Лора Брантуэйт
Я не играю в любовь!
1
Лицо Молли выражало смятение и отчаяние. Бледные щеки, широко распахнутые темные глаза, учащенное дыхание… Губы беззвучно шевелятся – немая молитва. «Как мне вернуть расположенье мужа?..» – фраза звучала в ее голове как колокол.
– Мисс, вы собираетесь выходить? Это уже Линн-Лейк, – довольно раздраженно сообщил сидящий рядом пожилой мужчина.
– О, спасибо, – рассеянно проронила Молли и поспешила выйти из автобуса.
Водитель вытащил из багажного отделения преогромную красную сумку, вручил ее владелице, и автобус укатил. А Молли осталась одна: ни одного знакомого лица, чужой город. Маленький, но суетливый автовокзал.
Нужно дождаться Лори.
Молли в пятый раз за утро пожалела о том, что не удосужилась выбраться в Линн-Лейк за те два года, что живет здесь ее сестра с мужем. Сейчас ей было бы легче. А так – незнакомое место. Это, конечно, отдаленно похоже на приключение, но ей же здесь устраивать жизнь. Молли отошла в сторонку, чтобы не мешать никому, и за неимением свободного места на скамейке, занятой какой-то компанией не вполне приличного вида подростков, уселась прямо на сумку. И отрешилась от всего происходящего. Вновь задрожали темные ресницы, слабо задвигались не накрашенные губы. «Поговори с ним! Светом дня клянусь, не знаю… как его я потеряла! Я на коленях. Если хоть на шаг… если хоть на шаг… я отступила от любви к Отелло»… Молли чувствовала себя несчастной женщиной, страстно любящей, смертельно напуганной любимым, отталкивающим ее, – но все это не прибавляло ей знания шекспировского текста. И мысли против ее воли вновь и вновь возвращались к страшному дню экзамена по актерскому мастерству.
Тогда впечатлительную Молли, вошедшую в роль, настолько переполнили эмоции, что некрепко выученный монолог Дездемоны абсолютно вылетел у нее из головы. Но Молли, убежденная, что этот досадный факт не должен испортить впечатления от ее прочтения, принялась вдохновенно перевирать Шекспира. Экзаменатор же мистер Питтэк оказался большим любителем английской классики, что поставило его в самое затруднительное положение: с одной стороны, как смеет эта девица выдавать свой экспромт за монолог Дездемоны?! С другой – сколько в ней страсти! Какая глубина чувств! И ведь нашлась, чертовка, хоть и забыла текст напрочь…
Молли закончила чтение, переполненная уже собственным ужасом, не имеющим никакого отношения к переживаниям бедной шекспировской героини. «Провал!» – мелькнуло в ее мозгу. Бессознательно Молли прижала холодные пальцы к разгоряченным, раскрасневшимся щекам. Мгновения тишины, наступившей после ее выступления, когда Молли пришлось выдержать укоризненно-строгий взгляд преподавателя, девушка считала самыми ужасными в своей жизни. Молли не смогла придумать ничего лучше, чем пробормотать:
– П-прос-стите.
Любитель Шекспира поставил ей «хорошо».
– Тренируйте память, мисс Роуз, и из вас, вполне возможно, выйдет хорошая актриса, – не поднимая глаз, прокомментировал мистер Питтэк. Обида за Шекспира все-таки была велика.
Что ж, выйдет или не выйдет – покажет время. Ведь именно сегодня Молли предстоит схватить удачу за хвост. Или выпустить этот самый хвост из рук. У Молли появился шанс получить место в театре! Да-да, в самом настоящем театре. Пусть провинциальном. Ванкувер, конечно, гораздо крупнее, чем Линн-Лейк, но там места для Молли при всех ее талантах не было. То есть, конечно, места актрисы.
Три месяца после окончания колледжа Молли работала в цветочном магазине. Звучит красиво и романтично и выглядит соответственно. Молли даже обрадовалась, когда ее взяли. Но меньше чем через неделю прокляла все на свете и свое место работы – в первую очередь. С девяти до девяти на ногах, постоянно улыбаться (по возможности искренне) клиентам, которых в течение дня, кажется, не становится ни на человека меньше, и все это в небольшом помещении, наполненном благоуханно-одуряющим влажным воздухом… Подруг среди коллег у Молли так и не появилось. Скорее даже наоборот. Молли никогда бы не подумала, как это тяжело – работать в чисто женском коллективе. Нигде на свете за твоим макияжем, прической, состоянием твоей одежды, ее ценой и соответствием моде, а самое главное – за событиями в личной жизни – не будет установлен такой же контроль. А так как Молли никогда не ставила перед собой цели затмить всех продавщиц в цветочном магазине (при этом парни заезжали за ней на работу чаще, чем за кем бы то ни было), ее не любили. Люди вообще не жалуют то, чего не понимают. Главное, что никто не стеснялся говорить о своем отношении вслух. Не в глаза, разумеется. Однако стоило отойти за стеллаж с комнатными растениями в горшках и заняться поисками чего-нибудь экзотического на нижней полке, можно было такое о себе услышать… От одних только воспоминаний Молли начинала задыхаться.
В конце концов она не выдержала и ушла. А на прощание отвела душу, честно высказав каждой коллеге, что думает по поводу ее личных качеств и интеллектуального потенциала. Нельзя, конечно, наживать себе столько врагов за один день… но эффект самого настоящего катарсиса того стоил!
Потом Молли пришлось неделю посидеть на телефоне с газетой объявлений в руках и побегать по собеседованиям. Наконец труды увенчались успехом: в ее положении работа на коммутаторе на местном телевидении показалась подарком судьбы. Правда, всего лишь показалась. Да, конечно, можно было с гордостью сообщать бывшим однокурсникам: «Я работаю на телевидении!» И зарплата была в полтора раза выше, чем в магазинчике. Но это была работа за кадром, и для Молли не было ничего хуже. Целый день она играла роль «телефонной феи»: вела переговоры с невидимыми домохозяйками, желающими поучаствовать в ток-шоу; договаривалась об этом же с профессиональными актерами, втайне им завидуя и оставаясь для них такой же невидимкой, почти что не существующей в реальности; общалась с рекламными агентами на самый широкий круг тем – от шампуней и кондиционеров для волос до мест проведения досуга. И такая кутерьма с утра до вечера, изо дня в день… Молли приходила домой, ложилась на диван без всякого желания продолжать эту никчемную жизнь и тихо ненавидела свое начальство, свой рабочий стол, тех, с кем пришлось разговаривать днем, и самое главное – свою роль невидимой дружелюбной куколки. Молли впала в глубокую депрессию, чем отпугнула всех претендентов на место рыцаря. И очень не вовремя.
Потому что через несколько дней начались крупные неприятности. Ее наконец-то заметили. Вернее заметил. Открытие принадлежало мистеру Джозефу Макроэну, директору рекламного отдела. Он с присущей ему здоровой природной наглостью решил, что обнаруженный объект должен принадлежать ему. Во всех смыслах этого слова. Молли официально предложили передислоцироваться поближе к кабинету Макроэна на правах его личной секретарши. С неправдоподобно большой прибавкой к зарплате. Столь щедро оплачивается что угодно, только не простая работа с документацией рекламного отдела и контакты с деловыми партнерами. Молли отказалась.
Тогда Макроэн, мужчина упорный, решил добиваться благосклонности своей очаровательной подчиненной другим средством – романтикой. Его изобретательности хватило на то, чтобы послать Молли письмо. По электронной почте. Обучение в театральном колледже не прошло для Молли даром в том смысле, что она была довольно начитанной девушкой и имела неплохой литературный вкус. Каково же было ее возмущение, когда она получила загадочное послание (без подписи, всего лишь с указанием обратного адреса), в котором насчитывалось пять орфографических ошибок в тексте объемом в полстраницы! А содержание сводилось к следующему: «Великолепная волна твоих волос сводит меня с ума».
На следующий день Молли пришла на работу с короткой стрижкой. Не помогло. Макроэн прошел мимо ее стола шесть раз за первую половину дня. А после ланча Молли получила букет роз «белль перл». Не заглядывая в карточку, Молли написала заявление на увольнение и очень быстро улизнула, испытав огромное облегчение, когда дверь телецентра повернулась за ней в последний раз. Пришлось пережить мамину истерику и праведный гнев отца по поводу того, что их непутевая дочь так никогда не найдет себе нормальной работы. Но, когда семейные страсти поутихли, Молли почувствовала себя почти счастливой.
И вот три дня назад позвонила Лори, старшая сестра Молли, и, задыхаясь от восторга, сообщила, что у ее мужа появился новый знакомый, служащий в местном театре бухгалтером, и что, оказывается, в труппе есть вакансия для молодой девушки. Никогда прежде стены дома семьи Роуз не сотрясал такой вопль ликования.
Молли понадобилось полдня, чтобы упаковать вещи, два дня, чтобы встретиться и попрощаться со всеми друзьями, и день, чтобы убедить родителей в том, что это никакая не очередная авантюра, а шанс начать новую – и самостоятельную жизнь. Мистер Роуз решил продемонстрировать дочери свое доверие, и в качестве родительского благословения пообещал снабдить ее деньгами на первый взнос за собственное жилье.
– Папуля-а! Ты самый лучший папа на свете! – завопила Молли и повисла на шее у родителя.
Мать покачала головой и вытерла платочком слезу умиления.
Мысль, едва зацепившись за эпизод экзамена, следовала за всеми этими немудреными событиями девичьей жизни. Молли в глубине души страдала оттого, что судьба, хоть и кидает ее из стороны в сторону и довольно часто преподносит сюрпризы, но они по большей части неприятные и какие-то мелкие. Ну почему с ней не происходит ничего яркого, красивого, умопомрачительного?! Она же так старается… Молли действительно старалась: сколько себя помнила, она никогда не отказывалась принять участие в мальчишеских затеях вроде ночевки в заброшенном доме на окраине города или экспедиции за «артефактами» в подвал полоумного мистера Форстера. Этот стиль жизни она поддерживала, даже учась в колледже. Но – вот беда – приключения получались совсем ребяческими или плохо заканчивались, например, приставаниями неосторожно очарованного Молли мелкого наркоторговца. Молли столько раз придумывала сценарий того, как должно все закончиться: в какой момент и с какой стороны появится персонаж под кодовым именем принц, как он расшвыряет всех хулиганов-обидчиков, что он ей скажет и что она ему ответит – и ни разу, ни разу! – ничего не шло по плану. И от хулиганов приходилось спасаться самой. Обычно – бегством.
Наверное, именно из-за жажды яркой жизни Молли пошла в театр. Четкий стук каблуков по планшету сцены, ослепительный свет рампы, каждый день – новая маска, новая жизнь, сильные эмоции, ситуации, которых может никогда не быть в собственной реальной жизни… Она упивалась игрой, возможно, поэтому у нее все и получалось так, что преподаватели одобрительно улыбались, а однокурсники внимательно следили за каждым жестом, вздохом, взглядом, интонацией. Чтобы потом повторить… И вот – есть возможность вернуться к этой жизни! Ах, опять она отвлеклась от Шекспира!
«Так. Дальше. Я на коленях, если хоть на шаг я отступила от любви к Отелло… или… заглядывалась на других! И если было, есть и будет время, что я смогу Отелло разлюбить…»
– О, Молли, прости, мы опоздали! Эд опрокинул сок себе на рубашку и… Ах, сестренка, как я рада тебя видеть! – Высокая женщина прижала Молли к груди.
Лори была старше на семь лет, и близкими подругами сестры никогда не были, зато у Лори рано пробудился материнский инстинкт, и ей было на ком тренироваться. Матерью она стала превосходной. Недавно она родила второго ребенка и теперь заметно располнела.
Про себя Молли отметила, что светло-медовый цвет волос сестре тоже не очень-то к лицу, но благоразумно ничего не сказала: подошел Эд, поздоровался с Молли за руку и молодцевато подхватил довольно тяжелую дорожную сумку. Идея с изменением имиджа Лори явно принадлежала Эду: Молли всегда казалось, что он из тех мужчин, которым нравятся блондинки, и она не переставала удивляться, как это он влюбился в ее сестрицу с темно-русыми волосами. Сам Эдвард являл собой мужчину среднего: рост не высокий, но и не низкий, комплекция нормальная, одежда неброская… Даже количество волос на голове среднестатистическое. Когда Лори и Эд начали встречаться, Молли долго еще терпела упреки в том, что не здоровается с парнем сестры на улице. «А что я могу поделать, если у него такое лицо, что его – именно его – невозможно узнать! Он чем-то бесконечно похож на каждого четвертого мужчину в этом городе! Мне что, с ними со всеми здороваться теперь?!» – искренне возмущалась Молли.
Машину Эд вел тоже на средней скорости, так что Молли представилась отличная возможность осмотреть город. Достопримечательностей, правда, не было, по крайней мере, на этом маршруте. Но город производил самое благоприятное впечатление: тихое уютное место в самом сердце Канады. Совсем немного высоких зданий. Скверы повсюду. Наверное, здесь очень приятно летом, предположила Молли. А сейчас, в ноябре, обнаженные деревья четко вырисовывались на фоне пасмурного сероватого неба, и их верхушки казались темно-фиолетовыми.
Лори щебетала без умолку:
– Ну как там дела? Что нового? Как мамино здоровье? Отец так же много курит? Знаешь, недавно Брайан стянул у Эда пачку сигарет. Представь себе мое состояние, когда я прибежала, напуганная его сильнейшим кашлем! Папин шеф все еще приглашает вас в гости по пятницам? Его колли жива? Скоро Брайан и Кейт станут просить собаку, я просто вижу эту сцену! Заведем колли, хорошо, Эд?
Молли слушала вполуха, рассеянно отвечала на многочисленные вопросы сестры и все больше и больше раздражалась от абсолютной невозможности повторить монолог Дездемоны как следует.
– Лори, когда мне нужно явиться в театр? – Молли попыталась как можно скорее выяснить самое главное, прервав семейную линию в разговоре, заданную Лори.
– О, я не помню… Эд?
– К трем, – флегматично ответил Эд.
– К тре-ом?! – взвилась Молли.
Если бы в машине можно было вскочить, она бы это сделала. Молли же изыскала лишь возможность потрясти Эда за плечо. Среагировав на такое бурное проявление эмоций в непосредственной близости от себя, он затормозил. Очевидно, ему небезосновательно показалось, что вести машину, в которой находится мечущаяся девица, небезопасно.
– Ведь сейчас без двадцати три! Поезжай скорее, Эд!
– Успеем, Молли, не кипятись.
– Но… но я не готова! – почти выкрикнула Молли.
От досады ей хотелось разреветься. Удача помахала хвостом прямо перед ее носом и равнодушно отвернулась, чтобы уйти. Конечно, на что теперь рассчитывать: кастинг она точно не пройдет. Текст знает нетвердо, переодеться и накраситься не успела, теперь можно разве что только причесаться! Молли принялась остервенело дергать расческой свои коротенькие волосы. Больно. Ну и пусть.
Маленькая горячая капля неумолимо сбежала по щеке. Молли смахнула ее холодными пальцами. Лори обняла сестру, та не шелохнулась. Молли уже прикидывала, в котором часу можно будет уехать отсюда. Мысль о возвращении к родителям, которые так радовались ее шансу, была невыносимо горькой и колючей. Но еще меньше Молли хотелось представлять себе встречу с друзьями, с которыми на днях попрощалась. «О, звезда сцены вернулась на родину! Гастроли? Или мадемуазель устала от бесконечных репетиций и спектаклей? Или тайм-аут перед переездом в столицу?» – эти насмешливые слова уже звучали в ее голове. Ну и пусть!
Кроме этого сказать себе действительно было нечего.
– Лори, слушай, а давай я туда вообще не пойду? Избавлю нашу семью от позора.
– Даже не думай! Пойдешь! Иначе потом бог знает сколько времени будешь думать о том, что нужно было попробовать, – отрезала Лори. Она все-таки была старшей сестрой, и директивные реплики ей удавались очень хорошо.
– Но, Лори, я не буду… – жалобно проныла Молли.
– Никаких «но»! Смотри, мы уже приехали.
Эдвард затормозил перед не очень большим двухэтажным зданием, выкрашенным в светло-коричневый цвет. Строгая, без изысков архитектура. В общем, скромно и со вкусом. Ладно, ничего особо примечательного. Будет не так обидно, когда со мной здесь попрощаются, подумала Молли.
– Я тебя провожу, – заявила Лори. Она предвидела возможность того, что сестра струсит и сбежит. Оказаться не на высоте – вот чего Молли боялась больше всего на свете.
– Но я уже взрослая! – возмутилась Молли.
Лори была непреклонна:
– Однако я хочу тебя поддержать. Морально.
Молли поняла, что спорить бесполезно.
Путь до входа в театр оказался невозможно долгим. Молли внутренне ощетинилась, представляя, как войдет сейчас в холл, по которому снуют туда-сюда расфуфыренные красотки, пришедшие, как и она, на кастинг. Стеклянная темная дверь открылась тяжело. В холле было пусто.
– А где все? – пробормотала Молли.
– Кто? – не поняла Лори.
– Ну… девушки, которые пришли на кастинг?
Лори пожала плечами.
– Не знаю, Эд не сказал мне, что именно здесь будет.
Молли остановилась и повернулась к сестре. Личико ее сияло.
– Лори, вот видишь, все уже закончилось! Мы опоздали. Нам нечего здесь делать, пойдем скорее домой, я страшно устала. – В голосе Молли слышалось огромное облегчение и удовлетворенность тем, как все обернулось.
Она взяла сестру за руку и потянула к выходу, но Лори решительно воспротивилась:
– Ну уж нет! А вдруг мероприятие отменили? Или перенесли? А мы уйдем, ничего не выяснив! Нет, дорогая, дело мы доведем до конца. Пошли.
– Ох, Лори… – протянула Молли, но ее старшая сестра уже решительно двинулась по коридору в направлении гардероба.
Молли увидела пожилого джентльмена, с гордостью несущего пост у пустых вешалок.
– Добрый день, могу я вам помочь?
– Да, здравствуйте, – бойко заговорила Лори. – Моя сестра хотела попасть на кастинг, но здесь никого нет. Что это значит?
– Куда-куда хотела попасть эта юная леди? – Служащий посмотрел на Молли поверх очков. Удивленно и дружелюбно посмотрел.
– На кастинг, – пискнула Молли. – Я хотела бы получить у вас место.
– Ах вот в чем дело! – обрадовался пожилой джентльмен. – Ну так для этого вам нужно обратиться к мистеру Айсхолду. Это наш режиссер. Он сейчас в костюмерной. Вам туда, – старичок махнул рукой, – вторая дверь.
– Спасибо, – с улыбкой поблагодарила Лори и взяла курс в указанном направлении.
Молли вздохнула. Значит, позора все-таки не миновать.
Сестры свернули в маленький боковой коридорчик. Паркет мягко поблескивал, узкая красная дорожка мягко приглушала звук шагов. В коридоре царил полумрак: источниками света служили небольшое окно в конце и одинокий светильник в форме цветка на стене. Нужная сестрам дверь была чуть-чуть приоткрыта. Оттуда слышался какой-то шорох.
– Так, я тебя здесь подожду. Все получится, солнышко, я в тебя верю! Ты у меня самая замечательная! Иди, – прошептала Лори на ухо сестре.
Молли не выказывала признаков желания зайти в костюмерную, поэтому Лори уже приготовилась подтолкнуть сестренку «на путь к сцене», но Молли сделала ей знак и осторожно заглянула в щелку.
Ее взгляду предстал высокий худой мужчина, стоящий спиной к двери и что-то тихо мурлыкающий себе под нос. Он был занят: перед ним стояло около полутора десятков гипсовых голов с париками и одна – без. Вероятно, то, для чего она служила подставкой, находилось в руках у мужчины. В свете, падающем от арочного окна, Молли увидела легкое облачко пыли, очевидно от встряхивания париков. У них что, даже костюмера нет? Сам режиссер вытряхивает парики и причесывает их! С ума сойти!
Молли осторожно поскреблась в дверь.
– Да-да, войдите, – отозвался мужчина хорошо поставленным голосом, не поворачиваясь к двери.
Он еще раз встряхнул парик, который держал в руках, и Молли увидела, как стремительно затанцевали в воздухе крохотные пылинки. Девушка вошла, нервно подрагивающей рукой прикрыв за собой дверь и оставив за порогом Лори с молитвенно сложенными ладонями. Молли оказалась в небольшом помещении, где повсюду висела или лежала всевозможная одежда: женские платья, блузки, юбки, даже чулки, мужские костюмы, брюки, рубашки из шерсти, хлопка, шелка, бархата, нейлона; фасоны девятнадцатого века, начала двадцатого века, середины века, семидесятых, девяностых годов… У Молли закружилась голова. Сказка. Следы стольких эпох в одной этой комнатке, волшебные предметы, помогающие путешествовать во времени, – разве не чудо?
Пауза затянулась. Молли смутилась.
– Здравствуйте. Мистер Айсхолд?
– Здравствуйте, это действительно я. – Мужчина наконец-то соизволил обернуться и окинул вошедшую прохладным взглядом.
Это был немолодой уже человек с почти совсем седыми волосами и по-лошадиному вытянутым интеллигентным лицом. Молли удивилась его пластике: невозможно было определить, кто может двигаться так – гибкая женщина или грациозный мужчина. Темно-серые глаза смотрели из-под полуопущенных век, и от этого создавалось ощущение, что их обладатель постоянно оценивает своего собеседника.
Молли совсем оробела. Ох, как стыдно показывать себя с дурной стороны перед этим человеком. Ведь видно же, что он пропитан культурой, театром, Шекспиром, черт бы его побрал, насквозь! И тут я со своей Дездемоной и взъерошенными волосами… Ну и… Ну и сам виноват! Нечего было назначать на такую рань! Господи, я же все равно опоздала!
– Простите, мистер Айсхолд, я пришла на кастинг, но вижу, все уже разошлись. Так что я тоже… пойду.
Седые, с резко очерченным изгибом брови режиссера удивленно взметнулись вверх.
– О каком кастинге вы говорите, мисс?
– Э-э-э… Я узнала, что у вас в труппе вакантно место, и приехала на конкурс. Вот.
– Милочка, о чем речь? Какой конкурс? Если вы перепутали Линн-Лейк с Ванкувером или с Монреалем, то я могу понять, что примерно вы имеете в виду. Но конкурс в труппе провинциального театра! В Линн-Лейк! – Айсхолд говорил с иронией, но в его голосе Молли услышала горечь.
Самое естественное отношение человека, влюбленного в свое искусство, в свою работу, который видит, что это самое искусство никому не нужно и что, если и приходят люди, желающие получить роль и место, ему и выбирать-то не из кого…
– Простите, – очень серьезно сказала Молли.
Может быть, кому-то показалось бы, что это просто оброненное в замешательстве слово робеющей девчонки, но на самом деле это была реплика продуманная и прочувствованная. Искренняя. И Айсхолд понял девушку.
– Так откуда же вы приехали, мисс?..
– Роуз. Молли Роуз. Я из Ванкувера. Окончила Южный колледж искусств.
– Что, совсем работы нет? – сочувственно поинтересовался Айсхолд.
Изящным жестом он предложил Молли сесть. Видимо, стулья попали сюда из декораторской: они были старые, похожие на те, что в шестидесятых стояли в ночных барах.
Молли помотала головой. Потом замерла на мгновение.
– То есть нет, не так. Я работала, но я хочу играть, понимаете?
– Понимаю. – Режиссер улыбнулся уголком губ. – И что же вы хотите играть, мисс Молли Роуз?
– Что угодно! Жизнь!
– Хм, такая юная леди – и хочет не жить, а играть чужую жизнь? – Айсхолд снова едва заметно улыбнулся.
– Да, мне одной мало! – порывисто ответила Молли. Смутилась своей горячности – улыбнулась, опустила голову.
– Ах вот оно что: к нам в театр пришла мисс Роуз, чрезмерно жадная до жизни. Что ж, театр – не худший вариант удовлетворения этой жажды, согласитесь. Есть ведь еще тысяча возможностей: острые ощущения, азарт, разврат, в конце концов. А вы, мисс, всего-то хотите проживать чужие жизни! Маленькая жизнь на один вечер… – Айсхолд задумчиво перебирал пальцами локоны золотистого парика, – следующим вечером – другая, потом еще и еще… Здорово.
Молли слушала его почти что с благоговением. Этот человек чудной наружности говорил такие мудрые вещи… Именно то, что Молли чувствовала сердцем, но никогда не облекала в слова. До сегодняшнего дня. Мистер Айсхолд нашел слова для ее чувств.
Если он сейчас выставит меня, я расплачусь, не дойдя до двери, додумала Молли. Точно расплачусь… Я хочу остаться!
– Вот только как бы не забыть, мисс Роуз, что от вечера до вечера – это тоже жизнь. Причем эти двадцать часов – гораздо больше жизнь, чем то, что происходит на сцене. И только она – принадлежит вам. Кстати, знаете, что это значит?
Молли покачала головой.
– Только ее вы можете изменить. Совсем.
Молли кивнула. Повисла тишина. Айсхолд поднял глаза на Молли. Если бы девушка была с ним подольше знакома, она уловила бы мимолетное движение губ: след сдержанной улыбки. Еще бы, как не умилиться этому встрепанному созданию, сидящему перед тобой и слушающему тебя так внимательно… Айсхолду давно не удавалось поговорить о таких важных для него вещах с человеком, который бы его понимал. Существовало, как правило, два варианта развития событий: или человек способен тебя понять, но вовсе не расположен слушать, или он слушает, однако воспринимает твои слова совсем не так, как тебе хотелось бы. А тут – молоденькая девочка с неправдоподобно большими глазами, ради которой можно сыграть «представление одного актера – для одного зрителя» и почувствовать горячий отклик.
– Прочтете что-нибудь, мисс Роуз?
– Д-да, – запинаясь, проговорила Молли.
Час пробил. Встала. Сняла вельветовую коричневую куртку, положила на стул – знала, что сейчас в жар бросит – как всегда. Выдох-вдох. Мгновение полной тишины…
Айсхолду больше ничего не было нужно. Ни единого слова. Потому что он увидел, как перед ним предстала другая девушка. Женщина. Минуту назад рядом была ничем не примечательная молоденькая девушка с короткими каштановыми волосами, в растянутом черном свитере и самых обычных джинсах. А сейчас – точно свет софита выхватил ее из темноты: большие глубокие карие глаза, длинные ресницы, гладкая светлая кожа цвета слоновой кости. А в глазах – страсть. Страх. Вера в справедливость. Любовь.
Молли только набрала в легкие воздуху, чтобы начать монолог, как Айсхолд сделал ей знак остановиться. Она удивленно вскинула брови и замерла в напряжении.
Неужели так видно, что она не знает текста?!
– Достаточно, мисс Роуз.
Молли с шумом выдохнула.
– Пойдемте, я покажу вам наш театр.
– Вы хотите сказать?..
– Я хочу сказать, мисс Роуз, что вы мне подходите.
В голове у Айсхолда мелькнула мысль «И вовсе не потому, что мне не из кого выбирать», но он не произнес ее вслух. Незачем баловать молодых актеров. Зазнаются еще, потом никакой управы не найдешь!
Что было потом, взволнованная, опьяненная счастьем Молли помнила очень смутно, обрывками: режиссер в полумраке коридора налетает на Лори. Тем не менее у нее довольное лицо. Широкая деревянная лестница под ногами. Неповторимый звук шагов по ступеням. Темный зал. Щелчок. Сцена освещена. Мистер Айсхолд показывает кулисы. Необыкновенный запах дерева и чуть запылившейся ткани. В руках – жесткая темно-коричневая папка с текстом: дали роль. Пьеса французская. Название, подумала Молли, прочитаю потом…
Дома у Лори и Эда было уютно, тепло и шумно. Четырехлетний Брайан носился по дому на велосипеде почему-то с индейскими воплями и изображал «дорожно-транспортное происшествие с участием тети Молли». Дубль третий… седьмой… девятый… пока Эд не отшлепал его. Лори носила на руках громко кричащую Кейт и умудрялась одновременно укачивать ее, отчитывать Брайана за доломанный табурет на кухне, давать Молли ценные указания по поводу того, где взять детское питание и до какой температуры его нужно разогреть, а в те мгновения, когда наступала тишина, полушепотом жаловаться на мужа, который мало внимания уделяет детям, но с его темпераментом это естественно, и с затаенной гордостью рассказывать про подвиги сына.
Молли ушла спать в девять часов со страшной головной болью и легла в постель, поставив себе целью завтра же найти жилье. Дом. Маленький аккуратный коттедж на окраине города. Где стоит тишина, не слышно ни единого детского вопля и можно в свое удовольствие часами репетировать перед зеркалом. И наслаждаться одиночеством…
Миссис Бейкерсон была крайне взволнованна. Взволнована и испугана. Она стояла в углу своей кухни, затаив дыхание и прижав руки к полной груди. Свет в кухне не горел. Миссис Бейкерсон решилась. Чуть отодвинув краешек занавески – в нижнем углу окна, чтобы было совсем незаметно с улицы, – она прильнула по-прежнему зорким глазом к образовавшейся щели. Для этого, правда, пришлось согнуться, что было нелегко в ее-то возрасте и с ее-то габаритами.
Сомнений быть не могло – в соседнем доме орудуют воры.
Миссис Бейкерсон заподозрила неладное уже днем, когда проснулась после своей, как она выражалась обычно, сиесты – с учетом того, что ее дневной сон составлял никак не менее двух с половиной часов, и вставала она обычно к пятичасовому чаю, соблюдая традиции семьи своего покойного мужа-англичанина. Тогда произошло нечто, что, собственно, и прервало ее послеобеденный отдых: она услышала грохот, который обычно сопровождает падение завалов всякого хлама в подвалах. Пожилая леди не придала этому должного значения, а точнее просто поленилась сходить и посмотреть, в чем дело.
Только сейчас миссис Бейкерсон поняла, что дело нечисто, какие-то паршивцы забрались в дом уехавших Уилкинсов и, наверное, хотят вынести под покровом ночи оттуда мебель.
Мысль о том, что если бы «полуантикварная» мебель Уилкинсов (а на самом деле – откровенное старье, оставленное в доме на случай, если следующим владельцам совсем уж не на чем будет спать и сидеть, или, проще говоря, для набивания цены не очень респектабельному жилищу) кому-нибудь понадобилась, то грабители не стали бы полдня сидеть в коттедже, а сделали бы все по-тихому и глубокой ночью – вот эта самая мысль не посетила миссис Бейкерсон.
Зато сейчас ее сердце, еще несколько минут назад отчаянно трепыхавшееся в груди, стало наполняться глубоким возмущением: да что они о себе думают, эти мерзавцы, если вздумали зажигать свет в доме, который грабят?! Или у нас теперь это делается в открытую? Они, наверное, считают соседей полными идиотами! Наглецы! Ну, я вам покажу…
Миссис Бейкерсон решительно направилась в комнату и схватила телефонную трубку. Набрала номер. Несколько долгих гудков, потом невидимая девушка участливо спросила, что случилось.
– Грабят дом моих соседей! Да, я уверена! Я вижу в доме, владельцы которого весной переехали на юг, какое-то движение. Канберран-роуд, двести четырнадцать. Мое имя? Эмма Бейкерсон, да, Бей-кер-сон…
Дежурство было как всегда спокойным. Тихим. Скучным. Джеральд уже привык к таким. Кажется, в этом городе почти ничего не происходит. Особенно на его участке. Джеральд даже ездил все время один, без напарника, К чему? Он остановился перед какой-то забегаловкой выпить кофе. Кто сказал, что пить кофе на дежурстве запрещается? Без этих остановок у неприметных кафе и баров часы патрульной службы были бы совсем уж пусты. Джеральд мог отсчитывать время по количеству выпитых чашек темного обжигающего горьковатого напитка. Между ними случалось разнимать пьяные драки, отвозить в участок перебравших горожан и снимать с деревьев кошек по просьбе их хозяев. А число нормальных заданий, которые сошли бы за настоящую мужскую работу, операций, в которых участвовал Джеральд, было крайне невелико. И вспоминать он о них не любил. Не очень-то приятно вновь испытывать отдачу от выстрела пистолета в своей руке и видеть глаза человека, в которого попала выпущенная тобой пуля… Лучше уж патрульным. Здесь оружие нужно для того, чтобы припугнуть не в меру расходившихся сопляков. Спокойно. Мирно.
И кому-то все равно нужно то, что он делает: матерям, чьих сыновей-подростков он вытаскивал из драк, тем же девчушкам, которым возвращал обезумевших от собственной смелости котов-альпинистов. Да – мелко, незаметно. Но и эту работу должен кто-то делать.
Иногда Джеральд спрашивал себя: а не трусость ли это? Усмехался своим мыслям. Только если смелость – это потребность в опасности, риске, демонстрации силы. У него она тоже была – в юности. А потом… В общем, потом прошла. Нужно помогать, спасать. И здорово, если для этого не нужно никого убивать.
Не хочу, подумал он. Черт подери, могу, могу, но не хо-чу!
Усаживаясь в машину, Джеральд неосторожно пролил несколько капель горячего эспрессо на руку. Чертыхнулся.
– Вниманию всех патрулей. Ограбление на Канберран-роуд, двести четырнадцать, – сообщил по рации женский голос, с трудом пробивающийся сквозь помехи. – Вниманию всех…
Джеральд не поверил своим ушам: ограбление непоздним вечером в спальном районе! С ума сойти!
– Двадцать второй принял. Выезжаю, – торопливо проговорил он в рацию. Сделал большущий глоток кофе и весьма удачно попал наполовину полным стаканчиком в мусорный контейнер у дороги. Завел машину и резко надавил на педаль газа.
– Помощь нужна, Джерри? Я могу послать еще кого-нибудь, – услужливо предложила рация.
– Разберемся по обстоятельствам.
Джеральд уже мчался в направлении Канберран-роуд. Всего пара кварталов…
В Линн-Лейк в принципе можно ездить без сирены почти всегда. Но в этот час, когда люди возвращаются с работы и кое-какое оживление на дорогах наблюдается, сирена Джеральду пригодилась. Он приехал на место в течение трех минут.
Ничто в облике старенького коттеджа не говорило о том, что здесь и сейчас совершается преступление. Джеральд удивился: во-первых, что можно украсть в этом доме, а во-вторых, даже если там осталась от прежних хозяев какая-то мебель, как грабители собираются ее оттуда вывезти – ничего даже отдаленно напоминающего подходящее для этого транспортное средство рядом с домом не наблюдалось. К тому же свет, горящий в окнах… Джеральд никогда не встречал вора, так откровенно заявляющего о своем присутствии в доме. Что-то здесь не так. Вдруг – ошибка?
– Я на месте. Все выглядит очень спокойно. Пойду проверю, – сообщил Джеральд на базу. Он вышел из машины и широкими стремительными шагами направился к дому. Рука привычно легла на кобуру.
Резко и требовательно нажал на кнопку дверного звонка – тишина. Еще и еще раз – нет, не работает. Постучал – несколько настойчивых ударов в дверь.
– Да-да, сейчас иду! – послышался из дома женский голос. Женский?!
Дверь распахнулась.
Джеральд оторопел. Перед ним стояла совсем молоденькая девушка. Вид у нее – самый что ни на есть домашний, уютный: старые, заношенные джинсы, ковбойка, наверное, по рассеянности неправильно застегнутая – не на те пуговицы. В больших черных глазах неподдельное непонимание. Быстрый взмах ресниц, брови удивленно приподняты.
– Офицер Стэнфорд, полиция Линн-Лейк, – медленно проговорил Джеральд и предъявил жетон, чувствуя себя полным идиотом.
– Здравствуйте, чем могу помочь?
– Э-э-э… поступило заявление о том, что здесь происходит ограбление.
– Ой! – Кажется, девушка испугалась. Оглянулась в сторону гостиной. – Знаете, я ничего не заметила. Но…
– С вашего позволения, мисс, я осмотрю дом. Вы не против?
Помотала головой – нет, не против. Джеральд достал пистолет. Знакомая прохладная тяжесть в руке вселяла уверенность. Джеральд обследовал дом, но никого не обнаружил. Коттедж выглядел как любое жилище, в которое только что въехали жильцы: мебели совсем немного – та, что осталась от прежних владельцев, еще даже не сняты тканевые чехлы. Кое-где не успели вытереть пыль. На полу – картонные коробки с вещами, по штемпелям видно, что их прислали по почте.
Девушка молча следовала за Джеральдом и нервно вздрагивала от каждого шороха.
Я идиот, подумал он. И не только я, но еще и тот, кто сделал это дурацкое заявление о краже.
Джерри чувствовал, что еще немного – и он начнет краснеть, как стеснительный мальчишка.
– Слава богу, все обошлось, – проговорила девушка, глядя на него очень внимательно. Улыбнулась.
– Да уж, мисс?.. – Напряжение спало, и Джеральд только сейчас сообразил, что не знает имени новой хозяйки дома.
– Роуз. Молли Роуз. Я приехала из Ванкувера. Только что купила этот дом. Знаете, тяжело жить с семьей сестры, у нее маленькие дети. – Она подала ему руку. Простой и естественный жест.
– Офицер Джеральд Стэнфорд. – Он ответил на рукопожатие. – Добро пожаловать в Линн-Лейк, мисс Роуз. Надеюсь, подобное недоразумение не повторится.
Молли нервно рассмеялась. Странный день. И плохой. Только ей могло так повезти: самое романтичное и необыкновенное знакомство с мужчиной ее мечты. С принцем. Глупо, нелепо и не смешно! Потому что после такого начала ничего уже быть не может. Вот сейчас перед ней стоит самый привлекательный мужчина, которого она когда-либо видела: высокий, широкоплечий, светловолосый, с благородными и мужественными чертами – глубоко посаженные темно-серые глаза, высокий лоб, прямой нос… Похож на скандинавского бога. Сейчас стоит, а через минуту уйдет. И, черт побери, навсегда запомнит меня как растрепанную девицу из дома, в котором никто никого не грабил! – с досадой подумала Молли. Или вообще забудет в этот же вечер… Мамочка, ну почему я у тебя такая родилась?!
Молли чувствовала, что сейчас зальется краской от своих нескромных мыслей. Или сделает какую-нибудь глупость.
– Я вас провожу, мистер Стэнфорд, – сорвалось у нее с языка.
Джеральд удивленно посмотрел на Молли и вышел из дома.
Этого миссис Бейкерсон пережить не смогла. Что там происходит, в конце концов?! Почему не стреляют, почему приехала только одна полицейская машина? Что там так долго делает этот несчастный офицер?! Она, миссис Бейкерсон, уже извелась, гадая, убили его или еще нет! А он, поглядите на него, преспокойно шествует к машине, да еще в сопровождении какой-то девицы, явно из шайки!
Ничего не понимаю! Нужно срочно с этим разобраться!
– Ну что ж, мисс Роуз, извините еще раз за недоразумение. – Джеральд чувствовал, что нужно сказать что-нибудь хорошее, вот только что? Ничего толкового ему в голову не приходило. Нелепый случай. Разве может быть красивый выход из глупой ситуации?
Джеральду было неловко еще из-за того, что незнакомая в принципе девушка провожает его до машины. Неловко, странно и… необыкновенно приятно.
– Да ничего страшного… – Молли зябко обняла себя за плечи: холодно все-таки.
В этот момент Джеральд заметил стремительно надвигающуюся на них от соседнего дома пожилую леди. Из-под пальто видны были развевающиеся широкие домашние брюки яркого цыплячьего цвета. Завитые седые локоны пуховым облаком окружали ее голову. Лицо дамы пылало возмущением и гневом.
– Могу я узнать, что здесь происходит? – поинтересовалась леди в пальто и желтых брюках.
Джеральд сильно удивился такому обороту событий, но тем не менее очень вежливо ответил:
– У нас произошло маленькое недоразумение. Но сейчас все разъяснилось. Не беспокойтесь.
– Разъяснилось?! Что же у вас разъяснилось? Среди бела дня… ну почти среди бела дня… грабят дом моих бедных соседей, а вы говорите… – Старушка задохнулась от возмущения.
Так вот кто устроил нам с мисс Молли Роуз такую незабываемую встречу! – дошло до Джеральда.
– Успокойтесь, пожалуйста. Теперь это дом мисс Роуз, и никто никого не грабит.
Миссис Бейкерсон замерла. Сбой программы.
– Я купила этот дом, и теперь мы, очевидно, будем соседями. Молли Роуз. – Молли вложила в эти слова все свое обаяние. Правда, сделать это в состоянии почти что полного окоченения очень и очень трудно…
– Эмма Бейкерсон, – все еще натянуто произнесла пожилая леди.
Молли улыбнулась побледневшими губами.
Джеральд спохватился:
– Мисс Роуз, да вы же совсем замерзли! Идите в дом!
– Н-нич-чего с-страшного. До свидания, мистер Стэнфорд.
– Всего доброго, мисс Роуз.
Джеральд сел в машину. Шины мягко зашуршали по асфальту.
Все это время миссис Бейкерсон внимательно изучала свою новую соседку, которая при данных обстоятельствах не могла не вызвать хотя бы сочувствия: худенькая девушка с мальчишеской стрижкой, большими глазами и синюшной от холода кожей. По отношению к этому хрупкому созданию в Эмме Бейкерсон медленно и неотвратимо проснулся инстинкт заботы и опеки, свойственный почти всем пожилым матерям, лишенным возможности изливать свою нежность на уехавших детей.
– Милая, ты же совсем замерзла! Немедленно в дом! Пить горячий чай! Пойдем-пойдем, если хочешь, я сама тебе заварю… – Миссис Бейкерсон легонько подтолкнула Молли к дому.
Простота миссис Бейкерсон, конечно, граничила с бесцеремонностью, но была самым ярким выражением ее непосредственности. Пожилая леди и думать забыла, что чуть меньше часа назад она заявила на эту девушку в полицию.
Уходя, Молли еще раз оглянулась на дорогу, по которой уехал офицер Джеральд Стэнфорд. Вздохнула.
Ну почему, почему все так неправильно?!
2
Молли страшно нервничала. Она уже больше часа вертелась перед зеркалом. Вчера вечером заехал Эд, которого Лори послала отвезти именно эту деталь обстановки «из старых запасов». Лори прекрасно понимала, что со своим капиталом Молли вряд ли может рассчитывать на более приличный дом, но готова была схватиться за голову, когда приехала с сестрой смотреть этот коттедж, а тем более когда услышала, что Молли согласна поселиться здесь, лишь бы не ждать другого варианта. Старшая сестра, однако, быстро отошла, глядя, как радуется Молли скорому уединению в тишине, и деловито принялась перебирать содержимое ящиков, стоящих в мансарде.
С зеркалом Лори угадала – естественно, необходимый минимум меблировки, оставленный прежними хозяевами, не подразумевал наличия зеркал. А как же сестренка будет обходиться? Карманным, что ли? Чтобы привести себя в порядок и удостовериться в этом порядке с помощью карманного зеркальца, нужно совершенно не щадить свои нервные клетки.
И вот сейчас Молли вовсю использовала ценнейший подарок Лори по назначению. Естественно, ведь ей предстоит первая репетиция в театре! Все привезенные наряды были вынуты из коробок, переглажены и примерены. Естественно, все сразу они никак на Молли не налезли бы – а жаль! О, эта вечная проблема выбора – самая трудная из всех! Зато время проведено с пользой: без такого мощного стимула Молли еще несколько дней собиралась бы привести одежду в порядок. Она вообще до сих пор не вполне осознала, что здесь теперь – ее дом и, скорее всего, на годы. Ощущение у Молли было, как при поездке в летний лагерь: эйфория от новых впечатлений, новой обстановки, которая, как всегда считала Молли, нисколько не обязывает распаковывать чемоданы и сумки. Правильно, все равно ведь уезжать с ними же…
Выбор после долгих минут мучительных сомнений пал на классический вариант одежды: выгодно подчеркивающая фигуру черная блузка, черная юбка длиной до колена и эффектный яркий шелковый шарф на шее. Мистер Айсхолд думает, что взял в труппу юную девочку… Пусть же увидит, как она умеет меняться!
Молли никак, к сожалению, не удавалось сделать макияж, который не бросил бы вызова самому тонкому вкусу режиссера или кого бы то ни было еще в труппе. Практики маловато… Ведь в основном Молли наносила краску на лицо только тогда, когда гримировалась для студенческих спектаклей. Там уж не до изысканности… Промучившись минут двадцать, она чертыхнулась, собрала всю косметику в косметичку и с неприятным звуком резко дернула замочек-«молнию», потом яростно принялась смывать радужные разводы на веках и тушь. Оставила только помаду на губах. На самом деле в макияже и не было особой необходимости: матовая светлая кожа без единого изъяна… если не считать изъяном крохотные веснушки на носу. Но это же скорее деталь, придающая шарм! А глаза и без косметики темные, выразительные. В общем, вперед, на штурм сердец новых коллег!
Молли взглянула на наручные часы и вскрикнула: до начала репетиции осталась двадцать одна минута. Ну вот, прощайте, каблучки! Молли пыталась делать два Дела сразу: бегать по гостиной, собирая листы с текстом, и натягивать сапожки на танкетке. Не получалось. Но Молли решительно не знала, какое из этих дел важнее, и не могла определить, что же следует сделать в первую очередь. В этот момент она могла бы продемонстрировать любому эталон полнейшего отсутствия стратегического мышления – и сама это понимала. Усмехнулась. Что ж, это не самое плохое, что можно найти в людях.
Наконец, явно затратив пару лишних минут на выполнение сложной комбинации действий, Молли вылетела из дома, на ходу застегивая плащ. Увидев в окне не покидающую пост миссис Бейкерсон, Молли улыбнулась и помахала ей рукой. Та принялась открывать окно с очевидным намерением поинтересоваться у молоденькой соседки, как дела, но Молли со скоростью глиссера промчалась мимо. Эмма все равно не обидится. А даже если и обидится, надолго ее не хватит. Мысли девушки вытекали одна из другой, как звенья тонкой цепочки, пропускаемой сквозь пальцы. Следующим звеном после миссис Бейкерсон оказалась мысль о вчерашнем полицейском.
Молли почувствовала, как заливаются краской щеки при одном только воспоминании о позавчерашнем недоразумении. Вот невезучая особа ты, мисс Роуз! Может быть, тебе единственный раз в жизни встретился идеальный мужчина: спокойный, сильный, привлекательный, а ты все равно предстала перед ним в такой нелепой ситуации…
День был из тех обычных сереньких дней поздней осени, которые едва ли отличишь в воспоминаниях один от другого. С затянутого плотными облаками безрадостного неба падало на землю нечто среднее между снегом и дождем. Единственное, что могло бы спасти погоду в глазах Молли, был сильный ветер. Молли очень его любила: пусть холодный, пронзительный, но он – само бестелесное воплощение силы и несет перемены – совсем как в книжке про Мэри Поппинс! Она была такая замечательная, даже волшебница, и что? У нее вот тоже не было Принца! Что же говорить о ней, Молли Роуз?!
На волне осеннего депрессивного состояния к Молли пришло совсем уж безрадостное воспоминание: свое отражение в маленьком зеркальце, пойманное в день приезда по пути в театр. Вряд ли вчера она выглядела лучше. Тяжелый вздох. Да, Молли, если хочешь, чтобы тебя полюбил принц, будь добра сама походить, ну хотя бы издали, хотя бы чуточку – на принцессу. Чтобы у него было несколько мгновений иллюзии, которых достаточно для рождения чего-то вроде Любви. А так… Снова вздох.
И сразу – крик возмущения: Молли неосторожно шла, нет, бежала у самого края тротуара, а водителю проезжавшей мимо машины было на это абсолютно наплевать. Результат: отвратительного вида грязные пятна на колготках!
– Кретин! – в это восклицание Молли вложила всю свою ненависть к автомобилистам с их недостатком человеколюбия, досаду на себя и странное чувство, похожее немного на обиду – по отношению к офицеру Джеральду Стэнфорду – за то, что оказался рядом именно вчера. А не, скажем, пять минут назад – когда Молли выходила из дома и была еще в совсем приличном виде.
Таким образом, в театр Молли влетела в совершенно подавленном состоянии, да еще и с опозданием на одну минуту. Ладно, бывает и хуже. Торопливо сунула плащ гардеробщику. Шумно выдохнула. Черт побери, все так плохо, что зло берет! И все-таки, мистер Стэнфорд, вам не повезло. Не было у вас случая разглядеть меня. А у других пусть будет! И пятна грязи на колготках можно аккуратно прикрыть сумочкой… вот так. Молли знала, ничто так не улучшает настроения, как наблюдение за действием на мужчин своего обаяния. Для разминки – очаровательная улыбка гардеробщику. Интересно, а он сам отследил тот момент, когда его губы расплылись в ответной улыбке? Вряд ли…
– Вам, голубушка, все удалось? Чудесно, чудесно. Если не знаете, мистер Айсхолд сегодня работает за круглым столом. Это в комнате за сценой. Второй этаж, первая дверь направо.
– Спасибо. – Еще одна улыбка, на этот раз – немного другая, с оттенком благодарности.
Интересно, что здесь называется круглым столом?
Ой, опоздание выросло до трех минут!
Ну… ну не съест же ее Айсхолд?! Хотя, конечно, первое впечатление…
Молли легко взбежала по ступеням широкой лестницы, делая последние попытки пригладить растрепавшиеся прядки волос, и Негромко постучала в нужную дверь. Осторожно вошла.
– Добрый день! – Фразу сопровождала только что проверенная улыбка под кодовым названием «само очарование».
У Молли возникло неприятное ощущение, всегда рождающееся, когда при твоем появлении умолкает чей-то разговор…
Напротив двери было окно, и на его фоне четко вырисовывался силуэт режиссера. Он взглянул на Молли обычным оценивающим взглядом.
– Здравствуйте, мисс Роуз. Кстати, еще в прошлый раз хотел вам сказать: в учреждениях не стучат в дверь, так как там не полагается заниматься делами, которым можно… помешать.
Молли сконфузилась.
– Кстати, когда человек заставляет себя ждать, он крадет чужое время. Убивает его. Представляете, мисс Роуз, как это страшно – быть убийцей времени?
Молли хотелось исчезнуть. Прямо сейчас. Хоть на несколько минут – пока не отхлынет румянец от щек.
Она извинилась за опоздание. Наверное, даже тогда, когда она заставляла подружек ждать себя по двадцать минут, а молодых людей – по полчаса, Молли не извинялась так искренне.
– Ладно, будет с вас на первый раз, – усмехнулся Айсхолд и обратился к собравшимся в комнате актерам: – Ну вот, будущая звезда нашей сцены, мисс Молли Роуз. Прошу любить и жаловать.
Заулыбались.
Молли же терпеть не могла людей, в общении с которыми никогда невозможно понять, шутят они или говорят серьезно, иронизируют или делают комплимент…
Ей поочередно представили коллег. На репетиции присутствовали: красивая женщина лет на десять постарше Молли – Джулия Лансер. Высокий седой мужчина с усами – Генри Дарвей (он был очень занят оценкой ног Молли). Моложавый брюнет тоже солидного возраста – Мартин Блюберри. Симпатичный мужчина, но, очевидно, несколько прохладно относящийся к женщинам вообще. Молодой кудрявый парень, скорее всего, ровесник Молли – Том Орин. Он заговорщически подмигнул новенькой.
Молли села подальше от Айсхолда – так безопаснее – между Томом и Джулией. Том что-то нацарапал карандашом в уголке листа со своим текстом, а потом придвинул Молли: «Не обращай внимания, Айсхолд просто хочет покрасоваться в роли режиссера, великого и ужасного». Молли едва сдержала хихиканье и благодарно улыбнулась соседу.
Ставили «Мужской род, единственное число» Брикера и Ласега, забавную комедию положений, и там – всего две женские роли. Хотя… это как посмотреть. Например, Жасант, героиня Молли, очаровательная домработница – еще шесть месяцев назад носила имя Густав… Молли знала эту пьесу еще по колледжу, но слава богу, не играла в этом спектакле: слишком тяжело переламывать наработанное с одним режиссером в угоду другому. Все равно что рисовать левой рукой.
Молли порадовалась, что приехала почти в самом начале сезона: она пропустила совсем немного. Работа над пьесой шла за круглым в прямом смысле слова столом. Это был первый этап работы над спектаклем – так называемая читка текста, когда просто выстраиваются отношения между персонажами. Только потом актеры выходят на сцену, и разрабатываются мизансцены. Лишь после этого выучивается текст – уже «привязанный» к каким-то движениям и действиям.
Давно Молли не получала такого удовольствия от репетиций. То есть, конечно, она вообще давно не была на репетициях, можно почти с горечью сказать: со студенческой скамьи. Но сейчас – совсем другое. При работе над студенческими постановками всегда весело. Искристый, задорный, дружный смех молодежи звучит, почти не смолкая: ведь в компании друзей почти безразлично, над чем именно смеяться. А сейчас Молли была на службе. Среди людей старше себя и гораздо опытнее в актерском мастерстве. Немного страшно. И все равно – потрясающе весело. Молли впервые в жизни заметила, что и «взрослые» реагируют на те же шутки, что и ее сверстники, причем часто – более непосредственно и естественно. Смеются потому, что пьеса смешная, а не просто потому, что рядом – классная компания и на душе хорошо-хорошо. Молли почувствовала еще и как то, что она сидит здесь с этими фактически незнакомыми людьми и смеется вместе с ними, сближает их. Ощущать, как втягивает тебя какая-то хорошая среда, желать этого – и тут же получать… великолепно!
К тому же Молли удавалась роль. И через пару часов жизнь совсем наладилась.
А еще Молли просто купалась в теплых, ласкающих волнах мужского внимания. Согласно тексту пьесы ее героине приходилось кокетничать и с Ламаром-старшим (Генри), и с Ламаром-младшим (его играл Том). И Молли делала это с превеликим удовольствием! Причем для этого ей необязательно было даже входить в роль.
Я молода, обаятельна, мужчины обращают на меня внимание – так почему бы нет? – рассудила она. Для чего женщина рождена женщиной? Правильно, для того чтобы ощущать обожание мужчин…
Улыбалась, смеялась заливистым заразительным смехом, подпускала в реплики нарочитой небрежности, дразнила глазами, губами, обнажающимися иногда влажными белыми зубами, как бы случайно демонстрировала запястья, поправляя изящно-быстрым движением прядь волос надо лбом, слегка наклонялась вперед к партнеру…
Молли видела, как неотрывно смотрит на нее Том, и заметно было, что ему очень хочется, но никакими силами не стереть с лица широкую улыбку. Он демонстрировал просто чудеса памяти, лишь бы поменьше заглядывать в текст и ни на минуту не терять зрительного контакта с… Жасант. Нет, с Молли!
Генри Дарвей среагировал уже на самые первые «сигналы». Молли хихикала про себя, глядя, как превращается в самца павлина вроде бы адекватный взрослый человек: изменилась поза – теперь колени широко расставлены. Голос звучит громче, смех – раскатистее. Шутки, правда, получаются не очень… тонкими.
Не мой тип. Или все же мой? – гадала Молли. Не уверена, конечно, но похож на «настоящего мужчину»!
А где-то в закоулках сознания все равно подспудно присутствовала мысль: почему же вчера, с Джеральдом Стэнфордом так не получилось? Ничего не играла, не заманивала – ничего и не получила! Черт, неужели она интересна только тогда, когда подчеркивает в себе женщину?! Играет? Носит маску…
Молли закусила губу. Нет, нельзя раскисать, спектакль еще не окончен.
Джулия, явно привыкшая быть королевой на троне, на котором ее легко и естественно подвинула Молли, заметно нервничала: слишком часто меняла позы, а порой застывала с напряженным лицом, впрочем, в любой момент готовая подхватить чью-то игривую фразу.
Как актриса на сцене – хороша! Но почему же ты недоигрываешь в жизни? Ох, ну как у меня получается так быстро наживать себе врагов?! – подумала Молли. Талант, черт побери!
После репетиции оживление не утихло: занятые в спектакле бурно обсуждали характеры своих героев и их взаимоотношения. Молли отсела в уголок, чтобы никто не мешал: она заканчивала собирать свои листы и делать в них пометки относительно интонации, которую требует Айсхолд. Рядом раздался четкий, вызывающий стук каблучков Джулии. Звук затих. Молли подняла голову. На лице – самое невинное выражение. Мисс приветливость. Джулия улыбнулась.
– Молли, вы будьте поосторожнее. – Погрозила красивым пальцем с длинным ухоженным ногтем. – Генри у нас мужчина… ммм… опасный, непредсказуемый… – Улыбка. – Держите ухо востро. – Наставления давались тоном умудренной опытом старшей подруги.
Молли рассмеялась – как будто услышала невинную добрую шутку.
– Хорошо! Буду беречь себя, – взгляд искоса на Генри, потом на Тома, – и честь наших мужчин.
– В чем дело, леди? Здесь рекламируют меня, как я понимаю? – Генри возник рядом словно из воздуха и звонко чмокнул Джулию в щеку. – Всегда знал, что ты моя лучшая подруга, Джули!
Женщина улыбнулась без определенного выражения, посмотрела на Генри чересчур многозначительно: чуть откинув голову назад и слегка прищурившись – и вышла. Каблуки застучали по лестнице – нужно отдать ей должное, не быстрее, чем обычно. Все-таки владеет собой!
– Так о чем вы тут секретничали, а? – светским тоном, но не вполне в светских выражениях поинтересовался Генри. – Наверное, Джулия рассказывала, какой я опасный и коварный. Но, Молли, не верь ей! Я оклеветан! Единственное, чем я владел, – это моя честь! – Декламация сопровождалась мимикой и жестами, которые, очевидно, должны были означать трагическую смерть от горя. Генри раскатисто рассмеялся и выпрямился. – Так о чем это я?
– О, наверняка как всегда о себе! – К креслу, в котором сидела Молли, приблизился Том. – Разве великого мистера Дарвея интересует что-то еще? Хотя это не главный вопрос, так, Молли? – Том подмигнул девушке.
– Ха! А в чем тогда? – Генри встал, чтобы занять доминирующую позицию. Он был почти на голову выше Тома.
– А в том, интересует ли эта персона мисс Молли Роуз! – Видимо, Тома не очень угнетало главенствующее положение коллеги. Скорее наоборот: Том опустился рядом с Молли на стул, который только что занимал Генри Дарвей.
Молли засмеялась. Хороший парнишка. Победил!
– Слушай, Киндер-сюрприз… – недобро улыбаясь, начал Генри.
– Слушаю. Только не тебя. Леди Роза, не позволите ли вы мне быть вашим рыцарем сегодня?
Молли расхохоталась: настолько не соответствовало умильное выражение лица парнишки возвышенному слогу. Он даже захлопал ресницами – совсем по-девичьи. Вот, значит, как ты очаровываешь школьниц на прогулках по тенистому городскому парку!
– Пожалуй… – Молли сделала вид, что задумалась. Оценивающе оглядела с головы до ног сначала одного кавалера, потом другого, премило сморщила носик – и аккуратно вложила ладонь в протянутую в учтивом жесте руку Тома.
– Ур-ра! – завопил он. – Дорогу молодым!
Увесистый такой камушек полетел прямиком в огород убеленного сединами Генри Дарвея.
Молли обернулась к нему, элегантно перебрасывая шарфик через плечо.
– Извини, может, в следующий раз. – И послала неудачливому ухажеру примирительную улыбку.
Генри отвесил театральный поклон, исполненный достоинства и смирения со своей участью.
3
С Томом было легко. Милый паренек с отличным чувством юмора, раскованный, но без грубоватой напористости, как у некоторых! Пожалуй, один недостаток у него все же имелся: он еще не был мужчиной. Молли шла и размышляла: а когда он полностью превратится из юноши в мужчину, что станет с его мягкостью? Ответа она не знала. Да это и не важно. А сейчас с ним легко.
Наверное, Том был бы очень огорчен и удивлен, если бы узнал, что Молли совсем его не слушает. Слишком громко звучали в ее головке собственные мысли…
А мысли были не слишком радостными. Молли, естественно, не очень-то любила вспоминать о своих неудачных романах. А ни одной благополучной истории с партнерами по спектаклям у нее не выходило.
Молли со своей впечатлительностью неизбежно влюблялась в тех, с кем вела спектакль. Особенно если между персонажами были какие-то любовные отношения… Молли знала об этой закономерности – и ничего не могла с ней поделать. Однокурсники тоже знали, поэтому все парни, которым нравилась Молли, имели отличный шанс добиться взаимности. Обычно им хватало тех двух-трех месяцев, что шла работа над спектаклем, чтобы «проверить свои чувства». А что говорить о чувствах молодых мужчин-актеров? Молли металась по замкнутому кругу: начало постановки – эйфория от только что зародившегося чувства, начинающихся романтических отношений. Проходит премьера спектакля в студенческом театре – и неизбежный разговор на тему «Знаешь, я понял, что мы не созданы…».
Не хочу, чтобы снова было так! Мне нужно наконец начать нормальную жизнь!
Господи, пошли мне мужчину, который выдержит меня дольше семи недель…
Кстати, а если сейчас меня займут еще в спектакле-другом, скольким людям найдется место в моем сердце?
И хотя Молли была глубоко убеждена в том, что сопротивляется обычному течению событий, сейчас она шла домой именно в сопровождении партнера по спектаклю. Однако ее безмерно радовал тот факт, что пока ее чувства не выходят за рамки простой дружеской симпатии.
Но что будет, если он начнет ухаживать за ней?
В этот момент Том подпрыгнул с вытянутой вверх рукой и протянул Молли влажный кленовый лист, желтый с красными прожилками – он по странной случайности все еще оставался висеть на ветке. До этой минуты.
– Держи!
– Спасибо. – Молли непроизвольно вздохнула, не успев отстраниться от своих мыслей.
– Что с тобой? – удивился Том. Ему казалось, что все шло отлично: он блистал остроумием, девушка улыбалась.
Молли понадобилось несколько минут, чтобы усыпить его бдительность: не хватало еще рассказывать мужчинам, сколько у них шансов занять место в ее сердце!
Путь до дома Молли пролетел незаметно для обоих.
– Знаешь, я не приглашу тебя выпить кофе: у меня бардак после переезда.
– Значит, пригласишь в другой раз! – Глаза Тома смеялись.
– Скорее всего, – легко согласилась Молли, снова вздохнув – на этот раз мысленно.
– Мне кажется, мы подружимся! – заявил Том. – У тебя ведь еще мало знакомых в Линн-Лейке?
Молли кивнула.
– Вот видишь! Тогда это становится просто необходимым! Так что не стесняйся обращаться, если что. О'кей?
– Договорились! – Молли расцвела в улыбке.
– Ну тогда позвольте считать свой долг выполненным, миледи! Пока. – Том развернулся и зашагал прочь, еще раз обернувшись и помахав рукой на прощание.
Молли вошла в дом… и ахнула, не в силах больше ничего произнести от ужаса. На полу была огромная, во всю гостиную и прихожую, лужа. Из кухни доносился недвусмысленный шум – тот, с которым вытекает вода из разорванной трубы.
Хорошо, что у Молли еще не было ковра. И плохо, что у нее уже был диван, который стоял в гостиной. Его обивка продолжала медленно темнеть от пропитывающей ее воды. Две коробки с неразобранными вещами… нет, они не плавали – уровень воды был низковат для этого, но Молли от испуга показалось именно так.
Стихийное бедствие. Наводнение. И никаких средств к спасению, даже телефон еще не подключен!
Молли выскочила из дома, как напуганный котенок, и со скоростью этого же зверька помчалась к дому миссис Бейкерсон.
Эмма, к несчастью, в этот момент предавалась послеобеденному отдыху. К несчастью для себя, разумеется. Все-таки для дремлющей пожилой леди не самый благоприятный вариант развития событий: быть разбуженной бешеным стуком в дверь и какими-то истерическими воплями.
Но инстинкт опекающего родителя сработал помимо ее воли, как это, впрочем, и всегда бывает с инстинктами. И миссис Бейкерсон с удивительным для своей комплекции проворством спустилась вниз. Распахнув дверь, она увидела Молли с расширенными от ужаса глазами.
– Миссис Бейкерсон! У меня наводнение! Трубу на кухне прорвало, весь первый этаж залит…
– Ах! – Эмма всплеснула руками. – Я сейчас, сейчас, деточка, заходи, обсохни…
Судя по всему, миссис Бейкерсон не видела разницы между наводнением на улице и потопом в доме. Она скрылась из виду, и Молли было слышно, как она пытается кого-то убедить в масштабности происходящей катастрофы. Очевидно, миссис Бейкерсон снова общалась именно со вчерашним оператором, и ей было не очень-то легко заставить ее поверить в то, что в доме, где вчера якобы было ограбление, сегодня прорвало трубу.
Миссис Бейкерсон вновь появилась перед Молли слегка взъерошенной, как будто ей пришлось с кем-то драться за свою правоту. Так, немного…
– Только подумай: они мне едва поверили! Разве что в сумасшедшие не записали… – Эмма яростно пыхтела, немаленькие ноздри раздувались от гнева. Потом она спохватилась: – Деточка, что ж мы тут… Там, может, вещи какие спасать надо!
И Молли вместе с миссис Бейкерсон совершили забег на короткую дистанцию: по газону к дому Молли. Эмма еще умудрялась на бегу ругать Уилкинсов, которые так и не соизволили починить в своей развалюхе трубы, «а у бедной девочки теперь наводнение вместо новоселья!».
Кутерьма по поводу затопления первого этажа продолжалась еще несколько часов. Машина ремонтников приехала довольно быстро, но провозились они долго. Все это время Молли сидела на ступеньках лестницы, поджав колени к подбородку и поставив рядом с собой снятые промокшие насквозь сапоги. Молли огорчало то, что были испорчены предметы, представлявшие для нее исключительную эстетическую ценность: несколько репродукций с картин французских импрессионистов в рамках и дюжина видеокассет с записями всяких «домашних» событий и спектаклей в колледже. Им не повезло находиться в одной из коробок в гостиной. Эти потери беспокоили Молли гораздо больше, нежели погибший паркетный пол.
Миссис Бейкерсон не была бы собой, если бы, натянув резиновые сапоги мужа, не присутствовала при работе сантехников, не стесняясь давать им ценные указания:
– Ребята, вы поаккуратнее!
– Нет, так дело не пойдет!
– Это что еще за безобразие? Что за щель вы здесь оставляете? Чем-чем замажете?
«Ребята» оказались очень воспитанные, поэтому никто из них и словом не обмолвился об истинном отношении к миссис Бейкерсон и к ее поучениям. Но этот рабочий день сантехники запомнили надолго.
А потом пришла пора приступить к ликвидации последствий домашней катастрофы.
Офицер полиции Джеральд Стэнфорд не мог точно сказать, что заставило его идти на ночное дежурство именно этим путем – мимо памятного дома номер двести четырнадцать по Канберран-роуд. Воспоминание о странной девушке с мальчишеской стрижкой и наивными глазами, рождавшее смутную улыбку? Возможно. Но позже Джеральд готов был дать голову на отсечение, что ожидал увидеть нечто подобное, когда, проходя мимо дома Молли, заметил миссис Бейкерсон, спешащую – ай, теперь все равно! – по уже протоптанной тропинке через газон к дому Молли. Пожилая леди несла в вытянутых руках приличных размеров тазик с грудой набросанных в него тряпок.
Джеральд, может быть, и ожидал чего-то подобного, но застыл на месте. Из раскрытой двери кухни показалась Молли. Она пропустила соседку в дом и выплеснула на газон ведро воды.
Джеральд приблизился. Заметив его, Молли явно засмущалась своего неаккуратного обращения с газоном и стыдливым жестом спрятала ведро за спину.
– Добрый вечер, мисс Роуз. – Джеральд почувствовал, как сами собой уголки губ ползут вверх.
Недоразумение, а не девушка. Стриженое недоразумение.
Если бы Джеральд произнес эти слова вслух, он удивился бы тому, с какой нежностью они прозвучали.
– У вас уборка? Или наводнение? – Джеральд не очень-то верил в какую-то из этих версий, убежденный, что на самом деле все не так просто. И удивился, услышав печальный ответ Молли:
– Наводнение, мистер Стэнфорд.
Джерри только набрал в грудь воздуху, чтобы предложить свою помощь, как в дверном проеме показалась голова миссис Бейкерсон:
– Молли, ну где ты там копаешься? А, мистер Стэнфорд! Хорошо, что вы подошли, у меня найдется еще таз. – Миссис Бейкерсон деловито зашагала к своему дому.
Молли попробовала высказаться насчет того, что, мол, «неудобно, и вообще», но Джеральд сделал успокаивающий жест.
– Все в порядке, мисс Роуз, у меня как раз есть немного времени! – Он улыбался во весь рот. Ситуация безмерно забавляла его.
Теперь дело пошло гораздо быстрее. Молли не знала, благодарить ей судьбу за возможность поближе познакомиться с Джеральдом или проклинать – за возможность познакомиться при таких обстоятельствах. Джеральд по всем подсчетам даже не должен был опоздать на дежурство… Только вот форма оказалась забрызганной. Тут Молли вознесла хвалу небесам, потому что у нее появился чудесный шанс похлопотать с салфеткой вокруг мужчины.
Миссис Бейкерсон с несвойственным ей тактом скрылась на кухне – совершенно случайно, естественно.
Молли с прилежным видом промокала темные пятна на рубашке Джеральда.
– Извините меня, мистер Стэнфорд.
– Да нет же, тебе не за что извиняться, Молли, – сорвалось у него с языка.
Ресницы девушки взволнованно вздрогнули. Молли?!
Джеральд смутился.
– Ну, наверное, человека, с которым вместе мыл пол в его гостиной, можно называть по имени, да?
Молли подняла на него свои огромные глаза, улыбнулась.
– Да…
– Ты тоже можешь звать меня Джеральдом, хорошо? Даже Джерри – но если не будешь вспоминать про этот дурацкий мультик! – Видимо, у Джеральда была детская травма, связанная с пресловутым мультфильмом. – Давай, я сам.
Джеральд накрыл своей ладонью руку Молли, которой та прижимала уже промокшую салфетку к его груди. Естественный жест.
Боже, какая маленькая у нее ладошка… Хрупкое создание с длиннющими ресницами и маленькими пальцами… Странная принцесса…
Черт, что за чушь лезет мне в голову?!
От силы, спокойствия и тепла, излучаемого этой ладонью, у Молли будто слабая волна тока прошла по телу. Принц. Точно он! Но как ему удается появляться в те моменты, когда она выглядит нелепее всего?
От секундной заминки оба смутились еще больше, Молли безропотно отдала салфетку Джеральду.
Он не позволил ей проводить его до дороги: «Замерзнешь ведь! Отдыхай». Она осталась стоять у окна. Джеральд оглянулся и, повинуясь внезапному порыву, помахал девушке рукой. Знал, что услышит, – крикнул:
– Всегда готов прийти на помощь, мисс!
Увидел по наклону головы, как Молли рассмеялась. Господи, ну до чего же скучно было в городе до приезда этого невезучего создания!
Комнату заполняла густая, мягкая тишина, нарушаемая разве что легким сонным дыханием Молли. Утомленная переживаниями прошедшего тяжелого дня, девушка довольно быстро погрузилась в сон. Узкая кровать стояла напротив окна, и по лицу спящей то и дело пробегали тени от колышущихся за окном ветвей старой яблони. На полу, на скудной обстановке (простой шкаф и комод, пара стульев), не разобранных коробках с вещами лежали неяркие сероватые квадраты света от уличных фонарей. Молли повернулась во сне, и кровать ворчливо заскрипела.
Но в эту минуту тишина и спокойствие в комнате были нарушены неожиданным и неуместным звуком – стуком в окно. Окно второго этажа, между прочим.
Молли сонно натянула на голову одеяло. Стук повторился, причем гораздо настойчивее. Девушка проснулась и резко села на постели, еще не вполне осознавая, что именно ее разбудило. Снова – просьба о позволении войти и дребезжание стекол. Молли перевела взгляд на окно – и вскрикнула.
В окне виднелся силуэт мужчины.
– Помогите! – завопила Молли. – А-а-а!
– Да тихо ты, глупая! – раздался приглушенный двойной рамой знакомый голос. Это был голос Генри Дарвея.
Молли перевела дух и нащупала в темноте выключатель. Зажегся свет, стало не так жутко.
– Вы что тут делаете?! – изумилась она.
– Наношу даме сердца визит. Может, впустишь? А то тут, на ветке, я почувствую себя соловьем. И спою, – пригрозил Генри.
– Впущу, только, чур, без разговоров про «даму сердца».
– Договорились. – Генри прижался лицом к стеклу и состроил Молли рожу. Очевидно, считал это одним из самых смешных своих трюков.
Молли встала и прошлепала босыми ногами к окну. Стройную фигуру скрывали складки романтичной драпировки, которая на самом деле была футболкой редкого размера. Первое, что Молли почувствовала, открыв окно, был сильный запах виски.
О господи. Пьяные кавалеры еще не лазили к ней в окна по ночам.
– Ну и? – Скрестив руки на груди, она вопросительно-осуждающе посмотрела на Генри Дарвея.
Он явно не собирался комментировать цель своего прихода, просто ввалился в комнату и наполнил и ее смешанным запахом виски и гиацинтов, охапку которых зажал под мышкой. Генри попытался завладеть рукой Молли, чтобы запечатлеть на ней поцелуй. Молли издевательски этой самой рукой размахивала, выделывая какие-то пассы, так что Генри пришлось оставить свою затею, чтобы не попасть в совсем неловкое положение: сложно поймать такой вертлявый предмет, как эта ладошка, после трех стаканов виски.
– Ну и? – тем же тоном повторила Молли свой вопрос.
– Ну и… – Генри устремил на нее нежный взгляд затуманенных глаз. – Ну и здравствуй, Молли-Жасант! – нашелся он. – Это тебе, твой цветок. То есть мой цветок.
– А. – Молли растерянно улыбнулась. Тонко… Имя героини Молли было созвучно французскому названию этого цветка.
– Давай же отметим праздничные события! У меня вот и бутылка с собой. – Генри достал из внутреннего кармана бутылку с чем-то цвета некрепкого чая, что Молли ни за что пить не стала бы. Он беспомощно оглянулся в поисках места, куда можно сесть. Обнаружил стул, обрадовался.
– Какие еще праздники? – не поняла Молли. Даже Хэллоуин уже прошел, подумала она. А жаль. Тебя б туда в таком состоянии и без маски пустили бы!
– Ну как же? – удивился ее недогадливости Генри. – Ты переехала в Линн-Лейк – это раз. Мы познакомились с тобой – это два. И я рискнул, между прочим, здоровьем, пробираясь к тебе в спальню – это три. Нет, три – это то, что мое предприятие увенчалось успехом…
Молли стояла посреди комнаты босая, в одной футболке, полусонная, с букетом цветов – и совершенно не знала, что ей предпринять, чтобы избавиться от ночного гостя.
А гость был уже абсолютно доволен жизнью. «Подвиг во имя прекрасной дамы» совершил, вот она, рядом, полураздетая стоит, бутылка в руке, вечер только начинается…
– Генри, давай завтра поговорим, а? – жалобно попросила Молли.
– Зачем же завтра? – удивился он. – Вот он я, вот она ты, времени сколько угодно… Будешь? – Генри дружелюбным жестом протянул Молли бутылку.
Молли инстинктивно отступила на шаг.
– Ну, не хочешь – как хочешь, – резюмировал Генри и сделал несколько глотков.
Молли хотелось разреветься от осознания собственного бессилия. Вот они, прелести уединенной жизни! Нет, наверное, ни с кем другим такое произойти не могло! Иначе какая девушка стала бы жить одна, если б к ней по ночам вваливались пьяные коллеги… через окно.
Мысль свою Молли уже незаметно для себя закончила вслух. Получилось похоже на тихий стон отчаяния.
Попробуем изменить тактику.
– Генри, иди домой. Нам не о чем разговаривать, когда ты в таком виде.
Генри обиделся.
– А вот никуда я отсюда не пойду. Мне здесь нравится. Обстановка такая… сценическая. Условная. – Генри начал ворчливым тоном, но потом, видимо, остался доволен тем, какая умная мысль пришла ему в голову, и закончил оптимистически.
Молли прикрыла глаза. Сейчас зареву. Нет, нельзя, чтобы этот кретин видел, как я из-за него плачу!
– Ну что, леди, вы совсем не желаете присоединиться к моему празднику?
О! Есть идея!
– Генри, Генри, слушай!
– Слушаю! – покорно согласился ночной гость.
– Если у нас праздник, значит, его нужно отмечать? – Молли хитро прищурилась.
– Естественно.
– А о каком отмечании праздника идет речь в такой обстановке?!
– Точно! – осенило Генри. – Ты, малышка, просто умница! – выдал он оценку и полез целоваться. Благо, только в щеку.
– Так вот. Следи за мыслью. Дай мне полчаса и я приведу себя в порядок, а то так – никакого эффекта, совершенно непраздничный костюм…
Генри нахмурился: непраздничный костюм Молли его очень даже устраивал. Но логика девушки показалась ему железной. Уважаю умных женщин!
– …я переоденусь, причешусь, сделаю макияж, а то даже стыдно перед тобой стоять в таком виде…
– Да брось. Ты прелесть, – благодушно сообщил ей Генри.
– …потом спущусь, и мы что-нибудь состряпаем на ужин. Какой же праздник без романтического ужина?
Молли видела по лицу Генри, который, будучи в нетрезвом состоянии, мимику не контролировал совершенно, как он буквально проникается ее идеей, и внутренне торжествовала победу. Дай мне время, только дай мне время! И свободу. Господи, ну почему я сразу же не купила телефонный аппарат в спальню? Теперь вот придется пробираться в гостиную невесть какими тропами…
– Ты подожди меня на кухне! – заключила Молли.
Генри помолчал и… отказался:
– Нет, на кухне – это слишком далеко!
Внутри у Молли все упало. Видимо, охватившие ее эмоции отразились на лице, потому что Генри поспешил ее утешить:
– Но если хочешь, я подожду тебя в коридоре. – Ему, конечно, очень нравилась перспектива увидеть процесс переодевания девушки, но остатки совести не позволили заявить об этом вслух. К тому же романтика должна остаться романтикой, если хочешь произвести впечатление на женщину и закрепить эффект. Генри это знал.
Оттого, что Генри будет сидеть в коридоре, перекрыв ей пути к отступлению, Молли было не легче. Ладно, будет хотя бы несколько минут, чтобы обдумать ситуацию. Она с облегчением вытолкала кавалера в коридор и, нашарив в кармане джинсов ключ, заперла дверь.
Стратегическое мышление как всегда не работало.
Молли честно переоделась в короткое платье из шелка пепельно-розового цвета. Шуршащая плотная материя, переливаясь рассветно-розовым и жемчужно-серым, тесно облегала фигуру.
Генри поминутно справлялся, как дела. Судя по тому, как менялись его интонации, можно было сделать вывод, что он не отвлекался от бутылки. Молли разыгрывала «аудиоспектакль» со скрипом дверцы шкафа, имитацией мучительного выбора подходящего наряда и подробным разбором достоинств и недостатков всего того, что есть в шкафу.
Неужели мне и вправду придется с ним ужинать? – ужаснулась Молли. Мамочка, я не хочу! А что, если он не напьется и не заснет?! Господи, помоги мне!
Оставалась слабая надежда на то, что Генри отключится прямо под дверью, но он проявлял такой живой интерес к происходящему в комнате, что рассчитывать на благополучный исход не особенно приходилось. Надев мягкие туфли на низком каблуке, Молли беспомощно огляделась…
Дура!!! Какая же она дура!
На нее потянуло холодом из неплотно прикрытого окна. Выглянула: свет, льющийся из окна, выхватывал из темноты толстые корявые ветки дерева, посаженного, очевидно, мистером Уилкинсом в пору его юности.
Если выдержала Дарвея – выдержит и ее! Но, черт побери, как же неудобно!
Молли уже перелезала через подоконник, когда услышала:
– Малышка, как там дела?
– Отлично! Тебе какая помада нравится? Красная, розовая, коричневая, с блеском, без блеска?! – крикнула Молли в сторону двери.
– Розовая! – решил Генри.
– Замечательно! Только не отвлекай меня разговорами, а не то макияж неровно ляжет!
– Молчу и жду, малыш!
Молли еще не приходилось лазать по деревьям в платье. Дерево, надо отдать ему должное, было самое для этого подходящее, неудивительно, что даже пьяный Генри сумел на него взобраться. С нижней ветки даже не нужно было прыгать, имея достаточно длинные ноги.
Под ногами чавкнуло. Молли едва не чертыхнулась, осознав, какое тяжкое испытание выпало на долю ее новеньких красивых туфель: последствия наводнения. Тихо, как мышка, Молли, пригнувшись, прошмыгнула к дому миссис Бейкерсон, с ужасом думая, что будет, если у Эммы крепкий сон.
Холод пронизывал до костей: еще бы, в начале ноября разгуливать по ночам в летнем платье – это не шутки! Добравшись до заветной двери, Молли подняла такой шум, что только мертвый не проснулся бы. Мысль о том, что нужно лишнюю минуту провести под открытым небом, придавала Молли энергии…
Миссис Бейкерсон начала ругаться и проклинать нарушителя спокойствия еще на выходе из спальни. Резко распахнув дверь дома, она возникла на пороге в нежно-голубой пижаме, но грозная как никогда. Сонные глаза постепенно округлились:
– Молли? Что стряслось?!
Молли влетела в дом, первым делом схватила с дивана плед, завернулась в него и огляделась в поисках телефона.
– Что это такое? Вламываются среди ночи и ничего не объясняют! – возмутилась миссис Бейкерсон. – Что с тобой?
– Ох, миссис Бейкерсон, я все объясню! Где телефон, скажите, ради бога! И дверь заприте! – Молли очень живо представила, как сейчас ее воинственно настроенная соседка помчится избавлять «свою девочку» от непрошеных гостей. Девушка не была уверена, что это не закончится для Генри Дарвея трагически…
– На кухне. – И миссис Бейкерсон обиженно поджала губы: от нее секреты в ее собственном доме!
Молли прикрыла за собой дверь и торопливо набрала номер 1. Когда, объяснив ситуацию оператору, она назвала свой адрес, то услышала какой-то неопределенный звук, подозрительно напоминающий сдерживаемый истерический смех.
Миссис Бейкерсон чуть-чуть опоздала: она прорвала линию обороны, то есть вошла на кухню, когда Молли уже отсоединилась.
– Или ты немедленно расскажешь мне, что случилось, или я пойду сама выяснять, почему моя юная соседка выбежала из дома в одном платье и что заставило ее меня разбудить!
– Успокойтесь, миссис Бейкерсон, у меня просто неприятности… с коллегами.
– Какие такие неприятности в половине второго ночи?!
– Ну… сейчас приедет полиция и разберется.
При слове «полиция» миссис Бейкерсон фыркнула:
– Ой, догадайтесь, какая полиция к нам пожалует!
Молли поняла, на что намекает миссис Бейкерсон, и бросилась искать зеркало. Но нет же, если она сейчас приведет себя в порядок, точно приедет не он. Зато в следующий раз, когда она будет в пижаме, судьба подкинет ей случай встретиться с мужчиной ее мечты. С кем бы и на что поспорить?
– Зеркало в ванной на втором этаже, – подсказала миссис Бейкерсон. – И туфли вымой, сделай одолжение!
По следам на ковре в гостиной и на линолеуме в кухне можно было проследить траекторию движения Молли по дому.
Однако на этот раз Молли несказанно повезло: миссис Бейкерсон оказалась права, продемонстрировав чудеса интуиции. В дверь позвонил именно офицер Джеральд Стэнфорд. Дверь открыла миссис Бейкерсон, Молли еще приводила себя в порядок.
– Это вы звонили? Как вы узнали? Молли там? Он вооружен?
– Что-о?! – Сила легких миссис Бейкерсон заставляла думать, что в ней погибла оперная певица. – Молли! Поди-ка сюда!
Молли торопливо спустилась и инстинктивно спряталась за широкой спиной Джеральда, а он так же инстинктивно заслонил ее собой от миссис Бейкерсон. Джеральд выглядел несколько обалдело: во-первых, оттого, что мисс Неприятности-не-пройдут-мимо опять влипла в какую-то историю и это уже во второй раз за сегодняшний день. А во-вторых… она была такая красивая в этом платье необыкновенного цвета, оттеняющем бледную матовость кожи! Коснуться бы ее… Наверное, она как согретый солнцем мрамор… Джеральд с трудом отогнал наваждение.
Молли вцепилась в его руку. Заглянула ему в глаза – взгляд жалобный, умоляющий.
– Пожалуйста! Я не хочу писать заявление. Он хороший, просто безголовый совсем. Отвези его домой. Пожалуйста…
– Ладно, пойду доставать твоего Ромео. – Голос Джеральда прозвучал раздраженно, и Молли опустила голову и отступила на шаг.
Она чувствовала взвинченное состояние Джеральда, но, не понимая его причин, посчитала, что просто надоела ему со своей «повышенной везучестью». На самом деле Джерри тоже не особенно отдавал себе отчет в том, почему его так злит эта ситуация, что в ней цепляет, не дает покою.
Девчонка! Ветер в голове! Впускает в дом всякий сброд, а я развози ее ухажеров по домам, да? – мысленно ворчал Джеральд.
Он вышел, правда, дверью не хлопнул, но очень выразительно ее закрыл: с размаху, только у самого косяка притормозил ее движение.
– А кто, позвольте спросить, мне расскажет, в чем дело?! – скрестив на груди руки, осведомилась миссис Бейкерсон.
Молли вздохнула и объяснила ситуацию. Надо же чем-то заняться, пока Джеральд не разберется с Генри! Миссис Бейкерсон красноречиво закатила глаза. На ее лице читалось: ну откуда ты такая взялась на наши головы? Ни дня без приключений.
Миссис Бейкерсон выглянула в окно очень вовремя.
– О, твои мужчины идут, – сообщила она.
Молли подошла к окну. Первым шел Генри, Молли показалось, что он выглядит ошарашенно и огорченно. В руке – бутылка, наверное, уже почти совсем пустая. Джеральд шел следом. Мужчины сели в машину, и вскоре ее темный силуэт со светящимися глазами фар скрылся за поворотом.
Оставь надежду, Молли Роуз! Даже в самом красивом платье ты ему не нужна!
– Как вы думаете, Джеральд на меня очень сердится? – Молли выглядела, как котенок, которого выкупали в тазу с холодной водой: хрупкое создание с очень несчастными глазами.
Миссис Бейкерсон строго посмотрела на нее.
– Нет, что-то мне подсказывает, что он просто ревнует.
– Правда?! – В глазах Молли опять загорелись искорки.
– Правда, – уверенно заявила миссис Бейкерсон. – А теперь пойдем, я тебя провожу. Чтобы еще каких-нибудь приключений не нашла по дороге.
– Но, миссис Бейкерсон! Я же не сделала ничего плохого! Разве я виновата, что Генри залез на это дерево?
Пожилая леди только фыркнула.
Войдя в дом Молли, они первым делом осмотрели второй этаж на предмет повреждений. Таковых не оказалось: видимо, Генри даже не пытался выломать дверь в спальню. Когда Молли поделилась этим предположением с соседкой, та парировала:
– Ах, подумать только, какой джентльмен!
Молли притихла. Они с миссис Бейкерсон решили выпить горячего чаю на кухне. От нервных потрясений прошедших суток Молли совсем расхотелось спать. Она с наслаждением держала чашку, согревающую озябшие ладони, с душистым горячим чаем и вдыхала его аромат. Мысли ее то и дело возвращались к Джеральду: все равно ничего не выйдет; ты для него навсегда – глупая девчонка, влипающая в глупые истории, и только. От этой осознанной безысходности хотелось завыть.
В дверь постучали.
– Иди-иди. Если это твой коллега вернулся, передай, что я здесь и жажду с ним познакомиться, – проворчала миссис Бейкерсон.
Молли на негнущихся ногах пошла открывать. На пороге стоял Джеральд.
– Привет!
– Привет!
Глупое приветствие… – эта мысль посетила обоих.
– Мистер Дарвей отдыхает дома.
– Спасибо.
– Не за что. У тебя все в порядке?
Молли не могла идентифицировать выражение, застывшее в глазах Джеральда. Робко, будто пробовала ногой – твердая ли земля под ногами или зыбучий песок, – улыбнулась. Джеральд ответил на ее улыбку. Покачал головой, сказал с иронией:
– Ты самый необыкновенный человек в этом городе.
Сердце Молли пропустило один удар.
– Это комплимент или упрек?
– Комплимент.
– Спасибо.
Джеральду безумно хотелось добавить, что ей потрясающе идет это платье, но губы почему-то не слушались его. Так и стояли – друг против друга. Правда, совсем недолго – Молли не выдержала долго его взгляда, опустила глаза. Джеральд залюбовался тонкой полупрозрачной тенью от ресниц, притаившейся на щеке.
– Чаю?
– Нет, спасибо, я на дежурстве. – В действительности же Джеральду никогда в жизни так сильно не хотелось чаю! – Отдыхай. Я буду на страже твоего сна. Если что, ты знаешь, по какому телефону меня найти. – Он рассмеялся. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Молли помедлила, прежде чем закрыть дверь. Она была бы страшно удивлена, если бы увидела, как перед крыльцом ее дома, услышав звук закрывшейся двери, замер Джеральд с точно таким же выражением лица, как и у нее, – выражением светлой, искренней, совсем детской радости.
4
Молли ходила по комнате кругами и по старой привычке нервно щелкала пальцами, отсчитывая ритм шагов. Это был самый естественный жест для Молли в моменты, когда нужно заставить себя что-то сделать или решиться на что-то неприятное. Нужно на репетицию. Идти не то чтобы очень не хотелось… Но Генри!..
Вот чего не хотелось, так это смотреть на его лицо.
И при этом – куда, спрашивается, она от него денется? Рано или поздно ей все равно придется столкнуться с мистером Дарвеем – покорителем высот. Черт, ну почему все-таки это должно произойти именно сегодня?
Молли почти чувствовала на себе неприязненный взгляд Генри и обоняла запах перегара.
Но это же еще не так страшно, уговаривала себя Молли. Будет гораздо хуже, если он пристанет ко мне с извинениями. Я, может, и произвожу впечатление доброго человека, но не уверена, что смогу перестать избегать человека, влезшего ночью ко мне в дом!
Молли вздохнула, остановилась перед зеркалом и машинально поправила прядки волос, как всегда норовящие нарушить гармонию прически.
– А что, если у меня заболело горло? – высказала вслух Молли посетившую ее малодушную мысль. – Скажем, вот так: мистер Айсхолд, извините, я не могу прийти сегодня… Да, толку от меня никакого. Совершенно верно, мне лучше отлежаться дома и побыстрее выздороветь, – просипела Молли.
Получилось не совсем натурально. Техника изменения голоса была самой большой ее проблемой в колледже.
Нет, хватит трусить! И вообще – врать нехорошо, особенно хорошему человеку вроде мистера Айсхолда.
Молли встала и принялась заматывать шарф вокруг шеи. Очень хорошо помня эффект, произведенный ее внешним видом в прошлый раз, сегодня Молли оделась гораздо скромнее: синий свитер, темно-синие джинсы… Мышка, всего-навсего серая мышка. Хотя бы на время.
Молли подумала о Томе и невольно улыбнулась. Приятный парнишка. Да, молодой совсем, но даже в его горячую молодую голову вряд ли пришла гениальная мысль о посещении моей спальни в час ночи путем проникновения в оную через окно. А если и пришло бы, он, конечно, не стал напиваться перед таким романтическим поступком. А если бы и выпил – так совсем немного, и то для смелости. Ну даже если и так! Молли, просто признайся себе, что ты на него не рассердилась бы. Хм… Значит, он мне нравится…
Стоя перед зеркалом, Молли пыталась разглядеть на своем лице следы бурно проведенной ночи. Ах, подумала она, если бы я действительно могла провести ее в прямом… нет, не знаю, короче, в том самом смысле – бурно.
Щеки Молли слегка порозовели: перед глазами стоял Джеральд, она вспомнила до мельчайших подробностей те ощущения, что испытывала вчера, касаясь через рубашку его мощной груди. Тряхнула головой, чтобы выбить из нее глупые мыслишки. Пустое влечение к привлекательному мужчине, ничего больше. У такого красавчика наверняка на каждой улице по девице, как минимум, в этом районе! Не забивай себе голову чепухой, Молли Роуз. Ты не должна полюбить человека, который не полюбит тебя, понятно? Подумай лучше о Томе Орине…
Вопреки ожиданиям Молли пока не ощущала никаких признаков влюбленности в партнера по спектаклю. Может, потому, что именно сейчас в ее жизни появился человек по имени Джеральд Стэнфорд?
Сегодня, благодаря всем возможным принятым мерам, Молли выбежала из дома за целых двадцать семь минут до начала репетиции, так что ей удалось явиться вовремя.
– Положительная динамика, мисс Роуз, – прокомментировал Айсхолд.
На самом деле он ожидал, что после воспитательной беседы, проведенной вчера, Молли примчится раньше как минимум на пятнадцать минут. Но мисс Роуз оказалась убийцей чужого времени и не испытывала по этому поводу угрызений совести. Несознательная юная особа!
Том приветливо улыбнулся Молли.
– О, милая Жасант! – Произнесено это было именно с той интонацией, с какой молодой любовник приветствует свою даму сердца.
Том кивком пригласил Молли сесть рядом с собой. Та села и…
И оказалась лицом к лицу с Генри Дарвеем.
Он выглядел немного помятым (что неудивительно), от него сильно пахло мятными леденцами, но глаза смотрели на Молли ясно и безмятежно.
– Доброе утро, Молли, – поздоровался Генри как ни в чем не бывало.
Молли напряглась, пытаясь вспомнить, страдала ли она раньше галлюцинациями или это с ней впервые.
– Привет, – изумленно пробормотала Молли.
– Как ты? Выполнила поручение нашего драгоценного режиссера – потренировалась произносить «да, мсье Ламар» с двенадцатью различными интонациями? – шутливо поинтересовался Генри, старательно разыгрывая обычный разговор двух актеров.
Молли всерьез задумалась, кто здесь страдает редкой формой душевного расстройства: она – сверхреалистическими снами или Генри – избирательностью памяти. Краем глаза она заметила, что Айсхолд оживился: его явно заинтересовал ее ответ на поставленный вопрос. Лицемерить изволите, сударь?! Нахал! Псих, в конце-то концов!
– Естественно. – Молли сладко улыбнулась и, так как вчера ей было дело до чего угодно, только не до заданий режиссера, продемонстрировала экспромт: «да, мсье Ламар», произнесенное с оттенками согласия, сдержанной вежливости, кокетства, нежности, благоговения, осуждения, иронии, обреченности, отклика на ласку, глубокой почтительности, энтузиазма и затаенной досады.
Айсхолд улыбнулся одними уголками губ. Молли до сих пор не видела у него более яркого выражения одобрения, так что ее вполне удовлетворила реакция режиссера. Генри и Том зааплодировали.
– Удачная находка, – с безмятежно-довольным видом обратился Генри к режиссеру.
Тот не ответил.
Молли смотрела на него и не верила своим глазам. Это ж надо так притворяться! Ах да, она забыла: она ведь имеет дело с актером… Возмущение Молли уступило место чему-то близкому к уважению. Ладно: проехали, значит, проехали.
Выдохнула. Тяжесть на душе, не дававшая покою все утро, медленно отступала.
Репетиция прошла без эксцессов. Снова смеялись, потому что каждый актер все еще искал что-то наиболее соответствующее своей роли в комедии, и сегодня все немного отличалось от того, что делали вчера, а значит – опять смешно.
Три часа спустя Молли почти совсем забыла о неприятностях минувшей ночи и о переживаниях сегодняшнего утра, все эти события подернулись дымкой, как воспоминание о сне, и к тому же Генри не давал ни одного повода упрекнуть его в излишней привязчивости.
По окончании репетиции Молли решила побыстрее прошмыгнуть мимо коллег, чтобы ни с кем не застрять по дороге и успеть забежать в банк.
Маневр не удался: в коридоре ее догнал Том.
– Ты сегодня была еще ярче, чем вчера. Молодец!
– Стараюсь, – проронила Молли и улыбнулась.
Какую актрису оставит равнодушной комплимент по поводу ее профессиональных качеств?
– Дорогая Жасант, а помнишь ли, ты упрекала меня в том, что мы нигде не бываем вместе? Я долго думал… – лицо Тома выражало самую серьезную решимость, естественно, весьма натуралистично разыгранную, – и решил исправиться. Пообедаем вместе?
Молли взглянула на Тома через плечо, так как в этот момент он помогал ей надеть куртку. Лицо – просительное и немного шаловливое, как у подростка, который пытается соблазнить товарища поучаствовать в какой-то шкоде.
– Ох, Том, у меня дела, правда…
Молли забавно сморщила носик, как всегда, когда приходилось признавать горькую правду. Том Орин был в самом-самом конце списка жителей Линн-Лейка, которых Молли хотелось бы обидеть.
– Ну… ну тогда кофе! Всего одну маленькую чашечку, подумай, Молли: маленькая чашка кофе в приятной компании.
Она поколебалась, взглянула на часы: банк закрывается еще нескоро, значит, вполне можно успеть.
– Уговорил! Слушай, а у тебя не было родственников, про которых написано в одной очень известной книге… Сцена в саду с яблоком. А?
– О нет! – Том подмигнул ей. – Просто ты ни в коем случае не могла устоять перед моим безграничным обаянием.
– Ах так?! – Выходя из здания театра, Молли взяла своего спутника под руку. – А я думала, что это у меня безграничное обаяние!
– Безусловно. Вот я и не устоял.
Молли рассмеялась. Ей было весело и просто с этим парнем.
Никогда еще Молли не пила такого вкусного кофе в такой очаровательной кофейне. Вкус Тома оказался еще лучше, чем можно было предположить, а Линн-Лейк – совсем неплохим местом для житья, если здесь есть такие милые кафе. Стены небольшого уютного зала выкрашены терракотовой и абрикосовой краской, мебель – деревянная, на стенах – глиняные декоративные тарелки и панно, от которых веет старой, мистической то ли Мексикой, то ли Африкой и духом первобытных легенд…
– Здорово здесь, – сказала Молли, поднеся чашку к лицу и вдыхая приятный аромат кофе.
– Угу, – пробормотал Том, не отвлекаясь от своего сверхважного занятия: он хотел поразить свою спутницу кое-чем оригинальным, а именно – владением искусством оригами.
Бумажная голубоватая салфетка совершенно для этого не подходила, но главное ведь не результат, а процесс демонстрации своего творческого потенциала! В итоге перед Молли на тарелке с крошками, оставшимися от очень вкусного пирожного – прощай, талия! – возникла розочка совершенно жалкого вида: цвет ее, что естественно, соответствовал неуместному цвету исходного материала, а фактура красноречиво свидетельствовала о том, что это самый вялый цветок на земле.
– Спасибо! – растрогалась Молли. Том не понял: то ли от его усилий, то ли от вида результата.
– Не переживай. Искусство тоже иногда порождает уродливых детей. Я тебе лучше сделаю! Нет, выращу! – Глаза у Тома загорелись. – Давно пора завести себе какое-нибудь экзотическое хобби. Как считаешь, мужчина-актер, выращивающий розы зимой на подоконнике, может претендовать на роль самого завидного жениха в Линн-Лейк?
– О, безусловно! – Молли подыграла Орину, сделав самое серьезное лицо – с небольшим, в меру, оттенком благоговения.
– Вот и отлично. Я оставлю для тебя место в списке для первого дня кастинга на роль невесты самого завидного жениха Линн-Лейка, договорились.
– О, Том, ты делаешь меня счастливой! – Молли перегнулась через столик и сделала попытку то ли повиснуть на шее у Орина, то ли задушить (в буквальном смысле) его в объятиях.
Отстранилась. Молодые люди посмотрели друг на друга, поддерживая игру: он – как самодовольный ловелас, она – как влюбленная дурочка. И расхохотались.
Молли почему-то вновь посетили мысли о Джеральде. Она попыталась представить, как он, закусив губу от сосредоточенного напряжения, складывает для нее розу из салфетки или паясничает, как Том. Нет, не получается. Не такой он человек, офицер полиции Джеральд Стэнфорд. Правда, как Том Орин сопровождает в машину разбушевавшегося, но тут же присмиревшего Генри Дарвея, у Молли тоже не получалось вообразить.
Какая все-таки между ними огромная разница! Младший брат – и герой рыцарского романа. Увы, не моего. Свыкнешься ты с этим или нет?!
– Земля вызывает Молли, Молли, прием, прием…
В кафе было пусто, следовательно, тихо, следовательно, все официантки слышали поставленный голос Тома Орина, усиленный микрофоном, в роли которого выступал стакан.
– Мы ее теряем… Нет, нашли! Ур-р-ра! – Том изобразил не знающую пределов радость, когда Молли вновь встретилась с ним глазами.
– То-ом…
– Что? – с готовностью отозвался он.
– Тебе никогда не приходило в голову, что шутовство вне сцены может вызывать у людей неприятие?
– Неприятие? У кого же? – Том встал и прошел в угол зала к кассе.
Молли не слышала, о чем он говорил с девушкой, стоящей за стойкой. Наверное, выбрал самый интимный лирический тон задушевной беседы. Молли могла наблюдать только за реакцией блондиночки в форменной красной блузке. Сперва она удивленно посмотрела на подошедшего молодого человека, потом расцвела в обворожительной улыбке, игриво покачала головой…
Да, парнишка оставит Генри с его обольстительскими талантами далеко позади… Том вернулся за столик, сияя.
– Видишь ту юную леди? Она сказала, что никакого неприятия мое поведение не вызывает. Так что расслабься. Кстати, если тебя вдруг пригласят на прием в посольство, возьми меня с собой. Будем работать в паре, почти как Бонни и Клайд! Не пугайся, я так, к слову о партнерстве. Так вот, представь: я отвлекаю всех дам, а мужчины остаются в твоем распоряжении. Выбираешь, кто больше приглянется, – и выходишь замуж. По трезвому расчету, разумеется. Потом со своих карманных денег купишь мне мотоцикл.
Молли смеялась и думала: а сколько этот парень может нести такую шутливую чушь и не надоедать? В принципе, за то время, что они потратили на «чашку кофе», можно было пообедать и еще раз проголодаться, а Молли не получила ни одной негативной эмоции от общения с Томом. Отсюда напрашивался вывод, что обаяние у Тома Орина действительно потрясающее.
Спохватившись, что еще немного – и она уж точно совсем никуда не успеет, Молли вскочила и стала одеваться и благодарить Тома за прекрасно проведенное время в такой умопомрачительной спешке, что тот испугался. Потом ему пришлось изо всех сил поспевать за Молли, которая буквально летела к автобусной остановке.
– Еще раз спасибо, Том, ты самый классный партнер по спектаклю на свете! – выпалила Молли на ходу, исполненная веры в справедливость своих слов, и умудрилась чмокнуть Тома в щеку. Потом острое зрение подсказало ей, что нужный автобус уже стоит на остановке и у нее есть все шансы опоздать с посадкой, так что Молли пришлось перехватить сумочку поудобнее и совершить забег до задней двери автобуса. Взбираясь на ступеньку, она умудрилась помахать Тому рукой. Тот послал ей в ответ воздушный поцелуй и зашагал прочь. Молли заметила, как он, наверное, от избытка чувств, с силой пнул банку из-под колы, которая с отвратительным громким звуком прокатилась по тротуару, приземлившись метрах в семи от места первоначального пребывания.
Он классный. Жаль, что у меня нет брата. Или не жаль? Вдруг он был бы совсем не похож на Тома, что бы я тогда делала?
Сделав круг по центру города и почтив своим присутствием банк, аптеку, супермаркет, Молли возвращалась домой. Хотелось забраться на диван с ногами, включить какой-нибудь добрый фильм с хорошим, трогательным финалом и ничегошеньки больше не делать…
Уже подходя к дому, свернув за последний поворот, Молли заметила стоящую напротив полицейскую машину. Сначала сердце пропустило удар: ну вот, опять что-то случилось… А потом – забилось, кажется, в два раза быстрее обычного – Молли разглядела водителя.
Догадайтесь, кто сидел за рулем.
Молли сделала над собой неимоверное усилие, чтобы не застыть столбом от прилива бурной радости, оттого, что он приехал к ней, в этом нет сомнения, и больше ничего на свете ей не надо! Волна неподдельной радости, маленького счастья захлестнула ее. Молли улыбнулась светло-светло. Джеральд вышел из машины и вкрадчиво хлопнул дверцей. Приблизился. Он старался быть серьезным, но по его лицу, очевидно, против его воли, расползалась улыбка, и Джеральд изо всех сил старался придать ей оттенок ироничности:
– Привет. А я вот сижу и гадаю: что же произойдет в этом доме сегодня? Решил подождать здесь, чтоб не нужно было далеко ехать, если что.
– Спасибо, офицер. Поужинаем?
– О, спасительница!
Джеральд перехватил у Молли пакет с продуктами и направился к дому широкими шагами. Молли спешила следом и кляла себя на чем свет стоит за широту души. Вот сейчас-то и обнаружатся все твои кулинарные таланты, Молли, Роуз. Это же надо: он пришел, а я его так накормлю, что ему на всю жизнь хватит. Он мой дом за два квартала обходить будет…
С видом гостеприимной хозяйки и с ощущением обреченности Молли открыла дверь. В прихожей темно, лишь несколько пятен света на полу от уличного фонаря. Джеральд, как человек, знающий дом не хуже своего, деловито прошел в кухню и поставил на стол пакет, из которого тут же что-то выпало, покатилось по столу, стукнулось об пол…
– Мои груши! Лови их, лови! – Молли вбежала в кухню и включила свет, так как в темноте заниматься сбором урожая фруктов совсем уж неудобно.
– Есть ловить груши, мэм! – И голова Джеральда скрылась под столом.
Молли прислонилась к дверному косяку. Внутри нее все ликовало. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо от простого присутствия рядом мужчины. Влюблена? Да, она влюблена. А он?
Наблюдая за Джеральдом, Молли старалась уловить каждый жест, взгляд, движение, чтобы понять: а что же его привело сегодня?
Наконец все груши были собраны и водворены в холодильник. Джеральд повернулся к Молли.
– Что мы будем есть?
Она робко взглянула на него.
– Может, омлет?..
– Отлично. Омлет так омлет. Если позволишь, я сам его приготовлю. Но для этого нужна совершенно особая обстановка. Так что ваше нетерпение, мисс Роуз, может испортить мне весь кулинарный процесс.
– Выгоняешь меня? – со счастливой улыбкой спросила Молли. Ура! По крайней мере, сегодня он не узнает, что она почти ничего не умеет готовить!
Джерри рассмеялся.
– Нет, собираюсь тебя удивить.
Молли отправилась в гостиную, где занялась сервировкой стола для романтического ужина.
Через полчаса Джерри вышел из кухни, с гордостью держа в руках две тарелки с чем-то божественно благоухающим. Говоря «омлет», Молли скромно имела в виду поджаренную смесь из молока и яиц и совсем уж не предполагала, что помимо этого там будет еще минимум полдюжины компонентов: грибы, перец, помидоры, куриное мясо, лук и зелень.
– Мм… удивил, – сообщила она Джерри, отправляя в рот второй кусочек омлета.
– Это меня сестренка научила. Она обожает готовить.
– Младшая или старшая?
– Младшая. Ее зовут Марианна. Она живет с матерью и ее вторым мужем. Скоро приедет. – Джеральд хотел было добавить еще про то, что его сестра и Молли обязательно понравятся друг другу и подружатся, но решил не торопить события.
Джеральд не очень любил действовать в порыве. И поэтому сейчас, несмотря на то, что ему было легко и весело с девушкой, сидящей напротив, где-то в глубине его души, на заднем плане, ютилось беспокойство: а правильно ли я поступаю? может, не стоило?
Но рядом была Молли, и, глядя в ее темные глаза с озорными искорками, любуясь изяществом тонких рук, поворотом головы, манерой наклонять ее немного набок, когда слушает, Джеральд чувствовал – не понимал, именно чувствовал – что все так, как и должно быть в его жизни. К сожалению, Джеральд не привык своим чувствам доверять.
Молли же гадала, видна ли по ее лицу захлестывающая ее детская радость с оттенком смущения. Боже, никогда еще она не стеснялась мужчин, с которыми ужинала!
Когда омлет был съеден без остатка, Молли стала убирать со стола. Джеральд сделал попытку поучаствовать в процессе, на что ответ был:
– Нет уж, у нас разделение труда! Ты готовишь, я убираю.
– Ах, разделение труда? Это теперь войдет в привычку?
Молли опустила голову пониже, чтобы он не увидел румянца, выступившего на ее щеках.
Молли мыла посуду, Джеральд стоял у входа в кухню и наблюдал за девушкой: прямая спина, длинная шея, короткая стрижка подчеркивает затылок, что создает ощущение хрупкости и беззащитности. Красивая… Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Джеральд подошел ближе и замер. Только посмотреть на нежные светлые волоски на шее, если получится, вдохнуть запах ее духов, кожи, волос…
Молли, не оборачиваясь, поинтересовалась:
– Что, так интересует процесс?
И не получила ответа. Посмотрела на Джеральда через плечо. Он сделал отчаянную попытку улыбнуться, инстинктивно скрестил руки на груди, чтобы она не заметила охватившей его дрожи. Это была дрожь острого желания. Псих.
Она прекрасна, но ты же ее едва знаешь! Может, у нее парень в Ванкувере! Черт, не важно это…
Молли выключила воду, вытерла руки полотенцем. Ей вдруг стало страшно: а что теперь? уйдет? останется? под каким предлогом?
Повернулась.
– Ну что? Все в порядке?
Она оказалась слишком близко, непереносимо близко, Джеральду стоило лишь наклонить голову, чтобы поцеловать… Еще борясь с собой, он сдержался – и подарил Молли самую нежную ласку, легкий поцелуй в лоб.
Сопротивляться больше не было сил, потому что теплая ладонь легла ему на шею.
Мир поплыл перед глазами. Поцелуй следовал за поцелуем. Молли уже ничего не чувствовала, кроме того, что находится в объятиях любимого мужчины, и не осознавала ничего, кроме пьянящего, сладостного тепла, поднимающегося из самых глубин ее натуры и затопляющего все тело. Не было другого желания, кроме одного: быть с ним, принадлежать ему.
– Пойдем наверх, – тихо сказала Молли, когда Джеральд стал покрывать поцелуями ее шею: от уха до ключицы.
Хрипловатый от страсти голос убил последние остатки самообладания в Джеральде. Со словами, повторяемыми десятикратно:
– Я люблю тебя, Молли, люблю, – он подхватил ее на руки, легко, как котенка, и взбежал на второй этаж.
Молли даже не посетила мысль о том, что под тяжестью двух тел старая лестница может… Какая разница, все равно этой мысли не было.
Были только сильные объятия мужчины, который уже овладел ее душой и готов был подтвердить это, овладев телом.
Не важно было, что кровать узкая, что простыни разного цвета. Только любовь имеет значение и смысл. И Молли отдавалась любимому мужчине со страстью, которой никогда в себе не предполагала, будто со стороны слышала его частое дыхание, удивляясь, что прозвучавший в комнате долгий стон – ее. Только бы выпить до дна наслаждение от каждого прикосновения. Ничего не расплескать, не пропустить, не забыть ни единого ощущения, рожденного его ласками.
Казалось, блаженство, растекающееся по телу, кругами ширящееся в ритме его движений, бесконечно, но – миг тишины и предвкушения в каждой клеточке тела – и взрыв наслаждения, какого Молли никогда прежде не испытывала.
Ошеломленная, счастливая, Молли лежала в объятиях Джеральда и молчала. Говорить совсем не хотелось. Ему, очевидно, тоже. Он мягкими движениями перебирал волосы Молли и, убрав их со лба, нежно целовал его.
В теле таяли остатки чувственного наслаждения. Молли погрузилась в сон, наполненный обволакивающим розоватым теплом.
5
Джеральд не спал всю ночь, лишь изредка проваливаясь в то, что скорее можно назвать забытьем, чем сном. Мысль «что я наделал?» не давала покою, носилась в голове по кругу, полностью отравляя ощущение наполненности, возникшее после близости с Молли.
Что он наделал?
Не в его правилах было заводить случайную интрижку с малознакомой женщиной. В его жизни случилось несколько довольно продолжительных романов, которые, правда, ничем тоже не закончились, но между ними свою жизнь Джеральд не стремился заполнить. Достигнуть цельности, не распыляясь на мимолетные увлечения, – только так! А сегодня…
Что произошло сегодня?
Глупость, яркая вспышка страсти, проявление слабости?
Эта девочка еще почти ребенок. А уж по поведению – точно. Она же не может меня полюбить! – подумал Джеральд. Слишком юная, слишком ветреная, слишком непостоянная, несерьезная… милая…
Черт, у нас все равно ничего не выйдет! Это быстро проходящее увлечение, всего лишь увлечение, успокойся, старина. Да, очень сильное, потому что… потому что произошло то, что произошло. Но это не должно ничего значить. Чем острее влечение… ну пускай чувство… тем быстрее оно уйдет! Уйдет! Ох, Молли, что за глупость мы сделали?
Джеральд попытался представить, как после этого они будут встречаться в магазине, на улице или, что вероятнее, опять какая-нибудь история выйдет. Зная мисс Неприятности можно предположить, что довольно скоро! И что тогда? Может, для нее то, что произошло, ничего и не значит… конечно, разве важен случайный секс для девушки двадцати с небольшим, привыкшей к вольной актерской жизни? А я… Как мне смотреть ей в глаза? Что говорить при встрече? Будет ли она намекать на этот вечер? Улыбаться? Но я, черт побери, мужчина, я выдержу, выдержу…
Господи, зачем я ей сказал, что люблю?..
Солгал ли я?
Нет, боже мой. Не солгал!
Но все равно ничего у нас не получится.
Я старше на десять лет. Молли – взбалмошный ребенок. Очаровательный, красивый ребенок. Ладно, полуребенок… Сегодня она со мной, а завтра это легкомысленное создание увлечется кем-нибудь еще. Что тогда?
Джеральд старательно закрывал глаза на то, что сегодня с ним была даже не девушка, а страстная молодая женщина, а тем более не видел того, что это была любящая женщина. Люди предпочитают закрывать глаза на то, что мешает им возводить стену из собственных проблем.
Наступил серенький осенний рассвет. Контуры предметов в комнате и силуэт яблони за окном становились все более четкими, обстановка приобретала краски.
Молли проснулась рано. Что-то промурлыкала, провела ладонью по груди Джеральда, словно хотела удостовериться, что он – здесь.
Никогда прежде Молли не доводилось просыпаться в одной постели с мужчиной. Она чувствовала себя счастливой. И все же… Ей также не приходилось ложиться в одну постель с человеком, которого она знала меньше недели. От этой мысли Молли впервые за прошедшие несколько часов испытала неловкость и смущение.
Хорошего же он теперь обо мне мнения, наверное… Ладно, исправим.
Приоткрыла только один глаз, отчего личико приняло хитрое выражение. Страшно удивилась тому, что Джеральд не спит.
– Доброе утро. – Молли улыбнулась и прикоснулась губами к плечу Джеральда.
– Доброе утро.
Он попытался произнести это нейтральным тоном, но у него не очень получилось, и Молли прочла в его голосе еще большее смущение, чем испытывала сама. Джеральд старательно не смотрел ей в глаза.
– Как ты спал? – Она ласково потерлась щекой о его грудь.
– Нормально, – пробормотал он и закрыл глаза, чтобы даже боковым зрением не видеть этой очаровательной мордашки.
– Не выспался, дорогой? Хочешь, подремли еще немного, а я пока приготовлю завтрак. Попытаюсь воспроизвести твой вчерашний рецепт…
– Угу, – невнятно промычал Джеральд. Что угодно, лишь бы не находиться больше под одним одеялом, не ощущать кожей прикосновений ее обнаженного тела! Искушение…
Молли встала и начала одеваться, несколько удивленная тем, что Джеральд и без ее просьбы смотрел куда угодно, только не на нее. Ну конечно. Ему тоже неловко, они ведь недавно знакомы…
Завтрак проходил в напряжении. Молли не на шутку забеспокоилась, уж не имеет ли к этому отношения ее не совсем удачный омлет. Джерри ничего не говорил, но поглощал его так, как будто в жизни не было дела, которое требовало бы большей сосредоточенности.
– Ты на меня за что-то сердишься? – прямо спросила она. Глаза печальные-печальные, и где-то в глубине их притаился страх.
Нет, глупенькая, я на себя сержусь! – мысленно ответил он ей. Если бы так – все было бы слишком просто, ты извинилась бы, и я тебя простил. Атак…
– Нет, просто тяжелый разговор с начальником предстоит.
Ох, Джерри, до какой мелкой лжи ты опустился!
– А-а, – протянула Молли. Конечно, все не так. И не могло быть «так». Речь ведь идет о ее жизни…
У Джеральда сердце сжалось, когда, бросив на Молли беглый взгляд, он заметил ее расстроенное лицо. На прощание – неловко обнял и поцеловал… в щеку. Молли стояла, потрясенная, и смотрела, как он уходит. Сел в машину, помахал ей рукой. И уехал.
Молли изо всех сил кусала губу, когда мыла посуду, – чтобы не заплакать.
Репетиции сегодня нет. Значит, целый день сидеть дома. Вспоминать. Ходить из угла в угол, колотить подушкой об стену… Она же с ума сойдет!
Молли приняла снотворное и легла спать. На диване, в гостиной, не зная, сможет ли она еще когда-нибудь, после прыжка в ту чувственную бездну, что открылась ей минувшей ночью, ложиться в ту постель без любимого мужчины.
Джеральд заехал домой, чтобы принять душ и по возможности обдумать, как дальше жить. Едва он открыл дверь, как понял, что в квартире что-то неуловимо изменилось. Через мгновение он понял, что именно: здесь побывала женщина. Причем не какая-нибудь: обстановка явственно хранила следы пребывания его любимой сестренки. Прямо у порога валялись ботинки с торчащими из них теплыми носками в яркую полоску. Чуть дальше громоздилась немаленьких размеров дорожная сумка. В районе журнального столика издания за последние полгода были сложены не очень аккуратной кучкой, пара журналов валялась в кресле. На диван был небрежно брошен очаровательно-розовый шарф с помпонами.
Из кухни доносились запахи, которые Джеральд, будучи голоден, посчитал бы божественным ароматом. Что-то скворчало на сковороде, шумела льющаяся из крана вода. Джерри подкрадывался к кухне, чтобы напугать Марианну, как тогда, когда она была малюткой, но тут его маленькое счастье само вылетело ему навстречу и с воплями:
– Джерри! – бросилось ему на шею.
Счастье оказалось невысокой полненькой девушкой лет восемнадцати с пушистыми длинными волнистыми волосами пшеничного цвета и сияющими карими глазами.
– Привет, Мари! – с искренней радостью Джеральд прижал сестру к сердцу.
Марианна была единственным человеком, который был способен сегодня заставить Джерри улыбаться.
– Бра-а-атик! – Марианна подняла на Джеральда свои блестящие глаза. – Где ты был? На дежурстве, да? Или… – Она втянула носом воздух. Ноздри затрепетали. – Ого! Женские духи… «Опиум»! Джерри, ты скоро женишься?!
– Нет, Мари, успокойся!
Ничего-то от нее не скроешь!
– А она какая? Красивая? Вы давно вместе? Почему ты мне не говорил раньше? Рассказывать по телефону про пустые дежурства на работе – и ни словом не обмолвиться о таком важном событии! Мужчины… – Марианна перестала верещать, спрятала лицо на груди брата.
Джеральд молчал.
Марианна справедливо решила, что эта информация от нее не укроется и она все равно в конце концов все узнает.
– Расскажи лучше, как ты? Мама? Твой отец? – Джеральду никогда не удавалось тихо и незаметно переводить стрелки в разговоре, все получалось очень неаккуратно, но Марианна, как хороший стратег, подыграла брату.
Расположились на кухне, где Марианна стряпала ланч. И начались бесконечные разговоры о том, что у мамы новая работа, ее босс живет совсем недалеко, и она подружилась с его детьми; что в колледже учиться скучно, преподавательница компьютерных технологий – старая ведьма, как ее только к компьютеру подпустили, постоянно подкалывает Мари из-за ее веса и острого язычка, и, если бы не возможность постоянно общаться с друзьями, Марианна оттуда бы сбежала, а так прогуливает – вот как сегодня; про то, что ее отец купил новую машину и выкрасил ее в любимый цвет Марианны…
Джеральд слушал и отдыхал душой. Мари – самая милая сестра на свете, просто чудо… На Молли чем-то похожа. Блеском глаз? Задором? Беззаботностью? Ох, Молли, Молли…
Время, не занятое работой, прошло в обмене новостями, то есть скорее в вываливании новостей на Джеральда, в готовке и в просмотре видеокассет с записью семейных торжеств. После ужина Марианна заскучала.
Походила по дому, попробовала взяться за привезенное вязанье, почитать, посмотреть телевизор… Нет, все равно острая нехватка впечатлений.
– Джерри, давай сходим куда-нибудь!
– Мари, солнышко, ты еще не находилась за день?
– Ну, Джерри! Я так давно не была в театре!
От этого заявления у Джеральда волосы на голове зашевелились. Только не…
– Джерри, – Мари теребила брата за рукав, – ну пойдем, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Так. Молли здесь меньше недели, значит, она еще не играет, прикинул он. Это значительно снижает риск встречи с ней в театре… Эх, чего не сделаешь ради любимой сестренки!
– Ладно. Уговорила. С тебя торт.
– Обожаю! – завопила Марианна, порывисто обняла Джеральда и помчалась наверх переодеваться.
Джеральд нехотя пошел следом, стараясь отвлечься мыслями о правильном выборе подходящей рубашки.
Молли не поняла, отчего проснулась. Потом до ее сознания дошел-таки противный дребезжащий звук, издаваемый телефоном прямо над ухом.
– Алло, – простонала она в трубку. Отчаянно болела голова. Нельзя же в самом-то деле столько спать!
– Привет, Жасант, милая! – Том Орин был как всегда бодр и весел.
– Привет, Том. – Молли после сна еще не вполне владела голосом, чтобы Том не услышал, какой он убитый.
– Ты чего такая грустная?
– Да так, жизнь не задалась с самого утра, – промычала Молли, вспоминая, почему она спит здесь, а не в своей комнате. Ах да…
– Ну вот еще! Знаешь, есть прекрасный шанс все исправить вечером! Сегодня я играю в «Поговорим о Джимми». Обхохочешься, честно! Приходи.
В памяти Молли возникло лицо мистера Айсхолда и явственно прозвучал его голос, выдающий наставления: «Естественно, мисс Роуз, вы должны познакомиться с нашим репертуаром. Нельзя же не знать работы театра, в труппе которого состоишь!»
– Угу. А сколько времени у меня есть?
– Час до начала, – невинным тоном сообщил Том.
– Ах ты!.. – взвыла Молли.
– До встречи. – И в трубке раздались короткие гудки.
Молли опять не удалось быстро собраться, и сейчас она летела по улицам Линн-Лейка на всех парусах, гадая, удастся ли ей когда-нибудь пройти по дороге до театра шагом.
В фойе было многолюдно, шумно, очень светло… Красиво. Молли окунулась в атмосферу, любимую с детства. Несколько раз она оглянулась, полуосознанно пытаясь найти глазами Джеральда, но потом одернула себя: с чего ему быть здесь?
Прошла на свое место на балконе, совсем близко к сцене.
Постановка была действительно неплохая, и если бы Молли не отвлекалась на всякие дурацкие мысли, то получила бы большое удовольствие. А так – искренне смеяться она стала только к концу первого действия. В антракте Молли вышла прогуляться по галерее с портретами актеров: вот Айсхолд, вот Генри Дарвей, совсем молодые… А Дарвей был красавцем! Молли на секунду отвлеклась и…
И увидела Джеральда. Он нежно обнимал за, условно говоря, талию какую-то пышнотелую особу лет восемнадцати! Они ворковали у окна… Толстушка что-то говорила ему, а Джерри улыбался! Молли застыла на месте от изумления. Так вот в чем дело! Вот почему он сегодня был как в воду опущенный! Лицемер! Подонок! Молли хватала ртом воздух…
Ее не видели. Или делали вид, что не видели.
Ну ладно! Принял меня за дуру, да? Ах черт, я же и есть дура!
– Добрый вечер, – прозвучал за спиной у Молли низкий голос Генри Дарвея.
Она хотела нагрубить, но передумала. Вот, смотри же! Кто из нас теперь будет чувствовать себя идиотом?!
Молли с сияющей улыбкой повернулась к Генри. После мгновенного замешательства поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его щеке:
– О, Генри, а я уж и не думала, что ты придешь! – проговорила она нарочито громко в надежде, что Джеральд услышит ее голос даже в шумном фойе.
Надежда оправдалась: Джеральд повернул голову на звуки знакомого голоса и остолбенел так же, как Молли минуту назад: эта вертихвостка обнимает Дарвея за талию! Так! А к чему же тогда было разыгрывать этот спектакль позавчера?!
Увидев, как вытянулось лицо брата, Марианна проследила за его взглядом.
– Что, знакомые? – невинно поинтересовалась она.
Джеральд, бледный от гнева, промолчал. Он был прав, тысячу раз прав…
Молли вовсю строила глазки Генри, который не знал, куда деваться от такого счастья.
– Проводи меня на место, пожалуйста, – промурлыкала Молли и взяла Генри под руку.
На Джеральда она больше не взглянула. Она и так чувствовала на себе его взгляд.
Теперь главное не расплакаться. Ни в коем случае не расплакаться до прихода домой.
Генри, окрыленный надеждами, спросил, усадив Молли на место, позволено ли ему будет загладить свою вину и проводить леди до дома сегодня. Он был страшно удивлен, услышав холодный отказ. Слишком опасен, рассудила Молли. Лучше на выходе я покажусь с Томом. Генри ушел, раздраженный переменчивостью девичьих настроений.
Как только погас свет, Молли встала и пробралась в гримерку, где, ожидая Тома, кусала в бессильной злобе пальцы.
Том появился довольный и немного усталый.
– Ты что здесь делаешь? Еще скажи, что пропустила сцену с очками!
– Нет, что ты, ты был великолепен! – Молли пообещала себе, что в следующий раз обязательно посмотрит спектакль до конца. – Проводишь меня?
– С удовольствием! – просиял Том.
Выйдя из театра, Джеральд остановился. Он хотел убедиться, что не ошибся. Марианна помалкивала и ждала.
Молли появилась вместе с Томом. Он трепетно обнимает ее за талию, она улыбается, жемчуг зубов мягко сияет в электрическом свете фонарей… Как все запутано-то, а? – подумал Джеральд. Я, Дарвей, Том… Ах да, они же актеры, у них, наверное, так принято!
Нет, не может быть, вдруг это просто дружеские объятия?
Молли и Том прошли мимо. Он все так же поддерживал ее, рассказывал что-то, может, и не смешное, а она все равно улыбалась.
– Твоя девушка, да? Ты у нее был этой ночью, – констатировала Марианна.
– Как ты узнала? – устало спросил Джеральд.
– Твои взгляды, запах «Опиума»… Все просто, как дважды два. Хм, а ее друг ничего. – Марианна улыбнулась. – Подойдешь к ним?
– Нет! То есть… Мари, ты не обидишься, если я посажу тебя в такси, а сам немного прогуляюсь?
– Да без проблем!
Джеральд нервно комкал программку. Он готов был поколотить себя за то, что задумал. Но ему это было необходимо.
6
– Представляешь, я совершенно ничего не помнила, вот словно и не учила! – Молли, забывшая в этот вечер перчатки, спрятала руки в рукава: пускай выглядит не очень эстетично, но зато тепло, пальцы совершенно окоченели. – Делать нечего, пришлось выдумывать на ходу, плела свое и чужое. Бедный преподаватель! Как только он вынес эту ужасную импровизацию! Я до сих пор чувствую себя его должницей. А с тобой бывало такое, чтобы ты на сцене забыл текст?
Том нахально улыбнулся.
– Да это я подкинул Кассио платок! Глупцы, я презираю вашу тупость! Отелло – мавр, – он слегка повернул голову и вполголоса сказал, словно давая пояснения для непосвященных, – то есть афроамериканец. Ему простительно. – Том изменился в лице и продолжил декламацию: – Отелло – мавр, ему простим недальновидность хитросплетений мысли европейца…
Дальше Молли не слушала. Смех давил грудь, и сдерживаться было просто невозможно.
– Том, хватит, иначе я лопну! – Она рассмеялась, звонко, заливисто, и в вечерней тишине Линн-Лейка эти звуки рассыпались драгоценными жемчужинами, наполнив пространство какой-то неизъяснимой простотой и легкостью.
Как радужно-весело стало на душе. Да, пусть Том только мальчишка, несмышленыш, но сколько в нем задора, жизненной энергии! Что ни говори, а такие люди способны одним своим видом поднять настроение.
– У тебя талант комедианта. – Молли с трудом перевела дух. – Бедный Шекспир, он явно не рассчитывал на такое соавторство.
Том хитро подмигнул.
– Конечно, куда Шекспиру до меня! Для него большая честь работать с таким мастером слова, как я. – Молли и не заметила, когда Том успел перевоплотиться из Яго в напыщенного болвана-бездаря, упивающегося своими мнимыми талантами. – И вообще, я тут подумал, а не написать ли мне пьесу? К примеру, для театра Ванкувера. С руками оторвут, еще будет конкуренция, полагаю, из Америки тоже поступят заявки, уж не говоря о театре Мольера в Париже.
И Молли снова рассмеялась: Том так эффектно стал рассматривать собственные ногти, что, несмотря на всю банальность этого жеста, демонстрирующего обычно чопорное высокомерие, Молли захотелось подыграть ему.
– О, конечно, вне всяких сомнений! – Она изобразила обожание и преклонение. – Все театры мира передерутся за право ставить ваши гениальные творения на своей сцене!
– Ха! – Том надменно махнул рукой. – Произведения? Еще чего, нет, только одно. Одну-единственную пьесу, чтобы все они могли осознать собственное ничтожество. Не более того. Я не собираюсь торговать гениальностью, раздавая ее, словно конфеты, на развес.
Молли кивнула, но уже более сдержанно. Как бы ни было хорошо с Томом, но сегодняшний вечер все же заставил о многом задуматься. До ее дома было уже недалеко, и в голову все настойчивее лезла мысль: нельзя оставаться на ночь одной. В прошлый раз Генри заявился без повода, просто от полноты жизни. Кто знает, может, ее сегодняшнее вынужденное кокетство он принял за признание в любви? Сегодня уже не притворишься, будто надеваешь платье, не поверит. С ним и с трезвым не сговоришься, а если опять наклюкается? Такой не погнушается насилием, если будет здорово навеселе. Утром, конечно, раскается, но что проку. И вообще, пускай даже он не заявится, ведь все одно – за ночь изведешься, ожидая незваного гостя.
В театре эмоции захлестнули с головой, так хотелось отомстить, проучить, что еще немного, и Молли, пожалуй, решилась бы и на поцелуй. Лишь бы Джеральд почувствовал себя таким же брошенным. Таким же преданным. Мало того что изменил, так еще пришел показать это на мою территорию, мол, на, смотри, вчера с одной, сегодня с другой. Думает, что раз так привлекателен, можно крутить романы направо и налево. Конечно, в женщинах недостатка у него не будет лет до шестидесяти как минимум. Красавчик! Так получи: ты не единственный мужчина на свете. Думал, что откинул вчерашнюю подругу, как использованную салфетку? Нет, дружок, это тебя откинули!
Молли почувствовала, что снова закипает. Негодяй, подлец! Кулачки сжались, плотно сомкнутые губы стали сердито-белыми, брови поползли к переносице, воинственно затрепетали ноздри. А глаза… А в глазах… Появились слезы. Ну как он мог? Как? Такой мужчина и… и с другой. С какой-то пухлой уродиной. В ней же никакого шарма! Ну почему все в жизни так неправильно?
В который раз с момента рождения Молли задавала себе этот вопрос? Вероятно, исчисление давно уже перевалило за десять тысяч. То ли она такая несуразная, то ли жизнь глупая игра случайностей, где никто ни от чего не застрахован…
– Эй? Что с тобой?
Молли словно очнулась от глубокого сна. Том? А что здесь де… Ах Том, да, конечно. И Молли натянула дежурную улыбочку.
– Нет, ничего, задумалась…
Что бы такое соврать, чтобы не выбивалось из контекста разговора? О! Шекспир!
– Это я о Дездемоне. – Молли наивно захлопала ресницами, как можно чаще, чтобы скрыть слезы. – Какая страшная судьба…
Том удивленно нахмурился. Вероятно, переход от трагедии к комедии произошел слишком резко: декорации не сменили, костюмы не переодели, грим не успели смыть. Молли словно видела себя со стороны: на душе мерзко, гадко, но на лице намалевана улыбка веселого клоуна. Зачем этот фарс? Эта комедия без комического?
– Он меня сегодня бросил… – пролепетала Молли.
Пролепетала робко, неуверенно, но на душе сразу стало легче: больше не надо притворяться, играть несвойственную роль. Почему-то Молли захотелось все рассказать Тому. Жестоко, конечно. Мужчина провожает ее домой, окрыленный надеждами. Но это же Том… Он поймет, непременно поймет. И не обидится, и не примет близко к сердцу, не устроит истерики или скандала. Такие, как он, легко идут по жизни, ни на чем подолгу не задерживая веселого, живого взгляда. А этот к тому же еще не утратил детской непосредственности (если в его случае вообще возможно предположить подобное изменение характера), в детстве же не бывает долгих огорчений, не говоря уже об унынии и скорби. Да, Тому, безусловно, можно довериться, как другу.
– Прости меня… пожалуйста. – Только сейчас Молли неожиданно заметила, что стоит уже у двери собственного дома. – Я не должна была сегодня… – Она запнулась, не зная, как назвать свой демонстративный флирт.
Том улыбнулся, заглянул ей в глаза, и Молли увидела свое крохотное отражение, такое растерянное, подавленное… И рядом плутовские, игривые огоньки. Том доверительно обнял ее за плечи. Это были объятия друга, а не мужчины. И Молли вдруг охватил странный горячий порыв, словно ближе Тома у нее никогда никого на свете не было. Словно он один мог услышать эти давящие сердце слова, и… Горечь, обида, зависть, гнев вырвались из груди единым звуком:
– Изменник! – Молли отстранилась и закрыла лицо руками. А потом слова потекли рекой: – Я ему доверилась. Я ему так доверяла, больше, чем себе самой! Больше, чем тебе, Том. А ты…
Молли не смогла сдержать слез, всхлипы то и дело разрывали и без того слишком эмоциональную речь. Казалось, будто лоскуты звуков ложатся на черный асфальт и тают подобно первому снегу. Да, сегодня Молли впервые изливала душу этому человеку. Неожиданно для него и для самой себя, как… как… и первый снег всегда выпадает внезапно.
– А ты… останься моим другом. Я уже полюбила его. А за сегодняшний вечер прости. Пожалуйста, прости. Я не хотела. Нет, я хотела… Хотела ему показать, что я тоже не одна. Я… Я…
Теплая ладонь коснулась пальцев, Том отнял ее руки от лица.
– Не плачь, если ты выбрала Дарвея, то я не в обиде. В конце концов он старше, он настоящий мужчина, а мое призвание – комедия. Только не плачь. – Широкая добродушная улыбка сияла на его лице. Улыбка, которую нельзя сыграть: искренняя, открытая, ласковая. – Я ведь могу быть только другом, – продолжал Том. – И не думай о моих чувствах. У меня всегда их такое множество, что сам порой путаюсь. Ты мне нравишься, это верно. Но если не судьба – значит, не судьба. Забудь.
Молли уже несколько раз порывалась встрять в монолог, но Том говорил столь вдохновенно, что жалко было прерывать. Но все же она сказала:
– Я вовсе не Дарвея имела в виду.
– Нет? – Том опешил. – А… а… кого?
– Джеральда Стэнфорда, полицейского. У нас с ним было что-то вроде романа. По крайней мере, до сегодняшнего вечера я так думала. Но сегодня он пришел в театр с другой. И еще намеренно дефилировал с ней у меня перед носом.
Том провел ладонью по ее щеке, вытирая слезы.
– А я даже не заметил его, если честно. Я вообще не очень наблюдательный. Так он тебе изменил?
– Да. А еще… – Молли виновато опустила глаза, не зная, как сказать покорректнее. – Мы ведь теперь друзья? – Она наивно вскинула ресницы и замерла.
– Что? – Том сосредоточился, силясь угадать продолжение недосказанной фразы. – Ты хочешь о чем-то попросить?
Молли даже сделала шаг вперед и поднялась на ступеньку, чтобы казаться выше, как-никак это всегда придает уверенности:
– Да, я хочу попросить… – Ресницы – хлоп-хлоп, прямо кукла Барби. – Только не подумай ничего такого. Э-э-э… проведи у меня ночь.
Как именно эта фраза оказалась сформулирована в голове столь неподходящим образом, оставалось только догадываться, Молли сама удивилась, но результат последовал сразу:
– Что?!
Конечно, только говорили о невозможности взаимной любви – и тут на тебе…
– Подожди, подожди, – поспешила поправиться Молли. – Я объясню. Ты же знаешь Дарвея. Он такой настырный, я боюсь оставаться одна в доме. Мне нужен защитник, причем без намерений. Друг. Как ты.
– А-а, – облегченно выдохнул Том. – Я уж было начал сомневаться в своих способностях по восприятию чужой речи. – Он засмеялся. – Ну что ж, леди просит защиты у благородного рыцаря. Божественная Гвиневера, я весь к вашим услугам. – И Том отвесил театральный поклон. – Кстати, у тебя есть чем наполнить желудок? А то я как-то с утра забыл о физиологической потребности организма время от времени поглощать определенное количество энергосодержащих элементов.
Надо же! Что за поразительная способность! Нет, ей-богу, люди вроде Тома единственные по-настоящему счастливые существа на Земле. Ведь несчастным становишься от обилия проблем, а они их просто не замечают. Подумать только: девушка минуту назад банально предложила ему дружбу, и… Том согласился. Так легко и непринужденно, словно поменял платок в кармане. Прелесть, а не парень. Целый вечер он теперь будет развлекать ее, и ни слова о любви, о чувствах.
Молли отперла дверь, учтиво пропуская гостя вперед.
– Прошу.
– Только после вас. – Том вывел невообразимый реверанс, от какого шарахнулся бы любой средневековый человек, зато японский ниндзя подобный пируэт наверняка одобрил бы.
Так или иначе, но через пару минут оба уже стояли на кухне: Молли – у раскрытого холодильника, Том – рядом, принимая вынимаемые продукты.
– А может, мы лучше закажем пиццу по телефону?
Вид у Молли был жалобнее некуда. Том неосмотрительно предложил приготовить что-нибудь самим, хотя бы ради того, чтобы отвлечься от проблем, переключиться, но…
– Послушай, я половину сознательной жизни ела стряпню мамы и еще половину заказывала готовые обеды, на худой конец разогревала полуфабрикаты в микроволновке, – краснея, призналась Молли. – Я не умею.
Она как можно выразительнее развела руками. Однако Тома, похоже, вовсе не волновал результат, мероприятие организовывалось ради процесса творческого поиска.
– Я тоже, – невозмутимо сообщил он. – Тем лучше, научимся. Кажется, в тесте вода и мука. Еще в пицце почти всегда есть грибы, сыр, оливки, соленые огурцы.
– Можем положить паштет. – Молли извлекла из дальнего угла консервную банку. – И рыба есть. Тоже такая.
– Давай разберемся. – Том сгрузил все заготовки для будущего кулинарного шедевра на стол. – Куда-нибудь приспособим.
– Лимон? – робко поинтересовалась Молли, не столько серьезно предполагая положить эту кислятину в блюдо, сколько в шутку.
К ее удивлению, Том с удовольствием взял лимон, объявив:
– Добавим по вкусу.
– По какому вкусу?! – возопила Молли. – Может, еще джем положим?
Том состроил задумчивую мину.
– Знаешь, а было бы неплохо. – С этими словами он взял из рук опешившей хозяйки дома темно-бордовую запечатанную баночку. – О, вишневый! Никогда не ел ничего вкуснее соленых огурцов с джемом, просто изумительное сочетание, достойное английских гурманов.
– Или людей с дефектами вкусового восприятия. – Смеясь, Молли отобрала у не в меру смелого кулинара опасные ингредиенты и, вернув их на место, быстро захлопнула холодильник, дабы горе-экспериментатору не попалось на глаза еще что-нибудь экзотическое. – Итак, – она окинула взглядом стол, – перец, сыр, мука… а что здесь делает морская капуста?
Том пожал плечами.
– Я подумал… – пальцы его легли на консервную банку, рука потянулась к карману джинсов, – это создаст романтическую атмосферу, ну, там, запах моря, крабы, солнце…
На его губах играла заговорщическая улыбка, призванная отвлечь внимание, но Молли была настороже.
– Кажется, я поняла. – Она с видом старшей сестры, застукавшей малыша, запустившего руку в вазу с конфетами, отобрала банку. – Ты хочешь меня отравить. Я права?
Том смешался, Молли давно заметила, что подобные сцены у него получается играть лучше всего. А уж роль попавшегося ребенка могла смело претендовать в репертуаре актера на первое место. Мальчишка по характеру всегда останется мальчишкой, сколько бы лет ему ни было.
– Э-э-э, о чем это мы? – Том стал наигранно серьезен. – Ах да, Шекспир и его трагедия «Отелло»…
– Смотри у меня, – не повелась на отвлекающий маневр Молли, – а то сейчас сыграешь роль Дездемоны.
Том невозмутимо, как ни в чем не бывало принялся разбирать продукты, словно не услышал этих слов:
– Ты говорила, что читала монолог главной героини на выпускном экзамене и забыла текст.
Молли подозрительно прищурилась: что-то этот фрукт затевает, вот только что именно? В любом случае надо глядеть в оба.
А Том продолжал:
– Нет, я не считаю импровизацию на сцене запретной. Забыл текст – додумай сам…
Теперь, кажется, он вошел в роль мыслителя, теоретика театра, этакого автора трактатов и критических статей. Ох, определенно, два актера в одном месте, кроме сцены, – это явный перебор.
…Они дошли до дома и долго о чем-то говорили, стоя на ступенях. Потом девушка заплакала. Закрыла лицо руками и заплакала. Наверняка поклялась в вечной любви и изобразила сентиментальность. Разумеется, она же актриса, ей подобные вещи ничего не стоят. А я попался на эту лицемерную улыбку. На эти широко распахнутые наивные глаза, словно впервые созерцающие мир. Глупец. Она актриса, только актриса, ловко использующая профессиональные навыки в жизни. Хорошо же она расставила сети, если в них угодил взрослый опытный мужчина. А ведь знал, а ведь с самого начала ожидал чего-нибудь подобного. Действительно, ну какого постоянства можно хотеть от девицы в таком возрасте? Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать два максимум. Болван.
Джеральд сидел в своей машине и, как ни странно, не находил себе места. На душе кошки скребли. Было жарко, хотя там, на улице, за тонким стеклом в последние дни значительно похолодало, а мотор давно уже не работал. Было неудобно, хотя мягкое сиденье словно обнимало тело, повторяя все его изгибы. Было душно, хотя по салону гулял ветер. Хотелось закрыть глаза, коснуться горячим лбом холодного пластика руля и так сидеть, не шевелясь, не нарушая мертвой тишины ни единым звуком.
Она смеялась так весело, радостно, она плакала так искренне, трогательно… И все – только игра. Ни одного правдивого слова. До чего дошла эта леди, если выдержала роль даже в постели!
Джеральд стал всматриваться в даль. Проследив за парочкой от самого театра, он теперь притаился, что называется, в кустах, то есть за небольшим палисадником дома слева. Деревья стояли уже голые, но между ними затесалась невысокая ель с пушистыми, разлапистыми ветвями. В общем, если погасить фары, получалось вполне приемлемое укрытие. Голубки! Надо все-таки дождаться, выйдет парень от нее или нет. Для Джеральда теперь выяснение этого факта стало первостепенной задачей. Какое поразительное лицемерие!
Минуты шли, сначала стрелка медленно отмерила полчаса, потом час, потом полтора. На кухне погас свет, зато в спальне, правее – зажегся. Ну, теперь уж надо быть ослом, чтобы дожидаться еще, пьеса дошла до кульминации. Развязка последует утром, смотрите в следующей серии… Интересно, кто на очереди? Ведь она не успокоится, пока не соблазнит всех мужчин Линн-Лейка. Да, сказывается воспитание, люди из больших городов никогда не отличались высокой нравственностью. Там все покупается и продается.
Джеральд завел мотор. Только одно он никак не мог взять в толк: девчонка охмуряет всех направо и налево, это понятно, стаж, опытность и так далее, но ведь… Сам-то Джерри Стэнфорд никогда дуралеем и простаком не был. И попался. Причем стал одним из первых трофеев. Даже обидно.
Машина покатила по шоссе, слабо повизгивая: что-то с рессорами, со вчерашнего дня барахлит, всё руки не доходят исправить. Надо будет завтра заняться. Как раз и сестра поможет, раньше она любила копаться в моторах и в других механических замысловатостях. Кстати, за проблемами личной жизни Джеральд совсем забыл о своей гостье. Еще умотает куда-нибудь на ночь глядя, с нее станется. Линн-Лейк городок тихий, но от встречи с пьяным на улице не застрахован ни один населенный пункт на планете. И Джеральд надавил на газ.
Как ни странно, Марианна была дома, больше того, на ней красовался его банный халат, а мокрые волосы поблескивали в полумраке комнаты. Сестра сидела в гостиной и читала дамский романчик, рекомендованный мамой. От взгляда ее живых, любопытных глаз не укрылось состояние Джеральда, хотя он тщательно скрывал истинное положение дел. Стали вроде обсуждать вечерний спектакль, но Марианна, перебив брата на полуслове, неожиданно поднялась, обвила пухлыми ручками его шею и, располагая к доверительной беседе, уселась к нему на колени.
– Я же вижу, что у тебя проблемы, причем личного характера. Расскажи, станет легче.
Джеральд даже оторопел от столь внезапного перехода.
– Ну? – продолжала настаивать Марианна. – Я могу кое-что посоветовать. Могу просто послушать. Могу посочувствовать. А могу посидеть рядом, подождать.
– Это весь список услуг? – Джеральд улыбнулся и чмокнул сестрицу в лоб.
Сколько он ее помнил, Мари всегда была такой: нежной, ненавязчиво заботливой, умела проскользнуть в душу и словно невзначай, как бы мимоходом, навести там идеальный порядок. Конечно, порядок в ее понимании. Но всегда от общения с ней оставалось ощущение покоя, равновесия, хотя сама эта леди никогда не претендовала на звание тихони. Эмоции через край, импульсивность, порывистость, и всё в сочетании с удивительной внутренней гармонией, точнее всё в удивительной внутренней гармонии. Плюс ко всему женское очарование, кокетство, темперамент. Добавить к этому чудовищную – да-да, именно чудовищную – интуицию и силу ее невероятной способности проникать в самые далекие уголки человеческого сердца, и получится толстушка Марианна. Увы, прошли те времена, когда, чтобы отделаться от разговора по душам, Джеральд мог просто взять эту красавицу на руки и отнести в кровать. Теперь на такие подвиги он уже был не способен, точнее мускулы его ничуть не изменились, а вот масса объекта… Следовательно, беседы по душам не избежать.
– Я, кажется, влюбился по-настоящему. В Молли. Ты ее видела.
Марианна захлопала в ладоши.
– Ура, да здравствует честность! Ну и в чем проблема?
– Сегодня в театре она заигрывала с другим. Я никогда не собирался жениться на молоденькой девице, юные особы всегда слишком ветрены и непостоянны, но Молли… Словно вдохновила меня. Я забыл и о своих планах, и о ее возрасте. Словом, влюбился. Но мой сегодняшний опыт показал, что прежняя позиция была самой правильной. Может, тебе покажется странным мое поведение, но я проследил за ней. Точнее за ними. Парень, с которым Молли кокетничала, стал этим вечером ее гостем. Кажется, его зовут Том, он актер. Я ждал достаточно долго, но новый бойфренд не вышел. Зато вскоре загорелось окно в спальне. Похоже, они сейчас занимаются…
Джеральд еще не привык, что сестра стала взрослой, и периодически спохватывался, если речь заходила о запретных вещах, но Марианна сама закончила фразу:
– …Занимаются сексом.
– Совершенно верно.
– Знаешь, я ведь видела этих двоих. Когда они шли домой. – Марианна заёрзала на коленях брата, устраиваясь поудобнее. – Мне они не показались влюбленными. Просто шли, болтали. Ты же не знаешь, что и как. Может, у него нет компьютера, и он ходит к ней ночью писать по Интернету письма друзьям в Австралию.
Джерри усмехнулся.
– Во-первых, у нее нет компьютера, а во-вторых, для этого существуют Интернет-клубы. Еще версии?
– Да не могли они быть влюбленными! – уперлась Марианна. – Поверь мне на слово, не знаю, как доказать, но…
– Ты не понимаешь, – перебил ее Джеральд. – Эта девушка способна разыграть любовь перед кем угодно и в каком угодно виде, я сам не далее как вчера считал, что являюсь возлюбленным мисс Роуз. Очень убедительная игра, прямо талант. Ты, как женщина, более интуитивна в своих оценках, – Джеральд обнял сестру, – и потому сразу почувствовала фальшь.
– Ну, может, ты и прав, – неожиданно легко согласилась Марианна.
Настолько легко, что Джеральд насторожился. Как-то все слишком просто. Нет, он не даст женщинам околпачить себя во второй раз за день!
– Скажи-ка мне, дорогая, какие мысли и в какой последовательности сейчас бродят у тебя в голове?
– Ты о чем? – удивленно вскинулась Марианна.
– Что ты задумала? – Голос Джерри сделался твердым, натянуто спокойным. – Я же вижу, не мудри. Ты хитра, но и я не промах.
– Знаешь что, – Марианна с невероятной для своей комплекции легкостью соскочила с колен брата, – ты сегодня явно слишком устал для подобных разговоров. Тебе всюду мерещатся заговоры и измены. Я пошла спать, а утром поговорим на свежую голову.
И она действительно направилась в свою комнату, но на ходу обернулась и как бы невзначай спросила:
– А ты куда ездил-то за ними?
– К ней домой, на Канберран-роуд.
– Ладно, спокойной ночи. – Марианна выплыла из комнаты, послав брату на прощание воздушный поцелуй.
А Джеральд остался сидеть, снова чувствуя себя одураченным везде и всюду. Зачем она спросила название улицы? Зачем он ответил? Хорош полицейский, выдал важную информацию прежде, чем успел оценить ее важность! Вероятно, сестра задумала нанести визит Молли. Но на этот раз замысел раскрыт, сегодня она уже пошла спать, а завтра… Кто ж ее пустит?
Было зябко, и ночная темнота словно забиралась под кожу. Марианна никогда не считала себя трусливой, но сегодня ей почему-то очень хотелось вернуться домой, от греха подальше. Едва освещенные окраины внушали странное чувство растерянной беспомощности: случись что – кругом ни души, ни одного работающего магазина, свет во всех домах выключен. Точно и не живет никто. Кричи не кричи – никто не услышит. Почему-то сразу вспомнились американские фильмы ужасов, где действие обязательно происходит в маленьком городке (так удобнее, потому что полицейских в них почти нет). Некий маньяк по ночам отлавливает неосторожных подростков и потом убивает их в каком-нибудь неказистом домишке извращенными способами. Или в лесах объявляется оборотень, утаскивающий людей в глухую чащу. Нашествие вампиров, вурдалаков, призраков, скелетов… Хорошо смеяться над ужастиками сидя дома на диване, забравшись под крыло к старшему брату, а вот оказавшись на улочке провинциального городка около полуночи очень легко поверить в существование кого угодно. А уж маньяки – вполне обыденное явление – вообще мерещатся за каждым углом.
Марианна даже начала сожалеть, что затеяла этот нелегальный поход. Во-первых, не дай бог Джерри все же захочет зайти перед сном ее проведать, во-вторых, голова еще не высохла, а шапку в темноте она не нашла, хорошо хоть шарф попался под руку, в-третьих, что, собственно, она собирается искать и где. Улица большая, не пойдешь же заглядывать во все окна подряд! К тому же и парень мог уже уйти, и света нигде нет. Ну вот куда ее несет? Джерри будет абсолютно прав, если, поймав сестру с поличным, накрутит ей уши или, того хуже, отлупит. Марианна уже представляла себе этот скандал во всех красках. Одна, с мокрыми волосами, пошла искать дом, которого никогда не видела, едва знакомых людей, с которыми и не общалась даже толком. Глупость. Но у Марианны было правило – следовать своей интуиции во что бы то ни стало, в любое время дня и ночи. Обычно такое доверие внутреннему голосу вполне себя оправдывало, но сегодня… Эта темнота, эта ночь заставляли сомневаться. Однако Марианна настойчиво двигалась дальше, хотя ощущение, что она попала в классический фильм ужасов, с каждым шагом усиливалось. Надо же, она даже оделась соответствующим образом: джинсы, ботинки, куртка и наивно-розовый шарфик с помпонами, очень экстравагантный, немного детский и совершенно неуместный. Именно такие шарфики обычно запихивают в глотку жертвам, душат ими и совершают разного рода другие неприятные действия.
Где-то хрустнула веточка, или, может, показалось, но Марианна похолодела. Что она тут делает? Все, хватит! Среди этих домов невозможно найти нужный, так и нечего шататься.
Внезапно издалека донесся гул, дорогу озарили фары. Марианна встала как вкопанная, не в силах пошевелиться. Через мгновение из-за поворота вывернула компания байкеров. Черные банданы, светящиеся черепами, цепи в три ряда, кожаные куртки с эмблемами рок-групп… Один из них поднял мотоцикл на козла и резко рванул вперед, другие, напротив, затормозили, пропуская его. Вслед уезжающему послышался свист и улюлюканье.
– Посмотрим, как у него это получится, – прохрипел один из байкеров голосом классического бандита.
Всего двадцать шагов отделяло Марианну от этой компании. Влипла! Она стояла за прозрачным кустиком, все ветки которого можно было сосчитать в течение минуты. Вот сейчас кто-нибудь из этих страшных людей повернется и, увидев лицо женского пола, пускай не слишком привлекательное, предложит соратникам поразвлечься с «загулявшей цыпочкой». Марианна боялась шелохнуться, вздохнуть, и каждая минута казалась ей последней. Бедный Джерри, с утра ему позвонят и скажут, что обнаружен обезображенный труп девушки, которую перед смертью, вероятно, изнасиловали… Марианна очень живо представила себя с обнаженной грудью и раскинутыми в стороны руками, в разорванной одежде. А где-нибудь в стороне будет трогательно лежать розовый шарфик с отпечатком ботинка огромного размера. Джерри поднимет его и непременно заплачет…
Марианна столь живо представила себе эту картину, что где-то внутри вспыхнул ярый протест, выведший ее из оцепенения. Мгновение – и девушка бросилась прочь от дороги. Что происходило дальше, она впоследствии, увы, так и не вспомнила. Но в следующую минуту между ней и землей каким-то образом образовалось пространство метра этак в три. Сук яблони, на которую Марианна с перепугу взгромоздилась (при ее комплекции сделать это, очевидно, было нелегко, но в экстремальной ситуации люди порой совершают абсолютно несвойственные им поступки), выглядел довольно прочным. Девушка посмотрела на дорогу: байкеры не заметили ее маневра, более того, перекинувшись парой реплик, преспокойно поехали дальше.
Марианна перевела дух. Ну и дура же она! С чего простым парням ловить и насиловать девицу? Сесть в тюрьму никому не улыбается. И чего только испугалась? Глупо.
Но сердце в груди билось еще отчаянно. Руки и ноги дрожали. Надо посидеть, осмотреться. Марианна взглянула через плечо назад и чуть не свалилась: буквально в метре от нее был дом. Кроме того, прямо напротив злосчастного сука, служившего на данный момент насестом, оказалось окно, единственное освещенное на всей улице.
Каково же было удивление Марианны, когда она увидела за стеклом Молли и Тома, сидящих на кровати друг против друга.
Вот это удача! – обрадовалась она. Нарочно не придумаешь! Все-таки интуиция не подвела и на этот раз! Вас-то мне и нужно, голубки!
Марианна попробовала перекинуть ноги через сук, но побоялась свалиться, все-таки яблоня хоть и выглядела прочной, но при малейшем движении ветка начинала качаться. Пришлось остаться спиной к окну и повернуться, насколько это было возможно. Однако обзор и без того был великолепный, позволяя увидеть все до малейших подробностей.
На кровати лежали одноразовые пластиковые тарелки, судя по разводам, из-под чего-то очень жирного, на краешке примостилась пачка салфеток. Рядом, на полу, красовался поднос с дымящимися чашками, но «влюбленные», увлеченные беседой, совершенно забыли о них. Марианна прислушалась.
– Нет, ты не понимаешь! – с жаром говорил Том. – Театр – это отживший вид искусства, ему давно пора на свалку. Его место в современном мире заняло кино. И, если бы у меня была возможность сниматься, я бы бросил все и схватился за нее, как за соломинку, какой бы тонкой она ни была.
– А я говорю, это ты не понимаешь: в театре ты играешь подряд около часа, ты на сцене, ты живешь чужой жизнью.
– Да? Много ты видела спектаклей, в которых актер все время находится на сцене? Это же чаще всего трех-, пятиминутные выходы, а между ними ты поправляешь грим, костюм, и это вырывает напрочь из обстановки. Никакой чужой жизни ты не проживаешь, а просто вкрапляешься в нее и от этого только чувствуешь еще большую неудовлетворенность. Ведь каждый человек по жизни актер. Все играют роли. Даже мы сейчас перед друг другом. Даже сами перед собой. Не играют младенцы и умственно отсталые.
– Весь мир – театр, и люди в нем актеры, – процитировала Молли. – В этом я с тобой согласна.
– Шекспи-и-ир… – протянул Том. – Во времена Шекспира театр был оправдан, являясь единственным наглядным динамическим видом искусства. Но теперь все. Ему конец. Кто мы такие? Актеры провинциального театра, о которых никто не знает и никто никогда не узнает. Режиссера нашего жалко: с его преданностью делу такие фильмы можно снимать! Жизнь вообще странная штука… Нет, на сцене мы перевоплощаемся, но жизнь требует от нас куда большего мастерства. Живем мы постоянно, а в театре играем в главных ролях максимум минут пятьдесят. И порой не накричать на младшего брата, когда он того заслужил, не обидеться на близкого человека, не начать пререкаться с торговцем хот-догами, когда он положил одну сосиску вместо двух, не поссориться с родителями, с родными, какими бы они ни были, – куда большее искусство, чем любое сценическое перевоплощение. Если ты так уж хочешь жить чужой жизнью, подай слепому, отведи домой пьяного. Ведь по сути каждый раз, сближаясь с новым человеком, мы отчасти начинаем жить его жизнью. Не ставь сцену во главу угла, это глупо. В театре ты не отвечаешь за поступки персонажа и, войдя в образ, не можешь в нем жить, потому что не можешь действовать самостоятельно. А в жизни каждое твое слово, каждое движение может привести к необратимым последствиям. На то она и жизнь.
Молли слушала с открытым ртом. Вот это простоватый мальчик! Вот это лекция! Оказывается, веселость, доброжелательность, добродушие Тома – это не просто черты характера, это результат четкой, продуманной жизненной позиции.
– Я подумаю над твоими словами, Том. А сейчас давай спать.
Ей очень хотелось прервать этот затянувшийся разговор. Да и вообще, Том в каком-то смысле припер Молли к стенке, крыть было нечем. На мгновение даже блеск сцены померк в глазах Молли: ведь правда – жизнь куда более важное пространство. И люди кругом живые, настоящие. И решения более ответственные.
Однако Том не мог переключиться сразу, спор его увлек.
– Знаешь, я себе взял за правило: не играть на сцене, когда в жизни много неулаженных проблем, ведь жизнь, как основа, только имея прочный фундамент, можно перевоплощаться. Иначе… пока будешь трудиться там, здесь все развалится. И поправить уже не сможешь, потеряешь себя. Реши для себя точно, кто ты, а потом играй чужие роли.
Разговор становился все более странным и как будто обрел конфронтационный характер. Вероятно, Том тоже почувствовал это и резко оборвал сам себя:
– Что-то мы заболтались, уже двенадцать, и вправду нужно ложиться. – Ему на глаза попались чашки на полу. – Как думаешь, – прежняя добродушная улыбка осветила его лицо, – это еще можно пить или лучше не стоит?
Молли, проследив направление взгляда, всплеснула руками.
– А я так старалась! – В ее голосе прозвучало искреннее сожаление. – Но… – она усмехнулась, – мы ведь еще не знаем, не выйдет ли нам пицца боком. Так что лучше не стоит.
Толкаясь, вырывая друг у друга тарелки и чашки, дурачась всеми возможными способами, они собрали посуду и наконец вышли из комнаты.
Марианна улыбалась, глядя на все это. Она была права. Как всегда права! Увиденное никак не подходило под определение «влюбленные». Коллеги – да, друзья – да, но… Хотя постель сейчас покажет все.
Вернулась Молли и принялась разбирать кровать: сложила покрывало, взбила подушки. Переоделась в футболку, которая, скорее всего, была бы велика даже Джеральду. Марианна, рискуя свалиться, потеряв равновесие, зажала рот руками, чтобы не выдать себя смехом. Умора: девушка собирается соблазнять мужчину – и надевает такое! Нет, это уже не укладывается ни в какие рамки, вряд ли найдется парень, способный завестись от столь «эротичного» наряда.
Дальше последовали еще более неадекватные для влюбленных действия: Молли расстелила свернутое было покрывало на полу и, взяв одну из подушек, кинула ее на импровизированное ложе. Потом улеглась, поджала колени и прикрылась свитером, явно доставшимся ей в наследство от кого-то из безразмерных родственников или друзей.
Прошло минут десять, и вернулся Том. Сперва он даже не заметил хозяйку дома и позвал:
– Молли, ты где?
Молли, приподнявшись на локте, улыбнулась ему из-за кровати:
– Здесь, я тебе постелила, ложись.
– Мне? На кровать?
Замешательство, на этот раз вовсе не разыгранное, тут же сменилось миной уверенности: недолго думая, Том просто поднял Молли на руки и уложил на кровать.
– Ты будешь спать здесь, а я на полу.
Когда Молли осознала суть произошедшего, было уже поздно: Том вытянулся на покрывале во весь рост, всем своим видом демонстрируя, что теперь его домкратом не поднимешь.
Но Молли и не подумала отступиться.
– Ты мой гость! – В ее голосе зазвенела неподдельная досада, даже негодование. – Немедленно ложись на кровать, я настаиваю.
– Насколько я знаю, – даже не поворачивая головы в ее сторону, парировал Том, – гостям обычно предлагают самим выбрать, где спать и как спать. Вот я и выбрал. Обожаю твердую поверхность.
Молли встала на кровати во весь рост и решительно выставила вперед правую ногу.
– Что-то я не припомню у тебя склонности к аскетизму. Может, еще гвоздей насыпать или битого стекла?
– Аскетизм и йога разные вещи, не надо путать, – иронически поправил Том, продолжая невозмутимо изображать коврик.
Он заложил руки за голову и теперь пристально рассматривал потолок. Настолько пристально, словно отныне это стало делом его жизни.
– Мы ушли от темы! – возмутилась Молли. – Повторяю в последний раз: кровать расстелена для тебя. Ложись сию же секунду!
– Или что? – Том наконец снизошел до взгляда в сторону собеседницы.
– Или… или… – Молли смешалась, вероятно пытаясь представить, что бы такое она могла сделать с парнем, не желающим подниматься. – Или я тоже лягу на пол с другой стороны кровати! – Молли просияла: как это она раньше не додумалась? – Вот смотри! – И, скинув с кровати одеяло и подушку, она легла на пол, прикрыв ноги все тем же свитером.
Теперь подскочил Том.
– Тебе нужно играть роль ослицы, очень реалистично получится!
Он снова хотел подхватить Молли на руки, но не тут-то было: раз! – и девушка оказалась под кроватью.
– Здесь грязно. – Свисавший край простыни слабо колыхнулся от громкого чиха, последовавшего за этой фразой. – И неуютно. Но вылезу я только при условии, что останусь спать на полу.
Том развел руками и направился к своей «лежанке»:
– Ослица!
– Осел! – не осталась в долгу Молли, выбравшись из-под кровати. – Так будет честно. Обоим одна и та же степень комфорта. Потуши, пожалуйста, свет.
Том на пути к выключателю стал что-то бурчать, но Марианна уже не слушала. Сейчас в комнате станет темно, и тогда ее силуэт отчетливо обозначится в окне. Так и инфаркт получить недолго, Джерри не перенесет смерти возлюбленной, особенно теперь, когда ясно, что этот Том всего-навсего друг.
И Марианна, напуганная перспективой попасться ничуть не меньше, чем байкерами, в мгновение ока оказалась на земле. Правда, треск кустиков, на которые она приземлилась, добавил экстрима: вряд ли Молли и Том его не услышали, но это было уже не важно, потому что мисс Интуиция припустила во все лопатки. Теперь ночь не казалась ей страшной, напротив – романтика, да и только! Прямо шпионский детектив. И главное – какая новость для Джерри!
Марианна бежала все быстрее и быстрее. Одно плохо – не прихватила фотоаппарата, получились бы замечательные снимки-доказательства. Но она убедит брата, обязательно убедит!
7
– Джерри, я хочу телефон с фотоаппаратом! – Марианна вихрем пролетела мимо открывшего ей дверь брата. – Всегда считала, что это никчемные, пижонские штучки, – затрещала она, стягивая ботинок и повернувшись к Джеральду наивысшей точкой тела человека, снимающего обувь.
Так как точка эта была начисто лишена органов зрения, Марианна не заметила, какой опасности избежала и каких усилий это стоило собеседнику. Нельзя же отшлепать восемнадцатилетнюю сестру. А жаль…
– Я тебе сейчас такое расскажу, такое расскажу! Еще бы и показала, да фотоаппарата с собой не было. Джерри, у меня день рождения скоро, подари мне сотовый с фотиком! – Ботинки полетели в разные стороны, Марианна выпрямилась и обернулась к брату. – Я…
– Где ты была?
– Что?
– Где ты была, я спрашиваю?! Половина первого ночи! Ты шляешься одна по чужому городу! Это опасно! Любишь приключения – люби их днем. Ты понятия не имеешь, чем могут обернуться для молоденькой девушки прогулки по ночам. Тебе интересно – спроси меня, я полицейский и такого насмотрелся, тебе и не снилось и, даст бог, не приснится, здоровее будешь! Я не хочу разыскивать или опознавать тело своей сестры! Ищешь себе приключений на вторые девяносто…
– Сто пятнадцать.
– Что?!
– Очень не хочется прерывать твою тираду, но сто пятнадцать. Мои бедра в обхвате не девяносто, а сто пятнадцать сантиметров. Я не худышка.
– Марианна, ты дождешься! У тебя будут проблемы!
– У меня уже проблемы! Проблема! Одна, но большая! Мой брат – идиот! Почему ты на меня орешь?! Кто дал тебе такое право? Я уже не маленькая девочка, я совершеннолетняя. Я не обязана тебя слушаться! Ты мне не мать, не отец, не тренер по баскетболу – не кричи на меня. Ты мой старший брат – отлично, ты крутой полицейский – замечательно! Хотя это тоже как поглядеть. Полицейский, который не доводит расследование до конца, берет только лежащие на поверхности факты и делает на их основе далеко идущие выводы, по-твоему, – хороший полицейский? По-моему – никудышный. Так вот, ты – такой полицейский. Когда будешь способен говорить спокойно, поговорим.
Марианна круто развернулась и обиженно протопала в свою комнату, демонстративно хлопнула дверью. Жутко грязные ботинки остались лежать: правый в левом углу, левый – в правом. Ох, Мари! И где она нашла столько грязи в такую сухую погоду? – подумал Джеральд и, со вздохом взяв грязнуль, понес приводить их в порядок, рассчитывая успокоиться за этим занятием, чтобы суметь побеседовать с мисс Совершеннолетие, не сорвавшись снова на крик. Во многом малышка права, конечно, и не такой уж Линн-Лейк криминальный городок, но, даже понимая это, вряд ли он перестанет волноваться за свою глупую сестру. Был ведь и плюс в этой Марианниной прогулке: пока Джеральд места себе не находил из-за сестры, он совсем перестал думать о Молли с Томом. Теперь страх ушел, а горькие воспоминания вернулись. Наверное, они и не покидали его совсем, просто отошли на второй план, спрятались за декорациями, выставив тревогу на авансцену.
Тьфу ты, мерзость какая: театральные словечки сами в голову лезут. Он и на Марианне-то сорвался больше оттого, что самому ему плохо, тяжело, мерзко, обидно, больно. Вот не думал, что можно себя чувствовать таким разбитым из-за какой-то вздорной девчонки, ничтожным, отвергнутым, раздавленным из-за того, что она предпочла другого. Бедная Мари, ей-то уж совсем ни за что, отдачей братикова увлечения досталось. Хочешь не хочешь, придется идти извиняться, эта Марианна наверняка раньше Джеральда поняла, что с ним происходит, дала ему время додуматься самому и теперь ждет, когда он придет просить прощения.
Сейчас, Мари, отнесу твои башмаки сушиться и приду… – мысленно пообещал Джеральд. И все-таки где она нашла столько грязи? С еловыми хвоинками, с листочками… чего? – яблони! – и ржавчиной?! У Джерри складывалось впечатление, что он недавно где-то видел что-то подобное, но память служить отказывалась. Ладно, узнаем из первоисточника, то есть от Мари. Или Мари уже второисточник, а первоисточник – лужа или сточная канава?..
Марианна, все еще в куртке и огромном розовом шарфе с гигантскими помпонами на концах, сидела на кровати. По-турецки, лицом к двери, голова чуть склонена набок: ждала. Теребит носок, порвавшийся на большом пальце: уже заждалась, начала нервничать.
– Мари…
Губки сжаты, ноздри раздуваются, взгляд снизу вверх из-под бровей: ну, я жду.
– Мари, прости меня. Я не должен был на тебя орать. Но я в самом деле волновался. И, кроме того, меня эта глупая история с… А почему ты сказала, что я плохой полицейский? Потому что я, не разобравшись, стал на тебя кричать?
– Что? – У Марианны округлились глаза, она несколько мгновений смотрела на Джеральда, а потом упала навзничь на кровать и зашлась смехом. – Я про это не по-о-думала, – простонала она, катаясь по покрывалу. – Ты у меня тогда, выходит, дважды дурак! Ой, не могу! Я на тебя теперь даже сердиться не могу! – Марианна стащила с шеи шарф и запустила им в брата. – Я имела в виду твою Молли и Тома!
– Марианна, я прошу тебя!
– Нет, это я прошу тебя: сядь и послушай, мистер Крутой Влюбленный Полицейский Дважды Дурак. Первый раз ты дурак, потому что не выяснил, куда я ходила, а ходила на Канберран-роуд, двести четырнадцать.
– Мари, зачем? Я уже все выяснил. Переживу – забуду.
– Ты слушай, когда тебе умные не влюбленные и не слепые люди глаза открывают. Ходила я туда потому, что подозревала, что и тут ты дурак, а это в принципе и подтвердилось. Джерри, я рада сообщить тебе: они не любовники. Не делай такие глаза. Я проторчала под ее окнами до двенадцати, пока они не легли. Эту «постельную сцену» надо было видеть. Желательно тебе. Лучше лично. Или хотя бы на фото. И не делай, пожалуйста, лицо кролика, подавившегося лимоном. Знаешь, как они легли?! На полу, по обе стороны кровати! Вот кровать, она легла здесь, а он – здесь. На ковриках или на матрасах – не разглядела. Перед этим они еще минут пятнадцать препирались, кому лечь на кровати, кому на полу. В итоге, чтоб никому не было обидно… Что ты смеешься? Ай! Джерри, отпусти!
Но Джеральд не слушал вопли сестры. Схватить, поднять, кружить, подбрасывать! Кто не способен на такие подвиги грузоподъемности?! Джеральд Стэнфорд способен! Кто сказал, что хорошие вести приносит голубь?! Самые лучшие вести приносят свинки! Милая хрюшка Марианна! Тащившаяся через полгорода с влажными волосами!
– Ты почему волосы не высушила, чудовище?!
– Чтоб подозрений у тебя не вызвать, я же якобы спать пошла. Куда ты меня тащишь?
– На кухню, отпаивать молоком с медом и корицей, а потом – под одеяло, спать. Или ты хочешь чаю?
– Нет, молока, как в детстве. Ты, надеюсь, сам его сделаешь?
– Конечно. А ты расскажи мне пока еще что-нибудь.
– Сказку? Анекдот? Ну ладно, ладно. Они такие милые оба. Знаешь, на кого похожи? Помнишь фильм «Кейт и Леопольд», ну, мой любимый? Они похожи на Кейт и Чарли, это ее брат был, тоже актер, кстати. Интересно, она ему совсем не нравится, у него есть другая, он женоненавистник или голубой? Как ты думаешь? Находиться ночью в одной комнате с красивой женщиной и – просто спать… Эй, почему ты погрустнел опять?
– Я тут подумал… Если она и не любит Тома, это еще не говорит о том, что она любит меня.
– Говорит! Она тебе такой концерт устроила, просто показательные выступления! Цени! И, кстати, вспомни, чем ты ей насолил: женщины такое без веской причины не вытворяют. Вы поссорились? Ты ей нагрубил? Не уделил ей внимания? Она думает, что ты не уделил ей внимания? Она видела тебя с другой женщиной? Тоже нет? Странно…
Последние слова Марианна уже пробулькала в чашку с молоком. Она откровенно клевала носом, зевала, глаза у нее закрывались. Джеральд еще умудрился впихнуть в нее лекарство, чтоб завтра, не дай бог, не расхворалась, и уложил в кровать. Уже закутанная по уши в одеяло, Марианна приоткрыла глаза и улыбнулась.
– Джерри, у меня проблема, большая проблема.
– Что, брат – идиот?
– Нет, брат – то, что надо, самый лучший. Джерри, я, кажется, влюбилась. В Тома. Том и Джерри, Том и Джерри… И я вас обоих люблю. Спокойной ночи, братик.
– Спокойной ночи, сестричка.
Джеральд поцеловал уже спящую Марианну в лоб, погасил свет и на цыпочках вышел.
Оказавшись в своей комнате, он запустил подушкой в стену, свалив при этом несколько книг со стеллажа, чертыхнулся, прислушался: Марианна, кажется, не проснулась. Придется пустить избыток радостной энергии в более мирное русло. Поприседал, поотжимался, выскочил на улицу и нарезал с десяток кругов вокруг дома. Не помогло. Колоколов – звонить! – в пределах досягаемости не было, дров – колоть! – тоже. А жаль. Счастливый Челентано! Сейчас Джеральд смог бы наколоть дров на зиму для небольшого городишки с печным отоплением. Исчерпав все нешумные способы проявления физической активности, Джеральд вернулся в комнату и рухнул на ковер.
Надо постараться лежать и радоваться спокойно! Идиот, ты везучий идиот, Джеральд Стэнфорд!
Поводов не верить Марианне у него не было. Он и так дважды проявил себя последним болваном в этот вечер. Третьего раза не будет. Сегодня Марианна доказала свое интеллектуальное превосходство над влюбленным братом. Да здравствуют умные сестрички! Ура! Только бы она оказалась права. Пускай Молли устраивает ему концерты, сцены, да хоть поет арии из опер, лишь бы любила. Любила его. Джеральд готов простить этому растрепанному взбалмошному существу все, что угодно: Тома под кроватью, свой испорченный вечер, Марианнину ночную прогулку. На кого там похож этот Том? На Чарли из «Кейт и Леопольда»? Не замечал. Ну да Марианне виднее, это ее любимый фильм. А он, Джеральд, тогда кто – Леопольд, князь Олбанский? Лифта ему не изобрести, двадцать семь, или сколько там, видов тостов он готовить не умеет… Хотя кто ему мешает научиться?
Джеральду всегда было все равно, какие тосты есть, вообще он не был гурманом, но тут его понесло на кухню совершать кулинарные подвиги. Приготовление и дегустация тостов со всем по очереди, что есть в холодильнике, в полтретьего ночи так увлекает! Но Джеральду не хотелось спать. Он творил, он понял, что в нем погиб великий кулинар, и теперь наверстывал упущенное время. Еще недавно процесс творчества заглох бы после второго же эксперимента (много ли продуктов найдется в холодильнике холостого мужчины и не делать же в конце концов тосты с полуфабрикатами!), но теперь, с приездом Марианны, холодильник Джеральда страдал от избытка провианта. Самое обидное, что и его хозяин многие баночки, коробочки и пакетики видел впервые. Оливки, анчоусы, морская капуста идентифицировались по надписям на банках, сложнее обстояло дело с несколькими видами сыра – или это не сыр? – совсем плохо с мамиными джемами, которые привезла Марианна: надписей на банках не было, а определить их видовую принадлежность по внешнему виду Джеральд затруднялся. Не важно, приступим! Надо же будет по утрам чем-то баловать жену. Кофе в постель это понятно, а завтрак? Жену?! Да, жену. Миссис Молли Стэнфорд – звучит! Ах, как жаль, что не принято делать предложение руки и сердца в три часа ночи! Придется мучительно дожидаться утра, потом окончания рабочего дня… А что надеть, какие цветы купить? Пусть придумает Мари, решил Джеральд, у нее это хорошо выходит. Ноги понесли Джеральда в комнату сестры, но милосердный сон не позволил мучить ее и не дал мучиться ему самому. Морфей обнял Джеральда на полдороге. Так, обнявшись, они и устроились у стены на табурете, где утром Джеральда с куском хлеба в одной руке, ножом с остатками плавленого сыра в другой и с блаженной улыбкой на губах и нашла Марианна.
Непоздним еще вечером в дверь коттеджа на Канберран-роуд постучали. Еще не так стемнело, чтобы нельзя было разглядеть номер дома – двести четырнадцать. И, если бы кто-нибудь открыл дверь, он увидел бы высокого стройного блондина, похожего на молодого скандинавского бога, во фраке и в лакированных туфлях. Глубоко посаженные темно-серые глаза, высокий лоб, прямой нос, изысканная бледность кожи, скорее всего нервного происхождения, и великолепный букет красных роз, судорожно притиснутый к волевому подбородку, придавали его лицу… придавали его лицу выражение… выражение лица полицейского, пришедшего делать любимой девушке предложение во фраке и с букетом.
Если бы та, что должна была открыть дверь, пригляделась повнимательнее, то заметила бы, что брюки блондину коротковаты, фрак узковат в плечах и явно надет в первый раз в жизни, настолько чужеродным смотрелся он на роскошном торсе Джеральда. Губы внебрачного сына Одина дрожали, а розами он исколол все руки. Единственной безупречной деталью этой редкостной картины были розы, но ведь они не были частью самого мистера Джеральда Стэнфорда, пришедшего в этот вечер просить руки и сердца мисс Молли Роуз. Если бы Молли могла это видеть, но…
Мистеру Стэнфорду никто не открыл. Он постучал снова, и снова – молчание. Наконец он догадался обойти дом и заглянуть в окно. Свет нигде не горел – на горе (хотя с этим еще стоило бы поспорить) мистера Стэнфорда мисс Роуз не было дома.
Джеральд был серьезным парнем, он всегда начатое доводил до конца, он решил подождать. Когда непоздний вечер сменился поздним, Джеральд начал волноваться и подозревать, что Молли он может и не дождаться. Хуже того, он усомнился в правдивости рассказа Марианны или, по крайней мере, верности ее трактовки происходившего вчера вечером в этом доме.
«Пробить» нужный адрес для полицейского не проблема, но Джеральд напрочь забыл фамилию этого Тома подкроватного. Пришлось ехать в участок, уговаривать дежурного Джека Радлоу пустить его к компьютеру, в общих чертах рассказать ему, зачем понадобился чей-то адрес в нерабочее время. Джеральду еще повезло: дежурь сегодня Смит, никакие уговоры не подействовали бы, заступи на вахту Мейсон, ничего не пришлось бы объяснять, но назавтра каким-то непостижимым образом весь участок знал бы о личной жизни полицейского Стэнфорда больше, чем он сам. Пять минут поисков – и принтер выплюнул вожделенный лист с данными на актера театра Линн-Лейк Тома Орина, включающими возраст, рост, вес, группу крови, отсутствие судимостей, штраф за парковку и, самое главное, – адрес и телефон.
В доме на Эвергрин-роуд света не было. Джерри все-таки вышел из машины и постучал. Нет, хозяина явно нет дома. «Вдруг они вместе?» – мелькнула мысль. Оставалась последняя надежда – театр. Может быть, там кто-нибудь знает, где они. Если там еще есть хоть кто-то в такой час.
В театре не только кто-то был, там еще полным ходом шла репетиция. Бесцеремонно пойманный Джеральдом за рукав лысенький человечек в сером костюме с жабо сообщил, что актер Том Орин сейчас выйти не сможет, так как находится на сцене, репетирует какую-то жутко важную сцену.
– Вы присядьте, подождите его. Или передать ему что-нибудь? Попросить его позвонить вам, когда он освободится?
– Нет-нет, спасибо, не надо, это не к спеху. А мисс Молли Роуз тоже занята?
– Нет, ее вообще сейчас нет в театре, И завтра не будет. Ее сцена в графике репетиций только послезавтра. Она очень много и хорошо работала в последние дни, так что мистер Айсхолд решил дать ей передышку, так сказать, премию за хорошую работу. А что ей передать? Кто их, собственно, спрашивал?! – крикнул словоохотливый человечек в сером вдогонку уже откланявшемуся Джеральду.
Джеральд обернулся в дверях.
– Скажите ей, что ее спрашивал мистер Джеральд Стэнфорд. А вы не знаете, где ее можно сейчас найти?
– Она живет где-то на Канберран-роуд, точнее не знаю, но сейчас она вряд ли дома, я слышал, она собиралась за город. Не знаю куда, сожалею. А, извините за нескромность, – человечек лукаво посмотрел на Джеральда, – вы ее поклонник?
– О да. И самый преданный. Можете это тоже ей передать.
– Красные розы для мисс Роуз – хороший выбор, но амариллисы или белые лилии – лучше. Это из того, что вы можете найти в это время года в магазинах. А вообще она любит полевые цветы, не любит тепличные. Это так, на будущее. Может, пригодится, преданный поклонник.
– Спасибо за информацию.
– Пожалуйста, офицер Стэнфорд, пожалуйста. – Человечек улыбнулся и заспешил по своим делам.
Интересно, откуда он знает, что я полицейский? Дедушка какой-нибудь юной кошатницы? Или драчуна-подростка? Или тощего очкарика, над которым все в школе издеваются, а старина Джерри вытаскивает из передряг, сыплющихся на головы таких счастливчиков как из рога изобилия. Странно, подумал Джеральд, у меня хорошая память на лица, а этого человека я не помню. Еще более странно, что узнали его. Даже те, кто обычно здоровался с Джеральдом, когда он патрулировал улицы, редко узнавали его без формы. Однако чего только не бывает.
Дома Джеральд сунул удивленной Марианне потрепанные розы и помчался переодеваться. Ходить в этом – худшая казнь на свете. И где только Марианна достала этот чудовищный костюм?
– Мари, – крикнул Джерри, – где ты нашла эту одежду?! Эти брюки – мечта инквизитора, с ними нужно носить испанские сапоги. А фрак – аналог прокрустова ложа. Где ты это откопала?
– В театре.
– Где?!
– В те-а-тре! А где еще за два часа можно найти фрак в этом городе? Наврала костюмеру, что он тебе нужен для секретного спецзадания. Он дал самый большой из новых. Ты его не испачкал?! Я обещала вернуть его в целости и сохранности. Ты уже переоделся? Можно войти?
– Да! – Джеральд снова был в родных джинсах и застиранной рубашке. – Марианна, чем ты думала, когда брала фрак напрокат в театре?!
– А что? Он совсем новый, Молли его еще не видела, я уточняла. Не делай такие глаза! Я аккуратно. А как свидание? Не очень? Цветы не взяла. Отказала?
– Нет. Ее не было дома.
– Подождал бы!
– Я ждал. Потом выяснил, что она уехала из города до завтра или до послезавтра. Буду ждать.
– Так, значит, фрак нужно подержать еще пару дней… Ладно, что-нибудь придумаю.
– Э нет, вот этого не надо. Больше я это не надену. Кроме того, и с секретностью покончено, засветился я.
– В каком смысле?
– В смысле раскрыли меня, вычислили. Костюмер, с которым ты договаривалась, – невысокий, лысенький, глазки серые, костюмчик серый, а на шее…
– …Дурацкое жабо. А откуда ты знаешь?
– Я сейчас был в театре и с ним разговаривал.
– Зачем?! О чем? Что он сказал?
– Мы очень мило побеседовали. Он сказал, что Молли любит полевые цветы. Назвал меня офицером Стэнфордом. А я-то гадал, откуда он меня знает. Ты отнеси завтра этот костюм в театр. Обязательно.
– Хорошо, Джерри. Ты извини меня, я не думала, что так получится.
– Да ничего, зато теперь я точно знаю, что не надену фрак ни за что в жизни. До сих пор все болит. Хочется надеть мягкий халат и тапки с зайчиками и валяться на диване.
– Не вопрос! Халат у тебя есть, тапки куплю, и завтра у тебя выходной – забыл? Валяйся, сколько хочешь! Или иди делать предложение прямо в халате и в тапках. Очень романтично, такого еще ни у кого не было.
Утром, около половины одиннадцатого, когда Джеральд выбирал букет лилий для Молли, в кармане мобильник гнусно проверещал мелодию, которая сопровождала звонки коллег. Радлоу! Только этого не хватало.
– Джек, какого черта?!. У меня выходной! Я не буду сегодня никого заменять! Скажи, что ты меня не нашел, что я заболел, умер, уехал! У меня дела, Джек!
– Знаю я твои дела, – проскрипел в трубке Радлоу, – поэтому и звоню. Я думаю, тебе интересно будет это услышать, приезжай скорее. Мне кажется, для тебя это важно. Я не шучу. Поторопись!
Хотя торопиться, пожалуй, нужды не было. Виновница переполоха, уже минут сорок терроризировавшая весь участок, не собиралась сдаваться. Ее вопли были слышны даже на улице. Когда утром в полицейский участок вбежала взволнованная пожилая женщина в пальто, накинутом на канареечный спортивный костюм, и в кроссовках на босу ногу, еще ничто не предвещало грядущих событий. Масштаб катастрофы, постигшей участок, стал вырисовываться, когда даме, представившейся миссис Эммой Бейкерсон, удалось за неполных десять минут практически полностью парализовать работу учреждения. Сначала она опрокинула стаканчик кофе на клавиатуру и бумаги шефа, и двое человек занялись их спасением, потом зацепилась за какие-то шнуры, дернула и в мгновение ока вывела из строя еще несколько компьютеров, оборвала наполовину жалюзи с окна, уронила несколько папок с делами, укололась дротиком от дартса… Все это сопровождалось метанием по помещению, бешеной жестикуляцией, заглядыванием всем в глаза и невнятными воплями про «бедную пропавшую девочку». Наконец миссис Бейкерсон села на стоящий в дальнем углу стул со сломанной ножкой, упала и расплакалась. Ее подняли, усадили в кресло, подали платок, напоили водой, потом кофе, начальник участка Барри Беккертон оторвался от отмывания облитых бумаг и вышел к престарелой леди. Громко всхлипывая и сморкаясь, она поведала личному составу полицейского участка следующую историю.
Ее соседка, юная Молли Роуз (очень милая девушка, очень, но в силу молодости еще такая неопытная и наивная!) – так вот, ее соседка – актриса театра мистера Айсхолда (кстати, очень хорошая актриса, очень). Сама миссис Бейкерсон еще не видела ни одной ее роли, да Молли и не играет еще в спектаклях, только репетирует, так как совсем недавно приехала в Линн-Лейк (только приехала, и сразу такое несчастье!), но мистер Айсхолд очень хорошо отзывался о ней, хвалил (мне-то он врать не станет, я его с детства знаю!). «Лучше бы она не была такой талантливой, тогда он не дал бы ей выходной и ничего не случилось бы! Бедная девочка!» – тут миссис Бейкерсон снова собралась разрыдаться, но находчивый Беккертон схватил и сунул ей стаканчик томатного сока со стола Мэтью Мейсона, Мейсон даже не обиделся, понимая, что иначе грозила возобновиться истерика. Именно в этот момент, воспользовавшись паузой, Радлоу и позвонил Джеральду.
Так вот, «бедная девочка» собралась в свой выходной съездить к подруге Белле, которая живет недалеко от Линн-Лейк. Кто такая эта Белла, миссис Бейкерсон толком не знает, никогда ее не видела, знает только, что та занимается каким-то бизнесом (понятия не имею каким!). Молли перед отъездом зашла к миссис Бейкерсон предупредить о своем временном отсутствии и отдать запасные ключи от дома на случай, если там что-нибудь случится (недавно вот трубы прорвало, дом-то старый). Миссис Бейкерсон пожелала Молли счастливого пути и отпустила (ах, почему молчала моя интуиция?!). Она ушла из дома вчера около десяти утра. Сегодня к вечеру собиралась вернуться. Утром, оказывается, миссис Бейкерсон проверяла ее дом, там все в порядке, вернулась к себе, вдруг – звонок…
– Миссис Бейкерсон? Здравствуйте. Это Белла Смарт, подруга вашей соседки Молли Роуз. Дело в том, что она вчера днем собиралась ко мне приехать, и до сих пор ее нет. Ее телефон не отвечает. Я вот нашла ваш номер, Молли мне давала его, когда только переехала, и своего у нее не было. Не сочтите за труд, проверьте, может, она дома и просто передумала ко мне ехать, а предупредить забыла.
– Нет, – ответила миссис Бейкерсон, – она к вам выехала еще вчера утром, должна была днем приехать, дома у нее я только что была, там все в порядке, кроме того, что ее там нет! Вы в полицию заявляли?
– Нет, – говорит Белла, – я только вчера поздно вечером начала беспокоиться, но все надеялась, что она осталась дома, сегодня уже утром нашла ваш номер и позвонила, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо, а вышло наоборот. Но я позвоню в полицию.
– Ну, я и подумала, – рассказывала миссис Бейкерсон полицейским, – что уж если эта клуша беспокоиться начала только на другой день, то до полиции она дозвонится через месяц. Решила идти к вам сама. Девочку надо искать, спасать, я боюсь, с ней случилось что-то ужасное. Мистер Стэнфорд, – миссис Бейкерсон заметила стоящего за спинами коллег Джеральда, – вы же знакомы с ней, прошу вас, поверьте мне, помогите Молли, мне кажется, она в опасности.
– Хорошо, миссис Бейкерсон, сделаю все, что смогу, обещаю. Барри, – обратился он к шефу, – прошу тебя, поручи это дело мне. Мне не нужно ни выходных, ни проходных до тех пор, пока мы не найдем эту девушку. Живой и невредимой. Ребята, это очень для меня важно, прошу вас, помогите мне. Мэт, съезди в театр и расспроси всех о мисс Роуз и ее планах, особенно Тома Орина, кажется, именно он видел ее последним, и миссис Бейкерсон.
Полицейские оторопели. Мало кто помнил, как стремительно развивалась карьера Джеральда и те операции, которыми он руководил несколько лет назад. До того, как… В общем, никто об этом не хотел вспоминать.
– Джек, – продолжал распоряжаться Джеральд, – поищи мне эту бизнес-леди Беллу, хотелось бы поговорить и с ней тоже. А вы, миссис Бейкерсон, расскажите мне все еще раз с того момента, как Молли пришла к вам вчера утром, постарайтесь, пожалуйста, вспомнить детали, это может быть важно.
Джеральд Стэнфорд от души желал, чтобы миссис Бейкерсон паниковала зря и Молли просто на полдороге передумала и поехала к другим знакомым, хоть бы даже и к Тому, лишь бы с ней все было в порядке. И еще он желал, чтобы, если все-таки с Молли что-то случилось, в этом не был бы виноват конкретный человек, потому что – Джерри чувствовал это – человека, причинившего зло будущей миссис Джеральд Стэнфорд, он убьет. Сам. Голыми руками.
8
Миссис Бейкерсон была права.
О Молли действительно следовало беспокоиться. Это «взбалмошное чудо» успело влипнуть в историю. Но на этот раз она не прикладывала к этому ровно никаких усилий. Все произошло само собой.
– Белла?
– На связи! – Подруга Молли как всегда занималась тремя делами одновременно: готовила завтрак, жевала яблоко в ожидании вышеупомянутого и вот взялась за телефонную трубку. Поэтому ее голос сейчас звучал немного натянуто: ну, и что же вам от меня надо?
– Это Молли!
– А-а, – прочавкала еще не вполне адекватно воспринимающая действительность Белла. – Если вы по поводу проекта, то не стоит беспокоиться, он…
– Да проснись ты! – Зная привычку Беллы заниматься несколькими делами одновременно и при этом уделять основное внимание одному из них, а какому именно, догадаться было несложно из-за характерных звуков, доносившихся с того конца провода, Молли решила расставить все точки над «i» немедленно, иначе разговор грозил затянуться надолго. – Это я! Я! Молли!
– Ну так бы сразу и сказала.
– А я и сказала, – передразнила подругу Молли.
Белла рассмеялась. Если появлялась Молли, скучать не приходилось.
– Завтрак готовишь?
– Ага.
– И что я сегодня с утра ем? – осведомилась Молли.
– Ты ешь? – удивилась Белла.
– А я не сказала? Ой, извини-извини, – продолжала дурачиться Молли, – а ты не хочешь пригласить меня в гости? Скажем, сейчас? Ну или к обеду?
– Хм, и где же ты сейчас находишься?
– Пока дома, в Линн-Лейке. Но уже еду к тебе. – Тон, которым это было произнесено, свидетельствовал о рвении Молли.
– Жду с нетерпением, – ответила Белла. – Только дай поесть по-человечески, о'кей?
– С меня пицца и еще что-нибудь вкусное на твой выбор! Думай что! Скоро я скажу тебе «здравствуй» лично, а не по телефону. Все!
Молли положила трубку. Сделала пару шагов по комнате. Остановилась у окна, оперлась ладонями о гладкий подоконник. За окном не происходило ровным счетом ничего интересного, но Молли с увлечением следила за тем, как ветер переворачивает страницы газеты, наверное, вырванной из рук какого-то прохожего и принесенной сюда. За тем, как с дерева падает темный маленький лист. Казалось, что он хватается за воздух своими краями-руками.
Люди вот так же несутся по жизни. Думают, что способны что-то в ней решать. Проявлять свою волю. Да ничего подобного.
Молли сжала руку в кулак и с силой ударила по ни в чем не повинному подоконнику.
От человека ничего не зависит. Над ним властвуют обстоятельства, законы, мнения, чувства, наконец! Чувства… Вот уж действительно пропасть, в которую падаешь, абсолютно не имея возможности хоть как-нибудь контролировать процесс полета. Полета? Или все же падения? Но дух захватывает…
Молли улыбнулась своим мыслям. Она очень ярко представила, что летит вниз с высокой скалы, раскинув руки. Что ждет там, внизу, – думать не хотелось абсолютно. Было только желание наслаждаться ощущениями свободы и фантастической легкости. Молли раскинула руки – совсем как в ее грезах – и закружилась по комнате. В приоткрытое окно ворвался порыв ветра, ставни распахнулись, задев вазу с гиацинтами, которой «посчастливилось» оказаться на злополучном подоконнике. Цветы крупными хлопьями мягко опустились на пол, сопровождаемые озорными брызгами капель воды. Красиво. Как в кино при замедленной съемке. Ого!
Молли убрала последствия несанкционированного «снегопада». Откинула прядку волос, прилипшую ко лбу, поправила цветы, вновь погрузившиеся в воду в вазе. Неплохо. Во вселенной вновь царят мир, покой и согласие. Теперь все, можно идти. Беглый взгляд в зеркало – спасибо, Лори! – капля духов на запястье, цепочка с кулоном на шею, накинуть утепленный плащ – готова.
Улыбнулась при мысли о предстоящей поездке. Общение с Беллой всегда доставляло Молли удовольствие. Редко встретишь таких людей: с первого взгляда они производят неоднозначное впечатление, порой отталкивают. Так произошло, когда Белла и Молли познакомились на вечеринке несколько лет назад. Одна – студентка второго курса, душа компании. Вторая – более взрослая и серьезная, уже работала в фирме по продаже сотовых телефонов. Сначала они недружелюбно рассматривали друг друга. Затем отпустили по паре язвительных замечаний по поводу внешности собеседницы. А потом… рассмеялись, взглянув на это со стороны.
– Привет. Я Белла.
– Молли.
И девушки начали знакомство сначала. Как ни странно, у них оказалось много общего. Интересы, любимые книги, телевизионные передачи, радиоканалы, блюда… Но самым смешным стал случай, когда подруги влюбились в одного и того же парня. После этого они поняли, что женская дружба, вопреки сложившимся стереотипам, чего-то стоит.
Они с вышеупомянутым представителем мужского пола познакомились в один день, но при разных обстоятельствах. Молли опаздывала на репетицию в колледже. Когда она залетала в здание Южного колледжа искусств, зазвонил телефон. Ой, это, должно быть, Уитмэн! – испугалась Молли. Мистер Уитмэн был режиссером постановки, и он очень, очень не любил, если студенты задерживались. В правой руке Молли держала зонтик и шляпку, а другой попыталась достать сотовый из сумочки, висящей на правом же плече. Этот практически акробатический трюк был на пути к осуществлению, но тут Молли подбежала к лестнице, ведущей на верхние этажи. Не споткнуться бы на ступеньках, подумала Молли. Телефон издавал требовательные, нетерпеливые трели. Нашла!
– Да, мистер Уитмэн?
– Мисс Роуз, – до боли знакомый баритон с фальшивым спокойствием, идеальной артикуляцией, «правильными» логическими ударениями и паузами и неподдельными нотками металла в голосе поинтересовался: – Скажите, пожалуйста, где вы сейчас находитесь?
– Я…
– Что «я»? Продолжайте, слушаю внимательно.
– Видите ли, дело в том, что у меня возникли некоторые, небольшие…
И тут Молли, ракетой несущаяся на третий этаж, сошла с трассы: она столкнулась с нежданным препятствием в лице незнакомого мужчины. И если бы слово «столкнулась» могло бы быть употреблено в переносном значении! Нет же, она действительно налетела на молодого человека, пребольно ударилась коленкой о его ногу и упала бы, если бы он не среагировал и не успел подхватить «девушку-торпеду».
– …небольшие проблемы. – Молли нажала на кнопку завершения разговора.
«Небольшие проблемы» заключались в разбросанном по полу содержимом сумки и… мужчине ее мечты, смущенно улыбающемся ей. Молли уже успела открыть рот, чтобы высказать этому… этому… все, что она думает о нем, о его умственных способностях, о воспитании и так далее, но не смогла. На его застенчивую улыбку она ответила такой же.
На репетицию Молли попала лишь через полчаса и все оставшееся время самым наглым образом витала в облаках. Вставляла реплики не вовремя или путала слова, а ее глупо-счастливое выражение лица злило режиссера. По роли ей этого не полагалось.
У Беллы неспешно проходил еще один рабочий день. Она разговаривала с клиентами, выбивала чеки.
– Хай, Белл! – раздался заводной голос за ее спиной. Конечно же она узнала Чарли Бея.
– Здравствуй, – Белла обернулась, – Чарльз…
Имя друга было выдохнуто медленно и очень плавно. У Беллы перехватило дыхание. Рядом с ним стоял – кто бы вы думали? – мужчина, которого она ждала всю жизнь.
Молли походкой скучающей пантеры вошла в «Гринуолл паб». Черное облегающее платье с откровенным декольте и темные волосы, уложенные в гладкую прическу, не могли не послужить поводом для сравнения именно с этой хищницей. Девушка продефилировала до барной стойки, где попросила стакан ананасового сока. Мистер Мечта должен был уже семь с половиной минут томиться в ожидании ее появления. Однако он не спешил показаться и начать осыпать Молли комплиментами вперемешку с розами. Огляделась. Странно, его нет!
Зато Молли заметила еще одну томящуюся представительницу семейства кошачьих. За соседним столиком сидела Белла. Распущенные светлые волосы и светло-бежевое платье для коктейлей придавали ей сходство с львицей.
Когда выяснилось, что и Белла, и Молли ждут очень похожих молодых людей, их удивлению не было предела. А когда они, вспомнив еще некоторые подробности, поняли, что их предполагаемые спутники – один человек, не было конца уже смеху.
Дело в том, что коварный назначил свидание обеим девушкам в одном и том же месте и в одно и то же время. Возможно, этот тип с завышенной самооценкой просто боялся, что одна из них не придет? Или сидел где-нибудь в темном уголке, потягивал свое не менее темное пиво и наслаждался видом двух расфуфыренных леди? Или с ним что-нибудь случилось? Предположений прозвучало много. Как бы то ни было, подруги прекрасно провели вечер вдвоем. Сначала вдвоем. Потом с ними познакомились Джим и Джейк – двоюродные братья, ни капли не похожие друг на друга ни внешностью, ни манерой поведения. Один – высокий брюнет, молчаливый и неловкий. Другой – светловолосый толстячок, про таких людей говорят «не умолкает ни на минуту», если не что-нибудь похлеще… Неугомонная Молли не знала, о чем говорить с Джимом, который явно ей симпатизировал, и вообще сомневалась, простирается ли его словарный запас дальше фраз типа «абсолютно согласен» или «а мило здесь, не так ли?». Флегматичная Белла не знала, куда деться от живчика Джейка.
К концу вечера у девушек раскалывалась голова. Переглянувшись, они сообщили обожателям, что им необходимо срочно припудрить носики. Оказавшись вне зоны видимости кузенов, Белла и Молли рванули к выходу, клятвенно заверив друг друга, что сюда они больше ни ногой.
Много чего было. Их связывали долгие годы дружбы, рыдания по поводу «а он такой не такой», бокалы мартини в клубе, обиды, ссоры и примирения. И даже расстояние между городами не стало преградой.
Теперь Белла жила в Эдмонтоне, в часе езды от Линн-Лейк. Туда и направлялась в данный момент Молли. Она положила в сумку необходимые вещи, прошлась по комнатам, проверяя, не забыла ли чего. Нет, все на месте.
Каблучки ритмично простучали по лестнице, ведущей вниз. Молли вышла из дома. Она спешила на остановку. Как всегда забыла о времени, и вот – приходится почти бежать. Если опоздаешь, придется три часа ждать следующего рейса, а терять время Молли не хотела. Она мечтала побыстрее оказаться в милой квартирке Беллы, где можно забраться с ногами на уютный диванчик и выпить чашку горячего чая с медом…
Белла не особенно беспокоилась насчет мебели. В ее доме встречались довольно-таки странные сочетания: кофемолка «только-что-с-прилавка» и медная джезва, пережившая не один десяток лет; плазменный телевизор на стене и старинные часы с фигурками героев сказок, которые два раза в сутки, примерно в полдень и полночь (механизм ведь был неновым и далеко не точным), оглашали комнаты хрипом и сипением. Впрочем, в полдень Беллы не было дома, а в полночь она еще не ложилась спать, так что ее эта какофония беспокоила не больше, чем полет мухи за окном. А вот Молли, впервые услышав музыку старых часов, не на шутку испугалась.
– А что, эффектно, – отреагировала на ее страх невозмутимая Белла. – Если залезут воры, живыми они отсюда не уйдут. Не надо и сигнализации. Ну как ты, малыш? В норме? – Она подошла к Молли и взяла ее рукой за подбородок, совсем как поступают с маленькими детьми, осматривая их на предмет наличия телесных повреждений и обид.
За слоем напускного безразличия, циничности и иронии пряталось отзывчивое и открытое сердце. Молли строила предположения, что могло привести к тому, что Белла отгородилась от окружающего мира стеной колкостей и скептицизма. Пока не получалось. Ведь недаром говорят, что чужая душа – потемки.
В своей бы разобраться, подумала Молли, спеша к остановке. Ну и попала я в ситуацию! Что ж, если следовать теории, что все в жизни – череда уроков, из которых надо делать выводы, то все довольно-таки просто. Мораль, дамы и господа, заключается в следующем: голову не надо терять ни при каких обстоятельствах. Иначе потом будет в сто раз хуже. Вам понятно?!
Молли подошла к остановке, устало опустилась на скамейку и продолжила рассуждения: а как это сделать… когда все так…
Она вновь почти физически ощутила присутствие рядом этого мужчины. Ее мужчины, как она считала недавно. Сильного, нежного, понимающего. С ним так легко. И можно оставаться собой. Он принимает тебя такой, какая ты есть. Он…
Брось. Прекрати. Нет – значит, нет. Было и прошло. Сколько раз ты влюблялась? Сколько раз расставалась? А как страдала? И все, все проходило. Оставались только воспоминания, приятные и не очень. И на этот раз будет так же. Пора бы начать учиться на своих ошибках!
Молли грустно усмехнулась. И ведь вроде бы все, разобралась. Ситуация ясна: случайный секс, как ни больно себе в этом признаться. Она хотела долгой и взаимной любви, а он решил иначе. И любовь получилась односторонней и на одну ночь. А можно ли такие отношения вообще назвать красивым словом «любовь»? Бывает, случается. Это не конец света. Убиваться по этому поводу просто глупо. Да к тому же и абсолютно бесполезно. Но… что-то не дает покою. Например, то, что ее бессознательно тянуло именно к этому человеку. То, что она просто хотела с ним быть, несмотря ни на что!
И Молли пыталась скрыться от навязчивых мыслей, уехать, убежать туда, где не надо будет об этом думать. Все выходило из-под ее контроля. Твердой почвы под ногами не чувствовалось. Лишь зыбучий песок, который засасывал.
– Хай, леди. Скучаете?
Нет, занимаюсь решением жизненно важных проблем. Тут уж не до скуки, по привычке мысленно съязвила Молли, а вслух произнесла:
– Пожалуй, скучаю немного. – И подняла глаза.
Машина и мужчина, бесцеремонно вторгшиеся в ее раздумья, оказались знакомыми. «Форд фокус» и мистер Генри Дарвей.
– О, привет, Генри.
– Здравствуй, прекрасная.
– Ого! Это определение подходит каждой девушке, которую вы встречаете?
– Нет-нет, это эксклюзив. Специально для тебя.
– Что ж, спасибо. Большое-пребольшое. Ты тоже сегодня великолепно выглядишь. – Это был намек на недавнее «дежурство» Генри под ее дверью в обнимку с бутылкой.
Впрочем, Генри пропустил замечание мимо ушей. Намеренно он это сделал или же просто-напросто не заметил подвоха?
– Спасибо, малышка. А это мой приятель, Джим Бэкс. Вы, кажется, незнакомы?
Мужчина на заднем сиденье машины сделал неопределенный жест рукой, по-видимому означавший, что он рад знакомству, снимает шляпу и передает всем привет.
– Уже знакомы. Молли Роуз. Очень приятно, – устало выдохнула Молли.
Ох уж эти мужчины. О том, что существуют хорошие манеры, они даже не подозревают. Вот так и получается, что девушке приходится самой называть имя при знакомстве. Хотя… это такие мелочи. Тем более когда имеешь дело с Генри Дарвеем.
– А, Молли… – Генри озадаченно почесал макушку. И его осенило: – А что ты делаешь на остановке? Отдыхаешь, наверное, загораешь? – Генри залился счастливым переливистым смехом, довольный своей шуткой.
Молли мягко улыбнулась в ответ.
– Да нет, просто я жду автобус. Кстати, он что-то задерживается. Дело в том, что мне нужно срочно попасть на вокзал.
– Так в чем же дело? Почему прекрасная леди до сих пор не в седле? То есть не на сиденье моей машины? Доставлю в целости и сохранности.
– Правда?
– Чистейшая. Запрыгивай!
Молли хотела вежливо отказаться, ей уже хватило общения с Генри один на один у нее дома. Однако… автобус задерживался. Генри ни словом не обмолвился о странностях ее вчерашнего поведения. Генри был трезв, ведь он за рулем, верно? Молли казалось, что предыдущий урок запомнился ему надолго. Да и присутствие друга прибавляло уверенности.
Опасаться нечего!
– Ну же, Молли! Еще немного, и ты опоздаешь. Я не собираюсь проезжать на красный свет из-за того, что леди соизволит колебаться.
Было заметно, что Генри слегка нервничает. Постороннему наблюдателю это совсем не бросилось бы в глаза. Он ведь актер как-никак. Мужчина всего лишь заигрывает с привлекательной девушкой. Беззаботность и доброжелательность были написаны на его лице, жесты плавные, неторопливые, голос – самый обычный. Но человек, хорошо знающий Генри, увидел бы, что он не в своей тарелке. Его выдавали сузившиеся глаза, широкая подрагивающая «голливудская» улыбка и проступившие на висках синие жилки вен.
Молли не была хорошо знакома с Генри. Она игриво склонила голову набок. Темно-карие глаза сверкнули недобрым огоньком. Может, посчастливится встретить его по дороге, подумала она. Пусть видит, как мне хорошо без него.
– О'кей. Я еду.
– Отлично.
Машина тронулась с места и повезла Молли… не совсем туда, куда она ожидала. То есть в сторону, противоположную той, где находился вокзал.
Объезд, наверное, предположила Молли. Когда вокзал не показался ни через десять, ни через пятнадцать минут, она серьезно заволновалась.
– Генри, я, конечно, не очень хорошо знаю город, но вокзал в другой стороне.
Он рассмеялся.
– Малышка, а что, если я сам тебя довезу? На машине надежнее.
– Да нет, что ты! – запротестовала Молли. – Я не хочу отрывать тебя от дел.
– Ну, ради тебя я на все готов.
Многообещающее заявление. Вот спасибо! Молли начала осознавать, что… она, кажется, похищена?!
– А все же, Генри, куда мы направляемся? – Актерские навыки позволили ей сдержать дрожь в голосе.
– Ну должен же кто-нибудь показать тебе город?
– Спасибо, но не сегодня. Пожалуйста, Генри, отвези меня на вокзал, очень тебя прошу.
– Да все будет нормально. Не отвлекай водителя! – подал голос человек с заднего сиденья.
Надо же, а я совсем про него забыла! – с досадой подумала Молли. Сидит как мышка. Или как кошка. Но в любом случае очень тихо. О господи, что же мне делать?
Молли с тоской смотрела на мелькающие мимо деревья и одноэтажные домики. Они выехали из города.
Спокойно. Не паникуй. Дыши глубже. Бывали ситуации и похуже, уговаривала себя Молли.
Только ни одного случая сквернее она вспомнить так и не смогла. Машина неслась по пустому шоссе, никаких перекрестков и светофоров, на ходу не выпрыгнешь. Хотя эти попытки, даже если бы Молли их предприняла, оказались бы тщетными: замки в дверцах контролировались водителем. А Генри предусмотрительно заблокировал выходы.
Выкрутить руль? Машина во что-нибудь врежется и остановится. Но мы, скорее всего, разобьемся. Кричать? Никого вокруг нет. Никто не услышит. Для снятия стресса? И создания неприятностей похитителям? Да! Да!! Да!!!
Молли заорала так, будто ей на вытянутую руку положили черного мохнатого паука немаленьких размеров. Это выступление имело бешеный успех. Генри чуть не потерял управление. Машина заскрежетала тормозами и застыла. Генри схватил притихшую от изумления Молли за локоть и прорычал:
– Еще только раз, и…
Молли испуганно вжалась в кресло. Рев разъяренного быка перешел в оправдывающийся лепет школьника младших классов:
– О, извини, извини, пожалуйста.
Генри разжал пальцы.
– Ты могла нас всех убить, между прочим.
Он завел мотор и, мысленно чертыхаясь, продолжил путь. Молли смотрела в боковое окно, стараясь запомнить дорогу, и прокручивала разные варианты развития событий. Все они ее не очень устраивали. Надежды на то, что Генри одумается, извинится и довезет ее до вокзала, не было.
– Послушай, ну что, что тебе от меня нужно?
– Я хочу, чтобы ты кое-что увидела. Тебе понравится, обещаю.
– А если нет?
– Это невозможно.
– Генри, мне сейчас нужно быть в другом месте. Меня ждут.
– Ничего, подождут немного.
– Генри, я прошу, останови машину! Выпусти меня!!! – Молли вновь сорвалась на крик.
– Спокойнее, спокойнее. Я всегда знал, что женщины – ужасные паникерши, но надеялся, что ты этим не страдаешь.
– А как бы ты чувствовал себя на моем месте?
– Молли, я всего лишь хочу сделать тебе сюрприз. Приятный маленький сюрприз. Просто я боялся, что ты не захочешь меня выслушать. Или, если узнаешь, что он находится так далеко, откажешься ехать. Только и всего.
Молли обиженно молчала. Сюрприз? Да в гробу я видела такие сюрпризы!
– Зато – видишь? – подействовало! Ну скажи, что Генри – гений!
– Я в этом никогда не сомневалась, – сквозь зубы процедила Молли.
– А, кстати, мы приехали. Молли, удели мне пару минут своего времени. Ты не будешь об этом сожалеть.
Генри вышел из машины и подал руку даме. Молли ее проигнорировала, выбралась сама и зашагала к дому.
– Ну, где сюрприз?
– Сейчас, две секунды. Сюда, малышка.
Генри открыл дверь ключом. Щелкнул выключателем. Свет озарил небольшую комнату с низким потолком. Мебель была покрыта тонким слоем пыли, хотелось чихнуть. Молли потерла нос.
– Мм, Генри, если весь твой сюрприз заключается в этом, то спешу тебя разочаровать: я не любительница загородных домиков с паутиной по углам. Кстати, тут, должно быть, водятся и авторы этих узоров… – Молли огляделась в поисках «обожаемых» ею насекомых.
– Поднимемся? – предложил Генри.
Так это еще не все? – удивилась Молли. И что же ожидает меня наверху? Летучие мыши?
– Закрой глаза.
– Хорошо.
– Закрыла?
– Да, да. – Молли плотно зажмурилась в детской наивной надежде на то, что, когда она откроет глаза, кошмар рассеется.
Генри для вящей уверенности положил на лицо девушки еще и свои ладони. Изображая скульптурную группу «Богиня Правосудия и усовершенствованная повязка на ее глазах», они поднялись по лестнице и дошли до первой двери слева. Генри исхитрился, ногой открыл ее и…
– Смотри!
Кошмар продолжается! Молли увидела комнату, точную копию первой, внизу, но… все столы, кресла, трюмо и даже пол были уставлены цветами!
– Ох, – выдохнула Молли.
Она сделала шаг в мир красок и изящных, четких линий, изысканных ароматов. Королевы-розы – белые, кремовые, бордовые, алые – были собраны в букеты, изящно и к месту дополнялись разными мелкими травинками – названия их Молли не знала. Пространство вдоль стены с правой стороны от входа занимали хризантемы, орхидеи и лилии. Слева – примулы, гвоздики, тюльпаны… У окна – то же «безобразие». Целое море цветов! Стояли даже фиалки в горшочках. Все, что было лучшего в цветочном магазине – без таких неприятных деталей, как продавщицы или клиенты… все предусмотрел! – подумала Молли и кисло усмехнулась.
– Как я понял, ты не очень любишь гиацинты. Что ж, я решил, ты сама выберешь подарок по душе. Ну как? Тебе нравится? – Генри подошел к Молли сзади и осторожно пристроил подбородок на ее макушку.
Да любая женщина буквально прыгала бы от счастья получить такой подарок, даже если бы он был ей преподнесен таким необычным образом. А мне почему-то не прыгается! – подумала Молли.
– Нравится. Очень.
– А как тебе это?
Генри подтолкнул Молли к центру комнаты. Она сделала три шага и застыла в изумлении. Из-за обилия цветов она не обратила внимания на широкую низкую кровать, сплошь усыпанную бутонами. Ах так?! Молли резко обернулась. В глазах забегали злые чертики.
– Спасибо, Генри, – произнесла она самым невинным голосом: дескать, я ваших намеков не понимаю, глупая я, вот и делайте, что хотите. – Мне действительно очень понравилось. Я возьму, пожалуй, вот этот букет, хорошо? Мне пора.
Молли вынула из вазы первый попавшийся букет. Посчастливилось густо-фиолетовым ирисам с нежными белыми краями. Сделала шаг к двери.
– Подожди.
– Что такое? – Лицо Молли выражало самое искреннее недоумение. Мистер Айсхолд, несомненно, залюбовался бы ею в этот момент. – Генри, я польщена. Действительно. Большое тебе спасибо. Спасибо за сюрприз.
– И это все?
– Не-ет. – Молли прижалась мягкими губами к его щеке. – А теперь, Генри, пожалуйста, отвези меня домой.
В колледже ей наверняка поставили бы высший балл за такую игру. Глаза просящие и самые наивные на земле, брови чуть вздернуты кверху, ангельская улыбка, из-за которой на щеках Молли появлялись ямочки. Генри моментально подвергся действию магнетизма «очаровательной очаровашки».
– Молли, – взмолился он, – посмотри, посмотри вокруг! Все это для тебя! Я никогда не делал ничего подобного! Я… готов встать перед тобой на колени! – Он незамедлительно исполнил обещанное. – А хочешь, я выпрыгну из окна?
Молли едва удержалась, чтобы не согласиться с таким простым решением проблемы.
– Нет, что ты, не надо. Лучше отвези меня в город. Давай… – Думай, Молли, думай! Ага! – Давай сходим в ресторан? Я знаю замечательный французский ресторан в центре.
– Конечно, но… чем тебе здесь плохо?
– Здесь, конечно, мило, но я чувствую себя не совсем хорошо.
– Тебе срочно надо прилечь, вот, пожалуйста, – засуетился Генри.
Он взял Молли за руки и подтолкнул к кровати.
– Да не надо мне этого! Я в город хочу! Домой! – Молли попыталась освободить запястья. Естественно, этим она причинила боль только себе. – Пусти! Немедленно отпусти меня! – потребовала она.
– Нет.
– Это почему же?
– Малышка, ты просто не понимаешь. Я… влюблен в тебя. И ты в меня тоже.
– С чего это ты взял? – Молли так удивилась, что прекратила борьбу. – А тебе не кажется, что мне лучше знать? А я, извини, так уж получилось, не испытываю к тебе таких чувств!
– Нет-нет, Молли, ты просто не понимаешь. Ты еще слишком молода и неопытна, чтобы разбираться в своих чувствах. Но я же замечаю, как ты на меня смотришь. И вчера…
– А в театре это была глупая шутка, причем не на тебя рассчитанная. – Молли не на шутку разозлилась. Когда эмоции переполняют молодую девушку, тут уж не до игры.
– Ты смотришь на меня глазами влюбленной женщины, – настаивал Генри. Он будто и не слышал слов Молли.
– А ты – глазами слепого барана! Немедленно отпусти меня!
Отчаяние придало Молли силы, она ударила Генри по ноге и вырвалась. До двери оставалось полтора метра, Молли почти взялась за ручку, но тут на нее сверху обрушилось нечто тяжелое по имени Генри Дарвей. Выбраться не оставалось ни единого шанса.
Генри рывком поднял Молли на ноги, сжал плечи, хорошенько встряхнул.
– Леди, я думаю, что вам лучше пока остаться здесь. – Сказал, как отрезал.
Дверь закрылась. Молли, не веря своим глазам, подергала за ручку. Заперто. Ударила кулаком один раз, другой, третий. Потом со всей силы заколотила в дверь руками и ногами. В ответ – тишина.
– Да что же это такое, в конце концов?!
Молли бросилась к окну. Резким рывком раздвинула светлые занавески, с силой дернула за ручку. Тот же эффект, что пять минут назад в отношении двери. Ставни заколочены! Взгляд Молли упал на горшок с фиалками, который она нечаянно сбила на пол. Да, он все предусмотрел… Но где-то должен быть просчет. Не бывает ничего идеального, тем более идеально продуманного.
Она забегала по комнате, попутно переворачивая все подряд в поисках чего-нибудь, что поможет. Кроме мебели, ничего не было. Ящики стола тоже оказались пустыми. Молли опустилась на злополучную кровать, по которой в художественном беспорядке разметались нежные лепестки, совершенно не заботясь о том, что может побеспокоить их.
Пленница. Птичка в золоченой клетке. Сумку оставила в машине. Связи с внешним миром нет. Дверь закрыта. Выбить – сил не хватит. Окно заколочено. Можно разбить стекло, но как я спущусь со второго этажа? И как я пролезу в промежутки между досками? Пол попробовать разобрать, что ли? Да, Белла поковырялась бы с полом. Дожидаешься меня, подружка? А когда мы увидимся – я теперь не знаю.
Молли осмотрелась. После ее поисков комната уже не напоминала райский уголок, остров исполнения всех мечтаний. Ее наполнила перевернутая мебель и раскиданные цветы. Молли пыталась быть аккуратной хотя бы потому, что ей предстоит пробыть в этом помещении какое-то время. Да к тому же цветы-то в чем виноваты? Сами собой легкой туманной Дымкой налетели воспоминания о работе в цветочном магазине. Молли поправила упавшие букеты. Такое количество цветов, собранное в закрытом помещении, естественно, наполнило его довольно тяжелым запахом.
Слава богу, что у нее нет аллергии. Или клаустрофобии. Или чего-нибудь в этом роде. Иначе этот день стал бы последним в ее жизни.
Молли сняла покрывало с кровати и стряхнула с него лепестки. Потом уселась на кровать и еще раз осмотрела место своего заточения. Ничего не изменилось. Выхода по-прежнему не было. Молли свернулась калачиком на огромной кровати, натянула покрывало на голову и закрыла лицо руками. Ей было страшно и безумно одиноко.
Черт! Черт! Черт! В этом городе ее преследуют одни несчастья! Домашние катаклизмы чего стоят! И Джеральд Стэнфорд достойно дополнил список неудач. А теперь вот – трагедия? комедия? Из огня да в полымя! Здравствуй, взрослая, самостоятельная жизнь! Как твои дела? Мои – ничего, жива, здорова. Пока что только сижу взаперти. Как принцессы средневековые… Где же принцы?
Принцев не было. За окном взвизгнули покрышки машины. Последний претендент на это почетное звание скрылся в неизвестном направлении.
М-да, «улыбайтесь – и люди к вам потянутся», так кстати вспомнила Молли, вспыхивая от осознания того, что она вела себя, как маленькое напуганное животное, не имеющее понятия о том, как нужно вести разговор, чтобы добиться желаемого. Кто однажды произнес сию умную фразу? Она не помнила…
Сознание едва заметно заволакивалось легкой дымкой дремы. Организм помогал справиться со стрессом и экспрессом неприятных мыслей – Молли засыпала.
Что же будет? И что говорить Генри, когда он появится? Кричать, что напишу заявление в полицию, или пообещать что угодно? Ладно, буду действовать по обстоятельствам. А вдруг он вообще не вернется? Попадет в аварию, например? Или вообще про меня забудет? Молли предприняла попытку посмотреть на ситуацию глазами Беллы. Юмор на грани с сарказмом позволял подруге находить выход из самых тяжелых положений.
Надеюсь, он хотя бы не забудет меня покормить, подумала она. Даже в тюрьмах кормят. А я здесь вообще вроде как в санатории…
Молли провалилась в омут тяжелого сна.
9
– Да? Вы уверены? – получив положительные ответы, Джеральд, тяжко вздохнув, отошел от кассы вокзала.
Вот и последняя ниточка оборвалась. Дело в том, что на вопрос: «Вы не видели эту девушку?» – дальше шло описание пропавшей Молли – девушка-кассир и все служащие вокзала ответили отрицательно. Джеральд опустился на скамейку в зале ожидания. Вокруг него продолжалась обычная жизнь обычных людей, которые даже не заметили исчезновения Молли и спокойно продолжали жить дальше. А вот полицейский Джеральд Стэнфорд почему-то не мог. Не умел и не желал. Он уже не помнил, как он справлялся с жизнью до знакомства с Молли.
Как могло такое произойти? У нее талант притягивать разного рода неприятности! Куда же она могла деться?!
Джеральд с момента поступления заявления миссис Бейкерсон о пропаже новой соседки проделал столько работы, сколько не сделает команда сыщиков за три дня. Он побывал везде: дома у Молли, дома у миссис Бейкерсон (сплошные печенья и причитания, толку немного), в театре (труппа была не вся в сборе, но те, кто был: режиссер, юный кудрявый паренек, напоминающий Купидона, женщина с яркими рыжими волосами и моложавый брюнет – искренне огорчились).
Надо бы попозже еще раз туда наведаться, поговорить с остальными членами труппы…
Джеральд поговорил с подругой Молли Беллой, с бывшими хозяевами дома, где Молли сейчас живет, узнал о существовании старшей сестры. Выяснить адрес Лори было несложно. Лори не оказалось дома, пришлось час потратить на то, чтобы ее найти.
– Как?! Как исчезла?! – И без того напуганная повышенным интересом к ней полицейского, Лори пришла в ужас. – Когда это случилось?! Что с ней?! Но вы ведь ее найдете? О господи! Надо сообщить родителям. – Метнулась к телефону. – Нет, ни за что! – Остановилась на полпути. – Это их убьет.
Лори, всегда все принимавшая близко к сердцу, была близка к обмороку. Джеральд, как мог, успокоил несчастную женщину. Пообещав ей пока не звонить родителям, он продолжил поиски.
Открыла глаза.
Вот дьявол, этот бред мне не приснился! Не-е-ет!
Снова прикрыла. Для усиления эффекта, накинула на голову еще и плед. Но суровая реальность и не думала смягчаться, даже в виде исключения. Молли рывком поднялась и села на кровати. У нее сразу же закружилась голова: резкий подъем плюс несколько часов, проведенных среди благоухающих на все лады цветов.
– О-о-о… – Молли, застонав, рухнула обратно на подушки. Они довольно резво подпрыгнули для вещей их статуса. Молли стукнула кулаком по одеялу, изображая деревянный молоток судьи, и произнесла могильным, заунывным голосом: – Генри Дарвей, ты нарушаешь мое право военнопленного на свежий воздух! Ты нарушаешь Гаагскую конвенцию. И они тебя… – какое бы слово подобрать? а, вот! – покара-а-айю-ут! Когда-нибудь. Наверное.
Эта угроза не подействовала на Генри. Он даже не соизволил появиться, что, очевидно, свидетельствовало о том, что его вообще нет дома. Иначе он явился бы, банально испугавшись завываний Молли. Автор сих прекрасных звуков в это время повернулась на бок и принялась размышлять о своем положении.
Ну вот, ехала развеяться, а вместо этого – нате, получите! Наоборот, заперли, чтобы оставить наедине с мыслями. А если она не хочет думать? Ни о чем! Вот и не будет!
Молли перевернулась на другой бок, еще раз осмотрела комнату. Ничего способного помочь выбраться из этой помеси ботанического сада и тюремной камеры так и не появилось. Мало того, даже просто интересных вещей в ней не было. Молли помимо своей воли вновь погрузилась в невеселые мысли.
Ну и глупо же я вчера себя вела! Вчера это было? Молли бросила взгляд на механические часы на левой руке. Они показывали четверть одиннадцатого. Девушка поднесла их к уху – идут! – и подкрутила колесико завода – на всякий случай.
Однако он уже должен объявиться! А когда придет – тогда что?
Где-то Молли читала, что в экстремальной ситуации самое главное – не терять головы, то есть спокойствия и способности здраво мыслить. Это она поставила первым пунктом в плане по спасению себя же. Второго она придумать не успела.
За окном послышался звук мотора машины.
Началось!
Молли выдохнула, сконцентрировалась.
Раз! Два! Три!
Молли подняла голову – это был уже другой человек. Слабость и неуверенность исчезли без следа. Их место заняли злость и решимость, воля к победе. Леди Макбет, Жанна д'Арк, Маргарита Наваррская, Мария Медичи… Странный получился коктейль. Гремучая смесь! Бедный Генри, самым разумным для него сейчас было бы ретироваться, оставив ключ под ковриком… Стать маленьким-маленьким, незаметным-незаметным, чтобы не попасть под горячую руку Молли Яростной. Но откуда ему было знать, что в душе этой маленькой женщины вдруг проснулась такая сила?
Молли в экстренном порядке приводила себя в божеский вид.
Генри деликатно постучался в дверь. Молли удивленно приподняла брови. Кроме банального «войдите!» сказать было нечего. Генри, очевидно ожидавший все же чего-то другого, помедлил и открыл дверь. Молли стояла у окна. Она вздернула подбородок и вопросительно посмотрела на вошедшего. Генри почувствовал себя неуверенно.
– Э-э-э, как спалось?
– Отлично.
Пауза. Молли не собиралась ее прерывать. Черт возьми, в конце концов, это же по его милости она здесь. Вот и пусть думает, о чем говорить! А от нее не ждет никакой помощи.
– Ты, наверное, проголодалась? – выдавил он из себя.
Еда? Да какая тут еда! Хотя… ресторан! Ну конечно же! Вот он, способ выбраться отсюда!
В предвкушении свободы Молли задрожала. Вслух убийственно спокойно произнесла:
– Да.
Генри встрепенулся. Воркующие нотки вернулись в его голос.
– Как насчет ужина? При свечах? – заговорщически шепнул он.
Какой ужин? В обед? Да еще при свечах? – удивилась Молли, но поспешила согласиться – а то вдруг передумает.
– Замечательная мысль. – И улыбка: слегка растянуть уголки губ и приоткрыть рот, обнажив ряд блестящих зубов.
К величайшему изумлению Молли, Генри вместо того, чтобы подать ей руку и чинно выйти из комнаты, повернулся к ней спиной и вышел. Молли недоумевала. Прежде чем закрыть дверь, он произнес:
– Готовьтесь, леди. Вам предстоит самый романтический ужин за всю вашу жизнь.
И все. Дверь снова захлопнулась. Выпускать пленницу Генри явно не спешил.
Наверное, это задумывалось как эффектный уход со сцены. Уж лучше бы по-английски, не прощаясь. И что бы это значило? Подождем… Молли меланхолично пожала плечами. Вскоре в доме послышалась возня, как будто кто-то двигал мебель или перетаскивал с места на место коробки с бытовой техникой. Это продолжалось с полчаса. Молли успела изнемочь от скуки и… любопытства. Потом звуки стихли. Прошло еще несколько часов. В течение этого времени Генри не подавал признаков жизни. Казалось, он вовсе забыл о существовании Молли и об обещании устроить ей самый романтический ужин за всю ее жизнь.
И вот – шаги по скрипучей лестнице. Дверь снова отворилась, подарив Молли еще несколько секунд надежды, и появился сияющий Генри. В руках он держал большой сверток, перевязанный крест-накрест ярко-красной лентой.
– Что это? – Молли попыталась изобразить радость.
– Открой.
Генри протянул сверток. Теперь Молли даже не нужно было играть: ей было действительно интересно. Быстрые пальцы развязали роскошный бант, прошуршали блестящей оберточной бумагой, и взору Молли предстало вечернее платье густого бордового цвета на тонких, почти невесомых лямочках и почему-то отороченное искусственным мехом по низу. В комплект входило боа, довольно громоздкое. По модели платья и аксессуару Молли догадалась, откуда появилось это произведение портновского искусства. Она поднесла ткань к лицу и принюхалась. Ну конечно! Запах кулис она не спутала бы ни с чем!
Хотите спектакля? Отлично.
Молли скинула свое платье и переоделась. Пожалела, что нет зеркала.
Надеюсь, я выгляжу эффектно, подумала она. Хотя… да какая разница! Даже лучше, если это платье мне не идет. Сам виноват! Красть костюмы из театра – бредовая идея. И в чем же, интересно, будет наш мистер Казанова? Скорее всего, в банальном фраке черного цвета. Хоть бы рыцарем в блестящих доспехах нарядился, что ли…
Молли живо представила себе эту картину: распахивается дверь и на пороге появляется Генри. И конь. Белый. Можно в яблоках. Генри элегантно спускается «на бренную землю», становится на колено и протягивает из-за спины очередной букет.
Ну уж нет, только не цветы! Сыта она ими по горло!
Тут дверь действительно распахнулась. Молли изумилась: Генри научился ступать тихо? Но на пороге никто не возник. Ни Генри, ни конь. Молли осторожно вышла из комнаты, подошла к лестнице. Комната внизу была вроде та же, но вроде и не та.
Разница заключалась в почти полном отсутствии паутины, так приятно удивившей Молли вчера, и в некоторой перестановке. Теперь вся старая мебель куда-то исчезла, а посередине комнаты стоял сервированный стол со скатертью, опускавшейся до пола. На нем – ваза с розой. Естественно, эту композицию дополняли два стула. Стены были задрапированы тяжелой на вид тканью – что, опять из театра? – а вдоль них на полу стояли свечи. На столике также трепетали огненные саламандры – семь свечей в массивном подсвечнике.
Раздалась музыка. Молли без труда узнала «Pretty Woman». Да, выход под фанфары. Вперед! Смелее же! Шоу должно продолжаться.
Молли спустилась по лестнице. Из дверного прохода напротив показался наконец Генри. Фрак. Черный.
Никакой фантазии.
– Танец?
– С удовольствием.
Комедия-дуэт продолжалась. Вот только один человек играл, а другой – жил в этом мире. Только теперь Молли это в полной мере ощутила. И поняла, насколько опасно смешивать мир иллюзий и реальность. И всем сердцем прочувствовала фразу, как бы между делом брошенную мистером Айсхолдом: «Вот только как бы не забыть, мисс Роуз, что от вечера до вечера – это тоже жизнь. Причем эти двадцать часов – гораздо больше «жизнь», чем то, что происходит на сцене. И только она – принадлежит вам».
Генри хочет жить чьей-то другой жизнью. Чем же ему не нравится он сам, такой, какой есть? Ведь такой, какой сейчас, он не настоящий. Он делает то, что видел на сцене, повторяет реплики героев. И стереотип его поведения подчинен театральным правилам: весь этот пафос, красивые позы и фразы… Ах, Том был тысячу раз прав!
Молли поняла, что в театре заключена не только возвышающая человека сила искусства, но и разрушающая.
Наверное, все зависит от того, как ты сам понимаешь игру и жизнь. И каждому – свое.
Молли с сочувствием посмотрела на Генри. Он ободряюще улыбнулся. Танец был окончен. Генри поклонился партнерше, она изобразила реверанс.
– Немного вина?
– Пожалуй.
Генри повернулся к Молли спиной и принялся откупоривать бутылку. Молли вновь возмутилась его манерами. А потом ее осенило: он же не видит, что я делаю, не контролирует. Сейчас! Потом будет поздно! Она смерила взглядом расстояние до двери. Нет, не успеть. Да и догонит.
Тут ее взгляд упал на стол. Ключ. Тот самый, которым открывали дверь. Взгляд на Генри. Он самозабвенно возился с бутылкой. Молли тихо-тихо подошла к Генри. И, робея от собственной смелости и не веря в то, что она это делает, зажмурившись, со всей силы ударила его ногой под колено. Не ожидавший удара Генри взвыл от боли и упал.
У Молли было целых четыре секунды, чтобы выбежать из комнаты и запереть за собой дверь. Из дома доносились вопли Генри.
Сам угодил в свою ловушку… – мстительно подумала Молли и бросилась бежать, путаясь в длинном платье.
В лицо ей ударила волна морозного ветра. Молли зажмурилась.
Где машина?
Подбежала к «форду», дернула за ручку. Болван, он оставил машину открытой!
Но Молли недооценила интеллектуальных способностей Генри. Ключей от машины нигде не было. Даже если бы она нашла их и завела машину, то навряд ли уехала бы. Молли совершенно забыла о том, что она не умеет водить машину. Сработал стереотип из фильмов ужасов: героиня, выбежав из дома, первым делом кидается к машине.
Зато под передним сиденьем валялась ее сумка! Телефон!
Дрожащими пальцами она нажимала кнопки. Номер Молли никак не могла выкинуть из головы, несмотря на все старания. А сейчас возблагодарила небо за то, что не забыла заветное сочетание цифр.
– Алло? Алло?
– Джеральд? Это Молли. Ты не поверишь, но я…
– Молли! Это действительно ты?!
– Да, да. Джеральд…
– Где ты находишься?!
– Слушай внимательно: выезжаешь из города, направляешься на север…
Джеральд уже мчался по улицам Линн-Лейка.
– Да-да, там такой старый дом, окружен оградой, выкрашенной в сиреневый цвет. Не… – Молли хотела сказать «ошибешься», но не успела.
За спиной раздался треск ломаемой дверцы, и через секунду рот ее закрыла сильная грубая рука, другая выхватила телефон. Генри отключил его и сунул в свой карман. Он с негодованием смотрел на Молли. Та сжалась в комочек в предчувствии самого страшного.
Генри недобро усмехнулся.
– И вот это – твоя благодарность?
– Благодарность за что?! – выпалила Молли. – За то, что запер меня тут?!
– За то, что хотел исполнить твою мечту.
Генри затолкал ее обратно в цветочную тюрьму. Молли обессиленно рухнула на кровать.
– Ты не имеешь ни малейшего представления о моей мечте! – прокричала она.
Ответа не последовало. Генри сообразил, что Молли позвала на помощь, и быстро собирал вещи, которые могли бы указать на его присутствие в доме. Внезапно милая романтическая постановка, как казалось в начале, переросла в преступление. Прихрамывая, Генри отнес в машину свои вещи (он все еще оставался во фраке), сорвал со стен драпировки и вернулся за Молли.
– Собирайся! Мы уходим!
– Нет! Не надо! Я не хочу! – закричала она.
Генри схватил ее вещи и понес в машину. За дверью дома его поджидал Джеральд.
Генри от отчаяния попытался «вырубить» противника. Джеральд легко уклонился от его первых выпадов. Драка была недолгой. Под громкий визг Молли, которая выбежала из незапертой двери, Генри ушел в нокаут.
– Теперь всё? Правда… всё?
Сидя в машине Джеральда, Молли отчаянно рыдала. Неожиданно для себя: Молли считала себя особой с более уравновешенной психикой. Ее спаситель не питал подобных иллюзий, памятуя о характере, профессии и призвании Молли. К чести девушки надо признать, что держалась она все это время великолепно. Сейчас, когда все закончилось, слезы прорвались наружу. Вместе с ними из ее сердца по капле выливались накопленные боль и страх. И только теперь пришло понимание того, насколько опасным было это «приключеньице». Что могло произойти…
Джеральд плавно вел машину по полуночному шоссе. Одна его рука лежала на плече Молли, которая сидела прямо, напряженная, бледная, и, казалось, смотрела на дорогу. Но Джеральд понимал, что взгляд ее направлен внутрь самой себя, что она вновь и вновь переживает все случившееся. Бурные рыдания постепенно перешли в слабые всхлипы. Теперь Молли была неподвижна. Только слезы оставляли влажные блестящие дорожки на ее щеках. Джеральд и не подозревал, что можно так плакать: беззвучными каплями горечи.
Бедная моя. Сколько же ты пережила, подумал он. Никогда, никогда больше я никому не позволю причинить тебе боль. Ни за что.
Мелькали огни редких фонарей, тени деревьев пытались своими цепкими лапами схватить машину, куда-то убегала гигантской желтой змеей разделительная полоса, где-то пели и смеялись, рождались и умирали, а счастье сидело рядом. И Джеральд увозил свое счастье, свою женщину от всех проблем и страхов.
Как же хорошо, что я рядом с тобой!
Если бы Джеральд и Молли в этот момент смогли бы прочитать мысли друг друга, то наверняка удивились бы этому совпадению. Эти слова сейчас звучали внутри влюбленных людей.
Джеральд сдвинул брови и добавил газу. Ночью на шоссе это было опасным, но он так хотел поскорее доставить Молли в тепло! Джеральд уже представлял, как он окружит свою потерянную и вновь обретенную женщину заботой и нежностью.
Неожиданно из-за поворота вынырнула машина и ослепила его светом дальних фар. Джеральд резко затормозил. Машина дернулась и остановилась. Встречный лихач скрылся так же внезапно, как и появился. Джеральд повернулся к своей пассажирке.
– Ты в порядке?
Молли была напугана, но это маленькое дорожно-транспортное происшествие не могло оказать воздействие более сильное, чем события минувших суток.
– Нормально. Я даже не успела сообразить, что происходит. – Она нашла в себе силы успокаивающе улыбнуться Джеральду, правда, немного натянуто. – Поехали дальше.
– Поехали.
Джеральд повернул ключ зажигания. Мотор издал прощальный звук, означающий, по-видимому, что-то вроде «нет, ребята, вы уже приехали», и замолчал. Двух людей, сидящих в салоне машины посреди пустынной дороги, окружила тишина. Всеохватывающая. Жуткая.
Несколько раз Джеральд повторил попытки тронуть машину с места. Реакция мотора не изменилась.
– Молли, не волнуйся, я попытаюсь выяснить, в чем дело.
Джеральд застегнул молнию на куртке и вышел из салона. Полчаса ушло на то, чтобы выяснить, что он не знает, в чем заключается неисправность.
– Странно, все должно работать, – озадаченно ответил он на немой вопрос Молли.
– Да, сегодня неудачный день для всех. – Молли удрученно покачала головой. – Что нам делать?
– Ничего. Думаю, мы не пропадем в любом случае. Можно вызвать машину из управления.
Молчание.
– Или остановиться в гостинице. Здесь неподалеку есть неплохой отель. Если пойдем быстро, то не успеем замерзнуть. А если ты все-таки замерзнешь, я буду согревать тебя.
– Если дело обстоит так, то я, пожалуй, готова рискнуть.
Одновременно хлопнули дверцы. Резкий звук сигнализации. И – окунуться в ночь. В ее царство. Молли прошла несколько шагов и обернулась. Машина была похожа на скалу, незыблемую, непоколебимую. И то, что она упорно не хотела заводиться, только добавляло сходства. Молли обреченно шагнула в темноту. Она все еще с трудом осознавала, что кошмар закончился. Ей иногда казалось, что, если она выпустит руку Джеральда, то вновь вернется в запертую комнату с цветами.
Джеральд старался идти быстрее, чтобы не оставлять Молли наедине с ее страхами. За время работы в полиции он повидал всякое, в том числе и процесс возвращения из стрессовых ситуаций к общению в условиях нормальной жизни. Прогулка ночью по пустынной дороге явно не могла пойти на пользу делу отвлечения от тяжелых мыслей, а это как раз было необходимым.
– Молли, мы уже почти пришли.
Отель «Блэкбэрри» находился недалеко от шоссе, в живописном местечке у небольшого озера. Правда, привлекательности ландшафта Молли не смогла оценить. Все ее внимание было сфокусировано на стеклянной двери с надписью «Добро пожаловать!», которая в тот момент обладала для уставшей, издерганной путешественницы магнетической притягательностью, как огонь для мотыльков.
В отеле оказалось несколько свободных номеров.
– Вам повезло. Если бы вы приехали в праздники или в уик-энд, мест, скорее всего, уже не было бы. Совет на будущее: если вы хотите остановиться у нас, то можно заранее забронировать места…
Управляющий, провожая гостей до двери номера, таким непродуктивным способом пытался сделать рекламу «Блэкберри». Когда он, показав все удобства номеров, оставил наконец постояльцев в покое, они испытали облегчение. Управляющий же остался крайне доволен собственной персоной.
Принесли поздний ужин – фруктовый сок, сандвичи и цыпленка под фирменным соусом шеф-повара местного ресторана. Джеральд успел шепнуть на ухо управляющему, что им не мешало бы подкрепиться. Только сейчас Молли вспомнила, что давно ничего не ела.
Настольная лампа освещала комнату, пытаясь составить конкуренцию луне, выплывшей на темный небосвод.
Со времени своего приезда в Линн-Лейк Молли еще ни разу не видела луны по ночам: небо все время было закрыто плотным слоем бесформенных грозовых туч. А сегодня ее высочество соизволило показаться. Круглая, крупная, цвета золота, величественно осматривала она свои ночные владения. На улице завывал ветер. Холодный, наверное, подумала Молли. Это ничего, главное, чтобы не слишком слабый.
Сила стихии всегда завораживала ее и вызывала уважение. Молли смотрела на черное небо, на бархате которого блестели драгоценными бриллиантами далекие звезды. Сегодня их было особенно много. Светлой лентой отчетливо выделялся Млечный Путь. Казалось, что Вселенная предстала во всей своей красе. Протяни руку – и дотронешься до звезды.
– Да, сегодня особенная ночь. – Джеральд проследил направление взгляда Молли и правильно истолковал ее состояние.
Обвив колени руками, Молли сидела рядом с ним и, чуть наклонив голову, смотрела сквозь оконное стекло в бесконечность.
Родная и милая. Открытая. Беззащитная. Моя?
Джеральд поцеловал выступающие косточки позвонков на шее Молли. Она прижалась к его груди.
Моя.
– Иди сюда. – Джеральд протянул руки, помогая Молли подняться. – Видишь самую яркую звезду? С детства я хотел, чтобы она была моей. Я даже придумал ей имя – Серпентион.
– Правда? Я тоже сделала ее «своей». Только не знала, что ее зовут Серпентион. Спасибо, что познакомил.
Мужчина и женщина еще постояли у окна. Отель был расположен на берегу озера, чем и привлекал туристов и отдыхающих. Вид открывался как раз на водные просторы. Вода еще не до конца замерзла, и лунный свет отражался, как в зеркале. Когда почти незаметно начал падать снег, Молли захлопала в ладоши от восторга.
– Первый снег! – выдохнула она. – Ну надо же!
Ничто не мешало влюбленным наблюдать за неспешным полетом снежинок. Сначала они таяли, едва коснувшись земли, затем стали затягивать землю, газон, деревья белой пушистой пеленой.
– Ты напряжена. О чем ты думаешь?
– Обо всем понемножку, – уклончиво ответила Молли.
– Молли, все закончилось. И, поверь, с каждым днем вспоминать об этом кошмаре будет становиться все легче и легче. А возможно, когда-нибудь он вообще будет восприниматься как своего рода опасное приключение.
– Я не об этом. Все нормально. Ну посидела добровольно-принудительно в санатории закрытого типа. Там даже культурная программа была. Впрочем, не знаю, как насчет культурной, но развлекательной она была точно.
Под недоверчивым взглядом Джеральда Молли смутилась. Она провела ладонью по пылающим щекам и призналась:
– На самом деле я сильно струсила. Особенно когда он пришел в себя после того, как я его ударила. – Молли резко взмахнула головой, отгоняя неприятные воспоминания. Потом, устремив просящий взгляд на Джеральда, произнесла: – Но ведь все окончилось хорошо, верно?
– Слава богу.
– Но что будет с… Генри? – Молли поморщилась, как будто упоминание этого имени вызвало у нее острую зубную боль.
Все же ей было жаль несостоявшегося героя-любовника. Никто, кроме самого незадачливого похитителя, не пострадал. Лишние слухи и сплетни были ей ни к чему, да и театр не хотелось ставить под удар. Стоило ей появиться в труппе, как все пошло наперекосяк: мужчины уделяли больше внимания мисс Роуз, чем роли, а теперь и вовсе катастрофа: выведение из строя, хоть и невольно, ведущего актера Молли приравнивала к преступлению.
– Мне кажется, что уж этот урок он точно усвоил, – нетвердым тоном продолжила она. – К тому же я совсем не хочу торчать в участке. Ой, извини… – Когда Молли поняла, какую глупость только что сморозила и чего именно не стоит говорить при общении с полицейским, ей стало действительно стыдно. Заалевшие щеки тут же выдали ее эмоции.
– Ничего. Верно, участок – не лучшее место для приятного времяпрепровождения. С этим я согласен. Однако все не так плохо, как тебе кажется. – Профессиональная обида заставила Джеральда произнести это замечание довольно язвительным тоном.
– Я не подумала, ну прости, пожалуйста! – Глаза Молли были полны самого искреннего раскаяния вкупе с угрызениями совести.
– Проехали! Так вот насчет истории с Генри. Все зависит от тебя и только от тебя. Для возбуждения уголовного дела против него ты должна написать заявление.
– А если я… не хочу этого делать?
– Это твой выбор.
– А ты? Разве ты не должен доложить об этом происшествии?
Джеральд помолчал, что-то прикидывая в уме.
– В участке не знают, что было совершено похищение.
Продолжать реплику он не стал. Все и так было ясно. Молли расцвела в улыбке.
– Спасибо.
Она крепко-крепко его обняла. Как хорошо, что все так закончилось… А все-таки он меня спас!
– Послушайте, сэр, – Молли перешла на официальный тон, – вам не кажется, что вы что-то забыли?
– Что такое?
– Вы совершенно забыли об одной крайне важной вещи. Получить благодарность от меня. Спасибо. – Молли перешла на свой обычный тон и перестала дурачиться. – Не знаю, что бы я без тебя делала.
Джеральд шутливо раскланялся перед ней.
– Мадам, спасение людей – моя работа. А спасать вас – еще и удовольствие.
– Правда?! – расцвела Молли.
– Чистейшая, – признался Джеральд.
– А-а-а… на что я еще могу рассчитывать в вашем обществе? – Молли понравилась игра.
Ее собеседник охотно принял пас.
– Я в полном вашем распоряжении. И твердо намерен весь сегодняшний вечер, – под насмешливым взглядом Молли он сообразил, что вечер уже успел закончиться, и поспешил исправиться, – весь остаток ночи охранять тебя и заботиться о тебе.
Это прозвучало настолько откровенно двусмысленно, что Молли вздрогнула, представив, как Джеральд будет охранять ее и заботиться о ней. Волны тепла пробежали от кончиков пальцев на руках и ногах и, встретившись в районе живота, вызвали еще одно содрогание. Молли томно потянулась, подняв высоко вверх руки и позволив Джеральду полюбоваться ее грацией и пластикой.
– Только остаток ночи? – Молли обиженно надулась. В глазах ее танцевали зажигательную самбу веселые дьяволята. Она прекрасно знала ответ на свой провокаторский вопрос. – Или… немного дольше?
Джеральд подхватил ее на руки и легко, словно пушинку, перенес на кровать.
– Сколько… потребует… моя… любимая… неповторимая… единственная… женщина. – Каждое слово он сопровождал поцелуем.
Молли не слышала его слов. Просто наслаждалась, счастливо улыбалась и, решив, что на правах жертвы имеет полное право покапризничать, продолжила:
– А она потребует еще много, очень много внимания…
– Пожалуйста. – Джеральд демонстративно пристально уставился на Молли.
Она сохраняла самый серьезный вид.
– Огромное количество тепла…
– Никаких проблем. – На плечи Молли лег пушистый плед.
– Спасибо. А еще – тебя рядом!
– С удовольствием. – Джеральд выполнил и это требование.
– Залезай ко мне!
Молли подвинулась, уступая место Джеральду. Потом удобно устроилась рядом, наслаждаясь близостью своего «избавителя», опустила голову ему на плечо. Непослушные волосы как всегда – в самый неподходящий момент! – растрепались, голова Молли напоминала цветок одуванчика. Джеральд крепко сжал ее в своих объятиях. Оба молчали, хотя и было о чем поговорить. Слова уступали место чувствам, которые было сложно выразить во фразах. Это необходимо ощутить всем сердцем, каждой клеточкой кожи.
Молли и Джеральд наслаждались своим счастьем. Им никто и ничто больше не было нужно. Два человека нашли друг друга – и в прямом, и в переносном смысле. Они не думали о времени, об усталости и о прочих мелочах, интересующих людей, не пребывающих в состоянии эйфории любви. И сейчас ничто не было властно над мужчиной и женщиной, застывшими щека к щеке под огромным пледом, под покровом ночи и тишины.
Сердце Молли раскрылось навстречу теплу Джеральда. Нежная забота и внимание переросли в жадные ласки. В сторону был отброшен ставший ненужным плед-покровитель. На него вскоре упала рубашка Джеральда. К ней присоединился пиджак Молли.
Джеральд хотел выключить свет, но Молли мягко попросила его оставить.
– Я хочу смотреть тебе в глаза, я хочу видеть тебя.
Она накинула свой шарф на лампу, комната сразу же преобразилась, появились мягкие тени на границе с таинственным полумраком. Кожа Джеральда золотилась в игре света и тени. Молли подумала, что никогда не видела мужчины красивее. Естественно, на земле существовали люди и с более привлекательной внешностью, но для нее не было никого прекраснее ее Джеральда. Она им откровенно любовалась. Он отвечал ей тем же.
Джеральд расстегнул «молнию» на платье Молли, тяжелая ткань медленно опустилась к ее ногам, дюйм за дюймом обнажая хрупкую фигуру. И вот перед Джеральдом оказалась в своем лучшем наряде обычная земная женщина. Почему же он восхищался ею, как богиней?
Джеральд опустился на колени и прикоснулся горячими влажными губами к ее животу. Молли задрожала. Каждый поцелуй заставлял нарастать обжигающие волны возбуждения. Дыхание сбилось, становилось все сложнее стоять и получать эти изысканные ласки. Вместе с выдыхаемым воздухом из горла Молли вырвался хриплый стон-мольба, отчаянная просьба прекратить эту сладостную пытку или перейти к чему-нибудь более существенному. Но Джеральд и не думал останавливаться. Он сжал пальцами бедра Молли, не позволяя ей двигаться, и продолжал покрывать поцелуями ее тело. Когда к ним добавились легкие укусы, Молли не выдержала. Она резко сделала шаг назад, заставив Джеральда отпустить ее. Взгляд ее говорил о том, что внутри бушует яркое и яростное пламя неподдельной страсти.
В другое время Молли испугалась бы таких сильных, ранее не испытанных эмоций. Однако сейчас ей было не до анализа чувств, обуревающих ее. Ей хотелось только одного: этого мужчину. Здесь. Сейчас. И как можно скорее!
Ее обнаженное тело притягивало Джеральда как магнит. Он не мог отвести от нее восхищенных глаз. Молли сделала шаг вперед. Они оказались так близко, что можно было почувствовать биение сердец. Молли охватила рукой шею Джеральда, затем рывком притянула его голову к себе. Поцелуй был долгим, страстным. Прикосновения губ Молли и ее пылающего тела заставили Джеральда забыть обо всем на свете.
Предвкушение полной близости окончательно свело его с ума. Одежда, которая еще оставалась на них, разлетелась по углам комнаты. Ее заполнили звуки прерывистого дыхания и сдерживаемых стонов. Воздух вокруг них словно раскалился, дышать стало нечем. Горячие руки гладили мраморную кожу Молли, чутко откликавшуюся на каждое прикосновение. Магия ласк Джеральда захватывала, Молли ощутила, что она находится не на земле, нет. Она летит в пропасть, в бездну без начала и конца.
На лбу Джеральда проступили синие жилки вен. Молли выгибала спину, чтобы быть ближе к нему, впивалась ногтями в его спину, прося, чтобы эти восхитительные мгновения не прекращались. Тело отказалось ей повиноваться. Она со всей яростью страсти билась о торс Джеральда, руки взметались вверх и обессиленно падали вниз. Когда Молли услышала сбивчивые слова, то с трудом поверила, что это она их произносит. Джеральд крепко держал ее в своих объятиях, поднимая все выше и выше.
Молли глубоко вздохнула. Сладкая судорога заставила ее вздрогнуть. Секундой позже к ней присоединился Джеральд.
Древнее волшебство полностью подчинило двух любящих людей. И, если бы им предложили продать души взамен на возможность никогда не расставаться, они бы с легкостью согласились, не раздумывая ни секунды.
На смену неконтролируемой, животной страсти пришла тихая нежность. Молли лежала на животе Джеральда и перебирала тонкими пальцами пряди его волос и, казалось, была полностью поглощена этим процессом. Джеральд необыкновенно серьезно смотрел на ее лицо. Возможно, он хотел прочесть знаки, оставленные судьбой, удостовериться, что эта женщина предназначена именно для него. И ее острый подбородок, высокие скулы и две восхитительные миниатюрные родинки возле левого уха полностью подтверждали его предположение.
Молли провела подушечкой указательного пальца от середины лба Джеральда по носу, задержалась на губах, очертив их по контуру, спустилась к подбородку, на грудь… Молли нравилось играть с телом этого мужчины. Пальцы ее скользили по рельефным мышцам, выписывая различные узоры. По блаженному лицу Джеральда можно было понять, какое это ему доставляло удовольствие.
В конце концов Молли устала и скользнула под одеяло. Джеральд обнял ее левой рукой, и Молли подумала, что еще никогда-никогда она не была настолько счастлива. Уснула она с твердым намерением остаться такой же счастливой навсегда.
10
Утро приходит по-разному. Порой бесцеремонно врывается в сон требовательными воплями будильника. Иногда – подкрадывается мягким котенком и будит шалуном-лучиком, пробежавшим по щеке. Но лучше всего прощаться с миром грез, когда тебя в этом мире ждет поцелуй любимого человека.
Утро Молли началось по третьему сценарию. С нежного и дразнящего поцелуя Джеральда. Молли с радостью ответила. Она купалась в море понимания и ласки. Ах, если бы каждое утро просыпаться в его объятиях! А обычно она вскакивает и мчится на репетицию. Стоп! Репетиция! Так-так… Сегодня же понедельник!
– Джерри, сколько сейчас времени?
– А что?
– Сегодня же понедельник! Мне надо на работу. Только пришла в труппу – и прогул? Хорошего же обо мне мнения будет мистер Айсхолд!
– В таком случае лети в ванную. Я вызову такси.
Джеральд поднял свое молодое дарование, рвущееся служить Мельпомене, на руки и отнес в душ. Там он открыл воду и оставил Молли нежиться под ласковыми струями. Что она с удовольствием и сделала.
Как же хорошо! Мой милый, хороший, только мой!
Молли жмурилась от удовольствия и капель воды, иногда попадающих в глаза. На душе было спокойно и радостно. Весело журчала вода. Молли была уверена, что за окном сегодня обязательно проглянет солнце и приласкает своими лучами только что выпавший снег. А еще она представляла, как они с Джеральдом ходят гулять в парк, к друзьям, как она познакомит его со своей сестрой, как они будут ходить в кино и в театр… Стоп! Что-то похожее она уже где-то видела.
Все мысли испарились, в голове было пусто. Это сознание противилось, не хотело признавать очевидное.
Тогда… в театре. Он же был с другой женщиной. О, как это подло! И о чем я только думала вчера?! Молли проклинала себя. Вот уж действительно, если не хочешь чего-то замечать, то и не заметишь. Просто слишком хотелось поверить в счастье. А ему? О чем он, интересно, думал, занимаясь с ней любовью? О том, чем она и эта его… молодая пышечка различаются?
Разъяренная Молли решительно закрыла воду и собралась выйти из душа с твердым намерением разнести Джеральда в пух и прах. Да как он смел! Ни одному мужчине не прощается такое обращение с женщиной! Она поднесла ладонь к ручке двери и застыла, пораженная мыслью, что сама во всем виновата.
Ведь она сама позвонила с просьбой приехать именно ему, а не в полицию, не сестре, не соседке. А он, движимый профессиональным долгом, помчался неизвестно куда! Хотя мог бы поручить это другим, он не обязан работать, когда его дежурство заканчивается. И спасать малознакомых женщин в том числе.
А то, что произошло потом… Он же не железный, а далеко не каждый мужчина, находясь в одной комнате с молодой женщиной, которая сама (сама! о, как стыдно! какое унижение!) набросилась на него, устоит перед искушением. У них же голова устроена иначе, чем у женщин. И им гораздо сложнее себя контролировать. Молли стояла в ванной с низко опущенной головой. Ее щеки были алее лепестков маков. С волос капала вода, но она этого не замечала. Какая разница, что происходит с твоим телом, если душа получила смертельно опасную рану?
Я ухожу, сказала она себе. Как же можно было быть такой дурой? Только не плакать. Я сделаю вид, что ничего не произошло. Он не должен видеть моего позора. Пусть он думает, что эта ночь для меня ничего не значит. Так будет лучше.
– Завтрак на столе. Можешь откусить немного от булочки и сделать пару глотков кофе. Но не трогай паштет без меня ни в коем случае! – Джеральд шутливо погрозил Молли пальцем.
Она натянуто улыбнулась и поспешила спрятать глаза. Боком прошла в комнату и принялась сушить волосы.
– Что-то случилось? – Джеральд был озадачен ее безразличным поведением.
– Нет-нет, что ты! – Молли изо всех сил старалась выглядеть естественной. Как в тот вечер, с Генри. – Иди в душ. А потом позавтракаем вместе. И я как раз успею на репетицию. Хорошо?
– Конечно. Не скучай.
– Я постараюсь.
Джеральд скрылся за дверью ванной. Молли зашумела феном. Благо, волосы были короткими и высохли быстро. Оделась моментально. Бросила последний взгляд – прощальный – на закрытую дверь ванной. И, пряча слезы, вышла из номера, где всего несколько часов назад была счастлива, как никогда в жизни.
Молли все ускоряла и ускоряла шаги. Она прошла уже около полумили по шоссе, не зная, идет ли в Линн-Лейк или, наоборот, удаляется от него. Шел снег, тяжелый, мокрый. Он ложился на щеки Молли и таял, оставляя дорожки. К талой воде прибавлялась соль слез. Молли не могла запретить себе думать о предательстве Джеральда.
Снежинки запутались в ее волосах. Под плащ пробрались резкие порывы северного ветра. Молли поняла, что еще немного – и она сляжет с температурой недели на три. Не почувствовала телом, а сообразила. Странно, но она абсолютно не ощущала холода физически. Молли подняла руку и проголосовала. Водитель любезно согласился добросить ее до Линн-Лейка.
Он оказался общительным малым и искоса поглядывал на свою странную пассажирку. Все же он не решался вступить в разговор и выяснить, что с ней случилось. Начать успокаивать, язык тоже не поворачивался. Такая не позволит первому встречному залезть в ее душу, подумал он.
Знали бы вы, как вы ошибаетесь! – ответила бы Молли, если бы умела читать мысли. Не далее как вчера я позволила незнакомцу растоптать меня и раскатать тонким-тонким слоем.
– Молли! Молли! – разносились по коридорам отеля «Блэкберри» отчаянные крики, крики человека, потерявшего что-нибудь необходимое для жизни. Осиротевшего. Бесконечно одинокого.
Джеральд звал Молли. Он еще не знал, что она ушла навсегда. Он не мог понять, почему она ушла так. Поняв, что беготней и криками Молли не вернешь, Джеральд вернулся в номер и вызвал такси.
Молли вышла из машины, забыв даже поблагодарить водителя. И только потом сообразила, что попала в незнакомый район. Она прошла несколько улиц, не сворачивая, пока не вышла к центру. Вот и ресторанчик, где они как-то ужинали с Томом. А где-то неподалеку должен быть и сам Том. Точнее его квартира. Молли немного побродила между домов и нашла то, что искала.
– Томми, это я!
– Молли! Молли! – Том незамедлительно открыл дверь и сгреб «пропащую» в охапку. – Да ты же совсем замерзла!
Он стянул с Молли плащ и промокшие сапоги, чуть ли не силой влил в нее две чашки теплого чая с медом. Молли согревалась, и одновременно оттаивало ее сердце. Она чувствовала, что вот-вот захлюпает носом и расплачется прямо на глазах у Тома.
– Мы не успеваем на репетицию. – Молли довольно часто прибегала к этому приему – заговорить о работе, углубиться в отвлеченные темы, словом, занять себя – это всегда помогает собраться.
– Да какая репетиция! – возопил Том. – На тебе лица нет!
– Как?! – Молли, пытаясь пошутить, схватилась руками за собственные щеки, но Том даже не улыбнулся.
– Бледная, замерзшая, вся дрожишь, сама не своя. Наш режиссер терпеть не может прогулов и опозданий, но к здоровью актеров относится в высшей степени серьезно. Если ты сейчас просто пару дней посидишь дома, то к четвергу будешь на ногах, а если пойдешь репетировать, то сляжешь недели на три. Я думаю, он выбрал бы первый вариант событий.
Молли покачала головой.
– Я только что устроилась. И рисковать опять все потерять? – Почему-то Молли пришло в голову, что она совершенно не умеет устраивать свои дела, выбрать парня и то нормально не может. – А ты знаешь, что с памятью у меня проблемы? Помнишь, я рассказывала тебе о случае на выпускном экзамене?
– Кто тебе мешает учить текст? – парировал Том. – Села дома на кровати, обложилась лекарствами и учи себе. Я даже могу приходить и готовить еду. А еще могу позвонить в театр и сказать, что это я не пустил мисс Роуз на репетицию, поскольку сильно опасаюсь за ее здоровье. Даже врать не придется.
И он взялся за телефон. Молли попыталась выразить протест, но Том остановил ее властным жестом: мол, сиди и не дергайся.
– Алло, мистер Айсхольд? Да-да, это я, э-э-э, у нас возникла небольшая проблема. Сейчас ко мне пришла мисс Роуз, мы договаривались встретиться перед репетицией, она в ужасном состоянии, кажется, заболевает, но отчаянно рвется на репетицию. Я пытаюсь остановить, но, увы, не выходит. Пожалуйста, скажите ей сами, что искусству не нужна такая жертва.
Том протянул трубку Молли.
– Алло?
– Мисс Роуз, – голос режиссера звучал несколько раздраженно, – мне казалось, вы достаточно взрослый человек, чтобы не совершать опрометчивых поступков. – Пауза. – Что за детское рвение?
– Но… – У Молли слезы навернулись на глаза, режиссер сердится, и, вероятно, не из-за ее рвения, а как раз наоборот, досадует на чертову простуду, будь она неладна, на сорванную репетицию.
– Никаких но, мисс Роуз. Если вы сами не в состоянии о себе позаботиться, я поручу Тому за вами присматривать и спрошу потом с него. Попробуйте только затянуть насморк до воспаления легких и узнаете, что такое гнев разъяренного мавра, пришедшего в спальню придушить свою жену, узнаете на собственной шкуре. Вы меня поняли?
– Да, мистер Айсхолд. – Голос дрогнул, Молли не удержалась и всхлипнула, не успев отвести трубку в сторону.
– Вы плачете?! – раздался удивленный возглас на том конце провода. – Так, немедленно передайте трубку Орину!
Молли была крайне рада это сделать, потому что слезы побежали по щекам, говорить она не могла, к горлу подкатил ком.
– Да-да, я ее успокою. – Том подал Молли пачку салфеток. – Обязательно. Психологу прежде всего. Хорошо. Я буду звонить каждый вечер. Да. До свидания. Я? Нет, я, конечно, приду, только немного задержусь, нужно отвезти мисс Роуз домой. Всего хорошего. – Он положил трубку. – Итак, Айсхолд возложил ответственность за тебя на мои плечи, не то чтобы очень хрупкие, хотя я бы не отказался добавить сантиметра три в ширину с каждой стороны.
– Прости. – Молли вытерла глаза салфеткой, но слезы снова побежали по щекам.
– Он совсем не сердился, – Том дружески обнял ее, заботливо, словно брат, – даже испугался, не ожидал такой реакции.
А Молли все не могла остановиться. В груди болело, в груди ныло, выворачивало душу на изнанку. Внутри словно сработал запускной механизм: организм, пытаясь выйти из глубоко депрессивного состояния, включил автопилот. Воля ослабела. Молли хотелось плакать, и она плакала.
– Боже, да что с тобой?! – Том сообразил наконец, что дело не в репетиции и не в Айсхолде. – Посмотри на меня. – Он взял Молли за плечи и, немного наклонившись вперед, заглянул ей в глаза. – Не держи на сердце, расскажи. Я никому не разболтаю. Говори, станет легче.
Так уже было в прошлый раз. Видимо, в продуманном высшими силами сценарии Тому отводилась роль жилетки. Молли было жутко неудобно снова вешать на него свои проблемы, тем более любовного характера, но рядом никого другого не оказалось, а говорить хотелось. Слова будто замерли на губах, ожидая только нужной минуты, чтобы сорваться в бездну пространства, кинуться к чужому сердцу. И она не стала останавливать их.
Лились слезы, лились слова…
– Том, мне с ним хорошо, я без него жить не могу, дышать не могу. Ушла, а на душе так противно, так муторно-скользко, словно саму себя предала, словно жизнь кончилась, едва я переступила порог номера. И холодно… и страшно… и одиноко… Будто целый мир вымер, будто нет больше ни цветов, ни неба, ни солнца. Том! Все кончено. Зачем мне этот мир, если его не будет рядом!
С этими словами Молли уткнулась лицом в свитер Тома и заплакала навзрыд, уже не думая о последствиях такого поведения.
Всхлипы наполнили комнату. В полной тишине они звучали отчаянием, болью. Они замирали где-то в углах и медленно таяли там. И вдруг раздался звонок в дверь. Молли испуганно дернулась, отпрянула в сторону и судорожно принялась вытирать глаза.
– Что ты? Что ты? – Том попытался снова обнять ее. – Позвонят и уйдут, мы заняты.
– Нет, иди открывай, а я посижу в другой комнате, как раз успокоюсь. – Молли бросилась в ванную и, открыв холодную воду, намочила руки и приложила их к щекам. – Видно, что я плакала?
Глаза были красными, веки немного припухли, нос порозовел… да, вывод посторонний человек мог сделать только один, и Том не стал лгать:
– Да, очень заметно.
Звонок повторился.
– Не хочу, чтобы меня видели такой, кто бы там ни был. Где спрятаться? – Молли спешно вытирала лицо и руки.
Том указал рукой, куда ей идти, а сам направился в коридор. Необходимость скрыться сразу заставила Молли успокоиться, взять себя в руки. Через минуту она уже с интересом прислушивалась, сидя на небольшом диванчике и заложив ногу на ногу. Не то чтобы ей было дело до чужих разговоров, ее не касающихся, но голос гостьи, несомненно именно гостьи, а не гостя, как будто показался знакомым.
– Марианна? Что ты здесь делаешь? – Том, похоже, был удивлен.
– Как? Ты не рад меня видеть? – Тоненький обиженный голосочек, к которому так и напрашивались в качестве визуального дополнения алые пухлые губки и полненький милый подбородок.
Это же та красотка, что приходила с Джеральдом в театр! Молли чуть с дивана не свалилась. Вот это встреча!.. Молли аккуратно толкнула дверь комнаты и жадно приникла к образовавшейся щели. Так и есть! Значит, ее зовут Марианна? Хорошо, посмотрим, что будет дальше.
– Нет, что ты. – Голос Тома. – Но… просто очень неожиданно. Вчера ведь был выходной, а сегодня рабочий день, я… у меня через час репетиция, хотел еще кое-что перед этим отработать.
– Так я тебе мешаю?
– Нет, да ты не так поняла. Просто не ожидал такого сюрприза.
Том явно был растерян. С одной стороны, ему очень хотелось побыть с этой девушкой, с другой – за дверью соседней комнаты ведь сидела Молли. И Том колебался.
– Тогда репетируй, я посижу и посмотрю, очень интересно. – Молли увидела, как Марианна опустилась в кресло. – Давай любовную сцену, если они у тебя есть по ходу спектакля.
Молли была в шоке: эта толстая нимфа крутит роман с обоими сразу, и с Джеральдом, и с Томом! Она отобрала у нее любимого мужчину, а теперь посягает на друга! Ну уж нет, этому не бывать!
Как бы лучше выйти, чтобы унизить ее? – стала гадать Молли. Не вульгарно, не примитивно, а как-нибудь этак словно свысока снизойти до оценки простой смертной, да еще порядочной развратницы? Надо продумать реплики. Выбрать образ. Вот она, жизнь-игра, и здесь действительно можно действовать по собственному усмотрению, без сценария… Можно, к примеру, выплыть как ни в чем не бывало и представиться любовницей Тома. Можно открыть дверь ногой и налететь на толстушку разъяренной фурией, пускай испугается. Да Мало ли что еще можно…
Том тем временем начал декламировать. Марианна хлопала, восклицала; «Бис! Браво!». Том кланялся, аристократически заложив правую руку за спину. Наконец он опустился в кресло, показывая, что немного устал.
И Молли решила: нора! Дверь с треском распахнулась, Том с перепугу даже вскочил.
– Убирайся из этого дома! – Это был не крик, но тон не терпел возражений. – Немедленно уходи, здесь живет приличный человек, а таким, как ты, не место среди нормальных порядочных людей!
Толстушка явно опешила. Пухлые губки растерянно приоткрылись, розовые короткие пальчики, не лишенные некоторой прелести, испуганно вцепились в ручки кресла, словно это могло защитить от внезапного нападения. Но дальше Марианна вообще повела себя неадекватно: вскочила и с криком «а-а-а!» спряталась за Тома. Ее живые глазки тут же выглянули из-за его плеча.
– Миленький, это кто?!
Том растерялся больше своей гостьи:
– Молли, что с тобой?
– Она! Это она была с ним!
– С кем?
– С Джеральдом. В театре. Это она!
Молли почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. До чего же обидно видеть соперницу, отнявшую самое дорогое, и не иметь возможности хоть что-то изменить. Вот тебе и жизнь. Как в театре. Есть вещи от нас не зависящие. И то, что она делает сейчас, ни к чему не приведет, только накалит обстановку. Но Молли как никогда хотелось скандалить. Пусть запомнит на всю оставшуюся жизнь, что чужие парни – это не объект для домогательств, чертова фарфоровая кукла!
Молли уже намеревалась разразиться гневной тирадой и набрала в легкие побольше воздуха, однако следующие слова Тома заставили ее замолчать, едва она открыла рот.
– Конечно, она же его сестра.
У Молли было такое ощущение, будто она, разогнавшись на внедорожном велосипеде, со всего маху налетела на кирпичную стену, непонятно откуда взявшуюся посреди луга. Сестра? Кто сестра? Эта девушка – его сестра?
– Что? – робко переспросила Молли: вся ее уверенность в собственной правоте улетучилась в одно мгновение.
И тут Марианна, сообразив, наконец, в чем дело, решительно выступила вперед и протянула Молли руку.
– Сестра Джеральда Стэнфорда, сводная, от второго брака его матери.
На губах Марианны играла ясная, жизнерадостная улыбка: действительно, люди, представляясь друг другу, редко начинают с уточнения родственных связей, по крайней мере, большинство в первую очередь называет имя, но толстушка совершенно правильно определила, что это сейчас не важно.
Молли растерянно пожала руку Марианны.
– Мисс… Мисс Роуз.
– Возлюбленная моего брата, – закончила за нее Марианна. – Кстати, вы не знаете, где он? Уехал вчера вечером, оставив записку, что вернется в лучшем случае к утру. На него это не похоже: вот так срываться с места ни с того ни с сего. Ему уже и по службе звонили. Я решила сначала, что его отправили на задание, в какую-нибудь деревушку поблизости, но, вероятно, нет.
– Я знаю, – пролепетала Молли, вспоминая номер отеля, в котором они провели эту ночь. – Я, кажется, знаю.
Пальцы быстро забегали по кнопкам: только бы Джеральд не уехал!
– Алло, здравствуйте, вчера вечером у вас снял номер мистер Стэнфорд. Да. Он еще в отеле? Спасибо, до свидания. – Молли положила трубку. – Сейчас, скорее всего, он уже дома или на работе. Сказали, что давно уехал.
– Тогда мы сейчас ему позвоним. – Марианна, уже без объяснений, самостоятельно разобравшаяся во всех хитросплетениях произошедших недоразумений, уверенно завладела телефоном.
А Молли все никак не могла привыкнуть к новой ситуации. Так, значит, не было измены, не было насмешек, ничего не было! В его глазах ситуация выглядела следующим образом: ушла из театра с другим, ничего не объясняя, словно… Боже! Как же я виновата перед ним! И после этого он еще самоотверженно кинулся ее спасать, даже, может, рискуя жизнью!
В этот момент Марианна, чью беседу с братом Молли прослушала, дала ей трубку:
– Я все объяснила – и про него, и про тебя.
– Алло, Молли… Молли…
Ласковый, дрожащий от счастья голос. Его голос. Милый, родной, самый желанный на свете. Им можно наслаждаться, им можно жить, в нем можно тонуть, до бесконечности тонуть в до боли близких сердцу интонациях.
– Молли…
Только услышав свое имя в третий раз, она наконец сообразила, что надо не только слушать, но и еще отзываться.
– Да.
– Молли, прости меня, я не подумал, я полный осел! Прости меня, пожалуйста, я не предупредил. Только не клади трубку. Давай поговорим. Это глупое недоразумение…
Джеральд говорил быстро, сбивчиво и почему-то извинялся. За что? Наверное, он и сам не ответил бы на этот вопрос. Молли улыбнулась.
– Я не хотел, это получилось случайно, представляю, что ты подумала… – тараторил он.
– Ты меня любишь? – спросила Молли очень тихо, почти шепотом, сердце ее забилось в предвкушении самого главного слова в жизни женщины, самого главного слова, которое когда-либо произносили мужчины.
И Джеральд ответил единственно возможное:
– Да.
11
Миссис Бейкерсон в удивительно желтом платье, таком желтом, что не заметить ее среди гостей было практически невозможно, неутомимо сновала от стола к столу.
– Поправьте салфетки! Те тарелки нужно поменять с этими! Кто сервировал стол?! Что за мещанский вкус: розовые тарелки на голубой скатерти?! Правильно говорят, если хочешь сделать что-то хорошо, делай это сам!
Отследить перемещения миссис Бейкерсон по лужайке, где был организован банкет для обеих свадеб, не составляло труда. Неизвестно, из каких завалов она извлекла свою шляпу, но ярко-желтые огромные перья маячили над толпой то там, то здесь, придавая торжеству некоторую оригинальность.
– Кто поставил сюда эти цветы?! Не хватало еще, чтобы молодые в день свадьбы видели эти одуванчики! Мистер Треверс, мистер Треверс! Подойдите, пожалуйста, на минуточку!
Бедный организатор свадеб в это утро чувствовал себя абсолютно не нужным. Зачем его пригласили, если эта женщина все равно делает все по-своему? Сначала он пытался возмущаться, потом скандалить, но, когда миссис Бейкерсон заявила во всеуслышание, что лучше знает вкусы женихов и невест, а потому имеет больше прав распоряжаться, мистер Треверс махнул рукой. Какой смысл препираться? Пропади все пропадом.
Он задумал построить цветовое оформление на контрасте, соединить яркие цвета, буквально противоположные, чтобы создать ощущение пестроты, сказочного разнообразия, поэтому все кругом должно было рябить. Но в том-то и беда, что только должно было… Увидев такую «безвкусицу», миссис Бейкерсон тут же, по ее собственному выражению, «навела порядок». Голубое отправилось к голубому, белое к белому… А мистер Треверс решил все делать втихую и по возможности не попадаться не в меру эксцентричной даме на глаза. Однако миссис Бейкерсон, несмотря на возраст, обладала великолепным зрением. Теперь она подлетела к своему противнику почти с пеной у рта:
– Мистер Треверс, кто же на свадьбу заказывает желтые цветы?! Нельзя, ни в коем случае, это плохой знак. Молодые не должны их видеть. Позовите своих людей и уберите, уберите это ради всего святого!
Дорожка, ведущая к лужайке, была обставлена горшочками с цветами: красные, голубые, фиолетовые, желтые, синие, оранжевые. Эта последовательность должна была соблюдаться вдоль всего газона. Но, увы, миссис Бейкерсон не понравились желтые хризантемы… Мистер Треверс хотел было возразить, что платье вышеупомянутой особы куда больше намекает на измену и семейное неблагополучие, однако решил не связываться. Несчастные хризантемы в ту же минуту отправились назад, в машину, привезшую цветы. Зато миссис Бейкерсон просто просияла. Еще одной неправильностью меньше!
И тут раздались радостные возгласы:
– Едут! Едут!
Через минуту у той самой дорожки, ставшей предметом спора, остановился черный лимузин. Первым под ликование публики вышел Джеральд – элегантный, подтянутый. Черный фрак удивительно шел ему. Но когда следом появилась Молли, публика замерла от умиления: пышное белое платье, ненавязчиво отделанное мелкими розовыми цветами по подолу и рукавам, воздушная фата, перчатки до локтя.
Миссис Бейкерсон даже всплеснула руками от умиления. Надо же, как удачно выбран фасон платья, совсем не видно беременности! И… какая пара, просто загляденье, давно в Линн-Лейке не видели подобного!
Следующая пара производила несколько иное впечатление, но в любом случае, не менее приятное. Тому фрак не шел абсолютно, в нем он выглядел подростком, на которого нацепили взрослую одежду. Но толстушка Марианна, выбравшая почти такое же пышное платье, как у Молли, была ему под стать. Почти утопая в умильных оборках и рюшечках, она отчаянно напоминала раздобревшего не в меру ангелочка. Выражение наивно-детского счастья, восторга застыло на пухлом личике, а живые глаза сияли. Конечно, Марианна не вышла, она прямо из машины выпорхнула в объятия жениха. Тот, следуя свадебной традиции, попытался было ее закружить, но Марианна, почувствовав, что отрывается от земли, тут же отскочила в сторону с испуганным воплем:
– Ты с ума сошел! Надорвешься! Меня даже брат на руки не берет! Не вздумай!
Публика разразилась хохотом.
В общем, вторая пара производила светлое, ясное впечатление юности. Глядя на Тома и Марианну, так и хотелось сказать: будьте счастливы, дети!
Посыпались поздравления, восторги, все хотели поговорить с новобрачными. Подъехал автобус с гостями, присутствовавшими в церкви на бракосочетаниях. Народу стало несоизмеримо больше. Настолько больше, что даже платье миссис Бейкерсон теперь не так бросалось в глаза, хотя такой шляпы с перьями, конечно, не оказалось ни у кого из гостей.
Торжество пошло своим чередом. Блюда не успевали приносить, музыканты через пять часов попросили хоть двадцатиминутный отдых, потому что играли без передышки – танцевать хотелось всем. Смех, Шутки, поздравления…
И только миссис Бейкерсон ближе к вечеру как-то сникла, иссякла ее неудержимая энергия. Молли первой заметила это, без неугомонной соседки свадьбы как-то сразу что-то потеряли, какую-то едва уловимую частичку очарования.
– Джерри, а где Эмма? – с тревогой обратилась она к мужу.
– И правда ее давно не видно. Пойдем поищем.
Марианна и Том тоже присоединились к поискам. Каково же было их удивление, когда они обнаружили миссис Бейкерсон в глубине небольшого садика, у фонтана… плачущей.
– Что случилось?! – Молли порывисто обняла соседку. – Мы чем-то обидели вас?
Мисси Бейкерсон, никак не ожидавшая, что ее здесь найдут, поспешно стала вытирать глаза кружевным желтым платочком.
– Нет-нет, что ты, моя милая. – Она в ответ обняла Молли и поцеловала в лоб присевшего на корточки Джеральда. – Просто мне стало грустно. Я так радовалась, что у меня появилась соседка, да еще такая, как ты! А теперь ты переедешь, и дом снова станет пустовать. Я опять… буду одна. Но вы и в голову не берите. Нельзя молодым, да еще с ребенком жить в такой развалюхе, где того гляди крыша обвалится.
Джеральд заговорщически подмигнул Молли и Тому с Марианной.
– Ну, тут вы не правы, Эмма. Ребенок не должен жить в центре города. Мы с Молли решили продать мою квартиру и деньги потратить на ремонт ее дома. Здесь свежий воздух и в то же время не самый отдаленный от центра район. Очень удобно. Рядом больница и школа. Даже не думайте от нас избавиться, не получится.
Надо было видеть, как по ходу этой незамысловатой речи менялось лицо миссис Бейкерсон.
– Неужели это правда?! – воскликнула она.
Молли, улыбнувшись, посмотрела на мужа: они еще не обсуждали, где будут жить, но такой вариант развития событий очень ей понравился, и она ответила:
– Конечно, правда.
И, наверное, в следующий момент миссис Бейкерсон кинулась бы всех обнимать, но тут неожиданно встряли Том и Марианна, которые уже успели за это время перекинуться парой слов.
– Знаете, – начал глава новоиспеченного семейства, – у нас тоже денег после свадьбы осталось мало. А в квартире мы жить не хотим по тем же соображениям. Но и дома, который можно было бы отремонтировать, у нас нет… – Том замялся и немного покраснел, это было видно даже в сгущающихся сумерках.
Ему на выручку пришла Марианна:
– Если вы не против, мы продадим квартиру Тома и войдем в долю вашего строительства. Нам много не нужно: пара этажей комнаты по три.
Тут уже просиял Джеральд: ведь выйдя замуж, сестра теперь не смогла бы часто навещать его, а подобный проект решал все проблемы.
Молли тоже обрадовалась:
– Само собой! Это будет здорово! Отлично придумали!
Но, конечно, самой счастливой оказалась миссис Бейкерсон. У нее словно крылья выросли, и она снова ринулась в бой, на этот раз руководить уборкой, а не приготовлениями.
– Как замечательно все складывается! – Марианна подскочила к брату и поцеловала его в щеку. – О лучшем и мечтать было нельзя… – Тут она тоже почему-то смутилась. – Знаешь, я еще не уверена, но, кажется, у нас тоже будет ребенок.
Бедный Том стал почти малиновым, кажется, он еще не привык к новой роли и с радостью был готов не руководить на правах главы семьи, а подчиняться. Ведь Джеральд выглядел таким уверенным в себе, таким по-настоящему взрослым! Короче, пара Том – Марианна словно извинялась за свой необдуманный поступок.
Джерри улыбнулся.
– Вот и отлично, нашему малышу не будет скучно. И не беспокойтесь, мы вам поможем, если что.
– Как здорово! Ты самый лучший брат на свете! – И снова поцелуй.
– Ну ладно, ладно, идите приглядите за миссис Бейкерсон, а то как бы она в приступе жажды деятельности не свернула торжество раньше времени.
Улыбка сохранялась на лице Джеральда до того момента, как Том и Марианна скрылись за деревьями. Но, стоило ему остаться один на один с женой, он схватился за голову.
– Боже! Один ребенок родит другого! Молли, тебе придется воспитывать двух детей. Моя сестра еще… еще сама ребенок, а Том, он хороший малый, но в качестве…
Миссис Стэнфорд, нежно улыбаясь, остановила негодующую речь мужа, приложив ладонь к его губам:
– Милый, разве мы отныне не одна семья?
Вместо ответа Джеральд обнял жену и поцеловал.
Уже совсем стемнело, на небе зажглись звезды. Сегодня они горели особенно ярко, а луна, обернувшаяся кружевной шалью облаков, почему-то очень напоминала невесту, замершую в ожидании жениха.