Кейт Уолкер

Сладкий сон

Уолкер Кейт У63 Сладкий сон:

роман /Пер. с англ. А.А. Храповой. – М.:

ЗАО Издательство Центрполиграф, 2012. – 158 с. – (Любовный роман, 0259).

Оригинал: Kate Walker «The Proud Wife», 2011

ISBN 978-5-227-03849-4

Переводчик: Храпова А.А.

Аннотация

Марина думала, что ее мечта сбылась, когда муж надел обручальное кольцо ей на палец. Однако сладкий сон обернулся кошмаром. Прошло два года, и мысли о Пьетро Динцео уже не тревожат ее покой. Она знает, что давно пора двигаться дальше, и даже необходимость приехать к нему на Сицилию не поколеблет ее решимости. Но Пьетро, глядя на жену, готовую подписать документы на развод не понимает, как мог отпустить ее…

Глава 1

Письмо лежало на том самом месте, на котором он оставил его прошлым вечером. Уложенное точно посередине стола, оно ждало только его подписи; потом его аккуратно свернут, вложат в уже надписанный конверт и отправят.

Пока оно лежит там, пока он не оставил на нем небрежный росчерк своей подписи, все будет идти, как шло до этого, – но стоит подписать его, и все мосты сгорят.

Письмо будет лежать там, не сдвинувшись ни на миллиметр, столько, сколько Пьетро понадобится, чтобы решиться. Он не зря полжизни потратил на то, чтобы идеально выдрессировать своих слуг. Они не просто скрупулезно выполняли каждое его приказание, но и предчувствовали распоряжения. Они ждали его слова, вытянувшись и замерев в полной боевой готовности, а потом исполняли повеление мгновенно и именно так, как нужно. Пьетро настолько привык к этому, что уже не замечал доведенного до автоматизма функционирования; он вспоминал о нем, лишь когда что-то шло не так. Впрочем, в последний раз это случилось так давно, что Пьетро уже не помнил, когда именно. И он больше никогда не позволит чему-то возмутить зеркальную гладь его жизни.

С губ Пьетро против воли сорвалось проклятие, и он ударил ладонью по гладкой столешнице. Ток воздуха приподнял письмо и опустил на стол парой сантиметров левее.

Он знал к каким катастрофическим результатам приводит потеря контроля. Однажды он позволил себе послабление, которое разрушило стройную структуру его жизни, которую он так ценил. И все из-за этой женщины…

Пьетро умел учиться на своих ошибках. Мрачно глядя на письмо, он сжал кулаки, борясь с желанием смять тонкий листок, поддаться ярости, душившей его.

«Дорогая мисс Эмерсон»… Ее давно уже звали по-другому, но Пьетро ни за что не позволил бы своей секретарше написать «дорогая княгиня Динцео» или, еще того хуже, «дорогая Марина». Она имела право на оба обращения, но Пьетро тошнило от мысли, что его фамилию носит женщина, всего через год после свадьбы сбежавшая от него без оглядки. Едва подумав о ней, он вспомнил, как их машины столкнулись на обледеневшей лондонской улице, как блеснули ее зеленые кошачьи глаза, как взметнулась густая грива волос. Пьетро никак не желал улаживать дело, пока она не согласилась выпить с ним. Пара коктейлей плавно перетекла в ужин, и Марина, внезапно войдя в его жизнь, так и осталась в ней.

А потом они поженились.

Их короткий брак до сих пор терзал его совесть. Дикое пламя, пылавшее в них обоих, рано или поздно должно было прогореть, но Пьетро не думал, что все закончится так катастрофически плохо. Он не предполагал, что исток новой прекрасной жизни вдруг обернется крушением всех его надежд. Мало того, с их браком и сейчас еще не было покончено официально: бумаги не были подписаны. Именно этот вопрос и рассматривался в письме, лежащем на столе.

Пьетро взъерошил свои густые черные волосы; его голубые глаза неотрывно смотрели на аккуратно напечатанные строки, смотрели так внимательно, что скоро буквы начали расплываться. Ведь именно этого он хотел: свободы от женщины, которая перевернула его жизнь, но на самом деле никогда его не любила. Он наконец сможет захлопнуть эту дверь и уйти. Так почему же он сомневается, колеблется, спорит сам с собой? Почему бы просто не поставить свою подпись в положенном месте и отправить письмо по назначению?

Да, он хочет только одного: чтобы эта история наконец закончилась. Раз и навсегда.

Пьетро схватил со стола ручку и одним движением отвинтил колпачок. Оставить автограф в нижней части страницы и завершить его сильным, едва не прорвавшим бумагу росчерком – дело пары секунд. Готово!

Пьетро взял листок, тщательнейшим образом сложил его и сунул в конверт для срочной доставки.

– Мария! – крикнул он громко и уверенно. – Пожалуйста, отправь это с курьером. Хочу, чтобы адресат поскорее получил это письмо.

Кроме того, он хотел, чтобы Марина получила это письмо лично. Пьетро удостоверится, что она прочитала его, и сможет двигаться дальше. И он и она наконец получат свободу, о которой – он не сомневался в этом – оба мечтали одинаково сильно.

Письмо лежало на том самом месте, где она оставила его прошлым вечером, – в центре кухонного стола. Одинокий листок на исцарапанной сосновой столешнице, там, где его невозможно не заметить, терпеливо ждал ее. Марина знала, что должна прочитать его снова и на этот раз понять, о чем в нем говорится. Не пробежать глазами по ровным строчкам на зажатом в трясущихся руках листке, а обработать информацию, донести ее до мозга.

Когда курьер передал ей письмо, Марина была так шокирована одним именем своего неофициально бывшего мужа, стоящим на конверте, что смысл письма не пожелал открыться ей. Буквы разбегались, строчки расплывались. Она перечла письмо еще раз, смутно поняла, чего от нее хотел ее муж, но по-прежнему совершенно не имела понятия, что делать и что чувствовать по этому поводу. Она решила, что утро вечера мудренее, но спать в таком состоянии оказалась не в силах.

Марина горько усмехнулась, наливая кипяток в кружку с кофе. Она всю ночь проворочалась, сбивая простыни и вспоминая время, проведенное с Пьетро. Совсем скоро стало ясно, что она по-прежнему не может по желанию выбросить его из головы. Воспоминания становились все навязчивее, ярче и откровеннее, и только к утру Марина провалилась в тревожную, болезненную дремоту. Поэтому, прежде чем начинать мозговой штурм, ей требовалась большая кружка кофе.

Марина как раз опасливо подвинула к себе письмо, когда резко зазвонил телефон, и она сильно вздрогнула, пролив кофе на гладкую бумагу.

– Привет, это я.

– Кто?

Ее взгляд, как и мысли, был прикован к письму, и она не сразу поняла, чей голос слышит.

– Стюарт, – прозвучал недоуменный ответ.

Ну да, конечно, подумала она. Они познакомились в местной библиотеке, где Стюарт работал главным библиотекарем; он сразу дал ей понять, что она ему нравится. Его голос трудно было не узнать, но Марина с головой погрузилась в мысли о Пьетро и подсознательно ожидала другого, более низкого и глубокого голоса. Между гортанными нотками итальянского акцента и невыразительным йоркширским бормотанием не было ничего общего, но Марине все равно потребовалось некоторое время, чтобы вернуться в реальность.

– Извини, Стюарт, я не до конца проснулась. Что ты хотел?

– Я подумал, мы могли бы куда-нибудь выбраться на выходных…

– О, это было бы…

Она осеклась, вновь наткнувшись взглядом на письмо. Возможно, Стюарт был для нее идеальным мужчиной: красивый, добрый, воспитанный… Но она не могла принять его ухаживания, ни его, ни кого бы то ни было другого, пока их с Пьетро связывали почти истершиеся, но от этого не менее реальные узы.

– Ох, прости, я не смогу. Я… Мне нужно съездить кое-куда.

– Поразвлечься?

– Да нет, скорее наоборот.

Как объяснить ему положение, в котором она застряла? Они со Стюартом, не торопясь, двигались к началу нормальных отношений, но Марина так и не нашла способа рассказать ему о своем браке – пусть даже о браке, который вот-вот официально распадется.

Кое-как она отделалась от Стюарта, не ответив прямо ни на один его вопрос. Стюарт не стал настаивать и попрощался, однако дал понять, что его рассердили ее попытки извернуться. «Спасибо, Пьетро, – подумала Марина. – Два года от тебя ни слуху, ни духу, но стоит тебе замаячить на моем горизонте, как все тут же идет наперекосяк». А может, она просто преувеличивает? Может, она неправильно поняла письмо? Она перечитала его; нет, все правильно, каждая тревожная мысль, терзавшая ее всю ночь, имела под собой прочное основание.

Пьетро не только снова ворвался в ее жизнь, он, по своему обыкновению, немедленно взялся командовать ею. Он призывал – другого слова Марина подобрать не могла – ее в Палермо. Он щелкнул пальцами и ждал, что она сделает сальто. Взгляд Марины невольно вернулся к самоуверенным строкам: «Мы не живем вместе уже два года. Все зашло слишком далеко. Пора решить эту проблему».

– Это точно, – пробормотала Марина. – Давно пора.

В глубине души она всегда знала – так и случится. Это было неизбежно после ее бегства, после того, как она сделала все возможное, чтобы скрыть истинные причины ухода от мужа, как долго горевала над тем, что муж никогда ее не любил. Она даже немного удивилась, что это случилось так поздно. И все-таки слабая надежда еще жила в ней – до той минуты, как курьер протянул ей это письмо.

«…Жду, что ты прилетишь на Сицилию обговорить детали бракоразводного процесса».

Это было так похоже на письмо, которое он написал ей сразу после ее бегства, только тогда он требовал, чтобы она выбросила из головы бредни, которые заставили ее поступить так глупо, и вернулась домой. С тех пор прошло два года, а боль ничуть не утихла, и Марина согнулась пополам, обхватив себя руками за плечи, словно стараясь удержать скорбь, рвущуюся наружу. У нее было все, о чем только можно мечтать: обожаемый муж, долгожданная беременность… И в одночасье все это исчезло, сметенное с шахматной доски ее жизни рукавом безжалостной судьбы. Она потеряла ребенка, мужа и в конце концов не смогла дольше выносить агонию, в которую превратился их брак.

А он думает, что ему достаточно свистнуть и она тут же прибежит к нему на задних лапках!

Ну нет, синьор Динцео, на этот раз ничего у вас не выйдет. Два года вдали от него закалили Марину, сделали ее стойкой. Вскипев, она схватила сумку, вытащила из нее мобильный телефон и начала набирать сообщение, яростно вдавливая пальцы в кнопки. Возможно, за это время Пьетро уже не раз сменил номер, но, честно говоря, сейчас ей было все равно.

«С какой стати мне лететь на Сицилию? Тебе надо поговорить, сам ко мне и приезжай».

Вот так! Ударив по кнопке отправления, Марина довольно улыбнулась, бросила телефон на стол и вернулась к своему кофе. Однако не успела она сделать глоток, как телефон запищал. В сообщении было одно слово – холодное и четкое: «Нет». Проклятье! Марина снова открыла окно сообщения: «Почему?» Еще один короткий писк, еще одно короткое слово: «Занят». Марина стиснула зубы и напечатала: «А я, по-твоему, нет?»

Ответа она ждала напрасно, напрасно то и дело бросала взгляд на дисплей, хмурясь. Не может быть, что Пьетро сдался. Он просто не способен на это… Ну конечно не сдался, вот и новое сообщение: «Самолет ждет».

Значит, он даже послал за ней свой личный самолет… Такого она не ожидала.

«Машина заедет за тобой через час и отвезет в аэропорт».

«Нет».

Марина тоже умела бросать рубленые фразы, по крайней мере в письменном общении.

«Уже через пятьдесят восемь минут».

«Ни за что».

На этот раз сообщение от него пришло, когда она еще не закончила свое. Она знала, что в нем, и не ошиблась.

«Через пятьдесят семь».

«Я сказала, нет!»

Марина чувствовала, что проигрывает, но сдаваться не собиралась. Она не какая-нибудь марионетка в руках Пьетро!

Телефон снова пискнул:

«Тебе не нужен развод?»

Марина задумалась. В данную минуту это было ее самое заветное желание, но стоит только хоть ненадолго снова впустить в свою жизнь Пьетро Динцео… Ей надо встряхнуться, вспомнить, какой он тиран, ни во что не ставящий желания других.

«Еще как нужен!»

«Тогда прилетай. Машина будет через пятьдесят пять минут».

Марина закусила губу. А почему вообще она так отчаянно сопротивляется тому, что уже давно пора сделать? «Ладно», – написала она и представила его удивленное лицо. Он замолчал, дав ей время подняться наверх и начать собирать вещи. Однако следующее сообщение заставило ее нахмуриться: «Возьми с собой адвоката». Он, наверное, шутит. Конечно, его орава юристов всегда под рукой, но простым смертным не все дается так просто. Но в этих словах была такая сила, что Марина поежилась; ей показалось, что она слышит, как он произносит их своим бархатным голосом с соблазнительным акцентом. Очевидно, он ожидал нешуточных боев за условия развода. Что ж, придется его разочаровать: ей нужно лишь расторгнуть их нелепый брак и стать свободной. Ей не нужны его миллионы, хотя он наверняка думает, что она попытается отсудить у него половину состояния – они ведь не заключали брачного контракта перед свадьбой. Марина с удовольствием представляла себе его растерянное лицо. Она выполнит все его требования, будет прыгать по свистку, встретится лицом к лицу с человеком, которого любила и который разбил ей сердце; ее свобода стоит того. Усмехаясь, она набрала: «Пятьдесят минут», отправила сообщение и выключила телефон.

Хватит с нее Пьетро на сегодня. Она и так на грани передозировки.

«Новый год, новая жизнь, – сказала она себе. – Смотри на вещи легче». Глядя на завывающую за окном вьюгу, Марина подумала, что хотя бы улетит от этой жуткой погоды. Ей нужна была хоть какая-то позитивная установка: перспектива свидания с Пьетро висела над ней как дамоклов меч. Всего-то пару дней пережить, и все закончится.

И тем не менее, прежде чем она будет свободна, ей придется пройти суровое испытание. От одной мысли о нем Марина начинала дрожать, и морозное утро здесь было ни при чем.

Глава 2

Пьетро стоял у окна в кабинете своего адвоката и смотрел, как по стеклу бегут струи дождя. Он сгорбился и сунул руки в карманы шелковых брюк цвета тяжелых облаков, проливавших на землю все новые и новые потоки. Начищенная до блеска туфля нетерпеливо постукивала по полу.

Марина опаздывала. Встреча была назначена на десять тридцать, а сейчас уже без четверти одиннадцать. Пьетро начинал сомневаться, что она вообще появится.

Раздосадованно вздохнув, Пьетро взъерошил волосы рукой и прищурился, глядя на размытые очертания улицы. По крайней мере, она на Сицилии: Фредерико, водитель, вчера доставил ее в отель и передал пакет документов, которые составил юрист Пьетро, Маттео Ринальди, чтобы юрист Марины просмотрел их. Ей было известно время встречи, так что никаких оправданий у нее нет. Где, черт возьми…

Подняв фонтан брызг, перед офисом остановилась машина. Лицо женщины, сидящей в ней, невозможно было различить из-за дождя, но ее волосы сияли ярким рыжим огнем, и Пьетро понял: это его бывшая жена. Этот живой, солнечный цвет немедленно пробудил в Пьетро воспоминания: вот она лежит под ним, тая в его объятиях, и эти роскошные волосы, разметавшиеся по подушке… Пьетро задохнулся и стиснул зубы, чтобы не застонать.

– Явилась наконец-то, – сказал он Маттео и уже хотел отвернуться от окна, когда женщина вышла из машины. – Явилась, – повторил Пьетро изменившимся голосом.

Словно услышав его слова, Марина подняла голову, и их взгляды встретились. Даже с такого расстояния Пьетро заметил, как она напряглась, вызывающе подняла брови, прижимая кейс к груди, словно это был щит, способный отразить любую опасность. Пьетро не видел ее два года, и его поразило то, что она ничуть не изменилась – и в то же время в ней появилось что-то незнакомое, чужое. Между ними вознеслась стена, которая не исчезнет, даже если они встанут вплотную друг к другу.

Она продолжала смотреть на Пьетро, и он почувствовал, как воздух замерзает в его легких и он не может даже моргнуть, не то что двинуться. Но вдруг мимо Марины прямо по луже пронеслась машина, она торопливо отбежала от проезжей части, и заклятие спало. Марина быстро пошла к входу, огибая лужи. Пьетро думал, что она поднимет кейс над головой, чтобы уберечь волосы от дождя, но она по-прежнему прижимала его к себе. Впрочем, она всегда любила дождь.

Пьетро вспомнил, как она танцевала под дождем, смеясь, с развевающимися волосами. Она была такой живой, счастливой… Она расхохоталась ему в лицо, когда он позвал ее в дом, сказав, что она вымокнет до нитки.

– По сравнению с английским дождем это настоящий кипяток! – заявила она. – Не сахарная, не растаю.

Он вышел под дождь и попытался затащить ее под крышу, но она схватила его за руки и удерживала на улице, пока он тоже не промок, и только тогда позволила ему унести ее в спальню, где он отомстил ей за эту шалость.

– Проклятье! – пробормотал Пьетро, ругая себя за то, что не может взять под контроль даже свои воспоминания.

Он резко отвернулся от окна, готовясь к грядущей битве. Не время сейчас предаваться воспоминаниям о времени, когда он обманывал себя, думая, что счастлив и что его неуемная страсть к Марине не что иное, как любовь. Страсть толкнула его в ее постель и заставила сделать ей предложение, чтобы удержать ее при себе. Пьетро не мог даже думать о том, что она будет с кем-то другим, и ее незапланированная беременность дала ему предлог надеть кольцо ей на палец. Тогда он считал, что никогда не захочет отпустить ее, что у них есть будущее, а их брак – нечто основательное, а не колосс на глиняных ногах. А теперь он не мог дождаться минуты, когда Марина подпишет бумаги и уничтожит этот безобразный хаос.

Загудел лифт, и Пьетро невольно подался вперед. Еще несколько секунд, и он увидит свою жену-беглянку…

– Марина!…

Он готовил себя к этому моменту, но все равно не удержался от восклицания. Войдя в кабинет, Марина словно впустила в него свежий ветер, солнечный свет, сразу изменив атмосферу в комнате. Она выглядела совершенно потрясающе. Туго затянутый пояс плаща подчеркивал тонкую талию и соблазнительные бедра и грудь. Ничто не скрывало нежных линий ее шеи, и Пьетро замер, завороженно глядя на нее. Волосы от воды потемнели, несколько прядей выбились из высокого хвоста. Ее щеки нежно розовели, глаза были темнее, чем обычно, – цвета мха, а не яркого изумрудного оттенка.

Марина смотрела на Пьетро пустыми, равнодушными глазами, словно впервые видела. Он помнил этот взгляд: так она смотрела в последние месяцы их совместной жизни. Впрочем, тогда они редко виделись.

– Синьора Динцео, – протягивая руку, поспешил к ней Маттео, нетеряющий лица ни при каких обстоятельствах. – Доброе утро.

Ее улыбка была холодна и быстро погасла, но для мужа она пожалела даже такого скупого приветствия.

– Пьетро, – сказала она так, словно его имя имело мерзкий вкус.

– Марина, – эхом откликнулся он так же сухо и едва заметно наклонил голову.

Стена между ними стала еще толще.

– Вы позволите? – спросил Маттео, трогая ее за рукав.

Привычный к атмосфере сдерживаемого напряжения между разводящимися сторонами, он изо всех сил старался хоть чуть-чуть упростить дело. Марина сняла плащ:

– Благодарю вас.

Наверняка она сама не поняла, как соблазнительно было движение ее плеч, приподнявшее груди. А впрочем, может быть, отлично поняла. Пьетро так стиснул зубы, что стало больно челюстям. Как часто он помогал ей раздеться, как часто касался гладкой кожи ее шеи, как часто ее шелковистые волосы щекотали его пальцы… Она поворачивалась к нему, улыбалась, терлась щекой о его руку, иногда целовала ее…

Черт возьми, хватит!

Пьетро яростно тряхнул головой и шагнул к ней.

– Принести вам что-нибудь выпить? – говорил Маттео. – Кофе, может быть?

– Воды, если вас не затруднит. Спасибо. Под плащом у нее была белая кофта с V-образным вырезом и черная узкая юбка. Очень официально, очень строго, совершенно не в ее стиле. Наверное, она специально так оделась, чтобы произвести на Пьетро впечатление. Вот только какое? Если деловой женщины, у которой все под контролем, то это еще меньше на нее похоже.

Так или иначе, наряд ей очень шел. Светлый верх резко контрастировал с яркими глазами и волосами, обтягивающая юбка подчеркивала изящные изгибы бедер. Пьетро вдруг осознал, что ее тело стало еще соблазнительнее; по сравнению с Мариной двухлетней давности эта женщина просто сияла, притягивала к себе. Жизнь без него пошла ей на пользу, горько отметил Пьетро. О той Марине напоминали лишь длинные серьги с разноцветными кристаллами – явно бижутерия. А ведь он когда-то дарил ей бриллианты и изумруды…

– Почему бы нам всем не присесть? – предложил Пьетро, пока Маттео наливал воду в стакан.

Пора было брать ситуацию в свои руки. Марина мельком глянула на него и села на противоположном конце стола, хотя Пьетро уже взялся за спинку стула, чтобы выдвинуть его для нее. Она положила кейс на сверкающую столешницу и сложила на нем руки. В ее позе и молчании было что-то напомнившее Пьетро монашку, и он чуть не расхохотался. Ни за что, никогда он не смог бы представить ее такой, если бы не видел сейчас собственными глазами. Однако такой расклад ему даже понравился, когда он подумал о контрасте между обликом и тем, что скрывалось за ним. Пожалуй, интересно будет попробовать выманить настоящую Марину из этого черно-белого заточения, освободить ту страстную женщину. Тело Пьетро встретило эту мысль с таким энтузиазмом, что он поспешно опустился на стул, чтобы скрыть излишне заметную реакцию.

Маттео протянул Марине стакан, она взяла его, отпила немного воды, и Пьетро заметил, что она все еще носит обручальное кольцо, и вздрогнул от удивления. Это кольцо он надел на палец женщине, которая последние два года даже не притворялась его женой…

– Пьетро?…

Звук ее голоса вернул его на землю. Марина так часто называла его по имени, но на этот раз все – и голос, и интонация – было другое: как будто одергивание, безэмоциональное привлечение внимания. Очевидно, она что-то сказала, а он ее не услышал, погрузившись в воспоминания.

– Да, дорогая? – поднял он голову, намеренно пропитывая ласковое слово сарказмом и удовлетворенно отмечая, что его удар попал в цель.

Марина резко выпрямилась, сжала губы в тонкую линию, ее глаза полыхнули зеленым огнем. Вот это настоящая Марина, с удовольствием подумал Пьетро. Всего на секунду, но она показалась из-под маски.

– Что ты тут делаешь? – спросила она.

Пьетро мрачно улыбнулся, и ее глаза стали еще больше.

– Ну, мы же договорились обсудить условия развода.

Марина сделала еще один глоток воды, и Пьетро заметил, что она прилагает все больше усилий, чтобы держать себя в руках, и все равно она не казалась такой спокойной, какой хотела казаться. Пьетро охватило желание рассмотреть ее поближе, повнимательнее.

– Нет, ты приказал мне прилететь на Сицилию и обсудить условия развода с твоим юристом. Я не соглашалась встречаться с тобой.

О, Пьетро отлично знал эту способность Марины, которая появлялась, когда она была в соответствующем настроении: она выслушивала его слова, трансформировала их и бросала их же ему в лицо, полностью извратив смысл, который он вкладывал в них. Странно, но по этой ее манере Пьетро скучал сильнее всего; он начал скучать по ней еще до того, как Марина ушла от него.

– Мы договорились, что наши юристы оформят документы и мы все отдадим им на откуп, если ты этого хочешь, – примирительно сказал он. – Но для этого нам нужен твой законный представитель. Где твой юрист? Опаздывает?

– Он вообще не придет.

«Понимай это как хочешь», – сказало ему вызывающее выражение ее глаз.

– К твоему сведению, Пьетро, не все могут позволить себе платить юристу столько, чтобы он прибегал по первому же слову. – Она мельком глянула на Маттео из-под ресниц и снова уставилась на Пьетро. Ей не надо было облекать свои мысли в слова, чтобы он понял, что она думает о нем. – Ты дал мне всего час на сборы, так что я просто побросала вещи в чемодан и выскочила из дома. Представляю, что бы сказал мой юрист, если бы я предложила ему последовать моему примеру.

Пьетро явно задели ее слова. Он так взглянул на нее, что ей показалось, что его одновременно ледяной и пылающий взгляд оставил красный след на ее щеке. Он сидел напротив нее спиной к свету, и все, что Марина могла различить на его красиво вылепленном лице, – глаза. Впрочем, ей не нужно было видеть его, чтобы представить во всех подробностях: она помнила каждую черточку его лица и тела. И если она даст слабину, эти воспоминания хлынут на нее, словно вода в прорванную плотину, и снесут так тщательно выстроенную оболочку отчужденно-холодной вежливости, которой она окружила себя. Они вернут ее в то время, когда она была готова целовать землю, по которой ходил этот человек, когда ее сердце еще не было разбито.

Когда Марина увидела его, стоящего за залитым дождем стеклом, она сразу вспомнила, как встретила его впервые в Лондоне. Тогда их тоже разделяли струи дождя, сбегающие по лобовому стеклу, и Марину так поразила мрачная, монументальная красота незнакомца в дорогом автомобиле, что она буквально на секунду потеряла контроль над рулем, – и в следующую секунду услышала ужасный скрежет, когда ее машина задела его автомобиль.

Мир кружился вокруг нее, и она едва вспомнила собственное имя, когда они начали выяснять детали ее страховки. Однако в конце концов страховка ей не понадобилась: Пьетро сказал, что ущерб незначительный и он сам оплатит ремонт обеих машин, если Марина согласится поужинать с ним. С тех пор ее мир перевернулся с ног на голову, она словно попала в центр урагана. Иногда ей казалось, она спит, потому что все было слишком хорошо, чтобы быть настоящим. Ну, в конце концов, выяснилось, что ей правильно казалось.

Да, Марина пережила несколько невероятно счастливых моментов, но тем сильнее оказалось разочарование, которым все закончилось. Страсть, сжигавшая их обоих, вырвалась из-под контроля и уничтожила их. Или, вернее, она уничтожила Марину, оставив ее во прахе и скорби, а Пьетро просто продолжил жить, как жил до ее появления в его жизни. Он даже не попытался связаться с ней после ее побега, только холодно велел ей вернуться, а когда она отказалась, забыл о ее существовании.

До недавнего времени, до этого властного призыва приехать, чтобы покончить с браком, которого на самом деле никогда и не было.

Когда Марина вошла в кабинет и увидела Пьетро, пристально следящего за каждым ее движением, годы, прошедшие с момента ее ухода, словно испарились. Она мгновенно вспомнила каждый день, каждую минуту их совместной жизни. Вся защита, которую Марина так тщательно выстраивала вокруг себя, вся броня, которую она так старательно выращивала, осыпались к ее ногам, оставив ее сломленной, беспомощной, как младенец, именно тогда, когда важнее всего быть сильной.

Еще до встречи Марина долго настраивала себя на равнодушный, флегматичный лад. В свое время она наплакалась, настрадалась по своей разрушенной мечте; пора официально положить конец отношениям, принесшим ей столько боли. Она думала, что готова: она прекрасно знала, что ей не удастся избежать встречи с мужем, ведь он не пригласил бы ее на Сицилию, если бы не планировал встретиться с ней лично. Он обязательно захочет присутствовать при оформлении окончательного и бесповоротного исключения Марины из его жизни. Поэтому она заперла эмоции на замок – и не смогла удержать их там.

– Значит, ты без юриста? Думаешь, тебе не нужен человек, который защитит твои интересы?

– А их придется защищать? – Марина сознательно подпустила в голос вызывающей интонации. Она знала, почему ей не нужен защитник, но не чувствовала в себе готовности рассказывать об этом.

– Ты моя жена. – Пьетро смотрел на нее тяжелым, внимательным взглядом.

– Еще чуть-чуть, и я перестану ею быть, – напомнила Марина, показывая, что ему не удалось смутить ее таким настойчивым вниманием.

Ему совсем не понравилась ее смелость, Марина сразу поняла это. Однако теперь он имел дело вовсе не с юной, неопытной девочкой, слишком наивной, чтобы не видеть его истинной сущности. Она очень выросла за последние два года.

– Ты моя жена, – упрямо повторил Пьетро, – и получишь то, что тебе причитается.

Как истолковать это замечание, Марина не поняла. Это обещание честной игры или угроза воздаяния за грехи?

– Но сначала мои условия.

– Разумеется, – пожала плечами Марина.

Ей следовало предвидеть такой поворот, она и предвидела его. С той самой минуты, как принесли письмо, она знала – Пьетро уверен в своем превосходстве и намерен продемонстрировать его ей и, что самое главное, использовать свое преимущество по полной программе. То, как уверенно он держался, заставляло что-то у Марины в груди мелко дрожать, и она снова отругала себя за слабость. Она ведь прекрасно знала, что собой представляет Пьетро. Она почти полгода прожила бок о бок с ним, видела его с разных сторон. Она знала, каким безжалостным, бессердечным он может быть, когда ему перечат. За то время, что она не видела его, ничего не изменилось: его губы сжимались так же яростно, в глазах горел тот же ледяной огонь. Он не пойдет ей навстречу, он сделает все, чтобы добиться своего и проучить свою непокорную жену.

– Разумеется? – жестко переспросил Пьетро.

– Я предполагала, что ты поставишь условия, глупо было бы думать, что ты просто подпишешь бумаги и отпустишь меня. Это не в духе князя Пьетро Динцео.

– Ты знала это и все-таки прилетела без юриста?

Марина задрожала. Она понимала, что он не причинит ей вреда, но нервы натянулись и зазвенели, а желудок противно сжался. Трудно было убедить себя в безобидности Пьетро, глядя в его жестокие глаза. У Марины в рукаве имелся козырь, но стоило ей только подумать о том, чтобы использовать его, как ее начинало подташнивать от страха.

Сицилийский князь, глава собственного банка и многих других организаций, с течением времени слившихся в могучую корпорацию, Пьетро Динцео был очень богатым и влиятельным человеком. Марина видела его в деле, знала, как он ненавидел дураков и людей, идущих против него. А она собиралась расстроить его планы на результат этой встречи, обставить его при свидетелях, при его юристе. Пьетро ни за что не спустит это ей с рук. Марину утешало только то, что Пьетро обладал здоровым чувством юмора, а его гордая сицилийская натура не позволит ему играть грязно. К тому же она не планировала требовать от него денег; ее беспокоила лишь собственная способность выдержать эмоциональный прессинг.

– Я не думала, что он мне понадобится. Ведь дела такого плана регулируются совершенно определенными законами.

Пьетро сердито нахмурился, и Марина вдруг с горьким чувством вспомнила, как менялось, смягчалось его лицо, как теплели его глаза, когда они оставались наедине. Когда-то она могла одним поцелуем разгладить суровые складки у него на лбу и между бровей.

– К тому же, – торопливо сказала Марина, – ты сказал, я получу что мне причитается.

– Да, я так сказал, – подтвердил Пьетро, ничего не прояснив.

– Так, может, наконец расскажешь мне о своих условиях?

– Разумеется, – неожиданно заговорил Маттео. Он взглянул на своего босса, получил легкий кивок в знак одобрения, сел напротив Марины и подвинул к ней бумаги, которые вытащил из папки: – Давайте приступим к делу.

Марина постаралась сосредоточиться на юристе и его словах, но это почти не представлялось возможным, когда Пьетро сидел так близко. Он как будто ушел в тень, предоставив Маттео действовать, но на самом деле это впечатление было в корне ошибочным. Он налил себе в стакан воды, оплел его длинными, изящными пальцами, но не сделал ни глотка. Он даже откинулся на спинку стула, но, даже не глядя на него, Марина чувствовала, как он напряжен и сконцентрирован. Он не сводил с Марины глаз, и скоро ее кожу стало покалывать. Он молчал, говорил Маттео, но сразу чувствовалось, юрист – лишь орудие, подчиняющееся едва заметным, но уверенным указаниям хозяина.

– Эти условия… – начала Марина, но ее голос сорвался, и она откашлялась, пытаясь представить, что Пьетро здесь вообще нет.

– Не думаю, что они покажутся вам очень тяжелыми, – сказал Маттео, постукивая по бумагам серебристой ручкой.

Эти самые бумаги ей передали в самолете, но она даже не открыла папку. От этого человека Марине нужна была лишь его любовь, которой, как выяснилось, она никогда не получит. Смысла в долгих обсуждениях и спорах об условиях расторжения их брака Марина не видела.

– Во-первых, – начал Маттео, отвлекая ее от невеселых мыслей, – вы должны отказаться от фамилии Динцео и взять свою девичью фамилию.

– Охотно.

Это было одно из тех условий, которых Марина ожидала, и она почувствовала облегчение оттого, что юрист начал с него. Она ответила абсолютно искренне: горькие воспоминания наполнили ее слова болью и глубиной. Когда-то она была счастлива носить это имя, с которым ассоциировалась долгая история знатнейшего, богатейшего княжеского сицилийского рода. Марину всегда поражал эффект, который оно производило, стоило лишь произнести его. Пьетро же относился к своей фамилии легко, иногда даже небрежно. Но самым главным для Марины было то, что это имя мужчины, которого она обожала, и должно перейти к их ребенку…

Сердце сдавило так больно, что она выпалила:

– С какой стати мне оставлять себе имя человека, для которого наш брак не значил ровным счетом ничего?

Марина услышала, как Пьетро разъяренно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и сжалась в ожидании резкого ответа… Но взрыва не последовало. Маттео бросил на своего босса быстрый предостерегающий взгляд, и Пьетро снова откинулся на спинку стула, раздраженно махнув юристу рукой, приказывая продолжать. Однако от Марины не укрылось, как сжались его пальцы вокруг стакана, так что костяшки побелели. Он явно переживал не лучшие минуты, борясь с самим собой, изо всех сил удерживая язык за зубами.

– Словом, с этим пунктом – никаких проблем, – подытожила Марина, не сводя глаз с невозмутимого лица Маттео.

– Прекрасно, – кивнул тот, делая пометку на полях рядом с соответствующим абзацем. – Далее. Вы не должны как-либо, когда-либо комментировать ваш брак и раскрывать причины, по которым вы ушли от мужа.

– Я… Что?! – На этот раз она повернулась к Пьетро, глядя на него расширившимися от изумления, гнева и боли глазами. Он даже не пошевелился. – Ты хочешь, чтобы я подписала…

Как он мог подумать, что она когда-нибудь захочет поделиться с кем-то подробностями их совместной жизни? Ведь это значило, что ей придется рассказать о том, как жестоко были разбиты ее надежды. И их малыш… Непонятно откуда пришла мысль, что, если бы их ребенок появился на свет, у него могли бы быть такие же жестокие, ледяные глаза, как у его отца. Марине показалось, что стены кабинета начали сдвигаться, грозя раздавить ее, и темнота поползла из углов.

– Да как ты смеешь?!

Если бы она обратилась к противоположной стене, та и то ответила бы более эмоционально. Пьетро прищурился и скрестил руки на груди:

– Я должен заботиться о своей репутации.

– Но ты ведь не думаешь, что я сделала бы что-то, что может повредить тебе?

Пьетро лениво моргнул и расслабился, разваливаясь на стуле. Сейчас он был похож на льва, оценивающего жертву: стоит ли она прыжка? Марина судорожно сжала стакан и сделала большой глоток: у нее вдруг пересохло в горле.

– А за своего приятеля ты можешь поручиться?

– Какого приятеля? – изумилась Марина и вдруг решила перейти в нападение: ее взбесили его подозрения. – Да за кого ты меня принимаешь?! Прошло уже два года, два года мы даже не виделись! Скажи, давала ли я интервью? Появлялись ли мои фотографии в прессе?

– Так или иначе, ты оставалась моей женой, – спокойно ответил Пьетро. – У тебя все еще есть доступ к моим счетам. В твоих интересах не злить меня.

– Ты хоть раз с тех пор проверял свои счета? – спросила Марина, и Пьетро вопросительно поднял темную бровь. – Или ты даже не заметишь, если какой-то жалкий миллион исчезнет – или нет – с твоего счета?

Ее слова наконец проняли Пьетро. Он выпрямился и уставился на Маттео таким огненным взглядом, что Марина испугалась: ей показалось, что юрист сейчас превратится в горку дымящегося пепла.

– Я же сказал… – начал Пьетро, но природное чувство справедливости заставило Марину вмешаться и встать на защиту Маттео:

– О, я знаю, что ты сказал – или, скорее всего, приказал. И я уверена, бедный Маттео в точности выполнил твой приказ. Но мне ты приказывать не можешь. Я больше не твоя жена.

Красиво очерченные губы Пьетро насмешливо изогнулись.

– Ты думаешь, что раньше я мог тебе приказывать? – саркастично спросил он. – Поверь мне, милая моя, я сомневаюсь, что тебе вообще можно что-то приказать. Значит, ты утверждаешь, что не пользовалась своим правом доступа к счетам?

– Я не утверждаю! – раздраженно выкрикнула Марина, отбрасывая с лица волосы, выбившиеся из хвоста. – Я говорю, что ни разу не снимала деньги с твоего счета. Ни пенни!

– Но почему? Ты спокойно могла жить на эти деньги.

– Почему?! Да потому, что меня не нужно содержать! Я вернулась в библиотеку и сама зарабатываю себе на жизнь. Мне никогда ничего не было нужно от тебя, и тем более не будет нужно теперь, когда мы больше не муж и жена!

– Стоит ли мне напомнить тебе, что мы пока просто не живем вместе? – спросил Пьетро, и в его голосе Марине послышались странные нотки, сделавшие его тон еще резче. – Мы еще не разведены.

– Пока нет, – согласилась Марина, – но скоро будем. И чем скорее, тем лучше: жду не дождусь, когда буду наконец свободна.

– В таком случае, может, ты разрешишь «бедному Маттео», – издевательски повторил он ее выражение, – все уладить?

Но Марина вытерпела достаточно.

– Нет, – отрезала она. – Я не думаю, что Маттео все уладит. – Она уже отодвинула стул от стола и приготовилась встать, но вдруг засомневалась. Пожалуй, если подождать еще немного, эффект будет куда сильнее. К тому же, честно говоря, ей нравилось видеть Пьетро растерянным и раздосадованным. Он совершенно очевидно не понимал, как вести себя с Мариной. – А что конкретно уладить, Пьетро? – спросила она, адресуя свой вопрос напрямую ему.

Он нахмурился и подозрительно сощурил глаза.

– Что конкретно? Новые условия? Новые приказы господина великого князя Динцео?

– Марина… – низким, рокочущим голосом осуждающе проговорил Пьетро.

– Новые указания? «Да свершится это», «да не сделается то»? «Да не отверзнешь ты уста в присутствии прессы»? Ты, правда, думаешь, что я позволю журналюгам трепать историю нашего брака, узнать о нем правду? – Марина понимала, что говорит лишнее, но не могла остановиться, и ее не слишком это волновало. Именно за этим она пришла сюда, решилась подвергнуть себя этому испытанию – вновь встретиться с Пьетро. Она хотела попытаться озвучить все то, что ей не хватало смелости высказать, когда они были вместе. Она хотела вызвать у него хоть какую-то реакцию, чтобы он вышел из себя, чтобы с него слетела эта холодная, сдержанная маска, которую Пьетро надел, когда их страсть прогорела и остыла. – Ты, правда, думаешь, что я вывалю им на потеху всю грязь и мерзость, которая творилась между нами? Что я выставлю наше грязное белье на всеобщее обозрение?

– Марина…

Вот это уже было предупреждение. Пьетро подался вперед, угрожающе постукивая стаканом по полированной столешнице, но Марина слишком разогналась, чтобы так быстро остановиться. Она больше не потерпит приказов и одергиваний.

– Ты думаешь, что выставишь мне свои условия и я выполню их до последней буквы, если хочу получить от тебя подачку?

– Я думаю, что тебе стоит дослушать эти условия до конца.

– Нет, – отрезала Марина, истово мотая головой. – Я не хочу дослушивать их.

Пьетро сделал глубокий шумный вдох и стиснул зубы так, что желваки вздулись на щеках.

– Марина… Мы оба пришли сюда, чтобы цивилизованно обсудить условия нашего развода.

– Нет.

– Нет?

Он действительно изумился, и это опьянило Марину.

– По крайней мере, я не за этим пришла сюда. На самом деле все эти обсуждения – ничто для меня. Видишь ли… – Настало время подняться со стула, и Марина сделала это так резко, что стул чуть не перевернулся. Она встала так, чтобы Пьетро пришлось смотреть на нее снизу вверх. – Если я хочу получить что-то от тебя, я должна во всем тебя слушаться, исполнять любое твое требование – так ты думал. Ты думал, что все в твоих руках. Но ты ошибся. – Она взяла кейс, с которым пришла, и, собрав волю в кулак, смело встретила взгляд холодных голубых глаз. – Все было бы в твоих руках, если мне хоть что-то было нужно от тебя. Ты рассчитывал на это. Но суть в том, великий и могучий князь Пьетро Раймундо Марчелло Динцео, что мне ничего не нужно от тебя – ничего!

Марина замолчала, чтобы вздохнуть, и подумала, что он использует эту паузу, чтобы прервать ее, но он сидел молча и неподвижно, как сфинкс. Казалось, он и не дышал даже – так хорошо он контролировал свое тело. И только в его глазах горел дикий, безумный огонь, такой страшный, что у Марины зашлось сердце и дрожь пробежала по всему телу. Она сделала еще один вдох и продолжила:

– Я пришла сюда не обсуждать твои условия, а предложить тебе свои. – Марина открыла кейс и вытащила стопку бумаг, точно такую же, как те, что лежали перед Маттео и Пьетро и содержали их условия. – Я ознакомилась с твоим бракоразводным проектом и твердо решила не соглашаться на него.

Пьетро наконец пошевелился:

– В таком случае ты получишь…

– Я получу только то, чего хочу, мой дорогой муж, и я пришла, чтобы лично сказать тебе об этом: я ничего от тебя не хочу. Я встретила тебя ничего не имея и ухожу от тебя ни с чем. Можешь засунуть свой договор… куда тебе будет угодно. Он мне не нужен.

С этими словами Марина бросила бумаги на стол перед Пьетро. Стопка ударилась о столешницу, и верхние листы взмыли в воздух – прямо в застывшее лицо ее мужа.

Глава 3

Голос Марины затих, и стало слышно, как шуршат опадающие на стол листы. Минуты шли, тишина так переполнилась напряжением, что, казалось, ее можно было пощупать. Маттео выронил ручку; молоденькая секретарша, скромно сидевшая за дальним концом стола и ведшая протокол встречи, не отрываясь от своих записей, теперь во все глаза, открыв рот, смотрела на Марину.

Пьетро окинул взглядом присутствующих и снова посмотрел на Марину – его жену, которую он уже считал бывшей. Все, что от нее требовалось, – принять условия договора и подписать бумаги. Вместо этого…

Марина никак не могла успокоиться. Ее грудь вздымалась и опадала, как после долгого бега. Участившийся после взрыва пульс и попытки взять себя в руки окрасили ее обычно бледные щеки нежно-розовым румянцем; даже наложенная самым искусным визажистом косметика не могла бы придать ее коже такой прелестный цвет. Зеленые глаза сверкали, волосы вырвались из захвата заколки и рассыпались по плечам сияющими локонами.

Именно такой Пьетро впервые увидел ее – дикой, вызывающей, ослепительной. Даже в день их свадьбы она не выглядела лучше, хотя и тогда она была так великолепна, как только может быть женщина. Возможно, в их первую брачную ночь, когда ее волосы разметались по подушке, губы припухли от поцелуев, а глаза мягко мерцали темно-зеленым огнем удовлетворения…

Нет! Пьетро усилием воли выкинул из головы эти воспоминания. Однажды он уже позволил чувствам взять верх над собой, и вот к чему это привело его.

Напряжение тем временем достигло своего максимума. Ни Маттео, ни секретарша не смели нарушить тишину, и в комнате раздавалось только прерывистое дыхание Марины и шум вновь начавшегося дождя за окном. Взгляды Марины и Пьетро встретились, и он наконец обрел способность действовать. Он вскочил и резко вытянул руку к двери:

– Все вон!

Маттео и секретарша немедленно вскочили и бросились к двери – как и Марина.

– Все, кроме тебя!

В два прыжка он обогнул стол и схватил Марину за руку, когда она проигнорировала его обращение.

– Я сказал, кроме тебя!

Она с вызовом посмотрела на него, и мускулы под его пальцами напряглись. Однако она не стала сопротивляться, хотя он ожидал этого. Возможно, она стояла спокойно потому, что они были в кабинете его юриста, к тому же она наверняка понимала – он не спустит ей с рук такое поведение, когда решалась на этот шаг. Никто не смеет просто швырнуть бумаги Пьетро в лицо и уйти, не встретив препятствий. Марина знала, рано или поздно ей придется ответить за свои действия.

Похоже, им обоим хотелось покончить с этим как можно быстрее.

– Что происходит, черт возьми? – выпалил Пьетро, как только за Маттео и секретаршей закрылась дверь. – Что за игру ты ведешь?

Глядя в лицо Марине, Пьетро подумал, что она не станет отвечать, но она ответила:

– Я не играю, Пьетро. Я сказала то, что собиралась сказать.

– Но почему? В смысле с какой стати тебе…

– С какой стати – что, Пьетро? – взорвалась она. – Отказываться подписывать документы на развод? Отказываться от денег, которые ты дашь мне, если я соглашусь на твои грязные условия?

Пьетро стиснул зубы:

– Я предлагаю тебе щедрое…

– О, конечно, – фыркнула Марина. – Ты ведь очень богатый человек, к тому же, как я уже говорила, существуют законы, по которым делаются такие дела.

На этот раз Пьетро не сдержался. Ее мнение о нем как о человеке, для которого только деньги важны, выбило его из колеи.

– Ты думаешь, я предлагаю тебе содержание только из страха перед законом?!

Он продолжал смотреть ей в глаза и потому заметил, как они меняют свой цвет со сверкающе-изумрудного на теплый травяной оттенок с золотистыми искорками.

– Нет, – призналась она, отводя взгляд и закусывая нежную нижнюю губу острыми белыми зубками. – Нет, конечно, я так не думаю.

– Тогда почему?…

Марина вскинула голову, и Пьетро подавил желание отшатнуться: ее широко раскрытые глаза словно заглянули ему в душу, и он испугался, что она увидит хаос, царящий там, борьбу с самим собой, с реакцией на Марину. Пьетро сжал кулаки. Жизненно необходимо взять себя в руки: шок, гнев, огорчение и подозрительность – сами по себе гремучая смесь; добавьте туда сексуальное влечение, и она тут же взорвется, уничтожив Пьетро.

Секс свел его с Мариной. Секс держал их вместе, даже когда их отношения стремительно катились под уклон. Секс – единственное, что осталось от их связи, по крайней мере для Пьетро. Тяга к Марине до сих пор не давала ему покоя.

Сидя в каком-нибудь метре от нее, отделенный только столом, Пьетро не находил себе места, но все-таки кое-как подавлял животное желание. Однако сейчас, когда она была так близко, когда он чувствовал ее нежный запах, тепло ее тела, ему пришлось призвать на помощь все свое мужество и силу воли, чтобы не поддаться зову страсти.

– Почему? – переспросила Марина, и что-то в ее голосе заставило Пьетро вздрогнуть. – Почему я отказала тебе? Разве это не очевидно?

– Мне – нет.

Марина скептически подняла бровь, и Пьетро понял, что она распознает любую ложь или полуправду.

– Ну хорошо. У меня есть два предположения.

– Два? – удивилась она. – Что это за предположения?

– Первое, – поднял палец Пьетро, – ты считаешь, что, если посопротивляешься немного, это набьет тебе цену и я дам больше денег. Тогда ты сможешь продолжать ни в чем себе не отказывать, ведь ты к этому привыкла.

– Ты не представляешь себе, как сильно ошибаешься, – запротестовала Марина, но Пьетро не дал ей закончить, подняв второй палец:

– Второе предположение состоит в том, что на самом деле ты не хочешь разводиться и думаешь, что, если пробудишь мой интерес, я…

– Не хочу разводиться?! – потрясенно вскричала Марина и отрицательно замотала головой. – Ты же не думаешь… Ты же не думаешь, что я хочу вернуться к тебе? Ты ведь не это имеешь в виду?

Она, наверное, ослышалась, подумала Марина, но в ту самую секунду, как эта мысль пришла ей в голову, она вдруг с ужасом поняла, почему он так сказал.

Когда он схватил ее за руку, она попыталась освободиться, но он не отпустил ее, удерживая без особого усилия, но и не слишком жестко. Маттео и секретарша ушли, и Марина осталась наедине с Пьетро. Присутствие посторонних больше не стесняло ее. Ей надо было сразу вырваться, оттолкнуть Пьетро, но вместо этого она стояла рядом с ним, словно приросшая к месту, как будто ей самой не хотелось, чтобы он отпускал ее, как будто она хотела быть как можно ближе к нему. И Пьетро, несомненно, именно так истолковал ее поведение. Нужно срочно разубедить его!

– Кстати, если уж мы заговорили о том, чего я не хочу, ты не мог бы убрать от меня руки? Мне больно.

– Приношу свои извинения.

Сказав это холодным, равнодушным тоном, Пьетро так резко отпустил ее, что ее рука безжизненно повисла вдоль тела. Однако никакого облегчения это не принесло; напротив, Марине стало еще хуже, и она поняла, как сильно соскучилась по его прикосновениям. Она обхватила себя за плечи, чувствуя, как холодит воздух место, где несколько секунд назад лежала его рука.

– Извини, – повторил Пьетро чуть теплее.

– Ничего, – пробормотала Марина; ей не хотелось, чтобы он думал, что причинил ей боль. – Все нормально.

Она даже взмахнула рукой, показывая, что все в порядке, но это неловкое движение только усугубило положение, усилило напряжение. Пьетро смотрел на Марину с каким-то новым выражением лица. Его глаза потемнели, и Марине стало очень неуютно под этим непроницаемым взглядом. Она переступила с ноги на ногу. Пьетро был так близко и так далеко одновременно.

Марина думала, что годы вдали от него помогут ей забыть, какое воздействие он на нее оказывал. Но теперь, когда после долгого поста ее глазам и чувствам предстало такое пиршество, она не знала, куда смотреть, что впитывать в первую очередь. Волосы Пьетро, черные как вороново крыло, густые и сияющие даже в мрачный дождливый день; его оливковая кожа, еще хранящая золотистый оттенок летнего загара, так разительно отличавшийся от фарфоровой белизны ее собственной кожи; его светлые, искристые как лед глаза над высокими скулами… Марина почувствовала легкий аромат лаймового шампуня, которым Пьетро пользовался и тогда, когда они были вместе, и свежий запах его тела, коснувшийся ее ноздрей, когда Пьетро шагнул к ней, и оставшийся у нее на руке, когда он отпустил ее. Эти запахи навевали столько воспоминаний… Марина потерла руку и прикрыла глаза, приходя в себя.

– Я знаю.

Голос Пьетро выдернул Марину из одуряющего тумана. Тень улыбки тронула его губы, взгляд стал еще пристальнее.

– Знаю. Я тоже чувствую это. Оно так никуда и не делось, верно?

– Не понимаю, о чем ты.

Марина прекрасно знала, о чем он. Она попятилась, хотя делать этого не стоило.

– Что никуда не делось?

– Лгунья, – бархатным голосом промурлыкал Пьетро, наступая на нее, медленно, для стороннего наблюдателя совсем не страшно, но Марину охватил липкий ужас.

– Я не лгу! Я не знаю, о чем ты говоришь!

Она лгала. Она знала. Одного его прикосновения хватило, чтобы все ее тело словно наэлектризовалось.

Пьетро покачал головой:

– Я не боюсь признать, что все еще хочу тебя. Я был бы рад избавиться от этой тяги к тебе, она доставляет мне не меньше хлопот, чем тебе. Но, по крайней мере, я готов признаться в этом, и тебе тоже стоит быть честной с собой и со мной.

– Я не боюсь!

Не боится? Да кого она обманывает? В груди у нее все жарче разгорался огонь желания, выжигающий разум и инстинкт самосохранения. Ни одному мужчине еще не удавалось сотворить с ней такое, кроме Пьетро: одного его присутствия было довольно, казалось, что от него исходят какие-то волны, превращающие Марину в безвольную марионетку, с готовностью выполняющую каждую его команду. Это пугало ее так же сильно, как возбуждало, и она скучала по этому чувству, как же она скучала по нему!

– Ты хочешь честности? Хорошо. Да, я тоже хочу тебя, всегда хотела. Но кроме секса в отношениях должно быть кое-что еще.

– Однако секс – неплохое начало.

Пьетро снова улыбался своей чарующей улыбкой. Марина думала, что, зная это его умение, можно защититься от него, но нет – она так и не подобрала достойную защиту против его чар.

– Мы ничего не начинаем, забыл? – заметила Марина. – Мы пытаемся как раз положить конец нашему браку. За тем мы и пришли сюда.

– Вначале так и было, – согласился Пьетро, но его тон подразумевал, что предложение не закончено.

– Что значит «вначале»? Ты же не передумал? – тревожно спросила Марина.

Пьетро пожал плечами. По его спокойному лицу и темным глазам невозможно было понять, что он имеет в виду.

– Ты первая высказалась против условий договора, – сказал он, бросив взгляд на стол с рассыпанными по нему бумагами. – Ты отказалась от сделки, которую я собирался тебе предложить.

– Потому что мне ничего от тебя не нужно!

Он молча кивнул и подошел еще ближе. Он не вызывал ощущения угрозы, не запугивал, он просто был, был слишком близко.

– Ты захотела все изменить, так что теперь нам придется выработать новые условия.

Да что же это такое? Если бы она просила больше, чем он был готов предложить, тогда его упрямство можно оправдать. Но ей ничего не нужно, почему он просто не отпустит ее? Надежда на новое, свободное будущее потускнела.

– Это просто смешно! Ты не можешь требовать, чтобы я что-то приняла от тебя! Не можешь отказаться продолжать процесс только потому, что я прошу меньше, чем ты хотел дать мне!

Пьетро не настолько самовлюблен, чтобы заупрямиться лишь потому, что она пошла против него, Марина знала это. Пьетро Динцео был каким угодно – властным, нетерпимым, подавляющим, нечутким, но только не самовлюбленным. Значит, что-то другое заставило его поступить так.

Пьетро подобрался совсем близко к ней, но она не могла даже на шаг отодвинуться от него. Марина словно разделилась на двух человек. Первый не хотел отступать, чтобы не показать своего страха, не подтвердить мнение Пьетро о ней. Второй просто не хотел отступать – наоборот, он хотел оказаться как можно ближе к Пьетро, к которому Марину тянуло с огромной, непреодолимой силой. Глаза Пьетро, темные и глубокие, обещали слишком много, чтобы противиться ему.

Марина хотела Пьетро, хотела снова почувствовать тепло его тела, всего один раз, последний. Она возжелала этого сильнее всего на свете, едва переступила порог этой комнаты. Пьетро был опасен – но Марина нуждалась в этом пьянящем ощущении, и, если ей представится шанс снова очутиться в его объятиях, она не сможет не воспользоваться им. Это пугало ее, но будущее, в котором не будет Пьетро, не будет этого головокружительного, жуткого счастья, пугало ее еще сильнее. Возможно, и даже скорее всего, любовь Марины к Пьетро умерла и брак их уже не спасти, но страсть все еще горела в ней и вряд ли когда-нибудь погаснет до конца.

И Марина стояла, не шевелясь под его обжигающим взглядом, не опуская глаз, и ждала, что будет дальше. Вдруг Пьетро замер и нахмурился, не дойдя до нее.

– Ты понимаешь, что путаешься в показаниях? – спросил он, внимательно разглядывая ее лицо. – То ты говоришь, что ничего не чувствуешь ко мне, ничего не хочешь от меня, что наш брак погиб, то наоборот… – Он рассматривал ее, как любопытную диковинку, с ног до головы.

– Так и есть, мне ничего не нужно, – с трудом выговорила Марина, понимая по тому, как он вздернул брови, что уверенный тон ей совсем не удался.

– Твои глаза говорят обратное, – пропел Пьетро, и от его голоса тело Марины задрожало от предвкушения. – И твои губы тоже.

Марина нервно облизала губы и поняла, что выдала себя окончательно. Пьетро плотоядно улыбнулся:

– Так что же, красавица? Чего же ты хочешь на самом деле?

– Я… – прошептала Марина.

Она не могла подобрать нужные слова. Ее голову словно набили ватой, пол под ногами плыл, осыпался, словно зыбучие пески. Она закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Нужно сказать ему то, что она заготовила в самом начале путешествия сюда…

Марина так гордилась собой, когда задумала швырнуть бумаги ему в лицо, крикнуть этому гордому князю, что ей ничего не надо от него. Гордость даже вытеснила обиду от того, как небрежно он пригласил ее на Сицилию, и отчаянное нежелание видеть его снова. Предвкушение поддерживало ее всю дорогу, помогало держаться, когда она увидела Пьетро, высидеть эту встречу. Марина думала о том, что еще немного, и она будет свободна как птица и с легкой душой полетит навстречу новой жизни без боли. И если ее сердечные раны еще не зарубцевались, растравлять их еще сильнее она не станет.

Так она думала. А теперь ее план сдулся, как воздушный шарик. Вместо того чтобы уйти отсюда как можно скорее, она все глубже увязала в осложнениях. Почему-то ее бунт не ускорил процесс, а вдохнул в голову Пьетро идею реанимировать их брак, от которого Марина так стремилась вырваться. Неужели он, правда, этого хочет?

– Время вышло, – сказал Пьетро и сделал шаг к ней, покрывая крошечное расстояние, разделявшее их.

– Я не… – начала Марина, но Пьетро молча покачал головой и положил палец на ее губы.

– Слишком поздно. Не нужно ничего говорить: твое молчание все сказало за тебя.

– Нет, – простонала Марина и сразу же пожалела о том, что открыла рот: ее губы и язык скользнули по гладкой коже его ладони.

Солоноватый вкус взметнул такой ураган воспоминаний, что Марина покачнулась. Она вспомнила, как целовала его, как их тела переплетались, как они не могли насытиться друг другом, сколько бы ни длились их ласки.

– Нет, – эхом, так не похожим на ее интонацию, откликнулся Пьетро.

Он взял ее за подбородок и поднял ее голову. Теперь можно было оставить последнюю надежду скрыть от него ее реакцию. Он видел ее заалевшие щеки, заблестевшие глаза, чувствовал шальное биение пульса.

– Ты так и не можешь заставить себя сказать это вслух, поэтому я сделаю это за тебя. Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Глупо дольше тратить наше время.

И прежде чем Марина набрала воздуха в грудь, чтобы хоть что-нибудь ответить ему, Пьетро наклонился к ней и накрыл ее губы своими.

Глава 4

Глупо было отнекиваться от чувств, охвативших Марину, когда горячие губы прижались к ее губам. Обманывать себя она больше не хотела. События просто должны были развиться именно в этом направлении. Едва войдя в комнату, Марина поняла это, как и то, что годы не охладили ее влечения к Пьетро. Она убедила себя, что готова к любой атаке, а теперь оказалось, что она всего лишь в очередной раз наврала себе.

Инстинкт самосохранения отказал ей. Она не могла избавиться от ощущения счастья и покоя, охватившего ее, едва Пьетро обнял и поцеловал ее. Все воспоминания, которые она так старательно запрятывала поглубже, начали потихоньку вылезать на свет.

Марина покачнулась и прижалась к Пьетро со вздохом облегчения. Его тело было таким теплым, таким живым, таким знакомым, и опаляющее желание пронеслось по ее венам, как раньше… как всегда, когда она оказывалась рядом с Пьетро. Она хотела этого человека, хотела с той самой минуты, как увидела его. Разлука не притупила чувства; наоборот, она только усилила их, накапливая и аккумулируя где-то в неведомых глубинах души Марины, и плотина рухнула от первого же прикосновения Пьетро, вновь заполняя Марину вожделением.

– Пьетро… – выдохнула она, не в силах надолго оторваться от его губ, но чувствуя непреодолимое желание как-то выразить сжигающий ее изнутри голод.

Марина сделала вдох, но выдохнуть не смогла: Пьетро снова запечатал ее губы поцелуем. Ее сердце и до этого колотилось как сумасшедшее, а сейчас ей казалось, что кровь несется по ее телу с такой скоростью, что еще чуть-чуть – и сердце не выдержит и взорвется. Марина чуть приоткрыла губы, поощряя Пьетро углубить и без того сладкий поцелуй. Пальцы Пьетро пробежались по ее волосам, потянули заколку, освобождая огненно-золотой шелковистый водопад. Пьетро слегка дернул Марину за волосы, заставляя изменить наклон головы, чтобы еще крепче прижаться губами к ее подрагивающим губам. Как же давно Марина не чувствовала ничего подобного! Как давно ей не было так тепло, так хорошо! Как долго, оказывается, этот голод копился, завязываясь болезненным узлом в животе!

– Как давно! – невольно прошептала она, когда он снова на несколько мгновений отстранился от нее, чтобы вздохнуть.

– Слишком, слишком давно, – откликнулся он, сильнее потянув ее за волосы и вновь приникая к ее губам.

Марина сама не поняла, как оказалась у стены, с силой прижатая его телом к холодной по сравнению с ее горячей кожей поверхности: то ли Пьетро перенес ее сюда, то ли перетащил, то ли она сама перелетела через комнату, не чувствуя пола под собой. Пьетро терзал ее губы, и Марина полностью отдалась этому безумию, позволила ему овладеть ею, яростно отвечая на поцелуи, проводя языком по губам Пьетро, извиваясь в его руках.

Они совершенно забыли о том, где находятся. Строгая обстановка кабинета расплылась, утонула в раскаленном тумане страсти, и только повторный вежливый стук в дверь заставил их вернуться в реальность.

– Князь… Синьор Динцео…

Маттео Ринальди осмелился бы потревожить своего патрона только в случае крайней необходимости, рассеянно подумала Марина, когда Пьетро резко и зло вскинул голову. Он что-то сердито спросил у юриста через дверь по-итальянски, тот что-то ответил так же быстро. Марина настолько утратила способность ясно мыслить, что не поняла ни слова; к тому же они говорили слишком торопливо.

Перед глазами у Марины все плыло, голова ужасно кружилась, и не только от того, как резко оборвалось сладкое кружение страсти, как поспешно Пьетро оторвался от нее. Сейчас она была рада, что стоит у стены: она боялась, что ноги не удержат ее и она упадет. Что же она натворила? С ума она сошла, что ли? Не только позволить Пьетро прикоснуться к ней, поцеловать ее, едва не сорвать с нее одежду, но и подбадривать его, с готовностью подставляться под его руки и губы… Немыслимо! Неразумно! Преступно глупо!

– Дура, дура, дура! – прошептала она, краснея до слез.

Мужчины все еще обменивались рублеными фразами и не услышали ее испуганный шепот. Неужели она забыла, что это любимая стратегия Пьетро, с помощью которой он стольких женщин склонил на свою сторону? Нет, она прекрасно знала, прекрасно помнила, как хорошо он умеет превращать непокорных в мягких, податливых служанок, готовых идти за ним куда угодно на подгибающихся от восхищения ногах. Он ведь и с ней поступил аналогично, когда она усомнилась в необходимости так скоро вступать в брак, именно таким способом рассеял ее страхи и сомнения. Он только рассмеялся, когда она рассказала ему о своих страхах, а потом, когда она стала настаивать на том, что им не стоит торопиться, заставил ее замолчать нежными, искушающими словами и еще более нежной, еще более искушающей лаской. Он зацеловал, заласкал ее до умопомрачения и наконец поддался на ее выдыхаемые в изнеможении мольбы, и отнес на кровать, и занялся с ней любовью так умело и нежно, что через полчаса Марина уже напрочь забыла, что ее тревожило. Она любила его и хотела выйти за него замуж, пусть даже обстоятельства их встречи и настойчивость, с которой он просил ее руки, были далеки от идеала в ее представлении.

Именно страх, что Пьетро снова использует свое умение соблазнять, заставил Марину сбежать из дома. Она боялась, что лаской он снова вынудит ее забыть, не замечать, что после того, как они лишились ребенка, из-за которого и поженились, в их отношениях не осталось ничего, кроме секса.

И вот сейчас Марина в который раз повторила свою ошибку. Волна дикой страсти унесла ее, лишила способности мыслить здраво, и, если бы юрист Пьетро не постучал, кто знает, как далеко все могло бы зайти… Марина в ужасе отказалась представлять себе, что могло бы случиться, если бы она поддалась властности Пьетро, вновь накинувшей петлю ей на шею.

– Все в порядке, – бросил Пьетро.

Дверь так и не открылась. Каким бы важным ни было дело, с которым пришел Маттео, он так и не решился хоть чуть-чуть ее приоткрыть.

– Поправочка, – сказала Марина достаточно громко, чтобы ее услышал Пьетро, и достаточно тихо, чтобы не услышали по ту сторону двери. – Все будет в порядке, если ты уберешь от меня руки.

Она сопроводила свои слова довольно сильным толчком. Пьетро не ожидал сопротивления, и Марина удовлетворенно вздохнула, когда он растерянно отступил на шаг, не успев прийти в себя.

– Какого…

Если бы Пьетро не увидел эту мгновенную перемену в Марине собственными глазами, он ни за что не поверил бы, что такое возможно. Страстная, чувственная женщина, которую он целовал всего несколько минут назад, словно превратилась в глыбу льда. Ее глаза больше не светились мягким, теплым светом, а сверкали острыми ледяными гранями. Губы были плотно сжаты. Ни следа не осталось от выражения необузданного желания на бледном, спокойном лице. Она снова в совершенстве владела собой, держала себя в руках, могла дать отпор кому угодно. Пьетро же не мог так быстро перестроиться: от необыкновенно сильного возбуждения было почти больно, мысли кружились исключительно вокруг Марины, ее тела и того, как восхитительно будет войти в нее, погрузиться в горячую влажность…

– Какого черта ты делаешь?

Пьетро едва узнал свой голос, хриплый, словно он до крови ободрал горло. Он с трудом сдерживал ярость, глядя, как Марина спокойно, словно ничего не случилось, поправляет одежду, одергивает блузку, разглаживает юбку; она даже расчесала пальцами волосы, откинула их назад и уложила в подобие прически.

Как ей удалось так быстро остыть? Пьетро вдруг стало обидно до слез. Память снова проснулась, подкидывая все новые счастливые воспоминания, и от этого стало еще больнее. Похоже, даже страсть, так долго и ровно пылавшая в них, наконец угасла.

Но этот поцелуй! Как быть с ним? Он напомнил Пьетро об их безумных ночах, о том, как они жаждали прикоснуться друг к другу, прижаться как можно крепче, без оглядки отдаться примитивным желаниям…

– Я спросил… – угрожающе начал Пьетро, и Марина наконец подняла голову и спокойно встретила его огненный взгляд.

– Я тебя слышала, – ответила она спокойно, намеренно выплескивая в огонь ярости Пьетро новую порцию масла. – И я помню, что ты уже говорил это сегодня. Мой ответ остается прежним.

Пьетро непонимающе нахмурился, и Марина прищурилась, рассматривая его из-под длинных ресниц.

– Это не игра для меня, Пьетро. Я никогда в жизни не была настроена так серьезно. Я пришла сюда, чтобы положить конец нашим отношениям, и не изменю своего намерения.

– Ну да, я заметил.

Она вспыхнула от гнева:

– Ах, ты думаешь, какого-то поцелуя хватит, чтобы я приползла к тебе на коленях, умоляя позволить мне вернуться к тебе?

– Я думал, тебе было так же хорошо, как мне, – холодно заметил он, оскорбленный тем, как пренебрежительно она отозвалась о поцелуе.

Марина делано вскинула брови:

– Чтобы мне стало хорошо, я должна почувствовать уважение к себе, а в нашем браке его не было ни капли.

– Ты считаешь, я заставил тебя выйти за меня? Я что, шантажировал тебя? Мне казалось, ты пошла на это вполне добровольно.

– Да, добровольно. Но тогда я была сама не своя, потому что… потому что безумно хотела тебя. А на браке настоял ты.

– Потому что ты была беременна.

Они не планировали этого ребенка, она просто забыла принять противозачаточную таблетку, но Пьетро ухватился за эту беременность как за весомую причину выйти за него замуж. Его невыносимо мучила ревность при мысли о том, что он вернется на Сицилию, а Марина останется в Англии и через какое-то время может оказаться в объятиях другого.

– О да, я была беременна, а тебе так хотелось, чтобы твой наследник родился в законном браке, что ты не дал мне времени подумать.

– А тебе нужно было подумать?

– Во всяком случае, мне стоило бы подумать. Если бы моя голова работала нормально, я бы поняла, что между нами нет ничего, на чем можно построить семью.

– У нас был ребенок. Я хотел этого ребенка, я хотел тебя!

Пьетро понимал, что поспешил, но он думал, что и Марина хочет выйти замуж и даже если ребенок незапланированный, он все равно желанный.

– Хорошо, допустим, ты хотел этого ребенка. Без меня его бы не получилось, так что меня ты тоже хотел. Но если бы мы подождали хоть немного, мы поняли бы, что между нами нет чувства, есть только страсть, которая рано или поздно утомит нас или, по крайней мере, одного из нас и прогорит дотла.

– Похоже, тебя она уже утомила.

Марина посмотрела на него, горько скривившись. Неужели он сам не понял этого? – спрашивали ее пустые, холодные глаза. Конечно, она устала от их связи. Она устала от Пьетро. Она ведь так и написала ему в письме, которое все-таки прислала через две недели после того, как ушла. Она написала, что больше не может выносить все это и хочет свободы и очень жалеет о своем необдуманном поступке, о том, что поддалась минутному порыву и согласилась выйти за Пьетро.

Когда она потеряла ребенка – вскоре после свадьбы, – Пьетро был раздавлен гибелью светлой картины их будущего, которую он уже успел нарисовать себе. Побоявшись, что Марина решит, будто он разочаровался в ней, если покажет свое горе, Пьетро с головой ушел в работу. Работа стала для него настоящим спасением, когда пропасть между ними начала увеличиваться. По совету врача он отдал ей в полное распоряжение их спальню, чтобы дать ей время оправиться от удара. Марина ни разу не дала ему понять, что хочет его возвращения. С течением времени Пьетро стал осторожно пытаться утешить ее физически, хоть как-то, хоть в какой-то степени восстановить их отношения, и наконец ему это удалось. Он даже улыбнулся, вспомнив об этом. Марина просто не могла подделать свою реакцию на его действия.

И все же их брак уже было не спасти. Пьетро показалось, когда он поцеловал Марину несколько минут назад, ее чувства к нему вновь ожили. От его прикосновений она таяла так же быстро, как два года назад, и ему показалось, что не существовало этой долгой разлуки. Если бы не вмешательство Маттео…

– Ты не дал мне подумать тогда, – повторила Марина, – но сейчас мне не нужно время на это. Я вдоволь наразмышлялась обо всем – о тебе, о нас, о нашем браке. Ты не заставишь меня передумать.

– Может, хотя бы выслушаешь мое предложение, прежде чем отказываться?

– Тебе нечего мне предложить. Я не хочу ничего, что написано там. – Она драматично махнула рукой в сторону стола. – Мне не нужны твои деньги. И твои поцелуи тоже.

«Какой-то поцелуй»…

Марина даже вытерла губы тыльной стороной ладони, как будто хотела избавиться от вкуса Пьетро. Облизнув губы, он почувствовал вкус ее поцелуя. Она ведь ответила ему, ответила горячо и страстно! Не могла же она подделать эту страсть!

«Какой-то поцелуй»…

Если бы Маттео не помешал им, Пьетро овладел бы Мариной прямо здесь, на толстом красном ковре. Желание горело в нем так же сильно, как раньше, когда она была его женой. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее снова. Что бы ни случилось с ними, Пьетро хотел Марину так же сильно – и даже сильнее: ведь целых два года ее не было в его постели. Два года он жил словно без пищи и воды посреди раскаленной пустыни. Он просто не сможет отпустить ее, не сделав своей еще хоть раз – да если прямо сейчас ад разверзнется у него под ногами, он все равно овладеет ею, прежде чем провалится в пекло!

Конечно, это будет совсем не просто. Пьетро отлично знал упрямый, гордый нрав Марины, а теперь, когда она сердилась на него, она будет делать все ему поперек. Что ж, и это можно использовать.

– Ладно. Ты добилась своего.

Марина изумленно уставилась на Пьетро, отвернувшегося от нее и зашагавшего к столу. Она основательно приготовилась к еще более упорным атакам, а он просто взял и отвернулся. Неужели она одержала верх? Похоже на то.

– Ты все прочитала?

Он разобрал листы бумаги, в беспорядке разбросанные по столу, сложил их в нужном порядке и повернулся к Марине, держа стопку в руках.

– Нет.

Что это? Какая-то проверка? Очередное предложение подумать, прежде чем отказываться, очередной намек на то, что деньги – главное в этой сделке? Марина поморщилась от внезапной боли, прошившей все ее тело. Неужели он, правда, думал, что она такая меркантильная?

– А зачем мне читать все? Не знаю, что тебе нужно предложить мне, чтобы я захотела вернуться к тебе.

Пьетро молча отвернулся к столу и постучал по нему стопкой бумаг, выравнивая ее. Сердце Марины снова болезненно сжалось. Зачем стремиться обставить все максимально аккуратно, если ее подпись убьет что-то, что когда-то было таким прекрасным, таким живым, убьет ее счастье? Слезы навернулись на глаза Марины, когда она в очередной раз подумала о том, что Пьетро никогда не чувствовал ничего подобного.

Когда он узнал, что она ждет ребенка, он не колебался ни минуты. Его наследник родится в законном браке, безапелляционно заявил он. Тогда Марину не смутило, что его предложение руки и сердца не сопровождалось признанием в любви. Она была слишком благодарна ему за то, что он не разозлился на нее за ее ошибку и не бросил. Тогда она просто очень хотела за него замуж, а остальное, как она сказала себе, придет со временем. У нее достанет любви и для Пьетро, и для малыша, который еще крепче привяжет своих родителей друг к другу.

Марина была совершенно не готова к ужасной трагедии, случившейся почти сразу после свадьбы. Свадебные букеты еще не успели завянуть, когда однажды ночью она проснулась от невыносимых болей в животе. Ее малыш, драгоценный наследник Пьетро, не дожил и до утра.

– Можешь уничтожить эти бумаги хоть сейчас. Брось их в Этну или кинь в море. Делай с ними что хочешь.

Как было бы хорошо, если бы она могла поступить так же со своими воспоминаниями! Ее до сих пор бросало в дрожь, когда она вспоминала, как Пьетро отреагировал на потерю ребенка. Марина была раздавлена, уничтожена, но Пьетро… Даже если Пьетро был расстроен, он никак не показал этого, он вел себя так, словно ничего страшного не случилось, и таким образом лишний раз напоминал ей о том, как она его подвела. Она не смогла дать ему то единственное, из-за чего он женился на ней, и после смерти ребенка между ними разрослась такая огромная пропасть, что даже слабо тлеющая страсть не смогла перебросить через нее достаточно прочный мост…

Не в силах дольше выносить двойной прессинг воспоминаний и тишины, заполнившей кабинет, Марина почти подбежала к двери, распахнула ее и сказала все еще стоявшему за ней юристу:

– Входите, синьор Ринальди. Думаю, нам давно пора закончить наше дело.

– А под делом ты имеешь в виду окончательное расторжение нашего брака?

Марина застыла. Ей показалось или в его голосе действительно мелькнула болезненная нотка? Она не видела его лица и не могла проверить свое предположение. Впрочем, это просто смешно.

Тигр, плачущий перед прыжком.

– Конечно. Что еще я могу иметь в виду?

Пьетро медленно повернулся к ней. Его лицо было непроницаемо, как маска, высеченная из белого мрамора.

– Что ж, хорошо. Но если тебе все это не нужно… – Он еще раз просмотрел документы, окинул взглядом комнату и бросил бумаги в мусорную корзину. – В этом случае нам не нужны юристы, мы справимся с этим делом своими силами. Маттео, ты свободен.

– Князь… – запротестовал Маттео, но Пьетро поднял руку, и юрист замолчал.

– Мы с моей женой обговорим условия наедине, а потом позовем тебя, чтобы ты все оформил. Согласна, Марина?

– Я… Ну… – Марина не знала, что ответить.

На первый взгляд казалось, что Пьетро наконец уступил ей и собирается дать ей то, чего она хочет. Но с другой стороны, она не думала, что, если они останутся наедине, у них получится хоть сколь-нибудь продуктивный диалог.

– Согласна, – наконец выдавила она, хотя ее мозг все еще лихорадочно обрабатывал слова Пьетро.

Меньше всего на свете ей хотелось оставаться с Пьетро наедине. Но если таково его условие, она должна пойти на это, иначе рискует улететь с Сицилии ни с чем и все жертвы окажутся напрасны. Ее решимость покончить с этим раз и навсегда слегка поколебалась, когда Пьетро поцеловал ее, но потом она поняла, что все к лучшему: она выдержала эту проверку. Жизненно необходимо вырваться из-под темной, иссушающей душу власти Пьетро, и как можно скорее: решимость решимостью, но Марина – всего лишь человек, слабое существо, которое может не выдержать длительного постоянного давления и сломаться. Она соберется, возьмет себя в руки и вынесет еще некоторое время рядом с Пьетро, если ее усилия наконец увенчаются успехом. Во всяком случае, теперь она точно знала, что от него можно ждать чего угодно; предупрежден – значит вооружен, и этот минутный срыв показал ей, насколько важно сейчас тщательно следить за собой и за Пьетро.

– Согласна, если это так необходимо.

– Отлично, – победно кивнул Пьетро.

Он взял со спинки стула плащ, встряхнул, надел его и повернулся к Марине, готовый идти.

– Куда ты собрался?

– Сначала я отвезу тебя туда, где ты остановилась.

– Не нужно.

Под его взглядом Марина едва не попятилась. Удержаться от столь явного проявления страха ей помогла лишь мысль о том, что он сделает с ней, почуяв слабину.

– Ты вымокнешь до нитки, если не оденешься по погоде, – заметил Пьетро, указав за окно, где все еще лил дождь. – Не подобает джентльмену заставлять свою жену бегать под дождем в такой одежде, если он может предоставить ей возможность переодеться.

Он наверняка знал, как ее разозлит такое отношение. Марина ясно видела вызов в его поблескивающих глазах. От Пьетро же не укрылась внутренняя борьба, происходившая в душе Марины.

– Чего ты боишься, дорогая? – лукаво улыбнулся он и расправил ее плащ, предлагая сунуть руки в рукава.

– Ничего! – крикнула она и позволила ему надеть на нее плащ.

Его руки скользнули по ее плечам, и Марина поняла, что он затеял это галантное представление именно ради того, чтобы прикоснуться к ней, заставить ее почувствовать себя марионеткой, нити которой он крепко держит в руках.

– Разве похоже, что я боюсь?

– О нет, конечно нет.

Марина прекрасно знала, что Пьетро легко читает выражение ее лица. Мало того: наверняка именно напугать ее он и хотел. Когда его руки коснулись ее шеи, вытаскивая волосы из-под воротника и разглаживая плащ, Марине пришлось прикусить язык, чтобы не выдать себя. Он намеренно провоцировал ее, зная, что она скорее умрет, чем признается, что боится.

Единственное, что Марине было непонятно, так это то, на какое свидание наедине он рассчитывал, если они, скорее всего, отправятся в какой-нибудь бар или ресторан, то есть в место, где полно людей. Там Марина будет в безопасности, и это ее успокаивало.

Впрочем, не слишком сильно. Его близость, даже самые легкие и на первый взгляд невинные прикосновения обжигали ее, посылали электрические разряды по всему ее телу, которое помнило ласку его сильных пальцев, покрытых бронзовым загаром…

Марина стиснула зубы и сосредоточилась на Маттео и секретарше. Она сердечно поблагодарила их и долго прощалась, желая довести сгорающего от нетерпения Пьетро до бешенства.

– Благодарю вас за помощь, – сказала Марина, пожимая руку юристу.

– Совершенно не за что, синьора.

Конечно, этот проницательный человек не мог не заметить напряжения, звеневшего в воздухе между боссом и его женой.

Наконец Марина повернулась к Пьетро и с досадой увидела, что он как ни в чем не бывало привалился плечом к косяку и спокойно наблюдает за ней. Он снова обыграл ее. Только когда она подошла к двери, он выпрямился.

– Готова? – спросил он так беспечно, словно они собирались на веселый пикник.

– Готова, – откликнулась Марина, понимая, что ее интонация получилась куда более напряженной и неестественной.

Потому что готовой она себя ни капли не чувствовала. Потому что она боялась даже подумать о том, что ее ждет. Да, Пьетро был само спокойствие, но под этой вежливой, приятной маской скрывалось лицо, которому Марина уже никогда не сможет полностью доверять. Ее заявление, что ей ничего не нужно от мужа, кроме свободы, застало Пьетро врасплох. Марина знала, что еще никто не уходил от расплаты за столь возмутительное поведение. Пьетро позаботится о том, чтобы как можно скорее снова оказаться сверху, и тогда…

Страх сковывал Марину, как цепями, когда она думала о том, что тогда сделает Пьетро.

Глава 5

Дождь немного поутих, когда они подъехали к отелю, название которого Марина неохотно сообщила Пьетро. Выглянув в окно и увидев, где она провела прошлую ночь, Пьетро почувствовал одновременно раздражение и восхищение упрямством Марины. Отель находился в историческом центре города, рядом с Театром Массимо, но это было его единственное достоинство; в остальном это было довольно ветхое и неприглядное здание. Пьетро не понял, почему она выбрала именно его, хотя могла остановиться в месте куда более комфортном. Она прекрасно знала, что Пьетро оплатит любой счет, но он, зная ее, предполагал, что именно поэтому она и остановилась в дешевом отеле, оплату которого сама могла себе позволить.

Эти размышления снова привели Пьетро к вопросу, действительно ли Марине ничего не было нужно от него, или она просто затеяла какую-то многоходовую игру, желая выманить из него что-то другое. Если Марина и правда была такой бескорыстной, почему же она раньше не подняла тему развода, не дала Пьетро знать, что хочет этого? Или развод стал нужен ей лишь недавно, когда в ее жизни появился этот Стюарт? Подумав о сопернике, Пьетро стиснул зубы, нахмурился и крепко сжал руль.

– Приехали, – сказала Марина, впервые за всю дорогу открыв рот.

Она сидела напряженно выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Сумочку она положила на колени и прижала ее к себе, как щит. Ей не нужны были двери и замки, чтобы отгородиться от Пьетро, показать ему, что она не желает его вторжения в свою жизнь. Ее лицо было спокойно, неподвижно и бледно, словно вырезанное из алебастра, и все-таки Пьетро едва мог сосредоточиться на дороге – даже такая ледяная, отстраненная Марина возбуждала его. Вместе с тем отток крови от головы наконец позволил ему поразмыслить здраво. Ему не уцелеть, если он поддастся слабости и снова впустит Марину в свое сердце. Этот поцелуй прояснил только одно: Пьетро до сих пор хочет Марину физически. В этом направлении и надо работать. Кроме того, Пьетро надо будет убедить Марину в том, что и она хочет того же. Она так страстно, с такой готовностью отвечала на его ласку, что он окончательно уверился: ее влечение к нему ничуть не слабее его тяги к ней. Другое дело, что скорее ад замерзнет, чем Марина признается в этом. Она даже может улизнуть от Пьетро, если он сейчас выпустит ее из машины, может запереться в номере или вызвать такси к черному ходу и отправиться прямиком в аэропорт, а он будет сидеть и ждать ее как дурак.

От размышлений его отвлекла суета у входа в отель. Одного взгляда Пьетро хватило, чтобы понять, что их выследили папарацци. Каким-то образом в массы просочилась информация о беглой жене князя Пьетро Динцео, вернувшейся домой, и собаки почуяли кровь. То, что Марина остановилась в таком непрезентабельном отеле, еще сильнее разожгло их стремление раздуть скандал из этой новости.

– Я сказала, мы приехали, – повторила Марина, когда Пьетро никак не отреагировал на ее слова, и указала на вход с выщербленными ступеньками. – Я остановилась здесь.

– Знаю.

Она наконец повернулась к нему, и краем глаза Пьетро заметил негодующий взгляд, который она бросила на него, когда он не свернул с дороги в парковочную зону.

– Тогда тебе стоит притормозить, вон там можно оставить машину… Пьетро!

Восклицание, полное гнева, вновь напомнило Пьетро, какой импульсивной, горячей может быть его жена. Когда-то это сыграло ему на руку, толкнув ее в его объятия и приведя в его постель. Но сейчас ни в коем случае нельзя позволять ей проявлять инициативу. Пьетро нажал на кнопку на приборной доске, и замок на дверях явственно щелкнул. Марина ахнула, поняв, что он сделал.

– Что происходит?!

– Доверься мне, – попросил Пьетро. – Ситуация осложнилась.

– Что? О чем ты? Выпусти меня! – потребовала она, дергая ручку двери, тщетно пытаясь открыть ее.

– Ни за что. – Пьетро замотал головой так активно, что волосы упали ему на лоб, и он откинул их назад резким движением. – Я хочу поговорить с тобой наедине, там, где нас не побеспокоят. Именно это я и пытаюсь организовать.

– Нам было бы вполне удобно в отеле!

– Конечно, – скептически заметил Пьетро, – особенно в компании дюжины озверевших папарацци, которые порвут тебя на лоскутки, если сочтут это интересным и достойным попадания в завтрашний номер.

– Папара… – задохнулась Марина и обернулась, пытаясь разглядеть непрошеных гостей. – Они там были?

Пьетро лишь коротко кивнул. Ему очень хотелось как можно быстрее убраться из этого района и выехать на побережье, но погода не позволяла разогнаться до нормальной скорости.

– Я их не заметила, – пробормотала Марина.

– Что ж, хорошо, что у меня зрение лучше, – бросил Пьетро. – Иначе ты попала бы прямо в жерло вулкана.

– Ой, да ладно! – запротестовала Марина. – Что тут может быть интересного для них? Разве что… – Она замолчала, заметив, как Пьетро посмотрел на нее.

– Разве что возвращение на остров княгини Динцео, которая сбежала от мужа и года не прожив с ним, – зло сказал он. – И возможность накопать сальных подробностей того, при каких обстоятельствах распался брак, казавшийся всем идеальным.

– О…

– Им ведь абсолютно нечем было поживиться за эти два года. И теперь они с радостью ухватятся за любую возможность раздуть скандал.

– Но ведь нет никакого…

Марина не договорила: от одной мысли о репортерах, копающихся в ее жизни, у нее сжалось горло.

– Как я уже говорил, – проворчал Пьетро, – прямо в жерло вулкана. Ты думаешь, что я способен просто остановить машину, открыть дверь и бросить тебя на съедение волкам?

Как ему это удается? – уже в который раз спросила себя Марина. Как ему удается выставлять ее в таком дурацком свете, как будто она маленькая, глупая, капризная девочка, а он – взрослый и мудрый? Ей в голову вдруг пришла еще одна мысль, и она вздрогнула.

– Они охотились за тобой, когда… когда я ушла?

Пьетро усмехнулся:

– А ты как думаешь?

То ли от холода в его голосе, то ли от собственных воспоминаний Марина поежилась. Она вспомнила, в каком восторге была пресса, когда они поженились, как старались подобраться поближе к ним и как Пьетро делал все возможное, чтобы они не тревожили покой Марины.

– Мне так жаль…

На глаза Марины навернулись слезы, горло сдавил спазм. Она знала, как ревностно Пьетро оберегал себя и свою личную жизнь от их назойливости, а когда она ушла от него, ему наверняка было вдвойне тяжело из-за повышенного внимания, которое побег Марины привлек к нему.

– Чего? Что из-за тебя они устроили осаду моего дома? Это все равно случилось бы.

– Я прошу прощения не только за это. Еще и за то, как ты оберегал меня от них после выкидыша. И за то, что они обрушились на тебя с новой силой, когда я ушла.

Марина отлично знала, почему с ней так мягко обошлись тогда. Пьетро выступил с заявлением в печати, переведя огонь на себя, став стеной между прессой и Мариной. Он идеально сыграл роль обеспокоенного здоровьем жены мужа, которым на самом деле не был. Впрочем, он всегда умел надевать и менять маски, которых требовали условия светской жизни. Годы вращения в высших кругах общества научили его этому.

Пьетро держал себя с непоколебимым достоинством, не позволяя себе особенных срывов. Таким же он был и за стенами своего замка. Иногда Марине хотелось ударить его, наорать на него, как-то заставить выйти из себя, хотя бы сказать, что он разочарован. Однажды она не сдержалась и высказала ему все.

– Разочарован? – с ледяным спокойствием переспросил он. – Да, черт возьми, я разочарован. Я думал, что мой род продолжится.

– И все? Ничто другое тебя не волнует?

– Нет. – Пьетро покачал своей красивой головой. – Я разочарован тем, что мы поспешили и все закончилось так. Надо было подождать. Я должен был подождать.

Марине следовало бы удержаться от этого вопроса, но она не смогла заставить себя прикусить язык.

– И почему же ты не подождал?

– Разве это не очевидно? Ты была беременна. Если бы мы подождали еще, это стало бы заметно. Наш брак – всего лишь предосторожность, ограничение ущерба.

В ту минуту что-то умерло в душе Марины. С той минуты она закрылась от Пьетро, и он тоже стал отдаляться от нее. Он не скрывал, что между ними ничего не осталось. И ей было на это наплевать.

– Если они узнают, что мы сейчас разводимся, – предупредил Марину Пьетро, – они будут гнать нас, пока не раздобудут хоть какую-нибудь информацию, и уж поверь, они постараются раздуть из нее огромный грязный скандал.

– Почему именно…

Марина не успела договорить, когда Пьетро остро посмотрел на нее, и она поняла, что он знает, о чем она хотела спросить.

– Почему именно сейчас? Разве непонятно?

Непонятно, подумала Марина. Она все еще не могла совладать с собой и уставилась в окно, за которым пригороды Палермо уступали место зеленой деревенской местности. Марина боялась, что, если Пьетро увидит ее лицо, он поймет, что сейчас она оплакивает все свои мечты и надежды, все, чего желала, о чем молилась. Потому что, несмотря ни на что, она все еще ждала, что Пьетро вернется, придет за ней и заберет к себе…

Нет! Нельзя поддаваться отчаянию! Пьетро никогда не пришел бы за ней. За эти два года он связался с ней всего однажды: позвонил сразу после ее побега и холодно приказал вернуться.

– Сейчас самое время. У меня есть долг перед семьей, мне нужно обеспечить ей наследника, и моя мать хочет стать бабушкой, пока она еще не слишком стара.

– Бабушкой внука, которого родит подходящая ей женщина, – горько уточнила Марина.

Пьетро бросил на нее быстрый взгляд, показывая, что понял намек.

– Моя мать просто думала, что ты вынудила меня жениться на тебе. Я напомнил ей, что для рождения ребенка нужны двое.

Марина подпрыгнула, когда Пьетро сгоряча неправильно переключил скорость и машина заскрежетала на повороте, но он быстро выровнял машину.

– Она привыкла бы к тебе со временем, если бы ребенок родился.

Еще один человек считал ее всего лишь инкубатором для наследника семьи Динцео. С матерью Пьетро трудно было найти общий язык, а после выкидыша она окончательно и бесповоротно отгородилась от Марины и даже перестала разговаривать с ней.

– Она уже присмотрела кого-нибудь мне на замену?

– Есть несколько кандидаток, – сухо ответил Пьетро, кривя губы. – Женитьба на одной из них даже примирит мою мать с тем фактом, что мой первый брак закончился разводом.

Марина поморщилась от боли, которую причинило ей короткое словосочетание. «Мой первый брак»… Целая история надежд и разочарований, счастья и горя Марины, заключенная в три слова, скомканная и выброшенная в корзину для бумаг…

– Еще… еще не прошло двух лет, – выговорила Марина и поморщилась. – Я думала…

– О чем? – подбодрил ее Пьетро, когда она замолчала.

– Что если бы мы подождали еще пару месяцев, то смогли бы разойтись спокойно и обоснованно: мы бы прожили врозь два года.

– Я думал, тебе нужна свобода, – заметил Пьетро, и Марина, вздрогнув, повернулась к нему и встретилась с ним взглядом, пытаясь понять скрытый смысл его слов.

Но ни по глазам, ни по выражению лица в целом ничего нельзя было понять. Перед ней сидел спокойный, уверенный в себе мужчина, который знал, чего хочет, и намеревался добраться до цели кратчайшим путем. Его невозмутимое лицо заставило Марину усомниться в том, что она хоть немного поколебала его спокойствие. Теперь ей казалось, что она вбежала прямиком в открытую для нее ловушку.

– Свобода? – переспросила Марина; он уже второй раз заговорил об этом, и она снова ничего не поняла. – Ты… Ты думал, что…

– Я думал, ты тоже, как и я, решила жить дальше. А чтобы завести новые отношения, нужно сначала покончить со старыми.

– Новые отношения…

Стюарт!…

Как, черт возьми, он узнал о Стюарте? Она сама совсем недавно подумала о том, чтобы сблизиться с ним, а Пьетро…

– Ты что, следил за мной?!

Пьетро ничего не ответил, но его глаза впились в дорогу куда напряженнее, чем требовалось даже в такую погоду.

– Так вот в чем все дело? В моей жизни появился другой мужчина, и ты… – Она не смогла даже заикнуться о ревности со стороны Пьетро. Чтобы ревновать кого-то, нужно любить этого человека, а Пьетро двигало лишь собственническое чувство и забота о своем добром имени, нежелание пятнать свою репутацию. – Я не собираюсь замуж за Стюарта, так что, если в этом причина твоей торопливости, не стоило беспокоиться. Мы спокойно могли бы подождать еще немного и полюбовно разойтись.

– Я не хотел больше ждать.

Что ж, она сама напросилась. Чтобы выразить свои желания яснее, Марине оставалось только встать на колени и умолять Пьетро прямым текстом сказать, что он хочет развестись с ней.

– Я не хотел, чтобы это закончилось само собой, без моего участия. Я должен был принять решение и исполнить задуманное.

У Марины вдруг появилось странное, неприятное ощущение, что она что-то упустила, как будто Пьетро что-то скрыл от нее. Но если он не был уж уверен насчет развода, зачем выдергивать ее из дома и тащить сюда так властно и поспешно? Из-за Стюарта? Пьетро не опроверг ее предположение о слежке, и Марина припомнила, как он поинтересовался, может ли она поручиться за своего приятеля. Тогда она не придала значения его резкому вопросу, но сейчас все встало на свои места. Неужели именно известие о том, что у нее кто-то появился, заставило ее мужа задуматься о разводе?

– Почему? – спросила Марина.

– Я считаю, что такие важные дела не могут решаться спонтанно. Консенсус должен быть достигнут после переговоров сторон и согласования условий.

– И это дает тебе право вот так запросто похитить меня?

– Я тебя не похищал. Ты пошла со мной сама, добровольно.

– Не слишком-то добровольно! Ты фактически вынудил меня сделать так, как хочется тебе. Неужели ты думал, что я с радостью соглашусь, чтобы ты топтал меня ногами?

– А я и не собирался радовать тебя, – рассмеялся Пьетро, но смех его был невесел, он скорее пугал. – Я слишком хорошо тебя знаю. Это ты изменила условия игры, не я. Ты предложила пообщаться неофициально, без свидетелей. Я ни к чему тебя не принуждал.

– Ах, наверное, все дело в том, что на Сицилии «принуждать» значит не то же самое, что в Англии, – насмешливо сказала Марина. – Наверное, здесь это значит «вежливо уговаривать» или «любезно предлагать». Но в моем понимании «принуждать» – значит запереть женщину в машине и увезти ее непонятно куда. Я думала, что ты просто доставишь меня в отель.

– А я думал, что ты вполне можешь попытаться оттянуть наш разговор. В отелях есть двери и замки. Мне не хотелось бы, чтобы одна из них захлопнулась прямо у меня перед носом.

Он действительно слишком хорошо знал ее – или она сама чем-то выдала себя. Да, лишь тогда, когда они окажутся по разные стороны запертой двери, Марина почувствует себя в безопасности, лишь тогда его влияние, которому она не могла противиться, хоть сколько-нибудь ослабнет. Сейчас, в ограниченном пространстве машины, она особенно остро ощущала это воздействие. От Пьетро словно исходили какие-то волны, заставлявшие ее кровь вскипать от желания. Его профиль, четко выделяющийся на фоне окна, притягивал взгляд; он напоминал Марине лицо древнеримского императора на старой монете. К тому же двери были заперты, и это очень действовало ей на нервы.

– Есть смысл спрашивать, куда мы едем?

– Туда, где нам будет удобно и где мы сможем поговорить спокойно, ни на кого не отвлекаясь.

Дрожь пробежала по телу Марины, как если бы одна из дождевых капель, сползающих по стеклу, попала ей за шиворот.

– Это ни о чем мне не говорит.

– Скоро все узнаешь. А пока просто расслабься и наслаждайся путешествием.

– Не так уж это легко.

Пьетро снова рассмеялся, но на этот раз куда теплее, и сердце Марины дрогнуло, а глаза опять защипало.

– Помолчи немного, – попросил он. – Совсем скоро будем на месте.

– Иными словами – заткнись и делай что тебе скажут. Что ж, ладно. Ни слова не пророню, пока не пойму, куда мы едем.

Он лукаво улыбнулся, и Марина едва не нарушила только что данный зарок. К тому же она довольно быстро поняла, что они едут к побережью, и облилась холодным потом. Вполне возможно, что он вез ее в свой огромный замок XVII века, окруженный виноградниками и оливковыми рощами и служивший домом его семье уже много поколений.

В этот самый замок Пьетро привез свою молодую жену меньше чем три года назад.

Не может быть, сказала себе Марина. Он не может быть настолько жесток. Как ей вынести эту боль, если он привезет ее в дом, где она была так счастлива? Вернее, где она так успешно убедила себя, что счастлива… Суровая реальность почти мгновенно разрушила все иллюзии, раздавив ее мечты и разбив ее нежное, доверчивое сердце.

Уже довольно давно они выехали из города и теперь мчались по побережью вдоль сияющего моря. Марина задохнулась от боли, вспомнив, как не сдержала восхищенный возглас, когда море впервые открылось ее взгляду, сверкающее, как сапфир в обрамлении бриллиантов – пенных барашков на гребнях волн. Тогда море показалось ей символом ее счастья, прекрасного, светлого будущего, долгой жизни с любимым человеком.

Что ж, в какой-то степени это представление отвечало действительности. Холодная, равнодушная морская вода могла пленить взор, а в следующую секунду потемнеть и покрыться рябью, возмущенная вдруг налетевшим штормом. Так случилось и с жизнью Марины.

Вернувшись из поездки домой, она была полна желания как-то исправить ситуацию, подлатать пошатнувшиеся отношения. Она стремилась воссоединиться с мужем, рассказать ему, о чем думала, пока была в Англии, попытаться разжечь в нем пламя, как ей казалось, любви. Она вернулась во дворец ожившая, воодушевленная, – только чтобы найти на столике короткую записку, говорившую, что Пьетро уехал «по важным делам» и его не будет как минимум десять дней. Марину затошнило. Она бросилась вон из этого дома, прыгнула в машину и гнала всю дорогу до аэропорта, купила билет на первый же рейс до Лондона и пришла в себя, лишь когда много сотен километров отделили ее от холодного, черствого мужа.

Марина больше не возвращалась во дворец. Она не могла даже думать о нем: сердце немедленно скручивала сильнейшая боль.

И теперь мысль о том, что для разговора по душам Пьетро выбрал именно дворец, не вызывала у Марины ничего, кроме ужаса и знакомого чувства тошноты.

«Пьетро… Пожалуйста», – шептал внутренний голос, но Марина никак не могла повторить эти слова вслух. Вот уже показался поворот налево и дорога, ведущая к дворцу. Марина напряглась… Но Пьетро даже головы не повернул и спокойно проехал мимо поворота.

Марина не сдержала облегченного вздоха и откинулась на спинку сиденья, дрожа всем телом.

Значит, он везет ее не во дворец. Но тогда куда?

Она получила ответ чуть позже, когда Пьетро выехал на вершину скалы, обрывавшейся в море, чуть притормозил и показал вперед, а потом покатил дальше по дороге, зигзагами сбегающей со скалы.

Марина поняла, куда Пьетро везет ее, и этот вариант был намного, намного хуже, чем дворец.

Глава 6

Коттедж нисколько не изменился с тех пор, как Марина видела его в последний раз. Маленький, одноэтажный, он затерялся среди виноградников, диковинных кактусов, смоковниц и оливковых деревьев. С трех сторон его окружали террасы, объединенные общей крышей. С крыльца открывался чудесный вид на долину реки Сан-Катальдо и большой арочный мост, перекинутый через нее недалеко от истока. Сам дом был выкрашен в такой яркий розовый цвет, что Марина расхохоталась, впервые увидев его. Это было в их с Пьетро медовый месяц.

– Зачем мы приехали сюда?

Марину разрывали настолько противоположные чувства, что голос предательски дрогнул, заставив ее пожалеть, что она вообще открыла рот. Однако Пьетро даже не взглянул на нее, плавно останавливая машину в небольшом дворике.

Как он мог привезти ее сюда, в этот крошечный домик, где они провели семь волшебных дней? Как он может быть таким бессердечным?

Целую неделю, пролетевшую как один миг, Марина была безоблачно счастлива. Жизнь казалась ей прекрасной, идеальной, как мечта. Она все сильнее влюблялась в своего новоиспеченного мужа и верила, что его чувства к ней так же сильны; ей даже в голову не приходило, что может быть иначе. Лишь переехав во дворец Пьетро и узнав, какой образ жизни привычен для него, Марина поняла, какой глупой и наивной была.

– Я же сказал: я хочу поговорить с тобой в каком-нибудь тихом месте.

Что ж, здесь даже слишком тихо, подумала Марина. Почти три года назад ей только тишины и уединения в компании Пьетро и хотелось. Все ее желания свелись к тому, чтобы просто быть рядом с Пьетро, не отводить от него глаз, разговаривать с ним, заниматься с ним любовью. Теперь же тишина и компания Пьетро наводили на Марину ужас, внушая предчувствие беды.

– Ты идешь? – спросил Пьетро, поднимаясь по ступенькам крыльца.

Он был так спокоен, словно мучившие Марину воспоминания ничего не значили для него, словно он не делил с ней те прекрасные дни. Впрочем, скорее всего, так и было. Ведь ничто не разрушало, жестоко и грубо, его иллюзий и надежд, потому что никаких иллюзий он не строил и никаких надежд не питал. Ему не казалось, что все его мечты осуществились, и, честно говоря, Марина сомневалась, умеет ли он мечтать вообще.

Хотя… Пожалуй, Пьетро мечтал о ребенке, который так и не родился. Когда он привез Марину сюда в тот раз, их ребенок был еще жив.

Как ни пыталась Марина сдержаться, она всхлипнула. Она просто не могла войти в этот дом, только не вслед за Пьетро, только не сейчас, когда вся боль, что она вынесла по его вине, проснулась в ней и вонзила когти в ее бедное сердце. Однако разве ей предоставили выбор? Марина замерла на пороге, глядя на машину, на ключ в замке зажигания. Она могла бы запрыгнуть в машину и уехать отсюда, мгновенно оказаться за много километров от этого дома и его хозяина, а потом…

В отчаянии Марина покачала головой. Что потом? Куда ей идти? Что делать? От одной мысли об улицах Палермо, кишащих людьми и автомобилями, она чувствовала дурноту. Даже если ей удастся целой и невредимой добраться до отеля, она угодит прямо в лапы к папарацци – из огня да в полымя. Марина не знала, чего боится больше: Пьетро и грядущего разговора или воплей репортеров, вспышек камер и микрофонов, бесцеремонно тычущихся ей в лицо.

Марина сделала глубокий вдох, резко выдохнула и вступила под своды дома, борясь с болью, душащей ее, и все новыми воспоминаниями, с каждым шагом обрушивавшимися на ее плечи.

Домик действительно был очень мал: большая гостиная, кухонька, спальня и ванная. Обстановка ничуть не изменилась за три года: деревянные двери, расписная мебель, красная бархатная обивка… Память ожила так резко, что Марина пошатнулась.

– Ты в порядке? – спросил Пьетро, заметив это и резко повернувшись к ней.

– В полном.

Наверняка улыбка, которую Марина смогла выдавить из себя, была слишком широкой, слишком радостной, слишком фальшивой, поэтому она торопливо добавила:

– На улице очень яркое солнце, а тут темно; глаза еще не привыкли.

Даже если бы Пьетро не посмотрел скептически в окно, за которым солнце с трудом пробивалось сквозь толстую завесу туч, Марина поняла бы, что он ей не поверил.

Дверь в спальню была приоткрыта, и в щелку виднелся край огромной кровати – удивительно огромной для такого маленького домика. Сделав над собой усилие, Марина отогнала воспоминания о том, что происходило на этой кровати.

– Почему ты привез меня сюда? – спросила Марина.

Пьетро раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы:

– Ты знаешь почему. Из-за папарацци.

– Я не о том.

– А о чем?

Теперь его внимание сосредоточилось на ней, но никакой радости от этого Марина не испытала; наоборот, она почувствовала себя еще неуютнее. Гостиная словно стала намного меньше, широкие плечи Пьетро словно заслонили дневной свет, а его светлые глаза прожигали в Марине дыры пристальным, пронизывающим взглядом.

– Почему ты привез меня сюда три года назад, в наш медовый месяц? Почему решил провести его здесь, в этом маленьком домике, когда в нескольких километрах отсюда стоит огромный дворец, идеально подходящий для подобного времяпрепровождения?

Действительно, почему? – спросил себя Пьетро. Уже в который раз с тех пор, как Марина вошла в кабинет юриста, он задавал себе вопрос, начинающийся с «почему». Почему он женился на Марине? Почему решил развестись с ней именно сейчас? Почему привез свою молодую жену именно сюда, а не в роскошный дворец?

– Я подумал, что тебе будет интересно, что собой представляет настоящая Сицилия. Хотел показать тебе место, где зреют лимоны, а неподвижность природы нарушается только пастухами и их стадами, утром поднимающимися в горы и возвращающимися домой на закате.

Это была только часть правды, но Пьетро не смог заставить себя сказать Марине все. Даже тогда, в первые дни их совместной жизни как мужа и жены, его мучили сомнения. Жизнь, полная тяжелых испытаний, научила его осторожности, научила всегда всех подозревать. По горькому опыту он знал, как часто женщин интересуют только его деньги, его громкое имя, а не он сам. Они с Мариной поженились внезапно; Пьетро понимал, что страсть затуманила его разум. И он привез Марину сюда, потому что хотел испытать ее, хотел увидеть ее реакцию на простую, ничем не примечательную жизнь с ним, а не на несметные богатства его семьи. Одно неосторожное слово, одна недовольная гримаса – и ему все стало бы ясно.

– Я думал, тебе было хорошо здесь.

Если бы Марине не понравилось в коттедже, это многое сказало бы Пьетро. Однако она не стеснялась в проявлениях бурного восторга, и он успокоился.

– О, мне было безумно хорошо здесь. Но я все равно не поняла, почему ты поступил именно так.

– Я решил, что лучше заранее перестраховаться, чем потом жалеть.

Теперь можно рассказать ей всю правду. Незачем что-то скрывать.

– У меня был неприятный опыт. Как это вы говорите… Обжегшись молоком…

– Обжегшись на молоке, дуют на воду, – автоматически поправила Марина.

Ее голос звучал странно, лицо тоже приняло непонятное выражение.

– Кроме того, я думал, что неправильно будет заставлять тебя проводить медовый месяц в одном доме со свекровью.

– Особенно со свекровью, которая не скрывала своего желания обзавестись чистокровной сицилийский невесткой. Она так и не простила мне ни моей национальности, ни выкидыша.

Марина медленно бродила по комнате, прикасаясь к мебели, проводя пальцами по спинкам стульев. Пьетро вспомнил, как точно так же она бродила здесь три года назад, только тогда на ее лице цвела нежная полуулыбка. Тогда она была счастлива; она казалась такой юной, невинной, заслуживающей только обожания и поклонения… Пьетро почти поверил в то, что и для него начинается новая эра – эра доверительных, теплых отношений, душевного мира и счастья. Он даже позволил себе вообразить, что они с Мариной проживут вместе всю жизнь. Печальный пример его родителей рано разрушил его веру в долгие крепкие отношения. Родители Пьетро происходили из знатных, богатых семей, и их союз был инспирирован не любовью, а необходимостью. Он продлился ровно столько, сколько потребовалось, чтобы произвести на свет наследника – Пьетро, после чего они сразу разбежались и больше никогда не встречались.

Но, глядя на Марину, Пьетро не верил, что то же самое может случиться с ними. С Мариной все было по-другому. Разразившаяся внезапно катастрофа застигла Пьетро врасплох и вдвое больнее ударила по нему.

Вспомнив, как осторожно он действовал в начале их отношений, Пьетро вновь отчетливо увидел, как Марина швыряет бумаги ему в лицо и заявляет, что ей ничего от него не нужно. Он в полной мере осознал свою ошибку: странно, что он вообще заподозрил ее в алчности, в том, что она вышла замуж за его деньги. Но в таком случае чего же она хочет?

– Ты, правда, не прочитала договор?

Марина повернулась к нему, и Пьетро вздрогнул: ее спокойное, как неживое, лицо напомнило ему о последних днях их брака.

– Правда. Зачем мне было читать его?

– Я собирался отдать тебе этот дом.

Неподвижная маска мгновенно слетела с ее лица, обнажая ее настоящую. Наконец-то Пьетро достучался до нее! Наконец-то ему удалось вынудить ее выдать себя! Его слова словно сорвали с нее пыльный чехол, соскоблили паутину времени и страданий, и перед Пьетро снова стояла женщина, на которой он женился. Ей было всего двадцать два; до этой минуты Пьетро ни разу не задумывался о том, насколько юной она была. Она вся сияла, лучилась светом, любовью ко всему миру, порхала, как бабочка с цветка на цветок. Как могло это воздушное существо превратиться в угрюмую, закрытую женщину, какой она стала в конце их семейной жизни?

– Почему? – спросила Марина все еще чуть дрожащим голосом; она пыталась совладать с этой дрожью, но Пьетро, особенно чувствительный сейчас, уловил ее. – Зачем тебе это?

Почему? Зачем?

У Пьетро был только один ответ, правдивый, которым он руководствовался при составлении бракоразводного договора, хотя Маттео всячески старался отговорить его от этого.

– Потому что ты любила этот дом.

– Потому что я…

Марине показалось, что она на минуту провалилась куда-то во тьму, а когда вынырнула на свет, оказалось, что мир вокруг нее полностью изменился. В этом новом мире все было совершенно безумно, непонятно, нелогично.

«Потому что ты любила этот дом».

Зачем он сказал ей об этом сейчас? Зачем рассказал, что включил коттедж в договор? Что это – очередная проверка, попытка заставить ее передумать? Марина знала только одно: это известие потрясло ее так сильно, что на несколько мгновений она утратила жизненно необходимую ей сейчас невозмутимость, выдала себя, показала Пьетро, какой хаос бушует у нее в душе.

– Как ты можешь так говорить?

Слова давались ей с огромным трудом, они падали с губ, словно железные колючки, оканчивающиеся крючками; они рвали ее губы, и ей казалось, что она чувствует вкус крови.

– Как ты можешь быть таким жестоким?

– Жестоким?

Даже если бы она ударила его, дала бы ему пощечину, и тогда эффект был бы слабее. Пьетро отшатнулся от нее.

– Что ты говоришь?

Если Марина начнет объяснять ему, она умрет. В ее мозгу разрасталась темнота, готовая поглотить ее, – и все-таки ей удалось заметить, как бледнеет лицо Пьетро и распахиваются его глаза.

– Жестоким… – повторил он совершенно другим тоном. – Господи боже. Прости меня, Марина.

Она решила, что ослышалась.

– Что?

– Я не подумал… Проклятье, я должен был понять! Нельзя было привозить тебя сюда, нельзя! Ведь здесь все пронизано воспоминаниями о малыше!

О малыше…

Уже кое-что, но все равно слишком мало. Марине стало еще больнее оттого, что он видел в ее состоянии только одну причину, не понимал, что все было намного, намного сложнее.

– С чего это ты вдруг озаботился этим?

Это было нечестно, это ранит его, но сейчас Марина не могла думать о ком-то, кроме себя, о чем-то, кроме своей борьбы с воспоминаниями и дикой, раздирающей грудь болью. Если Марина даст ей вырваться наружу, она станет в разы сильнее, и тогда Марина просто не выдержит.

– Что?… Мне было не легче, чем тебе…

Голос Пьетро долетал до ее ушей, как сквозь толстый слой ваты.

– О да, конечно! Ты был так разочарован!

– Разумеется, разочарован! Я хотел этого ребенка так же сильно, как ты…

– Нет! – выкрикнула Марина рыдающим голосом.

Она замотала головой так неистово, что волосы хлестнули ее по лицу.

– Не смей так говорить! Это неправда!

Как он мог хотеть этого ребенка так же сильно, как она, когда она любила малыша в первую очередь потому, что его отцом был Пьетро, человек, которого Марина боготворила? Когда она потеряла ребенка, она лишилась и его отца.

Слезы жгли ее глаза, как кислота. Она ничего не видела. Где Пьетро? Рядом или на другом конце комнаты? Она не знала, не могла понять, пока что-то теплое не коснулось ее руки, разрушая последние плотины на пути ревущего потока, сметая остатки выдержки.

– Марина…

– Нет!

Она рванулась и побежала, вслепую пытаясь найти выход. Прочь, прочь из этого дома, от воспоминаний, от этой жуткой, невыносимой боли! Ей казалось, что она бежит со всех ног, но Пьетро легко догнал ее, обхватил за плечи и крепко прижал к себе, не обращая внимания на ее отчаянное сопротивление.

– Нет, – сказал он, и его спокойный, мягкий голос острым клинком распорол липкий туман, в котором плыла Марина. – Нет, на этот раз ты не сбежишь и не спрячешься от меня за запертой дверью. Однажды ты ушла и больше не вернулась. Я не позволю тебе поступить так со мной еще раз.

– Ты не посмеешь остановить меня! Ты не имеешь права, я не дам тебе…

– У меня есть все права, – жестко отрезал Пьетро, и его слова больно ударили ее прямо в сердце. – Ты сама дала их мне в день нашей свадьбы, и они все еще принадлежат мне. Я все еще твой муж.

– Только на бумаге!

– И отец твоего ребенка.

На этот раз он выбрал неверную тактику, зашел слишком далеко.

– Замолчи! Не смей! Мой ребенок умер! Твой драгоценный наследник умер!

– И поэтому я не могу любить его или ее? – мрачно, вызывающе спросил Пьетро.

Этот удар Марина не смогла отразить.

– Я знаю точно только одно: ты никогда не любил меня!

Собрав остатки сил, Марина вырвалась, сжала кулаки и, не глядя, стала колотить Пьетро. От неожиданности он отпрянул, но потом просто встал спокойно, подставляясь под удары. А Марина все била и била, чувствуя, как силы уходят, оставляя лишь усталость и отчаяние.

– Ты любил только то, что я могла дать тебе!…

Что-то надломилось в Марине, стержень, удерживающий ее на ногах, с гордо поднятой головой, треснул, и она упала на грудь Пьетро. Рыдания душили ее, и она больше не могла их сдерживать.

Пьетро ничего не сказал. Пока на него обрушивался град ударов, он стоял неподвижно, молча принимая их, но, когда силы оставили Марину, он подхватил ее измученное тело и осторожно, нежно прижал к себе. Инстинктивным движением существа, ищущего защиты в родной норе, Марина спрятала лицо у Пьетро на груди и горько заплакала.

Она не знала, сколько они простояли так: он – молчаливый и неподвижный, как скала, она – распадаясь на части от боли и отчаяния. Но постепенно ее рыдания становились все глуше, тише и вот наконец умолкли совсем. Марина всхлипнула в последний раз и выпрямилась, вытирая ладонями щеки, некрасиво шмыгая носом и не решаясь поднять глаза на Пьетро. Что-то мягко коснулось ее волос, но она не поняла что – его пальцы или щека. Все так же молча Пьетро увлек ее к кушетке, усадил на подушки и взял с тумбочки коробку бумажных носовых платков. Он осторожно вытер ее щеки, стирая потеки туши. Закончив приводить ее лицо в порядок, он вгляделся в него так пристально, что Марина поежилась и опустила голову.

Пьетро вдруг резко встал, прошелся по комнате и снова подошел к ней. Он нависал над Мариной, широко расставив ноги, сунув руки глубоко в карманы брюк. Сквозь слипшиеся от слез ресницы Марина заметила, что под тканью его пальцы были крепко сжаты в кулаки. Он явно прилагал громадные усилия, чтобы оставаться спокойным внешне.

– Ты можешь… – хрипло начал он. – Ты можешь обвинить меня в том, что я недостаточно сильно любил тебя. Можешь обвинить и в том, что я вообще не любил тебя. Но никто не может обвинить меня в том, что я не любил своего ребенка и не хотел его.

Его голос звучал так уверенно, что Марина не нашлась, что ответить. Она только посмотрела на него и кивнула.

– День, когда ты потеряла ребенка, – глухо продолжал Пьетро, – стал одним из самых страшных в моей жизни.

Марина вздрогнула, как будто ее ударили кнутом. Она так глубоко погрузилась в свою скорбь, что ни разу не подумала о Пьетро. Что он чувствовал, как он переживал эту трагедию? Ведь это был и его ребенок.

– Прости, что подвела тебя…

– Подвела? – сердито переспросил Пьетро.

Его настроение и интонации менялись с такой скоростью, что Марина не успевала за ними.

– Да, подвела.

Крепкие руки ухватили ее за плечи и сдернули с кушетки. Прямо перед лицом Марины оказались огромные глаза, казавшиеся еще светлее из-за покрывающего кожу темного загара.

– И каким же образом ты меня подвела?

– Я потеряла…

Пьетро не дал ей закончить.

– Это не только твоя беда. Это был наш с тобой ребенок. Единственное, из-за чего нам должно быть стыдно, – что мы не смогли справиться с этим вместе, что мы разбежались, даже не попытавшись как-то помочь друг другу.

– Но наши отношения и без того уже трещали по швам!

Боль, все еще сидевшая тупой иглой в сердце, заставила ее сказать это, однако Марину вдруг словно осветило и согрело солнце: Пьетро не винил ее за то, что она потеряла ребенка.

– Ты уже не хотел меня.

– Ты была беременной!

И толстой. И смертельно усталой. Ее тошнило не только по утрам, ее едва не выворачивало наизнанку круглые сутки. Она должна была истолковать это как тревожный звонок, предупреждающий ее о грядущей беде, но тогда она слишком усердно старалась сохранить лицо в любых условиях.

– Да, я совсем не тянула на прекрасную княгиню, которую ты искал.

– Я знал, что ты беременна, когда женился на тебе. Я был счастлив видеть, как ты меняешься, потому что перемены свидетельствовали о том, что мой ребенок растет в тебе. Все остальное не имело для меня значения.

– А ушел спать в другую комнату ты тоже ради ребенка?

Выражение лица Пьетро снова изменилось. Он насупился:

– Я еще и не на то был готов ради здоровья ребенка. Тебе было неуютно, тебя тошнило, ты плохо спала.

Марине спалось бы куда лучше, если бы он лежал рядом с ней, обнимая ее своими сильными руками, даря ощущение защищенности. Едва переступив порог огромного дворца и увидев, какое богатство унаследует ее ребенок, Марина оробела. Пьетро сразу же закружил водоворот дел, управление поместьем отнимало почти все его время, и Марина почувствовала себя совсем чужой, уязвимой. К тому же его мать так холодно встретила ее… Тогда она ничего не сказала, не стала жаловаться, а теперь уже слишком поздно.

Оглядываясь назад, Марина начала понимать, что беспокоиться и переживать стоит не из-за прошлого как такового, а из-за того, как оно просочилось в настоящее, переплелось с ним. Оно нашло крошечную брешь в стенах, за которыми Марине было так комфортно, и все сильнее подтачивало их, оставляя ее еще более беззащитной, чем раньше.

Она сказала, что ей ничего не нужно от Пьетро, но не успела она договорить, как поняла, что это ложь.

Когда-то Марине нужно было так много: Пьетро, его любовь, его преданность и верность. И когда оказалось, что он никогда не даст ей ничего, даже самой малости, ее сердце словно разломилось, и Марина думала, что не выдержит и умрет от боли. Именно тогда она поняла, что должна бежать, как можно быстрее и дальше. Оглянуться было равносильно моментальной гибели, как и возвращение. Отныне Сицилия для Марины – логово голодного льва.

И самое страшное было то, что она не смогла закрыться от него, и он понял, что на самом деле ее броня вовсе не такая уж непробиваемая.

Она позволила ему заглянуть в свое сердце глубже, чем следовало, и он увидел такие сокровенные глубины, в существовании которых сама Марина не отдавала себе отчета. Никто не знал, как Пьетро использует эту информацию.

Глава 7

Марина постаралась придать голосу небрежную интонацию и сказала:

– Этот разговор…

Она подошла к окну, надеясь, что ноги не подведут ее. Слегка опершись о стену, к которой хотелось привалиться всем ослабевшим телом, Марина уставилась на буколический вид, расстилавшийся внизу, чтобы не смотреть на Пьетро, на его невозмутимое лицо, в холодные, осуждающие глаза.

Надо срочно перевести разговор на более безопасную тему, подвести к тому, что она не собирается сидеть тут целый день. С каждой минутой ее сердце, в которое она зареклась пускать Пьетро, все сильнее тянулось к нему. Он же, в свою очередь, умело пользовался ее слабостью, безошибочно находя трещинки и зазоры в ее броне. Если так будет продолжаться, все может зайти слишком далеко.

– Я имею в виду обсуждения условий договора. Думаю, нам стоит закончить с этим. Мне ведь надо еще успеть на самолет, если я хочу попасть домой.

– Не бойся, не опоздаешь, – сухо бросил у нее за спиной Пьетро. – Самолет мой собственный, вылетит, когда я скажу.

Вот именно, горько подумала Марина, когда он скажет. Он отдаст приказ, пилот повинуется. Это значит, что фактически она пленница Пьетро.

– Так или иначе, мне кажется, что нам особо нечего обсуждать.

– Насчет развода согласен, но наш брак – совсем другое дело. Впрочем, сначала мы поедим.

– Поедим?…

Марина не поверила ушам: они вот-вот до конца разрушат жалкие остатки их брака, а Пьетро думает о еде?

– Время обеда давно прошло, – заметил Пьетро, вставая так близко к ней, что она почувствовала тепло и возбуждающий запах его тела. – Я умираю от голода, и ты, думаю, тоже.

– Я… – начала Марина, но тут у нее в животе громко заурчало, сводя на нет невысказанное возражение.

Пьетро тихонько засмеялся, и Марина порывисто повернулась к нему, и сразу пожалела об этом: его лицо смягчилось, напоминая ей о человеке, которого она любила.

– Ты вообще сегодня ела? – спросил он, предлагая ей признаться в отсутствии аппетита: он знал, что она не может есть, когда расстроена. – Как насчет небольшого перерыва, Марина? Никаких разговоров о разводе. Мне кажется, тебе он не помешает.

Пьетро нежно провел пальцем по ее еще влажной щеке, и Марина поняла, почему он предложил ей прерваться, и обнаружила, что благодарна ему за это.

– Нам обоим он не помешает. К тому же закусочная на побережье все еще открыта… – заметил Пьетро, лукаво блестя глазами.

Да, Марине очень нужен был перерыв, чтобы собраться с силами и успокоиться.

– Та самая, где делают восхитительную пасту с сардинами? – спросила она.

Ее рот наполнился слюной при воспоминании о большой тарелке с этим вкуснейшим блюдом.

– Та самая.

– А как же папарацци?

– Они все еще ошиваются у отеля, ждут тебя. Дождь кончается, мы спокойно можем пойти прогуляться.

Словно в подтверждение его слов, из-за туч наконец выглянуло солнце.

– Но я неподобающе одета…

Марина понимала, что это неубедительный довод, и Пьетро даже не стал отвечать ей. Вместо этого он пошел в спальню, открыл шкаф и вывалил на кровать кучу одежды.

– Здесь должно найтись что-нибудь подходящее.

– Моя старая одежда…

Она оставила эти вещи здесь после медового месяца и так и не забрала до своего побега.

– И моя тоже, – сказал Пьетро, доставая из-за другой створки шкафа футболку и джинсы.

– Почему ты сохранил ее?

Пьетро уже снял строгий пиджак и бросил его на кровать и теперь держался за пуговицу рубашки, серьезно глядя на Марину.

– Я не был здесь с тех пор.

– Ни разу?

– Ни разу.

Это ставило сразу несколько вопросов, но Пьетро, очевидно, не собирался развивать эту тему. Он снял рубашку, и вид его обнаженного тела пригвоздил Марину к полу. Она ясно вспомнила, как прижималась к этой бронзовой от загара, мускулистой груди, как жесткие черные волоски щекотали ее чувствительную кожу, как они ласкали друг друга на широкой постели… Только когда Пьетро расстегнул ремень на брюках, Марина вздрогнула и вновь обрела способность двигаться. Она метнулась в ванную, чтобы переодеться без свидетелей.

Когда Марина сняла строгий костюм и блузку, ей показалось, что вместе с ними с нее слетела и броня, в которую она заковала себя перед вылетом на Сицилию. В своей новой жизни в Лондоне она никогда не надела бы свободную тонкую рубашку нежно-бирюзового цвета и белые бриджи, которые дал ей Пьетро. Вещи такого рода носила прежняя Марина, более молодая и наивная. И куда более счастливая.

Марина бросила взгляд в зеркало и замерла, пораженная. Ее волосы торчали в разные стороны, макияж размазался по всему лицу. И все-таки сейчас она выглядела лучше, чем все эти два года. Ее глаза сияли, а щеки покрывал свежий румянец.

Неужели всего лишь воспоминания об их с Пьетро счастливой жизни вместе воскресили ее?

Марина прижала руки к горящим щекам, но глаза ее продолжали источать мягкий свет.

– Будь осторожна, – велела Марина, глядя на свое отражение. – Будь очень, очень осторожна.

Разум изо всех сил старался убедить ее в правильности этого предостережения, но, когда она подошла к двери, ее сердце забилось сильно-сильно, словно в предвкушении, словно она собиралась войти в глубокие, темные воды, таящие в себе неисчислимые опасности.

И самым страшным было то, что она не могла найти в себе хоть каплю страха перед тем, что ее ожидало.

Солнце уже садилось, когда они вернулись в коттедж. Закатные лучи окрашивали его стены в неземной пунцовый цвет, делая его нереальным, как мечта, и Марине казалось, что она действительно попала в сказку. Ужин с Пьетро, и правда, стал передышкой, отдыхом от мучительных разговоров и воспоминаний. Они гуляли, разговаривали на безопасные, обыденные темы, вкусно ели и пили хорошее вино, и если было в этом вечере что-то тревожащее, то только то, что их руки иногда встречались, сталкивались, соприкасались. Марине приходилось сражаться с собой, чтобы удержаться и не переплести свои пальцы с его, и не пойти дальше рука об руку с Пьетро. У нее больше не было такого права, а Пьетро не проявлял ни инициативы, ни желания восстановить их прежнюю близость.

Подходя все ближе к коттеджу, Марина чувствовала, как свет в ее душе гаснет и тени подступают к ней, окружают ее со всех сторон. Перерыв кончался, снова наступало время битвы, горьких слов и тяжелых мыслей.

Оттягивать неизбежное было глупо, и Марина первая заговорила, когда они вошли в дом:

– Ну, что еще нам нужно обговорить?

Она смотрела в окно так упорно, что скоро очертания зеленых деревьев и розовых облаков на фиолетовом небе начали размываться. Марина просто не могла смотреть на Пьетро. Ее решимость, с таким трудом накопленная, немедленно испарится, если она увидит его лицо, улыбавшееся ей через столик, его глаза, смотревшие так тепло еще несколько минут назад, губы, говорившие тихо и ласково. За окном все было спокойно и неподвижно, только по стене быстро пробежала зеленая ящерка и спряталась между большими камнями старой кладки.

– Мне бы очень хотелось поскорее все оформить и сегодня же улететь домой.

Ей очень хорошо удалось взять себя в руки, и голос ее прозвучал жестко и сухо. Марина услышала, как Пьетро втянул воздух сквозь зубы и подошел к ней. От аромата лаймового шампуня и терпких ноток его собственного запаха у нее закружилась голова.

– И поскольку мне ничего не нужно от тебя…

– Есть кое-что, что мне нужно от тебя.

Марина содрогнулась всем телом и обернулась. Пьетро стоял ближе к ней, чем ей казалось, и она испугалась, поймав себя на том, что не может оторвать взгляд от его обтянутой темной футболкой груди, длинных мускулистых рук, открытых короткими рукавами и напряженных, словно он пытался не дать им двинуться. У Марины пересохло в горле, поэтому голос предательски дрогнул:

– Тебе нужно от меня?

– Да. Вернее, мне нужно, чтобы ты кое-что вернула мне.

– Мне нечего тебе возвращать.

Она развела руками, показывая, что у нее ничего нет, и направление его взгляда – на блеснувшее на ее пальце кольцо – подсказало ей, что он имеет в виду.

– Ах да… Конечно, – только и смогла выдавить Марина, поморщившись от боли.

Разумеется. Как она могла быть такой глупой? Что, кроме обручального кольца, нужно Пьетро? Разве что дивное кольцо с изумрудами и бриллиантами, которое он подарил ей, когда она приняла предложение руки и сердца…

Запретив себе думать об этом, чтобы не пробуждать память, Марина взялась за кольцо дрожащими пальцами. Оно не снялось. Как будто ее палец специально опух, чтобы не дать снять кольцо.

– Извини, оно…

Зрение снова затуманилось, и Марина низко опустила голову, чтобы скрыть слезы, жгущие глаза, и румянец стыда, заливший щеки. Лицо горело, и Марина снова почувствовала себя слишком открытой и уязвимой.

– Не могу… – прошептала она, отчаянно дергая кольцо, крутя его, стягивая с пальца. – Проклятье, не могу!

Она вздрогнула, когда Пьетро вдруг накрыл ее руки своими.

– Марина, все нормально.

Его голос был спокоен, и Марина застыла, не в силах сопротивляться его умиротворяющему действию.

– Оставь, Марина, – сказал Пьетро тише. – Я не это имел в виду.

Марина не смела поднять голову. Что-то новое появилось в его голосе – глубокие, рокочущие нотки, заставляющие ее дрожать всем телом. Его прохладные пальцы вдруг потеплели, потом стали горячими, он сильнее сжал ее руки, еще сильнее, и Марина чуть не вскрикнула от накатившего возбуждения.

– Марина… – прошептал Пьетро.

Его палец поглаживал нежную кожу ее запястья. Сердце Марины едва не проломило грудную клетку, кровь с ревом неслась по венам.

– Пьетро… – задохнулась она.

Ее голос был хриплым – от возбуждения, от страха, от предвкушения наслаждения. Она хотела сказать: «Пьетро, не надо», но конец предложения потерялся в вихре чувств, закружившем ее. А Пьетро продолжал ласкать ее руку, соблазняя, заставляя балансировать на грани обморока. Он был так близко, так близко…

Неужели его сжигало желание столь же сильное, как ее собственное?

Когда Марина осмелилась поднять глаза, оказалось, что Пьетро подошел еще ближе и наклонился к ней: теперь ей надо было лишь поднять голову, чтобы их губы встретились. Он стоит так близко и ничего не делает – почему? Ждет первого шага от нее?

Марина облизала пересохшие губы, но это только усугубило ситуацию: Пьетро плотоядно проследил за движением ее языка и тяжело сглотнул. Тишина стала звенящей, напряжение росло, и воздух между ними нагревали вовсе не последние лучи заходящего солнца.

И Марина не могла стряхнуть пальцы Пьетро со своих рук. Ее тело просто отказывалось повиноваться ей.

– Пьетро… – снова выдохнула она и застыла от ужаса, услышав в своем голосе нотки поощрения и желания.

И вдруг, в одну секунду, ей стало все равно. Она подняла голову и коснулась губами его полной нижней губы. Едва почувствовав его вкус, Марина поняла, что этого совершенно недостаточно.

Было очевидно, что Пьетро чувствовал то же самое. Он хрипло простонал ее имя и впился в ее губы жадным поцелуем. Марина испугалась, что сейчас упадет – ноги едва держали ее, – но Пьетро наконец отпустил ее руки и обнял ее, одной рукой меняя угол наклона головы Марины, чтобы углубить поцелуй.

Марина прогнулась, прижимаясь к Пьетро, теряясь в волнах мощной сексуальной энергии, исходящей от него. Она обняла его и с силой провела руками по его спине, потом задрала футболку и скользнула пальцами по голой коже. Пьетро застонал и переступил с ноги на ногу; их тела потерлись друг о друга, и они застонали в унисон.

Пьетро не то оттащил, не то отвел Марину к противоположной стене и крепко прижал к ней.

У нее кружилась голова – от ощущения его сильных рук на ее теле, от восторженного предвкушения того, что вот-вот случится.

– Мне не нужно твое чертово кольцо! – прорычал Пьетро, быстро целуя Марину после каждого слова.

Он так поспешно расстегивал ее рубашку, что оторвал несколько пуговиц, и они со стуком ударились об пол и укатились куда-то.

– Все, чего я хочу, – ты, в моей постели, подо мной, открытая для меня.

«Все, чего я хочу, – ты»…

Неужели Марина не ослышалась? Неужели Пьетро, правда, хотел, чтобы она вернулась к нему? Неужели он действительно не хотел разводиться с ней?

Возможно ли, что…

Однако додумать ей не удалось. Словно открылся шлюз, словно прорвало плотину, Пьетро сорвал с нее рубашку и сжал ее обнаженное тело в объятиях. Марина жадно припала губами к его губам, переносясь в рай, где не было ничего, кроме наслаждения ласками Пьетро и его телом, его сильными руками, его гладкой горячей кожей. Ничего не видя и не слыша, она отчаянно шарила руками по его телу, тяжело дыша, все больше уверяясь в том, что Пьетро настоящий, все это происходит на самом деле и все только начинается.

Пьетро подхватил ее, пронес по комнате и внес в спальню, распахнув плечом дверь. В полумраке прохладной комнаты он уложил ее на свежие простыни, пахнущие солнечным светом и лимонами, и Марина особенно отчетливо вспомнила каждую ночь их медового месяца. Она как раз боролась с собой, пытаясь отогнать эти воспоминания, но Пьетро стянул с себя футболку и забрался на кровать, нависая над Мариной, и вся печаль и скорбь последних лет оставила Марину, сменившись острым желанием вновь принадлежать Пьетро.

– Вот что свело нас, – прошептал он, привычными движениями ловко снимая с нее оставшуюся одежду. – И это удержит нас вместе – не юристы, не законы, а зов чувства, соединение мужчины и женщины, слияние тел…

Марина ухватилась за плечи Пьетро. Она сходила с ума от ожидания, чувствуя его сильнейшее возбуждение, а он прижимался к ней, дразня и распаляя. Марина потянула его на себя, выгибаясь ему навстречу, умирая от желания почувствовать его в себе.

Губы Пьетро нашли ее грудь и заскользили по ней, остановились на затвердевшем соске, сжали его; Пьетро выдохнул и слегка прикусил чувствительный комочек плоти. Марина в изнеможении откинулась на подушки, полностью открываясь для него, отдаваясь ему.

– Пьетро! – задыхаясь, еле вымолвила она.

Она не могла больше ждать. Она была готова для него. Выгнувшись еще сильнее, Марина широко развела ноги. Пьетро вдавил ее в матрас и наконец вошел в нее одним мощным движением, исторгнув из ее груди крик облегчения и невообразимого наслаждения. В уголках ее глаз показались слезы, и Пьетро, наклонившись к ней, слизнул их и стал покрывать легкими поцелуями ее веки, не давая открыть глаза. Марина чувствовала, как ответственно он относится к процессу. Даже не видя Пьетро, она знала, что он внимательно смотрит ей в лицо, желая понять, какой эффект оказывают на нее его медленные, расчетливые движения.

И это был именно тот эффект, которого он ждал. Марина не смогла бы попросить его остановиться, даже если бы захотела. Она так соскучилась по этому, ее жизнь была такой серой, такой холодной без Пьетро, без жара его страсти. Пьетро прав: именно это свело их и удерживало вместе, даже когда их отношения заметно расшатались, даже когда Марина уже не чувствовала, что она значит для Пьетро не меньше, чем он для нее. Ночи, которые они проводили вместе, наполняли жизнь смыслом, избавляли ее от самых темных страхов. Они поддерживали ее, помогали ей найти в себе силы остаться, не уходить от Пьетро, вставать по утрам, ложиться в постель вечером. Именно из-за своей страсти они продолжали жить вместе.

И сейчас Пьетро снова был рядом, он был с ней, в ней, вокруг нее. Больше она ничего не хотела. Каждое его движение поднимало ее все выше и выше, к самым облакам, к солнцу, все ближе к разрешению от бремени одиночества и горя – и вот наконец Марина словно распалась на части, содрогаясь в руках Пьетро, которые держали ее крепко, не давая сорваться с края мира. Только ощущение его силы, окружающей ее, не дало Марине окончательно потерять сознание. Ничто больше не имело значения, остался только Пьетро и его подрагивающее тело, вздрагивающее все сильнее и наконец напрягшееся до боли. Он глухо застонал, словно сдаваясь, и вдруг полностью расслабился, накрыв Марину своим телом.

Она не знала, сколько они пролежали так, растворяясь в ощущении единения и единства. Через несколько минут, или часов, или дней их легкие и сердца снова заработали, и Пьетро сполз с Марины и лег рядом, положив голову ей на грудь, обжигая ее сверхчувствительную кожу прерывистым дыханием.

Немного погодя они забылись сном, но за эту ночь дважды просыпались, дважды снова отдавались ослепляющей, всепоглощающей страсти, оставлявшей их лежать без сил и желания двигаться и думать.

Лишь когда первые лучи солнца проникли в спальню между створок ставней, Марина начала понимать, что случилось. Осознание жестокой, холодной реальности мало-помалу вползло в ее разум, и она широко распахнула глаза, цепенея от ужаса. Несколько раз она пыталась вновь призвать спасительную дрему, освобождавшую ее от необходимости осмысливать эту ночь, но сон не приходил. Розовый туман удовлетворения стремительно выветривался из головы, сердце снова начинало бешено стучать, но уже не от возбуждения, а от страха.

Что она натворила? Как она могла забыться настолько, чтобы позволить себе такой неразумный поступок? Как мог здравый смысл оставить ее в самый неподходящий момент? Зачем она разрешила Пьетро заняться с ней…

Нет, нет, нет! Марина была не в силах даже в мыслях произнести «заняться с ней любовью», потому что никакой любовью тут и не пахло. Это был банальный зов плоти, просто секс, ничего больше. Да, она тоже хотела этого, но это ничего не меняло. Пьетро просто закончил то, что начал в кабинете своего юриста. Оставшись наедине с Пьетро, Марина растеряла все предлоги, с помощью которых могла бы отказать ему в удовлетворении его желания.

Марина медленно оглядела комнату, в которой проснулась в первое утро после свадьбы. С тех пор ничто здесь не изменилось. Маленькая комнатка, скромно обставленная, – комната, в которой, как верила тогда Марина, начинается ее новая, счастливейшая жизнь.

Но Марина очень изменилась за прошедшее с того утра время. И она никогда не станет прежней.

«Мне ничего от тебя не нужно! Абсолютно ничего!» – крикнула она Пьетро. Теперь эти слова гулко, пусто отдавались в ее измученной голове. Она прилетела на Сицилию, чтобы расторгнуть свой брак, получить свободу и начать новую жизнь, в которой не будет места призракам жизни старой. Вместо этого она так запуталась в собственной хитроумной игре, что. Пьетро воспринял каждое ее слово как вызов. Он сказал, что хочет ее, и сделал все, чтобы доказать Марине, что и она хочет его. Вместо того чтобы быстро сделать дело и улететь домой, Марина вбежала прямиком в силок, который Пьетро расставил для нее. Прошлым вечером Пьетро честно признался, чего хочет от нее; Марина же оказалась достаточно глупа, чтобы услышать в его словах какой-то несуществующий подтекст.

Слезинка выкатилась из уголка ее глаза и медленно потекла по щеке. Марина сделала все настолько неправильно, что даже поплакать нормально теперь не могла.

Остаться лежать на их брачном ложе, обнаженной и открытой, было выше ее сил. Пьетро еще спал, глубоко, размеренно дыша, тяжело придавливая Марину к кровати. Закусив губу, чтобы не начать всхлипывать, Марина попробовала выбраться из-под него, пошевелив плечом.

– Ох, пожалуйста…

Она сама не поняла, сказала ли это вслух или просто подумала со всей силой отчаяния. Марина снова пошевелилась, на этот раз постаравшись высвободить ногу.

– Милая, – пробормотал Пьетро по-итальянски, и сердце Марины сжалось от страха.

Однако Пьетро не проснулся, не поднял голову, только чуть отодвинулся от нее, вздохнул и уткнулся лицом в подушку. Марина перевела дух и продолжила медленно, осторожно вытягивать конечности из-под Пьетро, воспользовавшись сменой положения. Через несколько минут она смогла сесть и беззвучно спустила ноги на пол.

Ее одежда была разбросана по всей комнате, напоминая о нетерпении, с которым они спешили предаться страсти. Марина помотала головой, отгоняя воспоминания об этом. На Пьетро она тоже старалась не смотреть – слишком больно. Его образ и так был словно выжжен каленым железом на ее сетчатке…

Дольше медлить нельзя. Марина торопливо собрала одежду. Надо уйти прежде, чем Пьетро проснется; может быть, ей удастся одеться так тихо, чтобы он не…

Слова, полные циничной насмешки, накрыли Марину ледяной волной, и она замерла, словно примерзнув к деревянному полу:

– И куда это ты собралась?

Глава 8

Пьетро проснулся от ощущения холода там, где раньше было сонное тепло тела Марины, прижавшейся к нему. Слабое движение воздуха подсказало ему, что Марина предельно осторожно выбирается из постели, изо всех сил стараясь не шуметь. Именно эта нарочитая, болезненная осторожность, стремление незамеченной выпутаться из объятий Пьетро и разбудила его, разогнала золотую дымку наслаждения, все еще застилавшую разум Пьетро. То, что она так не хотела, чтобы он застукал ее ускользающей от него, стряхнуло с него остатки сна, однако он не стал показывать ей, что проснулся. Сначала он хотел понять, что она задумала, что будет делать дальше.

Пьетро приоткрыл один глаз, слегка повернул голову и открыл второй. Марина на цыпочках кралась по комнате, собирая свою одежду. Пока она стояла спиной к кровати, Пьетро перекатился на бок, чтобы лучше видеть. Обнаженная, стройная, прекрасная, Марина являла собой видение чистой красоты, и Пьетро почувствовал острый укол желания. Впрочем, оно быстро остыло, когда он увидел, как она пробирается к двери, прижимая одежду к груди, явно намереваясь сбежать – совсем как два года назад.

Ну уж нет. Больше Пьетро такого не допустит.

– И куда это ты собралась?

Марина вздрогнула, все ее тело напряглось, но она не повернулась к нему, даже не оглянулась.

– Домой, – тихо сказала она.

Пьетро нахмурился: ему не понравился ее тон. Нет, не такого пробуждения он ожидал. Когда Марина ответила на его поцелуй в кабинете Маттео, когда она вся открылась для него, ему навстречу, Пьетро понял, что не готов отпустить эту женщину. Его тяга к ней никуда не делась, не умерла, просто на некоторое время словно бы уснула. Достаточно было одного поцелуя, одного прикосновения, одного взгляда, чтобы страсть поднялась в нем с новой силой, и теперь она бурлила в нем, как проснувшийся вулкан. Одной ночи совершенно не хватило, чтобы хоть чуть-чуть притупить его голод. Пьетро нужно было больше, намного, намного больше.

И пока он не почувствовал, как Марина пытается улизнуть, он думал, что и она настроена на ту же волну.

– Домой? – скептически переспросил Пьетро. – Ты думаешь, что после того, что случилось между нами, я вот так просто дам тебе развернуться и уйти?

На секунду ему показалось, что она уйдет, не удостоив его ответом. Но она опустила голову, постояла несколько мгновений неподвижно, а потом оглянулась и зло посмотрела на него через плечо.

– Да. А почему нет? Мое присутствие здесь больше не требуется.

– Не требуется?

Пьетро сел и оперся спиной о подушки.

– Ты заблуждаешься.

– Почему? Ты получил что хотел. Все кончено.

– Ничего не кончено. И не надо делать вид, что только я хотел этого. Ты хотела меня ничуть не меньше, чем я тебя.

– Может, и так.

Марина наконец повернулась к нему лицом, бледная, со сверкающими изумрудными глазами. Она стыдливо прижимала к себе одежду, пытаясь прикрыть свою наготу. Ей одновременно и удалось, и не удалось достичь цели: одежда скрывала самые интимные части ее тела, но даже ее обнаженная кожа, молочно-белая, сияющая в слабом полусвете, возбуждала Пьетро. Ее тонкая, стройная шея, худенькие, изящные плечи, длинные, тонкие руки… Ком одежды открывал ложбинку между грудей, и Пьетро снова почувствовал на языке нежный вкус кожи и твердость сосков. Очертания ее бедер, почти не скрытых свисающими с ее рук брюками, наводили на мысль об источнике наслаждения между ними, и Пьетро чуть не застонал в голос. Он торопливо встал и потянулся за штанами. Никакого разговора у них не получится, если она заметит реакцию его тела на нее.

– Может быть, я и хотела тебя – раньше, – продолжила Марина. – Но это было тогда. Сейчас все изменилось. Все кончено.

– Кончено?

Пьетро расхохотался, запрокинув голову.

– Ты ошибаешься, красавица. Все только начинается.

– Нет! – решительно воскликнула она.

Но Пьетро явственно услышал дрожь в ее голосе. Она прекрасно понимала, что он прав, что ничего не кончено, что она по-прежнему хочет его так же сильно, как он ее. Разумеется, она ни за что не признается в этом. Разумеется, она будет бороться со своим желанием и с Пьетро до последней капли крови.

И, честно говоря, Пьетро это вполне устраивало. Он оперся о стену и сложил руки на груди. Ему даже хотелось помериться силами со своей взрывной женой, он очень соскучился по проявлениям ее темперамента. Каким бы ни был их странный, несуразный брак, скучным его не назвал бы никто. Марина и Пьетро постоянно сцеплялись по любому поводу, и их перепалки невообразимо заводили его. Наверное, именно благодаря бурным дням их ночи были не менее бурными.

Однако после потери ребенка Марина замкнулась в себе, отдалилась от Пьетро, и их битвы прекратились. Он так ни разу и не смог пробиться сквозь стену, которой она обнесла себя. Зато сейчас Пьетро предвкушал знатную схватку. Конечно, придется подождать, пока Марина раскачается, но Пьетро чувствовал, что за ожидание ему воздастся сполна. По крайней мере, Марина снова вела себя как живой человек, а не как равнодушная кукла.

– Ничего не начинается, – отрезала Марина. – Это просто секс. Нам надо было выпустить пар.

– Нет, не просто секс, признай это. Ты опять убегаешь от меня.

– Я не собираюсь что-либо признавать и ни от кого не убегаю!

– Странно. Обычно ты именно так выходишь из затруднительного положения.

Что-то неуловимо изменилось в ее лице. Она подняла голову еще выше и внимательно посмотрела Пьетро в глаза. От этого взгляда мурашки побежали у него по телу.

– Если ты действительно хочешь знать, что между нами было, я скажу тебе. Но предупреждаю: тебе это не понравится.

Такой Марины Пьетро еще не видел. Пьетро вдруг подумал, что, едва войдя в кабинет Маттео, Марина начала удивлять его количеством масок, имевшихся у нее в арсенале. Он был поражен, когда она швырнула ему в лицо договор, но даже та разгневанная женщина не сравнится с королевой воинов, стоявшей перед Пьетро сейчас. Ее волосы огненной гривой рассыпались по плечам, щеки расцвели возбужденным румянцем, ноздри гневно раздувались.

И еще никогда Пьетро не хотел Марину так сильно. Однако на этот раз нельзя было прибегать к сексу как к универсальному способу решения проблем. Пьетро сунул руки поглубже в карманы, чтобы избавить себя от соблазна прикоснуться к Марине, и усилием воли подавил вновь поднимающееся возбуждение.

Интересно, что или кто пробудил в ней ее былую воинственную натуру? Стюарт? Или…

Внезапно кусочки головоломки начали перемешиваться перед его внутренним взором и вставать на свои места, формируя картину, которая ему совсем не понравилась.

– Говори, – приказал он глухо.

– Можно я хотя бы оденусь? – возмутилась Марина.

– Разве я тебе запрещал? Одежда у тебя в руках.

Если он думал, что она отнимет одежду от тела, чтобы одеться, он глубоко заблуждается, подумала Марина. Она и так ужасно напортачила. Не хватало только стоять перед ним голой и пытаться побыстрее прикрыть наготу под его холодным, оценивающим взглядом.

К тому же Пьетро не хотел ждать, пока она оденется.

– Просто скажи мне, что это было.

Говорить правду она, конечно, не собиралась. У нее и так было чувство, что ее вывернули наизнанку и перебрали по косточкам. На Пьетро были только полузастегнутые брюки, но от этого ощущение собственной наготы не становилось менее острым. Из средств защиты у Марины остались только слова, и она использует их силу пополной.

– Марина… – угрожающе начал Пьетро.

– Прощание, – выпалила Марина. – Это был секс на прощание.

Пьетро сощурил тускло, как сталь, блестящие глаза.

– Мне это не нравится, – заметил он. – На самом деле ты не могла бы сказать ничего, что понравилось бы мне меньше, чем это.

– А ты хотел, чтобы я сказала: «Ты хотел меня, я хотела тебя»? Что ж, так и было. А теперь все кончено.

– Ничего не кончено.

Пьетро двинулся к ней с опасной, завораживающей грацией дикой кошки. Марина чувствовала его приближение всем телом, всей кожей, которую все сильнее пощипывало.

– Конечно, кончено. Ты вызвал меня сюда, чтобы я подписала бумаги на развод. Все было готово для расторжения нашего брака.

– А может, я передумал.

Неужели он не понял, какую боль причинил ей этими словами, как нож вонзившимися в ее исстрадавшееся сердце? Значит, только занявшись с ней сексом, он вспомнил, что все еще хочет ее? История повторялась сначала.

– Слишком поздно, – бросила Марина, но Пьетро медленно, тяжело покачал головой:

– Нет, не поздно. Мы еще не подписали документы и по-прежнему муж и жена. Нам некуда торопиться.

– Ты говоришь так, словно священное таинство брака ничего для тебя не значит! Я достаточно настрадалась, чтобы хотеть как можно скорее освободиться от тебя.

По лицу Пьетро Марина поняла, что сейчас он обвинит ее во лжи, и торопливо добавила, потому что не знала, какие еще аргументы привести в пользу того, что она действительно этого хочет:

– Все кончилось задолго до того, как я прилетела на Сицилию, даже до того, как ты прислал мне то письмо. Наш брак уже не спасти.

– Вот мы и пришли к этой теме. Надеюсь, ты не забыла, что это ты ушла от меня? Что ты сбежала, столкнувшись с трудностями?

– Я потеряла…

– Я знаю!

Пьетро раскинул руки, выражая свое отчаяние, горе – или признавая полное поражение. Он прошелся по комнате и остановился в каком-нибудь метре от Марины, но еще никогда такое маленькое расстояние не казалось ей таким огромным и непреодолимым. В голосе Пьетро не было ни капли тепла, когда он сказал:

– Ты потеряла ребенка. Я знаю это.

– От этого мне было не сбежать!

– Да. Но сбежать от меня ты могла. Что и сделала.

– Я была так несчастна! Мне хотелось…

– Тебе было одиноко, это понятно, но я-то что мог сделать? Ты не подпускала меня к себе, не давала даже прикоснуться к тебе.

– Я не хотела, чтобы ты был рядом со мной.

Марина боялась, что он снова соблазнит ее, отказавшись прислушиваться к ее страхам. Она хотела в одиночестве оплакать свою потерю, не показывая ему, насколько она несчастна, чтобы потом, на публике, справиться с собой и смело посмотреть в лицо Пьетро. Марина не могла заставить себя остаться с ним наедине: она знала, что теперь, когда нет ребенка, их ничто не связывает, не удерживает вместе, ей не перебросить мост через пропасть, пролегшую между ними.

– Значит… – начала Марина и резко замолчала, когда Пьетро зашевелился.

В три шага он покрыл расстояние до двери ванной и распахнул ее, потом коротко указал внутрь, приказывая Марине войти.

– Оденься, – грубо велел он. – Я не буду разговаривать с тобой, когда ты в таком виде. Не могу.

Марине удалось с достоинством пройти мимо Пьетро, но, едва за ней закрылась дверь, она без сил осела на пол. Несколько минут спустя она заставила себя собраться и начала поспешно одеваться. Однако перед ее глазами по-прежнему стояло мрачное, грозное лицо Пьетро. Нельзя было поддаваться страсти! С тем же успехом она могла просто разорвать на себе одежду и лечь на пол перед ним, умоляя его сделать с ней все, что он захочет. Сквозь эти здравые мысли пробивалось дикое желание, чтобы он снова овладел ею, вместо того чтобы так резко отвечать на ее попытку объясниться.

Может, именно потому, что он уже однажды посмеялся над ее страхами, во второй раз это оказалось еще больнее?

Неожиданно в Марине проснулись новые силы, о существовании которых она не подозревала. Развернувшись на пятках, она бросилась к двери. Она все скажет Пьетро, раз и навсегда прояснит все, что еще неясно…

Однако, взявшись за дверную ручку, она замерла. Дверь была не слишком толстая, но с замком, и ключ торчал с ее стороны – реальная, осязаемая защита от того ада, что ждал ее в другой комнате. Пьетро правильно сказал вчера про двери и замки в номерах отелей. Внезапно ей открылся новый смысл этих слов, и Марину затрясло.

Господи, неужели он действительно хотел прийти к ней, утешить ее, облегчить ее боль – и наткнулся на запертую дверь?

Сколько раз он пытался пробиться к ней? Сколько раз уходил ни с чем? И если его так часто отвергали, с какой стати ему бежать за своей бездушной женой, когда она ушла от него? Разве неразумнее остаться на месте и подождать, пока она вернется, когда будет в состоянии?

Марина решительно повернула ручку и вышла из ванной. Им с Пьетро давным-давно пора поговорить начистоту.

Глава 9

Пьетро стоял у окна на другом конце комнаты. Он неуклюже попытался прибраться, пока ее не было: поправил постель, накинул на нее покрывало, поднял подушки с пола. Он накинул, не застегивая, рубашку, уже не такую идеально свежую, как вчера, слегка помятую. Концы так и не застегнутого ремня болтались вдоль бедер. Велев ей одеться, он наверняка не подумал, что его собственная обнаженная грудь может отвлечь Марину от разговора.

Что ж, она постарается не отвлекаться, приложит все усилия. Она уже попадалась в эту ловушку, и теперь она стреляный воробей. Вот уж действительно, обжегшись на молоке, дуют на воду. Отныне Марина не пойдет на поводу у своих желаний, будет сохранять такое же ледяное спокойствие, какое присуще Пьетро, и ни за что не покажет неуверенности или страха. А если станет совсем тяжело, ей просто надо напомнить себе, почему она ушла от него. Это поможет укрепиться на позициях, не даст снова натворить глупостей – вроде той, что случилась всего несколько часов назад.

– Ну, ты хотел поговорить… – начала Марина, когда Пьетро решительно повернулся к ней. – Я слушаю. Только… Давай перейдем в другую комнату и присядем.

Каким бы боевым ни был ее настрой, ей все равно не хотелось оставаться в спальне. Пьетро устранил последствия бурной ночи, но Марина-то знала, что эта ночь была, и не могла не возвращаться взглядом и мыслями к огромной кровати.

В гостиной все еще царил полумрак: утро еще не до конца вступило в свои права.

– Ничего не вижу, – раздраженно заявила Марина, подошла к выключателю, и комнату залил свет.

Марина сразу же пожалела о своем необдуманном поступке. При свете смотреть на Пьетро стало совсем невыносимо: он был словно картина, вдруг ставшая объемной. Высокий, широкоплечий, с волосами поблескивающими, как перья ворона, с глазами светлыми и холодными, как море, бьющееся в берег за окном… Его здоровая, гладкая кожа казалась теплой даже на взгляд. И все это обрушилось на Марину, едва она щелкнула выключателем.

– Хочешь выпить? – предложил Пьетро, вольно или невольно подхватывая ее сухой, официальный тон.

– Нет, спасибо… Хотя да, немного воды.

Может быть, холодная вода хоть немного снимет напряжение?

Пьетро налил выпить и себе, отошел к окну и оперся о подоконник, мелкими глотками отпивая из стакана и внимательно глядя на Марину. Пожалуй, лучше начать первой, решила Марина. Хорошо бы еще знать, с чего начать… Вдруг луч солнца тронул ее обручальное кольцо, и Марина сказала:

– Если тебе были нужны не кольца, то что?

– Мое имя.

Пьетро застал ее врасплох. Марина растерянно заморгала. Ей показалось, что он показывает ей только вершину айсберга. Она опустила руку с не донесенным до рта стаканом и аккуратно поставила его на столик.

– Что ж, как тебе будет угодно. Мне все равно жилось куда лучше, когда я была Мариной Эмерсон, чем когда стала Мариной Динцео.

Она чуть не подавилась этой ложью.

– Наверное, в детстве я перечитала сказок. Только поэтому я поверила, что простолюдинка, превратившаяся в принцессу, может хорошо кончить. В любом случае, когда мы разведемся, я, разумеется, вернусь к своей девичьей фамилии.

– Я не это имел в виду. Я имел в виду мое доброе имя.

Ничего не понимающая Марина вгляделась в его лицо, силясь прочесть на нем разгадку этой головоломки, но он стоял спиной к свету, и понять что-то по его лицу было невозможно.

– Я не понимаю…

Пьетро сделал еще один глоток, поставил стакан на подоконник и пружинящей походкой хищника пошел к Марине, которая немедленно пожалела о том, что присела на низенький диван. Теперь Пьетро возвышался над ней, как непоколебимая гора, придавливая ее к земле своими размерами, действуя на нервы. Однако если Марина вскочит с места, чтобы хоть немного уравнять условия битвы, она выдаст свой страх. Поэтому она просто подняла голову и постаралась придать лицу выражение спокойного равнодушия. Наверное, ему она казалась слишком неподвижной, но лучше уж так, чем дать ему понять, как трепетно она реагирует на него на самом деле.

– Род Динцео – древний и благородный, его история берет начало в Средневековье. Наше влияние на Сицилии – огромно.

– Можешь мне не рассказывать, я и так все это знаю.

Марина никогда не забудет благоговение, с которым впервые посмотрела на огромный дворец в стиле венецианской готики и недавно отреставрированный, и поняла, что это дом семьи Пьетро, который скоро станет и ее домом тоже. Она выучила наизусть все гербы, висящие в каминном зале, и девиз его рода: «Что мне принадлежит, останется моим». Уже тогда у нее не осталось сомнений в том, что надменность и сильнейшее собственническое чувство – фамильная черта всех Динцео, особенно мужчин.

– Я ведь какое-то время жила этим! Я успела почувствовать ваше влияние на себе!

И чуть не задохнулась под бременем ожиданий, которое возложила на нее мать Пьетро.

– Когда тебя не было дома, я ненавидела этот дворец. Там до сих пор царит Средневековье.

– Моя мать старомодна, – признал Пьетро. – Но она печется о доброй славе нашего рода и делает все, что считает нужным для ее поддержания. И помимо всего прочего, она считает, что развод в семье Динцео – огромное пятно на ее репутации.

Пьетро замолчал, чтобы дать Марине время осмыслить его слова. Когда это произошло, голова у Марины пошла кругом.

– Но ты сказал… Мы же собирались подписать документы на развод!

– Сначала так и было.

Марине очень это не понравилось.

– Все изменилось.

Пьетро окинул красноречивым взглядом ее одежду, нитки на блузке, торчащие там, где раньше были выдранные с мясом пуговицы, потом посмотрел на полуоткрытую дверь спальни, завершая свою мысль.

– Это… Это ничего не значит! – испуганно воскликнула Марина.

– Уверяю тебя, это не так, – вкрадчиво заметил Пьетро. – Я это знаю так же хорошо, как ты. Наша страсть все еще горяча, как Этна, и я не собираюсь пытаться погасить ее вместо того, чтобы удовлетворить.

Марина наконец поднялась на ноги: она больше не могла смотреть на него снизу. Угрюмый и решительный взгляд зеленых глаз встретился с таким же взглядом глаз голубых.

– У тебя может не оказаться выбора.

– У меня уже нет выбора, – спокойно ответил Пьетро. – Ты сама знаешь, что делаешь со мной. И что я делаю с тобой.

– Да, секс, вечно один только секс! Этого мало для брака.

– Зато это хорошее начало. Ведь мы уже однажды начали с него.

Пьетро сказал это небрежно, но Марина знала, что он предельно серьезен, и это пугало ее.

– То есть ты хочешь не расторгать брак и продолжить наши отношения… только ради секса?

Марина сама не поняла, от чего ее голос дрогнул: от надежды, страха или шока. Она не понимала и того, что чувствует, что происходит в ее голове и сердце, какое чувство сильнее.

– Никто никогда не оказывал на меня такого воздействия, как ты.

– Сексуального?

– Сексуального.

Одно присутствие Марины неизменно отключало Пьетро мозг и передавало управление его телом самым примитивным инстинктам. Но сейчас здесь было и кое-что другое. Два года, что он провел без нее, он словно проспал, еле-еле шевелясь в мутном тумане, но стоило Марине, решительной, уверенной, войти в кабинет Маттео, с Пьетро как будто спали оковы, и он очнулся. За два года он ни разу не чувствовал себя таким живым, как в последние сутки. И он не хотел, чтобы это кончалось.

Однако был ли он готов снова вверить свое будущее женщине, которая однажды уже разрушила все его надежды на нормальную семью, которая просто отшвырнула его в сторону, когда ей надоел брак? Она закрылась от него, дав понять, что без ребенка не будет и брака. В конце концов Пьетро даже решил, что она все-таки из-за денег вышла за него.

С другой стороны, она отказалась от его щедрого предложения, даже бросила бумаги ему в лицо. И она так страдала оттого, что подвела Пьетро, потеряв ребенка…

Кто же из этих разительно отличающихся друг от друга женщин – настоящая Марина?

– Извини, но этого не будет.

Голос Марины был так холоден, что звенел, а сверкающие, как зеленый лед, глаза, казалось, смотрели сквозь Пьетро.

– Правда? Тогда каким же ты видишь наше будущее? Мне показалось, что твое мировоззрение тоже изменилось после сегодняшней ночи. Одно то, что мы занимались…

– Даже не вздумай назвать это любовью!

Пьетро пожал плечами:

– Называй как хочешь. Так или иначе, эта ночь разрушила наши планы на быстрый развод. Ты так не думаешь? – спросил он, когда она изумленно уставилась на него. – Это можно расценить как возобновление исполнения супружеского долга.

– Мы ничего не возобновляли, мы просто занимались сексом!

– Да, и теперь мы не можем утверждать, что два года прожили порознь.

По лицу Марины было видно, что она об этом не думала и в шоке оттого, что столь желанный развод может не состояться.

– И тем не менее некоторая выгода от всего этого все-таки есть.

– И какая же?

– А ты не догадываешься? Как насчет взаимного удовольствия? Ты говорила, что у тебя никого нет, значит, никому не будет от этого вреда.

– Никого нет, но это вовсе не значит, что я никогда…

– Как там говорится? – резко перебил ее Пьетро. – Никогда не говори «никогда»? Хорошо, допустим, ты права и одного секса мало, чтобы построить брак, но если секс настолько хорош – кому какая разница? Ни один из нас уже не ждет сказки, так почему бы не удовольствоваться малым, если оно так приятно?

Секс. Марина могла сосредоточиться только на этом слове. Это все, что предлагал ей Пьетро.

– Я не понимаю, почему ты думаешь, что я соглашусь? Ведь я прилетела сюда, чтобы развестись с тобой.

– Мы оба знаем, что развода не будет.

– Потому что не прошло два года?

У Марины было такое чувство, что она борется за свою жизнь. Ей безумно хотелось согласиться на все, что предлагал Пьетро, но она знала, чем это может кончиться. Одного раза ей хватило на всю жизнь.

– Есть ведь и другие пути. Короче, легче.

– Назови хоть один.

– Например, я хочу развестись с тобой, потому что ты был жесток со мной.

– Ничего не выйдет! – зло прошипел Пьетро, наконец сбрасывая маску ледяного спокойствия. – У тебя нет доказательств!

– Только то, что говорят мне глаза и уши.

– Ты думаешь меня этим напугать? – фыркнул Пьетро и махнул рукой. – Ты видела только то, что хотела видеть.

– Ты перестал ночевать в нашей спальне! Ты ушел от меня! Ты сказал, что моя беременность – ошибка…

– А чем она была, по-твоему, если не ошибкой? – вопросил Пьетро. – Ты задумалась о свадьбе только из-за нее! Этот ребенок стал ловушкой для нас обоих.

Марина яростно замотала головой:

– Нет! Я хотела этого ребенка!

«Я хотела тебя!» Сказать это она не осмелилась.

– Потеряв его, я потеряла и тебя! Ты отдалился от меня!

– Да я даже поговорить с тобой не мог!

– Еще как мог!

Марина отдала бы все на свете, чтобы он был рядом тогда.

– Ты не давалась мне, ты спряталась за запертой дверью.

– Мне хотелось побыть одной.

Марина балансировала на грани истерики. Она не могла думать и даже видеть четко, а подумать было надо, потому что в словах Пьетро было что-то, что напомнило ей об одном из тех полных горя и боли дней. Однажды ей стало так плохо, что она вышла из комнаты и отправилась на поиски женщины, которая попыталась бы облегчить ее муки. Марина пришла к апартаментам матери Пьетро – и наткнулась на запертую дверь.

– Потому ты и ушла, оставив только записку: «Я другого ожидала от брака». Смертельно устала? Тебе просто захотелось побыть одной?

Марина ни за что не призналась бы ему, как ей было больно от внезапного осознания, что он никогда не любил ее и женился на ней только из-за ребенка.

– А ты ждал, что я останусь после всего, что случилось? Если бы ты действительно так беспокоился обо мне, мог бы поехать за мной.

– Конечно, мог, – поморщился Пьетро. – Именно этого ты и добивалась, верно? Хотела проверить, побегу ли я за тобой, как собачка? Нет уж, милая! После того, как ты обошлась со мной, я не поддался бы ни на какие твои уловки.

Как она обошлась с ним?!

– Я ни в чем не виновата! Наш брак был разрушен, ведь исчезло единственное связующее звено между нами – ребенок!

Марина ждала ответа, но Пьетро молчал. Его неподвижность испугала ее. Его светлые глаза напоминали глаза мраморной статуи. Желание услышать от него хоть что-нибудь, хоть какое-нибудь оправдание, если оно было у Пьетро, охватило Марину и сжало ее сердце холодными пальцами.

– Я признаю, что этот ребенок много значил для меня, – наконец проговорил Пьетро.

– И ты был разочарован?

– Да, естественно. Я был разочарован тем, что мы поспешили пожениться, не узнав друг друга как следует. Все случилось так быстро, что моя мать решила, что ты специально забеременела, чтобы привязать меня к себе.

– Неужели правда? – ахнула Марина.

– Я разочарован и тем, – продолжал Пьетро, – что из-за меня ты тоже почувствовала себя в западне. Мне жаль, что я не смог обеспечить тебе семью, о которой ты мечтала. Я признаю, что женился на тебе, не в последнюю очередь чтобы сгладить углы, когда о нашей связи все узнают. Когда мы потеряли малыша, я был разочарован тем, что появление наследника Динцео откладывается на неопределенный срок.

Но больше всего его шокировало то, что он прочел в глазах Марины: крах надежд, невыносимое страдание, конец их счастья. Каждая черта ее прелестного лица кричала о том, что ей больше не нужен этот брак, что Пьетро разочаровал ее. Даже их страсть поблекла. Если бы они нашли в себе силы подождать, пока остынет жар первых встреч…

– И после этого уже можно было не притворяться, да? Исчезло то, ради чего ты женился на мне…

– Ты так говоришь, словно я хотел этого…

– А ты не хотел? Ты сказал: «Все к лучшему. У нас не та семья, в которой можно растить детей».

– Я ненавидел себя, говоря это.

– Что ж, я тоже тебя ненавидела.

Почему он не понял все сразу, глядя в ее неживые, тусклые глаза? Он смотрел, как она угасает, как становится все более вялой и апатичной. Неужели, даже видя все это, он и правда ждал, что она останется с ним, а потом – что она вернется? Да он сам лишил себя всяких прав на нее своим пренебрежительным отношением!

Он всего однажды позвонил ей, и этот звонок сказал ему все, что нужно. Они пали так низко, что Пьетро мог только отпустить ее, позволить обрести счастье вдали от него, если хотел поступить хоть сколько-нибудь благородно. Но стоило ему узнать, что счастье подарил ей другой мужчина, как жгучая ревность ослепила его и не дала времени поразмыслить здраво.

Все дело было в том, что Марина уже не принадлежала ему и он не мог защищать ее как свою собственность.

– Ты имела полное право вести себя так, – признал Пьетро. – Я был плохим мужем. Я не поддержал тебя, когда ты больше всего нуждалась в моей поддержке.

Он остался плохим мужем. Он поверил, что перед ним прежняя Марина, и поддался страсти. Однако это была другая женщина, которой его Марина стала за эти два года, проведенные без него, вне брака, не принесшего ей ничего, кроме горя и страданий.

Пьетро помнил, что с ней сделал этот брак. Он видел, как темнеет лицо Марины, когда она вспоминает об этом. Он не имел права тащить ее обратно в этот ад, не имел права даже просить.

– Ты правильно сделала, что ушла.

Как это случилось? Почему Пьетро выслушал ее обвинения, ее облеченное в слова страдание, чувство, что ее предали, и признал, что она права? И почему у нее теперь такое ощущение, что она не хочет слышать его признания, что на свете не существует только белое и только черное, что она сама уже далеко не так невинна, как была когда-то?

«Ты видела только то, что хотела видеть».

Боже, неужели она была настолько убита горем из-за смерти ребенка и рушащегося брака, что позволила своим страхам застить ей глаза? Если так, как ей жить дальше?

«Мы сделали этого ребенка вместе, и нашей единственной ошибкой стало то, что мы не смогли вместе пережить его потерю».

«Ты не давалась мне, ты спряталась за запертой дверью».

«Я ненавижу запертые двери»…

Хотел ли он утешить ее? Пытался ли? Если он поверил, что она больше не хочет его как мужчину, значит, она сама отпугнула его от себя? Марина вдруг почувствовала, что если не сделает, не скажет хоть что-нибудь, то умрет на месте.

– Неужели мы не можем начать все сначала?

Это все, что ей удалось выдавить из себя, но, каким бы тихим и слабым ни был ее голос, Пьетро вскинулся так резко, словно его ударили по лицу.

– Пьетро, прошу тебя! Если я могу простить тебя…

Марина протянула Пьетро оливковую ветвь, попыталась перекинуть мост через пропасть, разверзшуюся между ними. Но если она рассчитывала таким образом умиротворить его хоть немного, она жестоко ошиблась. Эффект получился диаметрально противоположный.

– Простить?

Его глаза полыхнули неземным огнем.

– Начать все сначала? – повторил он, и равнодушие в его голосе смутило Марину в разы сильнее, чем если бы он закричал. – Ты что, не слышала, что я сказал?

– Слышала… Что мы… мы можем сохранить нашу… связь.

Марина не смогла повторить его слова в точности. Пьетро медленно покачал головой.

– Я не предлагал тебе нечто новое, построенное на обломках старого. Я просто хочу наконец утолить этот голод, который не дает нам двигаться дальше, не оглядываясь назад на каждом шагу. Вот чего мне надо.

Неожиданно Пьетро выхватил из кармана телефон и бросил в трубку несколько отрывистых команд по-итальянски, так быстро, что Марина не разобрала ни слова.

– Кому ты звонил? – спросила окончательно запутавшаяся Марина. – Что происходит?

– Что происходит? – зло переспросил Пьетро. – Я скажу тебе, что происходит. Ты получаешь все, чего хочешь. Сейчас ты уходишь отсюда. Наш брак расторгнут, как ты и хотела. Как только я доберусь до Палермо, я подпишу все бумаги и вышлю их тебе. Тебе ничего не было нужно от меня? Прекрасно, ты ничего и не получишь. Выбирай любую причину развода: несовпадение характеров – это ведь действительно так; неподобающее поведение – пожалуйста. В суде ты не встретишь никакого сопротивления с моей стороны.

Ужасное чувство безнадежности, словно она только что своими руками уничтожила что-то нежное и прекрасное, накатило волной на Марину. Оно ползло по ней, как саранча, добираясь до самого сердца, до самой души, разъедая их, как кислота, оставляя только дымящийся пепел.

Потому что именно в этот момент Марина поняла с жестокой, отчаянной, убийственной ясностью, что она все еще любит Пьетро, никогда не переставала его любить, несмотря ни на что, И теперь она боялась, что где-то она не туда свернула, но не могла понять, где именно.

– Пьетро…

Марина протянула к нему руку, но он отвернулся от нее, застегивая рубашку, затягивая ремень. Он решительно сунул ноги в ботинки, и это движение без слов сказало ей, что он не захочет слушать ее, что бы она ни собиралась сказать.

– Я ухожу, – сказал он тоном, не терпящим возражений.

Марина не знала, как остановить его. Она не понимала, что произошло, почему все вдруг стало совсем плохо.

– А как же я?…

– Шофер за тобой заедет. Отвезет тебя в аэропорт.

– А ты не можешь?

Возможно, хотя бы по дороге туда они смогут поговорить. У нее будет возможность хотя бы попытаться пробиться сквозь стену, которой Пьетро отгородился от нее. Однако Пьетро так яростно посмотрел на нее, что Марина поняла: ничего не выйдет.

– Да я даже в одной комнате с тобой не могу спокойно находиться, не то что в крошечной машинке!

Пьетро поднял руку, слегка согнув пальцы. На первый взгляд это был защитный жест, но потом пальцы сжались в кулак, словно желая обрушиться на что-то, смять, сокрушить, уничтожить. Марина сжала губы, чувствуя, как слезы жгут глаза при мысли о том, что она натворила, хоть она и не знала, как именно это получилось.

– Просто скажи мне…

– Нечего говорить, – огрызнулся Пьетро, явно борясь с собой. – Ты была права. Для нас обоих лучше покончить с этим раз и навсегда, прямо сейчас. Водитель отвезет тебя в аэропорт. Там будет ждать самолет.

Нет, это невыносимо!

– Мне не нужен самолет!

– Ты полетишь на моем самолете, – сквозь зубы выдавил Пьетро, из последних сил сдерживаясь. – Это самый быстрый способ доставить тебя домой.

Он хочет избавиться от нее как можно быстрее и надежнее. Ему не нужно облекать свое желание в слова, чтобы она поняла это. Оно и так было написано у него на лице, пряталось в жесткой складке у губ, горело в глазах.

– Хорошо, я полечу.

Пьетро только молча кивнул. Он сунул телефон в карман и зашагал к двери.

Марина не могла так просто отпустить его, не рассказав, что на самом деле случилось здесь, какую ужасную ошибку она совершила!

– Пьетро, пожалуйста…

Марина не думала, что он ответит или хотя бы покажет, что услышал ее, но он остановился и слегка повернулся к ней в ожидании продолжения.

– Я была несправедлива к тебе. Я тоже виновата… И я умоляю тебя: прости меня.

– Слишком поздно, – жестко, безжалостно отрезал Пьетро. – Тебе не нужно просить прощения за что бы то ни было. Я давно должен был сказать это. Прости меня. И поверь, что это ничего, ничего не изменит.

– Нет! – умоляюще воскликнула Марина, цепляясь за воздух. – Пьетро!…

Но он уже не услышал ее: дверь за ним закрылась. Марина подбежала к ней, как раз когда на улице взревел двигатель. Она выскочила под яркие солнечные лучи и еще успела увидеть пронесшуюся мимо машину, через пару секунд исчезнувшую из вида.

Глава 10

Четыре недели – это очень много, подумала Марина, переворачивая лист календаря. Впрочем, обычные, абстрактные четыре недели – на самом деле не такой уж большой срок, но конкретные прошлые четыре недели, казалось, растянулись на века. Марине чудилось, что она уже давным-давно улетела с Сицилии, давным-давно последний раз видела Пьетро. Как будто много лет прошло с тех пор, как они занимались любовью, а потом он просто взял и вышвырнул ее из своей жизни.

Всего месяц назад в этот день Марина летела на Сицилию, навстречу ставшему роковым свиданию с человеком, которого она уже считала своим бывшим мужем. Она была преисполнена решимости, смело смотрела в будущее, готовая бороться до последнего, все нужные бумаги лежали у нее в сумке. Домой она вернулась ни с чем, даже потеряв кое-что.

Никаких бумаг Пьетро так и не прислал, хотя Марина была уверена, что они немедленно последуют за ней, если не догонят ее, когда она будет садиться в самолет. Она считала, что Пьетро захочет как можно скорее официально завершить их отношения. В конце концов, он ведь хотел освободиться от нее.

Марина подошла к окну. На улице светило солнце; яркий, веселый день был так не похож на тот, что она провела на Сицилии. Она тоже хотела стать свободной. Она хотела начать все сначала и чтобы ничто не тянуло ее ко дну, не держало в прошлом. Что ж, пожалуй, так и случилось: Пьетро больше не пытается связаться с ней, не надо думать о бракоразводном договоре, перед ней целая новая жизнь, которую можно начать созидать уже сейчас.

Радужную картину портил только тот день на Сицилии. Эти несколько часов поставили все с ног на голову, и как этот беспорядок разгребать, Марина не знала. Зато она прекрасно понимала, что теперь уже никогда полностью не избавится от Пьетро Динцео. Несокрушимая цепь навеки приковала ее к нему.

Потому что эти несколько часов породили новую жизнь. Марина была беременна.

– Ох, Пьетро…

Его имя едва слышно слетело с ее губ, и она вытерла одинокую слезинку, без спросу скатившуюся по щеке. Слезами делу не помочь. Марина должна быть сильной, думать теперь не только о себе, заранее планировать свою жизнь, решить, как вообще жить дальше, чтобы потом встретить будущее, не дрогнув. Если ей удастся найти в себе хоть каплю того мужества, что переполняло ее в самолете, летящем на Сицилию, все стало бы хорошо. Но с тех пор произошло так много событий…

Всего сутки проведя с Пьетро, Марина обнаружила, что ее откинуло назад, к рубежу, с которого она начала. Все, чего она добилась за первый год после побега, пытаясь забыть Пьетро, рассыпалось в прах и разлетелось по ветру. Марина заново влюбилась в Пьетро, хотя правильнее было бы сказать, что ее любовь к нему никогда не умирала. Она приложила много усилий и заставила себя поверить в то, что больше не любит Пьетро, но на самом деле это было не так. Она все еще страстно, нежно, глубоко любила своего мужа и боялась, что это на всю жизнь.

Звук подъезжающей машины отвлек Марину от размышлений. Она увидела, как у ее дома остановился длинный серебристый автомобиль. Не похоже на соседские машины… Вообще слишком дорогая вещь для всех, кого знала Марина… За исключением одного-единственного человека.

– Пьетро! – отчаянно вскрикнула Марина, отдергивая занавеску и сжимая тонкую ткань.

И тут же подумала, что теперь человек, сидящий в машине, отлично видит ее, напряженно выглядывающую в окно. Надо немедленно опустить занавеску и отойти от окна, строго сказала она себе, пока…

Но было уже слишком поздно. Марина услышала, как водитель заглушил двигатель. Дверца распахнулась, и до боли знакомая темноволосая фигура вышла из машины.

Пьетро…

Невозможно было не узнать его. Высокий, сложенный как античный бог, с блестящими на солнце волосами, которыми играл легкий ветерок… Даже в простых джинсах, мягком кожаном пиджаке и белой футболке под ним Пьетро удавалось выглядеть дорого и изысканно одетым. Золотистый загар, покрывающий кожу, резко выделял его на фоне бледных прохожих, с завистью смотревших на великолепную машину.

Но Пьетро не обращал на них никакого внимания. Едва выйдя из машины, он посмотрел на окно, у которого стояла Марина, и уже не отрывал от него голубых глаз. Он даже не посмотрел на автомобиль, ставя его на сигнализацию, и быстро, широко зашагал к дому.

Теперь было бесполезно прятаться и притворяться, что Марины нет дома. Ее уже заметили, и Пьетро не отступится от своего намерения поговорить с ней так просто, с чем бы ни пришел. Маринины предположения подтвердил резкий, требовательный стук в дверь. Пьетро постучал всего один раз, но и этого было достаточно, чтобы понять: он не уйдет, будет ждать, пока ему не откроют. Он определенно думал, что Марина со всех ног бросится на стук, просто потому, что это Пьетро стучит. А даже если она не откроет сразу, он сочтет это намеренной провокацией, решит, что она специально заставляет его ждать.

Было бы здорово, если бы Марина смогла так поступить. Она ни на секунду не сомневалась, что они больше никогда не встретятся, и Пьетро, стоящий на пороге ее дома, полностью выбил ее из колеи. Да, он не мог выбрать более неподходящего для визита дня. Ее беременность, о которой она сама только-только узнала, очень все осложнит. Поэтому по коридору к двери Марина шла медленно, неохотно, неотрывно глядя на смутные очертания руки Пьетро, прижатой к матовому стеклу в двери, и нетерпеливо барабанящего по нему пальца. Она долго возилась с замком, который вообще всегда заедало, а сегодня заклинило почти намертво, и наконец с усилием открыла непокорную дверь.

– Пьетро.

Ей удалось сказать это со спокойным лицом, несмотря на внутренний вой и скрежет зубовный. Почему-то очень странно было произносить его имя вслух после того, как целый день Марина мысленно репетировала речь, с которой обратится к нему, чтобы сообщить новости.

– Марина.

Он только чуть наклонил голову в приветственном поклоне. Его лицо было неподвижно, глаза – непроницаемы, но Марину словно сунули в печь, а потом сразу в ледяную воду. И все-таки как хорошо снова увидеть его! Она уже почти уверилась в том, что никогда больше его не увидит, как вдруг ей представилась еще одна возможность посмотреть на Пьетро, заглянуть в его голубые глаза, услышать, как он произносит ее имя. Это было ни с чем несравнимое наслаждение, хоть оно и омрачалось осознанием, что ничего хорошего этот визит Марине не обещает. Его невозмутимое лицо подтверждало это предчувствие, как и кожаная папка, которую Пьетро держал в руке.

– У меня тут кое-что, и тебе на это следует взглянуть.

Ну конечно. Документы на развод. Он предпочел лично проследить за завершением дела, а снова вызывать ее на Сицилию не рискнул, памятуя, чем все закончилось в прошлый раз.

– Не ожидала, что ты привезешь их сам.

– По этому поводу я хотел побеседовать с тобой лично.

Почему-то его слова заставили Марину поежиться. Ей вдруг стало холодно в льняном пиджаке и джинсах, под лучами теплого солнца. Все тепло смывали волны ледяной суровости, расходящиеся от Пьетро.

– Понятно. В таком случае, может быть, войдешь?

Марина знала, что голос выдает ее нежелание впускать его, и по тому, как нахмурился Пьетро, она поняла, что и он это услышал. Впрочем, ей было не до этого: Марина лихорадочно вспоминала, убралась ли в доме, все ли лежит на своих местах. Теперь-то уже ничего не сделаешь, конечно. Марина решила, что отведет Пьетро в гостиную – нет, лучше в кухню: там его можно будет отвлечь, предложив выпить. Во всяком случае, Марина надеялась, что он отвлечется, дав ей время решить, как вести себя. Она сама совсем недавно пришла в себя, узнав о своей беременности, и вдруг неожиданно приезжает Пьетро, и она совершенно не представляет, что и как ему сказать, потому что одно его присутствие приводит мысли у нее в голове в полнейший беспорядок. В таком состоянии Марине придется куда тщательнее следить за языком.

Они это уже проходили. В прошлый раз сбой в переговорах спровоцировал целую лавину проблем и дальнейших ошибок. Тогда Марина сходила с ума от желания поскорее сообщить Пьетро о том, что она беременна. Теперь ее мысли безудержно метались между тем же желанием и опасением, что после этого все станет только хуже. Марина не могла даже представить себе, что с ней станет, если Пьетро захочет, чтобы она вернулась к нему из-за ребенка. Но как же она могла не сказать ему, что носит его дитя?

– Хочешь выпить? – спросила Марина, поморщившись от своего сухого тона.

Пьетро покачал головой. Он методично осматривал ее маленькую кухоньку, внимательно изучая каждую мелочь.

– Вот, значит, где ты живешь теперь…

– Мне нравится здесь, – пожала плечами Марина, воинственно глядя на Пьетро и готовясь отстаивать честь своего дома.

– Но этот дом не слишком большой. И когда я думаю о том, что бы ты получила, если бы согласилась на мое предложение…

– Для меня здесь достаточно места. Не все мечтают жить в огромных громоздких дворцах.

– Да я в общем-то тоже не сам выбирал место жительства, – сухо парировал Пьетро. – Как-то само собой получилось.

Впервые на памяти Марины он выразил недовольство своим положением. Марина внимательно всмотрелась в его лицо, которое вдруг стало поразительно четким, словно его высветил луч света. Лицо Пьетро показалось ей усталым, измученным, под глазами залегли голубоватые тени, и Марина спросила себя, что с ним случилось.

– Тебе не нравится твой ослепительный дворец?

– Он, конечно, ослепительный, но вовсе не уютный. Совсем не как твой дом.

Пьетро еще осмотрелся, останавливаясь взглядом на старых кухонных принадлежностях, разноцветных ярких кружках, дешевой, зато буйно разросшейся герани на подоконнике.

– Он недорого мне обходится и от работы недалеко, – чуть мягче сказала Марина. – И он достаточно просторный. В конце концов, здесь ведь я одна живу.

Тут она вспомнила, что скоро их станет двое, задохнулась и закусила губу. Вот дура.

То, как Пьетро оглядел кухню, напомнило Марине о том дне в коттедже, когда она посмотрела ему в лицо и заметила пустоту в глазах и тени под ними, и поняла, что внутри у него становится так же темно, как у нее, при мысли о ребенке. Марина снова услышала, как он говорит, что день, когда она потеряла ребенка, был одним из самых страшных в его жизни. Она снова почувствовала угрызения совести от осознания, что совсем не думала о Пьетро, о том, как он переживает потерю ребенка. Эта мысль преследовала ее на протяжении всего этого месяца, что они вновь провели порознь, не позволяя совести заснуть. А совесть, в свою очередь, нашептывала ей, что только она, и никто другой, виновата в том, что отношения дали течь и развалились. Теперь у Марины появилась возможность загладить свою вину, хоть немного облегчить боль – свою и Пьетро. Но заговорить она не смела. Не сейчас.

– А Стюарт?

– Я же говорила тебе, что он просто друг.

Еще не договорив, Марина поняла, что ответ неверный. Пьетро задал прямой вопрос, на который хотел получить прямой ответ.

– Нет, Стюарт здесь не живет, – осторожно сказала она.

Пьетро бросил кожаную папку на стол, и взгляд Марины словно прирос к ней.

– Ты внес какие-то изменения в договор? – выпалила она, не в силах сдержаться.

Пьетро опалил ее огненным взглядом прищуренных глаз. Марина почувствовала, как он сдирает с нее кожу, оставляя полностью обнаженной и уязвимой перед ним.

– Я говорил тебе, что ты получишь все, что захочешь, даже если ничего не захочешь. Хотя, как оказалось, это обещание очень трудно сдержать. Ты уверена в своих словах?

– Пьетро, пожалуйста! – взмолилась Марина. – Не надо, Пьетро!

– Что «не надо»? Не давать тебе ничего? Мне кажется, я не обеспечивал тебя всем необходимым, когда мы были женаты, и сейчас я чувствую потребность сделать для тебя хоть что-то. Я должен был постараться стать тебе лучшим мужем, – безапелляционно заявил он, но эта уверенность показалась Марине зыбкой. – Должен был. И если бы меня так сильно не затянуло в дела, в проблемы банка, в управление поместьем…

– А я всегда была не с той стороны двери.

Пьетро вскинул голову, пристально посмотрел на Марину. Она снова вспомнила его дрожащий голос, когда он говорил о ребенке.

– Дверь… Я ни разу не заперла ее, – наконец с трудом выговорила она.

Марина поняла, что ее слова попали в цель, лишь по тому, как он еще сильнее стиснул зубы, хотя это уже казалось невозможным. Больше он ничем не выдал себя. Он даже дышал едва заметно.

– Даже если бы заперла, это ничего не изменило бы, – пробормотал он, помолчав. – В прошлом для меня она была все равно, что заперта.

– В прошлом? – непонимающе нахмурилась Марина. – В каком прошлом?…

И тут кусочки головоломки встали на свои места. Они постоянно вертелись в голове у Марины, и только сейчас она поняла, как правильно сложить их.

– Твоя мать.

По тому, как изменилось его лицо, Марина поняла, что права, но Пьетро все равно кивнул:

– Брак моих родителей всего лишь закрепил союз двух влиятельных семей. Им не следовало соглашаться, с самого начала было понятно, что они совершают огромную ошибку. Моя мать знала, что ее долг – родить отцу наследника, что она и сделала. Но после моего рождения она заперла двери на всех подступах к себе и никого не подпускала близко.

– И даже тебя, даже собственного ребенка?

Впрочем, ему можно было не отвечать. Марина сама успела все увидеть за то короткое время, которое провела во дворце.

– Но я ведь тебе не мать. Я твоя жена, – прошептала она, и Пьетро бросил на нее быстрый взгляд.

– Я никогда не принуждал к совместной жизни женщину, которая не хочет меня. И начинать со своей жены не собирался.

Образ, соткавшийся перед внутренним взором Марины, привел ее в ужас. Мужчина, достаточно сильный, чтобы, если захочет, выломать любую дверь, преградившую ему путь, беспомощно стоит перед дверью, которая даже не заперта. Этот мужчина только что потерял ребенка, он страдает так же сильно, как его жена. Мать этого мужчины все равно, что отказалась от него, сделав сиротой при живых родителях.

«Женщина, которая не хочет меня»…

– Я… Я не хотела навязывать тебе свое горе, когда…

Она не смогла договорить. Во всем виновата она, с такой готовностью отдавшаяся своей депрессии. Неужели барьеры между ними, которые Марина воздвигла, действительно были такими непреодолимыми даже для Пьетро? Неужели он ни разу не подумал, что у него есть полное право сровнять их с землей?

Как-то он сказал, что они вместе сделали этого ребенка и единственной их ошибкой стало то, что они не смогла вместе пережить его потерю. Под столом руки Марины сами собой прижались к животу. Судьба не может быть так жестока, что отнимет у нее и этого ребенка. Но что, если это случится? Как Марине пережить это без Пьетро?

– Когда ты наконец вышла из спальни, – быстро, но тихо заговорил Пьетро, – ты показалась мне такой маленькой, такой измученной, едва живой от горя, что я чуть не умер от чувства вины, ведь именно я сделал это с тобой…

– Нет, не ты! Это потеря ребенка!

– Ребенка, из-за которого я заставил тебя выйти за меня. Разумеется, когда ребенка не стало, ты осознала, какую ошибку совершила. Не отпирайся, ты знаешь, что я прав, – велел он, поднимая руку, когда она открыла рот, чтобы возразить. – Ты уже однажды пришла ко мне, уверенная, что я увильну.

– Я очень этого боялась, – призналась Марина. – Боялась, что ты уйдешь, потому что я не оправдала твоих ожиданий. Но…

– Но? – переспросил Пьетро, когда она замолчала, чувствуя, как начинает гореть лицо. – Но что?

Теперь ей придется сказать всю правду. Иного выхода нет.

– Я боялась, что ты просто соблазнишь меня снова, как уже не раз делал, чтобы заставить забыть о страхах, зацелуешь до полуобморочного состояния.

Его глаза приобрели стальной оттенок, и он прищурился:

– И ты бы позволила мне?

– А разве я могла тебе отказать?

Марина больше не боялась говорить с ним начистоту. Она любила его и потеряла – доказательством тому бумаги на развод, – и прятаться дальше уже не имело смысла. К тому же если бы она нашла в себе силы раньше посмотреть правде в глаза, то они не оказались бы в таком жутком положении сейчас. Марина должна все высказать Пьетро – это ее долг перед самой собой, перед Пьетро и перед их ребенком.

И она посмотрела на Пьетро, хоть и поморщилась, когда их взгляды встретились.

– Я никогда не могла устоять перед тобой. Вспомни, с чего все началось, почему мы все-таки поженились.

– Я сходил с ума, когда ты была рядом, – тихо сказал Пьетро.

– И я чувствовала то же самое.

Все это в прошлом, горько подумала Марина. Страсть, сжигавшая их обоих дотла, – в прошлом. Спокойный, оценивающий, расчетливый взгляд Пьетро, устремленный на Марину, очень хорошо доказывал это. Он держался на расстоянии от нее, не выказывая желания обнять ее, прижать к себе. Она сама уничтожила его влечение к ней своим недоверием, своими сомнениями. Марина так боялась, что Пьетро не сможет полюбить ее так же сильно, как она обожала его, и именно этот страх привел к тому, что они имели на этот момент.

– Это чувство живо и сейчас, – сухо заметил Пьетро, – если можно судить по этому минутному помрачению сознания в коттедже.

Кровь мгновенно отлила от лица Марины. За долю секунды она из пунцовой стала бледной как полотно.

– Мы оба знаем, что совершили огромную ошибку, и, если снова наступим на те же грабли, будем полными ослами.

Интересно, Пьетро слышал в ее голосе то, что слышала она сама? Уловил он неуверенность, которую ей не удалось подавить, как она ни старалась? А нотки тоски и страсти, все еще проскальзывающие между тщательно подобранными словами? Как бы ни следила она за голосом, слегка вопросительная интонация никуда не желала деваться. Как будто Марина все еще надеялась, что Пьетро говорил серьезно, что все еще можно исправить…

Да неужели же Марине и вправду хотелось вынудить его сказать, что он не хочет разводиться, хочет остаться с ней? Неужели она растеряла последние крупицы гордости? Он лично привез ей документы на развод, которые подготовил вторично, но утренние новости изменили все.

Если – точнее, когда – Пьетро узнает, какие последствия обнаружились у того, что он назвал «минутным помрачением сознания», ему придется серьезно пересмотреть многие свои решения.

Пьетро Динцео – князь Пьетро Динцео, разумеется, захочет этого ребенка, и не только потому, что когда-нибудь ему понадобится передать свое состояние и титул наследнику, но и потому, что он очень хочет ребенка в принципе. В этом не было никаких сомнений.

Она сомневалась – и очень сильно – лишь в одном: захочет ли Пьетро, чтобы рядом с ним была и мать его ребенка?

Глава 11

Марина сказала:

– Мы оба знаем, что совершили огромную ошибку, и, если снова наступим на те же грабли, будем полными ослами.

Если бы она бросила в лицо Пьетро перчатку, ее посыл и то был бы менее ясным. Пьетро действительно почувствовал себя ослом – из-за того, что вообще пришел сюда. Последние четыре недели прошли в эмоциональном раздрае; настроение Пьетро скакало то вверх, то вниз. Он непрестанно боролся с собой, со своими воспоминаниями, с терзающим его сексуальным голодом. В конце концов Пьетро начало казаться, что он сошел с ума: он не знал, что из происходящего вокруг – настоящее, как изменится его состояние через минуту. В связи с этим он не мог полноценно планировать дела; его жизнь почти полностью вышла из-под контроля.

Охваченный гневом, он унесся из коттеджа, уверенный, что поступил правильно; мало того – никак иначе поступить было нельзя. Им двигало нестерпимое желание убраться как можно дальше от этой женщины, потому что в ее присутствии он за себя не отвечал. Его пугала скорость, с которой мысли и планы проносились в его голове, и то, что он легко мог изменить всем своим принципам, останься он в коттедже чуть дольше. Лицо Марины, ее голос, изгибы тела преследовали Пьетро во сне и наяву, и он никак не мог прогнать это наваждение. Он загонял себя в спортзале, но даже когда тело обессилело, мозг продолжал работать. И Пьетро злился на себя, что так неверно истолковал чувства Марины, что не увидел страх под напускной небрежностью. Если весь год, что длился их брак, она противостояла ему из страха, что он должен думать о ее выходке в кабинете Маттео?

– Совершенными ослами, – подтвердил Пьетро, внимательно наблюдая за изменившимся, потемневшим лицом Марины.

Она говорила искренне или это очередная акция протеста?

– Огромная ошибка, значит? – задумчиво спросил он и, наклонившись к ней, приподнял ее голову за подбородок. – Но тогда…

Марина нервно облизала губы, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Пьетро. Он больше не мог противиться желанию поцеловать эти полные губы, прикоснуться к ним языком, почувствовать их нежный вкус. Она легко вздохнула, отвечая на его поцелуй, и Пьетро перестал сдерживаться совсем. Мягкость ее губ, нежность теплой кожи, ощущение ее горячего дыхания на его коже – все это еще сильнее обострило его инстинкты, взвинтило нервы.

За пару секунд Пьетро забыл, с чего все началось. Осталась только животная страсть. Комната, солнце за окном, едва слышные звуки с улицы смазались, утонули в горячем тумане, заполнившем голову Пьетро. Он знал лишь одно: он хочет большего. Он хочет всю ее…

Пьетро сам не понял, откуда взялось слабое ощущение неправильности – как будто на разгоряченное тело подул свежий ветер. Усилием воли он открыл глаза и посмотрел на Марину, желая найти источник этого чувства. Что это? Слезы?!

– Проклятье! – вскричал он, отталкивая Марину от себя дрожащими руками. – Нет!

Слезы! Он не помнил, когда в последний раз женщина плакала из-за него. Впрочем, он уже убедился, что Марина скрывала от него свои чувства; значит, и слезы вполне могла прятать от него.

– Нет, – повторил Пьетро, вставая так, чтобы между ними оказался стол. – Нет, я так больше не хочу. Я не за этим пришел сюда.

Марина смотрела на него, отчаянно моргая, пытаясь прояснить зрение. Пьетро понимал, что она чувствует: он чувствовал то же самое. Когда Марина заговорила, ее голос был глух и словно долетал издалека.

– Тогда зачем ты пришел? – спросила она, упираясь ладонями в старую столешницу, и руки ее дрожали от напряжения. – Если здесь, – она постучала пальцем по кожаной папке, которую Пьетро принес с собой, – у тебя есть что-то, что я должна подписать, давай покончим с этим.

– Да, ты права, – кивнул Пьетро и подтянул к себе папку. – Думаю, тебе будет удобнее, если ты присядешь.

«Что это значит?» – спросила себя Марина. Он собирается сказать что-то такое, что повергнет ее в шок, от чего она не сможет устоять на ногах? Разве существует что-нибудь, что еще больше усугубит ситуацию? Разве может она выставить себя еще большей дурой? И все-таки Марина кивнула и указала на дверь гостиной.

И, лишь взявшись за ручку, она вспомнила, почему вообще закрыла дверь и что было за ней.

– Хотя, знаешь, лучше нам… – зачастила Марина, но опоздала.

Пьетро уже распахнул дверь, С того места, где стоял Пьетро, нельзя было не заметить ее маленький чемодан, который она собрала и внесла в гостиную всего час назад. Пьетро остановился как вкопанный.

– Что это? – резко спросил он, разворачиваясь на каблуках. – Ты куда-то уезжаешь?

Что она могла ответить? До предела натянутые нервы сыграли с ней плохую шутку, и Марина выпалила, сама того не желая:

– Как видишь, – и торопливо поправилась, когда он сурово сдвинул брови в ответ на ее дерзость: – В смысле да, уезжаю.

– И куда?

На этот вопрос было еще труднее ответить.

– Я…

Как раз в этот момент Пьетро заметил папку с билетами и проспектами, лежащую на чемодане.

– Пьетро… – попыталась удержать его Марина.

Не обращая на нее внимания, Пьетро схватил папку, быстро просмотрел документы… и застыл как громом пораженный. Он долго стоял неподвижно, уставившись в папку, а потом медленно повернулся к Марине и неверяще посмотрел на нее.

– Сицилия, – потрясенно пробормотал он. – Ты летишь на Сицилию.

Все слова, даже простейшие, даже самые короткие, выветрились из ее головы, и она только коротко кивнула.

– Но почему?

Марина едва не прижала руки к животу, где в ее утробе зрел плод их страсти. Она знала, что рано или поздно придется рассказать Пьетро; в конце концов, он отец ребенка. В первую очередь за этим она собралась на Сицилию, но вся ее уверенность в правильности решения исчезла, когда на пороге ее дома появился Пьетро. И теперь, пока она не узнает, что он привез в этой кожаной папке, Марина не могла начать обдумывать свой следующий шаг. Поэтому она смело встретила его взгляд, вскинув голову и пытаясь казаться если не уверенной, то хотя бы спокойной.

– Ты сказал, что хочешь мне что-то показать.

Повисла тишина, такая напряженная, что Марина, кажется, услышала, как звенят ее нервы. Однако Пьетро, постояв немного молча, кивнул, отошел от чемодана, бросил папку на столик, но сам за него не сел.

– Не показать, – сказал он.

За долю секунды его настроение изменилось так резко и так заметно, что Марина поняла: сейчас он расскажет ей, зачем на самом деле пришел сюда. Марину вдруг охватила страшная слабость; покачнувшись, она присела на широкий подлокотник кресла.

– Я пришел попросить тебя кое о чем.

Марина чуть не задохнулась от изумления.

– Попросить?

Пьетро медленно кивнул.

– Там, – он указал на папку, – лежит готовый пакет документов на развод…

Горло Марины сжалось. Хорошо, что она вовремя села, иначе сейчас уже лежала бы на полу без чувств. Стоило только надежде слегка расправить крылья, как их тут же обломали эти жестокие слова.

– …если ты действительно хочешь развестись со мной.

Очень медленно, очень аккуратно Марина сложила руки на колени и крепко переплела пальцы. Пьетро смотрел на нее, такой восхитительно красивый, такой чарующий, завораживающий… Она должна сосредоточиться на его словах.

– Ты хочешь этого?

Если когда-то ей казалось, что он может заглянуть в самую глубину ее души, то тот взгляд, которым он обжигал ее сейчас, выворачивал душу наизнанку и хорошенько перетряхивал.

– Хочешь? – настойчиво повторил Пьетро, и у Марины закружилась голова, и весь мир куда-то исчез – остались только он и она.

Этот мужчина по-прежнему был целым миром для Марины. Однако страх все еще цепко держал ее в своих когтистых лапах, и Пьетро, наверное, прочел это в ее глазах.

– Я помогу тебе, – мягко сказал он. – На твоем месте я бы порвал бумаги на мелкие клочки и выкинул.

То ли Марина балансировала на грани обморока, то ли земля начала вращаться в сто раз быстрее. Неужели он, правда, сказал, что… Марина не могла выговорить ни слова и только смотрела на Пьетро огромными глазами.

– Марина, я не хочу разводиться. Я пытался жить с тобой, пытался жить без тебя, и теперь я понял, чего я хочу.

– Но…

Пьетро покачал головой, останавливая ее:

– С той самой минуты, как ты вошла в кабинет Маттео, я знал, что ты снова вошла и в мою жизнь и теперь не уйдешь из нее. Моя жизнь началась заново. Два года я спал и наконец проснулся. Женщина, вошедшая в кабинет… – Он улыбнулся, и Марина заметила со смесью ужаса и восторга, сколько тепла в этой улыбке. – Та женщина… Именно на ней я женился, до того как на нас обрушились испытания и горе. До того…

Он вцепился в волосы, и Марина затаила дыхание, поняв, что он пытается сказать. Она не могла позволить ему сказать, она сама должна была произнести эти слова:

– До того как я отдалилась от тебя, спряталась, заставила поверить, что больше не хочу тебя.

Пьетро испуганно вздрогнул и уставился на нее широко распахнутыми светлыми глазами, но потом сделал глубокий вдох и продолжил, не желая принимать от нее поблажку:

– Я здесь, чтобы бороться за эту женщину, которую хотел всегда, даже когда думал, что нам лучше развестись. Мне и сейчас так кажется… Нет! – воскликнул он, прижимая пальцы к ее губам, не давая вырваться протесту. – Я отпущу тебя, если это принесет тебе счастье. Потому что только твое счастье имеет значение.

Еще одна пауза, еще один глубокий, оживляющий душу взгляд.

– И я прилетел, чтобы спросить тебя: сможешь ли ты оставить прошлое в прошлом? Клянусь тебе, если только ты согласишься дать мне еще один шанс, на этот раз все будет совсем по-другому. Не будет больше ни отчуждения, ни недоверия… Если же…

Марина не могла даже подумать о том, чтобы позволить ему продолжить и предположить, что она откажет ему. Одно то, что он ничего не требовал от нее, а смиренно просил… И его лицо, когда он услышал, что она может простить его. Внешне Пьетро был непоколебим как скала, но под ледяной оболочкой скрывалась глубокая кровоточащая рана, которую он изо всех сил старался спрятать от всех. Марина молила Бога послать ей возможность залечить эту рану. Бог услышал ее молитвы.

– Смогу, – сказала она прерывающимся голосом, откашлялась и продолжила увереннее и тверже, потому что одного слова было недостаточно: – Я смогу забыть о прошлом. Я давно должна была сделать это. Я не должна была отворачиваться от тебя. Ты мой муж, ты поклялся заботиться обо мне в болезни и в здравии, и мне следовало понять намного раньше, что для таких людей, как ты, это не просто слова – это священный обет, который ты соблюдешь, что бы ни случилось.

Марина не сразу заметила, какой эффект ее слова оказывают на Пьетро. Его глаза потемнели, во взгляде появилась боль, сопутствующая чистосердечным признаниям. Ах, если бы Марина смогла сказать ему все это раньше! Ведь у нее была возможность – сразу после свадьбы, но, потеряв ребенка, она утратила и способность открыться Пьетро.

– Но я чувствовала себя потерянной, раздавленной. Я была уверена, что ты женился на мне только из-за ребенка.

– Именно твоя беременность заставила меня сделать тебе предложение, – признался Пьетро, – но со временем пришла бы и любовь. Разве могло быть по-другому? Едва увидев тебя, я понял, что пропал, что отныне у меня только один путь, одно место – рядом с тобой.

– Но мы…

Пьетро вдруг наклонился к ней и коснулся пальцем ее губ, прося не продолжать. Марина почти не почувствовала прикосновения, но тепло его руки, запах его кожи замкнули ей уста. Марина замерла.

– Если бы ты не забеременела на заре наших отношений, рано или поздно я все равно сделал бы тебе предложение. Я не мог даже представить себе, что наступит день, когда ты оставишь меня.

– Я должна была заставить себя поговорить с тобой… – прошептала Марина, скользя губами по его пальцам. – Но ты – князь! А я понятия не имела, как ведут себя княгини. Этот огромный дом, эти папарацци…

– И моя мать? – сухо добавил Пьетро. – Мне тоже следовало поговорить с тобой или, по крайней мере, поехать за тобой. Вместо этого я сидел в своем дворце и рассыпал приказы. Я ведь приказал тебе вернуться или забыть о нашем браке. Я превратился в ходячий стереотип.

– Какой стереотип? – задержав дыхание, с надеждой пролепетала Марина.

Пьетро встретил ее взгляд и не отвел глаз.

– Князь Динцео, – мрачно сказал он. – Унаследовавший всю надменность и тупую упертость своих предков. Ты восстала против меня, а жены князей Динцео не восстают против мужей. Я думал, что ты ушла, просто чтобы проверить, погонюсь ли я за тобой. Я думал, что, стоит мне щелкнуть пальцами, ты прибежишь обратно. Ты так и не появилась, и я решил, что причиной тому то, что ты вышла за меня ради денег и общественного положения.

– Но все было совсем…

– Я знаю. Я всегда это знал, но был слишком зол, слишком упрям, чтобы признаться в этом даже самому себе. И чем дольше я ждал, тем сильнее становилась моя злость, и в конце концов я взорвался и поставил тебя перед выбором: или ты возвращаешься, или мы разводимся.

Пьетро смущенно рассмеялся.

– И даже это стало доказательством того, что я не могу жить без тебя, что мне нужно заполучить тебя обратно любой ценой. Когда ты вошла в кабинет Маттео, я почувствовал себя так, словно ты забрала мою жизнь с собой, уйдя от меня, и теперь заново вдохнула ее в меня. Я ожил, открыл глаза, мое сердце снова забилось. Я слышал о Стюарте…

– Стюарт – просто друг, – поспешно вставила Марина, хотя знала, что говорить это необязательно.

– Стюарт – это предлог, – возразил Пьетро, – чтобы вернуть тебя на Сицилию, чтобы ты увидела, что мы теряем. Почему, по-твоему, я затеял бракоразводный процесс за пару месяцев до того, как узы, связавшие нас, перестали бы действовать?

– Ты не хотел пускать все на самотек, – прошептала Марина, вспоминая их разговор на эту тему.

– Именно поэтому я здесь сегодня.

– Но наша годовщина в другой день…

Пьетро улыбнулся.

– Годовщина нашей свадьбы – да. А в этот день три года назад я сделал тебе предложение.

В этот день Марина сообщила Пьетро о своей беременности. На этот раз Марина прижала руки к животу. Самое время сказать ему. Против ожиданий Марина почувствовала не страх, не неуверенность, а стремительно растущее счастье. И все-таки она подождет еще немного…

Марина схватила кожаную папку с документами на развод, которые, как выяснилось, были лишь еще одним доказательством любви Пьетро: если бы она захотела уйти, он отпустил бы ее раз и навсегда. Она разорвала листы пополам и швырнула их куда-то в сторону мусорной корзины. Она почти ничего не видела из-за слез: ей было мучительно стыдно за то, что она усомнилась в муже, сбежала, не дав ему шанса объясниться, посчитав его виновным априори.

– Как же мы напортачили… – начала Марина, но Пьетро снова закрыл ей рот ладонью, пресекая поток невнятных извинений, который уже готов был излиться из ее губ.

– Не надо, – мягко сказал Пьетро. – Не думай об этом. Мы начнем все сначала. А остальное не имеет значения. И потому…

Внезапно он встал перед ней на колени и взял ее за руку, глядя Марине в лицо сияющими глазами.

– Марина, любовь моя, сердце мое, жизнь моя! Ты единственная нужна мне. Только тебя я любил и люблю. На какое-то время я сбился с пути, но теперь снова нашел его, и этот путь совпадает с твоим. Согласна ли ты вернуться ко мне и занять свое законное место рядом со мной – как моя жена, моя княгиня, любовь всей моей жизни?

– Пьетро…

Она не смогла договорить, и Пьетро слабо улыбнулся. Он нежно тронул обручальное кольцо, которое она так и не нашла в себе сил снять, потом поднес руку Марины к губам и поцеловал кольцо.

– Я боюсь спрашивать, любишь ли ты меня, но кольцо у тебя на пальце обнадеживает меня.

– Боишься?!

Больше всего на свете Марине хотелось убедить его, что нечего бояться, не стоит сомневаться в ней, что она обожает и боготворит его. Она крепко, страстно поцеловала его, не давая продолжить.

– Тебе нечего бояться, мой любимый, мой муж! У нас впереди огромное счастье. Да, я вернусь к тебе, да, я буду твоей женой, твоей княгиней, я отдам тебе всю мою любовь – если ты согласишься подарить мне свою.

Она еще не успела договорить, когда Пьетро с такой силой прижал ее к себе, что она задохнулась. Она спрятала лицо у него на груди, и они долго стояли, прильнув друг к другу, упиваясь своим счастьем.

– Может быть, – сказал Пьетро, наконец отпустив Марину и взяв ее лицо в ладони, – может быть, когда-нибудь мы решимся попробовать снова, и у нас будет настоящая семья, и детский смех оживит мрачные залы моего дворца, и он превратится в теплый, уютный дом…

– Дом… – улыбнулась Марина. – Семья…

Наконец выдался подходящий момент. Она больше не могла держать это в себе.

– Пьетро, любимый, к слову о семье… Я не сказала тебе, зачем я…

Она задохнулась от избытка чувств и просто махнула рукой в сторону чемодана и билетов.

– Зачем ты собиралась лететь на Сицилию?

– Зачем я собиралась лететь к тебе, – поправила его Марина, сделав упор на последнее слово, и Пьетро побледнел.

– Скажи мне, почему? – едва слышно выдохнул он, и Марина поняла, как много это значило для него.

– Мне незачем было идти к кому-то другому. Я беременна, Пьетро. В ту ночь в коттедже мы зачали ребенка.

– Ребенка… – прошептал Пьетро, зачарованно уставившись на ее живот; его лицо словно осветило солнце. – Когда ты узнала?

– Точно? Только сегодня. Врач подтвердил. Но мне удалось достать билет на вечерний рейс.

– Ты хотела прилететь ко мне.

– Ну конечно, – улыбнулась Марина, поглаживая его щеку. – Куда еще мне было идти, как не к отцу моего ребенка? Кого еще мне хотелось бы видеть рядом с собой, если…

Она осеклась, не в силах озвучить страшное предположение.

– Нет.

На этот раз Пьетро прервал ее поцелуем, таким нежным, что у Марины заломило в солнечном сплетении. Этот поцелуй обещал поддержку и безопасность, общее будущее, полное любви.

– Нет. Больше это не повторится, – прошептал он, касаясь губами ее губ. – А если и случится – хотя я не хочу верить, что так будет, – я пройду весь путь рядом с тобой. Я буду рядом с тобой днем и ночью. Когда бы я ни понадобился тебе, я буду рядом.

– Больше никаких запертых дверей, – провозгласила Марина и покрыла его лицо поцелуями, чувствуя, как вскипают в крови надежда, радость и чистое, незамутненное счастье. – Если бы ты не пришел ко мне, – сказала она Пьетро чуть позже, – я сама пришла бы к тебе. Я пришла бы и попросила у тебя прощения за свою слабость, за то, что не верила в твою любовь. Мне не нужно было никаких доказательств от тебя. Еще до того, как я узнала, что беременна, я все поняла про себя. Я поняла, что смогу доверять только моему мужу, отцу моего ребенка. Только тебе я могу доверить себя и моего ребенка, только тебе – человеку, которого я люблю.

– Я позабочусь о вас, – пообещал Пьетро, привлекая Марину к себе, и она подняла голову, подставляя лицо под его поцелуи. – Я буду заботиться о тебе и нашем малыше всю свою жизнь. Клянусь тебе.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.