Кинли Маегрегор
Пират моей мечты
Эта книга посвящается двум самым замечательным людям из всех, кого я знаю. Да пребудет с вами вовеки благословение Божье и всещедрая помощь Его.
Лауре Цифелли, чья неизменная благожелательность и чувство юмора придавали мне силы при написании книги и внесли в мою жизнь столько добра и света! Я никогда не сумею выразить, сколь многим обязана вам.
Моему мужу, верному спутнику и надежному другу, который оказывал мне неоценимую моральную поддержку, когда я в ней особенно нуждалась (не говоря уже о его заботах о детях в период работы над рукописью).
Спасибо вам обоим за то, что были рядом.
А также светлой памяти моей бабушки. О, если бы она дожила до того дня, когда моя книга вышла из печати! Но я надеюсь, бабуля, что ты все же оценила — я правильно написала «молочная корова», потому что всегда со вниманием слушала твои истории.
Газета «Курьер Саванны»
ЛЕГЕНДА О МОРСКОМ ВОЛКЕ
С.С. Джеймс Саванна, Джорджия, 1793
Из источников, заслуживающих полного доверия, я узнала об одном удивительном герое. О человеке, столь ловком и исполненном такой невероятной отваги, что ему ничего не стоит обвести вокруг пальца всех своих врагов. Волосы его темны, как безлунная ночь, его корабль черен, как вороново крыло. С неумолимостью урагана он преследует британские суда, а настигнув их, отбирает все то, что похитили у нас ненавистные англичане.
Он американец до мозга костей. Он горд и прямодушен, как Натан Хейл, отдавший жизнь за нашу свободу. Верный высокой миссии, Морской Волк еще со времен Войны за независимость освобождает из жестокого плена американцев, насильно завербованных в английский флот.
Но кто же он, наш герой?
Некоторые утверждают, что он бывший пират, раскаявшийся в прегрешениях и стремящийся искупить их. Иные говорят, он нищий сирота, который с юных лет вел тяжкую борьбу за существование. Мне также довелось слышать, что в прошлом он служил матросом на английском корабле и потому не понаслышке знаком с жестокостью и произволом, царящими на британском флоте.
Но мне доподлинно известно одно: этот человек не знает себе равных. Он не раздумывая откликнулся на призыв Америки взяться за оружие. Он американская легенда, защитник наших морей.
Но призываю вас, дамы: будьте настороже! Потому что Морской Волк, как мне сообщили, на редкость обходителен и хорош собой. Мужчина, умеющий быть галантным, ловкий ухажер, он вскружил не одну голову и разбил не одно сердце. Как рыцарь Ланселот в глубине веков, он оставил в нешуточном горе и слезах множество леди из Шаллота.
Потому что он целиком посвятил себя высокой миссии, и в душе его нет места для иных страстей. Морской Волк никем и никогда не будет приручен. Никому не удастся накинуть на него узду. Он непредсказуем, как морская пучина, и опасен, как шторм.
Так что вглядитесь повнимательней: чьи паруса виднеются вдалеке, у самого горизонта? Возможно, это какое-то торговое судно или военный корабль. Но что, если из мглы вырисовываются белые полотнища парусов «Мести Тритона»?
Смотрите на них и молитесь, враги Америки, чтобы они вас не настигли, иначе вы пожалеете, что родились на свет.
Пролог
После очередного пушечного залпа палубу «Мести Тритона» окутали облака удушливого черного дыма. Морган Дрейк вот уже час с лишним недоумевал, отчего это капитан и команда английского фрегата не желают сдаваться, а продолжают упорное и безнадежное сопротивление.
На такое уже давно никто не решался. Большинству капитанов даже в голову не приходило ему противиться: хорошо зная его флаг, они производили по «Тритону» пару залпов для очистки совести и безоговорочно сдавались.
Но «Молли Дун» отчего-то заартачилась. Ее капитану вздумалось поиграть в героизм. Для этого у него должна быть веская причина. Что же у них за груз, если этот осел так бездумно рискует жизнями своих людей?
Скоро, очень скоро это станет известно капитану «Тритона».
Еще один пушечный выстрел. Морган едва успел присесть — ядро пролетело всего в нескольких дюймах над его головой. Не причинив никому вреда, оно плюхнулось в воду за правым бортом. Он шумно втянул ноздрями воздух. Если бы не хорошая реакция, искать бы ему сейчас собственную голову в морских волнах.
— Награда тому, кто собьет их главную мачту! — крикнул он своим канонирам. Ему наскучила эта игра, пора ее кончать.
Восемь пушек были тотчас же выдвинуты вперед, еще четыре пришлось перезарядить. Под ногами мелко задрожали доски палубы — это канониры перетаскивали тяжелые орудия. Послышалось шипение — все восемь хлопковых запалов загорелись одновременно, и выстрелы прозвучали в унисон.
Оттащив пушки назад, матросы стали поливать водой длинные стволы, которые следовало охладить, прежде чем вложить в них новые ядра. Морган улыбнулся, глядя на слаженные действия команды. До чего же он все это любил! Каждый жест, каждый звук.
В ушах у него так звенело от грохота пушек, что следующего залпа он почти не расслышал, следя глазами за тем, как несколько ядер на сей раз достигли цели — рангоуты разлетелись в щепы, и огромная мачта обрушилась в море. Канониры и вся команда «Мести Тритона» издали торжествующий вопль.
От резкого запаха серы у Моргана запершило в горле и стали слезиться глаза. Он и его команда долгие часы гнались за «Молли Дун» и наконец настигли корабль. Последний пушечный залп положил конец этой погоне.
— Подойдите к ней поближе, мистер Питкерн, — скомандовал Морган своему рулевому. — «Молли Дун» кренится на левый борт.
— Есть, есть, капитан, — отвечал Барни Питкерн, поворачивая штурвал. «Тритон» плавно заскользил по волнам и остановился, почти притиснувшись бортом к «Молли Дун».
— Приготовьтесь к бою, — бросил Морган двенадцати снайперам, которые заняли позиции на рангоутах, чтобы предупредить любые сюрпризы, которые могли приготовить им капитан и экипаж «Молли Дун». — Без моей команды не стрелять!
Стрелки дружно ответили:
— Есть, капитан, — и устремили взгляды на палубу вражеского судна.
Морган, как всегда в подобных случаях, ради сохранения инкогнито скрыл лицо под черной маской.
На главной палубе его парусника шестнадцать матросов приготовились к схватке — достали ножи и пистолеты. Со свистом рассекая воздух, четыре абордажных крюка впились в деревянный борт «Молли Дун», и матросы налегли на веревки.
Моргана порядком удивило, что ни один из английских матросов не потрудился вооружиться. Не они ли только что так отчаянно отстреливались из пушек? Но команда «Молли Дун» таращилась на него во все глаза, словно он был призраком, явившимся из преисподней, и не делала попыток к сопротивлению. И даже капитан в темно-синем кителе и белоснежных панталонах, с пудреным париком на голове — именно такая форма была принята в британском королевском флоте — только и делал, что открывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная из воды.
Когда благодаря абордажным крючьям борта двух парусников достаточно сблизились, чтобы можно было разглядеть лица противников, Морган сразу же безошибочно определил, что некоторые из матросов «Молли Дун» были его соотечественниками, насильно завербованными в английский флот. Глаза этих немногих так и лучились счастьем, тогда как британцы смотрели угрюмо, трусливо и злобно.
— Глядите-ка, капитан! — хрипло рассмеялся Барни. — Придется-таки им выбросить белый флаг.
— Капитанская физиономия так побелела со страху, что вполне за него сойдет, — хихикнул Кит.
Морган усмехнулся шутке боцмана. Парнишка, который едва начал бриться, зеленый юнец, Кит вдосталь нанюхался пороху и повидал немало крови. И обмоченных со страху английских панталон.
— Смелей, проворней, парни! — крикнул рулевой небольшой группе матросов, тащивших абордажные доски. — Отберем наше американское добро у этих ворюг проклятых!
Матросам «Тритона» понадобилось всего несколько минут, чтобы переправить освобожденных американцев с борта «Молли Дун» в спасительный трюм своего парусника.
Для людей Моргана подобные стычки были делом столь привычным, что он не сомневался — им понадобится совсем немного времени, чтобы отыскать на «Молли Дун» имущество и золото, похищенные у американцев, и перенести все это на «Тритон» по абордажным доскам. А что до американских граждан, которые были против воли завербованы в британский флот, то им будет возвращена свобода. Они смогут покинуть «Тритон» в первом же порту.
Барни зычным голосом отдавал команды двум матросам, которые затаскивали на абордажный мостик сундук с американскими пряностями. Морган, взглянув на старика, светло улыбнулся. В свои шестьдесят два Барни выглядел как сухая, выбеленная солнцем деревяшка, долгие годы проплававшая в соленых волнах и наконец выброшенная на берег. Но кому, как не капитану, было знать, сколь обманчив внешний вид, — этот худой низкорослый старик с морщинистой кожей и лысиной во всю голову был искуснейшим рулевым и бесстрашным воином.
— Капитан! — крикнул один из матросов, отирая пот со лба. — Тяжелехонек сундучок-то. Для пряностей весу в нем многовато будет. — И он выразительно кивнул на окованный медью сундук у своих ног.
Морган вытащил из ножен кинжал, в два прыжка перебрался с середины палубы к борту и быстрым и точным движением вскрыл мудреный замок. Он поднял крышку и погрузил обе руки в сундук. Под листами тонкой упаковочной бумаги пальцы его вскоре нащупали что-то твердое и гладкое. Еще мгновение, и он вытащил на всеобщее обозрение слиток чистого золота.
Морган присвистнул. Губы его скривились в усмешке. Так вот почему англичане так упорно не желали сдаваться! Ему и его людям выпала большая удача. Ведь даже вручив американскому правительству положенную часть добычи, они смогут оставить кое-что и себе.
— А что насчет «Молли Дун», капитан? — понизив голос, спросил Барни, когда последний ящик был поднят из трюма злосчастного судна и перенесен на палубу «Мести Тритона».
Морган бросил быстрый взгляд на испуганные, бледные до синевы лица британских матросов. Никто из его людей не пострадал в этой стычке. Да и «Тритон» остался невредим. Несколько щеп, отколотых от бортов, и поврежденные рангоуты не в счет. И вдобавок пожива оказалась невероятно богатой, они и рассчитывать не могли ни на что подобное.
Все это склонило проявить великодушие.
— Поднимите кливер и бом-кливер, все паруса на бизань-мачте, — ответил он Барни. — Это их займет на некоторое время, а также и на случай, если им придет в голову возобновить сражение.
— Нет! — взмолился капитан британского парусника. — Не делайте этого! Ведь мы тогда станем легкой добычей для пиратов!
Лицо Моргана исказила гримаса ярости.
— И в добрый час! — зло бросил он капитану. — Насколько мне известно, пираты обращаются с пленниками куда лучше, чем капитаны британских военных судов — со своими матросами.
Кит от души расхохотался:
— Эй, капитан, согласитесь, ему ведь самое место на пиратском корабле. Из него вышел бы неплохой юнга.
Барни, хлопнув юношу по спине, поддержал шутку:
— Нет, пускай уж лучше служил бы уборщиком палубы. С такими-то кулачищами да толстым пузом он драил бы доски и поручни до блеска.
Они бы еще долго состязались в остроумии, придумывая все новые унизительные наказания заносчивому капитану «Молли Дун», но Морган сурово приказал:
— Поднять паруса. Держим курс домой. — И прибавил, обращаясь к Барни: — Я уверен, что нашим гостям не терпится ступить на твердую землю.
Освобожденные из британского плена американские матросы ответили на его слова дружным «ура». Команда бросилась выполнять приказ. Стоило «Тритону» отойти на несколько ярдов от злополучной «Молли Дун», как к Моргану почтительно приблизился один из освобожденных им американских матросов.
Лицо бывшего пленника сияло от счастья, темно-карие глаза были полны признательности и почтительного восхищения.
— Не знаю, как вас и благодарить, капитан. Мы все только и делали, что молились целыми ночами, чтобы в один прекрасный день наш корабль встретился с «Местью Тритона» и вы освободили нас. И вот молитвы наши услышаны!
Моргану вспомнились времена, когда он сам обращался к Богу с такой же точно отчаянной молитвой. Но она оставалась без ответа, пока он не взял судьбу в собственные руки. Ему рано пришлось постичь простую истину: никто на свете о нем не позаботится, кроме него самого.
— Я рад, что мне удалось вернуть вам свободу.
— Спасибо, благодарим вас от всей души! — подхватил товарищ первого матроса, подходя к ним. — Вы в точности такой, как о вас пишут, — гордый и прямодушный.
Морган при этих его словах вздрогнул, как от удара.
— Кто и где это пишет обо мне?!
— Да вот же, я это отыскал на одном из колониальных парусников. Еще в прошлом месяце. — Матрос порылся в кармане панталон и вскоре выудил оттуда смятый листок газетной бумаги. — Держите, капитан.
Глаза Моргана забегали по строчкам. По мере того как он вчитывался в текст, брови его все ближе сдвигались к переносице. Ему стало трудно дышать от клокотавшей в груди ярости. Боже праведный, кто-то многое разузнал о нем!
— Мистер Питкерн! — крикнул он рулевому. — Меняем курс. Правьте на Саванну!
— На Саванну, капитан? — удивился старик.
— Вот именно. У меня там появилось одно дельце…
Глава 1
— Ну и что вы на это скажете?
При виде того, каким энтузиазмом загорелись глаза Серенити Джеймс, Дуглас Адаме невольно улыбнулся. В точности такое же выражение он подметил на ее лице в их первую встречу, состоявшуюся почти двадцать лет назад. Но тогда коленки у нее были ободраны, платье и чулки запачканы землей и порваны. А еще она прижимала к узкой груди огромное блестящее яблоко, трофей, за которым лазила почти на самую верхушку дерева. От роду ей было лет пять, не больше.
И пусть теперь лицо ее утратило ребяческую непосредственность, оно по-прежнему сохраняло мечтательно-романтическое выражение. Ибо что еще, как не поэтический склад натуры, могло заставить ее в ту давнюю пору провозгласить себя Еленой Троянской, завладевшей золотым яблоком Венеры?
— Пожалуй, это лучшее из всего, что вы сочинили, — сказал он наконец, решив, что выдержал достаточно внушительную паузу.
Наградой ему была лучезарная улыбка. В голубых глазах заплясали золотые и синие искорки.
Серенити нельзя было назвать красавицей в строгом смысле слова, но нечто неуловимо прелестное выделяло ее из среды ровесниц — сказывались развитое воображение, богатый ум и та разлитая во всех чертах незаурядность, которая не могла оставить мужчин равнодушными. Включая и немолодого, давно и счастливо женатого Дугласа Адамса.
Серенити облокотилась о стол и мельком взглянула снизу вверх на листки бумаги, которые он держал в руках.
— Не кажется ли вам, что концовка слишком мелодраматична? — Она смотрела на него с надеждой и некоторым сомнением. — Я так старалась этого избежать. Но понимаете, стоит мне увлечься, и я…
— Да нет, у вас есть чувство меры, — поспешил успокоить ее Дуглас. — Все получилось просто замечательно.
Серенити вздохнула. Она знала за собой эту слабость — волнуясь, нервничая, она готова была выболтать все, что было в тот момент у нее на уме и о чем наверняка умолчала бы, будь состояние ее души более спокойным.
— Я считаю, упоминание о необходимости конспирации, о некоей тайне вполне уместно, — прибавил Адаме.
Серенити нахмурилась и, сняв очки, начала вертеть в руках левую дужку, как делала всегда, когда бывала чем-то озабочена.
— Думаете, отцу это понравится?
Сердце Дугласа сжалось. До чего же ей хочется ублажить этого упрямого, вечно всем недовольного старика! Дуглас, прослужив у него два десятка лет, с горечью убедился, что такая задача попросту невыполнима. Ничто на свете не могло снискать одобрение Бенджамина Джеймса.
— Надеюсь, — кисло вымолвил он, — ваш родитель не сможет найти причины не опубликовать это.
Серенити понимающе улыбнулась. Ей было слишком хорошо известно, что отец при желании найдет не одну, а тысячу причин, чтобы отвергнуть ее творение.
— До чего же я хотела бы превратиться в мужчину! — мечтательно произнесла она. Дугласу не раз приходилось слышать из ее уст это заявление. И в голосе ее всегда звучало при этом неподдельное чувство. — Это ведь дало бы мне возможность служить в «Курьере» репортером. Настоящим, как вы, и отец, и Джонатан. О, я могла бы ходить в доки и опрашивать свидетелей, в таверны и… и всюду. — Покачав головой, она грустно вздохнула и отстранилась от стола. — Знаю, вы устали без конца выслушивать от меня эти жалобы, но больше мне не с кем пооткровенничать.
Встав со стула, она прошла в другой конец помещения, к своему рабочему столу красного дерева, на котором громоздились стопки рукописей. Она работала для газеты, добросовестно и трудолюбиво редактируя их. Подол ее простого рабочего черного платья упруго шелестел, пока она быстрыми шагами пересекала комнату.
Серенити остановилась у большого полукруглого окна, выходившего на улицу, и засмотрелась на пешеходов, которые озабоченно сновали взад-вперед по деревянному тротуару. Матросы, рыбные торговцы, Грязные оборванные ребятишки, разносчики. Все они спешили в доки или возвращались оттуда.
До чего же ей хотелось влиться в эту жизнь, стать ее частью! Она желала невозможного, и оба они с Дугласом это знали. Но будь на то его воля, с горечью подумал он, Серенити получила бы право распоряжаться собой, своим временем как ей заблагорассудится.
Но к несчастью, все, что он мог предложить ей от себя лично, было искреннее сочувствие и готовность выслушивать ее сетования.
— Не оставляйте надежды, мисс Серенити, — пробормотал он, чтобы хоть немного ее подбодрить. — Романтическое приключение однажды возьмет да и войдет сюда само через вот эту дверь. И тогда уж вы…
— Проворно спрячусь, — с горьким смешком предположила она.
Повернувшись к нему лицом, Серенити водрузила на нос очки и расправила плечи. Но слова, которые она при этом произнесла, совершенно не соответствовали ее гордой и независимой позе.
— Мы оба знаем, что я робкая и покорная «молочная корова». И никогда мне не стать независимой, смелой женщиной, у которой хватило бы духу презреть общественные предрассудки и поступать по собственной воле и разумению, как мой кумир, леди Мэри. Слишком уж я для этого практична.
Вздохнув, она пересекла комнату, подошла к Адамсу и взяла у него из рук листки с рукописью.
— Но я по крайней мере могу делать вид, что это не так.
Дверь их маленькой типографии распахнулась настежь, и ворвавшийся в помещение порыв ветра растрепал страницы газет и журналов которые стопками громоздились на столах и полках.
Дуглас резко выпрямился на стуле. В типографию вошел его работодатель Бенджамин Джеймс, как обычно, угрюмый и мрачный. Из-за привычки вечно хмурить брови лоб его был исчерчен глубокими морщинами.
— Добрый день, сэр, — почтительно произнес Дуглас. Бенджамин в ответ пробормотал что-то нечленораздельное.
— Как твои успехи, отец? — обратилась к нему Сере-нити.
— Ничего не желают говорить, — засопел Бенджамин. — Надо чуть попозже подослать туда Джонатана. Может, твоему брату удастся развязать им языки. Клянусь Богом, у него, у этого никчемного прощелыги, это всегда выходит лучше, чем у меня. — Тут взгляд его холодных голубых глаз уперся в листки бумаги, которые она держала в руках. Одна из кустистых седых бровей старика поползла вверх, отчего выражение его лица сделалось еще более зловещим.
Дуглас втянул голову в плечи, мечтая стать невидимым или на худой конец провалиться сквозь дощатый пол. Что же до Серенити, то она невозмутимо глядела в глаза отца. Дуглас не мог взять в толк, как ей при ее-то независимом нраве удается с такой покорностью сносить вечные придирки и раздраженные выпады старика. Откуда у нее берутся на это силы? Он так хотел бы обрести хоть малую толику ее спокойствия!
— Что это еще такое? — просипел Бенджамин. — Снова какая-то наполненная бурей чувств роковая история?
— Да, я как раз закончила ее нынче ут…
— И охота же тебе попусту время тратить! — рявкнул он, выхватывая у нее из рук листки и сворачивая их вдвое.
Дуглас, краешком глаза заметив, как поникли плечи Серенити, с силой сжал ладонями подлокотники и опустил голову. Ну почему этот чурбан так пренебрежительно отзывается о ее работе? «Да разве дело только в труде, в потраченном времени?» — тут же поправил он себя. Ведь девочка душу вкладывает в эти рассказы. Она доверяет бумаге мечты и чаяния, раскрывает самые сокровенные тайники души. Но фантазиям ее не суждено сбыться. Так пусть они обретут форму трогательных, изысканных и волнующих историй.
Впрочем, ей он ни за что этого не сказал бы. У него не повернется язык заявить бедняжке напрямик, что, дескать, детские грезы следует забыть, оставить в далеком прошлом, и пусть они там покоятся в компании с порванными платьицами, куклами и мячиками. Ведь она, возможно, верит, что ее воздушные замки рано или поздно воплотятся в реальность, что бы там ни говорил ее грубиян папаша, который называет ее сочинения нелепыми бреднями.
Действительность слишком сурова, и, возможно, некоторым к ней никак не приспособиться без таких вот заоблачных путешествий, дающих силы жить дальше.
Бенджамин между тем сердито помахал сложенными листками у самого лица дочери, едва не задев ее щеку:
— Возмутительная трата времени! Глупее занятия не придумать. Девица твоих лет должна не в облаках витать, а устраивать собственную судьбу, понятно?! Где они, хотел бы я знать, претенденты на твою руку? Мне пора уже внуков иметь. Хотя бы одного, а то и двух, и трех! А на деле выходит что?! Одна из дочерей сбежала из дому, другая невесть какого языкастого законника из себя строит, а сынку нельзя доверить завязать собственные шнурки! — Он окинул ее с головы до ног свирепым взглядом и продолжил: — А в довершение всего, будто этого все же мало, чтобы свести меня с ума, еще одна моя дочь вбила себе в голову, что ей пристало брать пример с леди Мэри Уортли Монтегю! — Тут он закатил глаза к потолку и, по обыкновению, обратился с жалобной речью к покойной супруге: — Почему ты так рано меня покинула, Абигейл, бросила им на растерзание?! Ведь вот эта, — скорбно продолжил он, кивнув в сторону Серенити, — нуждается в твоем руководстве и материнском попечении. А не в моем. — Покачав головой, он снова обратил взор к провинившейся дочери. — Потому что меня она и в грош не ставит!
Закончив тираду, он прошел к своему столу, где были как попало свалены растрепанные рукописи и стопки газет. Листки, взятые у Серенити, он водрузил на самый верх одной из таких стопок.
Серенити скрестила руки на груди и ободряюще взглянула на беднягу Адамса. Лицо ее пылало.
— Да опубликует он вашу историю, мисс Серенити, — снова заверил ее Дуглас. И, желая ее утешить, произнес фразу, которая давно уже стала их общим девизом: — А в один прекрасный день ваши мечты сбудутся. Вот увидите!
Улыбка ее сделалась еще шире, в глазах заплясали веселые искорки. Смеясь, она подхватила:
— Еще немного, и они ворвутся сюда в обличье пирата с черными как смоль волосами и смелым, гордым взглядом карих глаз!
Дуглас расхохотался, радуясь тому, что старому Бенджамину не удалось испортить ей настроение.
— Вот и я о том же! Ваш пират заявится сюда в дождливый и ветреный день, как нынче, и бриз взметнет его длинные волосы и сдвинет его шляпу набекрень.
Двумя днями позже Серенити вновь следила из окна типографии за спешащим мимо свободным миром.
— Мне сегодня исполнилось двадцать четыре, — доверительным шепотом сообщила она пестрой кошке, дремавшей у нее на коленях под шелест страниц: Сере-нити усердно правила рукопись. — И у меня нисколько не больше оснований называть себя писательницей, чем когда мне было пять и я только начала мечтать об этом.
— Тоже мне писательница! — рявкнул Бенджамин. Эхо его недовольного голоса прокатилось по всей типографии. Серенити вздрогнула от неожиданности.
В помещении, кроме них, никого не было, и Серенити была уверена, что разговаривала с кошкой так тихо, что отец никак не мог ее услышать. Но оказывается, пока она читала рукопись, он подобрался к ней поближе. Мысленно отругав себя за то, что не подняла голову и не посмотрела по сторонам, прежде чем высказывать вслух сокровенное, она снова склонилась над работой.
— Тебе давно следовало бы нянчить моих внуков, — не унимался Бенджамин. Он подошел вплотную к ее столу и сердито подбоченился. — Вот тогда ты была бы счастлива. Делала бы дело, которое тебе под стать, а не мужскую работу, над которой нынче корпишь!
Он приподнял ее правую руку. Пальцы, указательный и средний, были густо усеяны лилово-золотистыми подсохшими чернильными пятнами.
— Нет, только посмотрите на это! Видит Бог, мне не следовало публиковать ни одной из твоих дурацких сказок. И подпускать тебя к типографии нельзя было! — Отпустив ее руку, он скорчил злобную гримасу. — А вместо этого я потворствую твоему упрямству и своеволию.
Серенити уже не раз доводилось участвовать в беспредметных спорах с рассерженным отцом. Она знала, что разумнее всего было смолчать, чтобы гнев его утих сам собой, но ей не хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним, и потому ответила:
— Если верить тебе, то жизнь в.браке — нечто чрезвычайно заманчивое. Но скажи, отчего тогда на свете так мало счастливых пар? Почему?
Бенджамин Джеймс метнул на нее свирепый взгляд и хлопнул по столу ладонью с такой силой, что несколько листков бумаги сорвались с верхушек стопок и, кружась, упали на пол, а пестрая кошка испуганно вскинула голову, недоуменно воззрилась на Бенджамина и снова свернулась клубком на коленях у Серенити.
— Брось ты морочить мне голову этой новомодной риторикой насчет социальных реформ и прочего, девчонка! Это твоя леди Мэри…
— Мэри Астелл, отец, — поправила его Серенити.
— Да будь она хоть Девой Марией, мне все равно! — взорвался Бенджамин. — Мне твое упрямство поперек горла, вот что! Богом клянусь, я подыщу тебе мужа к концу нынешней недели!
Серенити на сей раз сочла за благо промолчать. Она закусила губу и опустила взгляд на рукопись. Кому, как не ей, было знать, что слова отца — пустое сотрясение воздуха? Никакого мужа ни в конце нынешней недели, ни на следующей, ни через год он ей не подыщет. Это исключалось. И Бенджамину Джеймсу сие было известно не хуже, чем самой Серенити. Даже при наличии достатка, пусть и небольшого, он не мог рассчитывать, что кто-то из молодых людей посватается к его дочери, которую городские кумушки за глаза величали не иначе как «эта разнесчастная девчонка бедняги Джеймса».
Серенити, словно наяву, слышала их пересуды: «Эту девчонку надо было сечь розгами, пока она была еще малышкой. А теперь что ж? Сейчас уже слишком поздно. Папаша нипочем не сыщет для нее жениха. Да и какому мужчине может понравиться этакая зазнайка, синий чулок? Разнесчастная девчонка бедняги Джеймса. Перестарок, некрасива, а зато сколько о себе мнит».
Ни один из мужчин, которых ее отец счел бы подходящей для нее партией, даже не взглянет в ее сторону. Им подавай невест помоложе. Совсем юных глупышек, жаждущих заполучить мужа, которому они с готовностью позволят заполнить пустоту своих голов и душ любой чепухой, какая только взбредет ему на ум.
Но она-то совсем иного поля ягода!
Серенити сокрушенно вздохнула. Она грустила не о том, что создана не такой, как большинство других девушек. Ей просто было горько оттого, что у них с отцом столь разные взгляды на ее жизненное предназначение, на ее будущее.
Когда же все это началось? Ведь было время, они с отцом хорошо друг друга понимали, воззрения их были одинаковыми, а взаимная любовь и уважение — безграничными. Бывало даже, он соглашался с ее мнением о роли женщин в воплощении в жизнь американской мечты. О праве женщин на серьезное образование.
Перемены, сначала едва ощутимые, стали совершаться после смерти матери. И тем не менее на первых порах он на свой манер поддерживал ее писательские амбиции. Несмотря на неизменное ворчание и едкие словоизлияния в ее адрес, он публиковал ее рассказы, и даже те из них, что были им изначально отвергнуты, впоследствии почти всегда появлялись на страницах «Курьера».
Возможно, это было глупо с ее стороны, но в душе она не сомневалась, что он ею по-своему гордится и именно поэтому позволяет работать в газете.
— Держи, — буркнул он, водружая еще одну стопку рукописей на ее стол, после чего, все с тем же выражением недовольства на лице, торопливо подошел к круглой вешалке, что стояла у входной двери. — Это нужно напечатать до конца недели.
— Хорошо, отец, — спокойно ответила она, глядя, как он всовывает руки в рукава плаща и заматывает шарф.
Прежде чем взяться за медную дверную ручку, он снова взглянул на нее с крайним раздражением.
Серенити указательными пальцами потерла глаза за стеклами очков, спустила кошку с колен на пол и выпрямила спину.
— И выгони вон эту побродяжку! — распорядился Бенджамин, выходя под дождь и сердито хлопнув дверью.
Прис задрала мордочку кверху и фыркнула с таким негодованием, как если бы поняла его слова.
— Не бойся, малышка, — улыбнулась Серенити. — Ты же знаешь, никто тебя и пальцем не тронет. — Кошка задрала хвост и гордо прошествовала в дальний угол типографии.
Внезапно Серенити уловила в воздухе резкий запах чернил. Ее охватила такая досада, что она на миг забыла даже о перепалке с отцом. Неужто она снова испачкала щеку или веко? Этого еще недоставало! В такой день, как нынче, когда ожидается столько гостей!
Предыдущее чернильное пятно украшало ее нежную кожу ровно месяц. А мистер Джонс, пекарь, принял его за синяк и потому стал раскланиваться с Бенджамином Джеймсом подчеркнуто сухо.
Вспомнив об этом, она весело рассмеялась. Ведь ее отец, каким бы ворчуном он ни был, никогда не распускал рук. Зато иные из его колких замечаний ранили ее больнее, чем удары плетью. Что правда, то правда. Она вздохнула.
Если бы только ей удалось доказать ему, да и всем остальным тоже, что Серенити Джеймс может быть таким же удачливым репортером, как ее брат Джонатан, и что она не менее талантлива как автор.
— О, Прис, — сказала она кошке, — чего бы я не отдала за хороший сюжет! Уж я превратила бы его в историю, которой зачитывалась бы вся страна!
Кошка сидела в уголке и сосредоточенно умывала мордочку черно-бело-рыжей лапой.
— Господи, кого я обманываю? — с тоскливой ноткой в голосе спросила она себя. — Кто, хотелось бы знать, преподнесет мне такой сюжет? Пустые мечтания! — Она провела по щеке краешком полотенца, смоченным скипидаром, и одновременно окинула взглядом стол, чернильницу, рукописи. — Тоска. Вся моя жизнь — скука смертная. Я, видите ли, имею право редактировать статьи, написанные мужчинами и для мужчин, но не должна даже помышлять о том, чтобы самой создавать их!
Видно, ей на роду написано жить и умереть здесь, в этой захламленной комнате, она просто обречена до смертного часа переворачивать листы и, вдыхая запах чернил и бумажной пыли, читать волнующие рассказы о необыкновенных людях, тогда как все из ряда вон выходящее, что суждено пережить ей, — это жалкие фейерверки в доках, которые устраивают по случаю национальных праздников. А если повезет, с горьким сарказмом подумала она, то Чарли Симмс вызовется сопровождать ее туда.
При мысли о неуклюжем хозяине бочарной мастерской она брезгливо передернула плечами. Малый по-своему неплохой, он ни в какую не желал понять, что ей неприятны его ухаживания, и к тому же имел отвратительную привычку давать волю рукам. И пахло у него изо рта премерзко. Любой скунс постыдился бы такой вонищи.
Протяжно вздохнув, она отложила полотенце и с завистью взглянула в окошко, стекло которого густо покрывали дождевые капли. Там, совсем недалеко отсюда доки, где вершат дела, прогуливаются и отдыхают люди, чья жизнь полна удивительных приключений. Люди, которые повидали на своем веку столько захватывающего, незабываемого, неописуемого…
О, если бы она могла, набравшись смелости, хоть единожды ненадолго уподобиться леди Мэри Уортли Монтегю! Боже, какое же это счастье — выйти замуж по любви, путешествовать по всему миру, учить чужие языки, посещать гаремы!
Чего бы она не отдала за возможность покончить с этой тоскливой, однообразной, пресной жизнью, состоящей из работы и домашних дел! Вот бы встретить тем-нокудрого пирата, который увез бы ее отсюда навстречу небывалым приключениям, таким, каких она даже представить себе не может, несмотря на все богатство воображения!
Серенити усмехнулась. Мечты, однако, завели ее довольно-таки далеко. Они сделались едва ли не аморальными. Что сказал бы на это отец, если бы получил возможность прочитать ее мысли?
— Ах, и все же как жаль, что этим фантазиям не суждено сбыться, — едва слышно прошептала она.
И тотчас же тряхнула головой, отгоняя назойливые видения и строго сказав себе:
— Если бы да кабы, во рту бы росли бобы, и был бы не рот, а целый огород.
Вдруг дверной колокольчик пронзительно зазвенел. Краска бросилась ей в лицо. Серенити стало неловко от того, что вернувшийся отец застанет ее за столь неблаговидным занятием — вместо того чтобы сосредоточенно править рукописи, она предается нескромным грезам. Серенити выпрямилась и с деланной беззаботностью спросила:
— Ты что-то позабыл? — Но голос ее замер при виде бесформенной черной горы, ворвавшейся в типографию.
Вошедший в помещение мужчина отбросил с лица полу плаща, которой укрылся от ветра и дождя, и проворно подхватил шляпу — та съехала набекрень и едва не упала. Вода стекала с его одежды ручьями.
— Боже милосердный! Это вовсе никакой не отец!
А тот самый пират, герой ее мечтаний, внезапно обретший плоть! Мужчина редкой красоты, высокий, широкоплечий и мускулистый. Промокшая белоснежная сорочка и камзол кремового цвета обрисовывали его мощные бицепсы. Его шейный платок развязался, обнажив загорелую крепкую шею. Шею, по которой ей вдруг безумно захотелось провести ладонью, чтобы проверить, так ли упруга его кожа, какой кажется на первый взгляд.
«Боже милосердный!» — мысленно повторила она.
Его длинные черные как смоль волосы были зачесаны назад и заплетены в косицу, черты поражали отвагой и мужественностью.
Гранит. Это первое, что пришло ей в голову при взгляде на его волевое, аристократическое лицо, теперь искаженное гневом. Темно-карие глаза метали молнии.
Судя по его манере держаться, этот джентльмен со столь героической внешностью был далек оттого, чтобы придавать последней хоть какое-либо значение. Самолюбование было ему нимало не свойственно. К тому же у него был вид человека, проделавшего долгий и тяжелый путь и наконец достигшего цели.
Стряхнув воду со шляпы, он сделал шаг вперед.
Серенити наконец пришла в себя настолько, что смогла закрыть рот, и судорожно сглотнула.
— Чем могу быть полезна? — обратилась она к незнакомцу дрогнувшим голосом.
— Сделайте милость, — сказал он, сверля ее недобрым взглядом, — подскажите: где я могу найти мистера С.С.Джеймса?
У Серенити голова пошла кругом. Что же это? Зачем она могла ему понадобиться? Что у них может быть общего?
Хотя вообще-то она без труда представила себе, что именно… Вот он наклоняется к ее столу, обдавая ее свежим дыханием, и читает ей стихи. Губы его почти касаются ее уха…
Помотав головой, чтобы отогнать это столь некстати возникшее видение, она приказала себе успокоиться. И ей это удалось. Настолько, насколько вообще можно быть невозмутимой, встретившись с ожившей мечтой.
— Это я. Серенити Джеймс. Что вам угодно? Темно-карие глаза незнакомца на миг округлились от изумления. Но он тотчас же овладел собой, и взгляд его снова посуровел. Серенити подумала, что человека этого, с лицом, словно высеченным из гранита, мало кто способен удивить. А ей это удалось в первые же минуты знакомства. При мысли об этом она испытала нечто похожее на торжество.
Он положил на стол обрывок газетного листа. То был фрагмент одного из номеров «Курьера Саванны». С ее рассказом.
— Соблаговолите объяснить мне, что это за историю вы опубликовали.
Серенити без труда узнала свой текст. Тот номер «Курьера» вышел в прошлом месяце, и ее рассказ о Морском Волке был помещен в нем без согласия отца.
Праведные небеса, вот ведь наказание с этой злосчастной историей! Отец только вчера попенял ей за нее. Даже Дуглас отозвался о ее творении весьма критически.
Хотя, в отличие от родителя, тщательно выбирал слова, чтобы не ранить ее чувств. А теперь еще и этот незнакомый мужчина жаждет побеседовать о том же. Почему, интересно, эта трогательная история так действует на всех без исключения мужчин, что они готовы едва ли не задушить ее? Чем она им не угодила?!
Пожав плечами, она с некоторым недоумением спросила:
— Что именно вам хотелось бы о ней узнать?
— Все, что известно вам о Морском Волке и его корабле «Месть Тритона».
Серенити пришелся не по душе его суровый тон, и все же при мысли о беззаветном романтике, который ходит под белыми парусами и в одиночку атакует британские военные суда, лицо ее озарила светлая улыбка.
— О, согласитесь, это ведь одна из самых невероятных историй, какие вам только довелось слышать или читать!
Он вопросительно изогнул бровь.
Практичность и здравый смысл повелели ей немедленно закрыть рот, но, как и всегда, когда речь заходила о ее творениях, Серенити разволновалась и проигнорировала этот приказ. К тому же предметом разговора был настоящий герой, которым Америка могла по праву гордиться и которого сама она просто боготворила.
— Стоило мне только услышать о нем, о его отваге, как я тотчас же решила воплотить все это в художественной форме. Морской Волк — едва ли не самый романтичный из всех героев, когда-либо бороздивших океанские волны. Великодушный и добрый, хотя и суровый, он стал поддержкой тем, кто сам не в силах себя защитить. А что у него за команда, а? Разве вам не понравилось мое описание этой разношерстной ватаги, которая так ему предана?
Взор, какой он на нее бросил, нельзя было назвать иначе как убийственным. Сердце ее сжала ледяная рука страха. Лишь теперь она осознала, что его нисколько не интересует ее творчество.
— Но почему это вас так рассердило? — с трудом выдавила она из себя.
— Вы это знаете не хуже меня. Она недоуменно покачала головой:
— Ничего подобного!
— Вы что же, за полного идиота меня принимаете?!
— Разумеется, нет. — Ответ ее прозвучал хотя, возможно, и слишком поспешно, зато совершенно искренне. Ведь принимала она его за едва ли не образцовый экземпляр человеческой породы. Он живо напомнил ей героя, о котором она тайно грезила, — Морского Волка. Да, у ее избранника должен быть такой же мужественный подбородок, столь же выразительные глаза. Ну до чего же они хороши! Особенно теперь, когда в них горит гнев.
— В своей заметке вы вскользь упомянули об источнике информации. Кто же рассказал вам о Морском Волке? — сурово спросил он.
Она пожала плечами:
— Я случайно услышала, как мои отец и брат говорили о нем.
— Ваши родственники? А они-то откуда о нем узнали?
— Но позвольте… — Она недовольно фыркнула. — Это прямо какой-то инквизиторский допрос, вы не находите?
И он, глядя ей прямо в глаза, четко, раздельно и с явной угрозой произнес:
— Назовите мне его имя.
Господи, ну из-за чего он так рассвирепел? И как, скажите на милость, надлежало ей повести себя, чтобы не рассердить его еще пуще? Во всяком случае, молчание здесь не лучшая тактика. Да и не умела она помалкивать в подобных ситуациях.
— Мой брат услышал эту историю в доках от одного моряка, который уверял его, что видел однажды издали корабль Морского Волка. И еще он прибавил, что это наверняка тот самый Морской Волк, что прорывал блокаду во время Войны за независимость.
— Имя. Его имя!
— Но откуда же мне его знать?
Глаза его потемнели от нового приступа гнева. Было очевидно, что он ей не верил.
Душу Серенити объяли противоречивые чувства. Как бы ни был привлекателен этот незнакомец, сколь поразительно ее к нему ни тянуло, его грубость и бесцеремонность сильно ее задели. Почему он позволяет себе, ворвавшись, точно вихрь, в типографию ее отца, учинять ей допрос с пристрастием, словно она военнопленная? Не слишком ли много он о себе мнит? Не отождествляет ли себя с самим Морским Волком?
— Почему он вас так интересует? — спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения.
Морган Дрейк набрал полную грудь воздуха. Терпение его было на пределе. Но следовало держать себя в руках, чтобы выпытать у этой особы все, что ей известно. Он наклонился над ее рабочим столом, опершись на него обеими руками, и смерил ее одним из тех хмурых взглядов, какие, бывало, пригвождали к месту отважных мужчин и заставляли их сердца цепенеть от ужаса.
Однако девица, вместо того чтобы зажмуриться от страха и втянуть голову в плечи, гордо выпрямила спину и выдержала его взгляд, нисколько не переменившись в лице.
Проклятие! Ему нужны были ответы, а не победа в этой дурацкой игре в гляделки. Отважная курочка, ничего не скажешь! Но что за идиот позволил ей, женщине, опубликовать статью в газете?
Она откинулась на спинку стула с такой грациозной невозмутимостью, будто всю жизнь только и делала, что встречалась один на один с взбешенными мужчинами и вела с ними беседы.
— Я все-таки не понимаю, почему художественное произведение оказало на вас такое сильное воздействие. Чем оно так вас разозлило? Ведь рассказ о Морском Волке — плод моей фантазии.
— Фантазии! — с презрительным недоверием бросил он. — Да не могли вы все это выдумать от начала до конца. Слишком это походит на правду!
— О, полно вам! — с укором произнесла она. — Поверьте, сэр, все это чистый вымысел. С первого до последнего слова.
Что заставило ее солгать? — думал он. Ведь в действительности ее рассказ был во многом основан на достоверных фактах. В частности, таких, как то, что герой его, сирота, был насильно завербован в британский флот, а после сумел сбежать и впоследствии сделался капером[1]. А чего стоит упоминание о его подвигах по освобождению американцев из британской неволи? Нет уж, если говорить начистоту, ей многое о нем известно. Единственным, чего эта женщина не назвала, оставалось его имя. И пока она этого не сделала, ее следовало остановить. Британское правительство дорого бы дало за любые сведения о нем. Но пока все усилия англичан по его поимке оставались тщетными. Ему следовало быть бдительным и чрезвычайно осторожным, чтобы ни одна живая душа не проведала, , кто он на самом деле.
Погрузившись в эти мрачные раздумья, он не заметил, как постепенно прояснилось ее чело, и обратил на нее взгляд, лишь когда она вскочила со стула и с задорным смехом заявила ему:
— О Боже мой! Я наконец-таки догадалась, кто вы и откуда! — Продолжая веселиться, она подмигнула ему. — Ведь вас послал Дуглас, верно? И как же это я сразу не сообразила?
Он совершенно смешался, не зная, что на это сказать. Выпрямился и взглянул на нее с полным недоумением и с некоторой настороженностью.
Что за игру она затеяла? Какой подвох скрывается за ее внезапным оживлением?
Ему самому не раз случалось сбивать противников с толку, и он прекрасно знал, что порой этот прием срабатывает безотказно. Приведя врага в недоумение какой-нибудь неожиданной выходкой, усыпив его бдительность, можно взять его голыми руками и сберечь время и силы.
Но перспектива самому стать жертвой подобной хитрости показалась ему чудовищной. Этого еще недоставало! Никому не удастся сделать из Моргана Дрейка идиота!
— Что еще за Дуглас? — с напускным равнодушием спросил он.
Она подошла и, смеясь, встала рядом с ним.
— А то вы сами не знаете! — За этим последовали улыбка и дружеское рукопожатие.
Брови Моргана взметнулись вверх. А что, если она помешанная? Или спятила с ума вот только что, сию минуту? При всей его отваге от этой мысли ему стало как-то не по себе. Он хотел было что-то ей сказать, но передумал. Слова просто не шли у него с языка.
Что же до девушки, то она с беззаботной улыбкой обошла вокруг него, оглядывая его с головы до ног и вполголоса приговаривая:
— Вы неотразимы. Само совершенство. В точности такой, каким я представляла своего героя. И подумать только, нынче дождь на улице! Как по заказу. Я готова поверить, что и это дело рук доброго Дугласа. Честно! — Она подняла со стола его шляпу и провела пальцами по тулье. — Даже шляпа сидела на вас точно так, как предсказывал Дуглас. — И в подтверждение этих слов она нахлобучила промокшую Шляпу себе на голову.
Внутри у Моргана все похолодело. Значит, она все же дозналась, кто он. Эта негодная девчонка каким-то образом проникла в его тайну.
Он снова попытался заговорить, но Серенити не дала ему и рта раскрыть.
— Как ему удалось вас уговорить? — затараторила она. — Почему вы на это согласились? Да не могли вы все это выдумать с начала до конца! — Она понизила голос на две октавы, передразнивая его. — Разумеется, я не все выдумала. Проделала кое-какую работу, провела, можно сказать, расследование обстоятельств. Хотя я и женщина, но с репортерской работой справляюсь не хуже мужчин, уж поверьте. Тем более если речь идет о чем-то важном и интересном. Интригующем. Но надо же, как вы меня напугали! Дуглас ловко это придумал! Выбрал довольно оригинальный способ объяснить мне, почему отец не отпускает меня в доки. Представьте только, как я пыталась бы выудить там информацию у какого-нибудь типа вроде вас. Вернее, не вас, а того, кем вы прикинулись. — Она мелодраматически закатила глаза. — Да отец бы мне просто голову оторвал! В общем, передайте Дугласу, что его цель достигнута, хотя, конечно, он мог бы и помягче со мной обойтись. — Улыбнувшись еще шире, она стряхнула пылинку с полей его шляпы. — О, в изобретательности ему не откажешь! Но я, можете не сомневаться, в долгу не останусь. Найду, чем ему на это ответить.
Слушая вполуха ее болтовню, он внезапно уловил в воздухе какой-то странный запах, который, казалось, окутывал его со всех сторон, словно облако тумана.
Похоже на скипидар. Он в недоумении повертел головой. Определенно скипидар, но вот откуда доносится это «благоухание»?
Догадка пришла как озарение. Скипидаром разило от нее!
Да нет же, сказал он себе. Этого не может быть. И чтобы убедить себя в необоснованности такого предположения, он наклонился к ней, когда она в очередной раз танцующей походкой обошла вокруг него, и глубоко втянул ноздрями воздух.
От нее исходил отчетливый запах скипидара. Похоже, она пользовалась им вместо духов. Серенити, оживленно болтая, не обратила внимания на его движение.
Приподняв бровь от изумления, он внимательно оглядел эту необычную девушку, которая как ни в чем не бывало продолжала посвящать его в детали своих дружеских, взаимоотношений с неким Дугласом, чья изобретательность вызывала у нее восхищение.
Странная она была девушка, эта Серенити Джеймс. Если не сказать больше. Никогда еще ему не доводилось встречать особу женского пола, которая побрызгала бы на себя скипидаром, будто это французские духи, и при этом вела себя столь непринужденно с незнакомым мужчиной, который не мог не уловить этот премерзкий запах.
Ее густые каштановые волосы были стянуты в тугой узел на самом затылке, а не спускались роскошными локонами на плечи, как у других девиц. И вместо того чтобы надеть светлое или яркое платье, которое выгодно оттенило бы благородную бледность ее кожи, она предпочла облачиться в черное, придававшее ей унылый и слишком деловой вид. Впечатление это лишь немного рассеивал маленький белый шейный платок, заколотый изящной брошью с крупным рубином в обрамлении нескольких бриллиантов. Лишь по этой детали можно было догадаться, что Серенити Джеймс носит не траур, а будничную рабочую одежду. Ну и ну!
— Бедняжка Дуглас! — продолжала щебетать Сере-нити. — Понимаю теперь, почему он так не хотел ехать нынче на остров Сент-Саймон, чтобы взять интервью у того несчастного, чей дом спалила его свирепая жена. Ему хотелось остаться и увидеть, какое у меня будет лицо, когда вы сюда заявитесь. Но я-то, я-то как рада, что его здесь не оказалось! Он бы вволю посмеялся надо мной. И продолжал бы отпускать шуточки по этому поводу до скончания века!
В который уже раз пристально разглядывая ее с головы до ног, он вдруг поймал себя на том, что представляет ее ладную фигуру облаченной в нарядное темно-синее бальное платье. Ей были бы так к лицу распущенные волосы, мягкими локонами обрамляющие лоб и спускающиеся до самых плеч каштановой волной.
А за стеклами очков лучатся огромные, синие, как море, глаза. Чувственные губы, кажется, созданы для того, чтобы их целовали, а матово-бледная нежная кожа…
Морган зажмурился и тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли.
Уж не заразно ли ее сумасшествие? Не спятил ли и он тоже?
«Не-а, вы только чуток повредились в уме, капитан». Он внутренне напрягся, живо представив себе Барни, голос которого колоколом прозвучал в его душе. И тотчас же вернулся с неба на землю. Следовало довершить дело, ради которого он пришел сюда.
— Мисс Джеймс, я не имею ни малейшего…
— О, благодарю. — Сияя улыбкой, она взяла его за руку и повлекла к двери. — Я бесконечно признательна вам за все. Но на сегодня, право же, будет с меня приключений. Работы просто уйма, а с минуты на минуту сюда прибудет моя сестра, чтобы отвезти меня домой. Вечером мы ждем гостей, и я должна заняться приготовлениями к приему. Поблагодарите от меня Дуг…
Она умолкла на полуслове и широко распахнутыми глазами смотрела в окно.
Проследив за ее взглядом, Морган оцепенел. У окна типографии топтались два члена его команды. Барни и Кит с простодушной непринужденностью заглядывали в помещение.
Только этого ему не хватало в довершение ко всем неприятностям, какие принес нынешний день! А ведь им было строго приказано дожидаться его в доках. Но вместо этого оба, как верные псы, припустили по его следам. Хороши, нечего сказать!
Они стояли на тротуаре, широко расставив ноги, и беззастенчиво пялились на Моргана и юную леди. Барни, чтобы лучше видеть, даже приставил ладони воронкой к бровям и скулам, потому что уличный свет бил ему в глаза. Заметив, что капитан обратил на них внимание, рулевой широко осклабился и приветственно помахал ему рукой.
«Идиоты несчастные! — пронеслось в голове у Моргана. — Пусть же дождь хорошенько вымочит ваши дубленые шкуры!»
Но с ними он разберется позже. Теперь же ему надлежало разрешить наконец эту загадку: откуда Серенити Джеймс о нем узнала? А еще необходимо выяснить, с кем она успела поделиться полученными сведениями.
Главное же, о чем он мучительно размышлял во все время пребывания в типографии, — какие меры он должен предпринять, чтобы эта информация не распространилась дальше.
Он собрался было возобновить расспросы, но в этот миг у входа в типографию остановилась коричневая с золотом карета.
Барни и Кит встревоженно оглянулись. С запяток спрыгнул лакей, облаченный в зеленую ливрею. Он поспешил открыть дверцу кареты.
Изнутри появился огромный черный зонт. Чья-то рука расправила его и наклонила. Еще мгновение, и зонт вознесся вверх, прикрыв куполом голову пожилой леди, чей наряд нисколько не уступал подчеркнутой скромностью одеянию Серенити Джеймс. Дама смерила Барни и Кита презрительным взглядом и повернулась к карете, откуда тотчас же выпорхнула юная светловолосая девица с ангельским личиком.
Укрывшись под зонтом, молодая особа и ее пожилая спутница засеменили к двери типографии.
— А вот и я, сестра. — Девушка вошла в помещение и приветливо улыбнулась Серенити. — Но что за странные ухажеры топчутся у твоего окошка? — И она со смешком кивнула на Барни и Кита, которые продолжали наблюдения.
— День добрый, Онор. Здравствуйте, миссис О’Грейди, — улыбнулась Серенити. — Познакомьтесь, это один из друзей Дугласа. Он сюда пришел, чтобы меня разыграть. Это Дуглас приготовил мне такой сюрприз надень рождения. Но я уже объяснила джентльмену, что у меня сегодня нет времени развлекаться.
— Ах, да о чем же вы только думали, милая, когда его сюда впускали? — укорила ее миссис О’Грейди . — Ведь вы тут совсем одна. Разве для молодой леди это прилично? Мало ли что он мог себе позволить? — Эра О’Грейди была строгой блюстительницей общественной морали. Ее злоязычие стало причиной многих трагедий. Эта вдохновенная сплетница погубила не одну репутацию, чем чрезвычайно гордилась. Серенити было очень досадно, что старухе удалось застать ее в столь двусмысленной ситуации.
Но к сестре Серенити Онор миссис О’Грейди относилась с почти материнской нежностью, видя в ней преемницу. Старуха отчего-то не сомневалась, что, случись с ней что-либо, и Онор займет ее место первой кумушки в Саванне и блюстительницы нравственных традиций.
Что же до Серенити, то она и без того считалась в городе едва ли не записной старой девой, а потому погубить ее репутацию было довольно непросто. Злоречивая старуха не могла этого не понимать. В каких бы красках она ни описала внимательным слушателям картину, которую застала в типографии: Серенити наедине с черноволосым незнакомцем, — это никак не повлияло бы на перспективы ее замужества. Поэтому она отвела душу, распекая неосторожную «девчонку бедняги Джеймса».
— Я не раз была свидетельницей того, как такие вот молодцы сбивали добродетельных девиц и дам с пути истинного, — вещала она, посматривая в сторону незнакомца. И Серенити готова была поклясться, глаза ее при этом выражали прямо противоположное тому, что говорили уста. — Это тебе не шуточки! Не успеешь оглянуться, как уже оказывается поздно! Да отец тебе за такие вольности голову оторвет! Готова поручиться, он это сделает. — И снова трусливо-восхищенный взгляд в сторону мускулистого визитера.
— Вы совершенно правы, миссис О’Грейди , — с самым кротким видом отвечала Серенити. — Мужчины — зло. Чума. Они опасны для нас, женщин. Все до единого.
Морган, который внимательно ее слушал, недовольно поморщился. Он, разумеется, уловил в ее голосе нотку сарказма, которую пропустила мимо ушей эта старая кошка, но все же… Ему было неприятно, что его именуют чумой. Леди могла бы выбрать выражение поизящнее.
— Я как раз провожала его до порога, когда вы вошли, — продолжала оправдываться Серенити. Она вручила ему шляпу и с лучезарной улыбкой повернулась к старухе, которая в ответ лишь нахмурилась и осуждающе покачала головой. Серенити едва заметно пожала плечами и обратилась к Моргану: — Рада была встретиться с вами, сэр. Я очарована вашим чувством юмора. А теперь нам пора расстаться. Простите, но мне недосуг.
Морган и оглянуться не успел, как был выставлен за дверь. Он опомнился, лишь когда дождь, падавший косо под порывами ветра, стал заливать ему лицо. Еще через мгновение коричневая с золотом карета унесла прочь Серенити, ее сестру и противную старуху.
— Ну и чего, капитан? — хрипло спросил Барни. Дождевые струи стекали с полей его треуголки прямо на морщинистую физиономию, но он, казалось, даже не замечал этого. — Вызнали про ту статейку в газете?
Но Морган продолжал смотреть вслед карете застывшим от растерянности и негодования взором.
Никому на свете еще не удавалось так легко от него отделаться. Это было так неожиданно и унизительно! И просто невероятно!
Да как она осмелилась взять и выпроводить его, прогнать, как назойливую муху?! А ведь иные из женщин падали в обморок при одном взгляде на него! Готовы были вцепиться друг другу в волосы ради его мимолетной улыбки.
Боже милосердный, его расположения искали короли! А один султан даже навязывал ему в жены свою дочь. Но эта невзрачная особа обошлась с ним, как с мальчишкой-разносчиком: поблагодарила за услугу и выставила вон, под проливной дождь. Хорошо еще, не попыталась дать на чай.
Вспомнив ее слова о том, что даже шляпа на нем сидела в точности так, как говаривал какой-то ее приятель, он зло надвинул ее на самый лоб и пробормотал:
— Ладно же, мисс Серенити Джеймс! В следующую нашу встречу вам понадобится защита посолидней, чем ваша сестрица и старая ирландка!
Глава 2
— Я извиняюсь, капитан. — Барни состроил озабоченную мину. — Что это за старая ирландка? О ком вы толкуете?
Морган, злившийся на Серенити, на старую сплетницу, на себя и на своих подчиненных, которые осмелились ослушаться его приказа, окинул рулевого испепеляющим взглядом:
— Какого черта вы тут болтаетесь?!
Кит при этих его словах покраснел как маков цвет, что же до Барни, то он с достоинством выпрямил спину, вытянувшись во все свои пять футов и шесть дюймов.
— Да чего это вы в самом деле, капитан? Мы же подсобить вам пришли. — Он широко улыбнулся, продемонстрировав огромную расщелину между двумя верхними передними зубами. — Потому как вам не помешал бы острый пиратский кинжал, который заткнул бы пасть тому паршивцу, что посмел о вас пропечатать в своей газетенке. Уж я бы по-свойски поговорил с этим псом брехливым!
Морган издал досадливый стон, более походивший на рычание.
— Ну сколько раз тебе повторять, что никакие мы не пираты?!
— Знаю, знаю. — Барни энергично закивал, так что дождевые брызги полетели с его треуголки в разные стороны, и хитро подмигнул.
Морган ощутил такую беспомощность, что готов был поднять руки вверх. Этот Барни с его языком когда-нибудь доведет их всех до большой беды. Привычка старика называть команду «Тритона» пиратами может дорого им всем обойтись. Чей-нибудь чуткий слух уловит это слово и донесет на них властям. И тогда болтаться им всем на реях…
«Будь у тебя в голове хоть капля здравого смысла, ты при первом же случае швырнул бы старого идиота вместе с его птицей за борт!» Но Морган знал, что никогда этого не сделает. Он был в неоплатном долгу перед Барни, так что старый болтун мог чувствовать себя в полной безопасности.
Если бы не Барни, Морган вряд ли выжил бы в нечеловеческих условиях британского плена — принудительной службы в королевском флоте. Да и сердце у старого моряка было золотое, хотя временами, и чем дальше, тем чаще, чувство реальности ему изменяло.
— Так что ж, капитан, проведем этого писаку по доске, а? — не отставал Барни.
— Нет, — сухо бросил ему Морган, хотя картина, развернувшаяся перед его мысленным взором — мисс Серенити, шагающая по доске над волнами в бальном платье и с распущенными волосами, — г — была не лишена приятности. Возможно, морское купание остудило бы горячую голову этой зазнавшейся особы. — В данном случае это не он, а она. Писательница. И я сам с ней рассчитаюсь.
В этот миг прогремел раскат грома, и дождь тотчас же усилился. Морган поднял голову к небу, затем с недовольством воззрился на своих подчиненных.
— Кит, отведи Барни на корабль и проследи, чтобы он как следует растерся ветошью и переменил платье. Не хватало еще, чтобы старик подхватил лихорадку.
— Фу-ты ну-ты! — засопел Барни. — Разве дождевая водичка повредит старому пирату?
— Еще как! Она наградит его доброй пневмонией, если только он не поостережется, — в тон ему ответил Морган.
Старик приподнял треуголку и провел ладонью по скудным остаткам растительности на макушке.
— Вы со мной обходитесь, как с дитем неразумным. — Он выпятил нижнюю губу и обиженно засопел. И при этом стал и в самом деле так похож на рассерженного ребенка, что Морган и Кит принуждены были опустить головы, чтобы спрятать улыбки.
— Ну, знаешь, если бы ты не таскался за мной повсюду, как несмышленыш за своей мамочкой…
— Ладно уж, капитан, — улыбнулся отходчивый Барни и водрузил шляпу на голову. — Ступайте улаживать это дельце, а мы с Китом побредем на «Тритон», проследим, чтоб он был готов поднять паруса, как только вы возвратитесь.
«Интересно, дадут ли мне сегодня досказать до конца хоть одну фразу? И неужто мне наконец удалось переупрямить старого болтуна?» С этими мыслями Морган оставил Кита и Барни и направился к ближайшей коновязи за лошадью.
Подъехав к старику и юноше, которые так и не сдвинулись с места, он отпустил поводья и строго приказал Киту:
— Веди его на корабль. И побыстрей!
— Слушаюсь, капитан Дрейк!
Бросив на обоих грозный взгляд, он пришпорил лошадь и направил ее вслед за каретой мисс Джеймс.
Несколькими часами позже Серенити, одетая в самое нарядное платье, стояла посреди бального зала в доме отца и принужденно улыбалась.
Открытый зал по всему периметру украшали греческие колонны, задрапированные розовым атласом и увитые плющом. Тысячи восковых свечей ярко горели в люстрах и в массивных канделябрах, заливая все вокруг теплым ровным светом. На балконе в правом углу помещения оркестр исполнял танцевальные мелодии, и несколько пар кружились посреди зала. Остальные гости разбились на кучки и вполголоса обсуждали политические новости, делились друг с другом кулинарными рецептами и самозабвенно сплетничали.
Серенити сбилась со счета, сколько почтенных матрон с начала праздника отзывали ее в сторонку, чтобы спросить, не получала ли она известий от сбежавшей сестры, Чатти. Впрочем, нашлись среди гостей и такие, кто сердечно поздравил ее с днем рождения.
Она с трудом находила слова для ответов тем и другим — по правде говоря, ей было совсем не до дня рождения и тем более не до гостей с их докучливыми разговорами. Голову ее будоражили мысли о таинственном незнакомце.
Ведь не каждый же день герой ее фантазий во плоти появляется в отцовской типографии! О, до чего же он красив и мужествен! Если бы только ей удалось узнать его имя! И как бы ей перестать о нем думать!
В зале собралось две с лишним сотни гостей, в числе которых были приходский священник с семейством, а также Чарли Симмс, так любивший давать волю рукам. Он уже неоднократно пытался завлечь ее в сад.
Серенити скользнула равнодушным взглядом по лицам приглашенных. Все эти люди живут повседневными заботами, дни их так похожи один на другой, она же, единственная из всех, собравшихся в огромном зале, пережила сегодня нечто поистине необыкновенное, волнующее, пугающее. Такое, чего ей не забыть до конца дней.
«Будет тебе, Серенити! Лучше любуйся танцующими. Или взгляни на матрон, которые так трогательно опекают молоденьких дочек и племянниц. И вслушайся наконец в слова пастора Якобса!»
Священник уже в третий раз повторил какую-то фразу, смысл которой неизменно ускользал от нее. И даже обратив на него взгляд и стараясь не пропустить ни слова, она была не вполне уверена, о ком это он говорил: об Иове многострадальном? Или речь шла об Ионе?
«О, какая скука! Тоска смертная!»
Приветливо кивая пастору Якобсу и время от времени отзываясь на его речи уместными междометиями, она обвела глазами зал в надежде увидеть Дугласа Адамса. Вот кто ответит на все ее вопросы о таинственном незнакомце.
Но тут вдруг справа от нее возникло какое-то движение. Повернув голову, она обнаружила рядом с собой запыхавшуюся сестру. Щеки у Онор раскраснелись, глаза сверкали воодушевлением.
— Пожалуйста, простите нас, пастор Якобc, — выпалила она, хватая Серенити за руку и увлекая ее к отворенному французскому окну.
Серенити недовольно нахмурилась.
— Что такое должно было случиться, чтобы…
— Он здесь.
— Мистер Маккарти?
— Да нет же, не мой воздыхатель, Серенити. А твой! Серенити только и оставалось, что развести руками.
О ком это она? Кого Онор имеет в виду? Чарли, вечно норовящего потискать ее? Нет, ее сестра не настолько глупа.
— Мой воздыхатель?
Онор молча обхватила ее за талию и развернула лицом к гостям.
Серенити рассеянно оглядела зал. Золото и мрамор, колонны, увитые плющом. Несколько десятков пар танцуют менуэт. Сверкание драгоценностей, яркие наряды женщин. Некоторые из мужчин надели по случаю праздника старомодные парики, что придало им довольно комичный вид. Множество знакомых лиц, но среди всех этих людей явно не было того, к кому можно отнести слова Онор.
Внезапно по залу пронесся гул голосов. Он становился все отчетливее, пока не перекрыл звуки музыки. Оркестр смолк. Танцоры сперва замерли как вкопанные, так и не завершив очередного па, а после растерянно разошлись.
— Праведное небо! — вскричала Серенити. Это был он. И все, кто ее окружал, судя по их виду, были потрясены его появлением не меньше, чем она сама.
И если в первую их встречу незнакомец показался ей красивым, то теперь она вынуждена была признать, что заблуждалась. Он был ослепителен — воплощение всего самого прекрасного, что может являть собой человеческое существо, мужчина, герой…
Дыхание замерло у нее в груди, по всему телу пробежал озноб.
Одежда его, черная, как и в первую их встречу, была изящного покроя и выгодно облегала высокую мускулистую фигуру. К тому же она оказалась совершенно сухой, а не промокшей под дождем, как тогда, днем. И в зал он не ворвался, точно вихрь, а вошел степенной и грациозной походкой — поступью человека, привыкшего вращаться в большом свете. Осанку же его она нашла поистине королевской.
Иное дело — глаза. Вглядевшись в них повнимательнее, всякий понял бы, что его невозмутимость лишь маска, под которой скрывается человек больших страстей, искатель приключений, привыкший повелевать и рисковать и ничего на свете не боящийся. Словно редкостный хищный зверь, он цепким взглядом, который вобрал в себя все до мельчайших деталей, оглядел просторный зал. В любом из мужчин он наверняка видел потенциального соперника, в каждой женщине — желанную добычу.
Те женщины, по лицам которых скользил его пламенный взгляд, смущенно прикрывали лица веерами или опускали глаза долу. Серенити не составило труда догадаться, что он появился здесь не случайно. Это ее он разыскивал среди гостей. Сердце ее отчаянно забилось от испуга и волнения. От предвкушения…
— О-о-о, скажу я вам! — со вздохом промолвила Хитер Смит, стоявшая неподалеку от Серенити. Хитер, чья добродетель у многих вызывала сомнения, большую часть вечера провела за беседой с Фелисити Джейкобс, дочерью пастора. Именно ей и было адресовано это восклицание. — Послушай, Фелисити, — продолжала она, — доводилось ли тебе хоть раз встретить такого роскошного мужчину?
— Нет. Но, знаешь, по-моему, это не кто иной, как сам дьявол. Явился сюда прямиком из ада, решив нынешним вечером погубить какую-нибудь несчастную женщину или девицу.
— Даже если это сам дьявол, я готова приковать себя цепями к его трону! — с пафосом воскликнула Хитер.
— Хитер Смит! Стыдись! — возмутилась благочестивая Фелисити. — Такие речи навлекут на тебя гнев Господень!
Взяв подругу под руку, Фелисити увлекла ее в глубь зала, и вскоре голоса их смолкли вдалеке, заглушённые разговорами дам, которые собрались в кружок неподалеку от Серенити и Онор, и выразительным покашливанием мужчин, топтавшихся поблизости.
Этот назойливый гул показался Серенити просто оглушительным!
Что же до нее самой, то она все это время глаз не сводила с того, кто явился причиной всеобщего оживления.
Однако сам он, ее пират, казалось, вовсе не замечал того, какое ошеломляющее впечатление произвел его приход в зал на всех, кто там собрался. Вглядываясь в лица гостей, он переходил от одной их группы к другой. Красавец, облаченный в черное, с горделивой осанкой и походкой, исполненной изящества и достоинства.
— Он и есть Морской Волк, — шепнула Онор на ухо Серенити с веселым смешком. — В точности такой, каким ты его описала в рассказе. Интересно, где же Дугласу удалось отыскать это совершенство?
— В моих мечтах, — вздохнула Серенити.
Морган Дрейк пристально изучал лица собравшихся дам, но ни одна из них даже отдаленно не походила на Серенити Джеймс. А между тем сам он сделался предметом всеобщих пересудов. Как раз этого ему хотелось меньше всего!
Команда его был готова к отплытию. Им следовало выйти из порта поскорее, пока кто-нибудь не опознал их «Тритона». Но он не мог покинуть Саванну, не удостоверившись, что мисс Серенити не выдаст его тайну, в которую проникла невесть какими путями. Ему стоило немалого труда узнать, где она живет. Теперь осталось лишь отыскать ее самое…
Взгляд его выхватил из толпы двух девушек, которые рука об руку стояли у открытого французского окна. Одну из них, блондинку с точеной фигуркой, он встретил нынче днем в типографии. Да и в облике ее собеседницы угадывалось что-то смутно знакомое.
Внезапно словно пелена упала с его глаз. Нет, этого не может быть! Приблизившись к ним на несколько шагов, он наконец узнал Серенити Джеймс.
Но как она изменилась! Вместо мешковатого черного платья ее стройную фигуру облегал роскошный бальный наряд из розового шелка. Белокурая красавица сестра превосходила ее пышностью и развитостью форм, румяной свежестью лица, но черты Серенити были столь гармоничны, а выражение синих глаз говорило о характере настолько открытом, смелом и незаурядном, что это сразу выделяло ее среди всех остальных девиц и дам, гораздо более привлекательных по общепринятым меркам.
Ее густые каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу, при одном взгляде на которую ему мучительно захотелось освободить их от шпилек, заколок и прочих приспособлений ловкого парикмахера, чтобы они упали ему на ладони мягкой шелковистой волной.
А этот взгляд…
Без очков, которые его затеняли, он манил, волновал, околдовывал. В далеких, потаенных глубинах ее глаз сверкали искры, золотистые и темно-синие, что безошибочно указывало на страстность натуры. Морган почувствовал, как при виде ее его словно обдало с ног до головы жаркой волной. Он ощутил напряжение в нижней части живота…
Да что же это с ним такое, черт побери? Ему никогда не нравились женщины такого типа, и, если бы дело шло об ухаживаниях, он скорее приударил бы за ее сестрой.
Но… Было в этой Серенити нечто такое, чего не высказать словами и что манило его к ней, словно магнитом. И если уж на то пошло, это имя ей совсем не подходило. Назвать так девушку с подобным взглядом и манерами можно было разве что в шутку[2]!
Морган решительно направился к сестрам. И Серенити приветствовала его улыбкой, слегка изогнув бровь, что сделало ее похожей на шаловливого эльфа, который готов сию же минуту напроказить.
— Простите, сэр, но ваше имя не значилось в списке гостей, поэтому не соблаговолите ли вы назвать мне его?
— У вас это выйдет лучше, — с галантным поклоном ответил он. — Как бы вы меня назвали? Какое имя, по-вашему, мне больше всего подходит?
— Морской Волк.
Сердце его едва не выпрыгнуло из груди. Ее слова явились еще одним подтверждением того, что она все о нем знает. А теперь и сестра ее посвящена в его тайну. С этим также придется считаться.
— Нам надо кое-что обсудить. Надеюсь, вы не против?
— Вперед, Серенити, — шепнула Онор ей на ухо.
— Но у меня нет сопровождающей, — растерянно ответила Серенити.
— Как это? Разве я не подойду для этой роли?
Морган следил, как сестры обменялись быстрыми понимающими взглядами. Ну и ну! Неужто в лице очаровательной мисс Онор он обрел союзницу? С такой бойкой девицей надо держать ухо востро. Перед ней капитулировала бы и прославленная армия Вашингтона. Интересно, что за игру она затеяла?
— По-моему, в библиотеке как раз никого нет, — прощебетала Онор, беря сестру под руку. — Соблаговолите следовать за нами, мистер?..
Он промолчал.
На сей раз во взглядах, которыми обменялись Серенити и Онор, ясно читалось недоумение. Морган же дорого дал бы за возможность узнать, что у них на уме.
Уж не ловушка ли это?
Не исключено. Ловушки и западни могли быть расставлены где угодно. Ему следовало держаться настороже. Внутренне подобравшись, он последовал за девушками сквозь толпу гостей, которые с любопытством оборачивались им вслед. Теперь, вместо того чтобы судачить о нем, они станут перемывать кости Серенити, недоумевая, что такое ему от нее понадобилось.
Ему же, после того как он только что в очередной раз удостоверился, что ей известна его тайна, надлежало немедленно составить план действий.
Но как принудить к молчанию столь болтливую особу? И есть ли вообще на свете сила, способная остановить ее бойкий язык?
«Да повесьте вы ее просохнуть на солнышке, капитан! Пускай чайки полакомятся ее потрохами». Вот что сказал бы ему старина Барни, вздумай он обратиться к старому пирату за советом. Да он и сам посоветовал бы себе примерно то же.
Онор проводила их в библиотеку, которую отделял от бального зала короткий коридор, и плотно притворила за собой резную дверь красного дерева. Серенити проворно скользнула в глубь комнаты, подойдя почти вплотную к нему, и это позволило ему заметить, что она избавилась-таки от запаха скипидара — теперь от ее волос и одежды исходил аромат розы.
Подол шелкового платья слегка колыхался в такт ее шагам. Серенити остановилась посреди комнаты. Легкое дрожание рук и то, что она, против обыкновения, молчала, выдавали ее волнение.
Вот и хорошо. Значит, она его побаивается. Если он умело на этом сыграет, возможно, ее бойкое перо перестанет быть для него угрозой.
Онор приблизилась к сестре и остановилась рядом с ней. Обе вопросительно взглянули на Моргана, но тот не торопился прерывать молчание. Чем дольше они будут ждать, пока он заговорит, тем внимательнее отнесутся к его словам. Но пауза не могла быть бесконечной.
— Мисс Джеймс, — начал он.
— К вашим услугам, сэр, — ответили обе сестры. Онор смешалась и покраснела.
— Простите меня. — Она сжала руку Серенити. — Я должна была сообразить, что вы обратились не ко мне. Говорите же и забудьте, что я здесь.
Морган откашлялся. В который уже раз он пожалел, что они с Серенити не одни. Леди-репортер являла собой достаточно серьезную угрозу его безопасности, но если имя его стало или станет известно еще и второй мисс Джеймс, то угроза возрастет многократно.
— Возвращаясь к нашему прерванному разговору, я хотел бы узнать имя человека, который сообщил вам, кем в действительности является Морской Волк. А также имена всех, кому вы доверили эту информацию.
— В действительности? — недоуменно переспросили сестры. — Морской Волк?!
Впервые за все время знакомства с Серенити Джеймс в душу Моргана закралось сомнение в справедливости его подозрений. Одно из двух: либо сестры Джеймс — прирожденные актрисы, либо, если их растерянность и озадаченность не наигранные, они и в самом деле не знают, кто он.
— Да полно вам, сэр, я понятия не имею, кто скрывается за этим прозвищем, — сказала Серенити, отпуская руку сестры и делая шаг по направлению к нему. — Я написала этот рассказ, только чтобы выразить свое восхищение этим героем и в надежде, что мое чувство найдет отклик во многих сердцах. Если бы мне довелось узнать его подлинное имя, я непременно его отыскала бы и проинтервьюировала. И почла бы за великую честь с ним познакомиться.
— А все газетчики лопнули бы от зависти, — вставила Онор.
Совершенно сбитый с толку словами Серенити, Морган не знал, что и подумать. Быть может, все это — лишь дурацкое совпадение? Вряд ли. Но как же тогда объяснить…
Тут мысли его прервал звук чьих-то торопливых шагов. Дверь распахнулась, и на пороге появился немолодой мужчина с открытым добродушным лицом. Он стремительно вошел в библиотеку и приветливо улыбнулся Серенити, но, заметив Моргана, остановился как вкопанный.
— О, простите, что помешал.
— Вы нам нисколько не помешали, Дуглас, дорогой! — заверила его Серенити. — Я так рада, что вы здесь! Весь вечер искала возможности поговорить с вами.
Морган в замешательстве наблюдал, как она схватила джентльмена за руку и буквально подтащила почти вплотную к нему. И светло улыбнулась обоим.
— Дуглас, не могу выразить, как я вам благодарна, что вы уговорили этого джентльмена прийти в типографию и разыграть уморительную сценку. Что за великолепный, незабываемый сюрприз! Вот и теперь он все еще играет свою роль, и это у него блестяще получается! Какой вы милый!
— Кого это я уговорил? Куда пришел этот джентльмен? Зачем? — опешил Дуглас.
Приоткрыв от удивления рот, Серенити молча переводила взгляд с Моргана на Дугласа и обратно. Что же до Моргана, то он с трудом подавил стон, рвавшийся из груди. До чего же глупо все вышло! Мисс Джеймс, оказывается, и в самом деле ничего о нем не знала.
— Так вы не знакомы с этим джентльменом? — спросила наконец Серенити.
— Нет. Откуда? — Дуглас развел руками.
— И вы не посылали его в типографию, чтобы он меня разыграл?
Дуглас медленно покачал головой:
— Ничего подобного я не делал.
Серенити, прикрыв рот ладонью, отпрянула назад.
— Вот тебе и на! — пробормотала она.
Морган криво улыбнулся. Лучше не скажешь. Господи, ну что за нелепое, досадное совпадение!
Дуглас с усмешкой взглянул на Серенити и погрозил ей пальцем:
— Не иначе, как вы снова затеяли какую-то игру, мисс Серенити. Но что вам стоило предупредить меня, посвятить в свои планы? Я ведь уже не молод и соображать стал туго. Вот и не сумел вам как следует подыграть. — И он с улыбкой протянул руку Моргану: — Дуглас Адаме.
Морган с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Так вот он каков, этот Дуглас, о котором мисс Джеймс прожужжала ему все уши.
Значит, она приняла его появление в типографии за розыгрыш… А он сделал вывод, что… О, судьба сыграла с ними шутку что надо. Такого и нарочно не придумаешь. Лишь теперь он мог вздохнуть с облегчением. Угроза его безопасности счастливо миновала.
Вот повеселился бы старик Барни, узнай он обо всем!
Но он не собирался рассказывать рулевому о сегодняшнем приключении, чтобы у того было меньше поводов молоть языком где и с кем попало.
Морган с учтивым полупоклоном пожал протянутую руку:
— Рад с вами познакомиться, мистер Адаме. Дуглас повернулся к Серенити:
— А я ведь разыскивал вас, чтобы сказать: Энни неважно себя чувствует. Придется отвезти ее домой. Но перед этим я хотел поздравить вас с днем рождения и пожелать всего самого наилучшего.
Взгляд ее остановился на Моргане. Она так побледнела, что казалось, вот-вот лишится чувств.
— Вы, поди, приняли меня за круглую дуру.
Комизм ситуации привел его в превосходное расположение духа. И вдобавок, не он ли с его беспочвенными подозрениями стал невольным виновником всего случившегося?
— Ничего подобного. — Голос его звучал тепло и искренне. — Просто судьбе было угодно подшутить над нами обоими.
Она рассмеялась так весело и мелодично, что Морган, глядя на порозовевшее лицо, в который уже раз залюбовался ею. Насколько же она отличается от всех жен-шин и девиц, с которыми он был знаком на своем веку! Даже смех ее звучит совсем иначе, чем их глупое жеманное хихиканье.
— Что все это значит? — с любопытством спросила Онор. — Я решительно ничего не понимаю.
Серенити, с лица которой не сходила улыбка, охотно пояснила:
— Какие-то дела привели нынче этого джентльмена в нашу типографию. Но он оказался так похож на моего вымышленного героя, что я решила, это Дуглас устроил розыгрыш, нарочно прислав его ко мне.
Дуглас лишь теперь полностью постиг смысл происходящего.
— Жаль, что такая идея не пришла мне в голову. Право же, это вышло бы недурно.
Самолюбие Моргана было уязвлено. Ведь его угораздило попасть в дурацкое положение. Он угрожал этой милой девушке, да что там, он готов был даже похитить ее, лишь бы сохранить свое инкогнито, о раскрытии которого, как теперь выяснилось, никто даже не помышлял. Случайное стечение обстоятельств вынудило его совершить ложный шаг, о чем он теперь горько сожалел.
— Простите, что незваным явился на ваш праздник, — с поклоном сказал он. — Я рад, что заблуждение, в котором мы оба пребывали, наконец рассеялось.
— О, заблуждения, фантазии, мечты — это как раз по части нашей Серенити, — со смешком вставила Онор.
Морган натянул перчатки и снова поклонился:
— Позвольте мне поздравить вас с днем рождения, мисс Джеймс, и пожелать вам всяческого благополучия. Не смею больше злоупотреблять вашим терпением.
Серенити в молчании наблюдала, как таинственный гость прошагал к двери и вышел из библиотеки.
Он ее покинул.
Ее охватило странное чувство. Казалось, он, этот незнакомец, унес с собой все ее счастье, все радости, какие были отпущены на ее долю судьбой.
— Мне тоже пора, — сказал Дуглас и устремился вслед за Морганом.
Но Серенити не нашла в себе сил, чтобы ответить на его поклон. Взгляд ее по-прежнему был устремлен на открытую дверь библиотеки. Ее пират только что был здесь, она любовалась его мужественным лицом, говорила с ним, могла, осмелев, даже дотронуться до него. Но теперь он ушел, и больше им не суждено встретиться.
А она даже имени его не знает.
Но быть может, это к лучшему? Ведь ей в любом случае не следовало рассчитывать на его внимание. Она непривлекательна, а такие мужчины всегда выбирают себе в спутницы самых красивых девушек, вроде Хитер или Онор.
— Ну и странные же вещи творятся на белом свете, — глубокомысленно изрекла Онор, нарушив ход унылых, безрадостных дум сестры. — Кто бы мог предположить, что такой мужчина заинтересуется твоей историей и станет выпытывать, где ты добыла сведения о своем герое. И что, скажи на милость, заставило его разузнать наш адрес? Для чего он явился сюда без приглашения?
— Ты о чем? — рассеянно спросила Серенити, все еще не отрешившаяся от тягостных мыслей.
— Я говорю, кто бы мог подумать, что такой…
— Верно, никто.
Онор остановилась напротив сестры и вперила в нее испытующий взор:
— Серенити, вид у тебя престранный.
— Ты находишь? — бесцветным голосом отозвалась она, чтобы хоть что-то сказать.
— Еще бы. Не-мешайте-мне-думать-о-том-о-чемду-мать-я-не-должна.
Серенити невольно улыбнулась шутке сестры и проговорила гораздо более живо:
— Но тогда ты мне попытайся объяснить, Онор, с чего бы это он столь настойчиво меня преследовал.
— Он… заинтересовался твоим рассказом.
— Допустим. Но почему этот сюжет вызвал у него такой интерес?
— А что, если он, как и ты, хочет разыскать Морского Волка?
— А если он-то и есть Морской Ролк?
Глава 3
— Кто?! — Онор вытаращила глаза.
— Ну подумай сама, — проговорила Серенити, все более воодушевляясь. — Это единственное возможное объяснение его странных поступков. Разве нет? Он был так зол, с таким пристрастием меня допрашивал. Выходит, Морской Волк решил, что я знаю его настоящее имя и могу выдать его с головой. Представляешь?!
Но Онор ее доводы показались неубедительными.
— Ах, Серенити, ты опять за свое! Все бы тебе что-то выдумывать, твоя фантазия просто не знает удержу!
— Нет, дорогая. На сей раз здесь не игра воображения. Я это чувствую, поверь!
— Ты то же самое говорила, когда заподозрила мясника в связях с французскими шпионами, которые похитили секретные правительственные документы.
— Ну, это совсем иное дело…
— А вспомни, как ты уверяла меня, что коллекционное блюдо украла вдова Пеннингтон и что лавочник мистер Фиппс тайно сотрудничает с британским правительством, рассчитывая на…
— Да будет тебе, Онор! — с досадой воскликнула Серенити. — Я слежу за ходом твоей мысли и прекрасно поняла, что ты хочешь сказать.
Онор подошла к сестре и обняла ее за талию.
— Я ведь тебя ни в чем не упрекаю, Серенити! Просто Господь наделил тебя богатым воображением. Поэтому ты сочиняешь такие захватывающие истории, которые все мы с удовольствием читаем и слушаем. Но должна же ты наконец понять, что реальная жизнь куда проще и прозаичнее. И с нами, здравомыслящими людьми, ничего сверхъестественного произойти не может.
Вот как раз с этим утверждением Серенити была в корне не согласна. Она твердо верила, что в жизни самого что ни на есть обыкновенного человека, занятого делами и не склонного к фантазиям, всегда найдется место удивительным событиям. Надо только их дождаться. В конце концов, Моисей был простым пастухом. Мог ли кто-то из его близких подумать, что с ним заговорит сам Господь? Да и будущий царь Давид в юности пас стада своего отца. Немыслимые, фантастические события свершаются на земле ежеминутно! И никто на свете от них не застрахован.
А ее пират, ее загадочный незнакомец вполне мог оказаться Морским Волком. «Да нет же», — поправила она себя. Ее пират и есть Морской Волк. И она это докажет!
Время ползло медленно, как улитка. Серенити, сама не своя от нетерпения, ждала, когда все в доме наконец заснут. Прежде она не обращала внимания на то, как долго мешкают отец и брат, прежде чем затвориться в спальнях.
Она нервно шагала из конца в конец комнаты, и половицы легонько поскрипывали под подошвами ее тонких сапожек для верховой езды.
Примерно час назад она прокралась в комнату брата и похитила из платяного шкафа кое-какую его одежду. Джонатан тем временем оживленно обсуждал с отцом свою последнюю статью. Мужчины, казалось, никогда не покинут гостиную, находившуюся на первом этаже их просторного дома.
Черные панталоны брата были ей так велики, что пришлось подвязать их на талии шарфом вместо пояса, полагаясь на то, что узел не ослабеет в самый неподходящий момент и панталоны не соскользнут к ее ступням.
Она решила во что бы то ни стало поговорить нынешней ночью с докерами и моряками, но так, чтобы никто не узнал в ней женщину. Иначе не оберешься бед, в сравнении с которыми даже сплетни миссис О’Грейди покажутся невинным лепетом!
Наклонившись к камину, она зачерпнула горсть золы и испачкала ею лицо, шею и ладони. Теперь в темноте ее никто не узнает.
Минуты шли в тоскливом ожидании. Да выполнима ли ее миссия? Мужество едва не изменило Серенити, и на какой-то миг у нее даже мелькнула мысль: «А не сошла ли я с ума?» Ведь разыскать таинственного героя — задача не из легких. Ей неизвестно даже название его корабля.
И однако, она не сомневалась, что сумеет его узнать среди множества других парусников, стоявших на якоре у порта. Выудив из кармана панталон маленький блокнот, в котором она делала заметки для будущих рассказов, Серенити перечитала все, что касалось корабля Морского Волка. Она записала приметы парусника по памяти со слов Джонатана. Сто пушечный фрегат, корпус черный с золотом, паруса белоснежные, топ мачты украшен фигуркой змея.
Но легко ли отыскать его по таким приметам? Из шести кораблей, бросивших сегодня якоря в порту Саванны, только два с черным корпусом. И только у одного из них золотая отделка. У фрегата.
Серенити торжествующе улыбнулась.
Интервью с Морским Волком! Да о ней заговорят во всех колониях!
Хоть раз в жизни она уподобится своему кумиру, леди Мэри. Презрев опасности, она выведает, кто он на самом деле.
И Серенити пообещала себе не возвращаться домой хотя бы и до утра, пока не осуществит задуманное.
— Смелее, не трусь! — сказала она себе, засовывая блокнот в карман.
И тут наконец за дверью ее комнаты послышались шаги. Тусклый огонек на мгновение мелькнул в щели у самого пола. Это Бенджамин отправился к себе в спальню. Вот он нажал на ручку, и дверь со скрипом отворилась, чтобы тотчас же захлопнуться.
Путь был свободен.
С величайшими предосторожностями она вышла из комнаты и направилась к лестнице. Сердце бешено стучало. Стоило ей спуститься и неслышно подобраться к выходу из дома, как поблизости раздались чьи-то тяжелые шаги. Не помня себя от страха, она метнулась в гостиную.
— Спокойной ночи, Кингсли, — пробасил Джонатан, обращаясь к дворецкому, и стал подниматься по лестнице.
— Спокойной ночи, мастер Джонатан.
Серенити, затаив дыхание, прижала руки к груди. Наступившая тишина пугала ее. Мелькнула мысль: не лучше ли вернуться и позабыть об этой опасной затее? Пусть уж Джонатан напишет о Морском Волке. Рано или поздно он дознается, кого скрывает этот псевдоним. Ведь риск огромен. С ней может приключиться любая беда.
И пусть она надела мужское платье, а за окнами стоит непроглядная тьма, все равно кто-нибудь может догадаться, что она женщина, — по голосу, по манере держаться. Женщина, одна, без сопровождающих, в порту глухой ночью. Разве можно усомниться, что она явилась туда на поиски приключений самого скандального характера?
«Да успокойся ты! — скомандовала она себе. — Что за малодушие? Вот леди Мэри все эти соображения не остановили бы». И в самом деле, леди Мэри выполнила бы намеченное, невзирая ни на какие опасности, реальные или мнимые. Эта женщина не ведала страха и сомнений.
К тому же Морской Волк — джентльмен, человек чести. Все его поступки красноречиво об этом свидетельствуют. Он рисковал собой ради других. У него прекрасные манеры. Он не способен нанести урон ее чести. Благородный Морской Волк, защитник обездоленных.
Так неужели она упустит этот долгожданный шанс? Возможность стать наконец такой, какой ей всегда хотелось быть? О чем она мечтала и грезила?
Преисполнившись решимости, она отворила входную дверь и вышла в ночь, навстречу судьбе.
Едва минула полночь, как Джейкоб Дадли занял наблюдательный пост у ствола плакучей ивы. Он следил за домом Джеймсов, в особенности же цепкий взгляд его привлекало одно из окошек верхнего этажа, в котором все еще горел свет. Джейкоб с нетерпением ждал, когда он погаснет.
«Ну и дурак же ты, как я погляжу», — обратился он к себе самому сквозь стиснутые зубы и сдвинул немного в сторону большой сверток, который держал на коленях. В Саванну он явьлся нынешним утром, чтобы забрать у портного платье жены, и очень обрадовался, обнаружив в порту корабль Моргана. Приятели встретились в портовом кабачке, и Морган поведал ему за кружкой эля, как ловко выставила его под дождь некая мисс Серенити Джеймс.
Вся эта история пришлась Джейкобу не по душе, хотя он и потешался над ней вместе с Морганом. Но когда последний ушел, до слуха Джейкоба донеслись обрывки разговоров некоего джентльмена с посетителями кабачка. Человек этот настойчиво расспрашивал всех и каждого о Морском Волке, ссылаясь при этом на статью в «Курьере Саванны». На ту самую, из-за которой сюда прибыл Морган Дрейк.
Уэйворд Хауэрс.
Джейкобу не составило труда его узнать. Любой честный моряк, если ему доведется говорить с этим типом, сто раз взвесит каждое свое слово. Хауэрс зарабатывал на жизнь, выслеживая пиратов и каперов и передавая сведения о них тому правительству, которое щедрее оплачивало такого рода услуги. И вот теперь этот негодяй пустился по следу Морского Волка.
Хауэрс пребывал во власти того же заблуждения, что и Морган: он не сомневался, что автор статьи знает Морского Волка в лицо. И что ему, возможно, известно также подлинное имя капера. Единственное, о чем пока не ведал доносчик, — что за подписью «С.С. Джеймс» скрывается женщина.
Джейк уповал на то, что Морган успеет покинуть Саванну, прежде чем хитрая лиса Хауэрс нападет на его след.
Самому же Джейку предстояло, отложив все дела, помешать встрече Хауэрса с мисс Серенити Джеймс. Ведь Хауэрс ни за что не поверит в ее неосведомленность. А чтобы вытянуть из нее нужные сведения, он ни перед чем не остановится.
Сумма, которую британское правительство выплатит ему в случае поимки Морского Волка, настолько велика, что ради этих денег он подвергнет ее любым пыткам и унижениям. При мысли об этом по телу Джейка пробежал озноб. Уж сам-то он просто не способен сидеть сложа руки, зная, какая беда угрожает этой несчастной. Он ее спасет, чего бы ему это ни стоило.
Свет в комнате погас.
Сунув пакет под мышку, Джейк вскочил на ноги. Еще несколько минут, и он сможет вздохнуть с облегчением: Серенити и Морган окажутся в безопасности, там, где Хауэрс их нипочем не отыщет.
Он крадучись пересек двор.
Ему стоило немалых трудов узнать, сколько женщин обитает под этой крышей. Оказалось, всего три: сама мисс Серенити, ее .белокурая сестра и экономка.
Джейк усмехнулся. Немало воды утекло с тех пор, как он вот так же караулил у чужих дверей, пока в одном из окон погаснет свет. Но прежняя сноровка наверняка не изменит ему и на сей раз. Он умел двигаться бесшумно, как призрак, и без труда проникал в спальни добродетельных матрон буквально под носом у их мужей и слуг.
Предаваясь столь приятным воспоминаниям, он подобрался к крыльцу. Входная дверь отворилась с тихим скрипом, и Джейк замер не дыша.
Прежде чем он успел собраться с мыслями, тонкая фигурка неслышно миновала ступени и бросилась к калитке.
И угодила прямехонько в его объятия.
Послышался сдавленный крик, молодая леди, перепугавшись до смерти, отпрянула назад, споткнулась о камешек и рухнула на землю.
Джейк склонился над ней, и губы его растянулись в широкой ухмылке. Птичка сама влетела в клетку.
Бедняжка решила выдать себя за мужчину. В тусклом свете луны Джейк разглядел панталоны, мужскую рубашку, жилет и камзол. Но разве скроешь под этим мешковатым платьем женственные изгибы фигуры? Во всяком случае, такой великий знаток сего предмета, как Джейкоб Дадли, вмиг раскусил ее наивную уловку. Из-под мужской шляпы выбилась прядь каштановых волос. Это окончательно убедило Джейка, что перед ним как раз та, кого он замыслил похитить из отчего дома.
Он поднял голову, взглянул на небо, густо усеянное звездами, и с чувством произнес:
— Боже, благодарю Тебя от всей души. В неизреченной щедрости своей Ты снова мне помог.
Разумеется, случившееся невозможно было назвать иначе, как промыслом Божьим: ведь девица от ужаса или от удара о землю лишилась чувств. И Джейку не придется ее утихомиривать. Он поспешно убедился, что кости ее черепа целы, и ощупал довольно внушительную шишку на затылке. Ничего страшного. Разве что, когда очнется, у нее немного поболит голова. Пустяки.
Теперь ему только и оставалось снестись с Морганом и убедиться, что корабль его уходит в море, так и не опознанный негодяем Хауэрсом.
Сияя от счастья, он перекинул бесчувственную Серенити через плечо, подхватил с земли пакет и направился в заросли, где еще прежде спрятал лошадь.
Серенити пришла в себя, и первое, что она почувствовала, была отчаянная головная боль, которая распространялась от затылка к вискам и макушке. Она хотела ощупать голову, но обнаружила, что руки ей не повинуются. Кто-то привязал их к стулу, на котором она сидела. Простой, грубо сработанный деревянный стул помещался в тесной корабельной каюте…
Она вспомнила, как, выбежав из дома, натолкнулась на дерево. И тотчас же поправила себя: нет, не на дерево. Это был какой-то высокий плотный мужчина. Внутри у нее все похолодело.
— Слушай, старик, некогда мне с тобой препираться!
— Но, Джейк, капитан меня на рее повесит, коли она останется на борту. Ты ж знаешь, какой он делается, когда его рассердят.
Серенити поежилась и открыла глаза. Зрение прояснилось. Теперь она отчетливо видела того из мужчин, чье имя было Джейк. Высокий, ростом никак не менее шести футов и пяти дюймов, одет он был в скромное платье фермера, а его светлые волосы, забранные сзади в косицу, слегка вились у висков.
Серенити пытливо вгляделась в его красивое лицо с удивительно гармоничными, правильными чертами. Оно хранило совершенно бесстрастное выражение. Серые глаза холодно и как-то отстраненно смотрели на мир из-под полуопущенных век. У Серенити душа ушла в пятки.
— Барни, клянусь, я сам тебя повешу, если ты сей же час не дашь команду к отплытию.
— К отплытию? — испуганно воскликнула Серенити, и в голове у нее снова с неистовой силой запульсировала боль. — Куда вы меня хотите везти?!
Старик, собеседник красавца Джейка, посмотрел из-за его плеча на пленницу.
— Видишь, она уже очнулась. Так вот и взял бы ее с собой.
— Барни! — грозно прорычал в ответ великан.
— Ну, так и быть. Скажу о ней капитану, а там…
Джейк цепко ухватил его за руку и развернул лицом к себе.
— Слушай, если только ты не желаешь, чтобы Уэйворд Хауэрс повесил Моргана, тебе следует как можно скорее вывести корабль в открытое море. А с девицей и с Морганом я сам разберусь.
— Вот это другой разговор, — повеселел старик. — Пускай он с твоего зада шкуру спустит, мне-то что за дело! — Бросив на нее сочувственный взгляд, Барни поспешно покинул каюту.
— Простите, — с дрожью в голосе произнесла Сере-нити, — но я сомневаюсь, что вам удастся отплыть, увозя меня с собой в качестве пленницы.
Джейк ухмыльнулся:
— А каким, интересно, образом вы сможете этому помешать?
— Я буду кричать!
Он презрительно расхохотался. «Если глаза действительно являются зеркалом души, то этот человек ее лишен», — пронеслось в голове у Серенити. И, словно в подтверждение этой мысли, он окинул ее с ног до головы ничего не выражавшим взором и резким движением вытащил из-за пояса кинжал с длинным изогнутым лезвием.
— Попробуйте только. И вмиг останетесь без языка. — Он выразительно провел по лезвию подушечкой большого пальца.
— Вы не посмеете, — едва слышно пробормотала Серенити, цепенея от ужаса.
— Мне случалось проделывать вещи и похуже.
Серенити ни на секунду не усомнилась в правдивости этого заявления. Достаточно было снова встретить ледяной взгляд серых глаз, чтобы безоговорочно поверить в способность их обладателя совершить любое злодеяние. Милостивый Боже, неужели в сердце этого красивого молодого человека нет ни капли жалости и сострадания?
Ведь она очень дорожила своим языком, который всегда служил ей верой и правдой.
— Почему вы меня похитили?
Он воткнул кинжал в ножны и с усмешкой ответил:
— Хотите верьте, хотите нет, но это для вашего же блага.
— Для моего блага?! Не откажитесь в таком случае объяснить, что вы имеете в виду.
— При данных обстоятельствах, боюсь, мне недосуг вам это растолковывать. Надо проследить, чтобы Барни в точности выполнил мое приказание. Ведь у старины не все дома, знаете ли. Так что прошу меня извинить… — И он сделал шаг к двери.
— Погодите!
Остановившись, он с недовольной миной оглянулся на нее.
— Я никому не расскажу, что вы меня похитили, — с мольбой произнесла она. — Только отпустите меня.
— К сожалению, это невозможно. — Он склонил голову набок и оценивающе взглянул на нее. Точь-в-точь как коршун, который собрался камнем броситься на перепелку. — Скажите честно, следует ли мне заткнуть вам рот кляпом?
Серенити помотала головой. Нет, кричать она не решится. Слишком дорог ей собственный язык. Она не станет раздражать своих мучителей, а, напротив, будет вести себя кротко и покорно. Это усыпит их бдительность, и рано или поздно она сбежит от них, удерет прочь с корабля, даже если ей придется прыгнуть за борт, рискуя стать обедом для акулы.
Двумя часами позже Серенити все также сидела в маленькой тесной каюте, которую Джейк именовал апартаментами Барни. С тоской она подумала, что некоторые из ее шляпных коробок в сравнении с этой конурой показались бы просторными помещениями.
Случай улизнуть отсюда ей так и не представился. Корабль покинул гавань и полным ходом шел в открытое море.
Что же теперь делать? Как быть?
«Тебе следовало закричать», — с негодованием сказала она себе.
«Да, но тогда этот великан отрезал бы мне язык!» — возразил ее внутренний голос.
«Пусть бы лучше он это сделал! А теперь тебе придется объясняться с отцом».
Она представила себе выражение лица Бенджамина, вернись она домой и расскажи ему все.
Боже, что теперь с ней станет?! Разве о таком приключении она мечтала, выбегая нынешней ночью на крыльцо? Даже в кошмарном сне ей не могло пригрезиться, что спустя всего полчаса она окажется в корабельном трюме, в тесной каюте, лишенная возможности двигаться, кричать, звать на помощь.
О небеса, мысль об интервью с Морским Волком вытеснила из ее головы остатки здравого смысла, лишила ее разума и осторожности. В какой недобрый час эта вздорная идея посетила ее!
Снаружи послышались шаги, и сердце ее замерло от страха.
Дверь распахнулась.
— Барни, мне надо… — Знакомый голос смолк на полуслове. Пират ее мечты отвел взгляд от карманных часов и оцепенел от неожиданности. Однако замешательство его длилось лишь мгновение. Вперив в нее испепеляющий взгляд, раздувая ноздри, он гневно выкрикнул: — Барни!
Серенити заложило уши. А когда слух к ней вернулся, она со всей невозмутимостью, на какую была способна, приветствовала его:
— Добрый вечер, капитан. — В этот миг, глядя на себя словно откуда-то со стороны, она чрезвычайно гордилась собственной выдержкой. Легко ли говорить столь беспечным тоном при подобных неординарных обстоятельствах?
— Какого дьявола вы тут делаете? — процедил он сквозь зубы.
Она кивком указала ему на свои связанные руки:
— Сижу, как вы сами изволите видеть, на жестком и неудобном стуле.
— Это и без слов ясно, — хмуро бросил он, входя в «шляпную коробку». — Как вы сюда попали?
Но она при всем желании не могла ничего ему ответить: взгляд ее расширившихся от ужаса глаз был прикован к длинному кинжалу, который внезапно очутился у него в руке. Ей живо представилось, как тонкое лезвие пробивает ее грудь. Угроза Джейка эхом прозвенела у нее в ушах.
Снаружи послышались чьи-то шаги.
— Я объясню, капитан! — Барни остановился у входа в собственные апартаменты.
— Нет, пусть леди все расскажет, — грозно отчеканил Морган и, даже не оглянувшись в сторону рулевого, ловким движением рассек веревки, которые стягивали щиколотки и запястья Серенити.
И снова звук шагов. К двери подошел Джейк и остановился позади старика Барни. Оба они глаз не спускали с капитана.
— Я как раз собирался сказать тебе о ней, — произнес Джейк.
— Что ж ты медлил? Надеялся, что она умрет от голода и это избавит тебя от объяснений? — Морской Волк медленно выпрямился и обратил сердитый взгляд на Джейка и Барни. — Черт побери, Джейк, ты хоть понимаешь, что натворил? А я-то надеялся, прежний урок пошел тебе на пользу и ты тогда еще зарекся похищать женщин!
Суровый тон капитана не возымел на Джейка никакого действия. Он широко осклабился и возразил:
— Не говори со мной как с нашкодившим мальчишкой. Я этого не заслужил, Дрейк. И кому, как не тебе, знать, что я не спускаю обиды. Значит, по-твоему, мне надо было предоставить Хауэрсу захватить эту леди?
Морской Волк резким жестом вложил кинжал в ножны.
— Брось. Были ведь и другие возможности.
— Например? — живо отозвался Джейк.
— Ты мог ее предупредить. И ее отец принял бы все меры предосторожности.
Джейк презрительно засопел.
— Ты сам-то веришь в это? Папаша, говоришь, сумел бы защитить ее от Хауэрса? Полноте, Дрейк, вот насмешил!
Морской Волк озабоченно нахмурился. Он явно обдумывал слова приятеля и не находил, что ему возразить.
Джейк встретился глазами с Серенити, и улыбка на его губах тотчас же погасла.
— Давай же решим вместе, как с ней быть. Сдается мне, ее надо где-то укрыть на пару недель, пока чертов Хауэрс не нападет на след кого-нибудь другого и не уберется из Саванны.
— Две недели? — Серенити не верила своим ушам. Морской Волк, видя, что она собирается вскочить на ноги, положил ладонь ей на плечо.
— Но этим мы погубим ее репутацию.
— Потеря велика, что и говорить, но она не идет ни в какое сравнение с тем, что сделал бы с ней Хауэрс, попадись она ему в руки.
— Кто он, этот Хауэрс? — с боязливым любопытством спросила Серенити и тотчас же получила исчерпывающий ответ.
Она с ужасом слушала бесстрастный рассказ Дрейка. Нет, ей не было жаль пиратов, которых неутомимо преследовал этот человек. Они получали заслуженное возмездие за преступления. Но разве можно ставить на одну доску с этими злодеями самоотверженных героев, подобных Морскому Волку? И добывать сведения о них, не стесняясь в средствах?
— Вы зря за меня опасаетесь, — холодно произнесла она, скользнув взглядом по невозмутимой физиономии Джейка. — Отвезите меня домой. Я завтра же уеду к родственникам в Мартасвилл.
— Верно, — кивнул Морской Волк. — Именно так мы и поступим. Сомневаюсь, что он сможет…
— Мне не составило большого труда разыскать мисс и выведать все, что меня интересовало, о ее семействе, — перебил его Джейк. — Неужто ты полагаешь, что Хауэрс не сумеет найти ее в Мартасвилле? Да для него это пара пустяков. Тем более на кону такая добыча, как ты, любезный.
Морган задумчиво провел ладонями по волосам.
— Джейк, но какой смысл укрывать ее здесь? Ведь она даже не знает, кто я и почему этот негодяй за мной охотится.
— Это не совсем так, — возразила Серенити. Ей отчего-то нравилось ему противоречить. Возможно, причиной тому была его несколько высокомерная манера держаться, то чувство превосходства над окружающими, которое он во все время пребывания в каюте даже не пытался скрыть.
Глаза Морского Волка округлились.
— О чем это вы?
Она с наслаждением потерла рубцы от веревок на запястьях. Кожа вспухла и нестерпимо зудела.
— Я понятия не имела, кто вы такой, вплоть до нашей встречи на балу. Только там я наконец догадалась, что вы и есть Морской Волк, которого я так мечтала проинтервьюировать. — И в подтверждение этих слов она вытащила из кармана камзола очки, которые тотчас же водрузила на нос, а также блокнот и карандаш. Раскрыв блокнот на нужной странице, она обратила взгляд на Моргана. — Итак, вот мой первый вопрос, сэр: скажите, что заставляет вас проявлять такое участие к американским матросам, насильно завербованным в британский флот? Почему вы их освобождаете, рискуя собственной свободой и жизнью?
— А-а-а, черти бы меня взяли! — выпалил он. Джейк сложил руки на груди и несколько раз выразительно кивнул.
— И что ты теперь скажешь?
— Что доброе имя девушки погибло, а нам с тобой гореть за это в аду.
Джейк расхохотался.
— Учитывая тяжесть наших прошлых прегрешений, случай с ней, эту малую песчинку, вряд ли стоит принимать в расчет.
Морской Волк не поддержал его шутку. Вздохнув, он подытожил:
— Выходит, изменить что-либо мы не в силах. Придется покориться обстоятельствам. Мисс Серенити будет нашей гостьей. Барни, вели Киту приготовить для нее мою каюту. — Устало взглянув на Джейка, он все же не удержался от упрека: — Ты обязан был дать мне знать о своих планах, а не ставить меня перед свершившимся фактом.
Джейк пожал плечами.
— Можно подумать, у нас с тобой был хоть какой-то выбор. — И, не желая больше обсуждать эту тему, он дружески хлопнул Барни по спине: — Пошли, старик, разыщем Кита и передадим ему приказание капитана.
Едва они остались одни, как Морской Волк с полупоклоном произнес:
— Что ж, мисс Джеймс, боюсь, скрывать от вас свое имя долее не имеет смысла. Оно так или иначе станет вам известно. Позвольте представиться: Морган Дрейк. К вашим услугам, мисс.
Морган Дрейк. Это имя очень ему подходило.
— О, как я желала бы ответить, что рада с вами познакомиться, — вздохнула Серенити. — Но при данных обстоятельствах это прозвучало бы фальшиво. Надеюсь, вы со мной согласитесь.
— Я вас вполне понимаю, мисс Серенити. Полагаю, нынешней ночью в ваши планы не входило морское путешествие.
Слова Дрейка заставили ее задуматься. Грудь Серенити стала медленно вздыматься от волнения. Ведь план ее, можно сказать, удался! Пусть совсем иначе, чем ей представлялось, но она, как и задумала, отыскала Морского Волка и попыталась взять у него интервью. Другое дело, что триумфальному ее возвращению под родной кров помешали обстоятельства: она оказалась похищена и силой доставлена на каперский корабль, и одному Богу известно, что ждет ее в ближайшем будущем. Этого даже ей самой не вообразить, при всем богатстве ее фантазии.
В памяти ее возник образ неустрашимой, несгибаемой леди Мэри. «Интересно, — подумала Серенити, — ощущала ли она хоть однажды то, что я сейчас чувствую, — одиночество, подавленность, полную беззащитность?»
Морган вытащил из жилетного кармана маленькую плоскую серебряную фляжку и протянул ей.
— Вам не помешал бы глоток рома. Машинально взяв в руки фляжку, она отказалась:
— Нет, спасибо. Я не пью спиртного.
Но он коснулся дна фляжки изящным длинным указательным пальцем и приподнял ее так, что горлышко очутилось у губ Серенити.
— А также не сбегаете из дому глухой ночью, чтобы в конечном счете оказаться на борту фрегата в компании матросов и их капитана. И без сопровождения!
Рука ее так сильно задрожала, что жидкость начала плескаться в маленьком сосудике. Он прав. Жизнь ее никогда уже не будет прежней. Путь назад отрезан раз и навсегда.
Вздохнув, она отсалютовала ему фляжкой.
— В таком случае я пью за приключения. Глотнув из фляжки, она тотчас же прижала ладонь к горлу. Ром обжег ей рот и огненной струйкой скользнул в желудок. Дышать она не могла. Из глаз хлынули слезы.
Но вот ценой невероятных усилий ей удалось протолкнуть в себя маленькую порцию воздуха. Дальше дело пошло лучше — выдох, за ним снова короткий вдох. Сквозь слезы, застилавшие глаза, она видела сочувственную улыбку, с какой смотрел на нее Морской Волк. Боже, до чего же он хорош собой! Особенно когда улыбается так благожелательно.
— Бойкая вы особа, мисс Джеймс, — сказал он, беря у нее из рук фляжку.
Она не могла не залюбоваться его грациозными движениями. Вот он поднес горлышко ко рту и приник к нему губами. Мгновение тому назад оно находилось у ее губ…
— А вам не откажешь в смелости, капитан Дрейк. Он, смеясь, произнес ответный тост:
— За приключение, какого ни вам, ни мне еще не доводилось пережить.
— И за судьбу, — прошептала она, — что бросила нас в этот водоворот.
Глава 4
«За судьбу, что бросила нас в этот водоворот». Почему слова эти звонким эхом отдались в душе Моргана?
Не потому ли, что эта девушка за недолгое время их знакомства ухитрилась поставить весь его привычный мир вверх тормашками?
Что может сравниться со столь утонченной пыткой — провести ближайшие несколько недель в искусительной близости от нее, не смея, однако, даже прикоснуться к ее нежной коже, провести ладонью по волосам, обнять за талию?..
Боже, с какой удивительной легкостью ей удалось смутить покой его души!
Даже теперь, сидя на неудобном стуле с несчастным видом, словно щенок, который едва не захлебнулся в корыте с водой, перепачканная сажей, она вызывает у него острое, настойчивое желание. Тело его немедленно отозвалось на это совершенно недвусмысленным образом. Тысяча чертей, ну почему это случилось именно теперь, когда у него столько других забот и куда более серьезных поводов для беспокойства? Когда предстоит обдумать многое и принять важные решения?
Морган внимательно посмотрел на нее. Опустив глаза, она потирала озябшие ладони. Вид у нее при этом был такой трогательно беззащитный, что у него сердце оборвалось от жалости.
Он стиснул зубы, подавляя вздох. Наверное, это не что иное, как расплата за какой-то его тяжкий грех, совершенный в далеком прошлом.
«Полно тебе сокрушаться о былых проступках, — подсказал ему внутренний голос. — Постарайся лучше впредь воздержаться от необдуманных действий». Мысленно обращаясь к себе с такими разумными речами, он подсознательно отметил, сколь безупречна линия ее полных алых губ. Да, если смыть с ее лица всю эту сажу, она будет чудо как хороша…
Но мисс Серенити была девушкой из порядочной семьи, а не какой-нибудь беспутной вертихвосткой. И пусть ее репутация после этого совместного с ним путешествия претерпит значительный урон, сама она должна вернуться под отцовский кров такой же невинной, нетронутой, какой его покинула.
— Мне кажется немного странным, мисс Серенити, что вы больше не требуете, чтобы я вернул вас домой, — сказал он, пытливо вглядываясь в ее лицо.
— О, есть ли смысл требовать от вас невозможного? — печально отозвалась она. — Ведь вы и Джейк недвусмысленно дали мне понять, что я лишена права голоса в решении собственной участи.
— И часто вы с такой готовностью уступаете доводам разума? — с едва уловимой иронией спросил он, вспомнив, как минувшим днем она прохаживалась вокруг него, болтая о Дугласе и его розыгрыше.
— Редко.
— Честный, прямой ответ.
Он произнес это с усмешкой, но лицо его тотчас же сделалось серьезным: он должен был не откладывая посвятить несчастную в то, каким будет ее положение на «Тритоне».
— Прошу прощения, мисс Джеймс, но я вынужден вам напомнить, что вы находитесь на корабле среди множества мужчин. Простых и грубых, которые по нескольку недель кряду проводят в море. Мужчин, которые на берегу привыкли иметь дело с женщинами известного толка и совершенно не умеют держать себя с леди. Серенити вздохнула.
— Боюсь, это одна из тех ситуаций, о каких покойная мама говорила: «Жди беды».
— Вне всякого сомнения.
Она кивнула. Но при этом во взгляде ее не было страха. Единственным внешним проявлением ее внутренней тревоги, подмеченным Дрейком, стало то, что она, сдвинув брови, закусила нижнюю губу.
— Из чего следует, мисс Джеймс, что, сколь надежной ни была бы моя команда, каким бы доверием с моей стороны ни пользовались все эти сорвиголовы, за вашу жизнь и безопасность я не поручусь. Несколько моих ребят — бывшие карибские пираты. До сей поры они вели себя образцово, но я сомневаюсь, что их поведение в вашем присутствии останется безупречным.
— Предупрежден — значит…
— О, эти присказки оставьте старым матронам. Здесь они никому не помогут и ничего не решат.
Серенити поджала губы, словно стараясь удержать в себе все те поговорки, которые пришли ей на ум и подходили бы для данного случая. «Похоже, ей нравится меня поддразнивать», — подумал Морган.
Но возможно, он просто принял желаемое за действительное. Она утомлена и напугана. И то, что кажется ему кокетством, вероятнее всего, лишь следствие ее вполне объяснимой нервозности. Но как бы то ни было, у него сложилось впечатление, что мисс Джеймс далеко не с каждым мужчиной стала бы держаться так просто и непосредственно. Потому что он отличался от остальных, от всех, кого она знала прежде, кто был принят в доме ее отца. При мысли об этом он воспрянул духом.
Серенити поднялась на ноги и, подавляя зевоту, прикрыла рот ладонью. Лишь теперь он заметил большие синие круги у нее под глазами. Ничего удивительного, ведь было уже три часа ночи. Мисс Джеймс в это время суток привыкла мирно почивать в постели, в отцовском доме…
Она собралась что-то сказать, но тут корабль качнуло, и ее резко бросило прямо в его объятия.
Морган пребольно ударился спиной о переборку каюты, но что такое эта боль в сравнении с непередаваемым ощущением, которое он испытал от прикосновения ее нежной щеки к своему подбородку, от столь волнующей близости с ней?
Ее тонкий стан на миг приник к его телу, и он почувствовал сквозь грубую ткань одежды тепло ее кожи, ощутил аромат розы, который источали ее волосы.
От неожиданности и испуга она слегка приоткрыла полные губы. Глаза, полные страха и надежды, сияли, как голубая гладь лесного озера в жаркий полдень. Моргану стало трудно дышать. Плоть его буквально взбунтовалась. Свежесть ее дыхания пьянила его, кружила ему голову.
Чего бы только он не отдал за возможность обладать ею!
— Следует ли мне опасаться также и ваших домогательств, капитан? — спросила она. Голос ее показался ему неожиданно громким, просто оглушительным. В тесном помещении звук его усилился и стал подобен урагану.
— Помилуйте, уж со мной-то вы в полной безопасности, — поспешно ответил он, прибавив про себя: «Совсем как ягненок в волчьем логове».
Серенити сглотнула. Тело ее напряглось.
— Кажется, я уже смогу держаться на ногах без посторонней помощи. Простите. У меня от этой качки просто почва ушла из-под ног.
«У меня тоже», — подумал Морган, с большой неохотой разжимая объятия. И еще в голове у него пронеслось, что мисс Джеймс здорово повезло: будь он менее щепетилен в вопросах чести, и неизбежное свершилось бы. Он теперь же овладел бы ею. Ведь здесь, на «Тритоне», она всецело в его власти.
Он тряхнул головой, отгоняя недостойные мысли, и сухо бросил:
— Следуйте за мной. — Уж коли ему не суждено дать волю чувствам, надо держаться с ней подчеркнуто холодно. Это единственная возможность избежать осложнений…
Серенити поднялась следом за ним по узкой лесенке, которая вывела их на главную палубу. Небо было пугающе черным. За бортом плескались волны, гребни которых то и дело поблескивали в свете луны, изредка проглядывавшей сквозь тяжелые тучи. Ветер надувал паруса и заставлял старые снасти тихонько поскрипывать. Унылая симфония этих звуков лишь усилила тоску, охватившую Серенити.
Она глубоко вдохнула соленый морской воздух. Боже, долго ли ей придется пробыть на этом корабле, в открытом море? Сколько пройдет дней и ночей, прежде чем она снова обретет почву под ногами?
Что скажет отец, когда она возвратится? И захочется ли ей это выслушать?
Но вот уж чего ей сейчас точно хотелось, чего она жаждала больше всего на свете, так это очутиться у себя дома. И чтобы наутро это невообразимое приключение оказалось сном.
Простит ли ее отец? Что, если он от нее отвернется, как в свое время от Чатти? Отдаст на растерзание кумушкам, из-за пересудов которых сестра вынуждена была навсегда покинуть родной дом.
«Не думай об этом. Тебе остается только одно — идти вперед, не оборачиваясь, ни о чем не вспоминая и не жалея. Сама судьба уготовила тебе это испытание. Ты оказалась в нужное время в нужном месте. Всему своя пора».
Но что же это за пора? Время плакать или время смеяться?
Она поклялась себе, что, какие бы удары ни обрушила на нее судьбина, она не согнется под ними. Она выдержит их с честью. А если городские сплетницы станут перемывать ей косточки, злословить о ней на каждом углу, она сумеет заткнуть им рты. О, уж она-то за словом в карман не полезет. Эта «девчонка бедняги Джеймса» так их отбреет, что они надолго утратят дар речи.
Ни на шаг не отставая от Моргана, она спустилась под палубу и прошла узким коридором к низенькой двери. Морган отворил ее и отступил в сторону, пропуская Серенити вперед.
Серенити была готова к любым неожиданностям. Она повидала немало кораблей, но ни разу еще не поднималась на борт и потому плохо себе представляла их внутреннее устройство.
Убранство каюты, в которой она очутилась, сильно ее разочаровало. Не в меру развитое воображение рисовало ей картины небывалой роскоши и великолепия: стены, затканные шелками и атласом, как в покоях восточного султана, бесчисленные сундуки, наполненные сокровищами, богатая утварь…
Но взору ее представилось скромное, чисто убранное помещение с низким потолком. И даже беглого взгляда по сторонам оказалось довольно, чтобы определить: здесь жил мужчина.
Узкая длинная койка справа от входа была помещена в укромной нише и аккуратно застлана стеганым покрывалом с желто-голубым рисунком. Позади койки виднелся умывальный столик, на котором стояли вместительная фаянсовая чаша и кувшин.
Слева у стены находился огромный сундук, а середину каюты занимал дубовый стол. Сквозь огромное, до самого пола, застекленное окно было видно море, объятое ночной мглой. Картина эта была столь чарующей, что Серенити замерла на месте, любуясь таинственным мерцанием волн.
— До чего же красиво, — пробормотала она.
— Я тоже часто любуюсь этим видом, — донесся сзади голос Моргана.
— И он никогда вам не надоедает?
— Никогда.
Оглянувшись через плечо, она убедилась, что он с мечтательной полуулыбкой смотрит на ночное море. Свет фонаря, падавший на его лицо, выхватил из мрака прямой нос, темную бровь и зачесанные назад волосы. В этот миг он почему-то показался ей удивительно похожим на отважного лесного хищника — волка. Возможно, именно благодаря этому сходству он получил свое прозвище. Это ее взволновало. И заставило задуматься.
Казалось, время для них обоих остановилось. Он смотрел на нее, и в его взгляде явно читался призыв. Моргана снедал голод, утолить который могла лишь она одна. Тело его напряглось. Но он оставался недвижим. Как и она.
«Поцелуй же меня». При этой мысли кровь прилила к щекам Серенити. О Боже, как он красив! Сколько раз за минувшие годы его образ возникал перед ее мысленным взором, и вот наконец он обрел плоть и имя. И она осталась с ним наедине в его каюте с видом на ночное море.
Сколько раз, когда они с сестрами мечтали вслух о будущих избранниках, она перечисляла им его черты, будто видела их наяву!
Но, Господи, что за глупые мысли лезут ей в голову!
Он всецело предан делу. Он морская душа, его стихия — погони и битвы, благородное каперство. Жизнь его — почти непрерывное плавание, и смерть он наверняка готов встретить на борту корабля. Она же непривлекательная старая дева, дочь издателя из Саванны.
Ей ли помышлять о подобном союзе?
Кашлянув, он подошел к сундуку, открыл крышку и достал оттуда большое полотенце и белую сорочку.
— Боюсь, с женским платьем у нас на корабле дело обстоит неважно. Вам придется пока обойтись вот этим, а после что-нибудь придумаем.
Серенити взяла у него из рук предложенные вещи. Холодность его тона разочаровала и огорчила ее. Она-то почти уверилась, что сейчас он попытается ее поцеловать… Именно с таким выражением обычно смотрел на нее Чарли Симмс, прежде чем дать волю рукам.
— Представляю, какой у меня жуткий вид, — пробормотала она, подходя к столу. Он последовал за ней и замер так близко от нее, что она, не оборачиваясь, уловила запах моря, исходивший от его одежды и кожи, и почувствовала жар его тела.
И вдруг перед самым ее лицом очутилось небольшое зеркало. Придерживая его, он невозмутимо произнес:
— Да, на балу вы выглядели лучше.
Серенити готова была сквозь землю провалиться. Неужели жуткое пугало, выглянувшее из зеркала, — это она?!
— И на случай, если вам впредь вздумается изваляться в грязи, мисс Джеймс, — с ноткой сарказма произнес он, — имейте в виду, пресной воды на корабле мало, и ее надлежит экономить.
С этими словами он плеснул немного воды из кувшина в полоскательную чашу, погрузил в нее небольшой кусок ветоши и, прежде чем она успела понять, что происходит, поднес влажный комок к ее лицу.
Серенити окаменела от неожиданности и все то время, пока он осторожно вытирал мокрой тряпицей ее лицо и шею, стояла неподвижно. Его изящные длинные пальцы то и дело касались ее кожи, и внутри у нее все сладко замирало от этих невольных ласк. Тело ее охватила истома.
— Капитан.
— Да, мисс Джеймс.
— Я… — Но слова замерли у нее на устах. Она молча смотрела на него во все глаза, чувствуя, что сейчас, в этот самый миг между ними произойдет нечто значительное.
И на сей раз она не обманулась в своих ожиданиях. Он наклонился к ней и жарким, требовательным ртом приник к ее губам. Сильные руки заключили ее тело в объятия. Он прижал ее к себе, и она всем телом ощутила его упругие, твердые мускулы. Ей стало трудно дышать, а ноги так ослабели, что, не поддержи он ее, она бы упала.
«Да, вот это настоящий поцелуй», — мелькнуло в ее одурманенном страстью сознании, когда он, раскрыв ее губы, нежно провел языком по внутренней стороне ее щек. Никогда прежде Серенити не чувствовала себя такой счастливой, желанной. И в эти сладостные мгновения она поклялась себе, что, как бы ни сложились их отношения в дальнейшем, она никогда не позволит другому мужчине обнять себя.
Но он вдруг замер и, словно вспомнив о чем-то важном, резко отстранился от нее. Серенити, все еще находившаяся во власти новых, волнующих ощущений, смущенно взглянула на него и тотчас же опустила глаза.
Неужто он и в самом деле ее поцеловал? Или ей это только пригрезилось?
И почему лицо его приняло теперь такое сердитое выражение? На кого он досадует? На себя или на нее? Или на обоих?
Он провел по ее губам кончиком большого пальца и глухо пробормотал:
— Вы опасная женщина, Серенити.
— Я?
— Вы. А хуже всего то, что вы не отдаете себе в этом отчета.
Серенити не нашлась с ответом. Да и что она могла ему возразить?
Он между тем подошел к двери и взялся за ручку.
— В сундуке есть пара запасных одеял. Можете их взять, если озябнете. — Открыв дверь, он оглянулся. — И вот еще что, Серенити.
Она молча подняла на него глаза.
— Прежде чем вы ляжете спать, заприте как следует дверь.
Глава 5
Серенити смотрела ему вслед, машинально повторяя про себя: «Заприте дверь, заприте дверь, заприте…» Ей было страшно, но гордая радость от того, что этот удивительный человек явно увлекся ею, что она заинтересовала его как женщина, быстро вытеснила из ее души робость и опасения.
С бьющимся от волнения сердцем она положила его сорочку на дубовый стол и повернула ключ в замке, как ей было приказано. Разумеется, вовсе не от страха, что он явится сюда, как только она ляжет в постель. Ее Морской Волк выказал себя человеком чести, он на подобное просто не способен. — Мой Морской Волк, — повторила она вслух. При мысли о том, что вряд ли какая-либо женщина на земле имела основания назвать его так, ей стало страшно и весело. Голова у нее кружилась от восторга, тело стало легким, почти невесомым, и она раскинула руки в стороны, словно и впрямь собиралась взлететь. Если бы ей это удалось, она бы нисколько не удивилась, так велико было то небывалое, ни с чем не сравнимое чувство, которое затопило ее душу.
— Мой Морской Волк…
Негромко напевая, она довершила то, что было начато им несколько минут назад, — стерла остатки сажи с лица и шеи. Но прикосновения прохладной влажной ткани не могли остудить жара ее щек. Она продолжала ощущать всей кожей лица прикосновения его пальцев, торопливые и в то же время нежные, ласкающие и дразнящие. Стоило ей прикрыть глаза, и ноздри снова наполнял его запах — пряный, терпкий аромат морской воды и свежего бриза. Ей хотелось плакать и смеяться, кружиться по комнате, выкрикивая его имя…
Наверное, подобные же чувства испытывала ее сестра Чатти, тайно встречавшаяся по ночам с красавцем Стивеном. Ничего удивительного, что она решилась-таки сбежать с ним. Если бы капитан Дрейк предложил ей побег, она, Серенити, не раздумывая, последовала бы за ним хоть на край света.
Сверху, с палубы, послышался его голос. Он отдавал команду кому-то из матросов. Волна нежности окатила Серенити. Что за мужчина!
Сильный, бесстрашный, неукротимый…
«И пусть он несколько высокомерен и заносчив, — тотчас же подсказал ей голос ее души. — Но кто из нас без греха? У всех, в конце концов, есть недостатки».
Она сняла сорочку брата и надела белую рубаху Моргана. Прохладный лен ласково окутал ее разгоряченное тело, и она ощутила себя словно в объятиях владельца рубахи, От ткани пахло Морганом — морской солью и свежим бризом. Серенити поднесла рукав к лицу и с наслаждением втянула ноздрями волнующий аромат.
В дверь кто-то негромко постучал. Она едва не подпрыгнула от неожиданности.
— Мисс Джеймс? — послышался робкий юношеский голос. — Капитан велел мне отнести вам… — На этом слове голос замер, и несколько секунд прошло в молчании.
Серенити пожала плечами. Кто бы это мог быть?
— Дамские… м-м-м… дамские вещи, — с трудом выговорил нежданный визитер.
Отперев дверь, она увидела за порогом молоденького паренька и тотчас же его узнала. Это он со своим пожилым приятелем заглядывал нынешним утром в окно типографии, что привело в веселое расположение духа ее сестру Онор. Серенити подавила вздох. Как недавно все это было, а кажется, с тех пор прошло несколько недель. Жизнь ее в это дождливое утро была еще прежней — размеренной, предсказуемой, привычной. Теперь же все переменилось, и она оглядывается на то утреннее приключение словно из какой-то невообразимой дали…
Юноша тем временем смущенно представился:
— Меня зовут Кит, мэм. — Мгновение — и его любопытные синие глаза опустились долу. — Барни и капитан велели мне все для вас сделать, что вы прикажете, мэм.
— Благодарю, — улыбнулась она.
Он протянул ей аккуратно сложенную стопку одежды.
— Это от капитана Дадли. Он купил… м-м-м… эти вещи для своей жены, но капитан Дрейк ему сказал, что вам они нужнее.
Что еще за капитан Дадли?
— Кто этот Дадли? — спросила она.
— Ну как же, Джейк Дадли. Это он вас принес на корабль.
— О-о-о, тогда я очень хорошо его помню. Кит, потупясь, с неохотой кивнул:
— Ясное дело, мэм.
Он сделал шаг назад, собираясь уйти, но Серенити его остановила, ухватив за рукав рубахи.
— Кто такой Джейк Дадли, Кит? — В голосе ее звучала неподдельная тревога. Она помнила, как развязно он держался с Морганом. А капитан Дрейк, она готова была в этом поручиться, едва ли многим позволял вести себя так вольно на «Тритоне». — Он из вашей команды или просто друг капитана?
Парнишка шмыгнул носом и выразительно мотнул головой:
— Не мне об этом говорить. С вашего позволения, мэм. — И, опасаясь дальнейших расспросов с ее стороны, он резво припустил по коридору к лесенке. Еще одна тайна. Серенити затворила дверь и подошла к окну. Ей так нравилось разгадывать загадки, приподнимать завесу тайн. Но как за это взяться?
Разумеется, Морган в качестве источника информации никуда не годится. Из него слово клещами не вытянешь. Джейк тем более — его она боится пуще смерти. Что же предпринять?
Придется, набравшись терпения, отыскать среди матросов такого, кто не прочь поболтать о том о сем, как и она сама. И разговорить его. Задать ему несколько хорошо продуманных вопросов, чтобы его прорвало, как старые мехи, наполненные молодым вином. Решено. Утром она этим и займется.
Развернув нарядное платье в бело-розовую полоску, только что принесенное Китом, она обнаружила, что в него были тщательно увязаны панталоны и корсет. Серенити покраснела. Ничего удивительного, что парнишка не знал, куда глаза девать от смущения. Она сама едва ли бы решилась произнести вслух названия этих предметов дамского туалета. Бедняга Кит!
Она начала было стаскивать с себя рубаху Моргана, но внезапно решила, что переоденется утром. Ей не хотелось расставаться с этой вещью, которая напоминала о нем. В этой льняной рубахе она чувствовала себя словно в его мужественных объятиях.
Убрав платье и белье в сундук, она улеглась на койку и с наслаждением вытянула усталые ноги. Но тотчас же едва не подпрыгнула при мысли, что это ведь его кровать, он спал здесь много ночей кряду, тело его покоилось на этом тюфяке, он согревался под этим покрывалом…
Засыпая, он наверняка мечтал встретить поутру еще один британский корабль, чтобы атаковать его…
— О нет! — простонала она. Теперь только ей пришло в голову, что Морган вряд ли рад ее вторжению в свою жизнь. Ему ведь пришлось устраиваться на ночлег в какой-то другой каюте, уступить ей комнату с привычными для него вещами, с таким роскошным видом на море.
И где, интересно, он проведет нынешнюю ночь? Какие мысли посетят его перед тем, как он погрузится в сон? Вряд ли он подумает о ней что-либо лестное.
Нет, хотя она и не виновата перед ним, — ведь Джейк притащил ее сюда насильно, — но злоупотреблять гостеприимством Морского Волка она не станет. Да, он джентльмен. Прекрасно. Но ведь и она леди. Утром она поблагодарит его за любезность и попросит для себя другое помещение, поскромнее.
Плотнее закутавшись в покрывало, она снова ощутила аромат моря и ветра. И помимо воли тяжко вздохнула. Уже завтра с этим придется расстаться.
«Освободишь его каюту и уже никогда не ощутишь этой волнующей близости к нему», — сказал ей внутренний голос.
«Но самоуважение ведь тоже дорогого стоит, согласись», — возразила она.
«Самоуважение не издает такого головокружительного аромата, как это покрывало».
Серенити негромко рассмеялась над этим внутренним диалогом и строго сказала себе:
— Ты вздорная, суетная, аморальная девица, Сере-нити Джеймс! И завтра же уберешься прочь из каюты мистера Дрейка, оставив ему и его покрывало, и постель, и запах.
«Так и быть, — нехотя согласился внутренний голос. — Твоя взяла».
«Но сегодня, — подумала Серенити, — все это еще в моем распоряжении!»
— Заботы снедают нашего доблестного капитана. Выше голову, Дрейк!
Морган потер кончиками пальцев усталые глаза.
— Джейк, ты всегда подкрадываешься к людям бесшумно, как привидение?
— Ну, знаешь! Твоя посудина нынче так скрипит, что мне впору повесить на шею коровий колокольчик, чтобы оповещать тебя о своем приближении!
Морган коротко усмехнулся, глядя, как Джейк усаживается напротив него.
В камбузе было темно. В очаге едва мерцали догоравшие угли. Одинокая свеча тускло тлела в стеклянном фонаре, который Морган ради безопасности поместил на самую середину стола. Задумавшись, он не замечал, как летело время. Сколько он уже пробыл здесь? Ему казалось — вечность.
— Пьешь в самый канун шторма. Совсем на тебя не похоже. — Джейк потянулся к бутылке рома, стоявшей у края стола.
— Кто сказал тебе, что я пью?
Джейк с усмешкой поднес бутылку к фонарю. Она была наполовину пуста.
— Ну, в таком случае она сама себя выпила.
Морган промолчал. Взгляд его был устремлен на темное пятно, видневшееся на стене камбуза чуть выше головы Джейка.
— Слушай, Морган, мне тут вспомнился тот нахальный юнец, который заявил, что беда, поделенная на двоих, уже и не беда вовсе, а так, пустяк.
Дрейк не любил, когда ему напоминали его собственные высказывания. Мало ли что могло прийти ему в голову тогда, в далеком прошлом, когда обстоятельства его жизни были совсем иными? И тем более неуместно звучали они в устах знаменитого пирата Черного Джека.
— А я припоминаю, как один прославленный пират велел мне заниматься своим делом и не лезть в чужие, если мне жизнь дорога.
Джейк расхохотался и плеснул себе в стакан щедрую порцию рома.
— Потише ты, а то как бы Барни нас не услышал. Если меня кто-нибудь узнает, мне не поздоровится. Мягко говоря. В связи с этим хотел тебя спросить: что ты планируешь насчет Хауэрса?
— Да то, что надо было сделать еще давным-давно.
— Прикончить? — невозмутимо спросил Джейк. Морган помрачнел. У пиратов все решается слишком просто.
— Победить его в честном поединке.
Джейк поморщился, как если бы ему на язык попалось что-то кислое.
— И с каких пор ты стал так миндальничать с врагами?
— Что ты сказал? — сердито переспросил Морган. Но Джейк в ответ расхохотался с таким добродушием, что это немного утишило гнев Дрейка.
— Ты не можешь не признать, капитан, что это твое английское тонкое воспитание здорово тебе порой мешает. Разговорами такому делу не поможешь. Да и не по-мужски это. Ты ведь сам знаешь: если у тебя появилась проблема, выпусти ей кишки, и головной боли как не бывало.
— Если не ошибаюсь, эта философия однажды уже чуть не привела тебя на виселицу. Прости, если я сочту за благо пренебречь твоим советом.
Джейк презрительно махнул рукой:
— Ты, друг мой, давно уже вырос из детских штанишек и способен сам о себе позаботиться. Поступай как знаешь. И все же, на мой вкус, слишком ты у нас разборчивый, положительный. Это не доведет тебя до добра.
Несколько минут прошло в молчании. Джейк задумчиво прихлебывал ром из стакана, Морган смотрел на догоравшие угли.
— А кстати. — Джейк поставил стакан на стол и отер рот тыльной стороной ладони. — Я и забыл повиниться перед тобой за то, что притащил сюда эту девицу.
Морган сердито засопел.
— И что это на тебя нашло? Как ты осмелился взять ее в заложницы?
Джейк пожал плечами:
— Ну, сделанного не воротишь. Я ведь уже попросил у тебя прощения. И, говоря по правде, ты меня поблагодарить должен, а не отчитывать. Моей первой мыслью, представь себе, было…
— Перерезать ей горло.
— Угадал.
Морган только головой покачал. Терпение никогда не входило в число добродетелей Джейка Дадли. И даже годы, проведенные на суше, мало что изменили в его характере.
— Мне любопытно, как это Лорелея не стала твоей жертвой, прежде чем вы сыграли свадьбу?
Джейк счастливо рассмеялся.
— Она, если хочешь знать, боец что надо. Любого за пояс заткнет. — С этими словами он налил себе еще рому и продолжил: — Мечом владеет, как настоящий воин. С ней мало кто может потягаться.
Морган улыбнулся, вспомнив Лорелею, сражавшуюся бок о бок с жестоким пиратом, ловко взбиравшуюся на абордажный мостик.
Но можно ли было ждать чего-то иного от внучки двух знаменитых морских разбойников, Энн Бонни и Калико Джека?
— И все же, как я погляжу, характер твой с возрастом немного смягчился, — заметил Морган.
Джейк, фыркнув, глотнул рома и возразил:
— Нет, это твое влияние. Годы, что мы провели вместе, не прошли для меня бесследно. — И он весело подмигнул, давая понять, что в словах его больше насмешки, чем правды. — Ну а что ты с ней собираешься делать, а?
— Не знаю, — со вздохом ответил Морган. — У меня и без нее сейчас столько забот, что не понять, где кончается одна и начинается другая.
Джейк задумчиво кивнул:
— Думаешь о Пенелопе?
— Еще бы. — Морган сдвинул брови. Джейк словно читал его мысли. — И теперь мне кажется, что я нисколько не лучше Уинстона.
Джейк хлопнул ладонью по столу:
— Что за речи? Уж не помутилось ли у тебя в голове от рома?!
— Мы ведь погубили Серенити. Обошлись с ней так же, как в свое время Уинстон — с моей сестрой.
— Но, насколько мне известно, ты не планируешь продать свою заложницу в пуб…
— Замолчи! — взорвался Морган. — Разумеется, тут совсем другое, но…
Джейк примирительно поднял руки:
— Прости. Я-то знаю, как ты любил сестру. Джейк говорил чистую правду. Он был свидетелем того, какую нежную любовь питал Морган Дрейк к Лорелее. Джейк помог ему разыскать ее и заплатил выкуп, чтобы вызволить бедняжку из борделя, куда она была продана.
— Знаешь, — задумчиво проговорил Морган, потирая пальцами подбородок, — я тут подумал, что мы могли бы в ближайшее время решить одну из наших проблем. Я насчет Хауэрса.
— И что ты имеешь в виду?
— Ведь в это время года он обычно отправляется на Карибы, чтобы выкурить кое-кого из наших добрых братьев из их зимних квартир. И если мы пойдем тем же курсом, у нас появится возможность встретиться с ним.
Джейк, не расставаясь с ромом, воодушевленно подхватил:
— Тебе известно, что я ничего не желал бы так сильно, как увидеть этого мерзавца мертвым. Но если его прикончить, бритты только вздуют цены за наши головы.
— Зато, возможно, его преемник не решится нас преследовать. Во всяком случае, хорошо подумает, прежде чем пуститься за нами вдогонку.
Джейк повертел в руках стакан.
— Знаешь, оставь его пока что в покое. Ты ушел от него, чего ж тебе еще? Займись другими делами.
— Например?
— Сначала можешь купить Лорелее новое платье в каком-нибудь лондонском магазине. Из тех, что подороже. Она же мне горло перережет, когда узнает, что я отдал ее наряд, о котором она мне все уши прожужжала, твоей подруге.
— Серенити вовсе не моя подруга! — возмутился Морган. — Это ты ее сюда притащил!
— Ну да, я. И что с того? Да если б у меня на борту была женщина, я занимался бы любовью не с бутылкой рома, уж поверь. Я был бы сейчас с ней, там, наверху, и показывал бы ей кое-что интересное…
Морган выразительно провел указательным пальцем по лбу над самой бровью. У Джейка на этом месте алел узкий шрам. Во время одной из супружеских стычек Ло-релея украсила чело супруга этой отметиной, ведь кинжалом она владела так же мастерски, как и мечом.
— Спасибо за совет. Но я предпочитаю обходиться без подобных отметин. Мне мой лоб очень дорог.
Джейк с добродушным смехом возразил ему:
— Да что такое этот шрам в сравнении с тем, что было после? Я нисколько не жалею, что заслужил его, поверь.
С этими словами он поднялся, махнул рукой и удалился в сторону главной палубы. Морган заметил, что недопитая бутылка рома удалилась вместе с ним. «Все тот же Черный Джек», — с улыбкой подумал он. Некоторые вещи не меняются со временем.
Морган остался в камбузе. Он обдумывал слова Джейка. И представлял себе Серенити, находившуюся всего в нескольких ярдах от него и, без сомнения, лежавшую в постели.
В его постели. От этой мысли ему вдруг стало нестерпимо грустно.
Серенити разбудил громкий стук дождевых капель по оконному стеклу. Открыв глаза, она некоторое время смотрела на струйки влаги, которые стекали вниз, на толстую деревянную раму.
Окно. Каюта. Корабль!
— О нет! — в отчаянии воскликнула она, убедившись, что вчерашнее приключение не было ночным кошмаром, что оно свершилось наяву. «Ну ладно, ладно, — сказала она себе. — Пусть это нельзя назвать кошмаром в строгом смысле слова. Ведь я жива и невредима. Но все же… это случилось наяву, а не во сне. Я на корабле Морского Волка!
Ее доброе имя погибло. Ведь отец к этому часу уже поднял на ноги всю Саванну, организовал ее поиски. Все в городе знают, что она исчезла. И несчастные ее родственники теряются в догадках, что могло с ней приключиться и жива ли она вообще.
— О нет! — снова произнесла она.
Мысль о предопределенности собственной судьбы поразила ее, словно громом. С ней и в самом деле свершилось нечто непоправимое. Путь назад был отрезан. Никогда уже ей не вернуться к привычной жизни, которая еще вчера казалась ей такой унылой, тоскливой…
Серенити закрыла лицо руками. Ей понадобится вся ее решимость, чтобы противостоять кумушкам, которые станут злословить на ее счет на каждом углу. Они ей проходу не дадут! Даже теперь она словно наяву слышит их колкости в адрес Чатти.
«Вот так девчонку вырастил этот бедняга Джеймс! Подумайте только, ведь ее видели у озера вдвоем с тем парнем. Они целовались! Паршивка этакая! Вот что бывает, когда в доме звучат речи о социальных реформах, о женском образовании и всяком таком прочем! И кто, вы думаете, их произносил? Вот-вот, и я считаю, бедняге Джеймсу следовало укоротить язык своей женушки, чтобы она не забивала головы дочек такой вредной чепухой. Жаль беднягу, покойница оставила его один на один со всем этим».
Сколько раз ей довелось выслушивать подобные разговоры, которые две-три завзятых сплетницы вели в ее присутствии! И сколько еще предстоит услышать? Только теперь речь будет идти о ней самой.
« Несчастного Джеймса судьба наказала еще одной маленькой паршивкой. Эта сбежала из дому прямехонько на пиратский корабль…»
Что ж, она сама навлекла на себя позор. И теперь ей придется нести его бремя всю жизнь.
Серенити встала с постели и быстро оделась. Что толку сетовать на судьбу и оплакивать свое доброе имя? Этим ничего не изменишь. Каким бы ни был путь, что лежит перед ней, она сама на него ступила и пройти по нему должна, не оглядываясь назад, ни о чем не сожалея.
А сейчас хорошо бы отыскать дорогу в корабельную кухню. Ведь со вчерашнего вечера у нее крошки во рту не было. Распахнув дверь, она натолкнулась на какой-то объемистый сверток. Вернее, на чье-то тело…
Морской Волк спал у ее порога.
Морган, разбуженный самым неделикатным образом, громко выбранился. Стоило ему открыть рот, как туда тотчас же попал воздушный, легкий шелк.
— Что за черт?! — взревел он. Ладонь его натолкнулась на что-то нежное, упругое и гладкое. Прикосновение к этому предмету пробудило в нем знакомые приятные ощущения.
— Капитан Дрейк, соблаговолите убрать руку с моей лодыжки!
Что за сладостное пробуждение! Как это удачно вышло — женщина, которая снилась, сама упала ему в объятия! Услышав ее возмущенный возглас, он широко осклабился. И прежде чем подчиниться ее требованию, он не отказал себе в удовольствии провести ладонью вверх по ее крепкой икре, по гладкой коленке. Ему нестерпимо захотелось проникнуть еще выше, раздвинуть ей ноги и погладить ягодицы, а после сжать их ладонями. Чего бы он не отдал за возможность приникнуть губами к ее теплой плоти, стащить со стройных ножек эти дурацкие чулки, а после…
— Капитан Дрейк! — снова воскликнула она, прикрывая ноги подолом платья и отталкивая его руку. Щеки ее покрылись клюквенным налетом, глаза пылали гневом. — Отпустите меня!
— По-моему, это вы навалились на меня сверху и не даете подняться, мисс Джеймс.
Хотя, по правде говоря, такое положение его вполне устраивало. Ему доставляло несказанное наслаждение ощущать ее твердые груди, прижавшиеся к его ключицам и легонько на них надавливавшие при ее попытках высвободиться.
Она не на шутку рассердилась. Улыбка на его лице стала шире. Он знал, что от этого она совсем выйдет из себя, и ему сделалось еще веселее.
Наконец, пребольно надавив локтем на его бедро, она поднялась на ноги.
— Вы настоящий дьявол во плоти! — выпалила она и заспешила прочь.
Морган с трудом подавил смех. До чего же забавно все вышло! Глядя, как она решительно направляется к главной палубе, он едва слышно прошептал:
— Ошибаетесь, Серенити Джеймс. Будь я дьяволом, вы так легко от меня не отделались бы.
Серенити замедлила шаги при виде Барни, который выкрикивал команды матросу, сидевшему в «вороньем гнезде».
— Простите, мистер… — Она запнулась, сообразив, что не знает его фамилии, а обращаться к человеку столь почтенного возраста по имени казалось ей не совсем уместным.
— Питкерн, — подсказал ей Барни. — Меня все здесь зовут мистер Питкерн, юная леди. Чего желаете?
Лишь теперь она заметила, что команда, побросав работу, смотрела на нее во все глаза. Двое матросов, драивших поручни борта, застыли с полуоткрытыми от изумления ртами, и мутная вода капала на палубу с тряпок, которые они держали в руках. Их пение смолкло, и в наступившей тишине слышен был лишь негромкий скрип снастей да плеск волн. И еще крик чаек вдалеке.
По коже Серенити пробежали мурашки. Ей стало страшно.
Морган, застывший у выхода на палубу, с тревогой наблюдал за реакцией команды на появление Серенити. Все вышло именно так, как он предсказывал. Женщина на корабле. «Жди беды», как выражалась ее матушка.
Исполнившись решимости, он стремительно подошел к ней.
— Парни, — обратился он к команде, заслонив ее от взоров рулевого и двух матросов, мывших поручни, — у нас на борту гостья. Мисс Джеймс — леди из хорошего общества, и к ней надлежит относиться с почтением. Это приказ. Всякий, кто посмеет его ослушаться, будет иметь дело со мной.
— Есть, капитан.
Он повернулся к Серенити и, понизив голос, с досадой произнес:
— И как это я не сообразил переодеть вас в пороховую обезьянку?!
— Простите?
— Так кличут мальчишек, что подносят канонирам порох для пушек, когда идет бой, мисс Джеймс, — словоохотливо пояснил Барни.
Серенити поблагодарила его кивком и улыбкой и обратила взгляд на Моргана.
— Вспомните, капитан, много ли толку мне было прошлой ночью от переодевания в мужское платье? По-вашему, меня это от чего-то спасло? — В словах ее звучала горечь. Морган не нашелся что ответить. Ему было от души ее жаль. Но как уберечь ее от грядущих осложнений?
Он задумчиво потер ушибленное бедро и, чтобы переменить тему, спросил:
— Куда это вы так торопились, что чуть было не раздавили меня?
Серенити скрестила руки на груди и в тон ему ответила:
— Что это вам понадобилось на полу у порога моей каюты?
— Вообще-то это моя каюта.
— Но вы ее мне уступили. Значит, она моя на все время моего пребывания здесь.
Морган нетерпеливо вздохнул. Надо же, ни с того ни с сего ввязался с ней в спор, предметом которого служит сущий пустяк. Впредь следует держаться начеку и не поддаваться на ее провокации. Ей ведь по-прежнему нравится его дразнить. Это написано у нее на лице.
— Так куда вы направлялись, если не секрет?
— На поиски съестного. Представьте себе, я проголодалась. А теперь вы ответьте наконец, что вас привело к моему порогу.
— Надо же мне где-то спать, мисс Джеймс. А на корабле каждый моряк располагается на ночь там, где найдет свободное местечко. Так уж у нас водится.
— Но должны же здесь быть комнаты для гостей и…
— Это военный корабль, мисс Джеймс, а не прогулочный парусник.
— Но как же остальные матросы? У них ведь есть кровати?
— Они раскладывают тюфяки и развешивают гамаки где придется. Кроме одного. Вы знаете, о ком я. Но не мог же я вытурить беднягу Барни и его птицу из их норы. Это было бы бесчеловечно.
Она новым взглядом окинула матросов, которые вернулись к работе.
От Моргана не укрылась краска смущения, выступившая на ее бледном лице.
— Наша жизнь вовсе не такая волшебная сказка, какой вы ее описали в газете. — Он вздохнул и прибавил гораздо мягче: — Жизнь моряка сурова. И полна опасностей.
— Так почему вы все от нее не откажетесь?
— Потому что она нам по душе.
Она полунасмешливо изогнула бровь:
— Жажда самоистязания? Быть может, она вас снедает?
Морган добродушно рассмеялся. Ведь придет же в голову такое… Он вспомнил вдруг, какой упругой оказалась ее лодыжка, как приятно было сжать ее ладонью. Вот что можно с полным основанием назвать жаждой самоистязания!
Жаль только, что этим соображением нельзя с ней поделиться…
— Мне доводилось слышать куда более тяжелые обвинения в свой адрес, — произнес он вслух. — А теперь прошу следовать за мной. Я охотно провожу вас в .камбуз.
Не ответив ни слова, она пошла к лесенке следом за ним.
В просторном камбузе весело пылала печь. Лысый кок с хмурым лицом месил тесто в квашне, стоявшей у высокого стола, и покрикивал на подростка лет четырнадцати:
— Я сказал, еще муки. Муки, слышишь? Или ты оглох? Скорее зима наступит, чем от тебя дождешься помощи, олух ты этакий!
— Да-да, сэр! Вот она, сэр! — И мальчишка проворно подбежал к большой бочке, зачерпнул оттуда ковшом изрядную толику муки и понесся к коку.
Морган многозначительно откашлялся. Кок обратил к нему недовольный взгляд. Но едва он узнал капитана, как складки на его лбу тотчас же разгладились.
— Желаете немного подкрепиться, капитан? Морган учтиво поклонился Серенити.
— Что вы предпочитаете на завтрак, мисс Джеймс? Кок свирепо покосился на нее и вернулся к своему занятию. Решив, что омлет с беконом станет слишком суровым испытанием для его и без того истощившегося терпения, Серенити скромно потупилась:
— Хлеба с сыром. Для меня этого вполне довольно.
— Корт! — прошипел повар, обращаясь к мальчику. — Подай подруге капитана, что она заказала.
Серенити вытаращила на него глаза:
— Я… м-м-м… я вовсе никакая ему не подруга!
— Вам не следовало принимать такой оскорбленный вид, — вполголоса попенял ей Морган.
Он был явно рассержен ее словами.
— Так, значит, я ваша женщина? — с вызовом спросила она. — Вы это хотели сказать, да?
— Ничего подобного.
— Но вы имели это в виду, когда…
— Вы ошибаетесь.
— Ошибаюсь? В чем именно?
Он со вздохом потер ладонью шею.
— Вы вцепились в меня совсем как проныра адвокат.
Серенити улыбнулась, довольная собой. Ей отчего-то нравилось поддразнивать его, выводить из равновесия. И оставлять за собой последнее слово в спорах с ним.
В это мгновение к ней торопливо подошел Корт с подносом, на котором, кроме ее завтрака, стояла кружка молока.
— Молоко очень свежее, миледи, — сообщил он на чистейшем кокни.
Серенити благодарно кивнула:
— Спасибо. Но я не миледи. Отнюдь.
— Правда, мэм? Но ведь вы и не шлюха. Это сразу видно.
Серенити едва удержалась от смеха. Вот так комплимент! Интересно, много ли падших женщин знавал на своем веку этот ребенок?
— Нам надо поговорить. — Морган взял ее за локоть. Серенити молча последовала за ним в каюту, где тотчас же уселась за стол и отдала должное завтраку.
Морган при очередном крене «Тритона» едва успел удержать от падения ее жестяную кружку с молоком.
— Вот как раз пример одного из явлений, которые нам предстоит обсудить, — веско заявил он, возвращая кружку на прежнее место у тарелки. — На корабле существуют правила, которым следуют все без исключения.
— И каковы же они?
— Первое: держитесь подальше от кока. Если вам захочется есть, обратитесь к Киту, Барни или ко мне. Вам будет доставлено все, что пожелаете. Из имеющегося среди запасов, разумеется.
— Но это же совершенно лишняя потеря…
— Серенити, — повысив голос, прервал он ее, — у кока отвратительный характер. Что уж тут поделаешь. Ремесло свое он знает, и мы привыкли к его выходкам. Мы умеем с ним обходиться. А вы — нет.
Глаза Серенити потемнели от гнева.
— И вы позволяете ему издеваться над этим пареньком? Как же вам не…
— Корт ему не чужой. Он его сын, к вашему сведению. И пока еще кок его пальцем не тронул. Ну да, он шипит на мальчишку, бранится почем зря, но Корт к этому притерпелся и не обращает на папашины вопли внимания.
— Ну, тогда другое дело. — Серенити поднесла ко рту кусок хлеба.
Морган оперся коленом о ножку стола, и она с трудом отвела взгляд от его стройного бедра, заметив мимоходом, что панталоны чудо как ловко сидят на нем.
Она заставила себя опустить глаза и уткнулась в тарелку. Но искушение посмотреть на него было так велико…
— Второе, — продолжил он. — Корабль, как вы только что убедились, то и дело качает. Он нестабилен. Это вам не паркет в бальном зале. И даже не проезжая дорога, где опасностей куда меньше. В любой миг наш «Тритон» может встретиться с высокой волной или попасть в морскую яму, и тогда палуба вдруг вздыбится под вашими ногами…
В подтверждение его слов корабль немилосердно качнуло, и на сей раз Серенити сама подхватила кружку, чтобы не дать ей упасть.
— Это я, кажется, уже усвоила.
— По этой, причине, — перебил он ее, выразительно кивнув на сосуд, который она сжимала в руках, — я просил бы вас держаться подальше от борта, чтобы вас не вышвырнуло в море. Мы несколько недель назад лишились своих предохранительных сетей, и потому находиться у борта небезопасно. До тех пор, пока не обзаведемся новыми.
— Очень мудрое правило. Морган проигнорировал ее сарказм.
— Если вам понадобится зажечь свет, воспользуйтесь фонарем, вставьте свечу в него. В особенности если будете находиться под палубой. Но ни в коем случае не помещайте его на пол. Повесьте на крюк или на веревку. Иначе, если он упадет на дощатый пол, не миновать пожара.
— Разумная мера предосторожности. Он досадливо поморщился.
— В чем дело? — недоуменно осведомилась она.
— Я говорю вам о серьезных вещах.
— Именно так я их и воспринимаю. — Она стала загибать пальцы: — Первое — не досаждать бранчливому коку, которого само мое появление на камбузе может вывести из равновесия. — Произнося это, она так забавно передернула плечами, что Морган едва удержался от смеха. — Ну, с этим решено. Я и сама не жажду его общества. Второе — не падать за борт, потому что вы можете сделать вид, что не заметили этого, и не остановите «Тритон», чтобы меня спасти.
— Я этого не говорил.
— И третье, — проигнорировала она его замечание. — Не устраивать пожар, если мне понадобится зажечь свечу. Это все?
— Почти. Никогда… — Он перегнулся к ней и вперил в нее суровый, многозначительный взор. — Никогда не спускайтесь на нижнюю палубу без меня или Барни.
— А как насчет Кита? Он что же, не годится мне в провожатые?
— Повторяю, никогда не спускайтесь…
— Без вас или Барни. Поняла. С верхней палубы можно свалиться в море, а на нижней меня подстерегают другие неприятности. Что же мне остается? А, знаю! Умереть со скуки.
Морган вовсе не собирался обсуждать с ней в деталях все опасности, которым она могла подвергнуться со стороны его команды. Ему казалось, вчерашней беседы на эту тему будет достаточно. Но она слишком легкомысленно отнеслась к его предупреждениям, и потому он счел своим долгом вернуться к этому разговору, каким бы щекотливым он ни казался ему самому.
— Мисс Джеймс, — подчеркнуто сухо проговорил он чтобы скрыть смущение. — Не знаю, посвятили ли вас ваши почтенные родители в то, что мужчины нередко… гм… — Он запнулся, не находя нужных слов. Серенити отважно пришла ему на помощь:
— Оказываются во власти низменных побуждений? Он облегченно кивнул:
— Вполне уместное выражение.
— Да, меня предупреждали на этот счет. — Немного помедлив, она со вздохом призналась: — Знаете, меня кое-что не устраивает в этих ваших правилах.
— Что именно?
— А то, что они составлены для какой-то круглой дуры. Коей я, к вашему сведению, вовсе не являюсь.
Он встал из-за стола и беспомощно развел руками:
— Но с чего вы это взяли?
— Я взрослая девушка, капитан. — Поднявшись на ноги, чтобы яснее видеть его лицо, она продолжила, все более воодушевляясь: — К вашему сведению, я вполне могу свистеть на ходу и при этом не споткнуться и не упасть в обморок. Я до вчерашнего дня работала в типографии отца и зачастую оставалась там совсем одна, а она ведь так близко от доков, если вы заметили. Поверьте, капитан, я сумею в случае чего о себе позаботиться.
Морган усмехнулся. Ее бравада показалась ему забавной.
— По-моему, вы сами сказали, мисс Джеймс: предупрежден — значит…
— …вооружен, — подхватила она. — Согласна. И благодарю вас за участие ко мне. Постараюсь избегать опасных ситуаций и буду осторожна с огнем, чтобы не навлечь беду ни на кого из вашей команды.
Морган благодушно улыбнулся:
— Понимаю, вам трудно будет проводить здесь целые дни напролет. Но можете, если захотите, прогуливаться по верхней палубе. Только не в одиночестве!
— Есть, капитан Дрейк. — И она подняла руку в некоем подобии салюта.
Поспешно закончив завтрак, она спросила:
— Капитан, я хотела бы найти…
— Ватерклозет расположен…
Она мучительно закашлялась и залилась краской. Морган не знал, куда деть глаза.
— Это я уже давно отыскала.
— Но тогда о чем вы?
— Покажите мне то место, где я могла бы развлекаться, шутить, вести себя свободно, не подчиняясь никаким правилам!
Глава 6
— Виноват… — Морган, донельзя озадаченный этой ее выходкой, не знал, что и сказать.
Серенити одарила его озорной улыбкой.
— Ох, простите, капитан. Я просто пошутила. Пусть и очень неудачно. Но мне так хотелось увидеть, какое у вас будет лицо… Ради этого стоило выставить себя круглой дурой. — Не удержавшись, она прыснула со смеху.
Он процедил сквозь зубы нечто неразборчивое. Удивительно, как мало нужно некоторым людям для счастья…
— Если вы вдоволь натешились такого рода играми, я с вашего позволения вернусь к своим прямым обязанностям.
— Целиком и полностью поддерживаю эту разумную идею! — И она вытащила из кармана записную книжку и карандаш. — Вы, кажется, собирались…
— Простите, но что это за новая затея? Она с укором взглянула на него и пояснила:
— Вам надлежит заняться своим делом, а мне — своим. Вы командуете кораблем, а я пишу рассказы.
Вот так штука! Неужели после всего пережитого она способна безмятежно сочинять очередную романтическую историю?
— Не это ли занятие стало причиной ваших неприятностей?
Лицо ее просветлело.
— Вы попали в самую точку, мистер Дрейк. И если мне суждено пройти через тернии, я не намерена свершать этот путь в молчании. Напротив, я подробно опишу пережитые муки в романе, за который сейчас же и примусь.
— Муки? — Его покоробило это слово. Даже учитывая мечтательность и страстность ее натуры, привычку все преувеличивать, она могла бы выбрать выражение помягче. Ведь пока что ему удавалось ограждать ее даже от малейших неудобств. Но если она видит себя мученицей, что ж… Это можно устроить…
Но тут он напомнил себе, что бедняжка привыкла жить в неге и холе и те лишения, которые она испытывает на борту его корабля, ей и впрямь доставляют страдания. А если еще представить себе, что ждет ее в дальнейшем, какой грязью обольют ее почтенные матроны, когда она возвратится под родительский кров…
— Ну, пусть приключения, — миролюбиво согласилась Серенити. — Видите ли, никто, наверное, не взялся бы с точностью предсказать, чем обернется для меня эта история, пока она не завершится, — мукой или приключением. Но сейчас это не имеет значения. — Она водрузила на нос очки и так воинственно нацелила на Моргана острие карандаша, как если бы это было дуло мушкета. — А теперь я хочу наверх.
Я тоже. И чтобы вы очутились внизу, — едва слышно пробормотал Морган.
Серенити захлопала глазами. Его высказывание не ускользнуло от ее слуха. Возможно, лишь частично. Иначе вид у нее был бы не растерянный, как теперь, а глубоко оскорбленный. Надо было срочно исправлять положение.
— Что-что?
Морган с деланным равнодушием пожал плечами:
— Я сказал, что тоже хочу наверх. А то недолго и обезуметь. От вашей болтовни, прошу прощения.
Он с улыбкой следил, как, морща от напряжения лоб, она старалась сопоставить его последние слова с ритмическим рисунком предыдущей фразы. Но вот она сердито нахмурилась, разгадав его хитрость.
Морган покинул каюту в глубокой задумчивости. Серенити следовала за ним по пятам. Он достаточно владел собой, чтобы не выбраниться. Подойдя к лесенке, она спросила:
— Вы ведь сейчас думаете: «Ну почему все это выпало именно мне?» Верно?
Он едва не присвистнул от изумления.
— Как вы догадались?
— Просто у вас, когда вы выходили из каюты, лицо было в точности такое, какое бывает у папы, когда он собирается задать этот вопрос покойной маме.
— И часто он это проделывает по вашей милости?
— Да нет, не то чтобы… Эй! — Она скорчила гримасу, подметив на его лице торжествующую улыбку. — Вы несносны. Наше краткое знакомство не дает вам права на такие серьезные выводы о моем характере. Вы ведь совсем меня не знаете.
— Ну, это дело поправимое.
Серенити, вздохнув, призналась ему, что с превеликим удовольствием толкнула бы его, чтобы он кубарем скатился вниз по лестнице. И едва слышно прибавила:
— Погоди, вот я тебе покажу!
«Сделай милость», — подумал Морган, чей слух оказался не менее острым, чем у нее. Пожалуй, ему сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы мисс Серенити Джеймс осуществила угрозу и действительно показала ему все, чем наградила ее природа.
— Не забыли правило номер два? — спросил он, взбегая по лесенке вслед за ней. — Если свалитесь за борт, никто не потрудится бросить вам канат.
— Помнится, вы пообещали, что спасете меня.
— Ничего подобного. Я сказал, что не говорил, что не приду к вам на помощь. Но теперь я это произнес.
— Значит, на этом мы и порешим, — невозмутимо отозвалась Серенити. — А теперь, пока я еще на корабле, а не за бортом, давайте взглянем, много ли бед способно натворить одно мое появление среди ваших людей.
Именно об этом он как раз и подумал. Страшно помыслить, к чему могло привести ее пребывание на корабле, команда которого состояла в основном из бывших пиратов.
Морган осторожно придержал ее за локоть.
— Не забудьте, Серенити, о нашем недавнем разговоре. Матросы — народ грубый. А я, к несчастью, нарушил одну из десяти пиратских заповедей.
— Которую же?
— Никаких женщин на борту. Особа женского пола на корабле — это все равно что рожок с порохом, положенный у самого очага в камбузе.
Серенити задумчиво посмотрела на него, и тут только он сообразил, что невольно проговорился. Но быть может, она не заметила его оплошности?
— Значит, это не выдумки, — полувопросительно произнесла она, — что у пиратов есть свои правила, собственный кодекс чести?
— Нет, это правда, — кивнул он в надежде, что беда миновала.
— Но откуда вам это известно?
Ах, проклятие! Ее не проведешь. Слишком уж умна. И наблюдательна. Но Морган не собирался посвящать ее в свое прошлое.
— Я много чего знаю о морских традициях. Почти вся моя жизнь прошла на кораблях.
— Но сами-то вы не пират. — Она окинула его испытующим взглядом. — Или я ошибаюсь?
Морган не стал кривить душой.
— Это как посмотреть…
И, не желая продолжать разговор на столь щекотливую тему, он перешел на корму, чтобы приветствовать Джейка.
— Прекрасно, — прошептала Серенити. — Делайте что хотите, капитан Дрейк, пускайтесь на любые хитрости, но уж я вызнаю все ваши секреты. Все до единого, можете не сомневаться.
Она обвела глазами палубу, матросов, которые были заняты повседневными делами. Те украдкой поглядывали на нее и тотчас же возвращались к работе. Никто из них не был расположен к разговору.
«Итак, сначала определим, кто из членов экипажа наиболее перспективен», — сказала себе Серенити.
Она перешла на середину палубы. Белоснежные паруса надувал свежий ветер. Бриз немилосердно трепал ей волосы и игриво вскидывал подол платья, так что ей приходилось его придерживать.
Проследив взглядом за одним из молодых матросов, взбиравшимся на мачту с веревкой, обвязанной вокруг пояса, она отчего-то решила, что он с охотой вступил бы с ней в беседу, поведал бы ей о себе. Но… Не могла же она пуститься за ним вдогонку.
«Ладно, это отложим на потом».
Слева от нее трое дюжих молодцов сворачивали полотнища парусов, еще один усердно драил палубу. А справа высокий мускулистый негр проделывал что-то непонятное с толстым канатом и металлическим инструментом, который походил на гигантскую швейную иглу.
Вот на него-то, несмотря на зловещее выражение черного лица, она и решила сделать ставку. У этого великана наверняка найдется, что ей рассказать.
Сделав несколько шагов, она остановилась как раз напротив табурета, на котором он сидел, и изобразила на лице любезнейшую из улыбок.
— Доброе утро.
Он смерил ее недовольным взглядом и пробурчал:
— Я отправил на тот свет больше сотни человек. Половину из них — только за то, что они пожелали мне доброго утра.
Сердце ее упало.
«Беги, Серенити! Спасайся!»
«Нет», — приказала она себе. Настоящий писатель не испугается словесных угроз. Ради интересного материала он еще и не на такое пойдет.
Вдобавок, несмотря на внешнее недружелюбие чернокожего матроса и его свирепую речь, огромные глаза лучились добротой. Серенити даже показалось, она уловила в них юмор. И это придало ей бодрости.
Не осмелится же он напасть на нее при стольких свидетелях!
Сделав глубокий вдох, она со всей невозмутимостью, на какую была способна, спросила его:
— Вы так приветствуете всякого, кто подходит к вам здороваться?
Негр задумчиво оглядел ее с ног до головы и после некоторой паузы важно произнес:
— Вы маджана. А может, вас следует величать еще и ушакии. — Он добродушно усмехнулся.
У Серенити отлегло от сердца.
— А что такое «маджана»?
— На моем родном языке это означает «прекрасное дитя».
— А-а-а, ясно. — Она что-то быстро записала в блокноте. — Что это за язык?
— Кисуахили.
Серенити опустилась на колени у его табурета.
— Можете произнести по буквам?
Он исполнил ее просьбу. Сделав еще одну запись в блокноте, она протянула чернокожему ладонь:
— Меня зовут Серенити Джеймс.
Он легонько сжал ее пальцы огромной ручищей:
— А меня называйте Ушакии, что означает «смелый».
— Рада с вами познакомиться, мистер Ушакии.
— Пожалуйста, маджана, зовите меня просто Ушакии. — Теперь в голосе его звучали неподдельное расположение и симпатия.
Серенити несколько мгновений наблюдала за тем, как он с помощью странного инструмента делит веревку на волокна.
— Что это вы делаете?
— Я ее сначала должен расплести, а потом снова заплету, тогда она станет крепче.
— Вы только этим занимаетесь на корабле? Негр незлобиво усмехнулся:
— Нет, дел у меня здесь хватает. Но только это нынче самое что ни на есть важное. Того и гляди, грянет шторм и веревок понадобится немало. — Он с любопытством воззрился на ее блокнот, в котором она что-то торопливо записывала, и, в свою очередь, не удержался от вопроса: — А вы что делаете, маджана?
— А я собираю материал, чтобы написать повесть о капитане Дрейке и его команде.
Во взгляде его мелькнуло недоверие. С некоторым оттенком мужского превосходства.
— Это для газеты, которую издает мой отец, — поспешила добавить Серенити, чувствуя себя довольно неуютно.
Разумеется, в том, что она работала в газете отца, не было ничего зазорного. То же самое делал и ее брат Джонатан. И все же она то и дело, говоря с кем-либо о собственных литературных опытах, ловила себя на том, что словно бы в оправдание упоминает о злосчастной газете и своей должности редактора. Будто внутренне соглашается со многими, кто полагает, что женщине не пристало быть писательницей.
В который уже раз поразмыслив над этим, она упрямо тряхнула головой и продолжила интервью:
— Вы и в самом деле убили больше ста человек?
Он раскатисто засмеялся, и было очевидно, что ему пришлась по душе ее наивность.
— Да нет же, маджана, разумеется, ничего подобного я не делал. Но пусть это будет нашей с вами тайной, хорошо? Мужчина ведь славен не тем, что он есть, а тем, что о нем думают.
Она с улыбкой пыталась осмыслить его слова. Примерно то же любил повторять ее отец: репутация — самое драгоценное достояние каждого из людей.
Она ненавидела лицемерие, но не могла не признать справедливости этих слов. Мнение окружающих много значило и для нее самой. И все же, как нелепо устроен мир: человек может быть злодеем, закоренелым негодяем, предателем, но если он сумеет казаться иным, перед ним будут открыты все двери, а до подлинной его сущности никому не будет дела.
— Ну, тогда, чтобы только вам угодить, — усмехнулась она, — я запишу у себя в блокноте, что вы умертвили две сотни человек. — И карандаш ее проворно заскользил по бумаге. — А почему для вас так важно прослыть хладнокровным убийцей?
Негр пожал плечами:
— Как вам сказать… Чтобы меня зря не беспокоили. Серенити, поразмыслив над этими словами, осторожно спросила:
— Но если все раз и навсегда оставят вас в покое, вам не будет одиноко?
Он поднял на нее веселые и умные глаза.
— Можно быть одиноким даже в густой толпе, маджана. Мне нравится одиночество. Да и вам тоже. Это же сразу видно. А еще вы, похоже, знаете, чего хотите.
— Временами — да.
Он понимающе кивнул.
— А что привело вас сюда, если не секрет?
— Собственная глупость и неосторожность.
Ушакии вопросительно поднял бровь.
Серенити не хотелось посвящать его в свои проблемы. Но благожелательное внимание, с каким он до сих пор к ней относился, все же располагало хотя бы к некоторой откровенности. Серенити почему-то была уверена, что он, в отличие от многих других, ее не высмеет.
— С вами можно говорить напрямик, Ушакии?
— Это будет только данью справедливости. Ведь я же был честен с вами.
— Я хочу стать знаменитой писательницей. Чтобы мое имя стало известно тысячам читателей, которые искренне оплакивали бы меня, когда я покину этот мир. И чтобы моя слава надолго меня пережила.
— Но ведь вы женщина. Пристало ли вам грезить о таком?
Ну вот. Он все же высмеял ее чаяния.
— Да, я женщина. Но это мне ни в чем не помешает, вот увидите.
Ушакии кивнул с понимающей улыбкой:
— Вы совсем как Лу. — Лу?
Негр кивнул на паренька, взобравшегося на мачту:
— Лу завербовался в матросы, потому что душа его жаждала приключений. Он не желал быть фермером, как его отец с братом. Но он молод. Надеюсь, со временем поймет, что море слишком зыбко и обманчиво, что куда надежней стоять на твердой почве, смотреть, как подрастают всходы. А не паруса поднимать.
«Что за странные речи для моряка», — подумала Се-ренити.
— Но почему же тогда вы сами не подыщете себе какое-нибудь занятие на суше?
— А на что оно мне? Я ведь не чета Л у. Этот корабль — мой дом родной, а команда — мои братья. Другой семьи у меня нет.
Серенити торопливо сделала запись в блокноте и деловито осведомилась:
— А как вы попали на «Месть Тритона»? Если, конечно, это не секрет.
При воспоминании о минувших событиях взгляд Ушакии вдруг сделался злобным.
— Однажды в Каире капитан увидал, как работорговец сек меня плетью, — сердито сопя, проговорил он. — И тотчас же выкупил.
— Так вы что же, его раб? Он помотал головой.
— Нет, он даровал мне свободу. Он считает, что один человек не может принадлежать другому, словно вещь. Сказал мне, что я могу делать что пожелаю.
— Но тогда почему вы не вернулись к себе домой? Он со вздохом обратил взгляд на море.
— Мою деревню разграбили и сожгли воины враждебного племени. Мне некуда возвращаться.
— Простите мне мое назойливое любопытство. — Она положила руку ему на плечо. — Я вас расстроила.
Он дружески сжал ее пальцы огромной ладонью:
— Нет, мне не о чем жалеть, маджана. Мне дарована эта жизнь, и я не должен ее тратить на сожаления о том, чего уже не поправишь. Надо стараться провести ее как можно лучше, достойней. Я счастлив ходить под парусом с нашим капитаном. Это интересная жизнь, поверьте.
Серенити улыбнулась:
— Я понимаю, о чем вы.
Морган, бросив рассеянный взгляд через плечо Джейка, едва не подпрыгнул от изумления: Серенити оживленно рассуждала о чем-то с Ушакии!
Джейк проследил за его взглядом и тихонько присвистнул.
— Да-а, вот это номер! А мне он казался упрямым молчуном, который никогда и рта не раскрывает!
— Он такой и есть.
— Но тогда, Дрейк, тебе пора уже начать волноваться. Если твоя женщина оказалась способна разговорить молчуна Ушакии, она из кого хочешь вытянет всю его подноготную. А заодно и твою. И мою, кстати сказать.
Увидев взбежавшего на палубу Кита, они обменялись многозначительными взглядами. Каждый без труда прочитал мысли другого.
Кит с его простодушием и открытостью в любой момент мог стать легкой добычей Серенити, которая, похоже, активно приступила к сбору информации о команде и капитане «Тритона».
Но еще хуже было то, что Кит, единственный из матросов, знал всю правду о Моргане и Джейке.
— Что? Что случилось? — всполошился он, видя, с какой хмурой озабоченностью оба они воззрились на него.
— Держись подальше от Серенити, — сказали капитаны хором.
При других обстоятельствах это бы их всех рассмешило.
— Влюби ее в себя и соблазни, Дрейк, — посоветовал Дадли, окидывая взглядом стройную фигуру Серенити. — Влюбленная женщина скорее даст себя прирезать, чем позволит волосу упасть с головы дружка.
Морган хмуро покачал головой и возразил:
— А обиженная женщина разболтает всему миру тайны обидчика. Если я соблазню Серенити и откажусь на ней жениться, она в точности так и поступит.
— Так женись, — пожал плечами Джейк. — Пусть ждет тебя дома, вечно беременная и с кучей ребятишек, чтоб ей было чем заняться в твое отсутствие.
Мысль сама по себе была неплохой. И даже очень ценной. Но Морган однажды уже последовал именно этим путем. И всем, чего он достиг, стали ночные кошмары, чувство вины и горькое разочарование.
Жена его умерла, когда он был в море. И он ни в коем случае не желает, чтобы подобное повторилось еще раз.
Тут в разговор вклинился Кит:
— С вашего позволения, капитан, вы, по-моему, зря беспокоитесь. Она так носится с этим Морским Волком, он для нее прямо свет в окошке. Пусть себе пишет о нем, вам-то что задело?
Морган набрал полную грудь воздуха.
— Серенити известно о Морском Волке лишь то, что он прорывал блокаду в Войне за независимость, а теперь освобождает американцев из британской неволи. Но она понятия не имеет, кто я на самом деле.
— Вернее, кто мы такие, — поправил его Джейк. Он скользнул по ней холодным взглядом своих блеклых глаз и с угрозой произнес: — А как только она это узнает, я перережу ей глотку, и ты не сможешь мне помешать, Дрейк, так и знай!
Глава 7
К полудню небо заволокли тяжелые черные тучи. Ветер настолько окреп, что Серенити с трудом удерживалась на ногах под его свирепыми порывами. Корабль бросало в волнах, словно камешек, пущенный чьей-то умелой рукой подпрыгивать над гладью озера. Всякий раз, как он нырял носом вниз, у Серенити душа уходила в пятки.
— Задраить люки! — скомандовал Морган. — Пошевеливайся, ребята. — И, обратившись к Серенити, приказал: — Вам пора спуститься вниз, мисс Джеймс. Пока вас не смыло за борт.
Она с тревогой оглянулась на волны, которые по высоте едва ли не превосходили «Месть Тритона».
— Поскольку купальный сезон еще не открыт, я склонна согласиться.
Морган подхватил ее под локоть и повел к лесенке. Надвигавшийся шторм все утро был предметом обсуждения между Морганом и Дрейком. Серенити узнала об этом из тех коротких, отрывистых фраз, которыми обменивались матросы, пока, она находилась на палубе.
Через несколько минут они подошли к каюте Моргана.
— Ваш корабль выдержит этот шторм? — с беспокойством спросила она.
Он уверенно кивнул:
— Все будет в порядке. Мы и не такое видали на своем веку.
Она старалась держать себя в руках. Но реальность надвигавшейся угрозы наводила на мрачные мысли.
— «Уиллоувуд» затонул в прошлом году как раз в такое же время, — прошептала она. — Он пошел ко дну всего в нескольких милях от Саванны, не выдержав шторма. Потом на берег выбросило доски от шлюпок, а никого из погибших так и не нашли. — Она тяжело сглотнула. — Никого.
Морган взял ее ладонь обеими руками и сжал так крепко, что ей едва не сделалось больно.
— Постарайтесь обойтись без света, и ложитесь-ка на койку. Быть может, вам удастся заснуть. Обещаю, обойдется.
Она принужденно рассмеялась:
— И часто вы сулите то, что не в состоянии выполнить?
Самообладание изменило Моргану, и он крепко прижал ее к груди. Серенити вздрогнула, но вовсе не от страха. И он это почувствовал. Она трепетала от желания, которое он счастлив был бы удовлетворить. Тепло ее тела, которое он ощущал сквозь одежду, заставило его на миг позабыть о надвигавшемся шторме, о том, что он как капитан обязан быть на палубе, да и обо всем остальном на свете.
«Я мог бы заставить тебя позабыть страх». Если бы не чувство чести, не доводы разума, он бы так и поступил.
— Поверьте, Серенити, если я и постиг что-либо в совершенстве, то это наука выживания.
— Значит, я могу вам безоговорочно верить, капитан Дрейк. Надеюсь, вы меня не разочаруете.
Он усмехнулся. Она пытается шутить. Что ж, это хороший знак.
— Я приду вас проведать, мисс Джеймс, как только смогу.
Серенити с неохотой разжала руки и, когда он ушел, долго смотрела ему вслед, призывая на помощь всю свою храбрость.
«Кого ты пытаешься обмануть? Ведь тебя просто трясет от ужаса!»
А разве есть хоть один человек на свете, кто, окажись на ее месте, и бровью бы не повел?
Нервы Серенити разыгрались вовсю. Стуча зубами от страха, она подошла к койке и без сил на нее опустилась. Но только ей удалось устроиться поудобнее, как дверь каюты распахнулась.
В проеме показалась лысая голова Барни. Усмехнувшись, он дружелюбно спросил:
— Напугались, поди, а?
— О, еще как! — откровенно ответила она.
— Вот и капитан наш то же самое сказал, и мы с Пести решили заявиться к вам незваными. Может, вам в нашей компании полегче станет. — И с этими словами он ввалился в каюту. На плече у него восседала птица, которую, казалось, только что ощипали для супа.
Лишь несколько жалких перьев украшали некогда роскошный хвост.
— Пести — это, полагаю, ваша птица? — с трудом удерживаясь от смеха, спросила Серенити.
— Ага. Она у меня с… — Он наморщил лоб, пытаясь припомнить точную дату. — В общем, давненько я ее заполучил. Может, когда вас еще и на свете-то не было. Я служил на «Мерри Тайд», мы привозили в Англию диковинных птиц, которых раскупали богачи.
Он придвинул к койке стул и, кряхтя, уселся на него. Пести взмахнула голыми крыльями и скрипучим голосом потребовала:
— Каролинских бобов, Каролинских бобов!
— Ш-ш-ш! — Барни осторожно коснулся ладонью ее лысой головы. — Я рассказываю этой мисс одну байку.
Птица запрыгала на его тощем плече, приговаривая:
— Байку. Байку. Байку про Ямайку.
Серенити засмеялась, откинув голову назад. Птица забавными выходками привела ее в хорошее расположение духа.
Барни дружески улыбнулся ей.
— Что вам сказать, голубушка? Она не дает мне раскиснуть.
— Раскиснуть, раскиснуть, — подхватила птица. — Раскиснуть и прокиснуть.
— Как великодушно было со стороны ваших хозяев подарить вам ее, — умилилась Серенити.
— А никто мне ее не дарил. — Барни помотал головой. — Еще чего! Просто она подхватила какую-то хворь, и капитан мне велел свернуть ей голову. Но бедняжка такая была махонькая, жалкая, что у меня, знаете, рука не поднялась. Я ее отнес к себе в каморку и стал потихоньку выхаживать. Вот с тех пор мы и вместе.
За окном сверкнула молния, на миг осветившая всю каюту. Серенити вскрикнула от испуга.
— Да не переживайте вы так, барышня, — усмехнулся Барни. — Как-нибудь выкрутимся.
По стеклу забарабанил дождь. Фонарь, висевший на веревочной петле под самым потолком, стал неистово раскачиваться из стороны в сторону, один из стульев с грохотом опрокинулся и заскользил по полу к стене.
— Главное, обо всем этом позабыть. — Барни выразительно кивнул на упавший стул.
Серенити сглотнула, стараясь не думать, как далеко находится земля, и забыть, что она не умеет плавать.
— И к-к-как вам это удается?
— Что до меня, то я в шторм всегда песни пою. — Барни гордо выпятил тощую грудь. — Правда, все, какие я знаю, не для ваших ушей, голубушка. Но вы-то можете затянуть любую из тех, что певали у себя дома.
Корабль болтало из стороны в сторону. Серенити схватилась рукой за живот.
— Мне… мне нехорошо.
— Мисс, не хватало только, чтоб вас вывернуло на койку капитана. — Он проворно поднялся на ноги и подбежал к умывальному столику. Еще мгновение, и на узкое ложе была помещена полоскательная чаша. — Вот, мисс. Коли вас начнет выворачивать, наклонитесь над ней.
Она схватилась за край чаши и благодарно кивнула.
— Рад помочь. Я для этого сюда и заявился.
От резкого толчка Серенити едва не свалилась с койки на пол. Барни, на которого столь свирепая качка, казалось, не производила ни малейшего впечатления, схватил ее ладонь и поднял кверху. Она нащупала небольшой поручень, укрепленный в нише над койкой.
— Это штормовой поручень. Держитесь за него, милая, и вам любая качка будет нипочем.
— Спасибо, — прошептала она побелевшими губами. Содержимое ее желудка в этот миг поднялось к самому горлу. Еще никогда в жизни ей не было так тошно и жутко. Ею овладело настойчивое желание сбежать из капитанской каюты, отыскать на корабле какой-нибудь укромный уголок и забиться туда. Но это ее ни от чего не спасло бы. Она это понимала. И отдавала себе отчет, что в открытом море неоткуда ждать спасения. Единственной преградой между нею и взбеленившейся пучиной были старые доски «Тритона», которые в любой миг могли рассыпаться в труху под натиском шторма, и тогда… тогда она камнем пойдет на дно океана!
Серенити провела языком по пересохшим губам.
— Как вы познакомились с капитаном Дрейком? — спросила она, от души надеясь, что старик пустится в долгие объяснения и это хоть немного усыпит ее страх.
— Я Моргана встретил, когда он был еще парнишкой лет тринадцати, не больше. — Он проговорил это с ласковой улыбкой, совсем как нежный родитель, отвечающий на вопросы о любимом сыне. — Ох, до чего ж он был хорош уже тогда. Всем взял: высокий, стройный, башковитый, честный. Одним словом, парень что надо.
— А что заставило его поступить в королевский флот?
— Да никуда он не поступал! — сердито ответил старик. — Его туда, если хотите знать, запродал этот негодяй, Айзея Уинстон. А меня самого загребли за год до того. Но я-то что! Я море люблю, а на каком корабле плавать, под каким флагом — это мне без разницы. Ну а Морган иначе на это глядел.
Серенити глубоко вздохнула. Рассказ ее захватил, и она уже не чувствовала прежнего страха. Да и тошнота отступила.
— Но почему этот человек продал его во флот? Он что же, его отец?
— Нет, барышня. Уинстон никакой ему не отец, просто подлая душа, мерзавец, каких свет не видывал. Он был деловым партнером отца нашего Моргана. И когда парнишка осиротел, Уинстон не пожелал его опекать. Ему только деньги были нужны, доходы, золото. А прочее он пускал побоку.
Серенити хорошо знала этот тип людей. О, как она презирала таких холодных, бездушных дельцов, готовых ради наживы на любое преступление!
— И вы помогли Моргану справиться с тяготами неволи? — спросила она, чтобы Барни, рассвирепевший при воспоминании об Уинстоне, не ушел к себе в каморку. Ей едва не стало дурно при мысли, что она рискует остаться в одиночестве.
— Ну-у, — протянул старик. — По правде сказать, я старался ему подсобить, когда мог. Но капитан уже тогда был самостоятельным малым. Сам все за себя решал.
Слишком уж высоко ставил собственную независимость. Коли почитал себя правым, так ради этой правоты готов был бы, побожусь, влезть в клетку со львами, чтоб их приручить. Или чтоб они его сожрали. Это уж как повези Барни задумчиво покачал головой. — Но вот сестре своей помочь не смог.
— Сестре?
У Моргана есть сестра?
— Ага. Пенелопа. Славная была девчушка. Прямо-таки маленький ангелочек, скажу я вам.
— А где она сейчас?
Морщинистое лицо Барни исказила гримаса страдания.
— Померла. Уж почитай лет пятнадцать тому. — Он шмыгнул носом и нежно погладил птицу по лысой голове. — Когда оставил наш мир их папаша, ей было всего двенадцать. У Моргана голова шла кругом от мысли, что Уинстон с ней дурно обойдется, чего доброго, продаст ее в бордель… — Он смущенно покосился на Серенити и, прочистив горло, постарался исправить оплошность: — В такой дом, где приличной барышне не место.
Серенити нахмурилась и негромко спросила:
— А где была в это время их мать?
— Так ведь она еще прежде отправилась в русалочий рай.
— Русалочий что?
— Ну, померла то есть, мисс, — грустно пояснил Барни. — Сгорела от лихорадки, когда Моргану было восемь.
У Серенити сжалось сердце. Она представила себе, как горько пришлось двум бедным сиротам без родительской ласки, без поддержки и заботы. Сама она до сих пор скорбела о безвременной кончине матери, чья смерть девять лет назад стала величайшей трагедией в ее жизни.
Но как же это должно быть ужасно — потерять и мать, и отца!
— Бедный Морган.
— То-то и оно. — Барни печально кивнул. — Тяжело ему было, капитану, не знать, что сталось с сестрой. И жива ли она.
— Но разве у них не было родственников, которые взяли бы их к себе?
Барни покачал головой:
— Их родитель был английским лордом. Титул свой он потерял и отправился прямиком в Америку, чтобы там встать на ноги. А вся родня осталась в Англии. Подлая душа Уинстон поклялся джентльмену, что, коли с ним приключится неладное, он отправит Моргана и Пенелопу в Англию.
— И не выполнил клятву.
— Верно, барышня. — Взгляд его потемнел. — Я был рядом с Морганом, когда тот дознался, что родитель его не погиб в катастрофе, как врал Уинстон. Старый ублю… — Он снова смущенно прокашлялся. — Уинстон его убил.
У Серенити глаза на лоб полезли. Отец Моргана был убит?
— Но почему он это сделал?
— Жадный был до денег. Хотел заграбастать себе всю судоходную компанию целиком. Ведь папаша Моргана был против работорговли. И когда они в который уж раз заспорили про это, Уинстон его прирезал.
Серенити всплеснула руками:
— Какое чудовище! Но что же сделал Морган, когда узнал об этом?
— Поклялся, что вырвет у него из груди его поганое сердце.
Серенити глубоко вздохнула. Ей были понятны чувства Дрейка. Да если бы кто-то посмел обидеть ее отца, она… Она задушила бы негодяя своими руками!
— И он это сделал?
Барни провел ладонью по голове птицы.
— Ох, барышня, жизнь любит ставить препоны как раз на тех тропках, по которым нам так нужно пройти.
Морган три года тянул лямку на британском флоте, прежде чем исхитрился сбежать. И тогда только взялся за поиски Уинстона и сестры.
Серенити наклонилась ближе к старику. Морган удрал с британского военного корабля? Это роднило его с героем ее рассказа.
— Но как ему это удалось?
Барни опасливо оглянулся на дверь и понизил голос:
— Очень просто. Как-то ночью, когда корабль стоял на якоре у Ямайки, он прыгнул за борт и вплавь добрался до берега.
О-о-о, именно так поступил бы и ее герой! До чего же волнующая история!
— И куда он направился оттуда? Старик пожал плечами:
— Почем я знаю? Он и меня с собой звал, но я струсил. Ведь, если б нас застукали, болтаться бы нам обоим на рее. Так что он один сбежал. И мы не видались с ним после этого шесть… Нет, семь годков. Он успел стать капитаном и разорял и топил корабли Уинстона один за другим. Сказал, мол, бьет мерзавца по самому его больному месту — по карману. — И Барни злорадно усмехнулся. — А коли ни одна из посудин Уинстона ему не попадалась, он гонялся за британцами.
— Но что же насчет Пенелопы? Плечи Барни поникли.
— Много воды утекло, прежде чем он сумел ее сыскать.
Серенити без труда догадалась о дальнейшем.
— Уинстон продал ее в бордель?
Барни выпрямил спину и метнул на нее негодующий взгляд.
— Барышне из приличного дома негоже знать такие слова!
Серенити смущенно потупилась:
— Простите. Так, с языка сорвалось. Сердито покачав головой, старик продолжил:
— Представляете, барышня, каково это было для Моргана? Меня не было с ним рядом, когда нашел он наконец бедняжку Пенелопу, которую всегда так любил! Может, оно и к лучшему, что мерзавец Уинстон не попался тогда ему на пути. Морган бы его придушил голыми руками! И разве можно его за это осудить? Да такого негодяя следовало бы привязать к лошадиному стремени и пустить лошадь вскачь!
— А где он был, этот Уинстон?
— Каролинских бобов, Каролинских бобов! — проскрипела птица.
— Тише ты, — ласково сказал ей Барни. — Я тебя покормлю, только чуток попозже. — Он поудобнее усадил любимицу на плече. — Уинстон прознал, что Морган его разыскивает, и дал деру. Никому не было известно, где он прячется. Так что Морган забрал сестру и отправил ее на остров, где за ней присматривали. Там-то она и померла.
— А Уинстон?
— Морган его настиг через год после ее смерти. Он уже успел к тому времени разорить мерзавца и чуть было его не прикончил.
— Но тому удалось ускользнуть? — с замирающим сердцем спросила Серенити.
— Понимаете, мисс, Морган в последнюю минуту сообразил, что лучше оставить этого ублю… Прошу прощения, этого мерзавца на растерзание его кредиторам. Но стоило ему повернуться к Уинстону спиной, как тот на него бросился. Капитан, тот успел себя защитить и после взял над ним верх. Ухлопал этого злодея.
Они умолкли. Каждый погрузился в свои мысли. Тишину нарушали лишь рев ветра, шум волн и скрип корабельных снастей. Снова блеснула молния, и Пести опять потребовала каролинских бобов.
Серенити взглянула на потолок. Интересно, где сейчас Морган? Какая у него, оказывается, трагическая судьба! Он остался совсем один на белом свете. Как несправедливо, что у человека таких редких достоинств — смелого, честного, мужественного — нет близких, нет никого, кто любил бы его беззаветно и преданно, как он того заслуживает!
Но тут у нее мелькнула мысль: да полноте, а способен ли он после стольких потерь сам полюбить хоть кого-нибудь, оценить доброе, к себе отношение, привязанность, страсть?
Джейк и Морган плечом к плечу стояли у руля, стараясь вопреки шторму не сбиться с курса. Но разумеется, это было невозможно — небо заволокли тучи, и ориентироваться по звездам они не могли. К тому же корабль швыряло из стороны в сторону, как щепку.
— Шел бы ты вниз да отдохнул бы! — крикнул Джейк. — Я отстою первую вахту.
— Нет уж, я пока еще капитан и первую вахту никому не уступлю.
Джейк понимающе рассмеялся:
— Ясно! Команда, видно, не слишком в тебе нуждается, если ты готов тут торчать, рискуя свалиться с ног от усталости и очутиться за бортом. Спорить не стану. Но ведь вдобавок ты не желаешь оставлять меня одного, без присмотра. Иначе мало ли какие мысли придут мне в голову. Касательно твоей гостьи.
Несмотря на серьезность ситуации, в которой они находились, Морган не мог сдержать усмешку.
— Ладно, оставайся, коли уж так хочешь. Я тебя сменю через час.
— Не забудь захватить с собой бутылку рому, — напутствовал его Джейк.
Кивнув, Морган поспешил к лесенке, что вела вниз. В ушах его не смолкал рев волн, к тому же он продрог до костей под холодным ветром. Еле живой от усталости, он открыл дверь своей каюты.
Серенити вскинула голову и едва не вскрикнула от неожиданности: в дверях показался Морган. Но в каком виде! С его мокрых волос стекала вода, одежда прилипла к телу. Сжав зубы, он неуверенно добрел до середины комнаты. Его бил озноб.
Она спрыгнула с кровати и заботливо укутала его теплым покрывалом.
— Вы уж о нем тут позаботьтесь, барышня! — сказал Барни, проворно поднимаясь на ноги. — А я пока сбегаю за едой и элем.
— Господи, капитан! — с тревогой произнесла Сере-нити. — У вас такой вид, будто вы сражались с самим Посейдоном!
Морган ничего на это не ответил. Она помогла ему добраться до стула, с которого только что встал Барни.
— Не пытайтесь говорить, отдохните, — улыбнулась она и, подойдя к сундуку, подняла крышку. — Сейчас я достану вам сухое платье. Вы переоденетесь и сразу почувствуете себя лучше.
Она быстро вытащила из сундука рубаху, панталоны и камзол и поспешила к нему. Морган вытирал волосы краем покрывала.
— Я и в самом деле чувствую себя так, будто выдержал битву с Посейдоном, — хрипло проговорил он с вымученной улыбкой.
Косица его расплелась, и влажные волосы окружили голову ореолом кудрей. Это сделало его похожим на очаровательного ребенка. Сходство было бы полным, если бы не суровые складки у губ, выдававшие человека, всякого на своем веку повидавшего и изведавшего множество лишений.
— Вам надо поскорее снять мокрую одежду, иначе вы подхватите простуду. — Она помогла ему стянуть камзол и осознала, что раздевает мужчину, лишь когда совместными усилиями они сняли с него рубаху.
Но не просто мужчину, а красавца, каких свет не видывал! Чьи развитые мускулы перекатывались под влажной смуглой кожей, как пушечные ядра. Мускулы, при виде которых ее бросило в жар. Серенити оцепенела, не в силах отвести от него глаз.
Морган потянулся за сухой рубахой, которую она держала в руках. И имел неосторожность взглянуть ей в лицо. Глаза ее горели желанием — в их глубинах поблескивали золотые и синие искры.
И тело его вмиг ожило, усталости как не бывало. Он вспомнил волшебный вкус ее поцелуя. Волнующий аромат ее дыхания. Словно наяву ощутил прикосновение ее ладоней к своей спине.
Позабыв обо всем на свете, он потянулся к ней.
— А вот и ужин подоспел! — весело выкрикнул появившийся в дверях Барни.
Серенити захлопала глазами. К щекам ее прилила кровь. Боже, ведь мгновение назад они чуть было не…
Неужто она была готова позволить полуголому мужчине поцеловать себя?
«Вот именно».
А после, после допустить…
«Ну уж нет, — возразил внутренний голос. — Ты для этого чересчур рассудительна, слишком респектабельна».
Но так ли это на самом деле?
С отчаянно бьющимся сердцем она протянула Моргану сухое платье.
— Я пока выйду за дверь.
Морган, едва удерживаясь от ругательств, вскочил на ноги. Покрывало свалилось на пол.
— Знаешь, Барни, — прошипел он сквозь зубы, — я иногда по-настоящему жалею, что не оставил тебя на «Джимини Блай».
У Барни задрожал подбородок.
— Что я такого сделал, капитан?
«Ты заявился сюда в самый неподходящий момент и помешал мне осуществить то, чего я так жаждал».
Протяжно вздохнув, Морган переоделся в сухие панталоны и камзол.
— Ничего. Ровным счетом ничего. И я за это должен тебя благодарить. Вот так-то.
— За ужин, что ли?
«Нет, за то, что помешал мне совершить ошибку. Быть может, самую тяжкую из всех».
— Вот-вот, Барни. Спасибо тебе, что не дал мне умереть с голоду.
Барни озадаченно почесал макушку.
Покончив с переодеванием, Морган тотчас же отворил дверь. Серенити стояла у стены коридора, бледная, с поникшими плечами, и держалась рукой за штормовой поручень. Преодолевая неловкость, Морган подошел к ней, снял ее ладонь с поручня и легонько, дружески ее пожал:
— Все в порядке, Серенити. Худшее мы уже пережили. Шторм почти миновал.
— Вы уверены?
Он ободряюще улыбнулся:
— Двадцать лет, проведенных в море, научили меня разбираться в таких вещах.
Серенити кивнула и собралась было что-то сказать, но тут дверь каюты распахнулась и в коридор вышел Барни.
— Капитан, коли я вам больше не нужен, так мы с Пести возвратимся на камбуз.
— Каролинские бобы, каролинские бобы! — подхватила птица.
— Ступай, ступай, Барни, покорми свою красотку, — усмехнулся Морган.
Чтобы старик мог пройти мимо них, Морган вынужден был придвинуться так близко к Серенити, что она ощутила жар его тела, почувствовала его пламенное дыхание на своей щеке. Ей захотелось дотронуться до еще не просохших локонов, которые спускались ниже его мускулистых плеч.
Что это было за волнующее переживание — находиться в такой соблазнительной близости от него, чувствовать запах моря и бриза, который от него исходил!
«Поцелуй же меня», — мысленно взмолилась она, вспоминая нежность его губ, силу объятий…
Морган многозначительно откашлялся.
— Прошу прощения, мисс Джеймс, но ваши острые ноготки, того и гляди, прорвут кожу на моем предплечье.
Только теперь она обнаружила, что осмелилась не просто дотронуться до его бицепса, а стиснуть его изо всех сил.
Щеки ее вспыхнули, и пальцы тотчас же разжались.
— Простите. Я не хотела…
«Поцелуй меня, Морской Волк. Что же ты медлишь?» Ей хотелось выкрикнуть этот призыв, но во рту у нее так пересохло, что она при всем желании не могла бы вымолвить ни слова. Моргану не раз случалось ловить на себе манящие взгляды, но никогда прежде столь невинные, лучезарно чистые глаза не смотрели на него с таким восхищением, со столь откровенным желанием.
Ему бы ничего не стоило подхватить ее на руки и отнести в каюту. А там, в уединении, стянуть с нее платье Лорелеи и провести языком по всем изгибам ее стройного тела, пока вкус ее кожи не запечатлеется в его памяти навек.
Она целомудренна, невинна. И как бы ни велико было его желание обладать ею, он не похитит ее девственности. Ведь именно так обошлись когда-то с Пенелопой.
А что до его собственной чистоты, его веры в людей, в справедливость — все это было отнято британцами и Уинстоном.
Нет, он не поступит с ней так. Слишком хорошо ему известно, каково это, когда тебя используют. Не может он погубить человеческое существо ради удовлетворения собственной прихоти. А что до желаний… Их надо уметь подавлять. Он к этому привык. Свыкся с разочарованиями и утратами. И никогда не сможет позабыть их горький вкус. Еще одно неосуществленное чаяние, еще одна несбывшаяся надежда… Что ж, пусть займет свое место в череде тоскливых воспоминаний, коими полнится его душа.
Даже если ему, чтобы примириться с этим, потребуется не меньше бочки рома.
— А теперь, мисс Джеймс, я должен вас покинуть. Джейк уже, поди, заждался меня. Надо его сменить.
Серенити с беспокойством возразила:
— Но вы же не поужинали. Только переоделись в сухое! Морган лишь махнул рукой и уже на ходу буркнул сквозь зубы:
— Еще одно холодное купание мне совсем не помешало бы.
Серенити в полном одиночестве сидела в каюте. Морган был прав: худшее они пережили, шторм несколько стих, но все же корабль продолжало немилосердно качать. Снасти и доски палубы жалобно скрипели при каждом его столкновении с очередной волной. Она не знала в точности, сколько времени прошло с тех пор, как Морган вернулся на палубу. Небо за это время заметно потемнело.
Одиночество начало ее тяготить. Ах, если бы хоть кто-нибудь заглянул к ней, с кем можно было бы поговорить! Это пусть и ненадолго, но все же отвлекло бы ее от мрачных раздумий.
Тут в дверь негромко постучали.
— Войдите! — радостно отозвалась Серенити.
В дверях показался Морган. За ним по пятам следовал поваренок Корт. Мальчик поставил на стол блюдо, прикрытое крышкой, и с поклоном удалился.
— Капитан, что у вас за привычка всегда появляться передо мной вымокшим до нитки?
Он пробормотал что-то неразборчивое и, стягивая с себя мокрый камзол, извиняющимся тоном произнес:
— Кок не решился развести огонь, поэтому вам придется удовольствоваться холодным ужином.
Серенити так проголодалась, что с аппетитом съела бы даже кусок сапожной кожи. Поспешно сняв с блюда крышку, она увидела на тарелке нечто и впрямь походившее на подметку сапога. Во всяком случае, при взгляде на сухую пластину коричневого цвета никакое иное сравнение просто не пришло ей в голову. Хотя, если присмотреться…
— Прекрасно! — с деланной веселостью воскликнула она. — Древесная кора. Мое любимое блюдо.
Морган осуждающе хмыкнул:
— К вашему сведению, это сушеная говядина с луком. Попробуйте. .
Вынув из сундука сухую одежду, он вышел из каюты и через несколько минут вернулся с узлом влажного платья в руке.
— Можете повесить это вон там. — Она кивнула на веревку, которую незадолго до этого растянула между спинкой койки и подоконником. Моток тонкой прочной бечевки, найденный ею в сундуке, оказался весьма кстати. На веревке покачивалась сырая одежда Моргана, которую он с помощью Серенити снял с себя в прошлый визит.
Она была готова к тому, что он сделает ей замечание, не одобрив ее инициативу. Но он молча развесил одежду, которую принес, и задержал взгляд на веревке, тесно увешанной мокрым платьем.
Свои рубаху, жилет и панталоны он узнал сразу. Но кроме них здесь были и вещи Серенити.
В том числе такие, при взгляде на которые он всеми фибрами души вновь ощутил ее присутствие. Он живо себе представил те соблазнительные участки ее тела, которые еще так недавно были облачены в эти предметы туалета. Воображение рисовало ему картины одну соблазнительнее другой.
— Решили устроить небольшую стирку? — хрипло спросил он.
— Ну вы же сами меня предупредили, что на корабле пресную воду надо экономить. Вот я и решила воспользоваться тем, что недавний дождь доставил ее нам в изобилии.
Рука его невольно потянулась к ее нижней сорочке. Коснувшись нежной ткани, он невольно представил себе, что это ее кожа. Тело его немедленно на это отреагировало. Но он не мог себе позволить оставаться здесь, погружаясь в сладостные мечтания. Ему следовало подняться наверх, снова отдать себя во власть дождя и стихавшего шторма.
«Еще одна такая вылазка, и я покойник, — подумал он, содрогаясь. — Но, оставаясь здесь, с ней, я подвергаюсь не меньшей опасности. Рискую умереть от разрыва сердца, находясь в такой близости от нее, от всех этих дразнящих воображение вещиц, которые красуются на веревке посреди каюты».
Стиснув зубы, он повернулся спиной к бельевой веревке, но это ни от чего его не спасло: перед его восхищенным взором предстала Серенити с распущенными волосами, которые она зачесала назад, и они каштановой волной, которую отблески огня покрыли причудливым струящимся узором разноцветных искр, окутали ее узкие плечи.
Она неторопливо расставила на столе приборы, и Морган, следивший за ее движениями, поймал себя на мысли, как замечательно было бы всегда, всякий день видеть ее вот такой, сидеть с ней за одним столом, делить с ней радости и горе…
Она тем временем налила им обоим по кружке молока из жестяного кувшина. И не высказала никаких колкостей по поводу его выбора напитка. А ведь даже добряк Барни порой не мог удержаться от язвительных замечаний на этот счет.
Но нет. Он, похоже, поторопился с выводом, потому что в этот самый миг она спросила:
— А откуда на «Тритоне» взялось молоко? Морган, откашлявшись, придвинул ей стул.
— У нас на борту есть корова. Она сделала большие глаза:
— Не может быть!
— В это трудно поверить, и тем не менее я вам сказал чистую правду. Идея принадлежит коку. Он считает, что Корту, который еще продолжает расти, свежее молоко просто необходимо.
Серенити весело улыбнулась:
— И где же вы ее держите?
— Под палубой. Вместе с остальной живностью.
Она подняла кружку обеими руками и с наслаждением отпила из нее.
— Очень рада, что кок на этом настоял. Люблю свежее молоко. Отерев губы, она придвинула к себе тарелку.
Морган сел напротив нее и принялся наблюдать, как она, вооружившись ножом и вилкой, с немалыми усилиями отрезала маленький кусочек от ломтя сушеного мяса.
Запястье ее изогнулось с непередаваемой грацией, и вот уже вилка очутилась у губ, и кусочек был отправлен в рот. На мгновение перед ним мелькнули ровные белые зубы, и губы сомкнулись, легонько сжав зубцы вилки, которые она медленно извлекала, подталкивая кончиком языка, — он показался изо рта всего на миг, чтобы подобрать капельку соуса с нижней губы, и немедленно спрятался.
Никогда прежде Моргану не приходило в голову, что процесс принятия пищи может быть таким волнующим зрелищем. Но сейчас всякое ее движение, каждая улыбка были для него сродни утонченной пытке.
— Простите, боюсь, для вас это блюдо не вполне съедобно, — сказал он, только чтобы нарушить молчание.
— Да нет, что вы, мне нравится. Это гораздо вкуснее, чем мясные ежики, которые как-то раз приготовила мне Онор. Знаете, они напоминали настоящих ежей не только видом, но и вкусом. Кажется, я до сих пор… — Она поймала на себе его остановившийся взгляд и встревожено спросила: — Что-то не так?
«Если ты еще раз проведешь кончиком языка по губам, я за себя не ручаюсь…»
— Нет-нет, — сказал он вслух. — Просто я задумался. Извините.
— Быть может, я невольно вас чем-то обидела, капитан?
— Да нет, я же сказал, все в порядке, — хмуро буркнул он. Она растерянно захлопала глазами, и он почувствовал себя последним грубияном. — Простите. Вы же знаете, день у меня выдался не из легких.
Она с улыбкой кивнула. Это объяснение показалось ей убедительным.
— Послушайте, я тут подумала, что мне не следует оставаться в вашей каюте. Для любого человека, тем более для мужчины, его собственная территория так много значит, а вам и без того нелегко, как вы сами только что…
— Для мужчины много значит его что? — перебил он ее с коротким смешком.
Она пожала плечами:
— Территория. Разве я неясно выразилась? Мои отец и брат просто из себя выходят, если кто-то вторгается в их личные покои. Не сомневаюсь, вы точно так же относитесь к этой каюте, и с моей стороны было бы верхом бесцеремонности долго здесь торчать.
Морган нервно поерзал на стуле. Вот ведь сказала так сказала! Ей невдомек, что некий фрагмент его организма, реагируя на ее близость, мучительно восстал и уже довольно долго торчал, выпячиваясь красноречивым бугорком под плотной тканью панталон.
— И где же вы рассчитываете поместиться?
— В каком-нибудь из гамаков. Ведь у вас на корабле их немало, верно?
— А приходилось ли вам, мисс Джеймс, хоть раз спать в гамаке?
— По правде говоря, нет. Но я уверена, что привыкну.
— Спать в гамаке могут только мужчины, мисс Джеймс. Для женщины это неподходящее ложе, уверяю вас.
На Серенити эти слова подействовали, как красная тряпка на быка. Ей стало трудно дышать.
— Почему же это, капитан Дрейк, мы, женщины, даже и в этом не смеем тягаться с вами, мужчинами? Почему?
Лицо его было непроницаемо. Он явно не желал давать ей пояснений.
Ей живо вспомнился отец, при каждом удобном случае заявлявший: «Потому что я так сказал, и пока ты живешь в моем доме, изволь…»
— Неподходящее это ложе для женщин, — повторил Морган.
Она отложила вилку в сторону и смерила его уничижительным взглядом:
— Кто это сказал?
— Все так считают.
— Все? — повторила она, щурясь. — А вот я придерживаюсь иного мнения. Значит, уже не все, верно?
Лицо его приняло в точности такое выражение, какое она не раз подмечала у отца, когда тому казалось, что она не желает понять очевидного.
— И где только вы набрались таких идей? — помолчав, спросил он.
— Нигде, капитан Дрейк. Мои идеи родятся в моей собственной голове.
— Рад это слышать, — сопя, произнес он. — А то я уж было испугался, что подобные взгляды широко распространились среди дам из хорошего общества.
Серенити вскинула голову с видом оскорбленного достоинства.
— Вы отчасти правы в своих опасениях: я далеко не единственная из женщин, кто смотрит на вещи широко и непредвзято. Скажите, знакомы ли вы с трудами Мэри Астелл?
— Никогда о ней не слышал.
— А о леди Мэри Уортли Монтегю?
Это имя было ему знакомо. Да и кто из людей света не знал о ее деяниях?
— И что же насчет этой леди? Лицо ее просветлело.
— Вы наверняка осведомлены о ее взглядах на роль женщины в обществе. Она считает, и я с ней в этом полностью солидарна, что мы не какие-то глупые гусыни, у которых в жизни может быть только одно предназначение.
— Глупые кто?
— Гусыни, — терпеливо повторила она. — Мы, женщины, на многое способны, капитан Дрейк. И пример леди Мэри — яркое тому подтверждение.
— Вы, быть может, не в курсе, мисс Джеймс, — снисходительно проговорил он, — но этот мир создан мужчинами и для мужчин. Женщин надлежит защищать от его жестокости.
Серенити нервно вскочила на ноги и бросила на него убийственный взгляд:
— Я скажу вам, капитан Дрейк, от чего нас следует защитить в первую очередь! От идей, подобных тем, какие вы исповедуете. От мужчин, которые считают нас всего лишь милым дополнением к собственной жизни или объектом веселой охоты. — Подбоченившись и гордо выпятив подбородок, она продолжила: — Придет день, и женщины займут в обществе то место, на которое они давно вправе рассчитывать. И смею вас заверить, что место это — не детская и не кухня!
От души рассмеявшись, он несколько раз хлопнул в ладоши:
— Браво, мисс Джеймс. И долго вы репетировали эту речь?
От гнева у нее перед глазами заплясали красные мушки. Но Морган, не обращая на нее внимания, продолжал потешаться:
— Так кто же все-таки вложил этот вздор в вашу голову?
— Вы хотите сказать, что я не способна мыслить самостоятельно?! — Голос ее дрожал от гнева.
Хорошее воспитание наконец взяло верх над его веселостью, и он смущенно опустил глаза:
— Я совсем не это имел в виду. Но давайте смотреть правде в глаза: эти мятежные взгляды мало кто разделяет. И я уверен, что вы их откуда-то почерпнули. Весь вопрос только — откуда именно.
— Мятежные?
— Разумеется. Вы стоите передо мной, гордо подбоченясь, и пророчите, что весь общественный уклад, того и гляди, перевернется с ног на голову. Ведь слова ваши следует понимать именно так. Но, заметьте, привычный всем нам порядок вещей существует со времен сотворения мира. Женщины подчиняются мужчинам с того дня, как Господь дал Адаму жену Еву.
Серенити приблизилась к нему и пылко возразила:
— Надо ли вам напоминать, капитан Дрейк, что Бог создал Еву не из ступни Адама, чтобы он мог попирать ее, а из его ребра, потому что она должна была встать бок о бок с ним и быть равной ему!
Морган скрестил руки на груди и взглянул на нее с видом явного превосходства:
— Но почему тогда женщины, согласно замыслу Божьему, намного слабее мужчин? И духом, и телом. Отчего они лишаются чувств при виде крови, например?
О, как же ей хотелось стереть это высокомерное выражение с его лица! Он так гордился своим удачным аргументом в споре. Ничего, у нее есть что на это сказать!
— При виде крови, говорите? Уверяю вас, капитан, я знаю немало женщин, которые претерпевали адские муки по нескольку дней кряду, производя на свет детей! И ни одна из них не лишилась чувств. Покажите мне мужчину, способного вытерпеть такую пытку и при этом не визжать от боли и не призывать на помощь мамочку! Так знайте же, женщины переносят боль гораздо более стойко, чем мужчины. И хотя бы уже из-за одного этого могут претендовать на равное с ними положение в мире, в жизни, в обществе.
Он лишь рассмеялся в ответ.
Поистине, его самомнение не знает пределов. Откинув голову назад, он громко хохотал!
— Разве я сказала что-то смешное, капитан Дрейк?
— Нет, — спохватился он, и лицо его вмиг сделалось серьезным. Разве что кончики губ помимо его воли предательски поднимались кверху. — Вовсе нет.
Морган изо всех сил старался согнать улыбку с лица, но это ему плохо удавалось. Вид у нее был такой сердито-гордый, такой трогательно забавный… Эта странная девушка являла собой редкое сочетание амбициозности, раскрепощенности, наивной уверенности в своей правоте.
Он никогда еще не встречал женщины, которая умела бы так убедительно и красноречиво отстаивать собственные взгляды. Ведь и в самом деле, он знавал немало мужчин, из груди которых даже пустяковая рана способна была исторгнуть оглушительные вопли и призывы о помощи, адресованные мамочке.
— Вы привели достойный аргумент, мисс Джеймс, но сути дела это не меняет.
Серенити, подражая ему, сложила руки на груди и отвела взгляд.
Мужчины! Их никогда и ни в чем невозможно убедить. Они упрямы, как ослы.
И вдруг Морган очутился возле нее. Тыльной стороной ладони он коснулся ее подбородка и медленно приподнял его, так что взгляды их встретились. В его потемневших глазах горело желание.
Он провел подушечкой большого пальца по белоснежной коже ее шеи. Ощущение было таким, словно он коснулся прохладного гладкого атласа. Ай да Серенити! Ее безоглядной смелости, ее мужеству позавидовали бы многие мужчины. Ей наверняка пришлось снести немало насмешек тех, кому она отважилась вот так напрямик высказать такие мысли. Нет, поистине она достойна восхищения.
И он пообещал себе впредь никогда больше не смеяться над ее вздорными речами. Даже если она заявит, что придет день, и пост премьер-министра Англии займет женщина.
— Я не хотел бы враждовать с вами, мисс Джеймс, — пробурчал он, не сводя с нее глаз.
— Тогда чего же вы хотите? «Заняться с вами любовью».
Морган прикусил нижнюю губу, подавляя настойчивое желание произнести это вслух, чего он, разумеется, никогда не посмел бы. И чтобы разрядить возникшее между ними напряжение, обратился к менее опасной теме. К вопросу, который требовалось немедленно обсудить.
— Я просил бы вас позабыть о той статье, над которой вы начали работать. Оставьте мой экипаж в покое. У матросов, поверьте, есть прямые обязанности, которые они должны выполнять.
Она нахмурилась, в глазах промелькнула обида.
— Я что же, очень им мешаю?
— Представьте себе, да. У каждого есть обязанности. Я командую всеми матросами, Барни стоит у руля, остальные тоже заняты кто чем, а ваше дело — держаться от ребят подальше.
Она отвела его руку от своего лица.
— Вот уж не думала, что за такое недолгое время успею так сильно намозолить вам всем глаза.
Он тряхнул головой и проникновенно произнес:
— Это ведь не игрушки, Серенити. Вам следует…
— Заняться вышиванием, стиркой, чтением стихов.
— Верно.
Если бы взгляды могли убивать, Морган наверняка в тот же миг лежал бы распростертый на полу.
— Будь по-вашему, — сердито прошипела она и подошла к веревке, на которой сушилась его и ее одежда. Стянув с веревки мокрый камзол, она накинула его на плечи Моргана. — И раз уж мое дело не высовывать отсюда носа, а ваше — управлять кораблем, предлагаю вам отправиться на мостик.
— Но…
— Никаких «но», капитан. Побойтесь Бога, ведь вы так надолго покинули свой пост! Мало ли что может случиться в ваше отсутствие? В палубу угодит молния, и «Тритон» загорится. Из глубин поднимется морское чудовище и всех нас проглотит вместе с кораблем. Или… Осмелюсь предположить, вес мужского самомнения окажется так велик, что доски палубы и корпуса треснут под этой тяжестью, и мы пойдем ко дну.
И не успел Морган опомниться, как обнаружил себя стоящим в коридоре у захлопнувшейся перед его носом двери собственной каюты.
И ведь она уже не в первый раз проделала с ним такое!
Еще через мгновение дверь распахнулась и Серенити сунула ему в руки тарелку, из которой он ел.
— И что бы ни случилось, не забудьте прикончить порцию древесной коры.
Дверь с треском захлопнулась.
— Серенити! — воскликнул он, постучав по двери кулаком. — Откройте!
— Идите к черту, капитан Дрейк! Уж не ослышался ли он?
— Разве такие выражения приличествуют леди? Дверь снова отворилась, и Серенити предстала перед ним с раздувающимися от гнева ноздрями. Сощурившись, она выпалила:
— Может, вам это больше понравится: идите к дьяволу! И сгиньте в преисподней!
И не успел он и глазом моргнуть, как она снова укрылась за дверью.
— Серенити!
— О-о-ох, простите меня, капитан, — захныкала она, дразнясь, — но мне самой не под силу отпереть эту тяжелую рассохшуюся дверь. Так ведь недолго и пальчик занозить. Вот ужас-то будет, а? Если бы только мне пришел на помощь сильный и бесстрашный мужчина. Ведь я такая слабая, беззащитная! — И сквозь плотную дверь до него донесся ее мелодраматический полувздох-полувсхлип.
Он решил про себя, что это очень даже хорошо, что она на сей раз не открыла ему дверь. Потому что, стоя в коридоре с мокрым камзолом на плече и тарелкой в руках, с беспощадно попранным эго, он ощутил в себе настойчивое желание задушить ее.
Но рано или поздно она покинет каюту, и тогда…
Глава 8
Серенити, дрожа от ярости, обвела глазами помещение.
— Ладно же, Морган Дрейк! Если вы полагаете, что женщина должна знать свое место, я вам покажу, на что способна такая женщина!
И не долго думая она приступила к осуществлению пришедшей ей в голову идеи.
Что бы там ни говорил о себе Морган, Серенити не сомневалась: он дорожит собственной территорией не меньше, чем все остальные мужчины. И ему точно так же, как и им, придется не по душе, если она внесет в убранство этого святилища кое-какие изменения, ориентируясь при этом на личный вкус.
Так, значит, она должна и мыслить, и держать себя как пустоголовая мисс, у которой на уме одни только узоры для вышивок и модные наряды? Ладно же, пусть тогда его мужской рай примет облик, какой желала бы ему придать любая из подобных дурочек.
Под койкой она обнаружила походный сундук, а в нем — два огромных куска парусины. Разумеется, будь на то ее воля, она смастерила бы занавески из куда более благородной ткани, но на худой конец сгодится и это.
Выудив из сундука, где он хранил одежду, моток ниток, иглу и ножницы, она разостлала парусину на столе.
Даже если ей придется всю ночь провести за шитьем, она ему покажет, на что бывают способны жеманные мисс.
Морган расхаживал по палубе, заложив руки за спину. Лицо его было чернее тучи. Дождь почти прекратился, лишь изредка с неба срывались тяжелые капли.
— Ну и вид у тебя, Морган, — усмехнулся Джейк, когда капитан взошел на мостик. — Я-то уж подумал, ты отправился на боковую.
— Ах, до того ли мне? — проворчал Дрейк. Джейк понимающе хохотнул:
— Женщины! До чего ж они любят выводить нас из себя! Что она тебе сделала на сей раз?
Морган раздраженно бросил мокрый камзол на поручни.
— Она мне изложила некоторые свои взгляды. Знал бы ты, чем забита ее голова!
Джейк, убрав одну руку с руля, почесал затылок.
— Могу себе представить. Чересчур бойкая особа, как я погляжу. Верно?
Моргана так обрадовало это непритворное сочувствие, что он счел возможным пожаловаться:
— Она считает, что женщины должны иметь те же права, что и мужчины!
Джейк кивнул, нисколько не удивившись.
— Говорю же тебе, Морган, затащи ее в кровать. Это ей пойдет только на пользу. Глядишь, дури в голове поубавится.
Морган сокрушенно вздохнул:
— Если бы все было так просто…
— От кого я это слышу, интересно знать? Не ты ли однажды целую неделю развлекался с тремя шлюхами и до того их измотал, что бедняги едва не окочурились от истощения?
— Это совсем другое, Джейк.
— Нет, это все об одном и том же, — упрямо возразил тот.
— Да? Но почему тогда ты в последние три года не приударил ни за одной смазливой девчонкой? А ведь прежде так гордился, что перед тобой не устоит самая добродетельная из матрон. Что ж ты не бегаешь в бордель вместе с моими ребятами?
— Да не могу я. Не могу.
— Отчего же? — Морган изогнул бровь. — Прежде у тебя было больше женщин, чем недоеденных кусков в котомке портового нищего. Откуда вдруг такая скромность?
— Да ведь если что, Лорелея отрежет мне мою головушку. Причем не ту, что на плечах. Другую.
— Ага! — с торжеством воскликнул Морган. — Ты, выходит, ее боишься. Женщину!
Щеки Джейка побагровели от гнева.
— Никого я не боюсь! — Опустив глаза, он прибавил: — Просто не нужны мне другие женщины. Ни одна из них.
— Вот видишь! Выходит, не все так просто. Джейк со смехом покачал головой:
— Вечно-то тебе удается меня переспорить. Морган стиснул зубы. Ведь в недавнем их споре с Серенити победа от него ускользнула.
Помолчав, Джейк осторожно заметил:
— Не понимаю только, при чем здесь она? Почему ты считаешь эту мисс Джеймс какой-то особенной?
Морган не желал говорить на эту тему, потому что на сей раз доказать что-либо Джейку было бы непросто. Он знал в душе, что Серенити и впрямь необыкновенная, и ему было этого довольно.
— Иди-ка отдохни, — предложил он приятелю. — Я постою у руля.
Джейк согласно кивнул и убрал руки со штурвала.
— Мне вроде удалось выправить наш курс. Вот с парусами у нас не очень-то ладно.
— С парусами?
Джейк указал на грот-мачту:
— Хотя мы их и вовремя убрали, все ж потеряли топсель, да и фок-топсель заодно. Дело подождет до утра, но заменить их придется.
— Скажу Лу и Киту, чтобы занялись этим, — кивнул Морган.
«В том случае, если Серенити милостиво разрешит мне войти в каюту за парусиной».
— Доброй ночи, Дрейк.
«Если только эту ночь можно назвать доброй», — мрачно подумал Морган.
Время еле ползло. Стоя в одиночестве у руля, он старался не думать о женщине, которая находилась внизу, в его каюте.
Чтобы отвлечься от мыслей о ней, он поднял голову и присмотрелся к парусам, белевшим в ночном небе. Судьба на сей раз обошлась с «Тритоном» милостиво: недоставало всего двух. У него в каюте есть немного парусины — как раз должно хватить на новые. Он собирался пополнить запасы необходимых материалов в Саванне, но неожиданное появление Джейка с Серенити на руках помешало этому.
Вздохнув, он вспомнил еще об одном деле — надо было сойти вниз и проверить, в порядке ли штормовой трап. Не так давно его повредило штормом, и они лишились значительной части припасов.
Но тут думы его все же обратились к куда более волнующему предмету — он представил себе, как Серенити уступает его настойчивым желаниям…
Незадолго до рассвета матросы один за другим стали подниматься на главную палубу. Сонные и усталые, они зевали и потягивались на ходу. Лу проворно взобрался на мачту и устроился в «вороньем гнезде», остальные отправились на корму, чтобы стоя помочиться прямо в море.
— Капитан! — крикнул Лу. — Слева по корме шлюп! Морган приставил ладонь козырьком к глазам и не без труда рассмотрел вдалеке темную точку.
— По какому курсу идет?
— Прямо на нас, капитан.
— Можешь разглядеть, что у них за флаг?
Лу уставился в подзорную трубу и через мгновение уверенно ответил:
— Вижу звезды и полосы, капитан.
Морган облегченно вздохнул. Хорошо, что не «Юнион Джек» и не «Веселый Роджер». С капитаном и командой американского корабля у него не должно возникнуть недоразумений. Но прежде всего надо их предупредить, что «Тритон» не представляет для них угрозы, что команда его — не пираты и не каперы, которые могли бы позариться на их груз.
Краем глаза заметив поднявшегося на мостик Барни, он приказал:
— К штурвалу, мистер Питкерн.
— Есть, капитан.
Морган поспешил вниз, в каюту.
Он нажал на ручку, и — о удача! — дверь отворилась. В надежде, что Серенити еще спит, он на цыпочках вошел внутрь. Счастье не изменило ему и на этот раз: она лежала на его койке, свернувшись калачиком, как ребенок. Грудь ее плавно вздымалась и опускалась.
Она даже не потрудилась снять платье, и шелк в белую и розовую полоску сильно помялся. Взгляд Моргана приковали две очаровательные маленькие ножки, выглядывавшие из-под смятого подола. Что за изящные нежные пальчики, размером и формой походившие на молодые бобы… А ведь прежде он никогда не обращал внимания на женские ступни.
Растроганно вздохнув, он только теперь заметил, что в комнате что-то переменилось. Свет. Здесь стало меньше света.
Он перевел взгляд на окно. Его украшали новые длинные шторы.
Глаза Моргана едва не вылезли из орбит.
Нет! Неужто Серенити…
О да! Она оказалась способна на такое!
Бросившись к погубленным парусам, он в ярости возопил:
— Какого черта вы наделали?!
Серенити, разбуженная посреди мирного сна, испуганно вскрикнула и со страхом обвела глазами комнату.
— А-а-а, — протянула она, успокаиваясь, — это вы. Слава Богу!
— Да, — подтвердил он. — Это я. Человек, который вас сейчас убьет!
В ответ на это заявление она с улыбкой изогнула бровь:
— Вы вознамерились лишить меня жизни?
Морган стиснул зубы. Что же она натворила, эта своевольная особа? Только этого недоставало! У него за кормой какой-то корабль, судя по флагу, дружественный, но можно ли этому флагу доверять? Его ведь могли выбросить пираты, да и любой другой враг с единственной целью — усыпить бдительность капитана и команды «Мести Тритона». Морган хорошо знал подобные уловки и почитал за правило в любом приближавшемся судне видеть врага и соответствующим образом готовиться к встрече с ним. Беспечность многим стоила головы.
— Знаете ли вы, мисс Джеймс, что парусина, которую вы самовольно превратили в занавески, предназначалась для починки парусов?!
Серенити с деланным недоумением захлопала глазами:
— Уж не хотите ли вы сказать, что у вас на борту только и было запасов парусины, что два этих жалких кусочка?
— Именно так. А теперь мы и их лишились по вашей милости.
— Вам меня не провести, капитан Дрейк! Я доподлинно знаю, что на парусниках всегда огромные запасы парусины. Целые кладовые в трюмах доверху ею забиты. Вы просто пытаетесь…
— До недавнего времени у нас были большие запасы, — нехотя кивнул Морган. — Но после шторма переборка в той части трюма, где они хранились, оказалась повреждена, и вся материя пришла в негодность. Неповрежденными остались только те два полотнища, что хранились в моем сундуке.
«Ничего себе!» — было написано на ее лице. Серенити стало не по себе. Она поняла, что слишком далеко зашла в стремлении поставить его на место.
В каюту, предварительно постучав костяшками пальцев по дверному косяку, заглянул Кит:
— Прошу прощения, капитан. Лу говорит, шлюп несется как оглашенный прямо на нас. Если мы не выбросим флаг, они, чего доброго, примут нас за пиратов.
Морган, сощурившись, смерил Серенити убийственным взглядом.
— Мы еще продолжим наш разговор.
Он подошел к столу, вынул из ящика ключ и сжал его в руке. Потом отыскал американский флаг в высоком сундуке, что стоял у самой двери, и сунул его под мышку.
В проеме он остановился и строго приказал Киту:
— Глаз с нее не спускай, понятно? Если она дотронется до какой-нибудь из моих вещей, швырни ее за борт!
Глаза у Кита округлились.
— Есть, капитан.
Морган выразительно взглянул на нее:
— Это не шутка, мисс Джеймс. Имейте в виду! Серенити с напускным равнодушием пожала плечами и отвернулась к окну.
— Чем это вы так рассердили нашего капитана, мисс? — полюбопытствовал Кит, как только за Морганом затворилась дверь.
Серенити поднялась с койки и большим пальцем указала на окно.
— Сшила занавески из двух последних полотнищ парусины.
Глаза Кита сделались еще больше. Казалось, они вот-вот вывалятся из орбит.
— Ничего себе! Как же вам такое в голову пришло, мисс?!
— Сама не знаю, — вздохнула Серенити. Мысленно коря себя за глупый поступок, она склонилась над свернутыми флагами, которые Морган в спешке оставил лежать на полу.
Их оказалось четыре — ирландский, французский, британский и испанский.
— Зачем они все капитану Дрейку? — спросила она, аккуратно сворачивая их.
Кит помог ей сложить флаги в сундук.
— Если на корабле дружественный флаг, то ему почти всегда удается пройти мимо других кораблей без всяких недоразумений.
— А если флаг на мачте недружественный? Кит поджал губы и нехотя ответил:
— Могут атаковать. И команда почти всегда сдается после нескольких выстрелов из пушек.
— Правда? — удивилась она. — А я думала, морские бои всегда бывают долгими и ожесточенными.
— Вовсе нет, мисс. Сражения на море — вещь очень опасная. Сколько раз нам доводилось подбирать в открытом море бедолаг с кораблей-победителей. Одно-два пушечных ядра в уязвимое место — и обе посудины идут ко дну.
— Но тогда какой смысл устраивать такие побоища? Кит пожал плечами:
— Бывает, иначе нельзя. Последнее средство, мисс. Особенно если… — Юноша неожиданно умолк и, судя по его виду, не испытывал желания продолжать начатый разговор.
— Ты сказал: «Особенно если…»! — с жадным любопытством воскликнула Серенити. — Что ты имел в виду?
Кит почесал затылок и, морщась, с большой неохотой пробормотал:
— Особенно если на мачте виднеется «Жоли Руж».
— Ты имеешь в виду «Веселый Роджер»?
— Нет, мэм. «Жоли Руж» или «Джолли ред» — это пиратский красный флаг смерти. Означает, что никого в живых они не оставят.
У Серенити пересохло во рту.
— И часто тебе случалось видеть этот «Жоли Руж»? — спросила она полушепотом.
Юноша отвел глаза, плечи его поникли. Он явно жалел, что коснулся этой темы. Но Серенити ждала ответа, и он не стал кривить душой.
— Гораздо чаще, чем хотелось бы, мисс Джеймс.
Морган готов был уже передать звездно-полосатый флаг свесившемуся с мачты Лу, но его остановил возглас Джейка:
— Это нас ни от чего не спасет, Дрейк.
Морган взглянул на него с опасливым недоумением.
Дрейк, привалившись к борту, кивнул в сторону судна, которое стремительно нагоняло их «Тритон», и протянул Моргану подзорную трубу.
— Это корабль Уэйворда Хауэрса. Это его «Королева смерти».
— Ты уверен? — недоверчиво спросил Морган.
— Да я даже с такого расстояния чую вонь его потрохов! И корабль его не спутаю ни с каким другим. Знаю его почти как свой, на котором я столько лет ходил по морям. И побьюсь об заклад, он уже догадался, с кем имеет дело. — Джейк поскреб пальцами подбородок и со значением прибавил: — Видишь, твое желание исполнилось. Ты должен благодарить судьбу, что «Тритону» не пришлось гоняться за этим ублюдком по Карибскому морю.
— Твоя правда, но я предпочел бы схватиться с ним на моих условиях, и чтобы у меня все паруса были целы! — Морган со вздохом поднял голову.
Меньше всего ему сейчас хотелось биться с Хауэрсом. В особенности оттого, что на борту его парусника находилась эта несносная, самонадеянная и чересчур любопытная гостья. Ввязываться в бой, когда на корабле женщина, — хуже этого просто ничего не придумать. Она в таком случае подверглась бы невероятному риску.
— Нам от него не уйти, — с досадой заключил он, кивнув на порванные паруса.
— Капитан! — крикнул Лу из «вороньего гнезда». — Они только что выбросили «Джолли ред».
Джейк выпятил губу.
— Узнаю старину Хауэрса. Это так на него похоже. Морган повернулся к мостику и приказал Барни, стоявшему у штурвала:
— Мистер Питкерн, бейте тревогу. Мы примем бой.
— А я пока возьмусь за штурвал, — предложил Джейк. — Но на твоем месте, Морган, я дал бы этому ублюдку знать, что Мародер жив здоров. Может, это остудило бы его пыл. Хауэрсу ведь дорога его паршивая жизнь.
Морган задумался над его словами.
Как поступит Хауэрс, обнаружив, что Мародер и Морской Волк — одно и то же лицо? Ведь за поимку Мародера британское правительство готово было заплатить вчетверо больше, чем за Морского Волка.
— Но если я это сделаю, ей станет известно, кто мы такие.
Джейк пожал плечами:
— Не думаю, что акулы, которым мы достанемся на обед, поперхнутся, узнав правду. А что сделает Хауэрс с твоей женщиной, если она попадет к нему в руки, это тебе и без меня известно. Не лучше ли тогда нам самим перерезать ей глотку, чтобы избавить от лишних мучений?
Джейк был прав. Хауэрс не станет церемониться с женщиной, которая, по его мнению, была подругой пирата.
Морган смотрел, как его матросы готовились к бою. Каждый занял предназначенное ему место. Все они были опытными моряками и испытанными воинами. У многих на суше оставались семьи. Взгляд его остановился на Барни. Морган вздохнул. Старый болтун, смешной и трогательный, которому он стольким обязан. И Серенити…
— Стань же Мародером, Дрейк! — не отступал Джейк. Несмотря на всю серьезность ситуации, Морган не удержался от смешка.
— Ну что ты все твердишь одно и то же? Прямо как старая кумушка.
Есть ли у него хоть какой-либо выбор? Похоже, нет. Ни черта подобного! Покоряясь судьбе, Морган предложил:
— Знаешь, давай-ка воскресим Черного Джека, а Мародер пускай покоится с миром.
Джейк расхохотался:
— Если ты помнишь, поговаривали, что Мародер прикончил Черного Джека.
— И во многом превзошел его, если мне не изменяет память, — на ходу бросил Морган, торопливо шагая к спуску с палубы.
Он в который уже раз за это утро открыл дверь собственной каюты. И замер у порога.
Его сундук, тот, где хранились флаги, стоял открытый.
А Серенити сидела на полу бледная и расстроенная, и на коленях у нее лежал как раз тот самый флаг, за которым он сюда явился.
Кит что-то говорил ей, но при виде капитана умолк на полуслове, готовый сквозь землю провалиться.
— Я ведь не знал, капитан, что он у вас до сих пор хранится, — оправдывался он. — Честно, не знал.
Серенити провела ладонью по полотнищу, на черном фоне которого была изображена старуха-смерть с косой в одной руке и пламенеющим сердцем — в другой.
— Не иначе как, — ледяным тоном обратилась она к Моргану, поднимаясь на ноги, — вам посчастливилось убить Мародера и вы оставили это себе на память?
Кривить душой не имело смысла. Изображение этого флага усилиями властей красовалось чуть ли не на каждом столбе по всей территории колоний, он принадлежал одному из самых кровожадных пиратов.
Мародер. В жестокости с ним мог сравниться разве что Черный Джек. Морган мечтал навек забыть о былых временах. Но подобное мало кому удается — рано или поздно прошлое начинает нас преследовать, а порой так просто мчится за нами вдогонку. И настигает, когда мы меньше всего этого ждем.
Даже не попытавшись что-либо объяснить, он взял у нее флаг и направился к двери.
— Что вы с ним собираетесь делать? — спросила она.
— Спасти наши шкуры. — И с этими словами он заторопился к лесенке, что вела на палубу.
Серенити стояла посреди каюты как громом пораженная. Пелена спала с ее глаз. Ее Морской Волк, оказывается, вовсе никакой не герой, не защитник слабых, не поборник справедливости, не честный капер.
Морган — пират! Хладнокровный, не оставляющий пленников в живых, беспощадный убийца и грабитель!
— Он и есть Мародер, — едва шевеля губами, пробормотала она, без сил опускаясь на койку. В глазах у нее потемнело. Она едва не лишилась чувств. Из тягостного полузабытья, длившегося всего несколько мгновений, ее вывел голос Кита.
— Верно, мэм, — признал юноша, бросаясь к койке, чтобы помешать ей, падая, удариться головой о переборку.
— Верно, — механически повторила она. — Он пират. — Глаза ее внезапно округлились. — Но ведь и ты тоже!
Кит смутился и густо покраснел.
— Это совсем не то, что вы думаете.
«Так я тебе и поверила! Хватит выдумок о благородном герое, теперь мне ясно, какой дурой я была, веря во все это. Я нахожусь на пиратском корабле, среди безжалостных убийц. А самый кровожадный из этих злодеев — их предводитель».
Сколько раз знакомые обсуждали при ней деяния Мародера, неизменно понижая голос, словно из опасения, что он может их услышать и, явившись как из-под земли, сурово с ними расквитаться.
— Капитан бросил это занятие много лет назад, — заверил ее Кит. — Я даже не знал, что у него флаг сохранился.
— По-твоему, это может служить мне утешением?
— Но вы не хотите понять, мисс…
Серенити, не желая больше слушать его оправдания, решила подняться на палубу и переговорить с самим Морганом.
Пусть он все ей объяснит. И сознается, что он на самом деле не кто иной, как Мародер.
Но неужто ее Морской Волк — убийца? Разве возможно, чтобы безупречный во всех отношениях герой совершал такие злодеяния?
У выхода на палубу она остановилась. Матросы явно готовились к бою. Пушки были подтащены к борту, и у каждой из них стояло по три канонира. На реях разместились стрелки с мушкетами в руках. Все замерли и словно бы даже дышать перестали. Единственным движущимся предметом был пиратский флаг, который медленно скользил вверх по мачте.
Вдруг с кормы раздался громкий хохот.
— Морган! — крикнул Джейк. — Скорей сюда! Ты только посмотри на его рожу!
Серенити заметила, как Джейк передал Моргану подзорную трубу. Все еще посмеиваясь, он изрек:
— Только раз в жизни видал я такую бледную физиономию. Это когда бедняге Роберту Доррану один лекарь на Ямайке собрался ампутировать его рожок.
Краска бросилась в лицо Серенити. Что за язык у этого грубияна Джейка Дадли! Хотя… Чего еще можно ждать от пирата?
Морган не ответил. Он смотрел сквозь подзорную трубу на вражеский корабль.
Внезапно Джейк заметил ее. Улыбка тотчас же сбежала с его лица. Он тронул Моргана за плечо.
Морган опустил подзорную трубу и обернулся к ней. Во взгляде его читалось нечто такое, чего нельзя было выразить словами. Серенити, оцепенев, смотрела, как он идет по палубе, приближаясь к ней.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он. — Это ясно без слов.
Серенити гордо выпрямила спину.
— Да неужто?
— Вы осуждаете меня, ничего толком обо мне не зная.
— И что же мне, по-вашему, следует узнать?
Лицо его словно окаменело. Это было похоже на допрос с пристрастием. Он никому еще не давал отчета в своих действиях.
— Прежде всего следующее: на нас собирается напасть Уэйворд Хауэрс. Мы дали ему знать, кто я такой, но его это, похоже, не остановит, он…
Пушечный залп прервал его на полуслове.
— Берегись! — крикнул Джейк.
Морган обхватил Серенити за плечи и силой заставил пригнуться.
Через мгновение пушечное ядро обрушилось в воду у самого борта корабля. Гигантская волна качнула «Тритона», и соленые потоки окатили палубу.
— Всем оставаться на местах! — азартно выкрикнул Морган.
Серенити, едва живая от страха, не верила своим глазам. Господи, ему, как видно, все это по душе. Он оказался в родной стихии. На щеках Моргана горел румянец возбуждения, ноздри его раздувались.
Да ведь он просто умалишенный. Безумец!
— Хауэрс решил во что бы то ни стало заполучить меня, — с кровожадной улыбкой заявил Морган, отбрасывая со лба мокрые пряди волос. — Но мы еще посмотрим, кому достанется победная песнь.
Боже, какая беспечная удаль!
— Сейчас мы ему ответим! — с задором воскликнул он. — Эй, целься, ребята! Трофеи поделим между теми, кто не спасует в бою!
Серенити, будучи не робкого десятка, все же не могла понять его.
— Неужели такое может нравиться?
— Я этим живу, — с восторженной улыбкой отвечал Морган. — Упоение боем — это ни с чем не сравнимое чувство.
— А мне, похоже, сейчас сделается дурно, — пробормотала Серенити, прижав ладонь к груди.
Морган помог ей подняться на ноги.
— Вам лучше спуститься вниз.
— А если они потопят корабль? — забеспокоилась она. Ей стало жутко при мысли, что она очутится в трюме тонущего корабля, лишенная возможности спастись в одной из шлюпок.
— Но здесь куда опасней! — возразил он. — Что, если вас ранят из мушкета? Да и пушечное ядро — вещь пренеприятная.
— Не верю ни одному вашему слову. — Серенити покачала головой. Да и как можно ему доверять — человеку, окруженному чудовищным ореолом лжи? — Кит мне говорил, что степень риска примерно одинакова.
Морган, вспомнив, как его прежний корабль, «Розанну», буквально разорвало пополам во время незначительной стычки с британским парусником, вынужден был с ней согласиться.
— Ну, в таком случае укройтесь вон за той грудой бочонков и носа из-за нее не высовывайте.
— Покажите, как туда пробраться.
Морган обошел нагромождение из нескольких десятков бочонков и указал ей на небольшую нишу позади него.
— Вот здесь и оставайтесь. — Он ободряюще сжал ее локоть. — Не беспокойтесь. Все обойдется.
Она презрительно фыркнула, что было совсем не к лицу благовоспитанной леди.
— Ничего себе! Какой-то безумец чуть не погубил нас вместе со всей командой и кораблем, а Мародер уверяет, что волноваться не о чем. — Она подняла на него глаза и с вызовом спросила: — Подскажите мне, капитан пиратов, в какой момент я с чистой совестью могу начать тревожиться. Когда увижу у своего лица белки глаз тех, кто напал на «Тритона»? Или когда меня окружат акулы?
Морган не мог сдержать улыбки.
— Когда вас возьмут в кольцо акулы, это будет достаточным поводом для волнения.
— Вот это мне в вас особенно нравится: вы умеете, если это необходимо, успокоить и ободрить.
Морган задержал на ней взгляд. Отважная маленькая мисс. И виду не подает, как ей тоскливо и жутко. Она, безусловно, нуждалась в его защите, и ему хотелось бы остаться с ней, но команда ждала его приказаний.
А враг готовился к новой атаке.
И Морган нехотя покинул ее.
Серенити проводила его глазами. Вот он пересек палубу, отдавая матросам распоряжения, словно полководец своему войску. Внезапно раздавшийся пушечный залп оглушил ее. Она закрыла ладонями уши, всерьез опасаясь, что от этого грохота у нее лопнут барабанные перепонки. По палубе прокатилось облако серного дыма. У Серенити от едкого запаха запершило в горле, на глаза навернулись слезы.
— Боже, куда я попала? — всхлипнула она и мстительно прибавила: — Радуйся, Серенити Джеймс, вот оно, приключение, о котором ты столько лет мечтала. — И в этот миг ее унылая жизнь, по большей части проходившая за письменным столом в отцовской типографии, представилась ей просто раем. О, чего бы только она не отдала, чтобы вернуться туда, чтобы все, случившееся с ней той злосчастной ночью, когда она в мужском платье выбежала на крыльцо отцовского дома, оказалось всего лишь кошмарным сном!
Она со страхом и недоумением смотрела на Моргана, который носился по палубе как ураган, подбадривая канониров, отдавая команды, перебрасываясь короткими фразами с Джейком и Барни. Он наслаждался атмосферой битвы, опасность его пьянила.
Вдруг над самой ее головой просвистело пушечное ядро. Повредив одну из мачт, оно упало в воду за бортом. Серенити втянула голову в плечи, глядя, как на палубу обрушился град острых щепок. Одна из них угодила в Моргана. Но он лишь небрежно отер кровь со лба и как ни в чем не бывало продолжал отдавать приказы команде.
Серенити сидела за грудой бочек ни жива ни мертва. Страх буквально парализовал ее. Время тянулось медленно, мгновения казались годами.
А битва все не кончалась. Грохот пушек становился все неистовее, серные пары разъедали ей горло и легкие.
Но вдруг команда «Тритона» издала оглушительный крик радости, который на миг перекрыл даже звуки пушечной пальбы.
— Будут знать, как ходить под «Джолли ред»! — раздался совсем неподалеку от нее торжествующий голос Барни. — Ох, и надрали же мы им задницы!
Серенити осторожно выглянула из своего укрытия. Первое, что бросилось ей в глаза, было сияющее от счастья лицо Моргана. Она перевела взгляд на вражеский шлюп. Тот являл собой жалкое зрелище: в борту его зияла пробоина, все мачты были сломаны, и судно частично погрузилось в воду.
Значит, капитану пиратов и его команде удалось взять верх над преследователями. Они обезвредили корабль ^противника, тогда как их «Тритон» получил в бою лишь незначительные повреждения.
Серенити снова обратила взгляд на Моргана и помимо воли ощутила вдруг такую нежность к нему, что у нее защемило сердце. Он стоял у борта, отдавая распоряжения Киту и Джейку. Его растрепавшимися волосами играл ветер. Вот он указал острием меча на «Королеву смерти».
И повернулся к ней.
Она смотрела на него не мигая. До чего же он был красив в этот миг! Красив и грозен. Нет, он больше не был пиратом ее мечты, великодушным защитником слабых, благородным и бескомпромиссным героем. Перед ней стоял живой, реальный человек со своими заблуждениями, ошибками, со старомодными взглядами, столь разительно отличавшимися от ее собственных. Человек, наделенный большой властью. И очень опасный.
Он подошел к ней. Во рту у нее пересохло. От пережитого кружилась голова. Она с трудом заставила себя подняться на ноги.
— Рад, что вы остались живы, мисс Джеймс.
Серенити с нервным смешком ответила:
— У меня было куда больше шансов остаться в живых, чем у вас. — С этими словами она дотронулась до раны на его лбу. Кожа у него была прохладной, но из глубокого пореза продолжала струиться теплая кровь.
Морган сглотнул. Ее робкое прикосновение пробудило у него в душе чувства, которые сам он тщетно старался подавить. И теперь они властно заявили о себе. Он желал немедленно, теперь же получить от нее то, о чем не смел просить. Он жаждал обладать ею. Сейчас, сию же минуту. Победив опасного противника, он хотел одержать еще одну победу — куда более значительную.
Не дав ей опомниться, он притянул ее к своей груди и приник к ее губам долгим, страстным поцелуем. Сере-нити уступила его натиску. Она раскрыла губы, ответив на его неистовый порыв, упиваясь этой смелой лаской и щедро даря наслаждение ему.
Морган ощутил на губах вкус и аромат меда. Невинности и страсти. В этот миг он решил, что вопреки всему он ею овладеет. Она будет принадлежать ему.
Глава 9
— Хауэрс мертв!
Услышав ликующий крик Джейка, Морган отстранился от нее и недоверчиво спросил:
— Что?! Мертв? Ты уверен?
Джейк молча кивнул в сторону шлюпа. Несколько человек из команды подняли мертвое тело капитана над бортом, чтобы противники могли убедиться: тот, кто их преследовал, больше не представляет для них никакой угрозы.
— Не иначе, как его задело ядром. Или мушкетная пуля положила конец его нечестивой жизни, — заключил Морган. Он оставил Серенити и перегнулся через борт, вглядываясь в очертания тела, которое матросы со шлюпа все так же держали на вытянутых руках. Дрейку с трудом верилось, что он избавил мир от одного из самых жутких демонов, когда-либо осквернявших своим дыханием небеса.
Джейк стремительно подбежал к ним и смерил Сере-нити недружелюбным взглядом.
— Полагаю, ты мне не позволишь перерезать ей горло? — Он зловеще усмехнулся.
Морган оглянулся на нее через плечо и без тени улыбки заверил приятеля:
— Не беспокойся. Эту историю Серенити похоронит в самом дальнем уголке памяти.
— Как ты можешь за нее ручаться? А-а-а, понятно: ты сам решил ее обезвредить. Собрался, поди, отрезать ей язык и отрубить руки?
— Да нет, без этого, пожалуй, можно обойтись. У меня есть идея получше.
Серенити не смела дохнуть. Ее до смерти напугали не только слова Моргана, но также и тон, каким они были произнесены. А вдобавок еще и Джейк высказал столь кровожадное намерение в отношении ее горла. Она инстинктивно прижала ладонь к шее.
Способен ли Морган ее убить?
Покосившись на него, она и вовсе поникла духом. Холодно-отстраненное выражение, которое приняло в этот миг его красивое лицо, стало красноречивым подтверждением ее худших опасений. Уж лучше пройти по доске и упасть в море, кишащее акулами, чем остаться с ним наедине!
— Джейк, ты встанешь у руля «Королевы смерти», а «Тритон» пойдет следом. Держим курс на ближайший порт распорядился Морган. — «Тритон» нуждается в починке. А что делать с «Королевой», решим на месте.
Джейк хищно осклабился, обнажив два ряда крепких белоснежных зубов.
— Это как раз то, что мне нужно: славный пиратский корабль с командой, состоящей из опытных морских разбойников!
— Джейк, — с досадой произнес Морган, — не забывай, Черный Джек пал в поединке с Мародером. Кого ни спроси, всякий скажет тебе, что он давно уже покоится на дне морском.
Джейк ухмыльнулся:
— Тебе бы только мешать другим радоваться жизни.
— Послушай, это ведь не шутки! Только представь себе, что будет, стоит хоть кому-то довести до британского или американского правительства, что ты жив и здоров! — Морган повернулся к Барни и отрывисто приказал: — Готовьте корабль к отплытию, мистер Питкерн. Наши планы изменились: курс на остров Санта-Мария.
Отдав это распоряжение, он в упор посмотрел на Серенити, и сердце ее сжалось от страха. Она так надеялась, что он о ней забудет и ей удастся незаметно улизнуть в каюту.
— Нам надо поговорить.
— О чем? О способе, каким вы собираетесь убить меня? — Разумеется, этой дискуссии она предпочла бы избежать. Или по крайней мере отложить ее на… на несколько десятков лет.
Он не ответил.
— Честно говоря, я предпочла бы остаться здесь, на свежем воздухе… — Ей пришлось замолчать под его убийственным взглядом.
«Что ж, придется смириться с неизбежным», — подумала она. Но пусть только он попробует поднять на нее руку! Она заставит его пожалеть об этом. О, как горько он станет об этом сокрушаться!
Она сделает для этого все, что от нее зависит. Хотя, разумеется, эти мысленные угрозы — лишь пустая бравада. Ну что она может? Расцарапать ему лицо в кровь? Но для него это, судя по всему, не страшнее комариного укуса.
Морган прошел в каюту и оставил дверь открытой, чтобы она могла последовать за ним. Серенити старалась держаться невозмутимо, но это ей плохо удавалось: воображение рисовало картины одну ужаснее другой. Интересно все же, каким именно способом он решил расправиться с ней, чтобы заставить ее молчать?
Но вот дверь за ней захлопнулась. Путь назад был отрезан.
Он остановился у окна, у задернутых занавесок, которые она сшила накануне.
Проглотив комок в горле, она с деланным спокойствием спросила:
— Вы ведь уже не сердитесь на меня из-за этой злосчастной парусины, правда?
Взгляд, которым он ее окинул, способен был бы растопить айсберг.
— У меня столько куда более серьезных поводов злиться на вас, что… — Он не закончил фразы, выразительно махнув рукой, и стал задумчиво мерить шагами комнату.
Серенити на миг почудилось, что она уже умерла и ждет теперь, отворит ли ей святой Петр врата рая или велит отправляться в куда менее приятное место. Казалось, время остановилось. А он продолжал шагать, заложив руки за спину. Доски пола тихонько поскрипывали под его сапогами.
Окно было отворено, и легкий бриз колыхал тяжелые шторы. О, как она теперь жалела, что, не спросив позволения, извела на них последние драгоценные полотнища парусины!
Когда он в очередной раз повернулся к ней спиной, она придвинулась ближе к двери.
Кто знает, быть может, ей все же удастся улизнуть отсюда…
— Итак, мисс Джеймс, — наконец произнес он. Серенити при звуках его голоса едва не подскочила от ужаса. — Мне все же придется осуществить то, чего я прежде никогда еще не делал.
Серенити приготовилась к бегству.
— Насколько мне известно, капитан, на свете не существует злодейства, какого не совершил бы Мародер. Я слышала даже, что вы живьем поедали младенцев и малых детей.
Морган издал глухое рычание.
— Если вы не придержите язык, я прикажу коку зажарить вас на вертеле и подать экипажу на ужин. — С этими словами он сжал руки в кулаки и подошел к ней, заслонив собой дверь.
Путь к бегству оказался перекрыт. Ей ничего не оставалось, кроме как смотреть в его пылавшие яростью глаза цвета корицы и молиться про себя, чтобы он оставил ее в живых.
Когда он снова заговорил, его низкий, глубокий голос, казалось, заполонил собой все пространство каюты.
— Я догадываюсь, о чем вы сейчас думаете.
— Что вы пират, который собирается меня убить! — выпалила она и в следующий же миг пожалела о своих словах. Но исправить эту оплошность было невозможно: сказанного не воротишь.
Как ни странно, ее не слишком обдуманное заявление вызвало у него некое подобие улыбки. Уголки его красиво очерченных губ поднялись вверх, и взгляд сделался мягче.
— Хорошо. Допустим, мне теперь известна половина того, о чем вы думаете.
— Которая? — Она не знала, на что решиться: быть может, ей все же следовало сделать попытку прорваться к двери? Или угроза уже миновала, и тогда разумнее остаться, чтобы дать ему договорить…
— Не перебивайте меня.
У Серенити снова сжалось сердце. Не следовало его злить. Хотя, учитывая, как все обернулось, ей, пожалуй, нечего терять. К тому же она не из тех, кто станет молча, обреченно ожидать печальной участи.
Она имела право знать, что ей уготовано.
— Не перебивать? Но ведь мне любопытно, капитан пиратов-убийц, как вы намерены со мной поступить. Или это одна из любимых ваших пыток — держать жертвы в неведении до последней их минуты?
Черты его лица снова застыли, взгляд стал ледяным.
— Как я уже говорил, — сказал он, игнорируя ее вопрос, — мне понятно, что вас волнует и тяготит информация, которую вы получили в последнее время. Но вопрос в том, все ли вы правильно поняли.
— Я поняла одно. — Серенити тщетно пыталась унять дрожь в голосе. — Что человек, которого я принимала за героя, каким должна гордиться Америка, оказался разбойником, предводителем шайки убийц, злодеем. Человеческая жизнь для него пустяк.
Морган схватил ее за плечи. Серенити зажмурилась. Еще миг, и он встряхнет ее — да так, что дух из тела вытрясет. Но Морган неожиданно разжал ладони и сокрушенно произнес:
— Вы понятия не имеете, сколько невзгод мне довелось пережить на своем веку. Да, я в прошлом был пиратом. Я этого не отрицаю и не ищу оправданий. Молодость, злость, отчаяние — вот что стало тому причиной.
Я жаждал мести. Крови британцев и моего смертельного врага.
— И ради мести готовы были на все.
— Да.
Ей стало невыносимо горько. Значит, он и в самом деле Мародер. А она, несмотря на страх, до последней минуты втайне надеялась, что произошло какое-то чудовищное недоразумение. В глубине души ей так хотелось верить в его невиновность…
Но возможно… Она готова была схватиться за соломинку. Даже когда ей предстояло расстаться с жизнью, она не испытывала такого тоскливого, щемящего чувства, как теперь, когда она лишалась иллюзий, той мечты о прекрасном герое, которая согревала ей душу, давала силы жить… Может быть, он поклянется, что никому не причинил вреда, кроме злейших своих врагов. Что он благороден и честен, как ее вымышленный герой. Что не способен на ложь и коварство, ему чужд холодный расчет и погоня за наживой…
— Но вы ведь не убивали невинных? — едва слышно спросила она.
— Приходилось. Если они стояли у меня на пути.
И одной этой фразой он уничтожил все ее надежды, все ее последние упования.
О, как прав был Дуглас! Она неисправимая мечтательница. На свете не существует людей, подобных выдуманному ею герою, о котором она грезила, чтобы хоть ненадолго отрешиться от беспросветного однообразия реальности.
И вот теперь ее мечта погибла безвозвратно. И Сере-нити ощутила такую боль, словно у нее из груди вырвали сердце.
— Боже мой, вы чудовище! — воскликнула она, пытаясь оттолкнуть его, но он проворно взял ее за руки и с силой их сжал.
— Нет. — Глаза его потемнели. Выражение их стало непередаваемо печальным, так что в душе у Серенити помимо ее воли шевельнулась жалость. — Я всего лишь человек, продавший душу за возможность мщения.
Несмотря на все, что она о нем узнала, ей захотелось утешить и ободрить его.
Прошлое тяготило его, и чтобы убедиться в этом, достаточно было заглянуть ему в глаза, исполненные страдания.
Даже теперь, когда она перестала отождествлять его с героем своих грез, он казался ей необыкновенно красивым. Возможно, именно потому, что впервые за все время их знакомства он предстал перед ней таким грустным и подавленным. Он каялся перед ней в прегрешениях. Он ждал от нее прощения и понимания. Но кто она такая, чтобы прощать и отпускать грехи?
Ему уместнее было бы обратиться с этим к кому-либо из тех несчастных, кого он хладнокровно умертвил, когда называл себя Мародером.
— Я далек от того, чтобы гордиться прежними деяниями, Серенити, — негромко произнес он. — Но поверьте, никогда я не ходил под «Джолли ред». Никогда не обагрил руки кровью тех, кто не мог защищаться.
«Неужто же ты ему поверишь?!»
— А я совсем другое слышала о Мародере. Он резко отпустил ее руки.
— Вы вправе верить, чему пожелаете. Но я не несу ответственности за лжецов с их длинными языками.
Он подошел к окну. Серенити следила, как, раздвинув занавески, он выглянул наружу. Вот его рука взметнулась вверх, он оперся локтем об оконную раму и охватил ладонью затылок. И замер, глядя на волны, рокот которых не смолкал ни на мгновение. Серенити залюбовалась его грациозной позой, густыми черными волосами, которые спускались ниже плеч.
Растерянность, разочарование, страх, сочувствие, нежность — все смешалось в ее душе. Морган оказался вовсе не тем, за кого она его принимала. Нов этом была доля и ее вины. В грезах она вознесла его на такой пьедестал, где не в силах удержаться ни один человек.
Да, это правда: в мечтах она именовала его пиратом, но смысл, который она вкладывала в это слово, был совсем иным, не тем, какой оно обрело, когда фантазии ее столкнулись с реальностью.
Она считала его… не настоящим пиратом. Таким, как Рэндольф. Пиратом-джентльменом, который не прочь подразнить капитанов и экипажи встречных судов, но никогда не обагрит руки их кровью.
Серенити мучительно задумалась, наморщив лоб. Что-то здесь было не так. Вот Джейк — настоящий морской разбойник, хладнокровный убийца. При одном взгляде на него становится ясно, что он способен на любые злодейства. Но ведь Морган-то выказал себя совсем иным. Он мог сразу лишить ее жизни, чтобы она никому не выдала его тайну. Но ведь не сделал этого.
Ему ничего не стоило перерезать глотки команде «Королевы смерти». Однако моряки живы.
Он мог равнодушно пройти мимо Ушакии, которого истязал хозяин. Но он вернул чернокожему рабу свободу, выкупив его. Он освобождал американских матросов из британской неволи.
Голова у нее шла кругом. Как может человек столь благородный быть в то же время безжалостным убийцей?
— Позвольте задать вам только один вопрос. — Она подошла и положила ладонь ему на плечо. — Скажите, как вышло, что Мародер превратился в Морского Волка?
Он вздохнул и ответил, не глядя ей в глаза:
— Это долгая история.
Серенити разочарованно вздохнула. Разве могла она удовольствоваться этой отговоркой? Она хотела его понять. Возможно ли, чтобы человек, подобный Мародеру, разительно изменился, и если да, то что стало причиной такой перемены?
Она плутовато улыбнулась и наклонила голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Знаете, мне ведь некуда пойти и нечем заняться. Разве что сшить еще несколько занавесок.
Он сердито сдвинул брови.
Она обезоруживающе улыбнулась. Ведь угроза ее жизни миновала. Вернее, ей с самого начала ничто не угрожало, потому что он, конечно же, вовсе не собирался ее убивать. В этом она была совершенно уверена.
— Итак?
Морган отвел взгляд и растерянно покачал головой. Он не знал, что предпринять. Судьба привела Серенити на его корабль. И волей случая девушка узнала тайну, которая может стоить ему жизни.
Из глубин прошлого за ним тянулся кровавый след. Даже теперь он слышал крики тех несчастных, которых убивали и ранили пушечные ядра и мушкетные пули, выпущенные с палубы его корабля. А он командовал матросам: «Огонь! Не жалеть пороха!»
Но зачем он шел на это? Ради душевного покоя. Какое чудовищное заблуждение! Он жаждал обрести равновесие души, но вместо этого вверг себя в пучину страданий и раскаяния.
Вот почему он с такой готовностью бросался на выручку несчастным американским парням, которых насильно завербовали в британский флот. Он стремился уберечь их от повторения его ошибок. Он торопился спасти их, прежде чем они найдут возможность отравить собственную жизнь ненавистью и жаждой мести.
Она провела ладонью по его руке:
— Морган?
Впервые услышав из ее уст свое имя, он обернулся к ней, и в глазах его засияла нежность. Это было так неожиданно и так походило на самую утонченную ласку!
— Серенити, — с мольбой произнес он. — Не заставляйте меня причинять вам боль.
«Если мне придется ранить ваши чувства, я этого не вынесу».
В глазах ее мелькнул страх. О, если бы он смог заставить ее понять… Но ведь он и сам не вполне осознал, что побудило его совершить поступки, в которых он теперь так горько раскаивался.
Чего бы он сейчас не отдал, чтобы вернуться в прошлое и изменить его! Зачеркнуть тот день, когда он впервые поднял над кораблем флаг «Веселый Роджер».
— Серенити, — повторил он. — Если вы об этом напишете, многим людям придется тяжело. Их станут преследовать, а если поймают…
Он притянул ее к себе и крепко обнял. Ему сейчас просто необходимо было ощущать тепло ее тела, аромат ее дыхания.
Это было упоительно! Он нежно погладил ее покатое плечо, заглянул в бездонные голубые глаза, в которых читались мольба и желание.
Он желал бы превратиться в иного человека, такого, каким она считала его вплоть до сегодняшнего дня. А еще ему хотелось проводить свои дни на суше, иметь прочный достаток и жилище. Только тогда он смог бы просить ее руки…
Но что толку в пустых мечтаниях? Прошлое легло на его плечи тяжелым грузом. А его настоящее и будущее — это море. Море зовет и манит его, оно его от себя не отпустит. На суше он зачахнет от тоски…
Серенити едва дышала — так крепки были его объятия. Но она не пыталась высвободиться, наслаждаясь близостью его мускулистого тела, терпким запахом его кожи — ароматом моря и бриза.
В этот миг она осознала, что не способна причинить ему боль. И никогда не напишет о нем, не раскроет его тайну. Она откажется от славы, которую ей наверняка принес бы правдивый рассказ о Морском Волке.
В отличие от Моргана она не пожертвует душевным покоем ради достижения своих целей.
— И все же расскажите мне об этом, ничего не упуская, — прошептала она. — Я просто хочу знать. И имею на это право. Обещаю, что похороню это в моем сердце. Ни одна живая душа не услышит от меня правды о вас.
Морган недоверчиво покачал головой:
— Вы уверены, что именно так и поступите?
— Вне всякого сомнения. Но только если мне удастся вас понять.
Морган прижался щекой к ее голове. И сделал то, о чем прежде и помыслить не мог: раскрыл перед ней душу.
— Никогда не думал, что стану пиратом, Серенити. Хочу, чтобы вы это приняли и осознали. Даже в самых страшных снах мне не могли пригрезиться все те отчаянные поступки, которые я совершил впоследствии.
Он приподнял ее каштановый локон и коснулся его губами.
— Совершив побег с британского судна, я завербовался матросом на маленький французский шлюп и целый год работал как проклятый. Откладывал каждый грош, чтобы оплатить поиски моей сестры. А еще надо было копить деньги на будущее. Я ведь рассчитывал, что мы так славно заживем с ней вдвоем, когда ее наконец отыщут.
Но жалованья на это не хватало. Мне с трудом удавалось наскрести деньги, чтобы оплатить услуги тех, кто ее искал. Того же немногого, что оставалось…
Серенити ловила каждое его слово, всякое выражение на его изменчивом лице. О, какая горечь читалась в его огромных глазах! Проведя несколько дней на борту парусника, она успела убедиться, как тяжел морской труд. А ведь Морган, когда впервые попал матросом на корабль, был почти ребенком.
Он разжал объятия и отступил в сторону.
— Однажды в Карибском море на нас напали. Это был Черный Джек.
— Но он оставил вас в живых. Почему? Морган пожал плечами:
— Не знаю. Джейк собрался было перерезать мне глотку, но в последний момент передумал. Сказал, что им как раз недостает юнги.
Серенити кивнула. Она нисколько не осуждала Моргана за то, что ради спасения собственной жизни он примкнул к пиратам. Мало у кого на его месте хватило бы мужества поступить иначе.
— Итак, вы стали одним из них. Морган коротко рассмеялся:
— Представьте себе, без всякой охоты. Я ведь, подобно вам, считал их премерзкими созданиями.
Серенити нахмурилась и покачала головой:
— Вы искажаете мои слова. Я говорила, что пираты — злодеи, кровожадные убийцы…
— Ну-у, это совсем меняет дело, — усмехнулся Морган. Но Серенити без тени улыбки поторопила его:
— Но что же было дальше? Ваше мнение о них изменилось, да? И что стало тому причиной?
— Сребролюбие. Моя нужда в деньгах. Узнав, сколько получает за труды каждый член команды, я призадумался. И в конце концов решил, что это не иначе как перст судьбы. Ведь, трудясь честно, я заработал лишь мозоли на ладонях и рубцы от плети на спине. Зато, став пиратом…
«Но он по крайней мере сознается в этом со смущением, с краской стыда на лице», — мелькнуло в голове у Серенити.
— …и проведя на их паруснике полгода, я скопил достаточно, чтобы купить собственный корабль.
— И превратились в Мародера.
— Грозу морей, — подтвердил он. И на лице его мелькнула тень улыбки.
— И вы еще смеетесь! — укорила она его. Морган развел руками:
— Разумеется, мне не до шуток. Просто… Надеюсь, меня хоть немного оправдывает то, что я никогда никого не проводил по доске, не убивал безоружных. Я и нападал-то только на британские суда. И на корабли моего врага Айзеи Уинстона. В то время мне это казалось верхом справедливости. В особенности после того, как я нашел сестру.
Серенити внутренне содрогнулась при мысли о страданиях этой несчастной.
— Барни рассказал мне, что с ней сделал Уинстон. Морган отвел взгляд.
— Знали бы вы, в каком ужасном состоянии я ее застал! И что ей пришлось пережить! Не дай Бог никому изведать сотой части тех ужасов, какие выпали на ее долю.
Серенити дотронулась до его плеча. Он сжал ее холодные пальцы теплой ладонью. По коже у нее пробежали мурашки. Как отрадна была эта ласка!
— Я стал преследовать каждый британский корабль, которому случалось попасться мне на глаза. А настигнув его, заставлял вступать со мной в битву. Никому из них не удалось уйти от меня, хотя многие пытались избежать сражения. Сейчас я, поверьте, далек от того, чтобы гордиться подобными деяниями, но тогда, в те времена, мной руководила одна лишь месть. — Он тяжело вздохнул и продолжил: — У каждого из матросов с этих парусников были семьи, которые оставались на берегу, ожидая их возвращения. Но я тогда думал только о Пенелопе. — Голос его понизился почти до шепота. — Бедняжка была сломлена, уничтожена, убита всем тем, что ей довелось пережить. И душа моя жаждала отмщения, она алкала крови моих врагов. Во всем случившемся я винил британцев, которые держали меня в неволе, лишив меня возможности ее защитить. И Уинстона, который так чудовищно поступил с нами обоими. И себя, за то что не совершил побег раньше, когда Пенелопу еще удалось бы спасти. Вы просто не представляете, сколько тогда было во мне ненависти. Ее оказалось довольно, чтобы раздавить малейшие ростки жалости, сочувствия, великодушия, что были в моей душе. Вот так и появился на свет Мародер, о котором вы слышали столько правды и небылиц.
Серенити набрала полную грудь воздуха. Значит, по крайней мере некоторые из рассказов об этом жестоком пирате правда…
— Ивы стали…
— Да, я стал жестоким и беспощадным. — Он крепко сжал ее пальцы. Она не сделала попытки высвободить руку.
— Но что же вас остановило?
— Война. К началу ее я практически разорил Уинстона. Ненависть и чувство мести уже не так отчаянно разъедали мою душу. Я жаждал освободиться от груза прошлого и подал петицию колониальным властям, чтобы получить патент на каперство против британцев.
Он умолк. Ее ладонь все так же покоилась в его руке. Серенити пытливо заглянула в его лицо, хранившее, как и почти во все время их разговора, горькое, скорбное выражение.
— Право же, смешно получилось, — продолжил он. — Я стал делать, по сути, то же самое, но с несколько иной целью. Я начал делиться с правительством колоний добычей с захваченных кораблей, а не оставлять ее целиком себе, как бывало прежде.
— Но мне казалось…
— Знаю, о чем вы. — Он ласково провел ладонью по ее зардевшейся щеке. От этого прикосновения все тело ее вдруг пронзила сладостная боль, которой она не могла дать названия. Ей мучительно захотелось получить от него нечто большее, но что именно, она не знала… — Вы, дорогая моя Серенити, смотрите на жизнь сквозь розовые очки, — проговорил он с нежной грустью. — Реальность сильно отличается от тех рассказов, которые вы сочиняете. Разница между пиратом и капером состоит лишь в том, что пират ни с кем не делится добычей.
— Нет, с этим я не согласна, — упрямо возразила она. — Разница еще и в образе действий. Пираты не берут пленных и не оставляют свидетелей в живых.
— Ошибаетесь. Уж поверьте мне на слово, все обстоит именно так, как я вам только что объяснил. С вашего позволения, я некоторым образом знаком с предметом нашего обсуждения, а вы нет.
— И все же позвольте мне…
Но он с улыбкой приложил палец к ее губам, и она вынуждена была замолчать.
— Послушайте, Серенити, не пытайтесь подогнать живых людей под те образы, какие вы создаете в своих рассказах. Ни один человек на свете не может быть таким, каким вы описали своего героя. Вот и я, как вы сами убедились, нисколько на него не похож.
Но тут, словно в опровержение своего этого утверждения, он стал вдруг походить на ее Морского Волка как никогда прежде. Гордая посадка головы, широкий разворот плеч, черные локоны, глаза, в которых застыло мечтательно-грустное выражение… Человек, которого преследуют призраки его прошлого…
Нахмурившись, она вдруг поняла, что так и не узнала, чем он живет теперь, когда месть его свершилась. Он уничтожил Уинстона, поквитался с британским флотом. Что же осталось на долю ему самому?
— Чего вы ждете от жизни? — спросила она. — Собираетесь ли посвятить ее освобождению американских матросов из британской неволи? Или у вас есть и Другие планы?
Морган со вздохом развел руками:
— Никогда об этом не задумывался. Честно. Боюсь, мне это вряд ли удастся до тех пор, пока я не превращусь в старого чудака вроде Барни, разгуливающего по палубе с лысой птицей на плече.
Серенити невольно улыбнулась. Он посмотрел на нее сверху вниз:
— А как насчет вас?
Ее улыбка тотчас же погасла, уступив место растерянно-печальному выражению. Она мечтала стать писательницей. Но помимо этого, ей казалось важным в жизни лишь одно. Нечто столь же недостижимое для нее, как и слава.
— Мне всегда хотелось стать матерью, — призналась она. — Иметь семью, детей. Двух мальчиков и двух девочек.
— Но почему в таком случае вы до сих пор не замужем?
Серенити горько рассмеялась:
— Да кто на мне женится? Кто способен примириться с моими мятежными идеями?
Морган понимающе улыбнулся, хотя в душе был уверен, что любой мужчина, у которого есть глаза и хоть капля здравого смысла, с большой охотой взял бы ее в жены.
Но высказать это вслух он не решился. Она могла бы воспринять это как своего рода обещание с его стороны. Ведь она неисправимая мечтательница и склонна принимать желаемое за действительное. И всякий раз, как ее фантазии разбиваются о суровую реальность, это ранит ее нежную душу. Поэтому он скорее откусит себе язык, чем неосторожным словом подаст ей ложную надежду.
Он уже однажды совершил такую ошибку. И довольно. Морган Дрейк не из тех людей, кто дважды повторяет один и тот же промах.
В отличие от Серенити он был реалистом до мозга костей. От мечтаний и фантазий ему пришлось отрешиться еще в далеком детстве.
Но несмотря на все эти здравые соображения, он с легким вздохом сожаления провел тыльной стороной ладони по ее нежной щеке. Ведь если бы обстоятельства сложились иначе… И если бы он был иным…
— Так, значит, вы даете мне слово, что никому и никогда не раскроете мою тайну? — спросил он, чтобы переменить тему. — Я могу на вас положиться?
Серенити склонила голову и с плутоватой улыбкой кивнула:
— Но взамен вы должны кое-что мне пообещать. Моргану не оставалось ничего иного, как спросить:
— Что именно?
— Обещайте, что поможете мне взобраться в «воронье гнездо».
Глава 10
— Что?! — Морган не верил своим ушам.
— Вы меня прекрасно слышали, капитан Дрейк, — ответила Серенити, отводя его руку. — Я никому не открою вашу тайну, но за это вы мне поможете взобраться в «воронье гнездо».
Морган, поняв, что она не шутит, оглушительно расхохотался:
— Но как вам такое в голову пришло?! И что же будет дальше? Того и гляди, вы потребуете, чтобы я уступил вам пост капитана. А еще чуть погодя объявите себя президентом колоний.
Серенити сощурилась и воинственно подняла подбородок:
— Надо ли мне напоминать вам, капитан, что некоторые женщины ходили под парусами наравне с мужчинами? Разве вам не известно, что Энн Бонни и Мэри Рид сражались как настоящие герои? Их арестовали вместе с Калико Джеком. И Энн Бонни, навещая его в тюрьме, сказала: «Ты сражался как лев, так разве пристало тебе умирать как собаке?»
Морган согнулся пополам от смеха и с трудом выдавил из себя:
— Боже, где вы наслушались такой чепухи?
— Я это вычитала в одной книге из библиотеки отца, — с достоинством ответила она.
Морган улыбнулся с видом превосходства, и ладони Серенити невольно сжались в кулаки, так ей стало досадно.
— Знаете, — все еще продолжая усмехаться, сказал он, — Бога ради, не рассказывайте этого жене Джейка, если вам доведется ее встретить. Она особа горячая и, того и гляди, перережет вам горло за такие слова.
Серенити растерянно пожала плечами:
— Но почему?
— Она, представьте, доводится им внучкой и терпеть не может, когда кто-либо пересказывает всякие небылицы о ее почтенных предках.
Тут он снова прыснул со смеху, но через миг лицо его стало серьезным. Кашлянув, он негромко произнес:
— Но я не могу не признать, что отчасти вы правы: некоторые женщины, переодевшись в мужское платье, служили на кораблях матросами.
Серенити торжествующе улыбнулась и собралась было что-то добавить, но он остановил ее властным взмахом руки и продолжил:
— Но все они не были леди из хороших семейств, получившими приличное образование. Отнюдь. Это сплошь проститутки из портовых борделей или служанки из таверн. Неужто вы возмечтали добавить и свое имя к списку этих «почтенных» особ?
Серенити со вздохом подошла к окну и посмотрела на волны. Она набрала полную грудь соленого воздуха и с тоской подумала, что, как и всегда, дала себя увлечь несбыточным мечтам.
Повернувшись к нему, она вдруг решительно высказала все то, что давно ее тяготило:
— Вы не представляете себе, капитан Дрейк, что значит быть женщиной. Представьте, каково это, когда вам всю жизнь повторяют, что любые ваши желания вздор, потому что вы существо совершенно бесполезное и годитесь только как инструмент для продолжения рода. Начиналось все с вещей самых что ни на есть простых. «Не лазай по деревьям. Ведь ты девочка. Стыдись! Леди так себя не ведут. Не бегай так быстро, это не приличествует леди». Потом запреты стали распространяться на чувства и мысли. «Не повышай голоса. Не будь столь откровенна в высказываниях, не произноси вслух то, о чем думаешь. Не смейся слишком громко, не ешь помногу, не смей стричь волосы, не носи этот цвет». — Глаза ее наполнились слезами. — Вся моя жизнь — сплошная череда запретов.
Морган с непритворным сочувствием смотрел на ее печально поникшую голову. Ветер шевелил завитки каштановых волос на ее шее. Она казалась ему в этот миг такой беззащитной, совершенно потерянной.
Нет, он с трудом себе представлял, каково это — все время жаждать чего-то недоступного, ежеминутно выслушивать замечания, подчиняться запретам. Совершив побег с британского военного судна, он стал хозяином собственной судьбы и с тех пор никому не давал отчета в своих действиях. Быть свободным стало для него столь же естественно, как дышать.
— А теперь, — печально прибавила Серенити, — я слишком стара даже для того, чтобы стать родильной машиной.
Он едва расслышал ее негромкий шепот. И тотчас же подошел к ней и дотронулся до ее шелковистых волос.
Она взглянула на него через плечо с непередаваемым выражением печали и тихо вздохнула:
— Поймите, я хочу узнать наконец, какая она — свобода. Мне хочется взобраться вверх по реям и посмотреть на море из «вороньего гнезда».
— Вы сошли с ума.
— Этого нельзя исключать, — сухо проговорила она, снова становясь той невозмутимой и самоуверенной особой, какой он привык ее видеть. — Но таково мое условие. Ваше право принять его или отвергнуть.
Морган с улыбкой возразил:
— Вам ли ставить мне условия, мисс Джеймс? Ведь мы находимся в неравном положении. Я могу выбросить вас за борт на корм акулам, и ни одна живая душа об этом не узнает.
— Вообще-то да, — кивнула Серенити. — Но если бы вам самому не претила такая чудовищная расправа над беззащитной женщиной, вы давно бы уже это проделали. Позвольте напомнить вам собственные ваши слова: вы никогда не поднимали руку на безоружных.
— Черт побери! — усмехнулся Морган. — Хорошая у вас память, Серенити.
Она пожала плечами и деловито осведомилась:
— Ну так как же?
В этот миг у него мелькнула мысль, уж не спятил ли, чего доброго, и он сам. Возможно, ему пора на одну из коек в Бедламе.
— Ладно, ваша взяла. Но имейте в виду, я не дам вам никаких поблажек. Сами взберетесь на мачту, я только немного вас подстрахую.
— О большем я вас и не прошу.
— Никакого снисхождения.
Она гордо выпрямила спину и согласно кивнула:
— Ни малейшего.
Морган многозначительно улыбнулся. Вот он, шанс доказать ей, что женщины должны знать свое место, следовать природному предназначению — вести хозяйство, рожать и воспитывать детей. И он не собирался упускать такую возможность. Если подумать, как все оказывается просто: одна-единственная попытка подняться на мачту, и все вздорные мысли о женском равноправии и тому подобном разом вылетят из ее головы.
Ведь хочет она того или нет, но женщины — слабый пол. И она получит тому неоспоримое подтверждение.
— В таком случае, мисс Джеймс, соблаговолите облачиться в одежду вашего брата. А я подожду вас в коридоре.
Серенити потребовалось всего несколько минут, чтобы сбросить платье Лорелеи и натянуть панталоны Джонатана, его рубаху и жилет.
— Вот и я! — сияя улыбкой, воскликнула она, выходя из каюты. — В полной готовности подвергнуться величайшему риску в моей жизни.
— Вы вознамерились сломать шею, — буркнул он.
Она насмешливо-снисходительно покосилась на него.
— Я намерена взобраться наверх и посмотреть на бескрайний морской простор.
Морган развел руками:
— Воля ваша. Но если расшибетесь насмерть, вините в этом только себя. Я снимаю с себя всякую ответственность.
— Как бы не так! — усмехнулась она. — Я превращусь в привидение и стану преследовать вас до конца дней!
Улыбка на лице Моргана погасла. Ведь в словах ее содержалась изрядная доля правды. Мысли о ней и впрямь не оставляли его ни днем, ни ночью. И они никогда, никогда его не покинут, до самого последнего его часа! Да и в самом деле, разве может изгладиться из памяти ее образ? Вот такой он и запомнит ее навек — с улыбкой на очаровательном лице, с забранными в узел мягкими волосами, с озорными искорками, поблескивающими в глубине глаз. Панталоны брата ловко сидели на ней, обрисовывая развитые бедра. Она стянула поясом черную рубаху, а напряженные соски проглядывали в виде двух маленьких выпуклостей даже сквозь плотную ткань жилета. Такую женщину невозможно позабыть.
И нет сил не тянуться к ней, не стремиться обладать ею, когда она рядом.
«Держи себя в руках».
Насколько же предпочтительнее было бы держать в руках ее!
Глубоко вздохнув, чтобы отогнать непрошеные мысли, он зашагал на палубу.
Морган подробно объяснил ей, как хвататься руками за веревки при подъеме на мачту. При этом он сам не переставал удивляться себе. Ему казалось даже, что слова, которые он выговаривал, произносил за него кто-то другой. Надо же было поддаться на ее сумасшедшую провокацию! А что, если она и впрямь сорвется вниз? Но Серенити уже начала подъем, ее соблазнительные формы виднелись над его головой в такой искусительной близости и в то же время столь недосягаемые для него…
Тело его напряглось, мужской плоти стало тесно в облегающих панталонах, и он пожалел, что приказал ей переодеться в платье брата.
«Можно подумать, вид ее подвязок и прочего не оказал бы на тебя никакого воздействия!»
— Прежде чем переставлять ногу, убедитесь, что рука ваша крепко ухватилась за веревку! — напутствовал он ее. Серенити между тем уверенно карабкалась вверх. Она оступилась лишь раз, но, к счастью, не потеряла при этом равновесия.
— Не смотри вниз, — послышался сверху ее шепот. Она вытянула руку вверх и схватилась за толстый канат. Только теперь Морган понял, до чего же ей страшно.
— Как вы, мисс Джеймс?
— Прекрасно.
— Если что, я вмиг помогу вам спуститься на палубу, и мы забудем…
— Нет-нет! — воскликнула она. — Об этом не может быть и речи!
Морган следовал за ней, выдерживая небольшую дистанцию.
— Не бойтесь, я не дам вам упасть.
Серенити с сомнением посмотрела на него сверху вниз.
— Вы и в самом деле смогли бы меня поймать?
— Спрашиваете! Тем более что Барни мне голову оторвет, если вы упадете и палуба окажется запачкана…
— О-о-о, в таком случае мне не о чем беспокоиться, — усмехнулась она. — Я рада, что галантность живет и процветает на морских просторах, как никогда прежде.
Этот веселый диалог придал ей сил, и через несколько секунд она была уже у «вороньего гнезда».
Серенити не знала, как забраться в некое подобие круглого гамака, но подоспевший Морган ей помог. Они стояли плечом к плечу в тесном пространстве, и Сере-нити ощущала бедром жар его тела.
Щеки ее окрасил румянец. Морган отодвинулся, и Серенити взглянула вниз, на палубу, которая показалась ей крошечной — не больше носового платка.
Корабль качнуло, и она судорожно ухватилась за поручень, который проходил по всей окружности «гнезда».
— Господи, и как это Лу находит силы проделывать такое каждый день? .
Морган в тон ей ответил:
— Посмотрел бы я, как бы у него хватило духу отказаться!
Серенити обратила взгляд к горизонту. Медленно опускавшееся солнце окрасило волны в багряно-оранжевые тона. В этот миг лишь им двоим была доступна эта волшебная картина. Серенити прерывисто вздохнула:
— Какая красота! — Ода!
Тон, каким он это произнес, показался ей несколько странным, и, лишь обратив взор на его взволнованное лицо, она поняла, что он имел в виду вовсе не раскинувшуюся перед ними картину.
Она смущенно потупилась, потом, вскинув голову, сделала вид, что любуется океаном, и при этом старалась не думать о том, как весело играет бриз его черными локонами, как пленителен его взгляд, обращенный к ней…
— Вы часто сюда поднимаетесь? — спросила она, только чтобы нарушить молчание.
— Нет, в последнее время редко, — сказал он, вынимая из-за пояса подзорную трубу. — Взгляните-ка.
Он отрегулировал трубу и протянул ей. И обнял ее за талию, чтобы не дать ей упасть, если у нее с непривычки закружится голова.
Серенити попыталась сосредоточить взгляд на океанских волнах, на линии горизонта, но перед глазами у нее стоял туман — все, что она способна была в этот миг ощутить, — это тепло его груди, вплотную прижавшейся к ее плечу, и восхитительный запах моря и бриза, который исходил от него.
Но вот он убедился, что она способна сохранять равновесие, и слегка отстранился от нее. Серенити направила трубу на «Королеву смерти».
— Я вижу Джейка! И, похоже, команда шлюпа решительно ничего не имеет против такого предводителя. Честное слово! Они, кажется, вполне счастливы!
Морган с полунасмешливой улыбкой пояснил:
— Это наверняка из-за того, что Джейк швырнул за борт капитанскую дочку.
Серенити, не веря своим ушам, обернулась к нему:
— Что?! Кого он выбросил за борт?! Морган весело расхохотался:
— Не «кого», а «что»! Плеть! Он швырнул за борт плеть Хауэрса, стоило ему ступить на палубу «Королевы». Ведь наш старина Джейк не из тех, кто поддерживает дисциплину на корабле с помощью физических наказаний. Да простится мне эта расхожая фраза. Он всегда был против этого.
— Да неужто? — удивилась Серенити. Кровожадный пират вдруг предстал перед ней в неожиданном свете. — Знаете, мой брат однажды написал статью о том, как жестоки бывают некоторые капитаны с матросами. Он проинтервьюировал многих моряков и выяснил, что почти на каждом корабле физическая расправа над провинившимися — вещь вполне привычная.
— Джейк раз и навсегда научил меня, как обходиться без этого, — сказал Морган. — И уж коли ему приходилось назначить кому-то из ребят наказание, пропорциональное проступку, тут ему позавидовал бы и сам царь Соломон. Справедливость Черного Джека стала в определенных кругах, — многозначительно подмигнул он, — буквально притчей во языцех.
Серенити передернула плечом:
— Могу себе представить. Черный Джек наверняка не раздумывая кидает за борт всякого, кто осмелится ему перечить. Поэтому его все слушаются беспрекословно.
— Вы к нему несправедливы, Серенити. Ничего подобного он не делал и никогда не сделает. А между тем, даже если бы он и поступал таким манером, его вполне можно было бы понять. И отчасти даже оправдать.
— Вы серьезно?
Морган с тяжелым вздохом вспомнил рассказы Джейка и решил вкратце посвятить Серенити в историю его детства.
— Его собственная мать дважды пыталась его отравить, когда он был еще несмышленышем. А поскольку из этого ничего не вышло, она продала его за две кружки эля хозяину таверны. Там бедняга чистил нужники и плевательницы.
— Что?!
Морган кивнул. Лицо его словно окаменело. Сам он, рано осиротев, успел все же познать и материнскую ласку, и отцовскую заботу, что же до бедняги Джейка…
— Мать его была проституткой. Ребенок стал ей поперек дороги. Мешал предаваться разгульной жизни, зарабатывать на нее позорным ремеслом. Она такое с ним проделывала, чтобы только избавиться от него, сжить его со свету, что вам и в кошмарном сне не приснится. Поэтому, надеюсь, вас больше не станет удивлять некоторая… м-м-м… суровость его нрава.
Серенити новым взглядом окинула мощную фигуру Джейка, который отдавал распоряжения команде «Королевы смерти».
— А где все это время был его отец?
— Вы наивная душа, Серенити, — снисходительно проговорил Морган. — Никто, в том числе его достопочтенная мамаша, понятия не имел, чей он сын.
— И в конце концов он стал пиратом.
— Да. И долгое время бороздил моря с бравой командой.
Серенити вздохнула.
— А что заставило его бросить это занятие?
— Не «что», а «кто», — усмехнулся Морган. — Женщина.
— Его жена?
— Точно.
— Значит, он ради нее отказался от всего, что было ему дорого? — Голос ее зазвенел от волнения.
— Да. И был достойно за это вознагражден. Ведь Ло-релея подарила ему любовь, нежность, участие, сострадание. Все, чего он был лишен до встречи с ней. Она вернула ему его бессмертную душу.
— А как насчет вас? — зардевшись, спросила Серенити. — Смогла ли бы женщина вернуть вам вашу душу?
«Смогла ли бы я стать этой женщиной?» Он тяжело вздохнул. Что же до Серенити, то она едва удержалась, чтобы не зажать рот ладонью, — ее испугало выражение его глаз. Казалось, он услышал ее тайные мысли, как если бы она высказала их вслух.
— Нет, я слеплен из другого теста. Однажды я попытался осесть на берегу. Женился. Но то была ошибка. И я поплатился за нее.
— Так вы были женаты? — воскликнула она. Внутри у нее все оборвалось.
Морган молча кивнул.
— Она умерла?
Взгляд его будто подернулся пеленой тумана.
— Да. Когда я был в море.
— Простите. Мне не следовало проявлять любопытство. Я чувствую себя такой виноватой.
— Нет-нет. Откуда вам было знать? Но я винил в этом себя. Мне казалось, я смогу быть как все: жить в собственном доме, мирно трудиться, любить жену и воспитывать детей. Но страсть к морю оказалась сильнее. Она безраздельно владеет моей душой.
Заметив, какое грустное выражение приняло ее милое лицо, Морган тотчас же пожалел о своих словах. Он, сам того не желая, возвел между собой и Серенити стену, которую нелегко будет разрушить.
«Нет, это только к лучшему».
Да, возможно, что и к лучшему. Он ведь уже достаточно хорошо себя знал. Его единственной страстью было море. Его дом родной.
— Не пора ли нам спуститься на палубу? Вы, боюсь, продрогнете на ветру.
Серенити кивнула.
Стоило им спуститься с мачты, как к Моргану подошел Барни:
— Капитан, можно вас на пару слов? Простите, барышня.
Серенити ласково кивнула старику и заторопилась в каюту. Моргану мучительно захотелось последовать за ней, чтобы разрушить, смести ту преграду, что встала между ними. Но ведь он сам только что уверил себя, что это к лучшему…
— Что тебе, Барни? — спросил он с улыбкой.
— Да вот, хотел узнать, отчего это вы столько всего от меня скрывали. Почему никогда не сознались, что были Мародером.
Ну вот. Сначала Серенити, теперь еще Барни. Просто какой-то день допросов. Морган порядком устал давать объяснения всем и каждому и потому с некоторым неудовольствием произнес:
— Потому что я далек от того, чтобы этим гордиться, друг Барни.
— Но мне-то, мне вы же могли довериться. Мы с вами вдвоем через многое прошли, такое, что теперь и вспомнить страшно. И вы дозволяли мне шутить все это время, что мы, мол, пираты, а внутри у вас, поди, все переворачивалось. И хоть бы намекнули-то… — Барни горько вздохнул. — Я ж, получается, мог подвести вас под виселицу глупыми прибаутками…
Морган похлопал его по плечу и с непритворной нежностью возразил:
— Разве в этом дело, Барни? Ты ведь мне не чужой. Я к тебе отношусь, как к родному отцу, а потому и скрывал от тебя прежние грехи, как постарался бы скрыть их от настоящего родителя с единственной целью — чтобы не растравлять ему душу.
Барни растроганно кивнул.
— Вы, капитан, парень что надо. Пират или еще кто — мне без разницы. Сердце у вас золотое. Само собой, я больше не стану балагурить на этот счет. Зато теперь хоть до меня дошло, отчего у вас вид становился такой кислый, стоило мне заикнуться о «Веселом Роджере» и всяком прочем…
Ну, слава Богу, хоть Барни не держит на него обиды.
Если бы можно было сказать то же самое и о Серенити. Но похоже, он навсегда утратил право на ее уважение.
Он оглянулся на «Королеву смерти», корпус которой виднелся вдалеке. И улыбнулся при мысли, что сказал бы на это Джейк, будь он здесь. Морган не мог с ним не согласиться.
Да, он затащит ее в постель. Так или иначе он этого добьется.
Глава 11
Серенити проснулась, как от толчка. В каюте, кроме нее, находился еще кто-то. Чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, она вгляделась в темноту.
— Кто здесь? — Собственный едва слышный шепот показался ей оглушительным, как барабанная дробь.
— Не бойтесь, Серенити. Это всего лишь я.
Она тотчас же успокоилась. Глаза ее привыкли к темноте, и в тусклом лунном свете, который лился в каюту сквозь неплотно задернутые шторы, она разглядела стройный силуэт Моргана. Он стоял подле ее койки. Лицо его скрывала густая тень, и все же Серенити буквально физически ощущала на себе его взгляд, который был подобен прикосновению.
— Что случилось? — Она внутренне напряглась. Ведь только какое-то серьезное происшествие могло заставить его явиться к ней в каюту посреди ночи.
— Ничего. Я просто хотел показать вам кое-что любопытное.
Это прозвучало таинственно, многообещающе и… слегка игриво. Никогда прежде он не говорил с ней таким тоном.
Серенити так утомил подъем на мачту и спуск из «вороньего гнезда», что она бросилась в постель не раздеваясь и сейчас была рада, что на ней по-прежнему панталоны, рубаха и жилет Джонатана. Что, если бы она пересилила усталость и разделась перед сном? В каком виде ей пришлось бы предстать перед капитаном Морганом? При мысли об этом щеки ее залила густая краска смущения.
Морган зажег небольшой фонарь и поднял его над головой. Тусклый свет залил каюту.
— А ведь я вас предупреждал, что дверь следует запирать.
— Я впервые об этом позабыла, честное слово. Она ожидала выговора, но он внезапно улыбнулся.
— Рад, что именно сегодня вы меня ослушались. — С этими словами он взял ее за руку, иона ощутила, как теплая волна разливается от ее пальцев к плечу, шее, груди и охватывает все тело.
В наступившей тишине слышны были шум волн и биение ее сердца.
Морган повел ее на палубу. Едва они поднялись по лесенке, как он задул фонарь и указал ей на небо.
Серенити послушно подняла голову, и у нее даже дух захватило: звезды, усеявшие темный небосвод, весело мигали. А между ними то и дело вспыхивали целые снопы искр* Казалось, там, наверху, кто-то один за другим запускает фейерверки. Серенити не доводилось видеть ничего подобного.
— Невероятно, — прошептала она. — Просто какое-то волшебство.
— Я был уверен, что вам понравится.
— Но что это?
— Старые моряки называют подобные явления звездными танцами. Они бывают довольно редко, поэтому-то я и позволил себе вас побеспокоить.
— О, благодарю вас, — с чувством произнесла она. — От всей души.
Он широко улыбнулся ей.
Серенити не могла отвести глаз от волшебного зрелища. Звезды мигали, вспыхивали, искры прочерчивали огненные линии по всему небу.
Но тут Морган взял ее за руку и подвел к толстому одеялу, разостланному на досках палубы. Возле него помещался поднос с холодным ужином. Серенити негромко рассмеялась:
— А это что такое, позвольте узнать? Морган пожал плечами:
— Кто сказал, что мы не имеем права приятно провести время вдвоем, любуясь звездами?
— Наша городская сплетница миссис О’Грейди непременно это сказала бы, окажись она здесь. Знаете, капитан Дрейк, у вас, похоже, не одни только звезды на уме.
— Готов признать, что это так. — И он обезоруживающе улыбнулся.
Сердце ее замерло при звуках его глубокого голоса.
Как легко было бы ему уступить! И как ужасны оказались бы последствия этого шага! Закусив губу, Сере-нити вспомнила Чатти, те чудовищные обвинения, которые почтенные жительницы Саванны стали бросать ей в лицо, после того как ее застали на берегу озера наедине с молодым человеком. Она не сделала ничего зазорного, и тем не менее городская молва объявила ее чуть ли не блудницей, этакой саваннской Иезавелью.
И тем не менее Серенити не удавалось заглушить внутренний голос, который твердил ей, что любые упреки и поношения — ничтожная цена за ночь в объятиях Моргана. Но если бы все это было так просто…
И она дала ему единственно возможный ответ:
— Боюсь, вы зря теряете время.
Он осторожно поставил погашенный фонарь на палубу, помог ей усесться и сам сел рядом. И прошептал, склонившись к ее уху:
— Так ли это, Серенити?
Серенити вздрогнула, как от удара. Он вложил в эти несколько слов столько неподдельной страсти!
«Поцелуй меня, Морской Волк! Пожалуйста, подари мне только один короткий, быстрый поцелуй, и я тотчас же вернусь к себе и до самого утра буду видеть тебя в волшебных, светлых сновидениях. Мы отправимся в этот мир грез вдвоем. Нам ничто не помешает быть вместе, нас никто не разлучит. И никто меня за это не осудит».
— Вы удивительная женщина. — Он провел ладонью по ее толстой косе и словно ненароком коснулся плеча и шеи.
«Беги, Серенити! Беги, пока не поздно!» Но было уже поздно. Она не могла шевельнуться. Как ягненок при виде зубастого волка, она оцепенела, не в силах противиться ему. Его голос, его прикосновения словно загипнотизировали ее.
— Вы любопытны и всегда жаждете узнать что-то новое, — продолжал он, поднимаясь на ноги и увлекая ее за собой. Она машинально подчинилась ему. — Уверен, вы не раз задумывались, что привлекает друг к другу мужчин и женщин. Почему они порой ищут уединения.
— Никогда.
Он негромко рассмеялся, и от этого смеха, глубокого, призывного, у нее по коже пробежали мурашки.
— Вы чудовищная лгунья, мисс Джеймс.
И вдруг он обнял ее, прижав подбородок к ее затылку. Волна нежности поднялась из глубин ее души и вмиг затопила все ее тело.
Он осторожно провел кончиками пальцев по ее щеке. Серенити едва не застонала от наслаждения. О, если бы это могло длиться вечно!
Но ведь чувства обманчивы, сказала она себе. И то, что она сейчас испытывает, навеяно этой колдовской ночью, звездными танцами, тихим плеском волн за кормой, легким бризом, который ласкает ее кожу столь же нежно, как и его пальцы. Все это обман чувств, плод ее фантазии, мечта, которой не суждено воплотиться в реальность. Как и все ее прежние мысли о нем.
Ведь Морской Волк не имеет ничего общего с тем благородным принцем, каким она его вообразила. Он человек с сомнительным прошлым, который вынужден скрывать свои прегрешения, иначе его предадут позорной казни.
Да, вот он, аргумент, который должен раз и навсегда усмирить ее сердце, обуздать ее плоть. И она произнесла вслух:
— Вы безжалостный морской разбойник, жестокий пират, капитан Дрейк. Никогда я не доверю сердце человеку, который совершал убийства ради удовольствия.
— А если я вам поклянусь, что никогда не испытывал радости, убивая себе подобных?
Серенити зажмурилась, холодея от мысли, что ей мучительно хочется ему верить. Нет, она не должна его слушать. Ей слишком хорошо известна его репутация. Слава Мародера.
Ей следовало бы оттолкнуть его. Но она не в силах была это сделать.
— Не знаю, можно ли верить вашим словам.
И однако, ей так хотелось, чтобы они оказались правдой! Ведь на свете нет худшей муки, чем сознавать, что твой благородный принц на самом деле преступник, пусть и раскаявшийся.
Он притянул ее к себе и провел пальцами по ее шее от затылка вниз, к самым лопаткам. Она взглянула на него через плечо, и огонь желания, горевший в его глазах, казалось, воспламенил и ее. Никогда еще ни один мужчина не смотрел на нее с такой неистовой страстью.
И тело ее отозвалось на его умелую ласку.
— Не случалось ли вам совершать поступки, о которых вы впоследствии горько жалели? — едва слышно спросил он. — Которые окружающие ставили бы вам в вину?
— Да, — отозвалась она. — Случалось. Однажды я сбежала из дому с пиратом.
Он засмеялся, и при звуках его смеха кровь еще быстрее заструилась по ее жилам.
— И это самое худшее из всего, что с вами происходило?
— Нет, — ответила она. — Самое худшее — это находиться в объятиях человека, который никогда не станет твоим супругом. И испытывать к нему чувства, которые дозволительно питать только к собственному мужу.
Морган ощутил, как участился ее пульс. Он знал, что ее нежное девственное тело находится во власти того же неистового желания, которое туманило голову и ему и которому он противился из последних сил. Он не должен был торопить события.
Ее нужно было соблазнить. Но делать это следовало медленно, постепенно, шаг за шагом. «Не спеши. Целуй ее. Ласкай. Осторожно посвящай в то разнообразие удовольствий, какое может дарить ей собственное тело».
«Ты себялюбивый ублюдок, Дрейк. Остановись, пока не поздно. Ты разобьешь ей сердце».
Но, понимая, что поступает дурно, он тем не менее уже не мог остановиться. Возможно, потому, что он долго пробыл в море, обходясь без женской ласки. А быть может, страсть к Серенити кружила ему голову. Он твердо знал лишь одно: она должна принадлежать ему.
Наклонив голову, он провел кончиком языка по бархатистой коже ее шеи. Мягкие локоны щекотали его щеку и губы.
Серенити, застонав от наслаждения, осмелилась погрузить пальцы в черный водопад его кудрей. Ее тело пылало страстью, соски напряглись. Она едва дышала от исступленной радости, которая пронизала все ее тело.
Губы Моргана, такие нежные, мягкие, коснулись впадины между ее ключицами. Он покрыл поцелуями ее шею, осторожно сжал зубами мочку уха. Ноги Серенити ослабели, и Морган, почувствовав это, еще крепче обнял ее.
— О, Серенити! — прошептал он. В голосе его слышались одновременно нежность и тоска.
Вот рука его скользнула за отворот ее рубахи и коснулась груди. Ей стало трудно дышать. Эта смелая ласка была сродни утонченной пытке. Задыхаясь, она закусила губу. Тело ее требовало большего. Желание, все нарастая, сконцентрировалось внизу живота…
Но тут он убрал ладонь с ее груди, и на миг ей показалось, что она спасена. Однако в следующее мгновение Морган прикоснулся к тому самому участку ее тела, что настойчиво требовал ласк. Он просунул ладонь между ее ног. Она всхлипнула от восторга, от невероятного, ни с чем не сравнимого наслаждения.
«Вели ему остановиться!» — приказал ей внутренний голос. Но сама она этого не желала.
Морган оказался прав: она была слишком любопытна. Во всем. Жажда новых впечатлений завела ее на сей раз довольно далеко… Но жалела ли она об этом? Нисколько!
Он впился в ее губы страстным поцелуем. Серенити ощутила у себя во рту его язык, который стал ласкать ее небо, внутреннюю поверхность губ и щек. Она погрузила пальцы обеих рук в его волосы и прижала его голову к себе.
Морган оттянул пояс ее панталон, и рука его скользнула вдоль ее живота вниз, к самой интимной части ее тела. От наслаждения, острее которого она еще не испытывала, ноги отказались ей служить. Она упала бы, не поддержи ее Морган.
Он весь пылал. Ему хотелось коснуться губами того участка ее тела, который он ласкал пальцами, а затем… Затем овладеть ею со всем неистовством страсти, которая сводила его с ума. Но он запретил себе даже думать об этом. Оторвавшись от ее губ, он стиснул зубы. Всему свое время.
Морган неистово жаждал близости с ней. Никогда еще он не испытывал ничего подобного ни к одной женщине. Но ему хотелось, чтобы она не менее страстно желала его, чтобы была полностью готова разделить его исступленный восторг. А для этого надо было показать ей, какие наслаждения способно дарить ей собственное тело. Пусть их голод станет одинаково неутолимым, а страсть — обоюдной.
Он снова приник поцелуем к ее губам, зная, что это единственная ласка, какую он получит от Серенити нынешней ночью. Но при этом он не переставал нежно гладить упругий бугорок между ее ног.
Серенити почти перестала осознавать происходящее. Единственным, что она чувствовала, был ритм его движений и пламя страсти, все сильнее разгоравшееся в ее теле. Но вот его палец скользнул внутрь ее тела. Серенити изо всех сил вцепилась в его волосы. Она была не в силах вынести эту пытку. Ее наслаждение достигло того предела, за которым, она это чувствовала, ее могла ожидать только смерть…
Но вот, когда она уже готова была проститься с жизнью, тело ее вдруг словно взорвалось. Перед глазами у нее замелькали разноцветные искры, нижняя часть живота стала конвульсивно вздрагивать в пароксизмах страсти, все тело словно пронзили тысячи тончайших, ласкающих и щекочущих стрел. Она вскрикнула от восторга и уронила голову ему на грудь.
Но он все так же продолжал ласкать ее.
— Я больше не могу, — дрожа, простонала она. Морган убрал руку. Обняв Серенити, он прислонил ее спиной к поручню борта. Только теперь она заметила, что по лицу его струится пот, а тело сотрясает крупная дрожь.
— Это лишь немногое из того, во что я готов посвятить вас, — хрипло прошептал он, склонившись к ее уху.
И тотчас же ушел прочь.
— Морган! — крикнула она ему вслед. — Куда же вы?
— Мне надо выкупаться. Приму холодную ванну, а после напьюсь.
Морган отхлебнул рому из высокого жестяного кубка. Внутри у него все горело. Но еще неистовее был пожар, пылавший в его чреслах. Он всерьез опасался, что просто не выдержит этой боли и испустит дух.
«Ты же мог взять ее!»
Она готова была уступить ему. Но он не дал воли своей страсти, он отпустил Серенити, обрекая себя на эти адские мучения.
«Значит, ты это заслужил!»
Все верно. Он не имел права так поступать с ней. Ведь после нынешней ночи она никогда уже не будет прежней. Серенити познала плотские наслаждения, она изведала, что значит утоленная страсть.
Он был несказанно зол на себя. Ему не следовало врываться к ней в каюту, чуть ли не силой тащить ее на палубу, ласкать ее так нескромно, так неистово…
Но если быть честным с самим собой, он вовсе не собирался этого делать, когда приглашал ее полюбоваться звездным танцем. Все вышло само собой. Его изначальные намерения были безупречны.
Хотя вообще-то не вполне… Он ведь мечтал о том, как они будут целоваться.
«Да полно тебе, Дрейк! Ведь ты давно решил, что соблазнишь ее! Не пытайся же лгать самому себе. Разве можно скрыться от правды?»
Выбранившись, он обхватил ладонями голову.
— Капитан!
При звуках голоса Барни Морган выпрямился. Старик стоял у входа в камбуз.
— Что вам угодно, мистер Питкерн?
— Ах, «мистер Питкерн»? Вот вы как! — с усмешкой воскликнул рулевой, входя в просторное помещение. — Вам, видно, худо приходится, коли вы так официально меня величаете, хотя мы тут вдвоем.
— Вдвоем? Ты хочешь сказать, что позабыл взять свою Пести?
Барни уселся за стол рядом с ним и доверительно сообщил:
— Я решил немного выпить, а моя Пести не выносит, знаете, запаха рома.
— Как и любая женщина, — кивнул Морган. Барни выставил на стол кружку и плеснул в нее изрядную порцию любимого напитка всех моряков.
— Она у меня та еще ворчунья. Пожалуй, почище даже незабвенной Берты.
Услышав из уст старика имя его покойной жены, Морган нахмурился. Барни редко о ней говорил.
— То, что ты сюда заявился среди ночи, как-то с ней связано? — полувопросительно произнес он.
Барни с тяжелым вздохом поднял кружку и опорожнил ее почти до дна.
— Нынче ее рождение, — помолчав, ответил он. — Я тут подумал, а что бы она хотела получить в подарок, ежели бы до сей поры оставалась на земле. — Его жеваное лицо на миг осветила ласково-грустная улыбка. — Очень уж она у меня лилии любила. Мы весь наш садик ими засадили. Почитай, в медовый месяц только и делали, что копали да бросали в землю луковицы. Я-то думал, слишком ранняя для них пора, но Берта мне возражала. И оказалась права. — Он на мгновение задумался. — Знаете, она почти всегда оказывалась права, о чем бы мы ни поспорили. Даже когда прав бывал я!
Морган невольно улыбнулся, вспомнив Серенити и ту легкость, с какой она одерживала над ним верх почти в любом споре.
— Не жалеешь, что променял сушу на море? Барни откашлялся.
— Нисколечко. Только о Берте. Вот о ком я по-настоящему тоскую.
Несколько минут прошло в молчании. Каждый думал о своем. Они стремились к несбыточному и понимали это, и у обоих на душе было уныло.
Барни допил остатки рома из кружки и снова ее наполнил.
— Коли кого любишь, жизнь кажется веселой сказкой, какой бы она ни была на самом деле, — глубокомысленно проговорил он. — Когда у меня была Берта, кажется, ел бы землю и спал в соломенной хижине, и все равно почитал бы это за счастье.
Морган задумался над его словами. Они отчего-то вызвали в его душе воспоминания о матери. Он плохо ее помнил, но одна картина навек врезалась в его память: отец и мать, веселые, смеющиеся. Мать играет на фортепиано любимую песню отца, он, стоя позади нее, склонил к ней голову и положил ладонь ей на плечо. Они были так счастливы, так полны друг другом, что не сразу заметили сына, остановившегося в дверях.
Картина эта часто потом возникала перед его внутренним взором, наполняя душу печалью.
Не забыл он и страшной тоски, в которую погрузился отец, когда матери не стало. Как часто он выходил из кабинета, где часами сидел, затворившись от всех, с красными заплаканными глазами! Он то и дело открывал часы-медальон, чтобы коснуться локона черных волос, который хранил под крышкой.
Даже теперь Морган, словно наяву, слышал голос отца, говорившего, что потеря земель и титула ничто в сравнении с безвременным уходом из жизни его несравненной Беатрис. Деньги можно заработать, титул восстановить, но любимого человека, ушедшего навсегда, никто не в силах вернуть.
Морган тяжело вздохнул при мысли, что самому ему не суждено изведать такую любовь. Он пройдет свой жизненный путь в одиночестве. И никому не будет дела до того, здоров он или болен, жив или уже отправился в мир иной.
И в этот миг он вдруг осознал, что в глубине души ему всегда хотелось знать, каково это — быть готовым умереть ради любимого человека, ощущать полноту жизни только лишь в его присутствии…
Каково это — внимать любимой женщине, которая шепчет, что любит тебя одного, что никогда не желала для себя иной участи, кроме как делить с тобой радости и горе?
Он снова обхватил ладонями голову. Ему хотелось бы услышать эти слова из уст Серенити.
— Дьявольщина!
— Морган! — встревоженно воскликнул Барни, приподнимаясь со стула. — Эй, капитан, что с вами? У вас такой вид, словно вы увидали рядом с собой привидение!
— Так, ничего особенного. В голову лезет всякая чепуха.
И в самом деле, мысль была глупой. Ведь, пробыв с ней наедине лишь несколько минут, он неизменно ощущал желание задушить ее.
Они совершенно разные. Трудно сыскать двух людей, которые так решительно не подходили бы друг другу. Он — реалист, она — мечтательница. Он убежден, что женщина должна знать свое место, она же полагает, что женщина должна наконец занять то место, какое сама для себя выберет.
Страшно помыслить, чему она научила бы детей, если бы Бог послал им потомство! Она привила бы дочерям бунтарский дух, и те возмечтали бы стать моряками и носили бы мужское платье!
Хотя, по правде говоря, Серенити в мужском костюме выглядела восхитительно. Едва ли не лучше, чем в платье Лорелеи.
Но стоило ему вспомнить об этом, как напряжение внизу живота усилилась настолько, что он глухо застонал, уронив голову на руки.
— У вас, мой капитан, никак пожар ниже ватерлинии? — лукаво обратился к нему Барни.
Морган поднял голову и озадаченно взглянул на него:
— Ты о чем?
— Пожар, говорю. — Барни понимающе ухмыльнулся. — Барышня улизнула, оставив вас ни с чем, и вы, поди, готовы бодаться, как стадо быков.
— Да полно тебе глупости болтать, — не желая признавать его правоту, буркнул Морган. — Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Еще как понимаете, — подмигнул ему Барни. — Я ж видел, как вы на нее глядели. Как дите на мятный леденец. А до чего ж близко стараетесь к ней придвинуться, когда она выходит на палубу и смотрит в море. Я ж ведь еще не ослеп, хотя и порядком состарился!
Стоило ли отрицать очевидное? Но, начав возражать старику, Морган уже не мог остановиться.
— У меня давно не было женщины. В этом все дело, — сказал он, обращаясь не столько к Барни, сколько к себе самому. — Ты ж помнишь, каково это. От вида любой юбки просто голова кругом идет.
Но Барни, судя по плутоватой улыбке, мелькнувшей на его морщинистых губах, не поверил ни единому его слову.
Вслух же старик произнес: — Что ж, капитан, все в ваших руках. — Он выразительно покосился на свои замызганные штаны и прибавил: — Вы понимаете, о чем я.
Морган, откашлявшись, произнес вслух то, что уже не раз приходило ему в голову и нисколько его не радовало:
— Боюсь, что не в моих. А в ее руках, Барни. Старик пожал плечами:
— Что ж, тогда вам недолго осталось мучиться. Вот пройдет несколько деньков, мы бросим якорь у Санта-Марии, а там любая разбитная бабенка будет к вашим услугам.
Сказав это, он поднялся и вышел из камбуза.
Морган остался в одиночестве. Последняя фраза Барни никак не выходила у него из головы. На Санта-Марии и впрямь было множество привлекательных особ женского пола. Некоторых он знал довольно близко. Но, вспоминая их, представляя их гибкие тела в своих объятиях, он ничего не чувствовал.
И тут в его воображении возникли лицо и стройный стан Серенити.
И внутри у него все словно огнем опалило.
О Боже! Долго ли ему еще суждено выносить эту пытку?!
Серенити стояла у растворенного окна, глядя на темные волны, гребешки которых поблескивали в лунном свете. Но она словно не замечала этой красоты. Взор ее был обращен внутрь ее собственного существа. Она вспоминала о том, что произошло между ней и Морганом на верхней палубе.
Ей трудно было подобрать слова для тех необыкновенных ощущений, которые он умелыми ласками вызвал в ее теле. Это было сродни волшебству.
Ничего удивительного, что юным девушкам строго запрещалось оставаться наедине с мужчинами. Боже правый, кто бы мог подумать, что прикосновение мужской руки может доставить такое наслаждение?!
Она чувствовала себя виноватой. Ей было стыдно. Ах, зачем она позволила ему увлечь себя на палубу?
И что он теперь о ней думает? Ведь ни одна порядочная женщина не разрешила бы ему столь вольно вести себя с ней.
Но память тела говорила ей совсем другое. Полуприкрыв глаза, она томно вздохнула. Щеки ее заалели.
Что же ей теперь делать? Избегать его?
Это единственное, что ей оставалось. Запереться в каюте и никогда больше не видеть его. Иначе она просто умрет со стыда, вспоминая, как извивалась в его объятиях, стеная от восторга, как позволяла ему… Но полно! Серенити тряхнула головой.
Она ни при каких обстоятельствах не откроет ему дверь. Даже если корабль начнет тонуть или его охватит пламя пожара!
Морган пытался снова увидеться с Серенити, но всякий раз, как он подходил к двери каюты, ответом на его настойчивые просьбы отворить было молчание.
Дверь оставалась запертой.
Мало того, что он был лишен возможности видеть ее. Ему приходилось одалживать чистое белье и рубахи у подчиненных! Ведь она отказалась даже ненадолго впустить его в каюту, чтобы он мог воспользоваться запасами платья.
Серенити отворяла дверь только Корту и Киту.
— Корт! — крикнул Морган, увидев поваренка, который шествовал по коридору с подносом в руках.
Мальчик остановился и почтительно поклонился ему:
— Слушаю, капитан.
— Ты несешь это мисс Джеймс?
— Да, сэр.
— Тогда передай ей вот эту записку. — Морган вынул из кармана камзола запечатанное — письмо и вручил ему.
Черт возьми, это была единственная возможность соотнестись с ней. Быть может, она наконец сменит гнев на милость. Джейку, во всяком случае, не раз удавалось именно таким способом смягчать неуступчивые сердца.
Да и, в конце концов, не век же она будет сидеть взаперти?
И что она там делает в одиночестве? Не иначе как снова мастерит шторы? Его прямо-таки передернуло от этой мысли.
Серенити услышала знакомый стук в дверь — негромкий, осторожный.
— Это ты, Корт?
— Ага, мэм.
Она открыла дверь и улыбнулась ему. За последние несколько дней он много чего порассказал ей о себе. В частности, что отец его, совсем как ее собственный, был придирчив и бранчлив, но никогда даже пальцем его не тронул.
Кок оказался совсем не таким человеком, каким она представляла его себе со слов Моргана. Дурное настроение, в каком почти неизменно пребывал бедняга, по большей части объяснялось тем, что он завидовал матросам, которые могли любоваться морскими просторами и дышать свежим воздухом, тогда как он вынужден был день-деньской проводить на камбузе. Вдобавок он был застенчив и потому чурался общества всех без исключения членов экипажа.
Корт являл собой полную ему противоположность. Он любил людей и был едва ли не более болтлив, чем сама Серенити. Она с удовольствием принимала его у себя.
— Как дела? — спросила она, наблюдая за ним. Корт аккуратно поставил на стол блюдо, накрытое крышкой. — Ожог тебя все еще беспокоит?
— Да нет, мэм, почти совсем прошел. Спасибо! Луковый сок, как вы и говорили, просто чудо как помог.
Вот, поглядите-ка сами. — И он закатал рукав рубашки. На предплечье еще виднелся след от волдыря. Он сильно обжег руку, когда случайно задел рукой раскаленную сковороду.
Серенити внимательно оглядела место ожога и удовлетворенно кивнула.
— Я рада, что доктор Уильяме и на сей раз оказался прав. Иногда читаешь в его колонке такие странные рекомендации и думаешь про себя: ну не может быть, чтобы это помогло.
Лицо Корта расплылось в улыбке.
— Па то же самое сказал. Мол, глупости все это. А как убедился, что помогло, другую песню запел. А после велел мне у вас спросить, может, вы знаете, как унять зубную боль. А то ему совсем худо от нее. Даже на капитана вчера накричал.
Глаза Серенити округлились от изумления. Морган был единственным, с кем кок держался с неизменной почтительностью.
— Не может быть!
— Правда, мэм. Я уж думал, капитан ему голову оторвет. Ей-богу!
Она невольно улыбнулась, представив себе, как Морган препирается с коком. Дорого бы она дала, чтобы воочию лицезреть эту картину.
— Нет ли на корабле гашеной извести? Корт покачал головой:
— Нет, мэм. Точно. А то я бы знал.
— А как насчет ромашки? — Сняв с блюда крышку, она уселась за стол. — Быть может, кто-нибудь из матросов заваривает ее вместо чая?
— Барни кой-когда добавляет ее себе в чай! — просиял мальчик. — Он, если что, с нами поделится. Барни — добряк.
— Вот и хорошо. — Серенити отставила в сторону поднос и крышку. — Все, что твоему отцу понадобится, — это выжать немного масла из цветков и накапать совсем чуть-чуть в дупло больного зуба. Боль утихнет, во всяком случае, до тех пор, пока он не сойдет на берег и не обратится к дантисту.
— Вы просто святая, мэм. Точно вам говорю. Вы похожи на мою маму. Па тоже так считает. Сказывал, она была вроде вас, настоящая леди. Не то что эти потаскухи, что встречают нас на берегу, чтоб выманить у нас денежки. Нет, она была из благородных.
Серенити, весело рассмеявшись, отвела локон с его лба.
— Ты, наверное, очень по ней тоскуешь.
— Еще бы, — охрипшим голосом пробормотал он.
— И я часто вспоминаю маму. Она умерла, когда я была совсем малышкой, но иногда мне кажется, что это случилось только вчера.
Корт, сопя, утер нос рукавом.
— Я лучше уж пойду, мэм. Не хватало еще нам с вами тут нюни распустить. — Подхватив со стола поднос и крышку, он шагнул к двери, но вдруг спохватился и зачастил: — Ой, мэм, я чуть было не запамятовал: вам ведь капитан письмецо передал и строго мне велел отдать вам в собственные руки. — Он вытащил из кармана запечатанное письмо и вручил ей. — Масло из цветков ромашки. Скажу отцу. — С этими словами он поспешно ретировался.
Серенити не заметила его ухода. Она быстро распечатала письмо. Взгляд ее скользил по строчкам, написанным уверенной рукой Моргана. В первое мгновение ей показалось странным, что пират умеет излагать мысли на бумаге. Но после она напомнила себе, что речь идет не о простом пирате. Ведь Морган как-никак был сыном лорда.
Письмо гласило:
Я как травинка холодной зимой. И лишь Ваша улыбка вернет мне живительные лучи весеннего солнца. Мы прибываем в порт через четыре дня. Надеюсь, Вы согласитесь со мной встретиться.
Ваш Морган
Серенити снова и снова перечитывала это короткое послание. Пират с душой поэта. Кто бы мог подумать?
«Держись от него подальше!»
Она знала, что должна подчиниться этому внутреннему приказу. Но справиться с волнением, которое ее охватило, как только Корт заговорил с ней о письме, было выше ее сил.
Всего лишь короткая записка. Казалось бы, пустяк. А сердце готово выпрыгнуть у нее из груди.
Она смяла письмо и собралась было швырнуть тугой комок за борт, но передумала.
Никогда еще она не получала любовных писем. Большинство женщин готовы были бы душу продать за подобное послание. И как только ей могло прийти в голову выбросить его в море?
Разжав кулак, она осторожно положила смятый лист на стол и бережно расправила его. Ведь никто не узнает, что она его сохранила…
Глава 12
Минуло два дня. Морган так и не получил ответа на свое послание.
Да, теперь он готов был признать, что слишком далеко зашел. Вне всякого сомнения, то, что он с ней проделал, смутило и напугало ее. Надо было действовать более осторожно. Сдерживать свои и ее порывы. Если бы только она дала ему возможность извиниться! Покорнейше попросить у нее прощения.
Расстроенный, он побрел к камбузу. До обеда было еще далеко, и ему захотелось немного перекусить. Да и почти неизбежная стычка с коком хоть немного его развлечет.
Подходя к двери камбуза, он услышал звонкий голосок Корта. Потом в разговор вступил кок. И тут произошло нечто странное. Морган застыл на месте и весь обратился в слух.
— Повторите-ка мне еще разок насчет розмарина. Морган недоуменно пожал плечами. Неужто это и впрямь голос кока? Да нет, быть того не может. Он обращается к кому-то почти… почти дружелюбно…
— Доктор утверждает, что, если настоять небольшую веточку в вине, это излечит несварение и уймет головную боль. — Голос Серенити звучал как сладчайшая музыка. Кровь быстрее побежала по его жилам. — Но я на собственном опыте убедилась, что он помогает от головной боли, если несколько минут прокипятить его в воде, а после выпить отвар.
— И кто бы мог подумать?! — восхищенно произнес кок.
— Корт! — воскликнула Серенити. — Что же ты? Где обещанное молоко?
— Несу, мэм!
Морган сделал несколько шагов вперед, держась в тени, чтобы остаться незамеченным.
Перед взором его предстала Серенити, которая склонилась над медной кастрюлей и деловито помешивала огромной ложкой какое-то варево. Кок раскатывал тесто, стоя у края стола. Серенити стянула волосы в аккуратный пучок на затылке и надела белый фартук поверх платья Лорелеи в розовую и белую полоску. Вот она постучала ложкой о край кастрюли и отложила ее в сторону. И вытерла руки о тряпицу. Все ее движения были исполнены непередаваемой грации.
Над кастрюлей поднимался ароматный пар. Стоило Моргану его вдохнуть, как рот его тотчас же наполнился слюной.
Корт протянул ей ковшик:
— Вот молоко, мэм. Вам картошка тоже нужна?
— Еще бы!
При виде улыбки, которая осветила ее лицо, внутри у Моргана все сладко занялось. И все же он с трудом верил своим глазам: ведь кок прежде никогда никого не подпускал к плите. И вообще не терпел ничьего присутствия на камбузе. Даже Корта выгонял, если не требовалась его помощь.
— Итак, мистер Родал, — сказала Серенити, и Моргану потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить: это она назвала кока по имени. Она добавила в кастрюлю молоко и картофель и снова помешала содержимое огромной ложкой. — Вы собирались рассказать нам какую-то забавную историю.
Кок усмехнулся, склонив голову над столом, и принялся быстрыми движениями нарезать тесто на квадраты и бросать их на сковороду.
— Верно. На чем, бишь, я остановился?
— Один молодец, пират лет двадцати, пришел в таверну и… — Серенити снова постучала ложкой по краю кастрюли и отложила ее в сторону.
— Точно, — усмехнулся кок. Скатав оставшееся тесто в шар, он посыпал его мукой. — Так вот, молодой пират, лет этак двадцати, пришел однажды в таверну и заказал себе кружку эля. Но не успел он даже ко рту ее поднести, как к его столику подходит старый пират на деревянной ноге, с крюком вместо одной руки и с повязкой на глазу.
Сделав многозначительную паузу, он схватил скалку и снова принялся раскатывать тесто.
— Ну, тот парнишка смерил его взглядом с ног до головы, как это водится у молодых, и спрашивает: «Как это вы лишились ноги, папаша?» Старый пират ему и отвечает: «Это случилось, когда мыс моей командой напали на самый что ни на есть большой португальский парусник. Мои люди и я бились как черти, и тут капитан того парусника прыгнул на нашу палубу и давай рубиться со мной. А я с ним. Но вот мне под ноги попала веревочная петля, и одна нога в ней застряла. Пока я пытался ее вызволить, тот капитан как ударит по ней мечом! И отсек ее по самое колено. И я схватился за поручень борта, оторвал от него изрядный кусок и приладил к обрубку. Вот как у меня появилась деревянная нога».
— Какой ужас! — Серенити взяла со стола комок оставшегося теста и принялась отщипывать от него маленькие кусочки, которые затем бросила в кастрюлю. — Бедняга!
— Не огорчайтесь! — улыбнулся Корт. — Па сейчас дойдет и до смешного.
— Занимайся делом и не вмешивайся в разговоры взрослых! — одернул его кок. — Так на чем же это я остановился?
— Пират объяснил юноше, при каких обстоятельствах он лишился ноги, — напомнила ему Серенити.
— А-а-а, точно. Юнец, значит, и спрашивает его: «А откуда у вас вместо руки этот крюк?» А старый пират отвечает: «Крюк появился, когда мы с палубы обстреливали форт Святого Августина. Я как раз поджег запал, и тут нас качнуло, и пушка развернулась в сторону нашей мачты. Я, не будь дурак, бросился к ней и повернул дулом к форту. Корабль наш я спас, а себя не уберег. Пушка тут возьми да выстрели. И ядром мне руку-то и оторвало. Так что пришлось снять крюк с рангоута и приладить его к культе».
Серенити поморщилась и передернула плечами. Морган едва удерживался от смеха.
Корт взял метлу, стоявшую у чана с водой, и принялся подметать пол в камбузе.
Повар тем временем продолжил рассказ:
— «Невероятно! — сказал молодой пират. — А как же вы лишились глаза?» «А вот эта история самая из всех печальная, — ответил старый пират. — Это случилось в тот же самый день к вечеру. Возвращался я из форта на корабль и тащил с собой прехорошенькую бабенку. А за плечами у меня болтался мешок с золотом. И тут услышал вдруг какой-то странный шум над головой. Я голову-то задрал и вижу: летит надо мной здоровенная чайка».
— Чайка? — переспросила Серенити.
— Ага, — с усмешкой подтвердил кок. — Старый пират засмотрелся на нее, ну она и напачкала прямо ему в глаз.
Серенити развела руками:
— Напачкала?
— Ну-у, мисс Джеймс, как бы это выразиться… Облегчилась, если вам так будет понятней.
Серенити смутилась.
— И вот, молодой пират смотрит на старого пирата и ничего в толк не возьмет. «Но при чем же здесь повязка на вашем глазу? Я же спрашивал, как вы его лишились». «Ах, мой молодой друг, — отвечает ему старый пират. — Я ж ведь тогда еще не успел привыкнуть, что у меня крюк вместо руки!»
Серенити весело засмеялась над незамысловатой шуткой. Морган не мог налюбоваться на нее.
— Но вообще история жутковатая, — сказала она, когда общий взрыв веселья утих. — И где, если не секрет, вы ее услышали?
Кок принялся вытирать стол.
— Моряки много чего болтают за едой, — хмурясь, ответил он. По изменившемуся выражению его лица Серенити поняла, что он снова очутился во власти невеселых мыслей.
Подойдя к нему, она положила руку ему на плечо. Морган ощутил укол ревности. Этого еще только не хватало! В добавление к тому, что она явилась сюда, нарушив его запрет.
— Вы должны поговорить о своих проблемах с капитаном, — сказала Серенити. — Он наверняка пойдет вам навстречу. Скажите ему, что вам не помешала бы помощь, чтобы у вас была возможность хоть немного погулять по палубе в течение дня.
Кок сердито засопел.
— Что?! Пустить эту стаю мартышек на мой камбуз?! Да вы представьте хоть на минуту, что они тут устроят! Самое малое — перепутают порох с перцем. Вот уж тогда мы все от души повеселимся, прежде чем наши кишки взорвутся к чертям!
Серенити улыбнулась и вновь подошла к кастрюле. Корт сгреб мусор в совок и стряхнул в очаг.
— А я тоже знаю одну смешную историю, мисс Серенити, — похвастался он.
— Рассказывай, — улыбнулась она.
— Жил на свете один отважный капитан. И вот как-то раз кричит ему впередсмотрящий: «Капитан! На нас собирается напасть пиратский парусник!» Капитан приказал юнге: «Быстро беги ко мне в каюту и принеси мой красный камзол». Юнга побежал в каюту и принес капитану его красный камзол. И капитан в нем отважно бился с пиратами. И его матросы их победили. А потом, уже в другой раз, впередсмотрящий снова крикнул капитану: «Капитан! На нас собираются напасть пять пиратских парусников!» Капитан снова приказал юнге: «Беги в мою каюту и принеси красный камзол». Юнга принес ему красный камзол, и капитан надел его, и снова его команда победила всех пиратов. А после юнга его и спрашивает: «Капитан, а почему вы перед битвой с пиратами велели мне приносить вам красный камзол?» А капитан ему и отвечает: «А это для того, сынок, чтобы, если меня ранят, мои матросы не узнали бы об этом и не дрогнули в бою. Ведь на красном кровь не видна». А когда прошло еще несколько дней, впередсмотрящий крикнул: «Капитан, на нас собираются напасть десять пиратских парусников!» И тогда капитан весь побледнел с лица и говорит юнге: «Быстро беги в мою каюту и принеси мне мои коричневые панталоны!» Вот такая история, — с веселой усмешкой заключил Корт.
Глаза Серенити округлились.
Что же до кока, то он, распалившись гневом, принялся отчитывать сына:
— Разве можно рассказывать этакое приличной леди? Ну есть ли у тебя голова на плечах? Или я тебя не воспитываю день-деньской?
Но Серенити тотчас же вступилась за паренька:
— Ах, оставьте его, мистер Родал. Он ничего плохого не имел в виду. Корт еще слишком юн, чтобы уметь отличить хорошую шутку от дурной.
Корт, потупясь, пробормотал:
— Ну, не злись, па. Я ведь просто хотел развеселить леди.
— Эту историю вполне можно пересказывать другим мальчикам, — с улыбкой сказала Серенити, погладив его по голове. — Но в смешанной компании, там, где есть дамы, она неуместна.
— Прошу прощения, мисс Джеймс.
Серенити нежно потрепала его по кудрявой макушке.
— Все в порядке, милый. Ведь ты просто хотел доставить мне несколько минут веселья. Это похвальное намерение. Верно, мистер Родал?
— Вполне. Такое похвальное, что не худо бы ему задницу надрать.
Морган с волнением наблюдал за этой сценой. Серенити предстала перед ним в новом свете. Подумать только, она сумела найти подход и к мальчишке, и к его ворчливому папаше.
Ему вдруг захотелось заставить ее смеяться, так же, как это сделал кок. Не исподтишка, а открыто любоваться ею, смотреть, как она…
Как она — что?
Утешает его детишек? Говорит им ласковые слова, объясняя, как правильно поступать?
Выходит, именно так все и обстояло. Он давным-давно, еще до того, как совершил глупость, женившись на Терезе, похоронил мечты о доме, о детях в глубинах своей души. И вот теперь они вырвались оттуда и властно заявили о себе. Ему действительно хотелось иметь жену, подругу, которая никогда его не бросит, не предаст. Которая станет любить его ради него самого и на кого можно положиться в любой ситуации.
Но разве годится на эту роль гордячка вроде Серени-ти с ее вздорными идеями, с ее независимостью? Женщина, которая заперлась от него в его собственной каюте? И готовая оспорить каждое его суждение?
Ему хотелось спрятаться от этих мыслей, уйти далеко-далеко. Его удел — грусть и одиночество. Но так мог поступить только трус. Нет, он не станет прятаться.
— Мисс Джеймс! — Он выступил из тени. Серенити подняла голову. Краска отхлынула от ее щек.
— Здравствуйте, капитан, — холодно произнесла она. Кок так смутился, что не знал, куда девать глаза. Корт сориентировался мгновенно — он бросился бежать со всех ног, по пути задев метлу, так что она с грохотом упала на пол. Морган проводил его взглядом и обернулся к Серенити:
— Я хотел бы с вами поговорить, мисс Джеймс.
— Боюсь, это невозможно. — Приподняв крышку кастрюли, она помешала в ней ложкой. — Я помогаю мистеру Родалу готовить и не могу…
— Кок не будет против, если вы покинете камбуз всего на пару минут.
Она с грохотом опустила крышку на кастрюлю. И тут случилось невероятное: кок пересек пространство камбуза и встал между Морганом и Серенити.
— Похоже, леди не желает оставаться с вами наедине, капитан.
Морган растерянно захлопал глазами. Впервые на его памяти член команды осмелился ему перечить. Набрав полную грудь воздуха, он сурово произнес:
— И что, по-вашему, вы сейчас делаете, а?!
— Защищаю леди, — не моргнув глазом отвечал кок. — Она имеет право решать, говорить ей с вами или нет.
Серенити, мельком взглянув на багровое от гнева лицо Моргана, поспешила на выручку новому другу.
— Не беспокойтесь обо мне, мистер Родал. Я… я готова следовать за капитаном.
Кок, сощурившись, сердито обратился к Моргану:
— Надеюсь, вы не причините вреда мисс Джеймс. Морган окинул его свирепым взглядом, Ноздри его раздувались, глаза метали молнии.
Но кок, чья судьба была всецело в руках капитана, не спасовал перед ним. Он участливо обратился к Серенити:
— Пусть только посмеет вас обидеть, мисс, и я вместо ужина подам ему поварской вертел!
Серенити признательно улыбнулась ему и перевела взгляд на Моргана. Улыбка тотчас же сбежала с ее лица.
— Идите же, капитан. Я последую за вами. Морган, чеканя шаг, направился в каюту.
«Будь осторожен, — предостерег его внутренний голос. — Не торопи события. Помни, что она все еще смущена и напугана. Дай ей время к тебе заново привыкнуть».
Но больше всего ему сейчас хотелось задушить ее.
Как ей удалось столь быстро настроить против него мрачного кока? Уж не колдунья ли она? Ведь Родал ни с кем не водил дружбы и мало кто из команды слышал от него что-либо, кроме холодного «Добрый день»…
«Спокойней. Раззадоривая себя такими мыслями, ты ничего не добьешься. Полегче, Морган».
Серенити прошла на середину каюты и повернулась к нему лицом. Он потянулся было к двери, чтобы закрыть ее, но передумал.
— Как давно вы крадучись пробираетесь в камбуз и любезничаете с коком? — спросил он и тотчас же пожалел об этом.
Серенити изумленно вскинула брови:
— Уж не ревность ли говорит вашими устами? Морган презрительно фыркнул, отметая ее предположение.
— Я ведь предупреждал, что появляться там без провожатых вам не следует.
— Вы]также говорили, что я могу довериться вашей чести. Но это оказалось ложью. Так стоит ли верить хоть одному вашему слову? Боюсь, что нет!
Морган недоуменно развел руками:
— Но почему? Разве я злоупотребил вашим доверием?
— Ха! Да вы только и делали, что лгали мне. С самого первого дня! Я приняла вас за настоящего джентльмена, вы же дали волю рукам, как только мы остались одни.
Вот уж чего-чего, а такого натиска он от нее не ожидал, будучи уверен, что она ни в коем случае не затронет эту щекотливую тему. Ай да Серенити! Вместо поникшей от смущения и досады фиалки, с которой он мысленно ее отождествлял и которую собирался возвратить к жизни нежными прикосновениями, перед ним из земли выскочил воинственный чертополох, готовый вонзить в его кожу колючки. Она винит в случившемся только его одного. До чего же это по-женски!
Но ведь виноваты оба. На что, интересно, она рассчитывала, щеголяя перед ним в мужском платье, оставаясь с ним наедине в «вороньем гнезде» и на палубе? Ей не следовало соглашаться на эту ночную прогулку. Разве она не могла догадаться, что приглашение полюбоваться звездным танцем всего лишь предлог?
Ведь ей наверняка еще в далеком детстве вдолбили в голову, что девушке ни в коем случае не следует оставаться наедине с мужчиной.
Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове. Нахмурившись, он подошел к ней почти вплотную и отчеканил:
— Но вам это, если не ошибаюсь, пришлось по вкусу. Сощурившись, она шагнула к нему, и Морган вынужден был попятиться.
— Вы вульгарны, — произнесла она, ткнув пальцем ему в грудь. Он отступил еще на шаг. — Какая низость — сказать такое! — Еще один болезненный удар кончиком указательного пальца под ключицу. — Даже у последнего портового пьяницы язык бы не повернулся обвинить женщину в чем-либо подобном. Кем вы себя вообразили, сэр, позвольте вас спросить? Хотя нет, не трудитесь. Я сама отвечу. Вы кровожадный пират, не ведающий жалости и сострадания и привыкший из-за наживы и ради забавы калечить чужие судьбы.
Он не нашелся с ответом. Ее натиск был столь стремительным, а слова так больно его ранили, что он лишь покачивал головой, не сводя с нее глаз. Серенити стояла перед ним подбоченясь и слегка расставив ноги. Она была похожа на львицу, готовую одним ударом мощной лапы добить свою жертву.
Морган сделал еще один шаг назад. Спина его уперлась в стену каюты. Дальше отступать было некуда.
— Поэтому, сэр, — продолжила она, не отказав себе в удовольствии еще раз ткнуть пальцем ему в грудь, — советую вам раз и навсегда оставить меня и найти себе другое занятие. Эта мисс не для таких, как вы.
Ощутив себя словно в ловушке, Морган скользнул в сторону между ней и стеной и остановился, когда дистанция между ним и этой разъяренной фурией достигла нескольких шагов.
Но она снова подошла к нему вплотную. Ему в который уже раз пришлось отступить.
— Через два дня мы придем в Санта-Марию. Мистер Родал сказал, что там всегда стоят на якоре несколько торговых судов, которые охотно берут на борт пассажиров. Так вот, я намерена стать одним из таких пассажиров. А до той поры будьте любезны держаться от меня подальше.
И только когда она высказалась до конца, он обнаружил, что ей снова удалось выставить его вон из каюты.
Не успел он и глазом моргнуть, как она юркнула в дверной проем и захлопнула за собой дверь.
— Женщина! — взревел он, услышав, как щелкнул замок.
В глазах у него потемнело от ярости. Он дернул за ручку.
Но замок был прочным, надежным. Он сам когда-то его выбирал.
Подобно раскаленной лаве, ярость струилась по его жилам и затопляла душу. Резко повернувшись, он бросился в маленький чулан под палубой, где хранились плотницкие и слесарные инструменты.
В кладовке было чисто убрано, все находилось на своих местах. У дальней стены лежало несколько топоров. Схватив один из них, Морган бросился назад, к собственной каюте.
Настало время на деле доказать мисс Серенити Джеймс, что он не комнатная собачонка, которой можно командовать.
Никто на свете не смел указывать Моргану Натаниелу Дрейку, что ему надлежит делать и куда идти.
Никто!
Он замер у двери, услышав ее голос. С кем это она говорит?!
— О-о-о, с ума можно сойти! «Мне кажется, я запретил вам ходить в камбуз без провожатых». — В голосе ее звучали издевательские нотки. — Можно подумать, он опасается, что я встречу там какого-нибудь славного парня и это нанесет ущерб моей репутации. Тогда как сам…
Тут она заговорила громче. Моргану показалось, она знает, что он стоит за дверью.
— Как я желала бы стать мужчиной, чтобы как следует отдубасить вас, капитан Дрейк! Хорошая порка — вот чего вы прежде всего заслуживаете!
Порка. У него потемнело в глазах. Хотя, возможно, идея не так уж плоха. Эту маленькую гордячку стоило бы выпороть. Чтобы она раз и навсегда уяснила себе, кто здесь хозяин.
И с этой мыслью он поднял над головой топор и с размаху вонзил его острие в дверь каюты.
Серенити едва успела снять с себя платье, когда в дверь с треском вонзился топор. Удары следовали один за другим, и вот уже в пробитой щели мелькнуло блестящее лезвие.
Металлический замок выскочил из гнезда и упал на пол. Дверь распахнулась. В проеме стоял Морган, держа в руке топор. Пряди его черных волос прилипли к потному лбу.
— Будете знать, как захлопывать дверь у меня перед носом!
Его воинственный вид и гневное лицо напугали бы кого угодно. Чего стоил один только топор, который он сжимал в руке, словно бравый дровосек. Он весь напрягся и словно оцепенел, не сводя с нее глаз, в которых плескалась ярость. Дверь жалобно поскрипывала и пошатывалась на петлях в такт бортовой качке. Зрелище было впечатляющим.
И весь этот спектакль устроен из-за того, что она заперла дверь?
Серенити неожиданно для себя звонко расхохоталась. Она смеялась, согнувшись пополам, и не могла остановиться. Пока не вспомнила, во что одета. Вернее, насколько раздета. Вскрикнув, она бросилась к койке, схватила покрывало и закуталась в него.
Морган неподвижно стоял в дверном проеме. На лице его не дрогнул ни один мускул, хотя от него не ускользнуло, как хороша Серенити в тонкой сорочке, обрисовывавшей изгибы ее стройного тела.
— Какого черта вы тут делали? — спросил он, обводя глазами каюту.
— А вам-то что до этого?
— Стирка? Опять? — Он кивнул в сторону веревки, увешанной ее мокрой одеждой.
Серенити выпрямила спину.
— К вашему сведению, я собиралась выкупаться. Чтобы вернуть себе душевное равновесие, которое нарушила ваша предыдущая вспышка. Во всяком случае, это более достойный способ гасить раздражение, чем тот, к которому прибегли вы. — И она выразительно кивнула на топор в его руке.
Он еще сильнее сжал деревянную рукоятку, от души жалея, что это не ее горло…
— Я, кажется, предупреждал вас, что воду надо экономить.
— Как же, я не забыла. Но мистер Родал и Корт были так любезны, что принесли мне целый чан дождевой воды, чтобы я могла выкупаться и постирать платье. И я не отвергла их дар, представьте себе. Напротив, сердечно поблагодарила обоих. Но если бы я знала, что вы именно сегодня откопаете топор войны, то обождала бы с этим до утра.
Морган невольно усмехнулся. Чувством юмора Господь ее не обделил. Надо же сказать такое: «топор войны». Она попала в самую точку.
Да и можно ли иначе описать то, что он учинил?
Он сделал глубокий вдох. Гнев его мало-помалу улегся. Ему стало неловко. А ведь прежде он так гордился своей невозмутимостью! Но тогда он не был знаком с миес Серенити Джеймс…
Он снова обвел комнату взглядом. И не мог не признать в душе, что ему опять не удастся покинуть поле боя победителем. Или хотя бы восстановить тот урон, который он сам только что нанес собственному достоинству.
— Соберите свое платье, — негромко проговорил он. — Я не смогу починить дверь, пока мы не придем в Санта-Марию. Оденетесь в каморке Барни, а я тем временем…
— Приведете каюту в порядок? Он молча кивнул.
Серенити взяла одежду и вопросительно взглянула на него. Потом перевела взгляд на изуродованную дверь:
— Боюсь, нынче мне не удастся запереться здесь. Верно, капитан?
Он прорычал в ответ нечто нечленораздельное, и Серенити сочла за благо удалиться. Она почти бегом бросилась к каморке Барни и постучалась.
— Кто там? — спросила Пести.
— Это Серенити. Можно поговорить с Барни? — Но тут она прыснула со смеху, сообразив, насколько глупо затевать диалог с птицей. Выждав несколько секунд, она толкнула дверь. В каюте не оказалось никого, кроме Пести.
Облегченно вздохнув, Серенити вошла внутрь и затворила за собой дверь. И только после этого позволила себе вернуться мыслями к происшествию в капитанской каюте.
Морган сошел с ума! Он готов был наброситься на нее с топором!
Да нет, тотчас же поправила она себя. Он просто выломал дверь.
«Никогда еще не встречал девицы, которая с такой легкостью, как ты, любезная, могла бы довести мужчину до белого каления. — Она внезапно словно наяву услышала эти слова, сказанные когда-то отцом. — Не представляю, о чем только думала твоя светлой памяти мать, когда решила дать тебе имя Серенити. Бедняжка явно тебя недооценила. Тебя следовало бы наречь Инсенс[3]!»
«Слушай, Серенити, — припомнилось ей тотчас же высказывание брата, — как тебе удается одним словом, жестом вызывать у людей желание придушить тебя?»
Да, она и сама знала за собой этот недостаток. Ей нравилось дразнить людей. В особенности самовлюбленных мужчин. На лице ее заиграла озорная улыбка. Она вспомнила, какой потешный вид был у Моргана, когда он возник на пороге каюты с топором в руке, весь взмокший от усилий… Но лицезреть эту картину еще раз она, пожалуй, не согласилась бы.
— Еще два дня, и всему этому конец, — весело проговорила она и начала одеваться.
— Еще два дня, — повторила Пести. — Два дня.
Но в глубине души Серенити не переставала надеяться, что эти два дня никогда не закончатся… И будут длиться вечно…
Поздней ночью, когда Серенити готовилась отойти ко сну, она услышала звук приближавшихся шагов. И без труда догадалась, что к двери подходил Морган.
Он, как и обещал, снял поврежденную дверь с петель. Остаток вечера Серенити провела в камбузе с коком и Кортом. Словно по молчаливому уговору, они с Морганом все это время избегали друг друга. Слухи о происшедшем быстро дошли до экипажа «Тритона», и Серенити с Кортом стоило немалого труда утихомирить мистера Родала, который всерьез собрался «выпустить кишки этому Дрейку».
Теперь же Морган стоял на пороге каюты с постельными принадлежностями под мышкой.
— Вы что-то здесь забыли? — ледяным тоном осведомилась она, отступая от койки и складывая руки на груди.
Он молча разостлал постель у входа в каюту. И с тихим вздохом растянулся на тощем тюфяке.
— Что это вы затеяли?! — Серенити подошла к порогу и взглянула на Моргана сверху вниз.
— Укладываюсь спать, если вы не против, — спокойно ответил он и укрылся одеялом.
— Разумеется, я против того, чтобы вы спали в моей каюте!
Он оглядел дверной проем и едва заметно пожал плечами:
— Вообще-то, если зрение мне не изменяет, я нахожусь снаружи. В коридоре.
— Снаружи, внутри — какая теперь разница, если вы имеете свободный доступ к моей постели? Или вы считаете меня беспечной дурочкой, которая согласится спать в такой близости от вас?! Если вы позабыли о своих повадках, то я хорошо их помню.
Он протяжно вздохнул и примирительно произнес:
— Я не в настроении спорить с вами, Серенити. Ложитесь-ка спать. Я здесь только для того, чтобы в случае чего защитить вас.
Поверить ли ему?
Морган, чтобы рассеять все ее сомнения, повернулся к ней спиной и пробормотал:
— Спокойной ночи, мисс Джеймс.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как улечься на койку. Долго еще она не спускала глаз со спины капитана. Но он даже не шелохнулся.
Всю ночь Морган прислушивался к ее движениям. Серенити же, как назло, беспрестанно ворочалась в постели. И всякий раз, как из каюты доносился скрип койки, тело Моргана, алкавшее близости с Серенити, отзывалось на этот звук мучительным напряжением. Ему вспоминались мягкие локоны, щекотавшие его щеку и губы, стоны, которые она издавала, наслаждаясь его нескромными ласками.
«Она меня просто убивает», — мелькнуло у него в голове. Нынешней ночью ему придется позабыть о сне. Да и ей, судя по всему, тоже.
Решив, что, вместо того чтобы ворочаться в постелях, разумнее провести оставшееся до утра время в беседах, он негромко произнес:
— Простите меня за эту дурацкую вспышку. Мне следовало сдержаться.
Серенити, помолчав, со вздохом ответила:
— Я тоже виновата перед вами. Мне не надо было вас дразнить. Но разве я могла помыслить, что доведу вас до такого исступления?
«Ну что ж, — одобрил он себя, — начало неплохое. По крайней мере то, что она взяла часть вины на себя, очень обнадеживает».
— Вам это блестяще удалось, вероятно, это природный дар.
— Мне все так говорили. Отец называл мою способность выводить мужчин из терпения особым, редким талантом.
Они умолкли, и Серенити вдруг с беспощадной ясностью осознала, что через два дня, в Санта-Марии она навсегда расстанется с этим человеком.
И слава Богу. Но почему тогда эта мысль отозвалась в ее душе жгучей болью? Она должна радоваться, что отправится домой. Но разлука с Морганом показалась ей просто немыслимой.
Однако таковы были обстоятельства, и им следовало покориться. Ведь должна же она возвратиться под отчий кров. И чем раньше это произойдет, тем лучше для нее.
— Морган, — едва слышно окликнула она.
— Да.
— Как раз перед тем, как вы явились сюда с постелью, я почему-то вспомнила, какой одинокой себя почувствовала после смерти мамы. Отец был так погружен в свое горе, что совсем не замечал меня и брата с сестрами. — С грустным смешком она добавила: — Но вам моя мама, боюсь, не понравилась бы. Ведь это она внушила мне те самые идеи, которые вас так бесят.
— А как относился к этому ваш отец? Ведь он не разделял ее взглядов?
— Знаете, пока она была жива, он с этим мирился. Случалось, они спорили, но вообще-то папа считал ее воззрения вполне… приемлемыми.
«Приемлемыми», — улыбнувшись, мысленно повторил Морган. Подходящее определение. Особенно если речь идет о женщине, подобной Серенити.
Ведь она ему нравилась. Ему были по душе и ее человеческие качества, а не одна только внешность. Если бы только она не выводила его из себя невероятным упрямством и независимостью суждений!
— Ваша матушка тоже хотела стать писательницей? — спросил он, предположив, что и эту вздорную мысль Серенити позаимствовала у покойной миссис Джеймс.
— Нет, путешественницей. Натуралистом. «Вот так штука!» — изумился Морган.
— Не может быть! — сказал он вслух.
— Правда. Она мечтала о научной экспедиции в глубь французских территорий.
— И ей удалось организовать что-либо подобное?
— Нет, — вздохнула Серенити. — Она никогда нигде так и не побывала. Только в Чарлстоне и Мартасвилле.
— И что же заставило ее отказаться от этого?
— Не «что», а «кто», — с грустной усмешкой поправила его она. — Отец. Он сказал, что уход за мужем и четырьмя детьми и ведение домашнего хозяйства — как раз такое приключение, о котором только и должна мечтать каждая женщина. И что с мамы этого будет довольно.
Морган, уловив печальные нотки в ее голосе, счел за благо сдержать торжествующий смех, который буквально душил его. Ай да мистер Джеймс! Вот молодчина! Сумел поставить строптивую женушку на место.
— Мама была из тех, кто никогда не повышает голоса. И во всем, что касалось дома и детей, она слепо доверялась суждениям отца.
— Подобный тип женщин всегда пользовался успехом у сильного пола. О такой жене втайне мечтает каждый мужчина! — с чувством воскликнул Морган.
— Вы уверены?
Она произнесла это с такой грустью, что он тотчас же поспешил добавить:
— Хотя некоторые, разумеется, предпочитают особ побойчее…
И зачем только он это сказал? Ведь не для того же, чтобы внушить ей ложные надежды?
И вдруг, к полной его неожиданности, Серенити приподнялась на постели и спросила:
— А вы сами к какому типу людей себя относите, капитан Дрейк?
Глава 13
Морган не ответил на ее вопрос. Ни в эту ночь, ни в следующую. Серенити в течение нескольких минут напрасно ждала, когда он заговорит. Но он не проронил ни слова.
Молчание это тяготило ее все больше и больше, и наконец, не выдержав, она снова спросила его о том же.
— Спокойной ночи, Серенити, — отвечал он.
Ей стало горько и грустно. Он либо не желал с ней откровенничать, потому что не придавал ни малейшего значения ее мнению о собственной персоне, либо она просто ему надоела. И он достаточно тактично дал ей это понять. И это означало только одно: ей не нашлось и уже не найдется места в его жизни, в его мыслях, в его душе.
Но она твердо пообещала себе больше никогда об этом не думать. Ведь они скоро расстанутся навсегда. Он заживет прежней жизнью. Что же до нее… Она должна быть сильной. И никому не показывать, что уязвлена. В особенности Моргану.
Вся во власти тяжелых мыслей, она стояла у борта «Тритона», любуясь очертаниями экзотического острова Санта-Мария, к которому подходил парусник. Ничего подобного она еще не видела! Огромный остров, заросший высокими деревьями, выступал из тумана, словно сказочный пейзаж.
— Мы находимся в Азорском архипелаге? — спросила она у проходившего мимо Кита.
— Да нет, мисс Джеймс, — почтительно ответил тот, поднимая с палубы конец толстого каната. — Это обособленный остров. О нем вообще-то мало кто знает. Здесь живут… — заметил он, смущенно почесав переносицу и отведя глаза, — такие типы, с которыми вам лучше не оставаться один на один.
Его слова вселили в сердце Серенити тревогу.
— Но как же так?.. Мистер Родал заверил меня, что здесь я смогу купить себе место на торговом судне…
— Кок не соврал. Торговые корабли здесь частенько бросают якорь. У капитанов и экипажей тут свои дела.
Оставив канат, он поспешил примкнуть к группе матросов, которые спускали паруса.
Серенити, озадаченная этим разговором, с волнением следила, как стремительно приближался к ним загадочный незнакомый берег. Еще немного, и она отправится домой, в Саванну. Это должно было ее несказанно радовать, и тем не менее…
Но что толку мечтать о несбыточном? Пусть утешением ей послужит воспоминание о тех доверительных разговорах с Морганом, которые они вели в капитанской каюте две ночи кряду. Она столько о нем узнала — о его отце и матери, о сестре. Он даже рассказал ей кое-что о тех временах, когда был пиратом. Нет, она его не оправдывала. И все же… От прежнего сурового презрения к этому темному отрезку его прошлого у нее в душе мало что осталось. Просто он сумел убедить ее, что.никогда не был ни чересчур жесток, ни слишком алчен.
Многое она услышала от него за эти короткие ночные часы. Но единственным, о чем Морган ни разу не обмолвился, была его подневольная служба в британском военном флоте. Как ни старалась она выпытать у него хоть что-нибудь о тех годах, он неизменно переводил разговор на другое.
Взглянув на него, стоявшего у руля, она проглотила комок в горле. До чего же он красив, ее Морской Волк!
Вдобавок он выказал себя человеком неглупым, мыслящим. Их взгляды во многом разнились, это верно, но он умел не только отстаивать собственную точку зрения, но и с уважением принимать ее позицию и в спорах с ней держался уравновешенно и тактично.
Но вот всему этому настает конец. Еще несколько часов — и… Серенити вздохнула.
Корабль обогнул гористый мыс, и тут перед восхищенным взором Серенити предстало поистине волшебное зрелище: солнечные блики искрились на гребешках волн, которые с шумом обрушивались на белоснежный песок пляжа. Три корабля стояли на якоре неподалеку от берега. Вдали, в окружении деревьев, виднелись аккуратные крыши домов.
Со стороны берега в океан вдавался длинный пирс, по которому наперегонки бегали двое загорелых ребятишек. Повсюду на острове цвели и зеленели мириады растений. Восхитительные цветы свешивали белые, пурпурные и алые головки с ветвей деревьев и высоких кустарников. Все это походило на земной рай.
— Просто дух захватывает, верно?
Морган сумел неслышно подобраться к ней, пока она любовалась островом.
Господи, какая сладкая грусть охватывает ее всякий раз, стоит ей только услышать его голос! Но скоро он будет лишь грезиться ей в воспоминаниях… Всеми силами стараясь отогнать прочь эту мысль, она кивнула.
— Почему остров называется Санта-Мария?
Он улыбнулся, и ноги ее при виде этой ласково-насмешливой улыбки сделались ватными.
— Не иначе как в насмешку. Он назван в честь одного из Азорских островов. Там в бухте стоят несколько парусников из испанской Непобедимой армады. А этот остров, как только его открыли, стал своего рода подобием настоящей Санта-Марии. На пиратский лад, понимаете?
— А что он собой представляет теперь?
— Сейчас его населяют пираты, ушедшие на покой. Пожелавшие укрыться здесь от властей. Тут они наслаждаются жизнью и могут в полной безопасности вспоминать славное прошлое: времена, когда такие, как они, были властителями морей. — Он пытливо заглянул ей в лицо и прибавил: — На острове идет бойкая торговля, благодаря чему он процветает. И всем этим жители обязаны Роберту Доррану.
— Кто это?
— Мой старинный приятель. — Он перевел взгляд на Барни, стоявшего у руля, и скомандовал: — Готовьте якорь к спуску, мистер Питкерн.
— Есть, капитан.
И снова его взгляд, на сей раз исполненный глубокой грусти, обратился к ней. Или она просто дала волю воображению? Серенити стало трудно дышать.
— Полагаю, вы собрали веши, мисс Джеймс? Теперь самое время вынести их из каюты.
В самом ли деле его голос стал вдруг печальным? Или ей это только почудилось? Она смотрела на него не отрываясь. Нет, ей не под силу будет с ним расстаться!
«Что за вздор!»
Она уныло кивнула:
— Да. Я сию же минуту их заберу.
Морган следил за ней взглядом. Вот она пересекла палубу и стала спускаться по лесенке. Ему захотелось остановить ее. Сказать, что он сам доставит ее домой в Саванну.
Но зачем ему это?
Он старался не доискиваться причин. Погружение в глубины собственной души его пугало. Но одно он знал твердо — ему безумно хотелось, чтобы она осталась на «Тритоне» как можно дольше. Хотя бы еще на неделю…
«Нет, пусть себе уходит, Дрейк. Пусть уходит».
Серенити сидела на носу лодки и смотрела на стремительно приближавшийся берег. Кит уверенно работал веслами. В шлюпке, кроме него и Серенити, находились несколько матросов. Морган успел уже высадиться на берег. Он и еще пять человек из команды направились к гостеприимному острову в самой первой из шлюпок.
Половина экипажа осталась на «Тритоне», остальные же не могли сдержать восторга: им не терпелось ступить на твердую землю, отдохнуть от нелегких трудов, растянуться на песчаном пляже. Серенити не винила их в этом.
Но их простодушно-детская радость, взрывы смеха, восторженные крики лишь усиливали тоску ее души.
Островитяне высыпали на берег. В числе прочих встречать «Тритон» явились и несколько леди. Их глубоко декольтированные яркие платья с короткими подолами красноречивее всяких слов говорили о ремесле, которым эти особы зарабатывали на жизнь.
Но Серенити втайне позавидовала свободе их одеяний. Жара здесь стояла невыносимая. Такая бывает в Саванне лишь в июле и августе. Она с досадой отвела со лба мокрую от пота прядь волос.
Кит остановил лодку вблизи от берега. Матросы с радостными воплями попрыгали в воду, которая доходила им до бедер.
— Боюсь, вы здорово вымокнете, мисс Джеймс, — пробормотал он извиняющимся тоном.
— Ничего, Кит. На такой жаре я высохну за несколько минут.
Она поднялась на ноги, собираясь отважно шагнуть в воду, но тут к лодке подошел Морган:
— Могу ли я помочь вам, мисс Джеймс? Серенити смешалась. Сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Они не прикасались друг к другу с той самой ночи, воспоминания о которой всякий раз пьянили ее и лишали покоя.
— Я… Я не…
Но прежде чем она успела ответить, Морган подхватил ее на руки.
Он так крепко прижал ее к груди, что она услышала, как отчаянно бьется его сердце. «Грешно, грешно, — повторяла она себе, — снова ощущать головокружительное счастье от близости с ним, обнимать его за смуглую шею, вдыхать запах его тела, такой терпкий, манящий». Но она прижималась к нему все теснее и вопреки всем доводам рассудка чувствовала себя на верху блаженства.
— По-моему, теперь я уже смогу сама дойти до берега, — пробормотала она, взглянув вниз, на волны, которые плескались у его щиколоток.
— Вам совсем не обязательно портить платье, — назидательно проговорил он. Серенити пыталась и не могла угадать по его голосу, испытывает ли и он то же непреодолимое желание, какое ощущала она.
Это было греховно, но тем не менее ей мучительно захотелось, чтобы он снова ее поцеловал. И чтобы он…
«Ни в коем случае!» — сурово приказал ее внутренний страж. Мужчина не должен позволять себе ничего подобного. Разумеется, если речь идет о порядочной женщине. Лишь после произнесения брачных обетов у алтаря… Да и в этом случае вряд ли было бы уместно то, что он проделывал с ней на палубе во время звездного танца на небесах…
И все же она безропотно позволила ему донести себя до самого берега. Когда он наконец опустил ее на землю, ноги ее не слушались. Ей пришлось несколько мгновений простоять неподвижно, чтобы чувства, теснившие ее грудь, хоть немного улеглись.
— Морган! — раздался невесть откуда грубоватый голос.
К ним со всех ног бежал мужчина лет пятидесяти. Горячее южное солнце не пощадило его, и на смуглом лице виднелись ранние морщины. Впрочем, это нисколько не портило его мужественные, красивые черты. В его седых волосах еще проглядывали несколько темных прядей. Поверх белой рубахи с распахнутым воротом он надел легкий светло-голубой камзол. Серенити опустила глаза. Ей показалось странным, что незнакомец по такой жаре нарядился не только в плотные бриджи, но не позабыл также натянуть и хлопковые чулки.
— Как же я рад тебя видеть! — Мужчина сердечно пожал руку Моргана. — Или ты все еще отзываешься на имя Маршалл? — Он плутовато прищурился. — Поди тебя разбери, приятель!
Морган ответил на его рукопожатие и с улыбкой произнес:
— Да, Роберт, много воды утекло.
Роберт повернулся к Серенити и окинул ее испытующим взглядом. Казалось, он вмиг вобрал в себя не только ее внешность до последней черточки, но проник в потаенные глубины ее сущности. Серенити сделалось не по себе.
— Позволь представить тебе Серенити Джеймс. Мисс Джеймс, перед вами Роберт Дорран, губернатор острова.
Роберт так и покатился со смеху:
— Скажешь тоже — губернатор! Он, поди, решил утаить от вас, мисс Джеймс, что остров этот я выиграл в карты. — С этими словами он поднес ее руку к губам и с изысканным поклоном поцеловал. — Счастлив с вами познакомиться.
Морган многозначительно откашлялся. От Серенити не укрылся суровый взгляд, какой он метнул на Роберта. Но тот в ответ лишь улыбнулся еще шире.
— Рассказывай, как вышло, что такая достойная леди очутилась в твоей сомнительной компании.
Серенити, едва не прыснув со смеху, в тон ему произнесла:
— Виной тому несчастливое стечение обстоятельств. Они-то и привели меня к порогу этого джентльмена.
Роберт собрался было ответить ей очередной шуткой, но тут, взглянув через ее плечо, он заметил выходившего на берег Джейка.
— Господи! — выдохнул он. — Да неужто это старина Джейк?! Глазам своим не верю! — И он со всех ног бросился приветствовать друга.
— Джейк однажды спас ему жизнь, — сказал Морган. — Роберт — человек учтивый и не стал бы так резко обрывать разговор с вами, но они с Джейком давным-давно не виделись.
— Вам нет нужды извиняться за него, — мягко проговорила Серенити. — А вы откуда знаете Роберта?
Лицо Моргана вдруг посуровело, черты его как-то внезапно застыли. Серенити решила, что он собирается, по обыкновению, уйти от ответа, но через несколько мгновений он справился с волнением и произнес:
— Я был женат на его дочери.
Поздоровавшись с Джейком, Роберт усадил Моргана, Серенити, Джейка и Барни в ожидавший неподалеку открытый экипаж, который доставил их к порогу его дома, выстроенного в греческом стиле и пышно именовавшегося Большой дом. Мужчины направились в его кабинет, но прежде он представил Серенити своей жене Марте и младшей дочери Кристен.
Марта, голубоглазая блондинка, была на добрых десять лет моложе супруга. Невысокая, плотная, она вся так и лучилась веселостью. При виде ее крепкой фигуры и смеющегося, приветливого лица каждый заражался ее жизнерадостностью.
Господь наградил Марту редкостной чуткостью и участливостью к людям. При виде Серенити она, едва с ней поздоровавшись, немедленно приказала слугам приготовить для нее ванну, после чего проводила гостью наверх.
И вот теперь Серенити смотрела сквозь отворенное окно спальни на плакучие ивы и испанский мох, росшие вдоль подъездной аллеи.
Кристен, девушка примерно одних лет с Серенити, бойко распоряжалась служанками, готовившими ванну.
Серенити, глядя на тоненькую Кристен, которая отдавала отрывистые приказания слугам, словно военачальник на поле боя, старалась представить себе ее покойную сестру Терезу. Ту, на которой был женат Морган. Интересно, на кого она была похожа? На веселую пухленькую Марту или на стройную, подтянутую и самоуверенную Кристен?
В этом доме она росла. Возможно, эта самая комната когда-то принадлежала ей. Серенити хотелось бы узнать, сильно ли Морган ее любил. И какие воспоминания будили в его душе эти комнаты, подъездная аллея, ивы и испанский мох.
— Мисс Джеймс! — Бойкий голосок Кристен вывел ее из раздумий. — Ванна готова. Я вам помогу раздеться.
— Очень вам признательна. — Серенити благодарно улыбнулась.
На кровати было разостлано светло-голубое атласное платье.
— Я подумала, цвет как раз подойдет к вашим глазам, — пояснила Кристен. — Отец неделю назад получил большую партию одежды, в том числе и это платье. Вот ведь как удачно все сложилось!
— Оно замечательное. Спасибо!
— Мисс Джеймс! — Кристен подошла к ней и испытующе заглянула ей в глаза.
— Зовите меня Серенити. Кристен кивнула.
— Серенити, мы едва знакомы, но, надеюсь, вы простите мне мою смелость. Я заметила, что вы слишком задумчивы и с такой грустью оглядываете наш дом. Комнаты, стены… У вас тяжело на душе, это сразу видно. Не хотите поделиться тем, что вас тревожит? Быть может, я смогу помочь советом?
Серенити вспыхнула. Ну мыслимо ли такое? Разве может она говорить о сокровенном с девушкой, которую знает всего каких-то несколько минут?
— Это касается Моргана и моей покойной сестры, верно? — не отставала Кристен.
Серенити в полном замешательстве закусила губу. Может ли она быть с ней откровенной? И в то же время ей так хотелось хоть чьего-то участия!
— Он очень любил вашу сестру?
Кристен понимающе кивнула и сжала ее ладонь.
— Значит, я верно угадала. Хотите знать правду?
— О, прошу вас! — Серенити с мольбой прижала руки к груди.
Кристен выпроводила служанок и плотно затворила дверь.
— Тереза любила другого, — сказала она, понизив голос-. — Сына местного фермера. И каждую ночь бегала к нему на свидания.
Серенити смотрела на нее остановившимися от изумления глазами и не знала, что и подумать. Меньше всего на свете она ожидала услышать подобное. И не вполне готова была к такой откровенности со стороны Кристен.
Глаза Кристен потемнели и подернулись влагой.
— Родители, конечно же, ничего не знали, — грустно произнесла она. — А я ей пообещала, что буду молчать. О, сколько раз я потом желала повернуть время вспять, чтобы нарушить данное ей слово и все им рассказать. Я должна была помешать ей совершить ту роковую ошибку.
— Вы… вы говорите загадками… — пробормотала Серенити.
Кристен отвела взгляд.
— Я ведь еще не закончила. Они встречались несколько месяцев кряду, и вот Тереза поняла, что… В общем, почувствовала неладное…
— Я не понимаю, — нахмурилась Серенити. Кристен вздохнула и, помолчав, решительно произнесла:
— Надо мне было, видно, все начать с самого начала. То есть с появления Моргана.
— Моргана?
— Нуда, да. Он отыскал свою сестру, но бедняжка была в таком ужасном состоянии… За ней нужен был глаз да глаз. И он привез ее сюда, потому что мама умеет ухаживать за больными. Она одна могла справляться с приступами ярости, которым была подвержена Пенелопа. Вылечить ее было невозможно, и она тихо угасла на руках у мамы и Терезы. — Кристен отерла слезы и продолжила: — Тереза к ней привязалась и относилась как к самой близкой и дорогой подруге. Она помогла ей провести последние дни земной жизни с достоинством и, когда Пенелопы не стало, горько ее оплакивала. Морган был ей бесконечно благодарен. А после, когда отец рассказал ему о беде, что приключилась с Терезой, Морган предложил ей руку и сердце. Ведь негодяй, от которого она ждала ребенка…
— Ах, вот в чем было дело! — перебила ее Серенити.
— …нанялся матросом на торговый корабль и удрал с Санта-Марии. — Кристен бросила на Серенити взгляд, исполненный участия и симпатии. — Вы не представляете, как неохотно согласилась бедная моя сестра на этот брак. Она не любила Моргана, он же готов был на ней жениться из одного только чувства благодарности. Но она пошла на это ради будущего ребенка.
— И Морган, — подсказала Серенити, вспомнив его собственный рассказ, — ушел в море, оставив ее здесь?
— Нет, это случилось не сразу, — возразила Кристен, подходя к окну. — Сначала он жил на острове и старался быть заботливым, внимательным мужем. Но с каждым днем становился все более грустным и задумчивым. Подолгу сидел на берегу, глядя в море, на парусники. И Тереза уверила его, что ей будет спокойнее, если он займется любимым делом. И благословила его уйти в море. Папа ее поддержал. Он-то хорошо знал, каково приходится моряку, если он долго задерживается на суше. Морган пообещал вернуться к тому времени, как малыш появится на свет.
— Но не смог выполнить это обещание, — полувопросительно произнесла Серенити.
— Нет, — с печальным вздохом ответила Кристен. — А Тереза умерла в родах.
— Но ребенок? Где же ее ребенок?
— Он родился мертвым и похоронен вместе с ней.
— О, Кристен, мне так неловко, что вам из-за меня пришлось снова все это вспоминать! — воскликнула Серенити, со слезами обнимая девушку.
Кристен ободряюще похлопала ее по спине:
— Я сама вызвалась рассказать вам всю правду о Терезе и Моргане. Сестра моя обрела долгожданный покой. Если бы вы знали, как ей было тяжело в последние месяцы жизни! Она только и знала, что плакала, а Морган был не в силах ей помочь и все мрачнел, глядя, как она изводится. Душевные раны почти не поддаются лечению.
— Вы правы, — прошептала Серенити. Ей казалось, что слова Кристен можно с полным на то основанием отнести к ней самой.
Кристен подошла к вместительному шкафу и, достав оттуда несколько полотенец, деловито разложила их на стульях возле наполненной ванны.
— Я от души желаю Моргану обрести счастье. Он его заслуживает. — Она многозначительно взглянула на Серенити и неожиданно спросила: — Так когда же ваша свадьба?
Серенити стояла словно громом пораженная и молча таращила на нее глаза. И лишь через несколько мгновений смогла выдавить из себя хриплое: «Простите… О чем вы?»
Кристен понимающе улыбнулась:
— Вам нечего стесняться. Я очень любила сестру, но Морган мне тоже бесконечно дорог, и я так рада, что он наконец-то встретил вас, Серенити. С вами он познает счастье, которого так долго был лишен.
— Нет-нет, вы заблуждаетесь! — Серенити покраснела до корней волос. — Не представляю, что могло вас натолкнуть на такую мысль… Нас ничто с ним не связывает. Я собираюсь вернуться домой на каком-нибудь из торговых судов, а Морган… Он отправится, куда пожелает.
Кристен с сомнением покачала головой:
— Но я была уверена…
— Мы с ним едва выносим друг друга, — зачастила Серенити. — И спорим по каждому поводу, даже самому пустяковому.
На лице Кристен появилась понимающая улыбка.
— Он вас просто бесит, не так ли?
— Именно так!
— А вам нравится его поддразнивать? Вы никогда не упускаете случая сказать ему колкость?
Серенити с беспокойством взглянула на свою новую подругу. Уж не ясновидящая ли она?
— Угадали. Но каким образом? Кристен с веселым смешком призналась:
— У нас с мужем все обстоит в точности так же!
— О-о-о, а я и не знала, что вы замужем.
— Уже шесть лет, — сказала Кристен. — Представьте, это была любовь с первого взгляда. Едва увидев Джорджа, я поняла, что мы с ним созданы друг для друга. И вы испытываете то же самое к Моргану. Я прочитала это на вашем лице, как только вы переступили порог нашего дома.
— Да нет, — растерянно пробормотала Серенити. — Как же можно любить Моргана? Он ведь пират.
Но Кристен лишь плечами пожала, словно речь шла о каком-то пустяке:
— Ну и что такого? Джордж тоже был пиратом. И мой отец. Мужчины часто совершают поступки, о которых потом жалеют. Но знаете, что я вам скажу? Морган, даже в самых худших случаях, никогда не бывал так жесток и алчен, как некоторые из наших так называемых честных каперов. А уж о морских офицерах я лучше умолчу. Многие из них — просто звери. Даже Джейку до них далеко. А ведь с Джейкобом Дадли, когда тот еще был пиратом, и сам дьявол не стал бы тягаться.
— Охотно верю, — с дрожью, в голосе признала Сере-нити.
Кристен подошла к ней сзади и помогла расстегнуть платье.
— Прошлое мужчины почти ничего не значит в сравнении с его настоящим. Главное — что у него на сердце. Морган вас любит. — Она обошла вокруг Серенити и остановилась прямо перед ней. Глаза ее лучились искренним теплом. — Никогда не видела, чтобы он так на кого-то смотрел. С таким обожанием, как на вас, Серенити. А прежде чем уйти с остальными мужчинами в кабинет отца, он поднял руку, чтобы обнять вас за талию, но так и не решился.
Серенити светло улыбнулась:
— От вашего взгляда ничто не укроется.
— Почти, — с охотой признала Кристен. — Мама называет это моим особым даром. — Она еще раз обошла вокруг Серенити и снова остановилась напротив нее. — Скажите, а не будь он пиратом, вы относились бы к нему иначе?
Серенити растерянно пожала плечами:
— Не знаю. Право, не знаю.
— Нет уж, прошу вас, будьте со мной откровенны.
— Он красив, не правда ли?
— Как само искушение.
— Хорошо воспитан.
— Верно. Не забудьте прибавить к этому обаяние.
Серенити рассеянно кивнула. Ей так живо представился Морган. Вздохнув, она с мечтательной улыбкой проговорила:
— Он умеет рассмешить меня. И разозлить тоже. Кристен прищелкнула языком.
— О-о-о, дорогая! Поздно рассуждать, что было бы, если бы он оказался иным. Вы по уши в него влюблены. Если, конечно, я хоть что-нибудь в этом понимаю.
Серенити упрямо покачала головой.
— Не верю я больше в любовь. Во всяком случае, в такую, какой она мне представлялась прежде. А ведь еще совсем недавно мне так нравились романтические сказки! Но за последние несколько недель словно пелена спала с моих глаз, и оказалось, что люди вовсе не такие, какими им надлежит быть. Но что поделаешь? — Она тяжело вздохнула и сцепила пальцы. — Иными они не станут, как бы мне этого ни хотелось.
— О да, — хмурясь, согласилась Кристен. — Но мы выбираем тех, кого любим, сердцем, а не головой. — И она легонько коснулась пальцем левой стороны груди Серенити. — Сердцем. Мы любим своих избранников, невзирая на их грехи и изъяны характера, а порой именно за их недостатки. Поправьте меня, Серенити, если я ошибаюсь, но ведь когда вы смотрите на Моргана, у вас занимается дыхание, да?
— Да.
— И по коже бегут мурашки.
— Почти всегда.
— Вам хочется подойти к нему как можно ближе, коснуться его волос, прижаться к его груди?
Серенити вспыхнула. Разве могла она вслух при посторонней женщине сознаться в таких греховных желаниях?
— Ясно, — констатировала Кристен. — Еще как хочется.
— Да, но какое это имеет…
— А это означает, что вы влюблены, мисс Джеймс. Позвольте теперь полюбопытствовать: что вы собираетесь с этим делать?
Глава 14
Вопрос этот занимал мысли Серенити все время, пока она принимала ванну.
Кристен с ее способностью проникать в чужие мысли, выпытывать сокровенное следовало бы стать прокурором или устроиться на службу в полицию. Серенити представила тонкую фигурку Кристен в полицейском мундире и невольно улыбнулась.
Она сидела на мягкой кровати, глядя в окно, и перебирала в памяти события последних недель.
Она влюблена. Это открытие сначала поразило ее до глубины души, но в следующий момент она поняла, что давно об этом догадывалась, но просто не решалась облечь свою мысль в слова. Их произнесли уста Кристен.
Не будь она влюблена в Моргана, разве ее заботило бы его прошлое?
Узнав, что он когда-то был капитаном пиратского парусника, она вознегодовала, потому что это могло служить угрозой ее любви. А вовсе не из-за того, что подлинный герой ее наивного рассказа оказался иным, чем она его вообразила.
Она рассеянно взглянула на потертый кожаный мешочек с золотыми монетами, что лежал у нее на коленях. Деньги ссудил ей мистер Родал, чтобы она могла оплатить пребывание на торговом судне, идущем в Саванну. Она с неохотой их приняла, чувствуя себя виноватой перед добрым коком. Ведь это были едва ли не все его сбережения. Но как иначе она смогла бы добраться до дома? Она пообещала вернуть ему долг при первой же возможности. Когда подвернется такой случай? Ведь он будет в море… Об этом ей еще предстояло подумать. Выход в конце концов найдется.
Зато она окажется дома.
Дома. Это слово ласкало слух. Неужели она снова увидит Онор, Джонатана и отца? И Дугласа. Серенити улыбнулась этим мыслям.
Но ей никогда больше не доведется встретить Моргана.
Закрыв глаза, она перенеслась мыслями в типографию, в тот Дождливый день, когда он внезапно вырос перед ней как призрак, как оживший персонаж ее собственного рассказа.
Вот он разыскивает ее на балу в доме отца. И не может узнать, так она переменилась.
Ей припомнилось и горькое чувство, с каким она смотрела ему вслед, когда он тем же вечером вышел из их библиотеки. Почему-то именно тогда ей на ум пришла мысль об утраченной мечте, которая только что хлопнула дверью у нее перед носом.
Морган. Ее рыцарь в сверкающих доспехах. Отважный пират… Который разобьет ей сердце, отвергнув ее любовь…
Что может быть проще? Достаточно спуститься вниз, войти в кабинет мистера Доррана и сказать: «Морган Дрейк, я вас люблю, мне все равно, пират вы или нет. Я хочу провести с вами рядом всю жизнь, сколько мне отпущено».
Но разве она решится на такое?!
Сгорая от стыда, она живо представила себе, чем могло бы закончиться подобное объяснение. «Боже милосердный, он, чего доброго, еще рассмеялся бы мне в лицо!»
Пожалуй, Морган вполне на такое способен. И можно ли его в этом винить? Слыханное ли дело: старая дева, которая не в состоянии и строчки прочесть без очков, рассуждает о социальных реформах и одним своим присутствием выводит из душевного равновесия любого мужчину, явилась предложить ему, писаному красавцу, благородному, веселому и добродушному каперу, — что? Руку и сердце. Да полноте, не она ли еще несколько дней назад довела его до того, что он вынужден был разбить топором дверь собственной каюты?
И ведь наверняка он донельзя избалован женщинами, которые ему просто проходу не дают, когда он появляется в обществе. Настоящие красавицы, кокетливые, умеющие себя подать, знающие свое место.
«И ни одна из них не смогла завладеть его сердцем», — заговорщически шепнул ей внутренний голос. Это ее приободрило.
— О, Морган! — прошептала он. — Если бы только я могла заглянуть тебе в душу!
Большой дом был выстроен по образцу виргинских особняков, которыми Роберт Дорран так восхищался во времена далекой юности. С десяток лет он успешно занимался морским разбоем, вдобавок ему вечно везло в карты. Сколотив столь малопочтенными трудами немалое состояние, он решил навсегда осесть на Санта-Ма-рии и посватался к дочери одного из высокопоставленных местных чиновников.
Увидев, какой роскошный дом выстроил себе бывший пират, чиновник без колебаний дал согласие на брак. При этом немалая часть богатств Доррана перетекла в его карман. Что же до самой невесты, то о лучшем муже она не могла и мечтать.
Морган, давно знавший супругов, считал их едва ли не образцовой парой. Они нежно друг друга любили, и жизнь их текла мирно и счастливо.
Роберт гордился своим домом, боготворил жену и обожал дочерей.
Вспомнив о Терезе, Морган тяжело вздохнул. Она была прелестной девушкой — красивой, стройной голубоглазой блондинкой — и, как ее мать, отличалась легким характером. Стоило ей улыбнуться, и даже пасмурный вечер казался окружающим солнечным днем.
Но он никогда не испытывал к Терезе даже сотой доли тех сложных, бередящих душу чувств, какие вызывала у него Серенити. Он не любил Терезу.
Что же до Серенити…
Морган уже в тысячный раз взглянул на лестницу, у подножия которой стоял целых полчаса.
Где же она? Когда же наконец Серенити сойдет вниз?
«Серенити, — мелькнуло у него в голове. — Ясность, безмятежность». Но именно безмятежность навсегда его покинула, стоило ему заглянуть в голубые глаза, в которых плясали озорные искры — темно-синие и золотые. «И кого же из родителей угораздило дать ей это имя?»
— Морган! Как поживаешь?
Он повернулся на звук голоса Кристен, которая вошла в холл сквозь растворенное французское окно, выходившее в сад.
— Спасибо, хорошо.
— Но тебя что-то беспокоит? Иначе зачем бы тебе бродить туда-сюда по залу битых полчаса?
— Я и не думал бродить по залу. Просто задержался на минутку у лестницы.
Кристен плутовато усмехнулась. Не без труда заставив себя остановиться, он скрестил руки на груди.
— У тебя что же, нет других дел, кроме как шпионить за мной?
Кристен кивнула и, хмурясь, деловито сообщила:
— Есть, есть у меня дело, и очень даже важное. Я как раз иду к мисс Серенити, чтобы сказать ей, что в порту стоит торговый корабль, который скоро возьмет курс на колонии.
Кровь отхлынула от его лица. На миг ему показалось, что Кристен торжествующе усмехнулась. Но он тотчас же отогнал эту мысль. В самом деле, что за нелепости лезут ему в голову?
— Прости, но я должна тебя покинуть. — Подобрав подол платья, она поставила ногу на первую ступень лестницы.
— Нет! Постой! — взмолился он.
Кристен остановилась, повернув голову в его сторону. Лицо ее было непроницаемо.
Морган не знал, что ей сказать, на что решиться. Ах, как бы ему хотелось взбежать по мраморным ступеням наверх, ворваться в комнату Серенити и умолять ее остаться!
Мысли его лихорадочно заметались: ему надо срочно найти логическое обоснование этому желанию. Такое, которое примирило бы его с самим собой. И спасительная формула тотчас же отыскалась!
Он считает своим долгом лично проводить ее домой, служить ей защитой в длительном и небезопасном путешествии. Верно, с этим не поспоришь! Ведь речь идет о его чести.
Зачем ей тратиться, покупая место на торговом судне, когда он доставит ее в Саванну бесплатно?
И тут у него сам собой возник вопрос, который он тотчас же задал свояченице:
— Откуда у нее деньги на оплату проезда до Саванны?!
Кристен невозмутимо пожала плечами:
— Может, она занялась пиратством? Ведь дурной пример заразителен.
— Это не смешно, Кристен!
— Кому как. А теперь прости, пожалуйста, но я должна поторопиться. Серенити с нетерпением ждет эту новость. Разве что…
— Разве что?.. — переспросил он, стараясь, чтобы голос его звучал естественно и непринужденно.
— Да нет, ничего, — небрежно бросила Кристен и, еле сдерживая усмешку, взбежала вверх по лестнице.
На площадке второго этажа она остановилась и украдкой посмотрела вниз на Моргана. Тот выглядел таким рассерженным, что Кристен даже удивилась, как это он не пустился за ней вдогонку?
— До чего же ты упрям, Морган Дрейк, — прошептала она. — Как нелегко придется с тобой бедняжке Сере-нити.
Эти же самые слова она услышала несколько лет назад из уст своей свекрови. Они с Джорджем как раз собрались пожениться.
С мужчинами вообще нелегко, подумала она и вздохнула. Особенно с теми, кого любишь. Как сказала ей мать накануне их свадьбы: первые два года жена едва удерживается от того, чтобы не растерзать благоверного. А остальное время жалеет, что не сделала этого.
Кристен усмехнулась, вспомнив об этом. В словах матери содержалась изрядная доля правды. Но Кристен было так же хорошо известно, насколько тяжело расставаться с тем, кого любишь. В особенности если не знаешь, суждено ли тебе когда-нибудь вновь его увидеть.
Она влюбилась в Джорджа с первого взгляда, когда ей было шестнадцать. И поняла, что только с ним сможет быть счастлива. Она нисколько не сомневалась, что чувства ее нашли отклик в душе избранника, но сам Джордж упрямо отказывался это признать.
— Твой отец голову мне отрежет. И не только ее, — пророчил он. — Ну разве я гожусь тебе в мужья? — И он спешно покинул остров.
Кристен целых четыре года искала его, прежде чем они наконец предстали перед алтарем. И никогда об этом не жалели.
Она ни в коем случае не желала Серенити и Моргану тех испытаний, через которые пришлось пройти им с Джорджем.
И с этой мыслью она продолжила путь.
Серенити услышала осторожный стук в дверь.
— Войдите! — взволнованно произнесла она. В комнату, сияя улыбкой, вбежала Кристен:
— Ну и как твоя голова? Получше?
Серенити спрятала глаза. Ведь она солгала доброй Кристен про головную боль, и теперь ей стало неловко.
— И да, и нет.
— У меня есть новость, которая, возможно, тебя исцелит. — Кристен подошла к окну и, глядя на подъездную аллею, будничным тоном сообщила: — В порту стоит на якоре корабль, который держит курс на колонии.
— О-о-о! — прошептала Серенити. У нее вытянулось лицо. Кристен было жалко на нее смотреть. Но замешательство Серенити длилось недолго. Она быстро взяла себя в руки и кивнула: — Спасибо. Это и впрямь хорошая новость. Надо поскорее послать за капитаном.
— В этом нет нужды, — улыбнулась Кристен. — Отец уже поговорил с ним о тебе, и капитан его заверил, что с радостью доставит тебя домой.
Кристен подошла к ней и игриво намотала на палец ее каштановый локон.
— Так что все устраивается как нельзя лучше, верно? Серенити тяжело вздохнула. Всей впрямь улаживалось благодаря доброте мистера Родала, Кристен и ее отца.
Вот только достанет ли у нее сил расстаться с Морганом Дрейком?
— А когда… когда этот корабль выйдет в море? — спросила она.
— Через три дня.
Сердце ее сжалось. Всего три дня! А потом… Долгая унылая жизнь вдали от Моргана.
Кристен нагнулась к ней и заговорщически прошептала:
— Но мало ли что может случиться за эти три дня?
— О да, — со вздохом согласилась Серенити. — Настанет конец света. Я могу потерять сознание. Или…
— Или услышать предложение руки и сердца из уст Моргана.
Серенити горько рассмеялась. Она вовсе не хотела обидеть Кристен, но сама идея показалась ей настолько дикой, что сдержаться было выше ее сил.
Кристен с улыбкой покачала головой:
— Ты что же, не веришь в такую возможность?
— Но Морган ясно дал мне понять, что больше не намерен жениться.
Кристен понимающе кивнула:
— Еще бы! Все они так говорят, но только между словами мужчин и их поступками лежит пропасть. Зияющая пропасть, понимаешь? Поверь, я знаю, о чем говорю. А уж по части умения манипулировать мужчинами со мной вряд ли могла бы потягаться даже Елена Троянская. — Кристен уселась на кровать Серенити и обняла ее за плечи. — Послушай, дорогая, ведь если вы с Морганом поженитесь, то это обезоружит ваших городских сплетниц. Разумеется, они не откажут себе в удовольствии констатировать, что Серенити Джеймс удрала из дому, чтобы выйти замуж за своего дружка. Но представь себе только, какие гадости они станут о тебе говорить, если ты возвратишься домой одна! — И, проведя ладонью по голове Серенити, она шепнула ей на ухо: — Подумай об этом!
О, сколько раз эта мысль приходила ей в голову с того самого дня, когда она имела глупость выбежать из дому в одежде Джонатана!
— Но ведь он только одного и желает — поскорее выйти в море!
— Так отпусти его. Он туда отправится всего-то раз, причем ненадолго, вот увидишь.
Серенити вскинула брови. Ей так хотелось верить Кристен! Но слова ее решительно расходились с действительностью.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Как это — откуда? Да вот возьми хотя бы Джорджа.
— Ты о своем муже?
— Да, о нем. Джордж любил море не меньше, а быть может, и больше, чем Морган. И уверял, что даже ради меня не останется на берегу. — Кристен счастливо улыбнулась. — И вот через три месяца после нашей свадьбы он отправился в плавание. Угадай, сколько времени оно длилось?
Серенити развела руками:
— Полгода? Год?
— Два дня.. — Для пущей убедительности Кристен подняла вверх два пальца. — Через два дня он явился домой и поклялся, что никогда больше меня не оставит.
— Но ведь теперь его здесь нет.
— Верно, — признала Кристен. — Но если бы я всего-то сдвинула брови, он остался бы на берегу, со мной. Если хочешь знать, я сама настояла на том, чтобы он ушел в море. Надо же хоть изредка отдыхать друг от друга.
Разговор этот придал Серенити сил. Он оживил в ее душе угасшие было надежды. Как это замечательно — приручить пирата! Привязать к себе Моргана так крепко, чтобы он даже помыслить не мог о море.
Но не слишком ли это прекрасно, чтобы быть правдой?
Сумеет ли она стать такой же, как Кристен?
А что, если новая подруга говорит ей все это лишь для того, чтобы утешить ее, смягчить для нее боль неизбежной разлуки с Морганом? Но нет! Серенити пристально взглянула на веселое, задорное лицо Кристен. Уж кто-кто, а она разбирается в людях. И знает Моргана едва ли не лучше, чем он сам.
Серенити с сомнением произнесла:
— Ох, Кристен, достанет ли у меня сил, чтобы склонить его к тому… о чем мы говорили?
Кристен пожала плечами:
— Все получится, вот увидишь. Главное — не мешкать. Время, к сожалению, не на твоей стороне.
Глава 15
Пока Кристен и ее горничная трудились над внешностью Серенити — причесывали ее, подгоняли ее наряд, пришивали к нему ленты, — она мучительно раздумывала над словами новой приятельницы. Стоило ли им верить? Ведь они вселили в ее душу надежду, и если ей не суждено сбыться, это будет так больно… Не проходящая мука. Она этого не переживет!
Между тем туалет ее был закончен. Оглядев себя в зеркале, Серенити осталась довольна и сердечно поблагодарила обеих женщин. Пышная прическа с локонами, обрамлявшими лицо и спускавшимися ниже плеч, была ей очень к лицу, голубое платье, на удивление ладно на ней сидевшее, великолепно гармонировало с цветом глаз.
— Вот погоди, увидишь, как Морган переменится в лице, когда ты явишься перед ним, — прошептала Кристен ей на ухо, когда они вышли на лестницу.
Но несмотря на это заверение, Серенити была сама не своя от волнения.
Остановившись в дверях гостиной, она кивнула Джейку, который разговаривал о чем-то с Робертом. Морган стоял к ней спиной.
Разочарованно вздохнув, она направилась к миссис Дорран, которая сидела на мягкой софе у стены.
— О, мисс Джеймс, вы неотразимы! — улыбнулась Марта. — Роберт, — обратилась она к мужу, — нам придется стеречь мисс Серенити. Иначе городские ухажеры не дадут ей проходу и кто-нибудь из них, того и гляди, ее у нас похитит!
Серенити зарделась от этого комплимента.
Морган повернул голову в ее сторону. Стоило их глазам встретиться, как он помимо воли испустил протяжный вздох и прижал руку к сердцу. Во взгляде его читалось восхищение, от которого у Серенити захватило дух.
Сердцу стало тесно в груди, кровь прилила к щекам. Никогда в жизни она не была объектом такого непритворного восторга.
— Ну что ж, все в сборе, — сказала Марта. — Прошу к столу.
Ужин, поданный в просторной столовой, куда хозяева и гости прошли неторопливо и чинно, был изысканно сервирован и чрезвычайно обилен.
На столе посреди блюд возвышались два огромных канделябра с множеством восковых свечей, а чтобы гостям не было жарко, роскошно разодетый слуга обмахивал их пестрыми опахалами, которые приводились в движение при помощи хитроумного устройства из цепей и блоков.
Серенити залюбовалась сервировкой стола — роскошной китайской посудой из тончайшего фарфора, тяжелыми серебряными и золотыми блюдами, чашами и кубками, хрустальными бокалами, в которых пенилось шампанское. Что же до яств — то им просто несть числа. Никогда еще ей не доводилось видеть столь явного изобилия! Даже в Рождество стол Джеймсов не бывал уставлен таким количеством тонко приготовленных кушаний.
На огромных блюдах громоздились фаршированный гусь, ароматная буженина, индейка, ростбиф, печеная и жареная рыба, не менее десяти сортов колбас, фруктовые салаты, пироги… У Серенити даже глаза разбежались…
Она с интересом прислушивалась к разговорам мужчин, которые наперебой рассказывали друг другу о морских приключениях. Морган сидел у противоположного от нее края стола, рядом с Робертом. Барни и Джейк заняли места слева от хозяина.
— Простите, что мы рассадили дорогих гостей в нарушение всех традиций, — сказала Марта, поливая кусок ростбифа соусом. — Но я подумала, что мужчинам о стольком надо рассказать друг другу. Пусть уж сидят все вместе.
Серенити, смутившись оттого, что добрая женщина, по-видимому, без труда прочитала ее мысли, растерянно пробормотала:
— О, что вы, мне нет до этого никакого дела.
— Попробуй гуся, Серенити, — посоветовала ей Кристен. — Это фирменное блюдо нашей Кармен. Не пожалеешь.
— Спасибо. — Серенити взяла несколько ломтиков гусиной грудки с блюда, которое поднес ей один из слуг.
Несколько минут прошло в молчании. Серенити едва успела отведать гуся, как вдруг Марта обратилась к ней:
— Морган сказал, что вы писательница. Неужто это правда, мисс Джеймс?
Серенити гордо вскинула голову:
— Совершенная правда, мэм.
— Какая благородная профессия, — улыбнулась Марта. — Никогда еще не сидела за одним столом с писателем. Но до чего же, наверное, нелегок этот труд! Особенно для женщины.
— Да, ремесло это не из простых, — согласилась Серенити, исподтишка взглянув на Моргана и удостоверившись, что он смотрит в ее сторону. Сглотнув, она быстро перевела взгляд на Кристен, которая ей ободряюще улыбнулась.
— Мне никогда не хватало смелости удивить всех какой-нибудь неожиданной выходкой, — с усмешкой призналась Марта. — Атак хотелось, особенно в молодости. Я мечтала производить впечатление на окружающих не только своей внешностью. В особенности на мужчин, что уж греха таить. Но Бог не дал мне никаких талантов.
— О, брось, мама! — запротестовала Кристен. — Папа любит тебя не только за твою внешность.
— Теперь-то да! — вздохнула Марта. — Но на то, чтобы он оценил меня как человека, потребовалось тридцать лет совместной жизни. Мне пришлось для этого состариться, — добавила она, пряча улыбку.
— Ну, мама, не совестно ли тебе говорить такое?! — нежно укорила ее Кристен.
— А скажите-ка мне, Серенити, читали ли вы труды Мэри Вуллстонкрафт?
— Конечно!
— Эта женщина — ходячий протест! — заявила Марта. — И книги она пишет скандальные, но, между нами, я разделяю многие ее взгляды. Например, о женском образовании. О, представьте себе, я научилась читать втайне от всех. И хорошо помню, как рассвирепел отец, когда однажды поймал меня за книгой. Мне тогда было тринадцать. Как большинство мужчин, он считал, что чтение разовьет во мне дурные наклонности.
Разговор с Мартой и Кристен продолжался до конца обеда. И все это время Серенити ловила на себе восхищенные взгляды Моргана.
Когда был съеден десерт, мужчины, поблагодарив хозяйку, отправились в кабинет Роберта, женщины во главе с Мартой — в гостиную.
— Серенити.
Она остановилась в дверях, услышав за спиной голос Моргана.
— Слушаю вас, капитан.
Он подошел к ней размашистой походкой моряка. Пламя свечей играло в его глазах, придавая им какое-то новое, мечтательно-задушевное выражение.
— Я подумал, что мы с вами могли бы прогуляться по саду. Погода стоит чудесная… Если, разумеется, вы не против.
Серенити, понизив голос, чтобы ее не могли услышать Марта и Кристен, возразила:
— Я не забыла, что случилось таким же чудесным вечером, когда мы с вами остались одни.
Морган обезоруживающе улыбнулся:
— Обещаю вам, что подобное больше не повторится. Я буду вести себя безупречно, вот увидите. — Затем он наклонился к ней и прошептал ей на ухо: — Разве что вы сами этого пожелаете. В каковом случае я, разумеется, не посмею разочаровать леди.
Серенити бросило в жар. В глубине души она была счастлива, что он по-прежнему желает близости с ней, но сознаться в этом значило бы уронить себя в его глазах.
— Вы опасный ловелас, капитан Дрейк. Но должна вас разочаровать: я не стану плясать под вашу дудку. Не рассчитывайте на это.
Он шутливым жестом прижал руку к груди и пошатнулся:
— Я сражен вашими словами наповал, миледи! Я гибну в расцвете лет! — Тут на лице его снова засияла улыбка. — Но как мне все же уговорить вас прогуляться со мной по саду?
Он оглянулся. В стороне стояли миссис Дорран и Кристен.
— Замолви за меня словечко, Кристен, — обратился он к свояченице. — Заверь мисс Серенити, что, оставшись со мной наедине, она будет вне всякой опасности. Ты ведь знаешь, я человек чести.
— Ты хотел сказать: дамский угодник, — рассмеялась Кристен. — Я посоветовала бы тебе, Серенити, держаться настороже. — Она погрозила Моргану пальцем. — Поэтому мы на всякий случай оставим дверь в сад открытой. И если он посмеет коснуться губами твоей щеки, Серенити, ты сразу зови нас, и мы с мамой бросимся тебе на помощь.
— Значит, мы можем на вас рассчитывать в случае какого-либо недоразумения? — Он насмешливо изогнул бровь.
Серенити не успела опомниться, как он взял ее под руку и стремительно увлек в сад.
Вечер и впрямь стоял замечательный. Серенити отметила это сразу, стоило ей только очутиться на ровной дорожке, посыпанной песком, среди цветущих роз и увитых плющом изгородей, которые разделяли пространство на несколько обособленных зон. Кристен еще прежде сказала ей, что сад этот — особая гордость Марты и объект ее неусыпных забот.
Серенити с любопытством озиралась по сторонам. Сад был чудесный. Пройдя несколько шагов по дорожке, она остановилась и повернулась к Моргану лицом. Легкий бриз шевелил ее локоны. Пристально глядя на него, она без тени улыбки спросила:
— Так о чем же вы хотели поговорить со мной?
Он опустил глаза, словно собираясь с мыслями, и произнес глубоким, звучным голосом, тон которого выдавал его волнение:
— Я-подумал, разумно ли вам покупать место на этом колониальном паруснике. Ведь вы не знаете, что за человек его капитан.
Кровь прилила к щекам Серенити. Неужто он имеет в виду то, о чем она так отчаянно, так исступленно мечтала? Смеет ли она надеяться, что он…
— Должна ли я это понимать так, что вы просите меня остаться с вами?
— Нет! — произнес он с поспешностью, которая разом положила конец всем ее упованиям.
Что ж, выходит, даже Кристен порой ошибается в прогнозах…
— Я совсем не это имел в виду, — пояснил Морган. Каждое его слово впивалось ей в сердце, как раскаленная игла. — Просто, по-моему, вам следует все хорошенько обдумать, прежде чем…
— Прежде чем что? — спросила она. Голос ее прозвучал гораздо резче, чем ей хотелось бы.
«Он еще смеет давать мне советы, — пронеслось у нее в голове. — Человек, который видеть и знать меня не хочет!»
— Хорошенько все обдумать, — фыркнув, продолжила она, — прежде чем довериться незнакомому капитану с его командой, состоящей из одних мужчин. Где-то я уже о подобном слышала. И должна вам заметить, что капитан торгового судна, на котором я намерена отправиться домой, не был пиратом. И его не разыскивают правительства нескольких стран.
— Всего-то двух, но разве в этом дело?
— А в чем же?
Моргана задел ее тон, но еще больше — ее манера заострять внимание на тех его словах, которым сам он не придавал значения. И еще, она умела так повернуть разговор, что ему приходилось произносить то, чего он и в мыслях не держал…
— Где вы раздобыли деньги на проезд?
— Вот уж это вас совершенно не касается.
— Я в ответе за все, что происходит с вами. Приоткрыв от удивления рот, она смерила его негодующим взглядом:
— С какой это стати?
— Ведь не кто иной, как я, вас в это вовлек, и потому…
— Нет, если мне не изменяет память, я сама в это ввязалась. И без помощников извлеку себя из этого. Когда и как мне будет угодно.
— Но мой долг мужчины…
— О, прошу вас… — Она раскрыла ладони и вытянула руки вперед, словно отстраняясь от него. — Не начинайте снова эти разговоры…
Моргану безумно захотелось, во-первых, поцеловать ее, а во-вторых, задушить. Не решившись ни на то, ни на другое, он рассмеялся. Она сводила его с ума. Но именно это и привлекало его к ней. С такой женщиной никогда не соскучишься.
— Почему это любой наш с вами разговор заканчивается спором?
Серенити сорвала желтую розу с ближайшего куста и, поглаживая пальцем нежные лепестки, с улыбкой ответила:
— Да, спорить мы оба любим, это уж точно.
— Еще как! — в тон ей ответил он, обдумывая аргументы, при помощи которых смог бы убедить ее остаться на «Тритоне». Надо было чем-то ее заманить на парусник. И тут его осенило.
— Знаете, — выпалил он, — если вы согласитесь отправиться домой на моем паруснике, я обучу вас морскому делу.
Серенити, вздохнув, уселась на одну из мраморных скамей, стоявших у края дорожки.
— Я не желаю больше быть матросом и не напишу о вас ни строчки, как и обещала. Все, чего я хочу, — это как можно скорее оказаться дома.
— Но почему? — Он медленно подошел к скамье и остановился напротив Серенити. Глядя на нее сверху вниз, он повторил: — Почему? Ведь вы хорошо знаете, что ждет вас по возвращении. Сплетницы станут…
— Еще бы, — перебила она; в голосе ее звучала боль. — Мне хорошо известно, как злоречивы и недоброжелательны люди, — Она подняла на него глаза. В них застыла такая печаль, что у Моргана сжалось сердце. Ему казалось, это ее душа, трепетная, беспомощная, смятенная, глядит на него из ее расширенных зрачков, обрамленных голубым сиянием.
Он не знал, как ее утешить, что сказать, чтобы улыбка снова засияла на ее лице.
— Мне рано или поздно придется возвратиться домой, — продолжала она. — И чем дольше продлится мое отсутствие, тем тяжелей мне будет в родном городе.
Он растерянно смотрел на нее, не понимая, почему ему так хочется, чтобы она осталась. Лишь одно было ему ясно — если она его покинет, это причинит ему нестерпимую муку, такую, какой он никогда еще не испытывал.
Сев рядом с ней на скамью, он нежно, едва касаясь бледной кожи, провел ладонью по ее щеке. Боже, как она была прекрасна, каким роскошным водопадом спускались на ее плечи каштановые локоны, как призывно сияли ее глаза в призрачном лунном свете!
— Уж не собираетесь ли вы поцеловать меня, капитан Дрейк? — спросила она насмешливо.
— А если собираюсь?
— В таком случае позвольте напомнить вам ваше обещание.
— Тогда скажите, чтобы я ушел. И мне не останется ничего другого, кроме как подчиниться.
Серенити проглотила комок в горле. Она не могла заставить себя произнести эти слова. В глазах его блеснул огонь неподдельной страсти, и тело ее отозвалось на этот безмолвный призыв.
— Нет, — честно призналась она. — Я не хочу, чтобы вы уходили.
Он нежно обнял ее, и она раскрыла губы…
— Капитан Дрейк!
Руки его мгновенного разжались. Он отстранился от нее и кивнул Кристен, которая приближалась к ним стремительной, легкой походкой.
— Что случилось? — свирепо осведомился он. Кристен, слегка приподняв брови, холодно ответила:
— Не шипите на меня, мистер Дрейк, словно рассерженный гусь! Не ты ли сам просил дать тебе знать, когда к нам пожалует плотник? Я только лишь выполняю твою просьбу.
— Какого дьявола ему здесь понадобилось в такой час? — Морган никак не мог справиться с раздражением, поднимаясь со скамьи. — Мы с вами продолжим разговор в другое время, Серенити.
Она смущенно кивнула и проводила его взглядом. Кристен, едва лишь он скрылся в доме, негромко произнесла:
— Иногда бывает полезно раззадорить мужчину и тотчас же окатить его ледяной водой.
— Прости, я не совсем тебя понимаю. К чему это? Кристен оглянулась на открытую дверь и шепотом спросила:
— Скажите мне честно, мисс Джеймс, желаете ли вы, чтобы капитан очутился у ваших ног, или предпочитаете вернуться домой на торговом судне?
Серенити усмехнулась и без колебаний ответила:
— Я готова вернуться, и ты это знаешь. Но… если есть хоть малейшая возможность не разлучаться с Морганом… Научи меня, как этого добиться!
Глава 16
Следующее утро подруги провели в гостиной. Кристен учила Серенити азам науки обольщения. Которую та про себя переименовала в науку одурачивания.
Серенити не переставала удивляться: неужели мужчины так глупы и внушаемы? Неужто они попадаются на столь немудреные, примитивные уловки? И внутренний голос твердил ей: «Да, Кристен права. Они и в самом деле такие».
— Нет, Серенити, выпрями спину, — командовала Кристен. — А теперь опусти глаза. Не закрывай, только опусти. Вот так. Отлично!
— Но я ничего не вижу!
— Здесь ведь не ползают змеи, так что тебе нечего бояться. Ты задумала завоевать его сердце. А любовь слепа, помни это.
— Я тоже ослепну, если буду все время прикрывать глаза веками.
— Серенити!
— Ох, прости, пожалуйста!
Кристен дружелюбно кивнула и продолжила учить ее, как следует ходить в присутствии мужчин, как выговаривать слова, садиться, вставать, подавать руку. Серенити, в душе считавшая все это глупым жеманством, тем не менее стремилась овладеть всеми тонкостями сего непростого искусства.
— А теперь перейдем к главному, — деловито проговорила Кристен, и Серенити, подавляя вздох, обратила к ней усталый взгляд. Ей страшно было помыслить, какую новую пытку приготовила для нее бойкая подруга.
— И что же это?
— Фатальное столкновение.
— Что?!
— Фатальное столкновение, которое гарантированно повергнет мужчину к твоим стопам.
Серенити закусила губу.
— Звучит устрашающе. Это что же, я должна толкнуть его с такой силой, чтобы он растянулся во весь рост?
Кристен закатила глаза. Что за беспредельная наивность! Серенити не знала даже азов науки обольщения! Она взяла из серебряной вазы крупное яблоко и бросила его на пол.
— Подними-ка его!
Серенити нагнулась и послушно подхватила яблоко. Кристен неодобрительно прищелкнула языком.
— Теперь смотри, как это следует делать. — Она уронила на пол еще одно яблоко и томным голоском прощебетала: — Ох, ну какая же я неловкая, право! — И тут же пояснила: — И тогда он непременно наклонится, чтобы его подобрать. А ты должна нагнуться одновременно с ним.
— Зачем?
Кристен лукаво улыбнулась:
— Представь, что ты — это Морган. И сразу все поймешь. Ну, давай. Подними яблоко.
Стоило Серенити наклониться, как к ней, к самому ее лицу, притиснулась Кристен. Вернее, не она сама, а ее пышная грудь. Серенити мучительно покраснела.
— О, это уж слишком. Я так не смогу. — Она прижала яблоко к груди. — Ни за что не сумею. Да он наверняка догадается, что я это сделала нарочно.
Кристен пренебрежительно махнула рукой:
— Ничего подобного! Ты его переоцениваешь. Ни о чем он не додумается, потому что голова его будет занята другим. Ты ее сможешь даже отрубить, а он и не заметит.
Серенити засмеялась, но тотчас же устыдилась своей веселости.
— Знаешь, давай не будем говорить ни о чем подобном даже в шутку. Это… это противоестественно.
— Как знаешь, — пожала плечами Кристен. — Но вот что я тебе скажу: правильное поведение — вещь хорошая, но оно не согреет твою постель.
Проигнорировав укоризненный взгляд Серенити, она подбросила яблоко в воздух и ловко его поймала.
— А теперь вернемся к нашему уроку. После того как он вручит тебе яблоко, или что там ты уронила, старайся задержать его внимание на своем теле. Словно ненароком прижми этот предмет к груди. В районе декольте. — И Кристен ладонью прижала яблоко к ложбинке между грудей.
— Но у меня нет платья с де…
— Вечером будет.
Несколькими часами позже они вдвоем обследовали весь богатый гардероб Кристен и выбрали вечернее платье для Серенити.
Кристен, усадив Серенити на стул у себя в спальне, экспериментировала с ее прической и одновременно инструктировала ее, как вести себя во время ужина. Серенити с отчаянием сознавала, что не запомнит и половины того, что пыталась вложить ей в голову добросовестная наставница.
Но самое худшее ждало ее впереди.
Стянув волосы Серенити в узел, Кристен вдруг перебила самое себя на полуслове и решительно заявила:
— Знаю, знаю, что нам нужнее всего. Соперник! Серенити, увидев в зеркале, каким энтузиазмом загорелись глаза подруги, растерянно переспросила:
— Соперник?
— Именно. — Кристен скрепила узел на ее голове еще несколькими шпильками. — Мы заставим мужчину увиваться за тобой.
— По-моему, мы только об этом и говорим…
— Да-да, разумеется, — кивнула Кристен и слегка взбила локоны вокруг лба Серенити. — Но нам нужен еще один. Не Морган. Другой. Если мужчина замечает, что за женщиной, которая ему нравится, пытается ухаживать другой, это действует на него, как удар плетью на норовистую лошадь.
Правда ли это?
Кристен, судя по тому, каким огнем загорелись ее глаза, считала такой ход в игре беспроигрышным. Но Серенити не разделяла ее энтузиазма. Ведь за ней никогда еще никто не ухаживал. Кроме противного Чарли.
— Знаешь, эту идею придется…
— Воплотить в жизнь, — подхватила Кристен, положив на столик щетку для волос. — И я знаю, кто нам поможет. Морган просто почернеет от ревности, вот увидишь. Есть у меня на примете один человек, который замечательно подойдет для этой роли. Он мне кое-чем обязан и не откажется выполнить такую пустяковую просьбу…
Серенити, хотя и отнеслась к планам Кристен скептически, все же согласилась ради их осуществления поехать с ней в город.
Эта прогулка доставила ей огромное удовольствие. Сидя рядом с Кристен в открытом экипаже, она любовалась красотами острова.
Путь их лежал в небольшую деревушку, всего на несколько миль отстоявшую от дома капитана Роберта Дор-рана. Серенити с любопытством разглядывала аккуратные домики, утопавшие в пышной зелени деревьев, а также выстроенные в колониальном стиле здания нескольких лавок — мясной, хлебной, овощной, — и кузницу. Местные жители приветливо кивали им, многие осведомлялись у Кристен о здоровье ее родителей. Серенити отметила про себя, что женщины здесь носят одежды из легкого хлопка и плетеные сандалии и не надевают чулок. Разумеется, никто из жительниц Саванны, даже в самые жаркие летние дни, не позволял себе такого!
Но размышления ее прервал голос Кристен.
— Все. Приехали, — сказала она. И кучер остановил лошадей.
Они сошли на землю у кузницы, и Кристен повела Серенити в низкое каменное строение. Остановившись у входа, Серенити с изумлением воззрилась на кузнеца.
Мускулистый великан, стоя к ним спиной, колотил молотом по раскаленному докрасна пруту. Его светлые волосы были заплетены в косицу, которая подрагивала между мощными лопатками в такт его движениям.
— Стенли! — крикнула Кристен.
Кузнец обернулся. Губы его раздвинулись в ласковой улыбке.
— Кристен, любовь моя! — Он сунул прут в очаг, где тлели угли, и опустил щипцы в ведро с водой.
Стянув с рук кожаные перчатки, он зашагал навстречу гостьям.
— О Боже! — прошептала Серенити.
Этот мускулистый, подтянутый великан с ярко-голубыми глазами, правильными чертами лица и загорелой кожей походил на какое-то античное божество, по чистому недоразумению очутившееся в скромной деревенской кузнице.
— Стенли, — светским тоном обратилась к нему Кристен, — познакомься с моей подругой Серенити Джеймс. Серенити, это Стенли Фейрхоп, самый красивый из смертных.
Стенли поклонился Серенити и с улыбкой пророкотал:
— Но это тебе не помешало меня отвергнуть. Ты даже не позволила мне посвататься.
Кристен закатила глаза.
Серенити смотрела на кузнеца остановившимся от изумления взглядом.
Он с негромким смешком сказал ей:
— Погодите, скоро привыкнете. Как все. Женщины поначалу всегда на меня так смотрят. — Он покосился на Кристен. — Кроме одной.
Глава 17
Морган, понятия не имевший, какие интриги плетутся за его спиной, провел весь день на корабле, который нуждался в небольшом ремонте. Но что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, перед глазами у него неизменно стояла Серенити.
Он не удивился бы, застав ее нынешним утром на борту «Тритона». От мисс Джеймс вполне можно было ожидать чего-либо в этом роде. Он поймал себя на мысли, что его нисколько не обескуражило бы ее появление на паруснике в мужском наряде с молотком в руках и настойчивое стремление объяснить матросам, как правильно чинить мачту. Или как крепить недостающие паруса.
Но она осталась на берегу. И ему от этой мысли сделалось нестерпимо грустно. Ведь еще каких-то два дня, и им предстоит расстаться. Готов ли он к этому?
Морган поправил галстук и строго приказал себе не думать о ней. Или на худой конец радоваться, что никто больше не превратит последние полотнища парусины в дурацкие шторы. И не развесит в его каюте дамское белье. И он как мог торжествовал по этому поводу. Заметив свирепую веселость, отображавшуюся на его лице, матросы старались не попадаться на его пути и переговаривались друг с другом понизив голос. Капитан был явно не в настроении.
— Морган!
Он остановился у причала, услышав знакомый голос. Джейк бежал к нему со стороны поселка, размахивая руками.
— Хорошо, что я тебя встретил. Извинись за меня перед Мартой. Я сегодня опоздаю к ужину.
— А чем же это ты так занят, если не секрет?
— Пытаюсь найти работу на острове для матросов Ха-уэрса. Половина из них решили навсегда осесть на берегу. А вот я… — Умолкнув на полуслове, он устремил мечтательный взгляд на прибрежные волны.
— Договаривай, — сказал Морган. Ему совсем не трудно было представить, что именно произнесет бывший пират.
— А я отправлюсь в Чарлстон на его корабле. Морган ожидал услышать от него именно эти слова.
Он слишком хорошо знал друга. На миг ему стало грустно. Еще одна разлука. Но он так хорошо понимал чувства Джейка…
— Тебе, поди, не терпится поскорее обнять Лорелею?
— Слушай, не начинай опять… — Джейк сердито нахмурился.
Морган примирительно поднял руки:
— Молчу, молчу.
— Вот и помалкивай. — Джейк дружески хлопнул его по спине. — Увидимся за ужином.
Морган заторопился к конюшне, где стояла его лошадь. Он, как никогда прежде, понимал чувства Джейка, то нетерпение, которое гнало его прочь с острова, к ненаглядной Лорелее. Ведь и сам он нынче не мог дождаться встречи с Серенити.
День тянулся бесконечно. Ему так хотелось бы, чтобы она приняла участие во всех событиях, какими он был наполнен! Чего стоило одно только нападение лысой Пести на беднягу плотника, который имел несчастье заколотить гвоздь в балку в непосредственной близости от каморки Барни. Как бы это ее развеселило!
И как потешалась бы она над Китом и Кортом, не поделившими за завтраком последний рогалик и устроившими по этому поводу потасовку…
Ему так не хватало мелодичных звуков ее смеха!
С этими мыслями он оседлал лошадь и пустил ее галопом к дому Роберта.
Пока он добирался до мощеного двора, прошла целая вечность. Передав поводья мальчишке-конюху, Морган заторопился в сад. Серенити любила цветы. Он вспомнил, с какой нежностью поглаживала она лепестки желтой розы.
Решив, что Марта не рассердится на него за такую вольность, он сорвал несколько роз и составил из них красивый букет. Она наверняка улыбнется при виде этого трогательного дара. А если повезет, наградой ему станет поцелуй!
Подстегиваемый этими мыслями, он взбежал по ступеням парадного крыльца и толкнул дверь. Слуга с почтительным поклоном принял у него из рук шляпу, и Морган едва ли не бегом устремился в гостиную.
Первым звуком, который донесся до его ушей еще в холле, был ее веселый, беззаботный смех. Именно то, что он в течение этого бесконечного дня так жаждал услышать. Морган ускорил шаги.
И замер у порога, пораженный открывшимся его взору зрелищем.
Серенити в роскошном платье белого атласа с богатой кружевной отделкой сидела на банкетке. Широкое декольте открывало верхнюю часть ее округлых полных грудей, которые ему так хотелось нежно сжать ладонями, покрыть поцелуями… Волосы ее были уложены в замысловатый узел, лишь несколько локонов обрамляли лицо и оттеняли белоснежную шею.
Морган нервно переступил с ноги на ногу.
Сияя улыбкой, она протянула руку и игриво похлопала по ладони… мужчину, который сидел напротив нее за низким столиком.
Морган во все глаза смотрел на незнакомца.
Что это еще за наглый выскочка, который осмелился вторгнуться на его… его…
«Территорию?»
Эта мысль немного охладила его пыл. Серенити ему не принадлежала. Ее чувства и мысли, ее тело и душа никак не могли быть его территорией. Он не имел на нее никаких прав, и тем не менее при виде незнакомого мужчины, явно успевшего снискать ее расположение, у него потемнело в глазах от ярости, от нестерпимого желания броситься на наглеца и хорошенько его отдубасить.
Лицо незнакомца и впрямь было нагловато-самодовольным. Он был широк в плечах, пожалуй, даже слишком, а его богатое платье туго обтягивало мощные формы. Да какой там туго! Панталоны, так те чуть не лопались на его мясистых ляжках! Позволительно ли появляться в подобном наряде перед дамами? Морган склонен был в этом усомниться.
— Морган! — с обычным участливым дружелюбием приветствовала его Марта. — Это для меня?
Что ж, он тоже не прочь поучаствовать в игре, которую затеяла Серенити.
— Да-да, разумеется. Окажите мне честь принять из моих рук этот букет. — И, слегка смешавшись под пристальным взглядом миссис Дорран, он вручил ей цветы, которые только что нарвал в ее саду для Серенити.
Марта передала букет служанке и с улыбкой произнесла:
— А теперь позвольте представить вам нашего гостя. Капитан Стенли Фейрхоп.
При этих словах Марта плутовато усмехнулась, глаза ее так озорно блеснули, что Морган, будь он хоть немного менее раздражен и огорчен, непременно догадался бы: против него организован заговор, в который посвящена и Марта. Но он был слишком поглощен своими переживаниями, чтобы придавать значение переменам в выражении ее добродушного лица.
Самозваный капитан и Серенити поднялись ему навстречу, и он с неудовольствием отметил, что самоуверенный наглец поддерживает ее за локоть. А взгляд его, алчущий и хищный, был устремлен не куда-нибудь, а на ее грудь, видневшуюся в вырезе платья!
Морган сдержанно поклонился и отметил про себя, что у чурбана-капитана все же хватило такта отвести глаза от декольте Серенити и ответить на поклон.
— Рад с вами познакомиться, капитан Фейерверк.
— С вашего позволения, моя фамилия — Фейрхоп. — И он улыбнулся, отчего на его гладких, как у девицы, щеках появились ямочки.
Что за дешевое фатовство — играть ямочками на щеках! Это приличествует женщине, но такому верзиле, который, несомненно, гордится своей мужественностью, совсем не к лицу.
Перед Морганом остановился слуга с подносом, уставленным бокалами с напитками. Кристен предложила ему выпить шампанского, но тот отказался. Отослав слугу, она подошла к Серенити.
— Я так много слышал о ваших геройских подвигах, капитан Дрейк, — с льстивой улыбкой обратился к нему Фейрхоп. — Позвольте пожать вам руку и от души поздравить с победой над презренным Уэйвордом Хауэрсом.
«Итак, этот наглец решил сыграть на моем самолюбии, — мрачно подумал Дрейк. — Пустой номер, приятель!»
И с неохотой протянул руку.
— Я тоже о вас кое-что слыхивал. В порту поговаривают, вам по пути к Санта-Марии не удалось избежать стычки с пиратами.
Мнимый капитан Фейрхоп насмешливо сощурился.
— Все верно. Так оно, к несчастью, и было. Дьявольские отродья, вот кто они такие, эти пираты! Их надо нещадно преследовать и уничтожать без всякой жалости. Долг каждого честного моряка…
— Капитан Фейрхоп, — перебила его Кристен, многозначительно повысив голос, — любезно согласился не только доставить Серенити в Саванну на своем корабле, но и лично проводить ее до порога отчего дома.
О-о-о, теперь он еще больше возненавидел этого наглеца!
Но ему не откажешь в ловкости и умении пользоваться моментом. Ведь и глупцу ясно, на чем зиждется его любезность, его рыцарственность по отношению к несчастной беглянке…
Но он зря старается, этот фатоватый верзила капитан. Никто не смеет посягать на благосклонность его Серенити.
— Как это любезно с вашей стороны, Фейрхоп, — процедил он сквозь зубы. — Но я еще прежде сделал мисс Джеймс в точности такое же предложение.
— Это правда, — кивнула Серенити. — И я его сразу отвергла.
И она пожала Фейрхопу его огромную лапищу!
— Мне совестно обременять собой кого-либо, но капитан Фейрхоп так умеет убеждать… — Она бросила на великана столь томный взор, что внутри у Моргана все перевернулось.
— Да она подчинит себе всю вашу команду! — взревел он, не помня себя.
Фейрхоп нежно пожал руку Серенити.
— Пускай себе. Ведь мисс Джеймс уже покорила мое сердце.
Серенити смущенно покраснела.
Этот румянец на щеках… Он ей так к лицу.
Всегда ли ее улыбка была такой пленительной, а взгляд — донельзя завораживающим? Или он только теперь оценил по достоинству все те прелести, на которые столь нагло претендует другой?!
— О, Стенли, — жеманно проворковала она, — вы не должны так говорить. Мне, право же, неловко вас слушать.
У Моргана от ярости потемнело в глазах. Он жаждал крови. Крови капитана Фейрхопа.
Что же до последнего, то он с некоторой обидой в голосе заявил, самоуверенно выпятив грудь:
— Мисс Джеймс, я не праздный пустослов. Мои чувства к вам самые что ни на есть искренние, а намерения — абсолютно честные.
Серенити испуганно попятилась:
— Что вы имеете в виду?!
Фейрхоп устремил на нее зачарованные глаза:
— То, что все, кто собрался здесь, только что услышали из моих уст. — Он опустился перед ней на одно колено и, взяв ее руки в свои, торжественно произнес: — Будьте моей женой, мисс Джеймс!
Серенити захлопала ресницами, кровь бросилась ей в голову.
Морган едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Ведь Серенити слишком умна, чтобы принять всерьез этого идиота. Сейчас она его вежливо выпроводит. И попросит больше ее никогда не беспокоить. Сейчас она ему покажет свои коготки!
— Капитан, я просто не знаю, что и сказать…
— А раньше, бывало, вы за словом в карман не лезли, — вставил Морган.
Серенити метнула на него убийственный взгляд.
— Ну что же… В таком случае, капитан Фейрхоп, я принимаю ваше предложение.
— Что?! — взревел Морган.
А фатоватый верзила тем временем прижал руку Серенити к своей широченной груди и заблеял:
— Мисс Джеймс, теперь я счастливейший из смертных! Лишь только вы предстали передо мной, как я сразу понял, что мы с вами созданы друг для друга!
— Да он просто фат и пустозвон! — не выдержал Морган. — Вы не можете выйти замуж за такое ничтожество! Если уж на то пошло, вы сами, Серенити, куда более мужественны, чем эта груда мяса!
В комнате вдруг стало тихо, как в склепе. Все растерянно переглядывались, не зная, как выйти из неловкого положения, в которое вверг их Морган.
Серенити, чье лицо сделалось пунцовым от гнева, опомнилась первая.
— Кем вы себя возомнили, капитан Дрейк? — воскликнула она. — Как вы смеете говорить мне такое, вы, кому я не принадлежу и кому совершенно безразлично, что со мной станет?! Во все время нашего знакомства вы без конца причитали, что я стала для вас бременем, от которого вы мечтаете поскорее избавиться. И вот теперь, стоило мне встретить человека, который готов взять на себя ответственность за мою судьбу и сделать меня счастливой, вы явились сюда и осыпали его оскорблениями.
Вы вульгарны, капитан. Вы вздорны, невоспитанны и грубы. Но мне придется простить вам это. Странно было бы упрекать человека в том, что он позволил себе, пусть и не весьма кстати, немного побыть самим собой.
Но эта отповедь не произвела на Моргана никакого впечатления. Сверкнув глазами, он указал на Фейрхопа и воскликнул:
— Неужто вы и впрямь готовы провести всю жизнь рядом с этим?!
Серенити вскрикнула от досады и гнева и, надвинувшись на Моргана, заявила:
— Будь я мужчиной, я послала бы к вам секундантов! — С этими словами она подобрала юбки и бросилась вон из комнаты.
Морган успел заметить, что на ресницах ее блеснули слезы.
«Слезы, — пронеслось у него в голове. — Серенити проливала слезы! Невероятно».
— Вы свинья, Морган Дрейк. — Кристен, подойдя к нему вплотную и вынеся это суждение, окинула его с ног до головы презрительным взглядом. — Мне стыдно, что вы мой родственник!
Но прежде чем Морган собрался с ответом, в гостиную вошли Роберт и Джейк.
Роберт, который собрался было подойти к жене и поздороваться с ней, при виде кузнеца застыл на месте.
— Стенли? Что за платье ты на себя напялил? Панталоны и рубаха, того и гляди, треснут на тебе по швам! — Он с искренним недоумением оглядел его и обратил вопросительный взгляд к Марте.
Стенли смешался и не ответил ему ни слова.
И тут только до Моргана дошел весь смысл происходящего. Он разом все понял: отчего на Серенити был такой вызывающе нескромный наряд и почему этот великан так торопливо сделал ей предложение руки и сердца.
Он ни на секунду не усомнился, что заговор этот, направленный против него, организовала хитроумная Кри-стен. И сумела даже вовлечь в него добродушную Марту! Боже, как же он был слеп! Ему надо было внимательно присмотреться к участникам спектакля, подметить неестественность их поз, скованность движений, выспренность произносимых фраз… Вернее, теперь ему припомнилось, что все это он отметил про себя сразу, как только переступил порог гостиной, но вот правильно истолковать свои наблюдения он, ослепленный ревностью, не сумел.
Он с упреком воззрился на Марту:
— Значит, никакой он не капитан?
— Конечно, — ответил Роберт. — Стенли — кузнец. Лучший на острове.
— Кристен! — возопил Морган.
И та, испуганно пискнув, со всех ног бросилась прочь из комнаты.
— Поздравляю вас, капитан Дрейк, — ухмыльнулся Стенли, который наконец-то обрел дар речи, — с еще одной блестящей победой. Обе мисс, как видите, покинули поле боя.
Но гнев Моргана еще не остыл, и он не поддержал добродушную шутку кузнеца.
— Зато я хотя бы не участвовал в дурацких розыгрышах, — буркнул он.
— А стали объектом одного из них. Мы ловко вас провели, капитан, признайте это и не сердитесь на нас.
Морган предпочел отмолчаться.
Серенити дрожащими пальцами вытаскивала шпильки из волос, причиняя себе этим боль. Кожа ее головы буквально горела.
— Пусть, — шептала она, бредя по саду. — Я еще и не такое заслужила!
Ей надо было побыть одной, чтобы в тишине, вдали от всех обдумать случившееся.
«До чего же глупо все вышло! — Всхлипнув, она отерла слезы со щек. — Ты же знала, что безразлична ему. Зачем было слушать Кристен?»
Уязвленная до глубины души, она дала волю слезам. Щеки и подбородок мгновенно сделались мокрыми. Слезы начали капать в вырез платья Кристен. Серенити пошарила рукой в кармане в поисках носового платка.
— О, этого еще не хватало! Ну где была моя голова? Куда же запропастился платок?
— Вот он.
Она слабо вскрикнула. Из густой тени вышел Морган и протянул ей белоснежный носовой платок.
— Зачем вы здесь? Что вам угодно? — спросила она дрожащим от слез голосом. — Вы считаете, что я еще недостаточно унижена?
Но от предложенного платка она все же не отказалась. Вытирая щеки и грудь и сморкаясь в крахмальную ткань, она опасливо косилась на Моргана. Если… если он сейчас обратится к ней невозмутимо-насмешливо, как обычно, она этого не переживет! Умрет на этом самом месте от разрыва сердца, а он до конца дней будет раскаиваться, что довел ее до этого. Снова всхлипнув, она прижала платок к глазам…
— Я вовсе не стремился вас унизить, — негромко произнес Морган, отводя взгляд.
— Но тем не менее вам это блестяще удалось. Он попытался дотронуться до ее плеча:
— Серенити…
— Оставьте меня!
Морган покорно отступил в сторону, не сводя с нее пламенного взгляда.
Он не в силах был уйти, оставив ее одну, в слезах. Он не мог отвести глаз от ее стройного тела, обтянутого атласом, от грудей, которые виднелись в глубоком вырезе платья и манили его, как магнит.
Она выглядела восхитительно. Распущенные волосы окутывали ее узкие плечи, в заплаканных глазах мерцали золотистые и темно-синие искры.
Неужто весь этот маскарад, в котором ему была отведена малопочетная роль простака, был затеян ею и Кристен только для того, чтобы он невольно выказал свои истинные чувства?
Если это так, то… С одной стороны, он был польщен столь деятельным вниманием к собственной персоне. С другой же… Он так разозлился на обеих интриганок, сумевших выставить его перед Мартой и кузнецом Стенли полным идиотом, что готов был задушить обеих.
Славно же они потешились над капитаном Дрейком, грозой морей, ловким кавалером и опытным капитаном, привыкшим смело смотреть в лицо опасностям и преодолевать невзгоды.
И ради чего?!
«А ради того, чтобы ты признался наконец хотя бы самому себе, что любишь ее».
Стоило ему мысленно произнести это, и досада, во власти которой он пребывал последние несколько минут, улетучилась без следа. Он не мог не признать правоту Серенити. Что бы она ни предприняла ради влечения к нему, искренность, подлинность этого чувства служили оправданием любому ее шагу.
Ведь он полюбил ее именно за решительность и безоглядность.
За смелость и независимость суждений.
За отвагу, и жизнелюбие, и чувство юмора…
И за то, что у нее такие нежные губы, мягкие локоны, стройный стан… Зато, что она — это она…
Ему хотелось произнести вслух слова любви, выкрикнуть их во всю мощь своих легких, чтобы ветки деревьев над их головами качнулись и вспугнутые птицы взмыли ввысь.
Но он не мог этого сделать. Он был человеком действий, а не слов.
Он докажет ей свою любовь, и немедленно, но только иным способом… Подхватив ее на руки, он стремительно зашагал к конюшням.
— Что вам от меня нужно? — испуганно воскликнула она.
— То, что принадлежит мне по праву.
— Но куда вы меня несете?!
— На «Тритон».
— Зачем?
— Я хочу, чтобы именно там вы стали моей. Морган ногой открыл дверь конюшни и склонился к лицу Серенити. Глаза ее метали молнии.
— Вы, сэр, не посмеете…
Но он закрыл ее рот поцелуем. Она попыталась оттолкнуть его, в ответ он изо всех сил стиснул ее хрупкое тело в объятиях. И она уступила его натиску. Морган застонал от наслаждения, когда она открыла рот и он ощутил сладость ее дыхания.
О, сегодня она будет принадлежать ему!
Но не в конюшнях.
Он вывел лошадь из стойла и, не потрудившись ее оседлать, усадил Серенити боком ей на спину и сам уселся сзади.
Серенити сжалась в комок. Она знала, что ждет ее на корабле. Кристен многое успела ей рассказать о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда те остаются одни. А кое о чем Серенити успела узнать и на собственном опыте.
Если она не спрыгнет с лошади, если позволит Моргану увезти себя на корабль, все в ее жизни изменится навек.
«Нет», — поправила она себя. Перемена, о которой она страшилась думать, во многом уже свершилась. Ведь Морган однажды посвятил ее в тайны тела, которых она прежде не знала, о существовании которых даже не подозревала. И теперь ей осталось постичь лишь одно…
«Беги, Серенити».
Но она ослушалась своего внутреннего стража. Пусть молва преследует ее до конца дней. Но сегодня она позабудет о смущении. О неловкости. О стыде. Нынешняя ночь будет принадлежать им двоим.
Преодолевая страх, она прильнула к его груди.
Глава 18
Морган готов был кричать от восторга и счастья, переполнивших его душу: Серенити доверчиво прижалась к его груди. Он вдохнул ее аромат — от ее кожи сладко пахло розой и ночной свежестью.
Он еще крепче прижал ее к себе и пришпорил лошадь. Наконец-то она будет принадлежать ему. Он никогда не забудет эту ночь. Ни одну женщину на свете он не желал с такой исступленной страстью, как ее.
Серенити с восхищенным вздохом прижалась щекой к его широкой груди. Она слышала, как гулко бьется его сердце. Воздух был напоен благоуханием моря, которое кружило ей голову, пьянило ее… Она чувствовала себя в объятиях Моргана столь же беспомощной, как сказочная дева в лапах дракона.
Вот лошадь помчалась по прибрежной полосе, на мелководье ее копыта взметывали вверх фонтаны брызг и мягко погружались в песок. Луна, выглядывавшая из-за облаков, тускло освещала темные кудри Моргана, его мужественное лицо, словно высеченное из гранита. Как же он был красив, ее пират! И нынче, пусть всего на одну ночь, он будет принадлежать ей одной.
Голос разума шепнул ей, что завтра же этой волшебной сказке придет конец. Они расстанутся, чтобы никогда не встретиться вновь. Но она не стала вслушиваться в эти тоскливо-рассудочные речи. Завтрашние проблемы ее не волновали. Сегодня она станет слушать лишь голос собственного сердца, полного любви.
Оставив лошадь у коновязи на берегу, он перенес Серенити в лодку. Она негромко засмеялась.
— Над чем вы смеетесь? — Он оттолкнул лодку от берега и запрыгнул на скамью.
— Сколько усилий требуется, чтобы переправить меня на «Тритон»!
— Ради ваших объятий я готов нести вас на руках до самого борта!
— Но вы не сказали этого бедняге Стенли. Напротив, вы отозвались обо мне…
Он закрыл ей рот поцелуем и, с трудом заставив себя оторваться от ее губ, взялся за весла.
— Не желаю слышать из ваших уст имени другого мужчины.
— Но Стен…
Он снова не дал ей договорить, его губы приникли к ее полуоткрытому рту.
Серенити плутовато улыбнулась. Выходит, стоит ей произнести имя Стенли, и он тотчас же ее поцелует. В случае чего этой уловкой можно будет пользоваться снова и снова.
Морган погрузил весла в воду, и лодка заскользила по волнам.
— Это самый долгий путь в моей жизни, — с досадливым вздохом пожаловался он. Серенити счастливо засмеялась, глядя, как при каждом взмахе весел на его руках напрягаются мускулы. О, как она желала, чтобы эти руки сомкнулись вокруг ее стана!
Морган не сводил с нее восхищенного взгляда. Ее мелодичный смех звучал для него сладчайшей музыкой. В белом платье, обрисовывавшем ее стройную фигуру, с распущенными волосами она казалась ему похожей на лесную нимфу, которую он, морской разбойник, вез на свой корабль. Вез, чтобы изведать все наслаждения, какие сулило ему ее упоительно женственное тело.
Он приналег на весла.
Лодка остановилась. Он привязал ее у лестницы, что вела на борт «Тритона», и помог Серенити подняться и ухватиться руками за перекладины. Вот она начала взбираться наверх, и он окинул ее бедра, икры, щиколотки восхищенным, алчущим взором.
Он больше не мог ждать. Тело его жаждало близости с ней.
Он помог ей перебраться через борт и, держась за перекладину, закинул ногу на поручень.
Со стороны мостика вдруг появился Ушакии, стоявший на вахте.
— Кто здесь?! — крикнул он.
— Капитан Дрейк.
— Добро пожаловать на борт, капитан, — просиял негр. — Приветствую вас, мисс Джеймс. — С этими словами он бесшумной походкой вернулся на свой пост.
Морган подхватил Серенити на руки и понес в каюту.
У входа он остановился и, отперев дверь, окинул помещение внимательным взглядом. Серенити повернула голову… и первое, что бросилось ей в глаза, были сшитые ею шторы. Они легонько покачивались, закрывая каюту от нескромных взоров.
— Вы починили дверь, — прошептала она.
Он не ответил ей. Молча навалился на дверь спиной, и та захлопнулась.
И лишь теперь, когда они остались одни во всем мире и он впился поцелуем в ее губы, она в полной мере ощутила страсть, которая бушевала в нем. .
Он погрузил пальцы свободной руки в ее волосы и хрипло прошептал:
— Как ты прекрасна!
Серенити улыбнулась. На глазах ее выступили слезы счастья. Она впервые слышала подобное от мужчины. И не от кого-нибудь, а от Моргана Дрейка, пирата своей мечты!
Он слегка ослабил объятия, и ноги ее коснулись пола. Но они стали словно ватные, так что ему пришлось придерживать ее за талию, чтобы она не упала. Он стал покрывать поцелуями ее груди и, приподняв сзади подол платья, сжал ладонями крепкие ягодицы.
По коже Серенити пробежали мурашки. Внутренний страж приказал ей немедленно положить этому конец. Ведь они не были даже помолвлены! Всю жизнь, сколько Серенити себя помнила, она только и слышала, что девушке следует беречь себя для будущего мужа. Но что, если в свои двадцать четыре она потеряла надежду когда-либо выйти замуж? Для кого ей было себя беречь?
Она ведь не семнадцатилетняя мисс, ожидающая, когда ей сделает предложение достойнейший из мужчин, а взрослая женщина, чье сердце похищено красавцем пиратом. Так пусть же и тело ее принадлежит ему одному.
Сердце повелело ей отдаться ему. И она решилась. Откликнулась на зов души с готовностью ответить за свой грех, расплатиться сполна за эту ошибку, каковы бы ни были ее последствия.
Он ласково погладил ее затылок и шею и принялся расстегивать пуговицы на платье.
— Боишься?
— О, еще как! — честно призналась она.
Морган взглянул на нее с непередаваемой нежностью:
— Я постараюсь не причинить тебе боль. Серенити закусила губу. Ей следовало бы ответить ему: «Больно мне будет завтра», но она не посмела произнести это вслух.
И внезапно ей захотелось увидеть его торс обнаженным. Она смело расстегнула пуговицы на его рубахе и стянула ее с его мощных плеч. — Серенити так торопилась, что позабыла развязать галстук, который остался висеть на его голой груди.
Смеясь, он принялся распутывать узел, и вскоре галстук оказался на самом верху кипы одежды, что лежала у их ног на полу.
Серенити не могла налюбоваться на своего пирата. В призрачном свете луны, проглядывавшей сквозь неплотно прикрытые шторы, его развитые мускулы, тугими буграми выступавшие на груди, казались ей словно высеченными из мрамора. Лунные блики скользили по смуглой коже, которая так блестела и переливалась, что казалось, он умастил ее маслом, как античный борец.
Морган взял ее за руку и ласково поцеловал ладонь. Серенити счастливо засмеялась. Губы его коснулись ее запястья, внутренней стороны локтя… Серенити стало трудно дышать. Вот он поцеловал ее плечо, ключицу, нежно коснулся языком шеи…
Она закрыла глаза и откинула голову назад, наслаждаясь каждым его прикосновением, запахом его кожи, самим сознанием его близости. Морган был мужчиной ее мечты, и он желал ее! Сердце ее трепетало от гордой радости. Морган упивался солоноватым вкусом ее кожи. Вот она нежно сжала ладонями мышцы его спины, и он застонал от наслаждения. Кровь бешено пульсировала в его жилах, он слышал неистовый стук собственного сердца, и страсть туманила ему голову.
Он поднял ее на руки и бережно уложил на узкую койку. И остановился, любуясь белизной ее кожи, водопадом каштановых локонов, разметавшихся поверх его желто-голубого покрывала.
Ему никогда еще не приходилось вступать в близость с девственницей. Она наверняка боится. И в глубине души он признался себе, что тоже напуган. Возможно, не меньше, чем она.
Он не желал причинять ей боль. Не хотел наносить обиду, бесчестье. Но оставить ее нетронутой было выше его сил. Он не мог без нее. Она нужна ему, как воздух, как пища. Сегодня она будет принадлежать ему. А завтра… Возможно, они оба об этом пожалеют, но…
Он одним движением стянул с бедер панталоны. Се-ренити расширенными от ужаса глазами смотрела на его восставший член.
— Он… такой огромный! — воскликнула она. Морган, смеясь, распростерся на койке подле нее.
— Это тебе от страха так кажется, — шепнул он ей.
Взяв ее за руку, он поцеловал тонкие пальцы и притянул их к своему паху. И ласковым движением сомкнул их на мужской плоти.
Серенити непроизвольно сжала ладонь. Кожа его члена оказалась мягкой, бархатистой, но под ней он был твердый, как гранит. Морган застонал от наслаждения, и она вдруг ощутила, что сейчас, в эту самую минуту, он беззащитен перед ней. Гроза морей, отважный капер и бывший пират находится в ее полной власти.
Улыбнувшись ей, он повернулся на спину и одним движением сильных рук положил ее поверх себя.
Слезы счастья заблистали на ее глазах, когда она ощутила прикосновение своей голой груди к его коже, когда жесткие волосы, что росли внизу его живота, сплелись с волосами нижней части ее туловища.
— Поцелуй меня, — потребовала она. И потянулась к его губам. Ее волосы мягким каскадом каштановых волн скользнули вниз, отгородив их лица от мира полупрозрачной завесой.
Морган приподнялся на ложе, опираясь на локоть, и нежно коснулся губами соска ее правой груди. Серенити вскрикнула от наслаждения и выгнула спину навстречу его ласкам.
Все ее тело охватила сладкая истома, и она начала инстинктивно приподнимать и опускать бедра. Его возбужденный член скользил по мягкой плоти между ее ног. Ей мучительно захотелось вобрать его в себя, в свое тело, алкавшее еще большего наслаждения.
И Морган, почувствовав, как велик накал ее страсти, бережно поднял ее на руки и опустил на кровать. В следующее мгновение он очутился над ней и раздвинул ей ноги своим округлым коленом.
Поглаживая ее по груди, сжимая пальцами сосок, другую руку он протянул вниз вдоль ее тела и ласковым движением нажал на бугорок между ее ног, в котором, казалось, сосредоточилась вся та жажда наслаждения, что опалила, словно огнем, ее тело.
Серенити шумно вздохнула, испытав уже знакомое острое ощущение небывалого восторга. А пальцы его все продолжали ласково касаться самого интимного участка ее тела, пока один из них не скользнул внутрь, раздвинув две влажные складки у ее лона.
Серенити задышала часто, прерывисто. Ей не хватало воздуха.
— Ты так жаждешь меня принять, — шепнул Морган. — Твое тело к этому готово.
И еще через миг он ввел в ее алчущее лоно возбужденный член. Серенити испытала боль, которая тотчас же уступила место непередаваемо прекрасному ощущению: он и она стали одной плотью.
— Я сделал тебе больно? — с тревогой спросил он.
— Нет, — честно ответила она. Улыбнувшись, он наклонил голову и легонько сжал зубами сначала один ее сосок, затем другой. Она издала протяжный стон и инстинктивно подняла ноги, охватив икрами его талию. Его член еще глубже проник в ее тело, и Морган всхлипнул от наслаждения.
Он начал медленно поднимать и опускать бедра. Серенити почувствовала, что сейчас сердце ее не выдержит и разорвется оттого немыслимого восторга, который охватил все ее существо.
— О, Морган! — простонала она, сжав ладонями его ягодицы. — Я умираю!
И в то самое мгновение, когда она уже чувствовала над собой дыхание смерти — такой невыносимо острой стала сладкая мука, которую она испытывала, — тело ее снова словно взорвалось волшебным, невыносимым, как пытка, экстазом. Но на сей раз чувство, которое она испытала, было полнее, глубже и ярче, чем в ту незабываемую ночь на палубе. Серенити испустила пронзительный крик. Все ее тело сотрясали конвульсии.
Через миг Морган вскрикнул и еще тесней прижал ее к себе и со счастливым вздохом опустил голову ей на грудь.
Они провели в постели несколько часов кряду, наслаждаясь друг другом.
Впервые в жизни Морган чувствовал себя удовлетворенным. Он насытился любовью.
Серенити, прижавшись щекой к его плечу, негромко спросила:
— Откуда эти шрамы у тебя на спине?
Он провел рукой по ее шелковистым кудрям и нехотя ответил:
— Это память о годах, проведенных на британском паруснике.
— Ты никогда им этого не простишь, верно?
Моргана при этих ее словах охватило странное чувство. Он словно бы освободился от тяжкого бремени, которое долгие годы нес на плечах, не осознавая этого.
— Поцелуй меня. И я их всех прощу. Всех до единого.
Она с готовностью выполнила его просьбу.
Морган, как ни хотелось ему прижать к груди ее податливое тело, отстранился и встал с койки. И взял ее за руку:
— Пойдем! Я хотел…
— Что это пришло тебе в голову? — лукаво усмехнувшись, спросила она и свесила ноги с края койки.
— То, о чем я мечтал с той минуты, как ты появилась на борту «Тритона». — С этими словами он повел ее за собой к окну каюты. Она выглянула наружу, раздвинув занавески. Он остановился позади нее.
Волны, шумевшие за бортом, тихо покачивали корабль. Все вокруг было залито лунным сиянием. Морган обнял ее и притянул к себе.
— А что, если нас кто-нибудь увидит? — забеспокоилась она.
— Никто не увидит нас, — уверенно ответил он и, отведя волосы с ее шеи, прижался губами к ложбинке под затылком. — Я хочу взять тебя, Серенити, здесь, у окна. И чтобы мы оба видели море…
— Морган!..
— Ш-ш-ш, — едва слышно проговорил он. — Слушай музыку ночи. Шум ветра, плеск волн.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как покориться его желанию.
Он обнял ее за плечи, и ладони его скользнули по ее груди. Серенити чувствовала, как напряглась его мужская плоть. Он негромко засмеялся, щекоча дыханием ее ухо.
— Скажи: «Морган», — потребовал он.
— Зачем?
— Хочу услышать свое имя из твоих уст. Скажи, что снова жаждешь ощутить мою плоть в себе.
— Но, Морган…
Он повернул ее лицо и закрыл ей рот поцелуем. Пальцы его ласкали ее соски, сжимая их, поглаживая, щекоча… Волна желания вновь окатила все ее тело. Дыхание сделалось частым, соски напряглись.
Он погладил ее живот, а через мгновение его пальцы коснулись преддверия ее лона. Внутри у нее все сладко заныло и, не в силах вынести этой волшебной муки, она простонала:
— Морган, возьми меня! Я хочу, чтобы ты овладел мной прямо сейчас!
Издав стон, он наклонил ее голову и плечи и вошел в нее сзади. Серенити всхлипнула, испытывая непередаваемо прекрасное ощущение. Он приподнял ее бедра, так что она почти повисла на его руках, лишь слегка упираясь в пол кончиками пальцев. Он ритмично двигал бедрами, а палец его в том же ритме надавливал на бугорок у ее лона.
За окном в такт движениям их тел плескались волны, покачивая корабль. Серенити стонала, чувствуя, что больше не в силах выносить эту затянувшуюся агонию.
Но вот, погрузив свой член в ее плоть на всю длину, он замер и прошептал:
— Покажи мне, Серенити, как тебе больше всего нравится.
Она сначала не поняла, что он имел в виду. Но рука его продолжала ласкать самый интимный участок ее тела, и она, слегка раздвинув бедра, качнулась вперед, так что его мужская плоть едва не выскользнула наружу. А после сделала движение ему навстречу, вобрав в свое тело его возбужденный орган, и снова отстранилась от него.
Его палец все так же ласкал бугорок у ее лона, двигаясь в одном ритме с покачиваниями ее спины и бедер.
В любви она оказалась восхитительна. Именно такой он ее себе и представлял. Действительность превзошла его ожидания, она оказалась лучше, полнее и ярче, чем даже самые смелые из его фантазий.
Серенити услышала, как он хрипло выкрикнул ее имя. И снова стал двигать бедрами, глубоко продвигаясь внутрь ее быстрыми толчками.
Она вскрикнула, испытав ни с чем не сравнимый экстаз. Его стон вторил ее крику — содрогаясь от наслаждения, он излил семя в ее лоно.
Они стояли, все так же тесно сплетясь в объятии, и не могли наглядеться друг на друга, на море, шумевшее за бортом, на полную луну, которая вышла из-за облаков и залила все окрест волшебным серебряным сиянием.
Но вот дыхание обоих стало более спокойным, и Морган, слегка отстранившись от нее, повернул ее лицом к себе.
— Ты самая восхитительная из женщин, каких я когда-либо знал.
Серенити ничего не ответила.
— Ты жалеешь о том, что между нами произошло? Она подняла на него глаза, исполненные такой любви и благодарного ликования, что у него защемило сердце.
— Морган, хочу, чтобы ты знал: я никогда не пожалею о том, что случилось этой ночью.
Он подошел к ней и нежно обнял за плечи:
— Я так счастлив!
Она провела ладонью по курчавым волосам на его груди и, избегая его взгляда, прибавила:
— Надеюсь, ты всегда будешь вспоминать обо мне с радостью.
— Но ты… Ты ведь меня не покинешь? — спросил он с тревогой.
Разве могла она оставить его теперь, после того, что было между ними?
— Я должна вернуться домой, — вздохнула она. — Колониальный корабль отправляется в Саванну завтра, и я намерена отплыть на его борту.
— Что?! — проревел он. — Ты в своем уме?!
— Морган, не злись. — Она коснулась указательным пальцем его губ. — Ведь ты не хуже меня понимаешь, что у наших отношений нет будущего. Особенно теперь, после всего, что случилось…
— Ты не можешь бросить меня! Особенно теперь.
— Не упрямься, Морган. — Глаза ее наполнились слезами. — Не веди себя как дитя несмышленое. — Она подошла к койке и стала натягивать на себя одежду.
— Это я веду себя как ребенок?! — возмутился он. — Это я, по-твоему, несу такую чушь?! О разлуке, о том, что у наших отношений нет будущего?!
— Ты этого не говорил, — признала Серенити. — Но в мыслях у тебя сейчас, как, впрочем, и всегда, одно — море. Твой дом родной. Твое бесконечное плавание.
Он подошел к ней и прижал ее лицо к груди.
— Верно. Но с этих пор ты всегда будешь рядом со мной. На палубе. На мостике. В каюте.
— В качестве кого? — надменно спросила она и, выпрямившись, оттолкнула его руки. — Твоей метрессы? Корабельной шлюхи?
На его скулах заиграли желваки.
— Не смей произносить такие слова!
Серенити взяла с койки измятое платье и встряхнула его.
— Пойми, Морган, я не желаю стеснять твою свободу. У меня и в мыслях нет насильно тащить тебя к алтарю. У тебя своя жизнь, свой путь. Как и у меня. И хотя я немного заплутала, — горько усмехнулась она, — теперь настала пора вернуться на предназначенную стезю. Потому что иной мне не дано.
— Нет, ты этого не сделаешь! — с угрозой проговорил он и забрал у нее платье. — Останься со мной!
Серенити развела руками:
— Пойми, это невозможно. — Она разложила на койке сорочку и принялась надевать корсет. — Я ведь не понаслышке знаю, как ты живешь. И как сражаешься. Что со мной станет, если тебя убьют в очередном бою? — Она повернулась к нему и дрогнувшим голосом добавила: — Прости, что я заговорила о таком. Ты сам меня к этому вынудил. Но представь, что одно из сражений станет для тебя последним. Что тогда будет со мной? Как отнесутся ко мне матросы?
По лицу Моргана было видно, что такое соображение не приходило ему в голову. Он жил настоящим моментом. Мысль о разлуке с Серенити причиняла ему боль, и он хотел удержать любимую возле себя. Не отказываясь при этом от привычного образа жизни.
— А что, если ты попадешь в плен? — продолжала она. — Я наслышана о том, каким издевательствам подвергают в подобных случаях капитанских шлюх. И поверь, мне совсем не хочется служить утехой всему экипажу британского военного шлюпа.
Моргану небо показалось с овчинку.
— Где ты наслушалась таких историй?
— Это не важно.
— Я никому не позволю тебя обидеть!
— Нет, Морган, ты не можешь гарантировать не только мою безопасность, но даже и свою, — с печальной улыбкой возразила она и, подойдя к нему, нежно провела ладонью по его щеке.
Он не мог найти убедительных слов, чтобы опровергнуть ее аргументы. В глубине души он понимал: она права. Что ж, Серенити снова одержала победу в споре.
— Мало ли каким опасностям подвергаются те, чья жизнь связана с морем? — проговорила она. — Кит мне рассказывал, что после сражений вы часто подбирали тонущих матросов с кораблей, которые вышли из боя победителями. Что же говорить о побежденных…
Морган сжал голову ладонями. Он вспомнил сестру, которую не смог уберечь от печальной участи, потому что был в море. Разве существует гарантия, что он сам не погибнет в одном из морских сражений? Сколько раз ему случалось обманывать смерть! Всегда ли удача будет на его стороне?
И перед его мысленным взором предстала тонущая «Розанна». Они тогда победили в морском бою, но парусник, поврежденный вражеским снарядом, пошел ко дну. Несколько матросов не спаслись.
Серенити заглянула ему в глаза. Ее взгляд, казалось, проник в самые потаенные глубины его души.
— Мы оба знаем, что ты не можещь жить на суше. У тебя в жилах вместо крови морская вода. А я не так глупа и самонадеянна, чтобы требовать от тебя невозможного.
Она быстро надела платье и сделала шаг к двери.
— Мне пора.
«Нет!» — вскричала его душа. Он не мог ее отпустить! Схватив со спинки стула панталоны, он поспешно натянул их.
— И куда же вы теперь, маджана?
Морган остановился. Серенити беседовала с Ушакии всего в нескольких шагах от двери каюты. Негр, по-видимому, сдал вахту другому матросу и теперь собирался отправиться на боковую.
— Домой, Ушакии. Мне пора возвращаться.
— Но вы не можете грести, мисс. К тому же час теперь поздний. Как же вы доберетесь до дома мистера Доррана совсем одна? Давайте-ка я провожу вас.
Морган на миг представил себе, какой воинственный огонь зажегся при этих словах чернокожего матроса в глазах Серенити.
— Спасибо, — раздался ее звонкий голос. — Я с радостью приму от вас эту услугу.
И вскоре их голоса стихли вдали. Она покинула его. Морган остался недвижим.
Глава 19
Остаток ночи Морган провел без сна. Он лежал на узкой койке, закинув руки за голову, и сосредоточенно разглядывал потолок. Перед глазами у него стояла Серенити — обнаженная, с распущенными волосами, с нежным румянцем на щеках, готовая отдаться ему. И с грустной решимостью во взгляде уходящая от него навсегда.
Он глубоко вздохнул. Душу его разрывала боль, которой не было конца. Она покинула его. И он не остановил ее. Позволил ей навсегда уйти из его жизни.
С тяжелым вздохом он повернулся на бок и прошептал:
— Выходит, я все же трус. Да, презренный трус, вот кто я такой!
Но в глубине души он не мог не сознавать, что так будет лучше для них обоих. Ведь даже если бы они обвенчались и она осталась на корабле, рано или поздно у них родился бы ребенок, и что тогда?!
Младенцу не место на палубе.
На «Тритоне», который, как и любой другой парусник, вполне может пойти ко дну после очередного боя. Унося с собой Серенити и их ребенка… При мысли об этом по телу его пробежал щекочущий холодок.
А что, если бы им пришлось спасаться в шлюпке посреди океана и он день за днем молча смотрел бы, как его жена и малыш погибают от голода и жажды?
Нет, он не вправе подвергать любимую женщину такому риску.
А боль разлуки мало-помалу утихнет. Он столько пережил на своем веку. И с этим тоже сумеет справиться.
Из окна комнаты в Большом доме Серенити наблюдала, как рассветные лучи солнца медленно окрашивают зеленые ветви деревьев в золотисто-оранжевые тона. Снизу слышался шум шагов, звон посуды и приглушенные звуки голосов: слуги открывали окна, хлопотали на кухне, готовя завтрак.
Добросердечная Кристен подарила Серенити несколько платьев и саквояж, который сейчас стоял в углу комнаты.
Когда Серенити глубокой ночью явилась в Большой дом, Кристен поджидала ее у порога. Она очень беспокоилась за новую подругу и так участливо выспрашивала, что с ней произошло, что Серенити не осталось ничего другого, кроме как признаться ей во всем. Она не утаила от Кристен и причин, по которым решила вернуться домой.
Кристен попробовала было ее переубедить, но, столкнувшись с решимостью и упрямством Серенити, оставила эти попытки.
В дверь тихонько постучали.
— Мисс Джеймс?
— Войдите, — сказала Серенити, узнав голос горничной Кристен.
— С вашего позволения, мисс. — Горничная лишь слегка приотворила дверь. — Внизу вас ждет экипаж.
— Спасибо. — Серенити заставила себя отойти от окна и на подгибающихся ногах подошла к саквояжу. Все это не сон. Она и в самом деле возвращалась домой.
Подхватив саквояж с пола, она вышла из комнаты. Кристен ждала ее возле лестницы. Руки ее были сложены на груди, губы сжаты в нитку.
— Никогда бы не подумала, что ты на это решишься, — вздохнула она. — Никогда!
«Я тоже».
Поравнявшись с Кристен, Серенити едва слышно прошептала:
— У меня нет выбора.
— Очень жаль, что ты так настроена. Я-то думала, ты умеешь драться за свое счастье.
Серенити горько усмехнулась. Сердитый взгляд подруги словно пригвождал ее к земле. Он лишал ее последних сил. А ведь они будут ей так нужны!
— В этой битве я обречена на поражение. Даже моя решимость, мое упрямство имеют пределы.
Кристен пожала плечами. Она изо всех сил старалась казаться суровой, но подбородок ее дрожал, глаза подозрительно блестели.
— Что ж, — сказала она. — В таком случае желаю тебе удачи. Благополучия и счастья. Жаль, что приходится так скоро с тобой расставаться, ведь мы стали настоящими подругами. А как ловко провели Моргана…
Серенити принужденно улыбнулась:
— Да, это вышло забавно… — И гораздо мягче прибавила: — Кристен, я не могу выразить, как благодарна тебе за все… Если ты когда-нибудь посетишь колонии…
— То непременно загляну к тебе. Кто знает, быть может, я уговорю Джорджа свозить меня в Саванну.
— О, у тебя непременно получится! — усмехнулась Серенити. — Значит, до встречи!
Они обнялись. Сердце у Серенити разрывалось от тоски. Она расставалась с единственной подругой. Женщины Саванны были совсем иными — жеманными, завистливыми, и ни с одной из них она не находила общего языка.
«Пора, Серенити. Спеши, пока не передумала».
Высвободившись из объятий Кристен, она заторопилась к двери. И приказала себе не оглядываться.
Взобравшись на ступеньку экипажа, Серенити все же повернула голову, чтобы в последний раз взглянуть на гостеприимный дом Дорранов. Кристен вышла на порог, чтобы помахать ей на прощание.
Экипаж тронулся так резко, что Серенити со всего размаха откинулась на подушку сиденья. Она ухватилась за дверную ручку, с усилием выпрямилась, выглянула из оконца и махнула Кристен. Через мгновение подруга скрылась из виду. Под колесами скрипел гравий подъездной аллеи. Вокруг, приветствуя рассвет, щебетали птицы. Их веселые голоса сопровождали Серенити на всем пути до берега. И от этих ликующих звуков тоска, сжимавшая ее сердце, становилась еще нестерпимее. Она с волнением оглядывалась по сторонам. Роскошные, усеянные цветами деревья, пышные кустарники, дорожки, посыпанные песком, веселые, жизнерадостные улыбки немногих из островитян, которые вышли на улицы в столь ранний час.. Она говорила всему этому «прощай» без надежды когда-либо снова вернуться сюда.
Но вот экипаж остановился у берега. Возница спрыгнул с козел и распахнул дверь. Серенити подала ему саквояж. Он бережно поставил его на землю. Поблагодарив его, Серенити с тяжелым сердцем направилась к маленькой гребной лодке.
Она запретила себе смотреть в сторону «Тритона», и все же глаза ее сразу его отыскали. Он стоял неподалеку от берега, такой же гордый и великолепный, как его капитан. Мачты, с которых были убраны все паруса, отчетливо вырисовывались на фоне лазурного моря. На топе одной из них весело поблескивала золотая змейка. Корабль тихонько покачивался в волнах, словно говорил ей «прости»… Над мачтами «Тритона» с пронзительными криками проносились чайки.
Палуба была пуста. Неужели Морган спит? Или, быть может, он сейчас украдкой за ней наблюдает?
Серенити отогнала от себя эти непрошеные мысли и заторопилась к лодке. Лодочник помог ей усесться на скамью и взялся за весла.
На всем недолгом пути к кораблю Серенити тщетно пыталась думать только о предстоящей встрече с отцом, сестрой и братом. Перед глазами ее стоял Морган. Его руки, которые вот так же поднимали и опускали весла, подталкивавшие лодку-вперед, к «Тритону», к счастью, которое оказалось таким недолгим…
Милосердный Боже, как она желала его! Он был ей нужен, необходим. Больше, чем воздух, которым она дышала. Борясь с желанием прыгнуть за борт и вплавь добраться до «Тритона», она с такой силой вцепилась руками в край скамьи, что костяшки пальцев побелели. Она не могла с ним расстаться. И готова была пожертвовать всем на свете, лишь бы не покидать его.
«Остановите лодку!» — кричала ее смятенная душа.
Но разве суждено им быть вместе? Нет, она мечтала о невозможном. Ведь ей хотелось иметь дом, детей. Он же не мыслил жизни без моря.
Тут ей припомнилась поговорка, которую часто повторял ее отец: «Рыба и птица могут влюбиться друг в друга, но где, спрашивается, будет протекать их совместная жизнь? Птица умрет с голоду, окажись она в море, что же до рыбы, то, попав на сушу…»
— Прощай, Морган! Прощай навек! — едва слышно произнесла она. И звуки ее голоса поглотил утренний туман.
Морган стоял у кормы, глядя на маленькую гребную лодку, которая приближалась к колониальному кораблю. Даже с такого расстояния он без труда узнал в единственном пассажире свою Серенити.
Он с трудом подавил в себе желание прыгнуть за борт и настигнуть ее вплавь. Вся команда вернулась из городка на парусник. Как он им объяснит этакое сумасбродство?
Нет, между ними все было кончено. Серенити навсегда его покинула.
Тяжело вздохнув, он повернулся и побрел в каюту.
Серенити замерла, увидев у борта парусника, на который она только что взошла, Джейка Дадли собственной персоной. Нахмурившись, она сдержанно кивнула ему. Что же до Джейка, то он склонился к самому ее уху и зашептал:
— Они понятия не имеют, кто я, мисс Джеймс. Буду чрезвычайно вам признателен, если вы не станете просвещать их на этот счет.
— Не лучше ли для верности отрезать мне язык? — недружелюбно отозвалась она.
Джейк расхохотался:
— Нет уж! С меня будет довольно вашего слова.
— В таком случае вам нечего опасаться. Ни команда и пассажиры этого корабля, ни читатели нашей газеты ничего о вас не узнают. Я решила похоронить свою мечту и больше не напишу ни строчки.
Лицо Джейка сделалось серьезным.
— Отчего так, мисс Джеймс? Ведь вам по душе это занятие.
Серенити вздохнула и невольно оглянулась на корабль Моргана.
— Не верю я больше в сказки со счастливым концом. Мимо них деловито сновали матросы, готовившие корабль к отплытию.
— Все переменится, вот увидите, — улыбнулся Джейк, но Серенити в ответ лишь грустно покачала головой и поспешила перевести разговор на другое:
— А как же «Королева смерти»? Ведь вы на ней собирались отплыть к себе домой?
Джейк развел руками:
— «Королева» нуждается в серьезном ремонте. А мне не терпится увидеть жену. Я так по ней стосковался.
Серенити протяжно вздохнула. Слова пирата бередили ей душу. Ей очень хотелось, чтобы Морган относился к ней так же, как этот жестокий убийца — к своей Лорелее.
— Уверена, она тоже без вас очень скучает, — вежливо произнесла она.
— А вот и нет. — Джейк с усмешкой подмигнул ей. — Вы так не думаете, мисс. Признайтесь откровенно: вас, поди, удивляет, что это она во мне нашла? Но знаете, я сам чуть не всякий день задаю себе этот вопрос. — Тут он весело расхохотался. — И до сих пор не нашел ответа!
Серенити невольно улыбнулась и спросила уже гораздо мягче:
— Так почему же вы в очередной раз покинули супругу?
— Я был нужен Моргану. Ведь вы же сами все прекрасно знаете.
— Вы к нему очень привязаны, не так ли? Джейк развел руками:
— Морская дружба. Это, знаете ли… м-м-м… прочная привязанность. Прочней каната.
— Джейк, — негромко спросила она. — Скажите, почему вы его пощадили, когда он пленником попал к вам в руки?
Джейк вздохнул. Вопрос этот явно его смутил. Помолчав, он с неохотой пояснил:
— Морган — отчаянно храбрый парень. Это вызывает уважение. Он тогда был совсем мальчишкой, однако не струсил, не молил о пощаде, как другие. У меня просто рука не поднялась перерезать ему глотку.
Серенити задумалась о том, какие странные обличья принимает порой судьба… Вот сейчас она предстала перед ней в виде пирата Джейкоба Дадли. Ведь не пощади он тогда Моргана, и она не встретилась бы с ним, не узнала его ласк… А навек осталась бы смешной старой девой из Саванны… И те несчастные, которых Морган вызволил из британской неволи, до конца своих дней тянули бы лямку в военном флоте, подвергаясь мучениям…
Грудь ее разрывалась от тоски по нему. Едва познав любовь, она принуждена навек позабыть о ней. Никогда больше мужская рука не коснется ее ласково и властно…
Но все же это свершилось! Любовь вошла в ее жизнь, чтобы на миг озарить ее небывалым светом, чтобы наполнить ее душу счастьем, ликованием, восторгом… И она сохранит память об этом волшебном чувстве на всю жизнь…
Вот какой подарок преподнесла ей судьба, принявшая облик Джейкоба Дадли.
— Знаете, — смущенно пробасил Джейк, — я давно хотел перед вами извиниться. Ведь это из-за меня вы оказались в такой дали от дома, вынесли столько испытаний. Простите меня великодушно за все мучения, что выпали на вашу долю, за страх и тоску, которые вам довелось пережить. И хотя наше знакомство началось с такой непростительной дерзости с моей стороны… Все же… Быть может, вы найдете силы простить меня? — Сере-нити взглянула на него с ласковой улыбкой, и лицо Джейка просияло. — Друзья? — Он протянул ей широкую ладонь.
— Друзья! — ответила она и подала ему руку.
И тотчас же паруса корабля надулись, и он заскользил по волнам вперед, к колониям. Серенити не удержалась от того, чтобы не оглянуться в последний раз на «Месть Тритона».
Джейк, смущенно кашлянув и избегая ее взгляда, проговорил:
— Ведь вас ждут впереди нелегкие времена, мисс Джеймс. Если не секрет, как вы объясните домашним свое отсутствие?
Серенити нахмурилась:
— Скажу им правду.
Джейк в ужасе вытаращил на нее глаза:
— Вы… Вы серьезно?
— Разумеется. А что еще мне остается? Лгать я не умею.
— Не худо бы и научиться, — назидательно изрек Джейк. — Придумать какую-нибудь достоверную историю. Например, что вы сбежали с возлюбленным и обвенчались, а он погиб, поэтому Вам и пришлось возвратиться.
Мысль была неплохой, но Серенити не задумываясь ее отвергла.
— Нет, Джейк. Ничего из этого не выйдет. Мои родные должны узнать правду.
— Правда ранит. Может, вам стоит все же пощадить их?
Тут ей вспомнилась Чатти, которую застали у озера наедине с возлюбленным, и то, как отреагировал на это отец: он стал держаться с ней подчеркнуто холодно, отстранение Он счел ее виновной в том, чего она не совершала.
— Знаете, — смущенно прибавил Джейк, — мне тут пришло в голову, что я вполне мог бы выдать себя за вашего супруга. И нарочно рассориться с вашим родителем, а после покинуть Саванну. Якобы в великом гневе.
Серенити звонко рассмеялась. Предложение Джейка показалось ей донельзя забавным. Он — ее супруг?!
— Спасибо. — Она сердечно пожала ему руку. — Благодарю вас за участие ко мне, но, знаете, тайное всегда в конце концов выходит наружу. Я всю сознательную жизнь писала правду и не стану теперь лгать людям. Нет, я пообещала самой себе, что никогда не пожалею о случившемся, и сдержу это обещание во что бы то ни стало.
Джейк понимающе кивнул.
— Но если вам вдруг понадобится помощь, дайте мне знать. Я тотчас же примчусь к вам на выручку. И никому не позволю вас обидеть.
— Послушайте, Черный Джек, — насмешливо произнесла она, — еще немного, и я приму вас, безжалостного морского разбойника, за мягкосердечного, участливого человека.
Джейк скорчил свирепую физиономию и, сделав вид, что хватается за воображаемый кинжал у пояса, сипло прошептал:
— Ох, леди, вы проникли в мою самую страшную тайну! Теперь мне не остается ничего другого, кроме как заставить вас умолкнуть навек!
Серенити весело расхохоталась и в тон ему ответила:
— Не беспокойтесь так, мистер Черный Джек. Я знаю немало тайн, которые унесу с собой в могилу. Одной больше, одной меньше — велика ли разница?
Тут к ним подошел один из матросов:
— Мисс Джеймс?
— Да, это я.
— Капитан велел мне проводить вас в вашу каюту. Серенити кивнула ему и, простившись с Джейком, сошла на нижнюю палубу. Каюта, которую ей предоставили, была небольшой, чисто убранной. Узкая койка помещалась в нише, совсем как у Моргана на «Тритоне».
— Капитан вскорости лично засвидетельствует вам свое почтение.
— Спасибо, вы можете быть свободны, — кивнула она матросу.
Стоило двери за ним закрыться, как Серенити дала волю слезам. Никогда больше она не увидит Моргана. Никогда!
Она села на койку и вынула из кармана бережно сложенный листок. То была его записка, которую она получила на «Тритоне» из рук поваренка Корта. Текст она помнила наизусть. Слезы застилали ей глаза, а она все смотрела и смотрела на строчки, написанные его рукой, и сердце ее разрывалось от тоски и печали.
Глава 20
— Ну что, капитан?
Морган, усаживаясь за стол в таверне «Голова вепря», вместо ответа на вопрос Барни лишь устало махнул рукой. В воздухе витали запахи пота, немытых тел, жареного мяса и эля. Морган приказал неряшливой служанке принести всем выпивку и мрачно уставился на кока, Барни и Уша-кии, которые давно уже ждали его возвращения.
— По-прежнему ничего? — понизив голос, осведомился кок.
— Ничего. Никаких следов. Никто ее не видел, никто о ней не слышал. Во всяком случае, так утверждают все, кого я расспрашивал.
Служанка принесла им по огромной кружке эля. Морган схватил одну из них и единым духом осушил до дна.
Спутники его встревожено переглянулись. Но ему было не до них. Досадуя на Серенити и на себя, он изо всех сил хватил кулаком по столу. Будь все проклято! И в первую очередь он, Морган Дрейк!
Каким же надо быть идиотом, чтобы позволить любимой и любящей женщине уйти?!
Он уже пятнадцать месяцев, три дня и пять часов вел тщетные поиски. Он побывал на корабле, который вез ее домой, но и там ничего не смог выяснить. Команда знала о ней не больше, чем все прочие, к кому он обращался с вопросами.
Джейк проводил ее в лодке до берега, где они вдвоем наняли экипаж, на котором она должна была отправиться в центр Саванны. И больше никто ее не видел. Она пропала без следа, словно растворилась в воздухе.
Ну что ж, значит, так тому и быть! С него довольно. Она исчезла, и он очень этому рад.
— Очень даже рад, ясно?!
— Вы о чем, капитан? — Глаза Ушакии едва не вылезли из орбит. — Чему это вы так рады?
— Ах, оставь! — прорычал Морган и осушил еще одну вместительную кружку эля.
— Ого-го! Смотрите-ка, чего только не выбросит на берег прибой! Какие дела заставили вас, джентльмены, прибиться к моему причалу?
— Брось свои шуточки, Джейк! — не оборачиваясь, мрачно буркнул Морган. — Мне не до веселья.
— Нашему капитану вот уж пятнадцать месяцев не до шуток, — пояснил словоохотливый Барни и приветливо кивнул Джейку. — За все это время даже не улыбнулся ни разу.
Морган сердито взглянул на него, но на старика это не произвело ни малейшего впечатления.
— Мы пытаемся отыскать мисс Джеймс, — вставил кок. — Но нам даже на след ее напасть не удалось. Так что капитан, того и гляди, со злости возьмет да выпустит нам всем кишки.
— А до чего же жаль, что вы не видели физиономию колониального капитана, когда мы взяли его корабль на абордаж! — рассмеялся Ушакии. — Он, поди, готовился с жизнью распрощаться, а нашему капитану всего-то и надо было, что разузнать про мисс Джеймс!
Морган нахмурился при воспоминании о том, каким идиотом он тогда выказал себя в глазах команды колониального судна. Да и своей собственной, если уж на то пошло…
И ради чего?
Ради сведений о жестокой гордячке, которая его отвергла.
Которая так сумела замести следы…
И тут он весь внутренне подобрался: в голове его, одурманенной элем, мелькнула светлая мысль. Ведь Джейк был последним, с кем ее видели!
Схватив друга за ворот, он притянул его к себе и свирепо пророкотал:
— Ты последний, с кем ее видели! А ну-ка отвечай, где она, а не то я сию же минуту тебя прикончу!
Джейк расхохотался ему в лицо:
— Ну-ну, приятель! Будь ты хоть чуточку трезвей, я бы со страху в штаны наложил, честное слово! — Он с силой высвободил помятый воротник из цепких пальцев Моргана. — Сколько времени вы околачиваетесь в порту?
— Да уж месяц, — пожаловался Барни. — Целый проклятущий месяц. И все без толку. А капитан не желает никуда отсюда трогаться, пока мы не отыщем барышню. Пусть, говорит, от нас одни косточки останутся, а «Тритон» сгниет, но без мисс Серенити мы отсюда ни ногой. — И старик понуро опустил голову.
— О-о-о, дружище Морган, —хохотнул Джейк, — ты, похоже, здорово втюрился в эту мисс Джеймс, а?
Морган сердито засопел.
— Не могла же она исчезнуть без следа! Она где-то скрывается, и рано или поздно я ее отыщу!
— Вот и славно, — примирительно проговорил Джейк. — Но до той поры предлагаю вам перебраться ко мне. Иначе вас отсюда, того и гляди, вышибут за неумеренные возлияния. Ведь ты, Морган, уже едва на ногах держишься!
— Никуда я не пойду! — заявил Морган, покачнувшись на стуле. — С места не сдвинусь, пока хоть что-нибудь о ней не узнаю!
— Ушакии и Родал, — скомандовал Джейк, — а ну держите его за плечи, потому как, если он добром со мной не пойдет, я его оглушу и потащу к себе домой силком!
— Только попробуй! — прорычал Морган.
И в следующий миг провалился в гулкую зияющую пустоту.
— Ну и удар у вас, капитан! — с восхищением проговорил кок, помогая Ушакии и Барни погрузить бесчувственного Моргана в повозку, что стояла у дверей «Головы вепря».
— Так мне не впервой угощать тумаком этого твердолобого господина, — смеясь, ответил Джейк. — Но что это с ним такое? Он, похоже, ночевал в свинарнике в обнимку с тамошними обитателями.
Морган и впрямь выглядел как вконец опустившийся нищий бродяга. Его нечесаные волосы длинными прядями свисали на плечи, подбородок и щеки покрывала двухнедельная щетина, а от перепачканной одежды разило так, словно он не менял ее несколько недель.
— Так ведь худо ему пришлось, — пояснил Барни, усаживаясь на козлы. — Хуже некуда. Как вы отплыли, мы, значит, денек еще постояли на якоре у Санта-Марии, а после капитан решил погнаться за барышней.
— И тут мы угодили в шторм, — подхватил кок. — Сбились с курса. Потом стали искать повсюду колониальный парусник, на котором вы с ней добирались до Саванны.
— А когда его нашли и взяли на абордаж, вас на нем уже не оказалось, — сказал Барни. — Вы успели сойти на берег. — Он грустно покачал головой. — Я капитана не видал таким угрюмым с тех самых пор, как померла бедняжка Пенелопа.
Джейк вздохнул, вспомнив о тех тяжелых для Моргана временах.
Бедняга Дрейк. Гордыня не в первый раз сыграла с ним злую шутку…
— Пожалуй, я знаю средство, которое излечит его от тоски. — С этими словами он вскочил на лошадь и пустил ее неторопливой рысью. — Следуйте за мной.
И повозка, в которой находились бесчувственный Морган, Ушакии, кок и Барни, покатилась по утоптанной дороге к плантации Джейка, что была милях в десяти от Саванны.
Едва они подъехали к воротам конюшни, как из дома выбежала Лорелея с маленьким Николасом на руках и бросилась к мужу. При виде жены Джейк широко улыбнулся. Ее длинная рыжая коса была уложена на затылке красивым венчиком, на щеках играл румянец. Лорелбя казалась ему такой же красавицей, какой она была вдень их первой встречи.
— И что, по-твоему, ты сделал, Джейк Дадли? — напустилась она на него.
— Доброе дело, какое всякий христианин обязан совершать хотя бы раз в год, — усмехнулся Джейк, любуясь ею.
Лорелея погладила хнычущего младенца по кудрявой головке.
— Ты не должен был его сюда привозить. Ведь обещал же!
— Обещал ничего ему не говорить. А насчет всего остального уговора не было, — добродушно возразил Джейк.
— Джейкоб Дадли! — с угрозой произнесла она.
— Лорелея Дадли! — с улыбкой отвечал Джейк. — Доверься мне. Все будет как надо!
Лорелея, закатив глаза, похлопала ребенка по пухлой спинке.
— Я помню, чем все закончилось, когда ты в последний раз произнес эти слова!
Джейк чмокнул ее в щеку и потрепал ребенка по головке.
— Ступай в дом, женщина. Я пока должен заняться нашим гостем. Надо привести его в надлежащий вид, а то смотри: пугало, да и только!
— Я тебе не женщина! — рассердилась Лорелея. — А миссис Джейкоб Дадли! — Бросив на супруга грозный взгляд, она решительно направилась к дому.
Джейк жестом велел спутникам Моргана вытащить бесчувственного капитана из повозки и отнести в дом.
— Придется его отмыть, отскрести как следует и сбрить щетину. А там он, глядишь, и отрезвеет.
— Да неужто? — усмехнулся кок. — Рады будем на это поглядеть. Мы ведь его трезвым не видели с тех самых пор, как сбежала мисс Джеймс.
— Точно, — кивнул Барни. — С того самого дня. Джейк многозначительно улыбнулся. Он знал, что потрясение, какое предстояло пережить его другу Моргану, отрезвит его в считанные секунды.
— Погодите, вот я вас всех прикончу! — заявил Морган.
— Да ты спасибо нам должен сказать, — смеясь, возразил Джейк. — Каких трудов нам стоило соскрести с тебя всю грязь! А одежду, что была на тебе, я приказал спалить. Такими гнусными лохмотьями любой бродяга побрезговал бы.
Морган бросил на него яростный взгляд. Трое его подчиненных и Джейк весело хлопотали вокруг него, насильно заливая ему в глотку какую-то вонючую жидкость. Разумеется, в иной ситуации он никому не позволил бы так над собой издеваться, но беда заключалась в том, что, пока он был без чувств, эта компания накрепко привязала его к деревянному стулу. Морган не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Все, что ему оставалось, — это бросать на всех поочередно свирепые взгляды и грозить им самыми страшными карами.
— Молитесь Богу, — мрачно заявил он, — чтобы я никогда не распутал эти веревки!
Джейк дружески ему улыбнулся:
— Будет тебе, приятель. Потерпи еще совсем чуток. А мы после таких усердных трудов заслужили право хоть немного от тебя отдохнуть. — И он прибавил, обращаясь к остальным: — А ну, сойдем-ка вниз и пропустим по стаканчику за здоровье нашего отважного капитана Дрейка!
— Не смей меня здесь бросать одного, Джек! — взревел Морган.
— Мое имя Джейк, а одному тебе уж недолго оставаться. — И с этими словами хозяин дома повел гостей в винный погреб. Кок, шедший последним, плотно притворил за собой дверь.
Минуло несколько минут. Морган мысленно изобретал казни, каким подвергнет вероломных членов команды и Джейка, как только ему удастся сбросить путы с рук и ног. И тут дверь распахнулась.
— Лорелея, знаешь… — раздался до боли знакомый голос, и в комнату заглянула Серенити.
Морган оцепенел. Дыхание замерло в его груди. Не снится ли ему это?
Серенити была поражена не меньше его.
— Что ты здесь делаешь? — удивилась она.
Он взглядом указал ей на веревки, которые стягивали его запястья.
— Сижу на жестком и неудобном стуле. — И тут впервые за долгих пятнадцать месяцев уголки его рта дрогнули в улыбке.
«Господи, благослови Джейка Дадли. И накажи его за скверную шутку, какую он надо мной сыграл».
Серенити изогнула бровь:
— Ты, вероятно, рассчитываешь, что я тебя освобожу? Улыбка на лице Моргана стала шире.
— Буду очень тебе признателен.
— Но я ничего подобного делать не намерена. Всего хорошего, капитан Дрейк. — И, к немалому его удивлению, она стремительно вышла из комнаты.
— Погоди! — крикнул он ей вдогонку. Но ее и след простыл.
Через несколько мгновений, в течение которых Морган не раз усомнился в собственной вменяемости, дверь снова распахнулась и в комнату вбежал Джейк.
— Послушай, приятель, — с волнением сказал он, — обе наши женщины просто вне себя от злости. — Он вытащил из-за пояса нож и несколькими быстрыми движениями рассек веревки, которые стягивали запястья и щиколотки Моргана. — Она затворилась в кабинете, внизу. Постарайся уж как-нибудь ее улестить, а то нам с тобой обоим, того и гляди, придется искать пристанище на «Тритоне».
— Но почему ты мне сразу не сказал, что она здесь?
— Потому что пообещал и ей, и Лорелее, что не обмолвлюсь об этом и словечком. Ни с кем, и прежде всего с тобой, дружище.
— И после этого, — засопел Морган, — ты смеешь называть себя моим другом?!
— Так не будь я твоим другом, — усмехнулся Джейк, — разве бы я сунул голову в петлю, притащив тебя сегодня сюда? Видишь, чем это обернулось? Давай-ка, ступай вниз. И сделай все, чтобы твоя Серенити сменила гнев на милость.
Морган сбежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и бросился в кабинет Джейка. При виде него Серенити сердито сдвинула брови.
— О, как я ненавижу этого вероломного Джейкоба Дадли! — воскликнула она. — Я ведь просила его сказать Лорелее, что жду ее здесь, а вместо этого он прислал ко мне тебя!
Морган растерянно переступил с ноги на ногу.
— Но почему ты так зла на меня? — Он сделал несколько шагов и остановился рядом с ней. — Я наконец отыскал тебя, и вот как ты меня встречаешь!
Серенити поморщилась, как от боли.
— Отыскал меня?! О, какая неожиданная радость! Мне что же, следует теперь нарядиться в лучшее платье или упасть перед тобой на колени, униженно благодаря за то, что ты через столько времени соизволил обо мне вспомнить?
Морган невольно рассмеялся и, обняв ладонями ее лицо, весело заметил:
— Ты все такая же! Господи, как же я тосковал по тебе! Она отстранилась от него:
— Это не игра, Морган! И я не нахожу ничего забавного в том, что…
— Но я же все это время только и делал, что пытался тебя найти! Разве никто не говорил тебе?..
— Да, ты занимался поисками. Не спеша, никуда не торопясь, словно время остановилось и ничто на свете никогда не может измениться. Ты явился в типографию моего отца и расспросил обо мне его и Дугласа. А услышав от них, что они ничего не знают, взошел на корабль и отплыл в неизвестном направлении. Прости, но такая забота о моем благополучии не производит на меня впечатления.
Морган с досадой мотнул головой.
— Послушай меня, женщина! С тех пор, как ты меня бросила, я шел по твоему следу! Но на море поднялся шторм. Или ты об этом не знала?!
— Отчего же? Знала.
Аллилуйя! Еще немного, и она оттает.
— Мы сбились с курса и потому прибыли в Саванну, когда тебя уже и след простыл. После разговора с твоим отцом я начал расспрашивать о тебе буквально всех и каждого. Но ничего не добился. Курсировал между Санта-Марией и Саванной в надежде, что ты, быть может, и впрямь нанялась матросом на какой-нибудь корабль и я тебя когда-нибудь встречу, узнав даже в мужском платье. Потом мы снова вернулись в Саванну и возобновили расспросы… Неужели тебе никто не рассказал об этом?!
— Я…
— Да и вообще, что ты здесь делаешь?
— Подбоченившись, она сердито произнесла:
— Джейк убедил меня, что у них с Лорелеей мне будет лучше. После позора, который пережила моя сестра, отец согласился отпустить меня к ним. Я решила покинуть Саванну, чтобы не навлекать бесчестье на свою семью.
— Но почему тогда твои родные скрыли это от меня?!
— Я их об этом попросила.
— И ты еще злишься, что я так долго не мог тебя найти?! —Тебе не следовало так легко сдаваться! Ты должен был…
— Серенити, а вот и мы! — воскликнула Лорелея. Но при виде Дрейка она сердито сдвинула брови, и тон ее стал холодно-отчужденным. — Здравствуй, Морган.
Он пожал плечами. Лорелея прежде всегда держалась с ним дружелюбно. Что же это на нее нашло?
— Привет, Лорелея. — Он учтиво поклонился ей и, чтобы немного разрядить обстановку, ставшую слишком напряженной, подошел к ней и погладил по головке младенца, который сидел у нее на руках. — Мальчик или девочка?
— Мальчик, — ледяным тоном ответила Лорелея. — Николас.
— А в кого это он у вас такой жгучий брюнет?
— В своего отца.
— Лорелея! — Морган погрозил ей пальцем. — Джейк, насколько мне известно, яркий блондин. Что же до тебя, то веемы видим…
— Но кто тебе сказал, что мы с Джейком его родители? — И Лорелея бросила выразительный взгляд в сторону Серенити.
Морган стоял словно громом пораженный. Николас — его сын! Это их с Серенити ребенок!
Серенити подошла к Лорелее и взяла у нее младенца.
— Он хорошо себя вел?
— Прекрасно. Только, похоже, мы успели сильно проголодаться, — с улыбкой сказала Лорелея. И в подтверждение ее слов мальчик издал пронзительный крик. Лорелея покосилась на Моргана и с усмешкой произнесла: — Послушай, Серенити, новость о ребенке, того и гляди, убьет беднягу Дрейка. Смотри-ка, на нем прямо лица нет!
Серенити пожала плечами:
— Ты знаешь мое мнение о мужской слабости, и о женской силе, и о деторождении…
— Так он мой? — выпалил Морган первое, что пришло ему на ум, едва только он оправился от потрясения.
Серенити смерила его презрительным взглядом.
— Я… — запинаясь, проговорил он. — Я… Ты меня не так поняла. Я просто не знаю, что сказать… У меня голова кругом идет. — И он страдальчески прижал ладонь ко лбу. — Почему ты скрыла это от меня?!
— Ты и сам мог предположить нечто подобное! — воинственно выпятив подбородок, парировала Серенити.
Морган сердито сжал ладони в кулаки.
— Но ты одна прошла через все испытания… О, если бы у тебя достало здравого смысла известить меня…
— Я меньше всего на свете хотела связывать тебя собой, Морган. А тем более ребенком. Узнав, что я беременна, ты непременно добился бы от меня согласия на наш брак. А ведь я сказала тебе на Санта-Марии, что не желаю быть для тебя обузой, не могу требовать, чтобы ради меня ты отказался от жизни, к которой привык.
На глазах у Моргана выступили слезы. Он не заслуживал любви такой женщины, как Серенити Джеймс. Сильной духом, отважной, благородной.
Да будь он хоть вполовину таким же смелым, как она, и нога ее никогда не ступила бы на палубу колониального парусника. Она осталась бы с ним на «Тритоне». Он сумел бы уговорить ее не покидать его.
А после… Они купили бы дом где-нибудь на берегу и, обвенчавшись, ждали бы появления на свет Николаса. И когда для Серенити настал бы час тяжких испытаний, он был бы рядом с ней…
— Пожалуйста, прости меня, Серенити, — прошептал он. — Я искал тебя, потому что не могу без тебя. Мы должны быть вместе — ты, я, Николас… У нас будет дом. Плантация, как у Джейка с Лорелеей. А если хочешь, мы станем заниматься бизнесом, торговлей. — Он взял ее за руку, другой рукой обняв ребенка. — Мне теперь безразлично, где жить, — на суше ли, на море. Главное, чтобы ты была со мной, Серенити, любовь моя! Ты и наш сын! — Он еще крепче сжал в объятиях их обоих и с мольбой прибавил: — Пожалуйста, ответь мне «да»!
Серенити с глубоким вздохом обратила глаза к Лорелее, словно ища у нее поддержки. Но той уже и след простыл. Когда она снова взглянула на Моргана, на лице ее сияла ласковая улыбка, в глазах плясали темно-синие и золотистые искорки.
— Конечно, да, мой бесстрашный пират! Ведь ты знаешь, я никогда не могла устоять против твоих волшебных чар!
Эпилог
— Мам! — Николас ворвался в ее кабинет со скоростью урагана.
Серенити выпрямилась и отложила в сторону перо.
— Мам, скажи Майклу, пусть отдаст мой кораблик!
— Очень мне нужен его дурацкий кораблик! — с презрением выпалил восьмилетний Майкл, выглядывая из-за плеча брата. Для этого ему пришлось подняться на цыпочки. — Барни и Элизабет спустили его на воду. В нашем пруду.
— Тогда почему ты мне сразу об этом не сказал? — напустился на него Николас.
— А ты меня спросил? Спросил?! Нет, сразу стал орать, что это я его взял!
— Мальчики! — прикрикнула на них Серенити. — Не ссорьтесь, милые. И не мешайте мне работать.
— Прости, мам, — хором произнесли братья.
— Надо было сразу мне сказать, — понизив голос, пробубнил Николас и вытолкнул брата из комнаты.
— Надо было спросить! — донесся с лестничной площадки голос Майкла.
Серенити ласково улыбнулась. Она нежно любила всех своих троих детей, но порой они бывали несносны.
Не успела она сосредоточиться на работе, как в дверь постучали.
— Да, — рассеянно произнесла она, делая пометки в рукописи.
На сей раз к ней в кабинет пожаловал Морган.
— А тебе что нужно? — нежно улыбнувшись ему, спросила она.
После десяти лет брака Серенити все так же восхищалась его красотой, которая за эти годы нисколько не поблекла.
— У меня для тебя сюрприз. — Он вошел в кабинет, пряча руки за спиной.
— Сюрприз? Какой?
Морган положил на ее рабочий стол книгу в красивом переплете. Серенити склонилась над ней:
— Мой роман?!
Он кивнул ей. Лицо его так и сияло от гордости.
— Прошлым летом я встретил в Нью-Йорке одного издателя…
— И отдал ему мою рукопись? Ту, которая мирно лежала в чулане? Но почему ты скрыл это от меня?
— Потому что желал увидеть, какое у тебя будет лицо, когда ты увидишь ее напечатанной! И вот теперь моя мечта сбылась!
Она счастливо засмеялась. И Морган, вторя ее смеху, добавил:
— Но у меня была еще одна причина желать, чтобы твоя книга была издана. Ведь ты обессмертила мое имя, дорогая!
Серенити с улыбкой провела пальцем по золотым буквам на обложке книги: «Приключения Морского Волка».
— Ты издал ее под моим псевдонимом, — сказала она. — «С.С. Джеймс».
Он кивнул и склонился над ее рабочим столом.
— И кто же станет главным героем твоей новой повести?
— Не спрашивай.
Он в шутливом изумлении вытаращил глаза:
— Только не говори мне, что это статья о женском равноправии!
— А что, если именно статья? Неужели ты до сих пор… Но он закрыл ей рот поцелуем.
— Моя женщина должна знать свое место, — прошептал он ей в ухо. — И место это — спальня. Как насчет четвертого ребенка, миссис Дрейк?
Серенити закусила губу.
— Но до ночи еще далеко, капитан. За окном ясный день.
— Однако вчера вас это не остановило!
И прежде чем она собралась с ответом, он подхватил ее на руки и понес в спальню.