нее была семья, о которой она всю жизнь мечтала. Она наслаждалась каждым новым днем. Полностью поменяла к себе отношение.

Через месяц после воссоединения с матерью, как-то вечером в понедельник она взяла телефон и набрала номер ООН в Нью-Йорке. И попросила соединить ее с шейхом Ханифом Аль-Хатибом.

Ее соединили с его офисом. Секретарь был очень вежлив.

— Ханифа Аль-Хатиба сегодня не будет в офисе, мисс Форестер. Вы не хотите оставить ему сообщение?

Она так долго собиралась позвонить ему и очень расстроилась, узнав, что его нет.

— Скажите, что я звонила, хорошо?

На следующий день ее пригласили в кабинет начальника и сообщили, что отправляют в командировку в Париж.

— Какие планы на сегодня, Люси? — спросил один из коллег, когда они спускались вниз на лифте.

— Забудь, Джемми. После поездки в Париж она не станет встречаться ни с кем, кроме босса.

— А мне кажется, у нее большие амбиции.

— Большие? Куда уж больше?

— Королевские.

Люси, до этого не обращавшая внимания на дружеские подшучивания, обернулась и посмотрела на девушку, которая это сказала.

— О чем ты?

— Я взяла трубку, и мне сказали, что какой-то шейх тебя разыскивает. Когда тебя не было.

Люси почувствовала, что ее ноги подкашиваются. Она вернулась из Парижа, надеясь, что он звонил, и очень расстроилась, узнав, что нет.

— Но мне не передали. Когда он звонил?

— Не помню точно, — сказала девушка, — во вторник или в среду. Я оставила записку у тебя на столе.

— Но сегодня утром никакого сообщения не было.

Но никто уже не обращал на нее внимания. Все были заняты рассматриванием черного «Астон-мартина», который был припаркован около входа в здание.

Из лифта Люси заметила, как открылась дверца машины и из нее вышел человек. Он был достаточно просто и одновременно элегантно одет. Но ни у кого даже не возникло сомнений, кем он был.

Люси вышла из лифта и остановилась на месте, не в силах сделать и шага. Он стоял прямо напротив нее и смотрел ей в глаза!

— Ханиф…

Ей казалось, что она задыхается. Хан подошел и обнял ее за плечи.

— Ты звонила.

— Я только сейчас узнала, что ты звонил мне тоже. Я была в Париже…

— Я вижу, твоя жизнь бьет ключом.

— Нет, это по работе. А что ты здесь делаешь? Амейра с тобой? Когда ты приехал? — Люси очень нервничала, быстро говорила, запиналась. Задавала кучу вопросов, когда ее интересовал только один.

Почему ты здесь?

— Ты мне позвонила, и я приехал, — сказал он, отвечая на ее мысленный вопрос. — Я бы и раньше приехал, но должен был передать свои полномочия в суд Святого Джеймса.

Она нахмурилась.

— Это значит, что…

— Что я отдал свой отчет в ООН, и мой новый офис находится в Лондоне. Я здесь в качестве посла своей страны.

— Не говори мне, — улыбнулась Люси, — что ты скучал по дождю.

— Я скучал по тебе. И, поскольку ты здесь, я тоже должен быть здесь.

Он подстригся, заметила она. Теперь волосы у него были мягкими, слегка вьющимися.

— Опять-таки королева для тебя важнее.

Губы Ханифа растянулись в улыбке, причиной которой были не ее слова, а то, что она была рядом.

— Королева едва находит десять минут, чтобы увидеть кого-то. Довольно дерзко отказать ей во встрече только потому, что тебе надо увидеть кого-то более важного. Заметь, мало кто решился бы на это.

— Что… — Она сделала глубокий вдох. — А Амейра с тобой?

— Она в Лондоне. Под присмотром няни. Ждет не дождется, когда увидит тебя.

— Я тоже по ней скучаю.

— Только по Амейре?

— Нет. Не только.

— Может… — сказал он и огляделся вокруг. Их диалог вызывал интерес у многих, поэтому Хан решил перейти на арабский. — Может, ты нашла в жизни, что искала, и теперь для меня и минутки не найдется?

— Нет! Я всегда найду время для тебя. Я обязана тебе жизнью. — Она нежно улыбнулась. — Это уже в прошлом. Я нашла маму, вернее, она меня нашла. Следующей осенью я начинаю учебу в университете.

— Рад за тебя, Люси.

— Ты нашел, где будешь жить?

— Что?

— В Лондоне?

— Моя резиденция довольно-таки близко от посольства и от Школы восточной и африканской культур. — (Она даже спрашивать не стала, откуда он узнал про школу.) — Комнаты просторные. С мебелью. Там есть все для комфорта.

— Ты приехал предложить мне пожить у тебя?

— Ты начинаешь читать мои мысли, так же как я читаю твои. Вот только есть одна проблема. Тебе придется разделить со мной…

— Комнату?

Он взял ее руки и приложил их к своему сердцу.

— Мою жизнь, мой мир. Ты позвонила, и я сразу же прилетел сюда, Люси. Мое будущее в твоих руках. И я пришел к тебе умолять разделить его. Попросить тебя стать моей женой, моей принцессой. Стать матерью для Амейры. И иметь детей со мной.

Она прижала его руку к губам, а когда подняла взгляд на него, ее глаза были полны слез.

— Ты моя жизнь, Ханиф. Моя единственная любовь. Мой принц. Моя жизнь — твоя.

Эпилог

— Ты уверена?

Люси выпрямилась, не желая поддаваться боли в спине, которая не давала ей спать всю ночь. Ничто, даже приближающиеся роды ее первого ребенка, не могло лишить ее того волшебного момента, когда она получит диплом.

— Ты и поужинать-то не можешь, не сбегав в дамскую комнату десять раз, — сказал Ханиф. — Ты не высидишь всю церемонию.

— Мне дали место около прохода, чтобы я могла выходить, не беспокоя людей. Правда, все будет в порядке, Хан.

Он поцеловал жену и присоединился к ее матери, чтобы вместе порадоваться, когда ей будут выдавать диплом.

Ожидание казалось бесконечностью, пока называли чужие имена. Люси, подумал он, наверное, еще труднее.

— Ее величество принцесса Люси Аль-Хатиб…

Он облегченно вздохнул. Еще несколько минут, и они могут уйти.

Королевской поступью она поднялась на подиум и с сияющей улыбкой на лице приняла диплом из рук канцлера.

Через два часа они прибыли в больницу. Акушерка повела Люси в родильную палату.

— И? — спросила Люси.

Между ними был заключен пакт: они не хотели заранее знать, девочка это или мальчик. Но сейчас ее голос дрожал, она боялась, что он разочаруется, если это не сын.

— У нас Джамал или Элиса?

Ханиф посмотрел на Люси, взял ее руку и поцеловал в губы, прежде чем положить младенца ей на грудь.

— У нас ребенок, дорогая. Прекрасный здоровый ребенок.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.